«Ведьма старая, ведьма молодая»

Ведьма старая, ведьма молодая (fb2) - Ведьма старая, ведьма молодая 1591K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Эмиль Коста

Эмиль Коста Ведьма старая, ведьма молодая

Пролог

Клементин вышла из спальни с новорожденным на руках. В маленькой гостиной ждали новостей трое. Огюст Тибо, новоиспеченный отец и хозяин дома, мерил комнату шагами. В очаге ворошил угли его лучший друг Тристан. Рядом скромно сидела Ализе, лучшая подруга роженицы. На секунду повитуха заколебалась, но потом решительно шагнула к ней и протянула ребенка.

– Почему мне? Отцу надо, – запротестовала девушка.

– Успеет еще… Иди к жене, – обратилась к Огюсту Клементин.

Тот хмуро взглянул на нее и прошел в спальню. Повитуха – за ним. Ализе неумело держала младенца, слегка подбрасывая. Тристан подошел к ней, отвернул одеяльце и с любопытством заглянул в лицо ребенку.

– Будто на Аделин похож…

– А мне кажется, вылитый Огюст.

Они говорили шепотом, боясь потревожить ребенка или его мать. В доме установилась тишина. Над полуночной деревней тоже ни звука, и даже море было спокойно как никогда.

Тибо вышел из спальни. В лице ни кровинки. Он рассеянно обвел глазами комнату и остановил взгляд на молодой паре. Ализе и Тристан любовались новорожденным и не сразу заметили хозяина дома. Девушка улыбнулась и спросила:

– Ну как?

Огюст молча уселся к очагу. В гостиную вошла Клементин и тихо объявила:

– Аделин больше нет.

Тристан быстро перекрестился. Ализе прижала к себе новорожденного, словно пытаясь защитить его от беды.

– Ведьма!

Крик прорезал ночную тишину, перебудил людей, скот, птицу – все живое вокруг…

– Ведьма!

Младенец заревел. Тристан бросился к окнам. Прежде чем он распахнул ставни, дверь открылась и на пороге возникла знакомая фигура.

– Ведьма! – крикнул молодой мужчина, указывая на Клементин.

Он все время был рядом, прятался в темноте, словно вор. Повитуха стояла прямо, спрятав руки в карманах безразмерного фартука, и с презрением смотрела на парня. Тристан сжал кулаки; Тибо не пошевелился. Подбородок у Ализе предательски дрожал, но она посчитала нужным вмешаться:

– Ноэль, постыдись! Всем сейчас худо… Аделин не хотела бы…

– Не трогай ее имя! Не трогай! Аделин должна жить, эта ведьма свела ее со свету!..

– Я могла помочь матери или младенцу. Она попросила спасти сына, – сказала Клементин.

Тибо обхватил голову руками и застонал. Ноэль с минуту смотрел на несчастного соперника, потом развернулся и исчез в темноте.

Ализе укачивала хнычущего мальчика и сквозь слезы повторяла:

– Все будет хорошо! Все обязательно будет…

События той ночи вихрем пронеслась в голове старой повитухи. Она нахмурилась и выбросила руку вперед. Камень взлетел в воздух, приземлившись точно на хребет пьяницы, задремавшего во дворе дома Клементин. Тот ужом взвился над землей и от боли заплясал на месте.

– Совсем осатанела! Когда ж ты сдохнешь?

– Не раньше тебя, дурака. Пошел прочь!

На крыльцо выбежала Одетт. Вражда между бабушкой и старым Ноэлем началась шестнадцать лет назад, и конца-края не было ей видно. Раньше выходки пьяницы пугали девочку. Теперь он, как любой опустившийся человек, вызывал у нее только презрение.

Клементин подобрала с земли новый камень и предупреждающе занесла руку над головой. Одетт решилась вмешаться:

– В самом деле, шел бы ты отсюда. Схлопочешь ведь почем зря – я лечить не стану!

– Больно надо! Знай свое место, ведьмино отродье…

Тем не менее, пьяница счел разумным ретироваться. Он отступил на безопасное расстояние и оттуда прокричал:

– Старой дуре Клементин

На роду конец один:

На костре тебе гореть,

А Ноэлю – песни петь.

Такие песенки, одну хуже другой, он сочинял на ходу. Деревенские дети использовали их вместо считалочек и не раз бывали пороты за это. Ноэль победоносно потряс руками над головой и зашагал прочь.

– Рифмы у него лучше не становятся, – с грустной улыбкой заметила Одетт.

Клементин в сердцах отшвырнула ненужный камень и вытерла ладони о фартук.

– Пить надо меньше! Идем, дел еще много…

Глава 1

Из Кавайона они выехали после обеда. Декабрьское солнце уже клонилось к закату, когда двое всадников обогнули последний холм и впереди показалось несколько домиков. Лу много рассказывал о своей малой родине, но только сейчас доктор понял, насколько она мала в действительности. Здесь едва ли найдется гостиница или трактир, а заранее расспросить об этом слугу ему не пришло в голову. Разумнее было остаться в городе.

Вслух доктор сказал:

– Зря я согласился на эту авантюру. Кому нужен незнакомец на семейном празднике?

– Да бог с вами! – запротестовал слуга, – Торчать одному в незнакомом городе на Рождество уж точно никуда не годится. Да мать меня из дому выставит, узнай только, что я вас не пригласил, – и правильно сделает! Две спаленки у нас есть, разместимся как-нибудь.

– Но у вашей матери еще трое?

– Двое малыши совсем! Когда я уезжал, Роже едва ходить начал, а маленькая Ивет не могла его от пола оторвать. Кларис вот должна была вырасти, она всего годом меня младше. Может, и замуж уж вышла – кто ее знает. Девчонка бойкая была, хотя и вредная.

– Что ж, будем надеяться, что ваша сестра успела обрести семейное счастье.

Доктор постарался выпрямиться в седле. За полтора месяца в дороге он окреп физически, но до хорошего наездника было еще далеко. Лу, который с усмешкой наблюдал за хозяином, заметил:

– А Одуванчик совсем к вам привыкла. С неделю не лягается и смотрит добрей.

– Не сыпьте мне соль на рану, эта бестия рано или поздно меня прикончит.

Андре понизил голос, будто опасался, что лошадь его услышит. Слуга вместо ответа расхохотался и потрепал по шее Гнедого. Великану с его конем такие муки были неведомы: между ними царила полная гармония. Доктор не без зависти наблюдал за их дружбой.

Лу мечтательно вздохнул:

– Эх, дома сейчас небось дым коромыслом. Мать варит-жарит всякие вкусности… Знаете, как она готовит – пальчики оближешь! Раньше, бывало, к нам полдеревни на ужин собиралось.

– При жизни вашего отца?

– Ну да! После смерти какое веселье, да и на какие шиши. Матушка хотела меня к старому Тибо помощником устроить, да я заартачился. Сказал, в море не пойду, тем паче с ним.

– А что со старым Тибо было не так?

– Так он же отца и прикончил! Не верите? – возмутился слуга, встретив удивленный взгляд Андре, – Мать вот тоже не верила. А он всегда отцу завидовал: у нас-то семья большая да дружная, а у Тибо один сын. Жена-то померла в родах, так и живет один. И Дидье, сын его то есть, гад еще тот. Старик-то, конечно, души в нем не чает, но мне все видно…

– Но почему же вы думаете, что Тибо прикончил вашего отца? Одной зависти недостаточно, чтобы на такое решиться…

Лу нахмурился и некоторое время ехал молча. Немногословность не была характерной чертой слуги, так что Андре с интересом прислушивался к сопению парня. Наконец он начал говорить:

– Я в тот день отца до лодки проводил. Видел, что старик с похмелья не отошел, еле на ногах стоит. Ну куда такому в море – нет же, торопил еще, покрикивал. Штормило тогда еще… К вечеру их нет; мы ночь не спали, мать все молилась. Только наутро ветер стих, да лодка вернулась. Я на мысу стоял, где кладбище – там высоко, обзор хороший… К причалу вся деревня сбежалась: видно ж, что криво идут – неладное случилось. Он еще только к берегу подходил, а уже все ясно: на палубе один человек, не двое. Отца так и не нашли потом. Тибо рассказал, что его волной смыло – поди докажи, что это не так.

– Но ведь такое случается, Лу. Люди гибнут в море и без посторонней помощи.

– Я этому гаду все одно не верю! Что сынок его, что он – одного поля ягоды.

– Значит, вы предпочли покинуть родные края и пойти в услужение?

– Здесь другой работы все равно нету. Лодка только у Тибо имеется, вся деревня так или иначе ему служит. Пошел я в Кавайон место себе искать. И ни черта – ничему ведь, кроме рыбацкого промысла, не обучен. Шатался по улицам, в лавки заглядывал и встретил Греньи. Он как меня увидал, давай хохотать да пальцем тыкать. Говорит, мол, такого чудища еще не встречал. А как узнал, сколько мне лет, да сколько жалованья прошу – засиял будто медяк начищенный. Сговорились мы с ним, что все заработанное будет матери отправлять. Эжен, приказчик из лавки местной, свидетелем тому был, он и обещал все передать домой. А жалованье мое для матери Греньи должен был ему присылать. Я с тех пор дома и не бывал, весточку отправить тоже не удалось – у нас грамотных в семье нету. Если старый хозяин не обманул, они неплохо должны сейчас жить.

До деревни осталось не более половины лье[1]. Путники ехали в молчании, тишину нарушал только стук копыт. Внезапно Одуванчик всхрапнула и стала на дыбы. Андре, не ожидавший такого поворота, взлетел в воздух и под испуганный вопль слуги приземлился ровно в куст чертополоха. Правую ногу пронзила острая боль, из-за которой в глазах помутилось. В голове пульсировала единственная мысль: «Только бы не перелом!»

Несуразная тощая фигура выползла из кустов на дорогу. Мужчина, если такой оборванец вообще заслуживал этого почетного звания, был немолод, одет в жуткие лохмотья и, разумеется, пьян. Он с трудом поднялся и встал посреди дороги, таращась на путников.

Доктор со стоном обхватил ушибленное колено. Нога горела, будто ее проткнули острым ножом. Даже под брючиной он увидел, что сустав неестественно вывернут, и сознание наполнилось страхом. К горлу подступила невольная тошнота.

Андре никогда всерьез сам не болел и не получал сильных травм. Откровенно говоря, он побаивался вида крови и страданий, что для настоящего доктора, несомненно, было бы непростительной слабостью. Бродячему же шарлатану, которым наш герой фактически являлся, это обычно не мешало.

Лу соскочил с Гнедого и подбежал к хозяину. Тень слуги упала на Андре, когда великан склонился над ним и тревожно спросил:

– Ну как?

– Жить буду, – сквозь зубы ответил доктор, – Говорил же я вам, что мне следует остаться в Кавайоне. Деревня меня попросту отторгает.

– Никого она не отвергает! Просто Одуванчик Ноэля испугалась, – понизив голос, объяснил слуга, – Его звери вообще боятся.

Доктор не успел как следует удивиться очередной выдумке слуги. На это не было времени и желания. Главная проблема сейчас – где получить помощь в этой дыре? Неужели придется ехать обратно? Садиться на лошадь с такой травмой решительно невозможно.

Пьяница же с интересом прислушивался к разговору путников. Он подошел ближе и лукаво подмигнул Лу.

– Так кто кого боится?

– Ноэль, брось дурить! – отмахнулся парень, – Я Лу Дюмон, если не узнал.

– Как же тебя не узнать, малыш. Второго такого во всем королевстве не сыскать. Но зачем ты тащишь к нам эту хромую ворону? – Ноэль неодобрительно разглядывал черный плащ Андре.

– Сам ворона! Это доктор, они все такие, – обиделся за хозяина Лу, – Вы в своей деревне совсем сдурели.

– А на кой оно нам, – миролюбиво согласился забулдыга, – Все хвори старая ведьма лечит, докторов отродясь не видали. Значит, вы к ней на замену приехали?

– В гости мы, в гости! А что со старой Клементин случилось? Тут ее помощь понадобится.

– Да пока ничего, но все одно ведьма на белом свете не заживется.

– Болеет, что ли?

– Не дождешься! Здоровая, вон только утром меня со двора камнями прогнала. Пришлось здесь, в кустах, досыпать, – Ноэль почесал пузо под рваной рубахой, поежился и заметил, – Свежо, однако.

– А ты как хотел – зима!

– И то верно. Ладно, матушке привет! – пьяница махнул рукой и зашагал в сторону деревни.

– Постой! – Лу даже возмутило поведение земляка, – Тут помощь нужна, дурья башка.

– Да что ж я могу? – удивился Ноэль.

– Клементин к матушке позови хотя бы… Вы ж сами ногу себе не вправите? – поинтересовался Лу у хозяина. Тот покачал головой, – Вот, доктор сам себе не лекарь, так что будем ее у матушки в доме ждать.

– К ведьме не сунусь. Мы нынче сильно поругались, – нахмурился Ноэль, – Я вперед пойду да Ализе предупрежу, чтобы кого-нибудь из младших за нею послала.

– И то хлеб. Ступай уже!

Ноэль снова махнул рукой и побрел в деревню. Доктор между тем прикинул, что немалое расстояние до деревни ему никак не преодолеть пешком. Въезжать туда, повиснув будто тряпка, на плече гиганта-слуги, совсем не хотелось. Андре хмуро взглянул на Одуванчика. Лошадь уже вполне успокоилась и принялась щипать пожухшие былинки у дороги.

– Сможете осторожно меня на нее подсадить? – обратился Андре к слуге.

– И не думайте! Сам донесу. А не хотите – силком потащу. Скоро стемнеет, задубнете тут.

– Повозок в деревне нет? Я заплачу!

– Телега у Тибо, да и все, пожалуй, – подумав, ответил Лу, – Только я его просить не буду, уж не обессудьте!

– Какие тут все чувствительные… Догоните этого блаженного и прикажите ему попросить…

Лу кивнул и помчался следом за Ноэлем. Пьяница брел, едва переставляя ноги, и слуга нагнал его в несколько прыжков. Ноэль выслушал парня, взволнованно размахивавшего ручищами над его головой, кивнул и скорей пошел к деревне.

Когда Лу вернулся, Андре поинтересовался, чтобы отвлечься от боли в ноге:

– Что это за явление?

– Ноэль Дюссо. Раньше плотником у нас был, а потом спился.

– Вот так просто взял и спился?

– Говорят, он в покойную жену Тибо был влюблен по уши; после ее похорон опустился совсем. Перебивается с хлеба на воду, инструмент давно пропил. Мать его жалеет, а мне так ни капельки не жалко. Сам виноват, и вообще страшный он…

– Вы о том, что его звери боятся?

– Вот-вот, собаки его терпеть не могут… Лошади тоже… – Лу осекся и тревожно поглядел пьянице вслед.

– Ерунда, животные просто пьяных не любят, и особенно собаки.

– Да я не о том! Слышали, что он про Клементин болтал? Это знахарка местная, некоторые ее ведьмой считают. Так вот теперь жди беды, раз Ноэль говорит, что она помрет!

Андре крякнул с досады и попытался устроится на земле поудобнее. Когда это не удалось, он продолжил:

– Лу, я по наивности думал, что вы свободны от подобных суеверий. Пьяница зол на вашу знахарку, вот и мелет языком.

– Я в такие штуки и правда не верю, – признался слуга, – Только Ноэль и вправду иногда будущее угадывал.

– И что с того… Я сейчас вам скажу, что завтра дождь будет – а он и вправду может быть. Провидцем от этого не сделаюсь, понимаете?

– Нет, точно вам говорю: Ноэль с темными силами якшается, а старухина песенка спета.

Тем временем из деревни выехала и неспешно направилась в сторону путников грубо сколоченная телега. Скрип ее был слышен издалека. На козлах сидел парень лет шестнадцати. Одет возница был не по-городскому, но вполне чисто и добротно. Белесые лохмы прикрывала потертая кожаная шляпа. Черты лица были правильными. Парень мог бы покорить немало сердец, тем более в этих краях, если бы не брюзгливое выражение, не сходившее с лица. В телегу была запряжена всего одна лошадь, такая же угрюмая, как возница.

Лу, разглядев возницу, тоже нахмурился.

– Это Дидье Тибо, – шепнул он хозяину. – Значит, он теперь рыбу в город возит…

– Раньше иначе было? – без особого интереса спросил доктор.

– Раньше Люк возил, кузен мой. Старый Тибо все из сынка пытался рыбака сделать, да не вышло, видать. Дидье в море всегда тошнило.

Слуга злорадно хихикнул и поглядел в лицо недруга, который тем временем подъехал совсем близко. Тибо-младший спрыгнул с телеги и приподнял шляпу, разглядывая доктора. Поздороваться парням не пришло в голову. Дидье, оценив обстановку, сказал:

– Ноэль сказал, вас в деревню надо отвезти. Три медяка будет стоить. Забирайтесь, только не перепачкайтесь.

– Обалдел, что ли? Три медяка! Я за столько в городской гостинице лучший номер сниму на неделю, – возмутился Лу.

– Вот и снимай, а хозяин твой пусть пешком туда топает. Как раз за неделю дойдет.

Андре хотел было возмутиться, но быстро понял, что причина такой непочтительности вовсе не в его жалком виде или алчности младшего Тибо. Парни сцепились из-за каких-то прошлых обид, пока неизвестных доктору.

– Пусть будет три медяка, – воскликнул он, – Даже четыре, если довезете бережно. Сдается мне, трясет вашу телегу порядочно.

– Это есть, – согласился парень, проникшийся симпатией к щедрому чужаку, – но поведу ровней, раз такое дело.

Лу хотел было продолжать спор, но под суровым взглядом хозяина быстро скис. Он помог доктору встать на ноги, чтобы пройти несколько шагов и забраться в телегу. Когда Андре устроился среди свалявшегося сена, Дидье уселся на козлы и пустил лошадь шагом. Взяв Гнедого и Одуванчика под уздцы, Лу пошел рядом. Слуга первым нарушил молчание:

– Как мать?

– Хорошо, – пожал плечом Дидье, – Утром только ее видел.

– Младшие здоровы?

– Ага.

– А вообще новости какие-то в деревне есть?

– Нет вроде. Отца старостой выбрали, да я женюсь скоро.

– Ну! На ком? – доктору показалось, что ответ на этот вопрос не на шутку волновал Лу.

– На Одетт Ларош.

– Внучке Клементин?!

– Ага.

Слуга в изумлении покачал головой и больше вопросов не задавал. Доктор не понял и половины из сказанного, и счел благоразумным не прояснять ситуацию до времени. Отношения между жителями деревни явно были слишком тесными и напряженными. Вот за это он и не любил провинцию.

В молчании въехали в деревню. Зима в этих краях была не чета северной; солнце светило ярко и весело, но все-таки во дворах было пустынно: жители прятались от пронизывающего морского ветра. Окруженная домами улица спускалась к морю и заканчивалась причалом, возле которого качалась на воде большая рыбацкая лодка.

Телега остановилась около первого двора. Доктор расплатился, отметив про себя, насколько тощим стал его кошелек за последние недели. Лу вошел во двор и попытался привязать лошадей, но дрожащие от волнения руки помешали ему. Помимо воли парень то и дело оглядывался в сторону одноэтажного домика с черепичной крышей. Внезапно дверь распахнулась; на пороге стояла невысокая хорошенькая женщина с перепачканными мукой руками. Она ахнула и бросилась великану на шею с криком:

– Лу! Моя радость, мой мальчик приехал!

Глава 2

Оказавшись в материнских объятиях, великан ненадолго растерялся и сам чуть было не пустил слезу. Лишь потом он сообразил, что хозяина нужно представить домашним. Мадам присела в быстром реверансе и смутилась до слез. Двое ребят неловко топтались за спиной матери. Они поцеловали брата и вернулись в дом, застенчиво поглядывая на незнакомца в черных одеждах.

Через несколько минут путешественники сидели возле очага, пили горячее вино и рассказывали о своих приключениях. Лу не ошибся: в крошечной гостиной мадам Дюмон кипела работа. Хозяйка одновременно что-то варила, жарила, месила тесто для пирогов. Младшие дети помогали ей. Большеглазая девочка лет семи нарезала овощи, а четырехлетний мальчуган ощипывал в углу птицу.

Мать щебетала без умолку, она то и дело бросала тесто, чтобы еще и еще раз обнять сына. Щеки и новая куртка Лу покрывались белыми пятнами от муки, но парень был совершенно счастлив и не обращал на это внимания.

– Кларис убежала за знахаркой, приведет ее с минуты на минуту, – сказала мадам Ализе доктору, – Вы не волнуйтесь, Клементин очень хорошо коленки лечит. Даже больно не будет.

Доктор улыбнулся, стараясь держаться бодрей. Показывать слабость перед столь хорошенькой женщиной ему совсем не хотелось. Внутри, тем не менее, все тряслось и в голову лезли мысли одна страшнее другой: что за коновалка будет его лечить? Не потребуется ли после отнимать ногу? И кто это сделает, если потребуется?

– Ну и праздник же вы затеяли, будто знали, что мы приедем! – воскликнул тем временем Лу, удивленно оглядывая отчий дом.

– Если бы знала, закатила бы настоящий пир. А это угощение на помолвку Дидье. Он совсем вырос, даже не верится, что я с ним когда-то нянчилась. До твоей силы парню далеко, конечно, но все равно очень складный вышел, – мадам улыбнулась, – Знаешь, Кларис с ним гуляла одно время, да не сложилось. Ну, тем и лучше: у них обоих кровь горяча, ничего бы хорошего не вышло.

– Ну и слава богу! Только породниться с Тибо нам недоставало, – воскликнул Лу и добавил, увидев укоризненный взгляд матери, – Дидье уж нам сказал по пути сюда. У Одетт, конечно, кровь холодна как у лягушки – не поспоришь. Но как у них сладилось? Она же его всегда терпеть не могла.

– Да по сговору, милый, по сговору. Огюст после… твоего отъезда стал меньше пить, а потом и вовсе бросил. Клементин ему помогла. Вот сдружились они, а там и решили Одетт с Дидье поженить. Пара и взаправду удивительная, но толк может выйти. Она девочка разумная, тихая, а он парень бойкий да за словом в карман не лезет – такие хорошо друг друга дополняют. Знаешь, мы с твоим отцом тоже были очень разные, а жили душа в душу, – женщина смахнула слезинку, оставив на щеке мучной отпечаток ладони.

– А что Кларис?

– Дуется, конечно. Против отцовской воли Дидье не пойдет: нрав у него непростой, но парень все-таки послушный. Так что пришлось девочке смириться. Поплакала денек, а сейчас ничего. Она все у Одетт пропадает: они же давние подружки. Кларис шьет неплохо, вот и помогает приданое готовить. Старуха небогата, но с пустыми руками внучка от нее не уйдет. Других-то родных нету…

Тут постучали в дверь и на пороге возникла худощавая старушка с крючковатым носом и хитрым прищуром карих глазок. В руках у нее была корзинка, прикрытая грязной тканью. Не здороваясь, женщина прошла в комнату и опустилась на колени рядом с доктором. Вид деревенской знахарки не вызвал у него ни малейшего доверия.

Старушка, отставив в сторону корзину, без церемоний ощупывала колено доктора. При этом она глядела в потолок и шевелила губами, будто что-то подсчитывала в уме. Андре со смесью ужаса и восхищения наблюдал за действиями Клементин: более уверенного лекаря ему встречать не приходилось. Другие обитатели комнаты застыли на своих местах и боялись шелохнуться. чтобы не помешать этому священнодействию.

– Все ясно, – наконец сказала знахарка и кивнула Лу, – Держи его за плечи.

Слуга подскочил с места и стиснул доктора могучими ручищами. У того от неожиданности сперло дыхание. Клементин в эту секунду взяла покалеченную ногу и дернула под хитрым углом. От боли у Андре потемнело глазах. На секунду он, кажется, даже потерял сознание, а когда очнулся, старуха уже подняла свою корзинку и направилась к выходу.

– Да я же вас совсем не приветила! – воскликнула мадам Дюмон, – Останьтесь, Клементин!

Знахарка с усмешкой поглядела на хозяйку и махнула свободной рукой.

– У тебя нынче и так работы полно. Да еще гостей полон дом. Завтра свидимся и сочтемся.

С этими словами она вышла за порог. Матушка Лу замерла на секунду, глядя старухе вслед, а потом вспомнила о законах гостеприимства. Женщина захлопотала вокруг стола.

– Все-все, угощения эти приготовлю завтра. Сейчас поужинаем, а дела подождут.

Она убрала кадку с тестом для пирогов и велела маленькой Ивет унести оставшиеся продукты в погреб. Через несколько минут на чистом столе появился незатейливый семейный ужин, в основном состоявший из холодного мяса и овощей. Доктор убедился окончательно, что Дюмоны живут очень скромно. Злоупотреблять их гостеприимством совсем не хотелось.

Андре усадили на почетное место во главе стола; после короткой молитвы все приступили к трапезе. За окном темнело. Ужин проходил в тишине: младшие стеснялись незнакомца, Лу думал о чем-то и хмурился, а его мать тоже молчала. Время от времени она бросала беспокойные взгляды на дверь. Раздавшийся вскоре стук, казалось, и обрадовал и напугал ее.

Женщина подбежала к двери и распахнула ее. На пороге стоял коренастый мужчина в потертой кожаной куртке. Из-под косматых бровей глядели колючие глазки, рот потерялся в густой рыжей бороде. Лицо незнакомца украшал на редкость безобразный шрам, который тянулся через переносицу к левой щеке. С первого взгляда мужчину можно было принять за разбойничьего атамана. Матушку Лу, однако, устрашающая наружность визитера ничуть не смутила. Как ни в чем не бывало, она защебетала:

– Мсье Тибо! У нас почти все готово, пироги и жаркое я закончу завтра. Такая радость: наш Лу вернулся! Представляете, его хозяин погиб два месяца тому назад. Просто кошмар! Слава богу, бедный мальчик уже нашел место… Вот этот господин – доктор, его новый наниматель. Они погостят у нас несколько дней, поспели как раз к Рождеству. Такое счастье, не правда ли?

Бородач, смущенный потоком красноречия мадам Дюмон, поклонился доктору, кивнул Лу и вывел хозяйку за дверь для приватного разговора. Великан хмуро ковырялся в тарелке, а потом обратился к младшей сестре:

– Старик часто сюда заглядывает?

– Дядя Огюст? По праздникам разве что. Вот дома у него мы часто видимся.

– А что вы делаете у него дома?

– Матушка готовит, я убираю. Они же одни с Дидье, хозяйки нету – вот он нас и нанял.

Лу нахмурился еще сильнее, а затем уточнил:

– Так и этот пир матушка готовит не по доброй воле? Тоже за деньги?

– Ясное дело! Дядя Огюст за работу всегда платит, – кивнула девочка.

За дверью раздался шум. Доктор услышал девичий голос, обладательница которого явно была чем-то недовольна. Через минуту мадам Дюмон вернулась и затащила в комнату свою уменьшенную копию – хорошенькую пышную брюнетку лет четырнадцати-пятнадцати. Девушка была до крайности расстроена. Она едва кивнула гостям и сбежала в свою спальню, захлопнув дверь.

– Вот ведь неожиданность! – развела руками мадам, усаживаясь на свое место, – Мсье Тибо предложил Кларис прислуживать завтра за столом, а она в слезы. Ясное дело, девочке обидно, но больше-то это делать некому! И деньги хорошие, чего бы не согласиться. Я-то теперь точно не поспею, готовить буду.

– Может, передумает еще, – пожал плечами Лу.

После ужина мадам приготовила постели для доктора и слуги прямо в гостиной. Задремавшего Роже она унесла в свою спальню, а маленькая Ивет ночевала вместе со старшей сестрой. Колено у доктора ныло, хотя мадам и сделала ему холодный компресс. Андре беспокоил его слуга. Весь вечер он хмурился и отмалчивался в разговорах, все глубже уходя в себя.

Когда все улеглись и в доме установилась тишина, Лу приподнялся на локте, повернулся к хозяину и возмущенно прошептал:

– Ну, каково, а?

– Что такое?

– Я говорю: как вам это нравится? – парень был вне себя, – Я три года батрачу на старого прощелыгу, думаю, что семья при этом ни в чем не нуждается, – а тут вон что! Мать в услужении у этого козла, сестру его сынок поматросил да бросил, а теперь и прислуживать на помолвке заставляют! Ну, каково?! На кой черт это все было, на кой черт я уезжал?

– Ситуация неприятная, – согласился доктор, – но вполне объяснимая. Ваш покойный хозяин был редким скрягой, и наверняка жалованья семье не хватало. Что же касается Кларис, то печальные любовные истории случаются сплошь и рядом. На вашем месте я бы прислушался к матушке: в ее словах об удачных и неудачных парах есть резон.

– Какой может быть резон, когда человеку плохо? Кларис дурища редкая, спору нет, но такого не заслуживает. Нет, я вам верно говорю: этот Тибо нашу семью извести хочет. Только я этого не допущу!

– Не горячитесь так! Всякое может быть, – Андре не на шутку встревожился. Парень не первый раз проявлял задорный характер, слишком задорный для его колоссальных размеров и силы. Доктор счел разумным ненадолго переключить внимание слуги, – Вспомните того лавочника, свидетеля вашего договора с Греньи – может быть, он прикарманивал часть ваших денег?

– И с этим разберусь! Вот что: несколько дней осмотримся тут, а после Рождества, как поправитесь, двинем в Кавайон. Заглянем в эту лавку и все выясним.

Доктор вздохнул.

– Пожалуй, остаться в городе было бы для меня куда разумнее. Право, мне очень неловко стеснять вашу матушку. Я здесь совсем чужой. При первой возможности найму телегу Тибо и отправлюсь в Кавайон. Вы можете остаться до конца праздников, а я в гостинице полежу под присмотром прислуги.

Слуга хохотнул:

– Шутить изволите? Завтра помолвка! Вся деревня перепьется, а потом рождественская неделя… Нет, теперь что сделано, то сделано! Вы уже тут, так что встретите праздник с нами и заодно проследите, чтобы я каких глупостей не натворил, – Лу откинулся на спину и скрипнул зубами, – Эх, мне бы вашу ученость! Пока от злости только крушить все охота. Вот ей-богу, пошел бы сейчас и дом его в пыль бы разнес… И лодку бы утопил проклятую.

Глава 3

Когда доктор проснулся, слуги уже не было. Кто-то открыл ставни, и солнце ярко осветило комнату. Из девичьей спальни, тихо ступая, прокралась на улицу маленькая Ивет. Мадам Ализе разжигала очаг. Андре притворился спящим и встал только когда она ушла. Он не любил демонстрировать мятую физиономию хорошеньким женщинам. А теперь даже самостоятельно подняться с постели стало настоящей проблемой.

Мадам Дюмон была еще очень хороша. Одевалась она просто, но с выгодой для себя, и умудрилась сохранить талию даже родив четверых. Эрмите с удовольствием бы приударил за такой красоткой, не будь она матерью его верного слуги. В том, что Лу не одобрит такого приключения, доктор не сомневался. Становиться отчимом юного великана определенно не входило в его планы.

Андре обулся и, держась за стену, вышел во двор. Он огляделся в поисках слуги. Тот кормил лошадей в покосившемся сарае. Увидев хозяина, Лу вышел к нему и сказал:

– Мать ушла чистоту наводить у старого Тибо. Вернется – опять готовить будет. Велела мне пока натаскать да нагреть воды, чтобы малышей искупать к вечеру. Кларис смылась куда-то еще на рассвете: прибью заразу, как встречу. Вы, мсье доктор, не обессудьте, только до обеда я тут занят по уши. Можете дома у нас книжку почитать, а то и погуляйте по деревне.

– Даже не знаю. Ходок из меня неважный. И не хочется смущать местных своим видом.

– Да ладно! Погода славная, а Ноэль всем уж растрепал, кто вы такой, так что зевак не бойтесь! Тем более к вечеру на помолвку все приглашены – ежели местные на вас не наглядятся за день, то потом вовсе вздохнуть не дадут. К тому же мать нас сегодня кормить не будет, не ждите.

Этот аргумент почти совсем убедил доктора отправиться на прогулку. Поститься перед праздничным ужином он не хотел и вообще считал вредным. Глядишь, в деревне сыщется какая-нибудь пекарня или лавчонка. Андре задумался, балансируя на здоровой ноге.

– Ноэль, кстати, заходил и подарочек вам оставил, – Лу показал на простую, но аккуратную и вполне добротную трость из дерева, прислоненную к стене дома.

Против столь весомого довода Андре возражать не смог. Он умылся с помощью слуги, после чего попросил его принести из дома шляпу, запахнул плащ поплотнее и отправился в путь. В воротах Лу окликнул хозяина:

– Господин доктор! Встретите Кларис – пришлите ее сюда. Дома помощь до зарезу нужна.

– Поищу, – кивнул доктор и вышел на улицу.

Фамильярность слуги нередко заставляла его хмуриться. Лу был юн, неглуп по натуре, но совершенно неотесан после службы на предыдущем месте. Старый купец Греньи взял его совсем мальчишкой, ничему не учил и содержал впроголодь. Ничего удивительного, что парень время от времени демонстрирует в общении с новым господином непростительную развязность. Доктор пока не придумал, как с этим справиться.

Чтобы отвлечься от грустных дум, он решил спуститься к морю. На побережье судьба не заносила Андре много лет; стыдно было не воспользоваться случаем и не подышать целебным морским воздухом. Он захромал вниз по улице. Вся деревня, как ему верно показалось издалека, состояла из полутора десятков домишек. Они толпились вдоль дороги, спускавшейся к морю.

Доктор тщетно пытался разглядеть где-нибудь вывеску. Здесь не было ни трактира, ни продуктовой лавки – забытое богом место! В городе он бы перекусил в какой-нибудь харчевне, а в подарок гостеприимной хозяйке купил бы баранью ногу или еще чего хорошего. Но в этой глуши надеяться было не на что.

На улице, во дворах и даже в окнах домов не было видно ни души. Деревня казалась вымершей. Люди готовились к празднику, даже сразу к двум. Вообще что за странная идея – устраивать помолвку под Рождество, да еще приглашать кучу гостей? Нет, доктор решительно не понимал деревенских обычаев. И потом, разве в это время года кто-нибудь женится?

Ничего похожего на церковь или часовню Андре поблизости не видел. Может быть, здесь принято, чтобы староста, ряженый Нептуном, венчал влюбленных? Едва ли церковь такое одобряет, но кто поймет этих жителей побережья.

Доктор подошел к пристани, рядом с которой стоял большой лодочный сарай. Ворота были не заперты и поскрипывали от ветра. Оттуда несло крепким рыбным духом, песок кругом потемнел от рассыпанной чешуи, а внутри возвышалась куча пустых бочек. Из сарая вышел вчерашний знакомец доктора мсье Тибо с сетью в руках. Сейчас он и в самом деле смахивал на Нептуна, собравшегося на охоту за кораблями.

Доктор, который порядком устал и уже был готов вернуться к Лу и заняться чтением в ожидании какого-никакого ужина, искренне обрадовался этой встрече. Он остановился и прикоснулся к шляпе.

– Доброе утро, мсье!

– Доброе, – буркнул рыбак, бросая свою ношу на землю.

– Для рыбалки, кажется, поздновато?

– Ясное дело. Подлатать нужно, а то забудется, – пояснил Тибо, расправляя сеть на песке.

– Понимаю, у вас впереди еще столько хлопот. Когда я согласился приехать сюда вместе с Лу, то ожидал спокойного семейного праздника, а услышал, что в деревне ожидается невиданное торжество, – доктор неловко топтался на месте, опершись на трость. Рыбак не спешил отвечать, и он продолжил, – Позвольте поздравить вас с помолвкой… Никогда, правда, не слышал, чтобы ее устраивали под Рождество.

– Большого греха нет, – пожал плечами его собеседник.

– Разумеется, разумеется. И все-таки здесь все так необычно. Ни лавки, ни церкви…

– На кой оно тут? Дидье каждый месяц, а то и чаще, ездит в город; кому чего надо – привезет. А священник тоже частенько приезжает: поженить или отпеть – пожалуйте. Или если суд какой…

– Суд? – удивился Андре.

– Здесь церковные земли, так что власть у нас особая, – пояснил рыбак.

Вот тебе раз! Андре умудрился упустить такую маленькую, но важную подробность. Земель, находившихся под управлением католической церкви, он старательно избегал. Если в обычном городе за его деятельность магистрат мог в худшем случае выпороть, то здесь запросто представлялся случай быть заживо сожженным. И это еще будет не самое худшее!

– Об этом мне Лу не рассказывал, – пробормотал доктор.

– А что, инквизиции опасаетесь? – усмехнулся в усы Тибо.

– Как будто не из-за чего. Я обычный лекарь… Ваша будущая родственница, насколько я знаю, живет здесь вполне спокойно.

– Да о ней только болтают, обычная девчонка.

– Я о старой знахарке… Кажется, это бабушка вашей будущей невестки.

– Клементин – простая повитуха. В каждой деревне такая найдется. Кость может вправить, травы знает, на родах поможет – и всех дел. За ведьму ее только дураки держат.

– Вроде Ноэля?

– Ну, этот не дурак, – Тибо нахмурился, – пьяница, да и только.

– Я заметил. Он нам встретился вчера, на въезде в деревню. Напугал лошадей; из-за этого я и покалечен теперь, – Андре повертел в руках трость, – Его подарочек… Этот Ноэль, между прочим, и болтал что-то про старую ведьму.

Тибо пожал плечами. Незнакомец начинал ему надоедать.

– Лошади пьяных не любят. А с Клементин он давно не ладит, вот и треплется…

– Да-да, Ноэль упомянул, что утром вновь с ней разругался. Кстати, он предрекал знахарке скорейшую гибель. Я не воспринял этих слов всерьез, но Лу здорово был напуган.

– Мальчишку легко напугать. Ноэль часто треплется черт знает о чем, да никто не слушает. А Лу его с детства побаивался, Дидье еще над этим потешался.

– Они не дружили?

– Какое там! Мы с покойным Тристаном были не разлей вода, а вот сыновья наши не поладили, хотя выросли вместе.

– Ведь мадам Дюмон ухаживала за маленьким Дидье? – из вежливости поинтересовался доктор.

– Да, почти год после смерти жены. Потом родился Лу, и она стала реже к нам заходить.

– Дети часто бывают ревнивы. Такое соперничество – плохое начало для крепкой дружбы. Тем удивительнее, что вы против отношений Дидье и Кларис…

Тибо выпрямился и уставился на Андре:

– А с чего мне этому радоваться?

– Она ведь тоже дочь вашего покойного друга, – осторожно сказал доктор.

– И что с того? Она плохая пара для Дидье, так же как он – для нее. Сейчас у них любовь, а после свадьбы драки начнутся. Я поспешил обручить сына с внучкой Клементин, пока не стало слишком поздно. Глупостей дети натворить не успели, да и мы с Ализе… с мадам Дюмон присматривали за ними. Если у Кларис сейчас глаза на мокром месте – так что взять с девчонки? Такая красотка жениха всегда найдет, и ее мать со мной согласна.

– Простите, если я выразился бестактно. Со стороны все это выглядит не очень хорошо. Боюсь, что Лу тоже неверно оценил ситуацию в семье.

– С его сестрой все будет в порядке, – сказал рыбак, – Пусть зря не беспокоится.

– По правде говоря, вчера на него свалилось слишком много новостей. Думаю, парню просто нужно время.

– Этого как раз предостаточно, – усмехнулся бородач, – На праздниках отдохнет как следует да подобреет. Как он, винишко-то уважает?

– Не особенно…

– И хорошо! Значит, не совсем дурак растет. Мой-то хлещет – дай бог каждому. Приходите вечером к нам вместе с Лу. На молодых поглядите, да и погуляете от души.

– Благодарю, с удовольствием. Кстати, он просил меня поискать Кларис: вы не видели ее?

– Да наверняка у Одетт приданое готовит. Этих девчонок пойди пойми: вроде соперницы, а все ж подружки. Берегом дальше пройдите, там их дом.

Андре поклонился, плотнее запахнул плащ и поглядел в направлении, которое указал ему рыбак. Изогнутая линия берега простиралась вдаль на добрый лье. Небо над морем начинало хмуриться. Дорога туда и обратно при его хромоте займет не меньше двух часов. С другой стороны, это лучше, чем умирать с голоду в гостиной мадам Ализе, наполненной вкусными запахами. Вздохнув, доктор побрел по сырому песку. Ветер усиливался.

Когда Андре подошел к дому знахарки, небо совсем заволокло тучами, а веселый плеск волн сменился устрашающим грохотом. Доктору не приходилось видеть шторма, а желание поскорее вернуться под кров Дюмонов побудило его живей хромать вперед. Хижина из серого обветренного камня стояла на холме, заросшем порыжелой травой. Редкие деревца с кривыми стволами беспорядочно толпились на склоне, словно соревнуясь в уродстве между собой. В таком месте вполне могла поселиться настоящая ведьма. Доктор в нерешительности стоял перед крыльцом, поглядывая на окна. Ставни были закрыты – может быть, дома и вовсе никого нет.

Чья-то рука легла на плечо. Доктор с криком отскочил; за его спиной стояла знахарка. Шквал трепал пучок волос на макушке и развевал юбку коричневого сукна. Под грохот прибоя Клементин даже стараться не пришлось, чтобы незамеченной подойти к Андре и перепугать его до полусмерти. Сморщенные губы растянулись в насмешке и старушка тонко пропела:

– Кого ждем?

– Простите, мадам… мадам…

– Ларош, – важно подсказала знахарка.

– Еще раз простите, мадам Ларош. Мне было известно только ваше имя. Я ищу мадемуазель Кларис и думал, что она направилась сюда.

– Вон что, – старушка обошла его и поставила на крыльцо свою корзинку, – И для чего это тебе нужна малютка Кларис?

– Лу… Старший брат ее ищет. Их матери пригодилась бы помощь на кухне.

– Далеко же ты ускакал, ворона, – заметила знахарка, не обращая внимания на его слова, – Я вправила твое колено, но я ж не волшебница. Поостерегся бы! Или городские доктора научились лечить вывихи за одну ночь?

Где-то он это уже слышал… Несмотря на внутреннее возмущение, доктора развеселило это прозвище. В своих черных одеждах, на ветреном морском берегу он и вправду был похож на подбитую птицу… Ну конечно!

– А, Ноэль здесь уже побывал?

– Да, этот пьянчуга второй день покою не дает. Значит, без Кларис не уйдешь… Кларис! – крикнула она таким зычным голосом, что доктор вновь потерял самообладание.

Сухим кулачком старушка заколотила в дверь. Ей отворила худенькая светловолосая девочка. Она равнодушно взглянула на доктора, подобрала корзинку и скрылась в доме. Через секунду на крыльцо вышла Кларис. Появление Андре ее ничуть не удивило. Девушка запахнула шаль, сухо кивнула на прощание мадам Ларош и направилась по берегу к деревне. Доктор собрался последовать за ней, но старушка задержала его.

– Присмотри за этой дурехой, – сказала она, – В доме Дюмонов светлых голов всегда не хватало. Девчонка злится, да виду не подает: не к добру это.

– Так, может, не стоило злить? – осторожно спросил доктор.

– Подрастет – спасибо скажет, – усмехнулась старушка и хрипло крикнула вслед девушке, – Эй, подол крепче держи!

Кларис вздрогнула и ускорила шаг. Доктор захромал следом, но нагнать ее не мог. Пришлось окликнуть девушку. Когда они поравнялись, красавица метнула на него злобный взгляд.

– И чего надо? Не ходите за мной, сама дорогу найду.

– Нам все равно в одну сторону, – вымученно улыбнулся ей доктор.

– Без вас знаю. То есть… – спохватилась девушка, – Простите, мсье! Вы не сердитесь, пожалуйста, я просто злая сегодня.

Ей явно было совестно за то, что накричала на хромого. А может быть, девчонка просто боится, что брат потеряет работу из-за ее дерзости? В любом случае Андре скорее предпочел бы дойти до деревни в приятной компании, чем в одиночку. Поддерживать подобные разговоры он умел. Сочувственно улыбнувшись девушке, доктор сказал:

– А кто бы не разозлился. Жениха увели, еще на помолвке прислуживать теперь…

– Вот вы понимаете! – обрадовалась вдумчивому собеседнику Кларис, – А все говорят: дура, дура. Почему дура-то? Мы с Дидье все лето гуляли, никому и дела не было, а потом…

– Ну… У меня дочери нет, но как врач знаю, что так и до беды недалеко, – заметил Андре.

– Мы ж не какие-нибудь! Всегда на людях были. Дидье, конечно, предлагал, но чтоб я… Так и сказала: до свадьбы чтоб никаких! Он свататься хотел, понимаете?

– Неужели?

– Да! А потом… – девушка яростно пнула песчаную кочку, – Чем я не угодила? Одетт хоть и старше, но тощая ж совсем – да вы сами видели!

– Это была Одетт? – удивился доктор, – Но она же совсем ребенок.

– А я о чем?! У нее и детей небось не будет.

– Небось…

– И сама она не хочет за него! Бабка велела, вот и идет… – горько завершила историю Кларис.

Андре вздохнул. По опыту он знал, что в такой ситуации лучше всего промолчать. Девушка взяла его под руку и они медленно направились в деревню. Явно привыкшая к быстрой ходьбе Кларис то и дело сбивалась с шага и вскоре устала не менее доктора. Дойдя до причала, спутники остановились передохнуть.

Сарай был заперт, берег опустел. Благодаря изогнутому мысу, закрывавшему часть бухты от ветра, волн здесь почти не было, и лодка Тибо едва покачивалась на воде.

Кларис вздохнула и обернулась к доктору:

– Как думаете, мне надо на эту помолвку идти?

– Думаю, надо, – серьезно ответил Андре, – Матушке вашей помощь нужна, да и подругу обижать не дело. Вы же сами говорите, что она ни при чем.

– Обидно, – прошептала девушка.

Глава 4

В крошечной гостиной Дюмонов вновь кипела работа. Мадам вернулась от старосты и продолжила готовить угощения. Над очагом подрумянивались на вертеле три фазана, еще шесть ожидали своей очереди. В подвешенном на крюке котелке бурлил кипяток. Посреди гостиной стояла большая лохань, наполненная водой; Роже с почтенным страхом поглядывал на нее. Его сестренка уже закончила с купанием и теперь расчесывала гребнем мокрые кудряшки.

Доктор в нерешительности застыл на пороге при виде этой суеты. Из материнской спальни вышел преображенный Лу. Он умылся, привел в порядок лохматую шевелюру и даже почистил куртку, на которой обычно красовалось от шести до четырнадцати репейников.

– Красавец! Ох, останется Дидье без невесты, – изрекла Кларис, оценив наружность брата. Тот вспыхнул, а девушка показала ему язык и принялась шустро раздевать маленького Роже. Она сняла котелок с очага и выплеснула кипяток в лохань. Малыш совсем сник, поняв, что экзекуции водой и щелоком ему сегодня не избежать.

Работа закипела с новой силой. Младший Дюмон вопил во все горло, мать покрикивала на него, сестры хохотали. Лу, боясь испортить свой наряд, уселся на скамье, стоявшей вдоль стены. Доктор воспользовался этим. Вытащив книгу из сумки, он пристроился за необъятной спиной слуги и погрузился в чтение.

Искупав младшего брата, Кларисс помощью Лу вытащила лохань на улицу, после чего принялась помогать матери. Новые и новые блюда появлялись на столе. Кларис мигом куда-то их уносила, освобождая место для очередной порции угощений. Так продолжалось не менее двух часов. Желудок у доктора свело окончательно, и, судя по звукам и вздохам со стороны Лу, парень тоже страдал от голода.

Наконец, Кларис накинула на плечи платочек понаряднее, щелкнула брата по затылку и убежала к Тибо, чтобы завершить торжественные приготовления. Мать сняла перепачканный передник и надела праздничный чепец. Все члены семьи были в своем лучшем виде. Дети сияли чистотой. Мадам пришлось дважды окликнуть доктора, когда пришла пора отправляться в путь. Он спрятал книгу, взял трость и захромал следом за Дюмонами на улицу, надеясь как минимум на хороший ужин.

Путь оказался близким: Тибо жил рядом. Его двухэтажный дом выглядел весьма солидно на фоне приземистых соседей. Судя по цвету штукатурки, верхняя часть была достроена совсем недавно. Похоже, здесь всерьез готовились к увеличению семьи. «Неужели рыбак собирается жить вместе с молодыми?» – удивился про себя доктор.

Улица была полна народа. Во дворе дома Тибо уже столпилось с полтора десятка человек, а гости продолжали прибывать. К огромному росту Лу в деревне давно привыкли, поэтому на здоровяке никто не задерживал взгляда, а вот доктора сверлил глазами каждый. Его черная одежда, смуглая кожа и гладко выбритое лицо были здесь чуждыми.

Местные с любопытством таращились на Андре, из-за чего он чувствовал себя не в своей тарелке. Мадам Дюмон, между тем, наслаждалась произведенным на земляков впечатлением. Улыбаясь, женщина помахала кому-то на улице.

* * *

Увидев приветственный жест тетушки Ализе, Люк поднял руку и помахал ей в ответ. Рядом с матерью возвышалась колоссальная фигура Лу. Как всегда, Люк про себя изумился его гигантскому росту. Воистину, этот парень был выше всех не то что в деревне, в самом городе! Дальше города Люк мира не представлял себе, да и не нужно ему это было.

Откуда в их семье такая могучая фигура – одному богу известно. Тетушка Ализе с детьми – единственная его оставшаяся в живых родня. Все они, не считая кузена, были обычными и даже невысокими. Люк и вовсе стеснялся своей щуплости, а рядом с женой изо всех сил выпячивал грудь. Впрочем, это было бесполезно: Кристин отличалась статностью не в пример мужу. Как и ее дядя, если вспомнить хорошенько. Тристан, покойный супруг тетушки Ализе, был высок и широк в плечах, но даже он рядом с сыном казался коротышкой.

Осторожно пробираясь среди толпы, Люк пожалел, что оставил Кристин одну с детьми. Все-таки не дело это – без жены на праздники ходить. Ей, понятное дело, неохота с таким животом в люди. А если придет пора рожать сегодня? Его рядом не будет, да и вся деревня на бровях, включая повитуху. Рыбак нахмурился: Клементин была любительницей выпить.

* * *

Толпа, собравшаяся во дворе Тибо, чего-то ждала. Хозяина не было видно, но ставни окна наверху были приоткрыты, там время от времени мелькала хорошенькая головка Кларис.

– Идут! Идут! – закричали в толпе. Окошко захлопнулось, а входная дверь через минуту отворилась и на пороге дома появился рыбак. Доктор заметил, что он не посчитал нужным наряжаться, но борода сегодня выглядела не слишком зловещей и даже аккуратной. За широкой спиной отца маячил Дидье. Парень принарядился по случаю помолвки и щеголял голенастыми ногами в узких шерстяных трико (ох и колется, должно быть!). Пухлые губы кривились в капризной гримасе. С трудом верилось, что этот юнец мог завоевать сердце такой красотки как Кларис, да и вообще чье-либо.

