«Д'Арманьяки-2»

Луи Бриньон "Д'Арманьяки-2"

Глава 1

Сентябрь 1422

Все три колокольни аббатства Бернардинцев отзвонили вечернюю службу. В то время как монахи гуськом пересекали внутренний двор аббатства, к воротам подъехали два запыленных всадника. Один из них спешился и громко постучал в ворота. И сам стук, и облик человека с глубоким шрамом на лице, выдавали крайнюю нетерпеливость. Она отчётливо проявилась в тот миг, когда ворота монастыря отворились. Прибывший отстранил рукой монаха, отворившего ему дверь и, оставив своего спутника в одиночестве дожидаться его возвращения, поспешно вошёл внутрь. По всей видимости, он прекрасно знал дорогу, ибо, не задерживаясь вошёл внутрь одной из каменных построек и миновав несколько довольно запутанных коридоров, вступил в маленький зал. Зал тот являл собой простоту и скромность. За исключением святых образов, исповедальни и большой статуи Иисуса Христа, здесь ничего не имелось. Иными словами говоря, он напоминал не что иное как часовню. Одну из многих, имеющихся в аббатстве. Отличие этой часовни от всех остальных состояло в том, что сюда заглядывали лишь избранные братья монашеского ордена. Об этой «особой» часовне знали все обитатели монастыря. Соответственно, они и не старались попасть в это место, ибо, ко всему прочему такая попытка влекла за собой серьёзное наказание. Однако человека со шрамом эти запреты никоим образом не касались. Уверенный вид являл тому лучшее доказательство. Оказавшись в часовне, он остановился и стал чего-то дожидаться. Ожидание продлилось недолго. За его спиной раздался звук запираемой двери, на который он даже не оглянулся. Он ничего не ответил и монаху, невесть откуда появившемуся перед ним.

— Отец Лануа ждёт вас, брат мой! — тихо произнёс монах.

Вслед за этими словами монах направился к противоположной стене, где было сооружено распятие. Распятие выделялось на общем фоне стены тем, что выступало несколько вперёд. И такой выступ имел определённую цель. Следующие действия монаха показали,…какую именно. Он подошёл к распятию с правой стороны и, упёршись в него плечом, надавил. Распятие сразу же поддалось и стало сдвигаться вдоль стены в левую сторону. Человек со шрамом подошёл к распятию, когда рядом с ним открылся проход, ведущий к основанию кривой каменной лестницы. Он первым шагнул в проход. Спустившись на несколько ступенек вниз, он снял со стены горящий факел. В это мгновение распятие над головой сомкнулось. Свет, падающий на лестницу, исчез. Освещая себе путь в темноте пламенем факела, человек со шрамом начал спускаться дальше. Он шёл с уверенностью человека, не раз бывавшего в этом месте. Подземелье очень скоро привело его к входу…в некрополь. Подземное кладбище и умиротворяло и пугало своим безмолвием. Несколько сотен могил окружали кольцом небольшой мавзолей. Почти все могилы украшали скульптуры и изречения. Мраморные кресты чередовались с фигурами крылатых ангелов. Треснутые каменные плиты, служившие дорожкой меж могилами, чередовались с осыпанной местами оградой, что окружала каждую из могил. А вообще, некрополь напоминал собой живописный мемориал, преданный забвению. Иначе и не могло быть. После того, как подземелье под кладбищем «Невинно убиенных младенцев» раскрыли, именно сюда перебрался орден. Здесь он творил свои чёрные дела. Отсюда управляя всем. На сей раз, памятуя о прошлых событиях, ордену удалось спрятаться от людских взоров достаточно надёжно. Его могли узреть лишь тогда, когда он наносил очередной смертельный удар, сокрушая своих врагов. Именно здесь, в некрополе, а если точнее, в мавзолее, находился глава ордена Гилберт де Лануа. Лишь избранные знали, кем именно он является на самом деле. Гилберт де Лануа больше не служил герцогу Бургундскому, но именно с его помощью, получил должность настоятеля аббатства святых Бернардинцев. Эти незначительные изменения позволяли ему напрочь отсечь монастырь от любопытных взглядов. Он властвовал в аббатстве, лицемерно выдавая себя за служителя божьего. Что, несомненно, давало ему определённые преимущества и позволяло не только скрывать истинные вещи, но и укреплять ряды ордена новыми сподвижниками.

Когда человек со шрамом вошёл в мавзолей, Лануа сидел облачённый в епископскую мантию. Его руки лежали на деревянных подлокотниках кресла. А взгляд был направлен в сторону прибывшего человека. За его спиной стояли два монаха. Их лица закрывали капюшоны. За эти три года Лануа совсем не изменился. Тот же острый взгляд и незаметная мрачная усмешка. Сам мавзолей являл собой каменные стены, испещренные множеством надписей. У мавзолея имелось три двери. Каждая из них имела своё предназначение: предосторожность, которой всегда пользовался глава ордена. Здесь была ещё одна особенность. Слова, сказанные даже тихим голосом, разносились эхом, повторяясь вновь и вновь. И оттого голос главы ордена навевал ещё больший ужас. Ведь, по сути, разговаривал почти всегда только он один. Остальные слушали или же просто отвечали на вопросы.

Человек со шрамом подошёл к главе ордена и, опустившись на колени, приложился к руке, на которой сверкал огромный перстень.

— Отец, я здесь, как вы мне и приказывали! — с глубоким почтением произнёс человек со шрамом.

— Встань, сын мой! — голос Лануа прозвучал как всегда холодно. Проницательный взгляд прошёлся по человеку со шрамом, едва тот поднялся на ноги. — Говори! — коротко приказал Лануа.

— Слава отцу нашему Анатасу, мы нашли его! — не скрывая радости, сообщил человек со шрамом. — Долгие месяцы упорных поисков принесли свои плоды. А ведь мы уже и не надеялись. Лишь благодаря удивительному случаю мы узнали, где он скрывается.

Услышав эти слова, глава ордена намертво вцепился руками в поручни и, приподнявшись в кресле, выдохнул:

— Где? Когда?

— Меньше месяца назад. Нам удалось найти одного цыгана по имени Заро. За сотню золотых экю он согласился всё рассказать.

— Не может ли это быть обманом? — Лануа опустился обратно в кресло. Вопрос он задал с изрядной долей сомнения. — Три года мы не могли узнать ничего, и вдруг объявляется цыган, которому всё известно. Мне всё это кажется неправдой.

— Я был такого же мнения, отец мой, — слегка склонившись, отвечал человек со шрамом, — по этой причине, когда мне сообщили радостную новость, самолично отправился в Арль, где у них находится табор, и побеседовал с цыганом.

— И что же ты узнал?

— Всё совпадает, отец мой. Цыган Заро был женихом цыганки по имени Нефиза. Эта Нефиза не кто иная как дочь предательницы Мемфизы.

— Мемфизы? — в голосе Лануа послышалась отчётливая радость. — Рассказывай, сын мой. Рассказывай дальше.

— Так вот. Эта цыганка по желанию матери была отправлена в дом к графу Д'Арманьяку. Как рассказывает цыган, пробыла она там очень короткое время. Когда цыганка вернулась, она принесла с собой ребёнка. Мальчика. Цыган, увидев её с ребёнком, отказался на ней жениться. А как- то раз напился и ударил спящего ребёнка. Это увидела та самая Нефиза. По его словам, она несколько раз пырнула его ножом в отместку за мальчика, и он лишь чудом остался в живых. Он, после этого случая, затаил зло на свою бывшую невесту. Цыган говорит, что эта девушка как волчица охраняет ребёнка. Она никого не подпускает к нему близко. Ко всем относится с подозрением.

— Похоже, это действительно наш злейший враг…последний оставшийся в живых отпрыск Д'Арманьков. Вы выяснили, где находится цыганка с мальчиком?

— Да, отец мой. По рассказу цыгана, она живёт отдельно от табора. Вроде бы она купила дом в маленькой деревушке между Арлем и Тулоном. Цыган вызвался отвести туда наших братьев. Этой ночью они нападут на цыганку с ребёнком.

— Они должны быть живыми, когда я увижу их! Или же я должен видеть его мёртвое тело, — в голосе главы ордена появилась холодная угроза. — Я предупреждал вас. Я лично должен убедиться в том, что этот мальчик и есть отпрыск Д'Арманьков.

— Наши братья осведомлены и сделают всё, как вы того и желали. Они привезут мальчика сюда.

— Тебе следует вернуться назад на случай непредвиденных обстоятельств. Мы должны исключить любую, даже малейшую возможность спасения мальчика.

— Я немедленно отправляюсь в Арль, отец мой!

Человек со шрамом снова поцеловал руку Лануа и, пятясь назад, покинул мавзолей. Некоторое время после его ухода глава ордена пребывал в глубокой задумчивости. Его лицо снова стало непроницаемым для постороннего взгляда. Лануа редко выдавал свои подлинные чувства. Сегодняшний день стал исключением. И тому была причина. Он никогда не мог смириться с мыслью, что в тот день, когда они сумели уничтожить графа Д'Арманьяк, они упустили новорождённого мальчика. А ведь именно он, являл для ордена наивысшую угрозу. Все эти три года Лануа полагал, что роковое предсказание рушит все их труды и оберегает жизнь мальчика. Эта мысль вносила ужас в душу Лануа, ибо он страшился часа, когда предсказание действительно может осуществиться. Он страшился этого, но не признавался в этом никому. Даже себе. И вот теперь…такая удача. Уже сегодня все его опасения останутся в прошлом. Глава ордена резко поднялся и направился к одному из трёх выходов, имевшихся в мавзолее. Оба монаха следовали за ним по пятам. Через дверь они вышли в соседнее помещение, гораздо меньшее, чем сам мавзолей. Здесь имелся ещё один вход, за исключением того, откуда появились они. В левом углу помещения имелся каменный колодец, наполненный водой. Сюда и подошёл глава ордена. Остановившись у каменного круга, он достал из внутреннего кармана маленький пузырёк с синеватой жидкостью. Вначале он пристально разглядывал его, а затем откупорил и вылил содержимое в воду. Пустой пузырёк полетел в воду вслед за содержимым. После совершённого действия, глава ордена некоторое время пристально смотрел на воду, отслеживая все изменения. Практически за короткое время цвет воды изменился, приняв желтоватый оттенок. Глава ордена отметил про себя эти изменения. Чуть позже по его знаку один из сопровождающих его монахов прошёл к другому выходу и исчез за дверью. Тотчас же за дверью послышался шум. Она снова отворилась. Появились уже три человека. Двое монахов тащили связанного по рукам и ногам молодого человека. Ко всем прочим страданиям, ему и рот заткнули куском грязной материи. Оттого он лишь вращал расширившимися от ужаса глазами вокруг себя, пытаясь понять этот странный ритуал, который, несомненно, его пугал. Пленника подтащили к колодцу. Затем по молчаливому знаку главы ордена, приподняли и поставили на ноги. Руки у пленника были связаны за спиной. Это обстоятельство позволило пропустить палку у него под мышками. С какой целью это делалось, стало ясно позднее, когда те же двое монахов подняли пленника и осторожно опустили в колодец. Воды в колодце оказалось совсем немного. По этой причине один конец палки сразу же упёрся в дно, второй же лёг на верхний край. В виду таких незамысловатых действий, одна половина тела пленника оказалось в воде, а вторая же снаружи. Снаружи осталась и голова пленника, что позволяло ему всё ещё дышать. Едва пленник оказался в колодце, как глава ордена сделал несколько шагов назад. Все трое монахов последовали его примеру. И все трое вслед за ним устремили напряжённый взгляд в сторону колодца. Вначале пленник лежал тихо. Видимо, он никак не мог прийти в себя. Страх сковал все части его тела. Но мало помалу, он начал дёргаться. Вначале едва заметно. Но с каждым мгновением всё сильней и сильней. Пленник стал издавать глухие звуки. Видимо он кричал, но кляп не позволял услышать что именно. Эти звуки усиливались, едва голова, которая постоянно металась из стороны в сторону, касалась воды. Прошло ещё немного времени, и на одежде пленника появились едва заметные дыры. Он начал извиваться всем телом и как следствие, биться о воду. Брызги полетели из колодца, но все четверо сохраняло достаточное расстояние от колодца, чтобы избежать нежелательного соприкосновения. Тем временем мучения несчастного продолжались. Вода буквально начала выедать одежду пленника. На оголённой коже начали появляться мелкие волдыри. Эти волдыри распространялись по всему телу. Затем они начали лопаться. На месте, где они лопались, кожа сходила вместе с волдырями, оставляя на месте кровоточащую рану. Вскоре боль стала совершенно невыносимой. Его лицо посинело. Изо рта хлынула пена. Частые конвульсии пленника привели к тому, что его тело начало сползать по палке вниз. Понемногу оно стало погружаться в воду. Один из монахов направился, было, к палке, но Лануа остановил его.

— Уже не имеет значения, — коротко произнёс он, и ещё раз взглянув на левую руку несчастного всё ещё торчавшую над водой, добавил, — яд слишком сильный. Признаки отравления проявляются слишком рано. Это очевидно. И очень опасно. Передайте нашим братьям, пусть найдут средство замедлить действие состава.

Глава 2

Нефиза

Нефиза в сотый раз подошла к окну. Однако, как она ни всматривалась наружу, так ничего и не смогла разглядеть. Кромешная темнота. Даже луны не видно. Лишь звуки. И этот омерзительный…вой. Он повторялся раз за разом заставляя её неосознанно волноваться. В душе у Нефизы появилась странная тяжесть. Как она ни старалась, так и не сумела избавиться от неприятного ощущения надвигающейся беды. Однако очень скоро её мысли направились в другое русло. Она оперлась рукой о стену и, прильнув к стеклу, ещё раз попыталась проникнуть сквозь черноту за окном.

— Где же он? — с беспокойством прошептала она. Она отошла от окна. Посреди маленькой комнаты стоял грубо сколоченный стол. На нём лежал хлеб и кувшин с молоком. Рядом стоял табурет с кривыми ножками. Бегло осмотрев всё это, Нефиза устремила глубоко нежный взгляд на маленького мальчика, который мирно посапывал на топчане в углу комнаты. Одеяло слетело с него на пол, открывая белую ночную рубашку с открытым воротником. Нефиза подняла одеяло, но не стала накрывать мальчика. С ним в руках она села на край постели. Она некоторое время с мягкой улыбкой смотрела на него, а затем отложила одеяло в сторону и, потянувшись, убрала прядь волос с лица спящего мальчика. Он даже не почувствовала это движение. Нефиза разглядывала длинные, русые волосы, рассыпавшиеся на подушке. Смотрела на два румянца, что украшали припухлые щёки. На красивый овал лица и длинные ресницы, которые время от времени вздрагивали. Не удержавшись, Нефиза коснулась рукой головы мальчика и с любовью в голосе, прошептала:

— Ты такой же красивый, как и твой отец!

Внезапный стук в дверь заставил её вздрогнуть. Она резко убрала руку и, поднявшись, направилась к двери. Не открывая засов, Нефиза негромко спросила:

— Кто?

— Я! — раздалось за дверью.

Издав вздох облегчения, Нефиза отодвинула засов, пропуская в дом ночного гостя. Им оказался тот самый цыган, который не раз передавал послание Капелюшу. Бегло оглядевшись по сторонам, он подсел к столу и, взяв кувшин с молоком за горлышко, стал жадно пить. Утолив жажду, цыган вытер рукавом рубашки губы и сразу же заговорил приглушённым голосом.

— Я ненадолго. Меня ждут в таборе.

— Ты узнал? — Нефиза встала перед ним и устремила на него взгляд полный надежды.

— Да, — цыган коротко кивнул. — Графиня Д'Арманьяк вместе с маленькой дочерью перебралась в Гасконь. Они и сейчас там.

— С дочерью? — изумлённо переспросила Нефиза. — Как такое возможно? Она же вдова! Ты точно знаешь?

Цыган снова кивнул.

— Я всё разузнал. Дочь родилась сразу после смерти… — цыган запнулся, увидев, что Нефиза погрустнела, услышав эти слова. Чуть позже, он всё же продолжил: — Жаль, что он так и не смог увидеть свою дочь. Говорят, она очень красивая. Вся в мать.

— А почему в Гасконь? Тебе известно?

Цыган в ответ на эти слова, неопределённо хмыкнул.

— Дочь Мемфизы, Гасконь принадлежит дому Д'Арманьяков, как и много других земель. Они поселились в замке Фацензак, — продолжал негромко рассказывать цыган. — Туда же графиня велела перевезти тела покойного графа и девушки по имени Мирианда. Графиня до сих пор ходит в чёрном платье. Все говорят, что она по прошествии трёх лет, всё ещё горюет по своему супругу.

— Ты виделся с ней?

— Мог, но не стал, — нахмурившись, ответил цыган. — Люди из ордена всё время следят за ней. Я видел их собственными глазами. Какое обличие бы не принимали эти убийцы, я всегда узнаю их. Я несколько дней находился возле замка и искал подходящего случая, чтобы поговорить с графиней. Но он так и не представился. Эти монахи везде рыщут. Один из этих убийц устроился в церкви священником. Я узнал его. Он приходил в табор вместе с другими после смерти Мемфизы. Если б тогда они нас застали… — цыган ещё больше нахмурился и продолжал с откровенной ненавистью в голосе: — Я тогда спрятался и видел их всех. Теперь этот человек исповедует графиню. Все его зовут отец Бернар.

— Что же мне делать? — бледнея, прошептала Нефиза.

— Выкинь из головы встречу с графиней, — предостерёг её цыган, — ребёнок и дня не проживёт в замке. Они найдут способ убить его. Ей нельзя говорить. Ты должна ещё немного подождать, пока они не забудут о нём и не перестанут искать.

— Этого никогда не произойдёт. А если,…если обратиться к Д'Арманьякам? — в голосе Нефизы появилась надежда. — Среди них ведь остались друзья моего господина?

— В Осере остался только один человек из друзей твоего господина. Его имя Гийом Ле Крусто. Сейчас он командует всеми Д'Арманьяками. Но им нелегко приходится. Бургундцы начали их теснить, и неизвестно чем всё закончится. Поэтому я тебе повторю мои слова. Ты никому не можешь доверять сейчас, когда мальчика ищут убийцы. Затаись и жди. Ничего больше не остаётся.

— Хорошо, — после недолго молчания вымолвила Нефиза, — я сделаю, как ты говоришь. Я поклялась оберегать жизнь мальчика. Поклялась его отцу. И я не сделаю ничего, что может навлечь опасность на него. А ты…, - Нефиза осеклась, так как в этот миг цыган приложил палец к губам, призывая к немедленному молчанию. Нефиза сразу же насторожилась. И не только она одна. Цыган встал со своего места и бесшумно подошёл к двери. Он некоторое время прислушивался, а затем так же бесшумно открыл дверь и выскользнул наружу. Прошло совсем немного времени, когда он вернулся обратно. Войдя в дом, цыган закрыл дверь на засов и шёпотом, в котором слышалась отчётливая тревога, обратился к Нефизе.

— Дочь Мемфизы, настал для тебя час испытаний. Эти убийцы здесь. Их много. Очень скоро они ворвутся в дом. Быстро собирайся. Я помогу тебе уйти.

Нефиза резко изменилась в лице, услышав эти слова, но присутствие духа не потеряла. Она все эти годы пребывала в беспокойном состоянии и всегда была готова к таким событиям. По этой причине она не стала медлить. В углу лежал небольшой мешок. Она подняла его и быстро закинула за плечи. Затем подбежала к постели и, укутав спящего мальчика в одеяло, подняла его и прижала левой рукой к своей груди. Свободной правой она вытащила пристёгнутый к поясу кинжал и, с решимостью взглянув в лицо цыгана, прошептала:

— Я готова!

Полусонный мальчик так и не проснулся. Он обнял её рукой за шею. Его голова свесилась на плечо Нефизы. Один за другим оба вышли наружу.

— Беги в лес! Он справа от тебя. Темно, они тебя не заметят, — прошептал, было, цыган, но именно в этот миг их заметили. В непосредственной близости от них раздались яростные крики:

— Вот они! Ловите их!

Сразу несколько человек бросилось им наперерез. Цыган преградил им путь и сразу же ввязался в ожесточённую схватку. Сражаясь, он что было силы, закричал Нефизе:

— Беги, я не смогу их остановить!

Не успели эти слова отзвучать, как цыган охнул и начал оседать на землю, поражённый несколькими ударами шпаги одновременно. Но время было выиграно. Нефиза прижимая ребенка к груди, помчалась к изгороди. Сзади слышался шум. Он становился всё ближе и ближе. Послышались крики ярости.

— Ловите эту проклятую цыганку! У неё мальчик!

Нефиза достигла изгороди и здесь чуть замешкалась, пока пролезала между двумя жердями. Ребёнок не позволял сделать это сразу. Пришлось его перекладывать на руки. Она уже почти перебралась на другую сторону, когда почувствовала, как в бок вошла холодная сталь. Она вскрикнула от боли. Сразу же после её крика раздался торжествующий голос:

— Я ранил цыганку. Она сейчас упадёт!

Вслед за криком в изгороди показалась голова. Не мешкая, Нефиза быстро освободила одну руку и нанесла несколько ударов кинжалом по торчавшей голове. Раздались дикие вопли. Нефиза снова прижала к груди мальчика и побежала по полю в сторону леса. Обувь мешала ей бежать. Поэтому она сбросила её, и ещё крепче прижав к груди мальчика, понеслась с огромной скоростью. Вслед за ней раздавались крики и угрозы. Но она не останавливалась и не оборачивалась. Вдалеке раздался конский топот. Услышав его, Нефиза напрягла все свои силы, стремительно приближаясь к лесу. А вот и они…спасительные ряды деревьев. Не останавливаясь, Нефиза укрыла голову мальчика руками и побежала меж деревьев. Сердце бешено отстукивало удар за ударом, ветки хлестали её по лицу, но она слышала лишь одну мысль, что настойчиво билась в голове.

«Беги Нефиза, беги…». И она бежала. Бежала не оглядываясь. Страх за жизнь мальчика гнал её вперёд. Нефиза боялась остановиться. Она знала, что если остановится, больше не сможет сдвинуться с места. В мгновения, когда эта страшная мысль проносилась у неё в голове, она ещё крепче прижимала к себе мальчика, чувствуя тепло его тела. Ряд деревьев закончился неожиданно. Впереди показались очертания монастырских стен. Достигнув стен, Нефиза побежала вдоль них, свободной рукой нащупывая дверь. Стена, сплошная стена. Она чувствовала, что силы у неё на исходе. Она скоро упадёт. И в этот миг её рука наткнулась на свободное пространство. На её счастье калитка была отворена. Нефиза вбежала внутрь. В глаза бросился слабый огонёк. Не раздумывая, Нефиза побежала в сторону мерцающего пламени.

Сестра ордена доминиканцев Мария сидела в своей келье и читала Библию. На столе горела одинокая свеча. Она освещала одеяние монахини. Камизу, монашеское платье и скапуляр. Шею облегал белоснежный горжет. На голову монахини была наброшена чёрная накидка с белоснежной каймой по краям. Левая рука монахини лежала на Библии, а правая держала крест, вдетый в чётки. На лице её застыла безмятежность. Она предавалась высоким мыслям о господе, когда…дверь её кельи неожиданно распахнулась и на пороге показалась юная девушка, сжимающая на груди ребёнка. Лицо девушки исказила страшная гримаса. Оно совсем посинело. Почти всё платье вымокло от её собственной крови. Кровь струилась по платью и стекала на босые ноги, окрашивая их в красный цвет. Монахиню потряс вид этой девушки. Она вскочила с места и с ужасом вскричала:

— Да ты вся в крови! Тебя надо перевязать…

Девушка прижалась спиной к стене и стала медленно оседать на пол. При этом она не выпускала из рук ребёнка. Оставив крест на столе, монахиня бросилась к ней. Она опустилась на колени перед девушкой и попыталась определить, где находится рана. Едва она начала её ощупывать, как раздался хриплый голос, который постоянно прерывался:

— Закли…наю вас име…нем того…бо. га…кото…ро…го вы лю…бите. Спа…сите ребё. нка…

— Потом поговорим. Сейчас я постараюсь тебе помочь, — прошептала монахиня. Ей удалось обнаружить рану, и она уже собиралась перевязать её, когда раздался душераздирающий крик девушки:

— Нет…

Монахиня оцепенела. В этом крике было столько боли и отчаяния, что рука монахини так и осталась висеть в воздухе. Она подняла взгляд на девушку и…вздрогнула всем телом. Мольба, слёзы в её глазах… выворачивали ей душу.

— Ему не…кому по…мочь кроме вас, — посиневшими губами зашептала девушка, — маль…чик…на моей…гру…ди…един стве нный наследник ро. да Д'Арма…ньяков…его отца…уби…ли. За ним то…же гоня. тся убийцы. Они ско…ро…будут здесь и тог…да все ум…рут. Его на…до спасти. Увез…ти из Фран…ции. Здесь…они убьют…его. В мешке…за моей спи…ной…там две бумаги…они очень…важ…ные…там напи…сано…что этот маль…чик…граф Д'Арманьяк. Там есть…деньги…золото…возьмите всё и уве. зите маль…чика дале…ко отсюда…сейчас…сейчас…сейчас…скорее… — вместе с последним словом отлетела и душа девушки. В открытых глазах застыла мольба. Монахиня с глубоким состраданием смотрела на неё. Прошептав короткую молитву, она закрыла ей глаза и осторожно взялась за ребёнка. Но она не смогла его забрать. Рука мёртвой девушки крепко сжимала мальчика. С огромным трудом монахине удалось освободить мальчика от этих цепких объятий. Мальчик настолько крепко спал, что даже не пошевелился, пока она его укладывала на свою постель. Затем сестра Мария сняла мешок и осмотрела всё содержимое. Там лежали четыре увесистых кошелька набитые монетами и три свитка. Два из них были запечатаны. Третий просто скручен. На свитке было написано несколько слов. «Нефизе от графа Д'Арманьяк». Прочитав надпись и увидев на печатях свитков всем известную букву «А», — символ дома Д'Арманьяков, — она больше не сомневалась в том, как ей следует поступить. Она взяла крест со стола и повесила его на свою шею. Затем преклонила колени и коротко помолилась. После этого она положила в мешок Библию и закинула его за плечо. И уже в конце она укутала мальчика и, взяв его на руки, направилась к двери. На пороге она остановилась и прошептала, обращаясь к мёртвой девушке:

— Наши сёстры позаботятся о твоей душе. Я же клянусь: придёт день и он узнает, что ты для него совершила!

Глава 3

Тулон

Двумя днями спустя сумрачным утром в порту Тулона появилась монахиня. Рядом с ней шёл маленький мальчик. Она его держала за руку. Мальчик был одет в короткие штанишки, маленькие остроносые башмачки и тёплую рубашку, поверх которой был накинут плащ. Мальчик всё время с любопытством озирался по сторонам и задавал монахине разные вопросы, на которые она отвечала с завидным терпением. В порту царила обычная суматоха. Груды провизии, бочек и всяческих товаров постоянно встречались на пути, равно как грузчики и матросы, сновавшие между этих скоплений. Монахиня и мальчик шли вдоль кромки причала и, задрав голову, с уважением смотрели на высоченные борта кораблей, которые мерно покачивал морской бриз. То и дело слышались глухие всплески, когда волны ударялись о борт. Один из кораблей, двухмачтовое торговое судно, привлек внимание монахини. Она остановилась в непосредственной близости от здорового бородача. Бородач выкрикивал угрозы в адрес матросов, которые грузили на судно бочки. Нередко угрозы приправлялись бранными словами. И эта выразительная особенность моряка вызывала неприязнь на лице монахини. Она бросила осторожный взгляд в сторону мальчика. Но тот был занят созерцанием якоря. Выждав подходящий момент, когда бородач молчал, хмуро отслеживая очередные суетливые движения своих подчинённых, монахиня обратилась к нему с вопросом:

— Брат мой, куда идёт этот корабль?

Бородач повернул лицо в сторону монахини и, криво улыбнувшись, грубым голосом ответил:

— В Константинополь! Шевелитесь, лентяи, — прикрикнул он, обращаясь к матросам. Те забегали быстрее, а монахиня тем временем задала ещё один вопрос:

— Константинополь? Чтят ли там господа нашего Иисуса Христа!

— Чтят сестра, — ответил бородач и, сняв шляпу, с набожным видом перекрестился.

— Я поеду с вами, брат мой!

Бородач напялил шляпу и тут же скептически пробасил:

— Прости сестра, но мы не можем везти без платы. Такое путешествие вам не по карману. Так что…,- бородач осёкся, с удивлением и жадностью глядя на монеты, поблёскивающие в ладони монахини.

— Мне с…мальчиком отдельная келья…простите, я хотела сказать…комната. Конечно же, комната. Пусть маленькая. Я заплачу.

— Каюта, — поправил её бородач с явным удовлетворением. По всей видимости, он уже предвкушал удовольствие от предстоящей сделки.

— Мне нужна комната, а не то, что вы сказали, — весьма строго потребовала от бородача сестра Мария. Тот в ответ незлобиво махнул рукой.

— Называйте, как хотите сестра, лишь бы платили. А это…ваш сын? — с нескрываемым любопытством спросил он, бросая взгляд в сторону мальчика. Его вопрос прозвучал весьма двусмысленно. Вернее, в нём прозвучал откровенный намёк на несоответствие её одеяния и мальчика. Сестра Мария прекрасно поняла смысл этого вопроса.

— Любой ребёнок- дитя господа! — холодно ответила она.

— Хорошо, хорошо, — поспешно ответил бородач и, услужливо поклонившись, показал рукой на дощатый настил, ведущий на судно. — Если вы не возражаете, сестра. Очень скоро погрузка закончится, и мы сразу отплываем.

Сестра Мария, сжав руку мальчика, повела его рядом с собой, вслед за бородачом. Тому пришлось несколько раз останавливаться и придерживать её за локоть, пока они взбирались на палубу. Мальчик в отличие от неё чувствовал себя довольно свободно. Он с радостным смехом побежал наверх. Едва не потеряв равновесие в очередной раз, она выпустила его руку. Оказавшись на борту, мальчик мгновенно обежал всё судно, с откровенным любопытством оглядывая всё вокруг себя. Для него всё увиденное было внове. Однако его радости не суждено было продлиться долго. Бородач поймал мальчика за руку и отвёл к сестре Марии. А затем он проводил их в отдельную каюту, где кроме деревянной кровати и маленького стола, что были наглухо прикреплены к полу, ничего не имелось. Здесь он оставил их и вышел, предварительно сообщив о времени обеда. Сестра Мария помогла снять плащ с мальчика, затем усадила его на кровати и села рядом. Пока он болтал ногами взад вперёд, она вытащила из мешка Библию и незапечатанное письмо с надписью «Нефизе от графа Д'Арманьяк». Сестра Мария положила Библию на свои колени и уже собиралась раскрыть её, когда услышала голос мальчика:

— А где Нефиза?

Сестра Мария с нежностью посмотрела на мальчика. Ярко голубые глаза излучали вопрос. Она погладила его по голове рукой и произнесла так мягко, как только могла:

— Её забрал к себе наш господь!

— Почему? — задал новый вопрос мальчик.

— Он не спрашивает и не отвечает. Он лишь говорит, а мы внемлем. Он пожелал её принять в своё лоно. Там она будет счастлива.

— Я скучаю без Нефизы, — тихим голосом признался мальчик.

— Я знаю! — прошептала сестра Мария. Увидев, что мальчик погрустнел, она сняла с него башмаки и уложила на кровать, укрыв его же плащом. — Нефиза очень хорошая. Я постараюсь быть похожей на неё.

— Ты тоже хорошая, — прошептал мальчик. Он свернулся калачиком и закрыл глаза. В груди сестры Марии одна за другой стали подниматься волны нежности. Она очень долго смотрела на мальчика, затем отложила Библию в сторону и взяла в руки письмо. Первые же строки целиком захватили её.

«Дорогая, милая моя Нефиза, — писал граф Д'Арманьяк, — если ты читаешь это письмо, значит я самый несчастный из людей. И не потому, что уже мёртв, но по причине того, что мой сын Жан остался один перед лицом могущественных врагов. У меня осталась лишь одна надежда, а именно, что этот поступок лишь плод моего больного воображения, ибо я не вижу никакого спасения для моего сына, в случае если мои смутные опасения оправдаются. Ну, а что же остаётся ещё? У меня были верные друзья. Я вырос среди Д'Арманьяков, но всё же лишь чудом сумел уцелеть. Лишь чудом смог избежать смерти. А он — лишь невинный ребёнок, который ничего не знает и ничего не понимает. У него не будет ни друзей, ни иного защитника за исключением тебя. Враги же настолько могущественны, что способны сокрушить…королей. Многие года я провёл вдали от родины, мечтая о справедливой мести. Я мечтал уничтожить всех наших врагов. Я мечтал избавить следующего наследника Д'Арманьяков от того кровавого наследства, что досталось мне. И, кажется, моя мечта осуществилась. Сегодня мы с герцогом Бургундским заключим, наконец, долгожданный мир и покончим с кровавой войной. Здесь ты можешь спросить меня: а почему же я всё же пишу тебе это письмо? Отвечу на этот вопрос со всей откровенностью. Виной всему твоя мать. Не удивляйся этим словам. Они с точностью обозначают истину. Сегодня ночью, едва я заснул, мне приснилась Мемфиза. Мне приснился мой сын. Его хотели убить люди, у которых не было лица. Топор был готов опуститься на него, когда Мемфиза спасла его. Она унесла его, оставив меня одного, в лесу. Когда я проснулся, у меня появилось чувство неотвратимой беды. Позже Капелюш принёс мне перо и чернила. Я сел и написал это письмо. И ещё два, которые запечатал личной печатью. Одно из них свидетельствует о том, что Жан является моим сыном. Второе же должен прочитать только мой сын и никто иной. Оно предназначено только для него. В нём я подробно описываю свою жизнь и тех людей, кого он может и обязан считать собственными врагами. Если мои опасения сбудутся, он должен прочитать эти письма не раньше, чем достигнет возраста в двадцать два года. Теперь о главном, Нефиза. Передавая тебе золото и Жана, Капелюш должен отвести тебя на постоялый двор, где ты и будешь дожидаться вестей. Я не желаю оскорбить герцога Бургундского своими подозрениями, но если они всё же имеют место, ты должна убедиться в том. Если меня убьют, ты не должна возвращаться обратно в замок. Мои убийцы не позволят жить моему сыну. Увези его и спрячься. Ни единой душе не говори, куда именно ты поедешь. Ты поняла? Никому. У меня есть основание предполагать, что кое- кто из ордена «Лионских бедняков» всё- таки выжил. Тело Гилберта де Лануа так и не было найдено. А если так, то мой сын находится в страшной опасности. Этот человек не успокоится до тех пор, пока не убьёт его. Надеюсь, Нефиза, ты правильно поймёшь мои слова и сделаешь в точности, как я велю. Только так, ты сможешь спасти жизнь моего сына. И я всегда буду благодарен тебе за эту милость. Равно, как до сего дня чувствую глубокую признательность по отношению к твоей матушке и скорблю о её смерти. Теперь последнее, Нефиза. Опять же, в случае если я не смогу защитить своего сына, ты должна воспитать его достойным главы клана Д'Арманьяков. Не жалей его, не щади, ибо этим окажешь дурную услугу всем Д'Арманьякам. Он должен вырасти сильным. Очень сильным. Иначе он не сможет справиться со своими врагами. Как отец я не желаю ему той участи, что поневоле досталась мне. Но как граф Д'Арманьяк, я должен сказать эти слова. Каждый из нас должен нести свой крест. И Жана это будет касаться в гораздо большей мере, чем может быть меня самого. Мы живём во имя своего имени, своей чести, своего клана и своей страны. Иначе нас бы не называли Д'Арманьяками. Вот и всё, что я хотел сказать тебе. Я заканчиваю писать. Потом я впервые за многие годы от всего сердца помолюсь господу за моего сына. В своё время он оставил меня, лишил родителей. Надеюсь, он оградит моего сына от такой же участи. А если всё же это случится,…надеюсь, он сможет защитить его…»

В конце письма стояла размашистая подпись. Сестра Мария медленно сложила письмо и бросила глубоко нежный взгляд на спящего мальчика.

— Так тебя зовут Жан? — прошептала она, вновь опуская руку на голову мальчика. — Тебе досталась тяжёлая участь, но господь не оставит тебя. Он оберегает тебя. Я же буду рядом. Пусть божья милость и воля твоего отца ведут тебя…мой мальчик!

Снаружи раздался топот ног. Зазвучал зычный голос:

— Поднять якорь! Поднять паруса!

Спустя четверть часа французское торговое судно вышло в открытое море и взяло курс на Константинополь. Путь судна лежал через Дарданеллы. Сестра Мария опустилась на колени и, с трудом удерживая равновесие от постоянной качки, стала молиться творцу, прося его избавить от опасностей морского пути. Совершив молитву, она устроилась рядом с Жаном и очень скоро уснула.

Спустя два часа после того, как корабль отплыл, на пристани появились четыре человека в чёрной одежде. Они разошлись в разные стороны, но все занимались одним и тем же, задавали вопросы. Звучали эти вопросы всегда одинаково.

— Не видел ли кто — нибудь…монахиню с мальчиком?

Глава 4

Графиня Д'Арманьяк

Несколькими неделями спустя, в церквушке Сент Андре, расположенной близ замка Фацензак, появилась молодая женщина в чёрном платье. Это была Луиза- графиня Д'Арманьяк. Она была одна. В церкви находились несколько десятков человек. В основном женщин. Все они усердно молились. Луиза лишь мельком оглядела их. Её взгляд был устремлён в сторону исповедальни, где появился местный священник- отец Бернар. Священник ободряюще улыбнулся Луизе, которая всё ещё стояла у самой двери. Заметив эту улыбку, она опустила голову и быстро направилась в сторону исповедальни. Священник ещё раз улыбнулся ей, когда она входила внутрь. После этого он занял положенное место.

Луиза даже не оглянулась, когда в окошке справа от неё показалось лицо священника. Она ломала руки и смотрела только перед собой, время от времени вздрагивая. И когда это происходило, на лице появлялась лёгкая бледность. Из груди вырвался тяжёлый вздох.

— Что привело вас, миледи? — раздался рядом с ней мягкий голос священника. — Поведайте мне о своих сомнениях, надеждах и иных мыслях. Откройте свою душу, ибо лишь тогда господь сможет понять и простить вас.

— Я грешна, святой отец, — едва слышно отвечала Луиза всё так же глядя перед собой, — я не нахожу покоя.

— Что же вас мучает?

— Ревность, любовь и…ненависть!

— Эти чувства присущи всем нам, ибо господь наградил нас ими. Не всегда они приносят нам радость. В чём же ваша печаль, миледи?

— Я всё ещё люблю своего покойного супруга. И память о нём не даёт мне покоя. Я вспоминаю каждый миг проведённый рядом с ним и понимаю, что никогда больше не испытаю этого счастья. Но ещё больше меня терзает ревность к усопшей девушке, ибо она покоится счастливой. Я живу, когда она умерла, оплакивая моего супруга, — голос Луизы прервался, но лишь на мгновение. Издав глухой стон, она с мукой продолжила: — Но сильнее всего во мне живёт чувство ненависти. Это великий грех, ибо я ненавижу собственного брата и мечтаю о его смерти.

— Брата? Почему же ты ненавидишь его? — раздался осторожный голос священника.

— Он убил моего супруга и…моего сына!

— О смерти графа Д'Арманьяк я слышал. Но о твоём сыне…нет. Молва утверждает, будто он сумел спастись.

— Нет, святой отец, нет, — простонала Луиза, — будь жив мой Жан, я бы наверняка узнала это за прошедшие три года. Его убили. Убили! Я знаю.

Возникло молчание, после которого раздался вкрадчивый голос:

— И у тебя нет никаких сомнений в его смерти?

— Нет. Я жива лишь потому, что у меня есть маленькая дочь- Анна. Она — вся моя радость в жизни. Ей я обязана тем, что не впала в отчаяние. Она дитя любви. Лишь одну ночь мы любили друг друга с супругом. И эта ночь как луч солнца освещает темноту вокруг меня. Я стараюсь не показывать моей печали, но уже сейчас она начинает понимать меня. И я страшусь того, что моя печаль сделает её жизнь несчастной.

— Так постарайтесь обо всём забыть и посвятите все свои помыслы господу и дочери!

— Если б я только могла, — горестно прошептала Луиза, — если б я только могла забыть то мрачное утро, когда потеряла супруга и сына. Если б я только смогла забыть, что человек, которого я любила всей душой…погиб,…считая меня виновной в своей смерти. Как, святой отец? Как мне сбросить с себя эту невыносимую ношу? Страдания и боль стали моим постоянным спутниками. Я и дня не могу прожить без них. Успокоение приходит лишь ночью, когда я засыпаю. А утром,…утром они снова возвращаются и начинают меня терзать ещё сильней. Я больше не в силах выносить эти муки.

— Не знаю, чем тебе помочь…молись нашему господу. Лишь он один способен избавить вас от страданий.

Возникла короткая пауза, после которой раздался голос, полный ненависти и решимости.

— Я хочу убить собственного брата. Я должна его убить. Я не успокоюсь до той поры, пока он не понесёт справедливого наказания. Я убью его, пусть даже ценой собственной жизни.

— Грех говорить такие слова, — нравоучительно заметил священник и продолжал: — Нельзя убить свою кровь. Это величайший грех. Господь не простит тебя.

— Господь и сейчас меня не прощает, — прозвучал непримиримый голос, — я убью его, а потом…мне безразлично,… что произойдёт потом.

— А твоя дочь?

— Моя дочь? — Луиза резко заволновалась, услышав этот вопрос, и впервые устремила взгляд на квадратное окошко, за которым раздавался голос священника.

— Да. Твоя дочь. Ты подумала, что станет с ней, когда ты совершишь этот грех? Она останется одна. У неё нет отца. Не станет и матери. Как она будет жить? И сможет ли жить?

— Вы правы, святой отец, — раздался обречённый голос, — мне ничего не остается, как терпеть и…ждать. Но когда она перестанет нуждаться во мне,…я настигну и убью брата. Клянусь вам перед лицом господа. Я это сделаю…

— Миледи, — начал, было, священник, но его уже никто не слышал. Звук торопливых шагов свидетельствовал о том, что графиня покинула исповедальню. Осознав это, священник вышел вслед за ней. Он не стал оставаться возле исповедальни, а прошёл к одной из женщин, которая, сложив ладони, усердно молилась. Он затеял с ней негромкий разговор. Затем оставил её и отправился в комнату, которая служила ему местом отдохновения. Когда он вошёл туда, его уже ждали. Высокий человек, закутанный в чёрный плащ, не издал ни единого слова. Он лишь бросил на священника вопросительный взгляд.

— Она ничего не знает о сыне, — воровато оглядываясь по сторонам, прошептал священник, — это точно. Она оплакивает его, считая мёртвым.

Услышав эти слова, незнакомец кивнул священнику, а в следующее мгновение покинул комнату. Священник проводил его почтительным взглядом. Покинув священника, незнакомец взобрался на лошадь, что была привязана к изгороди рядом с церковью, и поскакал в сторону дороги ведущей на Париж. Ровно семь дней спустя глава ордена Гилберт де Лануа вновь выслушал того самого человека со шрамом.

— Ей удалось уйти, отец мой. Мы её ранили, но она всё равно сумела сбежать…с мальчиком. Мы отправились по её следу, и нашли цыганку в монастыре. Она была мертва. Мальчика рядом с ней не оказалось. Пропала и сестра Мария. Та самая монахиня, в чьей келье нашли цыганку. Мы расспросили о ней. Она происходит из дворянского рода, и приняла обет всего несколько месяцев назад. По этой причине никто толком и не смог объяснить, что она за человек. Они не знали так же, куда она могла уйти. Подозревая, что она забрала мальчика с собой, мы направили людей на её поиски. В порту Тулона мы выяснили одно интересное обстоятельство. Там видели, как некая монахиня садилась на корабль, следовавший в Константинополь. С ней был маленький мальчик. Мы почти уверены в том, что это та самая монахиня, которая забрала нашего врага у цыганки.

— Отправляйтесь в Константинополь, — яростно прошипел Лануа, — переверните весь город, но найдите проклятого Д'Арманьяка! И убейте его, наконец. Убейте…

И уже, много позже, оставшись в полном одиночестве, Лануа с роковой обреченностью прошептал:

— Каждый раз отпрыску Д'Арманьяков удаётся непостижимым образом ускользнуть от смерти. Предсказание с роковой точностью преследует наш орден. Мы прокляты,…прокляты. И лишь его смерть освободит нас от этого проклятия….

Глава 5

Буря

Ещё не успев открыть глаза, сестра Мария почувствовала головокружение и тошноту. Эти неприятные ощущения появились у неё сразу после отплытия и оставались все эти дни. Она очень тяжело переносила морское путешествие. Возможно, по причине того, что никогда прежде не плавала по морю на корабле. Однако эти чувства были не единственными. К ним примешивался ещё и…безотчётный страх. Вся каюта ходуном ходила. Снаружи доносились непонятные голоса и странный свист. Ко всему прочему добавлялся ещё и этот ужасный стук. Раз за разом он назойливо повторялся, словно вторгаясь в голову и выплясывая в ней неприятную мелодию. Сестра Мария зажала уши и уже после этого открыла глаза. Первое что бросилось в глаза, были осколки посуды. Они валялись на полу вместе с остатками еды рядом с её собственными сандалиями. Сестра Мария приняла сидячее положение и оглянулась по сторонам. Чего- то не хватало в каюте. И она не сразу поняла, чего именно не хватало. Но вскоре, до неё дошло, что в каюте нет…Жана. Неприятный звук издавала дверь каюты. Она была настежь отворена и то и дело билась о дверной косяк. Сестра Мария всплеснула руками и испуганно вскрикнула. До неё дошло, что мальчик вышел на палубу. Она поспешно обула сандалии и как была с непокрытой головой, бросилась к двери. Не рассчитав силу качки, она больно ударилась головой о стенку каюты, так и не добравшись до двери. На лбу появилась небольшая рана, из которой показались капли крови. Прижавшись спиной к стене каюты, она пощупала рану, а потом, держась уже двумя руками за выступающие предметы, вышла в узкий коридор. Перебирая руками по стене, она добралась до лестницы. Здесь ей пришлось буквально вцепиться в поручни. Качка сильно затрудняла подъём. Наконец, ей удалось добраться до двери, ведущей на палубу. Она взялась за ручку и нажала. Дверь резко распахнулась, и ей в грудь ударил такой силы порыв ветра, что она едва не опрокинулась назад. На палубе творился настоящий ужас. Ей в глаза бросились несколько человек. В том числе и бородач- капитан корабля. Он стоял под ливнем и, держась за канаты, до хрипоты что- то кричал, пытаясь перекричать шум ветра. Сестра Мария видела испуганные лица напрочь вымокших людей. Её охватил ужас, когда она увидела, как один из матросов болтается на верхушке мачты. На мгновение показалось, что ему удастся зацепиться за канат и спуститься вниз, но…налетел мощный порыв ветра, а после него корабль накрыло огромной волной. Сестра Мария только и почувствовала во рту вкус солёной воды, а сразу после этого у неё перехватило дыхание. Волна ударила её о дверь, а потом втолкнула обратно на лестницу. Она покатилась вниз и, ударившись головой, потеряла сознание. Буря же тем временем разыгралась не на шутку. Ветер рвал спущенные паруса. Волны накрывали корабль одна за другой. Едва они перекатывались через корабль, раздавались тяжёлые вздохи и обречённые крики.

— Выбросить за борт все бочки. Крепить мачту! — без устали орал бородач. Цепляясь за канаты, он переходил от одного матроса к другому и тумаками заставлял покидать убежища, в которых они пытались укрыться от бури. Но матросы испытывали страх от происходящего и выполняли приказы с непозволительной медлительностью. Несколько бочек с пресной водой полетели за борт. Двое попытались закрепить мачту, но никак не могли добраться до неё. Наконец верёвки были закреплены. Капитану едва удавалось справляться с командой. Но это продолжалось недолго. Матросы ещё кое-как подчинялись приказам, но когда в небе засверкали молнии и загрохотал гром, страх перешёл в настоящий ужас. А следом раздался страшный скрежет. Мачта треснула сразу в двух местах. На палубе раздались истошные крики. Матросы, пытаясь спастись, гурьбой бросились в трюм. И никакие крики, никакие угрозы не могли их остановить. Стихия внушала больший страх, нежели грозный облик капитана. Проклиная всё на свете, он сам бросился к мачте, пытаясь спасти положение. Ему никак не удавалось закрепить один из канатов стягивающий мачту. Не обращая внимания на миллионы брызг и шквалы ветра, которые обрушивались на него постоянно, он пытался снова и снова. Его не останавливала даже страшная опасность. Ведь мачта могла в любое мгновение обрушиться. Вот ещё одна попытка…капитан почувствовал, что на сей раз начало получаться. Кто- то ему помогал сзади. Он обернулся и буквально застыл от изумления. Матросы…они вернулись. Вернулись и все как один трудились, не обращая внимания на бурю. «Что за чудеса? — подумал капитан, с удивлением наблюдая за слаженной работой своего экипажа. И тут он уловил взгляды своих людей. Все они смотрели только в одно место. Капитан проследил за их взглядами и…вздрогнул. В непосредственной близости от правого борта…стоял мальчик. Он ни за что не держался. С головы стекали струйки воды. Вся одежда вымокла. Но больше всего капитана поразил его взгляд. Мальчик сурово смотрел в сторону матросов. Именно сурово. В его глазах даже намёка не было на страх. От него исходила такая сила, такая уверенность, что капитан даже забыл на мгновение об опасности. «Его же может смыть за борт»… — капитан собирался, было, броситься ему на помощь, но…не посмел. Взгляд мальчика не только остановил этот порыв, но и заставил его с новыми силами взяться за прерванную работу. Словно подчиняясь неведомой силе, он наравне со всеми стал сражаться против бури. Время от времени, вслед за остальными, он бросал незаметный взгляд в сторону мальчика. У него сердце замирало, когда волны накрывали мальчика, опрокидывая на палубу. Но как только волна сходила, мальчик поднимался и снова устремлял на них суровый взгляд. За эти короткие мгновения, он стал именно тем символом, той защитой, в которой нуждались все, не исключая и самого капитана. Его спокойствие понемногу передавалось им. Они сопротивлялись, раз за разом выставляя против стихии слаженность действий и неуёмное желание жить. И словно чувствуя это желание, стихия стала понемногу отступать. Порывы ветра стали всё меньше и меньше беспокоить людей на палубе. А вскоре и совсем прекратились. Море успокоилось, но ливень усилился. Но это уже был тот ливень, который встречали с улыбкой. И хотя от бури спастись удалось, дела обстояли хуже некуда. Руль плохо подчинялся приказам. Поднять могли лишь часть парусов. И даже в этом случае рисковали обрушить мачту. Всё это капитан осознал после того, как дал обессиленным матросам несколько часов отдыха. Сам же он направился к мальчику. Тот всё ещё стоял на прежнем месте. Капитан с неосознанным уважением протянул ему руку. В это мгновение на палубе показалась сестра Мария. Её лицо было в ссадинах и кровоподтёках. Она как безумная оглядывалась по сторонам. Увидев Жана, она издала радостный крик и со всех ног устремилась к нему. Она тут же схватила его в свои объятия и несколько раз крепко поцеловала. И уж потом стала благодарить капитана за спасение ребёнка. Капитан выслушал её с улыбкой, которая никак не вязалась с мокрым лицом, а потом мягко ответил:

— Это я должен благодарить твоего сына, сестра. Сегодня, он нас всех спас! Стыдно признаться, но он сегодня нас всех посрамил.

Капитан ушёл, оставив сестру Марию и мальчика. Она несколько удивлённо посмотрела ему вслед, а потом, сжимая на груди Жана, отправилась обратно в каюту. Там она раздела его и насухо вытерла. Жан не возражал. Он вообще мало разговаривал, в чём она уже успела убедиться. Затем она укутала его в тёплое одеяло и уложила на постель. Поглаживая его голову, сестра Мария негромко спросила у Жана:

— Почему ты ушёл?

— Хотелось посмотреть…на злое море! — последовал ответ.

— Ты испугался?

Жан отрицательно покачал головой.

— Неужели совсем не испугался? — с улыбкой снова спросила Мария, не переставая поглаживать его по голове.

— Нет!

— А я вот очень испугалась! — призналась ему сестра Мария.

— Ты- женщина!

Сестра Мария не ожидала услышать такие слова от Жана. Она с некоторым удивлением посмотрела на него. И с тем же удивлением спросила:

— Тебе никогда не бывает страшно?

Жан бросил на неё спокойный взгляд.

— Нефиза говорила, что я не должен бояться. Она говорила, что мой отец был очень храбрым. Он смотрит на меня с…неба и увидит, если я испугаюсь.

— Так ты поэтому ничего не боишься? — догадалась сестра Мария.

— Нет!

На сей раз, она даже не успела ответить. Дверь в каюту отворилась и на пороге показалась знакомая фигура капитана. Он был расстроен.

— Придётся изменить наши планы, — с хмурым видом сообщил он, — благо мы уже вошли в Дарданеллы, иначе пришлось бы совсем туго. Тут недалеко есть турецкий порт Чанаккале. Мы уже взяли курс на этот порт. У нас нет иного выхода. Так как нам придётся провести на стоянке несколько месяцев, часть грузов будут отправлены в Константинополь караваном по суше. Вы тоже можете отправиться вместе с караваном. Если пожелаете. У вас есть время подумать до прибытия в Чанаккале.

— Хорошо. Я всё поняла! — негромко ответила капитану сестра Мария. Тот кивнул и ушёл, затворив за собой дверь. После его ухода сестра Мария бросила нежный взгляд на Жана и прошептала.

— Господь ведёт наш путь. Подчинимся же его воле!

Глава 6

Караван

Потрёпанное ураганом судно с величайшим трудом добралось до Чаннакале. Его пришвартовали на западной оконечности пролива в непосредственной близости от маленькой верфи. Едва это произошло, как началась разгрузка. Судно следовало освободить от товаров, прежде чем приниматься за ремонт повреждённых снастей и мачты. К тому же ещё ранее было принято решение отправить весь груз сушей. Вместе с грузом в Константинополь должны были отправиться и сестра Мария с Жаном. Уже первые часы, проведённые ею в Чанаккале, убедили сестру Марию в правильности выбора. В этом городе, где царила иная вера и иные порядки, она не могла оставаться. Последние мгновения пребывания на корабле изумили её настолько, что она на время забыла о трудностях, возникших на их пути по причине поломки судна. А дело было вот в чём. В ту минуту, когда они покидали корабль, вся команда выстроилась возле трапа. Каждый из матросов низко кланялся, когда Жан проходил мимо них. Они оказывали мальчику почести, и сестра Мария невольно забеспокоилась, наблюдая за этой церемонией. В душу закралась мысль о том, что заветные письма могли быть прочитаны. В те мгновения она крепче прижала к себе заветный мешочек и заторопилась покинуть судно. Однако чуть позже капитан объяснил ей суть поведения команды: «Мальчик повёл себя очень храбро и этим заслужил уважение матросов. Они просто показали, как к нему относятся».

На вопросы сестры Марии: «а что же такого сделал Жан?», капитан ответил туманными фразами, чем окончательно запутал её. К чести этого человека, он не оставил их одних в порту. Он сразу нашёл для них место для ночлега в непосредственной близости от порта. Устроив их в новом жилище, капитан ушёл, пообещав вернуться за ними, как только караван будет готов отправиться в путь. Едва они остались одни, сестра Мария принялась с завидным упорством задавать те же вопросы, на кои не пожелал отвечать капитан…Жану. Тот с завидным постоянством произносил в ответ одно и то же слово: «Ничего». Понимая, что больше сказанного Жаном она не услышит, сестра Мария прекратила бесполезные попытки и решила заняться подготовкой припасов на то время, которое они пробудут в Чанаккале. Строго настрого предупредив Жана, чтобы он не покидал жилища, она отправилась на городской рынок. Всё здесь для неё оказалось в диковинку. Обилие товаров, равно как и разноцветье нарядов, бросались в глаза везде, где бы она ни оказалась. Её удручали женщины с закрытыми лицами так же, как и неприятные, а иногда и откровенно похотливые взгляды мужчин. Именно последнее обстоятельство заставило её со всей поспешностью приступить к делу. Пустив в дело язык жестов, сестра Мария довольно быстро приобрела всё необходимое и сразу же отправилась в обратный путь. К её облегчению, Жан сидел на том же месте, где она его оставила. Ей почему- то казалось, что он обязательно ослушается её. И тот факт, что этого не произошло, порадовал её. Первым делом она покормила Жана, а затем уложила спать. Лишь после этого она позволила себе немного пищи. Монастырская жизнь приучила её к воздержанию. Она не собиралась отказываться от обетов, кои добровольно возложила на свои плечи, несмотря на прискорбные обстоятельства, принудившие её покинуть стены святой обители. Именно мыслями о своём поступке она предавалась всё то время, пока Жан спал. Сестра Мария раз за разом спрашивала себя о том, правильно ли она поступила. Наряду с этой мыслью появилась и другая. Почему она повиновалась своему порыву и не поставила в известность о случившимся…мать- настоятельницу? Ответы на эти вопросы были слишком очевидны. И, тем не менее,…одному Господу ведомо, кем её считают в монастыре. Пусть…она будет повиноваться лишь голосу, призывающему её оберегать мальчика. Сестра Мария бросила сочувственный взгляд в сторону спящего мальчика и прошептала:

— Мне ли сетовать на провидение? Этот невинный мальчик потерял всё, даже не успев осознать, чего именно лишился. Что же ему сказать? Кого винить? И какому злому року он обязан происходящим? — она бесшумно опустилась на край постели и коснулась левой рукой головы Жана. Её пальцы стали мягко перебирать кудри мальчика, а губы продолжали шептать. — Подумать только…отпрыск гордых Д'Арманьяков…и мне суждено о нём заботиться. Думала ли я о таком? Господь испытывает мою веру, обрекая на жизнь, полную тревог и сомнений. Мне должно повиноваться его воле.

Жан зашевелился и негромко застонал. Видимо ему снился неприятный сон. Сестра Мария прервала свой разговор и потянулась к мальчику. Следующий час она провела, рассматривая черты его лица. Она видела, как вздрагивают реснички,… видела, как лицо по непонятной причине начинает недовольно морщиться, как розовые щёки меняют свой цвет, становясь почти белыми. Всё это время сестра Мария хотела разбудить его, но так и не решилась это сделать. Она вздохнула с облегчением, когда Жан в очередной раз вздрогнул и открыл глаза. Сестра Мария увидела в них…ужас,…но очень скоро он исчез, и в глазах мальчика появилось обычное спокойствие.

— Ты видел сон? — негромко спросила сестра Мария, поглаживая его по голове.

— Да! — так же негромко ответил Жан.

— Тебе снился плохой сон?

— Да!

— И что ты видел? Помнишь?

— Кровь!

— Кровь? — сестра Мария вначале вздрогнула,… а затем отвела руку и с откровенным удивлением посмотрела на Жана. — Ты знаешь значение этого слова?

— На Нефизе была кровь!

— На Нефизе? Ты…не спал?

— Нет. Я всё видел.

— Жан, мальчик мой, — с нежностью прошептала сестра Мария, касаясь рукой его лица…

— Она у Бога. Ей хорошо, — тихо прошептал мальчик, закрывая глаза.

Сестра Мария не знала, что и думать об этом коротком разговоре. Но один и очень важный вывод для себя она сделала. Жан всё замечал, но не всегда показывал, что это видит. Она осознала, что и понятия не имеет о ребёнке, который стал целью её жизни. Очень скоро она восполнит этот пробел. Им надо лучше познакомиться. Лучше понять друг друга. И ей в первую очередь. Хотя она немногое знала о детях, однако не сомневалась в том, что Жан отличается от всех остальных. Ему удавалось несколькими словами ставить её в безвыходное положение. А ведь она считала себя умной женщиной. Сестра Мария завздыхала. А чуть позже улеглась прямо в одежде ярдом с Жаном и, обняв его, крепко уснула.

Спустя несколько дней капитан сдержал данное им обещание. Он явился за ними и отвёл к проводнику еврею, которому и доверили сопровождать караван из Чанаккале в Константинополь. Благодаря заботам капитана им выделили верблюда массака. Так называли верблюдов, которые несли на своём горбе небольшой шатёр. Не лишняя предосторожность, учитывая жару и предстоящий многодневный переход. Перед прощанием, капитан отвёл сестру Марию в сторону и дал последнее напутствие.

— Будьте очень осторожны, — предостерёг он, — мне удалось узнать, что между Византией и Османской Империей началась война. Все пути к Константинополю заняты войсками. Мы нашли искусного проводника, но всё же…постарайтесь избежать неприятностей в пути. И да Хранит вас с мальчиком Бог!

Прощание растрогало сестру Марию. Провожая взглядом удаляющуюся фигуру капитана, она подумала о странностях жизни и людях. Ведь капитан не понравился ей с самого начала, а сейчас…она грустит, расставаясь с ним. На том пришлось прервать свои мысли. Всё пространство вокруг неё наполнилось криками и шумом. Один за другим погонщики ударами хлыста поднимали гружёных тюками верблюдов. Незнакомые слова звучали подобно ударам кнута:… коротко, громко и зло. Сестру Марию с мальчиком усадили в маленький шатёр и закрыли полог. Чуть позже раздался протяжный крик, призывающий всех отправляться в дорогу. Не успела сестра Мария удобно устроиться и подумать о том, насколько приятным может оказаться путешествие на верблюде, как…последовал резкий толчок. От неожиданности она едва не вывалилась сквозь полог. Следом за этим явлением наступила…качка. Весьма схожая с той, что довелось испытать во время путешествия на судне. И ощущения были те же…головокружение и тошнота. Путешествие могло оказаться не таким приятным, как показалось вначале.

Глава 7

«Назад — вперёд…назад — вперёд»

Сестра Мария покачивалась в полудремоте в такт размеренным движениям верблюда. Голова Жана покоилась у неё на коленях. Как ни странно, уже на пятый день пути она смогла заснуть во время «постоянной качки» как она называла движение каравана. Жан сразу свыкся с новым положением и не обращал ни малейшего внимания на происходящее. Он мало говорил, много ел и ещё больше спал. Сестра Мария невольно завидовала его умению принимать все трудности с одинаковым спокойствием. У неё временами создавалось чувство, что мальчик понимает бессмысленность каких-либо жалоб. Впрочем, он никогда не жаловался. Наоборот. Те редкие слова, которые она от него слышала, большей частью были направлены поддержать её. Видимо от Жана не укрылась неприязнь, с которой она отнеслась к путешествию. Этот день прошёл как все остальные — спокойно. Их никто не тревожил. Им помогали, когда караван останавливался на очередной отдых. Такое внимание сестра Мария приписывала заботливости капитана. «Воистину прекрасный человек», — думала она каждый раз, чувствуя на себе заботу проводников. Мысли — они помогали скоротать дорогу. Молитвы же вносили спокойствие в её душу. Тем временем проводники остановили караван. Предстояло устроиться на ночлег. Вокруг стало совсем темно, когда сестра Мария с явным наслаждением вытянулась рядом с Жаном. Лежать на мягкой постели в шатре после долгого дня непрекращающейся тряски…могло ли быть чувства приятнее? По привычке она обняла одной рукой Жана и заснула.

Шестое утро принесло неприятности всему каравану. Сестру Марию разбудил сильный шум. Ржание лошадей и предсмертные крики сливались в единое целое, привнося в душу тревогу. Ещё не понимая, что именно происходит, она испуганно оглянулась вокруг себя. Жана в шатре не оказалось. Сестра Мария поспешно вскочила с места и бросилась наружу. К величайшему своему облегчению она сразу увидела его. Жан стоял буквально в десятке шагов от палатки между двумя верблюдами. Но что мгновенно заставило её побледнеть, так это…кровопролитное сражение, которое развернулось в непосредственной близости от места, где располагался караван. У подножия холмов два отряда сошлись в смертельной схватке. Над одной стороной развевались византийские знамёна, над другой — знамёна Османской империи. И путешественники, и проводники сгрудились возле верблюдов, наблюдая за этой картиной. Они не знали, как им поступить. То ли бежать, но куда? И стоит ли? Да и смогут ли они скрыться на верблюдах от всадников? Все они с глубочайшей тревогой следили за сражением, пытаясь понять, чья же победа для них более безопасна. Сестра Мария немедленно бросилась к Жану. Едва достигнув его, она схватила Жана за руку, желая увести подальше от кровавого зрелища. Но в ответ услышала твёрдое «нет». Жан вырвал свою руку из её рук и с горящим взглядом продолжал следить за битвой. Сестра Мария на мгновение растерялась. В то время пока она искала способ увести Жана, рядом с ней раздался голос проводника еврея:

— Я хотел его увести отсюда, но мальчик не позволил!

— И что нам делать? — с беспокойством спросила у него сестра Мария.

— Что ещё остаётся? — проводник пожал плечами. — Ждать пока закончится битва. Только после этого мы сможем продолжить путь.

— А как скоро она закончится?

— Одному Богу известно!

— А кто сражается? — задала она очередной вопрос.

Проводник указал рукой в направлении византийских знамён и только потом ответил:

— Христиане. А с другой стороны мусульмане.

— Я помолюсь за христиан!

— Только помогут ли им твои молитвы? — с сомнением произнёс проводник. Его слова совпали с дикими криками, которые словно ураган пронеслись над всей долиной и дошли до их слуха. Небольшой отряд странных всадников появился за спинами византийского отряда. Всадники были облачены в грубую одежду. На них не имелось никаких доспехов. Они были вооружены саблями и луками. Внезапная атака маленького отряда внесла раскол в ряды византийских всадников. Они дрогнули и начали отступать. Несмотря на трагичность положения, сестра Мария невольно залюбовалась действиями этих необычных воинов. Они двигались с необычайной быстротой и настолько искусно управляли своими лошадьми, что с лёгкостью уходили от смертельных ударов. Ещё несколько мгновений и византийские всадники начал падать с сёдел как скошенные.

— Мамлюки! — раздался рядом с сестрой Марией уважительный голос проводника.

— Кто? — переспросила она, не сводя взгляда со сражения, в котором с каждым мгновением всё отчётливее проявлялось превосходство знамён с полумесяцем.

— Мамлюки! Лучшие воины великого султана, — пояснил проводник. — Все они христиане. Дети, лишённые родителей, попадают в рабство. Самых сильных берут в мамлюки. Впоследствии из них выковывают самых сильных воинов.

— Это слишком…жестоко, — прошептала сестра Мария. При этом она бросила беспокойный взгляд в сторону Жана. Тот выдвинулся немного вперёд и с неослабным вниманием смотрел в сторону затухающего сражения. Вскоре оно закончилось полным поражением византийского отряда. Горстка оставшихся в живых рыцарей сложила оружие, уповая на милость победителя. К великому ужасу проводника, несколько всадников из числа тех, кого он назвал «мамлюками» направились в сторону каравана. Через минуту они уже были рядом с ними. Впереди на вороном коне возвышался мужчина могучего телосложения. Он отличался от других мамлюков более дорогой одеждой и дорогим вооружением. Рукоятка его сабли отливала золотым блеском. Он выхватил её и, размахивая ей в воздухе, громко закричал:

— Берите всё, что вам понравиться. Клянусь Аллахом, все вы заслужили награду!

Сразу после этих слов, несколько мамлюков начали вскрывать кинжалами тюки, притороченные к верблюдам. Содержимое мешков рассыпалось на землю. Любой предмет, привлекший их внимание, тут же исчезал в торбе, притороченной к седлу лошади. Никто из каравана не смел и слова произнести, наблюдая за этими бесчинствами. Никто, за исключением сестры Марии. Не раздумывая над возможными последствиями, она подошла к всаднику, который дал команду к грабежу, и с гневным видом потребовала прекратить бесчинства. Тот с молчаливой насмешкой наблюдал за ней. Видимо так ничего и не поняв из её слов, он указал ей рукой в сторону, давая понять, чтобы она уходила. В ответ сестра Мария указала рукой на мамлюков, которые грабили караван. Следствием этого вызова стало мрачное лицо всадника. Он тронул коня. Приблизившись к ней, он вытащил ногу из стремян и ударил её в грудь сестры Марии. Охнув, она опрокинулась на спину. К ней тут же подскочили несколько человек из каравана. Всадник гневным голосом приказал увести её, пока он не потерял терпение. Эти слова прозвучали на фарси, который проводники понимали достаточно хорошо. Не успели отзвучать эти слова, как всю равнину огласил яростный рёв. Ни люди, которые поднимали сестру Марию, ни она сама, ничего не понимали. В следующее мгновение они с ужасом увидели как всадник схватил за волосы Жана и приподняв в воздух, посадил перед собой в седло. Его огромные руки обхватили хрупкую шею мальчика.

— Нет! — вырвалось у сестры Марии. Невзирая на боль и опасности она ринулась на спасение Жана, но…путь ей преградили мамлюки. — Пощадите мальчика! Он не виноват. Он ещё ничего не понимает! — что было силы, закричала она. Услышав её крик, всадник державший свои руки на шее Жана убрал их и, повернув лицо в сторону проводника еврея, спросил, о чём она говорит. Тот сразу же перевёл её слова. В ответ всадник весьма выразительным жестом указал на свою левую ногу. Чуть повыше щиколотки торчал кинжал. По острию бежала струйка крови. Увидев кинжал, сестра Мария похолодела от ужаса. Она с трудом услышала голос проводника:

— Господин спрашивает…это твой сын?

Сестра Мария едва нашла в себе силы кивнуть. Увидев её кивок, предводитель мамлюков устремил взгляд на Жана. Тот сидел перед ним и ничем не показывал своего страха. Он с таким спокойствием встретил взгляд, что предводитель не мог не удивиться.

— Ты не боишься меня? — спросил он у мальчика с откровенным недоумением и некоторой растерянностью. Для пущей наглядности он занёс над ним саблю и устремил на Жана грозный взгляд. Ответом стал дерзкий взгляд, в котором откровенно чувствовался вызов. Предводитель вложил саблю в ножны, а затем направил коня к сестре Марии. Мамлюки расступились, а проводник сразу же стал переводить его слова.

— Я принимаю его поступок как заслуженный, ибо мальчик заступился за собственную мать. Скажу больше. Никогда прежде мне не доводилось видеть столь храброго мальчика. Он ничего не боится. Из него получится прекрасный воин. Я хочу забрать его к себе, в дикий отряд. Обещаю воспитывать его как собственного сына. Тебе же будет позволено видеться с ним несколько раз в год. Что скажешь, мать достойного сына?

Сестра Мария думала недолго. Господь направлял путь этого ребёнка, так как она могла противиться его воле. Да отец мальчика…он желал такое будущее для своего сына. Жану придётся очень нелегко, но такова его судьба. Скрепив сердце, сестра Мария дала своё согласие. Прощание с Жаном длилось недолго. Лишь сейчас она ощутила, насколько привыкла к мальчику за те немногие дни, что они провели вместе. Она несколько раз крепко обняла Жана и, благословив на новый путь, позволила увести от себя. Ещё долго она стояла и смотрела вслед вздымающейся вдали пыли. Спустя несколько дней, она присоединилась к цыганам, чей табор находился в непосредственной близости от того города, где отныне должна была протекать жизнь…её сына, каким она отныне считала Жана.

Глава 8

Весна 1443 года

Король Франции

— Святой Педро! Сколько ещё мне придётся искать этого злоязычного насмешника?

Король Франции в негодовании несколько раз топнул ногой. Отчего полы мантии на мгновение распахнулись. Даже среди всех этих кастрюль, тарелок и прочей кухонной утвари, облик короля мог привести в ужас любого. Ибо гневный взгляд в сочетании с устрашающими жестами, отнюдь не был присущ его величеству. Многочисленные повара, склонившись в низких поклонах, не осмеливались поднять взор. Затаив дыхание, они ждали мгновения, когда король покинет их или же, по крайней мере, его гнев немного поутихнет. Что и случилось. Бросив ещё один короткий взгляд в сторону огромного котла, над которым вздымались клубы пара, король размашистыми шагами двинулся вперёд. Вслед за ним поспешил Кузино. Это был слегка сгорбленный мужчина средних лет в чёрном сюртуке. Отличительной чертой этого человека или скорее достоинством…являлась его молчаливость. Это качество становилось более ценным, учитывая то обстоятельство, что почтенный мэтр Кузино служил секретарём Карла седьмого. Однако, наблюдая за нарастающим раздражением короля, Кузино решил на сей раз изменить своему правилу…никогда не заговаривать с королём первым.

— Ваше величество, — осторожно произнёс Кузино, следуя по пятам за королём, — в последнее время его часто видели в зверинце дворца. А если быть более точным…возле клетки с большим попугаем.

— С попугаем? — король внезапно остановился. На его лице отразилось недоумение, когда он повернулся в сторону секретаря. — И чем его привлекла птица?

Кузино в ответ лишь скромно потупил глаза, давая понять, что ему неизвестен ответ на этот вопрос. Понимая, что ему не услышать ответа на свой вопрос, король немедленно отправился в другую часть Сен- Поль, где в одном из дворцовых двориков и разместили зверинец. Завидев короля, все испуганно шарахались в сторону, забывая иной раз даже поклониться. В этой части дворца никто и никогда его не видел. Впрочем, король не обращал внимания на эти мелочи. Его заботило совершенно другое. Сопровождаемый Кузино, король вступил во дворик, уставленный клетками животных. Почти сразу же он увидел мужчину лет пятидесяти с серебристыми висками и обнажённой головой. Тот стоял напротив клетки с леопардом у невысокого дерева с раскидистыми ветвями. На одной из веток была подвешена клетка, в которой находился зеленовато- красный попугай довольно внушительного размера с длинным хвостом. Мужчина, просунув руку в клетку, гладил его по клюву и шептал мягкие слова. Бросив настороженный взгляд в сторону леопарда, вольготно разлёгшегося в непосредственной близости от клетки с попугаем, король гневно спросил:

— Что ты делаешь в зверинце?

Мужчина, к которому был обращён вопрос, и ухом не повёл. Он лишь слегка повернулся и, бросив непонятный взгляд на короля, глубокомысленно изрёк:

— Карл, ты читаешь мои мысли. Я сотни раз задавал себе тот же вопрос и…не находил ответа. По этой причине я оставил тебя и пришёл в это спокойное место.

— Таньги, я шкуру с тебя спущу и отдам этому леопарду. Как ты смеешь сравнивать мой двор с этими зверьми?

— Ты снова прав, Карл, — Таньги дю Шастель, а это был именно он,…тяжело вздыхая, продолжил, — и в знак признания моей вины, я непременно попрошу прощения у этих милых, — Таньги обвёл рукой вокруг себя и закончил, — созданий. Они не заслужили подобного сравнения.

Король собирался обрушиться на Таньги с гневной тирадой, но в это мгновение раздался крикливый голос попугая.

— Карл- полный болван!

— Что такое? — король в мгновение ока побагровел и с отчётливой угрозой посмотрел на Таньги. Тот развёл руками в обе стороны.

— Я же не могу запретить птице…Карл. Она говорит все, что ей вздумается. Как мне кажется, ты это понимаешь не хуже меня. Да…едва не забыл. Как поживает твоя матушка? Надеюсь, она всё ещё в добром здравии?

— Оставь в покое мою матушку, — гневно вскричал король, наступая на Таньги, — на сей раз тебе не удастся меня одурачить. Отвечай, — король бросил на Таньги угрожающий взгляд, — это ты научил птицу этим гнусным словам?

— Побойся господа, Карл, — Таньги изобразил на лице искренне недоумение, — как ты мог помыслить подобное? Я никогда не осмелюсь оскорбить короля Франции.

— Таньги, только ты один во всей Франции мог отважиться на подобную дерзость. Только ты один можешь думать о том, что сказала эта птица.

— А вот тут ты ошибаешься, Карл. Так считают немало людей. Другое дело, что они никогда не осмелятся сказать тебе об этом в лицо.

— А ты осмелишься?

— Матерь Божья…я бы никогда не осмелился. Другое дело…эта птица. Знаешь, Карл, стоит немного поразмыслить и начинаешь понимать, что она не так уж далека от истины.

— Таньги, поясни свои слова, пока я не потерял последние остатки своего терпения!

Таньги неожиданно стал серьёзным. При этом он бросил весьма выразительный взгляд в сторону Кузино. Увидев этот взгляд, тот незаметно удалился, оставив их наедине. Король лишь наблюдал за всеми этими действиями. Однако следующие слова Таньги заставили его насторожиться.

— Ты совершил ошибку, Карл. Огромную ошибку.

— О чём ты? — король с недоумением уставился на Таньги. Тот осуждающе покачал головой и таким же тоном продолжил:

— Герцог Бургундский!

— Ты имеешь в виду наш союз с герцогом Бургундским? — догадался король и тут же подчёркнуто резко ответил: — Я правильно поступил, заключив с ним союз. Без его поддержки мне никогда не удастся вернуть Франции Нормандию, да и остальные захваченные англичанами территории. Ты должен понимать, Таньги, какими мыслями я руководствовался. Именно забота о Франции заставила меня пойти на этот шаг.

— Я говорю о другом, Карл! — возразил Таньги. — Ты не должен был приглашать его во дворец. Вместо того чтобы держать подальше от себя, ты пригласил его и даже выделил одиннадцать покоев. Для него самого и свиты герцога Бургундского.

— Не понимаю, что тебя удивляет Таньги? Я обязан был оказать ему уважение. Герцог Бургундский не уступает в ранге принцам крови.

— Карл, ты назвал самую главную причину, по которой не стоило этого делать! — выразительно глядя на короля, ещё более выразительно произнёс Таньги.

— Держи друзей близко к себе, а врагов ещё ближе, — назидательно произнёс король.

Таньги в ответ усмехнулся.

— Человек, которому принадлежат эти слова, не был знаком с герцогом Бургундским. Или ты уже забыл, Карл, как он поступил с графом Д'Арманьяк? Ты забыл, что герцог был приглашён в дом графа? Может, ты забыл, чем этот визит закончился? Были умерщвлены все обитатели замка, включая и самого графа. И не забывай, что именно ты назначил встречу, на которой был убит его отец. Знаешь, Карл, только полный болван после всего случившегося может верить в благие намерения герцога Бургундского.

С каждым произнесённым словом Таньги король бледнел всё больше.

— Так ты полагаешь, что я…нахожусь в опасности? — негромко спросил король. При этом он бросил вопросительный взгляд на Таньги. Тот не раздумывая, кивнул в ответ.

— Я бы добавил ещё одно слово. В большой опасности. Ты не только пригрел на груди змею, но ещё и позволил ползать ей по всему твоему дому. И она укусит, Карл. Будь уверен. У герцога Бургундского слишком много причин желать твоей смерти. Да и не у него одного.

Король, с лица которого не сходила бледность, задумался над словами Таньги. Раздумья вылились в мучительные вопросы.

— Что же мне делать Таньги? Как поступить? Отказать герцогу? Найти причину и отказать?

Услышав этот вопрос, Таньги отрицательно качая головой, заговорил глубоко озабоченным голосом:

— Что сделано, того уже не исправить. Отказав герцогу, мы тем самым дадим повод для сомнений. А этого делать нельзя. Мы поступим иначе, Карл. Для начала, мы должны постараться исключить любую попытку отравления. Открыто на тебя они не посмеют нападать, следовательно, у них остаётся только яд. Карл, я сам подберу надёжных людей. Только они будут подавать тебе вино и еду. Очень важно, чтобы об этих мерах никто не узнал. Пусть думают, что всё так, как и выглядит. Кстати, будет неплохо, если ты покажешь своё расположение герцогу Бургундскому. А я тем временем постараюсь выяснить, что именно они задумали. А больше всего меня интересует причина, по которой герцог Бургундский согласился принять твоё предложение. Он достаточно умён для того чтобы понять, чем именно чреваты последствия такого поступка. Он, несомненно, подвергает свою жизнь риску. В особенности, учитывая ненависть, которую питают к нему горожане. Видимо, существует нечто. И это нечто гораздо весомее возможной опасности переезда в Париж. И ещё… — Таньги поднял руку, делая предостерегающий жест королю, — воздержись от охоты. Не покидай дворец без особой на то причины. А лучше, если ты будешь советоваться со мной, прежде чем уехать.

— И как долго будет продолжаться такая жизнь?

— До той поры, пока не поймём, в чём именно заключена опасность, — ответил Таньги. И, Карл, — попросил Таньги, — прошу тебя, не пренебрегай ничем из того, что я тебе сказал, ибо это может обернуться вполне реальными неприятностями.

— Я постараюсь, Таньги, — король кивнул головой и с особенной теплотой добавил: — Ты вот уже тридцать лет рядом со мной. За это время ты не единожды доказывал мне свою преданность. Нет никого, кому я бы доверял больше, чем тебе. Я тебя считаю своим другом, Таньги, хотя ты нередко и задеваешь мою гордость… поступками и словами, весьма неприятными для меня. В таких случаях, я всегда утешаю себя мыслью о том, что придёт день и ты, наконец, перестанешь говорить гадости.

— А кто их тебе ещё скажет? — Таньги ухмыльнулся и указал на птицу, которая сидела с надутым видом, словно оценивала весь их разговор и собиралась изречь своё мнение. — Попугай не он, а все те наряженные придворные, называемые твоей свитой. Они только и делают, что ходят за тобой и повторяют все глупости, кои ты ежедневно изрекаешь.

— Таньги, перестань оскорблять моих приближённых, — начал, было, король, но тут же запнулся и воскликнул: — Святой Педро, я же забыл, по какой причине тебя искал.

— И что это за причина, Карл? Надеюсь, ты собирался передать мне пару пистолей? По правде говоря, у меня заканчиваются деньги. Очень неприятное положение. Неприятное и щекотливое.

— Ты получишь пятьдесят пистолей! — пообещал король.

— С чего это ты так расщедрился? — Таньги не мог скрыть своего удивления. Он подозревал, что причина неожиданной щедрости короля имеет неприятную для него подоплёку. И как всегда не ошибся. Его догадку подтвердил сам король.

— Я хочу, чтобы ты немедленно отправился в Гасконь!

— Понятно, — протянул Таньги, недовольно поглядывая на короля, — ты хочешь известить графиню Д'Арманьяк о своём союзе с герцогом Бургундским.

Король кивнул.

— Она, кажется, находиться в одном из родовых замков…в графстве Фацензак?

Настал черёд кивнуть Таньги.

— Отправляйся туда и объясни графине, что герцог Бургундский наш союзник отныне. Она должна прекратить все враждебные действия в отношении своего брата.

— Это будет нелегко сделать! — Таньги почесал свой затылок. Вероятно, он пытался понять, каким образом можно выполнить просьбу короля.

— Она должна смириться, Таньги. Я глубоко уважаю графиню, но сейчас помощь герцога необходима в войне против Англии. Я хочу закончить эту войну. И как можно скорее.

— Карл, я всё прекрасно понимаю. Больше того, я полностью с тобой согласен. Ты можешь и должен использовать своих врагов. Это лишь упрочит твой трон. Но графиня…она ненавидит брата. Даже под страхом смерти нам не удастся её убедить. Мы оба это знаем, Карл. И признаться, мне не по душе такое поручение. Кем она меня посчитает? Все эти годы я был ей преданным другом, а сейчас…переметнулся на сторону герцога Бургундского? — в конце речи Таньги вопросительно посмотрел на короля.

— Таньги, только ты сможешь её убедить. Другим такое поручение выполнить не под силу. Внутренние раздоры крайне опасны. У нас появилась возможность если не выиграть войну, так, по крайней мере, вернуть то, что англичане сумели у нас отнять. Эта цель стоит всех остальных.

— Я выеду завтра утром! Постараюсь выполнить твоё поручение, Карл. Однако ничего не обещаю.

На этом разговор между королём и Таньги завершился. Первый отправился в покои королевы, второй же к королевскому казначею за обещанными пистолями. Получив деньги, Таньги отправился в свою комнатку, которая была расположена вдали от королевских и прочих покоев высшей знати и некоторых фаворитов. Поколебавшись, Таньги накинул на себя кольчугу. Тонкую, но весьма прочную. Она не раз спасала ему жизнь. Таньги справедливо рассудил, что и сегодняшний вечер может обернуться большими неприятностями. Поверх кольчуги, он накинул стеганую куртку. Обул самые длинные сапоги из тех, что у него имелись. Накинул плащ на плечи. Заключительной деталью наряда стала шляпа полуовальной формы с торчащим пером и опущенными краями. Таньги поправил перевязь со шпагой и, прихватив два кинжала, которые тут же исчезли в голенищах сапог,…неторопливо покинул покои. Он направлялся в одно небезынтересное местечко. Следовало закончить одно очень важное дело, прежде чем отправляться в Гасконь.

Глава 9

Париж

Париж состоял из трёх частей. Каждая из этих частей, переплетённая паутиной улиц, представляла собой, даже не отдельный квартал,…а целый город со своим укладом, образом жизни и негласными законами.

С первого взгляда становилось ясно, что эти три отдельные части Парижа составляют единое целое. Основой всех дорог стали две длинные параллельные улицы, тянувшиеся беспрерывно, без поворотов, почти по прямой линии. Спускаясь перпендикулярно к Сене и пересекая все три части города из конца в конец, с юга на север, они соединяли, связывали, смешивали их, неустанно переливая людские волны из ограды одной части Парижа в ограду другой. Превращали три части в одну. Первая из этих улиц вела от ворот Сен-Жак к воротам Сен-Мартен. В «Университете» она называлась улицей «Сен-Жак», в «Сите» — «Еврейским кварталом», а в «Городе»- улицей «Сен-Мартен». Она дважды перебрасывалась через реку мостами Богоматери и Малым. Вторая называлась улицею Подъемного моста — на левом берегу, Бочарной улицею — на острове, улицею Сен-Дени — на правом берегу, мостом Сен-Мишель — на одном рукаве Сены, мостом Менял — на другом, и тянулась от ворот Сен-Мишель в «Университете» до ворот Сен-Дени в «Городе». Словом, под всеми этими различными названиями скрывались все те же две улицы. Улицы-матери, улицы-прародительницы, две артерии Парижа. Все остальные вены этого тройного города либо питались от них, либо в них вливались. Независимо от этих двух главных поперечных улиц, прорезавших Париж из края в край, во всю его ширину, и общих для всей столицы, «Город» и «Университет», каждый в отдельности, имели свою собственную главную улицу, которая тянулась параллельно Сене и пересекала под прямым углом обе «артериальные» улицы. Таким образом, в «Городе» от ворот Сент-Антуан можно было по прямой линии спуститься к воротам Сент-Оноре. А в «Университете» от ворот Сен-Виктор к воротам Сен-Жермен. Эти две большие дороги, скрещиваясь с двумя упомянутыми выше, представляли собою ту основу, на которой покоилась всюду одинаково узловатая и густая, подобно лабиринту, сеть парижских улиц. Пристально вглядываясь в сливающийся рисунок этого разнообразия улиц, можно было различить два пучка, расширяющихся один в сторону «Университета», другой же — в сторону «Города»… две связки больших улиц, которые шли, разветвляясь, от мостов к воротам.

Первый из трёх частей… остров «Сите». Остров «Сите» расположился почти в самой середины Сены. Своими формами он весьма напоминал…огромное судно. Нос этого судна был направлен на запад, где сразу же бросалась в глаза широкая, свинцовая крыша церкви Сент- Шапель. Крыша Сент- Шапель напоминала спину слона несущего тяжёлую ношу в виде башни. Над башней возвышался самый красивый, самый утончённый, самый изящный шпиль с кружевным конусом, через который просвечивало небо. Перед собором Парижской Богоматери, со стороны паперти, раскинулась большая площадь. К площади одновременно примыкали три улицы. Южная сторона площади навевала мрачные мысли. И виной тому являлся угрюмый вид госпиталя Отель- Дье с уродливой крышей покрытой непонятными наростами. Далее в этом довольно небольшом пространстве острова Сите располагались десятки церквей. Начиная от приземистой, испещрённой множеством выбоин романской колокольни Сен- Дени-дю- Па и заканчивая острыми шпилями церквей Сен-Пьеро-Беф и Сен-Ландри. Позади собора Парижской Богоматери раскинулся монастырь. Впереди — епископский дворец. Здесь же на острове дома располагались слишком тесно. Они вплотную примыкали друг к другу и, тем не менее, каждый из них можно было легко определить по ажурным навесам. Навесы украшали всё, вплоть до слуховых окон. Чуть дальше располагались просмоленные балаганы рынка Палюс. За ними располагалась улица Фев и аббатство Сен- Жермен. Здесь же находился вращающийся «позорный столб» и красивейшая мостовая Филиппа Августа. И особенным изяществом отличалась «дорожка для всадников» вымощенная на мостовой.

Вправо от Сент — Шапель на самом берегу Сены располагался дворец Консерьежи, или как его ещё называли, «Дворец правосудия». На Западной оконечности «Сите» были разбиты королевские сады. Именно они скрывали унылый вид расположенного по соседству «острова коровьего перевоза». Именно благодаря формам «Сите» на гербе Парижа появилось судно. И это самое «судно» пришвартовали к обоим берегам Сены пятью мостами. Три моста с правой стороны. Из них два — «мост Богоматери» и «мост Менял»- были каменными. «Мельничный» — деревянным. И ещё два с левой стороны. Каменный — «Малый мост» и деревянный «Сен- Мишель»

Минуя эти мосты, застроенные домами с зелеными кровлями, заплесневевшими от водяных испарений, дорога приводила к «Университету». И здесь, прежде всего вас поражал приземистый сноп башен Пти-Шатле, ворота которого, казалось, поглощали конец Малого моста. Если же проследить тот путь, что устремлялся вдоль берега с востока на запад, от башни Турнель до Нельской, так перед вами длинной вереницей бежали здания с резными балками, с цветными оконными стеклами, с нависшими друг над другом этажами. Нескончаемая ломаная линия остроконечных кровель, то и дело прерываемая улицей, обрываемая фасадом или углом большого особняка, непринужденно раскинувшегося своими дворами и садами среди сборища теснящихся домов, подобно богатому купцу среди нищих торговцев. Таких особняков на набережной имелось не меньше шести. От особняка де Лорен, разделившего с бернардинцами большое огороженное пространство по соседству с Турнель, и до особняка Нель, главная башня которого стала рубежом Парижа. На этом берегу Сены имелось гораздо меньше заведений, нежели на противоположном. «Набережной» в настоящем смысле этого слова служило лишь пространство от моста Сен-Мишель до Нельской башни. Остальная часть берега Сены была либо оголенной песчаной полосой, как по ту сторону владения бернардинцев, либо скоплением домов, подступавших к самой воде, между двумя мостами. Университетская сторона казалась огромной, сплошной глыбой. Частые остроугольные, сросшиеся, почти одинаковые по форме кровли с торчащими трубами, казались совершенно невзрачными. Прихотливо извивавшийся ряд улиц разрезал почти на одинаковые части все дома. На левом берегу торжественно возвышались прекрасные особняки: Неверское подворье, Римское подворье, Реймское подворье и особняк Клюни. Здание романского стиля с прекрасными сводчатыми арками, возле Клюни — это термы Юлиана. Здесь имелось также множество аббатств более смиренной красоты, более суровой величавости, но не менее прекрасных и не менее обширных. Из них прежде всего привлекали внимание Бернардинское аббатство с тремя колокольнями, монастырь святой Женевьевы. Сорбонна с изумительным нефом. Красивый квадратной формы «монастырь Матюринцев». Расположенный по соседству монастырь бенедиктинцев. Кордельерское аббатство с тремя громадными высящимися пиньонами. Августинское аббатство, изящная стрела над этим удивительным по красоте сооружением взлетала ввысь, вслед за Нельской башней. Сюда же можно отнести «Холм святой Женевьевы».

Наконец, в промежутках между этими кровлями, шпилями и выступами несчетного числа зданий, причудливо изгибавших, закручивавших и зазубривавших линию границы Университетской стороны, местами проглядывали часть толстой замшелой стены, массивная круглая башня, зубчатые городские ворота, изображавшие крепость, — то была ограда Филиппа-Августа. За ней зеленели луга, убегали дороги, вдоль которых тянулись последние дома предместий, все более и более редевшие, по мере того как они удалялись от города.

Начиная от Турнель, предместье Сен-Виктор с его мостом через Бьевр с его аббатством, в котором сохранилась эпитафия Людовика Толстого — «epitaphium Ludovici Grossi» — с церковью, увенчанной восьмигранным шпилем, окруженным четырьмя колоколенками. Далее начиналось предместье Сен Марсо, имевшее три церкви и один монастырь. Еще дальше, оставляя влево четыре белые стены мельницы Гобеленов, располагалось предместье Сен-Жак с чудесным резным распятием на перекрестке. Потом — церковь Сен-Жак-дю-Го-Па. Церковь Сен-Маглуар с прекрасным нефом. Церковь Нотр- Дам-де-Шан с византийской мозаикой. Наконец, минуя стоящий в открытом поле картезианский монастырь с множеством палисадников и пользующиеся дурной славой руины Вовера, взгляду представали три романские стрелы церкви Сен-Жермен-де-Пре. Позади этой церкви начиналось Сен-Жерменское предместье, состоявшее из семнадцати улиц. На одном из углов предместья высилась островерхая колокольня Сен-Сюльпис. Но особенно привлекало взор и надолго приковывало к себе внимание… аббатство Сен-Жермен. Этот монастырь, производивший внушительное впечатление и как церковь и как господское поместье, этот дворец духовенства, в котором парижские епископы считали за честь провести хотя бы одну ночь. Его трапезная, которая благодаря стараниям архитектора, по облику, красоте и великолепному окну напоминала собор. Изящная часовня во имя Божьей матери. Огромный спальный покой. Обширные сады. Опускная решетка. Подъемный мост. Зубчатая ограда на зеленом фоне окрестных лугов. Дворы, где среди отливавших золотом кардинальских мантий сверкали доспехи воинов.

На правом берегу, где располагался «Город» картина резко менялась. «Город», хотя и более обширный, чем «Университет», тем не менее, не представлял такого восхитительного единства домов, улиц и монастырей. С первого же взгляда нетрудно было заметить, что он распадается на несколько совершенно обособленных частей. Та часть «Города» на востоке, которая называлась «Болотом», представляла собою скопление дворцов. Весь этот квартал тянулся до самой реки. Четыре почти смежных особняка — Жуй, Сане, Барбо и особняк королевы — отражали в водах Сены свои шиферные крыши, прорезанные стройными башенками. Эти четыре здания заполняли все пространство от улицы Нонендьер до аббатства целестинцев. Позади этих дворцов, разветвляясь по всем направлениям, то в продольных пазах, то в виде частокола и все в зубцах, как крепость, то прячась, как загородный домик, за раскидистыми деревьями, тянулась бесконечная, причудливая ограда дворца Сен-Поль, в котором могли свободно и с роскошью разместиться двадцать два принца королевской крови со слугами и свитой. Огромное количество комнат позволяло предоставлять гостям все радости жизни, начиная от парадного зала и до молельной. Не говоря уже о галереях, банях, ванных и иных относящихся к ним «подсобных» комнат. Мы даже не упоминаем об отдельных садах, отводимых для каждого королевского гостя. О кухнях, кладовых, людских, общих трапезных, задних дворах и винных погребах. О залах для игры в шары или в мяч. О птичниках, рыбных садках, зверинцах, конюшнях, стойлах, библиотеках, оружейных палатах и кузницах. Вот что представлял собою тогда королевский дворец Сен-Поль. Это был город в городе.

Глава 10

Глава ордена его преосвященство епископ де Лануа

Почти в то же самое время, когда происходил разговор между королём и Таньги, молодой мужчина в роскошной одежде осматривал скромное убранство церкви расположенной в аббатстве Бернардинцев. На синем плаще, прикреплённом двумя пряжками к его плечам, красовались…королевские лилии. Молодой человек обладал весьма невыразительным лицом и неприятной улыбкой. Неприятной, по причине многозначительности и коварства, кои одинаково отражала эта самая улыбка. Этот человек являлся ни кем иным, как наследником французского престола. В то время как Дофин, или как его ещё называли, принц Людовик, рассматривал в мельчайших подробностях распятие креста, позади него остановился ещё один молодой человек, облачённый в более скромную одежду. Этот человек обладал отталкивающей внешностью, чем вызывал неприязнь при первом же взгляде. Он обладал маленькими хищными глазами и острым носом. Несколько крупных бородавок расположились на правой щеке этого человека. Тристан Лермит — доверенное лицо и наперсник принца Людовика. Человек, которому Дофин доверял и которого ценил. Их часто видели вместе. Кроме всего прочего, Тристан охранял королевскую особу. Хотя справедливости ради следует признать, что истинное положение Тристана при особе Дофина, не знал ни один человек. Ходили всяческие слухи о том, какого рода поручения выполнял Тристан для своего господина. Но это были лишь слухи и ничего больше. Истину знали лишь двое. Сам Дофин и Тристан. Тристан обладал незаурядным умом и отличался необычайной наблюдательностью. И сейчас, стоя позади Дофина, он зорко осматривал церковь. Заслышав шаги, Тристан слегка откинул плащ и взялся за рукоятку ножа, торчавшую за поясом. Однако, увидев вошедшего, он не только убрал руку с оружия, но и низко поклонился. Настоятель аббатства Бернардинцев, его преосвященство епископ Лануа, прошёл мимо Тристана, не удостаивая его вниманием. Епископ остановился справа от Дофина и скрестив руки, вложил их в просторные рукава рясы. Лануа постарел за эти годы. Лицо было испещрено глубокими морщинами, но взгляд оставался таким же ясным и…холодным. Не отрывая взгляда от распятия, принц Людовик негромко и с отчётливым благоговением заговорил:

— Стоит лишь задуматься, как сразу же приходит понимание величия и бессмертия. Именно они стоят выше всех иных положений. Заставляют нас совершать бездумные, а порой даже безумные деяния. Ибо каждый из нас мечтает приблизиться к ним, ощутить в себе ту святость, что привела спасителя к мучительной смерти. Ощутить, но…не принимать такого же ужасного конца. В этом и заключена наша слабость. Мы желаем получить всё, но не готовы пожертвовать собой. И посему всегда останемся лишь теми, кто будет смотреть на распятие.

— Святость определяется лишь самим господом! — подал голос епископ Лануа. Взгляд Дофина скользнул по лицу епископа.

— Всегда найдутся люди, готовые взять на себя роль творца! — как бы невзначай бросил Дофин. — Удел таких людей забвение. Забвение и мрак.

Епископ незаметно вздрогнул. Он устремил проницательный взгляд на Дофина. Но лицо принца выражало безмятежность. Подозрительное выражение, появившееся на лице епископа, исчезло, уступив место сосредоточенности.

— Ваше высочество всё ещё нуждается в моей помощи? — тихо спросил у принца Лануа.

— Я уже высказал мнение по этому поводу, — так же тихо ответил Дофин. — Мне не ведомы ваши деяния и помыслы, однако я достаточно хорошо знаю, что вы человек могущественный. Очень могущественный. Именно эта причина послужила поводом для нашей встречи. Я знаю, вы преданы герцогу Бургундскому. И это меня беспокоит. Очень беспокоит. Герцог слишком тщеславен. Он только и занимается тем, что строит козни против короля. Его попытки расшатать трон Валуа бывают порою весьма болезненными. Ко всему прочему, — продолжал так же тихо принц Людовик, бросая при этом многозначительный взгляд на епископа, — мне известно, что именно ваше преосвященство оказывает герцогу Бургундскому помощь в таких попытках. Я не вижу другой причины, за исключением той, которая заключена в старой дружбе. Ведь ваше преосвященство прежде служили канцлером герцога Бургундского? Не так ли?

Лануа молча кивнул головой. Он продолжал слушать Дофина с той же сосредоточенностью и вниманием.

— Я готов предложить вам свою дружбу взамен дружбы с герцогом Бургундским.

— Иными словами, — после короткого молчания заговорил Лануа, — ваше высочество предлагает мне предать дружбу с герцогом Бургундским?

— Моё высочество предлагает вашему преосвященству сделать достойный выбор. А выбор заключен в очень простых вещах. Вы остаётесь с герцогом Бургундским и соответственно пребываете в стане моих врагов. Или же вы переходите в стан моих друзей. И становитесь одним из тех, на кого я могу положиться. — В конце речи Дофин бросил выразительный взгляд на Лануа. Тот прекрасно понял значение этого взгляда. На губах Лануа появилась незаметная усмешка. Для Дофина стало очевидным, что его скрытая угроза понята. Он так же осознал, что на епископа она не произвела должного впечатления. Приходилось убеждаться в том, что этого человека нелегко запугать. И тем ценнее могла стать его помощь.

— Ваше преосвященство готово дать мне ответ сейчас? — придав голосу безразличие, поинтересовался Дофин.

Лануа снова незаметно усмехнулся.

— Выскажусь откровенно, ваше высочество. Необходима серьёзная причина для подобного шага. Весьма серьёзная причина. Я много лет трудился во благо герцога Бургундского, и он платил мне тем же. Бросить старого друга в угоду вашему высочеству…едва ли достойный поступок. Ко всему прочему он начисто лишен смысла. Ваш отец всё ещё молод и здоров. Вы обладаете не такой уж большой властью. В отличие от герцога Бургундского. Я бы не захотел стать врагом герцога Бургундского, не имея при этом достаточно сильного защитника. А таким защитником может стать лишь один человек…король Франции.

— Святые и грешники, — приглушённо воскликнул Дофин, — ваше преосвященство слишком умны. Вы достаточно умны для того, чтобы возглавить нашу церковь…

— Возглавить церковь? — Лануа устремил удивлённый взгляд на Дофина. Становилось понятно… его преосвященство не ожидал услышать подобного предложения. А принц, почувствовав интерес собеседника, с лёгкой непринуждённостью продолжал говорить.

— И не только, ваше преосвященство. Полагаю, вы могли бы получить право продажи церковных должностей. Ко всему прочему, такая привилегия принесёт немалый доход. Вы станете почти таким же могущественным человеком, как и сам король. Кто повелевает церковью, тот повелевает всеми умами наших подданных. Разве это ни достойное вознаграждение за преданность?

Чуть помедлив, Лану кивнул.

— Слова вашего высочества заслуживают самого пристального внимания, — не мог ни признать Лануа, — однако вы забываете, что лишь король способен возвеличить меня до такой степени.

— Отнюдь, — бросая многозначительный взгляд на Лануа, возразил Дофин, — скорее это вы забываете, что преданность доказывается деяниями, а вовсе не пустыми словами. Это лишь определённое неудобство, которое ваше преосвященство, судя по слухам, вполне способен… разрешить.

— И если мне удастся…разрешить это неудобство? — всё так же внимательно глядя на Дофина, спросил Лануа.

— Вы получите всё, о чём мы говорили! — не задумываясь, подтвердил Дофин и тут же выразительно добавил. — И не забывайте, что в нашей игре герцог Бургундский лишний. Мне не нужен ещё один претендент на трон.

— Меня такое положение дел вполне устраивает, — на губах Лануа заиграла мрачная улыбка, когда он произносил эти слова.

— Следовательно?

— Ваше высочество может полностью рассчитывать на меня! — Лануа легко поклонился. На лице Дофина появилось довольное выражение. Он протянул руку Лануа.

— Вот и отлично! Надеюсь, очень скоро услышать приятные вести от вашего преосвященства!

— Вы их услышите! — Лануа пожал протянутую руку.

Сразу после этого рукопожатия, Дофин обратился к молчаливому свидетелю этого разговора — Тристану. Он коротко приказал следовать в Тур, где принц облюбовал себе укромное местечко. Слова были сказаны нарочито громко и больше предназначались для слуха Лануа. Он их услышал и вероятно сделал необходимые выводы. Едва Дофин покинул церковь, как возле Лануа незримо появились два человека. Первый был ни кто иной, как…Монтегю. Второго человека со шрамом на лице звали Артен. Оба являлись преданными слугами…ордена. Оба стали на колени и по очереди поцеловали руку с перстнем на указательном пальце Лануа. Лануа жестом приказал им подняться. Как только это произошло, Лануа очень тихо произнёс:

— Вы слышали весь разговор с его высочеством. Он меняет все наши планы. Мы должны в самое короткое время разработать и осуществить суть этого разговора. Герцог Бургундский ничего не должен узнать. Пусть думает, что всё так, как и было прежде. Для нас самое главное сейчас…Дофин. Орден будет действовать от его имени, но преследуя свои собственные цели. Подготовьте всё необходимое. И держите меня в курсе всех событий.

Оба поклонились и, пятясь назад, бесшумно покинули церковь. Оставшись один, Лануа показал своё истинное лицо. На нём застыло торжество.

— Глупцы, ничтожные глупцы, — прошептал Лануа, — вы и вправду надеетесь повелевать орденом? Вы и вправду думаете, что столетия, потраченные на могущества нашего ордена и укрепление его рядов, будут брошены в угоду вашим ничтожным амбициям? Вы лишь средство для достижения цели. И ничего больше. Но сейчас…пусть будет так, как вы того желаете!

Лануа перестал говорить и внимательно оглянулся вокруг себя. Церковь была пуста. Убедившись в этом, Лануа негромко проронил:

— Заприте двери!

Неизвестно откуда вынырнули два монаха. Один из них сразу же запер двери. Второй же подошёл к каменной статуе, на которой было изображено распятия Христа. Он упёрся в неё плечом и стал давить. Послышался лёгкий шум. Распятие стало медленно сдвигаться влево. Несколько мгновений и распятие остановилось, открывая путь вниз. Монах, сдвинувший статую, снял со стены факел и первым спустился в образовавшуюся дыру. Вслед за ним последовал Лануа. А за главой ордена последовал третий монах. После того как он исчез в отверстие на полу, статуя начала сдвигаться, возвращаясь на прежнее место. Спустившись по лестнице, все трое оказались в подземелье. Они двинулись дальше, не издавая ни звука. Подземный коридор привёл к глухой стене. Монах, шедший с факелом, привёл в действие потайной механизм. В стене открылась сквозная ниша. Один за другим все трое согнувшись, перешагнули на другую сторону и…оказались в маленьком некрополе. Перед ними ровными рядами возвышались усыпальницы. Некоторые из них были выполнены в форме часовен. Другие украшали статуи и узорные ограды. Посреди некрополя возвышался небольшой мавзолей, сооружённый из красного камня. На фасаде мавзолея латинскими буквами было выведены четыре слова: «Славься отец наш, Анатас!».

Все трое двинулись по узкой дорожке между усыпальницами в сторону мавзолея. Когда они подошли к нему, там находились около двух десятков мужчин в монашеских рясах. Все они преклонили колени, приветствуя приближение главы ордена. Лануа со своими провожатыми прошёл мимо склонённых монахов и остановился у двери ведущей внутрь мавзолея. Один из сопровождающих его монахов открыл дверь и вошёл внутрь. Второй же остался у двери. Лануа последовал за первым. Внутренне убранство мавзолея состояло из небольшого четырёхугольного стола. В дальнем конце стола было сооружено кресло. На стенах висели факелы. Ничего больше, за исключением ещё двух дверей, здесь не имелось. Лануа неторопливо прошествовал в кресло. Опустившись в него, он сделал своему провожатому выразительный знак рукой, на которой сверкал перстень. Провожатый быстро вышел из мавзолея. Очень скоро он вернулся обратно, ведя за собой ещё одного монаха. Тот прошёл к Лануа и, опустившись перед ним на колени, поцеловал руку главы ордена. Тишину мавзолея нарушил холодный голос главы ордена:

— Рассказывай, брат мой!

Монах поднялся с колен и, откинув капюшон со своего лица, с преданностью и почтительностью… подобострастно заговорил.

— Нам удалось выяснить точное место пребывания нашего врага, отец Вальдес!

— Не торопись, брат мой. Говори медленно и не пропусти ни единого обстоятельства, позволяющего нам судить об угрозе ордену. Значит, вам удалось найти их? — задавая вопрос, Лануа бросил на стоявшего перед ним человека проницательный взгляд. На лице его собеседника не дрогнул ни один мускул, когда он утвердительно кивнул.

— Да, отец! Долгие годы наших поисков, наконец, увенчались успехом. Отпрыск Д'Арманьяков был отдан монахине по имени сестра Мария. По всей видимости, она получила ещё и немало золота. Так как покинула Францию и долгое время странствовала. Мы проследили её путь до Лиона. Там она села на корабль, который шёл на Константинополь. Узнав об этом, мы незамедлительно последовали туда. Прибыв в Константинополь, мы стали опрашивать всех подряд о монахине с ребёнком. Мы занимались этим несколько месяцев. Потом мы отправились вглубь Византии. Однако ничего так и не удалось узнать о судьбе этой женщины. Потратив бесполезно целый год на поиски в Византии, мы лишь смогли выяснить одно очень важное обстоятельство, — продолжал рассказывать монах. Глава ордена следил за его рассказом с неослабным вниманием. — Корабль по пути заходил лишь в один порт. Чанаккале. Этот порт находится в Османской империи. Сознавая всю бесполезность предыдущих поисков, мы отправились туда под видом бродячих монахов францисканцев. Уже в первый месяц по прибытия в Чанаккале мы напали на след монахини. Мы нашли старика, который приютил монахиню с ребёнком. Он утверждал, что она щедро заплатила за ночлег. Ко всему прочему, она совсем не говорила на фарси. Она изъяснялась знаками и говорила, что прибыла из Франции. Монахиня пробыла у этого старика несколько дней, — продолжал рассказывать монах, — и, судя по всему, оттуда отправилась караваном в Константинополь. Мы нашли людей, которые сопровождали её. Они утверждают, что по пути слуги турецкого султана отобрали у неё ребёнка.

— Отобрали ребёнка? — Лануа отчётливо вздрогнул, когда услышал эти слова.

— Да, отец! Турки отобрали у монахини трёхлетнего мальчика. Впоследствии мы получили подтверждение этим словам. Мальчик был насильно отобран у монахини. Сама же монахиня после этого случая ушла с цыганами. Мы сразу же направились на её розыски.

— А мальчик? Что с ним стало?

Лицо рассказчика помрачнело, когда он услышал эти слова.

— Нам пока не удалось уничтожить нашего врага. Мы предприняли все необходимые меры, но так и не сумели с ним встретиться. Но мы знаем, где именно он находится и где находится его мать.

— Вы знаете и не умертвили его? — угрожающий голос главы ордена отозвался эхом в каменном мавзолее.

— Мы не смогли, отец наш! Мальчик в трёхлетнем возрасте был отдан в мамлюки. С той…

— Что ещё за мамлюки?

— В Османской армии существует особые воины — мамлюки. В них набирают детей убитых или захваченных христиан. Этих мальчиков воспитывают как настоящих воинов. Их учат всему. Начиная от обращения всеми видами оружия, заканчивая ловким управлением лошадью. С утра до вечера, год за годом, полководцы султана выковывают их тела для будущих битв. Лучшие из лучших попадают в особый отряд. Сами турки его именуют «диким отрядом». Отец…наш враг состоит в этом самом отряде. Все эти годы, он только и делал, что сражался. Он побывал в десятках сражений и покрыл себя славой. Сами турки его прозвали «Азар», что означает тысяча. Он один из немногих, кто пользуется особой привилегией. Несколько раз в год ему позволяется видеться с матерью. Многие даже ради золота не соглашаются помочь нам. Их пугает этот человек. Всем известно, чего стоят воины мамлюки из «дикого отряда».

— Он считает монахиню своей матерью?

— Да, отец!

— Следовательно, она ему ничего не рассказывала? Если ей вообще что-то известно.

— Так и есть, отец! Наш враг даже не подозревает о том, кем он является на самом деле!

Лануа задумался. Некоторое время стояла тишина, затем раздался повелительный голос:

— Необходимо всё устроить так, чтобы никто ничего не заподозрил. Наш враг должен похоронить свою тайну вместе с собой и своей матерью. Для этого…мы должны убить монахиню. Нужно устроить это убийство во время его очередного приезда. Если он считает её своей матерью, то не станет терпеть и попробует отомстить обидчикам. Важно, чтобы убийство осуществили люди султана. Мы заплатим им столько, сколько они попросят.

— Это в наших силах, отец Вальдес! — рассказчик не смог скрыть радостной улыбки. — Я знаком с янычарами. За деньги они уничтожат весь табор.

— Хорошо. Заплати им, сколько требуется, и ничего не говори о сыне монахини. Он сам их найдёт. Пусть будут готовы. Пусть возьмут двадцать человек, тридцать…мы должны исключить любую возможность спасения нашего врага. Однако это вовсе не значит, что до той поры мы не можем его умертвить. Используйте все наши возможности. Следите за ним днём и ночью. Как только представится подходящий случай, нанесите смертельный удар. Сгодится любой способ, для того чтобы убить его. И вот ещё что, — Лануа бросил весьма выразительный взгляд и, лишь потом закончил: — О нашем разговоре никто не должен знать. Это касается и наших братьев. Некоторые из них могут сболтнуть лишнего, другие же недостаточно осмотрительны. Во всех случаях ответ должен быть один — мы прекратили поиски. Наши враги мертвы. Тебе понятно, сын мой?

— Повинуюсь, отец! Никто из наших братьев в Париже не будет знать истинного положения дел, — монах склонился в поклоне.

— Иди! Иди и уничтожь нашего врага. Орден воздаст тебе по заслугам за преданность!

— Он будет убит, отец Вальдес!

Глава 11

Таньги решается на вылазку

Покинув дворец, Таньги миновал особняк Пти- Мюс. Затем обошёл аббатство Сен-Мор, имевшее вид крепости. С массивной башней, бойницами, амбразурами, небольшими железными бастионами и гербом аббатства на широких саксонских воротах, между двух выемок для подъемного моста. Следующие четверть часа Таньги провёл бесцельно слоняясь в непосредственной близости от аббатства. При этом он выказывал показную расслабленность, а глаза с неусыпным надзором следили за всем, что происходило в пределах видимости Таньги. Не раз он поднимал голову кверху и с досадой поглядывал в сторону полной луны, что уютно расположилась на небе. Каждый такой раз, Таньги вполголоса бормотал проклятие. Благодаря луне вокруг всё ещё было светло. И это несмотря на поздний час. Его такое положение дел никоим образом не устраивало. По прошествии этого короткого времени и лишь убедившись в том, что ничего подозрительного не происходит, он спустился на набережную Сены. У кромки воды его ждал паромщик. Таньги без излишних слов уселся в лодку и закутался в плащ. Паромщик же, так же молча, отчалил от берега. Лодка медленно поплыла вдоль берега реки. Вокруг царила относительная тишина. Лишь изредка до них доносились возгласы развеселившихся школяров, что так часто собирались на берегу. Таньги полностью погрузился в размышления. До конца пути он не проронил ни единого слова, равно как и сам паромщик. И лишь когда нос лодки ткнулся в песок и последовал небольшой толчок, он прервал молчание.

— Возьми, — Таньги поднялся и, вытащив из кошелька пистоль, протянул паромщику. Тот принял монету, не преминув оценить щедрость такого поступка благодарным кивком.

— Получишь столько же, если дождёшься моего возвращения!

Паромщик снова кивнул. Перебравшись на нос, Таньги спрыгнул с лодки на песок и сразу же направился вдоль берега. Достигнув полуразрушенных построек, он остановился и огляделся по сторонам. Вокруг всё ещё было светло. И, тем не менее, Таньги никого не увидел. Он ещё раз огляделся и уже после этого гневно пробормотал:

— Клянусь памятью королевы,…этот жирный монах испугался. А я глупец полагал, что он ставит бутылочку вино и жаркое…выше своего страха. Где ты…брат Калиостро? — воззвал во всю силу своих лёгких Таньги. Тут же рядом с ним раздался испуганный голос.

— Тише брат мой, ради всего святого…тише. Ваш голос может привлечь внимание. А если это произойдёт, я буду наказан. Вы же не желаете зла своему другу?

— Да где же ты прячешься? Чёрт тебя побери, Калиостро…я не вижу тебя, — как ни вглядывался Таньги, но так и не сумел обнаружить источник, из которого исходил голос.

— Меня зовут Калистор. Брат Калистор. Я вам не раз повторял, досточтимый друг!

Возле построек появилось довольно внушительное по объёму тело, облачённое в рясу. Брат Калистор, испуганно озираясь по сторонам, подошёл к Таньги. Глядя на него с мольбой, он заговорил елейным тоном, свойственным некоторым священнослужителям.

— Брат мой, надеюсь, вы не станете настаивать на своей просьбе. В прошлый раз я был слишком пьян и не сознавал своих глупых речей. Равно, как и своих бездумных обещаний. Благочестие и смирение покинули меня в тот вечер. Но мой добрый друг не станет пользоваться моими слабостями? — в конце речи монах с надеждой посмотрел на Таньги. Тот незаметно для него усмехнулся. Затем, придав голосу сочувственные нотки, ответил:

— Я возможно и не стал бы. Однако королевская стража не так добра как я.

— Королевская стража? — испуганно повторил монах.

— В тот вечер в харчевне находился один из королевских стражей. Он слышал все твои слова и доложил королю. Король пришёл в ярость и хотел арестовать тебя. Он так и сказал, что собирается бросить тебя в темницу. И добавил, что собирается морить тебя голодом до тех пор, пока ты не расскажешь всё, о чём тебе известно.

— Голодом? — раздался слабый голос.

— Но мне удалось убедить короля в том, что ты являешься самым преданным слугой его величества и готов служить ему…за определённую плату. Я обещал королю, что он может положиться на тебя.

— Мой добрый…мой единственный друг!

— Однако если ты, брат Калиостро, не хочешь служить королю…

— Что я должен делать? Приказывайте, мой друг. Обещаю, король будет мной доволен.

— Я и не сомневался в твоём благоразумии, — заверил монаха Таньги и продолжал, понизив голос до шёпота. — Ты рассказывал о встрече неких братьев…того самого ордена…

— Тише, — испуганно прошептал брат Калистор, — заклинаю вас, не произносите вслух ничего. Это слишком опасно.

— Так вот, брат Калиостро, — не слушая монаха, вполголоса продолжал Таньги, — мне необходимо попасть на эту встречу. Я должен знать, что там происходит. Или, по меньшей мере, слышать весь разговор.

— Вас могут убить…

— А вот это уже не твоя забота. Проводи меня к месту встречи, и я буду считать обещание, данное его величеству, выполненным. Если этот разговор оправдает мои ожидания, ты ещё ко всему прочему получишь полновесный пистоль.

— Надеюсь, вы доживёте до того часа, когда вручите мне деньги, — пробормотал монах и тут же, приложив палец к губам, добавил. — Отныне ни единого слова…иначе мы оба умрём.

Таньги кивнул, а в следующее мгновение последовал за братом Калистором. Тот повёл его в сторону аббатства Бернардинцев. Очень скоро показались все три колокольни аббатства. Брат Калистор всё время петлял, и Таньги начинало казаться, что им никогда не удастся добраться до аббатства. Но он ошибался. Обойдя каменную стену, они подошли к невзрачной на вид калитке. Вслед за монахом Таньги вошёл внутрь и оказался…в саду с двумя часовнями. Миновав сад и часовни, они добрались до небольшого строения без окон. Здесь была единственная дверь. В неё они и вошли и…оказались в кромешной темноте. Таньги не видел даже силуэт впереди идущего брата Калистора. Он едва не упал, оступившись на ступеньке. Понимая, что перед ним лестница, Таньги начал спускаться, прощупывая каждый шаг. Едва лестница закончилась, он упёрся в широкую спину монаха. Тот, по всей видимости, дожидался его прихода. Чуть помедлив, брат Калистор двинулся дальше. Глаза Таньги понемногу привыкали к темноте. Он чутко прислушивался к гулким звукам шагов. Слух помогал глазам двигаться в правильном направлении. Вскоре они вышли к основанию узкой лестницы. Ступеньки лестницы резко уходили вверх. Таньги уже достаточно освоился в темноте и сумел разглядеть все эти детали. Вслед за монахом он начал подниматься наверх. Лестница привела в слабо освещённый коридор со сводчатым потолком. Брат Калистор провёл Таньги в конец коридора. Туда, где находился балкон. Здесь они остановились. Брат Калистор наклонился к уху Таньги и прошептал:

— Разговор состоится внизу, в часовне. Оставайтесь здесь и вы всё услышите. Я вернусь за вами, когда все уйдут.

С этими словами брат Калистор покинул Таньги. Чуть позже и шаги в коридоре затихли. Оставшись один, Таньги вначале огляделся, затем осторожно вышел на балкон и через перила посмотрел вниз. Острый взгляд выхватил хорошо освещённый зал. В центре зала была сооружена исповедальня. Скудная обстановка…Заслышав звук, Таньги отпрянул назад и, прижавшись к стене, медленно опустился на корточки. Иначе его могли увидеть снизу. Под ним начал раздаваться шум шагов. Однако очень скоро всё стихло. Таньги не знал, сколько времени ему придётся ждать. По этой причине, он решил принять более удобную позу. Вначале он приподнялся, а потом сел на холодный пол балкона, предварительно подсунув под себя полы плаща, и обняв двумя руками колени, задумался о цели своего появления в этом монастыре. Все эти годы ему не давала покоя мысли об ордене. Что если в ту далёкую ночь орден не был уничтожен? Что если они уничтожили лишь часть колдунов? Самую незначительную часть? А главным действующим лицам удалось ускользнуть? Что если именно они организовали убийство Филиппа? И почему они забрали с собой наследника Д'Арманьяков? Не приходилось сомневаться в участи ребёнка. Никто, и в первую очередь герцог Бургундский, не позволили бы ему жить. В последние годы он начал забывать обо всём. И вот, неожиданная встреча в харчевне с монахом вызвали у него новые подозрения. Он не поверил своим ушам, когда услышал, как монах похваляется, будто бы состоит в неком ордене. Да ко всему прочему называет его «богоугодным». Если, конечно же, орден, в котором состоит монах, и есть именно то, о чём он думает. В любом случае, он скоро убедится или окончательно расстанется со своими подозрениями. Таньги возлагал мало надежды на сегодняшнюю ночь. Скорее всего, он просто ошибся, и речь идёт о другом ордене. По большому счёту, он здесь лишь для того, чтобы проверить свои подозрения. Таньги пришлось оторваться от своих мыслей. Внизу под ним раздались отчётливые шаги. По звуку шагов Таньги определил, что идёт не один человек, а несколько. Он не успел поразмыслить над последним предположением, когда услышал отчётливый голос. Таньги вздрогнул и покрылся лёгкой бледностью. Рука до боли сжала эфес шпаги. Он узнал бы этот голос из тысячи других. Ибо этот голос принадлежал…Иуде, которого он так долго искал. Голос принадлежал…Монтегю.

— Брат мой, вы привезли яд?

— Да, брат мой, — донёсся до Таньги снизу незнакомый голос. — Я выполнил поручение ордена. Яд привезён и находится в Париже. В нужный момент он будет доставлен на место.

— Отлично, — снова раздался голос Монтегю, в котором явственно различалось удовлетворение. — Можем ли мы говорить о том, что сумели получить нужный состав?

— Безусловно, — ответил тот же незнакомый голос, — это так называемый «пузырьковый» яд. Достаточно вылить его в воду и человек, который искупается в ней, умрёт в течение трёх месяцев мучительной смертью. Яд впитывается в кожу. А оттуда проникает в кровь. На коже появляются пузырьки, очень похожие на гнойные пятна. По этой причине действие этого яда принимают за болезнь проказой. Пузырьки сходят вместе с кожей и вызывают адскую боль. Бывали случаи, когда боль становилась причиной преждевременной смерти.

Вновь прозвучал голос Монтегю.

— Отец Вальдес будет доволен тобой, брат мой. А что скажет наш брат прибывший издалека?

В ответ на вопрос Монтегю до Таньги донёсся ещё один незнакомый голос.

— Мы сумели проследить весь путь, брат мой!

«Их трое», — успел подумать Таньги, прежде чем снова услышал ненавистный голос.

— Мы в нетерпенье, брат мой. Удалось узнать, жив ли последний из трёх?

«Последний из трёх? Кого они имеют в виду?» — подумал, было, Таньги, и тут же услышал ответ, который заставил его оцепенеть.

— Отпрыск Д'Арманьков был передан монахине по имени Мария. Нам удалось проследить её путь. Мы точно знаем, что монахиня с мальчиком на руках села на французский корабль, следовавший в Константинополь. Нам удалось выяснить, что корабль прибыл в Византию. По пути он останавливался лишь в одном порту у входа в Дарданеллы. Это город Чанаккале. Даже скорее не город, а крепость. Мы несколько месяцев пытались выяснить, где именно сошла монахиня, но так ничего и не узнали. Лишь один слепой старик сказал, что хорошо помнит монахиню с ребёнком на руках. Она заплатила ему за ночлег, а на следующее утро ушла. Куда, он не знает. Но произошло это в Константинополе. Мы обыскали весь Константинополь, но ни одного следа больше не нашли. Вот и всё, что нам удалось выяснить за эти годы. Скорее всего, и монахиня, и мальчик…погибли, оказавшись в чужих краях. По этой причине мы прекратили поиски и вернулись во Францию.

— Отец Вальдес решит, как именно следует поступить. Встречаемся ровно через месяц в этом месте и в этот час. В особенных случаях, вы вскоре сможете меня найти во дворце Сен- Поль. Я состою при особе герцога Бургундского.

Чуть позже послышались шаги. Постепенно они начали стихать. Вокруг снова наступила тишина. Таньги откинулся спиной к стене. Лицо его выглядело совершенно мрачным. И оно оставалось таким до возвращения брата Калистора. Монах сумел вывести Таньги обратно незамеченным. За что и получил два пистоля вместо обещанного одного.

— Король будет доволен мною? — на прощание спросил у Таньги брат Калистор.

— Вне всякого сомнения! Ты сослужил огромную службу для короля, — ответил Таньги. И на сей раз он говорил совершенно искренно. — Жди от меня весточки, брат Калиостро. У меня такое чувство, будто мы с тобой ещё не раз увидимся.

Попрощавшись с монахом, Таньги направился к берегу, где его ждал паромщик. Монах же некоторое время с досадой смотрел ему вслед, затем раскрыл ладонь и стал рассматривать полученные деньги. Вне всякого сомнения, они привнесли ему в душу радость. Он заулыбался. Запрятав деньги глубоко под рясу, он чуть ли не бегом отправился обратно в аббатство.

Таньги же благополучно вернулся обратно во дворец. Не говоря ни одной живой душе ни единого слова, он взял коня из королевской конюшни. Так и не сумев выспаться, он отправился в далёкий путь. Дорога лежала в графство Фацензак. В Гасконь. Уже выезжая из Парижа, Таньги пробормотал под нос:

— Похоже, этот мерзавец подался в услужение ордену. Следует выяснить какова его роль…а заодно и узнать что за загадочный «отец Вальдес»…узнать кто скрывается под этим именем… Будь всё проклято…как я мог так сильно ошибаться? Они не только существуют, но и стали гораздо опасней. Единственное чему я рад, так это тому, что эти чудовища…судя по всему не нашли мальчика. И где он может находиться? Если конечно всё ещё жив…..

Глава 12

Долина Ашу. Османская Империя

Ночное небо усыпали тысячи и тысячи звёзд. Они ниспускали мягкий свет на берег маленькой речушки, чьи воды с озорством и игривостью прокатывались по долине Ашу, даря прохладу, одновременно утоляя как жажду души и тела, так и наполняя печальный взор тихой радостью. Именно эти чувства испытывала пожилая женщина в монашеском облачение, что сидела в эту ночь на берегу. Печальный взгляд был устремлён в сторону реки, а на губах то и дело появлялась мягкая улыбка. Позади монахини раздался звонкий смех. Она улыбнулась ещё шире. Она безошибочно узнала этот голос. Так же, как она сумела узнать за долгие годы и язык цыган, и их обычаи. Позади неё горели десятки костров. За кострами шли оживлённые беседы. В общем, всё как обычно. Временами она сама чувствовала себя как цыганка. Табор стал ей родным. Он стал родным и для её… сына.

— Жан, — тихо прошептала сестра Мария. Она пересела на валун стоявший у самой кромки воды, затем подобрала полы рясы и опустила ноги в воду, ощущая живительную прохладу. Её мысли унеслись далеко. Во Францию. Она всей душой стремилась попасть обратно на родину. И время отъезда подходило всё ближе и ближе. Ей оставалось лишь подготовить Жана. Однако она и не знала с чего начать разговор. Ведь истина в одно мгновенье перевернёт весь привычный для него мир. И стоило ли вообще сообщать ему об истинном положение вещей? Не лучше ли оставить, как есть? Но как тогда уговорить его уехать домой? И имеет ли она право впредь утаивать от него истину?

Эти вопросы она задавала себе каждый день и не находила ответа. Временами ей казалось, что решение найдено, однако следом накатывали сомнения, и всё начиналось снова. Она оттягивала разговор с Жаном. Сестра Мария относилась к нему, как к собственному сыну, и всё что входило в противоречие с этим чувством, вызывало у неё протест. Она не могла не понимать простой истины. Сообщив ему о том, кем он является, она потеряет его навсегда. Сестра Мария несколько раз тяжело вздохнула и тихо прошептала:

— Уповаю на Господа! Он покажет истинный путь!

Словно в ответ на эти слова, табор разразился радостными криками:

— Азар! Азар!

Сестра Мария вскочила с места в то мгновенье, когда рядом с одним из костров возник силуэт всадника. Это был светловолосый, но смуглый юноша с удивительно красивыми и мужественными чертами лица. Он был облачён в холщёвую одежду: рубашку и штаны. Ворот рубашки был откинут, а у пояса перетянут кожаным ремнём, за которым торчала рукоятка изогнутой сабли. Юноша обладал необычайной ловкостью и проворством. Эти качества отчётливо проявились в тот миг, когда он в буквальном смысле слова…соскользнул с седла и бесшумно коснулся ногами земли. Ещё мгновение и он, достигнув сестры Марии, склонился, прижимаясь губами к её руке.

— Жан! Мой мальчик, — глядя его рукой по голове, с непередаваемой нежностью прошептала сестра Мария.

— Матушка! — Жан выпрямился. Во взгляде направленном на сестру Марию светилась подлинная радость. Эта встреча была похожа на множество других прошедших за эти годы. И также была полна радости для обоих. Двигаясь бок о бок, они пошли вдоль берега, с каждым шагом отдаляясь от табора. Сестра Мария неспроста решила увести Жана подальше от посторонних глаз. Настало время открыть глаза Жану. Однако она не собиралась рассказать всё. Она приняла решение приоткрыть завесу и посмотреть, как поведёт себя Жан. Лишь после этого она решит, стоит ли рассказывать всё. Ход мыслей сестры Марии был нарушен мягким голосом Жана:

— Как ваше здоровье, матушка?

Заслышав характерную восточную интонацию во французской речи, она широко улыбнулась. Жан никак не мог избавиться от этой привычки, хотя она не раз указывала ему на ошибку. На сей раз, она решила промолчать по поводу его выговора, но спросила о другом:

— Если меня что и беспокоит так только твоя жизнь. До нас донеслись слухи о многочисленных сражениях. Это правда?

— Мы воюем с Византией! — коротко ответил на эти слова Жан. Он мало говорил. И это качество являлось одной из отличительных черт его характера. Он с детства скрывал свои чувства от всех, и сестре Марии эта особенность была известна лучше, чем кому-либо другому.

— И как обстоят дела? — осторожно осведомилась она.

— Византия скоро падёт!

— Жан, они ведь …наши братья! Ты убиваешь христиан.

— Я слуга султана, матушка! — последовал невыразительный ответ. Жан произнёс эти слова как нечто само собой разумеющееся. Его покорность и холодное равнодушие подтолкнуло сестру Марию к действиям. Она решила начать издалека.

— Скажи мне, — медленно заговорила сестра Мария, — что ты помнишь о детстве?

— О детстве? — Жан остановился у кромки воды и, устремив задумчивый взгляд в сторону далёких звёзд, негромко ответил: — А что я должен помнить? Я всегда был рядом с Джавед-агой.

— Прежде чем ты попал к нему,…скажи, ты помнишь…Нефизу?

— Нефизу? — Жан устремил на сестру Марию недоумённый взгляд. Ему и не надо было ничего говорить. Всё стало понятно по этому взгляду. Поколебавшись с мгновение, сестра Мария решилась продолжить разговор. Память о смелой девушке призывала её к откровенности.

— Выслушай меня, Жан, — попросила она таким тоном, что у него появилось удивление на лице. — Нефиза спасла тебе жизнь ценой собственной. Это произошло очень давно. Тогда мы все находились во Франции. Эта отважная девушка сумела защитить тебя от рук убийц. Она умерла на моих глазах. Я поклялась рассказать тебе о её поступке, и сейчас выполняю обет.

— Нефиза! — после длительного молчания выговорил не без труда, Жан. Он всё время морщился, словно пытался вспомнить события далёкой давности. — У меня мелькают смутные воспоминания. Я помню лес. Помню юную девушку…всю в крови.

— Да, да, — возбужденно подхватила сестра Мария, — это и была Нефиза.

— Но почему меня хотели убить? Кто она мне, если решила спасти ценой своей жизни?

Сестра Мария бросила на Жана глубоко нежный взгляд и только потом, прошептала:

— Очень скоро ты услышишь ответ на этот вопрос. Сейчас я не готова его дать.

— Когда же я его услышу? — тихо спросил у неё, Жан. — Матушка, вы всё время говорите со мной недомолвками. Намекаете на некие обстоятельства. Говорите о том, что меня ждут обязанности во Франции. И многое другое. Но при этом никогда не открываете мне причину этих странных слов. Чего я не знаю? Кто меня может ждать во Франции? О чём вообще идёт речь?

— Я расскажу тебе. Всё расскажу, когда ты приедешь следующий раз. Мне надо хорошенько всё обдумать, ибо то, что станет тебе известным, в одно мгновенье перевернёт всю нашу жизнь. Наберись терпенья и приготовься к великим переменам. Сейчас я могу сказать лишь одно. Ты рождён не безродным…

Услышав последние слова, Жан устремил изумлённый взгляд на женщину, которую он считал своей матерью.

— У меня…есть имя? — глухим голосом спросил он.

— Гордое имя, мой мальчик!

— Может быть,…такое же,… как у Джавед-аги?

— Такие, как он, по своему рождению могли стать лишь…твоими слугами, мой мальчик!

— Что? — Жан вздрогнул, словно от удара. — Но ты ведь рассказывала, что происходишь из простой семьи. Как же такое возможно, матушка.

— К счастью или несчастью, такова истина, — с грустью ответила сестра Мария. — И если я отдала тебя в мамлюки, то только потому, что такой участи желал для тебя…твой отец!

— Мой отец?

Сестра Мария коснулась ладонью щеки Жана и с той мягкостью, что была ей присуща, промолвила:

— Я услышала твой вопрос. Ты узнаешь ответ. Дай мне лишь немного времени. Клянусь, я расскажу тебе всё. А потом ты сам решишь, как следует поступить дальше.

— Пусть так и будет!

Они проговорили до глубокой ночи, однако в дальнейшем ни один, ни другая более не касались этой темы. Далеко за полночь, Жан тепло распрощался с ней и направился в город, в расположение своего отряда. Эта ночь стала особенной для Жана. Пусть и не совсем ясно, но он получил ответы на вопросы, которые его мучили давно. Однако ожидаемого успокоения этот разговор не принёс. Скорее наоборот. Он ещё более растревожил душу Жана. Раз за разом он задавал себе один и тот же вопрос: «Кто же он?». Предположения по поводу ответа на этот вопрос звучали по-разному, но Жан даже не представлял, насколько далеки они от истины. Погружённый в размышления, он так и не заметил, как достиг города. Здесь все улицы были похожи друг на друга…узкие и извилистые. Миновав несколько совершенно пустынных улочек, он достиг маленькой площади, окружённой каменными строениями. Жан остановил коня возле источника и спешился, для того чтобы напиться. Вода струилась с каменной глыбы и ниспадала в полукруглый бассейн. Верхние края стенки бассейна пестрели многочисленными оскоминами. Сквозь некоторые из них сочилась вода. Свет луны позволял видеть тонкие струйки воды бегущие по земле. Недолго думая, Жан залез в бассейн и, приложив ладони к ниспадающей воде, стал жадно пить. Неожиданно заржала лошадь. Он мгновенно напрягся, так как понял, что конь почувствовал опасность. Кто- то находился рядом с ним. Он вытер губы рукавом рубашки…и в это мгновение почувствовал опасность. Сделав полуоборот, он резко прижался спиной к камням и, выхватив саблю, отразил удар кинжала направленный в спину. Следующее движение оставило кровавую полосу на лице нападавшего. Раздался дикий вопль. А вслед за ним прозвучал шипящий голос:

— Убейте проклятого Д'Арманьяка!

Несколько человек в чёрных плащах появились из темноты и быстро приближались к Жану. Бросив мимолётный взгляд на поверженного соперника, он одним движением выбросил тело из бассейна. Однако дальше идти не стал. Жан зорким взглядом следил за приближением убийц. То, что целью этих людей являлся он, не вызывало сомнений. И всё же…

— Что вам надо? — громко спросил он у этих людей.

— Твоя жизнь! — раздался зловещий ответ.

Для него эти слова стали последними. Жан неожиданно для всех метнулся вперёд и, нанеся несколько быстрых ударов, ловко отпрыгнул назад. Затем он вовсю прыть устремился к каменной ограде. Преследователи побежали за ним следом. Достигнув стены, Жан мигом взобрался на неё. Ширина позволяла двигаться по ней, что он и сделал. Пока он бежал по ограде, убийцы мчались за ним следом вдоль стены. Один из них метнул на ходу кинжал в сторону Жана. Кинжал, оцарапав ему руку, полетел дальше. Жан остановился. А в следующее мгновение, спрыгнув со стены, ринулся на своих преследователей. Те явно не ожидали таких действий и уж совсем не ожидали такого мощного натиска. Первые же мгновения атаки оставили на земле два мёртвых тела. Его попытались окружить. Но он постоянно уворачивался, при этом успевая наносить удары. Сражение переместилось в сторону лошади Жана. Он тут же воспользовался этим обстоятельством. Нанося удары он прикрывался ею как щитом или прижимался спиной, лишая нападавших возможности нанесения предательского удара. Он бился с холодным упорством, выказывая такие потрясающие способности, что убийцы не выдержали и… дрогнули. Очередная выходка Жана привела их в полнейшее смятение. Скользнув под брюхом лошади, он выскочил с другой стороны и мгновенно уложил ещё двоих, да так, что они даже охнуть не успели. Оставшиеся люди в чёрных плащах со шпагами наперевес начали отступать назад.

— Вы же желали получить мою жизнь? Так в чём же дело? — насмешливо спросил он у своих врагов. Эти слова дали ему необходимую передышку и усилили панику в рядах убийц. Как раз в это мгновенье раздался громкий цокот копыт. Заслышав его, убийцы мгновенно растворились в темноте. Едва они исчезли, как из- за угла появился Джавед- ага в сопровождение десятка всадников. Он сразу же подъехал к Жану и спросил, что случилось.

— Незнакомые люди напали на меня! — спокойно ответил Жан.

— Кто такие?

Жан пожал плечами.

— Говорили на французском, и назвали меня странным именем. Скорее всего, перепутали с другим человеком.

— Бедняги! — Джавед- ага расхохотался. — Надо же было тебя выбрать. Не повезло несчастным.

— Здесь не меньше десяти мёртвых тел! — подал голос один из сопровождавших его мамлюков.

— Постарайся узнать кто такие, — приказал было Джавед- ага, но тут же передумав, добавил: — Хотя чего искать? Их и так Аллах наказал. Уберите их подальше от глаз.

Часом позже после этих событий они уже въезжали в расположение лагеря. Устраиваясь на земле рядом с костром, Жан подумал о словах одного из убийц и неслышно прошептал:

— «Проклятый Д'Арманьяк»! Почему он сказал эти странные слова?

Мысли Жана оборвались. Сон накатывал волнами. Следовало хорошенько выспаться. Впереди его ждали новые сражения.

Глава 13

Франция. Гасконь лето 1443 года

Солнце совсем скрылось из виду. Небо окрасилось в серый цвет с множеством мрачноватых узоров. Грозовые тучи непрерывным потоком неслись вперёд, опускаясь к земле всё ниже и ниже. Где-то очень высоко раздался грохот. За ним последовал второй, гораздо мощнее. Сразу же после этого в воздухе сверкнула молния. Не успела она исчезнуть, как вновь раздались раскаты грома. Казалось, погода решила сыграть злую шутку с одиноким всадником, мчавшимся в это утро по дорогам графства Фацензак.

Это был мужчина лет пятидесяти с невыразительными чертами лица и обладающий иронической улыбкой, которая и сейчас не сходила с его уст. Всадник имел при себе много оружия. Он был облачён в шляпу с двумя перьями и просторный плащ, края которого лежали на крупе лошади. Всадник временами поднимал голову кверху, затем устремлял пристальный взгляд вперёд. По всей видимости, он искал убежища, дабы скрыться от непогоды. А она тем временем совершенно разбушевалась. Раскаты грома чередовались с вспышками молниями. К тому же поднялся ветер и стал накрапывать дождь. Всадник остановил лошадь и, вглядываясь в бегущую впереди дорогу, вполголоса пробормотал:

— Эта погодка кого хочешь напугает…клянусь памятью покойной королевы.

Всадник простоял некоторое время, размышляя над тем, стоит ли продолжать путь? Дождь усиливался и вскоре мог стать серьёзным препятствием на пути. Да и он мог вымокнуть до нитки. Не очень приятная перспектива. Неизвестно, какое бы принял решение всадник, если б не увидел человека в крестьянской одежде. Пытаясь укрыться от дождя, крестьянин едва ли не бегом двигался в десяти шагах справа от всадника в сторону полуразвалившегося сарая. Спешка, однако, не помешала ему остановиться, когда прозвучал громкий голос всадника:

— Любезный, не подскажешь, какое расстояние осталось проехать до замка Фацензак?

— Его светлость доберётся за половину часа! — ответил крестьянин. Увидев кивок всадника, он поспешил продолжить прерванный путь. А тот, тем временем снова пробормотал:

— Чёрт, я ведь уже на месте и вскоре смогу насладиться той самой уютной комнаткой в западном крыле. Благо она совсем близко от винного погреба. Едем! К чёрту дождь!

Всадник пришпорил лошадь. Она пошла крупной рысью. Дождь тем временем усиливался и вскоре превратился в настоящий ливень. Кроме прочих неприятностей, дождь размывал дорогу, что резко задерживало продвижение вперёд. Копыта лошади временами скользили по мокрой земле. В виду вышеописанных причин, совершенно вымокшему всаднику лишь через час удалось добраться до поросшего травой холма, с которого открывался великолепный вид на замок. Высокая крепостная стена образовывала ровный квадрат. Наружные стены были обнесены рвом, наполненным водой. Через ров были переброшены два моста. У Северной и Западной стороны. С Северной стороны мост был проложен в самом центре и упирался в массивные ворота. Это был широкий мост, служивший для въезда лошадей и повозок. А с Западной, мост гораздо меньшего размера был сооружён в правом углу крепостной стены и упирался в железную дверь. И, следовательно, внутрь замка имели возможность проникнуть лишь пешие. Несколько остроконечных башен, сооружённых на каждой из стен, придавали ему грозный облик. К южной стене снаружи примыкала ещё одна стена, гораздо меньшего размера. Внутри второй стены находился сад. Даже с холма были заметны ровные ряды деревьев. Ни в самом замке, ни вокруг него…людей не оказалось. По всей видимости, все они предусмотрительно укрылись от дождя. Продолжая созерцать величественный замок, всадник пустил лошадь в сторону моста у Северной стены. Спустившись с холма, он оказался в долине и вскоре достиг стен замка. Остановившись перед воротами, всадник бросил мимолётный взгляд на белые кресты, выбитые в каждом из четырёх углов и…большую букву «А» в центре ворот. Буква была покрыта золотой эмалью. Всадник вытащил из ножен шпагу и, пустив в ход рукоятку, изо всех сил застучал по воротам. Всаднику пришлось ждать совсем недолго. Вскоре одна створка ворот отворилась. Он без промедления въехал внутрь. Все четыре стражника охраняющие ворота, поклонились ему. Затем один из них попросил его знаком следовать за собой. Что, несомненно, говорило сразу о двух вещах. Во-первых, его знали. И, во-вторых,…его ждали. Всадник не замедлил последовать совету. Он шагом двинулся вслед за стражником. Они пересекли довольно внушительный двор замка и, миновав, один за другим три небольших строения с остроконечными крышами, подошли к южной стене. Чуть позже, стражник подвёл его к железной калитке, ведущей в сад. Здесь всаднику пришлось оставить лошадь и идти пешим. Вслед за своим провожатым он вошёл через калитку в сад.

Не обращая внимания на дождь, оба направились в сторону маленькой полукруглой часовни с массивным крестом на крыше. Как и у многих подобных сооружений, здесь отсутствовали окна. Вместо них были сооружены ниши. В нишах стояли скульптуры. Стражник проводил гостя до двери, и ещё раз поклонившись, оставил его и пошёл обратно. Мужчина без промедления взялся за ручку двери. Раздался лёгкий скрип. А вслед за ним дверь отворилась, открывая взору обстановку часовни. В глаза вошедшего сразу бросились четыре подсвечника с горящими свечами. По две с каждой стороны. Слева и справа от входа. Возле каменных стен. Все три стены были сооружены из камня. И лишь одна, напротив входа, была сооружена из мрамора. На расстояние не более одного метра от пола часовни, в мраморной стене…были сооружены две квадратные ниши. В каждой из этих ниш лежали…саркофаги. Невольно бросались в глаза надписи поверх каждой из ниш. Над первой слева… «Филипп». Над второй… «Мирианда». Перед нишами…стояла коленопреклонённая женщина в чёрном платье и с чёрной накидкой. Чуть позади неё стояла миловидная девушка лет двадцати — двадцати пяти в бледно-голубом платье. Девушка обладала очаровательными карими глазами и мягким взглядом. Длинные русые волосы были аккуратно уложены на груди. Увидев вошедшего, девушка протянула руки и издала радостный шёпот:

— Вы…это вы сударь!

Мужчина вначале преклонил колено и перекрестился. А уж потом подошёл к девушке и обласканный её нежным взглядом приложился губами к нежной коже. При этом он с отеческой нежностью прошептал:

— Сударыня…Анна!

— Я так рада вас видеть…Таньги! — прошептала девушка. И тут, словно устыдившись собственной откровенности, она опустила глаза и залилась румянцем. Мужчина, а это был действительно Таньги дю Шастель, доверенное лицо короля Франции…не успел ответить. Женщина, облачённая в чёрное платье,…встала, и обратила к нему бледное, изнеможённое лицо.

— Миледи! — Таньги почтительно приложился к руке…графини Д'Арманьяк.

— Я рада вашему приезду, мой друг! — негромко произнесла графиня Д'Арманьяк. — Ваше письмо непомерно обрадовало меня, ибо я надеялась услышать добрые вести. Однако, глядя на вас, мне начинает казаться, что я ошибалась.

Таньги действительно выглядел несколько мрачноватым. Отчего даже седина на висках казалась чёрного цвета. Он не сразу ответил графине. Видимо, ему самому не нравилось то, что приходилось ей говорить.

— Я должен сообщить очень неприятную новость, — негромко заговорил Таньги. При этом он бросил мимолётный взгляд на молодую девушку. — Его Величество король Франции заключил мир с герцогом Бургундским. Он извещает вас о том, что отныне любое действие, предпринятое против Бургундии, будет расценено как вызов самому королю. — Таньги замолчал. Но чуть позже, подняв открытый взгляд на графиню, так же негромко продолжил: — От себя лично хочу добавить несколько слов. Вам ли не знать, миледи, с каким уважением я отношусь к вам и вашей прекрасной дочери. Я не меньше вас желал воздать герцогу Бургундскому заслуженную кару. Однако сейчас такая затея стала не только невозможной, но и крайне опасной. Король никому не позволит разрушить этот союз. Я умоляю вас отказаться от мести. Вспомните, миледи, ведь это ваш родной брат.

— Отказаться? — взор графини Д'Арманьяк вспыхнул мрачным огнём. В голосе прозвучала отчётливая ненависть. — Я могла бы простить брата. Я могла бы простить убийцу моего супруга и…сына. Но как я могу простить чудовище…как? Филипп умер считая, что именно я его предала, — вскричала графиня, сверкая глазами. — Я двадцать пять лет живу с одной мыслью…воздать должное мерзкому существу, ввергшему нас всех в ад. Я жива лишь потому, что он ещё не умер.

— Миледи, король…

— Король? — перебивая Таньги, гневно вскричала графиня Д'Арманьяк. — Не говорите мне о короле. Это тот самый человек, ради которого мой супруг готов был пожертвовать всем. Включая и свою жизнь. И сейчас этот человек предал память лучшего из своих друзей, протянув руку убийце. Но я его супруга…не предам его память. Убийцы будут наказаны. Все до единого. Лишь тогда я смогу с лёгким сердцем предстать перед моим супругом.

Кивнув Таньги с непреклонным видом, графиня подняла полы платье и быстро направилась к двери.

— Матушка, — попыталась, было, остановить её Анна, но…графиня даже не обернулась на голос дочери. Она вышла, оставив их наедине. Оба одновременно посмотрели друг на друга. Лицо Таньги выражало озабоченность. Анна же выглядела виновато. Подстать лицу прозвучал и голос.

— Простите матушку…Таньги. Она не может забыть тот чёрный день, когда был убит отец. Мне кажется, она никогда не успокоится. Порой её вспышки гнева даже меня пугают. Она становится одержимой и строит всяческие планы мести.

— Вам этой боли не понять, Анна, — прошептал Таньги. — Даже сегодня, спустя двадцать пять лет, я помню тот чёрный день в мельчайших подробностях, ибо он стал худшим и в моей жизни. Ложь, предательство, лицемерие…смерть…в одночасье обрушились на нас, превратив все последующие дни в сплошной комок боли и страданий. Я любил вашего отца, Анна. Любил и восхищался. Я любил своих добрых друзей. Почти все они, за исключением Гийома, покоятся рядом с Филиппом. Я же остался один. Совсем один. Признаюсь вам, Анна….порой я даже завидую им и думаю о часе, когда, наконец, смогу предстать перед ними…обнять их.

— Вам тяжело…я вижу, — Анна с той непосредственной участливостью, что отличает в людях лучшие качества,…взяла руку Таньги. Он судорожно вздохнул и обласкал её отеческим взглядом.

— Анна…я всегда вас любил как собственное дитя. Мысли о вас согревали моё сердце все эти годы. Я делал и сделаю всё, лишь бы видеть вас счастливой…

— Господь отнял у меня одного отца, но дал взамен другого, — прошептала Анна, подставляя Таньги свой лоб. Он с невыразимой нежностью коснулся губами её лба. Затем, отстранившись, некоторое время обласкивал её мягким взглядом. На что Анна отвечала радостной улыбкой.

— Пойдёмте, дитя моё. Мне необходимо ещё многое рассказать вашей матушке! — Таньги предложил ей руку, и они вместе вышли из часовни. Дождь всё ещё лил. Анну спасала накидка. Его же плащ не мог защитить от дождя. В результате, Таньги окончательно вымок. Несмотря на его возражения, Анна заставила его отправиться в комнату, которую она всегда приберегала для него,…и переодеться в сухую одежду. Все эти действие заняли не более одного часа. По прошествии этого времени, Таньги вместе с Анной отправились в покои графини Д'Арманьяк. Они застали её стоящей у окна. Графина смотрела на дождь. Она смотрела на лужи во дворе…на одинокие фигуры людей во дворе, которые поспешно перепрыгивали через эти лужи. Она не обернулась даже тогда, когда раздался голос Таньги.

— Миледи, есть кое какие новости. Они касаются ордена…

Графиня заметно вздрогнула, услышав эти слова.

— Мне удалось выйти на след одного человека. Не буду называть его имени, однако скажу другое. Этот человек занимает высокое положение в ордене и, по всей видимости, состоит в доверительных отношениях с его главой. Я буду следить за ним неустанно. На сей раз я не совершу ошибки. Прежде чем призвать их к ответу, я должен узнать все тайны этих мерзких чудовищ.

— А что…Монтегю? — не оборачиваясь, спросила графиня.

— Монтегю? — лицо Таньги потемнело от гнева, — этот Иуда состоит в свите герцога Бургундского. Я видел его……однажды.

— И ты его не убил?

— Я не мог, миледи. И тому имелась серьёзная причина. К тому же есть приказ короля. В отношении герцога Бургундского и его окружения. Король разговаривал со мной лично. Поверьте, намерения короля более чем серьёзны. Я прекрасно изучил его характер. Кроме того, король никому не позволит разрушить мир с герцогом Бургундским. В особенности сейчас, когда нам удалось овладеть Парижем и отбросить англичан назад. Война длится уже сто лет. И король полон решимости завершить её как можно скорее. Миледи, король руководствуется интересами Франции. Мы все должны понимать насколько пагубным может оказаться противодействие этим планам.

Графиня Д'Арманьяк повернулась к Таньги лицом. Непокорный взгляд хлестнул по Таньги, словно острие кинжала.

— Иными словами, мой дорогой друг…вы советуете простить всех, кто был причастен к смерти моего супруга. Я правильно вас поняла?

— Я советую дождаться подходящего часа, — поправил её Таньги.

— Я сама буду решать, как мне следует поступить, — холодно ответила графиня.

— Король, — начал было Таньги, но графиня резко перебила его…

— Лишь одного судью я признаю…господа Бога!

— И всё же подумайте над моими словами, миледи, — посоветовал Таньги, — а утром, перед отъездом, мы снова побеседуем.

Графиня молча кивнула. Таньги поклонился и, не говоря больше ни слова, покинул комнату. Едва он ушёл, Анна приблизилась к графине. Весь её облик одновременно выражал и просьбу и вопрос. Всё это вылилось в одном единственном слове:

— Матушка…

— Дитя моё, — с нежностью прошептала графиня, прижимая дочь к своей груди, — не проси меня о невозможном. Все эти долгие годы я мечтала воздать заслуженное наказание убийцам твоего отца. Знаешь ли ты, Анна, что мы с твоим отцом любили друг друга лишь одну ночь. Всего одну ночь. Ты дитя этой ночи, Анна. Десятки раз я готова была осуществить месть, но мысль о тебе останавливала меня. Сейчас же ты достаточно взрослая и вполне способна справиться со всем без меня. Да и Таньги любит тебя как родной отец. Он будет рядом с тобой.

— Вы меня пугаете, матушка, — Анна отстранилась от матери и бросив на неё умоляющий взгляд прошептала: — Вам не справиться со всеми этими людьми. Они слишком могущественны. Вы лишь погубите себя. Прошу вас матушка…откажитесь…

— Ты знаешь, что я не могу выполнить эту просьбу.

— Матушка…

— Дитя моё, я более не собираюсь продолжать этот разговор. Спокойной ночи!

Графиня поцеловала свою дочь и снова повернулась к окну лицом. Анне ничего не оставалось, как пожелать матери спокойной ночи и выйти из её покоев. С глубоко печальным видом она отправилась в свою комнату. Анна надеялась,…очень надеялась,…что Таньги сумеет переубедить её.

Глава 14

Продолжение

Те же мысли одолевали Анну следующим утром, когда она вышла прогуляться в сад. На ней была меховая накидка, которая защищала от холода и ветра. Благо дождь перестал идти, иначе бы пришлось отказаться от прогулки по саду. Но тучи всё так же грозно нависали над землёй, готовые обрушиться вниз в любую минуту. Анна выглядела подавленно. Её беспокоила мысль о матери. Она искала способ, который бы позволил переубедить её, остановить. Подобная одержимость, так или иначе, могла привести к трагедии. Она отчётливо осознавала это. Но как найти нужные слова? Как переубедить её? Ведь матушка ничего не желала слушать. Она прогуливалась по аллее тянувшейся вдоль стены и думала,…искала выход. Неожиданно у Анна вырвался испуганный возглас. С наружной стороны нечто перевалилось через стену и упало в сад. Вслед за этим действием до Анны донёсся мужской голос, в котором слышалось искренне раскаяние.

— Простите…ради Бога, сударыня…я не хотел вас напугать!

Голос Анна слышала, но не видела человека, которому он принадлежал. Она даже приподнялась на носки, пытаясь разглядеть смутные очертания позади кустов. На лице у неё застыл испуг. Только она подумала о бегстве, как увидела молодого человека в светлом камзоле. Камзол был изрядно выпачкан. Правая рука молодого человека лежала на рукоятке шпаги. Выйдя из-за кустов, он низко поклонился Анне. Он оставался в таком положение до той поры, пока Анна не заговорила с ним. Испуг постепенно проходил, уступая место любопытству. Она осознала, что ей нечего опасаться. Она негромко и с некоторой настороженностью обратилась к нему.

— Кто вы, сударь? И почему оказались в нашем саду таким…странным способом?

Молодой человек вначале выпрямился, затем приблизился и отвесил ещё один поклон.

— Виконт де Монтескью! Мой покойный батюшка служил под началом отважного графа Д'Арманьяка, вашего отца.

— Вы меня знаете? — Анна не могла скрыть удивление, глядя на привлекательное и открытое лицо молодого человека.

— Я видел вас два раза, сударыня! В прошлом году!

— Странно, что я вам запомнилась. Ведь прошло много времени!

— Вас невозможно забыть, сударыня! — прошептал виконт де Монтескью. Сделав ещё несколько шагов, он опустился перед Анной на колени.

— Что вы делаете, сударь? — вырвалось у Анны. Она сделала шаг назад, но…остановилась очарованная звуком голоса виконта, а ещё больше одухотворённым взглядом, в котором читались страдания и решимость.

— Выслушайте меня, сударыня…умоляю вас. Выслушайте, прежде чем изгоните от себя. Всё это время я только и думал что о вас. Я мечтал увидеть вас, как вижу сейчас. Мечтал поговорить с вами, как разговариваю сейчас. А более всего я мечтал упасть к вашим ногам и признаться в своих чувствах. Я люблю вас. Я полюбил вас, как только впервые увидел. Прошу вас, позвольте мне договорить, — умоляющим голосом произнёс виконт де Монтескью, увидев, что Анна собирается его прервать. Голос виконта и на сей раз её остановил. А он тем временем со всей откровенностью продолжал: — Я полюбил вас, сударыня. Поверьте, я даже в мечтах не позволял себе надеяться на взаимное чувство. Кому как не мне, знать разницу между мной, бедным дворянином, и вами, по своему положению равной принцессам крови. Я всего лишь один из сотни ваших вассалов. И я здесь вовсе не для того, чтобы добиться вашей любви. Я здесь для того, чтобы сказать о своих чувствах. Я здесь для того, чтобы положить свою жизнь к вашим ногам. Можете распоряжаться ею сударыня. Пошлите меня на смерть и я, не колеблясь, приму свою участь. Позвольте мне служить вам и тогда вы не найдёте человека более преданного, чем я. Ни словом, ни поступком, никогда больше я не напомню о своей любви. Я буду счастлив лишь находясь рядом с вами. В ваших руках моя судьба, сударыня. Поступайте так, как сочтёте правильным.

Виконт де Монтескью поднялся с колен и устремил открытый взгляд на Анну. Она же чувствовала себя совершенно растерянной. Она не знала, что сказать и стоит ли вообще говорить. Ей следовало незамедлительно выпроводить его, при этом отчитав со всей строгостью. Однако она чувствовала, что не сможет отнестись к нему с такой жестокостью. В эти несколько мгновений виконту удалось всколыхнуть в ней целую бурю чувств. Она снова и снова порывалась заговорить с ним, но каждый раз останавливалась. Это были не те слова, которые она хотела бы сказать. В виду всех этих мучительных размышлений, она совершенно запуталась. Глядя на виконта, она то и дело краснела. Затем неожиданно вновь покрывалась бледностью, вслед за которой на щеках снова появлялся румянец. Неизвестно, чем бы всё закончилось, если б позади Анны не раздался голос Таньги:

— Полагаю, я появился своевременно. Кто этот человек…Анна?

Виконт де Монтескью бросил откровенно дерзкий взгляд на Таньги. Заметив этот взгляд, Таньги нахмурился. В этот миг Анна повернулась к нему лицом, и Таньги осознал, что не всё так просто как ему показалось вначале. Анна, вне всякого сомнения, выглядела смущённой. Это говорило о многом. Раздался голос виконта де Монтескью.

— Этот человек, как вы изволили выразиться, явился выразить своё почтение. Почтение, которое никоим образом вас не касается.

Таньги обошёл Анну и направился прямиком к виконту. Он остановился в двух шагах от него и в упор спросил:

— Следовательно, именно почтительность заставила вас явиться в этот сад подобному…вору?

— Сударь, — виконт побледнел, услышав слова Таньги, — вы оскорбили меня…

— Разве? Мне казалось, что я всего лишь обозначил истину. Или я ошибаюсь?

— Нет, — виконт гордо вскинул голову и продолжил: — Что никоим образом не извиняет ваши слова.

— Объяснитесь, сударь, — потребовал Таньги.

— Думаю, сударь, вы прекрасно понимаете, что именно я имею в виду! — последовал ответ виконта.

Анна была в ужасе от происходящего. На её глазах разгоралась ссора, которая могла закончиться дуэлью. Она снова побледнела. Но на этот раз — когда увидела, что оба положили руки на рукоятку шпаги. Она прекрасно знала, чем может закончиться для виконта дуэль с Таньги. Мысль о смерти виконта болезненно отозвалась у неё в душе. Она не могла допустить этого. Не могла. Набравшись решимости, она подошла к ним и сразу же обратилась к виконту де Монтескью. Несмотря на все старания, она не смогла унять дрожь в голосе.

— Сударь, прежде чем вы продолжите беседу, должна представить моего названного отца.

— Названного отца? — прошептал, потрясённый услышанным, виконт де Монтескью. Он бросил один виноватый взгляд на Анну и второй на Таньги. Тот даже ухом не повёл.

— Да, сударь. Таньги дю Шастель мой названный отец.

— Таньги дю Шастель? — изумлённо вскричал виконт де Монтескью. — Уж не тот ли это человек, который находился рядом с графом и которого граф почитал как дорогого друга?

— Да, сударь. Это я, — ответил несколько удивлённый этими словами Таньги.

— В таком случае, мне лишь остаётся склонить голову и попросить у вас прощения за свои слова. Вы, сударь, один из немногих людей, которых я глубоко уважаю. Ваши поступки достойны восхищения. Я знаю о вас почти всё. Я, как и мой уважаемый отец, принадлежу к дому Д'Арманьяков. И целиком в вашем распоряжении.

Таньги краем глаза заметил умоляющий взгляд, который Анна бросила в его сторону. Кроме всего прочего, виконт своей прямолинейностью вызывал у него тёплые чувства. Таньги редко ошибался в людях. Стоявший перед ним человек, вне всякого сомнения, имел честные намерения. Да к тому же был не из робкого десятка. А ведь ему может понадобиться помощь. Почему бы и нет? — думал Таньги, поглядывая на него.

— Знаете что, сударь, — после короткого раздумья предложил Таньги, — мы могли бы продолжить этот разговор за завтраком. Что скажете?

— Вы приглашаете меня? — виконт с недоверием посмотрел на Таньги, а потом перевёл взгляд на Анну. Было очевидно, что ей пришлись по душе слова Таньги.

— А на что это ещё похоже? — удивлённо спросил Таньги. — Приглашаю. И не только на завтрак. Думаю, вы могли бы поехать со мной в Париж. Кстати, как вас зовут?

— Виконт де Монтескью…Париж?

— Именно. Париж. Если вы готовы служить Франции, нам с вами по пути!

— Готов? Да я мечтал об этом всю свою жизнь, — вскричал виконт, но тут же осёкся и неуверенно закончил: — Если миледи Анна не будет возражать, я пожалуй смогу составить вам компанию.

Таньги расхохотался, услышав эти слова. Анна же в очередной раз покраснела. На этом разговор прервался. Немногим позже за завтраком разговор продолжился. Обедали втроём. Графини не было. Все трое долго обсуждали поездку в Париж и, наконец, пришли к выводу, что предложение Таньги весьма своевременно. Кроме всего прочего, виконт де Монтескью мог упрочить своё положение. Эта мысль, высказанная Таньги, по странной причине заставила опустить глаза…Анну. Едва она сумела оправиться, как сразу пообещала оказать посильную помощь. Под этим предложением подразумевалась… лошадь. Виконт не мог идти в Париж пешим. Ещё немного поговорив о всяких нужных мелочах, Таньги оставил их и отправился в покои графини Д'Арманьяк. Она уже ждала его.

— Миледи! — Таньги поклонился. — Вы подумали о нашем разговоре?

— Моё решение остаётся неизменным, — последовал короткий, но жёсткий ответ.

— Луиза…ради всего святого, одумайтесь, — как мог мягко произнёс Таньги, — вы ничего не добьётесь своим упрямством. А вот жизнь свою серьёзно осложните. Поверьте, король не потерпит неповиновения. И даже я не смогу вам помочь. Вы выбрали путь в неизвестность с плохим концом.

— Чтобы вы не сказали, моё мнение не изменится, — графиня, упрямо тряхнув головой, бросила на Таньги непокорный взгляд и только затем продолжила: — Герцог Бургундский будет наказан!

— Дайте, по крайней мере, несколько месяцев, — попросил Таньги, — если за это время мне не удастся решить этот вопрос, вы сможете поступать так, как сами посчитаете нужным.

— Я не могу ничего обещать!

— Что ж, — Таньги был расстроен разговором. Это было заметно по выражению его лица. — Я сделал всё, что мог. Остальное не в моей власти. Только прошу вас,…будьте благоразумной. Не совершайте опрометчивых поступков. Вы уже трижды пытались его убить. Каждая такая попытка заканчивалась скандалом. Имей место ещё одна подобная попытка, королю ничего не останется, как принять в отношении вас самые жёсткие меры.

— Благодарю вас. Я всё прекрасно поняла! — холодно ответила графиня.

Таньги ничего не оставалось, как откланяться. Он оставил графиню и вышел. В то время как Таньги спускался по лестнице, собираясь выйти во двор замка, виконт де Монтескью едва слышно спросил у Анны, может ли он написать ей письмо. Он не сумел сдержать радостного восклицания, увидев, как Анна наклонила голову в знак согласия.

— Благодарю вас, сударыня, благодарю, — виконт с пылом достойным слов и поступков того дворянина коим он себя считал, прижался губами к её руке и отвесив низкий поклон, удалился довольный и встречей и благосклонностью Анны. Анна же после его ухода скрестила руки на своей груди и мечтательно улыбнулась. Этот день стал одним из самых лучших в её жизни. И уже потом, находясь на стенах замка и, провожая взглядом, силуэты двух всадников, она подумала о том, что пожелала бы вновь увидеть виконта, но ни за что бы не призналась в этом никому, даже самой себе.

Двумя днями позже, когда она крепко спала, к ней в комнату вошла мать. Графиня нежно поцеловала дочь и, положив рядом с ней письмо, удалилась. Часом позже она покинула замок в сопровождение двух вооружённых всадников. Вслед за Таньги она поскакала в сторону Парижа. Ей сообщили, что именно туда должен прибыть герцог Бургундский.

Глава 15

Портсмут

Почти в то же самое время, когда графиня Д'Арманьяк покидала замок,…английскую гавань покидали несколько десятков военных кораблей. Впереди, под ночным звёздным небом, шёл сорокапушечный фрегат. Фрегат шёл очень медленно, дожидаясь момента пока все корабли выстроятся позади него в одну стройную линию. Часть парусов была спущена. Постепенно, на расстояние двух кабельтовых, позади фрегата, один за другим в ряд выстраивались корабли. У причала оставалась лишь одна двухмачтовая галера. На носу галеры был сооружён мощный таран. Но и она двинулась в море, как только на борт взошёл пожилой мужчина в строгом камзоле и треуголкой на голове. Это был лорд Ленгстон. Он занял место погибшего капитана судна и впервые повёл галеру в бой. Первым делом он проследил за выходом галеры в открытое море. Убедившись, что всё идет, как и должно, он отправился устраиваться в капитанскую каюту. Чуть позже он снова появился на корме. Проследив работу рулевого, он отдал несколько команд, и лишь потом переключил своё внимание на гребцов. Не менее ста пятидесяти человек двумя рядами сидели прикованные к вёслам и ждали лишь команды, чтобы пустить их в ход. Короткий осмотр вызвал удовлетворение капитана. Лорд Ленгстон сделал несколько шагов и, опёршись о борт, стал следить за волнами, расходящимися по мере движения галеры. Впереди различались очертания остальных кораблей эскадры. Всё шло отлично. Всё шло как того и следовало ожидать. Настало время познакомиться с личным составом корабля. Его помощник, Генри Ашер, по очереди представил ему всех офицеров. После короткого осмотра, Ашер показал капитану весь корабль, включая трюм и запасы продуктов. Везде царил абсолютный порядок. Капитан остался доволен осмотром. О чём не преминул сказать своему помощнику. Тот заулыбался, услышав похвалу. Они бок о бок направились в сторону бака. Там они пробыли совсем немного. Пока они разговаривали, раздался громкий крик:

— Ветер переменился. Идём правым галсом!

— Выдерживать курс! — громко скомандовал капитан. Наблюдая за работой команды матросов, он то и дело удовлетворённо хмыкал. Эти ребята знали своё дело. Он убедился в этом. Галера снова пошла вслед за эскадрой. «Всего лишь лёгкая разминка для матросов», — подумал лорд Ленгстон. Поговорив некоторое время с помощником, он выразил желание осмотреть гребцов. Прежде всего, капитан должен знать все возможности судна и на что, а так же на кого, он вообще может рассчитывать. Ашер услышав эти слова, незамедлительно повёл капитана к проходу, который отделял гребцов. Лорд Ленгстон тщательно осматривал каждого гребца, делая при этом замечания своему помощнику. Некоторые из гребцов вызывали у него симпатию. Другие разочарование. А иные и вовсе вызывали раздражение. Свои чувства капитан не скрывал. Так что каждый из гребцов мог слышать его слова. Почти все гребцы при виде капитана отводили глаза, стараясь не смотреть на него. Они боялись вызвать его гнев. Лорд Ленгстон понимал это поведение. Себя он считал справедливым человеком. И без особой нужды не стал бы наказывать гребцов. Неожиданно лорд Ленгстон остановился посередине прохода. Его внимание привлёк один из гребцов. Первое, что бросились ему в глаза — это отсутствие цепей. Гребец не был прикован к веслу как остальные. Гребец обладал могучим сложением. При каждом движение на его теле и руках играли мускулы. Длинные, спутанные седые волосы, закрывая лицо, спускались к самому поясу. Лорд Ленгстон разглядывал гребца несколько минут, потом подозвал к себе Ашера и с откровенным недоумением спросил:

— Почему на нём нет кандалов?

— Предыдущий капитан снял их в знак особого расположения! — с готовностью ответил Ашер.

— И что такого удивительного совершил этот человек? — глядя на гребца, поинтересовался лорд Ленгстон. Тот и вида не подавал, что слышит этот разговор.

— Ваша светлость, многие из гребцов и двух лет не выдерживают за веслом. А этот на галере…вот уже двадцать пять лет.

— Верно, я ослышался, Ашер? Вы сказали двадцать пять лет? — лорд Ленгстон с откровенным недоверием посмотрел на своего помощника.

— Именно так, ваша светлость. Здесь нет никакой ошибки. Именно столько времени провёл этот человек за веслом, — подтвердил Ашер.

Услышав этот ответ, лорд Ленгстон с откровенным восхищением посмотрел на гребца. За всю его многолетнюю службу, он даже не слышал о человеке, который смог продержаться на галере более десяти лет. А этот…двадцать пять.

— Как его зовут? Имя у него есть?

— Неизвестно, ваша светлость!

— У тебя есть имя? Как тебя зовут? — на сей раз, лорд Ленгстон обратился напрямую к гребцу. Но тот даже не шелохнулся. Он вёл себя так, словно капитан обращался не к нему, а к другому человеку. Лорд Ленгстон повернулся лицом к помощнику и снова спросил.

— Он что…глухой?

— Неизвестно, ваша светлость, — ответил Ашер, — за все эти годы никто не слышал от него ни единого слова. Он всегда молчит.

— Странно, — пробормотал лорд Ленгстон, — как же он тогда гребёт? Ведь он должен слышать команды…

— Не знаю, ваша светлость! Могу сказать лишь одно. Гребёт он лучше всех. Сил в нём много. Я уже четыре года на этой галере и ни разу не видел, чтобы он сбился с ритма.

— Странно, очень странно, — повторил лорд Ленгстон. Он продолжил осмотр, хотя всё время оборачивался назад и бросал взгляд на этого, без преувеличения сказать, удивительного гребца. Закончив осмотр, капитан громким голосом обратился к команде:

— Наша эскадра идёт в Средиземное море. А оттуда мы пойдём на Дарданеллы. Будьте готовы все. Мы идём воевать с турками.

Глава 16

— Янычары! Янычары!

Душераздирающие вопли разносились по всей опушке, по всему берегу реки. Воздух разрезал свист и улюлюканье, смешанный с ржанием коней. Десятки цыган выскакивали из кибиток и разбегались в разные стороны. Женщины побросали бельё и, приподняв полы платья, со всех ног устремились за остальными в сторону леса. Предвидя такие действия, группа турецких янычаров отрезала путь к отступлению. Цыгане заметались вокруг горевших костров и повозок, пытаясь найти убежище. Со всех сторон в табор ворвались несколько десятков вооружённых саблями всадников. Они сразу же начали избиение беззащитных людей. Воздух наполнился воплями отчаяния и мольбами о помощи. Некоторые из янычар спешились и стали обыскивать кибитки. Всё ценное немедленно исчезало в кожаных мешочках, прикреплённых к поясу каждого из них. Между делом они расправлялись со всеми, кто попадался у них на пути. Возле одного из костров заметалась женщина в монашеском одеянии. Ноги у неё были босы. Женщину окружили несколько янычар. Вначале они сорвали с её головы накидку. Затем со смехом стали подталкивать к костру. Ей приходилось постоянно выворачиваться. В виду этих, очень нелёгких усилий, женщине приходилось постоянно перебегать через костёр. Каждый раз, когда она это делала, раздавался крик полный боли, который тут же тонул во взрывах дикого хохота. Не выдержав истязания, женщина бросилась в проход между двумя янычарами. Ей удалось прорваться. Она побежала со всех ног. Один из янычар вытащил из-за пояса кинжал и, размахнувшись, швырнул его ей вдогонку. Кинжал, прочертив в воздухе несколько оборотов,…воткнулся в спину женщину. Издав вскрик, она сделала ещё несколько шагов и упала навзничь, раскинув руки. В этот момент воздух разрезал крик полный боли и ярости:

— Ма…м… а…

Одинокий всадник…он появился внезапно. Соскочив на скаку с седла, он бросился к женщине. Встав на колени, он подсунул руки под тело женщины и осторожно перевернул его. Увидев безжизненно закрытые глаза, он снова закричал и прижал тело к груди. Всего лишь несколько мгновений, он находился в таком положение. Мужчина положил тело обратно и поднялся во весь рост. Он был одет как дервиш. Простая рубашка с открытым воротом и потрёпанные шаровары. За поясом торчала сабля. Лицо же…было искажено яростью…Он медленно вытащил из ножен саблю. Янычары посмеивались, видя этот жест, и указывали на него руками, называя его безумцем. Но очень скоро им пришлось пожалеть о своей беспечности. Первая же атака незнакомца оставила на земле два мёртвых тела. Он двигался с непостижимой быстротой и великолепно владел саблей. Оставшиеся в живых четверо янычар поняли всю опасность своего положения слишком поздно. Незнакомец уложил одного за другого всех четверых на землю. Воздух прорезал яростный крик:

— Поймайте живьём этого шайтана!

Не успел крик отзвучать, как около двух десятков пеших и столько же конных янычар бросились на человека, которого вначале приняли за дервиша. А возможно, он таковым и являлся. Дервиш, как называли его янычары, не стал ждать нападения. Он бросился в сторону повозки. Добежав до неё, он одним махом перебросил через неё своё тело и на всей скорости залетел в кибитку. Пробежав по разбросанным вещам, он распахнул полог с другой стороны. Его уже ждал всадник с поднятой саблей. Не раздумывая ни мгновения, он бросился на всадника и сбросил его с седла. Схватившись друг с другом, они покатились по земле. Изловчившись, дервиш вначале прижал янычара к земле, а потом быстро воткнул ему в грудь саблю и бросился к лошади. В одно мгновение, он вскочил в седло. Его уже окружали. Он бросил коня в свободный проход и, прорвавшись сквозь окружение, начал быстро удаляться.

— Не дайте ему уйти, — раздался тот же голос, который тут же изрыгнул поток проклятий. Дервиш и не собирался уходить. Он остановился, развернул коня и бросился в одиночку на янычар. Ему наперерез бросились сразу несколько всадников. Он не стал уклоняться от боя и погнал коня им навстречу. Ещё мгновение, и они встретились. Посыпались искры. Дервиш то вставал в стремени, то неожиданно ложился на круп лошади, с непостижимым проворством уходя от смертельных ударов и одновременно успевая атаковать. Неожиданно для всех, он пришпорил лошадь и поскакал галопом вперёд. Позади него два мёртвых янычара свесились с сёдел. В воздухе раздались испуганные крики…

— Шайтан…шайтан…

Тем временем дервиш двинулся на пеших янычар. Достигнув их, он начал кружить на лошади, сыпля ударами во все стороны. Казалось ещё немного, и он уничтожит их всех. Но в этот момент за спиной дервиша показались два всадника. Они несли на скаку раскрытую сеть. Поглощённый сражением, дервиш не сразу заметил опасность. И это промедление оказалось для него роковым. Всадники накинули на него сзади сеть, а в следующее мгновение опрокинули на землю и связали. Уже связанным его поставили на ноги. Один из янычар подошёл к нему и внимательно осмотрел с ног до головы. После осмотра, он громко спросил у одного из своих людей:

— Скольких убил этот шайтан?

— Пятнадцать…господин! — раздалось в ответ.

— Пятнадцать, — зло повторил янычар и устремил угрожающий взгляд на дервиша. Тот встретил этот взгляд презрительной улыбкой и таким же презрительным тоном произнёс:

— Вы шакалы…только и можете, что убивать женщин и детей.

Услышав эти слова, янычар вытащил из сапога кнут и стеганул им по груди дервиша. На рубашке дервиша тут же появился своеобразный прорез, из которого начала выступать кровь. Однако на лице не дрогнул ни один мускул. Последовал второй удар, приправляемый потоком ругательств. Появился второй прорез. В ответ лишь презрительное молчание. Было нечто такое в выражение лица этого дервиша, что не позволило его дальше избивать. Янычар спрятал кнут обратно и коротко приказал своим людям:

— Привяжите его к лошади! Повезём в крепость. Там и решим, как с ним поступить!

Второй конец веревки, которой был связан дервиш, прикрепили к седлу лошади. Лошадь пустили рысью. Верёвка дёрнулась. Дервиш вначале свалился. Но тут же сумел подняться и побежал вслед за ней. Глядя вслед своему пленнику, янычар пробормотал:

— Клянусь Аллахом, каждый из моих людей стоит двух, а то и трёх воинов. Так я думал, пока не повстречал этого…шайтана…

Он дал знак своим людям. Чуть замешкавшись, они всё же двинулись вслед за пленником. Едва они покинули табор, как отовсюду начали появляться цыгане. Несколько человек подбежали к матери дервиша. Один из них приложил голову к её груди. Женщина всё ещё дышала.

Спустя несколько часов, янычары уже подходили к крепости Чанаккале. Всё это время пленника гнали вперёд криками, а нередко ударами кнута. Уже перед самыми воротами им пришлось остановиться. С другой стороны к крепости подъезжал всадник на вороном коне. Это был глашатай. Он громким голосом возвещал:

— Преклоните колени, опустите головы,…ибо скоро сюда прибудет великий визирь повелителя всех правоверных…Абу Юсуф Амини.

Глашатай раз за разом повторял эти слова. Он делал это до тех пор, пока все люди, находившиеся перед крепостью, не преклонили колени и не опустили головы. Янычары не стали исключением. Все всадники спешились и, опустившись на колени, опустили головы. В это мгновенье, охваченные благочестивым смирением, они совсем позабыли о пленнике. А дервиш и не думал опускаться на колени. Он безо всякого интереса смотрел на облако пыли, что очень медленно приближалось в его сторону. Очень скоро показался длинный караван. Вереница верблюдов и лошадей была доверху нагружена поклажей. На горбах некоторых верблюдов были сооружены маленькие палатки украшенные дорогими тканями. Пологи палаток были наглухо занавешены, скрывая от любопытного взгляда тех, кто находился внутри. Рядом с верблюдами шли погонщики с кнутами в руках. По обе стороны каравана двигалось не менее пятидесяти всадников охраны. При таком количестве людей и животных в караване, всё происходило степенно и размеренно. Лишь изредка доносились отрывки слов. Впереди каравана ехал сам великий визирь. Это был пожилой, дородный мужчина, облачённый в дорогой халат. Голову визиря покрывала не менее дорогая чалма серебристого оттенка. Каждый раз, когда он дёргал стремена, его руки поднимались вверх, открывая взорам изящные пальцы, унизанные драгоценными перстнями. Вслед за великим визирем двигались восемь полуобнажённых мужчин. Они несли закрытые носилки. Материя, служившая стенами и крышей для этих носилок, выделялась даже среди всего этого великолепия… богатством узоров и золотым шитьём. В отличие от других носилок, что несли верблюды, полог здесь не был так плотно занавешен. Больше того, он постоянно колебался. Открывался узкий просвет, в котором мелькало лицо миловидной девушки. Это девушка, была ни кто иная, как Маха, личная служанка дочери великого визиря…Маралайри. Или как её ещё называли…Майрал. В свои юные годы она уже снискала славу. И не только красотой, но и незаурядным умом. В данный момент, когда носилки слегка покачиваясь, двигались по дороге, она полулежала на подушках облачённая в шёлковые шаровары и полуоткрытый сарафан украшенный драгоценными камнями. Находясь в такой позе, она, улыбаясь, слушала болтовню своей служанки. Майрал обладала смуглой кожей. Длинными чёрными волосами, которые разметались на подушках, и выразительными карими глазами. Тонко очерченный рот и щёки с едва заметными ямочками придавали ей особое очарование. Руки у неё были изящны, а движения грациозны. Шаровары лишь подчёркивали стройные очертания тела, а улыбка- очарование лица.

Не переставая болтать, Маха коснулась руками открытых ступней своей госпожи и стала нежно их массировать. Едва она начала это делать, как Майрал откинулась назад на подушки и начала перебирать руками свои волосы. Она делала это бесцельно. Мерное покачивание и движения служанки приносили ей чувство успокоения и отчасти даже…наслаждения. Неожиданно для обеих носилки остановились. Обе девушки с удивлением переглянулись между собой. По знаку госпожи, Маха осторожно откинула полог и выглянула наружу. И почти тот час же из её груди вырвался приглушённый крик. Она повернула изумлённое лицо в сторону Майрал и тихо прошептала:

— Взгляните…госпожа!

Поведение служанки вызвало всплеск любопытства у Майрал. Она быстро перебралась вплотную к пологу и, стараясь оставаться незамеченной, медленно раздвинула его. Ей сразу в глаза бросились десятки преклонённых людей. Опущенные головы касались песка. Лошади, воины, крестьяне,… а вот ещё одна лошадь. К лошади привязан пленник…сердце Майрал дрогнуло,…затем замерло,…а потом забилось с невероятной быстротой. На миг у неё перехватило дыхание. В душе появилось пламя, и оно разрасталось с каждым мгновением всё ярче и ярче. При всём желание, она не смогла бы отвести взгляд от пленника. Безукоризненные его черты лица…его удивительные голубые глаза…каждая часть тела незнакомца поражали изяществом. В каждой из них чувствовалась непонятная… сила. Он словно излучал спокойствие и…благородство. Ещё больше поразил Майрал взгляд пленника. Единственный из всех, он оставался на ногах и, тем не менее,…во взгляде не было и тени страха. В нём был вызов и…презрение.

— Ты не преклонил колени?

Услышав голос отца, Майрал отпрянула назад. Служанка, увидев её лицо, всплеснула руками и взволнованно зашептала:

— Вы больны, моя госпожа? На вас лица нет…

Майрал не успела ответить. Она с замиранием сердца услышала голос отца.

— Сделай это сейчас и ты сохранишь свою жизнь!

Майрал облегчённо вздохнула, но, услышав другой голос,…мгновенно покрылась бледностью.

— Я ни перед кем не преклоняю колени. И уж не сделаю этого перед убийцами моей матери!

— Бросьте его в темницу, — коротко распорядился великий визирь, — а утром отдайте палачу!

После этих слов караван снова двинулся в путь. Майрал более не осмеливалась выглянуть наружу. Её терзала настойчивая мысль. Как она может помочь пленнику? Пленнику…ставшему в одно мгновение таким…близким ей.

— Как только приедем, узнай всё об этом человеке, — тихо произнесла Майрал, обращаясь к служанке. Та понятливо кивнула головой. Караван начал въезжать в Чанаккалу.

Глава 17

Чанаккале

Майрал с замирающим сердцем шла по сырому подземелью крепостной тюрьмы. Она была облачена в длинное платье чёрного цвета. Лицо до самых бровей скрывала вуаль. С каждым шагом, приближающим её к цели, волнение возрастало. Майрал не сомневалась в том, что отцу доложат о её неблаговидном поступке. Он разгневается. И возможно очень сильно. Однако желание помочь пленнику пересиливало все доводы рассудка. В сущности, Майрал сама не понимала, зачем пришла сюда. И ещё более удивил её поступок Маху. Она шла впереди своей госпожи позади стража с факелом в руках и время от времени испуганным шёпотом упоминала имя великого визиря. Достигнув кованной деревянной двери с маленькой решёткой, стражник остановился. Увидев на стене факел, он снял его и поджёг. Затем передал его Махе. И уж после этого раздался звон ключей. Он открыл дверь темницы, пропуская обеих женщин внутрь. Всё эти действия осуществлялись без единого слова. Стражник остался снаружи, но готовый в любое мгновение войти внутрь.

Маха осветила темницу факелом. Это была маленькая четырёхугольная комната с сырыми стенами. Такая же, как и многие другие. Через стены просачивалась вода и стекала на землю. В левом углу лежала охапка сена. На ней и лежал пленник. Правая рука его была прикована к железному кольцу, вбитому в стену. Увидев очертания пленника, Майрал непроизвольно вздрогнула. Набравшись решимости, она сделала несколько шагов по направлению к нему, но была остановлена безразличным голосом:

— Зачем ты здесь?

— Я пришла помочь…тебе, — Майрал никак не могла справиться с волнением. По этой причине её голос постоянно прерывался. Она не могла различить выражение лица пленника, и это внесло в её душу волну разочарования. Но голос…вызывал в ней смятенье…вне зависимости от того, как именно он звучал.

— Я не нуждаюсь в помощи! — последовал безразличный ответ. — Уходи!

Маха потянула за рукав платья Майрал и, потянувшись на носках, прошептала на ухо Майрал:

— Пойдёмте, госпожа. Этот человек очень злой. Как бы не причинил… беды, не сглазил вас…

— Я останусь, чтобы ни говорил этот человек, — Майрал упрямо тряхнула головой и устремив мягкий взгляд на пленника с удивительным участием произнесла: — Я скорблю о смерти твоей матери…вместе с тобой. Я знаю, именно её смерть привела тебя сюда. Но в твоих речах я слышу безразличие. Ты потерял веру? Ты не хочешь жить? Что тебе мучает? Доверься мне…и я сделаю всё, чтобы облегчить твои страдания…

На короткое время воцарилась тишина. Видимо пленник раздумывал над словами Майрал.

— Если ты и правда хочешь мне помочь, — наконец раздался в ответ мучительный шёпот, — тогда,…тогда помоги проводить её в последний путь. Я бросил тело матери на земле. Возможно, там не осталось никого, кто бы мог о ней позаботиться.

— Ты расскажешь мне,…что случилось? — тихим голосом попросила Майрал.

— Янычары…они напали на наш табор. Я приехал слишком поздно.

— Ты цыган по рождению?

Вначале последовало молчание. Видимо пленник кивнул, но потом он подтвердил её предположение коротким «да».

— Тебе не в чем винить себя. Ты ничего не мог сделать. Никто не может справиться с янычарами.

— Я убил пятнадцать из них!

— Ты один…убил пятнадцать янычар? — Майрал была ошеломлена этими словами. — Ты воин?

— Меня забрали от матери в трёхлетнем возрасте. С той поры, я ничего не видел кроме сабли и лошади. Слышала ли ты о «диком отряде»?

— «Дикий отряд»? — переспросила с удивлением Майрал. — Кто же о нём не слышал? Лучшие воины султана Мехмеда повелителя правоверных. Христиане…мамлюки…

— Я один из них! Моё имя Азар!

Услышав эти слова, Маха непроизвольно отступила назад. На её лице появился ужас. Губы издали испуганный шёпот.

— Мамлюк…неверный…

Майрал эти слова потрясли не меньше. Она некоторое время молчала, собираясь с мыслями. Этот пленник, вне всякого сомнения, был удивительным человеком. Не похожим ни на одного другого. Её не пугало, что он был христианином и мамлюком. Скорее наоборот. Она почувствовала к нему ещё большее уважение. «Дикий отряд» пользовался особым расположением султана. И, тем не менее, он презрел все земные блага во имя своей матери.

— Где я могу найти тело твоей матери?

Наступило молчание. А вслед за ним прозвучал напряжённый голос пленника:

— Езжай на Запад. В нескольких часах езды отсюда ты увидишь остатки цыганского табора. Она должна быть там.

— Она будет достойна похоронена, — с необыкновенной твёрдостью пообещала Майрал, — можешь быть спокоен, Азар. Я отправлюсь в путь сразу после утренней молитвы.

— Почему тебя заботит моё горе…женщина? По какой причине ты мне помогаешь? Кто ты?

Вопрос пленника застал её врасплох. Она не знала ответа на этот вопрос. Ей просто хотелось помочь. Она не задумывалась над причинами.

— Я не могу ответить на твои вопросы, Азар!

Пленник ничего не ответил. В темноте лишь послышалось шуршание. Спустя короткое время, Майрал снова услышала голос пленника:

— Возьми…

Приглядевшись внимательно, Майрал увидела протянутую руку, на которой лежал маленький предмет. Она потянулась к руке пленника. В тот миг, когда руки соприкоснулись, она почувствовала,…как всё её существо затрепетало от волнения и… счастья. Дрожащими пальцами она забрала этот предмет из руки пленника и в этот миг снова услышала его голос:

— Этот медальон у меня с рождения. Когда меня казнят, он попадёт в плохие руки. Позаботься о нём. Это моя последняя просьба к тебе.

— Тебя не казнят, — прошептала Майрал и, сжимая в руках полученный предмет, покинула темницу. Следом заспешила Маха. Она стала бурно высказывать негодование по поводу прошедшего разговора, но Майрал её не слушала. Направляясь за стражем в обратную дорогу, она снова и снова вспоминала весь разговор. Каждое слово. А более всего в её памяти запечатлелся миг, когда она коснулась рук пленника. Майрал чувствовала, что всё её лицо горит. Едва покинув пленника, она мечтала вновь его увидеть. Мечтала…вновь услышать голос, запавший ей в душу. Она не могла позволить ему умереть. Нет. Она поможет пленнику. Но как? Как? Только отец мог освободить его от наказания. Никогда прежде, она не обращалась к нему с подобной просьбой. Да и отец…никому не прощал подобной дерзости. Но она должна попытаться. Должна. «Что подумает отец, когда я попрошу помиловать пленника? — с внезапным ужасом подумала Майрал. — Я не смогу объяснить причину своего поступка. Он слишком мудр и сразу всё поймёт. Но я должна попытаться, иначе…» Майрал не хотела думать о завтрашнем дне. Она должна прямо сейчас пойти к отцу.

Покинув стены тюрьмы, Майрал к ужасу Махи направилась к отцу. Служанка пыталась отговорить свою госпожу. Говорила, что время позднее и великий визирь почивает. Что следует дождаться утра. Но ничего не могло пошатнуть уверенность Майрал. Она была тверда в своём решение.

Перед дверью ведущей в покои великого визиря, стоял Хамит…личный телохранитель отца. При виде Майрал, его взгляд выразил удивление. Что не помешало ему склониться в поклоне и отворить дверь. К счастью Майрал, визирь всё ещё не ложился. Он сидел на роскошной тахте. Перед ним стоял изящный столик, на котором лежали письменные принадлежности. Рядом лежали чётки, с которыми визирь не расставался. Визирь в очередной раз макнул перо в чернильницу, когда заметил Майрал. Лицо его выразило глубокое изумление. Подстать взгляду прозвучал и голос.

— Дочь моя…ты? В такой поздний час?

Майрал подошла к отцу, опустилась на колени и, откинув вуаль с лица, прижалась губами к его руке. Она оставалась в таком положение, пока вконец удивлённый таким поведением визирь, не заставил её подняться. Сам он тоже поднялся и очень внимательно посмотрел на лицо дочери. Не в силах выдержать проницательного взгляда отца, Майрал опустила глаза. Визирь, как мог мягко обратился к дочери.

— Я никогда не видел тебя такой. Что случилось, дочь моя? О чём ты просишь?

— Умоляю вас,…пощадите пленника, отец! — едва слышно прошептала Майрал.

Услышав эти слова, визирь нахмурился.

— Как ты осмелилась обратиться ко мне с такой просьбой?

— Не знаю…

На лице визиря вновь отразилось удивление.

— Не знаешь? Дочь моя…ты не больна? У тебя слишком бледное лицо!

— Отец, — Майрал подняла на визиря умоляющий взгляд, — простите его.

— А знаешь ли ты, что перед нашей встречей он убил пятнадцать янычар повелителя? — визирь говорил медленно, постоянно растягивая слова.

— Они убили его мать! — вырвалось у Майрал. Она тут же пожалела о своих словах. Но было уже поздно. Визирь всё услышал и, по всей видимости, сделал должные выводы. Какие? Прозвучало в следующих словах.

— Ты осмелилась пойти в тюрьму? Ты видела пленника? Говорила с ним? — в голосе визиря прозвучал скорее не гнев, а…растерянность. — Что с тобой, дочь моя? Я больше не узнаю тебя. Тебе хорошо известно, что подобное поведение может опозорить наше имя…

Майрал стояла перед визирем с таким несчастным видом, что визирь поневоле замолчал. Но ненадолго.

— И что он тебе сказал? — переменив тон, негромко осведомился визирь у своей дочери.

— Его зовут Азар. Он мамлюк из «дикого отряда», — не поднимая головы, ответила Майрал. — Я пообещала похоронить его мать, не спросив твоего разрешения.

— Что ты ещё ему пообещала? — с плохо сдерживаемый гневом поинтересовался визирь.

— Ничего отец. Только взяла…это… — Майрал открыла руку, в которой лежал медальон.

— Гяур! — воскликнул визирь, увидев изображение на медальоне. — Ты говорила с неверным…

— Отец…

— Замолчи! — гневно оборвал её визирь. — Я больше ничего не хочу слушать. Отправляйся в свои покои и больше никогда не смей с ним заговаривать. А это… — визирь забрал у дочери медальон, — останется у меня.

— Отец, — с мольбой прошептала Майрал с полными глазами слёз, — накажите меня, как пожелаете, только пощадите пленника, и позвольте мне позаботится о его матери. Никогда больше я не обращусь к вам с просьбой. Никогда…

— Она ещё ставит мне условия, — негодуя, вскричал визирь, — непокорная дочь. Или ты не слышала моих слов? Немедленно отправляйся к себе и не смей больше показываться мне на глаза.

Понимая, что своим поведением ещё больше разозлит отца, Майрал молча повернулась, и побрела к двери. Некоторое время после её ухода, визирь в негодовании ходил по коврам, устланным на полах и, рассматривая узоры, бормотал невнятные слова под нос. Он даже позабыл о письме, которое писал султану до её прихода. Наконец, визирь остановился и громко воскликнул:

— Моя Майрал,…что с ней стало? Своими суждениями она часто ставила меня в безвыходное положение. Почему же сейчас, она готова презреть всё…все наши обычаи…даже волю собственного отца. И ради кого? Ради этого пленника… — визирь неожиданно осёкся. На его лице появилось осмысленное выражение. Чуть позже, он выразил мысль, которая появилась у него в голове. — Не иначе как моя Майрал влюбилась в этого грязного мамлюка. Лишь одно чувство могло её заставить совершить все эти…неправильные поступки, — визирь выразился так мягко, как только мог. Несмотря на то, что поведение дочери его сильно разочаровало, он всё ещё был о ней очень высокого мнения. Майрал отличалась от всех других девушек рассудительностью и необыкновенной проницательностью. Она не могла не знать, как именно он поведёт себя, услышав её просьбу. И всё же пришла…Визирь тяжело вздохнул. Последняя мысль лишь подтвердила его догадку. Майрал действительно руководствовалась любовью. И казни он этого пленника, она никогда ему не простит. Хотя может и не показать своих чувств. Она никогда не показывает своих чувств. Этот случай стал исключением. «И что же мне делать? Как поступить?» — задался вопросом визирь. Ответ пришёл сам собой. Следовало отправить дочь в другое место. Или отправить этого пленника. «Конечно!» — у визиря появился довольный вид. Он вслух пробормотал:

— Этот мамлюк силён. Он понадобится мне. Англичане скоро войдут в Дарданеллы и тогда мне понадобятся все, кто только может носить оружие. Мы помилуем его и отправим воевать подальше отсюда. Все будут довольны. И моя дочь тоже. Ну, а пока мне следует выполнить обещание, которое она дала этому мамлюку. Майрал не успокоится до тех пор, пока эта женщина не будет погребена должным образом. Я освобожу её от этой ноши, которую она взвалила на собственные плечи и по собственному желанию. Я поступлю так…в первый, и последний раз…Хамит, — позвал визирь. Телохранитель тут же появился перед визирем.

— Найди янычар. Утром мы отправимся туда, где они поймали гяура. Самого гяура не трогайте. Я должен сам с ним поговорить.

Хамит, кланяясь, покинул покои. А визирь вернулся к прерванному письму. Он должен написать султану. Обстановка вокруг Чанаккале накалялась. Могла понадобиться помощь.

Глава 18

Цыганка

Приезд великого визиря в расположение цыганского табора вызвал огромный переполох. Сопровождению визиря едва удалось успокоить цыган. Понадобилось ещё некоторое время, чтобы их собрали в одном месте. И лишь когда они столпились посреди табора, испуганно глядя на вооружённых всадников, а больше на одного, что гарцевал перед ними на белом коне… великий визирь смог обратиться к ним с вопросом:

— Кто из вас знает убитую женщину? Мать мамлюка Азара.

В ответ на эти слова, почти все цыгане подняли руки. Увидев единодушное подтверждение, визирь снова спросил:

— Кто из вас главный?

Вперёд вышел бородатый мужчина преклонных лет. По знаку визиря, Хамит передал ему увесистый кошелёк с монетами. Цыган в замешательстве смотрел то на кошелёк, то на великого визиря, который не замедлил объяснить этот жест с отчётливой угрозой в голосе:

— Похороните эту женщину со всеми почестями!

— Она ещё жива, господин, — с некоторой опаской ответил цыган, — но очень скоро уйдёт из этого мира.

Визирь колебался лишь одно мгновение. Он не понимал, что именно заставило его принять необычное решение. Но в следующую минуту он спешился и приказал его отвести к умирающей женщине. Так или иначе, именно она стала причиной последних событий. Визирь хотел взглянуть на неё. Возможно, тогда ему удастся понять, кто такой этот мамлюк и почему он похитил сердце его дочери.

Цыган отвёл его к повозке. Там лежала женщина немногим старше средних лет. У неё был неестественный цвет лица. Из груди постоянно вырывался хрип. Но что больше всего насторожило визиря, так это слова, которые повторяла умирающая женщина.

— Найдите моего сына,…скорей…я умираю,…а он должен знать…

Эти слова повторялись раз за разом. Но они не были похожи на бред. Визирь склонился над женщиной и негромко спросил:

— Что должен знать твой сын? Почему ты хочешь его увидеть?

Женщина устремила на него осмысленный взгляд и прохрипела слабеющим голосом.

— Кто… ты?

— Тот, кто может тебе помочь, — ответил визирь.

— Откуда…я знаю,…что ты…говоришь…правду?

Визирь покопался в кармане и вытащил оттуда медальон, взятый у дочери. Взяв его за тесёмки, он показал медальон женщине. Увидев его, женщина издала протяжный стон и даже немного приподняла голову. Но она тут же упала обратно. Из уст умирающей, раздался горячённый шёпот:

— Я верю…тебе…и у меня…нет…больше времени…под моей головой…возьми,…отдай ему и скажи…я не родная мать…но любила…как собственного сына…пусть прочитает…он должен узнать… — дальше визирь не смог расслышать. Умирающая женщина говорила очень тихо и на непонятном языке. Скорее всего, она просто молилась. Помедлив, визирь всё же приподнял подушку, на которой покоилась голова женщины. Под ней он обнаружил два свитка. Визирь забрал оба свитка и бросив прощальный взгляд на умирающую женщину, отошёл от повозки. К нему подвели коня. Он уже выезжал из табора, когда до него донёсся громкий плач.

«Умерла!» — понял он.

Запрятав свитки в складки одежды, визирь пришпорил коня, пуская его в галоп. По возвращению в город ему сообщили неприятную новость. Флот англичан подошёл очень близко к Дарданеллам. Эта новость заставила визиря со всей поспешностью заняться приготовлениями к защите города. Корабли были давно готовы. Оставалось погрузить на них войско. Этим он и занялся. Оставив в крепости необходимое число защитников, визирь приказал остальным грузиться на корабли. Весь день до позднего вечера, он вместе с несколькими полководцами разрабатывал план нападения на англичан. Когда всё было решено, он отпустил всех отдыхать, а сам вызвал Хамита. Когда тот явился, визирь коротко приказал:

— Отправьте пленного мамлюка на один из кораблей. Пусть покажет свою силу в настоящем деле. Отправляйся прямо сейчас. Вернёшь гяуру эту вещь, — визирь протянул медальон Хамиту. Тот принял её с поклоном. — Скажи ему, что его мать похоронена достойно. И ещё, — после короткого раздумья добавил визирь. — Пригласи ко мне Абу Рашида и…мою дочь!

Если Хамит и был удивлён, он ничем не показал своих чувств. По обыкновению, поклонившись, он оставил визиря. Тот сел в кресло и погрузился в раздумья. Он оставался в таком положение до той поры, пока не показалась Майрал. Весь её вид выражал одновременно вопрос и надежду. Она целый день следила за происходящим и знала, что в крепости никто не был казнён. Эта отсрочка и неожиданная просьба отца вызывали у неё надежду. Майрал остановилась перед отцом. Тот лишь мельком посмотрел на неё. Так как он молчал, Майрал не осмелилась нарушить тишину. Она просто смотрела на отца и ждала.

— Я разговаривал с женщиной, которую ты обещала похоронить!

Слова отца прозвучали неожиданно для Майрал. Она с нескрываемым изумлением уставилась на отца.

— Она жива? — только и смогла вымолвить она.

— Уже нет, — коротко ответил визирь. — Она умерла. Но перед смертью призналась, что этот мамлюк не её родной сын. Он не цыган. Стоит лишь раз взглянуть на этого…гяура, как становятся понятными слова этой женщины.

— Так кто же он…отец? — с замирающим сердцем спросила Майрал.

— Сейчас мы это узнаем! С этим гяуром связана тайна. И ты причастна к этой тайне. Только по этой причине я пригласил тебя, дочь моя. Ты должна знать, что эта женщина похоронена достойно. А этот…гяур не будет казнён.

— Отец, — Майрал опустилась на колени и, взяв двумя руками руку отца, прижалась к ней губами. Визирь не смог сдержать улыбки. Он с нежностью погладил дочь по голове свободной рукой и негромко произнёс:

— Нет ничего, чтобы я не сделал для моей любимой дочери. Помни об этом и не злоупотребляй моей добротой.

Вслед за этими словами, визирь приподнял дочь. Стоило ему взглянуть в её глаза, как он, не сдержавшись, рассмеялся. Глаза Майрал светились от радости. Услышав смех отца, она покраснела и стыдливо опустила глаза. Визирь перестал смеяться, когда в покоях появился убелённый сединами старец в сопровождение Хамита. Лёгким жестом руки, визирь отпустил своего телохранителя, а затем обратился к старцу с вопросом:

— Тебе известны гербы гяуров?

— Только самых известных гяуров! — с поклоном отвечал старец.

Визирь повернул лицо к дочери и указал на два свитка лежащие на столе.

— Их дала мне женщина, которую гяур считает своей матерью. Передай их Абу Рашиду.

Майрал беспрекословно выполнила просьбу отца. Получив запечатанные свитки, Абу Рашид внимательно осмотрел печать. Осмотр продолжался очень короткое время. Когда Абу Рашид поднял взгляд на визиря, тот понял, что настала пора задать вопрос, который его интересовал.

— Тебе знакома эта печать?

Голова Абу Рашида медленно склонилась к груди.

— Да, мой господин!

Услышав эти слова, Майрал заволновалась.

— Что ты можешь сказать?

— Очень многое, господин, — последовал ответ старца, — впервые эта печать появилась тысячу лет назад. Она была передана первым франкским королём по имени Хлодвиг своему внуку. Тот передал своему сыну. Мой господин, эта печать…символ рода Д'Арманьяков…

Прошло более часа после ухода Абу Рашида, а визирь всё ещё не мог прийти в себя. Он то и дело бросал восхищённый взгляд на дочь, состояние которой не сильно отличалось от его собственного.

— Аллах, — то и дело повторял потрясённый визирь, — даже великий султан не так знатен, как этот гяур. Подумать только…в жилах гяура течёт королевская кровь, а я его бросил в темницу. Да одного этого хватит, чтобы на нас пошли войной. Теперь понятно, почему он не желал становиться на колени… Я сам слышал о них. И не раз. Гордый род. Из него выходят одни воины. Но как он попал сюда? — визирь осёкся и с подозрением уставился на свитки, которые успели вернуть на место. — Не может ли быть, что мы ошибаемся? — медленно проговорил визирь, не сводя взгляда со свитков. Недолго думая, он подошёл к столику и, взяв один свиток, сломал печать.

— Здесь незнакомые слова, — визирь повернулся к дочери. Майрал подошла к отцу и приняла развёрнутый свиток. Некоторое время она изучала написанное, а потом сообщила отцу содержание.

— Этот документ свидетельствует о рождение мальчика. При крещении он получил имя Жан. Он рождён от брака графа Д'Арманьяк и Луизы Бургундской. Здесь есть все подписи и печать в виде буквы «А». Она точно такая же, каким был запечатан сам свиток.

— Всё совпадает, но всё же остаются сомнения, — пробормотал визирь и, устремив странный взгляд на дочь, добавил: — мне следует поговорить с этим человеком. Может, тогда я сумею всё понять.

— Он будет освобождён…отец? — осторожно, но с надеждой спросила Майрал.

— Он уже освобождён! Я его отправил на войну. Если угодно Аллаху, он вернётся живым, и тогда мы подумаем, как следует поступить. А если умрёт,… мы забудем обо всём, дочь моя!

Глава 19

Встреча

Военное судно летело вперёд на полных парусах. Дул попутный ветер, который как нельзя лучше способствовал планам. Полотнище с полумесяцем развевалось на мачте. В ночном море были слышны лишь шум ветра и всплеск волн. Около трёхсот человек с оружием в руках притаились на борту судна готовые к броску. Мамлюк Азар находился ближе к корме судна. Он сидел, опёршись спиной об борт. Мамлюк равнодушным взглядом оглядывал напряжённые лица своих товарищей, а потом переводил взгляд на свою ладонь, в которой лежал медальон. Ему вернули его без объяснений. И мать похоронили. Он знал, кому обязан. Вот чего он не мог знать, так это будет ли у него возможность отблагодарить добрую женщину. Мамлюк поднял голову кверху, разглядывая ночное небо. «Душа у этой женщины такая же красивая как эти звёзды», — подумал он, наблюдая за ними. Для него осталось загадкой, почему она помогала ему. Возможно, просто пожалела…

— Будьте готовы, — разнёсся по судну голос аги.

Мамлюк надел медальон на шею и крепко сжал в руках саблю. Понемногу им, как и многими другими начало овладевать возбуждение. Состояние обычное перед каждым сражением. Тем временем турецкое судно заметили. Начали раздаваться запоздалые выстрелы. Несколько человек повалились на палубу. Мамлюк вскочил на ноги и, схватившись за борт, зорко наблюдал за английской галерой, с которой неслись выстрелы. Суда быстро сближались. Выстрелы с той стороны участились. Последовала громкая команда.

— Спустить паруса!

А чуть позже по палубе пронёсся громкий крик:

— На абордаж!

На галеру полетели абордажные крючья. Вместе с остальными, мамлюк бросился к канатам. Дым от выстрелов заслонил борт английской галеры. Тем не менее, мамлюк повис на канате, а в следующее мгновение начал, перебирая руками, преодолевать пространство между обоими судами. Прямо перед ним раздался громкий крик, и какой-то человек, сорвавшись с каната, полетел вниз. Мамлюк даже не оглянулся на него. Он с упорством двигался вперёд. Дым, крики и выстрелы заполонили всё пространство вокруг него. Он не видел остальных, но чувствовал, что и они стремятся попасть на борт галеры. А вот и тот самый борт. Мамлюк ухватился за борт двумя руками, когда увидел мелькнувшую тень впереди. Он едва успел уклониться. Острие сабли прошло рядом с ним. Он быстро подтянулся и, схватив противника за ворот, перекинул его за борт. Тот с криком полетел в воду, а мамлюк перескочил на палубу и быстро огляделся по сторонам. Он сразу понял, что прикованные гребцы не представляют опасности. Основные события разворачивались вокруг мачты. Висевшая на мачте лампа, ярко освещала противников. Не раздумывая ни мгновения, он бросился туда. Ему наперерез бросились двое. Мамлюк быстро сдвинулся в сторону, пригнулся и пронзил первого в живот. В таком положении он отразил удар второго. Затем так же быстро выпрямился и, отразив ещё несколько ударов, хлестнул второго по шее. Эта задержка спасла ему жизнь. Обстановка на судне резко менялась. Англичанам удалось опрокинуть часть нападающих в воду. И сейчас они имели численное превосходство, что могло предрешить исход сражения в ближайшие мгновения. Не раздумывая над возможными последствиями, мамлюк всё же ринулся к мачте и вступил в бой с превосходящими силами противника. Там оставалась лишь горстка его товарищей, которые отчаянно сражались. Помощь мамлюка оказалась своевременной. Ему удалось даже немного оттеснить назад нападающих. Он сражался с неистовством. Удары следовали один за другим. Он с проворством уходил от смертельных ударов, но только для того, чтобы снова атаковать. Его сабля производила опустошение среди противников. Сражение кипело по всему судну. И большей частью преимущество сохранялось на стороне англичан. Положение горстки людей сражающихся возле мачты, резко ухудшилось, когда часть их товарищей отступила назад. Их прижали к борту и могли в любое время уничтожить. Тогда бы битва была закончена. Увидев опасность, все те, кто сражались у мачты, двинулись на помощь своим товарищам. С громкими криками они напали на англичан сзади. Но и англичане не отставали. Они тут же усилили своё давление свежим подкреплением. Битва снова закипела вовсю. Но самое тяжелое положение сложилось возле мачты. Там за исключением мамлюка, оставалось ещё пять человек. Против них бились вчетверо больше противников. И это число постоянно увеличивалось. Становилось ясно, что долго они не выдержат этого давления.

Гребцы с неослабным вниманием следили за сражением. Они надеялись,…очень надеялись, что турки одержат вверх, и они получат долгожданную свободу. Они с ненавистью следили за лордом Ленгстоном, который до хрипоты кричал, направляя действия своих подчинённых. В руках у него были два пистолета, которые он время от времени пускал в ход. Безразличным оставался лишь один из гребцов. Тот самый, на которого обратил внимание лорд Ленгстон. Но вот…и он вздрогнул. Его взгляд был направлен в сторону мачты, где шло отчаянное сражение. Он видел, как ещё один турок свалился замертво. Но не это событие привлекло его внимание. Взгляд гребца был прикован к молодому человеку, который сражался как сам дьявол. Именно его имел в виду капитан, призывая своих людей уничтожить… «мерзкого турка». Ещё мгновение…и гребец намертво вцепился в весло и приподнялся. Из его груди вырвался глухой стон. Отбросив назад сидевшего рядом с ним гребца, он выскочил в проход. Увидев обломок весла, он поднял его и побежал в сторону мачты. Тем временем мамлюк осознал, что конец его близок. Он остался в одиночестве. Получив короткую передышку, он прижался спиной к мачте, зорко оглядывая обступивших врагов. Казалось, его ничто не может спасти. Но вот…один из окруживших его противников закричал и, схватившись за голову, рухнул на палубу. Следом за ним упал второй, третий. Мамлюк не верил своим глазам. Огромного роста седой старик с веслом в руках, рушил всё, что находилось на пути к нему. Его нападение произвело полное опустошение. Он орудовал веслом с таким искусством, что вскоре перед мамлюком появилось свободное пространство. Но потом он повёл себя ещё более странно. Добравшись до него, старик схватил рукой медальон, висевший у него на груди, и прошептал:

— Я не ошибся!

После этих слов, он заслонил своим телом мамлюка и, приподняв весло, грозно оглядел всех тех англичан, кто находился в непосредственной близости от них. Те с опаской поглядывали на мощную фигуру, сжимающую в руках весло. Единственный глаз этого человека с отчётливой угрозой проходился по всем ним. Лёгкую заминку прервал голос капитана погнавший их вперёд. Они набросились на обоих. Обстановка же вокруг них оставалась напряжённой. Однако судьба была на стороне атакующих. С турецкого судна пришло подкрепление. Это изменило обстановку. Мамлюк с новыми силами бросился в бой. Не раз во время сражения он чувствовал, как очередной удар, направленный в его сторону отражала рука этого странного человека, по непонятной причине пришедшего ему на помощь. Тот сражался так же отчаянно, как и он сам. У мамлюка появилась странная уверенность. Он знал, где бы он ни сражался, никто не сможет поразить его в спину.

Сражение закончилось полным разгромом англичан. Пока турецкий ага подсчитывал убитых и распоряжался отогнать галеру в Чанаккале, мамлюк подошёл к гребцу. Их взгляды встретились. Мамлюка поразил взгляд гребца. Столько чувств выражал единственный глаз. В нём светились и нежность, и радость…и любовь. Понимая, что никакие слова не смогут выразить его благодарности, мамлюк просто пожал ему руку.

Глава 20

Предложение

Слушая все подробности прошедшего сражения, визирь буквально смаковал это событие, заставляя повторять их снова и снова. Он приказал щедро наградить отличившихся, а вслед за этим отправил гонца к султану с радостным известием. Не успел он остаться один, как ему сообщили, что Майрал просит разрешения явиться к нему. Понимая нетерпение дочери, визирь приказал её привести. Немного позже, он радостной улыбкой приветствовал свою дочь.

— Гяур жив, — сообщил он дочери, отвечая на её немой вопрос. Увидев, с каким облегчением она вздохнула, визирь с лукавой улыбкой добавил: — Он очень храбро сражался. Он должен принять в своё сердце истинную веру и тогда я дам ему под начало тысячу воинов и…позволю жениться на моей прекрасной дочери.

Визирь ожидал увидеть радость на лице Майрал, поэтому удивился, когда она с печалью посмотрела на него.

— Неужели я ошибся? И твоё сердце не принадлежит гяуру? — внимательно глядя на дочь, спросил визирь.

— Ты не ошибся, отец, — с той же грустью призналась Майрал, — моё сердце принадлежит ему с того самого мгновения, когда я впервые увидела его.

— Так что же тебя печалит, дочь моя?

— Он не согласится, отец!

— Почему ты так думаешь?

Вместо ответа, Майрал протянула отцу второй свиток, который она взяла с собой прочитать.

— Как только он узнает, что здесь написано, ничто на земле не удержит его! И чтобы ты не предложил, он не примет.

Не сводя с дочери вопросительного взгляда, визирь принял свиток.

— И что же здесь написано?

— Исповедь его отца!

— А если он не узнает? — визирь вновь устремил на дочь вопросительный взгляд. Она отрицательно покачала головой.

— Он должен узнать, что здесь написано. Мы совершим великий грех, скрыв от него правду.

Визирь не успел ответить дочери. Появился Хамит. Он сообщил, что привёл пленника и…гяура. Визирь передал ей свиток обратно и молча указал дочери на соседнюю комнату, укрытую от взгляду шёлковыми занавесями. Майрал молча повиновалась этому знаку. Она зашла за занавеси. Оставаясь невидимой для других, она могла слышать всё, что происходило в покоях отца. Тем временем двое стражей привели закованного в цепи пленника. Это был тот самый гребец, который спас жизнь мамлюку. Позади него шёл переводчик. Он тут же упал ниц перед визирём. Но тут же поднялся, услышав его милостивый голос. Следом появился и сам мамлюк. Хамит подошёл к пленнику и повелительно произнёс:

— Склони голову раб. Перед тобой великий визирь повелителя правоверных!

Переводчик перевёл эти слова на английский.

В ответ, единственный глаз пленника полоснул телохранителя презрительным взглядом. Он ещё выше задрал голову. Визирь нахмурился, следя за поведением пленника. Однако голос его, обращённый к пленнику, прозвучал почти спокойно.

— Ты помог нам и за это заслуживаешь награды. Но ты предал своих друзей, и за это заслуживаешь только одной участи…смерти. Мы не прощаем таких людей как ты. Ты будешь казнён сегодня же, — визирь сделал жест рукой, приказывая убрать пленника. Стражи взяли его за руки, но пленник одним движением стряхнул с себя стражников. А то, что произошло потом, потрясло визиря до глубины души. Пленник подошёл к мамлюку и, опустившись перед ним на колени, что-то сказал. Затем поднялся и направился в сторону стражей. Визирь обратил взор на переводчика. Тот пожал плечами, как бы говоря, что не понимает этого языка. Следом за этими действиями визирю пришлось вынести ещё одно потрясение. Мамлюк неожиданно обратился к нему, заставив оцепенеть всех, кто находился в покоях визиря.

— Казни вначале меня, визирь!

— Ты испытываешь моё терпение, гяур, — с хмурым лицом ответил визирь, — я уже раз пощадил твою жизнь.

— Мне легче умереть, чем смотреть на то, как казнят человека, спасшего мою жизнь! — последовал твёрдый ответ.

— Пусть все уйдут кроме гяура и пленника! — неожиданно приказал визирь.

Как всегда ему молча повиновались. Пленник и мамлюк молча обменялись взглядами. По всей видимости, понятными лишь им обоим. Для визиря же, они остались загадкой. Он оставил их и зашёл за занавесь. Туда, где находилась Майрал. Наклонившись к ней, он шёпотом спросил:

— Ты поняла, о чём говорил пленник гяуру?

Майрал с бледным лицом, кивнула головой.

— Он сказал; «Теперь я умру счастливым, Жан»!

— Жан? Он так сказал? — поразился визирь.

Майрал уверенно кивнула головой.

— Закрой лицо и идём со мной!

Визирь вернулся обратно. Майрал, закрыв лицо вуалью, последовала за ним. Его приход пленник встретил удивлением, а мамлюк с радостью. Майрал сквозь вуаль видела его радостный взгляд. Вне всякого сомнения, он узнал её. Голос отца заставил Майрал отвлечься от мыслей.

— Спроси у пленника,…знает ли он гяура?

Майрал перевела вопрос на французский.

Пленник кивнул головой.

— Назови его имя! — потребовал визирь. Однако пленник и не собирался отвечать. Всем своим видом он показывал неповиновение.

— Не хочешь отвечать? — визирь взял из рук дочери свиток и уже с ним подошёл к пленнику. — Может это тебе поможет вспомнить? Тебе знаком этот свиток?

Пленник не слышал перевода. Он как заворожённый смотрел на руку визиря. Его взгляд подсказал визирю ответ на вопрос.

— Пойми, — как мог мягко произнёс визирь, — я не враг твоему господину. Ведь он твой господин?

Услышав перевод, пленник медленно кивнул.

— Так тебе знаком этот свиток?

Пленник снова кивнул. Тем временем визирь снова задал вопрос:

— Ты знал человека, который написал его?

Перевод Майрал заставил пленника судорожно вздохнуть.

— Я помню каждое слово написанное здесь. Двадцать пять лет я повторял их как молитву, надеясь услышать ответ господа!

Майрал видела, с каким напряжением следил мамлюк за разговором. Он понимал, что все эти слова связаны с ним. Но сам смысл пока не мог уловить. Услышав голос отца, она снова начала переводить.

— Ты знаешь, что здесь написано? — визирь не мог скрыть удивления, услышав эти слова.

— Я стоял рядом с моим господином, когда он писал это письмо! — последовал ответ.

— Твой господин…ты говоришь о графе Д'Арманьяк?

Пленник молча кивнул, услышав вопрос.

— Значит,…ты уверен, что этот человек… — визирь посмотрел в сторону мамлюка.

Услышав перевод, пленник без колебаний ответил.

— Не может быть никаких сомнений. Он очень похож на своего отца. Я понял это, едва увидел его. И медальон…его повесила на грудь мать, — последнее слово заставило помрачнеть пленника.

— На моего отца? — не сдержался мамлюк. — О чём говорит этот человек?

— У тебя будет время узнать это! — коротко ответил визирь. Он два раза хлопнул в ладоши. По его знаку сразу же появился хамит. Визирь приказал снять цепи с пленника. Это приказание было сразу выполнено. После того, как все снова ушли, визирь знаком попросил мамлюка выйти. Мамлюк, молча повиновался.

После его ухода, визирь обратился к пленнику.

— Расскажи всё, что тебе известно. Только зная правду, я смогу помочь вам! Почему сын такого знатного человека оказался здесь?

— Его отец был подло убит! — услышав перевод, ответил пленник. — Его заманили в ловушку. Собственная супруга и её брат, герцог Бургундский. Господина убили на моих глазах.

— Тогда, откуда же появились свитки? — задал новый вопрос визирь.

Пленник несколько раз судорожно вздохнул, прежде чем ответить.

— В ночь перед своей смертью он пришёл ко мне. Господин рассказал, что ему приснился ужасный сон. Он видел во сне человека…друга,…который пытался уберечь его сына. Он воспринял этот сон как знамение. Я ему принёс чернильницу и перо. Он написал письма. Взял бумагу, свидетельствующую о рождение сына, и передал мне. Затем я привёл к нему цыганку. Господин разговаривал с ней недолго. Он сказал, чтобы она взяла сына и уходила из замка. Она должна была вернуться обратно на следующий день в случае, если бы ничего не произошло. В случае, если с ним случилось бы несчастье, она должна была увезти мальчика из Франции. Господин предпринял все предосторожности, для того чтобы уберечь своего сына. Он не доверял герцогу Бургундскому. Но оскорблять недоверием не желал. Он передал цыганке бумаги и много денег. Я лично взял ребёнка на руки и принёс цыганке. Я же вывел их из замка и поместил на ночь на постоялый двор. Тогда я был уверен, что скоро вернусь за ними. Но у него оказались слишком могущественные враги. Вот и всё.

— Они и сейчас будут ждать его! — задумчиво проговорил визирь. Рассказ пленника произвёл на него глубокое впечатление. На Майрал он произвёл ещё большее впечатление. Визирь судил об этом по её голосу, который постоянно прерывался от волнения. Визирь некоторое время молчал, размышляя над словами пленника, а потом велел привести к себе гяура. Когда он появился, визирь вручил ему оба свитка со словами:

— Выслушай этого человека со всем вниманием. Если после этого ты решишь остаться, я дам тебе в жёны свою дочь и возвеличу так высоко, как только смогу. Если же ты решишь уехать, я дам тебе корабль. Решай, гяур, как следует тебе поступить. Что бы ты не решил, я останусь твоим другом.

Глава 21

Решение

Печаль — она слишком часто становится невесёлым спутником в длинном пути. Она мало говорит, но много думает. Она живёт прошлым и не заботится о будущем. Она терзает и лишает покоя, превращаясь в клубок отчуждения и боли. Майрал провела самую тяжёлую ночь в своей жизни. Сколько ни уговаривала её Маха, она так и не легла спать. Пока она прохаживалась по ковру вдоль своего роскошного ложа, служанка устав от уговоров прикорнула в углу, опёршись головой о стойку балдахина. Побродив в своей спальне, Майрал подошла к раскрытым дверям. Как была она в шёлковой рубашке и с босыми ногами, так и вышла на балкон. Опёршись о перила, она устремила невидящий взгляд в темноту. Ни окружающая тишина, ни мерцающие огни города, ни благоухание сада…не могли умиротворить девушку. Сердце Майрал сжимала безысходная тоска. Не успела она с ним встретиться, и вот уже приходилось расставаться. Она не сомневалась в том, что Жан, как она стала его называть в своих мыслях, покинет Чанаккалу. Да и что его могло здесь удержать? Узнав обо всём, он захочет отомстить своим врагам. Умом она принимала это решение, но не могла принять сердцем. Ведь стоило ему только протянуть руку, и она бы сделала всё для того, чтобы оказаться с ним рядом. Разделить его горе и опасности, которые поджидали его по возвращению домой. Но он не захочет. Майрал понимала, что её мечта неосуществима. Слишком многое их разделяло. Следовало смириться со своей участью и…просто смотреть, как он уедет. Уедет навсегда… — из груди девушки вырвался судорожный стон. Не в силах оставаться на балконе, она вернулась в спальню. А оттуда Майрал пошла бродить по всем комнатам. Не раз она останавливалась и бесцельно оглядывала место, в котором оказалась. Так она и шла. Не понимая куда идёт, и не зная зачем. Так она оказалась в купальне. Майрал улеглась на край бассейна и, опустив руку в воду, стала разгонять лепестки роз плавающие по поверхности. Каждое такое движение сопровождалось лёгким вздохом. Она чувствовала себя очень плохо. И это состояние не проходило. Временами у неё появлялось чувство, будто нечто вцепилось в её тело острыми когтями и рвёт его на части.

— Он уедет, он уедет… — с безысходной печалью стала повторять Майрал. Затем, глядя на своё отражение в воде, с непередаваемой нежностью прошептала: — Слышишь ли ты меня, Жан? Слышишь ли, как моя душа рыдает? Слышишь ли, как моё сердце рвётся к тебе? Слышишь ли мой голос, который всё время зовёт тебя?

Одна за другой по щекам Майрал скатились две слезинки.

В таком положении она и оставалась до самого утра. Едва забрезжил рассвет, она вернулась в спальню и оделась в белое платье. Пока Маха спала, она заплела волосы в косы и накинула на голову белоснежную накидку. Затем она прикрепила с двух сторон к накидке ажурную вуаль…тоже белого цвета. Закончив с облачением, Майрал снова вышла на балкон. Вцепившись руками в перила, она стала дожидаться той минуты, когда ей сообщат об отъезде человека, которого она так сильно полюбила.

Ближе к полудню визирю доложили, что к нему просится гяур. Визирь приказал пропустить его. На сей раз, он встретил его приход стоя. Он больше не встречал гяура и мамлюка. Он встречал графа Д'Арманьяк. И граф оценил благородный жест визиря. Войдя, он поклонился визирю. Тот ответил таким же поклоном. Визирь по лицу Жана понял, что тому всё известно. Под глазами у него были круги. Становилось понятно, что он глаз не сомкнул ночью.

— Что ты решил? — спросил у него визирь, хотя и без того знал ответ.

— Я еду во Францию! — коротко ответил Жан.

Визирь с пониманием покачал головой. В его голосе прозвучало сожаление, когда он вновь обратился к Жану.

— Я не хочу, чтобы ты покидал нас, но раз таково твоё решение…я помогу тебе. Ты получишь достаточно золота.

Увидев протестующий жест Жана, визирь, не дав ему заговорить, произнёс:

— Глупо отказываться от моей помощи. Ты даже представления не имеешь, что именно тебя ждёт во Франции. Ты стал мне дорог как собственный сын, поэтому я тебе дам совет. Возьми с собой золото. А когда приедешь во Францию, никому не говори кто ты до тех пор, пока не поймёшь кто твои враги. Если твой отец хотел чтобы ты уехал, значит, они слишком могущественны. Будь умнее их. Не дай им убить себя. Не дай им повода поступить так, как они поступили с твоим отцом.

Услышав эти слова, Жан помрачнел. И хотя он ничего не ответил, визирь увидел ответ в его взгляде. Он подошёл к Жану вплотную и негромко добавил:

— Сегодня вечером уходит корабль во Францию. Ты можешь поплыть на нём. И ещё…не таи на меня обиды, — визирь протянул руку Жану. Тот молча пожал её. Жан хотел многое сказать. Визирь чувствовал это, но…он всего лишь сказал несколько слов.

— Я буду помнить…

Жан поклонился визирю и вышел. Визирь мягко улыбнулся ему вслед. Он знал, кому именно были предназначены слова. Чуть помедлив, он направился на половину своей дочери. Визирь застал её на балконе. Увидев белое платье на своей дочери, визирь вначале опешил, а потом и вовсе побледнел. Она прощалась с ним как невеста. К нему в душу закрался страх. В это мгновение он осознал, что дочь больше не принадлежит ему.

— Когда он уезжает? — тихо спросила Майрал, обернувшись к отцу.

— Сегодня. Вечером уходит корабль! — так же тихо ответил ей визирь.

— Отец…

— Конечно, дочь моя, ты можешь проводить его. Только он не должен знать этого. Иначе…

— Можешь не беспокоиться, отец,…он меня не увидит!

— Хорошо, — только и мог сказать визирь. Он сделал всё, что было в его силах. Уже уходя, он услышал голос своей дочери. Она благодарила его. Неопределённо покачав головой, он покинул её.

Двумя часами позже Майрал, накинув на себя плащ с капюшоном в сопровождении Махи, отправилась на пристань. Прошёл ещё час, когда восемь полуобнажённых носильщиков остановились недалеко от корабля. Они опустили носилки на землю и застыли в ожидании новых распоряжений. Мало кто заметил, как полог заколыхался, и в образовавшемся просвете показалось прекрасное лицо юной девушки. Грузчики работали, не покладая рук, закатывая бочки на судно по дощатому настилу. С самого судна раздавались грозные окрики. Здесь находилось очень много народа. Но того, кого ждала Майрал,…не оказалось. Она задёрнула полог. Но ненадолго. Только она собиралась снова его открыть, как до неё донёсся голос, от звука которого её сердце бешено забилось. Майрал приложила руки к груди, пытаясь утихомирить его. Голос звучал негромко и был обращён к другому человеку.

— Ты помнишь имена этих людей?

— Там был Гилберт де Лануа. Герцог Бургундский. Я сразу узнал его. И этот предатель…Монтегю, — в голосе говорившего прозвучала отчётливая ненависть, — это он предал твоего отца. Ему была поручена охрана замка. Именно он повинен в смерти твоего отца. После того как они убили его, меня связанного отвезли к королю Англии. А он отправил меня на галеры. Меня именно Монтегю и отвёз. По дороге он измывался надо мной. Поносил твоего отца всяческими словами. Но ничего…клянусь господом, когда я доберусь до этого мерзкого предателя, ему будет не до веселья. Я даже не знаю, что с ним сделаю.

— Прибереги свои чувства, — прозвучал голос, который отозвался у Майрал в сердце, — визирь был прав. Мы должны понять, где наши враги, прежде чем начнём убивать их. И самое главное для меня…самое важное…я хочу поговорить с женщиной предавшей моего отца. Я не буду её считать своей матерью, пока она не докажет мне свою невиновность.

— Я сам слышал, как герцог Бургундский поблагодарил её за помощь! Она действовала вместе с врагами твоего отца.

— Ты уверен в своих словах? Речь идёт о моей матери! Я не могу ошибиться.

— Я слышал слова герцога Бургундского, но временами мне кажется, что всё вовсе не так, как обстояло в то утро. Я долгие месяцы был рядом с графиней. Она искренне любила твоего отца. Для меня её предательство стала наихудшим злом.

— Значит, ты сомневаешься в её вине?

— Да. Но я доверяю тому, что слышал.

— Мы узнаем правду…очень скоро. Я не успокоюсь до тех пор, пока каждый из них не получит заслуженного наказания.

— Я сделаю все, что в моих силах, господин!

— Называй меня по имени. Просто Жан. Мой отец любил тебя. Доверял тебе. Даже спустя столько лет, ты готов умереть, защищая его сына. Ты более чем кто-либо заслуживаешь моей признательности…

Майрал непроизвольно побледнела, услышав эти слова. Увидев перемены, Маха сжала её руки безвольно лежащие на коленях.

— Кого ты ищешь…Жан? — донёсся до них удивлённый голос.

— Её. Эту незнакомку, которая спасла мою жизнь. Я надеялся, что… она придёт. Ведь я так и не смог поблагодарить ту, которая так много сделала для меня. А жаль…хотя чего жалеть? Неизвестно, какие опасности ждут нас во Франции. Неизвестно каким будет конец нашего путешествия…так лучше обо всём сразу забыть.

— Отплываем! — раздался протяжный крик.

Услышав удаляющиеся шаги, Майрал раздвинула полог. Она увидела Жана в том миг, когда он подходил к судну. Рядом с ним шёл тот самый пленник, которого освободил её отец. Майрал старалась не упускать из виду Жана. Вот он поднялся на борт судна. Затем на некоторое время исчез. Но едва отвязали канаты, привязывающие судно к пристани и подняли паруса, как она снова увидела его. Жан опёрся руками о борт и смотрел в её сторону. Он не мог её видеть, но Майрал надеялась, что он сможет почувствовать её присутствие. Время шло, но Жан оставался неподвижен. Корабль начал медленно удаляться. А вместе с ним и растворялся силуэт Жана. Майрал оставалась на пристани до той поры, пока корабль совсем не исчез из виду. Лишь тогда она отправилась обратно во дворец. Прибыв туда, она немедленно направилась к отцу. Визирь ждал прихода своей дочери. Он ожидал услышать всё что угодно, но слова дочери потрясли его. Остановившись перед ним, Майрал тихо произнесла:

— Отец…позвольте принять другую веру…

— Ты безумна! — вскричал визирь, приходя в неописуемый гнев. — Как ты могла помыслить такое?

В ответ раздался горестный шёпот:

— Как же я смогу молиться за него, если его Бог меня не услышит?

Визирь, собиравшийся обрушить свой гнев на дочь, пришёл в смятение, услышав эти слова. И голос Майрал…Он поднял руку и медленно поднёс её к вуали. Вуаль спала. По щекам дочери медленно скатывались прозрачные слезинки.

Глава 22

Шпага

Неделю спустя в порту Лиона пришвартовался корабль. Никто не обратил внимания на двух человек, что вступили на пристань. Один из них был молод и красив. Другой же обладал безобразной внешностью и был почти преклонного возраста. Оба были облачены в восточную одежду. Мало кто мог в это мгновение опознать в пожилом человеке знаменитого Парижского палача, чьё имя некогда наводило ужас на всю Францию. Как никогда бы не смогли опознать молодого, чьё имя давно стало символом храбрости, отваги, доблести и чести. Вышагивая рядом с Капелюшем, Жан жадно оглядывался по сторонам, пытаясь вобрать в себя ту жизнь, что бурлила вокруг него. Он очень внимательно осматривал одежду мужчин и женщин, чьи лица мелькали в непосредственной близости от него. Он наблюдал за каретами и лошадьми. Его интересовало всё без исключения, ибо это была Франция — страна, которую он не помнил, но которую принял в своё сердце, как только ступил на её землю.

Первым делом они отправились на ближайший постоялый двор и сняли там небольшую комнату. Сюда они перенесли свои скромные пожитки. Затем по настоянию Капелюша они плотно пообедали. А уж после того снова отправились в город. Капелюша надлежало выяснить какие события происходили во Франции, ибо ни один, ни второй не имели ни малейшего понятия о том, что именно творилось все эти годы. И самый главный вопрос — кто именно правил кланом Д'Арманьяков. Жан же принялся за поиски оружейной мастерской. Ему необходимо было приобрести всё необходимое оружие, без которого он чувствовал себя…неуютно. Когда ему в глаза бросилась вывеска с названием «Дамасская сталь», он без раздумий вошёл туда. Лавка была пуста. Навстречу Жану вышел сухопарый человек маленького роста. Он тут же стал расхваливать оружие, что в огромном количество было развешено на стенах. Ряды с кинжалами всевозможных форм сменяли ряды арбалетов. За ними следовали щиты и разнообразие рыцарских доспехов. И уже за ними следовали шпаги. Они были разной длины. Отличались и рукоятки оружия. И не только своими формами, но и богатством узоров. Жан сразу же подошёл к кинжалам. Он снял со стены первый же попавшийся и, взявшись за рукоятку, внимательно осмотрел лезвие. После осмотра он вернул кинжал на место и стал осматривать другие.

— Вам не понравилось, сударь? — раздался позади него голос хозяина лавки.

— Здесь нет ни одного выкованного из дамасской стали! — даже не оглянувшись, ответил Жан.

За спиной вначале воцарилось напряжённое молчание, затем раздался осторожный голос:

— Такого не может быть. Мне привозят оружие много лет и всегда самое лучшее.

— Возможно. Но это не дамасская сталь. Я знаю её на ощупь. Она мягче, но гораздо прочнее, хотя…вот этот… пожалуй действительно великолепный, — Жан снял со стены оружие и стал осматривать. Рукоятка кинжала была покрыта тончайшей серебристой сетью. Сама сталь отливала блеском и почти с безупречной чистотой отражала лицо Жана. Он перевернул руку ладонью кверху и, коснувшись её острием кинжала, провёл линию от указательного пальца к мизинцу.

— Так мы проверяем насколько хорошо оружие, — спокойно пояснил Жан торговцу. Тот едва ли не с ужасом смотрел на струйку, что медленно вытекала из кровавой линии. — Мне нравится. Беру.

Услышав эти слова, хозяин лавки сразу же смекнул свою выгоду. Покупатель видимо и не собирался торговаться. Такие как этот были редкостью в лавке.

— Не желаете ли купить шпагу? — услужливо предложил хозяин.

— Нет, мне нужен лишь кинжал. Сколько за него?

— Зачем спешить? Взгляните хотя бы на них, — начал уговаривать Жана хозяин лавки. Но тот снова повторил свой вопрос. Хозяину пришлось дать ответ. Жан отсчитал требуемую сумму. Даже получая деньги, хозяин не переставал уговаривать его. Не обращая внимания на его слова, Жан направился к двери и уже собирался выйти, но…вначале застыл как вкопанный, а затем медленно повернулся и с потемневшим лицом, спросил:

— Что вы сказали?

Хозяин сразу догадался, что последние слова заинтересовали щедрого покупателя, и тут же решил закрепить успех. Он торопливо подошёл к Жану и быстро заговорил:

— С этой шпагой связана страшная история. Она принадлежала графу Д'Арманьяк. Он с ней вообще не расставался. А уж сколько побед на её счету — не счесть. Шёл даже слух, что в шпаге графа сидел злой дух. По этой причине его никто не мог победить. В общем, легенд о «шпаге Филиппа» как её все называют великое множество. Даже сейчас рассказы о подвигах этого удивительного человека волнуют многих.

— Так он и вправду… был очень храбрым…этот граф? — негромко спросил Жан.

— Ещё бы! — воскликнул хозяин лавки, не замечая, что странный покупатель несколько раз судорожно вздохнул. — При нём Д'Арманьяки стали самой грозной силой во Франции. Он мог внезапно появиться в тылу английской армии и ничтожными силами нанести внезапный удар, чтобы тут же исчезнуть и нанести разрушительный удар по своим извечным врагам — бургундцам. Поверьте, сударь, в любом уголке Франции вам подробно расскажут о его подвигах. И не только. Вам расскажут историю его любви и историю его женитьбе на дочери злейшего врага. Имя этого человека овеяно легендами. Вам выпало счастье приобрести его шпагу.

— Откуда мне знать, что эта именно та шпага, о которой вы говорите? — голос Жана прозвучал глухо.

— Не сомневайтесь, — заверил его хозяин лавки, — шпагу забрал один из убийц графа. Впоследствии он перепродал её одному торговцу в Париже. Тот продал её мне. Можете сами взглянуть.

Хозяин лавки удалился, но вскоре вернулся со шпагой в руках. Жан не смог избавиться от дрожи, когда принимал шпагу.

— Вот, смотрите, — хозяин лавки указал на рукоятку, — она выкована из чистого золота. Взгляните сюда…это латинская буква «А» — символ Д'Арманьяков. Оба нижних края буквы загнуты. Один край искусно превращён в голову льва, другой в голову тигра. Поверните рукоятку и вы увидите девиз. Он выгравирован одним из лучших чеканщиков.

Жан повернул рукоятку, и действительно там были слова:

— Гордость и Честь!

— Храбрость и Доблесть!

— Бесстрашие и отвага!

— Вот девиз Д'Арманьяка!

Хозяин лавки засмеялся, и дружески похлопав Жана по плечу, весело произнёс:

— В ваших устах, сударь, эти слова звучат так же торжественно как в устах самих Д'Арманьяков. Я же говорил — шпага необычная. Стоит её коснуться, и начинаешь чувствовать себя одним из этих храбрецов.

— Я покупаю…

— Она стоит дорого, — начал, было, хозяин лавки, но тут же осёкся. Ему в руки лёг туго набитый кошелёк. Он тут же вскрыл его и высыпал содержимое на свою ладонь. — Серебро! — радостно воскликнул хозяин лавки. — О, как вы добры, сударь.

В ответ раздался спокойный голос:

— Серебро? Значит, я ошибся!

Жан забрал кошелёк с серебром обратно и дал хозяину вместо него другой. Тот бросил недоумённый взгляд на Жана, а затем вскрыл содержимое. Увидев сверкающие монеты, он с глубочайшим изумлением воскликнул:

— Это же золото. Да здесь целое состояние!

Хозяин лавки поймал странный взгляд и услышал удивительные слова покупателя:

— Это ничтожная цена за такое сокровище. Я бы заплатил много больше.

Глава 23

Граф Д'Арманьяк и королевская дочь

Когда Жан вернулся обратно, Капелюш с нетерпением поджидал его. Он уже успел постричь волосы, переодеться и выглядел, как обычный торговец, если не принимать во внимание тот факт, что его лицо всё ещё могло внушить ужас далеко не самому робкому человеку. На столе была разложена и другая одежда. Жан устремил на неё вопросительный взгляд.

— Ты должен выглядеть как француз, — пояснил Капелюш, правильно разгадав значение его взгляда. — Я подобрал одежду, которая более пристала бедному дворянину, нежели такому человеку как ты. Но сейчас опасно всё, что может связать тебя с Д'Арманьяками и… — Капелюш осёкся во все глаза глядя на шпагу, которую держал в руках Жан. Он медленно подошёл к нему и, взяв шпагу из его рук, пристально осмотрел.

— Откуда она у тебя? — хриплым голосом спросил Капелюш, с внутренним трепетом оглядывая шпагу.

— Так она действительно принадлежала…отцу?

— Да. Это его шпага. Я её держал в руках десятки раз.

Капелюш передал шпагу обратно. Жан бережно положил её на стол.

— Откуда она у тебя?

— Купил в лавке. — Жан устремил вопросительный взгляд на Капелюша. — Что тебе удалось узнать?

Капелюш бросил ещё один тоскливый взгляд на шпагу, прежде чем ответил на вопрос:

— Я многое узнал. Самое важное состоит в том, что Д'Арманьяки всё ещё существуют как клан. Правда, судя по слухам у них уже нет былого могущества. Их серьёзно потеснил со своего пути, герцог Бургундский. И не только. Говорят, и король отобрал себе часть провинций принадлежащих вашему отцу. Но для вас уже счастье, что они не канули в небытие. Вашему отцу приходилось собирать своих людей едва ли не по одному. Д'Арманьяки, сосредоточены, как и прежде в Осере. Командует ими Гийом Ле Крусто. Я хорошо знаком с этим человеком. Думаю, он без лишних слов примет тебя в качестве своего сюзерена.

— А что…матушка? — последнее слово далось Жану с трудом.

Услышав вопрос, Капелюш слегка помрачнел.

— Судя по слухам, она находится недалеко отсюда, в замке Фацензак. Но живёт она там…вместе с дочерью.

— У меня есть сестра? — с нескрываемым изумлением спросил у Капелюша Жан.

— Да, если разница между вами не превышает один год. В противном случае, она является сводной сестрой.

Капелюш откровенно ответил на вопрос Жана, и тот оценил его слова молчаливым кивком. В то время как Жан размышлял над услышанным, Капелюш принялся за дело. Несмотря на молчаливый протест, он помог Жану раздеться и сразу после того со всей тщательностью приступил к осмотру купленной одежды. По его глубокому убеждению она должна была в точности подойти Жану. Первыми пошли в ход штаны из чёрного бархата. Жан без видимого сопротивления позволил себя в них одеть. Следом пошли сапоги. Длинные, тёмного оттенка, они как нельзя лучше походили к штанам. А вот белоснежная рубашка с кружевными рукавами и с кружевным воротником вызвала резкий протест. Капелюшу с трудом удалось уговорить Жана надеть её. За рубашкой последовал сюртук с незатейливыми узорами. Следом Капелюш перетянул пояс кожаным ремнём и прикрепил к нему ножны. Затем самолично вложил в ножны…шпагу, которую взял со стола. Оставалась лишь тонкая нить. Как ни силился Жан понять значение этого предмета, но так и не сумел. Всё стало ясно, когда Капелюш взял нить и с ней в руках зашёл за спину Жана. Он почувствовал, как Капелюш взялся за его волосы.

— Надеюсь, ты не собираешься завязать мои волосы как женщине?

— Именно это я и собираюсь сделать, — невозмутимо ответил Капелюш и с тем же спокойствием в голосе продолжал: — Тебе придётся привыкнуть. Во Франции не принято ходить с распущенными волосами. В особенности это касается дворян. И это правило равно касается как мужчин, так и женщин.

— Интересно кто придумал эти правила, — проворчал Жан, однако мешать Капелюшу не стал. Тот быстро собрал длинные волосы и завязал в тугой узел на затылке. Закончив с последней деталью, Капелюш обошёл Жана и, встав перед ним, внимательно осмотрел плоды своего труда. То и дело он неопределённо хмыкал. Наконец, когда терпение Жана совсем истощилось, он коротко изрёк:

— Надвигай шляпу на лоб, когда будешь выходить из комнаты. Даже самый последний болван не сможет не заметить красоты и благородства твоего лица.

— С одеждой закончено? — поинтересовался у него, Жан.

Капелюш кивнул с довольным видом.

— Тогда за дело, — Жан мгновенно преобразился. Весь его облик выражал одновременно сосредоточенность и некоторое напряжение. — Я думаю, тебе необходимо отправиться в Осер. Встретишься с человеком, о котором говорил. Сообщишь о моём приезде. Мы не знаем, чего ждать и от кого ждать. Я хочу разобраться во всём, прежде чем приму решение как действовать. И, прежде всего мои слова касаются…матушки. Я сам поеду в замок и постараюсь наняться на службу.

— Ты не будешь им открываться?

— Нет. Я сделаю это лишь после того, как отпадут все сомнения или получат подтверждение твои слова о предательстве. Я должен знать, кто мои друзья, а кто враги. Я должен знать…есть ли у меня семья.

Капелюш одобрительно кивнул. Слова Жана совпадали с его собственными мыслями. Он только и спросил, когда ему уезжать.

— Немедленно! — последовал решительный ответ. — Я же уеду завтра утром. Оставайся в Осере до той поры пока не получишь от меня весточку.

— Я приеду, если её долго не будет! — непримиримым голосом заявил Капелюш.

— Хорошо! — согласился Жан. Он не мог не понимать, что эти слова вызваны беспокойством за его жизнь. На том разговор и завершился. Последовало короткое прощание. Капелюш собрался и вышел. Спустя четверть часа он взял лошадь с постоялого двора и ускакал. Оставшись один, Жан распахнул единственное окно в комнате и, закрыв глаза, стал с наслаждением вдыхать воздух Франции. Его мысли унеслись далеко, к незнакомке, которая осталась в Чанаккале. Каждый раз, вспоминая о таинственной спасительнице, он чувствовал, что остался в неоплатном долгу перед ней и втайне надеялся когда — нибудь снова встретиться с ней. Причины он не понимал. Это было лишь желание. Сильное желание. Сейчас с закрытыми глазами, он попытался представить её лицо, но ничего не получилось. Он видел лишь глаза…полные нежности и участия. Он думал о незнакомке до той поры, пока мысли не перенесли его в замок Фацензак. Какие они…матушка с сестрой? Как они выглядят? Вспоминают ли о нём?

Шум внизу заставил его оторваться от грёз. Жан устремил взгляд вниз. Под окном остановилась карета. Её сопровождали два вооружённых всадника. На дверце кареты красовались лилии. Этот герб ровным счётом ничего не говорил Жану. Он с равнодушием взирал на суету во дворе возникшую после прибытия кареты. Около десятка слуг высыпали во двор. Часть из них принялась стаскивать притороченные сзади сундуки, другие же застыли перед дверцей. Она открылась. Вначале из кареты вышла пожилая женщина, а за ней…появилась юная особа, прелестная как те цветы, которые она держала в своих руках. Она была облачена в роскошное голубое платье, поверх которого лежала отливающая серебром накидка. Все вокруг склонились в поклоне, встречая её появление. Наблюдая за этой сценой, Жан не смог удержать улыбки. В этот миг девушка двинулась вперёд и одновременно с этим действием подняла голову. Её взгляд остановился на Жане. Он ещё шире улыбнулся, а она…споткнулась и остановилась. На её лице возникло сердитое выражение. Она заговорила повелительным голосом. Жан не слышал её слов, но вполне отчётливо увидел жест руки направленный в его сторону. Он продолжал наблюдать за девушкой, благо она остановилась посредине двора и чего-то ждала. Нет-нет, да и мелькал рассерженный взгляд, направленный в его сторону. Жан не переставал улыбаться, наблюдая за ней. Это продолжалось до той поры, пока дверь позади него не отворилась, и на пороге не возникли два вооружённых человека. Это были те самые люди, которые сопровождали девушку.

— Следуйте за мной, сударь! — высокомерным тоном произнёс один из них. — Её высочество желает видеть вас.

Жан с лёгким удивлением выслушал эти слова.

— А с чего эта девушка решила, будто имеет право приказывать? — поинтересовался он.

Ответ последовал незамедлительно. И в нём послышалась отчётливая угроза.

— Сударь, вы, я вижу, прибыли издалека. Ваш выговор лучшее тому доказательство. И лишь он позволяет нам простить вашу неучтивость. Вас хочет видеть дочь короля Франции, её высочество принцесса Жанна. Она приказывает, а вы молча подчиняетесь.

— Ну, если так, — невнятно пробормотал Жан, направляясь к ним. Он вышел из комнаты и пошёл по коридору. Эти двое направились вслед за ними. Позади себя Жан расслышал отчётливый голос:

— Никогда впредь не обращайтесь к её высочеству так, как вы позволили себе недавно, иначе вы умрёте прежде, чем сумеете предстать перед ней.

— Постараюсь…сударь, — ответил, не оборачиваясь Жан. Он старательно выговаривал слова, но при этом никак не мог избавиться от весёлой улыбки. Пришла мысль о том, что здесь слишком серьёзно относятся к словам. Уже во дворе Жан избавился от улыбки. К её высочеству он подошёл с совершенно серьёзным лицом. Юная принцесса выглядела донельзя возмущённой. Благо Жан услышал шёпот рядом с собой, который не позволил ему совершить очередную ошибку. Он поклонился принцессе. Выпрямившись, он устремил на неё спокойный взгляд и застыл в непринуждённой позе.

— Позвольте спросить, сударь, — заговорила рассерженным голосом принцесса, — что именно вас рассмешило? Что смешного вы увидели во мне?

— С чего вы взяли? — удивился Жан. — Я улыбнулся, увидев красивую женщину. Откуда мне было знать, что вы королевская дочь. И потом, во Франции, что… запрещено улыбаться? Если так, то всем следует ходить с закрытыми лицами.

— Вы издеваетесь надо мной? — принцесса выглядела совершенно потрясённо. Она окидывала Жана гневным взглядом и, по всей видимости, была готова обрушить на него свои чувства.

— Опять не так? Я просто сказал то, о чём думаю и…

— Немедленно попросите прощения у её высочества! — перебил Жана настойчивый голос. Он устремил косой взгляд на говорившего и, растягивая слова, ответил:

— Вы дважды испытали моё терпение. Остановитесь, сударь. Поверьте, я не тот человек, который станет терпеть угрозы в свой адрес.

— Вы поступите так как вам и велят, — высокомерно произнесла юная принцесса и, устремив взгляд на сопровождающих, так же повелительно добавила: — Арестуйте его и отправьте в темницу. Я попрошу отца лично разобраться с этим…грубияном.

Не успели эти слова отзвучать, как человек, который всё время разговаривал с Жаном, подошёл к нему вплотную и потянулся к его шпаге. Жан окинул его спокойным взглядом и мрачно изрёк:

— Дотронься до неё, и ты умрёшь!

— Мерзавец. Ты ещё смеешь мне угрожать…

Больше он ничего не успел сказать. Жан молниеносно выхватил шпагу и нанёс удар рукояткой по его лицу. Обливаясь кровью, тот рухнул на землю. Второй двинулся, было, навстречу, но тут же был атакован Жаном. Несколько движений и противник, выронив оружие, прижался спиной к карете. Скосив глаза, он с глубочайшим испугом смотрел на острие шпаги, которое упиралось в его горло. Выдержав паузу, Жан убрал шпагу в ножны. Затем также спокойно вернулся на прежнее место. Принцесса окидывала его гордым взглядом, но не решалась вновь заговорить. Было заметно, что действия её «обидчика» впечатлили принцессу. Жан не стал использовать своё преимущество. Он устремил на принцессу неприязненный взгляд и негромко произнёс:

— Вы красивы лицом, но не душой. Высокомерие вы считаете достоинством, а улыбку преступлением. Мне жаль вас, ибо вы только и достойны, что сочувствия.

Принцесса побледнела, услышав эти слова.

— Хозяин знает, где меня найти. Ваше высочество, — Жан легко поклонился и, повернувшись, зашагал прочь. Не успел он отойти и на несколько шагов, как раздались громкие крики:

— Убить его, убить. Он оскорбил принцессу!

Невесть откуда появились около двух десятков вооружённых людей и бросились на Жана. Увидев это действие, принцесса, что было силы, закричала:

— Нет! Оставьте его. Не трогайте!

В её глазах появился ужас. Она не желала смерти этому храбрецу. Но её никто не слышал. Ей показалось, что он уже убит, но тут же она вскричала от радости. Ему удалось непостижимым образом вывернуться. Она наблюдала за ним, стараясь не упустить его из виду. Вот он с удивительным проворством вскочил на подножку кареты. Оттуда быстро перепрыгнул на колесо, а затем перебрался на крышу. Вокруг его ног замелькали шпаги. Одновременно несколько человек полезли на крышу пытаясь его достать своим шпагами. Он постоянно уворачивался и прыгал. Время от времени он неожиданно вытягивался как струна и наносил смертельный удар. Однако врагов оказалось слишком много. Они окружили его и готовы были нанести последний удар. Сражаясь, Жан постоянно оглядывался по сторонам в поисках места, где он сможет чувствовать себя более уверенно. С крыши кареты следовало уходить. Здесь ему долго не продержаться. Его взгляд выхватил лестницу. Она была прислонена к стене недалеко от кареты. Верхний край лестницы возвышался над крышей постоялого двора. Жан мгновенно принял решение. Когда враги уже решили, что ему пришёл конец, он качнулся назад и, сделав шаг, перепрыгнул через их головы. Едва его ноги коснулись земли, он со всей скоростью помчался по направлению к лестнице. Краем уха, — между топотом ног и проклятиями, которые сопровождали его неожиданное бегство, — он расслышал крик принцессы. «Желает моей смерти» — мелькнула мысль. Он с присущим ему удивительным проворством взлетел по ступенькам. Забравшись на крышу, он тут же побежал дальше по черепицам. Его преследователи, сыпля проклятиями и угрозами, стали подниматься вслед за ним. Жан же обогнул дымоход и на глазах изумлённой принцессы и толпы, которая собралась во дворе и следила за всеми его действиями, побежал обратно к лестнице. Когда он подбежал туда, двое преследователей уже выбрались на крышу. Не успели они отдышаться, как пришлось защищаться. Жан бросился на них. Первый удар поразил противника в грудь, одновременно с ударом он выхватил из-за пояса кинжал и, увернувшись от удара, воткнул его в живот второго противника. Один за другим оба рухнули на землю. Сотворив это, Жан тут же отскочил назад, к дымоходу, ибо на крышу одним за другим стали выбираться его преследователи. У него появилась маленькая передышка. Он только сейчас сумел рассмотреть лица людей, которые пытались его убить. Все они были перекошены злобой. Жан с первой минуты сражения почувствовал, что эти люди жаждут убить его. Слишком уж рьяно они приступили к действиям и тем самым напомнили ему о других, которые не так давно также пытались убить его. Наблюдая за приближением врагов, Жан обернулся назад. За ним следовал крутой скат. И в этом месте крыша также была уложена черепицей. Принцесса, несмотря на все увещевания женщины, которая сопровождала её, взобралась на небольшой стог сена и уже оттуда с горящими глазами следила за сражением. Жан же в этот миг совершенно спокойно поджидал своих врагов возле дымохода. Прекрасно осознавая, с каким противником они имеют дело, преследователи остановились в нескольких шагах от Жана и, не спуская с него взгляда, стали расходиться, для того чтобы окружить его. Неожиданно для всех, Жан молниеносно двинулся вперёд. Он словно кинжал прорезал их ряды, уложив тех двоих, что стояли напротив него. Совершив этот наскок, он побежал по краю крыше, рискуя каждое мгновение сорваться с крыши. Оставшиеся преследователи побежали вслед за ним. Жан то и дело оборачивался и встречал очередного противника лицом к лицу. В отличие от него, они постоянно устремляли взгляд вниз и тем самым ускоряли свою смерть. К тому же выпады были столь стремительны, что никто толком и не видел, как острие входит в тело. О результате очередного удара свидетельствовало падающее тело. Ударившись о край крыши, они слетали вниз вместе с осколками черепицы. Ряды преследователей редели, а Жан не показывал даже намёк на усталость. Очень скоро на крыше остались пять человек, считая самого Жана. И тогда все увидели, как Жан пошёл в атаку на них. Шпага и тело двигались с одинаковым проворством. Один, схватившись за грудь, упал на крышу и покатился по черепице. За ним второй. Следом пали от ударов Жана и остальные двое. Когда никого рядом с ним не осталось, Жан посмотрел вниз. Там всё ещё стояли четверо из числа тех, кто преследовал его. Все они смотрели на него с бессильной злобой, но подниматься по лестнице не осмеливались. Жан отошёл на несколько шагов назад и, разбежавшись, прыгнул. Внизу раздался единый испуганный вздох, но он вполне благополучно приземлился на крыше конюшни, вплотную примыкающей к постоялому двору. Затем он сделал небольшой круг и снова спрыгнул на тот самый стог сена, где стояла принцесса. Она только и успела проводить его изумлённым взглядом. Со стога он легко спрыгнул на землю и, держа шпагу наперевес, двинулся в сторону своих противников. Они начали медленно отступать.

— Неужели страшно? — насмешливо поинтересовался Жан, наступая на них. — Вас же четверо.

В это мгновение один из них, изрыгнув проклятия, бросился на Жана. Жан даже уворачиваться не стал. Лёгкое движение и остриё его шпаги хлестнула по руке противника, а затем с непостижимой быстротой воткнулась в горло. Противник вначале схватился за раненную руку, а потом сразу взялся обоими за горло, из которого хлынула кровь. Он всё ещё стоял, когда Жан прошёл мимо него и двинулся на остальных. Оставшиеся в живых трое с неподдельным ужасом следили за его приближением. Ещё мгновение, и они, развернувшись, устремились со всех ног прочь. Жан рассмеялся и, вложив шпагу в ножны, вытер рукавом сюртука струившийся пот. Возникла лёгкая боль. Он с откровенным удивлением посмотрел на рукав. Тот был порван. У локтя выступала кровь. А ведь он даже не заметил, как получил рану.

— Вам нужна помощь! — раздался радом с ним взволнованный голос.

Жан обернулся лицом к принцессе, которой и принадлежали эти слова, и с непонятной для неё улыбкой, ответил:

— Только не ваша!

Бросив эти слова, он удалился, оставив принцессу в смятенных чувствах. Сегодняшнее событие заставило её забыть обо всём. И уже находясь в постели, она долго не могла заснуть, вспоминая удивительного незнакомца. А утром, проснувшись, она первым делом послала служанку справиться о постояльце, с которым она разговаривала. Ею владело желание ещё раз увидеть его, поговорить с ним. Однако желаниям принцессы не суждено было сбыться. Ей сообщили, что рано утром он покинул постоялый двор. Куда он уехал никто не знал.

Глава 22

Снова Париж

По прибытию в Париж, Таньги снял комнату в непосредственной близости от монастыря Бернардинцев. Там он и оставил виконта де Монтескью, предварительно снабдив его всеми необходимыми наставлениями и некоторой суммой денег, которые пришлись весьма кстати. Виконт бедствовал. Он признался в своей нищете с таким высокомерным видом, что Таньги невольно восхитился самообладанием молодого человека. Дорога до Парижа несколько сблизила их. Отчасти, Таньги посвятил спутника в свои планы. В ответ он получил обещание виконта, который обязался помогать ему в любом начинание. Виконт и близко не представлял, чем рискует, давая такое обещание. Однако Таньги счёл преждевременным посвящать его в свои дела. Вначале, он должен убедиться, насколько он может доверять виконту. Хотя, тот уже вызывал симпатию своей непосредственностью и прямотой. Редкие качества для провинциального гасконца. Итак, оставив своего нового друга, Таньги со всей возможной скоростью поспешил во дворец. Прибыв туда, Таньги узнал, что король отправился осматривать новую аллею, построенную в самом большом дворцовом саду. Таньги, не долго думая, поспешил в сад. Король действительно осматривал новую аллею. Аллея имела форму полукруга. Вокруг уютных дорожек были насажены цветники. Некоторые из них были привезены из других стран. Мсье Вианвиль, чей труд созерцал в данную минуту король, с упоением рассказывал о каждом из цветников. Описывал трудности, которые пришлось преодолеть, доставляя их в Париж. Следом за ними шли около четырёх десятков роскошно наряжённых придворных. Нет-нет,…да и раздавались восторженные похвалы в адрес мсье, устроившему эту аллею. И это всего лишь потому, что король позволил себе похвалить его. Это произошло в самом начале. Но с того времени, король больше не произнёс ни единого слова. Более того, на его лице появилось недовольное выражение. Придворные, шедшие позади короля, не замечали этих перемен. А мсье Вианвиль был так занят собственным гением, что не замечал ничего вокруг себя. Так как говорили мало и в основном очень тихо, громкий голос Таньги отчётливо донёсся до придворных и пронёсся дальше, достигнув слуха короля.

— Проклятье на голову твоей матушки, Карл,…зачем тебе нужна эта уродливая аллея? Ни один уважающий себя дворянин не станет по ней прогуливаться. Мне любопытно, во сколько она тебе обошлась?

Придворные остановились. Многие из них с неприязнью следили за приближением Таньги. А двое с откровенной ненавистью. Это были маркиз Д'Орже и Терагон де Савье. Оба ненавидели Таньги, и тому это было прекрасно известно. Что не помешало ему пройти мимо своих врагов с приветливой улыбкой. Король так же остановился и с хмурым видом следил за приближением Таньги. Он даже не удосужился взглянуть в сторону почтенного мсье Вианвиля. А ведь тот находился в полуобморочном состоянии и с такой надеждой поглядывал на короля. По всей видимости, почтенный мэтр надеялся, что король возразит, однако…его чаяниям не суждено было сбыться.

— Как же спокойно я чувствовал себя весь этот месяц, — пробормотал король себе под нос.

Таньги остановился в двух шагах от короля и, не снимая шляпы, не приветствуя его, повторил свой вопрос:

— Так во сколько же?

— Семьсот пистолей! — ответил король с хмурым видом.

— Семьсот пистолей? — Таньги аж присвистнул, но тут же насмешливо улыбнулся и произнёс: — Так тебе придётся доплатить ещё двести.

— Для чего? — не понял король.

— Для того чтобы её снесли. Хотя если поразмыслить хорошенько…может эта и неплохая мысль. Во всяком случае, эта аллея вполне достойна шутов, которые тебя окружают.

Король расхохотался, услышав эти слова. Он сразу же пришёл в отличное настроение. От него укрылось то, что заметил Таньги. Де Савье порывался подойти к нему, но его остановил Д'Орже. Таньги отметил про себя эту маленькую деталь. Все знали, как к нему относится король. Зная это, никто не решился бы открыто бросить ему вызов. А такое положение дел, не могло не вызывать настороженности у Таньги. Он всегда говорил то, что приходило на ум. Но при этом внимательно следил за поведением окружающих. Именно это качество много раз спасало ему жизнь. И сейчас, он нутром почувствовал, что должен опасаться этих двоих.

— Карл, позволь я тебе покажу другую аллею! А все остальные могут наслаждаться красотами этой, — добавил Таньги и недолго думая, подхватил короля под руку и повёл за собой. Король не сопротивлялся. Понимая, что Таньги есть, что ему сказать наедине. Когда они отошли на достаточное расстояние, Таньги остановился. Король остановился вслед за ним и коротко спросил:

— Что графиня?

Прежде чем ответить, Таньги оглянулся вокруг. Особенно тщательно он смотрел на деревья, растущие в непосредственной близости от места, на котором они остановились. Не заметив ничего подозрительного, он повернулся лицом к королю и ответил:

— Ничего, Карл. Ровным счётом ничего. Всё так, как мы и предполагали. Графиня считает герцога Бургундского своим врагом и с тем же упорством лелеет мечту о мести.

Король побагровел от гнева, услышав слова Таньги.

— Если она только посмеет причинить ему вред, я накажу её!

Таньги махнул рукой, словно эта тема являлась совершенно незначительной.

— Ей не под силу причинить ему вред. Ты это знаешь не хуже меня. Герцог Бургундский никогда не был так могущественен как сейчас. Даже тебе не сравниться с ним, Карл.

— Тут ты прав, — не мог не согласиться король, — у него всё есть. Ему ничего не нужно. Вероятно, нам вообще не следует его опасаться.

— Э…Карл,…а вот здесь ты уже неправ, — возразил Таньги, — нам всем следует чего-то да опасаться. И в особенности это касается людей, которым ничего не нужно.

— Не говори загадками Таньги, — раздражённо произнёс король.

— Ты всегда страдал приступами…глупости! — как ни в чём ни бывало, заметил Таньги. Чем вызвал на себя угрожающий взгляд. Не обращая внимания на перемены, происходящие с королём, он, как ни в чём ни бывало, продолжал развивать свою мысль. — Посуди сам, Карл. Герцог Бургундский могущественнее тебя. Он гораздо богаче тебя. Он всё ещё не признал в тебе своего сюзерена, хотя и считается твоим вассалом. Так зачем ему помогать тебе? Ты полагаешь, он настолько глуп, что не понимает простой истины? А именно что, покончив с англичанами, ты принудишь его к повиновению. Ведь тогда ты станешь гораздо могущественнее. Пока Англия ведёт военные действия во Франции, на его стороне все преимущества. Ты нуждаешься в нём. Но как только они уйдут, всё может измениться в худшую для него сторону. Если конечно герцог не собирается помочь тебе из благих соображений. Если ты допускаешь мысль, что он помогает тебе только для того, чтобы стать твоим вассалом,…то есть сделать то, чего он не желал делать все эти годы, тогда…всё становится на свои места, и ты можешь полностью положиться на герцога.

— Ты прав, Таньги, — вынужден был признать король после долгого размышления, — этот человек никогда не смирится с моей властью. Его желание заключить со мной союз против англичан, никак не вяжется со всем остальным поведением герцога. Однако…в таком случае возникает закономерный вопрос. Почему герцог Бургундский решил помочь мне?

— Вот теперь ты на правильном пути, — Таньги одобрительно покачал головой.

— И что ты думаешь по этому поводу?

— Я думаю, что скоро мы узнаем ответ на этот вопрос. А пока у меня есть лишь предположения в достоверности, которых ещё придётся убедиться. Дождёмся приезда герцога, и уж потом будем решать, насколько плохо обстоят твои дела.

— Мы опять пришли к тому же выводу, — подытожил король, — по всей видимости, мне действительно стоит опасаться герцога Бургундского.

— Именно. Кстати, как обстоят дела с пищей? — спросил Таньги. — Ты не послушал моего совета, и сам назначил людей.

— Моей пищей занимаются преданные люди. Я в них уверен!

— Хорошо. Я проверю этих людей. А пока…ещё один совет. Тебе следует поменьше купаться, Карл.

— Поменьше купаться? — король с нескрываемым удивлением посмотрел на Таньги. — Что значат твои слова, Таньги?

— Сколько раз в месяц ты купаешься, Карл? — вместо ответа спросил Таньги.

— Да я каждый день купаюсь…

Таньги поскрёб по привычке затылок и уж потом изрёк:

— Теперь придётся купаться не так часто. Скажем…один раз в неделю.

— Да ты не в себе, Таньги, — вырвалось у короля, — я не буду ходить грязным перед придворными.

— У тебя есть выбор, Карл. Ты можешь ходить грязным перед придворными, или лежать… мёртвым. Выбирай то, что тебе больше по душе!

— Вот как… — король побледнел, услышав эти слова, — меня хотят отравить?

— Я всего лишь видел дурной сон, Карл, — как ни в чём ни бывало, ответил Таньги. — Тебе известно, что я человек суеверный и верю в подобные приметы. Кстати сказать, мои сны часто принимали вполне реальные очертания. Так что послушайся моего совета, Карл. Воздержись на время от купания. А я тем временем постараюсь выяснить, как обстоят дела с моим сном.

— И у кого ты собираешься это выяснить?

— Есть сведущие люди, — уклончиво ответил Таньги. — У меня такое чувство, что очень скоро, они мне расскажут небезынтересные вещи. А пока я должен оставить тебя, Карл. Видишь ли, я долго отсутствовал. У меня появились неотложные дела.

— Ты меня снова покидаешь? — король не мог скрыть разочарования.

— До завтрашнего дня, Карл. Поверь, мой сон стоит этих усилий!

Сказав эти слова, Таньги повернулся и зашагал обратно к дворцу. Постояв некоторое время, король тяжело вздохнул и направился за ним следом. Таньги быстро исчез. А король так и не дошёл до придворных. На глаза ему попалась уютная скамеечка под раскидистыми ветвями огромного дерева. Именно на ней сидела…Жанна — его любимая дочь. Недолго думая, король отправился прямиком к ней. Он подошёл совсем близко, но дочь не замечала его присутствия. Её взгляд был устремлён далеко ввысь. На прелестном лице застыло мечтательное выражение. Король некоторое время молча наблюдал за ней, а потом негромко произнёс:

— Боюсь, у меня не так много времени для того, чтобы ждать, пока ты снизойдёшь до разговора со мной!

Заслышав голос, Жанна вздрогнула и быстро обернулась. Заметив отца, она поспешно поднялась с места и присела в реверансе. Король подошёл к ней вплотную и шутливо заметил:

— Дитя моё, позволь заметить,…тебя всё ещё нет рядом со мной. Будь осторожна, ибо мечтание, равно как и глупость, первые признаки влюблённости.

Король засмеялся, полагая, что шутка получилась весьма неплохой. Однако расстроенное лицо дочери говорило об обратном. Король предложил руку дочери. Она оперлась об неё, и они медленно пошли вдоль аллеи по живописной тропинке мимо цветущих деревьев.

— Ваше величество действительно любит меня? — неожиданно спросила Жанна.

— Ты сомневаешься? — в голосе короля послышалось лёгкое удивление. — Я давал повод?

— Нет, нет, — поспешно возразила Жанна. Она немного замялась, но потом всё же решилась задать ещё один вопрос: — Могли бы вы выполнить мою просьбу?

— Всё, что только в моих силах! — пообещал король.

— Вы бы могли выдать меня замуж…по моему желанию?

— И каково твоё желание? Почему ты задаёшь мне этот вопрос?

— Да так…ваше величество…я подумала…просто пришла мысль, что я могла бы влюбиться в…простого дворянина. Вы бы не отказали мне, если…

— Отказал бы, дитя моё. Любовь — это роскошь. И нам она не по карману.

— А как же ваша любовь к матушке? — Жанна не смогла удержаться от язвительного вопроса. — Или всё что ваше величество рассказывали — неправда?

Король тяжело вздохнул и, бросив на дочь мягкий взгляд, ответил:

— В нашем случае интересы королевства совпали с нашими желаниями. Это редкое исключение. Если ты полюбишь человека знатного и могущественного, я не стану возражать против такого брака.

— Значит, я никого не смогу полюбить, — печально вымолвила принцесса.

— Почему же, — возразил король, — полюбить ты можешь кого угодно, однако выйдешь замуж за того, кого укажу тебе я.

— Это несправедливо, — вырвалось у Жанны.

— Справедливость ещё большая роскошь. Во всяком случае, в таком тонком вопросе как брак. Поговорим лучше о другом, — король сменил тему и спросил о событиях, что имело место после её возвращения из Испании. — Я слышал, будто некто дерзнул оскорбить мою дорогую дочь, — добавил он и сразу же спросил, насколько эти слухи соответствуют действительности.

— Ложь. Ничего такого и в помине не было, — последовал излишне резкий ответ. Жанна по непонятной причине слишком близко к сердцу приняла слова короля, чем вызвала его удивлённый взгляд. Но она не замечала этого взгляда, и продолжала говорить: — Я сама вызвала его на ссору. Он ни в чём не был виноват. Кстати сказать, те двое, которые сопровождали меня, совсем не умеют фехтовать. Он уложил их, прежде чем я успела приструнить его.

— Так он тебя всё же…задел? Чем же? Словами или поведением?

— Вы не слушаете меня, — слегка раздражённо ответила Жанна, — это я была виноватой в ссоре.

— Впервые слышу подобные слова! — пробормотал король. — Прежде всегда были виноваты другие.

— А он даже ничего сказал. Почти ничего, — поправилась Жанна. Тот факт, что она не услышала его слова, слегка насторожил короля. Он слегка скосил взгляд, будто бы наблюдая за лебедями, что мирно плыли по озеру, а на самом деле следил за дочерью. Король видел, что она возбуждена.

— А потом, потом появились странные люди. Целый отряд. Все они были вооружены. Они набросились на него и хотели убить. Но он…он дрался как….даже не знаю с кем сравнивать. Его шпага мелькала с непостижимой быстротой. Противники валились один за другим. Я никогда не видела такого храбреца. Никто не умеет фехтовать как он. Даже тебе это не под силу. Он в одиночку разгромил весь отряд…

— И сколько их было? — не скрывая сарказма, поинтересовался король.

— Я насчитала не менее двадцати человек!

— Не больше и не меньше! — король расхохотался. — Дитя моё, у тебя прежде не наблюдалось склонность к преувеличениям. Ничего такого не могло быть, ибо это невозможно.

— Но всё так и было, — с обидой глядя на смеющегося короля, произнесла Жанна.

— И каков из себя этот храбрец? — перестав смеяться, поинтересовался король.

— Каков из себя? — у Жанны на лице появилось прежнее мечтательное выражение. — Он красив….очень красив. У него голубые глаза. Тонкие губы…черты лица…удивительные и очень правильные. Волосы слегка волнистые. Сложён великолепно, но одежда совсем ему не подходит…

— Достаточно, — прервал её король с непонятной улыбкой, — теперь понятно, чей образ ты высматривала в облаках. Понятен и смысл твоих вопросов.

Король остановился и, взяв Жанну за плечи, повернул лицом к себе.

— Забудь об этом. Забудь даже имя этого человека. Помни только об одном — ты дочь короля Франции. Ты — принцесса крови, — король поцеловал дочь в лоб и, оставив, ушёл. Она присела в реверансе, провожая его уход, и находясь в таком положение, тихо прошептала:

— Забыть его имя? Как можно забыть то, что тебе неведомо!

Глава 23

Посвящение

Таньги недолго пробыл во дворце. Прихватив ещё одного коня, он немедленно отправился с визитом к виконту. Следовало успеть до наступления темноты. Таньги спешил, как мог. Виконт обрадовался его приходу, так как не ожидал увидеть так скоро.

— Итак, вы готовы помочь мне? — без предисловий спросил у него Таньги.

— Я в вашем распоряжении, сударь, — без колебаний ответил виконт де Монтескью, — располагайте мной и моей шпагой так, как сочтёте нужным.

— Отлично, — подытожил Таньги и продолжал серьёзным голосом. — Сейчас я вас отведу к одному монаху. Монах отведёт вас в другое место. Всё что от вас требуется — слушать и запоминать. А главное молчите. Они не должны вас обнаружить. Если это произойдёт, я не дам за вашу жизнь и ливра. Вы понимаете меня?

Виконт, молча кивнул.

— Отлично. Встретимся здесь же. Дождитесь меня. Не отлучайтесь, пока я не приду.

— Сколько таинственности, — пробормотал виконт де Монтескью. — Слушая вас, мне становится не по себе. Неужели ваша затея настолько опасна?

— Думаю, у вас всё ещё впереди, виконт, — обнадёжил его Таньги.

На этом разговор прервался. Прихватив с собой шпаги и кинжалы, оба покинули уютную комнатку. Спустя минуту, они уже сидели в сёдлах и направлялись в сторону возвышающихся впереди стен монастыря бернардинцев. Брат Калистор встретил их в том же самом месте, что и в прошлый раз. Увидев, что Таньги пришёл не один, несчастный монах едва не упал в обморок. Он начал горестно причитать. Смысл этих причитаний состоял в том, что, по его мнению, Таньги просто мечтает превратить жизнь несчастного монаха в настоящий кошмар. В то время, как виконт де Монтескью с откровенным удивлением следил за монахом, Таньги отвёл его в сторону и тихо, но очень выразительно сказал:

— Брат Калиостро, неужели ты и вправду считаешь, что я мог отказать королевскому крестнику? Это герцог…

— Герцог? — от изумления монах вытаращил глаза.

— Тсс, — Таньги приложил палец к губам, — никто не должен знать его настоящего имени. Герцог желает убедиться в твоей преданности. Надеюсь, ты оправдаешь эти ожидания?

— Можете на меня положиться, дорогой друг! — прошептал с некой напыщенностью монах, при этом, не преминув бросить преданный взгляд в сторону виконта, чем ещё больше удивил его.

Маленькое недоразумение удалось уладить на редкость быстро. Таньги напутствовал обоих и ещё раз предостерёг виконта от необдуманных действий. Едва они исчезли из виду, Таньги незамедлительно принялся за дело. Первым делом он обследовал все подходы к аббатству. Получасовые поиски закончились потоком приглушённой брани. За бранью последовало отчётливое бормотание:

— Чёрт бы побрал архитектора, который строил этот монастырь. Здесь ворот больше, чем во всём городе. И как же я смогу узнать, в какие именно они войдут? Может, стоит забраться на колокольню? — Таньги поднял голову, оценивая такую возможность. Короткий осмотр вызвал у него разочарование. — Слишком долго добираться, — пробормотал он, — да и незамеченным не удастся пробраться. Что же делать? Задавая себе этот вопрос, Таньги медленным шагом проезжал одни за другими… ворота аббатства. Неожиданно… его слух уловил шум. Шум доносился со стороны особняка де Лорен, что почти вплотную примыкал к стенам аббатства. Недолго думая, Таньги направил коня в ту сторону. Он появился на углу как раз в тот момент, когда ворота особняка отворились, пропуская двух всадников. Таньги быстро натянул на лоб шляпу и плотно укутался плащом. Один из всадников направился в его сторону. Таньги уже прикидывал, каким образом он сможет проследить этого человека, как раздался голос второго всадника:

— Встретимся утром!

Это был голос Монтегю. Таньги не мог ошибиться. По этой причине он изменил первоначальные планы и, свернув в противоположную от особняка сторону, начал медленно удаляться. Этот манёвр позволил усыпить бдительность тех двоих, что, вне всякого сомнения, успели заметить его. Впрочем, Таньги проехал совсем немного и сразу же оглянулся в поисках Монтегю. Тот неторопливо двигался на Запад вдоль набережной. То есть в противоположную от него сторону. Таньги повернул коня и пустил его лёгкой рысью вслед за ним. Он старался держаться незаметно, и в то же время следовало нагнать Монтегю. Расстояние немного сократилось, когда они миновали мост Сен- Мишель. Таньги старался всё время держаться в темноте. Одинокие светильники, смутно освещающие набережную, он старался объезжать. Не дай Бог, Монтегю увидит его лицо. Вся затея провалиться. Они ехали едва ли больше четверти часа, когда показалась Нельская башня, а вслед за ней и зубчатые стены самого особняка Нель. Напротив особняка, возле самой кромки воды, сжавшись в единую линию, взгромоздились два десятка невзрачных домов. Монтегю остановился возле крайнего слева дома с перекошенной крышей. Таньги заехал за угол и, унимая нетерпение своей лошади мягким поглаживанием шеи, оттуда следил за всеми действиями Монтегю. Он увидел, как тот спешился и привязал лошадь возле дома. А затем постучал дверь. Она открылась, и он исчез внутри. Таньги выехал из своего укрытия. Он медленно проехал мимо дома, в который зашёл Монтегю, выискивая возможность оказаться внутри. Однако единственное открытое окно находилась слишком высоко. Не имелось никакой возможности добраться до него. Он проехал дальше, а потом развернулся обратно. Таньги снова проехал мимо дома. Взгляд его прошёлся по входной двери. Это была глупая мысль. Он сразу осознал опасность, которую таила за собой подобная затея. Там наверняка мог оказаться человек Монтегю. И не один. А Таньги не должен выдавать своего присутствия. Но он должен узнать, зачем сюда приехал Монтегю. Поразмыслив, Таньги решил оставить лошадь и спуститься к Сене. Возможно, ему удастся проникнуть в дом с обратной стороны… Для осуществления этого решения, он отъехал подальше от дома, и уж потом спустился на песчаный берег. Где-то поблизости прогремел взрыв смеха. Таньги настороженно оглянулся. Шагах в двадцати от него около двух десятков школяров предавались веселью. Облегчённо вздохнув, он спешился. Предоставив коня самому себе, Таньги двинулся в сторону дома. При этом он старался держаться подальше от кромки воды и поближе к парапету набережной. Песок заглушал его шаги, а ночь скрывала его силуэт. Неожиданно до слуха Таньги донёсся шум вёсел. По всей видимости, недалеко от того места, где он находился, плыла лодка. Таньги бросил пристальный взгляд в сторону реки. Действительно, по реке плыла лодка. Он ясно увидел её очертания. Приблизившись к дому ещё на несколько шагов, Таньги заметил и очертания одинокого человека стоявшего на берегу. Стараясь двигаться как можно незаметней, Таньги подобрался к дому совсем близко. Теперь он довольно ясно видел фигуру человека стоявшего на берегу. Это наверняка был Монтегю. Таньги оглянулся в поисках укрытия. Увидев перевёрнутую лодку, он незаметно прошмыгнул к ней и, опустившись на корточки, осторожно выглянул. Он увидел, как лодка уткнулась носом в песок. Человек на берегу придерживал лодку двумя руками, пока из неё не выбрался другой. Он был высокого роста. Лица Таньги не мог увидеть. Прибывший незнакомец был плотно укутан в плащ. Лодка тотчас же отчалила, оставив этих двоих наедине. Таньги услышал голос. Голос, как он и предполагал, принадлежал Монтегю.

— Добро пожаловать, монсеньор!

— Монсеньор, — не слышно, пробормотал Таньги, — во Франции не так много людей, к которым обращаются подобным образом. Я со всеми знаком. Любопытно, не тот ли это монсеньор, о котором я думаю?

— Никто не знает о моём приезде? — раздался второй голос, от звука которого Таньги вздрогнул.

«Так и есть!» — подумал Таньги. Тем временем снова послышался голос человека, прибывшего на лодке. Он говорил так тихо, что Таньги пришлось напрягать слух.

— Всё готово?

— Да, монсеньор, — послышался такой же тихий ответ Монтегю. — Преданные люди осуществят задуманное в нужный час. Однако существуют некоторые… сомнения.

— Относительно чего существуют сомнения?

— Поймите правильно, монсеньор. Речь идет об очень важной персоне. Никто во Франции не имеет достаточно власти для того, чтобы осуществить этот план. Другое дело, вы, монсеньор. Иначе говоря, люди, которые должны осуществить наш план, должны быть уверены, что приказ исходит именно от вас. Никому другому они не станут подчиняться.

— И как я должен убедить их?

— Достаточно будет записки или письменного приказа с вашей подписью и печатью.

— Это слишком опасно!

— Они говорят то же самое, монсеньор. Лишь письменное распоряжение может служить им гарантией сохранения жизни. В любом другом случае, осуществив наш план, они все будут обречены.

Возникло короткое молчание. А после него снова раздался голос того, кого Монтегю называл «монсеньор».

— Я должен подумать!

— Времени у нас остаётся мало, монсеньор, а сделать следует ещё очень много. Едва не забыл, монсеньор, — Таньги увидел, как рука Монтегю извлекла из глубин плаща какой-то предмет. Скорее всего, это была просто бумага. Таньги понял, что оказался прав, как только снова раздался голос Монтегю:

— Папа заверил личной печатью генеалогическое древо, которое для вас составили. Поверьте, монсеньор, никто не посмеет оспаривать этот документ.

— Прекрасная новость, мой друг, — в голосе монсеньора отчётливо послышалась радость. Он бережно принял предмет из рук Монтегю и тут же спрятал у себя на груди. — Я и не надеялся на одобрение папы. Ведь он меня недолюбливает. Удивительно, как вам удалось убедить его?

— Мы все служим нашему господину и мечтаем видеть его там, где ему самое место!

— И вы все будете достойно вознаграждены!

— Монсеньор, а что вы решили по поводу нашего плана?

— Папа подтвердил моё право,…я больше не вижу никаких препятствий к его осуществлению. В нужный час я собственноручно напишу приказ.

— Монсеньор!

Таньги увидел, как Монтегю поклонился. А чуть позже раздался свист. Почти тотчас же к берегу подплыла лодка. Взяв на борт монсеньора, она тут же уплыла. Монтегю так же не стал задерживаться. Едва он исчез из виду, как Таньги вполголоса пробормотал:

— Интересно…где на взгляд этого мерзавца, ему самое место? Хотя в данном случае хватит и глупости Карла, для того чтобы понять, о чём именно идёт речь. Впрочем, загвоздка в том, что у нас с ними мнения не совпадают. По мне, так ему самое место…в другом месте, а место, о котором шла речь, следует оставить за тем, кому это место принадлежит по праву. Мыль запутанная, но вполне справедливая. И что же нам делать теперь? Для начала мне необходимо точно знать, где обитает Монтегю. Должен же я знать, куда направляться,… когда соберусь навестить старого друга.

Глава 24

Где Таньги нашёл вовсе не то, что собирался найти

— Проклятье! Чума на голову матушки Карла! Не иначе этот мерзавец заметил меня. Иначе с чего он уже битых два часа петляет по Парижу. Мы уже перебрались в Сите…проклятье!

Бормоча под нос все эти слова, Таньги, тем не менее, не упускал из виду фигуру всадника, движущуюся впереди него на расстояние пятидесяти шагов. Таньги был просто уверен, что Монтегю вернётся обратно в особняк де Лорен. Однако, к его удивлению, Монтегю поехал вовсе не туда, куда ожидал Таньги. Более того, он уже два часа кружил по Парижу, перебираясь с одного моста на другой, пока не оказался в Сите. В данный момент они уже во второй раз приближались к площади перед собором Сен — Дени. Таньги всё это время предпринимал все необходимые меры предосторожности. Благо улицы Парижа этой ночью выглядели оживлёнными. Пешие и всадники, попадающиеся им навстречу, немало способствовали его собственным усилиям. Но, несмотря на эти действия, Монтегю чего-то опасался. Это было отчётливо заметно по его поведению. Так в чём же состояла причина? Пока Таньги размышлял над этим вопросом, Монтегю неожиданно ускорил бег коня. Перемена в поведение Монтегю донельзя обрадовала Таньги. У него появилось чувство, что они целенаправленно движутся к определённому месту. И это вовсе не дом…старого друга. Немногим позже, подозрения Таньги полностью оправдались. Однако даже для него стало неожиданностью, когда Монтегю направился в сторону длинного здания с множеством круглых башенок увенчанных конусообразной крышей.

— Дворец правосудия! — едва слышно пробормотал под нос Таньги. — По моему мнению, это именно то самое место, которого он заслуживает,…однако, он действительно направляется туда… странно. Я бы даже сказал…очень странно.

Вслед за Монтегю, Таньги обогнул здание дворца с восточной стороны. Доехав до угла, Таньги остановил коня и спешился. Затем осторожно выглянул из своего укрытия. Конь Монтегю стоял в двадцати шагах от угла, за которым притаился Таньги, но его самого в седле не было. Таньги крадучись двинулся по направлению к лошади. Достигнув её, он увидел две скульптуры ангелов, которые стояли по разные стороны небольшого проёма. Таньги схватился за крыло левого от него ангела и осторожно высунул голову в проём. Ему пришлось сразу же отпрянуть назад. Он увидел маленький двор и самого Монтегю. Тот стоял возле самой стены дворца и озирался по сторонам. Благо, что он его не заметил. Не имея возможности наблюдать за действиями Монтегю, Таньги напряг слух. Прошло всего лишь несколько мгновений, когда до него донёсся странный скрежет. Таньги не мог определить природу этих звуков. Выждав ещё немного, он снова выглянул. У него вырвалось приглушённое восклицание:

— Проклятье!

Таньги бросился во двор. На месте, где недавно стоял Монтегю…каменная плита, сдвигаясь, закрывала дыру в земле. Плита полностью сомкнулась, когда Таньги подбежал к стене. Таньги начал лихорадочно ощупывать стену. Ничего. Он опустился на четвереньки и начал ощупывать саму плиту. Неожиданно рука Таньги нащупала маленькое углубление под краем плиты. У него вырвалось радостное восклицание. Ещё через мгновение, его пальцы упёрлись в железное кольцо. Обхватив рукой кольцо, Таньги потянул его на себя и…ту же издал радостное восклицание. Кольцо подалось. Плита начала отодвигаться. Когда она открылась достаточно широко, Таньги выхватил шпагу и, не колеблясь, спрыгнул вниз. Едва он оказался на лестнице, как плита над головой начала задвигаться. Стараясь ступать бесшумно, Таньги со шпагой наперевес спустился по лестнице и…оказался в узком, но хорошо освещённом тоннеле. Всюду на серых стенах висели факелы. Поминутно оглядываясь назад, Таньги медленно двинулся по тоннелю. Тоннель привёл его к двери. Дверь была открыта настежь. Таньги на мгновение показалось, что открытая дверь ни что иное, как ловушка. Однако он не стал раздумывать, и смело шагнул за дверь. Первое, что бросилось ему в глаза — это колонны и ниши. Их было множество. Иными словами говоря, Таньги попал в огромный зал по форме напоминающий Римский форум. Прижавшись к стене, Таньги двинулся вдоль левой стороны, зорко оглядывая всё вокруг и стараясь ступать так тихо, как только возможно. Он прошёл не более двадцати шагов, когда в просвете между колоннами заметил одинокую фигуру Монтегю. Таньги замер и оглянулся. В двух шагах от него была сооружена ниша. Она была достаточно широка для того, чтобы укрыть его. Таньги сделал два бесшумных шага и растворился в темноте ниши. Он вначале прижался к холодной стене спиной, а уж потом осторожно выглянул. С этого места фигура Монтегю была хорошо заметна, хотя и находилась достаточно далеко. Благо он стоял на освещённом месте. Таньги решил высунуться, для того чтобы оглядеться по сторонам, но, услышав голос Монтегю, изменил своё решение и остался на месте. Эта заминка помешала ему увидеть появление ещё одного человека. Когда Таньги снова бросил взгляд в сторону Монтегю, то увидел что он стоит на коленях и целует руку человека одетого в монашескую одежду. Лицо этого человека было скрыто капюшоном, но Таньги ясно различил на его руке перстень с большим алмазом. Он поблёскивал на свету.

— Я здесь, отец Вальдес! — в голосе Монтегю звучало необычное смирение.

— Сын мой, ты видел нашего друга? — раздался скрипучий голос человека, которого Монтегю назвал «отец Вальдес». Таньги он показался незнакомым.

— Да, отец! — ответил Монтегю. — Я всё сделал в точности, как вы и велели!

— Он подпишет нужный нам документ?

— Да, отец. Он согласился скрепить его своей личной подписью и печатью.

— Очень хорошо, сын мой, — прозвучал довольный голос. — Ты передал ему бумагу?

— Да, отец!

— Он не догадается, что папская печать подделана?

— Нет, отец! Над ней трудились искусные мастера!

— Хорошо, сын мой. Ты справился с задачей. Во имя вящей славы ордена, ты должен сделать следующее. Призови к себе лекаря. Он изготовил ещё три состава. Возьми у него эти составы и передай нашим братьям. Мы должны быть уверены в положительном исходе. Место глупца должен занять достойный. И он скоро прибудет в Париж. Будьте готовы к его приезду.

— Мы будем готовы, отец Вальдес!

— И последнее, сын мой. Удалось выяснить, где находится злейший враг нашего ордена?

— Нет, отец! Наши люди везде побывали, но так и не нашли никаких следов. Возможно, он уехал обратно…

— Не стоит на это надеяться. Он всё ещё жив. Учитывая то, что он сделал с нашими братьями, мы все находимся в большой опасности. И он обязательно появиться. Будьте бдительны. Следите за всем, что может иметь отношение к нему. Отправьте наших братьев во все места, где он может появиться. Если это случиться, мы узнаем о его прибытии. Но, на сей раз, более не станем бездумно нападать, а подготовим всё как следует. Он не должен уйти живым.

— Он умрёт, если ещё жив! — торжественно пообещал Монтегю.

— Да будет так! А пока, сын мой, тебе надлежит подумать о…свадьбе!

— Я должен жениться, отец?

— Да, сын мой. Твоя свадьба послужит вящей славе нашего ордена!

— На ком я должен жениться, отец мой?

— Очень скоро я дам тебе знать. Сейчас рано об этом говорить. Должно произойти одно событие. Когда оно произойдёт, тебе не смогут отказать. Мы вновь увидимся с тобой. И очень скоро.

Возникла молчание. Монтегю снова поцеловал руку стоящего перед ним человека. Сразу вслед за этим действием, отец Вальдес пропал из виду Таньги. Чуть позже, мимо него прошёл Монтегю. К счастью для Таньги, он его не заметил. Чуть позже раздался шум закрывающейся двери. В зале всё стихло. Несмотря на кажущуюся тишину, Таньги всё ещё не решался покинуть убежище. Тысячи мыслей роились у него в голове. Он пытался привести их в порядок и попытался осмыслить всё услышанное им в эту ночь. Но для начала следовало выбраться из этого места. Таньги, вернулся обратно к плите. Здесь он без труда нашёл ещё одно кольцо. Выбравшись наружу, Таньги вначале осмотрелся. Не обнаружив никого рядом, он отправился туда, где оставил свою лошадь. Таньги нашёл её довольно далеко от того места, где оставил. И это обстоятельство обрадовало его. Монтегю мог насторожиться, увидев лошадь, а этого нельзя было допустить. Единственное огорчение принесла ему мысль о том, что он потерял из виду Монтегю. Однако у него были все основания считать, что он вскоре снова увидит его.

Глава 25

Благая весть

К радости Таньги, виконт уже дожидался его. В нескольких словах, он рассказал всё, что ему удалось услышать.

— В основном речь шла о двух вещах, — увлеченно рассказывал виконт. — Беседу вели три человека. Один из них всё время задавал вопросы. Вначале они говорили о трёх составах. Я запомнил названия. «Патриций», «Венеций» и «Святой Августин».

— Они упоминали, как собираются использовать эти составы? — спросил Таньги. Он не упустил ни единого слова из короткого рассказа виконта.

Виконт отрицательно покачал головой.

— Только говорили о составах. Ещё упоминали о каких- то братьях. Потом говорили, о какой- то странной поездке в Лион. Говорили о некоем человеке, который должен прибыть во Францию. О враге ордена. Мне показалось, что эти люди боятся человека, на поиски которого отправляются.

— Это всё?

Виконт пожал плечами.

— А чего вы ожидали? И вообще, было бы неплохо, сударь, если б вы объяснили, чем именно я занимаюсь!

— Эти люди коварны и опасны. Вот всё, что вам нужно знать сейчас, — ответил Таньги. — Со временем вы узнаете гораздо больше. А пока, сударь, вам необходимо как следует отдохнуть. У нас впереди ещё много дел.

На этом разговор завершился. Оставив недовольного виконта, Таньги отправился во дворец. Он прибыл туда ровно в девять утра. По этой причине, Таньги не сразу пошёл в свои покои, где собирался хорошенько выспаться, а прямиком отправился в столовую, где имел обыкновение завтракать король. Стол уже был накрыт. На нём стоял единственный прибор. Перед прибором стоял единственный стул. Других вокруг стола не было. Недалеко от прибора стоял повар с подносом в руках. Таньги лишь мельком взглянул на него, и тут же усевшись за стол, без промедления принялся поглощать пищу. Повар смотрел на него с явным ужасом. Что ничуть не беспокоило Таньги. Не обеспокоил его и изумлённый голос короля, прозвучавший за спиной:

— Таньги…что ты делаешь?

— А ты разве не видишь, Карл? — не оборачиваясь, с набитым ртом, отозвался Таньги. — Вкушаю эту достойную пищу. Кстати сказать. Я её заслужил. В отличие от тебя.

— А что же мне делать? — растерянно спросил у него король.

— Подожди, пока я закончу. Я не так голоден, как может показаться на первый взгляд. Так что ты не останешься без пищи.

— Но это моё любимое блюдо, — вскричал король, увидев, что Таньги взялся за форель, политую нежным соусом и от которой исходил манящий аромат.

— Воздержание, Карл, воздержание, — пробормотал Таньги, отдавая должное любимому блюду короля, — вот что не достаёт доброму католику. Ты ведь добрый католик? Почувствуй страдания мучеников, что были лишены подобной пищи. И не забывай, что именно воздержание послужило причиной придания им святости.

— Богохульник…как ты смеешь сравнивать себя со святыми?

— Карл, это я тебя с ними сравниваю. Мне же никогда не хватало…воздержания. По этой причине, мне придётся доесть этот кусочек греха, — с этими словами Таньги положил остатки форели себе в рот и с видимым наслаждением пробормотал: — До чего же сладок грех….

— Наглец…

— Пожалуй, на этом стоит остановиться, — Таньги вытер губы и, поднявшись, обернулся лицом к королю. Тот выглядел весьма мрачным. — Карл, если ты будешь стоять с таким лицом, у тебя начнётся несварение желудка, и тогда ты уж наверняка останешься без еды. Как же ты встретишь своего дорогого кузена?

— Если ты имеешь в виду герцога Бургундского,…он приедет только через три дня!

— Через три дня? — Таньги насмешливо улыбнулся. — Откуда такая уверенность?

— Герцог прислал мне письмо!

— Послушай доброго совета, Карл. Не верь всему, что тебе пишут. Иначе ты рискуешь оказаться в каком-нибудь аббатстве,…к примеру, в Сен — Дени…раньше положенного срока.

— Перестань мне угрожать, Таньги!

— Побойся господа, Карл. Я тебе не угрожаю, а предостерегаю. Ты подумай над моими словами, а я пока пойду, понежусь в горячей воде. Надеюсь, ты не изменил своей привычке, принимать ванну сразу после завтрака?

— И ты не боишься, Таньги?

— А чего мне опасаться? — Таньги пожал плечами. — Я ведь не король Франции.

Оставив короля в растерянности, Таньги вышел из столовой. По пути в королевскую баню, Таньги несколько раз повторил слова короля. Герцог Бургундский приезжает через три дня. Следовательно, у него осталось очень мало времени. Очень мало. И уже потом, нежась в горячей воде, он снова и снова вспоминал разговор у реки. В голове у Таньги вертелся один и тот же вопрос. Почему они подсунули ему поддельную бумагу, якобы выданную папой? Искупавшись, Таньги отправился в свои покои и переоделся. Спать расхотелось. По этой причине он спустился на кухню и, взяв немного хлеба, отправился в зверинец к своему любимцу. Оказавшись возле клетки, Таньги раскрошил хлеб себе на ладонь и протянул к прутьям. Попугай без излишних церемоний начал клевать эти крошки. И пока он это делал, Таньги завёл с собой разговор.

— Зачем же они подсунули герцогу Бургундскому эту бумагу? Понятно, что они хотели его убедить, будто у него есть право на трон. Какой смысл во всех этих действиях? И кого имел в виду отец Вальдес, говоря о достойном претенденте? Судя по его словам, он знал о приезде герцога Бургундского в Париж. В таком случае кого он имел в виду? Понятно, что не герцога, раз этот претендент должен ещё только появиться в Париже. Как всё запутано. От меня ускользает смысл этих событий. Но он наверняка существует. Как существует этот орден. В своё время я недооценил этих чудовищ, и мы все поплатились за эту ошибку. Сейчас я должен понять, чего они добиваются. Кого хотят посадить на трон? Ошибаться нельзя. Ни в коем случае. И недооценивать орден тоже нельзя. Ведь, в сущности, я даже близко не представляю, на что они способны и кто состоит в нём. Отец Вальдес…загадочная личность. Он слишком умён. Именно он всех направляет. Если его не станет, возможно и заговоры против короля перестанут плести. Хотя это только моё предположение. Но оно имеет несомненный смысл. Однако следует вернуться назад, — Таньги осторожно стряхнул остатки хлеба в клетку и легонько погладил указательным пальцем клюв попугая. — К этой злосчастной бумаге. Из всего услышанного можно сделать такой вывод. Орден не собирается поощрять стремление герцога Бургундского занять престол. Это первое и очень важное. В таком случае, вся эта история с отравлением становится бессмысленной. Зачем убивать короля, если герцог Бургундский не получит корону? А затем, — возразил себе Таньги, — что у ордена есть другой человек, который непостижимым образом может получить корону. Я лично таких людей не вижу. За исключением герцога Бургундского. Но он отпадает. Так что же происходит на самом деле? И зачем им понадобилось впутывать во всё это герцога Бургундского? Хороший вопрос. Но у меня на него нет никакого ответа. Проклятье, — неожиданно вырвалось у Таньги, — до чего же я глуп. Ведь я и не вспомнил о письме, который просил у герцога мой старый друг Монтегю. А ведь именно это письмо соединяет все недостающие звенья между собой. Если допустить, что герцога Бургундского использует орден, — продолжал упорно размышлять Таньги, — тогда многое становится ясным как божий день. Герцог Бургундский, убеждённый в том, что его притязания на престол одобрил сам Папа…отдаёт письменный приказ неким людям, которые…которые должны убить короля. Он убеждён, что после смерти короля он займёт престол. Но здесь появляется то самое злосчастное письмо. Если это письмо станет всеобщим достоянием, или, иначе говоря, Париж узнает, кто именно ответственен за смерть короля, — Таньги осёкся и тут же издал приглушённое восклицание: — Чёрт, да его убьют прежде, чем он успеет воспользоваться своим правом. И это ясно как божий день. Умрёт король, умрёт герцог Бургундский…и уж тогда загадочный претендент получит возможность завладеть троном. Выходит герцог Бургундский всего лишь игрушка в руках ордена. Они используют его и бросят, свалив все грехи на него… Надо отдать должное этим чернокнижникам, они знают что делают, — пробормотал под нос Таньги, — паутина соткана идеально. Осталось лишь ждать, пока в неё попадёт жертва. Что ж…попробуем помешать этим планам. Мне понадобится помощь. Нам двоим, не справится. Однако я и понятия не имею, кому можно довериться. По этой причине, будем рассчитывать, прежде всего, на себя и…на старых друзей

Глава 26

Возвращение

Обстановка в замке Фацензак полностью отличалась от положения в Париже. Если в Париже кипели страсти, в замке, наоборот, царило полное уныние. С самого отъезда графини, Анна пребывала в печали. Она целыми днями бродила по саду и почти ни с кем не разговаривала. Слуги, а также немногочисленная стража замка, только и могли наблюдать за своей госпожой. Никто не осмеливался заговорить с хозяйкой. Исключение составлял лишь один. Это был молодой человек. Он вместе с остальными нёс службу, охраняя замок. Так вот этот человек несколько раз заговаривал с Анной. Она, как ни странно, чувствовала потребность беседовать с этим незнакомцем. Беседы всегда были короткие. Но они приносили Анне утешение на короткое время. Потом она снова погружалась в состояние полной апатии. Но в последние дни она чувствовала всё большую потребность видеть этого человека. Он так смотрел на неё. Она часто вспоминала его взгляд. Анна не могла дать точное определение этому взгляду. Это была нежность, мягкость, участие и ещё что-то непонятное для неё. Сама того не сознавая, она тянулась к нему. Выйдя во двор, она всегда искала его взглядом. Если он оказывался рядом, то непременно подходил к ней и приветствовал.

И сейчас, оказавшись во дворе, Анна поискала взглядом этого человека. Его нигде поблизости не оказалось. Она молча побрела в сторону сада. То есть сделала то, что делала все эти дни. Её привлекала не красота сада, а возможность побыть наедине со своими грустными мыслями. Здесь она чувствовала себя спокойней. Не замечая окружающей красоты, Анна устроилась на своей любимой скамейке под тенью могучего дуба, ветви которого наглухо перекрывали путь солнечным лучам. Лишь местами перед скамеечкой поблёскивали светлые пятна. И эти пятна перемещались, едва очередной порыв ветра принуждал трепетать листву на ветвях. Несколько раз глубоко вздохнув, Анна в сотый раз развернула письмо матери. Глаза её затуманились, когда она прочитала первые строки…

— Дорогая, любимая моя дочь, — писала ей мать, — я грешна. Грех мой велик, ибо я оставила тебя одну. Моя вина безмерна. Я буду молить господа, чтобы он даровал мне твоё прощение. Ты должна знать, Анна. Мы никогда больше не увидимся с тобой. Я не вернусь обратно. Отныне, у меня остался лишь один путь. Я должна убить собственного брата. Когда это произойдёт, я сама буду наказана. Заклинаю тебя, Анна, чтобы ты не услышала, чтобы не узнала,…не пытайся со мной встретиться. Ибо тогда мне будет гораздо тяжелей принять собственную…смерть.

Почему я так поступила? Мой поступок трудно объяснить, но я всё же попытаюсь. Никогда прежде я не упоминала о том дне, когда злая воля герцога Бургундского отняла у меня твоего отца. Но прежде, я хочу рассказать тебе о девушке, которая погребена рядом с твоим отцом. Я хочу рассказать тебе о…Мирианде. Ты много раз спрашивала меня о ней, но я не могла найти слова, чтобы объяснить тебе эту незримую, но божественную связь с твоим отцом… Мирианда любила твоего отца. Любила так,…как мне никогда не дано было полюбить. Твой отец тоже её любил. Никогда он не помышлял о браке со мной — дочерью его злейшего врага. Шла война, Анна. И я стала пленником его ненависти. Он обесчестил,…но не меня, а дочь своего врага. Но, узнав, что я стала отвергнутой всеми,…что я жду ребёнка, твой отец отказался от своей любви. Он отказался от вражды. Он простил человека, который впоследствии стал его собственным палачом. Он женился на мне, брошенной всеми девушке. С того мгновения он не позволял и тени печали или оскорблений коснуться меня. Он заботился и любил меня,…но как собственную сестру. Я понимала его чувства, но меня неудержимо тянуло к нему. Я полюбила его. Полюбила всей душой. Но когда он признал во мне супругу, я отказала ему. Мирианда — эта прекрасная девушка — соединила нас вместе. Она же обратилась ко мне с просьбой. Как я могла отказать той, кто пожертвовал всем ради моего счастья. И знаешь, что она попросила у меня, Анна? Она просила у меня позволения…быть рядом с моим супругом в его смертный час. Ты понимаешь? Она готова была ждать всю жизнь лишь бы провести несколько мгновений рядом с ним. Ведь эти мгновения он всецело бы принадлежал ей. После смерти твоего отца, мы отвезли его тело в аббатство, где она приняла обет служения Богу. Я оставила Мирианду наедине с телом твоего отца. Больше она оттуда не вышла. Мирианда умерла, обняв его тело. Она умерла счастливой, отняв у меня самой право проводить супруга в последний путь. Она получила право находиться рядом с ним. Я же никогда не была достойна такого права. Лишь одну ночь мы с твоим отцом любили друг друга. Ночь, после, которой появилась ты…Анна. Вот и всё, что у меня осталось в память от твоего отца. Эта ночь и его слова,…когда мой супруг был окружён в нашем доме врагами. Мой брат подошёл ко мне и поблагодарил за помощь. Филипп слышал его слова. Он закричал мне с болью и гневом… «Будь ты проклята, убийца собственного мужа». Эти слова жгут меня словно раскалённое железо все эти годы. Я не раз пыталась примириться с неизбежным. Я пыталась простить своего брата. Но каждый раз, вспоминая эти слова,…я понимала, что не в силах дать ему прощения. Филипп умер, думая, что я предала его. Я же умру, думая, что совершила справедливое отмщение. Герцог Бургундский должен быть наказан. Анна, дитя моё…постарайся простить меня. И помни. Есть только два человека, к которым ты можешь обратиться за помощью. Это Таньги дю Шастель, который почитает тебя за родную дочь и Гийом Ле Крусто, преданный друг твоего отца. Он управляет Осером и придёт тебе на помощь, как только ты призовёшь его к себе. Оставляю тебя в надежде на благие обстоятельства, приносящие отныне радостные вести и дарящие счастье. Я буду молиться за тебя, дитя моё…прощай.

Несколько раз судорожно вздохнув, Анна сложила письмо и поднялась со скамьи. Она не знала что делать, поэтому снова побрела по саду. «Зачем матушка? Зачем? — мысленно повторяла она. — Зачем вы оставили меня? Я понимаю всё, но как же мне жить без вас…совсем одной? Сама того не замечая, Анна оказалась напротив часовни. Дверь в часовню была полуоткрыта. Это обстоятельство отвлекло Анну от тягостных мыслей. Она направилась к часовне, желая знать, кто осмелился явиться туда без её разрешения. Увиденное настолько поразило Анну, что она напрочь позабыла о своей печали. В часовне она застала того самого молодого человека, с которым разговаривала все последние дни. Молодой человек стоял на коленях. Голова была опущена на грудь. Услышав за своей спиной шаги, он негромко проронил:

— Я хотел помолиться за отца…вашего!

Анна положила свою руку ему на плечо и мягко произнесла.

— Я буду только рада. До сегодняшнего дня никто, за исключением меня, матушки и Таньги, не заходил сюда.

— Могу я спросить?

— Конечно!

— Почему вы всегда так печальны? Что вас мучает?

— Матушка меня оставила!

Анна чувствовала потребность в откровенности. Этот человек…его голос…вызывали у неё чувство спокойствия. Она почувствовала желание довериться ему, поделиться своей печалью.

— И почему же она вас оставила? — снова раздался тихий голос.

— У неё были причины!

— Но ведь она вернётся?

— Нет. Матушка больше не вернётся! Я осталась одна! — с непередаваемой печалью ответила Анна. Молодой человек обернулся к ней лицом. В его глазах возникла странная напряжённость.

— Почему вы так думаете?

— Прочитайте…и вы всё поймёте!

Анна протянула ему письмо матери. Он взял письмо. Едва прочитав первые строчки, он поднял затуманенный взгляд на Анну и прерывающим голосом попросил:

— Не могли бы вы оставить меня одного? Прошу вас…

— Конечно,…я побуду в саду!

Анна вышла, оставив его одного. Жан, а это был он, поднялся с колен, не отрывая взгляда от исписанных строк. Минуты текли одна за другой, а он продолжал читать. Не раз за это время выражение его лица менялось, отражая чувства, которые он испытывал. Жан закончил читать, но приподнятая рука всё ещё сжимала письмо. Наконец он сложил письмо. После этого Жан сделал несколько шагов по направлению к стене. Он положил руку на саркофаг отца и прошептал:

— Ты ошибался, отец…ошибался,…она любила тебя…и сейчас готова умереть ради этой любви. Прости её и покойся с миром!

Жан оставил часовню. Оказавшись снаружи, он осмотрелся. Анны нигде поблизости не было заметно. Но он знал, где её искать. Она всегда сидела на одном и том же месте. Он не ошибся. Анна сидела на своей любимой скамеечке с тем же печальным видом. Каждый раз, глядя на сестру, Жан чувствовал, как нежность захлёстывала его. Она выглядела так одиноко,…он почувствовал близость с ней, как только впервые увидел. И это чувство только крепло. Жан подошёл к Анне и, положив письмо ей на руки, тихо прошептал:

— Ваша матушка вернётся,…обязательно вернётся!

Сразу после этих слов, Жан вернулся в часовню. Он плотно затворил за собой дверь, затем, не сводя взгляда с саркофага отца, достал заветный свиток. Всё это время он так и не решился прочитать его, но сейчас…ему была необходима поддержка отца. Его совет. В эти мгновения он был рядом с ним и мог…заговорить. Жан развернул свиток. Он едва сумел сдержать слёзы, когда прочитал первые строчки:

«Мой возлюбленный сын, Жан! Лишь тебе одному предназначены эти строчки!»

— Отец! — прошептал, Жан бросая взгляд полный боли, на саркофаг.

«Мой возлюбленный сын, Жан! Лишь одному тебе предназначены эти строчки! Если ты читаешь их, значит, стал взрослым, и меня нет рядом с тобой, и никогда не будет. Как бы я хотел видеть тебя в мгновения, когда ты будешь читать это письмо. Жан — ты мой единственный сын. Тебе по праву принадлежит всё, чем я владею. Как мой наследник ты получишь одиннадцать титулов, каждый из которых обязывает вассалов платить тебе дань и выполнять твои указания. Ещё несколько титулов ты получишь от матери. Но самый драгоценный дар состоит лишь в одном из них — граф Д'Арманьяк. Этот титул даёт тебе право объединить под своими знаменами сотни дворян из лучших фамилий Франции. И все они будут именоваться Д'Арманьяками. Также ты получишь должность коннетабля, которая была обещана мне королём Франции и должна быть передана моему наследнику. Ты станешь одним из самых могущественных людей. С твоим мнением будет обязан считаться даже король. И именно это могущество обязывает тебя служить своей стране, королю и всем тем, кто следует за тобой. Пусть твои поступки всегда направляет честь, ибо только так ты сможешь стать тем, кто достоин возглавить клан Д'Арманьяков. Ещё хочу попросить у тебя прощения, ибо оставил тебя одного перед лицом могущественных врагов. У них много имён, но я не стану их перечислять, ибо тем самым наполню твоё сердце ненавистью. Я сделал и делаю всё, ради того чтобы моему наследнику не досталось такое же кровавое наследство, какое получил я. Но возможно мне не удастся избавить тебя от кровавых распрей, но я всё же надеюсь. Всё своё детство провёл я, мечтая о мщение. Я много упражнялся и одинаково беспощадно готовил тело и душу свою к будущей схватке. Мне удалось вернуть потерянное могущество Д'Арманьяков. Мне удалось ещё более прославить наше имя. Я многое сделал, но ещё больше предстоит сделать. Но перед тобой будет стоять задача много сложней. Ты должен будешь сохранить наш род, сохранить наше гордое имя, сохранить веру людей в нас — людей чести. «Нет ничего превыше чести», — не раз говорил мой отец. И сейчас я повторяю эти слова тебе. Всегда помни о них и не позволяй ненависти владеть своим разумом. Ненависть — она долгие годы жила в моём сердце. Мне лучше других известно насколько разрушительно это чувство. Не поддавайся ему. Никогда не поддавайся, но будь сильным. Как глава Д'Арманьяков ты будешь всеми уважаем, но лишь твои поступки определят истинное отношение к тебе. Вот мои наказы тебе: «Не совершай ничего, о чём впоследствии будешь сожалеть». «Не наказывай того, кто не заслужил наказания». «Прежде чем принять решение очень хорошо подумай, ибо от него зависит не только твоя жизнь». «Будь первым в атаке и последним в отступление». «Превыше всего цени… Честь и Родину!». «Верно служи королю, но требуй повиновения от своих вассалов». «Если потребуется отдать жизнь — сделай это, не задумываясь, но помни, что лишь три вещи заслуживают великой жертвы… — «Любовь! Честь! И Родина!» Ещё несколько строк о твоей матери. Береги её, мой мальчик. Береги и заботься, как должен заботиться любящий сын. Она много страдала и заслуживает только одного — счастья. Я ей не смог его дать, ибо собственноручно убил её родного отца. У меня не было выбора, но у тебя он есть. Так много хочется написать. Но я всё же полагаю, что и это письмо не больше, чем плод моего больного воображения. Если к несчастью моё предчувствие окажется верным,…я говорю,… я приказываю моему сыну — прекратить вражду с герцогом Бургундским. Ты не должен ему мстить даже в случае, если узнаешь, что он собственноручно воткнул мне нож в сердце. Вражда должна прекратиться. Тысячи людей умирают только потому, что мы не можем простить друг друга. Если уж суждено, так пусть моя смерть остановит вражду. Мой отец призывал к мести, я же, сполна испив ненависть, не желаю такой участи для моего сына. Останови вражду и помни… «Для того чтобы простить убийцу своего отца понадобится гораздо больше мужества, чем для того, чтобы убить его»!

Жан спрятал свиток на груди и едва слышно прошептал:

— Отец- это невозможно,…невозможно…у меня не хватит мужества простить твоего убийцу!

Глава 27

Осер

— А…вот вы где, сударь? Куда вы запропастились? Клянусь памятью королевы матери, я никого так долго не искал!

Виконт де Монтескью с возрастающим удивлением смотрел на приближающегося Таньги. Он всего лишь отлучился на часок для того, чтобы поесть.

— Отвратительная харчевня, — Таньги огляделся вокруг и только после этого подсел к виконту. Благо рядом с ним стоял свободный стул. — А это ещё что за дрянь? — взгляд Таньги был направлен на тарелку стоящую перед виконтом. Вернее на куски мяса, которые лежали в ней.

— Фазан!

— Фазан? Мне казалось, что фазан выглядит немного иначе, — Таньги взял один кусок и отправил себе в рот. Ему пришлось долго жевать, прежде чем он смог проглотить пищу. Виконту не оставалось ничего другого, как молча наблюдать за всеми действиями Таньги.

— Хозяин! — во всё горло заорал Таньги.

Сразу же, словно ниоткуда, перед ними появился толстячок в запачканном фартучке.

— Что будет угодно? — услужливо осведомился он.

— Скажите-ка, мэтр,…сколько лет этому фазану? — поинтересовался у него Таньги. На лице толстячка появился лёгкий испуг. Но, тем не менее, он с некоторой обидой ответил на вопрос:

— Побойтесь бога, добрый сеньор. Этого фазана принесли сегодня утром!

— Сегодня утром? — насмешливо переспросил у него Таньги. — Может вам и принесли этого фазана сегодня утром, но умер он несколько лет назад, при этом прожив дольше положенного.

— Добрый сеньор! — начал, было, толстячок, но Таньги не дал ему договорить.

— Убери это мясо. А взамен принеси настоящего фазана. И пошевеливайся, пока я не потерял последние остатки своего терпения! — с угрозой добавил Таньги.

Толстячок быстро забрал мясо и исчез. Проследив за ним взглядом, Таньги коротко бросил виконту:

— Испанец. Они всё время пытаются спихнуть тухлых фазанов. В особенности, когда видят провинциала. Это Париж, сударь. Здесь всегда нужно быть начеку. Иначе тебя накормят тухлятиной, а потом и оберут до нитки. Или ещё хуже…вначале оберут до нитки, а потом из тебя самого седлают подобие этого фазана. Запомните главное. Если мясо не тает у вас во рту, это может быть всё что угодно, только не фазан. Отсюда простое правило для любого, кто находится в Париже: не заходить в харчевню к испанцу, иначе это закончится расстройством желудка. Вы следите за моей мыслью?

Виконт отрицательно покачал головой.

— Не страшно. Вам понадобится время, для того чтобы свыкнуться с жизнью Парижа. А вот и наш фазан, — добавил Таньги, увидев хозяина, который нёс поднос с жарким. Аромат, исходящий от подноса приятно щекотал ноздри. Толстячок всё это поставил на стол и незаметно удалился. Виконт, ни слова не говоря, принялся за пищу. При этом он бросал странные взгляды на Таньги. Того поведение молодого друга ничуть не смутило.

— Я нашёл для вас должность, — сообщил Таньги виконту. Тот собирался, было, ответить, но Таньги остановил его. — Не прерывайте ваш обед, а я тем временем объясню всё. Как вам известно, королю служит много людей. К примеру, у него есть два камердинера, личный парикмахер, личный астролог, два десятка поваров, две сотни челяди, птичник, ловчий, всякого рода управители, распорядители и прочее. Так вот. Недавно король ввёл ещё одну должность. Смотрителя за пищей. Полагаю, она может стать вашей. Три пистоля в месяц. Бесплатная еда. Одеваетесь, как и все, за свой счёт. Если, конечно, королю не вздумается сделать вам подарок. На это можете не рассчитывать. Он от рождения скупой. При всём при этом, — продолжал Таньги, сопровождаемый растерянным взглядом виконта, — должность хорошая, но очень тяжёлая. Предупреждаю сразу. Вам нелегко будет с ней справиться.

— И что же в ней сложного? — виконту удалось, наконец, вставить слово.

— Вам придётся постоянно наблюдать за тем, кто кормит короля, и чем его кормят. Добавьте к этому любовниц короля, и вы поймёте, насколько нелегко вам будет справиться с такой должностью.

— И какое отношение имеют к пище любовницы короля?

— Самое прямое, сударь! И весьма щекотливое. Видите ли, виконт, женщины ревнивы. Иной раз, чтобы избавиться от соперницы, они вызывают расстройство желудка у короля, подсыпая всякие порошки ему в пищу. Ну и как следствие, король напрочь забывает о своей любовнице, пока выздоравливает.

— Понятно, — протянул виконт, глядя на серьёзное лицо Таньги, — я должен следить за тем, чтобы в пищу короля ничего лишнего не попало.

— Вот именно, — подтвердил Таньги, — вы всё прекрасно поняли, сударь. Ну а что гораздо важнее, вы должны создать видимость бездействия с первого дня. Иначе говоря,…делайте вид, что вас совершенно ничего не интересует, но при этом ничего не упускайте из виду. Ну, как? Согласны?

— Ещё бы, — вырвалось у виконта. — Такая прекрасная возможность. У меня будут деньги и положение при дворе. Я смогу… — тут виконт запнулся, но Таньги и без того знал, о чём подумал виконт. Он сам об этом думал. И эта мысль казалось ему всё привлекательней. Тем временем, виконт снова заговорил. Он тепло поблагодарил Таньги за эту услугу.

— Поверьте, сударь, соглашаясь, вы мне делаете одолжение. Я сейчас мало на кого могу рассчитывать.

Они обменялись кивками. Таньги подождал, пока виконт закончит обед. Затем они расплатились и покинули харчевню. Они поехали в комнату, которую снял Таньги для виконта. Тот собрал свои скромные пожитки, и уже оттуда они направились во дворец. Таньги понадобилось пару часов, чтобы показать отведённую ему комнату и ознакомить со всеми обязанностями. Главная из которых предусматривала постоянное нахождение на кухне во время приготовления пищи для короля. Убедившись, что все его советы, наставления, а так же обязанности поняты, Таньги с лёгким сердцем оставил виконта. Ему предстояло совершить небольшую поездку. Таньги надеялся вернуться к приезду герцога Бургундского. Но ехать следовало. В свете развивающихся событий, он был обязан заручиться дополнительной поддержкой. А положиться полностью, он мог лишь на одного человека. Это был Гийом Ле Крусто, который всё это время командовал гарнизоном Осера. Таньги поставил свою лошадь в конюшню, заменив её другой, более резвой, и без промедления отправился в путь. Вечером того же дня он безо всяких происшествий достиг ворот города. Некоторые из стражников узнали его, хотя он и приезжал сюда в последний раз чуть более двух лет назад. Именно по этой причине, Таньги беспрепятственно въехал в город. И уж совсем стемнело, когда он въехал на подъёмный мост, служивший входом в родовой замок Д'Арманьяков. Ворота были наглухо закрыты. Таньги долго стучал, прежде чем с башни, нависавшей над воротами, послышался грозный голос:

— Кого ещё нелёгкая принесла?

Таньги назвал своё имя и сказал, что приехал встретиться с Гийомом Ле Крусто. Наверху послышалась суета. Таньги пришлось довольно долго прождать, прежде чем ворота отворились, и один из стражников коротко произнёс:

— Его светлость ждёт вас в своих покоях!

Таньги отказался от провожатого, так как не хуже других знал расположение комнат в замке. Он лишь позволил увести своего коня, который нуждался в отдыхе и пище не меньше него самого. Ле Крусто действительно находился в своих покоях. За эти годы он, как и Таньги, сильно изменился. Вместо весёлого юнца сейчас стоял пятидесятилетний мужчина с серьёзным лицом. И этот мужчина встретил объятиями приход Таньги. После того, как первая радость от встречи прошла, Таньги сразу же приступил к делу.

— Мне понадобится помощь, Гийом, — сообщил он другу с очень серьёзным видом. — Помощь твоя и твоих людей. В Париже очень непростая обстановка, — продолжал Таньги, — и она ухудшается. Может произойти всё что угодно. Поэтому мы должны быть готовы к ответным действиям.

Ле Крусто лишь кивал головой. Ни единого слова он не произносил. Только внимательно слушал друга.

— Сколько у тебя людей в подчинение? — спросил у него Таньги.

— Шестьсот всадников и полторы тысячи пеших воинов! — с готовностью ответил Ле Крусто.

— Отлично! — Таньги довольным взглядом посмотрел на друга. — Этого вполне хватит, для того чтобы не допустить беспорядков в Париже. Ты должен быть готов выступить, как только я дам знак.

— Друг мой, ты несколько опережаешь события, — мягко остановил его Ле Крусто. — Я не смогу выступить со своими людьми.

— Не сможешь? — Таньги слега побледнел, услышав эти слова. — Гийом, речь может идти о жизни короля!? Мы обязаны его защитить.

— Ты обязан, — поправил его Ле Крусто и твёрдым голосом продолжал. — Моя же обязанность заключена в служение сюзерену. Не в моей власти тебе помочь. Обратись к нему, Таньги. Если он даст приказ, я без промедления выступлю на Париж.

— Она… ты хотел сказать? — поправил его в свою очередь Таньги и сделал ещё одну попытку убедить друга. — Графиня находится далеко, Гийом. Мы можем просто не успеть заручиться её поддержкой. Если это произойдёт…

— Таньги, — остановил его Ле Крусто, — ты знаешь меня достаточно долго, для того чтобы не тратить лишних слов. Лишь прямой приказ от моего сюзерена позволит мне оказать тебе помощь. Ничто иное не изменит моего решения. Я могу тебе предложить свою шпагу, но распоряжаться гарнизоном города, я не властен.

Решительное лицо Ле Крусто не оставляло сомнений в твёрдости его намерений. Таньги ничего не оставалось, как молча принять это решение.

— Что ж, — на прощание сказал ему Таньги. — На помощь друга я не могу рассчитывать. Попытаю счастья в другом месте. Одному мне не справиться.

— Разве у короля не достаточно сил чтобы справиться со своими врагами?

— У него недостаточно друзей, которые избавят его от опасности, — негромко ответил Таньги. — Он всегда мог положиться на Д'Арманьяков. И это не раз его спасало. Теперь же ему отказали в помощи…друзья. Прощай, Гийом.

Таньги резко вышел из комнаты и, спустившись во двор, направился к конюшне. Он более не желал оставаться в замке. Как только Таньги вышел, из смежной комнаты появился человек. Ле Крусто едва заметно улыбнулся ему.

— Похоже, наш друг Таньги обиделся! Может, стоит ему рассказать обо всём?

Капелюш, а это был он,…отрицательно покачал головой.

— Жан не желает этого! В своё время Таньги всё узнает!

— Жан? — негромко повторил за Капелюшем Ле Крусто. — Я и не надеялся дожить до такого дня, когда снова встану под знамёна графа Д'Арманьяк. Какой он? Похож на своего отца?

Капелюш кивнул.

— Очень похож. Как только ты увидишь его, все сомнения отпадут!

— Тяжело ему придётся, — улыбаясь, произнёс Ле Крусто, — Филипп дрался как сотня чертей. Никто не мог выстоять против его напора.

Капелюш тоже засмеялся.

— Этот дерётся как сам дьявол!

— Вот шума-то будет, когда он появится,…мне кажется, впервые за долгие годы я начинаю сочувствовать герцогу Бургундскому…

Глава 28

Мария

В ту же ночь в подземелье, скрытом под дворцом правосудия, Монтегю предстал перед всемогущим отцом Вальдесом. Встреча происходила в том же месте, что и прошлый раз. Отец Вальдес снова появился один перед Монтегю. Он был облачён в тот же монашеский капюшон. В тишина зала раздавался неторопливый голос, от звука которого веяло ледяным холодом.

— Сын мой, ты выполнил мою просьбу?

— Да, отец! — покорно склонив голову, отвечал Монтегю. — Составы получены и доставлены нашим братьям. Всё готово для нанесения удара. Мы все лишь ждём вашего приказа.

— Пусть остаются там! Время торжества нашего ордена ещё не наступило. Мы используем составы, когда наступит благоприятный момент. Отныне, это не твоя забота, сын мой. Тебе надлежит заняться другим делом.

— Я готов служить ордену! — отвечал Монтегю отцу Вальдесу. Тот одобрительно покачал головой и продолжил:

— Знаю, сын мой, потому и хочу доверить тебе особое дело. Оно послужит нашему ордену, укрепив его мощь.

После короткой паузы снова раздался холодный голос:

— Помнишь ли ты, как в прошлый раз я упоминал о свадьбе?

— Да, отец!

— Час настал, сын мой. Мы близки к тому, чтобы получить то, о чём и мечтать не могли прежде. Речь идёт о наследие Д'Арманьяков. Мы можем получить его с твоей помощью.

— Я не понимаю, отец! — взгляд Монтегю выражал безмерное удивление.

— А между тем, наши братья всё подготовили для осуществления этой великой цели. Подумай сам, сын мой,…мы получим много земель, богатства и несколько тысяч самых лучших воинов Франции. Могущество нашего ордена возрастёт многократно.

— Приказывайте, отец! Я сделаю всё, для того чтобы осуществить эту великую цель!

— Я не сомневался в твоём ответе, — холодный голос принял довольный оттенок, но тут же снова стал прежним. — Речь идёт о графине Д'Арманьяк. С её помощью мы получим желаемое. Она ненавидит своего брата и мечтает его убить. Последние годы мы прилагали усилия, для того чтобы эта ненависть расцвела. И не только. Но и созрела. Рядом с графиней находится один из наших братьев. Он сообщает ей все новости о герцоге Бургундском. Графиня оповещена о том, что герцог появится в Париже. Она сама вот уже несколько дней находится в городе. Она собирается убить своего брата. Наш брат в нужный момент направит руку графини. Когда ты должен присоединиться к свите герцога?

— Завтра утром, отец!

— Хорошо, — продолжал отец Вальдес. В его глазах задребезжал зловещий огонь. — Ты должен находиться рядом с герцогом Бургундским. Внимательно следи за всем происходящим. Тебе дадут знак, прежде чем графиня нанесёт удар. Дай это сделать, но спаси герцога от смерти. Он не должен умереть. Такое преступление карается смертью. У короля не останется выбора. Он должен будет арестовать графиню. Как только наказание свершится, ты должен будешь обратиться к герцогу. Сделай так, чтобы он попросил у короля… руку единственной дочери графини для тебя. Это будет цена за спасение жизни графини. Герцог не сможет отказать тебе, ибо вас многое связывает и ты спас ему жизнь. Король же не сможет отказать герцогу, ибо он должен наказать графиню, но в силу своей привязанности захочет освободить её. Дочь же, пойдёт на всё лишь бы спасти свою мать. Она не будет сопротивляться нашим планам. Графиня же больше не должна выйти из тюрьмы, даже если её помилуют. Она может помешать нашим планам. Этим займутся другие наши братья. Всё остальное надлежит сделать тебе. Ты хорошо понял мои слова, сын мой?

— Да, отец! — раздался в ответ твёрдый голос. — Я сделаю всё для вящей славы нашего ордена!

Эта ночь поистине становилась зловещей для многих. В то время как Монтегю возвращался в особняк де Лорен, расположенный возле монастыря Бернардинцев…на другом конце земли, далеко от Парижа, другой человек принимал роковое решение. Это был ни кто иной, как великий визирь Абу Юсуф Амини. Состояние дочери становилось крайне опасным. За последние дни оно резко ухудшилось. Визирь понимал, что оказался в ловушке. И эта ловушка была расставлена собственной дочерью. Он не мог принять её просьбу, но не мог не понимать, что тем самым обрекает её на страдания, а возможно и на смерть. Ибо на свете не было силы способной изменить её решение. Визирь перепробовал всё. Начиная от уговоров заканчивая угрозами. Но на Майрал ничего не могло подействовать. Следовало принять решение. И притом незамедлительно. Горько вздохнув, визирь покинул свою любимую тахту и направился в покои дочери. У него был такой вид, словно он шёл с ней прощаться. Майрал он застал стоящей на террасе. Она снова бодрствовала. Вот уж которую ночь подряд. Её поступки отдавали неким, непонятным визирю, безумием. Подойдя к дочери, он негромко окликнул её:

— Майрал, дочь моя!

Майрал повернула к отцу изнеможённое лицо, на котором застыла печать безысходности.

— Ты не передумала, дочь моя? — в голосе визиря отчётливо послышалась безнадёжность. Он понимал, какой именно ответ услышит.

— Ты знаешь мой ответ…отец. Так зачем же задавать пустые вопросы?

Визирь покорно кивнул головой и тихо сказал дочери:

— Я не могу позволить тебе отречься от веры наших отцов, ибо такое карается смертью. А для твоего отца означает позор, что гораздо хуже смерти. Я не могу позволить своей дочери принять другую веру, но я могу отречься от неё.

— Отец, — Майрал сделала движение ему навстречу, но визирь остановил этот порыв движением руки…Когда он снова заговорил, в его голосе послышалась глубоко запрятанная боль.

— Я пришёл проститься с тобой, дочь моя. Отныне мы с тобой чужие люди. Ты для меня умерла. Одевайся и жди. Это моё последнее слово.

Не попрощавшись с дочерью, визирь повернулся и зашагал прочь. Майрал проводила его печальным взглядом. Наряду с печалью, в её глазах стала появляться решимость. Она была готова принять ту участь, которую уготовил для неё отец. Она быстро оделась в белое платье. Накинула на голову покрывало, пристегнула вуаль и стала ждать. Потекли томительные минуты. Наконец в дверь раздался долгожданный стук. А после него на пороге появился…Хамит, личный телохранитель отца. Он низко поклонился Майрал и жестом руки попросил следовать за ним. Майрал молча повиновалась. Внизу её ждали носилки. Хамит снова повторил молчаливый жест. Майрал подняла голову, запоминая ночное небо таким, каким она всегда его знала, а затем села в носилки. Носильщики приподняли носилки и побежали трусцой вперёд. Хамит верхом на лошади и с факелом в руке, сопровождал их. Майрал относилась безучастно к происходящему. Она даже не пыталась понять, куда её везут. Она лишь чувствовала, что они направляются к выходу из города. Её догадка подтвердилась, когда до неё донеслись сонные голоса стражников, а затем раздался грохот открываемых ворот. Едва они оказались вне города, как полог заколыхался от порывов ветра. Ветер дул с моря и наполнял ночной воздух свежестью. Майрал полной грудью вдыхала этот воздух. Она не знала, сколько времени они находились в пути. Она была погружена в свои мысли и готовила себя к самому худшему. Когда носилки остановились, Майрал словно очнулась от забытья. Снаружи послышался негромкий голос Хамита:

— Госпожа!

Майрал отодвинула полог и, спустив ноги на землю, выбралась из носилок. Майрал оглянулась. Перед ней стояла полуистлевшая хижина. Вокруг этой хижины не было ни единого строения. Только поле. Майрал перевела вопросительный взгляд на Хамита. Тот снова поклонился и вновь повторил молчаливый жест, приглашая Майрал войти внутрь хижины. Майрал покорно кивнула головой. Не оглядываясь больше, она смело взялась за ручку двери, а в следующее мгновение вступила внутрь хижины. Оказавшись внутри, Майрал не смогла удержаться от удивлённого восклицания. Посредине маленькой, убогой комнатки стоял преклонного возраста мужчина в странной одежде, напоминающей одеяние дервишей. На его груди висел крест. Завидев Майрал, этот человек ласково обратился к ней на безукоризненном фарси:

— Не надо бояться, дитя моё. Я католический священник. Принадлежу к ордену францисканцев. Это сравнимо с муллой в вашей вере.

— Я знаю! — негромко произнесла Майрал. Она всё ещё не могла поверить, что отец приказал привести её сюда. Ведь он исполнял сокровенную мечту Майрал. О чём ещё можно было мечтать перед смертью?

— Ты действительно хочешь принять нашего господа?

— Да! — тихо ответила Майрал.

— Душой и сердцем?

— Душой и сердцем!

— Да будет так! — не скрывая радости, произнёс священник. — Сегодня господь умножит паству свою ещё одной…достойной дочерью.

Священник прошёл в угол комнаты и, взяв грубо сколоченный табурет, поставил его перед Майрал.

— Садись, дитя моё!

Майрал молча повиновалась священнику. В её душе постепенно нарастало чувство восторга. Как она мечтала об этом мгновение. Скоро…очень скоро она сможет разговаривать с Богом Жана. Он услышит её молитвы и поможет ему. На большее она и не надеялась. Сквозь сознание Майрал пробился голос священника:

— Какое имя ты желаешь получить при крещении?

— Меня зовут Майрал! — ответила с некоторым удивлением она.

— Мы даём имена при крещении, — пояснил священник, — ты можешь выбрать себе другое имя. Христианское. Если пожелаешь.

— Новое имя? — Майрал запнулась, но чуть позже продолжила с горящим взглядом: — Однажды…на груди одного человека, христианина…я видела медальон. На том медальоне была изображена женщина с младенцем. Кто она?

— Богоматерь. Она почитаема христианами так же, как и сам господь! Ты хочешь креститься её именем дитя? Ты хочешь креститься Марией?

— Мария? — едва слышно прошептала Майрал, вслушиваясь в звук своего голоса. Неизвестно, что именно она почувствовала она в этот миг, но священник увидел отчётливый кивок. Он радостно улыбнулся ей. Затем бережно убрал с головы накидку. После этого, он взялся за вуаль, собираясь снять её, но Майрал схватила его за руку, не позволяя это сделать.

— Господь должен видеть лицо своего чада, — как мог мягко произнёс священник. — После того, как ты примешь веру господа, ты больше не должна скрывать своё лицо.

Услышав его слова, Майрал сама сняла с лица вуаль.

— Ты прекрасна, дитя моё, — священник не мог скрыть своего восторга. Радостно улыбаясь, он взял со стола кувшин и снова подошёл к ней. Он приподнял кувшин над головой Майрал и с присущей всем священнослужителям сердечностью и торжественностью заговорил:

— Крещу тебя именем Мария! Во имя Отца! Сына! И Святого духа!

Это были единственные слова, пробившиеся сквозь сознание Майрал. Её одухотворённое лицо отражало состояние души. А душа Майрал ликовала. Она сможет поговорить ещё раз,…и он обязательно её услышит. Она будет произносить его имя, когда смерть явиться перед её лицом…

Церемония крещения закончилась быстро. Для Майрал это время пролетело незаметно. В считанные мгновения она превратилась в другую девушку, с другим именем. Отныне, она называлась…Мария.

— Ты научишь меня молиться? — спросила у священника…Мария.

Он мягко улыбнулся в ответ.

— Молитве нельзя учить, дитя моё! Она в сердце каждого из нас. Загляни в него, и ты найдёшь нужные слова.

— Я тебя не забуду!

Этими словами Мария попрощалась со священником, и смело шагнула к выходу. Она была готова ко всему. Увидев её с открытым лицом, Хамит отвернулся, а носильщики опустили головы.

— Я готова! — твёрдо произнесла Мария.

Не глядя на неё, Хамит указал жестом на носилки. Она снова безропотно подчинилась этому жесту. Носильщики развернулись и побежали в сторону города. Это обстоятельство несколько удивило Марию. Но она не придала ему значения, хотя и была убеждена, что её отвезут подальше от крепости и там убьют. Вскоре она услышала, как они входят в город. «Да что же происходит? — растерянно думала она. — Неужели отец решил пощадить меня? Нет. Нет. Он не может так поступить. Он никогда так не поступит. Он не позволит позору коснуться нашего дома. Тогда почему он её ещё не убил?»

Этот вопрос снова и снова возникал в голове. Она была сбита с толку поведением отца и уже не знала, что думать. Тем временем всё острее ощущалась свежесть. Даже не выглядывая, она знала, что они приближаются к морю. «Может, меня хотят утопить?» — мелькнула страшная мысль. Она попыталась собрать свои силы. Какую бы участь ни приготовил для неё отец, она примет её молча. Чем дольше времени проходило, тем больше она беспокоилась. Наконец, носилки остановились. Снаружи снова послышался голос Хамита:

— Госпожа!

Мария молча покинула носилки. Ей хватило одного взгляда, для того чтобы понять, где она находится. Это была бухта с длинным причалом. Здесь имели обыкновение останавливаться корабли. Они пополняли запасы, прежде чем направиться дальше, в Дарданеллы. Или же в другую сторону. В сторону Средиземного моря. Недалеко от того места, где носилки остановились,…на воде покачивалось большое судно. С трапа этого судна спускалась…Маха. Мария глазам не поверила, когда её увидела. Служанка подбежала к ней и, схватив за руку, поволокла к кораблю. При этом она испуганно бормотала:

— Госпожа, как вы только осмелились появиться перед всеми этими мужчинами с открытым лицом. Надо быстрее закрыться в этой маленькой комнате, которую они называют «каюта». Хотя её даже сараем назвать язык не поворачивается. После нашего дворца, это грязное жилище. Там даже мебели нет. Скорей, госпожа…

Мария, всё ещё не понимала происходящее. Она безропотно позволила повести себя на борт судна. Капитан судна встретил её низким поклоном, едва она ступила на палубу. Мария устремила на него растерянный взгляд. Затем обернулась. Носильщики, сопровождаемые Хамитом, стремительно покидали причал. Она проводила их взглядом, а потом, обернувшись к капитану, прерывающим от волнения голосом спросила:

— Ты должен меня отвезти?

Капитан снова поклонился.

— Куда?

— Ваш отец приказал доставить вас во…Францию!

— Во Францию? — услышав этот ответ, Мария резко побледнела. Она бросилась к борту. Её глаза полный слёз устремились в сторону возвышающегося дворца, а душа исторгла крик:

— Отец!

Великий визирь не мог услышать этот крик. Он стоял на её террасе и, глядя на море, беззвучно шептал:

— Да пошлёт Аллах тебе счастья…дочь моя!

Корабль подхватил попутный ветер и надув паруса, помчался в сторону Средиземного моря, к берегам Франции.

Глава 29

Брат и сестра

Двумя днями позже, на небольшом пространстве перед коваными воротами с причудливыми узорами, что служили въездом во дворец Сен Поль, возникло столпотворение. Ближе к полудню здесь собралась толпа зевак. Все они были охвачены любопытством. Мало кто из парижан в это утро не хотел увидеть встречу герцога Бургундского с королём Франции. Встречу двух давних врагов. Ибо всем была известна ненависть герцога Бургундского, который так и не смог простить королю того, что именно он устроил встречу на мосту Монтеро, где и был убит его отец. И вот сейчас он решил раскрыть свои объятия и объединиться с королём в союзе, направленном против Англии. Достаточно серьёзный повод для всеобщего внимания. По этой причине, когда перед дворцом появился кортеж герцога Бургундского, все люди, находившиеся перед дворцом, сохраняли гробовое молчание. Они попросту не знали, как должны относится к приезду могущественного герцога Бургундского. А он появился перед ними во всём своём великолепии. Он ехал на великолепном жеребце, облачённый в роскошную одежду…в окружении пятидесяти гвардейцев. Гвардейцы держали в руках знамёна Бургундского дома. Полотна знамён развевались на ветру, что придавало процессии ещё более величественный вид. Лошади под гвардейцами ржали и пытались вырваться из строя, выдавая своё нетерпение. Следом за гвардейцами, — частью верхом, частью в каретах, — двигалась свита герцога Бургундского. С первого взгляда становилось ясно, насколько она превосходила свиту короля. Это касалось всего, что мог выхватить взгляд. В окнах карет были отчётливо видны роскошные платья и драгоценности, украшающие прекрасный пол. Другая половина выделялась драгоценным шитьём на одежде не меньше, чем высокомерным видом. На солнце поблескивали серебряные рукоятки шпаг. Их оправы отличались не меньшим изяществом. С достоинством и величественностью, процессия достигла ворот дворца и, не задерживаясь, стала въезжать во двор. Во дворе дворца процессию встречали другие гвардейцы. Если первые отличались плащами с Андреевскими крестами и цветом пурпура, вторые носили на своей одежде герб дома Валуа. Они выстроились в два ряда и приветствовали появление герцога Бургундского поднятыми вверх шпагами. Перед входом в парадные двери дворца…стоял сам король. Он стоял не один. Рядом с ним стояли две женщины. Первая была среднего возраста. Это была королева Мария Анжуйская. Вторая была юна и отличалась редкостной красотой. Белокурую красавицу звали Жанна Валуа. Это была дочь короля Франции. Обе отличались роскошными нарядами. Лицо королевы выражало приветливость. Лицо же принцессы любопытство и едва заметное…озорство. Тем временем герцог Бургундский подъехал к ступеням, которые вели к входу, где стоял король. За эти годы он почти не изменился. Лишь черты лица несколько обострились, подчёркивая большой нос. Та же высокомерная улыбка и прищуренный взгляд. Король молча наблюдал, как герцог Бургундский сходит с седла и вступает на лестницу. Он не сделал ни единого движения навстречу, хотя на его губах играла приветливая улыбка. Король дожидался, пока герцог Бургундский не преодолел все ступени и не поднялся на площадку. Лишь после этого он раскрыл свои объятия и произнёс:

— Дорогой кузен!

— Сир! — герцог Бургундский поклонился королю и тут же попал в его нежные объятия. После короля, герцог Бургундский приветствовал поклоном королеву.

— Ваше величество!

— Добро пожаловать в Париж…кузен! — легко склонив голову, приветливо произнесла королева.

— Ваше высочество! — герцог Бургундский остановился перед Жанной Валуа.

— Монсеньор! — принцесса присела перед ним в реверансе.

Едва закончился обмен приветствиями, как король с радостной улыбкой обратился к герцогу Бургундскому:

— Добро пожаловать, кузен! Располагайте этим дворцом как своим собственным домом! Надеюсь, ваше пребывание в Париже окажется весьма благоприятным.

Пока шёл этот разговор, свита герцога Бургундского выстроилась перед лестницей, собираясь приветствовать короля. Монтегю находился среди них. Он как коршун наблюдал за герцогом Бургундским. Он отвлекался лишь для того, чтобы оглядеться по сторонам. И в один из таких моментов он заметил человек со шрамом на лице. Этот человек незаметно показывал в сторону женщины, чьё лицо было скрыто под шёлковым капюшоном плаща. Убедившись, что его знак понят, этот человек незаметно отступил назад. Монтегю, незаметно для окружающих начал придвигаться поближе к лестнице. Он не упускал женщину из виду и видел, что она поступает точно так же. Никто кроме него не обратил внимания на женщину, которая стала медленно подниматься по лестнице. Она направлялась в сторону герцога Бургундского. Монтегю последовал за ней, постепенно ускоряя шаг. Неожиданно в воздухе прозвучал яростный крик:

— Умри убийца!

В руках женщины блеснул кинжал. Она бросилась вперёд, собираясь воткнуть его в спину герцога Бургундского. Услышав крик, он обернулся. В его глазах появился ужас, когда он увидел острие кинжала. Но…кинжал прошёл мимо, лишь оцарапав ему шею. В последний миг преданная рука отвела смертельный удар. Монтегю успел схватить запястье женщины и тем самым не позволил свершиться убийству. В следующее мгновение он заломил руки женщины, вынудив её расстаться с ножом. В пылу борьбы капюшон женщины раскрылся. Мария Анжуйская издала лёгкий крик и прижала руки к своим щекам. Воздух прорезал звенящий от ярости голос короля:

— Арестовать графиню! Немедленно! Отведите её в тюрьму. Завтра мы решим её участь.

Бледность на лице герцога Бургундского проходила. Он с глубокой признательностью посмотрел на человека, спасшего его жизнь. В ответ Монтегю поклонился ему. Проследив этот поклон, герцог перевёл взгляд на свою сестру. В его глазах появилось откровенное злорадство, когда её взяли под руки двое гвардейцев короля и увели. Это происшествие серьёзно подпортило общее впечатление от встречи. Король был расстроен и не скрывал этого. Что не помешало ему самолично показать гостю отведённые покои. Герцог Бургундский довольно мило беседовал с королём на протяжении всего пути. Они шли по коридору в окружение свиты и радостно улыбались. Оба желали одного и того же. А именно, чтобы этот неприятный эпизод остался забытым и не помешал планам, которые они лелеяли. Уже у самых покоев, они тепло попрощались. Едва расставшись с королём, герцог Бургундский приказал немедленно привести к нему Монтегю. Тот ждал этого; по этой причине явился без промедления на зов. Герцог встретил его тёплыми объятиями. Взяв его под руку, он повёл его за собой. Они прошли несколько комнат, прежде чем остались совсем одни. Заметив кресло с резными ножками, герцог Бургундский уселся в него и, вскинув взгляд на Монтегю, громко произнёс:

— Сегодня ты спас мою жизнь. Можешь просить чего пожелаешь. Я выполню любую твою просьбу.

— Монсеньор, — Монтегю низко поклонился герцогу, — для меня счастье служить моему господину. Однако, если вы так добры ко мне…мне бы хотелось обратиться к вам с просьбой.

— Говори смелее, — герцог поощрил его взглядом.

— Я бы хотел…жениться, монсеньор!

Герцог Бургундский расхохотался, услышав эти слова.

— Ты не прихотлив, мой друг. И на кого же пал твой выбор? — смеясь, поинтересовался герцог Бургундский.

— Я знаю, слишком самонадеянно просить руки…вашей племянницы…

— Кого ты имеешь в виду? — перестав смеяться, спросил у него герцог Бургундский.

Монтегю поднял на герцога умоляющий взгляд.

— Я влюблён, монсеньор. Я уже давно люблю дочь женщины,…которая пыталась вас убить!

— Ах, вот оно что, — пробормотал герцог Бургундский. Он некоторое время размышлял. А потом негромко проронил: — Ты любил дочь моей сестры и,…тем не менее, остановил её, не позволив свершиться убийству. Такой поступок делает тебе честь. Но…здесь я не властен. Она принадлежит к тем немногим людям, чью судьбу я решить не могу. Дом Д'Арманьяков, как и дом Бургундии равен по своему положению принцам крови. Я не могу ей приказывать.

— Но король может, монсеньор! — Монтегю снова поклонился.

— Король?

— Посудите сами, монсеньор, — вкрадчиво произнёс Монтегю. — Для чего вам наказывать бедную женщину? Не лучше ли раз и навсегда решить этот вопрос.

— Что ты имеешь в виду? Говори яснее.

— Монсеньор, ваша сестра может получить свободу в обмен на согласие её дочери сочетаться со мной браком.

— Сестра никогда не согласится выдать за тебя свою дочь! — уверенно возразил герцог Бургундский. — И ты это знаешь не хуже меня.

— Но дочь согласится, чтобы спасти жизнь своей матери, — возразил в свою очередь Монтегю. — Она получит супруга. Ваша сестра свободу, король получит возможность проявить к ней милосердие, ибо всем известно как он относится к графине. А королева вообще почитает графиню за родную сестру. А вы монсеньор…получите преданного слугу. — В конце своей речи Монтегю ещё раз поклонился герцогу. Тот широко заулыбался. Становилось ясно, что ему понравилась речь Монтегю.

— Ты умён…прекрасный выход из положения. Все будут довольны. — Герцог поднялся. — Я должен поговорить с королём, прежде чем он примет решение.

Монтегю проводил уход герцога поклоном. Когда он выпрямился, на его губах появилась зловещая улыбка. Ему удалось осуществить задуманное. Отец Вальдес будет доволен. А он, наконец, получит право повелевать всеми Д'Арманьяками.

Глава 30

Таньги снова в Париже

Потратив бесцельно несколько дней, Таньги вернулся в Париж. Настроение у него было отвратительным, но он не отчаивался. «Придётся откровенно поговорить с королём, — думал он, направляясь во дворец, — иного выхода нет. Мне нужны верные люди, иначе с этим орденом не справиться». Приняв такое решение, Таньги, прежде всего, наведался на кухню. К его удивлению виконта де Монтескью не оказалось на месте. Настроение Таньги совершенно испортилось. Виконт пренебрегал своими обязанностями. А ведь Таньги надеялся на него. Его поведение могло привести к трагическому концу. Виконт, конечно же, не понимал всего, но обязанности свои…выполнять должен. С глубоко мрачным видом, Таньги направился к его комнате. Он застал виконта, когда тот собирал свои пожитки.

— Что это значит? — с плохо сдерживаемым гневом осведомился у него Таньги.

— Это значит, что я немедленно покидаю дворец, — отрезал виконт, не переставая собирать вещи.

— Не желаете назвать причину такого поступка, сударь? — гневно осведомился у него Таньги.

— Я не желаю служить королю!

— Да за такие слова вас могут арестовать! — вскричал Таньги. — Что вы себе позволяете, сударь?

Виконт остановился и поднял на Таньги дерзкий взгляд.

— Можете передать мои слова королю…сударь. Может, он посадит меня рядом с графиней Д'Арманьяк и мне удастся позаботиться о несчастной женщине.

— Что вы сказали? — Таньги изменился в лице.

— Я сказал, что графиня арестована, — выделяя каждое слово, повторил виконт.

— За что?

— Она пыталась убить герцога Бургундского!

— Ждите меня здесь, — бросил виконту Таньги и выбежал из комнаты. Он помчался по коридорам дворца, выискивая короля. Узнав, что король отправился в будуар королевы, он немедленно отправился туда. Король действительно находился там. Кроме него, там находилась королева и несколько её фрейлин. Таньги вопреки обыкновению поклонился и королеве и королю. Мария Анжуйская благоволила к нему. По этой причине она встретила его благосклонным взглядом. Король же встретил его недовольным хмыканьем.

— Карл, это правда, что графиня пыталась убить герцога Бургундского?

— Правда, — король косо посмотрел на Таньги.

— И что ты собираешься делать с ней? — Таньги не мог скрыть волнения, когда задавал этот вопрос.

— Я не обязан отвечать на твои вопросы, Таньги, но, — король сделал красноречивую паузу и продолжил, — так и быть скажу. За подобное преступление графиня заслуживает смерти. Тем более что мы предостерегали её от такого шага. И не раз. Однако…

— Однако? — повторил Таньги, всем своим видом изображая вопрос и требуя продолжения.

— Однако мы с герцогом Бургундским обсудили этот непростой вопрос, и нашли решение, которое устраивает всех.

— Мне становится страшно, Карл. Что именно вы решили?

— Ты задаёшь слишком много вопросов, Таньги, — недовольно проговорил король, бросив при этом хмурый взгляд на Таньги.

— Пойми, Карл, мне необходимо знать, — начал было Таньги, но его перебил озорной голос Жанны Валуа. Она незаметно появилась в будуаре и легко приветствовав родителей, пошла в наступление на Таньги.

— Сударь, вы снова мучаете его величество?

— Я всего лишь хотел узнать, какое решение его величество приняли по поводу судьбы графини Д'Арманьяк, — Таньги поклонился принцессе.

— А, вы имеете в виду свадьбу? — воскликнула Жанна.

— О какой свадьбе идёт речь? — Таньги переводил взгляд с принцессы на короля.

— Моя кузина выходит замуж за приближённого герцога Бургундского. Кажется, его зовут…Монтегю.

— Монтегю? — Таньги мгновенно побледнел, услышав эти слова. Но он всё ещё не верил. Таньги обратился к королю: — Карл…это правда?

— Да! — коротко ответил король.

— Ты не можешь так поступить… — голос Таньги прерывался от волнения и злости. — Карл, ты должен отменить своё решение.

— Ничего я не собираюсь отменять, — огрызнулся в ответ король. — Я уже отправил гонца в Гасконь. Твоя крестница выйдет замуж за Монтегю. Я так решил. И это цена, которую должна заплатить графиня за свою свободу.

— Ты понимаешь последствия своего приказа? — Таньги задал вопрос тихим голосом, но все почему-то стали серьёзными, услышав его слова. Включая королеву и принцессу.

— Какие ещё последствия? Таньги, всё решено, — как мог решительно ответил ему король.

— Всё решено? — тихо, но со сдерживаемым гневом переспросил у него Таньги. — Ты понимаешь, что именно сделал? Мало того, что ты держишь в тюрьме графиню Д'Арманьяк, ты к тому же хочешь выдать замуж единственную наследницу этого дома. И за кого? За человека, по милости которого убили её собственного отца? И ты считаешь, что Д'Арманьяки… такого человека примут своим сюзереном? Карл…да против тебя все Д'Арманьяки восстанут. Они возненавидят тебя ещё больше чем герцога Бургундского. Остановись, Карл. Пока не поздно…остановись.

Король поднялся. Было заметно, что он взбешён.

— Я не изменю своего решения, — закричал он в лицо Таньги, — а Д'Арманьякам придётся смириться. Я их сюзерен. Я король Франции. Они будут выполнять то, что я им прикажу.

В ответ Таньги печально покачал головой.

— Д'Арманьяки не смиряться,…когда попрана их честь,…они бросят вызов даже королю… Я один из них. И я не могу больше оставаться рядом…с таким королём!

Таньги поклонился, а в следующее мгновение покинул будуар. После его ухода, королева мягко обратилась к супругу.

— Ваше величество, подумайте ещё раз, прежде чем предпринимать поспешные действия. Мне кажется Таньги прав. Д'Арманьяки не смирятся с таким решением.

— В таком случае, я их уничтожу, — в ярости вскричал король. — Я принял решение. И никто, даже господь Бог, не изменит его.

Таньги заглянул в свои покои. Он наскоро написал письмо. А потом, собрав некоторые необходимые вещи, направился к виконту де Монтескью. Тот ждал его готовый к отъезду. Увидев мешок в руках Таньги, он одобрительно улыбнулся.

— Тебе придётся вернуться обратно в Гасконь, — с ходу сообщил ему Таньги, протягивая письмо, — передашь в руки моей крестнице.

— Миледи Анне? — радостно вырвалось у виконта. Он бережно принял письмо и сразу же сунул за пазуху.

— Да! — коротко подтвердил Таньги. — Поспеши. Ты должен добраться как можно быстрее до замка. Возьми мою лошадь. Там в сумке, прикрёплённой к седлу, есть несколько пистолей. И помни. Чтобы ни случилось, не пытайтесь сопротивляться,…иначе графиня умрёт. А за ней падут ваши головы, — предостерёг Таньги.

— Отправлюсь немедленно! — заверил его радостный виконт де Монтескью. — А вы что будете делать?

— Я останусь в Париже. У меня остались небольшие долги. Собираюсь их выплатить.

Таньги проводил его до своей лошади. А потом ещё долго смотрел вслед. Когда виконт совсем исчез из виду, Таньги гневно пробормотал:

— Так вот какую свадьбу они имели в виду? Негодяи,…но положение не из лёгких. А хуже всего, что и король сейчас принял сторону этих мерзавцев. Глупец, он и не понимает, что тем самым подписал себе смертный приговор. Как только они покончат с Д'Арманьяками, так сразу возьмутся за него и герцога Бургундского. И как же мне поступить? Конечно же, я могу убить этого Иуду…Монтегю…но ведь в таком случае, они могут попросту казнить графиню. Ума не приложу что делать…. Таньги осознал, что никогда ещё не оказывался в столь тяжёлом положении.

Глава 31

Ужасная весть

Спокойствие в замке Фацензак становилось всё призрачнее. Незримое напряжение нарастало, готовясь обрушиться на обитателей. И более всего это касалось Анны. Она со дня на день ожидала вестей. Ожидала с замиранием сердца. Ибо не ожидала услышать ничего хорошего. Но действительность оказалась гораздо ужаснее, чем она только могла себе вообразить. Как-то ранним утром ей сообщили о том, что в замок прибыл королевский гонец. Анну обуял ужас, когда она услышала эту весть, но, тем не менее, со всех ног поспешила в главный зал замка, где её дожидался гонец. Гонец поклонился ей и вручил запечатанное королевской печатью письмо со словами:

— Его величество повелел дожидаться вашего ответа, миледи!

Анна вскрыла письмо и быстро пробежала по нему глазами. По мере того как она читала, лицо покрывалось всё большей бледностью.

— Передайте его величеству, что я завтра выезжаю, — вскричала Анна, закончив читать. Гонец поклонился. Анна же, сжимая письмо, бросилась вон из замка. Она выбежала во двор и, остановившись, бросила вокруг себя потерянный взгляд.

— Ну, где же ты, Азар? Где? — прошептала она. Мгновение помедлив, Анна бросилась в сад. Оказавшись в саду, она сразу же побежала в сторону часовни и …сразу увидела его. Человек, который стал так близок ей в последние дни, стоял рядом с одноглазым великаном и о чём-то беседовал. Не обращая внимания на этого человека, Анна подбежала к нему и, ломая руки, воскликнула:

— Что мне делать? Что? У меня никого не осталось кроме тебя. Таньги и тот меня оставил!

Жан по настоящему испугался, увидев сестру в таком состоянии.

— Что произошло? — тревожно спросил он.

— Они арестовали матушку,… она пыталась убить герцога Бургундского, — со слезами на глазах вскричала Анна, — они хотят казнить её. Король прислал письмо. Он требует, чтобы я вышла замуж за Монтегю…Только на этом условии он согласен помиловать матушку…он хочет отдать меня за убийцу моего отца… — Анна положила голову на грудь Жана и разрыдалась. Прижав сестру к груди, Жан бросил глубоко мрачный взгляд на Капелюша. Тот неопределённо покачал головой.

— Успокойтесь, миледи! Успокойтесь, — Жан отстранил сестру от груди и как мог мягко посмотрел ей в глаза, из которых капали слёзы. — Вы ответили гонцу?

Анна кивнула.

— Я просила… передать… его величеству,…что выеду завтра, — прерывающимся от слёз голосом ответила она.

— Вы правильно поступили! Идите и готовьтесь к отъезду. А в остальном положитесь на меня. И прошу вас,…не плачьте больше, миледи. Жизнью своей клянусь, я не дам вас в обиду,…даже если придётся пойти против воли короля. Вы понимаете меня?

Решительное лицо и твёрдый взгляд Жана ничуть не подействовали на Анну. Она подняла на него потерянный взгляд и прошептала:

— Да что вы можете сделать? Я пришла за сочувствием, а вы пытаетесь дать мне надежду. Я должна подчиниться… — Анна повернулась и побрела прочь. Жан едва не кинулся ей вслед. Лишь мысль о том, что ещё не наступило время показать себя, остановила его. Ни он, ни Капелюш, ни Анна не замечали, что недалеко от них остановился молодой человек в запылённой одежде… Он, с далеко не приветливым лицом, смотрел в сторону Жана. Это был виконт де Монтескью. Проводив нежным взглядом Анну, он последовал за ней, бросив при этом неприязненный взгляд в сторону Жана. От него не укрылось это действие. Он не знал этого человека, но видел, как он на неё посмотрел. У него сразу же возник вопрос. Какие отношения связывают его с Анной? Голос Капелюша оторвал его от размышлений.

— Что ты думаешь по этому поводу?

— Что, по-твоему, я должен думать? — с мрачным лицом спросил у него Жан. — Они посадили мою мать в тюрьму, а сестру собираются выдать замуж за Монтегю.

— Никогда, — вырвалось у Капелюша, — я все эти годы мечтал оказаться хоть на мгновение с ним наедине. Один господь знает, что именно я с ним сотворю. Как вспомню то утро, как вспомню, как он вёз меня к королю Англии… — лицо Капелюша почернело от неописуемого гнева. Видимо, он довольно ясно представил описанную им картину. Жан же даже не посмотрел в его сторону.

— Что ж, — задумчиво произнёс он, — у нас больше не остаётся времени. Я не могу дольше скрываться. Придётся открыть своё настоящее имя. Иначе мне матушку не спасти.

— Что ты намерен предпринять?

— Если король хочет получить свадьбу — он её получит, — взор Жана сверкнул мрачным огнём, — моя сестра никогда не станет супругой этого человека. Король покрыл нас бесчестием, принуждая её к браку, и…тем самым отказал себе в праве на уважение.

— Ты собираешься пойти против воли короля? — вырвалось у Капелюша.

Жан не ответил на этот вопрос. Он лишь бросил непонятный взгляд на Капелюша и повелительно произнёс:

— Поезжай в Осер. Передай Ле Крусто, пусть готовит свиту для моей сестры. Мы должны со всей пышностью отпраздновать в свадьбу. Я же сегодня же отправлюсь в Париж. Встретимся там.

Капелюш кивнул в знак понимания, а потом едва слышно произнёс:

— Этот человек направляется сюда и, похоже, с не очень добрыми намерениями!

Жан проследил за его взглядом. К ним действительно направлялся виконт де Монтескью. Выглядел он довольно мрачно. «Что ему надо?» — подумал, было, Жан, и почти сразу же услышал ответ на свой вопрос.

— Сударь, вы расстроили миледи! — приблизившись, гневно заговорил виконт. При этом он с открытым презрением смотрел на Жана. — Поведение недостойное любого дворянина. Много ли храбрости нужно иметь, оскорбляя беззащитную женщину.

— Вы неправильно истолковали наш разговор! — холодно ответил Жан.

— Вы не француз? — виконт уловил в голосе отчётливый акцент. Он тут же махнул рукой. — Впрочем, не важно. Я пришёл сюда задать вам один вопрос. А именно, собираетесь ли вы попросить прощения у этой прекрасной девушки?

— Прекрасной девушки? — Жану этот человек нравился всё больше и больше. Он с явной симпатией посмотрел на него. Но виконт ничего не замечал кроме собственного гнева.

— Вы осмеливаетесь подвергать мои слова сомнению? — гневно вскричал виконт и, отступив шаг назад, выхватил из ножен шпагу. — Клянусь Богом, я отучу вас издеваться над женщинами. Доставайте шпагу, сударь. Немедленно, — потребовал виконт.

Капелюш осуждающе покачал головой, увидев, что Жан подчинился требованию. Жан ответил ему успокаивающим взглядом. Меньше всего он желал, чтобы ссору слышала сестра. По этой причине молча занял позицию напротив виконта.

— Защищайтесь, — вскричал виконт, бросаясь на Жана. Это атака привела вовсе не к тому результату, на который рассчитывал виконт. Его противник ловко уклонился от ударов, а в следующее мгновение с такой мощью атаковал,…что виконт оказался на земле, при этом выпустив из рук шпагу.

— Это всего лишь случайность, — виконт вскочил на ноги и, подняв шпагу, снова бросился на Жана. На сей раз, он отбил направленные удары, а потом резко атаковал противника. Молниеносная атака привела к тому, что шпага снова вылетела из рук виконта, а шпага противника застыла в дюйме от его горла. Виконт выглядел совершенно потрясённым. Прежде он и не подозревал, что настолько плохо владеет шпагой. Но ещё больше его потрясли слова противника.

— Я признаю справедливость ваших слов, сударь. Больше того, я готов принести извинения…миледи, — Жан убрал шпагу и легко поклонился виконту. Тот с довольно чопорным видом ответил на поклон. Затем молча поднял шпагу. И так же молча удалился.

— Ты делаешь успехи, — похвалил Жана Капелюш и тут же счёл нужным добавить. — Я имею в виду твою речь. Она стала более…изысканной, — нашёл он подходящее слово.

— А чем я занимаюсь все эти дни? — ответил с некоторой досадой Жан. — Я только и делаю, что учусь,…как надо разговаривать. Как обращаться ко всем. Какие слова можно произносить, какие нет. Труднее всего обстоит дело с женщинами. На востоке всё гораздо проще. Там с женщинами вообще никто не разговаривает. А если и разговаривают, так только с женой. А ей можно сказать всё что угодно.

— Тяжело тебе приходится, — посочувствовал ему Капелюш.

— Никто не должен сказать, что граф Д'Арманьяк невоспитан или что ещё хуже, не понимает простых правил приличия. Вот и приходиться учиться…

— И что же решил граф Д'Арманьяк?

Услышав этот вопрос, Жан снова помрачнел.

— Ты отправишься сейчас и подготовишь всё в Осере. Я пока останусь. Уеду завтра. После того, как провожу сестру. Осер далеко от Парижа находится? — неожиданно спросил у Капелюша Жан.

— Если ты поедешь в Париж, он останется справа от твоего пути и достаточно близко.

— Ну что ж, в таком случае я заеду в Осер, и мы решим всё на месте. А потом я отправлюсь в Париж!

На том и остановились. Капелюш не стал задерживаться и немедленно отправился обратно в Осер. Жан же остался в замке. Он провёл беспокойную ночь, а утром наблюдал за отъездом сестры в Париж. Она уехала в карете сопровождаемая виконтом де Монтескью и ещё четырьмя всадниками. По истечению одного часа после отъезда сестры, Жан выехал из замка и пустил лошадь галопом вслед за ними. Он направлялся в Осер.

Глава 32

Тюрьма

Таньги пребывал в крайне раздражённом состоянии. Последние несколько дней он провёл, наблюдая за особняком де Лорен и монастырём Бернардинцев. Ему не удалось обнаружить ничего подозрительного. Ни в одном, ни в другом месте, никто более не появлялся. Как он ни выпытывал брата Калистора, тот утверждал одно и то же. А именно, что никто из братьев ордена за последние дни не появлялся. Каждая беседа с почтенным монахом обходилась Таньги в кругленькую сумму. Так как отец Калистор становился гораздо разговорчивее, пропустив пару бутылочек вина. Благо у него ещё оставалась половина суммы, полученная от короля. Король…Таньги не мог оставить его в беде. Он не одобрял действий короля, но не мог не понимать, что, отстранившись от всего, лишь ухудшит положение. Следовало показать королю истинную суть происходящего. Но как это сделать? Ко всему прочему, он просто мог не успеть. По этой причине, Таньги с утра до вечера рыскал по Парижу, пытаясь отыскать след, так называемых «составов» и найти людей, которые должны были осуществить планы ордена. Сама по себе очень сложная задача, учитывая тот факт, что он мог рассчитывать только на себя. Но Таньги не унывал. После нескольких бесцельных попыток, он принял решение поговорить с Луизой, графиней Д'Арманьяк. Встретиться с ней представлялось не менее сложной задачей, но Таньги прекрасно знал, как её можно решить. И вот в один из вечеров, он принялся за осуществление своих планов. Для этого ему пришлось отправиться во дворец правосудия, где содержалась графиня. На сей раз, ему пришлось войти с главного входа. Таньги прямиком направился к управителю дворцом. Он же являлся начальником тюрьмы. Мессир Амален встретил его весьма приветливо. Из чего Таньги заключил, что последнему не известно о его размолвке с королём. Мессир Амален даже угостил его вином. Воспользовавшись любезностью гостеприимного хозяина, Таньги незамедлительно приступил к делу. Он напрямик заявил о цели своего прихода. Услышав его слова, мессир Амален категорически отказался впускать его к графине Д'Арманьяк. Он добавил, что исходит не из собственных соображений, а из недвусмысленного приказа короля запрещающего любые встречи с графиней. На это Таньги привёл до удивления простой, но очень весомый довод.

— Мэтр, сколько у вас заключённых? — как бы невзначай поинтересовался у него Таньги.

— Более ста! — с гордостью отвечал мессир Амален.

— И ведь все ваши заключённые платят за собственное содержание? Не так ли, мэтр? В зависимости от положения пленника, вы и получаете плату, — продолжал Таньги, краем глаза следя за лицом мессира Амалена. — Вы получаете неплохую прибыль. В то же время казна лишена поступлений в этой части. Его величество недавно сетовал на несправедливость такого положения дел и…просил меня при случае напомнить о том, что следует серьёзно заняться этим вопросом.

Таньги с удовлетворением отметил про себя бледность почтенного мэтра. По всей видимости, тому было, что скрывать от короля.

— Я не стал этого делать, — продолжал Таньги с выражением лица, могущим расположить к нему любого, — ибо всегда считал вас своим другом. Именно считая вас таковым, я и обратился с такой просьбой. Я надеялся. Что друг не откажет мне в том, в чём отказывают другим. Я надеялся, что он поймёт, как сильно нуждается в поддержке…несчастная женщина.

В конце речи Таньги, мессир Амален выглядел крайне озадаченным. Он очень долго думал, при этом постоянно потирая руки и, наконец, произнёс:

— Я, пожалуй, сделаю исключение для вас, сударь. Но с одной оговоркой. Вы дадите мне слово, что король никогда не узнает об этой встрече.

— У вас есть моё слово! — Таньги легко поклонился.

— Отлично! Подождите здесь, — сразу после этих слов мессир Амален покинул комнату. Но ненадолго. Вскоре он вернулся. Следом за ним появился стражник.

— Отведите этого человека к графине Д'Арманьяк, — коротко распорядился мессир Амален.

Стражник молча кивнул. Чуть позже, покидая комнату, так же поступил Таньги. Чувствуя огромную радость, он со всех ног поспешил за стражником. Тот отвёл его в западное крыло. Туда, где четыре больших пролёта с решётками отделяли тюрьму от всего остального дворца. Следом за стражником, Таньги прошёл через железную дверь. Там сидели ещё двое стражников. Не глядя на них, они направились дальше. Они миновали лестницу с кривыми ступенями, которая вела куда-то вниз. Затем вышли в коридор. Пересекли его. Затем снова коридор. С правой стороны каменного коридора был виден длинный ряд деревянных дверей обитых железными обручами. Стражник подвёл его к одной из таких дверей и, открыв засов, пропустил его внутрь. Комната, в которой оказался Таньги, была небольшой, но довольно уютной. Хорошо освещённой. Широкое, правда, зарешечённое окно. Стол, на котором стояла корзина с едой и опрятная постель. На ней сидела…графиня Д'Арманьяк. Увидев Таньги, она вскочила с места и, издав радостное восклицание, протянула к нему обе руки. Таньги опустился на одно колено и поцеловал их.

— Таньги, — счастливым голосом прошептала графиня, — я знала, что ты придёшь. Как моя дочь? Как Анна? Она уже всё знает?

— Думаю, да! — ответил, поднимаясь Таньги. — Луиза…я же просил вас не совершать опрометчивых поступков, — мягко произнёс он, — почему вы меня не послушали?

— Тебе прекрасно известен ответ, — тихо ответила графиня Д'Арманьяк, — я не могла поступить иначе. Единственно о чём я жалею — это о том, что убийца остался в живых. Мне не в чем себя упрекнуть. Он заслуживал смерти давно. С того самого дня, когда, предательски проникнув в наш дом,…убил Филиппа.

— Что сделано, то сделано, Луиза! Я здесь не для того, чтобы упрекать вас. Меня сейчас интересует другое.

Графиня непонимающе посмотрела на Таньги.

— Луиза, откуда вы узнали, где будет находиться герцог Бургундский? Кто вам сказал?

Графиня отрицательно покачала головой.

— Мне уже задавали этот вопрос. Я не стану выдавать несчастных людей, вся вина которых заключена в желание помочь мне.

— Несчастных людей? — с негодованием вскричал Таньги. — Луиза, придите в себя. Вами попросту воспользовались. Они использовали вашу месть, для того чтобы достичь своих целей.

— Я тебе не верю, Таньги, — резко ответила графиня, — чтобы ты не сказал мне, я не стану выдавать этих людей.

— А что вы скажете, если узнаете о том, что вас собираются отпустить? — в упор спросил у неё Таньги. — Что вы скажете, если узнаете, что цена вашей свободы уже определена. И цена эта — брак… Анны с Монтегю!

— Ложь! — выдавила из себя графиня. В одно мгновенье она смертельно побледнела и, уже не мигая, смотрела на Таньги.

— Луиза, да поймите вы, наконец,…вашу ненависть использовали. Вас использовали. Это дело рук ордена. К вам приставили людей, которые и сообщали вам сведения о герцоге Бургундском. Цель этих людей состояла в том, чтобы добраться до вашей дочери и получить владения Д'Арманьяков. Да очнитесь вы, наконец, — воскликнул, негодуя Таньги, — вам не хуже меня известно, на что способны эти люди. Если мы не предпримем мер, если не попытаемся защититься, они уничтожат всех нас. И в первую очередь вашу дочь. Помогите мне, Луиза!

Графиня Д'Арманьяк заметалась по комнате. То и дело у неё вырывались судорожные вздохи. Неожиданно она подбежала к Таньги и с глубоким волнением воскликнула:

— Что я должна делать, Таньги? Как мне всё исправить?

— Опишите мне людей, которые вам всё рассказывали о герцоге! — попросил Таньги. — Мне надо знать кто эти люди. Возможно, тогда удастся напасть на их след и раскрыть этот мерзкий заговор.

— Имена…

— Забудьте об именах, — перебил графиню Таньги, — они никогда бы не назвали вам своих подлинных имён. Их вообще никто не знает за исключением главы ордена. Просто опишите мне этих людей.

— Да, да, сейчас, — в смятение прошептала графиня, — это…это был невысокий человек…худой…у него на лице огромный шрам…от виска до подбородка.

— Уже хорошо, — обрадовался Таньги и снова задал вопрос. — Где вы оставались в Париже, когда приехали?

— В предместье Сент Жермен. На улице четырёх перекрёстков. Это рядом с церковью Сен- Жермен-де-Пре. Дом с жёлтой крышей. Стоит в самом начале.

— Этого пока достаточно. Я завтра же отправлюсь туда и постараюсь всё выяснить. А вы, Луиза, не отчаивайтесь. Ещё не всё потеряно.

Таньги попрощался с графиней и уже собирался покинуть её, но остановился.

— Таньги, мне легче покончить с собой, чем жить с мыслью о том, что моя дочь выйдет замуж за этого человека. — В голосе графини слышалась роковая решимость.

— И тем самым поможете нашим врагам! Только не делайте глупостей, Луиза. Вы их уже совершили достаточно. Обещайте мне, Луиза. Обещайте, что не попытаетесь снова совершить какую-нибудь глупость. Во всяком случае, до той поры пока не получите от меня известий. Обещайте, Луиза.

Графиня молчала. Таньги решил использовать последнее средство для достижения цели.

— Ваша дочь всё ещё нуждается в вас, Луиза!

Этот довод сокрушил оборону графини. Она покорно кивнула. И уж затем тихо ответила:

— Клянусь тебе, Таньги!

— Я скоро вернусь. Ждите! — напоследок бросил Таньги.

Он покинул графиню, а вскоре и здание дворца правосудия. Не преминув при этом поблагодарить мэтра Амалена. Таньги сразу же отправился в сторону монастыря Бернардинцев. Ему следовало хорошенько отдохнуть и собраться с силами перед завтрашним днём

Глава 33

Жанна Валуа

Анну с удобством разместили во дворце. К ней приставили несколько слуг и двух горничных. Иными словами говоря, отнеслись с подчёркнутой вежливостью. Но уже в первый день прибытия она осознала своё положение. Это было положение пленницы, которой лишь на время позволили выйти на прогулку. При этом, разрешая прогуливаться лишь по одной дороге. Этот вывод имел все основания для существования. Стоило Анне показаться в одном из коридоров дворца, как на неё тут же обращалось внимание и начиналось перешёптывание. Не раз она чувствовала на себе высокомерные взгляды. А нередко и презрительные. Порой ей казалось, что все обитатели дворца ненавидят её. И осознание этой горькой истины привносило в её душу ещё большую горечь. Единственным, кто оставался рядом с ней все эти дни и поддерживал её…был виконт де Монтескью. Бедняга, что он только не делал, для того чтобы развеселить её по дороге в Париж. Но все усилия виконта упирались в безразличие Анны. И здесь во дворце, он не раз готов был бросить вызов наглецу осмелившемуся посмотреть на неё без должного уважения. Но каждый раз такой порыв останавливал взгляд Анны. Тем не менее, виконт неотступно следовал за ней, едва она покидали свои покои. Он всегда ждал её у двери и сопровождал везде, где он мог сопровождать её. Анна чувствовала благодарность по отношению к виконту. Он поддерживал её в трудные минуты. Во дворце даже Таньги не оказалось. А ведь она так надеялась его увидеть. И вовсе не о себе думала Анна. Она хотела, даже мечтала, повидаться с матушкой. Сразу после приезда, Анна обратилась с просьбой к королю. Но король ответил кратко:

— После венчания мы предоставим миледи такую возможность!

Анне ничего не оставалось, как молча принять решение. Лишь мысли о матери укрепляли её дух. Они придавали ей силы. Она знала, что сейчас лишь она одна может ей помочь.

Утром второго дня после своего приезда в Париж, Анна находилась в своих покоях и занималась вышиванием. Неожиданно двери отворились, и на пороге появилась юная особа в розовом платье. Шею девушки украшала дорогое колье с бриллиантами. Белокурые локоны, собранные на голове под тонким венцом, ниспадали на спину. Анна уже видела её в первый день своего приезда. Она молча поднялась и присела в реверансе, приветствуя её приход.

— Доброе утро, кузина! — весело вскричала Жанна Валуа. — И к чёрту весь этот этикет. Поприветствуем друг друга, как и положено двум сёстрам.

Она без излишних церемоний, подошла к Анне и расцеловала в обе щёки. Анна не ожидала подобного отношения к себе, по этой причине совершенно растерялась. Однако принцесса не собиралась останавливаться на достигнутом. Она принудила Анну оставить шитьё и, взяв за руку, потащила за собой.

— Кузина, вы просто обязаны увидеть дворец! Даже не пытайтесь сопротивляться!

У двери, как обычно, находился виконт де Монтескью. Увидев выходящих девушек, он низко поклонился. Принцесса с симпатией посмотрела на него. И ничуть не стесняясь, заявила:

— Такая преданность заслуживает награды, сударь. Я позволю вам сопровождать нас. Будьте нашим защитником.

— С радостью, ваше высочество! — виконт де Монтескью ещё раз поклонился.

Кивнув ему, принцесса подхватила Анну под руку и буквально потащила за собой. По пути, она терпеливо объясняла назначение того или иного крыла.

— Сейчас мы находимся в той части дворца, которая предназначено для гостей самого высокого ранга. Принцев крови, нотаблей и прочей знати. Герцог Бургундский занял всё крыло этажом ниже. Непонятно, с какой стати ему оказана такая честь. Это лучшее место во дворце, не считая конечно, покоев их величеств. Дворец огромен, но это ещё не всё здание. К дворцу пристроены особняк Пти- Мюс и аббатство Сен-Мор. К ним ведут отдельные галереи. Если пожелаете, кузина, мы с вами побываем в аббатстве. Вы часто молитесь? — не дождавшись кивка, принцесса так же оживлённо продолжала рассказывать. — В аббатстве есть достойные священнослужители. Вы в любое мгновение можете отправиться к ним и исповедаться. Если, конечно, пожелаете.

Тем временем они спустились этажом ниже.

— Взгляните на них, кузина, — принцесса указала на кучку придворных, которые столпились у окна и оживлённы беседовали. Завидев их, все поклонились. — Эти люди составляют свиту герцога Бургундского. Взгляните на эти скучные лица… — слова принцессы раздавались достаточно громко, — не желала бы я иметь такую свиту…

Они прошли мимо придворных и направились дальше. На пути им попались несколько слуг спешивших с подносами в руках. Принцесса указала на них.

— Форель. Его величество каждый день её вкушает. Достойное занятие для короля. Рыба, во всяком случае, того стоит. Хотите посмотреть на наш птичник?

Анна снова не успела ответить, как принцесса резко сменила направление и снова потащила её за собой. Следом спешил виконт де Монтескью.

— Вы будете очарованы кузина, — возбуждённым голосом говорила тем временем принцесса. — У нас есть очень редкие птицы. Их привезли из далёких земель. Некоторые из них привезены из святой земли. Не хватает лишь самого большого попугая. Его у меня под самым носом забрал этот негодник Таньги. Забрал и поместил рядом с клеткой леопарда. Он знает, что меня пугают эти животные. Он, видите ли, решил научить его этикету. А зачем его учить? Когда он разговаривает почище нашего капеллана.

Как не держалась Анна, но, услышав эти слова, не смогла сдержать улыбку.

— Вот так-то лучше, — принцесса ей заговорщически подмигнула, — вы только и делаете, что грустите, кузина. Монтегю не лучшая партия и он вдвое старше вас, но это не повод для того, чтобы убиваться. Ведь неизвестно какой он человек. Возможно, вы будете с ним счастливы.

Принцесса не могла видеть, как в это мгновение побледнел виконт де Монтескью. Видимо, до сего дня истинная причина приезда Анны оставалась для него тайной. Анна украдкой бросила на него взгляд. Виконт отвел взгляд. Впервые за время знакомства. Анна почувствовала укол в душе. Но что она могла поделать? Тем временем они добрались до так называемого «птичьего двора». Взгляду Анны предстали сотни клеток самых разнообразных форм. В клетках находились птицы, самого разного размера и окраски. Казалось, щебет этих птиц заполнил всё пространство вокруг них. Принцесса подводила Анну к каждой клетке и подробно объясняла, какая эта птица и откуда привезена. Она знала здесь всё, ибо как призналась сама принцесса — это место являлось её излюбленным. Под конец, она подвела Анну к огромной клетке, где на ветке маленького дерева, гордо восседал орёл.

— Это мой любимец! — любуясь красотой птицы, заявила принцесса. — Я вижусь с ним каждый день. Мы часто беседуем. Он всё понимает. Во всяком случае, так мне кажется.

Анна поневоле залюбовалась гордой осанкой орла. Особенно понравился ей…взгляд птицы. У неё создалось ощущение, что орёл ничего не страшится.

«Счастливый!», — с некоторой завистью подумала она. Здесь возле клетки, она бросила ещё один взгляд на виконта. Но тот упорно избегал её взгляда. Такое поведение расстроило Анну. Но чуть позже она решила, что всё это даже к лучшему. Им ведь придётся скоро расстаться. Так зачем лелеять несбыточные надежды?

Сквозь сознание Анны проник голос принцессы.

— А теперь я вам покажу наш сад. Королевский сад, — поправилась принцесса и добавила: — Королевский сад расположен отдельно. А вообще, вокруг дворца разбиты десятки самых разных садов. У герцога Бургундского здесь есть свой сад. Ты можешь получить свой, если пожелаешь. В королевском саду можем бывать только мы. Но это вовсе не значит, что я не могу пригласить туда кузину и…как вас звать, сударь?

Виконт несколько замешкался, услышав голос принцессы, но тут же взял себя в руки и ровным голосом ответил:

— Виконт де Монтескью, ваше высочество!

— Ну что ж, виконт, я предоставляю вам редкую возможность. Побывать в нашем саду. Лишь избранным, составляющим окружение нашей семьи, позволено бывать там.

— Благодарю, ваше высочество, за оказанную честь! — почтительно ответил виконт.

— А вы снова погрустнели, кузина! — заметила принцесса, от взгляда которой ничто не могло укрыться. — Обещаю, скоро вы снова станете улыбаться. Уж если вас не приведут в восторг наши цветники, так уж наверняка развеселит последняя аллея, сооружённая его величеством. С лёгкой руки Таньги, её прозвали «чудовищем Сен Поля». Она действительно ужасна. Надо отдать Таньги должное. У него отличный вкус.

— А где он сейчас, ваше высочество? — решилась спросить Анна.

Осмотревшись по сторонам, принцесса наклонилась к уху Анны и прошептала:

— Он покинул его величество. Таньги так расстроила весть о вашем браке, что он наговорил грубостей королю и ушёл. Сейчас его величество и слышать не хочет о нём. Он зол на Таньги. Раньше такое не раз бывало, и они всегда мирились. Но на этот раз всё будет иначе. Таньги перешёл грань дозволенного. Я собственными ушами слышала все нелицеприятные слова, которые он высказал его величеству. Он даже осмелился угрожать. Таньги говорил, что против вашего брака восстанут все Д'Арманьяки. Если такое даже и произойдёт, его величество легко справиться с мятежом. У него есть армия. То, чего нет у ваших родственников. Простите, кузина, за мои слова. Но, в самом деле, глупо думать, что Д'Арманьяки способны бросить вызов его величеству. В особенности сейчас, когда он заключил союз с герцогом Бургундским.

Анна почти не слушала принцессу. В её голове билась лишь одна мысль. Милый, милый Таньги. Он пытался помочь ей. Он пошёл ради неё против короля. Он сделал всё, для того чтобы избавить Анну от этого брака. А она так плохо думала о нём? Отец, милый мой отец…Анна не сомневалась, что и сейчас он рядом с ней. И осознание этого принесло ей в душу временный покой. Размышляя о Таньги, она следовала за принцессой, которая не переставала говорить и успевала объяснять всё, что оказывалось в пределах их видимости. Так они оказались в саду. Анна отвлеклась от своих мыслей, когда они подошли к группе придворных. Состоялся обмен приветствиями. Она смотрела, с какой непринуждённостью беседует принцесса, и невольно позавидовала её напору. Жанна вообще нравилась Анне. Она сделала то, на что не осмелился никто другой. Она открыто поддержала её. Пока принцесса была занята разговором, Анна несколько раз украдкой бросила взгляд на виконта. Он смотрел на неё с мучительной болью. У неё учащённо застучало сердце. Она поняла этот взгляд. В это мгновение она приняла решение поговорить с ним. Следовало лишь дождаться удобного момента. Но он всё не наступал. Тогда Анна решила поступить иначе. Она незаметно вытащила письмо короля, которое хранила под рукавом платья и, делая вид, что рассматривает цветы, направилась в сторону виконта. Проходя мимо него, она так же незаметно сунула письмо ему в руке и прошептала:

— Прочитайте, прежде чем будете судить меня!

Виконт де Монтескью проводил её удивлённым взглядом. Он тут же удалился. А Анна вернулась назад. Принцесса уже выискивала её взглядом.

— Кузина, — воскликнула она, ещё издали завидев её, — вам следует незамедлительно присоединиться к нам. Вас тут дожидаются.

Лицо Анны отразило удивление. Но вскоре она поняла, о ком именно шла речь. В нескольких шагах от принцессы стоял мужчина лет пятидесяти с неприятным лицом. Он встретил Анну поклоном и потянулся к руке.

— Маркиз де Монтегю. К вашим услугам, миледи!

Его губы едва успели коснуться руки Анны, как она с непроизвольным отвращением отдёрнула её. Вокруг них загремел смех. Монтегю сам заулыбался и, слегка поклонившись, прошипел ей на ухо:

— Посмеете ещё раз меня унизить, и я позабочусь о том, чтобы ваша матушка никогда не покинула тюрьму.

Анна резко изменилась в лице. Увидев эти перемены, принцесса с упрёком обратилась к Монтегю:

— Что вы сказали моей кузине, сударь? Взгляните, каким бледным стало её лицо!

— Ничего, ваше высочество. Ровным счётом ничего. Я лишь попросил миледи быть более снисходительной к своему будущему супругу, — с поклоном отвечал Монтегю.

— Вы имели право так поступить, — не могла не признать принцесса.

— Я чувствую себя безмерно счастливым, увидев мою очаровательную невесту. Однако неотложные дела требуют моего присутствия. С позволения вашего высочества, я откланяюсь!

Принцесса милостиво кивнула ему. Монтегю обратил свой взгляд на Анну.

— Миледи!

Поколебавшись, Анна протянула ему руку. Монтегю поцеловал её, и тут же откланявшись, повернулся и зашагал прочь. Он шёл быстро. На его губах играла кривая ухмылка. Едва он обогнул аллею, скрываясь от взора её высочества и придворных, как его тут же окликнули.

— Сударь!

Монтегю остановился и с неприкрытым удивлением смотрел на незнакомого молодого человека. Тот подошёл и, представившись виконтом де Монтескью, без обиняков заявил ему прямо в лицо:

— Вы мерзавец, сударь!

— Кто вы такой? — с возрастающим удивлением спросил Монтегю.

— Тот, кто вас избавит от необходимости принуждать миледи к браку, — последовал ответ.

— Понятно, — губы Монтегю скривила кривая усмешка. — Вы влюблены в неё?

— Мои чувства вас никоим образом не касаются, — излишне резко ответил виконт де Монтескью и с вызовом спросил. — Вы намерены ответить на оскорбление или мне придётся добавить к слову «мерзавец» ещё один эпитет… «трус»?

— Ваш вопрос излишен, сударь. Если вы так желает умереть, то я в вашем распоряжении!

Виконт отступил назад и схватился за рукоятку шпаги.

— Не здесь, — остановил его Монтегю, — мы не можем драться на виду её высочества.

— В таком случае, назовите время и место, — потребовал виконт.

— Предместье сен Жермен. Руины Вовера. Вам знакомо это место?

— Я буду там, если вы назовёте время!

— Завтра! В девять вечера!

— Меня это устраивает, сударь! — виконт поклонился.

— Значит до встречи, сударь! — Монтегю поклонился в свою очередь и, оставив виконта, поспешил к выходу из сада. Виконт же направился туда, где всё ещё находилась Анна.

Улучив момент, он словно невзначай прошептал ей:

— Надейтесь, миледи! Я или избавлю вас от этого мерзкого человека, или же сам погибну!

Не успела Анна осмыслить эти слова, как появился посланник от его величества. Он поставил Анну в известность о том, что король принял решение ускорить венчание. Он также сообщил, что венчание состоится через два дня в церкви Сент Шапель.

Лишь на мгновение испытав подлинную радость, Анну тут же охватило отчаяние. Она почти бегом бросилась вон из сада. Принцесса поспешила за ней следом.

Глава 34

Развалины Вовера

Следующим вечером, вооружившись шпагой, виконт де Монтескью покинул дворец Сен Поль. Выйдя из дворца, он первым делом расспросил прохожих, как он сможет добраться до предместья Сен Жермен. Выслушав объяснения, виконт вскочил на коня и последовал по указанному пути. Он был настолько поглощён своими мыслями, что не заметил, как вслед за ним метнулась, чья-то тень. В то время как виконт только направлялся в предместье Сен Жермен, Таньги уже находился там. Он приходил сюда каждый вечер. Ему удалось снять комнату напротив дома с жёлтой крышей на улице четырёх перекрёстков. Отсюда, из окна, он следил за домом, пытаясь найти того самого человека, о котором упоминала графиня. Однако пока не удавалось его увидеть. За всё время лишь два человека входили в этот дом и выходили оттуда. Но они даже близко не были похожи на человека со шрамом. Но Таньги, как всегда, не отчаивался. Он надеялся найти его. Найти ту самую ниточку, которая поможет ему распутать весь клубок. И он с завидным терпением продолжал следить за домом. Он и сейчас сидел на стуле в углу комнаты и, оставаясь незаметным, наблюдал за домом. Чтобы как-то занять время, он завёл привычку разговаривать сам с собой. Беседы часто получались длительными. Они соответствовали времени проведённому Таньги возле окна.

— Клянусь памятью нашей доброй королевы матери, я должен найти этого человека, — вполголоса бормотал Таньги, не забывая при этом поглядывать на дом, в котором, по его мнению, и должен был находиться этот самый человек. — Если мне удастся его найти…я попросту отволоку его к королю и раскрою весь гнусный заговор против Луизы. Если же не удастся, я потерплю поражение, ибо сейчас король может поверить лишь очевидным вещам. Кому как не мне знать его. Он добродушен, но лишь до поры до времени. Стоит ему по настоящему разозлиться и ничего не сможет остановить его. Ничего, за исключением этого негодяя. — Таньги слегка помрачнел. Пришла мысль об Анне. — Вероятно считает, что я оставил её? — пробормотал он со вздохом. — Она не понимает всей глубины происходящих событий. Никто не понимает. Здесь всё взаимосвязано. И везде орудует рука ордена. Кто же этот отец Вальдес? Какое имя скрыто под этой злобной маской? Ну, ничего. Кто бы он ни был, я доберусь до него и сдёрну эту маску с лица. Посмотрим, сможет ли он строить свои дьявольские козни, находясь в руках палача. Впрочем, сейчас о нём думать не следует. Как и о составах. До той поры, пока орден не осуществит свои планы, опасаться нечего. Король всё ещё нужен им. И герцог Бургундский тоже. По крайней мере, есть нечто приятное в этом отвратительном болоте. Не придётся беспокоиться о жизни короля. Посему, следует заняться судьбой моей крестницы. Надеюсь, король ещё не скоро выдаст её замуж и у меня будет время исправить положение. Во всяком случае, я надеюсь на остатки благоразумия Карла. А вот и гости, — Таньги оборвал свой диалог, увидев, как к двери подошли два человека закутанные с ног до головы в плащи. Один из них постучал. Дверь тот час же открылась, и они исчезли в доме.

— Проклятье, — пробормотал Таньги, — если они будут таким образом прятать лица, мне ничего не удастся увидеть. Надеюсь, они скоро выйдут и мне удастся различить их лица. Вернее одно из них.

Таньги замолк и, устроившись поудобней, с неусыпным вниманием стал наблюдать за домом. Ждать пришлось недолго. Вскоре дверь отворилась и один за другим из дома вышли восемь человек. Все были плотно закутаны в плащи. Они сразу же повернули налево, и пошли дальше по улице. Таньги с досадой выругался. Ему снова ничего не удалось увидеть. Посему оставалось лишь одно — последовать за ними. Что он и сделал. Закутавшись в плащ подобно людям, которых он собирался преследовать, Таньги покинул комнату. Оказавшись на улице, он незаметно последовал за ними. Эти восемь человек сделали небольшой круг, а потом отправились прямиком в сторону развалин Вовера.

— Наверняка там есть ещё одно подземелье, — думал Таньги, следуя за ними на небольшом расстоянии. — Гиблое место. Все его избегают. Для ордена лучше места не найти.

Тем временем эти восемь человек углубились в развалины. Вокруг всё ещё было светло, и оттого Таньги отлично видел все действия этих людей. Его насторожил тот факт, что с каждым шагом эти люди двигались всё осторожней.

— Чтобы это значило? — подумал он с удивлением. Ему стало всё ясно, как только эти восемь человек вышли на круглую площадку, окружённую развалинами. Посредине этой площадки стоял человек с опущенной шпагой в руках. «Вот в чём дело, — озарило Таньги, — эти мерзавцы собираются его убить. Жаль его, но ничего не поделаешь». В этот момент, услышав шум, этот человек повернулся. Из груди Таньги вырвалось проклятье. Он узнал виконта де Монтескью. Не медля ни единого мгновения и не думая о последствиях такого опрометчивого шага, он бросился ему на помощь. И вовремя. Виконт едва успел отскочить назад, уходя от смертельных лезвий.

— Держитесь, виконт, — во всю силу своих лёгких воззвал Таньги, нападая на убийц сзади. Ему удалось одного ранить в плечо. Четверо из них повернулись в сторону Таньги и резко атаковали. Остальные трое продолжали теснить виконта де Монтескью. До Таньги донёсся его голос:

— Сударь, вы даже не представляете, как я рад вас видеть!

Больше ему не удалось ничего сказать. Один из нападающих пронзил ему правую руку выше локтя. Из раны закапала кровь. Виконт отбежал назад и, перебросив шпагу в левую руку, ожидал нападения. Таньги в это мгновения отчаянно сражался, постоянно уклоняясь от смертельных ударов. При всём своём мастерстве, он ясно осознавал, что дело совсем плохо. Виконт был ранен и с минуты на минуту мог пасть. Тогда уж ничто не могло спасти его. Сражаясь, Таньги постепенно отходил назад, надеясь прикрыться развалинами. В таком случае, он смог бы продержаться какое-то время. Но его манёвр разгадали. Человек, которого он ранил в плечо, быстро отсёк путь к отступлению. «Конец», — пришла мысль к Таньги. Не успел он осознать эту мысль, как с изумлением увидел, как два его противника рухнули на землю, обливаясь кровью. Ещё мгновение и он увидел, как одна рука молниеносно воткнула кинжал в горло третьего противника. А следующие несколько движений привели к тому, что четвёртый противник пал схватившись двумя руками за грудь. Таньги быстро расправился с последним, раненым противником. Сделав это, он с глубоким изумлением смотрел на человека, который проделал все эти немыслимые для него вещи. Его спаситель в это время уже сражался с соперниками виконта. Он фехтовал столь быстро и с таким напором, что в течение очень короткого времени все трое пали мёртвыми ни издав при этом ни звука. Убедившись, что опасности больше не существует, незнакомец исчез так же внезапно, как и появился, оставив обескураженных Таньги и виконта смотреть друг на друга в немом изумлении.

— Ваш друг блестяще фехтует, — заметил виконт, сжимая раненную руку и многозначительно указывая на мёртвые тела.

— Мой друг? — удивлённо переспросил Таньги. — С чего вы решили, будто он мне друг?

— Но ведь он помог вам!

— Кстати сказать, он и вам помог. Так что я с таким же успехом, могу назвать его вашим другом!

— Следовательно, вы его не знаете?

— Первый раз вижу!

— Жаль, — виконт тяжело вдохнул, — а мне показалось, что я где-то уже видел этого человека. Я не успел толком разглядеть его лицо. Но что меня больше всего угнетает, так это невозможность принести благодарность нашему спасителю.

— Радуйтесь, что остались живы, — посоветовал Таньги и продолжал с некоторым удивлением: — Клянусь памятью нашей доброй королевы матери: я ожидал увидеть здесь кого угодно, но не вас. Как вы здесь оказались?

— Бросил вызов этому мерзавцу…Монтегю, — гневно ответил виконт, — а он вместо того, чтобы явиться самому…прислал убийц. А вы как здесь оказались?

— Долго объяснять, — Таньги махнул рукой, а в следующее мгновение сильно удивил виконта, когда нагнулся над мёртвым телом и стал пристально рассматривать лицо. На этом Таньги не остановился. Он стал проделывать такие действия с каждым из восьми мёртвых тел. Закончив это странный осмотр, Таньги с облегчением шумно выдохнул.

— Слава богу,…его здесь нет!

— Могу я узнать, что вы делаете? — осторожно поинтересовался виконт.

— Пытаюсь выяснить, нет ли среди них одного моего знакомого, — ответил Таньги и тут же добавил, заметив, как из раны на руке виконта струится кровь. — Рана довольно глубокая. Вам необходима помощь. Пойдёмте. Я знаю хорошего лекаря. Он знает толк в подобных вещах. Мне не раз приходилось пользоваться его помощью.

Подхватив виконта под руку, Таньги помог ему выбраться из развалин. Они сразу же отправились к тому самому лекарю, о котором упоминал Таньги. По пути туда Таньги не раз задавался вопросом, а кто же был этот таинственный спаситель? И почему он помог им?

Глава 37

Маскарад

Жан вернулся незаметно в маленький домик, который он снял на время своего пребывания в Париже. Домик был расположен позади церкви Сен-Жермен — Де — Пре на маленькой, незаметной улочке. Он вернулся, чтобы переодеться. На плаще и перчатках были заметны пятна крови. Он снял и то и другое. Уже умываясь, он стал размышлять о недавнем событии. Размышляя, он раз за разом задавал себе один и тот же вопрос: Кто были эти люди? Они ему напомнили тех, кто напал на него в Лионе. Тогда они хотели убить его, сейчас же этого беднягу. Жан даже его имени не помнил. Всё что отложилось в памяти, так это попытка заступиться за его же сестру. Он улыбнулся. Благо он случайно заметил этого человека и сразу же заподозрил недоброе. По сути, он предполагал нечто иное, незаметно направляясь за ним следом. У него просто мелькнуло подозрение, что он мог быть связан со всеми этими неприятными событиями, но к радости своей ошибся. Тот оказался глубоко порядочным человеком. А кто был второй? Жан даже лица его не рассмотрел. Впрочем, неважно. Он вытер лицо и подошёл к постели, на которой была аккуратно разложена одежда, — белая, сплошь покрытая узорами из серебра. Жан быстро облачился в новую одежду. Пристегнул к плечам светлый плащ с изящным воротником. Затем надел широкополую шляпу и взял с постели последний предмет. Это была маска серебристого цвета. Она заняла положенное ей место, закрывая часть лица от посторонних взглядов. Жан посмотрелся в зеркало. Открытыми оставались глаза и часть лица ниже губ. Большего он и не желал.

— Ну что ж, пора познакомиться с герцогом Бургундским! — прошептал он, покидая дом.

Путь до дворца Сен-Поль занял немного времени. Жан не стал въезжать в ворота верхом опасаясь вызвать лишние вопросы. Он привязал коня возле ограды и отправился дальше пешком. Ворота были распахнуты настежь. Кареты, выстроившись в длинный ряд, степенно въезжали внутрь. Жан некоторое время наблюдал за ними, а затем, улучив момент, прыгнул на заднюю подножку одной из карет. Стража у ворот не обратила на него ни малейшего внимания. Чуть позже, миновав живописную дорожку, уложенную красивым камнем. Карета остановилась в непосредственной близости от основания широкой лестницы. На каждой ступеньке стояли слуги в ливреях. Каждый из них держал в руках факелы. Жан бесшумно спрыгнул с подножки. Он не стал прятаться, а всего лишь дождался, когда карету покинули две дородные женщины и один худощавый мужчина. Все трое были наряжены в дорогую одежду. Их лица были скрыты масками. Рядом с Жаном раздался заливистый смех. Держась на некотором отдалении, он направился вслед за ними к лестнице. Справа и слева от него появились десятки людей в масках. Все они направлялись к лестнице. Жан без излишних хлопот вошёл вместе с ним во дворец. Он не стал подобно другим рассматривать окружающую его роскошь, а сразу же двинулся вслед за небольшой группой молодых людей, которые шумно спорили между собой. Кругом одни лестницы и все отделаны мрамором и золотом. Жан постоянно оглядывался по сторонам, пытаясь определить для себя направление среди этого огромного количества лестниц, залов, коридоров и прочих мест. Но почти сразу же пришло понимание, что эта затея обречена на неудачу. Он решил просто следовать за человеческим потоком, надеясь при этом оказаться в нужном для себя месте. Так и произошло в скором времени. Он попал в громадный зал, наполненный до отказа людьми в масках. Часть из них, разбившись на группы о чём- то оживлённо беседовали. Другие подобно ему бродили по залу. Остальные либо танцевали, разбившись на пары, либо пытались выяснить, чьё лицо скрыто под маской. Жан направился к колоннам. Там он остановился, но почти сразу же медленно двинулся дальше, пытаясь понять, какая же маска скрывает лицо герцога Бургундского. Перед ним мелькали самые разные маски, с которыми могли соперничать разве лишь разнообразные наряды.

— Сеньор Амбле,…я узнала вас!

Рядом с Жаном раздался заливистый смех. Жан обернулся. Слева от него возникла женская фигура в чёрном платье. Правая рука сжимала тонкую деревянную палочку. К верхнему краю этой палочки была прикреплена маска, скрывающая лицо.

— Вы ошиблись, сударыня. Я не тот за кого вы меня принимаете, — негромко ответил Жан и уже собирался пройти дальше, но женщина и не собиралась от него отставать.

— Вам меня не провести, сударь. Я узнаю вас даже под десятком подобных масок.

— Вы ошиблись, сударыня! — повторил Жан и направился, было, дальше, но женщина преградила ему путь.

— Но не будьте таким злюкой. Признайтесь, что я угадала. Не стоит скрывать своё личико. Во всяком случае, от меня, — последние слова женщина произнесла, склонившись почти к самому уху Жана.

— Похоже, мне вас не удастся убедить?

— Нет!

— У меня не остаётся другого выхода, — Жан снял с лица маску, показывая ей своё лицо.

— Какой красавчик! — радостно воскликнула женщина и, придав голосу томность, добавила: — Я ничуть не жалею что ошиблась. Больше того, я этому безумно рада. Надеюсь, вы будете моим кавалером этим вечером?

Ни она, ни Жан не замечали, что их разговор привлёк внимание женщины в сверкающем белоснежном платье. Шею этой женщины украшали дивные изумруды. Лицо также как и у остальных скрывала маска. Услышав слова «какой красавчик», она повернулась и устремила взгляд в их сторону. В тот миг, когда Жан снял с лица маску, она вздрогнула всем телом и более не сводила с него взгляда. От неё не укрылась настойчивость женщины. Она увидела, как Жан вернул маску на лицо и, поклонившись, отошёл. Чуть помедлив, она направилась вслед за ним. Каждый раз ей приходилось вытягивать шею, дабы не упустить его в толпе людей в масках. Такая настойчивость не могла оставаться незамеченной. Жан очень скоро заметил женщину, которая его преследовала, и подосадовал, что на него обращают внимание. Он принял решение уйти от погони и с этой целью ускорил движение. Заметив проход, он быстро скользнул в него. Прошёл по узкому коридору и уже собирался войти в зал с другого конца, когда рядом с ним раздался женский голос полный сарказма:

— Прежде вы ни от кого не бегали!

— Прежде? — Жан неторопливо обернулся и уткнулся лицом в знакомое белоснежное платье. У него на лице появилась ярко выраженная досада. — Сударыня, вы обознались. Не имею ни малейшего понятия, за кого вы принимаете меня, однако уверяю вас, что я не тот человек.

— Думаю, именно тот, — последовал уверенный ответ, — хотя мне и незнакомо ваше имя. Но я надеюсь, вы мне сейчас его скажете.

— В следующий раз, сударыня. Сейчас я право слишком занят! — с лёгким раздражением ответил Жан.

— Ищите кого-то? И кого же? Может я смогу помочь?

«Чёрт возьми, а ведь это действительно хорошая мысль», — подумал Жан и тут же вслух произнёс:

— Герцога Бургундского! Однако не имею понятия, каким образом его найти!

В ответ послышался звонкий смех. Жана он очаровал. Но ответ ему понравился несравненно больше.

— Думаю это нетрудно сделать! Он единственный кто пришёл на маскарад без маски. Не принимая в расчёт их величеств!

— Вы не могли бы показать мне его, я прежде никогда его не видел! — неожиданно попросил Жан.

— Почему бы и нет? — женщина в белоснежном платье пожала плечами, но тут же подняла изящный пальчик и, словно пригрозив, добавила: — Однако с одним непременным условием. Вы назовёте своё имя.

— Простите, но я не могу этого сделать!

Жан повернулся, собираясь покинуть её, но сзади послышался раздражённый голос:

— Так и быть. Помогу безо всяких условий. Следуйте за мной, ваше таинственное сиятельство!

Жан улыбнулся, услышав эти слова. Он молча последовал за женщиной. Они стали пробираться сквозь плотные ряды людей в масках и делали это до той поры пока не оказались в самом центре зала. Здесь женщина остановилась и указала на мужчину средних лет в чёрной одежде. У него на груди висело крупное ожерелье. Он стоял рядом с…

— Рядом с ним стоит королева Франции!

— С кем это стоит твоя матушка, Жанна? — раздался позади них весёлый голос. — Уж, не герцога ли Бургундского ты имеешь в виду?

Женщина в белоснежном платье обернулась словно ужаленная. Увидев человека, которому принадлежали эти слова, она присела в реверансе. Жан в свою очередь поклонился, понимая, что перед ним король Франции.

— Как вы не вовремя, ваше величество, — пробормотала женщина, бросая исподтишка взгляд на своего спутника. Тот ничем не выдавал свои чувства. Король же нагнулся к дочери и так же шёпотом, ответил:

— Я всегда не вовремя. И знаешь, Жанна, это меня радует.

Король как ни в чём ни бывало, направился дальше, а Жан не стал дальше сдерживаться. Он негромко рассмеялся и, наклонившись к уху своей спутницы, прошептал:

— Похоже, вы та самая заносчивая принцесса, которую я повстречал в Лионе!

— Ваша догадливость меня радует, — в голосе Жанны не было и намёка на радость. — Что ж, теперь вы узнали кто я. Будет лишь справедливо, если и мне будет оказана подобная честь.

— Не так скоро, ваше высочество!

Жанна взяла его под руки и повела за собой к дальней колонне. Здесь они могли побеседовать в относительном спокойствии и без любопытных ушей. Укрывшись за колонной, Жанна стянула с лица маску и устремила на него выжидательный взгляд. Понимая, чего от него ждут, Жан вслед за ней снял маску, но не стал подобно ей держать её в руке, а бросил на мраморный пол.

— Она мне больше не нужна, — сказал он в ответ на вопросительный взгляд Жанны.

— Неважно, — Жанна устремила на него прямой взгляд и только потом продолжила: — Я должна узнать ваше имя… — увидев протестующий жест, она поспешно добавила: — Или, по крайней мере, узнать…вы дворянин?

В ответ последовал утвердительный кивок.

— Уже неплохо, — она воодушевилась. — Насколько дворянин? Я хотела сказать…знатный дворянин?

— К чему эти вопросы? — удивлённо спросил Жан.

В ответ Жанна устремила на него дерзкий взгляд и также дерзко ответила:

— Всё просто. Я влюбилась в вас и стараюсь женить вас на себе, но вы не хотите мне помочь!

Вначале Жан растерялся. Затем его лицо выразило глубокое изумление. А вслед за этим явлением он пробормотал:

— Ваше высочество слишком торопит события. Я не тот, кто вам нужен!

— С вашего позволения, сударь. Я сама решу, кто мне нужен. Мой выбор остановился на вас. Всё что нам остаётся — так это убедить его величество в необходимости нашего брака. Для этого, по меньшей мере, необходимо ваше имя.

— Вы полагаете, король согласится на такой брак?

Жанна нахмурилась, услышав его слова.

— Мне не очень понравилось слово «такой». Полагаю, вы принадлежите к малоизвестному дворянскому роду. Что ж, придётся основательно поговорить с отцом. Надеюсь, мне удастся его убедить. Разумеется, вам также следует приложить все возможные усилия

— Не получится!

— Получится! — возразила Жанна. — Следует лишь…

— Вы не понимаете. Дело вовсе не в его величестве, — Жан взял её за руку и дружески пожал.

— Вы отказываетесь на мне жениться? — Жанна выглядела совершенно несчастной. — Но почему? Я вам не нравлюсь? Если так, скажите, что именно вам не нравится,…я постараюсь измениться.

— Я ошибся…на самом деле вы чудесная девушка…

Жан мягко улыбнулся ей и, поклонившись, удалился. Жанна некоторое время стояла в растерянности, пытаясь понять значение его слов, а затем, приняв решительный вид, поспешила вслед за ним. В это мгновение на весь зал прозвучал громкий голос короля:

— Бал дан в честь нашего уважаемого гостя. Прошу всех наполнить бокалы вином и выпить за герцога Бургундского.

Среди гостей раздался оживлённый смех. Сотни рук одновременно потянулся к вину, которое разносили по залу слуги. Герцог Бургундский стоял подле короля и с довольным видом, улыбаясь, что-то говорил. Но улыбка тут же слетела с его губ, как только раздался отчётливый голос:

— Я не стану пить за негодяя!

В одно мгновение в зале воцарилась полная тишина. Сотни гостей озирались по сторонам, пытаясь понять, кому именно принадлежат эти страшные слова. Герцог же Бургундский изменился в лице. С гневным видом он двинулся вперёд осматривая одного за другим людей в маске. Затем остановился и громко спросил:

— Кто сказал эти гнусные слова? Если ты не трус, покажись!

— Трус тот, кто наносит удар в спину! — толпа раздвинулась, пропуская молодого человека без маски. Он медленно подошёл к герцогу Бургундскому и, устремив на него глубоко мрачный взгляд, закончил: — Я же в лицо называю негодяя и говорю ему…что убью.

Все вокруг ахнули. Герцог Бургундский побледнел. Король же наблюдал за обоими с любопытством. После короткого размышления он здраво решил, что герцог Бургундский разберётся и без его вмешательства.

— Ты понимаешь, кого ты оскорбил? — прошипел герцог Бургундский. — Ничтожество, я раздавлю тебя.

— Сиятельный герцог будет сам драться или прикажет своим слугам защищать свою никчёмную жизнь? — издевательски произнёс Жан. Его укол достиг цели мгновенно. Герцог Бургундский весь побагровел.

— Сам и сию минуту, — заревел он, выхватывая шпагу и набрасываясь на Жана. Тот отскочил в сторону и выхватил шпагу. В следующее мгновение шпаги скрестились. Все вокруг них не успевали осмыслить происходящее. Настолько быстро всё происходило. Они увидели, как герцог Бургундский был атакован. В результате этой атаки, у него из рук выбили шпагу. Герцог бросился к ней, но его противник оказался проворней. В тот миг, когда герцог нагнулся, чтобы поднять её, противник наступил на неё ногой. Герцог поднял голову и в этот миг…по залу прокатился звук…пощёчины. Дав пощёчину, Жан убрал ногу со шпаги и невозмутимо произнёс:

— Теперь у вас появилась ещё одна причина, для того чтобы убить меня!

Герцог поднял шпагу и с перекошенным от ярости лицом бросился на Жана. Тот спокойно отразил все удары и в свою очередь резко атаковал герцога Бургундского. Во второй раз раздался звук падающей шпаги. Все вокруг сражающихся издали единый вздох ужаса. Кончик шпаги Жана упёрся в его горло. В место, куда он упёрся, появились капли крови. В этот миг раздался повелительный голос короля:

— Достаточно, сударь. Мы все восхищены вашим умением фехтовать. Отойдите от герцога Бургундского.

Жан наклонился к уху герцога Бургундского и прошептал так тихо, что мог слышать только он один:

— Ты думаешь, король может меня остановить? Ни он и никто другой. Но ты должен узнать имя человека пощадившего твою мерзкую жизнь. Его зовут граф Д'Арманьяк. И он скоро вновь вернётся, чтобы задать тебе вопрос:…почему ты так подло убил его отца? Будь готов к ответу.

Жан повернулся и неторопливо направился к выходу. Герцог же покрылся мертвенной бледностью, и некоторое время был не в силах что-либо сделать или сказать. Король испытывал злорадство, наблюдая за всемогущим герцогом. Того унизили и оскорбили на глазах всего двора. Больше того, его обидчик совершенно спокойно удалился. Король и не собирался причинять вред этому храбрецу. По большому счёту тот сделал то, что мечтал сделать он сам. И не раз. Король не подал вида, что увидел, как герцог сделал неприметный знак одному из своих людей.

«Надеюсь, ему удастся уйти!» — подумал с некоторым сочувствием король.

Жан же в это время спокойно спускался на лестнице. Жанна буквально налетела на него и, схватив за руку, потащила за собой. Он и не думал сопротивляться. Она протащила его по нескольким коридорам, а в конце запихнула в какую-то полутёмную комнату. Заперев дверь, она набросилась на него с гневными упрёками.

— Зачем ты оскорбил герцога Бургундского? Зачем унизил его при всех? Ты что не понимаешь, что твоё умение драться не спасёт тебя от его мести. Его люди рыщут по всему дворцу. Они ищут тебя. Ты для этого сюда явился? Хотел бросить вызов герцогу Бургундскому?

— Да! — Жан произнёс это слово таким тоном, что пресёк дальнейшие упрёки. — А сейчас я хотел бы уйти. С вашего позволения.

— Это опасно, — волнуясь, воскликнула Жанна.

— Мне не привыкать к опасностям. Прощайте!

Жан направился к двери, но Жанна не позволила ему выйти.

— Здесь есть другой путь!

Она подошла к окну и распахнула его.

— Здесь невысоко. Внизу сад. Идите всё время прямо и увидите калитку.

Жан направился к окну, но остановился и устремил взгляд на расстроенное лицо Жанны.

— На самом деле я пришёл сюда, чтобы убить герцога Бургундского, — негромко произнёс он. — Поверьте, у меня есть на то серьёзные причины.

— И почему вы его не убили?

— Не знаю!

Жан исчез в окне, оставив Жанне огромное количество вопросов. Она не стала возвращаться в зал, а прямиком направилась в свои покои. Настроение испортилось вконец. Но что больше всего её удручало, так это холодность незнакомца. Он даже разговаривать с ней не желал, в то время как все остальные только и мечтали получить крупицу её внимания.

Глава 35

Свадьба

Париж давно не видел такого удивительного зрелища. По улице Сент — Жак, по двое в ряд, медленно двигались всадники. Под лучами солнца блестел золотистый герб на спинах плащей всадников. Символ дома Д'Арманьяков. Через плечи были перекинуты белые перевязи. В руках развевались знамёна. Резвые лошади лоснились от жира. Они то и дело рвались вперёд, пытаясь нарушить идеальную линию строя. Всадники заполонили почти всю улицу. Их ряды шли нескончаемым потоком. В Париже давно не видели такого количества Д'Арманьяков. Впереди всех двигался Гийом Ле Крусто. Он то и дело благосклонно кивал и улыбался. Горожане, столпившись по обе стороны улицы, с нескрываемым любопытством наблюдали за всадниками. На иных балконах возникали женские фигуры, руки которых сжимали платки. Махая ими вслед всадникам, они провожали их восторженными возгласами. Ровные ряды всадников достигли моста Богоматери и один за другим стали переправляться. Это движение сопровождала толпа зевак. Всем было интересно, куда же они направлялись. Это стало понятно, когда они переправились на другой берег. Всадники сразу же взяли направление в сторону церкви Сент- Шапель.

— На свадьбу! Они едут отпраздновать свадьбу! — начало передаваться новость из уст в уста. Ибо мало кто не знал в Париже о свадьбе единственной наследницы дома Д'Арманьяков. И они оказались правы в своих предположениях. Всадники действительно ехали отпраздновать свадьбу своей госпожи. И принять нового сюзерена. Это стало ясно, когда они достигли церкви. Один за другим, всадники выстроились вокруг церкви, оставив свободным лишь проход, ведущий к главным дверям. Знатные гости, прибывающие к церкви, могли лишь поражаться торжественности, с которой отнеслись к предстоящему браку сами Д'Арманьяки. Подлинное же удовольствие получил Монтегю. Двигаясь между рядами Д'Арманьяков, он окидывал их высокомерным взглядом, словно подчёркивая, что отныне они все принадлежат ему. Когда он подъехал к церкви, сам Гийом Ле Крусто спешился и встретил его поклоном. Монтегю высокомерно кивнул ему и, поднявшись по ступеням, вступил в церковь. Он весь сверкал. Это касалось и одежда, и облика в целом. Оглядывая знать, что успела примоститься на скамейках в большом зале церкви, он прошествовал по проходу, устланному коврами и, достигнув алтаря, остановился. Невеста должна была появиться с минуту на минуту. И она появилась вслед за Монтегю. Анна ехала в карете вместе с Жанной Валуа, которая не пожелала её оставлять. С глубокой горечью Анна смотрела из окна кареты на ровные ряды всадников, которые приветствовали её появление поднятыми верх знамёнами. Жанну же это зрелище привело в восторг. Она никогда прежде не видела такого. И сейчас, не отрываясь, смотрела на всадников, отмечая восторженными восклицаниями ту или иную деталь. Карета остановилась у подножья первой ступеньки. Чуть позже вслед за каретой появился и Таньги. Он ехал рядом с убитым горем, виконтом де Монтескью. Вид Д'Арманьяков его буквально сразил наповал.

— Да что, чёрт побери, происходит? — бормотал он время от времени, оглядывая своих соотечественников. У него появилось ощущение, что всё вовсе не так, как выглядит на самом деле. Никто не смог бы убедить Таньги в том, что Д'Арманьяки приехали праздновать собственное бесчестье. В другом конце города другой же человек пришёл в прекрасное расположение духа, когда ему сообщили о появление Д'Арманьяков. Это был король. Узнав новость, он воскликнул:

— А не говорил ли я вам, что они смирятся!

Тем временем, несколько сот человек из числа знати, прибывшие на церемонию венчания, поднялись со своих мест, приветствуя появление невесты. Анна появилась в проходе вместе с Жанной Валуа. Донельзя бледное лицо Анны почти не отличалось цветом от свадебного платья. Каждый шаг по проходу давался ей с огромным трудом. Пока она шла по проходу, Таньги и виконт де Монтескью входили в церковь. Краем глаза Таньги успел заметить своего друга, Гийома Ле Крусто. Он заметил и его жест, после которого часть всадников стала спешиваться. Обуреваемый противоречивыми чувствами, Таньги вместе с виконтом примостились в задней части стены, вблизи фресок изображающих житие святых. Оба с неослабным вниманием следили за Анной. Она почти достигла алтаря, когда на клиросе появился священник, облачённый в белоснежную мантию. Он сразу же занял место перед алтарём, дожидаясь подхода невесты. Лишь Анна встала рядом с довольным Монтегю, Жанна отошла в сторону, при этом она не сводила с неё участливого взгляда. Она знала, чего стоило Анне согласиться на этот брак, ибо всю прошлую ночь они провели в откровенных беседах. Но кто мог противиться воле короля? Как только невеста встала рядом с женихом, в церкви воцарилась полная тишина. Все взгляды устремились на них и священника. Священник готовился начать церемонию венчания. Монтегю, довольный собой и буквально излучавший чувство собственного достоинства, взял руку Анны и в этот миг…раздался отчётливый голос:

— Отпусти её руку!

В зале прошёл ропот. Они не понимали, кто посмел нарушить церемонию этими странными словами. Анна вздрогнула, услышав этот голос. Монтегю же гневно оглянулся в поисках человека, которому принадлежали эти слова. И он увидел его. Молодой человек, облачённый с ног до головы в чёрное, появился справа от него и под удивлённые взгляды присутствующих подошёл и встал рядом со священником, прямо перед новобрачными. После этого неслыханного поступка, он ещё набрался дерзости обратиться к священнику со словами:

— Уходите, святой отец! Сегодня ваша помощь не понадобится!

В церкви возник возмущённый ропот. Священник стоял в растерянности. Монтегю гневным голосом потребовал от незнакомца немедленно покинуть церковь. Лишь Анна чувствовала смятение. Она узнала этого человека. Он обещал помочь ей. И сейчас рискуя жизнью, выполнял своё обещание. Тем временем, видя, что дерзкий незнакомец и не собирается выполнять его требования, Монтегю во весь голос закричал:

— Д'Арманьяки! На помощь! Выкиньте этого негодяя из церкви!

У Монтегю сразу же появился довольный вид. Ибо, повинуясь его приказу, в церковь начали входить Д'Арманьяки, один за другим. Первым шёл Гийом Ле Крусто. Анна умоляюще посмотрела на человека, стоявшего перед ней с мрачным лицом, и прошептала:

— Уходите,…прошу вас! Ваша жертва бессмысленна…

Однако слова Анны не возымели должного эффекта. Он даже не пошевельнулся. Он лишь сверлил Монтегю глазами, не обращая внимания на происходящее в зале. Тем временем Гийом Ле Крусто приблизился к Монтегю. Тот указал на человека, стоявшего перед ним, и повелительно произнёс:

— Арестуйте этого человека!

Услышав эти слова, Гийом Ле Крусто обошёл жениха с невестой и направился к человеку, на которого указывал Монтегю. Тот следил за всеми этими действиями торжествующим взглядом. Анна же с отчаянием. Следующее действие потрясло всех присутствующих в церкви. Подойдя к этому человеку, Гийом Ле Крусто…низко поклонился и встал неподалеку от него, всем своим видом подчёркивая почтение.

— Что это значит? — вскричал Монтегю; Анна же совершенно растерялась. Она перестала понимать происходящее. То же касалось всех остальных, включая и принцессу. Она, как и все остальные, не сводила взгляда с этого необычного человека. Исключение составлял лишь Таньги. Увидев действия своего друга, он пробормотал:

— Похоже, теперь я знаю имя человека, спасшего мне жизнь!

Пока все присутствующие пытались понять происходящее, свод церкви прорезал гневный голос:

— Передайте его величеству,…свадьба не состоится. Король должен публично принести извинения всем Д'Арманьякам и…отпустить графиню Д'Арманьяк на свободу, иначе… станет моим смертельным врагом! Честь Д'Арманьяка принадлежит только Д'Арманьяку!

Его слова заставили всех оцепенеть. Все, почти не мигая, смотрели на грозный облик человека произнесшего такие чудовищные слова. Этим не ограничились его действия. Он с мрачным видом посмотрел на Монтегю и с той же мрачностью изрёк:

— Твой же черёд уже пришёл!

— Кто ты? — прошептал Монтегю, в душу которого постепенно закрадывался ужас.

— Я отвечу на этот вопрос! — раздался позади него голос. Монтегю обернулся словно ужаленный. Сзади к нему приближался человек огромного роста с искажённым лицом. Увидев шрамы, увидев единственный глаз,…Монтегю пошатнулся. Он узнал этого человека.

— Капелюш! — вырвалось у него с ужасом. — Ты ведь должен быть на галерах…ты должен был умереть…

— Узнал меня, Иуда, — Капелюш вплотную приблизился к нему вплотную и сквозь зубы процедил: — А теперь вспомни тот день, когда ты предал моего господина. Он пощадил тебя, а ты привёл в его дом убийц. Есть господь! — гневно вскричал Капелюш. — И теперь ты будешь держать ответ перед тем единственным, кто имеет право воздать тебя за смерть…своего отца.

— Своего отца? — вырвалось у Монтегю. Он оцепенел от холодного ужаса.

— Глупец, — Капелюш захохотал, — неужели ты и вправду надеялся получить уважение Д'Арманьяков. Они здесь лишь для того, чтобы уничтожить тебя. А главный из них стоит перед тобой. Смотри, — вскричал Капелюш, беря его за плечо и поворачивая лицом к Жану. — Вы сделали всё, чтобы уничтожить его, но вот он стоит перед тобой. Живой и невредимый. Смотри, ничтожество…вот он…граф Д'Арманьяк. Достойный сын своего отца.

Монтегю попытался отшатнуться, но Капелюш держал его крепко.

— Брат… — в глазах Анны светилось непередаваемое изумление. В одно мгновенье её тело обмякло. Она стала падать. Жан бросился к ней и успел подхватить падающее тело. Держа сестру на руках, он коротко бросил Капелюшу:

— Принимайся за дело!

Сотни людей застыли, не в силах осознать действительности. То, что происходило перед их глазами, находилось за рамками понимания. Капелюш оставил на время Монтегю. Тот попытался скрыться, но тут же оказался в цепких руках Гийома Ле Крусто. Монтегю с помертвевшим лицом наблюдал за действиями Капелюша. Тому принесли верёвку. Он ловким движением перебросил один край через балку соединяющую стены. Затем так же ловко соорудил петлю. Эту петлю он накинул на шею Монтегю. Затем взял его за шиворот и сквозь зубы проронил:

— Я мечтал об этом каждый день, все двадцать пять лет, которые провёл по твоей милости на галерах!

В следующее мгновение, он отпустил Монтегю и натянул изо всех сил другой конец верёвки. Тело Монтегю взвилось наверх. Он дрыгал некоторое время ногами, а потом затих. Капелюш привязал второй конец верёвки к алтарю и пробормотал:

— Вот ты и женился…Иуда!

Тело повешенного Монтегю болталось на верёвке, а мрачный взгляд Жана проходился по рядам присутствующих.

— Три дня! Я жду только три дня! — громко повторил он. — Если король не освободит мою матушку,…я вернусь…

Держа в объятиях свою сестру, Жан прошёл по проходу, покидая церковь. За ним шёл Капелюш. За Капелюшем Гийом Ле Крусто. Достигнув лошади, Жан передал сестру Капелюшу. Затем вскочил в седло и протянул руки, принимая её обратно. Он посадил её перед собой и, придерживая обмякшее тело одной рукой, пришпорил коня и понёсся к мосту. Вслед за ним понеслись все Д'Арманьяки. Прохожие испуганно шарахались в сторону при виде всадников. Таньги хотел, было, направиться вслед за ними, но в это мгновенье перед ним мелькнуло в толпе лицо со шрамом. Он весьма напоминал человека, описанного графиней. Бросив всё, в том числе и своего растерянного спутника, Таньги поспешил вслед за этим человеком.

Глава 36

Война

Весть о появление графа Д'Арманьяк взбудоражила весь Париж. Эта весть волнами прокатывалась по Парижу, достигая самых дальних его уголков. Горожане собирались небольшими группами и возбуждённо обсуждали это событие. Мнения в то утро разделились. Некоторые считали графа Д'Арманьяк мятежником и богохульником, другие же называли его храбрецом. Однако все сходились в одном. Сегодняшнее событие разделило Францию и поставило её перед началом новой кровавой междоусобной войны.

События, произошедшие в церкви Сент — Шапель достигли королевского дворца. Король пребывал в неописуемом гневе. Его голос слышали едва ли не в каждом уголке дворца.

— Я уничтожу этих мятежников. Я казню графиню Д'Арманьяк. Я покажу всем, как следует относиться к королю!

Герцог же Бургундский спешно обдумывал возникшее положение. Он прекрасно понимал, с каким врагом отныне придётся иметь дело. В виду всех этих размышлений, гонцы из дворца помчались в разные стороны. Часть из них несли приказы герцога Бургундского подчинённым провинциям. Он предписывал вассалам немедленно собрать всех вооружённых людей и прибыть к стенам Парижа. Другие же везли приказ король подчинённым войскам. Он предписывал отрядам графа Де Жуве и маркиза Д'Варьенна, расположенным в северной части Парижа, немедленно двинуться в направлении Осера. В итоге предпринятых действий, приблизительно семьсот всадников, выезжали из Парижа, спустя несколько часов после того, как его покинули Д'Арманьяки.

Сами же Д'Арманьяки, оставив Бретиньи к востоку от себя, переправились через Сену и остановились на другом берегу. Первым делом Жан отправил в Осер свою сестру, которая всё ещё находилась в бесчувственном состоянии. Затем приказал своему отряду занять позицию на холме, находившемся в непосредственной близости от моста. Пока всадники рассредоточивались на позициях, он подозвал Ле Крусто и Капелюша. Втроём они отъехали в сторону и стали обсуждать сложившееся положение. Ле Крусто сразу заявил, что оказывать сопротивление королевским войскам — чистое безумие. Он добавил, что у его величества достаточно сил для того чтобы не прилагая усилий овладеть Осером, а вслед за ним и остальными провинциями, что были подчинены Д'Арманьякам. Внимательно выслушав Ле Крусто, Жан коротко спросил:

— Сколько у нас людей в отряде?

— Около четырёхсот! — ответил на вопрос Гийом Ле Крусто.

— Этого достаточно! — спокойно произнёс Жан и, указывая на мост, добавил: — Здесь прекрасное место для удара. В случае если его величеству вздумается послать вслед за нами погоню, мы встретим их здесь.

— Мы не можем сражаться против короля! — воскликнул Ле Крусто.

— Почему же не можем? — холодно осведомился у него Жан.

— Это же наш сюзерен…это наш король!

— Мой отец достаточно для него сделал, — в ответ гневно вскричал Жан, — и чем отплатил нам король? Я не смирюсь. Я буду сражаться. Он потерял право на моё уважение, когда предал память моего отца. Он потерял право на преданность, когда решил уничтожить моё имя. Никаких уступок. Никакой пощады. Я воздам всем лишь то, чего они заслуживают. И не остановлюсь, даже если мне придётся собственными руками убить короля.

— Ты не в себе, — прошептал Гийом Ле Крусто, отступая перед грозным обликом Жана. — Никто из нас не поднимет оружия против короля!

— Что ж, в таком случае я буду сражаться один!

Бросив эти слова в лицо Ле Крусто, Жан тронул коня. Ле Крусто осуждающе качал головой ему вслед. Капелюш, молчавший до сей поры, негромко проронил:

— Король жестоко оскорбил его. Так почему же он не имеет права ответить на оскорбление?

Капелюш тронул коня, следуя за Жаном.

— Безумцы! — прошептал им вслед Ле Крусто, а в следующую минуту направил коня в сторону холма. Заняв позицию впереди отряда, он отчётливо произнёс: — Будьте готовы! Возможно, нам придётся сражаться.

Позади него возникла гнетущая тишина, но Ле Крусто и без того знал, о чём думает каждый из его отряда в эту минуту. Время текло. Отряд сохранял позиции на холме. Отсюда было отчётливо заметны все передвижения Жана. Он несколько раз пересёк мост, всматриваясь в уходящую дорогу. Каждый раз он возвращался обратно и гарцевал перед мостом. Недалеко от моста, на берегу реки находились несколько женщин. Они стирали бельё, и время от времени настороженно поглядывали в сторону одинокого всадника. Но Жан не обращал на них внимания. Он ждал. Ждал с нетерпеньем. И это нетерпенье ощущал каждый, кто находился на холме. Нетерпенье переросло в напряжение, когда вдали показалось облако пыли. И это облако стремительно приближалось к противоположному берегу. Жан некоторое время наблюдал за ним, а потом пришпорил коня и взлетел на холм, занимая позицию впереди отряда. Все Д'Арманьяки как один следили за его действиями. Вначале Жан вытащил саблю из ножен, а сами ножны отстегнул от пояса и бросил на землю. Затем снял шляпу и плащ. Всё это полетело на землю, вслед за ножнами. Эти действия были настолько необычны, что все вокруг невольно заволновались. Жан развернул коня, поворачиваясь к ним лицом. Все всадники видели перед собой гордое лицо, мрачные черты которого ещё больше подчёркивали развевающиеся на ветру чёрные волосы. И все услышали голос полный решимости:

— Это королевские войска. Сегодня я поведу вас в бой против них. Я не принуждаю вас следовать за мной. Вы вольны в своём выборе. Я же намерен сполна взыскать за оскорбление!

Жан снова повернулся, принимая прежнее положение. Королевский же отряд начал переправляться через мост. Впереди отряда скакал одинокий всадник с королевским знаменем. Он направил коня в сторону холма и ещё издали закричал:

— Именем короля! Приказываю всем сложить оружие!

В воздух взметнулась сабля. Жан галопом рванул с места коня и помчался навстречу всаднику. В мгновение ока он достиг всадника и, резко осадив коня, вырвал у него из рук знамя Валуа с королевскими лилиями.

— Вот мой ответ! — вскричал Жан, переламывая древко пополам. — Передайте его королю.

Сразу после этого действия, он бросил обломки знамени на землю и, промчавшись по ним, поскакал навстречу королевскому отряду. Следом за ним мчался Капелюш. Помедлив лишь одно мгновение, Д'Арманьяки ринулись вслед за ним. Жан ворвался в первые ряды, молниеносно орудуя саблей направо и налево. Вплотную за ним рубился Капелюш. Д'Арманьяки один за другим врезались в королевских латников.

— Надо перекрыть мост. Отрезать их, — не переставая рубиться, во всю мощь закричал Жан. Он прилагал нечеловеческие усилия, раз за разом, продвигаясь к мосту. Вид всадника с развевающими чёрными волосами, который сеял вокруг себя смерть, производил настоящий ужас среди латников. Нередко его пытались взять в кольцо. Но каждый раз такая попытка заканчивалась неудачей. Он с такой ловкостью управлял конём и уходил от смертельных ударов,…что уже в первые минуты боя заслужили глубокое уважение своих людей. Глядя, как знакомая фигура появляется то в одном месте, то в другом, сражая своих противников, Д'Арманьяки усилили давление. Они остервенело вцепились в латников и стали часть из них теснить обратно к мосту, а другую прижимать к берегу. Так как не весь отряд латников успел переправиться, возникла небольшая давка. Задние ряды никак не могли пробиться к месте сражения. Это усугубило положение ратников. Но оно стало катастрофическим, когда Д'Арманьякам удалось отсечь латников от моста. Жан первым ворвался на мост и принялся попросту сбрасывать всадников в реку мощными ударами. Лишь изредка Капелюш отставал от Жана. Но он тут же начинал во всю орудовать саблей, пробиваясь к нему и зорко следя за тем, чтобы никто из латников не нанёс предательского удара ему в спину. Понемногу схватка переросла в полный разгром. Часть латников сбросили в реку. Часть остались лежать убитыми. Третья часть так и не успела переправиться. Им пришлось отбиваться на другом берегу. Но это были уже отчаянные попытки, которые не могли спасти положение. Четверть часа сражения закончились полным поражением королевских латников. Лишь малая часть из них отступила назад. К ним присоединились и те немногие, которым удалось выбраться из реки на другой берег. Повсюду на земле валялись королевские знамёна. Ступая по ним, Д'Арманьяки отправились домой.

Глава 37

Постоялый двор «Севастий»

В Осере имелся весьма известный постоялый двор под названием «Севастий». Название очень странное. Однако оно имело свою историю, в отличие от многих других подобных мест. Много лет назад этот постоялый двор основал богатый римский купец. Оттуда и пошло название. Постоялый двор занимал половину улицы и находился в непосредственной близости от замка, что предопределило его значение. Он прослыл местом, где в основном останавливались лица дворянского происхождения. А также богатые купцы. Здесь всегда имелись под рукой свежие лошади. А пища могла угодить самым требовательным постояльцем. Второй этаж постоялого двора занимали восемь комнат. Все они были опрятны и всегда убраны. В одной из таких комнат, окна которой выходили на улицу…обитали две девушки. Они остановились здесь несколько дней назад и постепенно свыкались с окружающей обстановкой. Особенно тяжело приходилось одной из них. Она не знала ни слова из французского языка. А ведь именно на неё возлагались все обязанности, связанные с покупками и прочими действиями, предполагающие хождение по городу. Однако следует отдать должное этой молодой девушке. Она прекрасно изъяснялась знаками. Эта девушка была не кто иная как Маха. А вторая, что сидела с грустным лицом возле окна…была Мария.

Прибыв во Францию, они долго колебались, не зная куда ехать. Однако, узнав, где находится родовой замок Д'Арманьяков, отправились сюда. Мария надеялась найти здесь Жана. Хотя все люди, с которыми ей удалось поговорить за эти дни, и слышать не слышали о графе Д'Арманьяк. Все как один утверждали, что он умер много лет назад. Но Мария не теряла надежды. Она ждала, так как ничего больше не оставалось делать.

Наверное, в сотый раз за эти дни, Мария обратилась к Махе с мучившим её вопросом.

— А правильно ли мы сделали, приехав в это место?

Маха, не раздумывая, кивнула и с видом знатока ответила:

— Если он и появится, то только здесь! Куда ещё он может поехать?

— А если его уже нет в живых? — прошептала Мария. У неё в глазах появилась невыразимая грусть. — Увидеть бы ещё один раз. Большего мне не надо. Потом можно с лёгким сердцем…умереть.

— Вы снова за старое, госпожа! — укорила её Маха. — Перестаньте думать обо всех этих страшных вещах. Увидите вы его, обязательно увидите. Я уверена в этом. Вам, госпожа, только надо запастись терпением.

— Я готова ждать столько, сколько понадобится! — ответила Мария и…вздрогнула от громкого стука в дверь. Они с Махой переглянулись, не понимая, кто бы это мог быть. Получив одобрительный кивок, Маха пошла открывать дверь. На пороге стоял хозяин постоялого двора. Почтенный мэтр Андре. Средних лет мужчина в поношенном костюме. Он снял шляпу и поклонился, прежде чем войти внутрь. Мария встала, встречая его появление. В её взгляде застыл вопрос. Мэтр Андре поднял обе руки, словно извиняясь за своё вторжение.

— Прошу прощения, ваша светлость. Я пришёл предупредить вас. Не выходите из комнаты, покамест не станет спокойней. Горожане народ буйный. Не дай Бог не понравится что, так они всё вокруг разнесут. Прости их господь.

— В городе волнение? — не поняла Мария. Маха же лишь беспомощно переводила взгляд с хозяина на свою госпожу. Мэтр Андре кивнул и тут же заговорщическим тоном сообщил:

— Волнения — ещё ничего. Мы все ждём с часу на час королевские войска.

— Чего же их опасаться? — удивлённо спросила Мария, которая так и не могла уяснить для себя смысл опасений почтенного хозяина.

— Может бы и ничего, если б графиня Д'Арманьяк не сидела в темнице, — отвечал тот. — Но…

— Графиня Д'Арманьяк в темнице? — вырвалось у Марии. Маха заволновалась, увидев, что она изменилась в лице.

— И не только, — понизив голос, продолжал говорить мэтр Андре. — Король видно совсем решил покончить с Д'Арманьяками раз решил выдать единственную наследницу этого дома за Монтегю. Того самого человека, который был повинен в смерти её собственного отца. Вот досталась участь бедняжке, — хозяин сокрушённо качал головой, в то время как Мария, затаив дыхание, слушала.

— Но что хуже, идут слухи, что появился граф Д'Арманьяк…

— Аллах… — вырвалось у Марии, но она тут же замолчала, заметив донельзя удивлённый взгляд мэтра Андре. Благо, он не придал значение этому восклицанию и продолжал с важностью и той же таинственностью рассказывать.

— Так вот, идут слухи, будто граф явился на свадьбу своей сестры и повесил её жениха прямо в церкви. И это соответствует действительности. Лавочник божится, что собственными глазами видел, как её привезли в замок. Теперь мы все ждём беды. Король не простит такой дерзкой выходки. Уже идут слухи, что он направил армию в Осер. Весь город будет уничтожен. Вот такие дела, ваша светлость. Так что, оставайтесь здесь, пока беда не пройдёт.

Почтенный мэтр откланялся после этих слов и с чувством выполненного долга покинул комнату. Едва он ушёл, Мария всплеснула руками и тихо воскликнула:

— Он здесь, Маха. Он рядом!

— Кто рядом? — не поняла Маха.

— Я должна помочь этой несчастной. Только подумай, что ей пришлось вынести, — Мария стала поспешно собираться.

— Вы куда, госпожа? — испуганно спросила Маха.

— В замок. Я должна помочь ей.

— Кому, госпожа?

— Жди меня здесь! — бросила на прощание Мария и выбежала из комнаты. Она даже накидку забыла взять. Улицы Осера действительно напоминали встревоженный муравейник. У многих горожан были угрюмые лица. То и дело до Марии доносились обрывки фраз, которые лишь подтверждали услышанное от хозяина. В некоторых местах ей буквально пришлось пробиваться через толпу. Однако на её счастье ворота замка оказались открытыми. Мария перебежала через опущенный мост и оказалась во дворе замка. Никто из двух десятков стражников не обратил на неё внимания. Все выглядели озабоченными и, сгрудившись в круг, приглушённо беседовали. Мария бегом пересекла двор, направляясь к двери, ведущей внутрь замка. Неподалёку от двери стоял ещё один вооружённый человек. Но и он не обращал на неё внимание. Мария не дошла нескольких шагов до двери, когда из неё появилась молодая девушка в свадебном платье. Глаза её были полны слёз. Она с безумным криком бросилась к этому человеку.

— Где мой брат? Скажите где мой брат?

Мария молча наблюдала за ней. У неё в душе всё переворачивалось, когда она смотрела на девушку. Тем временем, тот человек попытался успокоить девушку.

— Миледи, не стоит отчаиваться. Он приказал нам доставить вас в замок и дожидаться!

— Почему? Где он сейчас? — снова вскричала Анна. — Почему он приказал меня доставить в замок? Ему угрожает опасность?

Мария похолодела, услышав эти слова. Рядом с ними раздался громкий голос:

— Гонец!

Все взгляды мгновенно устремились на запыленного всадника. Он въехал в ворота с громким криком:

— Началось сражение! Граф Д.Арманьяк приказал атаковать королевскую армию!

— Боже! — услышав эти слова, Анна пошатнулась и упала бы, если б Мария не подбежала к ней и не поддержала за руку. Анна лишь мельком взглянула на неё. Мария расслышала её шёпот:

— Зачем? Зачем…ты это сделал? Я не была достойна твоей жертвы!

Волнения же в городе резко усилились, как только эта новость стала известна. Возмущённые крики горожан доносились до замка. Мария не отпускала руки Анны, хотя чувствовала себя гораздо хуже, чем она.

— Господи, — раз за разом повторяла она в душе, — не оставляй его…не оставляй…

Однако, единственное, что оставалось им всем…так это ждать.

Время шло очень медленно. Горожане волновались всё больше. Даже стражников покинуло обычное спокойствие. Анна пыталась крепиться, но у неё плохо получалось. Её лицо стало совершенно белым. Мария замечала перемены с ней, но не замечала собственного состояния. А выглядела она гораздо хуже. Анна склонила голову ей на плечо и прошептала:

— Я не вынесу этого молчания!

Слова Анны оказались пророческими. Все внезапно ощутили, что в городе наступила тишина. И сквозь эту тишину до них донёсся глухой топот. Шум приближался с каждым мгновением. А вскоре тишину разорвал одинокий голос:

— Мы победили! Королевские латники повержены!

Эта новость никак не сказалась на чувствах горожан. Видимо, они так и не смогли понять, радоваться им или огорчаться. Анна же вцепилась мёртвой хваткой в Марию и, не мигая, смотрела на ворота. Пролетели ещё несколько мгновений, и она со счастливым возгласом потянулась навстречу всаднику. Жан осадил коня рядом с сестрой и, соскочив с седла, прижал её к груди.

— Брат! Мой брат…вы живы! — глубоко счастливым голосом прошептала Анна, прижимаясь к груди Жана. — Вы спасли меня…вы пошли против короля,…но матушка… — Анна отстранилась от Жана. В её глазах начал появляться страх. Жан нежно погладил её по голове и негромко произнёс:

— Я же обещал, что она вернётся! И я выполню своё обещание! Скоро мы её увидим, Анна! А пока нам надо о многом поговорить. Дай мне только переодеться и немного отдохнуть. Тебе бы это тоже не помешало, Анна, — добавил, улыбаясь Жан. Анна только сейчас осознала, что находится в том же свадебном платье. Жан оглянулся по сторонам. Заметив девушку, что стояла рядом с ними, он негромко приказал:

— Позаботьтесь о моей сестре. Она более всех нас нуждается в отдыхе!

Жан не видел, как она смотрела на него. Он не видел, как вспыхнули её щеки, когда он заговорил с нею. Он не узнал эту девушку. Да и как он мог узнать её, если ни разу до этого дня…не видел.

Глава 38

Молчание

Положение сложилось тяжелое. Все без исключения осознавали эту истину. Вызов был брошен королю. Такое поведение, не могло остаться безнаказанным. В виду этого, и в городе, и в замке повисло гнетущее напряжение. Люди выглядели мрачными и замкнутыми. Жан лучше всех осознавал последствия своего поступка. Но он понимал и то, что другие лишь пытались понять: в его положение не оставалось иного выхода, кроме как бросить вызов королю. Именно эту мысль он высказал Ле Крусто, когда встретился с ним в оружейной. Жан успел к тому времени привести себя в порядок и переодеться.

— Король не простит вас, монсеньор! — уверенно предположил Ле Крусто. — Не сомневаюсь,… в скором времени нам стоит ждать неприятностей.

— Меня не пугает гнев короля, — холодно ответил на эти слова Жан.

— А как же графиня? Ведь она находится во власти его величества. Что если он решит отомстить вам?

Вопрос заставил Жана вздрогнуть. Но он тут же упрямо тряхнул головой и решительно ответил:

— Он не посмеет тронуть матушку. Такого рода месть недостойна короля!

— А если король выставит условия для освобождения графини?

— Я приму любые условия! Я соглашусь передать взамен её жизни…свою, — негромко ответил Жан. И Ле Крусто не сомневался, что тот именно так и поступит. — Брак с Монтегю не состоялся бы в любом случае. Он бы обесчестил нас всех. И здесь нет цены, которую нельзя было заплатить за избавления от бесчестья.

Ле Крусто молча склонил голову, принимая эти слова с уважением.

— Какое количество конницы мы можем набрать? — после короткого молчания спросил у него Жан.

— Семьсот — восемьсот всадников, — с готовностью ответил Ле Крусто.

— Приступайте немедленно. Разбейте всю конницу на сотни. Над каждой сотней поставьте преданного человека. Все они будут подчиняться вам и в то же время получат возможность действовать самостоятельно. Это придаст нашим силам дополнительную манёвренность. Необходимо успеть за очень короткое время. Неизвестно, что именно нас ждёт в скором времени, — добавил в конце Жан.

Ле Крусто с готовностью ответил:

— Начну немедленно заниматься всеми этими вопросами!

— Вот и хорошо! — подытожил Жан и тут же выразительно добавил: — До той поры, пока мы не узнаем о решение короля, никто из нас более не поднимет оружия. У него есть возможность завершить всё миром. Я приму его как сюзерена при двух условиях. Первое — он должен освободить мою матушку. Второе — он должен позволить мне решать судьбу Анны. Отправьте гонца к королю. Пусть передаст всё на словах.

— Будет сделано, монсеньор! — Ле Крусто поклонился, а в следующее мгновение покинул Жана. Едва он ушёл, появился Капелюш.

— Я занял свою прежнюю комнату! Надеюсь, ты не возражаешь? — спросил он, приблизившись к нему.

— Ты это о чём? — недоумённо спросил у него Жан. — Какая комната? Но тут же спохватился и спросил по поводу сестры.

— Она чувствует себя хорошо, — сразу же успокоил его Капелюш. — Мы привезли сюда все её вещи, одежду. Как только она будет готова, непременно захочет повидать тебя.

Капелюш, несомненно, был прав, утверждая это. Анна волновалась всё время, пока Мария приводила её в порядок. Она не раз обращалась к ней с незначительными вопросами, смысл которых сводился к одному. Скоро ли служанка управится с её одеждой. При этом Анна сделала несколько замечаний своей, как она полагала служанке. Замечания по поводу распущенных волос и невыразительного серого платья. Мария выслушивала все эти упрёки с покорной молчаливостью. Она не могла, да и не хотела называть причину своего появления в замке. Да и зачем? Разве могло быть большее счастье, чем видеть Жана, слышать его голос. Она готова сделать всё что угодно для него. А он…он никогда не узнает, кто скрывается под христианским именем Мария. Она никогда не признается ему. Никогда…

Стук в дверь заставил вздрогнуть одновременно обеих девушек. Анна уже закончила свой наряд. Она облачилась в красивое голубое платье с пышными кружевными рукавами. Волосы были уложены под треугольной накидкой. В сравнение с ней, серое платье Марии выглядело совершенно незаметно. Увидев взгляд Анны, Мария направилась к двери. Призывая себя к всевозможному спокойствие и запрятав свои чувства глубоко в душу, она отворила дверь. И тут же из её груди вырвалось глухой стон.

Мария резко вспыхнула и, не мигая, уставилась на стоящего перед ней человека. Жан с видимым удивлением взирал на незнакомую девушку. Её платье выглядело очень странно, и своими формами весьма напоминало одеяние восточных женщин.

— Ты мусульманка? — Жан не сводил взгляда с девушки. Она совершенно смутилась и несколько раз пыталась ответить, но лишь издавала неопределённые звуки. Всё, что она смогла, так это отойти в сторону и дать Жану возможность войти в комнату.

— Анна, милая сестра моя! — Жан несколько раз обнял сестру. У Анны глаза сверкали от счастья, когда они отстранились друг от друга — Как ты себя чувствуешь?

— Никогда не чувствовала себя так хорошо и…спокойно, — призналась Анна и с лёгкой грустью добавила: — Будь с нами в этот миг матушка, не было бы счастливей меня человека. Матушка…она ведь даже не знает о тебе. Как она будет счастлива,…ты даже не представляешь. — Анна радостно засмеялась, представляя воочию этот миг. — Как будем счастливы мы все, собравшись вместе. Никогда в жизни, я и не надеялась обрести брата. И какого брата? Ради своей сестры, он не побоялся бросить вызов королю. Знаешь, мне все будут завидовать…

Жан улыбался, слушая сестру. Когда она закончила, он с той же ласковой улыбкой произнёс:

— Я чувствую себя таким же счастливым. Никогда прежде не думал, что у меня есть красавица сестра. Как ты жила эти годы? Как вы жили эти годы?

Услышав эти слова, Анна погрустнела.

— Прошлым жили, Жан. А более всего мучилась матушка. Она считала себя виновной и в твоей гибели. Надеюсь, хотя бы сейчас она отвлечётся от страшных мыслей и покончит с прошлым. Ты ведь не знаешь…

— Я всё знаю, — мягко перебил её Жан. — Матушка ни в чём не виновата. А те, кто виновны, будут наказаны. У меня к тебе большая просьба, Анна. Давай никогда больше не будем вспоминать о прошлом. Оно навевает слишком тягостные мысли. Я не хотел бы видеть вас с матушкой в печали.

— Это и моё сокровенное желание! — призналась Анна и со счастливым вздохом добавила. — Неужто и вправду мы будем счастливы?

— Только так и будет! — Жан широко улыбнулся. Тут его взгляд упал на служанку. Увидев направленный в её сторону взгляд Жана, она быстро опустила голову. — Ты так и не ответила на мой вопрос.

Служанка быстро вскинула взгляд на Жана и в непонятном порыве сделала шаг ему навстречу, но тут же остановилась. Её щеки вновь покрылись густым румянцем.

— Ты мусульманка?

Девушка отрицательно покачала головой.

— Она и со мной не разговаривала, — шёпотом сообщила брату Анна. До того, наконец, дошло, по какой причине молчала девушка.

— Так ты немая? — догадался Жан. В ответ на эти слова, на Жана уставилась пара изумлённых и очень красивых глаз. Часто мигая, девушка снова издала неопределённый звук.

— Прости, я не знал. А имя у тебя есть?

В ответ, девушка вытащила медальон, спрятанный на груди, и показала его Жану. На медальоне была изображена Богоматерь.

— Тебя зовут Мария? — высказал догадку Жан.

Девушка кивнула головой.

— Красивое имя. И ты очень красивая. Заботься о моей сестре, Мария. Хорошенько заботься.

Жан так и не смог понять, что же вызвало такую радость у девушки. Она вначале вся засветилась, а потом со счастливой улыбкой на губах несколько раз кивнула головой. Но более всего Жана удивил взгляд девушки. Она смотрела на него с удивительной нежностью. И этот взгляд проникал в самую душу. Жан некоторое время не мог оторвать от неё взгляда. И уж потом, словно сбрасывая с себя наваждение, предложил руку своей сестре. С ней вместе он покинул комнату. Едва дверь за ними захлопнулась, как Мария закружилась на месте. С её уст сорвался глубоко счастливый шёпот:

— О Аллах…пусть будет благословенно твоё имя, ибо сегодня сбылась моя самая заветная мечта……

Таньги не имел ни малейшего представления о происходящих событиях. Весь день он как тень преследовал человека со шрамом. Вначале тот отправился в особняк де Лорен. Таньги не удивился такому повороту событий. Он подозревал и не без основания, что здесь происходят весьма небезынтересные события. Однако возможности побывать в самом особняке…до сей поры, не представлялось. Человек со шрамом пробыл в особняке менее часа. Оттуда он прямиком отправился в стоящий по соседству монастырь или аббатство Бернардинцев. Здесь имелось и первое и второе. В монастыре он пробыл гораздо дольше. И Таньги уже, было, отчаялся увидеть его вновь, когда, наконец, заметил знакомое лицо выходящего из ворот. На сей раз, человек со шрамом отправился в сторону мельничного моста. Здесь у самого моста он пообедал в невзрачной на вид харчевне. После этого он долго стоял на мосту. Затем снова двинулся в путь. Таньги ни на миг не упускал его из виду. Он следовал за ним как тень, пытаясь уяснить для себя роль этого человека. Или, по меньшей мере, определить его связи. Он не сомневался, что тот состоит в ордене. И судя по всему, являлся в нём не последним человеком. «Вполне возможно, — думал Таньги, следуя за ним, — что именно через него будет осуществлено покушения на короля. Отсюда следовал простой вывод. Человек со шрамом мог навести на след людей, которым и надлежало привести план ордена в исполнение». Эта мысль глубоко засела в голове Таньги. И он продолжал преследовать жертву, оставаясь для неё незаметной. Благо, у него имелся огромный опыт в подобных делах. Тем временем человек со шрамом подошёл к воротам дворца Сен Поль и остановился. Он несколько раз оглянулся по сторонам. Таньги затаился за углом ограды дворца и сквозь решётку зорко наблюдал за своей жертвой. Ждать пришлось недолго. Из ворот вышел ещё один человек. Они наскоро перебросились несколькими словами. Таньги не понадобилось много времени, для того чтобы узнать собеседника человека со шрамом. Это был один из его личных недругов- маркиз Д'Орже.

— Проклятье на голову матушки Карла, — прошептал Таньги, не переставая наблюдать за ними, — я, глупец, полагал, что с приездом герцога у нас появится змеиное гнездо. А эти мерзавцы давно свили себе уютное местечко. Что же, чёрт побери, происходит?

В то время, пока Таньги размышлял над этой непростой мыслью, человек со шрамом расстался с маркизом Д'Орже. Последний вернулся обратно во дворец, а первый же снова отправился плутать по Парижу. Справедливо рассудив, Таньги решил немедленно последовать за ним. Маркиз пока не представлял особой важности. Так полагал Таньги, снова направляясь вслед за человек со шрамом. На сей раз, человек со шрамом сменил путь и, сделав несколько кругов, снова перебрался на территорию Университета. Отсюда он отправился в предместье Сен- Виктор. Достигнув предместья, человек со шрамом исчез в небольшом доме. Дом с маленьким балконом, ничем не отличался от десятка таких же домов расположенных вдоль всей улицы. Таньги проехал дальше. Завернув за угол, он остановился. Следовало снова ждать. Он поднял голову. Темнота быстро накрывала город. Что, несомненно, ухудшало положение Таньги. Ко всему прочему, начал накрапывать мелкий дождь. Ему пришлось завернуться в плащ. Так он и стоял под дождём, дожидаясь появления человека, которого он преследовал весь день. Таньги почти весь вымок, когда тот, наконец, появился. И появился не один. Вместе с ним из дома вышел ещё один человек. Таньги не мог разглядеть его лица по причине темноты. На его счастье оба двинулись в его сторону. Через несколько мгновений до Таньги донёсся отчётливый голос:

— Мы ждём его ровно через десять дней в замке Плесси-ле-Тур!

В это мгновенье тусклый свет одинокого светильника упал на человека, произносившего эти слова, и осветил его лицо. Таньги непроизвольно вздрогнул. И так же непроизвольно отступил назад. Он узнал этого человека. Это был не кто иной, как Тристан Лермит. Человек, о котором ходило множество самых мрачных слухов. Не дойдя нескольких шагов до угла улицы, за которым находился Таньги, они разошлись в разные стороны. После короткого раздумья, Таньги решил оставить человека со шрамом и следовать за Тристаном. Последняя встреча обеспокоила Таньги гораздо больше, чем все остальные. И тому имелась серьёзная причина. Незаметно следуя за Тристаном, Таньги раз за разом задавал себе одни и те же вопросы: «Какого чёрта этот человек делает в Париже? Какая связь между ним и орденом? И кого они ждут в замке?». Очень скоро он всё выяснит. Очень скоро. Таньги почти не сомневался, что именно этот человек может ответить на многие очень важные вопросы. С ним следовало держать ухо востро. Тристана не так легко одурачить как других. Он всегда был настороже. И всегда мог исчезнуть в нужный для себя момент. Но на сей раз, ему не удастся уйти. Так полагал Таньги. Однако, удача сопутствующая весь день, неожиданно отвернулась от него. Следуя за Тристаном, Таньги неожиданно наткнулся на гвардейцев короля. Это произошло на улице Сен-Жак. Гвардейцы остановили Таньги и потребовали следовать за ними. Но не это обстоятельство омрачило настроение Таньги. Хуже всего дела обстояли с…Тристаном. Шум привлёк его внимание. Таньги поймал хищный взгляд, направленный в его сторону. Не оставалось сомнений в том, что Тристан узнал его. В то время, когда Таньги выяснял отношения с гвардейцами, он быстренько исчез в одной из маленьких и совершенно тёмных улочек. Таньги едва не взвыл от досады. Он попытался, было, объяснить гвардейцам, какую они совершают ошибку, задерживая его, однако на тех его доводы не производили ни малейшего впечатления. Понимая всю бесполезность своих попыток, Таньги молча, последовал за ними. Гвардейцы прямиком отвели Таньги во дворец Сен Поль. А затем они же доставили Таньги в покои короля. Несмотря на позднее время, король даже не раздевался. Он в волнение прохаживался перед камином. Рядом стоял камердинер. Он держал в руках ночное облачение короля. Едва Таньги появился в покоях, как король указал камердинеру на дверь. В то время как камердинер покидал покои, король с распростёртыми объятиями подошёл к Таньги. Он обнял его и с невероятным облегчением произнёс:

— Святой Педро, наконец, ты нашёлся!

— Я что…арестован? — с некоторой неприязнью поглядывая на короля, поинтересовался Таньги. Тот опешил, услышав эти слова. Но в следующую минуту на лице короля появилась обида.

— Как ты мог помыслить подобное, Таньги? Разве я не считаю тебя своим другом? Разве я не мог арестовать тебя сотни раз? Благо у меня имелись для этого причины,…но разве я хотя бы раз…

— Тогда какого чёрта ты приказал этим глупым гвардейцам привести меня во дворец? — раздражённо перебил короля Таньги. — Они появились некстати и нарушили все мои планы. Разве ты не мог просто попросить меня прийти?

— Я тебя искал повсюду! Но ты исчез. Что же мне оставалось делать?

— Пусть так, — незлобиво произнёс Таньги и, бросив угрюмый взгляд на короля, коротко спросил. — Зачем я тебе понадобился?

Король сокрушённо покачал головой.

— Я сожалею, что не прислушался к твоим словам… Таньги. Ты даже не представляешь, как я сожалею обо всём, что произошло в последние дни; …нельзя было устраивать этот брак. Нельзя и крайне опасно.

— Что уж об этом говорить, Карл. Что сделано, то сделано. Надеюсь, у тебя достанет ума не наказывать графа? Сделав это, ты просто поставишь его перед выбором…Честь или же повиновение королю. И он может выбрать первое. Вот уж тогда пути назад не будет.

— Таньги…я уже совершил ошибку. Сейчас я осознаю всю опасность создавшегося положения!

— Что ты сделал, Карл? — Таньги затаил дыхание в ожидание ответа.

— Я отправил вслед за Д'Арманьяками крупный отряд…

— Карл, — гневно вскричал Таньги, — ты не понимаешь, что тем самым мог развязать новую кровопролитную войну? Да поймёшь ли ты, наконец, что эти люди защищают свою честь? Здесь не властен никто. Даже король.

— А что мне оставалось делать? — в свою очередь гневно вскричал король. — Граф осмелился пойти против моей воли. Мало того, он осквернил саму церковь своим поступком. Он бросил мне вызов, явившись со своим отрядом в Париж. Я должен был наказать его.

— Тогда зачем тебе нужен я? — с виду спокойно поинтересовался Таньги. — У тебя есть хорошие советники. Зачем ты приказал привести меня, Карл? Убивай Д'Арманьяков…

— Ты должен мне помочь, Таньги! Они разбили мой отряд! Граф сломал королевское знамя и велел передать обломки лично мне.

Таньги не сдержал изумлённого восклицания, услышав слова короля. Он некоторое время раздумывал, а затем с глубоко мрачным видом изрёк:

— Это война, Карл. Если он сломал твоё знамя, следовательно, он более не признаёт тебя своим сюзереном. Признаться, я не ожидал от него подобного поступка. Проклятье, Карл…у тебя и без того много врагов. Зачем же было восстанавливать против себя Д'Арманьков? Впрочем, уже неважно, — по мере того как Таньги говорил, у него в голосе появлялось напряжение. — Мы должны немедленно исправить положение, Карл.

— Ты полагаешь, Д'Арманьяки нападут на нас? — с тем же напряжением спросил король и продолжал: — Если так, мне придётся снять наши отряды с севера и перебросить их в Париж. Я ослаблю наши позиции перед английской армией, но другого выхода просто нет. У них достаточно сил, для того чтобы серьёзно осложнить наше положение.

— А уж если Д'Арманьякам вздумается заключить союз с Англией…? — Таньги выразительно посмотрел на короля. Тот слегка побледнел, услышав эти слова.

— Ты думаешь, они способны пойти на такой союз?

Таньги неопределённо пожал плечами.

— Если б речь шла о Филиппе, я бы не задумываясь, ответил отрицательно. Но его сын…очень непростая личность. Я видел его лицо, Карл. Я наблюдал за ним. Этот человек разговаривает мало. Его лицо скрыто под холодной маской. Он никому не показывает своих чувств. Один господь знает его мысли. Но что самое худшее,…во всяком случае, для тебя,…граф Д'Арманьяк достоин своего отца. И не только. Карл, я видел, как дрался этот человек. Он один стоит целого отряда. Если его отец убивал, движимый ненавистью,…этот убивает молча и хладнокровно. И тем он опаснее. По большому счёту, я не уверен, что он откажется от дружбы с Англией. Хотя возможно я и ошибаюсь. В любом случае, мы должны исправить положение. И сделать это незамедлительно, — добавил Таньги, бросая красноречивый взгляд на короля.

— Ты имеешь в виду графиню Д'Арманьяк? — догадался король.

— Именно! — подтвердил Таньги. — Тебе следует немедленно её освободить. Это единственный шаг способный привести к примирению.

— Таньги, я уроню своё достоинство, освободив графиню, — возразил король, — к тому же, — нервно продолжал король, — что я скажу герцогу Бургундскому? А церкви? Они только и мечтают, как наказать графа Д'Арманьяк.

— Забудь обо всём, — посоветовал Таньги. — Карл, у тебя слишком много врагов. Ты просто не можешь позволить себе завести ещё одного. Да какого? Неужели мнение церкви тебя беспокоит больше, чем судьба собственной страны?

— А вдруг они не пойдут на примирение, если я освобожу графиню? — вместо ответа спросил король.

— Пойдут! — уверенно возразил Таньги. — Отпустив графиню, ты тем самым признаешь свою ошибку. Этого извинения вполне достаточно. Д'Арманьяки защитили свою честь, и у них больше не будет повода враждовать с тобой. А герцога Бургундского и церковь ты можешь задобрить подарками. Пообещай им что-нибудь…Всё лучше, чем междоусобная война.

— Ты прав, — не мог не признать король. — Я сию же минуту напишу приказ об освобождение графини! А ты, Таньги, лично отвезёшь её к сыну. Надеюсь, на этом все недоразумения будут закончены.

Впервые за весь разговор Таньги улыбнулся.

— Будь уверен, Карл, я смогу добиться от графа Д'Арманьяк уступчивости. Он признает своего сюзерена! Уж если ради сестры он бросил вызов королю, так ради матери склонит голову. Ты обретёшь друга, Карл. Преданного друга.

— Полагаюсь на тебя, Таньги! Избавь меня от необходимости начинать никому не нужную войну, и я не забуду твоей услуги.

— Прекрасно, очень хорошо, — у Таньги появился довольный вид. — В качестве вознаграждения за свои будущие услуги, я попрошу у тебя ответа на один вопрос.

— Можешь спрашивать всё что угодно, — без колебаний ответил король.

Таньги выдержал короткую паузу, прежде чем задал вопрос, который его беспокоил.

— Карл, где находится твой сын? Где находится Дофин Людовик?

— Я его послал в провинцию Дофине. Он обещал мне собрать несколько отрядов ополчения. А почему ты спрашиваешь, Таньги?

— Сны Карл…чёрт бы их побрал. Они не дают мне покоя, — громко ответил Таньги и, снизив голос до шёпота, пробормотал себе под нос: — Клянусь памятью матушки Карла, я вообще ничего не понимаю.

— Ты чего там бормочешь, Таньги?

— Да так…прежде, Карл, я полагал — раз есть осёл, следовательно, где-то рядом должна находиться и палка. Однако, по всей видимости, я ошибался.

— Ты это о чём, Таньги? — не понял король.

— Если б я знал, Карл, если б я только знал, — со вздохом отвечал Таньги.

Глава 40

Его высочество

Тем временем, Тристан Лермит, человек за которым следил Таньги, сделав большой круг, исчез за оградой особняка Де Лорен. Это был молодой человек с вытянутым лицом, на котором имелись несколько уродливых бородавок. Благодарю им, его узнавали везде, где бы он ни появился. Что не раз оказывало ему дурную услугу. Посему Тристан всегда прятал своё лицо. Однако на сей раз видимо недостаточно удачно, раз его заметили. Один из вооружённых людей охраняющих ворота, проводил Тристана внутрь особняка. Его ждали. По этой причине без задержек проводили в небольшую гостиную. Там возле горящего камина сидели два человека в креслах. Они вели между собой непринуждённый разговор, когда появился Тристан.

— Святые и грешники! — воскликнул один из них, увидев Тристана. — Ты почему так долго отсутствовал, бездельник?

— Ваше высочество! — Тристан поклонился молодому человеку, который назвал его «бездельником», а затем, почти с той же почтительностью обратился ко второму человеку. Тот выглядел немного старше.

— Милорд!

Первый из них, был не кто иной, как…Дофин Людовик. Второй же…герцог Йоркский. Герцог тайно прибыл из Англии в Париж. Впрочем, те же слова следовало отнести к Дофину. По всей видимости, никто и не подозревал о его присутствии в Париже.

— Так почему ты опоздал? — повторил свой вопрос принц Людовик.

— Ваше высочество, произошла неприятная встреча, — начал с готовностью отвечать Тристан, — мне пришлось сделать круг, для того чтобы убедиться в том, что за мной никто не следит.

— И кого же ты встретил? — с едва заметным беспокойством спросил принц.

— Таньги дю Шастель!

— Проклятье, — вырвалось у принца. Он с досадой взглянул в сторону Тристана. — Чёрт бы тебя унёс, Тристан. Почему Таньги? Неужели ты больше никого не нашёл в Париже? Хуже этой встречи ничего не могло произойти. Он слишком предан моему отцу. И слишком умён. Что несравненно хуже. Он видел тебя?

Тристан с уверенностью кивнул головой.

— Проклятье…если он видел тебя, так сразу сделает должные выводы. Мы должны немедленно покинуть Париж, пока отец не узнал о моём приезде. И вам так же следует покинуть Париж, милорд, — добавил принц, обращаясь к своему собеседнику. — Таньги слишком опасен для всех нас. Если кому и под силу выведать все наши планы, так это только ему.

— Я собирался уехать утром ваше высочество! — ответил герцог Йоркский.

— Прекрасно. Мы так же покинем город утром. Посему нам с вами следует закончить разговор, милорд. Вы так и не высказали своего мнения по поводу наших планов.

Герцог Йоркский ответил не сразу. Он некоторое время взвешивал слова, а потом негромко ответил:

— Я готов поддержать ваше высочество в обмен на обещание!

— Высказывайтесь яснее, милорд. Чего вы ждёте от меня?

— Помощь, — герцог устремил испытывающий взгляд на принца. — Я не принадлежу к тем глупцам, которые готовы терпеть власть Ланкастеров.

Дофин загадочно улыбнулся. Ещё более загадочно прозвучал его ответ.

— Почему же один из нас не может поддержать чаяния другого? Меня вполне устраивает ваши планы. Разумеется, если они не станут противоречить моим собственным.

Услышав тонкий намёк, герцог Йоркский напрямик спросил:

— Вы имеете в виду мою дружбу с герцогом Бургундским?

— И её в том числе, милорд. Скажу вам то, о чём известно всей Франции. Герцог Бургундский вызывает моё раздражение. Он слишком честолюбив и не готов довольствоваться теми благами, которые мы готовы ему предоставить.

— Мы все честолюбивы! — возразил герцог Йоркский. — К примеру, мне очень не по душе действия графа Д'Арманьяк. И уж совсем нежелательна его вражда с вашим уважаемым отцом.

— И почему же? — осведомился принц.

— А разве не ясно? — герцог пожал плечами. — Враг вашего отца- друг короля Англии. Мне бы очень не хотелось, чтобы Ланкастеры укрепили трон таким союзом. А такой союз будет иметь место, если положение не изменится.

— Оно изменится, милорд, — уверенно возразил принц и продолжал говорить, развивая свою мысль: — Король не станет ввязываться в междоусобную войну. Это понятно всем. Он не хуже нас с вами понимает, чем может обернуться такая вражда. Она длилась десятилетиями. Королю едва удалось восстановить относительный порядок. По этой причине, он не станет делать ничего такого, чтобы вызвало бы новый всплеск междоусобной распри. Полагаю, в этом случае вам не о чем беспокоиться, милорд.

— Надеюсь, что так, ваше высочество. Однако подождём дальнейшего развития, и лишь потом будем делать выводы.

— Иными словами говоря, милорд, вы ещё не готовы дать окончательный ответ? — принц Людовик устремил проницательный взгляд на герцога.

— Слишком много вопросов, ваше высочество, — излишне спокойно ответил герцог. — Вы мне тоже не ответили.

— Я лишь могу пообещать, что сделаю всё возможное, дабы прекратить вражду между отцом и Д'Арманьяками. Такой ответ вас устраивает, милорд?

— Вполне, ваше высочество! — герцог удовлетворённо кивнул головой. — Я рассчитываю получить помощь, а не наживать новых врагов. Их у меня предостаточно.

— Следовательно? — принц Людовик вопросительно посмотрел на герцога. Увидев этот взгляд, герцог кивнул головой.

— Вы можете положиться на меня в случае необходимости!

— Прекрасно, милорд. Я надеялся услышать именно такой ответ, — принц улыбнулся и сделал лёгкий жест в сторону молчаливого Тристана. — Думаю нелишне отпраздновать наш союз бокалом вина.

Тристан разлил вино в бокалы. Принц с герцогом Йоркским отметили достигнутое соглашение. В дальнейшем разговор перешёл на незначительные детали. Обсуждались вопросы наподобие тех, что составляют основу любого подобного соглашения…. через кого держать связь? Как следует себя вести в ближайшее время? Как поступать в случае возникновения непредвиденных обстоятельств, если таковые возникнут и прочие мелочи. Вполне довольные друг с другом, во всяком случае, с виду, они расстались. Тристан проводил герцога наружу и сразу же вернулся обратно. В то же самое время из смежной комнаты появился…Лануа. Он был облачен в то же белоснежное епископское облачение. Дофин встретил его появление молча. Лишь указал рукой на кресло, где не так давно сидел герцог Йоркский. Едва Лануа занял его, как Дофин обратился к нему с вопросом:

— Вы слышали разговор?

Лануа утвердительно кивнул.

— И что вы думаете по поводу герцога?

— Герцога больше заботят отношения с Ланкастерами, нежели положение во Франции. Полагаю, мы не сможем воспользоваться его помощью в случае необходимости. Если конечно, наши интересы будут идти в разрез с его собственными. А это обязательно случится, ваше высочество. В Англии обстановка гораздо напряжённей нежели у нас. Не ровен час, разразится новая война между Ланкастерами и герцогом Йоркским.

— Что ж в этом плохого? — удивился Дофин. — Пусть повоюют между собой, а мы между тем займёмся более приятными вещами.

— Ваше высочество! — Лануа весьма выразительно посмотрел на Дофина. — Нас не устраивает подобное развитие событий!

— И почему же?

— Такие действия, если они действительно будут иметь место, сильно осложнят наши планы. Король набирает всё больше солдат. Он повсеместно усиливает свою власть. Он становится всё могущественнее. И это обстоятельство не играет нам на руку. Уже сейчас охрана вокруг его величества усилена. Пища перепроверяется несколько раз. К нему подобраться становится всё труднее и труднее. Междоусобная война в Англии лишь упрочит его положение и как следствие ослабит наше. Мы должны быть готовы не только к осуществлению наших планов, но и к непредвиденным обстоятельствам, которые могут иметь место, после того, как вы займёте трон. Мы должны всё предусмотреть и действовать с предельной осторожностью. По этой причине, я считаю преждевременным вести какие-либо переговоры с Англией. Вы вполне можете делать это, будучи королём.

Дофин очень внимательно выслушал Лануа. Он несколько раз кивнул во время диалога, соглашаясь с позицией его преосвященства. Но в конце речи у него всё же оставалось недовольство на лице.

— Пусть так, ваше преосвященство, — несколько раздражённо заговорил Дофин, — в таком случае вполне уместно задать вам вопрос. Почему до сей поры ничего не произошло? Если б вы лучше выполняли взятые на себя обязательства, мне бы не пришлось обращаться к англичанам.

— Я решил отложить все наши планы!

— Ах, вот как? Решили? — в глазах Дофина начал появляться гнев. — Почему же вы меня не поставили в известность? И что вообще всё это значит? Вы переметнулись на сторону нашего кузена, герцога Бургундского?

— Я слуга вашего высочества! — почтительно ответил Лануа.

— В таком случае объяснитесь, ваше преосвященство! — потребовал Дофин. — По какой причине вы решили отложить наши планы, не испросив моего мнения?

— Обстановка изменилась. Появился граф Д'Арманьяк, — коротко ответил Лануа. При этом он незаметно бросил на Дофина неприязненный взгляд, обнажая свои истинные мысли. Но тот этот взгляд не заметил и продолжал допытываться.

— Я знаю, что он появился. Ну и как связан граф с нашими планами?

— Всё очень просто, ваше высочество. Граф выразил открытое неповиновение королю. Больше того, он открыто бросил вызов королю. В дальнейшем обстановка будет лишь ухудшаться. Мы позволим графу делать всё, что он только посчитает нужным сделать. Даже больше того, мы будем помогать ему. Пусть вражда с королём пустит корни. Когда это произойдёт, и все будут считать графа смертельным врагом его величества, мы нанесём одновременный удар.

— Ах, вот оно что…проклятье, — вырвалось у Дофина. А Лануа тем временем продолжал с горящим взглядом:

— Когда падут его величество и герцог Бургундский, все сразу же укажут на графа, как на виновника. Его заклеймят как убийцу. Всем известно ненависть Д'Арманьков к Бургундцам. Добавьте к этому ненависть, которую питает граф к королю,…и у нас будут развязаны руки. После всего мы сможем и должны будем уничтожить графа Д'Арманьяк как виновника и убийцу короля. Нам всего лишь надо выждать и воспользоваться услугами графа. Вот и всё.

— Прекрасный план, — не мог не согласиться Дофин, — но в нём есть существенный изъян.

— И какой же, ваше высочество?

— А что если его величество вздумает отпустить графиню и примириться с графом? Как мне представляется — это лучшее решение для короля. Если так и произойдёт, тогда о ненависти не может быть и речи. Граф покорится королю.

— Этого не случится, ваше высочество!

— Откуда такая уверенность? — Дофин пытался разглядеть непроницаемое лицо Лануа. Но заметил лишь мрачную улыбку.

— Предполагая подобное развитие событий, мы предприняли необходимые шаги. И они исключат примирение короля с Д'Арманьяками!

Глава 41

Освобождение

Таньги в прекрасном расположении духа появился в кабинете мэтра Амалена. Тот, едва увидев Таньги, побледнел и сразу же воскликнул:

— Сударь, даже не просите меня. Я больше не стану потакать вашим просьбам. К тому же, разве мы не договорились о том, что вы больше не будете ко мне обращаться?

Таньги весело расхохотался, чем привёл мэтра Амалена в ещё большее смятение. Однако Таньги и не собирался издеваться над несчастным начальником тюрьмы. Посему сразу же показал письмо с личной печатью короля. Письмо предписывало немедленно выпустить из тюрьмы графиню Д'Арманьяк. Увидев печать короля, мэтр Амален с облегчением вздохнул. Причина появления Таньги оказалась вовсе не та, кою он себе вообразил. На радостях мэтр Амален решил собственноручно освободить графиню. Он лично вызвался проводить Таньги. Весело беседуя между собой, они отправились в путь. Настроение у Таньги было приподнятое. Ещё бы, ему удалось убедить короля выпустить графиню. «Несчастная Луиза, — думал Таньги, направляясь к ней, — наконец-то, ты сможешь успокоиться. Обрести немного радости. Твой сын даст тебе то, чего ты была лишена все эти годы». Таньги хотя и осуждал поведение Жана, но не мог не понимать причин, которыми он руководствовался. Таньги отвлёкся от мыслей, когда раздался скрежет отворяемой двери. Мэтр Амален раскрыл перед ним дверь. Таньги не задерживаясь, вошёл внутрь. Мэтр же остался стоять за дверью. Графиня выглядела слишком бледной. Она стоя встретила появление Таньги и сразу же устремила на него вопросительный взгляд, в котором читалось огромное напряжение.

— Анна не стала супругой Монтегю! — сразу же сообщил новость Таньги.

Услышав эти слова, графиня шумно, с непередаваемым облегчением выдохнула.

— Я надеялась, что король изменит своё решение! — счастливым голосом прошептала она.

— Король не изменил своего решения, — Таньги широко улыбнулся и не стал тянуть с радостной новостью. — Крепись, Луиза,…ибо появился…твой сын, — сообщил он мягким голосом.

Графиня Д'Арманьяк пошатнулась. Лицо в одно мгновение выразило сразу целую бурю чувств. Губы издали едва слышный шёпот:

— Мой сын…Таньги…ты сказал, мой сын?

— Да, Луиза. Жан жив. Он в Осере. Анна с ним…

— Господи… — только и могла прошептать графиня Д.Арманьяк. Из её глаз брызнули слёзы, а в следующее мгновение…у Таньги вырвался приглушённый крик. Он бросился к графине. Из её горла буквально вырвалась струя крови, обрызгивая всё лицо и одежду. Следом хлынула кровь из носа. Графиня, издавая хрипы начала оседать. Таньги подхватил её на руки и бережно уложил на деревянный топчан.

— Лекаря сюда! — изо всех сил закричал Таньги, пытаясь в то же время как-то помочь графине. Кровь из носа и рта шла не переставая. Графиня начала биться в конвульсиях. Черты лица исказила судорога. Таньги держал её за плечи, и всё время звал на помощь. В камеру ворвался мэтр Амален. Увидев, в каком состоянии находится графиня, он выбежал из темницы и куда-то помчался. Таньги же расстегнул ворот платья, пытаясь как-то облегчить страдания графини. Но дело обстояло хуже некуда. Таньги осознал эту истину, с ужасом наблюдая за тем, как быстро меняется цвет лица графини.

— Крепись, Луиза, крепись, — шептал Таньги, — ты не можешь сейчас умереть. А как же твой сын,…а как же Анна. Ты не можешь оставить их,…держись, Луиза…Господи, помоги ей! — вскричал, задрав голову, Таньги.

Тем временем судороги усилились. Графиня пыталась что- то сказать и даже сумела приподнять голову. Но вместо звуков из горла вырывались очередные струи крови. Голова упала обратно на подушку, а руки…руки безвольно повисли вдоль тела. Таньги отошёл от Луизы лишь тогда, когда в темнице появился мэтр Амален с лекарем. Уступив место лекарю, он всё же пытался заглянуть через его плечо. Но тот всё время суетился над графиней и не позволял ему этого сделать. После короткого осмотра, лекарь повернулся лицом к Таньги и безнадёжно развёл руками.

— Очень похоже на отравление, — негромко произнёс он и чуть помедлив добавил с непоколебимой уверенностью. — Я здесь бессилен. Она умрёт через несколько минут. Ей уже никто не в состояние помочь.

Лекарь, а вслед за ним и мэтр Амален молча вышли, оставив Таньги наедине с графиней. Он опустился перед ней на корточки и с болью прошептал:

— Луиза…ну почему,…почему ты меня не послушала?

Таньги увидел взгляд умирающей. Далеко в глубине глаз…светилась радость. Она уходила счастливая. Она шла к своему супругу. Таньги понял этот безмолвный взгляд. Графиня закрыла глаза, но продолжала содрогаться в конвульсиях. Таньги взял её руку в свою и держал до тех пор, пока она совсем не затихла.

Несколькими часами позже, когда над Парижем забрезжил рассвет, Таньги появился в опочивальне короля. Король только встал и был облачен в ночную рубашку. Увидев Таньги, он с ужасом вскричал:

— Что произошло? Ты весь в крови…

— Это кровь графини Д'Арманьяк! — усталым голосом ответил Таньги.

— Кровь графини? — услышав эти слова, король изменился в лице.

— Она умерла! — коротко сообщил Таньги и без сил опустился в свободное кресло. Он подпёр рукой голову и с мрачным видом уставился в камин. Король же попытался осознать реальность. А она выглядела ужасной. Он ожидал всего что угодно, но только не такого конца. И видимо осознание этой истины заставило его заволноваться.

— Умерла или убили? — наконец спросил он.

— Какая разница, Карл, — безо всякого выражения ответил Таньги. — Виновником её смерти посчитают тебя. Мы никого не сможем убедить в том, что её смерть не дело наших рук. Во всяком случаем до той поры, пока не найдём истинных виновников её смерти.

— Что же нам делать, Таньги? Как мы объясним графу смерть его матери?

— Захочет ли он слушать наши объяснения? Вот в чём вопрос, — Таньги бросил хмурый взгляд на короля. — Карл, кто-то очень не хочет видеть вашего примирения. Кто-то достаточно могущественный. Нас ждут тяжёлые времена. И хуже всех, как мне видится, обстоит дело с графом. Если он не согласится меня выслушать, если он не примет мои доводы…один господь знает, что может произойти. Проклятье…я трачу всё своё свободное время, пытаясь как-то решить эти вопросы. И вот…одна ошибка, только одна ошибка…способна разрушить все труды. Проклятье, я даже не знаю,…что можно предпринять. Одно ясно наверняка. Следует усилить охрану и стянуть дополнительные силы в Париж, — Таньги встал. — Мы должны ожидать самого худшего развития событий.

Таньги направился к двери.

— Ты куда? — с беспокойством окликнул его король. — Оставляешь меня одного…в такое время?

— Мне необходимо доставить тело графини в Осер. А оттуда повезу её в Гасконь. Она должна быть погребена достойно и…рядом со своим супругом.

Оставшись один, король несколько раз громко выругался и громким голосом позвал своего секретаря. Кузино почти сразу же явился на зов. Король приказал составить несколько писем. И пока секретарь занимался этим, он без помощи камердинера оделся и поспешил в покои королевы.

Глава 42

Начало пути

Мария вернулась на постоялый двор под самое утро. Она выглядела совершенно усталой, и одновременно глаза девушки искрились от счастья. Войдя в комнату, она без сил опустилась на свою кровать. Затем Мария распустила волосы и как была в одежде, улеглась на постель. Всё это время с её уст не сходила широкая улыбка. А порой из уст вырывался мягкий смех. Полностью занятая своими мыслями, Мария не замечала Махи. Заслышав шум, служанка проснулась и в данный момент с отчётливым ужасом взирала на свою госпожу. Вернее на её одежду. Чуть помедлив, Маха прямо в ночной рубашке подошла к кровати, на которой лежала Мария. Взгляд Махи упал на руки Марии. Она издала испуганный крик и тут же побежала к одному из сундуков. Откинув крышку, она некоторое время рылась в вещах. Маха это делала до той поры, пока в её руках не оказался медный кувшин с запечатанным горлом. Взяв его в руки, Маха поспешила обратно к Марии. Та взирала на все эти действия с откровенным удивлением. Тем временем Маха опустилась на корточки и распечатала кувшин. Затем она поднесла свою ладонь к горлышку кувшина, не преминув при этом слегка наклонить его. Из кувшина полилась густая зеленоватая масса. Отставив кувшин в сторону, Маха взяла руки Марии и начала покрывать их этой массой, при этом она не смогла удержаться от упрёка:

— Госпожа, не знаю, чем вы занимались весь день, но кожа успела погрубеть. Я быстро натру кожу маслом и она смягчиться.

— Не стоит, Маха! — устало откликнулась Мария. — Мне ведь придётся снова работать…

— Работать? — Маха с откровенным испугом посмотрела на Марию. — Зачем? Разве у нас недостаточно денег, госпожа?

— Достаточно, — Мария широко заулыбалась и только потом закончила: — Но он этого хочет. Я буду прислуживать его сестре.

— Вы видели его, госпожа?

Мария со счастливой улыбкой кивнула.

— И он вас заставил работать? После всего, что вы для него сделали?

— Нет, — Мария залилась счастливым смехом, чем ещё больше обескуражила Маху. — Он принял меня за служанку своей сестры, а я не стала ничего говорить. По этой причине, он принял меня ещё и за немую.

— Аллах! — Маха всплеснула руками и запричитала: — Госпожа, госпожа…вы должны всё рассказать ему. Всё. Вы должны открыть ему своё имя. Рассказать, почему вы оказались здесь. Подумайте, госпожа…вы больше не можете вернуться назад. А здесь вам нужна поддержка. Вы не можете жить одна. Вы не можете работать служанкой. Когда он узнает, то поможет вам…

— Нет, Маха, я не ищу благодарности. Для меня счастье находиться рядом с ним. И неважно, что придётся делать. Лишь бы иметь возможность…пусть изредка видеть его красивое лицо…слышать его голос. Я даже о таком не мечтала. Бог вознаградил меня любовью. Так мне ли требовать большего? Нет, Маха. Я буду рядом и сделаю всё, ради того, кто стал моим дыханием, моей мечтой, моей жизнью…моим сердцем. Но он ничего не должен узнать. Ибо благодарность не то чувство, которое я смогу принять от него. Более того, его благодарность станет для меня худшим из наказаний. Ты понимаешь меня, Маха?

Служанка в ответ отрицательно покачала головой. В этот миг снаружи раздались громкие крики:

— Монсеньор! Граф Д'Арманьяк!

Мария вскочила с постели и подбежала к раскрытому окну. Маха поспешила вслед за ней. По улице, направляясь в их сторону, скакал небольшой отряд всадников. Впереди ехал Жан. Он выглядел сосредоточённым. Мария прижала обе руки к груди, наблюдая за его приближением. Где-то в душе мелькнула слабая надежда «а если он узнал её? Что если он едет за ней?». Однако надежде Марии не суждено было сбыться в это утро. Отряд миновал постоялый двор и стал быстро удаляться. Мария не отрывала взгляда от фигуры Жана до той поры, пока он совсем не исчез из виду.

Жану же было невдомёк, что за ним следили так пристально. Встав спозаранку, он принял решение осмотреть окрестности в целях защиты от возможной атаки королевских отрядов. В поездке его сопровождал Гийом Ле Крусто, Капелюш и ещё двадцать человек. В таком составе они и покинули стены города. Вскоре они уже скакали вдоль берега Луары. Жан отмечал все слабые и сильные стороны. В то же время, он внимательно вслушивался в объяснения Ле Крусто. Ле Крусто скакал с ним рядом и рассказывал обо всём, приправляя свои действия выразительными жестами рукой облачённой в перчатку. Капелюш, по уже заведённой привычке, скакал позади Жана, пристально наблюдая единственным глазом за всем, что происходило вокруг него. Достигнув полуразрушенного моста, Жан дал указание остановиться. Он первым спешился. Оставив коня пастись, он подошёл к кромке берега и устремил внимательный взгляд на мост. Часть деревянных опор были разрушены. Оттого мост в нескольких местах прогнулся. Судя по всему, ему осталось недолго просуществовать в таком виде. В то время, как Жан делал для себя выводы, осматривая мост, к нему подошёл Ле Крусто и, указывая на противоположный берег, негромко произнёс:

— На той стороне начинаются владения герцога Бургундского. Со смерти вашего отца мы не переходили на другой берег. Бургундцы же делали это не раз. Они переходят на нашу сторону и разоряют ваши деревни.

— Через этот мост?

Ле Крусто отрицательно качнул головой.

— Здесь переправляться опасно. В той стороне есть ещё один мост. Там они и переправляются.

— Понятно…

Позади Жана раздался голос Капелюша. Услышав его, Жан обернулся. Он с некоторым удивлением смотрел на небольшую толпу крестьян, появившихся невесть откуда. Один из них, держа шляпу в руках, направился в его сторону. Капелюш пошёл рядом с крестьянином, готовый в любой миг остановить опасность. Но у несчастного крестьянина ничего подобного и в мыслях не имелось. Он с отчётливым ужасом поглядывал в сторону Капелюша. Добравшись до Жана, он несколько раз подобострастно поклонился.

— Говори, что тебя привело! — произнёс Жан, глядя на крестьянина.

— Мы пришли с нижайшей просьбой к вашей светлости, — голос у крестьянина слегка дрожал неизвестно по какой причине.

— Говори!

— Бургундцы совсем не дают покоя. Три дня уже, как они сожгли половину домов в нашей деревне, забрали все припасы и увели часть людей в плен. Они обещали снова вернуться. У нас нет сил терпеть эти набеги, и платить сборы. Они нас разоряют. Мы умоляем вашу светлость о милости. Мы умоляем вас о помощи…

Речь крестьянина прервалась по причине того, что на противоположном берегу появились три всадника в облачение бургундских латников. Бряцая доспехами, они начали осыпать оскорблениями Д'Арманьяков. При этом они издевательски смеялись. Ле Крусто собирался, было, ответить на эти оскорбления, но Жан его остановил. Увидев этот жест, все Д'Арманьяки решили сохранять молчание, ожидая, что ответит сам Жан. Но тот молчал. Лишь лёгкая бледность выдавал его истинные чувства. А оскорбления сыпались в изобилии. Проходило время. Жан бездействовал. Чем вызвал неприязненные взгляды не только своих воинов, но и крестьян. И словно довершая молчаливый позор Д'Арманьяков, с той стороны отчётливо раздалось издевательское:

— Трусы!

Жан мгновенно почернел. В следующее мгновение он неторопливо направился к своему коню. Вскочив в седло, он пришпорил коня, пуская его с места в галоп. Д'Арманьяки и опомниться не успели, как он достиг моста.

— Не надо этого делать, монсеньор! — закричал ему вслед Ле Крусто, но было уже поздно. Жан скакал по мосту. Опасения Ле Крусто оправдались. Прогнившие доски не выдержали. Все услышали громкий треск. А за ним увидели, как Жан с конём провалился куда-то вниз. Вслед за грохотом раздался громкий всплеск. Д'Арманьяки бросились к основанию моста. Часть из них во главе с Капелюшем уже собиралась бросить в воду, но в этот миг…все увидели фигуру Жана и торчавшую в воде голову коня. Они двигались к противоположному берегу, в сторону бургундцев. Те так же заметили всадника. Они готовились встретить его, не преминув при этом осыпать новыми насмешками. Все, как завороженные следили за разворачивающимися событиями. Прошла ещё одна томительная минута, и всадник с конём стали выбираться на берег. Один из бургундцев, обнажив саблю, двинулся ему навстречу. Понадеявшись на себя, бургундец изначально совершил серьёзную ошибку. С весьма вальяжным видом, он поджидал своего противника у самой кромки воды. Едва тот поравнялся с ним, бургундец нанёс удар саблей. Она прочертила пустое пространство. Молниеносно пригнувшись к седлу, Жан схватил его за ногу, а в следующее мгновенье опрокинул с седла. Сделав это, он с саблей наголо помчался на двух остальных бургундцев. На латников обрушились столь мощные удары, что оба совершенно ошеломлённые натиском даже не смогли оказать серьёзное сопротивление. Ещё несколько ударов и один за другим, два тела свесились с седел. Лошади понесли эти тела вглубь леса. Расправившись с двумя противниками, Жан направил коня в сторону единственного оставшегося в живых бургундца. Тот успел подняться с земли и встать на ноги. Сжимая в руках саблю, бургундец ждал его приближения. Жан неожиданно для всех пришпорил коня и, подскочив к бургундцу, наотмашь ударил его рукояткой сабли в лицо. Охнув, тот опрокинулся спиной на землю. Жан остановил коня рядом с ним. Взирая на поверженного врага сверху…вниз, он коротко бросил:

— На колени, если дорога жизнь!

Бургундец беспрекословно повиновался. Стараясь остановить хлеставшую из носа кровь, он встал на колени и бросил на своего победителя угрюмый взгляд.

— Отправишься к герцогу Бургундскому. Передашь, что граф Д'Арманьяк вызывает его на поединок. Добавишь так же, что в случае если он откажется, я перед всеми назову его трусом! Негодяем же он всегда был!

Бросив эти слова, Жан направился в сторону реки. У кромки воды он спешился. Взяв под уздцы коня, он вошёл вместе с ним в воду и…поплыл обратно на противоположный берег. Ни Д'Арманьяки, ни даже крестьяне, не упустили ни единой детали из произошедших событий. По этой причине, почти все с неослабным вниманием следили за приближением Жана. Очень скоро он благополучно выбрался с конём на берег. Пока конь фыркал и тряс гривой, Жан подошёл к крестьянину, который заговорил с ним и негромко произнёс:

— Никто не даст вас в обиду!

Крестьянин низко поклонился и подобострастно отвечал:

— Мы уже всё поняли, ваша светлость!

Кланяясь, крестьяне стали покидать Д'Арманьяков. Жан лишь короткое время следил за ними. Едва крестьяне исчезли из виду, он сбросил верхнюю одежду, оголившись до пояса. А за ней сбросил и сапоги, в которых хлюпала вода. Оставив всё это сушиться на солнце, он сел на траву и устремил взгляд на реку. Вначале рядом с ним появились Капелюш и Ле Крусто. А вслед за ними и остальные Д'Арманьяки окружили Жана плотным кольцом. Многие из них смотрели на спину Жана. На ней были хорошо заметны глубокие шрамы от ударов плетьми.

— Откуда это? — негромко спросил у него Капелюш.

Не глядя на него, Жан, тем не менее, понял, о чём шла речь.

— Меня часто били. Особенно в детстве, — с видимым равнодушием ответил Жан.

— За что? — вырвалось у Капелюша.

— Иногда за дело, а чаще всего без видимой причины. Нас всех били. Никто из нас не был исключением.

Капелюш сел рядом с Жаном. И хотя разговаривал он один, все остальные, затаив дыхание, слушали. В особенности это касалось Ле Крусто.

— Видать, не только мне тяжело пришлось, — положив руки на колени, заговорил Капелюш, — я дни и ночи проводил за веслом. Если б я хотел жить, то наверняка бы давно умер на галере. Мне было безразлично, что происходит и с кем происходит. Так было. Пока я не увидел тебя. Знаешь, Жан… — в голосе Капелюша почувствовалась особенная нежность, — ещё до того как я узнал тебя, меня потрясла твоя способность сражаться. С того времени, как я оказался на галере, мне приходилось видеть много сражений и много отважных людей, но ни разу похожего на тебя. В тебе есть безумие, гнев, ярость…И слишком много силы. И как вообще тебе удаётся совершать все эти вещи? Кто тебя научил?

Жан невесело усмехнулся.

— Долгие годы меня только и делали, что учили сражаться. У султана есть особые отряды. В них набирают детей пленённых или убитых христиан. И я попал туда. Следы на моей спине остались от плётки Аги. Этот человек командовал нашим отрядом. Ага…учит этих детей сражаться. Он учат их всему. При этом мы спали на земле и ели скудную пищу. Достигнув четырнадцати лет, мы впервые приняли участие в настоящем сражение. После этого, сражения происходили всё чаще. Каждый раз ты учишься сражаться лучше. Оттого, как быстро ты двигаешься, как хорошо ты управляешь конём, зависит твоя жизнь. Вот и весь секрет.

— А чему вас учили, монсеньор? — раздался позади Жана чей-то голос.

На губах Жана заиграла озорная улыбка.

— Сейчас я вам покажу одно из занятий! — Жан поднялся и попросил дать ему пять сабель. Получив нужное, он отправился куда-то в сторону. Все с удивлением следили за его действиями. А Жан просто раскладывал на земле сабли через определённое расстояние. Уложив последнюю на земле, он вскочил в седло. На глазах у всех, он понёсся в сторону первой сабли. Достигнув её, он резко свесился с седла и поднял её. Конь понёсся дальше. На сей раз, Жан уже свесился по другую сторона с седла и поднял вторую саблю. Таким образом, свешиваясь на полном скаку, то на одну сторону, то на другую, он поднял все пять сабель с земли. Затем сделав круг, подскакал к Д'Арманьякам и вернул взятые сабли обратно, сопровождая этот жест словами:

— Попробуйте сделать как я, и вы поймёте, чему меня учили!

— Да это же легко, — раздались уверенные голоса.

Следующие два часа превратились для Д'Арманьяков в настоящее веселье. То и дело слышался весёлый хохот. Хохот сопровождал падение очередного смельчака. Почти все, включая Ле Крусто, сделали несколько совершенно бесполезных попыток, пытаясь повторить действия Жана. Лишь некоторым удалось поднять один раз саблю. Один из Д'Арманьяков даже порезался, пытаясь поднять оружие. В конце этого занятия все осознали очевидную истину. Сделать это не так просто, как казалось на первый взгляд. Осознание этой истины, тем не менее, не испортило общего веселья. В отличном расположении духа, осыпая друг друга шутками, Д'Арманьяки отправились обратно в город.

Глава 43

Тяжелая ноша

Весёлое настроение покидало Д'Арманьяков по мере того, как они приближались к замку. Повсюду их встречали настороженные, а порою даже сочувственные взгляды горожан. Жан, погруженный в размышления, не обращал на них внимания. Ле Крусто же такое поведение горожан настораживало. Ещё больше его насторожило присутствие…Таньги. Он увидел его, как только Д'Арманьяки проехали через подъёмный мост и въехали во двор замка. Тот стоял рядом с каретой, на дверце которой был изображён королевский герб. Таньги находился практически в полном одиночестве. Никого, за исключением стражников и кучера, во дворе не было заметно. Ле Крусто почувствовал недоброе, разглядев выражение лица Таньги. Тот выглядел совершенно бледным и сильно нервничал. Поведение совершенно не свойственное Таньги. Едва Жан спешился, Таньги направился к нему, чем ещё больше удивил Ле Крусто. — Да что это с ним? — напряжённо размышлял Ле Крусто не упуская его из виду. Тем временем, Таньги подошёл к Жану и коротко представился.

— Таньги дю Шастель!

— Я знаю, кто вы! — коротко ответил Жан, останавливаясь перед ним. Бросив взгляд на карету, Жан коротко спросил. — Вас прислал король?

— С заверениями истинной дружбы! — Таньги поклонился Жану и добавил. — Монсеньор, вы должны верить его величеству. Он искренне скорбит о случившемся. Скажу от себя. Вины короля в произошедшем несчастье…нет. У вас есть враги. И они делают всё, чтобы поссорить вас, монсеньор, с его величеством. Прошу вас,…прежде чем делать выводы, попытайтесь принять эту истину. Не возлагайте на короля вины. Ибо это станет огромной ошибкой и лишь упрочит положение ваших врагов. Я прошу вас довериться мне. Я посвящу вас во все обстоятельства известные мне. Тогда вы поймёте, как обстоит истинное положение дел. Я скажу больше. Его величество готов оказать вам любую посильную помощь в поиске виновников и…Таньги осёкся. Он с ярко выраженным беспокойством следил за Жаном. Тот совершенно изменился в лице. Подняв на Таньги напряжённый взгляд, он тихо спросил:

— О каких виновниках вы говорите? Полагаю, речь идёт не о моей сестре… тогда о чём?

— Монсеньор, прошу вас,…король не виновен…

Услышав эти слова, Жан смертельно побледнел. Он отступил на шаг назад и с мукой в голосе прошептал:

— Что…что с матушкой?

Не в силах выдержать взгляда Жана, Таньги так же тихо прошептал:

— Её больше нет с нами,…я привёз Луизу. Она в часовне…с ней…с ней ваша сестра.

Услышав эти слова, Жан вначале пошатнулся, а через мгновение двинулся в сторону часовни. Таньги, Ле Крусто и Капелюш молча последовали за ним.

В центре маленькой часовни соорудили пьедестал. Пьедестал покрыли красной материей. На нём и лежала тело графини Д'Арманьяк. Вокруг пьедестала горели десятки свечей. Три человека, — два священника и Анна, — преклонив колени, усердно молились перед телом покойной. Войдя в часовню, Жан остановился. В этот миг, заслышав шум шагов, Анна подняла голову, а в следующее мгновение поднялась и устремила на брата взгляд полный слёз. Жан очень медленно подошёл к пьедесталу. Его рука потянулась к голове матери.

— Так вот она какая, — прошептал он, с глубокой нежностью дотрагиваясь рукой до её лица…

И Капелюш, и Ле Крусто, и Таньги, и даже Анна, невыносимо страдая сама, с глубоким участием смотрела на Жана. Все вокруг молчали, не смея нарушить тишину. Лишь голос Жана едва слышно раздавался в стенах часовни.

— Ты не заслуживала такого сына… сына, который не смог спасти собственную мать…

— Она сама того желала, — тихо произнесла Анна, — тебе не в чем себя упрекать.

— Ты права, — с мучительной болью прошептал Жан, не сводя взгляда с тела своей матери, — я обещал, что она вернётся и вот…она здесь…

— Жан…

Жан поднял руку, останавливая сестру.

— Не сейчас…я хочу остаться один. Оставьте нас…

Анна едва сдерживала слёзы, но, тем не менее, повиновалась без единого слова. Она лучше, чем кто-либо другой понимала его состояние. Она направилась к выходу. А вслед за ней и все остальные. Жан посмотрел на священников и указал рукой на дверь. Те так же молча повиновались. Жан остался наедине с телом своей матери. Он опустился на колени. Голова опустилась на грудь. Из груди вырвался прерывистый вздох. В таком положение он и оставался. Время от времени, Жан поднимал голову и смотрел на тело матери. В такие моменты у него вырывался судорожный вздох. Лицо начинало дрожать. В глазах появлялись слёзы. Усилием воли он подавлял чувства готовые вырваться наружу и вновь погружался в прежнее состояние. А снаружи, тем временем, происходил очень важный разговор. Таньги всячески пытался убедить Анну оказать ему помощь.

— Пойми же дитя моё, — с волнением говорил ей Таньги, — мы не должны винить короля. Будь он повинен в смерти Луизы, я первый бы объявил об этом. Ты знаешь, как я любил твою матушку. Но сейчас мы должны отбросить все наши чувства и выступить вместе против наших общих врагов. Именно они виновны в её смерти. Мы должны объяснить графу Д'Арманьяку истинное положение и указать на врагов.

— Я верю вам, — тихо отвечала Анна, — скажите, что мне надо сделать. Как помочь?

— Поговори с братом. Успокой. Он не должен руководствоваться гневом. Только не сейчас. Нам приходиться слишком тяжело. Король со всех сторон окружён врагами. Если и Д'Арманьяки выступят против него, станет совсем плохо.

— Король унизил Д'Арманьяков, — подал голос Ле Крусто, — так почему мы должны помогать ему? Почему должны верить, что не он виновник смерти графини?

— По причине того, что я тебе говорю это, — резко ответил другу Таньги, — или моё слово ничего не значит для тебя?

Ле Крусто пожал плечами.

— Я готов поверить тебе, Таньги. Но речь идёт не обо мне. Попытайся убедить графа. Я приму лишь его решение.

— Гийом, король нуждается в нашей помощи. Мы обязаны защитить трон. От любых врагов. Мне ли говорить тебе эти слова?

Ле Крусто не успел ответить, так как в этот миг из часовни появился Жан. По его лицу нельзя было ничего понять. Оно стало непроницаемым и отражало лишь тяжёлый взгляд, который прошёлся по присутствующим.

— Монсеньор, — начал было Таньги, но Жан остановил его речь движением руки.

— Я всё слышал и всё увидел. Король дал свой ответ. Что ж…очень скоро он услышит мой, — в голосе Жана прозвучала роковая решимость. Не только Таньги, но и Анна и Капелюш с Ле Крусто, изменились в лице, услышав эти слова. Все отчётливо услышали угрозу в адрес короля.

— Не стоит совершать опрометчивых поступков, монсеньор, — предостерёг Жана Таньги.

Жан окинул Таньги холодным взглядом. В голосе Жана снова прозвучала угроза. На сей раз в адрес Таньги.

— Я начинаю сожалеть о том, что спас вашу жизнь. Вы сделали своё дело. Здесь вам больше делать нечего. Отныне вам запрещается приезжать сюда. Всё, что имеет отношение к королю, не должно иметь отношения ко мне.

— Жан, — Анна с умоляющим видом протянула к нему руки, — Таньги все эти годы был для меня словно родной отец. Ты не должен…

— Вот как? — в глазах Жана заполыхал мрачный огонь. Анна испуганно отшатнулась назад, увидев этот взгляд. — Можешь отправляться вместе с твоим…отцом…дорогая сестра. Коня, — громко закричал Жан.

Все в одночасье отступили перед грозным обликом Жана. Испуганный конюх подвёл коня. Жан одним движением вскочил в седло и уже оттуда бросил в лицо Таньги:

— Пусть твой король остановит меня,…если сможет…

Жан пришпорил коня и помчался к воротам. Анна закрыла лицо руками и беззвучно плакала. Капелюш поспешно седлал лошадь, а Таньги закричал Ле Крусто:

— Надо его остановить, пока он не натворил бед!

Первым вслед за Жаном поскакал Капелюш. Чуть позже из ворот выехал небольшой отряд возглавляемый Таньги и Ле Крусто. Все они во весь опор помчались за Жаном. Они не раздумывали над тем, куда он мог поскакать. Выехав из города, все свернули на дорогу, идущую в сторону Парижа.

Глава 44

Гнев

— Я виноват, я…я виноват в её смерти! Будь я проклят! Будь проклят король!

Крик Жана не слышал никто, кроме него самого. Он мчался во весь опор, внушая своим видом ужас всем, кто только попадался на пути. Повозки и путники, испуганно шарахались в сторону, освобождая путь всаднику с безумным обликом. После того, они ещё долго стояли и смотрели ему вслед, пытаясь осознать, кого именно им довелось увидеть. Жан же не видел никого. Он не слышал ничего, кроме собственной вины. Он гнал и гнал коня вперёд, не понимая, куда он мчится и зачем. Так продолжалось до тех пор, пока впереди не замаячили городские стены Бретиньи. Не задумываясь над тем, что он собирается сделать, Жан повернул коня в сторону ворот. А перед воротами скопились повозки и толпы людей. Стражники зевали, лениво оглядывая людей, которые вступали в город. Гораздо больше времени отнимали повозки. Их останавливали и тщательно досматривали. После чего сборщик податей тут же требовал от хозяина повозки определённой платы. Именно по причине этого, попасть в город представлялось чрезвычайно затруднительно. Слишком медлительно действовали стражники. И, по всей видимости, они и не собирались менять заведённую привычку. Они не стали делать этого даже тогда, когда увидели, что к воротам быстро приближается одинокий всадник. Двое стражников пристально наблюдали за его приближением. Заметив, что всадник вплотную приблизился к толпе, один из них с некоторым беспокойством произнёс:

— Пора бы ему остановиться, если…он не хочет перескочить через людей,…чума унеси этого человека, — с досадой вырвалось у стражника, когда он увидел, что всадник стал буквально прокладывать себе путь сквозь толпу. Мощная грудь коня таранила толпу, разделяя её на две части. Раздались вопли. Люди испуганно закричали и начали разбегаться в разные стороны, спасаясь от неожиданного натиска. Не обращая внимания на стенания и вопли, всадник рвался к воротам. Услышав крики, возле ворот появился начальник стражи, седовласый мужчина в доспехах. Увидев происходящее, он нахмурился, а вслед за этим встал посреди ворот, дожидаясь подхода всадника, которого, по всей видимости, ничего не волновало. А вот, наконец, и он. Начальник стражи поднял руку, преграждая ему путь, и зычным голосом закричал:

— Именем короля, приказываю остановиться!

Эти слова вызвали у Жана неуправляемую ярость. Он вытащил из ножен саблю и, размахнувшись, нанёс удар по лицу человека преградившего ему путь. Тот, издав хрип, рухнуло замертво на землю. Все, — и стражники, и люди, — находившиеся рядом с воротами…оцепенели, увидев это действие. А Жан…остановил коня и с налитыми кровью глазами следил за происходящим. Ещё мгновение…и он рванул коня, обрушиваясь на стражников. Раздались запоздалые крики.

— К оружию…к оружию…

Стражники забегали вокруг всадника, пытаясь достать его копьем или саблей. Казалось, всадник только и хотел этого. Он с непостижимой для ума дерзостью бросал коня навстречу таким ударам и раз за разом выходил из поединков победителем, оставляя после своей атаки мёртвые тела. Расправившись со стражей у ворот, Жан остановил коня, а в следующее мгновение спрыгнул на землю и помчался в сторону лестницы. Она находилась справа от ворот и вела наверх, на крепостные стены. Там уже появлялись новые стражники. Один из них бросился сверху вниз на Жана. Уклонившись, он просто ударил его рукой и сбросил на ступени. Стражник, падая, ударился головой, но Жана его участь ничуть не волновала. Он поднялся на стены, и здесь началась настоящая бойня. Привлечённые шумом, один за другим выскакивали полусонные стражники и попадали в руки разъяренного Жана. Он убивал и убивал. Он дрался с таким безумным упорством, с таким отчаянием и с таким ожесточением, что внушал ужас всем, кто находился в пределах видимости кипящей битвы. Иначе и назвать нельзя. Несколько десятков человек против одного. Однако использовать подавляюще превосходство стражникам никак не удавалось. Больше того, их ряды редели. А Жан никак не мог остановиться. Он даже не желал отступать. Столкнувшись лицом к лицу с четырьмя противниками, он не только не отступил, ища выгодную позицию, чего и ожидали от него противники, но и атаковал.

«Вперёд! Только вперёд!» — сверлила настойчивая мысль голову Жана. Ту боль, что гнездилась в его душе, могла искоренить лишь смерть. И он искал ей. Он искал смерть, бросая вызов всем и всему, что оказывалось в пределах досягаемости его сабли. Удары сыпались постоянно. Он бегал, прыгал, уворачивался…и снова наносил смертельные удары. Снова и снова, он перемещался вдоль крепостных башен и остроконечных зубьев усеянных на верхушке стены. И снова бился, сражался и убивал. Никто не знал, сколько именно продолжалось это безумие. Но вот начали раздаваться крики полные ужаса…

— Дьявол…это дьявол во плоти!

Жан на мгновение остановился и огляделся вокруг себя мутными от переполнявшей ярости глазами. Он стоял в луже крови. Вокруг него лежали мёртвые тела. Живых рядом с ним никого не осталось. Ни одного человека. Его взгляд выхватил нескольких стражников, которые торопливо спускались по лестнице. Жан ринулся за ними. Когда он спустился вниз, те во всю прыть бежали по улице вдоль города. Возле ворот не осталось никого. Все куда-то исчезли. Жан бросился к коню и вскочил в седло, а в следующее мгновение погнался за стражниками. Он начал их быстро настигать. Заметив погоню, один из стражников свернул с улицы и бросился в двери дома, едва не сбив при этом какого-то человека. Тот лишь с ярко выраженным удивлением проследил за исчезнувшем в двери стражником. Но уже в следующее мгновение ему довелось испытать настоящий страх. Его едва не сбил всадник. Всадник влетел в распахнутые двери. Порядка полутора десятка посетителей харчевни оцепенели от ужаса, когда увидели всадника с почерневшим лицом и с саблей в руках. Они смотрели то на стражника, который пытался укрыться в харчевне, то на всадника. Молчание продолжалось недолго. Все посетители с криками вскочили со своих мест, когда мощная грудь коня стала буквально разносить столы, расчищая путь к стражнику. Несчастный пытался укрыться, но так и не смог найти безопасного места. Ещё несколько коротких мгновений и грудь коня сбила его с ног. Стражник, издавая крик боли, упал на пол. Жан приподнял коня в воздух, а затем принудил его топтать копытами жертву. Из его груди вырвался крик безумной ярости:

— Будь ты проклят, король! Будь проклят! Я убью тебя! Я убью всё, что тебя окружает! Всех убью! Никакой пощады! Умри… — в бешенстве заорал Жан лежавшему без сознания стражнику. Оставив его лежать в крови, он рванул коня и вылетел на улицу. А люди, которым довелось стать свидетелями этой сцены, только и могли, что с глубоким ужасом смотреть на дверь, в которой исчез этот ужасный человек. И на несчастного стражника, который более не подавал признаков жизни. А Жан ничего не видел. Ярость его ослепила. Он стал метаться по городу в поисках королевских воинов. По городу с огромной быстротой стал распространяться слух. Из уст в уста передавалась весть о том, что в городе появился дьявол. И он собирается поглотить все их души. Улицы города опустели. Люди затаились в своих домах. Они каждый раз вздрагивали, когда до них доносился яростный рык:

— Я убью тебя, Валуа! Я уничтожу весь твой род!

Д'Арманьяки, сопровождаемые Таньги, Ле Крусто и Капелюшем, вступали в Бретиньи. Они остановились едва въехали за ворота. Вид мёртвых тел их буквально потряс. Они были повсюду. На земле, лестнице, висели на зубьях крепостной стены или просто валялись вдоль них. Повсюду была заметна кровь.

— Что, чёрт побери, здесь произошло? — испытывая глубочайшее смятенье, прошептал Таньги, оглядываясь вокруг себя. О том же самом думали и все остальные. Всеми владело смятение. Люди были удручены увиденным. Они всё ещё не хотели верить в случившееся. Следовало понять, что именно здесь произошло. По этой причине, все двинулись дальше. Направляясь по улице, они не могли не заметить, что вокруг не было видно ни одного человека. Казалось, весь город в одночасье исчез. Испарился. Они около получаса бродили по городу, всюду натыкаясь на мёртвые тела. Все они носили королевские цвета. Таньги мрачнел с каждым мгновением. Ле Крусто и, в особенности Капелюш, не спускали с него глаз. Они особенно напряглись, когда недалеко от них, с соседней улицы раздался дикий рык:

— Валуа, ты подохнешь, как бродячая собака. Я даже помолиться не дам над твоим мерзким телом!

Не успели отзвучать эти слова, как появился и сам Жан. Он выехал прямо им навстречу. Все застыли, глядя на его почерневшее лицо с безумным взглядом. А больше всего их потрясла кровь. Она была на руках, на одежде Жана. Лицо было в крови. Сабля была вся в крови. Даже на седле были отчётливо заметны пятна крови.

— Зачем? Зачем ты убил этих людей? — гневно вскричал Таньги, обращаясь к Жану. — Они не были повинны в смерти твоей матери.

— Ты ещё здесь? Королевский прихвостень! — взревел Жан и резко рванул коня. Никто и близко не ожидал от него такой прыти. Ведь он выглядел таким усталым, и казалось, больше ни на что не был способен. Прежде чем кто- либо из Д'Арманьяков успел осознать происходящее, Жан подскакал к Таньги и нанёс мощный удар рукояткой сабли. Удар попал в лицо и буквально снёс Таньги с седла. Не успев даже охнуть, он свалился как скошенный на землю.

— Остановись! — закричал Капелюш, бросаясь на помощь Таньги и полагая, что Жан собирается убить его, но он ошибся. Жан даже не смотрел в сторону Таньги. Он молча сошёл с седла. Миновав тело Таньги, возле которого уже хлопотали Ле Крусто и Капелюш, он направился к ближайшему дому. Достигнув его, он стал наносить удары рукояткой сабли по входной двери. За дверьми послышался шум. Дверь сразу же открылась. На пороге показалась испуганная женщина. Жан молча достал из кармана пригоршню монет и протянул их ей со словами:

— Вина!

— Сейчас, сейчас, — заторопилась женщина. Она взяла монеты и исчезла. Но уже через минуту появилась с кувшином вина в руках. Взяв вино из её рук, Жан приложился к горлу и стал жадно пить. Несколько струек потекли по лицу. Не обращая на них внимания, Жан пил и пил, утоляя свою жажду. Утолив её, он разбил кувшин и направился к своему коню. Едва он вскочил в седло, как раздался осторожный голос Ле Крусто:

— Монсеньор, вам лучше вернуться домой!

Ему пришлось тут же замолчать. А что оставалось делать? Жан посмотрел на него с такой угрозой, что поневоле пришлось замолчать. Таким же взглядом Жан окинул всех своих людей. Каждый из Д'Арманьяков отводил взгляд в сторону, страшась испытать на себе гнев стоящего перед ними человека. Они испытали огромное облегчение, когда он тронул коня и направился к выходу из города. Мало кто бы из них признался в том, что они испытывали страх перед главным Д'Арманьяком. Его поведение…оно действительно могло внушить страх далеко не робкому человеку. Тем временем Таньги удалось привести в чувство. С помощью того же Ле Крусто, Таньги взобрался в седло. Ему понадобилось ещё немного времени, прежде чем он смог заговорить. И в первый черёд Таньги обратился к своему другу.

— Этот человек слишком опасен, Гийом. Он начисто лишился рассудка. Этот безумец способен натворить таких бед…

— Что же мы можем сделать? — тихо спросил у него Ле Крусто.

— Не следовать за ним,…по крайней мере, — мрачно ответил Таньги. — Король примет ответные меры и очень скоро. Я не хочу, чтобы вы пострадали. После сегодняшних событий, назад пути больше нет.

— Я не предам его! — коротко ответил Ле Крусто.

— Как знаешь,…я немедленно отправляюсь в Париж. Позаботься о графине Д'Арманьяк, — попросил Таньги. — Она должна находиться рядом со своим супругом и…и увези Анну. Рядом с ним она находится в опасности, — чуть тише добавил Таньги.

— Я сделаю всё возможное, — пообещал Ле Крусто. Он дал это обещание, прекрасно понимая все последствия такого шага.

Таньги кивнул головой в знак прощания. Повернув коня, он направился следом за Жаном в сторону городских ворот. После его отъезда, Ле Крусто выразительно и с надеждой посмотрел в сторону Капелюша. Тот, поймав направленный на себя взгляд, кивнул в ответ на эту молчаливую просьбу.

— Я попробую с ним поговорить, хотя мне это представляется безнадёжным занятием! Он так мечтал о встрече с матерью,…всё время говорил о том, что ей скажет,…как сделает её счастливой,…поможет забыть все эти годы,…а теперь всё кончено.

Глава 45

Отъезд

Следующим утром Мария, придя в опочивальню Анну, застала её плачущей. Она уже знала о трагедии. О смерти графини успел узнать весь город. Ей же по обыкновению эту печальную новость сообщил хозяин харчевни. Мария, повинуясь внутреннему чувству сострадания, сразу же бросилась в замок. И сейчас, глядя на Анну, которая стояла спиной к ней у окна и, обняв свои плечи, беззвучно рыдала, она испытывала глубокое сочувствие. Повинуясь внезапному порыву, она подошла к ней и негромко, но мягко и сочувственно произнесла:

— Приходит день и нам всем приходиться расставаться с близкими людьми. Такова истина и воля всевышнего. Не в нашей власти изменить течение жизни. В таких случаях, мы лишь скорбим и уповаем на высшую справедливость, ибо только ей ведомы все пути человеческие. И лишь она одна определяет, когда приходит час каждого из нас.

Анна бросила на Марию мимолётный взгляд и снова отвернулась. Её голос прозвучал с дрожью, которую вызывали слёзы.

— Что ты понимаешь, Мария? Ты не знаешь, какого это, терять самого дорого человека. Тебе не ведомы эти невыносимые муки. Я ждала этого всё время…все последние годы. И вот…мрачные картины, что рисовало моё воображение, приняли столь ужасные очертания. Я потеряла матушку. Я потеряла всё,…у меня никого не осталось.

Мария не успела ответить, так как в этот миг раздался стук. А чуть позже дверь отворилась, и появился Ле Крусто с хмурым лицом. Анна обернулась. Она вытерла платком глаза и только потом спросила:

— Всё готово?

Ле Крусто, кивнув головой, ответил с тем же хмурым выражением лица:

— Я всё приготовил. Мы должны отправиться в путь немедленно. Не приведи бог, вернётся ваш брат, тогда уж нам наверняка не удастся уехать. Миледи, вы пытались с ним поговорить?

— Дважды этой ночью я ходила к нему в часовню, — тихо отвечала Анна. — Он не впустил меня и даже слушать не стал!

— И Капелюша выгнал. После того, как монсеньор устроил кровавое побоище в Бретиньи, он вообще ни с кем не разговаривает. Вернувшись, он заперся в часовне. Отказался от еды. А утром собрал отряд и уехал в неизвестном направление. Он внушает всем страх своим состоянием. Сейчас любой человек, находясь рядом с ним, рискует своей жизнью,…Таньги оказался прав. В любом случае, я отвезу вас в Гасконь. Там, по крайней мере, вы будете находиться в относительной безопасности. Кроме всего, миледи, мы просто обязаны проводить вашу матушку в последний путь именно так, как она сама того желала, — добавил Ле Крусто

— Я готова ехать!

— Вы не должны этого делать!

И Ле Крусто, и Анна с некоторым удивлением посмотрели на Марию, из груди которой и вырвался этот крик. Её грудь бурно вздымалась. Волнуясь всё больше и больше, Мария с мольбой в голосе обратилась к Анне:

— Не уезжайте, прошу вас. Ему сейчас нелегко. А уж если вы оставите его, станет совсем плохо. Вам необходимо остаться. Остаться и поддержать…вашего брата. Он нуждается в вас. Он нуждается в вашей любви.

— Не вмешивайся не в своё дело! — холодно отрезал Ле Крусто и, тут же окинув её презрительным взглядом, добавил, — что ты вообще понимаешь? И кто тебе дал право разговаривать с миледи?

Но Марию не остановили его грубые слова. Она вновь и вновь обращалась к Анне, пытаясь уговорить её остаться. Но все её увещевания разбивалась о стену отчуждения. На её глазах Ле Крусто помог Анне набросить на плечи плащ и сразу же увёл из комнаты. Мария не отчаивалась. Не раздумывая над последствиями, она бросилась за ними следом. Она не переставала умолять Анну до той поры, пока они не оказались снаружи. Во дворе. Картина, которая предстала перед Марией, заставила её испытать холодный ужас. Возле часовни стояла карта, запряжённая четвёркой лошадей. Дверцы кареты были настежь отворены. Из часовни появились четыре человека с телом графини. Они внесли тело внутрь кареты. Туда же направилась и Анна. Ле Крусто помог ей занять место в карете, рядом с телом матери. Затем он захлопнул дверцу и приказал кучеру двигаться. Едва карета тронулась, Ле Крусто вскочил в седло. Он и ещё десять всадников направились вслед за каретой. Всё произошло очень быстро. Когда Мария опомнилась, карета уже подъезжала к воротам. Увидев это, она бросилась со всех ног по направлению к карете и, вцепившись в дверцу, что было силы, закричала:

— Не поступайте с ним так жестоко! Не лишайте его права проститься с телом матери. Анна, вы губите родного брата своим поступком. Он ещё больше ожесточится. Остановитесь,…остановитесь, заклинаю вас…

Карета повернула. Мария не удержав равновесия, опрокинулась на землю. Не обращая внимания на ушибы, она поднялась и встала на ноги. Карета уже успела выехать за ворота. Постепенно она начала ускорять ход. Стражники, охраняющие ворота, бросали в сторону Марии сочувственные взгляды. А она стояла с бледным лицом и не мигающим взглядом смотрела на дорогу. Туда, где в пыли растворилась карета.

Солнце исчезло из виду. Небо стало заволакивать чёрными тучами. Хлынул дождь. А она всё стояла и смотрела на дорогу. В голове Марии билась одна и та же мысль: «Что случится, когда он всё узнает»?

Она долго стояла под дождём. Лишь совершенно вымокнув, Мария вошла в замок. Она поднялась в опочивальню Анны и встала у окна. Её взгляд был направлен на ворота. Она должна встретить его. Она должна поговорить с ним, помочь ему. Ведь рядом с ним больше никого не осталось. Часы текли, время шло, но он так и не появлялся. День близился к завершению. Дождь всё шёл и шёл. Но Мария ничего вокруг не замечала, за исключением ворот. И вот, наконец, она увидела его. Он появился внезапно. Вслед за ним во двор въехал крупный отряд всадников. Жан сразу же направил коня в сторону часовни. Достигнув её, он спрыгнул с лошади и сразу же вошёл внутрь. Мария бросилась во двор. Когда она выбежала из замка, её слух прорезал дикий крик.

— Где моя матушка? Куда вы её спрятали? Отвечайте или клянусь богом, я всех убью…

На крик Жана сбежались все обитатели замка. Весь его отряд с каменным молчанием следил за действиями Жана. А он стоял перед часовней и кричал. Повторяя одни и те же вопросы и угрозы. Мария набралась решимости и направилась прямиком к нему. Его грозный облик пугал её гораздо меньше, чем та боль, которую он испытает, узнав о том, что произошло в его отсутствие. Она остановилась прямо перед ним и с глубоким сочувствием произнесла:

— Ваша сестра уехала и увезла её с собой!

Мария успела заметить, как взгляд Жана в одночасье померк. Он ничего не ответил. Лишь молча повернулся и, войдя в часовню, запер за собой дверь. Все вокруг начали расходиться, испытывая явное облегчение. До Марии донеслись обрывки разговоров. Некоторые из Д'Арманьяков обсуждали сегодняшний поход. Судя по отрывкам разговора, они бились с отрядами бургундцев. Эта мысль получила подтверждение, когда во двор замка начали въезжать повозки с ранеными. Понимая, что сейчас она не сможет достучаться до Жана, Мария без раздумий подошла к одной из повозок и решительным голосом стала раздавать приказания. Вначале, её никто не слушал, однако, увидев, с каким проворством и умением она ухаживает за ранеными, люди начали прислушиваться к ней. Марии удалось очень быстро разместить раненых в замке. В течение нескольких часов она неотлучно находилась при них. Она сумела не только перевязать всех, но и обеспечила надлежащий уход. Для этого ей пришлось поднять с постели слуг. Вначале, слуги никак не хотели подчиняться приказам служанки, но, заметив с какой угрозой на них смотрят сами раненные Д'Арманьяки, тут же изменили своё отношение. Но больше всех ей помогал…Капелюш. Вначале, он, как и все, просто наблюдал за ней. Ну, а затем принял самое непосредственное участие во всём, что делала Мария. Не раз он подходил к ней и спрашивал, чем может помочь. Он лучше других понимал, насколько необходим порядок в такое неспокойное время. Сам Жан отстранился от всех дел, что могло вызвать беспорядки. И такие действия, в первую очередь, служили ему поддержкой. В результате, уже к глубокой ночи, в замке воцарился относительный порядок. Люди уснули довольные, ибо почувствовали некоторую уверенность в ближайшем будущем. Закончив со всеми делами, Мария незамедлительно отправилась в часовню. Капелюш находился уже там. Он сидел, прислонившись к стене, возле самой двери. Увидев Марию, он удивился и спросил,…почему она не спит?

— Я должна поговорить с ним! — только и ответила Мария. Она остановилась у двери и громко постучала.

— Не стоит этого делать! — посоветовал ей Капелюш, но Мария не стала его слушать. Она снова и снова стучала. Она стучала до тех пор, пока из-за двери не раздался голос, полный ярости:

— Убирайтесь прочь!

— Откройте дверь, я должна поговорить с вами! — ничуть не испугавшись, громко ответила Мария, чем изрядно удивила Капелюш. Он даже посмотрел на неё с уважением.

— Проваливай отсюда, кто бы ты ни была! — раздалось в ответ.

— Хорошо, — неожиданно для Капелюша согласилась Мария, — я не буду настаивать. Не хотите выходить, не надо. Я подожду вас снаружи.

Мария так и не дождавшись ответа, заняла места с другой стороны двери. Она опустилась на холодный пол и, подтянув под себя колени, положила на них голову. Капелюш некоторое время молча наблюдал за ней. А затем поднялся и ушёл. Он отсутствовал недолгое время. Очень скоро он вернулся с одеялом в руке. Измученная Мария к тому времени крепко спала. Капелюш бережно укутал её одеялом. Потом некоторое время стоял и смотрел на неё с отеческой лаской. Он уже собирался вернуться на прежнее место, когда дверь часовни открылась, и на пороге показался бледный Жан. Его взгляд остановился на девушке, что мирно спала возле двери, затем поднялся на Капелюша.

— К полудню соберёшь весь отряд возле моста! — жёстко бросил Жан. — Пора всем показать, чего стоят Д'Арманьяки.

— Не пора ли остановиться, Жан? — Капелюш с надеждой произнёс эти слова. Но они вызвали у Жана лишь злую улыбку.

— У тебя есть выбор. А меня…меня может остановить лишь смерть!

Жан вышел во двор. Капелюш отчётливо осознавал, что не в состояние изменить решение Жана. Ему оставалось лишь наблюдать за тем, как он выводит коня из конюшни. Как садится в седло и выезжает из ворот. Он не имел ни малейшего представления, куда именно отправился Жан. А он направился к реке. Оставив коня на берегу, он разделся и вошёл в воду. Жан очень долго плавал. Время от времени он ложился на спину, и пока волны покачивали его тело, взгляд был устремлён в сторону звёзд. Именно глядя на них, он прошептал:

— Вы будете отомщены, матушка. Клянусь своей жизнью. Никто не уйдёт от наказания. Я всех настигну и уничтожу!

Глава 46

По следам убийц

В силу некоторых соображений, вернувшись в Париж, Таньги не стал отправляться во дворец. Принимая такое решение, он руководствовался определёнными соображениями. Главное, из которых состояло в том, что после смерти графини Д'Арманьяк он ожидал действий от ордена. Ожидал и страшился этого. Ибо по большому счёту, лишь смутно представлял себе, какой адский механизм собирается запустить в действие орден. По его мнению, именно они были виновниками убийства графини. Им по непонятной причине понадобилась её смерть. По какой именно, он не знал. Но вскоре собирался выяснить. В виду всех этих соображений, Таньги решил внимательно следить за всем, при этом оставаясь в тени. Во дворце у него оставались преданные люди. Он рассчитывал на их помощь и на помощь виконта де Монтескью, которого буквально заставил вновь отправиться во дворец и занять прежнюю должность. Благо рука у него почти зажила. Между ними состоялся весьма длительный и непростой разговор. К великому облегчению Таньги, виконт сумел понять главное. В нём нуждался сам король. Обстоятельства действительно являлись именно таковыми. В итоге, Таньги удалось за два дня после возвращения построить всё таким образом, что всё происходящее во дворце достигало его уха. Тем самым, он имел возможность вмешаться в ситуацию, если она примет опасные очертания. Убедившись, что здесь всё в порядке, он посвятил всё своё свободное время слежке за братьями ордена и местами, где они пребывали. Кроме всего прочего, у него появилась привычка появляться в харчевнях и на постоялых дворах. Именно там он мог услышать и слышал все подробности происходящих событий. И не только в Париже, но и во всей Франции. Но первым делом следовало заняться выяснением подробностей кончины графини Д'Арманьяк. Таньги неспроста полагал, что эта нить вполне может привести к ордену и выявить новых лиц, причастных к происходящим событиях. Этим он и занялся. Вечером третьего дня, вооружившись как следует и облачившись в монашескую рясу, которую ему великодушно одолжил брат Калистор, Таньги отважился на вылазку. С этой целью он отправился в Университет. Какого же было удивление мэтра Амалена, когда, открыв дверь своего дома, он узрел монаха.

— Чем я могу помочь, брат мой, — с христианским участием осведомился мэтр у монаха. В ответ на эти слова и к удивлению почтенного мэтра, монах вошёл в дом и закрыл дверь на засов.

— Брат мой, — начал было мэтр, но тут же осёкся и с ярко выраженным удивлением воззрился на Таньги. Тот откинул капюшон и, наклонившись к нему, таинственным голосом зашептал:

— Тише, ради всего святого, сударь. Я рисковал своей головой, направляясь к вам. Не заставляйте меня сожалеть о том, что дружба с вами стала причиной моих несчастий.

— Я не понимаю, — пролепетал мэтр Амален.

— Конечно, не понимаете, — так же таинственно продолжал Таньги, — но всё дело состоит в том, что король подозревает вас в измене.

— Этого не может быть, — вскричал, бледнея мэтр Амален, — я всегда преданно служил его величеству.

— Тише, ради всего святого, — Таньги приложил палец к губам и, испуганно оглядевшись, продолжал: — Тому есть причина, сударь. Король полагает, что вас подкупили его враги. Речь идёт о графине Д'Арманьяк. Доподлинно известно, что её отравили.

— Отравили? — мэтр Амален ещё больше побледнел, услышав эти слова.

— Именно, сударь. Отравили. И как полагает король, не без вашей помощи. Стоит немного задуматься, для того чтобы понять, чем именно, какими соображениями руководствуется король. Если графиня была отравлена, следовательно, именно вы впустили убийцу в её темницу. Факты слишком очевидны. Я здесь, для того чтобы помочь вам, — в конце речи Таньги бросил на мэтра Амалена, что стоял перед ним с несчастным видом, ободряющий взгляд.

— Клянусь вам, сударь, клянусь, — с отчётливым страхом прошептал мэтр Амален, — я не причастен к смерти графини.

— Ваших слов достаточно для меня, дорогой друг, однако…боюсь их недостаточно для короля.

— Что же мне делать? Что? — приглушённо вскричал мэтр Амален, ломая руки. — Король уже признал меня виновным. — Кто мне поможет? Кто спасёт мою несчастную жизнь?

— Я!

— Дорогой,…дорогой друг…

— Если вы мне расскажете, что происходило в тот день, возможно,…возможно, я сумею вам помочь, — как бы в раздумье произнёс Таньги. При этом он внимательно следил за всеми изменениями, происходившими с начальником королевской тюрьмы.

— Что происходило? — встрепенулся мэтр Амален. Он тут же задумался. Однако не надолго. Вскоре прозвучал его безнадёжный голос: — Я уже допрашивал стражников, охраняющую графиню. Кроме святого отца, никто графиню не навещал.

— Какого святого отца? — на сей раз, встрепенулся Таньги.

— Он был прислан настоятелем монастыря Бернардинцев, его преосвященством Лануа. Епископ прислал святого отца, дабы утешить несчастную графиню и поддержать её в беде.

Мэтр Амален был настолько поглощён горем, что не заметил, как, на сей раз, побледнел Таньги, услышав его слова.

— В какое время посетил графиню святой отец? — глухим голосом спросил у него Таньги.

— Как раз перед вашим приходом он и ушёл!

— Проклятье, — вырвалось у Таньги…

— Неужели так плохо?

Таньги отвлёкся от мыслей и дружески похлопал мэтра Амалена по плечу.

— Я замолвлю за вас словечко, дорогой друг. Король не станет вас наказывать!

— Вы так полагаете, сударь? — мэтр Амален явно приободрился.

— Да, сударь. Я так думаю. Больше того, я приложу все усилия, для того чтобы отвести от вас опасность. В обмен я жду помощи от вас.

— Всё что угодно, дорогой друг! — вскричал мэтр Амален. — Спасите мою жизнь, и я всегда буду благодарить вас!

На том оба и расстались. Таньги снова накинул на голову капюшон и покинул дом начальника тюрьмы. Едва он отошёл на достаточное расстояние, как с его уст сорвался гневный шёпот:

— Лануа…вновь появился этот зловещий человек. Возможно, именно он и возглавляет орден. Эта мысль заслуживает очень пристального внимания. Как мне помнится, много лет назад почтенный лекарь назвал именно его важной особой в ордене. Впрочем, эту мысль ещё предстоит проверить. Возможно, этот вовсе не тот человек, о котором я думаю. Епископ…прежде он исполнял должность канцлера герцога Бургундского. Во всяком случае, уже сейчас можно сделать определённый вывод. Все нити ведут в монастырь Бернардинцев. И именно Лануа стоит за убийством графини. Остаётся выяснить причину. Он явно преследовал определённую цель — поссорить короля с графом Д'Арманьяк. Только зачем ему понадобилось их ссорить? — Таньги, подражая монахам, сунул руки в рукава рясы и неторопливо двинулся по улице. Вечер только начинался. Ему предстояло ещё многое сделать. И Таньги пустив в ход всю свою изобретательность, приступил к осуществлению намеченных действий.

В то же самое время в церкви, расположенной вблизи замка Фацензак, местный священник отец Бернар проводил заупокойную мессу по графине Д'Арманьяк. Месса продолжалась очень долго. Очень много было сказано добрых слов в адрес покойной графини. Из близких к графине особ присутствовали её дочь Анна и Гийом Ле Крусто. Анна была облачёна в чёрное платье и часто плакала во время мессы. Ле Крусто пытался её утешить, и это видели все, кому довелось присутствовать на мессе. Уже глубокой ночью Ле Крусто проводил дочь графини в замок, а сам, не дожидаясь утра, отправился в обратную дорогу. Он не стал оставаться, несмотря на уговоры Анны. Она предостерегала его от гнева своего брата. Говорила, что он может наказать его за непослушание. Но старого солдата не так просто было испугать. Он считал свой долг по отношение к графине выполненным. И посему, со спокойной совестью направился в Осер.

Глава 47

Замок Плесси-ле-Тур

Таньги прибыл в Тур поздней ночью накануне встречи. Он остановился на ближайшем постоялом дворе. А рано утром, сменив лошадь, направился в сторону возвышающегося над городом замка. Чуть позже, он облюбовал себе место в лесочке, расположенном в непосредственной близости от входных ворот. Устроившись поудобнее, Таньги сквозь листву наблюдал за всем происходящим. Недалеко от него, мирно паслась лошадь. Таньги лишь изредка бросал на неё взгляд. Чаще всего он поглядывал на небо. Чернота туч над головой и порывы ветра грозили вскоре обернуться настоящим ливнем, что так часто в последнее время обрушивался на землю. Но основное внимание Таньги всё же было направлено на ворота. Нередко ему приходилось придерживать руками ветви, листва на которых постоянно колыхалась под порывами ветра и закрывала ему видимость. Таньги готовился ко многим часам ожидания. Ибо предполагал, что встреча состоится не раньше вечера. Однако к радости своей ошибся. Вначале, он приметил одинокого всадника. Тот быстро приближался к воротам. Затем сумел и разглядеть прибывшего. Это произошло в то мгновенье, когда всадник остановился возле стражей и заговорил с ними. Таньги увидел знакомое лицо со шрамом. Вскоре этот человек исчез из виду, скрывшись за воротами. Таньги не стал больше ждать. Ему следовало выяснить, что именно происходило в замке. Он подозревал увидеть здесь некое высокородное лицо. Больше того, разговор, скорее всего, должен был произойти между этим лицом и человеком со шрамом. И тем понятнее становилось стремление Таньги выяснить все подробности этого разговора. Он надеялся, что ему удастся незамеченным пройти в замок. А там уж он решит, как именно действовать. Во всяком случае, стоило рискнуть. Таньги оставил лошадь и пешком припустился к воротам. Стражники даже не посмотрели на него, когда он прошёл мимо них и Таньги уже начал подумывать о том, что всё складывается на удивление хорошо, когда…услышал за своей спиной насмешливый голос:

— Я ожидал вас увидеть здесь, так как подозревал, что мы неспроста встретились в тот день!

Таньги обернулся словно ужаленный. Но его уже успели подхватить за руки двое вооружённых людей. Они крепко его держали. А перед ним стоял не то иной, как Тристан Лермит. Он окинул Таньги мрачной улыбкой, отобрал у него оружие, и уж затем кивнул своим людям. Те поволокли Таньги к какой-то двери. Тристан направился вслед за ними. Оказавшись в безвыходном положении, Таньги не растерялся. Его мысль лихорадочно заработала. Следовало немедленно предпринять действия для своего спасения. Таньги ни на минуту не усомнился в том, что его убьют. Он слишком много знал. Такое не прощалось никому. И поэтому настойчиво искал выход. Его, тем временем, отволокли в сырое подземелье и бросили на холодную землю. Увидев, что двое остались с ним, а Тристан собирается уйти, Таньги понял, что его жизнь висит на волоске. Вскочив на ноги, он с решительным видом заговорил с Тристаном:

— Я здесь, чтобы оказать услугу его высочеству! Отведите меня к нему!

— Его высочества здесь нет. Вы ошиблись, сударь! — на лице Тристана не дрогнул ни один мускул, когда он отвечал Таньги.

— Я знаю, он здесь! — упрямо повторил Таньги. — Мне необходимо сообщить ему важные сведения по поводу человека, с которым он разговаривает в данную минуту.

Тристан Лермит криво усмехнулся, глядя на Таньги.

— Неужели я должен поверить человеку, который только и делает, что вынюхивает всё и устраивает всякие неприятности моему господину. Не пытайтесь выкрутиться. На сей раз у вас ничего не получится, ибо вы перешли границу дозволенного и впутались в слишком неприятное дело.

— Вы ненавидите меня больше, нежели любите своего господина? — в упор спросил у него Таньги. — Чего вам стоит убедиться в правдивости моих слов? Убить вы меня всегда успеете. А вдруг я действительно хочу помочь…Дофину?

Таньги хотя и не показывал виду, но с огромным напряжением ждал ответа Тристана. Тот очень долго думал, при этом окидывая Таньги недоверчивым взглядом. Наконец, все размышления вылились в неопределённое слово:

— Посмотрим!

Тристан ушёл, но в душе Таньги затеплилась надежда, когда он увидел, что те двое последовали за ним. Вне пределов слуха Таньги происходил разговор между этими тремя людьми. В итоге, оба вернулись обратно и встали перед входом, всем своим видом показывая, что любая попытка бегства будет немедленно пресечена. Но Таньги и не собирался бежать. Для начала, ему это не представлялось возможным. Ну, а затем, у него появился реальный шанс заручиться поддержкой Дофина. Помогая ему, он тем самым помогал королю. Ибо орден являлся злейшим врагом обоих. Именно об этом думал Таньги, ожидая дальнейших событий. Он раздумывал над тем, что именно скажет Дофину и как преподнесёт. В случае удачи, он получал сильного союзника. Неудача же неминуемо привела бы его к гибели. Третьего не дано, — не сомневался Таньги. Его отпустят, если только поверят. Если только Дофин согласится помочь своему отцу. Таньги подозревал, что Дофин мог принимать участие в коварных планах ордена. Однако он не мог знать, кто они на самом деле, и какие цели преследуют. Именно это обстоятельство и должно было сыграть решающую роль в предстоящем разговоре. Таньги не сомневался, что Тристан отправился к Дофину. В данном случае, любопытство должно было одержать вверх. И Таньги не ошибся в своих предположениях. Он никогда не думал, что так обрадуется, услышав слова, которые ему никогда не нравились.

— Святые и грешники! Какими судьбами мессир дю Шастель? — вслед за весёлым голосом появился и сам Дофин в сопровождение Тристана Лермита. — Насколько мне известно, вас не должно быть здесь, сударь!

— Могу повторить сказанное вашим высочеством, слово в слово, — Таньги низко поклонился, приветствуя приход Дофина. — Вы, если мне не изменяет память, должны находиться в провинции Дофине, где по сведениям его величества собираете новые отряды для борьбы с англичанами. И вашего высочество не должно было быть в Париже, — добавил с многозначительной улыбкой Таньги. — Но, тем не менее, вы там оказались. Так что не стоит придавать внимания таким мелочам, ваше высочество.

— Как я понимаю…. его величеству ничего не известно о таких… мелочах? — прищурив глаза, Дофин как коршун следил за Таньги. Тот снова поклонился.

— Я не счёл нужным сообщать его величеству эти подробности!

— Самый преданный слуга его величества пытается убедить меня в том, что он на моей стороне? Я правильно понимаю? — Дофин незаметно для окружающих усмехнулся.

Таньги прекрасно понял иронию, которую придавал своим словам Дофин. Но он, ничуть не смутившись, уверенно ответил:

— Лишь тогда, когда интересы моего господина и вашего высочества совпадают!

— Вот как? — Дофин не сумел скрыть своего удивления. — И в чём, по вашему мнению, они совпадают?

— Вы оба находитесь в опасности! — коротко, но очень выразительно ответил Таньги.

— И почему вы сделали такой вывод, сударь? — не без ехидства поинтересовался Дофин.

— Человек со шрамом…вы сегодня встречались с ним. Он опасен, ваше высочество. Вам следует остерегаться этого человека.

Дофин обернулся лицом к Тристану, что показалось Таньги дурным предзнаменованием. До него донеслись слова, сказанные вполголоса.

— Он слишком много знает…к сожалению!

— А что я говорил вашему высочеству? — ответил так же тихо Тристан.

Дофин задумался после этих слов. Таньги осознал, что разговор скоро закончится. Нельзя было допустить этого, ибо это могло означить проигрыш и смерть.

— Я знаю гораздо больше, чем кажется вашему высочеству! — подал голос Таньги. Ему с огромным трудом удавалось сдерживать растущее напряжение. В эти короткие мгновения его жизнь зависела от его выдержки. — Вы не верите мне, я понимаю. Но здесь вы совершаете огромную ошибку. Ваше высочество и близко не понимает, с какими людьми имеет дело.

— Что вы имеете в виду? — насторожился Дофин. — О чём именно мне неизвестно?

— Ваше высочество слышал об ордене под названием «Лионские бедняки»? — вместо ответа спросил Таньги.

— Этот орден уничтожили много лет назад, — Дофин снова усмехнулся, полагая, что Таньги нарочно пытается оттянуть время, задавая эти вопросы. И тот прекрасно понимал поведение принца.

— Вы думаете, ваше высочество? — в упор спросил Таньги и, придав голосу особое выражение, задал новый вопрос: — А случаем, вы не слышали о человеке по имени Лануа? Сейчас, насколько мне известно, он является настоятелем монастыря Бернардинцев.

Таньги следил за выражением лица Дофина и увидел, что тот едва заметно вздрогнул. Таньги понял, что его слова достигли цели. Он утвердился в этой мысли, когда Дофин движением руки приказал покинуть подземелье двум людям, что охраняли Таньги. Он так же осознал, что между Дофином и Лануа существует определённая связь. В противном случае, он бы не заинтересовался. В подземелье остались лишь трое. Таньги, Дофин и Тристан Лермит. И едва это произошло, как раздался напряжённый голос Дофина:

— Поясните свои слова, сударь, если хотите заслужить моё доверие!

Таньги обрадовался, услышав эти слова, но показывать вида не стал. Наоборот, его лицо приняло более серьёзное выражение.

— Ваше высочество, — негромко заговорил Таньги, направляя на принца почтительный взгляд, — много лет назад я лично участвовал в нападение на орден. Могу клятвенно вас заверить, что тогда нам удалось уничтожить часть этих колдунов. Верхушке же ордена удалось спастись. Лануа уже тогда являлся одним из главных действующих лиц в ордене. Впоследствии, именно он содействовал герцогу Бургундскому, когда был убит граф Д'Арманьяк. Совсем недавно я получил новые подтверждения того, что орден существует. Я знаю очень многое, ваше высочество, — продолжал Таньги, пристально следя за выражением лица Дофина. Тот очень внимательно прислушивался к словам Таньги. Тристан же по-прежнему смотрел на него с недоверием. Но это обстоятельство не смутило Таньги. Он захватил внимание Дофина и собирался довести начатое до конца. — Могу сообщить вашему высочеству, всё, что мне известно. К примеру, мне известно, что собираются отравить короля.

— Дьявольщина, — вырвалось у Дофина, — неужели такое возможно?

— Это уже происходит, ваше высочество, — заверил его Таньги и с той же уверенностью продолжал: — Скажу больше. Я знаю, что именно герцог Бургундский собирается осуществить убийство короля.

— Изменник, — гневно вскричал Дофин, — неужто, он и вправду посмеет посягнуть на жизнь моего доброго отца?

— Не он, ваше высочество. А орден, — поправил Дофина Таньги.

— Рассказывайте, сударь. Рассказывайте всё, что вам известно, — потребовал Дофин.

Таньги поклонился, а в следующую минуту всем своим видом изображая покорность, продолжил:

— Мне удалось подслушать разговор, который состоялся между покойным Монтегю и главой ордена. Сейчас, сопоставив детали, я почти не сомневаюсь в том, что это был его преосвященство Лануа. Так вот, Лануа говорил о заговоре. Суть этого заговора состоит в следующем. Они берут письменное свидетельство у герцога Бургундского о том, что именно от него исходит приказ убить короля. Затем они убивают короля. А вслед за ним… — Таньги бросил выразительный взгляд на Дофина и закончил: — Вслед за королём, они убивают ещё одну персону, которая стоит на пути к престолу у герцога Бургундского.

Последние слова привели к тому, что Дофин со своим доверенным лицом обменялись странными взглядами. Сразу после этого, Дофин с тенью лёгкого недоверия задал Таньги вопрос:

— А не может ли быть, что вы ошиблись, сударь, или неправильно расслышали слова…главы ордена?

Таньги в ответ на эти слова отрицательно покачал головой и уверенно ответил:

— Нет, ваше высочество, я всё прекрасно расслышал. И уж если и оставались сомнения, так их развеял Монтегю. Той ночью, он сообщил главе ордена, что папа официально подтвердил притязания герцога Бургундского на трон. Соответствующие бумаги были переданы им лично герцогу Бургундскому.

Дофин заметно побледнел после последних слов Таньги. Не давая ему прийти в себя, Таньги продолжил выстраивать свою линию защиты.

— После этих событий, я увидел Тристана рядом с одним из братьев ордена. Я подозревал, что убить хотят вас. Ибо, кто ещё может стоять на пути к престолу? Увидев Тристана с этим человеком, я почувствовал недоброе. Мне показалось, что орден приступил к выполнению своего дьявольского плана. Я слышал разговор и подумал, что смогу найти здесь ваше высочество. Слава господу, мне удалось это сделать. А если нет, я бы отправился искать дальше. В Дофине. Я должен был предостеречь вас от опасности и сообщить о другой опасности, которая угрожает вашему отцу, королю Франции.

— Вы правильно поступили, сударь! — чуть помолчав, ответил Дофин. — Я приму все необходимые меры для защиты…короля Франции. Можете не сомневаться.

— Я не ожидал другого ответа! — Таньги поклонился принцу.

— Вас проводят, сударь. Я и в дальнейшем надеюсь на вашу помощь. Ты слышал? — последние слова принца были адресованы Тристану Лермиту. Тот молча повиновался. Покидая подземелье, Таньги ещё раз поклонился Дофину. Тот ответил едва заметным кивком. Тристан Лермит очень скоро вернулся обратно. Он застал Дофина в глубокой задумчивости.

— А если он солгал? — негромко спросил он у принца. Тот с уверенностью отрицательно покачал головой.

— Слишком многое сходится. Да к тому же, знай он обо мне, давно бы рассказал королю. Нет, он говорит правду. Эти мерзавцы задумали меня обмануть. Я припоминаю наш последний разговор. Лануа задумал свалить вину за смерть короля на графа Д'Арманьяка. А ведь изначально, именно герцог Бургундский должен был стать виновником его смерти. Понятно, что Лануа защищает герцога, иначе с чего такие перемены? Дьявольщина, — с досадой выругался Дофин, — как можно быть таким глупцом? Как я мог поверить этому человеку? Если уж он предал многолетнюю дружбу с герцогом Бургундским, то почему будет верным мне? Я не задумывался над этими вопросами, а ведь следовало. Я как слепец, ничего вокруг не вижу. И в этом моя слабость. Вот что, — Дофин неожиданно оборвал свои размышления и обратился к Тристану Лермиту. — Выясни всё про Лануа. Только очень осторожно. Если, он действительно является тем, о ком нам рассказал дю Шастель, следовательно, он прав и в остальном. И нам следует немедленно принять меры против этих людей. Золота не жалей. Я должен узнать всё об этом ордене и об этом человеке.

— Я всё сделаю, мой принц, — без малейших сомнений ответил Тристан Лермит, — вам же следует на время исчезнуть. Если вас и, правда, собираются убить, тогда мы должны предпринять необходимые меры для защиты.

— Здесь ты прав, — не мог не согласиться Дофин.

Они перешли на детали и стали обсуждать возможность дальнейших событий. Таньги же тем временем, во всю прыть нёсся по направлению к лесу, где он оставил лошадь. Он и представить не мог, что его затея обернётся такой удачей. Ведь, по сути, ему приходилось придумывать всё на ходу. Главная победа заключалась в том, что ему удалось настроить Дофина против ордена. А самое важное состояло в другом:…отныне он знал, кто именно стоит за действиями ордена.

— Мерзавец, — бормотал Таньги, усаживаясь в седло, — убить собственного отца… нельзя дождаться, когда престол перейдёт к тебе по наследству? Клянусь памятью матушки Карла…это уж слишком…необходимо хорошенько выпить, а заодно и повидать его несчастное величество. Он, вероятно, успел соскучиться…

В превосходном расположении духа, Таньги отправился в Париж.

Глава 48

Призрак Таньги

Первым делом, прибыв во дворец, Таньги навестил виконта де Монтескью. Тот крепко спал. Видимо, работа его порядком утомила. Таньги насилу сумел вытянуть из него несколько слов. Ему пришлось несколько раз повторить свой вопрос, пока виконт сонным голосом не ответил:

— Маркиз Д'Орже, вот уже три дня гуляет по королевской аллее…

— И что ему там понадобилось? — спросил Таньги. Однако ответа на свой вопрос ему так и не суждено было получить. Виконт, по всей видимости, не собирался просыпаться. Оставив его в покое, Таньги направился в королевское крыло. Совершая переход по одному из коридоров дворца, Таньги лицом к лицу столкнулись с начальником королевской гвардии, капитаном Летелем. Увидев Таньги, капитан от души расхохотался, чем привёл Таньги в раздражение. Он уже собирался высказать нелицеприятное мнение по поводу неожиданного веселья гвардейца, но в это мгновение раздался голос самого капитана:

— Сударь, а я ведь подозревал, что вас не так-то просто убить. Я высказал своё мнение его величеству, но он не поверил мне и до сего дня остаётся в печали по поводу скоропостижной смерти лучшего из своих друзей именуемого Таньги Дю Шастель, — в конце речи капитана снова прозвучал взрыв смеха. Таньги же с откровенным удивлением выслушал слова капитана.

— С чего это вы решили, будто я умер? — поинтересовался он с хмурым видом.

— Его величеству сообщили, будто вы пали от рук графа Д'Арманьяк, когда пытались встать на защиту несчастных стражников, — как ни в чём ни бывало, сообщил капитан.

— Ах, вот оно что, — протянул Таньги. Не хотелось сознаваться, но в этих слухах имелась изрядная доля правды. Его действительно, едва не отправили на тот свет. В последнее время такие явления стали происходить всё чаще. Но этот факт ничуть не беспокоил Таньги. Он не стал втягиваться в разговор и только коротко спросил о том, где находится его величество.

— Его величество присутствует на королевском совете. Ко всем прочим нотаблям, там находится герцог Бургундский и некоторые представители высшего духовенства, — доверительно сообщил ему капитан Летель.

Танги присвистнул, услышав эту новость. Уж если Карл собрал такой совет, следовательно, дела шли хуже некуда. Эту догадку подтвердил и капитан гвардейцев.

— Совет созвали в связи с последними событиями, — наклонившись к Таньги, с таинственным видом сообщил Летель. — Вы меня понимаете?

— Ни единого слова, сударь. О чём идёт речь?

— Странно, что вы не слышали о последних событиях, — довольный собой и тем, что он первый сообщает подобную новость, произнёс капитан гвардейцев. — Речь идёт о графе Д'Арманьяк. В последние дни вся Франция только о нём и говорит.

— Вы имеете в виду произошедшее в Бретиньи? — уточнил Таньги. Капитан махнул рукой в ответ на эти слова.

— Бретиньи уже в прошлом, сударь. После Бретиньи, граф, словно ураган, пронёсся по провинциям герцога Бургундского. Он уничтожает всё, что встаёт у него на пути. Но и этим он не довольствовался. Мы только сегодня получили известие о том, что граф намеревается нанести удар по некоторым отрядам королевской армии расположенным на севере.

— Ну, это уже полная чушь, — не выдержал Таньги, — у короля на севере имеется более пятнадцати тысяч войска. Из них более трёх тысяч конницы. Граф, при всей своей глупости, никогда не осмелится на такую крупную авантюру.

— Вы считаете графа глупым? — не скрывая любопытства, спросил капитан гвардейцев.

— Кого интересует моё мнение, — раздражённо ответил Таньги, — этого человека необходимо остановить. Остановить, пока он не натворил новых бед. Вот, что я о нём думаю. И на этом, сударь, позвольте попрощаться с вами.

Таньги поклонился и, обойдя капитана, направился дальше по коридору. Вначале, он направился, было, в зал, где обычно проходили заседания королевского совета, но затем передумал и отправился прямиком в покои короля. Гвардеец стоявший возле дверей, не смог сдержать улыбки при виде Таньги. Бросив очередной хмурый взгляд, теперь уже на стража, Таньги вошёл в королевские покои. Как обычно, всюду царил порядок. Как обычно, огонь в камине горел. Камин в королевских покоях горел даже летом. Это была одна из странных прихотей короля Франции. Таньги она нравилась. Как нравилась и другая привычка короля. А именно стол, уставленный фруктами и вином. Именно к нему в первый черёд и подошёл Таньги. Вино оказалось настолько хорошим на вкус, что Таньги опустошил весь кувшин. При этом, приправив чудесный напиток гроздью винограда. Утолив жажду, Таньги осмотрелся. Более всего его привлекал камин. Недолго думая, он сбросил с себя плащ и, вытянув ноги, уселся возле камина в роскошном кресле. Теплота, вино и усталость сразу взяли своё. Таньги в ожидании короля, задремал. Спал он недолго. Во всяком случае, так показалось самому Таньги, когда он проснулся. А разбудило Таньги…бормотанье короля. Когда он открыл глаза, то увидел стоявшего перед ним короля. Король непрестанно крестился, и со страхом глядя на Таньги, повторял:

— Иисус…господь, святая божья матерь, святой Педро…ты жив, Таньги. А я уж и не надеялся тебя…

— Мне и на небе покоя нет, — Таньги зевнул и потянулся в кресле, — господь прислал меня взыскать за твои грехи, Карл.

— Мерзавец! Да ты пьян!

Хотя нет…у меня появилась мысль получше. Мы можем переложить королевские грехи на хрупкие плечи твоей матушки. Разумеется, ты должен найти способ препроводить королеву мать к господу. Иначе, как же он отпустит твои грехи?

— Я не могу убить собственную мать, — отшатнувшись назад, в ужасе вскричал король. — Пусть она и совершила много дурных поступков. Но не мне её судить, Таньги. Ты для этого пришёл? Решил снова поиздеваться надо мной?

— Жаль, что твои дети на тебя не похожи, — Таньги бросил на короля насмешливый взгляд и поднялся с кресла, — почему они тебя ненавидят, Карл?

— С чего ты взял, будто они меня ненавидят?

— Хотя понятно, и вопрос здесь явно неуместен. Но вот почему они ненавидят меня? Хотя и в этом случае, вопрос излишний. Они ненавидят меня по той же причине, по которой ненавидят тебя. У них просто нет выбора в данном случае. Им приходится ненавидеть меня, так как они ненавидят тебя. Довольно прискорбная действительность. Остаётся порадоваться, что мне так и не удалось завести детей. Имей они место, наверняка бы ненавидели меня, а может и тебя тоже. Хотя, здесь я могу и ошибаться. Хотя почему ошибаюсь? Тебя многие ненавидят. И есть за что. Так почему мои дети не могли бы тебя ненавидеть? А, Карл…

Всю эту тираду король сопровождал растерянным взглядом. Едва Таньги закончил говорить и уставился на него, король пробормотал:

— Если б я понимал твои слова, возможно и сумел бы ответить. Ты не в себе, Таньги. Это очевидно. Как мне кажется, все твои странности связаны со случаем в Бретиньи?

— Догадливость — не та болезнь, которой ты страдаешь, Карл, — с философским видом изрёк Таньги. — Однако я не собираюсь исправлять этот недостаток. И не собираюсь тебе объяснять смысл моих слов. Если господу будет угодно, ты их сам поймешь, когда придёт время. Хотя лучше всего, чтобы оно не пришло. С другой стороны, всё может случиться…

— Таньги, — гневно закричал король, — перестань повторять эти глупости, иначе клянусь Богом, я велю выпороть тебя!

— Лучше дай мне немного серебра или золота! Я пуст, как святой Бернар. В отличие от него, я не могу так долго поститься.

Король обрадовался, услышав вразумительные слова от Таньги. Осознав, что его любимец не так плох, как он изначально предполагал, король немедленно приступил к расспросам. Больше всего его интересовали события в Бретиньи. На сей раз, Таньги не стал подшучивать и со всей правдивостью рассказал о тех событиях. По мере того, как Таньги рассказывал,…король всё больше менялся в лице.

— Всё подтверждается, — с расстроенным лицом произнёс он, когда Таньги закончил короткий рассказ. — Этот человек становится моим проклятием. Он без колебаний уничтожает всё, что связано с моим именем. И я не вижу возможности остановить графа.

— Не видишь? — удивлённо переспросил Таньги и тут же посоветовал: — Отправь на его поимку армию. Его необходимо остановить, Карл. Действия графа перешли все допустимые границы. Мы просто не можем, не должны спускать с рук подобное поведение. В противном случае, любой другой посчитает себя вправе бросить вызову королю.

— Я не могу, не могу, Таньги, — простонал король, — у меня есть сведения, что английская армия начала активные действия. Они выходят на позиции для удара по Парижу. В такой момент я просто не в состояние начинать войну и на юге. Сделай я это, англичане попросту сомнут нас.

— Проклятье, — вырвалось у Таньги, — так наши дела на самом деле так плохи?

— Хуже некуда, — с удручённым видом отвечал король. — Я только что с совета. И герцог Бургундский, и церковь, требуют немедленного наказания графа Д'Арманьяк.

— Редкий случай, когда я с ними согласен, — посерьезнев, заметил Таньги и продолжал с таким же видом: — Этого человека необходимо остановить, Карл. Ты даже не представляешь, на что именно он способен. Но хуже всего, что он не прислушивается к доводу рассудка. У меня сложилось ощущение, что он и вовсе его потерял. Только и знает, как безумствует и убивает. Он никого не слышит, Карл. А Д'Арманьяки следует за ним словно слепые. Если ты не примешь ответных мер, всё это может обернуться разрушительными последствиями. Кто знает, что ещё задумал этот человек.

— Я получил сведения о том, что Д'Арманьяки направляются на север. Судя по всему, они собираются напасть на мою армию.

— Глупости! — Таньги махнул рукой, как бы показывая всю несерьёзность подобного предположения. — Он не станет совершать такого безрассудства.

— Ты уверен, Таньги?

— Нет, — честно признался Таньги. — Пожалуй, от него можно ожидать всего что угодно.

— Вот по этой причине я решил сделать графу предложение, — в свою очередь сознался король. — Многие считают графа опасным. Он достаточно силён и как мне кажется, доказал на что способен. Я должен переманить его на свою сторону. Иными словами говоря, я собираюсь предложить ему мир. А в качестве награды за уступки, предложу ему руку моей дочери- Жанны. Что ты по этому поводу думаешь, Таньги. Граф согласится?

— Надо быть безумцем или глупцом, чтобы отказаться от такого предложения. А граф именно таков. Так что делай выводы сам, Карл.

— Пойми, мне необходима его поддержка. В особенности сейчас, когда герцог Бургундский решил оставить меня.

— Герцог Бургундский уезжает?

— Сегодня ночью. И этот поступок можно понять. В последнее время Д'Арманьяки серьёзно потрепали его провинции. А провинции — именно то, что заботит герцога превыше всего.

— Проклятье, — вырвалось у Таньги. Он, неожиданно для короля, побледнел. Король не понимал, по какой причине весть об отъезде герцога Бургундского так сильно расстроила Таньги. Свои мысли король тут же высказал вслух.

— Проклятье, Карл, нельзя же быть таким слепцом. Всё ничего, поправимо,…но если герцог Бургундский уезжает, следовательно, дела обстоят гораздо хуже, чем мы с тобой предполагаем.

— О чём это ты? — не понял король.

— Проклятье…о чём ещё? О тебе, Карл. О тебе…

— Объяснись, — потребовал король.

Таньги размышлял над тем, стоило ли рассказывать королю о возникшем предположении. После короткого размышления он пришёл к положительному выводу. Король должен быть готов к любым неприятностям. Ему одному не уследить за всем.

— Карл, — Таньги заговорил так выразительно, как только мог, — если герцог уезжает, то это может значить лишь одно…тебя должны умертвить. Ты понимаешь? Он знает о том, что должно произойти. И когда это произойдёт, его не должно быть во дворце. На него не должна пасть тень подозрения в твоём убийстве. Д'Арманьяки в данном случае лишь предлог.

Король хотя и побледнел, но виду не показал, что напуган. Слова Таньги потрясли его, но он всё же нашёл в себе силы спросить:

— Ты думаешь, это произойдёт уже…скоро?

— Скорее всего, в ближайшие дни, — с хмурым видом ответил Таньги, — проклятье…думаю, нам придётся иметь дело с изощрёнными убийцами. И эти люди не остановятся до тех пор, пока не добьются своего. Мне хорошо известно, на что они способны.

— Какой же выход, Таньги? Мы даже герцога не можем арестовать. Нет ни одной явной причины. Только твои предположения.

— А что даст арест герцога? Ничего. Ровным счётом ничего. Здесь всё гораздо глубже, Карл. Слишком много всего происходит. Слишком многие желают твоей смерти. Отразить удары врагов станет нашей основной задачей в ближайшее время. Забудь обо всём. И думай, думай, Карл. Стань во сто крат осторожней. Следи за всем, что происходит вокруг тебя. Даже ступай, предварительно прощупывая каждый шаг. Никому не доверяй. Ты слаб как никогда. И это наивысшее зло для тебя. Сейчас нам придётся только защищаться. Защищаться и ждать мгновения, когда мы сможем нанести ощутимый ответный удар. Знаешь что, — неожиданно прервал свою речь Таньги, — мне необходимо хорошенько подумать. Думаю, к утру я смогу придумать выход из положения.

Не добавляя ни единого слова, Таньги вернулся в своё кресло. Он уставился на огонь в камине и задумался. Король чувствовал нависшую над ним опасность. Он всецело полагался на Таньги, прекрасно зная, что тот сделает всё возможное, дабы уберечь его от беды. В эту ночь король даже не воспользовался услугами камердинера. Он долго бесцельно бродил по комнате, а затем, так и лёг в постель, не раздеваясь.

Глава 49

Разговор

В то время, когда Таньги пребывал в тяжёлых раздумьях, в Осер вступали первые ряды отряда Д'Арманьяков. Они возвращались домой после удачного похода. Меньше чем за десять дней им удалось уничтожить несколько отрядов герцога Бургундского и захватить большое количество провианта. Усталый вид никак не вязался с весёлыми лицами всадников. Всё время раздавался приглушённый смех, который эхом разносился по пустынным улочкам города. Ещё бы, после долгих лет бездействия, у каждого из них появилась возможность не только отличиться в бою, но и испытать чувство удовлетворения от встречи с извечным врагом. Довольно приятное чувство, так как не вызывал сомнений успех похода. И в этом была несомненная заслуга Жана. За эти дни он полностью покорил сердца Д'Арманьков своей безудержной отвагой и бесстрашием. Он всегда находился впереди отряда и первым принимал или наносил удар. Нередко, в пылу сражения, Д'Арманьяки видели, как он спешил им на помощь. Он вставал на защиту своих людей, не заботясь о собственной участи, тем самым, подчёркивая, что в сражении все они являются единым целым и все жизни стоят одинаково. Несчастный Капелюш не успевал за Жаном. Годы брали своё. Он быстро уставал и во многих случаях не мог защитить своего господина. И это его беспокоило. Капелюш всякий раз пытался придержать Жана, но у него не получалось. Он не мог справиться с напором. Поэтому, каждый раз уговоры Капелюша обрывались на полуслове, и ему приходилось снова и снова спешить в гущу сражения, выискивая взглядом знакомую фигуру. Но больше всего Капелюша беспокоило состояние Жана. Его навязчивая идея сокрушить королевскую армию. Он ненавидел короля и только думал о том, как бы отомстить ему. После похода на Бургундию, Жан даже повернул отряд на север, собираясь осуществить задуманное. Но затем, к всеобщему облегчению, раздумал. Ко всему прочему, он отлично понимал, что люди устали и просто не в состоянии осуществить такой дерзкий план. Он повернул на Осер, но не отказался от своего плана. После короткой передышки, он намеревался отправиться на север, предварительно усилив отряд несколькими новыми сотнями. Об этом он во всеуслышание объявил перед возвращением в Осер. Все Д'Арманьяки восприняли это решение с молчаливой покорностью. Хотя слов никто и не произносил, все прекрасно понимали чувства своего сюзерена. Все понимали, но не все одобряли такое решение. Многие надеялись на то, что поход всё же не состоится. И ещё Д'Арманьяки надеялись, что граф снисходительно отнесётся к поступку Ле Крусто, который, по сути, принял решение, на которое не имел права. Надеялся на это и Капелюш. Наказание Ле Крусто могло повлечь за собой очень неприятные последствия. Ведь он долгие годы возглавлял Д'Арманьяков. Капелюш думал об этом, поглядывая на мрачное лицо Жана. Они въехали в город самыми последними. Первые ряды Д'Арманьяков успели достигнуть к тому времени замка. Они двигались шагом, не обращая внимания на тишину ночных улиц. Жан думал о своём. А Капелюш только о нём. Оба сохраняли молчание. Так продолжалось до той поры, пока они не переехали через опущенный мост и не оказались во дворе замка. Обстановка, царившая во дворе, полностью отличалась от обстановки города. Здесь постоянно раздавался шум. Раздавались громкие голоса. Десятки людей разгружали повозки с провиантом. Д'Арманьяки успели спешиться и в данную минуту всё внимание уделяли своим лошадям, которые нуждались в отдыхе не меньше людей. Разнуздывая лошадей, они то и дело поглядывали в сторону одинокого человека, стоявшего возле входа с непокрытой головой. Это был Ле Крусто. Он ждал графа Д'Арманьяк, чтобы сообщить о своём возвращении. И когда тот появился, шум и движения во дворе в одночасье смолкли. Сотни людей, включая Д'Арманьяков и всех слуг, что оказались во дворе в это мгновение, с напряжением замерли, следя за действиями своего господина. Жан же, заметив Ле Крусто,…весь почернел. Он остановил коня возле Ле Крусто, а в следующую минуту соскочил с седла и вперил в него угрожающий взгляд. Ле Крусто низко поклонился.

— Монсеньор!

— Ты будешь наказан! — отрывисто бросил Жан в лицо Ле Крусто.

Тот выпрямился, и смело, взглянув в лицо Жану, без тени страха ответил:

— Я готов, монсеньор!

Вокруг раздался единый вздох, когда Жан выхватил саблю. Казалось, она неумолимо опуститься на Ле Крусто. Но Жан так и не поднял саблю. И причиной тому стал громкий голос, отчётливо прозвучавший на весь двор:

— Вы не должны этого делать!

Мария…она внезапно появилась перед Жаном в старом поношенном платье. Лицо Марии излучало спокойствие и решимость. Взгляд был направлен прямо на Жана. Жан лишь мельком взглянул на неё и сквозь зубы бросил:

— Кто тебе позволил вмешиваться?

— Несправедливость! — раздался в ответ голос, полный решимости. — Этот человек не заслужил наказания, ибо выполнил лишь свой долг. Пусть даже без вашего ведома.

— Прочь! — в бешенстве заорал Жан, но Мария даже не дрогнула при виде его ярости. Все вокруг затаили дыхание, наблюдая за ней. Все ждали, что она отступит и уйдёт, поэтому оцепенели, когда она в ответ, не раздумывая, обрушила на Жана гневный голос:

— Мало вам того, что вы совершили в Бретиньи? Мало того, что вы убиваете всех, кого принимаете за своих врагов? Теперь решили убивать и тех, кто долгие годы преданно служил вашей семье? Как он должен был поступить, если вы изгнали от себя родную сестру? Разве не его святая обязанность защищать её? Пусть даже от собственного брата? И разве не достоин этот поступок восхищения? Ведь он хорошо знал, что его ждёт. Но пренебрёг своей жизнью во имя служению вашей сестре. И за это вы хотите его наказать? Почему вы ничего слышите, кроме собственного горя? — гневно продолжала осыпать упрёками Мария. — И сколько ещё вам нужно пролить крови, пока вы признаете истину?

— Уходи, пока я не потерял последние остатки терпения! — Жан бросил на неё столь мрачный взгляд, что все вокруг замерли, ожидая самого худшего. Капелюш в мгновение ока спрыгнул с седла и подбежал к Марии. Он взял её за руку, собираясь увести, но Мария и не собиралась подчиняться.

— Уходите, сударыня! — раздался позади неё голос Ле Крусто. Но Мария никого не собиралась слушать. Она вырвала свою руку из рук Капелюша и, устремив на Жана непокорный взгляд, отчётливо произнесла:

— Нет. Я не уйду отсюда, пока не выскажу ему в лицо, все, что о нём думаю. А правда в том, — с той же решительностью продолжала Мария, — что он винит себя за смерть матери. Он не смог спасти её, поэтому и возненавидел всех вокруг. Ты трус, — закричала ему в лицо Мария, — ты трус, ибо наказываешь невинных людей за собственную слабость. А теперь можешь и меня убить. Я всё сказала.

Все вокруг оцепенели, наблюдая за Марией. Она сказала страшные слова. И последствия могли стать ужасающими. Тишина воцарилась такая, что было слышно тяжелое дыхание Жана. Он стоял, обливаясь холодным потом и сверлил глазами Марию. Она же, стояла перед ним гордая и уверенная, всем своим видом показывая, что не отступится ни от одного своего слова. Прошло несколько томительных минут, когда, наконец, раздался голос Жана. Все ожидали злости, ярости, неких необузданных действий, но…произошло то, чего никто и представить себе не мог. Он заговорил с виду спокойным голосом. Лишь глаза метали молнии.

— Ты считаешь меня трусом? Ты считаешь, что я слаб? Ты считаешь, что я виновен в смерти собственной матери? — Жан оглядел всех кто стоял вокруг него и в безумном порыве ярости вскричал: — Вы все так думаете? Вы думаете, у меня недостаточно храбрости, чтобы одному бросить вызов убийце? Я граф Д'Арманьяк! Слышите вы? Вы все! Я сын своего отца! Слышите? Я сын своего отца! — вокруг Жана воцарилась мёртвая тишина. Он медленно обвёл всех гордым взглядом. Лицо дышало дерзостью и безумной отвагой. По всему замку снова разнёсся наполненный яростью голос: — Сегодня, сейчас,… даю вам слово чести Д.Арманьяка,…я поеду один в Париж и…

— Остановись! — что было силы, закричал Капелюш, бросаясь к нему, но было уже поздно. В воздухе прозвенел до предела напряжённый голос Жана:

— Призову к ответу убийцу!

— Ты безумен, — остановившись в шаге от Жана, в ужасе прошептал Капелюш, — остановись. Ты в одиночку собрался воевать с целой армией? Тебе даже до дворца не удастся добраться. А если и удастся, там ты погибнешь. Короля охраняют двести гвардейцев. Никто не сможет подобраться к нему близко. Ты лишь подпишешь себе смертный приговор. Одумайся, Жан. Ты не можешь…умереть…

— Смерть? — на этот раз голос Жана прозвучал глухо. В глазах появилась боль. — Я умер в тот день, когда стал причиной смерти своей матери. Она столько страдала,…все эти годы жила без надежды…я мог дать ей немного покоя, а я…убил её…

— Нет! — Мария с глазами полными слёз протянула к нему руки. Она хотела сказать, что жалеет о каждом сказанном слове. Она многое хотела сказать. И многое бы сказала, но…Жан не желал больше ни слушать ни говорить. Неожиданно для всех, он развернулся и бросился к своему коню. Никто и опомниться не успел, а он уже сидел в седле. В следующее мгновение он поднял коня на дыбы и закричал во весь голос:

— Гордость и Честь!

— Храбрость и Доблесть!

— Бесстрашие и отвага!

— Вот девиз Д'Арманьяка!

Сразу после этих слов, Жан пришпорил коня и галопом вылетел сквозь открытые ворота. Цокот копыт доносился ещё какое-то время, а затем всё стихло. Все свидетели этой необыкновенной сцены испытывали подлинное потрясение. Они стали свидетелями поступка, которому не могли дать названия. Ибо он находился за гранью их понимания. Многие из них бросали сочувственные взгляды в сторону Марии, по щекам которой катились молчаливые слёзы. Она стояла и смотрела туда, где в последний раз видела Жана, а затем,…спотыкаясь, побрела в сторону часовни. Капелюш и Ле Крусто некоторое время наблюдали за ней. Они обменялись молчаливыми взглядами и сразу после этого направились вслед за Марией. Они увидели, как она вошла внутрь и заперла за собой дверь. Вначале они не придали этому значения, но когда приблизились к двери, она оказалась закрыта. Капелюш застучал в дверь и громко позвал Марию. В ответ полная тишина.

Капелюш застучал настойчивее. Ле Крусто положив ему руку на плечо, посоветовал:

— Оставь её! Пусть побудет одна. Она считает себя виноватой в том, что произошло. Но истинный виновник лишь я и никто другой!

Бросив эти слова, Ле Крусто направился к своему коню.

— Ты куда? — окликнул его Капелюш.

— За монсеньором! — спокойно откликнулся Ле Крусто.

У Капелюша дар речи отнялся, когда он увидел, как Ле Крусто садится в седло. Он оцепенел, но лишь на мгновение. Забыв о своих годах, Капелюш со всей прыти устремился к конюшне. При этом он громко попросил Ле Крусто подождать его. Но тот не послушался. Тронув коня, Ле Крусто направился к воротам. Когда Капелюш выводил коня, Д'Арманьяки один за другим садились в сёдла.

Мария не видела того, что происходило во дворе замка. Она ничего больше не видела. Слёзы непрекращающимся потоком лились из её прекрасных глаз. Раскинув руки в разные стороны,… она распростерлась на каменном полу перед распятием Христа. В тишине часовни раздался прерывающийся шёпот:

— Клянусь,… и даю обет, господи…я не сдвинусь с этого места…пока Жан не придёт за мной!

Глава 53

Удар следует

Таньги проводил тяжёлую ночь. Время от времени он вставал с кресла и подбрасывал поленья, чтобы поддержать огонь. А затем возвращался на место и смотрел на пламя так, словно оно могло дать ответы на мучившие его вопросы. Главный из которых состоял в одном коротком слове — «когда?». У него не вызывал сомнений факт предстоящий попытки убийства короля. Тому было слишком много доказательств. Явных и косвенных. Но когда это произойдёт? Как они собираются осуществить свои гнусные намерения? На эти вопросы у него не было ясных ответов. И в этом была заключена самая большая опасность для них. Да, он знал тех, кто стоит за заговором против короля. Они могут попытаться арестовать этих людей. Однако на данном этапе такая попытка не имела бы успеха. Механизм уже запущен. Какое количество людей участвует в заговоре? Какая роль отводится каждому из них? Без ответа на эти вопросы они обречены на поражение. А дать такие ответы, по всей видимости, мог только один человек — Гилберт де Лануа. Недосягаемый и таинственный глава ордена. Таньги не без причины полагал, что планы этого страшного человека простирались гораздо дальше тех сведений, кои стали ему известны. Этот ядовитый паук соткал свою хитроумную паутину. Ему оставалось лишь ждать момента, когда в неё попадёт первая жертва, а за ней и все остальные. Таньги сумел ещё раз убедиться в коварстве ордена. Для него было очевидным полная картина действий в отношении графини Д'Арманьяк. Насколько искусно они использовали её ненависть и как ловко подстроили покушение на герцога Бургундского. Скорее всего, они и не собирались его убивать. Это был повод. Всего лишь повод для достижения ещё одной цели. Но здесь они явно просчитались. Глупо было полагать, что Д'Арманьяки примут Монтегю в качестве своего сюзерена. Хотя, они могли надеяться на помощь короля в этом вопросе. Или же, — вслух пробормотал Таньги, сосредоточенно потирая рукой лоб, — цель этих людей состояло вовсе не в свадьбе. Что если они знали о прибытие графа Д'Арманьяк? Что если всё было подстроено, и Монтегю оказался всего лишь очередной жертвой ордена? Они слишком умны. И если для меня очевидно поведение Д'Арманьяков, вполне возможно, что и они это предвидели. Чёрт, — вырвалось у Таньги, — эта мысль заслуживает самого пристального внимания, ибо из неё проистекают все наши неприятности. Итак, — продолжал размышлять Таньги, — они знают о приезде графа. Для них не секрет, какая участь ждёт Монтегю. Больше того, он становится для них обузой. Так как охота за ним может привести к ордену. Соответственно от него следует избавиться. И с этой целью устраивают свадьбу. Им прекрасно известно, что Д'Арманьяки не смирятся, как известно и другое…король не потерпит неповиновения. Получается странная картина… — Таньги снова потёр лоб и продолжил бормотать: — Цель чернокнижников…поссорить Карла с Д'Арманьяками. Вопрос. Зачем им это нужно? А вот зачем, — ответил на свой вопрос Таньги, — они оба мешают ордену. Д'Арманьяки извечные враги ордена. Мне это известно лучше, чем кому- либо другому. Король же должен уйти. И это понятно. Здесь всё становится просто. Если его величеству удастся уничтожить графа, так он будет справедливо наказан. А смерть короля легко приписать одному из разгневанных Д'Арманьяков. Если же произойдёт наоборот и король умрёт раньше, так…граф вне зависимости от виновности будет обвинён в смерти его величества. Чёрт бы побрал матушку Карла, — выругался Таньги, — эти негодяи используют всех нас. Похоже, досточтимый герцог Бургундский какое-то время может не опасаться за свою жизнь. По этой же причине и Дофин не стал меня убивать. Смерть Д'Арманьяков в его планы не входит. Ему нужен герцог Бургундский и…король. Проклятье, — в очередной раз выругался Таньги, — почему во Франции все вокруг пытаются убить друг друга? Неужто нельзя найти другой способ уладить возникающие недоразумения. Ну и каков же вывод? Он очень прост. Главную опасность, несомненно, представляет…орден. Здесь всё ещё туманно. К тому же они постоянно строят коварные планы. Неизвестно кого они изберут своей целью в следующий раз. Всё хорошо, но следует ещё раз сопоставить всё услышанное и происходящее. Я не могу ошибаться… — Таньги принуждён был замолчать, так как в это время его слуха коснулся отчётливый скрип. Не вставая с кресла, он повернул голову в сторону двери и бесшумно нащупал рукоятку шпаги. Дверь отворилась, и в опочивальню короля вошёл…садовник с букетом свежих цветов. Он не заметил Таньги. Широкая спинка кресла скрывала от него фигуру королевского любимца. Да садовник и не ожидал увидеть кого — либо в такой ранний час. По этой причине, он, стараясь ступать как можно тише, подошёл к столу и, вытащив старый букет из вазы, положил их на стол. Таньги в это мгновение с откровенным удивлением посмотрел в окно. Уже рассвело, а он даже не заметил этого. Зевнув, Таньги, было, потянулся, но…тут же притаился и устремил настороженный взгляд в сторону садовника. Он не понимал, что именно вызвало у него подозрение. Садовник каждое утро приносил свежие цветы и уносил старые. Но сегодня…что-то в нём было не так. Он был слишком бледен. И не только…Таньги заметил очень странную деталь. Когда садовник водружал свежие цветы в вазу, он держал его на вытянутой руке подальше от своего лица, что, несомненно, причиняло определённые неудобства. Это обстоятельство насторожило Таньги ещё больше. Приглядевшись внимательней, он заметил, что руки у садовника дрожат. Возможно, в другое время он бы не придал значения всем этим мелочам, но сейчас…Таньги поднялся с кресла, когда садовник уже собирался покинуть опочивальню, и негромко произнёс:

— Не так скоро, друг мой!

Услышав голос, садовник сильно вздрогнул и резко обернулся. Увидев Таньги, он мгновенно покрылся бледностью.

— Ваше сиятельство, я…я…принёс цветы, — заплетающим голосом произнёс садовник.

— Я вижу!

— Что происходит? — раздался голос короля. Он проснулся и, поднявшись с постели, устремил вопросительный взгляд на Таньги. — Чего ты хочешь от садовника? Пусть идёт восвояси.

— Благодарю, ваше величество, — садовник, было, схватился за ручку двери, но поверх его руки легла рука Таньги.

— Я же сказал — «не так скоро»! — насмешливо повторил он, беря садовника под руку и направляясь к столу, на котором стояла ваза с цветами.

— Таньги…

— Терпение, Карл.

— Чего ты хочешь от садовника?

— Чего хочу? — отвечая на этот вопрос, Таньги подвёл садовника к вазе с цветами, а сам сразу же отошёл в сторону. Затем он обернулся к королю и насмешливо произнёс: — Пусть он побудет в твоей опочивальне,…скажем до вечера, а мы тем временем насладимся ароматом парка или воспользуемся залом для игры в мяч. Благо времени у нас много…

Не успели отзвучать эти слова, как садовник с посиневшим лицом рухнул на колени и, протянув руки в сторону короля, выдавил из себя одно единственное слово:

— Пощады!

— Что это значит? — вскричал король, устремляя взгляд на садовника.

— Я отвечу! — Таньги навис над садовником и вкрадчивым голосом спросил: — Цветы отравлены. Не так ли?

Не в силах отвечать, садовник кивнул головой. Увидев это действие, король мгновенно изменился в лице. Таньги же выпрямился и спокойно обратился к королю со словами:

— Тебе опасно здесь оставаться, Карл. Могут остаться ядовитые пары. Так что перебирайся в другие покои.

— А ты?

— Мне надо побеседовать с твоим садовником.

— Не задерживайся долго! — бросив эти слова, король поспешно покинул опочивальню, а Таньги снова навис над садовником и негромко проронил:

— Мы с тобой останемся здесь до той поры, пока ты не назовёшь имена людей, которые подговорили тебя отравить короля.

— Они мне угрожали, клянусь вам, — дрожащим голосом ответил садовник. Весь его облик выражал роковую безысходность. Он прекрасно понимал, какое наказание его ждёт за покушение на жизнь короля. И это понимание никак не позволяло ему продолжить. Он несколько раз пытался заговорить, но вместо слов звучали судорожные стоны. Прошло несколько минут, прежде чем он смог овладеть собой настолько, чтобы заговорить с Таньги. Не вставая с колен, он сплёл руки и, протянув их в сторону возвышающегося над ним Таньги, умоляющим голосом прошептал: — Они угрожали убить мою дочь, в случае если откажусь отнести цветы к королю. Я бы ни за что не стал…

— Имена этих людей. Назови мне имена, — сурово потребовал Таньги, — дай мне основание поверить твоим словам.

— Я всё расскажу. Всё. Это всё маркиз Д'Орже….он заставил меня.

— Когда это произошло?

— Два дня назад. Он пришёл ко мне домой, ночью.

— Маркиз пришёл один? — продолжал допытываться Таньги.

— Нет. С ним был ещё один человек.

— Ты его прежде видел?

— Ни разу. У него такой…длинный шрам на лице.

— Опять он, — неслышно пробормотал Таньги,…этот человек был вездесущ.

— Ваша милость?

— Я спросил, что происходило дальше!

— Они мне угрожали…а когда я согласился…дали пять золотых монет и ларь с жидкостью. Они объяснили, что надо смочить лепестки цветов в этой жидкости,…а потом,…потом… отнести их королю. Вот и всё, ваша милость.

— Пять золотых? — пробормотал Таньги под нос с задумчивым видом. — Невысоко же они ценят жизнь короля Франции. Хотя здесь, скорее всего, заключён другой смысл. Эти мерзавцы слишком умны и… — Таньги устремил на садовника странный взгляд. Заметив его, тот весь сжался, ожидая самого худшего…

— Хочешь спасти свою жизнь? — неожиданно спросил у садовника Таньги.

Услышав эти слова, садовник на коленях подполз к нему и, схватив руку, начал целовать, при этом захлёбываясь, повторяя два слова:

— Ваша милость! Ваша милость!

— Достаточно! — Таньги выдернул свою руку и ей же сделал угрожающий знак садовнику. — Я помогу тебе, но ты должен будешь в точности выполнить всё, что я скажу.

— Ваша милость…

— Помолчи, — резко одёрнул его Таньги. Затем схватил за шиворот и поставил на ноги напротив себя. — Молчи и слушай. Сейчас ты поставишь старые цветы на место, а отравленные возьмёшь с собой. Но не выбрасывай. Оберни чем- нибудь и положили в надёжное место. Позже я сам заберу их у тебя. Слушай меня очень и очень внимательно, — Таньги подкрепил свои слова выразительным взглядом, и лишь потом продолжил: — Не ищи встреч с маркизом, но если он придёт,…скажешь, что выполнил в точности всё, как он тебе велел. Если спросит, кто тебя видел, ответишь, что король спал, когда ты внёс цветы. И ни слова больше. Маркиз ничего не должен заподозрить. Если ты сболтнешь лишнего, или он любым другим способом узнает нашу маленькую тайну- ты потеряешь голову. Достаточно ясно?

— Ваша милость… — начал, было, садовник, но Таньги прервал изъявления благодарности:

— Я же сказал…ни слова больше. Принимайся за дело и держи язык за зубами. Только так ты уцелеешь.

Садовник больше не проронил ни слова. Он торопливо водворил старый букет на место и, прихватив отравленный, поспешно покинул опочивальню королю. Оставшись один, Таньги долго размышлял о случившимся, и в итоге пришёл к выводу о том, что этот эпизод, как ни странно, служит им на руку. Именно на руку. Враги дали им прекрасную возможность уравнять счёты.

— Чёрт, да ведь всё просто прекрасно, — весело пробормотал под нос Таньги, — и если мы с толком используем создавшееся положение…за дело!

Он едва ли не бегом бросился вон из опочивальни на розыски его величества. Как он и предполагал, король находился в покоях королевы. Он всегда шёл туда, когда возникала серьёзная опасность для его жизни. В беседах с супругой он черпал мужество, а нередко и мудрость. Когда Таньги появился в гостиной, венценосные особы вели неторопливую беседу окружённые фрейлинами королевы. Он, как и положено, почтительно приветствовал королеву. Не успел Таньги как следует осмотреться, как его величество, оставив королеву, поспешно приблизился к нему и, подхватив под руку, отвёл к окну. Весь его вид выдавал крайнее нетерпение.

— Рассказывай! — потребовал король. — Этот негодяй уже в темнице? Уже сегодня он будет казнён. Я найду и казню всех, кто действовал с ним заодно. Они поплатятся…

— Ты болен!

Король так и застыл с открытым ртом. Он некоторое время с изумлением смотрел на печальное лицо Таньги, а потом захлопнул рот и коротко осведомился:

— Кто это тебе сказал, что я болен?

— Сны, Карл!

— Ах, вот оно что, — король догадался, что эти слова Таньги произнёс неспроста, — так значит, я болен? — задавая этот, вопрос он устремил вопросительный взгляд на Таньги. Тот кивнул.

— И очень серьёзно. Сегодня я выясню, какой недуг посетил короля Франции, а ты тем временем должен кое- что сделать.

— Надеюсь, ты не задумал очередную мерзость, Таньги. Я не потерплю издевательства над собой.

— Я серьёзен как никогда, Карл, — выражение лица не оставляло сомнений в искренности слов. — Разве утренние события не убедили тебя в…некоторых вещах.

Король, не раздумывая, кивнул и нетерпеливо спросил:

— Что я должен сделать?

— Ты сейчас пригласишь её величество, фрейлин на прогулку в сад. Можешь по дороге прихватить ещё дюжину — другую придворных. Чем больше людей увидят твой обморок, тем лучше.

— Так у меня будет обморок?

— Именно. Но не сразу. Погуляй немного по саду, а потом ты должен на виду у всех…потерять сознание. Да…до обморока не забудь пожаловаться на головокружение. Это общий признак любой болезни. Как мне кажется, такой жалобы будет вполне достаточно, для того чтобы объяснить твой обморок.

— Я могу узнать, что ты задумал?

Таньги отрицательно покачал головой.

— Только не сейчас.

— Хорошо. Тогда я иду! — король вновь устремил вопросительный взгляд на Таньги. В ответ, тот склонился в поклоне. Понимая, что означает такой поклон, его величество незамедлительно направился в сторону королевы, а Таньги поспешно вышел из гостиной и побежал в свою комнату. Ему следовало известить своего друга о новой встрече. Оказавшись у себя, Таньги быстренько состряпал коротенькое письмо и, вручив одному из слуг, строго настрого повелел отдать лично в руки брата Калистора. Как только слуга отправился выполнять поручение, Таньги во всю прыть устремился в направлении королевского сада.

Глава 54

Болезнь короля

Таньги ещё издали завидел толпу придворных. Все они сгрудились в одном месте. Из чего Таньги заключил, что его величество с присущей ему добросовестностью взялся за выполнение своих обязанностей. Мгновением позже до него донеслись испуганные крики:

— Король болен! Лекаря! Скорей лекаря!

Эти крики не переставали звучать. Сотворив озабоченное лицо, Таньги довольно быстро протиснулся сквозь плотные ряды придворных. Его взгляду предстала трогательная сцена. Королева, опустившись на колени, держала голову его величества. Король лежал на земле с закрытыми глазами и не подавал признаков жизни. Вокруг столпились придворные. У всех без исключения были испуганные лица. Таньги, не мешкая, опустился рядом с королевой. Бегло осмотрев короля, он подобно другим во всю силу лёгких стал призывать лекаря. На какой-то миг его взгляд скрестился с взглядом королевы. В нём он прочёл недоверие. Таньги осознал, что она сомневается в подлинности происходящего. Раз сомневается она, могли сомневаться и другие. Не долго думая, он, что было силы, закричал:

— Король умирает! Наш добрый король умирает!

А вслед за этим криком последовал другой:

— Да простит меня Господь и…его величество,…если выживет. Я стараюсь лишь для его блага…

Размахнувшись, Таньги нанёс одну за другой две пощёчины королю. Все вокруг ахнули. Королева вздрогнула. Король дёрнулся всем телом. Понимая, что скоро его величество откроет глаза, Таньги быстро накрыл их рукой и с болью произнёс:

— Не приходит в себя… — помедлив немного, он убрал руку. Как он и предполагал, глаза его величества были закрыты, однако щёки стали совсем белыми. Таньги знал, что вовсе не болезнь тому причина, однако использовал это обстоятельство как нельзя лучше. Он вскочил на ноги и, изображая обречённый вид, снова закричал:

— Король теряет цвет лица — это дурной знак! Нам следует немедленно отнести его величество во дворец. Скорее, помогите мне!

Он тут же от слов перешёл к действиям. Таньги снова опустился и без лишних церемоний сгрёб голову короля с колен королевы в свои руки. Ему на помощь тут же пришли несколько придворных. Общими усилиями, они подняли короля и понесли во дворец. Где бы они ни появлялись, все останавливались и с ужасом смотрели на обмякшее тело короля. Таньги решил вернуться в прежние покои короля. Смена комнаты могла насторожить врагов, а этого он допустить не мог. К тому же опасности в таком шаге не было никакой. Его величество уложили на постели. Таньги тут же выпроводил придворных. Однако король «не успел прийти в сознание» так как сразу же в опочивальне появилась королева в сопровождение придворного лекаря. Лекарь в присутствии королевы незамедлительно приступил к осмотру. Он целый час обследовал короля. Королева всё это время внимательно следила за всеми его действиями. Время от времени она бросала обеспокоенный взгляд на короля и настороженный в сторону Таньги, у которого также на лице была написана озабоченность. К тому моменту, когда лекарь подошёл к королеве, она уже всерьёз обеспокоилась состоянием короля, ибо тот всё ещё не приходил в себя. Весь облик королевы выражал вопрос.

— Тяжёлая форма лихорадки, — глубокомысленно изрёк лекарь, — возможно, присутствует несварение желудка. Очень может быть, что болезнь будет затяжной.

— Король серьёзно болен?

— Да, ваше величество, — лекарь поклонился королеве, — будьте уверены, ваш покорный слуга сделает всё возможное, дабы облегчить страдания больного. Я немедленно отправляюсь к себе и составлю необходимые лекарства.

— Я хочу поговорить с вами…наедине, — королева устремила вопросительный взгляд на Таньги, — вы побудете с его величеством до моего возвращения?

Таньги поклонился. Он поклоном проводил уход королевы. Едва она с лекарем исчезла, как он тут же бросился к двери и запер её на засов. Не успел раздаться щелчок, как король вскочил с постели и с разъяренным видом направился к Таньги. Тот указал на дверь и негромко проронил:

— Я же тебе не раз говорил, Карл…выгони своего лекаря. Он больше озабочен собственным величием, нежели состоянием больного и ни черта не понимает во врачевание. Ты меня не послушал и вот результат. Полнейшая бездарность. Хотя в нашем случае это обстоятельство играет на руку,…его даже уговаривать не придётся. Сам сделает всё, что потребуется,…что с тобой, Карл? Ты весь покраснел? Неужто, лекарь и впрямь оказался прав?

Его величество действительно покраснел. И у него был весьма свирепый взгляд. Остановившись в шаге от Таньги, король с яростью прошипел:

— Негодяй! Ты посмел ударить меня? Ты посмел ударить короля Франции? Первого из дворян? Ты знаешь, что я с тобой сделаю?

— Право, Карл, ты принимаешь эту незначительную деталь слишком близко к сердцу. Я всего лишь старался быть убедительным. Вот и всё. У тебя случился обморок…

— Ты знал, что у меня нет обморока, мерзавец!

— Но другие не знали, — возразил Таньги, — мне пришлось дать наглядное доказательство. Пойми, Карл, у меня не оставалось другого выхода. Все смотрели на меня с подозрением, а нам необходимо было убедить всех вокруг в твоей болезни. Если ты взглянешь на мой поступок с точки зрения необходимости, тогда не станешь…так волноваться.

— Волноваться? — вскричал король, наступая на Таньги. — Да я в бешенстве и готов задушить тебя собственными руками!

— Карл, если услышат твой голос,…всё пропало, — заметил, отступая, Таньги. — Если тебе станет легче, я попрошу прощения. Можешь вызвать меня на дуэль…На худой конец не стоит забывать, что ты король Франции и всегда сможешь наказать меня за дерзость.

— Последняя мысль мне пришлась по душе, — король остановился и некоторое время сверлил глазами Таньги, а затем неожиданно для него расхохотался. — Святой Педро! — воскликнул он смеясь. — Каков пройдоха! Так искусно использовать мою беспомощность, которую сам и создал. И каково это? Каково дать королю пощёчину?

— Ни с чем несравнимо. Чувствую себя, не меньше чем маркиз.

— Негодяй, ты мог попросить у меня титул!

— Это не так весело, Карл. К тому же существуют определённые трудности. Титул подразумевает некого человека, которому он будет передан. У меня же такого нет. Так что приходится довольствоваться твоим обществом.

— Я поквитаюсь с тобой, Таньги. Будь уверен, — пообещал король, — после того как всё закончится, мы с тобой сразимся на шпагах.

Таньги неожиданно стал серьёзным и негромко проронил в ответ:

— Я не стану обнажать против тебя оружия!

— Так или иначе, мы вернёмся к нашему разговору, — король сделал рукой жест, означающий, что на этом опасная тема закрыта для обсуждения. — Сейчас я хотел бы узнать смысл всего этого театрального действа. И почему мы всё ещё здесь?

Таньги поклонившись, указал королю на кресло, в котором он провёл всю ночь. Когда король занял предложенное место, Таньги встал перед ним и сразу же заговорил, сосредоточенно потирая лоб правой рукой. Этот жест помогал ему лучше излагать свои мысли.

— Опочивальня не опасна. Я приказал убрать отравленные цветы, — начал Таньги отвечая на вопрос короля. — Что же касается остального? Ответ не так прост, как может показаться на первый взгляд. Однако я попытаюсь объяснить мою мысль.

— Слушаю внимательно!

— Тебя пытались отправить, и лишь чудом удалось избежать смерти. Я уверен, что такие попытки будут иметь место до тех поры, пока твои враги не добьются своей цели. И, скорее всего, каждый раз это будет другой, неизвестный нам способ. Мы, конечно, можем быть начеку, защищаться и попытаться наказать людей, которые плетут против тебя заговор и желают твоей смерти. Однако у меня появилась мысль получше. Сделаем вид, что попытка отравления удалась. Что это нам даст? Для начала, ты больше не будешь покидать этой комнаты, что облегчит защиту твоей жизни. Ну и как следствие, если враги уверятся в том, что цель достигнута, они не станут пытаться вновь тебя отравить. Больше того, такое положение даёт нам в руки великолепную возможность. А заключена она в следующем: твоя мнимая смертельная болезнь заставит выползти из укрытия всех тех, кто состоит в заговоре. Будучи уверенными в твоей скорой смерти, они начнут выяснять отношения между собой и тем самым выдадут себя с головой. Пусть грызутся. А мы тем временем будем ухудшать твоё здоровье и под конец устроим пышные похороны.

— Похороны? — изумлённо переспросил король.

— Именно! — подтвердил Таньги. — Устроим похороны. Можешь не сомневаться, явятся всё. Вот когда они придут провожать в последний путь Карла «Смелого», мы и захватим всех разом. Думаю, к тому времени у нас будет более ясная картина происходящих событий и участников заговора. Самое приятное в моём плане состоит в том, что отныне нам даже усилий не придётся прилагать. Они сами попадут в расставленную ловушку. Всё, что нам следует сделать, так это — притворяться, наблюдать и ждать.

— Знаешь, Таньги, мне нравится твоя затея! — Король весело засмеялся. — Все приходят с печальными лицами, а тут…ты восстаёшь из гроба и требуешь ответов. Думаю, нам и гвардейцы не понадобятся.

— Ну, если тебе понравилось, Карл, — Таньги выразительно указал рукой на постель.

Тяжело вздыхая, король поднялся с кресла. Чуть позже он улёгся на шёлковые простыни и, закрыв глаза, придал всему облику безжизненный вид. И уже находясь в таком состояние, король негромко произнёс:

— Я прощаю тебе пощёчину, Таньги!

— Ты и вправду не таишь на меня обиду?

— Слово Валуа!

Услышав эти слова, Таньги повеселел.

— Слава святым угодникам и твоей бессмертной матушке. А меня, было,…уже совесть начала мучить.

— И почему же?

— На самом деле я всегда хотел это сделать, Карл. Меня всегда интересовала мысль — «А каково это — дать пощёчину королю». И когда представилась такая возможность, я был не в силах преодолеть искушение.

— Таньги, ты воистину испытываешь моё терпение!

— Отнюдь, — возразил, как ни в чём не бывало, Таньги, — всего лишь признаюсь в своей слабости. Неужто старому другу нельзя простить маленькую слабость?

На сей раз, король не успел ответить. Послышались шаги, а вслед за ними в дверь постучали. Таньги поспешно бросился отпирать засов. Дверь распахнулась. Вернулась её величество в сопровождение того же самого лекаря. Они встали над изголовьем кровати и принялись вполголоса обсуждать лечение его величества. Таньги же поспешил покинуть опочивальню. И сделал это с чувством выполненного долга. Чуть позже покои покинул и лекарь. Едва он ушёл, как появилась Жанна. Она остановилась напротив матери и с глубоким беспокойством устремила взгляд на неподвижное тело отца. Затем перевела взгляд на королеву и тихо спросила:

— Болезнь опасная?

— По всей видимости, да…раз уж этот негодник Таньги в ней замешан!

— Таньги виноват в болезни его величества? — изумлённо переспросила Жанна.

— Отчасти, — незаметно усмехаясь, ответила королева. Она, устремив взгляд на супруга, весьма выразительно произнесла: — Карл, я хочу знать, что происходит. Я слишком хорошо тебя знаю. Ещё лучше я знаю Таньги. Что за комедию вы разыграли?

Понимая, что перед супругой притворяться бесполезно, король открыл глаза и с тяжёлым вздохом принял сидячее положение, чем вызвал звонкий смех Жанны.

— Весьма серьёзные причины принудили нас обратиться к такому необычному способу, дорогая жёнушка. И вам не следует распространяться на эту тему. Я бы даже попросил вас изображать печальный вид, когда вы будете навещать «больного супруга». Вас, Жанна, также касается моя просьба, — король перевёл на дочь довольно красноречивый взгляд.

— И ты не хочешь ничего объяснить?

— Попроси Таньги, он лучше меня осведомлён, для чего это делается!

Король снова лёг в постель и, сложив руки на груди, закрыл глаза, тем самым, подчёркивая, что дальнейшие разговор о «болезни» не может иметь продолжение. Дочь с матерью обменялись заговорщическими взглядами и незаметными улыбками.

— Ну, раз ты настолько тяжело болен, что не можешь даже говорить… — не без сарказма заметила королева, делая знак дочери покинуть покои. Она уже собиралась подчиниться этому жесту, когда снова раздался голос короля:

— Жанна, дитя моё, думаю, тебе следует узнать, что я принял решение выдать тебя замуж, — король произнёс все эти слова с закрытыми глазами.

— Вы же больны, как я могу думать о браке в такое тяжёлое время?

— Ирония здесь не к месту, Жанна. Я принял решение, и вы подчинитесь ему!

— Ваше величество, может, стоит подождать немного. Я ещё не совсем готова, — Жанна не знала, что ей придумать для того, чтобы отвертеться от брака. Она бросила умоляющий взгляд на мать. Но та всем своим видом показывала, что не собирается принимать её сторону в этом вопросе.

— Надеюсь, вы будете готовы, когда настанет время, — хотя король не открывал глаза, голос его прозвучал весьма недвусмысленно. — Начиная с сегодняшнего дня, можете считать себя невестой графа Д'Арманьяк, и я не хочу слышать никаких возражений.

— Я, — начала, было, Жанна, но тут же захлопнула рот и устремила на короля хмурый взгляд. — Ваше величество смеётся надо мной?

— Думай что пожелаешь, — раздался в ответ раздражённый голос, — у меня и без тебя хватает забот. Так что не добавляй новых. Выкинь этого молодого человека из своей головы и приготовься стать графиней Д'Арманьяк.

До Жанны дошло, что его величество и понятия не имеет, кому именно принадлежит её сердце. «Неужели такое возможно?» — растерянно думала она. На губах начала появляться широкая улыбка. Она понимала, насколько она неуместна. По этой причине попыталась избавиться от неё. В виду этих нелёгкий усилий у неё на лице стала появляться одна гримаса за другой. Боясь, что не сможет удержать своей радости, она быстро поклонилась и поспешила к двери. За дверью ей навстречу попался Кузино. Увидев её лицо, он опешил. Жанна заторопилась в свои покои. Все те, кто попадался ей на пути, останавливались и провожали её глубоко сочувствующими взглядами, ибо гримасы на её лице становились всё отчётливее и принимались за сдерживаемые слёзы. Она буквально ворвалась в свои покои. Захлопнув дверь, она прижалась к ней спиной и, что было силы, восторженно закричала:

— Он мой!

Крик прозвучал столь неожиданно, что служанка, находившаяся в комнате, выронила от испуга поднос с графином. Графин упал на пол и разбился. Она нагнулась и, со страхом оглядываясь на Жанну, стала подбирать осколки. Она занималась этим до той поры, пока рядом с ней не раздался радостный голос:

— Можешь всю посуду перебить. Я тебе разрешаю!

Глава 55

В поисках смерти обрети жизнь

Прохожие испуганно шарахались в сторону. Кареты останавливались или прижимались к стенам домов, пропуская всадника, который мчался по улицам Парижа с неимоверной быстротой. Лицо всадника было искажено яростью. Где бы он ни появлялся, слышались крики ужаса. Улицы сменялись одна за другой, мимо мелькали здания и мосты, а Жан упорно нёсся к цели. Он больше не мог ни думать, ни чувствовать. Его толкало вперёд единственное желание — достойно умереть. С того самого мгновения, когда он увидел тело своей матери, смерть стала для него мечтой, заветным желанием, ибо жить, постоянно терзаясь и виня себя за её смерть,…являлось гораздо худшим наказанием для него. И он мчался, летел вперёд, навстречу своей смерти. В тот миг, когда он появился перед воротами дворца Сен-Поль, одинокая карета проезжала сквозь ворота. Жан бросил коня вслед за каретой. Он сумел проскочить между правым колесом кареты и двумя гвардейцами, охранявшими ворота. Оказавшись внутри, Жан погнал коня по аллее, направляя его к парадному входу. Вслед за ним раздались громкие крики:

— К оружию! К оружию!

К тому мгновению, когда Жан приблизился к желанной цели, на лестницу, ведущую к парадному входу, высыпало несколько десятков гвардейцев. Нечего было и думать, чтобы пробиться сквозь их ряды. Жан свернул коня наугад влево и помчался по вымощенной дорожке. Сзади послышался топот ног, но он не обратил на шум ни малейшего внимания. Он мчался вдоль стены дворца, выискивая возможность въехать внутрь. Дорожка вывела его в маленький сад. Завидев открытую калитку, он бросил, было, коня туда, но оттуда уже выходили вооружённые люди. Ему пришлось снова уклониться от встречи. Он поскакал вперёд, перепрыгивая через клумбы с цветами. За клумбами появился ровный ряд цветущих деревьев. Меж ними вилась узкая тропинка. Жан бросил коня туда и помчался по тропинке. Он не оглядывался, не думал о погоне, но понимал, что охрана короля уже предпринимает все меры, чтобы окружить его. Тропинка неожиданно вывела его к длинному бассейну. Он не сумел остановить бег коня и с размаху влетел на нём в воду. Сила удара была таковой, что он, не удержавшись, вылетел с седла и упал в воду. Жан почувствовал, что задыхается. Но это чувство прошло, как только он поднялся на ноги. На сей раз, ему повезло. Бассейн оказался неглубоким. Вода доходила всего лишь до пояса. Он совершенно вымок, но и это не охладило его пыл. Завидев стоящего в воде коня, он со всей возможной быстротой поспешил к нему. Жан разгребал руками воду перед собой и постоянно оглядывался по сторонам. На его счастье конь не пострадал. Он снова вскочил в седло и направил коня к лестнице на западной стороне бассейна. Добравшись до неё, он заставил коня выбраться по ней на сушу, благо она была достаточно широка. Не успел он выбраться и оглядеться, как на противоположной стороне бассейна показался целый отряд гвардейцев. Завидев его, они радостно закричали и, разделившись, стали окружать. Жану оставался лишь один путь. Невысокая железная ограда, за которой находился какой- то двор. Недолго думая, он поверну коня и, бросив его в галоп, перемахнул через ограду. Двор оказался пустым. Лишь две девушки с корзинами под мышками стояли, прижавшись к стене невысокого здания, и с глубоким ужасом следили за мокрым всадником со свирепым взглядом. Жан пролетел мимо них и, пригнувшись, проскочил в небольшую арку. Таким образом, он миновал несколько дворов, пока не оказался на «птичьем дворе». Вокруг на деревьях висели десятки клеток со всевозможными птицами. Он на мгновение остановился и осмотрелся по сторонам, ища дальнейший путь. Напротив была ещё одна арка. Справа полуоткрытая дверь. Довольно широкая. Можно было попробовать проехать через неё. А сзади,…сзади раздались крики:

— Лови его! Он здесь! Лови!

Двор в короткие мгновения наполнился вооружёнными людьми. Жан думал лишь одно короткое мгновение. Выхватив саблю, он стал разбивать клетки, одну за другой. Стаи пернатых запорхали во дворе, издавая обеспокоенные крики и внося замешательство в ряды преследователей. Жан воспользовался этим замешательством. Пригнувшись к крупу коня, он подскочил к двери, быстро нагнулся и, схватив за верхнюю часть створки, распахнул её. Ему удалось буквально втиснуться на коне через створку. За ним по пятам ворвались несколько человек со шпагами наперевес. Жан проскакал какое- то полутёмное помещение и оказался на…кухне. Он тут же поскакал по свободному проходу, обрушивая по пути все кастрюли и другие предметы, которые ему попадались по пути. Проход из кухни вывел его в маленький зал. Выбрав самый широкий выход из зала, который оказался ни чем иным как коридором, Жан помчался дальше к желанной цели. Он миновал этот коридор и, миновав ещё один зал, проскочил в другой. Здесь на пути начали попадаться мужчины и женщины в нарядных одеждах. Все они как один издавали крики ужаса и прижимались к стенам, лишь чудом избегая опасности — оказаться под копытами всадника. Очередной коридор вывел его в большой мраморный зал полный придворных. Жан на скаку осадил коня в центре этого зала и приподнявшись в стремени, что было силы закричал:

— Валуа, Д'Арманьяк явился отплатить тебе за оскорблённую честь! Он пришёл наказать тебя за смерть своей матери! Выходи на поединок и умри достойно! Или докажи своё право первого из лучших!

Столько ярости излучал Жан в это мгновение, что придворные, находившиеся в зале,…застыли, испытывая растерянность и…ужас. Многие из них неосознанно отодвигались назад, желая оказаться подальше от всадника. А Жан…сверлил глазами всех вокруг и смотрел на лестницу. Но там никто не появлялся. Впереди никого не было, но сзади начал раздаваться шум. Его настигали.

— Выходи, Валуа! — снова закричал Жан, а в следующее мгновение пришпорил коня, направляя его к лестнице. Подчиняясь движениям всадника, конь начал взбираться по лестнице. Едва он достиг лестничной площадки второго этажа, как путь ему преградил внушительный отряд гвардейцев. Сзади его настиг другой отряд. Его со всех сторон окружили и потребовали немедленно сдаться.

— Сдаться? — в ярости прошипел Жан, оглядывая своих врагов. — Кому вы предлагаете сдаться? Да я скорее тысячу раз умру, чем соглашу сдаться…

Больше он ничего не успел сказать. Несколько человек одновременно бросились на него, стащили с коня и, несмотря на яростное сопротивление, накрепко связали. А затем сразу же отволокли и бросили в темницу, находившуюся глубоко под дворцом.

Двумя часами позже к дворцу подъехал Ле Крусто в сопровождении Капелюша и дюжины гвардейцев. Он сразу же попытался добиться аудиенции у короля. Ему было отказано в связи с болезнью его величества. Так же ему не удалось увидеться с Таньги. Всё, чего он добился, так это узнал детали событий, которые взбудоражили весь двор. И не мудрено. Такой неслыханной дерзости никто не помнил. Вообще всё, что имело отношение к мятежному графу, носило откровенно вызывающий характер. Ле Крусто пришлось вернуться назад и сообщить всем о прискорбных обстоятельствах произошедшей трагедии. Он также сообщил, что граф находится в темнице. Его участь решит король. Им ничего не оставалось, как отправиться в обратный путь. Они уехали, неся на себя груз вины за то, что не сумели удержать Жана, не дать ему совершить этот безумный и не имеющий никакого смысла, поступок.

В то время как происходили эти события, капитан гвардейцев отправился к его величеству с докладом. К счастью, его величество соизволил прийти в себя и чувствовал себя гораздо лучше, чем утром. Однако своего капитана он встретил лежащим в постели. Рядом с королём находился лекарь и верный Таньги, который к тому времени успел вернуться. Капитан подробно рассказал о том, что произошло. Он в точности передал слова, которые выкрикнул граф Д'Арманьяк. Доклад длился недолго. Король внимательно выслушал своего капитана, а затем приказал привезти бунтаря в свои покои. Капитан пусть и с некоторым удивлением, но отправился выполнять приказ короля. Таньги же это решение встретил осуждающим качанием головы. Не обращая на него внимания, король попросил лекаря покинуть опочивальню. Когда тот ушёл, король коротко приказал Таньги закрыть дверь сразу после того, как приведут пленника.

— Что ты задумал? — недоумённо спросил у него Таньги и тут же предостерёг его величество от необдуманных поступков. — Карл, этот человек очень опасен. Ты даже не представляешь, насколько опасен. Помни об этом всегда и не делай ничего такого, чтобы впоследствии даже не успеть пожалеть о своём поступке.

— Делай, что тебе велено, — коротко ответил король.

Глядя на его решительное лицо, Таньги не стал возражать. Ему самому было любопытно, что же задумал его величество. Воцарилось напряжённое ожидание. Оба замолчали. Они молчали до той поры, пока капитан в сопровождении гвардейцев и пленника не появился в покоях. По знаку короля они бросили связанного пленника на пол, а сами удалились. Сразу после этого Таньги поднялся и запер дверь, как того хотел король. Едва это произошло, как король поднялся с постели и, подойдя к Таньги, попросил…нож.

— Ты не в себе? — вскричал Таньги, отшатываясь от короля назад. — Этот человек, — он указал рукой на пленника, — не моргнув глазом, несколько десятков стражников в одиночку уложил, а ты хочешь его освободить? Да он нас обоих убьёт прежде, чем мы сумеем вытащить шпагу из ножен.

— Дай нож, Таньги! Я приказываю! — лицо короля не оставляло ни малейших сомнений в твёрдости принятого решения.

— Карл, остановись. Нельзя этого делать.

Король бросил на Таньги непонятный взгляд и негромко произнёс:

— Один дворянин пришёл требовать ответа у другого. Может быть, я не самый лучший король, но дать ответ обязан. И не как король, а как дворянин. Речь идёт о чести. Иного решения быть не может. Дай нож.

Таньги с подавленным видом вытащил из сапога кинжал и протянул королю. Король взял нож и с решительным видом направился к пленнику. Опустившись на колени, он быстро разрезал путы, связывающиеся пленника. Освободив его, король поднялся, но не сдвинулся с места, ожидая, когда поднимется пленник. Жан, разминая затёкшие руки, поднялся и устремил на короля неприязненный взгляд.

— Ваша…доброта ничего не изменит. Я вижу перед собой врага и никого больше. Отправьте меня в темницу. Так будет лучше…для вас.

— На самом деле вы не сможете убить меня, ибо не можете не понимать простой истины. Будь вы моим врагом, будь я виновен в смерти вашей матушки, будь я тем, кем вы меня считаете — я не стал бы беседовать с вами как с равным, а попросту приказал бы казнить вас.

— Именно вы посадили её в тюрьму. Именно вы пытались выдать мою сестру замуж за убийцу моего отца. Или вы станете отрицать и эту истину? — мрачно спросил Жан.

— Не стану. Д'Арманьяк пришёл требовать ответа у Валуа? Так вы сказали? — глядя прямо в глаза Жану, отчётливо произнёс король и продолжал с той же холодной решительностью: — Я готов дать вам тот ответ, который вы желаете услышать. Король сожалеет о том, что прислушался к совету своих врагов и решил устроить брак вашей сестры с Монтегю. Дворянин же клянётся своей честью, что он не причастен к смерти вашей матушки. Достаточно ли вам моих слов, монсеньор? Если нет, тогда я к вашим услугам как равный. В любом месте и в любое время.

В глазах Жана появилось изумление. И оно становилось всё отчётливее с каждым мгновением. Облик короля, его слова произвели на него неизгладимое впечатление. Он некоторое время, не мигая, смотрел на него, а потом медленно склонил голову и с мукой прошептал:

— Я чувствовал. Вы слишком благородны… и не стали бы убивать…женщину,…я ошибся,…я виноват, — Жан опустился на колени и склонил голову. Таньги был потрясён этим поступком. Он мог ожидать всего что угодно, но только не этого.

— Наказать такого храбреца? — король взял за плечи Жана, заставляя его подняться. Когда их взгляды встретились, король не увидел ничего кроме отчаяния и боли. — Глядя на вас, я вижу моего дорогого друга Филиппа, — король заговорил негромко и с необычайной мягкостью. — Вы достойны своего отца. Такой же отчаянный храбрец. Разве только слишком дикий. Я знаю, среди каких людей вы жили, и через что вам пришлось пройти. Но здесь Франция, страна, где законы чести превыше всего. И когда вопрос касается чести — король такой же дворянин, как и все остальные. Не только вы, но и я совершал ошибки. Сейчас у нас есть возможность, если не исправить их, так хотя бы сделать должные выводы. А подлых убийц вашей матушки…мы найдём. Даю вам слово. Найдём и призовём к ответу. Но нам понадобится ваша помощь, монсеньор!

— Если б я только мог, — Жан выглядел совершенно потерянным, произнося эти слова, — я не знаю, как всё исправить. Я больше не знаю что делать. У меня был враг. Но его больше нет.

— Но у вас есть друг! — король положил свою руку на плечо Жану. Тот ответил тоскливым взглядом и снова прошептал:

— Я не заслуживаю вашей милости!

— Вы заслуживаете гораздо большего. И я готов вам предложить руку своей дочери, дабы покончить со всеми недоразумениями и навсегда заключить союз не только дружественный, но и родственный, — король говорил с необычайной торжественностью, а Жан,…на его лице снова стало появляться искренне изумление. — Жанна дорога моему сердцу, ибо названа в честь моей отважной кузины. От неё она унаследовала самые лучшие черты. Я отдаю вам самое дорогое и надеюсь на согласие. Ваше слово, монсеньор?

Жан склонил голову.

— Для меня это честь!

— Стало быть, вы согласны на брак!

— Мы вступим в брак, как того желает ваше величество. Даю вам слово!

Другого ответа король и не ждал. Слова Жана были равнозначны клятве. Таковыми они и были в действительности.

— В добрый путь! — с радостной улыбкой подвёл итог король. — Мы все будем хранить траур по вашей матушке в течение одного месяца. По прошествии означенного времени и с божьей помощью, вы, граф Д'Арманьяк, вступите в брак с принцессой Жанной.

На том разговор закончился. Последовали изъявления в дружбе, после чего они стали прощаться. Уже покидая короля, Жан решился спросить:

— Ваше величество действительно знает имя убийцы?

— Я — нет! Но кое-кто другой может немало рассказать об этих людях, — король кивнул в сторону Таньги. Тот сразу же подошёл к ним и подтвердил слова короля:

— Я знаю имя убийцы. Скажу больше. Так уж получилось, что у вас общие враги. И если монсеньор уделит мне немного времени. Я с огромным удовольствием посвящу его во все детали.

Жан посмотрел на короля. Тот, увидев этот взгляд, кивнул.

— Конечно. Идите, монсеньор. Надеюсь, в следующий раз наша встреча станет более приятной. Идите и не думайте ни о чём. Мы забудем всё, что происходило до сего дня. Мы будем руководствоваться нашими решениями, учитывая сегодняшний разговор и нашу дружбу.

— Я не заслужил таких слов, — Жан сказал о том, что думал, — но впредь сделаю всё, чтобы заслужить их… и загладить вину. Ваш преданный слуга, сир! — Жан низко поклонился королю и покинул покои. Следом за ним направился Таньги. Уходя, он бросил на короля весёлый взгляд и так же весело произнёс:

— Карл, если мне не изменяет память, ты впервые оказался более прозорливым, чем твой покорный слуга! Если так пойдёт дальше мне придётся оставить тебя.

Глава 56

Тонкая игра

Выйдя из королевских покоев, оба оказался под прицелом доброго десятка удивлённых взглядов. Судя по всему, и сам капитан, и его подчинённые ждали «объяснений» по поводу дальнейшей судьбы пленника. Выдержав небольшую паузу, Таньги важным голосом громко произнёс, обращаясь непосредственно к Жану:

— Монсеньор! Надеюсь, вы не станете усугублять собственную вину и не предпримете ничего, что может ещё более разгневать его величество. Доверяю вашей…рассудительности и прошу следовать за мной туда, где вы и будете находиться вплоть до вынесения приговора.

Если Жан и был удивлён словами Таньги — на его лице это никак не сказалось. Он был сосредоточен и молчалив. А посему сразу последовал за Таньги. От него не укрылось как по знаку того же Таньги, четверо гвардейцев пошли за ними следом. Таньги прямиком отправился в подземелье, где содержались те немногие заключённые, которых его величество предпочитал держать поближе к своей особе и которые, как правило, недолго находились в темницах дворца Сен-Поль. Таньги в этих подземных коридорах являлся таким же всемогущим, как и сам король. Впрочем, те же слова имели отношение и ко всему дворцу, ибо всякий знал, каким доверием пользуется Таньги. Под неусыпным взором всего двора, Таньги препроводил пленника обратно в темницу. Приказав гвардейцам дожидаться, он вошёл с пленником внутрь и запер за собой дверь. Едва они остались одни, как Жан устремил на него проницательный взгляд. Он пытался понять смысл поступков Таньги. Тот сразу же поднял обе руки и успокаивающим голосом, прошептал:

— Клянусь честью, монсеньор, король никоим образом не причастен. Я сам принял решение и вовсе не потому, что питаю к вам ненависть и желаю отомстить, — поспешно добавил Таньги, заметив, что Жан нахмурился. — Причины совсем иные. И если у монсеньора хватит терпения выслушать покорного слугу…

— У меня много времени, — негромко ответил Жан, выразительным взглядом окидывая стены своего заточения и охапку сена, что лежала в углу, у самой двери.

— Благодарю! — Таньги поклонился. Затем он приблизился к Жану и зашептал так тихо, что тому пришлось напрячь слух, дабы расслышать слова. — Монсеньор! Скажу сразу…смерть вашей матушки, по моему глубокому разумению, служила единственной цели — усугубить ссору между Д'Арманьяками и королём Франции. Убийцы прекрасно понимали, на кого именно падёт вина, и кого посчитают виновным. Всё было рассчитано прекрасно, и они бы добились своей цели,…если б не ваш сегодняшний разговор с его величеством.

— Причина? — в упор спросил у него Жан.

— Причина? — переспросил у него Таньги и продолжал таким же тихим голосом, как и начал. Заговор, монсеньор! Короля пытаются убить. Сегодня утром нам лишь чудом удалось отвести удар. Но если б убийство удалось,…как вы полагаете, на кого бы пало подозрение?

Услышав этот вопрос, Жан побагровел от сдерживаемого гнева.

— Я бы никогда не стал мстить столь низким способом!

— Мы знаем это, монсеньор! Но разве сумели бы вы объяснить свою невиновность? Нет! И вы понимаете эту истину не хуже меня. Иначе говоря, если бы король был бы умерщвлён, вы бы оказались в том же положение, в котором пребывали мы до сей поры. Невиновные. Но не имеющие возможность доказать свою непричастность.

Жан молчал. Он осмысливал услышанное. Однако долго думать он не стал. Истина становилась слишком очевидной. Сейчас он со всей ясностью осознал, в каком положение оказался король.

— А что же свадьба? Что вы скажете по этому поводу? Жан устремил вопросительный взгляд на Таньги. Недоверия в глазах больше не было. Теперь он просто желал понять, что происходило и по какой причине произошло.

Таньги понимал прекрасно, что должен полностью открыться графу Д'Арманьяк иначе его планам не суждено сбыться. А с его помощью…цель, которую он задумал, становилась вполне достижимой. Именно эти размышления вылились в откровенный диалог:

— У меня есть основания полагать, что с самого начала главной целью ордена являлись именно вы. Они знали о вашем появлении. И свадьба и убийство вашей матушки явились лишь способами заманить вас в ловушку. Они хотели вашей ссоры с королём. В этом случае им вообще бы не пришлось ничего делать. Орден жаждет вашей смерти не меньше чем смерти короля. И это очевидная истина. Однако в данном случае не действует напрямую, а пытается устроить так, чтобы сами неугодные решили свои судьбы. Здесь преобладает коварство и изощрённый ум.

— Я уже слышал об этом ордене от Капелюша, — задумчиво глядя на Таньги, заговорил Жан. — Как- то раз меня пытались убить. Затем это странное нападение на мою названную матушку…прежде я не придавал значения этим событиям. Но сейчас…

Увидев, как в глазах Жана появляется решительность, Таньги по непонятной для себя причине, забеспокоился. И не напрасно.

— Остаётся узнать, где находится этот орден?

— Только не это, — в ужасе вскричал Таньги, но тут же беспокойно оглянувшись на дверь, перешёл на шёпот, — заклинаю вас, монсеньор, не пытайтесь наказать этих людей прежде времени. Сейчас мы знаем планы этих негодяев, но если они насторожатся….всё будет кончено. Они изыщут новые способы и тогда нам уже не спастись. Речь идёт о жизни короля. Я прошу вас запастись терпением. Мы призовём к ответу всех. Но только тогда когда они окажутся в наших руках, и мы сможем одним ударом отсечь голову этой ядовитой гидре.

— Выражайтесь яснее, сударь. Что именно вы от меня ждёте? И когда, по вашему мнению, «они окажутся в наших руках»?

В следующие два часа Таньги терпеливо рассказывал всё, что ему удалось узнать за последнее время. Он посвятил своего собеседника во все планы, касающиеся предстоящих действий против общих врагов. Время от времени Жан задавал ему тот или иной вопрос. В остальное же время он внимательно слушал. Разговор продолжался более двух часов. Затем Таньги попрощался и ушёл, не преминув сообщить, что под утро вернётся и выведет его из темницы. Для всей Франции граф Д'Арманьяк должен был «бежать» из темницы. И хотя Жану не понравилось предложение Таньги, он не мог не осознавать мудрости такого решения. Посему он без излишних слов согласился и стал дожидаться возвращения Таньги. Тот же незамедлительно поспешил в конюшню, собираясь отправиться на встречу со своим другом, однако по пути изменил намерение и прежде решил навестить…королевского исповедника. Отец Мезарони занимал две маленькие комнаты рядом в непосредственной близости от королевской часовни. Когда Таньги появился в покоях отца Мезарони, тот…мылся. Священник был обнажён. Обе ноги находились в круглом тазике наполовину наполненным горячей водой. Рядом на полу стояло деревянное ведро с водой, из которого он черпал воду железной кружкой. Рядом на аккуратно заправленной постели лежала ряса, белоснежный воротник и головной убор, состоящий из серой накидки, украшенной по краям простенькими узорами. В очередной раз отец Мезарони так и не донёс кружку с водой до своей головы. Она застряла где-то рядом с оголённым торсом.

— Вы? — донельзя удивлённым голосом спросил священник.

— Не обращайте на меня внимания, святой отец, — посоветовал Таньги. Как и всякий набожный католик, оказавшись в таком месте, он перекрестился, а уж потом стал оглядываться по сторонам. Тем временем снова раздался голос священника.

— Таньги, вы бы не могли выйти…мне необходимо немного времени, чтобы привести себя в порядок, — деликатно заметил священник.

— Сейчас. Святой отец, я только найду то, что мне нужно!

— Значит вам что- то понадобилось?

— Именно!

— Могу я узнать что именно?

— Уже нашёл! — заявил Таньги. Он без лишних церемоний подошёл к кровати, на которой лежало одеяние священника, и с той же непосредственностью напялил на себя вначале рясу, затем немного провозился с воротником, который никак не желал ложиться на положенное ему место, и уже в конце накинул на себя накидку. Священник следил за всеми этими действиями растерянным взглядом. Таким же был его голос, когда он осторожно спросил у Таньги:

— А в чём же пойду я… к его величеству?

— Его величество подождёт моего возвращения. Так что не торопитесь, святой отец, — как ни в чём ни бывало, заметил Таньги. Он несколько раз одёрнул рясу и надёжно закрыл лицо накидкой.

— Это грех, ибо вы не давали обет служения Господу!

— В душе, святой отец, я ежедневно даю такой обет. Потом я действую по личному расположению королевы- матери. И если мой поступок действительно грешен, так пусть грех падёт на того, кто действительно в том повинен. Я лишь слуга. Мне ли оспаривать решения великой Изабеллы!

— Я непременно выскажу своё возмущение её величеству, — начал, было, священник, но Таньги уже покинул келью. Он со всех ног поспешил к королю. На его радость, все подходы к королевским покоям были буквально забиты придворными. Почти все о чём- то перешептывались. Всё шло как нельзя лучше. Правда, накидка не только скрывала его лицо, но и мешала, как следует разглядеть происходящее. Он мог видеть лишь тех, кто находился прямо перед ним. Таньги не вертел головой и не приподнимал накидки, ибо такое действие могло раскрыть личность мнимого священника и породить волну слухов, которые могли стать столь же опасными сколь и вредными. Посему Таньги даже немного закряхтел, когда гвардеец, охраняющий покои короля, отворил перед ним дверцу. Не успела дверь за Таньги закрыться, как король вскочил с постели и, представ перед «отцом Мезарони», как он полагал, покаянно прошептал:

— Святой отец, я грешен! На самом деле я не болен…

— Отпускаю твои грехи, сын мой, — прогнусавил Таньги, подражая голосу отца Мезарони. Он ещё больше опустил голову и добавил тем же гнусаватым голосом: — Все твои предки притворялись, так стоит ли расстраиваться, что ты унаследовал худшие стороны рода Валуа.

— Святой отец, вы судите нас слишком строго. Разве мы не радели о нашем народе? Мы денно и нощно молимся о благополучии каждого нашего подданного.

— Тебя послушать, сын мой, так ты есть образец святости и подражания!

— Так и есть, святой отец. Я очень стараюсь и этот маленький обман лишь способ установить справедливость.

— А как насчёт других маленьких обманов, сын мой?

— Что вы имеете в виду, святой отец?

— Баронессу Ле Стан! Правда, теперь она уже именуется маркиза Ле Стан. Ходят слухи, что в скором времени она получит новое имя — графиня Ле Стан Д'Страмель.

— Слухи. Всего лишь гнусные слухи, святой отец!

— И то, правда, сын мой. Гнусные слухи. О, какими мерзкими могут быть слухи. Подумать только, подозревать достойнейшего из католиков в богопротивной связи с баронессой…то бишь маркизой. Утверждать, будто милостивейший король навещает эту женщину каждый четверг.

— Каждый четверг? — бледнея, переспросил король.

— Не стоит так волноваться, сын мой. Это всего лишь слухи. Ничтожные…они посмели обвинить лучшего из нас в богопротивной связи с юной красавицей де Брайон. А потом они же утверждали, будто король провёл бурную ночь с этой девицей и с десяток раз заявлял о своих чувствах. Наутро же он с самым лицемерным видом заверял в тех же чувствах её величество королеву. Злые языки…как они посмели очернить прекрасного, искреннего супруга. Будь уверен, сын мой…никто не верит в то, будто наш добрый король часто лжёт, и в особенности никто не станет подозревать его в лицемерии или глупости.

— Только один человек знал все эти подробности, — король, к которому пришло понимание происходящего,…откинул накидку с головы…Таньги. — Я так и знал, что это ты, мерзавец! — гневно воскликнул король, едва показалось знакомое лицо. — Кто ещё мог быть так дерзок и столь непочтителен ко мне!

— Не так громко, Карл! — предостерег Таньги, усаживаясь в своё любимое кресло возле камина. — Не забывай, что ты болен.

— Ты используешь моё беспомощное положение, Таньги. Перестань надо мной насмехаться или даю слово, я «выздоровею» и ты пожнёшь все плоды моего гнева.

Таньги тяжело вздохнул.

— В такие мгновения ты напоминаешь мне, что являешься истинном сыном своей злобной матушки. Она также не была способна оценить добрую шутку.

— Таньги…

— Опять угроза в голосе. Успокойся, Карл. Я не собираюсь рассказывать всем про твои многочисленные измены королеве, хотя и считаю неправильным и опасным такое отношение к женщине, которая так сильно тебя любит. Похоть- это чувство слишком сильно укоренилось в тебе. Порой она заслоняет собой все иные чувства и принуждает совершать очередную глупость. Тут ничего не поделаешь. Посему ложись и притворяйся дальше. Кстати неплохо было бы слегка припудрить щёки. Следует придать им бледности.

— Зачем ты явился в таком наряде? — тяжело вздыхая, спросил у него король.

— Почувствовал в себе святость!

— Таньги, не смей богохульствовать!

Вместо ответа Таньги поднялся. Он выразительным взглядом указал королю на постель, затем тщательно спрятал лицо под накидкой и направился к двери. За дверью его встретили несколько десятков напряжённых взглядов. Придав голосу глубокую грусть, Таньги негромко прогнусавил:

— Слава Господу, наш добрый король чувствует себя лучше!

Затем на виду у всех подошёл к капитану гвардейцев и тихо, но так чтобы слышали находившиеся рядом с ним придворные, сказал:

— Отправьте гонца к его преосвященству в аббатство Сен-Дени!

Все вокруг издали приглушённые восклицания и заволновались, ибо слова священника могли означать только одно — король умирает!

Таньги не замедлил подтвердить подозрения придворных. С этой целью он придал голосу безысходность и нарочито громко произнёс:

— И отправьте гонца к его величеству Людовику,…я хотел сказать «к его высочеству принцу Людовику». Необходимо чтобы он как можно скорее прибыл в Париж.

Хотя Таньги довольно быстро поправил собственную ошибку, она не могла остаться незамеченной. Снова раздались отчётливые вздохи и приглушённые восклицания. Толпа придворных стала на глазах таять. Таньги не без основания полагал, что они торопятся сообщить новость о болезни короля. Учитывая воображение и чувство собственной значимости, которые были присущи едва ли не каждому во дворце, следовало надеяться на самый лучший исход.

Таньги был вполне удовлетворён итогами своего маленького обмана. Как ему показалось, всё выглядело вполне правдоподобно. Никто не догадался об истинном положении дел. Ретивость же придворных позволит в скором времени всей Франции узнать о болезни короля. Этот вывод позволил ему с лёгким сердцем покинуть дворец. Прежде чем отправиться в путь, Таньги переоделся в обычную одежду, зашёл к садовнику и, убедившись в том, что к тому никто не наведывался, прихватил отравленный букет цветов, который был тщательно завёрнут в плотную материю и, взяв лошадь, отправился верхом на улицу Фев. Очень скоро он достиг рынка Палюс. Здесь он несколько задержался. Дорога была запружена повозками, доверху уложенными мешками. Вокруг них сновали торговцы и прикрикивали на своих работников, которые по их глубокому убеждению не слишком рьяно выполняли свои обязанности. Таньги терпеливо дождался, когда освободилось достаточно места, для того чтобы он мог проехать. Едва это произошло, как он отправился далее. А вот и знаменитая улица Фев. Таньги пересёк всю улицу. В самом конце улицы с левой стороны показалось ответвление. В том ответвлении скрывался маленький проулок с несколькими полуразвалившимися домами. Возле одного из них Таньги остановился. Он привязал лошадь и, не преминув захватить с собой букет, вошёл внутрь. Полутёмный коридор был полон всякого скарба. Ко всему прочему слух Таньги резанула отборная брань. Неопределённо покачав головой, он направился к серой лестнице и стал взбираться наверх. Тот, кто был ему нужен, жил на самом чердаке в маленькой комнатке. Скрип ступенек возвестил о приходе Таньги ещё раньше, чем он сам показался возле неприметной низенькой двери. Оттуда появился маленький, убеленный сединами, араб в восточном халате. На ногах у него были тапочки с загнутыми носами. «Всё как обычно, — подумал Таньги, отслеживая его поклон».

— Добро пожаловать, господин! — голос араба был мягкий.

— Рад видеть тебя, Хасамдад! — тепло приветствовал хозяина в свою очередь Таньги.

Тот снова поклонился и сделал приглашающий жест рукой. Таньги не замедлили войти в комнату. Здесь царил тот же беспорядок что и всегда. Везде стояли чаши и кувшины. Один господь знал, для чего они нужны арабу. Таньги не стал затягивать разговор. Он протянул букет Хасамдаду и негромко проронил:

— Мне необходимо знать, чем именно отравлены эти цветы, и каковыми могут быть симптомы отравленного ими человека!

Не говоря ни слова, араб бережно забрал свёрток у Таньги. Он тут же нашёл свободное место на столе и, уложив его на нём, стал медленно разворачивать. Таньги встал от него справа и внимательно следил за всеми действиями. Он увидел, как араб развернул свёрток, а затем, нагнувшись к цветам, начал принюхиваться. Прошло совсем мало времени, когда араб выпрямился и, устремив на Таньги уверенный взгляд, с такой же уверенностью заговорил:

— Господин, это «цветочный» яд. Основой этого состава служат корни «Белены». Он не может убить человека. Этот яд не опасен для жизни.

Таньги не ожидал услышать подобные слова. Он некоторое время изумлённо смотрел на араба, а потом только и смог что спросить:

— Ты уверен?

— Господин сомневается в моих знаниях?

— Нет, Хасамдад. Просто…чёрт, тогда я вообще ничего не понимаю, — последние слова Таньги пробормотал едва слышно, но араб их всё же услышал.

— Не так всё просто, господин, — с задумчивым видом произнёс араб.

— Что ты имеешь в виду? — Таньги насторожился.

— Сам по себе яд не опасен, но…этот состав может быть очень коварным. Достаточно несколько часов подряд вдыхать пары и у человека начинается головокружение, тошнота, бред. Он даже может впасть в кратковременное безумие. Цветочный яд действует в некотором роде как семена мака. Однако такое состояние длится не более двух- трёх дней. Именно в этом и заключена главная опасность.

— О какой опасности идёт речь?

— Опасность заключена в лечение. Обычно людям с такими симптомами дают настойку из шиповника смешанного с мятой. Этот состав весьма полезен при «обычной» болезни. Но если его дать человеку, вдохнувшему пары цветочного яда — произойдёт обратное. Снадобье многократно усилит действия яда и очень скоро приведёт к смерти.

— Проклятье, — вырвалось у Таньги. Он мгновенно побледнел. В который раз приходилось убеждаться в том, с каким изощрённым коварством действовал орден. Необходимо было воспрепятствовать любым подобным попыткам. И что самое важное, понимать что происходит. Таньги бросил задумчивый взгляд на араба, а потом неожиданно для него сказал:

— Знаете что, мэтр,…собирайтесь. Поедете вместе со мной во дворец. Я найду способ устроить вас поближе к королю. Ко всему прочему, вам будут выделены собственные покои и…щедро оплатят труд.

Глава 57

Истина всплывает

Глубокой ночью Жан въехал в Бретиньи. Стража долго не верила, что это он и есть. Слух о том, что граф Д'Арманьяк посажен в королевскую темницу и будет казнён, успел распространиться далеко за пределы дворца. Однако приходилось убеждаться в истинности некоторых вещей. Посему они проводили его лишь донельзя удивлёнными взглядами и произнесли несколько слов по поводу удивительного умения монсеньора выпутываться из безнадёжного положения. Жан даже не заметил пристального внимания со стороны стражников к своей особе. Он был погружён в глубокие раздумья. Медленно двигаясь по улице в сторону возвышающегося замка, он вспоминал разговор с Таньги. Он вспоминал сестру, с которой обошёлся самым худшим образом. Он вспоминал все свои поступки с момента прибытия во Францию и приходил к выводу, что своим появлением лишь принёс несчастье. Он не знал, как всё исправить и оттого чувствовал себя совершенно потерянно. У него никого не осталось. Те немногие люди, которые могли стать его семьёй — уже не были ими. Он оттолкнул их своей холодностью, своей…яростью. В эти мгновения Жан отчётливо осознал простую истину. Он просто не желал думать. Он и убивал, чтобы не думать. Так было для него легче. Проще. Вина за смерть матери забывалась, когда он проливал кровь людей, которых считал повинными, и которые таковыми не оказались. Поведение короля пролилось, словно целебный бальзам, на его кровоточащую рану. Жан был потрясён тем, как повёл себя король с ним. Ещё до того как он развязал его, пришло понимание своей ошибки. Благородство короля заставило его понять собственную вину, ошибки которым не могло быть ни объяснения, ни оправдания. Он ожидал всего что угодно. Он ждал смерти, надеялся умереть, а король не только подарил ему возможность исправить все ошибки, но и надежду найти истинных убийц родителей. Именно родителей. Таньги утверждал, что и мать и отца убил один и тот же человек. И Жан верил его словам. Он дал им в руки оружие против себя, но они не воспользовались им. Они повели себя как настоящие друзья. Друзья, которых у него никогда не было. Но этот убийца…

— Лануа, — прошептал Жан с холодной яростью, — ты умрёшь…жизнью своей клянусь…той самой жизнью, которую ты отнял и у меня, принудив проливать кровь невинных. Я не могу исправить содеянное зло, но я отвечу перед самим собой за любой из моих недостойных поступков. Ты же канешь во мрак проклинаемый всеми и прежде всего…мною.

После этих слов Жан почувствовал некоторое облегчение. Тяжесть собственных ошибок давила на него непомерным грузом. Он понимал, что такова действительность и ничего изменить нельзя. Однако эта мысль не приносила облегчения. Понемногу его мысли снова вернулись к разговору с Таньги. Жан узнал много нового для себя. Таньги рассказал ему обо всём. И о попытках убить короля и о мнимой болезни. Тем самым, доверив ему жизнь короля. Слушая Таньги, Жан поклялся оберегать жизнь короля Франции и уничтожить всех его врагов. Ему предстояло ещё не раз осмыслить рассказанное Таньги. Некоторые вещи остались для него не совсем понятными. Таньги настоял, чтобы он и дальше перед всеми выказывал свою ненависть к королю. Он говорил, что враги почувствуют недоброе, если он открыто изменит своё отношение. А этого допускать нельзя. Он даже из его отъезда устроил целое представление. Вначале, он вызвал гвардейцев, и они отвели Жана обратно в темницу, а затем сам же вывел его из темницы, а затем и из дворца. Правда, через потайной вход. При этом он предупредил, что вскоре отправит за ним следом погоню. Жан пришёл к мысли, что всё это делалось лишь для одной цели — показать всем вражду между ним и королём. Таньги было необходимо убедить всех вокруг, что он сбежал из темницы. Жан не до конца понимал смысл этих действий, но не мог не признавать мудрости Таньги. Тот был всей душой предан королю и действовал, прежде всего, в его интересах. А Жанна…его будущая супруга. Он никак не мог привыкнуть к этой мысли. И он не смог сдержать улыбку, когда вспомнил последнюю встречу. Она явилась к нему в темницу сразу после ухода Таньги и громко закричала: «Получилось так, как я того желала. Ты признаёшь, что именно я одержала вверх? Ему ничего не оставалось, как согласиться с ней. Она пришла в восторг и столько всего наговорила… Её задор заражал всех, кто находился рядом с принцессой. И Жан не стал исключением. Но, глядя на свою невесту там, в темнице…он вспомнил другую девушку. Ту, что была так дорога его сердцу и наверняка давно позабыла о нём…

— Господин!

Жан прервался от размышлений, услышав незнакомый голос. Он был удивлён, ведь слово прозвучало на фарси. Голос, несомненно, принадлежал женщине. Жан оглянулся по сторонам. Он как раз проезжал мимо постоялого двора. Именно оттуда вышла женщина, закутанная с головы до ног в тёмную одежду. Даже её лицо было закрыто. Женщина подбежала к коню и схватила его под уздцы. Чтобы ненароком не сбить её с ног, Жан остановил коня, и уже потом устремил сверху вниз удивлённый взгляд.

— Господин! — повторила женщина умоляющим голосом. — Сжальтесь, умоляю вас. Не наказывайте госпожу.

— Кто ты? — с возрастающим удивлением спросил у незнакомки Жан.

— Вы знаете меня, господин. Мы встречались.

— Думаю, ты ошибаешься. Прежде, я никогда…

— Меня зовут Маха, господин. Я приходила к вам вместе с госпожой, когда вы сидели в темнице. В Чанаккале.

— Что? — выдохнул Жан. Он в мгновение ока соскочил с коня и, взяв Маху за плечи, затряс. — Что ты сказала?

— Спасите госпожу! — повторила умоляющим голосом Маха.

— Она в опасности? Кто ей угрожает? Где она? — закричал Жан, не отпуская её. — Отвечай мне.

— После вашего отъезда, госпожа заперлась в часовне и никого к себе не подпускает. Она не ест и не пьёт уже три дня. Госпожа считает себя виновной в том, что вы уехали. Она поклялась не выходить оттуда. Пока вы не вернётесь. Она может умереть, господин! — со слезами на глазах закончила Маха.

Жан отступил назад, и растерянно глядя на неё, прошептал:

— О ком ты говоришь? Я не понимаю…

— Мария, господин!

— Мария? — Жан вздрогнул всем телом. Именно она стала причиной его поступка. Он хорошо помнил эту девушку. — Какое отношение она имеет к твоей госпоже?

— Она и есть моя госпожа!

— Но это невозможно! — вскричал, мгновенно покрываясь холодным потом, Жан. — Она мусульманка. А эта девушка христианка.

— Она сменила веру, господин. Она поступила так из-за любви к вам!

— Господи! — прошептал потрясённый услышанным, Жан. — Неужели это, действительно, правда? Расскажи мне обо всём, — внезапно охрипшим голосом попросил он.

Они двинулись в сторону замка. Жан вёл коня в поводу. Он шёл рядом с Махой и впитывал в себя каждое её слово. Его лицо поменяло десятки различных оттенков и под конец приняло совершенно бледный вид.

— Будь я проклят! Будь проклят! — то и дело срывался с его уст болезненный шёпот.

К тому мгновению, когда они подошли к воротам замка, Жан уже знал всю историю. Переполошенная стража быстро открыла двери. Двор в одно мгновение наполнился радостными криками:

— Монсеньор вернулся! Монсеньор вернулся!

Эти крики услышали и Ле Крусто с Капелюшем. Они выскочили во двор и сразу увидели Жана. Тот, не глядя ни на кого, направлялся в сторону часовни. Позади него семенила женщина. Достигнув дверей, Жан громко постучал в дверь. На стук никто не откликнулся. Он ещё раз постучал. В ответ полная тишина. Жан повернулся. Коротко оглядев столпившихся за его спиной людей с радостными лицами, он также коротко бросил:

— Ломайте дверь!

Сразу же появились топоры. Несколько человек одновременно начали рубить массивную деревянную дверь. Щепки полетели во все стороны. Прошло совсем немного времени, и в двери появилась дыра. За ней вторая и третья. Не ожидая, когда проход будет достаточно широк, Жан отстранил всех повелительным жестом и несколько раз ударил ногой в дверь. Одна створка переломилась пополам и повисла на петле. Жан отодвинул её рукой в сторону и вошёл внутрь в часовни. В глаза сразу же бросилась распростёртая фигура на полу. Он опустился на колени рядом с ней. А в следующее мгновение бережно поднял и понёс к выходу. Жан перенёс Марию в свою комнату. Пока Маха и вызванный лекарь хлопотали над ней, он стоял у изголовья и разглядывал безжизненные черты лица, на которых застыла печаль. Последние дни сплошь состояли из одних потрясений, но это…оказалось самым сильным. Эта девушка и все её поступки были за гранью его понимания. Он не раз вспоминал прекрасные глаза незнакомки, но даже в мечтах не надеялся увидеть её вновь. Как до сего дня не мог признаться себе в том, что, даже не видя её лица,… всей душой полюбил. И вот она здесь…она любит его. А он не может упасть к её ногам, не может признаться в своих чувствах, он не может предложить ей ничего, хотя с радостью отдал бы всё. Господи, ну почему он поехал в Париж? Почему никого не послушал? Почему не смог узнать её? Почему дал слово королю? Почему он забывает слова отца и идёт на поводу своей ненависти? Ведь именно она заставляет его каждый раз ошибаться. И вот самая страшная ошибка…И как же он сможет жить, зная что она проделала весь этот путь…отказалась от всего ради него… Он почувствовал, что ему с каждым мгновением становится всё хуже. Он был более не в силах смотреть на Марию. Каждый взгляд вызывал щемящую тоску в сердце. Жан знаком попросил Маху выйти из комнаты. Она незамедлительно последовала за ним. Оказавшись снаружи, Жан, не глядя на Маху, выдавил из себя:

— У меня к тебе просьба. Ничего не говори твоей госпоже о нашем разговоре. Пусть остаётся в неведение.

— Господин, — начала, было, Маха, но Жан прервал её.

— Я не хочу сделать хуже того, что уже совершил. Если пожелает,…сможет сама всё рассказать. А до того никто из нас двоих не вымолвит и слова. Обещай мне, Маха!

— Хорошо, господин!

— Благодарю тебя! — Жан с особой теплотой посмотрел на девушку, и чуть помолчав, тихо добавил: — Заботься о ней. Я дам знать своим людям, что она отныне вправе распоряжаться всем в этом замке и в этом городе в моё отсутствие.

— Вы уезжаете, господин? — с беспокойством спросила, Маха.

— Да, но скоро вернусь! Заботься о…Марии! — повторил он и, оставив девушку, ушёл. Сразу после этого разговора, Маха вернулась обратно в комнату, а Жан снова вышел во двор. Увидев Ле Крусто и Капелюша, он подошёл к ним и отрывисто произнёс:

— Вы будете сопровождать меня. Только вы и никто больше! Остальные пусть отдыхают и готовятся.

— К чему, монсеньор?

Жан невесело улыбнулся в ответ на эти слова.

— Расскажу по пути!

— А куда мы направляемся, можно узнать? — осторожно поинтересовался Капелюш.

— К моей сестре! Мне необходимо её увидеть!

Спустя несколько часов после его отъезда, Мария начала приходить в себя.

Мария с трудом разомкнула слипшиеся веки. Наряду со слабостью и головокружением пришло ощущения уюта и теплоты. Она лежала в широкой кровати и была укрыта тёплым одеялом. Комната была незнакомая, но, похоже, она всё ещё находится в замке. Выходит,…её вытащили из часовни, когда она была без сознания. Взгляд Марии остановился на Махе. Та, увидев, что она открыла глаза, поспешно подошла к постели и нагнулась над Марией, шепча ласковые слова. Слова были полны радости. Мария же чувствовала, как душу её раздирает тоска.

— Я нарушила клятву,…я нарушила обет, — прошептала она. Её глаза наполнились слезами, — я позволила себя увести…

— Нет, госпожа. Нет. Вас вынес из часовни господин, — поспешила сообщить Маха.

— Господин? — Мария с глубокой надеждой смотрела на Маху. — Ты правду говоришь? Он… вернулся?

— Да, госпожа моя. Он как вернулся и узнал, что вы заперлись в часовне, выломал дверь и перенёс вас на своих руках сюда, в эту комнату. Потом очень долго стоял и смотрел на вас. А потом приказал всем слушаться ваших приказов и уехал.

— Уехал? Куда? — Мария пыталась подняться, но была всё ещё слаба и не смогла этого сделать. Её голова бессильно опустилась на подушку. Маха с испуганными глазами тут же нависла над ней и торопливо зашептала:

— Господин поехал к своей сестре. Все в замке говорят, что он хочет вернуть её. Госпожа, он очень изменился за эти дни. Он больше не злится, хотя всё ещё грустит. Многие в замке благодарят тебя, госпожа. Они говорят, что это благодаря тебе он изменился. Они всё время справляются о твоём самочувствии. Особенно раненые. Все хотят помочь тебе, но не знают, как это сделать.

Мария взяла руку Махи в свою и тихо прошептала:

— Господь услышал мои молитвы. С ним всё хорошо. Лишь это имеет значение.

Вести, которые сообщила Маха, подействовали успокаивающе на Марию. Она закрыла глаза и погрузилась в безмятежный сон. Неизвестно что именно ей снилось, но на нежных устах Марии то и дело появлялась мягкая улыбка. Удостоверившись, что госпожа пошла на поправку, Маха вышла из комнаты, дабы иметь возможность позаботиться об обеде. Жизнь потекла в обычном русле. Потрясения, владевшие замком последнее время, стали отступать. Все обитатели с уверенностью и спокойствием занялись повседневными делами.

Глава 58

Интриги продолжаются

Несколькими днями позже поздней ночь Тристан Лермит, укутанный с ног до головы в чёрный плащ, пересёк мост Сен- Мишель. Недалеко от места, где заканчивался мост, его ждал человек, закутанный, как и он, в чёрный плащ. Тристан подошёл к нему, и они вдвоём спустились под мост к берегу Сены. Здесь между ними состоялся короткий разговор.

— Ты узнал? — спросил Тристан у незнакомца. Тот тихо ответил:

— Узнал. Всё так и есть. Гилберт де Лануа — главный в ордене. Ему служат тысячи людей. Половина из них убьют кого угодно по одному движению руки этого человека. Он обладает огромным могуществом. Логово ордена находится под одной из часовен в монастыре. Я знаю, где она находится, однако проникнуть внутрь мне не удалось. Часовня усиленно охраняется. На виду никого нет, но едва кто- либо оказывается у дверей — сразу возникают два монаха. По моему глубокому убеждению, они не единственные кто охраняет вход в логово ордена. Они полностью властвуют в монастыре. Часть людей в монастыре лишь притворяются монахами. В действительности же они служат ордену. Однако различить настоящих и мнимых монахов не представляется возможным. И эти скудные сведения мне удалось добыть с риском для жизни. Эти люди охраняют всё, что имеет отношению к ордену. Никому не удастся подобраться к ним близко. Они убьют любого, кто попытается это сделать.

Тристан внимательно выслушал собеседника. Когда тот закончил, он вытащил увесистый кошелёк и вручил ему со словами:

— Продолжай наблюдать за всем, что происходит в монастыре. Встретимся здесь ровно через неделю!

На том оба расстались. Незнакомец сразу же испарился в темноте, а Тристан поспешил в обратный путь, дабы сообщить важные вести своему хозяину. Путь его лежал в предместье Сен-Виктор. Именно там находился небольшой уютный домик, который стал на время пристанищем…для наследника престола.

Когда Тристан появился в доме, Дофин всё ещё не ложился. Завидев его, он вскочил с кресла и забросал нетерпеливыми вопросами. Как ни странно, Тристан всегда запоминал их все.

— Ваше высочество, слова Таньги подтвердились, — сразу же сообщил Дофину Тристан, — Лануа действительно являетесь главой ордена.

— Кто бы мог подумать, — Дофин Людовик неопределённо хмыкнул, — признаться, я уже начал подумывать, что этот пройдоха одурачил нас в прошлый раз. Приходится признать истину. Таньги избавил нас от возможности быть одураченными этими людишками. Ничего, очень скоро мы избавимся от них.

— Это сделать не так просто, ваше высочество, — подал голос Тристан.

— Святые и грешники! Кто говорил, что сделать легко? Однако сделать придётся. И, прежде всего, следует убрать Лануа. Он слишком много знает и как мне видится, слишком многого хочет. Во всяком случае, я не собираюсь отдавать церковь в руки этого негодяя. Такой поступок был бы равносилен приговору самому себе. Следовательно, мы должны быть готовы. Как только батюшка отдаст богу душу… — Дофин осёкся и, с беспокойством взглянув на Тристана, коротко спросил: — Кстати, как его здоровье?

— Ухудшается с каждым днём! — ответил Тристан. — Мне стало известно о гонце. Его отправили за вами.

— Значит, дела действительно плохи!

— Я узнал ещё кое- что. Верные герцогу Бургундскому люди отправили к нему гонца. Судя по всему, он скоро вновь появится в Париже.

— Следовательно, дела ещё хуже. Мне следует поторопиться с приездом из Дофине. Однако раньше времени я также не могу приехать. Это может вызвать подозрение. Подождём немного.

— Ждать опасно, ваше высочество, — осторожно заметил Тристан, — в окружение короля есть человек, который каждый день сообщает Лануа о состояние его здоровья.

Дофин нахмурился и пробормотал:

— Эти колдуны, прости меня господи, протянули свои щупальца повсюду. Ты узнал имя этого человека?

Тристан кивнул.

— Это Кузино!

— Секретарь моего отца. Я казню его вместе с остальными, как только стану королём. Он не заслуживает иной участи. Что ещё удалось узнать?

— В Париж пришли неприятные вести с Севера. Идёт слух, будто английская армия активизировалась и нанесла несколько поражений нашим отрядам. Им, как говорят, даже удалось занять несколько городов.

— Король умирает. Этими словами всё сказано. Все вокруг стремятся использовать благоприятные обстоятельства. Ничего, пусть насладятся нашей слабостью. Очень скоро мы заставим всех горько пожалеть о своих деяниях. А пока, — Дофин наклонился к уху Тристану и стал что- то нашёптывать.

В то время как происходил этот разговор, в другом месте, а именно в подземелье монастыря Бернардинцев, состоялся не менее важный диалог между главой ордена и тем самым Кузино, о котором упоминал Тристан. Тристан был, несомненно, прав утверждая, что этот человек служит ордену. Этой ночью он выскользнул из дворца, дабы иметь возможность лично доложить обстоятельства болезни его величества. Лануа принял его в мавзолее. Восседая в кресле, он с неослабным вниманием слушал рассказ Кузино.

— Я проверял лекаря, как вы и приказывали мне, — согнувшись в поклоне перед Лануа, говорил Кузино. — Он постоянно поит короля настоем из шиповника смешанного с мятой. Королю становится всё хуже. Вчера он не узнал королеву. Он часто кричит, а затем впадает в полное безмолвие. Затем снова кричит страшным голосом. Он вообще не выходит из своей опочивальни. К нему заходит лишь лекарь и Таньги. Таньги целыми днями напролёт ходит по дворцу и пытается убедить всех, что болезнь короля не опасна, и он вскоре поправится.

— Не желает терять благодетеля, — губы Лануа скривила кривая усмешка.

— Именно так думают большинство придворных. Могуществу королевского любимца настаёт конец. Мало кто подчиняется его приказам. А прежде, до болезни….его слово было равносильно приказу самого короля.

— Я доволен тобой, сын мой, — негромко произнёс Лануа, — следи за всем, что происходит во дворце. Мы должны узнать первыми о смерти короля.

— Я сделаю всё, как отец мне велит!

Кузино ещё ниже согнулся в поклоне. Через мгновение по знаку Лануа один из четырёх монахов, что находились подле него, вывел Кузино из мавзолея. Едва тот скрылся за дверью, как отворилась дверь напротив, и появился человек со шрамом.

— Подойди, Адриан! — в голосе Лануа прозвучала скрытая радость. Когда его приказ был выполнен, он снова заговорил, а человек со шрамом, которого назвали Адриан, всем своим видом показывал, что внимательно слушает. — Скоро великое свершится, и могущество нашего ордена возрастёт многократно. Мы должны быть готовы к великому часу. Пусть нашему врагу и удалось избежать королевской темницы — от нас он не уйдёт. Известно, где он сейчас находится?

— Наши люди сообщили о том, что он отправился в Гасконь к своей сестре!

— Следовательно, он ещё не знает, насколько плох король, иначе не пытался бы спасти свою сестру. И мы используем его неведение. И не только. Настало время обрушить всю мощь нашего ордена на нашего злейшего врага. Он не нужен нам более. Все его уже ненавидят. В особенности после того, что он сотворил в Бретиньи. Настало время уничтожить семя, ибо сейчас никто не станет им сочувствовать. На них клеймо предателей и бунтарей. Клеймо убийц.

— Что мы должны сделать, отец?

Лануа опёрся на край стола и, приблизив своё лицо к лицу Адриана, издал зловещий шёпот:

— Убить! Всех убить! Сестру, друзей. Всех, кто предан ему. Всех тех, кого он любит. Всех — кто олицетворяет дом Д'Арманьяков. Всех кто может возродить могущество этого рода. Все они должны умереть. И, прежде всего, должен умереть наш злейший враг. Призови всех братьев. Возьми столько золота сколько понадобится. Используй все наши яды. Орден должен покарать это мерзкое племя. Ты всё понял, Адриан?

Человек со шрамом поклонился и с мрачной решительностью ответил:

— Они все будут умерщвлены!

— Не возвращайся ко мне раньше, чем сможешь сообщить, что порученное тебе дело выполнено, — предупредил Лануа. В его голосе прозвучала отчётливая угроза. Все, кто знал главу ордена, хорошо представляли, что именно означали эти слова.

— Они умрут, отец наш! — ещё раз клятвенно заверил человек со шрамом.

Сразу после этих слов, разговор перешёл на детали. Оба обсуждали все возможные способы устранения Д'Арманьяков вплоть до самого утра. Затем, Адриан покинул подземелье, но лишь для того, чтобы начать осуществление этого зловещего плана.

Глава 59

Примирение

А в замке Фацензак и понятия не имели, какие страсти кипели в Париже. Они ничего не знали о «болезни» его величества. Жизнь протекала размеренно и без особых происшествий. Каждый день начинался всегда одинаково. Анна ближе к полудню выходила в сад. Там её уже ждал виконт де Монтескье. Он встречал её со счастливой улыбкой на губах и с букетом свежих цветов в руках. Следовал обмен приветствиями. Затем они прогуливались по саду. Иногда до самого вечера. Они говорили о многом. О Париже, об Осере, о цветах. Затрагивались много тем, но имя брата, как и матери, ни разу не прозвучало в этих беседах. Анна старательно избегала упоминания о событиях, связанных с ними. Виконт понимал её состояние и старательно избегал всего, что могло огорчить женщину, которой он поклонялся. Также не упоминалась тема любви. Оба словно сговорившись, ни разу не обмолвились о своих чувствах. Между ними установились дружеские отношения, что не мешало виконту мечтать о большем в те мгновения, когда он оставался один. Но, несмотря на неопределённость, он чувствовал себя счастливым рядом с Анной. И лишь одно беспокоило его. Он опасался услышать весть, которая снова разлучит его с возлюбленной, как он называл её в душе. И чем больше проходило времени, тем неотвязнее становилась эта мысль. И этот день не стал исключением. Виконт настолько погрузился в невесёлые мысли, что не заметил приближение Анны. Она же сразу увидела хмурое лицо и сдвинутые брови. Правда, лицо виконта разгладилось и засветилось от счастья, когда он увидел, что к нему направляется Анна. Он вручил ей букет цветов. Они обменялись приветствиями и уже собирались направиться по аллее вдоль ограды, когда Анну окликнули. Она обернулась. К ней спешил управляющий замком. Совершенно запыхавшись от быстрой ходьбы, он остановился и выдохнул:

— Миледи, приехал монсеньор!

— Брат? — Анна вздрогнула, услышав эту весть, и почти сразу же покрылась бледностью. — Он один? — она обратила вопрошающий взгляд на управляющего. Тот отрицательно покачал головой.

— Прибыл также мессир Ле Крусто и ещё один человек, имени которого я не знаю.

— Ле Крусто? — изумлённо переспросила Анна. Она ждала приезд брата, но не думала, что он приедет с человеком, который по её мнению уже должен был быть убит. Для пущей уверенности она решила переспросить. — Вы уверены, сударь. Это действительно был он?

— Не может быть сомнений, миледи. А вот и он сам собственной персоной.

Управляющий посторонился, пропуская Ле Крусто, который вынырнул откуда-то из-за дерева и сразу подошёл к Анне.

— Вы? — радостно воскликнула Анна и протянула ему навстречу обе руки, чем вызвала неудовольствие виконта. Виконт мрачно косился на Ле Крусто, пока тот целовал протянутую ему руку. Едва он выпрямился, как они обменялись радостными улыбками.

— Я рада, что…брат… — начала, было, Анна но Ле Крусто перебил её:

— Миледи, вы даже представить не можете, как он изменился за эти дни. Сейчас это совсем другой человек. Мне не по себе видеть его таким, но я не могу не признаться в том, что таким он мне нравится гораздо больше. О лучшем сюзерене и мечтать нельзя.

— Вы пытаетесь меня утешить? — недоверчиво спросила у него Анна. — Вы рассказываете невозможные вещи. Он не мог так быстро измениться, если только не случилось ещё…

— Случилось, миледи!

— Случилось? — Анна вновь побледнела, ожидая услышать самое худшее, но сказанное Ле Крусто просто ошеломило.

— Монсеньор решился в одиночку штурмовать королевский дворец. Он хотел бросить вызов королю Франции в лицо.

— Но ведь он здесь. Следовательно…

— Как же плохо вы знаете вашего брата. Если он дал слово,…никакая сила не заставит его нарушить его. Он штурмовал дворец. Его поймали и посадили в темницу, но ему удалось бежать. Он вернулся в Осер, но после этого происшествия больше не заговаривал о короле. Перед приездом сюда, мы отправились в Бретиньи.

— Снова? — ужаснулась, было, Анна, но Ле Крусто быстро её успокоил.

— Монсеньор встретился с прево города. Он попросил найти семьи людей,… которые пали и сообщил, что каждой назначает жалованье. И это жалованье они будут получать на протяжении всей своей жизни. Он также заказал мессу за упокой их души.

— Неужели это возможно? — Анна всё ещё не могла поверить словам Ле Крусто.

— Очень скоро вы сами всё увидите. Монсеньор ждёт вас в часовне!

Услышав эти слова, Анна попыталась улыбнуться, но, так и не сумев это сделать, подобрала полы платья и торопливо направилась к маленькой часовне. С каждым шагом, приближающим её к встрече с братом, её сердце колотилось всё сильнее. Она жаждала его увидеть и страшилась одновременно. Но все эти чувства отступили в сторону, когда она вошла внутрь часовни. Она сразу увидела Жана. Тот стоял возле третьей ниши, над которой были выгравированы два слова: «Графиня Д'Арманьяк». Его рука лежала на краю саркофага, а голова была прислонена к стене рядом с именем матери. Взгляд его был столь печален, что в душе Анны что-то дёрнулось навстречу брату. Некоторое время оба молча смотрели друг на друга, затем, не сводя взгляда с сестры, Жан тихо прошептал:

— Я проклят! Проклят с самого рождения! Мне суждено всегда оставаться одному!

Анна сделала шаг ему навстречу и как могла мягко произнесла:

— Перестань винить себя в смерти матушки. Она сама того желала. Жизнь давно стала для неё обузой. Сейчас она рядом с отцом и счастлива. Достаточно себя мучить, Жан.

— Речь не о матушке, Анна!

— Нет? — Анна изумлённо уставилась на Жана. Меньше всего на свете она ожидала услышать подобные слова. — Тогда что тебя мучает?

— Я дал слово жениться на принцессе Жанне! Скоро состоится наша свадьба!

Анна была ошеломлена этими словами. Она некоторое время молчала не в силах вымолвить и слова, а затем только и смогла сказать:

— Но ведь это прекрасно. Жанна умна, очаровательна, всегда жизнерадостна,…но как это случилось?

— Король предложил мне её руку!

— Король? Ты встречался с…королём Франции?

— Да. Сейчас я знаю, что он невиновен в смерти нашей матушки. Я ошибался. Жестоко ошибался. Но, принимая предложение короля, я и не предполагал, чем это может обернуться. Лучше бы мы оставались врагами…

— Да что с тобой, Жан? — воскликнула, недоумевая, Анна. — Ты горюешь едва ли не больше, чем когда узнал о смерти матушки. Что плохого в этой свадьбе? Это же честь…

— Ты права. Это честь для меня! — Жан произнёс эти слова с невыразимой грустью, чем совершенно сразил сестру. — Мне следует перестать роптать на судьбу и принять всё как оно и есть на самом деле. Мне некого винить, за исключением самого себя. Я в полной мере заслужил наказание, но….она… — Жан неожиданно оборвал речь. Чуть позже он заговорил совсем о другом, чем огорчил Анну. Она так и не сумела понять, что именно беспокоит брата. — Я приехал за тобой!

— Я готова подчиниться вашей воле, монсеньор! — Анна сразу стала холодной, чем ещё больше расстроила Жана. Он взял её за руку и как мог мягко, произнёс:

— Наверное, я заслужил такой ответ. Но ты должна узнать, что сейчас речь идёт не о моей воле. Обстоятельства принуждают меня пойти на такой шаг. Скорее всего, мы все стали жертвами интриг. Ты доверяешь Таньги? — неожиданно спросил Жан.

— Всей душой! — не раздумывая, воскликнула Анна. Жан кивнул, словно ожидал услышать такой ответ.

— Мы долго беседовали с ним. Он утверждает, что существует некий орден. И этот орден пытается уничтожить нас. Он утверждает, что матушка стала жертвой этих людей, как и…наш отец. Ты стала также жертвой. Они хотели получить тебя через Монтегю. Таньги утверждает, что моё появление расстроило их планы, но впоследствии они решили использовать меня против…короля. Если добавить к этому непонятные нападения на меня…

— Тебя пытались убить? — волнуясь всё сильней, спросила Анна.

— Несколько раз. И я не мог понять по какой причине, и кто эти люди. Сейчас же всё становится на свои места. Я лишь жалею, что не выслушал Таньги с самого начала. Отец ничего не писал про орден. А ведь он не мог не знать о наших врагах. Я сказал об этом Таньги. Он признался в том, что они все полагали, будто сумели уничтожить этот орден. На самом же деле им удалось не только уцелеть, но и стать гораздо могущественнее. Таньги уверен в том, что эти люди попытаются…убить меня снова.

— Нет! — Анна взяла брата за руку и устремила на него испуганный взгляд. Жан пожал её руку и как мог успокаивающе ответил:

— Милая моя сестра, я сумею позаботиться о себе. Будь уверена. Меня беспокоит другое…

— Я?

— Ты и…ещё один человек. Вы не должны даже случайно пострадать. Лишь поэтому я здесь. Если они настолько опасны, как утверждает Таньги, нам следует предпринять все меры предосторожности. Ты поедешь в Осер и поселишься в замке. Рядом с тобой будут неотлучно находиться виконт де Монтескье, Капелюш и Ле Крусто. Кроме всего прочего я распорядился утроить охрану замка. Я прошу тебя не покидать замок ни при каких обстоятельствах. Во всяком случае, до той поры, пока я не буду уверен, что вашим жизням ничего не грозит.

— Могу я узнать…кто этот человек?

Жан понял, о чём она его спрашивала.

— Ты её знаешь. Мы приняли её за служанку…

— Мария? — Анна почему-то сразу подумала о ней. И не ошиблась. Жан, по привычке молча кивнул.

— Значит…она не простолюдинка?

— Нет. Она занимает высокое положение в своей стране. Я бы попросил тебя отнестись к ней…со вниманием

По лицу брата Анна поняла, что ему не хочется более говорить на эту тему; по этой причине не стала задавать вопросы, которые буквально вертелись у неё на языке, а перевела разговор в другое русло. Она задала другой вопрос, который в данный момент беспокоил её более всего.

— А что будет с тобой? Ты тоже останешься в замке?

— Я поеду в Париж! — коротко ответил Жан. При этом его взгляд загорелся столь мрачным огнём, что Анна непроизвольно вздрогнула. Она поняла смысл этого взгляда.

— Если этот орден настолько опасен, стоит ли туда ехать? — Анна с ярко выраженным беспокойством смотрела на брата.

— Они убили наших родителей, Анна. Если мне придётся весь город разобрать камень за камнем, я и тогда найду их. Я сотру с лица земли этот мерзкий орден. Клянусь тебе в этом здесь…у праха наших родителей.

Непоколебимое лицо не оставляло сомнений. Анна успела достаточно узнать брата чтобы понять простую истину — он не отступится до той поры пока не сделает всё так сказал. Она и не собиралась его отговаривать. Она лишь обратилась к нему с просьбой.

— Всё что угодно! — не задумываясь, ответил Жан.

— Я бы хотела взять с собой в Осер…отца Бернара. Он мой исповедник. Я привыкла к нему. Он мне помогал, поддерживал…

— Бери с собой всех, кого пожелаешь, Анна!

— Благодарю тебя!

Она подошла к нему и, взяв под руку, вывела из часовни. Она повела его по своей любимой аллее. Шаг за шагом они продвигались вперёд. Слово за словом, Анна добилась того, что он стал рассказывать про свою жизнь на Востоке. И пусть слова его были скудны, но они так много говорили ей. А кому ещё он мог рассказать? За исключением сестры у него никого больше не осталось. Беседа между ними продолжалась несколько часов. Всё это время, Ле Крусто, виконт и Капелюш, который успел присоединиться к ним, следили за Жаном и Анной. Они от души радовались, наблюдая долгожданное примирение двух самых дорогих им людей. Лишь поздней ночью все разошлись по своим комнатам. Наутро предстояло отправиться в Осер. Жан же начал готовиться к поездке в Париж.

Глава 60

— И когда это только закончится? — с тяжёлым вздохом пробормотал король. С откровенно брезгливым видом он осмотрел своё новое жилище. Хотя осматривать, по сути, было нечего. Узкая кровать возле стены, заправленная…грубой на вид тканью. Отвратительный на вид стол и два стула. Да ещё и этот непонятный холст на стене. Как король не вглядывался в рисунок, изображённый на холсте, так и не смог понять, что именно там было изображено. Он ещё раз тяжело вздохнул и опустился на край кровати. Она даже не прогнулась. После его роскошных покоев…это мерзкое место. Появился Таньги. Король устремил на него хмурый взгляд.

— Я и не подозревал, что во дворце есть такие отвратительные комнаты. Видимо ты основательно постарался. И чем плохи были мои покои?

— Не ропщи, Карл, — Таньги извлёк из-под плаща небольшой кусок хлеба и бутылку вина. Всё это он поставил на стол. — Ты ведь умираешь, следовательно должен быть поближе к Богу. А здесь рядом часовня, так что сможешь покаяться в грехах.

— Хлеб? — король устремил на Таньги гневный взгляд. — Ты собрался меня голодом морить?

— И вино! Цвет твоего лица всё ещё далёк от нужного состояния. Воздержание в еде поможет нам добиться самого лучшего сходства.

— Если прежде я не сойду в могилу…от голода!

Король уселся за стол и, отломив небольшой кусок хлеба, отправил его в рот.

— А где бокал?

— Ах, да, — Таньги вытащил его из-под складок плаща и поставил перед королём. Затем откупорил бутылку и наполнил бокал до краёв. Король тут же наполовину опустошил бокал.

— Так сколько ещё терпеть, Таньги? — не переставая жевать, поинтересовался король.

— Совсем немного, — Таньги сразу стал серьёзен. — Но нам предстоит самое тяжёлое испытание. Очень скоро во дворец прибудут и Дофин, и герцог Бургундский. Тебе предстоит встретиться с обоими. И как ты понимаешь, они не должны догадаться об истинном положении дел.

— Герцог Бургундский, понятно. А Людовику я собираюсь всё рассказать.

— И тем самым уничтожишь все наши усилия!

— Ты и его подозреваешь? — король от удивления перестал есть.

— Я всех подозреваю, — Таньги не стал объяснять, по какой причине он не доверяет Дофину. — По этой причине настоятельно прошу никому ничего не говорить. Во всяком случае, до той поры, пока мы не будем точно знать кто наши враги.

— И как же мы это узнаем?

— Есть способ! — Таньги устремил на короля многозначительный взгляд. — С сегодняшнего дня ты вообще перестанешь понимать происходящее. Ты не будешь узнавать никого, даже…своего сына. В общем, веди себя как человек, который собирается предстать перед Богом и если говорит, так только о своих грехах. Они должны поверить в то, что ты более не представляешь для них угрозу, иначе ничего не получится. Более того, мы им позволим делать всё, что им заблагорассудится. Я даже готов к тому, что мне не позволят навещать тебя. Все эти меры убедят их в том, что настала пора брать быка за рога.

Король расхохотался.

— Чёрт бы тебя побрал, Таньги. В таком случае они точно смогут сжить меня со свету. Я ведь стану беззащитным. Кто тогда сможет удержать кинжал убийцы или руку отравителя.

В ответ на эти слова, Таньги выразительно показал рукой на холст, который так не понравился королю. Тот сморщился.

— Ничего не видел уродливее!

— Тем не менее, он как нельзя к месту, — улыбаясь, произнёс Таньги. — За ним находится потайная комната. Я постоянно буду находиться там и следить за всем, что происходит. Со мной будут находиться ещё два человека. Один из них — весьма сведущ в ядах. Его присутствие исключит любую попытку отравления. Эта лишь мера предосторожности, так как я уверен, что таких попыток не будет, ибо в них больше нет никакого смысла.

— А кто второй? — спросил заинтригованный король.

Таньги широко улыбнулся.

— Тот, кому по силам избавить любого от желания покушаться на жизнь короля. Граф Д'Арманьяк.

— Да это настоящий заговор против врагов короля! — его величество весело расхохотался.

— И это ещё не всё.

— Неужто есть ещё что-то?

— Безусловно. Мы должны были предусмотреть все возможные варианты. Посему решили не беспокоить твою гвардию. Очень скоро в Париж начнут тайно прибывать Д'Арманьяки. Более двух тысяч человек. Они выступят, как только настанет такая необходимость или же возникнет угроза жизни королю.

— Ты мог бы стать моим министром, Таньги!

— Я предпочту остаться твоим другом. А должность министра отдай тому, кто готов лицемерить, лгать и наживаться за счёт твоих подданных.

— Следовательно? — король устремил вопросительный взгляд на Таньги.

— Всё готово, Карл. Однако капкан захлопнется не раньше, чем в него попадёт дичь!

Глава 61

Жан скакал, по привычке пригнувшись к шее лошади. Он достиг берега Луары. Впереди показался длинный мост. Через несколько минут он въехал на него. Ему пришлось постоянно маневрировать. По мосту двигались несколько десятков повозок, сопровождаемых людьми в поношенных одеждах. Все эти люди выглядели глубоко озабоченными. На Жана они не обращали ни малейшего внимания. Их больше заботили нагруженные телеги. Он без особых хлопот миновал мост. Уже выезжая на дорогу, ведущую к Парижу, Жан заметил ещё две повозки. Они неподвижно стояли на некотором отдалении от моста. Его удивили люди, стоявшие вокруг повозок. Они не были похожи на крестьян. Все в плащах с одинаково мрачными лицами. Ко всему прочему у одного из них распахнулся плащ, и мелькнула рукоятка шпаги. Мчась галопом по дороге, он снова и снова возвращался к мысли о том,…что могли делать эти люди в таком месте? Возможно, они кого-то ждали. Чем иначе объяснить их присутствие? Столько людей…эти повозки…оружие. А если они устроили засаду? Если они собираются кого-нибудь убить? Жан остановил коня и задумался. По непонятной причине его охватило беспокойство, ведь следом за ним должна была проехать Анна. Хотя чего волноваться? Ведь её охраняют Ле Крусто, виконт, Капелюш и ещё десяток человек. Они справятся в случае нападения. Да и с чего он взял, будто напасть хотят именно на неё? Да и откуда они могли узнать о том, что она поедет в Осер? Нет. Нет. Скорее всего, это просто глупая мысль. Жан тронул коня, но тут же остановился снова. Его вновь охватило беспокойство за жизнь сестры. Пусть это и будет выглядеть глупо, но лучше он вернётся назад и убедиться в том, что ей действительно ничего не грозит. Жан повернул коня и помчался обратно в направлении моста.

Почти в то же само время карета с гербом Д'Арманьяков въехала на мост, сопровождаемая внушительной охраной. Однако, проехав до середины, карете пришлось остановиться. Поперёк пути валялась перевёрнутая повозка. Вокруг неё были разбросаны мешки. Вокруг мешков сновали люди и кричали друг на друга. Анна, почувствовав, что карета остановилась, выглянула из окна. Рядом с ней тут же показался виконт де Монтескье.

— Миледи!

— Почему мы остановились, сударь? — спросила у него Анна.

— Всего лишь недоразумение, миледи. Сейчас я улажу всё, и мы отправимся дальше.

Виконт направил коня в сторону опрокинутой повозки. Капелюш и Ле Крусто почти не обращали на него внимания, ибо были уверены, что виконт и без их помощи во всём разберётся. Они затеяли между собой разговор в ожидании, когда освободится дорога. Тем временем, виконт подозвал к себе одного из крестьян. Когда тот подошёл, он громко потребовал, чтобы повозку немедленно убрали с дороги. Благо людей рядом с ней было предостаточно. Сзади раздался голос Анны. Виконт резко обернулся и поэтому не заметил как у крестьянина, с которым он разговаривал, внезапно изменилось лицо. Тот незаметно извлёк из-под плаща кинжал и, вытянувшись, резко воткнул его в бок виконта.

— К оружию! — только и смог закричать виконт. Его тело безвольно свесилось с седла, а потом свалилось на один из мешков. Всё пространство на самом мосту и вокруг него в одночасье заполнилось криками. Одни кричали:

— Во имя священного ордена, убивайте всех!

Другие же призывали к оружию, выстраиваясь перед каретой в один сплошной ряд. Не успели они занять оборонительные порядки, как Ле Крусто заметил группу людей, стремительно приближающихся к ним сзади.

— Охраняй миледи Анну! — закричал он Капелюшу, бросаясь назад. Удар последовал одновременно с двух сторон. Несколько десятков вооружённых до зубов людей остервенело бросились на них. И уже в первые мгновения стали быстро теснить. Ле Крусто и ещё трое оборонялись позади кареты. Остальные во главе с Капелюшем находились впереди. Капелюш, несмотря на преклонные годы, бился с необыкновенной стойкостью. Однако напор был слишком силён. Одновременно двое из защитников пали мёртвыми. Образовалась брешь. И в эту брешь незамедлительно устремились несколько убийц. Им удалось добраться до кареты. Но здесь подоспел Капелюш. Он бросился к дверце кареты, заслоняя её своим телом и не давая туда проникнуть. Ему удалось оттеснить их от кареты, но не удалось увернуться от ударов. Одновременно два удара достигли своей цели. Один пронзил плечо, второй правую руку. Не обращая внимания на раны, Капелюш перебросил шпагу в левую руку и продолжал отбиваться. Ле Крусто видел, в каком тяжёлом положение находится Капелюш, но ничем не мог ему помочь. Он сам едва успевал отбиваться от ударов, которые сыпались со всех сторон. Ряды убийц редели быстрей, нежели их собственные, но даже это обстоятельство не оказывало нужного действия. Нападавшие решили любой ценой достичь своей цели и рвались к карете. Капелюш тем временем получил ещё одну рану. Он истекал кровью, но не отходил от кареты. Сил оставалось всё меньше и меньше. Он понимал…ещё немного, и он упадёт. И осознание этой истины заставило его напрячь всё своё мужество.

— Спасай Анну! — закричал он Ле Крусто. — Я проложу дорогу для вас.

Ле Крусто кивнул. Он быстро соскочил с коня, что едва не стоило ему жизни. Так как именно в этот момент последовал удар. Шпага прошла в дюйме от шеи. Его тут же заслонили двое оставшихся в живых Д'Арманьяков, с которыми он отражал нападение сзади. Ле Крусто проскочил позади Капелюша и распахнул дверцу. Он схватил Анну за руку и вовремя. С другой стороны показались перекошенные яростью лица убийц. Ле Крусто буквально вытащил её из кареты и что было силы закричал:

— Ко мне, Д'Арманьяки!

Оставались в живых всего четверо. Невзирая на окружающих их убийц, они стали пробиваться к Ле Крусто и тем самым отвлекли их на себя. В это мгновение Капелюш выбросил шпагу из рук и, издав рык, двинулся на убийц находившихся позади кареты и преграждающие им путь к отходу. Он буквально расшвыривал их в разные стороны голыми руками, освобождая дорогу Ле Крусто и Анне. И ему удалось освободить для них проход. Они побежали так быстро, как только могли. Анна оглянулась назад и с непередаваемой болью в голосе, закричала:

— Нет!

Позади них всё ещё стоял истекающий кровью Капелюш. Последняя атака обошлась ему очень дорого. Он получил десятки ран. И сейчас убийцы, окружив его со всех сторон, добивали.

— Ему не помочь! — закричал Ле Крусто Анне. — Мы должны бежать, иначе вас тоже убьют!

И словно в подтверждение этих слов раздались яростные вопли:

— Во имя ордена, во имя отца Вальдеса! Убейте проклятых Д'Арманьяков!

— Скорее же! — закричал Ле Крусто, пытаясь потащить её за собой, но Анна со слезами на глазах смотрела на мёртвое тело Капелюша и всё время шептала:

— Я не могу, не могу…

Время было потеряно. Ле Крусто с ужасом наблюдал за приближением убийц. Он встал перед Анной, собираясь умереть, защищая её, но тут же издал громкий крик ликования. К ним стремительно приближался всадник. Всадник перепрыгнул через перевёрнутую телегу, пролетел мимо кареты, а в следующее мгновение мощная грудь коня врезалась в убийц, раскидывая их в разные стороны. Жан соскочил с седла на скаку и, не давая убийцам опомниться, ринулся на них, при этом издав дикий рык. Шпага и кинжал одновременно заработали во всю мощь.

— Во имя ордена? Во имя отца Вальдеса? Убить проклятых Д'Арманьяков?

После каждого слова раздавался звук падающего тела.

— Сестру мою убить вздумали? Также как убили матушку? Как убили отца?

Жан с перекошенным от ярости лицом разил всех, кто оказывался на расстоянии вытянутой руки. Всё закончилось настолько быстро, что Ле Крусто ничего и не успел толком ни понять, ни прийти ему на выручку. Из восьми остававшихся в живых убийц выжил лишь один. Он испуганно жался к перилам моста, пока Жан нависнув над ним сверлил его взглядом. Мгновение спустя, Жан вложил шпагу в ножны и, схватив его за шиворот, бросил себе под ноги.

— Пощадите! — раздался душераздирающий крик. Лёжа на спине, он пытался отползти подальше от Жана, но тот не стал его убивать.

— Прочь! — закричал ему Жан. — Отправляйся к своему ордену и передай, что я приду и уничтожу всех. Всех до единого. А этого отца…я повешу на его собственной коже, после того как сдеру её с него.

Услышав слова Жана, тот быстро поднялся на ноги и побежал. Проследив его бегство, Жан обернулся назад и бросил благодарный взгляд на Ле Крусто. Тот с глубоко печальным видом кивнул в сторону Анны. Опустившись на колени рядом с телом Капелюша, она навзрыд плакала. Жан подошёл к ней и, обняв за плечи, приподнял. Анна упала ему на грудь и сквозь слёзы, прерывающим голосом прошептала:

— Он умер,…чтобы спасти меня!

— Все умирают! — тихо ответил Жан. — Но не все так храбро как Капелюш.

Жан отстранил от себя Анну и нагнулся над Капелюшем. Видя, что он собирается поднять тело, Ле Крусто подошёл, собираясь помочь ему, но услышал решительное «Я сам». Жан поднял безжизненное тело Капелюша. Держа его на своих руках, он направился к карете. Этот поступок сказал Ле Крусто многое. Он понял, что смерть Капелюша стала для Жана гораздо большей потерей, чем для них всех.

Позже они подобрали и тяжело раненного виконта де Монтескье. К счастью, он всё ещё дышал.

Глава 62

Жан и Мария

Ещё долгое время после завершения мессы, Жан сидел в пустой часовне с поникшей головой. Он отвлёкся лишь тогда, когда рядом с ним раздался мягкий голос:

— Это был прекрасный человек!

— Да, — Жан поднял грустный взгляд на…Марию. Она ответила взглядом полным нежности и участия. — Порой у меня возникает чувство, что весь наш род проклят. Все, кто находятся рядом с нами — умирают. Я всегда считал себя сильным. Способным противостоять любым врагам и только здесь осознал, насколько ошибался. Для того чтобы уничтожить меня…достаточно убить матушку или Капелюша. Убить мою сестру или тех, кто дорог мне. Ведь мне ничего не останется, как ненавидеть и убивать в ответ. Или же я должен буду признаться в собственном бессилии. Хотя, разве смерть дорогих тебе людей не есть твоё собственное поражение? И как быть, когда не остаётся никаких чувств за исключения ненависти?

— Вам тяжело на душе, господин?

— Почему ты защищала Ле Крусто?

— Я защищала не его!

— Меня? — Мария отвела глаза, не в силах выдержать пристального взгляда Жана. — Можешь ничего не говорить. Я знаю ответ. Ты не позволила мне совершить роковую ошибку. Возможно, именно благодаря твоему вмешательству тогда, моя сестра осталась в живых. Я тебе благодарен…Мария. Я в долгу перед тобой. И хочу, чтобы ты это знала…

— Вы мне ничего не должны, господин! — Мария избегала смотреть на Жана. Но сейчас он знал истинную причину такого поведения. Жан многое ей мог сказать и многое сказал бы, но пришло чувство, что он не должен бередить ей душу. Не должен давать надежду, которой не суждено сбыться.

— Я бы очень хотел, чтобы ты оставалась здесь, в замке, — тихо произнёс Жан, — но если тебе станет тоскливо, и ты захочешь покинуть…город, я помогу тебе уехать туда, куда ты только сама пожелаешь.

— Я останусь, господин!

Всего три слова, но что они значили для Жана. Он смотрел на неё и молчал. Она же старательно избегала его взгляда. Щёки у неё стали пунцовыми, реснички время от времени испуганно вздрагивали, изящные пальчики теребили складки платья. Понимая, что, затягивая разговор, он ставит её в очень неловкое положение, Жан поднялся. Прежде чем уйти, Жан произнёс глухим голосом, что выдавал чувства, которые он испытывал в эту минуту:

— Я хочу сказать…моя сестра, и…ты…вот всё, что осталось у меня дорогого в жизни. Мне надо ехать в Париж. Когда я вернусь, мы обязательно поговорим.

Жан покинул часовню. После его ухода Мария опустилась на скамейку, где не так давно сидел Жан. Глаза её сияли от счастья. Она коснулась руками своего лица, словно пытаясь унять жар, и прошептала:

— Ты слышал, Господи? Ты слышал его слова?

— Не он один, Мария! — неожиданно раздалось рядом с ней. Мария вздрогнула и быстро поднялась с места. Увидев стоящую перед ней…Анну с бледным лицом, она опустила глаза и пробормотала:

— Госпожа, я не видела, как вы вошли!

— Я здесь давно. Молилась за душу Капелюша. Ни ты, ни Жан меня не заметили. Я слышала ваш разговор. И если были у меня сомнения, так теперь они отпали.

— О чём вы, госпожа? — Мария воззрилась на неё с откровенным недоумением.

— Сестра, а не госпожа! — мягко ответила Анна. Она взяла Марию за руку и усадила рядом с собой на скамейке. Не отпуская её руки и глядя прямо ей в глаза, Анна негромко спросила: — Ты ведь любишь моего брата?

— Госпожа! — Мария вспыхнула и резко опустила голову.

— Сестра! — Анна коснулась свободной рукой её подбородка, тем самым вынуждая Марию посмотреть ей в глаза. — Я знаю, что ты любишь его. Я знаю очень многое. Не пытайся скрывать свои чувства, Мария. Это ни к чему. Я затеяла этот разговор лишь для того, чтобы помочь моему брату и той самой девушке, которая спасла его.

— Вы знаете? — Мария была совершенно потрясена этими словами. Она не знала, куда себя деть. И даже попыталась встать, но Анна ей не позволила. Удерживая её за руку, она как могла мягко попросила:

— Выслушай меня, Мария. Мне всё рассказал брат. Он лишь не сказал, что ты именно та девушка, которая спасла его, но этого и не надо было делать. Стоит лишь раз увидеть, как он на тебя смотрит, и всё становится ясно.

— Не говорите ему, — взмолилась Мария, — он не должен узнать. Я не вынесу если…

— Боюсь, твоя просьба опоздала, Мария. Неужели ты не поняла…что ему известно кто ты…

— Не может быть, — бледнея, прошептала Мария. — Я бы поняла…

— Вспомни его слова. Те, которые он сказал тебе на прощание. Ведь по сути, Жан признался тебе в любви. Он любит тебя, Мария. Любит всем сердцем. И если не показал своих чувств, то только потому, что не хочет причинять боль…

— Я не понимаю…

— Он помолвлен. С принцессой Жанной.

— Я не знала! — Мария резко изменилась в лице. Счастливая улыбка мгновенно пропала с её губ. Взгляд померк. Чуть позже она едва слышно прошептала. — Я не надеялась стать его супругой.

— Но ты её станешь!

— Прошу вас…если и правда он меня любит,…но мне не верится, нет. Он не может меня любить…мне надо уехать, — с отрешённым лицом произнесла Мария, — я буду мешать ему и…графине. Я уеду сегодня же.

— Ты не уедешь! А вот я уеду. Я поеду в Париж, и всё откровенно расскажу принцессе. Она так же милосердна, как и красива. К тому же не любит моего брата. Для неё этот брак ничего не значит. Доверься мне, Мария.

— Нет, нет. Я не могу. Я не верю, — Мария поднялась с места и, устремив на Анну умоляющий взгляд, прошептала, — не надо ничего делать. Я просто уеду.

— А как же Жан?

— Он не любит меня, вы ошибаетесь…

— Он любит тебя!

Мария вначале замерла, а затем медленно обернулась. Глаза её наполнились слезами, когда она увидела Жана. Непонятно по какой причине он решил вернуться и слышал слова Марии.

— Он тебя любил всегда, Мария, — с мукой в голосе произнёс Жан, — он думал о тебе в самые тяжёлые минуты своей жизни, но считал, что никогда больше не увидит. Я не хотел признаваться. Но ты не оставила мне выбора. Я поеду в Париж и откровенно поговорю с королём. Если он решит разорвать помолвку, я буду благодарен ему всю свою жизнь. Если же настоит на свадьбе, что ж…тогда мне придётся подчиниться. Я связан словом и не могу его нарушить. От тебя я прошу лишь одного — дождаться от меня весточки. После того ты будешь вольна поступить так, как сама пожелаешь. Я подчинюсь любому твоему решению.

Высказав всё, что он хотел, Жан, не дождавшись ответа, повернулся и вышел. Анна с улыбкой смотрела на совершенно растерянную Марию. Та то и дело хватала воздух, пытаясь что-то сказать, а затем попросту обняла Анну и голосом полным счастья прошептала:

— Он меня любит…он меня любит,…неужели это и вправду не сон?

Топот копыт возвестил об отъезде Жана. Часом позже после его отъезда в ворота въехала карета. Как и просила Анна, в замок прибыл отец Бернар, её исповедник.

Глава 63

Заговор и заговорщики

Той же ночью Осер незаметно начали покидать Д'Арманьяки. Все они, разбившись на небольшие группы, направлялись в Париж. Но не только они одни. Кавалькада, состоящая из двадцати всадников, въехала в город и устремилась в направлении монастыря Бернардинцев. В то же самое время в тишине Парижских улиц, на мостовой Филиппа- Августа раздалось неслышное «Добро пожаловать, ваше высочество!».

Дофин прибыл на встречу в сопровождении своего постоянного спутника Тристана и ещё четырёх человек. Епископ Лануа прибыл в сопровождение двух монахов. Они сразу оставили своих провожатых и отошли в сторону. В то время как их спутники зорко следили за тем, чтобы им никто не помешал, сами они начали весьма важный разговор.

— Ваше высочество убедилось в нашей преданности? — тихо спросил Лануа.

— Вне всякого сомнения! — подтвердил Дофин.

— Ваше высочество готово сдержать данные обещания?

— Вопрос излишен, ваше преосвященство. Я дворянин.

— И всё же мне хотелось бы услышать ответ!

— Да.

— Отлично! — Лануа явно приободрился. — Теперь следует сделать следующее. Позаботьтесь о том, чтобы короля привезли в наш монастырь на одну ночь.

— Для чего это нужно? — так же тихо спросил Дофин.

— Мы предпримем необходимые меры для того, чтобы он поскорее отправился в мир иной!

Увидев протестующий жест, Лануа быстро добавил:

— Не беспокойтесь, мы всё сделаем, как следует. Никто ничего не заподозрит. Король будет убит, а в его смерти обвинён герцог Бургундский. Он будет присутствовать в монастыре. Придёт помолиться за короля. Я об этом позаботился. Из монастыря он больше не выйдет. Это слишком опасно. Мы не можем оставлять его в живых. Всё должно быть закончено сразу.

— Умрёт король…герцог Бургундский. Кто нам поверит?

— У меня есть письмо герцога Бургундского. В нём он совершенно ясно приказывает убить короля. Этого достаточно для того, чтобы нам поверили.

— Могу я взглянуть…на это письмо?

Лануа вытащил из-под складок мантии требуемое письмо и без слов вручил Дофину. Тот отошёл к одинокому светильнику, освещавшему мостовую, и развернул бумагу. Всё обстояло так, как и говорил Лануа. В конце письма стояла подпись и печать герцога Бургундского. Дофин вернулся на место и с неподдельным восхищением произнёс:

— Не могу понять, как вам удалось получить этот документ!

Лануа мрачно усмехнулся.

— Я получил его в обмен на другую бумагу. Её написал один из Парижских писчей, но герцог искренне верит, что она написана самим Папой!

— Вот оно что… — пробормотал Дофин. Слова Лануа наводили на серьёзные размышления. И, прежде всего по поводу недоверия, кое он питал по отношению к этому человеку. Кто бы ни был Лануа, он, вне всякого сомнения, показал свою преданность. Дофин не мог не учитывать этого важного обстоятельства.

— Следовательно, нам остаётся только позаботиться о том, чтобы его величество покаялся в своих грехах?

— Это всё, что мне необходимо для завершения нашего дела! — Лануа поклонился.

— Думаю, это можно устроить. Тристан даст знать, в какой день это произойдёт! — Дофин плотнее завернулся в плащ и, повернувшись, зашагал в сторону своих сопровождающих. Лануа проводил его взглядом, а затем и сам удалился в сопровождение своих людей.

Вернувшись в монастырь, он застал там герцога Бургундского. Герцог был охвачен нетерпеньем и сразу набросился с вопросами на Лануа.

— Король проведёт ночь в монастыре. Дофин будет проводить ночь вместе с отцом. Тогда и будет всё сделано! — сообщил ему Лануа. Услышав новость, герцог немного успокоился.

— А ты уверен, что моё присутствие необходимо?

— Безусловно! — подтвердил Лануа. — Никто ничего не должен заподозрить. Дофин почувствует себя плохо не раньше, чем через неделю. К тому времени и король умрёт. Вы останетесь единственным претендентом на трон.

— Уж тогда я покончу с Д'Арманьяками, — сквозь зубы произнёс герцог Бургундский. — Он посмел меня унизить. Что ж, наказание будет неотвратимым и жестоким.

Узнав всё, что ему было нужно, герцог Бургундский удалился, не преминув сообщить, что остановится во дворце Сен-Поль. Ему следовало быть рядом с королём в эти тяжёлые дни. После его ухода, Лануа подозвал одного из тех двух монахов, которые постоянно сопровождали его, и коротко приказал:

— Приготовьте всё необходимое и найдите нужного человека. Герцог Бургундский должен умереть вместе с королём!

Несколько часов спустя на рассвете отец Бернар покинул замок. Стражникам он сообщил, что направляется в церковь. И это была действительно правда. Когда он пришёл в маленькую церковь, расположенную на окраине Осера, там уже ждали. Помолившись перед распятием, отец Бернар подошёл к чаше со святой водой. В тот миг, когда он черпнул руками воду, рядом с ним раздался зловещий шёпот:

— Его сестра должна умереть! Вылей это в воду!

Отец Бернар взял маленький пузырёк из рук человека со шрамом и спрятал под рясу.

Глава 64

Подмена

Таньги уже целый час стоял, прильнув к глазку, проделанному в стене. То и дело у него вырывалось непонятное бормотанье. Жан устроился возле ниши перед окном. Закинув ноги на стол, он с неослабным вниманием следил за действиями Таньги, готовый в любое мгновение ринуться на помощь королю. Шпага лежала у него на коленях. Время от времени он выписывал ею круги в воздухе или касался остриём каменной плиты под ногами. Он не изменил ни своей позы, ни занятий, когда Таньги отошёл от стены и устремил на него весёлый взгляд.

— Как обстоят дела? — поинтересовался у него Жан.

— Как мне видится…совсем неплохо. Карл вполне сносно справляется с ролью умирающего. Он почти ничего не говорит, никого не узнаёт и изредка кричит. Если б эти болваны не были столь озабочены своими планами, наверняка бы различили в его голосе больше насмешки, нежели страданий от невыносимых болей. Однако нам такое положение дел на руку. Они ничего не заподозрили и это самое главное. Стоило посмотреть, как сокрушался герцог Бургундский, — продолжал с весёлой усмешкой Таньги, — а его высочество Дофин был просто неподражаем. Он так сокрушался, что даже я почти поверил ему.

— Иначе и быть не может! Он сын своего отца!

— Монсеньор, это восточная мудрость. Во Франции она более чем неуместна. Здесь дети ненавидят родителей гораздо сильней, чем всех остальных врагов. И в особенности это касается наследников престола.

— Знаете, сударь, временами я перестаю понимать ваши слова, — совершенно искренне признался Жан.

— Ну и, слава Богу, монсеньор. Это говорит лишь о том, что вы всё ещё далеки от того, чтобы стать настоящим французом…во всех смыслах этого красивого слова.

— Что вы имеете в виду, сударь? — нахмурившись, спросил Жан.

— Некоторые не совсем приятные черты. К примеру,…склонность к постоянным интригам, коварство…чёрт, проклятье на голову матушки Карла, — Таньги прервал разговор и поспешно вернулся на прежнее место. Жан проводил его удивлённым взглядом, но ничего говорить не стал. Из разговора с Таньги он сделал один вывод — здесь во дворце существовал свой язык общения… свои правила. Они ему не нравились в отличие от манеры Таньги беседовать. Он мог подать любую, даже самую неприятную новость так, что улыбка возникала сама по себе. Редкое качество. Наверное, именно за это качество король относится к нему с удивительным снисхождением. И отец его любил…любовь, — Жан вложил шпагу в ножны и тяжело вздохнул. Он не имел представления, каким образом сможет поговорить с королём. Что ему сказать? Как объяснить? Король воспримет любые его слова как оскорбление и будет, несомненно, прав.

— Никого нет! — раздался заговорщический голос Таньги.

Услышав эти слова, Жан быстро поднялся с места и подошёл к Таньги. Тот упёрся двумя руками перед собой. В стене появилась…дверь. Лишь лёгкий шум возвестил о том, что она отворилась. Таньги, а вслед за ним и Жан скользнули в проём. Король встретил их появление с довольной улыбкой. Весь его вид выражал торжество. Он быстро принял сидячее положение и негромко произнёс:

— Они поверили, но…

— Но? — настороженно переспросил Таньги.

— Людовик распорядился перенести меня в монастырь Бернардинцев!

— И чем он мотивировал своё решение?

— Он сказал — «будто это было моим желанием». Я понятно, ничего не мог ответить. Было бы странно заговорить, когда всё остальное время не можешь проронить и слова. А вообще это довольно весело. Все горюют, говорят о тебе прекрасные слова…

— Ты входишь в роль, Карл!

— Разве не этого ты хотел от меня? — с удивлением спросил у него король.

— Только не сейчас! — Таньги выглядел встревоженным. — Мне не нравится мысль Дофина.

— Ты напрасно подозреваешь Людовика, — начал, было, король, но Таньги его резко перебил.

— У меня есть основания, Карл. Ко всему прочему он собирается отвезти тебя в змеиное гнездо. Этот монастырь — не что иное как логово ордена. Туда нельзя идти. Ни в коем случае. Там повсюду десятки подземных ходов, сотни убийц…никто не выберется оттуда живым.

— Его величеству нельзя! — спокойно заметил Жан. Оба, — и король и Таньги, — устремили на него вопросительные взгляды. — Я же отправлюсь туда с превеликим удовольствием.

— Вы хотите… — начал Таньги…Жан кивнул головой.

— Я заменю его величество.

— Они увидят вас, и всё откроется! — возразил Таньги.

— Нет. Если вы закроете моё лицо. Можно обосновать такую необходимость болезнью. Мы не должны упускать прекрасную возможность.

— Это слишком опасно, монсеньор! Вас могут убить!

Король только и делал, что переводил растерянный взгляд с Таньги на Жана. Тот тем временем с глубоко мрачным лицом ответил на слова Таньги:

— У меня личные счёты с орденом. Так или иначе, мы должны будем встретиться лицом к лицу.

— Что ж, — после короткого раздумья ответил Таньги, — это решение как нельзя лучше разрешает наши трудности. Вы, монсеньор, займёте место короля, а ваши люди в нужный час должны будут окружить монастырь. Перекрыть все входы и выходы. Кроме всего прочего мы постараемся сделать всё возможное, чтобы уберечь вашу жизнь. У меня есть свой человек в монастыре. Он поможет нам.

— И что мы решили? — король бросил вопросительный взгляд вначале на Жана, а затем на Таньги. Тот с присущей ему насмешливостью, ответил:

— Полагаю, очень скоро у тебя появится возможность…выздороветь. А пока я должен навестить…твоего лекаря. К несчастью, нам понадобится его помощь.

Несколькими часами спустя, Дофин, в сопровождении герцога Бургундского и окружение придворных, появился у дверей «тяжело больного короля. Вслед за ними шли четыре человека с носилками. На носилках был уложен дорогой мех. Оставив всех за дверью, Дофин вошёл к отцу. Король всё также неподвижно лежал в постели. Глаза были закрыты. Лицо стало серого цвета. Под глазами появилась еле заметная синева. А возле губ образовалась открытая рана. Увидев её, Дофин брезгливо поморщился. Из груди короля то и дело вырывался прерывистый вздох. Рядом с королём хлопотал лекарь. Дофин повелительным жестом руки подозвал его к себе и тихо спросил:

— Как здоровье его величества?

— Плохо, ваше высочество!

— Надо скорее его доставить в монастырь. Вы будете сопровождать его вплоть до самых дверей! — распорядился Дофин. Он уже собирался выйти, но лекарь окликнул его:

— Ваше высочество!

Дофин остановился и устремил на него недовольный взгляд. Лекарь подошёл к нему и с таинственным видом прошептал:

— Необходимо сделать маску из ткани. Намочить её специальным раствором и накинуть на лицо его величества.

— Для чего? — коротко осведомился Дофин.

— И грех говорить, но болезнь достаточно заразна…

— А-а, — протянул Дофин, непроизвольно бледнея. — Сколько вам понадобится времени?

— Четверть часа. Не более.

— Приступайте!

Дофин со всей поспешностью покинул комнату. Едва он исчез за дверью, как из-под холста показалось лицо Таньги. Указывая рукой на дверь, он прошипел:

— Закрой и стой возле неё!

Лекарь поспешно выполнил то, что от него требовалось. В следующее мгновение он совершенно растерялся. Вслед за Таньги из-под холста появился ещё один человек. А король,…король вскочил с постели так, словно и не болел вовсе.

— Ты куда, Карл? — прошипел Таньги, видя, что король собирается перебраться в другую комнату.

— Как куда? — удивился король.

— Проклятия на голову твоей матушки, Карл. Оставь свою мантию.

— Чёрт! — вырвалось у короля. Он быстро скинул с себя мантию и сразу после этого перебрался в другую комнату. Таньги помог Жану облачиться в мантию короля. Затем помог устроиться на постели. Всё делалось с некоторой нервозностью. Они спешили. В любую минуту дверь могла отвориться и разрушить все их планы. Наконец, когда Жан принял неподвижную позу, Таньги отошёл на шаг назад и осмотрел его. Заметив кончик шпаги, торчавший из-под мантии, он нагнулся и убрал его под одежду, затем снова осмотрел.

— Вы с королём одного роста, а всё остальное не имеет значение, в особенности, если ещё накрыть одеялом, — пробормотал Таньги и тут же перешёл от слов к делу. Шёлковое одеяло закрыло тело Жана по самую шею. Следом, растерянный лекарь быстро намочил кусок ткани в воде и накинул его на лицо Жана. После последнего действия, Таньги ещё раз очень тщательно осмотрел всё. Никаких заметных следов подмены не было. Предупредив лекаря, чтобы он держал язык за зубами и, пожелав Жану удачи, Таньги откинул холст и перебрался в другую комнату. Там его с нетерпеньем ожидал король.

— Ждём! — только и произнёс Таньги.

— Чем это вымазали моё лицо? — раздражённо произнёс король, дотрагиваясь рукой до той самой «мнимой раны» возле губ.

Таньги не смог удержать улыбку, услышав эти слова. Он перешёл к противоположной стене и, отворив дверь, ведущую в смежную комнату, негромко позвал:

— Хасамдад!

На зов тут же откликнулся пожилой лекарь-араб. Он низко поклонился, а затем подошёл к королю и к его огромному удовольствию стал очищать лицо, которое сам же измазал по просьбе Таньги. Прошло совсем немного времени, когда раздался напряжённый голос Таньги:

— Его переложили на носилки и…вынесли из комнаты. Похоже, никто не догадался.

— Что теперь? — подал голос король.

— Не знаю как насчёт тебя, но я собираюсь присутствовать при чудесном воскрешении «короля»!

Глава 65

Священник

С лица Марии не сходило мечтательное выражение. Она всё время бесцельно бродила по всему замку и раз за разом переживала последний разговор с Жаном. Его слова не только потрясли её, ибо она и не надеялась их услышать, но и заставили надеяться. Находясь здесь в часовне, она вспоминала каждое слово Жана. Она вспоминала его лицо, его грустные глаза. Понимал ли он, что в те короткие мгновенья наградил её счастьем и самой жизнью, которую она не мыслила без него? Мария не знала ответ на этот вопрос. Да ей и не нужно было его знать. Мысли уступали чувствам. А чувства безудержно рвались к Жану. Она ничего не успела сказать ему, а ведь так много хотела. И она обязательно всё скажет. Она расскажет о своих чувствах, ничего не утаивая, ибо он дал ей на это право. Она раскроет ему свою душу и покажет…любовь,…когда они снова встретятся. Мария счастливо вздохнула. Когда они снова встретятся, оба будут другими. И неважно, что будет потом,…лишь их чувства имеют смысл. Когда Жан приедет, она возьмёт его за руку и отведёт подальше от замка. Туда, где кроме них никого больше не будет. Потом они целый день будут разговаривать,…они будут говорить под луной,…и она обязательно возьмёт его за руку…

— Госпожа!

Голос Махи оторвал Марию от грёз. Она устремила на неё всё ещё мечтательный взгляд.

— Миледи Анна просит вас прийти к ней! Она хочет поговорить с вами.

— Сейчас иду!

Служанка быстро повернулась, для того чтобы уйти, но голос Марии остановил её.

— Это ты всё рассказала?

Маха не стала притворяться, будто не понимает смысл заданного вопроса. Бросив на свою госпожу жалостливый взгляд, она покорно кивнула головой и торопливо произнесла:

— Я не знала, что ещё можно сделать. Вы заперлись в часовни и никого не хотели впускать. Ни ели, ни пили,…я испугалась. Вы могли умереть, госпожа.

— Всё хорошо, Маха! — Мария бросила на неё ласковый взгляд. — Ты поступила правильно. Я сама должна была рассказать всё. И сделала бы это, не будь уверена, что он посчитает себя обязанным мне. Я ошиблась, а ты оказалась права. Благодарю тебя.

— Госпожа! — радостно произнесла Маха. Она поклонилась Марии и, напевая под нос весёлую песенку, поспешила к выходу из часовни. Мария лишь ненадолго задержалась. Помолившись перед распятием, она направилась в покои Анны. По пути туда Марию охватило непонятное волнение. Появилось предчувствие надвигающейся беды. «Неужели с Жаном случилось беда»? — в какое- то мгновенье возникла мысль, но она тут же отбросила её. Не может быть. С ним ничего не может случиться. Однако назойливые мысли всё более беспокоили Марию. С каждым шагом, приближающим её к покоям Анны, на душе становилось всё тревожней. Усилием воли Мария попыталась подавить беспокойство. К тому времени она уже подошла к покоям. Дверь, как ни странно, была полуотворена. Мария заглянула в просвет и тут же инстинктивно отпрянула назад. Она увидела…отца Бернара. Лицо священника, всегда спокойное и доброе…исказила гримаса. Он стоял возле корыта с водой, над которым поднимались клубы пара. Мария увидела, как он извлёк из-под одежды какой-то предмет. Это был маленький, изящный ларь. Он открыл его и достал из него пузырёк с жидкостью. Затем откупорил его и вылил жидкость в воду. Увидев это действие, Мария заподозрила неладное. Она резко рванула дверь и вошла внутрь. Завидев её, отец Бернар вздрогнул и выронил пузырёк в воду. Лицо его в одно мгновение стало совершенно бледным. Остановившись напротив него, Мария резко спросила:

— Что вы делали? Что вы вылили в воду?

Отец Бернар воровато огляделся по сторонам. Кроме них двоих никого больше не было в комнате. Убедившись в этом, он устремил взгляд, полный ненависти на Марию, и сквозь зубы прошипел:

— Яд! Она умрёт,…но после тебя!

Мария даже не успела осознать происходящее. Отец Бернар бросился к ней и, вытащив кинжал, несколько раз воткнул ей в тело. Расправившись с невольным свидетелем своего преступления, он бросил кинжал и выбежал из комнаты. Почти сразу же за дверью раздался удивлённый голос Анны:

— Что с вами, святой отец? Куда вы так спешите?

Не получив ответа, Анна вошла в свои покои и сразу же остановилась…глаза её выражали неописуемый ужас. Она издала душераздирающий крик. На полу, возле корыта с водой…лежала Мария. Её грудь бурно вздымалась, а вокруг тела расползалась лужа крови. Анна бросилась к ней. Встав на колени, она подняла голову Марии и, что было силы, закричала:

— Помогите! На помощь! Спасите…мою сестру!

Безжизненное лицо Марии дрогнуло, а побелевшие губы издали едва слышимый шёпот:

— Вода…отравлена…

Глаза Марии закрылись. Руки безвольно повисли. Обняв её голову, Анна рыдала. В комнату начали вбегать слуги….

Глава 66

Схватка

Брат Калистор встретил Таньги на старом месте у берега Сены. К его удивлению, Таньги пришёл не один. С ним пришёл ещё один человек с ног до головы закутанный в чёрную одежду. Как ни старался брат Калистор рассмотреть его лицо, но так и не смог. Немного позже сюда же, к неудовольствию монаха, пришли ещё два вооружённых до зубов человека. Таньги провёл с ним короткую беседу:

— Монастырь окружён? — спросил у одного из них Таньги.

— Да! — ответил тот.

— После того как процессия с его величеством войдёт в монастырь, никто не должен войти или выйти оттуда. И будьте готовы двинуться внутрь, как только настанет такая необходимость.

— А как мы узнаем?

— Вот этот человек передаст вам послание! — Таньги показал рукой на брата Калистора. Тот весь съёжился, когда в него упёрлись два жёстких взгляда. Но сразу стало легче, ибо эти страшные люди ушли. Монах проводил их уход опасливым взглядом, а потом осторожно поинтересовался у Таньги по поводу личности его спутника.

— Несчастный грешник, нуждающийся в утешении. Он пойдёт с нами. А это вам награда от короля за верную службу, — Таньги вытащил тощий на вид кошелёк и передал его монаху. Тот быстренько запрятал его в надёжное место под рясой и с неудовольствием проронил:

— Такой же скряга,…даже смерть его не исправит, прости меня господи, — монах поспешно перекрестился. — Как вы могли служить такому недостойному человеку, уважаемый брат?

— Я сам себя спрашивал не раз и увы…не находил ответа, — по непонятной для монаха причине, Таньги бросил насмешливый взгляд в сторону своего спутника.

— Недостойный король. Ему одна дорога — в ад. Совершил столько мерзостей, а сейчас пытается замолить грехи. Кто их отпустит этому чудовищу? Разве такой же негодяй, как и он сам.

Над ухом Таньги раздалось яростное шипенье:

— Закрой рот этому мерзкому монаху, пока я не потерял последние остатки своего терпенья!

Но Таньги не пришлось ничего делать, ибо в это мгновенье раздался голос брата Калистора. Он со всей серьёзностью предостерёг своих спутников, чтобы они сохраняли полное молчание. Убедившись в том, что его слова поняты, он с удивительным для такого грузного тела проворством, поспешил в направление монастыря. Уже по известному пути он провёл их через подземный ход в тот самый коридор, где оставил в прошлый раз Таньги. Но на этот раз Таньги не позволил ему уйти. Он приказал монаху ждать и сделал это таким голосом, что тот и не подумал ослушаться. Сам же Таньги крадучись двинулся в сторону известного ему балкона. При этом он сделал выразительный жест рукой в сторону своего спутника. Тот бесшумно последовал за ним. Они остановились в непосредственной близости от балкона. Таньги опасался идти дальше. Откуда-то снизу доносились голоса. Видимо, там уже находились люди. Таньги прижался спиной к стене, всем своим видом показывая, что следует ждать. Рядом с ним снова раздался тот же голос:

— Откуда ты знаешь, что всё произойдёт именно здесь?

— Брат Калиостро сказал! — так же тихо ответил Таньги.

— Когда всё закончится, я велю поджарить на углях этого жирного монаха!

— Только ему этого не говори, иначе он умрёт прежде, чем ты успеешь осуществить своё намерение!

На этом разговор прервался. Снизу послышался вполне отчётливый шум. И он становился всё явственней. Видимо, началось какое-то действие. Затем шум стих. Воцарилось короткое молчание, а после него оба расслышали голос, в котором явственно различалась насмешка:

— Не стоило сюда приезжать, монсеньор!

Голос, несомненно, принадлежал Дофину. Таньги по лицу короля понял, что тот узнал кому принадлежит этот голос, как и второй, который прозвучал вслед за первым:

— Я не понимаю слов вашего высочества! Король мой сюзерен и мой кузен. Я обязан был приехать, дабы проводить его в последний путь.

— Не стоит притворяться, монсеньор! — раздался голос Дофина. — Мы здесь одни. Король настолько плох, что уже ничего не услышит. Поведайте мне истинную причину вашего появления.

— Я бы попросил ваше высочество избавить меня от ваших подозрений, равно как и от этого недопустимого тона, который вы позволяете по отношению ко мне. Я ничем не заслужил такого отношения к себе.

— А как же бумага, герцог?

— Какая бумага?

Таньги легонько толкнул в бок…короля, но тот и без того весь превратился в слух. Тем временем вновь раздался голос Дофина:

— Неужели забыли? Вы написали бумагу, в которой вполне понятно приказываете неким людям…убить короля Франции. И передали её в руки Лануа. По-вашему это недостаточное преступление?

В это мгновенье, рядом с Таньги раздался яростный шёпот:

— Я убью герцога Бургундского!

— Боюсь, ты опоздал Карл, — тихо ответил Таньги, — твой сынок не стал бы открывать все карты, не имея достаточной уверенности в том, что вновь сумеет их спрятать.

Король не успел осмыслить эти слова, как снизу раздался яростный крик.

— Меня предали!

— Оставляю вас в обществе его величества и…этих милых господ! Прощайте, монсеньор!

Сразу после этих слов, Таньги крадучись двинулся вдоль стены. Достигнув стены, он заглянул вниз и, тут же отпрянув, едва ли не побежал обратно. По его лицу король понял, что настало время действовать.

— Людовика не трогать! — предостерёг он.

Таньги кивнул в знак понимания. Брат Калистор внимательно выслушал Таньги и тут же бросился к выходу. А внизу тем временем события достигли своего накала. Вокруг пьедестала, на котором покоилось «тело короля», развернулось ожесточённое сражение. Шестеро людей в монашеских одеяниях со шпагами в руках атаковали герцога Бургундского. Шаг за шагом они усиливали своё давление. Герцог, обливаясь холодным потом, пятился назад. Никто из них в пылу сражения не заметил, как тело с пьедестала поднялось и приняло сидячее положение. Тряпка с лица и мантия полетели на пол. Сидя на пьедестале, Жан несколько мгновений наблюдал за сражением. Он видел, что герцог Бургундский вот-вот падёт от рук убийц. «Ну и пусть, — с неожиданной злостью подумал он, — ведь не я его убил. Он заслужил наказание». Но ведь это мерзко…просто сидеть и смотреть. Неожиданно для самого себя, Жан вскочил и ринулся в самую гущу битвы. И вовремя. Герцог получил укол в плечо и выронил шпагу. Следующий удар должен был поразить его в сердце, но не достиг цели. Убийца, даже не охнув, свалился прямо у его ног. Герцог с широко раскрытыми глазами смотрел на человека, который пришёл ему на помощь и в эти мгновения расправлялся с убийцами. Ловкий и быстрый, он стремительно нападал, и ещё более проворно уходил от ударов, внося смятение в ряды противников. Те так и не успели понять, откуда явилась помощь. Всё было кончено. Шесть мёртвых тел и…пустой пьедестал. Вот что предстало взгляду герцога, когда он пришёл в себя. Но…более всего его потряс облик спасителя. Глядя на него все глаза, он только и смог вымолвить:

— Вы? Но почему?

Жан достал письмо отца, которое всегда носил с собой, и протянул его герцогу Бургундскому со словами:

— Прочтите, и вы всё поймёте!

Герцог Бургундский взял свиток. Он никак не мог прийти в себя. Люди, которых он считал друзьями — предали его, враг же спас ему жизнь. Герцог стоял в оцепенение до той поры, пока Жан не исчез в одной из дверей. После этого он спрятал свиток и оглянулся по сторонам. Затем подошёл к пьедесталу и внимательно оглядел его со всех сторон. В этот миг откуда-то сверху раздался притворно ласковый голос:

— Уж не меня ли вы ищете, дорогой кузен?

Глава 67

Логово ордена

В монастырь одновременно ворвались сотни Д'Арманьяков. В одночасье всё наполнилось шумом, бряцанием оружия и криками. Пока его люди обыскивали весь монастырь, Жан переходил из одного помещения в другой. Повторяя одни и те же слова:

— Где? Где он?

Под руки ему попался один испуганный монах. Жан схватил его за шиворот и в бешенстве заорал:

— Где Лануа? Скажи, где прячется Лануа?

— Его преосвященство, наверное, в часовне. Он часто там бывает.

— Веди! — Жан толкнул его перед собой, заставляя подчиниться. Но монах и без того спешил вовсю. Этот страшный человек с мрачным лицом и шпагой в руках…пугал его до смерти. Когда они подошли к дверям часовни, перед ними возник монах.

— Отойди! — с угрозой бросил ему Жан. В ответ монах вытащил нож из рукава рясы и бросился на него. Жан быстро пригнулся и сделал выпад. Шпага пронзила живот. Раздался звук падающего тела. Жан ударил ногой по дверям. Они распахнулись. Жан втолкнул своего провожатого внутрь со словами:

— Покажешь мне ваше преосвященство!

Не успел он осмотреться в часовне, как на него набросились ещё двое. На сей раз, ему даже защищаться не пришлось. Вслед за ним в часовню ворвались несколько десятков Д'Арманьяков. Они быстро уложили двоих, не дав им даже приблизиться к Жану.

— Здесь никого нет! — закричал Жан, оглядывая пустую часовню. — Куда он мог деться? Отвечай!

Монах, приведший его в часовню, попятился назад и указал дрожащей рукой на распятие. Не дожидаясь приказа, несколько человек бросились к распятию и стали его осматривать. Затем попытались сдвинуть с места. Сразу же раздался радостный крик. Распятие поддалось. Увидев вход в подземелье, Жан бросил выразительный взгляд на монаха и первым направился туда. Его люди начали снимать со стен факелы и тут же спешили вслед за Жаном. Один за другим все спустились в подземелье, и пошли по узкому тоннелю.

— Скорей! Скорей! Они могут уйти!

Жан всё время подгонял монаха, заставляя его идти так быстро, как только можно. Они ожидали увидеть всё, что угодно, но не то, что предстало их взглядам. Вид Некрополя их просто потряс. Целая толпа вооружённых людей застыла в немом молчании, созерцая великолепие этого места. Горящие факелы отражали сотни могил украшенных статуями, колоннами и мраморными обелисками. Они же высветили фигуры в монашеских одеяниях среди всей этой благоговейной тишины.

— Лануа! — в сильнейшей ярости закричал Жан, бросаясь вперёд. Он побежал по дорожке рядом с могилами и, настигнув первого монаха, хлестнул шпагой по его лицу. Тот, издав душераздирающий крик, рухнул на камни. Жан тут же перепрыгнул через ограду и устремился дальше. Его люди всё прибывали и прибывали в подземелье. Они разошлись по всему Некрополю и выискивали любого, кто прятался среди могил. Сопротивление почти не оказывалось и оттого происходящее больше напоминало самое настоящее избиение. Людей в монашеских одеяниях либо сразу убивали, либо связывали, предварительно основательно наградив тумаками. Жан носился по всему Некрополю и, яростно рыча, выкрикивал имя «Лануа». Он сам обследовал весь мавзолей, каждый угол, но так никого и не нашёл. Тем временем избиение быстро пошло на убыль. Те несколько десятков монахов, которых сумели найти — лежали уже мёртвые. Четверо валялись связанными. Но они молчали. На любой вопрос они отвечали презрительным молчанием. Жан снова обошёл весь Некрополь, но так никого больше и не сумел обнаружить. Надеясь, что Лануа находится среди мёртвых, он приказал своему проводнику осмотреть все тела. Но и эта мера ни к чему не привела. Лануа как в воду канул. Жан выглядел совершенно подавленным. Всё напрасно. Он не сумел найти это чудовище. Он долгое время стоял перед мавзолеем и молчал, а потом неожиданно вскинул голову и резко приказал:

— Ещё раз обыщите всё. Я должен быть уверен, что этого человека нет здесь! Иди с ними!

Жан адресовал последние слова своему проводнику. Сам он также не остался в стороне. Немного помедлив, он двинулся вдоль могил, пристально оглядывая каждую из них. Достигнув очередной могилы, он заметил движение. Жан подозвал к себе двух человек с факелами и молча показал на могилу. Понимая, чего от них ждут, оба перебрались через ограду. Освещался каждый уголок. Всё. И это помогло заметить человека в монашеском одеянии. Тот притаился за каменным ангелом, возвышающимся над чьим-то надгробием. Жан вытащил его оттуда и бросил себе под ноги.

— Сжальтесь, господин! — раздался снизу жалостливый шёпот. Жан собиравшийся поразить его, остановился и убрал шпагу.

— Хочешь жить?

— Да, да…

— Где Лануа?

— Здесь, господин мой добрый, здесь. Это всё он, убийца!

— Показывай! — мрачно произнёс Жан и, наступив на него, приложил кончик шпаги к его горлу.

— Покажу, если господин обещает сохранить мою жизнь, — раздался снизу сдавленный шёпот.

— Слово Д'Арманьяка!

— Он здесь. Спрятался. Я покажу его.

Жан отступил назад, давая ему возможность подняться. Тот поднялся и, согнувшись, поспешил обратно к ангелу. Достигнув статуи, он завёл руку за левое крыло ангела. Вслед за этим действием раздался щелчок. Передняя часть статуи вместе с крылом начала сдвигаться. Ещё мгновение и…показалось мертвенно бледное лицо с глазами полными ужаса.

— Предсказание свершилось, — только и смог сказать Лануа.

Жан вонзил кинжал ему в горло. Глядя на струю крови стекающую по его груди, он произнёс глухим голосом:

— Закройте. Пусть останется здесь!

Он стоял и смотрел на своего врага, пока статуя не закрыла его. На этот раз, навсегда. Всё было кончено. Жан ощутил пустоту в груди. Будто все чувства разом покинули его. Он так мечтал уничтожить этого человека,…а когда это произошло,…ничего не почувствовал. Словно не было всего этого кошмара. Этого мрачного ордена убийц. Жан вложил шпагу в ножны. Следовало найти короля и узнать, что надлежит делать дальше.

В то время как Жан, сопровождаемый своими людьми, покидал монастырь, Дофин Людовик с глубоко печальным видом вошёл в покои совей матери — королевы. Его несколько удивило её веселость, но он не стал придавать ей значение. Дофин подошёл к королеве и, поклонившись, поцеловал ей руку.

— Матушка, я разбит горем, ибо… — начал Дофин, но в это миг рядом с ним раздался до удивления знакомый голос:

— А со мной вы не желаете поздороваться, Луи?

Дофин медленно повернулся. Увидев человека, направлявшего в его сторону, Дофин потерял дар речи.

— Хочу поблагодарить вас, Людовик, — улыбаясь, заговорил король, — вы оказали мне неоценимую услугу, отправив в монастырь Бернардинцев. Святость этого места самым лучшим образом повлияла на моё здоровье. Там воистину творятся чудеса. В качестве доказательства могу привести отменное здоровье герцога Бургундского.

Дофин только сейчас заметил герцога Бургундского. Тот стоял позади короля бледный как воск с совершенно подавленным видом и не смел поднять глаза.

— Простите, ваше величество…мне вдруг стало…плохо, — выдавил из себя Дофин, и быстро поклонившись, ещё быстрей направился к двери. Едва он вышел, рядом с королём возник Таньги. Он хотел, было, отправиться вслед за Дофином, но король остановил его.

— Для него эти события послужат хорошим уроком. Так или иначе, я не собираюсь его наказывать. Разве что он не сможет покидать свой замок. А тебе следует хорошенько отдохнуть. И не забудь наведаться к моему казначею. Он приготовил для тебя кругленькую сумму. Во время твоего отсутствия мы с дражайшим кузеном обсудим действия английской армии. Как мне кажется, пора бы и нам приступить к более активным действиям.

Таньги не смог удержать улыбку, когда король взял герцога Бургундского под руку и о чём-то заговорил, при этом мило улыбаясь.

— Король — «Мудрый и Смелый»! — прошептал Таньги. В это мгновенье он поймал взгляд королевы. Она смотрела на него с одобрением.

Глава 68

Эпилог

Месяц спустя, король Франции стоял на холме в окружении военачальников и, приложив подзорную трубу к глазам, следил за разворачивающимся сражением. Чуть поодаль возвышалась палатка с королевским штандартом. Возле палатки собрались дамы во главе с королевой и принцессой Жанной. Все они подобно королю и его приближённым следили за отчаянным сражением. На равнине сошлись английская и французская армии. Пешие воины и конница. Они бились вот уже несколько часов. Шум стоял невообразимый. Поочередно слышались то победный клич английских воинов, который тут же сменялся радостными криками второй стороны. Что, несомненно, свидетельствовало о том, что борьба идёт с переменным успехом. Наблюдая за битвой, король постоянно мурлыкал под нос любимую песенку и бросал вокруг себя довольные взгляды. Было заметно, что его величество пребывает в превосходном расположении духа. Мало помалу обстановка на поле битвы стала меняться. И не в лучшую для них сторону. Англичане начали теснить французскую армию. Однако это обстоятельство ничуть не расстроило короля. Наоборот, он ещё более взбодрился.

— Пора бы, ваше величество, — раздался рядом с ним осторожный голос.

— Пусть англичане ещё немного насладятся своим успехом, — с довольным видом отвечал король, — будет несправедливо, если мы сразу отберём у них победу.

Прошло ещё несколько томительных минут, прежде чем король поднял руку, облачённую в синюю перчатку. Тут же приказ передали по цепочке. Он достиг гонца. Гонец вскочил в седло и поскакал за холмы.

— Нас ждёт ни с чем не сравнимое удовольствие! — произнёс, улыбаясь, король. — Не знаю как вы, а мне подобные действия доставляют удовольствие гораздо большее, чем сама победа.

Не успели отзвучать слова короля, как все отчётливо расслышали топот копыт. Он всё усиливался. Создавалось ощущение, что сама земля задрожала. А вскоре показался и крупный конный отряд. Он нёсся во весь опор по направлению к сражению. Под солнцем засверкали шпаги и…белые перевязи. Впереди скакал всадник на чёрном коне. Он вырвался вперёд, стремительно приближаясь к порядкам английской армии. Ещё мгновение и равнину разорвал громкий крик:

— Гордость и Честь!

— Храбрость и Доблесть!

— Бесстрашие и отвага!

— Вот девиз Д'Арманьяка!

Последовал удар сокрушительной силы. Правый фланг английской армии почти сразу рассыпался. Часть конницы оказалась отрезанной. Битва закипела с невиданной силой. А в самых опасных местах появлялся и исчезал чёрный всадник. Этот удар предрешил исход битвы. Очень скоро английская армия отступила назад, а затем и вовсе прекратила сопротивление. Победа была полной. Сто лет войны близились к своему завершению. Франция отвоёвывала свои земли, обретая былое могущество. Но самое важное состояло в том, что прекратилась междоусобная вражда. Впервые Бургундцы и Д'Арманьяки дрались плечом к плечу и впервые возвращались вместе с поле битвы. Сразу же по окончании битвы, король призвал к себе главного виновника событий. Когда Жан предстал перед королём, тот был весел как никогда:

— Сеньоры, — обратился король к своему окружению, — как следует отблагодарить храбреца столь отважного и смелого?

В то время как король выслушивал советы, Жан поклонился и твёрдо произнёс:

— Мне не нужна награда, ваше величество. Я счастлив, служа Франции и моему королю!

— Вы слышите? — король снова обвёл взглядом своё окружение. — Граф отказывается от награды. Однако она всё же будет ему вручена.

— Сир, — начал было Жан, но король знаком показал, чтобы он замолчал.

— Вы получите награду, монсеньор! — с непонятной для Жана улыбкой произнёс король и с лукавым огоньком в глазах, продолжил: — Ваша награда будет заключена в том, что…я лишаю вас права…жениться на моей дочери. Как мне кажется, это вполне справедливое решение. Я возвращаю назад ваше слово. Отныне вы свободны выбрать ту супругу, которую пожелаете.

В ответ король услышал целый сонм недовольных голосов. Но сам Жан….он не мог поверить услышанному. Он весь засиял от радости и тут же к искреннему удивлению всех присутствующий начал благодарить короля.

— Не меня! — король незаметно кивнул в сторону дочери.

— Ваше величество?

— Конечно. Нам жаль с вами расставаться, но мы всё прекрасно понимаем!

Попрощавшись с королём, Жан направился к принцессе.

— Ваша сестра мне всё рассказала, — с грустью произнесла принцесса, едва Жан предстал перед ней, — и не надо меня благодарить. Я сделала это против своей воли. Мне жаль расставаться с мыслью о браке с вами, но я…искренне желаю вам счастья.

— У меня нет слов, ваше высочество! — с чувством сказал Жан.

— Они не нужны!

Принцесса с печальной улыбкой протянула ему руку. Жан поцеловал её и, бросив благодарный взгляд, удалился. Он бегом устремился к своему коню. Его сопровождали десятки взглядов. Они увидели, как он вскочил в седло и понёсся вдоль холмов. Отряд Д'Арманьяков понёсся за ним следом. Несколько дней спустя они уже въезжали в Осер. Город бурно приветствовал своих героев. Но Жана волновало только одно. Он стремительно пронёсся через весь город и буквально влетел в распахнутые ворота замка.

Мария с трудом разомкнула глаза. Яркий свет, резь и боль заставили её зажмуриться. Она пошевелилась и оглядела место, в котором находилась. Комната, мебель, как и постель на которой она лежала, сверкала белизной. Сразу пришло понимание происходящего.

— Я умерла? — довольно внятно произнесла она. По непонятной причине рядом с ней раздался смех. А вслед за ним Мария увидела широкую улыбку. Вслед за улыбкой показалось радостное лицо…Жана. Больше того, Мария ясно расслышала его голос:

— Милая моя, любимая…ты даже не представляешь, какие муки я пережил за эти долгие дни. Отныне мы никогда больше не расстанемся. Я всегда буду рядом с тобой. Мы будем гулять под луной,…будем разговаривать долгими часами, можем ещё гулять в саду…можем…делать всё, что тебе нравится. И как только ты поправишься, мы сразу поженимся. У нас появятся дети. И они будут такие же красивые как ты… — Жан осёкся, потому что в глазах Марии появилось очень странное выражение. Мгновением позже она закрыла глаза и прошептала:

— Значит, я действительно умерла!

Жан устремил растерянный взгляд на сестру. Анна вначале расхохоталась, но, наткнувшись на осуждающий взгляд, только и смогла, что пробормотать:

— Ей уже намного лучше…просто она ещё не совсем пришла в себя. Оставим её. Пусть отдыхает и набирается сил.

Анна, несмотря на протестующий жест Жана, вывела его из комнаты.

— Кстати сказать, — произнесла она уже в коридоре, — ты был весьма невыразителен в своей речи. Было заметно, что ты пытаешься угодить даме своего сердца, однако и понятия не имеешь, как это сделать. Полагаю, нам следует побеседовать с тобой на эту тему. Учтивость и красноречие — вот чего тебе не хватает.

— У виконта всего этого предостаточно, — парировал Жан, — как мне кажется, он вполне оправился, чтобы продемонстрировать своё умение.

— Что ты имеешь в виду? — с вызовом спросила Анна.

Разгоравшийся спор остановило появление Ле Крусто. Он сообщил, что отца Бернара нигде не удалось найти. Он бесследно исчез.

Спустя три месяца после этих событий, колокола церквей Осера вовсю звонили, сообщая всем о радостном событии. Граф Д'Арманьяк к удовольствию многих обзавёлся красавицей супругой. Стоило только посмотреть на пунцовые щёчки новоиспечённой графини Д'Арманьяк, сияющую улыбку и взгляд полный любви, который был направлен на не менее счастливого супруга. Под гул радостных поздравлений, они вышли из церкви и направились к замку. По пути их осыпали цветами и снова и снова желали счастья. Часом позже граф и графиня Д'Арманьяк торжественно вступили в главный зал сверкающий не только от изобилия золотых и серебряных приборов, но и от радостных улыбок гостей. Едва они рука об руку появились в зале, как раздался громкий голос, наполненный отеческой нежностью:

— Дочь моя, ты никогда не была так прекрасна как сегодня!

Мария остановилась, не веря своим глазам, а потом бросилась в объятия…своего отца. У старого человека выступили слёзы на глазах, когда он прижал дочь к своей груди.

— Я и не надеялся тебя увидеть! — повторял он счастливым голосом.

— Какое счастье, что вы здесь отец! — повторяла Мария.

Когда радость от встречи немного улеглась, Мария вернулась к Жану и, глядя ему в глаза с бесконечной признательностью, прошептала:

— Ты не забыл?

Услышав эти слова, Жан по непонятной причине смутился. Понадобилось некоторое время, прежде чем он сумел выдавить из себя:

— Разве я мог забыть?

Тут же рядом с ними возникла Анна.

— Не верь ему, — посоветовала она Марии, — он как узнал, что ты поправишься, обо всём на свете забыл. Только и делал, что бегал по замку и вопил: «Она будет жить! Мария будет жить!». Это принцесса уговорила его величество послать за твоим отцом. И в который раз оказалась права.

— Это правда? — Мария попыталась изобразить сердитое лицо, но вместо этого у неё на губах возникла ослепительная улыбка. А вслед за ней раздался звонкий смех. Жан подхватил этот смех. Они взялись за руки и закружились по залу. А смех всё звучал и звучал. Он раз за разом обволакивал сияющие лица молодожёнов и нёсся дальше, заставляя всех вокруг улыбаться. Время шло, а танец не прекращался. А вместе с ним и смех лился, словно озорной ручеёк. Но вот…Жан остановился…и, бросив лукавый взгляд на гостей,…схватил супругу за руку и потащил с собой к двери. Он вывел Марию во двор. Там ждал оседланный конь. Жан вскочил в седло и, нагнувшись, протянул ей руку. Она, не раздумывая, вложила в неё — свою. Жан поднял её и, посадив в седло лицом к себе, с любовью прошептал:

— Я хотел это сделать с того самого дня, когда впервые увидел тебя!

Многие жители потом долго рассказывали, как по берегу реки нёсся всадник. В его объятиях была красавица. Она доверчиво прижималась к его груди, а он шептал ей слова, которые никто и никогда не услышит. Разве лишь господь Бог и ветер…который каждый раз подхватывал подол подвенечного платья и, заставляя его развеваться, молчаливо повторял:

— Храните свою любовь, ибо только в ней заключён смысл самой жизни!

Оглавление

Луи Бриньон "Д'Арманьяки-2"

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 37

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

  Глава 43

  Глава 44

  Глава 45

  Глава 46

  Глава 47

  Глава 48

  Глава 49

  Глава 53

  Глава 54

  Глава 55

  Глава 56

  Глава 57

  Глава 58

  Глава 59

  Глава 60

  Глава 61

  Глава 62

  Глава 63

  Глава 64

  Глава 65

  Глава 66

  Глава 67

  Глава 68

Реклама на сайте