Восточное путешествие произведение Максимилиана Дюбуа
Издательство Smashwords
© Максимилиан Дюбуа, 2014
Об авторе
Мало кто из людей может похвастать тем, что знаком или хотя бы слышал о творчестве Максимилиана Дюбуа — писателя, этнографа и историографа Мышиного королевства. В то же время в своем мире это довольно известная фигура. Его знают как автора исторических романов «Закат династии Ратонов», «Звездные часы Манфреда фон Мойзефалле», «Загадки истории: Таинственная смерть кардинала Моцареллы». Однако подлинную популярность ему принесли рассказы о другой исторической личности, графе де Грюйере, который благодаря своей проницательности спас от гильотины немало невинных мышей. Эти истории мы теперь предлагаем вашему вниманию. Итак, знакомьтесь: Максимилиан Дюбуа! И пусть вас не вводит в заблуждение мышиный антураж: и роман «Три мышкетера», и новеллы писались для взрослых.
1. Незнакомец
Вот уже вторую неделю во дворце мышиного короля не смолкало веселье. Шумные застолья сменялись театрализованными представлениями с участием членов знатнейших семейств мышиного королевства, а представления — танцами до рассвета. На кухне колдовали, утопая в пьянящих ароматах пармезана и рокфора, сорок лучших поваров королевства. Им помогали сорок поварят, ради торжественного случая облаченных в нарядные белые камзольчики. Щурясь от слепящего блеска хрустальных бокалов, духовых инструментов и драгоценных камней, по паркету бесшумно скользили официанты, предлагая высокородным дамам и кавалерам прохладительные напитки и экзотические закуски. Буфетные стойки ломились от яств. Одним словом, король и королева потратили немало усилий и средств, чтобы не ударить лицом в грязь перед своим высоким гостем — мышиным султаном, посетившим своего северного соседа с полуофициальным визитом.
Лишь в левом крыле дворца, где располагались покои короля и королевы, царила необычная тишина. Но вот (часы на башне собора Семи Святых Мышей едва успели пробить без четверти одиннадцать) дверь одной из комнат приоткрылась, и в полуосвещенном коридоре появилась темная фигура, с ног до головы закутанная в черный плащ. Верхнюю часть лица незнакомца скрывала черная широкополая шляпа, надвинутая глубоко на лоб, а нос и подбородок были прикрыты шарфом из черного шелка.
Сделав несколько шагов, незнакомец толкнул одну из дверей и оказался в другом коридоре, поуже, который вывел его на увитую плющом террасу. В проеме двери он замер, прислушиваясь, нет ли кого на террасе. Сюда нередко забредали ищущие уединения парочки, и ему не хотелось наткнуться на одну из них. Убедившись, что терраса пуста, незнакомец спустился по ступенькам и очутился в сумраке парка.
Редкие фонари лишь едва рассеивали темноту, но незнакомец шел уверенным шагом, пока ему в нос не ударил сладковатый аромат жимолости, подсказавший ему, что он у цели. Здесь незнакомец остановился и, просунув правую лапу сквозь ветки, обвивающие ажурную ограду парка, отпер невидимую калитку, о существовании которой знали лишь постоянные обитатели дворца. Оказавшись по ту сторону ограды, он плотно прикрыл за собой калитку и огляделся. Кругом не было ни души. Лишь издалека доносились звуки вальса и тихий смех: это веселились гости короля. Левая сторона ажурной ограды исчезала в темноте аллеи, а правая заканчивалась у ярко освещенного проспекта, по которому даже в этот поздний час сновали экипажи. Сегодня там было особенно оживленно. Не раздумывая, незнакомец пошел направо.
Он уже был в пятидесяти шагах от проспекта, как вдруг из-за деревьев, окаймлявших другую сторону аллеи, появилась темная фигура и, направив пистолет на незнакомца, грозно произнесла: «А ну, стой!». Незнакомец остановился. «Гони сюда свой кошелек! Да поживей!» — продолжал разбойник. Однако не успел грабитель произнести последние слова, как почувствовал у основания шеи холодную сталь клинка. «Ка…кажется, я ошибся», — пробормотал он, опуская пистолет и отступая на шаг. «В следующий раз будь поразборчивей, приятель, — ухмыльнулась несостоявшаяся жертва, засовывая шпагу в ножны, — а то ведь, не ровен час, можно и без ушей остаться». «Ваша правда, сударь», — согласился грабитель, кивая и продолжая пятиться, пока не исчез во мраке.
Незнакомец, тут же позабыв о небольшом инциденте, продолжил свой путь. Оказавшись на проспекте, он остановил извозчика и приказал отвезти его на Третью Сырную улицу, к дому номер 9.
Несколько окон на первом этаже особняка на Третьей Сырной были освещены. Незнакомец облегченно вздохнул: значит, его обитатели дома. Поднявшись по ступенькам, он взялся за дверное кольцо и постучал. На стук вышел пожилой слуга, по всей видимости, дворецкий.
— Доложите графу, что его желает видеть виконт Бри де Мелен, — сказал незнакомец тоном, не терпящим возражений.
Не дожидаясь приглашения, он переступил через порог и сделал несколько шагов вглубь дома.
— Слушаюсь, сударь, — ответил дворецкий, не выказывая ни малейшего удивления при виде мыши, с головы до пят закутанной в черное и, судя по всему, не собирающейся разоблачаться. Многие из гостей графа де Грюйера предпочитали сохранять инкогнито. — Прошу вас следовать за мной. Его Светлость в библиотеке.
У входа в библиотеку дворецкий остановился и тихо постучал. Дождавшись ответа, он открыл обе створки двери и по всей форме доложил:
— Виконт Бри де Мелен к Вашей Светлости.
— Бри де Мелен? — удивился граф де Грюйер: это имя он слышал впервые. — Что ж, проси.
Сделав над собой усилие, граф поднялся с кресла, где он вот уже полчаса дремал с раскрытым на коленях томиком Монтеня де Маусвиля, не имея сил встать и пройти в спальню, и сделал шаг навстречу гостю.
Последний между тем повел себя довольно странно. Дождавшись, пока дворецкий выйдет, гость еще какое-то время постоял у двери, прислушиваясь к удаляющимся шагам, потом плотно прикрыл дверь и прошествовал к креслу, с которого только что поднялся хозяин дома. Стоя спиной к графу, он размотал шарф, скрывавший нижнюю часть его лица, бросил его на кресло и, не оборачиваясь, произнес:
— Я рад, что застал вас дома, граф. Пожалуй, это единственный случай, когда ваше затворничество и нелюбовь к светским увеселениям пришлись как нельзя кстати.
Только теперь он повернул свое насмешливое лицо к графу, очень довольный эффектом, который его неожиданное появление произвело на хозяина дома.
— Ну вот, наконец-то и я смог вас чем-то удивить.
— Ваше Величество! — только и мог выдавить из себя граф.
Король — а перед изумленным графом действительно был не кто иной, как Маус XXV, властелин и покровитель всех мышей необъятного мышиного королевства, простирающегося от берегов Атлантического океана до побережья Охотского моря — снял шляпу и плащ и бросил их на кресло вслед за шарфом. Внезапно лицо его посерьезнело.
— Мне нужна ваша помощь, граф, — сказал он.
— Ваше Величество всегда могут рассчитывать на меня, — поклонился граф де Грюйер, недоумевая, что же такое могло произойти, чтобы заставить короля бросить своих гостей и под покровом ночи таинственной мышью пробраться в его особняк на Третьей Сырной. — Вам достаточно было приказать, и я тотчас бы явился по вашему зову.
— Я не хотел, чтобы кто-нибудь узнал о нашей беседе, а во дворце трудно что-либо скрыть. Там даже у стен есть уши.
— Дело настолько серьезно?
— Серьезнее не бывает. Под угрозой наш союз с мышиным султаном. Если договор о сотрудничестве и совместном противостоянии нашим врагам будет расторгнут, королевству придется туго.
Король беспокойно зашагал по комнате. Граф молчал, терпеливо ожидая, пока Его Величество заговорит вновь.
Наконец король опустился в свободное кресло и со вздохом проговорил:
— Я оказался в очень и очень затруднительном положении. Просто ума не приложу, что делать. Вся надежда на вас, граф.
— Ваше Величество не затруднит рассказать мне все по порядку? — спросил граф де Грюйер.
— Да тут и рассказывать-то нечего. Понимаю, что нельзя так отзываться о царственной особе, но мой высокородный гость, этот престарелый донжуан, положил глаз на одну из фрейлин Ее Величества.
— И кто же эта счастливица, если не секрет?
— Марселина Сен Жюльен, дочь герцога Сен Жюльена.
— Вот уж поистине странный выбор! — не сдержался граф, которому уже приходилось встречать упомянутую юную особу при дворе. Он бы, возможно, никогда не обратил на нее внимание, если бы эта поистине необыкновенная мышка не выделялась среди других фрейлин королевы своим богатырским телосложением и лицом, способным обратить в бегство даже кота. — Чем же так пленила султана эта, с позволения сказать, прелестница?
— Хорошо, что мадемуазель Сен Жюльен вас не слышит, граф, — улыбнулся король. — Но вы правы. Мне тоже выбор султана показался более чем необычным, но мой венценосный коллега дал мне понять, причем в довольно недвусмысленных выражениях, что видит в своей избраннице воплощение экзотической северной красоты. Тонкие талии и крошечные лапки южных красавиц уже давно перестали волновать его царственную плоть, но стоило ему увидеть могучий торс, широкие плечи и плоский зад Марселины, как он почувствовал, как кровь с новой силой забурлила в его жилах.
— Но ведь остается еще и лицо.
— Вся фишка, как говорит наш придворный цирюльник, в том, что султан видел мадемуазель Сен Жюльен только на сцене во время спектакля, в котором она исполняла роль гренадера, и ее лицо было скрыто под слоем грима.
— Тогда ему сильно повезло.
— Вот вы смеетесь, граф, а ситуация складывается далеко не шуточная.
— Прошу прощения у Вашего Величества за свою недогадливость, но я не могу уловить, в чем состоит трагизм ситуации. Мадемуазель Сен Жюльен не хочет стать султаншей?
— Нет, проблема как раз в обратном. Султан и не думает на ней жениться. Он собирается превратить ее в свою наложницу! Вы понимаете? В наложницу! Иными словами, в рабыню. Дочь герцога Сен Жюльена, кузена мышиного короля, в наложницах у мышиного султана!
Король вскочил с кресла и опять стал мерить шагами комнату.
— Разве мышиному султану не положено иметь несколько жен? — осмелился проявить осведомленность граф.
— Положено. Но не более трех, и эти три у него уже есть.
— Вы говорили с герцогом?
— Говорил. Герцог в ужасе. Но даже если бы он из чувства гражданского долга согласился пожертвовать своей дочерью ради того, чтобы избежать международного конфликта, мы бы ничего не смогли сделать, потому что мадемуазель Сен Жюльен исчезла.
— Как, исчезла?
— Полагаю, что, прослышав о чести, которую вознамерился оказать ей султан, девица, вместо того чтобы умереть от счастья, сбежала и прячется в одном из монастырей. И, между нами, граф, я ее понимаю, но поделать ничего не могу. Я уже велел разослать гонцов во все близлежащие монастыри, но это безнадежная затея. Аббатисы ее не выдадут. Да и времени осталось совсем мало. Султан ждет ответа. Я выторговал у него два дня, которые истекают завтра. В конце недели он возвращается в Пармезанополь.
Какое-то время в комнате царило молчание.
— Да, Вашему Величеству не позавидуешь, — сказал наконец граф. — Но отчаиваться не следует. У меня есть одна идея, довольно безумная на первый взгляд, но мне кажется, что в сложившихся обстоятельствах это единственный выход. Во всяком случае, я другого не вижу.
— Я знал, что могу на вас рассчитывать, — перебил его король. — Говорите скорей, что вы придумали.
— Нужно подменить невесту, — сказал граф. — То, что султан не видел лица мадемуазель Сен Жюльен, должно сыграть нам на руку.
— Представьте, граф, Ее Величество предложила то же самое. Но, увы! ни одна из фрейлин королевы не обладает необходимыми габаритами, если можно так выразиться. Искать же по всему королевству у нас просто-напросто нет времени. Да если бы и нашлась подходящая девица, как бы мы смогли ее уговорить? Ведь нет никакой гарантии, что она не сбежит по дороге.
— У меня есть на примете одна мышка, которую не придется уговаривать.
— Кто такая? Я ее знаю?
— Вряд ли. Она не была представлена ко двору из-за своего недостаточно благородного происхождения. Но Ваше Величество могли слышать о ней.
— Кажется, я вас понял. Ваша протеже из актрис.
— Не совсем. Но у нее действительно прекрасные актерские способности. К тому же моя протеже, как Ваше Величество изволили выразиться, довольно умна и, что особенно важно, настолько предана своему королю, что с легкостью покорится судьбе.
— Мне не терпится взглянуть на эту бесценную особу. Где вы ее прячете, граф? — спросил король, к которому вернулось его хорошее настроение.
— С позволения Вашего Величества я бы хотел сохранить это в тайне. Во всяком случае, до поры до времени. Но обещаю, что, как только мадемуазель Марселина, назовем ее так, будет готова предстать перед Вашим Величеством, я сам лично приведу ее во дворец. Полагаю, что это произойдет не позже четверга.
— Что ж, замечательно, граф! Значит, я могу обрадовать султана, что дело улажено?
— Полагаю, что можете.
— Тогда до встречи. С нетерпением буду ждать от вас вестей, граф.
Граф молча поклонился.
Король подошел к креслу, на котором его дожидались предметы его нехитрого маскарада.
— Подождите, Ваше Величество! — спохватился граф, до которого только сейчас дошло, что король, желая сохранить инкогнито, вряд ли прибыл сюда на своем экипаже. — Позвольте мне проводить вас. Народ принял очень близко к сердцу визит мышиного султана, и на улицах Маусвиля может оказаться немало пьяных забияк.
— Ничего. Я еще могу за себя постоять.
— Ну тогда хотя бы возьмите мою карету. Так все же будет надежней. Может статься, что вы не скоро найдете извозчика в этом квартале.
— Благодарю вас, граф, но вы зря беспокоитесь. Небольшая стычка с хулиганами или грабителями — это как раз то, чего мне сейчас не хватает. Может, удастся хоть немного отвести душу. Последние дни выдались слишком уж нервными.
С этими словами Маус XXV вышел из библиотеки, оставив изумленного графа стоять перед закрытой дверью.
2. Виконтесса Бри де Мелен
Прошел еще один суматошный день и наступило утро четверга.
— Что у нас запланировано на сегодня, барон? — спросил король, тяжело опускаясь в не очень удобное, но модное кресло с низкой резной спинкой, от которого через полчаса начинало ломить спину, и с угрюмым видом разглядывая свежее, как утренняя роса, лицо своего секретаря, барона Фоль Эпи. Вот кому можно позавидовать! Закончил рабочий день, убрал папочки в стол — и свободен. Не нужно развлекать гостей, изображая из себя радушного хозяина, не нужно потакать их капризам. Кстати о капризах…
— На сегодня ничего сверхважного, Ваше Величество, — вторгся в его мысль секретарь. — В приемной ожидают аудиенции несколько мышей, но это все так, мелочевка. Так что можно немного расслабиться, а то на вас лица нет. Вон какие синяки под глазами. Прошу прощения за то, что осмеливаюсь давать советы Вашему Величеству, но мне кажется, что вам не помешает немного отдохнуть.
— Ничего, вот уедут гости, тогда и отдохну. Кстати, граф де Грюйер не появлялся?
— Нет. А должен был? Его нет в списке тех, кто ожидает аудиенции.
— Как только появится, сразу дайте мне знать.
— Слушаюсь, Ваше Величество.
— А пока покажите-ка мне ваш список.
— Виконтесса Бри де Мелен, — прочел король. — Где-то я уже слышал это имя. Кто такая?
— Весьма колоритная дама. Не из местных, иначе бы я ее знал. Утверждает, что у нее к Вашему Величеству дело государственной важности. Но на самом деле, скорее всего, просто желает пристроить ко двору свою племянницу.
— Так там и племянница имеется? — встрепенулся король, давно заработавший среди придворных дам репутацию донжуана и сердцееда. — И что, хороша собой?
— Недурна, но не в моем вкусе. Я бы сказал, что мадемуазель недостает изящества. Да и черты лица немного тяжеловаты.
— Вот как. Недостает изящества, — задумчиво повторил король. Последние слова секретаря вызвали в его уставшем от чрезмерных впечатлений и постоянного недосыпания мозгу какие-то смутные ассоциации, но дальше этого дело не пошло. — Хорошо. Скажите виконтессе, что я ее приму.
Секретарь удалился, но вскоре вернулся в сопровождении двух богато одетых дам.
— Виконтесса Бри де Мелен и мадемуазель Бри Монмартр, — возвестил секретарь.
Дамы присели в глубоком реверансе. Маус XXV поднялся со своего неудобного кресла. Еще будучи зеленым юнцом, он усвоил, что подобное проявление вежливости по отношению к прекрасной мышке, склоняющейся в глубоком поклоне перед своим венценосным повелителем, тут же вознаграждается, потому что позволяет увидеть ее обольстительные формы в менее привычном ракурсе. Но сейчас он был разочарован. Посетительницы были одеты хотя и богато, но по столичным меркам слишком консервативно. Так одеваются жительницы южных провинций, где нравы очень строги, а мужья необычайно ревнивы.
— Скажите, сударыня, нам уже приходилось встречаться раньше? — спросил король, внимательно разглядывая старшую даму, лицо которой показалось ему смутно знакомым.
— О да, и даже тет-а-тет, — ответила дама игриво.
— Вот как!
Король потеребил свой длинный ус.
— Вы не напомните мне, при каких обстоятельствах?
— Мне неловко говорить об этом при посторонних, — ответила дама, поводя плечиком в сторону секретаря, с нескрываемым любопытством прислушивающегося к их разговору.
Король сделал тому знак удалиться. Когда дверь за секретарем закрылась, виконтесса неожиданно простерла лапки к королю и воскликнула:
— Неужели Ваше Величество не узнает меня? Признаюсь, это повергает меня в отчаяние! А я так надеялась! Думала, что в память о наших прежних встречах Ваше Величество не откажется мне помочь. Но у королей такая короткая память!
Лапки виконтессы безвольно опустились и, обреченно склонив голову, она тихо произнесла, обращаясь к племяннице:
— Ну что ж, видно не судьба. Пойдем, Марселина, поищем удачи в другом месте. Прощайте, Ваше Величество!
С этими словами дама повернулась и направилась к двери. Племянница на секунду замешкалась, потом, сделав поспешный книксен, послушно засеменила за виконтессой.
Его Мышиное Величество, забыв о том, что величеству при любых обстоятельствах положено оставаться величественным, бросился наперерез дамам.
— Подождите, сударыня! — закричал он, преграждая путь виконтессе. — Как, вы сказали, зовут вашу племянницу?
— Марселина, — ответила дама, пожимая плечами. Потом, гордо подняв голову и смотря прямо в глаза королю, с которым виконтесса была почти одного роста, добавила:
— Полное имя моей племянницы — Марселина Бри Монмартр. Я же сама, осмелюсь напомнить Вашему забывчивому Величеству, виконтесса Бри де Мелен. Надеюсь, это имя вам о чем-нибудь говорит?
Какое-то время король стоял, недоуменно переводя взгляд с тетушки на племянницу и обратно, потом несмело спросил:
— Это вы, граф?
Но дама, проигнорировав его вопрос, продолжала:
— Сначала появляетесь в моем доме под именем виконта Бри де Мелен, морочите бедной вдове голову всякими невероятными историями, добиваетесь своего, а потом исчезаете, навсегда выбросив ее из памяти! Боже, как все-таки коварны мужчины! Запомни, Марселина, никогда не выходи замуж. Уж лучше быть наложницей в гареме восточного султана, чем женой ловеласа из Маусвиля, который уже через день не помнит, что говорил и даже как себя называл.
Обличительную тираду виконтессы прервал громкий смех. Это смеялся король.
— Не вижу ничего смешного! — серьезно заявила мнимая виконтесса, но смех короля был настолько заразителен, что, не в состоянии более притворяться, дама хитро улыбнулась и заметила:
— Думаю, мало кто может похвастаться тем, что провел самого Мауса XXV.
— Должен признаться, граф, что вам это удалось. Надо же, так опростоволоситься! Одно утешает: вы — настоящий лицедей. Почему вы никогда не принимаете участие в придворных спектаклях? Вы бы произвели настоящий фурор.
— Наверное, я всегда тайно опасался, что меня может постигнуть участь бедной Марселины Сен Жюльен. Отбиваться от богатых и высокородных поклонников — дело хлопотное.
Король перевел взгляд на спутницу виконтессы, стоявшую неподалеку, скромно потупив взор, как и положено благовоспитанной мышке.
— Вы не хотите представить мне вашу обворожительную спутницу?
— Отчего ж. За этим я сюда и пришел.
— Как я понимаю, это и есть ваша протеже, а Бри Монмартр — это, по-видимому, псевдоним?
— Ваше Величество почти угадали. Знакомьтесь, это мой слуга и соратник Марсель. Ваше Величество не могли не слышать о нем.
Марсель сделал еще один очаровательный книксен, сопроводив его обворожительной улыбкой.
Король, более не доверяя своим глазам, подошел вплотную к прелестнице и вперил взор в ее пышный, обтянутый голубым шелком бюст. Он даже протянул было лапу, чтобы опробовать это рукотворное чудо на ощупь, но вовремя опомнился. Лицо юной мышки залила краска смущения.
— Тут мы немного польстили мадемуазель Сен Жюльен, — заметил граф, указывая на бюст, — но лишь для того, чтобы усилить впечатление.
— Поразительно! — воскликнул потрясенный король. — Ваша протеже просто восхитительна! Я не спрашиваю, как вы этого добились. У прекрасных дам должны быть свои маленькие тайны. Но погодите…
Король осекся, споткнувшись о неожиданную мысль.
— Что-то не так? — спросил граф.
— Но ведь Марсель к ним не принадлежит!
— Как ни странно, но я это тоже заметил.
— Не хотите ли же сказать, что собираетесь подсунуть султану в качестве наложницы лицо противоположного пола? — продолжал король, не обращая внимания на насмешливый тон графа.
— Именно это я и собираюсь сделать.
— Я понимаю, вам удалось одурачить меня, но ведь султан — это совсем другое дело. У него другие э-э-э, как бы выразиться попристойнее, намерения относительно мадемуазель Сен Жюльен. Что будет, когда однажды ночью он заявится к новой наложнице, чтобы исполнить свой супружеский долг?
— Я надеюсь, что до этого дело не дойдет.
— Но как вы сможете ему помешать?
— На этот счет у меня есть план. Правда, без помощи Вашего Величества его будет нелегко осуществить.
— Скажите, что от меня требуется, и я это сделаю.
— Устройте мне, я хочу сказать виконтессе Бри де Мелен, встречу с султаном. Желательно в неформальной обстановке.
— Нет ничего проще. Сегодня вечером во дворце бал-маскарад. Приходите, и я представлю вас Его Величеству мышиному султану.
3. Маскарад
— Ну вот, Марсель, — сказал граф, устраиваясь рядом со своим слугой на кожаном сиденье поджидавшей их кареты. — Теперь пути назад уже нет. Придется идти до конца, чем бы эта авантюра для нас ни обернулась.
— Не знаю, что будет дальше, но начало мне понравилось. Оказывается, быть дамой совсем не так уж плохо. Я просто млел от восторга, ловя на себе взгляды Его Величества. Обольщать мужчин — это так восхитительно!
— Только смотри не переусердствуй. Не знаю, как все сложится, но не исключено, что сегодня вечером у тебя состоится решающая встреча с султаном. От того, как ты себя поведешь, зависит судьба королевства. Не позволяй султану никаких вольностей. Ни сейчас, ни в дальнейшем. Не забывай: ты — само целомудрие. Ты должен оставаться недосягаемым, вернее, недосягаемой, и от того еще более желанной.
— Обещаю, что Вашей Светлости не придется за меня краснеть. Я буду сама непорочность, хотя, признаюсь, непорочные мышки меня самого не привлекают. Хлопот с ними не оберешься. Чуть что — сразу тащат под венец.
— Тебе придется на время похоронить свои холостяцкие страхи. Сейчас для тебя брак с султаном — предел твоих девичьих мечтаний.
— Но ведь он не собирается на мне жениться! — вспомнил Марсель и в сердцах добавил:
— Подлец!
— Ничего, мы его заставим. Женится, как миленький. Ты еще будешь у меня султаншей. Но шутки в сторону. Надеюсь, ты понял, как себя вести. К сожалению, я не могу дать тебе более подробные инструкции. Тебе придется действовать согласно обстоятельствам. Сейчас мы немного отдохнем, чтобы вечером лучше выглядеть. За это время Мариус успеет немного освежить наши туалеты. Боюсь, времени пополнить наш дамский гардероб у нас нет.
* * *
Через несколько часов карета графа де Грюйера въезжала на площадь перед королевским дворцом. С трудом втиснув экипаж между двумя другими роскошными экипажами, Маурицио (читатель, несомненно, помнит кучера графа по предыдущим рассказам) спрыгнул с козел и, распахнув дверцу кареты, помог спуститься двум нарядно одетым дамам в черных масках.
Дамы прошествовали через распахнутые двери дворца и смешались с веселящейся толпой. К ним тут же подскочил какой-то коротышка в костюме морского пирата и, подмигнув Марселю единственным глазом, без слов обвил мощный торс не успевшего опомниться юноши своей крошечной лапкой и закружил его в вальсе. Граф остался один. Пытаясь сориентироваться, он огляделся вокруг, но не увидел ничего, кроме проносящихся мимо пар. От мелькания масок у него начала кружиться голова.
«Да, отыскать Его Величество в этом безумном водовороте будет не так-то просто. Надо было хотя бы спросить его, во что он будет одет», — подумал граф.
Вдруг, словно из-под земли, перед ним возник официант в белом фраке, расшитом золотыми позументами.
— Не желаете ли освежиться, сударыня? — вежливо спросил он.
— Пожалуй, — согласился граф, оглядывая поднос. — Что у вас тут?
— Легкие вина и соки. Закуски, к сожалению, все расхватали, но если вы желаете перекусить, то я принесу.
— Спасибо, не нужно. Вы вот лучше скажите мне, где я могу найти Его Величество.
— Минут десять назад я видел его выходящим вон в ту дверь. Она ведет во внутренние покои. Но Ее Величество где-то здесь. Да вон она в костюме гадалки. Видите?
Граф проследил за взглядом официанта и увидел даму в причудливом головном уборе, сооруженном из игральных карт. Шею и хвостик гадалки украшали разноцветные бусы, многочисленные юбки выглядывали одна из-под другой, доходя гадалке почти до пят. Пеструю картину завершал цветастый платок, наброшенный на оголенные плечи. Половину лица дамы скрывала черная маска, но граф, который провел в обществе Ее Величества немало часов, ни на секунду не усомнился: это королева.
— Благодарю вас, вы мне очень помогли, — сказал граф и заспешил к королеве, пока та не успела затеряться в толчее.
— А освежиться? — спросил официант вдогонку.
Но граф его уже не слышал. Прокладывая себе путь в толпе, он одновременно пытался придумать, как завязать разговор. Будь он в своем привычном обличье, ему бы не составило труда найти подходящие слова, но о чем могут говорить две совершенно незнакомые мышки?
Он поравнялся с королевой раньше, чем успел придумать что-либо оригинальное. «Ладно, просто похвалю ее наряд. Дамы любят комплименты», — подумал граф, но тут ему на помощь пришел случай. Одна из танцующих пар сбилась с курса и налетела прямо на королеву, а та — на графа.
Чтобы удержать королеву от падения и самому удержаться на ногах, граф подхватил Ее Величество за плечи.
— Ох, простите! — пробормотал он, тут же придя в ужас от совершенного им святотатства. — Здесь так тесно.
— Кажется, это я должна извиниться, — ответила королева, с интересом разглядывая свою спасительницу.
Граф заметил, как во взгляде Ее Величества заплясали чертенята.
«Неужели она меня узнала? Если меня так легко разоблачить, то весь план пойдет насмарку. Нет, не может быть. Здесь что-то другое», — подумал он.
— Вы так смотрите на меня, словно прочли мою судьбу, и это вас забавляет, — сказал он вслух.
— Нет, предугадывать будущее я еще не научилась, — ответила королева. — Я начинающая гадалка. Хотя кое-что мне уже по силам.
— Например?
— Например, даже не видя вашего лица, я могу сказать, кто вы.
— И кто же я?
— Вы та, кто выдает себя за виконтессу Бри де Мелен. Или, может быть, правильнее будет сказать «тот»?
Граф попятился.
— Да вы настоящая колдунья! Как вы догадались?
— Вы же сами только что сказали, что я колдунья.
— И все же?
— Так уж и быть, признаюсь. Хотя не помешало бы вас немного помучить, виконтесса. Отомстить за то маленькое представление, которое вы устроили сегодня утром. Все дело в том, что я видела вас и вашу племянницу выходящими из покоев Его Величества. Естественно, я поинтересовалась, кто вы такие. А сейчас я просто узнала ваше платье.
У графа отлегло от сердца.
— Значит, я стал жертвой скудости своего гардероба. Теперь я начинаю понимать, что имела в виду моя покойная супруга, заявляя, что ей нечего надеть. Она просто хотела, чтобы ее узнавали по лицу, а не по платью.
Королева улыбнулась.
— А где ваша племянница? Вы привели ее с собой?
— Привел, но нас разлучили еще при входе. Наверное, кружит голову очередному кавалеру, упражняется в искусстве обольщения.
— Пойдемте поищем ее. Я бы хотела на нее взглянуть. Его Величество утверждает, что мадемуазель Сен Жюльен до нее далеко. Мне даже показалось, что он немного завидует султану.
— Надеюсь, вы не станете ревновать к малышке? Принимая во внимание некоторые обстоятельства, это было бы неразумно. Тем более, что бедняжке вскоре предстоит покинуть мышиное королевство.
— Не волнуйтесь, виконтесса, не стану. Я уже научилась контролировать свои чувства.
«Дай-то Бог», — подумал граф, которому был знаком ревнивый и мстительный нрав королевы, вслух же сказал:
— Боюсь, что так мы ее не найдем. Давайте поднимемся на галерею, оттуда весь зал будет у нас как на ладони.
Но королева, видимо, желая убедить графа в том, что потеряла интерес к наметившейся сопернице, неожиданно ответила:
— Не стоит. Давайте лучше прогуляемся по парку и вы расскажете мне, что вы задумали. Его Величество говорит, что у вас есть какой-то план.
— Хорошо, — согласился граф, — но только должен предупредить, что это скорее абрис, чем детальный план. Плана как такового у меня еще нет.
— Я слышал, мадам, что вы поддерживаете связь с опальной маркизой Пуазон. Это правда? — спросил граф, когда они вышли из душного помещения на террасу, ведущую в парк.
— Как здесь хорошо! — воскликнула королева, облокотившись о парапет террасы и подставляя разгоряченную мордочку струе прохладного воздуха. Казалось, она и не думает отвечать на вопрос собеседницы.
— Мне нужно непременно с ней встретиться, — продолжал граф.
— Тише! Нас могут услышать, — прошептала королева, оглядываясь вокруг.
Граф непроизвольно сделал то же самое. И тут в тени одной из колонн он увидел рослую фигуру в дамском платье. Узнав знакомые очертания, он непроизвольно хмыкнул. Дама о чем-то перешептывалась со своим кавалером, который был почти на голову ниже нее.
— Что вы там увидели, виконтесса? — спросила королева, заметив повышенный интерес графа к любовной парочке.
Ее следующее замечание удивило графа еще больше, чем неожиданная встреча на террасе.
— Ну и ну! А этот старый ловелас времени зря не теряет!
— Вы о ком?
— О султане, разумеется. Вы же, кажется, тоже его узнали. Хотя не представляю, как вам это удалось.
В этот момент тот, которого королева назвала султаном, обернулся, видимо, почувствовав на себе чужой взгляд, и граф узнал в нем пирата, который, стоило виконтессе Бри де Мелен и ее спутнице появиться в танцевальном зале, выделил из толпы рослую красавицу и без малейших колебаний взял ее на абордаж.
«Похоже, не зря говорят, что на ловца и зверь бежит», — подумал граф, хотя не мог бы с полной уверенностью сказать, кто в этой ситуации был охотником, а кто добычей.
Султан что-то сказал своей спутнице и, выслушав ее ответ, жестом владельца обвил ее необъятную талию и вместе с ней подошел к двум дамам, своим внезапным появлением прервавшим их тайное свидание.
— Добрый вечер, мадам! Здравствуйте, виконтесса! — сказал он, сопровождая каждое приветствие наклоном головы. — Позвольте представиться: Махмуд ибн Фаре, повелитель мышей Востока.
Голову восточного владыки все еще украшал красный платок, но повязка, прикрывавшая правый глаз, исчезла. Концы ее выглядывали из карманов его широких шаровар. Из-за пояса торчал пистолет, судя по всему, не бутафорский.
Граф сделал легкий реверанс и, стараясь придать как можно больше очарования своему голосу, промолвил:
— Несказанно рада знакомству, Ваше Величество.
Королева между тем не сводила глаз со спутницы султана, лишь краем уха следя за завязавшейся беседой.
— Просто страшно подумать, что я мог покинуть этот прекрасный город, так и не познакомившись с такой его очаровательной обитательницей, как вы, виконтесса, — продолжал заливаться соловьиной трелью восточный Казанова.
— Не могу не согласиться с Вашим Величеством. Покинуть город, не познакомившись со мной, это все равно, что побывать в Египте и не взглянуть на пирамиду Хеопса, — ответила виконтесса, выпрямляясь во весь свой рост. — Но вы зря переживаете, такого шанса я бы вам все равно не предоставила. Дело в том, что я сама искала встречи с Вашим Величеством.
— Вот как? — только и успел сказать султан.
— Ты не возражаешь, дорогая Марселина, если я на время похищу твоего спутника? — прервала его виконтесса. Не дожидаясь ответа, она оттеснила племянницу, сгребла Его Величество в охапку и поволокла вниз по ступенькам. Тот молча покорился судьбе. Он уже давно усвоил, что спорить с представительницами так называемого слабого пола, особенно когда они настроены столь решительно, бесполезно. Имея трех жен и более ста наложниц, такие уроки усваиваешь быстро. У основания лестницы он сделал попытку обернуться, но лишь уткнулся в необъятный бюст виконтессы.
— Ну вот мы и одни, — сказала виконтесса, когда они оказались в сумраке парка. В ее голосе не было и тени прежнего кокетства. — Простите меня за неожиданное похищение, Ваше Величество, но нам действительно предстоит серьезный разговор, а здесь нам никто не помешает.
— Может быть, вы все же выпустите меня, сударыня? Мне немного тесно в ваших крепких объятиях. Не бойтесь, я не убегу.
— Разумеется, не убежите, — ответила виконтесса, освобождая свою жертву. — Еще ни одной мышиной особи мужского пола не удалось от меня убежать.
— Охотно верю, — ответил султан, окидывая свою спутницу боязливо- восторженным взглядом. — И о чем же вы хотели со мной поговорить?
— О моей племяннице. Бедная девочка призналась мне, что неравнодушна к Вашему Величеству. Я слышала, что и вы проявили к ней некоторый интерес. Это так?
— Ваша племянница меня просто очаровала, виконтесса, — оживился султан. — Она самая необыкновенная девушка из всех, которых я когда-либо встречал. И очень целомудренна.
— И тем не менее, вы не собираетесь на ней жениться. Вы ведь не можете не понимать, какое оскорбление вы наносите семье этой глупышки, сделав ее рабой своих прихотей. Ее родители слишком благородны и слишком преданны королю, чтобы выступить в ее защиту, но я таким благородством не отличаюсь. Запомните: Марселина Сен Жюльен никогда не будет ходить в наложницах или я не виконтесса Бри де Мелен! — торжественно произнес граф, мощной грудью надвигаясь на султана.
— Я бы с радостью женился на мадемуазель Сен Жюльен, но закон султаната не позволяет. У меня уже есть три жены. Во времена моих предков это не послужило бы препятствием, но сейчас … Сейчас это невозможно, — попытался оправдаться султан.
— Ну, этими сказками вы можете морочить голову кому угодно, только не мне. Уж я-то знаю вашего брата вдоль и поперек. Не первый год да и — чего греха таить — не первый раз замужем. Все это только отговорки. Из любого положения есть выход. Нужно только захотеть его найти.
— Я его не вижу.
— Значит, и мадемуазель Сен Жюльен вам не видать как своих ушей.
— Не губите меня, виконтесса! Я люблю мадемуазель Сен Жюльен. Я полюбил ее со всей страстью уже не молодого и многоопытного сердца. Я уже давно не живу полноценной жизнью, если вы понимаете, о чем я говорю. Мой гарем — это лишь дань традициям. Но как только я увидел Марселину, я словно заново родился. Я понял, что эта мышка способна продлить мне молодость. Она для меня все равно что эликсир бессмертия.
— Очень волнующий рассказ. Но меня не так легко разжалобить. Последний раз я плакала, когда мой первый супруг — царствие ему небесное! — сломал мою куклу. И поверьте, ему пришлось горько раскаиваться в своем жестоком поступке. Поэтому, если я все же соглашусь пойти вам навстречу, то не ради Вашего Величества, а только ради моей любимой крошки, которая вбила себе в голову, что жить не может без Вашего Величества и готова на все, лишь бы не быть разлученной с вами.
— Неужели это правда?
— К моему величайшему сожалению. Бедняжка еще очень неопытна и не знает, что любовь к царственной особе, как правило, заканчивается трагически. Чтобы предотвратить трагедию, я и затеяла этот неприятный разговор.
— У вас есть какое-то конкретное предложение?
— Да. Я предлагаю заключить брак, который у нас называют гражданским. По правовым последствиям такой брак приравнивается к церковному, а все дети, появившиеся в результате него, считаются законными наследниками. Ему предшествует церемония обручения, во время которой жених и невеста обмениваются кольцами и заключают брачный договор. Если в течение двух месяцев договор не будет расторгнут, жених и невеста считаются мужем и женой.
— Мне никогда не приходилось слышать о таком обычае, — заметил султан.
— Это неудивительно. Такой брак — большая редкость. Впервые он был заключен четыре столетия назад между дочерью маркиза Монтаньоло и китайским императором. После этого к нему прибегали еще несколько раз в тех случаях, когда по тем или иным причинам церковный брак был невозможен. Полагаю, что нас всех он тоже должен устроить. Мадемуазель Сен Жюльен взойдет на брачное ложе султаншей, семья герцога Сен Жюльена не покроет себя позором, а Вашему Величеству удастся избежать размолвки с представителями высшего духовенства. Во всяком случае, вам не понадобится их согласия на брак. Если захотите, вы можете даже внести в закон султаната небольшую поправку, допускающую гражданский брак между членом королевской семьи и простым смертным. Представьте себе, сколько разбитых сердец вам удастся спасти в будущем одним только росчерком пера! Что вы на это скажете?
— Скажу, что вы просто чудо. Я преклоняюсь перед вашим умом, виконтесса. Вы спасли мне жизнь, — ответил султан, который ни на минуту не усомнился в правдивости слов виконтессы (которые, скажу вам по секрету, были чистейшим вымыслом от первого слова до последнего), и, зажмурившись от удовольствия, процитировал часть лекции, которая произвела на него наибольшее впечатление:
— Я женюсь на мадемуазель Сен Жюльен и она взойдет на брачное ложе султаншей.
— А вот с последним вам придется подождать, — вернула его на землю виконтесса. — Не забывайте, что это может произойти не раньше, чем через два месяца со дня подписания брачного договора. А до тех пор невеста обязана соблюдать обет целомудрия, который берет на себя, дав согласие стать вашей женой. Нарушение обета ведет к расторжению договора. Я понимаю, это очень суровое испытание, но Вашему Величеству придется через него пройти.
— А я тоже должен соблюдать целомудрие все это время? — спросил султан осторожно.
— Нет, на жениха это требование не распространяется, — сжалился над ним граф. — Вы можете продолжать предаваться любовным утехам.
Султан согласно закивал. Видимо, он уже успел позабыть, что всего несколько минут назад объявил свой гарем лишь данью традициям.
— Но только не в компании своей невесты, — напомнила безжалостная виконтесса. — И не думайте, что здесь вам удастся меня перехитрить. В течение двух месяцев невеста не может сделать ни шагу без своей дуэньи, основная задача которой — оберегать целомудрие своей подопечной, а уж я постараюсь, чтобы дуэньей назначили меня. Поверьте, более бдительного стража не сыскать во всем мышином королевстве.
— Верю.
— Что ж, я рада, что мы пришли к взаимопониманию. Думаю, нам не составит труда уговорить Его Величество Мауса XХV скрепить ваш брачный договор с Марселиной Сен Жюльен королевской печатью.
* * *
Через день жители Маусвиля узнали о том, что Марселина Сен Жюльен, дочь кузена короля герцога Сен Жюльена, стала невестой мышиного султана. На церемонии обручения присутствовали лишь самые родовитые представители мышиной знати. Стало также известно, что жених преподнес невесте сказочный подарок в виде невиданной красоты алмазной подвески с изумрудными прожилками, по форме напоминающей кусочек рокфора и стоимостью почти с полкоролевства. Это, конечно, было преувеличением, подвеска обошлась султану лишь в один фрегат и два клипера, но, согласитесь, что это, тем не менее, был поистине царский подарок. На следующий день жениху предстояло отправиться в обратный путь, но без невесты, которая последует за ним через неделю в компании своей дуэньи виконтессы Бри де Мелен.
4. Мадам Пуазон
Те, кто хотя бы в общих чертах знакомы с историей мышиного королевства, не могли не слышать о маркизе Мари Мадлен Пуазон, знаменитой целительнице и отравительнице, которая в течение нескольких лет была самой популярной дамой в королевстве после королевы. К сожалению, в анналы истории эта необыкновенная мышка вошла лишь в последнем качестве, а именно в качестве отравительницы. Что же до ее способности облегчать физические и душевные раны страждущих мышей, то о них в официальных хрониках не говорится ни слова. Об этом, как утверждают, позаботился Маус XХV. Еще при его рождении некий астролог предсказал, что Маус XХV умрет во время пира, отведав специально приготовленного для него блюда. (Кстати сказать, предсказания астролога не оправдались, за что он впоследствии был казнен преемником Мауса XХV, Маусом XХVI). Король, как и многие просвещенные обитатели мышиного королевства, не был суеверен, но давно замечено, что в дурные предсказания и предзнаменования верят даже рационально мыслящие мыши, поэтому неудивительно, что Маус XХV не одобрял дружбу королевы с маркизой Пуазон, о которой ходили самые разные слухи. В частности, поговаривали, что эта благородная дама принимала очень близко к сердцу страдания женской половины королевства и помогала страдалицам избавиться от извергов-мужей, снабжая своих клиенток рецептами чудесных блюд, вкусив которые, злодеи уже не вставали из-за стола. Поначалу король просто предпочитал не прикасаться к некоторым блюдам, если его соседкой по столу оказывалась маркиза, но по мере того, как время шло, его страх перед этой миниатюрной мышкой стал превращаться в манию, и в один прекрасный день мадам Пуазон оказалась в застенках тюрьмы Катценберг, откуда ей был уготован один путь — на костер. Маус XХV не нашел лучшего способа раз и навсегда избавиться от наваждения, как возродить обычай предков и сжечь причину своих ночных кошмаров на костре, объявив маркизу колдуньей. И сжег бы, не вмешайся в это дело королева. Неизвестно каким образом, но Ее Величеству удалось добиться для своей подруги помилования, которое было заменено заточением в родовом замке маркизы, где она и прожила до самой смерти.
Бежать из замка было практически невозможно — его охраняли две роты солдат, которым было строго-настрого приказано не выпускать никого за пределы замка. Войти же туда можно было только по предъявлению письма за подписью и печатью самого короля.
Но маркиза и не помышляла о бегстве. В полуподвальном этаже замка располагалась лаборатория, в которой еще до рождения маркизы колдовала ее бабка, снабжая всю округу целебными снадобьями, а, случалось, и зельями более сомнительного свойства. Свои знания старая мышка передала смышленой внучке вместе с лабораторией и несколькими толстенными томами знахарских рецептов.
В этой самой лаборатории и коротала время опальная маркиза. Здесь же она принимала своих редких гостей, не опасаясь, что им могут помешать. Смельчаков, которые осмелились бы пересечь порог лаборатории, в замке не было. И слуги и стражники боялись гнева маркизы, особенно после одного случая. Еще в самом начале своего заточения маркиза застала одного из стражников роющимся в ее записях. На следующий день он скончался от «несварения желудка». Было ли то случайным совпадением или нет, так и осталось невыясненным, но с тех пор нижний этаж замка был полностью в распоряжении его хозяйки.
Время от времени маркизу навещала таинственная дама. Она всегда прибывала в дорожной карете с занавешенными окнами и почти всегда одна. Поговаривали, что это сама королева, хотя лица дамы никто никогда не видел.
Но вот однажды — это было вскоре после нашумевшей помолвки дочери герцога Сен Жюльена с мышиным султаном — в замок пожаловал новый гость. Он предъявил пропуск и был проведен в одну из гостиных на первом этаже замка.
— Боюсь, вам придется немного подождать, пока я доложу Ее Светлости о вашем визите, — сказал слуга и вышел, оставив посетителя одного.
Ждать пришлось довольно долго. Но вот наконец послышались легкие шаги, один из гобеленов, которые гость принял за элемент убранства гостиной, приподнялся, и в комнату вошла небольшая мышка.
Маркизу было трудно узнать. Годы вынужденного затворничества не прошли для нее даром. Ее некогда цветущая мордочка осунулась, шкурка потускнела, глаза утратили прежний блеск.
— Какими судьбами? — спросила маркиза, не обращаясь к нежданному гостю по имени. — Хотя что за глупый вопрос. Сюда не приезжают на чашку чая или ради того, чтобы осведомиться о моем здоровье.
Посетитель молча протянул ей запечатанный конверт.
Глаза маркизы забегали по строчкам, потом вновь остановились на лице посетителя.
— Я все поняла. Следуйте за мной, — сказала она сухо.
Маркиза приподняла гобелен, за которым скрывался дверной проем, и пошла, не оглядываясь, по длинному узкому коридору, в который не выходила ни одна дверь. Дойдя до конца коридора, хозяйка замка и ее гость по винтовой лестнице спустились на нижний этаж и оказались в огромном помещении, стены которого были сплошь уставлены банками и склянками всевозможных форм и размеров. С потолка свисали пучки пахучих трав. «Ни дать, ни взять, обитель колдуна», — подумал посетитель. Не дав ему оглядеться, маркиза провела его в следующее помещение, меблированное в более традиционном стиле. Здесь было несколько шкафов с книгами, восточный диван с мягкими подушками, несколько кресел и старинное бюро.
— Присаживайтесь, граф, — сказала хозяйка, указывая на одно из кресел.
— А здесь довольно уютно, — ответил граф де Грюйер, озираясь. — Как вы поживаете, маркиза?
— Молитвами Его Величества.
— Не скучаете по двору?
— Очень редко. Мне достаточно воспоминаний.
Блуждающий взгляд графа остановился на скомканных листках бумаги, валявшихся на полу возле раскрытого бюро.
— Уж не надумали ли вы писать мемуары, маркиза?
— Вы, как всегда, очень проницательны, граф. Представьте себе, я действительно решила записать свои впечатления о некоторых встречах, пока эти мрачные стены не стерли последнюю память о них. Никогда не ожидала, что это такое интересное занятие. Сейчас сожалею, что никогда не вела дневник. При моем, скажем так, увлечении, это было бы довольно опасно. Но теперь-то мне уже нечего страшиться. Все, что могло произойти, уже произошло. Если мне чего-то и не достает, так это общения. Знаете, иногда хочется просто посплетничать.
— Ну так посплетничайте со мной.
— Ну какой из вас сплетник, граф? Вы и при дворе-то бываете раз в сто лет. Расскажите лучше, что у вас стряслось. Ее Величество написала лишь, что я должна вам непременно помочь. О самом же деле в письме нет ни слова.
— Но вы должны обещать мне, что о цели моего сегодняшнего визита к вам в ваших мемуарах не появится ни строчки.
— Обещаю.
— Взамен по возвращении я расскажу вам во всех подробностях о своих приключениях.
— Вы куда-то отправляетесь?
— Да, на Восток, в царство мышиного султана. И вернусь ли я оттуда живым, во многом зависит от вас.
— Вы меня очень заинтриговали.
— То ли еще будет.
И граф рассказал маркизе о событиях последних дней, о задуманной им брачной афере, закончившейся помолвкой повелителя мышей Востока с мнимой Марселиной, и вкратце изложил свой план спасения.
— Если мой план не удастся, — закончил граф, — то конец у этой истории будет довольно печальным. Восточные владыки скоры на расправу. Султан вряд ли простит нам с Марселем наш обман, а уж чем наше разоблачение грозит мышиному королевству, и подумать страшно.
— Я восхищаюсь вашим умом и вашей смелостью граф, и буду рада вам помочь. По счастью, у меня есть то, о чем вы просите, — сказала маркиза, выслушав рассказ. — Но мне кажется, что вы все же кое-чего не учли. Как, к примеру, вы собираетесь отбиваться от домогательств султана и других вельмож?
— Султан обещал мне, что никаких поползновений на нашу девичью честь не будет.
— Ваша беда в том, граф, что вы на редкость порядочны, и оттого склонны преувеличивать порядочность других мышей. Уверяю вас, такие поползновения будут, и вы должны быть к ним готовы. У меня есть кое-какие задумки на этот счет, но чтобы их осуществить, мне понадобится не менее суток.
* * *
Замок маркизы граф покинул лишь следующим вечером. С собой он увозил небольшой деревянный ящичек, в котором на мягком бархате покоились три небольших флакончика. В кармане камзола похрустывал кусочек пергамента, на котором симпатическими чернилами мелким почерком маркизы были выведены подробные инструкции по применению содержимого флакончиков.
5. Прибытие
Через несколько дней мадемуазель Сен Жюльен и виконтесса Бри де Мелен уже поднимались по трапу небольшого парусного судна, которое должно было доставить их в Пармезанополь. Всю дорогу до морского порта их сопровождал почетный эскорт, далее дамы следовали одни под присмотром капитана. С собой они везли несколько сундуков с подарками для султана и одеждой для себя. Последняя состояла из европейских и восточных нарядов, изготовленных по особому заказу.
Морское путешествие длилось семь дней и семь ночей. Для двух путешественниц оно было полно новых впечатлений, которые я, тем не менее, не стану описывать во всех подробностях, потому что они блекнут по сравнению с тем великолепием, в которое путешественницы окунулись, переступив порог восточного дворца.
Граф, который не раз бывал в покоях королевы и думал, что знает, что такое роскошь, был сражен красотой обители мышиного султана и его жен. Это белоснежное чудо, казалось, было выстроено по образу и подобию легендарного дворца халдейских царей, вошедшего в историю благодаря садам, украшавшим его террасы. На одну из таких террас, на которой был разбит настоящий парк, выходили покои, отведенные по приказу султана новому украшению его гарема.
— Ущипни меня, Марселина, — сказал граф, когда к нему вернулся дар членораздельной речи. — Мне кажется, я грежу.
— Меня бы самого… я хотела сказать, меня бы саму кто ущипнул. Никогда не видела ничего подобного, — ответил Марсель, протягивая лапу, чтобы пощупать воздушный узор, окаймлявший одну из ниш: он не мог поверить, что это украшение вырезано из камня.
— Я рад, что госпожа довольна, — пропищал старший евнух, семеня за своей новой хозяйкой. — Эта комната предназначается для отдыха и для приема гостей. Сегодня сюда придут придворные поэты, чтобы прочесть госпоже свои замечательные стихи, которые они написали специально в ее честь. Хотя я не могу себе представить, где они найдут слова, способные описать ее неземную красоту.
— А что там? — спросил Марсель, указывая на двустворчатую резную дверь с вкраплениями из драгоценных камней.
— Там находится опочивальня госпожи. Размерами она уступает гостиной, но ведь там госпожа будет принимать только одного гостя. За ней — комната для омовений. Там же госпожа найдет душистый порошок для лица, краску для бровей и усиков, а также другие предметы туалета, которые заключают в себе тайну неувядающей женской красоты и свежести и которые я по ошибке приказал приготовить для моей госпожи, потому что теперь вижу, что она в них не нуждается. Сейчас служанки как раз готовят для госпожи ванную с благовониями, чтобы смыть с нее дорожную усталость. Желаете взглянуть?
Евнух распахнул створки двери и, прижав лапки к груди, с поклоном отошел в сторону, пропуская дам вперед.
Большую часть опочивальни занимало огромное ложе, скрытое от посторонних взоров прозрачным розовым пологом, расшитым золотыми нитями. В одной из резных ниш граф заметил старинную курильницу с изображением пышной восточной красавицы в прозрачных одеждах, с таинственной улыбкой на устах восходящей на ложе любви. Граф слегка повернул курильницу, чтобы разглядеть весь рисунок — и вздрогнул. На секунду ему показалось, что с рисунка на него смотрит ухмыляющаяся мордочка Марселя. Видение сразу всколыхнуло рой тревожных мыслей, но их вовремя прервал голос евнуха.
Хлопнув в ладоши, главный страж гарема негромко позвал: «Мимоза, Мелиса, Мелахат!», и тотчас в двери, ведущей в комнату для омовений, возникли три фигурки.
— Это Мимоза, Мелиса и Мелахат, — представил служанок евнух. — До сих пор они были в услужении у госпожи Мелике, теперь будут прислуживать Вашей Светлости.
— Они ей чем-то не угодили? — спросил Марсель.
— Ну что вы! Если бы это было так, их бы здесь уже не было. С непослушными служанками у нас особо не церемонятся, их просто вышвыривают на улицу на забаву бродячим котам. Тут как раз все наоборот. Это госпожа Мелике не угодила Его Величеству, и он продал ее заезжему купцу.
— А где находятся покои моей дуэньи?
— Покои госпожи дуэньи чуть дальше по коридору. Туда же я велел пока отнести ваши вещи. Пойдемте со мной, виконтесса, я вас провожу. Госпожой Марселиной пока займутся служанки.
— Нет, нет, — возразил граф, представив себе Марселя в заботливых лапках Мимозы, Мелисы и Мелахат, вооруженных губками, смоченными в благовониях. — Я пока останусь здесь, со своей подопечной. А вы ступайте.
— Да, да, ступайте, голубчик, вы нам больше не нужны, — приказал Марсель, сопровождая свой приказ поистине царственным жестом.
— Как будет угодно госпоже, — не посмел ослушаться евнух, и, пятясь задом и непрестанно кланяясь, исчез за дверью.
— И вы тоже уходите, — сказал Марсель, обращаясь к служанкам. — В моей стране служанки купают только замужних дам, а незамужние мышки моются сами. Считается, что красивую мышку можно таким образом сглазить, и у нее вырастут ослиные уши. Или, еще того хуже, у нее могут появиться некоторые отличительные признаки, которыми природа наделила только представителей сильного пола. Вы ведь не хотите, чтобы у меня из-за вас выросли ослиные уши?
Служанки дружно закачали головами.
— Но нам приказано вас искупать и натереть благовониями, — отважилась возразить Мелиса, самая смелая из трех служанок.
— Здесь приказываю я, — оборвал ее Марсель так, словно всю жизнь не выслушивал, а отдавал приказания. — Но если моему обществу вы предпочитаете компанию бродячих котов, шагом марш в ванную. Я к вам сейчас присоединюсь.
Служанки не шелохнулись.
— Ну, то-то же, — с удовлетворением заметил Марсель. — Не бойтесь, я не стану уличать вас во лжи, если вы будете говорить, что выполнили свою работу и что я вами довольна. Если хотите, вы можете даже остаться здесь, но из этой комнаты ни шагу. Моя дуэнья за вами присмотрит.
— Ты был просто неотразим, — сказал граф, прикрывая за собой дверь, ведущую в комнату, представлявшую собой нечто среднее между ванной и будуаром. — Особенно мне понравился твой экспромт про ослиные уши.
— Да, это было недурно. Эти дурочки, кажется, действительно мне поверили. Если теперь одна из них нечаянно увидит меня с ослиными ушами или в мужском обличье, она решит, что это целиком ее вина, и будет молчать. Но все же жаль, что их здесь сейчас нет. Одна из этих крошек очень даже недурна.
— И думать об этом не смей, — прервал его мечтания граф.
— Я и не думаю. Просто было бы кому потереть мне спинку, — ответил Марсель, погружаясь в мраморную ванну. — Ах, какое блаженство! Жаль, что нельзя всю жизнь оставаться невестой султана.
* * *
Через три часа, отдохнувшие и посвежевшие, дамы были готовы принять у себя султана, который решил отужинать в компании своей невесты. Для такого торжественного случая они облачились в свои лучшие европейские наряды. Их изысканные туалеты дополняли шапочки с прикрепленной к ним густой вуалью. Это была неизбежная и одновременно спасительная дань местным обычаям, которые не дозволяли представительницам прекрасного пола открывать свои лица перед посторонними. В число последних входили придворные поэты, которых ожидали сразу после ужина. Предполагалось, что слагать гимны красоте избранницы всемогущего султана они должны, опираясь исключительно на свое воображение.
На террасе был сервирован стол на троих. Султан с большим удовольствием оставил бы только два прибора — для себя и своей невесты — но, увы! Он знал, что ему придется еще какое-то время мириться с постоянным присутствием виконтессы, этого цербера в юбке. Он пока не придумал, как избавить свою невесту от опеки дуэньи, но еще немного, и он придумает. Непременно придумает. А до тех пор он будет приветливо улыбаться ей при каждой встрече, оказывать ей всяческие знаки внимания и восточного гостеприимства — в пределах разумного, разумеется, чтобы ненароком не вспугнуть эту далеко не глупую даму.
— Вам понравилась ваша комната, виконтесса? — спросил он между первым и вторым блюдом.
— О да! Она просто сказочная.
— А ты довольна своими служанками, моя милая?
— Да, они очень симпатичные и послушные, — ответил Марсель, ничуть не покривив душой.
— Я рад, что смог угодить вам обеим. Вы и представить себе не можете, милые дамы, с каким нетерпением я ждал вашего приезда. Это была самая длинная неделя в моей жизни. Но наконец вы здесь, и я снова счастлив. Даже эти блюда в вашем обществе приобретают совершенно иной, неповторимый вкус.
— Положи-ка мне еще немного омаров, — обратился он к огромного роста слуге-нубийцу, прислуживающему им за столом. — Они сегодня необыкновенно вкусны. И налей мне еще немного белого вина.
— А я где-то слышала, что на Востоке не пьют вино, — сказала виконтесса, поражаясь тому, с какой скоростью султан опустошил свой бокал.
— Так-то оно так, но, как заметил один великий поэт, здесь есть четыре «но»: все зависит от того, кто пьет, с кем, когда и сколько. Если эти четыре условия соблюдены, то пить не возбраняется. Я пью в компании двух очаровательных мышек, одна из которых скоро станет моей женой. Следовательно, и греха за мной нет. За тебя, моя прекрасная Марселина!
Султан осушил бокал, и слуга наполнил его вновь. Граф заметил, что их хозяин никак не прокомментировал последнее условие — сколько пить, но, похоже, он понимал его как сколько влезет.
«Еще немного, и он совсем отключится, — с удовлетворением подумал граф, — так что можно надеяться, что наша первая ночь во дворце пройдет спокойно».
— Этот поэт, которого Ваше Величество только что процитировали, он тоже будет среди приглашенных поэтов? — поинтересовалась Марселина.
— Приглашенных поэтов? Надо же, я совсем запамятовал про этих остолопов. Вот видишь, как ты на меня действуешь, моя несравненная. Рядом с тобой я обо всем забываю. Нет, тот поэт давно на небесах. К сожалению. Потому что только ему было бы под силу воспеть твою необыкновенную красоту. Правда, у него были иные пристрастия. Но это неважно. Он был настоящий гений, не в пример тем рифмоплетам, которые сейчас дожидаются за дверью. Скажу тебе по секрету, это полные бездарности. Хотя какой уж тут секрет! Ха-ха! Да ты сейчас сама все увидишь и услышишь.
Султан трижды хлопнул в ладоши, и дверь, ведущая из покоев будущей султанши в общий коридор, тут же растворилась, словно за ней только и ждали сигнала.
Вошел еще один слуга, такой же огромный, как и прислуживавший им за столом нубиец. Видимо, тщедушного султана влекло к своим противоположностям, согласно одному из непреложных законов вселенной.
— Запускай по одному, — велел слуге султан.
Тут же в проеме двери появилась дородная фигура. Величавой поступью поэт пересек комнату и, остановившись у входа на террасу, молча переломился почти вдвое, таким образом приветствуя свою немногочисленную аудиторию. Как ему это удалось при необъятных размерах его живота, для графа так и осталось загадкой. Видимо, тут сыграла роль ежедневная практика. Как позже понял граф, это был самый крупный придворный поэт, как в прямом, так и в переносном смысле слова. Все следующие за ним были гораздо меньшего калибра, и запускали их, видимо, по ранжиру: каждый следующий уступал предыдущему по габаритам и по величавости походки, а самый последний оказался и вовсе совсем уж тощим. Но в этом, пожалуй, и заключалась вся разница, потому что произведения придворных стихотворцев были настолько похожи, словно те списали их друг у друга или позаимствовали из одного источника. Во всех хвалебных одах фигурировала некая полумышь-полубогиня, затмевающая своей красотой не только луну и звезды, но и сапфиры, изумруды, аметисты и рубины. Но справедливости ради все же следует сказать, что скудость эпитетов, которые смогли выжать из себя царедворцы, отчасти, возможно, объяснялась тем, что ни один из них никогда раньше не видел воспеваемую ими полумышь-полубогиню. Если бы им посчастливилось лицезреть прекрасную Марселину в ее прежнем облике, у них, возможно, родились бы другие, гораздо менее избитые сравнения.
Когда выступление поэтов к радости утомленных слушателей закончилось, султан, из последних сил старавшийся не уснуть за столом, философски заметил:
— К счастью, все когда-то кончается, в том числе и выступления придворных поэтов. Прошу прощения, если заставил вас поскучать, милые дамы, но без этого никак нельзя было обойтись — традиция. Вот сейчас мы с вами выпьем еще по одной, и нам опять станет весело.
Однако Его Величество переоценил свои силы. Осушив еще один бокал, он вдруг обмяк и стал как-то совсем не по-царски сползать со стула. Еще немного, и его голова коснулась бы мраморного пола террасы, но нубиец, готовый к такому повороту дела, вовремя подхватил своего хозяина, привычным жестом взвалил его себе на плечо и понес к выходу.
— Кажется, он уснул, — сказал Марсель, провожая взглядом раскачивающуюся из стороны в сторону голову владыки мышиного мира.
— Ну, и слава Богу! — выдохнул граф. — Одной проблемой меньше. Думаю, нам тоже пора на боковую. День выдался не из легких, и кто знает, какие сюрпризы ожидают нас завтра.
— А мне понравилось, как прошел сегодняшний вечер, — ответил Марсель, потягиваясь и при этом кокетливо улыбаясь. — Хотя мой повелитель и невысокого мнения о своих придворных поэтах, благодаря им я узнала о себе много интересного. Оказывается, до сих пор у меня была очень заниженная самооценка, но сегодня пелена спала с моих глаз, и я наконец увидела себя в истинном свете.
— Ты не о том думаешь, Марселина. Сегодня тебе повезло, Его Величество мог оказаться гораздо крепче, и тогда бы тебе пришлось туго.
— Я бы с ним справилась.
— Нельзя быть такой самоуверенной. Всегда держи при себе флакончик, который передала для тебя мадам Пуазон. Ложась спать, клади его под подушку, но утром не забывай его там. Нельзя, чтобы он попал в лапы служанке или, еще хуже, старшему евнуху. Без этого флакончика мы останемся безоружны. И запомни: султан не самый страшный наш противник. Думаю, со своими главными врагами нам еще только предстоит встретиться, или я не знаю жизнь.
6. Три султанши
Предсказание графа сбылось еще раньше, чем он ожидал.
На следующий день в музыкальном салоне дворца был организован концерт в честь невесты султана и ее дуэньи, на котором, помимо Его Величества, присутствовали и три его законные супруги — Мюнире, Михрибан и Мефтун. Излишне говорить, что появление на горизонте соперницы не вызвало у трех красавиц бурной радости. Только ангел был бы способен на светлые чувства в подобной ситуации, но ангелы не водятся в душных стенах гарема, где во все времена находили приют притворство, вражда и ненависть, и где день и ночь плетутся интриги и измышляются все новые козни с одной единственной целью — завоевать расположение высокородного супруга ценой унижения соперницы.
Граф все это прекрасно понимал и не ожидал, что их встретят с распростертыми объятиями. Но он полагал, что избранница султана может рассчитывать хотя бы на показную доброжелательность со стороны своих новых подруг. Но то ли султаншам недоставало воспитания, то ли они не сочли необходимым скрывать свои чувства от узурпаторши, но все их эмоции были написаны на их хорошеньких мордочках.
Если бы взглядом можно было испепелить мышь, то от Марселины сейчас осталась бы только горстка пепла — с такой ненавистью смотрела на нее старшая жена султана, Мюнире, на увядающем лице которой даже сквозь умело наложенный макияж уже начали проступать гусиные лапки морщинок. «Эта ни за что не сдаст своих позиций, будет бороться за свое место под солнцем до самого конца», — подумал граф.
Глаза Михрибан вспыхивали не менее ярким пламенем, но взгляд второй жены был прикован к алмазной подвеске на груди северянки — подарку султана, который Марсель надел вопреки предостережениям графа.
Лишь Мефтун, самая младшая из жен султана, не проявляла явной неприязни к новому увлечению ее стареющего супруга. В ее по-детски широко распахнутых глазах граф не прочел ничего, кроме любопытства.
Когда официальная часть концерта подошла к концу, хитрая Мюнире обратилась к супругу:
— Может быть, наша новая сестра теперь исполнит что-нибудь для нас. Пусть покажет нам, что она умеет.
И, не дожидаясь ответа супруга, продолжила, сопровождая свои слова кисло-сладкой улыбкой:
— На каких музыкальных инструментах ты играешь, дорогая Марселина?
— До сих пор мне приходилось играть только на сцене, — ответил наивный Марсель.
— Понятно. А твоя спутница, которую ты называешь дуэньей? Она тоже не умеет играть? — продолжала ехидна.
— Она играет в шахматы, — парировал Марсель, радуясь, что нашел подходящий ответ.
— Но, если я не ошибаюсь, шахматы — это не музыкальный инструмент.
— Вот как? Вы играете в шахматы, виконтесса? Это очень приятная неожиданность, — вмешался в диалог султан. — На Востоке эта игра очень популярна. Я и сам люблю провести время за шахматной доской. Одно плохо — у меня нет достойного противника, кроме старшего евнуха, но у него мало свободного времени. Давайте как-нибудь сыграем партию.
— Буду рада сразиться с Вашим Величеством. В отличие от старшего евнуха, у меня времени хоть отбавляй, — ответил граф.
— Боюсь, любимый, как бы тетушка вас не обыграла, — проворковал Марсель. — Она член шахматного клуба и не раз одерживала победу на шахматных турнирах.
— Тем большее удовольствие доставит мне помериться с ней силами.
Мюнире, видя, что она выпала из разговора, решила вернуть его в прежнее русло.
— Ну, если эти северянки ничем не могут нас порадовать, то давайте я вам спою.
Султан жестом показал, что не возражает.
Мюнире встала со своего места по правую руку султана и, покачивая крутыми бедрами, танцующей походкой подошла к стене, на которой в ряд выстроились несколько щипковых инструментов. Здесь была и старинная лютня, и шестиструнная испанская гитара, и итальянская мандолина, и двухструнный дутар. Мюнире остановила свой выбор на мандолине. Голос у нее оказался негромкий, но приятный. И песню она тоже выбрала с умом. Она пела о том, как однажды, чуть только взошло солнце, на омытой росой поляне раскрылся чудесный цветок, каких раньше в этих краях не бывало. К нему тут же прилетела пчела, привлеченная необычным ароматом, и жадно припала к медоносу. Нектар цветка был слаще меда, но для пчелы он оказался ядовитым. Бездыханная, она упала на землю, а цветок продолжал, как ни в чем не бывало, весело покачиваться в такт дуновениям ветерка в ожидании новой жертвы.
Песня явно предназначалась султану и должна была послужить ему предостережением, но султан и не думал ему внимать. Склонившись к Марселине, он стал нашептывать ей ласковые слова, навеянные нежной мелодией.
Мюнире не могла не видеть, что ее не слушают, но допела свою песню до конца.
— Ты прекрасно пела, дорогая, — сказал султан, когда старшая жена закончила выступление.
Губы Мюнире вытянулись в злобную тонкую ниточку: коварная мышка понимала, что первый раунд она проиграла. Но она была явно не из тех, кто сдает свои позиции без борьбы.
* * *
На следующий день султан пригласил двух дам на экскурсию по городу. Столица султаната по праву считалась одним из самых красивых городов мышиного мира, и султану не терпелось показать своей избраннице, какую жемчужину он готов положить к ее ногам. И граф, и Марсель с радостью приняли приглашение. Далеко не каждому жителю мышиного королевства представлялась возможность собственными глазами увидеть то, что осталось от стен древнего города, возведенных еще в четвертом веке до начала Новой мышиной эры римским императором Пармезаном Великим, побродить по узким улочкам, которые были свидетелями многочисленных сражений за обладание восточной столицей и где безмолвными душными ночами до сих пор можно услышать звук шагов какого-нибудь римского легионера, затерявшегося между прошлым и будущим. И, конечно же, нельзя не посетить один из шедевров средневековой архитектуры — собор Мудрой Магдалены, с которым связана одна из самых таинственных оптических иллюзий, подробно описанная в хрониках 15 столетия: как-то в конце весны жители Пармезанополя стали свидетелями продолжительного лунного затмения, после которого над городом поднялся густой туман. Когда туман рассеялся, их ожидало очередное потрясение — они увидели, что собор Мудрой Магдалены объят пламенем. Подобно огромному огненному шару, оно вздымалось над куполом собора, в то время как близлежащие улицы оставались погруженными во мрак. Позже оказалось, что никакого пожара не было: жители столицы стали жертвами массовой галлюцинации, причина которой не ясна до сих пор.
Воспользовавшись отсутствием султана, Мюнире созвала военный совет. Нужно было выработать план действий, который в конечном счете должен был привести к низложению соперницы. Будь на то ее, Мюнире, воля, она бы стерла эту северную уродину с лица земли. И как только султан мог польститься на такую образину? Вот уж действительно ни кожи, ни рожи! А лапищи? Таких нет даже у бегемота. Ходит по дворцу — земля дрожит. А грудь? Не грудь, а великая равнина. Вот какой должна быть грудь!
Выпятив грудную клетку, Мюнире оглядела себя в зеркале. Перевела взгляд на свою все еще тонкую талию, крутые бедра. Нет, если кто-то и решил, что ее пора списывать в тираж, то его ждет горькое разочарование, потому что она в отставку не собирается. И потому, что в отличие от этих дурочек, Михрибан и Мефтун, она готова на все ради того, чтобы вернуть расположение своего господина. Даже на убийство.
Мюнире вздрогнула. Убийство! Придет же такое в голову! Хотя… Это было бы кардинальным решением проблемы. Кардинальней не бывает. Но ни Михрибан, ни Мефтун никогда не пойдут на крайние меры. Михрибан, кажется, вполне довольна своим существованием. Кроме вкусной еды и нарядов, ее ничего не интересует. А Мефтун, та вообще еще ребенок. Поэтому не стоит раскрывать перед ними все карты. Но выслушать этих глупышек не помешает. Случается, что от дураков услышишь такое, до чего умной мыши вовек не додуматься.
* * *
Утомленный продолжительной прогулкой, Марсель рано отправился спать. Но сон не шел. В кровати, занавешенной пологом, было душно. К тому же спать приходилось одетым — никогда не знаешь, кому и когда вздумается навестить возлюбленную султана, чтобы пожелать ей спокойной ночи. Двери во дворце не запирались.
Промучившись с полчаса, Марсель поднялся и вышел на террасу. Но и здесь он не нашел желанной прохлады. Вдруг ему показалось, что кто-то плачет. Марсель подошел к краю террасы и прислушался. Всхлипывающие звуки доносились откуда-то снизу. Плакала мышка, да так горько, что у Марселя защемило сердце. Женские слезы никогда не оставляли его равнодушным, а теперь, когда, в силу известных обстоятельств, он стал принадлежать к этой лучшей половине мышиного мира, столь же прекрасной, сколь и беззащитной, он стал и вовсе сверхчувствительным.
Между тем плач не прекращался. Марсель вышел в коридор. По широкой мраморной лестнице он спустился на один этаж и постучал в комнату, которая находилась прямо под его гостиной. На стук никто не ответил. Поколебавшись, он толкнул дверь и вошел.
На террасе спиной к нему стояла маленькая мышка. Если она и слышала его шаги, то не обернулась. Плечи мышки тихонько подрагивали.
— Это ты, Мефтун? — спросил Марсель, приблизившись к юной султанше. — Что случилось? Почему ты плачешь?
— Я… я не плачу, — ответила юная султанша.
— Тогда я, должно быть, ошиблась дверью. Это, наверное, плачет Мюнире.
Очевидно Марсель, сам того не понимая, сказал что-то очень смешное, потому что мышка вдруг улыбнулась сквозь слезы.
— Не знаю, чему ты улыбаешься, но я рада, что развеселила тебя, — сказал Марсель, разглядывая собеседницу. Только сейчас он заметил, какая она хорошенькая. Ее не портил даже распухший от слез носик.
— И все же, почему ты плакала? — спросил он. — Тебя кто-то обидел?
Мефтун покачала головой.
— Если тебя кто-то обидел, это должен быть настоящий изверг.
— Почему?
— Потому что только настоящий изверг мог обидеть такую милую крошку.
Мефтун опять улыбнулась.
— Нет, меня никто не обижал. Просто… просто я вдруг захотела домой, к маме.
— Тебе здесь плохо?
Мефтун молча потупила взор.
— Мой господин больше не любит меня, — прошептала она.
— Ну что ты, конечно же он тебя любит.
Марсель ласково провел ладонью между очаровательными ушками юной султанши.
Глаза Мефтун опять наполнились слезами.
— Нет, теперь он любит тебя.
— Ну, это ненадолго. Скоро он опять вернется к тебе, — сказал Марсель и тут же пожалел о своих словах. К счастью, наивная Мефтун услышала в них лишь то, что хотела услышать.
— Ты так думаешь?
— Я абсолютно в этом уверена. Я уже давно убедилась, что на свете нет ничего менее постоянного, чем любовь мужчины, хотя эти себялюбивые, эгоистичные создания уверяют, что все обстоит как раз наоборот, — ответил Марсель, мучительно стараясь припомнить, какие еще эпитеты бросали ему в лицо отвергнутые им мышки.
— Но ты не отказала нашему господину. Ты ведь согласилась стать его женой.
— Лишь после того, как разочаровалась в других особях мужского пола. Мое израненное сердце захотело покоя, и я подумала, что смогу найти его в браке.
— Теперь я понимаю, почему наш господин полюбил тебя.
— Ты понимаешь? — удивился Марсель.
— Да. Ты такая… такая необыкновенная. И такая красивая.
— Насчет необыкновенности ты, пожалуй, права. Но вот насчет красоты… Знаешь, я сама никогда не относила себя к красавицам. Мне всегда нравились более миниатюрные, более женственные мышки. Вот такие, как ты.
— Ты находишь меня красивой? — зарделась от удовольствия маленькая кокетка.
— Я считаю, что ты не просто красива, ты прекрасна, — ответил Марсель, притягивая девушку к себе и заглядывая в ее все еще влажные от слез глаза. Что там придворные рифмоплеты говорили про глаза? — Твои глаза, словно два темных агата. Нет, они еще прекрасней. Сейчас они похожи на два бездонных озера в лунную ночь. Твои ресницы, словно черные стрелы, и, не будь я девицей, я уже давно упал бы к твоим ногам, сраженный одной из них. Но, увы! все, что я могу тебе предложить, — это моя дружба.
— Ты хочешь быть моей подругой?
— Очень хочу.
— Я тоже. Ты такая хорошая.
— Что поделаешь? Когда не можешь быть плохим, волей-неволей приходится быть хорошим, — заметил Марсель со вздохом.
Мефтун улыбнулась, решив, что это такая шутка.
— Теперь, если тебе захочется поплакать, ты можешь сделать это на моем плече. Оно всегда в твоем распоряжении, в любое время дня и ночи. Если хочешь, можешь воспользоваться им хоть сейчас.
— Почему-то мне больше не хочется плакать. Но раз мы теперь подруги, я должна тебе что-то сказать. Что-то, что тебе не понравится.
Марсель вопросительно поднял брови.
— Мюнире задумала выжить тебя из дворца. Я тоже думала, что будет лучше, если тебя здесь не станет и все будет по-прежнему, но я больше так не думаю. Ведь тогда я тебя еще не знала. Ты простишь меня, Марселина?
— Уже простила.
— Мюнире очень злая. Она хочет опорочить тебя в глазах нашего господина, сделать так, чтобы даже имя твое стало ему ненавистно. Так она сказала. Она обещала Михрибан, что если та придумает какую-нибудь каверзу, то сможет забрать себе твою алмазную подвеску и все другие твои украшения в придачу. А еще она заплатила твоей служанке, Мелисе, чтобы та следила за тобой. Мелиса уже донесла, что ты не хочешь, чтобы тебя купали. Мюнире это показалось подозрительным. Она думает, что у тебя есть какое-то скрытое уродство, и потому ты не желаешь, чтобы тебя видели голой. Будь осторожна, теперь Мелиса будет подглядывать за тобой, когда ты будешь мыться.
— Спасибо, Мефтун. Мне нечего опасаться, но все равно хорошо, что предупредила. Теперь я буду знать, что Мелисе нельзя доверять. А сейчас нам обеим пора бай-бай. Увидимся завтра.
Покои юной султанши Марсель покидал со смешанными чувствами. С одной стороны, он был рад внезапному союзнику, да еще такому хорошенькому, но в то же время не мог не досадовать на себя за то, что не сдержался и чуть было не выдал себя. Но разве можно удержаться и не обнять очаровательное создание, которое к тому же нуждается в утешении и оттого кажется еще более привлекательным? Хорошо, что Мефтун оказалась такой доверчивой и приняла его чувства за сострадание. Кроме того, Марселя тревожила информация, полученная от Мефтун. Рано или поздно Мюнире должна была перейти к открытым боевым действиям, но сообщение о том, что у его главного врага есть сообщник, который имеет доступ к его вещам и — что еще хуже — к его телу, его не радовало.
7. Бесконечная партия
На следующий день виконтессу ожидал сюрприз. Вскоре после ужина к ней в покои постучал старший евнух, который до сих пор не обременял гостью особым вниманием. Под мышкой он держал шахматную доску.
— У меня выдался свободный вечер, и я подумал, не пожелает ли высокочтимая виконтесса сыграть партию в шахматы с таким недостойным противником, как я, — начал евнух.
— Вообще-то у меня были другие планы. Но раз вы уже здесь, было бы невежливо с моей стороны выставить вас вон.
«Хотя именно это следует сделать», — подумал граф, который не мог не догадываться, что визит евнуха вряд ли был вызван только желанием помериться силами с нежеланной гостьей султана. Его Величество что-то замыслил и сейчас старается убрать с дороги досадное препятствие. Хотя, конечно, нельзя полностью исключить вероятность того, что старший евнух — настоящий фанат шахмат и действительно горит желанием сразиться с новым противником.
— Очень рад столь мудрому решению, — ответил евнух. — До меня дошли слухи о высоком мастерстве многоуважаемой госпожи виконтессы, и ее отказ сразиться со мной был бы для меня настоящей трагедией.
— А вас не смущает то, что вы проиграете представительнице слабого пола?
— Ничуть. Потому что я не намерен проигрывать, — с поклоном ответил евнух.
— Ну что ж, посмотрим. Я принимаю ваш вызов. Я даже позволю вам играть белыми. Прошу вас, — сказал граф, указывая на серповидный широкий диван, перед которым стоял инкрустированный столик на изогнутых ножках.
Радостный евнух засуетился у столика, расставляя фигуры. Однако стоило им начать игру, как у графа не осталось никаких сомнений относительно намерений его противника. Перед каждым ходом он принимал позу мыслителя и с сосредоточенным видом подолгу изучал расположение фигур на доске. Было видно, что евнух просто тянет время.
В конце концов граф не выдержал:
— Прошу прощения, что вынуждена прервать ход ваших мыслей, сударь…
— Для вас, высокочтимая виконтесса, я просто Мелик.
— Хорошо. Прошу прощения, Мелик, но мне кажется, что нужно как-то ограничить время на обдумывание. Если на каждый ход у нас будет уходить по полчаса, то мы не закончим эту партию до моего отъезда в Маусвиль.
— Шахматы не любят спешки, сударыня. Кстати, именно по этой причине некоторые мыши не играют в них — они считают, что время их пребывания на этой грешной земле и без того слишком ограничено.
Виконтесса ухмыльнулась, от чего ее подкрашенные сурьмой усики дерзко взметнулись вверх.
— Кажется, я поняла, чего вы добиваетесь, уважаемый Мелик.
— Чего же? — насторожился евнух.
— Вы хотите войти в историю как участник бесконечной партии.
Евнух облегченно рассмеялся. В силу его особого положение при дворе султана, ему не раз приходилось испытывать на своей собственной шкуре взбалмошный характер обитательниц гарема и потому он имел все основания опасаться, что виконтесса, раскусив его двойную игру, просто сметет все фигуры с доски или выбросит шахматы с балкона, и тогда поручение султана окажется невыполненным.
— А вы не лишены чувства юмора, высокочтимая виконтесса, — сказал он с улыбкой.
— И тем не менее, давайте все же ограничим время на обдумывание хода тремя минутами.
— Здесь приказываете вы, сударыня. Мне же остается только повиноваться. Три минуты, значит три минуты, — согласился евнух, доставая из-за широкого пояса, которым были подвязаны его белоснежные шаровары, луковичку карманных часов. — Сейчас ровно половина одиннадцатого.
«Половина одиннадцатого! Значит, они играют уже более часа. За это время могло произойти что угодно, — подумал граф. — Остается надеяться, что целомудренной Марселине удастся отстоять свою девичью честь. Нужно как можно скорее заканчивать эту партию. Как это ни прискорбно, придется принести в жертву свое звание чемпиона». Недолго думая, граф сделал ход, заранее обрекающий его на поражение — передвинул коня с g8 на f6, делая вид, что собирается атаковать королеву противника.
— Что вы делаете, сударыня? — ужаснулся евнух. — Оставьте в покое коня! Защищайте свою пешку от моей королевы! Неужели вы не видите, что вашему королю грозит мат?
— Вижу, — спокойно ответил граф, поднимаясь с дивана. — И потому сдаюсь. К сожалению, бесконечной партии не получилось.
— Может, сыграем еще одну?
— Нет, уже поздно. Я хочу спать. Как-нибудь в другой раз.
Евнуху ничего не оставалось, как откланяться.
8. Чудесный сон
Выждав некоторое время, граф выглянул в коридор и, убедившись, что там его никто не караулит, беззвучно преодолел несколько метров, отделявшие будуар виконтессы от покоев ее племянницы. В гостиной не было ни души. На террасе догорали свечи, бросая неровные тени на остатки ужина. Видимо, Марселина уже успела перебраться в спальню — одна или в компании своего царственного жениха.
Граф прислушался. Ему показалось, что из соседней комнаты действительно доносятся какие-то звуки. Его чуткое ухо уловило слабый стон. Граф пересек комнату и приложил ухо к двери спальни.
— О Марселина! Как сладки, как упоительны твои поцелуи! — услышал он голос Его Величества. — Целуй меня, целуй меня крепче, любимая! Да, вот так. Еще, еще! Боже, если бы ты только знала, какое ты мне даруешь наслаждение! А твои усики! Они просто сводят меня с ума.
За этим страстным монологом последовала еще одна серия вздохов и стонов. Ее перекрыл другой голос, низкий и хриплый, в котором граф с трудом узнал голос своего слуги.
— Подожди! Не торопись! Позволь мне до дна испить блаженство поцелуя! О, как мягки, как сладки твои уста!
«Чем они там могут заниматься?» — подумал граф.
Поколебавшись с минуту, он приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Полог кровати был приподнят, и в свете луны, проникавшем сквозь широко распахнутые окна, глазам графа открылось необычное зрелище. На одной стороне ложа любви на мягких подушках возлежал султан. Все, что он успел с себя снять, прежде чем оказался в одной постели со своей невестой, была красная шапочка с шелковой кисточкой, которая теперь валялась на ковре подле кровати вместе с парой туфель. Сон сморил его прежде, чем дело дошло до куртки и шаровар. На другой стороне широкой кровати спал, время от времени вздрагивая, словно от сладкого предчувствия обещанных любовных утех, верный слуга и соратник графа Марсель. На нем было все то же самое голубое платье, в которое он переоделся к ужину.
Граф бесшумно приблизился к кровати и тихо позвал:
— Ваше Величество!
Султан ничего не ответил. Видимо, голоса из этого мира не проникали в царство грез, в которое его отправило волшебное зелье, приготовленное гениальной маркизой Пуазон. Глаза султана были закрыты, на устах играла блаженная улыбка, как у мыши, душа которой полностью растворилась в мечтаниях.
Граф обогнул кровать, подошел к спящему Марселю и потряс его за плечо.
В следующий момент аристократическая лапка графа вдруг оказалась у губ Марселя, который стал покрывать ее жаркими поцелуями, прерывая последние безумным шепотом:
— Как вкусно пахнет твоя лапка! Что это за дивный аромат? Мускус? Амбра? Шафран? Что бы это ни было, он просто опьяняет!
Свободной лапой граф попытался растормошить слугу, но тот неправильно истолковал прикосновения своего хозяина.
— Что ты со мной делаешь, маленькая плутовка! — продолжал он жарко шептать в темноту. — Ты хочешь, чтобы я умер от блаженства? Вот послушай, как бьется мое сердце, — и Марсель поднес лапку графа к своей груди.
«Видимо, бедняга тоже здорово надышался этой адской смеси, — подумал граф, — хотя я его предупреждал быть поосторожней». В рекомендациях по применению снотворного зелья маркиза Пуазон отмечала, что оно обладает большой летучестью, и потому его желательно подносить прямо к носу жертвы. Если помахать платком, смоченным в снотворном, в воздухе, то под его воздействие могут попасть все присутствующие, в том числе и та мышь, которая его применяет. В записке маркизы также говорилось о стойкости галлюцинаций, вызываемых этим необыкновенным составом. Очнувшись после сказочного сна, жертва пребывает в уверенности, что все, что ей привиделось, происходило наяву. Поэтому никак нельзя допустить, чтобы султан проснулся первым и обнаружил себя одетым рядом с одетой невестой. Он вряд ли догадается, что именно произошло, но расхождение между сном и явью может вызвать в его сознании некоторый дискомфорт. Он может даже вспомнить, как, оказавшись с возлюбленным в одной постели, прекрасная Марселина стала размахивать у него перед носом шелковым платочком, и сделать какие-то выводы. Нужно было непременно разбудить Марселя.
С трудом вырвавшись из объятий слуги, граф прошел в ванную и стал рыться на полках, уставленных туалетными принадлежностями, в поисках чего-нибудь, что могло бы вернуть Марселя из мира сладостных видений в суровую действительность. Не найдя ничего подходящего, он налил в стакан воды из стоящего на полу серебряного сосуда для омовений, вернулся в опочивальню и выплеснул содержимое стакана в счастливое лицо Марселя.
— Прости, любимая. Кажется, я задремал, — пробормотал Марсель, не открывая глаз. — Но ведь ты еще не уходишь? Побудь еще немного. Еще только один поцелуй.
Он протянул лапу, пытаясь нащупать рядом с собой прекрасное в своей наготе тело возлюбленной (кто бы она ни была), пока его пальцы не зацепились за застежки на атласной куртке султана. Только тут он открыл глаза. Первое, что он увидел, было склонившееся над ним насмешливое лицо, которое показалось ему смутно знакомым.
— Кто вы, сударыня? — спросил он, отстраняясь.
— Еще только пару часов назад я была твоей тетушкой и звалась виконтессой Бри де Мелен.
В этот момент с другой стороны кровати послышались причмокивающие звуки. Марсель поднялся на локте и уставился на своего товарища по постели, который, слегка вытянув губы, перемещал голову то влево, то вправо.
— Что это он делает?
— Я полагаю, целует тебя.
— Меня?
— Ну не меня же. Ведь это ты его возлюбленная.
— А где Мефтун?
— Вот оно, значит, как! А я все гадал, кто же царица твоих грез. Мне и в голову не пришло, что ты мечтаешь наставить рога Его Величеству. Должен тебя разочаровать, юная султанша тебе только пригрезилась.
— Так это был лишь сон?
— Увы! Ты слишком неосторожно обошелся с волшебным зельем маркизы.
— Не могу поверить. Это было так реально.
— И тем не менее, это был всего лишь обман чувств. Видимо, в состав зелья входят галлюциногенные компоненты, которые способны пробуждать скрытые желания, реализующиеся в виде вот таких сновидений.
— И что теперь?
— Полагаю, нам следует раздеть Его Величество и уложить в постель.
— В мою постель?
— Разумеется.
— А я?
— А ты ляжешь рядом. В одежде. Когда Его Величество проснется, скажешь, что проснулась рано, но не стала его будить. Дала ему возможность отдохнуть после бурной ночи.
9. Второй раунд
Виконтесса наслаждалась утренней чашечкой кофе, когда в ее покои ворвалась радостная Марселина.
— Что случилось, дорогая? Ты прямо светишься от счастья, — спросила виконтесса, жестом давая понять «племяннице», что они не одни.
— Ах, тетушка! Я счастлива от того, что смогла даровать счастье своему возлюбленному, — ответила Марселина.
— Мерьем! — позвала виконтесса служанку.
— Я здесь, сударыня, — ответила служанка, тут же появляясь на пороге спальной. Судя по всему, любопытная мышка уже приготовилась подслушивать за дверью.
— Подай еще один прибор. Госпожа Марселина выпьет со мной кофе.
И, обращаясь к своей подопечной, виконтесса продолжила, не понижая голоса:
— Я рада, что Его Величество остался доволен тобой.
— Доволен? Да он просто без ума от меня! Он признался мне, что в его жизни было немало прелестных мышек, но такой, как я, никогда. Мое тело просто создано для обольщения. Я подарила ему такую ночь любви, какая может присниться только в самом сладком сне.
— Что еще раз доказывает, что устами детей и королей глаголет истина, — философски заметила мудрая виконтесса.
— Как только минуют два месяца, предусмотренные контрактом, я стану владычицей огромного царства, но сердце Его Величества и его казна принадлежат мне уже сегодня. Поэтому сразу после завтрака мы отправимся по магазинам, и я смогу купить себе все, что только пожелаю. А если в магазине не окажется того, что я захочу, владельцу отрубят голову.
— Ты еще не стала султаншей, Марселина, а головы твоих будущих подданных уже висят на волоске.
— Что же мне делать?
— Для начала не давать волю своему воображению, когда будешь выбирать наряды.
— А вы разве не поедете с нами, тетушка? Мне может понадобиться ваш совет.
— Если Его Величество не будет возражать.
— Если я его попрошу, он не посмеет отказать. Ради меня он стерпит все, даже ваше общество, тетушка, — нагло ответил Марсель, пользуясь своей полной безнаказанностью.
— Тебе стоит проявлять больше уважения к старшим, Марселина, — пожурила племянницу виконтесса. — Даже будущая султанша не должна забывать о хороших манерах. И во всем слушаться свою дуэнью.
— Хорошо, тетушка.
* * *
Я не стану утомлять читателя, описывая все подробности поездки, которая последовала вскоре за этим разговором. Чтобы перечислить все украшения, которые перемерила Марселина за один день, не хватит целой амбарной книги. Скажу лишь, что, обойдя не менее тридцати ювелирных магазинов, будущая султанша остановила свой выбор на диадеме из граната и сапфиров, удивив султана своим изысканным вкусом и царственной сдержанностью: наблюдая за своей будущей женой, султан ни разу не заметил в ее глазах того алчного блеска, который ему не раз приходилось видеть на лицах других жен и наложниц. Две кареты, которые составляли эскорт государя и которые, будь на месте Марселины другая мышка, сейчас проседали бы под тяжестью коробок с нарядами и драгоценными камнями, ехали порожняком.
Султан был счастлив, но отнюдь не потому, что ему было жалко денег на невесту (он с не меньшим удовольствием одаривал своих возлюбленных, чем легендарный царь Соломон), а потому, что увидел в бескорыстии своей избранницы еще одно доказательство ее подлинной любви.
Для виконтессы поездка тоже прошла не без пользы. Пока Марселина рассматривала витрины в очередном магазине, виконтесса из любопытства заглянула в соседнюю лавку, привлеченная названием «Всякая всячина». Вышла она из магазина с довольно объемистым свертком, который осторожная дама, тем не менее, отказалась передать поджидавшему ее снаружи слуге. Содержимое свертка не стоило и одной десятитысячной той суммы, в которую обошлась султану диадема Марселины, но виконтесса сочла свою нечаянную покупку бесценной. «Пусть мой подарок и не сделает прекрасную Марселину еще более прелестной, чем она есть, но он, я уверена, сослужит нам немалую службу», — подумала довольная виконтесса, усаживаясь в карету подле своей племянницы.
— Я вижу, вы тоже решили приодеться, дорогая виконтесса, — сказал султан, указывая на пакет в лапках дуэньи. — Можно взглянуть на ваше приобретение?
Последний вопрос султан задал не столько из любопытства, сколько из вежливости. После того, как ему удалось (как он полагал) перехитрить виконтессу, он почувствовал внезапное расположение к этой благородной даме и решил таким нехитрым образом выказать ей свое расположение. Ему и в голову не могло прийти, что тем самым он смешал мнимой виконтессе все карты.
— Вообще-то это я купила не для себя. Это деталь театрального костюма, — попыталась выйти из затруднительного положения виконтесса.
— Деталь театрального костюма? Это интересно. Думаю, мне вы позволите взглянуть? — не отставал султан.
Виконтессе ничего не оставалось, как раскрыть пакет и продемонстрировать его содержимое своим спутникам.
— Ой, что это? — не могла скрыть удивления Марселина.
— То, что видишь, дорогая, — ответила виконтесса.
— Очень забавно, — заметил султан, разглядывая необычный предмет. — Вы что, действительно задумали поставить спектакль?
— Только в том случае, если моя идея придется по вкусу Вашему Величеству.
— Мне очень понравилась эта забава, которой с удовольствием предаются при дворе Его Величества мышиного короля. Представьте себе, я даже подумывал о том, нельзя ли приспособить ее к нашим условиям. Тогда у моих скучающих красавиц появилось бы какое-то занятие, а то они от безделья совсем растолстели. Поэтому я буду очень рад, если вы положите начало новой традиции.
— Рада это слышать.
— Я надеюсь, для Марселины вы отвели главную роль?
— Разумеется. Как же иначе?
— Я так понимаю, это будет нечто вроде того замечательного водевиля, которому я обязан своим знакомством с этим небесным созданием?
Султан поднес к губам увесистую лапку своей будущей жены.
— Не совсем. Ваше Величество уже видели Марселину в комедийном спектакле. Поэтому на этот раз это должна быть трагедия. Нельзя загонять талант в узкие рамки одного жанра.
— Совершенно с вами согласен, дорогая виконтесса.
— Означает ли это, что я могу начать распределять роли?
— Да, начинайте. И обязательно подыщите какую-нибудь роль для Мюнире, а не то она сживет меня со свету. Уж больно у моей старшей жены ревнивый характер.
— Не волнуйтесь, Ваше Величество. Я не обойду Мюнире своим вниманием.
— Я даже не обижусь, если вы наденете на нее сию «корону», — сказал султан, указывая на пакет, и весело рассмеялся, довольный тем, что ему представилась возможность блеснуть перед прелестной Марселиной своим остроумием.
* * *
Граф не обманул султана, говоря, что в пакете находится один из предметов театрального реквизита. Он лишь умолчал о том, что замыслил не один, а целых два спектакля, причем небольшую костюмированную репетицию одного из них он предполагал провести уже сегодня по возвращении с прогулки. Что же касается второго спектакля, то граф еще не определился с выбором пьесы. Но одно он знал твердо: роль для Мюнире в ней обязательно найдется.
* * *
Проснувшись на следующее утро, Марсель позвал служанок и приказал приготовить ему ванну. Когда служанки, выполнив приказ госпожи, послушно удалились, Марсель с наслаждением погрузил в прохладную воду свое измученное тело. Ванная была единственным местом, где он мог скинуть с себя непривычную одежду (не забывайте, бедняге даже ночью приходилось спать одетым) и наконец-то избавиться от многочисленных крючков и других замысловатых приспособлений, которые двадцать четыре часа в сутки впивались в его тело, вызывая болезненно-щекочущее раздражение на коже, но без которых его тело не могло приобрести необходимые пикантные округлости, отличавшие представительниц прекрасного пола от их противоположностей.
До сих пор Марсель не решался принимать ванну в отсутствие своей дуэньи, но сегодня виконтесса не пришла пожелать племяннице доброго утра. Однако еще с вечера предусмотрительная дама оставила своей подопечной содержимое таинственного пакета, которое Марсель должен был отныне надевать во время купания.
Марсель лениво вытянулся в ароматной ванне и закрыл глаза. Нет, что ни говори, а жизнь во дворце не лишена приятностей. Жаль, конечно, что нельзя немного поохотиться в этих сказочных угодьях. Хотя одну маленькую серну ему все же удалось приручить. Марсель вспомнил свой волшебный сон, и губы юноши сами собой расплылись в блаженной улыбке.
Вдруг он ощутил на влажной коже слабое дуновение ветерка. Марсель незаметно скосил глаза в сторону двери и заметил, что щелочка, которую он специально оставил, войдя в ванную, стала шире. Это означало, что тот единственный зритель, ради которого разыгрывался утренний спектакль с купанием, уже на месте.
«Надеюсь, ты не будешь разочарована, любопытная крошка», — подумал Марсель и, набрав в легкие воздуха, запел арию из известной оперетты, в свое время обошедшей все оперные сцены мышиного королевства. Правда, сейчас ария звучала в редакции графа де Грюйера, посчитавшего нужным внести в текст произведения кое-какие изменения, из которых самым смелым был призывный ослиный крик, завершавший припев. «Поедем в Бороздин, всех ослов там я господин, там-та-рам-та-рам-там, и-а! и-а!» — с чувством пропел Марсель и приготовился повторить свое выступление на бис, но в этот момент из-за двери послышался глухой звук — так падает на землю тело, повинуясь закону земного притяжения.
Накинув халат, Марсель выбрался из ванной и растворил дверь, которая по счастью открывалась вовнутрь. Первое, что он увидел, было распростертое на ковре безжизненное тело его служанки Мелисы. Как и любой актер, Марсель надеялся произвести неизгладимое впечатление на зрительницу (пусть даже единственную), но, видимо, он все же недооценивал силу своего таланта и потому неожиданный обморок потрясенной мышки застал его врасплох. Однако расторопный юноша быстро сообразил, что следует делать. Для начала он плеснул служанке в лицо водой из ванны, но, увидев, что этого недостаточно, несколько раз шлепнул ее по пухлым щечкам. Наконец Мелиса открыла глаза, которые тут же заполнил ужас. «А-а-а», — затянула любопытная Варвара, быстро перебирая лапками и отползая вглубь комнаты. При этом она, как зачарованная, продолжала смотреть на свою госпожу, не в состоянии отвести испуганного взора от ее головы, которую украшала великолепная пара ослиных ушей. Решив, что отползла достаточно далеко, мышка проворно вскочила на задние лапки и с криком: «Оборотень!» — ринулась вон из покоев будущей султанши. Выглянув в коридор, Марсель увидел лишь кончик хвостика, мелькнувшего за поворотом лестницы.
К счастью, в этот утренний час многие обитательницы гарема еще нежились в своих мягких постелях, и в коридорах дворца было пусто. Не останавливаясь, Мелиса добежала до основания лестницы и выбежала в сад, где попала прямо в лапы старшей жены султана, Мюнире, которая любила прогуляться перед завтраком.
— Куда это ты так несешься, словно за тобой гонится дюжина чертей? — спросила Мюнире.
— Там, — выдохнула служанка, показывая на вход во дворец.
— Что там?
— Там ослица. Я ее видела.
— Какая еще ослица?
— Большая. С копытами.
— Ты хочешь сказать, что кто-то привел во дворец ослицу?
— Нет. Но она там, в покоях госпожи Марселины. Принимает ванну. И очень похожа на госпожу Марселину.
— Кто похожа? Я ничего не понимаю.
— Ослица похожа.
— А ты, часом, не больна? Может, у тебя жар?
Мелиса покачала головой.
— Нет, я только упала, но это было потом. Когда она ударила меня копытом.
— Ослица в ванной госпожи Марселины ударила тебя копытом. Я правильно тебя поняла?
Служанка закивала головой, довольная, что наконец-то ее поняли. Она все еще дышала с трудом, но уже достаточно пришла в себя, чтобы говорить более связно.
— Рано утром госпожа Марселина позвала нас и велела приготовить ей ванну. Ее дуэньи с ней не было, и я решила, что настало время выполнить ваш приказ и последить за госпожой Марселиной во время купания. Когда Мимоза и Мелахат отправились на кухню завтракать, я сделала вид, что пошла в свою комнату, а сама вернулась в покои госпожи Марселины. Дверь в ванную была приоткрыта, и я увидела госпожу Марселину. Вернее, это была госпожа Марселина и в то же время не она. Вместо мышиных ушек из воды торчали вот такие ослиные уши. А еще госпожа Марселина пела, но не мышиным голосом, а по-ослиному. Вот так: и-а, и-а! А потом она вдруг как выскочит из ванны, и как ударит меня копытом. Я упала и потеряла сознание. Когда я пришла в себя, она стояла надо мной, вот так, — Мелиса попыталась изобразить ослиный оскал, — и готовилась укусить. Я еле лапы унесла.
— Если то, что ты говоришь, правда, то мы теперь знаем тайну этой самозванки, — задумчиво произнесла Мюнире. — Мне эта Марселина с самого начала показалась подозрительной. Разве бывают мышки такого огромного роста? Но теперь все понятно. Она — оборотень. И ее так называемая дуэнья, скорее всего, тоже. Хорошо, что нам удалось их вовремя разоблачить. Но все равно, пока никому ни слова. Поняла? Ни одной душе. Если я узнаю, что ты кому-то проболталась, не сносить тебе головы.
— Я никому не скажу ни слова. Госпожа может на меня положиться.
— Смотри у меня.
— Госпожа обещала мне дополнительную награду, если я что-нибудь узнаю.
— Ты ее получишь. Приходи сегодня вечером, и я позволю тебе покопаться в моей шкатулке. Возьмешь то, что понравится. Ты это заслужила.
— Благодарю. Госпожа очень щедра.
— А теперь ступай. Не нужно, чтобы нас видели вместе.
Мелиса послушно удалилась, а Мюнире повернула назад, к фонтанам, где в этот час не было никого, и где можно было, не таясь, порадоваться своей удаче. Ей не терпелось поделиться новостью со своим господином, великим султаном, который так опрометчиво влюбился в существо, оказавшееся на поверку чудовищем, но сначала нужно было немного привыкнуть к мысли о легко доставшейся победе, иначе выражение торжества на ее мордочке может выдать ее с головой.
* * *
Государя и своего господина султанша нашла в его кабинете. Султан как раз изучал макет новой крепости, которую предполагалось возвести в одной из южных провинций султаната, сильно пострадавшей от недавнего набега целого полчища крыс, и потому встретил старшую жену не очень приветливо.
— Я надеюсь, произошло что-то достаточно важное, Мюнире, потому что сейчас я очень занят, — сказал султан, продолжая разглядывать макет и не обращая внимания на тщательно подобранный наряд супруги, чересчур откровенный даже для фривольных обитательниц гарема. — Через час у меня военный совет.
— Я думаю, то, что я имею сообщить своему господину, не менее важно, чем глупые советы тупых военачальников.
— Ну, насколько глупы их советы, не тебе судить. Говори, с чем пришла, и возвращайся к себе. Нехорошо, если кто-нибудь застанет тебя здесь в таком виде.
— Вот как раз об этом я и хочу поговорить со своим господином, — ответила Мюнире, приблизившись к столу и приняв позу, которую считала особенно выигрышной.
Однако на султана эта уловка не подействовала. Окинув безразличным взглядом выставленные напоказ прелести жены, он сказал нечто такое, что, не будь Мюнире целиком во власти своего замысла, привело бы увядающую красавицу в ярость.
— Если ты хочешь сделать пластическую операцию, то я готов обсудить с тобой этот вопрос, но не сейчас.
— Речь идет не обо мне, — быстро сориентировалась хитроумная Мюнире. — В пластической операции, скорее, нуждается чужеземная невеста Вашего Величества.
— Марселина?
— Она самая.
— Не вижу, зачем Марселине пластическая операция.
— Чтобы раз и навсегда избавить ее от ослиных ушей.
— Каких еще ослиных ушей?
— Самых что ни на есть настоящих. Ваша чужеземная невеста — оборотень. Мелиса, одна из ее служанок, видела ее сегодня в ослином обличье.
— Наверное, эта Мелиса обкурилась гашиша. Я слышал, что некоторые любители наслаждений подмешивают его к табаку. Следует запретить слугам курение кальяна.
— Не думаю, что дело в кальяне. Северянка с самого начала повела себя довольно странно — не хотела мыться в присутствии служанок. Теперь ясно, почему. В воде она принимает свое подлинное обличье, во всяком случае частично. Мелиса утверждает, что Марселина ударила ее копытом, да так сильно, что бедняжка лишилась чувств.
Никак не комментируя услышанное, султан подошел к двери, ведущей в коридор, и велел одному из стражников, державших караул возле кабинета государя, отыскать и привести к нему служанку по имени Мелиса.
— Я хочу услышать все из ее собственных уст, — объяснил он свой приказ жене, после чего вернулся к макету и более не обращал внимания на султаншу до тех самых пор, пока на пороге кабинета не появился слуга в сопровождении дрожащей от страха Мелисы.
— Значит, ты и есть та самая Мелиса, которая приставлена прислуживать госпоже Марселине? — спросил ее султан.
Мелиса кивнула.
— Тебе что, кошка язык откусила? — налетела на нее султанша, раздосадованная тем, что теряет власть над царственным супругом. Ему уже недостаточно ее слов, ему нужны другие доказательства. Раньше бы такого не могло произойти.
Мелиса, почувствовав, что впала в немилость, затряслась еще пуще прежнего.
— Это правда, что госпожа Марселина, приняв ослиное обличье, ударила тебя копытом? — сразу перешел к делу султан.
Мелиса опять лишь кивнула и тут же съежилась в комочек, вспомнив грозное предупреждение султанши.
— Тогда тебя не затруднит продемонстрировать нам место удара? — продолжал султан. — Ведь там наверняка остался след. Как мне сказали, удар был достаточно сильным.
Мелиса стояла, не двигаясь.
— В чем дело? — опять вмешалась в разговор султанша. — С каких это пор ты стала такой стеснительной?
— Я… Я не стесняюсь, — прошептала Мелиса. — Я просто не могу показать.
— Почему?
— Потому что… Потому что я придумала про копыто.
— Придумала? — не могла поверить своим ушам Мюнире. — Но зачем?
— Чтобы угодить госпоже.
— Чтобы угодить госпоже Марселине? — не понял султан.
— Нет, чтобы угодить госпоже Мюнире. Она обещала мне награду, если мне удастся разузнать что-нибудь интересное про госпожу Марселину.
Султан взглянул на увядающую супругу, и ему сразу все стало ясно. Мюнире, не видя другого способа вернуть супруга, решила скомпрометировать соперницу. Что ж, способ не новый и хорошо себя зарекомендовавший.
Между тем Мюнире продолжала допрос:
— А ослиные уши? Про них ты тоже придумала?
— Нет. Ослиные уши были.
— Одного этого уже достаточно, — обрадовалась Мюнире. — Эта чужеземка — оборотень. Она околдовала Ваше Величество, но еще не поздно разрушить колдовские чары.
— Успокойся, Мюнире. Если Марселина меня и околдовала, то без помощи магии. А что до ослиных ушей, то мы купили их вместе. Они — часть спектакля.
— Спектакля?
— Да, спектакля, который готовится поставить наша гостья виконтесса. Марселина, видимо, решила немного позабавиться, вот и надела их во время купания. Не удивлюсь, если она сделала это специально, чтобы разыграть шпионившую за ней Мелису.
Мюнире прикусила губу. Да, скорее всего, так оно и было. Откуда-то северянка прознала, что Мелиса за ней следит.
— Что же теперь со мной будет? Меня теперь выбросят на улицу на забаву бродячим котам? — тихонько запричитала Мелиса.
— Твою судьбу решит твоя хозяйка, — постановил султан. — Пойди к ней и покайся. Ступай. Мне нужно поговорить с госпожой.
Когда дверь за служанкой закрылась, султан повернулся к жене.
— Если я еще раз услышу, что ты готовишь козни против Марселины, то я самолично отрежу тебе нос, и тогда тебе действительно понадобится пластическая операция. Надеюсь, у тебя достаточно средств на поездку в Индию[1]. А сейчас уходи. Ты и так отняла у меня много времени.
Посрамленная, Мюнире медленно побрела к выходу. Ее удрученно повисший хвостик печально позвякивал браслетами в такт ее шагам.
Мюнире не понимала, как так могло получиться, но этот раунд она тоже проиграла.
10. Пьеса
Весь следующий день виконтесса провела в библиотеке дворца, подыскивая пьесу для обещанного спектакля. Она перелистала не один десяток томов, услужливо подаваемых ей молчаливым стариком — работником библиотеки (в основном это были неизвестные графу переводы с языка людей), но так и не нашла ничего, что устроило бы ее во всех отношениях. От обилия прочитанного материала у нее рябило в глазах, в носу щекотало от пыли, а в голове поселился полнейший сумбур.
— Пожалуй, на сегодня хватит. Надеюсь, завтра мне повезет больше, — сказала виконтесса, с трудом разгибая затекшую спину.
Библиотекарь, за весь день так и не проронивший ни слова, молча поклонился и также молча проводил заморскую гостью до двери.
«Бедняга, наверное, немой. Не удивлюсь, что он и читает по губам», — подумала виконтесса, вспомнив, как внимательно следил за выражением ее лица старик.
На следующее утро виконтесса нашла на библиотечном столе рукописный фолиант. Она вопросительно взглянула на библиотекаря, но тот по своему обыкновению лишь молча поклонился.
— Это вы приготовили для меня? — спросила виконтесса, стараясь как можно четче произносить слова, и, словно этого было недостаточно, пальцем ткнула себя в грудь.
Губы библиотекаря тронула легкая улыбка, но он опять лишь беззвучно склонил голову и отошел в сторону.
Виконтесса перелистала книгу, потом вернулась к первой странице и стала читать более внимательно, лишь время от времени поднимая удивленный взгляд на бессловесного библиотекаря.
— Это как раз то, что я искала, — сказала она, закончив чтение. — Но как вы догадались? Ведь даже я сама не могла бы объяснить, что именно мне нужно.
Виконтесса была настолько озадачена, что не сразу сообразила, что вопрошает бессловесного. Но тут старик удивил ее еще раз.
— Это было не очень сложно, — неожиданно произнес он блеющим сопрано.
— Вы умеете говорить? — непроизвольно вырвалось у виконтессы, но она тут же опомнилась: — Простите, если я своим замечанием невольно обидела вас, но я подумала…
— Что я нем, — закончил за читательницу старик. — Когда всю жизнь проводишь в компании книг, становишься немногословным. С тех пор, как я стал хранителем этой поистине бесценной библиотеки, я не произнес и сотни слов. Сюда редко кто заглядывает. Государю книги доставляются прямо в кабинет, а жен Его Величества чтение не привлекает. Я настолько отвык общаться с другими мышами, что даже слугам стал отдавать распоряжения жестами. Если у меня появляется, что сказать, я поверяю свои мысли бумаге. Иногда у меня что-то получается.
Старик кивнул в сторону раскрытого фолианта.
Виконтесса приподняла книгу так, чтобы можно было прочесть имя автора на титульном листе, но там его не было. Не было его и на первой странице текста. Она открывалась названием пьесы: «Маврикия».
— Вы хотите сказать, что я сейчас говорю с автором этого замечательного произведения? — догадалась виконтесса.
Библиотекарь опять лишь молча поклонился.
— Для меня это большая честь. Но все же скажите, как вы догадались, что я ищу?
— Методом исключения. С самого начала стало очевидно, что комедийные пьесы вас не интересуют. Значит, решил я, госпожа виконтесса собирается поставить трагедию. Тогда я предложил вам историю о короле, доведенном до сумасшествия своими жестокими дочерьми, но она вас не заинтересовала. История о северном принце, отомстившем за убийство своего отца, вам тоже не подошла. Правда, вы задержались на страницах, где речь шла о кубке с ядом, но вы тут же отвергли и эту пьесу, как только прочли, что кубок, предназначавшийся для принца, оказался по ошибке в лапках королевы, и она выпила яд, приготовленный для ее сына.
— Это действительно так. Но как вы узнали, что именно я читаю?
— Не удивляйтесь. Я так часто держал эти книги в лапах, что с первой попытки раскрою любую из них на нужной странице, вы только скажите, какая сцена вас интересует. Одним словом, мне стало ясно, что вы собираетесь умертвить вашего героя, заставив его выпить яд. Тогда я предложил вам историю о двух влюбленных, ставших жертвами многовековой вражды между их семьями, и она вас действительно взволновала. И все же что-то вас в ней не устраивало. Вы несколько раз возвращались то к началу, то к середине пьесы, и в конце концов вернули ее мне. Возможно, подумал я, вас не устраивает не очень понятная мышиной аудитории тема кровной вражды между двумя человеческими семьями. Тогда я решил предложить вам несколько иную историю, в которой влюбленные стали жертвой более близкого и понятного всем живым существам чувства — чувства ревности, и этот вариант вам понравился.
— Вы необычайно наблюдательны. Из вас получился бы отличный детектив, — заметила виконтесса.
— Библиотекарь я тоже не плохой, — улыбнулся старик. — К тому же, как говорит наш сторожевой пес Сигизмунд, я уже слишком стар, чтобы обучаться новым трюкам.
— Скажите, ваша пьеса основана на каких-то исторических фактах или она целиком плод вашего воображения? Я никогда не слышала о царице по имени Маврикия.
— И не могли слышать, потому что царицы с таким именем никогда не существовало. Но сама история отчасти основана на фактических событиях. Много столетий назад остров Крит, который я избрал местом действия, действительно чуть не исчез с лица земли в результате серии разрушительных землетрясений. Тогда жрецы храма богини Фетаксы, покровительницы древнего мышиного народа, населявшего остров, решили принести ей в жертву девственную мышь, чтобы таким образом умилостивить богиню и избежать трагического конца. Однако им не удалось осуществить задуманное, потому что намеченная жертва исчезла. Ей спешно нашли замену, но это не помогло: по какой-то причине богиня не приняла жертвоприношения. Жертва еще билась в предсмертной агонии, как вдруг пол под собравшимися в храме мышами заходил ходуном. Толпа, еще минуту назад пребывавшая в священном экстазе, бросилась наутек. Но спастись удалось немногим. В следующий момент раздался оглушительный треск, и крыша храма обрушилась, накрыв собой и жертву, и склонившегося над ней жреца, все еще сжимавшего в лапах окровавленный жертвенный нож. Эти события описаны в древних хрониках. Я использовал их, предложив свою версию случившегося.
— Я нахожу вашу пьесу замечательной, и если вы не боитесь, что актеры испортят ее плохой игрой, я бы с удовольствием взялась за ее постановку. Ведь как-никак речь идет о любительском спектакле, и ни одна из обитательниц гарема прежде не играла на сцене.
— Вот на этот счет я совершенно спокоен, — ухмыльнулся библиотекарь. — Все наши дамы — прекрасные актрисы с большим стажем. Разве что играют они не на подмостках. Уверен, что они сыграют вам все, что вы захотите, даже говорящую ослицу.
— Говорящую ослицу? — не поверила своим ушам виконтесса.
— Это я так, к слову. Дело в том, что в первоначальной версии пьесы идею принести в жертву девственную мышь жрецам подсказала священная ослица по имени Офелия, жившая при храме. Но потом я изменил текст. И, видимо, правильно сделал, потому что даже такую либерально настроенную даму, как вы, эта мысль, я вижу, шокирует.
— Вовсе нет, — поторопилась заверить библиотекаря виконтесса. — Я просто представила себе, как некая особа будет смотреться в образе ослицы, и мне это показалось очень забавным. А если бы я попросила вас вернуть священную ослицу обратно, вы могли бы это сделать?
— Буду рад услужить Вашей Светлости, — поклонился библиотекарь. Когда он вновь поднял глаза на собеседницу, виконтесса заметила в них искорки смеха. Видимо, старый евнух тоже успел примерить ослиные уши на одну из известных ему красоток. — Дайте мне один день, и будет вам ослица.
* * *
Через день граф держал в лапах исправленный вариант пьесы. Теперь он выглядел так:
Когда-то, очень давно, островом Крит правила мудрая и прекрасная царица-мышь по имени Маврикия. Согласно преданиям, владычица мышиного народа славилась не только своей красотой, но и неутомимостью и изобретательностью в любовных играх, в коих ей не было равных. Со всех концов мышиного мира на остров приплывали высокородные мыши, чтобы положить к ногам прекрасной Маврикии свою корону. Проведя в опочивальне царицы одну незабываемую ночь, они отбывали восвояси, унося в сердце образ прекрасной и непреклонной царицы, не пожелавшей расставаться со своей свободой. В перерывах между визитами заморских гостей постель сладострастной царицы согревали придворные кавалеры из ее свиты, пажи, телохранители и даже конюхи. Утверждают, что при дворе не было ни одной мужской мышиной особи, которую царица обошла бы своим вниманием.
Так продолжалось много лет. Но вот однажды случилось невероятное: к стареющей царице пришла любовь. Избранником ее сердца оказался один из пажей, ничем не примечательный юноша, как и многие другие, случайно оказавшийся в постели ненасытной Маврикии. Каким образом ему удалось разбудить до сих пор дремавшие стороны ее души, осталось для всех загадкой, но не заметить перемену, произошедшую в царице, было невозможно. И больше всех удивлялась нежданному чувству сама царица. «Неужели это и есть то, что мои подданные называют любовью?» — думала Маврикия, с нежностью взирая на мирно спящего рядом с ней юношу и смахивая неизвестно откуда нахлынувшие слезы. Ни нежность, ни слезы счастья, ни сладкое томление сердца в ожидании возлюбленного были до сих пор неведомы властной и многоопытной царице.
Отныне Мавродий — так звали юношу — был единственным, кого Маврикия принимала в своей роскошной опочивальне на огромном ложе с ножками в форме кошачьих лапок, украшенных драгоценными камнями.
Юноша преклонялся перед царицей, как и положено верноподданной мыши. Он восхищался ею, потому что ею нельзя было не восхищаться, однако чрезмерное внимание возлюбленной его все же несколько утомляло. Царица не отпускала его от себя ни на шаг. Лишь раз в месяц она позволяла ему навестить родителей, которые жили в получасе ходьбы от дворца.
Во время одного из таких визитов и произошла роковая встреча, ставшая первым шагом на пути к трагедии. Проснувшись утром, Мавродий услышал через открытое окно, как в саду кто-то поет. Девичий голосок, тоненький и нежный, напевал неизвестную ему мелодию. Вскоре из-за кустов показалась хорошенькая головка.
— Ты наш новый садовник? — спросил Мавродий, выглядывая из окна.
— По совместительству, — ответила обладательница приятного голоса. — Вообще-то я твоя двоюродная племянница. А, может, наоборот, это ты мой двоюродный племянник. Я точно не помню. Я приехала из Анополиса.
— А я и не предполагал, что у меня есть такая взрослая племянница.
— Я не всегда была взрослой.
Мавродий перемахнул через подоконник.
— Но я необычайно рад этому обстоятельству, — сказал он, преграждая путь хорошенькой мышке, которая, впрочем, и не пыталась убежать. — Это ты сейчас пела? Мне понравилось. Как называется твоя песня?
— У этой песни нет названия. Я ее только что сочинила.
— Ты поэтесса?
— Ну, что ты! Просто когда я смотрю на реку или на цветы, мелодия и слова складываются сами собой.
— Значит, ты поэтесса. И голос у тебя очень приятный. Так бы и слушал тебя до конца жизни.
— Ну, так долго я здесь не задержусь, — улыбнулась девушка.
— Ты скоро уедешь?
— Не знаю. Как получится. Я приехала, чтобы наняться в услужение к царице. Моя матушка думает, что ты можешь мне в этом посодействовать.
Мавродий не был ни самолюбив, ни своекорыстен, и положение фаворита никогда не льстило ему, разве что совсем чуть-чуть. Он никак не мог избавиться от чувства неловкости и постоянно краснел, ловя на себе завистливые взгляды других мышей. Сейчас же он был готов провалиться сквозь землю от стыда. «Интересно, как много знает эта милая девчушка?» — подумал он, чувствуя, как кровь приливает к голове.
— Ты что, сердишься? — спросила девушка, неправильно истолковав его состояние.
— Вовсе нет. С чего ты взяла? — ответил Мавродий резче, чем бы ему хотелось.
Девушка пожала плечами:
— Не знаю. Мне так показалось. Так ты мне поможешь?
— Я постараюсь.
— А ты правда знаком с самой царицей?
— Правда. Я ведь уже второй год служу при дворе.
— Ну, тогда конечно. Как ты думаешь, она тебя послушает?
— Только если я скрою от нее, как ты прелестна.
— Ты смеешься надо мной.
— Даже и не думал. Как тебя зовут?
— Медея.
— Медея, — мечтательно повторил Мавродий. — Отныне это будет моим любимым именем.
В то же утро юноша вернулся во дворец. Ночь он, как всегда, провел в объятиях царицы. Чуткая мышь сразу почувствовала неладное.
— Что с тобой, любимый? Ты, кажется, чем-то опечален, — стала допытываться царица.
— Моя матушка больна, — впервые солгал ей юноша. — Она умоляла меня остаться с ней хотя бы еще на один день, но я не мог, ведь я дал тебе слово вернуться утром.
— Что стряслось с твоей матушкой?
— Ее укусила какая-то ядовитая тварь, — ответил юноша, не уточняя, жертвой какой именно твари стала его мать, боясь допустить промашку.
— В таком случае это очень серьезно, — ответила царица. — По счастью я знаю, как тебе помочь.
Она прошла в соседнюю комнату и вскоре вернулась, держа в лапках небольшой грушевидный сосуд из темно-серого, почти черного, обсидиана.
— Вот, возьми это и отнеси своей матушке.
— Что это?
— Это изумруд, растертый с розовым маслом. Это снадобье помогает от укусов ядовитых гадов. Его приготовил для меня отшельник по имени Мефодий. Ты не мог не слышать о нем.
Мавродий кивнул. Конечно, ему приходилось слышать о Мефодии, ученом старце, жившем в полном уединении в одной из двенадцати пещер, высеченных монахами три столетия назад в холмах, расположенных к западу от столицы, неподалеку от храма богини Фетаксы. В городе отшельник никогда не появлялся, но страждущим помогал охотно. Он излечил немало подданных Маврикии от слепоты, проказы и даже от сумасшествия.
— Можешь побыть с матушкой еще немного, но послезавтра ты должен вернуться, — продолжала царица. — Я буду очень без тебя скучать.
Мавродий обещал. В глубине души он понимал, что его поступок по отношению к царице сродни предательству. Положение усугубляла искренняя готовность царицы помочь ему. Если бы она отказалась пойти ему навстречу, все было бы гораздо проще. В какой-то момент Мавродий чуть даже не признался в обмане, но новое, неиспытанное доселе чувство оказалось сильнее, и он поспешил домой.
Вернувшись через два дня, он предстал перед царицей, которая только что закончила свой утренний туалет. Царица сделала знак служанкам оставить их одних.
— Твоей матушке не стало лучше? — спросила она, вглядываясь в бледное лицо юноши.
Мавродий опустился на колени перед своей госпожой и поцеловал край ее платья. Не дождавшись от него ответа, царица взяла возлюбленного за подбородок и заглянула ему в глаза. Их взгляды встретились, и от непонятного предчувствия у Маврикии вдруг защемило сердце.
— Что случилось? — спросила царица. — Говори!
— Отпусти меня, Маврикия!
— Что случилось? — повторила свой вопрос царица.
Юноша продолжал теребить подол ее платья.
— Я больше не люблю тебя, — выдохнул он наконец. — Я полюбил другую. Умоляю, отпусти меня!
Царица поднялась со стула и вырвала подол платья из лап юноши.
— Убирайся! — только и смогла произнести она, чувствуя, что еще чуть-чуть, и сердце ее разорвется.
Когда паж ушел, Маврикия без сил опустилась на стул и безмолвно уставилась на свое отражение в зеркале, вернее, на расплывчатое пятно, которое, должно быть, было отображением ее лица: царица поняла, что плачет.
Сколько она так просидела, она бы не могла сказать. Может быть полчаса, может быть час. Из оцепенения ее вывел сначала робкий, затем более настойчивый стук в дверь. Не дождавшись ответа, стучавший приоткрыл дверь и просунул голову в образовавшуюся щель, беспокойно оглядывая комнату в поисках государыни.
— Что случилось, Митрофан? — спросила царица, пытаясь вернуть голосу привычную твердость.
— Прошу прощения у Вашего Величества, — нерешительно начал слуга, — но вас уже полчаса дожидается верховный жрец храма богини Фетаксы. Он, похоже, очень нервничает.
— Где он?
— В тронном зале.
— Скажи, что я сейчас буду. Пусть не уходит.
Визит верховного жреца не предвещал ничего хорошего. За все время правления Маврикии это был лишь второй случай, когда этот служитель культа переступил порог царского дворца. Первый раз жрец приходил, чтобы предупредить Маврикию о страшном пророчестве, сделанном священной ослицей, появившейся за два дня до этого у дверей храма. Ослица предсказала, что корабль, на котором Маврикия собиралась отправиться на континент, закончит свое плавание в чреве морского чудовища. Жрец уговорил Маврикию остаться, и корабль ушел без нее. Из плавания он не вернулся. С тех пор священная ослица поселилась при храме, где для нее оборудовали стойло, по роскоши убранства не уступавшее покоям царского вельможи.
Завидев царицу, верховный жрец бросился к ней:
— Беда, царица! Жизнь твоих подданных в опасности!
— Что случилось? — четвертый раз за утро спросила царица.
— У священной Офелии опять было видение. Скоро на наш остров обрушится страшное землетрясение, которое сотрет с лица земли целые города, под развалинами останутся тысячи мышей. Другие сойдут с ума от ужаса. Землетрясение будет продолжаться несколько дней и ночей. Офелия видела руины твоего дворца и всех окружающих его зданий.
— Что же делать? Разве можно предотвратить землетрясение?
— Предотвратить, может быть, и нельзя, но можно смягчить его последствия.
— Каким образом?
— Нужно принести жертву богине Фетаксе. Взойдя на трон, ты запретила приносить в жертву мышей. Сними свой запрет, царица.
— Ты хочешь принести в жертву богине живую мышь?
— Так советует ослица, и мы должны ее послушать, иначе быть беде. Ослица говорит, что жертва непременно должна быть девственницей.
Царица задумалась.
— Хорошо, — сказала она наконец. — Будь по-твоему. Я согласна, но у меня есть одно условие.
Жрец поклонился, давая понять, что заранее согласен на все условия. Он не ожидал, что ему так быстро удастся сломить сопротивление царицы.
— Девицу я выберу сама, — сказала Маврикия, и недобрая усмешка искривила ее красивый рот.
— Воля царицы — закон для ее подданных, — опять поклонился жрец. — Но нужно торопиться. Катастрофа может нагрянуть изо дня на день.
— Девицу доставят в храм еще до наступления полночи.
Когда жрец удалился, Маврикия велела позвать Мавродия, после чего стала медленно подниматься по ступенькам, ведущим к трону. Никогда раньше, даже в момент ее торжественного возведения на престол, она не делала этого с таким удовольствием. «Вряд ли во дворце найдется более подходящее место для разговора с неверным возлюбленным», — думала Маврикия, расправляя складки на своем царственном одеянии. Нужно дать этому глупцу понять, чего он лишился, променяв ее на простую смертную.
Как и положено этому символу монаршей власти, золотой трон Маврикии находился на достаточном возвышении над мраморным полом — собравшиеся в тронном зале подданные ни на минуту не должны забывать о близости их государыни к богам. Он представлял собой подлинное произведение искусства. Высокую спинку кресла венчала корона, вырезанная рукой великого мастера из цельного изумруда — предмет вожделения многих заморских гостей.
Расчет Маврикии оказался верным. Удивление и плохо скрываемый страх на лице вошедшего Мавродия тут же сменились выражением благоговейного восторга перед красотой и величием восседавшей на золотом троне мыши.
— Не бойся, подойди поближе, — молвила царица, в душе аплодируя своей выдержке и надеясь, что боги дадут ей сил сыграть нелегкую роль до конца. — Я решила сменить гнев на милость. Я отпускаю тебя.
Юноша припал к ее ногам.
— О, благодарю тебя, прекрасная и милостивая Маврикия! Я всегда знал, что ты — само благородство.
«Ничего-то ты не знаешь, дурачок», — подумала царица, но вслух сказала:
— Я даже приду поплясать на твоей свадьбе. Или ты не собираешься жениться?
— Нет ничего на свете, чего бы я желал больше! — восторженно ответил юноша, не понимая, что только что вонзил еще один клинок в кровоточащее сердце царицы.
— А твоя новая возлюбленная, она тоже согласна выйти за тебя замуж?
— Да. Она любит меня так же сильно, как и я ее.
— Тогда остается лишь назначить день свадьбы.
Царица сняла с пальца кольцо с бирюзой и протянула его юноше.
— Это кольцо — мой подарок невесте. Оно будет охранять вашу любовь, потому что бирюза — это камень влюбленных. Я слышала, этот замечательный камень не только приносит счастье в любви, но и отводит царский гнев. Вот и представится случай проверить, так ли это.
Последняя фраза вылетела из уст царицы помимо ее воли, но юноша не уловил скрытого подтекста в ее словах. Он воспринял их лишь как свидетельство доброй воли царицы, которая не держит на него зла.
— Благодарю тебя, царица! — воскликнул он, не в состоянии скрыть свою радость. — Я счастлив, что ты на меня больше не гневаешься.
— Не гневаюсь. Я уже нашла выход своему гневу. А теперь беги к своей невесте. Думаю, тебе не терпится сообщить ей хорошую новость. Но к восьми часам непременно возвращайся. У меня будет для тебя небольшое поручение.
Юноша со всех ног бросился домой, не замечая, что за ним по пятам следуют два телохранителя царицы, которым было приказано проследить за всеми перемещениями пажа.
Вскоре по его возвращении во дворец Мавродия вызвал к себе начальник стражи.
— Царица велела тебе сопровождать вон ту повозку, — сказал он, указывая на крытую телегу, стоявшую у ворот. — В ней очень ценный груз. Доставишь его в храм богини Фетаксы. Возьмешь с собой двух стражников.
Мавродий кивнул.
— Чтобы груз не убежал по дороге, — добавил начальник стражи и весело рассмеялся.
Мавродий присоединился к нему, полагая, что стражник шутит.
То, что это не шутка, он узнал, лишь когда повозка достигла места назначения и стражники выгрузили поклажу.
В освещенном факелами внутреннем дворе храма царило заметное оживление.
— Что здесь происходит? — спросил Мавродий одного из жрецов.
— Идут приготовления к обряду очищения.
— Никогда не слышал о таком обряде.
— Это потому, что ты слишком молод. При прежних царях, когда в жертву богам приносили живых мышей, этот обряд осуществлялся достаточно часто, обычно в ночь, предшествующую церемонии жертвоприношения. Жертва, приносимая богам, должна быть чиста во всех отношениях — не только телесно, но и духовно. Душа жертвенной мыши должна очиститься от обуревающих ее страстей — гнева, страха, ревности, вожделения, иначе боги не примут жертву.
— А кого будут очищать сегодня?
— Ту мышку, которую ты только что доставил.
— Царица решила возродить древний обычай, — пояснил жрец, наблюдая за тем, как стражники пытаются выудить доставленный груз. Казалось, у них возникли какие-то проблемы.
Наконец им удалось снять с повозки и поставить на ноги небольшую мышь. На голову жертвы был накинут мешок, в каких запасливые грызуны хранят свои припасы. Мышка отбивалась и пыталась сорвать его с головы. На секунду на ее левой лапке блеснуло колечко, похожее на то, которое Мавродий всего несколько часов назад надел на палец любимой, но юноша тут же отогнал невероятную мысль.
— Снимите это с нее, — приказал жрец. — Ей трудно дышать.
Один из стражников развязал веревку у основания шеи мышки и приподнял мешок.
— Медея! — прошептал Мавродий, чувствуя, как холодная лапа ужаса схватила его за горло и не дает ему сделать вдох.
Между тем вокруг телеги собралась небольшая толпа. Один из подошедших помахал факелом перед мордочкой мышки. Та отпрянула.
— Не бойся, — попытался успокоить ее жрец, только что беседовавший с Мавродием. — Тебе нечего страшиться. Наоборот, ты должна гордиться тем, что именно твоя кровь, окропив жертвенный камень, спасет от неминуемой гибели тысячи мышиных жизней.
Медея втянула голову в плечи и оглядела присутствующих поверх прижатых ко рту кулачков. Сейчас она казалась совсем маленькой и беззащитной.
— Кто это? — вдруг спросила она, подслеповато щуря глаза.
Жрец проследил за направлением ее взгляда.
— Это? — переспросил он. — Это тот юноша, который доставил тебя сюда.
Кровь отхлынула от лица Медеи.
— Этого не может быть, — прошептала она бесцветными губами.
Внезапно по телу мышки прошла дрожь. Из смертельно бледной ее мордочка вдруг стала цвета перезрелой вишни, и она без чувств упала на землю.
Мавродий бросился к возлюбленной.
— Я ничего не знал. Медея, очнись! Прошу тебя. Я ничего не знал, — бормотал он, как безумный.
Так и не дождавшись ответа, он поднял недоуменный взор на стоявшего рядом знакомого жреца:
— Она не встает.
— Оставь ее. Она тебя не слышит, — ответил жрец. — У нее случился удар.
Он хотел сказать еще что-то, но в этот момент толпа почтительно расступилась, пропуская вперед верховного жреца.
— Кто-нибудь сходите за Мефодием, — велел верховный жрец, оценив ситуацию.
— Лучше всего ты сходи, Маркос, — продолжал священнослужитель, обращаясь к уже знакомому зрителям жрецу. — Объясни старику, что случилось. Пусть поторопится. А девственницу отнесите в здание.
Маркос отсутствовал два часа. Два томительных часа, которые показались Мавродию вечностью. Наконец он вернулся, но он был один.
— Отшельник совсем плох, — сказал он, отвечая на вопрошающие взгляды собравшихся. — Он уже не встает со своего земляного ложа. Но он дал мне вот это.
Маркос показал всем небольшой флакончик, наполненный бесцветной жидкостью.
— Две капли этого зелья должны вернуть больную к жизни. Если этого не произойдет, через два часа можно влить ей в рот еще две капли, но не больше. Это средство является лекарством лишь в малых дозах. В больших дозах это смертельный яд. Помогите мне приподнять ей голову.
Маркос отсчитал две капли и отставил флакончик на край каменной скамьи, на которой лежала Медея.
Чуда не произошло. Медея оставалась неподвижной.
— Хорошо, — прервал напряженную тишину верховный жрец. — Подождем еще два часа. Если и вторая доза не поможет, придется искать другую девственницу. Боюсь, царица останется недовольной. Она хотела принести в жертву богине именно эту мышь.
«Царица… Царица хотела принести в жертву богине именно эту мышь», — эхом отдалось в голове Мавродия. Наивный юноша до сих пор не задумывался над тем, каким образом выбор жрецов мог пасть на никому неизвестную мышку, лишь несколько дней назад прибывшую из глухой провинции. Но слова верховного жреца заставили его посмотреть на события последнего дня совершенно другими глазами, и ему вдруг открылся коварный план царицы. Маврикия не простила его! Она решила отомстить, отняв у него самое дорогое! Но ей и этого было мало. Она все подстроила так, чтобы он сам отвез любимую на заклание. Более страшную месть трудно придумать. Внезапная болезнь Медеи нарушила первоначальный план царицы, но для него лично ничего не изменилось. Медея умрет в любом случае. Если она оправится от удара, ее принесут в жертву кровожадной богине Фетаксе.
Взгляд Мавродия упал на флакончик с ядовитым зельем, который Маркос неосмотрительно оставил на скамье. Юноша протянул к нему лапу. Никто его не остановил. Никто вообще не обращал на него никакого внимания. Он медленно отвинтил крышку. Если Медеи не будет с ним на этом свете, то и ему здесь не место. Лучше он подождет ее на небесах.
Услышав звук падающего тела, жрецы обернулись.
— Что здесь делает этот юноша? — недовольно спросил один из них.
— Уже ничего, — ответил Маркос, пытаясь разжать пальцы Мавродия, сжимавшие пустой флакончик. — Он мертв.
Таково было краткое содержание пьесы, которая должна была открыть первый сезон первого любительского театра при дворе великого султана. Графа в этом произведении устраивало все. Удивительным образом, в нем даже нашлось применение его недавней покупке. Образ ослицы Офелии, обладательницы пары великолепных ушей, позволял виконтессе не прослыть обманщицей. По большому счету, это обстоятельство не имело особого значения, потому что, полагал граф, если все пройдет так, как он задумал, то султан даже и не вспомнит об эпизоде с ослиными ушами. А если их с Марселем ожидает фиаско, то это обстоятельство опять же не будет иметь никакого значения, хотя уже по совсем иной причине. До сих пор все складывалось как нельзя лучше, и если удача от них не отвернется, то постановка этой замечательной пьесы должна принести им свободу. Оставалось только правильно распределить роли между уже выстроившимися в очередь обитательницами гарема, успевшими прослышать о новой интересной забаве. Три главные роли, правда, уже были заняты, но еще оставались заморские гости, придворные, телохранители, стражники, жрецы, слуги — всех не перечесть.
И вдруг Мюнире, которой виконтесса предложила роль царицы Маврикии, неожиданно преподнесла всем сюрприз.
— Я подумала и решила, что роль жреца Маркоса подходит мне больше, — заявила она виконтессе на следующий день после того, как получила свой экземпляр пьесы.
— У меня не очень хорошая память, — пояснила она свой выбор. — Боюсь, что мне не запомнить всего, что говорит царица.
Однако не прошло и дня, как Мюнире опять передумала.
— Я хочу, чтобы мне вернули мою роль, — потребовала она, врываясь в покои Марселины, которая сидела за утренней трапезой в компании своей тетушки. — Какой бездарности вы ее отдали?
— Боюсь, что я вас не очень хорошо понимаю, дорогая Мюнире, — спокойно ответила виконтесса, помешивая кофе.
— Или я играю царицу, или никакого спектакля не будет!
— Ну, вот это вряд ли. Вы ведь сами не заинтересованы в срыве спектакля, или я ошибаюсь?
На мгновение мордочка Мюнире окаменела, и она непроизвольно отпрянула под пристальным взглядом виконтессы. Но султанша быстро совладала с собой, еще раз доказав графу, что перед ним достойный противник.
— Вы правы, — сказала она, — я хочу показать всем, на что я способна.
— Разумеется, — ответил граф, делая вид, что не замечает скрытого смысла высказывания. — Надеюсь, вам это удастся.
— Даже не сомневайтесь.
— Я и не сомневаюсь. На ваш счет, дорогая Мюнире, у меня никогда не было никаких сомнений. Я была уверена, что вы справитесь со своей задачей, независимо от того, какую роль вам выпадет сыграть, потому и предложила вам роль царицы. Вы сами от нее отказались. Но теперь-то вы видите, какую ошибку вы совершили?
— Да, и потому беру свои слова обратно.
— Хорошо, что вы быстро опомнились. Я еще не успела подыскать вам замену.
— Замену? Мне? Никто никогда не сможет меня заменить, даже эта заморская фифочка!
Украшенный огромным перстнем указательный пальчик Мюнире взметнулся в сторону ненавистной соперницы.
— При чем тут я? — спросил Марсель, переводя недоуменный взгляд с султанши на своего хозяина. — Я ведь играю Мавродия.
Это невинное замечание вернуло султаншу к действительности. Поняв, что жонглирование словами завело ее слишком далеко, она поторопилась исправить положение.
— Я просто подумала, что кроме прекрасной Марселины на роль царицы больше никто не подойдет, — сказала она, сладко улыбаясь «заморской фифочке». — Но раз роль свободна, то я пошла ее учить. У меня действительно не очень хорошая память.
Мюнире дошла до двери, но вдруг повернула назад.
— Михрибан последнее время выглядит очень удрученно, — сказала она.
— Я это заметила, — кивнула Марселина, — но не решилась спросить ее о причине ее угнетенного состояния.
— Мне она тоже ничего не сказала, но я думаю, это как-то связано со спектаклем.
— Вы хотите сказать, она переживает, что ей не досталась главная роль? А мне показалось, она очень довольна тем, что ей предстоит сыграть прорицательницу-ослицу, — удивилась виконтесса.
— Лишь потому, что Его Величество обещал ей украсить ее ослиные ушки драгоценными камнями. Но именно тут, мне кажется, и кроется причина ее меланхолии. Думаю, нашпигованные каменьями уши стали неподъемными, и бедная Михрибан не знает, что ей делать.
— У вас есть какое-то конкретное предложение? — спросил граф, все еще не понимая, куда клонит хитрая султанша.
— Я вот подумала, не отдать ли Михрибан роль жреца Маркоса?
— Если вам удастся уговорить Михрибан, то с моей стороны не будет никаких препятствий, — ответила виконтесса.
— Я слышал, что примадонны очень капризны, — заметил Марсель, когда Мюнире наконец ушла, — но эта всем даст фору. Я уже радовался, что мне не придется делить ложе с этой мышкой с душой крысы, но, видимо, никуда от нее не денешься. Боюсь, как бы она не задушила меня в порыве страсти.
— Не бойся, душить тебя она не станет. Она задумала тебя отравить.
— Отравить? Меня? Почему вы так решили?
— Она сама себя выдала. Посуди сам. Сначала она требует для себя главную роль — роль царицы Маврикии, и получает ее. Но, прочтя пьесу, она меняет свое решение. Вспомни ее слова. «Роль жреца Маркоса подходит мне больше», — сказала она, и в определенном смысле это действительно так, потому что, если ты помнишь, именно Маркос приносит в храм флакончик с ядом, который впоследствии выпивает Мавродий, то есть ты. Мюнире вне себя от радости. Мы сами подсказали ей, как убрать тебя с ее пути, причем таким образом, чтобы остаться вне подозрений. Во всяком случае, коварная султанша уверена, что ее опасная затея сойдет ей с лапок. Все, что ей нужно сделать — это подменить флакончик с безвредной жидкостью на флакончик со смертельным и быстродействующим ядом. Думаю, что раздобыть яд ей будет нетрудно. Я слышал, что в этих краях яды всегда очень широко применялись для того, чтобы отправить в мир иной ненавистного соперника или соперницу и при этом не замарать свои лапки кровью. Однако, поразмышляв еще немного, Мюнире понимает, что чуть не совершила страшную ошибку. В пьесе, кроме Мавродия, решившего покончить счеты с жизнью, флакончика с ядом касаются только лапы жреца Маркоса. Значит, и подозрение в убийстве в первую очередь падет на исполнительницу роли жреца. И Мюнире отказывается от этой роли, разыграв перед нами небольшой спектакль под названием «Капризная примадонна».
— Она передумала меня убивать?
— Вовсе нет. Думаю, она решила, что найдет способ подменить флакончик еще до начала спектакля. Если даже в последствии на нее падет подозрение в убийстве, доказать все равно ничего будет нельзя, ведь царица не присутствует в сцене смерти. Зато там присутствуют несколько других жрецов, из которых практически любой мог, проходя мимо скамьи, незаметно подменить флакончик. Поди потом разбери, кто из них это сделал. Как бы то ни было, Мюнире не сомневается в успехе. Она сама нам об этом только что сказала. Не знаю, когда ей пришла в голову мысль подставить Михрибан, но мысль совсем не плохая, потому что у Михрибан есть мотив для убийства: она надеется, что после смерти Марселины ей достанется твоя алмазная подвеска.
— А вдруг Мюнире действительно удастся осуществить задуманное? Не лучше ли отменить постановку? Ваша Светлость, может, и найдет себе другого слугу, но у меня жизнь всего одна, и как-то не хочется с нею так быстро расставаться.
— Согласен, стремление Мюнире во что бы то ни было избавиться от нежданной соперницы значительно усложняет ситуацию. Признаюсь, я не ожидал, что она так далеко зайдет в своей ненависти. Но пути назад уже нет. К тому же сейчас султанша не догадывается, что мы разгадали ее планы, и это дает нам некоторое преимущество. Мы знаем, когда ждать удара и каким образом он будет нанесен. Если мы отменим постановку, мы этого преимущества лишимся. Мюнире не откажется от своих планов, и нам придется постоянно быть начеку, ничего не есть и не пить. Никогда не знаешь, в какой момент она решит поколдовать над джезве с твоим утренним кофе. Я уже не говорю о множестве других способов отравления — от пропитанного ядом носового платка, с помощью которого заботливая подруга вызовется вынуть у тебя из глаза несуществующую соринку, до ароматной свечи, зажженной в твоей опочивальне подкупленной служанкой. Так что, как это ни парадоксально, но мы должны радоваться тому, что Мюнире заметила и решила не упустить представившуюся ей возможность. Эта особа, несомненно, очень хитра, но и мы не лыком шиты. Недаром я провел более суток в компании словоохотливой маркизы Пуазон. Мы сделаем вот что. Сейчас ты пойдешь к Его Величеству и попросишь его об одолжении. Скажешь, что хочешь заказать у ювелира две маленькие безделицы. Уверен, что он будет счастлив доставить тебе радость.
— Должен ли я сказать ему, что я хочу?
— Если он поинтересуется, скажешь правду. Она очень проста. Тебе нужны два флакончика для духов, причем такие, которые нельзя приобрести в обычном ювелирном магазине. Желание понятное для прекрасной дамы. Надеюсь, что султан и сам догадается, что сосуды из обычного стекла недостойны его будущей жены, но если этого не произойдет, заметишь, как бы между прочим, что ты узнала, будто алмаз делает более стойкими даже самые летучие ароматические вещества. Полагаю, одного намека будет достаточно.
— А зачем нам алмазные флакончики на самом деле?
— Один из них мы передадим исполнительнице роли жреца Маркоса. Маркиза Пуазон утверждает, что от соседства с ядом алмаз запотевает. А если перед шлифовкой его обработать специальным составом, то он покроется испариной уже через несколько минут. Поэтому, как только Мюнире совершит подмену, мы сразу об этом узнаем. К тому же мы в любой момент будем знать, что во флакончике — безобидная жидкость или яд, и успеем вовремя подменить один флакончик другим. Сейчас я рад, что Мадам Пуазон оказалась очень предусмотрительной и заставила меня записать химическую формулу состава.
— Но к чему такие сложности? Не проще ли будет, если я просто-напросто не стану пить из флакончика, принесенного жрецом Маркосом, а в решающий момент незаметно подменю его на другой, спрятанный в рукаве или кармане камзола? Тогда нам не понадобится обрекать Его Величество на ненужные траты. Вы же сами говорили, что я не должна пугать будущего супруга склонностью к расточительству.
— Ты забываешь, что гибель грозит не тебе одному, — серьезно ответил граф, никак не комментируя последнее замечание Марселя. — Медее тоже вливают в рот две капли снадобья. Мы не знаем, убьют ли ее две капли, но лучше перестраховаться. Ослепленная ревностью к тебе, Мюнире могла совершенно забыть о бедняжке. Либо сознательно принесла ее в жертву.
— Я об этом не подумал.
— Зато об этом подумал я. Если ты уже позавтракал, отправляйся очаровывать Его Величество. Надеюсь, он занят достаточно важными государственными делами и не станет сопровождать нас к ювелиру.
11. Спектакль
Все последующие дни во дворце только и говорили, что о предстоящем спектакле. Премьера должна была состояться через две недели, и приготовления к ней шли полным ходом. Из столичных театров были приглашены лучшие костюмеры, художники-декораторы, гримеры. Кроме трех жен султана, в спектакле были заняты 15 наложниц и три евнуха.
Марселю репетиции доставляли огромное удовольствие. Особенно старательно и усердно он репетировал сцены, где ему по сюжету полагалось нашептывать признания на ушко юной султанши, исполнявшей роль Медеи, возлюбленной Мавродия. Марсель убедил наивную мышку, что репетировать нужно в условиях, наиболее приближенных к реальным, и потому без зазрения совести назначал ей свидания в саду при луне, требуя от партнерши, чтобы она, подобно ему самому, отдавалась роли всей душой. Если ее поцелуй (его собственная режиссерская находка) казался ему чрезмерно робким, то он отступал на шаг и торжественно провозглашал: «Не верю!», после чего заставлял партнершу повторить все сначала.
Граф догадывался о художествах своего слуги, но не решался их пресечь. Ведь могло случиться, что бедному юноше никогда не выбраться из переделки, в которую его втянул хозяин, выполняя поручение мышиного короля. Если по воли рока эти дни окажутся последними в его жизни, то пусть он проживет их счастливо.
И Марсель действительно был бы абсолютно счастлив, если бы огромную бочку меда, называемую гаремом восточного султана, не портила ложка дегтя в лице старшей жены владыки. Как ни старался Марсель свести к минимуму встречи с Мюнире, ему это не удавалось, потому что султанша жаждала обратного. Казалось, Мюнире испытывала садистское наслаждение от общества Марселины. При виде соперницы ее глаза вспыхивали злорадным огнем. Коварная мышка уже видела ненавистную северянку поверженной у своих ног. «Еще немного, и от тебя останется лишь одно воспоминание», — говорил ее взгляд.
И вот наконец настал долгожданный день.
После полуденного чая в самую большую залу дворца стали стекаться зрители. В основном это были обитательницы и обитатели гарема, не занятые в спектакле. Среди собравшихся виконтесса заметила и библиотекаря — автора пьесы. Тот улыбнулся виконтессе, как хорошей знакомой, и занял свободное место в одном из последних рядов. Виконтесса пересекла зал и подошла к старому евнуху.
— Ваше место не здесь. Пойдемте со мной. Я хочу представить вас зрителям.
— Нет, нет, уважаемая виконтесса, — покачал головой библиотекарь. — Я лучше посижу здесь, в сторонке. Я уже слишком стар и немощен, и боюсь, что чрезмерная популярность окажется мне не по силам.
Граф не стал настаивать. Кто знает, может, оно и лучше для старика сохранить инкогнито. Во всяком случае, он не окажется крайним, когда станут искать виновного.
Ровно в половине седьмого в зал вошел султан в сопровождении старшего евнуха, и в ту же минуту двое слуг, облаченных в мантии из белой шерсти, раздвинули занавес.
Пьеса открывалась сценой, в которой царица отправляет восвояси очередного воздыхателя. Заморский принц в отчаянии. Он умоляет царицу смилостивиться над ним и подарить ему хотя бы еще одну ночь любви. Но царица непреклонна. Он ей более неинтересен. Ее прекрасное лицо не выражает ничего, кроме нетерпения. Несчастный принц покидает опочивальню, заверив зрителей, что непременно покончит жизнь самоубийством, причем последним словом, которое сорвется с его обескровленных уст, будет имя прекрасной Маврикии, рожденной на погибель сильной половине мышиного мира.
Неискушенная публика с благоговением внимала каждому слову, произнесенному со сцены. К чести актеров следует сказать, что их игра была действительно выше всех похвал. Особенно отличилась Мюнире. Она не просто играла древнюю царицу, она была ею — величественная, прекрасная и жестокая.
— Вы зря так нервничаете, виконтесса, — заметил султан во время очередной смены декораций.
— Неужели это так заметно? — ответил граф, стараясь придать своему голосу как можно больше кокетства.
— Не знаю, как другие, но я заметил. У вас подрагивают лапки. Хотя я не вижу никаких причин для беспокойства. Пьеса просто замечательная и актеры тоже подобраны великолепно. Это была очень хорошая идея основать любительский театр. Вы доставили мне огромное удовольствие, и потому сегодня вечером вас ждет заслуженная награда.
«Весь вопрос в том, какая», — подумал граф, но вслух сказал:
— Я рада, что угодила Вашему Величеству.
Султан был прав. Граф действительно нервничал. И чем ближе была развязка, тем тревожнее становилось у него на душе. Трудно сохранять философское спокойствие перед лицом неизвестности.
Но вот наконец жрецы вносят бездыханную Медею в храм и кладут ее на каменную скамью. А вот и Маркос с чудодейственным средством. Но Медее оно не помогает. Жрецы разбредаются по сцене. Мавродий остается один у тела Медеи. Он принял решение. В последнем монологе он просит у богов устроить ему встречу с возлюбленной на небесах. Вот он протягивает дрожащую лапу к флакончику с ядом и выпивает его. Маркос склоняется над Мавродием и оповещает всех, что юноша мертв.
Занавес. Аплодисменты. Крики «Браво!»
Зрители желают видеть исполнителей. Занавес снова раздвигается. На сцене только один актер, вернее, актриса. Она, видимо, все никак не выйдет из образа. Аплодисменты не прекращаются. На зов зрителей из-за кулис появляются другие актеры во главе с великолепной Мюнире. Они обступают скорчившееся на подмостках тело Марселины. Пытаются ее расшевелить. Но тщетно. Марселина остается неподвижной. Больше всех суетится Мюнире.
Проходит минута. Две. Три. Теперь уже всем понятно, что на сцене произошло что-то такое, чего нет в тексте пьесы.
Старший евнух поднимается на сцену и склоняется над Марселиной. Потом поднимает голову, ловит взгляд Его Величества и медленно качает головой. Он бледен.
Словно сквозь пелену, граф слышит тихий голос султана:
— Что… что он хочет сказать?
— Я не знаю, — так же неуверенно отвечает граф.
В этот момент старший евнух опускает лапку Марселины, и она со стуком падает на пол.
— Почему он не спускается? Почему не посылает за доктором? — продолжает вопрошать султан.
Однако он и сам словно прирос к месту. В глубине души он уже знает ответ на эти вопросы, и это знание отнимает у него все силы. Знает ответ и граф.
Не пройдет и часа, его узнают все: Марселина, невеста великого султана, отравлена. Это уже успели подтвердить лучшие доктора столицы, прибывшие по первому зову владыки. Светила науки обследовали зрачки и ногти бесчувственной мышки, а также те части тела, к которым разрешалось допускать посторонних, и все, как один, пришли к выводу: северная красавица стала жертвой сильнодействующего яда, известного как «Аква Тофана». Впрочем, чтобы поставить этот же диагноз, старшему евнуху не понадобилось и одной минуты.
* * *
На следующий день виконтесса уже поднималась на борт судна, три недели назад доставившего ее в Пармезанополь. Она была настолько сломлена горем, что не замечала ничего вокруг — ни почетного караула, выстроившегося у парусника, чтобы отдать честь отправляющейся в обратный путь гостье, ни криков портовых рабочих, заканчивающих погрузку багажа, ни сочувственных взглядов провожающих. Два раза почтенная дама чуть не упала, наступив на длинный шлейф своего траурного одеяния, и вряд ли добралась бы без происшествий до конца трапа, если бы сопровождавший ее султан не поддерживал ее под локоть. Владыка мышей Востока, правда, и сам выглядел не лучшим образом. Даже небольшой косметический ремонт лица, предпринятый умелой лапкой придворного парикмахера, не мог скрыть того обстоятельства, что Его Величество провел бессонную ночь, поверяя свои горести пузатой бутылке лучшего в мире коньяка — подарку его северного соседа, Мауса XXV. Сейчас он поднимался на борт, чтобы запечатлеть прощальный поцелуй на уже остывшем челе своей любимой невесты, после чего гроб с телом Марселины Сен Жюльен должны были поместить в специально оборудованную холодильную камеру. Голову покойной Марселины украшала диадема из граната и сапфиров, а грудь — алмазная подвеска, два подарка султана.
12. Граф выполняет обещание
— Я рада, что вы не забыли о своем обещании, граф, — сказала маркиза Пуазон, наполняя чашку графа де Грюйера зеленовато-желтой жидкостью из шарообразного фарфорового сосуда, по форме скорее напоминавшего лабораторную колбу, чем заварочный чайник.
— Как я мог забыть? Ведь вашему мастерству и прозорливости я обязан двумя жизнями — своей и не менее ценной для меня жизнью моего незаменимого соратника Марселя, — ответил граф, с сомнением поглядывая на странную жидкость, льющуюся тонкой струйкой в стоявшую перед ним чашку.
— Кстати, как он себя чувствует?
— Хорошо. Правда, немного грустен.
— Что же его печалит?
— Я спрашивал его, но он только отшучивается. Говорит, что сильно огорчен тем, что ему так и не довелось стать султаншей. Думаю, на самом деле он не может забыть свою новую подругу Мефтун. Кажется, он впервые по-настоящему влюбился.
— Бедняга! Мне его искренне жаль. А Его Величество султан? Он, я думаю, тоже немало опечален?
— Да. Я оставил его убитого горем. Но все проходит. Когда-нибудь эта рана тоже затянется.
— Он кого-нибудь подозревает?
— Да, конечно. Хотя сейчас его сердце настолько сковано печалью, что мысль об отмщении еще не захватила его целиком. Но он не может не думать о личности убийцы. Поначалу он решил, что это дело лап ослепшей от жадности Михрибан, но после нашего разговора в душе его поселились сомнения.
— Вы подсказали ему имя отравительницы?
— Нет. Но я попытался убедить его, что у другой его жены тоже был мотив для убийства, да и ума у нее предостаточно, чтобы отвести от себя удар, подставив одну из подруг. Я оставил султана в глубоком раздумье. Законы султаната очень суровы по отношению к отравительницам. Я слышал, их жестоко истязают, прежде чем утопить в море. Поэтому я не удивлюсь, если в конце концов султан воздержится от наказания. Во всяком случае, я сделал все для того, чтобы склонить его к этому решению. Мюнире пребывает в уверенности, что исчезновение Марселины — целиком и полностью ее заслуга. Но торжествовать она будет недолго. Я сомневаюсь, что ей когда-либо удастся вернуть расположение своего царственного супруга. Она просчиталась, недооценив его привязанность к Марселине.
Граф задумался и, сам того не ведая, поднес ко рту чашку с уже остывшим чаем. Маркиза, от которой не укрылось недоверие гостя к угощению, с улыбкой следила за его движениями.
— О чем задумались, граф? — спросила она, когда граф поставил пустую чашку на блюдце. Вкуса напитка он, судя по всему, даже не почувствовал.
— Я подумал о том, как бы я жил дальше, если бы мне не удалось воскресить Марселя. В отличие от старшей султанши, мне знакомо такое чувство, как раскаяние.
— Этого не могло произойти, потому что это означало бы, что я ошиблась в пропорциях, а такого еще не было никогда. Яды — это не та область, где можно полагаться на авось. Поэтому выкиньте эти мысли из головы. Лучше скажите мне, восточные эскулапы действительно подумали, что Марселина умерла, приняв смертельную дозу «Аква Тофана»?
— Они были в этом единодушны.
— Вот видите. Это еще раз говорит о том, что моя бабка, оставившая мне рецепт зелья, была прекрасной ученицей синьоры Тофаны, автора самой знаменитой в свое время смертельной субстанции, а в определенном смысле даже превзошла ее, раз смогла создать ее безвредный аналог, способный ввести в заблуждение самые светлые медицинские умы султаната. Вы знаете, за всю жизнь мне ни разу не пришлось воспользоваться этим рецептом, но бабушка им очень гордилась и так часто рассказывала мне историю его создания, что я вспомнила о нем, стоило вам изложить свою проблему. Кстати сказать, та старая история была удивительным образом похожа на вашу. Один высокородный юноша — я не стану называть его имени, потому что оно вам, несомненно, известно — имел несчастье полюбить простую мышку. Его высокое положение не позволяло ему жениться на ней, и влюбленные долгое время встречались тайно. Родители знатного юноши, обеспокоенные тем, что он все еще ходит в холостяках, сосватали ему невесту — барышню, достойную его во всех отношениях. Но, как вы понимаете, нелюбимую. И тогда умный юноша обратился к моей бабке с просьбой приготовить зелье, с помощью которого можно симулировать смерть. И что вы думаете? Через некоторое время его действительно похоронили в фамильном склепе. В ту же ночь в усыпальницу проникла его возлюбленная и с помощью специально приготовленного противоядия «оживила» любимого. Еще до наступления утра они покинули Маусвиль, а некоторое время спустя моя бабка получила письмо из Америки, в котором молодые сообщали, что наконец поженились и очень счастливы. Один из гробов в усыпальнице так и стоит пустым. Если члены известного семейства об этом и прознали, они похоронили эту тайну под крышкой саркофага.
— Получается, что своим спасением Марсель обязан таланту вашей бабушки.
— Что еще раз доказывает, что знание — сила, а таланты нужны самые разные.
Конец
Дорогие друзья!
Если вам понравились главные герои моей книги и вы хотели бы встретиться с ними вновь, то все, что вам нужно сделать — это зайти на мою страничку в издательстве Smashwords. Ее адрес:
Там вы найдете другие книги Максимилиана Дюбуа (Maximilian Dubois): новеллы «Из любви к искусству», «Хрустальный башмачок», «Таинственное исчезновение шевалье Вальмонта», «Эксперимент профессора Штерна», роман «Три мышкетера», а также сборник детективных рассказов «Марселла». События, описываемые в этих произведениях, разворачиваются в Мышином королевстве во времена правления Мауса XXV (вторая половина 19 века по человеческому летоисчислению). Вот их краткое содержание:
В новелле «Из любви к искусству» только что вернувшемуся из восточного путешествия графу де Грюйеру чуть ли не ценой собственной жизни удается раскрыть тайну модного художника, модели которого умирали одна за другой, стоило им оказаться запечатленными на холсте.
В «Хрустальном башмачке» граф де Грюйер отправляется в Маусбаден, излюбленное место отдыха мышиной аристократии. Там он на свою беду знакомится с княгиней Мышкиной, прошлое которой овеяно тайной.
«Таинственное исчезновение шевалье Вальмонта». Барон Брийа Саварен, доверенное лицо мышиного короля, вынужден возвращаться в Маусвиль, столицу мышиного королевства, по проселочной дороге, большая часть которой пролегает через лес, где водятся разбойники. Происходит то, чего опасался не отличающийся храбростью барон: он подвергается нападению. Из опасного положения барона вызволяет путешествующий налегке шевалье Вальмонт. Читатель (но никак не действующие лица) вскоре понимает, что шевалье ведет какую-то свою игру. Но какую? Что у него на уме? И вообще, кто он такой, этот шевалье Вальмонт, и насколько правдивы те истории, которые он рассказывает о себе? Даже сам легендарный Максимилиан де Грюйер, еще при жизни сыскавший себе славу самой проницательной мыши королевства, не в состоянии дать ответ на эти вопросы.
В «Эксперименте профессора Штерна» главной героиней выступает красавица мышь по имени Мадлен, супруга удачливого молодого банкира, единоличного владельца одного из самых преуспевающих банков Маусвиля — банкирского дома Эмменталер, которая становится жертвой крысоловов и в конечном счете попадает на хирургический стол профессора Штерна — ученого человека, посвятившего себя проблеме пересадки органов.
«Три мышкетера». Это мой пока единственный роман. В нем повествуется о том, как, вернувшись однажды с бала-маскарада, граф де Грюйер нашел свой дом опечатанным, а город вокруг почти неузнаваемым. Прошло немало времени, прежде чем он понял, что каким-то непостижимым образом очутился в прошлом: чья-то неведомая воля перенесла его во времена Мауса XIII, кардинала Монтаньоло и его знаменитой крысиной гвардии, где его по причине сильного фамильного сходства приняли за его предка, графа Мортимера де Грюйера.
В сборник «Марселла» автор включил четыре детективных рассказа. Здесь читатель найдет все, что заставляет часто биться сердце любителя детективов: таинственные исчезновения, коварные планы, похищения, любовь и смерть. По следу преступников идет знаменитый сыщик граф де Грюйер, Шерлок Холмс мышиного мира.
До встречи в издательстве Smashwords!
Искренне ВашНаписано пером
Отрывок из романа «Три мышкетера»
Глава вторая, в которой я вынужден спасаться бегством
Какое-то время я стоял, совершенно потерянный. В голову лезли самые невероятные мысли, и, чтобы как-то отогнать их, я решил подумать о чем-нибудь более приятном, например, о еде, и у меня тут же засосало под ложечкой. Я вспомнил, что где-то неподалеку должна находиться небольшая пиццерия, работающая допоздна. Ее основными посетителями были грузчики с набережной — как раз тот контингент, что надо. В более шикарном заведении я бы в своем странном наряде, скорее всего, не прошел фейс-контроль.
Пиццерию я отыскал не сразу. Видимо оттого, что хозяин сменил вывеску. Теперь заведение называлось «У лягушачьего болота». Я толкнул тяжелую дверь. (Никакого швейцара в этом заведении и в помине не было.) Едва я сделал шаг внутрь, как меня чуть не сбил с ног тяжелый аромат жареного мяса. «Очевидно, здесь вместе с названием сменили и меню», — подумал я. Интерьер тоже был довольно необычным. Часть помещения занимал огромный очаг, в котором на вертелах жарились мясные тушки. Пламя от очага освещало центр комнаты, оставляя углы в полумраке. Дополнительного освещения не было. Посетителей было немного. За самым дальним столиком я приметил двух влюбленных, которые миловались, не обращая внимания на разместившуюся неподалеку шумную компанию из шести мышей. Я заметил, что все они были в головных уборах, до удивления похожих на мой. Видимо, черные шляпы с белыми перьями опять входили в моду.
Я облюбовал себе столик в другом конце зала, поближе к официантке в белом фартуке и чепце. Та как раз обслуживала троих господ, на головах которых красовались такие же черные шляпы. Вели себя эти господа (если это слово вообще применимо к субъектам подобного рода) довольно развязно: бросали обглоданные кости прямо на пол, чертыхались и смеялись громче, чем того допускают приличия, не иначе, как над какими-то не совсем пристойными комплиментами, которые один из них, здоровенный детина ростом с взрослую крысу, отвешивал пышногрудой официантке. Последняя не столько обслуживала их, сколько старалась увернуться от простертых к ней лап.
Понимая, что официантки мне не дождаться, я привстал, чтобы привлечь к себе внимание другого официанта или самого хозяина, который колдовал над вертелами. Но тот меня уже заметил и сделал знак, что сейчас подойдет. И действительно, через несколько минут передо мной уже стояли бутылка вина и не очень чистый стакан. Я взглянул на этикетку: «Бургундское. Урожай 16 709 года».[2] Вот так-так! Уж чего-чего, но я никак не ожидал, что в этом третьеразрядном заведении такие хорошие погреба. Такого старого вина я не пробовал никогда в жизни. Я взглянул на хозяина, не скрывая удивления:
— Кажется, вас можно поздравить. Вашим погребам может позавидовать сам король.
Хозяин поклонился:
— Всегда к вашим услугам.
В этот момент верзила за соседним столом привлек к себе официантку и силой усадил себе на колени. Мышка пыталась высвободиться, да где там!
— Вам не кажется, что эти господа ведут себя слишком вольно? — спросил я хозяина.
— Вольно? Да полноте! Они все себя так ведут, — ответил он, даже не взглянув в сторону обладателей дурных манер.
— Но девушке это, кажется, не нравится.
— Вам-то что за дело? Ну, потискают они ее немного, ее от этого не убудет. Зато эти господа отменно платят. Вы вот лучше скажите мне, какой соус подать к лягушачьим лапкам? Могу предложить бешамель, провансаль или, может быть, господин предпочитает тартар?
— Все равно, — ответил я. — Принесите что-нибудь на ваше усмотрение.
Как только хозяин удалился, притихшая на время официантка, предприняла еще одну отчаянную попытку вырваться из объятий своего обольстителя.
— Пустите, сударь! Ну пустите же! — услышал я ее умоляющий голос.
— Не раньше, чем ты меня поцелуешь, моя красавица, — ответил верзила, запуская свои длинные усищи в ее декольте.
Двое его приятелей, как ни в чем не бывало, продолжали потягивать вино. Их кривые усмешки говорили о том, что ситуация их немало забавляет.
Решив, что кто-то должен урезонить хулигана, я поднялся и сделал несколько шагов по направлению к веселой компании.
— Немедленно отпустите девушку, сударь, — сказал я, едва сдерживая гнев.
Верзила поднял голову. Я видел, как менялось выражение его лица по мере того, как до него доходил смысл моих слов. Лапы его разжались, и он, стряхнув с колен девицу, начал медленно приподниматься со стула, опираясь лапами о стол, уставленный пустыми бутылками.
— А это еще что за букашка? — спросил он, наставляя на меня свои страшные усищи длиной с абордажную саблю.
Клянусь семью святыми мышами, вторых таких усов я не встречал за всю свою жизнь. Я невольно сделал шаг назад, как будто мой грозный противник действительно мог проколоть меня ими.
— В самом деле, кто вы такой, сударь, и по какому праву вы вмешиваетесь? — подал голос один из приятелей верзилы, вставая из-за стола.
Он доставал своему другу до плеча, но, тем не менее, тоже выглядел довольно воинственно. Только теперь я обратил внимание, что на моих противниках были не только такие же шляпы, что и у меня, но и такие же мундиры и ботфорты.
Я назвал свое подлинное имя и титул, добавив, что я целиком и полностью к услугам своих новых знакомых.
Услышав мое имя, приятели недоуменно переглянулись.
— С кем имею честь? — спросил я в свою очередь.
— В гвардии Его Величества меня знают под именем Фромаж, — вежливо ответил второй мышкетер, — а это мои друзья, Сассенаж, — он указал на верзилу, — и Шабишу.
Мы вежливо поклонились друг другу.
Тут я заметил, что в комнате вдруг стало как-то непривычно тихо. Слышно было лишь как потрескивают дрова под вертелами. Потом раздался звук отодвигаемых стульев, за которым последовал стук каблуков по каменному полу.
— Граф N? — спросил вежливый голос за моей спиной.
Я обернулся и узнал одного из господ, кутивших в компании товарищей в противоположном конце комнаты. На нем тоже был костюм королевского мышкетера, однако я успел отметить про себя, что его мундир был обшит не золотыми, а серебряными галунами.
— Он самый, — ответил я, не переставая удивляться.
— В таком случае пожалуйте вашу шпагу, сударь. Именем короля, вы арестованы.
Это было сказано таким тоном, что я невольно потянулся за шпагой, чтобы выполнить полученный приказ. Но тут неожиданно вмешался Фромаж.
— Боюсь, что вы опоздали, Бофор, — сказал он с ухмылкой. — Мы первыми заметили Его Светлость и, следовательно, право ареста принадлежит нам. Мы сами препроводим его в тюрьму.
— Вы блефуете, Фромаж, — ответил тот, которого назвали Бофором. — У вас нет разрешения на арест беглого преступника, потому что это разрешение у меня, и я получил его из лап самого короля. Потому отойдите в сторону и не мешайте отправлению правосудия.
— С разрешением или нет, но так просто мы вам его не отдадим, — сказал Фромаж, обнажая шпагу. Настоящую.
Его товарищи последовали его примеру.
— Господа, господа! — раздался умоляющий голос хозяина заведения. — Пожалуйста, только не здесь. Если вы надумали выяснять отношения, хотя бы выйдите на улицу.
Но его никто не слушал. Тогда обладатель коллекционного бургундского переключил свое внимание на меня.
— Не угодно ли Вашей Светлости заплатить за вино прежде, чем вас арестуют? Я понимаю, вы не успели его попробовать, но ведь бутылка-то уже откупорена.
Видя, что я не реагирую — мои глаза были прикованы к участникам предстоящего поединка, причиной которого была моя скромная персона, — он молитвенно воздел лапки к прокопченному потолку и запричитал: «Сжальтесь над бедным трактирщиком!», но тут его оттеснил верзила Сассенаж.
— Бегите, граф, спасайтесь! — протрубил он мне на ухо. — Мы их задержим.
От такого неожиданного поворота дела я совершенно опешил. По своему истолковав мою нерешительность, гигант, прикрывая меня своим мощным торсом, стал подпихивать меня по направлению к двери.
— А вино? Кто заплатит мне за вино? — продолжал хныкать хозяин, бросаясь за нами вслед.
Я сунул лапу в карман и, нащупав там несколько монет, не глядя, швырнул их владельцу трактира. В следующий момент я почувствовал, что лечу. Это Сассенаж, решив придать мне ускорение, легонько пнул меня пониже спины. Но, видимо, он не рассчитал свою силу, потому что я, не удержавшись на ногах, приземлился на булыжную мостовую.
— Скорее же, черт вас побери! — услышал я за спиной громоподобный голос.
Поднимаясь, я краем глаза успел заметить огромную фигуру Сассенажа, яростно парирующего удары троих мышкетеров, которым он пытался преградить путь. На долю господ Фромажа и Шабишу оставались еще трое. Помочь я им ничем не мог, поэтому, не долго думая, припустил в направлении, заданном мне пинком. В этот момент я знал только одно: меня собираются арестовать и я должен бежать. Кому я не угодил и в чем провинился, — все эти вопросы я отложил на потом.
Примечания
1
В Индии, где ампутация носа была одним из видов наказания, каста гончаров еще в незапамятные времена разработала способ восстановления носа. Некоторые детали этой операции, кстати сказать, применяются до сих пор. Примечание переводчика
(обратно)2
Даты указываются в мышином летоисчислении. — Примечание переводчика с мышиного.
(обратно)
Комментарии к книге «Восточное путешествие», Максимилиан Дюбуа
Всего 0 комментариев