«Главный приз»

Главный приз (fb2) - Главный приз 922K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Натан Темень

Часть 1. Ловушка для дрозофилы

Пролог

— Мухомор? На, получи! — Маруся ловко поддала ногой по крепкой красной шляпке.

Пёстрый кружок отлетел, рассыпая вихрь белых крошек, и приземлился в траве. Белая кривоватая ножка осталась стоять, топорща тоненькую пелеринку. Маруся фыркнула. Бросила корзинку, и сказала, глядя на едва прикрытое дно, где сцепились шляпками несколько разновозрастных маслят:

— Да чтоб вам лопнуть!

Вздохнула, поджав губы на манер старшей сестры, и уселась на торчащий из тонкой спутанной травы обломок трухлявого берёзового ствола. Развернула тряпицу, разложила на коленках и с усилием откусила от краюшки. Жуя неподатливую корку, оглядела полянку. Кисло подумала, что и тут ничего не найдёт.

— Пустая корзинка-то, красавица?

Она уронила обкусанную краюшку в траву.

— Да пустая, дядька Федот.

Коричневая лохматая сука обежала её сбоку, и уселась перед ней, добродушно открыв пасть. Засопела, вывалив розовый язык меж белых, косо посаженных клыков. Маруся зашарила по траве, подобрала хлеб и протянула к влажному собачьему носу. Сука шевельнула ноздрями и облизнулась. Из угла растянутой в улыбке собачьей пасти потянулась струйка увешанной древесной трухой слюны.

— Зря стараешься, девка. Она у чужих не берёт, — лесник отлепился от ствола, снял ушастую шапку и отёр пот с морщинистого лба.

Шагнул, хрустя тяжёлыми сапогами по сухим сучьям, остановился у неё за спиной.

— Знаешь ведь, здесь собирать не положено. Как расплачиваться теперь будешь?

Он сжал ей плечо, и Маруся почувствовала, как тонкая рубашка под тяжёлой ладонью стала влажной.

— Дяденька Федот, возьмите мои грибочки, вот тут… — Она подобрала корзинку, вытянув трясущуюся руку вперёд.

Лесник засмеялся. Собака двинула задом по траве, глядя на Марусю, зевнула с прискуливанием и чихнула. Метнулась корзинка, упала на собачью морду, нахлобучилась диковинным шлемом. Плетёная ручка охватила мохнатую шею, прижав лопухи-уши. Посыпались разбитые в крошку маслята.

Перепрыгнув собаку, Маруся метнулась через поляну. Сука затрясла головой, тщетно пытаясь стряхнуть застрявшую на ушах корзинку. Слыша, как ругается чёрными словами лесник, треща сзади по сухим веткам, Маруся взвизгнула. Подобрав юбки, отчаянно оттолкнулась обеими ногами от края воронки, оставшейся после вывороченного огромного пня. Приземлилась на коленки, обернулась и увидела обегающего яму Федота.

По-звериному подскочив с места, бросила себя под тень нависшего с края поляны огромного дерева. Затрещала зацепившаяся за сучок домотканая юбка.

Маруся обогнула дерево и понеслась прочь от поляны. Какое-то время она слышала за спиной топот ног, потом лесник остановился и крикнул:

— Стой, дурёха!

Она не остановилась, и он крикнул ещё, повысив голос почти до бабьего визга:

— Вернись, не трону!

Освободившая, наконец, голову собака остановилась у его ног. Прижалась к сапогу и, глядя вслед убежавшей добыче, повела носом и подняла шерсть на загривке.

Лесник снял шапку, скомкав в кулаке, отдуваясь, и бросил себе под ноги.

— Эх, тудыть её, — сказал с досадой. — Пропала девка.

***

Прошло много лет…

Рамис глубоко вздохнул и строго посмотрел на бабку Любку. Она тоже глядела на него круглыми блестящими глазками, и улыбалась.

— Ты давай не сиди, записывай, — поощрила его бабка, указав острым подбородком на листок бумаги.

Он бросил ручку на стол.

— Бабка Любка, да что я вам, собака сыскная?

— А я тебе говорю, пропала она.

— Суток не прошло, одних суток!

— Для нашей Нютки и одни сутки… Для таких как она, день за трое надо засчитывать.

Милиционер помотал головой. Нютку он знал хорошо. Её все знали.

— У Петровича искали?

— А как же, — бабка продемонстрировала маленький телефончик. На блестящем розовом чехле болтались фенечки. — Первым делом.

— И что?

— Жена у него из города вернулась.

Рамис задумался. Перед глазами возникла нелепая картинка: внезапно вернувшаяся жена Петровича душит пухлыми руками в золотых кольцах вытащенную из супружеской постели Нютку. А потом они вместе с повинившимся мужем закапывают её в огороде. Торопливо мелькают лопаты, комьями летит чернозём. Тьфу ты, глупость…

— … ещё на той неделе отдать обещалась, — продолжала рассуждать бабка Любка, ёрзая в мягком офисном стуле, — а у меня доход не такой, как у тебя, милок. Вон как вас обеспечили, гляди, что мебель, что обои на стенах — прямо царские палаты. Так что садись-ка ты на свой танк, да поезди, поищи Нютку. Авось найдёшь.

Танком местные метко прозвали служебный автомобиль.

— Вот с делами разберусь, и поищу. — Милиционер ткнул пальцем себе за спину, где на бежевой стене висели аккуратно прицепленные портреты. Эти лица не смогли бы занять первых мест на конкурсах красоты, даже в их провинциальной глухомани. Тёмные копии фотографий давали смутное представление о внешности и нелёгком жизненном пути пропавших без вести граждан.

— Энти тут давно висят, — бабка махнула рукой. Поднялась с нагретого сиденья, и пристроила на локоток клеёнчатую сумку с пришитым махровым цветком цвета электрик. — А денежки она одолжила ещё на той неделе…

Выпроводив бабку, Рамис вернулся к столу и вытащил из ящичка ключи от машины. Вовсе не деньги всполошили его соседку, уж он знал бабку. Раз прибежала, значит, неспроста. Бабка Любка пользовалась среди жителей посёлка авторитетом и слыла всезнайкой. Болтали даже, что она в молодости вовсю практиковала сглаз и приворотные зелья, но это уже была совершенная чепуха.

Закрыв отделение, он спустился с новенького крыльца, отделанного светлой плиткой. В дождь плитка немилосердно скользила, что уже послужило причиной множества синяков и шишек граждан, шутивших, что на крылечке отделения можно устраивать конкурс виртуозного мата. Рамис забрался в служебную машину.

Солнце припекало уж вовсе невыносимо, когда он остановился на развилке пыльной дороги. Накатанная её половина вела через поля к хозяйству. Другая часть, с проросшей травой колеёй, тянулась вдоль засаженного викой обширного участка земли. Виляла меж редких островков чахлых берёзок и пропадала из глаз у края лесопосадки.

Там, за полосой выстроившихся шеренгой лиственных деревьев, была граница района. Ну, не совсем граница. Меж землями соседних хозяйств лежало подобие нейтральной полосы. Это был кусок земли, густо поросшей лесом. Лес этот был жалким остатком того первобытного леса, который простирался когда-то, насколько хватало взгляда, и на чьей территории теперь расположились поля и фермы.

Теперь это была неровная полоса соснового леса, обрамлённая широкой каёмкой травы. Сразу за спутанным зелёным ковром, из которого торчали головки бессмертника, и жёлтенькие метёлки сорняка, высилась стена матёрых сосен. Здесь они росли не ввысь, а вширь. Их внушительные тела покрывали торчащие в шахматном порядке штыри веток, и плотная шкура коричневой коры.

В густой тени, начинавшейся почти сразу за стеной деревьев, пёрли из земли здоровенные шляпки боровиков. А ещё дальше смутно виднелись ряды выстроившихся в кружки ярко-рыжих лисичек.

Милиционер выбрался из машины в траву у обочины, потоптался, разминая ноги и рассеянно глядя на махровые головки цикория, густо торчащего вдоль дороги. Дальше ехать было бесполезно. Не в соседний же район дурная баба подалась?

Он глубоко вдохнул нагретый солнцем воздух, настоянный на травах и сосновой смоле. Повернулся к машине, и замер. Ожесточённо почесал крепкой пятернёй вспотевший затылок, отчего густые чёрные волосы встали дыбом.

Хлопнул дверцей машины, яростно морщась и шаря по карманам. Нет, бумажка осталась в офисе. Ориентировка на завёдшегося в соседнем районе маньяка пришла в прошлом месяце. «Ну, Нютка, найду живой, сам прикончу!»

Повертел головой, и решительно двинулся вдоль кромки леса по густой, высокой траве, поднимая облачка пыльцы и толпы вспугнутых кузнечиков. Край леса стал забирать влево, солнце повернуло и скрылось за верхушками сосен. Ощупав сумку, висящую на боку, он нашёл лежащий в кармашке фонарик. Поправив хлястик и застегнув верхнюю пуговку рубашки, милиционер решительно шагнул под деревья.

Он стоял у края маленькой полянки, когда-то образовавшейся после падения большого дерева. Ещё виднелся остаток огромного пня в округлой яме, полной полусгнивших листьев и веток. Рамис обвёл глазами полянку и смачно выругался. Под массивными стволами, окружившими поляну, громоздились кучи мусора. Наполовину уйдя в землю, высился блок железобетонной трубы. Из его потемневшего от дождей бетонного бока торчали беспорядочно согнутые прутья арматуры. Трубу подпирали обрывки бывших когда-то металлическими листов, теперь проржавевшие в рыжую труху. За ними громоздились потерявшие первоначальный вид груды того, что было раньше вещами.

— Вот гады. И сюда уже добрались.

Он пнул в досаде ногой в добротном ботинке покосившийся железобетонный бок.

— Эх, где моя прививка от столбняка! — махнул рукой и шагнул в вяло спружинившую под ногой ближайшую кучу.

В весёлом отчаянии полез дальше. Пошатываясь, перебрался через груду остовов старых кинескопов, ухватился за ребро вставших домиком строительных панелей, переломившихся пополам, и образовавших шалаш. Шалаш напомнил Рамису древний сувенир, пылившийся на полочке у его бабушки. Сувенир из папье-маше назывался «Ленин в Разливе».

Милиционер чихнул, отёр вспотевшее лицо ладонью. Пролез в треугольный просвет между панелями. Под ногами затрещало, он пошатнулся и заскрёб пальцами по шершавой поверхности плиты, сдирая пыль и ветхую паутину. Потом под ногами провалилась земля, и он с тошнотворным ощущением падения в животе рухнул вниз.

Полежал немного, потом подобрал ноги и подвигал головой. Нашарил и вытянул из кармашка сумки фонарик. Кружок света запрыгал вокруг, показывая только мрак.

— Темно, как в … — Он осторожно разогнулся. Вытянул руку, ощупывая земляные комья. Под пальцами осыпалась труха. Задрал голову, выискивая отверстие.

Над ним высветилось неровное пятно, и перед глазами замаячило почему-то лицо Нютки. Он затоптался, озираясь, ожидая наступить на мягкое. Вытянул руку в сторону и пошатнулся, не встретив опоры. Осторожно переступил по неровной поверхности и двинулся в пустоту, ведя ладонью по земляной стенке. Если она свалилась в дырку, то могла и не выбраться самостоятельно, сказал мысленно, чувствуя противный холодок внутри. Потом резко остановился, с присвистом втянул воздух сквозь зубы и, торопливо царапая пальцами кобуру, вытянул пистолет.

— Ну, маньячок, если это твоя нора… Держись, ловить буду.

Впереди зашуршало. Он мгновенно направил туда кружок света, не дыша всмотрелся. Ему показалось, что впереди что-то промелькнуло.

— Крысы… — не веря самому себе, пробормотал Рамис. Постоял, прижавшись вспотевшей спиной к земляной стенке лаза. Узкий проход изогнулся, завернул улиткой влево. Понимая, что лучше бы вернуться, не строить из себя героя сыска, а отослать сообщение и позвать подмогу, милиционер полез дальше.

Потом он ощутил, что бока рубашки уже не отираются о землю. Протиснулся ещё немного, поводил фонариком. Никак, пещерка, подумал с весёлым изумлением. Увидел как наяву центральный офис в районном городе, и себя, принимающего наградные часы из рук высокого начальства. Начальство трясло руку герою и ласково улыбалось.

Опять зашуршало, на этот раз сзади. Он дёрнулся, разворачиваясь, но ничего не увидел. Зато услышал тихий смешок, от которого у него по всему телу прокатились мурашки размером с кулак, а живот скрутило узлом.

— Кто здесь? — сипло крикнул он, мелькая кружком света. Взяв пистолет и фонарик так, как его учили и отступил к стенке лаза. Чувствуя за спиной опору, повторил:

— Кто здесь? Не двигайтесь, и назовите себя!

Опять засмеялись, на этот раз сбоку. Потом что-то коснулось его ноги, он повернулся, и ему стало нехорошо. В кромешной тьме светлело лицо человека. Человек улыбнулся, показав зубы и глядя на него бледными глазами. Протянул руку к фонарику.

Милиционер отпрянул, выставив ствол перед собой, а светлое пятно лица растеклось перед глазами, и возникло в другом месте. Он повернулся, повёл дулом вслед, весь холодея от вновь раздавшего смешка за спиной. Потом без малейшего шороха фонарик выдернули у него из руки. Пятнышко света метнулось в сторону и, прокатившись немного, остановилось, вплотную светя в серую комковатую землю.

Глава 1

Прошло ещё много лет…

Зеркальные стёкла главного офиса корпорации «Айсберг», почти под самой крышей небоскрёба, отразили слабый свет тоненького месяца. Потом на блестящий серебристый серп наплыла мохнатая тучка, и месяц провалился в темноту. Громада небоскрёба, искусно подсвеченная цветными прожекторами, торчала посреди своих собратьев одиноким утёсом. Громадным клыком из сверкающего льда, из тех, что топят зазевавшиеся корабли.

Тишина стояла в затемнённых офисах, вечером отмытых стайкой уборщиков до стерильного блеска. Особая гудящая тишина, где неслышно для человеческого уха работали носители информации. Совершенно секретные данные корпорации, её кровь и лимфа, неслись по артериям проводников с немыслимой скоростью, оседали в кристаллах памяти мерцающими пластами.

Человеческое ухо не различило бы отдельных звуков, и самое большое, что мог уловить дремлющий за столиком у стены охранник — тихий гул. Но он не слышал и этого в силу многолетней привычки.

Молчали системы сигнализации. В полночь охранник, сонно помаргивающий за своим столом, заметил, как по экранам монитора пробежала мгновенная рябь. Потом рябь исчезла и картинка восстановилась. Машинально он проверил состояние системы. Всё было в порядке. Охранник вздохнул, поёрзал на стуле и прикрыл глаза.

В кабинете генерального, в святая святых, прямо на директорском столе, сидела, свесив ножки, молоденькая девица. Она поёрзала на гладкой столешнице, одёрнула короткую юбочку и перевернула страницу солидного альбома. Подарочный экземпляр, с золотым обрезом и мелованными страницами, что разлёгся на худеньких коленках, весил как добрый кирпич.

Девица сморщила веснушчатый носик, досадливо сдула светлую прядку с лица, и принялась разглядывать фото на развороте. На фото генеральный директор красовался на ступенях крыльца величественного небоскрёба корпорации. Он улыбался в камеру и тряс руку новому деловому партнёру. Сверкали белые зубы, горели огнём бриллианты запонок на безукоризненных манжетах.

Девица повела пальчиком по надписи под фотографией, шевеля губами, прочла выписанную красивым шрифтом сточку.

— Любуешься? — спросили от порога, и она вздрогнула. Прямо на полотне двери, посреди панели натурального дерева, возник абрис женкой фигуры.

Скользкая обложка выскользнула из пальчиков, и тяжёлый альбом грянулся об пол. Девушка соскочила со стола. Фигура на дверном полотне уплотнилась, плоский силуэт обрёл объём, образовав тонкую талию, крутые бёдра и выпуклости груди. Женщина вошла в кабинет, миновав полотно из фанеры и дерева, словно полоску тумана. Прикреплённый на двери календарь на мгновение расплылся радужными пятнами, и снова возник за спиной рыжеволосой дамы.

— Ты не Анита, — тихо сказала девушка, отступая к стене.

Женщина улыбнулась. Голубые глаза сощурились. Она кокетливо накрутила на пальчик выпавший из причёски рыжий локон.

— Анита здесь. Со мной, — рыжая улыбнулась улыбкой сытой акулы. Разгладила складки платья на талии. Блеснули острые лакированные ноготки.

— Вы не можете, не должны здесь находиться! — крикнула девушка. Шагнула вперёд. Женщина опять улыбнулась. Кивнула на валяющийся на полу альбом:

— Ошибаешься, сестрёнка. Теперь мы партнёры. Как говорят у вас, вернее, теперь у нас: «Вливайся»!

— Убирайся вон! — прошипела девушка, шагнув ещё ближе.

Она сильно побледнела. Её силуэт замерцал в темноте кабинета. Датчики на стене зафиксировали резкое понижение температуры. С тихим щелчком включился и мерно загудел замаскированный под панель кондиционер. Рыжая отступила на шаг, обернулась. Вслед за ней, по уже проторённому пути, в кабинет вошла ещё одна женщина. Замерла, глядя в упор на девушку. Мгновение они стояли друг против друга, напряжённо вглядываясь, словно борцы, выясняющие силы соперника. Потом, с неуловимой задержкой, один за другим в темноте вспыхнули и расплылись два огненных клубка. Давящий гул мерно работающих приборов сменился оглушительным воем, с низких вибрирующих нот поднялся до нестерпимого визга и внезапно оборвался.

***

Охранник перевернул листок кроссворда. Почесал лоб кончиком карандаша. Поднял глаза на мониторы. Ему показалось, что экран, на котором привычно поблёскивала полировка роскошного дубового стола в кабинете генерального директора, внезапно мигнул и пошёл мелкой белой рябью. Охранник с полминуты глядел в монитор, выкрутив звук до максимума. Тихое гудение фона успокоило его, он в последний раз посмотрел на возвышающееся в углу у директорского стола кожаное кресло, на ряд мягких стульев у стены, и вернулся к кроссворду.

В кабинете никого не было. Только слабо подмигивал огонёк сигнализации, мерно шуршал затихающий кондиционер, да светил золотым обрезом забытый кем-то на столе подарочный альбом.

***

Подул утренний ветерок, и клочья белёсого тумана поползли над пыльной травой. Зашуршали листья тоненьких тополей лесопосадки. Шоссе в этот ранний час было пусто. Гладкий, расчерченный несмываемой краской асфальт потемнел от росы, и полоса шоссе казалась новенькой, будто только что выглаженной дорожными катками.

— Ещё одна, — пробормотал бомжеватого вида мужичок, потыкав палкой в траву. Кряхтя, наклонился, поднял мятую жестянку из-под пива. Отряхнул с банки прилипшие сухие листья, повертел в руках, бросил на землю и для верности расплющил каблуком.

Банка отправилась в сумку, мужичок побрёл вдоль лесопосадки. Остановился, потыкал палкой в корни хилого куста. Зашуршали обрывки пластиковых пакетов и прошлогодние листья. Мужичок присел на корточки, отложил палку и принялся руками разгребать спутанную сухую траву.

Сопя и приговаривая что-то под нос, ухватил грязными, с обломанными ногтями пальцами краешек плотной чёрной ткани и дёрнул. Ткань подалась, он дёрнул ещё, и на свет показалась пластиковая обёртка, из тех, в которые упаковывают бытовую технику.

Он торопливо развернул находку. Наклонился, секунду таращился на то, что увидел. Потом тоненько, по-бабьи, взвизгнул, пятясь задом и маша руками, споткнулся и плюхнулся задом на землю.

***

— Ну что, где это? — нетерпеливо спросил один из полицейских.

Утро было промозглое, дул омерзительный северный ветер, и топтаться на открытом месте городской окраины, с одной стороны которой было лишь голое поле, никому не хотелось.

Потёртого вида мужичок в зимней шапке, покрытой неровными пятнами проплешин, опасливо ткнул прутком перед собой.

— Вот тут она лежит. Я ничего не трогал. Да оно мне надо?

Они подошли ближе, и полицейский помоложе присел на корточки у углубления в земле, засыпанного сухими листьями и застрявшим в корнях хилого куста мусором. Пошевелил край пластика. Посыпалась труха и комья земли. Утренний свет упал на то, что было завёрнуто в пластик.

Полицейский отдёрнул руку, тараща глаза. Стоявший у него за спиной напарник охнул и длинно, замысловато выругался.

— Я не трогал ничего, — гудел у них сзади мужичок, — оно мне надо, трогать такое?

Молодой полицейский, согнувшись, отошёл в сторонку, и его вырвало.

Глава 2

— Ксения, не забудьте о встрече с представителями «Океана».

Секретарь ткнула ноготком в лиловый экран записной книжки:

— Обязательно, Базиль Фёдорович.

Взглянула на начальника. Базиль Фёдорович был моложе её на десять лет. Но ей и в голову не пришло бы назвать шефа иначе.

— У вас в пять часов встреча.

Шеф взглянул на старинные часы. Золотистый круглый циферблат окружала полоска натурального дерева. За маленьким окошком суетились затейливые детальки механизма.

— С кем?

Ксения подняла бровь. Она и сама не могла вспомнить, когда сделала эту запись.

— Отель «Мажестик». Пять часов вечера. Господин Коль.

Они посмотрели друг на друга. Секретарь в который раз задержалась взглядом на непокорной чёрной прядке шефа, опять выпавшей из стильной стрижки со лба на бровь. Вздохнула про себя.

— Это по поводу системы внутренней безопасности. Господин Коль представляет фирму по оказанию охранных услуг.

— Разве мы не ответили, что не нуждаемся в подобных услугах?

— Хотите отменить встречу?

— Это неэтично в последний момент. — Базиль Фёдорович был щепетилен в вопросах этики.

***

Он спустился на уровень гаража, но там не задержался, и позволил лифту нести себя вниз. Кивнул парочке мужчин в холле. Их здание на окраине делового центра делила между собой кучка фирм, слишком мелких, чтобы снять его целиком, и большинство директоров водили шапочное знакомство.

Парочка проводила его взглядами. Одного он знал по клубу любителей экстремальных прыжков с небоскрёбов. Другой, крутивший на пальце цепочку с брелком-коммуникатором, был приятель первого, неисправимый эстет и противник любого вида экстрима. Объединяло их одно — любовь к хорошей кухне. Наверняка обсуждают, в какой ресторанчик пойдут сегодня, рассеянно подумал Базиль Фёдорович, проходя к двери, выходящей на деловую сторону.

Он постоял на вымощенном фигурной плиткой тротуаре, разглядывая в просвет между зубчатых, закруглённых и невероятно выгнутых верхушек высотных зданий сине-серое весеннее небо. Нужно обязательно зайти в магазинчик за углом, торгующий снаряжением для прыжков. Пора обзавестись новым набором креплений. Обновлять экипировку к очередному сезону считалось хорошим тоном в клубе, а Базиль был честолюбив.

Он двинулся по тротуару. Улица шла вверх, ощутимо поднимаясь в сторону центра. Отель «Мажестик» вынырнул из-за угла и подмигнул пробежавшими по фасаду цветными огоньками рекламы. Затейливые буквы названия светящимся поясом рассекали массивное тело отеля на две неравные части.

Пройдя в сияющие хрустальной прозрачностью двери, Базиль Фёдорович через обширный холл направился к стойке администратора. Его здесь хорошо знали. Но вместо привычной шутки о клубных любителях попрыгать с крыши отеля без парашюта безупречный Алекс удостоил его лишь дежурной улыбки.

Администратор кинул затравленный взгляд в сторону толпы разношёрстных туристов, заполнявших холл многоголосым гомоном. «У нас наплыв, — говорил этот взгляд, — аврал, караул, потоп, землетрясение, Содом и Гоморра». Базиль Фёдорович выяснил у Алекса номер, где остановился господин Коль, и двинулся наверх.

Наверху было тихо, обитые панелями стены и изящное покрытие пола поглощали звук шагов.

— Войдите, — отозвался мужской голос, и Базиль Фёдорович толкнул дверь номера.

Господин Коль встретил его приветливой улыбкой. Директор ответил на крепкое рукопожатие, уселся в предложенное мягкое полукресло и огляделся. Номер блистал чистотой, прозрачным светом дорогого сервиза за дверцей резного шкафчика и золотистой гладью натурального паркета.

— Должен вам сразу сказать, что я пришёл на эту встречу с намерением…

Господин Коль примиряюще поднял руки, качая головой и улыбаясь. Базиль Фёдорович отметил, что у него приятная белозубая улыбка, и вообще он располагает к себе. Хозяин номера оказался молодым человеком, моложе своего гостя, который по существующим меркам был ещё юнцом в мире бизнеса. «Должно быть, ему нет и тридцати» — с лёгким удивлением подумал Базиль Фёдорович, разглядывая господина Коля.

— Мы понимаем, что вы сомневаетесь, господин Акинушкин, — без запинки выговорил тот сложную для многих фамилию гостя. — Это вполне естественно.

— Я не говорил, что сомневаюсь в качестве ваших услуг, — уточнил директор, ненавязчиво оглядывая интерьер дорогого номера. — Возможно, когда наше предприятие наберёт обороты, мы воспользуемся предложением. Сейчас мы не в состоянии позволить себе лишние расходы.

Господин Коль улыбнулся.

— Мы изучили состояние вашего предприятия, господин Акинушкин. У нас есть некоторый опыт в таких делах. Ваша фирма из тех, что поднялись благодаря собственным разработкам, — надо сказать, довольно оригинальным, — и во многом умению рисковать. Это ведь ваша заслуга, Базиль Фёдорович, не так ли? Вы представляетесь нам перспективным молодым руководителем. Мы считаем, что вы заслуживаете большего.

Базиль Фёдорович засопел. Он и сам так считал. Но мысли, высказанные вслух чужим человеком, показались ему чересчур навязчивыми.

— И всё же я думаю, что это преждевременно.

— Иногда следует взглянуть на вещи с другой стороны, господин Акинушкин. — собеседник склонил голову, глядя в лицо директора. — Как вы думаете, что бы случилось, а, вернее, не случилось бы, если бы молодой человек, которого когда-то звали просто Васькой, испугался пришедшей к нему замечательной идеи?

Базиль Фёдорович мучительно покраснел.

— Где начало, а где конец, Базиль Фёдорович? — мягко спросил господин Коль. — Что причина, а что следствие? С нами вы подниметесь гораздо выше, чем можете в нынешних обстоятельствах.

— Сколько вы хотите за это? — прямо спросил всё ещё красный директор.

Собеседник неуловимым движением развернул в пальцах пластиковую карточку.

— Вот наша карта, подтверждающая лицензию.

Директор осторожно взял карту. Она оказалась неожиданно тяжёлой и плотной. Гладкая поверхность выдавала невидимые глазом выпуклости и приятно холодила пальцы.

Ему уже приходилось держать в руках такие — при переговорах с деловыми партнёрами и просто солидными людьми. В их клубе состояли самые разные личности. Там царила весьма демократичная атмосфера непринуждённости. Но кое у кого были такие карты, оформленные в различных стилях, но неизменно непревзойдённого качества.

Такой он ещё не видел. В её правом верхнем углу стоял незнакомый Базилю Фёдоровичу логотип.

Он провёл карточкой по приёмнику коммуникатора. Моргнул, вглядываясь в выкинутую окошком информацию. Перевёл глаза на господина Коля. Откашлялся.

— Это расценки за день? Я подумал, что ошибся. Мне показалось, тут ставка за месяц.

— Вы ещё не обратили внимание на налоговые отчисления, — господин Коль нисколько не смутился.

— Вы слишком хорошего мнения о нашей фирме, господа, — директор собрался вставать. — Должно быть, у вас там целая армия в скафандрах.

— Вовсе нет, дорогой Базиль Федорович. Работают только двое.

— Я люблю хорошую шутку, господин Коль. Но не в своё рабочее время.

— Это вовсе не шутка, Базиль Фёдорович. Скажу больше, мы даже сделаем вам скидку. Как вы смотрите на половинную оплату? Пятьдесят процентов от обычной ставки. Такие расходы вашему предприятию вполне по силам.

Директор откинулся на спинку полукресла. Ему показалось, что он видит дурацкий сон.

— Предположим. Но откуда такая щедрость? Бесплатный сыр бывает только в мышеловках, господин Коль.

— В каком-то смысле это и есть мышеловка, господин Акинушкин. Если вы заключите с нами контракт на год, вы не сможете его расторгнуть до истечения срока. Мы это специально оговариваем. А потом — как хотите.

Покрываясь потом от растущего ощущения абсурда, Базиль Фёдорович опять посмотрел в экран коммуникатора.

— У вас имеется список клиентов?

— Вас интересуют наши рекомендации? — приятным голосом осведомился господин Коль. — Разумеется, он у нас есть. Взгляните ниже.

Список был совсем короткий, всего несколько пунктов, но Базиль Фёдорович совершенно взмок, не дойдя и до середины.

— Как говорится — Ньютон, Пушкин, Эйнштейн и я. — Он пробормотал это вслух, уже не заботясь, что подумает собеседник. — И вы хотите работать на нас за полцены?

— Если вы посмотрите последний пункт нашего списка, вы поймёте, господин Акинушкин.

— «Айсберг». Ах, вот оно что.

Базилю всё стало ясно. Это было крушение века. Иначе недавнее провальное падение корпорации во всех видах прессы не называли. Неудивительно, что теперь обеспечивающая безопасность фирма ищет укромный уголок, чтобы тихо пересидеть скандал.

— Надеюсь, мы не единственные в вашем списке на сегодняшний день? — пробормотал директор, взглянув на спокойно наблюдавшего за ним собеседника.

— Не единственные. Наш список не сократился, Базиль Фёдорович. Он будет расти.

Глава 3

Следователь Филинов, лучший в отделе и потому всегда посылавшийся на самые сложные и запутанные дела, бросил на стул лёгкий пиджачок и яростно поскрёб подбородок. Утро начиналось просто прелестно.

— Прелестно, прелестно, ах, как чудесно! — отчаянно прогудел он влезшую в голову дурацкую песенку из какого-то шоу. Упал на стул и задумался.

Дело о серии зверских убийств опять вылезло наружу. Оно и так висело на его душе неподъемным камнем, да вдобавок Филинова регулярно вызывали на ковёр. Начальство трепало Филинова как могло, но дело не двигалось.

Следователь Филинов был настоящим специалистом, и всегда чувствовал, когда что-то идёт не так. Это дело шло совсем никак.

— За что, за что, о боже мой! — снова пропел он уже из другой оперетты, и ткнул пальцем в кнопочку. — Ленок, готовы документы?

— Готовы, Андрей Петрович, — ответил деловитый голос Леночки. — Можете смотреть.

И Леночка, не отключаясь, тихо сказала:

— Ужас какой.

Филинов открыл экран. Да, действительно. Даже привычному ко всему следователю глядеть на такое было тошно. Тем не менее он сразу отметил несомненное сходство. Точно такие же изуродованные трупы он уже видел раньше. Их находили в разных местах, но выглядели они примерно одинаково. И у всех отсутствовали головы.

Он внимательно осмотрел с разных ракурсов обгоревшее до неузнаваемости тело. Это была женщина, хотя теперь это представляло собой просто кусок мяса. Он глубоко вздохнул, стараясь дышать ровно и глубоко. С разных сторон виднелись почти неразличимые на первый взгляд, но явственные для Филинова отметины. Он уже знал, как их распознать, и знал, что здесь они тоже будут. Следы вилок. Вилок и ножей. Словно стая изголодавшихся едоков торопилась урвать кусочек. Он опять глубоко вздохнул, продолжая глядеть в экран.

***

Секретарь Ксения выглянула в коридор. Глаза её остановились на шефе, и она замерла у косяка, стиснув руки и устремив на директора немигающий взгляд. Базиль Фёдорович неторопливо приближался от лифта. Лифт с тихим шелестом закрыл пластиковые створки и поплыл дальше.

Ксения Леопольдовна, воплощённое чувство собственного несомненного достоинства и аккуратистка с головы до ног, была явно возбуждена. Она уставилась на своего шефа подкрашенными голубыми глазами и молча мотнула головой в сторону начальственного кабинета.

— Доброе утро, Ксения Леопольдовна.

— Здравствуйте, Базиль Фёдорович, — придушенным голосом ответила секретарь, пропуская шефа. — Они уже здесь.

-Они? — спросил директор, машинально отдав Ксении куртку, которую она бросила на крючок вешалки. Куртка зацепилась, свесившись набок.

«Придётся всё-таки дать ей отпуск, — подумал сочувственно Базиль Фёдорович, глядя на пятнистое от волнения лицо секретаря, — она явно переутомилась».

— Они. С кем вы заключили договор. — Ксения взяла себя в руки. Она выпрямилась, сложив ладони и глядя, как шеф поправляет воротничок рубашки.

— Хорошо. — Базиль Фёдорович кивнул и поощрительно улыбнулся секретарю. Она привычно обвела его глазами и тоже кивнула.

Вчера вечером они подписали договор. Всё было обыденно и просто, хотя директора не оставляло чувство, что он суёт голову в мешок.

Он тогда как раз возвращался в офис после лёгкого обеда в маленьком уютном кафе, где привыкшая к его регулярным появлениям официантка Ирина тут же ставила на круглый поднос полюбившееся клиенту пирожное в тарелочке. К пирожному присоединялся чайник зелёного чая с чашкой. Ирина выкладывала в тарелку хороший кусок пирога с сыром и лёгкий салат, выстроенный аккуратной горкой. Потом оправляла чистенький фартук и направлялась к Базилю Фёдоровичу. Он вежливо благодарил, смущённо отводя взгляд от декольте девушки. Это чудное зрелище каждый раз возникало прямо перед ним, когда Ирина склонялась над столиком.

Подойдя к зданию, где размещалась его фирма, он заметил на крыльце человека в светлом плаще. Тот стоял, задрав голову кверху, и разглядывал фасад здания. Фасад во всю немалую высоту украшал кричащий рекламный плакат. На плакате брутальный юноша с выражением голодной страсти на лице открывал банку пива.

Люди сновали через вращающиеся двери здания, огибая типа в плаще, вставшего прямо посреди крыльца и в любопытстве вертевшего головой.

Человек обернулся к подошедшему директору, и тот его узнал. Это был господин Коль.

— Дорогой Базиль Фёдорович! — воскликнул господин Коль, протягивая ему руку и сердечно улыбаясь.

— Надеюсь, вам не пришлось долго ждать? — спросил директор, пожимая протянутую руку. — Вы могли бы подняться наверх.

— Захотелось побродить, осмотреться, — господин Коль повёл рукой вокруг. — А сейчас не приступить ли нам к делу?

— Конечно. Прошу, проходите.

— Только после вас. — Господин Коль учтиво посторонился.

— Вы гость, прошу вас, — удивлённый Базиль Фёдорович указал на вход.

— Вы позволите? — гость помедлил, глядя на смутившегося от избытка вежливости директора.

Дождался приглашающего жеста и, аккуратно подобрал полу лёгкого плаща и шагнул в двери. Порозовевший Базиль Фёдорович двинулся следом, отметив, что, при близком рассмотрении, в европейской внешности господина Коля есть нечто азиатское. Должно быть, это разрез глаз, подумал он, следуя за ним к лифту. Иначе откуда такие восточные церемонии?

Они поднялись в кабинет, где уже ждал юрист, и каждая буква договора подверглась тщательному разбору дотошного господина Коля. Юрист, энтузиаст своего дела и опытная акула коммерческих вод, почуял родственную душу, и директору фирмы осталось только смотреть, как дымится бумага в руках парочки вдохновенных бюрократов.

Нелёгкий выдался тогда денёк у Базиля Фёдоровича. Но к вечеру всё уладилось к всеобщему удовольствию. Контракт был заключён, договор подписан, и они в завершение сделки выпили немного хорошего вина из запасов Ксении Леопольдовны, к которым обычно сам шеф подпускался только под её бдительным присмотром.

***

Директор вошёл в приёмную, предварявшую вход в кабинет. Там стоял рабочий стол Ксении, висели дипломы в рамках и манили мягкими сиденьями несколько офисных стульев.

Ксения вошла вслед за ним и остановилась, наткнувшись на шефа. Тот в раздражении оглянулся: «Всё-таки надо дать ей отпуск». Секретарь моргала, глядя на сидящего возле её рабочего стола человека.

При появлении директора тот поднялся со стула. Базиль Фёдорович задрал голову, разглядывая его снизу вверх. Это был блондин, очень светлый блондин с голубыми, почти бесцветными глазами.

«Типичный викинг» — подумал Базиль Фёдорович, одобрительно глядя на блондина. Очень легко было представить, как этот молодец стоит на борту драккара — или как там они назывались, эти боевые корабли? — и сжимает в ручищах огромный топор, весь в зазубринах от вражеских доспехов.

— Добрый день. — Под конец переговоров, когда у всех в голове слегка шумело от хорошего вина — запасы Ксении существенно поредели — господин Коль попросил позволения представить своего сотрудника. Знакомство было кратким, но это определённо был он.

— Здравствуйте, господин директор. — Викинг ответил негромким, низким голосом, вполне соответствующим его виду.

Секретарь опять придушенно пискнула. Базиль Фёдорович обвёл её взглядом. Ему стало ясно, что Ксения Леопольдовна просто сражена наповал мужественной внешностью нового сотрудника. Он снисходительно вспомнил, что секретарю недавно стукнуло сорок.

— Ксения, принесите документы на поставки. Они мне нужны, а вы задерживаете, — строго сказал директор, решив не потакать романтическим взбрыкам на рабочем месте.

Секретарь перевела взгляд на шефа. Наконец глаза её приняли обычное выражение. Она кивнула и отправилась на своё место, осторожно миновав стоящего на пути блондина.

Базиль Фёдорович направился в кабинет, сделав приглашающий жест в сторону новичка. Тот двинулся за ним, но притормозил у самой двери и спросил:

— Вы позволите?

— Разумеется, прошу вас, — сухо ответил директор. Да что же они все такие церемонные? Должно быть, это корпоративная этика.

— Где ваш напарник? — спросил Базиль Фёдорович, утвердившись в своём кресле. — Ведь вас, насколько мне известно, двое?

Викинг посмотрел на директора прозрачными глазами.

— Его нет сейчас. Он осматривает периметр.

— Что он делает?

— Работает. На периметре. Ведёт наблюдение.

— Ах, вот как. — Базиль Фёдорович кивнул. Очевидно, у них свои методы работы.

***

Мягко прошуршав по гравию подъездной дорожки, блестящая серая машина подкатила к пандусу. Полотно над входом мгновенно скользнуло вверх, и машина растворилась в полутьме гаража.

Человек в лёгком тренче выбрался из машины, обошёл её кругом и провёл пальцем по капоту. Критическим взором оглядел палец. Отвернулся от машины и направился к сводчатому проёму, за которым шла вверх винтовая лестница с коваными перилами.

Он стал неторопливо подниматься по дубовым ступенькам, рассеянно поглаживая кованые чёрные розы, обвивавшие гранёный стержень перил. Принялся насвистывать Моцарта, добравшись до площадки первого этажа, и переключился без всякого перехода к басовым аккордам тяжёлого рока, выйдя к площадке второго.

Там он вытянул из кармана ключ на тонкой цепочке и открыл дверь. Мягкий огонёк старинных ламп осветил небольшой холл. Холл украшали две хорошие картины маслом, висящие одна напротив другой, и пальма в горшке, прикрывшая длинными перистыми листьями стыдливую статую дриады на постаменте.

Человек снял плащ, накинул его на плечики дриады и прошёл в кабинет. Для этого ему опять пришлось открыть дверь ключом на цепочке. Утонув по щиколотку в мягком ковре, он прошёл к бюро красного дерева. В центре коврового узора, в самой середине ковра, стояла сестра-близнец статуи в холле.

Возле бюро, у стены, возвышалось старинное кожаное кресло, покрытое шкурой тигра. Над бюро, на стене, поверх дорогого ковра, привезённого самолично из поездки по Востоку, висело несколько мечей в ножнах.

Он выбрал один, аккуратно вытянул его из простых с виду, неброских ножен. Подержал меч в руке, полузакрыв глаза и слегка покачиваясь всем телом. Потом легко развернулся и взмахнул рукой. Метнулся хищной рыбой узкий клинок, огонёк светильника змейкой скользнул по полоске металла. Голова дриады отделилась от мраморной шейки и, зависнув на мгновение в воздухе, скатилась в густой ковёр.

Опустив меч в набухшей жилами руке, он неторопливо приблизился к откатившейся головке. Присел на корточки, положив клинок на колени. Взял голову дриады, провёл мизинцем по мраморным губам и улыбнулся, глядя в спокойные миндалевидные глаза. Тихонько сказал:

— О, ты прекрасна.

Глава 4

Они медленно поднимались с этажа на этаж, неощутимо минуя перекрытия и прихотливо свитые жилы разноцветных коммуникаций. Бетон, металл, стекло и разнообразный пластик, всех видов и конфигураций, не мешали их продвижению.

Время от времени скопления пластика и железобетона сменялись с заметной регулярностью сравнительно правильными кусками пространства. Эти прямоугольные и квадратные куски заполнял сильно разреженный газ, называемый людьми «воздух». Сами люди, неуклюжие полупрозрачные особи, перемещались в ограниченных участках воздушного пространства. Они двигались, переходили с места на место, забавно шевеля отростками и испуская набор волн, индивидуальный для каждого живого существа.

Там, где пустоты этажей заканчивались, здание увенчивала более плотная материя, состоящая из почти однородного набора частиц. Плотная структура щетинилась тонкими нитями жужжащих ответвлений. Эти нитевидные ответвления тихонько вибрировали, от них разбегались слабые волны, смешно щекоча воздух. Сверху всё это окутывал золотистым ковром упругий тёплый поток, льющийся с огромной высоты.

Здесь была граница, пронизанная тонкими иглами силовых линий. Невидимые ни одним прибором, ни одним человеческим глазом существа скользнули, растекаясь вдоль потока щекочущей энергии и слегка забавляясь беготнёй крохотных светящихся частиц. Наконец они поднялись до самого верха, до границы. Они растеклись по её краю, обозначили замкнутый контур и затихли в ожидании.

***

С наступлением ночи окраина делового центра заметно затихала. Здесь не бродили толпы туристов, не гремела музыка из ночных заведений, и не переливались множеством огней рекламные щиты.

Контур здания, где размещалась фирма Базиля Фёдоровича, ничем не отличался от других таких же типичных строений начала века. Снизу его слабо подсвечивали уличные фонари и пара дежурных ламп у подъезда. Здесь, на окраине, фонари горели через один, да и те, что были, шипели изношенными контактами и утомлённо подмигивали фиолетовым глазом редким в этот поздний час прохожим. Сверху, с тёмного неба, в ответ мигали серебряные глаза звёзд.

Темны были офисные клетушки, даже поздние уборщицы давно собрали свои швабры и подались в ночь, на последние автобусы. Только светила в коридоре лампа на столе ночного охранника, мигали огоньки сигнализации на дверях лаборатории, и из офиса фирмы, торгующей коммуникаторами, доносилось щёлканье старенькой клавиатуры. Там сетевой администратор, оставшись вечером для отладки программы, предавался новой, только что вышедшей в свет игре.

Скрытые под пластиком стенных панелей, упрятанные в шахты лифтов и углубления под потолком, здание пересекали артерии информационных систем. Они проникали во все уголки огромного тела здания, разветвлялись в узлах на множество мельчайших проводков-капилляров. Они были везде.

Нечто, что мастер по коммуникации назвал бы вирусом, — и оказался бы почти прав, — проникло в эту невидимую для глаз кровеносную систему. Не опознанное системой, это нечто принялось перемещаться по артериям здания, захватывая всё новые этажи. У него была цель, и эта цель имела конкретный адрес. Правда, ничто не мешало не опознанному вирусу захватывать пленных по дороге, и вскоре вся сеть была в его власти.

Вибрации, щекочущие тоненькие отростки антенн на крыше, неуловимо изменились. Щекотка стала сильнее, и больше не казалась смешной. Там, внизу, за границей контура, что-то происходило. Охраняющие контур существа изменили положение, перетекли, и слегка сместились к центру. Там, в монотонной череде сгустков материи, среди одной из воздушных полостей, переливался и играл искорками маленький родничок информации. Он был забавен, он клубился, перебрасывая туда-сюда неосязаемые смешные комочки, то и дело меняя тон и цвет. От него и к нему бежали тоненькие ниточки суетившихся огоньков. Огоньки вливались в общий клубок и принимали участие в хороводе.

Существа окружили родничок, гнездившийся в нагромождении массы геометрических форм, в её центре, где билось плотное подобие сердцевины, и какое-то время играли, касаясь пугливых огоньков и отступая. Потом их внимание привлекло изменение в потоке, пришедшем извне. Эти клубочки не были игривы, они подбирались к нитям, ведущим вглубь родничка, они настойчиво пытались втянуться в общую суету. Это грозило превратить весёлую игру в нелепую толчею, а забавные клубочки уже собирались завязаться в тугие узелки, которые было бы нелегко распутать.

Наблюдавшие за родничком существа подобрались поближе. Они влились во вьющиеся жгутами искорки информации, проникли в родничок, подхватили влезшие в общий водоворот чужеродные струйки. Осторожно вытягивая их узелок за узелком, отделили от остальных, свили в плотные, тугие клубки, откуда уже ничто не могло вырваться. Слепили клубки в один тёмный комок. Потом закрутились волчком, отшвырнув нелепый ком туда, откуда он явился.

***

Сетевой администратор, давно вспотевший за своим коммуникатором, коротал время в кровавой резне режущим инструментом тупых отвратительных монстров. В их нелепой внешности ему то и дело мерещились знакомые до боли лица коллег и знакомых. Время шло незаметно, спина ныла всё сильнее, и он наконец он устало выдохнул, опуская натруженную руку.

Откинулся на спинку кресла, лениво свернул игру и помассировал уставшие глаза. Машинально взглянул на рабочее поле коммуникатора. Сначала он не понял, что произошло, и некоторое время просто смотрел в изменившийся экран.

— Это что? — наконец пробормотал он, привставая, и протянул пальцы к своей давно устаревшей, но такой привычной вертикальной клавиатуре. Ему показалось, что сбылся его ночной кошмар. Экран коммуникатора зловеще светился ровным синим светом. На синем поле равнодушно помаргивали белые строчки, выписанные сухим, техническим шрифтом. Сетевой администратор отдёрнул руку от клавиатуры и сказал, падая обратно на стул:

— Мама дорогая. Пипец.

***

Официант изящно склонился над столиком, покрытым льняной скатертью. Идеально гладкую ткань уютно освещала пузатая фарфоровая лампа с шёлковым абажуром. Сияние оранжевого света, рассеянное расписным абажуром, придавало мягкости лицам сидящих за столом людей. Легко заструилось золотистое вино, заполняя бокалы.

— То, что вы любите, — один из сидящих за столом кивнул другому. Неторопливо подхватил прозрачную посудинку под бочок и поводил у носа краем бокала.

Другой тоже глубокомысленно поводил бокалом, в свою очередь оценивая букет. Выпил залпом дорогое вино, удовлетворённо откинулся на спинку стула и обвёл взором уютный зал ресторанчика.

— Вы умеете выбирать неплохие места, господин Фрезер.

— Маленькие жизненные радости ещё никто не отменял.

Визави покивал. Чем меньше эти радости, тем дороже они обходятся. Но для чего тогда, скажите мне, деньги?

— Когда вы планируете начать наступление?

— Как только всё уляжется. В таких делах излишняя шумиха ни к чему. К тому же фактически они уже у нас в руках. Остались сущие пустяки. Парочка формальностей.

Они помолчали. Официант опять наполнил бокалы. На крохотную сцену вышла певица.

— Давайте послушаем, — попросил тот, кого назвали господин Фрезер.

Он оправил короткий, по последней моде воротник рубашки, зажатый галстуком-невидимкой. Подтянул манжеты, облокотился о край столика и замер, глядя на сцену.

Певица подошла к краю сцены. Облитая платьем в пол фигура казалась фарфоровой статуэткой. Обнажённое гладкое плечо оттеняла махровая маргаритка невероятных размеров. Певица оглянулась вглубь сцены, где маячили неясные тени музыкантов, и, вновь повернувшись к залу, прикрыла глаза.

При первых звуках неожиданно низкого голоса, легко заполнившего зал ресторанчика, наблюдавший за ней мужчина за столиком глубоко вздохнул, теребя галстук. Его визави снисходительно оглядел девицу, оценивающе обведя взглядом стройную фигурку, и принялся за салат. Он знал, что сейчас отвлекать собеседника разговорами бесполезно.

Наконец господин Фрезер медленно выдохнул и зааплодировал вместе с остальными. Певица склонила голову. К сцене приблизился человек с плетёной корзинкой. Она взяла её, опустила лицо в душистый фиолетовый ворох. Подняла глаза, и её взгляд повторил нежный отсвет лепестков.

Зарумянившийся поклонник расплылся в улыбке. Повернулся к собеседнику, отиравшему рот салфеткой:

— Это просто чудо какое-то. Каждый раз я забываю, где нахожусь.

— Да, удивительный талант, — отозвался тот, отдуваясь. Бросил салфетку на скатерть: — Итак, ближе к делу.

— Да. Очень скоро мы дадим информацию в прессу. Тогда уже обратного хода не будет.

— Вы уверены, что всё подчистили за собой?

Господин Фрезер усмехнулся. Аккуратно промокнул губы салфеткой. Посмотрел на собеседника. Плотная фигура министра, облачённая в неброский дорогой костюм, удобно восседала напротив, и излучала одновременно деловитую озабоченность и уверенность в себе.

— Разумеется. Мы применили самые последние разработки. Наша система не оставляет за собой огрех в принципе. Слияние компаний происходит на строго добровольной основе. Всё чисто, как первый снег.

— Меня удивляет эта ваша разработка. Хотелось бы узнать, как вы этого добились.

— Не важно, как это работает. Главное — результат.

— Вы говорили, что для полного комплекта вам не хватает ещё кое-кого. Какая-то фирма… как там её?

— «Бейбиберг» — ответил господин Фрезер, усмехнувшись чему-то своему. — Я же сказал, остались пустяки. Наша операция включает и этот пункт. Чистая формальность.

Глава 5

— Я же просил не звонить по этому номеру! — рыкнул господин Фрезер. — Да, господин мини… я же просил…

Сдавил в пальцах сувенирную ручку. Блеснула золотая надпись: «Дорогому генеральному директору от благодарных сотрудников». Рычать на министра было чревато.

— Результаты будут. Я уверен, наш метод…

— А может, вы поторопились, господин Фрезер? — сказал министр, и директора пробрала дрожь. Тот никогда не утруждал себя реверансами.

— Мне нужно немного времени. Может быть, позже…

— Вам оказали доверие. Вы должны отработать вложенные средства. Нужен результат, господин директор, результат, а не это блеянье. — Министр прервал контакт.

Фрезер минуту смотрел на своё отражение в зеркальной полировке стола. Потом сказал секретарю:

— Госпожу Иванову ко мне. Быстро.

— Размазня. — Министр поморщился, словно прожевал что-то кислое. Ткнул кнопку: — Михалыча ко мне. Срочно.

***

Подёрнутое дымкой солнце перевалило через верхушку очередного высотного здания и зависло посреди неба. Сплошная стена зеркальных окон отразила солнечный свет, и частокол небоскрёбов загорелся огнём. Стрекозиный силуэт двухместного вертолёта полиции скользнул в сверкающей пропасти, маленькая тень вытянулась, раздробилась и вновь собралась в панелях уткнувшейся в самое небо башни.

— Мари Ив, готовься. Ты следующая, — пухленький блондин-секретарь оторвался от клавиатуры, пошевелил пальцами, разглядывая отполированные ногти.

Мари поднялась со стула. Зеркало у входа в кабинет шефа отразило её тоненький силуэт.

Зеркальное полотно вставили прямо в стену, сымитировав дверь. В первый раз она ринулась прямо в зеркальную обманку, предвкушая сногсшибательное впечатление, которое произведёт на шефа. Уткнулась лицом в стекло и позорно сползла вниз, глядя расширенными глазами в ультрамодном макияже, как краснеет ушибленный нос.

Секретарь опять уткнулся в экран коммуникатора, проворно порхая ухоженными пальчиками по клавиатуре. Мари скользнула взглядом по его выстриженному прядками затылку и отвернулась к окну. Над верхушками зданий делового центра стояла лёгкая дымка, и на расстоянии вытянутой руки неторопливо плыл мимо вертолёт, обманчиво неспешно взмахивая узкими лопастями.

— Прошу вас.

Шеф простучал пальцами дробь по столу, разглядывая Мари Ив. Глубоко вздохнул и придвинул к себе папку в тонкой коже.

— Мне рекомендовали вас как ответственного и исполнительного работника, — сказал скучным голосом, небрежно открыв папку. Ворохом поднялись затянутые в пластик разномастные документы и вырезки из газет.

Прихлопнул папку ладонью:

— Вы хотите повышения, госпожа Иванова?

Мари Ив порозовела. Только шеф мог назвать её анкетным именем. Ему наплевать, как долго она боролась за свой имидж.

— Изучите эти материалы. Освобождаю вас от всех остальных обязанностей, теперь вы занимаетесь только этим делом.

Он толкнул папку по столу.

— Когда будете в теме, придёте ко мне.

— Могу я узнать, на что следует обратить внимание в первую очередь? — деловито спросила Мари, сжимая кожаную обложку.

— На всё.

— Я могу идти?

— А вы ещё здесь?

Она вылетела за дверь.

Господин Фрезер проводил взглядом ножки Мари Ив. Миленькая девица. То, что нужно.

Он побарабанил пальцами по столу. Время, время.

— Там где пехота не пройдёт, — задумчиво прогудел слова песни из виденной накануне старинной хроники. — Где бронепоезд не промчится… там трам-пам-пам… одна девица!

***

Две женщины в крохотном офисном загончике подняли на неё глаза. Мари с достоинством прошествовала к своему столу. Вытянула из ящика портфель крокодиловой кожи. Откинула клапан и с усилием впихнула в портфель старомодную папку. Мягко щёлкнул золотистый замок.

Коллеги молча наблюдали за процессом. Мари Ив взяла в руку изящный портфель и направилась к выходу. У двери обернулась. Две пары глаз уставились на неё.

— Сегодня меня уже не будет. Шеф поручил мне очень важный проект.

Сделала паузу, наслаждаясь произведённым эффектом.

— Присмотрите пока за моим столом. Хотя… может быть, он мне уже не понадобится.

И, чувствуя спиной горящие взгляды, неторопливо удалилась.

Мари Ив забралась в машину, задала маршрут навигатору. Посмотрела на крокодилий портфельчик. Мысли распирали голову, наконец одна победила, и Мари пробормотала, радостно глядя на забитый вереницей машин проспект:

— Сменю квартиру.

Погладила руль машины.

— И тебя, старушка, тоже поменяю.

Наконец-то её заметили. Чего ей стоило пробиться в эту компанию, не знает никто. И вот они, плоды усилий — наслаждайся, Мари Ив!

Дома Мари принесла портфель в крохотную кухоньку. Пробежала пальцами по сияющей металлическим блеском панели комбайна.

— Кофе по-восточному. На двоих.

Мягко заурчала кофеварка.

Она разложила на коленях кожаную папку. Брезгливо перевернула старомодную обложку, поворошила толстую пачку документов. Заметила в особом кармашке, под грудой залитой в пластик бумаги овальный силуэт информационного носителя.

Вытянула похожий на леденец маленький корпус и вставила в коммуникатор.

Увидела первое требование, скучно пропечатанное официальным шрифтом.

— Мой личный код? — пробормотала она, стуча по клавиатуре. — Да ещё индивидуальный номер? А дату первых месячных вам не надо?

Открылся первый файл. Мари впилась взглядом в экран и разочарованно скривилась. Это были страницы виртуальных газет. Она нетерпеливо скользнула по заголовкам. «Новости агротехники», «Ледники наступают», «Встреча на высшем уровне». Картинка — руководитель корпорации-монстра «Айсберг» пожимает руку шефу. Шефу?

Мари вгляделась в экран. Шеф блещет белозубой улыбкой, крепкая ладонь сжимает пальцы главы «Айсберга», сверкают камушки в запонках безукоризненных манжет.

«Вопрос о слиянии остаётся главной темой переговоров… Очевидные перспективы успешного сотрудничества…»

Следующая страница. «Господин Гилберт заявляет — мы не позволим силам природы взять верх над человеческим разумом. Население может спать спокойно. Угроза всеобщего оледенения…» Дальше…

«Новый гибрид овоща «Бейбиберг» прошёл испытания… Прекрасные перспективы морозостойкой селекции…» А вот опять наши. Овечье личико пресс-секретаря, Феодосии Темень: «Мы сожалеем… Перспективы нашего сотрудничества с «Айсбергом» были очевидны… Теперь восстановить утраченные позиции «Айсберга» практически»…

Ага, недавний скандал. Не часто монстры бизнеса получают пробоину в борту. «Айсберг» торпедировали внезапно, можно сказать, подкололи в тёмном переулке и смылись. Теперь они качаются на волнах как… известный предмет.

Мари фыркнула. Кто бы это ни сделал, и как бы ни скорбела на людях Феодосия, кое-кто видел довольное лицо шефа на другой день, а его костюм цвета графита не по траурному отдавал торжеством.

Она дунула на свесившуюся со лба прядку. Дальше.

«Снова жертвы очередной секты… Изуродованные трупы… Общественность бьёт тревогу… В наш век передовых технологий… Полиция обязана принять меры… Мэр города заявляет…»

Следующая страница. Документ с логотипом её родной корпорации. Логотип сотворён руками креативного гения Игорька, самого молодого руководителя в их компании.

«Собрание совета директоров… Выступление генерального: Наши успехи очевидны… Выступление финансового директора: Дотации государства значительно усилили наши позиции… Предложенный правительству проект получил поддержку в самых высоких кругах… Выступление главы кадровой службы…»

Мари отвернулась от экрана. Нашарила любимую чашку. Отхлебнула кофе. Перекатывая на языке остывшую горьковатую жидкость, рассеянно посмотрела на разрисованный фарфоровый бок чашки. Там сидела грациозная гейша с веером. Пригревшаяся у колен гейши кошка умильно щурила желтые раскосые глаза на хозяйку. Полосатый хвост обвился вокруг чашечной ручки.

Дальше. Опять знакомый логотип. Слушается заявление главы службы безопасности. Заявление об уходе прилагается.

Сухие строчки документа, выписанные скучным официальным шрифтом. Причина ухода — несогласие с политикой руководства?

Список сотрудников на увольнение. Ого-го, а списочек немалый. Так, кого же убрали? По должности ушедших всегда можно узнать много интересного, для тех, кто понимает. Мари схватила чашку, не глядя, допила остатки кофе. Все уволенные были сотрудниками службы безопасности. Случилось нечто, вылившееся в кадровый переворот.

Мари потёрла лоб. Она явно что-то упустила. Надо вернуться выше. Нужно прочитать между строк. Так, заседание совета. Опять финансовый директор. Мы предоставляем слово господину Фрезеру. Кадровая служба, как всегда, на высоте. Господин Максимилиан заверяет…

Мари глубоко вздохнула. Ухватилась ладошкой за затылок, потёрла уставшие мышцы шеи. Максимилиан Фрезер — так зовут их нынешнего шефа. Так вы были главой службы кадров, милый наш шеф? Неплохая карьера.

Отчёты, отчёты… Ликующий тон прорывается даже сквозь сухой стиль официального документа. Значительные успехи. Мы выходим в пятёрку самых… Скромная справка о повышении уровня жизни сотрудников. И рядом — налоги, страховые выплаты, компенсации… Неужели надо всё это изучить? Она захныкала, нашаривая панель кухонного комбайна. Не глядя, протянула руку за чашкой. Отхлебнула обжигающий кофе.

Новые соглашения со страховой корпорацией. Существенное повышение страховых взносов. Финансовая служба уверяет, что это никак не скажется…

Мари вспомнила, как оформлялась на работу. Как суровая женщина-кадровик, мельком взглянув на сияющую практикантку, подвинула к ней панель коммуникатора. «Поставьте свой код. Ваш индивидуальный номер. Номер вашего страхового документа. Вы поставлены в известность о сумме страховых выплат?»

Глядя на окружающее сквозь дымку торжества, она отвечала. Собственный голос казался ей звонким и чётким. Но теперь она не могла вспомнить ни слова. Что-то было тогда сказано, нечто, показавшееся ей неважным. Она и сейчас бы не обратила на это внимание.

Опять склонилась над экраном. Давай, Мари, ты сможешь. Хватай свой счастливый случай за хвост. Если понадобится, ты выучишь эти проклятые файлы наизусть.

Глава 6

Мари Ив снился сон. В том, что сон снился, не было ничего удивительного. Это с ней бывало неоднократно.

Обычно виделась ей всякая ерунда, не стоящая внимания. В последнее время Мари снился шеф, который падал перед ней на колено и протягивал букет цветов невероятных размеров и бриллиантовую брошь. Или просто конверт с огромной премией за квартал.

Теперь она брела по свалке. Когда-то Мари посещала кружок «Юный журналист». Их руководитель, дама средних лет, то и дело таскала своих подопечных по таким местам, гордо называя вонючие свалки «объектами социальной значимости». Хорошо, хоть во сне не было той сногсшибательной вони.

Она шла, пошатываясь на омерзительно мягких кочках. Прямо из кучи мусора возникла стена дома с прямоугольником входа посередине. Мари ринулась к спасительному дверному проёму.

За дверью оказалась одна большая, квадратная комната. Собственно, кроме неё, ничего и не было. Мари шагнула вперёд, но уткнулась лицом в цветочные листья. Жёсткие, зелёные, растопыренные веером, они вдруг выросли вокруг неё и теперь поднимались сплошной мохнатой стеной.

Мари оглянулась. Дверь пропала. Теперь вокруг были только стеллажи. Их внушительные металлические решётки высились до невидимого снизу потолка. На широких полках тесными рядами стояли цветочные горшки.

Из горшков пучками пёрли мохнатые бурые ветки. Они занимали всё пространство комнаты. Вокруг пластиковых горшечных боков змеями вились суставчатые отростки. На отростках густо сидели изумрудного цвета листья с яркими багровыми прожилками.

Эти бурые, отвратительные ростки цеплялись багровыми колючками за металл стеллажей. Они суставчатыми плетями опускались до самого пола, а некоторые упрямо загибались вверх и ползли к потолку.

— Ничего себе гербарий, — пробормотала девушка, вертя головой. Стен не было. Назойливая зелень лезла в нос, мешала дышать. — И где ботаник, что развёл эту муть?

— А вот и ты, дорогая, — раздался голос. Мари развернулась на каблуках, но никого не увидела. — Иди сюда. Скорее.

— Когда говорят — скорее, скорее всего, торопиться не стоит, — озвучила Мари давно усвоенную истину. — Кто это?

Прямо на неё из плотной паутины веток выступила чёрная фигура. Это была женщина. Очень худая, в мешковатом балахоне и с огромной блестящей косой.

Коса с реактивным свистом размахнулась. Из-под надвинутого капюшона на Мари глянули страшные глаза-дырки.

Мари взвизгнула и проснулась.

Над ухом бренчала колокольчиками мелодия вызова.

Она подняла голову. Шея ныла. Мари протянула онемевшую руку и ткнула кнопку. На руке отпечатался красный след от щеки с прожилками волос.

— Госпожа Иванова?

— Да, — пробормотала она хриплым со сна голосом.

— Вы изучили документы?

Мари судорожно выпрямилась на стуле. Голос шефа.

Она заснула сидя. Открытый коммуникатор подмигивал крохотным зелёным огоньком на столе.

— Изучила.

— Всё?

— Я как раз работала с бумажными носителями… — покривила душой Мари Ив. До бумажек дело так и не дошло.

— Ничего, прочтёте потом, — голос шефа звучал почти весело. Конечно, он всё понял. — Собирайтесь, я жду вас у себя. Вы мне нужны.

***

Пухленький секретарь только взглянул в сторону Мари Ив и тут же пропустил её в кабинет. Она прошествовала мимо, излучая уверенность, которую на самом деле не ощущала.

Шеф стоял у стены и рассматривал на встроенном в панель экране виды города с высоты птичьего полёта. Мари узнала угловатые нагромождения зданий делового центра. Башню, увенчанную смотровой площадкой. Небоскрёб их собственной компании. Площадка щетинилась оградой антенн, освещенная лучами полуденного солнца.

— Красиво, правда? — негромко произнёс шеф, не оборачиваясь.

Мари в замешательстве огляделась. В кабинете был ещё один человек.

Женщина, молодая, почти девочка. Светлые волосы прядками падают на маленькие ушки. На носу примостились рыжие веснушки, тщательно, и явно безуспешно выводимые.

Женщина стояла у окна и неторопливо перелистывала альбом с фотографиями. Альбом был подарком кого-то из деловых партнёров, солидных размеров и выполнен на страшно дорогой мелованной бумаге. Даже самый вид его внушал невольное уважение.

— Итак, вы готовы к работе, — сказал господин Фрезер картинке на экране.

Мари моргнула. К кому всё-таки шеф обращается?

Женщина небрежно перевернула пару страниц и подняла глаза на Мари Ив. Обвела её безразличным взглядом и опять уткнулась в альбом. Мари тут же прибавила ей пяток лет. Такие глаза могут быть только у взрослой женщины. И костюм этой марки не носят молоденькие девчонки.

— Что же вы молчите, госпожа Иванова? Язык проглотили?

Мари деловито кашлянула, выложила папку на стол.

— Я прочитала…

— Об этом позже. Госпожа Иванова, что вы знаете о генетике?

— Генетика, это наука, которая…

— Не надо излагать школьный курс. Но хотя бы тычинку от пестика вы сумеете отличить?

— Да. Тычинку от пестика сумею.

— Прекрасно. Вы имеете опыт работы журналиста?

— Я не работала…

— Я имею в виду эпизод вашей биографии. — Ей показалось, что он усмехается, хотя на лице шефа не появилась даже тень улыбки. — Вы отразили это в вашем резюме. Кружок «Молодой журналист».

— «Юный журналист» — краснея, пробормотала Мари Ив.

— Неважно. Главное, у вас есть представление, как это делается. Я поручаю вам провести расследование. — Теперь усмешка шефа стала явной. — Займитесь этим вплотную.

— А как же документы? — она показала на папку. Что же, она зря читала всю эту муть?

— С чего вы решили, госпожа Иванова, что это не относится к делу? — холодно спросил шеф, пристально глядя на Мари Ив.

— Я готова.

— Прекрасно. Вот вам удостоверение журналиста. — Шеф бросил на стол карточку. — Теперь слушайте меня внимательно.

***

Господин Фрезер дождался, пока Мари Ив не выпорхнула из кабинета, и дверь закрылась за ней, слившись со стенными панелями. Спросил нетерпеливо:

— Она вам нравится?

Женщина у окна опустила альбом.

— Вы хотите знать наше мнение об этой девушке?

— Почему вы всегда говорите о себе во множественном числе? — спросил Фрезер.

— Это всё, что вы хотели узнать? — она подошла к столу и положила альбом. Он проводил глазами её ноги в модных туфельках.

— Вы не ответили на вопрос о госпоже Ивановой.

— Ничего особенного.

— Ну почему же. Госпожа Иванова интересная женщина и хороший работник.

— Возможно, она интересна лично вам, господин Фрезер.

— Она вам не нравится?

— Эти вопросы в вашей компетенции, господин Фрезер.

— Хорошо, тогда ответьте мне, почему «Айсберг» так легко дал обрушить свою систему защиты? Его безопасность обеспечивали ваши коллеги!

— Коллеги, — задумчиво сказала она. — Мне нравится это слово.

— Вы не ответили!

— Обратитесь к господину Колю.

Господин Фрезер поморщился.

— Этот ваш господин Коль обычный администратор. Молодой, ретивый и обыкновенный. Как все администраторы. Я же хотел получить ответ лично от вас.

— Этот вопрос не в моей компетенции.

Господин Фрезер сжал зубы. Медленно выдохнул.

— Как вы смотрите на то, чтобы поужинать со мной сегодня?

— Нет.

— Почему?

Она улыбнулась одними губами, и господину Фрезеру стало зябко. Ткнула пальчиком в сторону экрана на стене. Он невольно взглянул туда, а когда обернулся, её уже не было в кабинете.

На экране, вместо залитой солнцем башни небоскрёба, светились скучные строчки документа. Договор. «Личные контакты исключены», — прочитал господин Фрезер вслух.

Бывший кадровик усмехнулся.

— Исключены, говорите? В каждом правиле есть исключения, милая девушка.

Глава 7

— Да, Ленок, положи на стол, — Филинов мотнул головой, не отрываясь от работы. Он спешил.

Леночка не уходила, он поднял голову и уткнулся взглядом в вырез женской блузки. Вырез открывал восхитительный вид. Крохотная перламутровая пуговка едва удерживала блузку от дальнейшего расстёгивания. Нет, это не Леночка.

Незнакомая девица не дала следователю опомниться, и тут же взяла быка за рога. Махнула перед Филиновым удостоверением журналиста, уселась напротив, положив ножку одна на другую. Мелькнули соблазнительные коленки.

В одну секунду следователь осознал, что общественность не может оставаться в неведении. И что высокое начальство господина следователя всецело на стороне общественности…

Филинов попытался вставить слово в этот поток мысли, но девица тут же предложила ему связаться с его, Филинова, непосредственным руководством, и убедиться, что она, девица, — тут ему вновь ткнули в нос удостоверение, — говорит правду и только правду. И что отвязаться от неё он может, только посвятив ей кусочек своего драгоценного времени и введя в курс этого интересного дела.

— Ах, интересного? — следователь вернул на экран документ. Потом встал со стула и любезно предложил журналистке присесть на его место.

На экране коммуникатора возникла картинка. Фото с изображением жертвы. Филинов увеличил картинку и повернул в самом эффектном ракурсе.

— Хорошо, смотрите. Вот вам ваше дело.

Со скрытым злорадством услышал обморочный писк. Девица позеленела. Филинов решительно поднял её со своего рабочего стула и выпроводил за дверь.

***

Мари Ив вышла из отделения полиции. Её всё ещё подташнивало. Чёртов следователь. Она сунула карточку журналиста в кармашек сумки.

— Второй пункт нашей программы, — выговорила вслух, откашлявшись. — Фирма «Бейбиберг». Экскурсия. Надеюсь, ты знаешь, для чего нужны тычинки, Мари Ив.

Фирма «Бейбиберг» открывала свою экспериментальную лабораторию для экскурсий раз в неделю, после трёх. В остальные дни доступ в помещение имели всего несколько человек. Коммерческие тайны давно опередили в своей привлекательности тайны военные, и шпионы невидимого фронта шныряли повсюду. Фирма «Бейбиберг», быстро возросшая на оригинальных разработках, была лакомым куском в мире бизнеса.

Сейчас в просторном, щедро освещённом зале лаборатории топталось десяток туристов. Они тянулись гуськом за экскурсоводом, пугливо озираясь на грозные знаки: «не влезай, убьёт!» или «осторожно, газ!»

Мари Ив тянулась в хвосте цепочки, вслед за иностранцем в старомодных очках и видеокамерой на поясе. На входе в зал всех попросили выключить аппаратуру.

Стенами странного металлического каньона высились огромные стеллажи. Ряды решётчатых стоек пересекало множество крепких на вид полок, заставленных бесчисленными горшочками-близнецами.

Каждый горшочек сидел в гнезде проводов и трубок. Полупрозрачные пластиковые змейки подступали к горшкам с разных сторон. Они свешивались откуда-то сверху, сочились непонятного вида жидкостями и брызгали мелкой пылью воды. Всё это было заботливо подсвечено миниатюрными светильниками. Резкий оранжевый свет совсем не давал тени, освещая со всех сторон тёмные листочки знаменитого морозостойкого гибрида.

Листочки торчали из субстанции, которую Мари Ив ни за что не признала бы за землю. Она повела взглядом по отвратительным бурым росткам. По её мнению, любое приличное растение должно было выглядеть примерно как фиалка, что жила в расписанном узорами кашпо на квартире её тётки Розы.

Мари Ив посещала тётку два раза в год — на рождество и день рождения. И каждый раз тётка Роза просила Мари встать на стул и протереть заранее припасённой тряпочкой пыльные листки фиалки. Потом она сидела на диване, внимательно следя за процессом, тяжело вздыхала всем телом, едва умещавшемся в тесном халате, и издали ворковала своему цветочку нечто ободряющее.

Женщина-экскурсовод свернула в проход между стеллажами, и вывела стайку туристов к стене. Там высились массивные шкафы, с виду похожие на холодильники. Шкафов было всего пять, но они занимали не меньше места, чем один большой стеллаж, торча вдоль стены редкими зубьями из полированного металла. На их выпуклых лицевых панелях горели точки зелёных сигнальных ламп.

Туристов провели мимо этих бронированных холодильников, и все столпились кучкой у стойки с образцами продукции. Световая указка так и порхала в руках экскурсовода, речь журчала ручейком, и Мари Ив даже заслушалась. Эта девица явно знает, о чём говорит, подумала она, и обвела её ревнивым взглядом ровесницы.

С ехидством подумала, что девица типичная ботаничка, хотя не без шарма. Глаза едва накрашены, красивые — надо признать — волосы собраны в дурацкий пучок. Халатик с вышитым на груди логотипом фирмы болтается на талии, слишком обтянув крепкую попку.

Они двинулись дальше. Мари Ив попробовала немного отстать, прикинувшись, что засмотрелась на плакат с видом цветка в разрезе. Девица-ботаник тут же обернулась, и позвала Мари. «Как овец пересчитала» — с досадой подумала Мари Ив, неохотно прибавив шагу.

— Интересно, правда?

Мари оглянулась. Она уже пять минут чуяла за спиной запах мужского одеколона. Теперь мужчина топтался рядом, глядел на неё из-под свесившейся на лоб чёлки и застенчиво улыбался.

Мари Ив отвернулась. Ей не нравились робкие самцы. «Запомни, тот, у кого есть деньги — это мужчина», — вспомнила она длиннобородый анекдот. — «А если без денег — это самец».

Она двинулась вслед за группой. Назойливый самец пристроился рядом. Они обогнули ещё один ряд стеллажей. Самец тут же заботливо положил ладонь на острый край ближнего стеллажа, и Мари заметила на загорелом мужском запястье платиновые часы. В прозрачном овальном окошке, изящно впаянном в металл корпуса, деловито суетились крохотные детальки механизма. Ненавязчиво отливал сапфиром значок престижной марки.

Она улыбнулась. Кокетливо миновала заботливо прикрывшую острый угол ладонь. Покосилась краешком глаза. Самец, оказавшийся мужчиной, не отставал, двигаясь в фарватере, и она почувствовала его взгляд, скользнувший по ножкам в открытых туфельках.

— Как интересно, — он опять оказался сбоку, — словно снова стал студентом. А вы учитесь на ботаника?

Мари усмехнулась про себя.

— Я журналист, — она похлопала себя по сумочке с диктофоном.

— О, журналистка, — он помялся, покраснел, и стал похож на мальчишку, впервые приглашающего девушку в кино. Она поощрительно улыбнулась. — У меня есть вариант прекрасной экскурсии. Вы когда-нибудь прыгали с парашютом?

— Нет, не пробовала.

— Тогда, может быть, вы не откажетесь посетить один маленький ресторанчик, скажем, сегодня вечером?

— Сегодня у меня много дел…

Но мужчина уже протягивал ей визитную карточку. Она взглянула на зелёный прямоугольник. В глаза блеснули золотые буквы: «фирма «Бейбиберг»… Базиль Фёдорович… директор». Положительно, тебе везёт сегодня, Мари Ив, подумала она. Улыбнулась мужчине со смешным именем Базиль:

— Пожалуй, я смогу выкроить время.

***

Лаборант Сильвия, для друзей просто Си, подтолкнула очередную стойку с пробирками. Скользнув по миниатюрным рельсам, вагончик со стеклянными столбиками совершил лихой разворот и скрылся из виду, пропав в недрах шкафчика. Сильвия прижала палец к символу на панели. Следующая стойка.

— Всё стало вокруг фиолетово-си-и-иним… — протянула она фальцетом.

После экскурсий, когда приходится следить за собой, ей всегда хотелось выкинуть какую-нибудь глупость. Туристы утомляли Сильвию, экскурсии съедали добрую половину рабочего времени, которое она с удовольствием потратила бы на исследования. Каждый раз она в этот день задерживалась на работе допоздна, чтобы наверстать упущенное.

Но директор лично попросил Сильвию. И за совмещение должности ей неплохо платили.

— Развлекаешься, Си? — дружески спросил невидимый динамик. Она подмигнула в сторону миниатюрной камеры слежения. Сегодня дежурил Макс.

Динамик затих, но она была уверена, что охранник ещё там.

— Как насчёт сегодняшнего вечера?

Сильвия подняла большой палец. Динамик радостно фыркнул. Она отправила вагончик в путь, приложив палец к панели. Однообразные действия не мешали думать. Для кандидата наук, окончившего престижный факультет, можно было бы найти местечко и получше. Так говорила её мама. Интересно, что бы она сказала, узнай, что Макс не преуспевающий менеджер по рекламе.

Си вспомнила, как привела Макса знакомиться с мамой. Как сидела, подобрав ножки в скромных туфельках, на мохнатом сиденье дивана в родительской квартире. Мамочка была в восторге.

Сильвия как сейчас видела элегантных маминых подружек, рассевшихся на стульях в гостиной. Их жадные взгляды, прилипшие к нацепившему свой самый лучший костюм Максу. И как она чуть не лопнула от смеха, когда Макс, небрежно поигрывая цепочкой от брелка, принялся рассуждать о коммерции. И как они с Максом хохотали, выйдя из дома и украдкой взглядывая на затемнённое окно гостиной. Глаза маминых подружек горели сверху, словно фонари.

Следующая стойка. Она сама не знала, что заставило её согласиться на эту работу. Нет, знала. Азарт специалиста, почуявшего что-то новое. Перспектива, вот что Сильвия увидела в словах директора, лично нанимавшего каждого сотрудника.

— Мы не сможем платить вам слишком много, госпожа Снайгер. Мы только ещё осваиваемся на рынке. Скажу вам прямо, работы будет достаточно. Могу только обещать, что скучно не будет.

Да, скучно ей не было. Постороннему наблюдателю, ничего не смыслящему в биотехнологиях, действия лаборанта могли показаться жуткой рутиной. Она же каждый раз испытывала нетерпеливый азарт, приходя на работу и садясь за свой лабораторный стол.

Последний вагончик отправился в путь и скрылся за стенками бронированного шкафа. Сильвия аккуратно очистила поверхность стола. Повернулась к матово-серой панели шкафчика-близнеца. Пальцы скользнули по гладкой поверхности, останавливаясь и надавливая нужный символ в обманчиво хаотичном порядке. Теперь открыть дверь контейнера могла только она сама.

Глава 8

— Макс Фоскарелли! — инструктор пнул его тяжёлым армейским ботинком и наклонился к самому лицу: — Встать!

Настырное гудение выводило тревогу. Опять побудка среди ночи.

Макс проснулся. Повертел головой. Это сон. Инструктор ему снился редко, и всегда не к добру.

Настойчиво гудел коммуникатор. Макс приподнялся, осторожно вытянул руку из-под Сильвии. На глаза тут же упал отделанный кружевными рюшками край полога. Он отбросил с лица рюшки и выбрался из постели.

Присел у кровати, покопался в куче одежды на коврике. Вытянул брюки, нашарил служебный коммуникатор. Маленький экран слабо светился. Макс посмотрел сообщение и тихо выругался.

— Си, — он легонько толкнул девушку. — Си, мне нужно идти. Вызов пришёл. Ты слышишь, Си?

Она сонно пробормотала что-то, поворачиваясь на другой бок. Он взглянул на часы. Самое время для тёмных делишек.

— Я ухожу. Ты слышишь меня, Сильвия?

***

В этот час над пустым крыльцом здания, где размещалась фирма «Бейбиберг», светился только рекламный плакат да пара дежурных ламп. Макс провёл своей картой охранника в пазу идентификации. Поднялся на лифте к этажам фирмы.

Всё было тихо. Тёмный коридор освещала редкая цепочка точечных ламп. Ночной воздух, наполненный слабыми запахами моющих средств, пластика и ещё чего-то неуловимого, присущего всем офисным помещениям, стоял неподвижно, как в аквариуме, который покинули все рыбки. Только откуда-то тянуло по полу лёгким сквозняком, должно быть, от лифта. Макс прошёл мимо кабинета директора и свернул за угол.

Короткий отрезок коридора, заканчивающийся крохотной площадкой у дверей лаборатории, сотрудники фирмы «Бейбиберг» звали «аппендикс». Сейчас, поздней ночью, в коридоре горели только редкие лампы дежурного освещения.

Сразу за поворотом к лаборатории проход ограничивал стол охранника. Если бы ночной посетитель смог миновать охрану, и пройти дальше, он увидел бы дверь лаборатории, освещённую огоньком сигнализации. Сама дверь выглядела как кусок непрозрачного стекла, вставленный во внушительную металлическую раму. Рама почти полностью была утоплена в массивные железобетонные косяки.

В этом отрезке коридора стояла глубокая тишина. Макс невольно затаил дыхание. Этой ночью должен был дежурить его напарник, Константин. Но стул у приткнувшегося к стене стола охранника был пуст. Лампа, прикрученная к краю столешницы, бросала жёлтый круг света на раскрытый глянцевый журнал. С красочного глянцевого разворота подмигивала томным глазом грудастая блондинка.

Над непрозрачной стеклянной дверью мигал огонёк предупреждения. Нельзя входить в лабораторию без разрешения. Тем более в неурочное время. И всё же кто-то должен был туда войти. Макс в нерешительности потоптался у косяка.

Стеклянная дверь, с виду такая ненадёжная, а на деле прочнее стали, уползла в сторону, войдя в паз стены. Замок на ней можно было преодолеть, только сняв дверь с петель. Если снести часть стены. И даже тогда замок прочно сжимал бы свои многочисленные зубы.

Макс осторожно переступил порог. Верхний свет не горел. Лаборатория имела свою, независимую от остальной сети, систему освещения. Сейчас её большой, квадратный зал был погружён в полумрак.

Многоярусные стеллажи, где плотными рядами стояли драгоценные горшочки, окутывал дрожащий оранжевый туман. Избранные точки светильников, имитирующие природные условия, горели даже ночью.

Макс огляделся и двинулся в пропасть между громадных стеллажей, легко переступая по керамическим плиткам пола. Ноги в форменных ботинках на упругой подошве, что совсем не скользила, ступали бесшумно, как у кота.

Он пробирался вдоль бесконечных этажей живущих своей жизнью растений. В глубокой тишине лабораторного зала ему мерещилось, что он слышит даже тихое шевеление упругих корешков в почве. Неслышное днём журчание жидкости в спутанных клубках пластиковых трубок теперь назойливо лезло в уши.

Он вышел к противоположной стене и посмотрел на ряд бронированных шкафов, хранящих информацию исследований и генетический материал. Шкафы мягко отсвечивали полированными боками, на панелях горели точки сигнальных ламп. Но сегодня было не так, как всегда.

Макс увидел открытую дверцу крайнего металлического ящика, бесстыдно откинувшую в сторону массивную челюсть со штырями запоров, и у него захватило дыхание. Он постоял немного, переводя дух. Пригнулся, собираясь заглянуть внутрь чёрного бронированного провала.

Раздался слабый звук. Будто кто-то вздохнул у него за спиной. Макс мгновенно обернулся. Сзади никого не было, и он снова склонился к ячейке шкафа. Из непроглядной глубины отверстия пахло чем-то терпким, словно там хранили специи.

Макс задел дверцу, металлическая створка неожиданно легко качнулась. Чья-то ладонь легла ему на плечо. Он вздрогнул. Не оборачиваясь, сказал:

— Это ты, Костя? — напарник обязан ждать снаружи, но кто не нарушал инструкций?

Обернулся и, дико вскрикнув, вжался спиной в шкаф. Металлическое ребро дверцы врезалось ему в позвоночник, но Макс этого даже не почувствовал.

В следующее мгновенье рефлекс, выработанный годами тренировок, бросил его вниз. Он перекатился по полу, выхватив пистолет и целясь в ноги предполагаемого противника. Всё было проделано в доли секунды, но там, куда он смотрел, уже никого не было.

Удерживая пистолет на линии огня, Макс принялся отползать назад по проходу. Сбоку была стена. Никто бы не успел обежать ряды полок, и зайти ему с тыла. Держа под прицелом коридор, он нашарил на ремне коммуникатор, нажал кнопку вызова. Костик должен услышать.

Несколько томительных мгновений он слышал только тихое журчание жидкости в трубках среди стеллажей, что возвышались возле него бесконечной стеной решётчатого металла, да стук собственного сердца. В глубокой тишине лаборатории даже мышиная поступь прозвучала бы для него сейчас конским топотом. Должно быть, то, что он увидел, ему померещилось. И уж точно, врасплох его не застанут.

По ботинку постучали. Небрежно, словно просили немного подвинуться. Медленно, словно во сне, Макс обернулся, ведя пистолетом. Сердце дёрнулось, пропустило удар и обвалилось в пятки. Он почувствовал, что намочил брюки.

-Вы не скажете, как пройти в библиотеку? — неживой, глухой голос звучал словно отовсюду и эхом отдался во вмиг опустевшей голове.

Охранник зажмурился, нажимая спусковой крючок. В памяти всплыли ровные строчки инструкции. «Стрелять в помещении лаборатории строго воспрещается… Применять оружие только при крайней необходимости… В случае непосредственной угрозы в первую очередь следует…» Курок сухо щёлкнул, ещё и ещё раз. Он опустил пистолет, тупо таращась в кружок дульного отверстия.

Глава 9

Звонок секретаря застал директора посреди шоссе. Мелодично забренчали первые такты известной оперной арии, и Ксения сухо сказала:

— Базиль Фёдорович, с добрым утром. У нас ЧП.

Её перебил негромкий, низкий голос викинга:

— Нештатных ситуаций — одна. Опасность сведена к нулю, потери незначительны.

Над обочиной шоссе таял последний утренний туман. Солнце расплывалось над покрытым дымкой горизонтом золотым яичным желтком. Базиль Фёдорович помассировал переносицу. Бессонная ночь оставила после себя ощущение пустоты в голове и замедленную реакцию. И чудные картинки, которые всплывали теперь перед глазами и мешали вести машину. Он принципиально не пользовался автопилотом.

Базиль прибавил скорость. Грузовой фургон впереди быстро надвинулся, промелькнул мимо, и пыльные обочины растеклись серой полосой.

***

— Что это значит, Ксения Леопольдовна? — Базиль Фёдорович влетел в приёмную так резво, что защемил дверью полу куртки. Дёрнул куртку за рукав и бросил секретарю. Ксения поймала её на лету и бросила на крючок. Молча повела глазами в сторону кабинета шефа.

Базиль Фёдорович прошёл к себе. За его столом, уткнувшись лицом в ладони, сидела госпожа Снайгер.

Заботливо приготовленная секретарём для шефа чайная чашка отъехала к краю стола, опасно кренясь на блюдце. Помятая салфетка слетела с утренних бутербродов и теперь лежала комком на полу.

Директор шагнул к ней и остановился. Сильвия плакала. Волосы её, всегда собранные в строгий пучок, распались на прядки, закрыв плечи и отсвечивая золотыми нитями на столешнице. Базиль с удовольствием оглядел открывшуюся беззащитную шейку, прелестные рыжие прядки, отвернулся и обозвал себя бездушной скотиной.

— С утра так сидит, — сообщила Ксения.

Директор вытянул из кармана носовой платок. Ксения помотала головой и округлила глаза на флакончик тёмного стекла у руки Сильвии. Рядом с флакончиком белела горсточка таблеток.

— Умер охранник-то наш, Базиль Фёдорович, — сказала Ксения. — Скоропостижно скончался.

Директор подумал о Кисине, самом старшем из охранников, и удивился:

— Как — скоропостижно? Ему же едва за сорок. Здоровый такой, дай бог каждому.

— Да не Константин это. — Ксения поморщилась. — Это Макс. Макс Фоскарелли.

Сильвия всхлипнула. Базиль Фёдорович поглядел на платок в руке и отёр вспотевший лоб.

— А где наши близнецы-братья? Где эта хвалёная команда головорезов?

Секретарь поджала губы.

— Беседует со следователем. Не нравится мне всё это, — Ксения хотела ещё что-то сказать, но дверь распахнулась, и в кабинет вошли сразу двое: невысокий, полненький человек, в котором директор почему-то сразу признал полицейского следователя, и старший менеджер Сутейкин.

Статный, породистый, как призовой жеребец, старший менеджер протиснулся в дверь вместе с полицейским. Стал рядом и изящно изогнул слегка располневшую с годами талию, всем видом выразив готовность к сотрудничеству.

Вслед за ними, держа дистанцию, показался один из викингов. Викинг остановился в дверях и занял позицию у косяка. Кажется, он даже не моргал.

Кругленький следователь потёр ладошки, обвёл взглядом секретаря и шефа. На лице его появилось выражение врача-стоматолога, увидевшего сложный случай кариеса.

Полицейский представился, но руку не пожал. Раздражённый директор взглянул на Ксению. «Мы уже знакомы» — любезно отозвался полицейский. Сутейкин с готовностью мотнул прилизанной головой. Блондин у косяка не шелохнулся, подпирая притолоку внушительной кариатидой. Его директор представлять даже не стал. Он и сам не знал, который из двоих работников сейчас подпирает косяк его родного кабинета.

Новые сотрудники оказались близнецами. Выяснилось это вскоре, когда Базиль Фёдорович выбрался под конец рабочего дня из надоевшего кабинета в коридор. Он застёгивал куртку, глядя, как Ксения запирает дверь, и тихонько посвистывал. Когда он был ещё мальчиком Васькой, ему часто говорили: «не свисти, денег не будет». С тех пор случилось многое, и Базиль больше не верил в приметы.

«Добрый вечер» — вежливо сказали сзади. Он обернулся, а Ксения у двери пискнула и выронила ключи от кабинета. «Мы уже виделись» — сухо заметил Базиль Фёдорович, и здоровенный блондин, глядя на шефа прозрачным взором, сказал своим низким голосом: «Ещё нет, господин директор».

Не успел Базиль Фёдорович усомниться в своём душевном здоровье и твёрдой памяти, как всё разъяснилось. Правда, теперь, когда он изредка натыкался на одного из братьев, директор терялся, не зная, видел уже данный конкретный экземпляр или ещё нет.

Полицейский взглянул на сидящую за столом девушку:

— Госпожа Снайгер? Вы не откажетесь ответить на несколько вопросов?

Сильвия подняла голову, шмыгая распухшим носом. Базиль Фёдорович в приступе сострадания отметил, что бедняжка вся припухла, а её глаза сильно покраснели и блестят от скопившейся влаги.

— Госпожа Снайгер плохо себя чувствует, — сурово ответил директор, глядя в упор на следователя. — И сейчас ей лучше пойти отдохнуть.

Сильвия благодарно посмотрела на шефа, отирая ладошкой мокрое лицо.

— Ксения, проводите, пожалуйста, госпожу Снайгер.

Ксения Леопольдовна помогла Сильвии выбраться из-за стола, и вывела её из кабинета, бросив у двери загадочный взгляд на своего шефа.

— Ну что же, — бодро сказал кругленький полицейский, по-хозяйски устраиваясь на мягком сиденье и кладя ладони на стол. — Приступим. Господин директор, расскажите, пожалуйста, всё, что можете по данному вопросу.

Директор посмотрел в невинное лицо следователя.

— Какой вопрос вы имеете в виду, господин Филинов?

Старший менеджер кашлянул:

— Господин следователь имеет в виду…

— Я имею в виду сегодняшнюю ночь, а именно время между тремя и пятью часами утра, — веско сказал следователь. — Опишите свои действия в этот период.

— Если вас интересует, что я делал ночью, могу вам сказать — я спал. В своей постели.

— А кто…

— Это может подтвердить охрана, — опередил Базиль Фёдорович, улыбаясь следователю улыбкой отличника, никогда не бившего школьных окон. — И вы можете проверить запись в камере наблюдения у дома.

— Мы проверим, — серьёзно сказал полицейский. — Кстати, о камерах. Нам нужны записи сегодняшней ночи с камер наблюдения в вашей фирме.

— А причём здесь наши записи за ночь? — удивился Базиль Фёдорович. — Насколько мне известно, Макс сегодня ночью не дежурил.

— А при том, уважаемый господин директор, что, согласно полученным сведениям, — следователь оглянулся, ища кого-то взглядом, — покойный охранник сегодня ночью, между тремя и четырьмя часами пополуночи, находился здесь, на территории, за которую как руководитель несёте ответственность именно вы.

Директор перевёл взгляд на Сутейкина. Тот заёрзал в кресле. Его гладкие щёки пошли пятнами.

— Базиль Фёдорович, — торопливо выговорил он, глядя то на шефа, то на снисходительно молчавшего следователя. — У Фоскарелли был выходной. Я сам не понимаю, что он тут делал в неурочное время. В лаборатории дежурил Константин. Он…

Сутейкин запнулся. Следователь пришёл на помощь менеджеру:

— Видите ли, господин директор, мы до сих пор не можем поговорить с вашим старшим охранником. Как его — Константин? Так вот, ваш охранник… Он, коротко говоря, немного не в себе.

— Что значит — не в себе? — резко спросил окончательно вышедший из равновесия Базиль Фёдорович. — Объясните вы мне, наконец, что тут произошло?

И директор услышал занимательную историю.

Совершая обычный обход, работник службы безопасности фирмы отметил, что на посту у лаборатории, где должен был дежурить этой ночью Константин, никого нет. Продолжая обход, он заглянул в мужской туалет, и там обнаружил пропавшего охранника, сидящего на полу под писсуаром.

Константин не отвечал на вопросы и вёл себя неадекватно. При виде вошедшего в туалет сотрудника он попытался вскочить на подоконник и выброситься в окно. Сделать это он, естественно, не сумел, поскольку разбить прочное стекло не под силу обычному человеку без специальных инструментов. Тогда он снова забился в угол, весь дрожа и мыча нечленораздельно какую-то чушь. С тех пор Константин пребывает в этом состоянии, вывести из которого его до сих пор не удалось.

— При этом, — подытожил рассказ следователь, — дверь в лабораторию была закрыта, сигнализация включена, а ваш работник службы безопасности, этот здоровый парень, с которым я только что побеседовал, утверждает, что никаких необычных явлений не было. И никаких — никаких — тревожных сигналов на пульт не поступало.

— Господин Филинов, мы всегда рады оказать содействие закону, — сказал директор. — А теперь объясните, что вы здесь делаете?

— Простите?

— Разве нахождение работника в неурочное время на территории фирмы — это преступление? Или умственное расстройство подпадает под статью уголовного кодекса?

— Вы забываете, господин директор, что ваш работник Фоскарелли скоропостижно скончался.

— И для этого нужно вызывать следователя?

Следователь Филинов потёр пальцем полировку стола. Оглядел палец. Поднял невинный взгляд на директора. Базиль Фёдорович ответил не менее невинным взглядом. Кто смог построить бизнес с нуля, того не испугаешь кавалерийским наскоком.

— Умереть можно по-разному, — ласково сказал Филинов, глядя на Базиля Фёдоровича зорким глазом школьного учителя. — Ваш охранник получил пулю в голову. Его с трудом смогли опознать.

Базиль Фёдорович поглядел в добродушное, круглое лицо следователя. Бедная Сильвия.

— Вы заставили опознавать его госпожу Снайгер?

— Почему её? — быстро спросил Филинов. Директор замялся. — Нет, госпожу Снайгер мы не просили.

— Господин Сутейкин, — сказал директор после паузы. — Проследите, чтобы полиции оказали всемерное содействие.

Он смотрел, как выходит из кабинета полицейский. Менеджер плавно поводил руками, жужжа возле следователя, как элегантный серый шмель. Викинг отлепился от косяка и вышел вслед за ними.

Базиль Фёдорович взял так и не пригодившуюся чайную чашку. Покатал в руке.

— Хорошо начался день.

Глава 10

Вспыхнул огонь, трепещущие оранжевые языки костра взлетели в ореоле мерцающих искр. Стволы сосен стали медными, словно колонны диковинного храма. Зашуршали под ветром верхушки деревьев, и на рассевшихся в кружок людей посыпались сухие иглы и прошлогодние шишки.

Жидкость для розжига прогорела, огненные языки опали, вернулись в ложе из плоских, обкатанных когда-то, в доисторические времена первобытным океаном, камней. Зашипели, пузырясь смолой, сложенные домиком дрова.

Люди в просторных матерчатых балахонах склонили головы, тень накинутых капюшонов скрыла лица. По складкам грубой материи пробегали рыжие тени, и казалось, сидящие на земле фигуры слегка покачиваются.

Кружок неба над головами рассевшихся под соснами людей потемнел, стал иссиня-чёрным. Половинка жёлтой луны разрезанной вертикально головкой сыра повисла над поляной.

Из темноты выступили трое — жрец в балахоне и двое служителей. Их балахоны, тоже просторные, скрывающие фигуру целиком, переливались в свете костра чёрным атласом.

Жрец вышел на середину, обогнул костёр и встал у алтаря. Развёл руки и поднял лицо к луне. Помощники стали по бокам, сложили руки на груди и склонили головы.

Жрец затянул первые строчки песни огня. Низко, почти басом вывел начальные слова, помощники речитативом подхватили на два голоса. Потом вступили остальные, и гул слаженных долгими упражнениями голосов заполнил маленькую круглую поляну.

Неслышно трещали в огне смолистые дрова, стреляя пучками искр. Завозились в ветвях вспугнутые пением птицы. Поднялась до фальцета и резко оборвалась последняя нота, и на поляне стало тихо.

Помощники отступили в темноту и вернулись с металлической клеткой. В клетке сидела большая белая птица. Помощник открыл дверцу клетки, вдвоём они с трудом вытянули трепыхающуюся индейку и водрузили на алтарь. Жрец отвернулся от жёлтого полукружья луны, сложил руки на груди и тихим, хрипловатым баском ещё раз пропел заключительные слова песни огня.

Шагнул к алтарю. Индейка трепыхалась, пытаясь вырваться из рук служителей. Жрец возложил руки на птицу. Та дёрнулась, двигая лапками и вертя шеей. Жрец кивнул, служители отпустили птицу и отошли в стороны. Та сидела неподвижно, ладони жреца лежали на ней плотно, прижав белые перья к бокам. Наконец глаза индейки затянулись белёсой плёнкой, голова опустилась, клюв утонул в перьях на груди. Птица уснула.

Служитель вынес круглую чашу на ножке. Поднёс к алтарю, другой служитель подал изогнутый серпом нож на костяной ручке. Жрец прижал одной ладонью индейку к камню, другой рукой сделал неуловимо быстрое движение, и белая птичья головка упала в подставленную служителем чашу. Жрец отошёл от каменного алтаря, дав место помощникам. Лица его смутно белело под опущенным капюшоном, только блеснули белки глаз, когда он обвёл взглядом поляну.

Люди в балахонах задвигались, вытянули шеи в сторону костра. Там служители уже установили квадратную металлическую решётку, и водрузили на неё индейку. Один из них присел у огня, и принялся раздувать костёр. Другой открыл керамический кувшин, запечатанный восковой печатью, и вылил его густое, багровое содержимое в серебряную чашу, где плескалась кровь индейки.

По поляне поплыл запах жарящегося мяса. Служитель пошёл по кругу, и каждый из сидящих на земле отпил из чаши густой кроваво-красной жидкости.

Чаша снова пошла по кругу, запах жареного мяса усилился. Служитель подбросил в костёр пучок травы и горсть чего-то, похожего на высушенных букашек. Языки огня опали, лениво облизывая решётку с птицей. Белый дым клубами поднимался над жаровней, щекотал ноздри собравшихся.

Наконец чаша опустела. Глаза людей в балахонах разгорелись, голоса зазвучали громче, щёки разрумянились. Многие откинули капюшоны. Служители сняли с решётки покрытую коричневой коркой птицу. По пупырчатой коже шипели и лопались пузыри горячего жира.

Индейку переложили на большое серебряное блюдо. К блюду со всех сторон потянулись жадные руки. Покрытую корочкой, жирную тушку рвали множеством вилок, и округлые жареные бока худели на глазах. Люди уже все до одного откинули капюшоны, закатали рукава балахонов. Они весело жевали и смеялись. Глаза их неестественно блестели в свете догорающего костра.

Служитель подбросил в угасающий костёр сухих веток, и языки пламени опять взвились вверх, осветили медные стволы обступивших поляну деревьев. Потом поднялся с места один человек, за ним другой, и вот уже хоровод в развевающихся одеждах, взявшись за руки, понёсся по кругу, выкрикивая слова гимна. Рваный ритм песни огня, выпеваемой на все голоса, подстегнул хоровод. Люди кружились всё быстрее, ноги у них выделывали странные и смешные коленца, рты разевались в дружном крике.

Потом одна из скачущих фигур оторвалась от круга, выпрыгнула на середину, к костру, и принялась стаскивать балахон. Открылись весьма упитанные дамские ноги в коротеньких кружевных панталончиках. Разгорячившаяся дама потянула упрямую тряпку кверху, и вскоре взорам скачущих вокруг сотоварищей предстали остальные весомые прелести, едва прикрытые розовым кружевом на бретельках.

Женщина раскрутила над головой балахон и бросила его на ветви ближайшего дерева. Балахон взмахнул распластавшимися в полёте рукавами, как крыльями диковинной птицы, и повис на сосне. К даме подскочила ещё одна фигура, и тоже принялась тянуть своё одеяние за полы. Показались жилистые, волосатые ноги в носках и ботинках. Мелькнула по воздуху ещё одна матерчатая птица, и ещё один балахон повис на соседнем дереве.

Освободившись от груза одежды, двое пустились в пляс вокруг костра. Их примеру последовали остальные, и скоро дым от прогорающих в костре веток и щедро подброшенной служителем сухой ароматной травы клубился по земле, обвивая голые ноги танцующих.

Жрец не принимал участия в общем танце. Когда участники собрания закружились в хороводе, он отступил к самому алтарю, прислонился к его шершавому каменному боку, и принялся смотреть на танцующих. Вокруг костра взметались края одежд, с силой топали о землю ноги, мелькали красные лица, блестели глаза и зубы. Люди что-то кричали, но слов было не разобрать.

Жрец опустил голову, лица его не видно было в густой тени. Никто не мог сказать, смотрит ли он исподлобья на танцующих, или просто медитирует. Разгорячившиеся танцоры подскакивали к самому костру, кружились парами. Потом люди стали уставать, и наконец хоровод окончательно распался. Парочки стали разбредаться по поляне, и у костра кружились уже только самые выносливые. Остальные падали вместе на траву, садились на плоские, выложенные в круг по поляне камни.

Вскоре у костра кружились только двое — мужчина в чёрных трусах-боксёрах, и девушка в трусиках в горошек и узеньком лифчике на тоненьких бретельках. Девушка запыхалась, её круглое личико с россыпью веснушек горело, выбившиеся из собранного на затылке хвостика волосы прилипли к щекам и разметались в беспорядке по потным плечикам. Наконец она остановилась и со смехом упала на руки партнёру. Тот подхватил её, тоже пошатываясь, и обильно потея. Руки его обхватили её за талию, и он потихоньку увлек девушку к краю поляны, в тень нависающих сосен. Остальные парочки уже вовсю предавались греху, расположившись по всей поляне, нимало не смущаясь близким соседством.

Жрец обратил невидимый под надвинутым на лицо капюшоном взор к этой самой стойкой парочке, усевшейся там, где остался свободный кусочек травы. Медленно, словно нехотя, отделился от алтаря и шагнул прямо через костёр. Догорающие ветки пыхнули дымом от поднявшегося завихрения воздуха, клубком взлетели последние искры пополам с пеплом.

— Приди же к нам, благословенный и очищающий. Приди, желанный и проклинаемый. Спустись к нам с небес и дай нам прозрение, — пропел жрец хрипловатым баском, остановившись возле парочки, и глядя на них сверху. Девушка смущённо закрылась ладошкой.

— Снизойди к нам, несовершенным и слабым. Сделай нас сильнее и чище, — снова пропел жрец, наклоняясь к земле. Он взял девушку за запястье и отвёл её руку от раскрасневшегося лица. Взглянул в глаза:

— Как твоё имя?

— Настя, — задыхаясь, выговорила она. — Анастасия.

— Да снизойдёт на тебя очищающий и благословенный огонь, сестра Настя, — мягко сказал жрец, отпустив её руку. Мужчина продолжал своё дело. — Да будет так.

Костёр совсем прогорел. Усталые парочки замирали, издавая глубоки вздохи. Дым от громоздящейся на месте прогоревшего костра кучи седого пепла, в котором дотлевали последние угольки, стелился по поляне. И наконец душистый дым затянул своим белёсым, клочковатым одеялом зрелище подошедшего к концу обряда единения душ.

Глава 11

Автобус с лязгом захлопнул разболтанные двери, фыркнул, выпустив струю бесцветного газа, и покатил дальше. Настя проводила взглядом его квадратный зад.

За пыльным стеклом смутно чернела голова её случайного любовника. Всю утомительную дорогу обратно в город они сидели рядом. Настя смотрела, как он дремлет, уткнув нос в ворот толстого свитера домашней вязки. «Моя остановка» — с тайной надеждой сказала она, и он сонно пробормотал «Угу». Настя вышла. Он не открыл глаза, только отвернулся и подтянул повыше ворот свитера.

Вдоль проспекта неслись машины, вихрем пролетали мимо автобусной остановки и пропадали в направлении делового центра. Настя переступила озябшими ногами в лёгких, не по сезону, туфельках. Выбравшийся вместе с ней из автобуса подросток в свитере и потрёпанных штанишках повертел в ушах кнопки наушников и тоже принялся притопывать ногами.

— Ну и что ж, — сказала Настя вслух. — Зато у меня есть Эдик.

Эдик был студентом, и Настю умиляли его худые, торчащие из рукавов руки, тощие коленки и вечно голодный взгляд замученного учёбой молодого человека. Он приходил к ней, замёрзший и усталый, и она кормила его ужином. А потом согревала, как могла, на своём раскладном диванчике, который досадно скрипел в такт процессу.

Нет, слишком холодно ждать автобус. Настя двинулась к метро. Остановка была далеко, но зато можно согреться, пока идёшь. Она пошла быстрее. Вечером придёт Эдик.

***

Вагон метро остановился, двери разъехались, изрыгнув очередную порцию пассажиров. Спрессованная кучка людей тут же распалась на отдельные фигуры, зажившие своей жизнью на светлых плитках перрона.

Подросток в толстом свитере и потрёпанных штанишках выскочил из вагона, отошёл к колонне и оглядел недавних попутчиков. Большинство пассажиров были для него толстыми, старыми тётками и дядьками. Зачем жить, если так выглядишь? В серой толпе пожилых людей мелькали яркие пятна юбок и курточек девушек. Он не стал глядеть им вслед. Дело прежде всего.

Молодая женщина в лёгком плаще, за которой он тащился от автобусной остановки, дернув сумку за длинный ремешок, тоже выбралась из вагонных дверей. Женщина направилась к выходу с перрона, вихляя на высоких каблучках сиреневых туфелек. Подросток, среди друзей известный как Кадет, отклеился от стены. Двинулся следом, не выпуская из виду болтающуюся у сиреневых ног мешковатую розовую сумку.

Улица встретила его волной запахов и звуков огромного города. Подняв плечи и утопив худую шею в вороте свитера, он зашагал по тротуару, с удовольствием шлёпая по асфальту толстыми подошвами новеньких шнурованных ботинок.

Женщина в сиреневых туфельках взошла на крыльцо магазина, исчезла за сверкающей витриной. Кадет постоял у крыльца, дёргая головой в такт музыке, и провожая снующих по ступенькам тёток с сумками, пока в дверях не показались знакомые туфли.

Потом женщина с упорством мухи, бьющейся в стекло, тыкалась во все встречные двери бутиков. Но Кадет был снисходителен и терпелив. У большинства этих магазинчиков только один выход на улицу.

Он довёл её до подъезда. Подождал на узенькой лавочке, теребя в ухе миниатюрный наушник, убедился, что она больше никуда не пойдёт. Поднялся с лавки и неторопливо подался в сторону выхода на проспект.

Пожилой мужчина в потрёпанной куртке военного образца задел его набитым битком пакетом с продуктами. Одышливо дыша и переваливаясь на ревматических ногах, пенсионер проследовал к подъезду. Презрительно глянув ему вслед, Кадет вытянул из кармашка куртки дешёвый коммуникатор. Пробормотал тихонько, поднеся к самым губам:

— Объект на месте. Снимаюсь с поста.

Настя со стуком бросила на кухонный столик ужин в упаковке. «Разогрей, и ты сыт» — гласила яркая надпись. Она пошарила в холодильнике, выудила из дальнего угла коробочку килек в соусе. Критически осмотрела и решила, что они ещё вполне ничего.

Сбегала к двери, торопливо топая тапками в розовых цветочках, принесла забытую у вешалки упаковку пирожных из магазина за углом. Вытянула на свет бутылку вина. Отёрла салфеткой, поставила на столик. Ну вот, теперь можно звонить Эдику.

Пискливая мелодия сообщения застала её у зеркала. Настя торопливо ткнула кнопочку, глядя на новенький маникюр, сотворённый знакомой девушкой из салона красоты.

«Детка, прости, я не приду». Вот и всё. Она упала на стул, с ненавистью глядя на полированные ногти. Кинулась к сумочке, трясущимися руками достала из кармашка билеты на концерт. Порвать и выбросить. Нет, она их не выбросит. Она сейчас накрасится, наденет лучшее платье и подцепит на этом проклятом концерте кого-нибудь получше Эдика.

***

У ступенек громадного развлекательного центра гудела толпа. Сверкающие двери непрерывно вращались, пропуская пары и целые хохочущие компании. Настя встала на нижнюю ступеньку, поджимая ноги в сиреневых туфельках. Вечер оказался слишком холодным.

Она подёргала сумку за длинный ремень. Время шло, мимо проходили мужчины, мужчины в нарядных пиджаках, куртках и комбинезонах. Почти все они были с женщинами. Настя поймала взгляд одного мужчины, тот приблизился, кашлянул. И пока она смотрела на него, оценивая серые глазки и острый, покрасневший от ветра нос, спросил:

— Женщина, вам билетик не нужен? Недорого отдам.

Настя с негодованием отвернулась. Ноги мёрзли всё больше.

Через две ступеньки от неё топтался прыщавый подросток в наушниках. Он тоже притопывал тощими ногами в модных шнурованных ботинках, дёргая головой в такт музыке. Заметив её взгляд, мальчишка немедленно оскалился в ухмылке и глумливо подмигнул, переступив поближе. Настя с достоинством задрала нос, и на всякий случай отодвинулась.

Толпа рассеивалась, последние запоздавшие парочки спешили к дверям, на ходу вытаскивая билеты.

Наконец Настя повернулась и медленно принялась подниматься по ступеням к сверкающему огнями проходу. Сумка тянулась за ней, стуча по тонким каблучкам.

— Простите, девушка, — мужской голос остановил её на самом верху. — У вас не будет лишнего билета?

Она обернулась, прижимая ремень сумки к животу. Мужчина в коротком плаще смотрел на неё. В одной руке он сжимал увядшую розочку.

— Вы знаете, такая незадача. Пригласил девушку, а она не пришла. — Он улыбнулся растерянной улыбкой.

Вскоре они уже сидели в восхитительно близко поставленных мягких креслах. Наверное, одну ручку на два сиденья придумал влюбленный человек, подумала Настя, разворачивая липкими пальцами обёртку длинной конфеты. Рядом в корзиночке подлокотника ждала бутылка шипучки.

В перерыве они вместе вышли в фойе. Усадив Настю за столик, он поспешил занять очередь в буфет. «Мороженое и лимонад», — сказала она капризно, усаживаясь на круглый стульчик. Он скрылся в толпе, а Настя уставилась на его лёгкий плащ, небрежно брошенный поперёк стула, и теперь неуклонно ползущий вниз.

Она заботливо подхватила плащ за рукав, и из внутреннего кармана вывалился, увесисто стукнув об пол, старомодный кожаный бумажник. Она не хотела смотреть, правда, не хотела, но он сам открылся. На Настю с фотографии взглянула симпатичная женщина с ребёнком на руках. Ещё один ребёнок, девочка в мелких кудряшках, стояла рядом. Настя торопливо ткнула бумажник в складки плаща.

Моргая внезапно намокшими ресницами и стараясь не натыкаться на стулья, она вышла к лестнице и сбежала по мраморным ступенькам. Торопливо надела жакетик, едва попав в рукава. Поддёргивая упрямую сумку, Настя вышла под мигающий разноцветными огоньками навес.

Под каблучками туфель захрустели замёрзшие лужи. Всхлипывая, Настя огляделась. За стеклом оставшегося позади фойе мелькнул светлый плащ, и она побежала к стоянке такси. Частник, пристроивший свою старенькую машину с краю, махнул ей рукой. Настя обвела взглядом стоянку. Другие машины были гораздо комфортнее, и наверняка возьмут куда больше этого пенсионера.

— Куда вам? — неласково спросил пожилой водитель, проводив взглядом её каблучки, царапнувшие обивку.

Настя ответила. Он недовольно помотал обвисшими щеками в склеротических жилках:

— Подождать придётся. Вот салон наберу, тогда поедем.

— Да вы что! — возмутилась Настя. — Я не могу тут торчать!

— Тогда доплатить придётся. Ехать далеко, а мне ещё назад возвращаться. Пустым-то разъезжать…

— Ладно, поехали. — Настя обречённо кивнула, и пробормотала под нос: — Хапуги.

Сжавшись на заднем сиденье, она глядела в сжатые на коленях руки с бесполезным маникюром. Водитель, желавший поговорить, только раз взглянул в её мрачное лицо, и отвернулся.

Потом она вскинулась на месте, глядя на освещённую редкими фонарями незнакомую дорогу:

— Где это мы едем? Мне не туда!

— А там дорога перекрыта. Чинят. — Не оборачиваясь, ответил водитель.

Настя заёрзала на сиденье. Потом что-то тихо чмокнуло, и машина затряслась. Водитель выругался, выруливая на обочину.

Она выбралась вслед за ним и увидела его спину в старенькой куртке военного образца, наполовину погрузившуюся под капот. Из-под капота доносились всякие слова. В отчаянии Настя затопталась на месте, озирая придорожные кусты.

Прошуршав по полотну дороги, взвизгнули шины, и рядом встал тёмно-серый корвет. Театральным жестом протянув руки, её новый знакомый выпал из дверцы и, сделав несколько шагов по асфальту, опустился на колени.

— Настенька!

Она ойкнула, отшатнулась к грязной дверце такси.

Он подполз ближе, царапая коленками и смешно протянув руки.

— Настенька, я понял! Вы увидели это фото! Это моя сестра. Любимая и единственная сестра с племянниками. Больше у меня никого нет в этой жизни. Я один, совсем один. Простите меня за эту ошибку.

— Ну что вы, — пробормотала Настя. Её стало мучительно стыдно. Пожилой водитель обернулся, вытирая руки тряпкой и улыбаясь сизыми старческими губами.

Глава 12

Лифт не работал. В его бесстыдно распахнутом нутре ковырялся техник в зелёном комбинезоне. Ещё парочка техников возилась в шахте лифта. Оттуда неслись всякие слова. Вверх по лестнице брели офисные работники, уныло взбираясь на свои этажи.

Базиль Фёдорович поглядел в пасть лифта. Из шахты донеслось изысканное словцо, и об пол кабины звякнули беззубой пастью новенькие пассатижи.

— А ещё хотят повысить арендную плату, — Ксения Леопольдовна взмахнула портфелем с документами. Она поднималась по лестнице впереди шефа, решительно стуча каблуками. — А у самих здание разваливается. Того гляди, на голову рухнет.

— Рухнет, — отозвался шеф.

— В том квартале цены подняли, теперь опять. Как с цепи сорвались.

— Сорвались, — директор машинально передвигался по ступенькам. Перед глазами стояло дивное зрелище — Мари в кружевном лифчике. Ох, уж эти журналистки. «Это не лифчик, это бюстье»…

На площадке этажа, который занимала фирма, торгующая коммуникаторами, они остановились перевести дух. В глубине холла торчала непременная пальма в кадке, и висел красочный портрет гения коммуникативной мысли Фоки Малковича.

У офисной двери фирмы «Киммерия» торчал неопрятный субъект. На груди труженика виртуальной мысли болтался шнур в металлизированной оплётке. К шнуру был прицеплен кусок старинной материнской платы, залитый в овал прозрачного пластика. Комбинезон грубой ткани, потёртый на животе и на два размера больше габаритов обладателя, отвисал на тощих коленках.

Специалист с чемоданчиком и надписью на спине: «КоммСервис», обогнул субъекта и прошёл в дверь.

Сисадмин проводил специалиста мрачным взглядом и отвернулся. На небритом лице выразилась безмерная тоска.

— А у нас ведь система полетела, — доложила Ксения, явно цитируя чьи-то слова. — Рухнул весь софт. Упал. Напрочь рухнул.

— Вызовите специалиста, — отозвался ничуть не огорчённый Базиль Фёдорович.

Они поднялись к себе на этаж. Ксения деловито шлёпнула портфельчиком об стол, а директор, застыв у вешалки с курткой в руках, зажмурился, вспоминая полёт кружевного лифчика на люстру. Ажурная тряпочка зацепилась за рожок и долго покачивалась, создавая в спальне диковинную цветную тень.

— Господин директор, нам нужно поговорить.

Ксения пискнула, маленькое зеркальце выскочило из её пальцев и покатилось по столу. В дверях нарисовался один из викингов.

— Господин директор занят!

— Ничего, у меня есть одна минутка, — отозвался очнувшийся от грёз Базиль Фёдорович.

Весь день его рвали на части бесконечными вопросами, и он никак не мог поговорить со своей службой охраны.

Блондин прошёл вслед за директором в кабинет, устроился на стуле и уставился на Базиля Фёдоровича прозрачными глазами.

— Прошу вас, — сухо сказал директор. Следовало дать понять этим дорогим во всех смыслах людям, что он недоволен их работой.

— Мы сообщили вам о нештатной ситуации, — сказал викинг.

— И что же?

— Мы обязаны доложить о проникновении в лабораторию с целью хищения.

— О проникновении в лабораторию?

— Минувшей ночью, в три часа двадцать три минуты десять секунд по местному времени, в здание фирмы вошёл охранник господин Фоскарелли. Он поднялся на этаж, где размещается лаборатория. В ту ночь дежурил охранник Кисин. Фоскарелли не застал его на рабочем месте, поскольку тот находился в мужском туалете. У Кисина случилось острое расстройство желудка. Фоскарелли прошёл в туалет, они с Кисиным поговорили, и Фоскарелли отправился на пост, оставив напарника в кабинке.

— Подождите, — директор помотал головой, вытряхивая словесную шелуху, — я вас не понимаю. Почему Макс вообще здесь появился среди ночи?

— Видите ли, господин директор, — спокойно ответил викинг, — никакого тревожного вызова с центрального пульта не было. Господин следователь в этом уже убедился. Кисин послал напарнику сообщение со своего коммуникатора.

— Со своего комма? Но зачем?

— Мы предполагаем, что господин Кисин усомнился в возможности продолжать работу вследствие возникших проблем личного характера.

— Предположим. Но понос не повод для самоубийства.

— Зато это обстоятельство дало возможность охраннику Фоскарелли без хлопот войти в помещение лаборатории. Открыв дверь, и убедившись в отсутствии посторонних, господин Фоскарелли набрал код и вскрыл контейнер с материалами исследований.

Директор подскочил на месте:

— Вы понимаете, что говорите? Этот код нельзя взломать! Тем более какому-то охраннику!

— Тем не менее он это сделал. Мы решили, что действия охранника не входят в ваши интересы, как работодателя. Поэтому сейчас контейнер закрыт, охранник отказался от своих намерений, а все материалы на месте.

— Вы называете смерть способом отказаться от намерений? — в ужасе переспросил директор. — А что тогда — «незначительные потери»?

— Мы не убивали господина Фоскарелли. Он покинул здание совершенно самостоятельно. — Викинг моргнул, тень озабоченности возникла в его прозрачных глазах: — Конечно, какая-то часть молекул воздуха покинула контейнер. Это было неизбежно. Но, если вы считаете это существенным…

Базиль Фёдорович уставился на него, не находя слов.

***

Лифт не работал. Сильвия медленно поднималась по ступенькам, глядя перед собой. Она не нуждалась ни в сочувствии, ни в досужем любопытстве.

Этажом ниже лаборатории был отдел аналитиков. Там царил Сутейкин, и за крайним у двери столиком сидела подружка Светочка. Нет, Светочку она тоже не хочет видеть. Не сейчас.

Сильвия шагнула на следующую ступеньку. Но тут настоятельная необходимость заставила её свернуть в женский туалет.

Она торопливо прошла по коридору до дамской комнаты и забралась в кабинку. Набросила ремешок сумки на крючок и прикрыла дверцу.

— Ну вот, ничего не осталось от Макса, — подумала со смутным сожалением, вспоминая его мечты о куче ребятишек.

Какое-то время Сильвия не слышала ничего, кроме своих мыслей. Потом за тонкой стенкой соседней кабинки кто-то вскрикнул. Она подняла голову, прислушиваясь с законным любопытством случайного свидетеля.

Из соседней кабинки доносилась невнятная возня. О пластиковую стенку что-то ударилось, будто в неё стукнули локтем, а потом приложились спиной. Зашуршала одежда, брякнула задвижка на дверце. Сильвия услышала писк своей подружки Светочки:

— Пустите, я не хочу. Пустите же!

И смутно знакомый мужской голос глухо пробормотал:

— Раньше хотела, а теперь нет?

Опять началась возня. Сильвия решительно оправила юбку и дёрнула с крючка сумку. Сидеть и слушать дальше не имело смысла.

И тут она услышала истошный визг. Так мог бы визжать несущийся к ближайшему дереву первобытный человек, которому на пятки наступал разъяренный мамонт. Визг закончился судорожным всхлипыванием и звуком падения на выложенный плиткой пол женского зада.

Чья-то спина, падая, прошуршала по стенке кабинки, стукнули о гигиенически чистые плитки пола каблучки. Сильвия высунулась из своей кабинки, придержав дверцу пальцем. И ей сразу же захотелось, как первобытному человеку, забраться повыше на дерево.

Соседняя кабинка была закрыта. Из-под дверцы торчали ноги Светочки, обутые в туфельки нежно-розового цвета. Кто-то шумно икал.

Потом дверца словно расплылась, помутнела, по ней пробежали волнообразные тени, и из кабинки вышел здоровенный мужчина под два метра ростом. Для этого ему даже не пришлось нагибаться, потому что вышел он прямо сквозь дверь, неощутимо миновав косяк, который был ему как раз на уровне шеи.

Посмотрев на Сильвию безмятежными голубыми глазами, здоровенный блондин слегка склонил голову, приветливо кивнув. Она застыла, вцепившись в ручку двери, глядя, как он неторопливо направляется к выходу из туалета.

Блондин вышел в коридор рутинным способом, открыв и затем заботливо прикрыв за собой дверь с нарисованным женским силуэтом. Сильвия перевела взгляд на закрытую кабинку. Дверь кабинки медленно открылась, тихо скрипнули петли, и Сильвия увидела сидящего на унитазе старшего менеджера Сутейкина.

Менеджер открывал и закрывал рот как вытащенная на берег рыба. Крупное породистое лицо его было белым под цвет унитаза. Сутейкин таращил широко распахнутые, безумные глаза, и глухо икал, держась за края сиденья. Наконец он выдавил, глядя в пространство:

— Клянусь, больше никогда. Никогда больше. Клянусь.

Сильвия отвела от него глаза, деловито открыла висящую на локте сумочку, вытянула коробку с таблетками. Высыпала в унитаз содержимое коробки. Из-за тонкой стенкой соседней кабинки доносились неприятные звуки расстроившегося желудка господина Сутейкина.

Сильвия заглянула в опустевшее дно коробочки, и бросила её в урну. Сказала вслух:

— Ты не для того столько лет отучилась в университете, Снайгер, чтобы видеть всякую чертовщину. Кандидатам биологических наук не являются призраки.

И добавив:

— Хватит глотать антидепрессанты. Применим народные средства. — Наклонилась над подругой Светочкой.

Та сидела на полу кабинки, томно прижавшись щекой к белому боку унитаза. Густо накрашенные глаза Светочки были закрыты, ярко-розовая помада размазалась по гладкому фаянсу. Изящные ножки бесстыдно торчали из-под дверцы. Сильвия решительно вздохнула и с размаху хлопнула Светочку по щеке.

Глава 13

Филинов посмотрел на синеватое тело. Ниже шеи на него было вполне приятно смотреть. Если учесть, что тело вытащили из холодильного отделения в морге.

Патологоанатом Сергеич невозмутимо курил, лениво разгоняя колечки дыма. Колечки медленно поднимались вверх и расплывались в воздухе. Следователь тоже помахал ладонью у носа, отмахнувшись от очередного колечка. Патологоанатом предавался своей вредной привычке со страстью истинного курильщика. Некурящим полицейским, регулярно застающим его с мечтательным выражением на лице и с сигаретой в зубах, он отвечал:

— Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт. Говорю вам это как медик.

— Что скажешь, Сергеич?

Медик неторопливо отложил сигарету на плоскую стеклянную чашечку.

— Если хочешь поскорее закрыть дело, пиши — самоубийство.

— А если не хочу поскорее? — с тоской спросил Филинов.

— Ну, если хочешь помучиться… — Сергеич подобрал с чашки окурок, жадно затянулся и бросил обратно. — Смотри.

Они склонились над трупом. Патологоанатом повёл ладонью над изуродованной выстрелом головой. Следователь внимательно следил за пальцами, уверенно ощупывающими череп покойника.

— Хочешь сказать, он не мог этого сам сделать? — наконец мрачно спросил Филинов.

Они выпрямились и посмотрели друг на друга.

— Почему не мог? Мог. При большом желании и пяткой можно ухо почесать.

Следователь перевёл взгляд на крепкое запястье погибшего охранника. На ладонь со сжатыми в судороге пальцами, из которых пришлось выковыривать штатный пистолет. У покойного Макса Фоскарелли были хорошо накачанные мышцы. Мускулатура молодого человека в самом расцвете сил, регулярно занимающегося спортом.

Заставить такого парня вытащить ствол и направить в себя ой как непросто. Для этого нужно быть очень сильным человеком.

— Камера, — пробормотал Филинов. Привычка думать вслух была неистребима.

Пока что он не получил записи с камер фирмы «Бейбиберг». Можно только гадать, что случилось ночью, сразу перед гибелью охранника. Фоскарелли вошёл в здание около трёх часов пополуночи. Очевидно, поднялся на этаж, который занимала фирма, и откуда пришёл тревожный сигнал. Здесь следователь пока мог опираться только на свидетельство госпожи Снайгер.

Внутри здания Фоскарелли пробыл не меньше часа. Если опираться на результаты экспертизы, определившей время смерти. Покойника обнаружил дворник, когда пришёл утром на работу, и увидел сидящего у задней стены здания, за мусорным баком человека в форме охранника. Безнадёжно мёртвого, с развороченным выстрелом лицом и личным пистолетом в окоченевшей руке.

Госпожа Снайгер, должность — лаборант. Фактически — заведует лабораторией и тащит на себе львиную долю научной работы. Возможно, имеет зуб на шефа. Филинов знал людей, для которых низкая должность и маленькая зарплата уже предлог для убийства.

Ему понравилась госпожа Снайгер. Филинов любил таких — умненьких, но без заскоков. На допросе она, хоть и краснела, утирала мокрые глаза платком и шмыгала носом, говорила ясно и чётко. Нет, она не знает. Нет, не ссорились. Не собирался. Слышала — и следовало по пунктам, что слышала госпожа Снайгер в ту злополучную ночь. А то, что не слышала, того и не было. И смотрела на Филинова ясными глазами кандидата каких-то там наук.

Но если окажется, что она каким-то боком причастна к убийству, а то, что Фоскарелли убили, Филинов в глубине души не сомневался, он ничем не сможет ей помочь. Дело прежде всего.

— Ты закончил? — деловито спросил Сергеич. Филинов кивнул.

Сергеич закатил тело в холодильник, а Филинов поднялся к себе в кабинет. Упал на стул и задумался.

По столу прямо перед ним ползала плодовая мушка, исследуя яблочный огрызок на салфетке. Следователь щелчком сбросил мушку со стола и пробормотал:

— Свил свидетель свиль в свистушку.

Задумался. Окликнул забредшего в кабинет коллегу:

— Какая рифма к слову «свистушка»?

— Несушка, — откликнулся ничуть не удивлённый коллега, выбегая из кабинета с найденной бумажкой. Филинов слыл в отделе чудаком.

— Нет, это на «Н». — Следователь обхватил голову руками. Дневной допрос свидетелей прошёл безрезультатно. Так сказала Леночка, упархивая с результатами в руках.

Константин Кисин, напарник покойного Фоскарелли, оказался полной противоположностью Снайгер. Это даже нельзя было назвать допросом.

Кисин сидел в смирительной рубашке между двух рослых санитаров, и трясся, пуская слюни и оглядываясь в животном ужасе. Филинов предложил доктору, спокойно стоявшему рядом, оставить его со свихнувшимся охранником наедине. Доктор сказал, взглянув на пациента:

— Не стоит. Он под шкаф забьётся. Доставай его потом.

Следователь тогда только шагнул к Кисину, желая взглянуть ему в глаза, как охранник, здоровый мужик сорока лет, вскрикнул диким голосом, вывернулся из руки санитара и упал со стула на пол. Извиваясь по-змеиному, Кисин попытался забраться под стул, подвывая сорванным горлом. Санитары вытянули его на свет, плотно взявшись с обеих сторон, и врач, мрачно глядя на пациента, сказал:

— Хватит, господин полицейский.

Секунду Филинов с врачом мерялись взглядами, и следователь отвёл глаза. Он спросил:

— Это лечится?

— Физически он совершенно здоров, — ответил врач. — А лечить душу мы ещё не научились.

— Как это? — удивился полицейский, полагавший, что медицина давно шагнула вперёд.

— А вот так, — отрезал врач.

— Скажите хотя бы, сколько это может продлиться? — с досадой спросил Филинов.

— Может быть, сутки. А может, всю жизнь, — сказал доктор, и на этом разговор закончился.

Потом были этот отличник-директор со своим громилой-секьюрити. Они пришли вместе, хотя он назначил им разное время. Директор пробубнил что-то о делах фирмы, и Филинов пустил его в кабинет. С ним он разделался быстро. Зато белобрысого супермена ему хотелось потрепать основательно.

Он приложил неимоверные усилия, чтобы вывести верзилу из равновесия. Но тот лишь моргал незамутнёнными избытком мысли глазами на Филинова, и отвечал ровно столько, сколько нужно, чтобы вообще не молчать.

Следователь помотал головой. Разговор с блондином оставил ощущение налившегося в мозги густого сиропа. Из тех, в которых бесповоротно вязнут опрометчивые мухи.

Осмотр тела с Сергеичем. Перед внутренним взором следователя опять предстали хорошо накачанные мышцы погибшего охранника.

Чтобы справиться с таким здоровяком, нужно быть суперменом. Например, таким, как покинувший кабинет верзила-секьюрити? Нет, Филинов, не увлекайся.

Следователь зажмурился. Перед глазами маячил патологоанатом с сигаретой в зубах. Вот он вытянул сигарету двумя пальцами, губы сложились в красное колечко, смачно разжались. Кружок дыма поплыл в лицо следователя, распадаясь на лету, и оставив после себя аромат хорошего табака. Что-то он, Филинов, упустил.

Он открыл глаза, опять увидел ползающую как ни в чём не бывало крохотную мушку. Ему показалось, что она смотрит прямо на него и насмешливо шевелит тонкими усиками.

— Сычик снял со сплюшки стружку, — Филинов взмахнул ладонью, отогнав назойливую тварь.

Глава 14

Пожилой водитель заботливо протёр тряпкой дверь своей старенькой машины, припаркованной рядом с супермаркетом. Спрятал тряпку в карман, и направился к сверкающим от чистоты и рекламных наклеек дверям. В этот час покупателей было немного, и он предвкушал, как с достоинством богача пройдётся между полок с красивыми баночками.

Он расстегнул ворот своей потёртой куртки военного образца, пожевав сизыми губами, выбрал тележку, и покатил по проходу, оглядывая этикетки ласковым глазом любовника. Неторопливо поднял одну баночку, повертел в руке. Строго осмотрел этикетку с нарисованным весёлым крабом. Аккуратно положил банку в корзину. Двинулся дальше. Взял с полки очередную баночку. Морепродукты были его слабостью. Дальнозорко сощурился.

— Дочка, — спросил девушку в форменной куртке, — скажи-ка, что это?

Девушка объяснила. Он спросил о цене, и с сожалением положил банку. Деньги, что пришли сегодня на счёт, были небольшими. Не то, что в прошлый раз.

Заполнив корзину, мужчина с чувством выполненного долга пошёл к кассе.

— Что, опять сынок перевод прислал? — приветливо спросила кассирша.

Он добродушно улыбнулся и кивнул.

На парковке открыл дверцу машины, опустил пакет с деликатесами на сиденье. Заботливо поправил драгоценный груз. Развернулся, и выехал на проспект.

***

Кадет повернулся кругом, показывая новенькие штанишки. Продемонстрировал фирменный лейбл на заду. Девчонки заахали. Парни промолчали, оценивая прикид.

— Не супер, конечно, — скромно сказал Кадет. — Но носить можно. Я хотел другие взять, да мне цвет не приглянулся.

На самом деле ему не понравилась высокая цена, но не признаваться же, что денег не хватило. Ничего, в следующий раз Кадет своё возьмёт. Всего-то работы, попасти немного молодую, или не очень, тётку. Скука смертная, зато бабки капают.

Он уже присмотрел себе новую куртку в одном модном магазине. Пока это было из раздела мечтаний, но Кадет умел ждать.

— Крутой у тебя папаня, такие подарки делает, — безразлично сказал один из парней, не отрывая глаз от штанишек.

— Мне тоже такие обещали. Если двоек не притащу, — шмыгнул носом другой, глубоко заснув руки в карманы модной куртки.

Девчонки принялись ощупывать ткань, и Кадет блаженно улыбнулся, послушно поворачиваясь кругом.

***

— Давай здесь.

— Нет, тут грязно.

— Да где грязь-то? Вон, трава под кустом.

Наташка сморщила нос. В кустах бывает не только травка. То, во что она вляпалась прошлый раз, воняло как… как и положено вонять.

— Ладно, давай под кустом.

Олежек заулыбался, развернул стыренную у матери скатерть. Скатерть была старая, в пятнах. Может, маманя и не заметит пропажи.

Парень бросил скатерть на траву. Наташка улыбнулась, как Ширли Стенли из фильма «Зов природы». Все говорили, что она похожа на Ширли. Наташка даже купила лифчик на размер больше, чем нужно, и запихнула туда прокладки, чтобы не отличаться от любимой актрисы.

Олежек обхватил её потными руками, повалил на скатерть. Стал лапать, елозя мокрыми губами по шее. Наташка вывернулась. Надо снять лифчик. А то сам стащит, заметит прокладки. Вот смеху-то будет.

— Наташка…

— Погоди, — она отодвинулась, но он вцепился, как клещ. Глаза дикие, совсем одурел. Они завозились на клетчатой ткани, Наташка скатилась с края скатерти на траву. Под спиной затрещали тонкие ветки.

— Наташка…

«Чёрт с ним, с лифчиком», — она поёрзала, пытаясь вернуться на подстилку. Олежек застыл, вытянув шею и вытаращив глаза. Наташка ткнула его в бок.

— Ты чего, заснул?

Он приподнялся, глядя поверх её головы куда-то в кусты. Наташка повернулась, посмотрела. Сначала она ничего не увидела, кроме бурой травы и поломанных веток. Потом бурое с чёрно-белыми кусками пятно сложилось в картинку. Из спутанных волокон травы, из свёрнутого кульком чёрного плотного пластика торчало нечто, похожее на руку. Обгорелую тонкую руку со скрюченным по-птичьи пальцами. Белела запястная кость. Почерневшая кожа шла пузырями, как у курицы.

Секунду Наташка смотрела на это, страшное, открыв рот. Потом дико завизжала. Бледный Олежек схватился за голову, а Наташка оттолкнула его на скатерть, перескочила через него, и бросилась бежать. Олежек догнал её, ухватил за руку, и они понеслись к оставленной у обочины шоссе машине. Скомканная скатерть осталась лежать под кустом, вяло шевеля под ветром испачканным кетчупом, и так и не отстиранным краем.

***

Серый корвет прошуршал по гравию. Поднялась и затем опустилась гаражная дверь. Человек в коротком светлом плаще выбрался из корвета. Постоял, глядя себе под ноги, задумчиво покачался на носках, разглядывая новенькие ботинки. Захлопнул дверцу машины, и двинулся к винтовой лестнице, ведущей в дом.

В холле он швырнул плащ на плечики дриады, коротко бросил: «свет!». Зажглись ажурные светильники под потолком. Человек поднялся в кабинет. Там, на бюро красного дерева, стояла отсечённая голова дриады. Мраморные глаза смотрели в пустоту, лукаво улыбались белые, пухлые губы.

Человек остановился напротив бюро, посмотрел в лукавые глаза.

— Смеёшься? — сказал негромко.

Статуя не ответила.

Он отвернулся, не в силах смотреть в мраморное лицо. Подошёл к ковру на стене, упёрся ладонями в стену, уткнулся лбом в ножны меча. Шершавые ножны не охлаждали горячий лоб.

Человек глухо сказал:

— Опять не та. Когда же это кончится?

Меч не ответил. Статуя усмехнулась каменными губами. Человек с шипением выдохнул, взмахнул рукой. Мраморная головка упала на ковёр, качнулась в густом ворсе, и застыла вверх лицом, продолжая улыбаться.

Глава 15

— «Истина». Что за шрифт… Газета за тысяча девятьсот… о-о, какое старьё! Надо же так назвать газету. Так, главная страница. — Мари Ив раздирающе зевнула.

Какой садизм, будить человека ранним утром, чтобы заставить его работать. Читать эти пыльные, никому не нужные бумажки.

Сообщение шефа застало её в постели, вырвав из восхитительного состояния утренней дрёмы. Шеф был полон сарказма: «Доброе утро, госпожа журналистка. Вас ещё интересует карьера, или вы пошли другим путём?»

Вчера Базиль повёл её в обещанный ресторан.

Маленький зал ресторана при клубе любителей экстремальных прыжков с небоскрёбов. Там предпочитали обедать старейшие члены клуба. Ресторан имел ограниченное число мест, что придавало собранию некую элитарность, и вечером был почти полон.

Базиль Фёдорович ловко провёл свою даму к столику у стены, отвечая на приветствия друзей. Он отметил одобрительные взгляды, проводившие его спутницу, и улыбнулся. Тяжёлый, бесконечный день заканчивался удачно.

Мари Ив огляделась. На крючьях, вбитых прямо в стены, висели витые шнуры, металлические кольца, разнообразные, странного вида железки и даже предметы одежды. В одном из предметов, подвешенных над их столиком, она признала башмак.

— Что это? — указала она пальчиком на моток провода, который заканчивался блестящей крючковатой штуковиной. — Вы этим ловите акул?

Директор поднял глаза:

— Ах, это. Это раритет. С ним когда-то совершал прыжки один из основателей нашего клуба.

Мари обвела глазами раритет. Что за барахло. Но Базиль, очевидно, от всего этого в восторге.

— Как интересно. А прыгать с крыши очень страшно?

Базиль Фёдорович засмущался. Гордо краснея, взялся пояснять. Мари удивлённо ахала и с восхищением глядела на директора.

— Дорогой Базиль, ты здесь! — один из членов клуба остановился у их столика. Приветливо кивнул директору. — Представишь меня прекрасной даме?

— Привет, Макс. — Базиль Фёдорович пожал протянутую ладонь, — Мари, это Макс. Один из наших патриархов. — Патриарх шутливо помахал рукой. — Макс, это Мари. Она прекрасный журналист.

— Действительно прекрасный, — галантно отозвался тот, ловко пожимая протянутые пальчики. — Рад знакомству.

Он отправился дальше, а благодушно настроенный Базиль Фёдорович обернулся к девушке:

— Ещё мороженого?

Ему пришлось повторить свой вопрос. Мари Ив вздрогнула, повернулась к нему, и неуверенно кивнула. Перед глазами стояла спина удаляющегося по проходу между столиками господина Фрезера. Её шефа.

А потом был десерт, и она за ванильным мороженым с клубникой и шоколадом забыла о шефе. А потом они поднялись на крышу и Базиль показал ей ночной город с высоты птичьего полёта. Ей было страшно, дул ветер, и Мари взяла Базиля за руку. Потом они целовались на холодном ветру. Наконец Мари замёрзла, и Базиль повёл её вниз. Они забрались в машину, и через какое-то время, проведённое на восхитительно упругом, кожаном сиденье, поехали домой. Мари вздохнула. Ночь была слишком короткой. Короткой, чтобы выспаться как следует. Если бы не звонок шефа, она бы проспала до обеда.

***

Мари опять зевнула. Поворошила запаянные в пластик бумаги. Если быстренько просмотреть их все, она закончит к обеду.

Пожелтевший газетный лист, текст, набранный странным угловатым шрифтом «Праздничные шествия на площади… Весенние полевые работы продолжаются. Полным ходом идёт подготовка к посеву…» Оптимизм и ещё раз оптимизм.

«Временные неполадки на станции устраняются… Идут работы по расчистке территории… Население может быть спокойно…» Что это за неполадки, после которых приходится разгребать столько мусора? «Мы со всей ответственностью заявляем, что ситуация взята под контроль…»

Ещё один лист. «Эвакуация населения из близлежащих зон… Оказывается вся необходимая поддержка… Правительственная комиссия принимает решение… Подняты военные части… Прибывшие к месту аварии специалисты делают всё возможное… Найденные на месте трагедии остатки…»

Другая газета. Шрифт тоже другой. Мужественные пожарные. Героизм лётчика. Мари пробежала глазами короткую статью. С мутной фотографии на неё смотрело лицо мужчины со странной, архаичной стрижкой. Да. Героизм не подлежит сомнению.

Следующий лист. «Наш корреспондент сообщает… Страна в едином порыве… трудовой энтузиазм…» Здесь тоже больше ничего.

Ещё лист, опять угловатый текст. «Зарубежная общественность полна решимости оказать посильную помощь…» Подборка статей, полных откликов. «Мнение академика такого-то… Это следствие целого ряда причин, повлекших… Нет, всё было не так… Причины, которые уважаемый оппонент пытается выдать за истину, ненаучны… Если найденные на месте обломки вам ни о чём не…»

Фотография, на этот раз больше остальных. На мучительно мутном поле снимка виднеется нечто, бывшее когда-то зданием. Обгоревшими пальцами торчат обвалившиеся конструкции, всё словно засыпано слоем белёсого порошка. «Сооружение могильника идёт полным ходом. Уже удалось забетонировать…» Дальше.

Интервью с учёным. «Последствия будут ощущаться ещё много, много лет… Следы найдены даже…» Ого.

Мари Ив отложила папку. Потёрла глаза, с содроганием пытаясь представить масштабы произошедшей так давно катастрофы. Интересно, последствия, о которых так убедительно говорил этот учёный, продолжаются до сих пор? Брр-р. Зачем шеф заставил её читать это? Какой смысл ворошить прошлое?

Перевернула последний лист. На обороте пожелтевшей вырезки крупным, твёрдым почерком внизу чернеют два слова:

— Закрытые материалы.

И приписка, другой рукой:

— По прочтении следовать инструкции.

Глава 16

Рыжая девица, покачивая бёдрами, обтянутыми белым халатиком, наклонилась над лабораторным столом. Камера показывала вид сзади, и смотрящий в экран человек сглотнул.

Белый халат колыхнулся, натянулся на крепкой попке, когда девица опёрлась локтями о стол. Открылись стройные, аппетитные ножки. Сидящий за столом человек вытянул шею в бесполезном усилии заглянуть повыше.

Девушка обернулась, что-то сказала. Динамик выдал хрипящий, визгливый звук. Слов было не разобрать. За девичьей спиной маячила неясная тень. Там кто-то стоял, но края экрана словно выцвели, изображение расплывалось. Серо-чёрная картинка подёргивалась, рябила пятнами. По ней пробегали разной ширины полосы, чёрные волоски и безобразные кляксы.

— Плохо слышно! — сказал человек у экрана раздражённо. Другой, сидящий поодаль, развёл руками:

— Мои парни как могли, отчистили. Лучше уже не будет.

Человек опять впился глазами в экран. На самом деле лаборантка в обтягивающем халате была чёрно-белой, как и всё в этой записи. Но он почему-то был уверен, что она ярко-рыжая.

Белый халат шевельнулся, на него легла серая тень. Некто, стоящий за краем видимости, придвинулся ближе, подступив к лабораторному столу. Девица открывала рот, она что-то говорила, но динамик выдавал только хриплое бормотание. Мелькнула чёрная тень, на мгновение заслонив весь экран. Потом тень пропала, и появился новый персонаж. Силуэт мужчины, подёрнутый по краю светящейся рябью. Мужчина стоял спиной к зрителю, лицом к столу. Он явно слушал, что ему говорила девушка в халате.

Человек у экрана поёрзал на стуле, досадливо морщась. Мужчина на изображении заслонил собой фигуру рыжей лаборантки. Человеку очень хотелось посмотреть, застёгнут ли халатик на её пышной груди. Он недовольно фыркнул и шумно засопел, глядя в экран.

Девица показала на стол, потом куда-то вбок. Мужчина кивнул. Он был в тёмно-сером, строгом костюме военного образца. Из тех, что никогда не выйдут из моды. Человеку у экрана, напряжённо рассматривавшему изображение, нравился этот стиль. Он сам предпочитал такой, несмотря на широкие возможности обновлять гардероб.

Вдруг девица пошатнулась, словно оступившись. Всплеснула руками, на сером фоне экрана похожими на обведённый белым контуром карандашный рисунок. Из пальцев выскользнула пробирка. Во всяком случае, это было похоже на пробирку.

Движение мужчины в сером костюме камера не отследила. Получилось размазанное по краю изображения пятно. Следующие кадры показали мужчину с пробиркой в одной руке и девицей, повисшей на другой. Белым пятном выделялся халат на фоне тёмно-серого костюма.

Человек у экрана опять сглотнул. Он увидел-таки ворот халатика, и он был расстёгнут. Человек даже успел заметить полукружье груди, чётко видной на тёмной ткани. По экрану пошли полосы, динамик захрипел. Запись оборвалась.

— Это всё? — хрипловато спросил министр.

Михалыч развёл руками:

— Всё. Остальное и смотреть не стоит. Одни кляксы.

Министр поморщился. Поглядел на Михалыча. Тот сидел на стуле у стены, покусывая ноготь и безразлично глядя в шуршащий полосами экран. Вот ведь не скажешь, что этот седоватый, субтильный на вид мужичок — на деле ветеран, прошедший не одну горячую точку. Внешность обманчива.

— Портрет вот этого типчика обеспечьте, — сказал министр. — И женщины.

— Трудно будет, — ответил Михалыч. — С мужиком-то. Вот девица — дело другое. На неё и досье имеется. С фотографией. Откопал в архивах.

— Найди у нас такую же. Чтобы похожа была.

— Вам для дела, или как? — лениво спросил Михалыч.

Министр побагровел. Хлопнул ладонью по столу. Экран подпрыгнул. Зазвенел сувенирный календарь, столкнувшись с мраморным письменным прибором.

— Забылся, старый чёрт?

Михалыч подтянулся, встал со стула:

— Простите, господин министр. Девицу найдём. Есть у меня одна на примете. Как раз то, что нужно. Инструкции бы получить хотелось.

Министр шумно выдохнул.

— Сядь, — сказал брюзгливо, указав на стул. — У нас установка — оказывать всемерную поддержку господину генеральному директору, Максимилиану Фрезеру. Это для него.

Михалыч ухмыльнулся.

— Ничего смешного, — буркнул министр. — Ты хроники видел? Видел, чем там дело кончилось?

Михалыч кивнул.

— Вот и думай. Тут с налёту нельзя. Тут подход нужен. Так этот Фрезер говорит, а я ему верю. Пока. И девицу надо такую, чтобы не только жопой вертеть умела. Ясно?

— Так точно, ясно, господин министр, — бодро ответил Михалыч. Министр поморщился.

***

«Мы сообщаем об окончательном слиянии распавшейся на отдельные конгломераты корпорации «Айсберг» и их входе в нашу дружную и крепкую корпорацию…»

Чёткая речь и безупречный вид пресс-секретаря Феодосии Темень были словно созданы для подобных заявлений. Господин Фрезер ещё немного полюбовался на экран, где шли кадры последних известий. Прекрасно.

— Отлично. Осталось провести переговоры с компанией «Бейбиберг». Если мы возьмём в свои руки их разработки… — господин Фрезер мечтательно сощурился.

— Говорить о взятии под контроль чужих разработок несколько преждевременно, — возразил член совета директоров господин Коновалов. Он, один из немногих, ещё мог высказывать свои мысли вслух. Остальные члены совета промолчали.

Господин Фрезер крутанулся в кресле, затормозив кончиком пальца о край директорского стола.

— Не надо сомневаться, господа. Это пораженческие настроения, и они ещё никого не доводили до добра. — Генеральный директор как бы невзначай взглянул на пустое кресло за столом.

Члены совета посмотрели на пустое место. Никому не хотелось стать пораженцем.

***

— Вы хотели нас видеть? — спросили над ухом, и Фрезер подскочил на месте.

Члены совета покинули кабинет. Спина последнего, в пиджаке от Бурсачче, мелькнула и пропала. Бесшумно закрылась дверь, слившись со стенными панелями натурального дерева. Мигал зелёным огоньком экран на стене, показывая виды коралловых рифов.

На стуле, где до этого был господин Коновалов, сидела молодая женщина. Синее платье в обтяжку. Меж упругих грудей в глубоком декольте посверкивает кулон синего камня в серебряной оправе.

Фрезер никогда не мог уловить миг, когда она появляется в кабинете. Только что её не было, и вдруг она уже здесь. Он пытался отследить этот момент, даже велел повесить в кабинете зеркало напротив стола. Бесполезно. И ещё Фрезер предпочёл бы увидеть ту, молоденькую, в веснушках. Эта, рослая, с пышным пучком рыжих волос и рельефным бюстом, вызывала у директора совсем не романтическую дрожь.

— Да, я хотел вас видеть. Нам предстоят важные переговоры. Я хочу, чтобы вы… кто-то из вас сопровождал меня.

— Мы не обязаны покидать вверенную нам территорию.

— Но я ваш наниматель. Ваша работа — обеспечивать и мою личную безопасность.

— Вам угрожает опасность? — женщина оглядела его с головы до ног. Он почувствовал себя куском мяса на витрине супермаркета. Та, веснушчатая, никогда так не смотрела.

— Конкуренция на рынке сильна как никогда, — сказал он, с трудом удерживаясь от желания спрятать руки под стол. Мучительно зачесалось под лопаткой. Господин Фрезер улыбнулся в наглые голубые глаза этой рыжей бабы, сгорая от желания почесаться. Он почему-то был уверен, что она прекрасно видит его мучения.

— Наши конкуренты не брезгуют грязными методами. Моя жизнь, как главы корпорации, постоянно подвергается опасности.

— Ваши методы тоже далеки от совершенства, господин директор. Вы приглашали одну из нас на свидание, хотя это запрещено Договором.

— Это не повторится, — быстро ответил Фрезер. — Так я могу на вас рассчитывать?

Она поднялась со стула:

— Мы подумаем.

Повернулась к нему спиной, и господин Фрезер, уловив момент, с невыразимым наслаждением почесал под лопаткой. Когда он поднял глаза, рыжей в кабинете уже не было.

— Мы подумаем, — повторил он, скаля зубы в пространство. Это была победа. Крохотная, но всё же победа. Никогда раньше они не позволяли отступить от своего чёртового договора. Господин Фрезер был матёрый бюрократ, но такого буквоедства ещё не встречал.

— А вы, господин министр, хотите, чтобы я добился результата, — проворчал директор, отвалившись на спинку кожаного кресла и отдуваясь. — Попробуйте сами. А я посмотрю.

В разговоре с Фрезером этим утром господин министр был очень груб. Напоследок он даже гаркнул, так, что у Фрезера заложило уши: «Результаты, мусью директор, результаты! Вам дали всё, что нужно. Так работайте, вашу мать!» Генеральный директор сжал зубы. Ни один из тех, кто позволял так говорить с ним, уже никогда ничего не подобного скажет. Не посмеет.

Разговор с министром Этот разговор на поле для гольфа только прибавил ему раздражения, а не бодрости, как рассчитывал этот узколобый чиновник. Если бы тот знал, что знает Максимилиан Фрезер, то поостерёгся бы его подгонять.

Господин Фрезер прикрыл лицо руками. Он видел кадры старинной хроники. Прецеденты уже были. Он не хочет лезть грудью на баррикады, что бы ни толковали нетерпеливые карьеристы. Он не хочет иметь с этим ничего общего. Кадры секретной киносъемки, показанные на маленьком экране. Ему не хотелось это смотреть, но он вглядывался с жадным любопытством, пытаясь разобрать мельчайшие детали на мутном изображении.

Воспоминания очевидцев, которые никогда не предавались гласности. Секретные документы с прямоугольным грифом на полях. Отчёты специалистов. Факты. Только факты. Мнение человека, которого не принято фотографировать для прессы. Парадоксальные суждения учёных, которых попросили пофантазировать, и ничего больше.

И совсем уже засекреченный документ, который ему дали лишь подержать в руках. Текст, напечатанный на плотной бумаге, стоял перед глазами. Он помнил даже краешки букв, вдавившиеся в сохранивший белый цвет листок. «В целях изучения феномена, ранее неизвестного… Объект, подлежащий наблюдению, выведен на заранее предусмотренную позицию… Принятые меры безопасности соответствуют… Начало операции — ровно в… Сигнал подаётся с пульта»

Он усмехнулся, покачал головой, не отрывая ладоней от лица. Ох, не так надо было, не так.

…Мерное лопотание вертолёта, описывающего круги над местностью, сверху похожей на зелёный ковёр с извилистыми полосками игрушечных рек. По полоскам воды пробегает рябь, и отблеск солнца слепит глаза. Внизу, в центре этого невидимого круга, из земли торчат бетонные прямоугольники зданий и возвышается освещённая солнцем полосатая труба. Немного подальше ещё одна, толстая, решётчатая, странных очертаний.

— Сокол, Сокол, я Крот, как слышно? — человек в вертолёте отвечает, и вертолёт выходит на другой круг.

Оператор за пультом, в круглом белом зале, он смотрит в выпуклый экран, глаз его дёргается, он прижимает веко пальцем. Нагибается и надсадно сипит в микрофон:

— Петрович, готовность. Не спи, мать твою.

Из динамика доносится ответ, он слушает, не отрываясь от стенда с экраном:

— Не дрейфь, всё в ажуре. Объект на подходе.

Проходит томительно время, лишь громко тикают часы.

— Объект на месте.

— Начинайте.

Зашуршало, загудело, запищало, оператор привстал со стульчика, просипел в микрофон:

— Петрович, ну как там?

— Да никак, — отозвался хрипло динамик, — всё по схеме.

Звуки в круглом, обшитом белыми панелями зале, забитом приборами, вдруг неуловимо меняются. Трещит в динамике голос Петровича:

— Ну давай, так твою! Пошло дело.

И хриплый голос оператора:

— Показатели далеки от расчётных.

Снова, уже громче:

— Слышишь, у меня зашкаливает. Должно падать, а оно вверх лезет, как черт… Петрович, давай сигнал! Глушить надо эту хрень к ядрёне матрёне!

Вместо голоса Петровича слышен лишь пронзительный свист и неясный глухой гул.

В вертолёте, совершающем очередной круг, один человек сказал другому:

-Диспетчер докладывает о превышении норм. Это нормально?

Притулившийся у борта человек отвечает, кутаясь в воротник драпового пальто:

— В пределах допустимого превышение возможно, плюс-минус…

— Вы уверены? — отрывисто спросил третий.

Человек в пальто пожал плечами.

— В крайнем случае там есть защита.

— Стандартная. Вы уверяли, что этого достаточно.

— Да, для штатных режимов. Я уже вам объяснял…

— Мы вас внимательно выслушали, — оборвал его человек у передатчика.

Человек в драповом пальто втянул голову в плечи, укутался в толстый не по-весеннему шарф. Пробормотал в воротник:

— В конце концов, там же бункер. Он бетонный.

Из передатчика раздался невнятный вопль, и Крот выкрикнул:

— Сокол, поднимайтесь выше! Выше иди!

Они опустили глаза и увидели, как серые бетонные кубики далеко внизу меняют свои очертания. Как шевелятся плиты перекрытий, а полосатая труба описывает утыканной прутьями антенн головой широкие круги.

Потом вспухла земля, в середине этого на глазах растущего пузыря образовался нарыв, и земляной круг выдохнул, словно лопнул, выплюнув круглый кусок металла. Вслед ему взметнулись струи того, что раньше было железобетоном.

-Мама, — сказал один из сидящих в вертолёте.

Лётчик положил машину в вираж, уходя вверх и вбок. Свистящая и ревущая материя поднималась всё выше. Словно завязший в прозрачной патоке вертолёт двигался медленно, медленно, и так же неторопливо двигалась кипящая волна, пока не поднялась высоко в небо, и не закрыла горизонт для тех, кто был внутри.

Глава 17

Светочка скосила подведённый чёрной тушью глаз в сторону старшего менеджера Сутейкина. После того, как Сильвия отхлестала её по щекам в женском туалете, с трудом приведя в чувство, Светочка пребывала в миноре.

— Супер. Он меня боится.

Она улыбнулась, а Сутейкин побледнел и спрятался за экран коммуникатора.

— Не знаешь, с чего это он?

Сильвия поняла, что ничего из случившегося в туалетной кабинке Светочка не помнит.

В коридоре Сильвию подхватила под локоток Ксения Леопольдовна. Спросила, глядя в глаза:

— Тебе уже лучше, дорогая? Я же говорила, таблетки помогут. Патентованное средство.

— Ксения Леопольдовна, простите, я ваши таблетки не стала пить. У них неприятный побочный эффект.

— Нет там никакого побочного эффекта, — отрезала Ксения, укоризненно глядя на Сильвию. — Я понимаю, бабушки старенькие всего нового боятся, но ты, милочка, ты же университет закончила. Это хорошее, проверенное средство безо всяких побочных эффектов.

Сильвия понизила голос:

— Ксения Леопольдовна, а вы сами их принимали? Я ведь недавно привидение видела у нас в туалете. Здоровый такой блондин прошёл прямо через стенку. Не пейте этих таблеток. Лучше травку попить. А ваши таблетки я в унитаз выбросила.

Ксения оглянулась по сторонам, наклонилась к самому уху Сильвии и тихонько сказала:

— Дорогая, я тоже это видела. Прямо у себя в кабинете. Я уже намекала Базиль Фёдоровичу — это ненормально, что у нас такие охранники по фирме шастают. Но он и слышать ничего не хочет. Эти мужчины, они такие твердолобые. Думают, если подписали договор, так всё в порядке. А я так скажу: хорошо, что не кровью они его подписывали, а чернилами.

Ксения Леопольдовна озабоченно покачала головой.

Сильвия обвела секретаря широко раскрытыми глазами. Нет, долой таблетки.

***

Базиль Фёдорович покинул банк с ощущением съеденного холодного угря. Давно уже ему не отказывали в кредите. Клерк, воплощение респектабельности и хорошего вкуса, был суетлив и вертел головой, словно ему за ворот попала муха.

В потоке слов, которым директору пытались подсластить пилюлю, тонул истинный смысл, и Базиль почти физически ощутил беспокойство клерка. Потом он увидел заглянувшего в кабинет человека в комбинезоне и с чемоданчиком в руке, и директору стало ясно, что систему банка поразил тот же загадочный вирус, что и остальных.

Базиль Фёдорович вырулил со стоянки. Мигнул сигнал светофора. Директор, ещё не остывший от отказа, принялся поворачивать к выезду на шоссе. Дорога в этот час была свободна, он уже почти выехал на полосу, как заметил быстро растущий силуэт мчащегося на огромной скорости автомобиля. Если бы не хорошая реакция спортсмена, регулярно сигающего с крыш небоскрёбов на очень жёсткую мостовую, когда от доли секунды зависит, останешься ты в живых или украсишь своим телом городской пейзаж, по Базилю можно было составлять некролог.

Массивный, от скорости размазанный силуэт спортивной машины промелькнул прямо перед его глазами, и директор проводил его взглядом. Он знал, что только привычка водить самому, не пользуясь автоматом, спасла ему жизнь.

«Как день начнёшь», — подумал Базиль Фёдорович, — «так и проведёшь». От намеченной встречи с представителями застройщиков, которые вот уже который год тянули с них арендную плату, он уже не ждал ничего хорошего.

Так и вышло, и лишь твёрдость директора, обозлённого разговором с вертлявым денежным мешком, вывела разговор из пучин финансовых затруднений на путь компромисса.

***

— Не забудьте, у вас переговоры с корпорацией.

— Знаю. — Базиль отбросил коммуникатор. Мари Ив не отвечала. Она не отвечала всё утро, и пять сообщений, отправленных ей, тоже ушли в пустоту.

— Подготовьте мой кабинет, Ксения.

Он решал, позвонить Мари, или нет. Гордость боролась с желанием встречи, и гордость пока проигрывала по всем статьям.

— Видела сейчас Сильвию, — сказала секретарь. — Бледненькая, ужасы всякие мерещатся. Ей бы премию выписать или поговорить с ней. Подбодрить. Бедняжка совсем замучилась. Такая серьёзная, всё время в лаборатории сидит, работает. Не то, что некоторые девицы, у которых ветер в голове.

Директор подозрительно посмотрел на Ксению Леопольдовну. Та невинно улыбнулась.

***

— Вы это называете присутствием на переговорах? — язвительно спросил господин Фрезер, когда они выехали на перекрёсток. Сидевший за рулём шофёр глянул в зеркальце. О чём шла речь, он не слышал за поднятым толстым стеклом, но понял, что шеф в ярости. Веснушчатая девчонка не ответила. Она смотрела в окно на пролетающие мимо авто и сияющие огни витрин.

Едва они вышли из лифта, на этаже, где размещалась фирма «Бейбиберг», как девица застыла на месте. Фрезер оглянулся, не слыша стук её каблучков.

Он велел ей следовать за ним, удивлённый её странным замешательством. Она наотрез отказалась двигаться дальше. Он настаивал, но та лишь поглядела на него широко открытыми глазами, отрицательно покачав головой. На её бледном, застывшем личике светилась россыпь крупных веснушек.

Она так и стояла у лифта, когда они вернулись, спустя добрый час, проведённый в экскурсии по фирме и в кабинете директора.

Господин Фрезер тогда едва удержался, чтобы не ухватить её за узенькие плечи и встряхнуть хорошенько. Переговоры, от которых он ждал результатов, не дали ничего. Базиль Фёдорович оказался крепким орешком, и не попал ни в одну из ловко расставленных ловушек с ароматом сыра и денег. А эта девица, на которую он возлагал большие надежды, втайне именуя своим троянским конём, даже не шевельнула пальцем, чтобы ему помочь!

Фрезер сам точно не знал, что именно она могла для него сделать. Но прецедент с «Асйбергом» заронил в него неясную надежду. Надежда рассыпалась в прах.

Молодая женщина молча глядела на дорогу, провожая взглядом мигающие огоньки светофоров.

— Я вас спрашиваю!

Наконец она повернулась к нему. Никогда ранее не боявшийся этой девчонки господин Фрезер отшатнулся. Глаза её показались ему бездонными провалами, из которых на генерального директора глянуло нечто жуткое.

— Вы услышите наш ответ позже, — сказала она и опять отвернулась к окну, к пролетающим мимо светофорам. Он ошеломлённо затих.

Глава 18

Уборщица потянула за хобот слоноподобную тушу пылесоса и толкнула дверь в директорский кабинет. Старший менеджер Сутейкин проводил её взглядом. С виду серенькая мышка в рабочем халате, а что-то есть. Когда она наклонилась над своим пылесосом, сзади открылся такой соблазнительный вид, что у видавшего виды Сутейкина захватило дух.

Потом она так медленно и нежно подтягивала к себе рифлёный шланг, что старший менеджер содрогнулся и отвёл глаза. Почему-то теперь, стоило ему только проявить повышенный интерес к подчинённым девицам, его настигала икота и судорогой сводило живот.

Базиль Фёдорович, убегая на совещание, бросил: «Альберт Иванович, завизируйте, если не сложно.» Директор частенько поручал Сутейкину незначительные дела, и назначение уборщицы было из их числа.

Новенькая уже навела такую чистоту в обоих туалетах, что едва не протёрла плитку до дыр. Дверь директорского кабинета, блеснув полированным металлом, закрылась за ней с тихим стуком.

Она выкатила пылесос на середину паркетного пятачка и ткнула пяткой в клавишу включения. Мерно загудел механизм, жадно всасывая мельчайшие пылинки.

Машинально двигая шлангом, уборщица прошлась по всему кабинету, с законным любопытством оглядывая стены, украшенные цветастыми дипломами и фотографиям в рамках.

У стола с коммуникатором задержалась дольше, тщательно полируя щёткой углы и вытряхивая мусор из корзины. Стрельнула глазами по сторонам, запнулась за ножку стула, и упала на колени у вделанного в стену сейфа. Склонила голову, взялась пальцами за виски, словно у неё внезапно закружилась голова.

Подняла глаза и наткнулась взглядом на ноги в тяжёлых ботинках армейского образца. Перевела взгляд выше, задрала голову. Человек в сером костюме молча стоял и смотрел на неё. Уборщица могла бы поклясться, что только что его здесь не было.

Они встретились взглядами.

— Вам нужна помощь? — спросил человек. Она с болезненной гримаской протянула ему руку:

— Да, пожалуйста.

Он поднял её с пола, и она, ойкнув, опять пошатнулась и ухватилась за него. Заколка на густых, длинных волосах отскочила будто сама собой. Рассыпалась по плечам волнистая тёмно-рыжая грива.

Камера наблюдения, закреплённая под потолком кабинета, бесстрастно зафиксировала древний как мир жест женщины, скользнувшей руками по мужчине. Потом что-то разладилось в контактах, по изображению пробежала рябь, и экран наполнился тем, что когда-то называли «белый шум».

***

Уборщица сменила позицию. Уселась сверху, выгнула спину, тряхнув рыжей гривой. Провела ладошками по его груди, низко склонила голову, целуя партнёра. Он провёл рукой по её пышным, густым волосам, скользнул ладонью к затылку, перебирая рыжие прядки.

Пальцы его сжались во внезапной судороге. Женщина открыла рот, привстав и вытягиваясь вверх, вслед за рукой, стиснувшей ей волосы. Мужчина прошипел что-то непонятное сквозь зубы, глядя на неё потемневшими глазами с расширившимся во весь глаз зрачком. Она почувствовала, как мгновенно остыла его кожа, словно покрылась коркой льда.

Потом он быстро двинул обеими руками, словно выполняя упражнение в древней восточной гимнастике с красивым названием «сними плод с ветки», и голова злополучной уборщицы полетела в угол кабинета.

Не обращая внимание на хлынувшую кровь, залившую паркет, он поднялся, оставив на полу задёргавшееся в судороге тело. Шагнул в угол и нагнулся над откатившейся головой. Провёл ладонью над её затылком и погрузил пальцы в рассыпавшуюся рыжую гриву.

***

Двигаясь по коридору от лифта привычным маршрутом, директор увидел Ксению Леопольдовну. Она стояла у двери его кабинета, вытянувшись в струнку. В руках у неё был деловой портфельчик, содержащий, как шутил шеф, стратегический запас документации на все случаи жизни. Случись пожар, землетрясение, нашествие марсиан — Ксения с портфельчиком в руках была готова ко всему.

Рядом с ней, прислонившись к косяку, стоял один из викингов. Приблизившийся Базиль Фёдорович отметил, что тот обрядился в комбинезон обслуживающего персонала, обшитый разнообразными кармашками. И из кармашков торчат потёртого вида инструменты, в одном из которых директор признал давешние пассатижи. У ног блондина стоял рабочий чемоданчик.

Увидав шефа, Ксения бросилась к нему навстречу, ухватила за рукав и жарко зашептала:

— Базиль Фёдорович, в кабинет пока нельзя идти. У нас там авария. Трубы прорвало. И проводка испортилась.

— Какая проводка, какие трубы, опомнитесь, Ксения, — строго сказал директор. — Мне нужно работать!

Но секретарь стояла стеной, и Базиль Фёдорович отступил. Всё равно он собирался зайти в лабораторию, проведать госпожу Снайгер.

***

Только к вечеру директор смог попасть в собственный кабинет. Дверь приоткрылась, и его пропустили в образовавшуюся щёлку. Базиль Фёдорович был уже в той степени каления, когда человек начинает отпускать шутки, над которыми никто не смеётся.

Несколько человек, стоявших кружком посредине, обернулись и посмотрели на него. Ксения бледно улыбнулась шефу, продолжая сжимать в руках незабвенный портфельчик. Долговязый блондин спокойно взглянул на директора и отвернулся.

С пола, по которому только что елозил коленками, поднялся неприметный человечек в сером мягком костюмчике. Человек отряхнул бледные руки с тонкими пальцами и кивнул господину Колю. «А этот что здесь делает?» — подумал директор, подходя к оккупировавшей его родной кабинет кампании.

Викинг тут же оказался прямо перед ним, протянул руку, и, ткнув пальцем в лацкан пиджака, остановил директора. Так же молча указал себе под ноги, и Базиль Фёдорович взглянул вниз.

По паркету расплывалось неровное серое пятно. Оно слегка пузырилось и подёргивалось, обесцвечиваясь на глазах. Край пятна почти касался носка ботинка, и директор машинально отдёрнул ногу.

— Пять минут, — деловито сказал человечек в сером костюме. Склонился над объемистым саквояжем, стаскивая с себя пластиковые перчатки. Бросил перчатки в саквояж и посмотрел на директора:

— Можете не беспокоиться. Следов практически нет.

Подхватил саквояж и вышел из кабинета, аккуратно притворив за собой дверь.

Базиль Фёдорович посмотрел на секретаря. Ксения молча кивнула в сторону господина Коля. Тот тоже кивнул, и, не говоря ни слова, прошествовал к директорскому столу, где и уселся в одно из мягких кресел. Директор пошёл за ним и опустился в кресло. Дверь бесшумно закрылась, и они остались одни.

— Должен огорчить вас, господин Акинушкин, — мягко выговорил господин Коль, подняв со стола, и принявшись крутить в пальцах сувенирную ручку. — Но нужно быть снисходительным. В конце концов, всё это только для вашего блага.

— Объясните, наконец, в чём дело? — сказал директор сквозь зубы.

Господин Коль вздохнул. Подкинул ручку в воздух и ловко поймал двумя пальцами.

— Вы в курсе, что на вашу фирму за эту неделю было совершено несколько попыток нападения?

Директор молча смотрел на него, и он продолжил:

— Перечислю по пунктам. Первое. Проникновение в лабораторию. Второе. Попытка внедриться в вашу систему коммуникации. Третье. Нахождение на территории фирмы человека, чья реальная должность не соответствовала заявленной, и на теле которого обнаружен прибор слежения, созданный по последнему слову техники.

— Не понял, что это за человек? — тихо спросил директор, ослабив галстук. — Что за прибор?

— Вот этот, — господин Коль вытянул из нагрудного кармана маленький свёрток, положил на стол, развернул. Там лежала крохотная штуковина с торчащими в стороны тонкими усиками. — Хорошая вещь. Качественная. Так сразу и не найдёшь.

— А где сам человек? — спросил Базиль Фёдорович, таращась на приборчик, не решаясь к нему прикоснуться.

— К сожалению, тут у нас вышло досадное недоразумение. Человека вы уже не увидите. Недостатки системы, знаете.

— Что значит — не увижу?

Господин Коль опять вздохнул.

— Прошу вас только не впадать в крайности, господин Акинушкин. Должен предупредить, что расторжение нашего договора в настоящий момент невозможно. Один из ваших работников охраны, выявив в процессе наблюдения незаявленный объект, счёл его представляющим непосредственную и явную угрозу. Словом, его действия вы можете классифицировать как декапитацию.

— Что? — спросил директор. Значение слова «декапитация» стучало ему в голову, просясь на язык, но он старательно отгонял его. — Что он сделал?

— Поймите, господин Акинушкин, нам это так же неприятно, как и вам. Это пятно на нашей репутации. Но вы можете не беспокоиться. У нас договор с соответствующими службами. Ваша фирма никак не пострадает.

Базиль Фёдорович вспомнил пятно на полу в приёмной. Так вот это что такое. Посмотрел на собеседника. Тот аккуратно сложил хитрый приборчик в бумажку и сунул в карман.

— И что теперь, этот ваш охранник так и будет производить… декапитацию? Так у меня людей не останется.

Базиль Фёдорович оглядел господина Коля сверху донизу. Он решал, выбросить любезного бизнесмена от охранных услуг в окошко прямо сейчас, или немного подождать, и торжественно спустить его с лестницы.

— О, не беспокойтесь. Мы решили, что вам будет неприятно на него смотреть. Поэтому решили его устранить. Ликвидировать единицу, так сказать. Вы его больше не встретите.

Директор уставился на него. Перед глазами возникло видение — господин Коль отводит проштрафившегося охранника за угол, и там расстреливает беднягу из отобранного штатного пистолета. Он вдруг понял, что спустить этого типа с лестницы ему не удастся.

Глава 19

Мари Ив вдавила в ухо кнопочку наушника. Музыка немного заглушила визгливый голос соседки по креслу. Соседка трещала без остановки уже битый час. Экскурсионный автобус мчался по шоссе, разматывались километры покрытых весенней травкой обочин. Жёлтое солнце висело над дорогой, неспешно поднимаясь к зениту.

Утром Мари посетила музей. Она не была в музее с тех пор, как закончила школу. Тогда её с группой таких же малявок таскали на экскурсию строгие тётки. Скажи ей кто-нибудь, что она вернётся сюда добровольно, Мари бы посмеялась. Теперь она бродила между пыльных экспонатов, пока у неё не заныли ноги.

Пытаясь изображать интерес, она делала снимки отвратительных на вид чучел животных и нелепых моделей камышовых хижин с прицепленными к ним табличками, думая только о том, что напрасно надела новые туфли с высоким каблуком. Единственную скамеечку, обитую потёртым бархатом, заняли какие-то занудные девицы, обсуждавшие археологию с таким пылом, словно речь шла о парнях.

Мари остановилась перевести дух у макета древнего городища с натыканными вокруг него пластиковыми метёлками зелёного цвета. Метёлки, очевидно, изображали деревья.

— Интересуетесь древней культурой? — гавкнули ей прямо в ухо, и она едва не выронила камеру. На Мари с жадностью адепта, заметившего новичка, взирала дама в вороных кудрях и лиловом платье поддельного шёлка. Бурно вздымался массивный бюст.

Если бы не прямое указание шефа, господина Фрезера, изучить всё, не брезговать ничем, и не отказываться ни от каких познавательных мероприятий, назойливая дама давно бы уже шла в указанном Мари Ив направлении. Женщина приклеилась к милой девушке-журналисту как пластырь. Не спас даже торопливый побег в туалет. Дама последовала за Мари, и продолжала вещать через дверцу.

За какие-то минуты Мари узнала об этой местности, которую — вот досада! — уже который век занимал этот жуткий каменный мешок, называемый городом, больше, чем за всю свою сознательную жизнь. Дама, — «зовите меня Майя, дорогая!» — погребла Мари под потоком сведений, перескакивая с предмета на предмет с лёгкостью необыкновенной. От красочных подробностей быта коренных обитателей здешних мест, обитавших здесь, кажется, от начала времён, кружилась голова.

И вот они уже мчатся на экскурсионном автобусе в какую-то глухомань. «Вы непременно должны это увидеть, моя милая, это незабываемо!»

Мари попыталась вытянуть ноги под переднее сиденье. Ноги ныли. В желудке ворочался холодный ком. Перед отъездом, на пыльной остановке Майя купила пару завёрнутых в пластик бутербродов. Через час отвратительная булка с жирным майонезом и застывшей сосиской показалась Мари аппетитной. Теперь она гадала, удержится съеденный бутерброд внутри до конца поездки или полезет наружу.

Соседка протянула ей пластиковую бутылку. В бутылке плескалась ярко-зелёная жидкость. Мари с подозрением оглядела горлышко со следами помады и взяла бутылку. Отхлебнула лимонад, с трудом проглотив приторную влагу. Воистину, в этой жизни не зарекайся ни от чего, подумала она. И такая вот зелёная гадость покажется вкусной.

Пыльная трава обочины сменилась подстриженными кустами, потом вдоль дороги выросли ряды тополей. Наконец автобус замедлил ход и свернул на огороженный низким полосатым заборчиком участок пыльного асфальта.

Туристов, на нетвёрдых ногах выбиравшихся из недр автобуса, подхватывали цепкие руки встречающих аборигенов и сгоняли кучку у забора. Не успел последний турист спрыгнуть с подножки, группа выстроившихся напротив полукругом местных жителей в ярких одеждах грянули залихватскую песню под звуки дудок, пищалок, гуделок и трещоток. Певцы активно притопывали ногами в плетёных из лозы тапочках и поводили руками, не занятыми музыкальным инструментом.

Песня кончилась, и оглушённых туристов повлекли вдоль заборчика с рекламой шипучки к тропинке с указателем. Указатель был выполнен в виде ладони с вытянутым указательным пальцем. На ладони красовалась яркая надпись: «прямо пойдёшь, могилу найдёшь!»

Оробевших любителей старины повели по дорожке, над которой реял палец со зловещей надписью. Дорожка вывела к прямоугольной площадке, выложенной каменными плитами. Между плит пробивалась трава. Группу согнали в середину площадки, где уже ждала фигура в плаще с капюшоном. Ткань дешёвого атласа, обшитого цветными тряпочками и вышитая загадочными символами, переливалась на солнце.

Мари Ив, вспомнив свой давешний жуткий сон, с испугом заглянула под край капюшона. Увидела пухлые щёки, нос уточкой с бисеринками пота, и явно фальшивую косу, перевязанную алой лентой, торчащую над плечом. Балахон натягивался на сытом животике экскурсовода, и заколыхался снизу, когда его полненькая фигура повернулась к вновьприбывшим.

Экскурсовод принялась вещать неожиданно приятным, грудным голосом, поводя руками. Мари вместе со всеми обратила внимание на предметы культа, во множестве натыканные по периметру площадки. Там были столбы с насаженными на них головами животных. Там была прямоугольная каменная плита, уложенная на каменные же столбы гранёной формы, сплошь покрытая грубой резьбой, со знаками, полными тайного смысла.

Продемонстрировали туристам и ров, когда-то полный останками жертв ритуальных приношений давно забытым божествам, о чём, зловеще понизив голос, сообщила фигура в капюшоне. Останки жертв, или их вероятная реконструкция красовались здесь же, насаженные на острые колья. Брезгливо оглядев торчащий на колу бараний череп, Мари Ив обречённо щёлкнула камерой.

С площадки они гуськом потянулись по очередной дорожке в сторону низеньких строений под камышовыми крышами. Над дорожкой красовался указатель с двусмысленной надписью: «Дальше пойдёшь, покой обретёшь». Мари побрела на тропинке вслед за запыхавшейся Майей, которая с пыхтеньем обмахивалась глянцевым рекламным буклетом.

Они обошли кругом крохотные хижины, по очереди забираясь внутрь и озирая в полутьме утоптанный пол, сложенный из камней очаг и убогую утварь древних аборигенов. Заглянули в древний огород, утыканный зелёными росточками, и даже сфотографировались на выбор у макета лохматой козы и пятнистой коровы с раздутым выменем.

Когда Мари Ив уже думала, что это никогда не кончится, и только спрашивала себя, чем она прогневила судьбу и своего шефа, объявили обед. Их опять посадили в автобус и быстро отвезли в маленькую столовую, стилизованную под трактир.

Скинув опостылевшие туфли и вытянув под столиком гудящие ноги, Мари осознала, что жизнь ещё не кончена. Густой суп с пятнышками морковки был восхитителен, а тушёное в горшочке мясо вызвало голодную судорогу одним своим видом. Орудуя ложкой, какое-то время она могла думать только ту незамысловатую, единственную мысль, что думал герой романа Герберта Уэллса, попавший на Луну: «я хочу есть».

Потом был густой компот в глиняных чашках, который им налили из круглой посудины с расписными боками. Его полагалось заедать сладкими треугольными пирожками, и Мари Ив, решительно махнув рукой на диету, съела три штуки. Не помирать же голодной смертью в этой глухомани.

Пирожки приятно растворялись внутри, и Мари Ив благосклонно решила, что экскурсия в целом удалась. Стоит иногда выбираться в такие места, думала она, сонно разглядывая развешанные по стенам столовой картины местных художников.

— Да какая она настоящая, слепой, что ли? — за соседним столиком бубнили уже давно, но Мари, занятая интенсивным жеванием, только сейчас их услышала.

— А что такого? Выкопали да положили. Она же каменная!

— А я тебе говорю, подделка.

— Ну и что, что подделка? Мне и такая нравится.

— Ну и дурак. Настоящая, она совсем другая. На ней… — голос понизился, и Мари расслышала только ответ:

— Да ладно. Я видел, нет там такого.

— Что они тебе, дураки, человеческий череп на кол навешивать? Это… некорректно, вот!

— И что, людей на этой плите в жертву приносили?

— Видел там канавки? Так вот по этим канавкам кровища и стекала. Прямо в ров.

— А ты будто сам видел.

— Может, и видел.

За соседним столиком скептически засмеялись. Фыркнув, один из голосов сказал:

— Ну да, во сне.

— Вот и не во сне. Я, может, такое видел, что тебе и во сне не приснится.

Опять раздалось радостное фырканье, и на это раздражённо ответили:

— Ты газеты читал? Там ещё бабу без головы нашли?

— Ну.

— Ну, вот, а я видел такой обряд. Вот тут я, а тут она. Жертва. И как ей — р-раз по шее! Кровища так и брызнула!

— Ладно врать, ничего ты не видел.

Голоса опять понизились, забубнили невнятное, а Мари Ив оглянулась.

За соседним столиком, склонившись лохматыми головами друг к другу, над пустыми тарелками и горшочками из-под мяса, сидели двое подростков. Модные в этом сезоне стрижки, закрывающие глаза. Короткие курточки, у одного — синяя, у другого — зелёная.

На том, что в синей — шорты из грубой ткани, прошитой в несколько рядов суровой ниткой. А на том, что в зелёной — брючки того фасона, который был сейчас безумно популярен. И которые стоили хороших денег, оценила Мари Ив, разглядывая модную вещицу.

Подростки продолжали тихонько препираться, а стянувшая с блюда, и съевшая последний сладкий пирожок Майя наконец обрела способность говорить.

— Дети, — снисходительно кивнув в сторону молодых людей, сказала она, доставая из сумочки зеркальце и помаду.

Причмокнула губами, глядя в отражение, бросила помаду в сумочку и склонилась над столиком:

— Что они могут знать об этом? Если хотите, я могу вас отвести на настоящий обряд.

— Какой обряд? — пробормотала Мари Ив, разглядывая модный прикид мальчишки. Тот обернулся, смерил её презрительным взглядом и скорчил рожу.

— Обряд посвящения. Вы знаете, милочка, есть люди, много людей, которым тесно в этом сухом, оцифрованном и скучном мире. Им тесно в установленных рамках, в которые их загнало наше ограниченное технологическое общество.

— А жертвы там будут приносить? — с иронией спросила Мари Ив.

— Не смейтесь, дорогая. Это совсем не забавно. И жертву можно приносить с чистыми помыслами. А не так, как толкуют всякие мальчишки. — Майя покосилась в сторону соседей. Те подхватили свои бесформенные мешкообразные сумки с множеством кармашков, и подались к выходу.

— Ну так как, хотите?

Мари посмотрела на женщину напротив. В её мозгу, подпитанном густым супчиком, что-то щёлкнуло, и она испытала мгновенное озарение. Она наконец сложила один и один, и получила результат. Безголовый труп на экране в кабинете следователя. Болтовня мальчишек за столиком. Настойчивое желание шефа погонять её по всем инстанциям. Эта экскурсия. Каменная плита с канавками для стока крови. Жертвенный алтарь. Мари охватил охотничий азарт взявшей след гончей:

— Конечно, хочу.

Глава 20

Следователь Филинов проснулся утром с отчётливой мыслью о камере. Он вдруг понял, что не давало ему покоя. Лаборатория, которую охранял покойный Макс Фоскарелли и спятивший Константин Кисин. Лаборатория, где были камеры наблюдения, и куда, по словам долговязого охранника-блондина, никто не заходил.

Ему снились офис и коридоры фирмы «Бейбиберг», то стерильно пустые, то полные подозрительных типов с пистолетами в руках. У половины этих типов были знакомые лица. Когда он приближался к ним в тщетной попытке поймать, они беззвучно открывали рты, пытаясь поделиться информацией, но он не понимал ни слова. Только эхо от оставшихся неузнанными слов металось между стен, оседая на пол бесцветной пылью.

Филинов скитался по скрученным в спираль бесконечным коридорам, заходил в двери, за которыми тоже ничего не было, кроме новых дверей и пустых коридоров. И только под утро, измученный бессмысленным сном, он увидел настоящую дверь. Дверь лаборатории. И белобрысого секьюрити, который, глядя на следователя прозрачными глазами, тоже что-то говорил. Но слова его, в отличие от других, не имели эха, и падали прямо в голову Филинова, как холодная дробь.

Следовать вздрогнул и проснулся. Он вдруг отчётливо понял, что фразу блондина, принятую как утверждение некоего факта, на самом деле можно понять как угодно. В том числе и совсем наоборот.

***

— Пришли материалы от фирмы «Бейбиберг»? — первым делом спросил он Леночку, не успев войти в кабинет.

— Ещё нет, Андрей Петрович, — отозвалась Леночка. — У них проблемы с системой. Чинят.

Филинов побарабанил пальцами по столу:

— Ты говорила, там работает твой дружок. Ну тот, небритый гений в обносках.

— Он не в обносках, — обиделась Леночка за своего гения. — Это стиль такой. А что небритый, так ему некогда.

— Ну, ну, — Филинов проследил, как она набирает код фирмы. Небритый гений коммуникации отозвался, и последовал обмен словечками, которые следователь, вышедший из юного возраста, не знал, и изучал со словарём по мере необходимости.

Он терпеливо ждал, пока произойдёт ритуальный обмен фразами, без которых, очевидно, не мог обойтись ни один уважающий себя молодой человек.

— Ага, — наконец сказала Леночка, бросив многозначительный взгляд на Филинова. — Ага!

Произошло долгое, бурное прощание, и Леночка разорвала контакт.

— Так и есть, — сказала деловито. — У них и правда, полный… крах. Туда группа поддержки прискакала, на лихом коне. Чинят.

И Леночка скорчила рожицу.

Брякнула внутренняя связь, и голос дежурного сообщил:

— Андрей Петрович, ещё труп. Группа уже выехала.

***

— Вот она, — полицейский указал на впадинку в земле.

Ямка, засыпанная прошлогодней листвой, в конце лесопосадки. Чахлые кусты вдоль дороги, уже успевшие покрыться пылью, летящей с дороги. Ямку оградили колышками с полосатой лентой. Лента трещала на ветру, выгибаясь узким полосатым парусом.

Филинов прошёлся вдоль чахлой полоски кустов. Эксперты суетились вокруг тела. Фургон уже стоял с распахнутыми дверцами, и медики сновали меж ним и ямкой, как муравьи. Техническое оснащение полиции достигло завидных высот, и следователь получал на стол такие материалы, которые и не снились работникам сыска прошедших времён. Теперь можно было спокойно работать, не поднимая зад со стула.

Филинов отдавал дань техническим достижениям, но работать предпочитал по старинке. Он неторопливо двинулся вокруг ямы, заложив руки за спину и посвистывая. Обвёл глазами верхушки деревьев, покрытые свежими зелёными листочками. Рассеянно оглядел бурую листву под деревьями, перевёл взгляд дальше, оценил близость скоростного шоссе.

— Куда ведёт шоссе?

— В Дядькино, — ответил полицейский. Следователь посмотрел на него, и они встретились глазами.

Дядькино был элитным посёлком. Там жили люди, которые любили уединение, и не любили, чтобы их тревожили. Местные жители дома в этом посёлке окрестили замками.

— А дальше, за Дядькино?

Дальше были участки земли, отданные под коттеджи. Коттеджный посёлок занимал большой кусок земли, прочерченный аккуратными дорожками, засаженный деревцами, и обнесённый забором со своей службой охраны. Жили там всякие люди, в основном с достатком выше среднего, и среди них следователь вспомнил как минимум одного знакомого — господина Акинушкина. Директора пресловутой фирмы «Бейбиберг».

Посмаковав мысль, что чистюля директор и есть главный злодей, что дало бы восхитительную возможность объединить два мутных дела в одно, Филинов вернулся к реальности.

Если бы труп нашли в пустыне, где плотность населения составляет полчеловека на гектар, следователь только вздохнул бы с облегчением. На участке же, где угораздило найти тело, имелись объекты, которые нельзя сбрасывать со счетов. Это было хозяйство с множеством разнообразных служб, включающих в себя скотобойню и хладокомбинат. Фабрика по производству кормов для животных, расположенная на самой границе района. Территория, занятая клубами любителей различного вида экстремального спорта, и аэродром с множеством похожих на аккуратных белых птичек спортивных машин.

Следователь выслушал рассказ молодых людей, парня и девушки, которые нашли тело. Парень утверждал, что они остановили машину у шоссе, чтобы поискать грибы в лесопосадке. Девица пискнула что-то про свежий воздух, и покраснела, отряхивая позеленевшую от травы юбчонку.

Следователь слушал. Он слышал такие байки сотни раз. Хотя местные жители и правда в последнее время повадились собирать грибы по лесопосадкам. По слухам, грибочки эти, не отличающиеся ни вкусом, ни другими кулинарными достоинствами, обрели в последнее время удивительную способность вызывать у поевшего их человека силы необыкновенные. Филинову уже доводилось слышать о мужиках-производителях, снискавших себе прижизненную славу подвигами на сексуальном фронте. И о бабках, зревших в блюдце с водой чудные видения, и даже предсказывающих результаты футбольных матчей с точностью небывалой. Должно быть, не зря там раньше свалка была, подумал следователь, слушая сбивчивый лепет парня.

Вернувшись в родной кабинет, Филинов упал на стул, обхватил голову руками и задумался.

Труп нашли недалеко от шоссе. По этому самому шоссе ранним утром проезжает множество народа, чтобы попасть в город до того, как начнутся неизбежные пробки. В числе прочих и небезызвестный господин директор, господин Акинушкин. Он вполне мог остановиться у обочины, вытащить труп из багажника, донести до лесопосадки и уложить в ямку, присыпав прошлогодней листвой.

Правда, никто из проезжавших в это время по шоссе не мог вспомнить вставшую у обочины машину. И, как всегда, срабатывал извечный механизм ложной памяти. Нашлись люди, которые утверждали, что машина была. Были даже те, кто видел, как некто, подозрительно оглядываясь по сторонам, тащил из багажника предмет, похожий на завёрнутый в тряпку труп. Филинов относился к таким показаниям как к неизбежному злу. Тем не менее всё это нужно проверить.

— Андрей Петрович! — Филинов вздрогнул. Он так задумался, что не заметил Леночку. — Пришли материалы от фирмы «Бейбиберг». И к вам какая-то женщина рвётся. Говорит, срочно.

— Зови.

Вошедшую женщину Филинов отнёс к категории «Щ». Так по его собственной классификации обозначались граждане женского пола и своеобразного стиля жизни. Буква «Щ» происходила от слова «щука».

Женщина уселась и уставилась на следователя. Глаза её за стёклами очков казались выпуклыми и похожими на рыбьи. Она презрительно оглядела скромный пиджак следователя, примятый на рукавах, и дешёвую рубашку. Филинов почувствовал, как на нём с тихим щелчком прицепился и повис, покачиваясь, ярлык неудачника. В отместку он подумал, что устаревшая пластиковая оправа её очков явно куплена из одной только мелочной экономии.

Глядя на полицейского выпуклыми глазами рыбы, женщина-щука сообщила, что у неё пропала жиличка. Ушла и не вернулась. Всё бы ничего, но пора платить за квартиру. Если эта девица не в состоянии платить, пусть съезжает. Тут не благотворительная организация. А если вы ищете пропавших девок, которых потом находят без голов, так скажите, она это, или нет. Квартира простаивает, а жизнь нынче дорожает и дорожает.

Следователь её внимательно выслушал. Внимательно изучил документ с паспортными данными пропавшей жилички. Вытянул из цепких пальцев женщины-щуки и прочитал копию договора на съём жилплощади. Женщина всё никак не уходила, тараща выпуклые глаза на Филинова, и требуя выдачи ей, квартирной хозяйке, соответствующей справки о том, что убитая и есть пропавшая жиличка.

Наконец он избавился от неё, отправив в другой отдел под благовидным предлогом. Велел Леночке больше никого не впускать, и принялся за дело. Теперь, когда Филинов получил конкретное имя и номер страховки, без которых не существует ни один нынешний гражданин, всё стало намного проще.

Филинов ощутил давно забытый зуд в пальцах. Что-то сдвинулось. Никогда раньше не находили два трупа подряд. Что-то произошло. Он ещё не знал, что это, но в голове у него тихо, на грани слышимости, невидимый оркестр проиграл первый такт весеннего вальса. Он всегда играл, этот оркестр. Всегда, когда Филинов выходил на след.

Глава 21

— О, ты, чьё имя не названо, ты, непревзойдённый, неподражаемый и неизбывный. Ты, что спускаешься к нам сверху, оттуда, где нет ни печали, ни горя, ни страданий, где царит совершенство. Ты нисходишь к нам по ступеням небесной лестницы, и музыка небесной арфы сопровождает тебя. Приди, ибо мы ждём в надежде. Приди, ибо мы нуждаемся в тебе. Озари нас и вдохни в нас жизнь.

Мари Ив поёрзала на земле. Сидеть с ногами, завязанными в узел, и пялиться в одну точку оказалось ужасно тяжело. Она скосила глаза на соседей. Те как уселись на траву, так и застыли, положив руки на коленки, только покачиваясь в такт речи жреца.

Мари таскалась за Майей, своей новой знакомой, уже который день. Та, несмотря на солидные габариты, была неутомима, как конь. Каждый день начинался с экскурсии. Потом они неслись на очередную встречу единомышленников, любителей истории и культуры. Встреча плавно перетекала в культурное мероприятие, на котором иногда кормили, а иногда нет.

Несколько раз они выезжали на природу, где любители старины резвились как дети. Мари, прыгая по молодой травке в общем хороводе вокруг чахлых берёзок, спросила Майю: «И где ваш обещанный обряд?»

«Не всё сразу, милочка», — ответила раскрасневшаяся Майя, таща её за руку вслед за остальными. — «Вы должны влиться в коллектив». «И когда это будет?» «Позже, дорогая. Я вам скажу» И Майя весело взвизгнула, ныряя под ветки очередного дерева.

Наконец, на одной из встреч Мари представили узкому кругу посвящённых. Майя привела её на квартиру, где ожидалось собрание. Ничего таинственного в убогой квартирке на первом этаже стандартного дома не оказалось, и Мари в который раз пожалела потраченного на ерунду времени.

Майя провела её через крохотную прихожую в скучную гостиную, где из мебели был только журнальный столик с чайником и разнокалиберными чашками. Гости, десяток человек, расселись прямо на вытертом, когда-то красивом, ковре. Отсутствие стульев никого не смущало.

Майя облобызала хозяйку в обе щёки, и представила Мари. Мари тут же подверглась целованию, после чего её увлекли к остальным, где ей пришлось повторить процедуру с каждым из гостей. Её чмокали в щёки, жали руку, и передавали по кругу, пока она не обошла весь ковёр, где ей тоже нашлось крохотное местечко.

Мари уселась, подобрав под себя ноги, на вытертом до основы ковре, и с тоской огляделась в поисках еды. На журнальном столике, в плоском фарфоровом блюде кучкой лежали диетические хлебцы. В чашках остывала вода из чайника. Гости, не заботясь о телесной пище, непринуждённо болтали. Соседка по ковру, немолодая девица без тени косметики на бледном лице, заговорила с Мари об археологии. Мари в панике ухватила с блюда сразу два хлебца и с хрустом принялась жевать.

Разочарованная девица переключилась на общий разговор. Все слушали молодого человека, который, помахивая надкушенным хлебцем, рассуждал об археологии. Другая девица, до ушей раскрашенная синей краской, вставляла учёные словечки. Обсуждались тонкости устройства древних гробниц и особенности ритуальной раскраски черепов.

Мари жевала, заглушая незнакомые слова хрустом. Ей было невыносимо скучно. Ожидали важного гостя, и уйти сейчас она никак не могла.

Хозяйка встрепенулась, поспешила в прихожую. Гости притихли. Мари с тоской повернулась к двери. Она ждала, что сейчас войдёт замшелый старикан, одышливо отдуваясь, и заведёт нудные речи. И когда хозяйка, сладко улыбаясь, ввела в комнату долгожданного гостя, девушка сперва решила, что солидный мужчина ошибся дверью.

Гость оказался совсем не старым. Костюм хорошего сукна сидел на нём идеально, манжеты рубашки сияли свежестью, ботинки солидно отливали дорогой кожей. В галстуке ненавязчиво поблёскивал крохотным камушком платиновый зажим.

Дорогого гостя отвели к заботливо постеленному специально для него круглому пушистому коврику, где он уселся, как все, подобрав ноги. Дождался тишины, и начал лекцию. Мари слушала, не вникая в смысл. Голос лектора приятно рокотал, выделяя ключевые слова, и она заслушалась. Соседка по ковру, бледная девица, вытянула шею, сипло дыша, и ловила каждое слово. Худые щёки её, в россыпи прыщей, порозовели. Майя, сидевшая напротив Мари, шевелила пухлыми губами, повторяя каждое слово рассказчика.

Потом лекция кончилась, посыпались вопросы, вокруг зашумели, а Мари заметила внимательный взгляд, брошенный на неё с круглого пушистого коврика, и сразу скользнувший дальше. Потом все стали расходится, толпясь в маленькой прихожей.

Мари Ив толкнули, она пошатнулась, стоя в одной туфельке, и её подхватила под локоток крепкая мужская рука. Солидный гость смотрел ей в глаза, и Мари показалось, что он ждёт ответного жеста. Но Мари не ответила, и мужчина только проводил её взглядом.

***

Мари подняла глаза. Над рассевшимися в кружок членами общества Живительного Огня шумели сосны. Там, наверху, дул сильный ветер, с огромной скоростью пронося по серому небу обрывки облаков. Его непрерывное гудение то повышалось до свиста, то понижалось к глубоким рокочущим тонам, и тогда в голосе ветра слышались приближающиеся раскаты далёкой грозы. Зелёные верхушки деревьев описывали плавные круги над головами людей, по веткам и шершавым стволам коротко шуршало, и сверху падали маленькие овальные шишки и скрученные ножки сухих иголок.

Жрец, служитель и податель Живительного Огня, возложил скрытые под широкими рукавами балахона ладони на камень алтаря. Камень был странной округлой формы, слегка склонённый набок и вмятый посредине, словно по нему ударила плашмя огромная ладонь.

На камне сидела большая белая птица. Индейку в клетке привезли с собой. Мари видела, как из багажного отделения их старенького автобуса, на котором они приехали, вытащили клетку, и вынесли на поляну. Потом вырывающуюся птицу двое помощников в балахонах вытащили из клетки и посадили на алтарь. Жрец подошёл к испуганной птице, положил ладони ей на голову, и тихо пошептал, наклоняясь капюшоном к самой головке с блестящим глазом. Индейка успокоилась и уселась на камне, сложив крылья. Глаза её затянулись плёнкой. Казалось, она спала.

Жрец продолжал говорить. Голос рокотал непрерывно, понижаясь и повышаясь, вторя модуляциям ветра.

— Приди. Приди. Разорви темноту, разгони порождения зла. Даруй нам свет.

Голос повысился почти до крика, и вместе с последним словом будто разом разорвали огромную атласную простыню, свистящий звук прошил воздух сверху донизу, и поляна полыхнула призрачным огнём. Никто не двинулся с места, а Мари от страха прилипла к земле, впившись ногтями в ладони.

Клубок огня полыхнул над поляной, большой, угловатый камень стал белым. Моргая вмиг ослепшими глазами, Мари какое-то время ничего не видела, кроме огненного пятна, превратившегося в негатив.

Потом соседи рядом с ней задвигались, зашумели, а по полянке растёкся запах жареного мяса. На наклонном камне лежало тело птицы. Округлые бока, стиснутые крупными ножками, вписались в выемку камня. Шипела пузырями жарящаяся на красной каменной поверхности шишковатая кожа. Острыми кончиками торчали крылышки с обуглившимися пеньками белых перьев.

Аппетитный запах жареной птицы усилился. Над округлым пупырчатым телом струился пар.

Двое в помощников в балахонах взялись с двух сторон, подняли птицу, сняли с камня и положили на большое овальное блюдо. Фигуры в балахонах зашевелились, оправляя капюшоны и поддёргивая широкие тряпичные рукава.

Жрец повернулся к собранию. Лица его под глубоко надвинутым капюшоном не было видно, но Мари почувствовала внимательный взгляд. Жрец протянул руку и поманил её к себе. По поляне прокатился вздох, и все посмотрели на Мари. Провожаемая пристальными взглядами, она на нетвёрдых ногах вышла вперёд. Жрец положил ей руку на плечо:

— Мы встречаем нашего нового члена, мы приветствуем его.

— Приветствуем… — отозвалась поляна.

Жрец отступил к алтарю, ведя за собой Мари. Она увидела стоящие на камне чаши, одну большую, на круглой ножке и с двумя ручками, и одну маленькую. Жрец взял ту, что поменьше, и протянул девушке. В чаше всколыхнулась густая тёмная жидкость.

Мари взяла чашу, поднесла к губам. Один из помощников в балахоне уже обходил с большой чашей собравшихся почитателей Живительного Огня. Те по очереди прикладывались, делали глоток, и чаша шла по кругу, пока заметно не опустела.

— Пусть его радость станет нашей радостью. Его боль будет нашей болью. Его чувства и желания станут нашими. Его огонь будет нашим огнём, его сущность сольётся с нашей сущностью. Мы станем едины, мы станем одно. Да будем мы одним целым, и да станет целое множеством. Да будет так, и не будет этому конца, ибо это есть начало и конец. Да свершится обряд посвящения.

Мари отпила. Жидкость оказалась сладкой и терпкой, словно старое вино.

— Пей до дна, — сказали ей, и она пила, пока не показалось округлое блестящее дно.

Она опустила руку, и чаша исчезла из ладони. На поляне уже горел огонь, разожжённый в сложенном кружком очаге из потемневших камней. В оранжевом, пляшущем свете костра Мари увидела блюдо с жареной птицей. Собравшиеся вокруг блюда фигуры тыкали в бока индейки вилками.

Мелькали острые зубья, втыкаясь в худеющие на глазах розовые птичьи бока, разевались смеющиеся рты, блестели, сжимаясь и разжимаясь, зубы. Мужчины и женщины в одинаковых балахонах весело жевали, они говорили что-то, но Мари не разбирала слов.

Поляна словно подёрнулась дымкой, а фигуры, сидящие на земле, потеряли контур и стали двигаться в беспорядочном танце. Мари не отрывала взгляда от покрытой коричневой корочкой тушки с остатками ножек. Ей мучительно хотелось вспомнить, где она уже это видела. Мелькали вилки, сверкали края блюда, а шум голосов внезапно стал тише и словно отдалился за край поляны.

Потом она увидела жреца. Он повернулся к алтарю, и снова возложил руки на потемневшую поверхность камня, по которой пробегали красные отблески костра. Ладони жреца вдруг засветились, и она с содроганием увидела, как руки его загорелись огнём.

Огонь стал подниматься выше, забрался по широким рукавам балахона, и внезапно всё тело его превратилось в пылающий факел. Не в силах отвернуться, она смотрела, как лёгкий балахон невесомо сгорает в цветных языках пламени, обнажая фигуру мужчины, светящуюся в свете костра оранжевым светом.

Он обернулся и протянул к ней руки. Мари стояла и смотрела, видя только сияющую огнём белозубую улыбку. На неё дохнуло жаром и терпким, смутно знакомым ароматом, словно от сжигаемой травы. Она закрыла глаза в страхе перед пламенем. Ноги её подкосились, и она упала спиной на алтарь.

Ей много раз приходилось читать в дешёвых романах, как прелестная героиня, озарённая светом костра, камина, или просто одиноко горящей свечи, принимает в свои объятия разгорячённого героя. Фраза: «и всё закружилось перед её затуманенным взором» была бы здесь как нельзя кстати. И весьма кстати была бы финальная фраза о фееричном экстазе. Но ничто не закружилось перед взором Мари, и слова о блаженстве остались просто словами.

Глава 22

— Итак, что мы имеем. Анастасия Кашкина, двадцать девять лет, не замужем. Место работы — секретарь на рецепшен… Фирма мелкая, зарплата так себе. Имеет дочь, тринадцати лет. Понятно.

Филинов вздохнул, глядя в выведенное на экран фото женщины. Округлое личико, мягкий подбородок с ямочкой, румяные щёки под слоем дешёвой пудры. Волосы собраны в пучок, одна прядка свесилась на ухо. В маленькой мочке — серёжка в форме сердца. Дочь учится в интернате. Следователь посмотрел в документы. Так и есть, содержание оплачивает мать. В свидетельстве о рождении, в графе «отец» — жирный прочерк.

Он покривился, яростно поскрёб небритый подбородок.

— Эх, жизнь моя лихая… — пропел дребезжащим тенорком. И добавил вполголоса, тоскливо выводя слова: — Долго я по приютам скитался, не имея родного угла…

Филинов хорошо знал, куда теперь может отправиться девчонка. Следователь опять вздохнул, зло ткнув пальцем в кнопку.

Согласно показаниям квартирной хозяйки и соседей, Кашкина жила скромно, лишнего себе не позволяла. Мужчин водила, но в меру. Вещички покупала в секонд-хенде и на дешёвых распродажах, хотя и с претензией на некий шик. Это подтвердил осмотр, проведённый на квартире. Обычная квартирка мелкой служащей, даже бедновато для офисного работника. Но Филинов знал, в чём тут дело.

Последний дружок, как охотно сообщила соседка — некий молодой человек, по имени Эдик. Кажется, студент-химик.

Это уже было кое-что.

На квартире, состоящей из крохотной комнатки и маленькой кухни, Филинов уже побывал.

Он сделал круг по комнате, с трудом протиснувшись вдоль облезлого дивана, покрытого цветастым покрывалом, и стола с дешёвой пластиковой скатертью. На скатерти стояла ваза с искусственными фруктами. Одна пластиковая груша была надкушена сбоку.

Следователь пробрался мимо стола к окну, завешенному розовым тюлем в цветочек. Выглянул в окно и увидел стену противоположного дома с потёками от недавнего дождя.

Внизу выделялось цветастое пятно детской площадки, откуда доносились радостные крики малышни, и стояли скамейки. На скамейке у площадки сидели бабки.

Филинов прошёл на кухню. Там возился эксперт. Следователь посмотрел на упаковку пирожных в прозрачной пластиковой коробке. Коробка и стоящая рядом бутылка дешёвого вина покрылись пылью. С круглой жестяной баночки на краю стола смотрела улыбающаяся килька в полосатой фуфайке.

Продукты на раскладном столике были нетронуты. Очевидно, хозяйка в квартиру так и не вернулась. И, очевидно, у неё было назначено свидание.

Филинов посмотрел, как эксперт рукой, затянутой в перчатку, аккуратно переворачивает бутылку, а нарисованная на этикетке кудрявая дамочка с осиной талией повисает вниз головой, и вышел в коридор.

***

— Ленок, у тебя нет знакомых в системе образования? — спросил Филинов, досадливо морщась. Леночка подошла, взглянула на экран.

— Это её девочка? — Леночка пригорюнилась. Она знала, что шеф терпеть не может навещать безутешных родственников.

— Вот ведь пакость, — следователь поморщился, — ты знаешь, сколько стоит один год в интернате?

— Ну…

— А я сейчас вот узнал. — Филинов раздражённо оттолкнул от себя чашку. Он ещё не завтракал, и кофе, поданный сердобольной Леночкой, пришёлся весьма кстати.

— Будете ещё? — спросила девушка, забирая чашку. — А то вас документы дожидаются. По фирме «Бейбиберг». Сами просили, а смотреть не смотрите.

Филинов зарычал, проводив её взглядом. Строго говоря, Леночка не была ему должна ничего. Она вообще, по глубокому её убеждению, никому и ничего не была должна.

Леночка была практиканткой. По рекомендации руководства отдела, заметившего в своё время старательную девочку на побегушках, она отправилась учиться. Потом девушка неоднократно озаряла своим присутствием стены отделения, и, когда она явилась на практику, её приняли как родную.

Леночка была скромна, понятлива, расторопна, но никому уже не давала сесть себе на шею, и любители погонять безответных практикантов, после нескольких кавалерийских наскоков на новенькую так же резво и отскочили, неся моральные потери.

К Филинову Леночка прониклась неожиданной, почти материнской заботой, что вызвало у коллег зависть, и породило неуместные шутки. В чём дело, простодушный в некоторых вопросах Филинов выяснил, случайно подслушав разговор двух коллег-полицейских женского пола.

Он тогда уронил на пол отчёт за квартал. Отчёты по старинке приходилось дублировать на бумаге, каждая бумажка была на счету, и завскладом просто зверствовал, выдавая под расписку каждый клочок. Поэтому следователь, отдуваясь и поминая всех святых, заполз под стол, и принялся вытягивать, осторожно скребя по полу кончиком пальца, драгоценный листок. За этим занятием он провёл достаточно времени, чтобы услышать разговор двух заскочивших в кабинет дам. Дамы принялись сплетничать, не заметив Филинова, и он узнал много интересного о своей особе.

Оказалось, Филинова считали в отделе чем-то вроде живого талисмана. Было замечено, что стоит с ним поработать в паре, или под его руководством, как напарник вскоре уходит на повышение. А если напарник женщина, то тут уже совсем хорошо. Дамы щебетали, и он узнал, что стоит женщине поработать в обществе старого доброго Филинова хотя бы квартал, она или тут же забеременеет — при самых неблагоприятных доселе прогнозах медиков — или получит прекрасный старт своей карьере. При этом сам Филинов об этих обстоятельствах ни сном, ни духом.

Дамы ушли, а следователь потом ещё долго сидел на полу, забыв о забившемся под стол отчёте, и вспоминал всех работавших с ним девиц и прекрасных дам.

Филинов встал с нагретого стула и прошёлся по кабинету, помахивая руками в попытке изобразить упражнение из утренней гимнастики. Фото девочки с наивными глазами из-под густой чёлки стояло перед глазами, и он помотал головой:

— Уймись, дурак.

Упал на стул, придавив брошенный на спинку пиджак.

— Ох, уймись, уймись, моя тоска, — пропел тихонько, выводя на экран документы, присланные фирмой «Бейбиберг».

***

Коридор, скупо освещённый тусклым светом дежурной лампы. Густые тени по углам, неестественно резкие, как это бывает при записи с камер. Доминируют два цвета: серый и грязно-чёрный. Никого и ничего.

Добросовестная Ксения Леопольдовна прислала следователю всё, что смогла. Филинов смотрел, потирая покрасневшие глаза. Хуже нет, копаться в чужих документах. Сам чёрт ногу сломит, проворчал следователь, чувствуя, как немеет отсиженный зад.

Холл. Площадка перед коридором, ведущим к двери в лабораторию. У стены стол охранника с лампой на кривой цыплячьей ножке, привинченной сбоку.

За столом сидит охранник. Куртка одного цвета с рубашкой, и на экране они сливаются в одно серое пятно. Голова склонилась над столом, над развёрнутым журналом. Филинов всмотрелся. Журнальчик для мужчин. Понятно.

Запись отматывалась, менялись цифры счётчика времени. Следователь смотрел, как охранник сидит за столом, изредка переворачивая страницы, иногда поднимая журнал, и вертя под разными углами на красочных разворотах. Потом мужчина заёрзал на месте.

Следователь уже догадывался, в чём дело, и правда, скоро охранник отложил журнал и поднялся с места. Торопливо вышел из-за стола и направился по коридору за угол.

Вернулся, отдуваясь и одёргивая куртку, сел на стул. Посидел. Потом опять вскочил, и Филинов имел возможность наблюдать повторившуюся несколько раз картину его торопливого похода в туалет.

Наконец охранник, положа одну широкую ладонь на живот, вытянул из крепления на ремне служебный коммуникатор, и ткнул пальцем в кнопку вызова. Губы его при этом шевелились, но Филинов не слышал ни звука. Послав сообщение, охранник, убрав коммуникатор, снял кепку, отёр вспотевший лоб и направился привычным маршрутом в туалет.

Опять пустой коридор, счётчик времени размеренно отматывает цифры. На столе журнал под кругом света от лампы отбрасывает блики. Вот появился Макс Фоскарелли. Его высокая фигура в форме появилась из-за угла коридора. Фоскарелли прошёл сначала к опустевшему столу, затем развернулся, и ушёл к туалету. Какое-то время его не было видно, затем он появился снова и направился прямо к двери в лабораторию. Дверь виднелась с края экрана. Филинов помассировал уставшие глаза и напряжённо всмотрелся в мерцающее изображение.

Охранник возился у замка. Судя по движениям рук, он провёл своим удостоверением в пазу идентификации. Ещё несколько телодвижений, и дверь открылась. Неторопливо втягиваясь в стену, скользнуло полотно сверхпрочного непрозрачного стекла. Потом охранник прошёл внутрь, и дверь за ним закрылась.

Филинов нажал на паузу, задумчиво поскребся под подбородком. Он вспоминал пункты инструкции, написанные специально для таких случаев. Что-то здесь было неправильно. Хотя он знал, что в мелких фирмах нарушение инструкций не редкость.

Следователь отжал кнопку, изображение ожило. Дверь в лабораторию скользнула в пазах, закрылась за вошедшим внутрь Фоскарелли, и коридор опустел на время. Потом появился другой охранник, подошёл к столу и прислонился к стене.

Полюбовавшись на него некоторое время, Филинов открыл другую запись. Запись с камер в лаборатории. Торопливо прокрутил до нужной отметки.

Вот открывается дверь, и входит охранник. Виден только его силуэт в тёмной форме. Куртка и рубашка — одно серое пятно. Смутно белеет лицо под козырьком кепки, надвинутой на лоб. Следователь поморщился, напряжённо вглядываясь в экран. Фигура человека отбрасывала мутную тень, и то и дело сливалась с фоном стены. Видно было отвратительно. Если бы он не видел предыдущей записи, он бы не понял, кто зашёл в помещение.

Наконец Филинов догадался, в чём дело. Огоньки, окружающие цветочные горшки. Точечные светильники, что горели даже ночью. Множество оранжевых огоньков сливались в один зыбкий свет, что падал со всех сторон, и постоянно сбивал оптику камеры.

Вот тёмная фигура охранника зашла за стеллажи и принялась двигаться вдоль высоких решетчатых полок. Она мелькала между рядов растений, раскинувших в стороны мелкие округлые листочки. Вот охранник возник у ряда металлических шкафов вдоль стены, мерцающих полированными панелями с оконцами кодовых замков. На панелях светились огоньки сигнализации.

Охранник остановился у крайнего в ряду шкафа. Повернулся к лицевой панели и склонил голову. Следователь с досадой понял, что ему теперь совершенно не видно, что тот делает. За широкой спиной в форменной куртке скрывался практически весь шкаф, и можно было только догадываться, что там происходит.

Вот спина немного подвинулась в сторону, и напряжённо глядевшему в экран следователю показалось, что слабо осветился край дверцы. Кажется, дверца была открыта.

Филинов тихо выругался, придвинувшись к самому экрану. К сожалению, чёткость и так уже была на пределе. Так открыл он дверцу, или нет? Широкая спина охранника опять двинулась и замерла. Филинову показалось, что охранник что-то сказал, стоя лицом к шкафчику. Звук был отвратительный, следователь выкрутил его до предела, и всё равно слышал лишь гудение фона. Потом изображение дёрнулось и пропало совсем.

Следователь подскочил на стуле, глядя на покрывшие экран полосы, сменившиеся мельтешащими точками. Пока он думал, вызвать специалиста по коммуникации или поискать другую запись, изображение возникло вновь. Он открыл рот, едва сдержав желание протереть глаза.

Только что он видел спину Макса Фоскарелли, склонившегося у шкафа. Теперь на экране был только шкаф. Дверца его была плотно закрыта, а охранник Фоскарелли, — Филинов не сразу его обнаружил — отползал назад по коридору. В руках у охранника был пистолет.

Онемев, следователь смотрел, как Фоскарелли, демонстрируя отличную выучку, отползает вглубь помещения, мимо громоздящихся до самого потолка ажурных металлических полок. Пистолет его был по всем правилам зажат в руках и направлен в противоположную движению сторону. Филинов проследил линию огня. Там никого не было. Совсем никого.

— Что за чёрт, — пробормотал следователь, глядя, как охранник пропадает из виду за цветочными горшками.

Какое-то время ничего не происходило, только мерно шуршал фон записи. Потом раздался неясный звук. Звук стал громче, и из-за стеллажей показался охранник. Фоскарелли передвигался странными короткими шажками, хватаясь свободной рукой за стойки. Его пошатывало. В неровном дрожащем свете, заполнявшем помещение лаборатории, фигура его то расплывалась, сливаясь с собственной тенью, то становилась странно плоской, будто вырезанной из чёрной бумаги. Дойдя до двери, он долго не мог выйти, беспорядочно шаря рукой у замка. Наконец дверь медленно ушла в сторону, и охранник вывалился в коридор. Мелькнули его ноги в тяжёлых форменных ботинках, и дверь поползла обратно.

— Однако, — сказал следователь, глядя на закрывшуюся за Фоскарелли дверь. В помещении вновь было пусто. Пусто и тихо.

Потаращившись некоторое время в экран, на котором красовалась картинка ночной лаборатории, Филинов отыскал следующую запись. Коридор. Вот в тёмном углу экрана возникает дрожащая полоска света, и из открывшейся двери лаборатории вываливается человек. Он падает на четвереньки, пробегает таким странным способом несколько шагов по инерции, потом встаёт.

Озирается, видит у стола другого охранника, отшатывается к стене, и изумлённый следователь видит, как он, буквально прилипнув спиной к панели, проползает мимо изумлённого напарника. Напарник шагает к нему, протягивает руку, и тот направляет на него пистолет. Напарник отшатывается, а Фоскарелли отступает, повёртывается спиной и бежит по коридору, скрываясь из виду.

Кисин идёт за ним по коридору, очевидно крича вдогонку убежавшему напарнику. Какое-то время стоит, глядя вслед. Потом пожимает плечами, и медленно поворачивается в сторону оставленного поста. Филинов моргнул. Кисин, двинувшийся было к своему рабочему столу, замер на месте.

Следователь взглянул в другой угол экрана. Там был стол, на столе лампа, в кружке света небрежно развёрнутый журнал. И больше ничего.

Вот Кисин делает шаг вперёд, потом отступает обратно. Поворачивается и бежит по коридору, туда, где должен быть туалет. При этом с него слетает кепка, и, крутясь, отлетает к стене.

— Да что же это такое? — с удивлением сказал Филинов, глядя на крутящийся по полу головной убор.

Оторвав взгляд от кепки, замершей у стены, он глянул в сторону лаборатории и обомлел. По коридору двигался белобрысый верзила. Следователь признал в нём блондина-секьюрити, что на днях приходил к нему вместе с директором фирмы для дачи показаний. Миновав столик охраны, верзила нагнулся, аккуратно поднял кепку, и неторопливо двинулся вслед убежавшему Константину.

Всё было вполне мирно, вот только следователю, напряжённо заморгавшему глазами, показалось, что блондин на мгновение заслонил собой лампу, укреплённую на краю стола. Обойти которую было возможно только с другой стороны. Потому что стол придвинут одним концом к стене.

Помотав головой и с силой потерев уставшие глаза, следователь решил, что пора закругляться. Вот уже в глазах рябит, и мерещится всякая ерунда.

Он с кряхтением выпрямился на стуле, откинулся на спинку. С наслаждением потянулся, вертя головой и жмурясь до боли в глазах. Собрался было встать и замер. Плюхнулся обратно и осторожно ткнул кнопочку, возвращая картинку. Прокрутил запись немного назад. Посмотрел, опять открутил. Откинулся на стуле, и сморщился, яростно скребя подбородок.

— Ну и откуда же он появился, скажите на милость? — вопросил окружающее пространство. Филинов только сейчас понял, что верзила-секьюрити шёл с той стороны, откуда появиться просто не мог. Там был тупик, и единственная дверь, откуда он мог выйти, была дверь лаборатории. Совершенно пустой и хорошо закрытой.

Часть 2. Белый слон

Глава 23

— Федя, сверни к обочине.

Шофёр послушно перестроился, сбавил ход, и блестящая машина генерального директора плавно затормозила у обочины шоссе.

Господин Фрезер прикрыл глаза ладонью. Его лицо кривилось, словно директора мучила головная боль. Всё было плохо. Просто отвратительно. А после встречи с господином министром в висках наливалась пульсирующая тяжесть, предвестница будущей мигрени.

Господин Фрезер был холерик и знал это. Он просто сидел, закрыв глаза ладонью, и ждал, пока безрассудный порыв к действию пройдёт, и он сможет рассуждать логически.

Судорога негодования скрутила живот, свела лицо. Он глубоко задышал, стараясь не замечать мельтешащие перед глазами искры. «А она миленькая» — сказал министр, кинув взгляд в сторону певицы на сцене маленького ресторанчика. Взгляд объевшегося животного. Фрезер вонзил ногти в ладонь. Госпожа Виолетта не девочка. И он у неё не первый. Но только не это. Не этот.

Им недовольны. Ему ясно дали это понять. Он доложил о состоянии дел, и впервые испугался министра по-настоящему. Тот не стал кричать, не сказал ничего, что говорил обычно, когда злился на Фрезера. Он просто тихо, внятно объяснил, что время не ждёт. И что будет, если господин директор провалит дело. А потом был этот взгляд на сцену.

Господин Фрезер зашипел сквозь зубы. Этому толстяку бы потолковать с той рыжей бабой у него в кабинете. Да что там, ему бы хватило и веснушчатой девицы. Он бы понял, что это такое.

Накануне генеральный директор получил ответ на заданный вопрос. Он ждал, что веснушчатая девчонка объяснит своё нежелание обследовать систему защиты фирмы «Бейбиберг». Он вошёл к себе в кабинет, и увидел в кресле господина Коновалова ту, другую, наглую рыжую бабу в декольте. Не тратя времени на реверансы, рыжая объяснилась.

Отчёт был краток, и суров, как ледяной душ. «Вести дела с фирмой «Бейбиберг» вы сможете только в рамках строгой законности, господин директор. И никак иначе. Фирма находится под защитой. Под какой? Наших коллег, разумеется». И на многострадальную голову господина Фрезера проливается ледяной душ.

«Но это невозможно, — позорно лепетал он, глядя на рыжую. — Не может быть. Вы же говорили, что система защиты Айсберга больше не существует. Вы уверяли меня, что никто…» И та, обведя его наглыми бабьими глазами, молча пожала плечом.

***

Мари Ив поёрзала на жёсткой скамейке. Автобусная остановка, похожая на аквариум из пластика, продувалась насквозь ледяным ветром, что нёсся с огромной скоростью вдоль проспекта. Мари засунула озябшие ладошки в рукава лёгкого плаща.

Свою машину она оставила в гараже, когда выезжала за город с группой поклонников Живительного Огня. Когда их старенький, запылённый от долгой дороги автобус подъехал к первой попавшейся остановке, Мари попросила высадить её здесь.

Суетливая Майя предложила зайти к ней. «Моя квартира совсем рядом, дорогая. Я отвезу тебя на своём авто.» Мари резко отказала. Кажется, у неё даже вырвалось что-то вроде «глупая курица». Но Майя нисколько не обиделась, а только угодливо хихикнула, отступившись.

Мари шмыгнула носом, огляделась. Остановка была почти пуста. Только на другом конце скамейки сидел тощий мальчишка-подросток в толстом свитере и модных штанишках. Кнопочки наушников плотно ввёрнуты в уши, и лохматая голова дёргается в такт музыке. Если бы не это, можно было бы подумать, что мальчишка спит.

Мари поёжилась. Ванна, полная горячей воды. Ароматная пена. Чистое полотенце и пушистый, тёплый махровый халат. Закрыть глаза, и погрузиться в обжигающе прекрасную воду с головой. Пусть даже без пены.

Она открыла глаза. Задребезжали, захлопнувшись прямо перед ней, двери автобуса номер восемь. Автобус неторопливо отъехал, а Мари с ненавистью проводила взглядом сбежавшую от неё посудину для неудачников. Мальчишка, пригревшийся на скамейке, автобус тоже пропустил. Мари с тоской поглядела вдоль проспекта. Глаза слезились от ветра. До станции метро идти безумно далеко.

Прошуршали шины, и у остановки затормозил старенький автомобиль со значком такси. Из такси вышел пожилой водитель, обошёл машину, достал из кармана тёплой не по-весеннему куртки тряпку, и заботливо протёр стекло. Взглянул на девушку и приветливо мотнул головой в сторону такси.

Мари нашарила в кармашке мелочь. Наличных маловато. Хотя все, даже самые отсталые таксисты принимали карточки, она не слишком доверяла таким вот дешёвым видам услуг. Всякое бывает, и новости полнились страшилками о пропаже заработанных кровью и потом денег с банковских карточек. Пойди потом, поищи. Но очередной порыв ледяного ветра решил дело. Мари содрогнулась, поджимая ноги в лёгких туфельках, плотнее запахнула плащ, и шагнула к машине. Пожилой таксист вытер руки тряпкой, и улыбнулся сизыми губами, открыв перед ней дверцу.

Торопясь скрыться от очередного холодного порыва, обдавшего ноги и забравшегося под плащ, Мари нагнулась, сунув голову в тесноту душного салона. Крепкая рука ухватила её сзади за локоть. Мужской голос произнёс:

— Девушка поедет с нами.

В испуге дёрнув локтем, Мари обернулась. Здоровый детина в тёмном костюме и при галстуке придержал дверцу, положив на неё широкую ладонь. Встретив взгляд девушки, детина неожиданно улыбнулся и сказал:

— Госпожа Иванова? Господин Фрезер просит вас пройти в машину. Вас подвезут.

Мари посмотрела вдоль шоссе. Она увидела припарковавшийся у обочины автомобиль. Новенький автомобиль престижной марки, из тех, что возят солидных людей. Машина шефа.

***

Господин Фрезер смотрел, как госпожа Иванова забирается в салон. Всегда чистенькая и элегантная, Иванова выглядела так, словно провела ночь на сеновале. Её обычно безупречная причёска торчала во все стороны, светлый плащ был покрыт пылью и сзади вымазан в земле. На локте виднелось пятно от растёртой травы.

Мари уселась, шофёр захлопнул дверцу. Машина легко отделилась от обочины, вышла на проспект, быстро набрав скорость, и встроилась в ряд машин, идущих в сторону центра.

— Куда вас отвезти? — сухо спросил Фрезер. Услышал сопение, и обернулся к Мари.

Она вытянула из кармашка крохотный носовой платок, и теперь тихо шмыгала носом, тыча цветной тряпочкой в уголки глаз.

— Домой, — сказала она сдавленным голосом. — Я хочу домой.

Он обвёл её взглядом. Да, в офисе ей сейчас делать нечего.

— Хорошо. Я отвезу вас домой, и вы объясните, что случилось.

***

Фрезер ждал, пока Мари Ив дрожащей рукой поворачивает в замке ключ. Реакция на простой вопрос, что с ней случилось, оказалась бурной и имела последствия для обоих.

Услышав вопрос шефа, Мари медленно повернулась, молча обвела глазами сверху донизу, от воротничка рубашки до брючного ремня, и влепила ему звонкую оплеуху. Изумлённый шеф так же молча схватился одной рукой за онемевшую щёку, а другой с трудом удержал подчинённую, очевидно стремящуюся выцарапать ему правый глаз.

На некоторое время установилось статус-кво, прерываемое пыхтением. Потом стороны посмотрели друг на друга, и опустили руки.

— Простите меня. — Мари Ив отодвинулась. — Не знаю, что на меня нашло.

Господин Фрезер оправил манжеты рубашки и осторожно дотронулся до щеки. Подвигал губой. Рука у девицы оказалась тяжёлой.

— Теперь вы мне всё должны рассказать, как честный человек. — Он усмехнулся, глядя на растерявшуюся Мари. — Я провожу вас до квартиры, и мы поговорим.

Потом он прошёл за ней в крохотную кухню. Мари включила кофеварку, уселась на круглый барный стульчик и положила руки на коленки, как школьница. Он присел на стул напротив. Кофеварка зашумела, по кухне поплыл аромат свежесваренного кофе.

— Простите, — ещё раз сказала Мари Ив, глядя в сторону, — это не повторится.

— Вы устали. Наверное, я переоценил ваши силы, когда давал поручение.

— Я не понимаю, не могу понять, зачем это нужно. Какой смысл в том, что я делала? Разве этим не занимается уже полиция?

— А при чём здесь полиция?

— Не знаю. Я уже ничего не понимаю.

Мари Ив ждала ужасной смерти с той минуты, как поняла, где она видела обугленные ножки со следами вилок на остатках розовеющего мяса. Прозрение пришло к ней в тот момент, когда, по всем правилам, в голове должна была образоваться приятная пустота. А перед глазами в ослепительном фейерверке закружатся звёздочки, птички, или, на худой конец, рыбки.

Огонь, пылавший вокруг, оказался не страшным, коснулся и исчез, оставив аромат сожжённой травы. И Жрец, прижавший Мари к горячему камню с такой удобной выемкой, оказался обыкновенным представителем мужского рода. Словом, ничего сверхъестественного не случилось, и не сошла на неё благодать Живительного Огня. А вот ужас, ужас ожидания проник в душу, и оледенил даже алтарь под её многострадальной спиной.

И пока свершалось великое действо, и после, когда она уселась на траве у алтаря и они вместе вкусили вино из серебряной чаши, она лишь ждала момента, когда займёт своё место на круглом блюде.

И даже пляски разгорячённых почитателей Живительного Огня, когда они, взявшись за руки, побежали вокруг поляны, выделывая заплетающимися ногами смешные кренделя; ни хоровое пение, распугавшее окрестных птиц; ни даже зрелище не слишком аппетитного стриптиза, устроенного одной распалившейся дамой, не вывели её из оцепенения.

Она смутно помнила, как они, поменяв балахоны на привычную одежду, забирались в автобус. Как кто-то деловито засовывал свёрнутые в один рулон ритуальные одежды в холщовый мешок. Мешок и опустевшая птичья клетка отправились в багажник, дверца захлопнулась, автобус выехал на дорогу. И лишь когда впереди показались окраины города, освещённые утренним солнцем, Мари поняла, что есть её сегодня не будут.

***

— Думаю, Мари, мне нужно рассказать вам всё, — шеф побарабанил пальцами по столу. Взглянул на руку и поморщился.

Господин Фрезер помолчал, глядя на пальцы, машинально растирающие прилипшую крохотную мушку. Наконец тихо кашлянул, и начал рассказ.

Несколько лет назад, когда он был ещё простым начальником службы кадров в солидной фирме, ему поступило предложение. Некие люди назначили ему встречу, и он на эту встречу пошёл. На этой встрече ему было сделано заманчивое предложение, от которого он не смог отказаться. Теперь он понимает, что, прежде чем выйти на господина Фрезера, о нём узнали всё. Даже то, о чём он и сам не знал.

Ему предложили услуги по обеспечению внутренней и внешней безопасности его фирмы, и обещали поднять эту самую безопасность на немыслимую прежде высоту. Разумеется, господин Фрезер осознал всё важность открывшихся перед фирмой перспектив.

В наше время, когда поговорка о том, что человек человеку есть волк, давно устарела. И не волк уже человек человеку, а самый что ни на есть лютый зверь, коему названия ещё не изобрели. Что уж говорить о деловых партнёрах, о фирмах и корпорациях, где отчёты о повседневных делах напоминают фронтовые сводки, а совет директоров проходит в обстановке, напоминающей известную картину известного художника «Совещание в Филеево». Это война, невидимая война, где есть свои солдаты и генералы, рыцари плаща и кинжала, и где пленных иногда берут, а иногда нет.

Словом, господин завкадрами предложение оценил. И с этого момента он ведёт отсчёт своей новой жизни, ибо то, как он жил до этого, было лишь прелюдией.

Конечно, господин Фрезер не легковерный мальчик. Он бы не связался с никому неизвестной конторой, что бы они там не говорили про его, Фрезера привычку мочиться в детстве в постель. Этим нынче никого не удивишь. Он потребовал предъявить серьёзные аргументы. И ему их предъявили. Он до сих пор не может забыть этого.

Со временем, и как-то очень быстро, подробности выветрились из его памяти, оставив лишь ощущение холода в животе и странного, животного страха. Максимилиан Фрезер понял твёрдо лишь одно — он имеет дело не с обычными людьми. А может быть, совсем даже не с людьми. Но догадки свои он оставил при себе. Потому что результат соглашения превзошёл ожидания господина завкадрами.

Коротко говоря, за короткое время он смог выдвинуться в глазах руководства, внеся ряд существенных предложений, вначале принятых с недоверием. Но вскоре его предложения блестяще осуществились на практике. В результате его личной инициативы, поддержанной некоторыми членами совета директоров, дела фирмы пошли в гору. А те, кто был против, почему-то стали давать промашки, терять очки, и наконец с позором ушли со сцены. И вот он уже председатель совета директоров, а ретрограды и противники перемен остались в прошлом.

Конечно, пришлось пойти на некоторые жертвы. Вы должны понять, он сам ничего не имеет против всех тех людей, которых пришлось уволить. Да, он был вынужден. Или мы, или они. А когда те типы, с которыми он договорился, поняли, что он плотно сидит на крючке, им захотелось большего. Они захотели официального признания. Им нужны были новые территории. Им захотелось заключить договор на бумаге.

Ему пришлось пойти на это. Он нашёл пути. У него есть определённые знакомства в правительственных кругах. Он сумел заинтересовать кое-кого, и ему дали зелёный свет. Но ему опять пришлось пойти на жертвы. Ему сказали: ты должен изучить этот феномен. Ты должен выяснить всё, и преподнести готовый результат на блюдечке. И никого не интересует, как именно вы это сделаете, господин директор. Никого не интересует процесс, важен результат.

— Но разве нельзя было… — Мари Ив запнулась. Взяла чашку кофе, подвинула шефу. — Нельзя было отказаться? Сказать, что вы не специалист, в конце концов?

Шеф взял кофейную чашку за ушко, осторожно отхлебнул. Поставил обратно на столик.

Нет, нельзя. Во-первых, вся эта история сразу стала чрезвычайно секретной. Просто чрезвычайно. А господин Фрезер волей случая практически единственный, кто знает больше всех. Он тот, кто всё это затеял. Он тот, с кем имеет удовольствие вести дела эта таинственная фирма. Вот вам и карты в руки, господин директор, как сказало одно важное лицо.

Господин Фрезер судорожно сморщился. Взял чашку, сделал хороший глоток, и осушил до дна. Со стуком опустил чашку на столик.

— Я дал вам материалы. Сознаюсь, это не всё. Что-то осталось там, где хранится уже много лет. В архивах. Когда-то, когда нас с вами и на свете ещё не было, был прецедент. И никому не пришло бы в голову проводить параллели. Если бы они сами не сказали.

Господин Фрезер покривился, вспомнив тот разговор. Он тогда сидел в своём кабинете. В его воспалённом открывшимися перспективами воображении строились наполеоновские планы. Он уже он мысленно докладывал о результатах проведённых им, директором, экспериментов. Для этого господином Фрезером, при поддержке кое-кого из молодых дарований фирмы, был запланирован ряд научных опытов.

И как же его уронили, просто размазали по паркету!

Он услышал покашливание и поднял голову от стола, на полированной поверхности которого ему рисовались картины приятного будущего. Фрезеру улыбалась улыбкой пираньи одна из них, из этих. Рыжая бабёнка обвела его глазами, подмигнула по-свойски, и уселась в кожаное кресло, которое обычно занимал господин финансовый директор.

Фрезеру в приступе раздражения захотелось выставить рыжую нахалку вон из кабинета. Он ещё не знал, что это бесполезно. Потом о своём ущемлённом достоинстве начальника господин Фрезер забыл напрочь. Ибо он увидел, как в пустующих креслах членов совета, расположенных вокруг длинного полированного стола, прямо из воздуха вылепились ещё двое личностей, и тоже принялись глазеть на него, дружески улыбаясь.

«Что вы здесь делаете?» — севшим от испуга голосом сказал он, но осёкся и умолк. Один из появившихся в креслах типов, рослый мужчина в костюме от Бруччи, сидевшем на нём как нельзя лучше, поднял руку и ткнул пальцем прямо в лоб господину директору. При этом онемевший директор отметил, что локоть другой руки, небрежно упёртый в подлокотник, незаметно полностью погрузился в кожаную обивку.

— Мы решительно возражаем, господин директор, — сказал мужчина. Он поднял палец, направленный на Фрезера, и укоризненно покачал им перед его носом. — Решительно.

— Мы хотим сказать, что не желаем становиться объектом какого-то ни было изучения, —

встряла девица в веснушках. Она тоже глядела с укоризной.

Господину директору объяснили, коротко и ясно, что никаких опытов над собой они не потерпят. И если такой опыт всё же будет произведён, последствия случатся самые ужасные. Не говоря уже о том, что карьера господина Фрезера на этом и закончится, что само по себе достаточно неприятно. А чтобы не быть голословными, господин Фрезер может порыться в архивах многолетней давности. Там всё подробно описано. Господин директор не желает человеческих жертв? Очень хорошо. Мы с вами поняли друг друга.

И странные гости покинули кабинет. Он только смотрел, как рыжая поднимается из кресла, показав эффектное декольте, и направляется к двери, по дороге истаивая в воздухе, оставив после себя неторопливо переступающие туфли, вскоре исчезнувшие вслед за хозяйкой. А веснушчатая девица, кивнув на прощанье, не затрудняя себя, тихо впитывается в кожаную обивку дорогого кресла.

Мужчина покинул кабинет вслед за дамами, напоследок обведя директора суровым взглядом. Господин Фрезер проследил, как тот растворяется в воздухе, и выронил из пальцев коллекционную ручку, которую всё это время сжимал в руке.

Глава 24

Базиль Фёдорович с тоской посмотрел на специалиста по коммуникации. Спец из группы поддержки наконец-то добрался до его кабинета. «Не прошло и полгода», — проворчала Ксения Леопольдовна, сурово глядя на спеца, колдующего над коммуникатором.

Директор, менее терпеливый, чем его секретарь, поглядев, как спец, поводив пальцем над клавиатурой, утробно хохотнул, ткнул кнопочку и сказал: «Упс!», сбежал в коридор.

В лаборатории стояла привычная, шуршащая тишина. Экскурсии в этот день не проводились. Базиль прошёл сквозь ряды ажурных полок, слушая тихий шелест питательной жидкости в клубках пластиковых трубок.

Лабораторный стол в дальнем углу лаборатории, за стеной металлических шкафов, рабочее место госпожи Снайгер, с одного края оккупировали стойки с пробирками. С другого конца стола светил открытым экраном коммуникатор, бросая яркий зелёный блик на одинокую чайную чашку.

Сильвии видно не было, и директор подошёл к столу. Какое-то время смотрел на заставку экрана, где по изумрудно-зелёному полю резвились розовые слоны. Слоники разных размеров, от больших, на пол-экрана, до совсем крохотных, топотали толстыми ножками, пробегая по изумрудному полю, играли в чехарду и пятнашки. Он проследил, как упитанный слоник деловито затоптал крохотного собрата, и скрылся за горизонтом. Ярко-розовый слоник выбрался из ямки, отряхнулся, присел на круглую попу и забавно зачесался розовой ножкой.

Базиль отвёл глаза от экрана и взял чайную чашку. Заглянул внутрь. На дне колыхалась янтарная жидкость. Он наклонился и осторожно принюхался. Не хватало ещё, чтобы его сотрудники глушили горе коньяком.

— Хотите чаю, господин директор?

Он виновато вздрогнул и быстро поставил чашку на стол. Госпожа Снайгер стояла рядом и смотрела на него. В руке у неё был пузатый чайник.

— Зашёл посмотреть, как вы тут справляетесь одна.

— Мне хорошо одной, — Сильвия поставила чайник на стол. Достала из ящика стола ещё одну чашку. На её фарфоровом боку красовался нарисованный лохматый пёс в ошейнике и с косточкой под правой лапой.

Базиль Фёдорович не решился отказаться и присел на круглый табурет. Сильвия налила в чашку дымящуюся янтарную жидкость, он осторожно отхлебнул. Это был травяной чай. Поднял глаза и встретил взгляд Сильвии.

— Это ромашка, — сказала она. Он покраснел, вертя чашку в руке.

— Никак не решусь избавиться от чашки, — тихо сказала Сильвия. — Это Макса. Я хотела вас поблагодарить. Вы мне очень помогли. Похороны, и всё такое. У него ведь никого здесь не было. Кроме меня.

Базиль Фёдорович смутился:

— Ну что вы, Сильвия. Это же естественно.

— Я только не могу понять, зачем он это сделал.

— Ну, это… наверное, у него были причины…

— Я не о том. — Она подняла на директора ясные глаза. — Почему он был в куртке Константина?

— В куртке Кисина? — спросил озадаченный Базиль.

— Я сразу и не поняла, что он в чужой куртке. Когда следователь меня спросил, не было ли чего необычного, я сказала, что нет. А потом, уже ночью, всё лежала и думала. А под утро вдруг вспомнила его, такого… каким он был после… после всего этого. В этой куртке. И номер на рукаве. Номер Кости.

***

Следователь Филинов волновался. Общение с дамами не было его сильной стороной. Он даже набрался мужества, и спросил у Леночки, что носят в этом сезоне. В смысле галстуков. Леночка обвела его глубокомысленным взглядом и вынесла вердикт: «Не надо новый галстук. Вас, шеф, уже ничем не испортишь.» Словом, вы и так хороши, господин Филинов.

Потом следователь позвонил Ксении Леопольдовне, и напросился на приём.

В коридорах фирмы «Бейбиберг» было тихо, пусто и чисто. Полуденное солнце светило в отмытые до прозрачности огромные окна и превращало холл, с его фальшивым паркетом и раскидистой пальмой, в большой аквариум без рыбок.

Секретарь посмотрела на Филинова широко открытыми глазами и покачала головой. Нет, пойти с ним обедать она не может. У неё много дел. И вообще, она уже договорилась с другим человеком. И Ксения, порозовев, машинально пригладила безупречно уложенную прядку.

С кем ходят обедать высокопоставленные секретари, Филинов мог только догадываться. Он вежливо откланялся и направил свои стопы в лабораторию.

Там он застал идиллическую картинку. За лабораторным столом, на расчищенном от всякого ботанического хлама уголке, мирно сидели на круглых стульчиках, и пили чай господин директор и госпожа кандидат наук.

Директор с видом отличника, вышедшего погулять на законную переменку, прихлёбывал из чашки с нарисованной ушастой собачкой, и слушал госпожу Снайгер. Лаборант что-то рассказывала приятным голоском. Разумеется, речь шла о ботанике.

Появление следователя нарушило эту идиллию. Директор смутился и принялся зачёсывать ладонью свесившуюся на лоб чёлку. Госпожа Снайгер поднялась с места и спросила, что господин полицейский делает в лаборатории. Глядя на застывшего на стуле господина Акинушкина, Филинов церемонно спросил, не может ли директор отпустить свою лаборантку пообедать. Он, полицейский, тоже человек, имеет право на обед, и не прочь составить компанию госпоже Снайгер в одном уютном кафе неподалёку. Если дама не против.

Дама была не против. Бросив взгляд на чопорно кивнувшего директора, госпожа Снайгер, мило порозовев щёчками, сообщила, что будет рада пообедать с господином следователем.

***

Спец из группы поддержки поднялся со стула. С кряхтением потёр спину и потоптался, разминая коленки. Со стуком захлопнул рабочий чемоданчик. Машинально почесал живот под пропотевшим комбинезоном и широко зевнул.

— Почто только штаны просиживал, — сказал сурово, окинув секретаря неприязненным взглядом, — нет у вас никаких вирусов. Можете работать. Зря только время потерял.

С досадой поддёрнул лямки комбинезона, подхватил чемоданчик и вышел, зацепившись плечом за косяк.

Столкнувшийся с ним в дверях директор проводил его взглядом. Ксения уже сидела за столом, торопливо стуча по кнопочкам.

— Я же говорила, Базиль Фёдорович, не надо нам было этих волосатиков вызывать, — строго выговорила шефу секретарь. — Только деньги зря потратили.

***

Филинов придвинул спутнице стул. Уселся напротив, и, глядя, как госпожа Снайгер разворачивает на коленках салфетку, оценил вкус её шефа, и его способность подбирать персонал. Сильвия не была классической красавицей. И при нынешнем общепринятом стандарте красоты, где от женщины требовалась болезненная худоба и неестественно бледный вид выпущенного на волю вампира, она бы не заняла первых мест. Однако старый холостяк Филинов взирал на неё с удовольствием. Он даже ощутил совершенно неуместный укол ревности, вспомнив взгляд собственника, которым проводил лаборантку её шеф.

Он принялся было говорить о погоде, неуклюже вертя в руке вилку, но она прервала его. Подняв на следователя ясные глаза, спросила, что он хотел у неё узнать. Он ждал жеманного, чисто женского, возмущения, но госпожа ботаничка оказалась не из таких.

Да, он, Филинов, хотел кое-что уточнить. Но это ничуть не умаляет его удовольствия от… Не надо, господин полицейский, я всё понимаю. И мне самой нужно вам кое-что сказать.

«Не понял, как это — другая куртка?», спросил Филинов, надеясь, что это какая-то ошибка. Ну как же, господин полицейский, ведь у каждого охранника фирмы на куртке нашит индивидуальный номер. Ведь они, как-то так получилось, подобрались одинакового роста и комплекции. Словом, все равны, как на подбор. «С ними дядька Черномор» — пробормотал машинально Филинов бессмертные строчки. Что-то неясно звякнуло у него в голове при этих словах. Он оставил это на потом, и продолжил слушать Сильвию.

Оказалось, что номера на куртки предложили нашивать после скандала в прачечной из-за перепутанной при выдаче формы одинакового размера. Так что фирме по пошиву одежды был сделан заказ, и на куртках появились вышитые цветной ниткой номера.

Следователь уронил вилку. Дело принимало новый оборот. Глядя на раскрасневшуюся госпожу Снайгер, он вспомнил просмотренные кадры записи. Метры и метры записи с камер. Тошное ощущение возможной ошибки зашевелилось у него внутри.

Как он, Филинов, может быть уверен, что на записи из ночной лаборатории был именно Макс Фоскарелли? Нет, это невозможно. Он же сам видел, как тот входил в дверь. И, если на то пошло, выходил из неё. «А как же качество записи?» — ехидно спросил внутренний голос, — «много ты там разглядел, в этой лаборатории?» И правда, изображение было не просто плохим, оно вводило в заблуждение.

Воображение его разыгралось, и Филинов представил, как дотошная Ксения, заметив в готовых к отправке документах вопиющий беспорядок, старательно вырезает ненужные, на её взгляд, метры шуршащих полос и точек.

«Ой, сколько я зарезал, сколько перерезал», — тоскливо протянул следователь, машинально принявшись скрести свежевыбритый подбородок. Поймал удивлённый взгляд госпожи Снайгер, смутился и принялся торопливо глотать остывший кофе.

Глава 25

Господин Фрезер поднял взгляд от стола, где давно остыла кофейная чашка. Встретился глазами с Мари Ив. Во взгляде его подчинённой ясно читалось сомнение в его, шефа, психическом здоровье. И желание оказать немедленную медицинскую помощь.

Да, он, Максимилиан Фрезер, знает, как его рассказ выглядит со стороны. И он не хочет взваливать на плечи девушки такой груз. Но ему нужна помощь. А Мари ровно тот человек, какой ему нужен. Никто не сможет даже подумать, что госпожа Иванова способна провести научный эксперимент или раскрутить запутанное дело.

Не обижайтесь, Мари, я знаю своих сотрудников. Знаю их возможности. Вы тот человек, на которого не обратят внимания, и при всей внешней легкомысленности у вас имеются живой ум и деловая хватка. А это то, что нам сейчас жизненно необходимо.

Что я имею в виду? Неужели вы не видите, как важно то, что мы сейчас делаем? Разве вы не читаете газет? Не смотрите новости? Мир на пороге чудовищных катаклизмов. Энергозатраты неуклонно растут, а природные ресурсы скоро будут вычерпаны до дна. Нам скоро будет нечего есть, и негде спать, дорогая моя. Если, конечно, вас устраивает перспектива ночевать в промёрзшей клетушке, трясясь от холода и голода. И всё это на фоне угрозы глобального оледенения.

Вы скажете — когда это ещё будет? Это гораздо ближе, чем вам рассказывают. Мы вынуждены хвататься за любую соломинку. Вы знаете, какие возможности сулит нам изучение феномена, который мы имеем в лице неких существ? Нет, вы, конечно, не знаете. То, что я расскажу вам, Мари, не должно выйти за пределы этой кухни. Ведь кто может знать, какие силы они используют, какие энергии идут в ход. Ах, какие возможности, какие перспективы могли бы открыться перед нашей корпорацией… я хочу сказать, перед всем человечеством. В медицине, в технике, буквально во всём. Кто знает, может быть, и угроза оледенения стала бы не так страшна.

И вот всё это просто гибнет перед нежеланием этих субъектов подвергнуться всего лишь простенькому сканированию.

Хотите спросить, почему? Почему нельзя договориться по-доброму? По-человечески? Ах, Мари, он, Фрезер, был бы рад прийти к соглашению. Пошёл бы на любые условия. Дело в том, что они не хотят. Им безразличны наши проблемы. Скажу больше, они становятся опасны. Вы этого не знаете, Мари, но наш общий знакомый Базиль сейчас, в эту минуту подвергается серьёзной опасности.

Да, да, не смотрите на меня так. Это правда. Недавно я узнал, что Базиль заключил с ними договор. С виду невинный договор на бумаге. Господин директор даже не догадывается, в какую ловушку он угодил. Теперь эти субъекты проникли на его территорию, и кто знает, что они могут там натворить?

Я не хочу вас пугать, но в архивах зафиксирован печальный случай. Не буду приводить подробностей, но там чёрным по белому описано, как одна молодая сотрудница… не важно, какого учреждения, проводила научный эксперимент. И рядом был один из этих монстров. Бедняжка поплатилась жизнью за любовь к науке.

Нет, нет, не стоит прямо сейчас бежать к вашему другу, и всё ему рассказывать. Он просто вам не поверит. Да если и поверит, не станет разрывать договор. Люди так устроены. Пока гром не грянет… Поэтому я просто прошу вас — будьте осторожны. То, что вы делаете, очень важно. Я не знаю, за что зацепиться в изучении этих существ, и мы вынуждены хвататься за всё. За любую крошку информации. Будьте осторожны, Мари, не упускайте ничего. И прошу вас, позаботьтесь о Базиле, не оставляйте его одного. Большего я не могу вам сказать.

***

— Так посмотрите ещё! — Филинов ткнул кнопку коммуникатора. Он не хотел сейчас сердиться. Чашка кофе, выпитая в кампании милой дамы, оставила приятный привкус во рту и тёплое ощущение на душе. Душе, которая у Филинова располагалась, в зависимости от обстоятельств, где угодно. Начиная от пяток и заканчивая макушкой. Так что суетиться и махать руками следователю совсем не хотелось.

Он только что перечитал опись найденных при свихнувшемся охраннике Кисине вещей. И обнаружил, что опись составлена из рук вон плохо. Что значит — форменные брюки? Не голым же господин Кисин дефилировал по офисам! Ну, брюки. Ну, куртка. А в куртке что? Вот в чём вопрос.

Кисин до сих пор пребывал в больнице, и Филинов дал указание немедленно сообщить, если состояние охранника улучшится. Сейчас он перечитал ещё раз документ, и мысленно повторил: «брюки форменные, рубашка форменная одна, куртка форменная, одна. Ботинки, размер такой-то, одна пара…»

Брякнула внутренняя связь. Потом Леночка сообщила, что свидетель дошёл до кондиции, и следователь с досадой задвинул мысли о деле фирмы «Бейбибер» в дальний угол.

Найти студента Эдика было несложно. Эдик был популярен на курсе, и не скрывал своих отношений с женщинами. Теперь он сидел под дверью кабинета полицейского следователя, и потел от смутного чувства вины, которое испытывает любой, даже самый невинный человек, которого вызвали для дачи показаний.

Студент вошёл в кабинет и упал на стул, сложив тощие, загорелые руки на коленках. Эдик был худ, лохмат, в потёртых джинсах сквозь специально сделанные прорези виднелись жилистые, волосатые ноги.

Студент-химик не любил полицию, и со следователем говорил непочтительно. Да, с гражданкой Кашкиной он знаком. Ну и что? Ну, состоял с ней в интимных отношениях. А что, нельзя? Почему в прошедшем времени? Потому что он гражданке Кашкиной дал отставку. Как, как, а вот так. Теперь у него другая девушка. А Настюхе он послал сообщение, и все дела. Чего тянуть-то?

На коммуникатор Анастасии Кашкиной действительно было послано сообщение, это подтвердили на станции. А вот сам коммуникатор, и сумочку с личными вещами, которую Кашкина всегда носила с собой, так и не нашли. Встроенный в комм маячок, облегчавший поиск пропавших вещей, а заодно и их обладателей, не сработал. Крохотное устройство, намертво впаянное в схему, работающее в любых погодных условиях, и могущее выдержать усиленное топтание ногами в течении нескольких часов, не подавало признаков жизни.

Ну да, с Настюхой они собирались на концерт. Приезжала группа «Бешеные кони», в развлекательном центре билеты рвали из рук. Как Настюха их купила, даже не знаю. И мы бы с ней пошли, да вот только личная жизнь дала крутой поворот. Билетов жалко. Но новенькая подружка того стоит. Такая фигурка… А зачем это вам, господин полицейский, её имя? С каких это пор измена подружке считается преступлением?

Строго глядя на студента, Филинов сообщил ему о кончине госпожи Кашкиной. Потом ещё немного помучил побледневшего студента, вытянув из него даты, адреса, и имя новой пассии. Потом он отпустил окончательно взмокшего Эдика, и молча смотрел, как тот пытается открыть дверь кабинета, дёргая ручку не в ту сторону. И когда дверь за студентом наконец закрылась, он перевёл взгляд на большой плакат на стене, с изображением дорожного постового с полосатой палочкой и доброй улыбкой на мужественном лице, и задумался. Если студент не врёт, и новая пассия подтвердит это, у Эдика будет прочное алиби.

***

Мари Ив дрожащими пальчиками набрала код Базиля. Ей ответила мелодия пропущенного сообщения. Она посмотрела в экранчик коммуникатора. Ей захотелось плакать. Сообщений было много.

Она представила, как Базиль набирает все эти слова, которые наверняка хотел сказать ей наедине. Мари шмыгнула носом, глядя, как перед глазами расплываются строчки сообщений.

Тон их, вначале горячий, почти интимный, становился всё суше. А последнее было кратким, сухим и почти официальным. Ей стало ясно, как день, что если немедленно ничего не предпринять, оно станет последним. Если она не ответит, всё будет кончено. Бедная, бедная Мари, он так хотел увидеть тебя, поговорить с тобой, и не получил ничего. Это всё шеф, шеф и поклонники Живительного Огня, хотелось ей закричать в экран, это они виноваты! Да только она знала, что это ей не поможет.

Глава 26

Лицо шефа решительно не понравилось Ксении Леопольдовне. Базиль Фёдорович появился на пороге кабинета, и застыл, глядя в циферблат антикварных часов на стене.

— Который час, Ксения? — спросил директор, не отрывая от часов взгляда снайпера, заметившего долгожданную мишень.

— Четыре часа пятнадцать минут, — ответила секретарь, следя, как шеф покачивается с носка на пятку.

Директор взмахнул рукой, словно отогнав назойливую муху. Часы с печальным звоном сорвались со стены и обрушились на пол. Деревянное, вытянутое в форме женского силуэта тело часов глухо стукнуло о паркет, перевернулось и застыло. Круг из хрустально чистого стекла слетел с циферблата и шустро покатился в сторону. Завертелся и упал плашмя посреди кабинета, мелодично звякнув латунным ободком.

Ксения оторвала взгляд от поверженных часов и подняла глаза на шефа.

— Вызовите мастера, пусть повесит обратно, — сухо сказал Базиль Фёдорович, развернулся на каблуках и ушёл к себе.

Он упал в своё директорское кресло и закрыл глаза. Кресло было уютное, с мягким кожаным сиденьем. Вот только Базиль чувствовал себя обладателем жёстких санок, и санки эти катились вниз с пугающей скоростью.

Вот очередная кочка, санки подбрасывает вверх, и седок едва не летит головой в сугроб. Только что его давний партнёр по бизнесу, на которого Базиль привык полагаться, как на самого себя, объявил о прекращении поставок. А компоненты питательных смесей, обладавшие редким сочетанием цены и качества, сгорели вместе со складом.

Партнёр ещё что-то объяснял, но это уже не имело значения.

Следующая кочка. Фирма по производству жизненно важного компонента, ещё вчера занимавшая прочное положение на рынке, поглощена более крупным конкурентом. Когда это случилось, Базиль Фёдорович даже не удивился. К этому шло, и он уже готовил остроумный план по выходу из ситуации. И план бы сработал в рассчитанное директором время.

«Только не сейчас, мы ещё не готовы», — думал Базиль, сжимая виски ладонями. — «Только не сейчас. Мы бы выкрутились. Как всегда выкручивались.»

Поглотившая поставщика компания была утёсом на фоне других фирм, и выдавала на рынок по-настоящему качественный продукт. «Хорошо иметь с ними дело» — думал директор, глядя в рекламный буклет. — «Хорошо, спокойно. И дорого.»

«Если бы только это, мы бы потянули. Не в первый раз.» Но никогда фирму «Бебиберг» не зажимало в таком жестоком цейтноте.

Базиль Фёдорович не был новичком в делах. Если бы коммерция была рыцарским турниром, а коммерсанты — рыцарями в боевых доспехах, он знал бы, как выглядит со стороны.

Вытоптанное ногами и копытами поле, ограждённое цветными флажками. Грубо сколоченные дощатые трибуны вдоль длинной его стороны, в центре — матерчатый навес для знатных особ. Трибуны забиты народом, пришедшим поглазеть, как мужчины на конях и в латах будут бить друг друга конвенционным оружием. Сияют личики дам, развеваются на ветру вуали. Трепещут флажки. Заключаются ставки.

Зычный голос выкликает его имя, и боевой конь уже роет копытом землю у края поля. Всадник, на чьих доспехах нарисован зелёный росток и пробирка, опускает забрало. И решётчатый металл закрывает старые, полученные в боях с беспощадным противником шрамы.

Падает сигнальный флажок, пронзительно звенит труба. На поле вылетают выстроившиеся клином, а попросту — свиньёй, всадники в блестящих доспехах.

На одном, несущемся в центре — герб с символом дензнака, подчёркнутом вереницей нулей. На его соседе слева — домик остроконечной крышей, и дымком из трубы. На том, что справа — шестерёнка и гаечный ключ. Остальные украшены кто чем, но все они несут для противника угрозу.

Всадники с гиканьем несутся на одинокого рыцаря, уставив в него острия копий, и он с хладнокровием отчаянья опускает навстречу копьё и трогает шпорами верного коня.

***

Базиль Фёдорович выключил коммуникатор, легко поднялся из кресла и вышел в приёмную. Там один из викингов под присмотром Ксении вешал на стенку злополучные часы. Отвалившееся стекло уже было вставлено на место и протёрто до прежней прозрачности.

Базиль остановился, и секунду глядел на блондина, выравнивавшего часы. С горькой усмешкой подумал, что у господина Коля изрядно чёрный юмор. Ведь определить, который из близнецов-викингов сделал то, что их менеджер обозвал изящным эвфемизмом на латыни, не представлялось возможным. «Может, это он и прикончил уборщицу», — подумал директор, и, провожаемый вопросительным взглядом секретаря, вышел в коридор.

***

Мари Ив вышла из лифта этажом раньше, чем нужно. Она пошла вдоль скучных офисных дверей, с мнимой заинтересованностью разглядывая таблички. Ноги сами несли её по кругу, заставляя мерить метры и метры отмытых до блеска, бесконечных коридоров, и одинаковых холлов с пальмами-близнецами в кадках.

Наконец она поняла, что описывает широкую спираль, которая всё равно приведёт её к центру. К кабинету Базиля.

— Ты трусиха, Мари Ив, — сердито сказала она вслух. И решительно повернула к лестнице.

Пост охранника с крохотным стулом в холле был пуст. Мари беспрепятственно миновала холл, где томились пальмы в пластиковых кадках, и двинулась по коридору.

Сейчас она увидит его и скажет: «забудь всё, что было. Давай начнём сначала» Или так: «Я тебя прощаю за то последнее сообщение. Прости и ты меня» Нет, не так… Она остановилась, уткнувшись в очередную кадку с деревцем. Подняла глаза и возле двери в директорский кабинет увидела Базиля.

Тот стоял, держась за дверную ручку, словно только что вышел из приёмной, и разговаривал с девицей в фирменном халатике. Той самой, что проводила экскурсию в лаборатории. Мари не слышала, о чём они говорили, но очень хорошо увидела, как Базиль, не прекращая что-то говорить, взял девицу за локоток. А эта нахальная, бесцветная, как моль, ботаничка улыбнулась ему такой улыбкой, что Мари забыла все заготовленные для объяснений слова.

Она решительно обогнула кадку и двинулась к воркующей парочке. Когда она была уже в двух шагах, они обернулись. Не обращая на девицу внимания, Мари подошла к Базилю, обхватила его руками за шею и прижалась губами к его губам. Она услышала скрип отворяемой двери кабинета, удивлённый вздох, и шорох у косяка. Учёная девица молча стояла рядом, должно быть, потеряв дар речи.

Наконец Мари отпустила его и отстранилась, посмотрела в лицо. Базиль был красен, он держал её за руку, и только безмолвно открывал рот, не находя слов. Потом он смущённо оглянулся. Из открытой двери кабинета выглядывала лощёная, вся с иголочки, секретарша. Рядом подпирал косяк здоровенный детина в рабочем комбинезоне. Детина посмотрел на Мари Ив прозрачными глазами, улыбнулся и неожиданно подмигнул. Мари, почему-то тоже смутившись, крепче ухватилась за руку Базиля.

Глава 27

Ах, как сияли люстры богемского стекла, отражаясь в медовом зеркале паркета. Как прыгали бриллиантовые солнечные зайчики с бокалов на подносах официантов. Официанты с грацией профессиональных танцоров невесомыми тенями скользили по залу. Медленными, солидными пузырьками исходило шампанское в бокалах, наполняя атмосферу приёма легкомысленным ароматом солнечного юга.

Ах, как прелестны, пусть даже только здесь и сейчас, были дамы. Дамы в длинных, до пола, платьях. Дамы с обнажёнными плечами и дамы, прикрытые тончайшей тканью, чьи личные бриллиантовые зайчики соперничали с местными обитателями в величине и силе блеска.

И как хороши, пусть даже здесь и сейчас, были мужчины. Мужчины в смокингах, эксклюзивных пиджаках и даже во фраках. Мужчины с бутоньерками и запонками ценой с хороший лимузин. Мужчины, чьи лица были покрыты мужественным загаром, полученным не только под искусственным солнцем солярия, а в более экзотических местах, местах, продуваемых всеми ветрами континентов.

Приём уже достиг той стадии, когда игривые пузырьки шампанского заполняют голову гостей приятной лёгкостью, а количество гостей на паркете кажется неважным.

Неслышно отошла в сторону декоративная портьера. Монументальные складки плотной серой ткани дрогнули, задвигались вышитые шёлковой нитью изящные цапли. Портьера колыхнулась, словно живая, потом цапли дрогнули в последний раз, и застыли в сонном ожидании.

Качнулась и вновь плотно закрылась тяжёлая дверь, шум из залы пропал, словно его не было. В кабинете стояла та шуршащая тишина, которая бывает, когда полдюжины хорошо знакомых людей не знают, о чём говорить.

— Они опаздывают, — сказал председатель собрания, барабаня пальцами по подлокотнику кресла.

— Госпожа Бондарь любит общение, — сладко сказала дама в розовом платье со своего кресла у окна. Она закинула ножку на ножку, и принялась рассматривать маникюр.

Вновь качнулась портьера, возник и снова пропал гул голосов. Вошедшая, дама в сером платье, сказала без тени смущения:

— Мы немного задержались.

Она сухой, твёрдой рукой взялась за спинку стула, подвинула его ближе к овальному столику, где стояла одинокая икебана, и села напротив кресла председателя. Вошедший вслед за ней мужчина во фраке на секунду застыл, давая рассмотреть себя на фоне жемчужно-серой портьеры, и двинулся по кругу, пожимая руки собравшимся.

— Вы неподражаемы, господин Фогель, — проворковала дама в розовом, когда господин во фраке прильнул к её наманикюренным пальчикам.

Дама в сером фыркнула. Дрогнули, качнувшись, горошины жемчужин её серёжек.

Председатель постучал ложечкой по кофейной чашке:

— Господа, прошу тишины.

Оживившиеся было мужчины примолкли, и только господин Фогель ещё показывал широко разведёнными руками размер пойманного накануне лосося.

— Итак, господа, вы видели, как правительство ценит наши заслуги перед отечественной промышленностью, — начал председатель.

Собравшиеся, трое мужчин и две женщины, посмотрели на него.

— Прошу вас, господин министр, не смешивайте ваши заслуги и наши. И благодарность правительства с вашей благодарностью, — сухо сказала дама в сером.

-Госпожа Бондарь, мы однажды обсудили этот вопрос, — ответил министр, глядя в жемчужину величиной с орех на пальце дамы. — Не надо к этому возвращаться.

Дама улыбнулась, министр выдержал паузу, и продолжил:

— Оживление на мировом рынке говорит само за себя. Но не во всех направлениях мы ещё лидеры. Вот вы, господин Фрезер. Когда вы представите нам свою новую разработку? Вы давно обещали вывести на рынок новую модель. Как там она — «Снегурочка»?

— «Снежана».

— Неважно. Все ждут от вас этот продукт. Больные ждут. Пациенты. Население ждёт, господин Фрезер.

Собрание обратило взоры на господина Фрезера. Тот пожал плечами:

— Торопливость не означает качество, господа.

— Для вечности это крайне незначительно, — монотонно сказал мужчина с мягкого диванчика у стены. На мужчине, единственном из всех, был мятый пиджак, галстук отсутствовал как класс, а из нагрудного кармашка торчала записная книжка.

— Господин Гиль, вы неподражаемы, — промурлыкала розовая дама. Дама в сером резко сказала:

— Господин Гиль говорит о времени. Это важно.

Дама в розовом улыбнулась. Они встретились взглядами, мгновение смотрели друг на друга в упор, и враз отвели глаза.

— Нам тоже хочется знать сроки выхода «Снежаны» на рынок, — озабоченно произнёс господин Фогель. — Пробный образец произвёл приятное впечатление. Прошу вас, Максимилиан, дайте нам конкретные сроки.

— А я хотел бы задать вопрос госпоже Агриппине, — любезно ответил господин Фрезер, обращаясь к даме в розовом. — Разве вы ещё не решили проблему с поглощением одной известной нам фирмы?

— А разве мы куда-то спешим? — мило ответила дама.

— Конечно, если у вас вечность в запасе, то мне нечего сказать, — сказал господин Фрезер, стряхивая с брюк невидимую пылинку.

— С позиций увеличения энтропии во вселенной это неизмеримо малая величина, — размеренно произнёс господин Гиль, глядя в кофейную чашку на овальном столике.

Дама в сером фыркнула. Господин Фогель закашлялся.

— Господин Гиль, прошу вас! — резко сказал министр, краснея лицом.

— Я огорчён, господин министр, — так же монотонно ответил господин Гиль, продолжая глядеть в чашку. — Что вы сделали с моим прибором? Разве я дал вам его для забивания гвоздей в стену?

— Вам всё вернут, — быстро ответил министр. — Как только мы получим ответы на некоторые вопросы…

— Я мог бы ответить вам прямо сейчас, но вы ведь не слушаете, — сказал господин Гиль, переведя взгляд с чашки на жемчужную брошь госпожи Бондарь.

— Господа, просветите меня, — произнесла дама в сером. Она сказала это негромко, но все посмотрели на неё. — Правда ли, что фирма «Бейбибер» тоже вошла в наш клуб?

-Я слышал, они тоже воспользовались услугами известной нам кампании, — пробормотал господин Фогель, бросив взгляд на даму в розовом.

— Тогда почему их нет на нашем собрании?

— Мы решаем этот вопрос, — ответил министр, как можно любезнее глядя на госпожу Бондарь. — Думаю, всё решится в ближайшее время.

— Вы имеете в виду историю с «Айсбергом»? — невинно спросил господин Фогель, крутя на животе пальцами. — Это было эффектно.

— А главное, быстро, — ядовито сказала дама в сером.

— Да уж, вы нас удивили, господин Фрезер, — томно сказала дама в розовом. — И как это у вас получается?

Взгляды двух дам опять встретились, и собравшиеся почти услышали стальной лязг.

— Не хотел бы я оказаться на их месте, — задумчиво сказал господин Фогель. — Разве девиз нашего маленького клуба не взаимопомощь?

— Зато это так волнующе, — проворковала госпожа Агриппина. — Наши дела заметно лучше с тех пор, как мы воспользовались советом Максимилиана. Это просто чудо какое-то.

— Ближе к делу, господа, — немного нервозно прервал дискуссию министр, постучав ложечкой по чашке.

***

Если шесть человек, сидящие сейчас в уютном кабинете, могли видеть невидимое, они были бы очень удивлены. Но четверо мужчин и две женщины, хотя и обладали немалыми возможностями в своих областях, не могли видеть тени, что проскользнули вслед за ними сквозь плотную ткань портьеры, и тяжёлую, резного дерева, дверь. Тени, что сейчас непринуждённо расположились меж собравшимися людьми: кто на спинке кресла; кто на диванчике рядом с ничего не подозревающим господином Гилем; кто просто на подлокотнике другого кресла. А одна, самая озорная тень даже взобралась на люстру, и тихо покачивала ножкой, разглядывая просторную лысину господина министра.

И если бы собравшиеся здесь могли слышать неслышимое, они бы узнали много интересного. Потому что в кабинете шло ещё одно собрание.

— Вы задержались, — отметил председатель, приветствуя коллег, незримой тенью проникших в кабинет вслед за господином Фогелем, и госпожой Бондарь.

— Клиенты не торопились, — отозвалась одна из прибывших, занимая подлокотник кресла госпожи Бондарь.

— Мы тоже не спешили, — сказал её спутник, пройдя прямо через журнальный столик с икебаной. И пока господин Фогель пожимал руки собранию, взобрался на спинку кресла и улёгся там, приняв позу отдыхающего кота.

— Как вам нравятся эти люстры? — спросили сверху. Самая младшая из коллег слегка покачивалась, наслаждаясь шорохом подвесков и игрой света в гранях стеклянных бусинок.

— Ничего особенного, — строго отозвалась старшая коллега с подлокотника кресла. — Гораздо интереснее те существа по углам холла. Они такие милые. Эти люди даже не знают, что им хочется настоящей земли.

— А мне понравилось то, что в центре. Такая душка.

— Ну уж и душка, скучное существо. И больное, к тому же.

— Просто слабое.

— Больное!

— Коллеги! — председатель обратил на себя внимание, и они смолкли. — Прошу высказываться по существу дела.

— По существу дела можно сказать, что кое-кто слишком тесно общается со своими клиентами, — наябедничала одна, неуловимым движением невидимого пальчика обводя жемчужину в серёжке госпожи Бондарь. — Они начинают им сочувствовать!

— А вы нет? — ответили со спинки кресла.

— Все знают, что бывает, когда подходишь к ним слишком близко, — заметили с люстры. — Проблемы.

— Такие же, как с коллегами из «Айсберга»? — спросили с подлокотника. — Кое-кто неплохо поживился.

— Да, мы стали сильнее, — отозвались от кресла господина Фрезера. — Ну и что?

— А кого-то не стало!

— Друзья, — строго сказал председатель, — мы собрались здесь именно для того, чтобы избежать создания прецедента. Каждый из нас имеет равные права и возможности. Это аксиома. Есть возражения?

Возражений не было.

— Тогда прошу высказываться. Мы должны впредь соблюдать пункты договора, и не позволять людям использовать нас в своих целях. Говорите, коллеги.

***

Погасли сияющие бриллиантовыми огоньками люстры. Потух янтарный блеск паркета. Давно отыграло в бокалах шампанское, и опустел просторный зал.

Задержавшиеся допоздна члены маленького элитного клуба неторопливо проходили мимо раскидистого дерева в каменной кадке посреди холла, тихо прощались друг с другом, роняя приличные случаю слова. Всё уже было сказано.

Они спускались по широкой лестнице, где у выхода стояли двое человек в белых пиджаках с блестящими пуговицами, что своей статью могли соперничать с изваянием дискобола, и уходили прочь.

Другое, незримое собрание покинуло дом вслед за первым. Его члены тоже вежливо раскланивались, обменивались неслышными для людей прощаниями, и уходили каждый за своим человеком.

Самая озорная тень и здесь не упустила шанс порезвиться. С лихим криком соскочив с люстры, она прокатилась по гладкому паркету, одним прыжком взлетела на дубовые перила лестницы, и с радостным визгом покатилась вниз. Соскочила возле ничего не подозревавшего дискобола, завершив прыжок грациозным пируэтом.

Другие, более солидные коллеги, снисходительно обменялись мнениями:

— Вот она, молодёжь. Одни забавы на уме.

— Даже завидно. Получать удовольствие от таких пустяков.

Игривая тень заняла своё место рядом с клиентом, и диковинная кампания покинула дом.

Глава 28

— Может, она. А может, нет. — Девица оттопырила губу, разглядывая фотографии. В губе подрагивали пять колечек дешёвого золота с цветным стекляшками.

К фото Анастасии Кашкиной прилагалось описание, но Филинов не торопился его давать. Девица и так сомневалась во всём. Спроси её, взойдёт ли завтра солнце на востоке, она и то не ответит, думал следователь, с вежливым вниманием на лице слушая девицу.

А как он обрадовался, когда выданная бывшим дружком Кашкиной Эдиком его новая пассия оказалась знакома с Анастасией. Глядя на Филинова густо подведёнными синей краской глазами, девица заявила, что «бывшая» Эдика не подходила ему по гороскопу. И вообще-то Настя сама ему первая изменила, когда они выезжали на одно мероприятие…

Следователь встрепенулся. Умолкнувший было оркестр где-то глубоко внутри сыграл несколько пробных тактов весеннего марша. Но девица вдруг увяла, и принялась что-то мямлить о многочисленных друзьях, которых и не упомнить. И что выезды на природу, в которых — в чём она уже не уверена — принимала участие Настя, проходили так весело, что она уже просто не в состоянии…

Филинов понял, что девица сболтнула лишнее, и теперь пытается выплыть из лужи, в которую неосторожно угодила. И ещё он понял, что она всё ему расскажет. Нужно только уметь слушать. Нужно оценить её тонкую, такую ранимую душу, отягощённую печалями и чужими тайнами. И о которых так и хочется поведать первому встречному следователю с усталыми, добрыми глазами.

Филинов подвигался на стуле, устраиваясь поудобнее. Ему предстоял долгий разговор. Разговор, полный чудесных открытий и мучительных пауз, когда девица будет просить водички, сморкаться в одолженный у доброго полицейского платок, и смотреть на следователя влажными, печальными глазами раненой газели.

Когда при Филинове говорили о полной трудностей и опасностей работе полицейского следователя, он всегда молча кивал головой в ответ. В кинотеатре, куда ему изредка случалось попадать, он невозмутимо пропускал мимо ушей все нелепости, и спокойно дремал на сценах героических будней его экранных коллег. Кому интересно знать, как на самом деле происходит полицейское расследование, говорил он сам себе, возвращаясь в свою холостяцкую квартирку, и метко бросая потёртый галстук на спинку стула. Ничего в этом нет интересного. Ну да, наша служба трудна, и порой даже опасна. Но в процентном соотношении опасностей, подстерегающих следователя на работе, у него гораздо больше шансов получить геморрой, чем пулю.

Через полчаса мучительной беседы следователь узнал, что девица состоит в некоей секте. «Нет, это совсем не секта!» — с негодованием подскочила на месте девица, задетая за живое хитрым Филиновым. «Как вы не видите разницы, вы же грамотный человек!»

Следователь невинно поморгал глазами, и с почти неподдельным интересом принялся вникать. Ещё через какое-то время выяснилось, что Настя Кашкина хорошо знакома свидетельнице, и они даже вместе выезжали на пикник. «Да не на пикник же, а на мероприятие! Вы что, не видите разницы? Ну получают же полицейские хоть какое-то образование?» — вещала девица с состраданием дипломника, узревшего студента первого курса. Что за мероприятие, и насколько близким было знакомство? Ну, как сказать… Словом, девица знала Кашкину как сестрицу Настю, и они даже сидели рядом во время церемонии служения Живительном Огню.

При этих словах Филинов напрягся. Внешне это никак не отразилось. Он добродушно продолжал смотреть на свидетельницу, но внутри у него играл оркестр. И тут же с неслышным щелчком открылась его личная, внутренняя картотека. Свидетельница, густо накрашенная синей краской до ушей, с колечками в носу, ушах и на губе. Фас, профиль. И приписка: может быть полезной.

Упомянув о церемонии, девица смутилась и густо покраснела. Но, поощряемая любознательным полицейским, ловившим каждое её слово, разговорилась, и Филинов узнал сразу много разных вещей.

Среди прочего он узнал разницу между могильниками и что раскопки ни в коем случае нельзя вести простой лопатой, а лишь исключительно специальным инструментом. А также способы консервации черепных и тазобедренных костей, и их перевозки с одного места на другое.

Потом он незаметно подвёл разговор к интересующей его теме, и дал понять, что, как культурный человек, сочувствует и даже готов приобщиться. Девица тут же клюнула на приманку, и Филинов записал имена и адреса людей, членов кружка почитателей Живительного Огня. «Это замечательные, увлечённые, милые люди!» — поведала ему девица, глядя на него широко открытыми, подведёнными синей краской глазами, и Филинову стало немножко стыдно.

***

— Группа «Бешеные кони»… Ого. — Филинов поморгал, глядя в кричащий всеми красками рекламный плакат на экране коммуникатора.

На плакате популярная группа рисовалась во всей своей мужественной красе.

— Ленок, тебе нравятся «Бешеные кони»? — спросил Филинов, недоверчиво оглядывая внушительные трицепсы солиста.

— Не знаю, я не коневод, — откликнулась нечуткая к шефу в свой обеденный перерыв Леночка. — К вам свидетель просится. И ещё вам донесение от патрульной службы пришло. Нашли ту машину с водителем, что Кашкину увезла. И вам прислали опись вещей, как вы просили.

Леночка сердито ткнула кнопочку коммуникатора и, бросив на Филинова сердитый взгляд, выплыла из кабинета.

Свидетель оказался мальчишкой. Для Филинова все особи моложе восемнадцати лет были детьми. Это экземпляр походил на взъерошенного, одетого в странные штанишки с наклейками, ёжика.

Мальчишка вошёл в кабинет, скептически оглядел предложенный стул, демонстративно отряхнул сиденье, и аккуратно опустил на него обтянутый модными штанами зад. Повертел головой, и увидел на стене плакат с изображением доброго, мужественного постового.

Филинов потерпел несколько секунд жизнерадостное реготание молодого организма, и хлопнул ладонью по столу. Хлопок был отработан за годы службы, и производил впечатление даже на отпетых нарушителей закона.

К следователю повернулась лохматая голова, и на Филинова взглянули изумлённые глаза ребёнка, у которого отняли конфетку.

Следователь не дал свидетелю опомнится, и затребовал паспортные данные. Малец скривил рожицу, и промямлил ответ. Потом, глядя на полицейского честным взором вымогателя, потребовал для себя защиты. Как в кино. Потому что он, малец, ценный свидетель, а маньяк не дремлет. Так что вызывайте спецнаряд, господин следователь, и вы не только поймаете маньяка, но и повесите себе на хилую грудь орден за поимку опасного преступника. Или что там у вас в полиции за это выдают.

Потом, ёрзая на стуле и делая страшные глаза, мальчишка рассказал, как вечером, — ну, накануне того дня, как в кустах нашли разделанный трупак, — он видел ту самую бабёнку. Филинов ухом не повёл, продолжая слушать нахального мальца. Таких умников, как этот мальчишка, следователь навидался за годы службы предостаточно.

Откуда он, малец, знает, что это та самая баба? Как же, господин полицейский, а новости? Он тоже их иногда смотрит. А запомнил он её, бабёнку, потому, что она ему самому понравилась. Такая пухленькая. Хоть и старая, все двадцать шесть, наверное. Зато ножки классные. Только ему не светило, потому что к ней солидные дяденьки подкатывали. Какие дяденьки?

Тут мальчишка дал такое чёткое описание подкатившего мужика, что Филинов только подивился.

Мужик, уже старый, все тридцать, небось, волос чёрный, лицо приятное. Одет хорошо. На руке дорогие часы. Бабёнка на него только глянула, и сразу растаяла. Он, свидетель, это сразу понял, у него глаз-алмаз.

Где это было? А на ступеньках у входа в развлекательный центр. Там ещё группа выступала — «Бешеные кони». Народищу было — жуть. Билетики с рук уходили влёт. Мальчишка мечтательно зажмурился и почмокал губами.

Составить фоторобот? Не вопрос.

Филинов отправил мальчишку в лабораторию. Уставился в экран, где всё ещё красовался плакат популярной группы. А ведь Настя с Эдиком собирались именно туда. И Кашкина пошла без Эдика. Одна. Потому что студент нашёл себе другую. А потом уехала от центра на случайной машине. Филинов даже вспотел на своём стуле. Расстегнул верхнюю пуговку рубашки и ослабил ненавистный галстук.

Когда это было? Дело с таким же, уверенным в себе свидетелем. Да, случай с пропавшими детьми. Пожилая женщина, главный свидетель защиты, давала показания с уверенностью танка. Филинов вспомнил её лицо — широкое, добродушное лицо пожилой дамы. Что-то там было неприятное, в этом деле. Он попытался вспомнить, но махнул рукой. Некогда.

Следователь ткнул кнопку коммуникатора и вызвал на экран опись найденных при охраннике Кисине вещей. Дело фирмы «Бейбиберг» висело на нём надоедливым грузом, и начальник уже намекнул, что явное самоубийство охранника не стоит драгоценного времени. А ваши догадки, господин Филинов, без прямых доказательств есть смятение ума и суета сует.

Глава 29

— Командир, люк заело. Командир!..

Хлопнуло, взвизгнуло рикошетом. Константин, кашляя от гари, забившей горло, пытался докричаться по рации до группы. Сизый дым висел в воздухе, ел лёгкие. Ещё немного, и они поджарятся вместе с машиной. Глухо гремело, хлопало, тошно взвизгнуло над головой, металлом по металлу. Рикошет. Броню нельзя пробить, но экипаж можно поджарить. Он вспомнил берег реки, воду, такую холодную, что ломило ноги. И раков, которых они варили на берегу в котелке. В чёрном, закопчённом от огня котелке. Никогда не буду варить раков живьём, подумал он. Если выживу.

— Командир!..

Палата для особых пациентов напоминала аквариум. Чистая, зелёная от гигиенической краски на стенах, и с пузырями капельниц вместо стеклянных камушков. И пациент, что лежал на больничной кровати, напоминал декоративного сомика. Такой же неподвижный, слабо шевелящийся при дыхании, с длинными усами пластиковых трубок.

Маленькие, одноместные палаты для сложных пациентов размещались в крыле здания, где был отдельный выход. Центральный вход в больницу, недавно отремонтированный и обновлённый до неузнаваемости, нависал над просторным двором как нос броненосца, рассекающего бурные воды. Здесь, на широких каменных ступенях, проводили конференции, сюда водили делегации, и любили давать интервью светила медицины.

Лечащий врач недавно ушёл, и в палате стояла тишина. Подмигивал зелёный огонёк прибора у кровати, поблёскивала в свете заходящего солнца, пробившегося сквозь неплотно закрытые жалюзи, трубка капельницы.

Служащая отдела гигиены, а попросту уборщица, Ларочка, вошла и прикрыла за собой дверь. Ларочка поставила на пол набор «Всё для гигиены», на деле представлявший собой пластиковый контейнер с флаконами и креплением для швабры, и посмотрела в окно. Багровый диск солнца уже коснулся верхушек домов на городской окраине. Пациент тихо дышал, мерно подмигивал огонёк в приборе.

Ларочка взяла флакон с чистящим средством и отлила немного в ёмкость для воды. Потом ей пришлось встать на колени и заползти под кровать. Крышечки флаконов были её проклятием, и всегда норовили укатиться как можно дальше.

— Где же она… — сказали прямо над ней, и Ларочка застыла с крышечкой в руке. Она не услышала, как открылась дверь. Возле кровати топтались ноги лечащего врача Игорь Палыча. Его растоптанные, сношенные до прозрачности кроссовки знала вся больница.

Туфли потоптались возле неё, и двинулись к капельнице. Зашуршало, в капельнице тихо булькнуло. Потом что-то звякнуло, врач тихо выругался, а Ларочка, собравшаяся уже вылезти из-под кровати, застыла на месте. Потому что этот человек не мог быть Игорь Палычем.

Вся больница знала, что Игорь Палыч никогда, никогда не ругается. Тем более такими словами. Это знали все. Врач принадлежал к какой-то редкой вере, которая запрещала много разных вещей. Сослуживцы жалели коллегу, частенько крутили пальцем у виска, а начальство смотрело на странного сотрудника с юмором. Потому что Игорь Палыч был настоящий профессионал и всегда горел на работе.

— Ну вот и баиньки, — сказал человек, притворившийся врачом. Качнулась пластиковая трубка, прошелестели по полу кроссовки, и чужие ноги подступили вплотную к изголовью кровати. Где лежал и тихо спал дядя Костя.

Дядя Костя давно не буянил, не рвался залезть под диван или зарыться в цветочный горшок. Теперь он всё время молча лежал, уставившись невидящими глазами в потолок, если не спал.

Ларочка вытянула шею и осторожно выглянула из-под кровати. Она увидела зелёный комбинезон врача, чужие руки, протянутые к капельнице. А дядя Костя неожиданно сказал совершенно нормальным голосом:

— Витёк, ты, что ли?

Ларочка вскочила на ноги. За это короткое время случились три вещи: ладонь мнимого врача дёрнулась вниз, к пациенту; рука больного метнулась навстречу; человек в зелёном комбинезоне согнулся и застыл над изголовьем кровати.

А потом дядя Костя откинул одеяло и сел. Он поднялся на ноги, а мнимый врач так и стоял, согнувшись. Тогда дядя Костя легонько толкнул его ладонью, и тот медленно повалился на одеяло.

Ларочка подошла ближе, и увидела незнакомого человека. Тот, скорчившись, лежал на кровати, и зажимал рукой левый глаз. Другой был закрыт и обильно сочился слезами.

— Чего стоишь, девка, помогай. — Константин принялся стаскивать зелёный комбинезон с незнакомца.

— Дядя Костя, чего это он?

Константин принялся надевать на себя реквизированный комбинезон.

— Ну, Витёк, ну, удружил, — пробормотал он под нос, затягивая лямки. — Уж так удружил, век не забуду.

Лже-доктор, названный Витьком, шевельнулся и просипел что-то невнятное. Константин нагнулся над ним и прижал пальцы к его шее. Витёк затих. Ларочка испуганно пискнула, и Константин сказал:

— Не бойся, не насмерть. Хотя надо бы за грехи его прошлые.

— Дядя Костя, если ты муж моей тётки Кати, это не значит, что тут можно людей убивать! — возмутилась Ларочка.

Константин опять уселся на кровать, и принялся натягивать на ноги кроссовки, снятые с Витька.

— Дурёха, — сказал спокойно. — Это не я его, а он меня убивать сюда пришёл. Соображать надо. У тебя что, голова или тыква?

— Это у тебя теперь не голова, а тыква, — с достоинством ответила Ларочка, обидевшись на дядьку. — Это не я в горшки с цветами вчера закапывалась.

— И ты бы зарылась, если бы такое повидала, — Константин поднялся с кровати, потопал обутыми в кроссовки ногами. — Не стой столбом.

Вместе они обрядили обездвиженного Витька в больничную пижаму, повернули лицом к стене и прикрыли одеялом.

— Вот и баиньки, Витёк, — ухмыльнувшись, сказал на прощанье Константин. Они вышли из палаты. Впереди шагала Ларочка, держа перед собой швабру и набор чистящих средств «Всё для гигиены».

***

Следователь повертел на экране составленный по описанию мальчишки портрет предполагаемого маньяка. Повернул в фас, профиль.

— Я ехала домо-о-ой, — пропел дребезжащим тенорком, — душа была полна…

— А чем полна душа у тебя, а? — спросил, обращаясь к портрету. — Эх, ты.

— К вам везут свидетеля, — бодро доложила Леночка. — Можно, я кофе пить пойду?

— Иди, иди, — пробормотал Филинов, погружаясь в список вещей Кисина.

Он знал, что время обеденное, полицейские тоже люди, и раньше чем через час он свидетеля не увидит.

Теперь список был не просто полный, он был исчерпывающий. Филинов узнал, что охранник Кисин имеет привычку стряхивать на куртку крошки от съеденных бутербродов с сыром и ветчиной. И что бутерброды он чаще всего запивает кофе с молоком, а реже кофе с мороженым. И в карманах он носит всякую мелочь, в том числе обёртки от жевательных конфет.

Следователь скользнул взглядом дальше, потом остановился, вернулся назад по списку, и уставился на пункт под номером 133. «Фрагмент листа растения. Размер фрагмента… Растение в каталоге не значится».

Следователь улыбнулся. Он вспомнил вкус кофе из маленькой кофейни на углу. И госпожу Снайгер, аккуратно разворачивающую пальчиками салфетку. Нет в каталоге? Зато у него, Филинова, есть знакомый специалист по ботанике. Он провёл руками по рубашке, стыдливо вспоминая крошки от бутербродов, поправил сбившийся галстук, и принялся набирать знакомый код.

***

— Хорошо. Вечером на том же месте. — Филинов вспомнил, что можно присесть на стул, и сел. Обед закончился, но голода он так и не ощутил.

— К вам привезли свидетеля, водителя той машины, хотите кофе? — единым духом выговорила добрая после обеда Леночка.

— Да. Да. — Отозвался Филинов, ещё прокручивая в голове разговор с госпожой Снайгер.

Ввели свидетеля. Тот помялся у двери, сжимая в руках кепку. Осторожно уселся на предложенный стул. Посмотрел на полицейского.

Филинов задал дежурные вопросы, одновременно составляя портрет в свою картотеку: пожилой мужчина, возможно, бывший военный. Глаза умные, белки глаз слегка желтоватые, лицо в склеротических жилках. Держится с достоинством, но чего-то боится.

Следователь знал, что боязнь ещё ни о чём не говорит. Ему приходилось видеть на этом стуле дрожащих как лист людей, чистых, как стёклышко.

Водитель не отрицал, что вечером — такого-то дня, в таком то часу — взял пассажира от здания развлекательного центра. Да что отрицать, если всё равно это зафиксировали камеры у стоянки. Он человек пожилой, скрывать ему нечего, а совесть у него перед законом чиста.

Да, подсадил женщину. Женщина молодая, лет тридцати. Хорошенькая, только бледненькая. Должно быть, расстроена была. Чем? Не сказала. Она вообще ничего не говорила, только носом шмыгала. Адрес назвала на окраине, но вёз он её в объезд, там дорожные работы…

Проверяйте, господин следователь. Мне скрывать нечего.

Потом у него мотор забарахлил. Машина старая, а менять жалко. Привык, понимаете, к этой. Рука не поднимается на свалку… Ну, остановились, дамочка вышла, должно быть, воздухом подышать. Тут к ним подкатил джентльмен на дорогой машине. Как подкатил, откуда, не видел, в моторе ковырялся.

Видел, как этот пижон на дорогу вылез и даме ручки стал пожимать. Дамочка вначале отнекивалась, краснела, а потом ему деньги за беспокойство, и фьють, укатили они. Как укатили? Очень просто, сели в машину и укатили. Что за машина? Хорошая машина, дорогая. Марку могу назвать. И даже номер почти запомнил. Склероз, конечно, имеет место, но старый котелок ещё варит.

Куда поехали? По дороге, в сторону пригородов. Там, где выезд на скоростное шоссе. Составить словесный портрет? Фоторобот хотите? Не вопрос. Скажите, куда идти.

Филинов вызвал сержанта, и глядел, как пожилой водитель выходит в дверь. Скоростное шоссе. И там, за городом, по шоссе, Дядькино. Коттеджный посёлок. Он сидел и ждал результата работы лаборатории, и даже не удивился, увидев портрет предполагаемого убийцы.

Осторожно, словно боясь спугнуть, он вывел на экран фоторобот, составленный по описанию мальчишки. Неторопливо совместил оба портрета, и какое-то время просто сидел и смотрел в экран. С покрасневшей в местах совпадения картинки на него смотрело знакомое лицо. Красное от линий совпадения лицо Базиля Фёдоровича Акинушкина.

***

Человек в белой рубашке повёл рукой, перебрал пальцами, расстёгивая перламутровые пуговицы. Распахнул ворот, помотал головой, расслабляя мышцы шеи. На последней тренировке он потянул спину, и до сих пор чувствовал это. Не надо так увлекаться, подумал он, неторопливо отстёгивая жемчужные запонки, и кладя их в сувенирную пепельницу. Пепельницей была черепная коробка некогда живого существа, оправленная в серебро. Кроме запонок, там ещё лежали сцепившиеся в светящийся комок брелки, зажимы для галстуков и складной ножичек в рубиновой оправе.

Он повёл плечом, и тонкая рубашка соскользнула, потянувшись за ним по ковру, и окончательно уронив рукав у ног мраморной дриады.

Человек постоял, глядя на обрубленную шею статуи, протянул руку и закрыл глаза, ведя пальцами по неровной поверхности обрубка. Иногда ему казалось, что он видит сквозь опущенные веки.

— Нет, — сказал тихонько, — ещё не время. Подожди немного.

Не открывая глаз, он повернулся спиной к дриаде, сделал два шага в сторону. На ощупь вытянул из ножен на стене клинок, и осторожно провёл пальцами по узорчатой поверхности металла. Опять повернулся, взяв рукоять обеими руками, и плавно шагнул вперёд и вбок. Постоял немного, опустив голову, словно прислушиваясь. Вытянул ногу, и зацепил босыми пальцами ноги рукав рубашки. Быстрым движением выкинул ногу вверх, и тут же согнул колено до предела, прижав пятку к ягодице.

Наблюдая внутренним взором плавно взметнувшуюся рубашку, в воздухе обретшую очертания человека с нелепо раскинутыми руками, повёл всем телом, раскручивая кисти рук и придавая им невидимую обычным глазом скорость вращения. Тонкая ткань, тихой медузой опускающаяся на ковёр, рассечённая надвое и потерявшая человеческий контур, мягко упала вниз простой белой тряпкой.

Глава 30

— Тебе нравится?

— Не знаю. — Мари Ив оглядела мраморную статую.

На небольшом постаменте стояла мраморная девица, стыдливо прикрывшая ладошкой пикантные места. Ступни стройных ножек облепила мраморная трава. Аккуратный зад подпирало крохотное деревце.

— Где ты её откопал?

— Представляешь, нашёл. У ограды лежала. Кто-то выбросил. Пришлось отмыть, почистить. Красиво, правда?

Мари Ив обошла кругом постамента. Скептически оглядела мраморный зад.

— А где голова?

— Не нашёл. Откатилась, наверное.

— Можно её использовать как вешалку для шляп. Или зонтиков.

— Тебе не нравится?

— Мне не нравятся любые женщины в твоём доме. Даже без голов.

— Мари, хватит.

— Ты пойдёшь со мной на собрание?

— Нет. И ты не пойдёшь.

— Это моя работа.

— Ты же рассказала, что…

— Послушай, — прервала его Мари. Она знала, что с ним так нельзя. Но при любой попытке взять её под крыло в ней просыпался злобный бес. — Ты можешь предложить что-то другое? Ты нашёл моё имя в журнале «Форс»? Это моя работа!

Базиль посмотрел на неё. Конечно, он мог предложить что-то другое. В её глазах он увидел гнев и обиду маленькой девочки, которой никто не дарил подарков на Рождество. Он мог сказать ей: «Мари, выходи за меня. Тебе не нужно больше ходить по подозрительным собраниям, и изнурять себя работой.» Какое-то мгновение он так и думал. Должно быть, это отразилось на его лице, потому что она вцепилась пальчиками ему в рукав, придвинулась вплотную и заглянула в глаза.

Он вздрогнул. Точно так же смотрела на него бывшая жена, когда он делал ей предложение. Такой же жадный взгляд обиженного ребёнка был у неё, когда он сказал: «Ангелина, тебе не надо больше этим заниматься». И какое-то время она была ангелом, спустившимся к нему с небес и прикорнувшим на плече. А потом разверзся ад. И ангел незаметно превратился в заурядного демона в атласном халате.

Базиль отвёл глаза. Мари ещё секунду смотрела на него. Потом отшатнулась, одёрнула рукава блузки. Сказала, не глядя:

— Мне пора. Не провожай меня.

***

Мари взялась за дверцу машины и застыла, глядя на своё отражение в стекле. Так просто, взять и уехать. От Базиля, что остался в своём маленьком, будто игрушечном, коттедже. Где в уютном холле стоит мраморная статуя, и в кабинете рыжимы язычками огня играет камин. От Базиля с его коллекцией марок и засушенных бабочек.

«Наверно, сидит сейчас на неубранной постели, и рассматривает свой кляссер» — подумала она с неожиданной злостью, и не поверила себе. Ничего он не рассматривает. Давай, уезжай, Мари Ив. Возвращайся к своей работе. Ты ему не пара.

Она обернулась, бросила прощальный взгляд крышу маленького коттеджа, очерченную багровым светом утонувшего за горизонтом солнца. Вот солнце ушло совсем, и крыша почернела, а флюгер в виде смешного конька слился с фиолетовым небом. Возле крайнего в ряду коттеджа мерцающим светом загорелся фонарь. У другого фонаря, чуть подальше, стояла стремянка, и человек в комбинезоне возился у стеклянного фонарного окошка, пытаясь добраться до лампы.

Мари взялась за ручку дверцы. Хватит. Пора уезжать.

Чьи-то ладони закрыли ей лицо.

— Это ты? — спросила она.

— Гм-м, да — прошептали сзади.

Никогда, никогда Мари не была слабой. Ни один мужчина не заставит меня больше плакать, твердила она себе. Но сейчас что-то сделало её ноги ватными, а голову — пустой. Она обмякла и упала коленками на гравий. Мужские пальцы сжались, чтобы задержать её, но только скользнули сквозь волосы, и Мари вдруг поняла, что эти руки в тонких перчатках.

Она обернулась. На фоне вечернего неба чернел силуэт человека с поднятыми над головой руками. Руки плавно, как в замедленной съёмке, опускались, разворачиваясь, и Мари увидела, как блеснул в свете фонаря обнажённый тесак.

Так же отчётливо, как в кино, она вспомнила, как её тётка Роза точно таким тесаком разделывала купленную на рынке птицу. Отлетали крылышки, ножки, шейка, и на разделочной доске оставалась округлая розовая тушка.

Ей показалось, что у нависшего над ней человека неестественно большая голова, но картинка сместилась, и она поняла, что это маска. Карнавальная маска петушка-золотого гребешка.

Не в силах шевельнуться, она вцепилась пальцами в гравий дорожки, и издала совершенно дикий, первобытный визг. Разум не принимал в этом никакого участия. Человек шагнул вперёд. Блеснуло в скупом вечернем свете широкое, чуть изогнутое лезвие. Мари Ив закрыла глаза, тихо сползая по дверце машины.

Она услышала шуршание гравия дорожки, возню, шумное дыхание, лязг металла о камень, тихий вскрик. Ощутила удаляющийся топот ног. Потом её обхватили, и попытались поднять. Ноги подгибались, она привалилась к капоту, боясь открыть глаза. Опять послышалась возня, и она услышала голос Базиля:

— Да идите вы к чёрту!

Это был он. Волосы взъерошены, рубашка расстёгнута и держится на одной пуговице. Базиль отмахивался от человека в рабочем комбинезоне с гаечным ключом в руке.

— Вызови мне такси, — слабым голосом сказала она и разревелась. Прямо у него под ногами, втоптанная в гравий, лежала смятая карнавальная маска петушка.

***

— Что значит, нет в каталоге? — рассеянно спросила Сильвия, глядя в кофейную чашку.

Филинов ожидал оживления, профессионального интереса. Но госпожа Снайгер не удивилась. Кажется, она даже не слышала, что он ей говорил.

— Вы имеете в виду конкретное растение, или спрашиваете просто так? — она всё смотрела в свою чашку, и Филинов нервно потеребил воротничок. По дороге к месту встречи он остановился у супермаркета и купил-таки новый галстук. Он вертелся перед зеркалом, чувствуя себя круглым идиотом. «Прекрасный галстук, новая модель. Не пожалеете» — щебетала продавщица.

— В кармане у Кости? — Сильвия наконец подняла на него глаза, и Филинов отметил, что она чем-то расстроена. Госпожа Снайгер обхватила лицо ладошками и задумалась.

— Как выглядел фрагмент?

Следователь протянул ей выписку из документа. Он прекрасно знал, что нарушает. Но Филинов не был бы тем, кем он есть, если бы никогда ничего не нарушал. Иногда, чтобы сложить, надо сначала вычесть, говаривал он сам себе.

— Скажите, это правда, что у Кости расстроился желудок в ту ночь? — медленно сказала Сильвия, глядя в бумажку.

— Кто вам сказал? — тут же поинтересовался Филинов.

— Не помню. Кто-то сказал. Это правда?

— Предположим. А почему вы спросили?

— Потому что… Это разговор между нами, господин следователь? Не обижайтесь, я вижу, вы мне доверяете. Вот бумагу принесли. Ведь это служебная информация?

Он покраснел, теребя цветную тряпочку галстука.

— Я могу вам кое-что сообщить. — Сильвия отодвинула чашку. — Это не то чтобы секрет. Просто мы не кричим об этом на каждом углу. Думаю, это лист из моей лаборатории. Наш гибрид. Должно быть, в фазе развития около пятнадцати дней. Видите ли, на определённой стадии развития это растение имеет интересное свойство. Оно вызывает сильную диарею. Даже если вы просто подержали листок в руках, а потом случайно коснулись слизистой… Это не страшно, просто немного неудобно. Мы не говорим об этом, чтобы не было нелепых слухов. Вы же помните, как было с картофелем? Его считали ядовитым растением и боялись употреблять в пищу. А ведь опасны только определённые его части. Наш гибрид совершенно безопасен. Просто на определённом этапе роста его наземная часть даёт определённый эффект. Вы понимаете?

— То есть, вы хотите сказать… — медленно выговорил Филинов, переваривая новую для него мысль, — вы хотите сказать, что в кармане форменной куртки охранника был лист растения, культивируемого в вашей лаборатории, и к выносу строго запрещённого?

— Да, — просто ответила она. — И я несу за это ответственность. Если это куртка Макса, то я даже знаю, по какой статье меня следует уволить.

— Подождите увольняться, — сказал строго Филинов. — Ответьте мне вот на какой вопрос: кто ещё знал об этом, кроме вас?

— Разумеется, об этом известно директору. Ещё все предупреждены о необходимости работы с растением только в перчатках.

— А охранники могли это знать?

Сильвия покраснела. Филинов видел, что она мучительно пытается обойти этот вопрос, и не может.

— Макс об этом мог узнать. От меня. Я как-то пошутила… Я думала, он не запомнил…

— Вы удивительная женщина, — не кривя душой, сказал Филинов, отчаянно дёргая влажный от пота галстук.

Они вышли из кафе и двинулись по вечерней улице к дому Сильвии. Остановились у подъезда, и Филинов предложил проводить девушку до квартиры. В подъезде было темно, тихо, и пахло котами. Они поднялись на третий этаж, и Сильвия достала из сумочки ключи.

— Подождите. — Филинов помялся. Сказал, глядя на невидимые в темноте ботинки: — Скажите… скажите, а почему вы простой лаборант?

— Это просто формальность. — Сильвия улыбнулась. — Вы, наверное, не знаете, что лаборатория была основана самим директором. Когда-то он вообще был един в трёх лицах. В том числе лаборант и заведующий лабораторией. С тех пор так и идёт. Номинально руководителем лаборатории числится Базиль Фёдорович. Но он мне доплачивает разницу. Не думайте, наш директор вовсе не злобный эксплуататор.

Она опять улыбнулась, и Филинов решился.

— Скажите, а вы поверите, если я вам скажу, что ваш директор преступник? Что он, скажем, обманывает налоговую инспекцию? Ворует кошельки в метро, режет людей в подворотнях?

Он почти физически ощутил похолодание. Сильвия сухо сказала:

— Даже если мне будут кричать об этом в оба уха, я не поверю в эту чушь. Спокойной ночи, господин полицейский.

— Подождите, — сказал Филинов. — Я извиняюсь. Меньше всего я хотел вас обидеть. А ещё меньше я люблю сажать невинных людей за решётку.

— Продолжайте, — потребовала она.

— Я знаю, что ни один человек не может долго водить за нос близких людей, — задумчиво сказал следователь. — Мне нужна любая информация.

— Что вы имеете в виду? — резко спросила она.

— Может быть, мы зайдём в квартиру?

— Вы всегда так действуете? Ладно, проходите.

Она толкнула дверь и вошла в темноту прихожей. Филинов прошёл следом. Сильвии ткнула кнопочку выключателя. И с придушенным криком шарахнулась обратно к двери, разом отдавив следователю обе ноги.

Из-за плеча лаборантки Филинов увидел человека. Крупный, высокий мужчина, лица не разглядеть в темноте. Мужчина не двигался, и следователь осторожно положил руку на пояс.

— Не надо, господин полицейский, — тихо сказал человек. Он вышел на свет, и Филинов на секунду испугался. Фигурой человек был похож на покойного Макса Фоскарелли. Но это был Кисин. Чокнутый охранник Кисин собственной персоной.

***

Сильвия судорожно вздохнула и разжала пальцы на плече Филинова. Он потёр плечо.

— Не бойся, Си, — сказал Константин.

— Костя?

— Ты извини, что без спроса. До зарезу нужно где-то отлежаться.

— Я вижу, вам лучше, господин Кисин, — холодно заметил следователь, озирая внушительную фигуру охранника. Он отметил помятый комбинезон, застиранную до белесости куртку, не сходившуюся на груди, и старые кроссовки с вытянутыми шнурками.

— Идите в комнату, — скомандовала госпожа Снайгер. — Я принесу вам кофе.

В комнате Константин упал в кресло и посмотрел на неторопливо усевшегося напротив Филинова:

— Я хочу сделать признание, господин полицейский. Пока не поздно.

— Пока не поздно? — рассеянно спросил следователь. Он лихорадочно думал.

— Пока я не признался, моя жизнь не стоит ни гроша.

— Тогда говорите. И хватит уже с меня ваших фокусов, — строго сказал Филинов.

Константин вдруг хрипло рассмеялся, а следователю показалось, что все предыдущие разумные слова были просто очередным бредом психа.

Следователь ждал. Кисин поёрзал в кресле. Потом уткнулся взглядом в стиснутые на коленях руки, и начал говорить.

Какое-то время назад ему было сделано некое предложение. От которого он не смог отказаться. Вышел на него старинный дружок Кисина, Витёк. Витёк не называл никаких имён, да он, Кисин, и не спрашивал. Меньше знаешь, лучше спишь. Витька он знал по прежней работе в соответствующих службах. Откуда Константин вынужден был уйти по семейным обстоятельствам.

Обстоятельствами этими старый дружок и взял Костю в оборот. Кисину позарез нужны были деньги. И деньги эти ему пообещали. Незамедлительно после выполнения некоего задания. Он, Кисин, отдаёт себе отчёт, и даже не надеется на снисхождение. Но деньги были нужны срочно. А риск, как заверил дружок, минимальный. Надо было просто в нужный момент отвернуться, и посмотреть в другую сторону.

Здесь Константин опять заёрзал в кресле, и перешёл на трагический шёпот.

Работа, прежняя работа, оставила в Косте неизгладимый след. Научился кое-чему. Поэтому он не стал дожидаться Макса в туалете, как ему было сказано. Да, ему велели отослать сообщение со своего комма, потом пойти в туалет, и там спокойно сидеть, пока всё не закончится. Что именно, ему не сказали. Реалистичность похода в туалет ему гарантировали.

И правда, пронесло его так, что только свист пошёл. Да только Кисин, не будь дурак, прикупил упаковку «Немедлиума», и употребил от души. Может, он и не стал бы этого делать. Гораздо проще прикинуться ничего не ведающим дурачком, который всю ночь просидел на толчке. Да вот только Косте стало не до шуток, когда свой в доску, симпатяга Макс Фоскарелли, заглянул к нему в кабинку. И, ласково улыбаясь, предложил напарнику снять с себя куртку, и отдать ему, Максу. В целях сохранности и гигиены. А он, Костя, когда заботливый напарник помогал ему снять упомянутую одёжку, ощутил в его кармане точно такую же, как у него, пачку «Немедлиума». А потом Макс вернулся, и приговаривая что-то о сквозняках, снова натянул на Кисина куртку.

Нет, Константин не стал сидеть в кабинке, как ему велели. Он вышел в коридор и добрался до своего поста. На месте напарника не оказалось, и Кисин подождал немного у стола. А потом дверь лаборатории внезапно открылась, поползла в сторону, и оттуда вывалился Макс.

Константин знает, на что способны люди с таким взглядом, какой был тогда у Макса. Если бы он попробовал задержать напарника, по нему, Кисину, уже сыграли бы похоронный марш. Напарник убежал, словно за ним черти гнались, и скрылся за углом. А потом Константин оглянулся, и ему стало не до Макса Фоскарелли. Потому что из темноты коридора, из тупика, на него попёрло такое, что даже «немедлиум» перестал действовать.

Вот вы полицейский следователь, человек бывалый. Наверняка у вас в жизни случалось такое, что и хотелось бы забыть, да не можете. И если видите это во сне, просыпаетесь и зовёте маму.

Так вот, в жизни бывшего капитана Кисина такие вещи были. И одну из них, самую жуткую, он тогда увидел наяву. Из темноты, прямо через броню наглухо закрытой двери, выбрался персональный кошмар капитана Кисина и двинулся прямо на него.

Он не помнит, что случилось потом. Единственное, что осталось — как он пытается выбить заклинивший люк и выбраться на воздух. То, что за люк он принял окно, Кисин узнал позже, сидя в смирительной рубашке на полу процедурной. Где лихие ребята в форме санитаров переговаривались через его бедную голову.

Константин вздрогнул и помотал головой.

— Кофе, — Сильвия поставила чашки на журнальный столик.

Кисин попросил жалобно:

— Си, девочка, у тебя супчика не найдётся? А то эти кашки больничные…

Она кивнула, и ушла обратно на кухню. Филинов и Кисин проводили её глазами.

— Знаете, что я думаю? — сказал Константин. — Я думаю, что Макс у них был исполнителем. Не знаю, что ему наобещали. Только в последнее время он поговаривал, что оставит службу, и откроет своё дело.

— И женится? — сухо спросил Филинов.

Константин сморщился, как от зубной боли:

— Насчёт женитьбы он ничего не говорил. — Он поёрзал в кресле, и сказал, глядя в стол: — Он ведь, не будь дурак, обставиться решил. Мы оба знали, что на камере лабораторию толком не видно. Специфика помещения. Днём ещё ничего, а вот ночью… Вот он мою курточку-то и приспособил. С моим номером на рукаве.

— А как же записи из коридора?

— Да если бы я из кабинки не ушёл, да в коридоре не показался, поди разбери, кто там шастал? И через две недели запись отправили бы в архив. А там мышки.

Константин фыркнул.

— И загремел бы Кисин под фанфары. По всем статьям.

— Разве вы знали код доступа к материалам?

— Нет. Зато у меня биография богатая. А если ещё в послужном списке порыться, можно найти много интересного. И Витёк это знал.

— А откуда Фоскарелли мог узнать этот код? — спросил, морщась, Филинов. Он не хотел слышать ответ.

— Супчик, Костя, — сказала Сильвия, и Кисин закашлялся, тяжело глянув на полицейского.

Отхлебнул из ложки супчик. Посмотрел на Филинова:

— Знаете, господин полицейский, у меня ведь тот, старый кошмар-то прошёл. Как не было. У меня теперь новый появился. Будто приходит ко мне мой старый дружок, и начинает душить подушкой. Тихо так, по-доброму. И улыбается.

Глава 31

Базиль Фёдорович последний раз перечитал документ, проверил подпись и закрыл папку. Потом откинулся на спинку своего директорского кресла и закрыл глаза. Сегодня с утра он делал всё неторопливо и очень тщательно. Как старый, проржавевший робот из забытого фильма.

Всё было плохо. А ещё вчера ему казалось, что худшее позади. Когда Мари обхватила его горячими ладошками у двери кабинета, ему показалось, что теперь всё будет хорошо. Не может не быть.

«Наверное, это была последняя затяжка перед казнью» — меланхолично подумал Базиль Фёдорович, вспоминая заплаканное личико Мари, сидящей возле колеса машины. И это было только начало. С утра ему пришлось пережить ещё не один удар судьбы. И когда Базилю уже казалось, что хуже отказа в кредите быть не может, ему на голову свалился тот самый, пресловутый кирпич. Виртуальность анекдотического кирпича не смягчила силу удара.

Базиль как раз зашёл пообедать в свой клуб, и только приступил к десерту, когда за столик к нему подсел старый, добрый Макс Фрезер. Макс принялся смотреть, как Базиль Фёдорович ест, горестно покачивая головой, и, наконец, спросил:

— Как твои дела, дружище? — и не дожидаясь ответа, принялся добивать старого друга прямо над вазочкой с мороженым.

И хотя способ он избрал отнюдь не кровавый, Базиль ощутил себя старым, потрёпанным жизнью котом, которого несут усыплять в клинику рыдающие от горя хозяева. Извинившись мимоходом за отступление от традиций клуба — мы оба знаем, что о делах в этих стенах не говорят — дружище Макс предложил директору фирмы «Бейбиберг» чудный выход из сложившейся тяжёлой ситуации. Директор слушал, катая на языке очередную ложечку мороженого.

Следовало признать, что выход, предложенный Максимилианом Фрезером, был неплох. В первую очередь для господина Фрезера. Этот вариант даже создавал для директора фирмы иллюзию сохранения лица и суверенитета. А также занимаемой должности. Какое-то, приличное для сохранения лица, время.

Наконец поток красноречия иссяк, старый друг выдохся и выжидающе посмотрел на Базиля Фёдоровича. А Базиль совсем уже решил, в лучших традициях клуба, облить безупречную стрижку и чудный галстук господина генерального директора растаявшими остатками клубничного мороженого.

Очевидно, это отразилось на его лице, потому что господин Фрезер отшатнулся, и, неестественно смеясь, сказал:

— Ты знаешь, дорогой Базиль, совсем забыл тебе сообщить. Помнишь ту милую журналистку, с которой вы здесь обедали? Она написала про тебя чудесную статью. Получил сегодня с утренней почтой.

Он развернул газетный лист и бросил на столик рядом с вазочкой мороженого. Базиль уставился на свою фотографию посредине центральной полосы. Он прочёл кричащий заголовок: «маньяк или жертва трудного детства?», сквозь шум в ушах слыша голос Фрезера:

— Ох, уж эти журналистки. Ни одной нельзя верить. Ни одной.

Фрезер говорил что-то ещё, а Базиль медленно поднял глаза от страницы. Он вдруг явственно увидел на голове Макса шлем с решётчатым забралом, на груди латы с враждебным гербом, а в руке, закованной в латную перчатку, острый кинжал с изысканным названием — «мизеркордия».

— Так как насчёт моего предложения, дружище? — спросил его стоящий во главе рыцарского, выстроенного «свиньёй» клина, Макс Фрезер.

— Обращайтесь к моему заместителю, господин Фрезер, — тускло ответил Базиль Фёдорович, медленно вытирая руки салфеткой. Он бросил салфетку на стол и встал:

— Я ухожу в отпуск.

— Отпуск, это хорошо. Прекрасная идея, — одобрительно сказал Максимилиан. — Только прошу тебя, Базиль, не надо так официально. Для тебя я по-прежнему просто Макс.

— Для меня вы теперь господин Фрезер, — сухо ответил Базиль Фёдорович, выходя из-за стола и оставляя бывшего друга размышлять над двусмысленностью своего ответа.

***

— Ленок, результат экспертизы сразу ко мне, — Филинов пробежался по кабинету, теребя скрученный в жгут, окончательно потерявший вид галстук. Изумлённая Леночка повернулась на каблуках вслед за следователем.

После признания Константина Филинов отправил людей в больницу. Проверка ничего не дала. Всё было чисто. Даже стерильно. И это ощущение потерянного времени, которое мучило Филинова всё больше. Он ещё не знал, что именно упустил, но интуиция, приобретённая с годами, ворочалась в душе липким, душным комком.

Выехавшая на место группа обнаружила пустую палату, где держали Константина. Палата была закрыта на санобработку, и никто не мог внятно объяснить, почему. Лечащий врач Игорь Павлович бесследно исчез. В кабинете нашли записку: «Устал. Ухожу в отпуск. Не ищите.»

Заведующий отделением только разводил руками, бормоча: «Конечно, он давно не был в отпуске». И, взглядывая на каменное лицо главврача, медленно покрывался холодным потом.

Филинов сделал последний круг по кабинету, упал на стул и проворчал:

— Ну хоть одно дело сдвинулось. Хоть маньяк нарисовался.

И опять заворочалось внутри муторное чувство возможной ошибки. Что-то он, Филинов, упустил.

***

— Медленно, медленно работаете, господин Фрезер, — министр проводил взглядом улетевший мячик для гольфа. Господин Фрезер опустил клюшку.

— Остались простые формальности.

Министр фыркнул, двинувшись по полю за улетевшим мячом. Тележка с клюшками катилась следом за ними.

— А этот ваш директор не взбрыкнёт в последний момент?

— Не взбрыкнёт. Я его знаю. К тому же завтра воскресенье, а с понедельника он уйдёт в отпуск.

— Не хочет марать руки? — министр усмехнулся. — Кто тогда будет подписывать документы?

Господни Фрезер хмыкнул:

— У них на такие случаи есть господин Сутейкин. Он всегда подписывает, если нужно.

Они посмеялись, следуя за мячиком по покрытому зелёной травкой полю. Тележка, переваливаясь на мягких колёсах, катилась вслед.

***

— Вам назначено? — секретарь смотрел на Мари Ив, будто видел впервые.

— Назначено! — отрезала Мари, села на стул возле двери шефа, и отвернулась к окну.

За прозрачным стеклом неслышно взмахивал лопастями крохотный, как игрушка, полицейский вертолёт. Вот в окошке кабины отразился солнечный свет, блеснули выпуклые стёклышки, вертолёт нырнул вниз, в пропасть между каменных стен небоскрёбов, и исчез из вида.

Господин Фрезер неторопливо отложил свою коллекционную ручку, отодвинул бумаги и тщательно разгладил края верхнего листка.

— Что-то случилось, госпожа Иванова?

Она молча бросила перед ним развёрнутую газету. Эту газету точно так же бросил перед ней Базиль, не глядя на Мари. Он молча стоял и смотрел на неё, пока она лепетала что-то, с ужасом глядя на разворот. Потом Базиль ушёл, так и не сказав ей ни слова.

Шеф посмотрел на газету. Поднял глаза на Мари:

— Вы решили принести свежую прессу? Для этого у меня есть секретарь.

— Только не делайте вид, что это не ваших рук дело, — сквозь зубы сказала Мари, глядя в его галстук.

— Ах, это вы о подписи под статьёй? — господин Фрезер откинулся на спинку кресла и улыбнулся. — Как мило, не правда ли? В наше время совсем не нужно делать это собственноручно.

— Это не настоящая подпись!

— Должно быть, такая же не настоящая, как ваше удостоверение журналиста, — промурлыкал шеф, продолжая улыбаться. — Вы думали, что можно копаться в грязи, и остаться чистой, госпожа Иванова? На это способно только солнце.

Он ткнул пальцем в окно:

— А вы, простите, дорогая моя, совсем не ясное солнышко. — Господин Фрезер опять придвинул к себе бумажный листок и взял ручку. Мари Ив посмотрела в листок, и увидела нарисованного человечка с тонкими, как палки, ручками и ножками. Господин Фрезер заботливо вывел рядом с человечком силуэт виселицы. Сказал, тщательно вырисовывая вокруг шеи человечка верёвочную петлю:

— Идите, госпожа Иванова, работайте.

Она не двинулась с места, глядя, как чернильная петля охватывает шею человечка.

— В чём дело, вы плохо слышите?

— Я увольняюсь.

Шеф тут же, словно ожидал этого, вытянул из ящика длинный конверт и бросил перед ней на стол:

— Ваша компенсация за отработанное время. Всего хорошего, госпожа Иванова.

Глава 32

Мари Ив свернула с основной дороги в переулок, и прошла вниз по вытертым тротуарным плиткам до чахлых кустов, обрамлявших детскую площадку. Она не была здесь очень давно.

Мари обвела взглядом ряды щербатых балконов с развешанным на верёвках бельём. Бельём того сорта, что вытягивается, не успеешь ты его надеть. Она даже отыскала тот балкон, на котором готовила уроки, пока тётка смотрела очередной сериал. Она тогда была подростком с торчащими локтями и коленками, отчего что-то вечно разбивалось на крохотной кухне тётки Розы.

Она свернула к подъезду и поднялась на пятый этаж. Первая дверь слева. Дверь ничуть не изменилась с тех пор, как она её видела. Тот же обшарпанный пластик, дырка старомодного дверного глазка. Только на месте замка чернеет изрядная, с лохматыми краями, вмятина, из которой поблёскивает пуговка белого металла с отверстием для ключа.

Мари толкнула дверь, та со скрипом отворилась, впустив её в узкую прихожую. Там умещались только вытертый коврик с нарисованной на нём пузатой мышью, подставка для обуви, на которой красовались разношенные сандалии невиданного размера, да овальное зеркало на стене.

Она не стала снимать туфли и прошла в комнату. Из кухни, отделённой от комнаты стеклянной дверью, донеслось бренчание стеклянной посуды, и знакомый голос позвал:

— Ну, проходи, раз пришла.

На кухонном пространстве, превращённом другом детства Игорьком в ночной кошмар рафинированного дизайнера, помещался сам друг детства. Он сидел, поджав босые ноги, на высоком круглом табурете, очевидно украденном из какого-то бара.

Игорёк ткнул пальцем в откидную полочку возле двери:

— Садись.

Мари осторожно потянула полочку. Полочка скрипнула, сиденье откинулось, и на пол скатился рулон вощёной бумаги. Мари присела на сиденье и поглядела на друга детства.

— Как контора, процветает? — безразлично спросил Игорёк.

— Процветает.

Он хмыкнул, развернулся на стуле, вытянул руку и взял с навесного шкафчика над головой гранёную бутылку. Привычным движением открутил пробку.

— Будешь?

Мари кивнула. Он со стуком поставил перед ней кофейную чашку. С тихим бульканьем чашка наполнилась густой, янтарной жидкостью. Мари подождала, пока Игорь наполнит свою чашку с отбитой ручкой, и вылила жидкость в рот. Ничего не видя из-за выступивших слёз, она нашарила на подвинутом к ней блюдце кружочек вялого огурца.

Игорёк снова наполнил её посудинку до края. Выверенным движением вылив остатки в свою чашку, поставил бутылку себе под ноги. Там, вдоль стены под подоконником, уже выстроилась порядочная коллекция пустой посуды.

Мари, смаргивая слёзы, поставила опустевшую чашку на подоконник, и принялась жевать огуречную дольку.

— Ну, говори. Чего тебе надо на этот раз? — неласково спросил друг детства.

Мари отёрла мокрые щёки ладонью. Игорёк был единственным человеком, который видел её насквозь. Он вообще всех видел насквозь, и это сделало из него меланхолика.

— Ты всё ещё в отпуске? — спросила она, оглядывая кухню.

Игорёк, в миру директор по науке и начальник креативного отдела Игорь Иванович Кулябин, был самым молодым членом совета директоров компании, возглавляемой господином Фрезером. И он был в бессрочном отпуске.

За креативным директором признавали право на чудачества. Ему прощали очень многое. Ему позволялось присутствие на заседаниях совета в драном комбинезоне и старых сандалиях. Ему позволялось класть ноги на стол и отсутствие на рабочем месте месяцами. Всё это окупалось моментами появления Игоря Ивановича, свежим, элегантным, фонтанирующим гениальными идеями, и совершающим в один день все подвиги Геракла. Игорёк называл это чисткой Авгиевых конюшен, а сотрудники его отдела — минутами просветления.

Но последняя выходка креативного гения переполнила чашу терпения руководства, и Игорёк был отправлен в бессрочный отпуск. По ходившим среди сотрудников слухам, Игорь Иванович пронёс в кабинет генерального, и взорвал прямо перед носом господина Фрезера ультразвуковую гранату собственного изобретения.

И вот он сидел на своей кухне, поджав босые ноги, и смотрел, как Мари Ив пытается отдышаться.

— Только не говори, что соскучилась. Не поверю.

Врать ему было бесполезно. Мари просто ответила:

— Меня уволили. Я сама уволилась.

Игорёк кивнул. Развернулся на табурете, и принялся шарить в глубинах навесного шкафчика. Вытянул на свет очередную бутылку.

— Это надо отметить, — прокомментировал он, ставя бутылку на подоконник. С ловкостью фокусника вытащил из банки очередной огурец, и принялся нарезать ломтиками прямо на блюдечке.

— На завтра берёг, — сказал, открывая бутылку. — Но, раз пошла такая пьянка, режь последний огурец.

Он хохотнул, наклоняя горлышко над кофейной чашкой. Мари молча смотрела, как в её щербатую посудину льётся драгоценная жидкость. Ибо напитки такого разряда, что наполнял сейчас её стакан, приравнивались, при дарении должностному лицу, к хорошей взятке.

Игорёк проследил, чтобы она осушила чашку до дна, и подвинул к ней блюдце с огурцом. Она принялась жевать кислый кружочек.

— Знаешь, чего я хочу? — Мари прожевала огурец, и шлёпнула по коленке ладошкой. Игорь смотрел на неё, и она в который раз удивилась, как из этого вороньего гнезда может появляться, и приходить на работу тот безупречный белый лебедь, которого она знала. Главный генератор научных идей был непредсказуем, и мог под настроение явиться на люди одетым элегантнее, чем сам генеральный директор.

— Догадываюсь, — меланхолично ответил Игорёк, наклоняя бутылку над её чашкой. — Больше всего ты хочешь ткнуть своего обожаемого шефа гладкой мордой об стол.

Мари судорожно вздохнула и помотала головой.

— Ах, даже этого мало? — он поднял брови. Со стуком поставил бутылку. — Ну уж для этого, милая моя, у тебя кишка тонка.

— Почему это? — глухо спросила Мари Ив, созерцая внутренним взором картины ужасной мести.

— Потому что. А скажи-ка мне, девушка, как тебя зовут?

— Мари Ив.

— Ответ неверный. Давай-ка, красотка, проваливай. Выпили, закусили, пора и честь знать.

Она застыла на сиденье. Сказала дрожащим голосом:

— Меня уже все прогнали. И ты теперь…

— Иди, иди, — подбодрил друг детства. — Дверь вон там.

Она медленно поднялась, слепо шаря рукой по стене, направилась к выходу.

— Так как тебя зовут? — в спину спросил Игорёк.

— Да пошёл ты! — с внезапной яростью крикнула Мари. — Урод креативный! Я к тебе, может, как к другу приходила!

— А хотела чего?

— А ничего! — она отвернулась, ступая за дверь.

— Машка, — позвал он. — Иванова! Ну-ка, вернись.

Она вернулась, и он ткнул пальцем в откидное сиденье:

— Сядь.

Она села, сложив руки на коленках.

Игорь посмотрел ей в лицо:

— Знаешь, почему у тебя против шефа кишка тонка?

Мари помотала головой.

— Это не потому, что он шеф, а ты — хомячок офисный. Дело не в этом. — Игорёк хохотнул, разливая остатки жидкости из бутылки, а Мари посмотрела в его прозрачные, очень спокойные глаза, и поняла, что он совершенно, абсолютно пьян.

— Захотелось мне как-то подпустить нашему дорогому шефу фитиля, — спокойно сказал Игорь, ставя бутылку себе под ноги, и поворачиваясь к Мари. Он улыбнулся одними губами, и мечтательно поднял глаза к потолку.

— Есть у меня такие хитрые штучки. Как конфетки. Кладёшь одну такую в вазочку, и уходишь. Вреда как такового немного, зато море удовольствия в отдельно взятом кабинете.

Мари представила море удовольствия в интерпретации Игорька, и содрогнулась.

— И представь себе, ничего. Никакого эффекта. А этот хмырь… шеф, то бишь, ещё и смеётся. «Выдохся, говорит, наш креативный директор. Даже петарды у него не взрываются!»

Игорёк фыркнул, помотал головой. Хлопнул ладонью по подоконнику. Тихо звякнуло блюдце с огурцом.

— Я думал сперва, дело в схеме. Доработал. Ничего. Ничегошеньки. И ведь какая пакость — дома работает. В кабинете шефа — хоть разорвись.

Игорёк заглянул под табурет, шевельнул ногой пустую бутылку. Вздохнул.

— Я заинтересовался. Поставил ряд опытов. Выяснил — схема перестаёт работать на некотором приближении к объекту. Если же объект, являющийся целью нападения, находится в помещении, периметр, на котором происходит прекращение действия, ограничен стенами помещения. Если объект перемещается на открытом пространстве, круг сужается до пределов прямой видимости.

Опять же, есть нюансы. Нельзя, например, кинуть в него предметом, несущим, по определению, вред. Это я тоже пробовал. Ты знаешь, за что меня в отпуск отправили?

Игорь засмеялся, глядя Мари в лицо.

— Не догадываешься? Думаешь, я не знаю, что за заноза у нашего шефа в заднице? Он и тебя, небось, к этому делу подключил? Он меня не за то развернул, что я ему бомбочку подбросил. А за то, что она не сработала. Он ведь, когда меня в отпуск отправлял, тихо так сказал: «ты, Игорь, конечно, прокололся. И в отпуск за это пойдёшь. А на досуге подумай, чтобы было, если бы у тебя получилось?» Я подумал. Время было. И понял. Очень нашему шефу надо узнать, как на этих бесов подействовать можно. И чем именно.

— Каких бесов? — спросила Мари Ив, икая. Она вдруг почувствовала необыкновенную лёгкость сознания. Любая проблема стала пустяком.

— А тех, что у нас в компании прописались. Он тебе разве не рассказывал?

— Мари кивнула. Она вспомнила тот разговор на её собственной кухне.

— А ведь шеф сначала ко мне обратился. Я ведь, деточка, гений.

Мари церемонно склонила голову.

— Только я, дурак, не поверил ему сразу. Думал, проверяет меня наш бывший кадровик. Хочет узнать, не свихнулся ли окончательно его креативный директор. Ну, я и сделал вид, что поверил. Устроил пару громких опытов. И отрапортовал, как положено: так, мол, и так, на вверенной территории никаких бесов, чертей, и прочей нечисти не обнаружено. Промашку дал.

Игорёк вздохнул, кинул в рот ломтик огурца:

— Да что теперь говорить.

— И что мы теперь делать будем? — спросила Мари Ив. Заглянула в пустую чашку, попыталась ухватиться за ручку и промахнулась. С третьей попытки взяла с блюдца кружочек огурца, и старательно запихнула в рот.

— Теперь у нас только два пути. — Игорёк почесал одну босую ногу о другую. — Пан или пропал. Ты как, пан или не пан?

— К чёрту, — невпопад ответила Мари, и засмеялась.

Глава 33

Человек в коротком светлом плаще вышел из машины и захлопнул дверцу. Неторопливо расстегнул плащ, перекинул его через руку, и поднялся по винтовой лестнице с коваными перилами в холл. Бросил плащ на плечики дриады и поднялся в кабинет.

Неслышно ступая по толстому ковру, приблизился к комоду красного дерева, перебрал ключи на связке с брелоком, и открыл нижнее отделение. Вытянул и положил на ковёр длинный футляр полированного дерева. Откинул крючки. На ложе малинового бархата виднелась длинная изогнутая выемка.

Он поднялся, снял с ковра на стене свой лучший клинок, и уложил изогнутое узорчатое тело меча в предназначенную для него бархатную выемку.

Блеснули и упали металлические крючки, закрылась полированная крышка, погрузив в темноту узорчатый клинок. Человек остался сидеть перед футляром, уставившись невидящим взглядом в дерево комода.

Его разозлили, вывели из равновесия. Из равновесия, которого до этого ничто не могло нарушить. Даже когда голова очередной жертвы бесов отлетала от тела, он оставался спокоен. Это была просто работа. Его долг перед человечеством. Даже сверхъестественная удача, что сопутствовала ему в этом деле, не удивляла его. Тот, кто выполняет свой долг, кто чист, всегда идёт по верному пути.

В этот раз всё пошло не так. Наверное, он согрешил. Он впал в гордыню. Решил, что ему попалась лёгкая добыча, и позволил себе проявить нетерпение.

Он вернулся домой и попытался медитировать. У него ничего не вышло. Перед глазами всё крутились сцены его неудачи. Вот она, женщина, полная греха. Она была готова. Она уже откинула голову на дверцу машины, сама подставив ему шею для удара.

Оставалось только завершить дело, но его грубо прервали. В спину ему толкнули, навалились и стали выкручивать из пальцев клинок. Его клинок, которого не должны касаться чужие пальцы. Он вырвался, вывернул руки давно отработанным движением.

Только одно мгновение потребовалось ему, чтобы решить, кто уйдёт первым. Кто виновен больше. Колебание было ошибкой. Он провёл прекрасный удар, который снёс бы несчастному, посмевшему ему помешать, голову. Но там, где только что был противник, оказалась пустота.

Он перебросил тесак в другую руку, развернулся и ткнул противника в пах. В изумлении почувствовал, как клинок ударился о камень. Что-то случилось со зрением, иначе этого не объяснить. Он промахнулся, едва не сломав клинок. А потом незваный противник навалился на него всем весом, взяв шею в захват. У него уже темнело в глазах, когда он услышал посторонний шум, а захват ослаб, и ему удалось вырваться. Он убежал, бросив добычу. Оставил дело незаконченным.

Мужчина поднялся, глядя на примятый кружок ковра, где раньше стояла дриада. Она была больше не нужна. Живая женщина из плоти и крови заслонила внутренний взор, путала мысли и мешала думать. Он должен закончить начатое.

Мужчина поднял футляр с мечом за ручку, прошёл по пушистому ковру и вышел из кабинета, тихо притворив за собой дверь.

***

Базиль затянул под подбородком ремешки лёгкого шлема. Привычно ткнул пальцем под крохотный козырёк. Весенний ветер разогнал серые тучи, над головой синело небо. Трещали на ветру цветные флажки.

Флажки обозначали территорию, выделенную каждому участнику соревнований для прыжка с крыши. Каждый флажок нёс на себе символику клуба любителей экстремальных прыжков с небоскрёбов и информацию об участнике.

Сегодня был особый день. Открытие сезона всегда сопровождалось шумихой в прессе. Праздные зеваки, желающие посмотреть, как люди будут сигать с немыслимой высоты, пришли толпой пощекотать себе нервы редким зрелищем.

Базиль стал на край крыши и взглянул вниз. Боязнь высоты не отличала членов клуба экстремальных прыжков, и Базиль Фёдорович высоты не боялся. С крыши не было слышно гула толпы, зато было хорошо видно множество людей, собравшихся за верёвочным ограждением. Поодаль, у поворота, стояли несколько машин скорой помощи.

Он точно знал, что там, внизу, стоят два знакомых ему человека: Сильвия и полицейский следователь. Сегодня утром, стоило ему только войти в здание клуба, где собирались перед соревнованием участники, к нему с двух сторон подошли двое рослых полицейских, а его взял под локоть следователь Филинов, и очень сухо, официально произнёс освящённую временем формулу ареста.

Чуть дальше, у стены, Базиль увидел бледное лицо Сильвии. «В чём меня обвиняют?» — спросил он, и следователь ответил, внимательно глядя ему в лицо: «Вы обвиняетесь в убийстве с отягчающими обстоятельствами госпожи Кашкиной Анастасии. Вы также подозреваетесь в аналогичных убийствах других граждан, о которых вам сообщат позже. Прошу вас следовать за мной»

И только когда председатель клуба пригрозил дойти до министра, напирая на соблюдение клубного протокола, заявив, что убийство не повод нарушать традиции; когда госпожа Снайгер, глядя то на Базиля, то на полицейского широко открытыми, умоляющими глазами, поручилась за шефа, Филинов пошёл на уступки. Арест был отложен до окончания соревнований.

***

Базиль отступил от края, вернувшись на исходную позицию. Машинально оправил снаряжение. Накануне он привёл в порядок свои дела, и перед собой был чист, как стёклышко. Если он даже разобьётся сегодня о мостовую, ему не о чем будет сожалеть.

Вот распорядитель взмахнул флажком на соседней площадке. Вот начался отсчёт. Базиль мысленно следовал за процедурой, привычно отсчитывая секунды. Всё было отработано на тренировках до мелочи, и теперь остался только неистребимый с годами азарт и ни с чем не сравнимое чувство свободы.

Взмах флажка, короткий сигнал свистка, не слышный зрителям внизу. Шаг вперёд, толчок, прыжок. Он летел вниз.

Никто из участников не может слышать восторженного крика толпы, когда отделяется от стенки, и выполняет начальный переворот. И лишь знатоки могли в полной мере оценить умелый расчёт, мастерство и изящество прыжка.

Он продолжал мысленный отсчёт. Привычно взялся за петлю крепления. Сейчас. Базиль потянул петлю, рычажок провернулся по оси. Освободился зажим, карабин щёлкнул, и скорость падения замедлилась. Теперь надо было развернуться и принять позицию для выполнения классического пируэта. Молодые члены клуба были недовольны рутиной, и многократно высказывались за отмену обязательных элементов. Но Базиль Фёдорович был одним из тех, кто выполнял классику с ювелирной точностью и не стеснялся этого.

Пируэт удался, пришёл черёд оригинального элемента. Снизу шёл мощный поток восходящего воздуха, Базиля повело в сторону, и он механически скорректировал своё положение. Взялся за петлю крепления. Петля подалась под рукой, и он не услышал щелчка карабина. Его закрутило, и лишь многолетний опыт помог избежать опасного для новичков переворота и не влезть в ненужный пируэт вверх тормашками.

Ещё можно было спасти элемент, и он взялся за запасной карабин. Запаска тихо тренькнула, он даже не услышал это, а ощутил всем телом. Этот звук рвущейся запаски члены клуба с юмором, недоступным чужакам, называли первым звонком.

Вторым звонком становился истошный вопль валящегося с неба экстремала, а третий происходил от удара о мостовую, и слышали его уже только зрители.

Только чувство глубокой досады испытал Базиль Фёдорович при виде тошно качнувшегося и совершившего крутой переворот синего неба. Он ощутил, как вновь неумолимо нарастает скорость падения, как воздух вдавливает в тело ткань комбинезона. Он закрыл глаза, чтобы не видеть толпы внизу. Ему вдруг стало жаль Сильвию, которая стоит сейчас внизу, и наверняка увидит его расплющенное о мостовую тело. А Мари, возможно, прочтёт в газетах о его смерти, и, может быть, пожалеет мимолётного любовника.

Что-то толкнуло его. Базиль почувствовал даже через плотную ткань комбинезона порыв ледяного ветра, слишком холодного для этой весны. Его повело в сторону, тонкие тросы крепления, проходящие сквозь весь комбинезон, внезапно натянулись, он развернулся, и понял, что занял удобную для приземления позицию. Машинально поджал ноги, а порыв ледяного ветра снова поддал его снизу, словно огромная ладонь шлёпнула по спине. Базиль заскользил вбок, набирая скорость, увидел надвигающийся угол здания, зажмурился и с размаху приложился пятой точкой о тротуарный бордюр.

Заскрипела патентованная ткань комбинезона, затрещали, меняя положение, рычажки креплений. Он открыл глаза. Прямо над головой синело весеннее небо, острым углом нависал угол небоскрёба. Базиль лежал на тротуаре, рядом с цветочным вазоном. На лицо ему посыпались смятые бутоны, и он потряс головой, смахивая с лица лепестки.

Он приземлился далеко за верёвочным ограждением. Дальше по улице, где проходили соревнования, он увидел спины зевак. Возбуждённые люди перебегали с места на место, слышался многоголосый гомон, и он подумал, что для процедуры открытия сегодня слишком много шума.

Базиль приподнялся на локтях, обвёл себя глазами. Он был цел, ни одной царапины. Даже вполне спокоен. Он знал по опыту, что потом у него будут дрожать коленки, и все внутренности сведёт от чувства миновавшей опасности. Но это будет потом, а сейчас следовало идти на оговорённую в протоколе соревнований точку.

— Как вы себя чувствуете, господин Акинушкин? — спросили его, и он обернулся.

Рядом с ним стоял господин Коль, обводя его взглядом добросовестной няньки, поднявшей с пола упавшего из люльки младенца. Господин Коль был в своём лёгком плаще, расстёгнутом донизу. Под плащом чернел строгий деловой костюм.

Базиль медленно поднялся на ноги, неторопливо отряхнул коленки. Шагнул, не глядя на менеджера, к суетящейся толпе. Вот коротко, резко, провыла сирена, люди расступились, пропустив машину скорой помощи.

— Ещё одна, — отметил господин Коль. — Не стоит вам туда идти.

— Почему это? — спросил Базиль, сделал ещё один шаг в сторону толпы, и пошатнулся.

— Это у вас от перепада давления, — деловито сказал господин Коль, зайдя сбоку и озабоченно заглянув ему в лицо. — Впрочем, для покойника неплохо.

— Что вы несёте?

— Дело в том, что вы теперь покойник, господин Акинушкин. Видите эти машины скорой помощи? Они приехали за вами. Ваше тело сейчас подбирают с мостовой. Печальное зрелище, надо признать.

Господин Коль печально покачал головой. Потом посмотрел в лицо Базиля и торопливо сказал:

— Нет, нет, Базиль Фёдорович. Всё в порядке. Вы здесь, со мной. Живы и здоровы.

Базиль шагнул к нему, ухватил за отворот элегантного плаща и с силой тряхнул, едва не потеряв равновесие:

— А вы, как вас там, господин шеф охраны! Кто обещал — с нами вы подниметесь ещё выше? Куда уж выше!

— Вам нужно отдохнуть, господин директор, — озабоченно произнёс господин Коль, легко отводя руки Базиля и в свою очередь обнимая его за талию. — У меня здесь припаркована машина. Пойдёмте. Нам в самом деле не стоит здесь задерживаться.

У тротуара действительно стояла машина, и оцепеневший от смешанных чувств директор позволил усадить себя на заднее сиденье. Господин Коль сел за руль. Они проехали мимо возбуждённой толпы, и Базиль смог пронаблюдать сцену водружения носилок с накрытым простынёй неподвижным телом в фургон скорой помощи. Следом погрузились люди в зелёных комбинезонах медиков, дверцы захлопнулись.

Взвыла сирена, толпа торопливо расступилась, фургон развернулся и выехал на проспект. Вслед за ним, сияя огнями мигалки, мчалась машина полиции.

— Кого же они увезли? — спросил Базиль Фёдорович, не веря своим глазам. Машины скорой помощи и полиции, завывая и сверкая огнями, неслись по проспекту.

— Вас. — Господин Коль коротко глянул на него в зеркало: — или вы предпочитаете отправиться в камеру? Разве вас не должны были арестовать после прыжка?

— Так это ваших рук дело? — хмуро спросил директор.

— Надо признаться, да. Очень скоро в реанимацию поступит почти неживое тело господина Акинушкина, полиция установит у палаты пост, и вы для всех как бы исчезнете. Мы решили, что это лучший вариант для вас в сложившейся ситуации, господин директор. Сейчас главное — выиграть время. Через несколько дней ситуация изменится, поверьте.

Базиль Фёдор посмотрел в спину господину Колю. Наверное, он всё-таки упал и ударился головой. Он лежит в машине скорой помощи на носилках, а этот бред послан ему в наказание за заключённый когда-то в припадке безумия договор.

— Куда вы хотели отправиться в отпуск? — внезапно спросил господин Коль. — Куда-то конкретно?

— В деревню. — Директор мечтательно улыбнулся. — Есть такая деревня, Малые Кривули. Там ещё есть речка — Красная. Название такое. В этой деревне жили мои предки.

— Малые Кривули? — спросил господин Коль. — А большие там есть?

— Есть. Только они совсем не большие. Малые гораздо больше.

— Хорошо, — деловито сказал господин Коль, сворачивая на шоссе. — Так даже интереснее. Поедем в Кривули.

Глава 34

— Вы ему ничем не поможете, — безнадёжно повторил Филинов. Сильвия только посмотрела на него. Он понял, что она не уйдёт.

Госпожа Снайгер как заняла место на стуле возле реанимации, так и застыла.

— Хорошо. — Следователь кивнул в сторону полицейского у дверей: — Если что, обращайтесь к сержанту.

Она кивнула, и Филинов ушёл. Он знал, что Сильвия будет сидеть до конца. «А ты на что-то надеялся, старый дурак?» — спросил он себя. И сам себе ответил: «Нет. Не надеялся. Просто она милая девушка.» Он спустился к машине и поехал в управление.

Следователя грызла здоровенная крыса беспокойства. Он был недоволен собой. А когда Филинов был недоволен собой, это чувствовали даже залетавшие в кабинет мухи.

Отчёт начальству не принёс облегчения. Внешне всё выглядело безупречно. Следователь сделал всё, что смог.

Его не раз уже вызывали для доклада. И каждый раз Филинов отвоёвывал себе время для маневра. Но когда в последний раз начальник, не предложив присесть, ткнул ему в нос утреннюю прессу, полицейскому следователю пришлось принять меры. Он ненавидел суету, и не любил делать поспешных выводов. Но новые данные связали его по рукам и ногам. Он выехал чуть свет прямо из дома госпожи Снайгер, где разговор с Константином затянулся до ночи, а Сильвия так и уснула, положив голову на подоконник.

Дежурный полицейский выложил запись ночного сообщения. Следователь прочитал текст сообщения, и понял, что теперь отсрочки ему никто не даст. Попытка нападения на женщину. С применением холодного оружия. Преступник скрылся, оставив на месте преступления следы, улики и свидетеля.

Свидетель и сообщил в полицию о происшествии, назвав адрес. Коттеджный посёлок, тот самый, где живёт главный подозреваемый. На место уже выехала оперативная группа, и следователь понял, что медлить нельзя. Арест неизбежен, и если Филинов это сделает, будет лучше для всех. В том числе для самого подозреваемого.

***

Тихий домашний вечер не радовал Филинова. Придя в свою холостяцкую квартиру, и упав с продавленное кресло с бутылкой минеральной воды в руке, он закрыл глаза.

Это недоумение на лице директора, его удивлённые глаза, когда Филинов прочёл формулу ареста. Следователь понял, что арестованный даже не понимает, о чём речь. Только досада от вмешательства назойливого полицейского, да недоумение были в глазах господина директора, и Филинов вдруг отчётливо понял, что взял не того.

Но интуиция ещё не факт, к делу её не пришьёшь.

Филинов поёрзал в кресле, открыл бутылку и отхлебнул воды. Сполз пониже, в удобную выемку, продавленную в часы раздумий. Ещё эти свидетели. Никто пока не опроверг их показаний, и если не забивать себе голову излишними подозрениями, можно поздравить себя с раскрытием дела. С чистой совестью или без.

Филинов поднёс бутылку ко рту и замер. Мысль, мелькнувшая после ухода свидетеля, мальчишки в странных штанишках и смешной стрижкой. Мысль, прочно забытая, внезапно выбралась на свет, и махнула перед ним пёстрой шалью. Новенькой шалью, расписанной крупными розами, в которую кутала мощные плечи свидетельница по делу о пропавших детях.

Ну конечно. Как он мог забыть это. Главный свидетель, пожилая дама в шали с розами, дающая показания с уверенностью танка. Она оказалась матерью убийцы. И даже когда на суде открылись уличающие её факты, отрытые настырным следователем; и даже когда судья стучал молотком по трибуне, призывая женщину к порядку, она продолжала твердить свои, уже никому не нужные, слова. Оказалось, она даже помогала своему убийце-сыну прятать тела в ближайшем лесу.

Филинов сжал пальцы, и вода немедленно выплеснулась из бутылки ему на руку, облив рукав. Он этого не заметил.

— Лыко-мочало, начинай сначала, — сказал следователь, продолжая сжимать бутылочное горлышко.

***

Утром он посетил реанимацию. В состоянии разбившегося господина Акинушкина ничего не изменилось, и следователь только уговорил Сильвию отдохнуть. Он посадил её в служебную машину, и отправил домой.

Прибыв на службу, он машинально открыл дело фирмы «Бейбиберг» и уставился в экран. Накануне, прежде чем обстоятельства вынудили его пойти на поспешный арест, Филинов нащупал интересный факт. Даже несколько фактов.

Утомительный разговор с крашеной в синий цвет девицей, подругой студента Эдика, вывел его на общество почитателей Живительного Огня. Следователь потратил немало времени на людей из списка, выданного ему разговорившейся девицей. В при разговоре с пятым из списка этих милых, прекрасных людей, по словам свидетельницы, людей, он напал на золотую жилу.

Приятная дама средних лет прониклась к старому холостяку следователю, такому одинокому и неухоженному, искренней симпатией. Пока следователь устраивался в мягком кресле, радушная хозяйка успела положить ему на колени увесистый альбом с фотографиями и упорхнула на кухню готовить чай.

Филинов полистал альбом, и на первых же страницах увидел знакомую ему девицу, подругу Эдика. А рядом с ней, с улыбкой на круглом румяном личике, со своей смешной крашеной чёлкой, стоял Анастасия Кашкина.

Он стал смотреть всё подряд, и на многих снимках видел покойную Анастасию. Она всегда была в компании самых разных людей, эти люди улыбались, они пили чай, сидя по-турецки на круглых ковриках. Они пели песни, смешно разевая рты, и позировали на фоне исторических памятников. И наконец на одном из снимков следователь заметил человека, привлёкшего его внимание.

В первый момент он принял его за господина директора. Потом, приглядевшись, понял, что его обманули стандартный деловой костюм и стрижка. Характерная стрижка с длинной чёлкой, модная в этом сезоне среди бизнесменов средней руки. И сам человек на фото неуловимо напоминал Базиля Фёдоровича. Филинов вытащил фотографию из альбома и присмотрелся внимательней.

Изображение, снятое дрожащей рукой любителя на дешёвую камеру, было нечётким. Но следователь заметил, что этот человек старше господина Акинушкина, что у него более острые черты лица, немного кривоватый нос и глубоко посаженные тёмные глаза.

Пластическая хирургия в последнее время шагнула далеко вперёд и любую кривизну носа, врождённую или приобретённую, было легко исправить. Человек со снимка этого не сделал, и знающий жизнь Филинов даже мог с уверенностью предположить, почему. Это добавило к уже сложившемуся в голове у следователя портрету характерный штрих. Портрет прекрасно укладывался в схему психологического портрета преступника, и Филинов мысленно потёр ладошки. Его интуиция тут же сыграла бравурный марш, и он с трудом заставил её умолкнуть.

Не время бить в барабаны и играть в трубы, напомнил себе следователь, и принялся пить чай с радушной хозяйкой, заедая терпкий травяной настой фруктовым рогаликом.

Следователь отметил, Кашкина и заинтересовавший его мужчина не появляются вместе ни на одном снимке. И вообще, этот человек попался ему лишь дважды, и из этих двух фото на одном он снят неудачно, почти со спины. Зато свидетельница, подружка студента, мелькала постоянно, каждый раз с разными людьми.

Филинов стал задавать вопросы, и дама охотно разговорилась. Эта милая девочка? Да, она часто бывает, приходит с молодыми людьми. Такая активная. Надо же как-то приобщать молодёжь к культурной жизни… А этот милый мужчина? Ну что вы, господин следователь, это же наш гость. Большой знаток культурных традиций и общечеловеческих ценностей. Он иногда приходит, чтобы прочитать лекции на самые разные темы. Это всегда выводит разговор на некую высоту.

Дама пошевелила пальцами, подняла глаза к потолку, пытаясь определить степень высоты беседы. Следователь не дал ей отвлечься, и задал новый вопрос.

Знаком ли этот господин с Настей Кашкиной? Трудно сказать. Дама не помнит, видела ли их вместе. К тому же Настенька всегда так много работала. Вы знаете, у неё ведь ребёнок. Его надо содержать. Ну, вы понимаете.

Филинов тщательно записал имя-отчество культурного лектора, и откланялся. Внутри у него играл оркестр, и он вышел на улицу лёгкой походкой, пританцовывая на ступеньках в ритме весеннего вальса.

***

Следователь вывел на экран данные на заинтриговавшего его гражданина лектора. Теперь можно было с чистой совестью взяться за него вплотную. Господин Акинушкин, главный подозреваемый по делу, лежал сейчас в реанимации, и в ближайшее время доступа к нему не предвиделось. Жизнь пошла своим чередом, и ничто теперь не мешало Филинову копаться в делах.

Глава 35

Секретарь посмотрел, как господин Фрезер медленно ровняет манжеты и оправляет безукоризненный галстук и поёжился. Это были симптомы грядущей грозы.

— Так они говорят, что совещание отменяется? — повторил генеральный директор. Он в последний раз огладил манжеты, посмотрел в зеркало. — Вызовите мне юриста. И пусть поторопится. Иначе мы уедем без него.

Максимилиан Фрезер липким, тяжёлым взглядом проследил, как юрист торопливо забирается в салон. Кивнул шофёру Феде, и машина тронулась. Директор был мрачен, и на душе у него вместо приятного трепета ворочались дурные предчувствия.

Сегодня был важный день. Он ждал его давно, и даже собирался насладиться плодами победы над фирмой «Бейбиберг». Сегодня в уютном маленьком ресторанчике пела Виолетта, и он распорядился доставить ей цветы. Её любимые фиалки. Даже мысль о возможности отмены этой редкой радости приводила его в ярость.

У входа в здание, где размещалась фирмы «Бейбиберг», как всегда, наблюдалась суета. Время было предобеденное, но граждане в офисных одеждах уже торопливо сбегали по ступенькам и расходились кто куда, стуча каблуками и ботинками по фигурным плиткам тротуара.

В холле было тихо, пустынно, и пахло свежеотмытыми полами. Господин Фрезер, сопровождаемый секретарём и юристом, двинулся к кабинету директора. У кадки с пальмой путь им преградил человечек, похожий на тощего пингвина. Человечек был свеж, элегантен, благоухал ароматом дорогого одеколона. И он сжимал в ухоженной руке папку с документами. На папке блестел золотым тиснением символ фирмы «Бейбиберг».

— Господа, — вежливо сказал человечек с папкой, ласково глядя на гостей, — предъявите пропуск.

Господин Фрезер воззрился на неожиданную помеху, и двинулся было дальше. Блеснули ослепительные манжеты, рука в элегантном пиджаке преградила ему путь, и юрист фирмы повторил:

— Пропуск, господа.

Юрист позади господина Фрезера кашлянул. Два специалиста встретились взглядами, и кивнули друг другу, как хорошие знакомые.

— Простите, на каком основании, коллега? — спросил юрист Фрезера.

— Очень просто, господа. — Юрист фирмы «Бейбиберг» открыл папку и полистал бумаги. — Вы явились в момент проведения пожарных учений. Персонал фирмы отсутствует, кабинеты закрыты, а проход строго по пропускам.

— Да это просто смешно, — господин Фрезер начал закипать. Детский сад какой-то. Придумали учения, дилетанты. Никакие отсрочки им не помогут. — Вызовите нам господина Сутейкина, старшего менеджера. Он должен был подписать документ о передаче прав.

— Это невозможно. Господина Сутейкина нет на месте.

— Так вызовите его!

-Невозможно. Господин Сутейкин уехал в отпуск. И, предупреждая ваш следующий вопрос, скажу, что от этого господина вам всё равно не было бы пользы.

— Вот как? — тихо сказал юрист Фрезера.

Юрист фирмы кивнул:

— Вот именно. Старший менеджер временно отстранён от своих обязанностей в связи с внутренним расследованием, и отправлен в отпуск.

— Тогда найдите нам другого заместителя. Ведь должен был ваш директор его назначить?

Юрист улыбнулся. Пожал пингвиньими плечами:

— Очевидно, должен. Но, боюсь, он этого не сделал. У меня нет на руках соответствующего документа.

— Кто у вас следующий по старшинству в вашей фирме? — с холодной яростью спросил господин Фрезер.

— Никто. Остались простые исполнители. Должно быть, вы не знаете, господа, что господин Акинушкин, в силу сложившейся традиции, совмещал несколько руководящих должностей. Обычно его заменял господин Сутейкин. Но теперь господина Сутейкина нет, и обязанности директора по-прежнему исполняет господин Акинушкин. Собственной персоной.

— Которая сейчас лежит в реанимации, — процедил господин Фрезер. Дурные предчувствия начинали сбываться. Он чувствовал себя обманутым в дурацкой игре на кулачки. Но каков Базиль! Этот чистюля, выскочка с университетским образованием! Лежит себе в больнице, с него и взятки гладки. Если бы Фрезер не был уверен, что никто по доброй воле не согласиться переломать себе все кости об асфальт, он решил бы, что Базиль разбился нарочно.

Хорошо, мы ещё посмотрим, чья возьмёт.

— Пустите-ка, любезный, — сказал он юристу. — Мне нужно зайти в кабинет вашего директора. Базиль должен был оставить мне кое-какие бумаги.

Главное, занять кресло. Пойди-ка, выгони его потом оттуда. Он двинулся на тощенького юриста, секретарь последовал за ним.

В грудь Максимилиану Фрезеру уткнулся твёрдый, как гвоздь, палец, и он остановился, не в силах сделать ни шага. Он поднял глаза и увидел прозрачные глаза здоровенного блондина, глядящие на него без всякого выражения.

Секретарь за спиной шефа еле слышно вздохнул, а юрист кашлянул. Он единственный не тронулся с места.

Господин Фрезер оглядел загородившего ему путь верзилу, и ему стало не по себе. Он уже видел раньше этого типа, у себя в кабинете. Только тогда тот был одет в элегантнейший костюм от Бруччи, и сидел в кресле одного из совета директоров. Но взгляд был точно такой, и Фрезер до сих пор помнил укоризненно качающийся перед своим носом палец блондина, вслед за этим растворившегося в воздухе кабинета генерального директора.

Теперь блондин был одет в оливкового цвета рабочий комбинезон, обшитый многочисленными кармашками. Из некоторых кармашков даже торчали какие-то железки. Но это, несомненно, был он.

Блондин посмотрел поверх плеча господина Фрезера, и тот оглянулся. Позади всех, неведомо как здесь очутившись, стояла веснушчатая девица. В строгом деловом костюме и туфлях лодочках. Она, не отрываясь, смотрела на блондина, и мгновенно вспотевший господин Фрезер почувствовал себя меж двух огней.

Словно не заметивший всего этого юрист фирмы «Бейбиберг» опять заглянул в свою папку, и сказал, шелестя бумажками:

— Если у вас ещё остались какие-то вопросы, господа, прошу вас отложить их до выздоровления господина Акинушкина. А пока вы можете посетить наш сайт, где вы найдёте много интересных предложений…

Веснушчатая девица, не отводя взгляда от верзилы-блондина, попятилась, сделав знак своему работодателю, господину Фрезеру, следовать за ней. Тот пошёл вслед за девице к лифту, с облегчением выйдя из-под невидимой линии огня.

Они в полном молчании пересекли холл, вошли в лифт, который неторопливо тронулся, унося их вниз. Фрезер дёрнул на себе галстук, ослабив узел. Кажется, всё это время, пока длился молчаливый поединок, он не дышал. Он открыл рот, свирепо глядя на девицу, но она прервала его:

— Вы можете отпустить юриста. Он больше не понадобиться сегодня.

Фрезер изумлённо посмотрел на неё. Никогда раньше она не заговаривала с ним при посторонних. Да что там, она и на люди никогда не появлялась, только у него в кабинете. Он был уверен, что, появись она в коридоре, сотрудники примут её за постороннюю.

— Благодарю вас, метр, вы свободны, — сказал он, и юрист церемонно откланялся.

— У нас для вас хорошие новости, — доложила веснушчатая, едва они забрались в машину, и тронулись с места. — Господин Акинушкин на самом деле вполне здоров.

Максимилиан Фрезер наклонился к ней, глядя в упор в веснушчатое лицо:

— Что значит, здоров?

— Это значит, что директор фирмы «Бейбиберг» действительно уехал в отпуск.

— А кто тогда разбился?

— Другой. Разве вас не удивляет, как такой опытный спортсмен, как господин Акинушкин, мог провалить обычный прыжок?

Фрезер помотал головой. Он мог поверить во всё, что угодно, если за дело берётся сам господин министр. Зная его нетерпеливый нрав и обширные возможности, легко представить себе причины несчастного случая.

— В любом случае, директор оказался предусмотрительным человеком, — словно прочитав его мысли, сказала девица. — И сейчас он спокойно отдыхает. Причём не так уж далеко отсюда.

— Где? — быстро спросил Фрезер. Он с упоением представил, как подходит к нежащемуся в шезлонге Базилю, и трясёт его за ворот цветной рубашечки отпускника.

— Можно показать. Но ехать нужно сейчас, если хотите добраться засветло. — Девица посмотрела на секретаря: — Вы хотите взять его с собой? Это не обязательно.

Господин Фрезер задумался. С ним Федя. Да ещё эта девица. С другой стороны, секретарь может пригодиться.

— Поехали. — Решил он. — Скажите только, куда.

***

— Гляди-ка, вон они. Отъезжают, — сказал Игорёк. Он выплюнул изжёванную коктейльную трубочку и ухватился за руль. Дремавшая на заднем сиденье Мари Ив встрепенулась.

Они проследили за машиной шефа до здания фирмы «Бейбиберг», и остались ждать в пределах видимости. Тщательно разработанный план, составленный на кухне, среди засохших кружочков огурца и пустых бутылок, выполнялся по всем пунктам.

Стратегию и тактику предстоящей кампании разработал Игорёк, и в состоянии полного опьянения не потерявший способности мыслить конструктивно.

— Ты подумай, — втолковывал он сидящей рядом Мари Ив, подпёршей кулачком щёку, и глядящей на него, как на пророка. — Что мы теряем? Ничего. Мы и так в полной жо… яме. А что мы можем сделать? Да что угодно. И наш с тобой шеф об этом прекрасно знает. Так какой из этого логический вывод?

— Какой? — спросила Мари.

— А вот какой. Раз шеф так с нами поступил, значит, рассчитывал на определённый результат. И мы ему этот результат дадим. Представь: берём мы этих самых жучков за жабры — или что там у них есть — тут, естественно, пыль столбом, дым коромыслом, жучки в обмороке, все в шоке, а строгий шеф грозит нам пальчиком. А потом в своём кабинете обнимает, целует мужественные лица, и вешает на широкие груди героев то, что им нужно. Приказ о повышении или бумажку на офигенную премию. Ты вот что хочешь — повышение или премию?

— А можно и то, и другое?

— Можно, — щедро разрешил Игорёк. — Тебе всё можно. Надо только разработать план действий.

И они этот план разработали.

***

— Так, куда это мы? — пробормотал Игорёк, выворачивая вслед за машиной шефа на проспект.

— К себе в офис? — предположила Мари. Она торопливо протёрла тёмные очки и водрузила обратно на нос. Очки закрывали пол-лица, и это было кстати. Следы напряжённой умственной деятельности на кухне под звон посуды дали свои плоды. Утром Мари ужаснулась, увидев себя в зеркале.

— Сейчас увидим, — Игорь вёл машину за заметным издали дорогим авто генерального директора.

Мари заглянула под сиденье. Там, тщательно завёрнутый в ватное одеяло, лежал предмет, составлявший значительную часть их грандиозного плана.

— Не вертись, — строго сказал Игорёк. — Поворачиваем.

Автомобиль шефа свернул на скоростное шоссе, и они двинулись за ним.

***

Мужчина с длинным, лакированным футляром в одной руке, и перекинутым через другую светлым плащом, проводил взглядом отъехавшую машину. За рулём сидел мужчина, небритый тип в кургузой рубашонке и поношенных брюках.

Он видел, как эта женщина, за которой он так упорно следовал, пошепталась с небритым типом, а потом их машина тронулась в сторону делового центра.

Мужчина торопливо направился к своему корвету. Нельзя было терять их из виду.

Он ехал за ними через центр, и почти потерял в дорожной толчее. Потом они выехали на шоссе, и он отстал, чтобы не выделяться на полупустом пространстве дороги. Путь был ему хорошо знаком, и теперь он не боялся их потерять.

Всё шло отлично, судьба снова улыбалась ему. Человек посмотрел на тщательно уложенный на сиденье полированный футляр. Перевёл взгляд на дорогу. Там, впереди, двигалась машина с женщиной, которую он больше не упустит.

Глава 36

Михалыч почтительно подождал, пока шеф проглотит рюмочку, закусит кружочком колбаски, и в свою очередь поднял рюмку.

— Как наши дела, Михалыч? — отдышавшись, спросил шеф, глянув на подчинённого покрасневшими глазами. — Не пора ли закругляться? Как мыслишь?

— Отчего бы и не закруглиться, — рассудительно ответил тот, прожёвывая ароматный, в точечках жира, кружок колбасы. — Только не рановато ли будет?

Министр закряхтел, подхватил пальцами листочки салата, и отправил в рот. Сморщился, размышляя о порядком надоевшем ему деле. Он терпеть не мог тянуть за хвост кота. А это дело со строптивой фирмой «Бейбиберг», и перебежавшей к ней из «Айсберга» службой охраны было слишком мутным, и причиняло беспокойство.

Он взглянул на Михалыча. Золотой человек. Они были знакомы с незапамятных времён, когда-то вместе тянули лямку, и, когда будущий шеф выдвинулся из рядов, и резво пошёл на повышение, он не забыл верного дружка. И теперь Михалыч состоял при шефе, и выполнял деликатные поручения, которые нельзя было поручить никому другому.

Когда министр по совету господина Фрезера воспользовался услугами этой хитрой компании, он, вместе с другими, стал членом элитного клуба, что давало ряд неоценимых преимуществ. Министр ощутил пользу, оценил качество предоставляемых хитрой фирмой услуг. Но никогда не мог, да и не пытался, понять, как они этого добиваются. В его представлении, это была группа ловких спецов с комплектом хитрых приборчиков.

— Что там с твоим человечком, как его, Витьком?

Михалыч тяжело вздохнул. Виталик провалил задание, провалил позорно Но. Михалыч не любил терять своих людей. И на старуху бывает проруха.

— Дадим ему шанс, — покряхтев, ответил он шефу, подобрав с тарелки ещё кусочек дорогой колбаски. — Пусть исправляется. Заодно и со свидетелями разберёмся. Если хотите. Он свою задачу выполнили.

Шеф помолчал, глядя на верного Михалыча покрасневшими глазами. «Незаменимых нет, а концы в воду», — подумал он наконец, усмехнулся, и кивнул:

— Действуй по обстановке.

***

— Вот он, голубчик, — полицейский следователь покрутил на экране портрет знатока культурных традиций и исторический ценностей. Посмотрел фас, профиль. — Так, так. Степан Алексеевич, сорока трёх лет, холост. Ха!

Филинов плотоядно улыбнулся, читая строчки приложенного к фотографии документа.

— Эх, на Муромской дорожке стояли три сосны… — протянул он хрипловатым тенорком, продолжая нехорошо улыбаться.

Солидный человек и знаток общечеловеческих ценностей имел неосторожность проживать в том же коттеджном посёлке, что и господин Акинушкин. И даже… — следователь всмотрелся в текст, — недалеко от дома бедняги директора. Сосед, можно сказать.

Филинов стал смотреть другие документы, и узнал много интересного. Сосед господина Акинушкина оказался весьма непростым субъектом. В сферу его интересов входило, кроме прочего, увлечение различного рода единоборствами, и, в частности, фехтованием на мечах. Степан Алексеевич даже состоял членом некого дорогого клуба, специализирующегося на подобных, в том числе довольно экзотических, видах спорта.

Следователь открыл фотогалерею, предоставленную сайтом клуба, и выделил ряд эффектных картинок, подписанных «Наши звёзды». На некоторых из них красовался интересующий его субъект, в странного вида халатике и с обнажённым мечом на плече. Субъект приветливо улыбался в камеру, небрежным жестом положив пальцы на истёртую рукоять.

Филинов с долгим, тяжёлым вздохом откинулся на стуле, созерцая физиономию культурного человека — Степана Алексеевича. Потом выпрямился и скучно сказал:

— А вот теперь всё это надо доказать.

***

Пожилой водитель выбрался из своего старенького такси, поглядел на сияющее весеннее солнце и оставил тёплую куртку в машине. Взошёл по ступенькам крыльца дорого супермаркета, взял тележку и неторопливо покатил вдоль заставленных баночками витрин и холодильных прилавков. Перевод пришёл неожиданно, и озадачил его. Но деньги были кстати, и он катил с тележкой вдоль витрин, оглядывая их с видом нувориша. Предвкушение удовольствия заглушило последние сомнения.

На прилавке с дорогими деликатесами опять появилось что-то новенькое, и он со вкусом расспросил молоденькую продавщицу о всех особенностях экзотического продукта. Рядом ходили и толкались люди, какая-то женщина толкнула его мощным плечом, и он торопливо придержал норовящую отъехать тележку, продолжая наслаждаться занимательной беседой. Наконец взял пару баночек и отправился к следующему ряду.

Знакомая кассирша улыбнулась ему, и он в совсем уже весеннем настроении направился к своей машине. Заботливо погрузил пакеты с покупками и поехал домой.

Вошёл в свою маленькую квартирку, где давно жил вдовцом, водрузил пакет на кухонный стол, и принялся вынимать красивые баночки.

Баночки ставились в ряд на пластиковую скатерть, и он аккуратно поправлял их, выстраивая по ранжиру. Потом он вдруг ощутил необходимость опереться обеими руками об стол. Он смотрел на стоящие в ряд баночки, и думал, что вынул не все. Но не мог двинуть даже пальцем. В глазах заплясали огненные точки, голова кружилась всё сильнее, а в ушах загудело, будто на него налетел рой здоровенных комаров и закружился вокруг.

Рой гудел всё громче, и мужчина вдруг подумал, что комары, должно быть очень большие и вредные. И у них очень острые жала. Почему он вспомнил о жалах? Он понял, что стоит уже неведомо сколько времени, глядя в стол, и его бьёт крупная дрожь.

«Надо позвать на помощь» — мелькнула неясная мысль. Он чудовищным усилием оторвался от стола, и сделал несколько неверных шагов по направлению к двери, держась рукой за стенку. Потом ноги подогнулись, и он опустился на колени, и пополз по своему старенькому, вытертому линолеуму в прихожую. Там, на крючке, висела его куртка с коммуникатором в правом кармане.

Он потянулся к куртке, но пальцы только скользнули по стене, а в глазах поплыли круги.

Прояснение пришло у двери, и он сумел дотянуться до ручки. Царапая ручку негнущимися пальцами, он повис на ней всем телом, ручка подалась, дверь открылась, и он вывалился в коридор. Он прополз в образовавшуюся щель и двинулся, покачиваясь, к квартире напротив.

Там жила соседка, моложавая, добродушная вдова с милым, круглым лицом. Вдова давно имела на него виды, но неизменно наталкивалась на стену непонимания. Он подполз к её двери, вспоминая милое, доброе лицо соседки, и попытался постучать. Пальцы не сжимались в кулак, и он просто зашлёпал по двери ладонью. Потом придвинулся ближе, и из последних сил ударил в косяк лбом, с ужасом чувствуя, как темнеет в глазах.

Уже теряя сознание, он услышал скрип отворяемой двери, и на него пахнуло запахом корицы и свежевыпеченной сдобы. Над ним склонились, и его голову обхватили мягкие женские ладони.

***

Музыка яростно гремела, так что даже толстокожий Москит не выдержал, и отодвинулся от занятого девчонками столика вместе со стулом и Светкой, которую держал на коленках. Светка запищала, девчонки засмеялись. Кадет ухмыльнулся.

Народу в этот день в клубе собралось невиданное количество. Люди сидели за столиками, толпились на площадке, они пили разные напитки, они танцевали, смеялись и болтали, не слыша друг друга.

Кадет пригласил сегодня Ксюху, но у неё что-то не сложилось, и он остался без пары. Осталась надежда подцепить кого-то в клубе. Он с досадой втянул через трубочку остатки коктейля. Трубочка хрюкнула, девчонки опять засмеялись. Москит заржал, как конь, хлопая ладонью по столу. Пролитый тоник разбрызгался и попал Кадету на лицо. Кадет обиделся и пошёл танцевать.

В толпе мелькнула яркая юбочка. Под юбкой оказались аппетитные ножки, и Кадет потянулся за ними. Девчонка улыбнулась ему. Они потанцевали в кругу её друзей и подружек под ритмическую музыку новомодного хита, и Кадета не прогнали.

Потом девчонка захотела выйти покурить, при этом многообещающе улыбнувшись. Он пошёл за ней следом, но его затолкали по дороге, и, когда потный Кадет наконец выбрался к курилке, девчонки там не было. Он потолкался немного кругом, но её нигде не было видно.

Тогда он решил, что она пошла на крыльцо, на свежий воздух. Двинулся к выходу, и огляделся, ища её глазами. На крыльце торчало несколько парочек, они проводили его безразличными взглядами. Кадет сошёл с крыльца, вертя головой по сторонам. За углом мелькнула яркая юбчонка, и он поспешил туда.

За углом клуба, где росли кусты сирени, и светились окошки туалетов, было нечто вроде беседки. Надо было только пробраться через кусты, перелезть через низенькую оградку, и вы попадали на утоптанную земляную площадку. Там стояли старые, вытертые от долгого употребления скамейки, и любили прятаться от посторонних глаз подростки.

Кадет хорошо знал это место. Шмыгнув носом в предвкушении свидания, он полез в просвет между кустами. Отряхнул с волос приставший листок и огляделся. Девчонки на скамейке не оказалось, там вообще никого не было. Он повертелся, озираясь, и собрался уже уходить, как за спиной зашуршало, и Кадет довольно ухмыльнулся. Девчонка, видно, решила поиграть в прятки.

На лицо плотно легла рука в перчатке, другая рука сдавила горло. Испуганный Кадет собрался пнуть соперника ногой, но тот держал крепко. Кадет стал задыхаться, его усадили на скамейку, как безвольную куклу. Рука в перчатке сдавила горло сильнее, и он открыл рот. Ему тут же протолкнули туда горсть таблеток. Следом полилась водка, и он, дёргаясь, вынужден был проглотить всё.

Потом чужие пальцы двинулись по шее, нащупали бешено бьющуюся жилку, легко надавили, и Кадет почувствовал, что засыпает. Он сполз спиной по жёсткой, выгнутой спинке старой скамьи, и затих.

Глава 37

— Всё готово, — Михалыч последний раз оглядел здание, украшенное во всю немалую высоту рекламным плакатом, в котором размещалась фирма «Бейбиберг», и взглянул на шефа. Тот помолчал, досадливо морщась. Отёр пот со лба, тяжело вздохнул и посмотрел на верного Михалыча.

Минстр терпеть не мог ждать, а сейчас они сидели в машине, и ждали. Ждали доклада господина Фрезера. «Как пацаны у фонаря с букетиком ромашек» — прокомментировал шеф, пока их машина остывала на закрытой парковке, а шофёр, которому запретили дремать на сиденье, принялся ковырять над зеркальцем старый прыщик.

— Позвони ещё, — раздражённо сказал шеф.

Брякнул звонок коммуникатора, и сидящий рядом с министром секретарь торопливо ответил:

— Да, говорите. Да, понял. — И протянул комм шефу: — Вас.

Министр ухватил овальное тело коммуникатора, совсем утонувшее в его ладони:

— Какого чёрта, Макс, мы тут торчим, как три веника в огороде, забодай тебя комар! Что? Что? Ну и катись себе дальше!

Министр бросил коммуникатор на сиденье, прорычал с чувством:

— Урод! Размазня! Михалыч, этот чудак не смог даже простую бумажку подписать. Ждите, говорит. Чего ждать?

— Время уходит, — поддакнул Михалыч.

— С другой стороны, что нам эта бумажка? — раздумчиво сказал министр, отвалившись на мягком сиденье и крутя пальцами. — Так, грамотка для отвода глаз. А, Михалыч? Как мыслишь? Можем мы проникнуть в помещение без этой бумажки?

Они посмотрели друг на друга. Михалыч покрутил головой. Он знал немало способов, и некоторые ему даже нравились.

— Как скажете, — наконец сказал он. — Можно и без бумажки.

***

— А если ничего не найдут? — спросил Михалыча невзрачного вида человек в таком же невзрачном сером пальто. Они стояли у фургона, припарковавшегося прямо на проезжей части, напротив крыльца здания. По ступенькам торопливо взбегали, и исчезали за крутящимися дверьми люди в чёрных комбинезонах.

Холодный весенний ветер трепал полы серого пальто, задувал в лицо, и человек досадливо отвернулся, прижав ухо ладонью:

— Слышу вас хорошо. Начинайте.

— Найдут, — так же негромко ответил Михалыч. — Должны найти.

Они переглянулись.

— Вовремя они решили эти свои учения по пожарной безопасности провести, — сказал, немного помолчав, человек в сером пальто, старинный приятель Михалыча. — В здании народу, считай, что и нет.

— Вот и хорошо, — в ответ пробормотал Михалыч, в свою очередь, зажимая ухо. — Первый, как слышно? Слышу вас хорошо. Приступайте.

Его люди, которых он обозначил: Первый, Второй, Третий, и Четвёртый, уже должны были выйти на заданные позиции. Михалыч мысленно отслеживал маршрут, машинально считая секунды. Первый почти дошёл до нужной отметки, и Михалыч ждал его сигнала. Люди человека в сером двигались параллельно, у них была своя задача, и он не собирался им мешать.

Фигуры в чёрных комбинезонах тенями перебежали через холл, достигли поворота, и остановились. Один, двигавшийся первым, достал из крепления на поясе нечто, напоминающее пистолет с широким прямоугольным дулом и выставил перед собой. От рукоятки пистолета отходил толстый шнур, скрывался под рукавом, выныривал у шеи, и заканчивался у крепления лёгкого шлема с зеркальным забралом.

Человек с пистолетом поводил перед собой широким дулом, и кивнул остальным. Люди в чёрных комбинезонах перебежали через холл, и потекли по коридору, по пути рассредоточиваясь, и оставляя часть своей процессии у дверей офисов. Чёрные фигуры исчезали в дверях, пропадали на некоторое время, потом появлялись снова, и двигались дальше.

Двое в комбинезонах остановились возле кадки с пальмой, и взглянули на солидную, полированную дверь.

— Директор, — прочитал один с золотистой таблички на двери. Они толкнули дверь, влетели внутрь, и затормозили, словно наткнулись на барьер.

В приёмной, возле двери во внутренний кабинет шефа, стоял маленький стол с коммуникатором. За столом, поставив локотки на бумаги, и держа в тонких пальчиках фарфоровую чашку, сидела и пила чай секретарша. Секретарша в строгом костюме, от самой солидной фирмы-производителя, и даже в крохотном галстучке с бриллиантовой заколкой у самой шеи.

В столе, обращённом ко входу, был просвет, и вошедшие мужчины уставились на её стройные, породистые ноги в открытых туфельках, которые не скрывала короткая офисная юбка.

— Чаю? — любезно предложила секретарь, глядя на них с улыбкой знающей себе цену блондинки.

— Мы на службе, — хрипло ответил один из комбинезонов, зачарованно глядя, как она элегантным движением Ширли Стенли из фильма «Зов природы» перекладывает ножку на ножку.

— Тогда кофе, — с улыбкой сказала секретарь. Она взяла неведомо откуда взявшийся кофейник и принялась разливать густую, ароматную жидкость в крохотные кофейные чашечки.

По кабинету поплыл аромат свежесваренного кофе. Один из людей в чёрном двинулся было к столу, протянув руку за чашкой, и его товарищ остановил его, ухватив за рукав.

— Мы здесь по делу, гражданка, — сказал хриплым голосом, сглатывая, и глядя на округлые локотки женщины, парящие над кофейником.

— Тогда идите, граждане, — строго произнесла секретарь, опустившись на стул, и став похожа на учительницу математики. — Не мешайте работать.

Двое в комбинезонах машинально повернулись к двери. Остановились, и один, обернувшись, с усилием просипел:

— Гражданка, предъявите документы…

— Гадкий мальчишка, ты будешь меня слушаться?! — жёстко сказала женщина, поднявшись из-за стола, и говоривший вдруг узнал в ней свою покойную мать.

Она пошла к нему, и он увидел в руке у неё отцовский ремень с большой латунной пряжкой. Давно забытое ощущение в филейных частях тела возникло внезапно и набросилось на него, только усилившись при виде потёртой от употребления пряжки.

Со сдавленным воплем он попятился к двери. Его напарник с криком: «Марь Иванна, я больше не буду!» бросился бежать. Они выскочили в коридор, вдвоём захлопнули за собой дверь, тяжело дыша, и ужас одного отразился в зрачках другого.

***

Человек Михалыча, обозначенный как Первый, огляделся. Лёгкий пластиковый шлем с зеркальным забралом нисколько не мешал обзору, и даже позволял лучше видеть. Первый не заметил никого по всей длине коридора, заканчивающегося дверью бронированного стекла, недалеко от которой стоял у стены столик охранника с прикрученной сбоку лампой.

Он поставил на стол маленький чемоданчик, который держал в руке. Прижал пальцем пуговку микрофона и пробормотал под нос: «Первый на месте». Потом уселся на стул, открыл ящик стола, и вытянул на свет глянцевый журнал. С красочного разворота на него глянула грудастая блондинка. Первый хмыкнул, устроившись поудобней, и повернул журнал к свету.

***

«Второй» добрался до угла коридора, где рядами темнели двери офисов, и повёл дулом широкоугольного «пистолета» по сторонам. Ничего не обнаружив, подошёл к дверце подсобки, открыл дверку, и вытащил стремянку. Поставил стремянку у стены, поднялся наверх и открыл декоративную, отделанную под цветок розетку, закрывавшую доступ к линиям коммуникации.

Вытянул из кармашка на груди моток проводов, и принялся деловито щёлкать клеммами. Прижал подбородок к плечу и тихо сказал: «Второй на месте».

***

Третий прошёл через холл с пальмами в кадках, и направился к двери с надписью на золотистой табличке: «директор». В руке он нёс металлический, обтянутый искусственной кожей чемоданчик, похожий на те, что носят специалисты из службы поддержки коммуникации.

Дверь в кабинет была приоткрыта. Он тихонько потянул её одним пальцем. Изнутри на него пахнуло холодом, и он услышал мерное гудение включённого на полную мощность кондиционера. «Вот лопухи, забыли технику отключить», — подумал он. Поставил чемоданчик на пол у ног, и поводил широким дулом визира. В кабинете никого не было, и он вошёл внутрь.

Подошёл к столу и осторожно водрузил на полированную поверхность металлический чемоданчик. Тихо сказал в микрофон: «Третий на месте».

Глава 38

Михалыч прижал ладонью ухо, прислушался. Повернулся к человеку в сером пальто:

— Мы готовы.

Тот кивнул, и прогудел что-то себе под нос, тоже зажав ухо ладонью.

Михалыч, отвернулся, моргая от ледяного ветра, вышибавшего слёзы, и забрался в машину, где ждал шеф.

— Всё готово. Можно начинать.

— Начинайте, — коротко ответил шеф. Оглянулся назад. Там, на широком заднем сиденье, сидел господин Гиль и сморкался в бумажный платочек.

Министр оглядел его покрасневшими, навыкате, глазами, и отвернулся. Господин Гиль был приглашён принять участие в проверке прибора. Приглашение было формальным, и никто не ждал, что тот действительно придёт. Господин Гиль был угрюм, необщителен, и выбирался в свет крайне неохотно. А уж к предложениям, исходящим от министра, всегда относился с презрительным скептицизмом. И вот теперь он сидел здесь, шмыгал простуженным носом, и уходить явно не собирался.

***

Первый выслушал приказ, кивнул, и привстал на стуле. Склонился над чемоданчиком, провёл пальцами по замкам. Крышка откинулась, он ухватил двумя пальцами ярко-красную планку, потянул из гнезда. За планкой, тихо шурша, потянулась плоская цветная лента.

Из откинутой сбоку чемоданчика панели появилась на свет округлая «черепашка», матово-чёрная, с торчащими в стороны маленькими лапками-присосками. Цветная лента воткнулась ей между лапок, и у черепашки образовался плоский пёстрый хвост.

Потом Первый выбрался из-за стола, подошёл к бронированной двери и прилепил черепашку у косяка. Оглянулся, ожидая прибытия Четвёртого, и тот вскоре появился из-за поворота коридора.

Четвёртый прошёл мимо стола охранника, бросив короткий взгляд на открытый чемоданчик и направился прямо к двери в лабораторию. Сдвинул плоскую сумку на боку, открыл клапан и вытянул странного вида перчатку. Перчатка была чёрная, под цвет черепашки, с короткими, как у митенки, пальцами. От неё тянулся короткий, упругий проводок с круглой головкой на конце. Проводок тихо вибрировал.

Первый вернулся к столу, и принялся рассеянно листать журнал, где ему улыбались с глянцевых страниц рыжеволосые и белокурые красотки.

Четвёртый надел перчатку на правую руку, застегнул на запястье массивный браслет, и покрутил проводок, укрепляя его в гнезде. Потом подступил к двери и приложил руку в перчатке к замку, накрыв его ладонью.

Постоял так, двигая пальцами в диковинной митенке, опустив голову в лёгком шлеме. Лица его не было видно под зеркальным забралом. Замер, пошевеливая пальцами. Черепашка еле заметно дрогнула и зажужжала.

Дверь дрогнула и дёрнулась в пазах. Бронированное стекло шевельнулось, и тихо поплыло в сторону. Четвёртый опустил руку и глянул на Первого. Тот оторвался от журнала, где выгибала спину грудастая девица, и посмотрел на дверь. Лаборатория была открыта.

***

— Они открыли дверь, — сказал Михалыч. Озабоченно поёрзал на сиденье, поглядел на шефа. Тот кивнул. Посидел, глядя себе под ноги, шумно выдохнул и сказал:

— Пойдём.

Тяжело выбрался из машины и пошёл к зданию. За ним поспевал верный Михалыч. Человек в сером пальто остался у фургона.

Секретарь легко взбежал по ступенькам крыльца и прошёл во вращающиеся двери впереди шефа. Господи Гиль, чихнув в платок, неловко засунул его в карман, выбрался из машины на мостовую и двинулся вверх по ступенькам за остальными.

Они вошли в лифт, секретарь нажал кнопку, кабина поехала вверх. Министр сказал, неприязненно глядя на покрасневший нос учёного:

— Погодка сегодня собачья.

Лифт остановился, они вышли. В щедро освещённом солнцем холле было тихо и пусто. Секретарь направился впереди всех к приоткрытой двери кабинета с полированной табличкой «директор».

В приёмной директорского кабинета на столе мерно подмигивал зелёным глазом коммуникатор, и в такт ему мигал фиолетовым огоньком из раскрытого чемоданчика прямоугольный прибор неожиданно весёленькой раскраски. Господин Гиль печально взглянул на прибор и яростно чихнул в платок.

Михалыч зыркнул по приёмной рысьим взглядом. Третий, который должен был дожидаться его здесь, не отыскался, и Михалыч решительно толкнул дверь в директорский кабинет. Челюсти его сурово сжались. Стой на месте, где тебя поставили, твердил он всегда своим парням. Если Третьего нет на месте, значит, что-то случилось. Он знал своих ребят, и знал, что просто так никто из них не оставил бы позицию. Но никаких видимых признаков опасности не было.

Михалыч втянул носом воздух, готовясь вставить Третьему хорошего фитиля. Он совсем не ждал того, что увидел за дверью директорского кабинета. Дверь открылась беззвучно, он не менее беззвучно проник внутрь — когда хотел, Михалыч мог двигаться легче тени, — и застыл на месте. Дверь затворилась за ним с тихим шлепком, и Третий предстал перед начальником во всей своей красе.

За столом директора, в солидном кожаном кресле, сидел совершенно неодетый Третий. Из одежды на нём были только галстук и роскошная блондинка. На блондинке была полупрозрачная белая блузка и розовые туфли.

Всю эту вопиющую картину Михалыч охватил одним взглядом. Он открыл рот для заготовленного разноса, но из горла вырвался лишь мышиный писк. Блондинка обернулась, и Михалыч вздохнул от полноты чувств. Последняя пуговка на блузке не выдержала, края блузки распахнулись, открыв зрелище невиданной красы и соблазна.

Женщина, не отрывая от вошедшего туманного взора, медленно поднялась, оставив Третьего в кресле с блаженной улыбкой младенца глазеть в потолок, и шагнула к Михалычу, переступив розовыми туфельками по ковру. И тут он узнал её.

Он часто встречал эту красотку в красочных журналах, которые любил разглядывать на досуге. Михалычу никогда не нравились тощие девчонки с острыми локтями и торчащими коленками. И частенько, обводя глазами упругие губы и тугие белокурые локоны этой красотки, он вспоминал своё детство. Такие же пухленькие девушки жили в его рабочем посёлке, далеко отсюда, там, где текла речка, а по утрам мимо их дома с мычанием проходили бурые и пятнистые коровы.

Михалыч шумно вдохнул, машинально пятясь к двери. Блондинка, мягко ступая по ковру, неуловимо быстро оказалась совсем рядом. И когда она положила свою ладошку с тонкими розовыми пальчиками ему на грудь, он смог только просипеть: «помогите!», вместо положенного сигнала опасности. Потом блондинка подошла слишком близко, и Михалыч больше не сопротивлялся.

***

Четвёртый провёл рукой по ремешку шлема, поправил зеркальное забрало, и двинулся в открытую дверь лаборатории. Первый отложил журнал, бросив последний взгляд на глянцевый разворот, и последовал за ним. Остановился, согласно инструкции, у косяка, и стал следить за перемещениями напарника.

Четвёртый скрылся в глубине зала, его комбинезон мелькал возле решётчатых полок, то появляясь, то исчезая в просветах между стеллажей. Вот он показался возле ряда внушительных шкафов полированного металла. Шкафы мерно подмигивали огоньками с лицевых панелей.

Четвёртый обернулся к широкому лабораторному столу возле крайнего шкафа, снова открыл сумку и осторожно вытянул оттуда пухлый пластиковый пакет. Сквозь прозрачный пластик просвечивало множество других пакетиков, помельче.

Потянув за края, Четвёртый открыл пакет, и осторожно водрузил его на стол. Повернулся к дверце шкафа и положил руку в перчатке на замок. Первый приготовился к ожиданию, тоскливо глядя в сторону оставленного журнала, но напарник неожиданно протяжно свистнул, и он живо обернулся. Четвёртый стоял у открытого шкафа и смотрел внутрь. Что там было, Первый не видел, и с любопытством вытянул шею.

— Ты гляди, чего там… — протянул напарник, и Первый не выдержал. Быстро глянув по сторонам, он ловко скользнул между решётчатых, в потолок, стеллажей, и рысцой направился к открытому шкафу. «Только раз взглянуть, из-за чего весь сыр-бор, и назад» — сказал он себе, и заглянул в глубину ячейки из-за спины Четвёртого.

Ему показалось, что он даже не задел стоящий на столе пластиковый пакет, но тот вдруг покачнулся, и с сочным звуком плюхающейся на пол лягушки упал на каменные плитки пола. Пластиковая пасть его сыто открылась, и на пол потекла лавина мелких пакетиков. Некоторые открылись, и каменные плитки обильно припорошило белой пылью.

— Ну ты чудак, — зло сказал Четвёртый. — Собирай теперь! Да поживее, сюда идут!

Первый, бормоча чёрные слова, принялся хватать пакетики, и бросать их в недра шкафа. Четвёртый принялся помогать. Они торопливо хватали белые прямоугольники, несли их к ажурным полкам, и запихивали пакеты в горшочки с землёй. Оставшиеся раскрытые пакетики Четвёртый тоже запихнул в открытую ячейку шкафа, судорожно чихнув при этом, и едва не разбив забрало о дверцу.

— Знаешь, что странно, — сказал он напарнику, шмыгая носом, — шкаф этот что-то слишком быстро открылся. Я только начал, а дверца возьми, да и отскочи.

Первый в это время уже торопливо удалялся в сторону оставленной позиции у двери. Четвёртый повернулся, чтобы закрыть дверцу шкафа, и остолбенел. Сначала он услышал тихое шипенье, словно рядом открыли бутылку шипучки. Потом из глубины шкафа на него глянули, и уставились огненными зрачками три горящих оранжевым светом глаза.

Потом один из них, средний, удлинённый оранжевый глаз с чёрной вертикалью зрачка, неожиданно томно подмигнул, показав длинные, кокетливо загнутые ресницы, и Четвёртый отшатнулся от шкафа, издав сдавленный вопль. Он наткнулся задом на лабораторный стол, и торопливо зашарил по поясу в попытках достать из крепления визир. Нащупал крепление, дёрнул визир за ручку и направил на то страшное, что таращилось на него из темноты.

Первый вздрогнул, не дойдя до двери, и обернулся. Его напарник, сидя на заду посреди прохода, торопливо отползал от шкафа, и по плиткам пола за ним тянулся на шнуре брошенный визир.

В изумлении уставившись на напарника, Первый шагнул к нему, и почувствовал, как что-то мягко обхватило его ногу в высоком ботинке. Он машинально глянул вниз и подпрыгнул на месте. По ноге его, обвивая ботинок и брючину тугими чешуйчатыми кольцами, взбиралась зелёная змея. Она уже поднялась к колену, и взбиралась всё выше.

Диким взглядом метнувшись вдоль змеиного тела, Первый увидел, что хвост её скрывается среди ажурных полок с горшками. Горшки с землёй, куда они с напарником только что пихали пластиковые пакеты, пухли на глазах, разрывались, и оттуда, змеясь, выбирались тугие чешуйчатые ростки. Ростки быстро увеличивались, извиваясь и жадно шаря вокруг, они выбрасывали из себя всё новые щупальца отростков. Судорожно подёргиваясь, зелёные змейки забирались по полкам всё выше, обвивая металлические стойки сетью шевелящихся нитей.

Тонко завизжав, Первый сунул руку под мышку. Там был пистолет, и командир строго-настрого запретил его использовать. «Только на крайний случай, — сказал Михалыч, тыча пальцем в грудь подчинённого, — лучше сам застрелись сначала!» Но Первому было уже всё равно. Зелёная змея забралась выше, она обвилась вокруг пояса, зацепилась за ремень и вползла Первому на плечо. Приподняла утолщённый отросток головы, тот раздвоился, показав бурую шипастую пасть, и в лицо Первому глянули выпуклые красные глаза с вертикальным зрачком. Глаза томно мигнули, и Первый зажмурился, выстрелив прямо в страшную змеиную голову.

Пуля взвизгнула, от рикошета сверху зазвенело, и на голову зажмурившемуся Первому посыпались куски пластика вперемешку со штукатуркой. Он услышал возле шкафов вопль напарника, и выстрел Четвёртого тоже срикошетил от металлической стойки с горшками.

Глава 39

У двери лаборатории группа в чёрных комбинезонах остановилась, и один, вытянув визир, поводил перед собой.

— Там двое.

Командир кивнул. Группа двинулась к двери, шагнули внутрь первые, и тут о косяк звякнуло, тошно взвизгнуло над головами. И вслед за звуком от рикошета из помещения раздался истошный вопль:

— Нет, гады, вы нас так просто не возьмёте!

Командир дал сигнал, группа перестроилась для атаки. Входить в захваченные помещения им было не впервой.

***

— Что они там делают? — изумлённо спросил министр. На экране коммникатора, настроенного на внутреннюю связь, двое людей Михалыча гонялись друг за другом по залу лаборатории. Обширное помещение, заставленное решётчатыми стеллажами, было пусто, если не считать двух парней в лёгких комбинезонах, топчущихся по усыпанному белым порошком полу. Тонкая белёсая пыль, взбиваемая подошвами ботинок, поднималась вверх и пеленой висела в воздухе.

Вот один поднял пистолет, ткнул им куда-то в угол, и послышался хлопок выстрела. Светильник под потолком треснул и рассыпался вдребезги. Полетели осколки пластика.

Министр перегнулся через плечо господина Гиля, самолично усевшегося за коммуникатор, и порхающего пальцами по клавиатуре. Уставился в экран.

Михалыч куда-то пропал, и он поискал его рассеянным взглядом. На экран выпрыгнула ещё одна картинка. На этот раз из коридора у входа в лабораторию.

— Интересно, — сказал господин Гиль, стуча пальцами по кнопкам.

В коридоре, возле уползшей в косяк бронированной двери, пригнулась группа людей в чёрных комбинезонах. Вот двое разошлись по сторонам проёма, быстро махнули руками, и за дверью сверкнуло. Потом чёрные фигуры нырнули в дверной проём, и там сверкнуло ещё.

Министр, с удивлением глядя в экран, вспоминал доклад Михалыча о предстоящей операции, и, в частности, об экипировке его людей. Он вспомнил, как пошутил, слушая доклад: «они бы ещё миномёты с собой прихватили», и ответ Михалыча: «мало ли что».

Вот опять засверкало, затрещало, повалил дым, а дверь бронебойного стекла неожиданно дрогнула и поползла к косяку, закрывая проём. Над входом тревожно замигала мертвенно-красная лампа с надписью: «осторожно, газ», и министр услышал визгливый, прерывистый звук пожарной сирены.

***

Рассыпался сноп белых искр, кусочки раскалённого металла брызнули, осыпая решётку стеллажей. Раскалённые искры впились в пластик змеевидных трубок с питательной жидкостью, упали на присыпанные белым порошком плиты. Взметнулись языки оранжевого пламени, и огонь мгновенно добрался до середины стеллажей. Обвил жадными, трепещущими языками решётчатые стойки, лизнул горшочки с торфяным грунтом.

Трубки с питательной жидкостью изогнулись, как живые, и принялись скручиваться. Потом пластик потемнел, и стал лопаться, брызгая жидкой смесью пополам с огнём. Над полками пополз едкий дым, собираясь под потолком удушливыми клубами.

Возник, словно ниоткуда и завыл, набирая силу, жуткий визг пожарной сигнализации. Группа в чёрных комбинезонах, и Первый с Четвёртым, застигнутые сигналом, застыли, как в детской игре в живые фигуры. А потом с потолка послышалось тихое, зловещее шипение, и из крохотных раструбов, укреплённых в пазах потолочного перекрытия, пошёл газ.

Над дверью лаборатории, мигнув ядовитым светом цветного стекла, зажглась предупреждающая надпись. И все увидели, как бронированная дверь, до этого тихо сидевшая в пазу косяка, дрогнула и поползла к противоположной стене, закрывая дверной проём.

— Всем покинуть помещение! — гаркнул командир что есть силы.

Давясь у неотвратимо сужающегося выхода, люди вываливались наружу. Падали на коридорные плитки, сдирали шлемы и надсадно кашляли. Последним, еле продравшись в сузившийся проём, вывалился Первый. В панике задёргал застрявшей ногой, и Четвёртый потянул его за руку. Первый отчаянно дёрнул ногой, и ботинок наконец соскочил, свалившись по ту сторону. Основательно помятая нога высвободилась, а дверь, тихо чмокнув, закрылась, сожрав ботинок.

***

— Вот тут она засела, — человек в чёрном комбинезоне ткнул пальцем в полированную дверь с золотистой табличкой. — В этом кабинете.

Старший группы хмыкнул. Он не очень-то поверил сбивчивому рассказу о страшной тётке, засевшей внутри. Наверное, парни просто растерялись, и теперь плетут небылицы, чтобы оправдаться. Но осторожность не помешает.

Дверь оказалась заперта, и визир сказал, что внутри кто-то есть.

— Ломай! — скомандовал старший.

Они поднажали, дверь подалась, группа рассредоточилась согласно порядку. Первые двое ворвались внутрь. Они успели увидеть одного человека за столом, другой стоял рядом. А потом откуда-то сбоку вынырнул ещё один и каждый из вломившихся внутрь получил по уху тяжёлым ботинком.

Двое в чёрном повалились на пол, и тут вслед за ним в кабинет ворвалась вся группа. Старший увидел перед собой человека в сером костюме, в руках его был пистолет, и дуло смотрело ему в лицо. Пистолет в руках серого дёрнулся, и группа открыла огонь.

Человека в сером костюме отбросило в сторону, и пистолет в его руке задёргался от отдачи.

***

Над головой оглушительно грохотало, звенело, визжало и свистело. Едва завидев оружие, министр проворно забрался под стол, и спрятался за тумбой. Мало ли что. Сначала убьют, а потом будут разбираться. Господин Гиль, которого он утащил за собой, сидел рядом на полу, и меланхолично поддёргивал надорванный сгоряча министром рукав.

Рядом с печальным звоном обрушились на пол дорогие часы, и у ноги господина Гиля закрутилось отлетевшее стекло.

— Хорошая вещь, сейчас таких уже не делают, — сообщил учёный, рассеянно глядя в циферблат. По золотистому кругу торопливо бежали тонкие металлические стрелки. Министр поглядел на него диким взглядом, и пригнулся пониже. «Где этот старый чёрт Михалыч» — свирепо подумал он, чувствуя, как во рту сохнет горькая слюна. — «Уволю к чёртовой матери!»

В помещении вдруг стало гораздо тише. Зазвенела под тяжёлым армейским ботинком стреляная гильза. Скрипнул сдвинутый в сторону стол. На прижавшегося к самому полу министра и шмыгающего простуженным носом учёного посмотрели из-под забрала шлема, и командный голос сказал:

— Вылезайте!

Они вылезли. Всё, что могло быть разрушено в маленькой приёмной, было разрушено. Пол покрывали в беспорядке разбросанные бумаги, репродукции и дипломы с множеством печатей в разбитых рамках. Разноцветной кучкой лежали затоптанные цветы из опрокинутой со стола вазы. Мягко светили округлыми боками тела раскатившихся по паркету стреляных гильз.

У груды сваленных в беспорядке офисных стульев, привалившись к мягкой спинке, сидел на полу молодой человек в сером костюме, секретарь господина министра. Он осторожно промакивал бумажным платочком разбитый нос.

Старший группы повертел в пальцах его служебное удостоверение, глубоко вздохнул и сунул его секретарю в нагрудный карман серого пиджака. Пониже кармашка чернела аккуратная дырка, и молодой человек машинально ковырял пальцем застрявшую в ткани бронежилета пулю.

Извините, граждане. Промашка вышла, — сказал старший.

Министр отряхнул костюм. Набрал воздуху для разноса, и тут дверь во внутренний кабинет пронзительно скрипнула. В образовавшийся проём вывалился, держась за косяк, расстёгнутый до исподнего, всклокоченный Михалыч. Уставился на шефа диким взглядом, и невнятно просипел что-то. За Михалычем, сонно моргая и пошатываясь, стоял один из его парней. На парне не было ничего, кроме галстука.

В приёмной повисла мёртвая тишина. Только чуть слышно тикали на полу у стены часы, да сопел повреждённым носом секретарь.

— Ну, знаешь, Михалыч, — наконец выговорил изумлённый министр. — Уж этого я от тебя никак не ожидал.

***

Группа в чёрных комбинезонах поспешно покинула приёмную, последним вышел старший. Дверь захлопнулась. Министр тяжело оглядел Михалыча. Тот торопливо оправлял костюм. Его Третий ползал по полу в кабинете в поисках своей одежды, бормоча под нос всякие слова.

— О, чёрти и дьяволы! — вскричал господин Гиль, успевший вернуться к чудом уцелевшему коммуникатору. — Двести пятьдесят шесть якорей вам в печёнку! Мой прибор!

Министр поглядел на прибор в кожухе, что принёс Третий. Пожал плечами:

— Да ладно, простая царапина…

Господин Гиль смотрел в экран коммуникатора, и он глянул туда.

Там всё ещё была открыта картинка из коридора возле лаборатории. Там, у закрытой двери, топтались и размахивали руками люди в чёрных комбинезонах, и в центре этого галдящего круга он узнал парней Михалыча. Один из них кричал что-то злое, тыча в лицо одному из комбинезонов рукой в странной митенке. На перчатке болтался вырванный с потрохами шнур, а сама перчатка едва держалась на пальцах, вывернутая наизнанку. На полу, у косяка, валялась вдребезги растоптанная чёрная черепашка. Рядом лежал её растоптанный, скрученный пёстрый хвост.

— Вы мне за это ответите. — Сказал сквозь зубы господин Гиль.

Он поднялся из-за стола, и зло ткнул пальцем в кнопку, переключив канал. На экран выпрыгнула картинка местных новостей.

Министр проводил взглядом взъерошенного учёного, и повернулся, оглядывая разгромленный кабинет. Виноватый Михалыч придвинулся было к нему, он отпихнул его локтем.

— Эй вы, как там вас, охрана! — гаркнул министр, потея от злости. — Слышите меня? Нас тут едва жизни не лишили! Какие вы, к дьяволу, спецы!

— Вы нами недовольны, господин министр? — спросили за спиной, и он развернулся на каблуках.

У стола, на поднятом с полу мягком стуле, сидел один из тех самых спецов. Когда министр, по рекомендации господина Фрезера, нанимал их, ему представили одного. Как он понял, старшего. Старший ему понравился, и он решил, что все остальные тоже парни хоть куда.

— Недоволен? — рыкнул он, глядя в наглые, светлые глаза белобрысого спеца. — Вас уволить надо, всех до одного! Где вы были, когда мы тут под пулями вертелись?!

— Мы не можем помешать вам совать голову в петлю, — спокойно ответил блондин. — И мы не договаривались служить для вас орудием нападения. В договоре указано…

— К чёрту ваш договор! — окончательно разъярился министр. Михалыч опять подсунулся к нему, и он снова отпихнул его локтем. Да и Михалыча надо бы послать подальше. Совсем распоясался. — Балерины вы, а не охрана!

— Как мы поняли, вас больше не устраивает наш договор? — вежливо осведомился блондин.

— Как хотите, так и понимайте! — отрезал министр.

— Хорошо. — Блондин поднялся со стула, и министр невольно отступил назад. Он уже позабыл, какой этот старший спец здоровый верзила. — Возьмите это на память. Ваша пуля.

Верзила протянул руку. На ладони его лежала пуля. Пуля того образца, стреляные гильзы которых раскатились по полу приёмной.

— Можете повесить её себе на шею, — блондин ухмыльнулся, и, слегка пригнувшись в дверях, вышел из приёмной.

— Кто-нибудь объяснит нам, почему в здании, где только что прошёл ремонт, и выданы все соответствующие заключения, производится незаконный обыск? — громко спросил коммуникатор, и министр вздрогнул, обернувшись к столу.

Экран показывал местные новости в прямом эфире. На ступеньках здания, которое министр тотчас узнал, того самого, где они сейчас находились, толпились журналисты. Десяток человек с микрофонами обступили человека в строгом плаще и с деловым коммуникатором под мышкой. Человек давал интервью.

— Мы, представители застройщиков, вынуждены заявить решительный протест… — громко, пытаясь перекричать гул толпы и свист холодного ветра, говорил в микрофоны человек в плаще.

Камера развернулась, дала крупный план крыльца. Вертящиеся двери выпустили несколько пострадавших. Все они имели потрёпанный вид, а один, в линялом комбинезоне, с болтающимся на шее обрывком шнура с прицепленной материнской платой, зажимал разбитый нос ладонью. Комбинезон был заляпан кровью, и камера радостно показала его крупным планом.

— Я ничего не делал, — гнусаво бормотал пострадавший. — Я работаю с коммуникаторами. Это ошибка. Они перепутали этажи…

— Видите, что они сделали с этими ни в чём не повинными людьми, — вещал один из журналистов. — Этот человек просто сидел на своём рабочем месте!

— Теперь ему придётся долго лечиться, — задушевно сообщил корреспондент, глядя вслед шатающейся фигуре системного администратора.

Вокруг здания уже собралась изрядная толпа, крутились огни на машинах скорой помощи, рядом стояла пожарная машина, заехавшая колёсами на тротуар, а министр, приникнув к экрану, заметил торопливо отъезжающую машину человека в сером пальто. В фургон набились люди в чёрных комбинезонах, машина загудела, пробираясь сквозь толпу, повернула за угол, и скрылась. Вслед ей бежали люди с камерами.

— Надо выбираться отсюда, — озабоченно пробормотал Михалыч, сопя в ухо, и он раздражённо дёрнул плечом.

Они прошли через пожарный выход, путь прокладывал секретарь с платочком возле распухшего носа. Они уже почти выбрались, и впереди уже замаячил борт их массивного автомобиля, когда сбоку набежали с камерами, а самый шустрый репортёр в наспех натянутой куртке, застёгнутой не на те пуговицы, ткнув в лицо министру свой мохнатый, разрисованный буквами и цифрами, микрофон, затрещал металлическим голосом:

— Объясните нашим слушателям, каким образом…

И министр, совершенно потеряв лицо, отпихнул въедливого журналиста, как назойливую муху. Они торопились по ступенькам навстречу открытой дверце желанной машины, а вслед неслось:

— Смотрите, уважаемые зрители, вот они, наши чиновники!

И только в машине, отдуваясь и с трудом переводя дух, министр понял, что за последнее время, ознаменованное стремительным карьерным взлётом, журналисты совсем не мешали ему жить. Всегда так получалось, что самые злобные критиканы, его не любившие, прибывали слишком поздно или никак не могли его найти.

Он уже так привык к этому удобному обстоятельству, что совсем перестал его замечать. Произошло это вскоре после заключения того дурацкого договора, но он не связал тогда одно с другим. И вот сейчас, сидя на мягком кожаном сиденье, провожая взглядом удаляющуюся толпу, он с холодком внутри понял, что только что своими руками разорвал этот договор.

Совпадение неприятно зазвенело в его голове, и министр тоскливо посмотрел на затихшего рядом Михалыча. «С кем останусь, — подумал он внезапно, — с этим извращенцем?» Михалыч поморгал глазами, преданно глядя на шефа, и министр понял, что выбора у него теперь уже нет.

Глава 40

За окошком стремительно уносился назад покрытый зеленью край шоссе. Базиль Фёдорович проводил глазами слившиеся в одну цветную полосу яркие головки весенних цветков, густо проросших по обочинам дороги.

— Держитесь, — сказал господин Коль.

Машина качнулась, идя на обгон. Директор заметил пронёсшийся мимо, размазанный в серую полосу борт огромного грузового фургона. Господин Коль небрежно откинулся на сиденье водителя, положил ладонь на руль и замурлыкал что-то атональное.

— Может быть, сбавим скорость? — слабо предложил Базиль Фёдорович, зажмуриваясь, чтобы не видеть этого. Он только что открыл для себя, что боится быстрой езды.

Господин Коль обернулся и посмотрел на него.

-Нам нужно добраться на место до темноты, а ваши Малые Кривули находятся в другой губернии. Если вы проголодались, мы можем остановиться и перекусить. Только потом придётся прибавить скорость.

Директор представил, как можно ещё прибавить, и помотал головой:

— Не надо.

Он открыл глаза и увидел, что господин Коль дружелюбно смотрит на него, небрежно положив локоть на руль.

— Пожалуйста, следите за дорогой.

Солнце принялось скатываться со своей верхней точки на ослепительно голубом небе. Дорога повернула влево, и впереди показался огромный, покрытый стеной решётчатых ферм мост. Мост пересекал величественную реку.

Базиль Фёдорович приник к стеклу. Они сбавили ход, проползая с черепашьей скоростью в веренице других машин по полотну моста, и директор смотрел, как по потемневшей от ветра поверхности воды неторопливо катятся белые пенные барашки.

***

— Малые Кривули, — объявил господин Коль.

Они проехали по длинной центральной улице, поднимая пыль, катившуюся вслед за машиной клубами по новенькому дорожному покрытию, и свернули в сторону. Там была уже грунтовая дорога. Большие дома с черепичными крышами кончились, пошли низенькие строения, окружённые буйными зарослями малины и кустами смородины, замелькали столбики дощатых оград, за которыми рядами топорщилась овощная рассада.

— Проехали, — Базиль завертелся на сиденье.

За верхушками яблонь он заметил крышу дома, увенчанную декоративным, вырезанным из жести коньком. Крыша мелькнула в последний раз, и пропала из виду.

— Я знаю, — спокойно ответил господин Коль. — Вы не против небольшой экскурсии?

Они выехали к развилке, и свернули с хорошо накатанной грунтовой дороги на другую, поуже, на которой между следов от колёс пробивалась редкая трава.

Машина вильнула, обгоняя фургон. Мари Ив тихонько икнула. Дорога оказалась на редкость длинной и скучной. К тому же ей хотелось пить. Купленный в придорожном киоске, ещё утром, лимонад давно закончился, и теперь её мучила отрыжка.

— У тебя топлива хватит? — спросила Мари.

Игорёк за рулём устало повёл плечами:

— Хватит. Моя старушка внутри совсем не такая хилая.

Он горделиво хмыкнул, а Мари представила, как гений креативной и технической мысли мог поизвращаться над своей старушкой, и поёжилась.

— А далеко же они заехали. Не проспать бы на повороте.

Потом вдали показался въезд на мост, и Мари Ив помрачнела. Дорога оказалась знакомой, только она не сразу это поняла. В первый раз они ехали здесь в сумерках, половину дороги она вообще тогда проспала, и теперь догадалась, что это то самое шоссе, только когда увидела решётчатые фермы моста. «Если они свернут к тем рядам тополей, кажется, я знаю, куда они направляются», — подумала она, смутно беспокоясь.

— Что за смешное название, — прокомментировал Игорёк надпись на дорожном указателе, и они свернули с шоссе.

Там была хорошо накатанная, недавно обновлённая свежим покрытием, дорога. Вдоль дороги тянулась полоса лесопосадок. Они миновали большое поселение и выехали на грунтовую дорогу. Машины генерального директора не было видно, но Игорёк игриво засмеялся, давя кнопочку магнитолы. «И магнитола-то у него с фокусами», — подумала Мари, глядя, как он уверенно направляет свою старушку по проросшей травой колее.

***

Господин Коль загнал машину по самые обода в придорожную траву, и выбрался наружу. Базиль Фёдорович посидел немного, глядя, как тот, прикрыв глаза ладошкой, смотрит на ослепительное солнце, и вылез вслед за ним. Он уже какое-то время, пока они ехали сюда, подозревал, что с его спутником не всё в порядке. Только вот никак не мог определить, имеет он дело со свихнувшимся от напряжённой работы менеджером, или это особо изощрённый маньяк — похититель директоров.

Базиль выбрался из машины и огляделся. Светило солнце, нагретая трава пахла мёдом. Большая нарядная бабочка перелетела через капот, уселась на щетинистую головку чертополоха и развела коричневые, в лиловатых разводах крылья. В траве трещали кузнечики.

— Как хорошо, — сказал мечтательно господин Коль. — Вам знакомы эти места?

— Конечно. Мальчишкой я ловил тут кузнечиков.

— И отрывали им ножки?

— Нет, зачем же. — Базиль Фёдорович смущённо хмыкнул. — Я засовывал их в спичечный коробок вместе с пучком травы. Это был такой домик. Правда, они там всё равно дохли.

— Прогуляемся? — предложил господин Коль, и, не дожидаясь ответа, зашагал по траве, распугивая кузнечиков. Из-под ног двинувшегося следом директора тучами взлетали мошки, вспрыгнул на качнувшийся колосок крупный зелёный кузнечик, а Базиль Фёдорович шагал, глядя на показавшиеся впереди сосны небольшого леса.

Лес этот был здесь всегда, сколько он помнил. Мальчишками они пробовали играть там, но недолго. Деревья там росли густо, под ними была холодная и непроницаемая тень, а грибы оттуда, хоть и вымахивающие на диво, местные жители почему-то есть брезговали. Базиль Фёдорович, тогда ещё просто мальчик Васька, спросил свою бабку, почему это, и бабка, узнав, что он там шастает, отхлестала его мокрым полотенцем по тощему заду.

Сейчас, под палящим послеполуденным солнцем, детские страхи были просто смешны. Господин Коль уже вошёл в лес, и директор последовал за ним, торопясь в прохладную тень.

Они вышли на круглую поляну, и остановились. Поляна была выложена по краю через правильные промежутки плоскими серыми камнями, середина её была плотно утоптана, и там темнел прогоревшими дотла углями круглый очаг.

Очаг был обрамлён камнями, угловатыми и почерневшими от жара. За очагом, ближе к краю поляны, возле огромных, шершавых древесных стволов, возвышался здоровенный камень. Камень был странной формы, словно угловатый валун когда-то давно глубоко воткнули в землю и потом прихлопнули сверху огромной ладонью, оставив на серой поверхности неровную вмятину. Сюда падали косые лучи солнца, овальные золотые пятна дрожали на земле, и в нагретом воздухе крутились клубами мелкие мошки.

Господин Коль подошёл к валуну, бросил свой светлый плащ под дерево, и взобрался на плоскую каменную верхушку. Уселся, свесив ноги, и посмотрел на Базиля Фёдоровича. Тот подошёл, оглядел прогоревший очаг и вытоптанную землю площадки.

— Как-то мы здесь пекли картошку. Только этих камней по краю тогда ещё не было.

— Теперь это место отправления ритуалов некоего культа, — сообщил господин Коль, болтая ногами в дорогих ботинках.

— Вот как? Сейчас это модно, — Базиль Фёдорович вспомнил Мари, и помрачнел.

— Сейчас это обрело другие формы, только и всего, — рассудительно ответил господин Коль. — А сам культ существует очень давно.

— Ерунда, — отозвался директор, удивляясь, зачем они завели этот нелепый разговор, — я бы знал.

— А разве ваша бабушка не била вас по попе, когда вы сюда ходили? — лукаво спросил его собеседник, и Базиль Фёдорович вздрогнул.

— Думаю, нам пора, — сказал он, глядя на возможного психа-похитителя.

Ему представилось, как обезумевший менеджер разводит посреди поляны костёр, и предлагает директору стать главным блюдом на этом обеде. Базилю стало смешно и немного зябко.

— Мне ещё надо осмотреть дом.

— А что там смотреть? — господин Коль не двинулся с места, глядя на пробивающиеся сквозь ветки косые лучи солнца. — Там всё хорошо. Окно разбито, ложки стащили, табуретку с кухни унесли, но остальная мебель на месте.

Он посмотрел на помрачневшего директора и негромко сказал:

— Вы сейчас думаете — зачем этот псих меня сюда притащил? Никто не собирается вами пообедать, господин Акинушкин. Пока я с вами, вам нечего боятся.

Он похлопал ладонью по камню:

— Прошу вас, присядьте. Нам нужно поговорить. Выяснить кое-что, пока не появились гости.

— Какие гости? — спросил директор, озираясь по сторонам.

— Вы недавно высказали свои претензии к качеству нашей работы. Очевидно, мы должны отчитаться. Чтобы свести к минимуму непонятные моменты.

Господин Коль поёрзал на камне, приняв деловой вид. Он даже поправил разъехавшийся ворот тонкой рубашки, и подвигал узелок галстука, установив его строго по центру.

— Вы оказались интересным клиентом, господин Акинушкин. Перспективным клиентом. Я вижу, вы не понимаете. Это будет сложно объяснить, но вы человек с начальным образованием. Это нам поможет.

— Хватит наводить тень на плетень, — обозлился Базиль Фёдорович, обиженный словами о начальном образовании. — Предъявите свой отчёт, если уж это так необходимо. Мне ещё стёкла в окне вставлять. Если оно и правда разбито.

— Разбито, разбито, — мягко выговорил господин Коль, — не сомневайтесь. Хорошо, не будем наводить тень на плетень, и тянуть кота за хвост. Вы ведь заметили, что ваша фирма стала в последнее время объектом пристального внимания? И даже задавались вопросом, с чего бы это?

— Так бывает, — сквозь зубы ответил Базиль Фёдорович, глядя на расположившегося на камне менеджера.

— Да, так бывает. Ваша фирма — лакомый кусочек на рынке, господин Акинушкин. У неё значительный потенциал, и многие с удовольствием скушали бы вас за милую душу. Вы уже поняли, кто является главным едоком на этом обеде. Господин Фрезер амбициозный человек, и у него далеко идущие планы. А причин, по которым он обратил взоры именно на вас, две. Одна банальная, а другая, так сказать, фатальная.

Господин Коль улыбнулся, поёрзал на камне, устраиваясь поудобнее. Опёрся ладонями о камень и мечтательно оглядел верхушки деревьев.

— Банальную причину можно обозначить очень просто: вы имеете наработанный интеллектуальный запас, у вас сложившаяся материальная база и хорошо подобранный коллектив специалистов. Просто хватай, и беги. Вы отлично вписываетесь в концепцию развития корпорации, которую сейчас возглавляет господин Максимилиан.

А вторая причина, которая принесла вам столько хлопот, и привела в конечном итоге сюда, возникла в тот день, когда вы подписали с нами договор. Это послужило толчком для атаки на вас, господин директор. К счастью, или к несчастью.

— Я так и знал, — сказал Базиль. —Так и знал, что это добром не кончится.

— Не надо предаваться самоедству, дорогой Базиль Фёдорович. Всё к лучшему. Вы всё равно стали бы объектом атаки, рано или поздно. Не сейчас не ваша фирма, прекрасная во всех отношениях, а именно мы явились главной приманкой в этом деле. Мы немного виноваты перед вами, как перед работодателем, господин Акинушкин. Поэтому мы сейчас здесь разговариваем.

Вы не знаете этого, но господин Фрезер был первый, кто заключил с нами договор. Чтобы он пошёл на это, нам пришлось продемонстрировать некоторые наши возможности. Совсем простенькие. Но господин Фрезер, тогда ещё просто глава кадровой службы, был очень впечатлён. Впечатлён настолько, что взялся прибрать нас к рукам. Со всеми нашими возможностями. А кто может назвать себя хозяином кого-то или чего-то? Тот, кто может при необходимости прижать к ногтю, и даже уничтожить. Но чтобы сделать это, надо сначала хорошенько изучить объект. Войти в доверие. Стать своим, наконец.

Господин Коль засмеялся, а Базиль Фёдорович уставился на него. Ему вдруг показалось, что он раньше не знал этого человека. К тому же ему почудилось, что ладони весело смеющегося менеджера незаметно, почти полностью погрузились в шершавую поверхность камня.

— Мы дали понять господину Максимилиану, что это невозможно. Но, видимо, соблазн оказался слишком велик. — Господин Коль деловито отряхнул ладони и опять поправил узелок галстука.

— Что же это за соблазн? — машинально спросил Базиль Фёдорович.

— Думаю, вы можете сами спросить его об этом. Не так ли, господин Фрезер?

Базиль Фёдорович обернулся. Из-за шершавого сучковатого соснового ствола выбрался генеральный директор. Он покраснел до ушей, и имел вид мальчишки, застигнутого за кражей сахара из буфета.

— Идите сюда, господин Фрезер. Присаживайтесь. — Господин Коль повёл широким жестом по поляне. — Здесь пока много места.

Господин Фрезер шагнул в круг камней. Огляделся и сел на первый попавшийся плоский валун. За ним показался угрюмый Федя и встал за спиной своего шефа.

— Что ты тут делаешь, Макс? — спросил Базиль Фёдорович, забыв на минуту о недавнем предательстве бывшего друга.

— Хотел задать тебе тот же вопрос, — проворчал господин Максимилиан, зло глядя на него.

За спиной Феди замаячил пухленький молодой человек со смешной стрижкой ёжиком. В ладошке у молодого человека была зажата кожаная папка.

Секретарь остановился рядом с шефом.

— Ты так резво ускакал в отпуск, что забыл кое-что подписать, — сварливо сказал Фрезер. — Я привёз сюда документы.

— И вы уверены, что господин Акинушкин их подпишет? — любезно осведомился господин Коль с высоты своего насеста.

Господин Фрезер окинул его неприязненным взглядом:

— Вас это не касается, господа охрана. И вообще, что это вы тут явились?

— Являются черти, господин Фрезер, — легкомысленно заметил господин Коль.

Базиль Фёдорович увидел, как Макс внезапно спал с лица, а щёки его, в последнее время сыто округлившиеся, приобрели зеленоватый оттёнок.

— Мы с Базилем Фёдоровичем пытались понять причины вашего настойчивого желания стать одним из нас, — приветливо продолжил господин Коль.

— Стать одним из вас? — хрипло сказал Максимилиан Фрезер, обводя его взглядом. — Стать как вы? Да зачем мне это?

— Вот именно, зачем вам это?

— Правильно, расскажите ему всё, — раздался женский голос, и Фрезер подпрыгнул на своём месте.

Рядом, на плоском камне сидела, скрестив ноги в открытых туфельках, и сосредоточенно полируя ногти, рыжеволосая женщина. Она полюбовалась поверхностью остро заточенного ногтя, и лукаво взглянула на Максимилиана.

— Да, пусть послушает, — отозвались с другого камня, и вспотевший генеральный директор опять подскочил, глядя дикими глазами на круглое веснушчатое личико девицы в деловом костюме.

Та подвигалась на своём камне. Устроилась поудобнее, подобрав под себя ножки в строгих туфлях-лодочках.

— Начнём, — Господин Коль кашлянул. оглядев рассевшееся по камням собрание. Провёл ладонью по волосам, и они взъерошились, придав ему совсем уже молодой вид.

— Итак, когда-то, давным-давно, когда многих из присутствующих ещё не было на свете, один молодой милиционер, — тогда ещё были милиционеры, — отправился искать женщину, тоже довольно молодую.

— И красивую, — добавила рыжая, подмигнув Фрезеру, и кокетливо поправив синий кулон в вырезе платья.

— Поиски привели его в лес. Лес этот снискал себе в округе дурную славу. Местные жители старались обходить это место стороной. Но молодой человек был очень старателен и честолюбив. Он знал, что в этих местах объявился маньяк, и что в последнее время стали пропадать женщины, которых потом находили мёртвыми.

Молодой милиционер уже представлял себе, как ему вешают на грудь орден за поимку опасного преступника. Он решил обыскать лес, и забрался в самую чащу. Нашёл в лесу круглую поляну и даже отыскал норку, где мог прятаться маньяк.

Господин Коль помолчал, глядя в пространство, а рыжая опять подмигнула господину Фрезеру, отчего тот побледнел и отодвинулся на край своего камня.

— Милиционер не знал, что маньяк тут совсем не причём. Дальнейшая, официальная версия событий, выглядит так: ближе к ночи молодой милиционер вернулся домой. В служебной машине он привёз тело обнаруженной им возле леса пропавшей женщины.

Местный врач установил причину смерти — внезапная остановка сердца. Никаких признаков насилия. Милиционер написал рапорт по всей форме и закрыл дело.

А потом случилось то, что никто не ожидал — этот молодой и здоровый человек стал чахнуть на глазах. Неделю после своего возвращения он сидел у ворот своего дома, не проявляя ни к чему интереса, и буквально таял на глазах. Ему пытались помочь, но всё оказалось бесполезным. В конце концов, ровно через семь дней, его нашли мёртвым. Причиной смерти опять-таки была названа остановка сердца.

Его схоронили на местном кладбище. А молодая вдова с двумя детьми погоревала приличное время и снова вышла замуж. И даже была счастлива в новом браке.

Другая версия, неизвестная никому, гораздо длиннее. Молодой милиционер забрался в логово маньяка, и даже нашёл там кое-кого. И хотя при этом он потерял табельный пистолет, и даже свой фонарик, это его не остановило. Он оказался упрямым молодым человеком, и умел доводить дело до конца.

Если бы там действительно был маньяк, неизвестно, чем бы всё закончилось, и, возможно, милиционер получил бы желанную награду. Но он имел дело совсем с другой категорией живого существа.

Недаром говорят, представить бесконечность человек не может. Он может только выразить её, скажем, математически. Вы пытались вообразить себе космос, такой, какой он есть — без границ, без начала и без конца? Ручаюсь, что нет. Думаю, так же трудно будет описать словами тех, о ком пойдёт разговор.

Представьте себе сад без садовника, животное без инстинкта, человека без разума. Или бабочку без полёта. Его нет без неё, а она без него не существует. Представьте себе сад, огромный сад на внушительном сгустке материи и назовите его планетой. Сможете вы оставить его без ухода? Бред, скажете вы, всё само собой образуется. Может, и образуется. А может, и нет.

Те, кто пришёл сюда так давно, что вы не можете этого представить, были из той категории существ, которым трудно дать название. Кусочек материи, вращающейся в пустом пространстве, показался им привлекательным. Да у них и не было особого выбора. Они были только зародышами, маленькими огоньками в эфемерной скорлупке, упавшей, наконец, в почву.

Огромное пространство космоса, кажущееся пустым, для этих существ не совсем пусто, но совсем не интересно. Чтобы развиваться, им нужна материя. Они могут принять любую форму, приемлемую для того места, где очутились. Ведь изначально они формы не имеют. Это всего лишь два дрожащих в ожидании комочка света, два огонька.

И вот, когда их забросило сюда, они укрылись и стали тихо расти. Долго, очень долго они развивались в темноте и безмолвии необитаемой планеты. Чтобы расти, нужна пища, а пищей им служила информация, зыбкое поле данных, окружающее место их обитания.

Примитивная жизнь, возникшая вокруг них, дала им подрасти, но они пока были просто сгустками чего-то, трудно уловимого и не имеющего формы. Существа эти радовались тому, что появилось вокруг них. Они поддерживали это в меру своих сил медленно возникший тонкий слой жизни.

Так длилось ещё долго, долго, и они росли медленно. Когда они ощутили зачатки разума в примитивных существах, для них просто сгустков живой материи, движущейся вокруг, это приятно отозвалось в них. Они наблюдали, как росли эти существа. Они радовались, видя, как огонёк разума в них разгорался всё больше.

Разумные сгустки вокруг становились всё сильнее. Они стали множиться, и всё чаще пытались приблизиться к месту пребывания тех, кто наблюдал за ними. Они не могли причинить вреда, но всё больше было от них беспокойства. Наконец они стали надоедать, как надоедают бестолково кружащиеся над головой мошки. Но отпугнуть их ничего не стоило, и назойливые твари вскоре научились держаться на почтительном расстоянии.

Надо сказать, что в природе тех, кто наблюдал за развитием жизни вокруг себя, изначально было заложено некое противоречие. Это было необходимо для их жизни. Там, откуда они явились, это непреложный закон развития.

Они были равны, они постоянно боролись и не могли друг без друга. И если один был без меры любопытен, и интерес свой обращал вовне, то другой своё не менее сильное стремление к знанию обращал вовнутрь.

Однажды, в те времена, когда люди ещё ходили в домотканой одежде и распахивали землю сработанной из коряги сохой, в запретный лес пришёл человек. Он был чужой в этих местах, и прибыл оттуда, где гораздо суровее небо и плещет холодное море.

Он был воином, и ходил с командой таких же, как он, воинов, по водам своего моря, и искал там добычи. Жизнь привела его в другие места в поисках новых возможностей дохода. Его товарищи промышляли не только разбоем, случалось им и торговать, и наниматься в охрану к другим людям, богатым и знатным, своим и чужим.

Этот же человек выделялся большой физической силой, нередкой для их народа, и своим вздорным нравом. Он был очень вспыльчив, легко впадал в бешенство, и становился опасен не только для врагов, но и для своих. К тому же он слишком любил женщин, и это стало приносить неприятности их дружной команде.

В конце концов его прогнали, и он ушёл. Он искал себе работу охранника, телохранителя, и его с охотой нанимали. Но проходило некоторое время, буйный нрав давал о себе знать, и его прогоняли. И вот однажды, в результате очередной буйной выходки, он очутился в чужом месте, в глухом лесу, без имущества, а бросивший его обоз торопливо последовал дальше.

Чужой лес не испугал его. Было темно, надвигалась ночь, и человек устроился на ночлег прямо посреди леса. Он срубил два дерева, уложил их так, как это делают бывалые путешественники, устраиваясь на ночь в незнакомом месте, и развёл костёр.

Обитатели этого места наблюдали за ним. Они попытались напугать его, так, как привыкли пугать местных жителей, случайно забредших в лес.

Но это был человек из другой породы. И он ещё не остыл после драки в обозе, что послужила причиной его отставки. Огонь ярости горел в нём, горел так ярко, что это заметили даже те, кто привык относиться к живым существам, как к примитивным комкам движущейся материи. Сам человек считал это своё состояние нормальным, огонь, загоравшийся в нём во время схватки, священным огнём, а жизнь, когда не было ни драки, ни любви, текла для него темно и пресно.

Они почувствовали любопытство. Они ощутили родство с его огнём, потому что сами были отчасти порождением света. Наконец одному из них захотелось подойти к спящему у лесного костра поближе. Никто не знает, что произошло точно той ночью, но утром на маленькой полянке, образовавшейся после падения двух деревьев, проснулся совсем другой человек.

Собственно, он уже не был человеком. Наверное, обитатели этого места сами не знали, что получится из этого союза, и к чему приведёт их разыгравшееся любопытство.

Одно из существ, извечных обитателей этого места, был рад новым возможностям. Но это дало повод для задумчивости другому существу.

Тот не любил спешить, и предпочёл изучать новое явление со всех сторон. Он наблюдал за получившимся новым существом и высказал свои опасения.

Но его вечный друг и противник не внимал разумным доводам. Действие было его сильной стороной, и он наслаждался новой игрой.

Оказалось, что далеко не все человеческие особи способны на то, что существа назвали для себя слиянием. Очевидно, для этого требовалось редкое сочетание неких качеств. При выяснении этого пострадали несколько случайно забредших сюда местных жителей, что только ещё больше отпугнуло людей от запретного леса.

Сам человек, или то, что осталось от него, воспринял этот симбиоз как должное. Ему понравилось чувство почти неограниченных возможностей и обилие впечатлений, которые давало ему изменившееся тело.

Ненужная, грубая телесная оболочка, оставшаяся на месте костра, как кокон окуклившейся бабочки, была им закопана в землю, и завалена найденным у окраины леса камнем. Он вдавил камень в землю, и этим распрощался с прежней жизнью. Ему уже не хотелось разрушать, не хотелось суеты, а приобретённое знание вещей дало ему покой.

А проникший в его душу и слившийся с его существом разум получил то, чего не было у него все эти бесконечные годы — он смог ощутить радость бытия.

***

Господин Коль оглядел застывшего на своём камне господина Фрезера:

— Господин Фрезер хотел не просто изучить нас. Не идея спасения человечества от голода, холода, и всяческих болезней двигала им, хотя это тоже могло бы принести в свой срок неплохие дивиденды. Сама возможность быть одновременно человеком и неуязвимым, очевидно сверхъестественным существом, вот что стало желанной целью для него. Для него, и для тех, кто сможет за это заплатить. Он попытался изучить нас, но наткнулся на наше нежелание. Тогда он пошёл обходным путём, длинным и сложным. Он искал средство давления, рычаг воздействия. И ему показалось, что он его нашёл.

Максимилиан Фрезер заёрзал, оглядывая сидящих на камнях соседей.

— А даже если и так? Что с того? Разве это преступление?

Рыжая женщина фыркнула, а веснушчатая девица укоризненно покачала головой.

— Шеф, всё в порядке. Мы уже здесь!

Собрание разом обернулось. Из-за древесного ствола на поляну шагнула Мари Ив. Она двинулась прямо к очагу, решительно втыкая в землю тонкие каблучки изрядно запылившихся туфелек. Но древесный корешок, зацепившись за пряжку, испортил весь эффект. Туфелька слетела, Мари пошатнулась и замерла на одной ноге, подняв руку с зажатой в ней косметичкой.

Глава 41

Мари Ив собиралась произнести совсем другие слова, отрепетированные с Игорьком заранее. А не эту опереточную ерунду.

Но почему-то, когда она вышла на край поляны, увидела прогоревший очаг, а рядом, на камне — Базиля, все заготовленные слова вылетели у неё из головы.

Базиль смотрел на неё изумлёнными глазами, и она торопливо перевела взгляд на шефа. Тот явно нуждался в поддержке.

— Не советую вам причинять вред господину генеральному директору, — сказала она, стараясь не дрожать голосом.

После ночного бдения на душной кухне и последовавшей за этим утомительной дороги ей хотелось только одного — принять ванну и занять горизонтальное положение.

— Ой, как страшно, — сказала рыжеволосая женщина, не отводя взгляда от ногтя.

— Это она. Та самая, о которой Фрезер меня спрашивал, — сказала веснушчатая девица, сидящая рядом с шефом. — Он хотел знать, как она мне понравилась. Я же ему сказала — ничего особенного.

***

— Нет, почему же, — негромко произнёс господин на алтаре. Мари его раньше не видела, но сразу оценила дорогой имидж. Даже в расстёгнутой рубашке и сползшем галстуке он выглядел весьма солидно.

— Молодая дама принесла нам нечто любопытное, — тот склонил голову, словно прислушиваясь, и одобрительно кивнул: — О да, это любопытно. И что же вы от нас хотите, милая девушка?

— У нашего шефа есть свои интересы, и мы не дадим их вам испортить, — собравшись с мыслями, ответила Мари, глядя на шефа. Тот смотрел на неё как-то странно. — Так что сидите смирно, и слушайте, что он вам скажет. А не то…

— Я уже дрожу, — скептически отозвалась рыжая. — У меня уже трясутся лапки. И эти, как их, усики.

— Крылышки, — поправила веснушчатая девица. Она внимательно смотрела на косметичку в руке Мари Ив.

— Да, это может причинить некоторый вред, — сказал человек на алтаре, и обе женщины тут же умолкли. — Не столько нам, сколько нашим клиентам. Это было бы неприятно. Ведь вы не хотите причинять вред вашему другу, госпожа Иванова? Да и вашему бывшему шефу, наверное, тоже?

Мари Ив растерялась и взглянула на Базиля. Тот отвернулся, и она взглянула на шефа. Шеф охватил руками голову и принялся раскачиваться на своём камне.

-Милая девушка, присядьте. Вам ведь хочется отдохнуть? — мягко сказал человек на алтаре, и Мари почувствовала, как ноги её наливаются тяжестью.

Она сейчас не смогла бы даже пошевелить пальцем, не то, что подать сигнал Игорьку. Сжать ладонью косметичку, чтобы надавить тугую кнопку — «не отработал как следует, ничего, потом», — сказал легкомысленно Игорёк, было теперь немыслимо тяжело.

«Всё пропало», — подумала она тоскливо, — «не видать мне ни повышения, ни премии».

Мари шагнула к Базилю, и опустилась рядом с ним на плоский камень.

— Так вот, — человек на алтаре одобрительно глянул на Мари Ив, — мы говорили о возможностях. Господин Максимилиан так вдохновился прекрасной перспективой беготни сквозь стены, что даже не подумал о последствиях. Он думал, как прекрасно будет шнырять из одного состояния в другое, невидимо присутствовать на самых закрытых мероприятиях и купаться в ощущении собственной неуязвимости.

Господин Фрезер часто задышал. По его лицу пошли красные пятна, а ворот рубашки впился в шею, потемнев от пота.

— Может, скажете, что вам мешает? — он дёрнул воротничок, и отскочившая пуговица полетела в сторону. Сидевшая рядом веснушчатая девица протянула руку, и поймала пуговицу, как муху, в ладошку. Протянула её шефу, но тот лишь дёрнул плечом. — Что вам стоит сделать это?

— Я объясню, — скучно сказал господин Коль. — Я говорил о человеке, что первым через это прошёл. Сначала он был один в запретном лесу. И ему поначалу было этого достаточно. Но однажды в лес зашла женщина.

Она была ещё слишком юна и не слишком красива, в его представлении. Но ему впервые за это время захотелось женщину. Женщина ему понравилась, и он захотел жить с ней, создать семью, и даже обзавестись потомством.

Оказалось, что он не может этого сделать. То есть не просто вступить в связь, это получилось у него отлично, как всегда. Оказалось, что потомства им никогда не дождаться. Человек, ставший тем, чем он стал, мог производить лишь копии самого себя, или той женщины, которая с ним жила.

Причём копии эти были гораздо бледнее оригинала. В них было слишком много от человеческого существа, и слишком мало того, что было в нём теперь. Наши коллеги, те, которых вы видите перед собой, — господин Коль обвёл рукой сидящих на камнях, — являются потомками того человека, его слабыми копиями.

Конечно, слабыми они являются лишь по сравнению с тем, кто был первым. Их возможности для обычных людей недосягаемы. Для нас они стали источником разочарования.

И это было ещё не всё. Существа, что получились в результате союза с обычной женщиной, — назовём их детьми, — не остались в лесу. Они были слишком любопытны, и их не сдерживала потомственная мудрость и отстранённость их бестелесных предков.

Они принялись общаться с людьми. И когда их предки поняли, к чему это может привести, было уже поздно. Потомки так называемых детей, — назовём их внуками, — обладая немыслимой для человека силой, натворили такое, что их предки никогда бы себе не позволили. Их инстинкты не сдерживались ничем, а некая врождённая бесчеловечность довершила дело.

Тот, кто называл себя господин Коль, умолк и покачал головой, глядя в сгущающиеся под деревьями тени наступающего вечера.

— Я всегда плачу, когда вспоминаю об этом, — тихо выговорила веснушчатая девица, шмыгая носиком. — Это так печально.

— Когда начались жертвы среди населения, а в местных жителях прочно поселился страх, что привёл в конечном счёте к появлению культа этого места; когда их существование здесь стало невыносимым, а понятие о справедливости дало о себе знать, тогда были приняты меры.

Все внуки, все поголовно, были уничтожены. Это пришлось сделать родителям, виновникам их появления, и это не доставило им радости. Но это пришлось сделать, и ещё сделать так, чтобы местные жители забыли об этом.

Словом, пришлось пойти на такие жертвы, повторения которых не хотелось никому. Поэтому было принято решение, и впечатано в сущность всех оставшихся детей, в каждого из них — никогда, ни при каких обстоятельствах не позволять себе того, что может привести к появлению себе подобных.

Поэтому наши коллеги не вступают в тесные отношения с людьми. Поэтому ни один человек не может рассчитывать на то, что он может стать таким, как мы.

— А вы? — дерзко спросил господин Фрезер, глядя на человека на камне. — Вы сами? Или вы и есть тот самый Первый?

— То, что вы видите перед собой, есть редкое исключение. Чтобы стать таким, каким был Первый, недостаточно желания. Да и желания не нужно. Это произошло само собой, в норе под землёй, когда молодой и слишком самоуверенный милиционер пытался взять маньяка голыми руками. Он был уверен, что прав, в нём горел огонь справедливости и азарт борьбы. Если бы он знал, чем придётся за это заплатить, он бы сбежал оттуда. Уже потом, осознав случившееся, он решил, что не повторит путь своего предшественника. Ему не нужны были копии. Короче, существо, которое вы видите перед собой, имеется в единственном экземпляре.

— Шеф, — негромко сказал стоявший до этого тише мышки за спиной Фрезера Федя. — Осторожно.

— Осторожно, Макс, — сказал появившийся из тени сосен человек в коротком плаще. — Не веди с ними долгих разговоров. Это опасно.

Глава 42

Уже заметно потемнело, поднявшийся ветер раскачивал верхушки сосен, и их колючие ветки шуршали, роняя прошлогодние шишки.

Человек в коротком плаще вышел из теней на середину поляны, и встрепенувшийся Базиль Фёдорович, который уже почти потерял ощущение действительности, сказал:

— Степан? А ты-то как здесь оказался?

Потому что этого человека, всем известного рафинированного эстета и изощрённого гурмана, брезгливого до удивления, встретить у костра на поляне он никак не ожидал. В последний раз он видел Степана Алексеевича, чья фирма занимавшей один из нижних этажей их общего здания, когда тот стоял в холле у кадки с фикусом, обсуждая с приятелем очередной ресторанчик для любителей изысканной кухни.

Степан Алексеевич не удостоил его ответом. Он повёл взглядом по рассевшимся на камнях вокруг прогоревшего очага людям, и остановился на господине Фрезере.

— Хорошо, что ты их сюда привёл, Максимилиан, — сказал он ровным голосом, и Базиль Фёдорович увидел у него в руке длинный, переливающийся зеркальным блеском, слегка изогнутый клинок.

Мари Ив судорожно вздохнула. Она тоже узнала этого человека. Но его появление здесь, у алтаря, её не слишком удивило. Она заметила в руке у него меч, и замерла на камне, вцепившись одной рукой в косметичку. Другой рукой она вцепилась Базилю в рукав.

— Не надо, Стёпа, — сказал господин Фрезер, глядя на меч. — Это бесполезно.

— Ты слепец, Макс. Не видишь ничего под собственным носом. Разве ты не знаешь, что, пока они в человеческом облике, им можно причинить вред?

Степан Алексеевич повёл рукой с клинком по кругу.

— Вот они, здесь. Я их ясно вижу.

— Базиль Фёдорович, вы ведь хотели увидеть человека, который едва не снёс вам голову, когда вы так храбро пытались защитить прекрасную даму? — спросил господин Коль, наблюдая за движением клинка.

Мари Ив пискнула.

— Не может быть, — сказал Базиль Фёдорович.

— Ерунда, — тускло выговорил господин Фрезер. — Это не он.

Федя шевельнулся, обходя шефа сбоку. Секретарь зашёл с другой стороны. В руке он продолжал сжимать папку с документами.

— Скажите, зачем вы их ели, этих бедных женщин? — внезапно спросила Мари Ив, глядя на Степана Алексеевича. — Зачем вы это делали?

Человек в плаще глянул на неё с брезгливым недоумением:

— Глупая девчонка. Осквернить себя этим? Только клинок может их коснуться и остаться чистым.

Он осмотрел сидящего на алтаре господина Коля и вытянул руку, направив ему в грудь остриё меча:

— Ты здесь главный бес. Я начну с тебя. Защищайся, если можешь.

— Послушай, Степан, это уже слишком, — Базиль Фёдорович приподнялся на камне, но господин Коль поднял руку, останавливая его:

— Всё в порядке, господин Акинушкин. Оставайтесь на месте.

Он соскочил с камня и шагнул к человеку с мечом:

— Я безоружен, господин маньяк. Вас это не смущает?

— Ты бес.

— Возможно. Но сейчас я просто человек. Вы сказали, в этом облике нам можно причинить вред. Начинайте, прошу вас.

— Не понукай меня, нечистое отродье.

Степан Алексеевич плавно двинулся к бесу, шагнув вперёд и вбок. Бес не двинулся с места, глядя на него рассеянным взглядом. Тогда Степан Алексеевич повёл плечами, взяв меч в обе руки, и застыл на месте. Какое-то время они стояли, глядя друг на друга, а сидящие на камнях молча ждали. Стояла тишина.

Потом человек с мечом двинулся влево, клинок сверкнул в пойманном оранжевом луче заходящего солнца, пробившемся сквозь ветки, и исчез из виду. Неуловимым движением Степан Алексеевич перебросил меч из руки в руку, и качнулся вправо. В наползающей тени вечера движения его никто не заметил, да и при свете дня немногие смогли бы оценить по достоинству сделанный выпад.

Метнулся змеёй клинок, а человек, называющий себя господин Коль, поднял руки и сложил ладони, словно в молитвенном жесте.

Двое у алтаря застыли.

— Отпусти мой меч, бес, — через время, показавшееся остальным, сидящим на камнях, вечностью, сказал Степан Алексеевич.

— Нет.

— Ты не смеешь его касаться.

Степан Алексеевич попытался вытянуть клинок, зажатый противником между сложенных ладоней. Лицо его побледнело.

— Я взял твой меч, и мои руки не горят огнём, — медленно ответил его противник, не разнимая ладоней. — Признай своё поражение.

Человек с присвистом вздохнул, и попытался ещё. Клинок не поддавался.

— Это нечестно. Ты используешь свои бесовские фокусы.

— Разве? Да вы сноб, Степан Алексеевич. По-вашему, только в элитном клубе обучают таким штукам?

Господин Коль улыбнулся, блестя зубами, а Базиль Фёдорович, глядя в его раскрасневшееся лицо, вспомнил. Он вспомнил, как мальчишкой приехал к бабушке, и его тётка, казавшаяся ему совсем взрослой, а на самом деле, как он потом понял, бывшая девушкой-подростком, взяла его с собой в Большие Кривули.

Бабка строго запрещала ей ходить туда одной, и Базиль Фёдорович — Васька оказался кстати. Он вспомнил, как стоял на улице у местного супермаркета, совсем маленького по городским меркам, и гордился перед собравшейся малышнёй привезённым с собой из города новеньким велосипедом.

И как тётка, оторвавшись на мгновенье от важного разговора с подружкой, значительно сказала ему, глядя в спину маленькому кареглазому мальчику, которого позвала полная старуха: «Вот видишь этого мальчика? Его дедушку забрали черти. Он ходил в лес, и черти его утащили. Так и с тобой будет, если станешь туда ходить». А её подруга, с высоты своих пятнадцати лет, авторитетно возразила: «Они его не совсем утащили, а только заколдовали. Он потом вернулся, и всё равно помер». «Альберт!» — позвала старуха, и мальчик, взглянув напоследок блестящими зачарованными глазами на велосипед, побежал к ней.

Так вот кого имел в виду господин Коль, говоря о человеке, сидевшем у ворот после возвращения из запретного леса в ожидании скорого конца. А эта старуха, кем она была? Той самой вдовой с двумя детьми, что удачно вышла замуж после «смерти» мужа-милиционера?

Степан Алексеевич разжал пальцы. Клинок остался в ладонях у господина Коля. Он перевернул его рукоятью к себе, и поднял, глядя в закатном свете на узорчатый металл:

— Какая красивая вещь.

— Что же это, — тихо сказал маньяк, глядя себе под ноги. — Почему так получилось? Неужели я так сильно согрешил?

— Нет, Степан Алексеевич, — негромко ответил господин Коль, продолжая любоваться мечом в руке, — вам просто дали неверные сведения.

— Мне никто ничего не давал.

— Ну как же, разве вы не получали информацию об интересующих вас дамах? Должно быть, она появлялась у вас удивительно кстати.

Господин Фрезер беспокойно задвигался на своём месте:

— Послушайте, оставьте его в покое! Разве вы не видите, что он не в себе?

— Тогда поговорим о вас, господин Фрезер. Вам ведь было бы неприятно прочесть в газетах, что ваш родственник оказался убийцей? Настолько неприятно, что кому-то приходилось приводить трупы бедных женщин в такой жуткий вид? Да и подозрения заодно списать на злобную секту фанатиков?

— Он мне не родственник!

— Конечно. Сводный брат для вас не родственник. К тому же у него другая фамилия.

— Федя, — сказал господин Фрезер, не оборачиваясь, — отведи Степана Алексеевича к машине. Ему нужно оказать помощь.

— Кстати, господин генеральный директор, почему вы называете своего шофёра Федей? Его зовут Виталий.

Шофёр, шагнувший было к изумлённо глядевшему на Максимилиана Степану Алексеевичу, застыл на месте.

— Это бред, — брезгливо сказал господин Фрезер. — Вы бредите.

— И вы не помните, кто рекомендовал вам его на это место?

Федя-Виталик издал горлом невнятный звук. Повернулся к шефу:

— Господин Фрезер, я тут ни при чём. Давайте, я отведу вашего…

— Два сапога пара, — прокомментировала рыжая, глядя на Федю и морща нос. — Один брата не признаёт, другой — своего дружка едва не угробил в больничке.

— Стерва ты рыжая, — сказал Виталик, глядя на неё тоскливыми глазами, — я же не хотел. Сама бы попробовала, я бы посмотрел.

Пухленький секретарь сошёл со своего места возле шефа, обогнув камень, и шагнул к шофёру:

— Я отведу его в машину, шеф, — сказал он, глядя на Виталика немигающим взором. Тот попятился. Секретарь сунул свободную руку за пазуху.

— Нет, шеф, я лучше тут останусь, — попросил Виталик, пятясь и не отводя глаз от молодого человека. — Не надо, я…

Он отпрыгнул, и в руке его оказался пистолет.

— Не дёргайся, — сказал он, нацелившись на секретаря.

Тот поднял руку с папкой, медленно вытянул ладонь из-под пиджака. Потом плавно шагнул в сторону, уронив папку, и, одним движением выдернув меч у господина Коля, прыгнул вперёд.

Сверкнуло длинное лезвие, свистнув и размазавшись крылом мельницы, а Федя согнулся, выкатив глаза в немом изумлении. Щёлкнул выстрел. Конвульсивно сжавшаяся, отрубленная кисть руки с зажатым в ней пистолетом крутанулась на утоптанной земле, и замерла, брызгая кровью.

Все застыли на своих местах, не успев осознать случившееся, а секретарь вдруг удивлённо посмотрел на свою руку с папкой. Посредине ладони, той, что сжимала документы, появилась аккуратная дырка. Он отвёл руку, перевёл взгляд с простреленной насквозь ладони на живот и тихо всхлипнул. В серой материи застёгнутого на все пуговицы пиджака тоже была дыра, и она стала расти, расплываясь багровыми неровными краями.

Мари Ив охнула, прижав ладошку ко рту. Базиль Фёдорович подскочил на камне, шаря по карманам в поисках перевязочного средства в виде платка, а веснушчатая девица сказала, глядя с сожалением на скрюченного Федю:

— Я же говорила — не надо брать секретаря.

Глава 43

Ещё много разного случилось в тот день на запретной поляне. Всё это лежало тяжёлым грузом в занятой заботами голове Базиля Фёдоровича, и он уже в который раз принялся раскладывать воспоминания по полочкам.

Ему не давали покоя сказанные господином Колем напоследок слова: «Вы, конечно, шокированы всем, что вам пришлось узнать, господин Акинушкин. Но не беспокойтесь. Скоро вы об этом начнёте забывать. И вам станет гораздо легче. Не стоит помнить слишком много, это только расстраивает и мешает жить.»

Он вспомнил, как стоял и смотрел на отрубленную руку, шаря по карманам в поисках платка, хоть чего-то, чтобы помочь человеку. Утоптанная земля поляны была обильно обрызгана кровью. Помнил, как рыжая, решительно поднявшись со своего камня, подошла к Феде и взяла его залитый красным обрубок в ладони.

Федя заморгал, глядя на неё затуманенными глазами, а кровь сразу остановилась. И как веснушчатая девица сделала то же с пухленьким секретарём, осевшим безвольным мешком на землю. Она приложила ладошку к его животу, и он ровно задышал, сонно прикрыв глаза, а девица посмотрела поверх его головы на рыжую и сморщила веснушчатое личико в капризной гримаске.

А потом вдруг у Базиля Фёдоровича заложило уши, сдавило голову и потемнело в глазах. Внутри черепа раздался пронзительный визг. Он увидел, как Мари зажимает виски руками, а в пальцах у неё больше нет косметички.

Веснушчатая девица отшатнулась от бледного секретаря, а тот дёрнулся и зашипел сквозь стиснутые зубы, скребя по земле новенькими ботинками. Федя закряхтел, валясь на плечо рыжей, та поддержала его одной рукой, а другую приложила к груди, охватив синенький медальончик.

Господин Фрезер выронил косметичку и согнулся, охватив руками живот. Его стало тошнить, а господин Коль, единственный оставшийся стоять как стоял, укоризненно покачал головой:

— Вы всё-таки решили довести этот эксперимент до конца, — сказал он господину Фрезеру в согнутую спину, легко проводя пальцами по гладкой поверхности подобранного с земли меча.

Господин Фрезер согнулся ещё ниже, его сотрясли новые спазмы, и он только помотал головой, глядя на забрызганные ботинки.

— Машка, какого беса ты так долго собиралась! — крикнул сиплым голосом возникший на поляне небритый тип в линялой рубашке, болтающейся поверх потёртых брючек, и уставился на Мари осуждающим взглядом. — Я чуть в машине не заснул!

Он оглядел собрание, остановил взгляд на господине Фрезере и сказал с расстановкой:

— Вижу, эксперимент зашёл в тупик. Плакали наши премии.

Потом они усадили в машину бледного господина Фрезера, и устроили на заднем сиденье совсем расклеившегося секретаря рядом с сонно моргающим Федей-Виталием.

Небритый тип, хмуро поглядев, как Мари взяла Базиля за руку и прижалась к его плечу, тихо всхлипывая и пряча глаза, ушёл с поляны. Только маньяк Степан Алексеевич стоял, опустив голову, обхватив себя руками, и, слегка раскачиваясь, тихо бормотал что-то непонятное себе под нос.

— Думаю, имеет смысл заменить документы, — сказал господин Коль всё ещё бледному господину Фрезеру, бросив ему на запачканные рвотой колени оброненную секретарём кожаную папку. — Когда господин Акинушкин вернётся из отпуска, вы сможете заново договориться.

— Это зависит не только от меня, — хрипло сказал господин Фрезер, косясь на небрежно вертящего в руке меч господина Коля.

— Я бы на вашем месте не надеялся на господина министра. У него сейчас своих забот полон рот, — заметил господин Коль.

Он наклонился пониже, и сказал, глядя в глаза господину Фрезеру:

— Вы это всё равно забудете, поэтому я скажу вам то, что вы хотели узнать. Мы были наивны, когда пришли к вам впервые, и считали, что знание законов даёт определённые гарантии. Мы оказались не готовы.

Однажды, давно, к члену правительства некой страны, на территории которой они оказалось, явились некие личности. Вы их уже знаете. Они предложили свои услуги, и подтвердили свои возможности демонстрацией, очень впечатлившей человека, имевшего с ними беседу.

Человек этот был достаточно разумным, чтобы понять, что имеет дело с феноменом, который при должном изучении может принести стране ощутимую пользу. Были поставлены вопросы, привлечены лучшие умы — в обстановке строгой секретности — и дело пошло на лад.

Существа эти были приставлены к делу, но развернуться им особо не дали. Ограниченность действий уже начинала их смущать, когда грянул взрыв.

Произошло это совершенно случайно. Один из этих существ, представлявших собой мужскую копию, обратил внимание на молоденькую сотрудницу лаборатории. Он ничем это не подтвердил, но девица, весьма опытная в таких делах особа, тут же сообщила куда следует о недвусмысленном интересе к её персоне.

Тут же был поставлен эксперимент. Поскольку знали о нежелании этих существ подвергаться исследованию в любой форме, и опасались последствий, эксперимент решено было провести в отдалённом от города месте, прекрасно приспособленном для научных опытов и хорошо защищённом.

Существо, того, кто интересовался девицей, привлекли туда якобы для сопровождения ценного груза. И вот, когда груз, состоящий из действительно ценных приборов, отнесли в бункер, а девица, получившая подробные инструкции, приступила к делу, был дан сигнал к началу эксперимента.

Мы точно не знаем, в какой момент тот наш коллега почувствовал опасность, но он явно счёл её настолько серьёзной, что предпочёл самоликвидироваться вместе с девицей и тем арсеналом приборов и машин, что был направлен против него.

Последствия были ужасны, и правительству это вышло таким боком, что дальнейшие эксперименты были раз и навсегда прекращены. А потом к руководителю страны, с которым был заключён устный договор, пришли эти существа и заявили, что прекращают контакт. Они ушли, а материалы по этому делу, настолько засекреченные, что не осталось практически никого, кто бы помнил об этом, похоронили в архивах.

Прошло много времени, прежде чем мы решились на новый контакт. Теперь мы были осторожнее. Мы изучили обстановку, прочитали законы и решили, что устного договора будет недостаточно.

Наши коллеги, при всех их несомненных достоинствах, несовершенны. В их природе заложено стремление к соперничеству. Они постоянно стремятся поглотить друг друга, если оказываются на одной территории, и это естественно для них.

Не будем говорить, почему это, скажем только, что это мешает работе. Поэтому, только когда появилась возможность сдерживать ситуацию, и был налажен новый контакт.

Когда вы отхватили кусочек «Айсберга», вы зашли на чужую территорию, заняли их пространство. Вы случайно столкнули нас лбами. Вы вдруг открыли, что мы существа территориальные.

Когда система охраны «Айсберга», казавшаяся прочной, рухнула в одночасье, а вам доложили, что путь открыт, вы поняли, что нашли способ справиться с нами. Ведь если нас можно столкнуть лбами и уничтожить, хотя бы частично, это открывает восхитительные перспективы.

Потом оказалось, что часть службы охраны уцелела, и поменяла место. Вас это очень заинтересовало, настолько, что вы готовы были применить все доступные средства, чтобы разъяснить этот вопрос.

Те, что должны охранять данную им территорию, делают это превосходно. Настолько, что готовы уничтожить любого равного им по силе, вторгнувшегося к ним. Хотя слово «уничтожение» не отражает сути дела. Как вы заметили, наши коллеги являются чередой копий. Так сказать, близнецами. Поэтому, когда сталкиваются два практически одинаковых существа, одно из них поглощает другое, и делает это обычно тот, кто прав. Хозяин территории.

Поэтому, когда я прибыл на место, от службы охраны «Айсберга» уже остались лишь две мужские копии. Женщины уже были потеряны, и влились в вашу систему. Мы не умираем в привычном для вас понимании этого слова, мы лишь переходим в другое состояние, господин Фрезер.

— А вы? — хрипло спросил тот, вдавливая себя в мягкую спинку сиденья, подальше от существа, вертящего в пальцах рукоять меча прямо перед носом генерального директора.

— Помните старинный детский мультфильм, там, где ленивый мальчик неправильно решил задачу, и очутился на острове собственных ошибок? Его вывезла с острова его единственная пятёрка. По пению. Помните, что сказала эта цифра? «Не бойся, среди этих двоек нет ни одной по пению. Мне они ничего сделать не могут!» Так вот, среди наших коллег нет никого, кто мог бы поглотить меня, или причинить вред.

Поэтому я являюсь третейским судьёй во всех возникающих спорах. И это я не позволил вам зайти слишком далеко, и нарушить сложившееся равновесие сил.

Вы вели нечистую игру, господин Фрезер, но мы пока не станем нарушать наш договор. В конце концов, вы наш первый клиент. И мы сами отчасти виноваты, что пришли неподготовленными.

Так что до свидания, господин генеральный директор. И не забудьте подготовить новый пакет документов для фирмы «Бейбиберг». Это в ваших интересах.

— Последний вопрос, — сказал господин Фрезер, облизывая губы и оглядываясь на севшую за руль его машины веснушчатую девицу.

Рыжая в это время аккуратно устраивала на заднее сиденье между Федей и секретарём угрюмого Степана Алексеевича. «Прямо скорбная телега получилась, даже сесть негде» — проворчала рыжая, и растворилась в воздухе.

— Я вас слушаю.

-Вы всё время говорили о вашем Первом. Где же он?

-Мы стараемся не являться на люди вместе. — Господин Коль легко улыбнулся, отходя от машины. — От многия знания многия печали, господин Фрезер. Желаю вам поскорее забыть наш разговор.

Машина тронулась с места, а Максимилиан Фрезер зашарил по карманам в безуспешных поисках записной книжки. На лице его читалась решимость не забыть ни слова.

Эпилог

Базиль Фёдорович глубоко вздохнул. Откинувшись на мягком сиденье новенькой машины, он осмотрел себя в зеркальце шофёра и нашёл себя вполне скучным типом.

Образ солидного делового человека, достигшего значительных высот в мире бизнеса, смущал его и нагонял тоску.

К тому же ему пришлось обзавестись собственным шофёром. Константин, недавно выписанный из больницы, и отпущенный домой, в строгом костюме и тёмных очках производил солидное впечатление на окружающих.

В больницу Кисина вернул самолично господин полицейский следователь. Объяснив, что нашёл беднягу в подъезде. Не помнящего ничего о случившемся Константина бережно проводили до палаты, и окружили вниманием и заботой. Потом ему стало гораздо лучше, и, хотя память так и не восстановилась полностью, врач счёл возможным перевести бывшего охранника на домашний режим.

Правда, у него ещё немного дёргался левый глаз, и случались приступы меланхолии, но в остальном он стал прежним Константином. Роль водителя при шефе ему неожиданно понравилась. Теперь он глянул в зеркальце на шефа, и одобрительно подморгнул, морща нос в приличной улыбке.

***

Базиль Фёдорович смутно помнил, как занял место своего фантома в реанимационной палате. «Вот теперь вам прилично будет очнуться, и даже начать выздоравливать» — насмешливо сказали ему, и оставили одного. Он до сих пор со смущением вспоминал лицо врача, пришедшего с очередным визитом, и взглянувшего на приборы. А потом, уже в другой палате, предназначенной для выздоравливающих, он, проснувшись, увидел счастливое лицо Сильвии, залитое слезами. И когда, чистенький и вполне трудоспособный, он появился на пороге своего кабинета, и не узнал его, Ксения Леопольдовна заботливо проводила его к директорскому креслу и проворно поставила на салфетку новенькую чайную чашку.

Дала ему сделать глоток, и торжественно выложила на стол незабвенный «пожарный» портфель с документами: «Вот вы смеялись, а портфельчик-то пригодился! Как хорошо, вы не видели, что тут творилось, Базиль Фёдорович. Это был настоящий разгром! Но я этим господам из страховой компании сразу сказала: у нас пожар включён в договор, не верите — смотрите документы.»

А потом секретарь сказала, поправляя краешек салфетки: «Как хорошо, что вы назначили Сильвию руководителем лаборатории. Девочке давно пора вырасти. Я нашла документ о её назначении, только вы не успели его утвердить…» И Базиль Фёдорович покивал, пытаясь вспомнить, подписал он тогда документ, или нет.

Он степенно прихлёбывал чай из новенькой чашки, а Ксения Леопольдовна, посмотрев в сторону приоткрытой двери в приёмную, где, дружелюбно улыбаясь, подпирал косяк один из белобрысых охранников, тихо сообщила: «Вы знаете, Базиль Фёдорович, наш охранник на самом деле очень милый молодой человек. Он мне так помог навести здесь порядок, просто не знаю, что бы я без него делала. Оказывается, у него было тяжёлое детство. Я как-то хотела пригласить его на чай — просто так, для знакомства — так он сказал, что не интересуется женщинами. Подумать только, такой мужчина, и из этих. Которые нетрадиционные. Но мы теперь большие друзья.»

Базиль Фёдорович оглядел физиономию ухмыляющегося у косяка блондина, и строго сказал: «Вы всё-таки поосторожнее с ним, Ксения Леопольдовна. Ориентация ориентацией, а про тяжёлое детство не забывайте.»

***

Следователь Филинов добрался наконец до своего кабинета, и метким броском набросил галстук на лампу.

— Тирьям-тирьям, тирьям-тирьям, — пропел он фальцетом, — полноги потерял… но рад был… тирьям-тирьям, что вернулся живой…

Следователя обласкало начальство, и Филинову даже намекнули на возможное повышение по службе.

— Мне не дорог твой подарок, дорога твоя любовь! — сообщил Филинов дребезжащим тенорком, обрушиваясь на стул. Стул жалобно взвизгнул.

Едва только следователь выяснил, что интересующий его культурный человек Степан Алексеевич тоже был на памятном концерте группы «Бешеные кони», что подтвердила охрана стоянки, где он оставил свою машину. Едва он узнал, что волоски в найденной на месте преступления маске петушка принадлежат не только господину директору, но и другим людям, в том числе и подозреваемому, что объясняется очень просто — ей пользовались жители посёлка на регулярно проводящихся праздниках, и она хранилась в доступном месте. И что дома у себя этот господин держит впечатляющую коллекцию холодного оружия, что наводит на размышления.

Но главное даже не это, а показания человечка, торговавшего с рук билетами возле развлекательного центра, и сумевшего описать подозреваемого, когда человечка этого совершенно случайно забрал патруль за спекуляцией билетами, и он понадеялся на снисхождение.

Так вот, едва Филинов собрал все эти сведения, ничего не доказывающие, но дающие основание для разговора с начальством, к нему явился господин маньяк собственной персоной, и выдал себя следователю с головой.

Не верящий своей удаче Филинов едва успел начать запись, а Степан Алексеевич, усевшись напротив на стул, и покаянно опустив глаза, принялся вещать о своей миссии. Правда, он не признал, как следователь не старался, попыток скрыть улики, и зверской расправы над трупами, но и сказанного было вполне достаточно.

Начальник Филинова сказал, довольно оглядывая подчинённого:

— Вот видишь, дорогой мой, можешь, когда хочешь! А что это дело с охранником? Ну, в этой фирме, как её… Ты ещё не закрыл дело? Давай, закрывай уже. Ведь самоубийство, ясно и ежу.

Филинову пришлось кивнуть. Он и правда в глубине души считал, что участие в делах, в которые ввязался покойный Макс Фоскарелли, есть особо изощрённый способ самоубийства.

***

Базиль Фёдорович поднялся по широкой каменной лестнице, покрытой до того солидным ковром, что совестно было по нему идти. Его проводили в уютный зал, залитый ярким светом и почти пустой. Он впервые оказался в такой солидной компании, хотя знал многих из этих людей. Их нельзя было не знать.

Он хотел в сотый раз поправить галстук, уже выверенный под строгим взором Ксении Леопольдовны, но к нему подплыла приветливо улыбающаяся дама и протянула руку для знакомства. Он пожал руки всем членам маленького элитного клуба, зная из присланного накануне протокола, что здесь это признак хорошего тона.

— Вы хорошо выглядите для человека, который вернулся с того света, — кокетливо сообщила дама, оглядывая присевшего на диванчик Базиля Фёдоровича. — Ведь вы лежали в реанимации?

— У господина Акинушкина неплохой загар, — отозвался господин Фогель, разглядывая в свою очередь нового члена клуба.

— Это новая процедура, вроде солярия, — смущённо пояснил Базиль Фёдорович. Он не любил врать по пустякам. Но не станешь же объяснять, что приобрёл загар, копая в деревне грядки с редиской. И валяясь на песке у речки со странным названием.

— Ах, это так необычно, — сказала дама.

А господин Фогель оглядел свою покрытую красноватым загаром кожу, и самодовольно сказал:

— Да уж, в палате лежать, это не по яхте разгуливать. Сразу видно, что ваш — ненастоящий. Кстати, где наш дорогой господин Фрезер? Неужели всё ещё в отпуске?

— Жаль, он такой милый собеседник, — сказала дама, оправляя розовый бантик, а другая дама, в сером платье, качнув жемчужинами в элегантных серёжках, ответила:

— У господина Фрезера долгосрочный отпуск. Говорят, проблемы со здоровьем. Возможно, он вообще не вернётся.

— Не может быть, — огорчился господин Фогель. — Кто же тогда будет вместо него?

— Может быть, господин Акинушкин нам расскажет? Он ведь теперь член совета директоров, если я не ошибаюсь? — строгая дама посмотрела на Базиля Фёдоровича ободряюще, и он отозвался:

— Да, мы вошли в состав корпорации. Могу сообщить, что пока господин генеральный директор в отпуске, его замещает господин Коновалов.

— Господин Коновалов приятный человек, — одобрительно покивала головой дама в сером. — Правда, немного педант.

— По сравнению с покинувшим наш клуб господином министром он просто душа общества, — сказала дама в розовом.

— Как быстро мы забываем друзей, — насмешливо отозвалась дама в сером, а розовая дама пренебрежительно повела плечиком.

— Вы ведь обучались в университете, или я что-то путаю? — ворчливо спросил нелюдимого вида человек, сидевший рядом на диване. Базилю Фёдоровичу его представили как господина Гиля.

— Да, действительно. А я помню вас, вы как-то приходили к нам читать лекцию.

— Какой факультет?

Базиль ответил, и господин Гиль явно подобрел. Он придвинулся поближе, и Базилю Фёдоровичу пришлось выслушать его соображения о важной научной проблеме современности, из которых он понял едва половину.

***

Члены элитного клуба спустились по роскошной парадной лестнице, и опять пожали друг другу руки на прощанье. Все были очень любезны, приём был выше всяких похвал, и Базиль Фёдорович чувствовал себя отравленным неким сладким ядом.

Константин захлопнул за ним дверцу, а Базиль облегчённо вздохнул. Ему предстояло ещё многое сегодня сделать, и время поджимало. Сильвия пригласила его на вечеринку, посвящённую вступлению в новую должность, — почти директорскую, как шутили в фирме «Бейбиберг», — и ждала, что он приедет.

Замурлыкал коммуникатор, он ответил и услышал голосок Мари. В памяти тут же возникло видение залитых солнцем грядок, и Мари в лёгком халатике, которая с дрожащими губами разглядывает перепачканный огородной землёй модный маникюр. И ещё заросли лопуха у забора, где было так темно и уютно, только кусались выбравшиеся из многочисленных норок злые муравьи.

— Ты знаешь, Игорь пригласил меня перейти в свой отдел, — сообщила она, как всегда не поздоровавшись.

— И что он от тебя ждёт в своём отделе? — озабоченно спросил он, вспомнив креативного гения Игорька.

— Сказал, что пока может мне доверить стирать пыль со стола. — Мари хмыкнула, и сказала: — Я научилась печь пирог. Придёшь сегодня? Сегодня будет с черникой.

—Сверни к офису, пожалуйста, Константин, — попросил Базиль Фёдорович.

Ему нужно было ещё кое-что сделать, но дело было не в этом. Он не мог решить, куда ехать в первую очередь, к Сильвии или к Мари. Ещё есть время подумать.

Константин глянул на него в зеркальце понимающим взглядом, машина плавно повернула и влилась в вереницу других машин, растянувшихся сверкающей полосой в ослепительном свете повисшего над горизонтом огненно-красного солнца...

***

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg