«Клад егеря Бута»

Вадим Яловецкий Клад егеря Бута

Весна, снег сошёл. Я ковыряюсь на своём участке: удаляю прошлогодний сухостой. Обрезаю секатором заросли молодой сирени и стебли дикой малины. Осталось собрать обрезки, снести в кучу, да сжечь. Когда покупали с женой стандартные шесть соток в садоводстве, подумать не могли, насколько это хлопотно: разрабатывать заброшенный участок, делать ремонт в доме, да ещё масса хлопот, пропади оно всё пропадом! Это сейчас ворчу, а тогда эйфория, ну как же, сбылась мечта идиота: собственный кусок земли в сотне метров от Залива, лес, птички, природа!

— Дима! Иди обедать! — это жена зовёт.

За столом, прокручивал в голове новые впечатления, неожиданно вспомнилась встреча с председателем СНТ, так нынче обзывают садоводство. В СНТ "Ландышевка" около трёхсот дворов и всем чего-то нужно, каждому помоги, оформи, достань. В тот день сидели с прежним владельцем в правлении. Переоформляли книжку садовода и утрясали прочие моменты, тут председатель обратился ко мне:

— Не кладоискатель, Дмитрий Сергеевич?

— Да как-то нет, возраст мешает, скоро на покой. Причём тут клады?

— У нас все кладоискатели. На вашем участке когда-то располагался дом егеря. Обратили внимание на остатки фундамента. Это охотника и друга Георгия Олейникова, не слышали о таком? Эх, питерские! Олейников — наша гордость. Тут ведь усадьба Нобелей стояла, роскошный особняк вдовы Эдлы Нобель.

Слушал, а про себя думал, на кой ляд ты мне это рассказываешь? Потом стало интересно. Оказывается, в начале советско-финской войны, хозяева решили спрятаться от беды в родной Швеции. А перед этим, поручили сохранить часть семейных сокровищ другу, местному егерю Буту. Перед отступлением финны сожгли усадьбу и порушили часть построек. Тут, оказывается, ещё и конюшни шикарные стояли, школа, деревня, да вот этот дом егеря. Уже после войны всплыла история о кладе

— Всё перекопали, сперва наши сапёры, позже копатели всякие. И нынче приезжают с импортными сканерами. Да где искать-то, усадьба больше тысячи гектар занимала.

Я спросил тогда:

— А мне-то чем повезло? У меня, что ли клад, на участке?

— Не исключено, ищи. Вон, Николай Фёдорович, — председатель усмехнулся и посмотрел на бывшего хозяина, — весь участок перерыл, да без толку, теперь вам городским продал. Мало ли, найдёшь, со мной не забудь поделиться.

Допил квас под домашнюю плюшку и вернулся на участок: клад — поэзия фантазии, а работа — проза жизни. Обрезки собрал в кучу с целью сжечь и забыть. Вот только яму вырыть придётся, там и подпалить иначе разнесёт ветер огонь по участку, бед не оберёшься. Воткнул лопату рядышком с сохранившимся фундаментом и начал копать. Когда опустился примерно на полметра, остриё упёрлось во что-то. Звук явно не от столкновения железа с камнем, другой — загадочный, глухой, от полого предмета. Опустился на колени и стал руками разгребать не оттаявший грунт. Из земли показался гладкий предмет почти чёрного цвета. Потянул и извлёк на свет, потемневший от времени бакелитовый кофр. Сердце стучало, в голове крутилось: неужели?! Когда очистил землю, уже нетрудно было догадаться, что держу в руках футляр для бинокля. Крепления проржавели, крышка в месте соединения была залита какой-то массой, скорей всего смолой. Встряхнул, внутри что-то глухо, не металлически постучало. Ничего себе находка! Скорее в дом.

— Светка, смотри, что нашёл на участке! — Жена недоуменно посмотрела на меня.

— И что это? — вопрос, застигнутой врасплох женщины.

— Пока сам не знаю. Копал яму для костра и вот обнаружил. Внутри что-то есть, надо только обжечь и удалить смолу. Вот тебе и егерь Бут! Бут — баламут!

— Какой Бут? Дима, что происходит?

— Сейчас, сейчас. Где зажигалка?

Я вспомнил про паяльную лампу. Принес её из сарая, подкачал и зажёг. Осторожно повёл по шву, вар потёк, ещё немного и смог расчистить плотно подогнанные края крышки. Отжал ножом ржавую застёжку, поддел шов и аккуратно раздвинул створки загадочного кофра. Вот он, момент истины. Мы склонились над таинственной находкой. Вместо блеска алмазов и золота, контейнер явил три сложенных листа плотной бумаги, перетянутых крест-накрест шёлковой ниткой. Аккуратно развернул каждый. В изолированном от внешней среды пространстве, бумага прекрасно сохранилась. Тексты озадачили.

— Света, вроде немецкий язык? Переведи.

— Нет, это шведский, тут я ничего не понимаю — скандинавская группа. Надо в бюро переводов отдать, как думаешь?

— Нет, поеду в город, попробую перевести сам. У меня в ноутбуке программа-переводчик. Там сорок языков заложено и шведский наверняка.

Я вернулся на участок, интереса ради поковырялся в земле — авось ещё чего нарою? Конечно, ничего не нашёл. Пока перетаскивал сушняк и укладывал в яму, подарившую загадочную находку, пока поджигал обрезки, лихорадочно думал о документах, да прокручивал ситуацию. Фантазия разгулялась: например, зашифрованные записи расположения клада. Главное прочитать письма Бута. Почему-то я уже не сомневался в принадлежности бакелитового тайника неведомому егерю из прошлого.

На следующий день засобирался в дорогу. Жену оставил на хозяйстве. Завёл старенький "Форд фокус" и подгоняемый азартом, рванул в Питер. Дома началась воистину титаническая работа. Первый документ с гербовой печатью, был отпечатан на пишущей машинке и текст особых проблем не вызвал. Отсканировал лист добротной плотной бумаги, пропустил через "Промт" и получил внятный русский перевод:

"Сертификат соответствия.

Мною осмотрена российская монета достоинством 5 рублей. Монета предоставлена господином Георгом Олейниковым для подтверждения подлинности. Монета изучена, взвешена, измерена, а также взята проба на содержание золота. Данный экземпляр отчеканен на Санкт-Петербургском монетном дворе в 1907 году. Вес: 4,3 грамма. Метал: золото 900 пробы, содержание чистого металла 3,87 гр. Диаметр: 18,5 мм. Гурт: узорный. После проведённого исследования, уверенно подтверждаю её подлинность. Руководствуясь описями и каталогами минцкабинета в Вене, кабинета медалей в Париже, коллекции Британского музея в Лондоне, Эрмитажа в Петербурге и минцкабинета в Берлине, можно со всей ответственностью заявить, что представленный экземпляр, является исторической ценностью и предметом коллекционирования.

Г-н Эрик Линдберг, гравёр Королевского Монетного двора.

Стокгольм, Швеция. 1935"

А вот дальше, мне пришлось забивать шведские каракули в окошко переводчика с двух рукописных документов, причем заполненных явно разными почерками. Это надо сказать, ещё та работёнка! В итоге, передо мной лежали уже три перевода, сложившиеся в удивительную историю, много прояснившими, но оставляющими главный вопрос открытым. Приводить дословно не буду, перескажу своими словами. Из бумаг явствовало, что в далёком 1937 году, господин Георг Олейников преподнёс в дар своему другу Готлибу Буту золотой пятирублёвик. Как было отмечено в письме "в знак долголетней дружбы и особого уважения". Олейников поясняет, что монета передана егерю с разрешения своей жены Марты Олейниковой, дочери вдовы Людвига Нобеля. Можно предположить, что монета принадлежала этой Марте, а учитывая её родство с личностью, известной всему миру, как-то не вызывает вопросов появление дорогой и редкой монеты в семье Нобелей.

Самое интересное оказалось в третьем документе, который составил сам Бут. Смысл сводился к следующему: монета сохранена и предназначена потомкам "прекрасных и милых людей, с коими довелось много лет дружить и сотрудничать". Ссылаясь на непростые времена, Бут оставляет "драгоценности в земле и пусть они отлежаться до лучших времен, когда с благословенных финских земель уйдёт война". Егерь так же отмечал свою преданность и готовность оказать помощь вдове Марте, а при первой возможности откопать фамильную ценность, чтобы вернуть в семью Нобелей. Письмо датировалось февралём 1940 года, тут память услужливо осветила разговор с председателем. Я сидел обалдевший перед тремя текстами, не переставая задавать вопрос: где же сам пятирублёвик? Ведь Бут не оставил каких-либо указаний, о самом кладе. Тут меня осенило — ищи в футляре! Как сразу не дошло? Бакелитовый кейс я оставил на даче, вот ведь дурак!

Забиваю в окошко поисковика — "золото 5 рублей 1907 года". То, что поведал вездесущий Интернет, повергло в шок, Господи, это величайшая благость или тяжёлое испытание?

"В августе 1907 года в лагере Лейб-гвардии Конного полка под Санкт-Петербургом был заложен фундамент церкви св. Ольги. На торжестве присутствовали Николай II, императрица Александра Федоровна и великая княжна Ольга Николаевна, в память рождения которой сооружалась церковь. В основание храма положили сто золотых пятирублёвых монет — в честь столетия участия полка в битве с войсками Наполеона под Фридландом. От обычных пятирублёвок они не отличались ничем, кроме даты — в 1907 году золотые "пятёрки" не чеканились для обращения. Оставшиеся от спецтиража девять монет были розданы участникам церемонии. Время от времени эти золотые монеты появляются на аукционах и прибавляют в цене. В октябре 2006 года на аукционе "Монеты и медали" пятирублёвик продали за 2,7 млн рублей", тогда как спустя пять лет на торгах аукционного дома "Александр" раритет "ушёл" уже за 4,35 млн. рублей

Мама дорогая! Это состояние свыше ста двадцати тысяч долларов! Я собирался вернуться на дачу завтра — нет, поеду сегодня, сейчас! Набрал номер жены:

— Света, привет. Слушай, я возвращаюсь на дачу. Да, сегодня. Новые обстоятельства. Продукты? А что продукты, куплю по дороге. Ты мне лучше скажи, куда я сунул футляр? Да, да, из под бинокля, где бумаги лежали. Что?!

У меня подкосились ноги — аккуратистка, милая жёнушка выкинула кейс в мусорный бак! Ну, зачем, что ей неймётся?

— Немедленно найди фуляр, Света, там спрятана мо…, артефакт. Это очень важно, слышишь. В общем, я выезжаю, буду через два часа.

Раздосадованный, я крепко выругался и засобирался в дорогу. По пути склонял себя, что не взял находку. Господи, только бы нашёлся этот, ставший таким нужным футляр — бакелитовая коробка цены немереной. А вдруг там ничего нет? Значить искать на участке. Эх, Света, Света! Я нёсся по трассе Скандинавия и выжимал из старого форда все силы. И довыжимал! Жезл инспектора возник, как это всегда бывает внезапно, ну кто-бы подмигнул на встречной полосе. Что за напасть! Остановился, далее стандартные чеканные фразы:

— Здравствуйте, инспектор Рощинского отряда ГИБДД старший лейтенант Петрушевский, ваши права и свидетельство о регистрации.

Я полез за документами и заржал.

— Я сказал что-то смешное? С вами всё в порядке? — инспектор раскрыл мои права и улыбнулся, — не такая уж редкая у нас фамилия. Но это не даёт права нарушать правила дорожного движения. Превышение скорости свыше шестидесяти километров — это серьёзно. Пройдёмте в машину, будем составлять протокол.

Через десять минут я вылез из автомобиля экипажа ДПС с документами, но опустевшим бумажником. Договариваться на месте с представителями власти я умел, сказывался многолетний опыт. Будьте вы неладны (а сам-то кто, лихач хренов), я вскочил в машину и рванул в сторону Ландышевки. Оставшийся путь прошёл без приключений. Въехал на участок и выдохнул навстречу испуганной супруге:

— Нашла футляр?

— Нет, пропал, не знаю где. Выкинула в мусорный контейнер. Пойдём, поищем вдвоём.

Контейнер стоял у дороги в метрах в двадцати от нашего участка. Мы рылись долго и безрезультатно. Вернулись в дом оба злые друг на друга, в ходе поисков я рассказал о содержании писем и дорогущей золотой монете, спрятанной в кейсе. К моему удивлению жена обрадовалась:

— Вот и ладно, хлопот меньше. Есть там монета или нет, что нам за дело. Чужое добра не принесёт, тем более за такие деньги, как ты сказал. Не расстраивайся, кстати, ты продукты привёз?

Тут я вспомнил о встрече с инспектором, о взятке, опустошившей кошелёк, и совсем сник. А Света, ещё больше распалилась:

- Вот видишь, твоя монета только несчастья приносит!

Женщины, что вы за люди такие: нет денег плохо, могут появиться, тоже плохо. Я огрызнулся и полез в холодильник за бутылкой — самым действенным лекарством от всех невзгод.

Вдруг с улицы донеслось:

Дима! Ты дома?

У калитки стоял сосед. Лысый пьянчужка Жорик, токарь с Ленинградского металлического завода. По возрасту мой ровесник, а тот факт, что я в прошлом тоже токарь, объединял нас в редких совместных возлияниях. За те недолгие несколько месяцев, что мы приобрели участок с домом, квасили вместе раза три-четыре.

— Тебе чего, Жора?

— Димон, выручай, полтинника не хватает. У жены именины, бухалово кончилось. Помоги по-соседски.

Я мысленно в который раз попенял гаишника-вымогателя.

— Я бы рад, да сегодня на Скандинавии остановили за скорость, все деньги отдал инспектору. У меня превышение свыше шестидесяти, сам понимаешь, мог и без прав остаться. Хочешь, зайди, у меня пузырь имеется. Как раз собирался принять на грудь.

— Так ещё и лучше, бери свой пузырь и айда ко мне, а?

В такой ситуации, да как отказаться? Вернулся в дом, взял запотевшую поллитровку, а жену поставил перед фактом — иду к соседу!

Первое, что бросилось в глаза, когда переступил порог соседского летнего домика, мой бакелитовый футляр! Я остолбенел, как он сюда попал? Да и не это главное — важно, что нашёлся. Я поздоровался с Жоркиной женой. Присели за стол, выпили. Я не мог удержаться и время от времени косился на кейс, небрежно брошенный на тумбочке. Жорка поймал мой взгляд:

— Чего смотришь? Сын утром притащил с мусорки, да что толку — бинокля нет. На хрен он пустой.

— Жора, я ведь собираю артефакты советско-финской войны. Отдай мне, раз не нужен?

У меня и так сердце чуть не выскочило, но хозяин хитро сощурился и молвил:

— Я не говорил, что не нужен. Всё имеет цену.

— Так ты нашёл футляр на помойке и мне предлагаешь его купить?

— Ничего я тебе не предлагаю, чего расшумелся? Вернётся Колька, спрошу, может пацану он нужнее. Давай-ка лучше выпьем, сосед.

Колька — двенадцатилетний сын Жорика, поздний ребёнок весь в отца: туповатый, вороватый и болтливый. Ладно, буду ждать, знал бы парнишка, каких нервов мне стоил его поступок. И то хорошо, что кейс не пропал с концами. Мы допили водку, под хорошую закуску оставались силы для следующего рывка. Тут как раз и Николай явился. Отец с ходу обратился к ребёнку:

— Сынок, тебе футляр не нужен? Отдай дяде Диме, он коллекционирует такие вещи.

— Ну, пап, я обещал пацанам показать, может поменяю на что…

— Вот видишь, — Жорик уставился на меня мутными глазами, — ребёнку нужно.

Тут я не выдержал:

— Коль, давай со мной поменяемся, я тебе бинокль, ты мне футляр. Лады?

— Лады, — радостно взвился мальчишка, — а когда принесёте бинокль?

— Бери футляр и пошли ко мне, там и поменяемся.

Но тут вмешался хозяин:

— И мне презент, да Димон?

Во мне всё бурлило, так хотелось припечатать лысого гада крепким словом, но я сдержался. Тут как в преферансе: выдержка и спокойствие, а там глядишь и сорвёшь банк.

— И тебе Жорик пузырь огненной воды, но потом — сегодня пустой, с дядей полицейским поделился. Все согласны?

Когда ушёл Колька, шумно радуясь биноклю, из меня словно воздух выпустили. И алкоголь не помог, совсем нервы не к чёрту. Пора узнать, чего ради всё это затевалось.

— Света, задёрни занавески и иди сюда, посмотрим, чем удивит клад егеря Бута.

Я взял в руки увесистое бакелитовое изделие. Встряхнул — тишина. Стал изучать конструкцию короба, где тут можно утаить золотой кружочек диаметром меньше нынешнего российского рубля. На внутренней стороне крышки двумя заклёпками держалась хорошо сохранившаяся кожаная нашлёпка. Она должна была прижимать окуляры бинокля, который стоял враспор, упираясь объективами в два выступа, также с подложенной кожей. Где же ты, монеточка, куда тебя спрятал господин Бут? Нашлёпка прилипла намертво, разыскал в инструментах стамеску и аккуратно стал сдирать кожу. Ага, показался кусочек ткани, похожей на перкаль, потянул и вытащил на свет плотный четырёхугольник в котором прощупывался круглый диск. Ещё усилие и глазам предстал профиль императора Николая Второго оттиснутый в благородном металле. Надпись гласила: "Б. М. НИКОЛАЙ II ИМПЕРАТОРЪ И САМОДЕРЖЕЦЪ ВСЕРОСС". На реверсе красовался царский двуглавый орёл, номинал и год выпуска — 1907!

Волшебный ларец егеря преподнес ещё один сюрприз: под кожаными выступами-упорами оказались полости, в которых расположились матерчатые колбаски. Я сразу вспомнил, в такие кассиры заворачивали денежную мелочь, но только в бумагу. Извлечь смог лишь обломав пассатижами стойки упоров. Когда освободил содержание от обёртки, в руках казались тридцать монет достоинством десять крон и дата — 1895. Примечательно, что вес и цвет металла не оставляли сомнения — и тут золото! Дыхание перехватило, вот так подфартило! Узнать бы стоимость, впрочем, и так ясно — золото со временем лишь дорожает, а ведь клад имеет ещё и нумизматическую ценность.

Жена зачарованно рассматривала золотые россыпи. Монеты, эффектно рассыпанные на столе, красиво поблескивали. Распотрошённый и никому уже не нужный кейс, хранивший семьдесят три года тайну семьи Нобелей, стоял поодаль, словно наблюдая за реакцией новых владельцев. Мы долго крутили золотые кружочки в руках, рассматривая знакомый профиль Николая Второго, смотрящего налево и тоже Второго, но уже Оскара, шведского короля, отвернувшегося от русского царя в противоположную сторону. Мандраж начал проходить. Остальные заботы отошли на второй план, главное сейчас определиться с дальнейшими действиями.

— Слушай, Света, подбрось деньжат, я сбегаю в магазин, добавить надо.

Жена оторвала взгляд от сокровищ и резко заявила:

— Хватит пить! Магазин в посёлке уже закрыт, а на машине тебя поддатого я не отпущу. Мало приключений сегодня было? Лучше скажи, что думаешь делать с монетами? Я предлагаю сдать государству и получить свои двадцать пять процентов.

— Есть другой вариант. Сдавать никуда не надо. Помнишь Юрку Портнягина? Он захаживал к нам в девяностых? Юра профессиональный нумизмат со связями, в монетах как рыба в воде. Найду его телефон и позвоню. Встретимся и там решим. Надо определиться со стоимостью шведских монет. Но это уже в городе. Такой шанс заработать, ведь деньги есть главнейшее составляющее нашего бытия, что бы там не говорили идеалисты.

— Так, а ты ещё выпить просишь, старый! Не надо твоего знакомого, говорю, сдай в полицию, пусть оценят специалисты и заплатят по закону.

— Да, ты что мать! Какому закону. Присвоят монеты и скажут ничего не приносил, а вас господин Петрушевский, в первый раз видим. А начну права качать, быстро успокоят. Тебе это надо? Забыла, где живём? Фиг им, а не наше золото. Лучше наследникам Нобеля вернуть, чем в казну…

На следующий день, протрезвевший и целеустремлённый я вернулся в Санкт-Петербург. План был таков: связаться с Портнягиным, но сначала порыться в Интернете и выяснить на нумизматических форумах стоимость найденных монет, особенно тридцати золотых с профилем шведского короля Оскара II. Вторым пунктом определиться, причём с минимальным риском (золото всё-таки), как одни деньги перевести в другие. Поискать родственников Бута и Олейникова — бумаги из кофра просто так не передашь, придумать способ, чтобы тайна не была раскрыта. Что ещё? А хрен его знает, не каждый день становишься обладателем нумизматического антиквара такой ценности, потому-то неведомое страшит и заставляет действовать осторожно.

Дома, первым делом залез в Интернет и быстро выяснил, что золотая монета 1885 года достоинством десять крон, с профилем шведского короля Оскара II, оценивается клубом нумизматов свыше 11000 рублей! В совокупности свыше трёхсот тысяч. Да ещё главный приз под пять миллионов. Я отвалился от экрана монитора, и что мне с этим всем делать?!

Наконец, очнулся, полез в ящик стола — главное найти старую записную книжку. Когда-то в начале лихих девяностых, на ПМЖ уезжал один мой знакомый, тогда я приобрёл у него несколько альбомов с монетами. Эмигрант просил недорого, как отказать хорошему человеку? Став обладателем чужой коллекции, я пристрастился к нумизматике, начал посещать клуб коллекционеров, а также толкучку в центральном парке культуры и отдыха имени С. М. Кирова. Ленинградцы обзывают этот старинный парк — "цыпкой", от аббревиатуры ЦПКО. Там и встретил Юрку, парня из моего детства, с которым в шестнадцать лет распивали портвейн и вместе поступали в училище на токаря универсала. В то время, что я пополнял тематическую коллекцию монет, часто общался с коллегой. Портнягин был в нумизматике дока, консультировал, помогал с приобретениями и обменами. Затем моё увлечение поутихло, часть коллекции продал оптом, а оставшиеся коробки и альбом пылились на антресолях. Номер телефона, наконец, отыскался — вопрос, существует ли ныне, ведь прошло почти двадцать лет. Юра снял трубку не сразу, заставив понервничать:

— Привет, Юрка, это Димка Петрушевский из нашего прошлого! Узнал!?

— Какой Димка? А-а-а, Димон! Ты что ли!? Бляха-муха откуда ты взялся?

— Я же говорю: из прошлого. Как поживаешь?

Мы трещали ещё минут десять, пока я не перешёл к главному:

— Слушай, ты нумизматику свою не бросил? Меняешь французские луидоры на римские денарии?

— Ну, ты и ляпнул — разные эпохи, Франция — средневековье и золото, Рим — античка и серебро. Дилетант!

— Всё понял! Значит ты в теме? Когда можем встретиться? Обмоем встречу и поговорим, как раз по твоему монетному профилю.

Встретились у меня дома. Я приготовил закуску, бухалово. После первых возлияний и общих вопросов, я решил открыться. Как-никак, Юрку знал тысячу лет, этот не подставит, не сдаст. Опять же коммерческий резон старому товарищу обозначу.

— Ну, что за разговор, не томи?

Я, загадочно подмигнув мол, жди, расстелил полотенце и вывалил перед ним сокровища Бута. Портнягин, ахнул и принялся изучать монеты. Под пыхтение и ничего не значащие реплики, нумизмат вертел и рассматривал моё богатство. Затем потянулся к своей сумке, достал лупу с подсветкой и пузырёк с кислотой. Поковырялся с золотыми монетами, уделив основное внимание пятирублёвику, затем отвалился на спинку стула и выдохнул:

— Наливай, — и после паузы на опрокидывания в себя алкоголя и закуски, продолжил, — монеты подлинные. А теперь колись, откуда золотишко?

Я рассказал всю историю, присовокупив давние пассажи председателя и выложив распечатанные переводы Олейникова — Бута.

— Да, почти сказка — мечта кладоискателя. Кстати, в ваших краях, а точнее в Выборге, до сих пор ищут золото тамплиеров. И что будешь теперь делать?

— А для чего я тебя и разыскал? Монеты мне не нужны, а их денежный эквивалент очень даже ко двору. Смущает этический момент, клад предназначен потомкам, это воля Бута. По идее, надо разыскать родственников и торжественно вручить — пользуйтесь на здоровье, а самому всю жизнь испытывать моральное удовлетворение. Надо реализовать по-умному. Поможешь, тебе процент обеспечен. А вот письма можно вернуть, но без денежного наполнения. Что скажешь?

— Ты о чём, Дима? Клад нашёл и волен распоряжаться им на своё усмотрение. Документы оставь себе и лучше их не светить. Что касается реализации — за шведов я сам готов выложить тебе четверть миллиона. Дальше мои проблемы. А вот с пятёркой не всё просто. Монета мегараритет. Такие вещи следует выставлять на аукцион. Это хлопотно и стрёмно: нужно заказывать экспертизу, объяснять историю. Они, конечно, гарантируют тайну персональных данных, но это для широкой публики, а при заключении договора о тебе, кому нужно, узнают. Кстати аукцион берет комиссию в тринадцать процентов, в твоём случае возможно и меньше, поскольку крупный лот, но не факт. Продашь ты свою монету, скажем за три "лимона", отстегни организаторам триста девяносто тысяч. Заплати банку за перевод и открытие счёта, заплати государству ещё тринадцать процентов налог на прибыль. Другой вариант — скупочная цена за прямые деньги. Продавец и покупатель: твой товар — мои деньги.

- Мне больше подходит второй вариант, я светиться не хочу. А сколько я потеряю?

Портнягин заулыбался:

— Тут начинается самое интересное. Конечно, потеряешь, зато без геморроя и хлопот. Сначала надо твой раритет оценить. Сфотографировать и показать людям, а там уже посмотреть. У тебя интернет работает?

Мы дёрнули с Юрой ещё по одной рюмке и стали искать в Сети нужную информацию. Через полчаса мы уже знали, что монета впервые появилась на швейцарском аукционе в 1939 году, но по каким-то причинам торги не состоялись. После войны, начиная с 1977 года, царский пятирублёвик выставлялся семь раз на аукционах Швейцарии, Великобритании, Германии и России. Последний проход (продажа) составил 5500000 рублей. Случилось это совсем недавно 18 ноября 2012 года на аукционном доме "Империя" в Москве. Попутно наткнулись на сувенирные новоделы, которые штампуют из бронзы и продают по 250 рублей. Во, дожили! Жалко пять "лимонов" — довольствуйся малым и тешь своё самолюбие.

Ещё я рассказал Портнягину о том, что вычитал про торжественно заложенные в фундамент церкви княгини Ольги сто монет и раздаренных девяти оставшихся.

— Юр, слушай, а те самые сто монет, что заложили в фундамент, не могли растащить чёрные копатели?

— Конечно растащили, только не кладоискатели. Я эту историю слышал, ребята специально ездили под Красное Село — церкви и след простыл. После революции храм снесли, в 1922 году работали специальные комиссии по изъятию церковных ценностей. О закладке все петербургские газеты трубили и конечно большевички знали про ценности в фундаменте. Изъяли, описали и отправили в Гохран, там и лежат до сих пор, а кто проверит?

— Но ведь в земле монеты могли покорёжиться, поцарапаться? А тут пишут состояние "пруф", то есть улучшенное зеркальное качество.

— Во-первых, денежку закладывали в капсулах, например, четыре капсулы в каждую опору. Во-вторых, кабы все монеты гуляли по миру, цена их была значительно ниже. А в твоём случае, это одна из девяти подаренных царём. Может сын Нобеля присутствовал, может, кто из родственников, хрен его знает.

Затем Юра сфотографировал монеты, одну золотую крону взял себе, оставив залог в десять тысяч. Обменялись номерами мобильных телефонов и договорились созвониться в ближайшее время. Портнягин выпил со мной на дорожку и засобирался. Я вернулся на кухню, убрал пепельницу и вспомнил, как в семидесятые, после занятий в "путяге", дрались с петроградской гопотой. Местные частенько задирали учащихся ПТУ, не хотели видеть в нас будущий рабочий класс. Как длинный и тощий "Портняга" ругался за разбитые очки, спрятанные перед потасовкой в карман, но попавшие под чей-то кулак. Как возбуждённые мы пили пиво, обсуждали свои победы и промахи в ничего не значащей сшибке. Да, были времена — воспоминания молодости в преклонные годы, лучший способ забыть о возрастных проблемах.

Юрка позвонил через неделю. Как и в прошлый раз, встретились у меня на квартире. Партнёр-нумизмат небрежно бросил на стол пачку пятитысячных купюр, перетянутых резинкой:

— Здесь двести сорок штук, как договаривались. Гони моих "шведов". Пятёрку должны взять — я договорился. Тебе — два с половиной миллиона, остальное тебя уже не касается, что скажешь?

Я растерялся, взял упаковку. Такая пачка денег не каждый день отягощает ладонь, а вдогонку тебе сулят в разы большую сумму. От волнения в голове всё смешалось. Ай, чего рядиться и строить из себя крутого барыгу:

— Согласен! Когда и как? Но монету вперёд не отдам.

— Вперёд и не надо. Там, где её приобретают, наш гонорар отдадут как стопроцентную оплату на доверии, затем я предъявлю монету. Я сказал, что пятирублёвик будет при мне, но я хитрый. Будешь ждать меня в машине, я вынесу деньги, вот тогда и передашь раритет, отнесу, пусть проверяет. Тут проблем не будет, это подлинник, вне всякого сомнения. Не мандражируй, там человек свой, надёжный. Я предполагаю, что монету он выставит на торгах в Кюнкере и получит свой куш, но это уже не наше дело.

— Где выставит?

— На аукционном доме Фритца Кюнкера в Германии — крупнейшем в мире. Серьёзные деньги, серьёзные клиенты, твою монету если заявят, то только в Берлине — вещь!

Юркиного звонка я так и не дождался, зато через несколько дней незнакомый голос поверг меня в смятение. Звонили из управления МВД РФ по Всеволожскому району Ленобласти. Представившись следователем Сарычевым, мужчина вежливо поинтересовался знаком ли я с Портнягиным Юрием Алексеевичем? На мой утвердительный ответ, последовало вежливое, но терпящее отказа приглашение. Оговорили дату и время, тут я не выдержал и озвучил стандартное "А что случилось?".

— Случилось, — ответил голос на другом конце, — обнаружен труп Портнягина, мне надо взять у вас свидетельские показания…

Внутри всё обмерло, чувствовала моя благоверная — что-то случиться! Я начал лихорадочно прокручивать своё место в этой ситуации. Да, знаю. Много лет не виделись. Недавно пересеклись и пару раз встречались. Выпили, поболтали и так далее, естественно, упуская мою инициативу и повод. К волнению от встречи с должностным лицом и ужаса услышанного, прибавился страх за свою шкуру.

В коридоре следственного управления, пропахшего плесенью и человеческими несчастиями, отыскал нужную дверь. Рядом сидела женщина в тёмном платке с заплаканными глазами. Несмело постучался и шагнул в неизвестность. Как всё знакомо, пахнуло воспоминаниями тридцатилетней давности: допросы, очные ставки, судебные заседания, приговор, конвой, срок…

Адвокат не понадобился. Но невзрачный рыжий человек, слуга государев Сарычев, кровь попил. Зашёл с другого конца, где я опасностей для себя не ждал и стал примерять на меня личину подозреваемого. За время длительного и обстоятельного разговора, следак дотошно пытал меня о взаимоотношениях с покойным Портнягиным: не было ли ссор, где я находился в такое-то время, как давно знаком, общие интересы, подробности знакомства и ещё масса простых и не очень вопросов. Из нашей "дружеской" беседы я узнал, что труп приятеля, с колотой раной в сердце обнаружили в придорожной канаве около Романовки. Пришлось доказывать своё алиби, поскольку в обозначенное дознавателем время, я был дома, да и соседи меня видели. Сохранился также чек из гипермаркета, где, как известно, фиксируется время и число. Пока не было, каких-либо наводящих вопросов о Юркином хобби. Похоже, наша тайна никому не принадлежит.

Наконец, Сарычев удовлетворился моими объяснениями, я расписался в протоколе и собрался уходить:

Дмитрий Сергеевич, напоминаю, что вы можете понадобиться до конца следствия и пожалуйста, пригласите Зинаиду Петровну.

— Простите, а это кто?

— Как, вы не знакомы с вдовой Портнягина? Вы должны были встретить её в коридоре?

— Да, сидит у входа в кабинет, но её раньше не встречал. Я же вам объяснял, что бывал у Юрки дома, но не пресекался с женой товарища, так ведь бывает?

— Конечно, бывает, до свидания.

В коридоре, по-прежнему, сидела безучастная ко всему вдова. Красивое лицо, возраст за пятьдесят, хорошо одетая, придавленная горем и неопределённостью женщина.

— Здравствуйте, я друг Юры, Сергей Петрушевский. Следователь приглашает вас зайти.

Она бросила на меня взгляд, помедлила и, не поблагодарив, открыла дверь.

Я вышел из здания УВД. Сел в машину и рассеянно тронулся в сторону Рябовского шоссе. Остаются смутные страхи перед неведомым и явно не простым покупателем. По логике, Портнягин, не должен был распространяться о владельце монеты, то есть светить меня. В таких сделках об источнике говорить не принято, а значит, мне ничего не грозит и эти страхи можно отмести. Зато на первый план выходят вопросы о смерти приятеля, что делать с пятирублёвиком и бумагами? Вдруг вспомнил не раз повторяющиеся сюжеты из киношных боевиков, где носителей информации потрошат с помощью пыток и герои говорят всё, что помнили и чего даже не знали. Стало совсем неуютно — чего не послушался Свету, как там в знаменитом фильме: "бабу не проведешь, она сердцем видит".

Приехав домой полез рыться в Интернет. Решение созрело по дороге и теперь предстояло понять, с кем мне придётся иметь дело. Работу прервал звонок, я дёрнулся:

— Здравствуйте, это Дмитрий? Извините, вдова Юрочки Портнягина. У следователя не удалось поговорить, сейчас спрошу.

Пока незнакомая женщина, убитая горем, надрывным голосом расспрашивала меня о наших отношениях, пытаясь в своём отчаянии получить хоть какие-нибудь разъяснения, я ловил себя на мысли насколько тягостны её расспросы. Я мог только догадываться, как монета Бута косвенно или прямо привела к смерти нумизмата. И, естественно, я не мог посвящать несчастную вдову в наши отношения. С гадливым чувством к себе, пробормотал дежурные слова соболезнования и нажал кнопку отбоя. Даже на поминки не пригласила. А что мог сказать? Я мысленно спорил, пытаясь оправдать свои мотивации? Как помочь женщине, потерявшей отца своих детей, а у Портнягиных их было трое? Включиться в расследование, наломать дров и усугубить ситуацию? Нет, пусть менты разбираются, моя вина пока не видна. На том почти успокоился, лишь глубоко внутри периодически возникала тревога о неведомом покупателе и его действиях.

В интернете стал собирать сведения о Буте и его друге. Если о первом вообще ничего, то личность русского доктора Георга Олейникова была многократно описана в истории поместья Ала-Кирьола. Он жил в усадьбе покойной тёщи и выдвинулся в глазах местных обитателей, как талантливый ботаник и примерный фермер. Жил до трагического январского утра тридцать седьмого, когда провалился под лед и утонул. Я мысленно отметил, что Олейников подарил монету за два года до гибели. Тут всплывает имя Петра Олейникова — правнука Людвига Нобеля и внука Георга. То есть прямой потомок Нобелей, которому бумаги деда и егеря имеют прямое отношение.

Дальше выяснилось, что Петр Нобель-Олейников, ребёнком несколько лет провёл в Ала-Кирьола. А три года назад, побывал на земле предков, в нынешнем посёлке Ландышевка. Приглашение семидесятитрёхлетнего представителя дома Нобелей организовала местная администрация, визит подробно описан в местных газетах, даже фильм сняли. Вот, собственно, я и нашёл человека, которому мои находки должны быть интересны. По совести я обязан связаться с наследником знатной фамилии и передать документы. Теперь надо разыскать контакты. Я вышел через программу "почта-экстрактор" на кучу адресов с фамилией Peter Nobel-Oleinikoff. В итоге взял электронный ящик благотворительного фонда Нобелей в Стокгольме и пять первых из почты-экстрактора. Осталось составить "умное" обращение. Попыхтел, но получилось убедительно, корректно и без упоминаний главной интриги — золотой монеты.

"Уважаемый господин Нобель-Олейников!

Я из России. Меня зовут Дмитрий. Недавно я приобрёл участок земли с домом в Ландышевке, бывшем Вашем родовом имении Ала-Кирьола. При работе на участке, я обнаружил в земле тайник, в котором оказались документы имеющие отношение к Вашей семье. Это три послания Вашего дедушки Георга Олейникова и его друга Готлиба Бута. Бумага отлично сохранилась, что позволило мне сделать перевод текста и понять, что документы представляют определённый интерес для Вас лично и фонда семьи Нобелей. С письмом отсылаю Вам неполные сканы документов, в подтверждении правдивости своего письма. С уважением, Дмитрий Петрушевский".

Далее я указал свой контактный телефон. Перевёл послание на английский. Отсканировал бумаги, затёр в фотошопе упоминания о монете и связанные с ней распоряжения. На мой взгляд, усечённого текста оригиналов вполне достаточно, чтобы проверить почерк дедушки Георга, да и подтолкнуть адресата к встречным действиям. Ничуть не сомневаясь, что сообщение попадёт в руки господина Нобеля-Олейникова, я замер перед окном почтового клиента. Терзали сомнения, а нужно ли моей семье все эти хлопоты, ведь при контакте с родственником, обязательно всплывёт монета, упоминать о ней в письме неразумно и опасно. Зато шведские кроны и вовсе остаются "за кадром", а вырученные за них деньги не отягощают карман и совесть. Эх, была, не была — энергично вдавил клавишу "enter". Послание ушло, обратной дороги нет.

Я вернулся на дачный участок и активно включился в хозработы, дабы наверстать упущенное на непредвиденные хлопоты время. Жене привёз часть от суммы, вырученной от продажи шведских крон, и рассказал о письме Нобелю. Это действие, притупило интерес благоверной к моим опасным манипуляциям по реализации содержимого тайника. Всё как бы притихло, а я поглощённый работой, отвлёкся от смерти Портнягина и событий вокруг клада. Скоро приедут дети, пока не до золотого пятирублёвика.

По следующему приезду в Санкт-Петербург, меня ждало сообщение на английском из фонда семьи Нобелей. Текст гласил, что Петр Нобель-Олейников с большим интересом воспринял моё сообщение поскольку высоко чтит память своих предков, а также собирает любую информацию, связанную с его семьёй. Высокая занятость не позволяет ему вновь приехать в Россию, господин Нобель-Олейников доверяет представлять свои интересы помощнику господину Ларсу Олсону. Олсон хорошо владеет русским языком и уполномочен решать любые вопросы, связанные с оформлением передачи семейных реликвий. Господин Олсон планирует прибыть в Санкт-Петербург в начале мая и связаться со мной по телефону.

Там ещё были слова благодарности за письмо и надежда на конструктивный разговор с его представителем. Пожелание всех благ и т. д. В искренних словах пожилого человека я уловил скрытый намёк на вознаграждение, что подняло настроение и укрепило в правильности своих действий. Я черкнул ответ, где выразил свою готовность встретиться с господином Ларсом Олсоном и передать документы. Но попросил предварительно позвонить на мой мобильный телефон и подтвердить свои полномочия при встрече. Вроде всё, теперь предстоит дождаться звонка и закончить историю.

Олсон связался со мной накануне Дня Победы. Связь шла из Швеции, слышимость отменная. Ларс прилетал утром следующего дня. Я предложил встретить его и определиться с дальнейшими действиями. Сказано — сделано. В девять двадцать я занял свой пост в терминале Пулково- 2. На мою картонку с надписью Lars Olsson из толпы прибывших материализовался ухоженный господин. Возраст за пятьдесят, возможно одногодок. Шикарный костюм и внешность дипломата или шпиона, впрочем, это одно и то же. Мне даже стало как-то неловко за свои итальянские туфли и часы "Омега". Посланник Нобеля говорил почти без акцента, но спотыкался на сленговые словечки из моего лексикона, приходилось сглаживать речь и забавляться его изысканным языком.

В машине Олсон достал из кейса и протянул лист бумаги. Гербовая бумага являла текст на русском доверенности на "полномочия в переговорах с господином Петрушевским Дмитрием для передачи фамильных документов семьи Нобелей и других действий, связанных с урегулированием переговоров". Коряво слегка, зато живая подпись и печать — весомо!

— Если у вас вызывает сомнение данный документ, готов соединить вас с офисом шефа. А пока буду рад пригласить вас, Дмитрий, на завтрак. Я забронировал место в "Европейской", там можно всё обсудить. Вы не будете возражать?

— Спасибо, господин Олсон, возражать не буду и бумаге вашей верю.

Спустя час мы с Олсоном заняли места за столиком ресторана "Крыша". Пока ждали заказ, я выложил перед посланником копии документов. Обстоятельный швед, достал очки и углубился в изучение текста.

— Сказать по правде, рукописный манускрипт читается с трудом. Я правильно выразился? В общем, смысл текстов мне понятен, но вот вопрос…

— Знаю, знаю, — перебил я шведа, — это особая часть нашего разговора. И позвольте вас поправить Ларс, у нас не употребляют слово манускрипт, лучше рукопись. Так вот, уважаемый Ларс, монета у меня. Не хочу этого скрывать. Она предназначается родственникам вашего доверителя. И я хочу обсудить с вами, что нам с этим делать?

После обеда мы перебрались в номер и под душистый запашок сигары Ларса, решали организационные вопросы. Договорились, что Олсон берёт тайм аут на консультации со Стокгольмом, поскольку ситуация изменилась, а следовательно переговоры приобрели новый аспект. Я же выразил готовность вручить оригиналы после указаний Нобеля.

— Ларс, поймите меня правильно, я не вымогатель и готов бескорыстно передать бумаги, но монета оценивается в сотню тысяч долларов, было бы неправильно, вот так взять и вручить её вам. Я готов исполнить волю Бута и предать монету лично наследнику.

— Да, да, конечно, я озвучу хозяину вашу позицию, надеюсь, мы решим этот вопрос и учтём все ваши пожелания.

На том и порешили. После встречи с Олсоном, остались приятные воспоминая от шикарного обеда и главное, как события потекли в заданном русле. Прошли сутки. Когда зазвенел мобильник, я уверенно ответил, предполагая, что вызывает Олсон. Но звонила вдова и оглушила новостью:

— Дмитрий, нашли убийцу Юрочки. Вызывал следователь на очную ставку. Я того мужика никогда не видела. Какая-то ссора с этим пьяным уродом… Он заколол мужа и бросил тело в канаву, — голос Ирины прервался, она всхлипнула и продолжила, — негодяй неделю пьянствовал и ничего не помнит. Ещё прощения у меня просил! Но есть свидетели, слава Богу, всё прояснилось. Вы уж меня простите, я на вас грешила. Сами понимаете, тут такое горе…

Ответить я не успел — в трубке зазвучал сигнал отбоя. Видно совсем плохо несчастной. А меня наоборот отпустило. Значит не монета, а чудовищный форс-мажор, никак не связанный с Юркиной коллекционной деятельностью. Я не причём, но всё равно прости братишка — не пересекись мы, данность твоего бытия изменилась и пошла по другому не ведомому нам смертным пути. Я набрал номер Ирины, вдова словно ждала звонка:

— Извините, Дима, я совсем с ума сошла от горя. Вы хотели что-то сказать?

— Да, я в прошлый раз не стал объяснять, зачем просил о встрече с Юрой. Так вот, мне нужны были деньги и я попросил взаймы у вашего мужа. Юра мне не отказал тогда, в конце марта. Сейчас я готов вернуть долг вам. Это большая сумма, сто тысяч рублей, как мне вам передать?

— Не знаю, мы не бедствовали, Юрочка хорошо зарабатывал на заводе, ведь он был высококлассным токарем универсалом, менял монеты. Не знаю, Дима.

— Давайте поступим так, сбросьте мне "эсэмэской" номер вашей карты, я переведу деньги. У вас есть дебетовая карта? Положу на ваш счёт, так будет надёжней, чем при личной встрече.

— Да, как на пенсию вышла, так и оформила в Сбербанке. Хорошо, спасибо вам, жаль, что не пришли на поминки. Может на сороковины заглянете?

— Обязательно приду, созвонимся, ладно?

Я врал самозабвенно, прекрасно осознавая, что это тот случай, когда ложь нужна во благо. Пусть так, часть Юркиных денег, вернётся в семью и отзовётся добром для троих оставшихся без отца детишек. А тебе Портняга, земля пухом. Покойся с миром и знай — с убийцы спросят: сейчас людской суд, потом божий.

Потом звонил Олсон и поинтересовался, есть ли у меня заграничный паспорт. Тут и гадать нечего — меня приглашают на встречу с наследником. Этого я и добивался.

Паспорт имелся. Не без помощи Ларса оформил визу. Жена план одобрила и против командировки в Швецию не возражала. Накануне отлёта долго мучился — куда спрятать монету? В итоге удачно разместил кружочек, размером с нынешние десять копеек, под крышкой мобильного телефона. Письма Бута, договор и доверенность передал Олсону, главное — раритет при мне. Осталось пройти досмотр и пересечь границу. Правовой аспект моего визита оставался под вопросом, с одной стороны дружественный и бескорыстный акт, с другой вывоз многомиллионной золотой монеты. Думается, государственный исторический музей в Москве или тот же Эрмитаж с удовольствием пополнили свои нумизматические коллекции подобным раритетом. Но ведь монета принадлежит Нобелю. В жизни не поверю, чтобы наши музейщики просто передали раритет наследникам в Стокгольм. Нет, не патриот Петрушевский — контрабандист!

Если бы озаботился суровостью закона о контрабанде, точно бы спалился! Заполнил декларацию, бесстрастно ответил на вопросы, выдержал пронзительный взгляд пограничника и пересёк границу! В самолёте слегка расслабился коньяком — халявный бизнес-класс. Олсон составить компанию отказался, да и ладно, а мне необходимо снять стресс последних нескольких дней. Скоро Стокгольм, лететь то всего ничего — восемьсот с хвостиком километров, а по времени полтора часа. Из аэропорта Арланда ехали на представительском рестайлинговом Volvo S80. Олсон ознакомил с распорядком двухдневного визита. В первый: отдых и культурная программа с обязательным посещением музея Нобеля, дальше по желанию. На второй день главная цель поездки — визит в офис правнука родного брата основателя Нобелевской премии. И всё за счёт принимающей стороны. Захваченный круговоротом событий в чужой стране и начисто обалдевший от новых впечатлений, я с трудом заснул накануне встречи с Петром Олейниковым.

В офисе компании встретили очень тепло. Олсон представил меня хозяину, его жене Анне и эксперту Королевского кабинета монет господину Густаву Линдбергу. Пока мы пили кофе, эксперт изучал документы и, конечно, главный экспонат — золотую монету. С первых слов, когда выяснилось, что я вполне сносно могу общаться на английском языке, беседа захватила обоих, Вездесущий Ларс иногда помогал с переводом и вставлял свои комментарии. Нобель-Олейников расспрашивал меня в подробностях, как был обнаружен бакелитовый футляр, историю приобретения участка, о прежних собственниках. Описывал своё путешествие двухлетней давности, рассказывал о егере Буте и обитателях посёлка Ала-Кирьола. Седовласый господин мне очень понравился, породистое лицо, манера держаться, доброжелательность и едва ощутимая барская вальяжность.

— Кстати, господин Петрушевский, вы оказали неоценимую услугу не только нашей семье, но и нашему другу Густаву Линдбергу. В это непросто поверить, но он внук того самого Эрика Линдберга, составлявшего сертификат соответствия в 1935 году. Оттого этот документ теперь будет принадлежать семье Линдбергов. Не так ли Густав?

Невысокий, упитанный Густав, был на голову ниже сухопарого и высокого Петра Олейникова. Пока он сидел за отдельным столиком и изучал артефакты, я признаться забыл про него, так увлекла беседа с предком Нобеля. Он откликнулся на вопрос Петра Олейникова:

— Поздравляю, Питер, все документы и монета подлинные, свидетельствую устно, чуть позже предоставлю акт экспертизы. Вам, Дмитрий, огромная благодарность за представленные материалы и отдельное спасибо за сертификат моего деда.

Принесли шампанское. Нобель вызвал сотрудника и отдал какие-то распоряжения. Через несколько минут то вернулся к нам и передал хозяину папку.

— Господин Петрушевский, от имени моей семьи и фонда Нобелей вручаю вам расписку, грамоту фонда и чек на предъявителя.

Хозяин крепко пожал мне руку, присутствующие пригубили бокалы и торжественная часть была на этом закончена. Мы тепло расстались, Олсон отвёз меня в гостиницу и обещал свою помощь на завтрашний день. Наконец я остался один. Желание заглянуть на сумму в чеке не отпускало меня всю дорогу, теперь я осторожно достал денежный документ. Прекрасное настроение перешло в щенячий восторг, когда глаза выхватили цифры — тридцать тысяч долларов! Вот это да, больше миллиона рублей! Вот и средства отстроить новый дом взамен летней развалюхи. А мы с женой ломали голову где-бы раздобыть деньжат на капитальный ремонт. Нынче, благодаря кладу егеря Бута, цепочки правильных и выверенных поступков, вправе осуществить нашу мечту себе на радость и детям впрок.

Эпилог

Спустя полгода, где-то в конце сентября к нам на участок пожаловали два странных типа, вооружённых металлоискателями:

— Хозяин, мы ищем в земле артефакты, готовы вас отблагодарить, если разрешите покопаться на вашем участке. Всё, что найдём, покажем, оценим и зашлём процент. Согласны? Мы не долго — пару-тройку часов, а вы можете заработать, ну как?

— Нет, хлопчики, я уж как-нибудь сам покопаюсь, авось чего и накопаю.

Кладоискатели упорствовать не стали и двинулись к соседнему участку. Я глядел им вслед и вновь, как тогда весной, задумался, а может в правду купить на старости лет игрушку для поиска железяк? Сам себя оборвал, глупости, других дел хватает — к зиме нужно срочно достроить дом. Прошёлся по участку, подобрал лопату и ткнул в грунт. Что-то звякнуло…

— Дима! Иди обедать! — это жена зовёт. Кажется, тогда так же начиналось?

Новая редакция, 2016, Санкт-Петербург — Ландышевка