К дому между тем приближались последние и самые почетные гости: невеста под руку с бабушкой. Одетт выглядела отстраненной. Она не особенно позаботилась о наряде. Доктору показалось, что на девушке то же платье, что он видел на ней днем. Зато мадам Ларош прифрантилась на зависть всем соседкам. Седую голову украшал чепец с широчайшими полями, шаль пестрела всеми цветами радуги, а из-под юбки, которую трепал шквальный ветер, выглядывали городские башмаки с узкими загнутыми носами. В новой обуви старушка чувствовала себя не слишком уверенно, но ступала важно и явно гордилась впечатлением, которое производила своим обликом.

Невеста и бабушка подошли к крыльцу. Отец жениха степенно поклонился и предложил локоть мадам Ларош. Вместе они прошествовали в дом. Дидье небрежно подал руку Одетт, и пара последовала за старшими. Остальные жители деревни с радостными криками тоже поспешили войти внутрь.

Веселая толпа почти внесла доктора и его спутников в просторную гостиную Тибо. Комната, судя по ее размерам, занимала почти весь первый этаж. Единственная дверь вела в соседнее помещение, а лестница наверх скрывалась за перегородкой. Несколько длинных столов здесь были составлены буквой «П». Каждый покрывала белоснежная скатерть, на которой красовалась разнообразная снедь, приготовленная матушкой Лу. На почетное место посередине уселись жених с невестой, а рядом с ними разместились представители старшего поколения. Все они выпрямились на стульях и с важным видом взирали на гостей.

Поочередно жители деревни подходили к столу. Женщины приседали в неловких реверансах, их мужья снимали шляпы и топтались на месте, дети таращили глаза на разодетую «ведьму» и бороду старосты. Только после этих расшаркиваний семья усаживалась за стол. Разрумянившаяся Кларис зорко следила за порядком. Самых нерасторопных гостей она отлавливала за рукав или за шиворот – в зависимости от возраста – и водворяла на положенное место.

Семья Дюмонов в сторонке ожидала своей очереди приветствовать хозяев. Мадам беспокойно оглядывала детей, то расправляя воротничок Роже, то приглаживая кудряшки Ивет. Лу подпирал стену гостиной, доктор стоял рядом и с интересом взирал на происходящее вокруг. Он не раз бывал на городских помолвках, но такого буйства красок в нарядах, такой торжественности на лицах нигде видеть не приходилось. Под влиянием обстановки доктор и сам начал волноваться, как бы не опростоволоситься и не нарушить чем-нибудь этот неведомый ему деревенский этикет.

От его внимания не ускользнуло, что тон всему действу задавала мадам Ларош. Старая знахарка придала обычной, в общем-то, церемонии дух небывалой торжественности: милостиво кивала, когда все шло хорошо, и хмурила брови, если кто-то не следовал этикету. Она сидела на почетном месте, бесконечно довольная собой.

Казалось, только старушка рада предстоящей свадьбе; во всяком случае юная Одетт ни разу не улыбнулась, а Дидье сидел с весьма рассеянным видом. Отец жениха старался держать лицо поважнее, но это плохо удавалось. По всему было видно, что этому простому человеку не по нутру роль гостеприимного хозяина.

Наконец матушка Лу выступила вперед, увлекая за собой Ивет и обоих сыновей. Кларис сделала страшные глаза, и доктор нерешительно последовал за Дюмонами. Мадам присела в реверансе; Андре показалось, что лицо старшего Тибо на секунду просветлело.

– Добро пожаловать, добро пожаловать. Спасибо за прекрасное угощение, мадам, – пробасил он.

– Да уж, Ализе, ты расстаралась на славу, – подхватила старая знахарка, – А это твой старшенький? Вот уж не думала, что можно вымахать еще выше. И кто бы поверил, что он родился до срока?

Мадам Ларош залилась визгливым смехом, Лу неловко поклонился, а его матушка смущенно улыбнулась в ответ. Андре успел услышать, как она пробормотала тихонько: «Ведьма проклятая!» Подоспевшая Кларис отвела семью за стол. Доктор с достоинством, оцененным всеми присутствующими, поклонился хозяевам, поздравил молодых, а затем уселся рядом с Дюмонами.

Когда последние гости заняли свои места, старший Тибо поднялся со стула. Он произнес короткую и не совсем внятную речь. Затем встала мадам Ларош, продекламировав еще менее внятный ответ. После этого старушка попросила встать свою внучку, а мсье Тибо – сына, и они соединили руки молодых. Над столом грянуло нестройное «Ура!», кто-то кричал: «Многие лета!», кто-то запустил в жениха гнилым яблоком – словом, начало веселью было положено.

Вино лилось рекой. За здоровье молодых поднимали кубки тут и там. Вот уже кто-то затянул песню, затем другой достал из-за пазухи флейту, третий забарабанил ладонями по столу. Несколько деревенских музыкантов начали выводить залихватские трели сначала вразнобой, а потом и в такт. Захмелевшие гости робко поглядывали на хозяев. Старший Тибо сидел, сурово насупившись, и никоим образом не выражал одобрения нарастающему веселью.

Его сын, наоборот, едва мог усидеть на месте. Он несколько раз пихнул в бок свою нареченную и наконец попросту вытащил ее за руку на середину комнаты. Невеста с неохотой сделала несколько па, но после оттолкнула жениха и вернулась за стол. Молодежь тем временем повскакивала с мест и присоединилась к танцующим. Собственно, молодежи здесь было немного: менее десятка парней и всего четыре девушки, с учетом Кларис и невесты. Лу постеснялся танцевать. Он сидел на месте и с глуповатой пьяной улыбкой разглядывал окружающих. Люк тоже не тронулся с места: негоже веселиться без жены.

В комнате становилось жарко. Кто-то открыл дверь и доктор понял, что скоро стемнеет. Он предложил мадам Ализе пойти вместе с младшими домой, и она согласилась. Они поднялись из-за стола и начали пробираться к выходу. Женщину слегка покачивало от выпитого за вечер вина, поэтому Андре поддерживал ее под руку. Ивет и маленький Роже, зевая во всю глотку, семенили следом, Лу решил остаться.

Праздником завладела молодежь. Многие из гостей тоже засобирались домой. Старший Тибо встал, чтобы проводить до дверей мадам Ларош. Старушка вышла из ворот, важно кивая окружающим. Женщина была сильно навеселе; у Андре даже мелькнула мысль, что не помешает проводить ее до дома. Впрочем, его нога считала иначе. Доктор решил, что его рыцарских замашек хватит только до соседнего дома, тем более что матушка Лу тоже нуждалась в сопровождении. Она пританцовывала, напевала что-то под нос, а потом весело крикнула знахарке:

– Эй, Клементин, башмаки-то не потеряй!

– За собой следи, – беззлобно огрызнулась старушка, махнула рукой и побрела к морю.

Дорога домой обошлась без приключений. Всего-то и надо было, что в соседний двор зайти. Впрочем, мадам Ализе это было не так-то просто. Молодая еще женщина истосковалась, заботясь о детях и влача грустную вдовью долю. Вино затуманило ей голову и толкало на небольшие глупости вроде упомянутых уже танцев и пения. Оставив старших детей на празднике, она дала себе волю.

В доме Дюмонов было непривычно тихо. Роже валился с ног от усталости и количества съеденного. Сестра увела его в материнскую спальню, а сама ушла в девичью. Мадам опустилась на стул возле тлеющего очага и выдохнула:

– Ох и славно повеселились! Ей-богу, мсье доктор, давно таких праздников в наших краях не устраивали.

– Помолвка удалась на славу, – согласился Андре, тоже усаживаясь к огню.

Нога гудела, он успел десять раз пожалеть о дневной прогулке. Женщина была в хорошем настроении и явно желала поболтать.

– Старая Клементин так задирает нос, что глядеть тошно. Они давние друзья с Огюстом, а теперь вовсе породнятся – но это же не повод терять голову! Как вы думаете?

– Я вообще мало что понял из событий сегодняшнего вечера. Мне показалось, что будущие молодожены не слишком рады помолвке.

– Конечно, нет. Дидье все еще сохнет по моей Кларис, но пара из них никудышная. Бедная девочка! – вздохнула мадам, – Надеюсь, у нее хватит умишки побыстрее забыть этого пройдоху. А Одетт скоренько его подомнет под себя. Глядишь – и человеком сделает.

– А сейчас он не человек? – лукаво улыбнулся доктор. Дидье на первый взгляд действительно не заслуживал этого почетного звания, однако женские рассуждения о перевоспитании супругов всегда его забавляли.

– Неа. Так, пирожок непропеченный, – матушка Лу махнула рукой, – Только о себе и думает – с таким каши не сваришь. Он, конечно, завидный жених в наших краях, но Кларис лучше подойдет скромный работящий паренек.

– Пожалуй. А много ли таких?

– Найдутся… – она вновь отмахнулась, но куда добродушнее на этот раз, – Идите спать, доктор. Идите в спальню к Роже, я подожду здесь ребят. Думаю, Лу поможет сестре прибраться и они вернутся вместе.

– Не слишком ли я стесню вас, – неуверенно спросил доктор, не совсем разобрав, кто где и с кем спит.

– О, перестаньте, – улыбнулась мадам, – Я все равно не усну, пока все дети не будут дома. Посижу тут, потом лягу с девочками, а Лу к вам придет. В гостиной вы сегодня не выспитесь, разбудят вас мои чертенята, как вернутся.

– Спокойной ночи, мадам.

Доктор не без смущения прошел в хозяйскую спальню. Это была крошечная комната с кроватью, застеленной шерстяным одеялом. У стены стоял большой сундук, на котором посапывал маленький Роже. Андре осторожно улегся на кровати. Сон не шел к нему; в голове продолжали насвистывать флейты, перед глазами мелькали пляшущие рыбаки и рыбачки, а посреди всего этого белело лицо юной невесты. Мрачное, почти отчаянное в своем несчастье.

Глава 5

От музыки болела голова. Одетт почти не притронулась к вину, но виски ломило так, будто она выпила половину бочонка. Кому нужна эта попойка накануне Рождества? Кому вообще нужна эта помолвка? Одетт бы точно обошлась без нее.

Девушка вздохнула, стараясь не привлекать ненужного внимания. Сильнее всего хотелось бы сейчас оказаться дома. Там тихо, там волны бьются о берег совсем рядом, там Клементин. При воспоминании о старой знахарке девушка нахмурилась. Одетт любила бабушку, но эта идея с помолвкой была слишком безумной даже для нее. Вся деревня судачит об их скороспелой свадьбе, Кларис ходит как в воду опущенная – и ради чего все это?

Одетт отыскала глазами в толпе веселящихся гостей подругу. Кларис танцевала с Дидье. На ее щеках горел румянец, глаза сверкали, грудь высоко вздымалась, а башмаки задорно отбивали такт о деревянные половицы. Кавалер представлял собой печальное зрелище: он был в стельку пьян, почти не замечал партнершу и тупо топтался на месте. Одетт с отвращением рассматривала суженого. Кажется, Кларис говорила, что Дидье никогда не пьянеет. Как всегда, преувеличивала.

До чего же он жалок! Голенастый, тощий, как жеребенок. От этого пуха на щеках любую нормальную девушку смех разберет, но Кларис считала Дидье самым красивым парнем на свете. Ей действительно не было дела до богатств его отца, по которым вздыхали все невесты в деревне и за ее пределами. Подружка была влюблена в сына Тибо, Одетт знала это точно. Тем неприятнее ей была эта помолвка, тем совестней глядеть в глаза Кларис.

Музыка замолчала. Пока играющие переводили дыхание и освежались вином, Одетт воспользовалась паузой и подошла к подруге.

– Я хочу домой. Уже поздно, может, пойдем? Лу нас проводит.

– Да где же поздно? Смотри, все старики разошлись, можно повеселиться как следует, – запротестовала Кларис. От танцев она запыхалась, а на пухлых щечках играл румянец.

– Завтра нам эти старики головы поотрывают, если засидимся тут допоздна. Тибо скоро надоест терпеть шум: выйдет и разгонит всех. Так лучше пойдем сейчас. Лу, скажи своей сестре!

Великан, который до этого мирно сидел на скамье и наслаждался очередным пирогом с курицей, поглядел на развеселившуюся Кларис. Убедившись, что сестра явно хватила лишку, он принялся ее уговаривать:

– Правда, лучше пойдем. Мать ведь не уснет, покуда нас не дождется. Проводим Одетт – и домой.

– Я и забыть успела, какой ты зануда! Ничуть не изменился, а, Одетт? Все тот же здоровый тупой Лу!

– Прекрати, самой потом стыдно будет. Он ведь уедет скоро, можете вообще больше не свидеться.

– Невелика потеря. Три года дурака не видела и еще сто бы не видела.

Лу насупился. Оставлять сестру здесь было нельзя, но и терпеть ее выходки совсем не хотелось.

– Что за шум? – к ним подошел Дидье.

– Твоя невеста устала и хочет домо-оооой! – противным голоском протянула Кларис.

– Да кто бы сомневался, веселье эту задаваку только утомит. Пусть идет, раз хочет…

– Но она хочет, чтоб мы с Лу ее проводили!

– Да мы все ее проводим, с большой радостью. Ваше скромнейшество не возражает? – Дидье склонился в насмешливом реверансе. Одетт с каменным лицом прошла мимо него к двери.

Ночь встретила ее тьмой и порывами ветра. Девушка запахнула шаль плотнее и пожалела, что не оделась теплее, когда уходила из дома. Она решительно зашагала на шум прибоя. За ее спиной из старостиного дома выбегали подвыпившие юноши и девушки. Они пошатывались, падали, хватались друг за друга и хохотали. У многих парней в руках были горящие факелы. Шумная ватага хлынула по улице следом за Одетт. Лу с сестрой первыми догнали ее. Кларис подхватила подругу под руку и молча зашагала рядом; Одетт была признательна и за это.

Свет факелов слепил, на темном берегу пьяные парни спотыкались, налетали друг на друга, и поэтому компания продвигалась вперед медленно. Одетт с отчаянием подумала, что и к утру не доберется до дома. К ней подошел Дидье, попытался обнять. Девушка сбросила его руку, жених ухмыльнулся и скрылся в темноте.

– Не обижала б ты его, – шепнула Кларис, – Вам жить, зачем врага сразу делать?

– Тоже мне, враг, – скривилась Одетт.

– Ничего не боишься, значит. Ну и дура!

Девушка легко оттолкнула подругу и тоже исчезла. Одетт вздохнула и оглянулась на Лу. Великан молча топал сзади с факелом в руках. Она сбавила шаг, чтобы поравняться с парнем, и сказала:

– Ты уж за ней пригляди. Она со мной по пять раз на дню ссорится.

– Будто раньше лучше бывало, – ухмыльнулся Лу.

– Не лучше, но разве то ссоры были… Сейчас мне рядом с Кларис боязно бывает.

– Тебе-то?

– Не веришь?

– Ни в жисть не поверю. Чтобы ты, да нашей малявки забоялась – нет уж. Дудки, – гигант покачал головой и повторил для надежности, – Дудки!

Одетт улыбнулась про себя. В деревне она никогда не была по-настоящему своей. Рассказывали, что единственный сын старой Клементин Жак явился домой пятнадцать лет назад, весь оборванный и с крошечной девочкой на руках. Знахарка взяла малышку, но сына даже на порог не пустила. Вскоре его нашли мертвым у дороги: парень замерз на обратном пути в Кавайон.

Каких только домыслов не озвучивали местные кумушки насчет того случая. Знахарка не любила о нем говорить. Одетт от бабушки знала, что отец беспробудно пил, иной раз поднимал руку на Клементин и вообще был непутевый. К чему такого вспоминать? А в деревне пусть болтают, что хотят. И ведь болтали! И о смерти Жака, и о происхождении Одетт, и о странностях девочки.

А всех странностей было, что она росла тихой и не любила болтать языком почем зря. Одетт сохраняла невозмутимость даже в минуту опасности, из-за чего считалось, будто она ничего не боится. На деле это было далеко не так, но разве досужим сплетникам объяснишь…Нет, внучке ведьмы избежать слухов решительно невозможно.

Впереди послышался крик. Среди выпивших парней завязалась драка. Несколько факелов упало на песок и погасло. Девушки визжали, в сгустившейся темноте слышалось сопение и глухие удары.

– Где Кларис? Видишь ее? Стой тут! – испугано крикнул Лу и ринулся в самую гущу потасовки. Великан врезался в толпу дерущихся, размахивая факелом. Свет выхватывал из темноты одно окровавленное лицо за другим. Физиономии были искажены страхом: Лу здорово напугал парней. Его сестры не было видно.

– Чего он делает? – вынырнувшая из темноты Кларис тронула Одетт за локоть.

– Тебя там ищет… Лу!

Парень подбежал к девушкам, тяжело дыша.

– Совсем обалдела! – накинулся он на сестру, – Мать мне за тебя голову снимет. Опять вздумаешь исчезнуть – уши оборву!

– Да будет тебе, – пробормотала Кларис. Натиск молчаливого обычно брата удивил и смутил ее.

Драка тем временем унялась сама собой. Пострадавшие умылись морской водой, подобрали и зажгли факелы. Шествие возобновилось. Подруги шагали молча, Лу угрюмо сопел позади.

Через минуту толпа приблизилась к дому Клементин. В темноте едва виднелась узкая полоска света между закрытыми ставнями. Внутри было тихо; по-видимому, Клементин уже легла спать. Одетт поцеловала подругу, поднялась на крыльцо и вошла в дом.

Огонь в очаге почти догорел, в маленькой гостиной было темно и прохладно. Заперев вход, девушка немного постояла у двери. Снаружи слышались голоса и смех, но через минуту все стихло. Одетт уселась к очагу, подбросила хвороста и задумалась, уставившись на пламя.

* * *

Кристин протянула руку и тронула Люка за плечо. Мужчина проснулся быстро: последнее время он засыпал с мыслью о неожиданном пробуждении, которое может понадобиться в любой момент. Молодой рыбак зажег свечу и с тревогой посмотрел на жену. Кристин вымученно улыбнулась:

– Пора.

– Сегодня?! – парень не отличался религиозностью, но роды в рождественскую ночь отчего-то показались ему неуместными.

– Это не нам решать, – рассмеялась жена.

Люк молча поцеловал ее, накинул худой плащ и выскочил за дверь.

До рассвета оставалось не меньше получаса. Ночь выдалась тихой; с моря полз туман. Молодой рыбак оценивающе поглядел на гладкую поверхность воды и припустил по песку к дому старой знахарки. Двадцать лет назад она помогла родиться ему, совсем недавно – двум его сыновьям, а сегодня примет дочь. В том, что будет девочка, Люк не сомневался: слишком они с женой мечтали и молились об этом. Красивая как мать, веселая как отец. Сыновей они любили, но дочка была особенно желанной.

Это будут четвертые роды Кристин. В прошлом году им не повезло: еще один мальчик родился мертвым. Клементин пыталась вернуть его к жизни, но тщетно. Жена несколько месяцев не улыбалась, только весной вновь подпустила его к себе. Узнав о беременности, она будто расцвела и была уверена, что на этот раз все сложится хорошо и у них обязательно появится девочка.

Ноги вязли во влажном песке. Ночью, должно быть, было сыро. Люк пытался ускорить шаг: Клементин здорово набралась вчера на помолвке внучки – бог знает, сколько времени ей потребуется на сборы. А если они не успеют и Кристин окажется одна в самый важный момент? От этой мысли внутри все похолодело. Нужно было сбегать за соседкой, хотя бы за тетушкой Ализе.

Мысли толклись в голове, обгоняя одна другую. Рыбаку стало страшно. Он зажмурился и побежал быстрее, но через секунду упал. Холодный песок проник за пазуху, набился в рот. Поднимаясь на колени и отплевываясь, Люк невольно рассмеялся; благодаря падению он немного пришел в себя и успокоился. Мужчина уверенно зашагал вперед. Кристин права: это все не нам решать.

Дом Клементин даже вблизи казался необитаемым. Ни дымка над трубой, ни света в окошке. Конечно, старуха и внучка в это утро будут спать допоздна. Лишь бы знахарка не разозлилась! Люк вздохнул и принялся колотить в дверь. Через несколько минут заскрежетал засов, и на пороге появилась Одетт с лампой в руке. Девушка выглядела сонной. Она с удивлением посмотрела на рыбака, но быстро сообразила, зачем он явился.

Кивнув, внучка знахарки исчезла в доме. Люк слышал, как она идет через гостиную, стучится в спальню старухи… Ответа не было. Она постучала еще раз, затем дверь заскрипела и до рыбака донесся сдавленный крик. Через секунду Люк влетел в крошечную спальню Клементин. Старуха ничком лежала на узком топчане, уткнувшись лицом в подушку. Седые волосы были растрепаны, одежды разметались, вещи как попало раскиданы по комнате. На щербатой штукатурке стены рядом с постелью краснели четыре полосы. Увидев окровавленные пальцы покойницы, молодой рыбак понял: Клементин боролась.

Люк перевел глаза на Одетт. Девушка выглядела не более испуганной или расстроенной, чем обычно. Наклонив голову, она рассматривала мертвую бабушку с отрешенным выражением на лице. Почувствовав взгляд Люка, она сказала:

– Ступай в деревню, ты нужен жене. Сообщи, что случилось. Я буду здесь.

С этими словами она вышла в гостиную. Люк с минуту разглядывал покойницу, затем последовал за Одетт. Она надела бабушкин фартук и чистила очаг как ни в чем не бывало. В эту секунду она так напоминала Клементин, что рыбак невольно застыл на пороге комнаты.

– Чего ждешь? Завтрак нескоро! – прикрикнула Одетт.

Парень выскочил на крыльцо и задал стрекача по песку. Он впервые услышал, чтобы ведьмина внучка поднимала голос – а ведь знал ее с рождения. Только теперь стало заметно, как Одетт похожа на бабушку: такая же властная и себе на уме. А в деревне все ее считали безобидной мышкой. Хороша тихоня!

Люк быстро выдохся: вчера он поздно лег, а сегодня встал затемно. Тишина стояла такая, что в ушах звенело. Он перешел на шаг, стараясь держаться ближе к воде, чтобы не сбиться с пути. Видел рыбак едва на туаз[2] вперед. Сейчас он бы порадовался хорошему шквалу. Лучше уж промокнуть до костей, чем ползти в этом тумане и не ведать, что у тебя впереди и кто за спиной.

* * *

Андре проснулся из-за громкого стука в дверь. Он привык к внезапным побудкам и первым поднялся на этот шум. Нога выстрелила болью. В дверях спальни доктор едва не споткнулся о похрапывающего на полу слугу. Подвыпивший накануне Лу спал беспробудно и не реагировал на тычки хозяина. Андре безнадежно застрял в дверях.

Мадам Ализе сдержала намерение дождаться старших детей. Она отправила их по спальням, а сама осталась дремать у очага. Сейчас заспанная женщина испугано смотрела на дверь, сотрясавшуюся от ударов.

– Ализе! – наконец донеслось с улицы, – Открой, нужен врач.

Доктору стало нехорошо. Едва ли кто-то из местных жалуется на несварение или бессонницу: тут попахивает тяжелой травмой или, не дай бог, родами. Крови он терпеть не мог и эту сторону медицинской деятельности старательно обходил стороной.

Мадам подняла засов и открыла дверь; на пороге стоял старший Тибо. Волосы всклокочены, куртка нараспашку – рыбак явно собирался второпях. Но рожать в его доме как будто некому.

– Нужна ваша помощь, доктор, – обратился он к Андре, – У Кристин начались роды. Люк побежал к ней, сам вас просить не решился…

– Это не совсем моя специальность. И потом, в деревне, я наслышан, есть прекрасная повитуха, – доктор старался говорить спокойно и уверенно.

– Клементин никому уж не поможет: ее убили ночью.

– О, боже! – вскрикнула мадам Ализе. Ее старшие дети уже проснулись и вышли в гостиную. Роже и Ивет стояли в дверях спален, потирая глаза.

– Как же так… Мы ночью ходили провожать Одетт, все было в порядке, – сонно пробормотал Лу.

– А Люк утром побежал за Клементин и нашел ее убитой, – Тибо опустился на стул и вздохнул, – Сейчас кликну пару парней покрепче, да пойду туда. Хорош праздник, ничего не скажешь.

– Какой ужас, господи! – повторила мадам, – Мсье Тибо, может быть, подогретого эля на дорожку? На улице-то свежо.

– Можно.

Мадам Ализе принялась хлопотать возле очага. Андре потер колено и осторожно поинтересовался у старосты:

– Роды тяжелые?

– Роды? А, вы о Кристин. Ничего не знаю. Но двух мальчишек она уже родила и не крякнула.

– Не волнуйтесь, мсье доктор, – вмешалась мадам Ализе, – Кристин здоровая и сильная. Последний малютка у нее родился мертвым; уж как горевала, бедная, и племянник весь извелся. Но в этот раз она очень хорошо ходит, не болеет и не жалуется. Думаю, хлопот не будет.

– Я вас отведу, мсье доктор. Сейчас плащ и сапоги ваши прихвачу и пойдем, – Лу скрылся в комнате.

– Как это произошло? Я об убийстве, – поинтересовался доктор.

– Ничего не знаю. Но сдается мне, дело нечисто: на Люке лица не было, когда начал ко мне в дверь колотить спозаранку. Я по первости его чуть с крыльца не спустил…

– Он из-за Кристин совсем извелся, не спит, – пояснила мадам, – Ведь ей рожать вот-вот, а тут праздники на носу. Да еще такое…

– А как ее убили? – спросила Кларис. Сейчас она совсем не была похожа на вчерашнюю бойкую красавицу. Лицо осунулось, под глазами темнели круги.

– Сам не понял. Люк сказал, что лицом в подушку лежит. Задушили, должно быть, или по голове огрели.

– Страсть, – протянул Лу, который как раз вышел из спальни с вещами доктора в руках.

Андре один за другим натянул сапоги, взял у слуги трость и нехотя поднялся. Была не была! В конце концов, именно с родов и началась его медицинская «карьера».

На крыльце послышался топот. Входная дверь распахнулась, на пороге стоял Люк. Его руки и одежда были в крови, а взгляд казался совершенно безумным. Мадам охнула, Кларис зажала рот ладонью, чтобы не вскрикнуть. Молодой рыбак пошатывался от усталости и искал кого-то глазами. Разглядев наконец черный плащ доктора он просиял:

– Можете не беспокоиться, мсье. Кристин сама родила, покуда я бегал. Все с ними хорошо.

– Ах ты, господи! – всплеснула руками мадам, – Девочка?

– Да, тетя! Дочка наконец. Уф, устал, – Люк прислонился к дверному косяку и вздохнул, – У Кристин еще до рассвета боли начались, так я все бегаю, бегаю. И страху натерпелся: туман этот, старуха, внучка ведьмина…

– А что с Одетт? – встревоженно спросила Кларис.

– Черт ее знает, только напугала меня до икоты. Как рявкнула, еле ноги унес.

– Одетт рявкнула? – с недоверием переспросил Лу. Люк яростно закивал головой.

– Как собака! Сам обалдел, когда услышал. С малых лет же эту тихоню знаю, слова от нее не добьешься – а нынче будто подменили.

– Такое бывает: у девушки погиб близкий человек, она потрясена, – пояснил доктор, но молодой рыбак с недоверием покачал головой.

– Нечисто тут, как есть нечисто.

– Как угодно, – Андре не стал обижаться на уставшего папашу, – Мне, может, следует осмотреть ваших жену и ребенка?

– Да зачем, все ж хорошо. Они спят уж, поди.

– Прекрасно. В случае чего посылайте за мной, – доктор старался не показывать, какое облегчение он испытал. Известие о благополучном родоразрешении Кристин прямо-таки сняло камень с души. Уж со здоровыми младенцем и матерью он как-нибудь разберется.

– Раз роды принимать не надо, может, на место убийства сходим? – предложил Лу, – Мсье доктор ух какой голова! Он так ловко расследование смерти моего старого хозяина обстряпал, что даже магистрат не подкопался.

Андре поморщился. Словоохотливость слуги иной раз выводила его из себя. Однажды этот парень накличет на них беду. До Бельфонтэна отсюда много лье, но слухи расходятся быстро. Никому не нужно, чтобы упомянутый магистрат узнал, как все было на самом деле. Но что правда, то правда: дело он обстряпал весьма ловко.

Вмешиваться же в это деревенское расследование доктору совсем не хотелось. Деньгами здесь и не пахло, да и едва ли в этом убийстве найдется что-нибудь интересное для ума. Кто-то взял и задушил старуху. Клементин не отличалась добрым нравом, и многие наверняка хотели бы свернуть ей шею. Даже милейшая матушка Лу на вчерашней помолвке метнула на знахарку презлой взгляд. Думала, что никто не видит…

– А что, доктор? – поглядел на него Тибо, – Может, и в самом деле пойдете с нами? Я Дидье в город нынче же отправлю с известиями для властей, но записочка красивая как-то понадежней будет. Сам-то я только имя свое могу нацарапать.

– Вы хотите, чтобы я описал место событий? Я бы с удовольствием, но, к сожалению, мои писчие принадлежности вышли из строя после дороги… – развел руками доктор.

Он не покривил душой: нести чернила и запас чистой бумаги было поручено Лу. Добрые две недели неуклюжий парень демонстрировал чудеса ловкости, но однажды утратил бдительность. Слуга понурился, вспомнив о том случае. Хозяин тогда не только лишился писчих принадлежностей, но и вынужден был потратиться на новое облачение для великана.

Тибо кивнул:

– Это я понял, обеспечим всем, что нужно. Монахи, как приезжают по делам, в моем доме останавливаются. Уж чего-чего, а бумаги да перьев хватает. Думается мне, недостачи никто не заметит.

– Прекрасно. В таком случае я к вашим услугам. Хотя, боюсь, толку от хромого писаря немного.

– Да я ж вас отнесу, – воскликнул Лу, – мигом туда и назад! Вы не стесняйтесь почем зря, уж теперь-то не стыдно совсем!

Андре только покачал головой. Конечно, он постарается большую часть пути проделать самостоятельно, но сегодня нога болела сильнее вчерашнего, а единственная целительница в округе была мертва…

Мадам настояла на завтраке. Вместе с Кларис она быстро собрала на столе легкую трапезу. Через полчаса подкрепившиеся мужчины покинули дом Дюмонов и начали спускаться к морю. Андре опирался на трость, стараясь не отстать; Лу недовольно косился на хозяина и про себя сетовал на его гордыню.

Улица была пустынной. Стояло раннее утро и большинство жителей, должно быть, еще спали. У крайнего дома Люк заколебался и несмело обратился к старосте:

– Я, наверно, лучше с Кристин останусь.

– Зайди домой ненадолго, а потом – к Ларошам, – буркнул Тибо, – Ты ж свидетель теперь, понимаешь?

Парень тяжко вздохнул, поклонился и пошел к дому.

Глава 6

Андре не смог одолеть и половины пути самостоятельно. Едва все вышли на песок, нога дала о себе знать и пришлось согласиться на предложение Лу. Слуга легко подхватил доктора на руки и зашагал вперед. Его хозяин изо всех сил старался не показать смущение, овладевшее им; насмешек он боялся больше всего.

Уже издали доктор заметил, что вокруг дома собралась толпа. Так вот где околачиваются жители деревни. Неизвестно было, кто поднял переполох, но каким-то образом все уже знали о случившемся.

– И кто им, интересно, раззвонил, – недовольно пробормотал Тибо, – Хотел по-тихому все осмотреть, а теперь балаган получится.

– Внутрь им входить не следует, – заметил доктор, – Место убийства нужно сохранять в неприкосновенности.

– Само собой. Не переживайте, никто в дом не войдет. Пусть только сунутся!

– Расследованием будет заниматься церковная комиссия?

– Комиссия? По таким делам брата Бартоломью должны бы прислать. У нас-то года с три ничего подобного не случалось.

– С четыре, – мрачно отозвался Лу. Староста покосился на него и кивнул.

– Точно говоришь, парень. Как отец твой сгинул – так и все, неприятностей в деревне не было.

Андре попросил слугу опустить его на землю.

– Дальше я сам, иначе ваши земляки уже не воспримут меня всерьез. Благодарю.

Лу насупился. Обида и любопытство придали парню скорости. Поставив хозяина на ноги, он ускорил шаг и быстро оставил спутников позади. Доктор крепче сжал трость и, чтобы отвлечься от боли, поинтересовался у старосты:

– Четыре года назад – это был несчастный случай?

– Тристана с палубы смыло волной, – мрачно отозвался Тибо, – Я пьян был в стельку, ничего и сообразить не успел. Мог ведь помочь… С тех пор ничего крепче сидра не пью.

– Лу, кажется, на вас в обиде?

– Он мальчишкой тогда был совсем. В то утро провожал отца, а на другой день на причал раньше всех прибежал. Очень Тристана любил… В обиде? Пожалуй, что в обиде, – кивнул Тибо.

Они приблизились к дому. Доктор заметил, что в толпе только молодые лица. Те, кто остался вчера праздновать помолвку Дидье и Одетт допоздна, были здесь почти в полным составе. Местные парни оказались любопытнее девушек – ни одной юбки Андре не увидел, зато изукрашенных в драке мальчишеских лиц было в избытке.

– И какого лешего собрались тут? – напустился Тибо на молодежь, – Заняться больше нечем? Святой праздник, а вы…

– Вы не сердитесь, папаша Тибо, – оправдывался молодой рослый парень с рыжей шевелюрой, – Дидье нам все рассказал, вот мы и решили сюда податься. Следим, чтобы ведьма не убежала.

– Какая еще ведьма? Куда мертвая сбежит, дурья твоя башка?

– Да он про Одетт, – вмешался подошедший Дидье, – Говорят, она переметнулась после того, как бабку прикончила.

– Еще неизвестно, кто кого прикончил, – сурово поглядел на парня отец, – Ты здесь этих балбесов собрал? Я, значит, за доктором, а ты – по деревне трезвонить? Устроил тут представление!

– Какое там представление, мы ж помочь хотим. Ведьму в подвал бы надо или хоть в колодки… – пробормотал Дидье.

– Не суди раньше времени. Рад небось от невесты избавиться, только разбираться с этим следователь будет, а не твоя ватага развеселая.

– Да чего тут разбираться?! – воскликнул рыжий парень, – Мы вчера Одетт провожали до дома. Тут спокойно было, никого по пути не встретили. Одна она в дом вошла, а наутро старуха мертвая… Кто еще убить мог? Ночью-то все в деревне были!

– Так уж все? – спросил доктор.

– Ну а как же! Одни по домам разошлись, другие праздновать остались…

– Разберемся, – буркнул староста.

Он поднялся на крыльцо, рывком отворил дверь и зашел внутрь. Доктор и Лу последовали за ним. Они оказались внутри маленькой, еще меньше, чем у Дюмонов, гостиной. Обстановка была очень бедной, но аккуратной. Одетт сидела возле очага. Она молча поднялась навстречу гостям.

– Люк все рассказал… – начал Тибо.

– Я уж поняла, – усмехнулась девушка. Краем глаза доктор заметил, как поежился от этой усмешки Лу.

– Нам нужно осмотреть место преступления. Доктор, хозяин Лу, согласился помочь с записями. Сама понимаешь, следователя мы тут до конца рождественской недели не дождемся.

– Понимаю.

– Вот и хорошо… Которая ее спальня?

Девушка кивнула по направлению к двери слева. Андре и Тибо вошли в маленькую комнату с оштукатуренными стенами. Здесь было темно. Лу открыл ставни, и комната наполнилась светом. Доктор наклонился над телом. Старуха лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Он обратил внимание на свежие царапины на стене, приподнял правую руку Клементин: ногти сломаны, на кончиках пальцев засохшая кровь. Левая рука свесилась с кровати и болталась в воздухе; она также была окровавлена.

Женщина не переоделась после помолвки, лишь разулась и сбросила пеструю шаль, которая сейчас лежала на сундуке рядом с постелью. Башмаки знахарки стояли под кроватью. Платье сильно измялось, юбки были в беспорядке, но ничто не указывало на похотливые помыслы злоумышленника.

Осторожно перевернув тело, Андре взглянул на лицо. Оно было искажено жуткой гримасой, кожа посинела. Неугомонный дух Клементин как будто никуда не делся и после того, как жизнь покинула ее тело. Вздохнув, доктор закрыл глаза покойницы и сделал первое заключение:

– Похоже, убийца вдавил лицо несчастной в подушку, когда она спала. Женщина проснулась и пыталась сопротивляться, но кто-то держал ее, пока она не задохнулась.

– Господи, – пробормотал Тибо, – Как можно решиться на подобное злодейство?

– Кто-то явно был не в ладах со знахаркой. У нее в деревне имелись враги?

– Друзей точно не было. Хоть мы и неплохо ладили, Клементин всегда была сама по себе.

– Но кто-нибудь мог желать ее гибели?

– Вряд ли.

– Убийца был достаточно силен, – подумав, добавил Андре, – видите, мадам Ларош разодрала себе пальцы, царапая стены и пол. Она была крепкой, несмотря на возраст – не всякий бы справился с такой жертвой.

Староста невольно покосился в сторону гостиной. Одетт явно не казалась ему подходящей кандидатурой на роль убийцы.

– Когда это произошло?

– Несколько часов тому назад. Тело успело окоченеть, – доктор задумался, – Глупый вопрос, наверное, но не была ли старуха богатой?

– Нет, все ее состояние – этот домик. Платили ей чаще всего едой да дровами.

– А домик достанется Одетт? – спросил доктор.

– Думается мне, что да. У старухи больше никого нет. Жак, единственный сын, погиб лет пятнадцать назад.

– Значит, у внучки был какой-никакой мотив?

– Ради наследства могла решиться, конечно, – неуверенно ответил Тибо, – Только на кой? За моим Дидье она бы больше получила, а в одном доме корысти мало… Тем более, на костер эту лачугу с собой не прихватишь.

– На костер? Здесь принят этот жуткий способ казни? – изумился доктор, – Ведь речь не о колдовстве или государственной измене, в конце концов!

– Убийц тут сжигают, – мрачно подтвердил Тибо.

Доктор огляделся. Обстановка бедная: узкая деревянная кровать с соломенным тюфяком, сундук да стул – все видавшее виды и грубо сколоченное. Неудивительно, что старая Клементин так кичилась своим праздничным нарядом. При такой нищете одежда была единственным поводом для гордости. Нет, если кто-то и замыслил недоброе, то против нее лично, но никак не ради наживы.

Убогость обстановки вызывала одну мысль: разумная девушка мечтала бы вырваться отсюда любой ценой. Или же нет? Доктор рискнул предположить:

– Может быть, предстоящая свадьба слишком тяготила Одетт? Настолько, чтобы таким чудовищным путем избавиться от данного слова.

– Ну уж… – недоверчиво протянул Тибо, – Девочка всегда была себе на уме, но чтобы вот так… Уж разорвать помолвку она всегда могла. Надо бы с ней поговорить.

– Поговорим обязательно.

Они вернулись в гостиную. Здесь лучше было слышно шум снаружи: компания Дидье начинала волноваться. Доктору даже показалось, что в стену дома ударил камень. На всякий случай он попросил Лу выйти на крыльцо и охранять вход. Тибо явно чувствовал себя не в своей тарелке, вынужденный допрашивать свою без пяти минут невестку. Доктор решил взять инициативу на себя. Когда слуга вышел, он присел к столу и обратился к Одетт:

– Нам нужно поговорить о прошлой ночи. Мне известно, что вы вернулись с помолвки поздно и в сопровождении друзей…

– Эти болваны мне не друзья! – перебила его девушка, мотнув головой, – Я просила Лу и Кларис проводить меня, а Дидье со своей компанией просто увязались следом.

– Как скажете, мадемуазель. Тем не менее, когда вы вернулись, ваша бабушка была жива?

– Не знаю, я сразу пошла к себе.

– То есть не видели ее?

– Нет, конечно. Я думала, что Клементин спит.

– Вы называли бабушку по имени? – удивился Андре.

– Как и все остальные в деревне, – пожала плечами Одетт.

– Ночью слышали что-нибудь?

– Ничего, – девушка поджала губы и с вызовом посмотрела на доктора, – Вы ведь подозреваете меня. К чему ходить вокруг да около?

– Не горячись, девочка, – вмешался Тибо, – Пока ничего не ясно.

– Все вам ясно! Ночью здесь была только я…

– А ты готова признать, что убила ее?

– Если это спасет меня от пыток – охотно.

– Одетт, вы же знаете, что ничего подобного мы делать не будем! – запротестовал доктор.

– Вы не будете, а брат Бартоломью не замешкается, – заявила девушка, – Лучше уж пойду на костер здоровой, чем с переломанными костями.

– Брат Бартоломью не такой злыдень, как ты его представляешь, – возразил Тибо, – Он вполне разумен и снисходителен.

– Это к вам, самому богатому человеку в деревне. А ко мне, ведьминой внучке, подход будет особый. Дядюшка Тибо, давайте не будем спорить об этом. Я со вчерашнего дня устала, а передохнуть удастся нескоро.

Андре стало жаль девушку. На вид ей было не больше двенадцати, хотя он точно знал, что Одетт старше Кларис и уже вошла в брачный возраст. Хрупкая, худенькая и бледная, она совсем не была похожа на убийцу. Тем более он не мог представить, чтобы эта девочка замышляла недоброе против родной бабки…

Шум снаружи усилился, дверь пару раз содрогнулась, и на пороге появился Люк. Он успел привести себя в порядок и даже переодеться, но вид имел по-прежнему ошарашенный.

– Ну и народу здесь! Думал, не пробьюсь. И все злые, как черти, – жаловался он, закрывая дверь за собой.

– Вы вовремя пришли. Нужно поскорее закончить с осмотром, пока толпа не разнесла дом… Кстати, что вы сделаете с телом после? – обратился доктор к Тибо.

– Сохраним до приезда властей. Хоронить ее без распоряжения из города не решусь, да и все одно священник нужен.

– Я составлю краткий протокол сегодня и отправим гонца в Кавайон. Надеюсь, в ближайшие дни они пришлют ответ.

– Вряд ли, – рассудил староста, – В городе трезвых до конца недели не найдете.

– В таком случае нужно будет перенести тело в прохладное место. В здешнем климате это может быть, наверное, только подвал.

– В моем доме такой найдется, – вздохнул староста, – Благо, здоровых лбов у нас тут полон двор – отнесут мигом.

Одетт, хмуро внимавшая беседе, отвернулась к очагу. Доктор заметил это и поспешил сменить тему:

– Люк, прошу вас, осмотрите еще раз спальню. Там что-нибудь изменилось с тех пор, как вы обнаружили тело?

Парень неуверенно подошел к двери и заглянул туда. Затем он вздохнул и обернулся к доктору:

– Как будто все по-прежнему. Света только побольше, тогда темно было.

– Прекрасно. Я сейчас все это опишу, вам нужно будет заверить показания на бумаге. Вы владеете грамотой?

– Никто тут ею не владеет, – вмешался Тибо, – Я еще кое-как подписаться могу, и все.

– Пусть просто поставит крест, – сказал Андре.

Он уселся к столу, отодвинул посуду и вытащил письменный прибор, которые час назад взял в доме деревенского старосты. Доктор обмакнул перо в чернила и начал выводить ровные строчки протокола. Вот уж не думал, что снова придется этим заниматься. Вспомнилась заварушка под Бельфонтэном, которая свела его с Лу. Все-таки это дело сильно повлияло на Андре. Если совсем недавно он руководствовался исключительно жаждой наживы и не гнушался откровенным шарлатанством, то теперь десять раз думал, прежде чем предлагать кому-либо услуги врача. Бог знает, что могло случиться с женой и ребенком этого парнишки, если бы Андре попытался им помочь. Навредить здоровому, конечно, не так просто, но сколько таких случаев!

Что же станется с жителями деревни теперь, когда они лишились единственной знахарки? Одетт наверняка чему-то обучена. Тем более будет печально, если ее казнят за это убийство. Андре не слишком верил в виновность девочки: чересчур хрупкая она на вид, да и мотив неважный. Конечно, бабка хотела выдать ее замуж против воли, но если бы все девушки убивали за такое, мир бы давно осиротел.

Закончив с протоколом, доктор попросил поставить под ним подпись сначала старосту, а затем Люка. Парень заметно волновался и едва не поставил свой крест поверх коряво выведенной фамилии Тибо. Андре вовремя перехватил его руку и отвел ее на нужное место. Затем он сказал:

– Тело можно унести. Записку я отдам, когда высохнут чернила.

Тибо кивнул и вышел за дверь. Отрывистым грубым голосом он принялся раздавать команды: соорудить носилки, выделить самых крепких ребят… Одетт молча встала и направилась в бабушкину комнату. Когда староста в сопровождении пары дюжих парней вошел туда, Андре с трудом поднялся со стула и захромал следом.

Старая Клементин покоилась на кровати в куда более подобающей позе, чем та, в которой ее нашли. Покойница лежала на спине, обутая. Тело накрыли пестрой шалью – в доме не нашлось куска ткани, более подходящего на роль савана. Сама Одетт стояла в углу и ждала, пока все закончится. На ее лице по-прежнему не было скорби, страха и каких-либо вообще эмоций. Плечи расправлены, губы сомкнуты, руки в карманах фартука… Что бы ни переживала девушка, она держала это глубоко внутри.

Косясь на ведьмину внучку, парни положили тело на наспех сооруженные носилки и скрылись вместе с ними за дверью. Андре спросил:

– У вас есть другие родственники поблизости? Оставаться одной в доме опасно, даже пока не предъявлены обвинения.

– Никого у меня нет. И никуда я не денусь. Хотите – заприте тут, – огрызнулась она.

Девушка действительно изменилась. В сравнении со вчерашней тихоней нынешняя Одетт казалась совсем другим человеком. Безусловно, это только даст почву новым слухам. Оставив ее в спальне, Андре захромал в гостиную. Люк опять успел улизнуть к жене, Тибо продолжал распоряжаться снаружи. Лу грелся возле очага, а в приоткрытую дверь заглядывали дружки Дидье. Доктор подошел к слуге и вполголоса спросил:

– Вы считаете, они не навредят Одетт?

– Эти? Могут, – кивнул парень.

– Она могла бы пожить у вашей матушки? Или еще у кого-нибудь в деревне?

– У нас негде, сами видели. То бишь если мы с вами где-то в другом месте будем – то может быть, но какая ж тогда безопасность…

– Да… По-хорошему девушке сейчас нужна охрана, но как это устроить?

– Может, арестуем ее? – предложил слуга.

– Здесь у меня полномочий никаких.

– А то они у вас раньше были! Поговорите с Тибо, он не дурак – поймет. Одну ее тут нельзя оставлять ни в каком виде.

Доктор про себя порадовался сообразительности юного великана. В фиктивном аресте Одетт есть резон. Это успокоит местных и позволит обеспечить ее надежной и непредвзятой охраной в лице самого Лу. Если староста по-доброму относится к девочке, этим нужно воспользоваться.

Андре вышел на крыльцо, прикрывая за собой дверь, и увидел Тибо. Тот глядел вслед удаляющейся группе парней, которые тащили носилки с телом Клементин. Дидье стоял рядом с отцом, еще двое молодых обалдуев ошивались возле крыльца. Не было похоже, что они собираются уходить. Андре недовольно покосился на парней и заковылял к старосте, проклиная про себя хромоту, трость и зыбкий песок.

Глава 7

Доктор отдал Тибо листок со своими записями.

– Это все, что удалось выяснить, – извиняюще сказал он, – Здесь только факты, собственные выводы я оставил при себе.

Тибо передал записку сыну и сказал несколько слов. Тот кивнул и бросился прочь по берегу, придерживая шляпу на голове. Проводив парня взглядом, Андре заметил:

– Сразу могу сказать: я не думаю, что такая хрупкая девушка могла совершить подобное. У нее физически не хватило бы на это сил.

– Пожалуй… – неохотно признал Тибо.

– Убийцу следует искать среди местных жителей, – продолжал доктор.

– Власти разберутся.

– И как они будут разбираться? – спросил Андре, – Угрозы? Пытки? Здесь нет привилегированных граждан, только простые люди: церковь не станет с ними церемониться.

– Не станет…

Доктор внимательно посмотрел на своего неразговорчивого собеседника. Он, прихрамывая, подошел к бревну, выброшенному на берег во время одного из штормов, присел на него и спросил:

– И вас не пугает эта мысль?

Староста раздраженно пожал плечами.

– Почти все сидели по домам, вместе с женами и детьми. Молодежь тоже была на глазах друг у друга. Вряд ли много найдется тех, кто не представит надежных свидетелей на прошлую ночь.

– Но мадемуазель Одетт – первая среди них.

– Верно. И если она не поумнеет, церемониться с ней точно не будут.

– Я и сейчас опасаюсь за благополучие девушки. Вы видите этих болванов, – кивнул доктор на приятелей Дидье, оставшихся возле дома, – Что они могут с ней сделать? Готов поспорить, по деревне уже поползли слухи о ее связи с нечистой силой.

– А вы-то, человек ученый, в такое не верите, – ухмыльнулся староста.

– Не верю ни во что, пока не вижу доказательств. А как насчет вас?

– Почему нет, если дело ясное. Только тут ясности нету.

– Именно. Вернемся к мадемуазель Одетт. Я думаю, оставаться здесь одной для нее опасно. Она может пожить у вас?

– Не думаю. Дружки Дидье постоянно возле дома ошиваются, тут ей безопаснее будет. Да и комнаты для нее нет: наверху спальни пустые да холодные.

– Согласен. Послушайте… – доктор наклонился вперед и понизил голос, – Лу упоминал, что я имею некоторый опыт в следственном деле. Я готов заняться этим убийством, до приезда официальных лиц, разумеется. Потом я передам следователю все добытые сведения, записи и прочее. Ему меньше работы, а я буду предельно деликатным во время допросов. Как частное лицо, я не наделен властью и могу говорить со свидетелями исключительно по их доброй воле. Вы понимаете разницу?

– Еще бы! Не знаю, худого как будто не вижу в этом.

Тибо колебался. Давать такие полномочия странному незнакомцу не входило в его планы, но староста слишком хорошо помнил следствие по делу гибели его друга. Тогда обошлось малой кровью только потому, что на лодке они были вдвоем.

– А главное, – продолжал Андре, заметив сомнения Тибо, – мы с Лу обеспечим безопасность Одетт. Возможно, для этого лучше будет объявить ее подозреваемой и взять под стражу. Это успокоит людей, и настоящий убийца потеряет бдительность.

– Дело говорите, – одобрил староста, – От меня-то что требуется?

– Согласие. Вы здесь единственный представитель власти.

– Какая там власть… Я-то согласен, конечно, но не больно на мою помощь рассчитывайте. На деле я тут наравне с другими, разве что дом побольше.

– Вы пользуетесь уважением и можете здорово помочь. Очень будет полезно, если вы замолвите за меня словечко перед местными. Боюсь, к чужаку они отнесутся с недоверием, да и мои городские манеры вызовут неприязнь.

– Всякое может быть. Скажу им, будьте покойны. И об аресте Одетт тоже скажу – это вы здорово придумали, мсье! – на угрюмом лице бородача промелькнуло нечто, похожее на улыбку.

– Отлично, благодарю вас. Прежде чем вы отправитесь в деревню, позвольте задать вам несколько вопросов о прошлой ночи: свидетельство каждого ценно.

– Да будет вам, – скривился Тибо, – Подозреваете всех – так и говорите. То, что я на вашей стороне, погоды не делает. Задавайте вопросы, мне скрывать нечего.

– Прекрасно. В таком случае: где вы провели прошлую ночь?

– Дома провел. Как старшие гости разошлись, оставил молодежь в гостиной, а сам спать ушел.

– Из вашей спальни есть выход на улицу минуя гостиную?

– Через окно можно выйти, первый этаж ведь. Вообще это спальня Дидье, я обычно в гостиной ночую. В верхних комнатах пока даже ставен нет, в холода зуб на зуб не попадает.

– Понятно. Значит, вы могли незаметно выйти из дома?

– Мог, конечно!

– А выходили?

– Нет. Спать пытался, не хотел молодежь разгонять до времени. Потом они сами ушли, я и уснул.

– Думаю, наивно спрашивать, слышали или видели вы вчера что-нибудь подозрительное?

– Ясное дело! Пока ребята в гостиной гуляли, ничего не расслышать было, а после уж я спал.

– Вы говорили, что врагов у покойной не было. Но мог кто-то в деревне иметь на нее зуб, могла она знать чью-то тайну или как-то еще перейти дорогу?

– Тайн у нее за душой было немало: единственная же повитуха в наших краях. Всех местных, кому тридцати годков нету, – уже Клементин приняла. А если какая девица согрешила да позора не хотела – тоже к старухе шла… Секретов много, но она не из болтливых была, это точно.

– Стало быть, мотивы для убийства могли быть у любого жителя деревни… – пробормотал Андре, – Благодарю вас, мсье Тибо. Прошу, расскажите мадам Дюмон, что мы теперь здесь и что нам не помешает провиант. Я позже пришлю Лу за своими вещами. Пока он мне тут понадобится для охраны.

Доктор мотнул головой в сторону двух бездельников из ватаги Дидье, которые по-прежнему ошивались на берегу. Староста понимающе кивнул и вразвалочку пошел прочь. Андре с трудом поднялся с бревна и зашагал к дому.

Лу сидел на крыльце. Парню явно не хотелось оставаться внутри, наедине с колкой на язык «ведьмой». Андре вполголоса приказал слуге не спускать глаз с прихвостней младшего Тибо. Ему очень не нравилось их присутствие здесь.

В гостиной доктор сразу обратился к Одетт:

– Мсье Тибо отправился в деревню. Я предложил ему провести предварительное расследование своими силами, и он это одобрил.

– Неужто? Ну, удачи вам в этом деле, – усмехнулась Одетт.

– Вы сомневаетесь в успехе?

– Любой из местных вам скажет, что бабушку прикончила я.

– Почему же вы так плохо думаете о людях? Вы же выросли среди них…

– Уж кто-кто, а вы должны понимать, – девушка насмешливо оглядела Андре, – Вы ведь не из богатых, но в то же время образованы. Готова спорить, что в юности вам несладко приходилось.

– Бывало нелегко, особенно с простолюдинами, – признал Андре, – Никто не любит того, что недоступно его пониманию. Что ж, это научило меня разговаривать с людьми и находить с ними общий язык. Сейчас моя ученость никого не пугает.

– Со мной все иначе: девушка из деревни, знающая толк в травах, внучка повитухи, да еще и грамотная – по-вашему, с возрастом это перестанет вызывать подозрение?

– Едва ли… Но ваша бабушка умела не давать себя в обиду, будучи знахаркой.

– Меня она, тем не менее, старалась от этой доли уберечь.

– Выдав замуж?

– Да! У нас с Дидье ничего общего. Всегда терпеть не могла этого надутого болвана, но Клементин очень уж сдружилась с его папашей и решила меня пристроить. Она говорила, что замужество заставит болтунов замолчать и меня наконец примут за свою.

– Мадам Дюмон рассказывала мне историю вашего появления здесь. Должно быть, слухи преследуют вас практически с младенчества?

Одетт нахмурилась, отвернулась и после паузы ответила:

– Я давно к этому привыкла.

– Уверен, что так и есть, – доктор решил пока оставить эту тему, – Мадемуазель, мне необходимо задать вам несколько вопросов о вчерашнем вечере.

– Задавайте.

– Вчера, после того, как старшие гости разошлись, что происходило в доме Тибо?

– Мсье Огюст почти сразу ушел к себе, в зале остались только мы: я, Кларис, Лу, еще пара девушек и компания Дидье с ним во главе.

– Кто-то из гостей покидал дом на долгое время?

– Не припоминаю. Каждый, наверное, выходил проветриться время от времени… Я устала на этом сборище, попросила Кларис и Лу проводить меня. Дидье это услышал и заявил, что провожать невесту будут все. Моя нелюдимость вечно его злит, – усмехнулась девушка.

– По пути сюда что-нибудь интересное произошло?

– В общем, нет. Была небольшая потасовка на берегу, да Лу один раз потерял сестру в толпе – больше как будто ничего.

– Может быть, кто-нибудь отставал или забегал вперед?

– Это невозможно было разобрать. В толпе несколько человек шли с факелами, в глазах рябило. Толкотня, шум… Кларис почти все время держала меня под руку, а Лу трудно потерять из вида, но за остальных не могу поручиться.

– Кстати о Лу… Ваша бабушка обронила вчера удивительное замечание в его адрес.

– О том, что он родился недоношенным? Я бы не слишком в это верила. Мы ровесники, и Лу всегда, с раннего детства, был здоровяком. На него даже из Кавайона приезжали поглядеть.

– Меня это тоже удивило, а мадам Дюмон выглядела смущенной.

– Клементин любила напоминать людям насчет их грешков. Уж не знаю, что конкретно случилось, но явно дело для тети Ализе неприятное.

– О каких грешках вы говорите? – поинтересовался доктор.

– Она ведь не только роды принимала, но и потравить плод могла, если требовалось. Это держалось втайне, но… Думаю, немало местных кумушек обращались в свое время к ней за помощью.

– А вы точных имен не знаете?

– Нет, бабушка держала меня на расстоянии от всего этого. Собственно, я только на родах ей помогала иной раз, да травами занималась.

– И вы думаете, что мадам Ализе хотела избавиться от первенца?

Одетт с улыбкой поглядела на него.

– Вы как маленький… Если ребенок рождается слишком скоро после свадьбы, да еще объявляется недоношенным – ну, о чем это обычно говорит?

– Она пошла под венец беременной…

– В точку! Неужели в университетах такому не учат? – поддела его Одетт.

Доктор задумался. Что-то было в этой девушке не так, что-то разительно отличало ее от остальных местных. Настолько ладной речи он не встречал даже у городских барышень. Андре спросил:

– Это Клементин научила вас грамоте?

– Да, – казалось, вопрос ее совсем не удивил.

– А где она сама этому научилась?

– Не рассказывала. Я вообще не в курсе ее происхождения и рода занятий в молодые годы. Знаю только, что она не из этих краев. Приехала с сыном лет тридцать назад, поселилась в этом домике на отшибе да стала помогать людям. Думаю, училась при монастыре каком-нибудь или в городе у аптекаря.

– Стало быть, мадам Ларош и с родной внучкой предпочитала не откровенничать. А почему церковь не реагировала на ее деятельность и репутацию?

– Да не знал никто, думаю. Она работала только в нашей деревне, а дальше и не совалась.

– Значит, из деревни вы не выезжали?

– Почему же. Бабушка наведывалась в город, в прошлом году и меня с собой брала. Мы посетили тамошний женский монастырь. Я просилась в учение, она как будто была не против. Но не сложилось…

– Почему?

– Монашки потребовали десять ливров в год, у нас столько не было.

Доктор с новым интересом оглядел Одетт. На что могла рассчитывать деревенская девочка, получая образование? Более выгодное замужество – и то под сомнением, учитывая бедность и сомнительное происхождение. Впрочем, не похоже, что она сильно заинтересована в мирской жизни. Андре вспомнил о разговоре со старостой и вернулся к насущным проблемам:

– Одетт, мне не понравились настроения в толпе дружков вашего жениха. Мы поговорили об этом с мсье Тибо и решили, что для вашей же безопасности будет лучше взять вас под стражу. Разумеется, неофициально и не по-настоящему. Этот шаг успокоит местных и, надеюсь, вызовет их откровенность в будущих разговорах со мной.

– А вы не так просты, – улыбнулась Одетт, – Извольте, я не против.

– Отлично! Вы останетесь в своей комнате, на двери смастерим засов. Мы будем по очереди нести караул в гостиной и ночевать в комнате вашей бабушки. Я не подвержен суевериям, Лу вполне по-дружески к вам относится. Охраны надежнее в деревне и не найти.

– А по нужде я буду выходить тоже под караулом?

– Придумаем что-нибудь, – он был рад такой благодушной реакции девушки на предстоящий арест.

Доктор выглянул за дверь и пригласил Лу внутрь.

– Здесь нужно немного поплотничать, – сказал он слуге, – На двери комнаты мадемуазель требуется приладить простенький засов, со стороны гостиной. На ставни снаружи – тоже.

– Призналась уже? А я и не верил! – с интересом поглядел на девушку Лу.

– Никто ни в чем не признавался, мы просто возьмем мадемуазель Одетт под охрану до приезда следователя. Тем временем попробуем выяснить что-нибудь новое у жителей деревни.

– Это дело! – одобрил парень, – Если узнают, что вы Одетт арестовали, мигом языки развяжут.

– Будем на это надеяться… Так что, справитесь с засовом?

– Не. У меня и инструменту отродясь не было. Плотничал у нас в деревне Ноэль, надо его позвать.

– Где его найдешь теперь, – заметила Одетт, – Небось пьяный где-нибудь под кустом валяется.

– Много ты знаешь! Тут он, неподалеку ошивается. Я его на берегу только что видел.

– Так беги, пока не ушел!

Лу выскочил из дома и тут же растянулся на песке. Одетт насмешливо махнула ему вслед рукой:

– Как был дурачком, так и остался.

– Лу работает на меня второй месяц; не заметил за ним странностей. Неуклюжесть не в счет, – вступился доктор за верного слугу.

– Да, не дурак, конечно… Наивный очень, и запугать его любой мог. Дидье был этому малышу по пояс, а все одно верховодил.

– Неприятный парень, судя по тому, что я о нем слышал.

– Мелкий гаденыш… Не знаю, что в нем нашла Кларис. По местным меркам богач, конечно, но разве этого достаточно?

– Сердцу не прикажешь, – улыбнулся Андре.

– Мсье доктор! Привел! – донесся из-за двери крик Лу.

Глава 8

Ноэль, позевывая, стоял у крыльца. Ветерок развевал его лохмотья, босые ноги вязли в песке. Доктор постарался забыть о неприятных обстоятельствах знакомства со старым пьянчугой. Со всей возможной любезностью он сказал:

– С Рождеством, мсье Ноэль! Вы, говорят, плотник важный?

– И вас с праздником, мсье. Только плотник я неважный, давно уж.

– У нас работа нетрудная, задвижку бы на дверь приладить, – поспешил его успокоить Лу,

– Это можно. За два медяка к вечеру сделаю.

– За три к обеду.

– По рукам, только за инструментом сбегаю – оживился Ноэль.

Он послюнявил ладонь и стиснул пальцы Андре. Тот поморщился, а горе-плотник уже улепетывал по направлению к деревне.

– Вы уверены в этом пьянчуге? – хмуро спросил доктор.

Лу энергично закивал:

– Лучший мастер в здешних краях! Вы не смотрите, что на ногах еле держится: молоток не уронит!

– Будем надеяться.

Дружки Дидье подошли к крыльцу.

– Мы тут слыхали, – развязно начал высокий парень с разбитым носом, – о чем вы со старым Ноэлем толкуете. Стало быть, схватили ведьму?

– Задержали до выяснения обстоятельств, – ответил Андре, стараясь говорить как можно более сурово.

– А охранять кто будет?

– Лу Дюмон.

– А пытать?

– Пытать? Суд, если потребуется. Мое дело – лечить.

– Ишь ты, – озадаченно протянул верзила, – В таком разе нам тут делать нечего.

– Верно. Если не хотите что-нибудь рассказать о событиях прошлой ночи, можете идти, – милостиво разрешил доктор.

– Чего там рассказывать, – удивился бездельник ростом пониже и с фингалом на чумазом лице, – Все ж пьяные были. Я так ничего не помню, даже откуда синяк взялся.

– Это я тебе врезал, – предположил его приятель.

– Не, ты бы ногой пнул. А в морду у нас Дидье любит бить.

– Если он, то за дело. А чего гадать, пошли спросим.

Парни удалились, оживленно беседуя. Доктор с отвращением поглядел им вслед.

– Иной раз я думаю, – обратился он к Лу, – что покойный Греньи оказал вам услугу, забрав отсюда. Свяжись вы с этим бездельниками, подумать страшно, к чему бы это привело.

– Да, не связался бы, – ухмыльнулся слуга, – Старостин сынок меня всегда терпеть не мог – уж не знаю, почему. В их компанию мне ходу не было.

– Это, пожалуй, к лучшему. Таких болванов сроду не видал, – доктор помолчал и осведомился, – Вы думаете, Ноэль успеет к условленному сроку?

– Поспеет, – уверенно ответил Лу, – А куда вам торопиться?

– Нужно допросить жителей деревни. Это человек тридцать – думаю, младенцев я не буду брать в расчет.

– А как вы это отсюда будете делать?

– Приглашу их к себе для разговора… Скорее всего, вам придется побегать, – признал доктор.

Слуга поморщился и вздохнул:

– Лишь бы кормили. А так отчего бы не побегать ради хорошего дела.

– Между прочим, Лу, вы сами ничего интересного вчера не заметили?

– Не, – с сожалением ответил парень, – Я ж обычно не пью столько, а вчера прямо дураком был. Развезло меня, когда за столом сидел. Чуть сам в драку не полез, пока Одетт провожали.

– Мадемуазель упоминала что-то. Как конкретно эта потасовка случилась?

– Да недалеко тут на берегу… Парни факелы побросали и давай бузить. Я перепугался, что Кларис где-то там, и сунулся в самую гущу.

– Странно, а Одетт мне сказала, что ваша сестра была рядом.

– Да она ненадолго пропала, я едва спохватиться успел. Там такая свалка была, что ой-ой-ой: парни дерутся, девчонки визжат, от огня в глазах рябит… И ни черта кругом не видно! Ну, я факел поднял и в толпу полез. Слава богу, сам по роже не схлопотал, только распугал всех.

– Интересно, – задумчиво сказал доктор, – Стало быть, если бы кому-то потребовалось в это время незаметно пробраться мимо вас, ему бы это удалось?

– К гадалке не ходи! Мы ближе к морю жались, там песок не такой рыхлый. А берег-то широкий, туазов в шесть, а то и десять, да темно было – любой бы прошел.

– Сами-то вы, надеюсь, все время были на виду?

– Наверно, – протянул парень, – Я не следил. Но от Одетт не отходил, это точно. Только во время драки, это недолго совсем…

Андре поглядел вдаль. Песчаный морской берег тянулся на добрый лье в направлении деревни. Кто угодно мог прикончить Клементин и незамеченным вернуться домой. Деревня была погружена в глубокий сон, а все бодрствующие пьяны в стельку. Впрочем, тот парень, Люк, не выглядел пьяным накануне.

Доктор хотел записать все, что удалось выяснить за сегодня и побрел к дому. Лу остался на берегу.

Одетт сидела в гостиной с книгой в руках. Устраиваясь за столом, Андре успел разглядеть рисунки лекарственных растений на открытой странице. Девушка читала неизвестный ему справочник. В шутку доктор поинтересовался:

– Собираетесь кого-нибудь отравить?

Одетт вздрогнула и улыбнулась.

– Вот еще. Просто скучно. Всех книг у нас эта да Библия.

– Скудный выбор. В частных библиотеках моих клиентов попадались труды поинтереснее. Стихи, семейные летописи и даже любовные романы.

Глаза девушки загорелись:

– Вот бы почитать! Я бы даже в услужение пошла ради такого.

– Не думаю, что наниматель одобрил бы такую любознательность, – заметил Андре.

– Это точно… Ладно, не буду вам мешать, – девушка поднялась и направилась в свою комнатку.

Помедлив, Андре окликнул ее:

– Если хотите, можете почитать мою книгу. Это восточный трактат о медицине, очень интересный для ценителей.

– Правда? Я с радостью! А вы можете взять мой справочник – Клементин говорила, что он жутко редкий.

– Благодарю, с удовольствием, – улыбнулся доктор, – Позже Лу сходит в деревню за моей сумкой – тогда и обменяемся.

– Скорее бы, – вздохнула Одетт.

Она ушла в комнату и прикрыла за собой дверь. Андре развернул на столе чистый лист и приступил к записям. Показания Тибо, Лу и Одетт потребовали немного времени, приятели Дидье поведали следствию еще меньше. Доктор поставил последнюю точку, когда в дом вошел Лу, а за ним Ноэль с ящиком для инструментов в руках.

– Здравствуйте снова! Какую дверь будем забивать? – озирался по сторонам плотник. Он нетвердо держался на ногах, и Андре показалось, что от старика разит спиртным.

– Засов нужен здесь, – Лу подвел Ноэля к нужной двери.

Тот опустил на пол свой ящик и принялся вынимать инструменты.

– А где вы обычно храните свое добро? – полюбопытствовал от нечего делать Андре.

– В лодочном сарайчике у Тибо. Беру только когда работа есть. Это он по доброте сам предложил: чтобы я инструмент не пропил, значит.

– А переночевать по доброте не пускает?

– Не, куда там. Я ж сдуру и дом спалить могу. Лучше уж под забором где-нибудь, все безопаснее для добрых людей.

– А вчера где ночевали, если не секрет?

– Какой секрет! Вечером я под окнами Тибо на праздник смотрел. Самому совестно было идти, в таком-то виде, – Ноэль горестно оглядел свои лохмотья, – Так хоть за молодых порадоваться. Смотрел, значит, смотрел, а потом спать пошел к матушке твоей в сарай.

Лу, к которому были обращены последние слова плотника, удивленно вскинул брови:

– Что-то я утром тебя там не видел…

– Так я смылся пораньше. Еще спозаранку услыхал, как в доме Тибо шум поднялся, – и смекнул, что нужно ноги уносить. А то мало ли, чего там.

– Мало ли? Но вы же ничего плохого ночью не делали, – уточнил Андре.

– Спал как сурок беспробудный! Только такому пропащему лучше добрым людям на глаза не попадаться, если дело худо. Пьяному какая вера? Никакой, – посетовал Ноэль.

– Пить меньше не пробовал? – спросила из-за двери Одетт.

– Как не пробовал… Конечно не пробовал. Еще бабка твоя хотела заговоры свои надо мной читать да отвары всякие предлагала – только я ведьме не дался. Ты тогда под стол пешком ходила, думается. Тоже малявка, а взялась старика учить! Если человек пьет, то сам все знает.

– Чего ты там знаешь, – беззлобно отозвалась девушка, но больше не прерывала старого плотника.

Через час он закончил работу, получил заслуженные монеты и распрощался. Доктор молча наблюдал за Ноэлем, а после его ухода задумался. Стало быть, старик ночью был один. А ведь накануне он здорово разругался с убитой и вообще был с ней не в самых добрых отношениях…

Доктор решил дополнить протокол еще парой строк, но не успел откупорить чернильницу, как в дверь постучали. На пороге стояла Кларис. На локте у нее покачивалась большая корзина, прикрытая платком. Лицо девушки разрумянилось после прогулки, глаза покраснели не то от ветра, не то от слез.

– Я хочу повидать Одетт, – сказала она брату, который открыл ей дверь, – Мама собрала ей кое-каких вкусностей, да и вам передала пирог.

– Не знаю даже. Мсье доктор, а посетителям к узнице можно? – спросил Лу.

– Пока нет, – после недолгого раздумья ответил Андре, – Передачи разрешены, впрочем. Мадемуазель, пока ваш брат разберет корзинку, вы не откажетесь побеседовать о том, что произошло вчера ночью?

– Ладно, – пожала плечами девушка.

Доктор, прихрамывая, вышел на крыльцо и прикрыл дверь, после чего обратился к Кларис:

– Вы хорошо помните, что вчера произошло?

– Более-менее. Я выпила лишнего на помолвке, так что вечером воспоминания смутные.

– Разве вы не были заняты весь вечер, прислуживая за столом?

– Только пока выносила блюда и рассаживала гостей. Когда старики… то есть старшие ушли, уселась с остальными… Я еще вчера сказала старосте, что убираться буду утром, и он не возражал.

– Понятно. Одетт сказала, что просила вас и Лу проводить ее. Почему с нею пошла вся компания?

Кларис сконфузилась. С минуту она глядела на волны, хмуря бровки, а после ответила:

– Я разозлилась и принялась ее дразнить.

– И это привлекло внимание остальных?

– Да, я сама сказала Дидье, что Одетт хочет закончить веселье.

– Вам-то наверняка было не до веселья…

– После нашего разговора стало полегче, но потом… Вино ударило мне в голову, мысли опять стали путаться, и я наговорила лишнего.

– Но все-таки вы не поссорились с подругой?

– Когда мы выходили из деревни, я взяла ее под руку, – кивнула девушка, – По пути мы немного поболтали.

– О чем?

– Я советовала ей не ссориться с Дидье. У него непростой характер, а Одетт прямо изводит его своими насмешками!

– Вы думаете, он способен поднять на нее руку?

– Я думаю, в семье нужен мир. А свой норов лучше спрятать подальше.

– В счастливых парах этим правилом руководствуются оба, – заметил Андре.

– Иногда и одного достаточно. Точно лучше, чем если никто…

Доктор улыбнулся про себя. Демонстрируя редкую мудрость, Кларис совершенно не осознавала, что именно по этой причине их пара с Дидье была бы одной из самых несчастливых.

– Но Одетт мне показалась вполне сдержанной девушкой, – заметил он.

– Когда нужно – да. Но с Дидье она не церемонится, особенно после того, как Клементин и Тибо решили их поженить.

– Вам не кажется это странным?

– Я вообще не думала, что Одетт станет чьей-нибудь женой!

– Интересно. А каким же виделось вам ее будущее?

– Не знаю, – пожала плечиком Кларис, – Может, монастырь, или какая-нибудь хижина в лесу…

– Вы считали, что она продолжит дело своей бабушки?

– А почему нет? Травы и книги ее всегда интересовали больше, чем живые люди.

– Тут я склонен с вами согласиться. А как думаете, Одетт на многое бы пошла, чтобы избежать нежеланного брака?

Кларис вскинула на него глаза:

– Вы о чем?

– Могла она убить родную бабушку, например?

– Конечно, нет! Она могла просто отказаться! Нрав у Клементин был жестокий, но уж выгонять Одетт на улицу она точно не стала бы.

– Сына, однако, выгнала, – Кларис дернула плечом, но ничего на это не ответила, – Хорошо, расскажите мне о драке на берегу.

– Да рассказывать нечего. Я снова разозлилась на Одетт и на минуту отошла от нее. Была в стороне от остальных… Поняла, что что-то не так, когда парни побросали факелы и начали потасовку.

– Почему вы отошли от подруги? Насколько я понимаю, в таких компаниях девушкам лучше держаться рядом?

– Я же говорю, что разозлилась на нее.

– Снова?

– Да, снова. Что удивительного? Характер у Одетт не сахар, между прочим.

– Вы вернулись, как только началась драка?

– Не сразу. Я увидела, что Лу посреди этой кучи-малы размахивает факелом да орет, и решила вернуться. Подошла к Одетт, она его окликнула. Когда драка закончилась, все пошли дальше. Это было уже у самого дома.

– Насколько я понимаю, такие потасовки – обычное дело?

– Часто бывают, – кивнула Кларис, – Парни перепьются, а кровь играет. Можно подумать, в городе не так.

– Иной раз… Скажите, когда вы подходили к дому, вы не заметили чего-нибудь необычного?

– Я вообще ничего не заметила, там темно было, хоть глаз выколи. Да и устала очень.

– Вашей подруге пришлось стучаться или дверь не была заперта?

– Нет, она просто вошла. Попрощалась с нами и исчезла в доме.

– Внутри было светло?

– Не так чтобы… Кажется, там горел огонь в очаге – когда Одетт открыла дверь, света было совсем немного.

Неожиданная мысль пришла доктору в голову:

– Так вы говорите, драка произошла возле самого дома?

– Совсем рядом… Парни привели себя в порядок, снова зажгли факелы – а через минуту мы уже прощались с Одетт у крыльца.

– Как думаете, если бы кто-то вошел или вышел из дома во время потасовки, ваша компания заметила бы это?

Кларис задумалась ненадолго, а затем медленно покачала головой:

– Вряд ли. Там была такая толкотня, от огней в глазах рябило – мы едва друг друга видели… Это все? У меня много дел сегодня: матушка хлопочет вокруг Кристин, а нужно еще Роже и Ивет накормить.

Из-за двери выглянул Лу:

– Можем пообедать. Мать цыпленка пожарила!

– Пожалуй… Спасибо вам, мадемуазель. Пока вы рассказали больше всех полезного.

Наскоро поклонившись, Андре исчез в доме. Лу протянул сестре пустую корзину.

– Ну как поговорили?

– Нормально. Придурковатый он у тебя.

– Почему это вообще?

– Не знаю… Столько вопросов непонятных задает.

– А как еще убийцу ловить, если он свое имя на мертвяке не написал… Только вопросы задавать и остается!

Брови девушки поползли вверх:

– Он и правда поймает убийцу?

– Точно! – убежденно ответил Лу, – В прошлый раз там тоже тень на плетень наводили, а все равно разобрался. Умник такой, что держись!

– Ишь ты, – одобрительно сказала девушка, – Хорошо бы это Тибо оказался.

– Почему Тибо-то? – удивился брат.

– А его не жалко. Старый, злой и вообще… Ладно, к вечеру снова поесть вам принесу. Если еще чего нужно, говори.

– Доктору сумка его нужна, только я за ней сам схожу. А больше пока ничего.

– Ну, смотри сам. Одетт не обижайте и привет ей от меня передавай.

Кларис зашагала по берегу прочь. Лу вернулся в дом, где за накрытым им столом сидел доктор. Тарелки со снедью были раздвинуты, а хозяин увлеченно что-то записывал в протокол. Слуга уселся напротив.

– Кларис говорит, странный вы, – решив пощадить чувства доктора, он не стал дословно передавать сказанное сестрой.

– Отчего же? – не подымая голову от бумаг спросил Андре.

– Вопросы непонятные, мол, задаете. Ну не дура ли, а?

– Почему сразу дура… – хозяин задумчиво поглядел на слугу, – Она действительно сказала очень интересную вещь.

– Какую?

– Я от других, от вас в том числе, знал, что на берегу в толпе трудно было разглядеть что-либо. Но она первой сказала, что потасовка случилась возле самого дома. И что в гостиной было темно. Вы понимаете, что это значит?

– Неа.

– Я думал, что любой житель деревни мог убить Клементин и скрыться перед самым вашим появлением… Но преступником мог быть даже один из вас, понимаете? Любой из вашей компании мог в темноте войти сюда, убить знахарку и незаметно вернуться. Да-да! Во время потасовки это сделать было легче всего…

Доктор вернулся к записям. Лу украдкой рассматривал его. Может, не такая уж балбеска Кларис, а его новый хозяин – и правда с придурью!

Глава 9

Заперев на всякий случай входную дверь, Лу выпустил Одетт, и они приступили к обеду. Доктор был очень рассеянным. Во время обеда он читал протокол, изредка протягивая руку за едой. Слуга подливал хозяину вина, подкладывал ему лучшие куски матушкиных угощений, но тот едва замечал такое трогательное проявление заботы.

Андре писал и писал. Одетт с интересом поглядывала на него и даже пыталась читать протокол, но не сумела разобрать убористый почерк доктора. Она начала скучать. Некоторое время девушка сидела, разглядывая содержимое своей тарелки, а затем не выдержала:

– Мсье доктор, вы обещали мне книгу.

– Что? Конечно же! Нужно принести мою сумку, книга там, – оторванный от чтения Андре выглядел совершенно растерянным.

– Так велите принести, – мягко потребовала Одетт.

– Лу, вы могли бы?..

– Сию минуту!

Слуга с готовностью вскочил и скрылся за дверью. Через секунду он вернулся, прикрыл вход и нерешительно обратился к хозяину:

– Там Дидье с дружками. Вся ватага под окнами. Ишь, тихие какие, я и не слышал, как подошли!

– Так и что с того? С молодым Тибо мне тоже нужно переговорить. Мадемуазель, вы закончили с обедом? Прекрасно, давайте пока вернем вас в «темницу», – сказал доктор.

Пока Лу запирал узницу, Андре вышел из-за стола и направился на улицу. Широко расставив ноги и опершись на трость, доктор оглядел с высоты крыльца компанию прибывших гуляк.

Дидье сидел на бревне в отдалении. Парень развлекался тем, что разматывал и вновь наматывал грязный бинт на разбитом кулаке. Большая часть его дружков имела жалкий вид. Несмотря на послеобеденное время, они все еще мучились похмельем, на многих лицах красовались синяки и кровоподтеки. Доктор быстро узнал тех двоих, с которыми беседовал здесь утром: глаз высокого совсем заплыл.

Лу вышел из дома и встал рядом. Он был полон решимости держать оборону и лечь костьми рядом с хозяином, если потребуется. Доктор, впрочем, не разделял такого энтузиазма. Кроме того, парни не казались воинственно настроенными; они просто слонялись вокруг без особых намерений. Может быть, они пришли в надежде все-таки увидеть пытки – чернь любит подобные развлечения.

«Разговаривать следует только с главарем,» – решил Андре. Он спустился с крыльца и не глядя вокруг зашагал к бревну. Доктор встал перед Дидье. Мальчишка, смотревший поначалу вызывающе, заерзал под пристальным взглядом и сказал:

– Мы просто так пришли, поглядеть.

– Что вы тут ожидали увидеть?

– А кто знает, что вы с ведьмой делать будете. Святейшества таких в городе, рассказывают, жарят живьем.

– Я не святейшество, о чем утром уже поведал вашим друзьям. Никаких манипуляций по отношению к мадемуазель Одетт предпринимать не могу и не буду. Она находится под охраной до приезда официальных лиц.

– Ну, так оно понятно! Только как по мне, за ведьмой пригляд нужен особый. Эх, жалко, священника у нас своего нет.

Андре рассматривал надутую физиономию старостиного сынка. Ничего симпатичного, разумного или одухотворенного на этом лице не было. Определенно женское сердце – загадка. Доктор поборол поднявшееся изнутри отвращение и повторил:

– До прибытия следственной комиссии мадемуазель ничто не грозит. Кстати, Ваш отец отправил гонца в город?

– А как же! Я уже успел туда и обратно смотаться.

– Стало быть, реакции властей ждать недолго?

– Если в Кавайоне письмо быстро начальству передадут. Праздник же, ихние святейшества тоже люди!

– Пожалуй, – согласился Андре, – Стало быть, в любом случае священника здесь еще несколько дней не будет…

– Ага.

– И пыток тоже.

– Ага, – протянул Дидье уже совсем без энтузиазма.

– Так что будет лучше, если ваша компания найдет себе занятие подальше отсюда, – заключил доктор.

– Вон чего! Ну, мы же не мешаем тут никому. Гуляем просто, болтаем, глядим, чтоб чего не случилось.

– Здесь ничего и не может случиться. Ваша невеста под замком, – Андре не смог отказать себе в удовольствии напомнить Дидье о его близкой связи с «ведьмой», чтобы увидеть, как скривилось лицо мальчишки.

– Какая там невеста! Я теперь ничего с ней общего не имею.

– Ваш отец с этим согласен?

– Да кто его спрашивать будет?! – вспыхнул парень, но тут же взял себя в руки, – На покойницах все одно не женят.

– Пока что она жива, и до суда далеко.

– Где там далеко? До конца недели приедут или телегу за ней пришлют.

– Вряд ли. Я как медик сомневаюсь, что такая хрупкая мадемуазель могла это сделать. И об этом я рассказал в своей записке, которую вы отвезли в город.

– Чего? То, что малохольная она? Так ведьмы ж умеют перекидываться, это все знают!

– Я вот не знал, – усмехнулся Андре, – Не забывайте, это дело об убийстве, а не охота на ведьм. Церковному суду нет смысла списывать вполне мирское преступление на козни нечистой силы.

Парень задумался. Белесые брови сдвинулись к переносице, кончик носа покраснел. Кажется, слова доктора его не на шутку озадачили. Еще минуту назад картина убийства была для юнца совершенно ясной, но теперь… Дидье сердито взглянул на Андре:

– Дурью вы все маетесь!

– Тем не менее, ваш отец, он же местный староста, эту дурь одобрил. Вы должны были узнать от него, что я занимаюсь предварительным расследованием.

– Что-то он болтал, – рассеянно ответил Дидье, – Только я слушал вполуха.

– И напрасно! Любому жителю деревни лучше рассказать мне, что ему известно. Я веду протокол расследования, который отдам следователю, как только он будет здесь.

– И что с того?

Дерзость мальчишки начинала раздражать; доктор решил припугнуть его. Он тихо спросил:

– Вы так же будете кочевряжиться во время беседы с братом… Бартоломью?

– Знамо дело, нет. Он человек важный!

– А как вы определяете важность человека? – осведомился Андре.

– Как-как… По имени, по одежде иной раз.

– Я одет как-то не так?

– Не знаю. Ноэль говорит – как ворона, – ухмыльнулся Дидье.

– Может быть, мое имя звучит недостаточно важно?

– А кто его знает. Мы тут раньше докторов не видали. Приехали вы по-простому, живете у Дюмонов, а они из самых бедных. Что прикажете про вас думать после такого?

– С вами трудно спорить… Так позвольте просветить: по положению я выше любого в этой деревне, даже вашего отца, – Андре выдержал паузу, с удовольствием наблюдая за растерянным парнем, – Я испросил его дозволения заниматься этим делом исключительно из вежливости. Ваша деревня очень гостеприимно меня приняла и я не хотел проявлять неблагодарность…. Если будете сотрудничать, то никого не запугают сперва до икоты, а после не запытают до смерти. Да, юноша! Именно так обычно и производят следствие в наше время.

– Знаю. Отец всю наличность следователю отдал, когда они разнюхивали про смерть Дюмона… Так тем лучше ведь, чтобы сразу Одетт обвинили во всем. Кроме нее все одно некому было старуху убивать.

– Как так некому? За острый язык знахарку многие недолюбливали: мадемуазель Кларис, ее матушка…

– Да за что ее любить было! Вредная старуха, все воду мутила, лишь бы по-своему сделать, – взорвался Дидье.

– Например, устроить вашу помолвку?

– Это ее идея была, зуб даю! Отцу бы и в голову не пришло: когда мы с Кларис гулять начали, он и слова не сказал.

– Вы бы предпочли жениться на мадемуазель Дюмон?

– Ясное дело! На кой мне эта кошка драная – тощая и язвит без конца.

– Выгоды этой женитьбы вам кто-нибудь объяснял?

– Какие там выгоды? Они нищие совсем, старуха вообще полоумная… была.

– Стало быть, вы согласны, что многим хотелось бы прикончить мадам Ларош… даже вам? – улыбнулся доктор.

– Оно пожалуй…

– Раз так, постарайтесь вспомнить события прошлой ночи как можно подробнее.

– Да я как в тумане был, выпили-то сколько! Одетт захотела домой, ну, мы ее и проводили. Весело шли, подрались даже… А потом она в дом, а мы назад – и всего делов. Как пришел домой, сразу спать лег, а спозаранку нас с отцом Люк разбудил.

– Встречали кого-нибудь по пути?

– Неа. Да если б и встретился кто, стороной бы нас обошел, – ухмыльнулся парень.

– А из вашего дома, когда там осталась только молодежь, кто-нибудь уходил надолго?

– Я не следил. Да вряд ли, заметили бы. По нужде выбегали, конечно…

– Через двор или мимо кто-нибудь проходил?

– Ни души! Темно уж было, в деревне спали все. Только у нас огни и горели…

Парень замолчал. Разговор явно его утомил, в глубине души Андре даже пожалел этого увальня. За всю жизнь ему, должно быть, не приходилось настолько напрягать память и ум. Он решил закончить допрос, покуда Дидье не расклеился окончательно.

– Я задам несколько вопросов вашим друзьям, а после можете идти.

– Чего там, я сам. Парни! – крикнул обрадованный скорым освобождением Дидье.

Его компания собралась перед бревном. Только сейчас, когда они собрались в одном месте, доктор сумел сосчитать их – всего семь человек. Вместе они и вправду могли внушать страх, особенно в темноте. Однако по отдельности каждый представлял собой жалкое зрелище: четырнадцати– и шестнадцатилетние подростки, тощие и неуклюжие.

– Вот тут мсье доктор интересуется, видал ли кто кого по пути сюда ночью? – важно спросил Дидье.

Парни дружно замотали головами.

– А по дороге обратно?

Ответ был прежним.

– А из дома во время пьянки кто-нибудь надолго выходил?

– Если только по нужде, – несмело ответил верзила с подбитым глазом. Доктор с интересом поглядел на его ушиб – парень явно рисковал окриветь.

– Это я сам уж рассказал. Ну, видите? – обратился Дидье к Андре, – Никто ни черта не помнит. Перепились вчера как свиньи потому что.

– Вижу. Что ж, можете идти, – милостиво разрешил доктор, – Скажите родителям и соседям, чтобы пришли завтра – мне нужно допросить все взрослое население деревни.

– Ладно… ладно! – нестройно отозвались парни.

Неуклюжей вереницей они потянулись по берегу в сторону деревни. Доктор поманил Лу, который все это время нес вахту на крыльце, и сказал:

– Сейчас самое время принести мою сумку. Эти балбесы сегодня едва ли снова придут.

– Понял. В деревне еще что-нибудь нужно?

– Нет, пожалуй. Впрочем, попросите вашу матушку на досуге зайти – нам нужно будет ее также допросить. Она осталась ждать вас вчера в гостиной – могла выйти во двор и услышать что-нибудь.

– Хорошо. Так я пошел?

– Идите. И не болтайте лишнего!

– За дурака меня держите, – обиделся Лу и убежал прочь.

Доктор задумчиво смотрел на волны и размышлял о том, что сегодня удалось выяснить. Снова и снова он возвращался мыслями к причине этой загадочной, никому не нужной, помолвки. По словам Кларис и Дидье, их родителям не было дела до романа детей еще совсем недавно. Так почему же мсье Тибо резко изменил свое мнение?

Мог ли иметь место шантаж со стороны Клементин или какой-то скрытый интерес для старосты? Первую версию Андре исключил сразу: едва ли простым людям под силу много лет изображать дружбу, которой на самом деле нет. Богатством мадам Ларош явно не владела, но вот ее происхождение осталось тайной для всех. Что если Клементин была рождена в благородном доме? Это родство могло стать хорошим посулом для такого завидного жениха как Дидье. Но тогда где-то должны храниться доказательства высокого происхождения старухи.

Андре поднялся с места и зашагал к крыльцу. В гостиной он огляделся: вряд ли хозяйка хранила важные документы у всех на виду. Доктор прошел в спаленку покойницы. За дверью комнаты Одетт было тихо – по-видимому, девушка была испугана и затаилась. Как бы ни хотелось ее успокоить, сейчас следовало воспользоваться моментом и тщательно обыскать вещи Клементин.

В спальне было чисто убрано – Одетт успела здесь как следует похозяйничать утром. Заглянув в единственный небольшой сундук, доктор ничего там не обнаружил, кроме побитых молью платьев. Он скрупулезно прощупал ткань, но документов, тайно зашитых в юбку или корсаж, не нашлось. Если старуха и прятала что-либо, то явно не здесь. Для очистки совести он заглянул под кровать, перетряхнул тощий тюфячок – ничего.

Андре задумчиво огляделся. Что дальше? Отковыривать штукатурку от стен? Этим он точно заниматься не станет. В конце концов, иногда правильнее всего пойти прямым путем. Он вернулся в гостиную, постучался к Одетт, и дождавшись ее ответа, поднял засов на двери. Девушка не выглядела напуганной. Впрочем, ее умение скрывать чувства было уже хорошо известно доктору. Он не стал ходить вокруг да около и спросил:

– Одетт, ваша бабушка хранила в доме какие-то документы?

– Не припомню такого, – удивленно ответила она.

– На вас ведь ее фартук? Может быть, в одном из карманов?

– Шутите? Это рабочая одежда, бабушка не стала бы так носить ценные бумаги, – Одетт похлопала себя по карманам и извлекла на свет несколько мешочков с сушеными растениями, – Нет, тут только это.

– Хорошо… Может быть, она упоминала о своем происхождении?

– Никогда. Думаю, там и упоминать не о чем было.

– Правда? Грамотная женщина без роду и племени – вы-то не будете отрицать, что явление это не самое рядовое?

– Не буду. Я уже говорила, что бабушка не всегда жила в глуши и сюда приехала взрослой женщиной. Думаю, она тогда была немногим моложе вас, и кое-чему успела научиться. Мало ли, где можно овладеть грамотой: служила в лавке, аптеке, гостинице, была чьей-нибудь домоправительницей… Да много всего!

– А что вам известно о собственном происхождении? Кто была ваша мать?

– Отец не рассказал, – неохотно призналась Одетт, – Я даже не уверена, что рождена в законном браке. Честное слово, мсье доктор, с этой стороны вам ничего интересного не накопать.

– Может быть, вы и правы, но в таком случае я продолжаю теряться в догадках. Желание вашей бабушки найти для вас жениха получше понятно, но что руководило господином Тибо? Не в обиду вам сказано, Одетт, но вы – не самая выгодная партия в деревне.

– Какие обиды, – усмехнулась девушка.

– Неужели вы не задумывались над этим?

– По правде говоря, нет. Я была расстроена предстоящей свадьбой, и мне было не до загадок.

– А если подумать хорошенько? Прямо сейчас…

Одетт подошла к очагу и присела на шаткий табурет. Минуту-другую она молчала, затем обернулась к доктору:

– Я не знаю. Это определенно была идея Клементин, очень уж она довольной казалась после уговора с Тибо. Но почему он согласился – ума не приложу. Когда Дидье и Кларис гуляли вместе, казалось, что их родителей это устраивает…

– А потом вдруг перестало?

– В одночасье!

– Ну не странно ли, а? – Андре прошелся по комнате, забыв на секунду о больном колене.

Девушка следила за ним удивленным взглядом: за всю короткую жизнь она не встречала более увлеченного человека.

– Ногу поберегите… И вообще, может быть, вы слишком много придаете этому значения? Ну, передумал человек. К тому же Кларис девушка ветреная, не всякий отец захочет такую в жены единственному сыну.

– Тоже верно. Возможно, я просто увлекся… Не обращайте на меня внимания, мадемуазель. Скоро вернется Лу и вы получите обещанную книгу. Я пока допишу в протокол то, о чем удалось узнать от вашего жениха.

– Не называйте его так! – поморщилась Одетт, – Едва ли мы теперь обвенчаемся.

– Здесь он с вами согласен.

– Прекрасно! Одной головной болью меньше.

– Эта боль – не самая неприятная, – заметил доктор, усаживаясь за стол и доставая протокол, – Не хочется говорить о грустном, мадемуазель, но вам следует помолиться о том, чтобы я нашел убийцу раньше, чем сюда доберется следователь.

– С этим я не спорю. Если могу чем-то помочь, я к вашим услугам, но молитвы… По правде говоря, не слишком-то я верю в их силу.

– Опасные речи для здешних краев!

– Опасными бывают не края, а уши, – усмехнулась Одетт. Она встала, приоткрыла входную дверь и глубоко вдохнула морской воздух, – Ого! А наш дурачок-то возвращается, и не один!

Глава 10

Доктор подошел к двери и увидел, что Одетт права: к дому приближался Лу в окружении семьи. Мадам Дюмон шагала по песку в своем лучшем наряде, на локте ее висела корзинка, несомненно, полная отборных деревенских деликатесов. Младшие тоже были разодеты и причесаны не хуже, чем перед вчерашним праздником. Кларис шла, опираясь на руку старшего брата, и несла добрый кувшинчик вина.

Андре отпрянул в комнату, прикрыв дверь. Он смущенно сказал Одетт:

– Нельзя, чтобы вас видели на свободе! Как ни жаль, придется вам праздник провести в одиночестве.

– Ничего страшного. Вы мне книжку как-нибудь тайком передайте, и больше ничего не нужно.

– Постараюсь, – доктор не смог сдержать улыбки.

Он запер узницу в ее комнатке и вышел на крыльцо встречать нежданных гостей. Младшие Дюмоны, увидев Андре, замахали руками и понеслись вприпрыжку.

– Вот уж не думала, что Рождество придется отмечать в чужом доме! – крикнула мадам, приближаясь к крыльцу, – Целый день разрывалась между младшими да Кристин с ее девочкой, а потом как в голову мне стукнуло… Ведь вы приехали только ради праздника, а сами теперь сидите здесь вместе с моим Лу. Ну разве это дело? Конечно, нет! Вот я и давай угощенья собирать да детей снова мыть: они ж за день как поросята стали… Решила, что семейному празднику быть… Хоть в доме Клементин, да хоть в сарае, но быть!

Доктор, хромая, спустился с крыльца и принял у доброй женщины корзинку. Мадам Ализе, взяв его под локоть, прошла в дом. Окинув хозяйским взором гостиную, она вместе с дочерью приступила к решительным действиям: принялась одновременно накрывать на стол и убираться. Доктор едва успел спасти протокол от цепких ручек Кларис. Он со всеми предосторожностями отнес письменный прибор в пустую спальню и сложил там на сундук. Скрючившись на неудобном табурете, который Лу принес ему из гостиной, Андре закончил свои записи.

Когда доктор вернулся к гостям, общая комната преобразилась. Едва ли в этом доме часто устраивали веселые застолья, но стол накрыли белоснежной скатертью, передвинули стулья – и каким-то неуловимым образом гостиная стала уютнее. Кларис протирала от пыли керамические стаканы и расставляла их на скатерти. Матушка Лу продолжала хлопотать, доставая из корзины все новые и новые угощения.

Лу жался к дверям рядом с малышами, опасаясь попасть под горячую руку какой-нибудь из хозяюшек. Сумку доктора он держал в руках. Андре забрал у слуги ношу и вернулся в спальню. Там он быстро отыскал книгу, которую пообещал Одетт. Это был восточный медицинский трактат, довольно сносно переложенный на французский язык, в кожаном переплете и с красочными иллюстрациями.

Доктор на секунду засомневался: едва ли деревенская девушка найдет для себя что-то полезное и интересное в книге. Все-таки этот трактат требовал куда более серьезной научной подготовки. Тем не менее он привык держать слово. Вернувшись в гостиную, Андре постарался не привлекать к себе внимания. Он подошел к двери в спальню Одетт и после короткого стука приоткрыл ее. Узница без лишних вопросов протянула руку и выхватила у него книгу, после чего исчезла. На все про все ушла пара секунд.

– Что вы там стоите, доктор, садитесь за стол! – позвала его мадам Ализе.

Андре опустился на табурет, выглядевший прочнее других и потому назначенный для него. Лу, которому такое почетное место скорее бы пригодилось, осторожно примостился на более ветхом стуле. С шумом и смехом уселись за стол дети, Кларис открыла вино и празднование началось.

Это семейное торжество ничем не напоминало вчерашнего вечера. Никакой напряженности или чрезмерной торжественности. Фактически за столом вообще не было гостей и хозяев. В маленькой гостиной домика на морском берегу воцарилась атмосфера непринужденности и веселья, которая бывает только в очень любящих семьях.

Принимая от мадам Ализе кусок пирога, Андре поинтересовался вполголоса:

– Как себя чувствует супруга вашего племянника?

– Кристин в порядке! Я больше от волнения полдня просидела возле нее, чем от необходимости. И дочка у них совсем здоровенькая и очень хорошенькая. Вам до отъезда надо будет обязательно к ним зайти и познакомиться. Кристин – замечательная девочка… то есть женщина, конечно. В моей голове ей до сих пор лет девять-десять. Трудно привыкнуть к мысли, что дети так выросли, не правда ли, мсье доктор?

– Затрудняюсь ответить, я ведь совершенно одинок.

– Это очень зря, – совершенно искренне ответила мадам, – Одному человеку жить вредно.

– С этим трудно спорить, но так уж сложилось. Судьба непредсказуема… А вы, мадам, считаете себя счастливой в этом отношении?

– А как же! Мы с Тристаном прожили двенадцать лет душа в душу, грех жаловаться. И детишки – загляденье. Кларис вот пристрою и совсем успокоюсь, – последнюю фразу женщина произнесла шепотом.

– Вы переживаете за нее? Мне показалось, что девушке удалось взять себя в руки перед помолвкой.

– Да, но теперь-то все снова может измениться. Едва ли Дидье женится на Одетт, если ей предъявят обвинение – бедная девочка! А раз так, они наверняка снова загуляют…

– Может быть, вашей дочери требуется больше строгости, – неуверенно предположил доктор.

Мадам махнула рукой.

– Ее это только раззадорит. Запретный плод сладок, понимаете ведь.

– Разумеется, вы правы. Ума не приложу, как вы управляетесь с ними, – покачал головой Андре, – Но, может, все не так плохо… Я виделся сегодня с молодым Тибо – он настроен вполне серьезно по отношению к Кларис.

– Этого не хватало! – воскликнула мадам. Но тут же спохватилась и понизила голос, – Ведь ничего еще неизвестно насчет Одетт.

– А вы полагаете, что ее оправдают?

– Всякое может быть. Я хочу сказать… Не моего ума это дело, но не верится мне, будто она могла поднять руку на Клементин.

– Но если так, суд наверняка разберется…

– Надеюсь. Бедная девочка!

– А у вас есть предположения, кто мог желать зла Клементин? – осторожно осведомился доктор.

– А зачем кому-то желать ей зла?

– Я имею в виду, убийца наверняка недолюбливал ее за что-то…

– О! Я даже как-то не думала об этом, – женщина нахмурилась и оглядела своих детей, будто искала злоумышленника среди них, – Мне кажется, никто ее особенно не любил.

– Ведь Клементин была остра на язык?

– Даже слишком! Многие были ей обязаны здоровьем, рождением детей, а то и жизнью – но она не упускала возможности об этом напомнить, причем в самый неподходящий момент. То есть да, люд здесь бедный, платили ей мало, но она будто в отместку считала всех обязанными себе в чем-то. Да так оно и было…

Андре пытался уследить за мыслью мадам Ализе, хотя это было выше его сил. Кажется, имелось в виду, что знахарка требовала многого за свои услуги. Так не мог ли староста согласиться на эту странную помолвку из чувства долга перед ней? Хотя бы за помощь в борьбе с пьянством.

– Господин Тибо тоже был ей многим обязан?

– Огюст? Да не больше других. Чем многим-то? Сына она принимала, да, но жену-то не уберегла!

– Вы считаете, что ее можно было спасти?

– Кто знает. Никому же в голову не пришло, что она помрет, рожая первенца. Все могло быть…

– Должно быть, господин Тибо был убит горем, когда это случилось?

– Да, это почти его уничтожило. Тогда он и начал пить больше, чем полагается разумному человеку. Мой Тристан был его другом, а я дружила с покойной Аделин. Так что в первые месяцы мы помогали Тибо с малышом как могли. Потом у нас родился Лу и я стала реже у них бывать. Впрочем, муж с Огюстом дружил до самой своей смерти.

– Мадам Ларош, кажется, помогла старосте бросить пить?

– А, это верно. Но он сам того хотел, а дело знахарки тут десятое, – отмахнулась мадам, – После гибели Тристана он понял, до чего может довести пьянство, и взялся за ум. Не случись этого горя, все ее заговоры оказались бы бесполезны.

– Пожалуй… Все-таки меня не перестает удивлять эта вчерашняя помолвка. Если господин Тибо желал как можно скорее женить сына, то почему он выбрал именно Одетт? Ведь они с Дидье едва переносят друг друга! Неужели во всей деревне не нашлось более подходящей пары?

Мадам Ализе сердито глядела на доктора. Ему стало не по себе: кажется, он забрел на опасную территорию.

– Не пристало мужчине сплетничать! – шепнула она, – Если мсье Тибо выбрал Одетт, значит, были на то причины.

– А вам они неизвестны? – улыбнулся Андре.

– Нет! Мое дело – уберечь от беды Кларис. А кого Огюст выберет ей на замену – неважно.

Мадам надулась и отвернулась в сторону. Потерять расположение доброй женщины ему совсем не хотелось. Андре пустил в ход все свое обаяние, и через минуту на лице его собеседницы вновь сияла улыбка. Остаток вечера прошел за вкусным ужином, приправленным веселой болтовней. За окном совсем стемнело, когда Дюмоны начали собираться домой.

Лу решил проводить родных; он зажег факел и вышел на улицу. Дети укутались в шали, которые их матушка вынула из своей бездонной корзины. Вскоре семья была готова отправляться в путь. Доктор вышел со всеми на крыльцо. Лу шагал впереди, освещая дорогу, за ним следовала мать, потом младшие дети, и замыкала шествие Кларис. Андре с минуту постоял на ночном ветру, глядя им вслед, а затем вернулся в дом.

Первым делом он выпустил на свободу Одетт и предложил ей перекусить остатками праздничного ужина. Глаза у девушки, несмотря на вечер в томительном одиночестве, горели. Она выразила горячую благодарность за книгу, которая показалась ей самой интересной на свете. Одетт уселась к столу и, жуя куриную ножку, принялась осыпать доктора вопросами на медицинскую тему.

Рассеянно отвечая девушке, Андре при свете свечи внес несколько пометок в протокол. Ничего принципиально нового от мадам Дюмон он не узнал. Ее реакция на расспросы о помолвке показалась несколько более резкой, чем того заслуживало событие, но кто поймет женщин. Задумавшись, он не сразу осознал, что давно перестал отвечать Одетт. Девушка повторила последнюю реплику громче:

– Не правда ли, доктор?!

– О чем вы, мадемуазель?

– О кесаревом сечении! – в нетерпении тряхнула головкой юная знахарка, – Клементин лет пять назад потеряла и мать, и младенца, потому что побоялась его делать. Месяц потом ходила как в воду опущенная… А мне тихонько сказала, что могла обоих спасти, только ей за это точно костра не миновать.

– Вполне возможно, что она была права. Я, признаться, тоже никогда не делал этой операции и вообще с роженицами стараюсь дела не иметь.

– Как же так? Разве в богатых домах не рожают? – удивилась девушка.

– Рожают, конечно. Я, однако, занимаюсь болезнями более интересными, чистыми и менее… шумными, – улыбнулся Андре.

– Боитесь небось, – протянула Одетт, с недоверием глядя на этого чудного врача.

– Есть немного, – кивнул он, – Если в доме, где я служу, есть беременная дама, я обычно советую найти ей хорошую повитуху. У них больше опыта, а в этом деле опыт – самое главное. Вы согласны, мадемуазель?

– Конечно… Но как-то странно это. Ученый человек, работаете с важными господами – и вдруг избегаете рожениц…

– Я не от хорошей жизни стал медиком, – пояснил Андре, – и не могу утверждать, что занимаюсь этим по велению души и сердца. Кое-что в нашей работе откровенно мерзко или страшно. Я стараюсь не навредить пациентам, по возможности общаюсь с коллегами, учусь, читаю – что еще можно ожидать от честного врача?

Одетт пожала плечами. Она не слишком-то представляла себе жизнь бродячего доктора и не могла судить, что в ней честно, а что – нет.

На крыльце послышалась возня, и в дверь вошел слегка запыхавшийся Лу. Увидев его, девушка поднялась с табурета.

– Я пойду спать. Доброй ночи, мсье.

– Доброй ночи. Я переночую в комнате вашей бабушки, если вы не возражаете.

– Если не боитесь призраков – ночуйте на здоровье, – мрачно пошутила Одетт, закрывая за собой дверь.

Доктор ухмыльнулся помимо воли. Практичный ум и острый язык девушки начинали ему нравиться. Лу тем временем запер вход, расстелил плащ у порога и начал устраиваться на ночлег. Вспомнив о чем-то, Андре обратился к слуге:

– Лу, меня удивил вчера один момент во время помолвки. Когда Клементин сказала, что вы родились недоношенным…

– Так что?

– Это правда?

– Наверно. Я о таком не слыхал, но кому ж лучше знать, если не матери с Клементин.

– Мне показалось, что ваша мать не слишком была рада услышать это замечание.

– Может быть. Я там все время боялся что-нибудь уронить или разбить, так что не особо слушал, – признался Лу.

– Как вы думаете, почему мадам так рассердила эта фраза?

– Да кто знает! Смутилась просто, что такие вещи прилюдно обсуждают. Клементин вообще любила так людей поддевать.

– Должно быть, местным это не нравилось?

– А кому бы понравилось… Клементин многие не любили, да она плевала на всех. Свой кусок хлеба всегда зарабатывала. К ней из самого Кавайона, бывало, за помощью приезжали.

Лу поворочался на жесткой подстилке и вскоре захрапел. Доктор посидел еще немного, уставившись на горящую свечу. Ситуация яснее не становилась. Завтра надо будет допросить еще десятки людей, но едва ли кто-то из них скажет что-нибудь новое. Можно только надеяться, что у большинства будут свидетели их невиновности: жены, мужья, дети… Если очень повезет, к концу завтрашнего дня круг подозреваемых должен сузиться. Потом еще день-другой напряженной работы и разговоров – и личность убийцы станет известна.

В том, что он разберется в обстоятельствах этого преступления, доктор не сомневался. Пока он не встретил здесь ни одного достаточно хитрого или расчетливого человека. Андре не брал в расчет Одетт: он был практически уверен в ее невиновности. Эта девица скорее отравила бы бабушку или неугодного жениха, чем затеяла такой сыр-бор.

– Может, будет вам? – сонно пробормотал Лу. Парню мешал свет.

Андре забрал свечу и удалился в спальню. Он поставил подсвечник на сундук и придвинул его ближе к кровати. Растянувшись на узком тюфяке, доктор поежился: менее суток назад здесь боролись за жизнь, и боролись отчаянно.

Он повернул голову и рассмотрел царапины на штукатурке. Умирающая старуха оставила на стене глубокие окровавленные бороздки – должно быть, содрала половину ногтей. Андре содрогнулся, представив эту последнюю боль в ее жизни. Какой страшный конец! Доктор крепко зажмурился, чтобы отогнать наваждение, и задул свечу.

– Знала ли ты, кто твой убийца? – пробормотал он в темноту.

Глава 11

Ох и холодная ночь выдалась после доброго денька!

Ноэль вздохнул и глубже зарылся в сено. Этой ночью ему снова удалось забраться в теплое местечко в сарае Дюмонов. Только этот верзила за ворота – Ноэль тут как тут. Шмыг в сарай и в самый темный угол забился. Лошадки даже испугаться не успели.

И чего в деревне говорят, будто зверушки его не любят? Знали бы земляки, сколько раз старик ночевал в их конюшнях да коровниках, не потревожив ни единой скотинки. Вот курятников он избегает: тесно и птицы больно глупые, боятся всего на свете. Ноэлю только слухов не хватало, будто по его вине куры нестись перестают.

Господская кобыла в темноте всхрапнула и ударила копытом, следом тяжко вздохнул мерин. Смешные они! И лошади, и их хозяева: ничего же общего, а ладят отчего-то. Дюмоновского мальчишку вообще трудно представить в услужении, а уж у этого чернявого коротышки – тем более. Выступает впереди своего слуги, будто гусь какой, а по самому видно, что из простых. Смуглый да черноволосый, лицо серьезное, а глаза веселые. Ему бы в балагане народ смешить, а не людей лечить…

Хлопнула дверь дома, и Ноэль сонно вздрогнул. Кого это понесло в ночь? Неужто Ализе нашла-таки себе утешение? В деревне и поглядеть-то не на кого. А уж не приезжий ли господин покорил слабое вдовье сердце? Ничуть бы не удивился старый плотник! Когда-то и он нравился женщинам, но его интересовала только одна.

Стоит глаза закрыть – и встает как живая. Аделин… Они еще в детстве приглянулись друг другу. Ноэль в двенадцать лет поступил в ученики к плотнику в Кавайоне редко навещал родные края. Когда Аделин вошла в возраст, он собрался свататься, но Огюст опередил.

Кто бы отказал Тибо? Тощим мальчишкой он покинул деревню, а вернулся – любо-дорого посмотреть. Рыжеволосый здоровяк, кого угодно одним пальцем перешибет, да еще и при деньгах… Огюст сразу купил лодку и начал на себя работать. Мечта любой девки! Только не Аделин, ее мамаша заставила…

Ноэль получил известие о свадьбе и даже приехал на торжество. Тогда он впервые в жизни напился. В Кавайон уже не вернулся, остался тут и перебивался случайной работой. Мать вскоре умерла, оставив ему ветхий домишко, который быстро рассыпался при плохом хозяине. Ему-то ни до чего не было дела: только Аделин. Если не удалось ее увидеть – день зря прожит.

Моря Ноэль не любил, иначе пошел бы в помощники к Тибо, лишь бы бывать с нею рядом почаще. Он даже завидовал Дюмону, который частенько захаживал к приятелю в гости и мог видеть Аделин хоть каждый день. Тогда Тристан еще был холостым, а с Ализе обвенчался вскоре после той страшной ночи…

Теперь Аделин на небесах, а он, Ноэль, – жалкий старый пьянчуга. Состарился он до времени. Тибо, который недавно разменял пятый десяток, был несколькими годами старше. Несчастья, голод и вино иссушили сильную когда-то плоть, время и бедность истрепали одежды Ноэля. Называть его старым начали дети, а следом за ними – и вся деревня, даже те, с кем когда-то играли вместе.

Ноэль прикрыл глаза и забылся беспокойным сном.

* * *

В открытые окна дома Ларошей лился свет. Погода сегодня радовала: над морем воцарился штиль, вовсю светило солнышко, и зимний день на побережье легко можно было принять за лето где-нибудь на севере. Впрочем, благодать за окном не улучшила настроения новоявленного следователя. Он хмурился сильнее и сильнее по мере опроса все новых свидетелей.

Андре восседал за столом в гостиной. Время от времени он заглядывал в протокол, иногда делал пометки. Выглядел доктор очень важным, а чувствовал себя еще важнее. На берегу перед домом собралась небольшая толпа из местных. Тибо, его сын и товарищи последнего исправно разнесли весть, посланную доктором. Народ собрался, чтобы дать показания по поводу прошлой ночи.

Верный Лу нес дозор на крыльце. Его обязанностью было выпускать очередного свидетеля и приглашать следующего. Сегодня парень невольно примерил на себя роль церемониймейстера. Нельзя было сказать, чтобы он сильно этому радовался, но важность своего положения ощутил как нельзя лучше. Жители шумели, наседали на парня, лезли без очереди, по двое, пытались заглядывать в окна и вообще вели себя как дети. Лу взмок, покраснел, но зорко следил за порядком, несмотря на усталость.

Между тем в глазах следователя картина складывалась не самая благоприятная. Один за другим, не сговариваясь, жители деревни подтверждали: в ночь убийства каждый из них был дома, чаще всего на глазах у кучи родни. Выйти и вернуться незаметно возможности практически ни у кого не было: жили люди тесно, буквально ходили по головам друг у друга.

Андре это не нравилось. Он надеялся найти новых подозреваемых среди незнакомцев, но из этого ничего не вышло. Когда последний житель деревни старше 12 лет был допрошен и покинул дом, доктор вздохнул и уронил голову на руки. Список подозреваемых сформировался, и его содержание совсем не радовало.

С усилием мужчина встал, выглянул на крыльцо и попросил Лу разогнать зевак. Прикрыв дверь, он вернулся за стол, чтобы в наступившей тишине закончить работу. Из своей каморки выглянула Одетт. Весь день она сидела в комнате с закрытыми ставнями и читала при скудном свете.

– Ну как?

– Никак, – признался доктор, – Вы были правы: все до единого имеют свидетелей собственной невиновности.

– Значит, убийца я? – с равнодушным видом спросила девушка. Она подошла ближе и уселась на табурет напротив доктора, который сегодня днем занимали допрашиваемые.

– Вы не единственная подозреваемая, Одетт! – назидательно ответил Андре, – Почти любой из компании, провожавшей вас, имел возможность убить мадам Ларош… Тибо признал, что мог незаметно выйти из дома, еще пока молодежь гуляла в гостиной. С этим племянником мадам Дюмон, Люком, я сегодня так и не побеседовал, а он ушел с помолвки рано и отправился неизвестно куда. Наконец, сама мадам Дюмон могла: она ждала Кларис и Лу в гостиной одна. Конечно, она бы очень рисковала, но…

– Еще Ноэль, – напомнила девушка.

– И, разумеется, Ноэль. За этим забулдыгой просто не уследишь. Говорит, что спал в сарае Дюмонов, но кто его знает. С вашей бабушкой он дружен не был, я верно понимаю ситуацию?

– Верно. Никто, кроме Тибо, не был, особенно Ноэль… Но не могу представить, чтобы один из этих людей…

– Я тоже не могу представить, например, матушку Лу в роли хладнокровного убийцы, – со вздохом признал Андре, – но возможность у нее была. Кроме того, мадам здорово рассердилась на замечание Клементин во время помолвки, да и добраться сюда она могла любым путем. Что касается Тибо, то между друзьями не исключены ссоры. Я уж молчу о странности подобной дружбы: мужчина и женщина, с большой разницей в возрасте…

– Не думайте плохого, они действительно были добрыми приятелями! – запротестовала девушка, – Клементин помогла мсье Огюсту бросить пить, он был ей очень признателен. До гибели друга Тибо был запойным пьяницей, а потом словно переродился.

– Я слышал, его подозревали в убийстве и даже провели расследование…

– Так и было. Я мало, что знаю об этом, но брат Бартоломью приезжал и долго допрашивал старосту. Ведь свидетелей других на лодке не было… С покойным Дюмоном, насколько мне известно, он дружил с малолетства. Никто в деревне не подтвердил вражды или ссоры между ними, поэтому Тибо признали невиновным.

– А пыток к нему не применяли?

– Нет, конечно! Не тот случай, да и человек он не из последних в деревне.

– Вы так уверены, что дело в его привилегированном положении, – улыбнулся Андре, – а я слышал, что Тибо пришлось поделиться со следователем имеющейся наличностью.

– Ничего себе! У нас об этом не говорили даже, – удивленно покачала головой Одетт, – впрочем, я тогда была совсем девчонкой и не интересовалась подробностями. Кларис было очень жалко, да и всю их семью. Они так дружно и весело жили – и вдруг разом осиротели. Лу вскоре нашел хозяина в городе и уехал, много перемен было…

– Думается мне, на сей раз перемен будет не меньше, – сказал Андре.

Дверь скрипнула, и вошел Лу. Одетт молча встала и удалилась в свою комнату. На раскрасневшемся лице слуги сияло торжествующее выражение: никогда он не получал столько власти и уважения разом. Однако, наткнувшись на хмурый взгляд хозяина, парень смешался. Он уселся напротив и тихонько спросил:

– Что, плохи дела?

– Хорошего мало, – признал доктор, – Среди допрошенных подозреваемых нет. Все были дома, на глазах друг у друга.

– Так это ж хорошо, разве нет?

– Только не для тех, кто был один той ночью…

– А много таких?

– Всего трое: ваша мать, старший Тибо и Ноэль. Под вопросом ваш кузен – его я вчера толком не допросил и сегодня не видел

– Ишь ты, – протянул Лу.

– Кроме того нужно будет пригласить сюда молодежь из компании Дидье. Каждого следует допросить еще раз, уже по порядку, а не всех скопом. Ваша сестра, кажется, рассказала все… А другие девушки там тоже были?

– Были две – Абигайль и Мари, – кивнул слуга, – Только они совсем соплячки, лет по четырнадцать. На кой им убивать?

– В эти годы за многими уже водятся грешки, – уклончиво ответил доктор.

– Да ну, кабы водились, то уже все бы знали. И девчонки замужем бы уж были…

– Здесь все так просто решается?

– А чего? Набедокурили – милости просим под венец. Многие так женились.

– Неужели? – доктор с сомнением покосился на дверь, за которой недавно скрылась Одетт. Лу, угадав мысли хозяина, замотал головой:

– Не, тут просто сговор… Я, конечно, четыре года в деревне не бывал, но Одетт с Дидье друг дружку всегда терпеть не могли. Он вечно нос задирал, потому как Тибо – самый богатый тут, а она тоже гордячка, хоть и жили с бабкой бедно.

– Ну, пусть так. Сговор… хоть и неясно до сих пор, на чем основанный сговор – должна быть выгода в браке, понимаете? Так вот для жениха я этой выгоды не вижу.

– Считаете, это важно?

– Кто знает, кто знает… Если имел место шантаж или что-то в этом роде, то у обоих Тибо был серьезнейший мотив для убийства.

– Ого! Я и не подумал… – Лу на минуту замолк, – А если староста просто хотел для сына-дурака жену поумнее? Одетт ведь грамотная, бабка ее сама учила!

– А вы думаете, Тибо считает сына дураком? – засомневался Андре, – Не заметил такого, если честно. Впрочем, едва ли отец станет делиться подобным с чужаком вроде меня…

– Вот-вот! Вы поймите: рыбака из Дидье не вышло – болезнь морская у него. Вот помрет Тибо, а останется сынок с лодкой – и чего тогда? Нет, тут надо уметь и работников нанять, и с лавочником цены держать, и налоги заплатить… Сам-то староста мужик сообразительный, а вот сынку бог ума не дал совсем. Я-то знаю, росли вместе… Вот и выходит, что такому жена нужна вроде Одетт: и грамотная, и себе на уме! – торжествующе закончил Лу.

Андре задумался. В сказанном был смысл, и немалый. В глубине души доктор подивился логичности и последовательности выводов, сделанных Лу из собственных наблюдений. К сожалению, проверить эту версию не удастся. Едва ли этот бирюк Тибо станет с ним откровенничать о причинах неудачной помолвки сына.

Доктор вздохнул:

– Возможно, вы правы. Очень даже возможно, Лу. Тем не менее, сбрасывать Тибо и его сына со счетов нельзя, как и остальных подозреваемых. Я попрошу вас…

Его прервал громкий стук в дверь. Доктор подскочил на месте, позабыв о больной ноге. Потирая колено, он крикнул:

– Кто там?

– Беда! Беда пришла!

Безумный старческий голос Андре узнал сразу: их потревожил Ноэль. Из своей спальни выглянула встревоженная Одетт. Лу открыл дверь и втащил старого плотника в гостиную. Тот упирался руками и ногами, озираясь по сторонам. Старик был чем-то очень сильно напуган. Доктор опустился на табурет и тихо спросил:

– Какая беда? Успокойтесь, прошу.

Старик взвыл и закрыл руками лицо. Лу нетерпеливо толкнул его в плечо:

– Перепугал всех – так отвечай!

– Твоя сестра умирает, – выдавил из себя Ноэль, – Ведьма изведет малютку Кларис, и никакие стены ей не помешают!

Глаза Лу округлились. Одетт с ужасом глядела на Ноэля, который вновь закрыл лицо руками и принялся скулить, как побитый щенок. Андре не воспринял слов старика всерьез, однако его испуг выглядел вполне реальным. Доктор наклонился вперед и спросил:

– Мадемуазель Кларис заболела?

– Лежит без памяти, бледная как полотно и от боли бедняжку всю корежит, – всхлипнул Ноэль, – Меня за доктором послали, мать места себе не находит!

– Что за черт? Она была совсем здорова вчера вечером…

– Эта ведьма навела на девочку порчу! – выкрикнул старик, указывая на испуганную Одетт.

– Бредит! – неуверенно заявил Лу.

Доктор с сомнением поглядел на девушку. Подсыпать отраву подруге у нее вчера не было никакой возможности. В порчу и подобное Андре тоже не верил.

– Что же делать, – пробормотал он, – Мне следует идти в деревню, но сам я не доберусь туда и к ночи, а оставлять мадемуазель без присмотра нельзя…

– Может, Ноэль приглядит, покуда я вас отнесу?

Андре покосился на старика. Этот безумец в порыве праведного гнева вполне был способен подпереть дверь снаружи и поджечь дом вместе с «ведьмой». Нет, уж лучше никакой охраны, чем такая.

– Нет, пойдем втроем. Придется рискнуть. Мадемуазель, мы запрем вас.

Одетт кивнула и отступила в комнату. Лу опустил засов на ее двери и выбежал на улицу, чтобы проверить ставни снаружи. Доктор тем временем забрал свою сумку и набросил плащ. Он вышел на крыльцо и осмотрелся. Солнце стояло еще высоко и грело вовсю, но кто знает, когда они вернутся. А ночи здесь пронзительно холодные – это доктор успел понять.

Заперев дом, он позволил слуге взять себя на руки и нести. Ноэль семенил позади.

– Расскажите, как это случилось? – обратился доктор к старому пьянчуге.

– Сам толком не знаю, мсье доктор… Я с утра проспался да пошел по деревне шататься. Сам хожу и дивлюсь, что никого нету, одни дети малые во дворах возятся. Потом к Ализе забрел, надеялся, что горбушкой хлебной да стаканом вина приветит. Стучусь в дверь, а она выходит сама не своя. Иди, говорит, в другой дом, у нас неладно что-то. Ну я враз понял, что нечисто дело. Тут в доме дети как закричат – с перепугу, видать. Ализе туда, я за ней… А Кларис, бедная, на кровати лежит, и не признать ее. Мечется, глаза закатились, в лице ни кровинки – страх! Говорю, может помочь надо? А вдова мне: сбегай за доктором. Я и побежал…

Лу ускорил шаг. Он все больше тревожился за сестру. Ноэль старался поспевать за слугой, что было нелегко с учетом небольшого роста старика и гигантских шагов парня. Он шел молча, с тревогой вглядываясь в очертания деревни впереди.

Неожиданно Лу остановился и пробормотал:

– Что за черт?

Глава 12

Доктор обернулся. С деревенской улицы выехала на берег и теперь двигалась им навстречу телега Тибо, за которой тянулась небольшая процессия зевак. Даже издалека было видно, что колеса вязнут в песке и едва вертятся. Что за странная идея пришла в голову незадачливому вознице, Андре не мог понять. Разглядев в толпе мать, Лу припустил бегом и оставил Ноэля далеко позади.

Доктор вцепился в шею слуги, страшась полететь на землю. Он смотрел вперед. Постепенно Андре удалось лучше разглядеть странную процессию. Лошадь вел в поводу Дидье, еще более хмурый, чем обычно. Он не стал садиться в телегу, чтобы не добавлять ей веса и дополнительно не замедлять хода. Парень то и дело понукал лошадь и покрикивал на сопровождающих.

Сопровождающими были Люк, несколько молодых парней и перепуганная до полусмерти матушка Лу. Доктору не составило труда догадаться, что в телеге находится потерявшая сознание Кларис. Очевидно, девушку решили доставить к доктору, вспомнив о его хромоте.

У самой телеги Лу резко остановился и опустил хозяина на песок. Дидье осадил лошадь. Перегнувшись через край повозки, Андре бегло осмотрел больную. Кларис была очень бледной, под глазами прорисовались темные круги. Девушка прерывисто дышала и едва подавала признаки жизни. Что с нею происходит – доктор представления не имел.

«Похоже на отравление», – мелькнуло у него в голове: «Едва ли инфекция, иначе слегла бы уже половина деревни». Андре осторожно потрогал лоб больной – тот был холодным. Это лишний раз убедило его в правильности первой версии. Потребуется промывание желудка. Доктор перевел взгляд на мадам Дюмон: делать эту варварскую процедуру на глазах матери он был не в силах. А что если диагноз ошибочен? В этом случае девочке станет только хуже. Нужно посмотреть симптомы в справочнике, там был целый раздел посвящен отравлениям. Возможно, даже противоядие удастся найти!

Эта мысль воодушевила Андре. Стараясь держаться как можно более уверенно, он обратился к женщине:

– Мадам, расскажите подробнее, как ваша дочь дошла до такого плачевного состояния?

– Ох, мсье доктор!.. Ничто не предвещало… Вчера мы вернулись от вас и улеглись спать, как обычно. Я встала утром, а Кларис все спала. Я велела младшим вести себя тише: девочке нелегко последние дни, – доктор заметил, как опустил голову Дидье, – Но когда она и к обеду не проснулась, мне стало тревожно. Вхожу я, значит, трогаю за плечо – а она ледяная и еле дышит. Я сама едва сознание не потеряла! Неужто, думаю, оспа вернулась – но тогда-то первым знаком жар был, доктор!

– Едва ли это инфекция, – подтвердил Андре, – больше похоже на… впрочем, не будем торопиться. Вы не сразу послали за мной?

– Нет! – всхлипнула женщина, – Я пыталась сама помочь… Протерла ей виски и лоб уксусом. Бедняжка глаза открыла и хотела что-то сказать, да тут же снова потеряла сознание. Тут как раз Ноэль постучал… Потом ей хуже стало: судороги пошли, едва с кровати не упала. Я перепугалась, ясное дело. Говорю Ноэлю: беги, мол, за доктором…

Мадам Ализе прикрыла лицо уголком шали и разрыдалась. Лу молча обнял мать. Андре смотрел на бледное лицо Кларис: ее состояние становилось хуже, и времени терять было нельзя.

– Значит так, – он постарался придать голосу побольше уверенности, – у меня два возможных диагноза, а это два возможных метода лечения. Чтобы быть уверенным в своих действиях, нужно свериться со справочником – моя книга осталась в доме Ларошей. Давайте отвезем мадемуазель Кларис туда, там мне будет удобнее оказать ей всю необходимую помощь.

Дидье внимательно выслушал доктора и хмуро кивнул. Он прикрикнул на лошадь и зашагал вперед. Мадам Дюмон, отпрянув от широкой груди сына, собралась было следовать за телегой, но доктор остановил ее:

– Мадам, кто остался с младшими детьми?

– Никто, – она с удивлением поглядела на Андре.

– Лечение мадемуазель потребует несколько дней, – мягко сказал он, – Вам следует поручить малышей кому-нибудь из соседей. Да и взять немного вещей из дома не помешает.

Мадам осмотрела свое платье: она выбежала из дома в чем была, не сняв даже грязного передника. Женщина смущенно улыбнулась:

– Я себя не помню последние часы. Вы правы, мсье доктор. Схожу домой и тут же вернусь.

– Отошлите малышей к Кристин, мы о них позаботимся, – вмешался Люк, – И за лошадками вашими пригляжу в лучшем виде.

– Отличная идея, – одобрил доктор и перевел взгляд на приятелей Дидье, – Вам советую отправиться домой, с концами. Это не балаган, и зрители здесь ни к чему.

Парни туповато переминались с ноги на ногу, поглядывая друг на друга.

– Что не поняли? Валите отсюда! – крикнул Дидье.

Оболтусы, то и дело оглядываясь, зашагали прочь; следом за ними направилась мадам Дюмон. Лу подхватил доктора на руки и пошел за телегой. Вскоре компания поравнялась с Ноэлем. Устав бежать за рослым слугой, он уселся на песок и ожидал, когда процессия возобновит ход и доберется до него. Старик не выглядел довольным: тот факт, что больную везут прямо в логово «ведьмы» сильно расстроил его.

– А еще меня дураком называют, – воскликнул пьяница, воздевая костлявые руки к небу, – Ведь Одетт изведет соперницу, как есть изведет! Нельзя, чтобы они были так близко, да святой водой бы обеих окропить!

– Помолчи! – прикрикнул на него Дидье, – От твоих воплей всем только хуже!

– И то верно, Ноэль, придержи язык – поддержал недруга Лу. После минутного молчания он спросил парня, – Сколько мы тебе должны?

– За что?

– За то, что довез сюда Кларис. По песку-то… Телега ваша, того и гляди, развалится.

– Починим, – хмыкнул Дидье, – А за Кларис ничего не надо, это я сам предложил отвезти ее.

– Ну уж?

– Говорю тебе! К нам Ивет прибежала, вся трясется… я сразу сообразил, что дело плохо. А как прикинул, что твой хозяин до деревни и к ночи не доберется, – тотчас побежал запрягать. – Дидье бросил через плечо взгляд на Кларис, – Черт с ними, с колесами…

У дома Ларошей молодой Тибо с помощью Люка привязал кобылу к кривобокому деревцу, которое росло поблизости. Лу тем временем опустил доктора на землю, поднял на руки сестру и занес ее в дом. Андре первым прошел в хозяйскую спальню, чтобы забрать оттуда свои вещи, а затем направился за книгой.

Он отпер дверь девичьей каморки и вполголоса обратился к Одетт. Через секунду девушка выступила из полумрака, царившего в комнате. Она протянула доктору книгу и шепотом спросила:

– Как она себя чувствует?

– Неважно. Природа болезни пока неясна.

– Но догадки у вас есть?

– Отравление либо холера, – неохотно выдавил из себя Андре.

Одетт внимательно поглядела на него и ничего больше не сказала. Заперев девушку, незадачливый доктор уселся с книгой к столу, нашел нужный раздел и погрузился в его изучение.

Тем временем Лу осторожно уложил Кларис в спальне убитой мадам Ларош. Не отрываясь от чтения, доктор велел слуге раскрыть ставни, чтобы дать больше света. Дидье, слонявшийся по гостиной, опередив Лу, бросился исполнять эту просьбу.

Люк тем временем жался к дверям; он совсем растерялся посреди этой суеты и явно мечтал поскорее смыться. Андре метнул на молодого рыбака суровый взгляд и велел ему присесть и подождать, добавив, что позже они поговорят особо. Парень после этого оробел окончательно. Он уселся на указанное место и с отчаянием на лице принялся рассматривать потолок.

Наконец, доктор захлопнул книгу и прошел к больной. Склонившись над девушкой, он еще раз внимательно осмотрел ее. Кларис лежала на спине, закрыв глаза и раскинув руки. Андре пощупал пульс, раскрыл пальцами веки и проверил зачем-то зрачки. Его познания в болезнях подобного рода были весьма скудными, и обращение к справочнику помогло мало.

Доктору было как никогда стыдно притворяться сведущим при встревоженных родственниках. Однако бросать сестру Лу в таком бедственном положении он не мог. И, положа руку на сердце, он не был уверен, что более подготовленные коллеги справились бы лучше.

«Нужно промыть желудок… Обеспечить покой… И молиться.» – вот и все, что он мог сам себе предложить.

Для промывания требовалась сода или соль. Ни того, ни другого у Андре не было. Вспомнив, что по счастливому совпадению он находится в доме знахарки, доктор решил вновь обратиться Одетт.

– У вас найдется соль или сода? – спросил он, открыв дверь ее спальни.

– Будете промывать? – с готовностью отозвалась девушка, – Все найдется, сундучок справа от очага. Хотите, я помогу?

– Помощь не помешает. Нужно приготовить одну-две кварты[3] раствора и удобный сосуд для вливания.

Одетт вышла из спаленки, стараясь не обращать внимание на ярость и страх на лицах невольных зрителей. Она открыла сундук, стоявший в гостиной, и вытащила оттуда керамическую баночку ярко-желтого цвета. В сундучке доктор увидел еще несколько таких же, прежде чем Одетт опустила крышку.

– Как вы их различаете? – поинтересовался он.

– По содержимому. Запах, цвет… Это ж не аптека, вот там бы черт ногу сломил.

Дидье вскинулся:

– Не будет эта ведьма лечить Кларис! Мало ли, что у нее на уме!..

– Не верь брошенным невестам, не верь брошенным невестам! – вскричал Ноэль.

Одетт побледнела, застыв у сундука со злосчастной банкой в руках.

– Коль между девицами встал молодец,

Дружбе враз приходит конец…

Напевая, старик пританцовывал на месте. Все замерли, даже Дидье с изумлением и отвращением глядел на него. Доктор в сердцах приказал слуге выпроводить Ноэля за порог. Когда все успокоились, он обратился к молодому Тибо:

– Разумеется, мадемуазель Одетт сейчас под подозрением, а уж вы меньше других склонны оказывать ей доверие… Тем не менее ее помощь в лечении мадемуазель Кларис неоценима; у меня практически нет лекарств с собой.

– Я все привезу из Кавайона! Загоню нашу кобылу, но за три часа обернусь.

– Твоя кобыла и за день туда не доскачет, – фыркнул Лу, – Кончай трепаться, только доктору мешаешь. Неважно, кто ее лечит, лишь бы толк вышел.

Андре кивнул Одетт. Девушка всыпала ложку белого порошка в глубокую чашу, залила его остывшей водой из котелка над очагом и тщательно размешала. Одетт оглядела комнату в поисках подходящего сосуда для выпаивания больной. После недолгих раздумий она взяла бутыль из-под вина, с которым накануне встречали Рождество.

На мгновение Андре тоже захотелось остановить ее. Если речь шла об отравлении, то яд мог быть где угодно, в том числе в этом вине. Но он тут же вспомнил, что пили из бутыли все присутствующие в доме накануне, в том числе сама Одетт.

Перелив раствор в сосуд, девушка негромко сказала:

– Кто-то должен ее держать, пока другой вливает раствор.

– Я подержу, – ответил доктор, – Если мадемуазель начнет сопротивляться, потребуется сила.

Одетт молча кивнула. Вдвоем они направились в спальню больной; Лу и Дидье остались в гостиной вместе с Люком, который при виде «ведьмы» окончательно впал в ступор. Мадемуазель Ларош быстро привела подругу в чувство с помощью нюхательной соли, которую она достала из кармана фартука. Вполголоса она объяснила Кларис, что они с доктором намереваются делать. Девушка пыталась протестовать, но сил у нее не было.

Неприятная процедура заняла некоторое время. Андре много раз благодарил судьбу за то, что поручил Одетт выполнять эту экзекуцию. Стараясь отвлечься, доктор смотрел через открытую дверь в гостиную. Ему неоднократно пришлось сглотнуть комок, подступивший к горлу. Дидье выскочил на улицу, не выдержав утробных звуков, которые издавала во время промывания желудка его возлюбленная. Лу оказался покрепче; слуга только морщился и молча мерил гигантскими шагами гостиную.

Когда все было позади, Одетт бережно вытерла тканью, смоченной в уксусе, испарину с лица подруги. Потом она осторожно повернула Кларис на бок и оставила отдыхать. Все это девушка выполнила молча, без лишней суеты и эмоций, однако с каждой минутой она хмурилась все сильнее. Что-то озадачило или рассердило ее. Доктор заметил перемену в настроении Одетт, но решил поговорить с нею позже, без свидетелей.

Когда Андре вернулся в гостиную, в дверь вошла мадам Дюмон с корзиной в руках. Женщина с удивлением поглядела на Одетт, которая в эту минуту выходила из спальни.

– Одетт тоже лечит Кларис?

– Она очень помогла мне, – ответил доктор, – Мы только что сделали вашей дочери промывание желудка. Если диагноз верный, то в ближайшие часы ей станет легче.

– Спасибо, доктор! Я могу пройти к ней?

– Разумеется, располагайтесь, как вам удобно.

Лу подхватил стул и отнес в спальню, где лежала Кларис. Одетт бросила на доктора многозначительный взгляд и ушла к себе. В гостиной остались только он и Люк, который испуганно скрючился на табурете. Андре решил воспользоваться моментом и задать рыбаку несколько вопросов.

– Люк, вчера я вас не дождался. Понимаю, что вы сейчас нужны супруге, но мне необходимо допросить каждого. В сочельник вы ведь рано ушли с помолвки?

– Рано, ага. Следом за вами ушел: подумал, что Кристин не стоит одну оставлять. Ей, поди, обидно, что я без нее по праздникам гуляю. Кусочек пирога прихватил тайком, да домой побежал.

– Прямо домой, никуда не сворачивая и не задерживаясь?

– Прямо! – парень смутился, – Только в дом сразу не вошел, я во дворе сидел на крылечке.

– Как так?

– Да я подошел и услышал, как Кристин колыбельную поет. Младшего нашего укладывает, а он сейчас такой неспокойный – зубки поздние… Я и решил пока не входить, чтоб не помешать. Уселся, значит, и давай ждать, а она, бедная, все поет и укачивает, укачивает и поет…

– Понятно. И много времени вы там провели?

– Да пока не стемнело, сынишка все засыпать не хотел. В дом я пошел, только когда тихо стало.

– Сколько времени это заняло? Гулянка у Тибо еще продолжалась?

– Заканчивалась, я думаю. Я только прилег, а вскорости компания молодых мимо прошла – их на всю деревню слышно было.

– Ведь ваш дом – крайний по улице. Пока вы сидели на крыльце, видели кого-нибудь, проходящего мимо в сторону дома Ларошей?

Рыбак задумался.

– Нет, будто не видел, – ответил он наконец.

Доктор вздохнул. Толку от этого парня было немного. Правду он говорит или лжет насчет своего времяпрепровождения в роковой вечер, выяснить сегодня не удастся. Нужно будет поговорить с его женой, все равно следует навестить недавнюю роженицу. Пока Одетт сидит под фальшивым арестом, осмотреть младенца и некому, а сколько это еще продлится – одному богу известно.

– Вы можете идти к жене, – сказал Андре молодому рыбаку.

Тот вздохнул с явным облегчением: видимо, по деревне уже ползали жуткие слухи относительно допросов, проводимых доктором. Как бы они, интересно, запели, если бы здесь действовал настоящий следователь из Кавайона?

– Подожди минуту, я с тобой, – мадам Дюмон вышла из комнаты, где лежала Кларис.

– Вы же собирались остаться до явного улучшения, – с удивлением сказал доктор.

– Совсем из головы вылетело, что сегодня мне нужно готовить для Тибо на два дня вперед. Нам слишком нужны деньги, мсье Эрмите. И дом все-таки страшновато оставлять без присмотра, лошадкам вашим пригляд нужен. Не думаю, что чем-то смогу помочь дочери, если буду здесь…

– Понимаю…

– Я забегу завтра, принесу вам припасов. Здесь мне делать больше нечего, – мадам огляделась, проверяя, не оставила ли чего, и улыбнулась доктору, – да и Кларис уже лучше… Идем, Люк.

Тетка и племянник исчезли за дверью. Андре озадаченно поглядел им вслед, а затем решил навестить больную. Он прошел в спальню. Кларис была в сознании; она слабо улыбнулась доктору. Щеки девушки порозовели, а в глазах появился прежний блеск.

– Похоже, вам лучше, – с искренней радостью сказал пациентке Андре, – Найдете в себе силы ответить на несколько вопросов?

Кларис едва заметно кивнула.

– Отлично. Вчера после ужина вы отправились прямо домой?

Девушка кивнула еще раз.

– И почти сутки провели в постели?

Снова кивок.

– Первые признаки дурноты когда почувствовали?

Кларис нахмурила лоб.

– Утром… не рано, – ответила она хриплым шепотом.

– А перед ужином были где-нибудь?

– У Тибо, я вчера весь день убиралась после помолвки.

Девушка закрыла глаза. Разговор слишком утомил ее. Оставив Кларис отдыхать, Андре вернулся в гостиную и вышел на крыльцо. Дидье сидел на поленнице, уронив голову на руки. Доктор не ожидал таких переживаний от этого деревенского увальня и даже почувствовал к нему что-то вроде симпатии.

– Кларис намного лучше, – мягко сказал он, – Вы можете вернуться в деревню. Поторопитесь, иначе придется вести лошадь в темноте.

Дидье вскочил. Его лицо просветлело, а искренняя улыбка оказалась неожиданно приятной. «Так вон чем ты девчонок покоряешь» – мелькнуло в голове у Андре.

– Спасибо, мсье доктор, – пробормотал парень, – Спасибо вам!

После этого он поспешно отвернулся и принялся отвязывать лошадь. Через минуту Дидье уже вел телегу прочь от дома. Андре вернулся в гостиную, уселся к столу и принялся записывать добытые сегодня сведения в протокол.

Из своей каморки вышла Одетт и обратилась к Лу:

– Можешь принести морской воды, пока не стемнело? Ведерка четыре, а лучше восемь.

– На кой тебе?

– Протру лицо и руки Кларис…. Это помогает от ее болезни.

Лу с сомнением поглядел на хозяина. Тот кивнул.

– Ладно уж, – слуга нахлобучил шляпу и выскочил на крыльцо.

– Вы совсем ничего не соображаете?! – напустилась Одетт на доктора, – Говорите о холере, когда от нее чесноком несет. Ведь любой цирюльник знает, любой шарлатан: так мышьяк действует. О чем тут гадать?! Что вы за врач такой?

– Плохой, видимо, – признал ошеломленный Андре, – Потом, я не принял этот запах за симптом. А откуда у вас такие сведения о мышьяке?

– Я у моря живу. Здесь каждый год какой-нибудь идиот моллюсками объедается, а потом помирает вот так же. И запах чеснока – самый верный признак.

– Мало ли, чего могла наесться мадемуазель за рождественским ужином…

– Да вы сами ели этот ужин – не было там чеснока! – возмутилась Одетт, – Кларис его терпеть не может, и мадам Дюмон ничего с ним не готовит.

С этим Андре спорить не мог. После секундного размышления он сказал:

– Одетт, я не могу признаться в этом публично, но в университете я не обучался и даже в учениках настоящего доктора не ходил. Я много чем занимался в этой жизни, но настоящей профессии не имею.

– Тогда какого черта вы называетесь врачом? – со смесью изумления и злости спросила девушка.

– К сожалению, с Лу я познакомился, находясь в обличии доктора, поэтому приходится поддерживать эту легенду. Парень так простодушен, что я опасаюсь раскрыть ему правду.

Девушка кивнула:

– Язык за зубами он держать не умеет, это точно, особенно среди своих. Или тех, кого таковыми считает…

– Именно! Случай, который нас свел, увеличил мое благосостояние и дал мне удивительный опыт. Я даже начинаю думать, что склонностей к следственному делу у меня куда больше, нежели к целительству.

– Так и расследуйте преступления! Зачем к больным-то лезть?

– Серьезными случаями я не занимаюсь, – попытался оправдаться доктор, – В худшем случае лечу их от бессонницы или несварения желудка.

– Значит, в этой области вы что-то смыслите?

– Я нанимаюсь в богатые городские дома, а там выбор невелик: почти все болезни – суть последствия обжорства или безделья. Подагра, полнота, расшатанные нервы – вот чем страдают мои пациенты.

– Ну, разумеется… А если роды или еще что?

– Врачам-мужчинам такое дело обычно не доверяют, ищут повитух – и правильно делают. Тяжелые травмы у городских богачей редкость, да для этого обычно костоправа или цирюльника местного зовут. На долю странствующего врача остается то, что я уже назвал.

– А в этих-то делах вы смыслите?

– Подобное лечат кто во что горазд: пиявки, компрессы, клизмы… У меня неплохой опыт, по крайней мере. Как видите, я не стремлюсь навредить пациентам, даже если их болезни – следствие смертных грехов.

Одетт хмуро улыбнулась:

– С богачами можете поступать как вам угодно, но здесь прошу вас более никого не лечить. Кларис займусь я, если потребуется. Да и вашу ногу не мешает снова осмотреть: вы три дня назад упали с лошади, а скачете по деревне как кузнечик!

– Я полностью это поддерживаю. Вы очень ловко обращаетесь с больными. И от помощи тоже не откажусь, – улыбнулся Андре.

Одетт велела ему сесть на скамью и вытянуть ногу, после чего ощупала колено сквозь одежду. При этом она смотрела в потолок, чем очень напоминала покойную бабушку. Закончив, девушка снова нахмурилась.

– Закатайте штанину, я сделаю компресс. Если вам интересно мнение неопытной знахарки, то вот оно: ноге необходим покой хотя бы на сутки.

– Постараюсь обеспечить.

Одетт склонилась над сундучком с лекарствами. Андре обнажил ногу, отметив, что колено распухло сильнее против прежнего. Он отвернулся к окну, чтобы скрыть смущение.

– Ноэль куда-то исчез. За этим стариком не уследишь. В день нашего приезда он умудрился сделать крюк через деревню от вашего дома, чтобы уснуть в придорожных кустах, – заметил Андре.

– Но какой же там крюк, здесь есть прямая тропинка к этому месту, не больше половины лье, – отозвалась Одетт.

– Как? – удивился доктор, – От вас можно легко пройти к дороге на Кавайон?

– Очень легко! Вы думаете, бабушкины городские клиентки хотели, чтобы на них показывали пальцем в деревне? Конечно, есть прямой путь

– Но это же все меняет! Впрочем, опять я тороплю события… Никто не поехал бы ночью убивать вашу бабушку из самого Кавайона. Да и кто мог знать, что вас не будет дома?

Одетт задумалась. Она стояла возле доктора с готовым компрессом в руках и рассеянно сжимала пальцами ткань, пропитанную лекарственным раствором.

– Лавочник, – наконец сказала девушка.

– Кто?

– Лавочник, Эжен. Тибо обычно сбывает ему рыбу, а Дидье покупает у него почти все товары.

– Расскажете подробнее, что связывает этого лавочника с вашей бабушкой?

– Расскажу. Помните, я упоминала о смерти роженицы и ребенка? – Одетт наклонилась, чтобы приладить компресс на колено доктора, – Так то была его жена! Бабушка ездила в Кавайон, она продавала травы аптекарю, а у лавочницы начались схватки. Местный лекарь пришел, да отказался – слишком тяжелые роды. Клементин была с несчастной до конца, она промучилась двое суток.

– Но ведь пять лет прошло. Он небось снова успел жениться, да и время для мести странное…

– А тем дело не кончилось! – заявила Одетт, ополаскивая руки остатками чистой воды, – На прошлой неделе он приезжал к нам и привозил пузатую любовницу. Ребенок уже толкается, а они надумали… Бабушка Эжена с крыльца спустила, ух он и ругался. И ведьмой ее называл, и по-всякому…

– И о будущей помолвке он наверняка знал?

– Конечно, Тибо ведь у него покупает припасы! Да и Дидье жаловался на судьбу каждому, кто был готов его слушать.

– Значит, это действительно меняет дело… У нас новое действующее лицо, а кроме того, любой мог воспользоваться обходным путем, минуя берег, где гуляла толпа молодежи.

– Ну, не любой, – покачала головой Одетт, – Тропка едва приметная, нужно хорошо ее знать, чтобы пойти в темноте, даже с факелом. Там и днем можно ноги переломать.

– С факелом… Думаете, с берега не заметили бы огонь?

– В той толкотне, да во время драки никто и второго пришествия бы не заметил… Только я сомневаюсь. Убийца бы слишком сильно рисковал.

– Он мог и не знать о вашей компании до последнего момента. Если подумать, лавочник – весьма подозрительная фигура… А местные часто пользовались этой тропинкой?

– За холмом ничего интересного нет, так что многие туда и не забредали. В основном мы с бабушкой ходили по этой тропе. Кларис тоже, поскольку бывала тут чаще других, а это – самый короткий путь.

– Вы и Кларис воспользоваться тропинкой не могли, поскольку шли берегом. Другие жители деревни спали в своих постелях… Из местных остается только Тибо, да еще матушка Лу и ее племянник.

– Тут не о чем и рассуждать, – отрезала Одетт – староста был для Клементин единственным другом, если у нее вообще были друзья. Что касается Ализе, то она самая добрая женщина на свете, представить не могу ее, замышляющей убийство…

– А Люк?

– Этот увалень тоже безобиден, – подумав, ответила девушка, – И потом, ему бы пришлось пройти от собственного дома через всю деревню, чтобы воспользоваться тропинкой.

– А вы, смотрю, держите ушки на макушке, – улыбнулся Андре, – Тем лучше. Еще одна светлая голова следствию не помеха. Мне хотелось бы уточнить: Лу сказал, что его хозяин сговорился с лавочником о пересылке жалованья для его семьи. Речь, видимо, шла о том самом Эжене…

– Скорее всего, да. Тибо давно ведет дела только с ним, а другие в Кавайоне почти не бывают… Вряд ли Лу знал в городе кого-то еще.

– Насколько мне известно, семье Дюмонов трудно пришлось в эти три года?

– Конечно! Кларис помогала матери, к тому же немного научилась шить, но в деревне этим не заработаешь. Насчет жалованья Лу мне ничего неизвестно. Впрочем, товары из лавки Эжена Дюмоны получали часто – на какие-то деньги же их покупали.

– Вы уверены?

– Да, Кларис приносила городское печенье или колбасу к чаю. В нашем доме они были редкостью, бабушка всего пару раз в году ездила в Кавайон, да и денег не хватало.

Дверь хлопнула. Это вернулся Лу.

– Воды натаскал, – сообщил он, отдуваясь, – Полная кадушка на крыльце стоит. Принести сюда, что ли?

– Не нужно. Я в книге только что поглядела: это устаревший метод, – ответила Одетт перед тем как уйти в комнату.

Ошарашенный слуга глядел ей вслед, а затем разразился ругательствами. Андре, с усмешкой наблюдавший за этой сценой, решил вмешаться:

– Мадемуазель Одетт виднее. У нее больше опыта в таких случаях.

– В каких?

– Отравление мышьяком.

– Ого! – брови слуги поползли на лоб, – Да кому надо ее травить-то?

– Я думаю, действует убийца, – тихо сказал доктор, – Хотя утверждать наверняка не могу. Пожалуйста, Лу, не распространяйтесь об этом. Вы и мадемуазель Одетт вне подозрений, но другим знать ни к чему.

– Опять будете убийце мозги пудрить?

– Вроде того, – усмехнулся доктор, – Если преступник решит, что нам ничего неизвестно, он потеряет бдительность.

– Прошлый раз это как будто не сработало, – с сомнением заметил слуга.

– Да, но чем черт не шутит. К тому же известие об отравлении возмутит местных. Они наверняка заподозрят в этом мадемуазель Одетт – ведь девушки вчера целый вечер провели под одной крышей… Кого волнует, что одна из них сидела взаперти? Поэтому для всех остальных – даже для вашей матери, Лу! – Кларис просто переела за рождественским ужином.

Глава 13

Андре заканчивал завтрак. Последние двенадцать часов он провел практически без движения, подчиняясь воле Одетт. И это принесло свои плоды: колену стало легче. Одному богу известно, что маленькая знахарка добавляет в свои компрессы (обсуждать это с доктором она отказалась), но за ночь боли утихли, а опухоль заметно уменьшилась.

Минус у этого был один: Андре скучал. Кроме того, ему было необходимо допросить еще с десяток человек. Доктор не раз уж упрекал себя за то, насколько поверхностным вышел разговор с компанией Дидье. Девушек, присутствовавших на берегу роковой ночью, он в глаза не видел с самой помолвки. А ведь они наверняка были трезвее парней, поэтому могли заметить и запомнить больше.

Доктор обвел гостиную глазами. Он сидел на скамье, вытянув больную ногу вдоль сиденья. Одетт все утро провела с больной и к завтраку не вышла. Лу, покончив с едой, расположился возле двери и занимался тем, что латал свежую прореху на собственной куртке. Андре обратился к слуге:

– Лу! Мне нужно, чтобы вы кое-что сделали в деревне. Боюсь, это поручение не вызовет у вас восторга, но…

– Чего делать-то?

– Нужно пригласить сюда компанию вашего недруга, Дидье. Девушек, которые присутствовали на помолвке, тоже.

Лицо слуги скривилось.

– Прикажите что полегче! Эти козлы вечно от меня нос воротили, а теперь мне по их порогам ошиваться…

– Лу… – Андре вложил в это слово всю имеющуюся у него твердость характера, но в этот момент с улицы постучали.

Слуга толкнул дверь ногой. На пороге стоял Дидье собственной персоной. Парень надел лучший свой костюм – тот же, что был на нем в торжественный день. Лу, разглядев деревенского хлыща, плюнул, натянул куртку с недолатанной дырой и вышел наружу.

Дидье явно чувствовал себя неловко. Он поправил на голове и пробормотал:

– Я так пришел, Кларис навестить. Про здоровье справиться.

– Ей лучше, но принимать посетителей пока рановато, – ответил доктор, с любопытством разглядывая этого увальня, столь забавного в своем смущении.

Тибо-младший поспешно кивнул и принялся что-то искать за пазухой.

– Я вот гостинец принес… Она любит.

Подойдя ближе, парень протянул доктору сверток. Внутри тот с удивлением обнаружил имбирное печенье – скорее всего, лакомство было из лавки Эжена. Андре даже растрогало это бесхитростное подношение.

– К сожалению, мадемуазель еще несколько дней будет соблюдать самую строгую диету.

– Ну… тогда вам. За лечение. У меня сейчас денег нету, а у Дюмонов тем более. А печенье хорошее, я в городе брал.

– Благодарю, Дидье. Я не ем сладкого, так что приберегите свой подарок до выздоровления мадемуазель Кларис, – сказал доктор, возвращая парню сверток, – Думаю, она очень ему обрадуется в свое время. Что касается оплаты, можете не переживать. Если хотите оказать мне небольшую любезность, то, пожалуйста, пригласите сюда ваших друзей для повторного допроса.

– Всех? – удивился Дидье.

– Да. Всех, кто провожал мадемуазель Одетт домой в ту несчастную ночь. В том числе девушек.

– Ладно, приведу. Только на кой оно вам – все ж выяснили.

– Не все, – улыбнулся Андре.

– Ну, ладно… – парень направился к выходу, но на пороге обернулся, – А что с Кларис-то такое было?

– Мадемуазель немного переела за праздничным ужином. На Рождество это часто происходит, – тут Андре не соврал. Желудочные расстройства после зимних праздников обеспечивали его работой почти до самой весны.

Дидье справился с поставленной задачей как нельзя лучше. Через час юноши и девушки собрались перед домом, и допрос начался. Как и в прошлый раз, Лу руководил процессом, стоя на крыльце. В этот раз честолюбие парня было вознаграждено в полной мере: под началом слуги оказались его давние недруги. Он возвышался над толпой, с презрением глядя на подозреваемых и верша их судьбы.

Для доктора этот допрос, напротив, оказался более тяжелым. Если показания проспавших всю ночь дома взрослых были практически одинаковыми, то воспоминания молодежи очень разнились. Главной его задачей как следователя было свести к минимуму список подозреваемых. А это значило, что требовалось не просто восстановить события роковой ночи, но и снять подозрения с как можно большего числа свидетелей.

Девушки сидели в спальне больной. Двери и окна обеих комнаток были закрыты, чтобы никто их не побеспокоил. Дидье и его приятелям ни к чему знать, что узница и больная коротают день вместе. Это вызвало бы ненужные расспросы или, того хуже, слухи среди местных.

Одетт оказалась права: из-за большого количества выпитого во время помолвки вина показания были размытыми и зачастую бессвязными. Свести воедино разрозненные воспоминания подростков удалось только благодаря внимательности и дотошности Андре. Картина происходящего на берегу постепенно вырисовывалась перед ним.

Трое парней несли факелы, которые выронили только во время потасовки. При этом дрались они между собой, так что подойти к дому попросту бы не успел ни один. Синяки на лицах двоих из этих бедолаг были делом рук Дидье – никто, однако, точно не помнил, в какой момент парень влез в драку.

Еще двое всю дорогу шли рядом, между ними происходил интереснейший разговор. Поначалу ни один не пожелал делиться его содержанием со следователем, но Андре удалось разговорить обоих. Парни были влюблены в Кларис. В ту ночь на берегу они спорили, кто должен пригласить ее на свидание. Который из соперников ударил первым, выяснить так и не удалось, а вот романтические надежды ребят явно рухнули.

Девушки оказались закадычными подружками. Даже наступившая темнота и жуткая потасовка не заставили их разбежаться в разные стороны. Двое парней, сопровождавших Абигайль и Мари, тоже проявили похвальную выдержку и не покинули своих возлюбленных, как им ни хотелось принять участие во всеобщей свалке.

У каждого доктор спросил, не заметил ли он чего-то подозрительного – но нет. Если кто-то и прошел тропой через пустошь, то этот человек либо был чертовски осторожен, либо сделал свое черное дело до того, как компания приблизилась к дому.

Когда последний допрошенный был отпущен, компания подростков, как по команде, собралась и двинулась по берегу к деревне. Время было между обедом и ужином, у следователей и допрашиваемых свело животы. По размышлении Андре решил, что пора подкрепиться.

Одетт быстро накрыла ужин для него и Лу. Сама знахарка разделила с Кларис ее диетическую трапезу, состоявшую из сухарей и бульона. Больная чувствовала себя намного лучше; то и дело она порывалась встать. Сиделке приходилось прикладывать немало усилий, физических и умственных, чтобы удержать подругу в комнате.

За ужином доктор и Лу оживленно обсуждали прошедший день. Слуга заинтересованно слушал подробности личной жизни своих ровесников. Из-за необычной внешности он с малых лет был изгоем в родных краях. Теперь же парень с удовольствием узнавал, что и у его недругов не все оказалось так радужно.

– Знаете, эти жуткие близнецы Крюшоны шли с ними под ручку и до самой драки не отставали. Девушки тогда вцепились друг в дружку и визжали – это многие помнят… Вообще, думается мне, эти две парочки будут неразлучны даже когда обвенчаются, – доктор перевел дух и усмехнулся, – А я неплохо осведомлен о жизни в деревне. Пожалуй, если останусь калекой, вполне смогу поселиться тут и сойти за своего. Как думаете, Лу?

– А чего бы нет. Еще на Одетт женитесь – будете самыми знатными костоправами в округе, – с улыбкой подхватил парень.

– Боюсь эта идея еще менее удачна, чем ее помолвка с Дидье.

На некоторое время установилась тишина. Собеседники были заняты едой. Молчание нарушил доктор.

– Нужно обследовать тропу между домом и дорогой, – сказал он, прожевав мясо и наливая себе вина, – Вы знаете эти места?

– Знаю, конечно, – как-никак вырос тут, – кивнул Лу, – А зачем нам эта тропа?

– Я думал, что убийца мог прийти только берегом, но только вчера узнал о существовании короткого пути.

– Так ведь мы все были на берегу, – удивился парень.

– Не все, – доктор отхлебнул вина и потянулся за пирогом, – Помимо вашей компании есть еще пятеро подозреваемых.

– Ого! – слуга с минуту соображал и подсчитывал, – А кто пятый?

– Пока не могу сказать, к сожалению… Так вы согласны прогуляться?

Парень поморщился:

– Я бы не совался – там черт шею свернет! Все репьяком поросло, да в пересохший ручей того гляди свалишься.

– Поймите, мне нужно знать, насколько близко отсюда дорога, и не мог ли злоумышленник воспользоваться этим путем. Если эта догадка верна, то на тропе наверняка остались следы: клочки одежды и тому подобное. Вы сами говорите, что пустырь зарос репейником, а дождей последние дни не было – вы можете найти там ценные улики.

– Постараюсь, – вздохнул Лу.

– И попросите Дидье зайти. Он все надеется повидать вашу сестру, и не уходит. Задам ему пару вопросов, прежде чем спровадить, – сказал доктор, бросив взгляд в окно.

Когда Лу исчез за дверью, Андре встал со скамьи и постучал в спальню к девушкам. Через несколько секунд Одетт открыла ему. Знахарка нахмурилась, когда увидела, что ее распоряжение нарушают, но доктор поспешил уверить ее, что ноге уже намного лучше.

– Мне всего-то нужно задать один вопрос нашей больной, – виновато добавил он.

Покачав головой, Одетт отступила в сторону и предоставила Андре возможность обратиться к Кларис. Та тревожно поглядела на доктора. Что еще он хочет узнать?

– Мадемуазель, я должен спросить об этом… Вы почти все время были рядом с подругой в ту ночь, но возле самого дома отошли от нее. Чем вы занимались те несколько минут?

Личико девушки вспыхнуло. Она отвернулась к стене, но отшатнулась, увидев кровавые царапины на штукатурке. Испугавшись, Кларис смутилась окончательно. Подруга подбежала к ней и склонилась над постелью. Девушки недолго перешептывались, а потом Одетт с недоверием переспросила:

– Всего-то?

Кларис кивнула.

– Боже! – Одетт покачала головой и повернулась к доктору, – Ей потребовалось отойти по малой нужде. На это ушло несколько минут.

– Всего-то? – Андре невольно повторил слова юной знахарки, – Это я могу понять. Пока вы… занимались своими делами, не заметили со стороны чего-нибудь странного в поведении других?

– Нет, я была далеко. Отстала от компании, отбежала назад шагов на сто, – прошептала окончательно смущенная Кларис.

За спиной доктора хлопнула дверь – это пришел Дидье. Прикрыв вход в спальню, Андре вернулся на свое место и предложил парню сесть. Тот неуверенно опустился на стул. Он явно хотел поскорее увидеть Кларис и смыться отсюда.

– Я вас не задержу. Из показаний ваших друзей удалось выяснить, что в течение нескольких минут вы находились вне их поля зрения…

– Какое поле?

– Я имею в виду, что вы отсутствовали продолжительное время. Никто вас не видел за несколько минут до начала драки.

– А-ааа. Было дело, отойти мне понадобилось, – Дидье выглядел смущенным. Неужели и этот оболтус будет краснеть как девчонка из-за таких пустяков?

– Зачем? – терпеливо спросил доктор, видя, что парень продолжать объяснения не торопится.

– Надо было, – уклончиво ответил тот.

– Надо было что?

– Плохо мне было! – шепотом выкрикнул Дидье.

– Тошнило? – уточнил Андре.

– Ага.

– И к чему это скрывать?

– К тому, – буркнул парень, – Засмеют.

– С кем не бывает…

– Со мной не бывает, – процедил младший Тибо.

Андре поглядел на него и все понял: парень с морской болезнью в рыбацкой деревушке… Нелегко же, должно быть, Дидье достался его авторитет среди сверстников. Показывать малейшую слабость он просто не мог себе позволить.

– Хорошо… Где это произошло? Вы ведь отошли в сторону? – уточнил доктор, вспомнив недавние слова Кларис.

– Да, убежал вперед…

– Вот как? Может быть, видели что-нибудь или кого-нибудь возле дома?

Парень покачал головой:

– Я свои дела сделал – и назад. Драку услыхал; нельзя пропускать было.

– Ну, разумеется, – пробормотал Андре.

Он рассеянно водил пером по бумаге. Некоторое время Дидье наблюдал за этим и наконец не выдержал.

– Кларис-то можно повидать?

– Не сегодня. Пусть еще денек отдохнет. Вот что: вы завтра не собираетесь в Кавайон?

– Нет. Но, если надо, могу собраться.

– Надо, Дидье. Отвезете меня туда и обратно. В городе пробуду пару часов – успеем за день?

– А то! К ужину будете тут, – оживился парень.

– Отлично. Пяти медяков хватит?

– Хватит. Так вы в деревню придете или сюда телегу привезти?

– Не будем мучить вашу лошадь и терять время. Я как-нибудь доберусь до вашего дома. Сразу после рассвета, идет?

– По рукам!

Обрадованный парень вскочил, раскланялся и исчез за порогом. Через окно доктор не без зависти наблюдал, как он бежит прочь по пустынному берегу на здоровых ногах. Одетт выглянула из спальни, услыхав звук хлопнувшей двери. Она подошла к Андре и поинтересовалась:

– Зачем вам в Кавайон понадобилось?

– Хочу лавку Эжена навестить. Надеюсь узнать там что-нибудь.

– Ногу берегите, – посоветовала знахарка, уходя к себе.

* * *

За четыре прожитых на севере года Лу привык к снежному Рождеству. В Бельфонтэне, небось, снега сейчас по колено, а тут… Прямо не верится, что зима в разгаре. Воздух основательно прогрелся, море дышало солью и йодом, едва шелестя волнами. В предзакатный час небо и вода играли немыслимыми оттенками синего. От песка веяло теплом. Вечер выдался погожим.

Лу обошел дом и передал Дидье приказ хозяина. Оставшись в одиночестве, он с сомнением уставился на едва заметную в траве тропу. Парень прекрасно осознавал собственную неуклюжесть: он и на ровном месте то и дело спотыкается. Мыслимое ли дело – в одиночку идти вокруг холма? За спиной послышался кашель. Он обернулся. На песке стоял Ноэль, невесть откуда появившийся, как, впрочем, всегда.

– Тебя-то мне и надо! – Лу всерьез обрадовался: пьяница знал эти места как свои пять (или сколько их там у него) пальцев, – Хозяин велел тропку через холм осмотреть. Если убийца там побывал, то мог наследить. Ты ж здесь часто ходишь…

– Частенько… Провожу, так и быть. Все одно ночлег пора искать.

Ноэль развернулся и с удивительной резвостью зашагал по склону, заросшему жесткой травой. Лу едва поспевал за ним. По мере отдаления от моря трава становилась выше, за гребнем холма она уже доходила до пояса. Старик уверенно шел по едва различимой тропе. Ее очертания с трудом угадывались по примятой траве и сломанным веткам колючего кустарника, который в изобилии рос на пути.

Лу пытался глядеть по сторонам, надеясь найти на репейниках клочки одежды или волосы, принадлежавшие преступнику. Хозяин прав: если по этой тропе редко ходят, они вполне могли уцелеть. Увы, кроме нескольких обрывков от лохмотьев Ноэля, он ничего не обнаружил.

Несколько раз парень едва не упал: заглядевшись по сторонам он совсем позабыл о пересохшем ручье. Лу искренне порадовался, что не сломал ногу. Хороши бы они тогда были с доктором: двое калек. Ведь говорил он хозяину, что места тут гиблые…

Кусты тем временем становились все выше. Лу натянул шляпу на самые уши, чтобы не зацепиться волосами за ветки и колючки. Слуга шел за старым пьяницей, уворачиваясь от потревоженных им прутьев, которые пытались хлестнуть по лицу. Наконец впереди мелькнул просвет. Ноэль пригнулся, раздвинул руками колючие ветви и вышел на дорогу.

Ступив на твердую почву, Лу огляделся:

– Ты же здесь на нас выполз, когда доктор с лошади упал?

– Туточки, самое то место! – кивнул Ноэль.

– Я и забыл, как близко от дома старухи дорога!

– Что ж удивительного, – пожал плечами старик, аккуратно обирая репейники с ветхой одежды, – Дом ведьмин прямо за холмом, а дорога к деревне кругом идет. Ты как, обратно напрямик пойдешь или к матери заглянешь?

– Охота была ноги ломать! Берегом к хозяину двину, – ответил Лу.

Вместе они дошли до деревни, где распрощались, и молодой слуга зашагал дальше в одиночестве. Солнце клонилось к закату. Местные закрывали ставни, таращась из окон на высоченного парня. Кое-кто махал ему. Ни один не хотел радоваться такому славному деньку, все будто торопились ухватить частичку солнечного тепла и сберечь ее до следующего утра.

Парень миновал дом кузена Люка, прошел мимо запертого сарая Тибо и побрел по песку. В голове неспешно роились мысли, наползая одна другую. Доктор что-то толковал про пятерых подозреваемых помимо их компании… Кто же этот пятый мог быть?

Тибо и Люк – ясное дело. Еще старый Ноэль всю ночь где-то ошивался без присмотра. Едва ли этот пьяница мог всерьез замыслить недоброе против Клементин, но они никогда не ладили – это точно. Мать на свою беду заночевала в гостиной, ожидая их с Кларис, и теперь тоже под подозрением. Но кто же пятый-то? Ведь доктор ясно говорил, когда допросил взрослых, что все дрыхли по домам. А из дома старосты никто надолго не выходил, Лу это точно помнил.

Он вернулся мыслями к компании гуляк на ночном берегу, среди которых тогда находился сам. Громадный рост слуги в этот раз был ему на руку: все его видели и подтвердили, что Лу никуда не отлучался по пути к дому Ларошей. Одетт постоянно была у него на виду, но что толку. В ее распоряжении была вся ночь. Впрочем, Лу разделял мнение хозяина: эта пигалица не справилась бы с крепкой старушкой. И вообще, если бы Одетт захотела, то отравила бы бабку – и всех дел.

Дидье, насколько ему помнится, был пьян в стельку и мотылялся то там, то здесь. Хорошо бы узнать у доктора, что рассказали прихвостни о своем предводителе… Лу слыхал краем уха, что двое из них сохли по Кларис – вот потеха! Сестру он бы с удовольствием исключил из списка подозреваемых, но она, хоть и ненадолго, пропадала из вида на берегу. Кроме того, у девчонки был зуб на Клементин, и еще какой…

Погруженный в мысли слуга не заметил, как подошел к дому. Он закрыл за собой дверь за секунду до того, как солнце нырнуло за горизонт.

Глава 14

Утром Андре окончательно уверился, что поедет в Кавайон. Боль в колене поутихла, и он почти свободно мог опираться на ногу. Кларис под присмотром Одетт выздоравливала на глазах. Девушку все сложнее было удержать в постели: сил у нее прибавилось, и более всего приходилось опасаться, что она нарушит диету или еще как-нибудь ненамеренно навредит себе.

За завтраком доктор еще раз расспросил Лу о результатах вчерашней разведки на пустыре. С сожалением он убедился, что слуга не нашел на тропе ничего подозрительного – ничего, что могло бы навести на след убийцы… На кавайонский след, как надеялся доктор.

Он постоянно возвращался мыслями к лавочнику Эжену. Очень уж кстати появился на сцене этот человек, с его давней ненавистью к повитухе. Ведь, если лавочник прибыл заранее, он мог засветло прикончить Клементин и скрыться. Неосознанно доктор хотел, чтобы виновником гибели мадам Ларош оказался совсем посторонний человек. Эта версия, правда, совсем не объясняла отравления Кларис – но ведь это могло быть простым несчастным случаем. В конце концов, посуда в доме знахарки вполне могла содержать мышьяк.

После завтрака доктор засобирался в деревню. Он решил, что путешествие пройдет налегке и помимо трости прихватил лишь кошелек с небольшой суммой. Лу получил ценные указания, как ухаживать за узницей и сестрой. Потихоньку Андре сказал ему, что уход за Кларис он полностью доверяет Одетт. Слуга неохотно кивнул: по правде говоря, он опасался оставаться наедине с больной сестрой, даже когда ее состояние перестало вызывать опасения.

Доктор вышел из дома, когда небо над холмом едва осветили лучи восходящего солнца. Трость на рыхлом песке служила скорее помехой, чем опорой. Он скоро начал уставать. Когда впереди показалась миниатюрная женская фигура, Андре обрадовался. Матушка Лу наконец решила навестить старших детей и спешила к ним по берегу со своей вечной корзиной на локте.

– Доброе утро, мадам. А мы ждали вас вчера…

Женщина покраснела и принялась оправдываться:

– Ноэль вчера заглянул и сказал, что Кларис много лучше. А на меня столько дел навалилось, не представляете! Я полдня провела у Кристин, вот и только что от нее. У бедняжки столько хлопот с тремя малышами, а Люк все занят у Тибо – как не помочь. Родня ведь…

– Разумеется, я все понимаю. Надеюсь, у мадам Кристин и малышки все в порядке?

– О, да! Обе здоровы, только никак сон не наладят.

– Может быть, я загляну к ним сегодня, – задумчиво произнес доктор. Ему не помешало бы проверить показания Люка о вечере помолвки.

– А вы в деревню зачем?

– Я собрался в Кавайон. Договорился с младшим Тибо, чтобы он отвез меня туда.

– Неужели? У них во дворе тишина, Дидье, поди, и не встал еще, – удивленно сказала мадам, – схожу-ка я с вами, потороплю его.

– Но вы ведь собирались навестить Кларис, – попытался протестовать Андре.

– Сразу после и пойду. Не могу смотреть, как мучаетесь, – доверительно шепнула женщина, – Какой толк от этой палки на песке.

Мадам Дюмон взяла доктора под руку, и он бодрее зашагал вперед. Вскоре они приблизились к причалу. На палубе лодки были двое: староста и Люк. Завидев Андре с матерью Лу, рыбаки неуверенно помахали им руками. Доктор замедлил шаг и слегка поклонился в ответ.

«Не стали бы болтать чего по этому поводу в деревне.» – недовольно подумал он: «Только сплетен сейчас не хватало.»

Они свернули на улицу. Возле первого дома Андре обратился к мадам:

– Может быть, навестить мать и новорожденную сейчас? Надеюсь вы не откажете мне в удовольствии и представите своей племяннице. Если мы их не побеспокоим в столь ранний час…

– Конечно, давайте зайдем! Уверена, что Кристин будет очень рада вас увидеть. О вас вся деревня болтает, только она, бедняжка, до сих пор не познакомилась с тем самым «черным доктором», – хихикнула мадам.

– Неужели меня так здесь называют? Полагаю, это с легкой руки Ноэля…

– Без него точно не обошлось. Лу говорил мне, что все странствующие врачи так одеваются, но мы в этой глуши других не видели, поэтому ваш облик здесь в диковинку – уж не обессудьте.

– Какие могут быть обиды…

Они подошли к приземистому домику, и мадам Ализе постучала в дверь. Андре незаметно огляделся. Улица здесь делает поворот к морю, а с этого крылечка отличный вид на дорогу: ни один путник не прошел бы незамеченным при свете дня. И, если Люк не соврал, его показания очень важны, потому что сокращают список подозреваемых на несколько человек. Впрочем, небольшой опыт в следственном деле, имевшийся у доктора, говорил ему, что доверять полностью нельзя никому. У любого свидетеля, даже самого честного, могут быть причины, чтобы молчать. При этом вовсе не обязательно эти причины имеют отношение к преступлению.

Дверь открыла красивая молодая женщина с огненно-рыжими волосами и изможденным лицом. Она кивнула мадам Ализе и с интересом уставилась на доктора.

– Кристин, познакомься: это – доктор Андре Эрмите, хозяин Лу. Думаю, ты о нем уже наслышана.

– Еще бы, – с улыбкой ответила женщина, – Только о вас все и говорят, даже дети малые. Проходите, пожалуйста.

Доктор пригнулся и вошел в низкую дверь. Обстановка внутри была самой убогой, которую он видел в этой деревне. Безусловно, Люк и Кристин были молоды и потомством обзаводились на зависть соседям быстро, но такая бедность все же вызывала оторопь. Впрочем, лицо женщины не выражала какого-либо недовольства нелегкой судьбой.

Андре поклонился хозяйке:

– Очень приятно познакомиться, мадам.

– Умоляю, называйте меня просто Кристин! Я не привыкла к такому обращению…

– Ну да, четвертый год замужем, а в душе все еще девочка, – ласково поддела племянницу Кларис, – Я, пожалуй, пойду к Дидье и предупрежу, что вы идете, мсье доктор. После возвращения вам что-нибудь понадобится? Может быть, ужин приготовить?

– Пожалуй, нет. Я постараюсь вернуться засветло и сразу отправлюсь в хижину Ларошей. Не хочу надолго оставлять ваших детей без присмотра.

– Это само собой, – мадам Дюмон улыбнулась, помахала племяннице рукой и вышла на улицу.

Кристин выглядела слегка смущенной. В крошечной гостиной доктор заметил двух ребят помладше Роже. Маленький сидел в деревянной лохани с горячей водой, а тот, что постарше, испуганно таращился на Андре. Из-за открытой двери в спальню доносилось кряхтение младенца.

– Ваш муж работает?

– Да, он только что вышел со старостой. Если он вам нужен, подождите немного. Я бы сбегала поискать, но боюсь оставить дочку.

– Нет-нет, я видел его на причале… Собственно, я хотел поговорить только с вами. В первую очередь поинтересоваться вашим самочувствием.

– Все в порядке, – улыбнулась Кристин, – Это четвертые мои роды, и прошло все очень быстро и легко.

– Очень рад за вас, – вполне искренне ответил Андре, – Могу я взглянуть на девочку?

– Конечно!

Женщина скрылась в спальне и минуту спустя вернулась с крошечным свертком на руках. Умело спеленутая девочка рассеянно переводила глаза с одного предмета на другой. Черный костюм доктора ничуть не заинтересовал ее. Андре взял малышку в одну руку, дал ей подержаться за палец другой. Кажется, самый обычный ребенок. На свет она реагировала хорошо, а когда доктор щелкал пальцами, вздрагивала и поворачивала головку. Даже такой неумелый медик, каким был Андре, не нашел, к чему придраться.

– Поздравляю. Замечательная девочка и совершенно здоровенькая, насколько я могу судить.

– Это я и так знала, – Кристин с улыбкой забрала дочку и отнесла в соседнюю комнату.

– Знали? Вы научились чему-то у покойной Клементин? – Андре присел к столу и разговаривал с хозяйкой через открытую дверь в спальню.

– Я мать, мсье. Двое мальчишек – лучшая школа для целительницы.

– С этим не поспоришь, – усмехнулся он, – Кристин, я хотел поговорить еще кое о чем. Вы хорошо помните вечер и ночь накануне родов?

– Сочельник и праздник у Тибо? Еще бы!

– Припомните, пожалуйста, когда точно ваш муж вернулся после помолвки?

– Затемно, думаю. Я только убаюкала младшего и собралась ложиться сама, – Кристин вернулась в гостиную и уселась напротив доктора.

– Отсюда были слышны звуки гуляний?

– Конечно, в деревне ведь было тихо, любой шум сюда доносился. Даже издалека.

– А как молодая компания прошла на берег мимо дома, вы тоже слышали?

– Да, это было вскоре после возвращения Люка. Мы уже легли в кровать, как раздался гвалт и вся ватага Дидье пробежала мимо. Ох я и рассердилась!

– Понимаю вас. Ведь столько сил ушло, чтобы убаюкать малыша, а разбудить его – и секунды не требуется.

– Да-да! Я так Люку и сказала, только он будто и не слышал. Пришел будто сам не свой с этой помолвки и эти два дня странно себя вел.

– Он был одним из первых, обнаруживших труп. Ваш супруг кажется очень впечатлительным молодым человеком, так что ничего удивительного…

– Я не об этом. Он все молчит, будто что-то знает. Ведь Люк все-все мне рассказывает, а тут вон как! – удивленно пожаловалась Кристин.

– Вы думаете, ему есть, что скрывать от вас? – доктор вложил в это вопрос весь имеющийся скепсис. Он не хотел рассказывать молодой матери, что ее золотой муженек ушел с праздника намного раньше, чем она думает.

– Уж не знаю. Но странно это все. И Тибо давеча такой злобный был, когда за ним явился.

– Давеча – это сегодня утром?

– Нет, вчера! Он прямо за шиворот вытащил Люка на улицу и пропали на целый час… Нрав-то у старосты, конечно, крутой, но такого он отродясь себе не позволял. Уж не знаю что и думать. Сегодня, слава богу, работают как ни в чем не бывало, хотя и не дело это: праздники ведь еще. Может, Люк где-то оплошал… Ох, если он сейчас потеряет эту работу, мы все пропадем.

– Не переживайте раньше времени, от этого у малютки животик может заболеть – предостерег женщину доктор, – А вы понятия не имеете, что вызвало гнев Тибо и о чем они говорили?

– Нет. Я слышала только, прежде чем они ушли, одно… Староста Люку сказал: «Ты же, не хочешь, чтобы у твоей тетки неприятности были?»

Через несколько минут Андре покинул дом Люка и Кристин. Он зашагал вверх по улице, с удовлетворением отметив, что на твердой земле больное колено почти не дает о себе знать. Это вселяло надежду на благополучное путешествие. Верхом путь из Кавайона отнял у них пару часов, но на телеге дорога займет вдвое больше времени. И тряска может обернуться для него настоящей пыткой.

Рассказанное Кристин не шло из головы. Чем старосте насолил Люк? Чем он грозил молодому рыбаку? Какое отношение к этому имела мать Лу? Трое подозреваемых вели себя очень странно: что-то связывало их, какая-то тайна. А, может статься, и не одна.

Во дворе старосты никого не было. Если мадам и разбудила Дидье, то он, скорее всего, только завтракал. Двор Дюмонов тоже пустовал. Поразмыслив, доктор свернул туда. Может быть, удастся побеседовать с одной из подозреваемых. Дверь была не заперта, и доктор вошел незамеченным. Мадам занималась волосами проснувшейся дочки: при скудном свете она заплетала кудряшки в послушную косичку. Женщина подняла голову и увидела Андре.

– Вот и вы! Дидье завтракает, скоро будет готов. Совсем он мальчишка все-таки. Я пока зашла к детям, да в окно поглядываю – и как вас пропустила? Уж думала идти за вами к Кристин. С ней или девочкой что-то не в порядке?

– Все хорошо, обе совершенно здоровы.

– Почему же так долго?

– Просто разговорились. Вы же знаете молодых матерей: не отпустят, пока не продемонстрируют свое чадо во всей красе.

– Ну, еще бы! Сама такой была, – расплылась в улыбке мадам, – Пока они малыши, наглядеться невозможно. Да и когда вырастают, детки остаются главной радостью для всякой матери.

– Да-да. Вот поглядеть на вас… Малыши обласканы, чисты, ухожены, несмотря на то, что ваша семья переживает трудные времена. Вы даже покупаете им печенье в городской лавке – мать всегда найдет возможность побаловать детей.

– Печенье? – рассмеялась польщенная женщина, – И как вы прознали?

– Дидье принес гостинец для Кларис…

– Молодой Тибо навещал ее? – удивилась мадам.

– Да, вчера он почти весь день пробыл под окнами больной. Печенье я, конечно, запретил – желудок мадемуазель еще слишком чувствителен. Одетт рассказала, что ваша дочь ее часто угощала сладостями из лавки.

– Да, Кларис их просто обожает, и я тоже, признаться…

– Слава богу, что заработков Лу хватает на небольшие радости. Между прочим, сколько ему платил Греньи? Ваш сын – прекрасный слуга и я хочу назначить ему честное жалованье, но не представляю его размеров. Всегда путешествовал один.

– Платил он неплохо, насколько могу судить. По ливру за месяц. Мы-то получали сразу по три, когда деньги в лавку приходили.

– Это немало! Мсье Тибо забирал их для вас?

– Да. Он очень помогал нам последние годы, наша семья многим ему обязана.

– Староста – безусловно, добрейший человек, – согласился Андре, – Хорошо, когда рядом есть друг.

Мадам улыбнулась и склонилась над дочерью. В дверь вошел Дидье. Он снял шляпу перед соседкой и обратился к доктору:

– Я вас в окошко увидал. Поехали, что ли?

Глава 15

Дорога сделала поворот, и солнце скрылось где-то за вершиной холма. В утренний час воздух был прозрачным и холодным. Андре удобно устроился в пустой телеге, дно которой Дидье предусмотрительно выстелил свежим сеном. Парень сидел на козлах, отпустив поводья. Старая кобыла отлично знала дорогу, в Кавайон она отвезла не одну сотню бочек с рыбой. Сегодня повозка была непривычно легкой, отчего лошадь шагала бодро, почти весело.

– К полудню поспеем, – заметил Дидье, взглянув на небо.

– Скорее всего. Часто вы тут ездите?

– Каждый месяц, а то и чаще. В декабре вон три раза в городе побывал…

– Улов был большой?

– Не, просто к празднику все товаров городских много заказали. Пришлось лишний раз съездить.

– И что заказывали? – с улыбкой полюбопытствовал Андре.

– Ерунду всякую. Сладости, игрушки, бусы для жен да девчонок…

– Вы в лавке Эжена все покупаете?

– Ага, почти. Он у нас главный клиент – не любит, когда я к другим хожу.

– Печенье для мадемуазель Кларис тоже оттуда? Выглядело симпатично, я бы взял…

– Да, у него прямо на прилавке увидите. Дорогу я покажу… Так что там Кларис съела-то не того?

– Пока не знаю. Она много чего попробовала накануне, а мадам Дюмон для праздничного ужина постаралась на славу.

– Ясно…

Дидье нахохлился. Андре с любопытством наблюдал за ним.

– У вас есть какие-то догадки?

Парень выглядел смущенным.

– Да. То есть, нет… Просто поговаривают…

– Что?

– Что ее Одетт отравила. Или порчу навела.

– И вы верите в такое?

– В порчу-то? Черт знает, говорю, что слышал.

– Обычные предрассудки. А отравить она точно не могла: ваша бывшая невеста сидела под замком и близко не подходила к столу или мадемуазель Кларис.

– Ладно… Я-то ничего, это так, сплетни.

– Люди любят сплетни, но правды там обычно ни на грош, – назидательно заметил Андре, откидываясь на спину.

Остаток пути прошел в молчании. Доктор даже задремал в мерно покачивающейся телеге. Разбудил его лошадиное ржание и голоса множества людей. Суета – верный признак приближения цивилизации. Доктор уселся в телеге и огляделся. Они выехали на большую дорогу, здесь движение было куда более оживленным. Андре увидел множество простых людей, разряженных всадников и, конечно, повозки купцов с охраной, торопящихся к открытию рынка. Рождественская неделя – спокойная пора для простых людей и горячая – для торговцев.

Невысокие городские стены виднелись впереди. Кавайон раскинулся у подножия большого холма. Помимо прекрасного климата, город мог похвастать системой водоотведения, выстроенной четыреста лет назад. Наличие канализации делало Кавайон одним из самых чистых и приятных для жизни мест.

В город лошадей пускали только за неприлично большую в праздничные дни плату. Андре счел разумным спешиться и прогуляться пешком, тем более расстояния тут были небольшими, а мощеные улицы – вполне ровными. С помощью Дидье доктор выбрался из телеги и принялся отряхивать одежду от сена.

– Вы бы половину платы сейчас дали, я лошадку накормлю, – попросил парень.

– Конечно! – Андре отсчитал несколько монет, – Меня не будет пару часов. Вы останетесь тут?

– Ага. Может, перекусить сбегаю.

– Не потеряйтесь. Нам нужно поспеть домой до заката.

Узнав у парня дорогу в лавку Эжена, доктор пошел вперед по узкой улице. Несмотря на привычное городское окружение, он чувствовал себя здесь не слишком уютно. Уличный воздух казался спертым, лица местных – неприветливыми и подозрительными. Андре по природе своей был горожанином, но сейчас предпочел бы оказаться где-нибудь в глуши подальше отсюда.

Яркую вывеску с надписью «Вкусности и древности» он увидел над деревянной дверью трехэтажного дома на углу главной улицы и крохотного тупичка. Войдя, Андре оказался в просторном помещении с каменными стенами, вдоль которых стояли полки с разнообразными товарами. Дешевые ткани, мешки с крупой, шкатулки для драгоценностей и метелки для пыли – что угодно можно было найти здесь, если позволяло зрение. Скудный свет проникал в лавку только через уличную дверь, потому что все подоконники загромоздили товарами. Кроме того, на прилавке в глубине комнаты стояла коптящая масляная лампа. Позади прилавка располагалась лестница на второй этаж, который, по соображению доктора, был жилым.

Вначале помещение показалось Андре пустым. Лишь затем он заметил, что за прилавком, облокотившись на него, дремлет тощий высокий мужчина. Доктор подошел и кашлянул, потом кашлянул громче и наконец треснул кулаком по деревянной столешнице. Торговец вздрогнул и, сонно моргая, уставился на шумного посетителя.

– Прошу прощения, мсье. Как видите, я несколько не в форме сегодня… – пробурчал лавочник.

Андре внимательно рассматривал его. На вид Эжену было не более тридцати – стало быть, овдовел он совсем молодым. Этот парень вполне мог затаить зло на Клементин. Впрочем, судя по рассказу Одетт, логичнее было бы мстить местному лекарю, отказавшему в помощи его жене. Одет был лавочник по последней городской моде: видимо, принарядился в честь праздника.

– Мое имя Андре Эрмите. Я доктор, но сейчас занимаюсь расследованием одного происшествия в деревне на побережье.

– Вон что… Помер кто-то? Надеюсь, не Тибо?

– Нет, он в порядке. Насколько мне известно, вы ведете с ним дела?

– Ага, торгуем помаленьку. Его парень сюда приезжает пару раз в месяц, – лавочник почесал грудь под курткой и зевнул.

– Речь идет о местной повитухе, Клементин Ларош.

Доктор замолчал, наблюдая за Эженом. Надо отдать мужчине должное, он был удивлен. Лавочник вытаращился на Андре, а затем неуверенно проговорил:

– Но я видел ее совсем недавно… Вроде бы внучку собиралась замуж выдавать…

– Так и есть. Ее убили в день помолвки. Свадьба намечалась сразу после нового года, но теперь едва ли состоится.

– Убили?! Кто? Старуха была та еще язва, но чтоб убивать…

– Вот у вас я и хотел поинтересоваться этим… Ведь вы были одним из ее недоброжелателей, к тому же навещали знахарку незадолго до гибели и при весьма неприглядных обстоятельствах.

– Стало быть, вы знаете уже… – лавочник скорее выглядел смущенным, чем испуганным.

– Да, ее внучка припомнила этот скандал.

– Понятно. Ну, что ж. Было дело – бес попутал. Но теперь-то все сладилось, на кой мне убивать старуху?

– Что сладилось? – спросил Андре.

– Да поженились мы с Вивиан давеча. Аккурат в Сочельник.

– Вы женились на своей возлюбленной?

– Ну, да! Еле священника уболтали перед праздником обряд провести. Папаша ее мне грозился горло перерезать, если не женюсь до конца года. Сама-то Вивиан не особо хотела замуж, она девка веселая. Надеюсь, и жена будет что надо.

– Стало быть, накануне Рождества вы были в городе, на виду у других людей?

– Куда уж больше на виду, – хохотнул Эжен, – В «Зеленом Боцмане» до утра гуляли, считайте, а потом нас гости на руках домой несли. Вивиан хоть и с пузом, а обычаи соблюдать надо.

По лестнице за спиной Эжена тихонько спустилась дородная молодая женщина. Размеры ее живота внушили доктору опасение, что исполнить обязанности повитухи в этих краях ему все-таки придется. Беременная лукаво подмигнула доктору, подошла сзади к мужу, обвила его шею руками и игриво чмокнула в ухо. Лавочник подскочил и захохотал, обняв жену.

С учетом известных Андре обстоятельств эта пара казалась на удивление счастливой. Доктор невольно нахмурился. Увы, версия с участием лавочника рассыпалась на глазах. Конечно, его показания следует проверить – как минимум, зайти в упомянутый трактир.

– Что ж, примите мои поздравления, мсье, мадам… Если позволите, мсье Эжен, у меня к вам пара вопросов касательно одного молодого человека, Лу Дюмона.

– Дюмона? – лавочник отпустил жену и наморщил лоб, – Будто знакомое что-то, только не припоминаю, не обессудьте.

– Это очень высокий юноша. Несколько лет назад в вашей лавке он встретился с купцом с севера, господином Греньи. Тот нанял парня в услужение…

– Точно! Мы еще договорились, что жалованье его будет в мою лавку приходить, ага.

– Вот об этом и речь. Деньги приходили регулярно?

– Не особо, – качнул головой Эжен, – Должны были каждые три месяца, но случалось, что по полгода ни гроша не было.

– Вот как? А мне известно, что мать юноши, мадам Дюмон, регулярно заказывала продовольствие в вашей лавке, притом что других источников дохода в семье не было.

– Заказывала? Не знаю, что она заказывала. Тибо покупал у меня разное, только не говорил, для кого… Я на имя вдовы только деньги передавал.

– Через младшего Тибо?

– Неа, через папашу. Парня своего он года два как начал посылать в город, а за деньгами сам продолжал ездить… Может, не доверял сыну – молод еще.

– А суммы были большие? – спросил Андре.

– Какое там! По пять-десять медяков. Самое большее – ливр в первое Рождество пришел. Похоже, парень на службе не слишком старался, ну или хозяин попался прижимистый.

– Похоже… – Андре ненадолго задумался, – Значит, продуктовых заказов от Дюмонов вы не получали. А вообще многие из деревни покупали у вас через Тибо сладости, пряники и тому подобное?

– Кроме самого Тибо – никто. Он брал понемногу, только для себя или еще кого…

– Уверены?

– Эти деревенщины в городе только ткани на платье да сапоги иной раз заказывают. Если и приедут сюда, то по трактирам ошиваются. А у меня им сладости покупать дорого, да и к чему? Все одно вкуса не разберут.

Андре с сомнением поглядел на покрытое пылью имбирное печенье, лежавшее на прилавке, и ответил:

– Да, такие деликатесы дано оценить не каждому.

– А вы человек сразу видно, образованный, – вмешалась Вивиан, – вот купите и попробуйте. Прянички что надо, я уж сегодня съела два.

– Пожалуй, я с полдюжины возьму с собой, – согласился доктор, – У вас тут товары на любой вкус, но вот рыбы Тибо я что-то не вижу…

– Рыбой торгует мой дядя на городском рынке, – пояснил Эжен, – Я только товар здесь принимаю, а потом отправляю к нему.

Андре расплатился и покинул лавку. Он вышел на улицу и с жадностью вдохнул показавшийся теперь таким свежим воздух. После пыльного полумрака, царившего в лавке, вольный свет ослеплял и внушал веселые мысли. Приободрившись, доктор спрятал сверток со сладостями в карман плаща и зашагал по улице. Вывеску «Зеленого боцмана» он заприметил еще на пути сюда. Это злачное место располагалось в двух кварталах от лавки, ближе к городским воротам.

Трактир встретил Андре запахом лукового супа и скисшего пива. Обеденный зал разместился в полуподвале; из-за отсутствия окон здесь было даже темнее, чем в лавке Эжена. Уюта ради посреди помещения стояла огромная жаровня с горящими углями. Со своей задачей эта внушающая опасение конструкция справлялась отлично: дарила и тепло, и уют, и даже немного света в плюс к двум свечам в люстре, лениво коптящим потолок.

Навстречу гостю из-за кухонной двери выплыл хозяин: улыбчивый толстяк средних лет, с сияющей лысиной и желтыми зубами от новомодной привычки жевать табак. Оглядевшись, Андре решил завоевать расположение трактирщика и заодно пообедать.

– Проходите, мсье доктор, прошу-прошу, – запел хозяин.

– А у вас наметанный глаз, – заметил Андре, усаживаясь на предложенный стул, – Немногим удается с первого взгляда распознать во мне лекаря.

– Помилуйте, как можно тут ошибиться? Лицо благородное, умное, одежды черные – по всему видно, что человек образованный, но не богатый. И много времени проводите в дороге, – подмигнул трактирщик, протирая подолом короткого фартука стол перед посетителем.

– Что верно, то верно. Я хотел бы пообедать, мсье…

– Клод! Просто Клод. Супчик у нас только подошел, и жаркое на славу сегодня. Желаете к обеду бутылочку чего-нибудь покрепче?

– Благодарю, но через час мне снова в дорогу. Просто кружку эля, не слишком холодного.

– Сию минуту, мсье!

Когда необъятная спина Клода скрылась за кухонной дверью, Андре внимательнее огляделся. Менее подходящее место для свадьбы трудно было представить: низкий закопченный потолок, грубо сколоченные столы и скамьи – этот сырой полуподвал скорее подошел бы для поминок, но не для веселья. Симпатию вызывал только владелец, весьма гостеприимный и не глупый на свой лад.

– Уютно у вас тут, – заметил он хозяину, когда тот принялся расставлять на столе тарелки с едой.

– Это все моя женушка старается, все ее трудами. Утром едва глаза продерет – давай полы надраивать. Откуда силы берутся! – не то похвастался, не то посетовал мсье Клод.

– Местный лавочник сказал, что свадьбу отмечал тут на днях. Я подумал: должно быть, славное местечко.

Хозяин присел напротив. Он всегда был рад хорошему собеседнику и с удовольствием поддержал разговор.

– А то не славное! Самое лучшее! Летом у нас тут прохладно, а зимой вон что, – он кивнул на раскаленную жаровню, – Круглый год приятно посидеть, народ и ходит. А свадьбу очень хорошо отметили. Я с отцом невесты когда-то в моря ходил, и теперь приятельствуем. Обставил все для Вивиан по высшему разряду. Скатерочки постелили, курочек нажарили, музыкантов позвали – хорошо было, хорошо…

– Допоздна, должно быть, сидели?

– Как положено, заполночь разошлись. Мы с женой прибирались тут долго, а как я дверь запирать стал – светало уж.

– Я вот слыхал, что Эжен особо не хотел жениться поначалу… – невинно поинтересовался Андре.

– Если бы хотел, разве дотянул бы до такого срока! Гуляли они, дело молодое. Девка не шибко из порядочных, но добрая. Дай бог им, ребята хорошие – отчего не жить!

– Удивительно просто, как их поженили накануне праздника?

– А чего бы и нет? У Вивиан пузо уже почти с мое, – хохотнул толстяк, – Святые отцы тоже люди ведь, и выпить любят, и закусить.

– Значит, без взятки не обошлось? – подмигнул Андре.

– Зачем взятки-то? – обиделся толстяк, – Договориться всегда можно, и без клятвозаступлений всяких.

– Извините, не думал обидеть. Я из других краев, там светская власть и взятки, можно сказать, в почете.

– Ну, у светских еще бы… У нас с этим порядок. К чему шалить, если договориться можно.

– А святые отцы, должно быть, люди честные?

– Куда ж без того в монастырь… Бывают и честные…

– Хорошо, если так, – доктор покончил с жарким и пригубил прохладный эль, – У моего слуги семья в этих краях. Брат вляпался в неприятности и теперь суда ждет, аккурат после праздников. Думаете, справедливо с ним обойдутся? Договариваться-то парню не с руки.

Трактирщик внимательно слушал доктора, откинувшись на спинку скамьи и скрестив руки на груди с задумчивым видом.

– Кто знает, кто знает. Если дело серьезное – это одно, а если пустячное – совсем другое.

– Скорей серьезное.

– Тогда плохи дела парня. По разбоям да убийствам у нас специальный святой отец отряжен. Брат Бартоломью его звать. Немолодой уж, а тощий, высокий – ну, жердь жердью! И ведь ни на девок не глядит, ни вина не пьет. Ничем его не возьмешь, ей-богу.

– А дела-то ведет честно?

– В том и беда, что честней некуда. В прошлом году хорошего парня на костер отправил. Тому жить бы и жить, да с таким разве договоришься!

– Но преступление он действительно совершил?

– Не без того. Ну а с кем греха не бывает?

– Верно, – поспешил согласиться Андре, – А как этот брат Бартоломью с ведьмами? Лютует?

– С ведьмами-то? Да не сказал бы, что лютует. Пытает, как и всех, а там уж по результатам.

– Пытки, значит, уважает? – тревожно спросил доктор.

– А куда без них? Разве правды добьешься, когда злодею бояться нечего?

Андре расплатился со словоохотливым толстяком и попрощался. Он вышел из трактира, направляясь к городским воротам, неподалеку от которых оставил Дидье. Телега и кобыла оказались на месте, однако возницы не было видно. Мальчишка-конюх намекнул доктору, что мигом отыщет парня за пару монет. Андре, желавший поскорее отправиться назад, не стал торговаться. Мальчишка исчез и через полчаса вернулся, сопровождаемый Дидье. Уже издали доктор понял, что его возница пьян.

Без лишних разговоров они тронулись в путь. Выехав за ворота, доктор снова улегся на дно телеги и предался раздумьям. С одной стороны, эта поездка позволила полностью исключить Эжена из списка подозреваемых. С другой – теперь доктор всерьез опасался за благополучие Одетт, других фигурантов и даже свое собственное. Если бы не семья Лу, приказал бы слуге сегодня же отправляться в путь, даже на ночь глядя.

Описание, данное трактирщиком брату Бартоломью, было весьма зловещим, к тому же противоречило тому, что о нем было известно ранее. Доктору даже захотелось увидеть этого честного и непьющего взяточника вживую. В то же время здравый смысл подсказывал ему избегать этой встречи. Андре сожалел, что ничего не узнал о планах властей: когда же в деревне ждать следователя?

В задумчивости он не заметил как промелькнули два часа пути. Телега съехала с большого тракта и запрыгала по ухабам. Доктор уселся, в нетерпении глядя вперед; вскоре он увидел деревню. Издали несколько домиков, столпившихся у дороги, казались оплотом благополучия и невинности. Только безумец поверил бы, что кому-то здесь могла прийти в голову мысль об убийстве. И кому?

Вон домик матушки Лу весело подмигивает свежеокрашенными ставнями. Вон крыша Тибо возвышается над соседями. Казалось бы, это дом для большой семьи, но внутри-то лишь старый вдовец… У самого моря ютится крошечная хижина Люка – честного и простого парня на первый взгляд… И еще один домик притаился за холмом, прямо на берегу. Там главная подозреваемая и ее подруга, у которых тоже были мотив и возможность для убийства.

Подвипивший Дидье дремал на козлах, предоставив кобыле самой выбирать дорогу. Животное с этим успешно справилось. Перед самой деревней Андре осторожно ткнул парня в спину тростью. Тот вздрогнул и с минуту озирался вокруг. Поняв, что почти приехал домой, Дидье успокоился и начал как ни в чем не бывало править телегой.

Доктор попросил остановиться у ворот Дюмонов. Здесь он вылез и расплатился. Дидье поднял шляпу и тронул с места, а Андре вошел во двор. По мере приближения к побережью ветер усиливался, а грохот волн, доносившийся с моря, пугал доктора. Он порядочно озяб и хотел немного отогреться, прежде чем идти к дому Ларошей.

Матушка Лу сидела возле очага за шитьем. На столе рядом горела свеча. Женщина подняла на доктора измученное бессонницей лицо, отложила работу и поднялась ему навстречу. Несмотря на усталость, она постаралась улыбнуться.

– Вы так скоро, а я-то думала, что придется заночевать в городе. Когда Дидье по делам ездит, возвращается только на другой день.

– Да, я переговорил со всеми, с кем хотел. Погода благоприятствовала, так что удалось поспеть засветло, – доктор склонился перед очагом и протянул руки к огню.

– Повезло вам: слышите, какой нынче прибой? Шторм собирается, верно говорю.

– Благо, купаться я сегодня не намеревался.

Мадам улыбнулась, но вдруг всплеснула руками:

– Господи! Вы же наверняка голодны? Сейчас соберу ужин…

– Не беспокойтесь! Я зашел в трактир и отлично пообедал. Сейчас чуть отогреюсь и пойду к своим. Сдается мне, на берегу ветрено.

– Да, волны сегодня упаси боже. Держитесь подальше от воды, а то неровен час… – матушка Лу уселась на прежнее место и взялась за работу, – Я ребятам отнесла поесть, вернулась совсем недавно. Там и на вашу долю должно хватить.

– Отлично, благодарю. Как себя чувствовала мадемуазель Кларис?

– Совсем хорошо. Завтра надеюсь забрать ее домой.

Он еще с минуту задумчиво глядел на огонь, а затем с усилием поднялся.

– Не вижу препятствий, если она здорова. Вчетвером в этой хижине тесновато. Доброй ночи и заприте на всякий случай дверь. Пока убийца на свободе, в деревне может быть опасно.

Удивленная мадам Дюмон хотела проводить доктора, но он еще раз пожелал ей спокойной ночи, запахнул плащ и вышел за дверь. Женщина опустилась на стул, глядя вслед чудному хозяину своего сына.

Глава 16

На улице Андре постоял некоторое время в нерешительности, а затем повернулся и направился к морю. Прежде чем идти к дому Ларошей он решил поговорить с Люком. Если верить Кристин, поведение парня не укладывалось в рамки обычного. Этот странный случай с Тибо, эта молчаливость последние дни – все говорило не в его пользу. Неясным оставался возможный мотив для убийства Клементин. Она не сберегла его сына в прошлом году, но оставлять жену без повитухи накануне родов – настоящее безумие. Да и могла ли старая знахарка что-либо тогда сделать? Тем более непонятно, какими неприятностями это чревато для матери Лу. Нет, скорее всего, дело в чем-то другом…

От раздумий доктора отвлек сам Люк. Парень вышел из собственного двора, он хмурился и глядел под ноги, не замечая ничего и никого вокруг.

Андре окликнул его:

– Вас-то я и ищу! Отойдемте к берегу, нам нужно поговорить.

Люк испуганно взглянул на доктора, но послушно последовал за ним. С более рослым и мускулистым жителем деревни, оказавшимся под подозрением, Андре не рискнул бы остаться наедине. Однако субтильное телосложение рыбака не внушало каких-либо опасений даже не слишком развитому физически доктору. Парень был с ним одного роста, но поуже в плечах.

По сравнению с красавицей-женой Люк выглядел весьма невзрачно. Определенно в этих краях внешность для мужчины не играет никакой роли, как, впрочем, и богатство. Чем местные девушки руководствуются, выбирая себе жениха, для Андре пока оставалось загадкой, причем весьма интересной. А если вспомнить о родственных связях между большинством жителей крошечной деревни, браки между ними вообще представлялись сомнительной затеей.

– Я не совсем понимаю: мадам Ализе – тетя ваша или Кристин? – между прочим спросил доктор у Люка.

Они проходили мимо лодочного сарая; внутри никого не было, на дверях висел тяжелый замок. Лодка раскачивалась на волнах и со скрежетом терлась бортом о доски пирса.

– Моя, – отозвался Люк, – а дядей Кристин был ее покойный муж, мсье Огюст.

– Насколько мне известно, вы оба сироты?

– Да, лет десять назад тут черная оспа прошла, многие померли.

– Вот почему деревня выглядит такой опустошенной.

– Ну да! Раньше здесь не в пример больше народу было. А тогда половина домов опустело, позднее их на камни да доску растащили.

– Печальная история, хоть и вполне обычная для нашего времени, – вздохнул Андре, – Думаю, дальше идти нам не имеет смысла: едва ли здесь найдутся посторонние уши.

Они стояли на пустынном берегу. Ветер трепал одежды; море разыгралось не на шутку. Солнце садилось, озаряя песок багровым светом. До темноты оставалось не более получаса, и доктор нервничал, хотя старался этого не показывать.

– Хотелось бы вернуться засветло, так что давайте обойдемся без хождений вокруг да около… Что на самом деле произошло вечером в канун Рождества?

– Как? Почему… Я все вам рассказал! – запротестовал Люк.

– Все? А почему же вы отмалчивались перед женой в эти дни? Чем навлекли на себя гнев Тибо? И каких неприятностей ждет мадам Ализе по вашей вине?

Рыбак ошарашенно глядел на доктора, мигая круглыми глазами. К такому напору он оказался не готов. Все-таки слабая сторона таких вот простых парней – в этой самой простоте. Андре про себя отметил верно выбранную тактику и продолжил наседать на растерянного Люка:

– Будьте уверены, все это я передам следователю из Кавайона. Так что? Начнете говорить сейчас же или дождетесь, когда здесь будет инквизиторы?

– Я… О, господи!

Рыбак закрыл лицо руками и рухнул на колени. Его спина согнулась, плечи содрогались от рыданий. На секунду Андре даже растерялся, но быстро взял себя в руки. Он наклонился с парнем, тронул его за плечо.

– Рассказывайте, Люк. Если вы невиновны, то с Кристин и детьми все будет хорошо.

Парень судорожно вздохнул:

– Ей-богу, я просто не хотел выдавать тетку. Не моего ума это дело все…

– Мадам Ализе? Значит, вы видели ее в вечер убийства?

– Ну, да. Ее и старосту!

– Как? Они сделали это вместе?

– Не знаю, сделали уже или только собираются… А что оба они туда пошли – это точно.

– Что собираются? Куда пошли?

– Да на лодку же!

– Они на лодке?

Люк вытер нос рукавом и с досадой поглядел на доктора:

– Вы ж видали, что никого там… Шторм ведь. Сейчас они по домам сидят.

– Но вы только что сказали, что они пошли туда.

– Ну да. Вечером, после помолвки.

– Они были на лодке Тибо?

Эта весть изумила доктора. Мадам Дюмон и деревенский староста, которого Лу ненавидит – непостижимо!

– Ну, да. Сперва Тибо прошел, засветло еще, потом тетка…

– Но почему вы уверены, что они пошли именно к лодке?

– Ну, когда староста прошел к морю, я не удивился – обычное дело. Мало ли, что ему в сарае или на лодке понадобилось. А как тетка появилась на дороге, понял: нечисто тут… Я затаился, а потом со двора вышел и увидал, что она на причал шмыгнула. А из трюма свет пробивается – ждал он ее, стало быть…

– Поверить не могу… И чем, по-вашему, они там занимались?

– Известное дело, чем… То есть я близко-то не подходил, но в самом деле, не узлы ж учились вязать!

Доктор вспомнил сегодняшнее утро.

– Так вот почему мадам так внезапно ушла вчера! Она поняла, что вы могли их видеть?

– Должно быть! Правда, мне-то она на обратном пути ни словом не обмолвилась про это. Я даже сказал, что семья – дело надежное, чтоб не волновалась. Не напрямую сказал, конечно, но надеялся, что поймет.

– Видимо, не поняла, раз натравила на вас своего нового возлюбленного…

– Это старосту? Ну, да. Тот пришел злющий, аж дым из ноздрей… Я перетрухнул, конечно: он же мне работу дает! Потеряю место – и что тогда делать?

– Так он угрожал вас выгнать?

– Нет. Говорил, что душу вытрясет, а про работу речи не шло.

– Разговор получился долгим, насколько я знаю…

– Ну, да… Он меня увел к причалу, там сказал держать язык за зубами. Мол, Лу сильно против него настроен, а тетке неприятности ни к чему. Да и слухи, понятное дело… Ну, я поклялся, что ни гу-гу, а потом он домой пошел, а мне велел на лодке сети сложить по уму. Они, надо сказать, нормально лежали. Это он видимость хотел создать: вроде как по делу меня позвал.

– Стало быть, у Тибо серьезные намерения в отношении мадам?

– Думается мне, что да. О себе-то он и не поминал, все про нее беспокоился, – согласился Люк.

– Все это многое объясняет, – задумчиво пробормотал Андре, – Давайте-ка вернемся в деревню. Жена волнуется о вас, а мне не помешает увидеться со старостой.

– Ох, худо мне будет, ежели Тибо узнает, что это я его выдал, – пробормотал Люк. Он поднялся с песка и шел следом за доктором, то и дело заглядывая ему в лицо, – А с инквизиторами мне вправду придется дело иметь?

– Посмотрим. Я поговорю со старостой и мадам Дюмон. Если ваши слова подтвердятся, то скорее всего, можно будет не упоминать обо всем этом в протоколе.

– То-то было бы славно, – вздохнул рыбак.

Возле своего дома он помахал доктору рукой на прощанье и скрылся внутри. Андре продолжил путь в одиночестве. Сгущались сумерки, деревня погружалась в сон. Ставни домов и домишек были закрыты, улица стала пустынной, лишь дворовые псы лениво бурчали, когда чужак в черных одеждах проходил мимо. Он невольно ускорил шаг, захромав оттого сильнее.

Ветер усилился, доктору пришлось придерживать шляпу. Добравшись до дома Тибо, он не без облегчения вздохнул. С минуту мужчина задумчиво глядел на закрытые ставни, за которыми явно горел свет. Над каминной трубой курился дымок. Внутри, должно быть, тепло, хотя полупустой дом такого размера трудно отопить как следует. Поколебавшись, доктор подошел к тяжелой дубовой двери и постучал.

Ему открыл сам Тибо. Рыбак пошатывался и глядел исподлобья; он явно выпил лишнего. С удивлением отметив это, Андре поздоровался и попросил разрешения войти. Староста молча пропустил его внутрь. В гостиной, которая несколько дней назад была полна веселого народа, где столы ломились от угощений а половицы прогибались под ногами танцующих, теперь было пусто и прохладно. Мебель, одолженную для праздника, унесли. В своем обычном виде комната была обставлена скудно: пара широких стульев с подлокотникам да небольшой стол между ними. Вся обстановка сгрудилась перед пылающим камином. На столе доктор увидел бутылку вина, а на полу стояло еще несколько, уже пустых.

– Заходите, присаживайтесь, – предложил Тибо. Сам он рухнул на один из стульев и поднял к доктору отупевшее от вина лицо, – С чем пожаловали, мсье доктор? Как вас там… Эрмите? Что за имя такое, будто иностранное…

– Вполне французское, – доктор старался держаться с достоинством. Терять расположение Тибо ему совсем не хотелось, – Как себя чувствует ваш сын?

– Спит. Как вас привез, выпил со мной пару стаканов да отдыхать завалился. К Кларис хотел сбегать, да я не пустил на ночь глядя. Мало бед натворили, все не угомонятся. Молодежь…

Андре покосился на дверь в спальню.

– Любовь ведь…

– Что за любовь еще! Одна болтовня да сопли, – выругался рыбак, – От любви человек годами сохнет заживо, а этим только по темным углам обжиматься…

– Ну, по темным углам не только молодые прячутся, – заметил доктор.

Тибо вскинул голову и поглядел на него неожиданно ясными глазами. Он с минуту искал на лице доктора какого-то намека, но тот напустил на себя невозмутимость. Наконец староста успокоился и миролюбиво предложил:

– Да вы садитесь, говорю. Выпейте. Вон стакан на полке возьмите.

Андре не заставил просить себя трижды и взял чистый стакан. Через приоткрытую дверь спальни он заметил посапывающего на кровати Дидье. Доктор уселся на свободный стул и налил себе вина. Тибо угрюмо следил за его перемещениями. Судя по числу пустых бутылок, он был крепко пьян. Впрочем, неизвестно, как давно это продолжается…

– С утра пью, – сказал староста, словно подслушав мысли Андре, – Три года ни капли – и на тебе вот…

– Что-то случилось?

– А что должно случиться? Не хотел пить, а теперь хочу.

– Вы, может, думаете, что после смерти Клементин какие-то ее снадобья или заговоры перестанут действовать? – неуверенно предположил доктор.

Тибо махнул на него рукой и рассмеялся.

– Какое там! Вроде ученый человек, а такую дурь говорите. Старуха мне больше беседой помогла, да внушением разумным. А уж в колдовство всякое только бабы верят. Сам бросил пить, сам снова начал. И все тут!

– Значит, должна быть реальная причина.

– С чего бы?

– Вы же сами говорите…

– Хе, верно… – Тибо помолчал и отхлебнул из стакана добрый глоток, – Должна быть…

– И какая же? – поинтересовался Андре.

– Да вам-то на что? Скоро уедете отсюда и забудете нашу деревню… У вас самого-то семья где-нибудь есть?

– Нет.

– Зря… Хотя черт их знает, нужны они или нет…

Староста снова приложился к стакану. Андре исподтишка разглядывал его: что-то мучило мужчину, какую-то страсть он скрывал глубоко внутри и топил в вине весь этот день.

– Вы поссорились, – вырвалось у доктора.

– Чего? – староста едва не поперхнулся.

– Поссорились с мадам Дюмон.

Тибо опять уставился на него и убедившись, что не ослышался, рассмеялся:

– Чего это вам в голову взбрело? Ализе сама по себе, я сам…

– Слухи ходят, – уклончиво ответил доктор. Выдавать Люка ему не хотелось.

– Ерунда, все местные сплетни я знаю, ничего такого не болтают, – Тибо взял бутылку и наполнил стакан до краев.

– А этот слух не местный, – Андре откинулся на спинку стула и улыбнулся, – Эжен из Кавайона, лавочник, рассказал мне, какие гроши он получал на имя Лу. А вот мадам Дюмон считает, что жалованье ее сына было весьма достойным… Между лавочником и мадам посредник только один – вы, мсье Тибо.

– И что с того?

– Я думаю, что вы намеренно добавляли к этой сумме деньги из своего кармана, чтобы симпатичной женщине жилось легче.

– Конечно, намеренно! Она вдова моего друга, который погиб, когда я был рядом, – Тибо стиснул стакан, раздувая ноздри, – Я и работу ей предложил за тем же, она из гордости не взяла бы денег просто так.

– А вы предлагали ей помощь безвозмездно?

– Нет. Не посмел. Она бы и разговаривать со мной после этого перестала, – староста горестно насупился, но затем метнул быстрый взгляд на Андре, – Только не подумайте, мсье доктор, что это я от избытка чувств. Ализе всегда была гордячкой, не подступишься. Ссориться не хотелось, потому как кто ж ей еще поможет теперь, если не я?

Доктор раздумывал некоторое время, разглядывая рыжую бороду Тибо. Сколько лет ему на самом деле? Едва за сорок, немногим старше самого Андре. Здорово же мадам Дюмон вскружила голову этому суровому моряку, если он так твердо стоит на страже ее доброго имени.

– Вас видели, мсье Тибо. Видели вместе. Племянник мадам Ализе оказался не таким смельчаком, как вы, и все мне рассказал о вечере помолвки. И о вашем разговоре – тоже. Я понимаю, вы хотели защитить любимую женщину, не желали ссорить ее с сыном. Клянусь, Лу ничего не узнает, во всяком случае, от меня… Я вынужден был вмешаться только чтобы узнать правду об этом убийстве.

Староста отвернулся к огню. Отсветы пламени играли в рыжей бороде, искорки плясали в глазах, но ничто не могло прогнать сумрак с его лица. Доктор понял, что не ошибся: дело было в ссоре двух влюбленных. Что еще могло заставить такого сурового человека как Тибо нарушить свой обет трезвости.

Он мягко спросил:

– Как вы поссорились?

– Мы не ссорились, – буркнул староста.

– Что же тогда случилось?

– Мы расстались.

– Очень жаль… Но из-за чего?

– Она думает, что бог прогневался на нас.

– За что? – удивился доктор.

– За нашу любовь… За то, что пытались еще немножко побыть счастливыми на этом свете. За то, что пытались разлучить детей.

– Детей? – удивился Андре, – Вы говорите о Дидье и Кларис? При чем тут эта история?

Тибо вздохнул, налил себе еще вина и только отхлебнув изрядный глоток ответил:

– Мы не могли дать им пожениться. Тогда я породнился бы с Ализе; мы считались бы кровными родственниками…

Доктор минуту обдумывал услышанное. Наконец он неуверенно спросил:

– То есть вы не могли бы жениться на мадам Дюмон?

– Конечно, не мог бы. Может, на севере такое и принято, но не у нас!

Андре вспомнил о родственных связях между жителями деревни и счел, что в заведенном здесь порядке есть резон. Отследить кровные линии при полном хаосе в брачных вопросах было бы вовсе невозможно.

– Значит, вы решили подобрать Дидье другую невесту? Но почему именно Одетт? – По дружбе с Клементин в основном, – пожал плечами староста, – Одетт – славная девушка, неглупая и трудолюбивая. Дидье ничем таким похвастать не может… такая жена как раз по нему!

– Но они же терпеть друг друга не могут, а в деревне есть и другие девицы.

– Клементин предложила внучку – не отказывать же… В своем доме я бы не позволил ее обижать, потому и решил, что первое время вместе будем жить. Потом, конечно, отселил бы молодых.

– Давно вы встречаетесь с мадам?

– Второй год. Поначалу я вправду помогал ей без задних мыслей, но потом как-то пригляделся. Я ведь пятнадцать лет вдовел к тому времени…

– И вы начали за ней ухаживать? – Андре, как ни силился, не мог представить себе Тибо в роли галантного кавалера.

– Да бог с вами, – усмехнулся рыбак, – Разве к лицу мне такое. Как-то раз Дидье в городе на несколько дней застрял – загулял попросту – а я, значит, приболел. Клементин меня лечила, конечно, да попросила Ализе забегать почаще: мол, рядом живешь – проверяй по-соседски. Хитрая баба была, ой, хитрая!

– Думаете, она догадывалась?

– Раньше, чем я сам прочухал, что в сердце творится!.. Вот, значит, ухаживала она за мной по-соседски, да и сблизились как-то… Не подумайте плохого! Просто дружить стали, мы ж после смерти Тристана толком и не говорили. Особенно когда я ей работу дал – думаю, обиделась она все-таки, хотя виду не подавала…

– Так вы расширили дом, потому что собирались завести новую семью! – догадался доктор, – Вы надстроили целый этаж, потому что надеялись на новых детишек с мадам Дюмон?

Староста хмуро кивнул6

– Летом строительство начал, а тут как раз Кларис с Дидье закрутили. У них любовь, а я дом расширяю: ясное дело, в какое русло слухи пошли… А я не старый еще, чтобы с женатым сыном под одной крышей куковать… Молодые у нас обычно селятся отдельно при первой возможности.

– Почему же вы не поженились, не рассказали детям, как все есть? Зачем было так все запутывать?

Тибо с усмешкой поглядел на доктора и покачал головой:

– Да разве эти дурачки маленькие простили бы нам такое? У них же любовь, и все тут! Что в их годы эти любови одна на другой сидят да третьей погоняют, они и слышать не захотят. А уж уступить дорогу родителям – ни в жизнь. Вот и пришлось выкручиваться.

– Уж не мадам ли Ларош придумала, как именно вам выкрутиться? – поинтересовался доктор.

– Да, Клементин сама это предложила: поженить Дидье с Одетт, чтобы все замять поскорее.

Андре задумался. В целом ситуация теперь была понятна: родители из добрых, хоть и эгоистичных, побуждений решили вмешаться в личную жизнь детей. Очень может быть, что кому-то это не понравилось…

– Когда же вы собирались объявить о женитьбе с мадам Дюмон? – спросил он наконец.

– К весне думали… Надеялись, что к тому времени все сладится у молодых. Кларис-то думал тоже замуж пристроить, парней-то в деревне немало, да и в городе можно жениха найти. Приданое дал бы хорошее. Я, признаться, все лето боялся, как бы они с Дидье беды не натворили…

Андре промолчал. Защищать доброе имя Кларис он не стал, хотя девушка ему искренне нравилась.

– А вы думаете, – осторожно сказал он, – что дети не возражали бы против ваших планов? Младшие, кажется, вполне вам симпатизируют, но вот Лу вызывает серьезные сомнения. Да и ваш Дидье тоже.

Тибо вздохнул и пожал плечами:

– Лу и вправду на меня злобу затаил: все думает, будто я отца его убил тогда, на лодке. К чему мне это делать, друзья ведь были… Но если уж мальчишка втемяшил в голову, поди переубеди его. Надеялись, что после женитьбы примирится: мать-то он любит и перечить бы ей не стал. Да и не живет здесь…

– А ваш сын?

– С Дидье хуже… Ализе с ним почти год как с родным нянчилась, пока Лу у них не родился. Очень уж мой мальчишка к ней привязался, нехорошо прямо. К родному сыну, бывало, не подпускал. Он и правда такой: своего не отдаст… Так что черт знает, как бы он эту новость приня.

– Значит, теперь мадам Дюмон считает случившееся с Клементин и вашими детьми расплатой за грехи?

– Так и есть. Говорит, что не наше это дело – лезть в божью волю… Говорит, что детям суждено быть вместе… Говорит, что дочери едва не лишилась, да и по деревне уже шепчутся…

Староста опустил голову. Андре допил вино, поставил стакан и направился к двери. Стук его трости гулко отскакивал от стен пустой комнаты. Дом будто издевался над хозяином, еще недавно надеявшимся наполнить это место теплом и детским смехом.

Тибо обронил доктору вслед:

– Вы поберегите Одетт, не случилось бы чего. Народ у нас на расправу скорый, неровен час, не станут суда дожидаться да сами «ведьму» порешат.

Андре вышел на улицу. Начало темнеть. Лицо обдували порывы шквалистого ветра, который бывает только возле моря, а рев волн стал еще громче. Оглядевшись, доктор понял, что деревня погрузилась в сон. Ни стука ставни, ни человеческого голоса не было слышно. Он неторопливо спускался к берегу, где грохотали волны, а ветер рвал из земли былинки сухой травы. Может, следовало остаться на ужин у мадам Ализе, как она предлагала, а то и вовсе заночевать в уютной гостиной Дюмонов… Интересно, Тибо ревнив?

Темнота сгущалась. Выйдя на берег, доктор надвинул шляпу на глаза, чтобы защитить лицо от ледяных брызг; от грохота волн становилось не по себе… Ему пришлось идти по самой кромке прибоя, которая сегодня значительно продвинулась вглубь суши. Почти оглохнув и ослепнув, он продвигался по мокрому песку вперед, стараясь держаться ближе к травяным зарослям и подальше от ревущей стихии.

Это море совсем не выглядело дружелюбным. Андре невольно вспомнил день приезда и первую встречу с Клементин. Старуха явно была не робкого десятка, если решилась жить у самой воды. В смекалке и даже хитрости ей тоже нельзя было отказать, и все-таки знахарка закончила свои дни самым нелепым и неожиданным образом. И кто знает: не стала ли старухин ум причиной ее внезапной смерти?

Глава 17

Завидев впереди очертания дома Ларошей, доктор прибавил шагу. Тьма вокруг сгущалась, а от шума прибоя звенело в ушах. Предусмотрительный Лу не стал плотно закрывать ставни гостиной, и сейчас едва различимый свет указывал путь. Хромая все сильнее, он шагал вперед, к спасительному укрытию.

Когда мокрый взъерошенный Андре ввалился в дом, молодежь заканчивала с ужином. На столе красовались остатки пиршества, которое приготовила мадам Дюмон для выздоравливающей дочери. Доктор сбросил плащ на руки подоспевшему Лу и сел ближе к огню. Слуга поспешил закрыть ставни, а девушки принялись хлопотать. Одетт подбросила дров в очаг, после чего занялась ногой незадачливого путешественника. Колено после быстрой ходьбы распухло и болело неимоверно. Кларис налила ему вина в чистый кубок, придвинула тарелку с самыми лакомыми кусочками и принялась чистить плащ.

Час был поздний; Андре начинал клевать носом. Закончив с ужином, он подлил себе вина и уселся ближе к очагу. Девушки скоро ретировались в свои комнаты. Лу передвинул свой табурет, чтобы сесть напротив хозяина, и уставился на него в ожидании новостей. Тот от усталости не обращал на слугу ни малейшего внимания. Наконец, юноша не выдержал:

– Простите, конечно, только терпежу никакого! Целый день с этими дурехами тут сижу, чуть умом не тронулся. Другой раз уж с собой меня возьмите. Как Дидье-то с вами обращался, не надул с деньгами?

– Лу, – с улыбкой ответил Андре, – Просто дайте мне немного прийти в себя.

– Конечно, отдыхайте… Вот мне без вас скучно было. Эти дуры как сороки: трещат целый день – а мне и слова вставить не о чем. Все ерунда какая-то…

Судя по неуемному красноречию, слуга намолчался за день в женской компании. Андре отнесся к этому с пониманием и решил дать парню выговориться. В конце концов, ему это бурчание не мешало и даже забавляло, развеивало неприятный страх перед стихией, вызванный непогодой.

Доктор воспользовался моментом и обдумывал, что же он расскажет слуге. Старый хозяин, судя по отчету лавочника, не только положил для Лу крайне низкое жалованье, но и штрафовал его при всяком случае. От находившегося в разъездах купца деньги приходили в Кавайон нерегулярно, и суммы были крайне скудными. В итоге мадам Дюмон получала жалкие гроши, которых не хватило бы и на самое скудное пропитание. Об этом доктор и решил рассказать. Может быть, поданная под нужным углом история смягчит сердце Лу и изменит его отношение к Тибо. Андре красочно опишет доброту и рассудительность старосты, которые подсказали ему предложить вдове работу.

Грохот волн снаружи становился тише, а вскоре вовсе умолк. Тем временем и красноречие слуги иссякло. Он вновь с нетерпением уставился на Андре, и тот, вздохнув, начал рассказывать. Андре поведал слуге о своей поездке, умолчав о некоторых подробностях, непосредственно касающихся его матери. Доктор попытался как мог донести до юного великана, что его мать оказалась в очень трудном финансовом положении из-за скупости, а то и нечестности покойного Греньи. Он с удовлетворением отметил, как загорелись глаза парня.

– Постойте-ка, – запротестовал вдруг Лу, – Мы тут шестой день, а мать ни разу не жаловалась, что ей было тяжело. Наоборот, даже говорила, что все эти годы радовалась, как я хорошо устроился…

– Дело в том, – признался Андре, – что Тибо, который привозил эти деньги вашей матери, добавлял кое-что от себя. Когда малыши стали подрастать, увеличились и расходы семьи. Повышать дальше ваше жалованье было бы подозрительно – тогда-то он и решил предложить мадам Дюмон работу… Она очень гордая женщина и не приняла бы безвозмездной помощи даже от старого друга ее мужа.

– Вот, значит, с какого боку он к ней подобраться решил! – протянул парень.

Андре уставился на слугу. Таких выводов он от Лу не ожидал. Одному богу известно, что творится под этой спутанной шевелюрой.

– Послушайте, вы все перевернули с ног на голову. Уверен, что мсье Тибо руководствовался самыми добрыми намерениями, когда предлагал вашей матери такое… соглашение.

– Как же, ждите! Добра от него никто не видел. Половина деревни готовы старосту в зад целовать, только потому что работать тут больше не на кого. Только я не из таких! – выкрикнул парень почему-то в сторону двери.

– Вы давно не были дома, Лу, а здесь многое изменилось. Мсье Тибо стал уважаемым человеком, его избрали старостой. Он не просто местный богатей, а важный член общества, – попытался вразумить слугу доктор.

– Хрен он важный! – выругался Лу, – Вы как хотите, а мне все теперь ясно… Он думал, раз мать в таком тяжелом положении, сперва в прислуги ее записать, а потом, небось, и в койку уложить! Только не выйдет.

– Что вы задумали?

– А узнаете! – победоносно заявил парень. Помолчав, он выложил, – Увезу их отсюда.

– Куда увезете? Как? – тревожно спросил доктор. Слуга с балластом в виде целой семьи – это было чересчур даже для него.

– Да хоть в Кавайон… Домик продадим, снимем им там комнату на первое время. Мать с Кларис устроятся прачками или шитьем заработают себе… Да и Кларис там точно целее будет.

– Сейчас мадемуазель под нашим присмотром – едва ли отравитель решится на новую попытку… И с чего вы вообще взяли, что мадам согласится на этот переезд?

– Я теперь глава семьи, мне и решать, – с некоторым пафосом заявил юноша.

Андре с сомнением поглядел на него. Мадам Дюмон относилась к сыну с нежной любовью, осыпала его заботами и лаской, но уж никак он не замечал за ней уважения к авторитету Лу. Со стороны Кларис отношение к брату было в лучшем случае снисходительным. Впрочем, по меркам простолюдинов парень уже совсем взрослый. Кроме того, он зарабатывает больше всех в семье. Может быть, мадам Дюмон и прислушается к совету сына, особенно с учетом новых обстоятельств.

– У вас еще будет время подумать, – сказал наконец Андре, – Знаете, как говорится: с мыслью нужно переспать.

– Это точно, – кивнул слуга, – Еще пара дней у нас тут есть. А вы не будете возражать, если недельку придется пожить в Кавайоне? Я только квартиру им найду, помогу устроиться – и дальше двинем.

– Неделя – это самое большее. Мы здорово поиздержались в пути, мне самому следует найти работу в ближайшее время.

– Это ясно, вы не волнуйтесь. Больше, чем надо, не задержимся, – уверил доктора Лу, – Разбушевался я, конечно. Давайте, что ли, спать ложиться?

Они расстелили плащи, готовя себе постели. Слуга – на полу возле входной двери, хозяин – на скамье у стены, ближе к очагу. Лу задул свечу, и гостиная погрузилась во тьму. Из каморки Одетт доносилось шуршание страниц, а из-под ее двери падал тонкий луч света. Девушка продолжала читать книгу, которую дал ей Андре. Из незапертой спальни покойной мадам Ларош иногда слышалось посапывание Кларис. Бойкая сестренка Лу проявляла свой темперамент даже во сне.

Андре был немного встревожен неудачной беседой с Лу. К чему приведут слугу его затаенные обиды? Тревожные мысли долго мешали уснуть, хотя со стороны входной двери уже вовсю доносился храп великана. В конце концов усталость взяла свое, и доктор погрузился в сон.

Он очнулся от холода. Приподнялся на локте и огляделся. В сумерках различались очертания мебели, но спящего слуги видно не было. Храпа Лу доктор тоже не услышал. Приоткрытая входная дверь тихонько раскачивалась на петлях.

Поняв, что слуга сбежал, Андре проснулся окончательно и вскочил. Спотыкаясь в темноте, доктор пробрался к столу, нащупал свечу и чиркнул огнивом. Неверный свет озарил комнату. В гостиной, кроме него, действительно никого не было.

Доктор тяжело опустился на табурет. Лу исчез! Что могло побудить великана выйти среди ночи из дома и отправиться в деревню? Явно какое-нибудь сумасбродство вроде жажды мести. Если так, то Тибо в самой настоящей опасности. Андре поднялся, прошел через гостиную и постучал в дверь Одетт. Свеча в девичьей комнате продолжала гореть, но было тихо – видимо, девушка уснула за книгой. Через минуту она открыла дверь и уставилась на доктора.

– Мне придется уйти. Лу сбежал.

– Куда? – удивилась Одетт.

– Полагаю, что в деревню. После ужина я рассказал ему кое-что, и парень здорово разозлился.

– Свирепый Лу? Хотела бы я на это посмотреть, – пробормотала девушка, потирая глаза, – Что ж, если надо, идите. Я послежу за Кларис, хотя она едва ли очнется до утра. Сон у нее всегда был крепкий.

Доктор медлил. В надзоре Одетт за подругой он был уверен, но кто присмотрит за самой узницей? В конце концов, выбора у него не было и он согласился:

– Замечательно… Прошу вас, запритесь изнутри, на всякий случай. Я постараюсь обернуться побыстрее.

– Не волнуйтесь.

Через минуту Андре в плаще и сапогах, с горящим факелом направился к выходу. В дверях он задержался и обернулся к Одетт:

– Скажите, Лу дрался когда-нибудь?

– Ни разу в жизни! Неужели все так плохо?

– Будем надеяться, что обойдется… – вздохнул Андре и вышел за дверь.

Небо прояснилось, вышла луна – по крайней мере, погода сегодня что надо. Доктор захромал по сырому песку. Время от времени он видел огромные отпечатки ног Лу, пробежавшего здесь недавно. Сколько прошло с момента его ухода, Андре понятия не имел. Он спешил, страшась не успеть. Учитывая нечеловеческую силу и пугающие размеры слуги, доктор опасался, что брату Бартоломью придется разбираться сразу с двумя убийствами.

* * *

Люк проснулся от крика. Кто кричал? Мужчина? Ребенок? Женщина? Он лежал в темноте, вслушиваясь изо всех сил. Кристин не шелохнулась, малышка вымотала ее за день. Никого, кроме Люка, не потревожил ночной крик. Может быть, ему почудилось?

В последнее время он вообще с трудом различал реальность и собственные фантазии. Девочка родилась беспокойной, они с женой почти перестали спать. Даже сыновья целыми днями клевали носом, а вечером безропотно шли в постель. Сегодня была едва ли не первая ночь, когда уснуть удалось всем сразу.

В дверь тихонько постучали. Люк вскочил, набросил плащ и отпер засов. На пороге стоял Тибо. Он тяжело дышал. В лунном свете молодой рыбак увидел, что рыжая борода старосты всклокочена, правый глаз заплыл, а на губе запеклась кровь.

– Идем со мной. Нужна помощь, – прохрипел Тибо.

Испуганный Люк кивнул, притворил дверь и в темноте принялся натягивать сапоги.

– Что там такое? – сонно спросила жена.

– Спи, спи. Тибо нужна какая-то помощь, я быстро.

– Какая еще помощь в этот час?! Я тебя не пущу. Староста еще тот раз странно себя вел, а теперь зовет неведомо куда посреди ночи…

– Не переживай, – уговаривал жену Люк, – Думаю, это ненадолго. И на меня он в этот раз совсем не сердит.

– Ты еще о прошлом разе ничего не рассказал…

– Обязательно расскажу, когда вся эта кутерьма утихнет, – пообещал рыбак.

Он поцеловал жену и выскочил за дверь. Тибо ждал, меря шагами крошечный дворик.

– Кристин проснулась? – спросил он.

– Проснулась…

– Тем лучше. Пусть сбегает за твоей теткой. Мы пойдем в сарай и будем ждать ее там.

– Попросить тетю Ализе прийти в лодочный сарай? – не совсем веря себе, уточнил Люк.

– Ну да! И не изображай мне тут глухого. Давай, живо. Время не терпит.

Староста вышел на улицу и свернул к морю. Поколебавшись минуту, молодой рыбак приоткрыл дверь в дом и шепотом позвал жену:

– Не спишь?

– Уснешь тут! – возмущенным шепотом отозвалась она.

– Прошу тебя, сбегай за тетушкой Ализе. Тибо сказал, что она нужна в лодочном сарае.

– Да что там такое?! – Кристин вскочила и принялась искать сапоги, роняя вещи в темноте, – Я и сама туда приду.

– Не стоит оставлять малышку одну.

– Если проснется, старшие ее успокоят, – отрезала Кристин, – Ступай, мы скоро.

Люк повиновался. С супругой, если она что вбила себе в голову, лучше не спорить, – рассудил он. Выйдя на улицу, парень быстро спустился к морю и приблизился к сараю Тибо. Внутри было светло: староста поставил горящую лампу на одну из бочек. На полу сарая лежал Лу. Люк не веря своим глазам уставился на двоюродного брата, затем перевел взгляд на Тибо.

– Это вы его так, мсье Огюст?

– Ну а кто, не сам же он себя! Хотя с дурака станется…

– Поверить не могу… – Люк склонился над братом; тот был без сознания. Лицо Лу было разбито в кровь, но серьезных повреждений не было видно, – А что случилось?

– Не твоего ума дело! – в сердцах выкрикнул староста, – Я тебя позвал только на случай, если этот дурень очнется и снова в драку полезет. Понадеялся, что при кузене он скромнее себя поведет…

– Да я с Лу и не водился никогда особо, – пробормотал Люк, – Правильно, что решили за мадам Дюмон послать: мать он послушает.

– На то и уповать будем, – буркнул Тибо.

Он уселся на свернутый канат, уронил голову на руки и стал молча ждать. Люк неловко топтался рядом, не зная, куда себя деть. Лу пошевелился на полу и громко застонал. Молодой рыбак подскочил к нему, пытаясь как-то помочь.

– Лежи смирно! Сейчас помощь придет.

– Люк? – парень ошалело вертел головой, – Где этот… а!..

Он с удивительной для такого роста сноровкой вскочил на ноги и бросился на Тибо. Староста успел увернуться. Молодость и сила были на стороне Лу, но противник оказался проворнее и тоже не обделен мощью. Люк с изумлением смотрел на двоюродного брата, когда через секунду тот снова оказался на полу. Никто из них не успел понять, как Тибо удалось повергнуть своего противника.

– Лежи смирно! – сказал староста, растирая правый кулак.

Лу держался за расплывающуюся скулу. Слушаться Тибо совсем не хотелось, но в его превосходстве парень уже успел убедиться. Он уселся на полу, обхватив громадные колени руками, и злобно уставился на старого рыбака. Люк про себя вздохнул с облегчением: снова наблюдать этот поединок Давида и Голиафа ему хотелось меньше всего.

На улице тем временем послышались женские голоса, а затем в сарай вошли мадам Дюмон и Кристин. При виде жены и тетки рыбак окончательно приободрился. В присутствии женщин Лу всегда терялся и вел себя тише воды, ниже травы. Вот и теперь, увидав мать, гигант надулся, как самый обыкновенный мальчишка. Он даже не думал отрицать, что набедокурил, и смиренно ожидал наказания. Мадам всплеснула руками, разглядев заплывший глаз сына.

– Кто тебя так? Что вообще происходит? Кристин меня подняла среди ночи, я и думать не могла… Почему ты вообще здесь, где мсье доктор? О, боже, на вас напали? Что с Кларис? – вопросы посыпались из мадам, как яблоки из мешка.

Лу только надулся сильнее прежнего. Тибо встал, одернул куртку и попытался пригладить волосы, но от смущения отвечать женщине не торопился. Мадам перевела взгляд на племянника и потребовала разъяснений от него:

– Люк, хотя бы ты не молчи! Что тут происходит? Мне нужно волноваться о дочери?

– Думаю, с Кларис все в порядке, – выдавил из себя Люк, – Лу сам пришел в деревню, один.

– Но зачем? – не унималась мадам.

Этого Люк не знал. Он беспомощно перевел взгляд на кузена, затем на старосту. Тот кашлянул и сказал:

– Он хотел поговорить со мной.

– Боже, у вас тоже лицо разбито… Но о чем он хотел поговорить? – женщина изумилась еще больше.

– Об условиях вашей работы у меня в доме, – пробормотал Тибо еле слышно.

– Что? Но какое тебе до этого дело, милый? – спросила мадам Дюмон у сына.

Тот бросил свирепый взгляд на старосту.

– Я думал, что моего жалованья вам хватает, а когда приехал да увидал, что ты на Тибо спину гнешь, – просто озверел. Доктор давеча был в городе и узнал, что Греньи меня надувал с деньгами. А этот гад тебе приплачивал тайком сперва, а потом, видать, решил, что довольно с него благотворительности, и работать тебя заставил.

– Не было такого, мальчишка! – хрипло возразил Тибо, – Я если и помогал, то от сердца. Отец твой моим другом был, вы все на моих глазах родились и росли…

– Как же! И про отца вообще не смейте вспоминать, не то… – парень вскочил на ноги и сжал кулачищи.

Кристин ахнула, а Люк невольно отступил, загораживая собой жену. Тибо спокойно ответил Лу:

– Опять грозишься… Да когда ж ты поймешь, что это случайно вышло.

– Это вы все сейчас говорите. А я видел, что вы пьяный были и злой как черт. А отца поторапливали, будто передумать боялись…

– Не смей! – выкрикнула мадам.

– А чего не сметь? Тебе давно понять пора, что он это все не просто так затеял, – огрызнулся Лу.

Тибо покачал головой. По какой-то причине он не спешил грубо осаживать зарвавшегося мальца. Староста искоса взглянул на мадам Дюмон, стоявшую рядом с сыном, после чего вздохнул и выложил последний аргумент:

– Не стал бы я против друга замышлять, тем более в море. Я еле тогда домой вернулся: одному лодкой управлять знаешь, как непросто!

– Вернулись же. А после прямо переродились: и пить перестали, и другим помогать взялись… Вижу я, к чему это все. Мать обхаживаете. Вы всегда отцу завидовали, что семья у нас крепкая да большая. А как на нее глаз положили, так и затеяли все это!

Звонкая оплеуха прервала монолог парня. Он схватился за щеку, ошалело глядя на мать. Женщина потрясала в воздухе ушибленной ладонью.

– Ты что? Мама… Ты чего?! – парень с трудом сдерживал слезы.

– Ничего, – спокойно ответила мадам Ализе, – Еще что-нибудь хочешь сказать?

– Я все сказал. А раз слышать не хочешь, так и не надо! Вот дело закончим и уеду насовсем, раз так…

– Так послушай меня теперь, – мадам погладила ладонь и подула на нее, – Я руки на тебя в жизни не подымала, а сейчас это снова сделаю, если сию же секунду не попросишь прощения.

– У тебя? За что?

– У мсье Тибо. У доброго человека, который нашу семью спас от голодной смерти, который твоим младшим брату и сестренке отца заменил.

– Не будет этого! – выкрикнул Лу.

Он совсем растерялся под натиском кроткой и ласковой обычно матери. Парень возвышался над ней, дрожа мелкой дрожью. Женщина сжала кулачки и смотрела на сына снизу вверх. Молчаливое противостояние затянулось. Лу затравленно глядел на мать, но просить прощения даже не думал.

За дверью послышался топот и тяжелое дыхание, после чего на пороге возник запыхавшийся доктор, а почти сразу за ним – Кларис. Через секунду в сарай вбежал Дидье. Все трое неловко столпились на входе, с недоумением глядя друг на друга. Тибо едва заметил новых зрителей. Он кашлянул и заговорил:

– Думаю, всех устроит, если вы будете и дальше убираться и готовить у меня, но уже как хозяйка. Что скажете на это?

Женщина ахнула. Лу уставился на старосту, переваривая его слова, тот же не отводил глаз от мадам Ализе. Выждав минуту, он добавил:

– Это предложение. Я прошу вас стать моей женой.

Как и все остальные, Люк с любопытством ждал ответа тетки. Женщина медлила. Она растерянно посмотрела на старосту, скользнула взглядом по сыну, а затем обернулась к дочери.

– Мама! – вскрикнула Кларис.

Женщина закрыла лицо руками. Растолкав маленькую толпу в дверях, она выбежала и свернула к морю. Помедлив секунду, Тибо бросился за ней. Все глядели им вслед, не в силах вымолвить ни слова. Шутка ли: такая драма разыгралась под самым носом, а никто и не заметил.

Люк с женой старались держаться ближе друг к другу. Им нужно было возвращаться домой, к малышам, но больно уж хотелось узнать, чем дело закончится. С досадой поглядев на кузенов, Кларис обернулась в сторону Дидье, но того в сарае уже не было. Девушка тихонько выскользнула за дверь.

Глава 18

Дидье молча шагал по песку. С похмелья он совсем ослаб, да и вообще никогда не был крепок телом. Прогуляться по ночному берегу оказалось хорошей идеей, чтобы проветрить голову. Его слегка пошатывало, и мысли спутались. Парень думал, что теперь, в случае удачной помолвки отца, с Кларис придется распрощаться. Мадам Дюмон ему нравилась, мачеха из нее выйдет что надо. Да и наследства никто не отнимет: все одно он – старший, первенец Тибо. Старик всегда к нему хорошо относился, даже когда понял, что из Дидье не получится сделать рыбака. Другой отец разве стерпел бы подобные вести так легко?..

Дидье остановился. В задумчивости он не заметил как добрел почти до самого дома Ларошей. Некоторое время парень стоял, удивленно рассматривая хижину: покатую крышу, в щербинах от выпавших кусков черепицы, облупленные стены, перекошенную дверь. И чего думал выгадать отец, решив женить его на этой замухрышке? Разве что хотел поскорей освободить дом. Одетт была самой подходящей невестой на этот случай. Всех родных – одна полоумная старуха.

Задумавшись, Дидье подошел ближе к дому. Парень обогнул его слева и вытянул шею, силясь заглянуть в щель между ставнями. В гостиной Ларошей явно горел свет, но рассмотреть ничего не удалось. Дидье миновал спальню старухи, подошел к окошку Одетт и прислушался. Тишина. Не спит же она, в самом деле! Ночной переполох наверняка разбудил девушку, она должна бы знать, что осталась одна в этом доме на пустынном берегу. Вот Дидье бы точно глаз не сомкнул на ее месте. Ведь большая часть местных считает Одетт убийцей, каждый второй желает увидеть ее на костре. Подумать жутко, как живется таким изгоям.

Почему же все-таки там тихо? Дидье несмело поднялся на крыльцо и дернул ветхую дверь на себя. Она легко поддалась, потому что не была заперта. Удивленный парень вошел внутрь. Гостиная оказалась пустой, двери в обе спаленки были раскрыты нараспашку. Он лишь мимоходом заглянул в комнату старухи и прокрался к Одетт. Там тоже никого не было. Единственный сундучок стоял нараспашку, нехитрые девичьи пожитки раскиданы по кровати. Ведьма собиралась в спешке!

Он застыл на пороге, осматривая беспорядок. Дидье чувствовал как изнутри душной волной поднимается гнев. Как она посмела бежать? Ее не заперли в холодном погребе, не забили в колодки, как он советовал отцу; никто и пальцем эту стерву не тронул – и вот ее благодарность! Какое же счастье, что бог отвел от него эту женитьбу. Эта злыдня быстро бы со света его сжила. Ей-богу, лучше б ей было замерзнуть в канаве рядом с отцом-пьяницей.

А может, этот черный доктор сам все подстроил? Слишком уж он хорошо относился к этой ведьме – с чего бы, собственно? А Лу бы с радостью помог своему хозяину с побегом. Да, наверняка Одетт скрылась после уговора со своими «охранниками». Все ушли, якобы по уважительной причине, а она – деру.

Нахмурившись, парень обвел взглядом убогую гостиную Ларошей, ища подтверждения своей догадке. На столе он заметил клочок бумаги с непонятными закорючками. Дидье поднес записку к глазам, пошевелил толстыми губами и выругался. Грамоте он так и не научился. Отец ворчал на него за это, ведь торговцу без письма никуда.

Дидье положил записку на прежнее место. Он прикрыл за собой дверь дома и пошел прочь. Теперь-то ни у кого сомнений не останется, кто тут прав, кто виноват. И докторишка больше не будет спорить с ним. На губах парня играла улыбка. На бывшую невесту он зла, в общем-то, не держал. Не ее же была идея о помолвке, это все старуха. Так что пусть ее бежит – далеко все равно не убежит.

* * *

Оставшись в сарае с Лу и его кузенами, доктор сосредоточил все внимание на пострадавшем. Если парень окривеет на один глаз, зарабатывать на хлеб ему придется в балагане, изображая мифического циклопа. К иной деятельности и без того неуклюжий великан окажется неспособен. Посетовав про себя, что рядом нет Одетт, Андре приступил к слуге и потребовал:

– Сядьте, Лу. Я осмотрю раны… и что вас понесло среди ночи в деревню?

– Хотел поговорить, – слуга послушно опустился на пол, подставляя лицо свету лампы, – Стукнулся в дом к старосте. Он пьяный в стельку был. Протрезвел, как меня увидал… Говорит: идем, мол, в сарай, там потолкуем, чтоб шуму в деревне не подымать. Я подождал, пока он оденется, а потом сюда пошли.

– Глаз цел, крови вовсе не видно. Холод приложить бы… Жаль, я сумку не догадался взять.

– Платок у вас есть?.. Сбегай к морю, намочи как следует, – скомандовала Кристин мужу, получив платок доктора.

Люк исчез за дверью. Слуга втянул голову в плечи под пристальным взглядом кузины. Молодая женщина наклонилась над ним и хмурилась, оценивая ущерб.

– Чего ж вы в драку полезли? – упрекнул доктор слугу.

– А куда ж без этого?.. Он как сказал, что матери помогал, думая о младших, я и не выдержал. Ну какое ему дело до чужих детей? Говорю: «За своим следи, гад!» – да руку занес, чтоб по уху смазать… А дальше и не помню ничего. Очнулся – а рядом Люк хлопочет.

– Вот ты дурак! – в сердцах упрекнула его Кристин.

К Тибо женщина относилась с почтением, как и большинство местных. Еще полчаса назад она и в мыслях не допускала возможности породниться со старостой. Ссориться с ним в любом случае было глупо. Пристыженный Лу опустил голову и надулся еще больше.

Вернулся Люк с мокрым платком. Кристин вручила ему лампу и велела осветить лицо Лу как следует, после чего занялась обработкой ран кузена. Доктор благоразумно не мешал, а про себя радовался, что рядом вовремя оказалась опытная мать. Люк держал лампу, стараясь поярче осветить лицо кузена. Рыбак так волновался, что Лу попросил его не мельтешить.

– За собой следи! – вступилась за мужа Кристин, – Заварил кашу, теперь на других вызверяешься.

– Ты тоже молодец! Зачем детей одних бросила? Зачем сюда поперлась?

– Ничего им не сделается. Старший слыхал, что мы в сарай старостин пошли – это в двух шагах, добежит.

– А вы, мсье доктор! На кой побежали за мной?

– Я боялся, что вы натворите дел, – дерзость слуги возмутила Андре, но выяснение отношений он покуда решил отложить, – Вы наделены огромной силой, и такого исхода событий никто не мог предположить.

Великан смущенно хмыкнул и хотел потрогать поврежденный глаз. Кристин хлопнула кузена по руке.

– Я и сам не понял, как это случилось, – признался Лу, – Ему-то едва успел по носу смазать…

– Тибо, говорят, раньше с пиратами моря бороздил, и дерется как дьявол. С ним у нас никто не связывается, – заметил Люк.

– Да будет врать-то! Будто на берегу крепких парней не хватает… Лу отроду не дрался, его даже Дидье колачивал, мальчишкой еще, – поддела кузена Кристин.

– Это верно, я только бычков кулаком на спор валил, а с людьми сладу не было, – согласился великан. Он виновато посмотрел на хозяина, – Чего делать-то теперь будем?

Кристин закончила обрабатывать его глаз. Из докторского платка она соорудила что-то вроде пиратской повязки, отчего Лу приобрел весьма лихой вид.

– Надо поскорей возвращаться в дом Ларошей… Нельзя, нельзя было оставлять Одетт одну. Тем более ее бывший жених куда-то исчез, а его шайка вообще, похоже, никогда не спит.

– Еще Кларис следом за Дидье смылась…

– Наверное, просто домой пошла. Я проверю, – предложил Люк.

– Хорошо. Мы медленно пойдем по берегу. Если не найдете мадемуазель, то догоните нас без труда.

Компания покинула сарай, кое-как притворив за собой дверь. С причала донолись приглушенные голоса: мадам Ализе и Тибо продолжали тихонько выяснять отношения. Доктор и Лу, распрощавшись со спутниками, неспешно двинулись по берегу вдаль. Ночное море едва слышно шелестело; Андре с трудом верилось, что всего несколько часов назад здесь бушевал прибой.

– Как здесь часто и непонятно меняется погода, – подумал он вслух.

– А что вы хотели, у моря всегда так.

– И вы к этому, должно быть, привычны?

– Не без того, – в лунном свете сверкнула белозубая улыбка слуги.

Андре вздохнул. Лу снова начинал балагурить, будто ничего не случилось. Между тем он заслужил хорошую взбучку. Как внушить уважение к себе и добиться хоть какого-то послушания от молодого слуги, доктор не представлял. Они неторопливо брели по ночному берегу. Представлялась хорошая возможность для разговора: Лу сейчас провинился и не будет отшучиваться как ни в чем не бывало.

– Почему вы решили уйти? – спросил Андре, – Ведь перед сном вы обещали мне совсем другое.

– Соврал, – сокрушенно признался Лу, – Ей-богу, не хотел, а соврал. Вы меня знаете, я не из таких, но тут что-то одолело. Будто бес вселился.

– Давайте без этих глупостей! Вы были злы на мсье Тибо, надумали черт знает чего, может быть даже ревновали – вот и решили расправиться со старостой по-своему. Это понятный, даже мужской поступок… Но как вы посмели солгать мне, вашему хозяину? И зачем было это делать, ведь вы даже не попытались рассказать о ваших настоящих намерениях.

– Я боялся, что ругаться будете, – промямлил парень.

– Я – не ваш старый хозяин. А если и ругаю, то ругаю за поступки, а не намерения. Надеюсь, в дальнейшем вы будете делиться своими настоящими планами со мной, иначе нам придется распрощаться.

– Ох, мсье доктор! Только про это не говорите!

Лу не на шутку расстроился даже от упоминания о возможном увольнении. Разумеется, ему не хотелось терять столь интересное место. Приключения прямо-таки сыпались на доктора, да и обходился с ним Андре очень хорошо. Помимо этого парень по-мальчишечьи привязался к новому хозяину, а в сравнении со старым доктор ему казался едва ли не ангелом. Единственный открытый глаз Лу подозрительно блестел в свете луны, и Андре смилостивился.

– Будет вам, – пробурчал он, – Я говорил о будущем, пора уже научиться различать времена в родном языке.

– Я-то различаю. Только даже думать об этом не хочется, – вздохнул Лу.

– Мне в любом случае слуга в скором времени будет не по карману, – рассуждал Андре, – Мы очень уж поиздержались на пути сюда. Боюсь, как бы не пришлось мне в ближайшем городе продать Одуванчика.

– Это еще зачем?

– Лошадь провоцирует лишние расходы. Трактирщики видят, какая она дорогая, и селят меня в лучшие комнаты, выставляют на стол самые дорогие вина и закуски, а потом все это включают в счет. Я и представить не мог, насколько накладнее окажется путешествовать верхом и со слугой.

Лу напряженно обдумывал сказанное.

– Но вы ведь ничего и не заработали за это время! Вот приедем в какой-нибудь город, да хоть в Кавайон, найдете там себе пациента по нутру: какого-нибудь старичка с изжогой – да заживем припеваючи!

– Вы очень оптимистичны, Лу, – усмехнулся доктор, – В любом городе найдется свое медицинское светило, и не одно. Поверьте, не так-то просто переманивать пациентов у конкурентов с именем.

– Не поверю! Вы-то приятнее других, вы добрый и людям потому нравитесь, – простодушно заявил слуга, – Вон даже здесь понравились всем, так что люди к вам лечиться с радостью пойдут.

«Пойти-то пойдут, но какое лечение я могу им предложить?» – подумал Андре. Вслух же сказал:

– Я просто не хочу давать вам ложную надежду. Вы сейчас дома, вы полноправный хозяин Гнедого – так, может, лучше будет остаться тут и найти себе работу понадежнее? Я же сегодня здесь, завтра там, да и сам частенько живу впроголодь.

– К этому мне не привыкать. Я-то пожил уже с хозяином, который мной только других пугал, точно мартышку балаганную таскал с собой. А вы со всеми по-человечески, с вами интереснее и вообще лучше.

Андре был растроган безыскусными словами мальчишки и больше не пытался возобновить разговор о возможном расставании. Когда они подошли к дому Ларошей и открыли дверь, внутри оказалось подозрительно тихо. На столе догорала свечка, которую Андре зажег перед уходом. Рядом лежал небольшой клочок бумаги с наскоро нацарапанными строчками. Доктор наклонился над запиской и прочел:

«Простите! Ждать суда я не буду, страшно. Лучше уж замерзну на дороге, как отец.

Одетт»

Он медленно опустился на стул. Доктор не ожидал такого шага от юной знахарки. Торопясь вернуться сюда, он больше волновался о ее благополучии, чем допускал возможность побега. Вот к чему привели его доверчивость и сострадание к слабым! Впрочем, время для раскаяния неподходящее… Собравшись с мыслями, он принялся рассуждать вслух:

– Значит так… Мадемуазель Одетт требовалось время на сборы, да и решиться на ночной побег наверняка было непросто. Значит, она в пути не так долго…

– Верно!

– Она ушла тропой, а не берегом, раз мы не встретились… да и попросту так безопаснее, – продолжал Андре.

– Ага!

– Нам надо сообщить в деревню.

– Сейчас сбегаю, – вскочил Лу.

– Бегите. Я пойду следом, чтобы не задерживать вас. Лучше всего, конечно, было бы, если б один из нас направился в деревню тропой через холм. Времени мало прошло, беглянка наверняка еще там.

Лу с сомнением покачал головой.

– Я ночью туда не сунусь, и вам не советую. Вы сами говорили, что костей вправлять не умеете, так на кой беды на свою голову искать?

– Хорошо. Бегите в деревню и оповестите старосту как можно быстрее. Думаю, не помешает отправить погоню по городской дороге.

Глава 19

Лу спрыгнул с крыльца и побежал. Он бежал медленнее, чем хотелось бы; закрытый повязкой глаз сделал парня еще более неуклюжим, чем обычно. Падать на песок было вполне безопасно, но не слишком приятно. Слуга спешил. Не совсем осознавая это, он досадовал на себя: затеял драку, подвел доктора, упустил Одетт… Муки совести ранее были почти неведомы Лу. Дома его не ругали, потому что любили, а старый хозяин ругал и колотил вовсе без повода. Только с мсье Андре он начал понимать, что такое ответственность. И теперь это новое и не слишком приятное чувство пожирало парня изнутри.

Пробегая мимо причала, он обратил внимание, что там никого нет. В сарае тоже было темно, на двери висел замок. Значит, староста уже вернулся домой. Лу было жутко и неловко идти туда. Всего пару часов назад он стучался в двери старосты, чтобы воздать ему по заслугам, а теперь надо сообщить о побеге Одетт, как будто ничего этого не случилось.

Помимо воли он замедлил шаг, но расстояния в деревне всегда были небольшими. Через несколько минут он уже стоял перед домом Тибо. Собравшись с духом, парень постучал. Вскоре внутри послышалась возня, затем топот; наконец дверь открылась и на него уставился хозяин. В руке староста держал горящую свечу, а вид имел скорее удивленный, чем сердитый.

– Что тебе надо?

– Одетт сбежала, – ответил парень.

Тибо нахмурился и посторонился, пропуская его внутрь. В гостиной было пусто. Староста устроил себе постель на сдвинутых стульях перед очагом. Лу не заметил кучи пустых бутылок на полу, которая была здесь несколько часов назад, когда он пришел разбираться с обидчиком матери. Видимо перед тем, как лечь спать, рыбак затеял уборку.

– Значит, девчонка воспользовалась случаем? Следовало ожидать, – мрачно пробормотал Тибо, усаживаясь и потирая виски ладонями.

– Доктор думает, она двинула по тропе через пустырь, – добавил Лу.

– Наверняка. Через деревню даже ночью ей слишком рискованно идти.

– Ага. Хозяин меня к вам послал, сам скоро нагонит. Через пустырь я не решился бежать, – парень смущенно потрогал повязку на глазу.

– Правильно сделал. Свернутую шею сам себе не вправишь, – усмехнулся Тибо, но тут же посерьезнел, – Нужно снарядить погоню.

Он заглянул под лестницу и вернулся с парой огромных сапожищ в руках. Староста уселся на стул, чтобы обуться. Лу ждал его в дверях. Из спальни вышел, потирая глаза, Дидье. Он с удивлением поглядел на ночного гостя.

– Что опять случилось? – спросил парень, – Мало тот раз получил?

– Твоя невеста сбежала.

– Не устерегли ведьму, значит. Оно неудивительно, где тебе, с одним глазом-то…

– Заткнись, – оборвал его отец, – Вы, считай, братья теперь, так что бросайте ссориться по пустякам.

Дидье нахмурился, а Лу вытаращил глаза на старшего Тибо. Тот как ни в чем не бывало, сказал сыну:

– Подымай зад да беги будить своих оболтусов. И мужиков зови, кто способен на ногах стоять. Чтоб все были тут, быстро!

Наскоро обувшись, Дидье выскочил за дверь. Перечить старосте ему и в голову не пришло. Тибо наконец справился с тяжеленными сапогами. Он поднялся со стула и для верности потопал по полу, убеждаясь, что обувь сидит ладно. Лу маялся у порога, не зная, куда себя деть. На языке вертелся один вопрос, которому он в конце концов позволил выйти наружу:

– Значит, мать передумала?

– Договорились мы, – буркнул староста, – В ближайшие дни свадьбу сыграем, если никто возражать не будет.

Лу смутился:

– Я ничего… Если она согласная и все по-честному – то конечно. Чего бы не жениться… А Дидье что?

– А куда ему деваться? – проворчал рыбак, но голос его потеплел, – Ализе всегда ему нравилась, она ж нянчилась с ним первый год, пока ты не родился… Даже выпить предлагал, когда я домой пришел да рассказал ему. Но я уж ни-ни.

– И правильно, – помимо воли вырвалось у парня. Смутившись, он добавил, – Мать-то не ругалась, что вы пьяный?

– Не заметила, слава богу. Ты уж помалкивай.

– Не скажу, – пообещал Лу.

– Заболтались мы… Сейчас надо девчонку искать: пропадет ведь. Ночью тут околеть – запросто.

– Теплые вещи-то она, надо думать, прихватила.

В спешке они даже не обыскали комнату Одетт, и парень не знал, что она взяла с собой. Справедливости ради, гардероб у девушки был весьма скудным. За прошедшие дни она ни разу не сменила платья, а на улицу выходила, кутаясь в худенькую шаль.

Староста с досадой посмотрел на несообразительного собеседника:

– А что толку от тех вещей, если она с вывихнутой ногой где-нибудь в канаве лежит? Или если волков повстречает… Думать не хочется.

Между тем в дверь начали один за другим входить заспанные мужички. Они здоровались друг с другом и с любопытством поглядывали на побитые лица старосты и Лу. Мало-помалу комната наполнялась народом. Никто не решался спросить прямо, но все поглядывали в сторону хозяина: зачем поднял в столь ранний час? Наконец Тибо призвал всех к молчанию и сказал:

– Сегодня ночью так случилось, что Одетт Ларош осталась ненадолго без надзора и сбежала.

По толпе пронесся ропот. Лу поежился под многочисленными свирепыми взглядами, которые рыбаки бросали в его сторону. Тибо невозмутимо подождал, пока шум утихнет, и продолжил:

– Девчонка наверняка ушла через пустырь, поэтому сейчас двое верховых отправятся по дороге в Кавайон, а остальные будут прочесывать тропу. Факелов у всех вдосталь?

– Да!.. Есть!.. – раздались нестройные выкрики.

– Половина идет за мной на пустырь, другая половина – прочешет берег и пойдет нам навстречу от дома Ларошей.

Деревенщины послушно побрели к выходу. Староста обратился к Лу:

– Ступай седлать коней и жди хозяина. Вместе осмотрите городскую дорогу.

– Он на лошадь не сядет. Хромает сильно, да и боится. Норовистая она…

– Тогда ты и Дидье.

– Он на вашей кобыле поедет? – с сомнением переспросил слуга.

– Наша под седлом не обучена, придется на докторской.

Поколебавшись, Лу вышел во двор. Там он встретил Дидье; парень прогуливался, заложив руки в карманы, в ожидании отца.

– Нам велено отправляться в погоню верхом. Я на Гнедом буду, он других не признает, а ты на хозяйской лошади, – сказал ему Лу, – В седле-то удержаться сумеешь?

– Сумею, за себя переживай.

– Смотри, Одуванчик дурная слегка… И ночью всегда брыкается.

Вдвоем они направились в соседний двор и, стараясь не шуметь, открыли сарай Дюмонов. Лошади встретили ночных гостей испуганным ржанием. Лу нахмурился, передал факел Дидье и посоветовал:

– Подожди-ка снаружи. Сдается мне, не в духе они. Лучше выведу по очереди да во дворе оседлаю.

– Ладно уж. Я все нужное прихвачу.

Дидье снял со стены седла с уздечками и вышел во двор. Через минуту Лу вывел Гнедого и принялся навешивать на него сбрую. Конь вел себя спокойно и скоро был готов отправиться в путь. Следом настала очередь кобылы доктора. Она проявила гораздо меньше терпения, постоянно норовила цапнуть слугу за пальцы и даже пыталась лягаться.

Седлая лошадь, парень чувствовал ее напряжение. Одуванчик подергивала ушами и всхрапывала при каждом шорохе. В деревне поднялся шум: лаяли потревоженные дворняги, а жены рыбаков перекликались между собой, выясняя подробности ночной тревоги, которая подняла с постелей их мужей.

Наконец, кобыла была готова. Дидье смело подступил к ней и вскочил в седло. Одуванчик стерпела это, но когда всадник протянул руку за факелом, который он перед этим отдал Лу, неожиданно взбрыкнула и сбросила его на землю. Поскуливая, парень лежал навзничь и с ненавистью смотрел на норовистое животное.

– Вон какая ты трусишка! – с удивлением сказал Лу, – Как кусаться, так первая, а сама огня боишься!

– Стерва, – пробормотал Дидье, потирая ушибленный локоть.

Он поднялся с земли и вновь пошел на приступ. Через несколько минут парню все-таки удалось оказаться в седле. Лу влез на Гнедого и направил коня к воротам, обронив:

– Давай быстрее, а то мать проснется и задержимся. Времени нету.

Дидье поехал следом, с трудом понукая норовистую кобылу. Одуванчик шла неровно, шарахаясь от каждой тени. Они выехали на дорогу и припустили рысью. Впереди никого не было видно; только на склоне холма по правую руку мелькали огни: там местные под предводительством Тибо искали беглянку. С разных сторон то и дело слышалось: «Одетт! Одетт!» Но никто не отзывался.

Постепенно поисковая группа осталась позади, дорога была пустынной. Лу тщетно вглядывался в темноту перед собой, но никого там не видел. Дидье ехал рядом. Он уверенно правил левой рукой и тоже щурился в темноту. Миновав холмы, покрытые кустарником, всадники выехали на большой тракт. Здесь не росло высоких кустов или деревьев, в которых беглянка могла найти укрытие.

Лу напрасно крутил головой по сторонам: на полях, залитых лунным светом, никого не было. Впереди уже показались огни Кавайона, а ездоки так не нашли Одетт. Вряд ли она двинулась в другую сторону – до ближайшего города было много лье, а в крошечных деревнях одинокая девушка привлечет слишком много внимания.

Подъехав к городским воротам, Лу в сердцах стукнул несколько раз кулаком по темным доскам. Сверху показался стражник в шлеме, криво сидящем на крошечной голове.

– Кого надо?

– Тебя, видимо… Скажи-ка, не подходила ли ночью к воротам девушка маленького роста?

– Ни большого, ни маленького – никакая не подходила, – протянул стражник.

– Куда она могла деться? – спросил Дидье.

Лу пожал плечами. Он спешился, чтобы дать Гнедому отдохнуть после долгого пути. Дидье последовал его примеру. Неловко спрыгнув с кобылы, он подвернул ногу и выругался. Слуга хмуро оглянулся на пустую дорогу.

– Одетт наверняка еще на пустыре, – сказал он, – Или перехитрила нас и пошла в деревню.

– Угу. Думаешь, она сейчас в чьем-нибудь сарае отсиживается, а в бега пустится только назавтра?

– Она может, всегда была хитрюга… Стало быть, возвращаться будем?

– Отец говорил, надо властям сообщить о побеге.

– Сейчас мы никуда не достучимся до самого утра. Этому дурику расскажем и будет, – предложил Лу, указывая пальцем на верх стены, где маячил силуэт стражника.

– Пожалуй, – согласился Дидье, забираясь обратно в седло.

– Эй, любезный! – крикнул Лу, – Сообщи своему начальству, что из деревни нашей бежала девица, которую обвиняют в убийстве. Пусть передадут, кому надо.

– Ишь ты, какие дела у вас там творятся, – подивился стражник, – Ладно уж, сообщу утречком, начальство все одно пьяное спит.

– Доброй службы, – попрощался с ним Лу, и всадники направились прочь от города.

Обратная дорога заняла меньше времени. Одуванчик привыкла к новому седоку и перестала бояться. Всадники ехали молча и быстро, почти не глядя по сторонам. В серых предутренних сумерках любое движение привлекло бы внимание, но ничего подозрительного на пути к дому Лу не заметил. Подъезжая к деревне, он вытянул шею, пытаясь разглядеть поисковую группу на пустыре, но тщетно. По-видимому, поиски уже прекратили, подумав, что девушка сбежала в город и всадники нагонят ее.

Лу понурил голову и перестал понукать коня. Они с доктором упустили из-под надзора Одетт, и во всем виноват он! Деревня приближалась. Над трубами курились дымки: сегодня в каждом доме был ранний подъем. Должно быть, это нелегко далось жителям под конец рождественской недели. Лу знал, что к вечеру в деревне не оставалось ни одного трезвого лица. Ох и злы на него должны быть рыбаки и их жены впридачу! А что-то скажет хозяин…

С грустными мыслями всадники подъехали ко двору Дюмонов. Никто в деревне не вышел им навстречу: жители сидели в домах и завтракали остатками с праздничного стола. Послезавтра наступал день святого Сильвестра, потом новый год. Вместо того, чтобы праздновать, все будут искать сбежавшую Одетт. Его и так тут не особо жалуют, а теперь хоть вовсе домой не возвращайся.

Стараясь не шуметь, всадники въехали во двор Дюмонов. Из дома вышел доктор.

– Не нашли? – спросил он, разглядывая хмурые лица парней.

– Нету нигде! – буркнул Дидье, спрыгивая на землю, – До города доехали, страже передали, что сбежала, – и назад.

Лу промолчал. Он спешился, взял Гнедого за поводья и повел в сарай. Спокойный обычно конь упирался и не желал идти внутрь. Парень удивился и прикрикнул:

– Да что с тобой такое?!

Хозяин с любопытством наблюдал за этой сценой. Должно быть, радостно видеть, что не только у него проблемы с лошадью бывают. Одуванчик между тем тоже снова начала волноваться: она мотала головой и силилась вырвать упряжь из рук Дидье.

– Сдается мне, в сарай лисица забралась или еще какая тварь, – предположил Лу.

– Или Одетт, – понизив голос, сказал Дидье, – Если она еще в деревне…

– Ага. Сейчас гляну.

– Осторожнее там. Крыса, загнанная в угол – сам знаешь…

Парень кивнул. Он взял потушенный факел на манер дубинки и крадучись вошел в сарай. Через секунду оттуда раздался грохот и вылетело облако пыли вперемешку с былинками сена.

– Что случилось? – встревоженно крикнул доктор, заглядывая внутрь.

– Ерунда… Балку башкой задел.

– Видно что-нибудь?

– Неа, – покрытый пылью слуга выбрался наружу, – света бы сюда

Дверь дома распахнулась, и на крыльцо выбежала мадам Дюмон. Она с изумлением разглядывала сына, который с виноватым видом стоял посреди двора.

– Лошади чего-то боятся, – пояснил Андре, – Мы думаем, в сарае укрылось какое-то животное.

– Не мог там никто укрыться, – возмущенно возразила мадам Дюмон, – Сарай еще летом чинили, все дыры заделали. Даже мышь не проскочит. Уж я следила, после того-то как всех кур какая-то тварь по весне утащила.

– Что тут происходит? – на порог вышла Кларис.

– Ничего! Света принеси! – прикрикнул на нее Лу.

Девушка пожала плечом и не шелохнулась. Она скрылась в доме только после того как мать сделала требовательный жест. Через минуту Кларис вернулась с горящей свечой, которую протянула брату. Тот, пригнувшись, снова вошел в сарай; остальные не без тревоги ждали снаружи. Лошади всхрапывали и били копытами.

– Матерь божья! – раздалось из сарая.

– Что там такое, Лу? – тревожно крикнула мадам Дюмон, заглядывая внутрь.

Юный великан показался в дверях

– Там Ноэль, – сказал он, – Старик мертвее мертвого.

Глава 20

Ализе со стуком закрыла за собой дверь и прислонилась к стене гостиной, чтобы перевести дыхание. Мертвец в ее сарае? И надо же, Ноэль!

Сколько она себя помнит – они были знакомы. Бедняга с юных лет сох по Аделин, будущей жене Тибо. До чего ж несчастливая пара! Пусть из бедной семьи, со старухой матерью, Ноэль был красавец, и многие девчонки за ним вздыхали. Он учился в Кавайоне у плотника, и сам обещал со временем стать докой в этом деле. Кто мог подумать, что Аделин умрет через год, рожая первенца, а Ноэль потеряет рассудок, состарится до времени, станет посмешищем всей округи… И встретит свой конец в сарае Ализе.

Женщина провела руками по лицу и с удивлением уставилась на мокрые ладони. А думалось, что она разучилась плакать. Он ведь, в сущности, совсем чужой ей человек. Да, когда-то Ноэль и ей нравился, но это было совсем недолго и очень давно. Мадам вздохнула и прошла в девичью комнату.

Маленькая Ивет спала, разметавшись по кровати. Во сне она забавно сопела, приоткрыв рот. Мать, несмотря на печальные обстоятельства, не смогла удержаться от улыбки. Младшая дочь больше всего походила на покойного Огюста, она часто напоминала Ализе о муже, его улыбке, его глазах. И спала в точности как отец.

Женщина тихонько опустилась на колени возле сундука с бельем и подняла тяжелую крышку. Тонкой стопкой лежали там три старенькие простыни – все, что осталось от ее небогатого приданого. Поколебавшись, Ализе выбрала одну, получше и закрыла сундук. Еще раз прислушалась к дыханию дочки: спит. Мадам тихонько прикрыла дверь, миновала пустую гостиную и вышла во двор. В сарай она не решилась заглядывать и передала сыну простынь через Кларис. Сама встала в сторонке, прислонясь к стене, и вновь задумалась о своем. Два мертвеца за неделю! Такого здесь не бывало много лет. Никто не просил ее раздобыть саван для покойника, но Ализе знала точно, что у Ноэля ни единой лишней тряпки за душой не было. Хоронить его придется всей деревней.

Из сарая вышел мсье Эрмите и принялся полоскать руки в бочке с дождевой водой. Он закончил осмотр. Лу оставался внутри.

– Тело надо бы отнести в подвал к Тибо… Кстати, почему его здесь до сих пор нет? – доктор с упреком поглядел на Кларис, – Разве я не просил позвать старосту?

– Ни разу не просили, – развязно заявила девушка.

Мать едва не влепила нахалке затрещину. Дочь росла слишком избалованной вниманием парней в их крошечной деревушке, слишком самоуверенной. Не самые лучшие качества для будущей жены. Теперь, когда брак с Дидье стал окончательно невозможным, Кларис придется искать счастья в городе или окрестных деревушках. После свадьбы девочка окажется одна среди чужих людей, которые точно не будут к ней так снисходительны, как в родных краях…

– Так позовите, – сдвинув брови, попросил Андре.

Кларис развернулась и не спеша вышла за ворота. Доктор, вздохнув, присел на колоду для колки дров. Он выглядел совсем изможденным после бессонной ночи, большую часть которой провел на ногах. Мадам чувствовала себя неловко из-за поведения дочери, да и этого бедолагу Андре втихомолку жалела.

Для важного, хоть и не знатного, господина, он все-таки очень прост и не уверен в себе. Даже Лу его толком не слушает, что совсем нехорошо для слуги. Она замечала, что за столом, выпив чашу-другую вина, сын даже позволял себе подшучивать над хозяином. Ализе подумала, что следует поговорить с ним на эту тему до отъезда, поучить уму-разуму. Дурачком Лу никогда не был, но некоторые вещи понимал туго.

– Вы вчера поздно вернулись домой? – неожиданно обратился к ней доктор.

– Поздно, – женщина покраснела, – Мы были на причале, потом Огюст проводил меня до дома. В сарай я даже не заглядывала – зачем?

– А когда видели мсье Ноэля последний раз?

– Вчера днем.

– Не знаете, он съел за весь день что-нибудь?

Мадам Ализе вздохнула:

– Совсем немного, бедняга. На праздниках его подкармливали, думаю, но к концу рождественской недели все поиздержались. Народ у нас небогатый. Я вчера отдала ему остатки чесночной колбасы.

– Чесночной?

– Это Огюст нас угостил, покупал к праздникам в городе. Кларис терпеть не может чеснок, а бедняга шатался от голода – я и вспомнила об этой несчастной колбасе…

– Да, запах я заметил… Что ж, будем надеяться, что старик последние часы провел в тепле и сытости.

– Отчего он умер? – спросил Дидье.

– Думаю, просто замерз, – помолчав, ответил Андре, – От него разит вином: видимо, был в стельку, когда забрался в сарай и уснул. Ночью увели лошадей, дверь оставили неплотно закрытой – все тепло улетучилось. А он вряд ли что-то понял…

– Боже, какой кошмар! И зачем я позволяла ему спать там. Другие гоняли несчастного со дворов; только я да Тибо давали ему ночлег в сараях.

– Рано или поздно подобный конец настиг бы несчастного с таким образом жизни. Неважно, где это случилось.

– Вы правы, конечно, но все равно страшно… Я ведь знала его много лет, – помолчав, добавила она.

Лу вынес завернутое в простынь тело и по указанию хозяина положил его под забором. Животные косились на покойника, тревожно нюхали воздух. Слуга расседлал Гнедого, который быстрее успокоился, и повел его в сарай. В это время во двор вошел староста в сопровождении Кларис.

Тибо хмуро поглядел на тело и пробормотал в бороду:

– Только вчера его видел, вот ведь случается… Стало быть, Одетт не нашлась? – обратился он к сыну.

– Как сквозь землю провалилась… Мы сообщили стражнику на воротах…

– Утешил, спасибо, – съязвил староста, – Куда могла подеваться девчонка? Мы до рассвета обшаривали пустырь – ни следа ее. Отсюда только одна дорога, не морем же она ушла.

– Мы думаем, она где-то в деревне.

– Это возможно, – заметил доктор, – У мадемуазель Ларош было достаточно времени, чтобы пробраться в деревню и найти себе убежище на день-другой.

– Господи! Вы думаете, что бедная девочка трясется от страха в чьем-нибудь коровнике?! – воскликнула мадам Дюмон.

– В коровнике, курятнике, сарае… В любом случае больше ей деваться некуда. Если не считать моря, конечно, но ведь других лодок поблизости нет?

Тибо нахмурился сильнее, затем поглядел на тело и вздохнул:

– Значит, Одетт в бегах, а Ноэль мертв… Час от часу не легче! И что вы теперь собираетесь делать, мсье доктор?

– Полагаю, нужно обыскать деревню – это все, что мы можем… Следует также снова отправить гонца в Кавайон, сообщить о втором трупе. Не стражнику на воротах а непосредственно следователю или его приближенным. Я напишу новую записку.

– Для чего? – спросил Дидье, – Это же просто несчастный случай.

– Чтобы быстрее прислали подмогу и объявили розыск. Едва ли устное сообщение привратника воспримут всерьез, а праздники продлятся еще не один день.

– Хорошо, – помолчав, согласился староста, – Я снова соберу людей и прикажу осмотреть тут каждый закоулок. Самых крепких отправлю на пустырь – пусть прочешут его при дневном свете хорошенько… Дидье съездит в город еще раз.

– И тело Ноэля лучше убрать в ваш подвал до прибытия священника. Какую бы жизнь он ни вел, но заслужил отпевания, – поспешно добавила Ализе.

* * *

Поздним вечером этого же дня доктор в сопровождении Лу брел по берегу к дому Ларошей. Настроение было скверным: поиски Одетт не дали результатов. Совместными усилиями местные заглянули под каждый камень на холме, но не обнаружили девушки.

Единственной интересной находкой оказался фартук Одетт. Его подобрал Дидье на обратном пути из Кавайона. Он лично передал новости и новую записку доктора секретарю брата Бартоломью и спешил домой, когда заметил фартук под копытами лошади. Он лежал на том самом месте, где Одуванчик сбросила доктора – совсем недалеко от перекрестка с тропинкой, ведущей к дому Клементин. То, что беглянка побывала тут, не вызывало сомнений. Но куда она могла уйти холодной ночью в своем худеньком платье?

Дидье принес находку доктору. Тот в поисках участия не принимал; он сидел за столом Тибо и вел записи о событиях предыдущей ночи. В них он упомянул и о побеге Одетт, и о смерти Ноэля, хотя и не находил прямой связи между этими событиями. Также Андре добавил заметку об отношениях между мадам Дюмон и мсье Тибо. В ночь убийства повитухи влюбленные были вместе и служили оправданием друг для друга. Сговор с их стороны казался маловероятным.

На всякий случай Андре решил обыскать фартук. К собственному изумлению, он обнаружил в одном из бесчисленных карманов пустую емкость из-под мышьяка. На дне осталось совсем немного яда. Желтую керамическую баночку доктор узнал сразу: именно такими пользовалась старая знахарка. Теперь сомнений не оставалось: Одетт ловко обвела его вокруг пальца.

Доктор совершенно упал духом. Он упустил настоящую преступницу. С самого начала он пошел по ложному пути, когда посчитал девушку слишком хрупкой для такого жестокого убийства. Разумеется, мало кому придет в голову мысль об убийстве бабки родной внучкой, но в семье Ларошей отношения были непростыми и отнюдь не теплыми. Андре понял, что совсем ничего не знает о юной знахарке. Одетт утверждала, что любила Клементин, но можно ли было верить этой странной затворнице из хижины на морском берегу?

Вероятно, она пыталась отравить Кларис, чтобы отвести от себя последние подозрения. Ведь именно Одетт привлекла тогда его внимание к непрошенным гостям! Когда доктор выглянул за дверь, у нее было время, чтобы подсыпать немного мышьяка в стакан, которым обычно пользовалась подруга. Также вероятно, что это она отравила Ноэля – если, конечно, запах чеснока в его случае не был простым совпадением.

Остаток дня для доктора прошел в отчаянии. Молча сидел он в холодной гостиной Тибо, одну за другой выслушивал неутешительные новости, которые приносили с пустыря за холмом… К вечеру напряжение среди уставших рыбаков достигло предела, и доктор со слугой решили ретироваться. Вот и брели они теперь по песку, уставшие и угрюмые. Разговор не клеился. Каждый думал о своем, каждый считал себя виноватым.

Хижина встретила их неприветливо: нетопленный с ночи очаг остыл, в доме было холодно и промозгло. Уходя, они оставили гостиную в беспорядке, теперь она выглядела нежилой и заброшенной. Лу принес дров, разжег камин и наскоро собрал ужин из того, что нашлось на кухне. Не глядя друг на друга, хозяин и слуга перекусили и улеглись спать до наступления темноты.

Ночь прошла спокойно, а на рассвете их разбудил вопль с улицы. Приближаясь, детский голос выкрикивал имена Лу и доктора. Через минуту в гостиную влетел маленький Роже. Он даже не запыхался, но от волнения долго ловил ртом воздух и наконец выпалил:

– Брат Братоломью приехал!

Глава 21

Брат Бартоломью въехал в деревню верхом. Он рассеянно осматривал убогие домишки и их обитателей, выглядывающих из окон и дверей. Ну и физиономии! Под каждым вторым глазом красуется синяк, на всех лицах пропитое тупое выражение… Следователь старался не показывать брезгливости, охватившей его. Не пристало это служителю церкви и вообще было не по-христиански.

Он не любил покидать родного монастыря и особенно ненавидел выезжать в деревню. Последний раз судьба заносила его в эти края три или четыре года назад. Тогда погиб местный рыбак, и подозревали его друга, владельца лодки. Дело оказалось совершенно прозрачным, и дня не ушло на все допросы. Уже наутро брат Бартоломью смог вернуться в свою тихую обитель и позабыть эти отвратительные деревенские лица и речи. Но на сей раз все намного хуже. Хорошо, если удастся разобраться до конца недели.

Священнику сразу не понравилось донесение, которое ему поднес на рассвете секретарь. Слишком ровный почерк, грамотная речь и обстоятельное изложение фактов. Откуда в этой глуши взялся заезжий доктор? Неладно что-то.

– Брат Бартоломью, столоваться у старосты будем или мне прикажете трапезу готовить? – поинтересовался толстый коротышка, трясущийся следом на ишаке.

– Не будем стеснять местных. Продукты приобретите у них, по честной цене, готовьте сами. И без излишеств!

– Понял, понял…

Секретарь заметно приуныл. Брат Жозе никогда особенно не нравился следователю: он был туповат, мелочен и прожорлив. Несмотря на простое происхождение, в вопросах телесных секретарь давал себе гораздо больше воли, нежели брат Бартоломью, чьи предки владели несколькими графствами.

Перспектива провести ближайшие дни на вареной полбе повергла толстяка в отчаяние. Вероятно, он с гораздо большим удовольствием прислуживал бы менее одухотворенному лицу, но выбирать не приходилось. Хозяин и слуга были взаимно недолюбливали друг друга. И если брат Бартоломью считал эти отношения своеобразным испытанием, то брат Жозе не брезговал жалобами на нелегкую долю даже в редкие часы молитвы.

Они подъехали к дому старосты. Во дворе всадники спешились. Слуга подхватил узду хозяйской лошади и потрусил к сараю; хозяйский сынок, белобрысый парень с надутыми губами, бросился помогать. Брат Бартоломью тем временем направился к дому. Он не успел постучать, как дверь распахнулась и на пороге возник староста. Тибо выглядел сонным и помятым, смотрел настороженно, хотя силился улыбаться.

– Здравствуйте, брат Бартоломью! Мы вас почти неделю ждем.

– Доброе утро, сын мой. К сожалению, ваши послания мне передали не сразу. Рождественскую неделю я провел в затворничестве, секретарь не решался беспокоить… Я узнал о здешних несчастьях сегодня на рассвете и выехал тотчас же.

– О как! Входите, милости прошу.

Бородач неловко посторонился, приглашая нежданных гостей внутрь. Брат Бартоломью вошел в полупустую гостиную.

– Помнится, раньше ваш дом был меньше, – заметил он.

– Точно так… Женюсь я скоро, вот и отстроился.

– Мои поздравления… – обронил монах, усаживаясь к потухшему камину – Не будем тянуть кота за хвост: я приехал по делу и хочу быстрее покончить с ним. Что за человек, который писал донесение?

– Хозяин одного местного парнишки. Обычный странствующий врач, очень добрый человек. Он приехал на праздник вместе со слугой. Покойница лечила ему ногу.

– Ногу?

– Да, доктор повредился, упав с лошади. Клементин вправила колено, сейчас почти здоров, но ехать назад верхом пока не может. Вот он и предложил помощь. Думается мне, от скуки, – добавил Тибо.

– Что за врач такой, который подпускает к себе деревенских знахарок. Впрочем, колено… Что со сбежавшей девочкой?

– Не нашли… Мальчишка мой, когда письмо вам отвозил, подобрал ее фартук – на дороге валялся, в сумерках не увидели. Так что ушла она в сторону города, тут сомнений нет.

– Или запутывала следы. Городскую стражу я предупредил одиноких девиц задерживать, с какой бы стороны они ни подошли… Но на праздник съехалось много крестьян, так что вчера она могла пройти в Кавайон незамеченной.

– Нехорошо это, – рассудил староста, – Там Одетт легко затеряется. Она маленькая, неприметная…

– Вот именно. Лучше надо было следить за подозреваемой, – отчеканил брат Бартоломью.

Тибо понурился. Его сын, который принес хворост и сейчас возился возле очага, порывисто взглянул на отца, на следователя и пробормотал:

– У нас поговаривают, будто она ведьма. А ведьма все одно бы убежала, как ни следи.

– Вы, юноша, меньше слушайте, что кругом болтают. Ведьмы и дьявольщина многим видятся за каждым кустом, но чаще всего преступления совершают самые обычные люди.

Парень вытаращился на брата Бартоломью. Услышать такие речи от служителя церкви он явно не был готов.

– Так это вы нашли фартук беглянки?

– Ага. Когда назад из города ехал. Ночью-то мы по той дороге валандались туда-сюда, да в темноте не увидали ничего. А обратно я уж на рассвете ехал, да и приметил фартучек.

– Прекрасно. Несите его сюда… Кстати, где вы храните тела погибших? – обратился брат Бартоломью к старосте, когда его сын выбежал из комнаты.

– В подвале, тут же.

– Отлично. Чуть позже я их осмотрю, а потом совершу похоронный обряд над обоими несчастными. Распорядитесь, чтобы могилы были готовы, я проведу службу при первой возможности.

Тибо кивнул и вышел на улицу. Тем временем вернулся его сын. В руках он держал фартук исчезнувшей девушки.

– Благодарю, юноша. Как вас зовут? – брат Бартоломью разложил фартук на пустом столе и принялся осматривать карманы.

– Дидье, мсье… то есть, ваше святейшество.

– Зовите меня брат Бартоломью. Здесь много карманов… Внучка знахарки тоже занимается целительством?

– Это фартук старухи, Одетт его только последние дни надевать стала. Ну, бабке-то она помогала – наверняка и сама чего-то умеет. А по карманам у нее вечно всякие травы да зелья были. Вот и вчера доктор мышьяк нашел!

– Мышьяк? – следователь уставился на Дидье, – Вы хотите сказать, что фартук уже обыскивали?

– Ясное дело, он сразу карманы обшарил. Нашел склянку с ядом, да с собой унес.

– Какая прыть для калеки! Пригласите-ка этого доктора ко мне. И пусть улики прихватит.

– Щас сбегаю, – кивнул парень, – Только он далеко, да хромает… Не меньше часа прождете.

– Ничего. Я найду себе занятие.

Дидье бросился к двери, но там столкнулся с миловидной невысокой женщиной.

– Ты куда так разогнался? За доктором и Лу Роже побежал, скоро придут сюда… Здравствуйте, брат Бартоломью!

Неизвестная поклонилась, а монах припомнил события четырехлетней давности. Да ведь это вдова погибшего рыбака! Что за дела здесь творятся?

* * *

Маленький Роже убежал вперед. Андре с трудом хромал по песку: после вчерашней суеты колено снова дало о себе знать. Лу предлагал хозяину отнести его на себе, но тот заупрямился. В конце концов, он не калека и способен потерпеть некоторые временные неудобства. Сейчас доктор жалел об этом. Он вдруг вспомнил, как сердился на нерадивых пациентов, нарушавших предписанный им режим, и невольно улыбнулся. Слуга поглядывал с недоумением и даже опаской.

– Вы так не бойтесь, я брата Бартоломью помню. Он умный и ругать вас за Одетт не будет. Ведь это я виноват, вы за мной пошли. Я так ему и скажу, с вами пойду к нему и скажу…

– Не переживайте. Я задумался о другом… – Андре остановился, чтобы передохнуть, – Умный – это хорошо. Трактирщик из «Зеленого боцмана» в Кавайоне сказал мне, что брат Бартоломью еще и честный. И даже непьющий… Все больше хочется его увидеть, хоть и страшновато.

– Вам-то чего бояться? – удивился Лу.

– К бродячим докторам многие церковники относятся не лучше, чем к слугам сатаны. Я стараюсь держаться от них подальше.

– Нет, брат Бартоломью не из таких. Он тогда не поверил, что Тибо убийца – я на него злился, пожалуй…

– А вы-то теперь в это верите? – осведомился Андре.

– Теперь-то? Пожалуй, что нет уже. Мать на убийцу отца и не взглянула бы. Не бывает так, верно ведь?

– Разве что в книжках.

Во дворе старосты собралась небольшая толпа. Незнакомый доктору толстенький монах с большим азартом покупал у мадам Дюмон меру пшеницы. Служитель церкви добивался хоть какой-то уступки с помощью всех известных ему приемов красноречия. Увы, кары небесные женщину не страшили – она твердо требовала свой законный медяк.

В нескольких шагах Тибо также шумно договаривался с местными насчет похорон. При виде доктора староста поспешил окончить разговор и пошел ему навстречу.

– Черт знает что! Два покойника без гроша за душой. Собрать деньги никто не догадался, теперь придется мне раскошелиться на похороны. Для Клементин-то не жалко, но за старого пьяницу…

– Не чертыхайтесь, сын мой, – грех! – пискнул забавный толстенький монах.

– А то бедных обирать – не грех, – вполголоса сказал доктору Тибо и, как показалось Андре, подмигнул, – Это брат Жозе, секретарь следователя. Дурак дураком, брат Бартоломью сам его ни во что не ставит. Вы заходите, там ждут вас давно.

Доктор кивнул и, сняв шляпу, вошел в дом. И без того неуютная гостиная теперь выглядела вовсе пустынной. Единственный стол стоял посередине, за ним восседал лицом ко входу следователь. Брат Бартоломью оказался высоким худым человеком, с лицом без возраста, измученным многолетней аскезой. Священник поприветствовал доктора и жестом пригласил его сесть напротив. Андре устроился на свободном стуле, а Лу встал рядом. С минуту следователь с любопытством рассматривал юного гиганта и наконец начал разговор:

– Вы – доктор Андре Эрмите?

– Да.

– Мне известно, что вы вели подробный протокол этого печального происшествия…

– Да, я принес его вам. Решил, что отправлять в город с мальчишкой будет неразумно. И вот это мне удалось найти в процессе расследования, – Андре выложил перед следователем стопку бумаг и поставил рядом банку с ядом.

– Вы правильно сделали, позаботившись о сохранности улик, – брат Бартоломью повертел в пальцах желтую банку и поставил обратно, – Значит, вы доктор?

– Доктор.

– И странствуете… Для образованного человека удивительный вы выбрали образ жизни.

– Я всегда мечтал о приключениях… К сожалению, наилучшим образом для этого подходит воинская служба, к которой я совершенно неспособен, – ответил Андре.

– А как насчет морских путешествий? Не влечет вас Новый свет? – слегка улыбнулся следователь.

– Боюсь, меня начинает мутить при одном виде корабля.

– Где вы учились? – внезапно спросил священник

– В Болонье, – наудачу сказал доктор.

– Мой брат учился в Болонье. Пьер Дефине. Не слыхали? Впрочем, вы гораздо моложе… Что же вас привело в следственное дело?

– Он расследовал гибель моего хозяина, ваше святейшество! – выкрикнул Лу.

Андре бросил на него быстрый взгляд и счел нужным вмешаться:

– Это громко сказано. Господин Греньи действительно погиб при странных обстоятельствах. Мне лишь удалось разговорить местных и выяснить детали происшествия до того, как прибыли представители магистрата. Собственно, это вся моя роль в этом деле… Лу, подождите меня лучше на улице, – обратился он к слуге.

Парень неохотно вышел за дверь. Брат Бартоломью просматривал протокол. На его лице отразилось удовлетворение, монах даже соблаговолил кивнуть несколько раз и наконец заметил:

– Неплохо, неплохо. Разговорить чернь не всякому по плечу, тем более без применения силы. Что ж, я совсем не возражаю против такой помощи: вы избавили меня от удовольствия беседовать с кучей болванов, – следователь еще раз заглянул в записи доктора и спросил, – Вы на самом деле потребовали от пьяных мужиков вспомнить все их передвижения в сочельник?

– А как же иначе? – удивился доктор, – Я пытался установить, где они были в момент убийства. Мадам Ларош последний раз видели живой еще до заката двадцать четвертого декабря, а обнаружили перед рассветом. Это весьма немалый отрезок времени.

– Действительно. А предположить, в котором часу ее убили, вы, как доктор, не смогли?

Возникла пауза. Андре силился понять: неужели этот святоша догадался о его маленьком секрете? И чем же он себя выдал?

– Тело было холодным и окоченевшим, – наконец ответил доктор, – Кроме того, в их доме ночью зябко – все это помешало мне точнее установить время смерти. Определенно убийство случилось минимум за пару часов до того как покойную обнаружила ее внучка.

– Ах, да. Эта сбежавшая и загадочным образом исчезнувшая мадемуазель… Одетт, – вновь заглянул в протокол следователь, – Как она вам показалась?

– Мне? Обычной девушкой. Очень хрупкая на вид, довольно образована…для этих мест, конечно.

– Образована?

– Она грамотна, с удовольствием читает. В прошлом году хотела поступить на обучение в женский монастырь Кавайона.

– С трудом верится. Девушка из этих мест – и вдруг монастырь. Должно быть, ее не слишком прельщала судьба жены рыбака?

– Дидье Тибо – не рыбак, он занимается перевозкой рыбы в город. Впрочем, разницы тут большой нет, вы правы. Одетт очень не хотела замуж, она искренне презирала жениха. Но это не делало из нее убийцу…

– Разумеется, нет. Но вкупе с другими обстоятельствами дела, о которых я узнал из вашего документа, это делало из нее подозреваемую. А после побега – главную подозреваемую, – следователь поднялся, обошел стол и встал напротив доктора. Голос его зазвучал холодно и звонко, – Как случилось, что она исчезла?

– Я не успел описать всех обстоятельств, – пробормотал Андре, – Обнаружили мертвого плотника и пришлось заняться его телом.

– Вот как. Что же вы тут выяснили?

– Тоже ничего особенного… Никаких следов насилия. Старик будто просто уснул. Он много пил, прошлой ночью тоже был пьян, и ничего удивительного в его смерти, в общем-то, нет.

– Тогда каким образом этот незначительный эпизод мог помешать вам как следует изложить обстоятельства побега мадемуазель Ларош?

– Это мог быть мышьяк…

– Почему «мог быть»?

– Факт отравления мадемуазель Дюмон мне удалось установить благодаря запаху чеснока: девушка его не ест. А старик накануне смерти побирался в деревне; мне достоверно известно, что одна добрая женщина угостила его колечком чесночной колбасы.

– И кто же эта добрая женщина?

– Мадам Дюмон, – неохотно признался Андре.

– Дюмон… Это ведь фамилия того несчастного, чью смерть я расследовал несколько лет назад. Неужели речь о его вдове и дочери?

Андре кивнул. Брат Бартоломью нахмурился.

– А что, женщина была не в ладах со старым пьяницей?

– Напротив, она была очень добра к нему. По правде говоря, он был ненамного старше нее…

– Ну, это меня как раз не удивляет. Пьянство и неумеренность быстро превращают людей в стариков. Итак, ее доброе отношение к жертве не вызывает сомнений. Но из-за этой колбасы диагноз под сомнением… Я сам осмотрел труп старика и заметил запах, но не придал ему значения.

– Я узнал, что это важный симптом, от мадемуазель Одетт. На побережье нередки случаи отравления мышьяком при поедании моллюсков и рыбы.

– Вот как. Значит, перед тем как исчезнуть, девушка успела вас кое-чему научить? Отчего же вы так хорошо ее слушали, но так плохо за ней смотрели?

Доктор лишь понуро покачал головой. Он чувствовал себя совершенно маленьким и жалким на этом допросе. И какой черт дернул его лезть в это дело?

– Как это произошло? Рассказывайте! – потребовал следователь.

– Той ночью мой слуга не спросясь ушел в деревню. Я проснулся и последовал за ним.

– Почему? – ледяным тоном спросил священник.

– После нашего вечернего разговора он был очень зол на старосту… Вы видели этого малого – согласитесь, его размеры внушают опасение.

Следователь кивком выразил согласие. Обстоятельствами упомянутого разговора он явно не интересовался и доктор без запинки продолжил повествование. Он рассказал о ночной драке, о Кларис, явившейся в разгар драматической сцены, о том как узница осталась в домике одна…

– Позвольте, – прервал его следователь, – Она даже не была заперта в комнате?

– Девушка, как я уже говорил, очень хрупкого телосложения. Мне в голову не приходило, что она способна на побег. Мадемуазель ужинала с нами за одним столом, и вечером я попросту не запирал ее. Лу ведь спал у входа, я тоже был в гостиной… Окно закрывали снаружи – мы специально нанимали Ноэля, чтобы смастерить задвижки. В этой ночной суматохе я и подумать не мог, что наша узница решится бежать, тем более что с нею оставалась мадемуазель Кларис.

– Ее лучшая подруга? – с иронией уточнил следователь, – Бесспорно, отличная компания, но не охрана. Мсье доктор, я вижу, что вы поддались девичьему очарованию и забыли об обязанностях, которые добровольно на себя возложили. Вы должны были охранять эту девицу, а не оберегать ее от житейских неурядиц.

Андре опустил голову. Священник попал пальцем в небо, предположив, что Одетт по-женски очаровала его. Однако что касается сочувствия – здесь следователь был прав. Хрупкая девушка вызывала сострадание у доктора. Защитить ее от житейских неурядиц – самое меньшее, что он мог сделать.

– Вы свободны, – сказал наконец монах, – От лица церкви благодарю вас за помощь, оказанную следствию. При других обстоятельствах моя благодарность была бы куда горячей, но сейчас – не обессудьте… Вы проявили непростительную предвзятость к подозреваемым, из-за чего возможной убийце удалось уйти от правосудия. Следствие более не нуждается в ваших услугах.

Доктор встал со стула и неловко поклонился. Он направился к выходу; ноги с трудом несли тело вперед. «Неудачник! Неудачник!» – стучало в голове. Его ум и расторопность в кои-то веки подвели, и как назло, это сыграло на руку преступнице. Андре Эрмите сплоховал, иначе и не скажешь.

Глава 22

Решение уехать было принято сразу. Он не помнил, как отправил слугу за вещами в опустевший дом знахарки и приказал подготовить лошадей. Не помнил, как взгромоздился в седло, как распрощался с заплаканными мадам Ализе и Кларис… Девушка сквозь слезы уговаривала их остаться. Но в деревне Андре было больше нечего делать, это было сказано прямо.

Дорога в Кавайон отняла много времени. Всадники не понукали лошадей и ехали тихим шагом. Хоть доктору и было неловко в седле, хоть колено и отзывалось болью при каждом толчке, – все его мысли были о другом. Андре Эрмите – обычный шарлатан. Он виноват. Он упустил убийцу.

Солнце почти село. Когда до городских ворот оставалось менее половины лье, Лу решился нарушить молчание.

– Чего делать-то будем?

– Переночуем здесь. Назавтра отправимся дальше.

– А потом? – не унимался слуга.

– Да откуда мне знать, Лу?! Куда глаза глядят, в поисках удачи, – криво усмехнулся Андре.

Удача переменчива к авантюристам вроде него. Вот сейчас доктор едет на белоснежной лошади, которую получил в дар за свое лицедейство, в очередной раз выдав себя за кого-то другого. Такова прихоть судьбы. Но чего же она хочет от него, честного, в общем-то, человека? Ему давно опротивела такая жизнь, ему надоело представляться вымышленным именем, изображать чуждый северный акцент…

– Одуванчика будете продавать?

– Не в Кавайоне. Здесь надо будет пополнить запасы медикаментов – мои совсем истощились. А лошадь продадим где-нибудь еще. Как думаете, Гнедой потянет повозку?

– А кто его знает, может и потянуть. Может и не захотеть.

– Вы уж постарайтесь его уговорить… Наездника из меня не вышло, зато калека очень даже может получиться. Если колено останется больным, пешком не разгуляешься.

– Так и ладно, осядем где-нибудь.

– Господи, Лу! Неужели вы не понимаете? – Андре остановил лошадь и развернулся к слуге, – Вы же видели, что я не знаю, с какой стороны к больному подойти… Видели, как я побледнел, когда позвали на роды к вашей кузине… Никакой я не врач и не ученый, меня даже зовут по-другому. Я – обычный авантюрист, и ничего более. Осесть где-либо для меня – непозволительная роскошь.

Слуга сжимал поводья и глядел в землю. По выражению лица невозможно было догадаться, о чем он думает.

– Так и что с того? – наконец спросил он.

– Что с того? – переспросил Андре, не веря своим ушам.

– Да! Мой старый хозяин говорил, что все врачи и ученые – шарлатаны. А он-то был пройдоха первостатейный! И вы точно честнее его будете. Я с вами третий месяц, и никого вы не обидели, не обманули. Даже свечи в гостиницах не воруете, а ведь все так делают…

– И вы не против быть слугой авантюриста?

– Не против. Я сразу приметил, что вы человек в первую голову хороший. Такому хозяину только дурак не рад будет.

– Что ж… В таком случае поторопимся. «Зеленый боцман» работает допоздна, но нам еще нужно найти ночлег и дать лошадям отдохнуть.

Кавайон встретил путников сотнями огней и колокольным звоном, доносившимся со стороны собора. Лошадей оставили на городской конюшне. Привычной дорогой Андре, сопровождаемый Лу, направился в трактир. Когда он был там прошлый раз, еда не вызвала нареканий, да и приветливый хозяин понравился доктору. Отличное место, чтобы подкрепиться.

Толстяк Клод выплыл навстречу посетителям, сияя широкой улыбкой. Он заранее потирал руки, представляя, сколько может съесть этакий детина. Лу робко уселся на скамью в ожидании ужина, пока хозяин приветствовал трактирщика и делал заказ. Клод вскоре принес еду и ретировался. После ужина Андре подошел к двери на кухню и окликнул его:

– Я готов расплатиться. Кстати, не подскажете, где можно снять недорогую комнату на ночь? С двумя кроватями или тюфяками, – из-за громадного роста Лу не помещался на обычной мебели.

– Да зачем же далеко ходить: у меня наверху отличная комнатка для гостей, – всплеснул руками Клод, – Идемте скорей! Всего десять медяков за ночь, с завтраком и прекрасным видом на часовню.

Следом за толстяком путешественники поднялись по узкой лестнице на второй этаж. Комнатка оказалась крошечной, но вполне уютной. Две кровати с соломенными тюфяками выглядели надежно – даже Лу одобрительно крякнул, оценив их размер. Устроившись на своих постелях, хозяин и слуга вскоре уснули.

Андре перестали мучить сомнения. После разговора с Лу он неожиданно для себя успокоился: парень все очень просто и ясно разложил по полочкам. Если судьбе угодно, чтобы он зарабатывал на жизнь не самым честным путем, то пусть будет так. Он будет авантюристом. Невелик грех!

Наутро они проснулись от колокольного звона. Звон доносился с холма, возвышающегося над городом – там стояла часовня. Андре недовольно поглядел наружу через решетчатые ставни, заслонявшие единственное окно. На улице было полно народу. Горожане и деревенские жители сновали туда-сюда, разряженные кто во что горазд.

– Какой нынче праздник?

– День святого Сильвестра. Вот вечно вы как неродной – ну как такое можно не знать?

– На этой неделе всех святых и не упомнишь. Поднимайтесь, нам нужно еще позавтракать и поскорее добраться до конюшен. Сегодня наверняка будет толкучка, я не хочу застрять на городских воротах.

– Вы еще в аптеку собирались, – напомнил Лу, потягиваясь на своем тюфяке.

Через полчаса путники, изрядно подкрепившись, вышли на улицу. Клод объяснил им, что лучшая аптека в городе находится в двух кварталах к югу. Это было в противоположной стороне от конюшен, но ничего не поделаешь. Запасы Андре совсем истощились, а какой из него доктор без касторки?

Аптека располагалась в двухэтажном каменном доме. Как обычно, внизу была лавка, а наверху – жилые комнаты. Ставни второго этажа были распахнуты, там виднелись занавесочки и горшки с цветами. Оставив слугу снаружи, доктор вошел. Хозяин оказался симпатичным разговорчивым старичком; за стойкой его едва было видно. Он тепло приветствовал Андре, и тот принялся рассматривать товар.

Доктор держал в уме список необходимого: касторка, настойка полыни, сушеная ромашка, спирт… Но кое-что привлекло его внимание и все мигом улетучилось из памяти. На прилавке, на полках и подоконниках – всюду стояли небольшие баночки, покрытые охрой. Этот желтый цвет невозможно было спутать ни с чем другим… Андре не верил своим глазам: неужели гончар из деревни поставляет тару сюда? Он взял с прилавка одну из емкостей и повертел в руках.

– Какие интересные баночки у вас.

– О, это моя гордость! Прославили меня по всему округу, даже из другого города приезжают ради них, – ответил довольный аптекарь.

– Да-да. Я видел такие в деревне на побережье – думал, что это местный гончар постарался…

– Племянник это мой старается. Ума бог не дал, но руки золотые. А из деревни ко мне нередко знахарка заходит. Травы продает, знаете ли, и берет кое-чего по мелочи.

– Мышьяк в том числе? – невинно обронил Андре.

– Мышьяк? – удивился аптекарь, – Нет, ядами Клементин не интересуется. Она сама какой хочешь изготовит, и потом, его нетрудно добыть. Нет-нет, мышьяк у меня покупал Тибо в декабре, а больше и никто, пожалуй…

Доктор поставил баночку на место и вышел. Лу с удивлением смотрел на хозяина, который покинул аптеку с пустыми руками. Андре побрел по улице, спотыкаясь о булыжную мостовую. Он что-то бормотал под нос и размахивал руками. Слуга не на шутку встревожился.

– Будет вам, мсье! Ведь за одержимого примут, тут святоша за каждым кустом сидит, – взмолился Лу.

– Я ошибся… Ошибся! – выкрикнул Андре, разворачиваясь к нему лицом, – Даже не подумал, что мышьяк может быть откуда-то еще. Его и вправду легко изготовить, даже я умею. Банка настолько плохонькая: я был уверен, что ее слепила сама Одетт или ее бабка.

– Так спросили бы…

– А вот не догадался, потому что идиот! Самоуверенный идиот… Банку просто подбросили, наверняка вместе с фартуком, а Одетт, скорее всего, уже мертва… Но куда же делся остальной яд? Чтобы отравить двоих, хватило бы и половины содержимого.

– Я уже ничего не понимаю, – жалобно воскликнул Лу, – Так это не Одетт? Ее саму убили?

– Я почти уверен в этом, хотя не понимаю, как… И зачем? Постойте-ка!

Доктор круто развернулся и, не обращая внимание на боль в ноге, побежал назад. Он влетел в аптеку и набросился на перепуганного хозяина:

– Который из них? Ради бога: который из них?

* * *

Тибо обвел глазами толпу, собравшуюся на деревенском кладбище. Здесь были все: старый и малый. Брат Бартоломью скороговоркой произносил малопонятные стихи на латыни, его слуга топтался рядом, щурясь под утренним солнышком. Дружки Дидье по случаю похорон принарядились; каждому обещано по медяку за несение гроба. Священник поторапливал: будь его воля, закопали бы еще на рассвете. Только среди покойников был единственный плотник в деревне: гробы пришлось сколачивать из чего попало, своими силами.

Староста с отвращением разглядывал уродливые ящики, которые вышли из-под молотка нынче ночью. Ноэль, возможно, лучшего и не заслуживал, но его старая подруга… Эх, Клементин, Клементин. Умей ты держать язык за зубами, была бы сейчас жива. Теперь вот лежишь рядом со своим заклятым врагом, который ненавидел тебя пуще всех на свете. Он так и не простил тебе смерти Аделин. Это Ноэль первым стал называть тебя ведьмой, он целый год бросал камни в твои окна и сочинял гадкие песенки об Одетт… А хоронят вас вместе, вот ведь судьба как распорядилась.

Пологий склон холма был усеян могилами. Вон там надгробие его жены, а совсем рядом лежит Тристан, его старый друг и муж Ализе. Кладбище располагалось над деревней, к нему вела неприметная тропа позади дома Люка. Гробы Тибо всю ночь мастерил в сарае вместе с молодым рыбаком. На рассвете дружки Дидье занесли эти треклятые ящики в его дом, где Ализе с дочкой подготовили мертвых к погребению. Потихоньку во дворе собрались другие жители деревни, дождались священника – и вся процессия направилась сюда.

Похороны влетели старосте в копеечку. На этой сумасшедшей неделе никому и в голову не пришло собрать средства с остальных, а теперь уж поздно. Благо, Ализе помогла. Он с нежностью поглядел на любимое лицо. Скоро все закончится и они будут вместе. И пусть себе в деревне болтают, что хотят. Дети, жаль, обижены, но переживут.

Дидье стоял на краю могилы, возле гроба Клементин. Его оболтус всегда выберет работенку полегче, усмехнулся про себя отец. На лице мальчишки обычное скучное выражение. Даже в этот скорбный день, когда у каждого на душе тяжело – набрался городских замашек! Надо будет пореже гонять его в Кавайон.

В планах у Тибо было отослать в город Кларис: для девчонки найдется местечко в харчевне его приятеля. Чем дальше эти двое будут друг от друга, тем лучше. Впрочем, она последние дни держится молодцом и в сторону Дидье даже не смотрит. Вот и сейчас прижалась к матери да ревет. Тяжело пришлось дурехе: любовь не сложилась, а лучшая подруга оказалась убийцей – шутка ли?

Брат Бартоломью окончил чтение и с треском захлопнул книгу. Брат Жозе кивнул носильщикам. Парни подняли гроб Клементин и приготовились опустить его в могилу с помощью веревок. Торжественность момента нарушил топот копыт, донесшийся снизу. Староста обернулся и признал во всаднике доктора. Этот чудак, по-видимому, очень спешил и потому ехал на грязном животном прямо на кладбище!

Глаза священника округлились. Брат Жозе первым сообразил, что творится неладное. Он бросился навстречу всаднику, размахивая руками и вереща во все горло:

– Нельзя!.. На лошади тут нельзя!.. Опомнитесь, мсье!

Андре соскочил с кобылы и отпустил ее. Он самостоятельно заковылял наверх, к группе скорбящих. Далеко внизу показалась фигура Лу. Здоровяк сильно отстал от хозяина на своем нелепом мерине и теперь нагонял его, держа забытую трость в руках. Доктор не обращал внимания на больную ногу. Он упорно пробирался вперед, цепляясь за покосившиеся надгробия. Подойдя совсем близко, мужчина выдохнул:

– Остановите похороны. Убийца на свободе, он здесь…

Парни, так и застывшие с гробом в руках, изумленно переглянулись. По толпе пробежал шепот. Невозмутимость сохранил только брат Бартоломью. Он сложил руки с Библией перед собой и наклонил голову, глядя на доктора. Тибо вспомнилось, что вот так же следователь слушал его сбивчивый рассказ четыре года назад. Внимателен, святоша, даже когда не верит ни единому слову.

– У вас есть основания утверждать подобное? – осведомился брат Бартоломью у доктора, который прислонился к каменному надгробию, чтобы перевести дыхание.

– Есть! Вы видели банку с мышьяком – она из кавайонской аптеки.

– Разумеется, все знают эти банки…

– Но не я! Я совершенно случайно зашел туда сегодня утром и узнал, что мышьяк был приобретен там. Но его покупала не мадемуазель Ларош. Вообще в аптеке недавно побывал всего один житель деревни…

Раздался страшный треск. Дидье бросил свой конец веревки и рванул прочь. Гроб, жалкий самодельный гроб, сколоченный самим Тибо, рухнул на край могилы и рассыпался. Тело Клементин наполовину вывалилось: она повисла вниз головой над собственной могилой, болтая руками. Женщины истерично зарыдали. Несколько человек кинулись за беглецом. На кладбище было слишком людно, и парня скрутили в секунду.

Дидье держали с двух сторон его собственные приятели. Попытавшись бежать, он вынес себе приговор. Теперь ни намека на дружелюбие не было на окружающих лицах. Тибо с ужасом глядел на сына, который озирался и щерился, как затравленный волк.

– Зачем? Зачем тебе это было делать? – спросил староста.

– Я ничего не делал, ничего! – выкрикнул парень. Он тяжело дышал и мелко трясся.

– Но яд покупали вы? – этот вопрос задал брат Бартоломью.

– Я. Но не травил никого, честное слово! Банку у меня украли, еще на помолвке.

– Кто ее мог украсть?

– Ей-богу, не знаю, – шмыгнул носом Дидье, – Только она пропала наутро.

Его стражи ослабили хватку. Всеобщая уверенность в виновности парня серьезно пошатнулась – чересчур ладно говорил. Тибо во все глаза глядел на сына, ища правды в его лице. Другие смотрели с недоверием и любопытством. Установилась тишина, нарушаемая только сопением обвиняемого.

– Где она была? – терпеливо спросил монах.

– В куртке, в кармане… Только я ее за столом снял, а обратно надел уж потом.

За спиной Тибо кто-то едва слышно ахнул. Он обернулся: рядом стояла Ализе, обнимая за плечи Кларис. Девушку трясло.

– Почему вы молчали о пропаже мышьяка и не сказали сразу, что банка принадлежит вам? – спросил Андре.

– Да кто ее знает, банку эту! Я по фартуку не шарил, это вы сами. А в аптеке старуха тоже бывала, это все знают, – пробормотал парень, – Молчал, потому что боялся… И потом, Клементин же придушили, а не отравили.

Установилась тишина. Все с ожиданием смотрели на монаха: что-то он решит. Брат Бартоломью после продолжительного раздумья произнес:

– Хорошая попытка, мсье Эрмите. К сожалению, этого недостаточно чтобы обвинить молодого Тибо в убийстве: украсть эту банку мог кто угодно. С вами мы поговорим после похорон, юноша. Оставайтесь на виду. Вам придется объяснить, для чего или для кого вы покупали яд. А пока нужно завершить начатое…

Как ни в чем не бывало, священник открыл книгу и стал искать место, на котором остановился. Дидье отпустили. Он тут же принялся приводить себя в порядок: отряхивать невидимую грязь с рукавов и вполголоса ругать приятелей. Брат Жозе запричитал над разбитым гробом. Незадачливые носильщики столпились вокруг, почесывая в затылках.

Люк быстрее других сообразил, что нужно делать, и припустил вниз по откосу за инструментом. Труп по-прежнему нависал над могилой, только руки давно перестали раскачиваться. Никто не решался потревожить тело и придать ему соответствующее положение. Толпу охватило общее оцепенение; рыбаки, их жены и дети застыли будто соляные столпы.

Тибо наблюдал за доктором. Его вниманием полностью завладели руки Клементин. Он подошел ближе и наклонился над ямой. Осмотрел правую руку, затем левую. Доктор очнулся только когда подоспевший слуга тронул его за локоть. Он поднял глаза и рассеянно обвел ими лица окружающих. Местные отводили взгляд: слишком неловкой была ситуация, слишком сильным напряжение. Он, тем не менее, пристально разглядывал молодую компанию. Дидье вновь обрел присутствие духа и командовал приятелями, как ни в чем не бывало.

– Дидье, покажите вашу руку.

Парень с досадой поглядел на доктора.

– Отстаньте уже.

– Не отстану. Снимите бинт и покажите мне левую руку.

Дидье выпрямился и встал, насупившись. Выполнять приказ доктора он явно не хотел.

– Что вам от него надо? – вступился за сына Тибо, – Он все рассказал и объяснил. При чем тут рука?

– Он ведь левша?

– Ну, левша.

– Почему же я не вижу ни одного синяка под правым глазом? – доктор указал на молодых парней, тупо уставившихся на него.

– Да потому что все зажило уже! – взорвался староста, – Неделя прошла, раньше надо было глядеть.

– Тут не поспоришь, хотя я готов поклясться, что ни один правый глаз на прошлой неделе не пострадал. Да, синяки быстро заживают, а вот царапины от человеческих ногтей – очень долго… Почему ваш кулак до сих пор забинтован? – спросил доктор, глядя в лицо Дидье.

Парень не проронил ни слова.

– Молчите? Я отвечу за вас: потому что он не разбит в драке… Клементин Ларош исцарапала вам руку, когда вы душили ее.

Все взгляды были прикованы к Дидье. Он погладил грязный бинт, криво улыбнулся и процедил сквозь зубы:

– Ведьма старая.

– Гад! Гад! – выкрикнула Кларис.

Девушка налетела на бывшего возлюбленного и принялась колотить его по лицу и груди крошечными сильными кулаками. Ее с трудом оттащили. Дидье даже не пытался защищаться, он был слишком ошеломлен этим натиском. Лу с трудом удерживал младшую сестру, которая яростно вырывалась и кричала:

– Это он! Он сначала хотел ее отравить, а мне говорил, что это просто шутка! А потом он меня травил, меня!..

Глава 23

– Как же вы догадались? – поинтересовался брат Бартоломью у доктора на обратном пути с кладбища. Монах шел не спеша, приноравливаясь к хромоте Андре.

– Увидел ее руки. Я очень плохо выполнил свои обязанности: невнимательно осмотрел тело в день убийства. Клементин содрала ногти с правой руки, царапая стену в агонии, но левой она не могла достать даже до пола – ее постель слишком высоко. Тем не менее я счел, что кровь на другой руке имеет то же происхождение.

– А перед захоронением тело обмыли!

– Именно, я увидел, что ее ногти целы, и все понял.

– Потрясающе! Люблю такие озарения, хотя в моей работе они бывают нечасто. Обычно подобные преступления расследуются быстро и скучно.

За час до этого Дидье снова скрутили и увели. Монах намеревался допросить его к вечеру. Когда гроб привели в порядок, он прочитал положенное над Клементин и только после этого покинул кладбище вместе с доктором. Кларис с матерью еще раньше ушли домой. Тибо остался на кладбище. Что бы ни творилось у старосты на душе, он посчитал необходимым отдать последний долг старой приятельнице.

– Мне понадобится ваша помощь: опишите вашу догадку в подробностях. Ну, учить вас не надо…

– С удовольствием, – улыбнулся Андре.

– Заранее благодарю. И еще одно: не могли бы вы допросить эту девицу…

– Мадемуазель Кларис?

– Да. Она вас знает и быстрее разговорится. К тому же вы наверняка лучше меня ладите со слабым полом.

– Конечно, почту за честь.

– Отлично. Гостиная Тибо и мой секретарь в вашем полном распоряжении. Брат Жозе не слишком расторопен, но пишет резво. Допрашивать убийцу я стану после вас: хочу иметь на руках побольше информации. Он изворотлив как черт.

Суд состоялся в феврале. Вместе с записями доктора к делу прилагались еще два документа:

«Протокол допроса Кларис Дюмон, 15 лет, из деревни близ Кавайона.

Допрашивал доктор Андре Эрмите из Болоньи, в доме старосты Тибо.

Записал брат Жозе из монастыря св. Бенедикта .

Д-р Эрмите . Брат бартоломью попросил меня провести этот допрос, поскольку мы уже хорошо знакомы и вы мне, надеюсь, доверяете. Пока вас ни в чем не обвиняют, но вы должны максимально подробно и точно все рассказать… Брат Жозе, я не слишком тороплюсь, вы успеваете записывать? (Вычеркнуто.)

М-ль Дюмон . Да, я все расскажу! Дидье сразу это задумал, когда только заговорили о помолвке. Я ночь плакала, а на другой день к вечеру он подходит и говорит: мол, я средство одно добыл, отворотное зелье. И банку мне дает. Кучу денег городской ведьме отдал, говорит. Подсыплешь его в еду Одетт или Клементин, а лучше обеим – они как проглотят, сразу жениться передумают (смеется)… Одетт и так его терпеть не могла, а я, дура, уши развесила… Но я ничего им не подсыпала. Хотела, конечно, но случая не было.

Д-р Эрмите . Молодой Тибо отдал вам эту банку? (Показывает банку из кавайонской аптеки.)

М-ль Дюмон . Ее самую! Только я ее даже не открыла. А перед помолвкой вернула ему и сказала, что уже туда не пойду и вообще с дьяволом иметь дела не хочу. Сказала, что он мужчина – пусть сам все и решает. По-людски… Он тогда так напился…

Д-р Эрмите . Когда убили мадам Ларош, вы подозревали в этом молодого Тибо?

М-ль Дюмон . Что вы, я и подумать не могла! Мало ли у старухи врагов. Меньше бы в чужие дела нос совала!

Д-р Эрмите . Как он отравил вас?

М-ль Дюмон . После ужина с вами мы вернулись домой. Я с ним еще днем договорилась встретиться, как стемнеет. Пришла… У него вино было, мы выпили – он тоже пил! Печенье это было, я на него теперь смотреть не могу… Я ничего странного не почувствовала, вернулась домой и легла спать, а наутро так плохо стало.

Д-р Эрмите . Вы много съели накануне, поэтому яд не подействовал сразу. А утренний приступ рвоты спас вам жизнь.

М-ль Дюмон . Наверно. Только от этого не легче. Я стыдилась сказать, что встречалась с Дидье, а вы молчали, что у меня не просто так живот подвело… Я и не думала, что это он…

Д-р Эрмите . Как вы догадались о виновности Дидье?

М-ль Дюмон . Я вчера ночью услышала ваш разговор с Лу. Вы сказали, что меня отравили… (Смущается, молчит.) Я поняла, что это он, и что он пытается обвинить во всем Одетт.

Д-р Эрмите . Вы же помогли подруге бежать?

М-ль Дюмон кивает .

Д-р Эрмите . Понимаю, вам тяжело теперь. Вы не могли представить, как печально это кончится… Если бедняжка не добралась до города, то наверняка мертва…

М-ль Дюмон . О, нет! Она здесь, наверху. (Несколько слов вычеркнуто.)

Слуга Лу Дюмон идет на второй этаж и вскоре приводит в комнату мадемуазель Ларош .

Д-р Эрмите . И давно вы там?

М-ль Ларош . Третьи сутки. Кларис сказала, что этой комнатой никто не пользуется. Правда, последнюю ночь было страшновато – очень уж много народу в доме. Монахи ночевали внизу, а я чихнуть боялась.

Д-р Эрмите . Но как ваш фартук оказался на дороге?

М-ль Дюмон . Это моя идея была, чтобы глаза отвести!

Д-р Эрмите . Невероятно. Я был уверен, что убийца снял его с вашего тела, которое спрятал где-то на пустыре.

М-ль Ларош . Не, об этом мы не думали. Но все равно получилось: дом-то никто не стал обыскивать!

Д-р Эрмите . Да, отлично сработано.

М-ль Дюмон . А как вы догадались, что я помогла Одетт?

Д-р Эрмите . Вы вчера покинули сарай следом за молодым Тибо. Я был уверен, что вы пошли за ним, но теперь узнал, что это не так. И расчеты были неверны: мадемуазель Ларош сбежала раньше, чем я думал. У нее было времени с запасом, чтобы спокойно пройти через пустырь и спрятаться в деревне.

М-ль Дюмон . Все верно! Из сарая я побежала к перекрестку. Думала сначала спрятать Одетт у себя, но ведь там так тесно – и тут мне в голову пришло, что комнаты наверху у старосты пустуют и дома сейчас никого… Там ведь никто не догадается искать, а я каждый день в доме бываю, смогу еды принести и все, что нужно… А потом, когда все стихнет, она бы ушла. Ну, это если бы вы все не поняли…

М-ль Ларош . Кларис что-нибудь будет за это?

Д-р Эрмите . Я не силен в местном законодательстве… Если не сочтут виновной в колдовстве или соучастии в попытке отравления – то ничего, пожалуй. Много смягчающих обстоятельств, и потом, вы ничего не знали об истинных намерениях злоумышленника.

М-ль Дюмон . Ничего! А когда начала понимать, то так испугалась… (задумывается) Ведь вот что: зачем он все это делал? Неужели только чтобы не жениться? Так для этого надо было просто Одетт отравить… Ой, прости.

М-ль Ларош . Ничего, все верно говоришь. Я тоже не понимаю, что с ним не так.

Д-р Эрмите . Думаю, мы скоро это узнаем, Дидье допросят сегодня же. Следователь хотел вначале ознакомиться с вашими показаниями… Брат Жозе, можно заканчивать или мне нужно спросить у девушек что-нибудь еще? ( Вычеркнуто ).

31 декабря хххх года, подписи доктора и секретаря .»

« Протокол допроса Дидье Тибо, 16 лет, крестьянина из деревни близ Кавайона, обвиняемого в убийстве Клементин Ларош и Ноэля Дюссо.

Допрашивал брат Бартоломью из монастыря св. Бенедикта, в доме старосты Тибо.

Записал брат Жозе из монастыря св. Бенедикта .

Брат Бартоломью . Я не стану вас спрашивать, признаете вы себя виновным или нет, – поскольку считаю этот факт установленным. Меня интересует мотив. Зачем вам было убивать Клементин Ларош? Вы могли просто отказаться жениться. Едва ли староста стал бы сурово наказывать единственного сына.

Дидье Тибо . Отказаться я не мог.

Брат Бартоломью . Отчего же?

Дидье Тибо (вздыхает) . Я, когда узнал, что Клементин с Тибо сговорились, напился как свинья. Пошел к старухе разбираться: точно знал, что это она все затеяла. На берегу мы встретились. Я все ведьме выложил, что думал, – а она, знай, смеется. Потом говорит: я, мол, про тебя больше тебя самого знаю. Не сын ты Тибо! Аделин, мол, перед смертью мне все рассказала. Ноэль твой папаша истинный: вот почему ты такой пьяница непутевый, а моря с берега боишься. Кровь твоя грязная. Я как озверел, наступать на нее начал…

Брат Бартоломью . Что дальше?

Дидье Тибо (вздыхает) . Она мне, мол, потише. Женишься на Одетт – будешь спокойно жить. На отцовское добро не зарься: работа у тебя есть, дом после меня останется… Тибо мужик хороший и сына заслуживает хорошего, родного. Бог даст, новых нарожает. А будешь ерепениться, расскажу все старосте – и пойдешь на все четыре стороны. Такое сокровище, да неродное, никому не сдалось. (Молчит.) Сказала и домой пошла. А я остался.

Брат Бартоломью . Тогда вы решили ее убить?

Дидье Тибо . Ночь думал, решил отравить… В аптеку съездил за ядом. Кларис часто у них бывала – подговорил ее, наболтал про отворот и прочую ерунду, во что девчонки верят… Но не вышло ничего. Перед помолвкой она мне яд вернула. Я понял, что конец.

Брат Бартоломью . Когда же у вас созрел план?

Дидье Тибо . А не было плана. Напился на помолвке и все. Потом провожать Одетт пошли. Я проветрился, подумал: может, и заживем еще. Обнять эту стерву хотел, а она нос воротит. Я и решил, что старуха ей все растрепала. Думаю: презираешь, значит… Да кто она сама-то, родной матери не знает! Так тошно стало… Что ж за жизнь такая у нас будет? Ушел вперед… Очнулся – у самого их дома стою. Далеко все сзади остались, еле чешутся. Вошел… Не помню. Там темно было, только в очаге немного тлело, но у старухи свечка горела. Я вошел – не знаю, зачем. Она на животе спала лицом в подушку, тоже выпила хорошо. Я подошел и навалился руками на затылок, Коленом хотел, да подумал – раздавлю… Она руками махала-махала, стену корябала. Мне этот скрип по ночам снится…

Брат Бартоломью . Тогда вы получили царапины на руке?

Дидье Тибо . Да, только я не помню. Уже на улице сообразил, что рука кровит. Пошел к своим, да первому попавшемуся по морде и съездил. Думал: кучу-малу устрою, на руку мою никто и внимания не обратит.

Брат Бартоломью . Да… Только вы левша, а ударили правой. Впрочем, никто этого и не заметил, вы правы оказались. Зачем же вы травили свою возлюбленную? Неужели боялись, что она вас выдаст?

Дидье Тибо . Нет! Я думал на Одетт все свалить, у нас в ведьм многие верят. А этот доктор мне карты спутал. Я и решил, что если немного отравить Кларис, то ее подозревать начнут – они ж в доме Ларошей на Рождество были. Мне Кларис еще днем сказала, что собираются. Мы встретиться хотели, пришлось на ночь отложить. Тут мне мыслишка и пришла…

Брат Бартоломью . То есть вы не хотели ее убить?

Дидье Тибо . Нет! Знал бы, что ей так плохо будет, в жизни бы не затевал такого.

Брат Бартоломью . А старый плотник?

Дидье Тибо . Ноэля я вообще не хотел трогать. Я вино для отца, то есть для Тибо приготовил тогда. Пришел от Ларошей и…

Брат Бартоломью . Вы были у Ларошей?

Дидье Тибо . Ну да! Я еще ночью узнал, что Одетт сбежала. Злой был как черт, а потом подумал: тем лучше. Пошел домой через пустырь: думал, нагоню – удавлю как бабку. Только там никого не было… Я тогда домой пришел и намешал яда в вино, да стал отца ждать.

Брат Бартоломью . Значит, вы намеревались убить старосту?

Дидье Тибо . Подумал, что так надежнее. Ализе-то мне нравится, но делить наследство ни с кем не хотелось, тем более со сводными братьями.

Брат Бартоломью . Что же случилось?

Дидье Тибо . Он радостный явился… Сказал, что все пойдет по-другому, что пить он больше не будет и мне не даст. Что тут делать? Я спать пошел, а ночью нас Лу поднял. Вижу: бутылок в гостиной нету. Уже когда мертвого пьяницу нашли, я дома спросил отца: куда делось? Он говорит, мол, во двор вынес. Вышел, гляжу – а там одни пустые. Я и смекнул, что к чему. Пьяница старый ночью рядом ошивался да услышал, как отец бутылки выбрасывает. Нашел полную – обрадовался, небось…

Брат Бартоломью . Значит, утром вы поняли, что убили настоящего своего отца, и решили обвинить в этом бывшую невесту?

Дидье Тибо . Какой он мне отец!.. И не решал я ничего. Я наутро в Кавайон поскакал за вами, вот этот передник и приметил. А яд-то у меня в кармане! Я спешился, чтоб фартук подобрать – тут в голову и стукнуло: вот она, возможность! Ловко ж, а?

Брат Бартоломью . Ловко, только банка с ядом слишком приметной оказалась…

Дидье Тибо . Так подумать-то некогда было…

Брат Бартоломью . Именно. Думал бы ты головой иногда, венчался бы назавтра с невестой, а не суда ждал. Ловко вышло, что ли?

Дидье Тибо . Да где уж там!

Брат Бартоломью. Вот то-то… Брат Жозе, позовите слугу увести этого болва… (зачеркнуто)

31 декабря хххх года, подписи следователя и секретаря .»

Эпилог

Первая неделя нового года пролетела незаметно. Из города прислали специальную повозку, чтобы доставить Дидье к месту заключения. Там он пробудет до суда. Следом за заключенным в Кавайон отбыл брат Бартоломью с секретарем.

Кларис и Одетт неожиданно изъявили желание отправиться в город. Обеих должны были вызвать на суд, и они решили устроиться на новом месте заранее. Одетт намеревалась продать домик и все-таки оплатить обучение в монастырской школе. Планы ее подруги были менее амбициозными: Кларис собиралась поступить в услужение в какой-нибудь приличный дом.

– Здесь мне делать больше нечего, да и воспоминаний слишком много, – призналась она доктору на прощание.

– Все-таки мне это кажется неразумным… Вы слишком молоды, чтобы покинуть отчий дом, – пытался увещевать девушку Андре.

– Маме сейчас будет не до меня, ей только одной обузой меньше.

Тут Андре был склонен с нею согласиться. Мадам Дюмон сосредоточила все душевное тепло на старосте. Тот, потеряв единственного сына, впал было в уныние, но к бутылке не прикоснулся. Тибо утешался компанией маленького Роже. Он с удовольствием возился с мальчиком, учил его укладывать снасти и вязать морские узлы. От лодки будущего отчима младший Дюмон был в восторге и не проявлял признаков морской болезни.

В окружении новой семьи к старосте быстро возвращалось присутствие духа. Немолодые влюбленные всюду ходили вдвоем; свадьбу они назначили на весну. Почему-то доктор не сомневался, что радостное событие произойдет раньше, а нового наследника Тибо получит уже в этом году.

Лу вполне смирился с тем, что ему придется породниться с Тибо. Последние дни в деревне парень провел, помогая матери в повседневных хлопотах. Он не отказался даже посетить лодку Тибо вместе с младшим братом, а однажды помог с выгрузкой улова.

– Пусть их женятся, мне же спокойнее, что мать не одна, – поделился он с хозяином своими мыслями, – И для Роже пример хороший: староста-то мужик работящий и вообще толковый.

Лу согласился отвести телегу Тибо с первым в этом году уловом в город. Он и повез в Кавайон Одетт и Кларис. Провожать девушек собралась добрая половина деревни. Кто-то перешептывался, глядя на юную «ведьму», кто-то радовался отъезду первой красавицы на выданье, кто-то грустил по этому же поводу.

Одетт с трудом сдерживала восторг. Она ненавидела родную деревню всей душой.

– Я бы здесь до конца жизни была изгоем, – поделилась она с доктором, укладывая тощий узел на дно телеги, – А в городе, глядишь, и затеряюсь.

– Вы так убеждены, что легко найдете покупателя на свой домишко?

– Совсем нет, но монашки не откажутся принять недвижимость в качестве уплаты. В этом я убеждена. В крайнем случае скажу, что тоже хочу стать невестой христовой.

Подмигнув доктору на прощание, маленькая знахарка отбыла навстречу будущему. В новую жизнь она взяла только справочник по травам да несколько баночек с неизвестным доктору содержимым. Что бы там ни было, Андре твердо верил: девушка не пропадет.

Седьмого января наступило время и для доктора со слугой покинуть этот благословенный край. Секретарь брата Бартоломью перед отъездом уверил их, что присутствие Андре на суде необязательно. Задерживаться в Кавайоне было ни к чему. Колено доктора больше не беспокоило. В городе путешественники собирались наскоро отобедать, дать отдых лошадям и отправиться в дальнейший путь.

Четких планов на будущее Андре не составил. Заниматься медициной ему больше не хотелось, но других источников дохода в обозримом будущем не предвиделось. Сейчас он ругал себя за то, что последнее время предавался роскоши и спускал немалые средства на дорогие гостиницы. Еще два месяца назад он располагал суммой, которая позволила бы открыть небольшую лавочку. Теперь же приходилось начинать все с нуля, и перспективы виделись доктору не самыми радужными.

Отказаться от услуг Лу он просто не мог: парень привязался к хозяину всей душой. Доктор окончательно решил продать лошадь. Это позволит поправить дела на какое-то время и даст время на размышления. После всех неприятностей, что доставила ему Одуванчик, лошадь ассоциировалась лишь с опасностью. По прикидкам Андре, средств, вырученных от продажи Одуванчика, должно хватить на квартиру и безбедное существование до лета. В конце концов, он может найти место чиновника в любом магистрате. Грамотность и хорошие манеры всегда в цене.

Утром, наскоро умывшись и позавтракав, Андре вышел во двор и направился к сараю. Потревоженные лошади тихонько заржали. Сняв с гвоздя сбрую, он решительно приступил к кобыле. Лу, вошедший следом, с изумлением наблюдал за хозяином.

Через добрых полчаса они выехали из деревни. Андре, вдохновленный маленькой победой, с удовольствием дышал полной грудью. Одуванчик шла тяжело и неохотно. После сегодняшнего натиска со стороны хозяина она была немного ошеломлена и явно пока не придумала план дальнейших действий. В том, что лошадь замышляет очередное злодейство, доктор даже не сомневался. Прежний хозяин не зря называл ее Заразой.

Дорога прошла за ленивой беседой. Хозяин и слуга были в приподнятом настроении, хотя Лу уже начинал скучать по родным. Подъехав к городу, всадники решили не отдавать лошадей на конюшню. Двухчасовая остановка была короткой, и это не имело смысла.

У ворот Андре спешился, подвел Одуванчика к коновязи и нерешительно огляделся. Пара бродяг, глазеющих на него издалека, не внушала ни малейшего доверия. Лу беззаботно привязал Гнедого и ждал хозяина.

На крыльце соседнего дома ошивался мальчишка с крайне подозрительной физиономией. Андре рассудил про себя, что из двух зол выбирают меньшее, и подал сорванцу знак. Тот подбежал с завидной резвостью, подставляя шапку для монеты. Доктор вручил мальчишке медяк и пообещал столько же, если к его возвращению лошадь будет цела и накормлена.

Через несколько минут путники вновь вошли в двери «Зеленого боцмана». Андре крикнул с порога:

– Нам всего, да побольше! И пирогов с собой заверните, с мясом.

– Сию минуту, господин доктор! Сию минуту! – радостно хлопотал хозяин, – Может быть, стаканчик эля с дороги?

– Лучше принесите подогретого вина. Нам далеко ехать, нужно разогреться как следует, – пошутил Андре.

Клод принес заказ и, заворачивая пироги на прилавке, завел разговор:

– Значит, вновь в дорогу?

– Да. Здесь делать больше нечего.

– Слыхал я, какие страсти в деревне творятся, – кивнул трактирщик, – Весь город об этом судачит. Два убийства – подумать только! Из-за наследства, верно говорят?

– Верно, в общем…

– А что ведьма замешана – это правда?

– А это неправда… Да что вы спрашиваете – скоро суд, дело не секретное. Сходите и все сами узнаете.

– Да куда мне, там все места молодежь расхватает, – вздохнул трактирщик.

Доктор не успел ответить ему, потому что снаружи послышался топот и в открытые двери ввалился секретарь.

– Нашел! – воскликнул он. – Меня брат Бартоломью послал за вами. Лошадку вашу в окно приметил и послал… Еле нашел: мальчишке у ворот пришлось два медяка дать, чтобы вспомнил, что вы в «Боцмана» направлялись… Уф!

Он упал на скамью, ловя ртом воздух. Монах стащил шапку с головы и обмахивал раскрасневшееся лицо. Толстяк явно не привык бегать.

– Но зачем я нужен брату Бартоломью? При нашем прощании вы уверяли, что мое участие в следствии окончено.

– Не знаю, честное слово… Сказал: веди – я и побежал за вами. Мое дело – выполнять. Уж не обессудьте, доктор.

– Да какое там… Вы позволите нам закончить обед?

– Разумеется, разумеется! Он не торопил, просто велел вас не упустить – чтобы без разговора из города не уехали.

– Прекрасно. В таком случае, может быть, разделите с нами трапезу?

– С удовольствием, – монах шумно подвинулся к столу и потянул к себе блюдо с жареными перепелами, – Брат Бартоломью после возвращения все постится, и мне с ним приходится, знаете ли…

Менее чем через час все трое шли по направлению к монастырю. Прохожие с интересом оборачивались на необычных спутников: первым семенил секретарь, за ним шагал доктор в своем черном одеянии и замыкал шествие великан Лу.

Монастырь бенедиктинцев поразил путешественников тихой торжественностью. Высокие каменные стены окружали мощеный двор, тучные монахи сновали туда-сюда с важным видом. Лу в нерешительности остановился.

– Я вас лучше тут подожду, – пробормотал он, – Там внутри, наверно, сплошное золото да хрусталь – разобью еще, ввек не расплатимся.

– Хорошо. Усядьтесь где-нибудь и постарайтесь не привлекать лишнего внимания. Я скоро выйду.

Следом за секретарем Андре вошел в старинное здание. Каменные своды навевали тоску. Воздух был пропитан благовониями, шаги звучали гулко, а монахи внутри оказались еще тучнее и серьезнее. Доктору невольно показалось неуместным черное одеяние, которое он носил не по праву.

Секретарь вел его по мраморным лестницам, извилистым коридорам и анфиладам. В готичные окна лился свет с улицы, и только это напоминало, что снаружи идет совсем другая жизнь. В которой мало места для бога, поста и послушания, но много радости и вкусной еды.

Секретарь остановился перед очередной дверью, приложил палец к губам. Он постучал и первым зашел внутрь, оставив доктора ожидать снаружи. Через минуту монах пригласил Андре в комнату. Войдя, тот оказался в небольшой келье. Брат Бартоломью оставался верен себе и в повседневных привычках: он жил более чем скромно. Грубо сколоченный стол, деревянная скамья и единственный сундук составляли все убранство комнаты. На столе горела свеча и лежали бумаги. Каких-либо личных вещей доктор не увидел: очевидно, хозяин хранил их в сундуке, служившем ему также и постелью.

Андре поклонился монаху.

– Доброе утро. Брат Жозе нашел меня в «Зеленом боцмане»; с его разрешения мы съели завтрак, который уже принесли, и сразу отправились сюда.

– Я знал, что секретарь не упустит возможности подкрепиться… Верно? – с улыбкой спросил брат Бартоломью. Андре кивнул, и он продолжил, – Полагаю, вы теряетесь в догадках, зачем я вас пригласил?

– Это так. Признаться, я был удивлен, встретив брата Жозе. Ведь в деревне мне сказали, что участие в суде не потребуется.

– Суд здесь ни при чем. Во всяком случае, тот суд, о котором вы думаете.

Монах подошел к крошечному окну и поманил доктора:

– Взгляните. Видите часовню на холме?

– Вижу…

– Оттуда открывается замечательный вид на город. Это часовня Сен-Жак; когда-то на ее месте стоял храм Юпитера. После ухода римлян языческий алтарь пришел в запустение, и о его существовании помню теперь только я да пара городских архивариусов. Ранние христианские отшельники устроили там скромное убежище, а много веков спустя на этом месте выстроили часовню, – брат Бартоломью помолчал, – Благое дело обязательно будет процветать, а дурному суждено угасание и забвение.

– Не понимаю, почему вы мне об этом говорите, – пробормотал доктор.

– Потому что мой брат, о котором я упомянул при нашем знакомстве, – бессменный декан университета, в котором вы якобы учились… Аферисты должны лучше продумывать свои легенды, мсье. Вы здорово послужили следствию, поэтому я дал вам уйти один раз. Вы помогли правосудию, поэтому отпущу вас во второй, – монах отошел от окна, – Однако не ожидайте слов признательности с моей стороны или каких-то еще выгод с этого дела. Я не окажу такой чести шарлатану.

Андре вспыхнул.

– Видит бог, я и не ожидал разжиться на этом печальном деле. И вы во многом правы, брат Бартоломью, но все-таки я не заслуживаю такого презрения.

– Вот как? Вы, может быть, скажете, что называетесь доктором по праву? – с иронией осведомился монах.

– Не хуже иного выпускника университета. Я неплохо разбираюсь в травах… Ничего особенного, они известны любому аптекарю. Я не суюсь на поля битв, чтобы не покалечить еще сильнее тех, кому и так досталось… Я держусь подальше от рожениц и тяжелобольных, – Андре остановился перевести дыхание, – Да, я зарабатываю на хлеб, выдавая себя за того, кем не являюсь, но клянусь, от этого еще не пострадал ни один…

Он оборвал речь – оправдываться было попросту стыдно. Андре было все равно, что будет думать о нем этот святоша. Проходимец? Аферист? Что ж, он заслужил каждый из этих нелестных эпитетов. Он устал от самобичевания, которым занимался эти долгие две недели, устал от необходимости оправдываться. В конце концов, с какой стати он должен выслушивать нотации от этого крючкотвора?

– Знаете… – вырвалось у Андре, – мне не в чем оправдываться. И уж точно не перед вами! По крайней мере у меня хватает совести не изображать праведника, коим я, бесспорно, не являюсь.

Брови монаха изумленно поползли вверх.

– Что вы пытаетесь сказать?

– Мне известно, что Тибо вы оправдали только получив взятку. А перед этим грозили ему пыткой, хотя дело явно было простым несчастным случаем!

– Я? Требовал взятку? – брат Бартоломью развел руками, – Видит бог, возможностей на моей службе хватает, но я всегда сохранял честность и непредвзятость. А в невиновности рыбака убедился сразу. Он так винил себя, так ругал за пьянство и за то, что вообще вышел в море…

– Но к чему тогда ему рассказывать об этом?

– Не знаю. Я вынес оправдательный приговор сразу после нашей беседы. Правда, мое решение ему передал брат Жозе…

Мужчины, не сговариваясь, посмотрели на дверь, за которой остался толстенький секретарь.

– Трудно найти хорошего слугу, – с горькой усмешкой заметил брат Бартоломью, – Признаться, я вожу его с собой только чтобы записи вел… Я письменную речь понимаю куда лучше, чем устную. Бывает, целый день допрашиваешь болванов этих – и неважно, какого они сословия, – так что голова кругом. А перед сном взглянешь на его протокол – и все ясно становится.

Андре чувствовал себя еще более неловко, чем раньше. Упрекнуть этого человека во взяточничестве теперь казалось чудовищным святотатством. Впрочем, монах не выглядел рассерженным. Скорее он был смущен неожиданным поворотом разговора и полученным выводом. Как все честные люди, самый жгучий стыд он испытывал за чужие прегрешения.

– Я убедился, что вы не похожи на обычного шарлатана, – наконец сказал брат Бартоломью, – У тех совесть в дефиците, а вы, мсье, извелись тогда от одной мысли, что упустили подозреваемую. А потом скакали в деревню во весь опор, лишь бы предотвратить новую беду – нет, человек без чести такого не сделает.

Доктор промолчал. Его считают не самым конченным типом – что ж, это приятно слышать.

– Я вижу, что вы образованы и, лучше того, умны, – продолжал священнослужитель, – Думаю, вы способны найти себе достойное место в обществе. Однако настоятельно советую…нет, требую, чтобы вы прекратили медицинскую практику.

– Боюсь, это все, что я умею, – неуверенно ответил Андре, – Происхождение мое весьма темное. Я много странствовал и связей где-либо не нажил. В таком положении трудно, если не сказать, невозможно, найти приличную работу.

Монах едва заметно улыбнулся.

– Хорошо что вы не даете пустых обещаний. Я уж приготовился выслушать клятвенные заверения в вашей грядущей непогрешимости. Слышу их по несколько раз на дню – признаться, надоело… Такая откровенность внушает доверие. Постараюсь вам помочь.

Он уселся к столу и принялся что-то писать. Доктор с любопытством и не без тревоги наблюдал за его действиями. Когда священнослужитель закончил, он присыпал бумагу мелким песком, стряхнул излишки и протянул документ Андре. Тот несмело взял ее и углубился в чтение. Наконец он поднял изумленные глаза на монаха.

– Вы это серьезно? То есть, – опомнился он, – простите, брат Бартоломью… Я хочу сказать, что не заслуживаю такого доверия.

– Отнюдь. Человек который печется об истине, всегда его заслуживает. Моя рекомендация откроет вам многие двери, и я надеюсь, вы не станете злоупотреблять этой возможностью.

– Ни в коем случае, – воскликнул доктор, – Я тронут оказанным доверием и постараюсь как смогу оправдать его.

Поклонившись монаху, он круто развернулся и вышел. Миновал встревоженного брата Жозе, который явно грешил подслушиванием, и выбрался по каменным коридорам наружу. Лу ждал его во дворе. При виде радостного выражения на лице хозяина слуга тоже заулыбался.

По пути к городским воротам доктор успел рассказать Лу содержание беседы с монахом. Выслушав эту невероятную историю, парень надолго задумался. В конце концов он заявил, что теперь точно никуда от хозяина не денется. Когда они выехали из ворот, на сердце Андре было легко и спокойно: эту битву он выиграл. Денег, конечно, не заработал, но получил куда больше.

Во внутреннем кармане плаща лежала свернутая бумага с печатью монаха. Этот документ мог открыть любую дверь; de facto он делал доктора агентом католической церкви. Брат Бартоломью употребил все красноречие, чтобы описать добродетели Андре и рекомендовать его как дотошного и честного следователя.

Лу вспомнил о чем-то, лукаво глянул на хозяина и поинтересовался:

– Между прочим, а как ваше настоящее имя?

– Какая теперь разница! – улыбнулся доктор.

.

Примечания

1

Лье – принятая в средневековой Франции мера длины, равная примерно 3,248 км.

(обратно)

2

Туаз – принятая в средневековой Франции мера длины, равная примерно 1,949 м.

(обратно)

3

Кварта – принятая в средневековой Франции мера объема, равная примерно 1,9 л

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg