«Жестокое время Тюдоров»

Лилия Подгайская ЖЕСТОКОЕ ВРЕМЯ ТЮДОРОВ

Жестокость короля Генриха VIII Тюдора в стремлении удержать власть не знала границ. Многие мужчины заплатили за это своей жизнью. Но то, что пришлось выдержать женщинам, они могли излить в слезах лишь небесам, ибо выражать недовольство вслух было смертельно опасно.

Последняя жена короля-тирана

Англия, Лондон

Весна 1543 года

Судьба-насмешница, развеселившись не в меру, позволила себе пошутить даже с Его Величеством королём Англии Генрихом VIII Тюдором, мужчиной могучим, своевольным и безжалостным. Третий раз она подсовывала ему в жены женщину с милым именем Кэт.

Первая Кэт – Екатерина Арагонская, испанская инфанта, мягкая и скромная, была любима королём, но не смогла родить ему наследника престола. Любящая королева одарила мужа одной лишь живой дочерью, а потом пошли выкидыши и нежизнеспособные дети. Да и верность в любви не относилась к числу добродетелей своенравного короля.

Вторая Кэт – Кэтрин Говард, милая проказливая девочка, глупенькая и легкомысленная, пошла по воле супруга-короля на эшафот, повторив судьбу своей кузины Анны Болейн. Но честолюбивая и непредсказуемая Анна была оклеветана напрасно. Она тоже принесла королю единственную дочь, а наследника престола по несчастью скинула. И безропотно поднялась на эшафот, пытаясь защитить маленькую Елизавету. Кэтрин же, выйдя замуж за уже постаревшего и приносящего ей мало радости короля, действительно позволила себе любовные утехи с молодыми и привлекательными мужчинами. На плахе полегли все.

И вот теперь – ещё одна, третья Кэт, Екатерина Парр.

После гибели на эшафоте его пятой жены, юной Кэтрин Говард король некоторое время пребывал в унынии и горести. Красивая и весёлая молодая королева давала ему много наслаждения, и он намеревался воспользоваться этим сполна, по крайней мере, до тех пор, пока ему этого хочется. Потом можно будет и от этой жены избавиться, опыт уже есть. Но коварная юная красавица обманула стареющего короля. Обманула дважды. Во-первых, скрыла свои грешки юности, притворившись девственницей. И, во-вторых, изменяла супругу, уже будучи королевой. Это немыслимо! Обманывать его, Генриха, могущественнейшего из всех христианских монархов! Такое можно смыть только кровью. Казнь жены удовлетворила самолюбие монарха, но тело тосковало по её ласкам. И хотя Генрих был уже слишком тучен и нездоров, мало что был способен продемонстрировать в супружеской постели, женской ласки хотелось по-прежнему, и глаза сластолюбивого короля стали шарить по рядам придворных. Ему хотелось найти женщину, совсем не похожую на его предыдущих жён. Женщину милую, ласковую, преданную, красивую, разумеется, но не слишком юную.

Вокруг было много честолюбивых дам, горящих желанием, несмотря ни на что, стать королевой при могучем Генрихе. Даже закрепившаяся за ним слава «Синей бороды» не страшила самых смелых – корона манила неимоверно. Но взгляд монарха остановился на Екатерине Парр, вдове лорда Латимера. Вот уже лет восемь супруги Латимер довольно часто появлялись при дворе и пользовались благосклонностью короля. Леди Латимер была умна и приветлива, её мягкая улыбка привлекала взгляд. Лорд Латимер был стар и болен. И как только он скончался, король принялся настойчиво ухаживать за милой вдовушкой.

И вот наступил решающий момент. Кэтрин Парр, леди Латимер стоит перед королём, а он, глядя на неё жадным взглядом, предлагает ей ни много, ни мало как корону Англии. Но в придачу к короне своё грузное неповоротливое тело и грозный непредсказуемый нрав. Леди буквально задрожала от ужаса, её первой реакцией было повернуться и бежать, куда глаза глядят, только подальше от этого страшного человека. Но разум подсказывал, что скрыться ей некуда. И Кэтрин принялась отговаривать коронованного поклонника от этого решения. Она убеждала его в незначительности своего происхождения и положения, в том, что вокруг много куда более достойных, чем она, дам. Однако король был непреклонен. Он хотел именно эту женщину, тем более что она оказывала ему пусть мягкое, но сопротивление, а это всегда интриговало его и побуждало к активным действиям. Доведенная до крайности женщина согласна была стать возлюбленной короля, если ему так хочется, но не сочетаться с ним браком – все вокруг знали, сколь опасно в этой стране становиться королевой. Однако Генрих стоял на своём. Он хотел эту женщину в качестве своей жены, он жаждал ласки и женского тепла именно в супружестве. И Кэтрин пришлось смириться и дать своё согласие на брак.

Но в душе женщины царили тьма и безысходность. Ей исполнился уже тридцать один год, а она не знала ещё счастья в жизни, не знала любви. Малютка Кэтрин появилась на свет в замке Кендал в графстве Вестморленд, родовом поместье её отца сэра Томаса Парра. Достопочтенный сэр Парр ласковым отцом не был никогда, и девочке нелегко жилось в его доме. Когда ей исполнилось всего 14 лет, её отдали замуж за глубоко пожилого лорда Эдварда Боро. Супругу было шестьдесят три года, и все его дети были, по меньшей мере, вдвое старше своей юной мачехи. Кэтрин пришлось исполнять роль не жены, а сиделки. Она хорошо справилась со своей задачей, была ласкова с мужем и сумела подружиться с его детьми. Однако через три года леди Боро стала вдовой и, унаследовав от почившего супруга земли, осталась состоятельной женщиной. А спустя год снова вышла замуж – на этот раз за пожилого вдовца Джона Невилла, лорда Латимера. Кэтрин переселилась в принадлежавший супругу Снейп-Касл и снова стала сиделкой и мачехой, на этот раз единственной наследницы мужа леди Маргарет. Этот брак продлился тринадцать лет, увеличил её состояние и был приятнее уже тем, что супруги бывали при дворе, и молодая леди Латимер могла видеть жизнь за пределами замка своего господина.

Здесь, в Лондоне, впервые подало голос её сердце. При дворе короля Генриха она увидела молодого блестящего придворного Томаса Сеймура. Он был хорош собой, бесшабашно смел и свободен. Вельможа пользовался доверием короля, поскольку был родным братом любимой им когда-то жены Джейн Сеймур, единственной, сумевшей дать ему наследника, но заплатившей за это жизнью. Молодой Сеймур выполнял многочисленные поручения монарха дипломатического свойства и, естественно, часто бывал при дворе. Он тоже обратил благосклонный взгляд на молодую леди Латимер и оказывал ей знаки внимания. А когда Кэтрин овдовела, стал ухаживать за ней более настойчиво, проявляя намерение впервые обременить себя брачными узами – солидное состояние вдовы Латимер очень этому благоприятствовало. Томас был всего на четыре года старше Кэтрин, и это было чрезвычайно приятным разнообразием после двух браков с мужчинами, годящимися ей в отцы и даже деды. Душа Кэтрин ликовала в предчувствии счастливой семейной жизни с молодым, любимым и любящим мужем, но тут в дело вмешался Генрих со своим настойчивым желанием сделать Кэтрин своей королевой. И деваться молодой женщине было некуда.

Кэтрин вынуждена была принять предложение короля, но ей было очень страшно. Генрих, в молодые годы красивый, весёлый и очаровательный со временем превратился в мрачного, чрезвычайно подозрительного и крайне жестокого человека. Его власть была безграничной и, по-видимому, совсем вскружила ему голову. Решившись на разрыв с Папой Римским и католической церковью, Генрих объявил себя главой самостоятельной англиканской церкви и принялся рушить монастыри, присваивая себе их огромные богатства. По всей стране пошли новые волны нищих – изгнанные из своих пристанищ монахи искали пропитания и приюта. Однако, порвав с католической церковью, король не принял для себя и протестантской веры, так и остался между ними. Это давало ему возможность удовлетворять свою разросшуюся до неимоверных размеров жестокость, подвергая преследованиям и мучительной казни как католиков, так и протестантов. Католиков, не соглашавшихся признать его главой церкви, он казнил как государственных преступников отсечением головы. Протестантов, не признающих основных догматов католической религии, сжигал на костре как еретиков. Генрих легко подписывал смертные приговоры, обрекая совершенно неведомых ему людей на мучительную смерть только потому, что их обвиняли его слишком рьяные помощники.

Не останавливался Генрих и перед тем, чтобы чинить кровавую расправу над своими политическими соперниками. Его первой жертвой такого рода стал Эдмунд де Ла Поль, герцог Саффолк, которого молодой ещё король отправил на плаху, а его владения и титул подарил своему другу Чарльзу Брэндону. Видимо, тогда-то и ощутил Генрих впервые вкус крови, и с годами тяга к казням стала непреодолимой. Свою последнюю жертву, Генри Говарда, графа Суррея, он казнил за девять дней до собственной смерти, и основой для вынесения смертного приговора были ничем не доказанные обвинения в адрес слишком высокородного аристократа, к тому же посмевшего превзойти короля в искусстве поэзии.

Кэтрин, как и все при дворе, естественно, знала также и о несчастной судьбе всех предшествующих королев. Генрих был первым, кто отправил на плаху женщин, и не просто женщин, а своих жён. Но это не всё. Свою первую жену Екатерину Арагонскую он самым безжалостным образом отправил в изгнание, лишив всех прав. Несчастную Анну Клевскую, не угодившую ему тем, что оказалась не так красива, как он ожидал, спасло только здравомыслие – она легко и быстро вернула ему свободу, сохранив себе жизнь. Но даже любимая, казалось бы, жена Джейн Сеймур не могла считать себя счастливой. Рассказывали, что когда она производила на свет наследника престола, роды были очень тяжёлыми. Лекари были в растерянности и обратились к королю с вопросом, кого спасать, королеву или ребёнка. И ни на минуту не задумавшись, даже не зная пол младенца, король бестрепетно потребовал спасать ребёнка, жену он себе ещё найдёт. И как же ей, Кэтрин, решиться стать очередной женой этого тирана? Но пришлось.

Бракосочетание состоялось 12 июля в королевской часовне Хэмптон-Корта, а свадьба была отпразднована в Виндзоре, куда королевский двор удалился из города на лето. И почти сразу после венчания молодой королеве пришлось столкнуться с непреклонной жестокостью своего супруга. Она рискнула попросить коронованного новобрачного отменить казни в Лондоне в день их свадьбы. Было известно, что к смерти в этот день приговорено восемь человек, из них четыре католика и четыре протестанта – король соблюдал паритет в своих религиозных расправах. Но в ответ на нежную просьбу молодой жены Генрих, нахмурившись, ответил:

– Ты должна запомнить, Кэти, что я, в первую очередь, король, обязанный блюсти порядок в своей стране. Эти люди преступили закон и должны быть наказаны. Пощады им не будет. Король – это, прежде всего, карающая десница Господа.

– Но наш Господь ведь подаёт людям милость, любовь и прощение, – решилась возразить супругу Кэтрин.

– В этом, и только в этом разница между нами, моя милая жена, – гордо произнёс Генрих. – Господь может позволить себе роскошь прощать. Я же этой роскоши лишён. Моя обязанность карать, карать безжалостно и жестоко всех, кто нарушает закон.

Так Кэтрин впервые столкнулась с непреклонной позицией мужа в вопросе наказания тех, кто хоть чем-то не угодил ему. Она сразу поняла, насколько трудно будет ей, женщине доброй и мягкой, рядом с этим человеком. И в тот день, когда в Виндзоре праздновалась её свадьба, ещё восемь мучеников простились с жизнью, увеличив и так достигшее огромных цифр число жертв короля-тирана.

Став королевой, Кэтрин, согласно традиции, должна была выбрать себе духовника. Наивысшими духовными лицами при дворе были двое – Томас Кранмер, архиепископ Кентерберийский, сторонник реформации церкви и Стивен Гардинер, епископ Винчестерский, стоявший на позициях католицизма. Оба они помогали королю Генриху в его многотрудном деле преобразования церкви в Англии. Сама Кэтрин по своим убеждениям была протестанткой и, вполне естественно, отдала предпочтение преподобному Кранмеру. Как оказалось, этим она создала себе много трудностей и приобрела лютого врага в лице епископа Гардинера, человека фанатичного и жестокого. Сам архиепископ Кентерберийский пожалел в душе молодую королеву – он хорошо понимал, как трудно будет ей сохранить жизнь.

Но Кэтрин была умной женщиной и повела себя в высшей степени осторожно. Она понимала, сколько врагов вокруг неё, готовых использовать ей во вред каждое неосторожное слово, не то, что действие. И самое страшное заключалось в том, что ей не у кого было искать защиты. Король при малейшем её промахе отдаст её безжалостно на расправу. Надеяться приходилось только на себя. Единственный раз она получила помощь от человека, который был ей дорог, – Томас Сеймур участвовал в раскрытии заговора против Кэтрин Парр ещё в бытность её невестой короля. Тогда фанатично настроенный воинствующий католик решил уберечь короля от жены-протестантки. Под её домом был произведен подкоп и планировался взрыв. Несчастье предотвратили буквально в последнюю минуту. Однако теперь никто не придёт на помощь, и заботиться о своей безопасности ей предстоит самой.

С первых же дней семейной жизни Кэтрин показала себя заботливой и ласковой женой. Она преданно ухаживала за супругом, оставаясь всегда приветливой и нежной. Её милая улыбка согревала душу стареющего Генриха, но отнюдь не уменьшала ни его подозрительности, ни его жестокости. Когда одна из фрейлин королевы юная Мария Эскью посмела заступиться за кого-то из приговорённых к смерти протестантов и высказала монарху порицание за излишнюю жестокость, её саму арестовали и препроводили в Тауэр. Моль-бы Кэтрин ничуть не смягчили жестокое сердце короля, и он отдал распоряжение под пыткой заставить девушку отречься от своих слов. Но юная Мария была на удивление тверда духом. Палачи Тауэра работали профессионально. Они применили к арестованной высшую степень пытки, но она молчала. И поражённые такой твёрдостью мастера заплечных дел объявили о завершении пытки – от смерти ведь ей не уйти, так зачем лишние муки. И тут случилось неожиданное. Один из присутствующих при этом католических священников сбросил с себя рясу и принялся сам продолжать мучения осуждённой, требуя отречения от своих убеждений. Молодая девушка так и не сказала ни слова. Когда её привезли к месту казни, она не владела ни руками, ни ногами – они были выломаны на дыбе. К «очищающему» костру её доставили привязанной к стулу и вместе с ним сожгли.

Королева была повергнута в крайнюю степень ужаса и отчаяния, когда ей пришлось по повелению короля присутствовать на пытке, которой подвергалась её фрейлина. Генрих желал, по-видимому, вразумить жену, чтобы ей и в голову никогда не пришло противоречить ему или высказывать крамольные мысли. Долго этого зрелища Кэтрин не вынесла, но и того, что она успела увидеть, хватило с лихвой. И всё же она оставалась нежной и ласковой с королём, преданно о нём заботилась.

Генрих, когда-то высокий, статный и сильный мужчина, с годами оброс жиром настолько, что ноги с трудом выдерживали его огромный вес, и он вынужден был передвигаться, в основном, в специальном кресле, поставленном на колёса. К тому же, много лет назад он повредил ногу во время турнирного сражения, и рана эта осталась на всю жизнь. Время от времени она воспалялась и истекала отвратительно пахнущим гноем, причиняя королю сильную боль и приводя его в крайнее раздражение. И только заботливая Кэтрин умела смягчить страдания супруга, тщательно обрабатывая и перевязывая его рану. Что ей при этом приходилось испытывать, знала только она одна. Король же верил в её любовь и с радостью отдавался её заботам. Он даже в мыслях допустить не мог, что женщина, избранная им, может не испытывать к нему сильнейшего чувства глубокой любви. Ведь он – великий Генрих!

И при всём этом случилась страшная история, когда Кэтрин была на волоске от смерти. Её неусыпно бдительный враг, епископ Гардинер, сплёл-таки свою сеть. Он сумел притянуть несколько слов, сказанных королевой, упомянуть несколько сомнительных, с его точки зрения, личностей, с которыми королева пусть на ходу, но общалась, и предъявил в подходящий момент Генриху обвинение в том, что его жена сочувствует и даже в чём-то помогает протестантам. Это требует немедленного разбирательства и наказания, настаивал епископ Винчестерский. Приказ об аресте королевы он подготовил – вот, пожалуйста. Монарху остаётся только подписать его, и коварная супруга окажется в Тауэре. Генрих раздумывал недолго. В один миг под влиянием раздражения забылись и нежная забота, и преданность, и верность жены. Король недрогнувшей рукой подписал приказ и вскоре забыл о нём. Он подписывал такие приказы чуть ли не каждый день. Одним больше, одним меньше, стоит ли из-за этого волновать себя. Тем более что не так давно Генриху пришла в голову мысль, что он мог бы жениться ещё раз. Жена его верного друга Чарльза Брэндона, Кэтрин Уиллоугби, герцогиня Саффолк совсем недавно овдовела. По другу он, конечно, вздохнул и устроил ему пышные похороны. Но очень интересная, молодая и весьма состоятельная женщина осталась свободна. Почему не воспользоваться моментом?

Однако на этот раз у королевы Кэтрин появился союзник куда более мощный, чем король. Само провидение пришло ей на помощь. Пряча в карман своей необъятной сутаны такой драгоценный документ, епископ Гардинер проявил неосторожность, и пергамент остался лежать на полу, когда он покинул королевские покои. Его нашли и передали королеве тем же вечером. Кэтрин в первый момент потеряла власть над своими чувствами и предалась отчаянию. Однако вскоре взяла себя в руки и стала думать о том, как спасти свою жизнь. Ведь попади она в Тауэр, выйти оттуда ей уже не дадут. А обвинение в помощи протестантам приведёт её прямым путём на костёр.

Утром следующего дня Кэтрин, как всегда милая и улыбающаяся появилась в опочивальне Генриха и, дождавшись его пробуждения, ласково приветствовала супруга и пригласила на прогулку в сад.

– Такое утро замечательное, Ваше Величество, – улыбаясь, говорила она Генриху, – посмотрите, как солнышко светит. Пойдёмте, пройдёмся немного. Нам так хорошо вдвоём, когда никто не мешает нашей любви.

Польщённый Генрих, хорошо выспавшийся, к тому же, что случалось не часто (видимо, муки совести способны лишать покоя даже самых могущественных из монархов), легко согласился на предложение жены. Он велел подать ему одеться, и вскоре они были уже в саду. Кэтрин что-то щебетала ему, ласково касаясь его руки, заглядывала в глаза и обворожительно улыбалась. Король млел от удовольствия. И тут в конце сада появился мрачный епископ Гардинер в сопровождении отряда вооружённых солдат. Кэтрин прижалась к Генриху, как бы ища у него защиты, и в нём взыграла былая куртуазность. Король обнял жену и строго посмотрел на приближающегося священника.

– Что вы себе позволяете, епископ? – грозно прорычал он. – Как смеете появляться без вызова в королевском саду в то время, когда монаршая чета вышла на прогулку? И как посмели привести с собой солдат?

Гардинер растерялся и побледнел.

– Но, Ваше Величество, ведь королева… – начал он.

Однако Генрих не дал ему договорить.

– Моя жена неподвластна вам, епископ, – голос короля был холоден и непреклонен. – И вообще я устал от вас. Я желаю, чтобы вы покинули двор и не показывались больше мне на глаза.

Взгляд монарха был неприветлив и даже жесток.

– Пойдём, милая, – обернулся он к жене, ласково обнимая её за плечи и опираясь на неё, – продолжим нашу прогулку. Утро действительно великолепное.

Кэтрин с большим трудом удалось сдержать себя, чтобы не выдать охватившего её облегчения. Ей удалось спасти свою жизнь. Но то, что пришлось пережить в эти минуты, запомнилось навсегда.

А епископ Гардинер, сразу поникший и постаревший, ушёл, не оглядываясь. Он проиграл. Эта проклятая протестантка сумела настроить короля против него. И теперь его ожидали опала и изгнание.

Кэтрин же, стараясь во всём угодить королю, стала ещё более осторожной. Она не допускала даже намёка на возможность каких бы то ни было переговоров за спиной мужа. Своя жизнь была дороже всего. Умирать ей не хотелось.

Стараясь внести мир в королевскую семью, Кэтрин немало способствовала тому, чтобы помирить Генриха с младшей дочерью. Для подрастающей Елизаветы она стала лучшей из всех мачех. Под влиянием жены Генрих позволил Елизавете бывать при дворе. Для принцессы это было праздником.

Шло время. Генрих становился всё более нетерпимым. Здоровье его ухудшалось. А преданная Кэтрин по-прежнему была рядом. Она, как и раньше, ласково ухаживала за мужем, давая ему облегчение в его недугах. Четыре с половиной года продлился этот брак. И когда Генриху стало совсем плохо, он никого не хотел видеть рядом, кроме жены. Ему было пятьдесят пять лет, когда на фоне общего ухудшения здоровья случился удар. Король был обездвижен в тот момент, когда собирался подписать смертный приговор своему давнему недругу и сопернику герцогу Норфолку. Его сына Генри Говарда, графа Суррея, казнили буквально на днях, и теперь очередь дошла до отца, который уже был арестован и препровождён в Тауэр. Но судьба была к опа-льному герцогу милостива, и в момент подписания приговора рука короля перестала слушать хозяина. Генрих пришёл в ужас, но тело уже не подчинялось ему. Говорить он ещё мог, но двигаться – уже нет. Через несколько часов могучего монарха, твёрдо и жестоко управлявшего Англией на протяжении тридцати восьми лет, не стало. Кэтрин Парр, которой было тридцать пять лет, в третий раз осталась вдовой и оказалась одной из богатейших женщин страны.

Наследником Генриха был юный Эдуард, принц Уэльский. Мальчику исполнилось девять лет, когда он взошёл на английский трон. И при нём приобрели большую силу братья его матери – Эдуард и Томас Сеймуры.

Король Генрих всегда милостиво относился к обоим Сеймурам. По его завещанию старший из братьев Эдуард Сеймур стал опекуном юного Эдуарда. А Томасу Сеймуру достались звание пэра Англии, титул барона Сеймура из Садли и должность лорда-адмирала, под командованием которого находился весь английский флот. И он решился прибрать к рукам вдову почившего монарха, тем более что собирался жениться на Кэтрин и раньше.

Прошло только три с небольшим месяца после смерти короля Генриха, как его супруга, Кэтрин Парр, тайно обвенчалась с человеком, которого любила, превратившись в баронессу Сеймур. Она была счастлива, попав, наконец, в страстные объятия молодого мужчины, способного доставить удовольствие женщине. Ведь никогда в жизни не имела она такой радости. И Кэтрин погрузилась в своё счастье с головой. Однако судьба, никогда не баловавшая её, не смягчилась и сейчас. Такое потрясающее по силе счастье оказалось очень коротким. Томас Сеймур был влюблённым мужчиной, это правда, но честолюбие его было сильнее любви. Он оказался очень ущемлён тем обстоятельством, что регентом при молодом короле Эдуарде стал его старший брат, а не вдовствующая королева Кэтрин, как он надеялся. И Томас принялся плести сеть интриг. С одной стороны, он всячески настраивал молодого короля против его опекуна. С другой стороны, стал обхаживать юную принцессу Елизавету, переданную после смерти отца под покровительство своей мачехи. Для Кэтрин было большим ударом, когда она узнала о флирте, разыгрывающемся между её супругом и входящей в женскую силу падчерицей. Это было больно и очень несправедливо. Тем более что сама Кэтрин к тому времени уже ожидала ребёнка – впервые в жизни и в таком возрасте. Самочувствие её было нарушено, настроение испорчено. Она обожала своего красавца-мужа, а он всё больше охладевал к ней. В конце августа Кэтрин родила дочь Марию и через несколько дней скончалась от родильной горячки. А спустя пять месяцев её муж Томас Сеймур был арестован по повелению лорда-протектора Эдуарда Сеймура и казнён как государственный преступник. Всё его имущество было конфисковано. На свою беду горячо любящая супруга Кэтрин завещала ему всё своё немалое состояние, и оно теперь тоже подверглось конфискации. В итоге бедное осиротевшее дитя осталось вовсе без средств.

Судьба жестоко обошлась с Кэтрин Парр, и мгновений радости и счастья в её жизни было совсем мало. Но в памяти тех, кто знал её, она осталась светлым пятном, женщиной, излучающей доброту. И именно ей удалось хоть немного смягчить тяжёлый нрав короля Генриха, ставшего под конец жизни полным тираном, жестоким и безжалостным палачом своих несчастных подданных.

Тернистый путь к трону

Англия, Хартфордшир,

Дворец Эшридж

Осень 1543 года

Десятилетняя худенькая девочка стояла перед грозным мужчиной, сидящим в большом кресле на краю зелёной ещё лужайки. Мужчина этот – «великий и ужасный» король Англии Генрих VIII Тюдор, девочка – его младшая дочь Елизавета, лишённая титула принцессы Уэльской после трагической смерти матери.

– Дай мне это, – строго проговорил отец, протягивая руку к дочери.

Девочка побледнела, но не двинулась с места. Тогда мужчина наклонился вперёд и сам взял в руку большой массивный перстень с рубином, висящий на худенькой детской шейке. Ощутив его в своей руке, сердито дёрнул к себе, оборвав цепочку, на которой был подвешен перстень. На шее девочки осталась тонкая красная полоса, от вида которой стоящая недалеко от неё воспитательница вздрогнула и пошатнулась – слишком ярко всплыла в памяти картина гибели королевы Анны, несчастной матери обиженного судьбой ребёнка.

Король поднёс кольцо к глазам, нажал пружинку и сердито нахмурился, увидев два миниатюрных портрета. С одного из них на него смотрела казнённая им жена – женщина, любви которой он так долго добивался, а потом так скоро пожелал от неё избавиться.

– Кто дал тебе портрет этой потаскухи? – прорычал король, грозно глядя на дочь.

Сердце мистрис Кэтрин Эшли, воспитательницы, упало, и она замерла в ужасе, ожидая самых страшных бед на свою голову – ведь это именно она приняла из рук обречённой на смерть королевы этот дар памяти для осиротевшего ребёнка, она сберегла его на протяжении многих лет и совсем недавно передала подросшей девочке. Но Елизавета не дрогнула.

– Какой-то незнакомый человек принёс его мне, Ваше Величество, сказав, что это память от моей матери, – тихо ответила она, глядя в лицо отцу тёмными, так похожими на материнские, глазами.

– Что ж, храни его, – свирепо фыркнул король, швырнув кольцо дочери, – но не смей больше показываться мне на глаза. Слышишь? Никогда. И писать не смей.

Девочка замерла, глядя на отца полными слёз глазами, и хотела что-то сказать. Но он не дал ей сделать этого, злобно ощерился и вдруг загремел во всю мощь своего громоподобного голоса:

– Прочь отсюда! Прочь с глаз моих!

Королева Екатерина, последняя, шестая жена грозного короля бросилась к нему в тщетной попытке успокоить мужа. Мария, старшая сестра Елизаветы, дочь первой жены короля Екатерины Арагонской, давно покинутой им и умершей в изгнании, злорадно улыбнулась. Мистрис Кэтрин подхватила упавшее на землю кольцо и, быстро взяв за руку воспитанницу, присела вместе с ней в глубоком реверансе, после чего потянула Елизавету прочь, подальше от разгневанного родителя. Так хорошо начавшийся день принёс слёзы и боль. Надо было спешно уезжать в Хэтфилд-хаус, постоянную резиденцию младшей дочери короля.

Золотоволосая принцесса родилась в любви. Её отец долго добивался взаимности мистрис Анны Болейн, живой, остроумной, эффектной и исключительно элегантной фрейлины своей первой жены, королевы Екатерины. Добиться смог только через законный брак, для чего пришлось претерпеть мно-жество хлопот, связанных с разводом. Но король добился своего, пусть даже ему пришлось ради этого поссориться с Папой Римским и всей католической церковью. Однако такая долгожданная любовь закончилась довольно быстро. И через три года после пышной коронации Анна Болейн была ложно обвинена в прелюбодеянии и колдовстве, признана виновной и казнена в Тауэре. Королева Анна была первой женщиной, лишённой жизни путём отсечения головы. Первой, но, увы, далеко не последней.

Елизавете было три года, когда её мать погибла на эшафоте. И сразу же она превратилась из принцессы Уэльской, наследницы престола, которой прислуживало множество людей, в леди Елизавету, девочку с ограниченным штатом слуг и очень скудным содержанием.

Сейчас, изгнанная отцом, она была в полном отчаянии. Слёзы душили её, но гордость не позволяла проливать их на глазах посторонних людей. Из-за этого прискорбного случая, спровоцированного любопытством принца Эдуарда, заметившего кольцо за корсажем сестры во время игры в шары, Елизавета лишалась тех редких радостей, которые ещё оставались в её жизни. Ведь время от времени ей позволялось покидать свою резиденцию и общаться с ровесниками – сводным братом Эдуардом и кузиной Джейн Грей, внучкой любимой сестры короля Генриха Марии Тюдор, герцогини Саффолк. Со старшей сестрой отношения складывались не слишком хорошо, и виной тому была не столько большая разница в возрасте, сколько ненависть Марии к казнённой королём Анне Болейн. Эта женщина, по её мнению, украла любовь отца у её матери Екатерины. Где было знать девушке, что её отец вообще не способен на длительную привязанность к одной женщине и нуждается в постоянной смене возлюбленных, освежая свои эмоции преинтереснейшим этапом охоты и приручения очередной пассии? Вот если бы Екатерина Арагонская смогла родить королю наследника, о чём он мечтал долго и упорно, тогда… Но стоит ли говорить о том, что случиться не смогло?

Покидая Эшридж, Елизавета понимала, что теперь будет заперта в своём Хэтфилд-хаусе, и единственное, что ей остаётся, – это заниматься образованием. Училась Елизавета легко и с удовольствием, делала большие успехи, радующие её воспитательницу и тех учителей, которым приходилось иметь с ней дело. В четыре года она уже умела читать и вполне уверенно писала своё имя. И, проявляя Тюдоровский характер, приправленный Болейновским честолюбием и упрямством, настойчиво выводила «Принцесса Елизавета», хотя ей давно уже объяснили, что право на это она утратила. И только присутствие рядом горячо любящей её воспитательницы, ставшей, по сути, приёмной матерью, скрашивало это вынужденное затворничество.

С ней, мистрис Кэтрин, и обсудила юная Елизавета те важные выводы, к которым пришла в результате всех событий. Отец преподнёс ей незабываемый урок. И хотя она не могла погасить в своём сердце любовь к нему, это не помешало ей видеть отца в истинном свете.

– Я поняла, Кэт, что в жизни очень важно избежать власти над собой мужчины, не позволить никому из этих самоуверенных особ руководить моей жизнью и распоряжаться ею. И я никогда не выйду замуж, Кэт, никогда! – заявила девочка, которую жизнь заставляла взрослеть гораздо раньше, чем это было положено.

Надо сказать, что король всё-таки смягчился и позволил младшей дочери общаться с наследником престола и даже иногда посещать вместе с принцем и отпрысками знатнейших семейств королевства занятия у наставников Эдуарда. Здесь Елизавета познакомилась ещё с несколькими сверстниками и даже подружилась с Робертом Дадли, одним из приятелей принца.

Прошло три с половиной года, и стало известно, что король серьёзно болен. Его последняя жена преданно за ним ухаживала, но монарху становилось всё хуже. Понимая своё состояние, Генрих изменил принятое раньше решение и снова включил обеих своих дочерей в список престолонаследников – после Эдуарда и его потомков. Елизавете, соответственно, был возвращён титул принцессы.

28 января 1547 года наследный принц Эдуард и принцесса Елизавета были спешно вызваны в одно из королевских владений – Энфилдский дворец в графстве Миддлсекс, очень красивое и живописное место в летнее время. Но сейчас земля была скована льдом и покрыта снегом, было не до красоты. Тем более что здесь Эдуард Сеймур, граф Хартфорд сообщил обоим детям о смерти их отца. Это был удар. Дети рыдали, обнявшись, а граф смотрел на это мрачным взглядом, хотя в глубине души не мог не радоваться грядущим переменам в собственной жизни. Отныне он, родной дядя наследника престола становился полноправным властителем страны – как опекун юного короля Эдуарда У1, лорд-протектор и глава Тайного совета. Кстати, очень скоро он присвоил себе титул герцога Сомерсета.

В жизни Елизаветы это вызвало большие перемены. Решением Тайного совета она была передана под опекунство вдовствующей королевы Екатерины. Само по себе это было хорошо, так как последняя из мачех, выпавших на долю девочки, была женщиной доброй и к падчерице относилась ласково и заботливо. Однако и здесь Елизавету не обошли неприятности. Вскоре после смерти короля Екатерина Парр вышла замуж за человека, в которого была влюблена давно, – Томаса Сеймура, барона Садли, лорда-адмирала и пэра Англии. Это было счастьем для Екатерины, поскольку три раза уже она имела нелюбимых мужей намного старше себя и представала перед алтарём не по своей воле. Сейчас ей казалось, что жизнь одарила её, наконец, счастьем, о котором так мечталось. Но, увы, и в этой бочке мёда была своя ложка дёгтя. Томас Сеймур был авантюристом до мозга костей и вынашивал в своей голове весьма рискованные планы. Прежде чем вступить в брак с первой женщиной королевства он пытался посвататься к юной Елизавете, а, получив вежливый отказ, ещё и к Анне Клевской, четвёртой жене короля Генриха, с которой он, слава Всевышнему, расстался мирно. Не найдя отклика на свои планы у намеченных к браку женщин, красавец Томас стал мужем Екатерины Парр. Однако присутствие в доме жены её падчерицы, пятнадцатилетней Елизаветы, подтолкнуло обольстительного и коварного Сеймура к новым каверзам. Он стал соблазнять неопытную девушку с горячей от природы кровью. Елизавета была заинтригована, ей, конечно, было ужасно любопытно узнать, что такое мужской поцелуй, да ещё полученный от такого красавца. Допустить большее не позволяли гордость и твёрдые принципы, хотя, если быть откровенной, хотелось очень. Однако слухи пошли (соглядатаев-то было вокруг великое множество), и имя принцессы оказалось скомпрометированным. Но самое страшное заключалось в том, что Томас Сеймур активно интриговал против собственного старшего брата, которому всегда завидовал, а теперь ещё и отчаянно ревновал к его близости с молодым королём. Эдуард Сеймур такого, естественно, терпеть не стал и, не долго думая, арестовал младшего брата, препроводил в Тауэр и обвинил в государственной измене. Без долгих проволочек, даже не прибегая к видимости суда, одним только решением Тайного совета, младший Сеймур был признан виновным и отправлен на плаху. Елизавету пытались обвинить в сговоре с Томасом и попытке государственного переворота. Её спасли только твёрдая воля и ясный ум, а также неподкупная преданность нескольких верных слуг, которые защищали её всеми силами и всеми возможными средствами. Из этой передряги принцесса выбралась, но полученный урок запомнила на всю жизнь. И только утвердилась в своём намерении никогда в будущем не попадать под власть мужчин. Хотя сейчас это было трудно сделать. Вскоре умерла после родов Екатерина Парр, и Елизавета оказалась в полной зависимости от всемогущего лорда-протектора и его супруги, высокомерной и крайне честолюбивой Анны, герцогини Сомерсет.

Согласно завещанию почившего короля Генриха, его младшая дочь унаследовала, помимо городской резиденции, три земельных владения – Хэтфилд, Вудсток и Энфилд-чейз. И управлять этими владениями принцессы лорд-протектор поручил своему доверенному человеку. Уильям Сесил был хорошо образован и умён, к тому же весьма проницателен. Он разложил в уме картину состояния королевской власти и пришёл к выводу, что наиболее перспективной из трёх наследников великого Генриха является именно Елизавета. И ей он стал преданно служить, сначала тайно, а потом много лет открыто и официально. Но сейчас, в это трудное время он оказал хорошую поддержку принцессе, зажатой в тиски власти всемогущего герцога Сомерсета, человека жёсткого и безжалостного, которого боялся сам юный король Эдуард.

Мальчик унаследовал корону в девять лет. И, несмотря на то, что был развит, хорошо образован и достаточно умён, править страной, разумеется, самостоятельно не мог. По желанию короля его сыну был оставлен в помощь совет их пятнадцати опытных государственных мужей. Однако граф Хартфорд, одним мановением руки превративший себя в герцога Сомерсета, быстро с этими мужами расправился – он просто подкупил их земельными владениями, которые поступали в королевское ведение от казнённых государственных преступников, в том числе и от его собственного брата, человека весьма обеспеченного. Освободив, таким образом, место вокруг короля, он взялся единолично управлять и им, и всей страной. Слабый здоровьем, болезненный мальчик до дрожи боялся своего дядюшку, который держал его в ежовых рукавицах.

Елизавету после всех перипетий, связанных с Томасом Сеймуром и его столь бурной деятельностью, снова вернули в Хэтфилд-хаус, и она была этим очень счастлива. Конечно, к ней приставили строгих и всецело преданных лорду-протектору надзирателей, но рядом были самые верные и преданные ей слуги, которые составляли, по сути дела, её семью – ведь другой она не знала. И её неизменным ангелом-хранителем стал отныне Уильям Сесил. Именно он сообщал ей в письмах, как официальных, проходящих через руки надзирающих за принцессой супругов Тирвитт, так и приватных, передаваемых с надёжными людьми, все новости, высказывая при этом собственную оценку происходящих событий. Он позволял себе давать принцессе советы, и Елизавета, доверяя ему всецело, к ним всегда прислушивалась.

А дела в Англии тем временем шли из рук вон плохо. Захвативший всю полноту власти лорд-протектор справиться с управлением страной оказался не в состоянии. Он допустил слишком много ошибок – как во внутренней, так и во внешней политике. И, в конце концов, был смещён и заключён в Тауэр. Его место в Тайном совете и при особе короля занял Джон Дадли, граф Уорвик.

Новый опекун уделял мальчику-королю гораздо больше внимания, чем его предшественник, подмечал и удовлетворял его желания, старался порадовать красивыми одеждами и пышными шествиями, что Эдуард просто обожал, и молодой монарх расцвёл.

Елизавета взрослела, превратившись уже в красивую девушку с пронзительными тёмными глазами и яркими рыжими волосами. Одевалась она подчёркнуто скромно, предпочитая чёрный и серый цвета, убрала в шкатулки все свои драгоценности. На её изящных длинных пальцах не было ни единого кольца, даже самого простенького. Елизавета хорошо помнила свою ошибку, когда поддалась чарам красавца Томаса Сеймура и позволила себе флиртовать с ним. Народная молва тогда сразу же связала её имя с той легендой, что осталась от матери, якобы женщины порочной и разгульной. Теперь надо было смыть со своего имени это пятно. И Елизавета успешно делала это, появляясь перед лондонцами в столь скромном виде. Люди её любили и всегда горячо приветствовали, когда она появлялась на улицах Лондона.

А сведения, сообщаемые Сесилом, становились всё тревожнее. Новый советник короля, чрезвычайно им любимый, возжелал, ни много, ни мало, как титула герцога Нортумберленда и получил его. Возвысил от также отца Джейн Грей, маркиза Дорсета, которому был пожалован титул герцога Саффолка. А своего соперника Эдуарда Сеймура, герцога Сомерсета он уничтожил в прямом смысле слова – тот был казнён в Тауэре, на том же месте, где не так давно лишился головы его младший брат. Корона получила в своё распоряжение богатейшие владения Сеймуров. Честолюбивая герцогиня Сомерсет, уже мнившая себя почти что королевой, отправилась в изгнание в далёкую провинцию, где ей отныне предстояло прозябать в бедности. Сам Сесил поднялся до уровня государственного секретаря и был возведён в рыцарское достоинство. Хоть это радовало.

Прошло немного времени, и верный сэр Сесил сообщил в тайном письме, что дела совсем плохи. Король Эдуард болен, и серьёзно. Под давлением герцога Нортумберленда он аннулировал принятый королём Генрихом незадолго до смерти закон о престолонаследии и тем лишил обеих своих сестёр права на трон. Сам же хитроумный герцог спешно женил своего сына Гилфорда Дадли на Джейн Грей, причём сделал это вопреки желанию самой девушки.

Тучи сгущались над страной, и вот гроза разразилась. В середине лета 1553 года скончался король Эдуард У1 Тюдор, немного не доживший до своего шестнадцатилетия. И сразу же после его смерти был обнародован указ, подписанный Эдуардом и скреплённый его печатью, согласно которому королевой Англии становилась Джейн Грей, а королём – её супруг Гилфорд Дадли. Полновластным правителем страны при этом был, естественно, герцог Нортумберленд.

Елизавета, следуя мудрым советам верного сэра Сесила, затаилась в своём владении, сказалась нездоровой и погружённой в траур по брату и ехать в Лондон на коронацию новой властительницы отказалась. Старшая сестра призывала её присоединиться к ней в борьбе за восстановление справедливости, то есть за престол. Но у принцессы хватило здравого смысла остаться в стороне от всех этих событий.

Между тем, практически вся Англия поднялась в защиту попранных прав дочерей короля Генриха. И уже через девять дней королева Джейн была низложена и отправлена в Тауэр вместе со своим супругом. Зарвавшийся герцог Нортумберленд, слишком уверенный в своих силах, был арестован и спешно казнён. К власти пришла Мария Тюдор.

Елизавета могла только посочувствовать бедняжке Джейн, своей кузине, которая пострадала по чужой вине. Но самой нужно было заботиться о себе. Ведь любви между нею и старшей сестрой не было никогда, к тому же они кардинально расходились в вопросах веры – Елизавета по воспитанию и убеждению была протестанткой. Вопреки всему очень хотелось верить, что царствование сестры будет кротким и справедливым. Хорошо, однако, что оно оказалось хотя бы недолгим.

Мария Тюдор пришла к власти в возрасте вполне зрелом – ей было тридцать семь лет. Её убеждения были тверды. Католическая вера была у неё в крови. И новая королева начала с того, что вернула в страну и в своё окружение всех тех, кто прежде пребывал в изгнании либо прятался в надёжных убежищах здесь, в стране. Её главными советниками стали Стивен Гардинер, епископ Винчестерский, и испанский посол Симон Ренар. А Тайный совет заполнили те, кто исповедовал её веру.

Сэр Уильям Сесил поспешно отошёл от политики и удалился в своё стамфордское поместье. Однако за ситуацией в стране продолжал внимательно наблюдать и связь с Елизаветой поддерживал постоянно. Он оценивал происходящие события не только с текущей точки зрения, но и с позиции перспективы, и делился своими выводами с принцессой, давая ей пищу для размышлений и возможность принимать правильные решения в сложной обстановке, накрывшей их всех.

У Елизаветы не было выбора, и на коронацию сестры она, конечно, прибыла. Мария улыбалась ей, но в глубине глаз таился холод. Ещё бы! Елизавета была надеждой и знаменем протестантов, а справиться с ними будет нелегко. И королева твёрдо решила не выпускать сестру из-под строгого надзора ни на минуту.

Коронация была роскошной. Мария отвела душу, представ перед своими подданными в шикарных туалетах, вся усыпанная драгоценностями. Ведь столько лет ей приходилось терпеть лишения, даже наследство матери было прибрано к рукам жадным до богатства Кромвелем, ей достались только золотая цепочка, крестик и молитвенник. Королева и сестру заставила сменить чёрный цвет на белый, и Елизавета радовала взгляд своей молодой красотой и великолепным сияющим одеянием. Однако не ущемить сестру хоть чем-то новая королева не смогла. В кортеже сопровождающих Марию приближённых Елизавете не удосужились выделить отдельную карету, и она ехала вместе с заметно постаревшей и потерявшей лоск Анной Клевской.

А после завершения празднеств довольная королева обратилась к сестре:

– Всё прошло великолепно, ты не находишь? Свершилась воля Божья.

– О да, Ваше Величество, – ответила Елизавета, – это были незабываемые два дня. И я рада, что вы заняли, наконец, полагающееся вам по праву место.

– За это надо возблагодарить Господа, – Мария улыбнулась. – Я сейчас же отправлюсь на мессу в мою часовню. И ты, сестра, разумеется, пойдёшь со мной.

Это был удар, которого ожидала Елизавета. Конечно же, она понимала, что Мария попытается убрать её с пьедестала, на который водрузили свою принцессу англичане-протестанты. Терпеть эту взрывоопасную ситуацию было невыгодно королеве-католичке, стремившейся утвердить свою власть в стране, где протестантская вера пустила прочные корни. Это было просто опасно.

– Сестра, – осторожно ответила на это принцесса Елизавета, – вы сами долго добивались того, чтобы вам позволили исповедовать близкую вашему сердцу веру. Так неужели вы лишите меня такой возможности? Будьте же милосердны.

Глаза Марии недобро блеснули, но настаивать она не стала.

А дальше Англию ожидали события куда худшие, чем предполагалось поначалу. Королева Мария хорошо знала, чего опасается и даже страшится её народ. Но сама она страстно желала именно того, что пугало её подданных. Желала для себя Филиппа Испанского – в свою жизнь и в свою постель. Начались переговоры о бракосочетании королевы Англии с сыном и наследником короля Испании. Это грозило тем, что Англия может вскоре просто превратиться в колонию страны, с которой соперничала столько лет.

Елизавета ожидала грядущих событий, пребывая в свите королевы, – выпускать её из своего поля зрения Мария не собиралась. Над страной нависла холодная мрачная зима, и настроение людей было столь же мрачным. В феврале стало известно, что в Тауэре состоялась казнь Джейн Грей и её супруга Гилфорда Дадли – королева не пожелала даровать жизнь кузине. Она отказалась принять во внимание юность и неопытность Джейн, а также тот факт, что она была просто пешкой в чужой игре. Особа королевской крови и протестантского вероисповедования могла представлять скрытую угрозу для неё даже в глубоком заточении в провинции.

Елизавета пролила слезу о горькой доле кузины, с которой, бывало, играла в детстве. И твёрдо зарубила в своём сознании мысль, насколько осторожной ей самой надо быть сейчас, в пору правления сестры. Осторожной во всём – в словах, поступках, выражении лица и даже мыслях. Ей надо было выжить, и где-то в глубине сознания таилась надежда на корону. Теперь между ней и троном стояла только сестра, которая вряд ли уже сумеет произвести на свет наследника.

Беда пришла со стороны, откуда её никто и не ждал. Осенью на юге страны, в Кенте зародился народный бунт против королевы Марии. Во главе восстания стоял Томас Уайетт, на знамени которого, так сказать, было имя Елизаветы. Принцесса испугалась до дрожи – ситуация грозила ей самыми стра-шными последствиями, вплоть до казни за государственную измену. Ведь Мария и так едва терпела сестру, к которой так благоволил народ Англии, и ждала только повода, чтобы с ней расправиться. И вот вам, пожалуйста, повод лучше некуда. По приказу сестры Елизавета была спешно арестована и отправлена в Тауэр. Её поместили в королевских покоях, но разве от этого легче? Именно из этих покоев, и Елизавета уже знала об этом, ушла на плаху её мать. Неужели теперь очередь за ней?

Принцессе пришлось выдержать нелёгкое испытание, когда она предстала перед Тайным советом. Она защищала се6я очень осторожно, но умело и настойчиво. Ведь она даже не знает, кто такой этот Уайетт и почему он прикрывается её именем. Спасло Елизавету то, что сам Томас Уайетт, попавший в руки королевского правосудия, как на допросах с применением пыток, так и на эшафоте перед казнью твердил одно – Елизавета непричастна к его действиям, это его собственная инициатива. Разъярённая королева Мария сослала сестру в Вудсток, самое нелюбимое из её владений, под суровый надзор преданных короне людей. Больше того, специальным указом Мария лишила принцессу права наследования и превратила снова в леди Елизавету.

Уже оказавшись в безопасности, Елизавета узнала подоплёку событий, стоивших ей стольких переживаний и страхов за свою жизнь. Оказывается, Томас Уайетт-старший был в ранней юности хорошо знаком с Анной Болейн, между ними была симпатия, переросшая в любовь с его стороны – любовь на всю жизнь. Позднее Анна стала королевой, а Томас – придворным поэтом. Когда в царствовании Анны наступила кровавая развязка, Томас был рядом, он присутствовал и на её казни. Мужчина с ужасом смотрел на всё происходящее, а когда голова королевы слетела с плеч, разрыдался как ребёнок. После многих лет его сын Томас Уайетт-младший в память об отце вознамерился посадить на трон дочь горячо любимой им женщины. Это было безнадёжное предприятие, но молодой Томас отдал жизнь за намерение его осуществить.

Последовавшая за мрачными событиями зима была тяжёлой. Ситуация в стране накалялась. Мария открыто готовилась к бракосочетанию с испанским принцем Филиппом. Подданные глухо ворчали. А в Лондоне, в Смитфилдсе уже начали гореть костры инквизиции – фанатичная королева приступила к «исцелению» своего народа от ереси.

В конце июля состоялось торжественно обставленное венчание королевы Англии Марии Тюдор и наследника испанского престола принца Филиппа. Оно проходило в кафедральном соборе Винчестера. Англия получила короля-испанца и оказалась прикованной к своему давнему сопернику Испании. Мария была на седьмом небе от счастья, но оно оказалось слишком коротким.

Вскоре стало известно, что королева ожидает дитя. В народе открыто возмущались тем, что наследник престола будет наполовину испанцем и на все сто процентов католиком. Однако время шло, а ребёнок на свет не появлялся. Прошли все мыслимые сроки, и стало понятно, что беременность у королевы ложная. Стареющая женщина отчаянно жаждала любви и ребёнка, но не получила ни того, ни другого. Филипп Испанский был моложе супруги и горел желанием вернуться на родину к оставленной там красивой и страстной любовнице и оказаться как можно дальше от нелюбимой жены. Но прежде, чем отбыть в Испанию, он ограбил Англию в полном смысле слова – опустошил казну для ведения военных действий во Франции, да ещё и английских солдат получил в своё распоряжение. Войну проиграл, англичан оставил гнить в чужой земле и скрылся в своём дворце.

Оставшаяся наедине со своими бедами королева Мария была в отчаянии. Она понимала, что здоровье её подорвано, и силы тают. Похоже, жизнь её шла к концу. И она примирилась с сестрой, вновь вернула ей право престолонаследия.

Была поздняя осень. Деревья уже облетели, солнце почти не показывалось на небе, было ветрено и холодно. В один из таких дней в поместье Хэтфилд-хаус, куда Елизавета с удовольствием вернулась, как только ей позволили, прибыла группа мужчин. Принцесса со своими приближёнными была на прогулке и, увидев мчащийся на огромной скорости отряд, вначале испугалась. Но потом узнала в скачущем впереди всех всаднике своего верного друга Сесила, и надежда ожила в её сердце. Сэр Сесил почти на ходу соскочил с лошади и сразу упал на колено перед принцессой, протягивая ей на открытой ладони коронационное кольцо Тюдоров.

– Ваше Высочество… Ваше Величество… – он едва мог говорить, но глаза сияли. – Ваша царственная сестра скончалась. Пришло ваше время.

Елизавета выпрямилась и гордо подняла голову. Все присутствующие опустились на колени, склоняясь перед новой королевой Англии. А она смотрела поверх их голов вдаль, как будто прозревала там своё будущее.

Королева Елизавета Первая начала отсчёт времени своего долгого правления. Впереди был путь к вершине власти, к созданию своей эпохи в истории страны. Но сейчас это была просто взволнованная, даже потрясённая всем происшедшим молодая женщина. В этот день, 17 ноября 1558 года завершился её трудный и извилистый путь к престолу. Остались позади беды и страдания, боль и отчаяние, не раз она была на волоске от гибели. И теперь в этот мрачный осенний день для неё взошло солнце. Елизавете Тюдор было двадцать пять лет.

Королева на девять дней

Англия, Лондон,

июль 1553 года

Это лето было для Англии очень неспокойным. Ходили тревожные слухи, что здоровье юного короля пошатнулось. Кое-кто говорил, что у Эдуарда приключилась страшная, непонятная и мучительная болезнь, которая угрожает его жизни. Самые смелые рисковали утверждать, правда, шёпотом, что малолетнего короля отравили.

И было, от чего беспокоиться англичанам. Вот уже шесть с половиной лет прошло с того дня, как умер так долго державшийся на троне король Генрих Восьмой. Сорок восемь лет носил он корону Англии и правил страной железной, даже жестокой рукой. Казалось, что сила и энергия его неисчерпаемы, что правление его будет вечным. Но, увы, человеческая природа слаба, годы и болезни одолели и могучего Генриха. Наследнику короля, которого он так долго дожидался и так упорно пытался получить, меняя жён, исполнилось всего девять. Он и окрепнуть не успел под рукой отца, тем более что возле него всё время крутились дядья – братья почившей королевы Эдуард и Томас Сеймуры. Находиться при наследнике престола во все времена было очень выгодно и открывало большие возможности, на что и рассчитывали оба, ведя постоянную грызню между собой.

Правильно говорят мудрые люди, что нет большего наказания для страны, чем малолетний король. Им пытаются управлять все, кто может дотянуться до власти. Никто не знал, чем заслужила Англия гнев Всевышнего, но наказание было налицо. За право управлять королём, а вместе с ним и страной сцепились самые близкие к трону семейства. И полетели головы. К моменту смерти Эдуарда полегли уже на плахе оба Сеймура, были конфискованы их богатейшие владения – великолепный способ пополнить королевскую казну, и при этом кое-кому удаётся ещё погреть руки. Сейчас всем заправлял Джон Дадли, граф Уорвик, сменивший на посту лорда-протектора казнённого им Эдуарда Сеймура, герцога Сомерсета, и вытребовавший себе у юного подопечного титул ни много, ни мало как герцога Нортумберленда. Страна ахнула, узнав это, – всем было хорошо известно, что долгие годы герцогство это принадлежало могучему клану Перси. Но власть есть власть.

Наступил переломный момент. Что-то будет дальше? Две дочери короля Генриха – Мария и Елизавета ждали своей очереди на престол. Отец, уходя из жизни, подтвердил их права специальным указом. И вдруг…

– Нет, нет и нет, – заламывала руки молодая изящная женщина, рядом с которой стоял высокий, сурового вида пожилой мужчина, – я не хочу быть королевой, не хочу.

– Достаточно того, что этого хочу я, – жёстко возразил её собеседник, гневно сверкнув тёмными глазами. – И вы сделаете всё, что мне нужно, миледи. Не забывайте о том, как высоко я вознёс вашего отца.

Он стоял перед ней, высокий, темноволосый, красивый. Сильный властный мужчина, который умел вызывать симпатию к себе у тех, кто не сталкивался с ним близко. И лишь при частом и близком общении становились очевидными его непомерное честолюбие и несгибаемая твёрдость, даже жестокость в достижении своих целей. Это был всемогущий лорд-протектор, опекун малолетнего короля Эдуарда и практический властитель всей Англии Джон Дадли, граф Уорвик, с недавнего времени светлейший герцог Нортумберленд.

Граф Уорвик стал опекуном юного короля, когда тому исполнилось тринадцать лет, и сразу же вошёл в доверие к жаждавшему любви и внимания Эдуарду. Юный сын великого Генриха Восьмого, оставшийся без матери в первые же дни после рождения и потерявший отца в возрасте девяти лет, откровенно побаивался своего дядюшку по матери Эдуарда Сеймура. Тот всегда был жёстким и требовательным к племяннику, даже хищное лицо его пугало мальчика, и он был рад, когда всемогущий лорд-протектор, глава Тайного совета Эдуард Сеймур, герцог Сомерсет лишился всех своих прав и угодил в Тауэр. Вскоре он был обезглавлен по обвинению в государственной измене – герцог Нортумберленд не отличался особой щепетильностью при достижении своих целей.

Такого рода обвинения и последующие за ними казни стали в последние десятилетия обычным явлением в Англии. Все, кто чем-то не угодил властному королю, заканчивали свою жизнь под топором палача, даже самые близкие и преданные ему люди. Всем в Англии были памятны бесславный конец всесильного кардинала Уолси и жестокая казнь всемогущего Томаса Кромвеля. С лёгкой руки короля Генриха даже женщины не избежали этой участи. Все знали, что первой женщиной, обезглавленной на эшафоте, стала вторая жена Генриха королева Анна Болейн, которая через три года после пышной коронации потеряла привлекательность для мужа, не сумев родить ему сына, да и характер проявляла не слишком покладистый. По стопам павшей под тяжестью ложных, хорошо сфабрикованных обвинений королевы Анны пошла и четвёртая жена любвеобильного Генриха, юная Кэтрин Говард. Она, правда, была действительно повинна в измене королю. Но погибнуть на эшафоте в восемнадцать лет! Нет уж, в этой стране лучше быть обычной, ничем не примечательной леди, чем королевой.

И леди Джейн Грей, с недавнего времени леди Джейн Дадли, была в ужасе от того, что только что сказал ей всегда внушавший страх свёкор. «Боже всемилостивый, – взмолилась она, – отведи от меня беду эту, спаси и сохрани меня». Но Господь, по-видимому, отвернулся от неё, потому что светлейший герцог ничуть не смягчился и не изменил своих намерений.

– Вы глупы, если не понимаете своей выгоды, леди Джейн, – продолжал гнуть своё герцог Нортумберленд. – Поймите, король Эдуард только что отдал Богу душу. Но он успел сделать для нас очень много. Он аннулировал своим решением указ короля Генриха о праве престолонаследия для Марии и Елизаветы. А перед самой кончиной подписал указ, согласно которому вы, миледи, внучка любимой сестры короля Генриха Марии Тюдор, объявляетесь королевой Англии, а ваш супруг Гилфорд Дадли, мой любезный сын – королём. Так что утрите слёзы и приготовьтесь к грядущим торжественным событиям. И помните, вы будете делать впредь всё, абсолютно всё, что я вам велю. Иначе пострадает вся ваша семья, начиная с вашего любезного батюшки герцога Саффолка.

Нортумберленд ещё раз грозно взглянул на оробевшую леди Джейн и покинул комнату. У него было великое множество неотложных дел. Наступил долгожданный момент, когда полная власть в стране переходит в руки его сына, а значит, в его руки. Все пять сыновей светлейшего герцога всегда были послушны ему. И он был уверен, что Гилфорд удовольствуется теми преимуществами, какими одаривает жизнь венценосных особ, а всю полноту власти в стране отдаст в руки отца. Наконец-то свершаются честолюбивые мечты, которые он столько лет вынашивал в своей душе.

Герцог улыбнулся про себя, вспомнив, как ему удалось свалить цепко державшегося за племянника-короля и за власть проклятого Эдуарда Сеймура. Тот был силён своим родством с королём – как-никак родной брат его матери. Но управлял Англией бездарно – как внутри страны, так и в делах межгосударственных. Затеял зачем-то никому не нужные и ничего не дающие стране войны с Шотландией и Францией. Это его и погубило. Он, граф Уорвик, сумел настроить Тайный совет против Сеймура. Тем более что младший Сеймур не так давно сложил голову на плахе по обвинению в государственной измене. Тот тоже рвался к власти, но шёл к ней через женские постели и метит угодить в короли путём женитьбы на наследнице престола. Не вышло. Но кое-чему он свежеиспеченного герцога Нортумберленда научил. И тот быстренько возвысил отца юной леди Джейн Грей, а потом женил на ней своего младшего сына. Вот теперь всё отлично.

Оставшись одна, леди Джейн предалась слезам и отчаянию. Она никогда не была особенно счастлива в родительском доме. Её мать, Фрэнсис Брэндон, маркиза Дорсет, а ныне герцогиня Саффолк никогда не забывала о том, что она дочь Марии Тюдор, а значит, в её жилах течёт королевская кровь. Чрезвычайно честолюбивая и требовательная к старшей дочери, она держала её, что называется, в ежовых рукавицах, стремясь сделать леди, достойной самой высокой участи. Девочку хотели выдать замуж за юного Эдуарда. Не получилось. И тогда родители, обольщённые посулами герцога Нортумберленда, согласились на её брак с сыном светлейшего в надежде увидеть дочь на престоле Англии.

Джейн была очень одинока в доме мужа, с которым её не связывало ничего, кроме произнесенных перед алтарём брачных обетов. И те были вытянуты из неё силой. Она не хотела становиться женой одного из сыновей Дадли. Больше всего ей хотелось спокойно жить в доме отца, предаваясь чтению, и мечтать о браке с милым её сердцу Робертом Эстли, младшим сыном графа Эстли из небогатого, но старинного рода. Умом она, конечно, понимала, что родители никогда не допустят этого брака – они слишком честолюбивы и хотят дорого продать свою дочь. С Робертом они познакомились случайно, и их любовь зародилась втайне от всех. Роберт был наследником своего отца, он жаждал богатства и славы, чтобы иметь право посвататься к любимой. Даже ездил сражаться на континент и стал рыцарем. Но осуществить свои намерения не успел. В их жизнь вмешался всемогущий герцог Нортумберленд. Внезапно возвысившись до уровня лорда-протектора и главы Тайного совета, он попросту подкупил отца Джейн сладкими посулами и легко получил у него согласие на брак дочери с одним из своих сыновей.

Джейн всегда, с самого детства была робкой и тихой девочкой. Она была безоговорочно послушна воле отца и деспотичной матери. Когда ей в детстве приходилось играть с наследником престола Эдуардом и его сестрой Елизаветой, она всегда удивлялась твёрдости характера юной принцессы. А ведь той пришлось немало пережить ещё при жизни отца. Будучи дочерью погибшей на эшафоте королевы Анны Болейн, она испытала горечь унижения, когда её провозгласили незаконнорожденной и лишили права на престолонаследие. Но Елизавета была тверда в своих убеждениях и рано научилась скрывать свои истинные мысли и чувства. Ей было немногим больше десяти, когда она сказала своей подруге:

– В нашей жизни всем управляют мужчины, Джейн, и они играют нами, как хотят, используют в своих целях. Я решила, что никогда, никогда не позволю мужчине играть мною и взять надо мной верх. И я никогда не выйду замуж.

Как же права была её подруга. Теперь Джейн в полной мере испытала на себе всю тяжесть мужской власти. Она ещё и жить не начала по-настоящему, когда её, как пешку на шахматной доске, выставили в первый ряд, чтобы легко пожертвовать ею в случае надобности. Сейчас ей было только пятнадцать, а сколько всего пришлось пережить. Её навсегда разлучили с горячо любимым Робертом и бросили в объятия холодного, не имеющего к ней никаких чувств Гилфорда Дадли. Все в Лондоне знали, что молодой Дадли большой повеса и связан нежными чувствами с красавицей Энни Молдвей. Джейн же красавицей не была никогда. Невысокого роста, худощавая, слишком тихая и скромная, она была очень неуверенной в себе. Её престарелая няня, единственный человек, который любил её по-настоящему, говорила, что в Джейн отчётливо проявляются черты её великолепной бабки – такие же роскошные тёмно-золотые волосы, такой же изящно вздёрнутый маленький носик, и такие же тёплые отдающие золотинкой глаза. Но Мария – Роза Тюдоров – была любима своими родными, своим царственным братом и своим мужем, герцогом Саффолком. Её муж из любви к ней даже пошёл наперекор воле всемогущего короля, зная, что может потерять не только всё, чем владеет, но и голову. Это счастье, что Генрих простил им скоропалительный несанкционированный брак. Да, её бабка была своенравна и умела добиваться своего. Она, Джейн, так не могла, и теперь ей оставалось только лить слёзы по поводу своей не сложившейся жизни.

Излишне амбициозные и честолюбивые родители много лет вынашивали мечту выдать Джейн замуж за юного короля. Ну, это ещё куда ни шло – стать женой монарха, хотя девочка даже представить себе не могла как сможет ужиться рядом с холодным, бесстрастным и очень требовательным Эдуардом. Но то, что происходит теперь, – это вообще ни в какие рамки не укладывается. Стать королевой в своём праве, отодвинув обеих кузин, законных наследниц своего брата – нет, это за пределами её разумения! Но её к этому склоняют, и достаточно настойчиво. Что делать?

А события вокруг разворачивались с быстротой налетевшей бури. Герцог Нортумберленд объявил во всеуслышание, что, согласно воле почившего Эдуарда, права престолонаследия для Марии и Елизаветы аннулированы, и королевой в Англии становится их кузина Джейн Грей, в жилах которой течёт кровь Тюдоров, а королём, в полном соответствии со всеми законами, божескими и человеческими – её супруг Гилфорд Дадли. Спешным образом были собраны фрейлины для новой королевы и создан новый двор. Гилфорд уже таял от счастья в предчувствии таких важнейших событий, как роскошная коронация, а потом безраздельная власть в стране. Ох, сколько же шикарных пиров он задаст, какие охотничьи выезды организует, сколько прелестных женщин уложит в свою постель. Он знал свою мужскую силу и гордился ею. Теперь уже утратила ценность в его глазах и некогда обожаемая им Энни – до неё ли, когда все самые красивые женщины страны отныне к его услугам. О жене и говорить нечего. Пусть сидит себе тихой мышкой во дворце и довольствуется его редкими посещениями. Баловать её своим вниманием он не намерен.

Новоявленный король рассмеялся, вспомнив, как первый раз уложил в постель юную жену. Она не нравилась ему, но отец велел жениться на этой скромнице и незамедлительно осуществить свои супружеские права, предъявив родителю вещественные доказательства состоявшегося брака.

– У тебя большое будущее, сын мой, – увещевал отец кисло смотревшего на него Гилфорда. – И ты должен научиться подчинять свои чувства и желания тем целям, что стоят перед тобой. Тем более что и требуется от тебя всего-навсего завалить на супружескую постель послушную тебе жёнушку и лишить её девственности. А потом никто не помешает тебе развлекаться так, как тебе хочется. Правда, постель жены посещать время от времени придётся – надо позаботиться и о наследниках.

Но когда новобрачных оставили, наконец, одних в роскошной спальне, и новоявленный муж увидел страх в глазах навязанной ему жены, в нём взыграло жестокое желание помучить её и, тем самым, хоть немного отыграться за принудительный брак. Он быстро разделся сам и удовлетворённо улыбнулся, увидев, как страх в огромных глазах жены превращается в ужас. Велев её раздеться, он подозвал её к себе и указал на своё внушительное, но пребывающее в покое мужское достоинство:

– Отныне твоя первейшая обязанность, жёнушка, приводить мой жезл в состояние готовности, если хочешь ощутить его в своём теле. Сам по себе он, как видишь, на тебя не поднимается. Так что действуй.

Джейн с ужасом отшатнулась, её роскошные волосы разметались по плечам, на глазах закипели слёзы – и супруг внезапно возбудился. Он тут же накинулся на неё, повалил на постель и, не дав ей опомниться, ворвался в маленькое хрупкое тело. Она кричала и плакала от боли, но муж только больше входил в раж. Неожиданно для себя он получил огромное удовольствие от нетронутого девичьего тела и не собирался ограничивать себя ни в чём. Лондонские шлюхи хорошо знали его неутомимость, сегодня он продемонстрировал её своей жене. И только полностью удовлетворив себя, супруг скатился с тела Джейн. Он получил больше, чем ожидал. Это было приятным открытием. Но вовсе не было поводом для того, чтобы проявлять доброту и ласку к жене. На ком-то ведь надо отыгрываться за беспрекословное повиновение воле отца. Вот жёнушка и будет теперь служить ему «мальчиком для битья».

Удовлетворённо развалившись на широкой постели, он дал последнее наставление жене:

– Где хочешь учись, дорогуша, но чтобы в следующий раз ты меня сама привела в состояние возбуждения. Иначе познаешь всю силу моего гнева.

Искать учителей Джейн не пришлось. На следующий день в их покоях появилась разбитная девица Нэн, служившая прежде горничной в доме её отца.

Вечером, явившись в спальню супруги, Гилфорд привёл с собой и эту особу. Нэн нахально усмехалась, глядя на перепуганную госпожу. Хозяин же похлопал её по аппетитному заду и заявил жене:

– Ты видишь перед собой сейчас настоящую женщину, миледи. Она умеет доставить мужчине радость множеством способов. И я желаю, чтобы ты обучилась у неё всему, что может доставить мне удовольствие. Сегодня можешь только смотреть. Но в следующий раз будь готова повторить всё, что покажет тебе эта умелая девица.

Затем он повернулся к служанке, усмехнулся и велел:

– Давай, красавица, вознеси меня на вершину удовольствия.

Нэн не заставила себя упрашивать. Она легко и грациозно разделась сама, лукаво поглядывая на господина, потом принялась раздевать его, лаская и целуя в самых разных местах. Когда одежды на нём не осталось, стало очевидным, что женщина хорошо знает своё дело. И началось… Джейн забилась в угол, и оттуда следила за разворачивающимся перед ней действом огромными потемневшими глазами. Ей было страшно и… любопытно. То, что выделывала перед её глазами разгорячённая похотью пара, потрясло её. Вот, значит, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они оба хотят этого. В ней разгорелось желание самой испытать нечто подобное, но только не с этим холодным насмешливым мужчиной, который и за человека её не признаёт. С кем угодно, только не с ним. Перед глазами всплыл образ Роберта, и Джейн застонала от острого желания быть сейчас рядом с ним.

На следующую ночь Гилфорд, к большой радости Джейн, не ночевал дома – они с отцом отбыли по какому-то важному делу. И Джейн решилась. Она призвала к себе Нэн и сказала ей спокойным голосом, вовсе не проявляя злобы к служанке:

– Я ни в чём не виню тебя, Нэн. Наши поступки зачастую зависят не от нашего желания, а от воли тех, кто властен над нами. К тебе же я имею поручение.

Джейн на минуту заколебалась, но отогнала сомнения прочь и продолжила:

– Мне очень хочется повидаться с моей давней подругой Эмили Эстли, ты знаешь, где они живут. Ты отнесёшь леди Эмили записку от меня и получишь вот это маленькое колечко, которое, я знаю, очень тебе нравится.

Глаза Нэн алчно блеснули, и она протянула руку за запиской. Джейн знала, что смертельно рискует, но всё равно решилась. Хуже, чем есть, и быть не может. Так, во всяком случае, ей тогда казалось.

Нэн добросовестно выполнила поручение и получила вожделенную награду, а Джейн действительно встретилась с Эмили, и вдвоём они разработали план, совершенно неразумный и очень рискованный, но, по странной прихоти судьбы, благополучно приведенный в исполнение. В результате цепи сложных действий Джейн оказалась наедине с Робертом, причём в таком месте, где никто не мог им помешать. Она сама кинулась на грудь любимого, лаская его и задыхаясь от нетерпения.

– У нас мало времени, дорогой, – прошептала она, страстно его целуя, – а я хочу испить всю до дна чашу твоей любви. Быть может, это единственная встреча, которую мы можем себе позволить. А я жажду знать, жажду испытать, что значит быть любимой желанным мужчиной. Возьми же меня, дорогой, возьми.

Молодая женщина вся полыхала страстью, и Роберт утонул в неожиданно дарованном ему счастье. Часы летели незаметно, и когда влюблённые опомнились, отведенное им время истекло. Нужно было прощаться. Они быстро натянули одежду, кое-как привели себя в порядок.

– Прощай, любовь моя, – тихо сказала Джейн, – не знаю, увидимся ли мы когда-нибудь ещё, но воспоминания об этих часах, проведённых с тобой, в твоих объятиях всегда будут греть мне душу.

Больше увидеться им не довелось.

То, что сотворил герцог Нортумберленд, всколыхнуло всю страну. И оказалось, что самоуверенный лорд-протектор переоценил свои возможности. Англичане взялись за оружие, чтобы отстоять права на престол старшей из дочерей короля Генриха. Девять дней продолжалась вся эта сумятица. Девять дней Джейн Грей, в замужестве Дадли была королевой Англии. На десятый день ею стала Мария Тюдор.

Самозваные король и королева были арестованы и брошены в Тауэр, так же как и недавний всевластный лорд-протектор с другими своими сыновьями. Тридцатисемилетняя королева Мария не нуждалась в опекунах. Она сразу же окружила себя близкими по духу людьми, ярыми сторонниками католической веры. Её ближайшими и главными советниками стали Стивен Гардинер, епископ Винчестерский и посол Испании Симон Ренар. Тайный совет быстро наполнился приверженцами католической веры. Много голов полетело с плеч, и в первых рядах казнённых был герцог Нортумберленд. Рассказывали, что, когда его привезли к месту казни на Тауэр-хилл, он умолял о пощаде, буквально ползал на коленях, вымаливая себе жизнь. Не получилось. И его голова слетела с плеч так же, как и голова его предшественника, безжалостно казнённого им самим.

Стояла вторая половина лета, когда Джейн сошла с барки и, пройдя через ворота, вступила под мрачные своды Тауэра. Здесь даже в разгар летнего тепла было серо, сыро и холодно. От одного вида этих мощных стен у Джейн мурашки побежали по телу. Она хорошо знала, сколько сильных, облечённых властью людей вошли сюда через те же ворота с тем, чтобы никогда уже не вернуться к жизни. Если кто-то из них и оставался заточённым в башнях замка-крепости, то жизнью это назвать было никак нельзя. И она чувствовала, ощущала всем своим существом, что никогда уже не увидит нормальную человеческую жизнь и не услышит ничего, кроме коротких команд, отдаваемых солдатам гарнизона, и крика воронов, которые издавна облюбовали это место и чувствовали себя здесь хозяевами. Всё, жизнь со всеми её звуками и красками осталась за высокими толстыми стенами, навсегда скрывшими её от мира.

– Я не хочу, не хочу, – шептали бледные губы, и слёзы лились из огромных золотистых глаз.

Но в этом приюте мучений и смерти никого не могли тронуть слёзы ни в чём не повинной молодой женщины, почти девочки, жизнью которой распоряжались всесильные мужчины.

К некоторому её облегчению, для Джейн выделили относительно сухие покои в башне, из узких окон которой был виден изгиб реки и несколько домов на берегу Темзы. С ней позволили быть одной служанке и двум фрейлинам, которые сами были в ужасе от всего происшедшего и ничем не могли поддержать госпожу.

Очень скоро стало известно, что бывший лорд-протектор, всесильный герцог Нортумберленд обезглавлен как государственный преступник. Гилфорд Дадли, несостоявшийся король Англии, и его братья заключены в самой старой и мрачной башне – Бичем-тауэр, суровой тюрьме, где стены промерзают насквозь и негде спрятаться от холода. Но положение супруга, если говорить честно, мало волновало Джейн – ничего кроме ненависти она к нему не испытывала. Ей было жаль только Роберта Дадли, которого отец отправил арестовывать принцессу Марию, когда началась вся эта катавасия с захватом власти после смерти Эдуарда. Его оторвали от молодой жены, которая, по слухам, очень любила своего супруга и как раз сейчас носила его дитя.

Самое страшное началось, однако, когда к узнице пришёл один из членов Тайного совета и стал вести допрос с целью выявить все злоумышления против царствующего ещё Эдуарда. Они подозревали ни много, ни мало как отравление короля с целью захвата власти. Джейн нечего было рассказать дознавателю, но ей не верили и допрашивали раз за разом, всё более хитроумно выстраивая вопросы. Джейн плакала и клялась в том, что ничего не знает. Тогда её повели на «прогулку» по Тауэру, показывая места, где развязывались языки самых упрямых заключённых, и орудия, используемые для этого. Когда её ввели в маленькую камеру, где стояли приспособления для пыток, ей стало плохо. Ноги едва держали бедную Джейн, голова кружилась, к горлу подступила тошнота. Как оказалось, в Тауэре имелись смертоносные орудия пытки специально для нежных дам. Ей показали «Железную деву» – большой, в полный человеческий рост металлический футляр, выкованный по форме женского тела, дно которого утыкано большими шипами, насквозь пронизывающими тело жертвы, помещённой туда.

– Обычно заключенные сюда женщины кричат долго и громко, – сообщил ей сопровождавший их в этой жуткой экскурсии лорд-смотритель замка. – Нужно быть очень покладистой, леди, чтобы не угодить в объятия этой не слишком приветливой девы.

Тут уж Джейн разрыдалась во весь голос.

– Ну, как вы не можете понять, что я ничего, совершенно ничего не знаю, – всхлипывая, проговорила она. – Я ведь никто, совсем никто в этом семействе. Меня взяли из отчего дома как берут неодушевлённую вещь, куклу и заставляли куда-то идти, что-то делать. За весь последний год я ни разу не видела моего кузена Эдуарда, с которым мне когда-то в детстве дозволялось играть. Я не хотела быть королевой. Я просила лорда-протектора не делать этого со мной, но он и слушать не захотел. Велел быть покорной его воле, иначе всевозможные кары обрушатся на головы моих родных. Что, скажите мне, что могла я сделать, одинокая и беспомощная в руках этих всесильных мужчин, моих свёкра и мужа? Со мной ведь даже не разговаривали как с человеком. Просто велели делать или говорить то-то и то-то. Ну почему вы не верите мне? Почему? Уж лучше убейте сразу, только не мучайте больше своими вопросами, на которые у меня нет ответов.

Она почти кричала.

– Всему своё время, – пробормотал вполголоса чуть смущённый дознаватель, отвернувшись от своей подопечной.

Ему и, правда, было жаль эту молодую женщину, почти девочку, которую, похоже, безжалостно использовал в своей игре жестокосердный Нортумберленд. Но работа есть работа, и её надо исполнять добросовестно, если нет желания самому попасть в этот мрачный замок в качестве узника. Затем, повернувшись к своей подопечной, он успокоил её несколькими официально произнесенными словами. Нельзя было даже подозрение вызвать, что он пожалел её. Новая королева Мария никогда не простит его, если узнает, что он проявил слабость и сжалился над протестанткой, позволившей себе захватить её титул и трон. Этой девочке не выбраться отсюда живой. Её участь решена.

После возвращения с «прогулки» Джейн была сама не своя, её била крупная дрожь. Она не могла есть, только всё время пила, а к ночи слегла с горячкой. Бедная женщина металась на узкой постели, всё время рвалась куда-то, поминала в бреду какую-то железную деву и звала Роберта. Фрейлины были в полном расстройстве и недоумении. Они потребовали лекаря, и он пришёл. Осмотрев больную, эскулап оставил свои назначения, и Джейн стали поить какими-то настоями из трав. Служанка без конца обтирала её тело прохладной водой с уксусом, и постепенно молодая женщина пришла в себя. Но с тех пор улыбка ни разу не появилась на её молодом нежном лице. Джейн была задумчива и молчалива. Никто не знал, что творится в её хорошенькой головке. И это было к лучшему. То, о чём она думала, принадлежало только ей, это были самые драгоценные её воспоминания. И ещё время от времени она совсем не по-христиански проклинала графа Уорвика, герцога Нортумберленда, который уже распрощался с головой, и его безжалостного сына, омрачившего своим бессердечием её такую короткую жизнь. То, что жизнь её кончена, Джейн понимала отчётливо. Злобная и жестокосердная Мария никогда не простит её, даже зная, что во всём происшедшем нет ни грана её вины. Другая, более человечная королева могла бы сослать её в отдалённую провинцию, но сохранила бы ей жизнь и возможность видеть небо над головой. Другая, но только не эта фанатичная, всем недовольная стареющая Мария.

О смерти думать было страшно. То есть не о самой смерти, а обо всём, что будет ей предшествовать. Она с ужасом представляла палача с топором. А вдруг он будет недостаточно умел? Такое уже было. Во времена старого короля Генриха не повезло обречённой на казнь леди Солсбери – неумелый палач гонялся за ней вокруг плахи, нанося удар за ударом, куда придётся, пока не искромсал её всю. Ужас! А когда на Тауэрском холме казнили Кромвеля, он не сопротивлялся. Однако бедняга получил несколько жестоких ударов, прежде чем распростился с жизнью. Джейн содрогалась, думая о таком, и с ещё большей горячностью проклинала своего свёкра. А отец? Он был так по-глупому счастлив, когда его дочь провозгласили королевой Англии. Жив ли он? Этого Джейн не знала. До неё не доходили никакие вести из мира, оставшегося за стенами этой страшной крепости.

Одно было хорошо – её перестали допрашивать. И это давало хоть какое-то облегчение. Джейн уже знала, где казнят королев из рода Тюдоров – на лужайке Тауэр-Грин, напротив церкви Святого Петра-в-оковах. Там возводили эшафот, на котором простились с головой и мятежная королева Анна Болейн, и юная легкомысленная Кэтрин Говард. Обе вели себя достойно в момент казни. И это обязывало её, Джейн, тоже взять себя в руки. Ведь её бабкой была прекрасная Мария Тюдор, смелая и готовая на всё ради своей любви. Но как же трудно держать себя в руках, даже только думая о том, что её ждёт!

Время шло, но ничего не менялось в жизни узницы Тауэра. Пришла осень с её холодами и ветрами, особенно жутко завывающими в этих страшных стенах. Зарядили дожди. Стало сыро и холодно, согреться можно было только у самого очага. Двадцатого октября Джейн исполнилось шестнадцать лет. Никто не вспомнил об этом празднике. И она отметила его в душе своей, где единственным гостем был Роберт, о котором она очень тосковала. А, улёгшись в постель, проплакала полночи, но слёзы были тихими. Она почти смирилась с неизбежным. Потом наступила зима. В воздухе закружились первые снежинки. Где-то там, за толстыми стенами крепости-тюрьмы люди отпраздновали Рождество. Наступил новый 1554-й год, обещающий так много для тех, кто остаётся жить, и последний год для неё, обречённой на смерть безжалостными людьми.

Страшный день настал в начале февраля, когда остались позади месяцы томительного заключения в полной изоляции от мира. Вечером хмурого и ветреного февральского дня, когда даже солнце не нашло возможным появиться над Тауэром, к узнице заглянул лорд-смотритель и сообщил, что суд признал её виновной в государственной измене и узурпировании власти. Казнь состоится завтра, и леди следует быть готовой. Фрейлины зарыдали, служанка упала на колени и прижалась лицом к руке госпожи. Сама же Джейн была спокойна и холодна.

– Благодарю вас, милорд, – тихо сказала она, – я буду готова.

Лорд-смотритель содрогнулся в душе, увидев это ледяное спокойствие. Его вторая дочь была такого же возраста, как и эта несчастная леди. И мужчине стало страшно. «Господи, какие вещи допускаешь ты на нашей многострадальной земле, – подумал он. – Казнить отсечением головы детей, как можно стерпеть такое!».

Свою последнюю в жизни ночь Джейн Грей, леди Дадли, в течение девяти дней бывшая королевой Англии, провела без сна. Она думала о своей жизни, такой короткой и такой несчастливой. Вспоминала всё лучшее из детства, из тех минут, что провела рядом с любимым Робертом. Больно и одновременно сладко было вспоминать часы, проведённые в страстной любви с ним. «Роберт, Роберт, – беззвучно шептали её губы, – ты вспоминай меня хоть иногда. Мне будет легче лечь на плаху, если я буду знать, что ты меня любишь. Ведь любишь, милый? Я верю, что любишь, и это даёт мне силы».

Бывшие с ней в заключении женщины спали тревожным сном. Завтра, когда для неё всё закончится, то, что пережито здесь останется для них лишь мрачным воспоминанием. Пройдёт время, и они забудут эти страшные дни. Для неё же всё будет закончено уже завтра. Джейн потихоньку встала и подошла к бойнице окна. Увидела тонкий серпик нарастающей луны и обрадовалась, как ребёнок, получивший подарок. Подумалось, что это Господь посылает ей своё утешение. Он примет её в свои объятия, и никогда уже никто из людей не сможет причинить ей зла. Никогда! Слёзы потекли по исхудавшему лицу. Джейн вытерла их и вернулась в постель.

Утром, когда стража пришла, чтобы сопроводить узницу к месту казни, она была полностью готова. На неё надели её лучшее платье – тёмно-синее с золотой каймой по подолу и рукавам. Воротник платья пришлось срезать, чтобы не мешал работе палача. Роскошные волосы с золотым отливом подняли наверх и закрепили украшенными жемчугом заколками. Оголившаяся шея была трогательно тоненькой, почти детской. Идя к месту казни, Джейн не чувствовала ни ветра, ни холода. Он уже была как неживая.

На лужайке собрались члены Тайного совета, обязанные присутствовать при казни. Никого из её родных и близких не было рядом. Только две бледные измученные фрейлины и старая служанка.

Ей зачитали приговор и дали последнее слово. Джейн подняла голову, распрямила плечи и сказала чистым звонким голосом:

– Всё, в чём меня обвиняют, не является делом моих рук. Я умираю безвинной.

Вокруг эшафота установилась звенящая тишина. Только громкое карканье ворон нарушало безмолвие трагического момента. Джейн подняла глаза к бездонному небу, и на нём, как неожиданный привет ей выглянуло холодное и бледное зимнее солнце. Молодая женщина улыбнулась и шагнула навстречу ожидавшему её палачу. Как и положено, она опустила золотую монету в его руку, но не сказала ни слова и молча легла на колоду, повернул лицо в ту сторону, где был её дом, где был любимый. Минута, и топор взлетел над её головой. Палач был милосерден и перерубил тонкую девичью шейку с одного удара. Всё было кончено. Раздался громкий плач двух молодых фрейлин. Их быстренько увели к воротам замка, чтобы отправить домой. На холодной земле осталось лежать тело старой служанки – её сердце не выдержало картины казни, и она умерла одновременно с госпожой. Над местом казни летали и громко кричали вороны.

Юная, ни в чём не повинная королева Джейн Грей распрощалась с жизнью, заплатив головой за чужие честолюбивые замыслы. А Англия затихла в предчувствии новых бед. Королева Мария, от которой ожидали тихого спокойного царствования, не оправдала надежд своих подданных. Она сразу же открыто заняла происпанскую позицию и пошла на поводу у наводнивших страну воинствующих католиков настолько, что позволила широко ввести смертную казнь для еретиков. В Лондоне запылали первые костры инквизиции. А страна оказалась ввергнутой в пучину не нужной ей войны с Францией – супруг королевы Марии принц Филипп Испанский порядком опустошил королевскую казну для вооружения своей армии, да ещё потребовал английских солдат, с которыми и ринулся на французов. Войну он проиграл, потеряв при этом последний оплот англичан на материке – порт Кале, и удалился к себе в Испанию, оставив многие сотни англичан лежать в чужой земле. Страна замерла в страхе и отчаянии. А до спокойного царствования королевы Елизаветы было ещё долгих пять лет.

Игрушка для двух королей

Особняк Уивенхо,

Колчестер, Англия.

Лето 1558 года.

Болезненно худая, бледная женщина с седыми волосами неподвижно сидела в кресле у большого окна, задумчиво глядя на догорающий день. Хотя вряд ли она видела что-либо за окном, поскольку взгляд её был обращён в себя. Она вспоминала прожитую жизнь, людей, которых любила. Женщина знала, что времени на воспоминания остаётся всё меньше – дни её сочтены. Она не жалела об этом, потому что устала жить одна в этом добровольном изгнании, куда удалилась вместе с любимым мужчиной много лет назад. И пока он был жив, ни разу не пожалела, что скрылась от мира, позволила считать себя умершей. Но когда, полтора года назад, не стало мужа, жизнь потеряла всякий смысл. Тем более что её младшая дочь Анна уже несколько лет жила со своим супругом в Эссексе, а дети от первого брака с Виллом Кэри – сын Генри и дочь Кэтрин давно уже жили на континенте, в Швейцарии, скрываясь от мстительной королевы Марии, которую теперь называли не иначе, как Мария Кровавая. Ведь это она, королева Англии, позволила втянуть страну в разорительную войну за чужие интересы, и это она, королева, допустила в своей стране разгул инквизиции, после чего сотни людей приняли мучительную смерть на костре. И проклятия обманутого в своих надеждах народа Англии, ожидавшего от дочери Генриха VIII мирного и спокойного правления, похоже, сделали своё дело – сейчас королева лежала на смертном одре, а страна с нетерпением ожидала, когда на престол взойдёт младшая дочь Генриха Елизавета Тюдор, её любимая племянница.

Сидевшая у окна женщина была Мария Болейн, леди Стаффорд – последняя из оставшихся в живых Болейнов, когда-то сильного и близкого к трону семейства.

Неотразимая белокурая красавица, голубоглазая, мягкая и женственная, Мария Болейн всегда привлекала взгляды мужчин. И её отец Томас Болейн, человек в высшей степени честолюбивый, намеревался выжать из этого обстоятельства все возможные выгоды, не утратив ни единой. Отправляя дочерей во Францию, он возлагал большие надежды на старшую, послушную и покорную его воле Марию, поскольку младшая, Анна, живая и остроумная черноглазая девочка, всегда была слишком своевольной, а честолюбием могла поспорить с отцом.

Мария любила сестру, хотя им всегда не хватало взаимопонимания. Анна мечтала о славе и высоком положении и целеустремлённо шла к этому. В сердце Марии жила мечта о большой любви. Мечта, которую жизнь сделала на многие годы невозможной для неё.

Проведя несколько лет во Франции, вначале при дворе старого Людовика Х11, в жёны которому была прислана из Англии сестра короля Генриха VIII, «роза Тюдоров», очаровательная юная Мария Тюдор, а потом молодого короля Франциска, Мария превратилась в настоящую красавицу, привлекающую жадные взоры мужчин. Сам Франциск, сильный и чрезмерно похотливый мужчина, тоже обратил внимание на очаровательную фрейлину своей жены, королевы Клод. Когда-то давно, будучи ещё одиннадцатилетней девочкой, Мария, впервые увидев нового короля Франции, была покорена красотой двадцатилетнего Франциска, высокого, атлетически сложённого, черноволосого и черноглазого, живого и очень привлекательного. Тогда он казался ей великолепным рыцарем, и она даже по-детски была влюблена в него. Его роскошная коронация произвела на неё неизгладимое впечатление. Он казался ей легендарным могучим титаном.

Сейчас в её пятнадцать лет детские грёзы о великолепном герое давно развеялись – жизнь при дворе многому научила её. Однако Франциск, увидев девушку на устроенном им празднике, возжелал её. От Марии исходило сияние юной нетронутой чистоты, и своевольный король не мог позволить кому-то другому сорвать этот распускающийся бутон. Он не стал тратить время на ухаживания и уговоры, а велел доставить её в его личный кабинет «для беседы». Когда девушка появилась в его апартаментах, король улыбнулся ей, горячо прижал к себе, поцеловал и, не говоря ни слова и не слушая её возражений, просто быстро раздел и уложил в постель. С наслаждением ворвался в юное тело, удовлетворённо отметив, что действительно первым прошёл по этому сладкому пути. Закончив своё яростное наступление полной победой, он поднялся, оделся и покинул помещение, велев специальной прислуге помочь даме привести себя в порядок. Марии напоследок заявил, что будет требовать её к себе, как только пожелает, и она не смеет противиться его воле.

Только у себя в комнате Мария смогла предаться отчаянию и слезам. Почему она не оказала монарху должного сопротивления? Хотя ответ она знала – Франциск, своевольный, упрямый и капризный, никакого сопротивления не потерпел бы. Он просто не привык к нему. Высокий, мощный, красивый какой-то демонической красотой мужчина, он брал женщин по первому своему желанию. Ни о какой любви ни к одной из них речь не шла никогда. Он просто удовлетворял себя, не слишком заботясь об удовольствиях покорённых им красавиц. Тёплая и нежная Мария вызывала в нём желание снова и снова обладать ею. При этом ему нравилось дразнить её и даже подчас делать ей больно. Не задумываясь, он весело делился ею со своими друзьями, а однажды расплатился её телом за свой проигрыш при игре в кости. Тот вечер Мария запомнила надолго, потому что грубый и даже жестокий Лотрек, приятель короля, мужчина большого роста и крепкого телосложения, вытворял с ней такое, что многие годы потом было её кошмаром. Мария мечтала уехать из Франции, скрыться от ненасытного Франциска, но отец, к которому она обратилась за советом и помощью, заявил ей, что служить своим телом одному из величайших монархов Европы – большая честь для неё. А семья, заметил он, может заработать на этом большие выгоды. И Марии, всегда послушной воле отца, пришлось смириться со своей судьбой и оставаться игрушкой в руках короля Франциска. А он и не собирался скрывать её положение своей новой фаворитки, и вскоре об этом уже во всю сплетничали не только при французском, но и при английском дворе.

Фортуна улыбнулась ей только спустя полтора года, когда состоялась историческая встреча двух королей на Поле золотой парчи в Пикардии – якобы для того, чтобы наладить отношения между двумя, давно и упорно враждующими странами, а на деле… Два молодых сильных хищника желали посмотреть друг на друга поближе, оценить соперника и, возможно, испытать свои силы в пробной схватке. Декорация для этого действа была создана сказочная. Ни один из королей не пожалел денег, чтобы произвести впечатление, и всё это событие стало феерией, надолго запомнившейся как англичанам, так и французам.

Томас Болейн, доверенное лицо короля Генриха и его полномочный посол во Франции, не упустил случая представить своему повелителю обеих дочерей, и был чрезвычайно доволен, увидев ярко вспыхнувшие глаза своего монарха, когда тот впервые взглянул на Марию. Это была удача, упустить которую во второй раз он не собирался, это было бы в высшей степени глупо и недопустимо. В своё время, когда молодой Болейн привёз ко двору свою только что обретённую жену, красавицу Элизабет Говард, Генрих, тогда ещё только наследный принц, сразу же возжелал её. Но гордая красавица отвергла притязания будущего короля, чем очень разгневала своего супруга. Он не мог ей простить и до сих пор упущенных тогда возможностей, а жена его никогда больше не показывалась при дворе, проводя свои дни в их замке Гевер в Кенте. Сейчас такого поворота событий он, разумеется, не допустит. Мария, к счастью, всегда была послушна его воле.

Итак, судьба Марии была решена очень быстро, и она попала, как говорится, из огня да в полымя. Здесь же, на большом празднестве было громко объявлено о том, что фрейлина королевы Клод отбывает на родину – Генриху не терпелось уязвить Франциска, который всячески старался показать свою власть над прекрасной «золотой» Марией. Ей же доставила большую радость досада, выразившаяся на лице французского монарха, когда он понял, что игрушку, с которой он пока что не собирался расставаться, у него забирают. И она не упустила случая в очень вежливой, очень мягкой форме сказать ему, что её никогда не радовали его объятия. Её гордость была удовлетворена. Но что ожидало её впереди?

Вернувшись в Англию, Мария была спешно выдана замуж за приближённого короля, целиком послушного его воле малозаметного дворянина Вилла Кэри. Монарх откровенно сказал молодому мужу, чего именно ожидает от него, и для убедительности одарил его новыми землями и замком. Вилл Кэри не посмел возражать своему королю и принял ситуацию такой как есть, хотя в душе был очень раздосадован тем, что придётся делиться красавицей женой. А Генрих, не теряя времени, уже через неделю после свадьбы уложил прекрасную Марию в свою постель и был этим чрезвычайно доволен. На голову покладистого Томаса Болейна, охотно отдавшего в руки короля свою старшую дочь, посыпались привилегии, должности и льготы, каких он и не ожидал.

Король Генрих не был таким жестоким, как Франциск. Но тоже желал получить от своей новой фаворитки как можно больше удовольствия. И ей приходилось без конца улыбаться, угождать ему и выражать восхищение его мужской доблестью. Хотя, по правде говоря, хорошим любовником этот могучий, красивый и громогласный мужчина не был. И хотя он всегда был ласков, целовал и нежил находящуюся в его объятиях женщину, слияние с ним происходило до обидного быстро, принося удовлетворение лишь ему самому. Но это был король, и усомниться в его мужской доблести было равносильно государственной измене. И Мария улыбалась, отвечала на ласки Генриха и всегда была готова удовлетворить его страсть. Что творилось в её сердце, не знал никто, да это никого и не интересовало. Меньше всего это занимало её отца, Томаса Болейна, с недавних пор лорда Рочфорда, графа Уилтширского. Он был весьма доволен дочерью и бдительно следил за тем, чтобы ничто не помешало ему и дальше пользоваться благосклонностью короля и подниматься всё выше в придворной иерархии.

Однако покой преуспевающего лорда был нарушен сообщением о том, что дочь ожидает ребёнка. Это была катастрофа. При дворе было хорошо известно, что король никогда не возвращается к женщинам, с которыми прервал отношения, по какой бы причине это не произошло, пусть даже вследствие рождения его же ребёнка. Всем был хорошо памятен недавний роман короля с очаровательной Бесси Блаунт, которая родила своему повелителю сына. Ребёнка у неё отобрали, а саму отправили в отдалённую провинцию, выдав замуж за какого-то незначительного дворянина. Томас Болейн заволновался всерьёз. Единственное спасение он видел в том, что Мария была замужем, и её не отошлют от двора.

Мария же получила неожиданную передышку. Как только её положение стало заметным, она уехала к матери в горячо любимый ею Гевер, где была избавлена от назойливого внимания короля и необходимости общения со своим неласковым и неприветливым мужем. Вилл Кэри не стал для неё опорой в жизни, как можно было надеяться. Он был зол на неё за то, что она позорила старинный род Кэри, славу которого он мечтал возродить. Вилл словно забыл, что все невзгоды, свалившиеся на его род, и утрата родового поместья были связаны с тем, что его предки выступили когда-то против короля и стали изменниками, государственными преступниками. Нынешние щедроты короля Генриха его утешали мало. Он мечтал о возвращении своих земель и былой славы своего рода. Мария не была повинна в его бедах, но свою злость и неудовлетворённость он срывал именно на ней – никогда не был с ней ласков и нежен, хоть и восхищался её красотой, а в постели брал её холодно и жёстко.

Здесь в Гевере Мария наконец-то смогла ощутить себя хоть на время свободной. Нежная забота матери согревала ей душу, родные стены придавали сил. И здесь же, в Гевере, к ней пришло, наконец, осознание того, что в сердце её живёт любовь к мужчине, безнадёжная любовь к человеку, любящему и всячески оберегавшему её уже несколько лет.

Её первая встреча с Вильямом Стаффордом, одним из приближённых короля Генриха, произошла во Франции, когда ей было всего четырнадцать лет. Тогда она обратила внимание на высокого красивого мужчину с карими глазами и упрямым квадратным подбородком, который внимательно рассматривал её, проникая взглядом, казалось, в самую душу. Он раздражал её неимоверно. Будучи доверенным лицом короля, он был связан общими делами с послом Его Величества во Франции Томасом Болейном и часто оказывался рядом с его семейством. Вильям Стаффорд, или Стафф, как его называли близко знакомые люди, позволял себе в разговорах с Марией давать ей советы, разумность которых она не могла не признать. И, что было ей всегда неприятно, читал в её сердце, как в открытой книге. Он понимал её как никто другой, и это её злило.

Освободившись от власти короля Франциска и вернувшись в Англию, Мария часто встречала Стаффа при дворе. Он, как и раньше, понимал её лучше всех и по-прежнему давал советы, оберегая от ошибок и разъясняя истинную картину придворной жизни. Она по-прежнему злилась на него, говорила ему дерзости. Однако вскоре поняла, что больше всего раздражает и нервирует её внимание, которое оказывают красавцу Стаффу придворные дамы. Где бы он ни появлялся на праздничных церемониях, на руке его всегда висела какая-нибудь их молодых красоток, а то и две разом. Стафф смеялся, видя её ревность, однако совершенно отчётливо дал понять, что из всех придворных дам его интересует только одна – золотоволосая Мария. Она фыркала в ответ, но здесь, в Гевере, вдруг поняла, как ей его не хватает, как он нужен ей.

В положенный срок Мария родила крепенького сына с золотисто-рыжими волосами цвета Тюдоров, как уверял её отец, чрезвычайно этим обстоятельством довольный. Ещё бы – ребёнок короля мог оказаться впоследствии золотым ключиком к новым почестям и богатству. Мария упрямо утверждала, что рождённое дитя совершенно определённо сын Вилла Кэри, тоже имевшего рыжеватые волосы. Весь ужас заключался в том, что она сама не знала, кто из двух владевших ею мужчин является отцом её ребёнка. Но память о несчастной Бесси Блаунт, разлучённой со своим сыном по воле короля, была жива, и Мария яростно защищала своего ребёнка. Быть сыном незначительного дворянина для него было куда спокойнее, чем оказаться отпрыском могущественного монарха. Ребёнок был окрещён как Генри Кэри, Вилл естественно признал его, хотя неприязнь к жене от этого только возросла.

Самое неожиданное и странное произошло несколько месяцев спустя, когда восстановившую свои силы после родов Марию снова призвали ко двору, и Генрих принял её в свои крепкие объятия. Придворные недоумевали, разговорам и сплетням не было конца – ещё бы, эти везунчики Болейны сохранили своё положение, а «золотая» Мария вернула себе любовь короля. И всё пошло как раньше. Водоворот придворных развлечений снова закружил Марию. Но только теперь, где бы она ни была, глаза её всегда искали рослую фигуру Стаффа, и только встретив его ответный взгляд, она чувствовала себя более спокойно и уверенно. Время от времени им удавалось перекинуться наедине несколькими словами, и это согревало ей душу. А Стафф как-то сказал ей, что как бы не сложилась жизнь дальше, она всё равно когда-нибудь будет принадлежать ему. Он твёрдо был уверен в этом. И это тоже поддерживало её.

Двумя годами позднее Мария родила дочь, хорошенькую, похожую на неё Кэтрин. Едва оправившись от родов, она снова оказалась в водовороте придворной жизни и в объятиях короля. Разговорам и сплетням не было конца, Мария повторно вернула себе любовь Генриха. Однако на этот раз ненадолго. Всегда ищущий новизны, ненасытный в своих мужских желаниях король, конечно же, находил себе новых возлюбленных, которые пусть и недолго, но давали ему радость новой победы. В этих поисках он как-то натолкнулся на недавно появившуюся при дворе младшую сестру Марии, Анну. Живая и кокетливая восемнадцатилетняя Анна привлекла внимание короля и ответила на него, однако наотрез отказалась вступить в близкие отношения – она берегла свою девственность, и очень быстро довела это до сведения любвеобильного монарха. Генрих загорелся охотничьим азартом, и началась феерия его ухаживания за несговорчивой девицей. Чего только не делал он для Анны – дарил ей цветы и дорогие подарки, писал любовные письма и слагал стихи, без конца устраивал увеселения и праздники. Анна не поддавалась. Она с удовольствием принимала подарки, наслаждалась праздниками и танцами, везде появлялась об руку с королём, откровенно демонстрируя свою женскую власть над ним, но в постель к королю упорно не шла. За всеми этими играми Мария была забыта и отошла в тень. Она бы с радостью уехала домой, в Гевер, но этого ей не позволили. Больше того, гордая своей победой над королём Анна потребовала, чтобы сестра вошла в штат её приближённых дам, и держала её при себе, пользуясь её услугами.

– Я всегда говорила, что ты дура, Мария, – сказала она как-то сестре, готовившей её ко сну. – Посмотри, ты почти два года была фавориткой короля Франциска, и пять лет ходила в любовницах нашего великого монарха Генриха. И что ты имеешь, кроме невзрачного, никчемного, не имеющего гроша за душой мужа? А я имею всё. И стоит мне только сказать, чего мне хочется, как Генрих со всех ног кидается исполнять моё желание. Сейчас я ожидаю от него грандиозного подарка. Представляешь, он обещал отдать мне дворец Уайтхолл, который построил этот зарвавшийся жирный боров кардинал Уолси. Построил, и только потом сообразил, насколько ошибся, возведя дворец больше и роскошнее королевского, и быстренько преподнёс его в дар повелителю. А Генрих дарит дворец мне.

Анна удовлетворённо засмеялась. Она была чрезвычайно довольна собой и своей тактикой по отношению к королю – дразнить его, дарить многообещающие улыбки и взгляды, но не даваться в руки. Анна метила очень высоко – мечтала стать королевой. Ну и что с того, что первая жена Генриха, давно уже не любимая им Екатерина Арагонская была жива и от своих прав не отказывалась? Всё равно Генрих найдёт возможность развестись с ней, и тогда она, Анна, займёт место на троне рядом с могущественным Тюдором. Это был предел её желаний. Ни о какой любви к королю речи не было и не могло быть. Но какой взлёт! Какая честь! И власть. О том, что королева Екатерина вышла из фавора у короля, главным образом, потому что не смогла родить ему сына, наследника престола, думать не хотелось. Уж она, Анна, подарит своему Генриху долгожданного сына и будет любимой женой. В это так хотелось верить!

Мария жалела сестру. Эти честолюбивые желания и так завели её слишком далеко. Было страшно даже думать о том, чем всё это может кончиться. Но в отношении сестры Анна была права. Мария ничего не получила для себя ни от противного ей Франциска, ни от безразличного ей Генриха. Зато очень много обрёл её отец, сэр Томас Болейн, лорд Рочфорд. Хотя поблагодарить дочь или хотя бы сказать ей ласковое слово ему и в голову не приходило.

Единственной радостью оставался для неё любимый Стафф. Встречаясь так часто при дворе, они не смогли удержать в узде свою любовь, но дальше редких объятий и поцелуев на ходу не заходили. Стафф слишком глубоко и преданно любил её уже много лет и не мог рисковать её репутацией. А сама Мария, как это ни покажется странным, строго блюла верность мужу, которого никогда не любила и от которого не видела добра, одни упрёки. После рождения дочери Вилл Кэри вообще перестал спать с женой – его всё больше злило то, что она опорочила честь старинного рода Кэри. Он уже забыл, что сам согласился на предложение короля, и получил за это немалую компенсацию. Однако злость брала верх над разумом, и он старался как можно больнее уколоть жену всякий раз, когда представлялась такая возможность. И всё же Мария считала себя обязанной соблюдать ему верность.

Так прошло несколько лет, и вдруг случилось неожиданное – Вилл Кэри внезапно умер от потницы, свирепствовавшей в то лето в Лондоне особенно жестоко. Мария была потрясена. Но самое трудное ожидало её впереди. После смерти Вилла король передал пожалованные ему владения и доходы с них в другие руки. Никаких средств у самой Марии не было, а от мужа ей остались только его долги. Отец как будто и не замечал её проблем, сейчас она была ему уже неинтересна и не нужна. Всё, что мог получить от старшей дочери, он уже получил. Теперь все его интересы сосредоточились на младшей, которая упорно шла к тому, чтобы стать королевой Англии.

И снова единственной опорой Марии в жизни оставался сэр Стаффорд, милый её Стафф, который по-прежнему преданно её любил. И теперь Мария уже не сдерживала себя, и их любовь разгорелась ярким пламенем. Приходилось искать время и место для встречи, но Стафф как-то умудрялся всегда находить им пристанище. Марии было очень трудно с деньгами, но принимать их от любовника она отказалась наотрез. Отец по-прежнему не замечал её проблем. И только Анна время от времени подбрасывала что-нибудь сестре «на бедность». Мария была ёй признательна. Но однажды сестра повергла её в отчаяние, заявив:

– Ты думаешь, я не знаю о твоих шалостях с этим красавцем Стаффордом, сестра? Но я не возражаю. Развлекайся, если хочется. Только не надейся, что сможешь выйти за него замуж. Этого не будет никогда. Я так высоко вознеслась, уже почти стала королевой, и моя сестра выйдет замуж за человека, которого мы с Генрихом найдём наиболее подходящим. Помни об этом, Мария, и не вздумай наделать глупостей. Иначе очень навредишь своим детям.

Мария поникла головой и, едва держась на ногах, покинула апартаменты сестры. В этот вечер она выплакала все слёзы на плече у Стаффа, который нежно утешал её, а сам был близок к отчаянию. Но на их счастье за всеми хлопотами бракоразводного процесса и подготовки новой свадьбы короля о таких малозначительных фигурах при дворе как Мария и сэр Стаффорд на время забыли.

Осенью 1532 года состоялась вторая встреча английского монарха с королём Франциском. Она проводилась в Кале, в большом замке на берегу пролива. Сюда прибыла с королём и Анна, дав понять всем, что Екатерина Арагонская уже, по сути, никто, пустое место. Это, естественно, не понравилось новой королеве Франции, приходящейся племянницей опальной королеве, и дамы французского двора на встречу не прибыли. Разозлённая сверх всякой меры Анна решила, назло им, устроить грандиозный праздник с совращением французских вельмож силами своих очаровательных фрейлин. Марию, непонятно из каких жестоких побуждений (не из банальной ли зависти к её любви?), Анна предназначила в дар самому Франциску. Сэра Стаффорда на всякий случай услали на этот вечер подальше от замка, дав ему важное поручение, которое должно было надолго задержать его.

Вечером после весёлого бала гости стали быстро расходиться парами. Сама Анна решилась, наконец, отдаться Генриху, чем привела его в полный восторг. А в комнату Марии явился Франциск, как всегда уверенный в своей мужской неотразимости, но на её взгляд сильно потускневший, обрюзгший и постаревший. Он уверенно направился к бывшей любовнице с намерением получить от неё забытое уже, но такое сладкое наслаждение, однако был остановлен холодным взглядом и жестом руки.

– Вы, вероятно, ошиблись дверью, Ваше Величество, – спокойно заявила женщина, готовая на всё, чтобы только избежать ненавистных объятий. – Я не приглашала вас к себе и покорно прошу покинуть мою комнату.

Франциск совершенно не ожидал такого поворота событий. Сказать, что он разгневался, мало. Он был вне себя от ярости.

– Вот как ты заговорила, маленькая шлюшка, – сквозь зубы процедил рассвирепевший король. – А твоя сестра уверяла меня, что ты с нетерпением ждёшь удовольствия, которое только я один и могу тебе дать. Разве не так?

Ты что забыла, как ублажала меня раньше? Как ложилась под меня и раздвигала ноги по первому моему требованию? И не только под меня, ты даже друзей моих ублажала, чтобы сделать мне приятное. Забыла? Так я тебе напомню, дерзкая девчонка. Сейчас отделаю тебя так, что ты три дня не встанешь на ноги.

И он пошёл на неё, раздвинув руки и злобно улыбаясь. Мария похолодела от ужаса, но всё же, когда Франциск подошёл к ней вплотную, изо всех сил оттолкнула его от себя, прошипев ему в лицо:

– Лучше умереть, чем снова впустить вас в своё тело, милорд король. Мне противно вспоминать о том, что было когда-то.

Франциск опешил. Лицо его побледнело, глаза горели диким огнём, напоминавшим адское пламя. Губы его скривились в жестокой усмешке, и он ударил стоящую перед ним женщину, ударил сильно. Мария упала, а он подошёл и несколько раз пнул ногой поверженное тело. Потом повернулся и пошёл к двери. На пороге оглянулся.

– Ты ещё пожалеешь об этом, шлюха, – сказал жёстко и очень зло, – я завтра же расскажу твоему королю и всем его приближённым во всех подробностях, как именно ты ублажала меня и что делала по моему желанию.

Франциск ушёл, а Мария лежала на полу, куда он её бросил, и горько рыдала. Вот чем обошлись ей бессердечие отца и злобная жестокость сестры! Она была уверена, что разъярённый Франциск просто убьёт её. Но даже под страхом смерти она не могла позволить осквернить свою единственную настоящую любовь прикосновением это чудовища.

Здесь и нашёл её взволнованный Стафф, который живо сообразил, зачем ему дали это никому не нужное задание, и поспешил к своей любимой. Он бросился к ней, поднял её на руки и заглянул в опухшее заплаканное лицо, ожидая услышать самое страшное. Мария взглянула ему в глаза:

– Нет, я не далась ему, любовь моя. Но он побил меня и наговорил кучу гадостей.

Стафф был вне себя. Самым большим его желанием сейчас было найти этого подонка в короне и голыми руками свернуть ему шею. И ещё ему очень хотелось свернуть тонкую шейку этой бездушной стервы, почти что королевы, развлекающейся играми с монархом и ни во что не ставящей родную сестру. Её семейка вообще вызывала у него чувство гадливости. Но пришлось взять себя в руки и заставить успокоиться. Он много лет преуспевал в этом, и никто не знал, какой огонь бушует в груди этого исполнительного и всегда весёлого приближённого короля Генриха.

– Теперь уже не может быть никаких сомнений, любимая, – сказал он, немного придя в себя, – что нам надо самым срочным образом тайно обвенчаться. И будь что будет. В Тауэр нас, надеюсь, не заключат, уж слишком мы для этого незначительные персоны. А что от двора отлучат, так это даже к лучшему. Уедем в моё маленькое имение, и будем жить, сами себе хозяева. Я не могу больше мириться с тем, что бываю не в силах защитить тебя. Дороже тебя у меня никого нет, Мария. В тебе одной уже много лет моя жизнь и моё счастье.

Мария благодарно взглянула на любимого и согласно кивнула головой. Она была готова на всё, лишь бы быть с ним рядом. Он успокаивал её, укачивал, и она, умиротворённая, уснула в его объятиях.

А на другой день мужчины пересмеивались, поглядывая на неё, и шептались между собой о том, что, довольно блестя глазами, рассказал Генриху Франциск, ничуть не смущаясь тем, что его слышат все придворные. Мало нашлось бы среди них тех, кто отказался бы от такого удовольствия, – «золотая» Мария, несмотря на пролетевшие годы, оставалась на удивление красивой и свежей. А Марии приходилось делать вид, что она ничего не замечает. Труднее всего было, однако, Стаффу. Он готов был убить каждого, кто говорил гадости о любимой им женщине, но вынужден был держать себя в руках и делать вид, что его это не касается. Тем не менее, он был опасно близок к тому, чтобы сорваться, когда довольная, словно кошка, наевшаяся сметаны, Анна, сидя рядом с размягчённым Генрихом, послала ему откровенно издевательский, насмешливый взгляд.

Вернувшись в Англию, сэр Стаффорд не стал терять времени и договорился о тайном бракосочетании в маленькой сельской церквушке, вдали от шумного двора. Марии удалось отпроситься на несколько дней у сестры, якобы для того, чтобы проведать сына, и они отправились в маленькое селение, где были когда-то вдвоём, и там тихо и очень скромно сочетались законным браком и позволили себе пару дней ничем не замутнённого счастья вдвоём, когда не надо прятаться и скрываться. Но при дворе приходилось по-прежнему осторожничать, не давая повода к недовольству короля или, что хуже, королевы.

Потому что Анна стала, наконец, законной супругой великого Генриха и королевой Англии. Казалось бы, она должна быть довольной и счастливой, но становилась день ото дня всё раздражительнее, всё сварливее и капризнее. Народ её не любил, и она это хорошо знала. Её называли ведьмой, околдовавшей доброго короля, а опальную Екатерину, ставшую после развода снова принцессой Уэльской, жалели многие. Даже любимая сестра короля Мария, бывшая королева Франции, а сейчас герцогиня Саффолк стала на сторону прежней королевы и отказалась признавать новый брак брата, чем очень его разозлила.

Плохо стало, когда вместо ожидаемого сына, о котором Анна говорила так уверенно, родилась дочь. Её назвали Елизаветой, однако король был настолько удручен неудачей, что даже отказался присутствовать на крестинах девочки. Анна была в отчаянии. А потом трагически сорвалась следующая попытка получить наследника, а ребёнок оказался, как назло, мальчиком. Король злился всё больше. Анна рыдала и всё чаще проводила время в своей постели, недомогая не столько от болезней, сколько от растущего невнимания короля, который находил себе всё новые развлечения. Трудно было зачать нового ребёнка, когда король перестал посещать её на ложе. Анна стала бояться за будущее своей дочери и опасаться за свою жизнь.

Как раз в это время у Марии уже стали заметны признаки того, что семья Стаффордов ожидает пополнения. Муж был счастлив, но и опасался за их будущее. Надо было спешно испрашивать разрешения короля и удаляться от двора. Но изгнать их довелось не королю, а королеве. Заметив острым женским взглядом изменения в фигуре сестры, Анна пришла в неистовство.

– Так-то ты благодаришь меня за всё добро, что я тебе делаю? – яростно накинулась она на сестру. – Ты всё-таки вышла замуж за этого красавца и теперь намеренно дразнишь меня своим вздувшимся животом? Ты тычешь мне в глаза свой живот, напоминая, что я не могу подарить своему супругу наследника трона. Да как ты смеешь? Убирайся с глаз моих и не никогда больше не показывайся здесь.

Мария была поражена реакцией сестры и очень расстроена. Но Стаффу всё же удалось переговорить с королём, и тот махнул рукой на этот брак без его разрешения и позволил молодым удалиться от двора. Стафф сильно подозревал, что сделал это Генрих назло королеве.

Счастливые своим освобождением, они отбыли в фамильное владение Стаффордов – маленькое поместье близ Колчестера. Марии сразу же пришёлся по душе этот скромный дом, окружённый садом. Слуг было мало, и это её только радовало. А какая здесь была тишина! Какой покой! Здесь и родился их со Стаффом сын, наследник скромного Уивенхо. Мальчика нарекли Эдуардом – ни мать, ни отец не желали даже именем связывать его с королевским двором. Здесь же они пережили ужасные события, когда королева Анна была обвинена в колдовстве и супружеской измене, заключена в Тауэр и казнена. Страшное горе обрушилось на семью Болейн, поскольку вместе с Анной был казнён и её брат Джордж, а Томас Болейн был лишён всех привилегий и отослан от двора.

Мария ожидала второго ребёнка, когда произошли все эти трагические события, и родившуюся девочку назвала именем сестры. Дети росли вдали от двора, и родители были счастливы этим. Они мирно жили в своём маленьком поместье, ежедневно и ежечасно наслаждаясь общением друг с другом и с детьми. Ничего другого им не было нужно.

А в королевском дворце кипели страсти. Король получил, наконец, долгожданного наследника от третьей жены, Джейн Сеймур, которая, однако, не пережила родов. Потом была Анна Клевская, была Кэтрин Говард, кузина Анны Болейн, взошедшая вслед за ней на эшафот, и была Кэтрин Парр, последняя супруга состарившегося и больного короля. А потом, в 1547 году пришла весть о смерти Генриха. И что интересно, умер он в один год с Франциском, с которым столько лет соперничал. Ушли из жизни оба монарха, игравшие в своё удовольствие жизнью и красотой Марии, не заботясь о её чувствах.

За два года до этого события супруги Стаффорд потеряли сына. Десятилетний мальчик не управился с конём, когда тот понёс, и погиб. Это было страшным горем для обоих. Их единственной радостью оставалась дочь. Но связавшая их любовь помогла пережить все невзгоды. И Мария была счастлива, несмотря ни на что счастлива до того дня, когда ушёл из жизни Стафф. Он был с ней так долго, что, казалось, она срослась с ним душой. Он всегда так хорошо понимал её, защищал от трудностей и бед, оберегал её. Он любил её, и это было главным. И пусть её милый Стафф был небогат и незнатен, лучше его не было человека на земле. Не было никого ближе его и родней. И когда его не стало, жизнь потеряла всякую ценность для неё. Жить без любимого Мария не хотела и теперь медленно угасала с каждым днём, ожидая того мгновения, когда встретится с ним на небесах.

Оглавление