«Черная луна»

Татьяна Морозова Черная луна

©Морозова Т., 2011

©ООО «Издательский дом «Вече», 2011

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

Пролог 1735 год

Британец уже с полгода обитал на Острове Слонов – так этот кусочек суши назвали португальцы.

Грубые, ничего не смыслящие в ценностях чужой культуры, почти пираты, солдаты из Лиссабона упражнялись в стрельбе по скульптурам индийских божеств, которые украшали многочисленные храмовые залы, высеченные в скале. Португальцы сбивали их каменные серьги, руки и носы к священному ужасу островных обезьян. Служители храма, как тени, куда более быстрые, чем выстрелы чужаков, мелькали то в темных провалах каменных ниш, то на горячих скальных выступах.

Португальцы ушли, прихватив с собой статую слона. Жрецы в одеждах цвета войны, стоя на высоком утесе, провожали корабль с барабанным боем, пока тот не скрылся из вида. Лысые черепа старцев нещадно палило солнце, а обезьяны, как дети, шумели и кричали за их спинами.

Но вандалы не смогли перевезти свою кражу на родину – тяжелая статуя из цельного скального монолита так и осталась в Бомбее. С тех пор прошло двести лет.

И вот на остров прибыл отряд Ост-Индской компании под руководством капитана Дж. Уотерса. Когда никого из туземцев не обнаружили, приготовились было отчаливать назад на материк. Но молоденький солдат по имени Рудольф неожиданно захворал.

Парня бил озноб, и скоро стало очевидным, что Руди больше не жилец. Капитан, опасаясь за остальных, приказал перенести умирающего солдата вверх по склону холма, в один из украшенных древними скульптурами гротов, обнаруженных на острове.

Утром капитан наведался туда, где вечером оставили Руди. Но того нигде ни оказалось. Моряки некоторое время прочесывали остров, казавшийся совершенно безлюдным. А потом сели в лодку и вернулись на материк.

Спустя несколько дней Руди очнулся. Он не сразу понял, что звуки песен и бой барабанов, которые назойливым бредом досаждали ему, так же реальны, как и необычная слабость его собственного тела.

Итак, Руди открыл глаза. Прямо над собой он увидел низкий каменный потолок и почувствовал дуновение теплого утреннего ветерка с моря на своей небритой щеке: оказалось, парень лежал на чистой циновке в тени колонны у входа в пещеру. Пение и барабанные ритмы вновь долетели до его еще мутного сознания.

А потом над Руди склонился лысый индус – солдат видел таких сотни на улицах Бомбея – и взял руку больного, нащупав пульс.

– Пить, – не узнавая своего голоса, еле слышно сказал Руди.

Жрец отпустил руку, поднялся. Солдат пытался проследить за ним взглядом. Но оказался слишком слаб – для этого нужно было бы лечь на бок, а его тело не подчинялось воле и пребывало в состоянии сладкого равнодушного бессилия.

Старец вернулся, протянул деревянный стакан к губам солдата. Руди стал жадно пить. Казалось, с каждым глотком чистой холодной воды в него проникала энергия жизни.

– Спи, – произнес жрец, как показалось солдату, на английском языке.

И Руди уснул…

Вскоре он совсем поправился. До Бомбея было всего шесть морских миль. Но как преодолеть их? К тому же солдат не спешил вернуться к прежнему образу жизни. В своем новом положении пленника Острова Слонов парень находил много привлекательного.

Он с удовольствием ел дважды в день чечевичную похлебку, пил одну лишь воду, добывал манго и кокосы, и все казалось ему необычайно вкусным и забавным.

Монахи начинали день ранним утром с традиционных танцев и песен, которые должны были будить хозяина острова – Шиву. Руди с любопытством чужеземца наблюдал за ритуалами. Относились к нему здесь вполне доброжелательно.

– Скажи, монах, ты так и умрешь на этом острове? – спросил однажды Руди того самого индуса, которого увидел в первую минуту своего выздоровления.

– Зачем мне другое место? Ведь истина обитает в моем сердце, – уклончиво ответил тот.

– Как хотя бы тебя зовут? Я должен знать имя своего спасителя.

– Зачем тебе имя простого пуджари? Если ты ищешь истину, имя не имеет значения.

Странное дело, индус говорил на своем языке, которого не знал британец, а британец – на своем, но они понимали друг друга!

Руди пользовался полной свободой передвижения – в пределах острова, конечно. Юноша исследовал его пядь за пядью. За ним как наблюдатели Шивы всюду следовали обезьяны. Но на этом клочке земли, омываемом водами Аравийского моря, переходящего в океан, не имелось ничего примечательного, кроме святилищ, вырубленных с незапамятных времен в скалах и представляющих собой несколько разных по величине залов с изваяниями и резьбой по камню.

Сами монахи называли свой остров «домом Шивы» – божества из верховной триады буддизма. Руди ощущал странное волнение, когда бродил по пещерным храмам, меж огромных изображений плечистых индийских божеств из гладкого, отшлифованного веками камня. Везде он встречал фигуры, помеченные вездесущим «третьим глазом»: самого Шиву, его сына Ганеша с головой слона, Хаягриву, Махакалу, Яму, Самвару, Шри Дэви… Жрец с почитанием в голосе называл Руди каждое из имен, рассказывал о связанных с ними легендах. Гулкие залы, освещаемые только факелом в руках провожатого, источали прохладу и покой.

А спустя сто дней после выздоровления жрец устроил Руди церемонию «благословения». Вечером солдату было предложено пройти в один из залов. Там у статуи Трехликого Шивы ожидал другой священнослужитель, с металлическим подносом, на котором плясало пламя. Жрец объяснил Руди, что для очищения нужно «обнять» пламя и приложить руки к лицу. После того как британец проделал это трижды, старец красной краской нарисовал «тилак» – кружок меж его бровей.

– Теперь ты можешь стать одним из нас. Следуй за мной, – произнес жрец и отправился вглубь пещеры, захватив факел.

Она была самой длинной из всех, посещенных Руди на Острове Слонов. Парень шел за монахом в абсолютной тишине, которую лишь подчеркивали мягкие шаги ног, обутых в кожаные сандалии. Пламя от факела удлиняло человеческие тени, кажущиеся ползучими сущностями, отделяющимися от высеченных на стенах фигур.

– Здесь, – остановился наконец монах.

Руди озирался по сторонам, но видел все то же: гладкие широкоплечие скульптуры с тонкими талиями.

– Что…? – начал было Руди, и тут же осекся.

Жрец коснулся огнем одного факела на стене, затем другого, третьего…

Зал осветился. Старец легко отодвинул в сторону каменный барельеф – шагнул в открывшуюся потайную нишу. Руди проследовал за ним. Увиденное ошеломило его.

В центре круглого зала откуда-то сверху прямой луч солнца освещал ярко красный камень во лбу большой фигуры человекобога. Жрец озарил фигуру еще и огнем факела. И Руди понял, что камень изображает третий глаз Шивы – да, это была статуя Шивы, спокойно сидящего в позе лотоса.

Руди обошел скульптуру.

– Шива Охраняющий, – пояснил жрец.

Глаза у Шивы были разукрашены, видимо оттого он казался застывшим, но живым.

Жрец провел рукой у стены пещерного зала, и луч света исчез. А через несколько секунд камень изменил цвет: с алого на голубой. Теперь над переносицей скульптуры сиял совершенный по красоте голубой алмаз миндалевидной формы. Размер алмаза лишил Руди дара речи: он был с перепелиное яйцо!

– Око Шивы, всевидящий глаз Бога! – произнес жрец, – Пока оно здесь, мир безмятежен.

– А что будет, если Шива лишится своего ока? – спросил британец.

– Мировой хаос. Гибель мира. Шива хранит древние законы Вишны. Но своя карма есть у всего… Своя – и у Ока Шивы.

Руди не помнил, как вышел из пещеры. За всю дорогу назад он и монах не проронили ни слова.

В последующие дни Руди мечтал лишь об одном: вновь увидеть сверкающий глаз Шивы.

– Твое сердце все еще в коконе, – заявлял ему жрец, – но я вижу, что ты мчишься навстречу своей судьбе. И мой долг помочь тебе в этом.

– Ты говоришь как Гуру. А я не знаю, способен ли мой дух к восхождению. Ведь я простой солдат, к тому же – христианин, – качал головой Руди.

– Я бы не стал напрасно тратить свою энергию, – отвечал жрец, – а все религии говорят одно. Мы должны осознать свою божественную суть. И не жить в слепоте и во тьме разрушения.

– Монах, тебя хоть что-то способно вывести из равновесия? Порой мне кажется, что я не живу на острове, а вижу сон, и ты не из плоти и крови…

– Жизнь и есть сон. А служители Шивы – как непотопляемые корабли в океане иллюзий. Когда они осознают Божественную суть мира, ничто не изменит этого их состояния. Выбор только за тобой…

«Я выбираю…» – Руди даже мысленно боялся произнести это слово…

Так проходили дни. У Руди созревал план.

Он стал подолгу уходить в дальний конец острова, к недостроенным храмам, чтобы остаться там наедине с самим собой. Иногда Руди жил в уединении несколько дней. Монахи относились к этому с пониманием.

Но он использовал свое отшельничество совсем не так, как они полагали. Британец сооружал плот, сплетая его из тамаринда. Обезьяны, лакомившиеся плодами «индийского финика», как называли его арабы, кричали и скалили на работающего человека свои маленькие злые мордочки, когда тот валил очередное дерево. Через месяц плот был готов.

Оставалось украсть алмаз.

В один из дней Руди объявил жрецу, что намерен уединиться надолго, и стал дожидаться ночи в зарослях манго. Когда монахи уснули, он тенью скользнул в ту пещеру, где получил благословение. Подгоняемый страхом возмездия, Руди несся по каменному тоннелю. Барельефы и скульптуры от факельного огня будто оживали на пути. Все казалось зловещим, но он уже не мог остановиться: алчность влекла его вперед.

Наконец Руди открыл тайник. Тело сидящего в позе лотоса Шивы распространяло покой. Но сейчас алмаз показался Руди кровяной раной… Острым камнем, дрожа от возбуждения, солдат выдалбливал сокровище из каменного лба бога, и казалось, руки его обагряются кровью.

Алмаз лег в ладонь горящим угольком, но вдруг на глазах стал превращаться в ледяную звезду, чуждую живому миру.

Руди побежал по пещере к выходу, стараясь не думать об обезображенном Боге. Не помня себя, он мчался к своему спрятанному плоту. Обезьяны просыпались и с дикими криками перескакивали вслед за ним с дерева на дерево.

Британец подскочил к завалу из веток, задыхаясь, расчистил от них плот, дотянул его до воды и стал отчаянно грести заготовленным веслом. Его вынесло в море.

…Жрец стоял на вершине утеса, того самого, с которого прежние хранители двести лет назад провожали взглядом португальцев, увозящих божественного слона. Ярко-синяя морская гладь розовела там, где всходило солнце. Вдалеке виднелись горы других островов и четкая материковая линия.

Мудрец посмотрел на ту сторону острова, где часто уединялся найденыш. От пальмовой рощи к воде на песке тянулись борозды от плота, который солдат протащил волоком. Жрец вгляделся в синюю даль и увидел беглеца крохотным комочком, качающимся на поверхности моря. Над лысой головой старика носилась с отчаянными криками стая крупных чаек.

– «Око Шивы» принадлежит своему Богу, – прошептал жрец, – Рок владеет безумцем…

Жрец еще раз с сожалением посмотрел на человека, увозящего на плоту священный алмаз, зная, что кара неминуема…

…Это был рискованный шаг. Но Руди повезло: его подобрала рыбачья шлюпка и доставила к порту Бомбея.

Капитан Уотерс встретил Рудольфа с радостным удивлением. Солдат, воскресший из мертвых, рассказал удивительную историю о таинственном излечении, о том, как одиноко жил на острове в надежде, что за ним вернутся.

Рассказ тронул капитана, и он позволил Руди поездку домой. Все складывалось как нельзя лучше.

Рудольф, которого ежеминутно подстегивал страх погони и наказания, свободно вздохнул лишь в ту минуту, когда поднялся на палубу трансокеанского клипера «Кондор». Клипер зафрахтовали у американцев лондонские купцы для перевозки чая и пассажиров.

Корабль был прекрасен, как мечта о новой жизни. Палубу покрывал лак. Мачты сверкали на солнце. Золоченая птица кондор распростерла крылья по обе стороны форштевня. Черные борта изящно подчеркивала тонкая золотая полоса. Тугие паруса казались белоснежными.

За три месяца клипер должен был доставить Руди в Лондон. Британец строил большие планы.

– Сниматься с якоря! – прозвучала команда.

Руди стоял на палубе и смотрел на Остров Слонов, едва виднеющийся отсюда в дымке горячего воздуха. Лишь когда корабль оказался в полной власти безбрежного океана, солдат окончательно расслабился. Он сунул руку под рубашку. Алмаз «Око Шивы», зашитый в мешочек, висел на груди.

Через месяц однообразное плаванье стало казаться бесконечным. Но в один из вечеров на корабле произошло ЧП: у пехотинца Ост-Индской компании, плывущего в отпуск, случилась пьяная драка с матросом клипера. Дошло до поножовщины. Глубокая колотая рана навсегда остановила сердце британца. В суете один из пассажиров незаметно сорвал с шеи убитого шнурок с черным мешочком…

Матрос рассказывал потом, что вовсе не хотел убивать болтливого солдата, он сам напоролся на нож…

Часть 1. Императрица

Глава 1 1985 год

Подростка, одетого в теплый свитер и вязаные штаны от костюма водолаза, посадили в просмоленную деревянную лодку с мотором. Старик завел двигатель, и лодка, поднимая нос над поверхностью черной воды, направилась в центр озера, на остров Ольхон.

Черный холодный Байкал и такое же смоляное небо сливались в одно бесконечное вселенское тело. Звезды августа ярко горели над головой, фонари на редких и невидных в темноте рыбачьих посудинах тщетно вторили небесным светилам.

Мальчишка сидел в лодке и всем своим существом ощущал, как она несет его сквозь смешавшиеся пространства, водное и небесное, – будто и сам он мчится от обычной жизни к чему-то непостижимо огромному и важному, как космос.

Мальчик не заметил, сколько времени прошло в пути, и очнулся лишь тогда, когда лодка воткнулась брюхом в прибрежную землю.

– Вставай, паря, приехали, – сказал старик.

Они спрыгнули в воду и подтянули лодку на песчаный берег залива. Дальше остров поднимал свое большое темное тело, очертаниями повторяющее контуры самого Байкала и заросшее сосновым лесом.

– Пойдем, – позвал мальчишку старик.

Они отправились по берегу туда, где в свете луны белела мраморная скала мыса Бурхан. Их ждали: мальчишка увидел впереди свет костра.

– Что там? – спросил подросток.

С каждым шагом он чувствовал, как быстрее разгонялась кровь по телу, сердце учащенно билось, на лбу выступила испарина.

– Страшно? – остановился старик и вгляделся в лицо парнишки, – Коли так, можем не ходить.

Мальчик встал, прислушиваясь к рокоту ветра. Тот кружился вокруг скалы, соединяемой с островом тонким перешейком, залезал в каменные щели, касался красного мха и гас на волнах спокойного тысячелетнего озера.

– Что там? – еще раз повторил мальчик, глядя на скалу.

Ему послышался звук колокольчиков.

– Дух-хозяин Ольхона. Ты можешь отказаться. Детям здесь не место…

– Я не ребенок, – сжал губы мальчишка, крепкий телом и духом. – Идем.

В незапамятные времена мраморная скала называлась скалой Шаманки. Буряты испытывали священный ужас, упоминая об этом месте. От кровавых жертв, тысячелетиями приносимых духам земного, небесного и подземного мира, у скалы скопилась энергия, которую чувствовали все, кто приходил сюда, даже теперь, в эпоху безбожия.

Сотни лет назад всадники, проезжающие мимо этого места, спешивались и обматывали кожей конские копыта, чтобы не потревожить цоканьем Хозяйку. И сейчас сюда никто не рискнул бы заехать на машине или устроить пикник, хотя земля здесь была заселена.

Говорили, что сквозная двенадцатиметровая пещера в горе скрывает проход из одного мира в другой. Раз в году проход отворяется, и посвященные ждут своего часа. Гора считалась сакральным местом, куда совершали паломничества все северные шаманы.

Когда в Бурятии стал распространяться ламаизм, то в пещере установили алтарь Будды, а скалу переименовали в Бурхан, что и означало Бог, Будда. Но алтарь простоял недолго, а в простонародье осталось жить прежнее название.

Старик и мальчик подошли к костру. Он был разожжен на площадке перед скалой. У огня сидел человек, похожий на воплощение духа. Пляшущее под ветром пламя освещало его широкоскулое лицо, железный обруч с прикрепленными рогами охватывал голову наподобие короны, до самых плеч спускались седые космы.

Шаман, не двигаясь, смотрел прямо на старика и мальчишку, но парню казалось, что тот не видит ничего, погрузившись в сон с открытыми глазами.

– Молодой волк, – произнес наконец шаман, – подойди ко мне.

Старик легонько подтолкнул парнишку вперед. Тот сделал несколько шагов и встал у костра.

– Ты умело плетешь канат своей жизни, – сказал шаман, острым взглядом ощупывая лицо и руки парня, – ты хочешь быть достойным продолжателем рода?

– Хочу, – просто ответил тот.

– Молодец. Никогда не переставай плести канат жизни и дай клятву, что не будешь слабым и безвольным. Ты приложишь все силы и выполнишь мою волю! Клянешься?

– Клянусь, – просто произнес парень.

– А за это я одарю тебя силой целого войска.

Мальчишка затрепетал. Он осознал необратимость момента. Узкие глаза шамана с лучами глубоких морщин смотрели сурово и испытующе. Мальчик услышал волны, накатывающие в полукруглой бухте за мысом Бурхан справа, шум сосен над песчаным заливом слева, дыхание старика у себя за спиной… Он стоял на узкой полоске земли. Прямо перед ним полыхал костер. За огнем, откидывая длинную тень, поднимался во весь рост, гремя десятками оживших колокольчиков, шаман, а пламя за его спиной выхватывало из темноты позади огромные белые скальные глыбы.

– Ты готов принять дар?

– Да.

Шаман встал. Его тяжелый плащ из овчинных шкур украшали мешочки, наконечники стрел, разноцветные ленты и бахрома. Ленты были пришиты к плечам, к рукавам и к левой стороне плаща, они свисали до самого подола. На полах этого одеяния колыхались связанные в узлы кожаные шнурки, на подоле подвывали и гремели от ветра и движений связки трубочек с пришитыми колокольчиками.

Мальчишка вдруг отчетливо увидел на одном из скальных отвалов светящееся белое изображение человеческой фигурки. Рядом темнел вход в пещеру.

Шаман, едва передвигая ногами, направился к пещере и исчез в ней.

Парень повернулся к старику.

– Кто он?

– Белый старец. Шаман в десятом колене. За свою жизнь он загнал семь коней, – прошептал старик.

– Загнал семь коней? – удивился паренек.

– Так у шаманов зовутся их бубны.

– А что он будет делать сейчас?

– Он произнесет молитву дурдалгу и впустит Онго. Смотри и слушай, – так же шепотом произнес старик и поспешно отошел от парня подальше в темноту.

Вернулся из пещеры шаман. Теперь с его шеи на ленте свисало круглое зеркальце из бронзы, а глаза закрывала ленточная бахрома. В руке он держал большой коричневый бубен и колотушку.

Шаман подошел к костру, положил бубен и колотушку на землю, протянул руку в горящий огонь, вытащил красные угольки и золу. Выложил их на плоский камень у костра. Развязал один из мешочков на своем плаще, высыпал из него поверх золы сушеный артыш. Стал распространяться сильный можжевеловый запах. Шаман обкурил можжевеловым дымом свой бубен и колотушку. После чего сделал над курильницей по три оборота сначала одной, затем другой ногой и сел спиной к мальчику, тихо и монотонно постукивая в бубен.

Это продолжалось довольно долго. Мальчишка придвинулся к старику и шепнул ему в самое ухо:

– Что он делает?

– Камлает. Разговаривает с эренами, зовет их.

– А что нам делать?

– Ждать.

Ждать, когда соберутся духи, пришлось не менее часа. По мере их приближения звуки бубна становились все ритмичнее, короче, они будто наполнялись энергией неведомой силы.

Шаман стал издавать гортанные крики, похожие на вороньи. Вот крики зазвучали громче и надрывнее, бубен запрыгал в руках шамана, а сам тот резко вскочил и стал стремительно кружиться вокруг костра.

Из темноты послышались завывания волка. Мальчишка невольно вздрогнул.

Старик и мальчик сидели на земле, не попадая в полосу света. Все звуки святого Ольхона утонули в буйстве шаманской пляски. Бешеные удары в бубен все сужали и сужали пространство, закручивая его в воронку. У мальчишки нестерпимо колотилось сердце, и лишь усилием воли он заставлял себя не шевелился – ему отчаянно хотелось влететь в центр этой невидимой воронки, раскинуть руки и заорать во весь голос…

Вот шаман закружился как юла, от мощи его бубна, казалось, могли разорваться скалы… У мальчишки потемнело в глазах, и он увидел, как затанцевала, отделяясь от камня, и светящаяся белая нарисованная фигурка у входа в пещеру…

Шаман остановился как вкопанный, загнав своего «коня» в сумасшедшем ритме. Невидимая воронка крутилась теперь прямо над его головой…

А потом мальчишка понял, что настал его черед: шаман побежал в пещеру и старик толкнул внука вслед за ним.

Парень, пошатываясь на деревянных ногах, приблизился к белой фигурке – это и была солнечная Шаманка, в честь которой назвали скалу. Рядом он увидел надпись на неизвестном ему языке. Под камнем лежали черные четки с теми же знаками, выгравированными на каждой каменной бусине. Мальчик взял четки и вошел в пещеру вслед за шаманом.

Глава 2 2000 год

В городке Рихтерсвиль туристы, налюбовавшись вдоволь видами на озеро Цюрих, бродили, выискивая места за столиками уличных кафе.

Рестораны предлагали свои коронные блюда: бифштекс из конины, рагу из кровяной и ливерной колбасы, оленье мясо, запеченное с каштанами, тонкие полоски телятины с грибами в сливочном соусе. Время было предобеденное, всюду раздавались приветливые возгласы официантов: «Mahlzeit!», «En Goute!», «Bon appetit!», а от распространяющихся в чистом альпийском воздухе запахов горячей и пряной пищи этот мирный уголок с его неторопливым существованием казался сущим раем на земле.

Стояла первая фаза осени, когда лето еще не желало уступать свои позиции и щедро дарило последнее тепло.

Обед в Швейцарии – время священное, жизнь замирает на полтора-два часа, и ничто не способно оторвать истинного швейцарца от изделий гастрономического и кулинарного искусства. Ничто, кроме чрезвычайного, форс-мажорного обстоятельства.

Для Дэни, высокопоставленного служащего местного отделения крупного женевского банка, таким обстоятельством стал неброско одетый мужчина, видимо иностранец.

Впервые этого мужчину Дэни увидел из окна своего кабинета, когда потянулся от рабочего стола к стеллажу с бланками отчетности. Мельком глянул в окно и остановил глаза на незнакомце, покупающем уличный хот-дог с пивом.

Любой швейцарец с негодованием отверг бы саму мысль о фаст-фуде. Но иностранцы, особенно выходцы из России, часто предпочитали дешевый хот-дог и пиво великолепию здешней национальной кухни. Пиво тут стоило дешевле минеральной воды.

Дэни тут же забыл про человека, жующего хот-дог на противоположной стороне, и занялся делами. До обеда оставалось полчаса.

Будучи отличным менеджером-финансистом, Дэни рассчитывал вскоре занять место управляющего всем отделением банка. Его карьера складывалась безукоризненно. Он был педант в лучшем смысле этого слова, и женевское руководство уже не раз подтверждало серьезность своих намерений в отношении роста статуса Дэни. Он должен был стать директором.

Заполнив бумаги, Дэни выключил компьютер, навел порядок на своем столе, накинул на плечи пиджак, висевший на вешалке, вышел из кабинета, закрыл его на ключ и стал спускаться по широкой лестнице к выходу. Он любил обедать в кругу семьи, тем более что от офиса до дома был всего один квартал. Полезно пройтись немного в предвкушении сытного обеда, приятно прогуляться и обратно с полным желудком. Для сидячей работы – отличное разнообразие.

В этот раз Дэни немного припозднился. Служащие банка уже разошлись, кто домой, кто в ближайшие ресторанчики. Два охранника разговаривали с тем самым мужчиной, что несколько минут назад ел свой хот-дог под окнами банка.

– Вот тот, кто вам нужен, господин Романов, – сказал один из них, показывая рукой на Дэни.

Дэни поморщился. Что за манера у русских – являться в неположенное время? Романов? Какой еще Романов?! И почему охрана ведет себя вопреки сложившимся раз и навсегда правилам?

Господин, только что уплетавший хот-дог, медленно повернул к нему физиономию. Дэни увидел невероятно знакомое, почти легендарное лицо…

– Все хорошо. Добрый день, – сказал на чистом немецком языке мужчина. – Имею честь представиться, Николай Александрович Романов. Русский император. Все хорошо.

Дэни обомлел. Он смотрел в голубые кроткие глаза императора и страдал оттого, что встреча произошла так внезапно, так несвоевременно и…

– Друг мой, не нужно переживать. Хорошо. Я к вам инкогнито. Вы меня слышите? – участливо произнес император.

– К-конечно, Ваше Величество! Я весь к Вашим услугам… – пролепетал Дэни.

– Вот и прекрасно. Хорошо. Я храню в вашем банке свои вещи. Вы знаете об этом?

– К-конечно, Ваше Величество!

Еще бы Дэни не знал – он имел доступ к сейфам особой секретности и был посвящен в тайну. А тайна состояла в том, что в 1913 году на высочайшее имя Николая Александровича в этом банке был открыт счет и, помимо денег, в банковское хранилище поступили личные драгоценности императрицы Александры Федоровны. Они должны были храниться сто лет, а по прошествии срока банк обязался передать их дееспособным английским родственникам царственной четы.

– Все хорошо, друг мой, дайте руку и ведите меня к моим сокровищам, – сказал император.

Дэни, обливаясь потом от волнения, вложил свою руку в протянутую ладонь Николая Александровича. В момент, когда их руки соприкоснулись, швейцарец испытал ощущение, будто замкнулась цепь с единым круговоротом энергетического потока. Он и император стали одним целым – феноменально!

Охрана выполнила необходимые приказания, и путь к подземному хранилищу они преодолели беспрепятственно.

Дэни на последнем этапе многоступенчатой схемы контроля набрал сложный шифр на электронной панели, и многотонная дверь бункера, не открывавшаяся несколько лет, тяжело отъехала в сторону. Император и менеджер шагнули в помещение, способное выдержать ядерный взрыв на поверхности земли.

– Вот Ваш сейф, Ваше Величество. Если позволите, я помогу вам перенести…

– Не нужно, друг мой. Все хорошо. Я пришел не за этим. Откройте.

Дэни открыл сейф. Внутри стояло несколько запечатанных ящиков и мешков, на каждом из них был прикреплен листок с описью содержимого. Швейцарец никогда не видел этих богатств, но ясно представлял себе, что они колоссальны.

Император выпустил его руку, подошел к мешкам, внимательно осмотрел описи и достал один из опломбированных ящиков, самый маленький, внутри которого находилась шкатулка. Дэни смущенно отвернулся: служащим не полагалось видеть клиентов банка в такой момент.

Через пять минут на плечо Дэни легла рука императора.

– Все хорошо. Пойдемте. Я удовлетворен.

Дэни вновь закрыл сейф, затем оба вышли из хранилища, и оно автоматически захлопнулось.

Швейцарец проводил высочайшего гостя к выходу, не смея предложить ему поставить свою подпись на специальной карточке. Охранники вытянулись во фрунт, пропуская императора.

Романов печальным кротким взглядом окинул вестибюль банка. Глаза его остановились на больших настенных часах с боем.

– Все хорошо. Оставайтесь на месте. Когда вы услышите бой часов, вы ничего не будете помнить, – произнес император и осенил всех троих крестным знамением.

Он вышел, держа руки в карманах своего льняного пиджака. Дэни и охранники наблюдали сквозь стеклянные двери за удаляющейся фигурой, пока император не скрылся за поворотом улицы. Солнце находилось в зените.

Раздался оглушительный бой часов.

Дэни стоял на площадке – секунду назад он спустился с лестницы, направляясь пообедать.

Охранники как-то странно смотрели на выключенные мониторы.

– Минутное замыкание, ничего страшного – предположил один.

Второй включил систему, мониторы вновь заработали.

Дэни не слышал этого, он кивнул им и вышел.

Все-таки что-то смущало его. Он не понимал, в чем дело. Какая-то противная заноза засела в сердце.

Дэни шел по привычному для него маршруту и удивлялся, не понимая, почему его всегда сбалансированное душевное равновесие давало очевидный перекос. Что-то было не так. Он огляделся по сторонам. Взглянул на наручные часы. И издал тихий возглас изумления: его обед уже целый час дожидался на столе, жена извелась, не понимая, почему супруг так задерживается. С ним такое произошло впервые. Дэни прибавил шаг…

Глава 3 2010 год

Нина проснулась ровно в семь тридцать.

Через пять минут звякнул будильник. Она, вытянувшись в постели, ждала его с напряжением хищника – и резким нажатием ладони накрыла дребезжащий колпачок.

Еще через две минуты загудел будильник мобильного телефона – контрольный звонок. Пора.

Обычное утро обычного дня. Понедельник. По статистике, утром в понедельник женщины уделяют своей внешности вдвое больше времени, чем в пятницу. Нина не являлась исключением. Но не в этот раз.

Выходные выдались на субботу и воскресенье, такое случалось нечасто при ее скользящем графике. Два дня безделья в плывущем от июльской жары мегаполисе были худшей пыткой, которую придумала цивилизация.

Тишина разбудила тиранов в ее душе, и те вновь назойливо стали ставить вопросы, на которые не находилось ответов. Тишина приобретала характер вселенской катастрофы. Телефон выглядел безжизненно, как ампутированный орган. Никому до Нины не было дела. Даже родителям, что спокойно ковырялись на грядках воронежской дачи.

Но, слава Богу, два дня пытки телевизором и куда более глобальным, чем сеть Интернета, абсолютным, беспросветным одиночеством закончились со звонком будильника.

Итак. Понедельник, 07:35 по московскому времени…

Нина с облегчением почувствовала прилив жизненных сил – да, что делать, в ее тридцать два бодрила именно работа. Других обязанностей, которые привязывают к земле, у нее не было. Слава богу, врач – это призвание, а не статус, а призванию можно отдаваться без остатка.

В день тридцатилетия, отмечая с хорошей миной при плохой игре свой первый грустный юбилей в недорогом ресторанчике, Нина сказала сама себе: «У меня есть любимая работа, я нужна людям, а это главное». Утешило.

Но иногда ее выходные выпадали на общие выходные. Или праздники, что еще хуже.

Нина не страдала комплексом неполноценности, вопреки большинству встречаемых ею свободных мужчин. А «несвободные» после одного жестокого романа перестали интересовать ее как вид. Женщина умела себя подать, флирт иногда забавлял ее. Но она умела и другое: ставить безошибочные диагнозы. Превращение леди-львицы в строгую циничную докторшу – а это происходило с Ниной мгновенно и непроизвольно – очень отрезвляло мужчин.

Вот так. 08:15, туфли, ключ, лифт. Свет в коридоре выключен. Жизнь продолжается.

Клиника, в которой она работала, располагалась в новом трехэтажном здании. Место было престижное. При трудоустройстве кадровичка брала с новичков письменное обязательство о неразглашении имен клиентов. А люди «с именем» сюда обращались довольно часто.

Собственно, такова жизнь. Если что-то дается тебе в избытке, чего-то обязательно должно не хватать. Нине не доставало ее собственного мужчины и собственных детей. Все остальное у нее было.

Утренняя давка в метро, ровно семь минут знакомой дороги к зданию клиники. Приветствия и улыбки коллег. Нине нравилась стерильность стационарного существования. Блестящий кафель, блестящий хирургический инструмент, блестящее будущее. Нина заведовала отделением хирургии.

– Доброе утро, Нина Кирилловна! Как провели выходные? – прощебетала изящная длинноволосая блондиночка – дежурная медсестра Наташа.

– Доброе утро, Наташа. Спасибо, прекрасно отдохнула. У нас все спокойно?

– Все спокойно, – рапортовала блондиночка, – Что с ними будет-то. Только в пятнадцатой наша звезда капризничал опять. Уйти хотел. Ваш телефон требовал. Но я не дала.

– Правильно. Спасибо, Наташа.

Нина достала из сумочки связку ключей, открыла свой кабинет. Вошла и тут же кинулась к форточке – за выходные в кабинете воздух совсем «сварился».

Затрезвонил телефон на рабочем столе. Нина схватила трубку.

– Врач Лановая. Слушаю.

– Нина Кирилловна, это я, – заторопилась Наташа, – Звезда требует вас. Скандалит, – добавила она значительно тише.

– Скажите, что плановый обход через сорок минут. Я его обязательно посмотрю.

– Да я говорила, – вздохнула медсестра.

Нина положила трубку. Включила радиоприемник – его тихая болтовня ненавязчиво создавала ощущение уюта и присутствия заоконной жизни. Надела белый халат, взялась за бумаги.

Два бессмысленных дня дома немного выбили из колеи. Она пролистала истории болезней пациентов. В общем-то, футбольная «звезда» – двадцатидвухлетний «сумасшедший голкипер», как его прозвали газетчики, не зря рвался на свободу – сустав после небольшой травмы был уже вполне работоспособным. Но покой ему еще бы не помешал, скажем, с неделю…

– В эфире новости. И вновь про сенсационное открытие прошлого вторника, которое вернуло миру крупнейший бриллиант «Кондор»… – начал диктор по радио.

Нина взглянула на часы. Ровно десять. Время обхода. Пора.

Пятнадцатая палата оказалась последней. Андрей лежал на кровати и монотонно нажимал на кнопки пульта, перескакивая с одного телеканала на другой. Он тоже устал от вынужденного безделья.

Нина предупреждающе постучала и толкнула дверь. Андрей не обратил на нее никакого внимания.

– Здравствуйте, – сказала сухим докторским голосом, – как самочувствие?

– Лучше некуда. Документики подготовьте на выписку.

– Когда готовить выписку – решаю здесь я, а не пациенты. Встаньте, пожалуйста.

Андрей еще раз переключился с канала на канал. Лениво поднялся с кровати и встал перед Ниной, широко раскинув обе руки в стороны.

– Щекотать будете?

Андрей, красивый, избалованный ранней славой шатен, просто излучал счастье и детское самолюбование.

– Ваша проблема – в вашей юношеской агрессивности. Сядьте на корточки, максимально сгибая колени.

– Профессия у меня такая. Футбол. Может, слышали? – Андрей легко присел. – Ну? Дальше что? Так и родить можно.

– Дальше пройдитесь «гуськом» на носках, не вставая. Как? Есть дискомфорт?

Андрей прошел всю палату на корточках, глядя на экран.

– Завтра в столичном Гостином Дворе состоится презентация новой коллекции культового российского кутюрье Владлена. Это событие уже называют показом века. Ведь на моделях будут драгоценности императорского двора из Алмазного фонда России, а главной сенсацией станет бриллиант «Кондор». Его обнаружили в тайнике тобольского монастыря несколько дней назад…

– Слышали? – Андрей поднялся во весь рост, взял с кровати пульт и прибавил звук.

– Хотите скрыть от меня признаки остеоартроза? Мы не закончили!

– Да погодите вы! – Андрей уселся на кровать и уставился в телевизор.

Нина открыла папку с его историей. Вспомнила о том, что тренер просил быть «с мальчишкой построже». Его травма могла перечеркнуть сезон всей сборной.

– Андрей!

– Слушайте!

– На открытие приглашены премьер-министр, знаменитости из мира эстрады и спорта… – продолжал диктор.

– Я тоже приглашен! – радостно воскликнул голкипер.

– Рада за вас. Андрей, если вы будете так себя вести, то останетесь еще на неделю. Тем более что вашим тренером мне поручено…

– К черту тренера! – спокойно отреагировал пациент. – И вас с вашими приседаниями – туда же!

– Ну, знаете! – Нина захлопнула папку, развернулась и вышла в коридор.

– Главная ценность коллекции, бриллиант «Кондор», будет охраняться… – донесся голос диктора из палаты № 15.

Андрей с грохотом захлопнул дверь.

– Фигляр! – ругнулась Нина уже в своем кабинете и занялась текущими делами.

Понедельник у нее был относительно свободен – никаких операций.

Вечером она совсем забыла об инциденте с футболистом. Но почти перед самым концом рабочего дня медсестра, сменившая Наташу, подошла к ней и виноватым голосом передала требование из палаты № 15. Андрей выдвигал ультиматум: или его отпустят по-хорошему, или он просто уйдет из больницы.

– Ему очень нужно завтра быть на показе мод. Вопрос жизни и смерти, – развела руками медсестра, – Дело в женщине… У него невеста – модель.

– Это мне не интересно. У него вопрос жизни и смерти решается на футбольном поле. Дадите ему на ночь успокоительного.

И все-таки Нина нехотя вновь постучала в дверь палаты.

– Ладно. Начнем сначала. Встаньте на левую ногу. Так. Правую поднимите и согните в коленном суставе. Руки скрестите на груди, глаза закрыты. В таком положении стоим не менее минуты…

– Ну я вас очень прошу, – взмолился Андрей, когда Нина показала ему на секундомер – он выдержал лишь 54 секунды.

– Да выпишу я вас. Успокойтесь. Завтра же и выпишу с утра. Только учтите. Футбол – самый травмоопасный вид спорта. Вы постоянно находитесь в состоянии нервно-психического напряжения. То есть подвергаете свой организм ежеминутному стрессу. Я же наблюдала вас две недели. Вы, наверное, даже во сне отбиваете мячи. Не умеете расслабляться. А между стрессом и возникновением травмы существует прямая связь. Мышечное напряжение растет, это приводит к потере моторной координации…

– Спасибо за лекцию, все это я знаю. В котором часу отпустите?

– …а двадцать лет – самый травмоопасный возраст у футболиста…

– Двадцать два.

– Ладно. В полдень будете на свободе. Только учтите…

– Что?

– …в следующий раз не прикладывайте к травмированному месту лед. Это непрофессионально. Есть же специальные гели.

– Мы – из народа.

– Тогда уж лучше холодную воду. Лед слишком агрессивен.

– Любите вы это словечко, я смотрю. А хотите, я вам тоже дам совет? – ухмыльнулся Андрей.

– Спасибо. Не стоит.

– Вам бы тоже не мешало расслабиться. Хотите…

– До завтра, – отрезала Нина и вышла из палаты.

Этот спокойный вечер стал последним в жизни успешного московского доктора Нины Лановой. Следующее утро принесло с собой непредсказуемые события.

Опять дежурила Наташа.

– Нина Кирилловна! – заговорщицки позвала она издалека, когда Нина лишь входила в отделение.

Заведующая подошла к сестринскому посту.

– Что случилось?

– У нашей звезды такие проблемы! Он даже пепельницу в телевизор швырнул. Разбил.

– Акт составьте.

– Да уладили уже. Он новый заказал, сейчас привезут.

Нина пожала плечами. Мальчишка от «звездности» явно не в себе. Ему бы у психиатра подлечиться. Шутка ли – в двадцать лет стать знаменитостью, каждый шаг которой подлавливают репортеры. А ведь еще вчера гонял мяч в каком-нибудь захолустном дворе.

Взгляд Нины упал на раскрытый глянцевый журнал, который медсестра читала, пряча под стойкой. Напротив жирного заголовка «Модель ушла к другому» стояла фотография улыбающегося Андрея с какой-то красоткой в обнимку.

– Причина? – Нина ткнула пальцем в фотографию.

– Она самая, – подтвердила медсестра.

– Уберите это, – велела Нина и прямиком отправилась в палату № 15.

Андрей лежал на кровати со скрещенными на груди руками. На полу валялись куски разбитой телевизионной панели.

– Наташа, пусть санитарка уберет! – крикнула Нина в коридор.

– Не надо сюда никого звать. Уберете, когда уйду, – мрачно заявил Андрей.

Нина присела на край кровати. Мальчишка совсем.

– Я подготовлю выписку. Минут через двадцать сможете нас покинуть. Я напишу рекомендации. Будьте добры их…

– Вас ведь Нина зовут? – Андрей присел, опершись о стенку, и прищурился, глядя на женщину.

– Нина Кирилловна.

– Нина. А что вы делаете сегодня вечером? Я приглашаю вас на дефиле в Гостиный Двор…

Глава 4

Настоятельница Феодора проснулась задолго до крика петуха. Она вообще почти не могла спать все ночи с той недавней находки.

– Господи, помилуй нас, грешны-их, – вполголоса пропела Феодора, встала, облачилась в темное платье и вышла из своей кельи в обширную комнату, служившую пока ее кабинетом.

Здесь на старом диване, укрывшись самодельным покрывалом, прикорнула щуплая старушка.

– Спишь, мать Георгия? – спросила настоятельница.

– Не, матушка, что ты, бодрствую! – насильно прервав сон, как призывник-первогодок, моментально проговорила старушка.

– Вот и мне не спится. – Настоятельница присела на край дивана.

Георгия хотела подскочить, но была остановлена властным движением руки Феодоры.

– Ты лежи, лежи, старая, чего ты так резко встаешь-то? Лежи.

Георгия послушно легла. Феодора задумалась о чем-то надолго.

– Что, матушка, страшно тебе все еще, небось? – участливо спросила старушка.

– Подь ты! Все в руках Господа. Только ума не приложу, как он мог там оказаться. Ведь тут после революции все перестраивали под общежития… Мать Георгия…

– Что, матушка?

– Помнишь, что было, когда мы с тобой сюда заселились?

Старушка истово перекрестилась.

– Помню. О господи! Да ты не бойся! С нами – Бог, с нами Бог…

– Кто знает, сколько нам выпадет еще испытаний… – произнесла настоятельница и с тяжким вздохом поднялась.

Запел монастырский петух Жорж, через миг пение подхватили все сельские курятники.

– Погода переменится на жару, – прислушалась Георгия. Она любила Жоржа и сделала тезкой на заграничный манер. – Он нынче сразу после заката пел.

– Да, жарко будет, – задумчиво добавила Феодора.

Еще пятнадцать минут – и монастырское подворье оживет. А послушницы-то должны быть уже на ногах – утренняя обедня идет до восхода солнца.

Феодора налила себе из трехлитровой банки воды в стакан: вода натощак по утрам лучше любого лекарства от старости. И пошла к выходу.

– Ты отлежись сегодня, не усердствуй. А то опять машину не доищешься – тебя в больницу вести.

– Да, матушка, здорова я уже. Оклемалась, – заикнулась было старушка: два дня назад у нее был сердечный приступ.

Но настоятельница так на нее зыркнула, что у той пропала охота спорить:

– Отлежусь, ладно.

– Ну, с Богом, – Феодосия глянула на висевший в углу список с местной чудотворной иконы Божьей Матери, перекрестилась и вышла на улицу.

День будет точно ясный, солнечный. Небо своим голубым шифоном уже покрыло грешную землю. Феодора с удовольствием вдохнула сладкий утренний воздух. Жорж никогда не ошибался…

А вот в то утро несколько лет назад моросил дождь, петух пропел перед тем раньше девяти вечера. То был знак.

Несмотря на разруху – от старых строений и монастырской стены осталась лишь треть, – древний монастырь в последние два года выглядел весело и безмятежно, как и подобает. На всем здесь присутствовал отпечаток надежды: строительные леса окружили храм и кельи – стройматериалы, инвентарь встречались тут на каждом шагу. Настоятельнице удалось найти щедрого спонсора – так теперь называли благотворителей, – он и нанял бригаду для восстановления монастыря.

Бригада жила в наспех отремонтированном подворье. Работники вставали ни свет ни заря и кропотливо творили свое дело.

Уже была восстановлена верхняя часть центральной церкви, с которой в революцию рухнул и раскололся на части крест. Тогда раскол креста сочли дурным предзнаменованием – храм долгое время находился в состоянии поругания. Из святыни большевики сделали сначала склады, потом – общежитие, потом – клуб.

Но справедливость восторжествовала. Монастырь понемногу возрождался: все десять лет, с тех пор как был передан тобольскому благочинию. Монахини изо всех сил тянули жилы, стараясь своим трудом хоть как-то поддержать огонек жизни в разрушенном монастыре. Если бы Господь не послал щедрого благотворителя…

Все здесь радовало взор Феодоры. Только вот то ужасное событие, то убийство несколько лет назад… Находка изуродованного трупа, прибитого к воротам монастыря, терзала душу настоятельницы все эти годы.

Тогда ночью, едва лишь просветлело, она отчетливо услышала сквозь сон чей-то истошный крик. Феодора проснулась от ужаса, вся в холодном поту. Настоятельница прислушалась – ни звука. Но отчего-то ей показалось, что тишина, стоявшая за окном, стала тишиной смерти.

Когда она подошла к храмовым воротам, ее поразил ледяной холод, будто сковавший воздух в том месте. Ворота были наглухо закрыты. Но все знали, что это лишь формальность, поскольку перебраться через полуразрушенные стены вокруг монастыря мог кто угодно.

Феодора мертвенной рукой отодвинула засов. Как в жутком сне, большие створы ворот раскрылись и поплыли на нее. С одного из них грузно свисало чье-то безжизненное подвешенное тело, так зверски изуродованное, что сразу и не определишь – мужчины или женщины.

Этот ужасный миг Феодора никак не могла изгнать из своей памяти.

Приехавший начинающий следователь заявил, что убитая, а это все-таки была женщина лет пятидесяти, погибла несколько часов назад, к воротам преступники цепляли уже труп. Феодора промолчала: крик, который она слышала ночью, мог принадлежать и не жертве, а случайному прохожему.

– Это знак, – уверенно сказала тогда Феодора следователю.

Тот пожал плечами: на хулиганство точно не похоже.

Молодому следователю очень мешал прошедший накануне дождь. Зачем и кто совершил злодеяние, он не представлял. Но хотя и понимал почти стопроцентную бесполезность, все равно долго изучал размытую землю, искал отпечатки пальцев, что-то собирал в полиэтиленовые пакетики, замерял.

Недаром его прозвали в городе «Борька-Пинкертон». Вообще-то, Феодора знала Бориса еще с тех пор, как он с букетом ромашек пришел в первый класс. Тогда она была обычной школьной учительницей. А Боря – лопоухим парнишкой с озорными любознательными глазами. Это его неуемное любопытство часто становилось причиной крупных разговоров директора школы с родителями.

– Фаина Юрьевна, вы успокойтесь, а я насчет сектантства прощупаю… Только пусть ваша мать Георгия молчит об этом, – попросил следователь.

Георгия молчала. Но зловещий слух про сатанистов все равно пополз: люди были напуганы, разговоры на эту тему не прекращались долго.

Обстоятельства убийства так и остались невыясненными. Борис звонил настоятельнице в течение двух недель ежедневно – уверял, что «все под контролем», справлялся о самочувствии и задавал свои вопросы. Но Феодоре нечего было добавить…

Слава Богу, это все далеко позади и стало забываться…

– Господи, на все воля Твоя… – проговорила Феодора, подняв лицо к небу.

А неделю назад монастырь прогремел на всю Россию из-за находки бриллианта мученицы-императрицы.

Строитель сбивал куски штукатурки, и вдруг в осыпавшуюся груду упало что-то, завернутое в коричневую плотную бумагу. Рабочий нагнулся, подобрал находку, размотал толстую нитку, которой было перевязано нечто твердое. Развернул упаковку и замер.

На его ладони засверкал множеством граней ослепительный голубой бриллиант. И неизвестно, что случилось бы дальше, если бы не бдительность Георгии. Эта юркая старушка обладала способностью уследить за всем, что происходило в местном хозяйстве, будто могла присутствовать во всех местах одновременно. Монахиня заметила находку, словно ждала ее и стояла за спиной. Она закричала – и вокруг рабочего тут же собралась толпа из монастырских обитателей.

А спустя полчаса в монастырь съехались специалисты из Тобольска: ювелир, директор историко-архитектурного музея, краевед. Приехал даже мэр города вместе с начальником милиции и целым штатом своих сотрудников. Они столпились в крохотном кабинете настоятельницы и наперебой обсуждали находку, демонстрируя разную степень осведомленности об исторических вехах Тобольска.

Этот день тоже врезался в память Феодоры навсегда. Настоятельница всем своим существом почувствовала заключенную в камне чудовищную силу.

Она долго и сосредоточенно настраивала себя на молитву в келье. Камень лежал на высокой конторке, за которой она иногда писала стоя. Феодора никак не могла войти в должное состояние блаженной отрешенности: глаза, даже закрытые, все время видели надменно сверкающее сокровище. Одно его присутствие подчеркивало всю нищету скупой монастырской обстановки.

– К добру ты или к худу? – спросила у камня Феодора.

Молитва не шла. А гомон высоких гостей за дверью кельи становился все громче. Их нетерпение росло, настоятельница чувствовала волны человеческого любопытства, смешанного с долей неизбежной алчности, проникающие в ее сознание, даже стены не служили им преградой. Возможно, именно этот чужой неоформившийся интерес и удерживал Феодору: она никак не могла решиться передать драгоценный камень собравшимся в приемной людям.

В дверь постучали.

– Кто? – строго спросила Феодора, она слыла суровой и взыскательной.

– Матушка, тут ждут тебя. Неудобно, – приоткрыла дверь и мышкой заглянула Георгия, – может, чаю им предложить?

– Не чаи распивать приехали. Подождут. Скажи, еще минуту.

Когда она вынесла наконец бриллиант и положила его на стол, все невольно ахнули. Волшебная игра света отразилась в каждом человечьем зрачке, заставляя судорожно реагировать на сверхъестественную красоту камня.

– Да… – протянул мэр, – это вам не хухры-мухры… Сенсация. Как думаете, кто его мог спрятать? – обратился он к стоявшему рядом краеведу Конину.

– Позволите? – спросил тот и протянул руку к камню.

Краевед почувствовал одновременно и тоску, и небывалое наслаждение от тяжести бриллианта, взвесил его на ладони и протянул ювелиру. Ювелир вынул лупу, посмотрел на огранку, восхищенно цокнул языком.

Камень закрыли в сейф, сейф опечатали и под охраной увезли в город. А краевед еще долго бродил по монастырским владениям и рассматривал место находки.

Всю неделю монастырь осаждали журналисты. Их с каждым днем становилось все больше, Феодора потеряла терпение и была вынуждена отдать строгий приказ: никого не пускать на территорию обители. Журналистская саранча грозила совершенно разрушить монастырский уклад жизни. Однако, несмотря на запрет, операторы и фотографы все же умудрялись проникать со своими камерами через дыры в ограждении.

Настоятельница окончательно рассердилась и обратилась за помощью к благотворителю. Монастырю была выделена охрана.

Глава 5

В Шереметьево приземлился самолет, выполняющий ночной рейс «Лондон-Москва» авиалинии British Airways.

С трапа сошел высокий худой мужчина в дорогом светлом костюме. Он приехал ненадолго, не имея с собой иного багажа, кроме пухлого портфеля с запасной сорочкой. Британские посольства в любой точке планеты предоставляли ему все необходимое.

Возле таможенного терминала его ожидали.

– Как долетели, сэр? – поинтересовался встречающий.

– Нормально, Ник, даже удалось вздремнуть. Надеюсь, встреча состоится?

– Да, сэр, сегодня вечером вы сможете лично обсудить сложившееся положение с премьер-министром. Вот пригласительный билет. – Ник достал из внутреннего кармана пиджака конверт.

– Вы изложили ему суть вопроса?

– Конечно, сэр.

Мужчины вышли из здания аэропорта и сели в автомобиль с красным номерным знаком. Машина выехала через шлагбаум-автомат на дорогу и взяла направление к посольству на Смоленской набережной.

Энтони Снайпс, директор Фонда Романовых, прибыл в Россию для решения одного щекотливого дела. Не в его интересах было предавать это дело огласке, предстояло соблюсти принцип полной конфиденциальности. Но, к сожалению, премьер-министр России назначил встречу в месте, менее всего подходящем для предстоящего разговора. Энтони ломал голову, пытаясь разгадать ход мыслей премьера, ведь тот наверняка понимал, что Британия выступит с весомым предложением…

– Так вы говорите, Ник, это будет показ мод? – еще раз переспросил Энтони, ему не верилось, что российские власти одобрили такой экстравагантный и легкомысленный поступок со стороны ответственных лиц.

– Да, сэр.

– Какое кощунство, – покачал головой приезжий.

Ник мельком взглянул на Снайпса – тот был невозмутим, как и подобает настоящему английскому джентльмену, особенно если джентльмен имеет непосредственное отношение к шпионажу.

Британская разведка накопила колоссальный опыт на «русском поле». Истории разрабатывались самые фантастические. Взять хоть этот Фонд Романовых – сказка с «воскресшей» дочерью последнего русского императора Анастасией обязательно войдет в анналы английской теории соглядатайства на мировой арене. Разыграть такой спектакль! И так великолепно его обставить! Браво, Снайпс!

Дама весьма преклонного возраста, передвигавшаяся на инвалидной коляске из-за проблем с ногами, была марионеткой в руках влиятельных людей британского правительства. А для всего остального мира она стала великой княжной Романовой, спасшейся от рук большевистских палачей. Ее истинный возраст не афишировали, по «сказке» ей перевалило за 110 лет!

Вокруг нее создавался ореол таинственности и неопределенности. Сам Снайпс служил при ней личным секретарем. Он довольно часто давал интервью, в которых, нимало не смущаясь, на вопрос, почему «княжна» не возвращается в Россию, повествовал про всевозможные моральные и юридические препоны.

Препятствием, вещал он, служило и то обстоятельство, что в отношении Анастасии Николаевны до сих пор действует смертный приговор. Он был вынесен в 1918 году решением исполкома Уральского совета, с позволения председателя ВЦИК Якова Свердлова… Журналисты ухмылялись в блокноты, но своими домыслами историю воскрешения Анастасии не портили.

Зачем понадобилась эта мистификация, Нику было не совсем ясно. Но разговоры о сохранившихся несметных богатствах Романовых, о созданном Николаем перед Первой мировой войной императорском резервном фонде с участием европейских и американских банков, разъясняли главное. Речь, по словам Снайпса, шла о деньгах, способных стабилизировать экономику даже такого отсталого государства, как современная Россия.

«Мы не раз обращали внимание российского правительства на необходимость реабилитации семьи Романовых, для этого требуется пересмотр внесудебного решения о казни царя и членов его семьи. Без реабилитации невозможна и легализация положения Анастасии Николаевны», – говорил журналистам Снайпс. Легализация княжны, по настойчивому мнению Снайпса, могла послужить гарантом возвращения средств Романовых в Россию.

Но не было ли мифом само богатое наследие Российской Империи? Как сказать… Ведь в банковских сейфах Швейцарии, и уж это Ник знал наверняка, десятилетиями нераспечатанными лежали мешки и ящики с драгоценностями и золотом матери и жены Николая Романова. Об этом знали лишь единицы. Если бы не загадочное исчезновение голубого бриллианта, сокровищница оставалась бы тайной даже для дипломатической миссии Британии в России. Но случился скандал. И тайное стало явным.

«Если удастся добиться признания лже-Анастасии, то она – вернее, ее кукловоды – получит в распоряжение громадные средства», – понял Ник.

Кто мог похитить бриллиант? Когда? При каких обстоятельствах? Ведь опломбированные и подробно описанные мешки никто не имел права вскрывать в течение ста лет!

Камень украли прямо из швейцарского банковского бункера, разрушив его авторитет стопроцентной надежности. И это оставалось бы незамеченным еще неизвестно сколько, если бы бриллиант не нашелся… в Сибири! Загадка.

Снайпс приехал в Москву, чтобы аккуратно вернуть камень туда, где ему положено было храниться – ведь такова была воля императрицы Александры Федоровны.

Его подопечная старушка, вжившаяся в роль Анастасии, становилась знаменитостью. Снайпс от ее имени устраивал благотворительные приемы для бедных, посылал дипломатические миссии в горячие точки планеты, объявлял программы «помощи России». Старушка провозглашалась чуть ли не спасительницей Великой Руси, и надо сказать, что из множества самозванок, присваивавших себе за последние восемьдесят лет имя Анастасии Романовой, эта дама выглядела наиболее убедительной.

«Независимо от того, как будет решен вопрос о реабилитации, Анастасия Николаевна предпринимает все от нее зависящее, чтобы передать России через каналы Фонда нужные для русского государства средства династии Романовых», – заявлял в каждом интервью Снайпс.

На самом деле это были абсолютно беспочвенные утверждения. Императрица ни за что не передала бы богатства монархической семьи наследникам банды красных преступников, уничтоживших Отечество ее мужа и детей.

Бедная Алекс – Александра Романова – погибла из-за этой самой «большой политики». Она всеми силами сопротивлялась участию России в Первой мировой войне. Но император решил по-своему… И на шахматной доске военных действий Россия получила полный и безоговорочный мат.

Английский монарший двор – родственники Алекс – также не допустил бы этой передачи ни в коем случае.

Так, значит, трагикомедия со старушкой понадобилась лишь ради имперского наследства? Ник сгорал от любопытства, но понимал, что данную тайну ему, возможно, не удастся узнать никогда. Он занимал скромную канцелярскую должность, простому чиновнику посольства считалось «не по рангу» вдаваться в подробности операций, касающихся большой политики.

– Ник, не могли бы вы предоставить мне подробный план здания, в котором будет происходить показ мод? Как оно называется? – прервал молчание Снайпс.

– Гостиный Двор, сэр.

– Гостиный Двор, – вполголоса повторил директор Фонда Романовых, – И сколько приглашенных?

– О, очень много, сэр. Более сотни человек.

– Да, еще мне понадобятся данные об этом модельере и вся информация о сегодняшнем событии… И список гостей тоже… Знаете, Ник, он явно хочет уйти от разговора, – улыбнулся Энтони Снайпс. – Очень жаль. Семья не должна быть расстроена.

Ник вздохнул. Про пятидесятилетнего Снайпса рассказывали легенды. Этот человек был близок к королевской семье, ему были известны многие тайны мира сего, он не раз оказывался в самой сердцевине важнейших событий, за которыми зорко следила Англия. «Серый кардинал» королевы Британии Энтони Снайпс один стоил целого батальона агентов.

О такой карьере Ник и не мечтал. И в свои тридцать пять гордился хотя бы минутами общения с героем…

Автомобиль мчался по улицам русской столицы, мимо небоскребов из стекла и бетона, по широким проспектам, щедро украшенным рекламными щитами. Двое мужчин, сидящих в салоне машины, знали о прошлом и будущем этой страны куда больше любого из прохожих, живущих в грандиозном муравейнике под названием Москва.

– Ник, – сказал вдруг Снайпс, развернувшись к своему соотечественнику, – вы ведь наблюдательны, умны и хорошо ориентируетесь в Москве?

– Да, сэр, надеюсь, это так.

– Тогда сегодня вечером мне понадобится ваша помощь…

Глава 6

Анжела украдкой сунула в рот сухарик. От голода она сама себе казалась невесомой, как перышко, движения приобрели наконец ту потустороннюю плавность, которой добивался постановщик шоу. Сухарик лежал во рту инородным предметом, с которым язык и зубы не знали, как совладать. Девушка налила воды в стакан и стала разжевывать сухой кусочек хлеба. Ну, хоть что-то.

Неделя выдалась та еще!

Сначала Владлен каким-то образом получил дефиле с обнаруженным в Тобольске сокровищем – его Анжела видела лишь раз – на примерке платья, которому камень должен был послужить застежкой, под охраной автоматчиков. Бриллиант был так огромен, что девушка засомневалась: точно ли настоящий этот камень, из-за которого поднялось столько шума? Но автоматы охраны служили лучшим подтверждением тому. И неделя стала адом – любой ее шаг был под контролем.

И все-таки совершенно непонятно, каким образом кутюрье добился участия в показе камня, которому место в Алмазном фонде нации? Впрочем, «голубая мафия» всесильна.

Показ, конечно же, серьезно увеличит ее, Анжелы, личный рейтинг. Но с некоторых пор карьерные взлеты перестали производить на девушку прежнее впечатление. Хотелось взять тайм-аут. Уехать. Зайти в ресторан и съесть все, от чего пришлось отказываться несколько лет. Съесть и обойтись без искусственного рвотного рефлекса.

Она проглотила тщательно разжеванный сухарик.

В этот раз у нее была отдельная гардеробная. У двери стоял охранник, к нему модель за последние дни уже привыкла. Камень должны были привезти с минуту на минуту. А пока на платье был закреплен его фальшивый двойник. С этой фальшивкой после показа платье уйдет с аукциона за бешеные деньги.

Крохотные хлебные кусочки отправились в путешествие по удивленному такой удаче желудочному тракту.

Да… а потом еще эта дурацкая статья в прессе. Анжела вовсе не собиралась изменять голкиперу. Все случилось как-то внезапно. Была вечеринка. Она получила приглашение. Пила коктейль. Познакомилась с бывшим нападающим из футбольной команды Андрея, он теперь подписал контракт с английским клубом. И все. А на следующий день узнала из газет подробности своей «случайной связи».

Андрей, конечно, впал в бешенство. Анжеле хотелось выть.

В конце концов, она – обычная девчонка из провинции, которой просто фантастически повезло с ростом и лицом. Но если бы не ее железная самодисциплина, не видать бы ей карьеры на подиуме, как своих ушей. Конечно, завистников всегда было навалом. Анжела не сомневалась, что желтой прессе ее сдала какая-нибудь из моделей Владлена. А, может быть, и он сам. Ведь она всерьез собиралась замуж за Андрея Пронина.

А теперь все рухнуло. Он не отвечает на ее звонки. Анжела, по паспорту Евгения, а в быту просто Женька, чувствовала себя так, будто катилась с ледяной горы в холодную полынью. Рукам не за что ухватиться…

Все придется начинать сначала. Сразу после показа.

В дверь постучали. Анжела открыла и впустила постижёра. Нервный худой юноша стал колдовать над ее прической. Затем пришел визажист и сделал ей мейк-ап, сотворив с ее лицом что-то феерическое. Анжела стала похожа на аристократку со старинной фотографии.

Постижёр и стилист вышли. Она вновь осталась одна. И рассматривала себя в зеркало, гадая, явится Андрей на показ или нет.

В зеркало она и увидела, как дверь крохотной гримерки отворилась без всякого предупреждения и в комнату вошел незнакомый мужчина.

– Вы кто? – испугалась Анжела, продолжая смотреть на его отражение.

Незнакомец молча подошел и проложил руку ей на плечо.

– Все хорошо. Не волнуйтесь. Посмотрите на меня. – С этими словами он с силой развернул девушку к себе.

Анжела не успела вскрикнуть. Это был Андрей! Как же она его сразу не узнала!

– Дурочка, – сказал ей голкипер, – чего ты так трясешься?

– Андрей, – на глаза Анжелы накатывались слезы, но она помнила, что нельзя испортить макияж, и высоко подняла подбородок, чтобы слезинки не выкатились и не побежали по лицу, – я так хотела, чтобы ты пришел!

– Ну, я же здесь, прекрати, все хорошо, – успокоил ее жених. – А теперь слушай мой голос. Это проклятый бриллиант. Он может повредить тебе, и наша свадьба не состоится. Ты должна избавиться от камня.

– Я должна избавиться от камня, – повторила девушка.

– Все хорошо. Ты должна слушаться меня. Как только я подам тебе знак, вот этот: – Он включил свой сотовый телефон, на дисплее появился расходящийся волнами синий кружок, а сам аппарат стал издавать практически неразличимый человеческим ухом ультразвук. – Слышишь?

Девушка не просто услышала звук – ей стало казаться, что у нее лопаются ушные перепонки.

– Да, да! – почти крикнула она.

– Все хорошо, – сказал Андрей, – услышишь это – тут же срывай камень с платья и кидай мне. Поняла?

– Поняла, – повторила Анжела.

Андрей взял ее руку и нащупал пульс.

– А теперь поспи, – приказал он, отсчитал несколько ударов и сжал пальцы.

…Раздался сильный стук в дверь. Не дождавшись ответа, стучавший распахнул ее.

Анжела, положив голову на руки, крепко спала, сдвинув в сторону косметику на столике.

– Это еще что за фокусы?! – голосом, сорвавшимся на фальцет, воскликнул Владлен.

Вместе с модельером в комнату вошел шкафообразный охранник в черном костюме и белой рубашке. В руках у охранника была бархатная коробочка. В проеме двери из-за тесноты остался помощник Владлена.

Кутюрье стал довольно бесцеремонно трясти девушку.

– Ты с ума сошла? Анжела, ты меня слышишь? Просыпайся!

Девушка открыла глаза:

– Слышу.

– О господи, я уже хотел за врачами отправлять. Дома спать надо. А тут работа. Работать, работать, девочки и мальчики! – прокричал Владлен и выпорхнул из комнаты.

Охранник поставил на стол бархатную коробочку. Помощник кутюрье вошел, открыл ее, посмотрел на бриллиант и стал осторожно вытаскивать фальшивку в застежке платья. Охранник не спускал глаз с камня ни на секунду.

Анжела уставилась на голубой бриллиант, играющий светом на всех своих многочисленных гранях. Камень затаил зло. Он был прекрасен той же неживой красотой, что и модели из мира высокой моды. Анжела представила себя на подиуме, надменную и холодную богиню в струящемся сверкающем платье, блистающую в свете прожекторов, как этот бриллиант. На губах ее заиграла нехорошая улыбка.

Глава 7

Нина, чувствуя себя незваным гостем, страдая на высоких каблуках, стояла у лестницы, ведущей в элитный выставочный центр.

Она поддалась на уговоры Андрея лишь из жалости к нему. И вот сейчас отчаянно злилась на себя. Конечно, ей приходилось выходить «в полусвет», но не часто, да и публика там была проще. А тут раз за разом к лестнице подъезжали роскошные автомобили и из них выходили шикарные люди – завсегдатаи светских хроник.

Гостей собиралось все больше. Охрана поглядывала на Нину все чаще. А вот Андрей все не появлялся.

Нина поправила жемчужную нитку на шее – пусть не бриллианты, зато в подлинности своего жемчуга она не сомневалась.

На часах стрелки отмерили половину восьмого. Вечеринка для нее, видимо, закончилась не начавшись, ждать далее становилось унизительным. С футболистом договаривались на семь.

– Он не придет, – донеслась до нее чья-то фраза.

Нина обернулась.

По лестнице, придерживая под руку актрису, известную больше своими операциями по омоложению, чем ролями, поднимался и что-то говорил своей спутнице элегантный седеющий мужчина. Он тоже обернулся и отчего-то подмигнул Нине. Пара прошла выше, дама предъявила охране пригласительный билет – здание охранялось людьми в камуфляже. Актриса и ее кавалер растворились в толпе у центрального входа.

Что ж. Не придет. Зря потеряла время.

Нина сделала шаг в сторону метро – пора домой… Тут-то ее и схватил за руку подоспевший Андрей.

– О господи. Вы меня напугали, – сердясь на него, проговорила женщина.

Футболист выглядел безукоризненно в вечернем костюме. Он окинул спутницу придирчивым взглядом с головы до ног. На Нине было короткое голубое платье, украшенное жемчугом, и белые босоножки. С плеча на длинном ремне свисала белая же сумочка.

– А ты меня правильно поняла. Сюда в ластах и на лыжах не пускают.

Нина дернулась:

– Дурацкое замечание. Я ухожу.

– Доктор, – схватил ее за руку голкипер, – нам в обратную сторону.

Нина покачала головой:

– Пропало желание…

– Нет-нет, сегодня никаких упреков. Обычное академическое опоздание! Ты разве не светская женщина, Нинон? Идем, пожалуйста! – И он потащил ее вслед за всеми.

Они прошли в огромный, заключенный под стеклянный купол Гостиный Двор.

Посредине зала стоял подиум, по обе стороны от него организаторы выставили стулья в пять рядов – для vip-персон. В стороне играл джазовый оркестр. Официанты разносили бокалы с шампанским. Тут же был организован шоу-рум, у которого останавливались женщины всех возрастов.

Нарядная толпа обнималась, целовалась и пожимала руки. Казалось, все друг друга знали. И говорили на каком-то птичьем языке, состоящем из непереводимых английских маркетинговых терминов, русских предлогов и междометий, сдобренных смачными нецензурными выражениями.

Андрей взял Нину под локоть и стал бойко перемещаться по залу от одной группы к другой. Он старательно изображал веселье, то и дело представляя спутницу каким-нибудь знаменитостям: «Ниночка, она спасала мои суставы! Я решил застраховать их на миллион!». Нина сдержанно улыбалась и помалкивала. Ее беспрестанно щелкали папарацци. Вспышки фотоаппаратов ослепляли.

– Давно вы встречаетесь с ним? Вы были замужем? Назовите место своей работы! – выстреливая вопросами, как пулеметной очередью, пристал к ней один из журналистов, а позади него целился в нее камерой оператор.

Нина резко высвободилась из руки «сумасшедшего голкипера».

– Андрей, прекратите ломать комедию. Мы так не договаривались!

Парень посмотрел на нее невидящими глазами, и она осеклась. В конце концов, какая разница. Ведь на ее собственной судьбе эта глупая история никак не отразится. А ему она зачем-то нужна. Нина вздохнула, остановила официанта с шампанским и взяла бокал.

– Дамы и господа! Сегодня у вас есть уникальная возможность увидеть не только изысканную и куртуазную коллекцию всеми любимого Владлена. Вы полюбуетесь вновь обретенной драгоценностью последней русской императрицы Александры Романовой. Это настоящее сокровище – бриллиант «Кондор»! Встречайте! – Зал зааплодировал вышедшему на подиум модельеру.

Андрей с Ниной заняли места в первом ряду – так футболист собирался продемонстрировать бывшей подружке свое полное безразличие.

Совсем рядом сидел премьер-министр с молодой женой. Через переводчика он переговаривался с солидным англичанином, кажется лет пятидесяти. Впрочем, как Нина отметила про себя, возраст почти не сказывается на богатых. Конечно, для сохранения формы есть не только медикаментозное лечение, но и тибетские методики, и…

– Андрюха! – крикнул кто-то из толпы.

Андрей оглянулся на крик. Привстал. Нина увидела, как парень изменился в лице.

– Эй, здорово, черт! Да дайте же пройти! – раздался тот же голос.

Обернулась и Нина.

К ним пробирался, бесцеремонно работая локтями, высокий загорелый блондин. Модный пиджак буквально лопался на его широких плечах.

Но тут зазвучала музыка и ведущий объявил:

– На подиуме – бриллиант из мира моделей – Анжела и скандально известный бриллиант из коллекции последней российской императрицы. Вместе – фантастическое зрелище, господа!

Всеобщее внимание обратилось на высокую тонкую девушку в струящемся серебром, отливающем красными отсветами, почти прозрачном платье. Из-за укладки коротких золотистых волос светящимися волнами и красных губок бантиком она была похожа на барышню из «глянца» прошлого века или приму времен немого кинематографа. Одно ее плечо оставалось обнаженным, а на другом платье имело застежку – огромный красный камень.

Увидев искрящийся алый бриллиант, умело подчеркнутый лучом направленного света, зал выдохнул общий возглас изумления. Ахнула и Нина, забыв про Андрея.

– А теперь – чудесное превращение! – объявил ведущий.

С этими словами луч света потух, зал погрузился в полумглу, и на глазах у публики камень стал менять окраску: остывающий уголек превращался в холодную голубую льдинку.

Все глаза присутствующих были сосредоточены на этом чуде. Наверное, один лишь Андрей смотрел только на девушку. Нина мельком глянула на него и сглотнула комок: да, это любовь… Модель надменно прошла совсем рядом, подол ее длинного платья едва не задел лицо голкипера. Девушка с бриллиантом казалась очень красивой.

– Старик, – раздался жизнерадостный голос совсем рядом, и Нина опять обернулась – загорелый блондин стоял за спиной, – ты открой глаза. Она же трудоголик в области раскрутки мужиков, ты думаешь, как она на подиум попала… Привет, – подмигнул он Нине, – а ты вовремя сориентировалась. Позвольте представиться, Игорь Клименко. Слышали?

Андрей нехотя отвел взгляд от своей примадонны. Стал исподлобья разглядывать блондина, намечая точку удара. Нина насторожилась.

– Ты чего бивни-то опустил? Ты ее без косметики видел? Андрюха, прекрати. Мы ж с тобой одного поля… – только и успел произнести блондин.

Кулак голкипера пришелся ему прямо в челюсть. Все случилось в какие-то секунды.

Блондин с окровавленным ртом пытался достать Андрея ногами, в то время как руки ему скрутили два подскочивших здоровых телохранителя премьер-министра. Андрея тоже держали, у него, судя по всему, был разбит нос. С минуту оба соперника, как разъяренные быки, рвались друг к другу.

Поднялся шум и визг, смешанный с громкими командами охраны в рации. Премьер-министра с женой тут же взяли в оцепление. Фотографы и операторы, расталкивая публику, старались протиснуться поближе к месту драки. Защелкали фотокамеры. Упирающегося голкипера повели в одну сторону, блондина – в другую.

И в этой суматохе раздался тонкий девичий вскрик. Нина взглянула на подиум: по нему убегала причина раздора, поддерживая на лифе слетевшее с единственной застежки платье…

– «Кондор» украли! – заорали в толпе.

– Всем стоять на месте! – рявкнул кто-то, угрожая пистолетом…

Зал стал похож на жужжащий улей.

Глава 8

Феодора отстояла обедню. Вышла из храма и столкнулась с Борисом. Что его сюда принесло?

– Жду вас, Фаина… матушка Феодора. Уж простите, никак не привыкну вас так называть.

– Что у тебя? – жестко спросила настоятельница.

Она не любила, когда тут же после службы приходилось переключаться на мирские дела.

Борис помялся. Он уже имел опыт неприятных разговоров с Феодорой на религиозные темы.

– Помните тот случай распятая женщина на воротах?..

Феодора даже вздрогнула. Эту историю она старалась не вспоминать. И вот, стоило Феодоре произнести это утром…

– Дело тогда закрыли. Но я все время о нем думал. И… все-таки… Вы тогда сказали, что видите в убийстве какой-то знак. Что вы недоговаривали тогда?

Феодора ждала, что он скажет дальше.

– Простите, матушка. Я понимаю, что вернул вас к неприятным мыслям… Но чувствую, есть связь между находкой бриллианта и тем убийством…

– Да говори уже, не тяни! – прикрикнула настоятельница на своего бывшего ученика.

Школьные науки давались Борису не слишком хорошо. И не потому, что тот был ленив или недалек умом, напротив. Только вот всякий раз на контрольных работах что-то рассеивало его внимание, однажды так и просидел, удивленно глядя в окно до самого звонка. Даже не заметил, что весь класс усердно пыхтел над тетрадками в полной тишине. Тогда Фаина решила провести эксперимент – не одергивала его до последнего ни разу, и парнишка так и просидел, пялясь в окошко, ну и, конечно, схлопотал «кол».

– В общем, не хотел я тогда вас тревожить. А экспертиза обнаружила, что женщина перед смертью имела соитие. Ну вот, выговорил.

– Ты ничего не перепутал? – ошеломленно спросила Феодора

– Нет. Что вы думаете об этом?

Феодора молчала, нахмурилась еще сильнее. Как в детстве, Борис испытал чувство неосознанной вины. Этот комплекс нужно было изживать, он теперь серьезный человек с очень серьезной профессией…

– Фаина Юрьевна, такое дело… Я все время думал об этом. Следы на теле женщины говорили о бичевании. Я всегда считал, что это связано с сектантами. Но тогда дело прикрыли… Фаина… Матушка Феодора, вы ведь лучше моего знаете о разных сектантских ритуалах. Я прав? Так что это могло быть?

– Пламень… – проговорила с отвращением Феодора.

– Что? – не понял Борис.

– Похоть и страх всегда идут рядом, – добавила настоятельница. – Ты, Борис, говори мне обо всех подробностях этого дела без утайки. Я знать должна. За мной люди и монастырь. Ты меня понял?

Борис улыбнулся. Ему уже тридцать, а она по привычке обращается с ним как с мальчишкой.

– Да понял я, Фаина Юрьевна. Так кто это мог сделать?

Феодора сверкнула на него взглядом. И отвернулась.

– Ты следователь, ты и ищи.

– Наверное, сектанты… – предположил Борис, – но сектантов искоренили вроде бы еще при советской власти. Или вы считаете – нет?

– Враг входит под разной личиной, – уклончиво ответила монахиня. – Ты вот что… Вчера газет принесли целый ворох – все о нас пишут. Ты новости-то смотришь?

– Некогда мне. А что?

– Прихожане говорят, каждый день по телевизору что-то новое сообщают об этом камне. И неспроста он тут…

– Неспроста? – подхватил Борис.

Но настоятельница осеклась и к сказанному ничего не добавила. Посмотрела на него задумчиво, перекрестила:

– Будь начеку, Борис. Что-то еще случится, я чувствую.

Феодора пошла протоптанной дорожкой к корпусу, в котором располагался ее кабинет.

Борис посмотрел на кучи песка и аккуратно сложенную рядом плитку – если бы не находка бриллианта и вся эта кутерьма, то сегодня здесь обязательно приступили бы к укладке тротуара. А так – рабочие в спешке перекинуты бригадиром на латание монастырской окружной стены из красного кирпича. Давно пора. А то живут тут монашки одни, каждый может их напугать…

На длинной каменной стене сейчас трудились пятеро строителей. Мастера, тихо переговариваясь, работали сноровисто и чисто, клали новый материал в местах старой разрушенной кладки. Мужики бывалые, не трусливого десятка, верующие, в том не было сомнений.

– Без веры нам на колокольню нельзя, – говорил ему один из каменщиков. Впрочем, в этой бригаде каждый владел всеми видами строительных работ – там ветры такие гуляют, что только на одном божьем слове и держишься.

Мужики из строительной бригады на его вопросы отвечали скупо, больше рассуждали ни о чем. В целом их рассуждения Борис истолковал так: темные силы отчаянно сопротивляются возведению храмов и мстят всеми средствами. Кого-то доводят до преступления, кого-то – до самоубийства. Мутят воду черти, в общем.

Борис носил в себе это нераскрытое убийство, как занозу. Спрашивал всех подряд, что об этом думают. Так, на всякий случай. Без надежды, что что-то нащупает. Скорее, из любопытства.

«Не может быть такого, чтобы никто ничего не знал, – сказал себе следователь и зашагал к воротам, обдумывая на ходу, не заехать ли к знакомому краеведу. – Как она сказала? “Пламень…” Что она имела в виду, интересно?»

За воротами Бориса буквально поймали за рукав.

– Вы ведь следователь? – защебетала девчонка в юбчонке, на длинных тощих ногах. – Нам только два слова, а?

– Без комментариев! – отмахнулся жестом звезды следователь и прошел дальше, не останавливаясь под прицелом телекамеры.

Хорошо, что у монастыря теперь появился договор на охрану с ЧОПом.

– А! – девчонка скорчила ему вслед рожицу. – Зазнались ва-аще тут. Прут мимо, как будто каждый день к ним московские каналы приезжают. Что я редактору скажу?

Оператор, высокий парень в джинсах и бейсболке, посмотрел на нее с сожалением:

– Пошли хоть картинок наснимаем, стажерка! Не умеешь людей уговаривать.

– А что я перед ним – плясать должна, что ли? – разозлилась та.

– Надо для дела – приходится и поплясать. Я бы на твоем месте не налетал на людей, как чокнутый, а был похитрее. Ты ж видишь, следак молодой, так построй ему глазки, сначала так поговори, а потом уж с микрофоном лезь. Я б его хоть со стороны с тобой поснимал. А так – будут у тебя вместо синхронов одни пейзажи.

– Хватит болтать. Пошли стенд-ап запишем.

Борис, садясь в машину, оглянулся. Журналистка у опоясывающей монастырскую территорию стены, которую рабочие латали новым кирпичом, что-то говорила, обращаясь в камеру и показывая рукой себе за спину.

Видимо, она сбилась, поскольку с досадой мотнула головой, сделала недовольную мину, а потом вновь встала в прежнюю позу. Но лицо ее, как она ни старалась держаться солидно, выражало ребяческий испуг и напряжение. Оператор не выдержал, подошел к ней и, взяв за подбородок, изменил ракурс. Съемка продолжилась.

– Дети, – усмехнулся следователь.

Он поднял глаза чуть выше. Каменщики были заняты своим делом. Стена мало-помалу росла…

Что-то сегодня зацепило следователя в разговоре с настоятельницей. А вот что? Девчонка сбила с мысли.

Борис доверял своей интуиции, он знал: рано или поздно все преступления раскрываются, а если что-то держит на себе внимание, то это значит, что подсознание уловило некую деталь, пока еще недоступную сознанию. Интуиция – хорошее подспорье для логики. Именно интуиция подскажет, кто, как и почему совершил преступление, которое, на первый взгляд, не имеет абсолютно никакого смысла.

Следователь еще раз посмотрел на оператора с девчонкой, на каменщиков… Затем сел в машину, завел двигатель и выехал на дорогу, ведущую в город.

Глава 9

– Да пустите же меня, я его врач! – крикнула Нина охраннику, когда тот преградил ей путь.

– Это врач лучшего голкипера нашей сборной, она была с ним, пустите. У него нос разбит, – проявил великодушие премьер-министр, показывая на Нину из-за своих телохранителей.

Англичанин посмотрел на премьера с видимым одобрением.

– Ревность, любовь и кровь, – дипломатично пояснил премьер англичанину, тот кивнул и белозубо улыбнулся. – А камень сейчас вернут. Приняты все меры предосторожности. У нас отличная система безопасности…

Толмач перевел. Англичанин, все так же улыбаясь, пристально смотрел на Нину.

Охрана расступилась, врач помчалась за голкипером.

– Нужна холодная вода, – заявила Нина, поравнявшись с футболистом и его провожатыми.

Андрея вывели в мужской туалет. Охранники потеряли к нему интерес – в зале сейчас происходили куда более важные вещи, чем хлещущая из носа футбольной звезды кровь.

Нина и парень остались одни.

– Умойтесь! – скомандовала она.

В сумочке Нина всегда носила бинт и пластырь – старая привычка. Схватилась за сумку, удивилась своей безалаберности: замок был открыт. Нашарила рукой на днище косметичку – она не выносила разбросанного дамского хлама – и кошелек. Успокоилась. Нашла бинт, вытащила его, разорвала упаковку, намочила холодной водой и приложила к страшно опухшему носу Андрея.

Андрей чему-то беззвучно смеялся.

– Вы просто дикарь! Что вы наделали! Полюбуйтесь теперь на себя! – выговаривала она парню, меняя примочки на его носу и вытирая кровь.

– Давай убираться отсюда, – вдруг заявил он, – я не смогу сидеть за рулем.

– Мы на «ты» не переходили.

– Какая ж вы агрессивная, Нина Кирилловна! – усмехнулся парень и тут же скорчился от боли.

– Тренер вас убьет! – бросила ему врач и вызвала по сотовому «скорую».

Через пять минут Нина и Андрей стояли у выхода из выставочного центра. Транспорт запрудил улицу: репортеры постарались – их звонки собрали огромное количество журналистов и просто зевак. Машина скорой медицинской помощи уже ждала внизу, Нина видела ее в окно. Но пройти к ней не было никакой возможности.

– Ему нужно сделать рентген, это Андрей Пронин, футболист… – почти кричала, объясняя, Нина, в трубку мобильника, пока парень выслушивал по телефону всевозможные ругательства от тренера, узнавшего о случившемся.

– У меня приказ – никого из здания не выпускать, – категорично заявил охранник.

Зал, в котором случилась кража, был перекрыт. Там поднялась, судя по шуму, страшная суматоха. Знаменитостям объявили, что выпускать будут по одному и лишь после тщательного досмотра.

– Слышите? У него травма! Сотрясение! Вы что, футбол не смотрите?!

Тут раздались какие-то хлопки.

Нина осеклась на полуфразе, потому что охранник выхватил из кобуры пистолет и в один прыжок оказался за кадкой с пальмой, целясь в сторону коридора, ведущего в зал.

– Пригнитесь! – крикнул он Нине.

Но Андрей вместо того, чтобы прятаться, схватил ее за руку и рванул на выход. Они оказались на лестнице. Нина на своих каблуках чудом не упала, перепрыгивая за голкипером через ступеньки.

На улице вокруг парочки снова защелкали камеры и фотовспышки.

– Дорогу! – кричал голкипер толпе.

– Двум заложникам удалось вырваться… – услышала Нина, пробегая мимо очередной телекамеры…

Внизу у скорой уже стоял врач, готовый принять бегущего пациента с окровавленным лицом, санитары на всякий случай вытаскивали носилки… Но Андрей промчался мимо и побежал по тротуару.

– Эй! Стойте! Вы с ума сошли! Андрей! – пыталась урезонить его Нина.

Андрей бежал не выпуская ее руки, свернул за угол, на бегу вытащил из кармана ключи, нажал на кнопку сигнализации – метрах в десяти от них тут же включила фары и завелась черная иномарка. Голкипер подскочил к машине, распахнул водительскую дверь:

– Садись!

– Зачем?!

– Машину водишь?

– Да…

– Давай же! – И он впихнул Нину в салон, сам запрыгнул на пассажирское сиденье рядом. – Поехали!

Нина с немым вопросом в испуганных глазах уставилась на него.

– Чего ждешь? Рвем отсюда!

Она посмотрела через лобовое стекло – к машине от Гостиного Двора бежали какие-то люди. Секунда решила все. Нина схватилась за руль…

– Выкручивай, выкручивай! – командовал Андрей, глядя в зеркало заднего вида.

Машина выскочила из припаркованного к тротуару ряда автомобилей и выехала на дорогу.

– Жми задний ход! – велел парень, глядя на преследователей, в основном – репортеров.

Машина рванула назад.

– А теперь – туда! – крикнул Андрей, показывая в проулок.

Там Нина развернула машину и влилась в движущийся автомобильный поток, омывающий Красную площадь.

– Что вы творите! Точно, сумасшедший. Экстремист! Надо было сдать вас тем санитарам! – злилась Нина.

Она терпеть не могла вождение, права получила давно, но опыта еще не накатала, поскольку своей машины не имела. Сейчас ей приходилось несладко: центр Москвы – нелегкий экзамен для «чайника».

Андрей откинулся на сиденье и с минуту хохотал, как безумный. Казалось, теперь ему было на все ровным счетом наплевать.

– Круто, да?!

– Круче некуда. Куда ехать-то?

– Валяй в свою клинику. Я к ней привык.

Медсестра Наташа страшно удивилась, когда увидела свою начальницу, одетую для вечера, и недавнего пациента с пятнами крови на белоснежной рубашке и на вороте шикарного костюма. Нина строго глянула на медсестру, и вопросы встали у той комом в горле.

– Приготовьте ту же палату, срочно.

Нина передвигалась, как машина-автомат: голкипер был национальной гордостью, она за него в ответе перед страной. В другое время врач улыбнулась бы этим мыслям, но сейчас ей казалось, что в них нет преувеличения. Она выполняла свой долг…

Оба прошли в знакомую палату, Наташа кинулась обзванивать медперсонал рентгенологов. Нина бросила свою сумку на тумбочку и выбежала в коридор, чтобы принести йод…

А когда вернулась, застала Андрея за странным занятием: он самым бесцеремонным образом рылся в ее сумке!

– Андрей?! – Нина встала в двери как вкопанная.

Футболист, ничуть не смутившись, осклабился в улыбке:

– Нинка, а я хотел сделать тебе сюрприз. Сегодня ты заслужила премиальные…

Йод выпал из руки женщины, баночка покатилась по линолеуму.

– Слушай, до чего ты впечатлительная. Ну извини, я как лучше хотел. Ты так из-за меня набегалась, – сказал Андрей, с самым невинным видом поднял баночку и протянул ее докторше, – прости.

Нина молча, хоть внутри все закипало от ярости, обработала его царапины, взяла свою сумку и вышла.

Когда все необходимые процедуры с Андреем были проделаны, часы показывали уже за полночь.

– Слушай, возьми хотя бы мою машину, – примирительно предложил футболист, – я вроде как должник.

Нина могла бы остаться и переночевать в клинике. Но очень уж хотелось переодеться и успокоиться. Да и обувь на шпильке сменить.

– Спасибо.

Голкипер вытащил из кармана брюк ключи.

– Права-то с собой?

– Мог бы и раньше спросить. Конечно.

– Завтра увидимся?

Впервые за все время знакомства Андрей вел себя как нормальный человек. Наверное, ему было стыдно…

– Если выкинете какой-нибудь очередной фокус этой ночью, я вряд ли захочу вас увидеть завтра. Хватит с меня. Приятных снов! – Она закрыла за собой дверь палаты, боковым зрением заметив при этом, что Андрей схватился за пульт нового телевизора, который привезли взамен разбитого. Мальчишка…

Добираться до дома на машине по ночному городу оказалось гораздо проще. Нина, управляя новеньким «Ауди», даже вошла во вкус. Как говорят в Одессе – почувствуйте разницу: ее отец, человек непритязательный во всех отношениях, водил старые «Жигули», где требовалось серьезное мышечное напряжение на поворотах. А тут можно выруливать пальцем. Да и салон, конечно… Натуральная кожа. Кондиционер. Тонировка на стеклах… Может быть, взять кредит и…

Нина свернула с шоссе на свою улицу. Туда же свернул и черный джип, который все время следовал за ней как приклеенный. Нина заволновалась. Решила проверить. Проехала мимо своего дома, сделала несколько поворотов. Джип не отвязывался.

– Да что такое?! – испугалась не на шутку Нина.

Она продолжала двигаться вперед. На улице стало совсем пустынно. Внезапно джип обогнал ее и подрезал. Женщина вынуждена была притормозить. Из машины выскочил шкафообразный мужчина, каких за сегодняшний вечер она повидала немало.

– Сумку! – угрожающе коротко изрек он, глядя через тонированное стекло «Ауди» точно на Нину.

Женщина оцепенела лишь на секунду. Машинально вытащила из сумочки свой новенький сотовый и дорогую косметичку, кинула их под кресло. Мужчина приставил к стеклу дуло пистолета. Дрожащей рукой Нина нажала на кнопку стеклоподъемника.

– Вам, может, кошелек?

– Сумку! – крикнул шкафообразный.

Нина протянула сумку, предполагая, что грабители не удовлетворятся ничтожной суммой в кошельке и выбросят ее из машины… Угораздило же так попасться…

И тут случилось невообразимое.

Откуда-то вылетела еще одна машина, сидевший в ней пассажир выставил пистолет в окно – и тут же у ног шкафообразного засвистели пули. «Охранник», как окрестила его Нина, вместе с сумкой нырнул в свой джип и умчался восвояси.

Женщина, обезумев от страха, резко рванула вперед. «Ауди» помчался прямо по дороге, затем свернул в какой-то проулок, проехал под аркой незнакомого здания, еще где-то…

Когда первая волна страха отпустила, Нина посмотрела в зеркало заднего вида. Похоже, никакой погони не было – можно облегченно вздохнуть. Но тут же накрыла мысль, что случилось непоправимое: в сумке остались паспорт и ключи от квартиры. Нужно срочно заявить в милицию! Или сменить замки в двери?! Что же делать?

Нина нашарила рукой под креслом телефон, вернулась на шоссе и поехала к своему дому.

– Алло! Дежурный? У меня только что случилось ЧП на дороге… – затараторила она в трубку. – Мою машину остановили и забрали у меня сумку. А там паспорт, ключи от дома. Понимаете?

– Номера запомнили?

– Что вы? Какие номера?! У них оружие. Я не видела даже.

– Марку хотя бы видели? Цвет?

– Да. Черный джип. Большой. Огромный. Это было в районе… – Нина назвала улицу.

– Спасибо за информацию, – сказал ей дежурный милиционер и… положил трубку.

Нина опять перезвонила.

– Так вы предпримете что-нибудь? Я боюсь ехать домой.

– Предпримем. Боитесь домой – езжайте к другу.

Теперь уже Нина отключила связь. Отвлекшись на разговор, она чуть не врезалась в столб. Решение пришло само.

«Ауди» остановился в соседнем дворе. Женщина закрыла автомобиль. Сняла босоножки. И тихо, держась подальше от фонарей, прокралась к своему дому. Она даже не удивилась, когда увидела, что в ее квартире горит свет…

Глава 10

Ник еще никогда в жизни не испытывал такого возбуждения! Впервые ему выпало настоящее приключение, и он просто ликовал от счастья. Подумать только, он работает в паре с самим Энтони Снайпсом! Рассказать бы кому, но Тони велел держать язык за зубами.

– Вы ведь понимаете, Ник: семья ценит надежных и скромных подданных…

Еще бы! Ник сообразил, что судьба дает ему шанс, который никогда не повторится! Он не подведет, ей-богу не подведет!

В Гостином Дворе, следуя инструкции Снайпса, Ник внимательно следил за тем, как ловко была инсценирована кража бриллианта. Нет, Энтони поистине гений! Так все рассчитать! Можно было подумать, что он сам прописал сценарий похищения века! Как все гениальное, этот план был чрезвычайно прост…

– А Вам не показалось, что женщина не так проста, как кажется? – прервал поток его восторженных мыслей Снайпс.

– Сговор, сэр?! Тогда должен сказать, что агентура русских превзошла мои ожидания, – начал было Ник.

– Бросьте, напарник! Вездесущая русская разведка – всего лишь выдумка Голливуда. Но вот эта леди держалась хладнокровно и артистично… Похоже, она настоящий профессионал.

Ник вел машину. Приказ Энтони не выпускать из поля зрения «Ауди», за рулем которого сидела интересующая их женщина, он старался выполнить как можно точнее.

Правда, если бы не Снайпс, который, казалось, обладает шестым чувством, это было бы непросто, ведь женщина не должна ничего заподозрить. Энтони успевал отдавать Нику молниеносные распоряжения относительно скорости и направления движения. Должно быть, он и вправду развил в себе животную интуицию, позволяющую свободно ориентироваться в пространстве…

Женщина выключила фары и сначала мчалась без разбору по каким-то дворам, затем сделала паузу – остановила автомобиль, растворившись где-то в темноте. Но Снайпс чувствовал ее, как зверь – зверя.

– Приготовьтесь, сейчас она проедет мимо нас обратно, – сказал Энтони Нику.

Они припарковались в ряду автомобилей у подъездов многоэтажки. Действительно, «Ауди», проскочивший в арку дома минут пятнадцать назад, вернулся. Миновав машину, в которой притаились англичане, женщина выехала на магистраль.

– Что же вы стоите, напарник? За ней! Только спокойно, – промолвил Снайпс.

Ник включил зажигание…

Энтони Снайпс чувствовал себя одураченным.

Он сделал чрезвычайно выгодное предложение главе российского правительства от имени Британии в обмен на бриллиант. Доказать «русский след» в краже камня из швейцарского хранилища было, как понимал Энтони, невозможно, а на фальсификацию не оставалось времени. Эти русские взялись широко афишировать все, что связано с проклятым бриллиантом. Как бы они не разнюхали и все остальное…

Пока еще сведения о наследстве Николая и Алекс Романовых, припрятанном в швейцарских банках, оставались тайной для всех. Слухи слухами, а вот добраться до сокровищ не мог ни единый человек.

Кража бриллианта «Кондор» означала, что тайны больше не существует. Кто знает, в каких кругах распространилась эта информация, и кто знает, не станет ли Россия требовать возврата сокровищ уже завтра, как правопреемник царской Империи? Сто лет, оговоренные юридическим соглашением, со времени, когда Николай Второй создал свой заграничный фонд и тайно вывез драгоценный запас семьи из страны, истекут лишь в 2013 году.

Неясно только, почему похититель украл из банка лишь бриллиант «Кондор»? Ведь этот камень попал в хранилище банка только в 1918 году, через несколько месяцев после расстрела Романовых в Екатеринбурге.

Впрочем, видимо, кража камня была показательным актом, демонстрацией возможностей и информированности. Да, ценность бриллианта огромна, размеры позволяли легко спрятать его от охраны. Только почему в банке так и не осталось никаких следов этого случая? Почему никто ничего не помнит? Как это могло произойти?

Снайпс представил лицо новоиспеченного директора рихтерсвильского банка Дени Х. и поморщился. Этот чудак готов был проглотить собственный галстук от ужаса, когда узнал, что бриллиант из сокровищницы русского царя, столько десятилетий хранимый в его банке и предназначенный по завещанию Николая Романова британской королевской семье, найден где-то в российской глуши, в каком-то монастыре!

Когда Энтони допрашивал Дени, тот чуть не описался от страха, утверждая, что не было необходимости постоянно проверять, все ли в банке на месте.

– Система безопасности гарантировала абсолютную надежность, стопроцентную! – лепетал директор, одной рукой теребя галстук, прикрепленный к солидному животу алмазной булавкой.

– Да, до сих пор так считалось. Однако…

Однако Энтони понимал, что произошло нечто экстраординарное. Найти и вернуть бриллиант – это только половина задачи…

Судя по тому, как было организовано ограбление в Гостином Дворе, все планировалось на самом высоком уровне. Премьер-министр России и не собирался «вступать в ченч» с Британией, видимо хотел выторговать гораздо больше. Теперь, когда бриллиант вновь оказался похищен, Россия могла спокойно развести руками: мол, мы тут ни при чем.

Да, все сложнее, чем казалось ему в Британии, когда он только взялся за поручение. Во всяком случае, эта женщина…

Энтони усмехнулся. Когда Ник в суматохе шепнул ему, что бриллиант перекочевал в ее белую сумочку, Снайпс испытал чувство профессионального удовлетворения. Все-таки чутье его не обмануло, приблизительно такую схему он и рассматривал…

Но сама незнакомка в голубом платье поразила его до глубины души. Она держалась так естественно, требуя, чтоб ее пропустили через живой кордон вслед за тем футболистом, что заподозрить ее в притворстве не смог бы никто. Разве только другой притворщик…

Так заказчик кражи – премьер?.. И потому-то Снайпс был приглашен для разговора именно на показ, чтобы все произошло на его глазах и он засвидетельствовал в Европе…

Стоп! Это первое, что приходит в голову. В Европе данного человека побаиваются, он считается самым опасным из всех разновидностей диктаторов, он скрытен, непредсказуем, «себе на уме». Сколотил гигантское состояние, установил тоталитарный режим, возвел ложь в принцип… И все-таки…

Энтони всегда отметал ту версию, которая напрашивается сама собой. Опыт утверждал: первый вариант – обманка. Но пока Энтони Снайпсу ничего другого на ум не приходило.

Радовало лишь одно. Судя по тому, что камень из банка похищен и все обставлено так, будто он просто дожидался своего часа в монастырской стене, на сокровищницу Романовых претендовал высший, но все же – криминалитет. Собственно, в таких условиях у Снайпса развязывались руки: можно действовать так же…

Машина с красными номерами ползла за черным «Ауди», который в свою очередь крайне осторожно приближался к девятиэтажкам с редкими огнями в квартирах. Вот «Ауди» встал, прячась за кустарником. Еще через какое-то время Энтони и Ник услышали, как по двору пронесся тот самый джип, водитель которого часом раньше угрожал женщине и увез ее сумочку.

Стоя поодаль, Энтони наблюдал. Незнакомка опасливо выбралась из машины, сняла обувь и пробежала через двор, стараясь не попадать в полосы света от фонарей.

– Так я и думал, – произнес вслух Снайпс.

– Что, сэр? – спросил Ник.

– Бриллиант все еще у нее. В сценарии с кражей произошел какой-то сбой.

– Но если она выполняет задание главы правительства, то кто эти люди? И почему у нее нет прикрытия? – удивился канцелярист.

– Это нам и предстоит выяснить. Наберитесь терпения. Сегодня спать не придется.

Через несколько минут джип убрался. А еще через полчаса к дому, гремя «мигалками», подъехала патрульная милицейская машина.

Глава 11

– Оперативность у вас просто на зависть! – налетела на милиционера в чине лейтенанта Нина. – За это время меня сто раз могли убить!

– Не убили же, – возразил лейтенант. – Рассказывайте.

Нина во всех подробностях изложила события последних часов. Как возвращалась домой, как ее подрезали бандиты, направили на нее оружие, потребовали сумку, а потом заявились прямо к ней домой.

– Так вы номера запомнили?

Еще бы. Нина, наверное, минут десять стояла в кустах совсем близко от джипа. Она назвала номера. Милиционер занес их в протокол.

– Спасибо за информацию. Будем прорабатывать…

– Ну уж нет! Идемте со мной. В квартиру.

– Идемте. Разумеется, – кивнул милиционер.

Они поднялись на лифте, Нина жила на седьмом этаже. Дверь в квартиру была прикрыта. Прямо в коридоре валялась украденная сумочка, рядом – все ее содержимое. И кошелек, и паспорт, и ключи.

– Так что пропало-то? – спросил милиционер.

Нина подобрала свои вещи, пробежалась по комнатам:

– Вроде ничего…

Милиционер смотрел на нее устало и как-то мутно:

– Знаете, что бывает за ложный вызов?

– Но я клянусь вам!..

Лейтенант махнул рукой, развернулся и вышел в коридор.

Нина закрыла дверь. Тут же затрезвонил дверной звонок. Милиционер протягивал, наступив одной ногой на порог, бумажку с номером телефона:

– Если что случится или обнаружите пропажу – звоните прямо мне. Егор… Егор Николаевич.

Нина кивнула.

Она проводила взглядом из окна милицейский «уазик», еще раз проверила дверные замки. Расстелила постель, включила душ. Горячая струя не помогала – в теле поселилась тревога. Волнение все росло и росло, до тошноты.

Нина выскочила из ванной, завернувшись в полотенце. Пробежала на кухню – к аптечке. Вывалила таблетки прямо на пол.

Стресс имеет свойство поселяться в организме как вирус, плодиться в нем и множиться, завоевывая все большее пространство. Тело начинает жить в постоянном нервном напряжении… Тревога существует при этом уже как бы сама по себе и жадно ищет повод для нового беспокойства. Нина это отлично знала. Главное в таких случаях – взять себя в руки, не паниковать.

«Так, анализировать бесполезно. Банальная ситуация. Одни видели меня на дорогой машине. Подумали, что дома есть чем поживиться. А другие – конкуренты по бизнесу. Ерунда. Дома у меня ничего ценного, вот и не стали мараться. Все. Кончено. Выпить таблетку и спать», – уговаривала себя Нина, трясущимися руками разбирая горку лекарств.

Как и все медики, она больше всего в этой жизни доверяла фармакологии. Налила в стакан воды. Сунула в рот горошину феназепама. Подумала – и проглотила еще одну. Для верности. Легла в постель и моментально уснула.

Снился кошмар. Она убегала, ее настигали. Еще минута – и ее обязательно поймали бы, но… раздался спасительный грохот. Это был грохот водопада, в который ей предстояло нырнуть! Но она так плохо плавала! И ужасно боялась высоты! Однако деваться было некуда – водопад громыхал все ближе, а преследователи настигали как стая голодных хищников…

Нина с трудом перевернулась на бок. Прямо в ухо ей выстрелили слова:

– Где вы?

– Я сплю…

– А бриллиант?

– К-какой бриллиант? – с трудом то ли во сне, то ли наяву выговорила Нина.

– Выходите на улицу. Только без лишнего шума, понятно?

– Что?!

– Камень не забудьте. Даю на сборы пять минут.

Теперь ухо пронзали громкие гудки. Нина разлепила глаза. И поняла, что ее голова лежит на трубке гудящего мобильного телефона. Неужели таблетки дали эффект галлюцинации?

Она с трудом выпростала руку из-под подушки и нажала «журнал звонков». Ее как змея ужалила – да, только что был принят звонок от неизвестного номера! Нина ватным от действия снотворного телом рухнула на пол… Но все-таки нашла в себе силы, поднялась.

Не включая свет, она стала лихорадочно натягивать джинсы и майку непослушными руками, одновременно на сотовом телефоне набирая по бумажке нацарапанные милиционером цифры.

– Алло! Егор Николаевич… – зашептала она в трубку, – вы приезжали по моему вызову сегодня ночью. Они опять! Они требуют бриллиант!

– Кто – они?

– Те самые, на джипе. Что мне делать?!

– Без паники! – заявил милиционер, – выезжаю. Но учтите, дамочка…

– Приезжайте скорее! Пока я еще жива!

Нина сунула ноги в кроссовки, тихо выскользнула в подъезд и побежала по лестнице наверх. На последнем, девятом, этаже, она помнила это, был спасительный люк – жильцы вечно жаловались, что лаз на чердак не закрывается. Нина как кошка вскарабкалась по железной лестнице. И оказалась в низком темном помещении, заваленном всяким хламом. Очевидно, чердак действительно время от времени давал пристанище бомжам.

Привыкая к темноте, она, скорее, догадывалась, чем видела, куда идти. Никогда еще ей не приходилось испытывать такого ужаса. Погоня из сна стала реальностью. Нина старалась передвигаться как можно тише и аккуратнее, понимая, что преследователи, вероятно, уже взломали дверь квартиры и поняли, где ее искать. Кроссовки очень выручали: здесь на полу она постоянно на что-то натыкалась, везде валялся битый кирпич…

– Эй? – послышался чей-то неуверенный возглас.

– Кто здесь? – проговорила Нина омертвевшими губами.

– А ты кто такая? – голос хоть и звучал хрипло, но принадлежал точно женщине. Это Нину обрадовало.

– Помогите мне, прошу вас! – громким шепотом заголосила Нина. – Меня хотят убить, а я даже не знаю, за что.

С минуту на чердаке не было слышно ничего, кроме частого дыхания Нины. Затем у стены, метрах в пяти от нее, зашевелилась темная груда, приподнялась, по волне запаха стало понятно: собеседница – заядлая курильщица, которая уже заработала себе легочную онкологию. Женщина отчаянно закашлялась.

– Вам нельзя здесь оставаться, это я вам как врач говорю. Нужен воздух. И не лежите, когда чувствуете приступ. Лучше сядьте…

– Докторша? Ты смотри… Встать помоги-ка!

Нина подошла и протянула руку. Теперь можно было разглядеть лицо чердачной обитательницы. Видимо, в бомжа женщина превратилась из-за каких-то жизненных неурядиц, она была еще не стара.

– Пойдем, нам во-он туда! – женщина показала рукой вправо.

Вместе они кое-как преодолели несколько метров.

– Теперь поднимись по лесенке, выйдешь на крышу, там пробегись маленько: соседний дом стоит встык. Перепрыгнешь. А побоишься, так там доска лежит, пройдешь по ней. И сиди себе на ихнем чердаке, пока не надоест.

– Вам в больницу надо… – Нина чувствовала к этой больной бродяжке бесконечную благодарность.

– Беги уже, больница… – сделала попытку рассмеяться женщина, но захлебнулась хрипами и кашлем.

– Спасибо!

Нина поднялась по железной лестнице на пять ступенек и оказалась на крохотной площадке перед дверью. Открыла шпингалет, толкнула дверь – и на нее дунул прохладный утренний воздух, обогащенный птичьим оркестром. Птицы летом начинают петь часа в четыре утра. Значит, смекнула Нина, пятый час.

Она легла на живот и подползла к краю крыши. Джип стоял у подъезда – охота за ней была реальностью.

Так же ползком она ретировалась к центру и тут, пригнувшись, пробежала к соседнему дому. Как и обещала чердачная «квартирантка», здесь лежала доска, но доска эта показалась Нине крайне ненадежной.

Она еще раз посмотрела вниз. На земле заговорили довольно громко, и Нина, несмотря на действие таблеток, ослабляющих восприятие, почувствовала такую угрозу своей жизни, что решилась на то, от чего в обычное время у нее зашевелись бы волосы на голове. Она разогнулась, встала в полный рост, отошла на пять метров от края, разбежалась – и прыгнула…

– Однако… – проговорил Энтони.

Он наблюдал за ее перемещением с одной крыши на другую в бинокль-дальномер, оставаясь незамеченным для посторонних глаз.

Глава 12

К полудню Тобольск затопила жара.

Машина нырнула под арку древнего кирпичного строения, которое когда-то было трактиром, и въехала в старый дворик. Борис остановил ее на маленькой бетонной площадке с натянутыми по одному краю бельевыми веревками.

Крупная баба со строгим лицом собирала высохшие портки в алюминиевый таз. Она кивнула следователю, Борис поздоровался и спросил, указывая на врастающий в землю подъезд:

– Дома?

– Дома, читает все, – ответила баба, и в ее голосе послышался упрек: мол, тратит время впустую.

В этом двухэтажном доме, давно уже ветхом, похоже, из жильцов оставались лишь эта баба и ее сосед – известный чудак: краевед-любитель, собиратель исторических баек, загадок, исследователь, посвятивший тайнам прошлого всю свою жизнь.

Борис, согнувшись, вошел в подъезд. Он водил знакомство с краеведом уже много лет, уважал его за энциклопедические знания и страстность, с которой тот относился к делу. Но, увы, исследователь в глазах земляков оставался именно чудаком-неудачником.

Помимо страстности, для успеха на любом поприще нужны и некоторые деловые качества. Они-то, в том числе и приспособляемость, начисто отсутствовали в характере Евгения Петровича Конина. Несочетаемые свойства ума и натуры помешали ему стать настоящим ученым. Возможно, это обернулось бы для него трагедией, обладай он хоть малой толикой расчетливости.

Баба с бельем на улице по доброте душевной обстирывала его и изредка кухарила, всеми фибрами своей души осуждая «непутевый» образ жизни соседа.

А жил Евгений Петрович более чем скромно. В крохотной квартирке, состоящей из комнатки и прихожей, служившей одновременно и кухней, находилась кое-какая мебелишка, которой давно уж пора было на свалку истории. Кухонная утварь была самой незатейливой, на столе лежала выцветшая клеенка, на полу – старые вязаные коврики. В комнате стоял продавленный диван, платяной шкаф с облупившейся полировкой, в углу на табурете примостилась раритетная пишущая машинка.

Но была у этой квартиры одна бесспорная ценность – уникальная библиотека Конина. Он собирал ее едва ли не с детства. Здесь, на книжных полках, закрывающих все стены от плинтусов до потолка, стояли редкие книги по истории искусства, религий, времен и народов. Конев общался с ними, как оккультист – с душами предков.

Борис знал, что краевед мог неделями проводить в своем замкнутом мирке, анализируя какое-то событие давно прошедших лет с пристрастием дознавателя. Свои открытия Евгений Петрович фиксировал, стуча пальцами на уродливой машинке с западающими клавишами, а написанные талмуды – ворохи листов, которые он никому даже не пытался предлагать для издания, – раскладывал по тематическим папкам на подоконнике, на шкафу и просто на полу.

Борис забарабанил в обитую дерматином дверь, из нее кусками выбивалась вата. Звонок не работал. В который раз он видел эту вату и всегда непроизвольно вздыхал. Жить в таких условиях было бы для любого человека ниже его достоинства, но Конин не замечал бытовых неудобств.

Следователь с минуту постоял у двери, а потом толкнул ее, зная, что она почти никогда не запиралась ни изнутри, ни снаружи.

– Евгений Петрович, вы дома?

Из комнаты, шаркая ногами в тапках, вышел хозяин – длинный худой старик в очках, за стеклами которых блестели наблюдательные и умные глаза. Высокий лоб, вздернутые брови, прямой нос, выдающиеся скулы, борода – вид его поражал благородством натуры. Старик как бы сошел с картин Караваджо.

– О, Боря! Рад тебя видеть, входи.

Конин похлопал следователя по плечу и пригласил в комнату. Гость присел на диван, осмотрелся. Последний раз он был здесь примерно год назад. Ничего не изменилось, разве что бумаг и книг стало еще больше.

– Чаю?

– Нет, нет, спасибо. Только из-за стола.

Борис знал, что сам краевед так же незатейлив в еде, как и в житье. Он мог просто не заметить, что не ел со вчерашнего дня, и вел жизнь аскета.

– Как дела на службе?

Следователь развел руками.

– Да как обычно. Мелкое хулиганье, кражи сотовых телефонов и варенья из погребов. Рутина.

Конин внимательно посмотрел на него:

– А по поводу монастыря что слышно?

Следователь наклонился вперед:

– А я к вам как раз потому и приехал, Евгений Петрович. Вопросы есть…

Конин засуетился, поднял с табуретки кипу исписанных листов, стал соображать, куда их пристроить…

– Да положите их на подоконник! – не выдержал Борис.

Старик бросил листы на пол, сел наконец на табуретку и посмотрел на гостя:

– Я слушаю тебя, Боря.

– Евгений Петрович… Помните, когда только в монастыре община обосновалась, убийство произошло? Ну, женщину распяли на воротах? Еще ходили разговоры у нас всякие… Чертовщину какую-то приплели. Якобы убийство это ритуальное, сатанинская секта замешана… Вы-то что об этом думаете?

Конин снял очки, протер их концом рубашки. Борис невольно отметил, что краеведа вопрос очень взволновал.

– Так… продолжай. Я слушаю тебя.

– Понимаете, Евгений Петрович, нутром чую, хоть и много лет прошло… То распятие человека на воротах и находка камня связаны между собой. И не только потому, что все это в монастыре случилось… Странно, что женщину не просто изувечили – она была исхлестана самым изуверским способом. К тому же экспертиза установила, что перед смертью она имела половой контакт. Вам это ни о чем не говорит?

Конин вскочил с табуретки и стал мерить комнатку шагами. Борис кашлянул.

– Да, ты, Боря, прав. Я знал, что кто-нибудь поймет…. я считаю…

– Что? – осторожно спросил следователь, – вы сказали – кто-нибудь поймет… Что – поймет?

Конин наконец сел и пристально посмотрел Борису в глаза.

– Боря, ты ведь доверяешь мне? Ты ведь… не полагаешь меня безумцем?

– Евгений Петрович, я знаю, что вы самый образованный человек в нашем городе. Вас тут просто недооценивают. Помните, как в стихах – «пророков нет в отечестве моем…»

– «…Да и в других отчествах не густо…» – продолжил цитату Конин. – Хорошо, слушай. Ты в Бога веришь?

Борис не был готов к ответу. С тех пор, как бывшая классная руководительница стала настоятельницей монастыря, Бог как бы приблизился к Борису, приобрел, так сказать, постоянную прописку и жилплощадь. Но от этого не стал понятнее.

Бог… Что это? Сущность? Вечность? Как парень ни старался, все равно в его воображении тот оставался чем-то вроде книжной иллюстрации: седовласый почтенный старец, живущий на облаках.

– Не знаю, Евгений Петрович, если вам хочется узнать, какие у меня с этим словом ассоциации, – другое дело. А вот есть Бог или нет… Не знаю, это вопрос веры, я думаю.

– Правильно думаешь. Но если ты допускаешь существование созидательного Бога, ты допускаешь и существование силы, противоположной ему.

Борис кивнул – с этим невозможно не согласиться.

– Мы будем исходить из этого постулата. Итак, Бог есть, и это предположение мы принимаем без доказательств. Бог есть, был и останется неизменной принадлежностью существующего мира. Вне зависимости от того, какие ценности декларируются мирской властью. А, значит, был и будет Дьявол и вечный антагонизм между силами добра и зла. То, что движет миром. Согласен?

– Н-ну… согласен. И что из того?

– А вот что. После революции в стране Советов весьма последовательно уничтожались все православные корни, при этом была установлена абсолютная монополия на оккультизм. Правящая власть жила по Каббале, а для народа религия и все с ней связанное, стало «опиумом».

– Не понимаю, к чему вы клоните.

– Потерпи. Еще одно крылатое выражение советского периода – «В стране Советов секса нет».

– Да уж, помню, – заулыбался следователь.

– А как думаешь почему? Ведь сразу после гражданской революции наступила очередь сексуального раскрепощения. Брак как институт семьи в двадцатые годы почти перестал существовать, это хорошо прослеживается в литературе.

Борис задумался. Конин нетерпеливо щелкнул худыми длинными пальцами, возвращая его к разговору:

– Почему все современные религии демонизируют секс? Ведь еще на заре человечества сексуальная энергия использовалась в магических и религиозных мистериях. У всех народов были праздники плодородия, связанные с групповыми оргиями, бурными сексуальными проявлениями, на которые в обычные дни накладывалось строгое табу. Ты читал «Таис Афинскую»? Помнишь, как гетера отдалась прямо на вспаханной земле ради урожая?

Так вот. Подобные ритуалы были и у славян. День на Ивана Купала, например. Славяне тоже считали, что энергия любви, секса может влиять на природу, вызывать дождь, грозу, бурю или засуху.

– Без шуток? – изумился Борис.

Конин подошел к одной из своих полок, нашел какую-то потрепанную книгу, раскрыл ее на середине.

– Вот. – Палец краеведа остановился на нужной цитате. – «Сексуальные мистерии имеют общий корень с религией и нисколько не зависят от исторической формы того или иного исповедания», – зачитал он и захлопнул книжку.

– То есть сексуальные оргии имеют иное назначение, чем принято считать?

– Да, – просто сказал Конин, подумал и добавил: – На сексуальную энергию реагирует все в природе. Ею можно притянуть не только абсолютно любого человека, но и подчинить любое животное. И даже растение. И даже стихию. Кроме того, она является практически универсальной целительской энергией. Это способ управления миром.

– А раз есть способ, значит, есть и люди, умеющие управлять миром этим способом… – проговорил Борис.

– Совершенно верно, – подтвердил Конин, – существует огромное число духовных практик и эротических магий, в которых используется секс. Но то, что происходит сейчас – я имею в виду всю эту рекламу и пропаганду разврата, – есть не что иное, как попытка скрыть идущие из древности практики. Если на Западе все это «раскрепощение» стало лишь элементом жизни неформальной молодежи, то у нас в России дела обстоят иначе. Тут все сложнее, Боря.

Борис слушал краеведа с удивлением. Он никак не мог предполагать, придя сюда, что попадет на такую странную лекцию.

– Так что же у нас-то?

Конин помолчал. Сел на табурет. И наконец произнес:

– Боря, все русские неомагические и оккультные союзы конца второго тысячелетия были не просто тантрическими, то есть йогой любви. Они были хлыстовскими… И они существуют и по сей день. И я предполагаю…

Борис наблюдал за Кониным – старик был слишком взбудоражен. У него запотели очки, и он судорожно стал протирать стекла.

– Что, это преступление совершили хлыстовцы?

Краевед даже подскочил с табуретки:

– Нет! Это не было преступлением! Они на убийство не способны! Тут другое… Борис, ты должен многое узнать, чтобы понять…

Глава 13

– Я ничего не понимаю, ничего! – Нина была так испугана, что не могла ни плакать, ни кричать, только возбуждение, как мотогонщик, несло куда-то ее на немыслимых скоростях.

– Знаешь, Кирилловна, из того, что ты мне тут наговорила, я тоже ничего не понял. Кроме двух вещей. Во-первых, кто-то считает, что украденный камень у тебя. А во-вторых, лихая ты девчонка, я смотрю. – Голкипер разглядывал ее с нескрываемым интересом, будто увидел впервые.

До клиники она добралась на автомобиле Андрея, ведь «Ауди» спокойно провел ночь там, где Нина оставила его накануне, – в соседнем дворе.

Когда героическая эпопея с прыжками и перебежками по чердаку была завершена, Нина какое-то время сидела на корточках на площадке девятого этажа в чужом подъезде. А потом ей это надоело и она решила выбраться на улицу. Помог ранний труженик. Мужчина вышел из своей квартиры и косо посмотрел на женщину с безумными глазами – Нина старательно изображала разочарование от того, что ей якобы не открыли дверь его соседи.

– На даче, – буркнул он и нажал на кнопку лифта.

– На даче? – повторила Нина с глупым выражением. – Тогда в следующий раз… – И заскочила вместе с ним в подъехавшую кабинку.

Из подъезда они вышли вместе. Мужчина заспешил в сторону метро. А Нина украдкой пробралась к машине, открыла ее и завела двигатель. Она так и не рискнула посмотреть, что творилось возле ее дома, и уж тем более не стала бы делать попытку вернуться в свою квартиру.

– Андрей, это не ответ! Я в какой-то ловушке.

Андрей спал, когда она ворвалась к нему в палату. Реакция у него, конечно, бойцовская: вскочил моментально, сон как рукой сняло. Вот уже с полчаса Нина повторяла ему одно и то же раз пять. Но никакого смысла история все равно не обретала.

– Я думаю.

Нина тоже думала. Но думала она о другом: как вернуться домой, взять сберкнижку и загранпаспорт и улететь куда-нибудь подальше от Москвы.

– Даже если ты надумаешь уехать, эти ребята все равно тебя отыщут, – сказал, будто прочел ее мысли, голкипер.

– Что же делать?! И к родителям на дачу не могу, напугаю стариков до смерти.

– Я сам тебя спрячу. До выяснения всех обстоятельств.

Нина меньше всего хотела бы зависеть от мальчишки. Но деваться было некуда.

– Где ты меня спрячешь? И как? Ведь могут выследить…

– Это уже моя головная боль… Отвернись, пожалуйста, Кирилловна…

– Не называй меня так!

Но Андрей смотрел на нее серьезно.

– Не буду. Только ты пойди умойся хоть. И вообще…

Нина прошла в ванную, плеснула в лицо холодной водой, подняла голову и посмотрела на себя в зеркало. Зрачки расширены, губы дергаются, кожа бледная. Все признаки опасного эмоционального напряжения. Нужно взять себя в руки. Иначе и до обморока недалеко.

– Нина, что вы там застряли? Вы в порядке? – постучал в дверь Андрей.

– Да, сейчас.

– Возьмите мою одежду, вот джинсы и рубашка. Не стесняйтесь. Я же ваш должник, я говорил?

Нина протянула руку из-за двери.

– Говорил.

Она взяла предложенную одежду. Докатилась. Бывали, конечно, в жизни моменты, когда мужская рубашка в чужой квартире заменяла утренний халат…

Женщина быстро приняла душ и оделась.

– Теперь вы похожи на героиню вестерна, – сказал Андрей, когда она вышла из ванной.

– И что дальше?

– Дальше?

Андрей поверх футболки надевал жилет с множеством накладных карманов.

– Дальше будем защищаться. – Он вынул из-под подушки маленький пистолет и сунул его в карман жилета.

– Оружие! Откуда у вас?

– Нинон, чтоб вы знали: спорт – занятие криминальное. Оружие есть почти у всех членов команды. Правда, в основном пневматика. Ладно, некогда, поехали.

Они вышли из палаты. Медсестра со своего поста замерла с открытым ртом, глядя на них.

– Наташа. У пациента возникло желание сделать томографию. Я везу его на снимки…

– Да, конечно… Неужели вы и правда думаете, что у него опухоль? – тихо спросила у Нины медсестра.

– Вы что, с ума сошли? Если меня будут спрашивать, скажите, что я с больным. И сразу перезвоните мне.

– Хорошо…

– Да… Вообще-то не говорите никому, с кем я и где я. Просто перезвоните.

– Сделаю, как вы сказали, Нина Кирилловна…

Когда сели в машину, Андрей чему-то рассмеялся.

– Что смешного?

– Теперь в клинике все точно поверят, что у нас роман. Ты сегодня проснулась знаменитой. Твои фотографии в газете…

– Какие еще фотографии? – у Нины совершенно стерлось из памяти воспоминание о том, что было до злополучной вчерашней драки Андрея в Гостином Дворе…

Голкипер вынул из кармана жилета сложенный в несколько раз газетный лист. Обычная наспех слепленная бульварная хроника из жизни звезд. Нина иногда сама с любопытством пробегала по строчкам, рассказывающим о каком-нибудь новом скандале из мира шоу-бизнеса. Но сейчас ее охватило возмущение. В центре полосы под цветной фотографией Нины в обнимку с Андреем стояла небольшая заметка с названием «Любимая женщина «сумасшедшего голкипера».

– Что за бред?!

– Почему сразу бред? – ухмыльнулся футболист. – Почти ни слова лжи, между прочим, сама почитай. – И Андрей завел машину.

Нина уткнулась в газету. Перечитала дважды. И узнала про себя много любопытного. Что они с Андреем встречаются уже год. Что теперь известно, с кем он исчезал на неделю в межсезонье. Что она – бывшая медсестра сборной по футболу. Что это он устроил ее на работу в престижную клинику. Что Андрея медики поставили играть в последнем матче, недооценив его состояние здоровья. Что у него проблемы с костью, а не с мышцами. Возможно, очень серьезное заболевание. Что Нина выхаживает своего жениха две недели… И теперь он выбирает страховую компанию для того, чтобы обезопасить свое и ее будущее. Потому что они планируют завести ребенка…

– Откуда они все это взяли?!

– Сочинили. Привыкай. По их логике у любой женщины, с которой я провожу больше часа, роман со мной и она мечтает о ребенке.

«Знали бы они правду про этот боевик!» – подумала Нина. Добавить к сказанному было нечего. События последних суток дались ей тяжело. Она пристроилась удобнее на сиденье и уснула. В полудреме почувствовала, как плавно опускается под ней спинка скользкого кожаного кресла.

Проснулась оттого, что машина не двигалась. В салоне она находилась одна. Почему-то было почти темно. Несколько тусклых ламп освещали довольно большое помещение, похожее на гараж. Нина опасливо прислушалась – не доносилось ни звука.

Прошло минут пять. И вот послышались торопливые шаги. Идущие разговаривали не таясь.

– А ты в кабинете у нее смотрел? – Голос был ей незнаком.

– Нет там ничего. Не может она врать. Все точно. – А этот голос принадлежал Андрею!

Опасность! Нина в который раз испытала взрыв адреналина в крови. Женщина тихонько стала переползать на водительское кресло, ключ торчал в замке зажигания.

– В таких делах я не поручался бы ни за кого, – заявил незнакомец.

– Черт его знает. Может, потеряла? – сказал Андрей.

– Андрюха, ты просто блаженный…

Шаги приближались. Нина уселась в водительском кресле, повернула ключ, нажала на педаль. Машина завелась с рокотом и резко рванула вперед.

– Стой! – заорали ей вслед.

Поздно.

Это был большой гараж, но машин в нем находилось немного. Главная трудность состояла в том, чтобы вовремя вывернуть на скорости и не врезаться в бетонные сваи, поддерживающие перекрытия. Нина видела в зеркало, как за ней бежали. Через несколько секунд «Ауди» вылетел в раскрытые ворота на улицу.

Машина неслась по асфальтированной дороге, пугая встречных. По правую сторону располагалось огромное летное поле. Слева – красивые маленькие коттеджи. Вот дорога вильнула – теперь слева пошли спортивные поля, затем корт, справа – административные здания. Люди в шортах и майках походили на отдыхающих в каком-нибудь оздоровительном комплексе…

Впереди, метрах в ста, стоял шлагбаум, из будки охраны выскочил здоровяк в черной униформе и приготовился буквально собственным телом преградить дорогу беглянке.

Нина до боли прикусила губу. Давить человека?! Нет конечно. Она сбавила скорость.

– Откройте окно! – потребовал охранник.

Женщина непроизвольно, как в детстве, соорудила из пальцев международный знак, означающий игнорирование любых приказов. Охранник не стал долго уговаривать – вытащил пистолет и направил его на колесо машины.

– Вам просто не на чем будет ехать, барышня. Покиньте машину. Ну!

Нина уронила голову на руль. Видимо, все бессмысленно. Иногда и с самыми благополучными людьми случаются роковые события, которые полностью меняют судьбу. Хорошо, если удастся остаться в живых.

Потекли слезы отчаянья. Она всего лишь слабая женщина. И защитить ее некому. За что Андрей так поступил с ней? Кто он вообще такой?!

По стеклу постучали. Нина подняла голову – в салон машины заглядывал голкипер, он изо всех сил пытался разглядеть ее через тонированные стекла.

– И это меня называют сумасшедшим! Видал? – Футболист призывал в свидетели охранника, тот кивнул. – Гнала, как полоумная. Что я тебе сделал, психопатка? – Этот вопрос был адресован уже Нине.

Нина приспустила стекло на дверце:

– Зачем эта игра, Андрей?! Что вам от меня нужно?

Голкипер глубоко вздохнул. Поразмыслил над сказанным. Полез в карман жилета. Вытащил пистолет и засунул его в щель окна. Пистолет упал на сиденье.

– Ты можешь поступить как хочешь, Нина. Хочешь – езжай, только вот куда? Хочешь – стреляй в меня. Достойное завершение романа для желтой прессы. Выбирай.

Она больше не колебалась. Открыла дверь и вышла.

– Кирилловна. Ты только успокойся. Что там у вас, медиков, пьют от нервов, а? Все устаканится, обещаю. Пройдемся немного, лады?

– Не разговаривай со мной как с больной.

– Что ты. Ты мой врач. Я твой пациент. Порядок вещей все тот же.

Нине было все равно. Она стояла на обочине дороги, закрыв глаза и подставив лицо солнцу. Андрей отогнал машину на площадку для транспорта за будкой охраны.

Нина вздрогнула, когда он взял ее за локоть:

– Пошли, поговорим?

Они побрели по тропинке, уводящей в сосновый бор. Где-то рядом слышался женский смех и конское фырканье. Нине эти звуки показались настолько далекими, будто она уже не принадлежала миру материальному. Наверное, так чувствуют себя безнадежно больные люди.

– С чего ты решила, что я тебе враг?

– Ты же сам сказал. Спорт – дело криминальное. У тебя есть оружие. Если б не твоя дурацкая выходка на показе мод, бриллиант не украли бы. Ты специально притащил меня туда. Это был отвлекающий маневр – алиби для прессы. Видно, ты в сговоре со своей моделью. Или с кем-то там еще. Ты – соучастник преступления. Поэтому ты так торопился оттуда сбежать. И мне уже все равно, что твоя банда со мной сделает. Нет у меня вашего бриллианта!

– Ну, на нет и суда нет. Та-ак… – Андрей выглядел озадаченным. – Вот она – неумолимая женская логика.

Несколько минут шли молча.

– Тебе тут как вообще? Нравится? – неожиданно прервал молчание голкипер.

– Что?!

– Это – то самое место, о котором я тебе говорил. Здесь безопасно, Нина.

Глава 14

Энтони легко открыл дверь, лишь с минуту поколдовав над замком.

Обычная, ничем не примечательная двухкомнатная квартира.

Англичанин прошел на кухню. На полу валялась гора таблеток. Упаковка феназепама лежала на столе, рядом – стакан с недопитой водой.

В спальне постель смята, на подзеркальник брошена белая сумочка, уже хорошо знакомая Снайпсу. Англичанин открыл ее, вынул и просмотрел содержимое.

Паспорт с фотографией женщины. Отлично, теперь ему известно, как ее зовут. По крайней мере, одно из возможных имен. Так, дальше. Проездные на метро… Так. Ясно, что она действительно работала в той клинике довольно продолжительное время, потому что устаревшие проездные до определенной станции за полгода так и не удосужилась выбросить – они были заложены за обложку паспорта. Дальше… В кошельке – очень незначительная сумма…

Энтони открыл бельевой шкаф – женщины всего мира неисправимы в этом вопросе – и скоро нашел другие документы, в том числе загранпаспорт и сберегательную книжку. На сберкнижке тоже оказалось немного. А в загранпаспорте стояло лишь четыре отметки о выездах, да и то – на средиземноморские курорты… Никаких проколов. Имитация рядовой жизни – абсолютная.

Снайпс сделал снимки документов. И еще раз осмотрел квартиру. Судя по всему, она жила здесь одна. Когда женщина живет в квартире одна, это чувствуется сразу. Пусть даже у нее в полном порядке сантехника и до кинжальной остроты наточены ножи. Такая квартира обычно остается стерильно чистой, даже если хозяйка впопыхах раскидала вещи. В ней есть что-то от атмосферы детской комнаты…

Но ведь этого не может быть…

Англичанин зачем-то открыл пудреницу. Дотронулся до коричневого плюшевого медведя, сидящего на кресле. Поднял упавшую на пол кофточку. Дом не выглядел безжизненным, как бывает в квартирах-однодневках. Эта молодая женщина действительно завтракала и ужинала здесь, спала и наряжалась…

– Ник, вы проследили за ней? – осведомился он, позвонив по телефону.

– Да, сэр, – быстро ответил его случайный напарник.

– И где же она сейчас?

– Точно не могу сказать, сэр. Сначала она вернулась в клинику, затем вышла из нее с тем футболистом, что затеял драку на презентации. Они сели в машину и выехали на северное шоссе, похоже, на спортивную базу.

– Сколько километров от Москвы?

– От кольцевой дороги пятьдесят восемь километров, сэр.

– Отлично, отлично, – пробормотал Энтони, – продолжайте наблюдение. Я выезжаю сменить вас. Позвоните в посольство, чтобы мне прислали автомобиль.

– Слушаюсь, сэр, – отчеканил Ник.

Исполнительный малый…

Видимо, женщина кому-то успела передать камень. Или спрятала его. Она перепрыгнула с крыши на крышу! Энтони вновь ухмыльнулся, вспомнив об этом. И решил подняться на чердак, так – на всякий случай…

И тут на глаза ему попался пухлый альбом с фотографиями. Он открыл и стал листать его. В самом конце он нашел одну фотографию, которая весьма его заинтересовала. Энтони вытащил ее и положил себе в карман. Какая удача. Вот и прокол, мадемуазель…

Он поднялся на последний этаж и откинул незапертый люк…

В темноте чердака Энтони почувствовал чье-то присутствие – не крысы или кошки. Это был человек. Англичанин слышал, как тот изо всех сил сдерживает свое дыхание. Энтони сделал несколько шагов и резким движением схватил прячущегося за горло.

– Пусти, гад! – захрипел сиплый женский голос.

Снайпс вытащил из кармана фонарик и посветил им. Из темноты выступило испуганное изможденное лицо.

– Простите, – Снайпс ослабил хватку, он говорил на чистом русском языке, – сегодня утром здесь пробегала молодая леди. Вы видели ее, конечно?

– Пошел ты, – услышал он в ответ. – Убийцы! Мало вам стариков за квартиры убивать, уже и за молодых взялись?

Снайпс отпустил свою жертву.

– Так ее хотели убить?

– А ты вообще кто такой? – вопросом на вопрос ответила женщина.

– Я ее друг. Она пропала. А я хочу ей помочь. Она тебе говорила что-нибудь еще?

– Нет, не успела. Сказала, что мне нужен воздух. Она докторша, – женщина сползла по стенке вниз и села на пол.

– Понятно, – сказал англичанин.

Он выбрался на улицу, вскоре за ним подъехала машина.

Глава 15

Борис листал рукопись Конина под названием «Эпоха магического ренессанса».

В своем кабинете он оказался лишь под вечер, от краеведа пришлось заехать еще в несколько мест по другим, куда более приземленным, поводам – одновременно на следователе висело несколько бытовых преступлений.

Увлекшись чтением, Борис не заметил, как стемнело. Включил настольную лампу. Задумался.

Евгений Петрович Конин представал совсем в ином свете.

Странно, как же мы мало знаем о других людях, даже общаясь годами… И вдруг, совершенно неожиданно, происходит какая-то метаморфоза. Человек из обычного знакомого превращается в нервное, штучное, совершенно неповторимое существо из плоти и крови, из спутанного клубка желаний и страхов, из проблем и боли, из мечты о своем собственном, ни на что не похожем счастье.

– Образование – лицо разума, если есть у тебя разум – учись, чтоб не оказаться голым королем, – сказал, приятельски похлопывая следователя по плечу на прощанье, краевед.

Да уж, воистину, если начало мудрости состоит в осознании, что мы ничего не знаем, то начало понимания заключается в осознании того, что все большое состоит из малого. Детали, детали…

Рядом с рукописью на столе лежала выписка из судмедэкспертизы пятилетней давности. В организме распятой женщины обнаружили вещество, способное изменять длительность рефракторных периодов. Как пояснил следователю врач, этот препарат влияет на возбудимость мышц. Например, с его помощью можно значительно снизить частоту сердечных сокращений. Зачем это понадобилось?! Секс, боль, регулировка мышечных сокращений… Чертовщина какая-то.

– Другое явление религиозного порядка – аскетизм, – разъяснял Конин Борису двумя часами раньше. – Для аскетизма характерно умерщвление плоти путем самобичевания, подавление чувственных влечений и желаний, обезображивание гениталий, кастрация. Знаешь, кто такие скопцы?

– Очень приблизительно, – признался Борис.

– Скопцы – то есть кастрированные мужчины и оскопленные женщины – одна из религиозных сект. Считалось, что колдовство вытекает из половой страсти. Колдовство и сладострастие органично переплетаются друг с другом… Все секты мира, в основе которых лежал диониссийский, эротический культ, так или иначе похожи друг на друга.

А вот хлыстовство стоит особняком в ряду тантрических сект. Это учение вбирает в себя и крайний аскетизм, и экстатические практики, берущие начало в первородной индуистской Тантре. Его корни уходят к критским и малоазийским мистериям Великой Матери, или Богородицы.

Я смею предположить, что поклонение Великой Матери, Богине Жизни и Смерти, соединение с которой через удовольствие и боль помогает почувствовать себя богом, существовало на русских землях еще до заселения их славянами. Интересно, что многие черты культа Великой Матери унаследовал библейский Единый Бог. Видимо, поэтому хлыстовство, враждебное официальной церкви, было основано на фундаменте христианства, а не язычества.

Западное масонство, абсолютно не связанное с русским оккультизмом, кстати, называло членов своих лож «детьми Вдовы»… Считается, что последним апостолом русского хлыстовства был Григорий Распутин, «старец» из села Покровское нашей Тобольской губернии. Он и звался – Пламень Алый…

– А можно ли назвать хлыстовство мертвой сектой? Нет ли у них последователей? – спросил Борис.

Конин отвернулся к окну и ответил через паузу:

– Я не слышал, чтобы хлыстовство проявляло себя в наше время.

…Детали, детали, будь они неладны…

Борис вновь стал перелистывать рукопись Конина.

– Обратите внимание на главу о зеленом драконе Распутина, – дал совет Конин, когда Борис уже стоял на пороге его дома, – многое я остерегся описать. Почему – расскажу вам после прочтения. Если, конечно, будет желание слушать…

Борис уходил от краеведа со смешанным чувством. Здравый смысл его был совершенно сбит с толку аргументированной убежденностью краеведа. Значит, он тоже считает, что убийство той женщины – знак, намекающий на присутствие хлыстовцев. Но Конин утверждал к тому же, будто они – шаманы, чуть ли не колдуны! Более того, они, эти аскеты и жрецы любви одновременно, проповедовали идею человекобога в каждом из нас…

– Он всего лишь любитель… А мало ли что придумает непрофессионал, – сказал вслух Борис, остановившись на главе, которую искал…

Чтение сильно увлекло его – и несколько часов пролетело незаметно…

Конин подробно и весьма увлекательно описывал историю одной тайны, объединяющей старца Григория Распутина и последнюю российскую императрицу Александру Романову. Молва утверждала, что их связывали предосудительные отношения. Но это было бы слишком простое объяснение…

Распутин погиб на два года раньше, чем семья Романовых.

Когда императрицу Александру в страшном для России восемнадцатом году расстреляли в подвале Ипатьевского дома, в ее одежде обнаружили любопытную находку. Среди спрятанных на теле и вшитых в корсет драгоценностей охранники наткнулись на двух изумрудных драконов. Драконы были подарены Александре много лет назад Распутиным, они стоили гораздо меньше, чем любая из вещиц ее коллекции. Но императрица считала этот подарок особенным, хранила его как зеницу ока и всегда носила при себе. Для нее зеленые драконы являлись чем-то вроде амулета…

«В Европе с давних времен известен Орден Дракона, символом которого был Красный Дракон. Когда-то под знаменем с изображением этого чудовища сражались рыцари короля Артура, – писал Конин, – Однако в Тибете и Китае существовал другой орден – Орден Зеленого Дракона. Красный и Зеленый драконы находятся в вечном конфликте между собой».

Григорий Распутин настойчиво требовал от русского императора быть внимательным к событиям на Тибете. Но почему? Зачем понадобилась России эта нищая высокогорная страна, примечательная только лишь своим религиозным центром да несколькими спрятанными в почти недоступных горных ущельях монастырями? Зачем Григорий Распутин, крестьянин из Тобольской губернии, пьяница и блудник, как о нем говорили во всех закоулках нашей огромной державы, настаивал на появлении русского военного десанта на тибетской «крыше мира»? Загадка…

Другая загадка – требование Распутина сначала не начинать войну с немцами, а затем – подписать с ними мирное соглашение. Молва опять же утверждала, что Гришка – немецкий шпион, что он лишь транслятор, пешка в чьей-то большой игре. Ведомый кем-то манипулятор, управляющий царской семьей и политикой всея Руси…

Его звали «святой черт», разве не странно?

«Никто не отрицает ни природного ума, ни хитрости, ни одаренности и гипнотических талантов тобольского старца, – продолжал Конин, – но вряд ли он мог бы сам разобраться в вопросах большой политики. Да и советы царской семье давал, в основном, касательно здоровья наследника и, как максимум, назначений на те или иные должности.

Зачем ему понадобилось проявлять настойчивость в двух вопросах, объединяющих Россию, Тибет и Германию? Романовы благодаря Александре Федоровне смотрели на старца как на мистического провидца. Но этот «придворный апостол», в свою очередь, находился под большим влиянием другого близкого двору человека – врача Жамсарана Бадмаева, владеющего секретами тибетской медицины».

Борис наморщил лоб. Что-то такое он уже слышал.

Следователь взглянул на часы: стрелки указывали на то, что жена снова устроит скандал. Он так и не свозил ее на рынок за продуктами, а завтра ей заступать на суточное дежурство при пустом холодильнике. Борис почесал затылок. Быт и работа создавали неразрешимое противоречие в его судьбе. Но делать-то уже все равно нечего, видимо, жена опять вышла из положения походом в ближайший супермаркет.

Следователь встал, соорудил себе крепкий чай и снова вернулся к чтению рукописи.

О Бадмаеве, в крещении – Петре, практически ничего не известно. Этот новомодный проповедник тибетской медицины стал в последние годы Империи человеком, имеющим власть куда большую, чем иной министр.

«Но я имею основания утверждать, что все это было лишь ширмой, – писал Конин, – Бадмаев как раз и являлся тем самым великим кукловодом, выполняющим в России миссию мирового значения. Он служил силам, которые могли перекроить лицо планеты, и борьба за влияние над которыми разворачивалась поистине библейская».

Бурят Жамсаран Бадмаев родился в степях в середине девятнадцатого века, его отец имел большое скотоводческое хозяйство. Говорят, у мальчика с детства имелся талант – от одного прикосновения его руки проходила боль. Впрочем, дар был наследственным: старший брат тоже считался искусным врачевателем, как и многие члены рода.

Мальчишку осмотрел лама и предложил стать монахом.

В Петербурге старший брат Жамсарана добился открытия тибетской аптеки. Так двадцатилетний Жамсаран оказался в северной столице.

В 1871 году Петр Бадмаев поступил на восточный факультет Петербургского университета и одновременно в Медико-хирургическую академию. Оба учебных заведения он закончил с отличием, но его врачебный диплом остался в академии. Дело в том, что каждый выпускник ее давал клятву, что лечить будет лишь известными европейской науке средствами.

Он принял православие. Причем крестным отцом его стал наследник престола Александр, позднее Александр III.

После университета Бадмаев служил в министерстве иностранных дел и был лектором монгольского языка в Петербургском университете.

А затем просвещенный бурят стал все-таки практиковать в наших палестинах тибетскую медицину. Лаборатория Бадмаева изготовляла различные чудодейственные лечебные средства, пользовавшиеся особенно большим успехом в придворном кругу.

Интересно, что в августе 1917-го Временное правительство распорядилось о высылке Бадмаева из России. На какое-то время он исчез. А затем вернулся и, верный императорской семье, разделил участь Романовых – умер после пыток в застенках ЧК.

Во многом энергии и деньгам Бадмаева мы обязаны строительством самого большого буддийского храма в Европе – «Дацан Гунзэчойнэй», который и по сей день стоит на Приморском проспекте в Санкт-Петербурге. Впервые богослужение здесь состоялось в феврале 1913 года, в честь широко празднуемого 300-летия российской династии Романовых. Королем Сиама храму тогда же была подарена статуя Будды.

Однако не в этом состояла основная деятельность тибетского врача. Главной сферой его «работы» была внутренняя и внешняя политика – он хотел «вылечить» всю Россию и сделать ее ведущей державой мира. Причем Бадмаев успевал заниматься коммерцией, создавая крупные концессионные предприятия, теснейшим образом связанные как с закулисной политической игрой, так и с «тибетским» врачеванием.

Жамсаран Бадмаев считался приверженцем одной древней идеи: возрождения великого кагана, ордынской империи, во главе с новым Чингисханом – «белым царем». И роль «белого вождя» отводилась им Николаю Романову. Россия была для Бадмаева великой азиатской страной, на которой несмываемой печатью лежало татаро-монгольское иго. Именно в «ордынской» идее видел он будущее процветание России.

Свою концепцию о необходимости установления контроля над Тибетом врач изложил в докладе российскому императору. Стремясь к переориентации на восток российской политики, он строил грандиозные планы по включению Китая, Тибета и Монголии в сферу влияния России, вплоть до полного присоединения этих стран. Кто будет господствовать над Тибетом, духовным «центром планеты», тот будет господствовать и над Китаем, и над всем миром…

Очевидно, китайцам это было совершенно ясно, когда они завоевали Тибет в 1959 году, и тибетское государство перестало существовать.

А в начале века Бадмаев, выражая российские имперские интересы, опасался возникновения прямой конфронтации с Англией на Тибете. Англия энергично запускала свои щупальца в эту таинственную страну, старалась проникнуть в ее святая святых…

То, что Борис прочел дальше, заставило его крепко задуматься.

Построенная еще Александром Третьим Транссибирская железнодорожная магистраль способствовала мощному экономическому подъему дальневосточной окраины империи, до того оторванной от центра. Александру Третьему врач-политик настойчиво предлагал направить экономический вектор движения России на Тибет, для этого нужно было бы построить еще одну железную дорогу к городу Ланчжоу-фу, расположенному в полутора тысячах верстах от границы Российской империи и являющемуся, по мнению Бадмаева, ключом к Тибету. Бурят уверял императора, что весь китайский рынок может монополизировать одна Россия и это значительно поднимет финансовое могущество русской империи.

– Да уж, учитывая, что сегодня мир заполонили китайские товары, бурят был прав, сто раз прав, – проговорил вслух следователь.

Министр финансов Витте был крайне заинтересован предложением Бадмаева. Витте указал Александру Третьему на своевременность и важность предложения, поскольку понимал, что англичане неспроста стремились подчинить Тибет себе. Но император не решился бороться за высокогорную страну. «Все так ново, необычно и фантастично, что с трудом верится в возможность успеха», – наложил он резолюцию на доклад врача.

Бадмаев не успокоился. Следующий император – Николай II – получил письмо, в котором врач упрямо доказывал, что «корень русской политики на Востоке лежит не в Китае, а именно в Тибете».

Григорий Распутин неотступно советовал прислушаться и сделать так, как говорит Бадмаев… И на этот раз по личному распоряжению императора на Тибет отправился подъесаул Уланов. Он получил двойное задание: во-первых, разузнать, что там делается, во-вторых, постараться настроить тибетцев против англичан.

Однако вспыхнувшая война России с Японией помешала грандиозным планам «тибетского учителя». Россия была переориентирована на другой объект…

Итак, получается, Бадмаев нашел прямой путь к царской чете Романовых через «слабое место» Александры Федоровны – «святого старца» Григория Распутина.

«Новый» пророк внушал «маме» и «папе», особенно «папе» – Николаю Романову, что воевать с немцами нельзя, – продолжал Конин. – Но таким образом рушилась основа большой российской политики – Германия исстари была врагом России именно благодаря немецкому стремлению на Восток. Англия же имела свои причины провоцировать Россию и Германию на конфликт.

Странная же и загадочная фигура Бадмаева, на мой взгляд, напрямую связана с тайным учением, которое проповедовалось в закрытых буддийских монастырях».

Жрецы имели в народе репутацию шаманов, магов, они использовали психофизические методы тренировок, позволявшие им творить, с точки зрения европейцев, настоящие чудеса.

Бадмаева почитали в столице России едва ли не как восточного всемогущего чародея, ведь он лечил самые тяжелые формы заболеваний, да и гипнозом обладал. «Не он ли обучил Григория Распутина приемам гипноза и внушения, о которых в народе ходили легенды?» – вопрошал краевед.

Следователь усмехнулся. Так недалеко и инопланетян приплести, хотя… шут его знает.

По представлениям Конина, тайное учение бон-по владело фантастической силой, данные доктрины могли менять ход развития человечества. Естественно, ими интересовались те, кто стремился к мировому господству.

В Германии после Первой мировой войны начинали складываться тайные немецкие общества, руководимые неким «господином в зеленых перчатках». Этот господин, утверждал краевед, и был посланцем в Европу от самого древнего тайного ордена на земле – Ордена Зеленого Дракона…

Внезапно зазвонил телефон. Следователь даже вздрогнул – звонок вывел его из состояния, подобного трансу, в которое погружало чтение рукописи.

– Слушаю, – дежурно произнес Борис в трубку.

– Борис Ефимович? – поинтересовался женский голос, показавшийся знакомым.

– Слушаю, – еще раз устало повторил Борис.

– Это журналистка центрального телеканала, которой вы сегодня отказали в интервью. Вы ведь выезжали в монастырь в день обнаружения там голубого бриллианта?

– До чего же вы настырная девушка, – припомнил ее Борис, – кто дал вам номер моего телефона?

– Не важно, – заявила девица, – важно другое: вы сейчас узнаете от меня новость, о которой еще не сообщали СМИ.

Следователь напрягся.

– Что случилось?

– Я скажу. Только и вы дайте слово, что мы сможем встретиться и я получу от вас свой комментарий. Ну… работа у меня горит, понимаете? – вздохнула девушка.

– Ладно. Обещаю. Так что случилось?

– Сегодня вечером в Москве голубой бриллиант украли. Похитили прямо с презентации модельной коллекции в Гостином Дворе. Завтра с утра все новостные каналы будут передавать. А сегодня это – эксклюзивная информация. Понимаете?

– Понимаю, – сказал следователь, – спасибо за эксклюзив. Жду вас сейчас в своем кабинете.

– Лечу! – крикнула девчонка и нажала отбой связи.

Глава 16

– Знаешь, сколько карат в том бриллианте? – спросил Андрей у Нины, намазывая на хлеб масло.

За час, проведенный на спортивной базе олимпийского футбольного резерва, она почти успокоилась.

– Сколько?

– Почти шестьдесят. Тянет на десятку. Миллионов долларов, как ты, наверное, понимаешь.

– Теперь ясно. Игра стоит свеч.

Нина настолько устала, что не могла есть. Поковыряла вилкой в салате, выпила компот – общепит в местной столовой был отличный. Но для его оценки требовалось другое состояние.

– Ты ешь, ешь!

– Не могу. Лучше расскажи, что знаешь.

– Пытаюсь. – Андрей сидел напротив и увлеченно ел, у него, в отличие от Нины, аппетит был отменный.

– Прекрати набивать желудок! Выкладывай по порядку, – вспылила Нина.

– Слушай, я в отличие от тебя, вполне адекватен. И я проголодался. Да и знаю я немного. У бриллианта своя длинная история. Это долгий разговор. Пойдем, устрою тебя в моей хижине. Там нас ждет один человек, он в курсе.

Они вышли из столовой и направились к коттеджам, мимо которых Нина пронеслась на машине час назад. Сейчас все представлялось ей совсем в ином свете. Может, она вообще придумала себе опасность?!

– Андрей, я ведь о тебе ничего не знаю, – извиняющимся тоном произнесла женщина.

С чего это она решила, что ему нельзя доверять? Совсем ополоумела!

– Что, газеты не читаешь? Обидно. Никогда не говори звезде, что ты про нее ничего не знаешь. Я-то – ладно. Я простой парень. А другие могут и спиной развернуться.

– Я даже не знаю, зачем на футбольном поле мяч. Вот если б ты получил уникальную травму…

– Типун тебе на язык…

– Я же для примера! А так… У тебя свой мир, у меня свой.

– Ладно. Прощаю. Только больше не води мою машинку как гонщик на ралли.

– Только ради спасения…

– Хорошо. Только ради спасения. При условии, что сначала возьмешь паузу на раздумье.

– Уговорил…

Так, болтая, они подошли к самому удаленному двухэтажному коттеджу. Издали он казался довольно компактным, а вблизи обнаружил всю свою замаскированную сосновым лесом значительность и респектабельность.

Дом был сложен из массивных бревен, на фасаде имелось просторное крыльцо с двускатной кровлей. А со стороны подступающего леса из плоскости стены на метр выделялась оригинальная каркасная конструкция, украшенная декоративной штукатуркой и мозаикой из речного галечника. Практически конструкция являлась одним большим панорамным окном.

– И ты здесь живешь? – изумилась Нина.

– Время от времени, – кивнул футболист.

Андрей подскочил к входной двери и картинно распахнул ее перед гостьей:

– Входи!

Внутри дом выглядел просто потрясающе – настоящее бунгало охотника. На бревенчатых стенах – картины и чучела кабанов, на полу в гостиной – громадная медвежья шкура. Обилие света и особое чувство пространства возникало из-за того, что между первым и вторым этажами в центральном помещении дома не было перекрытий. Тянущиеся на оба этажа окна позволяли жильцам любоваться сосновым пейзажем. С высокого шатрового потолка на цепи спускалась кованая люстра, выполненная в одном стиле с ограждениями лестницы, уходящей на балкон. Украшением гостиной, помимо окон, был большой французский камин с белой облицовкой.

– Нравится? – спросили Нину откуда-то сверху.

Она подняла голову на широкий бревенчатый балкон, отнимающий у комнаты половину ее устремленного ввысь пространства. С него гостью внимательно разглядывал крепкий темноволосый восточного типа мужчина в футболке с логотипом известного спортклуба. Нина обратила внимание на его мускулистые руки с напряженными венами.

– Знакомься: Алексей, борец, многократный чемпион мира. Но тебе его фамилия все равно ничего не скажет. Между прочим, все эти кабаны – его охотничьи трофеи.

– Это вы были в гараже? – спросила Нина Алексея.

– Я.

Он спустился по лестнице с шикарными коваными перилами.

– Ребята, извините меня, я правда очень испугалась.

– Понимаю, – лаконично ответил борец, все еще разглядывая ее.

Нина почувствовала себя неловко.

– Вам не говорили в детстве, что так долго рассматривать человека неприлично?

– Не обращай внимания, – вступился Андрей, – тяжеловесы все такие тормозные.

– Я видел вас по телевизору. Вы – красивая женщина, – заявил вдруг Алексей.

– Спасибо. – Нину его внимание стало утомлять.

– А красивым женщинам идут бриллианты, – продолжил свою мысль, обращаясь уже к Андрею, борец.

Андрей в сердцах устало махнул рукой, мол, отвяжись.

– В общем, он будет твоим телохранителем. Тенью твоей. От него ни на шаг.

Нина выразительно посмотрела на Андрея – шутит?!

– Не обсуждается.

– Ладно. А теперь я готова вас внимательно выслушать. – с этими словами Нина села в глубокое кресло.

– Сейчас, – Алексей быстро поднялся по лестнице на балкон.

– Ты его не бойся, он только с виду такой… дикий, – зашептал ей голкипер, – а так… мухи не укусит…

– Не обидит, – поправила Нина.

– Точно. Выпить хочешь?

В один прыжок парень оказался у бара, открыл его – там оказалась неплохая коллекция, – звякнул бокалами и крикнул Нине через плечо:

– Что пьем?!

– Коньяк есть?

Андрей плеснул коньяк в пузатые фужеры на черных ножках и подсел к Нине на боковой валик кресла.

– Леха, чего копаешься? – крикнул он на балкон и глотнул коньяк.

Алексей спустился вниз с раскрытым ноутбуком и газетами. Бросил газеты перед Ниной на журнальный столик, ноутбук положил ей на колени.

– Так ты вообще ничего не знаешь? – спросил он у нее.

Она пожала плечами.

– Ничего. Абсолютно. Знаю лишь, что теперь эта история касается меня непосредственно.

– Странно. Всю неделю только об этом бриллианте и говорят. Ты в тайге живешь, женщина? Новости не смотришь?

– Шутит он. Лех, не отвлекайся, некогда ей телевизор смотреть! – поморщился Андрей.

Алексей включил на ноутбуке видеозапись.

– Чего я буду ей объяснять, пусть диктор объясняет!

Прозвучали позывные новостной передачи главного телеканала страны.

– В эфире новости, – объявила дикторша. – Сегодня мир облетела сенсационная новость из древнего русского города Тобольска, бывшей столицы Сибири. Здесь после свержения царской власти восемь месяцев находилась в ссылке семья последнего императора России – Николая Второго. Известно, что в коллекции драгоценностей императрицы Александры Федоровны имелся огромный голубой бриллиант, названный в честь американского корабля, на котором камень прибыл из Индии в Лондон. Бриллиант по имени «Кондор» считался бесследно пропавшим и фактически стал лишь частью мифа о сокровищах императорской семьи. А вчера бриллиант был найден. Смотрите наш репортаж…

Алексей остановил ролик.

– В общем, в Тобольск после свержения царской власти вместе с императорской семьей прибыли человек двадцать слуг и несколько сундуков всяких ценностей.

И когда Николай понял наконец, что никакие белогвардейцы его не выручат, он стал потихоньку переправлять на сторону оставшиеся при нем наиболее стоящие фамильные ценности.

Многое, конечно, досталось большевикам. Но все-таки красные перехватили лишь незначительную часть от того, чем владела императрица. У Романовых была самая богатая коллекция драгоценностей во всей Европе, может, даже в мире…

– Ближе к делу давай, – потребовал Андрей и наклонился к Нине: – Эти драгоценности – его мания. Сколько Леху знаю, нормальный был человек. И вот – с ума сошел. Стоит теперь кому-то заикнуться про императорские сокровища – заводится с пол-оборота. Просто заболел этим бриллиантом. Только о нем и говорит. Полечи его, Нинка. Есть название для такой болезни?

– Есть. Золотая лихорадка, – сказала женщина, – Дальше, Алексей.

– Бриллиант «Кондор» Николай купил жене в честь годовщины их бракосочетания. Но у бриллианта плохая история…

– Что значит «плохая»?

– Все прежние его владельцы погибали от рук убийц…

Значит так. У Карла Фаберже заказали роскошную застежку с этим бриллиантом к костюму императрицы. Шел 1913 год. Тогда готовились к Русскому балу. Император и императрица должны были предстать на балу в нарядах эпохи первого Романова на троне. Я тут кое-что нашел, – Алексей, торопясь, стал открывать файлы с рисунками и фотографиями. – Тебе интересно? Вот, смотри. Примерно так все выглядело…

На разукрашенной репродукции в старинном костюме Марии Милославской была изображена последняя русская императрица Александра Федоровна. Поверх барм-оплечий царицы, расшитых изумрудами, на ней красовалось роскошное колье из жемчугов, бриллиантов и изумрудов. Застежкой костюму служил огромный изумруд величиной с ладонь в бриллиантовой оправе. Корону императрицы украшали рясны из жемчуга и бриллиантов.

– Но ты же сказал, что застежкой был бриллиант «Кондор»?

– В том-то и дело, что Александра Федоровна на примерке костюма с голубым бриллиантом внезапно почувствовала себя плохо. Она была очень суеверна. А легенда, связанная с камнем, гласила, что тот украли у какого-то мстительного индийского божества. Сам похититель рассказал об этом по пьянке матросу корабля, на котором плыл из Индии.

В общем, Александра наотрез отказалась надевать костюм с этим бриллиантом. И в спешке у Фаберже изготовили другую застежку – с изумрудом в двести пятьдесят карат. Он сейчас хранится в Алмазном фонде России.

– Вот оно как… – удивилась Нина.

– Говорит, заметь, как по писаному. Изучил вопрос досконально, – констатировал Андрей и подлил Нине еще коньяка.

– Да, – опять подхватил нить рассказа Алексей, – так вот. Григорий Распутин всячески уговаривал царя избавиться от «бесовского камня»…

– Почему «бесовского»? – опять поразилась Нина.

– Да потому что есть у него одно свойство, ты видела на презентации. В свете ультрафиолета камень меняет окраску, становится алым, как кровь. И если убрать ультрафиолет, цвет держится еще секунд двадцать.

– Да, точно! – вспомнила женщина…

– Я тоже там был, – добавил с улыбкой Алексей, – Наблюдал за вами из толпы. Так вот.

После убийства Романовых об этом бриллианте – ни слуху. Он просто исчез. И никто не знал куда. Предполагалось, что Александра Федоровна передала его кому-то из священников или монахинь в Тобольске. Комиссары их пытали, но те молчали как партизаны. Что-то из императорских драгоценностей тогда, как я уже говорил, нашли. Но голубой бриллиант исчез – будто в воду канул.

– Так как же его нашли?

– Случайно. Ковырнули кладку в стене женского монастыря, он в десяти километрах от Тобольска, – и вот вам тайник.

– И ты представляешь, Нин, – добавил Андрей, – Прочесывали монастырские помещения чекисты в свое время вдоль и поперек, чего там потом только не было: и склады, и интернат для сирот, и воинская часть. А тайник тот почему-то отыскали только недавно.

– Странно, – проговорила Нина. – А может, его кто туда лишь недавно и положил?

– Не болтай лишнего! – Алексей искоса посмотрел на Андрея и выключил ноутбук.

– А что я такого сказал, чего она из газет твоих не узнает?

Борец почему-то вновь пристально вгляделся в лицо Нины. Она отвела взгляд. Что за поведение!..

– А это, полюбуйтесь, описание вчерашней кражи. Хроника с места скандала. Вы оба тут мелькаете… – Алексей стал раскладывать на столике газеты.

Нина схватила одну статью, другую, пробежала глазами третью.

– Ерунда. Пишут одно и то же. Никто не может выдвинуть даже мало-мальски пригодную версию… Интересно, кто же все-таки украл бриллиант и где он сейчас… – проговорила она и потянулась в кресле.

Мужчины, не сговариваясь, уставились на нее.

– Никто не может, – подтвердил через паузу Алексей.

Нина задумалась.

– Андрей, а ты не мог бы позвонить своей подружке? Все-таки она-то должна что-то знать…

Футболист вскочил с кресла.

– Нет. Я в офсайде.

– Что? – не поняла Нина.

– Вне игры, – махнул рукой Алексей.

Глава 17

Евгений Петрович ворочался на своем диване. Сон никак не шел. Он встал, выпил воды.

Прямо в окно заглядывал желток низкой полной луны. Луна походила на любопытную круглую физиономию.

– Будет жарко, – сказал в тишину вечерней комнаты краевед.

Разговор с Борисом взволновал его. Конин передал ему рукопись, в которой попытался объяснить все, имеющее глобальные последствия для России. Но он не мог рассказать всего, что знал. А знал он много такого, от чего у академиков возникло бы желание сжечь его на инквизиторском костре.

Но это была не его тайна. Он мог лишь намекнуть на ее существование.

Все главные события мировой истории – войны, революции, экономические кризисы – спровоцированы противоборством двух тайных организаций, корни которых тянутся во времена Древнего Египта, где орден Сета начал борьбу с орденом Ра. Все, что образовалось позже, лишь наследовало их доктрины и продолжило борьбу.

Древнетибетская вера – Бон – являлась магнитом для всех, кто жаждал власти. Монахи бон-по могли то, что простому смертному невозможно и представить.

Идеи, связанные с Бон, легли в основу философии европейского национал-социализма в еще кайзеровской, демократической Германии. А в Германию сведения о тайном тибетском ордене шаманов Бон пришли от офицера, волею судьбы оказавшегося в буддийском монастыре Лхаса.

Там он провел несколько лет и получил удивительные способности ясновидения, которые очень пригодились ему в военных операциях. Соотечественники приписывали его поразительно точный анализ и прогнозирование военных действий посвящению, полученному в монастыре Бон. Впоследствии отряд под предводительством этого офицера проник в ущелья Гималаев, к буддийским монастырям, туда, где не ступала нога европейца. Так мистические тайны Востока стали огромным искушением для Германии.

Чем был Орден Зеленого Дракона для России – загадка для последующих поколений. Но каким-то образом Григорий Распутин имел к нему отношение – об этом знали историки, исследующие «распутинскую» эпоху.

Достоверно известно, что тобольский крестьянин регулярно получал из Швеции телеграммы с загадочной подписью «Зеленый». Подтверждает это и надпись на иконе Серафима Саровского, принадлежащая императрице Александре Федоровне. За ее окладом была обнаружена фраза: «С.И.М.П. Зеленый Дракон. Вы были совершенно правы». Кто скрывался за аббревиатурой «С.И.М.П.»? Может быть, кто-то из оккультистов и целителей, которые толпами приезжали для осмотра русского наследника?

В любом случае расшифровка первых двух букв вполне может означать «Супериор Инконню» – высший титул в некоторых масонских ложах…

Конин размышлял об этом уже лет десять. С тех пор, как однажды стал свидетелем явления, которое можно объяснить лишь сверхъестественной связью всего сущего в космосе… Если бы он сам не превратился в часть этого тайного мира, он счел бы увиденное галлюцинацией…

«Господин в зеленых перчатках» жил в Берлине перед приходом Гитлера к власти. Загадочный тибетский лама еще в начале 30-х годов предсказал все грядущие метаморфозы Третьего рейха. Он трижды и без ошибок сообщал газетам, сколько нацистов пройдет в рейхстаг. Гитлер регулярно навещал его и называл «держателем ключей от таинственного королевства Агарти».

Коли знал о будущем крахе – зачем ввязывался? Дать пример потомкам? Показать, что нельзя использовать религию Бон во зло? Но зло и добро по понятиям Востока значат совсем не то, что думает о них европеец…

Итак, невежественный, полуграмотный старец Распутин был настроен прогермански, в отличие от многих образованных аристократов немецкого происхождения, близких к российскому двору. Почему? Что двигало им?

– Не что, а кто, – произнес, глядя в потолок, Конин.

Да. Жамсаран, или Петр, Бадмаев – тибетский шаман в роли модного эскулапа… Но, возможно, никто не мог предположить в те годы о подобном развитии событий…

Однако же, сколько во всем этом противоречий…

Тайные знания Бон, за которые ратовал Бадмаев перед императорской фамилией, интересовали не только германских, но и английских политиков. Англичане в те же годы попытались обратить внимание общественного мнения на фашизм, в котором они сумели разглядеть угрозу и зарождение люциферианской религии. Они указывали на мрачное пламя нацистской магии и на его тибетский источник. Силами зла, хранимыми на Востоке, отчаянно стремились завладеть на Западе…

Но злом эти могущественные силы становились в алчных сердцах. Что, если тайны Тибета действительно предназначались России? А перехватить их мечтала Англия?..

Конин закрыл глаза. И вновь как наваждение перед его мысленным взором предстала жуткая и вместе с тем величественная сцена. Он точно знал: человек может управлять стихиями, если получит тайные знания. Он видел это…

Все очевидно, только глупец не смог бы распознать: за мировое господство, ключи от которого давали именно тибетские монахи Бон-по, боролись два титана. Германия и СССР. Оккультизмом занимались и немецкие, и советские правительства.

Бога и Дьявола никто не отменял. Еще Иоанн Богослов в своем «Откровении» писал о Пергамском престоле сатаны, который был найден немцами и находился в центре Берлина с 1914 по 1945-й. Советские победители перенесли этот престол в Москву.

Но уже в 1924 году на Красной площади за четыре дня был сооружен «свой» «Пергамский престол»: его точная копия, послужившая усыпальницей забальзамированному Владимиру Ильичу Ленину – ВИЛу, если сокращенно. В книге пророка Даниила, написанной в VII веке до Рождества Христова, говорится: «Был у вавилонян идол по имени Вил»… Совпадение с инициалами вождя мировой революции – не случайность…

Той лютой зимой в центре Москвы спешно взрывали мерзлый грунт под строительство Мавзолея и повредили систему канализации. Котлован стал заполняться зловонной жижей. Патриарх сказал тогда: «По мощам и елей»…

– По мощам и елей, – повторил Конин.

Когда в мае 1945 года Берлин взяли наши, среди трупов последних защитников нацизма нашли тысячу тибетских монахов, одетых в германскую форму без знаков различия. В их карманах не имелось документов…

Так кем был Григорий Распутин для России? Авантюристом или пророком? Имел ли тобольский крестьянин связь с тибетским орденом Зеленого Дракона? Конин, кажется, знал ответ. Но кто поверил бы ему? Все слишком фантастично, слишком…

Бадмаев всеми силами стремился к тому, чтобы тайнами Тибета Россия завладела первой. Но не удалось… Опять же, почему?

Да, Англия… Ей чрезвычайно выгодно было держать двух опасных чудовищ, Россию и Германию, в состоянии войны.

Не так давно обнародовали сообщение бывшего высокопоставленного сотрудника Скотланд-Ярда и известного историка. Обнаружили документы, доказывающие, что именно британская разведка хотела избавиться от Распутина и довела дело до конца, «поскольку тот оказывал огромное влияние на царя, увещевая его выйти из войны с Германией». Ликвидировать Распутина поручили опытному британскому агенту Рейнеру, который слыл известной персоной в Санкт-Петербурге и дружил с князем Феликсом Юсуповым.

Считается, что Григория Распутина смертельно ранил Пуришкевич: с большого расстояния двумя пулями в спину. Но изучение фотографии мертвого Распутина указывает на улику… На лбу у старца, в месте «третьего глаза», хорошо видно отверстие от третьей таинственной пули. Там имелся у Григория Распутина загадочный шишковидный нарост. Конин знал природу этого нароста…

Выстрел сделали с близкого расстояния, и, судя по точности, убийца был профессионалом. Кроме того, осталась переписка, в которой говорится: «цель явно достигнута… Реакция на уничтожение «темной силы» благоприятная».

Заговор против Распутина многими воспринимался как способ спасти Россию. Но чего добились этим убийством и почему Распутин, провидец и шаман, по собственной воле пришел к месту своей казни?

Англия тоже сама стремилась на Тибет…

– О Боже! – хлопнул себя по лбу Конин.

А не было ли все это одной лишь грандиозной мистификацией?! Ведь в числе преемников «светлого» Ордена Красного Дракона, боровшегося с «темным» Зеленым Драконом, после возникло Общество Друзей Люцифера, а затем ложа «Германия Инкогнита»… Поменять местами белое и черное, зло и добро… Лукавая Англия!

Бадмаев уверял, что в одиннадцатом колене его род имеет потомков самого Чингисхана. Он обладал великими знаниями долголетия и древнего врачевания, применял тактику йогов – диагностику по пульсу. Но лишь самые близкие догадывались, что доктор владел и другой древней техникой: включал возможности своего Третьего Глаза…

Он принял смерть добровольно, хотя мог бы спасти себя. 30 июля 1920 года столетний Бадмаев умер на руках у жены. Умирая, взял с нее слово, что даже в день его смерти она не пропустит прием больных и будет продолжать его врачебное дело.

Дочери бурятского целителя незадолго до смерти отца видели в церкви, стоявшей близ их деревянного дома на Ярославском, таинственный свет среди ночи.

Бурятские шаманы, несомненно, передали часть своей силы Григорию Распутину. Ведь он провел в Бурятии, а возможно, и на Тибете несколько лет.

И эта сила жива по сей день…

Глава 18

Борис перевернул папку с рукописью Конина лицевой стороной вниз, когда заметил, что шустрая журналистка краем глаза читает название, выведенное рукой краеведа на титульной странице.

– Э-э, значит, бриллиант нашел рабочий, так?

– Вы все правильно поняли. А мне нечего добавить к сказанному, – улыбнулся следователь.

Девушка наморщила лоб. Ей была нужна сенсация. Хотя бы крохотная. Хотя бы ничтожная часть информации, не известной конкурентам.

– Но вы наверняка сразу исследовали место находки. Разве это не интересно?

– Что?

– Ну, как выглядел тайник, глубокий он или нет, какое было назначение у комнаты… Это была келья?

Следователь снова заулыбался. Настырная журналистка отчаянно вгрызалась в тему, надеясь вытащить из него своими клещиками что-нибудь, о чем даже не имела понятия. Если бы она только догадывалась, что таится за всем этим!

– Девушка, посмотрите на часы. Уже наступил следующий день. А я не железный. Я на ногах сутки. Давайте расходиться.

Журналистка метнула быстрый взгляд на оператора: мол, ну как, доволен? Оператор слегка скривил губы.

Целый час девушка пытала Бориса, а оператор снимал. Следователь водил ее по одному маленькому кругу, не давая возможности расширить информационный диапазон. И все это – плата, которую он обещал за ее небольшую, но чертовски важную информацию о краже бриллианта.

Теперь Борис и сам хотел узнать о нем как можно больше.

– Так вы говорите, что его украли на глазах у всех? – еще раз переспросил он.

– Да, представляете! Причем там ведь была уйма народа! Просто пропасть. Цвет Москвы. Вся богемная тусовка. И премьер с английским директором Фонда Романовых.

– А есть такой фонд?

– Конечно! Вы не слышали? Фондом руководит Анастасия Романова, она утверждает, что выжила в 1918 году. Хотя я лично считаю, что все это липа. Так вот, представьте, начался показ. А его открывала Анжела, известная модель. Она крутила с Андреем Прониным, вы футбол-то смотрите хоть иногда?

На футбол времени почти не оставалось. Но имя голкипера, конечно же, Борису было известно.

– Что значит «крутила»?

– А то и значит, что «поматросила и бросила». Он с травмой сустава попал в больницу, а Анжела стала встречаться с другим футболистом, правда уже ушедшим из команды. Появилась статья в одном журнале. Ну и Пронин врезал тому футболисту прямо в момент, когда Анжела вышла на подиум с бриллиантом. Возникла потасовка, и, пока репортеры щелкали драку, кто-то под шумок свистнул «Кондор».

– Это называется перенос объекта внимания, – проговорил Борис.

Оператор присвистнул. Девушка встрепенулась, оглянулась на него и едва заметно кивнула.

– Так вы считаете, что похищение «Кондора» спланировано заранее, а модель и футболисты как-то замешаны в этом преступлении? – Она вновь поднесла микрофон к Борису, оператор наклонился к камере, переключив ее с режима ожидания на режим съемки.

– Да бросьте, ничего я не считаю, – устало отмахнулся следователь.

– Но вы ведь только что предположили, что…

– Я ничего не предполагал. Думаю, в Москве есть немало хороших специалистов сыскного дела. А мы с вами в Тобольске, и уже час ночи.

– Да, да, простите, что так задержала, – смутилась девчонка.

Борису стало ее немного жалко.

– Тайник обнаружили в стене. Это – первая храмовая постройка из камня, там есть такие ниши, в которых стояли горящие лампадки. Одна ниша была замаскирована под стену. И когда рабочий сбивал остатки штукатурки, он наткнулся на бриллиант.

– Бриллиант лежал в шкатулке или, может, в каком-нибудь сосуде? – с благодарной улыбкой вновь включилась в процесс съемки девушка.

– Нет, он был завернут в бумагу знаете, твердая такая, коричневая, в годы юности вашей мамы из такой бумаги делали конверты. И еще бумагу перевязали простой ниткой.

– А нельзя установить возраст куска бумаги и нитки? – поинтересовалась журналистка.

– Конечно можно, и даже нужно. И в ближайшее время результаты такой экспертизы я получу. Это самый верный способ узнать, сколько лет пролежал камень в тайнике, что даст, возможно, толчок к разгадке, – отчеканил в камеру Борис.

Наконец девушка получила долгожданный синхрон. По ее радостному лицу Борис понял, что отвязался.

Пока оператор и журналистка собирали свою аппаратуру, он открыл портфель и стал складывать туда бумаги со стола. Рукопись в портфель никак не хотела влезать. Борис решил поискать в тумбочке полиэтиленовый пакет, неловко бросил рукопись на стол, и из папки посыпались листы.

Один из них, как назло, упал на пол прямо под ноги девушке. Журналистка подняла лист, впиваясь глазами в текст.

– Дайте, – потребовал Борис.

– Сейчас. Занятно, – проговорила девушка и стала декламировать, читая с листа: – «Судьба говорила с моим отцом. От него зависело еще и еще раз затолкнуть Дьявола в его темницу. Но мой отец разбил печати. Он не почувствовал запаха ада и пустил Дьявола на волю…» Что это?!

– Не знаю. Я еще не дошел до этого места. Так, знакомый написал диссертацию, люблю отвлекающее чтение… – Борис выхватил листок из руки девушки.

– Странная тема для диссертации, – усмехнулась девушка: – «Эпоха магического ренессанса». Колдовство изучает ваш знакомый, что ли?

– А вы глазастая, – заметил Борис.

Он нашел пакет и спрятал туда папку с рукописью. Ему хотелось вернуться к чтению как можно быстрее.

– Профессиональное, – без ложной скромности сказала журналистка.

Оператор одобрительно хмыкнул.

Спускались по лестнице вместе, внизу, поравнявшись с постом дежурного, Борис немного замешкался. Журналистка и оператор попрощались и вышли через вестибюль на ночную улицу.

– Что-то ты долго интервью давал, смотри, жена узнает – тебе несдобровать! – пошутил дежурный.

– Да мне и без интервью несдобровать, финал один, – с горькой миной произнес Борис и отметился в журнале дежурного.

В машине он минут пять соображал, куда ему ехать. Домой или все же рискнуть нагрянуть к Конину – рассказать про кражу бриллианта в Москве? Следователь интуитивно чувствовал наличие строгой логической связи между всей разрозненной информацией, полученной за последние дни. И в то же время остававшиеся пробелы не давали возможности выстроить цельную картину. А пробелов этих было пока слишком много…

– Девчонка права, подождем до завтра, – пробормотал Борис и двинулся по направлению к дому.

Утро вечера мудренее, а завтра, возможно, появятся результаты экспертизы крафтовой бумаги, в которую завернули голубой бриллиант…

Глава 19

Жена спала, на кухонном столе она оставила возмущенную записку и кастрюльку с котлетами.

Борис закрыл дверь на кухню, включил ночник над столом, поставил перед собой тарелку с холодными котлетами и достал из пакета рукопись Конина. В ней разворачивалась история, в которую и верилось, и не верилось…

«Я со студенческих лет изучал все, что касалось феномена Распутина. И вот сейчас, когда, казалось бы, я знаю о нем, его эпохе и тайных пружинах большой и малой политики российского императорского дома, обо всех придворных страстях и сплетнях, об интригах и трагедиях практически все, я говорю: я не знаю о Распутине ничего», – писал Конин.

«В какой-то момент во мне поселилась уверенность, что все публикации о Григории Распутине следует относить к разряду мифических, а сведения о нем приходят из области легендарного… И я стал терять к ним интерес. Согласитесь, выдумками можно кормить лишь детское воображение.

Но однажды я стал свидетелем чуда. Того самого, которое воспевали древние волхвы… Того чуда, которое было под силу лишь Распутину. Однако об этом позднее, не сейчас.

А тогда, несколько лет назад, я считал, что публикации о Распутине ни на чем не основаны. Я хотел узнать правду из документальных источников. И досконально изучил дневники императрицы Александры Федоровны. Она детально описывала свою жизнь, в том числе тщательно – каждую встречу с Распутиным. Подробность записей – почти стенографическая.

Очевидно, что Распутин придерживался православных взглядов: ничего особенного, таких старцев имелось в России с десяток. Он почти не поднимал разговоров на политические темы, ничего не понимая в политике!

Я пытался смотреть глазами материалиста.

Более того, Распутин был не слишком хорошо знаком с Николаем II. С императором он лишь столкнулся несколько раз в покоях императрицы. Николай терпел его присутствие во дворце постольку, поскольку в нем нуждалась императрица. Только ради царевича. У Романовых была идеальная семья.

Императрица верила, что Распутин – экстрасенс от Бога. Он действительно облегчал страдания наследника Алексея. Немного экзальтированная Александра сама являлась источником слухов о невероятных способностях Распутина. Старец пользовал царевича сеансами гипноза и еще – какими-то порошками. Откуда, от кого у него появлялись эти порошки?

Я уверен, что их готовил врач Бадмаев.

По сохранившимся документам, из полумиллиона с лишним больных, излеченных Петром Бадмаевым, более ста тысяч относились к категории безнадежных. Диагноз доктор ставил по пульсу. Процедура длилась не более минуты. Больной получал билетик с номерами порошков, которые приобретал в аптеке, расположенной в здании его клиники-госпиталя. Пациентам Бадмаева было выдано бесплатно и продано в аптеке 8 140 276 порошков. Рабочий платил за визит 1 рубль, господа – до 25 рублей золотом.

Петр Бадмаев имел генеральский чин и высшие ордена российской империи, состоял в переписке с Николаем II, с которым дружил с юности. Его приглашали на консультации в Зимний дворец. Вся знать лечилась у него. Но при этом заниматься он мог только частной практикой, неофициально, настаивая на преимуществах так называемой «нетрадиционной медицины».

А мечтал посвятить себя Бадмаев именно врачебной науке Тибета. Все секреты ее были собраны в старинном трактате «Жуд-Ши» – первом сборнике тибетских рецептов, который Петр с братом перевели на русский язык.

Против методов, с успехом применявшихся на практике этим бурятом, восстала вся медицинская верхушка России. Профессора считали, что «тибетская медицина представляет собой не что иное, как сплетение зачаточной архаичной науки с невежеством и суеверием».

Я в своих исследованиях наткнулся вот на такой факт. В один из моментов резко ухудшилось состояние здоровья наследника, страдавшего, как известно, гемофилией. Личные врачи Алексея Романова остановить очередное кровотечение не смогли и предупредили царя, что мальчик находится при смерти.

Через Распутина Бадмаев просил допустить его до наследника. Но почему-то его, лечившего даже императорских дочерей, к Алексею не пустили. Он просил передать хотя бы лекарства для царевича. Но придворные медики устроили перед императрицей демарш, объявив, что состав лекарств, привезенных Бадмаевым, настоящей медицинской науке неизвестен, что рисковать жизнью наследника они не имеют права – и объявили Бадмаева, человека, который поднял на ноги полмиллиона людей в одном только Санкт-Петербурге, отравителем!

Бурят, великолепно владевший не только тибетской, но и европейской наукой врачевания, был в ужасе, когда прочел бюллетень о состоянии здоровья государя-наследника. Три дня он обивал пороги императорских покоев с просьбой дать мальчику его порошки. Всего три чашки отвара и один компресс улучшили бы состояние наследника. Он предлагал прилюдно сам выпить ту же порцию своего отвара, чтобы разбить сомнения.

Наследник умирал. Он был лишь мальчиком, которому хотелось играть, как всем сверстникам. А царевич не мог этого сделать, ведь любая царапина, ушиб или насморк поставили бы его на грань жизни и смерти. Европейские медицинские знания в данном случае ограничивались льдом, йодом и массажом, особенно в острых случаях с высокой температурой.

Императрица сходила с ума от страха, но придворные врачи стояли на своем. Они лишь меняли истекающему кровью царевичу тампоны и повязки. Смерть от кровопотери уже приближалась. И тогда Александра Федоровна бросилась в ноги Распутину.

Григорий помчался к «Бадьме», привез порошки и втайне от эскулапов стал лечить Алексея по инструкции бурята. Мальчик быстро поправился. Думаю, что Бадмаев, исцелявший онкологических больных, сделал бы его здоровым окончательно. Но над Россией тяготел рок, и наследник принял на себя терновый венец…»

Борис отложил рукопись, выпил давно остывший чай.

«Жамсаран Бадмаев был удивительный человек!!!» – эта мысль с несколькими знаками восклицания последней пронеслась в сознании засыпающего Бориса.

На улице зарядил долгоиграющий дождь.

Глава 20

– Пока поиски загадочного голубого бриллианта «Кондор», названного в честь корабля, на котором он прибыл в Новый свет, безуспешны. Начальник следственного отдела ГУВД Москвы дал пресс-конференцию, где побывал наш корреспондент, – сообщила дикторша в теленовостях.

Нина сидела в кресле и смотрела телевизор. Делать все равно было нечего. Андрей уехал куда-то, Алексей спал наверху. Гадать, чем закончится лично для нее вся эта история, Нина устала.

– Бриллиант на протяжении почти трех столетий уносил жизни десятков человек, – заговорил в камеру какой-то лысеющий дядька, в титрах обозначенный как консультант. – Известно, что один владелец камня был зарезан в драке, другой закончил свои дни на виселице, третий – съеден акулами, следующий – затоптан лошадью и так далее.

Корабль, на котором прибыл этот камень в Америку, привез чуму, и это тоже относят к зловещему влиянию бриллианта. Камню приписывают столько кровавых эпизодов и мистических смертей, что действительно кажется, будто на нем висит проклятие.

Последним его покупателем стал российский император. В семье Романовых долгое время рождались только дочери, что не могло не волновать Николая Второго. Рассказывают, будто императору привезли несколько крупных алмазов и бриллиантов, когда он подбирал подарок для жены. Но его выбор пал именно на проклятый камень. И Александра Федоровна родила мальчика. Правда, наследник страдал гемофилией.

– Очень интересно, – сказала вслух Нина.

Некто решил, что этот самый треклятый бриллиант какое-то время был в ее руках. Только не это! Теперь, зная его репутацию, Нина не решилась бы даже притронуться к нему, чтобы не навлечь на себя анафему. Довольно с нее неприятностей.

– А как вы собираетесь возвращать бриллиант? И кому он сейчас принадлежит? – спросил один из журналистов.

Сидевшие за столом на фоне баннера «ИТАР-ТАСС» чиновники, а их было не менее пяти, смущенно посмотрели в сторону человека в погонах. Он нехотя наклонился к микрофону.

– В интересах следствия – не разглашать подробности действий правоохранительных органов. Скажу лишь, что мы предприняли все меры к тому, чтобы драгоценность вернулась в национальную собственность Российской Федерации…

– Но ведь бриллиант принадлежал семье Романовых, – не унимался журналист. – Может быть, наследники Романовых, живущие за рубежом, потребуют вернуть его им?

– Не думаю, – последовал ответ. – С момента обнаружения камня прошло несколько дней, никаких заявлений насчет оспаривания его принадлежности не было.

– А как же Анастасия Романова? – выкрикнули откуда-то из последних рядов.

– Вы имеете в виду женщину, которая выдает себя за погибшую княжну и имеет британское подданство? – выискивая глазами крикнувшего, спросил человек в погонах. – Понимаете, это слишком щекотливый вопрос. Там, насколько я знаю, должна состояться генная экспертиза. В Японии в банке крови хранится образец крови Николая Романова. Вот после результатов данной экспертизы можно будет что-то определенное сказать… А так… Ну сколько той женщине лет?

– Говорят, примерно сто десять!

По залу пронесся смешок.

В разговор вновь включился лысеющий консультант:

– Вряд ли наследники Романовых захотят получить бриллиант, из-за которого эта династия потеряла Империю, – сделал попытку сострить дядька. – Гришка Распутин не зря называл этот камень «бесовским» и просил Александру Федоровну не носить его…

– Можно и закрыть глаза на суеверия, ведь камень стоит миллионы долларов! – снова крикнули из зала…

– Лучше не рисковать, – ухмыльнулся человек в погонах. – Я хочу предупредить похитителей, что они очень сильно ошиблись, украв именно этот камень…

– Что вы там смотрите? – раздался голос Алексея.

Нина взглянула на балкон: чемпион разглядывал ее, опершись руками о перила. Интересно, давно он не спит?

– Да так, новости. Узнала про наш камешек кое-что новое.

– Да? – Алексей стал спускаться по лестнице, – И что же?

– Ничего ободряющего. Злой камень.

– Это потому, что он мстит.

Нина не поняла.

– Кто мстит? Кому?

– Разве не понятно? Мстит тот, у кого этот камень отняли. Мстит всем, кто держит его в своих руках. – Алексей прошел к холодильнику, заглянул внутрь. – Ужинать не желаете?

– Вообще-то ночь, вредно. – Нина вытянулась в кресле, часы показывали четверть второго. – Поздновато для ужина. вам я бы не советовала. А мне можно, я ведь не спортсменка.

Алексей мигом смастерил бутерброды, поднес их Нине на тарелке.

– Держите. Есть нужно не по расписанию, а когда хочется.

Нина взяла сыр с куска хлеба.

– Ладно. А куда запропастился ваш компаньон? Он что, и ночевать не вернется?

– Может, вернется, а может, не вернется. Я не его нянька, а ваша.

Нина чуть не поперхнулась. Мило.

– Спасибо. Я вышла из этого возраста. Вообще-то, это Андрей втянул меня в историю. Если бы я в тот вечер осталась дома, у меня все было бы по-прежнему.

– И вас это устраивает?

– Что?

– Скучная однообразная жизнь. Изо дня в день одно и то же. Все события можно предугадать. Никто лишний не войдет в вашу судьбу. Спокойно и одиноко… Так?

Нина отвернулась. Неужели одиночество написано у нее на лице? Нет, не так! Сейчас она готова была сделать все что угодно, лишь бы вернуться в свою уютную квартиру и в свою размеренную жизнь.

Алексей помолчал. И неожиданно тронул ее за плечо.

– Простите, не хотел вас обидеть. Вы испуганы.

– Да уж. Испугана.

Нина встала и прошла на кухню, включила воду в мойке и помыла тарелку. В этом коттедже она чувствовала себя как в клетке. Нельзя же сидеть здесь неизвестно сколько!

– Скажите, что мы будем делать завтра? И послезавтра? И после послезавтра? Вы ведь не думаете, что я у вас займу место домохозяйки? – Ее голос сорвался почти на крик.

– Нина, все нормализуется, не надо так, – Алексей встал рядом с мойкой. – Идите спать. Я обещаю вам…

– Вы мне ничего не обязаны обещать. И незачем ходить вокруг меня с виноватой физиономией. Где, черт возьми, Андрей?!

Чемпион подошел, повернул кран. Сразу стало тихо.

– Нина…

Ей показалось, что он вот-вот обнимет ее.

– Ладно. Где я должна спать? – спросила женщина.

– Да… выбирай. Я вижу – ты очень устала… А хочешь занять мою комнату? На балконе очень даже неплохо. Сейчас. Я только там свои вещи уберу. Минутку, – и он помчался наверх.

Нина улыбнулась. Он обращался к ней то на «вы», то на «ты».

Алексей взлетел по лестнице.

Спустя полчаса она засыпала на его диване, а он улегся на кресле внизу, приставив к нему две табуретки.

Глава 21

Сон прервал резкий неприятный звонок. Нина моментально села на своем ложе. Спросонья она не понимала, откуда идет звук.

– Андрюха? – услышала своего телохранителя внизу.

Нина завернулась в плед и на цыпочках вышла на балкон.

Алексей стоял посреди комнаты и, приставив трубку телефона к уху, с каменным лицом слушал говорящего. За огромным, во всю стену, окном вставало белесое утро.

– Понял, – жестко сказал наконец Алексей, и у Нины от скверного предчувствия похолодели руки.

Вот так всегда – в минуты нервного напряжения ее руки становились как вата, наваливалась страшная слабость, сердце проваливалось в бездонную пустоту. Реакция тела была безошибочной. Значит, случилось что-то очень серьезное…

Чемпион почувствовал ее взгляд.

– Да, дела наши плохи, – спокойно сказал он, – придется поменять место дислокации. Сейчас я придумаю, куда тебя везти…

– Зачем меня куда-то вести? Что еще произошло? – Нина не узнала своего голоса: он был слаб и дрожал.

– Иди сюда. Дай руку, тебе нужно успокоиться…

– Говори, что случилось с Андреем.

Алексей сел на кресло, с которого сползла простыня. Сотовый телефон он крутил в руках, и это действовало на женщину раздражающе.

– Андрея держат в каком-то подвале. Требуют бриллиант. И тебя… Именно поэтому я должен придумать, куда тебя перепрятать. Сама понимаешь, искать защиты у правоохранительных органов бессмысленно.

Нину затрясло как в лихорадке. Оказывается, ее страх никуда не исчезал, он просто спрятался в дальний уголок сознания и затих там, как мышонок. Мысли заметались по кругу: что делать, что делать?

– Одевайся, едем, – скомандовал Алексей.

– Куда?!

– Главное – не оставаться на месте. Я думаю куда…

Алексей поднялся, он уже натянул джинсы. Быстро передвигаясь по комнате, стал собирать в спортивную сумку какие-то вещи.

Нина не двигалась.

– Одевайся! – крикнул Алексей.

– А что будет с Андреем? Ты не можешь его бросить…

Спортсмен устало отмахнулся. Закинул сумку на плечо. Огляделся. И направился к выходу.

– Я заведу машину. Даю две минуты. Плед можешь взять с собой.

Хлопнула дверь. Нина пребывала в каком-то оцепенении. Она здесь, живая и невредимая. А Андрей, это достояние республики, возможно, избит и изувечен, брошен в каком-то подвале. Она врач, черт бы ее подрал, или кто?! Нельзя так поступать. Мальчишке нужна помощь. И помочь ему может Леша – чемпион мира, а значит, самый сильный… И она – врач, давшая клятву Гиппократа…

Нина кинулась к дивану, на котором спала. Там, в углу, была аккуратно сложена одежда, данная ей Андреем, которую она надела и выбежала на улицу.

– Постой!

Алексей выгнал «Опель» из гаража.

– Нина, мы уезжаем отсюда, – четко произнес он.

Но Нина настаивала:

– Послушай, нет! Мы будем думать, как нам выручить Андрея и выпутаться из этой ситуации. У моего отца есть друг, он, кажется, работает в ФСБ. Я могла бы…

– Садись! – крикнул борец.

Женщина послушно села в салон. Машина тронулась и поехала мимо коттеджей и спортивных площадок.

– Я поклялся, что ни одного волоса не упадет с твоей головы. Это не женское дело, Нина. Жаль, что все так обернулось. Я не подумал. Спрячу тебя – и разберусь сам, что там с Андрюхой.

Машина миновала охрану на въезде и выехала на трассу.

– Перескажи дословно, что он сказал тебе по телефону, – попросила женщина.

Алексей поглядывал в зеркало заднего вида. Они ехали по пустынной ранней дороге. Слева и справа тянулись поля, засеянные рожью, в которой росли и подставляли солнцу свои желтые головы нахальные крепкие подсолнечники.

– А что говорят в таких случаях? Сказал, что не знает, где находится. Потом трубку у него отняли. В общем, бриллиант должен быть у них не позднее чем сегодня вечером. Иначе…

– Что – иначе?

– Иначе мы Андрюху живым больше не увидим.

Женщина смотрела в окно. Пейзажи полей сменились сельскими видами. Машина мчалась на максимальной скорости, которую позволяло дорожное полотно.

– Я еще раз предлагаю воспользоваться знакомством моего отца. Это его фронтовой друг, еще с Афганистана.

– Твой отец в Афгане служил? – переспросил борец.

– Да. Он военный врач. А Кирилла Петровича он спас, сделал ему сложную операцию… Так что? Звоним?

Спортсмен задумался:

– А этот Кирилл Петрович, он кто?

– Я точно не знаю. Но, кажется, он влиятельный человек. Он бывал у нас на даче, меня знает с рождения. Он поможет, я уверена.

Алексей кивнул:

– Ладно. Набери номер этого своего знакомого, а трубку передашь мне, я все сам объясню.

Нина вытащила из кармана сотовый телефон – ее единственную оставшуюся связь с прошлым, отыскала нужный номер и позвонила.

– Слушаю, – раздалось в трубке.

– Кирилл Петрович, это я, Нина, вы можете сейчас говорить?

– Нина?! – человек на том конце телефонной связи был изумлен звонком, Алексей услышал его громкий возглас и как-то напрягся. – Где ты? Ты в порядке?

– Да. То есть не совсем… Что-то происходит, я не могу понять… – заволновалась, подбирая объяснение, женщина.

Алексей нетерпеливо протянул руку, требуя дать ему телефон для дальнейших переговоров.

– Кирилл Петрович, сейчас с вами будет говорить мой друг, его зовут…

Спортсмен поднес сотовый к уху, одной рукой управляя машиной.

– Неважно, как меня зовут. Нину преследуют какие-то люди, они считают, что бриллиант «Кондор» украла она.

Видимо, полковник очень удивился, последовала долгая пауза, потом вопросы.

– Да, все так, как я сказал, – продолжил разговор борец, – она не может ехать домой, потому что за ее квартирой следят. Да, точнее не бывает. Да, я гарантирую ей охрану, не сомневайтесь. Сейчас я везу ее в одно место… Нет. Простите, куда – я не могу сказать даже вам, сами понимаете, все серьезно. Хорошо, будем на связи. – Спортсмен сложил телефон и сунул его в свой карман.

– Ты не хочешь вернуть его мне? – спросила Нина. – Почему ты не сказал ему про Андрея?…

– Нина, всему свое время. Тебе лучше помолчать. А я пока подумаю, что делать дальше…

Глава 22

Руководитель департамента анализа, прогноза и стратегического планирования Кирилл Петрович Бессонов озадаченно скреб лысый затылок. Как дочь его товарища по Афгану могла попасть в такую передрягу?!

Пушистый кот потерся о ноги, спущенные с кровати.

– Сейчас, – сказал генерал-полковник коту, сунул ноги в тапочки и прошел на кухню, к холодильнику.

Кот, с поднятым хвостом, побежал следом.

Бессонов открыл дверцу огромного, выше его роста, холодильника, достал докторской колбасы, отрезал кусок и подержал на весу.

– Ну?

Кот «служить» не захотел, сел «на попа» и уныло посмотрел на хозяина.

– А, зараза, ешь что дают! – И Бессонов кинул кусок в миску у холодильника.

Кирилл Петрович Бессонов чувствовал себя сильно не в своей тарелке. Тщательно выстраиваемая операция дала сбой. Но кто играл против него? Неужели Сам?!

– Черт знает что, – выругался Бессонов.

Он позвонил своему адъютанту:

– Кирсанов? Машину к подъезду, живо.

В деле появились новые обстоятельства.

– Досадно. – Бессонов поморщился от мысли, что придется что-либо решать с Нинкой.

Он тщательно выбрился, оделся и застегнул пиджак на все пуговицы. «От расстегнутой пуговицы до измены Родине – один шаг», говорил когда-то его командир в Афгане. Времена и нравы изменились, ведомство службы тоже, а старая военная привычка осталась.

Генерал-полковник ФСБ Бессонов вышел из подъезда.

В Управлении он был уже через пятнадцать минут. Прошел в свой кабинет, бросил портфель на широкий стол, обтянутый зеленым сукном. Адъютант встал в дверях.

– Проходи, у меня к тебе срочное дело. Та девушка, которую сейчас ищут… с видеозаписи в Гостином Дворе… Ее зовут… в общем, это Нина Кирилловна Лановая. Собери мне всю информацию о ней, хочу знать каждый ее шаг с момента кражи бриллианта. Делай что хочешь. Звони на работу в клинику…

– Так вы ее знаете? – уточнил адъютант.

Эту запись в Управлении крутили вчера до полуночи, изучая каждого, кто попал в поле зрения камеры. Но до сих пор она оставалась женщиной без имени. Ее не было в списках приглашенных, никто из организаторов шоу не знал о ней ничего. Но адъютант заметил, как изменился в лице Бессонов, увидев ее на кадрах записи. Это что-то да значило. Ведь он промолчал, когда главный отдал приказ найти эту женщину хоть из-под земли…

– Знаю. Да, – резко оборвал расспросы генерал и взглянул на адъютанта так, что тот понял: молчание – золото. – Я дам тебе телефон ее клиники, подъедешь туда, выспросишь все хорошенько. Соседей тоже поспрашивай. Достань мне все ее контакты. Друзья, подруги, любовники. Да, дело это не свети. Представься… ну… ее бывшим… Не мне тебя учить. Задача ясна?

– Ясна. Она у нас по делу как пойдет? Подозреваемая?

– Пока она у нас… джокер. Делай, что велю.

Адъютант, точнее секретарь, но генералу нравилось именно это военное слово, кивнул.

– Видеозапись еще раз будете просматривать?

– А чего ради я сюда приперся ни свет ни заря? – огрызнулся начальник.

Кирсанов кивнул, вышел из кабинета и вернулся с ноутбуком. В кабинете не было компьютера – Кирилл Петрович, человек уже пожилой, старой закалки, не воспринимал компьютерную технику и не умел ею пользоваться. Адъютант включил видео.

Кирилл Петрович по-своему любил Нину. Ее отец, тоже Кирилл, даже шутил: «Еще неизвестно, чья она, твоя или моя, отчество-то у нее одно на двоих – Кирилловна». Нинка росла у него на глазах, майские праздники одинокий генерал всегда проводил на воронежской даче Лановых.

Насупившись, он пристально смотрел в монитор. Вчера, когда эту запись он отсматривал впервые, подумал сначала, что ошибся. Мало ли двойников… Но запись крутилась, наверное, сотню раз. Штаб в полном составе изучал ее так дотошно, что, видимо, хватило бы одной лишь гениальной догадки, чтобы расшифровать мысли и мотивацию всех, кто присутствовал на месте преступления.

Внутри у Бессонова все заходило ходуном, когда он заметил ее и крикнул про себя: «Нинка! Что ты тут делаешь?!» Офицеры курили, предлагая дать более крупным планом то одного, то другого человека, мелькавшего на видеозаписи. И вот кто-то указал на нее. Бессонов похолодел. Молча наблюдал, как разгорается интерес именно к ней, к женщине, которую никто не смог назвать по имени. Ее никто не знал. Никто, кроме Бессонова…

Видеозапись прокрутилась до того самого места. Да. Вот она…

Рядом с объектом № 1, немного растерянная, но держащая «фасон», в стильном голубом платье и с белой сумочкой на длинном ремешке, стояла взрослая дочь его друга.

– Сделай стоп-кадр, – скомандовал генерал.

Адъютант зафиксировал кадр.

– А теперь иди, свободен…

Через полчаса адъютант получил ряд дополнительных распоряжений от своего шефа и отправился лично исполнять их.

Какого лешего Нинка оказалась рядом с объектом № 1? Что, показывая на нее, сказал объект № 1 охране? Почему Нинку спокойно выпустили из здания, в то время как полторы сотни человек – не чета ей – подверглись тщательному досмотру? Что связывает ее с этим футболистом? Любовница она ему, что ли? Андреем Прониным уже занимаются… Как бы он не сдал ее прежде времени…

Вот оно значит как. Ситуация не из приятных. Женщина, имя которой сейчас выбивают из Пронина, его крестница. Нинка!.. Но если ей что-то известно, почему она все-таки позвонила ему, Бессонову? И с кем она едет сейчас в машине? Куда?! Парень, которому она передала трубку, не дурак…

Генерал ломал голову, но ничего, что могло бы разумно объяснить и увязать все в одну цепочку, на ум не приходило. Тщательно спланированная Управлением операция с подменой бриллианта на фальшивку, с подстроенной кражей, а потом, спустя положенное время, с громкой победой следственных органов, с находкой камня и разоблачением «заказчика» похищения летела в тартарары.

Нинка, Нинка… Кто тебя вовлек в это дело?! Что за вездесущий проныра, испортивший операцию и на самом деле укравший втихаря бриллиант?!

Не провокация ли это, в самом деле, против него, Бессонова?.. Врагов предостаточно. Или, может, опять «рука интервенции»? Эти англичане со своей столетней куклой лже-Анастасией ведут себя все наглее. Конечно, аферистку Россия не признает никогда – сколько уже было таких попыток, – потому что в случае признания наследство российской императорской фамилии тут же перейдет в руки англичан.

А так… оставалась надежда. Если это наследство существует в реальности, наши агенты его разыщут. Рано или поздно, но все равно разыщут. Деньги никогда не бывают лишними…

Ладно. Спокойно… Итак. Бриллиант у нее. Во всяком случае, хоть камень теперь найдется. Но вот Нинке это может стоить слишком дорого. Слишком.

Он закурил, глядя в окно. По широкому проспекту в обе стороны уже сновали машины. Москва просыпалась.

Генералу стало жарко. Он включил кондиционер. Зашагал по кабинету. Вспомнилось, как примчался с набором дорогих пеленок, купленных по спецзаказу, к Лановым, у них тогда была крохотная однокомнатная квартирка на окраине Москвы. Как ему дали подержать новорожденную девчушку и он услышал, как громко заколотилось его сердце. Как привез ей большого плюшевого медведя на пятилетний юбилей. Как выбивал для хирурга Ланового нормальное жилье, а потом пил у него на новоселье. Вспомнил и тот день, когда получил ранение и прощался с жизнью. Если бы не отец Нинки, не сидеть бы ему сейчас в этом кабинете да при таких погонах…

Нужно выручать девку, даже если она ведет двойную игру. Она просто не понимает, во что впуталась. Только работать следует крайне осторожно. Ведь на кону стоит его, Бессонова, должность. Нет, не должность – судьба. И ее жизнь.

Бессонов набрал номер Нины. В трубке слышались длинные гудки. Она почему-то не отвечала… Он повторил звонок. Бесполезно. Молчание.

Генерал положил трубку на стол. И телефон тут же ожил – звонил адъютант.

– Слушаю! – рявкнул генерал.

– Есть еще информация, – рапортовал помощник, – в прессу просочились сведения о связи Нины Лановой и Андрея Пронина. Я собрал для вас газеты…

– Что за пресса?

– Так, бульварные издания, хроника из жизни знаменитостей…

– Пришли мне, – приказал генерал.

– Слушаюсь.

В трубке последовали гудки. Бессонов тупо смотрел на зеленое сукно стола. Все. Нужно действовать, иначе ему конец. От ее имени до его имени – лишь шажок. Недооценил он желтую прессу, недооценил. Она оказалась шустрее, чем ребята из Управления…

Генерал набрал номер отдела «К». Это подразделение контролировало все каналы связи. По приказу генерала сотрудники отдела «К» взяли в разработку телефонный номер Нины Лановой.

Глава 23

Ранним утром в дверь Евгения Петровича постучали. Он открыл. Вышел на улицу.

Во дворе его ждали старенькие «Жигули». Евгений Петрович сел в машину, и она выехала за город.

А спустя два часа в том же дворе появился Борис. Он выглядел озабоченно, под глазами проступили темные круги – следы ночных бдений. Борис вошел в подъезд, толкнул дверь, обитую дерматином, с теми же раздражающе торчащими кусками ваты.

Дверь оказалась заперта. Тогда Борис постучал к соседке.

– Уехал он. Пришли за ним, еще когда светало, – пояснила женщина.

– И куда же он мог уехать в такую рань? – удивился следователь.

– По делам, мало ли, хотя какие у него дела… – ответила соседка.

Выудив у нее информацию о «Жигулях», Борис покинул подъезд и встал в раздумье во дворе.

Жаль, что не застал краеведа дома. Так хотелось обсудить с ним прочитанное…

Взгляд его привлек свежеотпечатанный рисунок протектора на земле: череда одинаковых ромбовидных «шашек» была типична для автопрома советских времен. Но на черной, еще влажной от ночного дождя земле среди «шашек» остались едва заметные светлые спрессованные кусочки. Борис присел и взял самый крупный из них на палец. Рыжая глина!

– Там на утренней пороше отпечатались калоши, – продекламировал вслух следователь любимое стихотворение детства. – Так-с…

Борис вернулся и вновь постучал к соседке:

– Так вы говорите, за ним приехали на «Жигулях»?

– Да, – ответила та.

– А в этой машине вам ничего не показалось странным?

Баба задумалась. Что-то, конечно, было не так. Но что именно?

– Не знаю я, – пожала она плечами, – колеса как-то выпирали. И цвет такой у машины интересный. Салатовый. Как ваша футболка.

Борис ненавидел эту футболку. Сегодня надел по чистой случайности: жена отомстила – повесила свежую футболку на спинку стула. Домашний прапорщик…

– Да. Интересный цвет, согласен, – поддакнул следователь, – а номера? Номера видели? И раньше эта машина приезжала сюда?

– А как же. Приезжала. Раз в месяц, раз в два месяца – обязательно, – сказала соседка.

Номера она, естественно, не помнила. Но и этих сведений оказалось достаточно.

Машина явно принадлежала какому-то Самоделкину. Ведь это ж догадаться надо: поставить на «Жигули» шины от грузовика! Значит, из-за нестандартных колес у хода появились погрешности, влияющие на ее управляемость. То есть Самоделкину пришлось вносить и другие существенные изменения. Автомобиль получился уникальный. И при желании его легко можно найти. Борис уже догадывался, где именно следует искать.

Как следопыт, он прошел по двору, присматриваясь к отпечатку резины «Жигулей». Вышел через арку и сел в свою машину. Чутье подсказывало ему, что ехать за салатовыми «Жигулями» нужно немедленно.

Окольными путями, уходя от пробок, Борис выскочил на шоссе, ведущее за город.

Однажды он прочел в местной газете статью о мастерах, изготавливающих различные народные сувениры с символикой Тобольска. Эти мастера хранили древние секреты художественной резьбы по кости и обточке природного камня, изготовления женских украшений из бересты. Они расписывали деревянную посуду и матрешки «под хохлому», плели корзинки и шкатулки из соломы и ротанга.

Но не это было сейчас главным для Бориса. Мастера делали изделия из глины, которые пользовались огромным спросом у туристов. А основное место промысла глины находилось на яру в одной деревне на Тоболе. Там, у высоких речных берегов, целое село и лепило свои поделки.

В статье писалось, что жители его ведут замкнутый образ жизни и свято хранят традиции старины. Для собирателей фольклора здесь было раздолье. Но далеко не всякий мог войти в доверие к умельцам.

Борис подъехал к деревне примерно через полтора часа. Она как будто вымерла.

Раньше следователю не доводилось здесь бывать. Он медленно двигался вдоль единственной, а посему главной улицы, мимо скучных деревянных домов с серыми от дождей заборами. Возле одного он увидел мальчишку, копающегося в куче песка. Остановил машину, вышел.

– Привет, парень. Мамка дома?

Мальчишка вскинул на незнакомца светлые задумчивые глаза.

– Чего молчишь? Я ищу машину… во-от такого цвета, – и он показал на свою футболку.

Мальчишка улыбнулся.

– Идем, покажу, – сказал он, поднялся с песка, отряхнул колени и пошел вдоль улицы.

– Погоди! – крикнул Борис, – у меня же своя. Давай прокачу.

– Нет, – ответил малец, – тут близко.

Следователь потоптался с минуту, потом махнул рукой и двинулся за парнишкой.

Дом, в который они шли правда оказался совсем рядом. Паренек открыл калитку в массивных деревянных воротах. За ними стоял странный автомобиль, порождение на все гораздых рук. Он был выкрашен в чудовищный светло-зеленый цвет. И состоял, судя по всему, из различных элементов, предлагаемых в ассортименте автомобильной свалкой.

– Скажи, малыш, а ты не видел, приезжал ли сегодня утром на этой машине такой высокий худой дядя из города?

– Он на корабле, – ответил мальчик, указывая на большой дом.

– Как интересно, – произнес следователь, раздумывая, при чем тут корабль и не болен ли парень.

– Пошли со мной, – мальчик неожиданно крепко взял Бориса за руку и повлек его в дом.

Борис вслед за мальчиком поднялся по ступенькам крыльца и вошел в сени. Здесь стояло столько пар обуви, будто собралась вся деревня. Впрочем, видимо, так оно и было, потому что дом полнился голосами, в отличие от мертвых улиц, по которым не бродили даже собаки.

– Входи, – позвал за собой мальчик и открыл следующую дверь.

Борис вошел. И ему показалось, что только что оживленно говорившие люди разом замолкли.

Мальчик прошел на середину большой комнаты, в которой за столами, стоящими вдоль стен, и на лавках сидели человек сорок разновозрастных баб и мужиков. Борис не сразу заметил Евгения Петровича. Краевед озадаченно смотрел на него из правого угла комнаты. На столах находилась нехитрая деревенская еда, у каждого на тарелке лежал творог. Борис почему-то решил, что попал на поминки.

– Здрасьте, – нерешительно сказал он с порога и с надеждой посмотрел на Конина.

Но Евгений Петрович сидел, будто в рот воды набрал. Борису стало нехорошо, даже как-то муторно. И дернула его нелегкая искать краеведа! Мало ли какие у него тут дела…

– Ты кого привел, Илюша? – ласково спросила у ребенка одна из баб.

Мальчик равнодушно посмотрел на нее и сел на табуретку.

– Пить хочу, – сказал он.

Собрание переглянулось. Борис чувствовал, что он здесь – незваный гость, который, как известно, хуже татарина.

– Евгений Петрович, я поговорить с вами хотел. Я вас во дворе подожду… – произнес он, и собрался уж было уходить, но мальчик резво вскочил с табуретки и схватил его за штанину.

– Оставайся! – велел он.

Его слова словно послужили командой для взрослых. Началось движение и суета. Кто-то сорвался со своего места, для Бориса тут же освободилось пространство по центру стола у окна, перед ним поставили чистую тарелку, бухнули туда творога, рядом появилась тарелка с варениками в масле, салаты, хлеб.

Борис сел, стал орудовать ложкой и прислушиваться к вновь ожившему разговору. Говорили о какой-то житейской ерунде, о посевной, о поломках техники, о муке и дороговизне в магазинах. Борис злился на себя: притащился в такую даль только затем, чтобы поесть творога с варениками да послушать деревенский треп.

Краевед молчал в своем углу и как-то невесело посматривал на следователя.

И вдруг незаметно бытовые разговоры сменились какими-то сказками. Борис поразился, как серьезны и по-детски доверчивы стали лица рассказчиков и слушателей. «Как в пионерлагере после отбоя», – подумал он и вспомнил страшилки из серии «В черной-черной комнате стоял черный-черный гроб…»

Однако присутствующие продолжали тему страшилок без малейшего намека на юмор.

– Как-то Александр Михайлович шел среди болот, а за ним деревенские мальчишки. Задразнили они его: «Богомол, богомол, заставь лягушек замолчать». Александр Михайлович поклонился, зашептал, и лягушки смолкли. «Это случайно!» – закричали мальчишки. Тогда он опять зашептал. И вдруг лягушки по всему болоту заквакали славословия.

– А в другой раз Данила Филиппович вскипятил воду в банке. Только поглядел на воду эдак сурово, вода и забулькала.

Рассказы о каких-то чудаковатых мужичках сменяли один другой, Борису даже показалось, что эти байки передавались по кругу, как бывает у детворы в играх.

А потом вдруг все стали вставать со своих мест и пошли в соседнюю комнату. Борис подошел к Конину с немым вопросом в глазах.

– Молчите, – прошептал краевед, – или бегите отсюда, или молчите и смотрите.

Часть 2. Шаман

Глава 1

Андрей очнулся от собственного стона. Внутри все горело, дыхание было как у собаки, сбежавшей от живодеров.

Он не сразу понял, что произошло. Голова гудела. Его ударили чем-то тяжелым по голове, и на этом схватка закончилась, Андрей «выключился» надолго.

Решение ехать к Женьке, Анжеле – под таким именем ее знали в мире моды, – пришло спонтанно. В конце концов, у нее остались его вещи. Черт бы с ними, конечно. Просто очень захотелось спросить: почему?

Андрей лежал на бетонном полу в плохо освещенной комнате с низким потолком. Дверь имела маленькое окошко с решеткой. «Совсем как в следственном изоляторе», – подумал голкипер, не понимая, где он и как тут оказался. Из соседнего помещения доносились голоса и табачный дым.

Он попытался подняться. И не смог даже сесть – тело пронзила боль в груди, каждый вдох-выдох как будто насаживал внутренние органы на иглы. Попробовал дышать глубже в глазах потемнело. Провел рукой там, где боль была острее всего. Часть грудины отставала от общего ритма дыхания.

Так. Перелом ребра, возможно и не одного. В худшем варианте – кровоизлияние и смерть. И дорогая не узнает…

Андрей ухмыльнулся при мысли, что было бы сейчас с докторшей, увидь она его таким. Наверное, саму пришлось бы откачивать. Все, ни льда, ни гелей, ни примочек. Кажется, эта заварушка последняя в его жизни. А что он успел в свои двадцать два? Впрочем, нечего Бога гневить, надеяться все равно остается лишь на него.

Как же он был самонадеян! Решил, что удача – это навсегда… Его даже прозвали в команде «фартовый»…

Все складывалось как в сказке, все знали: Андрей Пронин у счастья в любимчиках! Сначала был дворовый клуб и фанатичный тренер, увидевший в нем новую «звезду», потом – элитная спортивная школа, кубки за турниры «Кожаный мяч». Потом – все ступени, от третьей лиги КФК до сборной России, этот путь он также преодолел легко и стремительно. Слава и деньги пришли одновременно. И любовь тоже…

…У Андрея сомнений не было: он в первый же миг понял, что встретил свою будущую жену. Да, и с девушкой все развивалось по типично «звездному» сценарию. Если ты – успешный футболист, к тебе обязательно прилипнет даже не одна, а целый выводок фотомоделей.

С Анжелой он столкнулся на приеме в честь какой-то победы сборной. Она пролила ему на костюм шампанское. И его как током шибануло, будущая жизнь промелькнула перед мысленным взором, будто кадры кинохроники: красивая жена, вилла на Майами, шикарный автомобиль, фотосессии, дети-ангелочки… Если уж любить, так королеву.

Самое забавное – при более близком знакомстве выяснилось: путь «королевы» мало чем отличался от его собственного пути. Они были как брат и сестра, понимали друг друга с полуслова. Девушка, смеясь, рассказала потом, что трюк с шампанским взяла из какого-то фильма…

Он только хотел узнать: почему она лгала?

Остановил «Ауди» в соседнем дворе. Подошел к ее дому. Задрал голову, высчитывая этаж. В окне горел свет. Андрей подошел к двери и поднес руку к кнопке домофона. В этот момент все и произошло.

Нападающих было трое или четверо, он отбивался как мог. И получил удар из-за спины.

Голова раскалывалась от боли, голкипер с трудом соображал, как же его вычислили у дома невесты?.. И тут пришла неожиданная мысль: а что, если докторша была права и Женьку просто кто-то подставил?! А что, если все на том показе произошло совсем не случайно, как утверждал Алексей… Где же этот чертов бриллиант? Лучше бы они все сразу рассказали Нинке. Пяти минут не хватило узнать, куда она спрятала камень… Алексей слишком перестраховался… Такая, как Нинка, не стала бы присваивать бриллиант. А если бы и узнала все, ни за что не заявила бы, ни за что…

Андрей еще раз попытался сесть, стараясь не стонать, чтобы не привлечь к себе внимание тех, кто притащил его сюда. Но с трудом смог лишь подтянуть ноги и, чуть-чуть перевернувшись, опереться о стену.

Возможно, Женьке тоже грозит беда… Надо все же выбираться… Но как?

Он прислушался. За дверью зазвонил телефон.

– Да? – Молчание длилось целую минуту.

Андрей затаил дыхание. А потом увидел, как в зарешеченное окошко заглянул тот, о ком он совсем забыл, – бывший партнер по полю, нападающий…

– Клименко?!

Форвард, с пластырем на всю правую бровь, с синяком на скуле, стоял по ту сторону двери, по ту сторону свободы и жизни, и не мигая смотрел на Андрея.

– Да, пришел в себя, – сказал он кому-то в трубку, которую держал у самого уха. – Сейчас все расскажет. И мы ей позвоним…

Игорь сложил телефон, все так же пристально глядя сквозь решетку на своего вечного соперника. Несколько ударов ногами по скорченному на грязном полу телу – и все. Конец. Правда, Игорь чувствовал, что для него все кончено и так, ведь после случившегося он уже никогда не вернется в нормальную жизнь, тем более – в спорт… Это чувство не вело к раскаянию, напротив – еще больше разжигало ненависть.

Клименко стоял у двери и смотрел на того, кто всегда был на шаг впереди. Он взвешивал.

Каждый успех Андрея прибивал Игоря к земле. Так бывает: если у кого-то вырастают крылья, значит, кто-то другой ушел в землю по колено. Игоря вогнало по самые плечи, один лишь счастливчик-голкипер ничего не замечал. Но чашу чьего-то терпения перевесило, когда Андрей получил травму на последней тренировке перед матчем. Сам голкипер был без претензий, готов признать это случайностью – в футболе может произойти всякое всякое.

Однако после матча в раздевалку влетел взбешенный тренер и, еле сдерживаясь, вызвал Игоря на разговор в свой кабинет. При закрытых дверях Игорь получил обвинение в нанесении вратарю умышленной травмы. Тренер в категоричной форме потребовал уйти. Поскольку он опирался лишь на свое чутье и доказать ничего не смог бы, он предложил Игорю покинуть их по-тихому и с наименьшими потерями – без дисквалификации. Выбора у форварда не оставалось.

– Я за тобой год наблюдаю, все думал – мерещится. Футбол – игра командная, тут нет места вражде. Тебя съела зависть. Ты больше не выйдешь с Андреем на одно поле. Никогда. И мне плевать, что ты будешь делать. Раньше соображать надо было…

Игорь чувствовал себя человеком на горящем мосту: ни правого, ни левого берега уже не достичь…

На столе лежала характеристика психолога, из которой следовало, что Игорь Клименко к дальнейшему участию в команде сборной не подходит по одной простой причине: неадекватен на поле. Бумага перечеркивала всю его спортивную судьбу.

Через час теперь уже бывший форвард по приказу тренера покинул команду навсегда.

Фортуна сделала окончательный выбор. В выигрыше вновь остался голкипер. Несмотря на все старые заслуги форварда перед командой. Его не просто выгнали из сборной – его уничтожили морально… Правда, Игорю удалось с помощью двух-трех намеков в прессе создать слух, будто он перекуплен английским футбольным клубом. Журналисты, как всегда, все додумали сами. В нужном направлении…

– И как я сразу тебя не раскусил, гнида. – Разбитые губы Андрея шевелились с трудом.

– Давай без лирики, – холодно произнес Игорь, – где камень? И где твоя новая подружка? У тебя есть право только на один телефонный звонок…

Игорь открыл дверь ключом и вошел в комнату. Андрей смотрел на него широко открытыми глазами.

– Ну что, фартовый, поговорим? – Зрачки у Игоря сузились до размера спичечной головки.

…Последнее, что запомнил Андрей, – тяжелые, с титановыми пластинами, ботинки. Такие для уличных боев носят скинхеды…

Глава 2

В комнате, куда перетекло сообщество, были занавешены окна, а по стенам стояли одни лишь голые лавки.

Народ расселся довольно плотно. Борису досталось место рядом с бабами. Бабы насупились, сделали плаксивые лица и неожиданно низкими голосами запели. Пение, больше похожее на низкий утробный гул, подхватили все, и мальчик, и Евгений Петрович Конин. Борис смотрел на поющих во все глаза…

Гудение длилось долго, оно набирало странную внутреннюю силу, росло, как ветер, собирающийся стать ураганом. Борис чувствовал: нечто большое растет у него внутри, распирает в желании скинуть с себя старую змеиную кожу – бренную телесную оболочку.

Что-то менялось в нем вместе с разрастающимся человечьим гулом. И вот уже стало казаться, будто стены полутемной комнаты раздвинулись – и слышна река, полощущая волны в крутых берегах, движение рыбы на глубине, качание на воде сплавляемых бревен, трущихся друг о друга. Слышно даже осыпание белого прибрежного песка, шуршание ворон в ягодных кустарниках, едва уловимый гул насекомых на поверхности земли и ниже – в крохотных тоннелях, где они укрываются от змей, ворон и солнца.

– У нас было, на сырой земле, претворилися такие чудеса: растворилися седьмые небеса, сокатилися златые колеса, золотые, еще огненные… – пели бабы.

Ему почудилось: открылся колодец в темный звездный космос, огромная и простая мудрость объединила и уравняла космос с мельчайшей букашкой, копошащейся на лысом бревне, уносимом водами Тобола. Все эти простые люди сейчас имели совершенно нездешнее выражение лиц. Монотонное пение их текло вне времени и вне пространства. Оно длилось целую вечность.

Борис не смел встать и уйти, он даже боялся сделать хоть какое-то движение, чтобы размять затекшие руки и ноги, и чувствовал сейчас больше, чем понимал.

Наконец Борис ущипнул себя вялой рукой – и будто очнулся, стал с любопытством разглядывать поющих. Постепенно их взгляды как бы стекленевали, упирались в одну невидимую точку. Гул нарастал все быстрее и быстрее…

Вдруг раздался сильный хлопок. От резкого звука Бориса дернуло, словно от удара током: это хлопнула дверь и разбилось стекло в оконной раме. У следователя по телу побежали мурашки. Ему явственно показалось, что в комнату вошел кто-то невидимый.

– Дух вошел, дух вошел, – пробежал шепот между бабами.

Тут же медленно, будто в трансе, поднялся один из гудящих мужчин. Довольно косолапо, в неспешном ритме, он стал делать движения, отдаленно напоминающие русскую плясовую. Вслед за ним один за другим начали подниматься остальные. И мужики, и бабы закружились, кто сам по себе, кто – соединившись руками в одном вихре. Лица у всех были мокры от слез. Борис тронул свою щеку – у него, как и у всех, слезы катились градом.

Тут он заметил, что кружащиеся, словно дервиши, танцоры соединяются в общий хоровод, а внутри хоровода закрутился Конин – с бледным отрешенным лицом, вряд ли соображая, что с ним происходит.

К Евгению Петровичу присоединилась баба, которая спрашивала Илюшу о Борисе, когда тот переступил порог дома. Баба завертелась, как заведенная юла. Борису захотелось перекреститься.

– Галки летали, Бога призывали. Галки-хохотуши – спасенные души. Воробьи-пророки – шли по дороге. Нашли они книгу. А что в той книге? Описано тамо – совершая само! – закричали речитативом несуразицу присутствующие.

А краевед, взмахивая руками, будто крыльями, неожиданно звучно стал выкрикивать и вовсе нелепое:

– Драната гандра! Капил астра шантра! Шанкара фуруна! Маи девилуша!

Вот мужик, кружащийся рядом с Кониным, вытащил откуда-то хлыст и стал хлестать себя с остервенением, разрывая в клочья рубаху и кожу. Скоро он весь был в крови…

– Хлыщу, хлыщу, Христа ищу! – завопили бабы и мужики и начали подставляться под плеть.

Дикий танец и неистовые выкрики становились все быстрее, громче, все более пугающе звучали голоса. Борису стало казаться: все вокруг движется на пределе человеческих возможностей… Рядом отчетливо слышалось чье-то вытье. Ему захотелось выскочить из дома, почудилось, что, если задержаться здесь еще хоть на миг, душа его выскочит вон – и он упадет на месте замертво…

И вдруг раздалось спасительное пение петуха. Горластый петух прорезал всю эту буйную вакханалию, как нож масло. Тут же рухнул на пол как подкошенный Конин. Следом, как мешки, повалились остальные.

Онемевший от ужаса Борис увидел единственного сидящего у противоположной стены маленького человечка. Илюша смотрел на него не моргая и не отрываясь. И было в этом взгляде что-то совсем недетское.

Следователь глянул на лежащих как попало мужиков и баб, еще раз кинул взгляд в огромные глаза Илюши… И провалился в черную бездонную яму.

Он проснулся в полдень от крика все того же петуха, лежа на лавке в той же комнате. Комната была пуста.

Следователь вскочил, решив, что у него случилась галлюцинация. В распахнутое окно доносились обычные деревенские звуки, смешанные с криками людей, мычанием коров и лаем собак. По улице проехал-протарахтел мотоцикл.

Борис на шатающихся ногах прошел по горнице и толкнул дверь в соседнее помещение. Там на стол накрывала симпатичная молодая женщина. В углу все так же сидел и пасмурно хмурился Конин. Краевед изучающее посмотрел на Бориса, будто желая с одного взгляда уловить, что тот думает и чувствует.

– Добренькое утречко, – проговорила нараспев бабенка, – завтракать садитесь.

Борис, решив ничему больше не удивляться, сел. К столу из коридора подбежал Илюша, схватил стакан с молоком и залпом выпил.

– Холодное же! Горлышко заболит, – сказала баба.

Мальчишка выскочил на улицу, громко хлопнув входной дверью.

– Озорник, – любовно произнесла женщина. – вы, может, умыться хотите? Рукомойник у нас во дворе.

– Я провожу, пойдемте. – Краевед в готовности встал из-за стола.

Борис и Евгений Петрович вышли во двор. Конин молча подвел следователя к умывальнику, приколоченному к стене у бочки с водой. Рядом на гвозде висел ковш. Конин зачерпнул воду, плеснул в умывальник, Борис от холодной воды понемногу стал приходить в себя.

– Все вопросы после. Вернемся в город вместе, – вполголоса проговорил краевед, подавая полотенце.

Глава 3

Алексей ехал, выбирая окольные пути.

Нина молчала, время от времени поглядывая на него. Она ждала, когда он наконец заговорит. Но не выдержала, начала первая.

– Вы с Андреем давно знакомы?

Чемпион кивнул:

– Лет пятнадцать. Оканчивали московское училище олимпийского резерва. Только я раньше. Нина, мне нужен подробный отчет о твоих действиях в тот вечер в Гостином Дворе.

– Зачем? Я уже рассказывала. Андрей подрался, у него был разбит нос. Его повели к умывальнику, я побежала за ним…

– Это я знаю, – кивнул Алексей. – Ладно, спрашиваю прямо: ты свою сумку нигде не оставляла? Она с тобой была все время, пока ты там утирала ему нос?

Нина настороженно посмотрела на него: он что-то недоговаривал.

– Во-первых, что за тон? Не утирала нос, а оказывала помощь…

– Нин, извини, дальше…

– Во-вторых, я уже сто раз объясняла: я ехала домой, меня заставили остановиться, выхватили сумку, а потом подкинули ее и все, что в ней было, мне в квартиру! И позвонили ночью, я спросонья не поняла, кто это, спросили – где я. Я ответила, что дома, сплю. И мне велели выйти, с бриллиантом. И…

– Погоди, – Алексей притормозил на обочине дороги, – ты сказала, что тебе сумку подкинули со всем содержимым? Абсолютно все было на месте? – Он произнес это с нажимом.

– Ну да.

– Странно. Нина, вспомни. Ключи, паспорт, телефон, кошелек, футляр для косметики…

– А вы откуда знаете?! – Косметичка у нее была в форме футляра, это точно.

– Что?

– Вы так подробно перечисляете, как будто сами покопались в моей сумке!

Чемпион натянуто засмеялся.

– Просто все женщины носят в сумках один и тот же перечень предметов. Нина, вы проверяли косметичку?

Он посмотрел на нее так, будто от ее ответа что-то зависело. Мужчины – странные существа со стереотипным мышлением. Женщины для них – вроде куклы Барби с закономерной условно-рефлекторной деятельностью. И что у него за манера: то «ты», то «вы»…

– А вам не приходит в голову, что у меня просто времени на это не было? Я, вообще-то, в роли дичи…

Алексей хлопнул себя по лбу и рассмеялся.

– Какой же я глупец! Так где она?

– Кто?

– Не кто, а что. Косметичка твоя.

И тут Нина все осознала. Дернула ручку, но дверь стояла на автоматическом замке.

– А ну-ка выпусти меня, гад! – закричала она.

– Нина, успокойтесь!

Алексей хотел взять ее за руку, но она увернулась, сжалась, съехала на сиденье, чтобы поднять ноги и разбить ими лобовое стекло…

В этот момент послышался гул. Прямо над «Опелем» завис вертолет. Алексей резко включил зажигание и помчался по дороге, затем свернул с нее на старую выщербленную бетонку, уходящую в лес.

Нине пришлось обеими руками упереться в переднюю панель, чтобы не удариться головой – машина летела не разбирая дороги.

– Отстегни ремень! – крикнул Алексей.

– Зачем? – не поняла женщина и тут же увидела, что впереди дорогу преградила большая бетонная плита.

– Машину бросаем! – Чемпион перед самой плитой сделал резкий поворот влево, «Опель» остановился и Алексей выскочил из него.

Нина замешкалась, руки никак не справлялись, она нащупала замок, но не могла нажать кнопку…

– Что вы копаетесь! – Алексей распахнул дверь с ее стороны, перегнулся, нажал на кнопку, выдернул женщину из салона и схватил свою сумку: – Бежим!

– Куда? Кто это? – крикнула Нина, попыталась вывернуться из его руки, но не вышло.

Они обогнули плиту и помчались по асфальтированной тропинке, уходящей от основной дороги в сторону. Алексей бежал очень быстро, она же задохнулась уже довольно скоро, сердце зашкаливало.

Вертолет настырно кружил над лесом, потеряв их из виду. Но он был не один. Нина услышала, как за спиной подъехала машина, раздались короткие команды, топот ног в тяжелых ботинках, крик: «Не стрелять!»…

Алексей оглянулся.

– Сиди и не высовывайся! – Чемпион толкнул ее в глубокую канаву, заросшую колючим кустарником.

Она, не успев толком ничего сообразить, полетела в кусты, пытаясь защитить одной рукой лицо. Следом рухнула сумка Алексея.

Нина упала, больно оцарапалась. Глянула вверх – стволы деревьев стояли близко друг к другу, позволяя видеть только кусочек неба. Откуда взялся этот вертолет, черт возьми? Она встала на коленки, немного отдышалась, ей казалось, что удары ее сердца слышны на весь лес.

Ничего не происходило, никто не бежал мимо… Нависла тишина. Нина чуть-чуть раздвинула кустарник, чтобы полюбопытствовать – что там. И увидела Алексея…

Чемпион, вместо того чтобы бежать, развернулся и, высоко подняв руки, неспешно шел навстречу вооруженным людям в бронежилетах поверх камуфляжной формы. Их было человек десять…

– Что это он? – невольно прошептала Нина…

А он неторопливо шел по дорожке. Преследователи сбавили бег и перешли на острожные шаги. Вот между ними осталось каких-то пять метров. Алексей встал, опустил руки. Остановились и сотрудники спецподразделения. Спортсмен, как в замедленной съемке, стал плавно поднимать руки на уровень груди, соединил ладони, а затем медленно и с усилием развел их, будто растягивал что-то упругое. Руки, тянущие в стороны нечто, видимое только ему, остановил на уровне своих плеч. И заговорил хорошо модулированным, чистым и сильным голосом:

– Все хорошо. Бойцы, вы отлично справились с работой. Я – ваш генерал – приказываю вернуться назад. Езжайте прямо в центр Москвы, на Красную площадь. Когда услышите бой кремлевских курантов, вы ничего не будете помнить.

Это было поразительно. Нина не верила глазам. Десять бойцов послушно развернулись и стали удаляться от Алексея, который оставался на том же месте и пристально смотрел вслед уходящим.

Нина, осторожно передвигаясь, начала выбираться из кустов. Под ее ногами хрустнула ветка. Алексей резко обернулся и посмотрел на нее. Взгляд его черных глаз был чужой, страшный, тяжелый и властный.

Женщина выскочила на дорожку и побежала от него прочь.

Глава 4

– А еще клады в старину прятали не просто, абы как, а с зароком…

– С зароком? – переспросила молодая монахиня.

Мать Георгия и молодая послушница Анна сидели на задворках монастыря, у разрушенной стены. Здесь еще сохранились старые надгробия с витиеватой старославянской вязью, выдолбленной на каменных плитах, и царили безмятежность вкупе с тишиной. Анна и Георгия примирялись на древнем кладбище с миром живых и миром мертвых. Так и нужно…

Анна была из наркоманок, сюда ее привезли родители. От «бесовщины» монахини избавляли девчонку лютыми мерами: поливали ледяной водой во время приступов. Вот уже месяца два как девка выправилась, стала хорошая совсем, смирная. Георгия любила поболтать с ней о том о сем. Анна охотно слушала ее сказки…

– А так. Заклинание делали словесное. Хорошо, если на хозяина клада. А то, бывало, сделают заговор на того, кто этот клад случайно найдет. И тогда пиши пропало.

– А зачем так делали, мать Георгия?

– Ну как же! – поразилась та ее несообразительности. – В старину-то, поди, банков не было, никаких тебе дьявольских ухищрений, как сегодня… эти… электро-деньги…

– Ты про денежные переводы, что ли?

– Ну да. Все золотом при себе купцы возили. А разбоя хватало всегда. Вот и приходилось зарывать и прятать клады. А заклинания сильные делать умели. Даже, не поверишь, мне бабка одна сказывала, умели заговаривать на несколько голов. То есть клад достанется тому, кто сверх того числа. Вот, к примеру, загадают «на сорок голов»: все – сорок кладоискателей найдут только смерть. А сорок первый получит клад беспрепятственно.

– Ого! – удивленно воскликнула девушка.

– Вот тебе и «ого»… Мне старушка одна тоже еще рассказывала, что ее бабка видела. Да ты не поверишь…

– Поверю, мать Георгия! Я тебе теперь знаешь, как верю!

Девушка глубоко вздохнула. Страшно и жутко ей было поначалу в монастыре. Чему приписывать свои виденья, она не знала. То ли ломке – на игле она сидела уже пять лет, и все в монастыре поначалу были уверены, что осталось ей немного, – то ли, в самом деле, бесы ее искушали… Если б не доброта Георгии, наложила бы на себя руки. Старушка заговаривала ее, отвлекала.

– Так вот. По ночам над местом, где клад схоронен, будто свечка горит. А то, бывает, и икона привидится с лампадкой. И тут надо быстро сказать: «Аминь, рассыпься!» Тогда клад сам наружу выйдет. Только чаще клады те не к добру.

Григория вспомнила про проклятый голубой бриллиант и перекрестилась. Все-таки следовало бы поговорить с настоятельницей. И все ей рассказать…

– Бабушка, а вот если клад заговоренный, то неужели нельзя его расколдовать? Ну, снять программу, понимаешь?

– Знающие люди могли. Те, кто сам якшается с духами, кто с ними в сговор вступить может… прости, Господи. Дух по имени Блуд заставляет человека блуждать без толку. А Дух по имени Мара насылает на людей всякие страхи. А еще есть дух Ховала, он с двенадцатью глазами. Взглянешь, и ослепнешь ночью. Так что, перед тем как откапывать «нечистый» клад, нельзя ни молиться, ни креститься. Загубят эти духи человека моментально. А если человек все-таки нашел клад, нельзя его брать голыми руками и лучше – сбоку, а не сверху… Так что сначала, перед тем как начать искать, нужно узнать все: на кого клад заговорен, как зарыт и каким образом его взять можно без риска для себя. Понимаешь?

– Так могли расколдовать-то?

– Могли. Я тебе секрет скажу. А ты никому, смотри, не передавай.

– Обещаю! – глаза девушки заблестели.

Георгия умилилась – полюбила ее, как дочку, своей-то Бог не дал…

– Ну, так вот. Есть щапец-трава. Ее выкапывали на Иванов день. Потом брали воск воскресной свечи, взятой в церкви на Пасху. Потом – корень щапец-травы и делили его на две части. Одну половину очерчивали воском свечи и клали на место, где примерно по слухам и спрятан клад. А вторую половинку тоже делили пополам. Одну часть прятали на ночь под подушку, а вторую привязывали чистым белым платком к сердцу. Во сне клад сам приходил. Оставалось только идти и копать. Потому как связаны в одно: земля, корень травы и воск свечи. Это – чтобы найти.

А вот чтобы освободить клад от замка заклятия, тут другие травы нужны. Есть такая плакун-трава. Растет по берегам рек. Вымахивает аж выше роста человека. Знахари корень той травы выкапывают на заре Иванова дня, в другое время он бессилен. Потом несут к нам в храм, держа в руке, вытянутой на восток. При помощи этой травы кладоискатели заставляют плакать и покоряться служителей тьмы. А еще есть трава Петров крест. Кустики такие по полметра высотой. Их копать надо между заутренней и обедней молитвами на Ивана Купалу. Еще есть разрыв-трава. Рвет она любой запор. Бывало ведь, сундуки железные запирались заговором на вечные века, а ключи выбрасывали в реку или болото. Нипочем такой сундук не открыть. Вот потому и нужна разрыв-трава. Только найти ее могут не все знахари…

– А как же папоротник? Я у Гоголя читала…

– Папоротник, конечно. Только ведь у него тысячи видов. А годится лишь один.

– Какой, бабушка?

– Женский папоротник, или кочедыжник. Он-то и цветет раз в году, на Иванов день. За пять минут до полуночи из куста кочедыжника появляется цветочная почка. Она растет на глазах. И вырастает в полночь. Тут она с треском разворачивается в алый цвет. То не просто цветок, а свет, огонек такой, девка… Только вот увидеть его редко кто может. На миллионы мужского папоротника лишь один-два женских…

Анна слушала с любопытством. Кажется, она уже никуда не собиралась бежать, вот и хорошо. И слава Богу… Куда бежать от самой себя?..

– А откуда ты столько знаешь всего, бабушка? – с наивной улыбкой спросила послушница.

– Знаю, милая. К нам в храм люди всякие приходят… Да и росла я в деревеньке одной, тут, на Тоболе. О той деревне я тебе еще такого могу рассказать! Года не хватит. Чудные там люди живут, милая. Они все травы знают, и лечебные, и от злых духов, и такие, которые клады находят…

– А вот наш-то клад, камень-то тот, что нашли недавно? Не они ли это помогли?

Георгия задумалась, стоит ли все говорить. Появление этого камня в стенах монастыря было, конечно, загадкой для всех. Но она-то, Георгия, точно знала…

– Нет, милая. Это мне неизвестно. Скажу лишь, что камень уже хранился в нашем монастыре почти сто лет назад. Сестрица моей мамки была тут старшей. Она помогала ссыльной царской семье. Продукты им посылала, утешала. А однажды Александра Федоровна передала ей этот бриллиант во время церковной службы. И записочку – куда его доставить и с кем…

– Мать Георгия! – услышали обе монахини грозный окрик за спиной.

Совсем рядом стояла Феодора.

– Поговорить надо. Идем-ка, мать Георгия…

Глава 5

Деревня осталась позади. Борис вывел машину на кое-как заасфальтированную дорогу и вздохнул свободно: он все еще не мог избавиться от ощущения, что побывал в другом измерении.

– У меня вопрос один. Что все это значит? – резким тоном спросил следователь у Конина.

Краевед откинулся на спинку сиденья и утомленно смотрел прямо перед собой на уходящее под колеса дорожное полотно. Под глазами у него появились темные круги.

– Я не буду спрашивать, зачем вы следили за мной, – тихо начал он, – это ваша работа. Я даже рад, что все вышло именно так. У меня гора с плеч. Только обещайте, что, пока я не расскажу всего, это останется между нами.

– Я просто горю желанием узнать правду. Говорите, – потребовал Борис.

– Сейчас. Не знаю, с чего начать… – Конин подумал немного и решился: – Борис, вы остались живы вчера по какой-то фантастической случайности. Мальчик, который привел вас в наш молельный дом… он медиум, воплощение Святого Духа… Он святыня этой деревни…

– Так, – усмехнулся Борис, – ну что ж. Вперед, на мины. Дальше.

Конин взглянул на него испуганно и недоверчиво. Сделал над собой усилие, продолжил.

– Я буду говорить очень серьезные вещи, постарайтесь меня понять. Вы попали на запретный ритуал «радения», чужакам на нем не место. Но мальчик почему-то все же привел вас, приняв за одного из наших духовных царей. Вы постарайтесь… Вы поймете…

– Что за чушь. Какой еще духовный царь?! С чего вы взяли?

– Он сам так сказал.

Борис мысленно послал привет жене. У малыша просто сработала ассоциация: цвет футболки и цвет автомобиля, на котором Конина доставили в деревню, совпадали тон в тон.

– Вы, видимо, уже поняли, что присутствовали на хлыстовском обряде?

– Догадался. Только я не уясню никак, почему вы все ходите вокруг да около? Что за игры, Евгений Петрович?

– Это очень сложно, Борис. О хлыстовстве вы, наверняка, слышали только негативные отзывы. Но если представить, что и Иван Грозный, и Петр Первый были хлыстовцами…

– Бред, – пробормотал следователь.

Грозный?! Петр Первый?! Да Конин спятил!

– Представьте, что это не просто заурядная секта, а хранители могущественных тайн, которыми человечество владело когда-то. Скажите, вас не удивили услышанные фразы на санскрите? – Краевед говорил мягко, стараясь быть убедительным…

Следователь возмутился:

– Вы хотите, чтобы я поверил, что это был санскрит? Мертвый, насколько я знаю, язык? Здесь, в северной русской деревне?

– Да, Борис. Это было перечисление имен проарийских духов, обитающих между небом и землей. А пение, которое вы слышали, – это древние мантры.

Борис сделал тяжелый выдох. За дурака он его держит, что ли?

– Мантры – это же что-то индийское?

– Можно и так сказать. Вы прочли мою рукопись?

– Да. Практически.

– Значит, поняли, что хлысты чужды как языческой идее о божественной индивидуальности, так и сатанинскому отрицанию идеи Бога?.. Хлысты, скорее, близки идеалам ранних христиан, умерщвляющих плоть ради слияния с Высшей силой…

– У меня вертится, конечно, один вопрос на языке. Но я вас не прерву, дорога у нас длинная, – сказал Борис примирительным тоном, так как окончательно запутался.

– Вы участвовали в главном ритуале общины – «кружении в духе». И сами стали воплощением высшей сущности. Разве вы не почувствовали?

Да, конечно, что-то такое было… Но вот – что?

– Я хочу спросить. Как вы думаете, кем был Иисус Христос? – поймав настроение следователя, неожиданно переключился краевед – Этот вопрос – коренной в истории религии. Ведь одни учат, что он был Богочеловеком, другие – пророком. А третьи считают его воплощением Бога в человеке, на санскрите – аватарой, то есть божественной реинкарнацией, или, если буквально, «нисхождением». От ответа на данный вопрос зависит все духовное мировоззрение. Ведь если он пророк или аватара, то это значит, что он – лишь один из многих. Значит, могут быть и другие, равные ему.

– Не понимаю…

– Сейчас поймете, – сказал Конин. – Хлыстовцы – это мистики-христоверы. Они уверены, что Иисус был воплощением божества в смертном человеке. И каждый из нас может им стать. Каждый, – повторил он. – Дух снисходит в человека кратковременно. Или селится в нем надолго, порой – на всю оставшуюся жизнь. И тогда обычная женщина превращается в Богородицу, а мужчина – во Христа. Община поклоняется им, как живому божеству. Такой человек обладает огромным могуществом. Он может располагать не только всем имуществом общины, но и жизнью каждого из собратьев.

Представьте теперь, что Григорий Распутин являлся тем самым воплощением для всех хлыстов в России… Подумайте, Борис. Что, если и вправду не существует Бога, обладающего природой, отличной от истинной сущности человека? Что, если спасение души заключается в постижении человеком своей божественной природы, в слиянии с ней? Что, если за всеми мировыми религиями стоит одна и та же сила и человек, к какой бы конфессии он ни принадлежал, поклоняется одному и тому же Богу? Эти вопросы мучат меня уже десять лет. Десять лет…

– Я в теософии этой, знаете ли, не силен. Евгений Петрович, убийство не имеет срока давности. Здесь было совершено преступление, и вероятно, оно совершено кем-то из этих ваших… хлыстов. Вот что для меня главное…

Краевед с сожалением посмотрел на Бориса:

– Так просто?

Борис задумался. Действительно, слишком уж просто обвинить хлыстов в сатанизме и неприятии христианства.

– В таком случае, мне кажется, что вы должны знать об этом деле больше других. Например, имя убитой. Так кто она была?

– Богородица, – кротко произнес Конин.

Борис чуть не съехал в кювет.

– Кто?!

– Я ведь говорил: воплощение Божественного Духа…

– Так… – Борис покосился на собеседника, удерживая руль двумя руками – дорога была не аховая, – ладно. Допустим. Но зачем ее оставили у монастыря? Зачем? И еще вопрос: вся эта чернушная история как-то связана с находкой голубого бриллианта. Как?

– Я понимаю: вы хотите знать все ответы, – просто сказал краевед. – Камень прибыл из Индии, он поменял несколько владельцев, которые умерли насильственной смертью. Все как один.

А с появлением голубого бриллианта в коллекции императрицы Александры Федоровны связывают рождение ею наследника. Распутин требовал, чтобы Александра отправила камень на родину.

Ведь это был не простой бриллиант. Есть одна легенда. О Шиве и его похищенном драгоценном третьем глазе. Не могу утверждать точно… Во всяком случае, по легенде, камень будет мстить, пока не вернется на место… Так вот.

Императрица слыла очень суеверной. Она ни за что не хотела расставаться с бриллиантом, веря, что он энергетически связан с жизнью ее сына. Поэтому Николай предложил оставить камень в царской сокровищнице. Понимаете, здесь нельзя судить поверхностно. Император был не только отцом нации – он был отцом своих детей. Он мирился с присутствием Распутина в покоях Александры из-за сына. Но долго не принимал его всерьез. Во всяком случае, до смерти старца и до ссылки в Тобольск, ведь все случилось, как предсказывал Распутин… А тогда… Вокруг старца и императрицы роились грязные слухи. Император, зная, что это ложь, не мог относиться к ним спокойно. Он любил жену. И нервничал, когда сталкивался с Распутиным, понимаете, Борис?

– Пока не очень, – честно признался тот.

– Я уже начинал вам рассказывать о тантрических обществах, к которым относится и хлыстовство. Это не касается секса в обычном понимании. Это другое… Да, на «радениях» хлысты практикуют не только самобичевание и пляски. Но и групповой секс – так называемый «свальный грех». Все это символизирует «грехи» и «страсти», которые следует преодолеть на пути к самообожествлению.

Григорий Распутин создал вокруг себя круг новых адептов из петербургской знати. Посвященные участвовали в его «тайных ночах», которые не были тайной для всего города. Знаете, что любопытно: под гипнотические чары Распутина не подпадали женщины из низшего сословия. Только знать. Аристократки звали его «Пламень Алый»…

– Алый… Та-ак… Вы хотите сказать, что Распутин создал хлыстовскую секту в Петербурге и вовлек в нее всех великосветских дам, включая императрицу?! И они занимались «свальным грехом»?!

Краевед помолчал, обдумывая, что сказать дальше. Объяснить это постороннему человеку казалось нелегким.

– Борис, я хочу, чтобы вы поняли меня… Не воспринимайте все так буквально. Даже Иоанн Кронштадский не видел ничего предосудительного в образе жизни, который вел Распутин. Старца и императрицу связывали куда более серьезные нити.

Они подъезжали к Тобольску.

– Хлыстовство когда-то было очень распространено на Руси, затем оно затаилось, но никуда не исчезло. Мистики-христоверы действительно обладали способностями, которые у непосвященных вызывали страх и ужас непонимания…

– Колдовали они, что ли?

– Другое, Борис. Вы слышали про волхвов? Они и были волхвы. Они имели прямую связь с самой природой, могли подчинять ее себе, знали законы ее, лечили травами и наговорами, вызывали духов…

Следователь сделал нетерпеливую гримасу. Старик, похоже, «съехал с катушек».

– Так. А что с камнем?

Краевед посмотрел на Бориса с грустью.

– Когда императорская семья оказалась в тобольской ссылке, Александра Федоровна сумела передать камень в верные руки одной монахини. Большевики пытали ее. И она предпочла смерть, но так и не рассказала, куда делся камень. Больше я ничего не знаю…

Резко зазвонил телефон Бориса, он от неожиданности даже вздрогнул.

– Слушаю, – отчеканил в трубку.

Звонили из отдела экспертизы.

– Знаешь, той крафтовой бумаге, в которую был завернут бриллиант, не больше десяти лет. И нитка того же времени. Чуешь, чем пахнет? – сказал эксперт.

– Чую, – ответил Борис, – час от часу не легче…

– Сейчас тебе станет еще интереснее. На бумаге выцарапаны какие-то знаки. Я тебе сделал фотографии. Когда приедешь, забери пакет в дежурке. Это любопытно…

– Спасибо, – буркнул следователь и отключил связь.

Глава 6

– Кто вы такой?! Кто?! Я же видела… Что вы с ними сделали? – закричала Нина, когда он нагнал ее и, схватив, крепко прижал к себе.

– Нин, Нина, не ори ты так, тише, все будет хорошо… – зашептал он ей в самое ухо.

– Не надо воздействовать на мою психику! Я все видела!

Они стояли недалеко от того места, где только что произошло не поддающееся объяснению событие: люди с автоматами не перестреляли их, не повязали и не увезли, а вдруг изменили свои намерения и убрались восвояси.

– То, что ты видела, никогда не обернется против тебя, обещаю. Если ты успокоишься, я все расскажу. Да у тебя кровь…

Падая в канаву, она сильно поранила ногу о колючки и сухие ветки, глубокая рана сочилась кровью.

– Где моя сумка? Куда я кинул, не помнишь?

Он разжал руки, огляделся. Нина села на землю. Да, с такой раной далеко не уйдешь. К тому же у нее всегда была проблема с остановкой кровотечения. А под рукой ничего – ни платка, ни воды, чтобы промыть рану. Черт, ну что за невезенье!..

Алексей нашел сумку, присел рядом с ней на корточки и стал копаться внутри. Нина рассматривала его, как будто только что увидела.

Его внешность, безусловно, располагала к себе и безо всякого гипноза, Нина вполне отдавала себе отчет в том, что он ей очень симпатичен. Но откуда в нем все это?! Откуда такая мощная подчиняющая сила? Это пугало.

– Ты гипнотизер?

Он кивнул, не поднимая головы. Нашел наконец то, что искал. Вытащил полиэтиленовый пакет с маленькими бумажными свертками. На каждом кулечке был нарисован какой-то знак, похожий на иероглифы или виньетки.

– Что это?

– Лекарство. Не бойся.

Алексей вынул из пакета один кулек и развернул его.

– Что это? – повторила Нина, пытаясь угадать состав порошка буро-желтого цвета.

– Подарок эмчи-ламы, больно не будет.

Он взял щепотку порошка и присыпал ею ранку. Нина с опаской наблюдала за своими ощущениями. Ничего страшного, действительно, не произошло, кровь тут же свернулась.

– Вы – человек-загадка. Откуда у вас все это? Порошки, гипноз…

– Если бы я был еще и ясновидцем, мы бы избежали многих проблем, – улыбнулся Алексей. – Ну как? Пошли?

– Пошли. – Нина встала и с изумлением отметила, что порошок, видимо, действует не только как антисептик, но и как обезболивающее: рана перестала о себе напоминать.

– Вы не волнуйтесь, я не отравитель. Просто попробуйте мне доверять. Я учился в буддийском университете в Улан-Баторе на факультете тибетской медицины. Мы вообще-то коллеги. В смысле – имеем общие задачи и принципы. Сохранить чужое здоровье и жизнь. вам лучше?

Нина слышала об университете, но никогда не сталкивалась с тибетскими лекарями и была изумлена.

– Лучше, – женщина разглядывала его, как диковинку, – и что теперь? Куда?

– Назад, к трассе. Нужно выбираться отсюда. Кажется, мы зря побеспокоили вашего знакомого. Нам для полного счастья только спецназа не хватало. Что-то он чересчур разволновался.

– Вы думаете, они по приказу Кирилла Петровича? – перепугалась Нина. Она не могла поверить.

– А то. Ладно. Сам виноват. Когда налетают пчелы, не нужно отмахиваться руками, нужно вести себя тихо и незаметно…

Они шли по дорожке. У Нины вертелась сотня вопросов на языке.

– А если я вам скажу, где моя косметичка, я могу рассчитывать на обмен опытом? Мне, конечно, не кажется, что нетрадиционная медицина способна на чудо, но, признаю, любопытного там много, – заговорила она и поймала себя на том, что голос звучал несколько заискивающе.

Женщина улыбнулась своим мыслям. Спутник нравился ей все больше и больше…

– Так ты помнишь, где она?! – Алексей резко остановился и невольно схватил ее за руку.

– Я что, по-вашему, сумасшедшая? Конечно помню.

Чемпион облегченно вздохнул.

– Значит, бриллиант в моем футляре с косметикой? – произнесла Нина.

– Да. А футляр вы спрятали, я так понял?..

– Та-ак… И это вы его туда подложили? Вы – тот человек, из-за которого за мной носятся бандиты и спецслужбы?

– Да, Нина, я. Можете поколотить меня. Но только быстро. Мало времени. Да, а ты молодчина, сообразила спрятать косметичку…

– Я не специально!

– Главное – вовремя. Вот что… Здесь есть заброшенные здания – бывшая военная база… Давай твой телефон, мы оставим его вон там. – Он показал на полуразобранную кирпичную будку в конце асфальтированной дорожки. – Поиграем с дядюшкой Кириллом Петровичем в прятки…

Глава 7

– И ты хотела скрыть это от меня? – Феодора смотрела не мигая, и такой взгляд не предвещал ничего хорошего.

– Нет, матушка, что ты! Я просто сразу-то и не нашлась! А потом все думала – как тебе рассказать, поверишь ли?

Они сидели в келье настоятельницы, одна на кровати, вторая – на стуле, напротив друг друга. Георгия собиралась с мыслями, боясь сболтнуть лишнего. Феодора сверлила ее глазами:

– Я жду.

– Сейчас, матушка, отдышаться дай. Ты так скоро шла, я запыхалась вся…

Феодора вздохнула. Георгия обосновалась в этом монастыре первой, с нее тут все и началось. Она – неотъемлемая часть здешних мест, хранительница и наставница. Феодора оказалась тут значительно позже, и мать Георгия ежедневно помогала ей не просто справляться с хозяйством обители, но и стать тем, кем она стала.

– Я все пойму. Только говори без утайки…

Георгия вытащила из-под черного платья нательный крест и поцеловала его.

– Клянусь тебе, мать, никакого у меня злого умысла никогда не было и не будет. Ты знаешь, я ухаживала за могилами и храмом задолго до того, как монастырь вернули благочинию и здесь появились сестры. Но у меня есть тайна, о которой я никому не говорила. Да и не спрашивал никто. Кому спрашивать-то? Все, кто знал чего, умерли. Одна я жива еще, Бог милостив.

– Ну, ну, дальше.

– Ты не знала, конечно, откуда тебе знать. Та игуменья, что была здесь перед тобой, до закрытия монастыря в первые-то годы советской власти – тетка мне.

– Игуменья Мария? – удивилась Феодора.

Об этой игуменье известно было, что она не верила обещаниям Керенского, будто Романовы смогут выехать за границу, и целью жизни поставила организовать им побег.

В Тобольске епархию возглавлял Гермоген, когда-то сосланный сюда при содействии Распутина. Гермоген хотел помочь Романовым бежать, игуменья женского монастыря Мария всячески старалась убедить Алексу довериться Гермогену. Но Александра Федоровна так и не решилась.

– Матушка Феодора, вот что я тебе скажу. Этот самый камень, что у нас нашли, вынесла тогда от царицы Александры Федоровны по ее просьбе игуменья Мария. И переправила в Петербург, к доктору Бадмаеву, буряту. И записку императрицы с камнем ему передала. А в записке – указание, куда этот камень перевезти, в какую страну. Ты мне веришь? И тот бурят увез камень, все исполнил, как просили. Он потом весть Марии прислал.

– Весть?

Георгия осеклась. Она не знала, как воспримет Феодора весть – не весть, а виденье. Но в правдивости слов собственной матери Георгия не сомневалась никогда. Да и знала, что такое возможно. Распутин, возродивший хлыстовство в Тобольской губернии, на расстоянии царевича излечивал. А уже мысли передавать – это куда легче…

– Ты понимаешь теперь, почему я так поразилась? Камень тогда увезли. Верно говорю тебе, мать! Люди надежные были, таких теперь нет…

Георгия рассказывала дальше, а Феодора задумалась. Постепенно складывалась картина давно минувших событий…

Когда утвердилась советская власть, началась конфискация церковного имущества. Помимо драгоценного камня, игуменья Мария спасла от большевиков еще некоторую часть сокровищницы. Но если камень был тут же отправлен в Петербург, то эти ценности вывозить в тех условиях не решился б никто. И Мария спрятала их в бочонке, а бочонок зарыла в одной из монастырских могил.

Большевики искали сокровища царя, как охотничьи псы добычу. Один за другим арестовывали всех, кто имел доступ к царской семье в Тобольске.

Перед своим арестом игуменья успела обо всем поведать младшей сестре Марфе. Та долго прятала бочонок с драгоценностями по разным могилам тут же, в стенах монастыря. Хотела уже в отчаянье кинуть его в Тобол. Но тут слух дошел: не выдержав пытки в застенках ГПУ, Мария покончила с собой, но не проронила ни слова.

Марфа, чтобы смерть сестры не стала напрасной, упросила одного из знакомых, бывшего купца, принять на хранение сокровищницу Романовых. Тот зарыл бочонок в подполье своего дома.

И вовремя. Буквально через два дня в монастыре произвели обыск. Изымалось все, вплоть до продуктов и одежды монахинь.

Под предлогом сокрытия «ценностей» монахинь судили. Марфа попала в заключение на несколько лет. Монастырь окончательно ликвидировали. Храм стал разрушаться.

Когда Марфа вышла на свободу, она поселилась вблизи обители. К несчастью, большевикам удалось найти бочонок у купца. Драгоценности царицы частично достались советской власти, частично оказались разворованы. Однако голубой бриллиант все же был спасен.

Историю эту Марфа впоследствии рассказала своей дочери…

– И вот этот камень опять оказался здесь… – подытожила Феодора.

Георгия бессильно развела руками. Настоятельница пристально смотрела на нее:

– Все?

Монахиня вздохнула глубоко: проницательна матушка. Ничего от нее сокрыть нельзя.

– Да, мать, еще кое-что… Камень тот голубой был завернут в крафтовую бумагу. И знаешь почему? Ведь старец Григорий, упокой Бог его душу, говорил, что камень с заклятием и много зла несет. А крафтовая бумага, она держит эту темную силу в узде…

– А ты откуда знаешь? – строго спросила Феодора.

– Так я ж родилась в деревне, где в каждом дворе знающие люди живут. Деревня хлыстов это, мать Феодора. Ох, не хотела тебе говорить. Да что делать… Все расскажу теперь, как на духу…

Глава 8

Бессонов слушал доклад адъютанта и не верил своим ушам. Посланная за Нинкой бригада не только вернулась ни с чем, но и начудила такое, что может прилепиться к репутации Управления надолго как дурной анекдот.

Парни доехали до Красной площади, словно зомби, игнорируя все приказы начальства, передаваемые по рации. Пришлось взять их в кольцо. Случился скандал, который дошел до министра обороны, и тот в оценке ситуации прилюдно перешел на мат. Хорошо хоть, по ребятам не открыли огонь. Они просто очумели, когда услышали бой курантов. Картина была, конечно, чудовищная: десант спецназа из десяти отборных вояк ошалело топтался в сердце Москвы, не понимая, что происходит, на все расспросы отвечая только одно: выполняем задание генерала Бессонова.

Случившееся было сравнимо разве что с фокусом Руста, который на своем картонном самолетике приземлился на Большом Москворецком мосту и наглым накатом продефилировал через всю Красную площадь аж до Собора Василия Блаженного.

– Петрович, и как ты докатился до жизни такой? – схватившись за голову, промычал генерал.

Вопросов у шефа к нему теперь будет еще больше.

Адъютант выдержал паузу. И спросил:

– Что будем делать, Кирилл Петрович?

– Молчать! – Бессонов изо всех сил хлопнул по зеленому сукну стола, да так, что подскочила пепельница и упала подставка с остро наточенными карандашами.

Генерал крайне редко пользовался чернильными ручками, предпочитал грифель – так написанное легче стереть…

Бессонов встал и начал мерить кабинет быстрыми шагами, будто зверь в клетке. Как такое могло произойти? Ведь с борта вертолета докладывали, что видели объект и преследовали его. Нинкин телефон засекли на старом шоссе, и теперь хотя бы известна машина… С кем Лановая? Что за чертовщина творится вокруг нее?

– Вот что, слушай мою команду. Объявить операцию… – Генерал задумался.

Толку от всех этих «Перехватов» и «Сирен» никакого, а шум поднимется до президента. Какую ориентировку дать? Где гарантия, что Нинка и ее спутник не пересядут на другой автомобиль?

– Нет. Вот что. Дай-ка гаишникам номера «Опеля», скажи – в угоне. И распечатай для милиции… – Он открыл ящик стола и, порывшись в бумагах, вытащил небольшую цветную фотографию двухлетней давности.

На фотографии он стоял с отцом и дочерью Лановыми. В руках у каждого было по шампуру с шашлыками. Бессонов кожей пальцев вспомнил, как нанизывал мясо, почувствовал его дразнящий запах… О господи!

Адъютант кинулся исполнять поручение. Счастливое смеющееся лицо Нины, переведенное в цифровой формат, отправилось по каналам связи в управление внутренних дел Москвы. Она объявлялась похищенной…

Генерал мучительно соображал, пытаясь мыслить конструктивно. Задуманное должно было вовлечь премьер-министра в водоворот скандальных обвинений в покровительстве преступным организациям, в организации заказных хищений и дальше – по цепочке – в мощном развитии коррупции на самом верху государственной власти. Главное – начать «раскрутку» с такого дела, которое сбило бы высокий рейтинг премьера и произвело шум. До президентских выборов оставалось два года.

Бессонов подошел к окну.

Лето принесло аномальную жару в Москву. Старики говорили, что такое же пекло стояло в жестоком 1938-м – году чудовищных репрессий. А потом повторилось в високосном 1972-м, на пятидесятилетие СССР. Все было как сейчас: засуха, пожары, инсульты. Но нынешняя аномалия превзошла все известные. Такой жарищи не было в столице еще никогда. Дождя ждали как избавления, асфальт нагревался день ото дня, кое-где превращаясь в подобие пластилина. Солнце палило с каждым днем все агрессивнее…

Зазвонил телефон.

– Что там? – крикнул Бессонов в трубку своему адьютанту.

– Мы нашли ее мобильник. Она просто бросила его в старой трансформаторной будке…

Бессонов схватился за сердце. Пережить бы…

Глава 9

Следователь и краевед подъехали к городу.

– Вы арестуете меня? – обреченно поинтересовался Конин.

– Другой на моем месте так и поступил бы, – ответил Борис, – а уж потом стал бы разбираться. День все равно пропал. Продолжим наш разговор. Если нет других предложений, конечно.

– Извольте. Если не возражаете, мы могли бы поговорить у меня дома. И я кое-что вам покажу…

Когда вошли в скромное жилище Конина, тот тотчас бросился к книжным полкам и извлек из своих завалов трубочку тонкой копировальной бумаги.

– Вот, смотрите! – заметно волнуясь, он протянул ее Борису.

Следователь взял лист, повертел его и так и эдак, но ничего не понял. В круге, расчерченном разноцветными линиями, исписанном различными цифрами и латинскими сокращениями, стояли инициалы: А.Ф.Р.

– Что это за схема?

– Индивидуальный гороскоп, построенный на момент рождения человека. Это натальная карта Александры Федоровны, вообще-то ее настоящее имя Алиса. Это судьба последней русской императрицы…

Следователь взглянул на схему с любопытством:

– И что же можно узнать из этой абракадабры?

Евгений Петрович бережно принял из рук Бориса лист и разгладил его на столе.

– Вы полагаете, что человек сам строитель своей судьбы? Вот здесь, на этом гороскопе, не просто жизнь одной женщины – здесь проклятье рода Романовых, революция и воцарение Антихриста в России.

– Что вы говорите, – присвистнул следователь, – я понимаю – это долгий разговор?

– Совершенно верно, присядьте. И по порядку…

Борис сел на диван, а краевед отправился на кухню и вернулся спустя пять минут с заваренным чаем и сухарями:

– Вот, чем богаты.

Следователь опустил сухарь в стакан:

– Что-то я не пойму, чего в вас больше, Евгений Петрович, знаний или суеверий.

Конин пожал плечами:

– Я бы не называл это суевериями. Слишком некорректное определение. А то, чего вы пока не в силах постичь, существует. Независимо от вашего к нему отношения. – Краевед поставил стакан с чаем на подоконник и, кажется, сразу забыл о нем. – Борис, жизненный путь человека от рождения до смерти – это дорога с развилками и перекрестками, совсем как на этом гороскопе.

В древности перекрестки были посвящены богине смерти Гекате, именно на перекрестках ей приносились жертвы. Ведь пересечение дорог символизирует выбор. От того, куда путник пойдет, зависит, каким он станет в будущем и вообще – будет ли оно у него, это будущее. Перекресток – суть четыре дороги. Первые две из них представляют собой горизонтальную линию – это выбор жизни или смерти…

Конин лихорадочно пытался втолковать Борису нужную информацию. Как обычно в таких случаях, зашел он слишком издалека. Следователь постукивал пальцами по остывающему стеклянному стакану.

– Древние персидские астрологи говорили, что как только человек рождается, он начинает умирать. С одной стороны, у людей есть жизнеутверждающее начало. С другой стороны, человека постоянно подтачивает противоположная сила, отнимающая жизнь. Но бывает и так, что, утверждая свое существование, человек, наоборот, сокращает свой век. Чем дальше он от этой жизни отходит, тем больше он живет не интересами земного бытия, а интересами высшего, одновременно оставаясь существовать здесь в физическом плане…

– Ничего не понимаю. Какие-то отвлеченные идеи, – заерзал на диване от нетерпения Борис, ему не хотелось обижать Конина, однако и тратить время на лекцию по эзотерике становилось жаль.

– Послушайте, если в логической цепи не будет доставать звена, вы не поймете… Прошу: наберитесь терпения.

Итак, две вертикальные дороги символизируют выбор в сторону света или тьмы. И свобода выбора есть у всех… Кроме исключительных людей. Тех, кто родился с фатальной судьбой. Такие люди свой выбор могут сделать лишь однажды.

У немецкой принцессы Алисы, ставшей Александрой Романовой, существовала фатальная исключительная судьба. И она повлияла на судьбу всей России. Ей нельзя было соглашаться на этот брак и становиться императрицей… Но она полюбила. И Николай ее полюбил. Все было предопределено. Понимаете? Для людей с фатальными судьбами горизонтальный выбор не имеет значения, здесь все предначертано! Однако…

– Что? – Борис выглядел заинтересованным.

– Однако вертикальный, этический выбор важен для каждого и влияет уже не столько на продолжительность собственной жизни, сколько на жизнь потомков…

По мере того, как краевед рассказывал о странной кармической роли этой немки в судьбе России, Борис увлекался ее историей все больше и больше…

Родилась Алиса-Виктория-Елена-Луиза-Беатриса Гессен-Дармштадтская 25-го мая 1872 года, в полное солнечное затмение, проходящее, в том числе, через Тобольскую губернию, где за год до нее родился Распутин и в конце жизни она сама с семьей проходила восьмимесячную ссылку.

По материнской линии Алиса была внучкой английской королевы Виктории. Бабушка и наградила ее наследственным геном гемофилии, который возник в результате кровного родства императорских семей Европы и был страшной расплатой за близкородственное кровосмешение для мужчин. Впоследствии ген передался цесаревичу Алексею.

Через всю жизнь император пронес любовь к этой женщине, она стала матерью его пятерых детей. Алиса Гессенская, немецкая принцесса… Увидев ее однажды, Николай II в течение десяти лет помнил о ней. И хотя родители из политических соображений прочили ему в жены французскую принцессу Елену Орлеанскую, он сумел отстоять свою любовь и весной 1894 г. добиться помолвки с любимой.

Николай Романов познакомился с Алисой в Англии и пригласил ее в крымскую резиденцию отца. Там, в Ливадии, окрепло их сильное взаимное чувство, и смертельно больной Александр Третий благословил-таки молодых.

Спустя некоторое время отец Николая скончался. И так вышло, что немецкая невеста въехала в русскую столицу на траурном поезде. Это было первое предзнаменование.

Об Алисе заговорили, что она вошла в царскую семью позади гроба и принесет одни несчастья. Так оно и вышло. По собственному ее признанию, свадьба стала лишь продолжением панихид. Новобрачная, вообще наделенная даром предчувствий, была очень печальна и бледна в эти дни.

Свадебное торжество состоялось через неделю после похорон Александра III. Луна стояла в Скорпионе. На венчании случилось второе предупреждение: упало обручальное кольцо Алисы-Александры.

А во время коронации Николая было еще одно, третье, предупреждение: когда император подходил к алтарю, чтобы совершить обряд помазания, бриллиантовая цепь, поддерживающая орден Андрея Первозванного, оторвалась от мантии и упала к его ногам. Один из камергеров поднял ее и передал министру двора графу Воронцову. Позднее они присягнули молчать об инциденте, чтобы народ не счел это дурным знаком.

Но самое страшное предзнаменование случилось уже на Ходынском поле.

Его выбрали для народного гуляния, поскольку оно было единственным в Москве местом, где могли разместиться сотни тысяч людей, желающих увидеть молодого государя и царицу. Ходынка служила полигоном для инженерных войск и была изрыта неглубокими траншеями и рвами, закрытыми сверху щитами из досок.

Накануне вечером на Ходынку пришли тысячи так и не сомкнувших глаз гуляк. Появились телеги, нагруженные кружками и бочками с пивом. Вдруг кто-то пустил слух, будто телег доставлено меньше, чем ожидалось, и что пива хватит только тем, кто доберется до бочек первыми. Толпа устремилась вперед. Эскадрон казаков, прибывший для поддержания порядка, был сметен прочь. Толпа сбивала с ног, затаптывала в грязь женщин и детей.

К тому времени, когда подоспела полиция и дополнительные отряды казаков, Ходынка напоминала поле битвы. Сотни погибших, тысячи раненых. И во всем обвинили ее… Эта странная женщина с огромными глазами так и осталась для России «немкой».

Но сама Алиса венчание приняла как таинство, обручившее ее с огромной страной. Германия, где правил ее двоюродный брат, стала для нее чужой. Родина, находящаяся под знаком Овна, несла ей только горе: там находился центр тау-квадрата – соединение Хирона и Нептуна.

– Смотрите сюда! – Конин водил пальцем по натальной карте. – Ее медиум цели указывал на Россию. Венера в пятом градусе Близнецов говорит о том, что она была почти пророком. А Юпитер с Ураном в 29-м градусе Рака указывает на насильственную смерть. Уран требует пересмотра позиций, заставляет человека вырабатывать новые пути, иначе – смерть. А рядом, в 23-м градусе Рака, стоит Черная Луна, и это указывает на проблемы рода.

Мистерия ее жизни была проиграна через дом Смерти. Затмение, в которое она родилась, проходило через Тобольск. Здесь, кстати, умер Александр I, он же, как утверждают, старец Федор Кузьмич. Она сделала свой выбор, когда согласилась стать женой Николая Романова. Россия притягивала ее, как бездна.

Александра Федоровна была абсолютно чужда свету, свет платил ей непониманием и враждебным подозрением. Эта женщина оказалась полна предчувствий, всю жизнь она ждала своего рокового дня, посторонняя в реальном мире. Она притянула несчастья на близких людей, оставаясь при этом почти святой.

Императрица увлекалась оккультизмом. В октябре 1905 года Папюс по ее просьбе вызвал дух Александра III, и отец Николая предсказал, что сын потерпит крушение от рук революционеров. Французский оккультист пообещал русскому царю магически отсрочить исполнение пророчества Александра, по крайней мере до своей смерти (его заявление оказалось вполне точным, Николай потерял свой трон через 141 день после смерти Папюса)…

Конин сел рядом с Борисом на диван, ему хотелось рассказать все, что знал. Он глядел на карту, указывал пальцем линии и говорил, говорил. Борису стало казаться, будто перед ним открывается какая-то завеса…

– Григорий Распутин в судьбе Александры Федоровны появился не случайно. Она вообще видела людей насквозь, при этом оставаясь загадкой для окружающих. Дом Смерти – это путь монаха или человека, несущего тайну. Управителем здесь является Луна. При этом у нее в гороскопе проявилась сатанинская звезда Алголь, видите? И наблюдается скопление планет в Близнецах. Она просто встретила своего кармического близнеца в лице старца.

Григорий Распутин родился чуть раньше ее. Он тоже имеет натальную Луну в Близнецах в соединении с Черной Луной. Он и императрица понимали друг друга моментально, ведь Юпитер Распутина соединялся с Черной Луной императрицы, Ураны обоих находились в одном градусе, соединение Нептуна с Хироном у обоих тоже в одном знаке, с небольшим расхождением в градусах. Они были повторением друг друга, но в разных телах, разных социальных слоях, понимаете? Оба мгновенно почувствовали стихийную силу: ее – пророчицы, его – волхва. Эта сила могла принять и созидательный, и разрушительный характер…

Теперь Борис слушал как завороженный…

– Ее притягивала магия, он обладал магией. К тому же и планета мужской потенции у него была в соединении с Колесом Фортуны, это о многом говорит… А вот планета веры Нептун находилась при его рождении в точном соединении с греховной Черной Луной. Распутина и называли «святой черт»! Он вобрал в себя всю уходящую мощь древних русских волхвов, он питался из ведических глубин тысячелетней истории Руси…

Распутина представили Николаю и Александре 1-го ноября 1905 года, об этом позаботилась фрейлина и подруга императрицы Анна Вырубова. Это был день Зэм по Авестийскому календарю – день, когда вылезают из земли сорок страшных стихийных духов… Николай II записал вечером в своем дневнике: «Познакомился с Божьим человеком Григорием из Тобольской губернии», не подозревая, что уж предопределена была ему с семьей дорога на Тобольск.

А через два года в Царском селе, которое для Александры было астрологическим домом тюрьмы, повредил ногу, играя, царевич. Нога его страшно распухла. Врачи ничем не могли помочь. Оставалось одно…

Вырубова тайно ночью привела Распутина во дворец, несмотря на категорический запрет медиков. Старец отодвинул в сторону все лекарства и сел в изголовье стонущего мальчика. Он неотрывно смотрел на него, ни разу не коснувшись руками. Он молча молился несколько часов. Александра стояла рядом, боясь шелохнуться. И вот наконец царевич успокоился и заснул.

Утром консилиум медиков в изумлении констатировал, что «опухоль прошла сама собой». Боль царевича принял на себя Распутин, с той ночи ему пришлось делать это неоднократно…

Перед мысленным взором Бориса пробежала череда картинок, похожих на видения…

– Постойте, – прервал он рассказ краеведа, – значит, Распутин все-таки был не шарлатаном, а целителем?

– Он был волхвом, – строго повторил Конин, – и избранником Божиим. Он держал в узде силы Антихриста, которые обрушились на Россию после его смерти.

Борис умолк, готовый слушать дальше…

Глава 10

Алексей и Нина подошли к бетонной плите, перегораживающей дорогу. «Опель» стоял там, где они его бросили час назад. Впрочем, Нина потеряла ощущение времени.

– Садись, едем. – Алексей открыл дверцу, устроился за рулем и завел двигатель.

Женщина села рядом.

– Куда едем-то?

– «Не кудахтай», как говорила моя бабка. А то дорогу «сглазишь». А едем мы до ближайшего продуктового магазина. Прикупить кое-что.

Женщина растерялась: нашел время!

Они выскочили на дорогу и на всех парах рванули вперед. Минут через пятнадцать указатель сообщил о въезде в деревню Никольское. И почти сразу на обочине нарисовался сельмаг.

Алексей подрулил к магазину и выскочил из машины.

– Я с тобой! – Нина торопливо вышла за ним, боясь остаться в одиночестве.

В магазинчике не было ни единого покупателя. Скучающая продавщица сидела на табуретке у окошка и обмахивалась свернутой газетой. Над лотком с хлебом вились мухи, и продавщица, протягивая руку, изредка отпугивала их.

– Здесь же ничего нет, одни кастрюли и стиральный порошок. Потерпи, купим продукты в Москве, ведь недалеко… – принялась уговаривать Нина.

Она была очень привередлива в еде, гигиена и санитария интересовали ее даже в самые голодные минуты. А здесь на полупустых прилавках, как и положено настоящему сельмагу, стояло все, кроме съедобного. Пряники и консервы только добавляли уныния.

– У вас есть табак? – поинтересовался Алексей у продавщицы.

Та молча поднялась с табуретки, зашла за прилавок, протянула руку к полке и положила перед клиентом пачку:

– Махорка.

– Годится, – кивнул Алексей, – еще мне пакет молока, пачку печенья, коробку спичек, пустую трехлитровую банку, пачку чая и пол-литра самой дорогой водки.

Нина потеряла дар речи. Он спятил?!

– Алексей, вы что, пить собрались? Очень уместно! – Она не на шутку разозлилась.

– Девушка, у меня еще просьба, – чемпион не обратил на слова Нины никакого внимания, – вы не могли бы банку наполнить водой из-под крана и заварить мне чифирьчику в какой-нибудь емкости? Само собой, за отдельный гонорар.

Нина на этой фразе демонстративно вышла из магазина и хлопнула дверью. Просто уму непостижимо, что он вытворяет! «Что там с Андреем? И почему Кирилл Петрович так поступил?» – с тоской подумала она. Вот черт знает где находятся, у какого-то сельмага, покупают водку, в то время как Андрей… Но, может, это все-таки не по приказу друга ее отца их преследовали спецназовцы? Как они вообще их нашли?..

Андрей, нагруженный пакетами, вышел на улицу.

– Нин, ну помоги же мне! – крикнул он. – Забери там чай у продавщицы.

В одной руке он тащил тяжело оттягивающуюся полиэтиленовую сумку с трехлитровой банкой, в другой руке – пакет с покупками.

Нина с уничтожающим видом прошла в магазин, взяла новенькую железную кружку с черной жидкостью горячего чифиря и вышла к машине.

Чемпион озабоченно поглядывал на деревню за магазином. Покупки он уже уложил в салоне, банку с водой поставил на пол переднего пассажирского сиденья.

– Будешь держать ногами воду, а руками – чай. Смотри, не разлей! Едем в Никольское.

– Зачем нам туда?! Алексей, мы время теряем! Нужно Андрея выручать, а вы про водку вспомнили! – в сердцах крикнула женщина.

– Садись, я сказал! – серьезно велел он. – Нам еще курицу искать!

Делать нечего, она села в машину. «Опель» въехал в деревню.

– Очень милая продавщица, – балагурил Алексей, выруливая меж ухабами дороги, для которой слово «асфальт» звучало как кровная обида, – подсказала, к кому можно обратиться. Где ж эта улица, где ж этот дом…

Нина молчала, сжав ногами банку с водой. Леша забыл купить крышку, и она изо всех сил старалась соблюсти баланс с жидкостью в руках и ногах, несмотря на «пьяную» манеру езды водителя. Густой чай норовил выплеснуться на джинсы, чужие между прочим.

Наконец дом был найден, водитель стал сигналить. Вот калитка в высоких воротах открылась и наружу выглянула тетка в переднике.

– Хозяйка, мне позарез курица нужна. Продашь?

Тетка жестом пригласила за собой.

Его не было довольно долго. Нина уже хотела идти и устроить разнос. Похоже, он собрался на пикник… Чай в кружке давно остыл. Она отхлебнула. И тут же раскаялась. Горечь во рту образовалась неимоверная.

Наконец калитка открылась: Алексей шел к машине, держа за связанные ноги живую курицу. У Нины сжалось сердце.

– Вы ненормальный! Зачем я только связалась с вами! Верните курицу в курятник, я не собираюсь смотреть на ее убийство! – заорала она во весь голос.

– Успокойся. Так надо, – произнес Алексей и глубоко заглянул ей в глаза…

Курица заметалась в багажнике.

Машина вновь тронулась. Они вернулись на дорогу. Доехали до очередного прилеска. И свернули в него.

– Не понимаю, как вы собрались пить этот чифирь, он же содержит гуанин. Вам в университете не объясняли, чем опасны алкалоиды? – не без издевки поинтересовалась Нина.

– А вам известно, что слово «чифирь» происходит от сибирского диалектного слова «чихирь», что означает любое дурманящее средство неясного происхождения? А гуанин, яд по-вашему, просто бесценен при лечении тропической лихорадки. Вы знаете, сколько людей лихорадка выбивает из строя ежегодно в Малайзии или где-нибудь в Бразилии?.. В общем, мне некогда объяснять то, что вы сейчас увидите. Не пугайтесь и не кричите, что бы ни случилось, ладно?

– А что я такое увижу? – Голос ее дрогнул, этот парень, похоже, имел в своем арсенале бесконечное число фокусов.

– Не знаю, возможно, что-то, что покажется сверхъестественным. Останьтесь пока здесь…

Машина остановилась в лесу, отъехав подальше от дороги.

Нина сидела в салоне. Она видела, как Алексей натаскал довольно толстых веток и соорудил костер. Потом он достал из багажника полиэтилен и широкий охотничий нож. Женщина зажмурилась. Она поняла, что отстаивать жизнь курицы уже бесполезно: Алексей из мягкого добродушного человека превратился в безмолвное, сосредоточенное на своем, отрешенное от земного существо.

Когда женщина решилась все-таки открыть глаза, курица уже была разделана, полиэтилен испачкан в крови. Нина ожидала жутких звуков предсмертной агонии, но услышала только свое дыхание. Курица приняла выпавшую ей участь безмолвно.

Алексей вынул внутренности птицы и разложил их на полиэтилене, судя по всему следуя какому-то таинственному ритуалу. Затем он отделил мясо от костей и разложил кости на костре, соблюдая анатомию строения птицы.

Нина не выдержала. Вышла из машины, приблизилась к Алексею и почему-то шепотом спросила:

– Что вы делаете?

Все-таки он казался ей безумцем.

Алексей посмотрел на нее каким-то ищущим взглядом. Увидел на ее челке железную заколку-невидимку и аккуратно снял.

– Отдам потом. – Он вытащил из кармашка сумки маленький холщовый мешочек и прижал его невидимкой к воротнику своей рубашки, объясняя на ходу: – Я готовлю жертвоприношение духу нижнего мира Эрлик-хану. Курица, конечно, может ему не понравиться. Но за неимением лучшего сойдет и она.

– Я не понимаю, что за бред…

Чемпион поднял на нее темные глаза.

– Это не бред. Это один из самых древних ритуалов в истории человечества. Я должен узнать у духов, как мне помочь Андрею. Если он еще жив. Отойдите, пожалуйста, сядьте куда-нибудь и молчите.

Алексей вытащил из пакета печенье и положил его у молодой березки возле костра. Затем извлек из своей спортивной торбы несколько разноцветных ленточек и привязал их на ветках березки. Разжег костер. Извлек из сумки черный халат и черную коническую шапочку. Когда он облачился в этот национальный костюм, то приобрел вид довольно зловещий. В довершение образа на шею Алексей надел черную ленту с бронзовым зеркальцем, оно ярко засветилось, поймав сквозь листву солнечный луч.

Он чиркнул спичкой и разжег огонь с помощью сухой бересты. Затем мясо курицы аккуратно разложил на верхних ветках так, чтобы оно не сгорело, а прожарилось. Взял из рук Нины кружку с чаем и побрызгал черной жидкостью на четыре стороны света. То же проделал с молоком и водкой. После вынул из сумки последние атрибуты: бубен и кнут, кнут заткнул за пояс, а бубен высоко поднял в одной руке…

От первого звенящего удара Нина вздрогнула всем телом. Она почувствовала необъяснимое оцепенение, сковавшее ее руки и ноги. Алексей в одно мгновение перевоплотился из современного человека в первобытного дикаря. Он, то и дело ударяя в бубен, стал гортанно и громко распевать молитвы, поминая имя «Эрлик».

Нина сидела на теплой земле под высокой елью, на усыпанной сухими колючками земле. Здесь, в тени подлеска, не так парило, как под открытым солнцем. Уже несколько дней пекло набирало обороты в стоячем недвижимом воздухе. Именно поэтому Нина была потрясена, когда поняла, что ее обдувает ветром. Зашумели ветви берез и верхушки елей.

Алексей все громче и громче выкрикивал свою молитву, все чаще и чаще бил в бубен. Ветер загулял вокруг костра, затрепетали разноцветные ленточки на березке, Нина ощутила приятную прохладу. Казалось, ветер пришел ниоткуда, вырос на этом небольшом пятачке и кружился на нем, создавая маленькие вихри из сухих опавших елочных иголок. Вертелся вокруг костра и Алексей, каким-то образом его бубен и воздушный поток попадали в один ритм движения и звука.

Нине почудилось, будто невидимые духи леса собрались и кружили вместе с Алексеем в неистовом доисторическом танце. Женщина замерла в невольном восторге и благоговении. Никогда она не испытывала подобного единения с природой и стихиями земли, воздуха и огня.

Вот костер окончательно разгорелся и на одно мгновение резко и угрожающе вспыхнул. Алексей почтительно замер, будто увидел нечто грозное. Он наклонил голову в знак уважения, положил на землю свой бубен. Прикрыл глаза, продолжая читать молитву. А потом вновь побрызгал на все четыре стороны молоком, чаем и водкой.

Но этого угощения оказалось мало. Алексей голыми руками вытащил из огня мясо курицы и раскидал его на север, юг, запад и восток. Кости быстро сгорели. Алексей продолжал читать молитву, кроша в пальцах кусок печенья.

Костер догорел, Алексей вздохнул, словно скинул с себя что-то. Он был похож на человека, только что разгрузившего в одиночку вагон. Чемпион устало поднял с земли остатки печенья, надкусил кусочек и подошел к Нине.

– Съешь. Это скрепит договор с духом.

Женщина взяла протянутый кусок и тоже откусила от него.

– Огонь горел хорошо, Эрлик принял жертву, – сказал Алексей.

– Ну… а что дальше? – спросила Нина.

Вместо ответа Алексей пошел к машине и взял банку с водой. Он поставил банку возле костра и жестом позвал женщину. Она подошла и присела рядом.

– Смотри, – сказал Алексей.

Мужчина раскрыл спичечную коробку и достал сразу три спички, продолжая бубнить какие-то слова. Чиркнул ими по коробку, они вспыхнули, и Алексей тут же утопил спичечный огонь в банке с водой. Так он проделывал раз двадцать, Нина даже устала. А когда коробок почти опустел, ей показалось, что она видит в воде какое-то отражение…

– Что это? – вскликнула женщина и с ужасом посмотрела на Алексея.

Он поднес палец к губам и кивком указал на банку с водой. Нина вновь всмотрелась в возникшую картинку и отчетливо разглядела разбитое лицо Андрея. Ей даже показалось, что она почувствовала, приняла на себя его боль. Озноб пробежал по ее коже. Она как будто на мгновение перенеслась в тело другого человека, который был на волосок от смерти…

– Бриллиант лежит в каком-то темном месте… – пробормотал Алексей. – Он все еще ждет нас.

Нина вскинула на него возмущенный взгляд.

Глава 11

Борис внимательно слушал краеведа, стараясь постичь смысл каждого слова.

– Распутин проповедовал, что Богу нужен грех и его осознание. Только в этом есть истинный путь к вере…

– Но это противоречит православной логике вещей. Человек должен избегать греха, насколько мне известно… – произнес следователь.

– Я знаю источник его сверхъестественных способностей, – продолжил Конин, – часть этой силы жива до сих пор. Сначала я думал как все, что это просто феномен Распутина. Но это не так.

– Погодите, погодите, – все существо Бориса сопротивлялось мысли о сокрытом за гранью его представлений о реальности, – вы меня совсем запутали. Вы принадлежите к этой секте, так? И эта секта хлыстовская, да? Насколько я знаю, она запрещена законом уже давно…

– Запрещена, – скривился в усмешке краевед. – Зачем вам знать, как это называется? Если вы ищете истину, название не имеет значения.

Борис задумался.

– Так кем, вы сказали, была Александра для России? Проклятием?

Конин поднялся, подошел к стеллажу, открыл какую-то книжку и зачитал:

– «Такая она особенная. Одну только такую и видел в своей жизни. И много людей видал, а понятия об ей не имеют. Думают либо сумасшедшая… либо… же двусмыслие в ней какое. А в ней особенная душа. И ей, в ее святой гордости, никуда, окромя мученичества, пути – нет»… Это сказал об императрице Распутин. И попал в самую точку. Ведь Александра Федоровна церковью причислена к ряду святых.

А вот еще одно высказывание: «Мама – это ярый воск. Свеча перед лицом всего мира. Она – святая. Ибо только святые могут вынести такую муку, как она несет. Несет она муку великую потому, что глаз ее видит далее, чем разум разумеет. Никакой в ней фальши, никакой лжи, никакого обману». – Конин вернул книжку на место. – Я понимаю, что вас смущает. Догматы. Хотите продолжу?

– Да, конечно, я слушаю. – Борис все-таки взглянул мельком на часы – время близилось к полуночи, и семейная жизнь летела в тартарары.

– Так вот, – начал опять Конин, – громкая и дурная слава Распутина началась именно тут, на родине.

Он поставил в своем селе часовенку и стал устраивать собрания. После чтения Нового Завета братья и сестры зачастую отправлялись все вместе в баню. Там хлестались вениками и затем утоляли страсть тут же, в предбаннике.

И тогда на Распутина поступило донесение тобольскому епископу. Григория обвинили в воссоздании секты хлыстов, запрещенной еще в семнадцатом веке патриархом Никоном. Приехала инспекция. Но доказательств не нашла.

А паства Распутина все увеличивалась. Он так и учил, что Господь любит тех, кто, познав грех, очищается от него.

– Что ж, в этом хотя бы есть логика, – усмехнулся Борис. – А что дальше?

– Дальше… Григорий отправляется в странствия. Он посещает духовные академии России и производит огромное впечатление на слушателей своими знаниями, силой убеждения и даром целительства…

– Совсем как Иисус…

– Нет. Я мог бы рассказать, чей путь повторил Иисус, но не сейчас… В Распутине видят прорицателя и похотливого блудника одновременно, но высшее духовенство закрывает глаза на последнее. Напротив, Распутину советуют ехать в Санкт-Петербург к архимандриту Феофану. Тогда «старцу» Григорию было тридцать три года, и это, да, возраст Христа, с аналогией в этом смысле я согласен…

А в Петербурге архимандрит Иоанн Кронштадтский позже предлагает ему стать членом «Союза истинно русских людей» – общества, созданного для борьбы с революционерами и оказания поддержки трону. Так что, видите, у старца были поклонники среди высшего уважаемого духовенства.

Убийство Распутина, кстати, было проведено в соответствии с Каббалой. Погодите, я покажу вам и его натальную карту…

Конин кинулся к стеллажу и вытащил из его залежей вторую свернутую трубочкой тонкую бумагу. Развернул ее и ткнул пальцем в схему зловещей судьбы Григория:

– Вот, смотрите, Черная Луна! В день убийства Распутина в Петрограде она проходила по знаку Льва, а это его знак. Транзитный Сатурн соединился с Ураном и встал в оппозицию к Меркурию и в квадратуру к Марсу.

Распутин задохнулся под водой. Вот, видите, в его гороскопе читаются смерть, наивность и покушение. Его ранили в доме Юсупова, которого Распутин, кстати, лечил от неврастении. Затем старца завернули в ковер и бросили в воду, где он и умер, – распалился вновь Конин. – Дальше. По Каббале самое трудное, «злое», время в году – январь, июль и август. Александру Федоровну, рожденную в день солнечного затмения, убили через полтора года. Как и предсказывал Распутин. Он говорил, что после его убийства никто из царской семьи не проживет более двух лет! Так и случилось. Вот, – и он развернул гороскоп императрицы, – смотрите сюда. В день ее смерти Плутон из знака Рака находился в центре тау-квадрата к Хирону – перевозчику в другие миры. И к Марсу, в соединении все с той же Черной Луной! Пять планет вместе с северным узлом стояли в двенадцатом доме ограничений и горя, доме Мистики… На момент убийства Романовых Солнце напрямую соединилось с натальной Черной Луной императрицы. Вы понимаете, что это значит?

– Кажется, начинаю понимать, – кивнул следователь.

– Так что произошло ритуальное убийство, как в случае с Григорием Распутиным, так и с членами царской семьи. То есть убийцы из руководящего состава большевистской партии владели секретами магии, ну хотите верьте, хотите нет. Можно считать, что случившееся – злой и неизбежный рок. Однако по указанию Колчака было проведено следствие… – И Конин пустился в подробное описание тех событий.

Для расследования дела царской семьи был назначен следователь по особо важным делам Николай Алексеевич Соколов. Он вел следствие страстно, как истинный патриот.

Уже расстреляли Колчака, на Урал и в Сибирь вернулась Советская власть, а Соколов продолжал свою работу. С материалами следствия он проделал опасный путь через всю Сибирь на Дальний Восток, затем в Америку. В эмиграции в Париже он продолжал брать показания у уцелевших свидетелей. Он умер от разрыва сердца в 1924 году, продолжая свое высокопрофессиональное расследование. Именно благодаря кропотливому расследованию Николая Соколова стали известны страшные подробности расстрела и захоронения царской семьи…

Борис обхватил голову руками…

Информация нанизывалась, как бусины, одна к другой, на черных четках, которые постоянно крутила в руках та старая монашка в монастыре…

Детали, детали…

– Следователь вынес определение, что убийство последнего русского царя носило именно ритуальный характер и имело для его организаторов мистический смысл как особое действие в акте разрушения великого русского православного государства. Никакой исторической неизбежности. Лишь звено в цепи заговора, рок…

– Но, возможно, все совсем иначе? Вы ведь сказали, что Александру Федоровну не приняли в русском обществе. Возможно, она действительно навлекла на Россию темные силы? И Распутин был темным, а не светлым человеком? Может быть, расстрел – это земное наказание за использование темных чар Распутина при лечении царевича? – начал рассуждать Борис.

Конин посмотрел на него, как на ребенка.

– Вы ничего не поняли об этой женщине и о сути вещей. Она возглавляла послевоенный Верховный Совет по призрению семей лиц, призванных на войну, а также семей раненых и павших воинов. В первую мировую вместе с дочерьми работала простой сестрой милосердия в Царскосельском госпитале и участвовала в самых тяжелых операциях. Собирала деньги для раненых и инвалидов. А в периоды отъезда Царя в Ставку принимала доклады министров.

И такую женщину заговорщики избрали для своей оголтелой травли, постоянно мешали ее имя с грязью в прессе, называли распутницей и шпионкой! – кипятился краевед.

Когда ее арестовали после отречения Николая, она проявила поистине неженское мужество.

Николай подписал документ, согласно которому, в соответствии с законом о престолонаследии, трон переходил к его сыну. Затем, из-за болезни цесаревича Алексея, царь передал трон своему младшему брату Михаилу. Но Михаил также отрекся. Спустя триста четыре года после того, как юный Михаил Романов, родоначальник династии Романовых, после долгих уговоров согласился возложить на себя царский венец, его потомок, тоже Михаил, отказался от него. Царствование династии Романовых закончилось.

Сразу после отречения Временное правительство арестовало царскую семью. Александра сохраняла внешнее спокойствие даже когда узнала, что Керенский, глава правительства, обещавший семье неприкосновенность, через четыре месяца сбежал за границу в женском платье…

– Заметьте, Борис. – Конин устало вздохнул, он почти выдохся. – два человека, Керенский и Ульянов-Ленин, сыграли в судьбе Александры фатальную роль. Оба они родились в Симбирске и учились в одной гимназии. В Симбирске в 1872 году, году рождения Алисы-Александры, тоже случилось солнечное затмение.

Итак, Керенский Романовых арестовал, а Ульянов дал согласие на расстрел.

Керенский действительно хотел увезти царскую семью куда-нибудь вглубь России, подальше от революционной столицы. Тобольск был выбран из соображений безопасности.

5 августа 1917 года флотилия из трех пароходов с царской семьей на одном из них проплыла по Тоболу мимо села Покровское. С палубы был виден большой дом старца… Распутин как будто приветствовал Александру перед отходом семьи в мир иной. У дома стояли родственники и члены общины Распутина. Они молча смотрели на бывших царя и царицу.

А потом из Тобольска комиссар Яковлев вывез Николая и Александру в Екатеринбург, разлучив с детьми.

Немецкий канцлер Вильгельм предложил царской семье убежище в Германии. Но Свердлов убедил Вильгельма в том, что царя не удалось провезти через воинствующие группировки – шла гражданская война. Армии Колчака и Корнилова то занимали города Сибири, то оставляли их.

А потом в Екатеринбург привезли и детей.

14 июля по просьбе семьи пригласили священника и разрешили ему совершить богослужение на дому. По чину обедницы положено прочесть молитву «Со святыми упокой». Почему-то дьякон запел эту молитву, стал петь и священник. И услышали они шум за спиной. Обернулись…

Стоявшие позади них члены семьи Романовых опустились на колени. Они прощались с жизнью, – с дрожью в голосе продолжил Конин.

Борис, впервые живо представляя себе эту картину, испытал такой прилив эмоций, что едва сдержал подступившие слезы.

– Когда их расстреляли в подвале дома Ипатьева, на трупах среди прочих вещей нашли образки с изображениями Григория Распутина… – закончил свой рассказ краевед.

Глава 12

– Едем! – Алексей стал быстро уничтожать следы их пребывания в лесу.

Он вылил воду из банки на тлеющий костер, смешал золу с землей. Отвязал ленточки от березы, снял халат и шапочку, спрятал все в сумку, туда же положил бубен и хлыст.

Нина наблюдала за его действиями. Она была еще сильнее озадачена. Кто же он такой, этот удивительный и невозмутимый человек, способный реальность отодвигать в сторону, как простую драпировку?…

Сели в машину и выехали на дорогу. Еще час или два назад он не торопясь готовился к ритуалу, а тут стал гнать «Опель», не разбирая пути и не жалея автомобильной подвески.

– Я что-то странное видела… И вы? – отчего-то волнуясь, решилась спросить Нина.

– Видел. – Алексей был по-прежнему сосредоточен, он с трудом выходил из состояния, в которое погрузило его камлание.

– И вы теперь знаете, что нам делать?

– Знаю, – кивнул он, – бриллиант сейчас находится под охраной духа. С ним ничего не случится, пока не взойдет луна. У нас в запасе часов семь-восемь.

Нина уже ничему не удивлялась. Под охраной духа куда лучше, чем в чьих-то недобрых руках.

– Леша, я хочу спросить… Андрей… он ведь очень плох. Мне показалось, что я на секунду поменялась с ним телами. У него сильные боли в области груди. Но я не поняла, что это значит…

Алексей улыбнулся. А она восприимчивее, чем ему представилось вначале. Хотя как отпугивает – на первый взгляд льдина, а не женщина…

– Не думайте об этом сейчас. Да, у него перелом ребер. Вы правильно все поняли. Из вас могла бы выйти неплохая шаманка.

– Серьезно? – расслабилась и тоже улыбнулась Нина.

Сейчас она испытывала к нему полное и безграничное доверие. Он все исправит, все будет хорошо…

– А вы не пили водку? – вдруг всполошилась она, вспомнив про посты ГИБДД.

– Так, глотнул чуть-чуть. Без водки шаман не шаман. Она изменяет состояние сознания. Хотя это не самое важное, как ты понимаешь.

Нину волновало еще кое-что:

– А курицу ты уговорил не бояться смерти?

– Считай, что так. Животные в момент заклания не испытывают волнения и страха. Душа, избранная для жертвы, покидает тело до момента физического убийства, поэтому животные не вырываются и спокойно ждут своей участи. Не переживай, судьба этой курицы куда лучше, чем у ее подруг в курятнике. Она была самой достойной. И приняла красивый финал.

– Вот как, – со смесью удивления и невольного пиетета проговорила Нина.

– Да. Она просила Эрлик-хана оставить в покое Андрея. Этот грозный властелин преисподней если обращает внимание на кого-то, то у человека возникают огромные проблемы. Он теряет работу, любовь отворачивается от него, здоровье уходит. Все получается не так, как хочется. Это беда, Нина. Поэтому Эрлика нужно задобрить, накормить жертвенным животным. Успокоить. И это способен сделать лишь сильный шаман.

– Значит, ты – сильный шаман? – скорее сформулировала для себя, чем спросила Нина.

– Да, я сильный, – без всяких эмоций, односложно ответил Алексей.

Они помолчали. Нина раздумывала над событиями прошедших дней. Подумать только. Всего два дня! А как будто прошла целая жизнь, неведомая раньше, непредсказуемая, опасная, но такая невероятная – настоящая! И этот человек, что находился так близко последние часы, вошел в ее судьбу, как бы ни повернулись дальнейшие события. Никогда, никогда не встречала она подобных мужчин… Никогда.

Рука Алексея накрыла ее руку. Она все поняла в этот миг. Чувство было названо. Значит, ей не показалось…

– Нина, – произнес чемпион низким голосом, – вы простите меня за все это когда-нибудь?

«Ни за что!» – подумала она и улыбнулась.

– За то, что я превратилась в вечную беженку? За то, что разбились мои иллюзии об академической медицине? За то, что мне пришлось совершать безумные поступки?..

– Какие это?

– Какие? Прыжок с крыши одной девятиэтажки на другую считается?

– Ох, – пришла очередь изумиться Алексею, – да вы просто Джеймс Бонд в юбке!

– Бонд, – подтвердила она, – только без его шпионских гаджетов… Простила уже, конечно. Куда мне деваться…

Они ехали к Москве.

Нина перестала раздумывать и анализировать, отдалась влекущему ее потоку. И в сердце почему-то поселилась странная радость. Как будто у нее в руках оказался ключ от некоей двери, закрепощавшей ее собственное сознание, и она наконец вырвалась из подвала на свет божий. Конечно, влюбленность настигала ее и раньше, причем куда чаще, чем предполагали окружающие и даже самые близкие. Но сейчас все было иначе: как в самой ранней юности, когда веришь всему безоговорочно, купаясь в чистом, ничем не замутненном потоке любви, которая рождается в тебе и преобразует мир вокруг.

Нина отвернулась к окну. На губах ее играла улыбка. Она знала, что Алексей чувствовал то же самое. Откуда она это знала? Неизвестно. И какая разница?

Катастрофа, в которую женщина была погружена всем существом еще несколько часов назад, неожиданно отступила, будто туман развеялся. Казалось, все проблемы разрешимы. Нужно лишь верить. Нина, ощущая, как катится ее кровь в тысяче рек кровеносной системы, испытывала растущее чувство какой-то странной эйфории. Это было похоже на полет из тех, что иногда она совершала во сне – полет без каких-либо приспособлений…

– Я о тебе ничего не знаю. – Она посмотрела на него и убедилась в правильности своих предчувствий: да, он улыбался, совсем как она.

– Зачем тебе? Ты уже знаешь достаточно… А остальное – расскажу потом, тут никаких тайн.

– А ты правда чемпион мира? Извини, я ведь за спортивными новостями не слежу…

– Было дело. Я из спорта ушел.

Она опять улыбнулась. Нет, нужно сделать строгое лицо, а то подумает о ней бог знает что!

– И правильно, борьба – это, наверное, очень опасно? Вывихи. Переломы… У мужчин тяжелая жизнь.

Алексей взглянул на нее. Глаза его смеялись.

– Ты не расслабляйся пока, пожалуйста. Я тебя все-таки отвезу к своим знакомым, а? Там переждешь, пока все закончится…

Она мотнула головой. Да что же это такое? Состояние – как будто она находилась подшофе. Встряхнуться… И Нина блаженно потянулась всем телом.

– Нет. Я поеду с тобой. Никаких знакомых. И вообще…

Алексей наблюдал за ней краем глаза.

– Что – вообще?

– Вообще… Хватит уже командовать мной и единолично распоряжаться. Я сама. В том смысле, что я могу сама решить. Нарешался ты уже. Вот что получилось… Мужчин вообще нельзя до власти допускать. Они легкомысленные…

У Нины стал заплетаться язык, мысли скакали друг за дружкой, как блошки, ее потянуло в сон. Но она пыталась сопротивляться этой внезапной вялости, как могла.

– Леш, что-то странное со мной… Я как будто улетаю…

Алексей, одной рукой придерживая руль, достал с заднего сиденья покрывало и накинул на Нину. Она положила одну руку под голову, закрыла глаза.

– Все нормально. Реакция пошла. Все будет хорошо…

Прошло пять минут. Нина произнесла с закрытыми глазами:

– Все-таки не пойму, как мы найдем Андрея? Ты знаешь, куда ехать? Адрес? Где он?

– Не волнуйся. Нина, Нина… Что же мне с тобой делать? – Последняя фраза вырвалась у него невольно…

На ум ему пришла какая-то мысль. Лицо стало серьезным. Он отрицательно покачал головой… Нет, так ничего не получится…

А вдруг?..

Нужно просто ехать. Дух сам приведет куда следует.

Глава 13

Телефон Бессонова зазвонил.

На панели не высветился номер. Генерал судорожно сглотнул комок в горле. Вот уже несколько часов он ждал момента расплаты. Разбираться никто не будет, ему конец. Все против него. Слишком крупная игра…

Он поднес трубку к уху.

– Господин генерал? – поинтересовался звонивший, речь выдавала легкий акцент иностранца. – Я хочу предложить вам сделку.

– Сделку? – сухо переспросил Бессонов.

Что это еще?!

– Именно. Я знаю, в каком затруднительном положении вы оказались.

Генерал помолчал. Голос был ему незнаком. И этот звонок мог значить все, что угодно.

– Я не понимаю, о чем вы.

– Бросьте валять дурака. Спускайтесь к машине. Я буду ждать.

– Где?

– Езжайте по левой стороне улицы. Я дам о себе знать. Только никаких посторонних. Это в ваших интересах.

– Ладно. Выезжаю.

Бессонов зарядил пистолет, сунул его за пояс под пиджак, вышел из кабинета и прошел быстрым шагом через приемную.

– Меня нет, – сказал секретарше.

На улице огляделся. Ничего подозрительного. Прошел на служебную стоянку. Дежурный встал по стойке «смирно», проводил генерала глазами. Впервые он видел, чтобы тот сам садился за руль.

– Вольно, – дал команду Бессонов и открыл дверцу машины.

Он выехал на Большую Лубянку. Двигался в потоке, держась второй линии. Периодически нервно посматривал в зеркало заднего вида. И наконец поймал: за ним неотступно следовал автомобиль цвета «мокрый асфальт». Бессонов доехал до Сретенского монастыря и увидел сигнал фарами. Значит, следовало свернуть тут.

Он проехал вдоль белой кирпичной стены, остановился у зеленых ворот. Вышел из машины. Прошел через калитку во двор. Побродил немного по территории среди верующих. Подошел к уединенному Поклонному кресту. Здесь стояла скамейка. Бессонов сел. И тут же рядом присел мужчина, лицо которого генералу было слишком хорошо знакомо после бесконечных просмотров видеозаписи с показа в Гостином Дворе.

– Жарко у вас в Москве, так и инфаркт получить можно, – с учтивой белоснежной улыбкой произнес незнакомец.

– День добрый, – стараясь принять непринужденную позу, сказал Бессонов. – А что вас, собственно, держит у нас? В Лондоне-то погода куда комфортнее. Дожди…

Англичанин кивнул:

– Да. Вот только улажу одно дело. Оно не терпит отлагательств. Вы, вероятно, поняли, о чем пойдет речь?

– Догадываюсь, господин Снайпс, директор фонда Анастасии Романовой, – Бессонов достал сигареты из кармана и закурил.

– Приятно, когда не требуются рекомендации, – с улыбкой кивнул Энтони. – Насколько мне известно, именно под вашим руководством ведется поиск украденного бриллианта?

– Да, под моим. Секретов тут нет.

– С этим я бы не согласился. Секретов тут куда больше, чем хотелось бы… – Энтони переждал, пока две старушки, подошедшие к каменному кресту, не закончили свою молитву.

Вот старушки расцеловали крест и удалились. Можно продолжить разговор.

Энтони вытащил из кармана цветную фотографию. И положил ее на скамейке так, чтобы Бессонов увидел снимок.

– Красивая девушка, не так ли? – спросил Снайпс.

Генерал взглянул на фотографию. И отвернулся.

– Уверен, у вас есть такая же, – невозмутимо проговорил Снайпс, пряча снимок обратно в карман, – Эта девушка держит вас под руку. Как близкая знакомая.

– Я внимательно слушаю вас. – Бессонов стал оглядываться в поисках урны, увидел ее и метко пульнул туда окурок.

Энтони усмехнулся. Вояка…

– Когда я прибыл сюда, моя миссия заключалась в том, чтобы убедить российскую сторону в передаче «Кондора» Великобритании. Точнее, камень следовало тихо, без шумихи, вернуть туда, откуда он был взят…

– Не имею ни малейшего понятия. Камень нашли в стене тобольского монастыря…

Снайпс покачал головой.

– Вы ведь уже в курсе, что там он находился лишь последние десять лет. А до того хранился в Европе. Имеется паспорт на этот бриллиант, в паспорте описаны все его передвижения за триста лет. Но теперь мне хотелось бы изменить свое предложение.

– Изменить? То есть?

– Я готов взять на себя смелость предложить России оставить этот камень за собой. При одном условии.

Бессонов посмотрел на англичанина с интересом:

– Что за условие?

Снайпс взглядом ощупывал физиономию генерала. Он читал по его мимике, как по раскрытой книге, все, что тот пытался утаить. Да, девушка стоила столько, что на этой струне можно было бы играть и играть. Он не ошибся.

– Мне нужна эта леди. И мне нужен ее компаньон. Тот, с кем она находится сейчас. И еще мне нужно официальное признание российской стороной Анастасии Романовой. Взамен вы получите бриллиант.

Бессонов поднялся.

– У вас нет ничего, кроме фотографии.

– У меня есть достаточно, чтобы вас обвинили не просто в соучастии в краже, но и в ее организации. Не торопитесь уходить.

Бессонов прошелся к кресту, положил руки на него. Он терял самообладание. Нинка, Нинка… Выпороть бы тебя!

– Зачем вам девушка? И тот парень. Зачем?

Спайпс вынул из кармана золотой портсигар с вензелем в форме буквы «Р». Вытащил сигарету и закурил.

– Мы с вами представляем не собственнические интересы, а государственные. Считайте, что такова цена страховки. Эти молодые люди неуправляемы. Угощайтесь! – Он протянул Бессонову портсигар.

– Хорошо. Но мы можем обсуждать лишь часть ваших требований… – сухо сказал, развернувшись к англичанину, Бессонов и принял предложенную сигарету.

Глава 14

«Опель» выскочил на федеральную трассу и помчался к Москве.

Нина дремала, улыбаясь чему-то во сне. Алексей часто поглядывал на часы. Он знал: нужно спешить.

Приближаясь к посту ГИБДД, машина попала в небольшой затор. У поста было выставлено ограждение, сужающее движение с трех полос до одной. Алексею ничего не оставалось, кроме как двигаться вперед на авось.

На черепашьей скорости он подполз к ограждению. Гаишник, из тех – «махровых», чуть не проглотил свой свисток, когда увидел номера «Опеля» с пяти метров. Он замахал жезлом, приказывая водителю отделиться от общего потока и съехать на площадку у поста.

Алексей повиновался. Отъехав на указанное место, опустил стекло. Гаишник уже что-то тарахтел в рацию, быстро приближаясь к машине. Алексей перевел взгляд и увидел, как с другой стороны к его «Опелю» прыжками несется напарник гашника, держа руку на правом бедре. Парни, наверное, уже тряслись от азарта охоты. Сейчас они будут выкуривать его из машины, притворяясь, что это всего лишь дежурная проверка. Он для них вооружен и опасен – главное, вывести его из зоны обстрела и не дать скрыться…

– Инспектор Голубицкий, – осторожно, по протоколу, представился подошедший гаишник. – Предъявите документы, пожалуйста.

Алексей развернулся, протянул руку через коленки женщины, открыл «бардачок» и вынул барсетку с документами. Нина выпрямилась на сиденье.

– Что случилось?

– Все нормально, – спокойно произнес Алексей.

Но Нина не поверила. Тревожными глазами она уставилась на усатое лицо гаишника, тот выразительно взглянул на нее.

Алексей протянул удостоверение. Инспектор посмотрел на фотографию и вновь уперся взглядом в водителя.

– Пройдемте со мной.

– А в чем дело? – встряла женщина.

Алексей мягко посмотрел на нее и положил руку ей на коленку.

– Ничего не бойся!

Она замолчала.

Нина, как в замедленной съемке, наблюдала дальнейшее. Чемпион, делая широкие шаги, шел в сторону поста ГИБДД. Ползущие возле ограждения машины проплывали мимо, водители таращились на происходящее, забывая про дорогу. К Алексею вплотную со спины подошел второй гаишник, выхватил из кобуры на правом бедре пистолет и приставил дуло к затылку чемпиона. Тот, не оборачиваясь, начал поднимать обе руки… По лестнице из компактного высокого строения поста инспекции спускался третий человек в синей форме… Вот она увидела, как на запястьях Алексея сомкнулись наручники… Его, держа под прицелами двух пистолетов, подвели к лестнице… Он обернулся на Нину…

Дверца «Опеля» с ее стороны открылась, и она, вздрогнув, повернула голову. На нее смотрел, расплываясь в улыбке, усатый инспектор.

– Вы в порядке?

– К-конечно! – подтвердила Нина, хоть у нее зуб на зуб не попадал. – А почему я должна быть не в порядке?

Инспектор как-то скис.

– Ясно.

У него зашумела рация, он поднес ее к лицу.

– Ну что там заложница? – услышала Нина сквозь треск.

– Нормально. Кажется, у нее шок. Как это называется? Стокгольмский синдром, кажется…

– Какой еще синдром?! – возмутилась женщина. – С чего вы взяли, что я заложница?!

Инспектор скосил на нее глаз и продолжил говорить в рацию:

– Растерялась девка. Так куда ее теперь?

– За ней уже едут, – сообщил металлический голос, и связь отключилась.

Нина сжала кулаки. И с надеждой посмотрела на окна строения ГИБДД. Она никак не могла понять, почему Алексей все еще там? Ведь с его необычными способностями он легко мог избежать всей этой ситуации. Задерживаться нельзя, время дорого…

– Послушайте, – смирно сказала она и подняла на инспектора кроткие глаза, – я очень голодна. У вас там не найдется хотя бы воды для меня? И… успокоительных капель?

Гаишник поскреб затылок, оглянулся на здание. Оно стояло на высоком фундаменте, наверх вела железная лестница под пластиковым навесом. Три стены, обращенные к дороге, имели большие окна для хорошего обзора, отчего коробка поста чем-то напоминала аквариум. Но как ни вглядывалась Нина в окна, Алексея она не увидела.

– Чаю, конечно, можно организовать. Ладно, идемте.

Женщина вышла из машины и отправилась за инспектором, заставляя себя сдерживать шаг. Она до такой степени уверовала в непобедимость своего новоявленного телохранителя, что ее сейчас просто распирало нетерпение: почему он не торопится? Мысль о том, что он может с чем-то не справиться, даже не приходила ей в голову. Эйфория, охватившая ее по дороге после камлания, все еще теплилась в сердце. Нина чувствовала себя окрыленной.

Когда поднималась по лестнице, образ Алексея вдруг встал перед глазами и она услышала свист крови в ушах. «Неужели я и вправду влюбилась?!» – пронеслось в голове. Она взбежала по лестнице как лань, обогнув инспектора, и резко толкнула входную дверь. Такого сумасшедшего волнения ей еще не доводилось испытывать…

Алексей сидел на табуретке в центре комнаты. Когда распахнулась дверь, он поднял голову и встретился с Ниной взглядом. Она стояла на пороге, в мужских джинсах, в клетчатой рубашке не по размеру, с растрепанными волосами, и светилась от счастья.

За спиной Нины вырос гаишник. Он чуть подтолкнул женщину внутрь:

– Входи, не бойся ты его. На нем наручники. Ребята, есть у нас для дамы что-нибудь выпить?

В комнате находилось еще двое сотрудников, один из них встал и направился к холодильнику в углу. Нина не отрываясь смотрела на чемпиона.

– Может, водки? – спросили ее.

– А? Да, может быть… – рассеянно ответила она, спрашивая глазами Алексея, почему он бездействует, в чем дело?

Он мотнул головой. Взглядом показал на наручники. Нина слегка пожала плечами: что за проблема! Алексей улыбнулся.

– На, пей. Легче станет. – Усач протягивал ей стакан с водкой, она взяла и заправски опрокинула в себя. – Вот это по-нашему! – одобрительно крякнул инспектор.

– Может быть, кто-нибудь объяснит мне, что происходит? – громко произнесла Нина, оглядывая каждого инспектора по очереди.

Те переглянулись.

– Наверное, вам лучше знать. Вы ведь заложница.

– Впервые слышу, – твердо заявила Нина.

– Девушка, у нас приказ. Задержать «Опель» с этими номерами. Вот, хотите убедиться? – И усач протянул ей лист бумаги, полученной факсом.

Бумага выскользнула у нее из рук и, медленно кружась, упала к ногам Алексея.

Нина услышала, как издалека на улице завыла милицейская сирена. Звук нарастал. Она смотрела на мужчину, которого выбрало ее сердце. И чувствовала, как отчаянье захлестывает ее, словно огромная волна-убийца.

Глава 15

Энтони набрал номер Ника.

– Вам еще одно задание, напарник. Последнее.

– Слушаю, сэр?

Ник провел бессонную ночь. Он лишь недавно добрался домой и с наслаждением растянулся на кровати, плотно задернув шторы в спальне. Звонок выдернул его из сна, как вилку шнура от телевизора выдергивают из розетки. Изображение погасло. А ведь какое-то чудное сновидение только-только начало обволакивать его усталый мозг и расслаблять напряженные мышцы! Ник ругнулся про себя.

– Слушаю вас…

Энтони коротко изложил суть просьбы.

Пришлось быстро одеваться и лететь сломя голову в центр Москвы… Нет, все-таки обычная жизнь куда лучше всех этих шпионских игр. Никакой в них романтики нет. Только головная боль, запах собственного пота, тяжелое непослушное тело. И ужасное, невыносимое желание спать…

…Бессонов вбежал в свой кабинет. Адъютант уже десять минут ждал его в приемной.

– Входи, давай выкладывай, что там.

Кирсанов сел, раскрыл папочку, вынул оттуда несколько вырезок. Генерал начал беситься, следя за его размеренными движениями.

– Да быстрее ты можешь? Что копаешься?!

– Кирилл Петрович, я был у нее на работе, разговаривал с подчиненными, – вежливо заговорил адъютант. – Одна из них, медсестра Наташа, рассказала кое-что. Вообще Нина Лановая на работе характеризуется как ответственный, требовательный руководитель. А в день, точнее, вечер после кражи она вела себя очень нетипично.

– Как именно?

– Зачем-то объявила медсестре, что везет Пронина на обследование, которого не проводилось. Много было суеты с ее стороны, подозрительной…

– Конкретнее! – вскричал генерал.

– Конкретнее. – Адъютант отметил про себя особую нервозность шефа. – Все время, пока Пронин проходил курс лечения, она вела себя с ним как врач с пациентом. Ничего личного. Но в вечер кражи они оба вернулись в клинику, выглядели как заговорщики. Пронин был в крови, дал ей свою машину…

Наутро Лановая прилетела в клинику ни свет ни заря, одежда испачкана, вид такой, будто провела в бегах всю ночь. Она переоделась в джинсы прямо в палате Пронина. И оба опять уехали. Несмотря на запрет тренера…

– Так… – Бессонов мерил кабинет шагами. – Дальше.

– Дальше. Я отправился к ней домой. Соседи рассказали, что к ее подъезду дважды приезжал наряд милиции.

– Милиции? – Генерал остановился и удивленно поднял бровь. – В котором часу?

– Первый раз вызов был сделан сразу после полуночи, второй – в четыре часа тридцать две минуты. Я разговаривал с оперативным сотрудником.

– И что же он сказал?

– Видите ли… Сначала он решил, что звонит просто какая-то неадекватная особа… Она что-то твердила о преследователях, которые подрезали ее на дороге, приставили пистолет к окну ее машины и потребовали сумку…

– Сумку?!

– Да.

– Ту самую сумку, белую, с которой она была в Гостином Дворе?!

– Так точно…

Генерал хлопнул себя по бокам, как баба…

– Вот те на… – проговорил он.

Бессонов выглядел ошеломленным и обескураженным. Значит, так, да? Значит, подобрались к нему с этой стороны уже давно, а он и не заметил! Значит, Нинка завербована и ведет-таки свою игру… Старый болван!

– Товарищ генерал, она эту сумку свою им отдала. И вернулась домой. Когда подъехал милицейский наряд, она сидела в кустах у подъезда. Вместе с оперативником поднялась в свою квартиру. Дверь была открыта. И сумка со всем содержимым валялась на пороге…

Бессонов оторопел.

– Ничего не понимаю. Со всем содержимым, ты сказал?

– Да. Оперативник переспросил у нее несколько раз, и она подтвердила: со всем содержимым…

Бессонов вновь нервно зашагал по ковровой дорожке.

– А второй вызов?

– Второй вызов поступил прямо на его сотовый телефон, он оставил ей номер на всякий случай. Она говорила про бриллиант… Была испугана.

– Ага! – поднял указательный палец вверх генерал.

– Она сказала, что кто-то стоит под окнами и терроризирует ее звонками с требованием выдать бриллиант…

– Значит, камень все-таки остался у нее… Только я не понимаю почему… Значит… камня в сумке просто уже не было! – догадался Бессонов.

– Когда оперативник вновь оказался у ее дома, он видел отъезжающий черный джип. Она именно такой и описывала. Он поднялся к ней в квартиру. Дверь была не заперта. Но в квартире никого не оказалось. Она сбежала. Понимаете?

– Понимаю… – задумчиво проговорил генерал.

– Еще. Она запомнила номера джипа. Машина принадлежит одному из телохранителей премьер-министра…

Генерал присвистнул. И замолчал надолго. Он все более убеждался, что игра куда сложнее, чем казалось на первый взгляд. Значит, Нинка и впрямь была задействована?! Не верилось в такое…

– Какие будут приказания? – спросил Кирсанов, изучая погруженного в тяжкие раздумья шефа.

– Пока ничего. Будем ждать. Сама объявится. Не бросит же она своего друга…

В этот момент раздался звонок… Бессонов и Кирсанов переглянулись.

Глава 16

Из квартиры краеведа Бориса вырвали служебные дела.

– Слушай, Пинкертон хренов, где ты носишься? Тут дел невпроворот! – возмутился начальник отдела, когда следователь все же прибыл в отделение милиции.

– Семен Николаевич, у меня появилась зацепка к тому преступлению, помните, распятая женщина на воротах монастыря… – начал оправдываться тот.

Начальник поморщился. Случай с монастырем, хоть и задевал воображение, но тем не менее числился не столь важным. О нем пошумели, поговорили и как-то разом забыли. Тем более что никаких заявлений после убийства не последовало, все тихой сапой сошло на нет.

– Что ты там накопал? Не забывай – не в частном сыске работаешь. У нас поток, сам понимаешь.

Борис понимал. И все-таки…

– Семен Николаевич, дайте еще день – и я дело доведу до финала, обещаю. Ну, если хотите, даже оформлю отпуск за свой счет.

– И что ты так прицепился-то к этой истории? Знаешь пословицу: «Не тронь болото…»? Ладно. Закроешь, говоришь?

Как и всякий руководитель, Семен Николаевич радел за показатели.

Получив еще день, Борис вышел из кабинета начальника УВД. В руках он держал полученный от эксперта пакет с фотографиями…

Судьбы Александры Романовой и Григория Распутина, будто слитые воедино, волновали его сейчас куда больше собственной судьбы. Он должен понять произошедшее с ними, иначе не сможет двигаться дальше, должен освободиться от бремени. А сделать это получится, если только все станет окончательно ясно…

Он прошел к себе. Внимательно рассмотрел фотографии. Действительно, очень любопытно… Спрятал снимки в ящике рабочего стола.

Затем вынул из портфеля рукопись краеведа. Он слукавил, сказав старику, что прочел ее внимательно до конца. На самом деле под утро уже слипались глаза и просмотр шел «по диагонали». Похоже, все-таки придется потратить еще несколько часов, что-то он упустил…

Борис нашел в тексте место, на котором его настигла дрема…

«От падения царизма Германия выиграла немного, поскольку Временное правительство также намеревалось продолжать войну. Но Германии в России нужен был такой режим, который заключил бы с нею мир.

Немцам это обещал Ленин. И немецкое правительство употребило против России крайнее средство: в опломбированном вагоне, словно вирус чумы, оно направило из Швейцарии в Россию Ильича.

Ленин и группа большевиков организовали пропаганду среди населения и войск с призывом к отказу от военных действий. С 3 по 5 июля 1917 года в Петрограде прошло вооруженное восстание, сопровождавшееся целым рядом убийств и насилий.

Но тогда правительству восстание удалось подавить. Троцкий сдался полиции, а Ленин, проведя ночь в стогу сена, под видом паровозного кочегара сбежал в Финляндию, чтобы в ноябре вернуться вновь…» – прочел следователь и задумался, закурил.

Время царствования Николая II явилось периодом самых высоких в истории России темпов экономического роста. С 1880 по 1910 год темпы роста продукции российской промышленности превышали 9 % годовых. По этому показателю Россия вышла на первое место в мире, опередив даже стремительно развивающиеся Соединенные Штаты Америки. Но нашей стране не хватило времени, чтобы пожать плоды экономических и социальных преобразований.

По мнению Черчилля, держаться – это все, что нужно было России в тот момент. Царь сидел на престоле, российская Империя и армия были крепки, фронт обеспечен, а победа над Германией бесспорна… Строй, которым руководил Николай Романов, к этому моменту фактически выиграл войну с немцами.

Но Россия, держа знамя победы в руках, все-таки упала на взлете замертво…

Вечный вопрос: почему, несмотря на неоспоримые достижения в экономическом развитии страны, в России победили не реформаторские, а революционные силы, приведшие к падению монархии? Как удалось группе авантюристов в исконно монархическом государстве сломать веками сложившуюся традицию власти? Это не просто удачно сформировавшиеся обстоятельства, не кризис системы, не слабость личности Николая Романова. Нет. Здесь, в России, разыгралась карта куда более мощная… Здесь действительно осуществлялся тайный заговор, в котором заинтересованные стороны не останавливались ни перед чем. Врагами использовались все средства, от клеветы и интриг до привлечения оккультных сил…

Следователь обжег пальцы окурком. Кинул его в пепельницу. Лизнул указательный палец и потер безымянный – взятый из детства способ самолечения. Вновь углубился в чтение.

«В последние годы царствования император испытывал кризис окружения. Значительная часть самых способных государственных деятелей стояла на западнических позициях, а люди, на которых царь мог положиться, не всегда обладали нужными деловыми качествами. Отсюда постоянная смена министров, которую с легкой руки недоброжелателей приписывали Распутину.

Но роль и значение Распутина, степень его влияния на Николая были искусственно раздуты левыми, которые таким образом хотели доказать политическое ничтожество царя. Многие скандальные эпизоды, связанные с Распутиным, вообще были сфабрикованы левой печатью с целью дискредитации власти», – писал краевед…

В то время спасти страну от развала могла только монархия. В России на начало февраля 1917 г. был лишь один по-настоящему выдающийся государственной деятель, работавший на победу в войне и процветание страны, – император, Николай Романов. Но он оказался предан. А монархия свержена.

И первое, что сделали враги для достижения этого, – убили Распутина. Убийство послужило детонатором большого взрыва.

«Прежде, чем заколотили крышку гроба старца, императрица положила на грудь Распутина икону с именами ее самой, мужа, сына и дочерей. И вложила письмо: «Мой дорогой мученик, дай мне твое благословение, чтоб оно постоянно было со мной на скорбном пути, который остается мне пройти здесь, на земле. И помяни нас на небесах в твоих святых молитвах. Александра».

По христианскому обычаю иконы в гроб класть нельзя, к тому же с именами живых людей – это уж совсем плохая примета… События после похорон Распутина начали развиваться с молниеносной скоростью», – продолжал Конин.

Александра положила икону, а слухи пошли, что – царские драгоценности! В часовню с телом старца проникли воры. При свете лучины они вскрыли гроб. Увидели мертвеца, его обезображенное лицо, покрытое маской грима, бороду и большую шишку на лбу, похожую на зачаток рога… Поверх сложенных рук и лежала иконка царицы с ее собственноручным письмом-просьбой. Так об этом стало известно прессе. Сколько насмешек обрушилось на Александру!

Гроб вынесли из часовни. И потащили по улицам…

Александра билась в истерике, умоляла ненавистного ей Керенского прекратить надругательства над старцем. Бывшая императрица в тот момент мечтала лишь об одном: она хотела построить монастырь, в котором бы покоились его мощи. И назывался бы монастырь «Царскосельско-Распутинский».

Незадолго до смерти в ее дневнике появилась запись: «Любовь чистая, ясная любовь – яснее солнца! Солнце греет, а любовь ласкает. Боже, истины Творец, от любви Твоей, единым духом, все от Тебя создано и я – Твоя! Научи меня любить, тогда мне и раны в любви нипочем и страдания будут приятны. Не оставь меня постылой, а дай мне ярко и ясно любить. Не отними от меня любви – страданье любви научит любить близких. И я страдаю и люблю, хотя и ошибаюсь, но по слову Апостола: «Любовь покрывает множество грехов». Апостол – Григорий Распутин…»

Николай лишь качал головой и намекал жене, что все это таит в себе опасную двусмыслицу…

Председатель Временного правительства обещал Александре помощь… и действительно приказал тайно вывезти тело старца из Царского села, где семья бывшего императора находилась под домашним арестом. Тело Распутина отправилось в долгое странствие.

Сначала его спрятали в гараже бывшего придворного ведомства. Потом везли в товарном вагоне. В конце концов решили зарыть труп в окрестностях Петрограда. Но пришлось его сжечь. Сохранился акт: «Мы, нижеподписавшиеся, между 7 и 9 часами на дороге из Лесного в Пескаревку при абсолютном отсутствии посторонних сожгли труп Григория Распутина на костре, облив бензином. Пепел развеяли по ветру».

По легенде, Распутин и тут не обманул ожиданий присутствующих, веривших в его договор с дьяволом. Он, объятый пламенем, встал…

Борис с листом рукописи в руке прошел к окну, посмотрел на улицу, побарабанил по стеклу…

Детали…

Его настоящая фамилия по отцу была Вилкин. В детстве с ним приключилась беда. Однажды на берегу быстрой и холодной речки Туры он поссорился со своим старшим братом Мишей, завязалась драка, оба полетели в воду. Течение понесло, на берег выбрались не сразу, закоченели в воде.

Оба сильно простудились. Лечила знахарка, но Мишу не спасли, а Григорий несколько недель метался в жару. Как-то утром затих, в семье решили – к смерти. И вдруг Гриша сел на лежанке и еле слышно произнес: «Да! Да! Я сделаю! Сделаю!» После упал навзничь и глубоко заснул, чтобы проснуться уже полностью здоровым.

Оказывается, во сне ему явилась Богородица и приказала выздоравливать. Сельский священник объявил приходу о случившемся знамении. Деревня была потрясена. С тех пор за Григорием закрепилось, что он небесный избранник.

С того момента и до 28 лет на Григория каждую весну стала нападать бессонница. Он вообще не спал в весенние месяцы. Не спал и грезил наяву. В грезах к нему являлась красавица в голубых одеждах – та самая, что вырвала его у болезни в 15 лет.

Как-то раз в доме Григория остановились на ночлег странники, «божьи люди». И парень решил уйти с ними.

А когда ему исполнилось девятнадцать, он встретил в Алабатске в церкви на празднике Прасковью Дубровину и женился на ней. Однако их первенец умер. Эта утрата так потрясла Григория, что он чуть ли не проклял Бога! Он называл это предательством и стал вести жизнь настолько безобразную и скандальную, что деревенский сход приговорил его к высылке.

Григорий ушел в Верхотурьевский монастырь. Там он познакомился со знаменитым старцем-отшельником Макаром, обучился у него грамоте, «Священному писанию» и многому другому. Макар посоветовал ему искать спасения в скитаниях. И Григорий отправился в дальние страны.

Он был в православных храмах Греции, в горах Македонии, учился у шаманов Якутии, Бурятии, Киргизии и других краев, о которых предпочитал умалчивать…

А когда вернулся из восточных странствий, то поехал по самым известным русским обителям и святым местам. Был в Троице-Сергиевой лавре, в Киеве, на Соловках, Валааме, в Оптиной пустыни, в Ниловом монастыре. Но каждое лето он приезжал в Покровское, к жене Прасковье. Рождались дети: Дмитрий, Матрена и Варвара. И вот тогда-то он начал лечить людей.

«Любопытно, что Григорий Распутин лечил теми же методами, что и сибирские, и тибетские, и североамериканские шаманы, – писал дальше Конин. – Он мог воздействовать на человека на расстоянии, не прибегая даже к помощи фотографии».

Однажды Распутин был у себя в Покровском, когда у царевича Алексея случилось сильнейшее кровотечение, с чем не могли справиться врачи. Мальчик, уже в который раз, находился при смерти.

Телеграмму о состоянии царевича Григорий Ефимович получил в полдень, когда сидел в кругу семьи и обедал. Он немедленно прошел в комнату, где висели у него самые почитаемые иконы. Его старшая дочь помогала ему в свершении таинства.

Закрыв за собой двери, Распутин бросился на колени перед иконой Богоматери. Его неистовый крик, казалось, потряс стены. То ли к Богоматери он обращался, то ли к самой природе, когда молил: «Отдай царевичу мои силы, пусть они помогут ему излечиться!»

Затем он стал молиться молча, прикрыв глаза, пошатываясь из стороны в сторону. Через какое-то время лицо его засветилось, он начал делать странные движения, будто собирался нырять… И вдруг весь покрылся потом, который градом покатился по лицу и всему телу его. Потом он замер, будто в столбняке.

Прошел час или больше. Дочь Григория сидела у дверей, боясь шелохнуться.

И вот он вздрогнул всем телом, словно душа, покинувшая его, вернулась. Стал жадно хватать ртом воздух, черты лица исказились, будто от чрезмерных усилий. Он совсем задыхался… И вот упал, обессиленный. Лежал, медленно подтягивая одну ногу под себя.

Дочери показалось, что отец в агонии и вот-вот умрет… Помня его наказ, она молча переживала мучительные сомнения: кинуться на помощь или нет. Так прошло еще часа два.

Наконец Григорий открыл глаза и светло и радостно, как ребенок, улыбнулся. Дочь даже подумала, что в его грозных чертах проступили безмятежные черты царевича, его портрет она видела не раз… Она была уверена, что отец каким-то чудом принял болезнь ребенка на себя.

Тут же императрице в Царское село полетела от Распутина телеграмма: «Болезнь не такая уж страшная. Не дай врачам изгаляться!». Александра Федоровна удалила медиков.

На следующий день произошло очередное чудо: кровотечение прекратилось, гематома совсем рассосалась, температура спала, мальчик стал здоров!

Доктора устроили консилиум и начали выискивать естественные объяснения случившемуся. Императрица, одна знавшая, кому обязана спасением сына, резким замечанием прервала дискуссию медиков. С той поры здоровье царевича она доверяла исключительно Распутину.

Никакие доносы на него не имели воздействия на семью Романовых. К его похождениям относились снисходительно. И все.

Больше того. Григорию выделили отдельные кабинеты в ресторанах. Он пил и веселился так, что слухи о его распутстве покрыли, как серой паутиной, всю страну.

«В конце марта 1915 года, после спасения им лучшей подруги императрицы Анны Вырубовой, Распутин пьет совсем безбожно. Газеты пишут, будто он состоит в связи с императрицей и сам трезвонит об этом на все четыре стороны. Травля теперь будет преследовать его до самой кончины. Среди офицеров готовится покушение на Распутина: найден виновник всех бед! Александра на время отсылает его на родину, в Покровское. Но скрипящее колесо Рока уже провернулось, назад хода нет…»

Борис отложил рукопись. Теперь он знал, что делать дальше.

Следователь быстро собрался, запер кабинет, спустился по лестнице…

– Куда летишь? – спросил дежурный.

– В женский монастырь, – бросил на ходу Борис.

Дежурный что-то сострил за его спиной, Борис услышал хохот. И хлопнул входной дверью.

Глава 17

– Куда его везут? – крикнула Нина.

Бронированная машина с мигалкой остановилась прямо у лестницы. Из нее выскочило трое бойцов, они взяли Алексея в кольцо.

– Куда его везут?!

– Девушку вниз, – ожила и выплюнула фразу рация в руках усатого инспектора.

– Пройдемте со мной. За вами тоже прибыли. – Гаишник посмотрел в окно.

Нина проследила за его взглядом. На площадке у здания поста припарковалась иномарка представительского класса с тонированными стеклами. Увидев ее, женщина рванула дверь, выскочила наружу и понеслась вниз по лестнице.

– Стой! – метнулся за ней инспектор.

Поздно. Алексей обернулся на ее бег, но бойцы тут же стали впихивать его в машину, нажимая на голову. Он оказался внутри автомобиля, и машина сразу же отъехала с воем включенной сирены. Нина замерла на последней ступеньке.

– Вам туда. – Ее взяли под руку и подвели к черной иномарке.

Дверца открылась, Нина упала на кожаное сиденье.

– Нинка… Здравствуй, что ли… – произнес знакомый голос.

Нина повернула голову. Рядом сидел Кирилл Петрович. Она сжала губы и качнула головой: знал бы отец!

– Поехали! – дал команду адъютанту, и тот завел двигатель.

Какое-то время сидели молча. Женщину переполняла ненависть. Злоба была настолько сильной, что Нина чувствовала, сидя рядом с Бессоновым, холод, исходящий от его тела. Это была энергия его вины, во всяком случае, так ей казалось. Она вообще вдруг стала какой-то сверхчувствительной в эти дни…

– Нинка, ты меня не бойся, – заговорил генерал, – ты же знаешь, какую должность я занимаю. Я могу и уничтожить. А могу и новую жизнь дать. Нам бы только понять друг друга. Давай начистоту. На кого ты работаешь?

Она прыснула от истеричного хохота.

– Вы серьезно?

Генерал насупился. Ладно, плавали, знаем.

– Нина, – заговорил он усталым смягчившимся тоном, – я ведь понимаю, что ты не виновата. Что ж ты думаешь, я – бездушная скотина, что ли? Ты мне как дочь. Так и останется, даже если ты…

Нина молчала. Она размышляла. Из этой ситуации следовало извлечь хоть какую-то пользу.

– В общем, видишь, какая штука получилась. По нашим данным, камень больше восьмидесяти лет находился за границей. И это косвенно подтвердила экспертиза: в тобольском монастыре он оказался лет десять назад, не больше. Долго объяснять, там проверили кладку, известку и так далее… – Он помолчал, обдумывая, что говорить, а что придержать. – Нинка, это игра с большими ставками. Надеюсь, ты не вполне отдаешь себе отчет…

– Я все вам расскажу. Если вы мне пообещаете… – оборвала Нина.

– Говори.

Она сделала глубокий вдох:

– Я бы на вашем месте предпочла решить все полюбовно.

– Так я, собственно, о том же…

– Полюбовно, это значит – нужно пойти на компромисс…

– Компромисс? Что за условие?

– Везите меня к Андрею Пронину.

Генерал шумно и, как показалось Нине, искусственно вздохнул:

– Я понимаю. Ты думаешь, я бесчувственный солдафон? Но это невозможно… Он подозревается в краже бриллианта. Скандал, Нина… Пока я делу официального движения не дал… Но я не могу держать паузу долго. Я должен вернуть камень и наказать виновных…

– Никто не знает, где бриллиант.

Бессонов усмехнулся и грубовато взял ее за подбородок, развернув к себе лицом.

– А если ты ошибаешься? Лучше скажи сама, где он, пока не поздно.

Нина улыбнулась.

– А я не пророню ни слова, пока не увижу Андрея. И еще его…

– «Его»?

– Того человека, которого вы объявили моим похитителем. У вас богатая фантазия, я смотрю.

Она откинулась на спинку сиденья, глядя в окно.

– Значит… англичанин был прав… Ну что ж.

– Какой англичанин?

Бессонов не ответил. Прищурившись, он смотрел на Нину и раздумывал. Хотя решение созрело у него еще несколько часов назад…

Глава 18

Алексея втолкнули в подвал. Еще в машине ему завязали глаза. Это было даже лучше. Они не хотели, чтобы он видел, куда его везут. Значит, они действуют не в рамках закона. Так легче будет уйти…

Он шел, ступая точно в след впереди идущего человека. Точь-в-точь, соблюдая ритм его движений. Если копировать чьи-то движения, можно узнать чужой замысел. Мысли конвоира не отличались оригинальностью. Он был просто конвоир. От него ничего не зависело.

Алексей знал: за его спиной идут еще несколько человек. Они молчали, но ему нетрудно было понять, что их четверо. Опять же, по звуку шагов, по частоте дыхания. Да, из-за повязки он не мог видеть. Но вынужденная слепота лишь еще более сосредоточила его внимание.

Коридор, по которому они двигались, был узок, вдвоем здесь разойдешься с трудом. Это тоже хорошо.

Идти в полной тишине пришлось несколько минут. Значит, это изолированный коридор, не имеющий ответвлений. Отлично.

Но чувствовал он не только это. Энергетический поток идущего перед ним человека вмешивался в его собственный. Так обычно бывает, когда люди находятся на расстоянии вытянутой руки. Алексей мог считывать информацию о состоянии чужого организма, не прикасаясь к нему. Такого дара не было даже у его прадеда.

Впереди идущий был молод, лет тридцати пяти. Два перелома, рука в детстве и шея… Шея – около пяти лет назад. Да, судя по сдавленной форме позвонков, человек попал в дорожно-транспортное происшествие. Видимо, фронтальное столкновение, голова резко качнулась вперед. Здорово ему не повезло, полгода нетрудоспособности. У него, должно быть, нарушена чувствительность пальцев…

Те, что шли позади, представляли большую угрозу. Эти люди были сильнее и агрессивнее. Солдаты-наемники, живое оружие. Так…

Впереди обозначился тупик. Конец коридора Алексей почувствовал как вернувшийся удар потока. Конвоир звякнул замком, открыл дверь.

– Принимай, – сказал тот, что с переломом…

– Куда его? – прозвучал хриплый голос.

Алексей невольно подался вперед. Он почувствовал кровь, много крови, ее запах исходил от чужой обуви, от брюк говорившего. Вибрация его голоса выдавала лишь недавно потухший всплеск ярости… Неужели опоздал?!

– Да туда же.

Вновь звякнули ключи. Открылась другая дверь. Алексей ощутил присутствие смерти…

– Повязка, – попросил он.

– Тебе лучше не видеть, – ответили ему и втолкнули в комнату.

Дверь за спиной закрылась.

Он стоял на пороге. На глазах – черная повязка. Руки сцеплены наручниками.

Он сделал четыре шага вперед. И коснулся ногой распростертого на полу тела.

Алексей опустился на колени, наклонился и прислушался, стараясь уловить дыхание. Слабая, неуловимая для непосвященного, нить жизни еще привязывала человека к миру живых. Руки… Нужно было освободиться от наручников.

Он не сопротивлялся в тот момент, когда на него надевали браслеты. Бросил взгляд на них, запомнил конструкцию. Слава богу, это были обычные кистевые, а не пальцевые наручники, марки «Нежность» – у ветеранов МВД тоже присутствует чувство юмора.

Алексей сконцентрировался на кистях рук. Если попытаться их выкрутить? Он аккуратно, без резких движений, чтобы руки еще больше не распухли, стал ворочать кистями. Но быстро понял бесполезность затеи. Оставался другой элементарный способ. Но для его осуществления нужна была хотя бы скрепка… Или…

Он вспомнил о заколке Нины, которую закрепил на воротнике своей рубахи. Мешочек с травами он тогда отцепил. А вот невидимку забыл вернуть… Можно достать зубами…

После того как заколка оказалась на полу, он нащупал ее рукой и разогнул. Отмерил чуть-чуть, примерно три миллиметра, на конце, сделал сгиб в виде крючка. Развернул руки в наручниках так, чтобы они смотрели ладонями друг на друга, вставил крючок в скважину браслета и медленно повернул вокруг штифта, опасаясь налететь на фиксатор снизу. Все получилось. Нащупал и легко отжал защелку, удерживая ее, пока дуга не выйдет из замка. Наконец, запястье освободилось.

Алексей сдернул повязку с глаз. И увидел перед собой Андрея.

Узнать голкипера оказалось непросто. Лицо распухло от кровоподтеков, рваные ссадины на губах и брови. Кровью залита одежда, разбиты руки…

Алексей схватил руку парня, осторожно провел большим пальцем по его запястью. И весь превратился в слух, закрыл для себя все внешние звуки, сосредоточился лишь на том, что происходило в теле. Доля секунды показалась ему вечностью. Он не слышал ничего, он пытался проникнуть в кровопоток, соединяющий чужие вены, жилы, кости и капилляры, он искал хотя бы самый ничтожный толчок угасающей жизни…

Но Андрей был мертв.

Глава 19

Борис ехал по улицам Тобольска, а в мозгу продолжала настойчиво пульсировать история, которую Конев подробно изложил в своей рукописи…

Решение загадки было близко. Борис чувствовал себя как влюбленный, который уже знает все ответы, и это наполняет его радостью, но все-таки он еще чуть-чуть сомневается, что подмешивает к светлым краскам счастья темные цвета грусти.

…Лишь несколько недель отделяло Россию от победы над Германией. Весной готовилась общая операция России и союзников: последний удар по Германии и спасение нашей страны.

Но эпоха Николая II – это не только период национального подъема на момент трехсотлетия династии Романовых. Это время невиданной активизации антирусских сил. Воспользовавшись войной и трудностями, связанными с нею, враги России совершили государственный переворот.

К февралю 1917 г. обстановка в стране крайне обострилась, Дума готовилась произвести «бескровную» парламентскую революцию. Ее председатель Родзянко атаковал Ставку императора требованиями о реорганизации власти.

Большая часть окружения царя советовала ему пойти на уступки, дав согласие на преобразование правительства, которое будет подвластно уже не царю, а Думе. «Я берег не самодержавную власть, а Россию. Я не убежден, что перемена формы правления даст спокойствие и счастье народу», – так впоследствии объяснил государь свой упорный отказ Думе.

Не дождавшись положительного ответа, Дума самостоятельно приступила к образованию независимого от самодержавия правительства. Так свершилась Февральская революция 1917 года.

Император окончательно осознал полное разрушение его власти и престижа, абсолютную свою обособленность. К тому же все руководство армии, кроме Колчака, за несколько дней перешло на сторону врагов царя.

Ночь с 1 на 2 марта Государь не спал. Утром он передал генералу Рузскому телеграмму с уведомлением председателя Думы о своем намерении отречься от престола в пользу сына Алексея. Сам Николай с семьей намеревался жить в Крыму или Ярославской губернии как частное лицо. Это был мучительный момент противоречивых раздумий.

Несколько часов спустя Николай все же приказал позвать к себе в вагон профессора Федорова и спросил, излечима ли болезнь царевича. Тот дал однозначный ответ: нет, хотя люди с гемофилией доживают иногда до преклонного возраста. «Алексей Николаевич, тем не менее, будет всегда зависеть от всякой случайности», – констатировал Федоров. Николай на это грустно заметил: «Это как раз то, что мне говорила Государыня… Ну, раз так, раз Алексей не может быть полезен Родине, как бы я того желал, то мы имеем право сохранить его при себе».

С 9 марта по 14 августа 1917 г. Николай Романов с семьей живет под арестом в Александровском дворце Царского Села. Затем, после долгих дебатов в Думе, семье определяют городом поселения Тобольск и разрешают взять из дворца все, что необходимо.

Накануне их отъезда Керенский привез в Царское Село Михаила Александровича Романова. Братья видятся в последний раз. Михаил будет выслан в Пермь и убит в ночь на 13 июня 1918 г.

14 августа в 6 часов 10 минут поезд под вывеской: «Японская миссия Красного Креста» с членами императорской семьи и обслуги отправился из Царского Села. Он шел на максимальной скорости: узловые станции были оцеплены войсками.

17 августа поезд прибыл в Тюмень, и на трех судах арестованных перевезли в Тобольск.

Семья Романовых разместилась в специально отремонтированном к их приезду доме губернатора. Высокородным арестантам разрешили ходить через улицу и бульвар на богослужение в церковь Благовещенья. Они ведут спокойную, размеренную жизнь.

Но в апреле 1918 г. Президиум ВЦИК вынес решение о переводе их в Москву для проведения суда над ними. В конце месяца их доставили пока в Екатеринбург, реквизировав дом, принадлежащий горному инженеру Ипатьеву. Позже сюда же привезли и детей.

В начале июля 1918 года уральский военный комиссар Исай Голощекин по прозвищу Филипп выехал в Москву: не суд, а расстрел был санкционирован Совнаркомом и ВЦИК. В соответствии с этим решением Уралсовет на своем заседании 12 июля принял постановление о казни, а также о способах уничтожения трупов.

16 июля сообщение об этом передано по прямому проводу в Петроград Зиновьеву. По окончании разговора Зиновьев отправил в Москву Ленину телеграмму: «Из Екатеринбурга по прямому проводу передают следующее: сообщите в Москву, что условленного с «Филиппом» суда по военным обстоятельствам ждать не можем. Если ваше мнение противоположно, сейчас же, вне всякой очереди, сообщите в Екатеринбург». Под «военными обстоятельствами» подразумевалось падение Екатеринбурга под ударами Чехословацкого корпуса и белой Сибирской армии Колчака.

Ленин подтвердил приказ на уничтожение Романовых.

«Это не было вызвано необходимостью – могли бы успеть вывезти Романовых из Екатеринбурга и предать открытому суду, как об этом объявляли ранее. Екатеринбург пал лишь спустя восемь дней после казни семьи. Еще раз: для эвакуации времени оставалось предостаточно», – писал Конев. Самим же исполнителям кровавой бойни удалось благополучно выбраться из города!

Итак, 16 июля 1918 г. Романовы и обслуга легли спать, как обычно, в половине одиннадцатого вечера. Через час их разбудили.

В особняк прибыли уполномоченные от Уралсовета. Они вручили командиру отряда охраны и коменданту дома решение исполкома. Членам семьи объявили, что в связи с наступлением белых войск особняк может оказаться под обстрелом и поэтому в целях безопасности нужно перейти в подвальное помещение.

Семеро членов семьи, врач и трое добровольно оставшихся слуг спустились в угловую полуподвальную комнату. После того, как за ними закрыли дверь, арестованных выстроили в два ряда: в первом – семья, во втором – слуги. Императрица и наследник сидели на стульях.

Перед царем, лицом к лицу, стоял комендант Юровский. Его правая рука находилась на рукояти револьвера в кармане брюк, левой рукой он держал листок с приговором… Не успел он дочитать последние слова, как царь громко переспросил его: «Как, я не понял?». Юровский прочитал вторично, при последнем слове он моментально выхватил револьвер и выстрелил в царя.

Царь упал навзничь. Одновременно с этим раздались выстрелы расстрельной команды. Упали на пол все десять человек.

Однако когда остальные уже лежали, истекая кровью, наследник Алексей все еще сидел на стуле и глядел на палачей. Он почему-то долго не падал на пол, оставался живым… и все смотрел и смотрел своими огромными ясными глазами прямо в души убийц…

У тех началась истерия. Царевича добивали выстрелами в голову и грудь. Он наконец упал…

Дым заслонил электрический свет и затруднил дыхание. Стрельбу прекратили, раскрыли двери – дым разошелся.

Подъехал грузовик. На носилках стали выносить трупы, первым – тело царя.

Когда на носилки клали одну из дочерей, она вдруг закричала и закрыла лицо рукой. Живым оказался кто-то еще. Стрелять было уже нельзя: при раскрытых дверях выстрелы могли услышать горожане. Тогда штыками солдатских винтовок докололи всех, кто еще дышал.

Около трех часов ночи грузовик с трупами оказался за Верхне-Исетским заводом. Миновав завод, остановились и стали перегружать мертвых на пролетки. Но тут неожиданно выяснилось, что никто не знает, где шахта, намеченная для погребения. Здесь и обнаружилось, что на дочерях надеты особые корсеты со вшитыми драгоценностями.

Светало. Послали верховых разыскивать шахту, но не нашли.

Проехав немного, остановились недалеко от деревни Коптяки. В лесу отыскали какую-то другую шахту с водой. Раздели трупы. Все ценное собрали, одежду сожгли, а сами трупы опустили в провал и забросали гранатами.

Закончив операцию и оставив охрану, Юровский уехал с докладом в Уралсовет.

Но через два дня, 18 июля, убийцам пришлось вновь прибыть на место преступления. На веревке каждого убитого подняли из шахты, разложили дрова, облили их керосином, а сами трупы – серной кислотой. Коптяковский лес стал братской могилой для царской семьи.

17 июля, на следующий день после этого убийства, в Алапаевске были также уничтожены другие члены фамилии Романовых: Великая княгиня Елизавета, Великий князь Сергей Михайлович, три сына Великого князя Константина, сын Великого князя Павла. В январе 1919 года еще четыре Великих князя были казнены в Петропавловской крепости.

Свердлову в день убийства царской семьи была направлена телеграмма, в которой говорилось о расстреле Николая Романова. О семье говорилось, что она эвакуирована в надежное место. Но вечером 17 июля в Москву отправилась зашифрованная секретная телеграмма: «Сообщите Свердлову, что всю семью постигла та же участь, что и ее главу. Официально семья погибнет при эвакуации».

Через восемь дней после убийства Екатеринбург пал под натиском белых, и группа офицеров ворвалась в дом Ипатьева. Во дворе блуждал в поисках хозяина голодный спаниель цесаревича Джой. Дом был пуст, но выглядел зловеще. Все помещения сильно захламлены, а печи забиты золой от сожженных вещей.

В комнате дочерей – пустота, лишь коробка от конфет и шерстяной плед на окне. Походные кровати великих княжон нашлись в комнатах охраны. В столовой оказался чехол со спинки кровати одной из девочек – с кровавым следом обтертых рук.

И никаких ювелирных вещей, никакой одежды – это «постаралась» охрана. В доме, в комнатах, где жили солдаты, и на свалке валялось самое драгоценное для семьи – иконы. Остались и книги. И еще – множество пузырьков с лекарствами. На свалке нашли и георгиевскую ленточку, которую царь до последних дней носил на шинели.

К этому времени в Ипатьевский дом уже вернулся старый царский слуга Чемодуров, освобожденный из тюрьмы. Когда среди разбросанных по дому святых икон Чемодуров увидел образ Федоровской Божьей матери, он побледнел, точно зная, что с этой иконой императрица живой не рассталась бы никогда.

Только в одном помещении дома был наведен порядок, все вымыто, вычищено: в небольшой темной комнате с обоями в клеточку. Ее единственное окно с тяжелой решеткой упиралось в косогор, и тень от высокого забора лежала на полу.

Одна из стен была усеяна следами от пуль. Здесь расстреливали. Вдоль карнизов на полу – потеки от замытой крови, в центре – вмятины от штыковых ударов и два пулевых отверстия… На других стенах – также множество отверстий, рассыпанных веером по штукатурке: жертвы метались по комнате…

Ленин с сатанинской жестокостью расправился со всеми членами Дома Романовых, оставшимися в России из патриотических побуждений!

Так что же тогда произошло, как Россия допустила подобное злодеяние?

«Слишком многие из правящего слоя и интеллигенции, поддавшись провокациям, которые при глубоком изучении указывают на Германию, отвергали путь следования российским основам, традициям и идеалам. Они отвергали монархию, тем самым погубив страну собственными руками. Они объявили право России на собственный исторический путь ошибочным и ведущим к деградации. Стране навязывалась чуждая модель развития: либо западноевропейский либерализм, либо западноевропейский марксизм.

Николай Романов все время своего правления чувствовал на себе тяжкий прессинг этих враждебных российской культуре сил, объединившихся для свержения монархии. Николай свято соблюдал данную когда-то клятву: хранить основы и традиции России. Он ощущал глубокую ответственность за судьбу страны перед Богом и людьми. И за это отдал жизнь…»

Борис подъехал к обители. Остановил машину у ворот, осенил себя крестным знамением у входа, чего с ним ранее никогда не случалось. И быстрым шагом прошел к храму.

Глава 20

Нужно было принять меры предосторожности.

Алексей выдернул шнурки из кроссовок, снял футболку с голкипера, стянул с него обувь. Связал шнурки в одну веревку. Вытащил свой ремень.

Затем посадил тело Андрея, прислонив его к стене. На голову ему набросил ремень. И стал призывать духов-помощников: глубоко задышал, беззвучно шевеля губами.

Он погружался все глубже и глубже. Наконец духи прибыли – голова умершего потяжелела.

Алексей обратился к ним с вопросом. Духи молчали. Тогда он обещал им великую жертву, уговаривал и увещевал их. Наконец духи смилостивились. Голова Андрея, лежащая на натянутой петле ремня, чуть отклонилась назад. Шаман поблагодарил духов.

Теперь предстояло самое сложное. Чтобы не остаться навсегда в ином мире, шаман требует крепко привязать себя веревками к какому-либо предмету. Но как быть сейчас? Ведь сначала он должен войти в транс: духи ждали, верные обещанию помочь – он ведь просил их об этом (тусклая лампа чуть слышно потрескивала). Но на физическом уровне некому было помочь ему. Поэтому он знал, что рискует жизнью.

Ладно. Главное чтобы никто не вошел… Нужно спешить.

Он уложил тело на полу. Веревкой из шнурков привязал кисть убитого к своей ноге – хоть какой-то шанс: если Андрей вернется «оттуда», то вытянет и его, Алексея, жизнь… Сел сбоку, склонившись над грудью убитого. И начал обряд возвращения души.

Некоторое время ничего не происходило. Затем Алексей стал глубоко и часто дышать, отстукивая дробь по полу руками в ритм своему дыханию. Его глаза были полузакрыты. На смену дроби пришло пение – странные звуки. Они походили на прерывистый стон, который, казалось, рвался наружу помимо его воли. Боль, входящая в него, была так сильна, что кожа побелела.

Пение становилось все громче, шаман начал раскачиваться взад и вперед, вправо и влево. Крохотная комната стала наполняться духами, им было уже тесно здесь, воздух заколыхался, как марево в жаркий полдень.

Алексей сомкнул веки. Погрузился во тьму. И прислушался.

Вот, вот он! Издалека шаман услышал приближение своего главного духа-хранителя. Это походило на полет совы в ночном лесу. Тяжелые взмахи крыльев с шумом рвали густой воздух. Алексей чувствовал, как дух закружил повсюду: и в воздухе, и в небе, и под землей, и даже в его собственном теле. Шаман хлопнул в ладоши, чтобы поймать его.

Повисла глубокая тишина.

Алексей склонился над мертвым. Губы его сами потянулись туда, где запеклась кровь. Он приник к ране и стал всасывать сгустившуюся кровь и отплевывать ее.

Через несколько минут он услышал шум – духи просили его дать им напиться черной крови умершего. Они помогли ему и требовали платы. Тогда Алексей вновь наклонился над телом, всосал в себя еще немного крови друга и проглотил ее. Это послужило пищей духам.

И тут шаман решился. Тело его стало изгибаться, как будто ныряло в глубину. Он зашептал: «Дорога открыта, дорога открыта!» – и стал весь мокрый, словно в самом деле ушел под воду.

Вот стали слышны вздохи и шепот умерших, они пришли сюда через открывшийся портал между миром живым и миром загробным. Эти вздохи как будто доносились через толщу воды, из глубокой пучины. Они напоминали голоса морских животных. А потом послышался возглас «Халала-хе-хе-хе, халала-хе-хе-хе!», но губы Алексея были плотно сомкнуты. Этот звук прошелестел по комнате и ушел под пол – шаман отправился в путь.

Он сидел, не дыша и не двигаясь, почти час. А потом заговорил чужим высоким голосом:

– Мое тело – сплошные глаза. Посмотри в них! Не пугайся! Я ищу тебя. Я смотрю во все стороны!

Он совершал путешествие к Великой Матери, чтобы вернуть душу друга. Алексей нырнул так глубоко, как еще никогда не приходилось ему нырять. Над толщей воды сияло солнце, но лучи не проникали в ее глубину. Шаман задохнулся.

Здесь не было души, которую он искал. И тогда он сделал над собой страшное усилие и вырвал себя из водной стихии, будто ракета, пронзившая толщу воды, взлетев в небо.

…У неподвижно сидевшего Алексея из носа и ушей побежали тонкие струйки крови…

Он летел, как птица, широко расправив руки. Если душа Андрея уже далеко, он не сможет вернуть ее. Не сможет и сам вернуться, из-за огромного расстояния… Он знал, что шаманы иногда умирают во время транса.

Он взлетел вверх. И ступил на диковинную землю, на которой нет места живым. Впереди открывалась хорошо утоптанная дорога, и он пошел по ней, сознавая, что нужно спешить, ведь времени ничтожно мало. Справа и слева слышались плач и стоны – это живые оплакивали своих мертвецов.

Вот он достиг большой поляны. Посредине полыхал костер. На раскаленных углях жарилось мясо. Вокруг блуждали тени, у которых, однако, блестели живые глаза. И глаза эти смотрели на него. Ему предложили отведать мяса. Запах его дразнил обоняние. Шаман ощутил приступ голода, но отказался от соблазна, зная, что после трапезы наверняка не вернется домой.

Он пошел дальше. Впереди открылся космос. Тогда он полетел меж звезд и вновь стал призывать душу Андрея. Космос молчал – и к шаману пришло отчаянье: он ошибся. И здесь ничего…

Снова как стрела понесся он сквозь пространство, только уже не вверх, а вниз, к той поляне, на которой по-прежнему горел костер.

Однако теперь здесь выросли три больших непрерывно движущихся камня, которые преградили дорогу. Как пройти меж ними, не рискуя быть раздавленным? Шаман проскочил в проеме, на миг возникшем в преграде, – и оказался на новой дороге, ведущей к хижине Великой Матери.

Вход в хижину охранял оскалившийся волк. Шаман проскользнул сквозь волка – и тот за его спиной заскулил, как пес. А шаман оказался перед дверью хижины, вход куда заграждала высокая каменная стена – Мать гневалась на людей. Он понял: терять ему больше нечего, времени почти не осталось – и разрушил стену ударом плеча, увидев богиню, сидящую у очага. Лицо Матери было сокрыто растрепанными волосами, выглядела она ужасно: грехи людей довели ее до такого состояния.

Шаман приблизился к ней, нежно взял ее за руку, погладил. Потом расчесал ей волосы деревянным гребнем. Богиня все же подняла было руку, чтобы схватить его… Но он успел крикнуть: «Я из плоти и крови! Я пришел вернуть душу человека, который не принадлежит еще тебе, отдай ее!»

В этот миг Алексей сделал глубокий вдох. И резко сжал ладонь, будто схватил что-то.

Кровь в теле голкипера пришла в движение, потекла по руслу капилляров, вен и артерий, наполняя Андрея энергией тепла. Жизнь возвращалась. Удары пульса были едва слышны, беспорядочны, со скрипящим оттенком. Но они были!

А из груди Алексея вырвался мощный нечеловеческий крик. Он дернулся всем телом – и повалился на пол.

– Что за хрень? – Игорь вскочил со стула и схватился за ключи.

– Посмотри, что там? – сказал ему один из бойцов.

Ожидая приказа, парни коротали время за картами.

Игорь в два шага оказался перед дверью, открыл задвижку окошка. Через решетку он увидел, как шевелится тот, в чьей смерти он был уверен! Рядом на полу лежит бурят, а его нога привязана к руке Андрея.

– Что за черт! – выругался Игорь.

Он выставил вперед пистолет, вставил ключ в замочную скважину, провернул его два раза, и распахнул дверь.

Бурят во весь рост возвышался прямо перед ним.

– Стой! Стрелять буду! – хрипло произнес Клименко, не соображая, что происходит.

Бурят смотрел не мигая. Игорю показалось, будто он взял его голову и сдавил ее так, что затрещали кости.

Бойцы вскочили из-за стола и сомкнулись в кольцо позади Игоря.

– Буду стрелять! – прохрипел Клименко.

– Я всемогущ, – заговорил Алексей, и голос его звучал как труба. – Я никогда не умру. Пуля не долетит до меня и не причинит мне вреда… Если ты вонзишь мне в горло нож, он согнется и не причинит мне вреда. Если я захочу тебя убить, то мне достаточно протянуть руку и коснуться тебя. И ты умрешь, не причинив мне вреда. И я коснусь тебя. Я обещал твою душу Великой Матери…

Алексей протянул вперед руку…

Глава 21

Борис ворвался в комнату, которая служила временным кабинетом Феодоре.

– Что такое?! – воскликнула настоятельница.

Феодора и мать Георгия сидели на диване и о чем-то переговаривались, когда следователь, стукнув костяшками пальцев по двери для приличия, резко распахнул ее. От него не ускользнуло, что в глазах Георгии застыл немой испуг, а Феодора, хоть и осталась по обычаю строга, но пребывала в явной растерянности.

Тайна…

– Что это ты врываешься, как бандит? – грозно произнесла настоятельница, – Ты знаешь, я не терплю…

– Знаю, – сиплым от волнения голосом оборвал ее Борис. – Но очень хотелось поделиться одним соображением. Уж простите… Позвольте присесть?

Феодора и Георгия посмотрели друг на друга. Заговорщицы. Разговор, который прервало его появление, явно был важным.

– Говори, – велела настоятельница, – только быстро. Недосуг мне.

Георгия было приподнялась, но матушка взглядом пригвоздила ее к дивану.

Следователь взял стул, поставил его перед женщинами и сел, глядя на настоятельницу.

– А вот говорить-то будете вы, Фаина Юрьевна.

– Не понимаю я тебя…

– Сейчас поймете. – Борис встал, обошел стул, взялся за его спинку обеими руками – его переполняло возбуждение. – Когда случилось то убийство, в монастыре жили лишь вы и мать Георгия? Так?

– Так, – подтвердила Феодора.

– В течение многих лет в обители происходили православные служения, хоть храм и был почти полностью разрушен. Так?

– Так.

– И вела эти службы мать Георгия. Так?

Георгия развела руками.

– Ты думаешь, что храм – это только стены и иконы? А Дух святой? Он не должен покидать место, которое веками намолено…

– Да не об этом я! – Борис отпустил спинку стула и нетерпеливо сел, – Просто вы с детства опекаете монастырь. Значит, изучили тут все вдоль и поперек. Да, говорят, ваша мать отсидела в советских лагерях. Так?

Георгия сжала губы.

– Вот сколько вам лет? – Борис был похож на троечника, впервые вызубрившего урок «на зубок», такой свой шанс на «пятерку» не упустит.

– Восемьдесят два. Чего старуху терзаешь? – строго ответила за монашку Феодора.

– А вы слушайте, – запальчиво крикнул Борис, глянув на настоятельницу и впервые ощутив, как Феодора-Фаина спасовала перед ним.

Ему стало немного стыдно за это, он стал говорить мягче:

– Когда Романовы жили в Тобольске, игуменья монастыря состояла с ними в контакте, это общеизвестно. Но не все знают, что она пыталась организовать их побег. Вы знали об этом? Наверняка, были архивные записи…

Феодора и Георгия переглянулись снова.

– А откуда ты… – начала и осеклась Феодора.

Георгия суетливо перебирала пальцами свои черные костяные четки. Борис вдруг краем глаза разглядел на камнях какие-то надписи…

– Я знаю больше, – заговорил он, глядя на Феодору, – что вы мне многого еще не рассказали. А желание утаить от следствия информацию вызывает подозрение… Вот вы, – он вновь переключился на Георгию, и старушка вскинула на него настороженные глаза. – Вы ведь точно знаете, как и почему убитая женщина оказалась на воротах монастыря… И молчите.

От неожиданности Георгия выпустила четки из рук, они с громким стуком упали на пол.

– Ты что это, окаянный, что говоришь-то?!

– И еще… Я знаю, в какой деревне вы родились, я навел справки, – добавил Борис, – и про ту деревню все теперь понял…

Феодора цепко взглянула в глаза монахине:

– Георгия, а где ты была в то утро? Не помню тебя…

Обычно, так повелось с самого начала, старушка, как верный пес, спала на этом самом диване, в проходной комнате, у кельи игуменьи.

– Так где ты была, мать, не слышу? – настойчиво повторила Феодора.

Георгия сникла, по щекам потекли слезы. Она подобрала с пола четки, достала из кармана носовой платок и громко высморкалась. Сложила платок обратно. Вытащила за толстую нитку из-под платья нательный крестик, поцеловала его. И, громко вздохнув, стала говорить:

– Нет никакого греха на мне, вот те крест, Феодора! Расскажу все как есть. Только не сверли меня своими глазами, я пред тобой и Богом невинная…

Георгия испытующе глянула на Бориса, как будто проверяла: стоит ему говорить все или только часть? Монахиня еще раз тяжко вздохнула хилой грудью. Впервые настоятельница видела ее в такой растерянности.

– Да ты не бойся, говори. Никто тебя в обиду не даст, – смягчившись, пообещала Феодора и покосилась на следователя.

Георгия еще помолчала с минуту. Потом вдруг привстала, схватила Бориса за руку, долго и пристально вглядываясь ему в глаза. Борис не выдержал атаки и опустил взор.

– Все в руках Божьих, и бояться мне нечего на земле, – смиренно и свободно молвила старушка, – я уже рассказала Феодоре про тетку свою Марию. Она и была в здешней обители той самой игуменьей, и с Александрой Федоровной, упокой Бог ее душу, в церкви встречалась, а после в переписке состояла. Моя тетка хотела спасти царскую семью. И даже сам адмирал Колчак к ней посыльного через фронт отправлял… Да ты сядь, сынок, разговор долгий…

Борис слушал ее, совершенно потрясенный своей удачей и интуицией. Ему бы и в голову не пришло такое, он просто пустил в ход обычные «ментовские разводы»…

Слушая, следователь внимательно разглядывал жилистые руки старушки, в то время как она продвигалась в своей исповеди все дальше и дальше… Взгляд его будто приклеился к четкам, которые беспрерывно теребила в руках монахиня…

Детали, детали…

– Паршуковы мы по деду. А он двоюродный брат Анны Паршуковой, матери Григория Распутина… Но тетка и моя мать хранили свое родство с Распутиным в тайне, так было нужно. – Борис даже присвистнул, а Феодора от ее признания стиснула рукой деревянную боковушку дивана. – Да, мать, это так, уж не серчай, что скрыла.

Но если б не наше родство, навряд ли тогда Александра Федоровна доверилась бы моей тетке Марии. Многие секреты Мария знала и перед арестом своей младшей сестре, мамке моей, рассказала. А смерть приняла добровольную, как мученица… Было время страдания библейского…

А уж мне, как я в возраст вошла, мамка потом все в подробностях передала, что да почему. Так я и прожила жизнь, с этой тайной да со страхом в душе…

Борис как завороженный вглядывался в четки, на ограненных камнях которых были выгравированы какие-то непонятные символы. Георгия продолжала говорить тихим одноцветным голосом, а он не мог отвести взгляда от черных камней в ее пальцах…

– Про Распутина много лжи написано. А Григорий Ефимович был Божий избранник, конечно.

Он однажды пахал недалеко от дома и услышал за спиной прекрасное пение. Обернулся – глядь: в небе Богоматерь покачивается на золотых солнечных лучах, как на качелях. Это хор небесных ангелов пел, к нему и голос Богоматери присоединился. Таких видений у Григория Ефимовича много было. Так он на том поле недопаханном крест деревянный поставил.

Борис встрепенулся, как после сеанса гипноза, с трудом отвел взгляд от камней и попытался сосредоточиться на лице монахини. Что-то было не так…

– Мать Григория Ефимовича умерла, когда ему не исполнилось и восемнадцати лет. После ее смерти он сказывал, что она часто является ему во сне и зовет к себе, предвещая, что умрет он, не дожив до ее возраста. Она умерла, когда ей только пятьдесят исполнилось, а Григорий Ефимович погиб в возрасте сорока семи лет. Он вообще много предсказывал еще отроком…

Когда Григорий в отрочестве при смерти лежал несколько недель, то случилось первое его ясновидение. Украли коня в селе. И никак найти не могли. Всем гуртом сельчане в дом к Вилкиным явились, и давай рассказывать. А тут больной Гриша вдруг встает со своей лавки, подходит к мужикам, будто и не видит их, а как во сне. И хвать одного за полу – ты, говорит, и есть вор! И точно, на дворе у того мужика коня и нашли. С тех пор знали сельчане, что у Григория дар Божий.

Ты, мать, не гневайся. Я это так, я не агитироваю тебя. Только сила была дана Григорию Ефимовичу от Бога… А большего я не разумею.

Борис вновь посмотрел на черные четки, загадочные символы заплясали перед глазами, рассказ Георгии стал доноситься до его сознания как сквозь толщу воды. Где-то он уже видел эти символы, точно, видел… Но где?!..

– Когда стало известно, что Романовых из Тобольска увезут, моя тетка, как родственница Григория Ефимовича, стала доверенной у императрицы и получала от нее посылки, выносил их из дома императорский доктор. А в тех посылках – драгоценности, которые Александра велела сохранить и перевезти доверенному человеку в Петербург. Особенно просила за этот голубой «индийский» камень. Очень уж боялась, что попадет он в руки большевиков.

Георгия глубоко вздохнула и замолчала.

– Так что дальше-то случилось? – спросил Борис.

– А дальше много всего случилось, сынок…

– А с сокровищами-то что? – следователь едва сдерживал волнение: вот он, момент истины.

– Не смогли мы все спасти. В общем, большевики потом нашли те сокровища. Да с частью драгоценностей сбежал за границу зять Распутина Борис Соловьев, которому императрица тоже доверилась опрометчиво. Только один камень этот голубой укрыть удалось…

– Как?

– Да он же с яйцо перепелки, провез его один человек в каблуке сапога до Питера. А там передал какому-то Бадьме…

– Бадмаеву… – догадался Борис.

– Бадмаеву, точно… – кивнула Георгия.

– Но как камень оказался опять в монастыре?

– Понимаешь, сынок… Когда императрица передала этот бриллиант, она сначала велела увезти его за границу и приложить к другим сокровищам в тайнике. Но потом прислала записочку, писала, видно, второпях, видно в последние минуты перед отправкой в Екатеринбург. А в той записочке просила, чтобы камень вернулся в стены храма в срок до ста лет… Это ее завещание и исполнили, значит…

– В стены храма в срок до ста лет? – недоуменно переспросила Феодора.

– Да, мать. Так и написала.

– И больше ничего? – поинтересовался Борис.

– Ничего…

– Странно.

Помолчали, обдумывая услышанное. Георгия теребила в руках четки, губы ее беззвучно шевелились – она читала молитву.

– А я ждала этот камень… – неожиданно добавила вслух старушка, – Мне мать так и велела: следи, говорит, за храмом до самой смерти. А как вернется камень, спрячешь его тут…

Борис услышал сильное биение своего сердца.

– Так это ты его и спрятала?

– Я. А кто ж еще-то? Однажды приехал человек, сказал, что он потомок Бадьмы. И передал мне этот камень. А я его в стену и заштукатурила.

– Значит… ты сама…

– Да. Сама. Но Григорий Распутин этот камень «бесовским» называл. А потому я сначала хотела снять с него заклятье.

Борис невольно закивал: он уже наперед представлял все, что скажет ему Георгия.

– Я отвезла камень в общину. И там мы провели обряд очищения… Камень завернули в ту бумагу… А во время ритуала…

– От чрезмерного рвения погибла женщина, так?

– Так, – согласилась монахиня, – И община решила, что для пущей сохранности камня нашу погибшую нужно сделать стражем монастыря…

– Вот оно что… – выдохнула Феодора.

– Да, мать. Именно так. Еще раз, прости ты меня, что так вышло. Но не могла я сказать тебе всего.

Феодора встала, подошла к иконе Богоматери и перекрестилась.

Борис улыбался. С трупом все было более-менее ясно. Отлично… Дело можно будет закрыть.

– А я так и думал.

– Что, сынок?

– Я так почему-то и предполагал. Про ту женщину… Ладно, ее смерть можно квалифицировать как несчастный случай. А вот что за символы ты нацарапала на крафтовой бумаге, в которую завернула камень?

Георгия кашлянула и посмотрела на свои четки. Тут-то наконец следователь и вспомнил. На той коричневой бумаге были нацарапаны точно такие же знаки, что сейчас он видел на камнях четок монахини. Фотографии с оттисками этих знаков лежали у Бориса в столе, в желтом пакете…

Следователь вскочил со стула.

– Дайте-ка! – он протянул руку к четкам Георгии.

Та нехотя передала их.

Борис вглядывался в каждый камешек, ограненный в форме кубика. На одной из сторон стояли таинственные знаки.

– Это мне мамочка перед смертью вручила, – голос у монахини дрогнул, – сказала, что вестник найдет меня по ним.

– А что означают знаки?

– Не знаю, – честно призналась Георгия, взгляд ее был доверчив и безмятежен, – они меня успокаивают. Их мамочке моей Мария передала. А Мария их от императрицы в дар получила.

– Так, – следователь опустил четки в карман. – Изымаю как вещдок. Потом верну, во всяком случае, постараюсь.

Он, погруженный в какие-то свои мысли, направился к выходу. На пороге остановился и, обернувшись, спросил:

– Так я главного-то не понял: зачем императрице понадобилось, чтобы бриллиант вернулся сюда?

Георгия развела руками.

Глава 22

Черная иномарка с тонированными стеклами мчалась по Москве, выискивая с помощью навигатора дороги без пробок.

Бессонов ждал звонка, то и дело отодвигая манжету рубашки и поглядывая на «Rollex».

Нина сидела понурив голову. Она не знала, куда ее везут и к чему готовиться.

Обсуждать что-либо с генералом теперь казалось ей бессмыслицей – он выглядел как человек, принявший решение. Нина готовилась к худшему. Она закрыла глаза и напряглась, пытаясь усилием воли хотя бы в воображении соединиться с Алексеем. Нет, ничего не получалось – ну не была она шаманкой, к сожалению. Перед ее мысленным взором вставала лишь одна картина: Алексей в наручниках, под дулами автоматов, его взгляд через плечо, адресованный ей… Ей одной… Его выразительные глубокие глаза…

Что-то было в этом взгляде. Нина запнулась в своих раздумьях. Да, точно! Алексей не выглядел испуганным ни за нее, ни за себя. Скорее… скорее он посылал ей глазами некое сообщение… Да, он хотел, чтобы она была спокойна. Так же спокойна, как и он сам!

Нина откинулась на спинку сиденья, на губах ее заиграла уверенная улыбка. Бессонов взглянул на нее с подозрением.

– Что лыбишься, а? – он все-таки потерял самообладание. – Ты представляешь последствия для себя? Хоть бы о родителях подумала. Нинка, последний раз спрашиваю: где камень?

Женщина отрицательно мотнула головой.

– Ну что ж, – угрожающе произнес Бессонов, – ты сама это выбрала.

И тут ему позвонили.

– Бессонов. Слушаю, – отчеканил он в трубку, судя по выражению лица генерала, это был важный для него звонок, – Да, она рядом. А бриллиант?..

Нина напряглась. Как она могла так легкомысленно поступить! Бриллиант остался в машине Андрея, значит… Неужели «Кондор» все-таки нашли?! Да уж, чего проще – обшарили салон и все… Какая же она все-таки дура!..

Бессонов, видимо, остался доволен известием от человека на другом конце связи.

– Хорошо. Следуйте за моей машиной, – сказал генерал и обернулся, выискивая взглядом кого-то через заднее стекло.

Женщина невольно тоже обернулась.

– Что вы задумали? – Голос выдал ее внутреннюю тревогу.

Бессонов увидел, что искал. Кивнул удовлетворенно и принял прежнее положение.

– Все. Игры закончились… Послушай меня, девочка. Я предлагал тебе мирное решение вопроса. Сейчас ты и твой дружок поступите в распоряжение британской разведки. В обмен на камень. Боюсь, с вами не будут церемониться.

– Как?! Я… я гражданка этого государства, и вы не имеете права…

– Считай, что тебя уже нет. Ты – без вести пропавшая. А право у нас одно – право сильного.

Нина лихорадочно соображала. Машина проехала всегда оживленную Таганскую площадь, свернула в проулок за церковью, пронеслась по свободной дороге мимо жилых домов и остановилась за какой-то новостройкой.

– Выходим, без лишних движений, – генерал смотрел на женщину холодно. – Не вынуждай меня, Нинка.

Она дернула ручку двери и вышла.

В тени большого жилого комплекса, находящегося на завершающей стадии строительства, примостилось сооружение, видимо имеющее техническую функцию и окруженное высокой металлической сеткой. На сетке висел щит, предупреждающий о высоком напряжении, – сеточное ограждение находилось под током.

Вокруг текла обычная повседневная жизнь, люди спешили по своим делам, не обращая внимания на черную машину и вышедших из нее молодую женщину и грузного пожилого мужчину. Центр Москвы в этом смысле ничем не лучше дебрей Амазонки: в случае опасности рассчитывать нужно только на себя.

Пока Нина разглядывала окрестности, подъехала еще одна машина. Из нее появился тот самый иностранец, которого лишь два дня назад она видела рядом с премьер-министром на презентации в Гостином Дворе. Англичанин покровительственно улыбнулся ей и приветственно кивнул генералу.

– Вы один? – как-то неопределенно поинтересовался Бессонов, кажется, он обдумывал что-то.

Снайпс выглядел безупречно, несмотря на бессонную ночь. В руке он держал маленький чемоданчик. Нина заметила по мимолетному взгляду Бессонова, что того крайне волновало содержимое чемоданчика.

– Господин генерал, я свою часть договора выполнил, – многозначительно произнес англичанин на хорошем русском, и это поразило женщину, помнившую о присутствии переводчика на презентации.

– Да, я понял, следуйте за мной, – бросил Бессонов.

Он вынул из кармана что-то вроде дистанционного пульта управления и нажал на кнопку, направив пульт в сторону круглого сооружения за сеткой. Затем прошел несколько шагов вдоль ограждения, и Нина увидела неприметную для постороннего глаза калитку.

Бессонов открыл ее и прошел внутрь ограды. За ним последовали Нина и англичанин.

Генерал приблизился к сооружению под покатой крышей. Нина удивилась: строение в диаметре имело не больше двух метров… Что там могло быть?

Но ее удивление прошло, как только она протиснулась вслед за Бессоновым в небольшую узкую дверцу. Все трое оказались на крохотной площадке, посреди которой находился лестничный проем, уходящий довольно глубоко. Бессонов вновь нажал на пульт, и входная дверь со щелчком захлопнулась.

– Извините, господа, мера предосторожности. Не советую пытаться открыть замок вручную, двести вольт… – предупредил Бессонов и жестом пригласил Нину первой начать спуск.

– Прекрасное бунгало, браво, – ухмыльнулся Снайпс.

– Склеп, – мрачно изрекла Нина и бросила на англичанина косой взгляд.

Он походил на джентльмена. Может, с ним можно будет договориться?

Женщина стала спускаться по ступенькам, по мере спуска над ее головой загорались сенсорные лампы. В бункере стояла мертвая тишина. Нина считала ступеньки, чтобы как-то заглушить чувство страха перед неизвестностью.

На двадцать четвертом шаге ее нога ступила на ровную бетонную поверхность длинного полутемного коридора с низко нависающим потолком. Через равные промежутки примерно в десять метров коридор освещался скупыми лампами. Проход был так узок, что два человека средней комплекции вряд ли смогли бы здесь разойтись.

– Что встала? – буркнул ей в спину Бессонов, – Вперед!

Нина пошла по коридору, чувствуя затылком цепкий, заинтересованный, в этом она не сомневалась, взгляд англичанина и тяжелое дыхание генерала, который замыкал процессию.

В подземном бункере было прохладно, несмотря на то, что в нескольких метрах, на поверхности земли, все еще стояла изнуряющая жара. Нина обхватила себя руками, чтобы не дать холоду проникнуть в грудь – внутри у нее уже все заледенело от плохих предчувствий.

Вот впереди из полумрака выступила дверь. Нина подошла к ней вплотную.

– Открывай! – скомандовал генерал.

Женщина нажала на ручку, дверь раскрылась не в сторону коридора, а в сторону комнаты. Она вошла в кажущееся просторным после узкого коридора помещение. Обстановка оказалась самая спартанская: два простых стола, несколько стульев и шкаф для одежды. И никого.

Бессонов тоже вошел и беспокойно огляделся. Он явно не ожидал, что комната окажется пуста.

– Что такое? – он был обескуражен.

– Что-то потеряли, генерал? – Снайпс поставил свой чемоданчик на стол, подошел к двери со смотровым окошком, пальцем толкнул задвижку, открыл окно: – Взгляните-ка сюда.

Бессонов быстро откинул полу пиджака и вытащил пистолет, который по старой армейской привычке заткнул за ремень. Держа оружие в вытянутой руке, генерал подошел к двери и заглянул внутрь.

– Проклятие! – вырвалось у него.

Он моментально развернулся, направил пистолет на англичанина и подошел к столу, на котором стоял чемоданчик. К его удивлению, чемодан раскрылся легко. Внутри не оказалось, видимо, того, что генерал ожидал увидеть.

– Камень?! – прохрипел он.

Нина прижалась спиной к стене. Еще никогда в жизни она не видела Кирилла Петровича в состоянии такой ярости. Бункер показался мышеловкой, из которой не было выхода. Даже спрятаться некуда…

– Вы не держите слово, господин Бессонов. – Англичанин говорил, тихо передвигаясь в сторону женщины. – Видите, ситуация усложнилась. Мне нужен он.

Генерал держал его на прицеле, двигая рукой по мере перемещения Снайпса. Когда Энтони закрыл собой Нину, Бессонов нажал на курок. Этот звук в напряженной тишине показался женщине оглушительным. Пуля вошла в стену над головой Снайпса.

– Отойди от него в сторону, – скомандовал генерал, указывая дулом, куда именно следует встать Нине.

Она с трудом заставила себя отклеиться от стены и сделала шаг влево. В это же мгновение Снайпс ловким движением схватил ее за руку и дернул на себя, закрывшись ею как щитом. В другой его руке что-то блеснуло. Нина почувствовало, как нечто твердое уткнулось ей в висок.

– Я предполагал, что вы поступите как дикарь. Поэтому леди отправится со мной. Ключ! – крикнул англичанин.

Бессонов все еще держал в вытянутой руке пистолет. Нина затравленно смотрела на него. Одна рука ее была высоко заломлена за спину, и это доставляло дикую, парализующую любое движение боль. Генерал устало опустил оружие.

– Даже если вы выйдете отсюда, на поверхности вас тут же пристрелят, – проговорил он, обращаясь к англичанину. – Объект охраняется, в строящемся здании снайперы. Оставьте камень, и я гарантирую безопасное отступление. А девчонка ничего не стоит.

Бессонов выжидательно смотрел на британца, тот покачал головой.

– Нет, так дело не пойдет. Камень не со мной. Я оставил его в надежном месте. Как только мы совершим нашу сделку, я передам вам камень, не сомневайтесь. А теперь – за дело. Ключ. И вы идете впереди!

Бессонов пожал плечами и прошел обратно в узкий коридор. Когда англичанин подтолкнул следом за ним Нину, она кинула взгляд в решетчатое окошко камеры. За запертой дверью вповалку лежало несколько бойцов. Было неясно, спят они или мертвы.

Ни Андрея, ни Алексея среди них не было.

Энтони развернул ее и окончательно вытолкнул в коридор – на выход.

Глава 23

Борис сидел в своем кабинете и внимательно разглядывал каждый камешек с древними символами.

Конин должен был прийти с минуты на минуту. Следователь понимал, что это их финальный разговор, который расставит все точки над «i». Вопросов был ворох, но в общем все они должны, скорее, удовлетворить любопытство следователя, к существу дела их уже «не пришьешь». Эта «избыточная» информация теперь пойдет разве что на корм прессе.

Борис улыбнулся, невольно вспомнив девчушку с московского телеканала. Взъерошил волосы и набрал ее номер на сотовом.

– Да? – Удивлению журналистки не было предела.

– Мне просто показалось, что я слишком сухо с вами тогда обошелся, – пробормотал, отчего-то краснея, следователь. – В конце концов, средства массовой информации оказывают большое содействие следственным органам, и… мы должны контактировать… чаще…

– И? – все еще недоверчиво протянула девушка.

– И… если вы еще в Тобольске, то можете заглянуть ко мне на работу, думаю, часа через два у меня будет для вас интереснейшая информация.

В трубке повисла пауза – корреспондентка закрыла ее ладонью, чтобы Борис не слышал препирательства с оператором. Через полминуты вновь зазвенел ее голос, теперь по-ребячески радостный:

– Вы знаете, мы как раз едем в аэропорт… то есть сейчас как раз разворачиваемся, ой! Извините, головой стукнулась… В общем, полетим следующим рейсом. Ждите.

– Жду, – пообещал следователь.

Только он закурил, в дверь робко постучали.

– Входите! – крикнул Борис.

Сутуло сгибаясь, порог переступил Конин. Весь вид его выражал покорность судьбе и уныние.

– Евгений Петрович, с вами все в порядке? – поинтересовался Борис.

– Да… как… я вот… – промямлил краевед и вдруг зарыдал навзрыд.

Борис вскочил из-за стола, посадил Конина, вытащил из сейфа початую бутылку водки и налил в стакан. Конин поморщился и залпом выпил.

– Легче?

– Уф… Простите. Я ведь решил, что вы меня арестуете и тю-тю – по этапу… – виновато улыбаясь, проговорил Конин.

Борис развел руками от неожиданности.

– Ну, Евгений Петрович… По этапу, значит? Вы, надеюсь, валенки и махорку про запас, когда сюда шли, не прихватили?

– Нет, – еще шире заулыбался Конин, видно было, что у старика – гора с плеч.

– Вот и хорошо. А теперь давайте последние вопросы обсудим и забудем об этом деле к лешему. Я, если честно, устал от него, как собака.

Краевед глубоко вдохнул затхлый воздух милицейского кабинета. Он в этот миг тоже почувствовал себя страшно усталым, отчаянно захотелось простора и движения. Свобода! А он, старый болван, ее совсем не ценил. Жил столько лет как добровольный заключенный, а тюрьма-то – внутри него…

– Спрашивайте, я и сам хочу, чтобы эта история наконец завершилась.

Следователь положил перед ним на столе черные четки Георгии. И рядом – снимки символов, нацарапанных на крафтовой обертке бриллианта «Кондор».

– Евгений Петрович, вот, смотрите. Это – рисунки или письмена, не знаю, как правильно, сделанные ногтем или иголкой на той бумаге, в которую был завернут камень. А вот это, – он указал на четки, – я изъял у монахини Георгии, да вы ее наверняка знаете…

– Знаю, – подтвердил Конин.

– Что за знаки, сказать можете?

Краевед вновь улыбнулся. Конечно. Только зачем это Борису-то? Такая тайна могла бы быть интересна ученым-востоковедам, но не ему…

– Понимаете, Боря, я любопытствовал по поводу данных рисунков… Они, кстати, изображены на входе в знаменитую пещеру шаманов на Ольхоне в Бурятии. Слышали про такой остров?

Борис закивал.

– Так вот. Все знаки мне, конечно, расшифровать не удалось… Но в одном я уверен… Вот, посмотрите сюда. – Краевед взял в руки четки и показал следователю один из камней. – На нем трезубец, только не с тремя, а с пятью зубами, а рядом – знак рыбы. Эти иероглифы на санскрите звучат как «Маха Матсья» – «Великая Рыба».

– «Великая Рыба»? – не понял Борис.

– Да. «Великая Рыба». То есть воплощение бога Шивы и прообраз христианской символики.

– Интересно, – неопределенно произнес Борис.

– Интересно другое, Боря. Как эти четки попали к монахине? Ведь они принадлежали Григорию Распутину, во всяком случае, я не раз встречал описания его четок и они идентичны этим… Странно…

– Ничего странного, – прищурился в усмешке следователь. – Монашка-то у нас не обычная. Родня она Распутину по бабке, кажется. – Краевед от этой новости даже привстал. – Да я потом все расскажу. Обещаю. Давайте дальше?

– Давайте, – покорно кивнул Конин.

– Помните, вы мне обещали пояснить, кто же все-таки такой Григорий Распутин? Ангел или черт он был, в конце концов.

– Помню. Да-да, конечно… А знаете, Боря, Александра Федоровна ведь неспроста коллекционировала предметы с изображением свастики, это у нее после знакомства с Распутиным началось… Свастика в течение многих тысячелетий являлась символом солнца, возрождения и бесконечности, а фашизм все извратил…

Так вот, к слову об ангелах. Они ведь и падшими бывают. Думаю, Григория Ефимовича все же стоит относить к этой категории. Но здесь нужно помнить, что Распутин изначально страдал «черной немощью», или падучей, то есть был эпилептиком по всем симптомам…

– Эпилептиком?

– Да. Взять хотя бы его страсть к бешеным пляскам по три часа кряду. Или странные обмороки на протяжении всей жизни. Половой разгул сменялся у него религиозным аскетизмом. А эпилептики, по наблюдениям медиков, склонны к ясновидению. Добавим сюда те знания, что он получил в своих скитаниях. Он, безусловно, мог входить в транс и пророчествовать.

Да и свидетельства остались, его предсказания записывала подруга Александры – Анна Вырубова. Он, например, описал очень точно даты событий грядущего: блокаду Ленинграда в сорок первом, высадку американцев на Луну и имя первого нашего космонавта Юрия Гагарина. Еще – гибель от атомной бомбы Хиросимы и Нагасаки. Предсказывал он и конец «красной ямы» в России – сейчас мы переживаем период «болота нечестивых», похоже, а?

– Д-да… Похоже, пожалуй, – ухмыльнулся следователь. – Вот вы упомянули, что он у шаманов учился. А эти ваши хлыстовские обряды очень напоминают шаманские. Или я не так понял?

– Так… – Конин сразу потух – он вспомнил явственно тот вечер, когда в порыве неистовой вакханалии погибла, то есть перешла в мир духов, деревенская Богородица.

Перед смертью она несколько раз измененным до неузнаваемости голосом выкрикивала имя Шивы, и это навело краеведа на мысль, что женщина превратилась в медиума.

– Евгений Петрович? Вы опять ушли в себя! – Следователь придвинулся к нему, положив локти на стол. – Так что там у Распутина с шаманами?

– Видите ли, Борис, Распутин действительно был лидером оккультного учения, которое официальная церковь называла ересью. Но это учение – хлыстовство – еще за несколько столетий до рождения Распутина охватывало огромные слои русского народа, в то же время оставаясь его тайной. Просто Григорий Ефимович вынес учение из народа в высшие круги власти.

А обряды – да, они берут начало в тибетском шаманизме. Шаманские инициации начинаются с истязания себя и приношения своего тела в жертву духам, прося их о помощи. Это особенно сильно проявляется в бонском обряде Чод, что значит «отсечение». Шаманы могут останавливать время и даже сам мир, то есть умеют пребывать в нескольких измерениях одновременно: и в реальности, и в области обитания духов…

– Ну, Евгений Петрович, уж это, извините, сказки…

– Отнюдь, – заупрямился старик, – уже ученые приходят к выводу, что существуют вселенные, параллельные нашей. А между ними есть туннели – «черные» и «белые» дыры. По «черным» дырам из нашей Вселенной уходит в параллельные миры материя, а по «белым» от них к нам поступает энергия.

Идея о существовании параллельного мира владеет людьми с незапамятных времен. Еще кроманьонцы верили, что души уходят именно в эти миры, это отражено в их рисунках.

А по-другому я и не могу объяснить феноменальные целительские способности Распутина, ведь он, если помните, мог лечить на расстоянии.

– Да, да… Конечно, здесь не просто гипноз, – добавил Борис.

– Вот именно. Для гипноза нужен непосредственный контакт. А тут – телепатия. У Распутина был очень развит «третий глаз»…

– «Третий глаз»?!

– Да, его шишка на лбу, этот нарост… Это и есть то самое «всевидящее» око, раскрытие «третьего глаза» равняет человека с божеством. Индусы, например, умели диагностировать заболевания с помощью «третьего глаза». Вообще-то, никакой мистики и тут нет. Это рудиментарный орган, так называемая шишковидная железа. Она есть у каждого и находится в лобной части мозга, выше переносицы, размерами – чуть больше пшеничного зерна. А развить эту железу можно с помощью дыхательных упражнений.

– Вот как? – поразился следователь и непроизвольно потрогал сой лоб.

– Да. Диагностирование с помощью «третьего глаза» базировалось на простейших механизмах. Больная зона или орган темнее, чем здоровые, имеют иной электрический заряд – данную разницу и улавливает шишковидная железа. Она работает как чуткий электронный датчик. Это нормальная физиология – использование скрытых возможностей рук и мозга человека.

Вы знаете, что художники способны различать примерно сорок оттенков одного только черного цвета?

– Неужели? Черный – он вроде черный и есть…

– Борис, тело человека – уникальный, прекрасно оснащенный инструмент. Но не всем дано умело им пользоваться. А искусные врачи во все времена ценятся выше остальных профессий. Что дороже жизни, а? Вот именно – ничего. И тибетским медикам не было равных, не было и не будет, как бы ни развивалась медицина. Вы знаете, что тибетские лекари, служившие в войске Чингисхана, прямо в поле спасали от смерти воинов с проникающим ранением в сердце? И это за четыреста с лишним лет до открытия Уильямом Гарвеем кровеносной системы и почти за восемьсот лет до начала нашумевших операций на открытом сердце…

– Впечатляет, – кивнул Борис. – Ну а теперь скажите мне главное. Почему и зачем камень оказался в монастырской стене? Я уже голову сломал, выстраивая различные версии. Ну никак… Никакой логики и никакого смысла…

– Вот тут вы абсолютно правы, – промолвил краевед, – никакого смысла. Просто путаница. Императрица хотела, чтобы камень вернулся в стены храма. Но не успела приписать, что храм этот находится на родине сокровища, в Индии.

Глава 24

Андрею казалось, что его тело плывет по реке, а сам он смотрит на это самое тело откуда-то сверху.

Ему не было страшно, просто немного волновало такое состояние раздвоения. Где он, Андрей, если вот его руки, ноги, голова с закрытыми веками? Как он может быть одновременно и внизу, и вверху? И куда плывет его тело по холодной свинцовой реке?

Очевидно, в чьем-то всемогущем замысле произошел какой-то сбой. Андрей вдруг стал развивать в мыслях это крепнувшее сожаление о самом себе, таком молодом и сильном, но зачем-то плывущем по реке на встречу с вечностью. Нечто важное все-таки еще настойчиво тянуло его к жизни. Это притяжение было как толстый корабельный канат, не дающий кораблю уйти от берега.

Стоило Андрею подумать о канате, как он увидел его переплетенные волокна с выбивающимися ворсинками. Взгляд побежал вдоль волокон. И Андрей увидел Женьку. Она смотрела прямо в небо, прямо в него, одновременно находящегося всюду, и была похожа на девчонку, которая отчаянно запуталась в собственных поступках и мыслях. Он должен простить ее, взять за руку, вот эту – она уже протягивала ему в небо свою тонкую ладошку, – и провести по дороге жизни самым безопасным путем. Взять за руку. За руку…

Андрей резко открыл глаза.

Прямо над ним, пристально глядя в его зрачки, склонился человек, черты которого были Андрею смутно знакомы. Человек держал свои ладони сомкнутыми перед собой. Потом он стал медленно разжимать их, будто растягивая резину.

Андрей почувствовал, что его душа вытягивается из груди, входит в пространство между этими раздвигающимися руками. Сердце начало биться чаще, посылая кровяные пульсации во все участки неподвижного тела.

Человек перевернул свои руки ладонями вниз, теперь он делал что-то вроде пассов, водя над его лицом и грудью ладонями, не прикасаясь, а будто посылая ему свое тепло. Андрей сначала пытался следить за плавными передвижениями этих рук, хотел что-то сказать, но язык не повиновался ему, а сам он находился точно в оцепенении. Он быстро устал и закрыл глаза.

А когда вновь их открыл, то увидел, что человек сидит рядом и молится, одну руку положив Андрею на лоб. Теперь лица его было не разглядеть – так низко он наклонил голову.

Так прошло несколько минут. А потом человек вдруг решительно встал на колени и вновь стал делать свои пассы. Андрею показалось, что глаза мужчины засветились странным фосфорическим светом. Свет их становился все ярче, глаза увеличивались до тех пор, пока не слились в один яркий световой круг… И этот ослепительный нереально белый поток света ворвался в него, разлился по всему телу.

Андрей сделал судорожный вздох и резко приподнялся от пола, на котором лежал.

– Ну, брат, здорово, – произнес Алексей. – Только тише, пожалуйста.

– Что это было? – У голкипера кружилась голова, в ушах стоял свист.

– Как-нибудь расскажу. Сейчас некогда. – Алексей держал его руку и слушал биение пульса. – Порядок. Погоди, что-нибудь найду тебе под голову…

Шаман стянул с одного из лежащих в бессознательном состоянии бойцов бронежилет. Андрей лег на твердый свинцовый панцирь.

– Что происходит?

Голос голкипера был еще очень слаб. Алексей не ответил, он прислушивался к приближающимся извне шагам. В самом начале длинного узкого коридора появились люди. Первой шла женщина… Нужно спешить.

Он наклонился к голкиперу и прошептал ему в самое ухо:

– Андрей, сюда идут. Они не должны догадаться, что мы тут. Постарайся не дышать, если сможешь. – с этими словами он рывком подтянул футболиста в угол камеры, не попадающий в обозрение из зарешеченного окошка двери.

В соседнюю комнату вошли трое.

Нина…

Через разделяющую их бетонную стену Алексей ощущал, как дрожат ее руки и холодеют пальцы от страха. Женщина боялась и надеялась увидеть его, почти чувствуя живое присутствие любимого рядом. Но она не доверяла своим ощущениям. А ведь еще немного, и ей удалось бы услышать поток его мыслей, стремящихся успокоить ее…

Как бы ему хотелось сейчас выйти из укрытия! Нет, он был слишком слаб теперь, вся его энергия ушла на Андрея. Рисковать нельзя…

Он слышал все. И лихорадочно соображал, как поступить. Пуля, вошедшая в стену в сантиметре от головы Нины, вывела его из состояния оторопи. Следующий случайный выстрел мог стать более метким…

Алексей понял, что делать. Он прижал палец к губам, приказывая Андрею молчать и не двигаться.

Дождавшись, когда соседняя комната опустеет, он бесшумно открыл дверь камеры и снова прислушался. Нина шла между двумя мужчинами. Она рисковала попасть под перекрестный огонь в крошечном пространстве коридора: мужчины вооружены и на взводе, любая неосторожность с его стороны послужила бы сигналом к пальбе. Момент мог быть лишь один: когда первый мужчина поднимется по лестнице, ведущей из бункера на поверхность…

Алексей скользнул в проем двери, оказавшись в комнате охраны, оттуда вышел в туннель коридора. Впереди идущие уже завернули за угол. Алексей приблизился к повороту. За ним было не менее двадцати метров по прямой. Если кто-то обернется на его шаги – это верная смерть.

Он закрыл глаза. Вспомнил, как мальчиком его привезли на Ольхон, к пещере шаманки. Детям и женщинам запрещено приближаться к ней. Ведь здесь, на священном месте, соединяющем мир людей и мир духов, стоит незримый эфемерный дворец хозяина Ольхона. Энергетика этого места может убить того, кто не готов к контакту с потусторонними силами. Но Алексея, как плащом, укрыли защитным заклинанием. Да не пристанет к нему никакое зло, да избежит он пули, ножа и лютого умысла… Заклятие древних духов острова шаманов хранило его до сих пор, поможет и теперь.

Сдерживая дыхание, он шагнул вперед и в нескольких метрах от себя увидел спину Энтони Снайпса.

Обе руки Энтони были заняты. Правой он держал пистолет и целился в генерала, левой толкал перед собой девушку, выкрутив ее руку за спину.

Нина, покорная от боли в вывернутом суставе, двигалась молча.

Алексей выждал еще две минуты и вышел из укрытия.

Он втянул воздух. Мужчина, чья спина была у него перед глазами, излучал мощный энергетический поток – это крепкий, уверенный в себе соперник с молниеносной реакцией. Ему нужна жизнь Алексея – только такой ценой он мог вернуть душевное спокойствие своим хозяевам. Его палец лежит на курке, первый же выстрел решит исход дела.

Нина…

Из бункера есть лишь один выход…

Мягкими шагами крадущейся панды Алексей стал продвигаться вперед, попадая точно в ритм движений британца.

Энтони раздумывал, как поступить с девушкой. Вообще-то, она ему не нужна. Но ее следует держать под прицелом до тех пор, пока этот чертов гипнотизер сам не выдаст себя. Снайпс шкурой чувствовал – он где-то рядом. Главное – убрать гипнотизера. А с бриллиантом Энтони после разберется в два счета…

Вдруг британец ощутил мощную адреналиновую волну, прокатившуюся по телу. Он еще ничего не успел понять, но уже осознал обострившимся звериным чутьем: охотник и дичь поменялись местами. Энтони замедлил движение лишь на долю секунды, когда заметил загоревшийся свет тусклой сенсорной лампы позади себя. Кто-то, крадучись, шел за ними…

Британец сделал еще два шага и молниеносно развернулся, направив правую руку с пистолетом в сторону преследователя. Нина не успела даже вскрикнуть, как грохнул выстрел…

Энтони упал, как подкошенный.

Алексей обернулся. Позади, прислонившись к стене от слабости, стоял голкипер.

– Ты забыл пушку, брат, – сказал, улыбаясь во весь рот, Андрей и протянул ему снайперскую винтовку спецназовца.

Глава 25

В толчее аэропорта было уютно.

Нина сидела недалеко от стеклянной стены, выходящей на летное поле, и листала блокнот Алексея. Она нашла его в спортивной сумке с вещами. Конечно, Нина ни за что не стала бы любопытствовать без спроса. Но он увидел ее загоревшиеся глаза и кивком разрешил раскрыть свою истрепанную записную книжку.

Женщина забыла о рубашках и джинсах, аккуратно переложенных собственной рукой, – как большинство мужчин, Алексей собирался в дорогу наспех, кидая вещи в сумку как придется. Нина раскрыла блокнот и прочла: «Все в любовь, любовь и пуля не возьмет», «Если б человек мог, любя, все время чувствовать Бога – была бы радость и сияние. А выходит не радость, а мука без конца. А все-таки любовь!..»

– Что это? – удивилась она.

Вот уж не думала найти в мужской записной книжке такие сантименты.

– Думаешь, я веду дневник уездной барышни? – усмехнулся Алексей. – Эти мысли принадлежат не мне.

– А кому?

– Григорию Распутину. Императрица Александра записывала, по доброй воле она была его секретарем.

С того дня, как они выбрались из бункера и кончилась вся эта безумная история, прошла неделя.

Кирилл Петрович Бессонов вышел в отставку и, кажется, уже вполне успокоился. Следствие о том, как британский подданный Энтони Снайпс путем шантажа пытался воздействовать на российское правительство, требуя признания законности притязаний на имя княжны Романовой английской самозванки, находилось сейчас в самом разгаре. В этом скандале генерал Бессонов стал разменной монетой, считая, что еще отделался довольно дешево.

Он миллион раз просил прощения у Нины, говорил, что будто пелена с глаз упала, когда Алексей все ему объяснил и указал, где именно британский резидент и руководитель липового Фонда Романовых прячет украденный им бриллиант «Кондор»… Старик отправил по наводке Алексея своих людей.

Отряд спецназначения, ворвавшись в квартиру мелкого посольского канцеляриста, чуть не довел Ника до инфаркта. Алексей, присутствовавший при операции, дал свидетельские показания, что видел, как Снайпс, пользуясь дипломатической неприкосновенностью, избежал тотального осмотра после той злополучной презентации в Гостином Дворе. Вынесенный камень Снайпс передал Нику Н., служащему посольства Великобритании в России.

Все это, конечно, выглядело довольно странно. Но Британия после спешно проведенного в Японии сравнительного ДНК-анализа крови последнего русского императора, что надежно хранилась там много десятилетий, и крови английской самозванки не была заинтересована в дальнейшем развитии скандала.

В общем, каким-то фантастическим образом все утихло, замялось, и даже плотоядная желтая пресса не настаивала на охоте за привидениями. Репортеров теперь больше интересовали перипетии воссоединения звездной пары: сумасшедший голкипер вернулся к своей невесте Анжеле. Их подготовка к свадьбе всю прошедшую неделю была главной новостью бульварных изданий.

Нина взяла на работе отпуск за свой счет. Алексей обещал ей незабываемое путешествие во искупление своей вины. Она не возражала, просто передала ему загранпаспорт, даже не спрашивая, куда они полетят.

И вот они в аэропорту. Нина подняла голову от блокнота и увидела Алексея, он махал ей рукой, стоя в очереди регистрации рейса. Нина мельком взглянула на табло над стойкой и ахнула: «Москва-Дели»! Записная книжка выпала у нее из рук: Алексей вез ее в Индию!

– О господи! – вырвалось у нее вместе со смехом.

Вот чудак! Мог бы предупредить, она бы не брала две пары босоножек на шпильках. Впрочем, уже все равно, через пять-десять минут их багаж нырнет в пасть московского аэропорта, чтобы вынырнуть уже в жаркой индийской столице.

Она перевернула страничку блокнота. Удивительной личностью был все-таки этот Распутин! «Золото известно, а бриллианты, хотя и ценны, но не всем понятны. Так и духовная жизнь не всеми вместима и в радость – насколько порадуешься, настолько и восплачешь. Насколько примут, настолько и погонят», – прочитала она…

– Специальный выпуск новостей! – объявила дикторша из телевизионной панели. – Бриллиант «Кондор», наделавший столько шума сначала в связи с его находкой, потом в связи с его исчезновением, был найден два дня назад – так объявило федеральное бюро национальной безопасности, ведущее расследование после кражи в Гостином Дворе. Однако проведенная экспертиза показала, что изъятый в ходе спецоперации ФСБ бриллиант оказался лишь его искусной подделкой. Подделку готовили по заказу модельера Владлена. Причину, по которой кутюрье не заявил о пропаже поддельного бриллианта, сейчас выясняют. А вот настоящий бриллиант снова исчез…

– Нина! – крикнул от стойки Алексей и махнул ей.

Она подхватилась, сунула блокнот в свою белую сумочку и подбежала к нему.

– Алексей Бадмаев? – прочитала вслух запись в его паспорте девушка-регистратор.

– Так точно! – рапортовал он.

Регистратор вернула ему паспорт, вложив в него посадочный талон.

Нина сунула руку в сумочку, чтобы достать свой паспорт. Рука ее наткнулась на что-то круглое, размером с перепелиное яйцо. Девушка в синей форме выжидательно смотрела на пассажирку, которая никак не могла извлечь из недр сумки документ. Алексей быстро сориентировался.

– Дай-ка помогу, дорогая! – сказал он и запустил свою широкую руку в ее изящную сумочку.

Внутри сумки на несколько секунд разгорелась нешуточная схватка. Наконец Алексей с победным видом извлек из нее паспорт Нины и положил на стойку.

– У меня такая рассеянная невеста, – заявил он регистратору, – вы не представляете. Сам пакую чемоданы, даже ее лифчики сам укладываю. А что еще будет, когда мы поженимся?!

Девушка хихикнула и застучала по клавиатуре.

Нина с опаской приоткрыла свою сумку. Да. Она не ошиблась. На дне лежал голубой бриллиант!

– Ты сумасшедший ненормальный параноик, каких свет не видывал! – зашептала она, глотая слова и глядя на него круглыми глазами, когда они отошли от стойки регистрации.

– Дорогуша, мы еще не женаты, а ты уже позволяешь себе критику. Подожди хотя бы до штампа в загсе!

– О господи! – Нина готова была разрыдаться, но, глядя на смеющееся лицо Алексея, передумала. – Тебе нипочем не перетащить камень через таможню! Фокус не пройдет!

– Не стоит недооценивать будущего супруга, – назидательным тоном произнес он. – Обещаю, что с этого момента ты со мной фокусов еще насмотришься. Я, конечно, не Копперфильд, но кое-что умею…

И он почти силком потащил ее к таможенному контролю. Нина сжалась, представляя, какой сейчас поднимется шум… Она отчетливо представляла на экране монитора, высвечивающего содержимое ее сумочки, этот проклятый бриллиант… Взгляд Нины в ужасе прилип к монитору… Но сумочка благополучно проскочила досмотр, никто не обратил на нее никакого внимания.

Нина посмотрела на Алексея. Он скалил белые зубы, что-то говорил и глубоко заглядывал в глаза сотрудникам таможни. Те отчего-то покатывались от хохота.

Уже на борту самолета он вдруг посерьезнел, взял ее руку и поднес к своим губам.

– Нина, я искал бриллиант, а нашел целых два!

Она прижалась к нему, кокетливо качнула головой и шепнула:

– С одним из них ты все-таки должен расстаться. Я хочу, чтобы мое первое в жизни романтическое путешествие с любимым мужчиной прошло без всех этих приключений в духе Джеймса Бонда…

Алексей притворно растерялся и развел руками:

– А я уж было решил, что тебе понравилось перепрыгивать с крыши на крышу. Ведь мы как раз едем искать тот самый храм, в который должно вернуться наше голубое сокровище…

Самолет взмыл в небо.

Оглавление

Пролог 1735 год

Часть 1. Императрица

  Глава 1 1985 год

  Глава 2 2000 год

  Глава 3 2010 год

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

Часть 2. Шаман

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg