«Пастух для крокодилов»

Пастух для крокодилов (fb2) - Пастух для крокодилов 1268K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сергей Владимирович Возный

Сергей Возный Пастух для крокодилов

События и действующие лица данного романа целиком вымышлены.

Государство под названием Сайбан является собирательным образом, впитавшим черты некоторых реально-существующих стран Юго-Восточной Азии и не только…

От автора

Считаю нужным пояснить, что роман «Пастух для крокодилов» написан был в конце 90-х, ранее дважды издавался в бумажном формате. Нынешняя версия текста является редакцией 2017-го года. Реалии позапрошлого десятилетия автор менять не стал (из песни слов не выкинешь), но основательно отредактировал слог и стиль изложения, а вдобавок исправил некоторые «ляпы» технического свойства.

Выражаю благодарность Михаилу Курочкину, Игорю Никонову, Татьяне Кузнецовой, а также всем остальным, кто помогал мне в процессе редактирования полезными советами и просто, своим неравнодушием. Спасибо!!!

Пролог

Акула готовилась к атаке. Мощное и грациозное как ракета тело рыбы описывало круги в прогретой тропическим солнцем воде, все ближе и ближе.

— Вон она! Видишь, да? — полнотелый мужичок в гавайских шортах попытался вскочить с кресла, но страховочные ремни подсекли на взлете, заставили сесть обратно.

— Щас схватит, верное дело!

Богдан вздохнул и отступил в призрачную тень от рубки катера. Сколько там нынче по Цельсию, если даже океанский бриз кажется парным и удушливым, как воздух теплотрассы!? Как долго в тропиках ни живи, а привыкнуть к ним невозможно — здесь надо родиться. У Богдана последних лет десять отношения с подобным климатом складывались как у суровой тёщи с нелюбимым зятем — на уровне вооруженного нейтралитета и взаимного притерпевания. Гармонии не получалось, хоть убей.

— Ну что же ты, лахудра, давай, ну! — самообладания полнотелому мужичку недостает, но Богдан вполне мог понять и простить сей тайфун охотничьего азарта. Плавали, знаем, сами такие. Одно дело, скучать на палубе, отслеживая угрозу чужой, оплаченной жизни и вовсе другое — охотиться самому. Мощное троллинговое удилище, проволочная леска режет волны за бортом, короткий гарпун под рукой. И она. Тень. Зловещая, по всем стандартам голливудских ужастиков.

— Есть!

Громадная катушка завертелась как колесо гоночного болида, удилище в кронштейне выгнулось бешеной дугой.

— Знатная поклевка, — произнес Богдан глубокомысленно дабы хоть что-нибудь сказать, ибо особых эмоций зрелище не вызвало. Плавали, опять же… И ездили. И пешком в такие шагали дали… Акулья рыбалка входила в программу любого, угодившего в тропики клиента. Помогала простым новорусским мужикам ощутить полноту жизни. Особо любопытные еще и под воду лезли — в таких случаях Богдану тоже приходилось натягивать акваланг и любоваться до тошноты морскими ежиками. Большинству, впрочем, хватало шаткой палубы под ногами и рвущегося из рук удилища.

— А если перекусит?! Дернет и перекусит?! — больше всего клиент напоминал сейчас типичного дядю Ваню с удочкой над прудом. Дядю Ваню, нацепившего совсем не подходящий ему и давно уж не модный золотой «Роллекс». К реальности возвращал лишь инструктор-африканец, каких на среднерусской равнине редко встретишь. Жестикулировал и орал по-английски, пытаясь одолеть языковой барьер.

— Он говорит — аккуратнее, босс, — вспомнил Богдан о дополнительных своих обязанностях. — Он говорит, что там стальной поводок, акула его не перекусит, поэтому сильно тянуть не надо. Пусть она устанет…

Особого действия советы не возымели — мужичок вцепился в удилище будто мушкетер в шпагу и упорно тянул. Повторив рекомендации еще пару раз, Богдан счел свою миссию оконченной и взирал теперь на сражение из комфортного шезлонга. Ледяное безалкогольное пиво помогало, с грехом пополам, одолевать жару, тем более, что традиционные среднеазиатские способы, вроде зеленого чая тут бесполезны — климат не тот, господа. Что годится для пустыни, то во влажном морском воздухе окончательно усугубляет ситуацию. Терпи, казак… Кожаные ремни под легкой рубашкой врезаются в тело, желудок от качки слегка протестует — слишком много острых местных блюд за последние сутки, слишком мало сна. Служба такая. Клиент возжелал вспомнить молодость — с местными девочками, по полной программе, вдали от любимой, законно-избранной супруги и обожаемых чад.

Местные девочки в сочетании с местными-же акулами позволяют солидному семьянину ощутить себя точной копией Данди-«крокодила» из старого кино. Богдан мнение свое на сей счет держал при себе и сохранял невозмутимость большую часть времени. Даже когда клиент шумно опорожнял желудок прямо в ресторанном зале. Или песни распевал со сцены на манер героев «Бриллиантовой руки». Или суетился, как сейчас, со спиннингом, совершая массу лишних и резких движений. Работодатель всегда прав.

— К борту надо подводить осторожнее, иначе может рвануть в глубину. Вот та-ак…

Большая рыба прекратила вдруг сопротивление и устремилась к катеру с раскрытой пастью, пытаясь «выплюнуть» крючок, но бестолку. В отличие от щуки или лосося, выдвижные акульи челюсти хватают добычу намертво, вместе с любым спрятанным в ней подвохом и сразу отправляют в желудок — обратной дороги нет. Древний крошечный мозжечок морского убийцы устроен куда примитивней, чем у прудового линя — вот почему эстеты и ценители такую рыбалку не жалуют, оставляя ее жадным до экзотики туристам. Скучно. Акулу не нужно соблазнять изысканными приманками и особой техникой блеснения — надо лишь суметь вытянуть чудище из воды.

— Пришло время гарпунов, — в оригинале фраза африканца прозвучала несколько иначе, но Богдану ворочать мозгами не хотелось. Главное — смысл.

— Сейчас инструктор подтянет ее ближе, а Вам надо целиться в жаберные щели. У нее очень крепкая шкура…

— Знаю! — по жизни клиент, очевидно, считал себя Большим Боссом и не терпел поучительного тона. Даже в тех вещах, в которых абсолютно не смыслил. Воткнув спиннинг в кронштейн, вынул гарпун из креплений и принял у борта классическую стойку копьеметателя. Рыба была уже совсем близко — небольшая, метра на три голубая акула.

— Н-на, — гарпун, брошенный сильной неточной рукой ударил хищницу в самый край жаберной щели, и плюхнулся рядом. Еще мгновение спустя, акула грациозно крутнулась, показав светлое брюхо, затем ушла в глубину, разматывая спиннинговую катушку.

— Мать твою!.. — дальнейший набор русских идиоматических выражений оказался негру, как ни странно, знаком, даже без перевода.

— Не кипятись, шеф, он говорит, что рыбешка скоро вернется, — приблизившись к борту, Богдан отчетливо разглядел всплывающую из глубин крылатую тень,

— Вот и она.

Действительно акула, но другая. Гораздо крупнее первой, тупоносая, грязно-серого цвета рыбина совершила плавный пируэт у самой поверхности и двинулась вдоль борта. Инструктор, успевший уже вытянуть гарпун из воды, затараторил и даже руками взмахнул, указывая за борт.

— Что он говорит?

— Ничего особенного просто называет, эту селедку по имени. Мако. Говорит, что она пришла на запах крови и может испортить нам весь улов.

— А та, первая, где?

Отвечать не пришлось — травмированная голубая предстала уже пред очи зрителей, благо леска и крючок не оставили ей выбора.

— Да-а, щас что-то будет. Осторожней, шеф.

— Не учи отца…, а эта еще откуда?!..

Третья хищница превосходила первых двух изрядно, и разрисована была поперек туловища черными пятнами. Явившись на поверхность, сразу вцепилась в хвост той, что на крючке. Катушка затрещала вновь, но нырнуть плененной рыбе не удалось — помешали чужие рвущие пасти.

— Кыш, мать вашу!.. — клиент, смех и грех, кричал что-то дерущимся убийцам, будто котов разгонял.

— Пошли вон!

«Старик и море» — вспомнилось, вдруг, подзабытое с детских еще времен. Большая рыба с мечом на носу в окружении прожорливых тварей. Рыба, от которой остался один скелет.

— Х-ха! — на сей раз бросок был куда точнее, и стальное жало глубоко вонзилось в белесое брюхо. Шумно плеснув хвостом, акула исчезла в кровавой пене, пеньковый шнур заскользил, разматываясь, волоча по палубе бочонок-поплавок.

А еще через мгновение по ушам резанул вскрик клиента.

Дальнейшее Богдан воспринимал замедленно, будто при рапидной съемке — тело действовало на рефлексах, опережая замечтавшийся мозг. Веревка, захлестнувшая ногу клиента, уже повалила того на палубу, тащит сопротивлявшегося, орущего вперед — за борт. Чуть — чуть осталось. Глаза расширенные в панике, пальцы, цепляющиеся за доски настила, скользящие… Именно эти пальцы видел Богдан, одолевая прыжком добрых пять метров и хватая в падении мужичка за худое запястье. Чуть повыше часов «Роллекс». Перевернуться, упереться ногами в канатный ящик и держать, держать! Раненая рыбина бушует за бортом, но одолеть тяжесть двух человек ей куда труднее.

Сколько времени прошло — пять секунд, десять или даже минута — прежде чем в поле зрения возник африканец с большущим ножом? Богдан не любил затасканных фраз насчет «самого долгого в жизни мгновения», но что поделать, если так и есть. Мгновение длиною в вечность. Клинок поднимается и падает, полосуя веревку, худое запястье взмокло от пота и рвется, выскальзывает. А клинок рубит. А запястье все выскальзывает. А клинок…

Кончилось все моментально — вместе с хлопком рассеченной пеньки. По инерции Богдан опрокинулся на спину тела и сумел-таки удержать, смягчить падение мужичку в гавайских шортах. На дальнейшие подвиги сил не осталось.

Потом клиент плакал. Некрасиво, не по-мужски, навзрыд, но осуждать его Богдану не хотелось. Сам сперва побудь в такой вот ситуевине! Взглянув за борт, поежился запоздало — кипящий водоворот хвостов, плавников и оскаленных пастей. Провел рукой по карманам, ища сигареты, и вспомнил что бестолку — бросил курить еще месяца три назад. «Ладно, перебьешься, ты на сегодня уже вполне расслабился! Вместе с морем и Стариком! На воспоминания потянуло идиота, посреди пиковой ситуации! Гляди, узнает Яков Петрович… А он обязательно узнает — даже если в рапорте слукавить и приукрасить события. У шефа свои источники, поэтому он сидит в России, в офисе, за тысячи километров отсюда. Командует и возможно, завидует тебе, оболтусу, припухающему под ласковым бризом Индийского океана». Мысль оказалась приятной, помогала настроиться на оптимистичный лад и отыскать в происшедшем свои плюсы.

Если б еще не было так жарко…

Часть первая Глазами охотника

Глава первая

Повествующая о некоторых особенностях русской национальной охоты в далеких странах

В офисе работал кондиционер. С точки зрения Богдана Богуславского, сей факт уже сам по себе мог свидетельствовать о многом — в плане отношения руководства к посетителям и персоналу.

На правах человека, потрепанного жарким климатом, Богдан привык оценивать солидность отечественных фирм и фирмочек в летний жару именно по наличию охладительных устройств. Самые недоразвитые (или напротив — экологически-продвинутые) предпочитали устраивать в офисах естественный кондишн, посредством «сквозняка». Вентиляторы были уделом середнячков, а вот сплиты порождали ощущение качества и уюта.

— А летальные случаи в вашей практике были?

— К сожалению, да. Один раз, на сафари, в Западной Африке.

— Зверь?

— Нет, змея. Черная мамба, опаснейшая тварь. Обычно, змеи первыми не нападают, но с мамбой это случается. Вам нужны подробности?

— Обойдемся, пожалуй. Вы могли предотвратить эту смерть?

Вопрос был глуповатым и Богдан позволил себе усмехнуться. Чуть, чуть, самым уголком рта.

— Если бы мог — предотвратил бы.

— К сожалению, наши сотрудники обучены противодействовать прежде всего традиционным опасностям, — вмешался в беседу Леня Вассерман. — Физическое нападение, попытка захвата в заложники… Традиционные опасности в нетрадиционных условиях. Змеи и прочие местные факторы в нашу компетенцию не входят, для этого есть специалисты-проводники.

Профессией самого Лени было убалтывание потенциальных клиентов, к чему он имел врожденный талант. Рыжие волосы и «рязанская», не соответствующая фамилии физиономия позволяли Вассерману завоевать доверие с легкостью, приводящей Богдана в трепет. До самого сегодняшнего дня позволяли. До ЭТИХ визитеров.

— Если желаете, у нас есть отличные охотники-профи…

— Благодарю не нуждаемся, — голос мужчины звучал холодно и властно. ЧЕРЕСЧУР властно для гостя,

— В той стране, куда я лечу, условия очень своеобразны, там нужен будет местный специалист. Для охоты. Что-же касается традиционных опасностей… как знать.

«Почему он сказал: «Я лечу»? «Я», а не «мы»? — мысль мелькнула в голове и исчезла по причине полной своей никчемности. Поживем — увидим.

…А сперва все казалось таким простым! Визитеры, нагрянувшие с самого утра, внешностью и манерами напоминали многих и многих других, озабоченных поиском специальных услуг. Мужчина, вошедший первым, высок, плечист, уверен в себе до крайности и держался соответственно. Своеобразная бородка и подкрученные усы придавали ему сходство с легендарным русским премьером Столыпиным — тем самым, что предпочитал Великую Россию великим потрясениям. Светлый льняной костюм и пара перстней на холеных руках вполне соответствовали общему стилю. Спутница «премьера», напротив, являла собой образец современных модных стандартов: нечто длинноногое, узкобедрое с белоснежной голливудской улыбкой и дерзким взглядом. Фотомодель, бизнес-леди или просто, на худой конец, эмансипированная стервочка.

— Здравствуйте! — провозгласил мужчина, останавливаясь в дверях и разглядывая, без интереса, стандартную офисную обстановку. Богдан, «застрявший» нынче в конторе почти случайно, энтузиазма при виде гостей не выразил — чужая смена, чужой заказ.

— Это охранное предприятие «Бастион», если не ошибаюсь? Стало быть, вы и есть один из этих, знаменитых? — цепкий взгляд «премьера» остановился на Богдановой физиономии, крученые усы дернулись, изображая улыбку. — И что в Вас такого, экзотического?

Ну, во-от, опять! Похоже, чувство юмора всем этим господам рисовали по единому трафарету с обязательным набором обязательных козырных шуток. Кстати, в рекламном объявлении прозвище «экзотические телохранители» вообще не используется, знать его могут только те, кто уже имел дело с фирмой. Отсюда вывод…

— Мне вас рекомендовали, — подтвердил мужчина, взглянув по сторонам с недоумением. Будто ждал событий, которые, паче чаяния, никак не хотели происходить.

— Кого рекомендовали? — уточнил Богдан, для верности. — Меня лично или фирму?

Ответить «Столыпин» не успел: дверь директорского «предбанника» распахнулась, выпуская наружу шефа, сиречь Якова Петровича. Для всех, знающих этого человека, главным сюрпризом оказалась бы улыбка, сияющая сейчас на его лице. Широкая, необыкновенно доброжелательная и уважительная сверх всякой меры.

— Извините за ожидание, рецепшн только что о вас сообщил! — энергично приблизившись к гостям, шеф поручкался с обоими (эмансипированная девка сунула руку первой), покосился на Богуславского:

— Богдан, ты бы хоть встал для приличия.

— Виноват.

Не иначе снег сегодня повалит, если шеф взялся одергивать сотрудников перед ЧУЖИМИ. Шеф, давний коллективист, проповедующий на всех собраниях, что фирма — одна семья! Не только снег, но и мороз вдарит, градусов на сорок.

— Знакомьтесь, кстати, это один из наших лучших специалистов, — подсластил Яков Петрович пилюлю. — Телохранитель-переводчик Богдан Богуславский.

— Дмитрий Константинович, — кивнул «премьер» вальяжно. — А это просто Кира.

Фотомодель улыбнулась еще ослепительнее, но с места не сдвинулась, и во взгляде ее промелькнула легкая неприязнь. Это еще с каких-таких?! Богдан любые «непонятки» предпочитал прояснять сразу, а потому шагнул к девушке сам и кивнул галантно, включая обаяние,

— Здравствуйте Кира. Меня можете называть просто — Монах.

— Почему? — вскинул брови «Столыпин» — Вы ведете аскетический образ жизни?

— Увы, не сподобился. Фамилия у меня подходящая, да и имечко мама с папой подобрали… А у сослуживцев логика железная: раз славит Бога, значит — монах, — взглянув на шефа, Богдан уловил во взгляде того недовольство и ощутил, вдруг, себя идиотом. С чего бы вдруг такая словоохотливость!? Перед девкой решил погусарить?

— Он у нас… разговорчивый парень, но в работе это не мешает, — сейчас тон Якова Петровича был почти извиняющимся. — Вот сюда, пожалуйста, это у нас кабинет для переговоров.

Приглушенный свет, мягкая мебель в бежевых тонах, обилие зелени. И сплит-система. Говоря откровенно, большую часть времени помещение именовалось «комнатой психологической разгрузки» — лукавит шеф, хочет пыль в глаза пустить. Зачем, опять же? Что это, вообще, за птицы такие?! Особо богатые? Это само-собой: бедным загрантуры не по карману, равно как и телохранители. Все потенциальные клиенты весьма зажиточны, однако ни к кому из них шеф не выскакивал лично, имея вид смущенного подростка, ни перед кем не извинялся, никого не вел в эту комнату. Ни разу! Может государевы люди большого масштаба, или вовсе криминалитет?

…С тех пор прошло уже минут пятнадцать, а ясности не появилось. Шеф, выказав уважение, ушел к себе, гости попали в обработку к профессиональному трепачу Лёне. Сплит шелестел себе, наполнял помещение синтетическим холодом.

— Если я правильно понял, вы к нам пришли не через «Глобус-тур»?

— Вы правильно поняли. Все, что касается страны назначения и цели поездки, выбрано мной по своим каналам.

— Позвольте полюбопытствовать, если не секрет…

— Вообще-то секрет. Но вам скажу, — усы Дмитрия Константиновича знакомо шевельнулись — шутка, мол. — Государство под названием Сайбан, в Юго-Восточной Азии.

— Не припоминаю.

— О нем редко говорят, — согласился «Столыпин», взглянув задумчиво на часы (подлинный «Vacheron Constantin» — в таких вещах Богуславский знал толк).

— Государство малоразвитое, аграрное, из тех, что называют «банановыми республиками». Пара относительно крупных городов, несколько заводов и фабрик, а так все больше джунгли, джунгли. Романтическая, полудикая страна.

— Вы прям-таки поэт, — не выдержал Богдан, получив в награду гневный взгляд модельки. «Премьер», впрочем, кивнул с видимым удовольствием,

— Грешен, люблю места, нетронутые цивилизацией. Побывать там довелось единожды, но помню до сих пор.

— Если я правильно понял, вы планируете еще одну романтическую прогулку по джунглям, — подал голос отодвинутый на задворки беседы Вассерман,

— А поскольку страна опасная…

— …То я нуждаюсь в телохранителе. Еще одном телохранителе — особом, умеющем работать в экзотических условиях. Тем более, что это не прогулка, а охота.

— Великолепно! В большинстве случаев наши специалисты сопровождают клиентов именно на сафари.

— Вы не поняли, — последняя толика мечтательности исчезла с лица Дмитрия Константиновича. — Я не собираюсь гонять по лесам на джипе с кучей народу и палить во все, что движется. Цель будет вполне конкретной — тигр-людоед.

— Суровый выбор, — оценил Богдан, стараясь не дать волю иронии. — И что, зверюшка на примете уже есть?

— Именно. Билет до Сайбана стоит недешево, молодой человек, а я не привык тратиться впустую.

— Кстати, о тратах, — вмешался Леня. — Вам известно, что проезд и проживание телохранителя оплачивает клиент?

На это «Столыпин» даже не ответил, лишь кивнул коротко демонстрируя презрение к жизненной прозе.

— Я всегда щедро оплачиваю работу, но лишь хорошую, — теперь его взгляд не отрывался от Богдановского лица. — Вы должны понимать, что с этой охоты можете не вернуться вообще. Можно подцепить скверную тропическую болезнь и не избавиться от нее никогда. Жить придется непосредственно в джунглях, спать в палатке или вовсе под открытым небом, выслеживать и скрадывать опаснейшего хищника.

— Опаснее человека зверя нет, — огрызнулся Богдан вполне безмятежно, обдумывая свою догадку. Начал уже кое-что понимать о сидящей напротив «модельке», но не уверился еще до конца.

— И пугать меня не стоит, я в подобных местах нередко бываю.

— Рад слышать. Итак, ваше решение.

— Я отказываюсь.

Пару секунд висела недоуменная тишина.

— Но почему?

— Без объяснения причин.

— Он боится, — подала голос молчавшая доселе девица. Богдан, взглянув на нее еще раз, пришел к окончательному выводу — телохранитель. Не модель, не бизнес-леди и уж никак не подруга-жена-любовница бородатого «премьера». Потому, хотя бы, что подругу-жену-любовницу такой вот джентльменистый мужик пропустил бы в дверях вперед себя, а не стал бы переть буром. И кресло бы ей подвинул. И держалась бы она тут куда более рассеянно, не напоминая своим видом сжатую пружину. Телохранительница, и не из дешевых — дамы, умеющие выполнять эту функцию наравне с мужиками, пользуются заслуженным спросом. Отсюда и неприязнь в ее голосе, манерах, поведении — просто как дважды-два. Клиент собрался в дальние края, где нет асфальта, душа и ресторанов, охранник нужен соответствующий, а красотка осталась не при делах. Ей бы радоваться, что конкурент сходит с дистанции добровольно, а она… Еще один образец пресловутой женской логики.

— Однако интересно вы работаете, молодой человек, — оценил Дмитрий Константинович. — Отвергаете заказы, да еще в такой форме!

— Сегодня просто не моя смена, — решил Богдан объясниться, хотя бы ради Лени Вассермана. Говоря честно, сам не мог понять, что именно отталкивает от этого заказа — элементарная лень-матушка или все-таки загадочное «шестое чувство», интуиция, внутренний голос. Не нравились ему клиенты, и все тут.

— Для того, чтобы заказы распределялись по справедливости, у нас действует система дежурств. Как в адвокатуре, знаете? Сегодня дежурит другой сотрудник, а потому именно он должен с вами работать. Хотите, приглашу?

— Дело в том, что нам рекомендовали именно вас…

— Весьма сожалею. Я всего два дня как из тропиков, сейчас мне нужен отдых…

* * *

«А не дурак ли я?» — спросил себя Богдан минут десять спустя, расположившись в местном баре. Спросил, а потом себе-же ответил: «Вполне вероятно».

Может, годы уже не те, и на подъем стал тяжелее? Или просто забыл, что такое НАСТОЯЩАЯ работа, привыкши к цивилизованным сафари и круизам? Настоящая, в пустынях и на ледниках, в тропических болотах, среди москитов, пиявок и желтой лихорадки. Изнанка, невидимая большинству туристов, обратная сторона экзотики.

— Ну что, доволен? — голос, прорвался сквозь пелену мыслей, заставив вздрогнуть.

Шеф, собственной персоной! Разглядывает нерадивого подчиненного с отеческой укоризной,

— Чего же ты наделал, Богдаша, сукин ты сын? — спросил Яков Петрович грустно, и грусть не позволила Богуславскому обидеться. Зашевелился Богдан, встать хотел, стул выдвинуть.

— Сиди-сиди, я уж сам как-нибудь, — усевшись, отец-директор сделал невнятный жест в направлении стойки. — Мне прохладненького чего-нибудь.

Бар принадлежал фирме и появление здесь лично шефа равнялось по значимости выходу законнно-избранного Президента к горячо любимому народу… Забегала местная публика, засуетилась, вмиг приволокли откуда-то хрустальные бокалы, свежее пивко откупорили, налили.

— Приятного аппетита, Яков Петрович.

— И тебе того-же, — пожелал шеф демократично халдею в галстуке-бабочке, поднял бокал, кивнул приглашающе. — Ну что, Богдаша, за тебя. Подумай пока, поразмысли, чего скажешь в свое оправдание.

Богуславский выпил до дна, подумав, что морозом дело тоже не ограничится. Не иначе, вулкан под городом проснется. Еще думалось, что распитие напитков за одним столом с шефом сильно повышает его, Богдана, местный рейтинг, а это в тридцать с небольшим, да при нерастраченных амбициях, бывает весьма приятно.

— Мне нечего говорить, Яков Петрович, все причины я объяснил тому господину лично.

— Господину! Да ты хоть знаешь, кто это?!

— Никоим образом.

Шеф разглядывал Богдана долго и удивленно, прежде чем, перейдя на шепот, назвал фамилию. Хорошую такую фамилию, известную, хотя бы понаслышке, многим миллионам россиян, да и зарубежникам тоже. Владелец ряда банков, нескольких промышленных предприятий и посреднических структур, не говоря о бесчисленных филиалах. Спонсор, принимавший, по слухам, участие в финансировании ТОЙ САМОЙ избирательной кампании. Человек с мнением которого считаются очень многие звезды российского политического Олимпа. Суханов Дмитрий Константинович — просим любить и жаловать!

— Однако! — прокомментировал свои ощущения Богдан, сделав глоток шире, чем обычно. — И каким ветром эдакого гостя да в нашу провинциальную глушь?

— Сложный вопрос, Богдаша. Возможно, он учел разницу цен на такие услуги у нас и в столице. Репутацию нашу учел, весьма и весьма приятную. Самый правдоподобный вариант — избежание огласки.

Тут Богдан не мог не согласиться — как бы ни ласкали его душу другие версии. Бизнесмен Сухановского масштаба в России — больше чем бизнесмен, простите за банальность, и каждый ЯРКИЙ его поступок непременно получит огласку. Зачем, скажите, народу знать, что очередной российский богатей тратит бешеные деньги дабы нервы себе пощекотать? «Зажрался, — скажут, — С жиру бесится!»

— И что он, всегда вот так, запросто, почти без охраны? Клиент повышенного риска…

— Сомневаюсь, Богдаша, хотя… У всех своя блажь.

С этим не поспоришь. Богдан, при желании, мог бы много порассказать о разновидностях «блажей», потому как «подучетный контингент» был на эти вещи весьма горазд. Сам Богуславский, имей он за душой хотя бы полмиллиона баксов, ни за какие коврижки не сунулся бы в гнилые тропики, чтобы извозившись в грязи, шлепнуть несчастного крокодила. Извозившись, надышавшись миазмами, и уплатив за удовольствие сумму, равную стоимости подержанной иномарки. Каждому — свое. Негативных эмоций Богдан к клиентуре не питал — с подобными чувствами телохранителем быть невозможно — но и восхищаться не обязан. Холодная голова, знаете ли, а далее — по тексту.

— Понимаете, Яков Петрович, теперь я тем более не хочу в это влезать.

— Во что?

— В ЭТО. Которое не тонет. Большие люди — большая головная боль.

— С каких это пор ты стал бояться мигреней, будто красна девица?

— С недавних, шеф, — подняв голову, Богдан встретился, наконец, с директором взглядом и нахмурился. — С «крайней» осечки. Раньше со мной такого не случалось.

Молчание повисло долгое — вспоминать не хотелось ни боссу, ни подчиненному. Рутинная морская рыбалка, где клиент по недосмотру телохранителя едва не погиб, последующий «разбор полетов», эмоции, эмоции… Строго говоря, все тогда произошедшее было следствием дурацкой цепочки случайностей, предсказать которую не помог бы никакой опыт. Предсказать и предотвратить. Богдан ощущал себя тем не менее, достаточно виноватым, а потому взбучку от шефа принял без обиды — сам он на месте Якова Петровича использовал бы куда более сочные выражения.

— Я не охотник, шеф, и не могу гарантировать безопасность клиента в нестандартной охотничьей ситуации.

— Это единственная причина?

— Официальная. А если честно, не хочу снова лезть в джунгли. Возраст не тот.

— Чтой-то ты совсем расслабился, друг, — прокомментировал шеф, взглянувши остро, исподлобья. — Нравится-не нравится, хочу-не хочу! Может пора тебе завязывать с этим бизнесом?

— Может. — говоря честно, Богдан уже стыдился внезапной капризности, недостойной профи, но врожденное упрямство не давало пойти на попятную.

— Куплю домик в глухой сибирской деревушке с приятным ровным климатом, огород буду лопатить…

— Сопьешься через месяц с тоски, вот и все, — сегодня, похоже, чувство юмора шефу напрочь изменило — слишком серьезно воспринимал ситуацию. Или, может, Богдан ее недооценивал, по простоте душевной?

— Пойми, Богдаша, я не хочу тебя перехваливать, но ты у нас единственный, кто умеет ВОЕВАТЬ в джунглях. Не на тренировочной базе и не в русском лесу, а по-настоящему. У тебя опыт, который не пропьешь!

— А что, господин Суханов готовится к войне?

— Господин Суханов хочет уцелеть, и это главное. У меня, как ты знаешь, работает куча хороших ребят, но все они — просто спортсмены с курсом спецподготовки. Они могут не вернуться, Богдан.

— Понимаю. Если не секрет, о ком вы заботитесь, шеф? О них, или о репутации фирмы?

На этот раз пауза вышла еще продолжительней — Яков Петрович молча смаковал пиво и разглядывал стол. Богдан, подождав с минуту, поморщился и вяло кивнул:

— Ладно, прошу прощения. Язык мой — враг мой.

— И ведь понимаешь, стервец, что не могу я тебя уволить, что нужен ты мне позарез. Понимаешь и дерзишь!

— Я уже извинился. Там действительно все так серьезно, шеф?

— А ты думал…

— В таком случае, вопрос у меня только один — когда лететь?

— Завтра, Богдан. Или даже сегодня…

Глава вторая

Повествующая о стратегии охраны и специфике сайбанских прапорщиков.

С высоты нескольких тысяч метров государство Сайбан напоминало, как это ни банально, штормящее море. Горные хребты в сплошной пелене джунглей выглядели коварными рифами, а тень самолета порхала меж них будто гонимый ураганом парусник.

«Площадь — 650 тысяч кв. км.; государственные языки — английский и сайбо; государственное устройство — федеративная республика; организация власти — военный режим; столица — г. Кухьяб (500 тыс. человек); крупные города….; этнический состав населения… средняя плотность… денежная единица… религия… климат… флора и фауна…». Сухая, но обильная информация, добытая из недр компьютера Федей Казанцевым, аналитиком фирмы.

— Стратегия охраны — наука точная, — озвучил Федя вчера вечером излюбленную свою премудрость, пуская файлы на распечатку. — Девяносто процентов успеха зависит от исходной информации о стране пребывания.

Перед Богданом мог бы не умничать. Богдан бы и больше девяноста дал. Наличие, к примеру, в стране военного режима гарантирует определенный уровень дисциплины, но повышает вероятность произвола со стороны властей, арабские государства кишат агрессивными исламистами, в Латинской Америке высока уличная преступность, а в Азии полным-полно разнообразнейших мрачных сект. Мясо африканской обезьяны употреблять в пищу не рекомендуется, потому как зверюшки эти — природные носители ВИЧ, лихорадки Эбола и прочих вирусов. А в реках помимо крокодилов, обитает такая живность!.. А в пустыне… А в горах… И так далее, и тому подобное. Богдан, за несколько лет работы в «Бастионе» вполне успел оценить важность исходной информации, а потому уходить от Казанцева не торопился.

— Нарисуй-ка мне, дядя Федор, пару-тройку карт. Желательно, детальных, по каждой области, или что у них там есть.

— Мечтать не вредно друг мой, — откликнулся аналитик безмятежно. — Сайбан — страна дюже независимая и очень не любит иностранных картографов с теодолитами. Все что мы имеем — данные импортной спутниковой съемки. Кстати, предупреждаю, уровень шпиономании там — почти как у нас лет эдак шестьдесят назад. Не советую везти с собой детальные карты, а тем более — попадаться с ними властям.

Как бы там ни было, а пару карт Богдан получил — плюс план города Кухьяб — аккуратно распечатанных на цветном принтере. Богуславский подозревал, что при надобности, в Федином компе отыщется даже схема марсианских каналов и лунные кратеры в разрезе, буде очередной клиент решит туда слетать — мудрый глава фирмы предпочитал не экономить на аналитиках.

…«Внимание, дамы и господа! Наш самолет заходит на посадку в аэропорту города Кухьяб. Просим пристегнуть ремни» — бархатно-сексапильный голосок стюардессы, промурлыкав последнее англоязычное слово, повторил то же самое на французской и немецкой мове. Богдан шевельнулся в кресле, зевнул (бессонная ночь над картами), покосился туда-сюда. Дмитрий Константинович Суханов все в том же костюме и при галстуке восседает рядом, у иллюминатора, глядит безмятежно:

— Все в порядке?

— Да, вроде бы, — Богуславский обернулся в другую сторону и встретился взглядом с Кирой. Обладательница древнеперсидского имени напоминала сейчас млеющую на солнце кошку — красивую и породистую, но с отнюдь не тупыми коготками в бархатных лапках. Увидев ее нынче в аэропорту, Богдан утратил дар речи — настолько несовместимым казалось дитя асфальта с предстоящей лесной авантюрой. Чайная роза на льду, знаете ли, монашка в борделе, бомж в люксовом номере отеля «Хилтон»… Подобных ярких антонимов Богуславский мог выдумать массу, но суть дела от этого не менялась — Кира была там.

— Ну что уставился, милый? — поинтересовалась сварливо, будто классическая западная феминюшка перед недобитым сторонником мужского шовинизма. — Нравлюсь?

— Очень, — признался Богдан со всей возможной откровенностью. — У тебя красивая кожа. Надеюсь, она такой же и останется, когда вернемся обратно.

Он мог бы добавить, что помимо москитов и мошкары в джунглях водятся разнообразнейшие клещи, черви и пиявки, от одного вида которых самая боевитая дама утратит покой и сон. Мог бы, но не добавил. Пожалел коллегу.

Сейчас Кира сидела в соседнем ряду, глядя в иллюминатор с ленивым любопытством человека, объевшегося жизнью. «Интересно, а что у нее было раньше? До того как вступила на бодигардовскую стезю? Безоблачное детство в мажорной семейке, откуда избалованная мамзель поспешила вырваться в поисках НАСТОЯЩЕЙ жизни? Или, напротив, нищета, батя-алкаш, привычка полагаться только на себя, всегда и во всем? Что вообще заставляет юных привлекательных особ заниматься таким вот, совершенно не женским делом? Романтика, жажда приключений? Да уж, профессия жутко романтическая — цепной пес при состоятельном хозяине! Деньги разве-что, вечный бальзам, заживляющий больное самолюбие».

Так и не надумав конструктивного, Богдан пристегнул ремень и расслабился.

* * *

Аэропорт стольного города Кухьяба не отличался красотой, зато имел кой-какие специфические особенности, присущие странам «третьего мира». Двухэтажное зданьице в форме пагоды и четыре взлетно-посадочных полосы. Из семи самолетов три несут на фюзеляже флаги других держав, а еще два оказались бипланами, вроде старого доброго «кукурузника», раскрашенными немыслимо ярко. Дальняя часть летного поля вмещает пару дополнительных полос и обширный ангар, по периметру обнесена мощной оградой из колючей проволоки, а по углам украшена классическими вышками. Наметанный глаз Богдана сходу засек фигуры часовых и крупнокалиберные пулеметы, вроде ДШК, способные остановить даже бронетранспортер.

— У них там около десятка истребителей, — снизошел до объяснений Суханов. — По слухам, даже русские «МИГ»-и имеются, с былых еще времен. Так что, не стоит думать, будто здесь дикари живут.

Богдан и не думал — другое сейчас заботило. Первый миг ПРИВЫКАНИЯ. Чуть тормознув на трапе, вдохнул горячий и влажный воздух, замер, расслабляясь. Поры раскрылись мгновенно, не успев еще отвыкнуть от подобного климата, пот обволок тело тончайшей пленкой. Уловив легкий ветерок, Богдан улыбнулся — здесь вполне можно жить и дышать. Спутники «втягивались» куда медленнее — у Суханова пот по лицу крупными каплями, Кира выглядита взъерошенной, будто кошка, оглаженная против шерстки. В профессиональном отношении оба телохранителя сейчас полный ноль — сумки с личными вещами в руках сковали свободу маневра, а оружия попросту нет. Не пускают с оружием в самолет. «Вот тут нас всех и валить! — скользнула мыслишка нехорошая, но вполне верная, заставляющая кровь быстрее бежать по жилам, — Достаточно одного снайпера…»

Переглянувшись с напарницей, Богуславский сместился Суханову за спину, в правый задний сектор — традиционное место старшего при работе командой. Кира изобразила на мордашке легкую гримасу, но спорить не стала, пошла ведущей чуть впереди и слева клиента, признав его, Богдана, старшинство. Молодец девочка, без лишних амбиций, которые вполне можно бы от нее ожидать. При движении сквозь неорганизованную толпу ведущим лучше бы пустить крепкого парня, ну да где его возьмешь?! Имеем то, что имеем. На всякий пожарный, Богдан приблизился к клиенту вплотную — перекрыть, при надобности, телом от броска-удара или наземь свалить, если в дело пойдет огнестрел. Так и двинулись — пропустив толпу вперед, чтобы не мелькали случайные люди на опасной дистанции ближе двух метров. Со стороны должно выглядеть вполне прилично, на уровне «мягкого», не выдающего себя стиля охраны: два друга-туриста и юная любовница (жена? дочка?) одного из них, рвущаяся вперед, жаждущая впечатлений.

Впереди, на выходе с летного поля открыто тусовались солдаты — не отпускники какие-нибудь, а вполне боеспособные, в бронежилетах, касках и с родными до боли АК-47 через плечо. Курили, щурили с азиатской невозмутимостью узкие глаза, будто не жарко им во всей этой сбруе.

— Патруль, — пояснил Дмитрий Константинович. — Охраняют единственный в стране военный аэродром.

Зал ожидания с порога ошеломил духотой, шумом и какофонией запахов, хотя народу тут было не так уж и много. Основная масса — явные провинциалы, с корзинами и мешками, в грубых суконных рубахах, дешевых джинсах и национальных соломенных шляпах, типа канотье. Чуть в стороне, отдельно от прочих кучкуются несколько в чалмах, определенно мусульманского вида, а еще дальше виден экзотический тюрбан индуиста. Где-то плачет ребенок, в другом углу целеустремленно кудахчет курица, довершая картину бедлама.

— Отсюда летают, в основном, внутренними рейсами, — продолжил блистать эрудицией Суханов. — Север страны относительно цивилизован, там есть города и посадочные полосы, а вот на юге — сплошные горы, поросшие джунглями. Вообще, для азиатского региона очень малонаселенное государство.

Богдан подобное знал и сам, однако счел за лучшее смолчать — ни к чему выглядеть умнее пусть временного, но босса. Вставая в очередь на таможенный контроль, заслонил «премьера» ненавязчиво от людей в зале, прошерстил еще разок взглядом окрестную обстановку. Тихо всё. Интуиция помалкивает, не выдает «адреналинового холодка» по спине. Очередь из десятка иностранцев движется вполне шустренько, через вращающийся турникет, мимо двух, негостеприимного вида таможенников. Крупная овчара, схожая манерами со своими хозяевами, сидит на входе в контрольную зону и принюхивается почти демонстративно. Чуть дальше расположились еще трое солдат, тоже взорами сверлят.

— Чувствуется, туристов здесь любят и уважают, — проворчал Богдан проходя под аркой металлоискателя. Звонок прибора произвел неожиданный эффект — таможенники отшатнулись, овчарка вздыбила шерсть и зарычала.

— Да ладно вам! — сказал Богуславский как мог спокойно, по-русски, затем очень медленно извлек из кармана ключи с брелоком, положил на стойку. Повторный проход под «веселой аркой» обошелся без лишнего шума. За турникетом, в общем зале, все трое двинули к ближайшему выходу, помеченному буквами «VIP». За воротами с еще одним охранником обнаружился второй зал ожидания — вполне приличный, хоть и бесконечно далекий от европейского и даже российского «особо-важного» уровня. Воздух тут, по крайней мере, кондиционирован, живности в корзинах не видать, зато видны киоски с англоязычными надписями. Из людей, расположившихся на кожаных диванах, трое похожи на японцев, а один выглядит типичнейшим англосаксом. Старательно выдерживает образ «белого сахиба» столетней давности, инспектирующего колониальные земли.

— Сколько у Вас наличных баксов? — обернулся Суханов к телохранителям. — В этой стране свободный оборот инвалюты запрещен, потому советую всё обменять на местные «зайчики».

— На что?

— Это я их так называю, — улыбнулся Дмитрий Константинович. — Похожи очень. Настоящее название — кулаты. Между прочим, официальный местный курс: всего-то десять кулатов за один американский доллар.

Богдан усмехнулся, хотя видел подобное и раньше: на обширной территории бывшего СССР многие гонористые республички с разваленной экономикой, задирали свою национальную валюту в немыслимую и необъяснимую высь. Комплексы, не иначе.

Окошко с надписью «currensy exchange office» располагалось посередине между буфетом и сувенирной лавкой. В буфете предложено всё, от фруктов до вездесущей «кока-колы», а улыбчивый сайбанец в лавке расставил свои товары с азиатским колоритом: статуэтки Будды, слонов и золоченых пагод. За окошком обменного пункта просматривалась (сквозь тонированное стекло) женщина, возраст и внешний вид которой разглядеть решительно невозможно.

— Оно еще и бронированное, — пояснил Суханов, передавая в окошко стодолларовые купюры. — За что уважаю местные власти, так это за осторожность.

Спустя несколько минут, длинноволосый фантом за стеклом выдал Дмитрию Константиновичу пачку больших цветастых бумажек.

— Н-да, действительно «зайчики»…

Приснопомятную белорусскую валюту кулаты напоминали не столько содержанием, сколько формой — разве что зверюшки тут куда более солидные. Вынув из пачки полусотенную купюру, Богуславский обнаружил на ней тигра — очень реалистично изображенного, но в непередаваемой азиатской манере.

— Вид у него хамский.

— Ему положено — хозяин джунглей, как-никак, — проявила Кира внезапную разговорчивость. — Странно, что они вообще…

Богдан не сразу сообразил, что происходит, когда из соседнего зала посыпались гортанные команды на чужом языке и топот множества тяжело обутых ног. Спустя доли секунды вспомнил, что безоружен, но правая рука, рефлекторно обученная, продолжала искать на левом боку отсутствующую кобуру.

— Главное, не делай резких движений, — сказал Суханов без удивления. — Это просто облава, мы ни при чем.

Сквозь стеклянные двери хорошо просматривалась сцена в общем зале, вызванная вторжением двух десятков вооруженных солдат. Мирное население, согнанное в угол, особо не кипишилось — привыкло, видать. Выходили из толпы по одному, под дулами автоматов, подвергались качественному шмону и терпеливо ждали проверки своих документов. Двое солдат сноровисто шерстили сваленные в кучу корзины, мешки и сумки, игнорируя визг упакованной живности.

— Террористов боятся, — пояснил Дмитрий Константинович. — Режиму генерала Пхай Гонга вечно кто-нибудь, да угрожает, а он сторонник превентивных мер.

Трое камуфлированных хлопцев на входе в зал VIP служили этим словам наилучшим подтверждением. Стояли себе расслабленно, активных действий не предпринимали, но на нервы действовали ощутимо.

— А с нами что?

— Отпустят, но не сразу.

Минут через несколько ожил настенный динамик, предложив «господам иностранным туристам» проследовать в служебное помещение? 3 для беседы.

— Надо же, удостоились!

А что если вся катавасия затеяна с единственной целью — организовать покушение на одного из этих самых «господ- туристов»? Вполне конкретного одного? Подобный ход мыслей отдаёт психозом, но для профи вполне естественен. Правило? 1, золотое и неизменное — при работе с персоной повышенного риска любое изменение обстановки толкуется как угроза. Жаль, что в данной конкретной ситуации даже стопроцентная готовность не поможет из-за численного перевеса противника.

В коридоре все оказалось спокойно, да и в «служебном помещении? 3» киллеров не видать. Офицер зато наличествует — лет сорока, с тонкими «пиночетовскими» усиками, всем своим видом наводящий на мысли о японских милитаристах времен Второй Мировой. На отутюженном, оливкового цвета кителе непонятный значок и нарукавная нашивка в виде двух слонов, опирающихся на пальму. Герб республики Сайбан.

— Ворэнт-офицер Чанг Пай, — вскинув не по-нашенски руку к козырьку, хозяин кабинета указал на шеренгу стульев. — Присаживайтесь, господа.

А офицер-то, оказывается, вовсе и не офицер. Насколько помнилось Богдану из казанцевской справки, устройство своих вооруженных сил республика Сайбан почти полностью скопировала у Британии, а значит как там, так и здесь ворэнты эти самые являются подобием советско-российских прапорщиков.

— Господа, я прошу прощения за вынужденные неудобства, которые объясняются сложной ситуацией в стране, — по-английски прапорщик Чанг Пай ботал вполне сносно, хотя и с кошмарнейшим акцентом. «Пиджин-инглиш», что поделать.

— Многочисленные мятежные группировки пытаются помешать народу Сайбана достигнуть высокого уровня экономического развития и, к сожалению, некоторые лица за рубежом поддерживают наших мятежников…

«Тебе бы замполитом быть! — подумалось Богдану невольно. — Загонял бы солдатам про лучшую жизнь и «высокий уровень» да жил себе припеваючи. Какой ты, к чертям собачьим, ворэнт!»

— Надеюсь, господа туристы поймут и не откажутся объяснить цель своего прибытия в нашу страну.

— Я отвечу, если позволите, — в свое время Богдана долго учили обхождению с представителями власти и сейчас, почти не задумываясь, решил резать правду-матку. Дешевле обойдется.

— Я являюсь телохранителем, референтом и переводчиком господина Суханова, вот мое удостоверение… Целью прибытия является охота… Лицензия принадлежит проводнику… Все согласовано… Все законно…

Еще через полчаса занудный ворэнт-офицер исчерпал перечень вопросов и козырнул почти разочарованно:

— Желаю удачной охоты, господа.

— Сглазите, — рассмеялся Богдан. — У нас на родине говорят: «Ни пуха, ни пера».

— Что?

— Это идиоматическое выражение, порожденное старинными суевериями. Проще говоря, охотнику желают, чтобы он не сумел добыть ни зверя, ни птицы.

— Но почему?

— Потому, что… от зависти, наверное, — поспешил Богдан выбраться из дебрей русского фольклора на более понятную азиатам тропу. — В древние времена охотники жили лучше других и все им завидовали. Злые были люди тогда, нехорошие.

Иных деталей не потребовалось. Чанг Пай улыбнулся до ушей и козырнул повторно:

— Ни пьюха, ни пьера!

Судя по лицу ворэнт-офицера, он был безмерно рад, что живет не в древней России, а в современном Сайбане, населенном менее завистливыми людьми.

— Утомил он меня, — пожаловался Богуславский по пути к выходу. — Это ж не дай бог нашим прапорам такое красноречие!

Они вышли на улицу, и горячая сырость приняла их в объятия.

Глава третья

В которой речь идет о давней истории и древнейших профессиях

Золото притягивает умы. Всегда притягивало, несмотря на старания наивных идеалистов. Умы, рабочие руки, зоркие глаза, кинжалы, мечи, а также танки и вертолеты. Именно золото, в прямой или косвенной форме было и остается причиной всех войн, покушений, заговоров. Банально, но факт.

На территории нынешнего Сайбана пресловутый желтый металл находили еще в эпоху Египетских фараонов. Племена, обитавшие здесь в ту пору, слыхом не слыхивали ни о фараонах, ни о цивилизации как таковой, а потому жили себе первобытно-общинным укладом и в ус не дули. Живность тут, по причине теплого климата, обитала в изрядных количествах, копья и стрелы у людей не переводились, а все прочее было делом наживным. До поры до времени. Лет за тысячу до Рождества Христова иные изыски великих цивилизаций достигли, наконец, Юго-Восточной Азии, породив в людских умах жажду наживы. Люди научились ценить золото. Научились его добывать и обрабатывать. Научились делать монеты, презрев всякие там раковинки и кусочки звериных шкур. Не будем, впрочем, углубляться, потому как описанный процесс известен каждому еще со школьных уроков истории. Шли годы, сменялись века, а жадность и корыстолюбие человечества возрастали в геометрической прогрессии. Лет за двести все до того же Рождества в джунглях появились новые люди — низкорослые, жилистые и воинственные племена сайбо, вооруженные бронзовыми мечами. Исход столкновения был предрешен логикой исторического развития — деревянные копья не могли противостоять тяжелым клинкам пришельцев. Многочисленные как муравьи сайбо взялись активно расчищать джунгли, и золото, обнаруженное здесь, послужило племенному вождю приятным сюрпризом.

А время все шло. Раннефеодальное государство Шаккья разгромлено было, спустя четыреста лет, немытыми парнями Чингисхана, а уж этот народ имел особый нюх на золото. Дальнейшая история Сайбана во многом схожа с биографиями прочих стран Азии: сплошная череда войн и оккупаций. Монголов сменили китайцы. Потом — англичане. Цивилизованная Британская империя привыкла мыслить широко, а потому, кроме золота, принялась активно добывать уголь, рубины и прочие ценности. Сто с лишним лет подобной разработки истощили лесные месторождения, а век двадцатый породил в умах бурную жажду свободы. Вскоре после Второй Мировой колония Сайбан превратилась в независимую республику, абсолютно не ведая, что за этим последует. Первое и единственное всенародно избранное правительство попыталось направить страну курсом рыночных реформ, а потому продержалось недолго. Как показывает историческая практика, демократы-рыночники, абсолютно не умеют защищать ни страну, ни даже себя, любимых — слишком увлекаются процессом накопления капитала.

Уже в середине шестидесятых власть в стране надежно прибрала к рукам некая Народно-Революционная Партия во главе с товарищем Джуй Вэном, провозгласив, при поддержке СССР, «Сайбанский путь к социализму». Оригинальностью названный путь не отличался, представляя собой нечто среднее между китайской «Культурной революцией» и Советской коллективизацией, с добавлением кровожадности в духе Пол Пота. Крестьяне, не желавшие отдавать своих быков и свиней в общую собственность, нещадно прессовались методом помещения в яму, либо прямого усекновения головы с плеч. За двадцать лет такого правления численность сайбанцев сократилась весьма значительно — почти на треть. Так бы оно и дальше шло, не начнись в восьмидесятые «оттепель по Сайбански» — пришли опять к власти люди, настроенные куда либеральнее. Быков и свиней, ошарашенным крестьянам стали помаленьку возвращать, репрессии, за ненадобностью, отменили и завели даже разговоры, ни много ни мало, о ревизии всей деятельности НРП. Покойный товарищ Джуй Вэн многим оказался вовсе не товарищем, линию его признали ошибочной… Много чего сделали, в общем. Завершился процесс «оттепели» и слякоти вполне закономерно, и опять же, по азиатски — военным переворотом генерала Пхай Гонга. С демократией в государстве Сайбан покончено было раз и навсегда, как, впрочем, и с социализмом…

— Что мы видели, это еще цветочки, — заявил Суханов, расположившись с телохранителями в салоне задрипанного такси. Судя по дребезжанию и обводам кузова, изготовлена машинешка была годах в шестидесятых, чудом сумела не сгнить дотла в здешнем климате.

— Всего-навсего вояки, да еще и вежливые. Гораздо хуже бывает привлечь внимание людей из «Дабл Е».

— Откуда?

— «Двойное Е» или просто «Е энд Е». В переводе означает «глаза и уши». Официальное наименование здешней тайной полиции, хотя сами сайбанцы предпочитают местную кличку: «катуны», или «невидимки».

— Звучит интригующе.

— Только не для того, кто попадет к ним в разработку. Слышал что нибудь про гаитянских тонтон-макутов?

— Краем уха.

— Так вот, методы примерно те-же. Пыточные подвалы, всеобщая засекреченность и смутные намеки на черную магию. Местному населению этого более чем достаточно. Здесь считается, что катуны могут узнать даже твои мысли, буде решишь ты непочтительно подумать про генерала Пхай Гонга. За неуважительные о нем слова к тебе могут прийти среди ночи и вырезать язык, без суда и следствия.

— Бр-р, ужас какой! — вздрогнула хладнокровная обычно Кира и плечами даже повела зябковато. — Как они терпят!?

— А разве у них есть выбор?

Богдан, имевший некоторый «комитетский» опыт в ТЕ еще времена, не мог не согласиться. Засекреченность, всезнание и всесилие — вот три кита, на которых держится любая мощная спецслужба. Всякая гласность тайной полиции нужна примерно как солнечный свет киношному вампиру — разлагает и уничтожает напрочь, хоть ты весь закутайся в черный плащ. Н-да, были времена, были полномочия… И сила имелась. Чего не было, так это грамотного верховного руководства, способного уберечь от ржавчины свой карающий меч. За что и поплатилось, в конечном итоге. Справедливости ради, при всем своем уважении к андроповскому Комитету, больших чем есть полномочий Богдан ему не желал — вполне мог представить возможные последствия. Имелся исторический прецедент, знаете ли. Хватило. Как показывает практика, ПОЛНОЕ отсутствие солнечного света способно превратить киношного вампира в настоящее чудище, которому решительно наплевать будет на чеснок, серебро и прочие законы жанра.

До отеля добрались уже в сумерках — тропическая ночь, упала на город, как всегда, внезапно. Выбравшись первым из такси, Богдан отступил чуть в сторону, пропуская клиента и страхуя его от улицы.

— Да расслабься ты, — как ни странно, Суханов ощущал себя тут в полной безопасности. — Взгляни-ка лучше на это строение.

Богуславский хотел ответить, что гонорар свой получает как раз за неумение «расслабляться» на работе, но в последний момент прикусил язык — вспомнил опять старую добрую истину насчет споров с клиентом. «Собака лает, а караван идет, — любил говаривать инструктор на занятиях по психологической подготовке. — Вас могут пытаться вывести из равновесия спутники клиента или даже он сам, могут повысить на вас голос или оскорбить. Это может оказаться пьяным капризом, а может злым умыслом с целью отвлечь ваше внимание. Телохранитель, поддающийся на подобные провокации, обречен изначально!»

«Собака лает, а караван идет», — повторил Богдан простейшую формулу самогипноза и улыбнулся доброжелательно. Тем более, что здание отеля, у стен которого они стояли, впрямь заслуживало внимания — очень уж своеобразное, нехарактерное для здешней архитектуры. Зубцы, башни…

— Замечаешь сходство?

— Неужели?..

Московский Кремль — вот что! Творение средневокевых итальянцев ставшее, волею судьбы, главным российско-имперским символом. Кремль, уменьшенный раз эдак в десять и со стеной, плавно переходящей в башни. Разве что символов государственности не хватает на шпилях — ни звезд тебе рубиновых, ни пташек о двух головах.

— Построено во времена товарища Джуй Вэна и называлось тогда соответственно — «Путь к социализму». Сейчас, в связи с подъемом национального самосознания, переименовано в «Звезду Сайбана».

Кира открыла широченную, натурального дерева дверь и первой шагнула в фойе, Богдан, пропустив клиента, замкнул шествие.

— Гуд ивнин, ледиз энд джентльменз, — голосок девушки за стойкой прозвучал не хуже, чем у той стюардессы: сплошной бархатный сексапил. Сама девушка являла собой пикантную смесь европейской деловитости с азиатской мягкостью, а фойе вокруг нее равно успешно сочетало экзотику и евростандарт.

— Похоже от социализма тут мало что осталось, — подумал вслух Богдан, подав на регистрацию документы, и улыбнулся администраторше профессионально вежливо. Не хуже ее самой.

— Нам заказаны два номера… — похоже, «языковой барьер» отнюдь не мешал господину Суханову изъясняться — пары-тройки ходовых английских фраз оказалось достаточно. Не «скул инглиш», что характерно, а скорее американских, сленговых. Богдан, которому лингвистику в свое время «ставили» на профессиональном уровне, не смог не заметить.

— Категория «люкс», двух и одноместный, — сделав необходимые записи, администраторша протянула два ключа с брелоками — алыми пятиконечными звездами из плексигласа. Как ни странно, выглядели брелоки новехонькими, а значит, сделали их уже при ЭТОЙ власти, дабы стиль не ломать. Богдан, знакомый с особенностями восточного менталитета, особо не удивился — верность традициям и памяти предков тут куда выше любой политической конъюнктуры.

А вот номера оказались самыми обыкновенными: никаких тебе курящихся сандаловых палочек, никаких серпасто-молоткастых декораций «а ля рюс». Евростандарт, евродизайн, евростиль — сплошная синтетика светлых тонов, от пола до потолка. Богдан, изначально видевший в Кире не только телохранительницу, получил догадке подтверждение — ему предназначался одноместный номер.

— Заботится о нас начальство, — проворчал Богуславский, запираясь изнутри. — Простым охранникам «люксы» выделяет, а само, опять-же, в двухместках ютится. Хар-рошее, блин, начальство!

Естественное желание навестить с дороги душ преодолел кое-как — для начала надо выяснить планы клиента на вечер. Выяснить и подкорректировать, по мере возможностей. Богатые люди — особые люди, туго набитый бумажник, кажется им этаким мини-бронежилетом, под защитой которого можно смело идти куда угодно. Даже без телохранителя. Даже на грязные улочки местных гетто, где развлечения носят весьма специфический характер, а полицейских и днем с огнем не найдешь.

Решив, что в жизни всегда есть место подвигу, Богдан ограничился умыванием, затем врубил сплит и телевизор. Уселся. Расслабился. Необходимая свежесть в номере образовалась оперативно, а вот с пищей для души вышло сложнее. Не пожелали три местных телеканала развлекать заезжих туристов, транслируя, с завидным постоянством, лишь пламенную речь неведомого политика. Тоже местного, наверняка. Может, даже самого генерала Пхай Гонга. Экипирован политик был, естественно, в униформу, и ораторствовал как истинный патриот, на языке сайбо, абсолютно неведомом Богдану. Скучновато ораторствовал, без всяких признаков интонации. Богуславский даже поностальгировал малость, припомнив речи «дорогого Леонида Ильича», затем выбрал из трех одинаковых портретов наиболее симпатичный и оставил его на экране в качестве говорящей заставки. Должно ведь оно когда-нибудь кончиться, хотя бы по законам логики!

* * *

Стук в стену раздался примерно через полчаса, выводя Богдана из состояния легкой дремы. Условный стук: два подряд и один через паузу. Приглашение зайти. Открыв глаза, Богуславский убедился в наличии на экране прежнего действующего лица и выбрался, наконец, из удобного кресла.

Обстановка в соседнем номере выглядела вполне пристойно: клиент и хранительница его тела восседают себе перед телевизором, опровергая своим видом все пошлые домыслы. Потягивают неведомый напиток из одинаковых высоких бокалов. На экране крутится бешенное действо: кто-то кого-то догоняет, убивает, обстреливает и материт, используя убогие сочетания слов «fuck» и «ass».

— Весело у вас тут, — сообразил Богдан запоздало, что привилегия смотреть по всем каналам форменного оратора на туристов все-же не распространяется. По причине наличия в номерах банальных плееров. Недооценил, стало быть, уровень здешней цивилизации.

— Присаживайся, друг мой, — указал Суханов на кресло. — Мы вот тут с коллегой твоей… э-э… немного расслабились…

«Да он лыка не вяжет», — подумал Богдан и тут-же наткнулся на испытующий взгляд клиента. Вполне трезвый взгляд. Кивнул вежливо, решив ничему не удивляться, растянул губы в скуповатой улыбке:

— Нужна моя помощь?

Кира смотрела на него искоса, нейтрально, хотя некоторая лукавинка в глазах промелькнула-таки.

— Тебе не одиноко в номере, друг мой?

— Я привычный.

— Напрасно, напрасно! — усмехнулся босс-клиент. — Одиночество испепеляет душу, знаешь ли. В связи с этим, предлагаю тебе спуститься на улицу и найти себе подходящую компанию. Там, знаешь ли, сейчас обширный выбор.

— Предлагаете девочку за ваш счет?

— Мальчика, друг мой.

Что-то, наверное, мелькнуло в глазах Богдана, если даже Кира сподобилась улыбнуться.

— И зачем мне?..

— Надо, Федя, надо, — отозвался клиент цитатой из старого анекдота, и тон его стал внезапно сух и деловит. — Этих… мальчиков там масса, но тебе нужен будет один. Конкретный. С большой спортивной сумкой. Я думаю, он тебя уже ждет…

На улице было все так же душно, да еще и темно вдобавок. Светили фонари. И выбор действительно велик. Особи, относящиеся по недоразумению к мужскому полу, теснились подальше, едва не прячась в тени — гоняли их тут, очевидно, не хуже чем в Союзе, лет сорок назад. Богдан, взглянув на особей внимательней, вызвал промеж них волнение, шепотки и суету. Сумки спортивной так и не заметил — не судьба, значит. Отошел поближе к крыльцу, угодив во владения «девочек» — этих оказалось куда больше, но выглядели, все потасканными.

— Гляди, Анжела, какой мэн! Штатовский поди.

— Да скорей итальяшка. И не смотрит даже…

Ничего особенного тут не было — за годы загрантуров Богдан вполне научился одеваться, ходить и выглядеть «по импортному», да и загар тропический помогал. Встреча с соотечественницами удивляла еще меньше — ладно бы академиков российских тут встретить, а уж этих-то… Где их только нет, в наше время! Смеха ради, можно бы подойти, прицениться. Поговорить. И не более того. Когда-то, еще во времена государевой своей службы Богуславский поддался греху и познакомился в одном азиатском городе с местной девчонкой, оказавшейся переодетым трансвеститом. А мордашка такая была невинная, блин! Почти детская, как у большинства юго-восточных женщин. Сей забавный жизненный урок подействовал на Богдана куда лучше длинных речей замполита, породив полнейшее неприятие продажной любви.

— Эй, парень, ты не меня ждешь? — фраза на «пиджине» прозвучала из-за спины настолько внезапно, что Богуславский чуть не вздрогнул. Обернулся с нарочитой ленцой и взглянул сверху вниз на собеседника — на одну из особей, рискнувшую покинуть свою тень. Как и прочие коллеги по ремеслу, наряжен сей достойный мужчина в облегающие, лазурного цвета джинсы, укороченную футболку-топ, да вдобавок слегка накрашен. Главное, сумка в руках наличествует!

— На Красной площади голубые ели, — пробормотал Богдан, по-русски. — Пошли, что ли! Давай уж сумку понесу, как истинный джентльмен.

Голубоджинсовый хлопец комплексовать не стал — уступил ношу с кокетливой готовностью и сам за другую руку уцепился. Так и потопали в фойе, мимо шеренги путанок, ухмылявшегося охранника на входе и администраторши, вскинувшей брови. Вошли в лифт, поехали.

— Если еще начнешь прижиматься, в рожу дам, — произнес Богдан как можно убедительней в интимном зеркальном полумраке. — В ро-жу. Ту фэйс, понял?

Собеседник не отреагировал — стоял себе, сунув руки в карманы, и разглядывал безучастно собственное отражение. Говоря по чести, здесь и сейчас он совсем даже не походил на гомика — обыкновенный, местных кровей мужик, жилистый, сосредоточенный. Одет экстравагантно, ну да профессионалу на такие мелочи попадаться грех.

— Слушай, а ты правда… того? Или притворяешься?

На сей раз сайбанец глянул внимательней — так смотрят на спарринг-партнера, отмечая взглядом болевые точки. Улыбнулся, вдруг, и взял Богдана под руку.

— Ты чего опять? — поразился Богуславский, успевая уже понять, что дверцы за спиной разъезжаются, а там, на этаже, горничная и постояльцы. Много случайных зрителей. Кашлянул смущенно и шагнул на всеобщее обозрение. Коридор, к счастью, не из длинных.

— Заходи, тебе туда, — тормознул Богуславский у дверей сухановского номера. — Хозяйство свое забирай, дальше сам. Хорошего помаленьку, знаешь ли.

Расслабиться, впрочем, не удалось — едва уселся в кресло, как явилась, без стука, Кира, все с той же злополучной сумкой в руках.

— Ты чего это общественное имущество на охраняемую персону взваливаешь? — поинтересовалась, пройдя бесцеремонно на каблучках по ковровому покрытию. — Дверь, кстати, нужно запирать в таких местах.

— Я знал, что ты придешь, — соврал Богдан беззаботно, прицеливаясь в телевизор пультом. Спустя пару мгновений, экран вспыхнул, явив взорам все того же оратора- вояку.

— Слушай, может у них там пленка закольцевалась?

— Что?

— Да так… мысли вслух. Что там, говоришь, в сумке-то?

— Встань да погляди. Или мало тебе, что заставил бедную слабую женщину таскать эдакую тяжесть!?

В сумке оказалось оружие. Охотничье и боевое. Насколько Богдан успел выяснить, местных жителей, выловленных с подобной ношей в руках, ждет долгая тюрьма, а то и «стенка» без разбирательств. Вот тебе и «голубой»!

— У Дмитрия Константиновича здесь обширные связи, — пояснила Кира с видом знатока. — Всё по нашему заказу, завезено в страну нелегально.

— А тут купить нельзя было?

— В принципе, можно. Но разве ТАКОЕ купишь?

Да уж, действительно — не все имеется в магазинах, даже при капитализме. Ружьишко вот это, например, в обычной рознице днем с огнем не сыскать. Крупнокалиберный штуцер фирмы Голланд-Голланд, нитроэкспресс ручной работы стоимостью дороже иных лимузинов. Богдан, изрядно поскитавшийся по африканским сафари, в оружии подобном разбирался, потому присвистнул даже:

— Это он на тигра такую игрушку взял?! Это же слоновый калибр!

— Господин Суханов любит радикальные средства борьбы с природой, — усмехнулась Кира, вытягивая из сумки поясной ремень с кобурой. — А это твое, что ли? С каких пор частных охранников вооружают «береттами»?

— Для фирмы «Бастион» нет невозможного, — процитировал Богдан банальный, но верный лозунг родимой компании. — К тому же, мы в загранке, и живем по закону джунглей…

Руки уже шурудили сами, ласкали в сумке железо со страстью, понятной только посвященным. Карабин в камуфляжной расцветке — гражданская модификация бельгийской винтовки ФН ФАЛ, обожаемой боевиками и проходимцами всего «третьего мира». Патроны натовского стандарта 7,62 на 51, такие отыщутся хоть в Азии, хоть в Латинской Америке. Напарница предпочла отечественный «Тигр», и это плохо — друг друга боезапасом уже не выручишь. Так, что тут у нас ещё? Компактный «вальтер ППК» — пистолет «второго шанса», излюбленный Джеймсом Бондом и привычный любому советско-российскому офицеру в образе ПМ. Ножи, инструменты, еще всякое, без чего в джунгли и на сотню метров не стоит углубляться…

— Кстати, чем там наш уважаемый клиент занят? Почему он тебя выставил, а?

— Вы очень любезны, мужчина! — фыркнула телохранительница. — Сперва утверждаете, что ждали меня в гости, а потом…

— Нет, серьезно. Мужик в расцвете сил выпроваживает из нумера очаровательную девушку, чтобы уединиться с неким гомиком! Который, при ближайшем рассмотрении, не шибко-то и гомосечный, притворяется, больше!

— Слушай, а оно тебе надо? — спросила Кира изменившимся вдруг голосом — тихим и очень серьезным. — Ты ему кто? Друг, сват, брат? Зачем лезешь в дела клиента?

Та-ак, это еще откуда? Почему такой фонтан эмоций на ровном месте, будто трубу прорвало? Можно бы раззадорить, спровоцировать на новые откровения, но… не сейчас. Женщин, как показывает практика, разрабатывать нужно аккуратно, со всем возможным тщанием, дабы не стоптать ненароком едва проклюнувшийся росток доверительности. Подождем-с.

— Извини, — сказала Кира неохотно, после затяжной паузы. — Я ведь в твоих интересах предупредила.

— Понимаю.

— Ни фига ты не понимаешь. Я у Суханова уже два года работаю, повидала кой-чего. Масштабный человек, и дела у него масштабные, и секреты, соответственно, тоже. Меньше знаешь — лучше спишь.

В стенку постучали. Условно. Два подряд, один через паузу.

— Это меня, — подытожила Кира поднимаясь с кушетки. — Спокойной ночи, коллега.

Богдан проводил ее до двери, и в коридор даже выглянул. Как раз вовремя, чтобы увидеть гомика-сайбанца, входящего в лифт.

— Масштабные, значит, дела? — спросил сам у себя, запираясь на замок. Время близко к полуночи, а значит рабочий день на сегодня можно считать завершенным. Проверить оружие, амуницию и спа-ать. Дальнейшую вахту по охране чужого тела будет нести отважная девушка и просто хороший друг Кира (бурные, продолжительные аплодисменты)! Вот уж действительно, телохранитель ближнего круга — ближе некуда.

— Да никакая это не ревность, — произнес Богдан вслух, вынимая из шкафа махровое полотенце. — Просто, от эмоций глаз замыливается, и можно что-нибудь не углядеть. Зря они так…

На экране телевизора шел теперь гонконгский боевик — хорошие парни традиционно мутузили плохих. Ни тем, ни другим ни малейшего дела не было до «экзотического телохранителя» Богдана Богуславского.

Глава четвертая

Посвященная лесным бродягам и традициям местного рэкета

Дорога оказалась извилистой и неровной — без всяких признаков асфальта, разумеется. Обычная лесная дорога, каких пруд пруди даже в Средней полосе России, не говоря уж о Сибири — матушке. Толстые древесные корни пересекают «проезжую часть» вдоль и поперек, словно тела уснувших змей, заставляя грузовик подпрыгивать и дребезжать всем корпусом.

— Ну, если это романтика!.. — фразу Богдан прочитал по губам Киры — движок глушил все посторонние звуки начисто. Прочитал, усмехнулся ободряюще и показал напарнице-коллеге большой палец. Это еще цветочки, мол.

…А начался день вполне цивилизованно — по меркам маленькой азиатской страны. Пробудившись, ни свет ни заря в кондиционированном номере, Богдан повалялся еще минут десять, помечтал, посибаритствовал. Удивился, в который раз уже, самому себе — как можно с эдакой любовью к комфорту заниматься подобным бизнесом?! Пару слов произнес непечатных — в качестве общего комментария. Нехитрый ритуал служил чем-то вроде медитации, помогающей организму и мышлению настроиться на совершенно иную жизнь. Последним этапом релаксации стал контрастный душ — не столько для бодрости, сколько из желания ощутить на теле ЧИСТУЮ ГОРЯЧУЮ ВОДУ, и запомнить ощущение подольше. Всё. Растираемся полотенцем, цивильную одежду укладываем в чемодан — останется в камере хранения отеля. Рабочая униформа, привезенная из России, являла собой тактический комбинезон «vietnam jungle» с карманами и клапанами в самых неожиданных местах. Ботинки армейские, с кучей хитрых мелочей, вроде отвертки и шила, выточенных из гвоздя и упрятанных в толстой подошве — случаи всякие бывают. Носки с антигрибковой пропиткой и качественное белье, чтоб не натирало при ходьбе. Разгрузочный пояс с множеством причиндалов в «кошельках». Пара ножей — спецназовский «Бобр-1» и «Катран» с черненым клинком. Кобуру «беретты» закрепить на бедре, «вальтер» — на лодыжке, с доступом через шовный клапан, запасные магазины — на другой лодыжке. Прочие мелочи, позволяющие сделать жизнь в джунглях более-менее сносной, вместил десантный рюкзак.

— Ты прям-таки рейнджер, — оценил внешний вид Богдана господин Суханов, определенно пересмотревший вчера боевиков. — С таким телохранителем хоть в жерло вулкана!

Сам Дмитрий Константинович, вряд ли когда имевший отношение к армии, сумел выразить свою индивидуальность даже здесь — стандартный натовский «tropentarn» в сочетании с поясом-патронташем смотрелся на нем как изысканный охотничий костюм британского джентльмена. Шляпы, разве что, не хватало. Что касается Киры, то тут Богдан и удивляться не стал — отлично знал, как могут выглядеть в военной форме красивые женщины. Если захотят.

Дорога до аэропорта заняла полчаса, а самолет, ожидавший их там, был куда проще вчерашнего «Боинга». Биплан — один из тех, ярко размалеванных, нанятый господином Сухановым на один рейс.

— Это административная область Судайпхан, на юго-востоке страны, — разъяснял босс уже на борту, перекрикивая гул двигателей. — Дороги там никакие, так что иначе не доберешься! Вообще, тот район считается нехорошим — мало селений, много хищников, частые случаи людоедства.

— Вы там бывали?! — крикнул Богдан в ответ. — Знакомые там есть?!

— Разумеется! Нас должен встретить профессиональный охотник из местных, у меня с ним договорено! Обычно он сам занимается отстрелом людоедов, этим зарабатывает на жизнь, но…

— Познакомившись с вами он открыл другие виды заработка, так?! Драть семь шкур не с тигров, а с иностранных туристов, желающих быть съеденными! Хороший бизнес!

Больше за весь полет не было сказано ни слова, хотя кое-что Богуславский не против был узнать. Каким, например, макаром видный российский бизнесмен познакомился с неведомым браконьером из сайбанской глубинки? На презентации что-ли? Или у костра, за кружкой кефира? Не нравились Богдану такие вот странные связи, настроение они ему портили и мешали сосредоточиться. Нестыковочки, нелогичности, несуразности… Клиент, обманывающий своего охранника, врет, в итоге, самому себе — эту истину Богуславский даже озвучивать не стал. На месте решил разобраться, по обстоятельствам.

Административная область Судайпхан не внушила доверия даже с воздуха — с километровой высоты выглядела сплошным болотом, усеянным шишками островов. Дальше к востоку, почти у горизонта, острова исчезают вовсе, а к северо-западу, напротив, переходят в поросшую джунглями возвышенность.

— Срамные места, — пробормотал Богдан, вспоминая, где еще доводилось видеть подобное. В Индии, пожалуй, в тот год, когда… впрочем, не важно.

— Мангровые болота, если не ошибаюсь?!

— Не ошибаешься! Нам туда лезть вряд ли придется, так что обрати лучше внимание на во-он тот горный массив! Тигры, кажется, любят устраивать логово в пещерах?!

— Не всегда, — ответствовал Богдан с мудрым видом и на этом тему закрыл. Не силен был в звериных повадках.

Аэродром административного центра Судайпхи являл собою простой бетонированный квадрат, без ограждения, с единственной взлетно-посадочной полосой, напоминающей качеством пресловутые российские дороги. Зато охотник тут и впрямь наличествовал.

— Что-то не похож он на местного жителя, — усомнилась Кира, разглядывая шагающего им навстречу высокого, худого, до черноты загорелого мужика,

— Европеец, скорее.

— Потомок англичан, — пояснил Суханов, скидывая рюкзак. — Его предки тут поселились еще в колониальные времена. Обратите внимание на манеры — сейчас таких и в Лондоне не встретишь!

— Мое почтение, леди, — кивнул охотник, подходя вплотную и мгновенно выцепив взглядом Киру. — Безмерно счастлив приветствовать вас в наших диких краях. Доброе утро, джентльмены. Позвольте представиться — Стивен Хоксли, лесной бродяга.

— Что он сказал? — полюбопытствовала Кира, которой знание инглиша позволило понять лишь пару приветственных слов.

— Он тебя причислил к дворянскому сословию, — проворчал Богдан, пожимая руку охотнику. — Ошалел, видать, от твоих внешних данных. Нас, значит, лордами не назвал!

— Стивен у нас — бывший офицер Сайбанских вооруженных сил и джентльмен в третьем поколении, пояснил Суханов с улыбкой. — Вежливость у него просто в крови.

Возможно, и так. Богдану подобный стиль общения напомнил антураж в духе вестернов и пиратских романов, исключительно для саморекламы. Недоверчив был Богдан и циничен сверх всякого предела, потому как навидался экзотики выше крыши. Настоящей экзотики! Мужичок, натянувший на себя в наше время широкополую шляпу с полосой из тигриной шкуры может, конечно, оказаться действительно классным охотником — хоть и пижоном. А может не оказаться. Он бы еще пробковый шлем напялил!

— Когда мы можем выехать?

— Немедленно, — отозвался Хоксли, вынимая из накладного кармана гнутую курительную трубку с зажигалкой «Зиппо». Вполне современной зажигалкой, кстати, без всяких антикварных прибамбасов.

— Машина с сопровождением ждет. И люди ждут — там, в деревне. Этой ночью зверь приходил опять…

Закончив набивать трубку табаком, охотник взялся ее раскуривать. Остальные терпеливо ждали. Антураж-антуражем, да только в этих местах Хоксли СВОЙ, и время здесь течет совсем иначе, куда более размеренно, чем в городе. Ни один чужак, даже очень богатый, не смеет торопить и одергивать профессионального бродягу в его родных джунглях.

— На этот раз погибла женщина, — сподобился произнести Стивен, выпустив пару красивых колец. — Молодая женщина, даже не замужем. Люди спрашивают, почему я до сих пор не занялся этим зверем. Мне приходится создавать видимость…

— Я полагаю, что сумма гонорара покроет ваши моральные издержки, — предположил Суханов чуть раздраженно, заставив охотника поднять ладони в примирительном жесте:

— О’кей, я не в претензии, просто хотел прояснить обстановку. Идемте, джентльмены. И вы, леди, тоже.

Машина, зафрахтованная Хоксли, оказалась, к всеобщему удивлению, грузовиком «ЗИЛ», попавшим в страну, вероятно, еще при товарище Джуй Вэне. В дощатом кузове с длинными скамьями вдоль бортов сидели люди. Двое. Сайбанцы в грубой одежде защитного цвета и с автоматами.

— Это попутчики? — жестко прищурился Богдан, на что Хоксли ответил ухмылкой.

— Скорее, почетный караул, мистер… э-э… На лесных дорогах весьма неспокойно. Разумеется, стоимость их работы входит в общую сумму оплаты за грузовик.

— Экспедиторы по-сайбански, — подытожил Дмитрий Константинович, влезая, как ни в чем не бывало в кузов. Кира присела одесную любимого босса, а Богдан поместился напротив, держа карабин на коленях, дулом в сторону «экспедиторов». Так оно спокойней…

С тех пор прошло уже часа три, а дорога и не думала кончаться. Джунгли подступали к ней вплотную с обеих сторон, нависали разлапистыми листьями, порой вовсе заслоняя небо над головой. Горячий воздух напитан был таким множеством липких густых ароматов, что обоняние протестовало и голова, кружилась, а ветерок, хлещущий в лицо, почти не освежал.

— Долго еще?! — Кира начала, наконец, нервничать. Парная баня в сочетании с интенсивной тряской — удовольствие для европейца весьма сомнительное. Хоксли понял вопрос без перевода, приподнялся на скамье:

— Думаю, к двум часам пополудни будем на месте. О, ч-черт!..

Последнее его восклицание заставило Богдана напрячься и сдвинуть ладонь к спусковой скобе карабина.

— Проблемы?

— Нет, то есть, да… В общем, джентльмены, рекомендую сидеть спокойно и не нервничать. Охрана все решит сама.

Впереди, метрах в пятидесяти лежал поперек дороги древесный ствол, неширокий, но вполне солидный. Люди, вольготно расположившиеся рядом, чувствовали себя уверенно и не спешили даже хвататься за оружие. Много их там было. Человек десять, не меньше.

— Кто это? — спросил Богуславский почти спокойно, просчитывая тактику возможных действий и заранее огорчаясь. Дорога узкая, ни развернуться, ни объехать. Таранить препятствие — разобьешь радиатор, только и всего. Отстреливаться бессмысленно — всех не перебьешь, и от пуль в дощатом кузове не укроешься. Вилка, господа, классическая вилка. Ни вперед, ни назад.

— Бандиты?

— Может быть, — отозвался Хоксли флегматично, вынимая заветную свою трубку. — Бандиты, или партизаны. Или даже крестьяне, решившие срубить деньжат по-быстрому. В этих лесах кого только нет. Главное, не делайте резких движений, друг мой.

С учетом сложившейся обстановки, совет следовало признать единственно верным. Основа любой телоохраны, как известно, не отточенная рукопашка и даже не стрельба с двух рук, а психология. Наука, позволяющая избежать конфликта, если есть хотя бы мизерный шанс его избежать. Даже если тебе плюют в лицо. Или с кулаками лезут. Жизнь клиента дороже собственной гордости — по крайней мере, в рабочее время.

Психология общения с вооруженным, численно превосходящим противником не блещет особой сложностью — просто выполнять все его требования. Не суетиться, не дергаться, не геройствовать. Смотреть и слушать. До тех пор, пока не поймешь, что противник пришел как раз за жизнью твоего клиента, а значит, выбора у тебя нет. Дальше — по обстоятельствам.

— Богдан! — глаза Киры выдали волнение, хотя держится девочка неплохо. Успела уже выглянуть и обстановку оценить.

— Давай, если что, я работаю правый сектор, а ты левый. Из пистолетов придется.

А ведь это, пожалуй, первое реальное столкновение в ее жизни. Первая реальная опасность. Немного, видать, за два года ее карьеры нашлось желающих атаковать господина Суханова. Правый сектор, левый… На курсах телохранителей учат именно так — при работе группой дробить пространство на сектора и отсматривать каждому только свой участок. Действенная система в условиях города, где любой киллер, или даже толпа таковых вынуждена озираться по сторонам, и запас времени у них ограничен. Чему девочку не учили, так это тактике лесного боя, когда превосходящий противник берет тебя в кольцо и начинает решетить не торопясь, со вкусом, со всех сторон одновременно.

— Дай-ка мне хлопушку, — попросил Богдан вежливо и пальцы его сомкнулись на ложе Кириного «Тигра».

— Зачем?

— Давай, давай. И пистолет тоже.

— Ты с ума сошел?! — рывком отстранившись, девушка прищурилась. — Ты что, вообще, задумал?!

— Ладно, пусть будет у тебя, — кивнул Богуславский, сознавая, что объяснить этот поступок будет очень трудно. Потом объяснит, если все обойдется.

— Вытащишь без моей команды — сам тебе руку сломаю.

— С-сука, — прошептала Кира, взгляд которой наполнился мгновенным и страшным подозрением. — Так ты с ними…

— Насчет руки не шучу.

Теперь придется контролировать не столько разбойников, сколько девицу, у которой мозга за мозгу вот-вот заплетутся.

— Э-эй, тормози! — крикнул один из «дровосеков» совсем ненужную команду. — Кого везешь?!

— Людей! — ответил «экспедитор» и перехватил незаметно автомат за рукоять. — Белых людей! Сколько ты хочешь?!

— Как всегда, по три кула с носа! — подойдя ближе, «дровосек» оглядел внимательно всех троих, узкие глаза сощурились еще больше, ухмылка обнажила желтые зубы:

— У них хорошее оружие, дорогое. И баба!

— Какое тебе дело до них? — отозвался второй «экспедитор» лениво, без всяких признаков беспокойства, а после выпрыгнул из кузова и отошел с «дровосеком» в сторону. Дальнейший разговор на языке сайбо заставил Богдана помучиться в неизвестности, но вид передаваемых из рук в руки купюр снял все вопросы. Через пару минут охранник забрался на свое место, а вооруженные хлопцы, поднапрягшись, убрали бревно с дороги.

— Бьен куиши! — крикнул любитель оружия и баб, махнув отъезжающему грузовику.

— Он желает нам счастливого пути.

— Это понятно, — отозвался Богдан на реплику одного из охранников. — Еще б ему не желать! Что бы он делал без таких как мы?!

— Здесь многие ездят.

— Ага. И дань собирают тоже многие. Сколько он там попросил? Три кулата?

— Да, с каждого. Не считая нас. Всего — девять. Обычная цена за проезд.

— Слушай, а что им мешает забрать вообще все? Обчистить, раздеть до нитки.

— Они не имеют права, — покачал охранник головой очень серьезно, с некоторым даже удивлением. — Все обязаны соблюдать дайх пхо, даже лесные сборщики.

— Чего соблюдать?

— Дайх пхо, или «закон повозки», — пояснил молчавший до сих пор Стивен Хоксли. — Очень древнее правило, между прочим, спасшее многих купцов в этих джунглях. Если сформулировать коротко — человек, едущий в твоей повозке, находится под твоей охраной, до тех пор, пока с повозки добровольно не сойдет. Добровольно, заметьте.

— То есть, этот грузовик…

— Он принадлежит фирме, занимающейся перевозками. Фирма обязана охранять нас в пути и платить за нас дань, при необходимости.

— А если бы не заплатили?

— Тогда претензии предъявлялись бы к ним, — кивнул охотник на молчавших «экспедиторов». — Их могли бы избить или даже убить, но нас не тронули бы в любом случае. Мы не причем.

— Хар-роший закон, — оценил Богуславский, возвращая оружие насупленной Кире. — Слышала, да?

— Только не пытайся оправдать свою трусость! — сверкнула глазами девушка с испепеляющим презрением,

— Руку он сломает! Герой!

Богдан пожал плечами и отвернулся, скрывая усмешку. Прожив на свете лет тридцать с половиной, да еще такой как у него жизнью, поневоле выработаешь иммунитет ко многим вещам. И мнение окружающих о твоей персоне становится тебе, зачастую, до лампочки.

Жаль только, что рабочий контакт с напарницей восстановится, увы, не скоро. За все нужно платить.

Глава пятая

В которой смерть впервые проходит рядом и герои видят ее следы

Женщина плакала — очень страшно, на одной затянувшейся высокой ноте. Непривычно плакала, не по-русски.

«Ерунда какая в башку лезет, — поморщился Богдан. — По-русски, не по-русски! Ужас и горе у всех одинаковы.»

Плачущие женщины, особенно пожилые, неизменно вызывали у Богуславского чувство вины. О матери напоминали, наверное. Стыдно становилось, почему-то, хотелось спрятать глаза и отвернуться.

— Сегодня у нее погибла дочь, я уже говорил… — Стивен Хоксли определенно демонстрировал окружающим свою британскую невозмутимость, но трубка в руках чуть-чуть да подрагивала. Куда больше, чем там, на дороге. «Как он может быть охотником, если без курева полчаса не терпит?! От него же дымом несет за километр!» Как любой недавно «завязавший», Богдан отчаянно тосковал по табаку и питал черную зависть к курильщикам. Особенно в такие вот моменты.

— Ночью они запираются в своих домах и боятся даже выглянуть, но после рассвета считают себя в безопасности. Считали. Сегодня утром скот в краале начал шуметь, и девушка вышла с ружьем.

— А что, мужчин у них для этого дела не нашлось?

— Увы. Мать с дочерью жили вдвоем, — охотник покосился на плачущую и кивнул в направлении деревни. — Идемте, джентльмены и Вы, леди, я покажу вам, где все произошло.

По колхозно-советским понятиям назвать это деревней было сложно — деревушка, скорее. Всего-то десятка три хижин — бамбуковых, на высоких сваях, окруженных дворовыми постройками. Посреди улочки бродят крупные куры, чуть в стороне деловито роет дерн серая от пыли свинья.

— Прям, родным повеяло, — хмыкнул Богдан, тщетно пытаясь углядеть хоть какую-нибудь опасность в окружающем пейзаже. Не было ее. Солнце, вышедшее в зенит, палит нестерпимо, воздух источает ароматы пряной зелени и навоза, скотина в хлевах мычит, хрюкает и бьет копытами. Бурое пятно на светлой земле выглядит совсем даже не страшным — пройдешь и не заметишь.

— Здесь он прятался, — сказал Хоксли, поднимая с земли большой кусок мешковины. — Я прикрыл след, чтобы вы могли взглянуть. Когда девушка спустилась, зверь обошел крааль и прыгнул ей на спину, примерно с пятнадцати футов. Потом унес в джунгли. Она не успела даже вскрикнуть…

Глубокая, неправильной формы вмятина с четырьмя ямками поменьше. Классический кошачий след.

— Если хотите, можем дойти до того места, где он ее разорвал. Это недалеко.

Джунгли начались в нескольких десятках метров от крайней хижины — тоже классические. То самое, что вездесущие англичане как раз и окрестили этим словом в недалекой отсюда Индии. Высокая, в рост человека, желтая трава с листьями, похожими на клинки сабель. Редкие деревья неизвестной породы вытарчивают тут и там, сменяясь еще дальше темным пологом леса.

— Тут, наверное, змеи есть! — поежилась Кира, нащупывая зачем-то кобуру. — Наступишь и не увидишь!

— Зато они нас услышат, — усмехнулся Богдан, пропуская Хоксли вперед. — Четыре человека в тяжелых башмаках топают как стадо слонов. Змеям тоже жить охота!

Так и пошли гуськом, по узкой, свежевытоптанной тропке. Бурые потеки и брызги на траве отчетливо указывали путь того, кто крался здесь нынешней ночью, волоча в зубах, как пушинку, человеческое тело. Шел, раздвигая стебли и не сломав ни единой травинки. Люди так ходить не умели, а потому запинались через каждые пару метров и помогали себе тесаками — коридор образовался вполне приличный.

— Вот тут все закончилось, — буркнул Хоксли, выходя на утоптанное пространство. — Он был голоден, не стал уносить далеко…

Богдан постарался сохранить хладнокровие, борясь с подкатившим к горлу тошнотным комком, сделал шаг в сторону, отвернулся. Кира, за спиной издала утробный звук — что-то среднее между всхлипыванием и кашлем. Дмитрий Константинович Суханов сочно выматерился, позабыв про свой имидж джентльмена.

— Да как же это…

Больше всего тут поражал запах — липкий, чуть сладковатый букет крови и разложения. Крупные зеленые мухи обильно ползают по обрывкам одежды, среди которых видны несколько неровно обглоданных костей — берцовых, еще каких-то. Много мух, взлетают и вновь садятся, наполняя воздух монотонным гулом.

— Здесь еще была голова, — сказал Хоксли тихо, будто извиняясь, и Богдан порадовался, что Кира не знает английского. — Родственники ее забрали. Я разрешил. Ради одной головы не стоит строить махан, зверь к ней не вернется.

— Что строить?

— Махан. Так это называют в Индии, — охотник вынул привычным жестом трубку, но сейчас Богуславский был ему за это благодарен. Аромат голландского табака даст шанс избавиться от тошноты.

— Специальный насест на дереве или на жердях, где тигр не может достать тебя.

— Ага, знаю. У нас в тайге это называется «лабаз», — пройдя пару метров, Богдан опустился на корточки и отчетливо уловил еще один запах, кислый, терпкий. Запах большого зверя. А еще говорят, что кошки не пахнут — им мол, из засады нужно охотиться, чистюли они. Чушь!

— У меня предложение, — Суханов цветом своего лица напоминал сейчас свежую слоновую кость. — Я думаю, здесь мы осмотрели все, что можно. Пойдемте-ка назад, господа-товарищи.

Фраза произнесена была по-русски, но все присутствующие поняли ее одинаково хорошо.

* * *

— Индийские раджи любили охотиться со слонов. Жаль, что нам это дело недоступно, — под влиянием алкоголя Стивен Хоксли начал, вдруг, изъясняться без всякой джентльментской велеречивости, как и большинство подвыпивших мужиков во всех странах и на всех континентах.

— Недоступно по двум причинам. Во-первых, дрессированный слон нам не по карману, да?

— Ну, это кому как, — проворчал Суханов, устраиваясь поудобнее на древесном чурбаке и плеснув себе в стакан не по-западному большую порцию «Белой лошади». За последние полчаса порция была уже четвертой, но пьянеть Дмитрий Константинович пока не собирался.

— Я, при желании, могу сюда стадо пригнать.

— О’кей, ладно, — Хоксли глубоко кивнул. — Вы — богатый мистер из далекой и загадочной России, о’кей! Возможно, вы даже богаче тех самых раджей и махараджей тоже! Разве это поможет вам проехать сквозь джунгли в хоудахе?!

— В чем?

— Во-от, вы даже не знаете! Слон — не жеребец, скажу я вам, и на него не сядешь без седла. Понимаете мою мысль?

— Отчасти.

— Так вот, существует специальная корзина, которую пристегивают слону на хребет, чтобы вы, сэр, могли там устроиться и чувствовать себя на все сто. В Индии это срабатывает — тамошние джунгли состоят из травы да кустарников, но попробуйте-ка протиснуться на слоне сквозь здешний лесок! Первая же ветка вышибет вас из корзины, клянусь честью!

Богдан зевнул. Скукота, однако! Пить на работе не дозволял себе и в лучшие времена, в местах куда безопаснее этих. Разговаривать с пьяными собеседниками не хотелось, а коллега-трезвенница Кира упорно его игнорировала,

— Говорят, что все людоеды — дряхлые и беззубые старики, но не верьте этим басням, сэр. Наш зверь молод и силен, это видно по его следу. Он достойный соперник, скажу я вам!

Время близилось к вечеру, и солнце, перестав палить, источало приятное тепло. Гудели в воздухе насекомые, из леса доносились крики обезьян и неведомых птиц. Охотники ужинали, уютно устроившись возле отведенной им хижины и сочетая небогатые местные блюда с собственным сухпайком.

— Местные крестьяне издавна охотились на тигра загоном, я же всегда предпочитал махан. Это, знаете ли, гораздо честнее — один на один, без страховки…

— Господа желают еще пучьяки? — миловидная девушка лет двадцати пяти, выполнявшая сегодня роль хозяйки и прислуги, подошла неслышно с большим блюдом в руках.

— Слово-то какое, — пробормотал Суханов. — Всего-то навсего, свинина с рисом. Ставьте на стол, милая, не надрывайтесь.

— Не забывайте про соус! — воскликнул гурман Хоксли. — Для приготовления соуса используется двадцать видов местных пряностей, а рецепты держатся в строжайшей тайне.

— Ну да, как и все остальное в Азии, — улыбнулся Дмитрий Константинович, обмакнув в соус кусочек хлеба и поднеся его к носу. — Мне достаточно одного обоняния, чтобы сразу опознать душистый перец и лавровый лист, а прочие компоненты слишком слабо проявляются, чтобы о них говорить. К сожалению, мои вкусовые пупырышки уже парализованы алкоголем, иначе я разложил бы этот ваш соус по спектру, на составляющие от «а» до «я».

— До чего?

— До последней буквы русского алфавита. Или до «зет» если вам угодно.

— Господам угодно что-то еще? — встрепенулась девушка, уловив знакомое слово. — Пучьяки нужно есть горячим.

— Не спеши, милая. Сама лучше сядь, перекуси.

Последняя фраза была сказана по-русски, и девушка, наморщив лоб, сочла за лучшее удалиться.

— Хороша, не правда ли? — Хоксли проводил хозяйку-прислугу долгим взглядом, улыбнулся мечтательно. — Увы, господа, местные обычаи строги. Эта крошка — вдова, а потому ей дозволено угощать чужих, хотя и с соблюдением всех норм приличия. Порядочная замужняя женщина, или, паче, того, молодая девица нас даже на порог не пустят.

— В самом деле? — усомнился Богдан, припоминая иные свои азиатские впечатления. — А паранджу тут не носят?

— Нет. К сожалению. Внешность большинства местных дам весьма далека от совершенства, а потому их законные мужья предпочитают обитать вдали от дома. Работают по найму на рудниках, добывают медь, серебро, рубины с сапфирами. Золотишко моют, если повезет.

— Рудники, насколько я знаю, в государственной собственности? — прищурился Суханов.

— О, да. В этом отношении сложилась целая традиция, еще с колониальных времен. Может, и правильно. При здешнем количестве бандитов на каждую милю только армия может уберечь добытые камушки, — понюхав свой стакан, Хоксли потянулся за бутылкой, но передумал. — Обратите внимание, господа, на вон того типа, который как раз идет к нам. Это ни больше, ни меньше, староста здешней общины. Отъявленный плут, но в целом, парень неплохой.

Богдан усмехнулся — никак не мог привыкнуть к американистой манере называть «парнями» всех лиц мужского пола, вне зависимости от возраста. Человек, приближающийся сейчас к охотникам, выглядел на все семьдесят, сед и морщинист, но слабым не казался. Ощущалась в нем жилистая упругость, какая достигается десятилетиями ежедневного физического труда на свежем воздухе, при умеренности в еде и питии.

— Бьен као, — поздоровался староста, не по-стариковски гибко поклонившись, затем перешел на второй государственный язык. — Я желаю господам приятного аппетита и приглашаю их после ужина принять участие в собрании.

— Вот те раз! — удивился Суханов. — У них тут, никак, местная партячейка?!

— Никакой политики, — успокоил Хоксли и вальяжно кивнул старосте. — Пусть собираются. В крайнем случае, я приду один, послушаю.

Староста поклонился вторично.

— И на какое-такое мероприятие вы нас подписали, господин охотник? — поинтересовался с ленцой Дмитрий Константинович, глядя «парню» вслед. — Не иначе, оргия с выпивкой?

— Вынужден разочаровать, но все будет очень скучно. Местные жители обожают непосредственную демократию, и все серьезные вопросы решают на собраниях мужчин. Кстати, староста, придя сюда лично, оказал нам большую честь, господа.

— Чего?! — вскинув брови, Суханов пару секунд глядел на собеседников, затем звучно хохотнул. — Ну, дела! Да меня министры регулярно на банкеты зазывают, такие люди, что… — ухватил, не договорив, изрядный кусок мяса и принялся яростно жевать.

Богдан веселья не поддержал — слишком хорошо знал, какой властью обладают родоначальники таких вот затерянных в глуши, живущих по своим законам селений. Местные аборигены, могут считать себя вполне современными, ездить ежемесячно в город и слушать радио, но попробуй, зацепи их всерьез! В каждой бамбуковой хижине, у каждого мужчины имеется, как минимум, дробовик, а чужаки, решившие нанести вред общине, исчезают, подчас, бесследно. Были такие случаи, были.

— Мне кажется, имеет смысл сходить, — сказал Богуславский почти равнодушно, выражая лишь собственное мнение. — Они могут нам эффективно помочь.

— Ладно, — махнул рукой Дмитрий Константинович. — Считай, уговорили! В конце, концов, если тебе оказывают честь, пусть даже в такой дыре…

«А он неглупый мужик, — сделал Богдан окончательный вывод. — Хоть с «новорусскими» замашками, но соображает! Может, мне реально подфартило с этим заказом?».

Глава шестая

Посвященная непосредственной демократии и женской непосредственности

Собрание прошло, как и было обещано, наискучнейшим образом. Местный «актовый зал» представлял собой очередную бамбуковую хижину, душную и грязную, куда, набилось, помимо охотников, с десяток разновозрастных местных мужиков. Одеты были, как на подбор, в новехонькие джинсы, майки и кроссовки, напоминая таким единообразием солдат неведомого войска.

«Это у них, наверное, вместо смокингов, по особо торжественным случаям», — подумал Богдан и с трудом подавил улыбку. Слишком уж серьезное выражение лиц было у приглашающей стороны.

Отдадим должное старосте — словоблудий тот разводить не стал, сходу взял быка за рога:

— Наши мужчины храбры и хорошо умеют стрелять, но слишком бедны, чтобы купить себе хорошее оружие и выйти против тигра. Никогда раньше мы не решились бы сами выслеживать столь хитрого и коварного зверя, но сейчас наше терпение иссякло. Трое из сидящих здесь уже потеряли своих родственников и готовы к решительным действиям.

— Вы хотите убить тигра сами? — спросил Суханов невинно, приведя старосту в некоторое замешательство.

— Любой из нас был бы рад сделать это, — нашелся, наконец, семидесятилетний «парень», окинув соплеменников отеческим взглядом. — Но вы, как почетные гости, обладаете преимущественным правом развлечь себя охотой на столь великолепную дичь. Все что мы просим, так это разрешения помочь вам по мере наших возможностей…

«Ай да сукин сын, выкрутился! — Богдан даже зааплодировал мысленно старикашке. — Мы-то выходит, и не избавители, а просто скучающие гости, приглашенные на сафари. Глядишь, еще и денег потребуют. За то, что лишили гордых мужчин их законного и неотъемлемого права».

— Наши предки всегда устраивали облавы на людоедов с тем, чтобы зверь сам вышел к охотнику. Вы, господа, можете рассчитывать на всех, кого видите здесь, если возникнет такая необходимость.

«А излагает-то как красиво! Если согласимся — будем в долгу перед ними за помощь. Откажемся — все возможные будущие жертвы на нас и повиснут. Ну-ка Дмитрий Константиныч, дай наш ответ Чемберлену!». Богуславский глянул на клиента с некоторым даже любопытством — потягайся, мол, акула капитализма, с деревенской дипломатией. Тут тебе ни один телохранитель не поможет. Пару минут в хижине стояла тишина. Хоксли прекрасно просчитавший ситуацию, решил не высовываться и лишних обещаний не давать. Кира, та вообще на языковом барьере застопорилась, молчала как рыба-кефаль.

— Я благодарен вам за предложение, но принять его не могу, — произнес, наконец, Суханов, обведя сидящих тяжелым взглядом и уперев его в выцветшие узкие глазки старосты. — Кодекс чести мужчины в моей стране предписывает единоборство со зверем, если зверь достоин того. Мне приходилось убивать медведей и кабанов, но сейчас я узнал, что жители вашей деревни попали в беду — мой друг Стивен позвал меня на помощь. Мы не станем злоупотреблять вашим гостеприимством и намерены рисковать только своими жизнями, совершенно бескорыстно.

На этот раз Богдан не удержался, улыбка его вышла широкой и вполне победной. Сам Богуславский особым красноречием от природы не обладал, но вполне мог оценить чужие красивые финты. Есть, конечно, некоторый перебор — насчет «кодекса чести» того же. Весь расчет на возможную наивность старосты, который вряд ли бывал в России-матушке и наверняка не в курсе тамошних традиций.

На этой ноте собрание и завершилось. Еще немного пустословия, комплиментов и благодарностей, плюс взаимные заверения в готовности помочь. Никто, правда, не озвучил очевидную и печальную истину: для единоборства со зверем, нужно зверя этого найти, а еще лучше — подманить. Наживка нужна. Следующая жертва.

— Скоро уже и стемнеет, — зябко поежилась Кира, когда господа охотники вернулись за стол. Не ужинать вернулись, так посидеть — в душную «гостевую» хижину никого не тянуло.

— Стемнеет, и он вернется.

Посидели, помолчали чуток.

— Есть предложение, — заявил Богдан конструктивным тоном, дабы разогнать созерцательный настрой. — Как я понимаю, ночевать нам всем придется в одной комнате, причем не шибко большой и комфортной. Тесновато будет, господа.

— Вы предлагаете разделиться? — вскинул брови потомок эмигрантов.

— Предлагаю себя в качестве часового, мистер Хоксли. Говоря проще, посижу на улице, подышу воздухом. Может, увижу чего.

— Ну, если не боишься… — пожал плечами Суханов, взглянул внимательно. — Я, правда, не совсем понял.

— Тут и нет хитрых замыслов, — улыбнулся Богдан вполне безмятежно. — Хотя, с местными колхозниками надо держать ухо востро. Не стоит нам всем запираться в одну каморку без окон и прислушиваться к каждому шороху.

Кира, которой все сказанное перевели в двух словах, усмехнулась и взглянула на коллегу удовлетворенно, словно сама его вынудила уйти, гада такого, ломальщика рук.

С тех пор минул час. Ровно час — светящиеся стрелки на «командирских» дело знали туго. Темнота, пролившаяся на джунгли флаконом чернил, загнала все живое в деревне по домам, сараям и вольерам — даже куры не квохтали. Собаки тоже попрятались — беспородные деревенские псы слишком хорошо различали запахи, доносящиеся из близкого леса. Скулили и тявкали испуганной скороговоркой.

Богдан, разместившийся на кряжистом, неизвестной породы дереве прямо в центре деревни, не мог похвастать острым обонянием, а потому заботы его сейчас одолевали вполне прозаические. Сидеть дюже неудобно — поперек ветки, спиною к стволу. В ранешние годы не такое еще проделывал — по пять суток, бывало, лежал почти без движения, но все-же… Время рекордов прошло, господа. Пора уже трудиться чинно-важно, даже при твоей дурной профессии. По асфальту ездить, да на хороших машинах, и костюмы носить «от…» кого-нибудь прославленного. Не старость еще, слава Богу, и не зрелость даже! Поздняя молодость, на самой грани. А ты дерево собой украшаешь, будто давний человеческий предок по версии Дарвина. Зато на свежем воздухе! Чуть изменив положение, Богуславский зацепил карабин ремнем за ближайший сук, да так и оставил, дабы рука не уставала. Локтем уперся в соседнюю ветку, расслабился максимально. Удивился опять, насколько быстро прошла в этот раз адаптация к тропикам — будто и не уезжал отсюда. Воздух не кажется уже ни сырым, ни тяжелым, нечисть крылатая-писклявая воспринимается как неизбежное зло. Даже созвездия на небосклоне привычные — никаких тебе Южных Крестов. Свое полушарие, родное…

Задремал на миг и проснулся внезапно, будто от толчка. Прислушался, не делая резких движений — тихо всё. Скотина не беспокоится, собаки уже не скулят. Приемник в «гостевой» хижине играет чуть слышно импортную блюзовую мелодию.

А под деревом кто-то есть.

— Вы слышите меня? — спросил на плохом английском, полушепотом, женский голос. — Тигр сегодня не придет, я знаю.

Темная фигура вышагнула из тени, и Богдан узнал давешнюю вдову-прислугу-хозяйку. Как же ее зовут-то? Неважно, впрочем. Другое сейчас важней — какими такими судьбами привело гостеприимную мамзель под это дерево, с бессмысленным риском для жизни?

— Я могу пригласить вас в гости, — произнесла вдова фразу, объясняющую абсолютно всё. Без экивоков, что называется. Маленькая деревня, неизбежное кровосмешение, новые люди… Ясно, в общем. Совсем не зря изолированные мелкие народы норовят подсунуть свою жену под всякого заезжего гостя, не комплексуя насчет собственной рогатости. Выживание рода — прежде всего!

— В гости, говоришь? — переспросил Богуславский, вглядываясь в окружающий пейзаж. Может, все сложнее, чем кажется? Может, польстились-таки аборигены грабануть приезжих охотников, а Богдан им карты путает со своим дозором? Нет, опять паранойя, пожалуй. Хижина «гостевая» без окон, внутри трое вооруженных людей. С разгону не войдешь. Главный вопрос — к чему вообще крестьянам грабить или, паче того, резать своих спасителей? Ладно бы еще ПОСЛЕ, когда шкура тигриная будет на солнышке вялиться! Хотя истинный профи отбросил бы такие аргументы на раз и не оставил бы пост ни за какие коврижки.

«Похоже, я полудилетант! — подумалось Богдану, когда спускался с обезьяньей ловкостью вниз. — Слишком доверяю интуиции и поддаюсь желаниям!» Приснопамятные, прежних лет инструктора за такое решение задачи вкатали бы «незачет», да еще обхамили бы вежливо перед группой. Припомнили бы банальные истины, известные каждому первокурснику — насчет «сладких ловушек» и прочих проблем, доставляемых коварным-прекрасным-слабым полом. Да и пофигу! Жизнь — не задачка из спецкурса, ее под инструкции не подгонишь!

С этой мыслью достиг, наконец, земли. Огляделся, не чувствуя ни малейшей тревоги. Странно даже. Ночь, место опасное, а холодка по спине нет. Потому, возможно, что стоит под деревом хрупкая вдова-хозяйка и не боится ни тигров, ни даже злых языков, которые «страшнее пистолета».

— Ну, пойдем что ли. Веди, хозяюшка, не томи.

Короткий путь между хижинами и сараями проделали молча — женщина прятала лицо, будто устыдившись собственной дерзости. Первой влезла по лесенке, исчезла в провале двери. Богдан, поднимаясь следом, расстегнул кобуру, но эта мера оказалась ни к чему. Пусто было в хижине — не считая домашней утвари, плетеных циновок, да пучков неведомой сушеной растительности под потолком.

— Ты что, знахарка? Или колдуешь?

— Нет, у нас многие знают травы, — девушка подошла к двери, потянула внутрь деревянную лесенку. — Городские лекарства в Судайпхи стоят дорого и не всегда помогают. Мы лечимся, как умеем.

Что ж, по крайней мере, амбре в хижине стояло очень даже неплохое — лесом пахло, солнцем, свежестью.

— Давай помогу, — ухватившись за лесенку, Богдан задернул ее внутрь, уложил вдоль стены. Теперь, благодаря сваям, от крыльца хижины до земли не менее трех метров. Видел уже прежде такие конструкции в других странах Юго-Востока и знал про главное их назначение — защиту жилья от тигров и змей.

— Дверь закрывать не будем, — распорядился вполне по-хозяйски, ставя карабин в угол, пальцы занялись шнуровкой башмаков. — Вот я, стало быть, и в гостях. Тебя как зовут-то, красивая?

— Лай Мо, — девушка застыла нерешительно у дверей, лицо скрылось в скрыто глубокой тени. — Ты, наверное, считаешь меня шлюхой?

— Нет, вообще-то, — тон вышел настолько фальшивым, что Богдан счел за лучшее умолкнуть. Ситуация, по большому счету, банальнейшая — зазвала бабенка мужика в гости с конкретной целью, и теперь ей надобно для самоуспокоения услышать что-нибудь красивое. Про любовь-морковь, про судьбу, про притяжение сердец. Сколько уж раз задавали Богдану этот нехитрый вопрос, на разных языках, под разными небесами, в разных выражениях! От уклончивого: «Я тебе действительно нравлюсь?», до лобового, как сейчас. Сколько раз отвечал бравый телохранитель, громоздя галантные словечки чужих наречий, заверяя, обманывая! Не особо-то и старался, скажем честно — если не поверят, так сделают вид, что поверили. Спокойней им так.

Сейчас врать почему-то не хотелось, но и молчанием не отделаться — для Лай Мо этот вопрос, похоже, принципиален.

— Понимаешь, у нас в России на все это смотрят проще. Если женщина нравится мужчине, или наоборот…

— Я ведь не вдова, — сказала она, приблизившись вплотную, опустилась одним движением на циновку. — Мой первый мужчина не был моим мужем. Просто парень, из наших. Потом он погиб, завалило на каком-то руднике, а я уже носила в себе его ребенка…

— Да уж, тяжко тебе пришлось, — посочувствовал Богдан, знающий патриархальные нравы. — Били?

— Нет. Тот парень был внуком старосты, любимым внуком. Мужчины собрались и решили считать меня вдовой, со всем причитающимся уважением. А ребенок все же умер. Родился мертвым. Говорят, что так всегда бывает с детьми, зачатыми без брака.

— Ага, — усмехнулся Богдан. — У нас бы в России тогда национальная катастрофа случилась. Нулевой прирост населения. И вообще…

Новый звук прорезал тишину ночи, оборвав Богданову фразу и вытолкнув в кровь мощную порцию адреналина. Длинная, на весь «рожок» автоматная очередь простучала в джунглях и смолкла. «Калашников», не далее километра! Богуславский присел на корточки у дверного проема (не высовываясь), долго вглядывался в лесную тишь, слушал суматошные вопли обезьян и птиц. Ждал. «Гостевая» хижина отсюда видна отлично, лестница втянута, никакого вокруг шевеления.

— Это был плохой человек, чужой, — прошептала Лай Мо, оказавшись, незнамо как, совсем рядом. — Все местные знают про тигра, и никто не пошел бы ночью в джунгли.

Богуславский попытался приобнять ее, не глядя, но «вдова» вывернулась, потянула за собой. Зашелестела ткань, опадая с тела на шершавый циновочный пол.

— Иди ко мне.

Богдан обернулся. И взглянул. Было на что посмотреть: Юго-Восток всегда славился изяществом своих женщин. Хрупкость почти фарфоровая, законченность линий, сексуальность, воспринимаемая на уровне подсознания. А навыки? «Кама-Сутра» — это не отсюда, гораздо западней, но все же… Азия-с. А массаж таиландский пресловутый? Тоже не отсюда, но почти. В генах, в традициях, в культуре заложено и освящено прошедшими веками, бесчисленными поколениями жен и любовниц.

— Иди ко мне.

— Иду.

Дальше словам не осталось места. Пламя, бешеный напор и последний яростный всплеск. Покой. И опять пламя — неспешное, раздуваемое, будто уголек умелыми женскими губами.

— Почему ты смеешься?

— Мне хорошо. А еще представил, как далеко нас было слышно. Соплеменники твои теперь до утра не уснут.

— Мне можно. Чего еще ждать от молодой вдовы!

«А может, и правда, никакой в тебе корысти, никаких «вырождений рода»? Просто есть мужчина и женщина, вполне симпатичные друг другу. Взаимное притяжение, экзотический каприз — для обеих сторон экзотический. Зачем все усложнять?!».

Мысли ласкали самолюбие, но собрать их воедино никак не удавалось — попробуй тут, сосредоточься, когда… когда… О-о! Ну, держись!

За распахнутой дверью хижины оглушительно стрекотали цикады.

Глава седьмая

В которой тайн становится все больше.

Автомат системы Калашникова, образца 1947 года (он же АК-47) — довольно мощное оружие. Во многих отношениях. Даже в плане механической прочности корпуса и всех составных частей. Железо — оно и в Африке железо, и в Азии тоже. Дерево — материал куда более хрупкий, а потому кой-какие следы на автомате остались, впечатавшись в древесину цевья и приклада. Пара глубоких вмятин, трещина длинная. И все. Малая плата за пребывание в тигриных зубах. Самому владельцу данного конкретного оружия повезло куда меньше.

— Он, наверное, палец на спуске держал, боялся.

— А стрелял в кого?

— Ни в кого. Мышцы судорогой свело, когда тот ему на спину прыгнул. Вся очередь — в белый свет как в копеечку.

— Куда?

— Никуда. Выражение такое русское, идиоматическое!

Разговаривать Богдану не хотелось. Вид мертвых тел всегда был для него (как для любого нормального человека) сильнейшим депрессантом, отбивающим аппетит и портящим настроение. Даже если принадлежало это тело не другу, не знакомому и вообще не понять кому. Попробуй сейчас разберись! Нога в ботинке, голова — лицо азиатское, узкоглазое, искаженное гримасой. Часть туловища с торчащими белыми ребрами и обрывками зеленой ткани — определенно китель полувоенный, полевого покроя, в каких добрая половина страны ходит по горам и лесам. «Полу», потому что без погон и нашивок, определяющих принадлежность к армии. Мирный житель? Ну да, разумеется — с автоматом на боевом взводе, в ночных джунглях! В пятистах метрах от деревни, где как раз заночевали богатенькие иностранцы!

— Может, карманы проверить? — сделал Богдан шаг вперед и остановился, приторможенный жестом Хоксли.

— Не стоит, право, приближаться к останкам ближе, чем на пять метров, у тигра очень хорошее обоняние. Мы и так достаточно тут наследили, господа.

— Он, что, может еще вернуться? К ЭТОМУ?

— Наверняка, мистер Бокуславски, — в англоязычном произношении фамилия Богдана прозвучала смешно. — Тигр, знаете ли, большой лентяй, он никогда не станет искать себе новую добычу, если где-то осталась часть прежней. Хотя бы немного, — повернувшись к крестьянину-следопыту, приведшему их сюда, Хоксли произнес несколько фраз на языке сайбо, обводя красноречивым жестом окрестные деревья.

— Ну вот, теперь мы можем возвращаться. К вечеру местные парни смастерят для нас махан, а сегодняшняя ночь станет для убийцы последней.

Богдан пожал плечами, взглянул еще раз вокруг, пытаясь представить, как все это выглядит в темноте. Не очень приятная рисовалась картина, даже сейчас. Деревца в три обхвата, кустарник (вот где змейки-то), лианы, полумрак. Вверху, среди веток вопят вездесущие обезьяны, а внизу, рядом с россыпью неведомых ярких грибов, лежат полусъеденные людские останки. Мрачно, господа.

— А собак нельзя сюда? — припомнил Богуславский все ему известное об охоте на крупного зверя. — Пройти по следу, отыскать логово…

— Что вы, мистер Бокуславски! — в улыбке Хоксли отразилось вежливое презрение профи к дилетанту-«чайнику». — Ни одна местная собака не пойдет за тигром, они боятся даже запаха. А видимых следов он почти не оставляет из-за своей мягкой поступи.

Запах действительно ощущался — все тот же, кисловатый, звериный. Правда или нет, что от людоедов воняет как-то по особому? Обмен веществ у них, мол, другой. Враки, скорее всего — не так уж «венец природы» отличается своим биологическим составом от прочей живности, чтобы желудок хищника это воспринимал. Мясо — оно и в Африке мясо. И в Азии тоже. Цинично, но факт.

* * *

Дмитрий Константинович занят был делом исключительной важности — брился. Без кипятка, помазка и мыльной пены, обычным станком. Говоря по чести, брить там особо и нечего — так себе, бородку «столыпинскую» подравнять, дабы на щеки не лезла, да усам придать форму и упругость. Пять минут работы, при наличии соответствующих навыков, зеркала и хорошего инструмента.

— Сочувствую, — произнес Богдан вполне откровенно, проходя мимо клиента к «гостевой хижине». — Если уж решили в джунглях выглядеть джентльменом…

Сам Богуславский на время работы подобные условности игнорировал, возвращаясь обычно в лоно цивилизации с неизменной окладистой бородой «а ля рюс», радикального черного цвета.

— Кстати, у нашего гида-проводника есть некоторые планы на сегодняшний вечер.

Суханов известие встретил без видимого энтузиазма, что можно было отнести на счет тупой бритвы. Пробормотал, что-то, поморщился, скрести начал по второму кругу, вглядываясь в миниатюрное Кирино зеркальце.

— В республике Сайбан десять часов утра, — провозгласил изящный приемник «Сони», поблескивающий антенной на столе рядом с хижиной. Звучным голосом провозгласил, почти по-левитановски.

— Ч-черт! — всплеск сухановского дурного настроения относился не столько уже к бритве, сколько к собственным рукам, вздрагивающим не вовремя. Струйка крови из пореза прочертила дорожку по намыленной щеке, придав бизнесмену-магнату вид трагедийного актера.

— Сразу одеколоном смажьте, — посоветовал Богдан. — В местном воздухе столько заразы!

— Обойдусь! — отозвался неблагодарный клиент и плеснул попросту себе в лицо пригоршню воды. Бац, и нет ни мыла ни крови. Богуславский, отведя взгляд от раненого, посмотрел туда, куда глядел минуту назад, сверяясь с радиосообщением — на циферблат своих «Командирских». Странность, замеченная им тогда, за шестьдесят секунд не исчезла, лишь видоизменилась слегка. Было — 9.00, стало — 9.01.

— Вроде, правильно в аэропорту настраивал, на местное время. Когда успели отстать? Да еще ТАК отстать!?

— Все в порядке, это на радио ошиблись, — отозвался Суханов, демонстрируя циферблат своего «Вашерона». — У нас с тобой совпадает?

Сейчас в его тоне не осталось и следа былого раздражения. Бодрость там звучала, чрезмерная почти, будто успел Дмитрий Константинович за прошедшие шестьдесят секунд накатить стакашек, да под приятную закуску. Хотя нет, не так. Иного характера была эта бодрость — не веселая-добродушная, а пружинистая, адреналиновая, словно у спортсмена на низком старте, за мгновение до выстрела.

— Совпадает, Дмитрий Константинович, — ответил Богдан, решив проанализировать странности чуть позже. Прошел мимо собеседника к «гостевой» хижине, лесенка заскрипела под ногами. Приемник на столе играл что-то ему в спину — наверняка государственный гимн республики.

Кира сидела себе внутри. Такая же, с виду, необъяснимо-адреналиновая, но скрывающая энергию под невозмутимой профессиональной маской.

— Почему клиента одного оставляешь? — поинтересовался Богуславский холодно и строго. Не у женщины спрашивал — у коллеги, игнорирующей свои обязанности. Говоря по чести, других интонаций «моделька» сейчас бы не приняла — сама упорно обостряла отношения.

— По джунглям неизвестные шарятся, с автоматами, явно про нашу душу. Иди вниз и будь рядом с Сухановым.

— Раскомандовался, — фыркнула Кира не прерывая своего занятия. Ногти она шлифовала, пилочкой маникюрной.

— Как там, кстати, веселая вдовушка?

— Что?

— Что слышал. Устроили тут… звуковой фон на всю деревню!

— Я так понимаю, это ревность?

— Ага, размечтался! — в глазах телохранительницы блеснула колючая искра. — Так что ты там говорил про людей с автоматами?

— Сейчас расскажу, — ощутив беспокойство, Богдан не сразу осознал его причину.

ЧУЖОЙ запах!

Целый букет из дешевого табака, пота и еще чего-то неотождествимого, резкого. Так пахнет от людей, занимающихся недели три подряд интенсивной физподготовкой, без всякого намека на душ и стирку. Или от живущих в лесу — не в деревне лесной, а именно в чаще, в землянке какой-нибудь, где ни бани тебе, ни бассейна.

— У нас были гости? — спросил Богуславский равнодушно и поймал краем глаза мгновенную настороженность собеседницы: лицо, поза, еще кой-какие детали.

— О чем ты?

Ясно. Изобличать и доказывать Богдану не хотелось — баба с возу, как говорится. Жаль только, что вина за пострадавшего по собственной глупости клиента ляжет на охрану. Придется нынче же прояснить для себя суть дела — намеками и хитрыми вопросами.

А может, это опять того? Ум за разум? Вся деревня курит, причем именно плохой табак. Не голландский, как у Стивена Хоксли, а тот, что подешевле. Зарулил, к примеру, в гости староста, посидел, надышал, а мы тут сочиняем на пустом месте! Да, но почему такая реакция у Киры на безобидный вопрос? Почему герр Суханов с телохранительницей не пошел утром в джунгли, хотя охотой грезит? Главное — не связано ли сие ожидание с тем автоматчиком, чьи бренные останки лежат сейчас в лесу, а если связано, то как?

Вопросы, вопросы…

* * *

Время — чертовски пластичная вещь, способная сокращаться и растягиваться, вопреки твоему желанию. Бежишь, к примеру, марш-бросок с полной выкладкой, сердечко барахлит, пот ручьем. Еще немного, еще… Хлоп-не успел! Лишняя минута, курсант Богуславский! Еще точнее — пятьдесят… э-э… семь секунд. Мало, скажешь? Несерьезно? Хренушки, Богуславский! За эти вот пятьдесят… э-э… с тобой может случиться столько всякого-разного! Рванула, к примеру, где-то штуковина мощностью Х мегатонн, прошлась по полям-лесам взрывная волна в сопровождении проникающей радиации. Всё как учили. Еще пару дней спустя, в этих самых местах оказались вы Богуславский, один или сотоварищи. Зачем оказались — вопрос десятый. Погулять вышли. Внимание, задача — преодолеть полосу радиоактивного заражения шириной в…надцать километров, набрать на заполосной стороне грибов и назад. Не забывай только, что каждая лишняя минута в зоне заражения увеличит твою дозу на столько-то рентген. А ты, Богуславский говоришь — минута, мол, немного. В самый раз! Убедил я тебя? Нет? Тогда вот тебе продолжение: место встречи, на котором в момент Х тебя ожидает некий доброжелательный собеседник. Только тебя и только в момент Х. Десять секунд спустя, не дождавшись, доброжелательный собеседник превратится в равнодушного и занятого местного жителя, развернется и уйдет. Работа у него такая. Догоняй, потом, перестревай, пароли выкрикивай («Это у вас продается славянский шкаф?!») — бесполезно. Вскинет брови, выскажет тебе на чистейшем английском-немецком-иврите-хинди-пушту что-нибудь, к делу совсем не относящееся. Контакт не состоялся, товарищ Богуславский (или что у вас там в документах записано). По вашей вине не состоялся. Запасайтесь вазелином и ждите оргвыводов. А ты говоришь — пятьдесят семь секунд! Отдышись, курсант, морду лица умой, да готовься на второй круг. С полной выкладкой.

Что ж, тех присной памяти инструкторов Богдан не раз потом помянул добрым словом. Не раз, не два и не три. Тяжело, как говорится, в мучении, легко в раю. Говоря по чести, для работы «лошадиный спорт» оказался не очень-то и нужен — редко там доводилось бегать. Все больше шагом, или на авто. Костюмчик цивильный, джинсы с рубашкой, фуфайка рабочая, на худой конец. Города, метро, людские толпы. Иногда джунгли, но тоже все больше в благопристойном туристическом обличье. Хотя, бывало и по-другому — раз несколько, но полной мерой. Что пригодилось с курсантских годов, так это любовь к точному времени. Даже если секунды кажутся сделанными из тягучего каучука. Когда сам ждешь, например, в роли того самого «доброжелательного собеседника». Кто-то где-то бежит, торопится, мгновенья считает, а ты ждешь. В кафе, на пляже, на бульваре. Люди вокруг то же самое делают, местные жители и туристы. Тебе в местного жителя, равнодушного и занятого, превращаться нельзя, потому как время не вышло. Х часов Х минут Х секунд, в которые (и только в которые) может состояться контакт. Стой (лежи, ходи) и жди. Уф-ф! Не зря самым приятным (хоть и адреналиновым) видом контактов считаются «моменталки»! Пришел в оговоренный срок через оговоренную подворотню, а то и просто по улице, столкнулся с незнакомцем, сунул ему в руку, или взял нечто. Не останавливаясь, друг на друга, даже не глядя. Приятный контакт, но увы, не всегда возможный. Трудно и долго течет время в большинстве кафе-бульварно-пляжных скитаний.

И в джунглях тоже трудно. Даже если лежишь себе в гамаке (собственность Хоксли), под москитной сеткой и ничего не делаешь. Скучаешь просто. «Где бы ни работать, лишь бы не работать» — афоризм, приписываемый русскому человеку клеветниками и злопыхателями. Немец, мол, с рабочего места минутой раньше не уйдет, американец, по своей инициативе, еще лишку задержится, Япона-мать вообще сплошными трудоголиками населена. Не учитывают злопыхатели, что отдых тоже имеет границы, особенно если условий для него никаких. Жара, хижина с чьим-то амбре, свиньи, собаки, москиты. Цель-минимум — дождаться вечера. Цель-максимум… Не будем загадывать, господа и вы леди, тоже. Большая полосатая кошка вряд ли учтет ваши пожелания.

«А ведь все это наверняка скоро закончится», — мысль, родившаяся в глубине скучающего мозга, не принесла ни печали, ни радости. Так себе, констатация. Абсолютно не годится страна Сайбан для разгульного отдыха российских магнатов. Тигра добыть и домой, домо-ой! Может, даже завтра.

— Вечереет, — произнес задумчиво Дмитрий Константинович. — Скоро пойдем, наверное.

Расположившись на чурбаке, Суханов строгал что-то большим охотничьим ножом. Задумчиво строгал. Судя по белым, холеным рукам бизнесмена, на подобное занятие его могла подвигнуть только нестерпимая скука, в чем Богдан с клиентом был полностью солидарен.

— Пора нашего охотника будить, — согласился Богуславский. — Пока глаза протрет, пока умоется…

— Разумный человек, не то, что мы с тобой. Понимает, что для бессонной ночи нужно выспаться заранее, — Суханов положил на стол нож и деревяшку, легко поднялся с чурбана. — Лежи, я его сам растормошу.

Богдан спорить не стал — предпочел потратить время на короткую зарядку. Нелишне после целого дня расслабухи. Десяток-другой разминочных движений, десяток прыжков и кульбитов, сотню раз на кулаках отжаться. Бой с тенью — быстрый и функциональный без лишних красивостей. Хватит, пожалуй.

— В республике Сайбан восемь часов пополудни, — провозгласил со стола сухановский приемник, на сей раз приятным женским голосом. Почти как у той стюардессы в «Боинге».

— И то хлеб, — константировал Богдан, убеждаясь, что на сей раз его хронометр не подвел. Двадцать ноль-ноль, если по «континентальной», 24-часовой системе.

— Передаем последние новости. Сегодня глава государства генерал Пхай Гонг выступил с торжественной речью… Продвижение по пути рыночных реформ под бдительным руководством… На плантациях республики собрано более тысячи тонн риса… Новое преступление террористов именующих себя «краснокосыночниками» — взрыв в центре столицы нашей республики, городе Кухьяб…

Подойдя к столу, Богдан разглядел, наконец, изделие господина Суханова и хмыкнул невольно. Толстенная палка отстругана в виде угловатого фаллоса с зазубринами по всей длине. О причинах столь причудливой направленности Сухановских мыслей остается догадываться.

— Что это? — Кира дремавшая доселе в хижине, соизволила показаться на свет Божий и выглядела сейчас вполне миролюбиво. — Сам что-ли выстрогал?

— Естественно. Хочешь, подарю?

— Дурак! Что было в новостях?

— Новости. Хотя, я бы их так не назвал.

— В смысле?

— Да, по-моему, несвежие они. Вчера что-то подобное уже слышал, и кажется теми — же словами. Говорить им больше не о чем?

Солнце коснулось вершин деревьев, готовясь кануть в лес и раствориться без следа. До наступления полной темноты оставалось не более двух часов.

Глава восьмая

Неразрывно связанная с умением ждать и догонять

Ночь в джунглях для непривычного человека — серьезное испытание на крепость нервов. Родился ты, скажем, на Брянщине-Тамбовщине, а то и в Первопрестольной, леса если и видел, так наши, мирные: то береза, то рябина. Забредай хоть в самую глушь, палатку ставь и спи себе спокойно. Если и подберется какая живность, так не крупней ежа, ну лисица, максимум. Волки с медведями, окажись таковые в чаще, первыми не нападут — сытые они летом, да и побаиваются лишний раз с человеком пересечься. Спи спокойно, дорогой товарищ, спи. Ночь в тропическом влажном лесу подавляет европейца мгновенно, воздействуя на все органы чувств и пробуждая в подсознании давно, казалось, забытые страхи. Звезд над головой не видать — кроны деревьев небо закрывают. Темно, сыро, душно. Запахи одуряющие, незнакомые и чужие. Звуки таят угрозу — непрестанные шорохи, клекот какой-то вокруг, свист, стрекотание. Липкие прикосновения к открытым частям тела — то ли паутина, то ли лапки насекомого, то ли вовсе язычок змеиный. Не разглядеть. Ветку большую задел — уронил себе на голову НЕЧТО. Отшатнулся, к стволу древесному прижался — ан, и там кто-то есть, живой, недоброжелательный. Усни тут, попробуй! Высиди, попробуй, до утра!

Богдан в свое время адаптацию к джунглям прошел с трудом — слишком богатое воображение имел от природы. Днем еще куда ни шло — пробирались себе по амазонской сельве до полного отупения и равнодушия, но как стемнело… Как поставили Богдана в боевое охранение, наедине с ночной природой… Как припомнилось ему все, что читал когда-то в книжках научно-популярных и по телеку смотрел — про бесчисленное многообразие тропической живности, чешуйчатой, волосатой, ядовитой, кусучей, заразной… А воображение работает, картины рисует одна другой краше!

Трудной была та ночь. И еще одна, и еще. Потом привык. Красоту научился видеть и романтику, недоступную восприятию того самого перепуганного европейца. Обоняние различало в общем терпком букете запахи экзотических цветов, слух улавливал пение птиц, каких днем не услышишь. Зрение… Вот тут сложнее. Темноту никакой привычкой не рассеять — так, разве что самую малость. Сгустки мрака — деревья, общий фон, чуть менее черный — просветы меж деревьями. Что еще помогает, так это фосфорирующие предметы и организмы: светляки, гниющая древесина, колонии грибов. Позволяют сориентироваться, где именно мрак вертикальный (деревья и воздух) переходит в горизонтальный (землю, как таковую).

— Богдан, ты не спишь? — шепот коллеги-телохранительницы показался обостренному слуху недопустимо громким, заставил Богуславского изменить положение. Чуть сдвинувшись влево по длинному настилу из жердей, оказался к девушке почти вплотную.

— Что?

— Да так просто. Жутковатая ночь, дикая, будто ты одна на целом свете.

— Это пройдет. Расслабься и вдыхай экзотику всеми фибрами души. Большинство россиян за всю жизнь в таких местах не побывают, а тебе повезло. Абсолютно бесплатно.

— Да уж…

Новый звук родился в ночной тиши, стремительно разрастаясь и заполняя собой все вокруг: «Куа-о-о-ау-унг!» На мгновение показалось, будто источник, ЭПИЦЕНТР находится где-то тут, совсем рядом. За твоей спиной находится! Волосы на затылке ощутимо шевельнулись, пытаясь встать дыбом, ладони вспотели, сжимая сталь карабина. Смелость или отсутствие таковой тут ни при чем — реакция родилась на подсознательном уровне, пробив тысячелетние наслоения цивилизации. Не было больше городов, машин, компьютеров, кризисов, инфляций. Лес был. Первобытный, древний. И реакция была — естественная реакция потенциальной жертвы на рев могучего хищника. «Затаись, спрячься, сделайся невидимым!»

Через пару мгновений, иррациональный страх отпустил: включились защитные механизмы мозга, напомнив, кто здесь охотник, а кто жертва, у кого ружье и разум, а у кого — только зубы, когти да инстинкты. Нет, что ни говори, а принадлежность к цивилизации — чертовски приятная штука!

— Кто это был? — Кира неведомым образом успела оказаться почти вплотную, и пальцы ее больно сжимали Богданово плечо.

— Кто это? Тигр?

— Он самый. Надо полагать, на охоту вышел и хочет, чтобы все об этом знали.

— Зачем?

— А просто так, для понта. Привычка дурная. Эй, господа охотники, как вы там? — последняя фраза относилась к Суханову и Хоксли, занимающим позицию на дальнем конце махана. В ответ скрипнули жерди, но слов не последовало — профессиональный охотник решил не рисковать. Засада все-таки. Пара неосторожных звуков в ответственный момент…

— Молчат. Последуем их примеру.

Отодвинулся от девушки, ложась поудобнее, карабин к плечу пристроил. Внизу, метрах в трех, под деревьями светятся зеленью давешние грибы, рядом с которыми лежит ЭТО. Лежит, наполняя застойный воздух различимым приторным запахом.

Когда-то, еще до службы Богдану впервые довелось побывать в прозекторской. Первый курс мединститута, практикум по анатомии. Обширный зал в метлахской плитке поразил Богуславского раз и навсегда, с порога. В ваннах, наполненных вонючим формалином, плавали белые тела, их нужно было вынимать, укладывать, на металлический стол. Рассматривать, одолевая естественную брезгливость, запоминать, учиться… Медиком Богдан так и не стал, ушел со второго курса, хотя причиной стали вовсе не трупы. Понял, просто, что жизнь — штука слишком короткая, чтобы посвящать ее нелюбимой профессии. Родители были в шоке (престижнейший ВУЗ-экзамены по блату- блистательные перспективы-а дальше что?!), но переубедить сынулю так и не смогли. Упрям был сынуля. В ту пору сам еще не ведал, чего хочет от жизни, а потому активно создавал себе трудности, чтобы после с большими потугами одолевать. Максимализм, наверное, юношеский или просто ветер в голове — назовите, как хотите. Место студенческой скамьи закономерно заняла армия — два года «срочки». И Высшая Школа после была, но это, товарищи, уже совсем другая история.

Из философских раздумий вынырнул внезапно, уловив в окружающей обстановке перемену. Совсем близко, не далее полусотни метров ожили попугаи, разбуженные кем-то, зашелестела, разбегаясь, мелкая живность. Ага, вот и обезьяны встревожились, уловив с верхнего яруса деревьев близкую угрозу.

Хищник где-то рядом.

Шелест кустарника на окраине поляны, мгновенный взблеск глаз-катафотов… Вопреки обывательскому мнению, лупалки животных не могут «гореть» сами собой, они лишь отражают чужой свет, даже слабый и рассеянный. От гнилушек, например. Или от грибов.

— Это же не он, — прошептала Кира разочарованно, но Богдан уже сам понял ошибку. Судя по высоте расположения «катафотов», зверь, подобравшийся к останкам, не крупнее собаки.

«Кто бы это мог быть? Волков тут не водится, гиен с шакалами тоже. Леопард? Только бы Суханов не лоханулся, не бахнул этой зверюге промеж глаз! Вся надежда на Хоксли!»

Зверь на поляне зарычал — уловил, наверное, запах живых людей. Скользнул прочь неразличимой тенью, зашуршали кусты, исчез. Кто следующий? Так, глядишь, повадятся целыми табунами приходить, и любуйся на них! Нашарив фляжку с водой, Богдан сделал пару глотков, ребристая крышечка крутнулась в пальцах, вздохнул глубоко.

И вдруг увидел.

Глаза. Еще одна пара «катафотов», но куда более крупных, в дальнем конце поляны. Неподвижно светят — зверь прилег, не спеша подходить к приманке. Видят ли его Суханов с «гидом»!?

Или это опять не тигр?

Короткий язык огня полыхнул во тьме, грохот ударил по ушным перепонкам, оглушив на добрых несколько секунд — голос нитроэкспресса калибра 14.65 мм трудно с чем-то спутать. Вмиг пробудившись, подняли вой-крик-шум живые твари, затрещали кусты, зашелестели кроны, крылья захлопали. Дурдом, короче. Основным шумовым фоном после выстрела был голос Дмитрия Константиновича, давшего, в полной мере, волю эмоциям.

— Йеха! — завопил пятидесятилетний магнат, вскочив на ноги и едва не сверзившись с махана. — Я его достал, бля, достал!

Вот и не верь после этого про чертей в тихом омуте.

— Сэр, зверь может быть жив! — голос Хоксли если и не охладил Суханова, то заставил тормознуть на низком старте — у самой лестницы.

— Что вы сказали?! Но если ранен, то почему молчит?!

— Я могу слезть первым и проверить, — предложил Богдан без желания («Наше дело — традиционные опасности. Местные факторы в нашу компетенцию не входят»), приближаясь к лестнице по зыбкому настилу. Сложный вопрос — обязан, не обязан? В подъезд заходить раньше клиента, киллеров там просекать и нейтрализовывать — работа, естественно, телохранительская. Машину осмотреть на предмет взрывчатки, офис обезопасить — тоже из этой оперы. А к тигру в пасть? Ставим вопрос конкретный — кто именно должен в сложившейся ситуации, рисковать своей жизнью (степень риска примерно 50/50)? Хоксли? Так он, извините, не дурак — предупредил об опасности, долг свой выполнил, а там хоть не рассветай. Одно дело — добирать подранков белым днем (прямая обязанность охотника-профи при клиенте), а другое — вот так. Когда не видно ни зги. На его, Хоксли, век тигров хватит, и за смерть клиента в такой ситуации не спросит никто.

— Стивен, подстрахуйте меня, на всякий случай, — сказал Богдан на пути к лестнице, да Суханов дальше не пустил.

— Это мой зверь, добуду его самостоятельно! — заявил Дмитрий Константинович все тем же бодрым тоном и сразу полез на ступеньки.

— Сэр!..

— Тс-с, — Богдан хлопнул охотника по плечу, призывая молчать, вгляделся до боли. Пожалел запоздало о приборе ночного видения — что ж ты, господин миллиардер, такого пустячка не припас?!

— Из чего они эту лестницу собирали?! — ворчал тем временем Суханов. — Палки, понимаешь, не струганные!..

Такая вот какофония: клиент ворчит, лестница стонет, джунгли вопят, никак успокоиться не могут.

А тьма движется.

Богдан не сразу это заметил и глазам поверил не сразу. Может обман зрения?

Нет!

Огромный сгусток тьмы, почти неразличимый приближается медленно, но верно. Ползет. Абсолютно беззвучно. Прямо к лестнице, к тому месту, куда должен вот-вот спрыгнуть беззаботный Суханов!

Богдан пальнул от пояса, не целясь, два раза подряд, и джунгли обезумели окончательно. Кто не слышал вблизи тигриного рыка, тому не понять, какой удар наносит сия мелодия по ушным перепонкам, и какое впечатление производит на цивилизованных горожан.

— Шеф, наза-ад! — орал Богуславский, пытаясь заглушить первобытную песню боли и ярости. Орал, матерился, руку вниз протягивал. Хоксли выстрелил еще раз — на звук — совершенно оглушив телохранителя, а клиент уже взбирался по лестнице, безо всякой сторонней помощи, раскачивался и никак не мог найти последнюю ступеньку.

— Давайте помогу, — поймал его Богуславский за локоть, подтянул. — С вами все в порядке?!

— Почти, — даже в темноте бизнесмен выглядел более чем сконфуженным, но лицо старался сохранить. — Ружье вот уронил туда!

— Ничего с ним не будет, — ответил Богдан решительно, вспомнив, правда, чей-то покусанный автомат. — Поваляется до утра. И тигр поваляется, если он того…

На сей раз возражений не последовало — аргумент, предъявленный зверем, оказался убедительным.

* * *

Рассвет принес разочарование — пусто на поляне. Почти пусто, не считая человеческих останков, да ружья стоимостью в лимузин.

— Лежит себе как на витрине, — прокомментировал Богуславский, спускаясь первым. — Нашей законной добычи не видать почему-то, хотя следок имеется. Полюбопытствуйте-ка, мистер Хоксли.

— Действительно, зверь ранен, но, судя по всему, легко, — присев на корточки, охотник коснулся пальцами негустых бурых потеков на траве, уходящих пунктиром прочь, поморщился. — Не ошибусь, если скажу, что пуля прошла навылет. Небольшой калибр, высокая скорость полета и заостренное навершие — наверняка карабин. Ваше ружье, сэр, вырвало бы зверю целый фунт мяса, — последняя фраза адресовалась, естественно Суханову. Деликатный охотник забыл добавить, что для подобных результатов ружье должно находиться в достаточно метких руках.

Богдана сейчас другое занимало — то, что вчера еще было нельзя, а хотелось. Ужасно хотелось. Природное любопытство искателя чужих секретов. Жаль, что объект приложения интереса, мягко говоря, неэстетичен.

— Ты чего там забыл? — поморщился Суханов. — Мародерствуешь?

— Почти. Страна должна знать своих героев, — сдерживая дыхание, Богдан расстегнул уцелевший накладной карман на униформе трупа, запустил туда пальцы, и наружу явилась пачка дешевых сигарет. Тех самых, возможно, чье амбре осталось давеча в хижине.

— Курить — здоровью вредить, — пробормотал Богуславский, срезая пуговицы на обрывках кителя. Как и следовало ожидать, с внутренней стороны имелся еще один карман, а в нем — куда более интересное содержимое. Пачку кулатов, деформированную от крови, вернул покойному, а вот тряпицу треугольной формы осмотрел очень внимательно.

— Поздравляю, мистер Бокуславски, вы, похоже, раскрыли и этот секрет! — донесся из-за спины голос Хоксли. Глазастый потомок европейцев разглядел Богданову находку влет и так же сходу ее идентифицировал.

— Это бандана, головная повязка. Судя по цвету, ее покойный владелец был членом вооруженной оппозиции, именующей себя «краснокосыночниками».

— Л-любопытно, — процедил телохранитель сквозь зубы, обнаружив на лицевой стороне тряпицы пятиконечную звезду с серпом и молотом. — Они что, коммунистической ориентации?

— Насколько мне известно, вообще аполитичны. Повязки помогают этим парням грабить на «законном» основании. Здесь слишком многие еще помнят времена товарища Джуй Вэна и не рискуют сопротивляться.

— Ясненько, — растянув бандану за углы, Богуславский уложил ее поперек тела. По-хорошему, надо бы похоронить, да больно уж неохота — после суточного нахождения останков под ласковым местным солнышком.

— Боже, как ты это выносишь?! — Кира ожидала спутников на дальнем конце поляны, морщась брезгливо.

— Ты мне льстишь, — ответил Богдан без тени улыбки на лице. — Я не Боже, хоть и именуюсь созвучно. А что до запаха, то все мы там будем однажды.

О словах не задумывался, нес всякую ересь — голова была занята другим. Анализ, сопоставление, вопросы…

— Я предлагаю вам, господа, попытаться выследить тигра не дожидаясь местных следопытов. Вам, леди, разумеется, тоже, хотя…

— Что он говорит? — поинтересовалась Кира нервно.

— Он стоит на позициях твердолобого мужского шовинизма и всячески дискредитирует твои законные права. Не бабское, мол, это дело…

— Какое? Котика по кустам выслеживать? Так я и не напрашиваюсь, — хмыкнула Кира, стрельнув взглядом на охраняемую персону.

— В самом деле, поди-ка ты в деревню, — общее настроение сухановской фразы выглядело почти нецензурно, но забота в ней читалась трогательно-отеческая. Иди ка ты, дочка…

— Посидишь, новости послушаешь.

— Есть, — ответила девица на полном серьезе и козырнула даже — по-импортному, с вывертом ладони. — Разрешите идти!

— Вместе пойдем, — проворчал Дмитрий Константинович, пребывающий теперь в состоянии стойкой хандры. — До мало-мальски цивилизованной местности распыляться не будем.

* * *

В течение следующих минут двадцати стало ясно, что быстрое возвращение к цивилизации Кире не грозит. Избегал людоед легких путей, не приближался ни к дорогам, ни к полям, углубляясь все дальше в джунгли.

— Он нас кружит, — догадался наконец Хоксли, выискивая очередной бурый потек на листьях. — Дальше начинается сырая низина, там зверю не отлежаться. Не нравится мне это, господа!

— Что именно, — уточнил Богдан, которого быстрая ходьба и постоянная напряженность уже слегка утомили. На плече телохранителя висел теперь чужой автомат с пустым магазином, карабин в руках «гулял» вправо-влево, отслеживая подозрительные шорохи.

— Киска может устроить нам засаду?

— Здесь вряд ли, а вот в травяных джунглях…

Еще через полчаса, вымочив ноги в мелком болотце, вышли из леса к буйному разнотравью.

— Что и требовалось доказать, — констатировал охотник, вынимая любимую трубку. — Вон там, примерно в миле отсюда лежит известная нам деревня. Мы попросту описали обширный круг по лесу и вернулись на круги своя.

— Хоть одна приятная новость, — кивнул Суханов с миной заядлого ипохондрика, взглянул уныло на желтый океан. — И что теперь?

— Процентов на семьдесят могу утверждать, что зверь там и ждет нас с нетерпением. Он голоден, не забывайте, господа. Лично я предлагаю идти в обход.

— Атаковать его с тыла? — вскинул брови Суханов, впервые за сегодняшний день улыбнувшись.

Охотник шутку пропустил мимо ушей, слишком серьезно был настроен:

— В этой траве у тигра будет девяносто процентов преимущества и возможность подкрасться к нам вплотную. Профессионалы не могут так рисковать.

— Ладно, предложение принято, — махнул рукой Суханов. — Учите нас, дилетантов, учите!

Разнотравье огибали осторожно, держась от него метрах в пяти. Одолели неглубокий ручей, вышли на дорогу.

— Кира, — кивнул Суханов телохранительнице и та охотно отбилась от команды, направившись в сторону видимых отсюда деревенских крыш.

— Погодь-ка, радость моя, — остановил ее Богдан ласковым тоном, протянул покусанный автомат. — Это чтоб тебе в дороге было спокойней и вообще… Утомил он меня.

— Спасибо, дорогой, — во взгляде девушки читалось многое, чего лучше бы не читать.

— Зачем тебе вообще эта стрелялка? — удивился, в который уже раз Суханов. — Она же пустая!

— Был бы ствол, а патроны найдутся, — заверил Богдан, потому как больше сказать было нечего. Старая солдатская привычка — оружие на земле валяться не должно, и все тут!

— Вдовушке деревенской подарю на долгую светлую память.

— Я полагаю, есть за что? — подмигнул Хоксли, но глянув в лицо Богуславскому, развивать тему не стал.

Дальнейший путь проделали в молчании. Обогнули травяной массив по широкой дуге, продрались сквозь камыш и вышли, наконец, к берегу… озера? Болота?

— Это устье реки Куанг, — ответил Хоксли на незаданный вопрос. — Здесь масса мелких островов, поросших лесом, а еще дальше к западу лежат болота. Ну, что ж, развернем поиск.

След увидели сразу — на сырой прибрежной глине отпечатки издали бросались в глаза. От высокотравья до самой воды.

— Что и требовалось доказать, — повторил Хоксли свою излюбленную фразу, коснувшись пальцами отпечатка. — Тигры любят воду. Он переплыл протоку и скрылся на одном из островов, где, вероятно, находится его логово.

— Предлагаете последовать за ним вплавь?

— Ни в коем случае! Здесь вполне могут быть крокодилы — очень удобные для них места. Я думаю, крестьяне найдут для нас лодку, тем более, что остров не так уж и далек, — охотник кивнул на громоздившееся в сотне метров от берега смешение трав и деревьев. — Меня, господа, другое удивляет — след совсем свежий. Так, будто зверь оставил его максимум час назад. Почему-же он, будучи раненым, сразу не подался к логову, чтобы отдохнуть и отлежаться?!

Ответ на этот вопрос охотники получили совсем скоро. Даже быстрее, чем хотелось бы…

Глава девятая

В которой охотники и дичь периодически меняются местами

Неладное Богдан ощутил еще на подходах к деревне — всем своим натасканным на неприятности нюхом. К чему бы, вдруг, посреди дня народ на улице толпился? Да не где-нибудь, а возле «гостевой» хижины. Да не просто народ, а мужики — вся сильная половина этого чахлого селения.

— Сэр Хоксли, не будете ли так любезны взять мой карабин? — улыбнулся Богуславский одними губами, снимая оружие с плеча. Тяжелое оружие, неудобное в рукопашной и сковывающее движения.

— И сместитесь, пожалуйста, вон туда, перед мистером Сухановым. Премного благодарен.

— Сперва автомат сплавил, а теперь ружье на соседа взвалил, — тон Дмитрия Константиновича звучал вполне весело, но ощущалось в нем нечто. Беспокойство что ли? Сам Богдан сместился привычно клиенту за спину, в задний-правый сектор, включаясь в режим контроля.

Толпа. Одиннадцать мужчин, считая старосту, шесть гладкостволок, два карабина, одна винтовка колониальной эпохи. Недурственно совсем даже. Явной угрозы никто не выказывает, оружие дулом вниз, но все взволнованы, судя по жестам и тону. Кира стоит, прислонившись спиною к свае, разглядывает внимательно автомат. Никто из сельчан о пустом «магазине» не знает, потому от девушки держатся в некотором отдалении.

— Определенно, нас ждут, — оценил обстановку Богдан, приблизившись к Суханову вплотную. — Вы с ними не заговаривайте, Дмитрий Константинович, и на вопросы пока не отвечайте, а то можете спровоцировать ненароком. Для начала сам разберусь.

Их уже заметили — двинулись навстречу, зашумели.

— Бьен као, — поздоровался Хоксли, раздвигая толпу широкими плечами. — Что тут происходит, джентльмены?

На мгновение воцарилась тишина.

— Это вы виноваты во всем! — вскинулся вдруг на грани истерики самый высокий и крепкий, протянул угрожающе руки к лицу Суханова. — Будьте прокляты вы и ваша забава!

Дальше Богдан действовал рефлекторно — шаг вперед, захват, подсечка. Вопреки представлениям, никакими восточными единоборствами сайбанец не владел, а потому через доли секунды сидел на корточках, кряхтя от боли в завернутой за спину руке. Мягкий прием, «сопроводительный» — обезвредить противника, но вреда не нанести. Свободной рукой Богдан достал «беретту» и щелкнул звучно предохранителем. На людей направлять не спешил, потому как прямой угрозы пока не предвиделось.

Немая сцена. Где-то, за спинами мужиков мелькнуло испуганное лицо Лай Мо, затем вперед вышел староста. Безоружный.

— Не стреляйте, у нас и без того достаточно горя, — сказал понуро. — А тебе, Суан, нужно учиться смирять свои чувства.

Подойдя к плененному крестьянину, коснулся его плеча, потянул за собой. Богуславский с некоторым сомнением руку выпустил, позволив агрессору подняться и отойти в сторонку.

— Сегодня у него погиб брат. Суан считает, что вы ранили зверя и разъярили его. Тигр начал мстить людям.

— Ну да, а до этого он людей просто обожал! — хмыкнул, не сдержавшись Суханов. — Ох уж мне эта азиатская логика! Пойдемте что ли, взглянем на месте.

Пошли. И взглянули. Все сразу.

— Туки, мой брат, пошел нарезать травы для скота, — объяснял минут через десять Суан, все еще злой, но уже способный разговаривать связно. — Он взял тесак и корзину, вышел на окраину деревни, а потом…

Все, что случилось потом, можно было представить без труда, особенно зная предысторию. Подранок, как ему и положено, разъярился сверх меры, а потому прятаться в логово и отлеживаться не стал. Прыгнул на спину первому встречному, придавил своими двумя центнерами и перегрыз шейные позвонки. А после ушел.

— Он не тронул тела, хотя был очень голоден, — сказал задумчиво Хоксли, разглядывая следы трагедии. — Возможно, люди правы, и это действительно месть.

— Скажете тоже! — поморщился Суханов. — Будто у зверя разум есть!

— Напрасно смеетесь, сэр. Местные жители еще лет пятьдесят назад называли тигра Великим Господином, живым воплощением божества, и не только за большие зубы, смею вас заверить. Он всегда знает своих врагов и мстит им с дьявольской хитростью.

— Ну-ну, — неприкрытая ирония во взгляде Суханова пригасила пыл Хоксли.

— Я понимаю, конечно, как все это звучит из уст цивилизованного белого человека, но все-же… Когда проживешь в этих лесах хотя бы лет пять, начинаешь совсем иначе смотреть на вещи. Хотите — верьте, хотите — нет, но зверь играет с нами, сэр. Он сделал свой ход и теперь ждет ответа.

— Да? Ну что ж, ответ будет, раз на то пошло. Базару нет, — последняя фраза прозвучала по-русски, и смысл ее поняли только телохранители. «Кем же ты был раньше, друг ситный? — подумалось Богдану. — До того как в бизнесмены податься? Кресло чиновничье занимал? Или криминальная карьера у тебя за спиной? Откуда, скажите, солидному респектабельному магнату уметь ВОТ ТАК улыбаться, будто горло кому-нибудь перегрызть готов? Хотя, в данной конкретной ситуации ты вполне соответствуешь, вполне. Чего и не хватало тебе здесь так это сильного врага. Гляди, как расцвел-то весь!».

— Вчера они что-то говорили про облаву, — вспомнил Дмитрий Константинович, оборачиваясь к Хоксли. — Предложите им собираться и готовиться.

— В этом нет необходимости, староста уже послал людей в соседние селения. Через час сюда соберутся полсотни вооруженных мужчин, сэр. Вполне достаточно чтобы прочесать местное высокотравье. Пока суд да дело, предлагаю позавтракать.

— К черту завтрак, лично мне сейчас кусок в горло не полезет, — проворчал Суханов, затем взглянул на спутников и смирился. — Ладно, если вам невтерпеж… Но лично я предлагаю добыть лодку и проверить эти острова.

— Остров, — поправил охотник. — Если там и есть логово, то лишь на самом крупном из них. Староста выделит нам все необходимое, не сомневайтесь, ему тоже не хочется рисковать своими людьми. А насчет завтрака, советую вам все таки подумать, господа. Пучьяки, даже разогретое, воистину стоит того.

* * *

Как и предсказывал Хоксли, плавсредства в деревне нашлись. Две лодчонки, не Бог весть какого качества, но вполне способные уместить по три человека каждая. Пара крепких парней извлекли посудины из тайников на берегу и первыми отчалили на одной из них.

— Кто у нас спец по академической гребле? — спросил Суханов бодро. — Неужто меня, старого и больного, посадите?!

— Скорее, опять мне придется, — вздохнул Богуславский. — И в кого я такой умелый родился?!

Сказать оказалось легче, чем сделать. При ближайшем рассмотрении выяснилось следующее.

Во-первых — весло имеется только одно.

Во-вторых — уключины для него не предусмотрено.

— А еще называют себя цивилизованными людьми, — ворчал Богдан, минуту спустя, стоя на корме и подгребая попеременно то с правого, то с левого борта. — Как, блин, индейцы у товарища Фенимора!

С веслом он, впрочем, управляться умел, а потому достиг искомого острова лишь немногим позже сельчан.

— Теперь прошу тишины, господа, — предупредил Хоксли шагнув не очень охотно на глинистый вязкий берег. — Тишины и сосредоточенности. Если зверь действительно загнан в угол, он наверняка решит дать нам бой.

Первая рекомендация была исполнена тут же: на реплику охотника никто не ответил. Дмитрий Константинович, переломив свой штуцер, загнал в стволы пару пулевых патронов слоновьего калибра, прищурился агрессивно, вглядываясь в близкую чащу. Богдан и Кира щелкнули предохранителями, а один из местных парней поплевал трижды в дуло своей берданки.

— Очень любопытно, — произнес тем временем Хоксли, разглядывая следы в прибрежной грязи. — Вне всякого сомнения, он бывал здесь довольно часто. Но не сегодня, господа.

— Вы не ошибаетесь? — нахмурился Суханов, получив в ответ негодующий взгляд.

— Послушайте, уважаемый мистер из России, я занимаюсь своим делом почти тридцать лет, да будет вам известно. Отличить свежий след от старого могу с закрытыми глазами.

— Ладно, ладно! — Суханов поднял ладонь, копируя любимый жест самого Хоксли.

— Как я понимаю, в свете вновь открывшихся обстоятельств нам туда можно не ходить?

— Но вы же сами желали осмотреть остров. Эта хитрая бестия могла что-нибудь придумать, поэтому проверка не будет лишней.

На этот раз впереди шли крестьяне. Достигнув сплошной стены неизвестного колючего кустарника, местные жители вмиг отыскали лазейку — узкую звериную тропу, двинулись по ней гуськом. Все бы хорошо, но еще через сотню метров следы исчезли вообще.

— Очередная хитрость, — заявил Хоксли. — Держу пари, что он прошел по какой-то валежине, или попросту отпрыгнул в сторону на несколько ярдов. Лучшая мера в таких случаях — разделиться и двигаться по расширяющейся спирали.

С охотником согласились единогласно и вскоре действительно нашли след. Потом вновь потеряли. А пройдя остров полностью, отыскали, наконец, и пустую лежку.

— Это пришлый зверь, — сказал один из крестьян, разглядывая обширную утоптанную прогалину. — У него даже нет постоянного логова, он живет как кочевник и потому его трудно выследить.

Лежбище источало запах — тот самый кисловатый. Запах и кости повсюду.

— Ёптыть, да сколько ж он народу передавил! — изумился Суханов, едва не наступив на чьи-то ребра и позвонки, остановился, сплюнул. — Как вы до сих пор не вычислили это место?

— Раньше он не оставлял следов там, на берегу. И разбойничал, очевидно, в других районах.

Богдану происходящее напомнило известную сцену из «Собаки Баскервилей» — когда главные герои находят островок на болотах, прибежище демонической псины. В фильме все выглядело интригующе, а вот по жизни, как выяснилось, вызывает мерзостное чувство.

— Можно бы поставить здесь махан, но толку от этого не будет, — сказал Хоксли, раскуривая свой дымопускательный агрегат. — Думаю, зверь никогда больше не вернется на этот остров, а уж к лежанке не подойдет наверняка. Хитрая бестия, хитрая.

— Ничего, на хитрую жопу всегда найдется хрен с винтовой нарезкой, — выдал Суханов ободряющую мысль, глянув ненароком на часы. — Думаю, народ в деревне уже собрался и ждет только нас. Кира, радость моя, врубай-ка ты музыку, раз пошла такая пьянка, скрываться нам тут больше не от кого!

Компактный транзистор «Сони» отыскался у девушки в рюкзаке. Все свое носила с собой, особенно после сегодняшнего инцидента. И репертуар как на заказ — именно музыка. По всем республиканским каналам, ни тебе новостей, ни пламенных речей господина Пхай Гонга. Кантри, диско, попса западная, затейливые мелодии и прочая услада для души.

— За что не люблю иностранцев, так это за игнорирование российских мелодий, — заявил Дмитрий Константинович на полном серьезе, усаживаясь в лодку. — Ладно, мы еще порядок наведем.

Эта реплика осталась без комментариев — мимо ушей ее пропустили. А зря…

* * *

Насчет «полусотни вооруженных мужчин» охотник преувеличил, от силы человек тридцать явилось. С оружием тоже не очень — если, конечно, не называть этим гордым именем топоры, вилы и кухонную утварь.

— На пикник собрались? — удивился Богуславский, разглядывая оснащение большинства пришлых крестьян. — Котелки какие-то, сковородки.

— Это для шума, — улыбнулся Хоксли. — Загонщики должны спугнуть зверя и выгнать его на нашу засаду. Сейчас местные следопыты определят примерный район нахождения тигра с тем, чтобы оцепить полукольцом.

— Я в курсе, — кивнул Богдан, разглядывая с сомнением пеструю толпу. — У нас в России примерно так-же на волков охотятся, только вместо загонщиков — флажки. А если киса на людей попрет?

— Будем верить в лучшее, — уклонился Хоксли от прямого ответа, отправившись давать распоряжения.

— Деловой мужик, — оценила Кира. — Он сам тоже в эту траву полезет?

— Ну да. Ты, видать, не смотрела фильмов про тигриную охоту в британских колониях! — хмыкнул Богдан. — Где должен быть во время охоты командир-англичанин? Правильно — на лихом слоне, с противоположной от загона стороны. В данном конкретном случае оккупируем берег реки и мало-мало подождем…

— Мать твою, — произнес, вдруг, ошарашено Суханов, глядя куда-то в сторону. Было от чего, скажем прямо. В полусотне метров от людей, на самой границе разнотравья стоял зверь — огромный, лобастый, весь изрисованный черно-рыжими зигзагами. Стоял и глядел невозмутимо, будто с экрана телевизора.

— Падхья, — прошептал кто-то из крестьян, суеверно выставив ладонь в сторону гостя. — Ши куа буто, падхья, ши куа, ши куа…

Тигр приоткрыл пасть, будто улыбаясь, и выдал длинный, классический рык почти как тогда, ночью.

— Куо-у-о-у-нн-г!

Последние звуки еще отдавались эхом, когда зверь канул в заросли, будто и не было его.

Еще мгновение спустя, пропало сковывающее людей оцепенение — кто-то закричал, кто-то выстрелил по джунглям. Другие подхватили, вмиг выкосив картечью обширную прогалину в траве. Цели, впрочем, не достиг никто.

— О, Боже милостивый, — пробормотал Хоксли и пальцы его, приминавшие табак в трубке, чуть дрогнули. — Он будто поздоровался с нами, господа. Согласитесь, тут поневоле станешь суеверным…

— Зато теперь нет нужды искать его по следу, — пожал плечами Дмитрий Константинович. — Думаю нам пора выдвигаться на позиции, пока это чучело не выкинуло еще какой-нибудь сюрприз. Вперед, ребята!

* * *

Река Куанг пахнет болотом: сложный букет мокрой травы, застоялой воды, рыбы и еще чего-то непередаваемого. Все реки в тропиках пахнут именно так. От береговой кромки до разнотравья метров десять, глина испещрена следами кабанов, оленей и мелкого зверья, выходящего сюда на водопой.

Тигр способен покрыть десять метров двумя прыжками.

— Рассредоточимся вдоль береговой линии, джентльмены, — предложил Хоксли негромко и озабоченно. — Будем держаться поближе друг к другу, потому что, бестия слишком хитра.

На сей раз все смолчали, даже Суханов не упомянул про «хрен с винтовой нарезкой» — последний тигриный демарш произвел на публику впечатление. Щелкая затворами и предохранителями, разошлись в стороны. Хоксли махнул рукой едва видимому отсюда сигнальщику, тот продублировал команду дальше и… началось.

— А-ба-ба-ба-ба-ба!.. — с расстояния в пару километров шум, производимый загонщиками больше всего напоминал заунывную мантру. Чуть позже стали различаться отдельные голоса и дружное бряцанье железной посуды. А еще через пару минут из разнотравья начала помаленьку выскакивать живность.

Первыми были птицы и кокопытные. Целое семейство оленей пробежало без видимого испуга мимо охотников и пропало в джунглях. Несколько кабанов на открытое место выскакивать не рискнули — продрались по траве вдоль берега и исчезли тоже. Крупный зверь похожий на быка мелькнул черным боком между саблями стеблей, повернул назад, набирая скорость. Со стороны загонщиков хлопнуло два выстрела, но речитатив не прервался. Громче стал речитатив.

Мелкое зверье потянулось позже, сообразив, что отсиживаться бессмысленно. Богдан и не подозревал, сколько разномастнейших четвероногих обитает на одном гектаре джунглей, да и названий этой живности не ведал. Барсуки, лисы, хорьки или еще кто-то, на барсуков и хорьков похожий. Ящерица выбежала здоровенная, вроде варана, замерла, дразнясь раздвоенным языком.

— Кыш, — сказал Богуславский рептилии. — Уйди, не нервируй!

Русского языка ящер знать не мог, но намек определенно понял — почесал себе мимо воды в траву. Еще пара штук выбежала и умчалась. Змея… о, это уже серьезно! Полосы желтые, полосы черные — почти тигр, но ползучий. Крайт. Уловил, видать, вибрацию почвы, счел за лучшее смыться. Повезло мужичкам, что кобру не встретили — мимо той просто так не пройдешь, сама кого угодно напугает.

— А-ба-ба-ба-ба-ба!!!

Ближе загонщики, ближе. Можно представить, как мечется сейчас по полосе высокотравья могучая зверюга, рыкает утробно, ищет, повинуясь инстинкту, единственный возможный выход. Представить — можно, посочувствовать — нет. Беспредельщик ты, брат, выражаясь интеллигентным языком, а за всякий беспредел положено нести ответ! Решайся, иди на прорыв, рискуй! Сыграй с хомо сапиенс в древнюю как мир игру под названием «кто — кого»! Ну, что же ты?!

— А-ба-ба-ба-ба-ба!!!

Совсем близко загонщики, совсем рядом. Еще немного и… да вот же они — фигуры с котелками, редкой цепью! Видно их уже! Вот и греметь перестали, вынырнули из трав, шумные, недоумевающие! Опять ошибка?!

Ошибки не было. Хитрость была — простая и древняя, подсказанная зверю самой природой.

— Вот она эта ложбинка, — сказал Хоксли примерно час спустя, когда прочесали разнотравье частым гребнем и нашли, наконец-то. — Он просто лег сюда, под вывороченное дерево, распластался и пропустил загонщиков мимо.

— То есть, как это? Люди прошли в паре метров от такой туши и ничего не заметили?!

— А вам приходилось когда-нибудь видеть тигра в засаде? — ответил Хоксли вопросом на вопрос. — В засаде, среди трав, повторяющих рисунок его шкуры? Если нет, то вряд ли вы поверите словам…

На этом тему можно было считать исчерпанной.

Глава десятая

Посвященная безответной любви, а также коварству людскому и звериному

Аппетит, если верить народной мудрости, приходит во время еды. Спорное утверждение. Богдану в разгар солнечного дня есть не хотелось вообще.

— Какие будут предложения от охотника-профи? — Дмитрий Константинович прищурился, разглядывая собеседников сквозь призму стакана! Золотистая жидкость размыла лица, сделала их похожими друг на друга, смешными. За дюжину лет, проведенных в заточении, эта жидкость научилась многим фокусам и приобрела на редкость шаловливый характер.

— Или предлагаете положить того мертвого парня и опять сидеть над ним целую ночь?

— Нет, хоть на практике это самый действенный способ охоты, — отозвался Хоксли, подцепив на вилку кусок консервированного мяса. Мог бы добавить что-нибудь про руки, растущие вовсе не из плеч и неспособные попасть в мишень размерами пять на десять футов. Про танцора мог бы напомнить, коему ноги мешают. Мог бы, но не стал.

— Зверь не уйдет далеко, здесь его охотничий участок. А мы теперь — его кровные враги.

Приемник, стоящий на столе между тарелками, сбился, вдруг, с установленного ритма, превратив бодрую какофонию «Продиджи» в нечто заунывно-тягучее, почти шотландское. Техника тоже кушать хочет — поработай-ка круглыми сутками, почти без передыху!

— Бардак, во всем и везде, — пожаловался Суханов. — Кира, радость моя, у тебя в рюкзаке должны быть…

— Я уже приготовила, Дмитрий Константинович, — определенно гордясь собственной предусмотрительностью, девушка добыла из брючного кармана пару батареек и принялась возиться с мятежным приемником.

— И что бы я без нее делал?! — спросил бизнесмен у присутствующих почти растроганно. — На все, понимаешь, руки…

«И не только руки», — подумалось Богдану, но озвучивать свои мысли не стал. Поднялся лениво (жара!), проделал пару разминочных движений, косясь из-под козырька на застрявшее в зелени солнце. Прошел неспешно, будто прогуливаясь, к одной из хижин, и лесенка скрипнула под его весом.

— Привет, хозяйка!

Лай Мо в ответ улыбнулась смущенно, очи долу. Что ж, по-человечески понятно. Как говорят на Востоке: «Ночной зверь дневному — не брат».

— И чем это ты тут занята? — вопрос получился риторическим, потому как род занятий Лай Мо определялся почти с порога. Автомат она изучала. Тот самый, что Богдан, в шутку или всерьез, девушке нынче презентовал. Никаких, разумеется, сборок-разборок, полных и неполных — сидела просто, положив оружие на колени, и дергала осторожно за все выступающие части.

— Заинтересовалась? — спросил Богуславский, усаживаясь рядом вполне по-хозяйски. — И зачем тебе это?

— Страшно. Каждый день умирают люди, кто жил рядом с тобой. Это… невыносимо!

— Мы убьем тигра, — пообещал Богдан без малейшего бахвальства. — Совсем скоро он сделает ошибку и тогда…

— А потом вы уедете. Насовсем. А вместо этого зверя всегда может появиться другой. Наши старики до сих пор помнят Большого Убийцу, который держал в страхе всю провинцию много лет назад… а там, откуда ты приехал, правда нет зверей?

— Это кто тебе такое сказал?

— Мой муж. То есть… парень. Он бывал в городах, даже в Кухьябе и смотрел в стеклянном ящике про вашу жизнь.

— Где смотрел?

— В ящике. Я не помню, как это называется. Там показывали города, где очень много машин и людей, а дома строят прямо на земле, не на сваях.

Вот ни фига себе! Особо удивляться, впрочем, не стоило — за время скитаний по «третьему миру» Богдан и не такого еще навидался. Азия-с! Тут вам и Южная Корея, родина «Самсунга», и Сайбан, где иные телевизора за всю жизнь в глаза не видели. Не говоря уж о прочих гаджетах.

— Да уж. На сваях у нас не строят, — признал Богуславский, поразмыслив. — Хотя, зверье все же есть. Тебе Хоксли разве не говорил, что в Сибири медведи по улицам ходят? Ай-я-яй, просвещённый европеец, а не знает элементарных вещей.

— Сибирь, это где?

— Это там, где я живу. Зимой холодно, летом жарко, машин и людей много. Медведи, опять-же. Но в целом, неплохое место.

— Возьми меня с собой.

— Что? — пару секунд Богдан разглядывал девушку ошалело, потом понял, что она не шутит. — Слушай, а ты когда-нибудь снег видела? Белый холодный и все вокруг залепляет. Ветрище промозглый, крошка ледяная в лицо! Да ты знаешь вообще, что такое холод?

— Нет. Но хочу узнать, — подняв голову, Лай Мо посмотрела Богдану в глаза, очень твердо. — Я знаю, что где-то есть другой мир, совсем непохожий на наш. Красивый и яркий. Я не прошу тебя быть моим мужем, просто увези меня с собой. Даже служанкой могу быть, жить в любой лачуге, работать не покладая рук. Ты же меня любил…

Та-ак, приехали. Шустрая девочка, на ходу подметки рвет. Полюбил — плати! Что ж, детка, с таким мировоззрением карьера тебе обеспечена — на панели. Именно там, куда и попадают, в конце концов, смазливые эмигрантки без денег, образования и специальности.

«Вот тебе, брат, и случайные связи! Поматросил, бросил и в кусты, да? Нехорошо, Богдаша, нехорошо-о. Хоть и сама захотела, но все-таки…».

— Давай, что ли, научу автоматом пользоваться, — предложил, чтобы хоть как-то разбить затянувшуюся паузу. — Вот, гляди, это называется «затвор». Берешь за рукоятку, оттягиваешь до упора и отпускаешь. Патрон уже в стволе. Вот тут находится предохранитель и переводчик. Если сделать так — стрелять не будет. Вот так — для одиночных выстрелов, а это — для автоматического огня. Для очереди. Видела когда-нибудь, как очередями стреляют?

Она не ответила. Сидела, уставившись в пол, Богдан протерпел пару минут, потом не выдержал:

— Слушай, может, тебе деньги нужны? У меня есть кое-что…

— Уходи, — голос ее прозвучал тускло. — Уходи совсем, пожалуйста. Не говори мне больше ничего.

Помолчали, посидели минут несколько, потом Богдан прошел к выходу. На пороге обернулся еще раз, убедившись, что девушка на него не смотрит. Абсолютно чужая девушка с азиатскими чертами лица. Случайная партнерша. Что ж, все как всегда — в России он тоже постоянством не отличался, благо молодой еще. «Не оправдывайся, друг Богдаша, хреновато ты поступил. Несолидно. Кабы твою сестру какой-нибудь залетный так вот оприходовал…»

— А пошел ты! — сказал Богуславский мысленно своему внутреннему голосу, спускаясь по лестнице. — Тоже мне, интеллигент рефлексирующий! С каких это пор тебя стала совесть мучить за то, что с бабой переспал? И она — не дуреха малолетняя, а вполне сформировавшаяся вумэн, расчетливая и хитрая!

— И все-таки, если б твоя сестра…

— Да нет у меня никакой сестры, понятно? Не-ту! Один я у мамы с папой, а потому — эгоист! И офицер, к тому же, хоть и бывший! Или не знаешь, как в старину господа-гусары ездили на маневры в пригород? Сапоги фасонные, шитые «венгерки» и всё такое. Влюбленные дачницы, охмуренные крестьянки, рога ветвистые, дети внебрачные. Весело было! И ничуть не расходилось с понятиями офицерской чести, между прочим.

— И все же некрасиво как-то.

— А так не бывает, чтоб кругом сплошная красота! Даже у героев не бывает, пока благодарные потомки не отретушируют всю их жизнь, не залакируют и на пьедестал не поставят. И будет тогда герой весь из себя правильный, чистый и благородный. Положено ему. А мы, простые смертные и так проживем!

На душе было пакостно.

* * *

Обед еще не закончился. Суханов с Хоксли сидели, развалившись, за столом и не столько ели-пили, сколько беседовали за жизнь, по славной русской традиции. Языком общения, впрочем, был выбран инглиш, а потому сидевшая рядом Кира участия в разговоре не принимала. Реанимированный приемник на столе пел о чем-то голосом Селин Дион.

— Слушай, если между нами, сколько у Константиныча бутылок в запасе? — спросил Богуславский, присаживаясь рядом с коллегой. — Всю Шотландию с Ирландией разорил, не иначе.

— Завидуешь? — усмехнулась Кира, и тут-же во взгляде проклюнулся интерес. — Что, с вдовушкой нелады?

Ах ты, догадливая ты наша! Твою бы интуицию да на добрые дела!

— Нелады. Поэтому ночевать теперь будем все вместе. Ты рада?

— Безумно! Если не возражаешь, я пойду вздремну чуток, а ты бди за порядком, дорогой.

— Бдю, — кивнул Богуславский важно, покосившись на собутыльников. И как им хочется в такую-то жару?! Оглядел окрестности на предмет возможных угроз, убедился, что пусто вокруг, спокойно и безопасно. От выстрелов клиент прикрыт кустами и стеной сарая, в упор не подойдешь — пять метров открытого пространства нужно пересечь. С любой из сторон. Хорошая позиция — даром что ли Богдан так долго место для стола выбирал! Теперь можно сесть, расслабиться и почивать на лаврах.

В этот момент что-то, вдруг изменилось.

Приемник умолк.

После долгой минуты молчания в динамиках проснулся голос — мужской, совсем не мелодичный и бесконечно далекий от Селин Дион.

«Внимание! Передаем важное правительственное сообщение для народа республики Сайбан!»

Аж, по сердцу дернуло: подзабытые, в подкорке сидящие у каждого «бывшего советского человека» интонации времен Совинформбюро. Вмиг осознаешь — не о бирюльках речь идет, о серьезном. О Государственных (именно так, с большой буквы) делах.

«Сегодня правительственными войсками республики была подавлена попытка государственного переворота, имеющая целью приход к власти экстремистских сил. Вооруженные отряды мятежников полностью разгромлены, организаторы заговора арестованы и готовы предстать перед судом! Ведется следствие!»

Богдан озвученному факту не удивился: перевороты в «третьем мире» — дело столь же привычное как эпидемии гепатита. В Азии реже, чем у африканцев или у потомков конкистадоров, но бывает, бывает. Специфика развивающихся стран, если хотите. Гораздо интереснее сейчас выглядело поведение Суханова.

— Всё, звиздец, — произнес уважаемый бизнесмен пустым каким-то голосом и пальцы, сжимавшие стакан, заметно побелели.

— Дмитрий Константинович! — Кира, не успевшая дойти до хижины пару шагов, бросилась назад. — Что с вами?

— Все в порядке, — пробормотал Суханов, показавшись, вдруг, Богдану, гораздо старше своих лет. — В порядке, на мази, волноваться не стоит. Нервные клетки не восстанавливаются!

Дотянувшись до прямоугольного бутыля, нацедил себе полный стакан и залпом опрокинул. Силен мужик!

— Я могу вам чем-то помочь? — обеспокоился, наконец, добряк Хоксли. — Если у вас проблемы со здоровьем…

— Сказал же, все нормально! — теперь Дмитрий Константинович действительно взял себя в руки и выглядел лишь раздосадованным игроком, продувшим перспективную партию.

— А помочь можете запросто, мистер Хоксли! В рамках своих обязанностей! По крайней мере, уж тигра-то я убью при любом раскладе… послушайте, Стивен, ну неужели у вас тут никто не охотился на этого зверя честно, а?! Без всяких там гребаных маханов, прямо на земле? Выйти в джунгли вечерком, дождаться!

— Нет, сэр. Тигр не примет ваших правил, он подкрадется со спины и не даст ни единого шанса.

— А мне плевать! Понимаете, сэр Хоксли, мне плевать! Передо мной московская мафия, и прочие… все были на цырлах, а тут какая-то стебаная безмозглая кошка… — придя к новой мысли, он проворно сцапал стоявшее рядом ружье. — Я с ним сейчас поговорю, чтоб понял. Эй, ты, засранец! Выйди и докажи, что ты мужик! — последние две фразы адресованы были близким джунглям и сопровождались выстрелом навскидку.

— Зря вы это, сэр, — произнес Хоксли с укоризной вышколенного камердинера, отговаривающего пьяного лорда ехать среди ночи в бордель. — Тигр сейчас, наверняка, далеко, а вы напрасно сожгли патрон ценой в десять долларов.

— Как же, десять! Подлецы из фирмы Голланда цены залупили неимоверные! А тигр все еще там, я его на расстоянии чую!

«Кино, — подумал Богдан чуть брезгливо. — Прямо таки экранизация Джека Лондона, или кто там еще писал про крутых охотников?» А все виски! Хотя, нет, не только. Еще что-то было, превратившее солидного человека в такого вот позера дешевого. Стресс? Разочарование от неудачи?

— Я не советую вам, сэр, принимать все столь близко к сердцу, — увещевал тем временем Хоксли, наливая себе еще порцию. На два пальца, цивилизовано.

— В охоте как и в бою, не должно быть ничего личного.

Очередной тезис, порожденный холодным европейским умом.

Поднялся Богдан с чурбака и пошел к «гостевой» хижине. У самой лестницы, правда, обернулся — хорошо мужики сидят. Разговор ведут задушевный, вполне обычным тоном. И пусть себе. Оставлять клиента без охраны нельзя, но сейчас Богуславский просто обязан был отлучиться — на пару минут, хотя бы. С Кирой пообщаться приватно.

Она нашлась в хижине — реализовывала свое давешнее намерение насчет сна. При появлении Богдана вмиг приподнялась, брови вопросительно вскинула.

— А я к тебе, — сказал телохранитель простецки, опускаясь на циновку. Совсем как у вдовы недавно.

— Может, хоть ты мне все объяснишь?

— Что именно? Если насчет Суханова, так я ведь предупреждала.

— Большой человек — большие дела, да? Только мне ведь от этого не легче, радость моя, мне конкретику надо. В контракте нет условия насчет игры втемную, а потому давай уж определимся.

— Слушай, ну чё ты такой любопытный, а? — протянула Кира с некоторым даже блатным «прононсом», абсолютно ей несвойственным. — Ну, тебе ведь платят за риск, так?

— Нет, не так, — отозвался Богдан жестко. — Совсем не так! Риск разный бывает и оплата разная, особенно у спецов моего уровня. Одно дело, защищать клиента от хулиганья, грабителей и киллеров, а совсем другое — от всей армии государства. Включая полицию и этих… «невидимок» с непроизносимым названием. Я на такое не подписывался.

На этот раз девушка молчала долго — смотрела Богдану в глаза, будто пытаясь определить уровень осведомленности.

— А если скажу, что сама знаю не больше тебя? Поверишь?

— Нет.

— Ну и напрасно. Пораскинь-ка своим гениальным аналитическим умом, оцени мой статус при Суханове и соответствующий допуск к информации. Без скидки на пол, между прочим. Это дураки заводят любовниц и вышептывают им в постельке государственные тайны, а Суханов далеко не дурак. И я — не любовница. Он ко мне за все годы пальцем не прикоснулся, не взглянул даже, как на женщину. Так себе, элемент имиджа, вроде машины или галстука! — голос Киры опасно зазвенел, заставив Богдана поморщиться. Две рассерженных дамы с перерывом в полчаса — это уже слишком.

— Так он что, действительно… того?

— Понятия не имею. Но скорее всего, просто умный человек, не смешивает работу с личным.

— Ладно, это все лирика, — сказал Богуславский чуть хамовито. — Давай-ка ближе к делу…

Тут-то всё и началось.

Сперва был крик — человеческий, наполненный ужасом и болью, захлебывающийся.

Потом рев — яростный рев огромного хищного зверя, торжествующего победу.

Никогда еще Богдан не бегал так быстро. С порога хижины, с трех метров сиганул без лестницы, промчался мимо стола (Суханов на месте!), подхватив карабин, через низкую оградку перемахнул с разбегу. Впереди, у самой кромки высокотравья металось яростное живое пламя, ревело, вздыбливаясь и опадая. Зверь рвал человека.

Остановиться, упасть на колено, карабин к плечу…

Тигр поднял голову и глянул в упор. Верхняя губа, перемазанная алым, приподнялась, обнажая кривые острия, выпустила наружу рокочущее ворчание. Будто голос вулкана под тонкой земной корой. Мышцы бугрятся, желтые глаза гипнотизируют, а хвост… хвост мечется сюда-туда, быстро, нервно.

Богуславскому вспомнилась, вдруг, домашняя кошка, готовая к прыжку, и в тот же миг оцепенение спало. Перед охотником была дичь, только и всего. Выстрел короткая отдача в плечо, блеск вылетевшей гильзы…

Потом замедленная съемка кончилась, и жизнь вокруг полетела с обычной бешенной скоростью.

Кира, подбежавшая сзади, прицелилась тоже в полосатую тушу, но сразу опустила карабин — стрелять уже незачем. Суханов с хмельной смелостью подошел к тигру вплотную, слонобойку свою за спину забросил, ухватился обеими руками за могучий звериный загривок:

— Помогите-ка!

Зверь, весивший куда больше двух центнеров, казался почти неподъемным, но адреналин в крови троих людей придал им дополнительные силы. Подняли. В сторону сдвинули.

— Эх, мать твою! Ну, как же ты так?!

Последняя реплика относилась к человеку, который слышать ее никак не мог. К человеку, в котором очень трудно сейчас было узнать охотника Стивена Хоксли. Голова вывернута под неестественным углом, алое месиво на месте горла, длинные полосы от когтей по всему телу. Медицина бессильна.

— Он ведь даже не сказал, зачем сюда поперся, — пробормотал Дмитрий Константинович, на глазах трезвея от увиденного. — Намекнул насчет «отлить», ружье взял и ушел. А мне все равно было.

«Уж это точно! — подумалось Богдану, — На тот момент, ты свое имя, поди, вспомнить не мог. А насчет зверя угадал ведь — реально тут он сидел, любовался вами с пятидесяти метров! Вот тебе и экранизация Джека Лондона». Богуславский потянулся за ружьем Хоксли и тут заметил нечто, куда более интересное. Взглянул быстро — не видит ли кто посторонний — пальцы сцапали ЭТО одним небрежным движением, в карман сунул. Суханову с Кирой можно потом показать, а вот местным жителям видеть сей предмет совсем даже не обязательно. Потому, хотя бы, что они МЕСТНЫЕ и живут по законам этой страны. Нельзя им показывать, что ты обо всем догадался, а то, чего доброго, решат форсировать события!

— Он был хорошим охотником, — сказал кто-то из подбежавших крестьян. — Он почти опередил зверя.

Что ж, действительно. Даже если сделать скидку на алкоголь в мозгу и на то дело, которым Хоксли был так увлечен в момент нападения. Вошел в травку метра на три, вынул ПРЕДМЕТ из кармана, а может из тайника какого. Почуял зверя и обернулся к нему лицом, понимая, что не успеет поднять ружье. Умирая уже, выхватил нож и всадил людоеду в пузо — чуть-чуть до сердца не достал. Простые вроде бы действия, а попробуй выполни в последний миг!

— Быстро все кончилось, — сказал Богуславский, жалея как никогда, о «брошенном» курении. — Так долго ехали, выслеживали, ждали, а получилось все в несколько секунд. Вот вам и конец кровной вражде, господин Суханов. Давайте, что ли отнесем его к хижине.

— Зачем? Я заплачу людям, они и отнесут, и уложат, и с тигра шкуру снимут. Это ведь, кстати, твой трофей.

— Да бросьте вы! Будто я за тем сюда ехал! Нам сейчас о транспорте думать надо.

— В Судайпхи есть христианский священник, — подал голос стоявший рядом староста. — Он наверняка согласится приехать и похоронить вашего друга, за умеренную плату. Придется, конечно, оплатить грузовик с охраной…

— Спасибо, почтеннейший, — отозвался Богдан, пропустив, было эту речь мимо ушей, затем спохватился. — В Судайпхи, говоришь? А поближе тут нигде машину не нанять?

— Увы, здесь даже тягловый скот имеется не во всех деревнях. Бедность…

— А до Судайпхи нужно добираться часа три, так? — прикинул Богуславский, взглянув на солнце. Вечер скоро, машина по темноте не поедет, а жаль. Неплохо оно было бы. Вместительный кузов, охранники со своим «дайх пхо»… хотя, против полиции и солдат никакие «повозочные законы» не подействуют.

— Не беспокойтесь, я прямо сейчас пошлю кого-нибудь из парней в город, — заверил тем временем староста. — У наших мужчин быстрые ноги. К вечеру будет там, а уже наутро сюда приедет грузовик. Сегодня устроим для вас, почетное празднество в честь избавления от людоеда, и память вашего друга почтим, разумеется!

Хитрый дед, все уже распланировал. Неужели надеется деньжат заработать, на избавителях? Или… задержать хочет? До утра, любым путем?

«Очередной приступ мании преследования», — подумал Богдан иронично о самом себе и улыбнулся со всем возможным благодушием:

— Зачем такие хлопоты, почтеннейший, мы сами пешком дойти способны.

Вокруг уже толпился народ — вся деревня сбежалась, включая стариков и чумазых детей. Стояли молча, разглядывали огромную мертвую тушу, подходить не спешили.

— Падхья, ши куа буто шиа падхья… — зашептал из крестьян знакомое уже Богдану заклинание от злых духов. Другой приблизился, пнул тигра ногой в бок, еще раз ударил, посильнее. Собачка подбежала, вздыбив шерсть, потом успокоилась и задрала над мордой зверя тощую заднюю лапу.

«Что ж, всё как везде. Мертвого царя любой раб обделает». Ощутив вдруг отвращение, Богдан растолкал плечами толпу и направился к деревне.

— Тут нельзя ходить пешком, — продолжал увещевать староста, семеня рядом. — Нельзя! Дорога до города очень длинна и опасна!

— Да отвали ты, дед! — бросил ему Богдан по-русски, затем вспомнил о политкорректности и добавил уже мягче, на языке туманного Альбиона. — Распорядитесь, почтеннейший, чтобы с тигра сняли шкуру, да чтоб усы при этом не обрезали. Ясно? Когти, зубы и мужские причиндалы можете оставить себе.

Суханов с Кирой сидели уже во дворе «гостевой» хижины, отодвинув свои чурбаки подальше от стола.

— Что ты ему подарил? — спросила девушка безучастно, имея в виду благодарные жесты старосты. — Он аж светится весь.

— Это от жадности. Рассчитывает толкнуть кому-нибудь тигриные погремушки — они, по местному поверью, зверски повышают потенцию. Слушай, а может он их себе оставит? Найдет какую-нибудь бабульку…

На обеденном столе лежал теперь Хоксли — вытянутый, неестественный. Костюм, располосованный когтями, приведен, по возможности, в порядок, шляпа с лентой из тигриной шкуры накрыла лицо. Шутить при нем не хотелось.

— Староста обещал доставить священника, — сообщил Богдан, присаживаясь рядом с Сухановым. — А хоронить придется тут. Он хоть христианин был? Хотя, всё равно. Душой он давно уже местный житель, и не только по вероисповеданию.

— В смысле?

— А вот, — произнес Богуславский, вынимая, наконец, из кармана ПРЕДМЕТ. — Ради этого господин Хоксли ушел в заросли, из-за этого отвлекся и подпустил зверя слишком близко. Трудно совмещать профессии охотника и шпиона.

— Что это такое? Приемник?

— Передатчик. Очень удобная штуковина для скрытого ношения. Наш доблестный тигролов шпионил за нами и сбрасывал информацию своим хозяевам, не знаю уж кому именно, — Богуславский с некоторым удовольствием пронаблюдал за побледнением кожных покровов Сухановского лица и выдержал даже театральную паузу. Чтоб проняло.

— Какой у него радиус действия?! — Кира сориентировалась куда быстрей клиента и напоминала теперь туго сжатую пружину.

— Я не специалист, — улыбнулся Богдан с видимым спокойствием. — Давай уж исходить из худшего, то бишь из минимального. Тысяча метров. В джунглях скорее всего ретранслятор. При самом плохом раскладе времени у нас — пятнадцать минут, на все дела. Принеси-ка наши шмотки, дорогая.

— Я!? — вскинула брови Кира, затем кивнула нехотя. — Заодно, в порядок себя приведу…

— Пятнадцать минут, — напомнил Богуславский занудным голосом. — Теперь с вами, Дмитрий Константинович…

— Что ты имеешь в виду? — определенно, испуганным или сломленным клиент не выглядел и взгляда не отвел. «Аккуратней с ним — напомнил себе Богдан, — Палку не перегни».

— Понимаете ли, господин Суханов, работа телохранителя — это ведь не только за спиной ходить. Тактика охранных мероприятий должна быть разработана, а для этого нужна адекватная оценка угрожающей вам опасности…

— Короче, Богдан, чего ты хочешь?

— Меня интересует только одно. Степень вашего личного участия в заговоре. И не нужно вот так на меня смотреть, Дмитрий Константинович, я излишним чинопочитанием не страдаю.

— Что ты несешь?!

— Хамить тоже ни к чему, — приподнявшись с чурбака мгновенным движением, Богуславский навис над клиентом.

— Поясняю еще раз, — сказал тихо, глядя почти в упор. — Я ваш охранник, но не ваш холуй. Меня можно называть на «ты», но оскорблять не стоит. Ясно? Хотя, это все лирика, это не главное. Хочу, чтобы вы поняли и осознали, наконец — Хоксли послал кому-то вызов. После вашей бурной реакции послал, убедившись, что вы — не последний человек в том заговоре. Максимум через час сюда приедут люди: может солдаты, а может — бандиты, партизаны, мятежники. Мне наплевать! Важно, что они приедут за вами и за мной, естественно, тоже. Я должен ориентироваться в ситуации от и до, чтобы знать куды бечь, — последнюю фразу Богдан произнес обычным, ровным тоном, возвращаясь на свое место. Расслабился, улыбнулся.

— Извините за резкость, Дмитрий Константинович, я лишь хотел, чтобы вы осознали серьезность момента. Пятнадцать минут на исходе.

— Интересно, вы со всеми клиентами ТАК общаетесь, господин телохранитель?

— Нет, только с избранными, господин магнат. С потенциальными самоубийцами, которым наплевать на свою жизнь и безопасность. Когда вернемся в Россию, сможете отыграться по полной программе, а пока давайте уж жить дружно. Лады?

— Все же интересный вы человек, — покачал головой бизнесмен, глядя в сторону. — Вроде, не хам провинциальный, и хвалят вас как блестящего профи, а вот… Мне такие еще не встречались.

— Это потому, что у вас в высших сферах воздух другой, слишком разреженный. Такие как я туда взлететь не могут, а если и поднимутся, то падают с грохотом.

На сей раз Суханов промолчал вовсе. Обиделся, пожалуй. Перегибаешь ты палку, Богдан, перегибаешь! Ударится клиент в амбиции, займется самодеятельностью и наскочит неминуемо на нож или на пулю. Оно тебе надо?

— Все, вроде, собрала, — доложилась Кира, подходя с тремя пятнистыми рюкзаками. — А что это вы притихли?

Надо отдать ей должное, напряжение девочка улавливала сразу, да и снимать его умела одним махом.

— Двое суровых мужчин на фоне дикой природы, интригующая картина! Богдан, поделись планами, не жадничай!

— Все планы в моем рюкзаке, — отозвался Богуславский с ленцой. — Наружный карман, клапан на молнии. Там должна быть карта местности.

— Нет, ну ты совсем разленился! Я тебе что… — замерла, вдруг, прислушиваясь к чему-то далекому. — Может, мне мерещится, но…

— У тебя отличный слух, — заверил Богдан. — Вы, сэр клиент, и вы, леди, хватайте-ка все свое и айда в лес! Думаю, пара минут у нас еще осталась.

— А шкура как же? И похороны?

— Будет вам и то и другое, в вашем личном исполнении. Обдерут, а потом похоронят. Хватайте рюкзак быстрее!

На сей раз Суханов подчинился молча — теперь и он услышал ЭТО. Стрекот, гулкий и характерный, словно гигантская стрекоза бьется о стекло.

Нарастающий звук вертолетных винтов.

Глава одиннадцатая

Доказывающая, что и один может быть воином, хоть и не в поле

Бегство — дело непростое, и многие «профессиональные бегуны от погони» вам это подтвердят. Те, кому доводилось выпрыгивать из мчащихся поездов и автомобилей, сигать с крыш и мостов, гримироваться, следы путать. В таком беге голова куда важнее ног.

— За мной держитесь! — крикнул Богдан, умостив рюкзак за плечи и подпрыгнув пару раз на носках. Не звенит ничего, не болтается, лямки отрегулированы — хоть пару часов беги, без остановки. Было бы куда! Население деревни собралось около тигра и это прекрасно, лишних свидетелей не будет. Идем, соответственно, в сторону, противоположную толпе — как раз навстречу вертолетному гулу. Рискованно, конечно, деревню придется пробежать и пересечь открытое пространство, но все лучше, чем попасть на глаза местным. Которые, будучи лояльными к власти, вмиг укажут погоне нужное направление. Да и к реке стоит держаться ближе, а то как бы собачек по следу не пустили.

Солнце печет, пот заливает глаза, дыхалка с отвычки начала сбиваться. Говорил тебе в свое время инструктор — тренируйся, цени минуты и секунды! Не послушался!

— Богдан, сбавь маленько темп! — это Кира упыхалась, но идет ровно, молодец. Клиент зато начал сдавать, не в его годы заниматься стайерством.

А вертолеты совсем близко!

Приотстал Богдан, сдернул с бизнесмена на бегу рюкзак и ружье. Вроде, легче стало Суханову. А Богуславскому почему-то наоборот.

Кончилась улица, пустошь потянулась, а там и высокотравье уже рядом. Добежать, углубиться, запутать следы. Схрон какой-нибудь оборудовать да пересидеть пару суток, пока облава не пройдет.

— Быстрее, господа-товарищи, еще один рывок!..

Последних несколько метров Дмитрия Константиновича пришлось тащить как раненого — ухватив под мышки и забросив его руку себе на плечи. Тяжел оказался господин магнат, почти как вся российская экономика! Уф-ф, ну, наконец-то!

— Сразу не садитесь! — крикнул телохранитель Суханову в ухо, освобождаясь из бизнесменских объятий. — Сердце может прихватить с непривычки. Постойте, продышитесь.

— Ладно, — произнес Дмитрий Константинович, хватая воздух ртом, сделал еще пару шагов и… опустился наземь. Надежно так присел, основательно. Одного взгляда хватит чтобы понять — никуда, в ближайший час, как минимум, этот человек не побежит. И не пойдет. Следы не сможет запутать, на дереве пару суток не усидит. Не учили его этому, не готовили ни физически, ни психологически, а если и было подобное, так лет тридцать назад. Быльем уже поросло.

— Та-ак, приехали, — подытожил Богуславский, опускаясь на корточки. Может, и к лучшему оно — не ломиться сразу в лес как испуганные кролики, а понаблюдать. Выяснить численный состав противника, тип вооружения, тактику возможную просчитать. Все то, без чего беглец, даже самый шустрый, неизбежно превращается в обложенную и затравленную дичь.

А вертолеты уже там, над деревней. Заходят от солнца, рассекая воздух туманными дисками винтов. Транспортники, МИ-8 советского опять же производства, размалеванные в желто-коричневые тона камуфляжа и снабженные тяжелыми пулеметами, типа ДШК. Серьезные птицы. Не КА-50, конечно, сиречь «черные акулы», но все же, все же… Недооценили мы вас, однако!

— Лежать, не двигаться, — дернул Богдан за плечо Суханова.

— Аккуратней! — похоже, клиент опять начал злиться, а значит от первого шока отошел. Красный весь, истекающий водой, улегся нехотя, руки сунул под голову, будто на пляже. И то хлеб. Теперь смотреть, наблюдать…

Пилоты дело свое знали туго — одна «вертушка», не дойдя до деревни, стала снижаться, вторая пошла над домами и зависла с противоположной стороны. Гавкнул коротко пулемет, взвилась фонтанчиками солома на крышах, доски затрещали под ударами мощного калибра. Предупреждают, стало быть, возможных злоумышленников. Раскрылся люк, выпала бухта капронового шнура, разматываясь с высоты на все свои десять-пятнадцать метров. Фигура из люка шагнула и поехала по шнуру к земле с обезьяньей ловкостью, за ней вторая, третья, четвертая… Классический способ десантирования при отсутствии посадочной площадки. Ближняя «вертушка» сработала проще — опустилась на ровный пятачок, метрах в двадцати от затаившихся охотников и тоже, естественно, выбросила десант.

— Однако, уважают вас, господин бизнесмен, — прокомментировал Богуславский, считая выпрыгивающих солдат. Первый, второй… седьмой, восьмой… Десять человек! Во втором вертолете, наверное, столько же. Парни, отсюда видно, хваткие, жилистые, в «тропическом» камуфляже. На головах вместо кепи — коричневые береты. Непростая, стало быть, солдатня.

— Куда их столько?! — удивилась Кира. — Неужели за нами?!

— Ага. Не за всеми, правда, — процедил Богдан сквозь зубы, покосившись на клиента. — Лишних, думаю, пустят в распыл.

Вертолеты, между тем, продолжили действовать слаженно будто на учениях: дальний остался висеть, вышаривая цели пулеметом, ближний, сбросив десант, поднялся. Солдаты, пригнувшись от поднятого винтами вихря, бегут уже сноровисто вперед, широкой цепью. Охватывают деревню полукольцом, будто давешние загонщики. Второе крыло невода, двигаясь навстречу, оттеснило крестьян от высокотравья и отрезало любые пути к отступлению. Классическая облава. Богдан, как бывший вояка (ну, почти вояка) не мог не оценить красоту маневра и позавидовать крестьянам не мог тоже. Паны, как известно, дерутся — у холопов чубы трещат. Тем более в Азии, известной своим пренебрежением к человеческой жизни. Тем более, при таком вот раскладе — целый заговор, как-никак. Закон военного времени, чрезвычайные меры и все такое прочее.

— Что они собираются делать? — это уже господин Суханов не сдержал любопытства.

— Сейчас увидите, — отозвался Богдан опять не слишком любезно. — Вы слыхали когда-нибудь слово «зачистка»?

Определенно, не знаком Дмитрию Константиновичу сей специфический термин — из новостей, разве что, краем уха. Богдан в войсковых операциях не участвовал, но вот мелких локальных войнушек по всем континентам повидал изрядно. Знал, что сейчас будет и КАК будет, а потому не горел особым желанием присутствовать. Тем более, что каждая лишняя минута усугубляла положение.

— Отдохнули Дмитрий Константинович? Тогда давайте, аккуратненько отползаем в траву, встаем и делаем марш-бросок? 2. До берега реки Куанг, всем нам до боли знакомого. Что такое с вами?

Суханов, едва приподнявшись, побелел, как полотно и вновь принял лежачее положение.

— Сердце что ли?!

— Д-да нет, ерунда, давленка, видать, — в руках у бизнесмена появилась стеклянная трубочка. Ох, мать честная — не валидол даже, нитроглицерин!

— Сейчас все пройдет, сейчас… Староват я, видать, для таких кроссов…

Да уж. Только и осталось Богуславскому, что выматериться про себя, да вновь перевернуться на живот. Продолжить наблюдение за сценами в духе Средних веков.

Жителей согнали уже на окраину, усадили наземь — мужчин и женщин с детьми раздельно, под охраной тройки автоматчиков. Хижины стали шмонать — профессионально, неспешно, страхуя друг друга. Пожалуй, это не просто армейцы, а подразделение по борьбе с партизанами. Профессиональные каратели и охотники на людей. Вон двое подошли к сидящим мужчинам, оружие наставили. Сейчас велят раздеваться по пояс — будут искать потертости на плечах от автоматного ремня, синяки от приклада и прочее. Хотя нет, здесь эта хитрость не прокатит — у каждого имеется охотничье ружье, и следы, соответственно, тоже у всех. Другое солдаты задумали, совсем другое. Вот и остальные, закончив шмон, к мужикам приблизились. А потом…

Сердце Богдана кольнуло, вдруг, и сжалось, почти как давеча у Суханова. Телохранитель увидел Лай Мо. Вдова до последнего надеялась пересидеть беду, из хижины своей не вышла, а потому солдаты отыскали ее там. Вместе с дареным автоматом. Сейчас женщина шла по улице, глядя отрешенно перед собой, и смирившись, уже со своей участью. Кто-то из карателей толкнул ее в сторону, подбежал к офицеру с докладом.

— Что они делают? — спросила Кира, но ответа не дождалась. Язык у Богдана не поворачивался, и краска, горячая, злая залила лицо.

— Они ее арестовали?

— Да.

«Да, арестовали! Хочешь знать, почему?! Да потому, что хранение автоматического оружия без специального разрешения здесь запрещено. Настрого запрещено! Под страхом смертной казни! Ты хочешь спросить, знал ли я об этом? Да, знал! Идиот и мудила Богдан Богуславский прекрасно был осведомлен о местных нравах, но понадеялся на русское «авось». Смерть подарил бабе в награду за все хорошее! Башку бы ему, придурку, разбить и руки оторвать, да нельзя! Нужен еще! Две жизни сейчас под его ответственностью — клиент и ты, коллега, а потому бороться он будет до упора. Вас спасать. А ту — не спасешь уже!» Богдан зарычал даже, зубы стиснул до боли, ощутив во рту медный кровяной вкус. Глаза глядели, фиксировали, волей-неволей, происходящее.

— Чей это автомат? — спросил командир «коричневых беретов», подняв оружие над головой,

— У охотников не было такого автомата, они не могли оставить его вам. Я не верю, что эта женщина — партизанка, а значит, она хранила его для кого-то из вас. Может, для тебя?

Жест небрежный, указующий, на первого, попавшегося в толпе крестьянина. Солдаты подхватили избранного, вмиг заломили руки и на колени поставили.

— Я спрашиваю последний раз, — пару секунд офицер выжидал, потом подошел к обреченному. Вынул картинно пистолет из кобуры, предохранитель щелкнул, дуло плюнуло огнем человеку в затылок. Крестьяне вскрикнули, кто-то попытался вскочить, но упал от удара прикладом. Офицер пистолета не спрятал, ищущий взгляд прошелся опять по толпе.

— Кто следующий? Так будет, пока мы не отыщем виновного.

Все правильно, децимация. Способ наказания, придуманный еще древними римлянами и кем только с тех пор не обкатанный. Детали по большому счету не важны, каждого ли десятого казнить, или попросту, как сейчас, методом тыка. Результат важен — сломить выживших, лишить раз и навсегда воли к сопротивлению.

— Кто следующий, я спрашиваю? Может, ты?

Очередной избранный рванулся, но силы оказались неравны. Ткнули под дых, потащили. Никто из соседей помочь обреченному уже не пытался — в землю смотрели, отводя глаза. Не коллектив это и даже не толпа — стадо. Бараны, согнанные на бойню.

— Так значит, ты? — судя по лицу офицера, особого удовольствия ему палачество не доставляло. Работу делал человек, грязную и наверняка, по его мнению, нужную. Блеск пистолета, выстрел. Еще одно тело ткнулось лицом в песок.

— Кто следующий?

А потом солдаты схватили, вдруг, вдову. Двое самых здоровых. Не на казнь потащили, а к деревне, подальше от аборигеновых глаз.

— Стоп, — покачал офицер головой, красноречивый жест указал на пятачок перед сидящими. — Здесь.

Чтобы, значит, видели все. Чтобы не выдержало сердце у того, неизвестного — любовника, друга, жениха. У того, кто автомат оставил.

— Богдан! Они хотят… — Кира взвилась, но рука Богуславского удержала ее за локоть.

Да, хотят. Был бы один — рискнул бы, сыграл с солдатней в стрелялки-догонялки. Сейчас не рискнет. Пальни сейчас, убей пару карателей — спасешь ее? Да ни фига подобного! Остальные восемнадцать изрешетят тебя как дуршлаг, Суханова захватят, а Киру… Кира наверняка окажется на месте вдовы. Этого хочешь?!

Лай Мо молчала, идя мимо сельчан, и не вскрикнула даже, когда каратель повалил ее наземь. Один из солдат схватил за длинные волосы, второй разодрал на ней одежду сверху донизу. Тут уж она закричала, забилась, вскочить хотела, но не смогла.

«Не смей, не смей!» Мушка богдановского карабина плясала по пятнистым силуэтам, бешеные мысли адресованы были только самому себе. НЕ СМЕЙ!

Это легче всего — нажать спуск, поддавшись эмоциям, и принять смерть. Сейчас, когда адреналин бурлит в крови, и тело само рвется на глупый и бессмысленный бой. Бежать, стрелять, получать пули. Так может поступить идеалист-романтик из тех, что идут на войну с благородными помыслами, мечтая сразиться «за други своя». Профи так поступить не может. Идеалисты-романтики гибнут в первом же бою, либо совершают чудеса героизма, удостаиваются славы, орденов и медалей. Их совесть чиста и сон крепок. О делах профессионалов не знают даже близкие друзья, даже члены семьи — никто, кроме коллег и начальства. Заслуги их отмечаются парой строчек в засекреченном приказе, боевые награды вручаются конфиденциально. Погибнуть профи может в единственном случае — если это не помешает выполнению задания. Сейчас задача проста — сохранить жизнь клиента. Даже если клиент этот самый водил тебя за нос и вовлек в неприятности ни в чем не повинных людей. Даже, если ненавидишь ты его за это. И если ради спасения его жизни надо вытерпеть…

Девушка всё кричала. Подбежал еще солдат, ухватил за ноги, прижав намертво к земле. Третий, самый здоровый, ударил Лай Мо пару раз кулаком в лицо, оборвав крик, потом пристроился сверху. Вздрогнул, выгибаясь в экстазе, заорал демонстративно. Следующий очередник отталкивал его в сторону, торопил — они все хотели успеть. Все девятнадцать человек. Успеть до возвращения вертолетов, до прибытия основных сил, до начала операции, которая неизвестно чем закончится. Насильнику спешить уже некуда — встал лениво, застегивая штаны, потянулся, начал что-то говорить. И опрокинулся, вдруг, взмахнув нелепо руками. На мгновение показалось, что взгляд может убивать — его, Богуславского, взгляд, пробивший во лбу карателя аккуратное отверстие. Запоздалый грохот выстрела, совсем рядом, едкий пороховой дымок. У Киры нервы не выдержали.

«Дура! — крикнул Богдан с запоздалой тоской. — Ну, нахрена?!». Про себя крикнул, вложив всю злость в палец на спусковом крючке. Бац! Офицер, не успевший спрятать оружие, завалился ничком. Остальные опомнились моментально — упали, кто где был, вжались в почву с ловкостью, выдающей немалый опыт. Пару минут займет поиск естественных укрытий, еще минут за пять переместятся, займут выгодную позицию. Потом начнут действовать обкатанным методом — одни прикрывают, заливая джунгли свинцом, другие атакуют. Перебежками, залегая через каждые несколько метров. При самом плохом раскладе меньше, чем за пять минут до высокотравья не доберутся. Итого — двенадцать… ну ладно, десять, чтобы не расслабляться! Десять минут форы, пятикратный численный перевес противника, автоматическое оружие против охотничьего. Выучка и боевой опыт против гражданского «чайника» с больным сердцем, эмоциональной девицы, да одного единственного спеца, давно не воевавшего. Каковы шансы для этих троих? Хреновые шансы, чего уж там! Возможность победить не рассматривается вовсе, возможность уйти от погони… тут можно попробовать.

Если очень повезет.

— Кира, слушай внимательно. Сейчас вы, вдвоем, отсюда срываетесь. Метров пять отползаете по-пластунски в траву, потом встаете и галопом. Поняла?

— А ты?

— Я спрашиваю, ты поняла?! Ваша цель — выбраться на берег, сесть в лодку и отчаливать. К большому острову не швартуйтесь, ищите маленький, но поросший деревьями, чтобы с воздуха вас не углядеть. Место для высадки выбирайте выше и суше, чтоб следов не осталось, лодку вытащите из воды и спрячьте подальше от берега. Ну вот… — на секунду Богдан запнулся. Слишком много бы еще надо сказать, уберечь от элементарных ошибок неподготовленных к джунглям людей. Ладно, всего не упомнишь. — Я вас догоню и найду при любом раскладе, так что прячьтесь получше. Все ясно?

— Но Дмитрий Константинович! Он же…

— Твои проблемы, — отмахнулся Богдан, наблюдая за перемещениями в стане врага. — Ты кто?! Телохранитель?! Вот и храни тело как можешь! Хоть на руках тащи, но подальше отсюда!

— Я могу идти, — пробормотал бизнесмен. — Что уж вы меня совсем за инвалида держите?!

— Тем более. Времени у вас — пять минут. Это очень мало. Все, до встречи.

На сей раз Кира вопросов не задавала, лишь вздохнула и первой начала отползать, оглядываясь на Суханова. Несколько метров действительно одолели по-пластунски и это было правильно — колыхание травы привлекло взгляды сразу нескольких солдат. Затрещали очереди, засвистело над головой, листья саблевидные сверху посыпались. Пущай стреляют. В бою одного человека против двух отделений главное — не суетиться. Патроны экономить, силы беречь, позицию свою не выдавать до поры до времени. Сейчас, после столь бурной огневой подготовки они вправе рассчитывать на успех — инстинкт самосохранения чуть-уть да притупится. А нам того и надо. Бац! Пуля калибра 7,62 угодила в околыш коричневого берета, прошив его вместе с черепной коробкой. Два переката вправо — по прежней лежанке уже вовсю хлещет свинец, но это ерунда. Семнадцать осталось. Если что и спасает пока, так это неудачная позиция карателей — в низине лежат, трудно там укрыться. Один, самый хитрый, переполз ближе к крестьянам, решил их вместо живого щита использовать. Примитивно мыслите, сэр — людей определенной профессии лишние жертвы не пугают. Желательно, конечно, избежать таковых, но если уж карта выпадет… Бац! Повезло крестьянину — в сантиметре от головы прошла пулька, зацепив наивного солдата. Бедренная артерия — не смертельно, хотя и опасно. Теперь отползать, в землю липкую вжиматься, откатываться. Хлещут над головой вихри, грохот по ушам лупит — занервничали каратели. Трудно им из своей низинки накрыть огнем господствующую высоту, но стараются, стараются.

А это еще что за шум? Крестьяне взбунтовались? Точно! Не хотят мужички щитами быть, выбрали из двух зол меньшее — вскочили, побежали. Эх, ну кто ж так от погони уходит — толпой как бараны!? Одна очередь веером, вдогонку и… Ваше счастье, что каратели другим заняты, некогда им на вас отвлекаться. Женщины с детьми тоже зашевелились, но передумали — боязно. Лежите уж на месте, целее будете.

Стихла стрельба. Боеприпасы экономят. Солдаты — они тоже не дураки, они за время твоих ползаний метров на двадцать вперед пробрались, нашли укрытия, сектора распределили. Грамотно суки работают, ничего не скажешь. Разобьются сейчас на две группы, обойдут справа-слева и зажмут тебя в клещи. Уходить пора, уходить! Но не совсем. Сколько там времени прошло? Пять минут?! А казалось — то!.. Маловато будет, с учетом сухановской хвори. Если и выбрались на берег, то лодку явно достать не успели. Еще четверть часа им нужно, как минимум.

А позицию менять придется немедленно, тут уже счет на секунды пошел. Смыкаются клещи. Вот ударили три автомата, шесть человек вскочили — слева и справа, перебежали, залегли. Всех сразу не зацепишь и не усмотришь за всеми, будь ты хоть сам Рэмбо. Еще пара-тройка таких перебежек и звиздец. Вот опять зашевелились, поднялись опять… Бац! Пятнадцать! Вот теперь бежим — в траву, широкой дугой в сторону деревни. Прочь от берега, от лодок, от Киры с клиентом. Гремит позади стрельба, солдаты гортанно перекликаются, а нам плевать. Дальше, дальше… Вот уже и селение почти напротив — место боя, стало быть, по правому флангу осталось. Сбавим темп, на шаг перейдем. Ляжем и вперед — по-пластунски. На змею бы не нарваться, или на сколопендру какую-нибудь — здесь этой гадости выше крыши. Удивительно даже, как до сих пор не встретил. Вот она и прогалина, откуда все видать. Стреляют солдаты. Перебегают. Опять стреляют. Первая тройка вплотную к траве подобралась, еще немного и… Что такое? Ага, встал один в полный рост, остальным рукой махнул и двинулся вперед спокойно, как на параде. Углядел, значит, что некуда больше спешить. И опасаться некого. Рутинная работа сейчас предстоит — чтение следов, вызов подкрепления, выработка основных направлений поиска. Вот уже весь авангард на ноги поднялся, а следом и прочие стали вставать — недоверчиво пока, осторожно. Оружие наперевес, взглядами джунгли прощупывают, но идут. Рановато, мужики! Не истек еще у Богдана Богуславского отведенный для вас лимит времени, а потому… Мушка совмещается с прорезью, упирается аккуратно карателю под ребро. Вдохнуть, выдохнуть, задержать дыхание на секунду-другую и…

На спуск Богдан не нажал — уловил вдруг краем глаза какое-то шевеление. Там, за спинами настороженно идущих карателей.

Лай Мо. В разодранной одежде, с растрепанными волосами, лицо кровью затекает. Попыталась встать, но сразу не смогла — голова, наверное, кружится после тех ударов. Солдаты девушку не увидели, они попросту не ждали угрозу со стороны женщин и детей, а потому спохватились поздно. Труп сраженного Кирой насильника остался рядом с жертвой, а автомат, соответственно, рядом с трупом. Хороший автомат, АК-47, точно такой, как тот, дареный…

— Ляжь, дура, — прошептал Богдан зло, понимая, что ничем уже не поможет и ничего не изменит.

Весь мир сейчас для Лай Мо сошелся в прицельной прорези, и никакая сила не заставила бы ее отказаться от замысла. Жертва захотела мести. Автомат уже в руках, дернула затвор, как учили (патрон из ствола вылетел, новый дослался), взяла поудобнее. Вспомнила про переводчик, и пальчики ее неловко сдвинули тугую скобку. В затяжной тишине очередь вышла немыслимо громкой и долгой — на весь «магазин», но эффекта ощутимого не принесла. Первые три пули прошли мимо ближайшего карателя, четвертая пробила ему локоть, пятая — основание позвоночника. Потом автомат повело в сторону. Еще несколько пуль зацепили бедро второго солдата и перебили ноги третьему, а остаток очереди попросту взрыхлил землю. Через мгновение кто-то из карателей, обернулся, и его оружие ответило коротко, в три патрона, пробив девушке грудь.

Вот и все. Случайные связи, экзотика, мечты о жизни далекой и безопасной… прах, тлен, иллюзии. Ружье, висящее на стене, обязательно выстрелит — не нами придумано. Тьфу, что за хренота на ум полезла — прочь ее, прочь! Делом нужно заниматься, а переваривать будешь после!

Вновь мушка в прорези, вновь под ребро упирается. Бац! В живот, чтоб помучился. Мы не садисты, но воздастся каждому по делам его!

Залегли опять каратели, даже не стреляют — сколько их там, кстати? Оба-на: семеро, не считая безногих-увечных. Четыре мушкетера, стало быть, юркнули в траву, того и гляди с тыла зайдут! Сваливаем, ребята, да пошустрее! Движение — жизнь! Бегом, ползком и на карачках. Залегли, прицелились — бац! Готово! Дальше пошли.

Карателей подвела азартность. Сообразив, что имеют дело с единственным противником, сосредоточили все внимание на окрестных джунглях и совсем перестали контролировать свой тыл. Непростительная ошибка. Первым это понял сержант, получив в спину полновесный заряд картечи из крестьянского дробовика. Напарник, оказавшийся рядом, успел заметить исчезающую за углом фигуру и полоснул по ней очередью, но не услышал ни криков, ни стонов. Выругавшись на языке сайбо «коричневый берет» обошел вокруг хижины и обнаружил истекающего кровью крестьянина. Хотел прикладом добить, но цвикнула пуля из соседней хижины, пробив ему голову.

— Н-да, вот тебе и бараны, — прокомментировал Богуславский, наблюдая процесс из джунглей. Одиннадцать мужчин… нет, уже девять. Шесть гладкостволок, два карабина, винтовка колониальной эпохи. Неплохой арсенал, в общем и в целом, вполне достаточный, чтобы устроить карателям маленькую, но жестокую битву. Еще несколько беретов коричневых превратить в решето.

— Ну, что ж, мужики, уважаю, — сказал тихо, взглянув на часы. Двадцать минут прошло; можно сваливать с чистой совестью. Крестьяне долго не выстоят, но дополнительные четверть часа подарят беглецам наверняка.

— Спасибо, мужики. Извиняйте, что так вышло…

Опять бег. Быстрый, утомительный — по пресеченной местности, где любая ветка норовит зацепить тебя под колено или выколоть глаз. Вот и просвет впереди, болотом запахло, сыростью. Еще пара метров и берег.

— Твою ж маму!.. — произнес Богуславский чуть растерянно, переходя на шаг. — Я вам где сказал быть?!

Адресовался сей вопрос непосредственно Кире, но и господина Суханова вполне затрагивал. Клиент с телохранительницей обнаружились на берегу, возле лодки, оружие держали наперевес и явно считали себя готовыми к обороне.

— Я же специально время тянул, чтобы фору вам дать! Патронов кучу спалил!

— А мы тебя ждали, — улыбнулась девушка с невинностью нашалившего ребенка. — Все равно ведь не умеем в джунглях ни жить, ни прятаться, и вообще я змей боюсь! А ты обещал, что вернешься, вот мы и подумали…

Времени на эмоции Богдан тратить не стал — метнулся, первым делом, в кусты, к тайнику. Вторая лодка оказалась тут, и судьба ее была незавидной.

— Тактика выжженной земли, — пробормотал Богдан, прошибая в днище изрядную дыру ножом. Весло прихватил с собой, достиг в два прыжка «своей» лодки, и та тяжело съехала по глине вместе с пассажирами. Сам заскочил. Не яхта, но сгодится.

Позади остались деревня и берег, сделавшийся за три дня почти родным. Относительная цивилизация, люди, жилье.

Впереди лежала неизвестность.

Часть вторая Глазами дичи

Глава двенадцатая

В которой раскрывается глубокий смысл хронологических ошибок, а мертвый зверь спасает живых людей

Огонь лижет сухие ветки, струится по ним, опасный и ласковый как змея. Не столько тело греет, сколько душу, придавая сырой тропической ночи оттенок родного, уютного, оставленного в тысячах километров отсюда.

— Вы не поверите, насколько просто все начиналось, — сказал Дмитрий Константинович, ковыряя складной ложкой содержимое консервной банки. От алкоголя Богдан клиенту настоятельно посоветовал воздержаться, и теперь соленая волокнистая тушенка не лезла Суханову в горло.

— Примитивно, как и большинство крупных дел. Собрались в сауне с друзьями, выпили, разговорились. Традиционная мужская беседа, про баб, про машины, да про охоту. Тут выясняется, что практически все мои, так сказать, коллеги до самозабвения любят щекотать себе нервы — то на медведя с рогатиной ходят, то еще чего. Все, кроме меня. Не поверите, насколько живописно они все это представили: релаксация, дескать, полное обновление взглядов на мир и пробуждение вкуса к жизни!

— Как раз то, чего вам так не хватало, — подытожил Богуславский, приканчивая свою порцию сухпайка. Без ехидства подытожил и без укоризны, но клиент, похоже, все равно, обиделся.

— Да, именно этого не хватало, — судя по тону, пожалел уже господин Суханов о своей откровенности, однако, манерничать и замыкаться посчитал несолидным. Нахмурился, ложка его выудила из банки еще кусок мяса, повертел задумчиво перед собой.

— Я думаю, Богдан, тебе по роду деятельности часто приходится общаться с богатыми людьми, поэтому ты должен меня понять. Большинство из тех, кто достиг чего-то в этой жизни, имеет авантюрный склад характера. Мы все когда-то прошли, так сказать, эпоху первоначального накопления капитала, привыкли к риску и к наградам за него…

— Да, я знаю, — перебивать клиента вторично было явным хамством, но уж очень не хотелось сейчас Богуславскому слушать банальности. — Раньше вы себя чувствовали крутыми и дерзкими мужиками, пиратами ХХ века, а потом все изменилось. Бизнес стал упорядоченным, «бабло» потекло само, вместо рэкетиров пришли чиновники-бюрократы. Скучно вам стало.

— Именно. Не забывай еще про необходимость поддерживать имидж в своем кругу. Мужская компания, знаешь ли. Говоря короче, я решил посвятить свой отпуск не лежанию на Лазурном Берегу, а кое-чему другому.

— Подготовке революции в одной, отдельно взятой стране?

— Ну да, можно сказать и так…

…Бывают моменты, когда самый замкнутый человек начинает остро нуждаться в общении, чему способствует специфическая окружающая обстановка. Сословные различия стираются почти незаметно, тишина и безлюдье давят на нервы, а отношения упрощаются до патриархально-бытовых, когда и не поймешь уже толком, «ху из ху». Богдан знал, что так будет. Повидал упрощение нравов неоднократно, а потому вызывать клиента на откровенность не спешил. Греб себе молча веслом, уводя лодку узкими протоками, пока не причалила та к одному из островов. Выволок и замаскировал плавсредство, лагерь обустроил. Еще какое-то время ушло на заготовку дров и выкапывание ямы, призванной скрыть пламя костра от чужих взоров. Разговаривать теперь, в целях конспирации, пришлось шепотом, что придавало беседе особую доверительность и откровениям способствовало.

— Можно сказать и так, Богдан, хотя политические соображения для меня стояли на последнем месте. Эта страна, как ты понимаешь, кладезь природных богатств, с которыми нынешняя власть не умеет обращаться.

— Вы решили их научить, Дмитрий Константинович? Вырабатывать ускоренными темпами недра и гнать сырье на Запад за бесценок? Благо, отечественный опыт у вас имеется, — еще не договорив, встретился взглядом с Кирой и ощутил исходящую от нее волну неодобрения. «Да что это со мной сегодня?! Как сопляк-идеалист критикую всех, будто сам святой! Может, пытаюсь забыть таким макаром про деревню и про вдову? А эта вон как зыркает… хранительница тела, блин! Ничего, пошипишь и остынешь!»

— Богдан, ты хочешь со мной поссориться? — спросил Суханов очень спокойно и внятно. — Если я тебе кажусь воплощением пресловутой российской олигархии…

— Да все в порядке, Дмитрий Константинович. У меня, наверное, запал после боя еще не вышел, прошу прощения.

— И все равно, ты тяжелый человек, Богдан. Может, неразумно говорить такое своему спасителю, но в России я бы такого уволил в первый же день.

— Понимаю, — на сей раз улыбка Богуславского вышла почти лучезарной. — Может, поэтому я там и не работаю. В экзотических условиях у клиентов просто нет выбора.

— Думаю, с государственной службы ты тоже ушел по этой причине? Патологическая нелюбовь к начальникам?

— Да что мы все обо мне, да обо мне?! — пожал Богдан плечами, подвинув палкой висящие над костром жестяные банки. В банках сейчас кипела вода — речная, мутная, населенная несметным количеством неведомых бацилл. После долгого кипячения часть живительной влаги планировалось пустить на чай, остальное остудить и разлить по фляжкам.

— Давайте лучше про господина Пхай Гонга побеседуем, если вы не против. Про то, например, почему такой крутой предприниматель не смог найти подходов к тупому генералишке, у которого одна извилина, да и та — от фуражки?

— Опять смеешься. А, между прочим, мои аналитики с тобой вполне согласились бы. Они мне в свое время сделали долгосрочный прогноз развития Сайбана и генералу там отвели весьма незначительную роль. По их мнению, в стране сейчас сложилась классическая революционная ситуация, когда и верхи не могут, и низы не хотят — в полном соответствии с первоисточниками. Оппозиция загнана в подполье, но пользуется поддержкой населения, престарелый генерал пытается удержать власть террором, льет кровь почем зря. Как показывает практика, иногда в таком случае достаточно просто подтолкнуть. Ну, и подмазать, разумеется, заранее, дабы процесс пошел в нужную тебе сторону.

— То бишь, вы взяли на себя роль того самого «зарубежного лица, поддерживающего мятежников», как говорил наш общий знакомый прапорщик?

— Увы, не я один. Мощная волна активности шла и с запада и с востока, из Китая, Японии. Одни поставили на оппозицию, другие на самого Пхай Гонга. К счастью, у меня здесь имеются кой-какие связи в бизнесе и в политике, так что мои частые приезды не вызывали подозрения.

— Вы уверены? А как же доблестный охотник Стивен Хоксли, которого вам незатейливо «подвели»?

— Ерунда. Обычная мера наблюдения за всеми поголовно иностранцами. Видишь ли, с некоторых пор генерал начал делать поползновения к полному изоляционизму, а потому перестал устраивать даже западников. Сейчас он не знает, откуда ждать удара и занял круговую оборону.

— Да будет мне позволено вмешаться в мужской разговор, — подала голос Кира, сидевшая до той поры безучастно. — Может, оно и не в тему, но по-моему, нам пора пить чай. Лично я после этой тушенки засыхаю на корню!

Быстро очухалась девочка, опять коготки наружу полезли. Будто не было сегодняшнего разговора, когда причалили к острову. Короткой беседы на языке, доступной всем возрастам и любой половой принадлежности. Клиента Богдан оставил на берегу — пусть сердечко баюкает — а девушку вежливо пригласил с собой. Обстановку разведать. Согласилась Кира неохотно, и предчувствия ее не обманули. Даже дернуться не успела, когда за ближайшим кустом жесткий палец Богдана ткнул ее в «солнечное сплетение», чуть ниже аккуратных холмиков. Пока пыталась вдохнуть, бессердечный коллега заломил ей руки назад и надежно зафиксировал лицом вниз, в неприличнейшей позе.

— Ты… ты что… кричать буду…

— А давай! — разрешил Богуславский, вынимая из брюк широкий армейский ремень. — Кричать, оно даже полезно! Через крик наука доходит лучше!

— Ты… не смей! Отпусти немедленно, придурок!

— А вот ругаться нехорошо! Надо бы тебе и за это добавить, но я не злопамятный, потому всё будет в тему. Н-на тебе, для начала!

Аппетитные ягодицы в камуфляжных штанах вздрогнули под ударом, девица зашипела похлеще кошки, но с изумлением. Другого ждала?!

— Ну, чего не вопишь? Героиню из себя строишь? А кто нынче себя и клиента подставил?! Не говоря уж об одном придурке-солдафоне, которого не жалко? Этого в расчет не берем, но за клиента н-на тебе еще! Кто стрелял без приказа?! Из-за кого сердечнику пришлось бегом драпать?! Н-на! Кто на берегу воздусями дышал, пока солдафон-придурок пытался вам фору обеспечить?! Н-на!..

После восьмого удара она и вырываться перестала, лишь сопела и всхлипывала. Боли особой нет, чего уж там, а из грамотного захвата так просто не выскочишь.

— Вот и всё на сегодня, — сказал Богдан, когда запас претензий иссяк. — Я обычно женщин не бью, но это особый случай. И всё дальнейшее будет в особом режиме, если ты еще не врубилась. Шансов выжить у нас маловато, а потому демократия отменяется. Суханов теперь босс номинальный, потому как ни фига в лесу не знает, и не умеет. Я ему это позже объясню. Твоя роль отныне — исполнитель приказов с правом совещательного голоса. Упаси тебя Бог, красавица моя, еще раз проявить дурацкую инициативу и поставить нас под удар. Вопросы есть? Не слышу!

Тишина, непокорное сопение. У любой забавы есть предел, а потому пришлось пленницу отпустить.

— И что дальше? — спросил тихо, когда отскочила Кира в сторону и замерла в боевой стойке. Лицо красное, глаза припухли, но кротости во взгляде ни на грамм. За оружие не хватается, и то хорошо.

— Чего глядишь как Ильич на буржуазию? Спарринга захотела? Так я ведь правил не знаю, могу сразу покалечить, и куда тебя потом?

— Убью! Дурак, подонок… да как ты смел?!

— С трудом, — признался Богдан, поднимаясь на ноги. — Твой вид в заднем ракурсе вызывает совсем иные желания!

— Извращенец!

— Есть малость. Порка взрослой девушки, это, знаешь ли… надеюсь, не привыкнешь?

— Тебе смешно, да?!

— Ничуть. Кучу времени зря потратили, а толку, похоже, нет. Грустно мне! Пойду охранять клиента, а ты подумай над моими словами, красивая. Если надумаешь стрелять в спину, то сейчас самое время.

Без выстрелов обошлось, но остаток дня Кира отмалчивалась. Сопела, краснела иногда, поглядывала подозрительно на обоих мужчин. Теперь поперечная натура снова берет свое.

— Чай? Уно моменто, — ответил Богдан вполне доброжелательно. — Если не хочется проглотить желтуху пополам с холерой, потерпите еще минут пятнадцать. Дмитрий Константинович, у меня единственный вопрос: зачем вы сюда приехали, а? Не проще было послать доверенное лицо, а самому ожидать в Москве?

— Ну, с позиций сегодняшнего дня я бы так и сделал, — в густых «премьерских» усах отчетливо обозначилась усмешка. — Все мы, как говорится, задним умом крепки. А вообще, ты имеешь представление, как происходят государственные перевороты? Границы закрываются, транспортное сообщение прерывается на неопределенный срок, всякие там комендантские часы вводятся. Чтобы успеть к дележке пирога я должен был находиться в стране, но подальше от столицы, на всякий пожарный.

— И слушать радио. Та ошибка со временем — это действительно то, о чем я думаю?

— Ну, можно сказать и так.

— Ясно. Очередная вариация, на тему погоды в Сантьяго, простенько и со вкусом.

— Может, я глупая, но… не объяснишь ли, о чем речь? — напомнила о себе Кира сладчайшим голосом. — Или это какая-то жуткая тайна?

— Историю надо учить, — проворчал Богдан, прикинув, сколько лет могло быть девушке в году присной памяти 73-м. Еще и не родилась, поди. Сам Богуславский был сопливым юнцом, когда радио далекой чилийской столицы передало знаменитую метеосводку, и вояки Пиночета поднялись, чтобы вырезать на корню правительство Сальвадора Альенды. «В Сантьяго идет дождь» — прямо посреди жаркого, солнечного дня.

— Ты не глупая, просто молодая слишком. А насчет ошибки во времени наверняка лучше меня все знаешь. Жаль, что господин Пхай Гонг тоже оказался грамотным.

— Скорее всего их предали, — легкая гримаса досады на лице Суханова была единственным до сей поры проявлением чувств. — Кто-то из своих, я думаю. В перевороте должны были участвовать около трехсот человек с автоматическим оружием, десять мобильных отрядов. Блокировать казармы армии и национальной гвардии, разоружить патрули, потом штурмовать правительственные здания. Командиры отрядов обучались, когда-то еще в Союзе, дело знали туго. Не представляю, что там могло произойти.

— Зато я представляю. Армейские части к началу переворота оказались за пределами казарм, группу заговорщиков в президентском дворце встретила засада. Только и всего. Зная азиатскую любовь к пыткам, уверен, что запирательство было недолгим, и что ваше имя все, кому надо, узнали, в тот же день.

— Да не могли они узнать! — поморщился как от боли Дмитрий Константинович. — Не могли, понимаешь ты это?! Потому хотя бы, что в лицо меня видели только связные, которые в свою очередь, понятия не имели о моей истинной роли. А с подпольщиками я даже ни разу не общался вживую. Веришь?

— А что мне остается? Правда, в таком случае ситуевина складывается еще хуже, чем я думал. Вы кому-то сильно мешаете в Сайбане, или даже в Москве, и этот «кто-то» навел на вас местные спецслужбы. Судя по бурной реакции, ваша голова оценена достаточно высоко, Дмитрий Константинович. Вы рады?

— Я просто счастлив.

Банки, почерневшие от копоти ни в какую не захотели отцепляться, и Богдан снял их вместе с «вертелом». Две из пяти оставил стынуть, прикрыв листьями от гнуса, содержимое остальных слил в походный котелок. Заварки бухнул щедрой мерой, потом, поразмыслив, сдобрил чай тремя колпачками виски — для пущей дезинфекции.

— Напиток богов, — сообщил лаконично, укутывая котелок широким банановым листом и подтягивая к себе рюкзак. — Но поскольку мы, увы, не боги, то сейчас самое время найти себя. Вы, Дмитрий Константинович, в топографии что-нибудь смыслите?

— Так, самую малость, — поскромничал магнат над развернутой Богуславским картой. — Насколько я понимаю, сейчас мы где-то в этом районе.

Палец Суханова, затянутый «антимоскитной» перчаткой, коснулся бумаги, скользнул произвольно по обширному сине-зеленому рельефу. — Вот река с притоками, острова, а тут деревня. Ты где взял такую карту, Богдан?

— Секрет фирмы, — отозвался Богуславский хмуро, не обнаружив на схеме множества мелких и важных деталей. Винить во всем следовало компьютер Феди Казанцева, да самого себя, привыкшего с ТЕХ еще времен безоглядно доверять картам.

— Ладно, отвлечемся от частностей, посмотрим в целом. Тут, насколько я понимаю, север?

— Ты правильно понимаешь. Буквально в полусотне километров от нашего местоположения начинаются вполне цивилизованные районы: фермы, плантации, города. Думаю, за пару суток мы туда доберемся.

— Исключено, — покачал головой Богдан. — Нас там ждут, давно и нетерпеливо. К утру, наверняка, подтянут пару батальонов, оцепят район и начнут прочесывать. В населенных пунктах полно «невидимок», полиция уже получила ориентировки и поднята по тревоге. Вполне возможно, что успели повесить афиши с нашими рожами и объявить вознаграждение. Даже если попадем в столицу, до посольства нам дойти не позволят. Похитят или шлепнут.

— Ладно, я понял. Что ты предлагаешь?

— Лично мне больше всего нравится морской путь — палец Богуславского ткнул в нижний край карты. — Портовый город в стране только один — Калайбо, на самом юге. Население около полутора миллионов. Здесь можно затеряться и попробовать сесть на корабль, или хоть лодку украсть. Через другие границы, я думаю, лезть не стоит, тем более, что к ним нас постараются не пустить.

— А на юг, значит, все пути открыты?

— Более-менее, Дмитрий Константинович. Есть шанс, что понадеются на природные факторы и на то, что нормальный городской человек этих факторов не одолеет.

— Да уж, — вздохнула Кира, придвинувшись вплотную и задев Богдана бедром. — Это что, болота?

— Они самые. Река здесь разливается, вода стоячая, всякой нечисти выше крыши. Мы сюда, разумеется, не полезем, а пройдем вот так, берегом, на восток. Лишних три-четыре дня пути, зато по сухому. Вот тут свернем на возвышенность, перевалим горный хребет и останется нам не так уж много до славного города Калайбо.

— Гладко было на бумаге… — пробормотал Суханов. — Недели две, поди, топать придется?

— Вы оптимист, Дмитрий Константиныч! Я бы лично и на месяц не рассчитывал, с учетом специфических условий, — чуть помедлив, Богуславский свернул карту и подтянул к себе котелок. — Пока чай остужается, предлагаю всем повесить на просушку обувь и носки.

— У меня, вроде не мокрые, — пожал плечами бизнесмен, расшнуровывая высокие голенища. — Представляю какое сейчас амбре поднимется!

— Мелочи жизни, Дмитрий Константиныч. Кстати, если хотите сохранить здоровье, то ложный стыд лучше сразу отбросить, поверьте уж. Тут вам не пикник с шашлыками.

— Ох и любишь ты командовать! — хмыкнула Кира и выражение ее лица под москитной сеткой сделалось невыносимо загадочным. — Может, и мне чего посоветуешь?

— Запросто. Проверь пистолет с карабином, пока время есть. Чаю двойную порцию выпей.

— Это еще зачем?!

— Для бодрости. Дежурить будем посменно, дабы подлый тать в нощи не подкрался. Ты заступаешь в караул прямо сейчас и до трех ночи, дальше я принимаю вахту. Дмитрия Константиныча, как охраняемую персону, в график не включаем. Согласна?

Она не ответила, лишь махнула рукой безнадежно, заставив Богдана внутренне улыбнуться. Процесс пошел! То самое, что именуется в армии «курсом молодого бойца», и что призвано сделать из безалаберных «чайников» единую команду. Сам Богуславский когда-то изрядно намучался в ходе этого самого «курса» — никак не мог понять, почему все команды людей с лычками и звездами, даже самые идиотские, нужно выполнять беспрекословно. Спорил, сомневался, наряды получал вне очереди. По истечении первого армейского месяца пришел к выводу — голова солдату нужна, чтобы в нее есть, и смирился с этим, как с данностью. Осознание глубинного смысла происходящего пришло к сержанту Богуславскому уже перед «дембелем» — после того, как понаблюдал пару раз расхлябанные действия новобранцев. Понял, что человек, не обученный автоматически подчиняться, опасен иногда для своих же. Слишком много размышляет в ответственные моменты, срывая замыслы отцов-командиров. Несовместимы с войной, ни индивидуализм, ни пресловутая свобода личности!

«Ладно, поглядим, как масть пойдет, — подумалось Богдану расслабленно, под первый глоток чая. — Все проблемы решим, из любой дыры выйдем без потерь и вообще… утро вечера мудренее!».

День завтрашний представлялся сейчас бесконечно длинным и безмерно тяжелым. Торопить его приближение не хотелось.

* * *

Утренние сборы были недолги, как в той песне, зато весьма и весьма тщательны. Основную часть насущных дел Богдан завершил еще до рассвета — оружие, например, вычистил и ремни рюкзаков подогнал. Воды питьевой заготовил с запасом. Жиром, оставшимся от тушенки, натер старательно обувь всем троим — муравьев, конечно, привлечет, зато водостойкость повысится. Чаю вскипятил по-новой, а поверх затушенного костра уложил вырезанный вчера отсюда кусок дерна. Огладил, притоптал, вокруг обошел. Ничего, вроде — опытный глаз засечет, разумеется, но тут уж не до высшего пилотажа. Пора!

— Да, не «Хилтон», — проворчал разбуженный Суханов, тяжело усевшись на бамбуковой подстилке. — И как самураи на этих палках спят?!

«Это все от безделья — подумалось Богдану философски, — Вот поднять бы тебя среди ночи на дежурство, так дрых бы свои три-четыре часика как убитый!». Вслух, естественно, не сказал ничего, обойдясь ухмылкой. Кира, уловив эмоцию, подмигнула, вдруг, красноватым от недосыпа глазом. В настоящий момент разглядывала себя с тоской в зеркальце, приподняв москитную сетку.

— Ужас какой! Не глядите на меня, мужчины, мне стыдно! Умыться бы хоть.

— Давай. Только осторожно, я там пару крокодилов углядел.

— Правда?! — взгляд телохранительницы долго коллегу сканировал, но бестолку. — Врешь, наверняка! Ладно, красота требует жертв…

— Сиди, — велел Богдан, протянув девушке одну из закопченых банок. — Отсюда умоешься. За берегом могут наблюдать, да и вообще… Чем меньше с этой водой контачишь, тем лучше для здоровья.

— Микробы, что ли? Или, реально, крокодилы?

— И те, и другие, и еще много всякого, — о разнообразии местной фауны, Богдану сейчас говорить не хотелось. О глистах, например, длиною метров десять. Или о трематодах — меленьких тварях, проникающих из воды сквозь кожу в кровь и резвящихся там как у себя дома. Такие мысли самого Богдана всегда с панталыку сбивали, а потому напарницу решил пощадить.

— Кстати, времени у нас полчаса на всё. Чую, опаздываем уже!

С завтраком управились за десять минут — великое дело, инстинкт самосохранения. Пока Богдан маскировал следы лагеря, Суханов успел сделать пару разминочных упражнений, а Кира — накрасить губы. Богуславский, имея некоторое чувство юмора, терпеливо дождался окончания макияжа, после добыл из поясного «кошелька» пластмассовую коробочку.

— На, много не трать.

— Это еще зачем? — неприятно удивилась девушка, разглядывая содержимое: три цветных брусочка и зеркальце. — Грим что ли?

— Он самый. Разбивает контур лица и делает тебя почти невидимкой.

— Я что, должна это на себя намазать?!

— Могу помочь. Да расслабься ты, вспомни детство босоногое! Найди во всем элемент удовольствия, — подавая пример, Богдан зацепил чуток грима и провел себе по носу черную линию.

— Вот так. Черным и зеленым мажешь выступающие части лица, а серым — впадины.

— Да уж! Слушай, из чего его делают?

— Не из того, о чем ты подумала. Продукт экологически чистый. Взгляни на меня и поймешь, что настоящую красоту не испортить.

— Дмитрий Константинович, надеюсь, мне это зачтется как основание для премиальных?

— Еще и к грамоте представим, за личное мужество, — отозвался Суханов, ощупывая, с сомнением, растительность на своей физиономии. — Слушай, Богдан, а борода сама по себе не разрушает контур лица?

— Она его, наоборот, подчеркивает, — заверил Богуславский очень серьезно. — Разве что веточек натыкать, листочков всяких. Будем надеяться, что до этого не дойдет.

— Видели бы меня коллеги по бизнесу! — проворчал магнат, успешно придавая себе сходство с крутым коммандо. — Коллеги, жена, дети…

— Вы прям таки вылитый Фидель Кастро в его лучшие годы, — оценил Богдан, оглядев коммерсанта с обеих сторон. — А если бороду сбрить, то получится команданте Че Гевара, собственной персоной. Что до вас, красавица, то… — увидев лицо Киры, телохранитель умолк на секунду, втянул воздух сквозь сжатые зубы, но тон остался небрежным. — Нормально, вроде бы. Ничем не хуже обычной женской косметики, даже в чем-то оригинальнее!

— Я тебе верю, — отозвалась девушка тускло. Шок, возникший при взгляде на себя в зеркало, лишил ее остатков самообладания.

— Нам еще не пора?

— В самый раз. Крепись подруга, японские женщины вон белилами рожу вымазывали, это ж вообще страшное дело! К тому же, теперь не так заметно, что ты сегодня не умытая…

Угнанная лодка нашлась, как ей и положено, в кустах — среди ветвей, облюбованных змеями, ящерицами и прочей фауной. Посторонних следов в грязи не заметно.

— Прошу всех следовать до дилижансу, — пригласил Богдан, устанавливая плавсредство в мутную прибрежную жижу и оглядывая окрестности. Голос его вызвал некоторое оживление там, где и не ждали — буро-зеленая коряга, мирно дремавшая в глине, зашевелилась, вдруг, поднялась на полусогнутых лапах и шмыгнула в воду.

— Пожалуйста, как и было обещано, — улыбнулся Богуславский с видом фокусника, извлекшего из цилиндра пару голубей,

— Это, конечно, детеныш, мелочь пузатая…

— Я понимаю, — отозвалась Кира холодно, устраиваясь в лодке. — Крокодил — это всего лишь ящерица, правда же? Мы, крутые парни, ящериц не боимся!

Как ни странно, сейчас девушка казалась куда более собранной и боеготовной, что Богдана только порадовало — надо же кому-то и за берегом следить. Уселась на носу, вполне профессионально прикрыв Суханова телом, карабин поместила на коленях. Богуславскому ранее с телохранительницами дела иметь не приходилось, а потому такие вот метаморфозы из капризной барышни в бой-бабу неизменно его удивляли. Настораживали даже. Сейчас, впрочем, думать на эти темы было некогда — берег близился, высокий, обрывистый. Тот самый берег, где по логике вещей, очень даже может быть засада.

— Ты собираешься причаливать прямо здесь? — Суханов, даром, что не профи, напряжение ощутил кожей, заерзал беспокойно, вглядываясь в стену деревьев. — Может дальше проплывем?

— Какая разница-то? — хмыкнул Богдан, уделяя максимум внимания веслу и желтой воде за бортом. Не стал растолковывать, что каждая лишняя минута на плаву повышает вероятность словить пулю, а то и целую очередь, от которых за тонкими досками никак не укроешься. Лучше уж какой-никакой берег.

— Лягушки кричат, — сказала, вдруг, Кира, и Богуславский не сразу понял, о чем речь. Сообразив, устыдился малость — тоже мне, знаток природных условий! — кивнул одобрительно:

— Бонус за внимательность, коллега. Растете над собой.

Земноводные впрямь вопили благим матом, сигнализируя о полном отсутствии хомо сапиенс в обозримых пределах. Стопроцентной гарантии, впрочем, нет — с учетом удаленности возможной засады — а потому гораздо больше спокойствия внушили Богдану попугаи, мелькающие искорками на прибрежных деревьях. Разглядев там-же пару-тройку обезьян, расслабился вовсе и причалил к глинистому яру на правах хозяина.

— Воняет тут чем-то, — заявила Кира с сомнением, не спеша выходить из лодки. — Не нравится оно мне!

— Здесь всюду воняет, — отозвался Богдан безапелляционно, десантируясь последним и отталкивая плавсредство подальше от берега. — Тропики, что ж ты хотела! Зато очень удобное место для подъема, без лишних телодвижений.

— Это-то и плохо. Зря ты лодку отправил, по-моему.

Богуславскому захотелось высказать все, что думалось о женской интуиции и присущей прекрасному полу логике, но смолчал, улыбнулся только. Терпимым решил быть. Тем более, что сам уже почуял нечто далекое от «Шанели?5».

Источник запаха пребывал, как и следовало ожидать, неподалеку, на полпути между берегом и лесом. Зверюшка, сравнимая габаритами с носорогом, являла сейчас собою сочетание костей и сизой, обильно разворошенной плоти.

— Кто это его так? — удивилась Кира с некоторым сочувствием. — Шакалы что ли?

Богуславский, не заметивший возле тела никакой трупоядной живности (сбежали, людей учуяв?), подумал, что неведомый враг Большого Зверя должен быть и сам не меньше слона, чтобы этак разворотить метровой длины ребра. Бивнями сходу поддеть, ножками потоптаться. Или…

— Стой! — крикнул Богдан, но горло враз пересохло, выдало лишь свистящий шепот. Кира среагировала исправно — замерла, не дойдя до туши пару метров.

«Молодец деваха, не то что ты, идиот! Еще других «чайниками» обзываешь!».

— Не двигайся с места, — предупредил Богуславский, снимая рюкзак и отдавая его, вместе с карабином, ошалевшему Дмитрию Константиновичу. — К вам, это кстати, тоже относится, хотя нет… спуститесь-ка лучше за кромку обрыва. Целее будете.

Под руку кстати попалась длинная ветка, изломал кусочками, сантиметров по пять, спрятал образовавшийся пучок в карман. Теперь вперед можно двигаться, не отвлекаясь на частности.

Первую мину обнаружил через несколько шагов — почуял интуитивно, как хороший грибник замечает маслята под неприметными кучками хвои. Характерный такой холмик, чуть выпирающий. Опустился коленями на собственный след (ни шагу вправо-влево), рука вынула из кобуры шомпол-протирку, пощупал глину аккуратно, дыхание затая. Есть! Твердая поверхность площадью около тридцати квадратных сантиметров. Действие, определенно, нажимное, а взрыватель не самый чуткий, если уж держит на себе такую массу сырой глины. «Итальяшка»? В Афгане их басмачи, помнится, дюже любили, но много воды с тех пор утекло. Много всякой бяки появилось — новой и куда более мощной, если судить по останкам несчастного зверя. Так или иначе, но готовности к подвигу Богдан в себе не ощутил, а потому уделил максимум внимания пространству по обе стороны злополучного холмика. Если здесь орудовал грамотный сапер, если заграждение создавал по стандартной натовской схеме… Нет, слава те Господи, кажись попроще все. Пришла однажды на берег некая личность (или группа таковых), навтыкала сюрпризов и отчалила. Для чего — шут его знает! Загадочное это дело — война гражданская, да еще осуществляемая партизанскими методами. Не знаешь, откуда и прилетит…

А шомпол, между тем, в очередной раз уже не встретил препятствия. В пятый, или в шестой. Богдан, соответственно, воткнул в проверенную точку поверхности пятый (или шестой) ориентирный колышек. Ногу поставил к колышку вплотную, вес тела на нее перенес. До Киры всего метра три осталось — стоит себе девчонка, будто вкопанная. Удивиться бы, каким макаром сумела «вслепую» сюда дойти, но не время пока. Да и потом тоже. Пускай «чайники» удивляются, заслышав о подобных вещах. Богдан, как человек со специфическим жизненным опытом, неизменно поминал в таких случаях Ее Величество Судьбу, у которой все и для всех давно расписано. Все абсолютно, включая нехорошую болезнь, пойманную в Африке, и заграничную аляпистую медаль, висящую на кителе в шкафу. Это, впрочем, детали. Сейчас Кира, перешедшая невредимой минную полосу, была просто данностью — наряду с солнцем, ползущим к зениту и останками зверя, млеющими под этим солнцем.

Последние два элемента пейзажа вызывали у Богуславского вполне естественные желания, побуждая его двигаться вперед. Увлекшись, сделал шаг длиннее предыдущих и чуть не наступил! Все то же обостренное шестое чувство задержало ногу, совсем было готовую опуститься в уютную ложбинку между уютными же холмиками. Не ложбинка это, господа-товарищи, а самое, что ни на есть классическое ПРОСЕДАНИЕ ГРУНТА! Верный признак, между прочим! Покачнулся Богуславский, присел, втыкая шомпол в глину и зная уже, что угадал. Ф-фу! Вот и не верь после этого в предчувствия…

— Ты чего ругаешься?

— Это я заклинание от злых духов читаю, не обращай внимания. Тебе там как стоится-то? Ничего? А дышится?

Шутить, впрочем, не тянуло — зверь, почивший в бозе, благоухал все более настойчиво, а до леса еще не менее двадцати метров.

Судьба, мать ее за ногу!..

Глава тринадцатая

Посвященная диким пчелам и необычному методу использования таковых при уходе от погони

Джунгли пАрили. Именно такой термин обычно использовал Богуславский применительно к своим ощущениям, вспоминая при этом сосново-березовый мир русской баньки. Сейчас, правда, ситуация усугублялась наличием рюкзаков, оружия и одежды на теле, а также полным отсутствием предбанника, куда можно слинять. Пахло тут, вместо смолы и веничков, исключительно прелью, плюс чьим-то пометом, смешанным с вездесущей муравьиной кислотой.

— О господи, а говорят, что у нас в городах воздух плохой! — выдохнула Кира, не сбиваясь с ритма ходьбы. — Этих бы экологов да сюда, в благословенный девственный лес!

Богдан, срубая тесаком очередной кусок лианы, подумал, что местечко, и впрямь, не для прогулок, вот только вряд ли коренной сайбанец с девушкой согласится. Его, сайбанца, из леса в Москву пересели на месяцок — помрет ведь бедняга! Как отшельники Лыковы, в свое время.

Богуславского, впрочем, данная тема волновала не очень — если на то пошло, адаптация российских горожан к джунглям сейчас представлялась куда актуальнее. Мужик с больным сердцем, девчонка, привыкшая к комфорту и горячей воде… надо, все же выяснить, из каких сфер занесло эту куколку на стезю телохранительства! Мелочь, от которой в решающий момент может зависеть многое.

— Богдан, а все-таки, кто это сделал? — «куколка» оказывается, успела сократить дистанцию и следовала теперь, вместе с клиентом, за самой богдановской спиной.

— Есть многое на свете, друг Горацио… — блеснул телохранитель стандартной цитатой. — Возможно, партизаны решили поохотиться на карателей, а может, каратели на партизан. Или жители деревни подстраховались от чужих.

— Дурдом! — проворчал Дмитрий Константинович, делая пару глотков из фляжки. — Такого, по-моему, даже на Кавказе нет!

Богуславский хотел ответить, что на Кавказе имеется кое-что повеселее небрежно натыканых мин, но решил не втягиваться в глуповатую дискуссию. Тем более, что одна из тех противопехоток, хоть и дилетантски установленная, едва не травмировала его, Богдана, самомнение. В прямейшем смысле слова. Потому и страховался теперь, утаскивая подопечных сквозь заросли, мимо звериных тропок, где других сюрпризов может быть выше крыши. Ветки, увитые лианами, летели под клинком вправо-влево, коридор получался шириною в Кутузовский проспект, и звуковое сопровождение было соответствующим. Ну, очень шумным! Через каждых минут пятнадцать Богдан прилежно сверялся с компасом и вслушивался, но ничего интересного не замечал. Живность приближение человека чувствовала издали (еще бы не почуять!), разбегаясь заранее, вверху кто-то мелькал время от времени, раскачивал ветви, вопил дурным голосом, однако разглядеть себя не позволял. Шут с ним, ежели так! И вновь — рушатся под ударами ветки, рукоять, обмотанная шнуром, норовит выскользнуть из ладони, пот по лицу градом, сквозь жирную краску. А москиты над ухом так и зудят! А комбез, хоть и «дышащий», но нет для него ветерка. Совсем нет. Ощущение закрытого дендрария или, на худой конец, оранжереи, где вентиляция проектом не предусмотрена. Банановый рай, короче — то самое место, о котором мечтают сограждане, утомленные долгой зимой.

— Слушай, а может это все для нас приготовили? — опять Кира со своими домыслами.

— Фигня! Откуда им знать, где мы высадимся?

— Сам же сказал, что место удобное!

— Фигня, тебе говорю!

Если честно, то сам об этом уже думал — привычная перестраховка. Если город, где ты живешь, постигло землетрясение (торнадо, сель, падение метеорита) — не сомневайся, целились в тебя! И Третья Мировая, коли уж начнется, так только чтобы тебя, неуловимого, ядерной боеголовкой накрыть! Про мелочи, вроде угона самолетов, сошествия поездов с рельсов и банальных нападений из-за угла даже речи не идет — и так все ясно, не правда ли? Ты — центр событий, вокруг тебя вращаются по орбитам чиновники и полицейские, катаклизмы и магнитные бури, президенты и сантехники, а все это вместе не что иное, как одна большая сложная комбинация чьих-то спецслужб. Против тебя, естественно, направленная.

Таков подход. Именно таков, если отбросить шутку юмора и оставить главное — привычку людей специфической профессии примерять любую ситуацию к своей персоне. Сомневаться, параноиком себя обзывать, мучительно боясь недооценить опасность и сделать ТУ САМУЮ ошибку. Единственную. Главную. Ту, после которой людей с дипиммунитетом объявляют «персонами нон грата», а нелегалов сажают в тюрьму или попросту убивают. Каждый, поработавший «на холоде», до конца жизни не излечится от мании преследования, хотя для телохранительства такая хворь даже полезна. Помогает держать оголенными нервные окончания.

— А я все-таки сомневаюсь, — сказала Кира. Из врожденной вредности, наверное, дабы оставить за собой последнее слово. Богдан в ответ пробурчал невразумительное, мачете смахнуло еще пару веток, шагнул из зарослей на тропу. Клинок в ножны, карабин с плеча, замер, прислушиваясь. Опять тихо. Тропка пробита в чаще крупной копытной живностью (может, теми же быками), значит вести должна к водопою или месту кормежки. Так или иначе, но ее направление Богдана, до поры, устраивало. Мины тут вряд ли есть — на крупный скот давно бы сработали.

«Слишком всё хорошо идет пока, — подумал опасливо, едва удержавшись, чтобы не сплюнуть через плечо. — Будто и не нужны мы никому!». Озвучивать эту мысль из суеверия не стал. Удача любит тишину!

* * *

За последующие минут сорок прошли куда больше, чем за все время прорубания. Тропа постепенно сошла на нет, заставив свернуть на другую, еще более узкую. Ветки, по традиции, закрывали путь, корни норовили подсечь ногу, колючки цеплялись за одежду тут и там. К мачете Богуславский больше не прикасался — чтоб следов поменьше.

— А не отдохнуть ли? — спросила Кира, когда тропа?2 перешла в тропу?3, широкую, удобную и ведущую теперь прямо на восток.

— Присаживайся. Можешь прямо вон там.

Дерево, попавшее в прицел его указующего перста, выглядело неописуемо старым и огромным, крона исчезла где-то меж верхних ярусов леса, узловатые корни выпирают из земли, словно осьминожьи щупальца. Главным, впрочем, оказалось другое — экзотического вида штуковина, висящая над самой землей. Вытянутый пузырь длиною не менее полуметра, цветом похожий на дыню.

— Ой, мама, — прошептала Кира, узрев, наконец, куда именно ей предлагалось усесться. — Это что, осы?!

— Скорее пчелы, хотя не ручаюсь. Медведей тут, судя по всему, не водится, а других любителей сладкого не нашлось.

— Интересно, сколько их там? — вопрос Суханова прозвучал безадресно. — Если вылетят, да облепят…

— Я так понял, что пасечником вы никогда не были, — отметил Богуславский, проводя спутников мимо дерева к зеленой лужайке. Трава короткая, ядовитых тварей не видно, вроде.

— А вот теперь, господа, прива-ал! Времени у нас на все — десять минут. Перекурить, перемотать портянки, сделать по глотку воды. Вы, Дмитрий Константиныч, в армии служили?

— Довелось, — усмехнулся бизнесмен, присаживаясь на собственный рюкзак. — Что характерно, даже до ефрейтора не поднялся, по причине полнейшей неспособности к военным наукам!

— Подчиняться не любили?

— И это тоже. Больше всего не нравилось ходить в ногу.

— Бывает. Из нарядов, поди, не вылазили?

— Наоборот, знаешь ли. Я ведь хитрый был — нашел подход к сержанту, замкомвзвода, снабжал его сигаретами из посылок… кстати, чем объясняется твой интерес?

— Элементарное любопытство, Дмитрий Константинович. Я вообще стараюсь понять людей, с которыми работаю, узнать хоть общие моменты биографии.

— Слабые стороны определить? — если и задело Суханова уравнительное «…с которыми работаю», то виду не подал. — Говоря откровенно, побаиваюсь я, Богдаша, людей из твоего бывшего ведомства. Нехорошие они. Никогда не угадаешь, какую-такую информацию способны из тебя вытянуть в обычном разговоре!

— Вы переоцениваете мое бывшее ведомство, Дмитрий Константинович.

Пару минут сидели молча, потом Богдан поднялся, оставив рюкзак и карабин, зябко повел плечами.

— Странно. За два часа никаких тебе эксцессов, тишь, гладь, да Божья благодать. При этом задницей чую, что ищут нас упорно и настойчиво!

— Может, насчет лодки не догадались?

— Вряд ли. Если не совсем дурни, должны были оцепить квадрат примерно пятьдесят на пятьдесят кэмэ, по обе стороны речки, а саму речку давно перекрыть. Так делается, когда силы позволяют. И подсказывает моя упомянутая задница, что нас уже почти нашли.

— Что предлагаешь?

— Элементарно. Сидите тут, а я слегка прогуляюсь. Если, паче чаяния, начнется стрельба — постарайтесь забиться в кустики и не дышать, — на последней фразе Богдан вдруг смутился, уловив свое сходство с кем-то из заштампованных голливудских суперменов. Глянул искоса, но насмешки в глазах слушателей не приметил. Слишком мало, наверное, смахивала эта сцена на кино — трое усталых людей, перемазанных краской и окруженных неотступным роем гнуса. Не впечатляет.

— Возвращайся, — сказала, вдруг, Кира тихо и очень серьезно. — Нам без тебя никак.

Это тоже было не кино. Сердце колотнулось тоскливо, будто вспомнив о давно позабытом, а улыбка вышла кривой и натянутой.

— Ну, если ты просишь, тогда вернусь! — шагнул с полянки на тропу, ускоряя шаг. «До чего же все просто, с нами, мужиками! Каждый, несмотря на понты, хочет чтобы его где-то ждали. Чтобы возвращение его было для кого-то вопросом жизни и смерти…» Стоп! Опасная тема, ненужная, внимание отвлекающая. Раз, два, три — забыли! Думаем о важном и насущном. О клиенте, например. Не зря нынче Суханов грешил на «контору» — у ее питомцев любовь к сканированию собеседника сохраняется до конца жизни. Не любовь даже, рефлекс. Сам себе иногда удивляешься, обнаружив на досуге, что зондируешь словесно даже лучших друзей, жену любимую, мать родную. Тех, кому и скрывать-то нечего. Итак, о Суханове: выраженный лидер, независим, но силы свои умеет рассчитывать. На препятствие лбом не кидается, предпочитая обойти, или сточить постепенно, под самый корень. Если лидерство его не подлежит сомнению, способен быть расслабленным и проявлять широту души — в Кухьябе, например, когда охотно исполнял роль гида при собственных телохранителях. Будучи вынужден подчиняться, делает это крайне неохотно и наверняка затаивает обиду. Сложный человек. Опасный. Судя по всему, поклонник идей сеньора Макиавелли насчет цели, оправдывающей средства.

«Н-да, наживешь ты себе врага, Богдаша», — подумал мельком, осознавая, что уж на эту-то опасность ему сейчас наплевать. Еще подумалось, что большинство людей действительно ярких и талантливых принадлежат как раз к Сухановскому психотипу. Те, кто не любит ходить в ногу.

«Ну и что с того, спрашивается?! Ты, допустим, не такой, и у тебя «строевуха» всегда получалась отлично! Солдатом был дисциплинированным, курсантом примерным, офицером перспективным. Типа, это значит, что твое будущее — исключительно за спиной всяких там?..».

Богдан успел еще подумать, что телохранителем он стал не абы каким, а вполне высокооплачиваемым и это, в конце концов, повод для гордости. Затем психологические изыски пришлось прекратить.

Впереди, куда уходила тропинка, отчетливо слышны были голоса…

* * *

Солдат оказалось много. Очень много. Не менее роты — и это лишь те, что попали в поле зрения. Собственно говоря, прятаться они и не пытались — идут себе цепью, за пару метров друг от друга, экипированы в тяжелые бронежилеты и каски, оружие наперевес. Переговариваются, хохочут. По-хозяйски идут, в общем. За первой цепью движется вторая такая же, а еще дальше, метрах в пятидесяти видна обширная пустошь. Берег реки, одного из многочисленных притоков Куанга. Зеленые армейские грузовики и еще солдаты — с собаками на поводках. Строятся, образуя третью цепь. Псины тянутся вперед с молчаливым упорством, демонстрируя специфические охотничьи навыки, и это уже по настоящему скверно!

Богдан, затаившийся в полусотне метров от первой шеренги, прикинул направление ветра. Вспомнил попутно, что вести классический поиск собачки пока не могут — образец запаха беглецов отсутствует, а след прервался еще на том берегу. Если только не используются здесь некоторые изыски криминалистики, типа консервации запаховых следов с помощью шприца, или куска ваты. Всего же вероятней, что псины просто натасканы на человека, а потому будут «цеплять» любой след. Не бог весть, какая задачка при здешнем безлюдье.

Последовательность дальнейших действий свелась к алгоритму «быстрота+тишина». Отползти по-пластунски в заросли, выскочить на тропу и вперед, вперед! Бегом! Суханов с Кирой, надо отдать им должное, на полянке уже не светились, в кусты перебрались, но все равно вполне различимы.

— Пять секунд на сборы! Аллергии к пчелиному яду ни у кого нет?

— Ты что, собираешься?.. — начал было Суханов, но умолк. Не хотелось магнату демонстрировать элементарный страх. Богуславский клиента прекрасно понимал, тем более, что наличие или отсутствие аллергии тут без разницы — если уж, как выразился Суханов, «вылетят и облепят»…

— Всё будет на мази, если соблюдать элементарные правила, — сказал телохранитель, когда до дерева с «пузырем» осталось метров десять. — Не шуметь, не суетиться, руками не махать. Мы вообще сейчас экипированы как пасечники: одежда свободная, перчатки, сетки, так что покусать нас ни у кого не выйдет. Готовы? Тогда пошли.

Исходя из реальной скорости движения шеренги, времени у беглецов всего минут пять. Или ЦЕЛЫХ пять — если умеешь ими пользоваться. Присевши на корточки под самым гнездом, Богдан взрезал дерн возле выпирающих корней, улыбнулся. Как и предполагалось, за годы-десятилетия (а может, и века) тропические ливни вымыли из-под дерева обширный объем земли, образовав естественное укрытие. Тесное, но вполне способное вместить троих. В данный момент единственным владельцем «бомбоубежища» была некая зверюшка, вроде крысы, мечущаяся в смятении чувств.

— Кыш отсюда, — велел Богдан зверюшке, ощущая спиной и затылком неприятную активность. Взглянул искоса, убедился, что «пузырь» очень даже обитаем: штук десять крупных черных пчел кружат возле входного отверстия, а изнутри лезут всё новые. Определенно, тревога у них объявлена, вот только боевая или учебная?

— Дмитрий Константиныч, прошу, — кивнул Богуславский, вынимая из поясного «кошелька» плоскую коробочку. — Я вас покину на минутку…

Не просто речевой оборот — предстоящее дело должно было отнять не более 60 секунд. Добегаем до тропки, открываем крышку, захватываем горсть бурого порошка со специфическим ароматом. Сыплем обильно и повсеместно — на траву, на землю и на путь до укрытия. Еще горсть — вокруг дерева, на корни. Хватит, пожалуй. Коробочку спрятать, втиснуться в нору ногами вперед… Время! Шестьдесят секунд вышли, еще сто двадцать контрольных — для наведения марафета. Потом дерево и вся прилегающая местность окажутся в зоне видимости первой шеренги. Пчелы кружат уже вовсю, пока хоть без явной агрессии. С осами вышло бы куда сложнее. Притянуть к себе давешний пласт дерна, прикрыть вход, оставив смотровое отверстие… всё, замерли.

— Богдан, тебе удобно? — спросила Кира так ласково, что явно не к добру. — Я была бы очень признательна, если бы ты убрал свой ботинок с моей головы.

— Пардон, — извинился Богуславский, согнув ноги в коленях и зацепив при этом Суханова под ребро. — Еще раз пардон. А теперь предложение, господа и дамы — давайте-ка помолчим. Если вы не против, конечно.

Видимых возражений не последовало.

Солдаты возникли в поле зрения еще минут через пять — по зарослям идти трудней, чем по тропке. Автоматы все так же, наперевес, бронежилеты советского производства, каски мешковиной обтянуты. Не спецназ, похоже, и не каратели на сей раз — просто строевая часть. Не напасешься элитных подразделений для такого вот, не умением, а числом, прочесывания. «Трахают не там, там лишь загоняют», — вспомнился древний анекдот, но веселей от этого не стало. «Вот и мы в роли тигра теперь!». Охота. Облава. Шумные цепи загонщиков и молчаливые стрелки, засевшие где-то там, на огневых позициях. Хитрость, спасшая жизнь зверю и скопированная охотниками по иронии судьбы. Поможет ли?

Помогло. Реакция солдатни на пчел оказалась вполне предсказуемой — как и на прочие жизненные эксцессы. Всего пять-шесть часов назад дрыхли себе по казармам, а тут, вдруг, подняли, экипировали, привезли! В джунгли послали по такой жаре да в этакой амуниции! Способствует оно подъему боевого духа? Однако, вряд ли. Про перестрелку Богдана с карателями явно уже наслышаны (хорошие новости мигом распространяются), а потому желания сейчас превалируют вполне естественные — пройти, ни с кем не встретившись, да и уехать, от греха. Пчелы в этот сценарий не вписались никаким боком, и приближаться к дереву не стал даже сержант. И первая цепь и вторая дугой обогнули, но главное испытание впереди.

Псы!!!

— Приготовьтесь. Возможно, придется по моей команде выскакивать и бежать.

— А собаки?

— Им будет не до нас, да и людям тоже, — заверил Богуславский, поднимая пистолет на уровень лица. Выстрелить в «пузырь» и переждать пару минут, пока сорвавшаяся из гнезда штурмовая бригада будет искать виновных. Солдаты не снабжены, почему-то, сетками-накомарниками, а гладкошерстные псины вовсе ничем не прикрыты. Это, впрочем, на крайний случай, и лучше бы по-другому сложилось. Будем надеяться на собачьи инстинкты. Вот оно!

Зверюги залаяли, вдруг, все разом — небывалое дело для обученного служебного пса. Залаяли, заскулили, под ноги хозяевам бросились в поисках защиты. Обычная реакция неохотничьей собаки на запах тигра.

— Со карама беши алуи! — хриплый злой голос принадлежал кому-то из проводников, пытавшихся наставить псин на путь истинный. — Со карама! Со карама!

Ну-ну, попробуйте. Попытка — не пытка, как известно, но природу обмануть непросто. Ту самую специфику взаимоотношений кошки с собакой. Ну, не любят они друг друга! Тигр, в частности, обнаружив след собачий или волчий, способен идти по нему часами и похитить несчастную псину прямо из под ног хозяина. Ори теперь, не ори — инстинкты не переломишь.

— Шику ля мао со кьеца? — этот вопрос адресовался уже коллегам-солдатам, двое из которых подходили к проводнику, волоча своих питомцев. — Шику суара акуай?

Псы, оказавшись рядом, сбились, немедленно в кучу, начали глухо, озлобленно рычать.

— Мео ля хьов?!

Щелкнули предохранители, солдатня, вмиг заострившись лицами, принялась вглядываться в окрестные кусты. Поняли, наконец-то!

— Бету гьицу муна, со карама!

Вид пчелиного гнезда тоже радости не прибавил, зато повлиял на быстроту принятия решения. Поводки натянулись, и дружное сообщество шустро кануло в заросли.

— Кира, — прошептал Богдан душевно. — Вот скажи честно, ты готовить умеешь?

— А если да, то что?

— Как приедем — сразу женюсь.

— Мечтатель ты, однако!

— Просто честный человек. Побывав с тобой в столь плотном контакте, обязан сделать предложение!

— Интересно, каковы тогда мои обязанности? — прокряхтел Суханов, зажатый в неудобной позе между Кирой и корнями. — Или я тут третьим-лишним оказался? Могу уйти, если так.

Девушка рассмеялась, а Богдан промолчал, радуясь, что никто не видит его лица. Грустно вдруг стало, и глупости вспомнились, в тему разговора. Лай Мо, например.

«Старею, что ли?! Откуда, нафиг, это чувство вины к месту и не к месту?! Работу пора менять?».

Над головой, в паре метров возбужденно гудели пчелы.

Ожидание становилось невыносимым.

Глава четырнадцатая

Повествующая о пользе интуиции и способности видеть в темноте

Укрытие покинули через полчаса.

Богдан давно уже отучился переоценивать себя, и считать врагов дураками, а потому контрольное время отмерил жестко — ни минуты лишней в ту или другую сторону. Полчаса при движении через заросли солдатам достаточно, чтобы уйти на недосягаемое для песьего нюха расстояние, но не успеть выйти на берег. Потом возможны эксцессы вроде разворота воинства на 180 градусов и повторного тройного прочесывания в обратную сторону. С детальной, на сей раз, проверкой любых естественных укрытий — после хорошей вздрючки от командующего операцией.

— А я ведь только сейчас подумала, почему они в гнездо не полезли? — спросила Кира, уворачиваясь от башмаков вылезающего Богдана. — Могли ведь медком поинтересоваться.

— Наверное, это неправильные пчелы, и они делают неправильный мед. Прошу на выход, дамы и господа.

Гнездо над головой отозвалось басовитым гулом, выпустив наружу десяток насекомых радикально-черного цвета. Богдан, видевший как-то в Африке жертву тамошних пчел-убийц, восторга сейчас не испытал, но протянул мужественно руку Кире. Дмитрий Константинович, как истинный джентльмен, покинул убежище последним.

— И куда теперь? — спросил деловито. — Снова на восток?

— Именно. Двигаться будем параллельно «цепям» и как можно быстрее, — вынув все ту же незаменимую коробочку, Богдан поморщился заранее, пальцы прихватили очередную горсть порошка. Перчатку теперь не отстираешь, пожалуй.

— Это что за дерьмо? — поморщилась Кира и отступила даже на шаг.

— Оно и есть. Высушенный, толченый помет тигра в комплекте с выделениями некоторых его желез. Изобретено и сделано в Гонконге, по спецзаказу.

— Лекарство, что ли?

— Ага, от любопытства. Две щепотки на стакан воды и ничего больше в жизни не надо.

С полянки уходили классическим «волчьим шагом» — след в след. Богуславский, экономя снадобье, распылял его малыми толиками и вздохнул облегченно, когда горсть кончилась. Перешел из арьергарда в авангард, карабин соскочил с плеча, на компас взглянул и на таймер. По всему выходило, что нужно торопиться.

Следующие несколько часов вышли, пожалуй, самыми потогонными и изматывающими в зрелой жизни господина Суханова. Хороший спортивный шаг, с полной выкладкой, по пересеченной местности. Богдан и сам от подобных мероприятий отвыкать начал, подустал изрядно, а на магната жалко было смотреть.

— Как у вас с сердцем? — спросил, на всякий пожарный, ощутив тут же явное недовольство бизнесмена.

— С сердцем у нас хорошо, без сердца — плохо! Я прошу, Богдан, не надо ради меня сбавлять шаг, ладно?

— Как скажете Дмитрий Константиныч, — про себя Богуславский подумал, что лучше лишний раз тормознуть чем тащить потом клиента на руках сквозь заросли. — Хозяин-барин.

…Примерно на четвертом часу движения окружающая местность начала меняться к худшему. Насколько это вообще возможно в тропиках. По первости, перемены восприняты были даже с оптимизмом — идти стало легче. Густой, колючий подлесок сменился травой, а потом и она исчезла, оголив бурую мягкую землю. Лес, редкий и прозрачный, наводил теперь на мысли о родных осинах, вот только ностальгии это все не пробуждало ни малейшей. Заметно возросло количество гнуса — мельчайшая живность висела теперь над путниками тучей, просачиваясь даже сквозь сетки, лезла в уши и глаза.

— Однако, болота скоро, — резюмировал Богдан, опыляя себя, в который раз уже, вонючим репеллентом. — Думаю, ТЕ САМЫЕ болота. Руки бы оторвать, кто эту карту рисовал!

К далекому отсюда Феде Казанцеву пожелание не относилось — предупреждал ведь честно насчет источников информации.

— И куда теперь? — прищурился Суханов, чья болезненная гримаса при каждом шаге объяснялась, явно, не капризностью. Другим, чем-то, куда похуже. Богдан, помня желание клиента, гримасу игнорировал, но поглядывал на бизнесмена все чаще.

— Обходить будем, Дмитрий Константиныч, что нам еще остается! Вы, если что, скажите…

— Скажу. Пошли, не теряй время!

Вскоре, под ногами уже откровенно захлюпала вода, и пришлось разворачиваться на девяносто градусов к первоначальному курсу. Добрый километр прошли с черепашьей скоростью, увязая по щиколотку, потом окрестный пейзаж начал оживляться. Больше стало зелени, опять деревья крупные появились, а с ними, как неизбежное зло — колючий кустарник.

— Надо бы родники поискать. Вполне могут оказаться в такой местности, — подумал Богдан вслух и ноги сами понесли его к ближайшей полянке. — Привал! Настоящий, большой и жизненно необходимый! Разувайтесь-ка, Дмитрий Константиныч.

На сей раз магнат спорить не стал — пожал лишь плечами, развязывая шнурки на длинных голенищах.

— Носки тоже. Ну и какого, собственно, вы молчали, спрошу я вас!?

Волдыри, потертости, кровоточащие мозоли: общий вид ног господина Суханова не внушал ни малейших иллюзий насчет его способности активно передвигаться. Последние пару часов топал, скрывая боль, возможно, еще километров десять пройдет на одном упрямстве, а потом… Полнейший звиздец потом!

— Носки у вас есть запасные? Ну, слава яйцам! — вынув миниаптечку, телохранитель наполнил кружку водой, следом пошла марганцовка из флакона.

— Значит так, промываете свои травмы сперва чистой водицей, потом вот этой. Даете высохнуть и еще промываете. Ботинки, конечно, не разношенные!?

— А ты думал, я в них по Москве щеголяю? Знать бы, что такие кроссы предстоят!

— Это еще цветочки, — пообещал Богдан оптимистично, протягивая флакончик с порошковым стрептоцидом. — Присыплете погуще, чтоб ни одна бацилла не пролезла, и дадите, опять же, высохнуть. Кира, охраняй господина Суханова как… не знаю даже с чем сравнить. Зеница ока — это слишком затерто и банально.

— А ты нас опять покидаешь? — девушку шутливый тон коллеги не обманул. — Потом опять явишься бегом и предоставишь тридцать секунд на сборы?!

— Вполне возможно. Гляжу я, знаешь ли, на небо и не нравится мне расположение тамошних туч. Дождь будет, однако. Натуральный тропический ливень. Нам к тому времени очень желательно укрыться.

Про себя подумал, что поиск родника сейчас важнее любых убежищ. Кончается водица-то! Вдобавок, захотелось, вдруг, горячей пищи, она и для здоровья куда полезней. Алгоритм поиска не сложен — всего-то сыскать места, где низина резко переходит в возвышенность, образуя склоны. Было бы время!

Условный знак встретился Богуславскому в районе самом неожиданном — на обходной тропе вокруг бурелома. Срезал кто-то кусок коры в метре от земли, вычертив посреди оголенного участка стрелку-указатель. Судя по цвету древесины случилось все давным-давно, а судя по глубине вырезки, смысл рисунка был не сиюминутным. Подобными знаками охотники и прочие местные бродяги как раз и отмечают дорогу к общечеловеческим ценностям: воде, еде и отдыху. Проверим-ка!

Метров через сто нашлась еще стрелка, а вскоре и сам родничок — неприметный совсем. Обычная яма, заросшая травой. Следы кострищ поблизости выглядели настолько старыми, что появления тут людей в ближайшее время вряд ли стоит опасаться. Богдан прилегающую местность осмотрел-таки, следов хомо сапиенс не обнаружил, а к спутникам решил вернуться другим путем. Напрямик. Слишком грозным выглядело уже небо, да и сумерки близко.

Скелет обнаружился в зарослях, рядом с родником, прикрытый от случайных зрителей стеной остро пахнущих кустов. Не шагни Богдан в сторону от тропы — не заметил бы сроду (он и не горел желанием, но это уже вопрос второй). Прямо посреди крохотной лужайки вздымался громадный муравейник, в муравейнике воткнут кол, а на колу, соответственно, бренные останки. Обглоданные, чистые, не успевшие еще пожелтеть от непогоды. Жутко ухмыляющийся череп увенчан бурой нашлепкой, в которой, при ближайшем рассмотрении, узнается истлевший коричневый берет.

— Азия-с, — пробормотал Богдан, морщась от приторных ароматов и от общей неэстетичности зрелища. — Никакой, понимаешь, культуры обращения с пленными!

Говоря откровенно, в прежние годы доводилось видеть кое-что и похуже. На Черном континенте, к примеру. И в Колумбии. Думается, что здешние джунгли при правильном поиске открыли бы миру немало скелетин в красных партизанских баданах: тоже на кол посаженных, распятых, просто вздернутых на первом суку. Война. То самое, о чем так не любят говорить и думать штабные генералы в отутюженных мундирах.

Богуславского сейчас волновали куда более приземленные вещи, потому задерживаться на полянке не стал.

* * *

Переселение к роднику прошло на удивление быстро, учитывая сухановскую хромоту. Обосновались рядом с кострищами, набрали, совместными усилиями, воды и хвороста. Богуславский, нарезав жердей, выстроил примитивный, но вполне просторный шалаш. Роль черепицы сыграли широкие банановые листья, изнутри настелил бамбука и травы. Не отель «Хилтон», но минимальный комфорт обеспечен.

Богдан еще ковырял землю ножом, готовя ямку для очага, когда из окрестных кустов объявилась Кира:

— Там… вы видели?!

— Скелет, что ли? И чем он тебя так напугал?

— Ну, это же человек был! Циничный ты какой-то, прям вообще! — в распаленном виде коллега смахивала на обиженную студентку, или школьницу даже. Выпала напрочь из прежнего образа. Кому как, но Богдану сейчас она нравилась больше чем раньше.

— Умылась бы, — посоветовал отечески, уводя беседу в другую плоскость. — Вроде, красивая девчонка, а ни фига под краской не видать!

— На себя посмотри! — фыркнула та, пойманная, как и все ее бесчисленные прародительницы, на извечную женскую слабость. — Побрился бы, что ли! Смотреть страшно!

— А это один из элементов моего имиджа. Давай уже свой хворост, что ты его тискаешь! И дровишек бы надобно, ночь долгая предстоит.

— Ну, вот только бревна я и не таскала! Сам сходишь, не барин!

— Схожу, — кивнул Богуславский невозмутимо, подумав, что женские слабости — оружие разрывное и использовать их надо весьма осторожно. — Дмитрий Константиныч, не затруднит ли вас прокопать вот тут канавку? Это будет вместо вытяжной трубы. Премного благодарен…

Заготовка дров в джунглях — дело не столько сложное, сколько хлопотное и требующее повышенного внимания. Змеи всякие там, пауки, многоножки. Так и норовят, окаянные, затаиться среди сухостоя, да за руку цапнуть! У Богдана для этих дел была своя тактика — подойдя к подходящей лесине пинал активно по стволу, ждал реакции и лишь затем пускал в ход мачете. Прислушивался попутно, принюхивался, приглядывался. Беспокойство одолевало, невесть чем порожденное.

— Ну, и какого рожна тебе надо?! — спросил сам у себя. — Тишина давит? По стрельбе соскучился! Или мертвяка того не можешь забыть? Так это каратель был, враг твой злейший! Радоваться надо, а ты… — тут что-то ворохнулось, на самой окраине сознания, так и не превратившись в законченную мысль. Тревога осталась, чтоб ее!..

— Та-ак, ладненько, не будем пороть горячку, — сказал Богдан очень тихо и внятно, подумав, о Суханове. И о Кире подумав. Готовы ли они, если что? Мачете секануло очередную лесину, отбросил к общему штабелю, новую взялся высматривать. Анализировал попутно собственные органы чувств — с какого же боку этот ЗВОНОЧЕК? Зрение и слух, молчат, обоняние регистрирует стандартный набор запахов. Осязание… Стоп! Вот оно! То самое ощущение, вроде прилипшей к лицу паутины!

За ним кто-то следит!

Или нет?

Ерунда какая-то! Еще мгновение назад поклясться мог, что чувствует неотступный взгляд, а теперь, вдруг, ушло и рассеялось.

— А не попить-ли нам пивка? — сказал Богуславский громко первое, что пришло в голову, ощущая, как ладонь потеет под перчаткой.

— Пивка попить, песни попеть! Кому охота — пускай слушают! А он у джипа лежа-ал!.. — голос сорвался, вдруг, и пришлось доставать фляжку. Глотнуть родниковой воды, прокашляться, будто певец перед выходом. Затянуть фальшиво и немелодично первое, что вспомнилось:

Он у джипа лежал, в снег откинув затылок,

Плэйер внучке в подарок упал в стороне.

Три заглавные буквы на корочке ксивы

Он обратно отдаст благодарной стране!

Эх, не к месту вспомнилось, ну да ладно. Эту бы песню в хорошей компании, да под водочку, да под гитару!

…Как отдал двадцать лет, три развода и веру,

В общем, нечего было уже отдавать!

У страны свой подход к боевым офицерам,

И, конечно, однажды пришлось выбирать…

Дальше было грустное про снегирей в Измайловском парке, но Богдан на этом закруглился. Тревога исчезла окончательно. Померещилось? Или некто, понаблюдав за Богуславским, счел его субъектом несерьезным и не достойным внимания? Еще проще вариант — испугался этот кто-то громких звуков (как любое животное) и поспешил уйти-убежать-улететь-уползти?

— Хрень какая-то, — проворчал Богдан, дорубая деревяшку и вздымая всю поленницу на плечо. — Креститься надо, если кажется!

Первые капли дождя упали, когда Богуславский уже подходил к роднику. Кира, свежеумытая и опрятная, созерцала себя в зеркальце, Суханов просто сидел на траве, давая отдых ногам.

— Вы как хотите, но лично я от стихии скрываюсь, — заявил Богдан, разрушив хрупкую идиллию, и шалаш принял его под невысокие своды. С одной стороны, если интуиция не врет, бежать бы отсюда прямо сейчас, но с другой… куда бежать то?! Кто сказал, что в ночных джунглях, под дождем и открытым небом будет безопаснее!?

— Подождем пока, — сказал Богуславский, и Суханов кивнул:

— Разумеется! Куда ж мы денемся с подводной лодки?!

За стенами шалаша развернулось уже вовсю природное буйство, именуемое тропическим ливнем. Кто не видел, тому не понять. Сплошная стена воды при полнейшем штиле, кусты и деревья скрылись в ней, а шум вокруг ничего общего не имеет с привычным европейцу стуком дождевых капель. Банановые листья на шалаше гремят под струями не хуже барабана, но держатся пока.

— Бр-р, представляю, что сейчас снаружи! — поежилась Кира, а Богдан лишь усмехнулся:

— Ничего особенного, коллега. Считай, то же плавание, только стоя.

— Слушай, а это надолго, вообще? — забеспокоился Дмитрий Константинович. — Может, сезон дождей начинается?

— Рано еще. Думаю, к утру вся лишняя вода с небес вытечет, и настанет тишь да гладь. Заодно смоет наши следы, — уложив в яму последний кусок дерева, Богдан чиркнул «охотничьей» спичкой, сунул к настеленному внизу мху. Подул малость, пока процесс не пошел полным ходом. Такой вот очаг будет, прямо в шалаше. Оно и теплее.

— Теперь давайте-ка, господа и дамы, оценим состояние нашей продовольственной базы. Прикинем, как скоро придется на подножный корм переходить.

Открыли рюкзаки, выложили снедь. Маловато ее оказалось. Шесть банок тушенки, бутылка виски ополовиненная, пачка чаю «со слоном». Сухарей пара пачек в герметичной упаковке. Всё.

— Ну что ж, с глубоким прискорбием предлагаю перейти на режим экономии. Пять тушенок оставляем в НЗ, с завтрашнего дня начинаем охотиться, рыбачить, собирать грибы и ягоды…

— Жарить шашлыки, загорать, купаться…

— Думаешь, пошутила? Забредем на болота и будут нам все удовольствия сразу.

Вода в котелке закипела быстро. Вывалили туда единственную баночку тушенки, следом пошли соль и специи. Богдан хотел кинуть свежесорванных пряных листьев с ТОЙ полянки, но Киру замутило от одного их вида. Несколько минут Богуславский логично доказывал, что бренная плоть карателя угодила в желудки муравьев, а никак не в почву, потом махнул рукой. Дикорастущая приправа вылетела наружу, канув в дождевой пелене.

— График дежурств тот же, — сказал телохранитель, когда съедены были и суп и пачка сухарей, а несладкий чай остывал до удобоваримого состояния. — Ты, как самая молодая, отсиживаешь детское время, от сих пор и до часу ночи, потом аккуратно толкаешь меня в бок.

— Я, кстати тоже мог бы посидеть, — вмешался Суханов, пребывавший доселе в состоянии философской грусти. — Усну все равно не скоро.

— Думаю, пока мы этого избежим, — покачал головой Богдан. Чем, интересно, объясняется такая сознательность клиента? Муками совести или, желанием, почти мальчишеским, доказать, что ты — «не слабак»? А может, опасением, что утомленные стражники перестанут мышей ловить?

— Мы, все таки, кой чему обучались, да и деньги уплачены.

Вот сейчас Богуславский мог бы поклясться, что улавливает ход мыслей Суханова. Сам бы, на его месте, об этом подумал. У «экзотических» телохранителей фирмы «Бастион» сумма оплаты исчисляется посуточно, а значит, каждый новый день добавляет к гонорару лишние цифры.

— Ладно, смотрите сами. Моё дело — предложить.

* * *

…Проснулся враз, будто кто за ногу дернул. Пару секунд лежал с закрытыми глазами, потом осторожно приподнял голову. Темно. И тихо. Кобура со всей прочей амуницией (спали, естественно, не раздеваясь) успела вдавиться ощутимо, в поясничную часть туловища, руки-ноги от неудобной позы онемели. Мошкара вездесущая вьется во тьме, зудит и пищит. Всё, вроде бы?

Нет, не всё! Тревога вернулась! Та самая, из подкорки, неотвязная как зубная боль.

А еще рядом не обнаружилось Киры.

Матюкнувшись беззвучно, прополз к выходу, мимо дрыхнущего Суханова, и сразу ее увидел. Теперь только додумался глянуть на часы — половина первого. Самый что ни на есть разгар «детского» времени! Дождь за пару часов успел стихнуть, луна мелькает среди туч, заливая всё белизной. Кира сидит себе в нескольких метрах, в тени, но все равно очень различима. Карабин на коленях, поза расслаблена, а глаза закрыты, кажется. Разнежилась, будто в российском бору, тудысь ее! Забыла, наверное, про бравого «берета», усевшегося на кол!

И тут Богдан, вдруг, понял. Соединил разрозненные, мелькавшие на околице сознания вопросы и ответы, детали увиденные, но сразу не отмеченные. Старые отпечатки армейских ботинок у родника. Стрелки. Скелет. Берет, наконец, коему при здешней погоде давно пора сгнить начисто, вместе с плотью, а он почти целехонек. Берет, натянутый ПОВЕРХ ГОЛОГО ЧЕРЕПА!

Выругавшись еще раз, пополз к задней стенке шалаша. Перерезал несколько прутьев, образующих каркас, жерди раздвинулись, листья банановые сместил вправо-влево. Дыра образовалась. Запасной выход, скрытый кустами и абсолютно со стороны поляны не видимый. Тянет из дыры промозглой сыростью, лезть туда неохота, но надо. Если не мы — то кто?!

Вздохнул Богдан, прощаясь с уютом, комфортом и теплом, голова пролезла в дыру, подтянулся, выполз аккуратно. Трава и кусты, разумеется, встретили ливнем, комбинезон моментально промок. Одолеть по-пластунски еще пару метров, дабы Кира оказалась в зоне видимости, замереть. Вот так. Про пистолет сейчас и думать не надо, а вот мачете свое Богдан вытащил. Положил под правую руку, на случай ближнего боя. Поразмыслив, провел еще раз по ножнам, пальцы вытянули из кармашка «Осу» — второй нож, метательный, длиною в ладонь. Штуковина из комплекта «Бобра», начиненного сюрпризами, как всякая спецназовская игрушка. Теперь подождем.

Есть такой способ охоты — с чучелами. Прячется стрелок в зарослях, выпускает на воду резиновых уток и замирает. Пролетающая фауна делает вывод, что охотника рядом в помине нет. Почему? Да потому, что соплеменницы на воде наглядно об этом свидетельствуют! Теперь вопрос на засыпку: о чем, скажите, должен свидетельствовать скелет в коричневом, умеренно истлевшем берете? Не о том ли, что не было тут давным-давно ни карателей, коллег покойного, ни других государевых людей? Не знают, мол, люди государевы про это местечко, а потому мятежникам и смутьянам можно разбить тут лагерь и расслабиться. Как та утка под нацеленным стволом!

Может, и бред, притянутый за уши, но тут уж Богдан решил перестраховаться. Досидеть до утра, вздохнуть с облегчением, обозвать себя дураком и паникером. Головокружение от недосыпа будет потом, когда рванут они на всех парах отсюда подальше. Перетерпишь, не помрешь!

Примерно через полчаса, Богдан понял, что засыпает, несмотря на сырость и окрестные шорохи. Подумал о таблетке фенамина из своих запасов — вредная штука, но сутки без сна продержишься запросто, а то и двое. Еще подумал, что совсем скоро напарница пойдет сменяться, и всей силы его убеждения вряд ли хватит, чтобы сунуть ее не в шалаш, а в эти вот кусты, часовым-дублером. Да и фенамин она есть не станет, умная девочка, здоровье бережет смолоду…

На этой мысли Богдан клюнул носом, в который раз уже, тяжелые веки с трудом разлепились, огляделся тупо. И почувствовал, вдруг, как уходят куда-то сон и усталость, изгнанные сильнейшим естественным стимулятором — адреналином.

Куст движется!

Разлапистая, широкая тень, непохожая на ползущего зверя, но и с человеком ничего общего. Куст. Отделился неслышно от зарослей, сместился вперед на пару метров, замер. Еще сместился. Кира, что-то почуяв, вскинула голову, но опасности не заметила. Пересела, на всякий пожарный, ближе к шалашу, не подозревая, что тем самым приблизилась к ЭТОМУ, затаившемуся. И к Богдану приблизилась тоже. Куст, постояв неподвижно, как и положено древесной поросли, ожил вновь, еще полметра преодолел. Застыл.

В принципе, приступать к делу можно и сейчас, да больно уж позиция неудобная. Далековато. Еще бы пару метров…

Куст сорвался, вдруг, с места, понесся к сидящей Кире, вытягивая лохматые отростки — и все это в полной тишине! За секунду до контакта девушка обернулась, но вскочить не смогла, лишь вскрикнула сдавленно. Пропела в воздухе «Оса», угодив точнехонько посередине древесной поросли. Вздрогнула поросль, остановилась, а вскочившая-таки Кира нанесла по «кусту» три мощных и ненужных уже удара. Марафет навела, так сказать…

Потом был разбор полетов — с участием Суханова, заспанного и ошеломленного. Стояли кружком и рассматривали, соображая, как жить дальше.

— Похоже, он еще и не местный?

— Возможно.

Как и следовало ожидать, «куст» оказался человеком в маскхалате типа «леший»: множество тряпочек и натыканных веток. Экипировка наблюдателя или снайпера, обреченного часами сидеть в древесной кроне. Что настораживало, так это физиономия погибшего — самая, что ни на есть европейская харя, отчетливо различимая под слоем краски.

— Ясно, что не местный, вот только чей именно? — распоров горловину маскхалата, Богдан пошарил у покойника за пазухой, хмыкнул разочарованно: жетона нема. Нонсенс для вооруженных сил НАТО. Отсюда вывод: либо данный конкретный «человек-куст» находится тут на нелегальном положении, либо наемник он. Банальный солдат удачи, занесенный, невесть какими ветрами, к генералу Пхай Гонгу. В партизанах сей субъект вряд ли состоит, хотя и тут возможно всякое.

— А я еще вчера подумал, что дело нечисто, — сказал Богуславский назидательно, продолжая обыск. — С собачками этими… Ну какой дурак будет пускать ищеек после двух солдатских цепей, когда всё давно затоптано?

— И какой же? — вскинул брови Суханов, а Богдан энергично покачал головой:

— Не-ет, это был умный человек! Умный и рациональный. Решил поберечь собачек, потому что в них первые пули полетят. А жизнь дрессированного зверя в Азии всегда ценилась дороже человеческой.

— Но какой тогда смысл?

— Псов взяли для психологического эффекта, а у солдат была цель нас шугануть. Предполагалось, что от облавы мы уйдем, ощутим себя хитрыми и ловкими, расслабимся. Устанем, опять же, после долгого перехода.

— И остановимся здесь?

— Ну, не обязательно в этом месте. Они правильно рассчитали, что в болота мы не сунемся, а будем искать стоянку посуше, поуютней и рядом с источником питьевой воды. Берега реки, думаю, контролируются, а ко всем известным источникам в пределах дневного перехода приставили наблюдателей. По одному человеку, чтобы силы не распылять, — завершив обыск, телохранитель выложил на траву все раздобытое: пистолет незнакомой конструкции с коротким и толстым стволом, кинжал-коммандо, плоскую вороненую фляжку.

— А где же рация и сухпаек? В НП оставил? Ладно, искать уже некогда, — разжав коченеющие пальцы, Богдан отобрал у покойного нейлоновую удавку, кинул до кучи, не удосуживаясь объяснить Кире назначение специфического предмета. Та, впрочем, сама поняла, облизнула пересохшие губы, отступив на шаг.

— Радует только то, что все мы до сих пор нужны живыми, — констатировал Богуславский, не став упоминать другие, куда более радикальные способы снятия часовых. Пистолет, например, вот этот, с вмонтированным глушителем. Да и кинжал, если на то пошло, летает из умелых рук ничуть не хуже «Осы».

— Не радует, что продолжаем играть по их правилам и на их доске. Выезжаем пока на чистом везении.

— Богдан, а ты уверен, что он тут один?

— Более чем. Группа может ждать в засаде очень долго, но если уж дошло до боестолкновения… сейчас бы мы тут не стояли. В чем еще уверен, так это в том, что теперь наш лагерь знает каждая местная собака. Ночью была погода нелетная, потому они не стали спешить, а вот на зорьке начнется веселье.

— Но зачем же он сунулся раньше времени?

— Сожалеете, Дмитрий Константиныч? — сейчас усмешка Богуславского выглядела невеселой. Мысли витали уже далеко отсюда — примерно там, где через час-другой он должен оказаться вместе со спутниками. Обязан оказаться. Но не хочется до жути!

— Полез он, думаю, из глупости и желания выделиться. Сопляк ведь еще. Может, в своей группе был на вторых ролях, вот и решил доказать, что крут… — еще одна притянутая за уши идейка, ничего не меняющая, но способная внести хоть какую-то ясность. Так, для самоуспокоения. Дальше философствовать некогда.

— До рассвета чуть больше трех часов, — сказал Богдан другим тоном, сухо и четко. — За это время мы должны достигнуть болот и углубиться в них максимально, на дистанцию, превышающую расстояние прямой видимости с берега.

— Чего-чего? — изумился Суханов, не уловив за обилием «казенных» словечек истинной сути предложения. — В болота… углубиться?!

— Увы, это единственный вариант. С рассветом джунгли начнут прочесывать всерьез, и пошлют не карателей, привыкших воевать с безоружными, а настоящих спецов. По суше мы от них не скроемся.

— Но ведь болота… ты сам говорил!

— Говорил. И сейчас повторю — гнуснейшее место, господа и дамы. В качестве альтернативы можем просто пойти и сдаться, авось зачтется.

— Шутник, однако, — покачал головой Дмитрий Константинович и нырнул в шалаш. Вещи, наверное, собирать.

Телохранители остались еще минут на несколько.

— Знаешь, я тебе сказать хотела… — под взглядом Богдана девушка опустила глаза, но тут же подняла вновь, взглянула почти вызывающе. — Спасибо я тебе сказать хотела, вот что! Ты ведь меня спас.

— На моем месте так поступил бы каждый! — заверил Богуславский со всем положенным пафосом. — Ладно, не бери в голову. Я ведь и себя спасал, сама понимаешь.

— Ну вот, опять всё опошлил. Мог бы, хоть для приличия, сказать что-нибудь красивое! Кстати, я ведь за входом наблюдала, но тебя не видела почему-то.

— А я через задний проход, — усмехнулся телохранитель, так и не вспомнив, кого на сей раз цитирует. — Смеяться, кстати, не советую, потому как мы сейчас в нем и находимся. А впереди нас ждет самая натуральная клоака, ты уж мне поверь.

Глава пятнадцатая

Посвященная болоту и его обитателям

Болота бывают разные. Моховые, например, распространенные в Сибири-матушке и выглядящие вполне презентабельно. Торчат сплошь и рядом кочки, вроде кротовых холмиков, растет на кочках мох, зеленый и красный. Клюква сверху проглядывает, морошка всякая там. Идти по этим кочкам все равно, что по водяному матрасу, пружинисто и приятно. Комары одолевают, но это мелочи.

Бывают болота торфяные, воспетые еще господином Конан-Дойлом. Скверные места, коварные. Жидкая грязь и «окна», прикрытые слоем зелени. Даже опытному человеку сюда лучше сюда не соваться, если не знаешь тропок и гатей.

Самая нейтральная категория болот — те, что сам Богдан именовал «водянистыми». Бывшие озера и низины затопленные. Водоросли и тина сплелись за годы, образовав под водой многослойную сетку, вроде крепкого гамака, способную выдержать человеческий вес. Поверх сетки настелился слой ила, выросли камыш и кувшинки, поселилась в стоячей воде разномастная болотная живность. Глубина по пояс, идти можно, но неприятно. Ноги вязнут, пузыри сероводорода всплывают на поверхность и лопаются, одаряя запахом тухлых яиц. Сетка, опять-же, не везде сплошная. Иногда тоже «окна» попадаются, да такие, что ухнешь и не всплывешь.

Так или иначе, но при всех минусах «водянистого» болота имеется у него глобальный плюс — проходимость. Пусть медленно, осторожненько, шестом дорогу нащупывая, но двигаться можно. А любые препятствия, даже самые неприятные, когда-нибудь да кончаются.

Часа полтора назад, когда лес уступил помаленьку место густым и трескучим зарослям, дискомфорт ощутили все. Даже Богдан, на что уж привычен был лазить по таким насаждениям. Толстые, суставчатые стебли при малейшем ветерке цепляли друг друга, издавая гулкий шелест.

— Это бамбук, — пояснил телохранитель, срубая первое «удилище». — Помогите-ка…

Десяток нарезанных стеблей уложили в два слоя, связали капроновым шнуром с рукоятки Богдановского ножа. Закрепили на импровизированном плотике рюкзаки, карабины и прочую амуницию, сверху натыкали веток, для маскировки. Шест в полтора человеческих роста Богдан срезал еще в лесу, потому шагнул в воду без промедления.

— Ну, будем живы…

С тех пор так и шли, не спеша. Окружающий пейзаж очень смахивал теперь на нечто среднерусское, исконное, воспетое бесчисленными художниками. Вода, кувшинки, редкие пучки камыша, мелкая ряска на поверхности. Еще клочья тумана тут и там. Неумолкающий хор лягушек и вопли неизвестных птиц — при полном отсутствии видимой жизни.

— Мерзкое ощущение, когда одетым в воду забираешься! — проворчал Суханов, идущий вторым в колонне, вслед за Богданом. — Такое чувство, пардон, будто в штаны навалил! И запах вокруг соответствующий!

— Ничего, привыкнете. Зато пиявки до тела не доберутся, — вспомнив про прочих, куда более мелких тварей Богуславский ощутил по всему телу мгновенную чесотку, поморщился.

— Что-то и крокодилов не видно, — сказала Кира задумчиво. — Я уж думала, они тут стаями ходят.

— Насчет стай вынужден разочаровать, — отозвался Богдан светски, прощупывая очередной метр пути. — Крокодилы, знаете ли, одиночки, по сути своей. Почти как тигры. У каждого есть личный охотничий надел. Что касается этих мест, так здесь, по-моему, даже рыбы нет.

Самым психологически-трудным моментом, действительно стало пребывание в воде одетыми. Особенно обувь раздражала — ну не приучен человек в башмаках купаться, хоть ты что! С младенчества не приучен! Хлюпает все, булькает и ощущение возникает то самое, упомянутое Сухановым, хотя и это еще цветочки. Помимо прочего, долгое пребывание в воде способствует неприятным штуковинам, вроде «окопной стопы». Так ноги опухнут, что в ботинок не впихнешь.

— Как встретим деревья, сразу сделаем плот, — пообещал Богуславский, припоминая карту местности. — Думаю, полностью оцепить болота даже у них сил не хватит, потому будут перекрывать самые вероятные направления. Если, конечно, догадаются, что мы сюда рискнули залезть.

— Я так понимаю, что ты их традиционно наколол, и это нам будет стоить лишней недели такого купания?

— Вы меня переоцениваете, Дмитрий Константиныч. Речь может идти о трех, максимум, днях, да и то вряд ли. На болотах ведь время летит незаметно…

Отдаленный гулкий стрекот оборвал фразу на полуслове, заставив всех троих изобразить классическую немую сцену. Оглянулись в поисках укрытий, не обнаружили таковых и осознали, что бежать, собственно, некуда.

— Давайте-ка присядем, — предложил телохранитель, по инерции, все тем же светским тоном, вытягивая из чехла мачете. Срубил одним махом пучок камыша, протянул спутникам две пустотелых соломинки, не удосуживаясь дать инструкцию по эксплуатации.

— А плот наш не заметят?

— Пусть только попробуют! — бодро пригрозил Богдан, углядевший уже в светлеющем небе силуэт винтокрылой птицы. — Всё, погружаемся!

Зажал в зубах камышину и первым, не без внутреннего содрогания, опустился на четвереньки. Тишина. Вязкая, переполняющая уши, дребезжащая. Гул бьет в барабанные перепонки, становится огромным, как сам мир…

Богдан думал про плот. Про бамбучины разной длины, долженствующие лишить плавсредство четких очертаний и сделать его контур расплывчатым, «природным». Поможет ли? С воздуха всё видится иначе, а ветки, маскирующие груз, могут улететь от такого ветра. Свистит все, гудит, ревет. В ухо кто-то, определенно, пытается залезть и шурудит самым наглым образом. Рыбка? Пиявка? Червяк водяной, из тех, что проникают и поселяются? Отпихнем назойливую бяку и уши ладонями зажмем. Давно бы так! Камышинка прикушена, не выпустить бы ненароком, да водицы помойной не глотнуть! Хотя и это ерунда, товарищи, в сравнении с пулеметной очередью. Шепнет вертолетчику интуиция пару ласковых, тот и саданет, на всякий пожарный. Или десант сбросит — по тросу, прямо на головы «ныряльщикам».

Так думалось. Еще стояла перед глазами совсем уж нелепая картинка, волк из «Ну, погоди!», занявшийся дайвингом — а тут ему на дыхательную трубку воробышек сел. Во всех красках увиделось и в мельчайших деталях. Подивившись странностям сознания, Богдан «стирать» картинку не стал — она сейчас куда приятней реальности. Терпеть помогала.

Гул удалялся невыносимо долго — огромная мембрана воды передавала его на десятки метров. Стих, наконец. Уши «откупоривать» не хотелось, и Богуславский выждал еще минуту-другую. Поднялся с шумом и плеском, будто болотный демон из ужастика, камышинка полетела в сторону, вдохнул с великим наслаждением.

— Ой, ну до чего же пакостно, а! — голос Киры прозвучал как стон, а в руках, естественно, зеркальце. — Кошма-ар!

Что ж, наполовину Богдан был с нею согласен — но только наполовину! Если не опускать взгляда ниже Кириной мордашки и не замечать комбинезона, пикантно облепившего тело. Сам Богуславский, по собственному мнению, выглядел сейчас куда печальней, а уж про Дмитрия Константиновича речи вовсе не шло. Эффектное зрелище — борода, опутанная тиной и ряской.

— Поздравляю с посвящением, господа, — сказал Богдан, дабы не рассмеяться вовсе уж непочтительно. — Теперь мы стали здешние, почти родные. Глядишь, и уходить не захочется.

— Ты все шуткуешь, — проворчал Суханов, вытрясая методично воду из ушей. — Я вот ничего смешного не вижу! Загнали нас как крыс в помойную лужу, еще и нырять заставили. Видел бы это кто-нибудь из моих коллег!

— Да плюньте вы на них! Плюньте и забудьте, до тех пор, пока отсюда не выберемся. Сейчас вы просто человек, загнанный в угол и обязанный выжить любой ценой.

— Так можно вообще чёрт те во что превратиться!

— Ну, не навечно-же. Это, знаете, как в тюрьме — если уж туда угодил, не дай Бог, то и жить придется по тамошним законам, не вспоминая прежние должности и звания. Те, кто этого не понял, быстренько теряют волю к жизни, вешаются, или под нары переселяются. Иногда, вообще просто так умирают — от невозможности принять новые условия жизни.

— А ты что, сидел?

— Не довелось пока, — отозвался Богдан, а про себя сказал быстренько, как заклятие против злых духов: «От сумы, да от тюрьмы не зарекайся, не зарекайся, не зарекайся!» Еще одно суеверие, из тех, что пачками имеются у каждого профи. Вспомнил, заодно, мистера Кроунинга и давнюю внутрикамерную разработку, в ходе которой довелось и парашу понюхать, и на нарах поваляться. А тюрьма, между прочим, русская была — изолятор, точнее, временного содержания. Со всей присущей спецификой.

— Может, он, конечно, контрольный облет делает, — подумал Богуславский вслух, разворачивая карту. — А возможно, десант повез. Вот сюда, например, на один из островов. Как раз по ходу нашего движения.

— Опять, значит, курс меняем? У тебя, случайно, Вани Сусанина в роду не было?

— Нормальные герои всегда идут в обход, — отозвался телохранитель философски, подумав, что, за последние сутки менять этот самый курс приходится что-то очень уж часто. Закономерность нехорошая, прям таки. Или, что вернее, обычная тактика загнанного волка — кружить, отыскивая прорехи в кольце флажков.

Следующие два-три часа показались долгими, как трое суток. Туман рассеялся начисто, солнце, вышедшее в зенит, не натыкалось больше лучами на деревья и лупило впрямую. Одна радость: мошкара куда-то скрылась, позволив путникам откинуть сетки. Богдан идущий, по-прежнему, во главе колонны, поймал себя на том, что засыпает. Натурально так отключается сознанием, продолжая двигаться и выполнять осмысленные действия. Руку вытянул — шест погрузил — нажал — сделал шаг — шест вынул — руку вытянул… Опасное состояние, именуемое «боевой усталостью» — когда жизнь и смерть становятся до фени, а на мелкие раздражители просто перестаешь реагировать. Господа офицеры Первой Мировой, ощутив подобное после многомесячного сидения в окопах, начинали баловаться «русской рулеткой». Не потому, что дураки, а просто… обрыдло все! Господа шпионы-нелегалы, утомясь многолетним положением «свой среди чужих», такие допускают проколы, что диву даешься. Вся выучка и опыт насмарку! Помочь тут способны резкая смена обстановки, полноценный отдых, либо, в крайнем уж случае, стимуляторы. Тот же фенамин. Достанем-ка упаковочку, прямо сейчас…

Шест, выставленный вперед, ухнул, вдруг, неведомо куда, а следом и Богдан чуть не нырнул. Отмахнулся, удержав равновесие, выматерился, потянул палку обратно. Впереди, в метре буквально, прощупывалось «окно», таившее неведомые глубины. Не первое и не последнее, но самое своевременное. Опять, как давеча ночью, адреналин хлынул в кровь, голова проянилась и чутье обострилось. Надолго ли?

— Вот интересно, живет там кто-нибудь или нет? — подумала Кира вслух, когда препятствие осталось позади. — Там, ВНИЗУ? Может, там какая-нибудь форма жизни, тысячелетней давности?

— Ага, динозавры.

— Нет, а что?! Писали же где-то, что в Южной Америке, в болотах, до сих пор ящеры обитают!

— Слушай, ты не на журналистике училась?

— Нет, на геофаке. Начинала, да бросила, — спохватившись, Кира взглянула на Богдана сердито, будто вторгся, ненароком, в чрезвычайно запретную сферу. Помолчала минуты две, но не выдержала:

— Я что, так уж похожа на журналистку?

— Скорее, на модель, — ответил телохранитель банальным, но искренним комплиментом. — Просто чувствуется в тебе характерная любовь к приключениям. Плюс привычка домысливать фактуру там, где ее нет.

— Это в чем же?

— Хотя бы насчет жизни тысячелетней. Возможно, Лох-Несс с тех самых пор и существует, но это потому, что вода холодная и травы мало. А такое болото, как тут, за пару веков зарастет тиной, перегниет и превратится в торфяную жижу.

— Н-да, действительно. Стремительно глупею от этой ходьбы и от этих мест. Все кажется таким древним, первозданным!

Богуславский, улыбнувшись, подумал, что не так уж Кира и наивна, если взглянуть на вопрос с разных сторон, а не только с научной позиции. Кое-кто из парней, побродивших по экзотическим местам, тоже, помнится, любил поговорить о всяком этаком. Толя Карпенко, к примеру. Три года военным советником в Анголе, литры виски и джина, принятых внутрь «для профилактики», но острейшего ума человек. Одной из главных Толиных тем за рюмкой чая как раз и были побасенки про африканские чудеса. Про зверей, науке неизвестных, да про демонов, которые не демоны даже, а полноправные обитатели джунглей. Одного Карпенко, якобы, сподобился лично увидеть, но принял сперва за гориллу, и после еще долго сомневался. Байки, вроде бы, да только не смахивал майор Карпенко на трепача. Серьезный мужик, из старых еще «Вымпеловских» кадров. Такие зря не скажут…

Поздний завтрак было решено организовать, когда добрались до острова. Не способствует аппетиту нахождение по пояс в воде, да и шанс на повторное появление «вертушки» вполне реален. Терпели до поры. Островок проявился прямо по курсу давно, вот только достигнуть его никак не удавалось.

— Может, мираж? — предположил, всерьез, Дмитрий Константинович. — Жара ведь несусветная!

Дальнейшие события, впрочем, доказали обратное. Нагромождение глины площадью не больше квадратного километра, заросшее камышом и бамбуком, оказалось материальным вполне, относительно сухим, да, вдобавок, необитаемым. Последний факт установили, обойдя, с оружием наизготовку, все доступное пространство. Нарезали травы, постелили, уселись. Друг на друга взглянули.

— Анекдот такой есть, — рассмеялся Суханов. — Плывут, значит, двое выживших после кораблекрушения в открытом море. Один другого спрашивает: «Как думаешь, далеко земля?» Второй отвечает: «Метров сто, не больше.» Первый делает круглые глаза, начинает оглядываться, наконец не выдерживает: «В какую сторону-то?!» А второй ему этак невозмутимо: «Вниз, дружище, вниз».

Бородатый анекдотец, как сам Дмитрий Константинович, но рассмеялись все трое вполне искренне. Обстановка способствовала. «Как мало нужно человеку для счастья! — подумал Богдан философски, откупоривая тушенку — Всего-то, обрести твердую почву под ногами!».

Ели с аппетитом, чему помог выданный каждому колпачок виски. Глядели, временами, друг на друга, похохатывали над внешним обликом. Расслаблялись.

Солнце в белых раскаленных небесах медленно, но верно, ползло к западу.

* * *

Следующего острова достигли под вечер, насквозь мокрые, грязные и уставшие сверх всякой меры.

— Как же я понимаю Колумба! — простонала Кира, выбираясь на вполне устойчивый бережок. — Они-то на кораблях плыли, в полном уюте и все равно!

— Мы тоже поплывем. Точнее, пойдем, как говорят моряки, — пообещал Богдан, осматривая окрестные заросли. Кусты, деревья, лианы. Вполне приличный остров был когда-то, сумевший сохранить за десятилетия традиционную флору-фауну.

— Судя по всему, здесь и ночевать придется, потому как постройка плота — дело долгое.

Для начала, опять-таки, решили остров обследовать. Тропок звериных не обнаружилось, потому лезть пришлось прямо сквозь дебри. Выстроились уже привычно, гуськом, распределили с Кирой, на всякий пожарный, сектора обстрела. Дмитрию Константиновичу отведена была роль наблюдателя и обязанность замечать все необычное, ускользающее от глаз охранников. Так и пошли.

Первый, вполне приятный сюрприз обнаружился на противоположной оконечности острова. Наличие рыбы. Места здесь, судя по всему, начинались куда более глубокие, вода выглядела чище, и по ней там и сям расходились круги. Суханов, впрочем, высмотрел еще деталь пейзажа — глубоко вдавленные в ил отпечатки здоровенных перепончатых лап и борозду от хвоста.

— Значит, так, — сказал Богдан очень серьезно. — К воде без крайней нужды не подходить и держаться всем вместе. На короткой дистанции вы от НЕГО не убежите.

Вопросов не последовало — следы сказали сами за себя.

Самым трудным моментом плотостроительства стала заготовка исходного материала. Бревен, например, пусть не толстых, но длинных и крепких. Проволочная пила «джигли» у Богдана в запасе имелась, но работать таким орудием — это вам не лоботомию делать, для чего оно изначально придумано. Пазы вырезать ножом в твердой древесине. Лианы обрывать и связывать морскими узлами, производя из них более-менее прочные веревки. Кира, занявшаяся было заготовкой камыша, прибежала в смятении чувств:

— Там полный звездец, товарищ напарник! Сам посмотри!

«Или крысы, или змеи», — подумал Богуславский, следуя за девушкой. Оказалось — второе. Густой кустарник на побережье буквально усеян был сухими змеиными шкурками, но тут и там мелькали вполне живые, юркие тела.

— Они первыми не нападают, — сказал Богдан наставительно, но лезть в кусты не рискнул. Помнил еще про черную мамбу, нанесшую когда-то в Африке, сильнейший удар по его, телохранителя, репутации. Прекрасно если впрямь не нападают — осталось выяснить, знают ли это правило сами змеи. Палку длинную отыскать, пошурудить в кустах как можно активней. Или другое местечко выбрать для травозаготовок. Менее заселенное. Подумав, Богуславский обошел кусты и тут же наткнулся на очередную, свернувшуюся кольцами рептилию. Едва отскочить успел.

— Террариум какой-то! — высказал телохранитель наболевшее, присовокупив пару идиоматических выражений. Топнул пару раз, памятуя о змеиных привычках, но данная конкретная гадина среагировала неадекватно — свернулась еще туже и зашипела совсем угрожающе. Доставать нож и изображать из себя мангуста Богдану не захотелось. Отступил. Заодно сделал вывод, что ночевка на этом острове весьма чревата, а потому с работами следует поспешить. До темноты успеть, хотя бы.

Поспешили и успели. Сооружение, образовавшееся в результате, меньше всего напоминало классический бревенчатый плот. Гибрид, скорее. Хитроумная спайка древесины, связок бамбука и камыша, кольев и веток, достаточно прочная чтобы выдержать даже пятерых. Последние декоративно-оформительские работы довершали в темноте, благо луна светила изрядно. Палубу настелили из того же бамбука, шалаш возвели по привычной схеме, утыкали все, для маскировки, свежей зеленью. В носовой части плота Богуславский оборудовал даже очаг, навалив и размазав толстый слой глины. Неплохо получилось. Без ложной скромности, неплохо.

— Что, так сразу и отплываем? — нахмурился Суханов, и Богдан клиента вполне понял. Что ни говори, а человек — существо сухопутное, несмотря на всех его вышедших из моря предков. Заросли, кишащие ядовитыми гадами, вопреки логике, казались сейчас уютней и безопасней гнилой болотной воды.

— Мы тут, рядом, причалим, — пообещал телохранитель, отталкиваясь шестом от берега. — Помогите что ли!

Совместными усилиями конструкцию удалось сдвинуть с места, но тут же увязла в жидкой прибрежной грязи.

— Оп-па, навали-ись! И р-раз!.. И два!..

На счете «три» под бревенчато-бамбуковым днищем открылась, наконец, глубина.

Вот теперь можно и отдохнуть.

* * *

Костер над водой всегда выглядит необычно — благодаря зеркальному своему отражению. Двойной экзотический цветок, растущий вверх и вниз из единого корня, подвижный, чарующий.

— А палуба не прогорит?

— Исключено.

Стояли теперь на якоре, в полусотне метров от берега. Глубина под днищем — не менее десяти. Вода все такая же мутная и стоячая, но свет пропускает — судя, хотя бы, по трофеям, разделкой коих занята Кира.

— А что, интересно, им оттуда видать? — спросил Суханов задумчиво, в такт Богдановским мыслям. — Звери, вроде как, должны бояться огня, а этих, наоборот привлекает…

Вот она — размытая тень в освещенном пятне воды. Близится, делает пару плавных зигзагов у самой поверхности. Р-раз! Острога — крепкая зазубренная палка — вонзилась в воду чуть ниже тени, ткнулась в плотное, начав тут-же дергаться и «ходить». Подхватив острогу обеими руками, Богуславский выкинул добычу на поверхность. Не то, чтобы супер-рыбина, со среднего сазана, но в сложившихся обстоятельствах очень даже. Чешуя отливает многоцветным перламутром, глаза необычно велики… Или это кажется при свете костра?

— Может, достаточно? — спросила Кира почти жалобно. — Лопнем же!

Три рыбины булькали уже над костром, едва умещаясь в котелке, еще одна, свежепотрошенная, лежала на мокрых банановых листьях, источая непривычно терпкий запах.

— Сушить будем, — сказал Богдан безапелляционно, высматривая очередную цель. — Насушим, привезем в Россию, пиваса возьмем…

Фраза навеяла вдруг тоску. «Сколько мы уже здесь? Шесть суток? Семь? Джунгли, звери, болота. Будто и нет другой жизни. Городов нет, где можно ходить по гладкому асфальту и не глядеть себе под ноги (ну, почти не глядеть — с учетом российской специфики). С друзьями сидеть за кружкой того самого пива, не высматривая «хвосты» и не ожидая выстрела в спину. Мечты! Самое смешное, что именно сейчас в панельной пятиэтажке пропыленного российского города сидит, наверняка, какой-нибудь хлопец, а то и мужик вполне зрелый, смотрит приключенческое кино, и грезит об обратном. Экзотики хочется бедняге! Ходить вооруженным до зубов, одолевать океаны и джунгли, врагов побеждать играючи, баб покорять с первого взгляда. Выше крыши быть и круче тучи. А в реальности у него — постылая работа и супруга с языком-ножовкой. Перспектив по жизни почти никаких, да и развлечений, собственно, тоже…

С этой мыслью Богдан обернулся к спутникам, даже рот раскрыл, намереваясь сказать нечто мудрое. И увидел, вдруг, ужас в глазах Киры.

Рефлексы сработали быстрее разума, толкнув тело прочь от края. Оттуда, где вода уже вскипала буруном вокруг огромных распахнутых челюстей. Миг — и пламя костра отразилось на гребенке зубов, клацнувших в пустоте. Еще миг — треугольная морда метровой длины улеглась на палубу и соскользнула с хлюпаньем. Лопасть хвоста ударила по воде, подняв фонтан брызг, туша исчезла, будто и не было ее.

— Ну, вот ни фига ж себе! — пробормотал Богуславский, оглядываясь на залитые угли. — Никаких, понимаешь, условий для рыболовства!

— С тобой все нормально?! — нешуточный испуг в глазах Киры доставил Богдану некоторое эгоистическое удовольствие, которое он постарался скрыть.

— А что со мной могло быть? Зверюшка к свету потянулась, без всяких дурных побуждений…

Шутка, конечно. Крокодил, в отличие от млекопитающих хищников, не боится человека абсолютно и с удовольствием разнообразит им свой рацион. Если что и влияет на аппетит рептилии, так это сытость или малые размеры, не позволяющие одолеть хомо сапиенс. То и другое быстро проходит. Богдан еще в Африке навидался перекалеченных туземцев — безногих, безруких, украшенных шрамами самой невообразимой формы, но сейчас об этом рассказывать не хотелось.

— Поди, требуху почуял да и всплыл.

— А я ее в воду не бросала! — голос девушки еще подрагивал, но в целом звучал спокойно. — Может, костер затушить?

— Ага щас! Из-за ящерицы будем голодные сидеть! Уплыл он уже!

Ответ последовал незамедлительно — мерзопакостный скребущий звук под ногами, среди связок камыша и бамбука. Плот приподнялся заметно и вновь осел, словно палуба корабля в качку.

— Это он, — сказала Кира излишне спокойно.

— Ну да, похоже, кивнул Богдан. — Всего-то шесть метров длиной, а наглости как у динозавра!

Плот накренился вдруг, отчего Кира едва не упала, уцепившись за Богуславского. Загремел котелок над костром, затрещали доски. Снова все выровнялось.

— Нет, ну слышал я, что акулы такое делают, — проворчал телохранитель, вытаскивая пистолет. — Да и то, с лодками только!

Где-то позади выматерился Суханов. Кира всхлипнула и умолкла. Тишина. Залитые угли еще потрескивают, но свету от них никакого. Лунное сияние искажает лица, запах гнили мешается с чем-то еще, древним и опасным.

— Вот он! — вскинулась девушка, определенно забыв про собственное оружие. — Стреляй, хрена ли тянешь?!

Богуславский не обиделся — два красных уголька, всплывающих из глубины, выглядели впрямь впечатляюще. Вот проступил на поверхности угловатый гребень, пасть опять хлопнула, впившись в каркасную жердь. Бах! Промаха быть не могло, но палуба затряслась, вдруг, мелко и угрожающе, заходила, покачнулась.

— Лечь всем! — крикнул телохранитель, не выдержав хладнокровного тона, ибо природа взяла свое. Естественный страх человека перед дикой, животной силой, агрессией, мощью…

— Держаться за палубу, к краю не подходить! — выстрелил повторно, припав на колено, в третий раз пальнул. Ответом стал мощнейший удар хвоста, окативший плот водою по всей длине. Зато тряска прекратилась.

— Вот так оно лучше! Вы полежите, для верности, потому как меня терзают смутные сомнения. Три пульки на этакую тушу… — поднялся на ноги, ухватив пистолет двумя руками, в стиле голливудских копов («поза Вивера» называется), сделал первый шаг, пытаясь угадать направление новой атаки. Не угадал. Рептилия, на сей раз, кусаться не стала — туша всплыла из глубины и ударила мощно в корму. Богдан, зацепившись ногою, упал с перекатом, прицелился из сидячего положения, видя в паре метров раскрывающуюся пасть. Выстрелить даже успел, отчетливо уловив звук рикошета. Потом совсем рядом вдруг грохнуло ПО НАСТОЯЩЕМУ, залепив барабанные перепонки ватной тишиной. За мгновение до этого звука Богдан увидел как лопается череп рептилии, а гигантская туша отлетает прочь, будто перышко. Это было приятно, черт возьми! И это вполне стоило временной глухоты.

— Два патрона, — сказал Дмитрий Константинович, разглядывая свой «нитроэкспресс» с некоторым удивлением. — Два патрона, сорок баксов. Мне кажется, оно того стоит.

— Да уж, реклама впечатляет, — признал Богдан, подходя к краю плота и вглядываясь. — Если он и после этого вернется!..

На острове, разбуженные невиданным шумом, голосили вовсю птицы.

Никто больше не спешил всплывать из глубины.

Глава шестнадцатая

Неразрывно связанная все с тем-же болотом

Весло, выстроганное из цельного куска дерева, погружается в воду, проходит недолгий путь, выныривает. И вновь погружается. Который раз уже — тысячный, десятитысячный, ста? Глупо считать. Все равно, что путнику мерить дальнюю дорогу шагами, а водителю — оборотами колеса. Глупо, бессмысленно и отвлекает внимание от нужных вещей. От островов, например. Их много раскидано в этой части болот: похожи меж собой будто близнецы-братья, поросли все тем же бамбуком и тростником. Каждый способен таить сюрпризы, а потому расслабляться нельзя ни на секунду. Даже если от мельтешения пестрых трав рябит в глазах и под веками начинается зуд. Даже если ладони от весла превратились в одну сплошную мозоль, несмотря на перчатки. Моргни, сделай пару глубоких вздохов, сосредоточься. И продолжай…

После встречи с крокодилом минули уже сутки, а пейзаж и не думал меняться. Даже если сделать поправку на скорость плота, покрытое расстояние выглядело отнюдь не маленьким. Об общей площади болот даже думать не хотелось.

К середине второго дня у Дмитрия Константиновича проявились явные признаки недомогания: повысилась температура, глаза покраснели, слабость накатила такая, что лежать бы и не шевелиться. Скверные признаки. Может, банальная малярия, а может, похуже чего.

— Вы прививки делали? — спросил Богдан, разглядывая задумчиво содержимое аптечки. — От лихорадок всяких там?

— Ну да, кололи что-то, — припомнил Суханов без должной уверенности. — Там требовалось сроки выжидать, а мне уже некогда было. Приплатил кому надо…

— Великолепно, — хмыкнул телохранитель. — Доктор мне курить запрещает, но я ему дал сотню баксов, и он разрешил! А еще говорят, что анекдоты про «новых русских» сплошь выдуманные!

— Думаешь, у меня серьезное что-то?

— Жизнь покажет, — отозвался Богуславский беспощадно, потому как людская глупость его неизменно бесила. Лезть в тропики, не имея прививок!

— Глотайте, для начала, вот это, там поглядим.

— Что это?

— Аспирин. Даже не «Упса», если хотите знать. Вот тут я положу вашу фляжку и пейте как можно больше. Температура скоро пройдет, обещаю…

Дальнейшие несколько часов заметно ухудшили состояние больного. Жар сменялся ознобом, пот выступал крупными каплями по всему телу, аспирин решительно не помогал.

— Что с ним такое? — спросила Кира шепотом, сидя с Богуславским на корме. — Это опасно?

— Смотря для кого. Ну, чего ты так смотришь, родная? Я разве доктор чтоб диагнозы ставить?!

— Ты ведь бывал здесь раньше!

— И что с того? В тропиках столько заразы, что мозгов на нее не хватит. По симптомам явная лихорадка, каковой лично я знаю два вида: желтую и паппатачи. Первая хуже, вторая — проще, но тоже не сахар. Раньше считалось, что заразиться можно от болотных испарений, миазмов, если ими дышать. Глупые были люди, потому и мерли сотнями в таких вот местах.

Ответом стала тишина. Богдан, налегая на весло, двигал громаду вперед, вода журчала под днищем, где-то вдали тоскливо кричали птицы. На острове, справа по курсу, разлеглось на солнышке очередное буро-зеленое бревно, не проявившее ни малейшей реакции на явление плота. Сытый? Вообще, за последние сутки крокодилы попадались на пути все чаще: лежали на берегу, ползали, плыли параллельно или перпендикулярно курсу, вытарчивая из воды гребнем. Очень скоро даже Кира перестала обращать на них внимание.

— А на самом деле, почему?

— Что? — пару секунд Богуславский соображал, о чем речь, потом вспомнил. — А, это! Так вот, причина у большинства лихорадок одна единственная — насекомые. Комары и прочие москиты. Кое-чем можно заразиться через воздух, или через телесный контакт, но это не наш случай. Про эболу слыхала когда-нибудь?

— Это которая в Африке?

— Точно. Кровь бежит в три ручья, из глаз, из ушей и даже оттуда, где дырок нет.

— Сам видел?

— По телевизору. Мне хватило.

— А эта… которая у Дмитрия Константиновича… она лечится?

— Вирусные хворести вылечить невозможно, даже банальный грипп. Ждать надо, пока само пройдет. Сбивать температуру, создавать условия и молиться, чтобы печень не шибко пострадала. Иди, кстати, взгляни, как он там…

Новую ночь, как и две предыдущие, встретили в заякоренном состоянии. Причалив к очередному островку, набрали коряг и сухой травы, отплыли подальше, сбросили на дно обвязанный лианами корявый камень. Редчайшая для болот вещь найдена была случайно и ценилась сейчас Богданом куда дороже золота. Оторвется булыжник, и перспективы перед путниками возникнут самые заманчивые: либо нырять за ним ТУДА, либо вовсе без якоря обходиться. На привязь вставать у берега, рискуя заполучить на палубу множество незваных гостей. С учетом изложенного, лианы Богуславский менял ежевечерне, растертые выкидывал, свежие наматывал на камень в три слоя, прихватывая морскими узлами. Так и сегодня сделал. Бухнул заарканенный минерал в воду (определенно, глубже пятнадцати метров), убедился, что плот стоит крепко и плыть никуда не собирается. Сварили наловленную загодя рыбу, бульон, на всякий случай, вылили (а вдруг ядовит), пожевали без аппетита. Суханова кормить пришлось едва ли не силой — плохо было Дмитрию Константиновичу. Лежал пластом в шалаше, облизывал пересохшие губы, матерился вяло.

— Не надо его пичкать, если организм не принимает, — заявила Кира с неожиданной уверенностью. — Мы на курсах первую помощь проходили, так что знаю, о чем говорю. Лучше ему чайку сладкого сделать.

Богдан, слегка удивившись, пожал плечами, но оспаривать не стал. Ждала его на этот вечер еще одна обязанность — истинно мужская и традиционная. Добыча еды. Учитывая нездоровые вкусы местных крокодилов, огонь на корме больше не разжигали, а вместо остроги Богуславский использовал примитивную рыболовную снасть. Кусок лески с крючком и насаженными внутренностями все тех же рыб. «Зарядить» сейчас импровизированную жерлицу, вскипятить чаю, которого так добивается Кира. И спать! При всех недостатках спокойного плавания имелось у него важнейшее достоинство — возможность отдыхать, не глядя себе под ноги, и не ожидая каждую секунду пакостных сюрпризов. Гладкая палуба, хорошая видимость, оружие под рукой. Мой дом — моя крепость, знаете ли.

…Пробудившись ночью, Богдан не сразу понял, где находится. Темно вокруг. Чья-то осторожная рука скользит по его плечу, готовясь в лицо вцепиться, или просто погладить.

— Богдан? Проснись, Богдаша, — громкий шепот принадлежал определенно Кире, и эротизма в нем не ощущалось, увы, ни малейшего. — Проснись, там такое!..

Рядом тяжело заворочался во сне Суханов, и телохранитель решил в загадки не играть. Вылез вслед за Кирой из шалаша, огляделся. И замер.

Метрах в пятидесяти от плота колыхался над водою сноп зеленоватого фосфоресцирующего тумана. Двигался, словно кобра под дудочку дрессировщика, удлинялся и укорачивался, менял ежесекундно форму, принимая очертания то человеческой фигуры, то дерева, а то и вовсе чего-то неясного, пугающего. Тишина при всем при этом абсолютная — ни плеска воды, ни дуновения ветерка. Лунный свет и… туман.

— Маму вашу так… — произнес Богуславский шепотом, как и положено простому смертному при встрече с необъяснимым. Произнес, ощутив на плече цепкие Кирины пальчики.

— Тихо! Услышит ведь!

Словно отвечая на эту реплику, зеленоватый столб прекратил колыхаться, потом, вдруг, сорвался с места и улетел, исчезнув за дальним островом. Умчался как обычный клочок тумана под ураганным ветром — если забыть, что вокруг полный штиль.

— Вот только не спрашивай меня, что это было такое, — предупредил Богдан, усаживаясь прямо на палубу. — Может, мираж, может — марсиане. А возможно, та самая исчезнувшая форма жизни, о которой ты мечтала. Пускай Толя Карпенко от зависти облезет со своими гориллами…

— Кто?

— Да так… ты его не знаешь, — хмыкнул Богуславский, окончательно приходя в себя. — Иди, покемарь, а я уж до утра не усну.

— Мне, вообще, тоже не до сна, посидела бы с тобой. Или хочешь один остаться?

— Хочу, — кивнул телохранитель, уловив плеснувшуюся в глазах девушки обиду, но тон смягчать не пожелал. Не до того ему было сейчас.

— Спокойной ночи…

Следующих несколько часов Богдан провел на палубе с карабином в руках, но ничего больше не увидел.

* * *

Четверо с лишним суток на воде — много это или мало? Все зависит от условий. Одно дело, скажем, шикарный океанский лайнер или даже речной теплоход: сервис, рестораны, отдельные каюты. Публика, скучающая на палубе, живописные виды, новые впечатления. Красота, короче! Не заметишь, как и время пролетит.

Экипаж самодельного плота, одолевающий тропические болота, ощущал ситуацию несколько иначе. Под другим, так сказать, углом зрения. Провонявшие тиной и рыбой, с лицами, почерневшими от солнца и распухшими от укусов мошки, потерявшие за эти дни почти всякую связь с цивилизацией. Уставшие не столько от работы, сколько от скуки и отсутствия новых впечатлений. Только весло, только вода, только шалаш. Плавание в горячем пекле, ночевки во влажной духоте испарений. И вновь плавание. Чтобы вовсе уж не закиснуть, каждый искал себе дело сам, в меру сил, возможностей и таланта. Кира пыталась стирать одежду — от болотной воды та становилась, кажется, еще грязнее, а потому нужно было «под занавес» облить ее кипятком. Видимой чистоты не возникало, зато некоторый психологический комфорт налицо. Воду для кипячения брали, естественно, из того же болота, а дрова находили на островах. Богдан, вынужденный часто причаливать, ничуть против этого не возражал. Гигиена — прежде всего. Сам проводил основное время все с тем же веслом в руках, а потому скучать им обоим (веслу и Богдану) было особо некогда. Рыбу еще ловил, вечером и ночью. Первая шла в общий котел, вторую телохранитель потрошил, натирал солью (остаток НЗ) и вялил на палубе. Даже Дмитрий Константинович, все еще болезный, без дела лежать не хотел — промыслом кустарным занялся. Осматривал найденные коряги и обрабатывал здоровенным своим кинжалом. Изделия получались разнообразнейшие, от крокодила и Эйфелевой башни до гигантского искривленного фаллоса (опять!), увидев который Кира совсем уж хотела покраснеть, но передумала.

— Это искусство, между прочим, — заявил Суханов, уловив реакцию охранников. — Вы же не смущаетесь, когда глядите на картины Рембранта! Вот и нечего тут!

Такой вот график сложился у беглецов за четверо суток заплыва, простенький, зато привычный. Иногда всем троим начинало казаться, что прошедшая жизнь была лишь призрачным сном. Красивой иллюзией, пропадающей к рассвету.

…На пятый день Большого Плавания местность вокруг начала неуловимо меняться. Вода сделалась темнее и прозрачней, острова теперь выглядели не глиняными, а илистыми, воздух приобрел, вдруг, легкий привкус йода.

— Море начинается? — удивился Суханов, ощутив в чае соленость.

— Вряд ли, — ответил Богдан серьезно. — Скорее, большая река. Они тут во время приливов начинают течь в обратном направлении и несут морскую воду черт те куда.

Вскоре появилась еще одна, вполне ожидаемая деталь пейзажа — мангровые деревья. Росли они прямо на островах, а то и вовсе в воде, раскинув по сторонам толстенные, узловатые корни-щупальца.

— Мерзкие какие! — охарактеризовала Кира нового представителя флоры. — Будто растения-монстры из ужастиков. Схватят и начнут кровь сосать!

— Для этого дела тут другие желающие найдутся, — усмехнулся Богдан лавируя между висячими корнями. — Тебе осталось только раздеться и нырнуть, дорогая.

Тут он был прав — мангровые болота кишели жизнью, причем специфической. Бегали по стволам деревьев насекомые, среди ила копошились крабы, а странные пучеглазые рыбки выползали из воды на корни и сидели там, как лягушки, готовые бултыхнуться обратно. Тут и там на заиленных островах грелись крокодилы — тоже какие-то не такие, с необычайно угловатыми гребнями.

Грести теперь приходилось вдвоем — Богдан веслом работал, а Кира, стоя на носу, отталкивалась шестом от встречных препятствий. Пару раз плот упирался в такое сплетение корней, что шесты приходилось брать обоим и «включать заднюю» под словесный аккомпанемент.

— Однако, суша скоро, — сказал Богуславский с интонацией шамана-предсказателя погоды. — Скоро будем как те рыбешки, по корням прыгать.

Суханов, еще одолеваемый периодическими приступами, от такой перспективы лишь поморщился, зато Кира заинтересовалась живо:

— Ты эти места знаешь?

— Я знаю ПОДОБНЫЕ. А вот там, если не путаю, весь берег истоптан копытами.

— Ну и что?

— Коллега, где ваша сообразительность, елки зеленые?! Ты в болотах такие следы хоть раз видела?!

— А-а…

— Вот именно. Крупные звери не могут жить на этих островах, они сюда попить приходят. Откуда-то с большой земли.

— Так может, нам причалить, да по следам…

— По башмакам своим соскучилась? — Богдан кивнул на три пары тяжеленных, ждущих своего часа ботинок. — Будем плыть, пока не застрянем окончательно, а там уж куда деваться.

— Гляди! — вскинулась, вдруг, девушка с такой интонацией, что Богдан вздрогнул. Обернулся в направлении ее взгляда, ожидая увидеть, как минимум, еще один туманный сгусток, а то и вовсе, загадочное чудище.

Увидел лишь лодку.

Узкое, низко посаженное плавсредство скользило себе по воде с хищной грацией спортивного судна. Далеко отсюда скользило, метрах в двустах, едва видимое за переплетением ветвей.

— Эй! — крикнул Богдан, не успев сообразить, что делает. Показалось или нет, но ход лодки замедлился слегка, а гребец глянул в их сторону. Еще через пару мгновений плавсредство пропало из виду окончательно.

— Я убью тебя, лодочник, — пробормотал Богуславский, осматривая окрестные горизонты и размышляя о причине, помешавшей подать сигнал выстрелом. Чего, спрашивается, испугался? Неужели решил, что у НИХ могут быть такие вот байдарки? Или просто «синдром Робинзона» — одичание, то бишь, когда любой человек кажется опасным, и даже след чужой ступни на песке тебя шокирует?

— А может, это дикари? — ассоциации Кирины вполне пересеклись с его собственными, но форма изложения вызвала у Богдана смешок:

— Ага, людоеды. Окстись, коллега, здесь тебе не Африка и даже не Южная Америка! Местные скорее будут червяков лопать в пряном соусе!

Шутливый тон удался, а вот напряжение не исчезло. Не мог от мысли отделаться, что тот, в лодке, их увидел. А если так, то почему сбежал?

Еще через час стало ясно, что ботинки обуть всё же придется. Застрял плот, окончательно застрял, так и не сумев протиснуться мимо очередного островка. Ни взад, ни вперед. По обе стороны узенькие протоки, дальше просматривается открытая вода, вот только добраться до нее нереально.

— Всё, тупик, — констатировал Богдан вытаскивая из шалаша немудреную амуницию. — Давайте, что ли, экипироваться.

Суханов, вставший было на ноги, пошатнулся, вдруг, едва не упал. Кира успела подхватить и «приземлить» аккуратно. Посмотрев на побелевшее лицо бизнесмена, переглянулась с Богуславским, головою молча покачала.

— А что делать? — вопрос Богдана прозвучал риторически. — Нет, ну мы можем, конечно, заякориться и пожить тут недельку…

— Не стоит, — буркнул Суханов, отходя понемногу от восковой бледности. — Я думаю, скоро само пройдет. А с болот этих грёбаных надо выбираться!

— Полностью согласен, — кивнул телохранитель, вздымая на плечи рюкзак. — Климат здесь шибко уж нездоровый, того и гляди, все трое свалимся.

— Богдан, при таких болезнях положено лежать, — возразила Кира тихо, но твердо, и взгляд ее заострился. — Лежать, обильное питье, покой. Возможно, в джунглях у нас не будет вообще никаких условий.

— Предпочитаешь синицу в руках? Ладно, устами младенца глаголет истина… предлагаю нейтральный вариант. Для начала, схожу, поищу другие протоки. Если найду — разберем плот, перенесем частями и свяжем на другой стороне острова. Сам, знаешь, не горю желанием по лесам бегать!

На том и порешили. Оставив клиента под чуткой и внимательной охраной, Богдан шагнул на островок, обошел его взад-вперед, прыгая по мангровым корням. Убедился с сожалением, что протоки вокруг хоть и есть, но шириной не блещут.

Кира с Сухановым сидели себе мирно на плоту, и взоры на Богуславского устремились с нешуточной надеждой.

— Проверено, мин нет, — произнес телохранитель, чтобы хоть что-то сказать, руками развел картинно. Вспомнил к месту, что в древних царствах-государствах гонцам, приносящим плохую весть, сразу рубили башку.

— Как говорил кто-то из политиков: «Другой альтернативы у нас нет». Последнее слово оставим за Дмитрием Константиновичем.

— Ну что ж… — Бизнесмен вдруг умолк и прислушался, напрягшись лицом. — Что до меня, так я предлагаю подождать. Минут пять, судя по звуку.

Теперь и телохранители расслышали это явственно — ритмичные всплески, нарастающие со стороны протоки. Звуки одинокого весла. Лодка, явившаяся пред взоры беглецов, меньше всего напоминала давешнюю «байдарку» — вполне солидная посудина из толстых, смоленых досок. Человек на корме, с веслом в руках явно намеревался юркнуть мимо острова в следующую протоку и при виде компании несколько ошалел.

— Бьен као! — крикнул Богдан приветливо, демонстрируя незнакомцу пустые руки. — Мы не сделаем вам ничего плохого!

Кем бы ни был лодочник, но язык Туманного Альбиона понимал — взмахнул веслом, хоть и с явной опаской, и плавсредство скользнуло в направлении плота.

«Вот как вытащит автомат, да как возьмется шмалять!» — ворохнулась в Богдановом мозгу традиционная мыслишка, но на сей раз телохранитель ее подавил. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что оружие у незнакомца если и спрятано, так только под рыбацкими сетями. Именно они заполняют все видимое пространство лодки. Имеется, правда, кинжал — серьезный, в полметра длиною, заткнутый в ножнах за пояс. Деревянная рукоять вырезана в виде головы какого-то зверя и от частой эксплуатации успела почернеть.

— Бьен као, — поздоровался Богдан вторично, когда лодка приблизилась вплотную. Отметил про себя, что с виду лодочник — явный сайбанец, ничем внешне не примечателен, а вот одежда его заслуживает внимания. Нежно зеленая, с мягким шелковым отливом ткань, из какой бы пеньюары дамские шить, превращена неизвестным портным в банальнейшие штаны и рубаху навыпуск. В поясе обмотан, на манер кушака, лентой того же цвета. Еще один кусок ткани покрывает, как бандана, голову гребца, придавая тому вид персонажа из Изумрудного Города. Забавный вид. Глаза только портят впечатление — очень уж внимательные, да и все лицо, в целом, худое, с торчащими скулами, к добродушию не располагает.

— Да пребудет с вами извечная благодать Небесного Существа и зеленых братьев его, — сказал лодочник неожиданно звучным голосом, поднимаясь на ноги и складывая ладонь в некоем жесте. — Я вижу, судьба привела вас на распутье и выбор ваш затруднен. Наш закон, а также воля пресветлого Куо Шинг Лай велит нам оказывать гостеприимство всем, занесенным ветрами судьбы в наши края…

— Премного благодарны, — ответил Богдан, прикладывая ладони к сердцу на мусульманский манер и сохраняя серьезное выражение лица. Жизнь давно отучила смеяться над чужими верованиями, как бы напыщенно и «театрально» ни выглядели.

Тем более, что сейчас, похоже, судьба действительно дала беглецам шанс на передышку.

Глава семнадцатая

Современные язычники и их духовный пастырь

Где-то поблизости били в гонг. Умело били, аккуратно, позволяя медной тарелке после каждого удара отзвучать полностью. Бам-м-м-м! Бам-м-м-м! Бам-м-м-м! Три раза.

— Время моления, — сказала Кира с видом знатока, усердно расчесывая волосы. Свежевымытая (раза на три) шевелюра приобрела шелковистый оттенок, а в глазах, определенно, заплясали бесенята. Того гляди, еще накраситься пожелает!

— Знаю я, какие у этих гомиков моления, — проворчал Богдан добродушно, чему способствовали чистота и легкость во всем организме. Что ни говори, а банька — великое дело, даже такая, как здесь.

— Соберутся, поди, всей толпой и начинают…

Вообще, здешние жители могли быть и обычными монахами — неизвестной какой-нибудь конфессии. Запросто могли. Раздражение и предвзятость Богдана адресовались, главным образом, Плюгавому — шибко уж тот прилипчив и неотвязен.

— Но «голубые», вроде, утонченными людьми считаются, — продолжала Кира развивать тему. — Соответственно, должны любить уют и комфорт. С чего бы им на каких-то болотах поселяться?

— Это всё имидж, — приподнявшись на лежаке, Богуславский оглядел еще раз внимательно свою одежду. Штаны и рубаху изумрудно-зеленого колеру, с шелковистым блеском. От бандан и кушаков телохранители отказались, перепоясавшись своими привычными ремнями-ножами-кобурами.

— Кто бы они ни были, а связь с большой землей поддерживают. Пижамы эти, например, явно шиты на заказ, из фабричной материи, да и мыло в баньке не вручную сварено. Ушлые ребята.

…А путь сюда был долгим. Перегруженная лодка двигалась тяжело, маневрируя между корнями и островками, ныряя из одной протоки в другую. Богдан, на что уж имел хорошую пространственную память, быстро отказался от попыток запомнить дорогу и сидел просто так. Отдыхал. Готовился к неизвестности, ожидающей впереди. К поганым сюрпризам и возможным дракам. Зря готовился. Конечной целью плавания оказался горбатый остров, на котором за прибрежными манграми просматривались обычные лесные деревья. Стоило лодке причалить, как откуда-то объявился мужик, похожий одеждой на самого гребца. Те же штаны-рубаха-бандана-кушак, а из оружия, кроме кинжала, охотничье ружье.

— Да восславится Небесный, — физиономия у «охотника» выглядела попроще гребцовой, из-под повязки выбивались густые длинные волосы. Гостей приветствовал знакомым уже жестом — ладонь вытянута «дощечкой», мизинец отогнут вниз и движется, словно изображая звериную морду в детском «театре теней». Странный жест.

— Тело его — в братьях его земных, слово его — в мудрости Куо Шинг Лая, — рука лодочника, сложенная такой-же «мордой», сцепилась, на мгновение, с ладонью встречающего. — Я привез гостей, брат.

— Да пребудет с ними благословение Его. Проходите.

Засим официальная часть встречи была окончена. Лодку с сетями, загнали в потаенный грот под берегом (где, как заметил Богдан, имелось еще штук десять таких же), вещи и оружие закинули на плечи. Поднявшись по тропе сквозь кусты, направились к странным холмам, возвышавшимся посреди большой травянистой площадки.

— Н-да маскировка у них налажена, — оценил Богдан, оглядываясь по сторонам. — От кого только прячутся?

«Холмы» при ближайшем рассмотрении оказались домами — один большой и три маленьких. Именно домами, не хижинами. Выстроены без традиционных здесь свай, из древесины и бамбука, снаружи оштукатурены илом, а на крышах вдобавок, кусты и трава растут. С воздуха не заметишь, хоть ты час на месте провиси. Поодаль, метрах в ста, торчит из кустов лесистая «вершина» еще одного большого сооружения, рядом просматривается забор. Подробности, впрочем, разглядывать было некогда.

Самым приятным сюрпризом оказалась банька — натуральная, хотя и несколько специфическая. Огромные камни, невесть откуда взятые, раскаляли докрасна в столь же огромном очаге, затем бросали по одному в гигантский чан с водой. Всплывшую копоть выловили, после чего кипяток вышел вполне качественный. «С дымком» даже, как рыбацкая уха. Богдан, наблюдавший за приготовлениями со стороны, попытался растолковать «братьям» секреты русской бани с каменкой и вытяжкой, но наткнулся на внезапный отпор.

— На все воля Небесного, — нахмурился один из «аборигенов». — Мудрый Куо Шинг Лай лучше знает, как нужно делать!

Вспомнив про чужой монастырь и свои уставы, Богуславский отступил. Пусть надрываются, если охота булыжники таскать.

Сам процесс помывки занял не меньше пары часов — путники, мыло и вода давно жаждали пообщаться друг с другом. В качестве сменной одежды все тот же лодочник приволок три комплекта зеленых пижам, а собственную экипировку путешественников Кира тщательным образом выстирала.

Сейчас имел место быть блаженный расслабон души и тела. Желудок, правда, напоминал о себе, но это уже мелочи. Один из признаков человеческого несовершенства.

— Вот интересно, кормить-то нас будут? — спросил Богдан вслух, сам у себя, принимая на лежаке сидячее положение и запуская пальцы в волосы. Чисто вымытые, разумеется. Десятисуточную щетину даже брить не стал, постановив считать ее просто короткой бородой.

— Мы, вроде, не заключенные, чтобы нас кормить, — возразил, не совсем логично, Дмитрий Константинович. — Сами можем в любое время. Хотя вот комната эта… Нехорошие она у меня ассоциации вызывает.

— Это келья, — пояснил Богдан авторитетно (не зря ведь Монахом кликали в прошлой жизни), оглядывая еще раз упомянутое помещение. Площадь три на четыре, стены, разумеется, деревянные, единственное окошко под потолком пропускает минимум света. Решетки, правда, нет — как, впрочем, и стекла. Дверной проем завешен шторой из бамбуковых палочек — вроде тех, что были модными одно время в стране Советов.

— Сколько тут, интересно, таких комнатешек? — задал Богдан очередной вопрос невидимому собеседнику. — Пойду ка я прогуляюсь. А то чем дольше лежать на боку, тем больше шансов, что жизнь промчится мимо нас.

— Любопытство — не порок… — усмехнулась Кира, не выразив видимого желания присоединиться. Ей, впрочем, и не положено было, ввиду наличия охраняемой персоны.

Плюгавый, разумеется, был там, где и ожидалось — на улице. Прямо напротив входной двери. Сидел, не боясь запачкать роскошные зеленые штаны, а при появлении Богдана расцвел улыбкой. Надоело, наверное, ждать.

— Здравствуй, жопа — Новый год, — сказал ему телохранитель по-русски, усмехнувшись вполне доброжелательно, и продолжил уже на языке Шекспира. — Я бы хотел прогуляться по вашему замечательному острову, если вы не против, конечно.

— О, да, — кивнул Плюгавый, изобразив смесь полупоклона с реверансом. — Волею Куо Шинг Лая я предназначен сопровождать вас и охранять.

«Надо же, удостоился стражник чести — личную охрану приставили!» — сдержав ухмылку, Богуславский покосился на собеседника и отметил, что тот абсолютно серьезен. Рост — чуть выше полутора метров, щуплое телосложение, морщинистое как у обезьянки лицо, скрытое наполовину банданой. Еще кинжал, разумеется — на боку данного конкретного человека он выглядел саблей, а то и мечом.

«Плюнуть бы на тебя, да ведь потонешь». Нет, можно допустить, что владеет сей экземпляр жуткими боевыми искусствами — в лучших традициях худых и маленьких восточных мастеров. Можно, но вряд ли. Нет в его движениях характерной плавности и отточенности, суетится много. Банальный шпик-соглядатай, не более того. Почти сразу после прибытия путников на остров Плюгавый оказался рядом и с тех пор следовал за ними неотступно, как тень. Даже в баню к Кире пытался пролезть, за что едва не словил от девушки полноценную плюху.

«Воля Куо Шинг Лая, стало быть? Ну-ну. Интересно взглянуть, кто это здесь такой любопытный?».

Тропа, широкая и хорошо утоптанная, вела сквозь кусты прямиком в направлении того самого, дальнего «холма», виденного Богданом лишь мельком. Ну, что ж, не поздно исправить упущенное прямо сейчас.

«Зеленых братьев» (как они сами себя называли) наблюдалось поблизости не меньше десятка. Одинаково одетые, с одинаковыми длинными патлами, напоминали солдат какой-то древней армии, или членов воинствующего монашеского ордена из Средневековья. Делами, впрочем, заняты вполне мирными: тащат бревна, камни и палки, строят что-то, лепят. Налаженный быт сплоченного мужского коллектива. А где все же бабы-то? Неужели они и правда, того?

— Неплохой улов, — оценил телохранитель, когда двое встречных «братьев» пронесли привязанную к палке тушу кабана. — Ловите дичь в королевских лесах?!

«Братья» шутки не поняли, или не пожелали общаться, лишь кивнули коротко. Особенность, удивлявшая Богдана с момента прибытия — гостей, попросту, не замечали. Без бойкота или враждебности, равнодушно. Будто каждый день приплывают на затерянный островок иностранные путешественники, и видеть их «братьям» осточертело почти как путанам у «Интуриста».

— Мы ждали вас, — сказал идущий рядом Плюгавый, словно угадав мысли телохранителя. Богдан аж вздрогнул внутренне, но тут же сообразил — не мысли, а ХОД мыслей. Нечего, понимаешь, оглядываться на каждого встречного с таким видом, будто ждал от него объятий, а теперь вот обманут в дружеских чувствах! Любопытство здесь, должно быть, считается качеством, недостойным серьезного человека.

— И почему ж вы нас ждали? — поинтересовался Богдан, сообразив, что от удивления едва не упустил самое важное. — Засекли, что ли, издалека?

— Нам был знак. На все воля Небесного Существа, и мудрость его — в деле Куо Шинг Лая.

Богдан от набившей оскомину присказки лишь поморщился, не задав больше ни единого вопроса до конца тропы.

В конце был забор. Стена, точнее: метра три высотой, из того же толстенного бамбука, смазанного илом и усаженного ветками. Задрав голову, Богуславский увидел, что верхние концы бамбучин срезаны под острым углом и выглядят угрожающе.

— А где тут калитка? — спросил, понимая уже, что за ограду его не пустят. Не для того, знаете ли, колья острились!

— Это храмовая земля, — развел руками Плюгавый, подтверждая догадку. — Земля Небесного существа и братьев его. Чужим нельзя.

— Понятно. А храм, стало быть, вон тот? Так я и думал! Величественный, понимаешь, вид, сразу душа трепетом наполняется! Даже на расстоянии!

Забор, отсюда видно, тянется до самого храма, упираясь в боковую его стену. Отсюда слышно, что за забором хлюпает вода, но не так, чтобы очень уж часто.

— Н-да, вот и погуляли, — констатировал Богуславский, осознав, что почти всю «разрешенную» часть острова можно увидеть, не сходя с места. — Слушай, а что вон там, за дальними деревьями? Топать неохота.

— Не надо топать. Нельзя. Опасно.

— Что, тоже храмовая зона?

— Нет, — улыбнулся Плюгавый и руками опять развел. — Там не храмовая зона. Там просто смерть…

* * *

— Я фигею, Клава, в этом зоопарке! — разорялся Богдан, примерно полчаса спустя, когда «домой» вернулись. Говорил, впрочем, шепотом, хоть и весьма импульсивно.

— Спектакль из серии «визит иностранца в советскую провинцию 50-х»! Туда не ходи, сюда не гляди, направо поедешь — коня потеряешь! А Плюгавый меня вообще достал!

— Работа у него такая, — пояснила Кира с мягкой укоризной. — Поручили, вот и ходит.

— А к тебе в парилку он тоже по спецзаданию полез?

— Вполне может быть, — улыбнулась девушка лукаво. — Учитывая, как он смотрит НА ТЕБЯ…

Поймала брошенную в нее расческу и тут же метнула обратно, угодив телохранителю по плечу.

— И где ж твоя реакция, уважаемый Старший Брат? Строишь тут из себя!.

— Дети малые! — проворчал Суханов, заворочавшись на лежаке. — Не представляю, как я мог вам свою жизнь доверить!?

— Это вас и спасает, Дмитрий Константиныч, — подмигнул Богдан. — Наше по-детски восторженное отношение к своему делу. Хороший мужик ведь до старости ребенок.

Про себя добавил, что окажись на его месте кто-нибудь более зрелый и серьезный — возможно, и не стал бы в авантюры пускаться. В ТАКИЕ ВОТ авантюры, контрактом не предусмотренные — когда против тебя целое государство с неплохой полицейской системой. Взвесил бы этот «зрелый» все шансы, прикинул бы сумму, обещанную за голову Суханова. Глядишь и сторговался бы с властями, придумав для России убедительную легенду. Может, это и зовется красивым словом «профессионализм» — когда не пытаешься плыть вверх по водопаду и сносить лобешником бетонные стены?

Возможно.

Богдан надеялся, что, если дорастет когда-нибудь до такого уровня мышления — заставит себя уйти из телохранительства вовсе.

Бам-м-м! На сей раз удар гонга был одиночным, и смысл его Богуславский знал заранее.

— Предлагают готовиться к вечерней трапезе, — пояснил, вспомнив слова Плюгавого. — Она у них тут считается жутко серьезным ритуалом, да еще этот… Куо Шинг Лай будет.

— Кто?

— Местная шишка, насколько я понял. Все тут делается так, как он сказал, а дела его — воля Небесного Существа, ни много, ни мало. Думаю, сегодня удостоимся чести лицезреть.

— Заранее трепещу! — хмыкнул Суханов. — А что значит «готовиться к трапезе»?

— На ваше усмотрение. Местная братва, вероятно, молится или еще что-нибудь эдакое делает, а вы… ну, руки помойте, что ли.

— И зубы еще раз почистить, — улыбнулась счастливо Кира. — Хотя, и так ощущаю себя почти стерильной.

— Чистоты много не бывает. Кстати, Дмитрий Константиныч, вы эту их микстуру пьете?

— А как же! Надеюсь, она не влияет побочным эффектом на потенцию, а то ведь от монахов всего можно ждать!

Упомянутое лекарство Суханову принес один из «братьев». Расспросил на корявом пиджине про симптомы болезни, побормотал насчет «воли Небесного Существа» и оставил глиняный кувшинчик. Содержимое посудины пахло, надо сказать, отвратительно, на вкус оказалось горьким, но именно поэтому вызывало у Богдана доверие. Отраву сподобились бы оформить попривлекательней! Сам Суханов с аргументами согласился, вот только необходимость глотать лекарство через каждые полчаса вызывало лютый душевный протест:

— Их бы самих этим напоить! Л-лекари!

Тут гонг ударил, таки, два раза, направив мысли совсем по другому руслу. Вовремя. Шибко уж кушать хотелось!

* * *

Трапезы, как выяснилось проходили у «братьев» помещении, именуемом, без затей, «трапезной». Двадцать на двадцать метров и высокие потолки. Освещено «китайскими фонариками» по стенам, а вся мебель представлена длиннющим столом и парой скамей. Еще кресло имеется — деревянное, незатейливое.

— Ну, это, как я понимаю, трон, — прокомментировал телохранитель по-русски. — И главного действующего лица, естественно, пока нет. Несолидно ему за стол садиться раньше паствы. Может, он сюда напрямую с небес нисходит, или из-под земли выныривает? Трон-то явно обугленный.

«Братья» между тем рассаживались за столом в некоем порядке, каждый на свое место. Гостей не приглашали.

— По моему, на нас тарелок не хватит, — оценил ситуацию господин Суханов, прислонясь к косяку. — Постоим, да пойдем.

Тут все сидящие несказанно оживились, зашуршали одеждой, усаживаясь прямее. Замерли разом.

И явился ОН.

Ежели откровенно, ничего такого особенного в НЕМ не было — не Бог, как говорится, не царь и не герой. С виду. Внешность обманчива, а потому Богуславский глядел на вновь явившееся лицо очень даже внимательно, запоминая всё сразу. Жесты, одежду, походку. Все то, что на жаргоне психологов зовется «невербальным языком общения», и что повествует о человеке еще до того, как он первое слово скажет.

Рост средний, ближе к высокому, и это очень хорошо. «Комплекс Наполеона» можно сразу отбросить, со всеми сопутствующими придурями. Походка неспешная, вальяжная — не как у царя, а скорее как у директора крупной конторы, шествующего по своим владениям. Очень большой плюс ему — отсутствие «мистических» прибамбасов, а также излишеств в виде носилок, рабов и так далее. Любят в Азии такие штуки, чего уж там! Иные бывшие «сторонники социалистического пути развития и верные ленинцы» такую мишуру в своих владениях устраивали, что куда там византийским императорам! Этот достаточно уверен в себе, чтобы держаться по простому — на манер древнерусских князей и королей Раннего Средневековья. Общий стол, общая трапеза, минимум помпезности. Первый среди равных. И это при том, что его имя «братки» упоминают в каждой фразе, чуть ли не вместо молитвы!

Куо Шинг Лай, между тем, до трона уже дошел, но усаживаться медлил. Сложив ладонь все в том же «хищном» жесте, махнул в сторону паствы, и та ответила восторженным гулом. Опустил руку, взглянул задумчиво на гостей. Улыбнулся. Почти не раскрывая рта, сказал что-то застывшему рядом «брату» (телохранитель? адъютант?) кинулся с вестью через всю трапезную.

— Именем Небесного Существа и пресветлой мудрости его в братьях его земных, Повелитель приглашает вас к столу! — судя по глубине поклона, чужеземцы, вмиг стали для «брата» частичкой самого Куо Шинг Лая.

— Нам оказывают честь, — сказал Богдан без малейшей иронии. — Пойдем, что ли. Ему честь окажем.

Места всем троим, как тут же выяснилось, отведены были в самом начале стола — вплотную к «трону», а потому возможность рассмотреть Куо Шинг Лая представилась отличнейшая. Густые патлы и борода как у приснопамятного Сёко Асахары, глаза узкие, сайбанские, взгляд острый и умный. Одежда повелителя, хоть и пошита все из той же ткани, выглядит иначе — вроде древнеримской тоги, спадающей красивыми складками. Рукоять кинжала вырезана из зеленого камня, а роль «глаз» зверя выполняют два камушка красных. Может, настоящие рубины — чем черт не шутит!?

— Приветствую вас, чужестранцы, — произнес Куо Шинг Лай, завершив, в свою очередь, осмотр. Голос его оказался звучен, но в меру опять же, без нарочитой «императорской» властности. Голос человека, привыкшего повелевать ежедневно, ежечасно и ежеминутно.

— Наша одежда очень идет вам, господа… как я могу называть вас?

— Мое имя Дэн Соухэнд, — отозвался Дмитрий Константинович, демонстрируя, кто тут главный. — Это мой телохранитель, Богги, а это наша спутница. Она не знает английского. Мы зовем ее Ки.

— Очень приятно, — улыбнулся Куо Шинг Лай вполне светски. — Моя паства именует меня Повелителем, но от гостей, разумеется, я не могу требовать того же. Если вас не затруднит, господа, зовите меня просто Куо.

— Вы здешний король? — поинтересовался Суханов с неуловимой иронией в голосе, но сайбанец почувствовал, улыбнулся тонко.

— О, нет, что вы! Здешнее общество — это скорее коммуна, поселение свободных людей, явившихся сюда добровольно. Если хотите, последнее пристанище тех, кто разочаровался в большом мире и в старых богах. Я пытаюсь дать этим людям веру, только и всего.

— Так вы священник?

— Не люблю этого слова. Апологеты фальшивых верований привыкли именовать так своих жрецов, разодевая их в золото и обильно разукрашивая. Традиционные религии давно стали прибежищем нечистоплотности, корыстолюбия и обмана. Они вознесли своих богов высоко и забыли об истоках, — теперь немигающий взгляд сайбанца давил почти физически. Богдан только сейчас заметил, что глаза у Повелителя светлые, почти прозрачные, совершенно не азиатские.

«Наверняка, владеет техниками гипноза, может даже интуитивно. То самое, что именуется «харизмой». Опасный мужичок».

— Прошу извинить, если оскорбил ваши религиозные чувства, — сказал тем временем Куо Шинг Лай, заметно сбавляя напор голоса и опустив глаза. Сейчас он напоминал обычного смиренного монаха.

— Вера — тончайшая материя, господа, и каждый сам выбирает, к какому источнику припасть. Сегодня у нас особый день, канун полнолуния и вечернюю трапезу положено освятить ритуалом. Не соблаговолите ли принять в нем участие?

— И что для этого нужно? — поинтересовался Богдан. С самого начала беседы сидел молча, решив, что если захотелось Суханову энглизировать себя и других, то ладно, черт с ним. Рискованно выдавать себя за носителя языка, разговаривая на «школьном» инглише, но отступать теперь поздно. Авось, аборигены не такими уж филологами окажутся.

Сейчас Куо Шинг Лай предлагал «вписаться» в абсолютно неясное, а потому молчать было нельзя.

— Надеюсь, не заставите нас пить кровь и плясать голышом на столе?

— Богги! — поморщился, бизнесмен, посчитав вопрос вопиющей бестактностью.

Повелитель лишь улыбнулся и руками развел:

— Увы, столь экзотических зрелищ предложить не могу, но постараюсь заинтересовать. Братья, внесите жертву, — последняя фраза прозвучала совсем негромко, но все, кому надо, услышали.

— Вот ни фига себе! — удивился Богдан, завидев входящую в зал процессию. Четверо крепких «братьев» волокли, поддерживая плечами, огромный поднос, на коем золотистой горой возвышалась туша кабана. Целая, на вертеле, должно быть, зажаренная. Все это по-прежнему, напоминало декорацию из фильма о Средневековье, но запах пошел вполне аппетитный.

— Зря ты на ритуал не соглашаешься, — шепнула Кира, наблюдая за приближением печеного свинтуса завороженным взглядом. — Вот возьмут да продинамят нас.

Куо Шинг Лай, между тем, успел подняться в полный рост и кинжал из ножен вытащил. Пару-тройку секунд разглядывал установленную перед ним тушу, затем медленно размахнулся:

— Да пребудет с нами благодать Небесного Существа!

— Да пребудет… да пребудет… да пребудет… — забормотали «братья» речитативом.

Хрясь! Кривой клинок впился в кабана, задвигался взад- вперед. Чуть напрягшись, Повелитель оторвал поджаристую ляжку, положил на подставленный кем-то поднос. Из-за стола вышел торжественно, неся окорок, как носят хлеб-соль почетным гостям. «Братья» между тем зашевелились, вставать тоже начали и стягиваться к лидеру, опускаясь рядом с ним на колени.

— Небесный хозяин создал братьев земных по образу и подобию своему, дав им зубы, чтобы есть, но не давши рук, чтобы брать пищу, — поднос с окороком стоял уже на полу, в окружении плотного кольца «монахов». — Так уподобимся же, зеленые братья мои, земным братьям Его, кои есть плоть от плоти Его. И да пребудет с нами благодать!

Все дальнейшее напомнило сцену пиршества вурдалаков из плохого «ужастика». Заложив руки за спину, «братья» разом впились зубами в несчастный окорок, принялись рвать его со всех сторон, рыча, хрипя и чавкая. Горячий мясной сок брызгал, пятная зеленую ткань, летели повсюду ошметки, а желающих пробиться к подносу все прибывало.

— О, Господи! — выдохнула Кира, за что удостоилась хмурого взгляда Суханова. — Они что, озверели?!

— Вижу, господа, вас немного шокируют наши ритуалы, — Повелитель вернулся уже на трон, все такой же спокойный и улыбчивый. — Прошу, не считайте нас дикарями и сумасшедшими, это лишь одна из форм единения с природой. Между прочим, великолепно помогает удовлетворить подсознательные агрессивные потребности, заложенные в каждом человеке, но подавляемые гнетом цивилизованного воспитания. Не хотите попробовать?

— Нет уж, в другой раз, — ответил за всех Богдан, подумав, что для простого сайбанца этот самый Куо Шинг Лай слишком грамотно изъясняется.

— Чтобы вам было понятнее, я сравнил бы наш ритуал с вашими молитвами перед едой. Вы ведь христиане, не правда ли?

На сей раз все трое хмыкнули откровенно, будучи заподозренными в таком благонравии.

— Меня когда-то называли Монахом, но это было не то, — позволил себе Богуславский вольную шутку. — В любом случае, нам не хватает вашей горячности в исполнении ритуалов.

— Именно это я и пытаюсь вам объяснить, господа. Все традиционные верования погрязли в излишествах и потеряли способность зажигать сердца. Глупец предложил бы изобрести нечто новое, но зачем? Существуют истинные культы, пришедшие к нам из седой древности и отнюдь не утратившие за тысячи лет своей силы!

«Братва», между тем, перешла от ритуалов к занятию более прозаическому — к еде, собственно. Усевшись обратно за стол и вытащив кинжалы, кромсали тушу там и сям, вырезали куски, по блюдам растаскивали. Появившиеся откуда-то кувшины содержали в себе настойку, запахом напоминающую медовуху с пряностями.

— По моему, я в кино подобное видел, — поделился впечатлениями Дмитрий Константинович, разрезая кусок собственным десантным ножом. — Кости было принято бросать собакам, а разгуливали эти псины прямо по обеденному залу. Или я что-то путаю?

— Никоим образом, — ответил Богдан деловито, уделяя мясу должное внимание. — На тех пирах еще было принято бухать по-черному. Западники пили вино здоровенными кубками, а славяне запускали по кругу братину с медовухой. Нам, я думаю, в отличие от них, лучше вообще не пить.

— Почему?

— Не нравится мне что-то. Ритуалы, наверное, подействовали. Эй, друг, нам не наливай! — сказал Богуславский «брату», как раз подошедшему с кувшином. «Зеленый» задержал посудину на полпути, взглянул недоуменно на гостей, затем на Повелителя.

Куо Шинг Лай, в свою очередь, посмотрел лукаво и произнес фразу, заставившую всех троих рты разинуть:

— Моральный обльик коммуньиста, да?

По-русски произнес! С легким, едва уловимым акцентом! Насладился немой сценой и продолжил, как ни в чем ни бывало:

— Ваш уважаемый геньеральный секретарь по прьежнему запрещает водку?

— Нет, он теперь все больше пиццу рекламирует, — усмехнулся Богдан, первым сообразивший, что к чему. — А Вы, господин Куо, вероятно, помогали строить в Сайбане социализм? С советниками нашими активно общались?

— Нье только. Я, господа, имьел удовольствие и чьесть учьиться в Москве, пьять льет.

— Воистину, мир тесен, — покачала головой Кира, потом продолжила тоном салонной барышни. — Ну, и как вам Москва?

— О-о! — улыбнулся Повелитель, приложив обе ладони к сердцу. — Русское общьежитие… общьяга! Водка, дьевушки, танцы до утра…

— Ну, как всегда! — проворчал Суханов, обгладывая здоровенную кость. Тоже по-русски проворчал — чего уж теперь выпендриваться?!

— Весь мир нас знает по водке, да по шлюхам. Ничем приличным прославиться не сумели!

— Откуда такой скорбный тон, Дмитрий Константинович?! — удивился телохранитель почти искренне. — Вы же видите, что человеку приятно вспомнить!

— О да, очьень приятно! Может, всье-таки выпьем? За встрьечу?

— Давайте, тогда нашего, — предложил Богдан щедро, извлекая фляжку убитого «коммандо». Вид и качество содержимого проверить до сих пор не довелось, но не отравлено, поди уж.

— Как говорится, наша выпивка — ваша закусь!

Во фляжке оказалось дешевое виски, воняющее сивухой, но первую порцию проглотили все четверо. Поморщились чуток, заели дружно мяском. По второй налили…

За крохотными окнами трапезной сгущалась тьма.

Глава восемнадцатая

В которой главные герои узнают секрет языческого культа, но отнюдь не получают от этого удовольствия

Пьянство и работа — несовместимы. Хорошая работа, по крайней мере, та что требует слаженности действий, координации движений и быстроты реакции.

С другой стороны, колпачок виски и даже два колпачка, да еще в сочетании с жирным мясом — ну разве это выпивка? Не смешите меня, пожалуйста!

Примерно так размышлял Богдан, лежа на соломенном тюфяке все в той же «келье» и разглядывая окошко. Высоковато оно, метра два от пола. Узковато, вдобавок. Выбираться через него не хочется, но надо ведь, надо!

— А может, лучше без этих трюков обойтись? — сыпнула соли на рану Кира. — Ну, подумаешь, есть у людей свои тайны! Разве это запрещено? Нас тут пока что приняли дружественно, а шпионов нигде не любят.

— Да уж, дружелюбия выше крыши, — проворчал телохранитель, поднимаясь, наконец, с лежака. — Плюгавый-бедняга всю ночь, поди, на улице будет мерзнуть, нас сторожить! И насчет Повелителя есть у меня некоторые сомнения, я тебе их позже растолкую. Когда вернусь.

Отстегнув ремень (чтобы не цеплялся за все «кошельками»), бросил его на лежак, рубаха зеленая легла туда же. Поразмыслив малость, вытащил из кармашка на ножнах хорошо зарекомендовавшую себя «Осу», сунул за пояс. Башмаки тоже снял, дабы не топать в ночи как стадо слонов.

— Вас подсадить?

— Да уж, будьте так добры, — отозвался Богдан куртуазно и без малейшего зазрения совести. Кира, вздохнув, подошла к стене, опустилась на колени (хоть этому ее научили, слава Богу), а телохранитель наступил ей на плечи и снял аккуратно с окошка противомоскитную сетку,

— Ну, ты и тяжелый, блин! Сколько мяса-то стрескал!?

— Споко-ойно, не нервничай. Нетерпеливая какая, елы-палы. Молодая слишком… — кряхтенье под ногами становилось все яростней, а потому на этой фразе Богдан философские размышления прервал. Подтянулся аккуратно, голова и плечо высунулись наружу. По пояс протиснулся. Самым неприятным моментом оказался «нырок щучкой», с высоты в два метра. Приземлился на вытянутые руки, с кувырком, смягчая силу падения. После нескольких минут в тишине и спокойствии огляделся. Трюки его фурора на публику не произвели — по причине видимого отсутствия таковой. Безлюдно нынче на острове. Вспомнив примерное количество выпитой «братками» медовухи, удивишься, как под столы не свалились полным составом. Ритуалы, блин! Знаем мы эти ритуалы!

Маршрут Богдана оригинальностью не отличался — все те же кусты, все та же тропа. Забор все тот же, бамбуково-штукатурный. Примерившись, подпрыгнул аккуратно, пальцы уцепились промеж острых вершинок, подтянулся и кинул себя на ту сторону.

— И нет таких преград, как говорится… — сказал шепотом, приседая на колено в тени забора.

Вообще, авторов столь хилого ограждения вполне можно было понять. Удивительно, зачем и такое-то понадобилось?! Ни тебе рудников золотоносных, ни плантаций женьшеневых. Озерцо размером с гектар, берега глинистые, низкие, болотная трава пучками. И тишина. Еще запах мерзостный, трудноопределимый, навевающий плохие ассоциации. Богдан, для верности, вынул «Осу», шагнул было к воде. И замер. Уставился на пару алых угольков над поверхностью, в считанном метре от него. Дальше отчетливо просматривалась длинная морда, переходящая в гребень. Богуславский еще пятился, когда поверхность озерца начала оживать, задвигались под нею тела, вода бурунами вскипела. На противоположной стороне ограды телохранитель оказался быстрее собственной мысли. Уселся наземь, выматерился от души — в свой адрес, прежде всего. Поежился запоздало. Однажды в Африке довелось ему видеть охоту крокодила — неуклюжая ящерка одолела в одно мгновение метров десять, догнав антилопу, а потом неспешно волокла орущее животное к воде. Десять метров! Не один, как у Богдана только что!

— Выберусь из джунглей — вот те крест, схожу, свечку поставлю, — пробормотал телохранитель. — И каким макаром, интересно, вас целая стая в одном пруду?!

Потом вспомнил виденные нынче ритуалы, и пазл сложился окончательно.

— Ну, вы, блин, даете! — пробормотал Богдан, на манер киношного генерала. — Зеленые братья, значит? Зубы есть, а рук нету? Ну, вы прям совсем!..

Следующей «терра инкогнита», интересующей Богуславского, стало пространство «за дальними деревьями», определенное Плюгавым как прибежище смерти. Добрался Богдан и туда. Холм здесь завершался плавно, а дальше, от самого его подножия, начиналась поляна. Большая, травянистая, гладкая как плац. На сей раз хватило ума перестраховаться — подобрать палку и прощупать почву перед собой. Не было почвы. И травы не было — одна лишь ряска, растущая ковром над бездонной жидкой грязью. Такому водоему, пожалуй, и зубастые обитатели не нужны, сам кого угодно проглотит.

Веселые места…

* * *

В келью Богдан вернулся испытанным путем, хотя без «подпорки» труднее пришлось. Взлез в окошко ногами вперед, приземлился на деревянный пол мягко, по-кошачьи.

Земляки-соратники в ожидании не спали, естественно.

— Давайте-ка плотнее сдвинемся, — предложил Богуславский, подкрадываясь на цыпочках к дверной шторке, отдернул ее резко. Не оказалось там никого, ни подслушивающего ни охраняющего. Оно и к лучшему.

— Говоря короче, дело швах, — начал рассказ телохранитель, когда сдвинули лежаки «ромашкой» и улеглись голова к голове. — Явной угрозы нет, но впечатление, пардон, говенное. Островок с трех сторон окружен трясинами, а с четвертой, откуда мы приплыли, сами помните — сплошные лабиринты. Потому их тут никто и не обнаружил, до сих пор. Живут пятнадцать мужиков, держат зачем-то крокодилов в пруду, да еще при храме.

— Думаешь, секта?

— Язычники. Древнейшее течение, из тех, что поклонялись еще даже не Марсам-Венерам-Посейдонам, а непосредственно какому-нибудь Великому Тигру или Царю Крокодилов. В Азии вообще много чего сохранилось с доисторических времен. Хотя, в данном конкретном случае я как раз склонен усомниться…

— Повелитель? — догадалась Кира, и Богдан согласно кивнул.

— Он самый. Скользкий мужик, скажу я вам. Помнит горбачевский Указ, а значит учился в Союзе отнюдь не во времена товарища Джуй Вэна. И это при том, что к 85-году никакой особой дружбы у нас с Сайбаном не было.

— Может, он в частном порядке?

— Возможно. Грамотный, образованный, владеет методами воздействия на психику. Догадываюсь, кстати, где таким методам могли обучать. Отсюда вопрос — нафига, спрашивается, подобному субъекту жить на острове и врачевать чьи-то души?

— Может, у него склонность к подвижничеству?

— Ничего подобного, Дмитрий Константиныч! Вы уж мне поверьте, но человек по-настоящему добрый никогда не создаст культ собственной личности, и Повелителем себя называть не будет. Тут одно из двух: или бескорыстное добро, или просто власть.

— Ты, конечно, предполагаешь последнее?

— Именно. Он не хочет быть «официальным» начальником, сидящим на должностешке и знающим, что подчиненные о нем обязательно сплетничают, анекдоты травят и мудаком обзывают. Ему настоящая власть нужна, какую дает только вера. Поэтому веру он создал сам. Не сталкивались с такими делами?

— Бог миловал.

— Шутки-шутками, а бывает совсем не смешно. Отбирают людей с неустойчивой психикой, разочарованных в жизни, дают им стержень, на который можно себя надеть. Коллектив таких же, как ты сам, где всегда накормят, помогут и защитят. Все, что требуется взамен — это признать над собою власть главы секты и подчиняться беспрекословно. Сперва будешь считать это условностью, потом втянешься, а еще позже твою психику постепенно раздавят — наркотой, гипнозом или тому подобными гадостями. И вот тогда для тебя все начнется ПО НАСТОЯЩЕМУ. Тогда горло готов будешь перегрызть кому угодно или покончить с собой по единому слову хозяина.

— Бр-р, жуть какая-то, — передернулась Кира. — Ты, правда, думаешь, что здесь именно это?

— Не знаю пока. Возможно, они просто безобидные чудаки, любящие природу — местный вариант «Гринписа». Не зря же себя «зелеными» зовут. Может это даже ролевая игра, на манер наших толкиенистов.

— Ну, это уж ты загнул!

— Почему бы и нет, кстати? Всякие там Пхай Гонги, полиция, автоматы, вертолеты — это современность, грубая проза жизни, а мужикам захотелось романтики. Окунуться в давешние времена, в легенду, скажем так.

— И ты в это веришь? — с близкого расстояния Кирины волосы ощутимо пахли свежестью, мылом и еще чем-то. Богдан вздохнул глубоко, ощутив учащение пульса, заставил себя думать о деле.

— Я на это надеюсь. В любом случае, если чего-то не понимаешь, лучше слинять и не искушать судьбу. Азы нашей профессии, коллега. Дмитрий Константиныч, как здоровье?

— Ну… не хотелось бы хвалить авторов столь мерзостной субстанции, однако, есть эффект, есть. А ты что, хочешь прямо сейчас?

— Думал об этом. Выбраться отсюда можно только на лодке, а лабиринтов мы не знаем, потому шансы слишком малы. В темноте особенно. Плавсредств у них мало, вполне могут кинуться в погоню, даже из принципа.

— И что предлагаешь?

— Предлагаю не суетиться. Видимой агрессивности пока не проявляют, а если начнут, то мы с коллегой тоже не пальцем деланы. Главное — ничего больше у них не есть и не пить, а уж охрану мы вам с утра обеспечим по всей программе. Ночью, естественно дежурство.

— Только сейчас вспомнилось, — сказал Суханов с нехорошей задумчивостью. — Я ведь язык сайбо знаю маленько. Так вот, Куо Шинг Лай — это не имя, это титул. Что-то вроде «главного кормильца», или точнее «главного поставщика пищи». Вам это ни о чем не говорит, господа?

* * *

Утро началось рано — с первыми лучами рассвета ударил откуда-то гонг, и вскоре к храму потянулись заспанные «братья». Богдан, дежуривший, традиционно, с середины ночи до утра, разбудил наконец компаньонов. Сходили в баньку (здесь это помещение называлось «лумьяк»), умылись остатками вчерашней воды, позавтракали, на скорую руку, тушенкой. Плюгавый, узнав о предстоявшем отъезде гостей, обеспокоился, а просьба насчет лодки с проводником привела соглядатая в окончательную растерянность:

— Это к Повелителю надо, ибо мудрость его — есть воплощение воли Небесного Существа!

— Да слышали уже, — усмехнулся Дмитрий Константинович. — Ладно, хрен с тобой. Повелитель — так Повелитель.

Плюгавый от богохульства вздрогнул и ожег Суханова взглядом, живо напомнив Богдану все худшие подозрения.

— Куо Шинг Лай будет извещен о вашем желании, — произнес сайбанец столь сухо и манерно, что рассмеяться бы, но смех почему-то в горле застрял. — Светлейший Куо Шинг Лай сам решит, когда вас принять. Если захочет принять. Волею Небесного Существа, чье тело…

— В братьях его земных, — докончил фразу Богдан, положив руку Плюгавому на плечо. — Послушай, друг, мы сейчас будем переодеваться, так что ты уж не подглядывай? А то обижусь и ударю, хоть ты и наш охранник.

Неизвестно, какой именно аргумент подействовал сильнее, но удалился шпик сразу и долго не появлялся. Путники впрямь устроили переодевание — все в одной комнате (дабы силы не распылять), отвернувшись пуритански каждый к своей стеночке. Сменили хламиды на привычные комбезы, ремнями перетянулись, кепи на головы водрузили. Общий вид получился неожиданно бравый — хоть в рекламе показывай, в разделе «Обмундирование». Переглянулись и сели ждать.

Приглашение на аудиенцию последовало через того же Плюгавого. Провел их, ни больше ни меньше, как к храму, пропустил вперед себя в боковую дверку, оставшись снаружи. Кира, шедшая первой, скользнула беззвучно вперед, отсутствовала с полминуты.

— Вроде, чисто все, — шепнула, вернувшись. — Он там один сидит, нас ждет.

Коридор, удивительно длинный для такого сооружения, привел, к небольшой комнатёшке. Темно тут оказалось, и запахи странноватые: не то горелый перец, не то анаша, не то химия.

— Входьите, господа, — пригласил знакомый голос по-русски, и зрение различило, наконец, в углу густую тень. — Присаживайтьесь как дома.

Свет, вдруг, сделался ярче, словно фитиль в лампе довернули. Стало видно, что весь пол застелен ажурными циновками, по стенам развешаны резные деревянные маски (африканский, скорее, стиль), а прямо над головою Повелителя разинула пасть гигантская, деревянная же, морда крокодила, увенчанная чем-то вроде короны.

— Это мое туако, комната отдыха, — пояснил Куо Шинг Лай, указывая плавным жестом на все вокруг. — Иногда общьение с любьящими подданными так утомльяет!

— Ну, так оставили бы их! — посоветовал Суханов, устраиваясь на циновках. — Съездили бы куда-нибудь, развеялись. Материк навестили, в конце концов.

— Увы, я не могу себе этого позвольить, — склонившись к маленькой жаровне, Повелитель бросил на алые угли щепотку чего-то, мгновенно обратившегося в дым. Аромат в комнате сделался гуще и слаще, аж ноздри защекотало.

— Я не могу оставьить паству бьез контроля, потому что льюди несовершенны. Они слабы и всьегда готовы прьедаться распутству.

— Ясно, — кивнул Дмитрий Константинович с видом участника философского диспута. — Тогда желаем вам дальнейших успехов на ниве обращения ближних своих к Свету. Мы вынуждены откланяться.

— Как? Неужели наше скромное пристаньище оскорбьило вас?! — удивился Куо Шинг Лай с такой искренней горечью, будто впрямь узнал обо всем только сейчас. — Или наши ритуалы кажутся вам слишком отвратьительными?

Глубокий вздох, очередная щепотка на угли, и запах в комнате вновь переменился. Горьковатым стал, пряным, щекочущим — будто десятки крохотных муравьев набились в носоглотку и принялись сновать, щипая челюстями.

— Мы просто не можем злоупотреблять гостеприимством — сказал Богуславский, сдерживая чих. — Дела, к тому же… там… на материке…

Спутники его, судя по всему, испытывали то же самое, а вот Повелитель сидел с невозмутимейшим видом. Привык, наверное, к своим благовониям.

— Да, дьела — это уважьительный повод. Но ведь господин Дэн Соухэнд еще больен, не так ли? — при произнесении энглизированного «имени», в голосе Повелителя прозвучала, вдруг, явная насмешка. — К чьему спьешить туда, где вас ньикто не ждьет! Отдохньите, господа, отдохньите…

А муравьи щекочут нос все сильней, и надо бы вычихнуть их, но уже никак! Въелись глубоко, до мозга добрались, наполняя череп сладкой истомой, делая ватными руки и ноги. «Мать твою!.. — подумал Богдан беспомощно, самым краем угасающего сознания, — Да это же!..»

Потом накатила темнота.

* * *

…Запах.

Первое, что чувствуешь, выныривая из забытья — это именно он. Сладковатый, противный, напоминающий об опасном и манящем, одновременно.

Запах мускуса.

Что-то большое и тяжелое плещется в непосредственной близости, звуки издает, сходные с хрюканьем, или с ревом.

Все это вместе взятое, Богдану абсолютно не понравилось.

Вздохнув, открыл глаза и уперся взглядом в крокодила. Самого натурального, огромного, что твой грузовик. Расстояние до рептилии не превышает пары метров — по вертикали, к счастью. Внизу крокодил беснуется, отделенный от человека не только пространством, но и решетчатым деревянным полом. Дотянуться не способен, при всем желании.

Осознав сей факт, Богдан перешел к детальному обзору местности. Результаты выглядели неутешительно — в двух словах можно было оценить их как «полный звиздец». Полнейший! Клетка из толстого бамбука висит аккурат над крокодильим прудом, три человека внутри. Богдан, Суханов и Кира. Распяты на бамбуковых же рамах. Толстые веревки, проходя сквозь каркас, удерживают рамы на весу, ноги болтаются над полом, впечатление от всей картины наимерзейшее.

— Богдан, ты очнулся?! — громкий шепот принадлежал Кире. — Зачем они это делают, Богдаш?

Богуславский не ответил, лишь зубами заскрипел и отвернулся. Обидно ему было, стыдно до слез, и словами не описать. Супермен, блин! Бывший спецслужбист, бывший нелегал, телохранитель… теперь тоже, наверное, бывший. Накололи, как мальчика, заговорили, отвлекли! А ведь должен был предвидеть — слыхал неоднократно про восточные каверзы! Про ароматы, отключающие сознание, про яды, проникающие сквозь кожу и несущие человеку «отложенную смерть». Много чего. Мудрая Азия тут давным-давно обошла просвещенную технократическую Европу, а иной здешний лекарь переплюнет по части отрав даже легендарное семейство Борджиа.

Ладно, чего уж теперь!

Ожидание продлилось недолго: заскрипел помост, открылась дверка, и шагнул на террасу Куо Шинг Лай, собственной персоной. Глянул ласково на бушующих внизу рептилий, отослал небрежным жестом маячившего сзади «брата», а улыбка блеснула вовсе дружелюбно.

— Здравствуйте, господа. Ещьё раз.

— Плюнуть бы в тебя, да не люблю эффектных жестов, — проворчал очнувшийся уже Суханов. — Подойди, хоть поближе-то, господин Су Кин Сын!

— О, сэр Соухэнд, гдье же ваше самообладание? Совьетую брать примьер с вашего охранника. Он опредьеленно умьеет проигрывать, да?

— Я этому долго учился, — ответил Богдан, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и равнодушно. — Будьте так любезны, господин Куо Шинг Лай, объясните, какая муха вас укусила? Сидели, понимаешь, беседовали, а потом…

— Муха? — вскинул сайбанец нитевидные брови. — О да, шутка, я поньимаю! Видьите ли, сэр Богги. От нас ньикто не уходьит совсьем. К сожальению, это едьинственный способ сохраньить наше посьеление в тайнье. Тем болье, послье того, как вы, сэр Богги, предпрьиняли ночную прогулку по острову…

О, черт! Телохранитель ощутил, как мгновенная краска стыда и злости заливает лицо — представил себя, ползущего и перебегающего под насмешливыми чужими взглядами.

— А сегоднья вы так сразу захотьели уехать. Почьему? Увьидели там костьи ваших предшествьенников?

— Что?

— Не увьидели? Странно, — поразмыслив пару секунд, Повелитель продолжил тоном скучающего лектора. — Вьидите ли, господа, не вы первые здьесь. Наш остров, при всей его э-э… затьерянности все же посьещают иногда льюди. Крестьяне, охотники, партьизаны. Мы не можем позвольить им уйти. И не можем позвольить, чтобы человечьеский материал пропадал зря.

— Так вы что… крокодилам их скармливали? — голос Киры стал вдруг хриплым. — Живых людей?!

Богдан чего-то подобного ожидал, а потому глядел на сайбанца с брезгливым любопытством. Аргументы хотел услышать. Мотивации.

— Вьидите ли мисс Ки, для мьеня и моей паствы очьень важны рьитуалы. Не убийство, ньет — жертвоприношения. Крокодил сльишком свят для нас, чтобы кормьить его мьясом ольеней и свиней, он есть воплощьение Небьесного Существа. То есть, обычно нам все же приходится, но если уж выпала возможность…

— Слушай Куо, — сказал Богуславский доверительно, как учили когда-то. — Слушай, ну зачем тебе все это, а? Ты же, вроде, умный мужик, в Союзе учился, мир повидал. Не дикарь. Чего ты дурью-то маешься?

— Льюбовь, мистер Богги, — ответил Повелитель так же тихо и серьезно, даже акцент стал поменьше. — Каждый нуждается в любви, каждый. Я хочу, чтобы паства льюбила меня.

— Так и думал, что ты п…р, — хмыкнул Суханов, заставив Богдана поморщиться. Клиент своим хамством вполне мог сорвать наметившиеся «подходцы».

— П…р? — на лице Куо Шинг Лая вновь отразилось удивление, затем рассмеялся. — Это который… которого… русская ньенормативная льексика, да?

— Она самая!

— О, ньет, сэр Соухэнд, вынужден глубоко разочьяровать. Льюбовь двух мужчини — это их дьело, но я это не поощряю. Моя паства не льюбит мужчин, и женщин не льюбит тоже. Травы, которые я даю, изльечивают от всякой физьической страсти, к кому бы то ни было. Я не хочу, чтобы их льюбовь ко мне дельилась с другьими.

— Да вы просто извращенец, — сказал Кира, едва слышно всхлипнув, хотя глаза остались сухими. — Импотент! Маньяк!

— Кто-кто, простьите? А-а, — широко улыбнувшись, Повелитель приблизился к девушке и медленно, с явным наслаждением провел рукой по ее телу, сверху-вниз.

— Я не совьетовал бы вам, мисс Ки, подвергать сомньению мои мужские способности, да. Это невьежливо. Впрочем, у вас будет возможность познать все самой, и это будьет ваш шанс выжить.

В ответ девушка опять всхлипнула — на сей раз гораздо громче. Застонала почти.

«Спокойно, не дергаться!» — приказал себе Богдан, удерживая в груди беспредельную злость, замешанную на матерщине. Не время сейчас. И не место. Вздохнув пару раз, улыбнулся и ввел, наконец, в игру последний козырь:

— Господин Куо, вы деловой человек?

— Как поньять?

— Так и понимайте. Вам нужны по настоящему большие деньги?

— У вас они есть, мистер Богги?

— Увы. Зато они есть у правительства страны и в частности, у генерала Пхай Гонга. Эти деньги он готов заплатить за нас, за троих.

— Богдан! — ни голос, ни выражение лица Суханова не блистали дружелюбием, но телохранитель лишь пожал плечами:

— А что мы теряем-то, Дмитрий Константиныч? Там, все-таки, есть вариант, что нас просто посадят в тюрьму. Или посольство заступится. Да и генерал, в конце концов, тоже человек — вдруг вы с ним сторгуетесь! Все лучше, чем кормить собой каких-то зубастых жаб!

Повелитель, оскорбление в адрес «земных братьев» снес равнодушно — стоял себе молча и разглядывал всю троицу. Без особого любопытства разглядывал, и это уже ПО НАСТОЯЩЕМУ плохо.

— Я подозревал подобное, господа. Несомньенно, вы те самые государствьенные преступньики, организаторы заговора. Пробльема в том, что я не пьитаю любви к Пхай Гонгу.

— Думаю, это взаимно, — усмехнулся Суханов, однако стройного хода чужих мыслей поломать не смог.

— Я не пьитаю к нему любви и не хочу его дьенег. А потому он вас не получит.

— Враг моего врага — мой друг, — сказал Богуславский с намеком, удостоившись в ответ лишь усмешки.

— Увы, господа. Отпустьить я вас тоже не могу. И оставьить здесь не решусь, учьитывая вашу подготовку. К тому же, видьите ли… именно сегодня наступает полнолуние, а в такую ночь без человьеческой жертвы просто не обойтись. Или прикажете похищьять кого-то с матьерика?

— Слушай, господин Куо, а тебе никто не говорил, что ты просто псих? — поинтересовался телохранитель всё тем же задушевным тоном. — Ты ведь своими руками соорудил все эти ритуалы, объявил вонючую ящерицу каким-то там богом, а потом сам в это и поверил. Сам! Ну, видел я просто хитрых мужиков, которые свою власть таким макаром укрепляют, но чтобы вот так!..

— Напрасно вы сердьитесь, мистер Богги, — ответил Куо Шинг Лай любезно, даже не сняв с лица улыбки. — Дело в том, что истьинные культы существуют независьимо от моего или вашего желания. Мы, смьертные, можем лишь найти их, как археолог находьит в кургане дрьевний сосуд. Найти, подобрать, очьистить от пыли, чтобы восстановилось былое великольепие. Это судьба, мистер Богги. Кому-то суждьено всходить на троны, а кому-то — послужить пищей для свящьенного животного. Смирьитесь и примьите свой жребий с благодарностью.

— Нет, он точно идиот! — констатировал Суханов, когда плетеная дверка за Повелителем закрылась. — Богдан, ты тоже думаешь, что он это всерьез?!

— Похоже. Присутствует у него в глазах этакий блеск…

— И что делать?!

— Пока ничего. Должны же нас как-то отвести на место этого… жертвоприношения. Возможно, ноги развяжут. А со свободными ногами лично я смогу исполнить показательный балет в фулл-контакте. Подождем вечера, Дмитрий Константиныч.

Внизу, под помостом шумно плескались крокодилы, ничуть, похоже, не сомневаясь в собственной избранности и святости. Крокодилам было хорошо.

Глава девятнадцатая

В которой смерть вновь проходит рядом и пожинает обильные плоды

Храм язычников изнутри напомнил сарай. По большому счету, таковым и являлся — все те же бамбук, дерево, ил, да глина.

— Это что, нас ВОТ ЗДЕСЬ хотят?! — негодование Суханова адресовалось не столько предстоящей гибели, сколько избранному для этого месту. В России, небось, фамильный склеп уже отстроен, и картинка представлена не раз: колонна лимузинов на всю улицу, известнейшие люди страны, речи над гробом (лакированным, разумеется, красного дерева). Грустная картинка, но вполне реалистичная, учитывая специфику русского бизнеса, да и возраст не самый юный. Чего магнат не мог представить, так это подобного сарая и острых зубов, рвущих тебя на куски. Еще неизвестности. «Пропал без вести… не вернулся из экспедиции… информация отсутствует…» ни могилы тебе, ни плиты надгробной, ни родственников с цветами. Тоска!

Богдан на прошлой своей работе возможность пропасть-потеряться-не вернуться имел регулярно, а потому огорчало его сейчас другое. Беспомощность. Единственный шанс, вроде, выпал в клетке, но «брат», пришедший за ними, сделал все качественно — передавил пальцем сонную артерию, погрузив опять в забытье. Очнулись уже здесь, без Киры. Руки связаны были теперь по простому, над головой, а веревка уходила вверх и к чему-то там крепилась. Впереди, в полуметре от Богдановских ног, имела место быть яма, наполненная мутной водой. Часть крокодильего пруда, похоже. Сообщается с ним протокой, перегороженной деревянным створом. Нехитрая система, эффективная, как все простое.

Антураж тут, естественно, в наличии: факела, маски, статуи. Сам водоем обложен чьими-то костями, огромная резная фигура крокодила разлеглась у одного из «берегов», водрузив лапищу на подлинный человеческий череп. Букет падали, тины и мускуса.

— Быстрей бы уже начинали, что ли! — проворчал за спиною Богдана нетерпеливый бизнесмен. — Заставят еще всю ихнюю лабуду слушать!

«Молодец мужик! — подумал Богуславский с внезапной теплотой. — Отлично держится, не позерствует, не ноет. Сердечко бы только не прихватило!»

«Лабуда» между тем, раскручивалась по полной программе, многократно отработанной и заученной наизусть. Братья стояли себе полукольцом, взявшись за руки, бормотали гундосым речитативом что-то на сайбо. Второй государственный язык, как более древний, доходил, очевидно, до крокодильих сердец лучше инглиша.

— Кун ла теа бо сайя лейити макуа…

Там, где полукольцо должно было сомкнуться, стоял Повелитель, экипированный, по такому случаю в нечто совсем уж экстравагантное. Длинный плащ алого цвета с высоким, как у монаха, капюшоном, скрывающим физиономию. Дождавшись окончания речитатива, Куо Шинг Лай повернулся спиной к «братьям» а лицом, соответственно, к крокодильей статуе, руки поднялись величавым жестом:

— О, великий прародитель всего сущего! Ты, поглотивший солнце и породивший Луну, ты, отрыгнувший Землю из чрева своего…

Бред какой-то. Почему солнце? А зубастый крокодил наше солнце проглотил! Чуковский, кажется. Ни шиша так себе, постановка для детей и юношества! А светило, вроде бы, волк должен глотать… или это вообще другая песня? Ну да, скандинавская мифология — что-то там про Рагнарек. Блин, какая фигня в голову лезет! Что характерно, нет предчувствия близкой смерти — тех самых, описанных многократно «картинок из прошлого» перед внутренним взором.

— Приди, о Великий! Приди лунным светом, каплей дождя, порывом ветра! Войди, о Великий, частицею своею в каждого из братьев своих земных! Да будет так!

Ну, все, наговорился. Замер с руками, поднятыми на манер статуи, а в руках уже кинжал, острием вверх. Громоотвод, изображает или проводник загадочной небесной энергии. Такой, которую кроме Повелителя никто принять не может, а потому и богоизбранность его сомнению не подвергается. Насчет капюшона, кстати, тоже хорошо придумано: во-первых, ржать над паствой можно, сколько влезет, а во-вторых лица не видно. При развитом воображении (и принятии внутрь кой-каких травок) вполне можно представить, что и не Повелитель уже под плащом, а само Небесное Существо с крокодильей мордой. Запросто!

Куо Шинг Лай, минуту молчания успешно завершил, обернулся к «пастве», опуская руки. Подытожил, расслабляясь, будничным тоном:

— Наш зов услышан. Впустите земных братьев и подготовьте их к большой трапезе.

Так вот, запросто. Будто фермер с наемными работниками. Сказал и удалился куда-то, не удосуживаясь разъяснить. Паства, впрочем, приняла все как должное — ритуалы тут были отрепетированы давным-давно. Двое крепких братьев спустились к «алтарной яме», волоча в руках по визжащему поросенку. Одного свинского детеныша обвязали веревкой, закрепленной на челюстях крокодильей статуи, бросили в воду живьем, а второму чиркнули предварительно кинжалом по горлу.

«Прям таки братья-мусульмане, — подумалось Богдану, — Только животных «нечистых» взяли, а то бы полное впечатление». Почему, интересно, отец-благодетель самолично все не делает, «шестеркам» передоверил? И куда уперся в самый, что ни на есть, разгар ритуала? Переодеваться? Однажды, лет несколько назад Богуславский побывал на Пасху в православной церкви, честно отстояв всенощную. Хор пел красивое, уловимое не слухом, а сердцем, батюшка, периодически удаляясь, выходил то в зеленой ризе, то в алой, то в белой с золотом. Сам Богдан, воспитанный атеистом, понял тогда не все, однако внешняя красота ритуала произвела изрядное впечатление.

«Может, и ЭТИ подобное практикуют? Сперва красный плащ, потом синий какой-нибудь, да без капюшона? Блин, не о том опять думаешь!» Разум, похоже, не готов поверить в предстоящую дикость, а потому дистанцируется от нее. Воспринимает как приключенческий фильм. Думать, не отвлекаться!

Тут колесо с огромной ручкой заскрипело, поддавшись усилиям «братьев», провернулось раз, другой и третий.

Деревянный створ пополз вверх.

— А что с Кирой, как думаешь? — Суханов, судя по изменению тона, воспринимал происходящее куда более серьезно. — Ты ее видел после?

— Неа. Думаю, традиционная судьба проигравших войну: мужиков — на эшафот, женщин — в наложницы.

— Хорошо, не наоборот.

Створ, между тем, поднялся уже под самый потолок, открывая взгляду гладь пруда в лунном свете. Зарезанный свиненыш давно ушел ко дну, а живой еще бился, но короткая веревка никак его на берег не пускала.

— Почти акулья рыбалка, — прокомментировал телохранитель ностальгически, вспомнив, вдруг, гладь океана, охлажденное пиво и хищников за бортом — безопасных таких, далеких. Следом, правда, на ум пришел клиент, едва за этот самый борт не вылетевший. Подумалось, что его, Богдана, будут вспоминать в России-матушке недобрым словом: проворонил, прошляпил, простебал. Как ни странно, именно эта мысль настроила, вдруг, на серьезный лад, стирая наркотическую расслабленность. А пруд уже вскипал, помаленьку, оживал все больше. Неподалеку в лунном свете показались из воды два бугорка — глаза и ноздри, подняли мелкую волну и пропали. Костистый гребень мелькнул уже по эту сторону створа. Поросенок, почуяв неладное, завизжал пронзительно, и тут же рядом взорвался пенный бурун. Гигантские челюсти цапнули свина поперек туловища, утянули в глубину, оборвав веревку, будто гнилое мочало.

— Вот и все, — подытожил Богдан. — Был пятачок и нету.

Когда-то, еще на Черном континенте Богуславского учили, как спастись от крокодила — в теории, правда. Если верить тем инструкторам, уязвимым местом рептилии являются глаза, по которым надлежит бить, дабы ящерка тебя отпустила. Так это, или нет, но минимальный шанс просматривается. Еще вариант — не позволить ближайшей твари раскрыть пасть, потому как сила сжатия тех челюстей чудовищна, а вот на раскрытие отведены мышцы слабенькие, уступающие людским рукам. Зафиксировать пасть, выскочить из воды и устроить таки «браткам» балет на льду. Чем черт не шутит?!

Крокодилов в воде становилось все больше: гребни тут и там, морды, хвосты, лапы. Если уж падать, то только вон туда, в самую узкую часть — там противостоять тебе будет лишь одна рептилия, другие не пролезут.

Бам-м-м! Бам-м-м-м! Бам-м-м-м!

Гонг. Определенно, не медный уже, слишком чисто звучит. Серебряный, поди. Для особых ритуалов, вроде человеческого жертвоприношения при полной луне. Как выяснилось тут же, три удара возвещали не что иное, как явление народу Главного Поставщика Пищи. Все в том же алом плаще с капюшоном, все той же вальяжной походкой Куо Шинг Лай приблизился к «алтарю», ожидая, пока паства вновь организует полукруг.

— Ну что, Богдаш, давай, что ли прощаться? — предложил бизнесмен буднично. — Черт, даже и молитв не помню.

— Вы бы не спешили Дмитрий Константиныч. Русский «авось» он, знаете ли, не в таких еще ситуациях прокатывал.

— Ты безнадежный оптимист, Богуславский. Я, впрочем, тоже. Настроение откуда-то хорошее и никаких предчувствий.

— Знаете почему? Потому что нам осталось только туда булькнуть, а «браткам» еще потом крокодилов назад выгонять. Сплошная морока!

Сейчас Богдан действительно ощущал в себе взрывную силу, способную горы своротить. Адреналин, однако! Годовая доза за один момент впрыснулась, потому как в будущем он может и не понадобиться.

А «братья» уже сближались — плотной подковой, окружая со всех сторон. А Повелитель уже рядом стоял и кинжал даже успел вынуть. Будем надеяться, что не ткнет, предварительно, под ребро или рукоятью по башке не стукнет, во избежание эксцессов. Для верности, напустил на себя Богуславский вид кроткого агнца, глаза потупил и рот приоткрыл даже, делая лицо безвольным.

Бам! Бам!.. — гонг забил часто и коротко, словно барабан перед эшафотом.

Повелитель поднял кинжал и… перерезал веревку, стягивающую Богдановские руки. Потом ударил — коротко, без замаха, вогнав оружие по рукоять в ближайшего «брата».

Паства охнула как один человек. Не поняли пока, не осознали, не сориентировались.

Зато Богдан понял всё! Удар — дюжий «брат» сломался в поясе, тиская разорванную печень. Еще удар — давешний «лодочник», зенки закатил, осел. Третьего Богусловский просто пугнул, заставляя отскочить, оглянулся…

Повелителя там не было уже. Кира была — в алом плаще и с двумя пистолетами. Красивая как никогда. На амазонку похожая или еще какую героиню Легендарных эпох.

— Кидай один! — крикнул Богуславский, но девушка лишь качнула головой, губы сжались в тонкую линию. Потом начала стрелять — «по-македонски», с обеих рук, выбирая для каждой пули новую мишень. Бац-бац-бац-бац-бац!.. «Беретта» — скорострельное оружие, и совместный сдвоенный грохот более смахивал на пулеметную очередь, да и по эффективности не уступал. Бац-бац-бац!.. «Братья» падали. Они не были безобидными барашками, а потому попытки к самозащите принимали активнейшие — кинжалы выхватывали, пытались добежать, дотянуться. Не успевали. Один из «зеленых» наткнулся на Богдана, атаковал яростно. Р-раз! Уход-подсечка-бросок… Рухнувший в яму «брат» не успел даже воды коснуться — зубастые тени приняли его на лету, оборвав короткий вопль.

— А не рой чужому, чего себе не желаешь, — пробормотал Богуславский сквозь зубы, перерубая веревку Суханову. — Лежите пока, Дмит Константиныч, щас разберемся!..

Обернулся, настороженный внезапной тишиной. И понял, что «разбираться», собственно, уже и не с кем.

Трупы кругом. В разных позах, с кинжалами и без, на липком красном полу. Кира посреди всего этого, чуть присев на полусогнутых ногах, продолжает водить туда-сюда стволами, искать. Лицо девушки, застывшее, бледное, опять показалось красивым — но особой какой-то, пугающей красотой. Как у ангела смерти. Щелк-щелк! Пальцы обеих рук нажали одновременно кнопки-блокираторы, и магазины выпали из пистолетов. Пустые магазины.

— Ты еще и выстрелы считала? — спросил Богдан как мог безмятежно, разглядывая ее. Напарницу, которую знал неплохо — или ДУМАЛ, что знал. Девушку, преобразившуюся внезапно и на все сто.

— Выстрелы? — пару секунд Кира пыталась вникнуть в суть вопроса, и наконец, ей это удалось. Лицо, вдруг, расслабилось, наливаясь румянцем, глаза стали живыми и ПРЕЖНИМИ.

— На «автомате», наверное, получилось. Нам на курсах нормально стрельбу «ставили».

— Вижу, что нормально! — хмыкнул телохранитель, протягивая руку за своим пистолетом. — У тебя патрончиков, нигде больше не завалялось?

— Есть, — нашарив под плащом, Кира извлекла еще два магазина. — Там, у него в комнате вся наша амуниция валяется. Прихватизировал, козел!

— Схожу гляну как там.

— Ну, глянь, — глаза девушки опять, на мгновение, заледенели, уголки губ дернулись книзу. — Только «ствол» можешь спрятать, там никого больше нет… живых.

Не обманула. Первого «брата» Богдан обнаружил на самом выходе в зал, спиною к коридору. В спину и был убит — кинжалом, под левую лопатку. Второй (тот самый адъютант-телохранитель) нашелся подальше, рядом с «комнатой отдыха» Куо Шинг Лая. Заинтересовался, видать, звуками из помещения, заглянул вовнутрь. И получил. Горло перерезано от уха до уха, кровь пропитала все вокруг. Сдержав естественную брезгливость, перешагнул Богуславский через труп, вошел в комнату и сразу обнаружил Повелителя. Трудно было не обнаружить — на самом виду скорчился. Абсолютно голый (то ли потому, что плащ сняли, то ли сам разделся, в преддверии неких забав), худой, не страшный нисколечко. Чокнутый, правда, слегка, но это теперь точно не имеет значения. Перевернув на спину, Богдан сразу увидел характерный следок — пятно багровое поперек горла. На тот момент, очевидно, кинжала у девицы-красавицы еще не было, потому пришлось обходиться голыми руками. Ребром ладони или фалангами пальцев, сжатых под вид кастета.

— Хорошие у вас были курсы, — сказал Богуславский тихо и уселся прямо на циновку, жалея, в который раз уже, о брошенном курении.

Говоря откровенно, не по себе ему сейчас было.

Нет, господа, мы не пуритане, и интеллигентностью особой не блещем, а уж дурацкий постулат, что мол, «каждая жизнь — священна» даже оспаривать брезгуем, по причине полнейшей его слюнявости и никчемности. Есть вопросы, которые нужно решать только радикально, и есть люди, в отношении которых гуманизм не прокатывает. Всегда были, есть и будут. Вот только…

Вот только старомоден был Богдан чрезвычайно. Старомоден и заражен, выше крыши, здоровым мужским шовинизмом. Целую кучу убеждений имел, непоколебимых как скала. Женщина-домохозяйка (учительница, врачиха…) — это хорошо. Так должно быть, потому что так было всегда. Женщина-бизнесвумен — ну-у, ради Бога, конечно. Пускай действует, коли способности есть. К модным нынче девушкам-телохранительницам Богуславский относился чуток насмешливо, а вот к убийцам… Профессионально обученным, способным измолотить в мгновение ока, целую толпу народу… сложные чувства. Пусть даже сделала это по необходимости, пусть тебе самому жизнь спасла. Все равно! Назовите, как хотите — шовинизм, сексизм, а может, просто убеждение, что женщина должна любить, сохранять семейный очаг и детей рожать, оставив войну мужикам.

— А не пошел бы ты! — сказал Богдан, озлившись, вдруг, на самого себя. — Чистоплюй хренов! Кто, кроме тебя виноват, что красивым девчонкам приходится брать в руки оружие и убивать? Сами защищаются, если ты защитить не можешь! Мудак! Подними свою задницу, иди туда и извинись перед коллегой за то, что даже ПОДУМАТЬ о ней посмел с брезгливостью, пижон поганый!

Помогло, как ни странно. «Краткий курс аутотренинга» пробудил, наконец, в душе необходимую злость и направил ее в нужную сторону. Не было больше УБИЙЦ, не было ЛЮДЕЙ и убийств, соответственно, не было тоже. Было ПОЛЕ БОЯ, заваленное телами УНИЧТОЖЕННЫХ ВРАГОВ. А еще наличествовал боевой товарищ, спасший тебе жизнь и, проявивший при этом недюжинную смелость.

Дойдя до такого вывода, Богуславский улыбнулся, наконец. Теперь он снова мог быть самим собою.

* * *

Кира с Сухановым в большом зале трудились вовсю — ворочали тела, осматривали, оружие подбирали. Дмитрий Константинович после пережитого, утратил, похоже, всяческую брезгливость — теребил трупы с равнодушием заядлого мародера, иных даже кинжалом покалывал, убеждаясь в их безобидности.

— Н-да, — оценил Богуславский. — Ты, девочка-рейнджер, похоже, завалила все здешнее население. Круто!

— Но, они же нас хотели!.. — в глазах Киры плеснулось, вдруг, неуловимое, сходное с ужасом. Возможно, запоздалая реакция, нормальный шок нормального человека. Богдан, выматерив себя беззвучно, подошел и по голове погладил, почти как ребенка.

— Шучу, расслабься. Если серьезно, то сам люто ненавижу всяких тварей, готовых из-за надуманной веры человека сжечь, взорвать, или крокодилам скормить. Не жалко мне таких!

Пару секунд казалось, что Кира бросится ему на шею, потом опомнилась, улыбнулась чуть виновато.

— Ба-а, знакомые все лица! — завопил, тем временем Суханов, узрев в гуще мертвых тел давешнего «лодочника». Живого и почти невредимого. Придя в себя, озирался по сторонам, и узкие глаза его натурально круглели.

— Что, не нравится? — спросил Богдан тихо. — А живых людей скармливать нравилось?

— Небесное Существо, одари раба твоего благословением твоим… — забормотал «брат», продолжая озираться. — Ибо тело твое — в братьях твоих земных, а мудрость твоя…

— А мудрости конец пришел, — улыбнулся Богуславский. — Вместе с ее носителем, светлейшим Ку Шинг Лаем. Который, как выяснилось, и не светлейший вовсе, а просто падаль с бородой…

Богдану и раньше приходилось видеть фанатиков, потому мгновенная перемена в настроении «брата» не удивила. Взвился сайбанец аки пружина разжатая, аки зверь дикий, аки стихия бушующая. Обратно упал, получив пинка от Суханова.

— Могу еще, — констатировал Дмитрий Константинович с тихой гордостью. — Хоть сила уже не та, но могу!

«Лодочник» новых попыток не предпринимал. Сидел, глядя на всех исподлобья.

— А ты не рычи, не рычи, — посоветовал Богуславский почти добродушно. — Раньше надо было рычать. Дмитрий Константиныч, давайте-ка мы орелику лапы свяжем, а то он на кинжалы так и зыркает. Нездоровый какой-то интерес к холодному оружию!

— Вам отсюда все равно не выбраться. Отсюда один путь — через трясину. Там и останетесь.

— Я, кажется, понял, что он хочет сказать, — улыбнулся Суханов. — Он нас проведет через топи, а мы, взамен, сохраним ему жизнь.

— Не-ет, — губы пленного растягивались все шире, с явной уже издевкой. — Жизнь моя — в руках Небесного Существа, и я счастлив буду уйти в его владения. А вы будете прокляты, иноземцы! Ваши тела сгниют здесь, и души ваши вечно будут скитаться по этим болотам!

— Ладно, — вздохнул Богдан. — Похоже, методы словесного убеждения тут не действуют. Придется исполнить просьбу человека и отправить его, для начала, к «земным братьям».

— Ты что, хочешь прямо ТУДА? — покосился Суханов на крокодилий пруд. — Живьем?

— А что поделаешь? Вы же слышали — если он умрет от рук чужеземцев, то душа его будет вечно ошиваться на болотах. Мы с вами гуманисты, Дмитрий Константиныч, и никак не можем этого допустить. А начнем, пожалуй, с тех, кто уже покинул сей грешный мир. Помогите, не сочтите за наглость.

Вдвоем с Сухановым подняли ближайший труп и сбросили в канаву. Внизу началась азартная возня.

— Упокой Небесное Существо душу его грешную. Давайте, что ли, следующего вдогонку, дабы не отстал на пути в ихний рай…

С восьмым по счету телом случилась накладка — живым оказался. Выяснилось слишком поздно, когда сразу несколько рептилий принялись рвать человека на части, а он, очнувшись, все не желал отцепиться от статуи. Жуткая картинка получилась. Впечатляющая.

«Спокойно, — сказал себе Богуславский, когда последние звуки стихли в мутной воде. — Главное, не показать, каково тебе самому от всего этого!». Обернулся к пленному с хищной улыбкой:

— Ну что, господин… не знаю как вас там. Настало ваше время причаститься благодати. Сами пойдете или силком волочь?

Вот теперь «лодочника» действительно проняло, даже в лице переменился. Губы сжались, глаза прикрыл, поразмыслил пару секунд:

— Вы ведь меня все равно убьете, да?

— Зачем? — удивился Богдан искренне. — Вреда от тебя особого нет, гнаться за нами не станешь, я думаю. Перейдем топи и расстанемся как лучшие друзья. Договорились?

— Небесное Существо есть повелитель всего сущего, и ничто не решится без ведома Его, — пробормотал сайбанец.

Очевидно, это означало согласие.

* * *

Трясина, в ее классическом воплощении — просто жидкий торф. Было, опять же, когда-то озеро, потом заросло травой и заболотилось. Еще позже трава начала отмирать и гнить, превращаясь в однородную густую жижу. Когда-нибудь, лет через много, вода отсюда совсем испарится, торф высохнет, порастет деревьями, и будет нормальная полоса нормальных джунглей.

Это будет потом. На данный момент единственным спасением забредшему сюда человеку служила гать — нечто вроде плавучего моста. Сплетена из бамбука и хвороста, в два-три слоя, уложена поверх трясины и притоплена. Самую малость, чтобы со стороны не разглядеть. Идти по ней приходится вслепую, ощупывая путь, как прежде, шестом-лагой, выдирая ноги из грязи шаг за шагом.

— Скажи по секрету, дружище, как долго нам еще в этом дерьме возиться? — спросил Богдан после первого часа ходьбы. — Надоедать начинает!

— В руках Небесного Существа все пути наши, и воля его сокрыта от наших глаз.

— Ты зубы-то не заговаривай! Тем более, я слышал, у вашего Существа Небесного вообще рук нету. Или это только у братьев земных? Вот, блин, еще маленько и сам ваши премудрости освою…

В глазах обернувшегося вдруг «брата» не нашлось места злости. Спокойны они сейчас были. И улыбка на губах играла умиротворенная, когда шагнул сайбанец навстречу и потянул Богдана за собой. Грязь приняла тела неохотно — плашмя упали — разомкнулась под ними с ленивым чмоком, а лодочник уже действовал вовсю. Обхватил руками-ногами и тянул, топил наглухо. Богдан, не теряя времени на борьбу, погрузил руку в грязь, нащупал нож на собственном поясе. Вытянул, как сквозь вязкую глину, а в тело врага клинок вошел мучительно медленно, по сантиметру. Глаза «брата» глядели на Богуславского в упор, с сумасшедшей веселостью и азартом — кажется сто лет прошло, пока начали стекленеть. Провернув для верности нож на полоборота, Богдан выпустил рукоятку, а сам лицом к мосткам развернулся.

На гати, оказывается, вовсю кипела жизнь. Кира с Сухановым, суетились напропалую, шумели, шесты свои протягивали. Полный сервис, короче. Осталось ухватиться обеими руками и подтянуться. Выбрался весь буро-зеленый, что твой крокодил, да и пахнущий сейчас соответственно. Встал осторожно, нащупывая ногой невидимую опору, встретился взглядом с неживыми уже глазами «брата». Тот, прекратив барахтаться, погружался теперь очень медленно, лицо еще полностью на поверхности. Губы, до сих пор растянутые в улыбке, исчезли первыми, потом бурая масса ожила, вдруг, и разом утянула жертву вглубь. Пара пузырей всплыла и лопнула.

— Зачем он это сделал? — прошептала Кира, не в силах понять чуждую логику. — Может выплыть собирался?

— Ага, выплывет, — хмыкнул Богдан. — Лет через триста, в куске торфа. Недавно в Англии римского воина нашли — как в древние времена потонул, так и лежал, при полной амуниции. Прекрасно сохранился, между прочим. Торф, он вообще консервирует.

Сделав осторожный шаг, телохранитель ткнул шестом пару раз и ощутил нарастающую тоску. Нет гати! Обрывается, просто-напросто, в полуметре от места схватки.

— Ох, мать твою, камикадзе! — сказал скорее с восхищением, чем со злостью. — Иван Сусанин долбаный! Я уж не думал, что в наше время бывают такие порывы души человеческой!

— Так мы, получается, дальше не пойдем? — задал Суханов глупый вопрос, на который пришлось ответить из уважения к клиенту.

— Это фальшивая гать, Дмитрий Константиныч. Лабиринт. Тупик. Они тут понаделали массу хитростей, чтобы гробить незваных гостей!

— Стало быть, где-то есть и настоящий путь?

— Логично. Осталось его отыскать, — расстегнув пропитанный грязью рукав комбеза, телохранитель глянул на свои «Командирские», той же степени чистоты. — Сейчас начало восьмого. Стемнеет где-то через… четырнадцать часов. Уйма времени! Идем, назад, щупаем болото по обе стороны, ищем возможные ответвления. Если не найдем — добираемся до острова и по нему, родимому, бродим с той же целью. Не так уж сложно, в принципе. Даже если проткнуть каждый метр вдоль береговой линии — за пару суток управимся.

— Ох, Богдаш, ты всегда умеешь найти слова поддержки в трудную минуту! — фыркнула Кира, разворачиваясь на 180 градусов и переходя из арьергарда в авангард. — Пойдем, что ли?

— Стоп! — Богуславский наморщив лоб, пытался уловить некую мысль. Отгадку найти, соответствующую общей логике действий.

— Зачем нужна эта гать, а?

— Ну, ты же сам говорил — гостей гробить.

— КАКИХ гостей? Тех, которые с острова бегут? Так не думаю, что их было много — максимум, пара человек в год. Стоило ли из-за них строить такую длиннющую мутотень? Этой цели ведь можно и проще достигнуть — сделать одну-единственную нормальную гать и спрятать хорошо. Вот не верю, что предвидели эти хлопцы именно наш конкретный случай с проводником-заложником! Банальная самодеятельность фанатика-одиночки, я в Афгане и похлеще видел…

— Короче, Богдаш, — поморщилась Кира нетерпеливо. — Твои логические конструкции безукоризненны, но нельзя ли сразу резюме?

— Вот вечно ты все опошлишь! Я, может, время тяну. Не хочется мне, может, по-новой в это говно лезть!

— Думаешь, придется?

— Увы, Дмитрий Константиныч, к тому все и сводится. Думаю, есть еще одна гать, идущая с Большой Земли нам навстречу. И перемычка должна быть, дабы гости с той стороны не дотумкали и назад повернули, а свои прошли запросто, — последнюю фразу Богдан произнес грустным тоном, становясь на край ощутимой гати и опустив шест вперед.

Пустота, как и прежде. А если еще надавить? И еще! Погрузившись на метр, лага уперлась, таки, в нечто твердое.

— Есть, — кричать от радости не хотелось абсолютно, зато сразу сухановский анекдот вспомнился. Тот самый — про землю, которая внизу. Тут правда не сотня метров, ну да в этой субстанции и одного за глаза хватит.

— Если не вернусь — считайте меня кем хотите, а вот если вылезу, прошу присвоить звание ассенизатора, — правая нога шагнула вперед и начала погружаться. Пару секунд Богдан боролся с желанием выдернуть ее обратно, потом переместил туда-же вторую. Провалился сразу по пояс. Теперь инстинкт самосохранения криком кричал, призывая барахтаться, вылезать, спасаться. Психология, знаете ли. На это и был вражий расчет: не станет никто втыкать шест так глубоко, не станет туда лезть, а уж если залезет… тут ведь тоже всякие сюрпризы возможны. Грязь тормозит движения, опора узенькая, чуть равновесие потеряешь и готово, поплыл.

Итак, долой эмоции, делаем первый шаг. Невыносимо медленно, напрягая мышцы на всю катушку, сместить ногу вперед, потом вторую за ней подвинуть. Интересно, что же все-таки там, внизу? Может, отмель бывшего озера, обнаруженная островитянами случайно? Должны же концы разделенных гатей на что-то опираться, при условии, что вторая действительно существует в природе!

Пот по лицу Богдана бежал уже крупными каплями, когда лага, вытянутая вперед, отказалась погружаться. В твердое уткнулась, как раз на уровне груди! Не веря еще до конца, оперся руками и вылез окончательно. Хохотнул даже в голос от полноты чувств. Уселся отдыхать прямо в грязь — чего уж теперь!

Тишина вокруг стояла неземная: в трясине ведь даже лягушки не водятся. Ветер не дует, и деревья не шумят, хоть до них ведь теперь рукой подать.

Болото, похоже, закончилось.

Часть третья Глазами бродяги

Глава двадцатая

Повествующая о достижении суши, переправе через реку и еще о многом другом

История — загадочная штука. Никому, например, не известно, что же кричал на деле Колумб, причаливая к первой, после долгого плавания, суше. Быть может, вопил банальное: «Земля!!!», размахивая шляпой. Или ругался по-испански — от счастья, разумеется. Возможно, что был Христофор человеком благочестивым, а потому вознес молитву, крестясь слева направо. Все может быть.

Богдану всегда казалось, что красивым «историческим» фразам в такой ситуации не место — не тот настрой, знаете ли. Наверняка, придуманы эти фразы потомками-биографами, или сами Великие, вернувшись из странствия, начинали свои деяния ревизировать, да лакировать. Имидж и в те времена дорогого стоил!

Трое людей, русскоязычных, измученных, грязных, вылезших на сушу из Большого Болота, не считали себя историческими личностями, а потому «оторвались» словесно, как душа просила. Всё высказали трясине, оставленной позади, и земле мокрой, которая хоть не засасывала уже, зато продвижение тормозила. Лес, вздымавшийся рядом стеною, воспринимался как друг и союзник, а потому эпитетов не удостоился.

— Как думаешь, это уже ПО НАСТОЯЩЕМУ?

— Похоже, да. Если опять остров, то о-очень большой.

— А по карте?

— По карте, мы с вами уже сутки как должны были выбраться из болота и топать, насвистывая.

— Да ладно? — искренне удивился Суханов. — Слушай, а может у НИХ карты такие же?

— Вот тут позволю себе усомниться. Но в любом случае, вряд ли кто ожидал, что мы вылезем именно здесь. Думаю, пара дней форы у нас точно имеется.

— Твоими бы устами…

Вообще, рассуждая бухгалтерским языком, баланс успехов и неудач был пока положительным. Плюсы: все трое до сих пор живы и почти здоровы, одеты-обуты, имеют оружие и амуницию для продолжения пути. Минусы: издержки морального плана, сожженные нервные клетки, грязь на одежде, на теле и в душе. Еще утерянное оружие — карабин и второй нож после той драки в трясину так и канули. Ладно, ерунда, если вспомнить про трофейный пистолет и кинжал-коммандо, которые все еще при себе. Как ни веди, а скромная плата за проход сквозь тропическое болотище. Помыться бы еще, или хоть воду питьевую отыскать!

— Ладно, не ежьтесь господа. Торф, как я уже говорил, консервирует и сохраняет, а уж комарам нас теперь точно не взять! Найдем сейчас ровное место, соорудим шалаш, подстрелим кого-нибудь съедобного…

…Люди несведущие считают джунгли одним огромным зверинцем, где живность вокруг так и бегает, подставляясь под выстрел. Что ж, возьмите ружье, попробуйте. При отсутствии охотничьего опыта, результат будет не лучше, чем в столичном парке. Можно топать, или красться потихоньку, можно вовсе на месте стоять — бестолку. Только деревья, только кусты, только полумрак. Птичьи крики невесть откуда, тени, шорохи, шелест. Хоть бери автомат, честное слово, и шмаляй вокруг сплошными длинными очередями. Авось и зацепишь кого случайно. Зверье-то ведь никуда не делось, глядит на тебя отовсюду десятками глаз, выжидает. Одно из проявлений достопамятного Закона Джунглей: не уверен — не лезь.

Богдан, знавший эти расклады давным-давно, настроен был на прогулку достаточно долгую, но действительность превзошла ожидания. Не было дичи, и всё тут! Пару раз промелькнули на деревьях мартышки, но по ним Богуславский даже стрелять не стал — брезговал обезьяним мясом, да и насчет многочисленных вирусов наслышан. Если на то пошло, безопаснее в джунглях рубать живность, о которой нормальный человек думает с содроганием, если он не гурман, не китаец и не француз. Змей с лягушками, насекомых, головастиков. Чистый белок, однако! Богдан и сейчас бы не отказался, но Кира с Сухановым его чувства разделят вряд ли. Придется дальше идти.

Охотничья удача улыбнулась Богуславскому на обратном пути — единственным выстрелом сбил здоровенного попугая, размалеванного во все цвета радуги.

— Ужас какой! — непритворно возмутилась Кира, увидев трофей. — Да ты варвар, Богуславский! Как ты мог?! Такую красоту природы… он же, наверное, говорить умел!

— Ага, запросто. Всё больше матом, — уложив птицу на подручный пенек, Богдан принялся выдирать радужные перья.

— Кстати, я тебя уверяю — на вкус он ничем не отличается от курицы, а все остальное уже лирика, мадам. Если павлина встретим, я и его шлепну. За гуся сойдет.

— А что… они тоже тут водятся? — выражением лица и счастливо-недоверчивой улыбкой девушка напомнила сейчас ребенка, угодившего в страну чудес. Туда где пряники растут прямо на деревьях, а между деревьев бродят добрые зайчики. Кто бы мог ожидать такой реакции от человека, запросто шмаляющего по живым мишеням!

— В этих лесах много чего живет, — заверил Богдан тоном сказочника и увидел проклюнувшийся на щеках девчонки румянец.

— Я смешная, да?

— Ты красивая. А чуток наивности в твои годы не помешает.

— У тебя прямо отеческий тон проклюнулся, — встрял в беседу Дмитрий Константинович, оправдывая бесцеремонность доброй улыбкой. — Будто и лет побольше, чем мне.

— Это все опыт, — вздохнул Богуславский. — При моей жизни нужно год за три считать. Иногда таким уже старым себя чувствуешь… — на этой фразе Богдан позволил голосу дрогнуть, но переиграл, наверное. Девушка, наблюдавшая за ним доселе, с искренним сочувствием фыркнула и рукой махнула:

— Да ну вас, блин, обоих!

— А ты не верь мужчинам, Кирочка, — покосился Суханов с лукавинкой во взоре,

— Мужчины, они всегда обманут!

«Интересно, зачем он влез? — подумалось Богуславскому, пока натирал птицу солью и костер разводил. — Банальная скука и желание потрепаться? Или проявление ревности? А может, просто, перестал уже воспринимать нас как подчиненных — после совместного пребывания на пороге смерти и не такое еще случается…».

Злосчастный попугай был приготовлен по старинному охотничьему рецепту — обмазан глиной и запечен под углями, в собственном соку. Когда закаменевшую корку раскололи, аромат пошел такой, что трапезу пришлось начинать немедленно, не дав мясу остыть. Про потенциальную способность этого самого мяса к разговариванию никто уже не вспоминал.

И вновь дорога. Знакомые, почти родные, колючие кусты, которые приятней, чем болото, но все же, все же… Трофейный кинжал справлялся с рубкой похуже утонувшего мачете, но Богдан сейчас таким мелочам внимания не уделял. Спустя некоторое время, вышли на просеку. Или на трассу, если угодно. Пеньков, правда, не видать, а тонкие деревья, попросту, свалены вправо-влево.

— Однако, кто-то здесь большой протопал, — родилось у Богдана гениальное умозаключение. — А скорее, много больших, туда-обратно и не один раз.

— Слоны?

— На бульдозер, во всяком случае, не похоже.

— Обожаю слоников! — выдала Кира с энтузиазмом, подтвердив худшие опасения Богуславского.

— Послушай, девочка моя… — начал телохранитель назидательным тоном, но встретил взгляд коллеги, смешался и рукою махнул. — Короче. Ты видела когда-нибудь живого слона? Не в зоопарке, не в цирке, и даже не в индийском городе, а на воле?

— Понимаю, к чему ты клонишь! — фыркнула Кира. — Если я не видела слона, то лучше его и впредь не видеть! Традиционная техника безопасности от Богдана Богуславского!

— Ну, это ты уже сгущаешь краски. Речь, всего-навсего, о том, чтобы не бежать навстречу слонику и не просить, чтобы он тебя к себе на спину посадил. У зверя нервы тоже не железные, может наступить ненароком.

Так и пошли, не гуськом уже, а вполне свободно, благо ширина тропы еще и не то позволяла. Богдан, правда, весь обратился в слух, ибо на больших автострадах зевать не следует. Слон, конечно, не машина — человека издалека почует, наверняка испугается и повернет назад. Или не повернет.

— Что меня радует, так это вполне вероятное отсутствие впереди болот и прочих подобных гадостей. Слоны хлипкие места не любят, хотя пройти по ним могут запросто…

Тпр-р-р-ф-ф! Захлопали рядом крылья, взметнулось вверх пестрое, большое, шумное и тут же лопнуло. Ба-бах!!!

Пару мгновений Богдан еще крутил во все стороны дулом карабина, прежде чем рефлексы, зрение и разум соединились, дав полную картину происшедшего. Суханов! С ружьем! Дымок из ствола!

— Эх, елки-моталки, ну как же так вышло, — поморщился Дмитрий Константинович, разглядывая дело рук своих. — Взлетела, понимаешь, а я и среагировал. Как по рябчику!

— Как из дробовичка! — продолжил весело Богдан, изучая валяющийся на обочине птичий хвост. Красивый такой, длинный, в форме лиры. Все, что осталось от неведомого пернатого после контакта с пулей калибра 14.65 миллиметра.

— Вроде, и на слона оно не похоже было, — продолжил телохранитель свои рассуждения. — Нет, я понимаю, конечно, что она сама виновата, и что нефиг людей врасплох заставать, но все же слишком сурово вы с ней обошлись.

— Хватит ёрничать! Я, между прочим, бдительность проявил, ружье держал наготове!

— И напрасно, Дмитрий Константиныч, — тон Богуславского сделался серьезным. — Вам раньше-то не приходилось на слонов охотиться? Так вот, даже при вашем калибре убить эту зверюшку можно только попаданием в некоторые точки на теле, которых я сам толком не знаю. В ухо, например. Чуть промахнетесь, и образуется из нас троих оригинальное дорожное покрытие. Вы уж не стреляйте, ладно? Ну не привыкла здешняя фауна к вашему ружью, не готова морально и физически!

Про себя подумал, правда, что сам бы с удовольствием попытал судьбу хоть разок, окажись в его собственности такое вот дорогущее и мощнейшее оружие. Поразмыслив еще немного, решил, что ружьецо, скорее всего, банально бы продал, деньгу пустил в оборот где-нибудь в России-матушке, а о тропиках вспоминал бы исключительно за рюмкой кефира, да и то нецензурно.

Мечты, мечты…

* * *

Ближе к вечеру вышли на берег реки — узкой довольно таки. Метров пятнадцать, от силы. Джунгли подступали к ней почти вплотную, оставив незанятой полосу берега, испещренную следами.

— Вот где охотиться надо! — заявил Богдан громогласно. — Прям таки, народная тропа не зарастающая.

— А на ту сторону как переберемся? — поинтересовался Суханов с некоторой озабоченностью. — Опять плот строить?

— Хороший вопрос. Можно бы и вплавь, но не удивлюсь, если этих… земных братьев Небесного Существа здесь выше крыши. А строить плот ради десятка метров попросту глупо, согласитесь.

— Может, нам и дальше по воде, как белым людям?

— Так мы до города Калайбо ни в жизнь не доберемся. К тому же, по местным рекам любят плавать контрабандисты, наркоторговцы и прочие веселые ребята, а за ними гоняется речная полиция…

— И что предлагаешь?

— Я еще думаю. Как у Вас со здоровьем, Дмитрий Константинович? Форму спортивную держите?

— Держу. Дома, в чемоданчике. Хочешь меня заставить плыть ОЧЕНЬ быстро?

— Я кое-что похитрее придумал, почти аттракцион, да еще и бесплатно!

Преодоление препятствий в стиле «а ля Тарзан» интересным выглядит только на экране, где не видно ни носов разбитых, ни стертых до крови рук. Для начала надо найти пару лиан, эластичных, но прочных. Дерево сыскать высокое, рассчитать соотношение между шириной реки и длиной импровизированного каната. Взобраться на это дерево — всем, включая мужика, которому далеко за сорок и который лазанием занимался, пожалуй, еще в армии. Лиану обмотать вокруг пояса (не привязывая!), ногами оттолкнуться, ломая и перебарывая естественные страхи. Ветер в лицо, сердце в пятках, желудок, напротив, к горлу лезет! А глаза закрывать нельзя! Цепляться слепо за лиану нельзя тоже — бросить ее надо, едва долетев до цели, прежде чем качнется маятник в обратную сторону и уронит тебя посреди реки.

Богдан, как водится, шел первым и приземлился неплохо — ударившись ногами в глинистый яр, не стал отталкиваться, а напротив, прилип. Лиану бросил и встал прочнее. Дмитрию Константиновичу, идущему следом, ловкости не хватило, покатился вниз, к воде. Встал тяжело, унимая кровь из носа. Кира, впрочем, тоже не блеснула: обмоталась слишком крепко, не сумев освободиться, и полетела назад. Бухнулась в воду, и вот тут восхищенным зрителям был продемонстрирован рекорд по плаванию — на короткую, к счастью, дистанцию. Уже выскочив на берег, оглянулась, во взгляде мелькнуло разочарование.

— Да тут никого и нет!

— А ты обратно сплавай, для верности. Авось повезет!

Шутки шутками, но дело к вечеру, традиционное время ужина. Костровые обязанности Богдан возложил на Киру, а сам спустился с карабином к реке. Берег косо уходящий в воду, оказался весь испещрен норками, тут и там тусовались десятки маленьких разноцветных крабов, не обративших на человека внимания. Гораздо больше телохранителя озаботили различимые на прибрежной грязи отпечатки здоровенных кошачьих лап. Следы копыт на берегу хоть и имелись, но очень мало — травоядные ведь тоже не дураки.

— Н-да, вот и поохотились, — сказал сам себе Богуславский, снимая карабин с предохранителя. — Хоть реально назад переплывай!

К костру Богдан вернулся, неся в охапке множество мелких предметов. Сложил добычу на большой банановый лист, трофейный котелок прихватил, намереваясь сходить за водой.

— Ты, Богдаш, может, объяснишь, ЧТО это такое? — спросила Кира вкрадчиво.

— Ласточкины гнезда, господа, местный деликатес. Никогда не пробовали?

— По-моему, из китайской кухни что-то? — наморщил лоб Суханов.

— Возможно. Сейчас это будет русская кухня — сварим их как картошку, без всяких тебе соусов.

Как выяснилось позже, ничего особо вкусного деликатес из себя не представлял — из-за отсутствия приправ, наверное.

— Как вареное яйцо, только хуже, — определила Кира. — Из чего они, вообще, слеплены?

— Насколько я знаю, из слюны. Да ты не делай такое лицо, коллега, жрать-то все равно больше нечего. Нам, кстати, еще надо до темноты обустроить собственные гнезда на дереве и гораздо больше этих.

— Зачем?

— Ночевать там будем, Дмитрий Константиныч. Помните наш махан? Вот, примерно, та же ситуевина.

— Нет, но слюна!.. — возмущенная Кира все никак не могла успокоиться, прислушиваясь, к собственным ощущениям. — Я это ела?!

— Ну да, — подтвердил Богдан невозмутимо. — Между прочим, мед, например, является банальной пчелиной отрыжкой. Не знали? Вовнутрь нектар и пыльца, а наружу — то самое, что вы так любите кушать. А «ласточкина слюна», по-моему, звучит гордо. Почти как «птичье молоко»!

Заночевали и впрямь на дереве — на насесте, сплетенном из сучьев. В отличие от того, деревенского махана, этот получился узким и непрочным, скрипел при каждом движении, будто готовился развалиться немедленно. Вдобавок с наступлением темноты пришлось заслушать концерт сводного хора лесной живности. Кто-то лаял, кто-то пищал-верещал, а иные похрюкивали. Ожидаемый тигриный рык тоже имел место быть, но очень далеко, потому не впечатлил особо.

Богдан, заснувший ближе к утру, был разбужен тихими, но настойчивыми тычками под ребро. Открыв глаза, увидел Киру, естественно.

— Ну, что за привычка, коллега?! Могла бы нежненько, по-женски…

— Тс-с! Они пришли, все-таки!..

В речке купались слоны. Пятеро взрослых и трое детенышей втягивали шумно воду хоботами и обливались, рассыпая фонтаны брызг. В алых рассветных лучах мокрая кожа зверюшек переливалась, образуя вовсе уж фееричное зрелище.

— Прикинь, я и не заметила, как они пришли, — прошептала Кира с почти детским восторгом. — Только отвернулась, а они уже…

— А слоны вообще бесшумно ходят, у них пятки мягкие. Иначе, представь, сколько было бы грохоту от такой вот милой семейки.

— Да уж…

«А ведь это и есть те самые розовые слоны из ее мечтаний, — подумалось Богдану. — Когда-нибудь, вспоминая о джунглях, забудет всю местную грязь, а останется в памяти только эта картинка. Рассвет на тропической реке. Один из тех крючков, на которые попадаются придурки вроде меня — год за годом, век за веком. Бросают свои цивилизованные страны, комфорт, уют, кресло с камином или диван с телевизором. Бросают и едут в неизвестность, ради одной только возможности проснуться вот так и увидеть…»

Романтика — романтикой, а пришло, наконец, время утренней побудки. Позавтракали остатками сухпайка, экипировались и выступили. Снова тропы, кусты, колючки, лианы. Через пару часов Богдан почти перестал обращать внимание на обстановку, потому едва не пропустил ЭТО мимо глаз. Кира оказалась зорче:

— Богдаш, глянь-ка…

На толстом, поросшем мохом древесном стволе отчетливо выделялся свежий поперечный шрам, совсем не смахивающий на следы звериных когтей.

— Очень интересно, — подумал телохранитель вслух. — И кто же это у нас тут с ножичком хулиганил? Не учился, стервец эдакий, в советской школе, а то бы знал, что нельзя деревья портить!

Вообще, само наличие здесь людей не являлось чем-то выдающимся — до горного хребта (если верить карте) осталось с полсотни километров, а там вообще цивилизация пойдет. Могли охотники сюда забрести, или искатели ценных пород деревьев (есть такая профессия в тропиках). Туристы, наконец. Или придурки, вроде давешних «зеленых братьев». Как бы то ни было, оружие лучше держать наготове.

— Если есть зарубка, значит это кому-то нужно, — блеснул Богдан, в очередной раз, логическим мышлением. — Может, тут ловушка установлена, самострел или обычная «волчья яма». Щас пошукаем…

После недолгих поисков обнаружил тропинку, уводящую вправо от основного пути. Раздвинул ветки кустов, шагнул было. Едва успел ногу отдернуть, не зацепив натянутую проволоку, сантиметрах в тридцати от земли. Вот это уже совсем интересно! «Сюрприз», установленный на растяжку, оказался, естественно, миной, хоть и сигнальной. Верный признак наличия где-то там, впереди, охраняемого объекта. Армейского? Партизанского? Хрен редьки не слаще, особенно в их нынешнем положении. Бежать отсюда следует, нестись с максимально-возможной скоростью, но…

— Любопытство сгубило кошку, — припомнил Богдан вслух нечто из английского фольклора, размалевывая лицо гримом. — В конце, концов, надо же знать с кем имеешь дело!

Кира, увидев «боевую раскраску» лишь вздохнула обреченно:

— Опять? По какому поводу на сей раз, откопан томагавк войны?

— Ничего особенного, радость моя, — улыбнулся Богуславский черно-серыми губами. — Просто вариация на тему «хочу все знать». Для женщин и охраняемых персон тактика традиционная — затаиться в кустах, прикинуться ветошью и не отсвечивать…

…Тропинка-то, как выяснилось, таила сюрпризов куда побольше, чем иная «полоса спецпрепятствий» в закрытых учебных заведениях. Пройдя чуток, Богдан наткнулся на ту самую «волчью яму» — метров пять глубины, колья на дне и прикрыто все это счастье решеткой из веток с дерном. Остановился на самом краю, пот со лба смахнул. Дальше двигался «болотным методом», прощупывая перед каждым шагом землю. Еще пару растяжек нашел — одна приводила в действие самострел, а вторая вела к натуральной мине-«лягушке». Перед самым, буквально финишем дорожка оказалась без затей утыкана противопехотками — здесь пришлось вернуться, найти обходной путь и по нему уже достигнуть… Чего? А шут его знает!

Столбы, перевитые в три ряда «колючкой», строения под маскировочной сетью, вышки по углам. Лагерь, база, а возможно позиция стратегических ядерных ракет (каковых, впрочем, в Сайбане нет и быть не может). Богуславский, приготовив на всякий пожарный хлопушку с глушителем, затаился в густом подлеске и провел полчаса, ожидая возможной реакции. Вполне тут могли оказаться разные хитрые штучки — датчики, например, фиксирующие колебания почвы, или, просто, скрытые посты на маханах, в кроне деревьев. Реакции, впрочем, так и не последовало. Джунгли все-таки: дикая природа, обилие фауны крупнорогатой, мелкорогатой, безрогой, рыкающей, хоботной, скачущей, прыгающей и тэ дэ. Этак датчики ежеминутно начнут срабатывать, ставя на уши охрану! Кстати, есть ли она здесь вообще?

Взобравшись на дерево, Богуславский убедился, что охрана имеется — хоть и не столь мощная, как можно было ожидать. Четверо на вышках с пулеметами, еще двое ходят, время от времени, по периметру, почти не глядя по сторонам. Одного из «ходячих» часовых рассмотрел детально: камуфляж, автомат, но ни погон, ни петлиц, ни нашивок, обозначающих принадлежность к государевым службам. Темная лошадка. Взявшись осматривать далее, углядел рядом со строениями просторный пятачок, тоже затянутый маскировочной сетью и смахивающий более всего на вертолетную площадку. Неплохо живут ребята, коли так. Еще чуть подальше простиралась обширная поляна, сплошь заросшая чем-то однородно-невысоким, травянистым. Рассмотреть отсюда характер растительности было затруднительно — да и не нужно, по большому счету. Понял уже Богдан, с чем имеет дело. Прикинул на глазок примерную площадь засаженного пространства, подсчеты произвел, разделив тонны исходного сырья на килограммы конечного продукта, а последнее умножив на суммы в баксах. Хмыкнул и решил, что задерживаться все-таки не стоит.

Возвращался с максимально возможной в этих условиях скоростью. Выскользнув на основную тропу, огляделся, свистнул коротко, так и не узрев никого. Заросли папоротника у самых ног зашевелились, обнажив пистолетное дуло и довольную физиономию Суханова.

— Вот ты и убит!

— Лихо, — признал телохранитель. — Это кто ж вас так заныкал аккуратненько? Не иначе, моя уважаемая коллега?

— Брось оружие! — повелел откуда-то узнаваемый женский голос. — Руки за голову и лечь ничком!

— Кончай цирк, радость моя! Кино кончилось, сейчас придется драпать самым серьезным образом.

Закачались ветки, зашелестела крона, гибкое тело скользнуло вниз, приземлившись в паре метров от Богдана.

— Это нечестный прием! Не хочешь признать, что попался, вот и начинаешь вытрепываться!

— Признаю, признаю! Спряталась хорошо, обманула отца-командира, да и господин клиент не подкачал. Теперь, пока закидываете рюкзаки на плечи, разъясняю диспозицию. Про «триады» доводилось слышать? А про «золотой треугольник»?

— Наркотики?

— Именно. Плантации опийного мака, контролируемые местной мафией, теми самыми «триадами».

— Ты там что-то видел?

— Вы на редкость догадливы, — ухмыльнулся Богуславский, поправляя лямки снаряжения и подпрыгивая на носках привычно. — В лучшем случае, охраняемые посадки, но скорее всего — лаборатория. Будь я сейчас на ПРЕЖНЕЙ работе, попытался бы сделать им бяку, а так… Хватит с нас и одной Системы, которая землю роет по нашим следам.

Дальнейший путь напомнил марш-бросок и сопровождался всеми известными Богдану финтами. Следопыты в «триадах» должны быть, наверняка, а потому выиграть можно только за счет скорости. Уйти настолько далеко, чтобы не захотелось тем ребятам париться с погоней. Примерные координаты «поля чудес» Богуславский вычислил и запомнил, не доверяя карте — если уж попадешь к людям Пхай Гонга, будет шанс поторговаться.

При одном условии, разумеется. Если плантация не принадлежит самому генералу.

Глава двадцать первая

Посвященная заброшенному храму и ночным охотникам

На третий день «постболотного пути» местность стала заметно меняться. Воздух сделался суше и ароматней, помимо вечного запаха муравьиной кислоты появилось в нем иное, пряное, возбуждающее. Сами джунгли теперь казались прореженными, все чаще попадались поляны и просто прогалины, а из растительности прибавилось разнообразнейших пальм. Тут и там порхал целый сонм бабочек, всех размеров и оттенков.

Богдан, взобравшись на высокое дерево, различил вдали размытую голубую полосу, словно бы облака опустились и прилипли к земле.

— Поздравляю, господа, скоро уже и горы, — сообщил телохранитель, спутникам. — Думаю, через пару суток начнем штурмовать.

— А они высокие?

— Пониже Гималаев. Если же верить карте… да ну ее на фиг, не будем ей верить!

— Почему?

— Помните лозунг про «пятилетку в четыре года»? Так вот, по этой карте мы УЖЕ за хребтами!

Ближе к обеду достигли, наконец, первой ЧИСТОЙ реки. Вода, бегущая прямиком с гор, успевала за долгую дорогу нагреться, каменистое дно казалось приятным даже на вид, а крокодилами здесь и не пахло.

— Зараза тут все равно есть, — поспешил Богдан внести свою ложку дегтя. — Поэтому про кипячение не забывайте. А купаться можно, почему нет!

Лиха беда начало. Сперва полоскались просто так, голышом, разбредясь друг от друга в стороны по течению. Мыльные бруски, прихваченные с острова, истерли наполовину, смывая с себя опостылевший торф. Потом уже шмотки постирали, переодевшись на время в трофейные зеленые «пижамы». Еще позже пришла мысль устроить «баню» и провести остаток дня в неге и холе. Отыскали заводь, запрудили, потом, по технологии «братьев», накидали раскаленных в костре камней, и залезли сами.

— Да уж, — произнес Суханов блаженно, когда сидели по шею в импровизированном бассейне, скрытые друг от друга слоем водицы. — Сауна и джакузи рядом с этим просто не смотрятся! Так мужикам и скажу, если сподобимся еще пивка попить.

По завершении помывки почтенный бизнесмен предпринял нечто, повергнувшее спутников в шок — бороду сбрил. Выпросил у Киры зеркальце, нагрел еще воды, а минут через пять уже блистал «босой» физиономией, разглядывая себя с явным удовольствием.

— Да, это поступок достойный мужчины, — оценил телохранитель серьезно. — Добровольно отказаться от второй главной мужской гордости!

— Так оно лучше, по моему. Надо иногда менять имидж!

На кого-кого, а на Столыпина бизнесмен сейчас точно не походил. Говоря откровенно, именитое сходство утеряно было еще в болотах, когда отрастающая борода сделалась сперва «мужицкой», лопатообразной, а после обрела нечто от древних царей, начав завиваться кудрявыми волнами. На данный момент Дмитрий Константинович более всего напоминал творческого интеллигента семидесятых, чему изрядно способствовала отросшая, кудлатая шевелюра «а ля Пол Маккартни». Лицо бизнесмена, худое, с выпирающим подбородком сделалось почти молодым, симпатичным, но вовсе не безобидным.

— Нет, вам действительно идет! — улыбнулась Кира, рассматривая клиента с новым интересом. — Богдаша, бери пример, не отставай от цивилизации.

— Чего б ты понимала, женщина!

Телохранитель, глянув в зеркальце, физиономией своей остался вполне доволен. Короткая черная борода придала ему вид не то цыгана, не то вовсе итальянского злодея эпохи Борджа. Загадочный вид, интригующий.

— Как домой попадем, так сразу и сбрею, если тебе она целоваться мешает.

— Ловлю на слове, — голос девушки прозвучал кокетливо, но в глазах ее мелькнуло иное. Понять бы еще, что именно?!

* * *

Горы, при ближайшем рассмотрении, оказались совсем не страшными — в Сибири-матушке такие вовсе горами не считают, классифицируя как «сопки». Высота в пределах тысячи, никаких тебе снегов, ледников и прочих ужастей, способных погубить даже опытного альпиниста.

— Особо острых эмоций я вам обещать не могу, — признался Богуславский, когда тропа под ногами начала забирать вверх. — Ни хождений по карнизам над пропастью, ни зависаний на тросе. Тем более, тросов у нас нет.

— Ладно, с этим уж как-нибудь смиримся, — кивнул Суханов. — Хотя бы чистый горный воздух там имеется?

— О, этого сколько угодно! Кстати, рекомендую прямо сейчас дышать глубоко и наслаждаться, а то потом пойдет цивилизация, поля крестьянские… сами поймете.

Пейзаж менялся с каждой пройденной сотней метров, становясь все более похожим на нечто северокавказское. Пальмы уступали место дубам, каштанам и соснам, между которыми впрочем, произрастала куча экзотики. На обширных каменных пустошах тут и там грелись крупные змеи. Еще выше начались рощи плодоносящих деревьев, густонаселенные обезьянами и птицами — на приближение людей непуганое зверье реагировало самым хамским образом, не думая даже прятаться.

— Скоро, похоже, дождь будет, — сказал Богдан, оглядев стремительно синеющее небо. — С грозой причем. Нам надо, кровь из носу, дойти до перевала и спуститься как можно ниже.

Они почти успели — первая молния разорвала небо как раз тогда, когда очередная тропа повела путников под гору.

— Гляди, Богдан, что это там?! Во-он, в ложбине! Дом, кажется!

Теперь Богуславский тоже разглядел. С высоты ущелье меж двумя сопками просматривалось неплохо: сплошная кипень листвы, темные кроны сосен. И крыша — белая, выглядывающая самым краем.

— По прямой до нее меньше километра, — оценил Богуславский. — Авось, добежим. С тропинки, правда, сойти придется!

Следующие полчаса в памяти не отложились — однообразными были и потогонными выше всякой меры. Богдан рвался вперед, рубил сплеча, оскальзывался на размякшей почве, но темпа не сбавлял. Кроны деревьев слегка прикрыли от ливня, но пары минут хватило, чтобы промокнуть до нитки, до последнего волоска. Молнии полосовали небо во всех направлениях, гром гремел, заглушая слова и звуки.

Потом перед людьми вдруг открылся храм. Развалины храма, если быть точным. Буйный кустарник прижался к стенам со всех сторон, лианы оплели то, что когда-то было колоннами, но культовая принадлежность строения ощущалась за версту.

Богдан, первым нырнувший в дверной проем, остановился в паре метров от выхода. Спрятал кинжал, взамен пистолет вытащил.

— Что-то не так? — Суханов встал рядом. — Поделись впечатлениями.

— Да, вроде, нормально всё. У меня после тех зеленых хлопцев аллергия на подобные места.

— Этот, похоже, настоящий, — заявила Кира, скользнув текучим шагом вдоль стены. — Буддистский или конфуцианский, хотя… Богдаш, посвети-ка.

Телохранитель спрятал, наконец, оружие, достал спички, замотанные в полиэтилен.

— Чего ты там увидела?

— А вот тут, в нише…

Вспыхнул огонек спички, осветив замершую на постаменте многорукую фигуру — деревянную, или каменную, не понять.

— Ерунда какая-то! — хмыкнула Кира. — Это же индуистское божество! Откуда оно тут? Я такими вещами давно интересуюсь, должна бы знать!

— Неисповедимы пути Господни, — отозвался Богуславский мудро, под стать ситуации. — Индия отсюда не так уж и далеко, тысяча-другая кэмэ. Христианские миссионеры, бывало, и дальше проникали.

— Так то христианские! Индусы, насколько я знаю, особым подвижничеством не маются, им своего полуострова всегда за глаза хватало!

На этом дискуссия завершилась. Набрали деревянных обломков, составлявших прежде мебель и культовые предметы, развели костер, распугав стаю мелкой суетливой живности: пауков, мышей, многоножек.

— …Может, они изгнанники? — голос Киры звучал теперь таинственно, чему способствовала окружающая обстановка. Давно уже съедено было сушеное мясо (трофейное, опять же, из ТОГО еще храма), остатки виски выпиты. Чаек вскипячен (для получения воды котелок выставили на пару минут под ливень), заварен и употреблялся теперь со всем возможным прилежанием. Хорошая атмосфера, душевная. За порогом гудел дождь, ветерок приносил с собой влажные, пряные запахи. Пламя костра высвечивало на стенах полустертые фрески: слоны, люди, еще что-то, совсем уже неразличимое.

— А что, вполне могли изгнанниками оказаться! В Индии ведь тоже всякие распри были, кому-то бежать приходилось! Или даже… — охваченная внезапной мыслью, Кира дернула головню из огня, прошлась мимо ниш, освещая статуи.

— Нет, там мужики одни, — сообщила с явным разочарованием.

— А ты, конечно, хотела богиню Кали найти, — прищурился Богдан лукаво.

— Как ты угадал?

— Элементарно, радость моя. Есть стандартный набор страшилок про Индию, куда обязательно входит твоя любимая богиня!

— Послушайте, господа телохранители, — встрял Суханов, с укоризной в голосе. — Вы бы изъяснялись попроще и к народу поближе!

— Прошу прощения, Дмитрий Константиныч. Просто моя уважаемая коллега наслушалась баек времен британского колониализма и пытается ощутить колорит эпохи.

— Хочешь сказать, что сейчас там в это не верят?!

— Верят, конечно. Даже храм имеется, в городе с говорящим названием Калькутта. Я про то, что людоедские ритуалы вряд ли дожили до наших дней. Вообще, романтизма в нынешней Индии — не больше чем в России, клянусь. Обыкновенная страна, идущая по западному пути развития. Индусы дерутся с мусульманами в Джамму и Кашмире, террористы убивают премьеров, активно развивается промышленность и туристический бизнес. Всё как везде.

— Скучно, — поморщилась Кира. — И между прочим, та богиня вовсе не людоедская, ей просто жертвы человеческие приносили.

— А добывались эти жертвы целой сектой негодяев, именующих себя «тугами» или «обманщиками». Работа у них такая была — бродить по всей Индии, отыскивать лохов и душить во славу многорукой красавицы.

— Опять ты все примитивизируешь!

— Это ты все усложняешь, дорогая. Мне вот кажется, что если залезть в прошлое лет на тысячу назад, обязательно найдешь там зачинателя любых кровавых культов — обыкновенного человека. Придурка, вроде Куо Шинг Лая, который дико нуждается в любви или страхе и готов ради этого кучу народу перебить. Да, кстати… мне вот интересно, как ты нашего Повелителя смогла одурачить? Хитрый, вроде, был мужик, осторожный… — еще не договорив, телохранитель пожалел о вопросе — глаза девушки заледенели, вдруг, совсем как ТОГДА, губы сжались в упрямую складку.

— Все вы хитрые, до поры, до времени, но сущность ваша, кобелиная подводит! Извините, Дмитрий Константинович, я не про вас!

— Почему это?! Хочешь сказать, что я уже староват!?

— Еще раз извините, — усмехнулась девушка без малейшей веселости. — Вспомнила тут просто…

Разговор на этой ноте угас, и остаток вечера провели в молчании, думая каждый о своем.

Дежурство Богдана пришлось опять на «ночную смену» — привык уже встречать рассветы бодрым и отдохнувшим. Сидел, подбрасывая деревяшки в костер, потом захотелось свежего воздуха. На улицу вышел. Стихия давно унялась, мокрая ночь дышала теперь густейшим хвойным ароматом. Первые лучи солнца выбились из-за сопок, очертив перевал. Красота неземная, в общем.

Замечтался Богдан, расслабился и не сразу отметил сознанием новый звук. Напрягся, прокручивая «пленку» назад. Всхлип! Тихий, короткий, будто нож к горлу приставили…

Кира замерла у костра в скованной позе, глядела неотрывно на что-то рядом. Живое что-то, колышущееся вправо-влево. При виде Богуславского вздрогнула, раскрыла рот в беззвучном крике.

— Тих-хо, — прошептал телохранитель. — Лежи и не двигайся. Вот та-ак.

Ствол пистолета покачивался уже плавненько, в такт чужим движениям, глядел на едва различимый во мраке «капюшон». Кобра, вообще, змея спокойная, без причины кидаться не будет. Ползла себе на охоту, или с охоты, а то и вовсе на тепло костра вылезла. Если не трогать, уйдет сама.

Неслышная, но пугающая борьба нервов затянулась на пару минут и закончилась вмиг. Змеюшка свистнула еле слышно, «капюшон» сдулся, живая веревка скользнула в дальний угол храма. Спустя еще мгновение девушка метнулась к выходу, угодив в объятия Богдана.

— Ну, всё, пошумели, и хватит, — прошептал тот, прижимая горячее тело и ощущая закономерное волнение.

— Она не вернется, отвечаю!

Кира его эмоции ощутила тоже, отстранилась смущенно.

— Богдаш, а ты почему не стрелял? Боялся в меня попасть?

— Честно? Патрон не хотелось тратить. Да и змею убивать незачем — знал, что сама уйдет.

— Ну, ты молодец! А в курсе, сколько у меня нервных клеток сгорело за эти минуты?! Кобру тебе жалко, а меня?!

— Да вы мне обе нравитесь. Обе красивые, как родные сестры… — он едва увернулся от оплеухи, притянул коллегу к себе и поцеловал — крепко, взасос. Пару мгновений Кира дергалась возмущенно, потом сдалась, на милость победителя. Тогда он ее отпустил. Улыбнулся, глядя в глаза, читая там нечто, вполне понятное.

— Ты хам, Богуславский!

— Знаю. Тем и живем.

— Что за шум, а драки нет?! — подал голос разбуженный Суханов, заставив телохранителей отшатнуться друг от друга. — Вы чего это там, молодежь?!

— Мы тут совместными усилиями змею ищем, — пояснил Богдан, направляясь в дальний угол храма. — Вот они, врата местного серпентария! Змейка у нас необычная, в теплотрассе живет, почему-то. Коллега, иди, глянь.

— Я с тобой не разговариваю!

— А разговаривать не обязательно, просто посмотри. Между прочим, считается, что такие вот подвальные кобры охраняют зарытые клады. Та самая романтика, которой тебе недостает!

— Туда что ли лезть предлагаешь? — усмехнулась Кира, останавливаясь над небольшим отверстием в полу. — Как-то оно меня не вдохновляет!

— Меня, признаться, тоже. Дмитрий Константиныч, а вы на это как смотрите?

— Я пас, господа. Опыт моей ранней юности доказывает, что в подвалах нет ничего, кроме заразы и неприятностей. Клады в наше время все больше на швейцарских счетах хранятся.

У самого Богдана, признаться, мелькнуло жгучее, полудетское желание ПОПРОБОВАТЬ таки. Найти ход в подземелья, обнаружить там человеческий скелет, указующий перстом на зарытые сундуки и кувшины, а там… Задавил шальную фантазию усилием воли.

— Что ж, время-деньги, если так. Нам остался последний отрезок пути, потому предлагаю завтракать!

«Последний отрезок пути, за которым всяческая романтика уступит место суровому жизненному прагматизму. А не теряем ли мы свой шанс, господа и примкнувшие к ним леди?!»

* * *

Цивилизацию узрели во второй половине того же дня, оседлав последний перевал. Присели, сняли рюкзаки, разглядывая с недоверием лоскутное одеяло крестьянских полей, прямоугольники плантаций, ленты дорог, по которым сновали туда-сюда юркие автомобильчики. Сколько же времени назад доводилось видеть подобное? Две недели? Три? Месяц? Богдан, попытавшись вспомнить, не справился с этой затеей. Целая вечность отделяла его теперешнего, от расслабленного хлопца, что сошел с трапа в аэропорту города Кухьяб. На прежней работе, впрочем, случалось много чего похуже, а потому эмоции в сторону.

— Вы, надеюсь, не очень расслабились от вида людских селений?! — спросил Богдан ехидно-вызывающим тоном, какой помогал еще в армейские годы, подгонять отстающих на маршбросках. — Розовые сопли пускать рано, никто нас в этих деревнях не любит и не ждет… кроме людей генерала, естественно. По мне так лучше бы еще десять суток общаться с тиграми, да с крокодилами!

— У тебя есть план?

— Элементарнейший, Дмитрий Константиныч. Спуститься, добраться во-он туда, к плантациям. Если зрение не изменяет, именно в том квадрате полно грузовиков с тентованными кузовами. Улавливаете мысль?

— Хочешь угнать машину?

— Ну-у, Кирочка, зачем же так грубо? Всего лишь сыграем в народную игру под названием «хитрый зайчик». Продукцию с плантаций вполне возможно, везут в Калайбо, так что наше дело — залезть, и не дышать

Возвращение в лоно цивилизации прошло буднично, благо склон оказался не слишком крутым и тропы имелись.

— Вот интересно, почему местные за хребет не ходят? — спросил себя вслух Богдан, оглянувшись назад перед началом спуска. — Неплохо ведь мы протопали! И почти никаких следов человека на всем пути!

— А что там делать-то, за хребтом? — пожал плечами Суханов. — Сидят себе на земле, сеют, да пашут. Крестьянский склад характера.

Атмосфера начала меняться уже на первых метрах спуска, повторяя, почти зеркально, то что было при подъеме. Духоты, правда, прибавилось — как-никак, а экватор теперь километров на тридцать ближе. Исчезли мало помалу, сосны и дубы, лес вокруг сделался ядовито-зеленым. Ветерок, задувавший с юга, приносил теперь знакомые до боли запахи большого шоссе.

— Это еще фигня! — пообещал Богуславский тоном знатока. — Вот погодите, с горы спустимся…

Истинный смысл его речей стал понятен с наступлением темноты, когда вышли на дорогу и направились между лежащими по обе стороны полями.

— Вроде, воняет чем-то! — удивился Суханов.

— Не «чем-то», а именно тем, о чем подумали. Есть, понимаешь, народный обычай — приходя в гости, справлять нужду на поле хозяина. Удобрение с доставкой на дом.

— Фу, гадость какая, — поморщилась Кира. — И они еще изображают цивилизованных людей!

— Не гадость, а вековая традиция. Между прочим, в Китае тоже практикуется, при всей их тысячелетней культуре. Дешево и сердито.

Встреч с населением избежать не удалось-таки. Едва миновали первую деревню, как из кустов на обочине выступили три силуэта, встали плечом к плечу, преграждая путь. Богдан, оглянувшись, обнаружил сзади еще двоих, отчетливо различимых в лунном свете.

— Это еще что за разбойнички с большой дороги?!

— Они и есть. Не делайте резких движений, Дмитрий Константиныч, попробуем договориться…

Луч фонаря ударил в лицо, слепя и ошеломляя, а голос, донесшийся вслед, прозвучал спокойно, по-хозяйски:

— Итья мо куэ?

— Что-что?

— Ты не знаешь сайбо? — теперь в тоне говорившего проклюнулось удивление. — Кто вы такие?

— Мы охотники, — отозвался Богдан смиренно. — Просто охотники из Европы. У нас нет с собой ни денег, ни ценных вещей.

Луч сместился с телохранителя на Суханова, затем — на Киру. Замер, ощупывая фигуру девушки сверху донизу.

— Ла кью бахат, — произнес «фонарщик» нежно, остальные четверо хором загоготали. Судя по всему, мира тут не получится, даже худого.

— У вас в Европе красивые сучки, — подытожил бандит тоном почти дружеским. — Сейчас вы очень медленно скинете свои ружья, достанете пистолеты из кобур и сложите все это на землю. Потом вы двое, мужчины, пойдете по дороге, а она… она вас позже догонит. Ты, бородатый, начинай.

Теперь видно, что вооружены ребята не ахти — один обрез да четыре ножа. С таким арсеналом на промысел ходить!? Даже жаль немного дураков.

— Бородатый, ты оглох?!

Ах, да, это же не к Суханову обращаются, а к нему, Богдану.

— Не стреляйте, пожалуйста, — голос Богуславского явственно дрогнул. — Мы мирные люди и не хотим лишних проблем. Мы ведь можем договориться, да?

Карабин лег на землю, пистолет из кобуры полетел следом. Даже нож, бандитом не упомянутый, телохранитель вытащил и отбросил неуклюже.

— Считай, уже договорились, хохотнул «фонарщик», переводя луч на Суханова. — Ты теперь…

Чпок! Трофейная хлопушка кашлянула, как ей положено, почти бесшумно, крайний правый силуэт покачнулся, выронил обрез.

— Кира, тыл, — велел Богдан по-русски, переводя дуло на «фонарщика».

Чпок! Чпок!

Коллега-умница грохота избежала — метнула нож из неудобнейшей позиции, угодив «тыловому» под кадык.

Чпок! Чпок! Последний из разбойников оказался самым шустрым — не стал переживать резкую смену ролей, а чесанул по кустам со всей возможной скоростью.

— Догнать бы надо. Растреплет сукин сын по всей округе!

— Да брось ты, — отмахнулась Кира, обтирая клинок ножа об одежду убитого (Богдан в очередной раз поразился ее выдержке — и опять неприятное скребнуло душу). — Такие разве в полицию обращаются? Надо трупы получше спрятать, да и все.

С этим делом управились минут за пять. Спокойно, словно мешки с картошкой, перекидали тела в густую траву, а кровь на дороге присыпали пылью.

— Ночью их тут звери малость покоцают, к утру не узнаешь.

«А ведь начинаем привыкать, идрит твою налево! За все годы прежней работы ОБНУЛЯТЬ людей пришлось лишь дважды, при всей ее неоднозначности. В ту пору любая кровь считалась признаком непрофессионализма, за который драли нещадно. Что ж, времена меняются. Алагер ком алагер…»

Светящаяся стрелка на циферблате «Командирских» неуклонно близилась к трем. Времени для рефлексии попросту не было.

Глава двадцать вторая

В которой герои достигают большого города и проникают в него с изнанки

Крытый кузов грузовика — не лучшее место для путешествий в тропиках. Особенно днем, когда брезент раскаляется и дышать под ним затруднительно. Особенно, если набит этот самый кузов гроздьями бананов — зеленых, правда, твердых и почти немнущихся, но доверху ведь набит!

— А ты уверен, Богдаша, что их есть нельзя?

— Можно. Потом плохо будет.

— Нет, ну это издевательство, в самом деле! — заявила Кира гневно. — При моей-то любви к фруктам! Это как алкаша запереть связанным в ликеро-водочном отделе!

— Были б спички — был бы рай, — отозвался телохранитель цитатой из древнего «наркоманского» анекдота. — Думаю, к концу пути твоя любовь угаснет сама собой. Есть такое предчувствие.

Опять замолчали. Кузов грузовика — не лучшее место для бесед, особенно если сидеть в нем, согнувшись, удерживая спиною тяжесть фруктового слоя. Самые важные темы давно обсуждены, планы составлены, опасения высказаны.

— Богдан, а ты уверен, что мы в Калайбо едем?

— Я на это надеюсь, Дмитрий Константиныч. По логике вещей, если бананы идут на экспорт, то везти их надо в портовый город, без лишней мороки. Подождем.

Подождали. Через пару часов за стенками кузова начал рождаться звуковой фон, вызывающий у горожанина вполне конкретные ассоциации. Гул автомобильных движков во множестве, клаксоны сигналят, еще что-то шумит. Ритм, возникающий только в местах большого скопления людей и машин, едущих и идущих во всех направлениях одновременно.

— Вот мы и прибыли, — констатировал Богдан, проковыряв ножом брезент. В образовавшуюся дырочку отчетливо просматривались широкие улицы, хаос из машин, велосипедистов и пешеходов. На перекрестках тут и там полисмены в синей униформе, перемежаемые камуфлированными армейскими патрулями.

— Уж не нас ли стерегут? — спросил себя вслух телохранитель и себе же ответил. — Много чести, однако. Была попытка переворота, а потому чрезвычайное положение.

О чем сейчас не хотелось думать, так это о вариантах проникновения в порт и посадки на корабль, где переодетых шпиков будет полным полно. Поживем — увидим!

* * *

К месту окончательного назначения грузовик прибыл вечером, накружившись по городу. Шикарные улицы сменились, постепенно, узкими и грязными, замелькали справа и слева бараки, склады, бетонные заборы с надписями по-английски. Заехав в тупичок меж домами, машина тормознула и загудела клаксоном, а раздавшийся вслед за тем лязг, определенно принадлежал раздвижным металлическим воротам. Еще несколько метров, и вот уже сплошная стена в поле зрения, залитая электрическим светом. Грузовик остановился, двигатель умолк, хлопнула водительская дверка.

— Ну-с, и как мы будем отсюда выбираться? — спросил Суханов тоном британского лорда, дискутирующего в клубе о судьбах монархии. — Я так думаю, они сейчас разгружать начнут?

— Сомневаюсь, — припав к отверстию, Богдан разглядывал шеренгу таких же грузовиков, заполнивших огромный склад. В дальней части помещения громоздятся штабеля картонных коробок, между всем этим возятся работяги. Выгружают охапки бананов, пакуют, уносят куда-то.

— Думаю, до нас они раньше чем послезавтра не доберутся, да и то, если круглосуточно пахать. Кстати…

Не зря осекся. «Банановые республики» потому и зовутся таковыми, что главной статьей их дохода является экспорт фруктов. Тут даже не две смены может быть, а все четыре, при этакой дешевизне рабочей силы! Отсюда вывод, что уходить придется подобно актерам с освещенной сцены, только аплодисменты вряд ли последуют. Если не примут за воров и не кинутся догонять, то уж властям сообщат непременно. Источник света здесь, кстати, всего один — прожектор на возвышении…

— Что ты хочешь делать? — обеспокоилась Кира, глядя на кинжал в Богдановской руке.

— Просто, вентиляция, — клинок чиркнул по брезенту, вспоров его сантиметров на десять. — Что-то воздуху мне мало, ветер пью, туман глотаю. Если без балды, то пришло нам время сваливать, дамы и господа. Аккуратно, по моему сигналу.

Патронов в трофейном пистолете осталось всего два, постараться надо. Не предназначено это оружие для таких дистанций!

— Я, вообще-то, не снайпер… — пробормотал Богдан высовывая короткий, толстый ствол в прореху.

Чпок! Блеснула левее прожектора искорка рикошета, горячая гильза ударилась о брезент. Упаковщикам хоть бы хны, знай себе, фрукты ворочают. Делаем поправку, вдох-выдох, остановка дыхания… чпок! Звонкий удар и кромешная темнота.

— Всё, пошли!

Кира высадилась первой, подстраховала снизу пана клиента, а там уже и Богдан ощутил почву под ногами. Огляделся быстро, по-волчьи, потянул Суханова за руку в дальний конец склада, где ни работяг, ни коробок, ни машин. Вот «черный ход» там быть просто обязан — из служебных помещений, прямиком на улицу.

— Коллега, давай в арьергард, — распорядился, нащупывая дверную ручку. Первым шагнул в проем, двинулся вкрадчиво по коридору туда, где горел свет. Столкнулся тут же лицом к лицу с человеком в военной форме, пузатым, вполне азиатской внешности.

— Хой плиат! — воскликнул тот по-своему (а прозвучало почти по-русски), тараща глаза на военизированных гостей.

— Ты кто такой? — спросил телохранитель на «пиджике», жестко и требовательно, уловив уже запах крепчайшего перегара. — Как стоишь перед офицером, сукин сын?! Смирно! Отвечать! — для убедительности можно бы засветить пузану по морде, но этого не потребовалось. Сайбанец, коротко икнув, вытянулся во фрунт, вскинул руку к козырьку на британский манер и попытался придать голосу должную четкость:

— Ланс-капрал Дуо Кьян, сэр! Назначен для охраны склада командованием… а-а, с кем имею честь? — это он разглядел-таки, что форма у собеседника хоть и имеется, однако без всяких знаков различия.

— Ты почему пьешь на посту?! — заорал Богдан, не давая ланс-капралу опомниться окончательно, и тут же палец ткнулся под чужой кадык. Щадяще ткнулся, не смертельно. Подхватив оседающее тело, приземлил аккуратно, подал знак спутникам оставаться на месте. Сам с «береттой» в руке, дошел до освещенной комнаты. Пусто там оказалось. Стол, шкаф, пара стульев — типичная подсобка советско-российского образца, для отдохновения от трудов праведных. Полупустая бутыль виски и неведомая бурда в горшочке на столе дополнили картину идеально. Спустя минут несколько, обморочный воин был общими усилиями (тяжелый, собака!) затащен в комнату и усажен на свое рабочее место. Богуславский, приоткрыв ланс-капралу рот, сунул туда горлышко бутылки и содержимое быстро переместилось в живот потребителю.

— А он не помрет от такой дозы? — усомнился Суханов. — Тут же литр!

— Судя по его носу, еще и добавки потребует, — отмахнулся телохранитель, исследуя шкафы. Добыл оттуда охапку тряпья, бросил спутникам:

— Пришло нам время переодеться в цивильное, ледиз энд джентльменз. Правда, подозреваю, что в таком виде ни джентльмены, ни леди из нас не получатся!

— Ты уверен, что тут нет вшей? — осведомилась Кира, разглядывая рабочий комбинезон из синей хэбэшки, грязный сверх всякой меры. — Лично я это не надену!

— Наденешь. Хотя, дело твое — можешь в зеленую «пижаму» экипироваться, чтобы ни один полицейский мимо не прошел.

— Это шантаж! Сам такое носи!

— Да с удовольствием. А тебе взамен могу предложить вот этот — они тут все одинаковые, видишь ли…

Спустя еще четверть часа, преображение охотников в люмпенов завершилось. «Черный ход» на складе всё-таки отсутствовал, а потому ретироваться пришлось через зал, мимо работяг, устроивших по случаю «конца света» грандиозный перекур. На три молчаливые тени, просочившиеся за ворота, никто не обратил внимания

* * *

Государство Сайбан находилось под властью Британии много десятилетий, но кое-что здесь устроено было, скорее, по-американски. Столица, например. Как и в Штатах, главный город страны Кухьяб отнюдь не являлся самым большим. Пятьсот тысяч жителей, куча административных зданий и минимум развлекательных объектов. Сугубо функциональный городок, серьезный.

Порт Калайбо, согласно последней переписи населения, давал приют полутора миллионам человек — не считая сотен тысяч незаконных мигрантов, бродяг, уголовников и прочего сброда, никем не учтенного. Юго-восточная оконечность города, примыкающая к морю и промышленной зоне, являла собой набор злачных кварталов: ночлежки, ресторанчики, казино, бордели. Именно сюда доставлялись партии наркотиков, уходящие затем контрабандой за бугор, здесь активно велась торговля «живым товаром» — женщинами, девочками и мальчиками. Боссы местных «триад» решали здесь свои вопросы и крутили миллионный бизнес, а временами устраивали разборки со стрельбой. Трущобы, короче. Гарлем, Восточный Лос-Анджелес и бразильские «фавелы» в одном лице. Полиция сюда старалась не соваться, лишь изредка совершая массированные набеги с участием привлеченных солдат. Шантрапа об акциях узнавала заранее — улицы вмиг пустели, бары закрывались, исчезали с натоптанных мест пушеры и шлюхи обоих полов. Ураган «зачистки» выметал отдельных неудачников, накрывал кой-какие, заранее вычисленные склады и завершался, давая силовикам основания для победоносных докладов. В Порт-Сити все продолжалось по- прежнему…

— Короче, это… вон те штаны мне заверни. Да не джинсы, а вон те! Слышь, брат, а чего они сюда девчонку не поставили, а? Кому приятно на твою рожу смотреть?!

— За своей последи, — отозвался продавец беззлобно — к подобному стилю общения в ЭТИХ магазинах вполне привыкли. — С тебя тридцать кулов.

— Сколько?! За это дерьмо?!

— На «блошинном рынке» дешевле купишь, — пожал плечами тот, отодвигая сверток в сторону.

— Да ладно, что ты, в самом деле?! — кривой оскал Богуславского должен был означать улыбку, а несколько купюр окончательно сняли вопрос.

Магазинчик для бедных, со всеми вытекающими. Вывеска над входом гласила, что зовется заведение не как-нибудь, а «Парадиз» — рай, то бишь. Пятачок по соседству облюбовали юнцы лет шестнадцати, с глазами, затянутыми наркотической поволокой.

— Эй, дядя! Закурить не найдется?! — привычное, затасканное, хоть и сказано по-английски. Гопники везде одинаковы. Обернувшись, телохранитель, взглянул на шпанцов задумчиво, как и положено мужику прижимистому, но благоразумному. Достал, наконец, из кармана початую пачку местной фабрики (элемент имиджа на случай задержания), кинул в руки, не глядя:

— Угощайтесь… парни.

Лицом покривился и прочь зашагал, бормоча что-то себе под нос. По большому счету, можно было и послать ребятишек куда подальше, ну да ладно. Не демонстрировать же потом, на потеху всей улице спецприемы рукопашного боя! Лучше имиджем пожертвуем.

Улочка в предобеденный час выглядела пустой — дрыхнет население. Основная работа и основные деньги тут делаются ночью. Обшарпанные, изъеденные сырым климатом двухэтажки по обе стороны, запах помойки и нужника. Занесла же судьба, прости Господи! Богдан на предыдущей работе навидался трущоб изрядно, а вот каково сейчас Дмитрию Константинычу?! Дальше по улице внимание телохранителя привлекло неожиданно яркое пятно — афиша на стене. Подошел, пригляделся. С глянцевого листа скалится тигр, замерший на задних лапах в боевой стойке, англоязычная надпись приглашает желающих посетить турнир по боям без правил. Обычное дело для восточноазиатской страны, боевики с Брюсом и Жан-Клодом ничуть истину не приукрашивают. Бумага качественная, да и полиграфия ничуть не сочетается со здешним районом. Сам турнир пройдет на улице Пушья — название ни о чем не говорит, естественно. Купить что ли карту города, глянуть, интереса ради, где что находится?

— Эй, дядя, постой-ка!

Ну, во-от! Посади свинью за стол… Трое шпанцов — прочие поленились бежать за голодранцем. Жилистые, агрессивные, подвижные.

— Ты что нам дал, дядя?! Ты почему нас обезьяньим дерьмом угостил?!

Обернулся Богдан, вздохнул устало, рука потянула из-под фуфайки пистолет — обычный без глушителя.

— Я вас угостил дерьмом, потому, что вы сами — дерьмо, — сказал голосом учителя, излагающего очевидные истины. — Считаю до трех… ну ладно, до пяти, а потом бежать вам будет поздно.

— Ах ты!.. — сорвался один из пацанов, но кореша его за руки удержали. Соображают, хоть и обкуренные!

— Дядя, ты ошалел что ли? Пошутить нельзя?

Попятились, демонстрируя пустые руки, спиной повернуться не решались.

— Я шутки тоже люблю. Бегом, марш!

Осталось надеяться, что в полицию шпанцы не доложат, даже если отыщется среди них агент-стукачок. Стволы тут есть почти у каждого, да и работяги-европейцы не так уж редки. Авось, удастся избежать большого шухера.

Заведение с гордым именем «Отель «Астория» (ничем не хуже «Парадиза») являло собой барак, разделенный перегородками на множество узких комнат. Пройдя мимо стойки «портье» (эту роль здесь исполнял здоровенный детина), Богуславский постучал в одну из дверей, подождал, разглядывая кишащий тараканами коридор. В отличие от рыжих, российских, здешние насекомые были черны как смоль, крылаты и здоровы — иные больше мизинца длиной. Замок, наконец, щелкнул — Кира, отперев дверь, шагнула чуть в сторону, дабы не получить этой дверью по лицу.

— А-а, это ты, — скомкала полотенце, прикрывавшее до поры пистолет, кинула метко по очередному наглому насекомищу. — Это ужас какой-то! Ни присесть, ни прилечь! Так и болтаюсь на ногах по всей комнате!

— У меня от твоих болтаний голова кружится, — проворчал Суханов, лежащий преспокойно на одной из коек. — Подумаешь, тараканы! Я по молодости лет жил в коммуналке, так там…

— Хочу вас обрадовать, — прервал телохранитель ностальгическую «чернуху». — В самое ближайшее время нам с вами предстоят два «пере». Переодевание и переселение.

— Ура-а! — воскликнула Кира ничуть не наигранно, но тут же наткнулась на Богдановский взгляд.

— Чтобы шибко не радовались, вынужден сразу огорчить. Во-первых: переселяемся не в пятизвездочный отель, а в нечто чуть приличнее этого. Смею надеяться, тараканов там нет, но баров с кондиционерами нет тоже. Во-вторых: шмотки купил не от Бриони, да и Армани руку к этому не прилагал.

— Что-то я не поняла, — озадачилась девушка, разглядывая юбку-мини наипошлейшего вида. — Это мне?!

— Ну, не мне же. Только не надо кидаться тяжелыми предметами, ладно? Чуть позже всё объясню, внушу и растолкую. Надевать сие воплощение мужских желаний тебе придется не сейчас, это будет парадная экипировка.

— Оч-чень интересно! — блеснула Кира глазами сердито, но заинтригованно. — И что ты мне еще приготовил, для полноты ощущений?! Я тут вижу только мужскую одежду.

— Забудь об этих условностях, стиль «унисекс» никто не отменял. Вот, пожалуйста.

— Та-ак, — протянула девушка с нехорошей интонацией, не спеша брать в руки мешковатые мужские слаксы и того же плана рубаху-ковбойку. — Я, по-твоему на мужика похожа?

— Ну почему сразу на мужика? На стройного юношу. Все соблазнительные выпуклости перетянем полотенцем, а голову прикроешь вот этим кепи.

— Это под клоуна, что ли? Май нэйм из Олег Попов? Знаешь, дорогой, в таком виде я и педикам не понравлюсь.

— Тебе этого так хочется? — усмехнулся Богуславский, собирая из разрозненных шмоток новый комплект. — Ваше имущество, Дмитрий Константиныч. Летний костюм плюс бейсболка. Брюки легким движением руки превращаются в изящные шорты. Шучу, не пробуйте даже.

— И кого же буду я изображать? Туриста?

— Не простого, а отца семейства — пахана, так сказать. В хорошем смысле этого слова. Лично я прямо сейчас сажусь брить бороду. Приношу свой колорит и суровую мужскую красоту в жертву обезличенной унифицированности. Где бы еще воды нагреть?

Говоря откровенно, ничего нового Богдан не изобрел и действовал сейчас по одной из стандартных схем по проникновению нелегала в страну с последующей легализацией. Въехать по туристической путевке, поселиться в маргинальном районе, смешавшись с сотнями таких же незаконных, живущих на птичьих правах. Изменить внешность, справить новые документы и начать медленный путь наверх.

— Кошмар! — оценила Кира получасом спустя, пытаясь разглядеть себя в крохотное зеркальце. — Реально, забава для извращенцев!

В чем-то была права: ни на юношу, ни на мальчика совсем не похожа. Слишком много женственности в лице и фигуре. Одно радует — весь маскарад нужен только на время переселения, хоть немного сбить с толку возможных шпиков.

— Я рассчитываю на некоторые стандарты восприятия, — пояснил Богуславский, ощупывая свой отвычно-гладкий подбородок. — Говоря проще, мы для сайбанцев все на одно лицо, как и они для многих из нас. Если в полиции имеются наши словесные портреты, то основаны на самых приметных деталях — вашей бывшей бороде и твоей, коллега, половой принадлежности.

— Надеешься так просто их наколоть?

— Надеюсь выиграть сутки, или хоть пару часов. У них большая и отменная машина, а у нас есть только преимущество в скорости. Слышали когда-нибудь, про тактику спасения от акулы за счет маневров?

— На лодке?

— Вплавь. Акула — очень быстрая рыбешка, но она не умеет останавливаться. Жабры так устроены, что вода с кислородом поступает только за счет движения, а вдобавок еще и плавательного пузыря нет. При остановке задохнется и пойдет ко дну. По этой причине не может быстро развернуться, и если резко меняешь направление, ее инерцией проносит мимо на пару метров. Есть шанс достичь берега, или шлюпки.

— Предлагаешь усиленно маневрировать?

— Ага. Менять адреса, внешность, манеру поведения, нигде не засиживаться более суток.

— И где же будет наш берег?

— А это уже вопрос по существу. Тесно связанный, кстати, с темой мини-юбок и женской привлекательности, — тут Богдан откинулся на койке поудобнее, ногу на ногу даже положил. — Начнем с того, что побывал я сегодня в здешнем порту, где пытался разведать подходы к кораблям. Вот тут-то и начались сложности…

Глава двадцать третья

В которой есть немного скандалов, чуть-чуть эротики и одна маленькая драка

Вода. Корабли — не более десятка, под разными флагами, уместившиеся как сельди в банке, в узкой гавани. Люди, много людей: грузчики, зеваки, путаны, шпики. Сейчас, в темноте порт нравился Богдану ничуть не больше, чем днем. Телохранитель обосновался рядом с прибрежным кабачком, минуты сплелись уже в первый час, а интересного до сих пор не заметил. Черная, не скрывающая мускулатуры майка и того же цвета джинсы, наряду с зеленой банданой, придавали сейчас Богуславскому вид типичного портового бездельника, искателя приключений. Здесь таких субъектов полным-полно. Ресторанчик рядом жил своей жизнью — моряки с ожидающих погрузки-разгрузки судов валили сюда непрерывно, иногда затевали драку, но в основном, атмосфера была мирной. Чужих не задевали, угощение принимали охотно. Первоначальный план Богдана сводился именно к этому: познакомиться с мореманами и добиться места на любом судне, хоть подсобными рабочими. Заплатить, в конце концов. Идея несложная, реалистичная и осуществимая, если бы не одно «но»…

— Эй, дорогой, поднеси-ка даме огоньку, — Кира, несмотря на цокающие свои «шпильки», подкралась беззвучно, стояла рядом теперь, вульгарная и совсем чужая. Юбочка-мини открывает длиннющие ноги, полупрозрачная блузка вообще мало что может скрыть. Еще косметика, разумеется — штукатурка, без всяких кавычек. Грубо и хищно накрашенный рот, глаза лоснятся от туши, парфюм местного разлива. Простенькая портовая шлюха, из тех, что идут за пару-тройку кулатов с кем угодно.

— Ты меня как-то ненормально возбуждаешь, — сообщил Богдан, чиркая спичкой (элемент имиджа) и поднося огоньку к тонкой кириной сигаретке (тоже элемент). — Обычно я от мамзелей такого плана испытываю тошнотные позывы, а тут…

— Потому, что внутри я беленькая и пушистая и ты об этом знаешь.

— Ну, внутри я тебя еще не проверял, — спошлил Богдан машинально и смутился, вдруг. — Ладно, докладывай, как там?!

— А чего так резко меняешь тему, дорогой? — промурлыкала девушка, теперь уже откровенно улыбаясь. — Между прочим, желающих проверить хоть отбавляй. Зовут в нумера и в каюты, сулят кучу денег, дармовую выпивку и ужасно приятную компанию.

— А ты, конечно, отказываешься? Строишь невинные глазки, говоришь, что тебя с кем-то спутали и что вообще еще девочка?

— Хам! — втянув чуток дыма, Кира задержала дыхание, дабы не закашляться с непривычки, яркие губы скривились в усмешке. — Если честно, я их ценой отпугиваю. Требую пятьсот баксов и не цента ниже.

— Ско-олько?! Хотя, за фигуру я б тебе и больше дал, но вот мордашка…

— А что мордашка?! Там, между прочим, все так ходят! Ко мне уже подваливали эти… коллеги, штуки три, советовали убраться и не составлять конкуренцию. Сказала, что подумаю.

— Молодец, прирожденный дипломат. Давай теперь ближе к делу, а то люди уже смотрят. Я все-таки, сутенер, а не клиент, со мной подолгу общаться не принято.

— Ты, главное, не увлекайся, дорогой, — хмыкнула Кира, опираясь спиною на забор и принимая самую, что ни на есть «охотничью» стойку. — Втянешься в роль, и бросать не захочешь. Что касается дела… глухо, всё как в танке. Три судна стоят на погрузке, и возле каждого крутится по десятку неприметных людишек. Кто косит под бродяг и бездельников, а кто откровенно торчит на палубе и контролирует ситуацию.

— Тебе не показалось?

— Обижаешь! Взгляды у них характерные, а один ещё рацию засветил, которая грузчику нафиг бы не нужна.

— Поня-ятно, — протянул Богуславский в некоторой задумчивости, но без удивления. — Не думал, что их ТАК много, ну да ладно. Валюта пока имеется, а потому непристойные предложения можешь и дальше отклонять. Пройдись-ка, для понта, еще разок по набережной.

— Интересно, а если бы не было валюты?! — пару секунд Кира вглядывалась в невозмутимую физиономию, потом рукой махнула. — Дошутишься когда- нибудь, юморист!

Зацокала каблучками прочь, нарочито вихляя бедрами.

— Вот так, значит, да? — спросил сам себя Богуславский. — По десятку, значит?

Что ж тактика властей абсолютно не изменилась со времен той засады у родника. Зачем устраивать облавы и переворачивать страну сверху донизу, если можно перекрыть места наиболее вероятного появления беглецов? Посольства, аэропорты, порты, границы. Перекрыть и ждать.

Вспомнив о своей роли, сплюнул опять под ноги, кинул пару быстрых взглядов по сторонам: спокойно всё. Идут себе в кабак моряки, толкутся рядом веселые девки и пушеры — сбытчики наркоты. Сайбанцы, китайцы, латиносы, даже негров пара. Полная видимость анархии, кабы не куча переодетых государственных ребятишек… кто они, интересно? Полиция? «Невидимки»? Разницы, впрочем, особой нет. Самое время мотать отсюда без раздумий, пока не привлек чье-нибудь профессиональное внимание! Пока не заметил кто-нибудь странную путану с юной фигуркой и затасканной физиономией, заламывающую несусветные цены, а изредка к сутенеру подваливающую. Тоже странному. Сам Богдан на ИХ месте заинтересовался бы такой парочкой непременно. Документы проверил, спровоцировал на что-нибудь… а, блин, накаркал!

Отсюда, где стоял сейчас телохранитель, прекрасно видна была Кира, не дошедшая до набережной всего-ничего. Крепкие хлопцы в черных как у Богдана майках подвалили разболтанной походкой, зажали с двух сторон, скалясь и лапая беззастенчиво. Может, все-таки, потенциальные клиенты? Да нет, не похоже — судя по откровенному напряжению на лице Киры и вялым ее попыткам сопротивляться. Оглянулась с нарочитым испугом, но пошла. Пора и нам — какой нормальный сутер будет смотреть как его единственную «девочку» уволакивают в неизвестном направлении?! Следом пойдем, не приближаясь, но и не теряя из виду. Вот уже набережная позади, подворотни начались, проулки. Что-то всё слишком мудрено для полиции и даже для спецслужб!

Тут Кира закричала, и размышлять стало некогда. Ворвавшись в переулок, Богдан увидел в лунном свете всех троих: один заломил девушке руки за спину, второй водит лезвием перед лицом. Кира роль отыгрывает честно: орет, трепыхается, защитника на помощь зовет.

— Эй, парни, в чем дело!? — поинтересовался Богдан сурово, но без перегибов, с ленцой. Не жену ведь обижают и не подругу даже — просто бизнес.

— У вас к девчонке какие-то претензии?

— А ты кто такой? — спросил брезгливо тот, что с лезвием. — Продавец, что ли? Ну, иди сюда, с тебя и начнем!

— Да вы что, парни?! — изобразил Богуславский удивление, делая первый шаг. Руки для верности, из карманов вынул, чтоб не пальнули с перепугу.

— Я здесь никому не мешаю, подрабатываю и девчонке работу даю.

— Молоде-ец! — восхитился тот, что с лезвием. — Работает он! А тебе, сукин сын, никогда не объясняли, что за бизнес на чужой территории нужно платить?!

— Да я же не знал… — сказал телохранитель покаянно и сразу ударил — ногою в живот и локтем по затылку. Выпавшую бритву неспешно зафутболил в сторону.

— Это за «сукина сына», — счел нужным пояснить подступившему уже второму.

— Поцелуй меня в задницу! — отозвался тот, блеснув немалых размеров клинком. — Я из тебя лапшу нарежу, говнюк, кишки наизнанку выверну!

— Вы всё обещаете, товарищ сержант! — хохотнул телохранитель по-русски, хоть и не до смеха сейчас. Серьезный парень против него — кинжал так и порхает из руки в руку, готовится ужалить.

— Застрелить мне тебя, что ли? — спросил Богдан задумчиво, рука потянула из-за пояса «беретту». — Вот зачем мне с тобою состязаться, с таким прыгучим?! Знаю, что нечестно, но все же бросай-ка свою зубочистку!

— Ты не выстрелишь! Тебя потом найдут и заставят умирать мучительной смертью!

— А по твоему, мне лучше принять быструю смерть прямо сейчас? Фантазер ты, однако! До трех считаю: три, два… ну во-от, так оно лучше. Теперь пни эту колючую штуковину вон той девчонке. Молодец!

— Откуда ты такой взялся, смертник? — спросил сайбанец с некоторым даже любопытством, щуря узкие глаза до полной неразличимости. — Ты, наверное, недавно здесь, не знаешь наших законов?

— Угадал. Так уж вышло, что мне нужно отсюда уехать морем, желательно ночью и чтобы власти были не в курсе. Хотел с вами обсудить, а вы сразу драться полезли, — предохранитель щелкнул, спрятал Богдан оружие обратно за пояс, показал собеседнику пустые руки.

— Теперь поговорим?

— С нами? — сейчас в чужом голосе прозвучала ирония. — Ты нас с кем-то путаешь, парень, мы не по этой части.

— Ну, хоть порекомендуй, к кому обратиться?

— Да говорю ж тебе… — сайбанец прыгнул с места, не закончив фразы, ногами вперед. Достал почти! Богуславский ушел влево, пропуская, кулак мощно хрястнул врага в спину, вторая рука добавила по затылку. Лег прыгун. Тихим сделался, безобидным.

— Вот и поговорили, — констатировал Богдан с искренним огорчением. — Суматошный попался! Никакого, понимаешь, терпения!

— А зачем ты ему правду рассказал? — спросила Кира из-за спины. — Думал, он тебе поверит?

— А почему бы и нет? Я ведь не прошу раскрывать мне страшные тайны или выводить на боссов, которых полиция и так знает. Все, что нужно, это катер, хороший проводник и коридор мимо погранцов. Такие услуги криминал во всех странах оказывает почти всем желающим, за приличные «бабки».

— Этого ты не убедил.

— Этот — «шестерка» с одной извилиной, у него тело работает быстрее, чем голова. Надо нам совсем других людей искать.

Тут «фехтовальщик-прыгун» шевельнулся и застонал тяжко. Богдан, не теряя времени, перевернул болезного на спину, правую руку взял на излом.

— Не прикидывайся, дружище, все равно не поверю! Или тебя сигареткой прижечь, вместо нашатыря?

Прыгун открыл глаза, взглянул без всякой злости, с фатализмом восточного человека.

— Ты же первый кинулся, — пояснил ему телохранитель почти дружелюбно. — Я с тобой поговорить хотел и только.

— Пошел ты, полицейская свинья!

Удар в висок отправил сайбанца обратно в забытье.

— Как я и предполагал, общаться он не умеет! — подытожил Богдан, вставая с корточек. — Еще и обзывается постоянно, нехороший человек! Пойдем что ли, бабочка ты моя ночная, хватит с нас на сегодня прогулок!

* * *

— Мне казалось, что я тебя знаю, — сообщил Богуславский, когда шагали ночными улочками обратно в отель. — Однако, как говорил какой-то греческий философ: «Чем больше я знаю, тем больше понимаю, что ни черта не знаю». За точность цитаты не ручаюсь, но суть такова, коллега.

— О чем ты, Богдаш?

— О многом, радость моя. Например, об языковых твоих навыках. Кто-то мне говорил, что инглишем не владеет абсолютно, глухонемую из себя изображал!

— В школе мы все изучали…

— Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь… блин, сам себе напоминаю ходячий цитатник! Так вот, при всем твоем знании «скул инглиш», ты бы вряд ли поняла наш разговор с тем прыгучим парнем — такому произношению в русских школах не учат. И с «коллегами» на панели объясниться бы не смогла. И клиентам цену назвать.

— Ну, это как раз очень просто, — усмехнулась Кира в призрачном лунном свете. — Достаточно вызубрить одну фразу: «Май прайс из… файф хандред», например. «Коллег» я по интонации поняла — о чем еще со мной могут говорить размалеванные девицы угрожающим тоном? Явно не на чай звали! Что касается твоей беседы… Можешь считать себя знатоком диалектов, но сам ты говоришь ничуть не экзотичней нашего школьного учителя.

— Ладно, считай, что выкрутилась, — хмыкнул Богдан. — Хотя подозрения у меня на твой счет сильны. Скажи как на духу — ты к какой-нибудь серьезной государевой конторе касательства не имеешь?

— В некоторой степени, — взглянув искоса на спутника, Кира откровенно рассмеялась. — Эх ты, гений логического мышления! Угадай-ка с трех раз, откуда набирают преподов на наши телохранительские курсы?

— А-а…

— Бэ-э! Все как ты, бойцы невидимого фронта. Только, в отличие от тебя, сами по джунглям давно не бегают.

— Если хотела меня уязвить, то аргументы выбрала неправильные. Я как раз горжусь, что штаны в кабинете не протираю и занят живым делом.

Расцвеченный огнями фасад отеля показался впереди, и беседа плавно съехала на нет. К крыльцу подошли молча, думая каждый о своем.

— «Глаз Будды», — перечитал Богдан, в который раз уже, высвеченное неоном название. — Это тебе не «Астория» какая-нибудь. Простенько, но со вкусом.

Отель за пределами трущоб, близко к порту, роскошью тоже не блистал, хотя на три звезды вытягивал запросто. Тараканов, тут, по возможности, изничтожали, помещения снабжены были почти всеми «удобствами» и не отличались от большинства номеров большинства отечественных гостиниц. Основную клиентуру «Глаза…» составляли туристы, не имеющие средств на более фешенебельные заведения. Некоторый процент гостей, впрочем, выглядел небедно — эти господа обоего пола селились поближе к Порт-Сити, дабы окунаться, без особых проблем, в стихию рискованных развлечений.

— Мне 511-й, — улыбнулся Богдан симпатичной девочке-портье (никакого сравнения с персоналом «Астории»), получил ответную улыбку, взял ключ-карту. Можно бы и с собой носить, но тут целее будет.

— А какой у нее взгляд понимающий! — рассмеялась Кира, когда шествовали по лестнице на пятый этаж (лифт, ввиду позднего времени, не работал уже). — Интересно, сколько еще мужиков сегодня поволокли в нумера таких как я?

В «нумерах» ожидал сюрприз — в том самом, где поселены были Суханов с Кирой. Дмитрий Константиныч оказался пьян, возлежал на кровати расслаблено, а напротив, в кресле обнаружилась некая мадемуазель, мисс или вовсе фройлен. Экипирована дамочка была в шикарное, алого цвета вечернее платье, лицом светла и почти не накрашена. Аромат дорогущего парфюма витал по номеру, породив у Богуславского легкое, чисто мужское волнение.

— Пришли? — поинтересовался господин бизнесмен, уставившись по-хозяйски властно. Рубашка расстегнута на пару пуговиц, но до любовных баталий явно пока не дощло.

— Почему так долго?!

— Дмитрий Константинович, идемте-ка побеседуем, — предложил Богдан с белозубой улыбкой. — В мой номер, если вы не против.

— Это еще з-зачем? — нахмурился Суханов, потом махнул рукой и тяжело поднялся. — Л-ладно, член с тобой, пошли.

— Молодой человек, куда вы уводите моего кавалера? — поинтересовалась кокетливо мадемуазель-фройлен-мисс. По-английски спросила, но с явным, незнакомым Богдану акцентом.

— Всего на пару минут, — улыбнулся Богуславский, отмечая взглядом пустую бутыль «Чивас ригал» на прикроватном столике. Едва ввалились в соседний номер, как бизнесмен цапнул за плечо, дохнул выхлопом:

— У тебя соображение есть, или нет?! Нахрена меня от бабы отрываешь?!

— Тихо, люди спят, — сказал Богдан с нехорошим спокойствием в голосе. — Гляжу, плоховато на вас цивилизация действует, Дмитрий Константиныч. Опять начинаете хамить безраздельно.

— Я тебе не хамлю, — подбородок Суханова угрожающе выпятился. — Если думаешь, что я тебе так уж обязан, за то, что из лесов вывел…

— Не думаю, — спокойствия в голосе Богуславского прибавилось. — За то, что вывел, заплатите по прейскуранту. Я это делал не из хорошего отношения к вам лично, а потому что работа такая. И сейчас ничего еще не закончилось, прошу не забывать.

— Ты мне кто? Нянька?!

— Я ваш телохранитель, Дмитрий Константинович. Отвечаю за вашу безопасность и обязан обеспечивать её всеми возможными способами, включая ограничение вашей личной свободы. Был же разговор на эту тему, еще в Кухьябе!

— Н-да, интересно. Значит, за мои же деньги…

— Ага. Возможно, в России-матушке вы привыкли отпускать охрану пораньше и ехать к любовнице. У тех ребят оплата почасовая, они не возражают. А в моем контракте, если помните, проставлено главное условие — вернуть вас домой живым и, по возможности, здоровым.

— Так чего же вы меня одного оставили?

— На благоразумие понадеялись. Учитывая особую сложность обстановки и то, что дополнительных сил у нас здесь нет. Вам было рекомендовано находится в номере, никому не открывать, не отзываться на стук, кроме условного…

— Ну и зануда ты, Богдан! Не русская у тебя душа, не разгульная, вся в параграфы упрятана. Чую, не зря тебя Монахом называли!

— Ага, зато вы от монашества весьма далеки, — улыбнулся телохранитель. — Про ваше больное сердце и про вискарь говорить не буду — самоубийцам закон не писан. Спасать вас от СПИДа и прочих бяк тоже в мои обязанности не входит, но вот если эта дамочка окажется чьей-нибудь агентессой…

— Да брось ты! Она, к твоему сведению, не блядешка какая-нибудь, а жена одного шведского магната! То есть, и блядешка тоже, но особая, согласись. С жиру бесится баба, ездит по всей планете, приключений ищет.

— И вы, конечно такого случая упустить не могли. Вроде, опытный человек, тертый…

— Слушай, хватит, а! Не надо мне тут Штирлица изображать, я и сам не дурак. К твоему сведению, я с ней первый заговорил, на лестнице, а иначе ничего бы не было!

— Ну ладно, ладно, — улыбка Богдана стала профессионально-резиновой, равнодушной. — На этот вечер целиком доверимся вашей интуиции и знанию людей, но завтра даму придется бросить, не обессудьте.

— Ну, это естественно! Не жениться же мне на ней! Ты, Богдан, слушай, что я говорю, и поменьше указывай, тогда жизнь легче пойдет! — с этими словами хлопнул Богуславского по плечу и соизволил, наконец, удалиться.

Богдан щелкнул замком, постоял в темноте перед зеркалом.

— Вот на кой оно мне нужно, а? — спросил, наконец, у самого себя. — Почему я должен служить козлам безрогим и выслушивать от них лабуду? Судьба такая, что ли?

Зеркало, разумеется, не ответило, но на душе стало спокойнее. Прошел в ванную комнату, обильно умылся и принялся удалять очередной элемент камуфляжа — моржовые усищи, созданные из остатков бороды и канцелярского клея. Наивно думать, что такая маскировка коренным образом тебя изменит, но все же! Власти и так никого из троих в лицо не знают, а если решат разыскать давешние бандиты — Бог в помощь. Без них, в итоге, все равно не обойтись. Завершив «бритье», скинул одежду, пистолет пристроил здесь же, на шкафчике, сам шагнул в душевую кабинку. Кипяток, для начала, ледяная вода и снова горячая. Терпел температурные перепады, ощущая, как злость и плохое настроение сменяются апатичным блаженством. Кайфом, практически, без всяких тебе шприцов, «косяков» и алкоголя.

Мысли, правда, из головы не ушли — хоть и притупленные, но способные будоражить мозг. О шведке, например, и о знакомстве по принципу «первый заговорил». Порассказать бы господину Суханову, как именно организуются такие вот «случайные контакты», ну да ладно. Вопрос в другом: нафига властям в данном конкретном случае так затеваться, если проще, опять же, узнать всё официальным путем? Проверкой документов, обыском, задержанием. Виртуозные оперативные игры ведутся там, где фигурант нужен на свободе, где надо подвинуть его к неким действиям, использовать «втемную», или выявить связи. Человека, разыскиваемого за организацию путча, взяли бы моментально и без всяких тонкостей. Логика, таким образом, говорит за случайность знакомства, но опыт многолетний покою не дает, свербит в мозгу тревожными мыслями.

— Зануда ты, реально, — оценил себя Богдан, выходя из ванной. Одежду натягивать не захотел, на дверь глянул мельком (заперто), но оружие, для верности, осталось под рукой. Шагнул в комнату, натурально столбенея.

В комнате обнаружилась Кира. Уютно так расположилась, ногу на ногу, лицо, избавленное от грима, контрастирует с путанским нарядом, но не очень. Трудно воспринять женщину объективно, если стоишь перед нею голяком, а она, стервочка, даже глаз не отводит. Улыбается и смотрит вприщур, с наглецой.

— Ты это… откуда?

— От верблюда, милый, — фыркнула коллега, откровенно забавляясь. — Одевайся, я отвернусь.

— Да уж, сделай одолжение. Бесплатный мужской стриптиз сегодня в программу вечера не входит.

— Какой ты стеснительный, однако. И неосторожный, позволяешь себя врасплох застать. Хотя, пистолет с предохранителя снял, молодец.

— А тебе, я гляжу, нравится ставить людей в дурацкое положение? — спросил телохранитель добрым голосом, но что-то, прорвалось, заставив Киру погрустнеть.

— Не рад моему визиту? Ну, извини, так получилось. Господин клиент возжелал уединиться с новой знакомой, а бедной охраннице там места не нашлось. Чему охранница, в принципе рада, но возникает насущный вопрос — куда пойти, куда податься?

— Кого найти, кому отдаться. Шучу, хотя, в таком наряде вполне актуально звучит.

— Ты, как всегда не можешь без пошлостей.

— Зато вы, мамзель, прям таки юная гимназистка, — хмыкнул Богдан, натягивая штаны и майку, а пистолет заткнул привычно сзади, за пояс.

— Да выложи его, не мучайся, — посоветовала девушка, не оборачиваясь.

— У тебя глаз на затылке?

— По звуку определяю. Можно повернуться?

— Давай, — поразмыслив чуток, Богуславский решил совету внять, и «беретта» легла на прикроватную тумбочку. Обошел номер, проверяя наклеенные загодя волоски-«секретки», выглянул на лоджию. Кроватная сетка скрипнула под его весом, когда уселся напротив Киры, разглядывая внимательно.

— Оцениваешь? — усмехнулась та, не отводя взгляда.

— Прикидываю, хватит ли хладнокровия, и не начну ли к тебе ночью приставать.

— Только попробуй!

— Уж это обязательно, и не один раз даже. Я ведь не Дмитрий Константиныч.

— Думаешь, она там на всю ночь останется?

— Не сомневаюсь. Господин клиент предчувствует скорое воссоединение с любимой и любящей семьей, спешит оторваться, напоследок.

— Мог бы поэкзотичней найти — поморщилась девушка. — Китаянку, или негритоску. А то с этой мымрой крашеной…

— Внешность не главное, — укорил коллегу Богдан. — Может, у нее душа тонка и поэтична. А вообще, я думаю, что если дамочку к Суханову и подвели, то до утра нам ничего не грозит точно. Потом, в любом случае, придется менять место дислокации.

— Опять?!

— А как ты хотела? После сегодняшнего махалова сюрпризы возможны всякие разные. Помнишь, что я про акулу говорил?

— Ну, как такое забыть? — усмехнулась Кира. Поднялась грациозно из кресла, подошла, присела рядом, на краешек кровати.

— Сколько тебе лет, Богдан?

— Сколько ни есть, все мои.

— Всё шифруешься. Ладно, думаю, сорока тебе всяко нет… почему ты такой холодный, а? Даже спишь в своей маске!

— Ты у нас еще и психолог?

— Немножко. Любая женщина может определить, когда мужик с ней неискренен, только некоторые предпочитают быть слепыми. Так им спокойнее.

— Кира, радость моя, — усмехнулся Богуславский, взглянув на девушку чуть свысока. — Объясни, для начала, нафига тебе это нужно? Если во мне что-то есть, то жить оно мне не мешает, а исповедоваться я не настроен. Вот сидеть ко мне вплотную, да еще ночью — опасно для твоей нравственности, учти.

— Да неужели? — теперь взгляд ее стал откровенно дерзким, губы чуть приоткрылись в улыбке. Богдан и сам не понял, как его руки оказались на ее плечах. Потянул к себе, поцеловал взасос, прижимая. Она не сопротивлялась. Легкая шелковая блузка, оказалась уже расстегнутой, а юбочку даже снимать не пришлось — задрать, да и всё!

— П-подожди. Свет… выключи…

— А что нам свет?! Мы без комплексов! — прорычал Богуславский, входя быстро и грубо. Девушка вскрикнула, подаваясь навстречу всем телом, насмешливые глаза подернулись, наконец, поволокой, и не было в них уже ни иронии, ни мыслей. Только страсть. Дыхание всё быстрее, в горячечном ритме, выше и выше. К пику. К ослепительной вспышке, после которой нет уже ничего, и ничто не имеет значения…

…Лежали долго, пытаясь прийти в себя. Ни говорить, ни двигаться решительно не хотелось.

— Свет. Может, хоть теперь выключишь?

— А оно надо? — поморщился Богдан, осознавая, что жизнь, продолжается и в ней полно бытовых неудобств. Встал, рука дотянулась до выключателя.

— С твоей внешностью нужно под рампой спать, чтобы все могли любоваться!

— Знаю, но глазам неудобно, — судя по голосу, Кира улыбалась и наверняка победно. — Сам-то хитренький, затылком к лампе повернулся!

— Классика, верность традициям. Но мы с тобой и по-другому попробуем, только чуть позже.

Минут несколько молчали, думая о своем.

— Может, оно и глупо, но терзает меня смутное сомнение. Кажется, будто ты решила кому-то отомстить и для этого начала активно строить мне глазки, — после такой фразы ожидал обиженных слов, оскорблений даже, но девушка взяла долгую паузу. Слишком долгую.

— Действительно, глупости всё, — отозвалась нехотя. — Ты мне с самого начала нравился, с первого дня, только я ведь приставать не привыкла. А тут, типа, повод. То-ли ему отомстила, не понять за что, то-ли тебя соблазнила. Понимай, как хочешь.

— Ну, спасибо за откровенность.

— А что, тебе никогда не хотелось отомстить?! — ее голос опасно зазвенел. — Я ведь видела сегодня, как ты на него смотрел. И раньше! Ты жутко не любишь подчиняться и ненавидишь своих клиентов! Что тут смешного?!

— Да так, — махнул рукою Богдан, продолжая хохотать. — Сделала из меня анархиста какого-то, аж самому страшно! А я ведь, между прочим, бывший офицер, приучен как командовать, так и подчиняться. Не думала об этом?

— Думала. Удивлялась. Назад не хочется?

— Под погоны опять? Так я их и раньше особо не носил, только на кителе, в шкафу. На прежнюю службу уже не вернут, а с кабинетной работой связываться…

— Ну да, ты ж у нас человек действия! Абсолютно доволен, значит?

— А почему бы нет? — чуть покривил Богуславский душой. — Платят круто, работа, как правило, «не бей лежачего». Нас в фирме таких всего пятеро, «экзотических», а прочие нам откровенно завидуют.

— Всем хочется ползать по болотам и цеплять тропическую заразу?

— Ну, это уже изнанка жанра. Для большинства сограждан мы выглядим плейбоями — хорошо одетые, вечно загорелые мужики, которых когда-то, где-то, чему-то обучили и мы теперь купоны стрижем. Ездим, на халяву, по всему миру, зарабатываем раза в два больше простого бодигарда. Да, и не так уж часто оно бывает, чтоб в ТАКУЮ экзотику окунаться. Все больше сафари на джипах и охота на крокодилов с катера, под пивас.

— Да, к рекламному делу у тебя явный талант.

— Сама к нам хочешь? С твоими навыками без проблем, я думаю. Кстати, раз пошла такая пьянка — поведай о себе хоть немного.

— Зачем? — Богуславский по голосу ощутил, как она напряглась. — Богда-аш, давай без этого, а? Каждая женщина хочет оставаться загадкой, сам понимаешь. Была когда-то дура-девчонка, хотела кому-то чего-то доказать, и добилась, чего хотела. Солдат Джейн, к вашим услугам. Фигня всё, детство золотое!

Богдан, желавший возразить, ощутил, вдруг девичью ладошку на своем животе, с явной тенденцией к сползанию ниже.

— Ну что ж ты делаешь, а? Мне же, чай, не восемнадцать и даже не двадцать пять. Я еще и восстановиться не успел…

— А кого это волнует?! Не успел он… врун и лентяй!

Потом она принялась за дело всерьез, с энтузиазмом, присущим молодости, и Богдану стало не до разговоров…

Глава двадцать четвертая

В которой главных героев развлекают, заманивают, пугают, а некоторых еще и грабят

Боец выглядел здоровее слона и колоритней арабского дервиша: бритая башка с косой на макушке, звероподобная физиономия, татуировки-драконы на груди. Большую часть прибамбасов организаторы шоу, наверняка, подсмотрели в «каратэшных» боевиках — здешний зритель другой картинки не ждет.

Сам поединок, впрочем, шел на полном серьезе — уж в этих вещах Богдан соображал. Высокий, гибкий как кнут негр — противник «шкафа» явно опасался угодить в захват медвежьих лапищ, а потому сделал ставку на скорость и выносливость. Кружил по арене, «танцевал», финты обманные проделывал. «Шкаф» на провокации реагировал слабо, колошматил по-боксерски воздух перед собою, но уставал уже. Раундов здесь нет, бой прекращается только полной победой.

— По моему, негритос его изматывает, — озвучила Кира на ухо Богуславскому его же мысли. — Он хороший актер, мне кажется.

— Да оба играют, — усмехнулся телохранитель, глядя не столько на сцену, сколько на зрительские сиденья, выстроенные амфитеатром (нарушение стиля — настоящие восточные бойцы всегда дрались на помостах, а тут, скорее, классическая Европа). Показалось, или нет, но вон та физиономия выглядит оч-ень знакомой.

— Оба играют, только получит кто-то из них всерьез.

«А не дурак ли я? — спросил себя Богуславский, убедившись, что лицо в зрительском зале встречалось ему и прежде. На тех, ночных рэкетиров парень не похож, но пути определенно пересекались. — Не дурак ли?! Залез в осиное гнездо, девчонку с собой затащил и рассчитываю на полезные знакомства. Как насчет пули промеж глаз?»

…Решение посетить турнир пришло, как всегда, спонтанно. После переселения уже — второго по счету и снова в чуть более приличный отель. Дмитрий Константинович с утра пораньше, маялся абстинентными мигренями, слезно просил убить его на месте или просто, дать отлежаться, но Богдан был неумолим. Напоил Суханова растворимым, здесь же купленным «Алказельцером», с искательницей приключений распрощались душевно (после бурной ночи дамочка была чуть жива, однако на Богуславского глянула с интересом). Сдали номера, такси вызвали. Пешком ходить в их нынешнем статусе было уже не солидно. Новым местом жительства стал «Грэнд Сэйбэниш Хоутел», расположенный еще ближе к центру и претендующий уже, минимум, на четыре звездочки. Здесь, в комфортных до неприличности условиях провели почти весь день, отсыпаясь и строя планы.

— Цель-максимум у нас прежняя — выбраться отсюда без спросу. Ночным нелегальным плаванием в этой стране традиционно занимаются контрабандисты, они знают все ловушки, ходы и выходы.

— Значит, с ними и нужно договориться, — посоветовал Суханов, все еще кривясь от похмельного синдрома.

— Ну, да, всего и делов, — хотел Богдан рассмеяться, но не стал. — Это и есть наша цель-минимум, Дмитрий Константиныч. Возможно, в России бизнесменам с бандитами пересекаться проще, но здесь условия специфические, сами понимаете. Начнем подходить на улице к рядовым «быкам» — нарвемся на пулю и весьма быстро.

— Что предлагаешь?

— Предлагаю воспользоваться одной из древних человеческих слабостей — любовью к увеселениям. Бандиты ведь тоже люди, они ходят в кабаки, казино, посещают спортивные соревнования. Многие сами из спорта вышли. Если сообразить, за кого он «болеет», оказаться рядом на трибуне и вовремя подыграть — станешь ему другом без особых проблем. Если сделать с ним совместную ставку в игре — обратишь на себя внимание, а дальше возможны варианты.

— Собираешься пройтись по казино?

— Неа. У восточных людей есть свои азартные игры и свой тотализатор, который мы сегодня и навестим. Мы с Кирой. Вас, Дмитрий Константинович, во избежание лишнего риска, оставляем опять в номере — только я очень попрошу…

— Не знакомиться? — Суханов усмехнулся, рукой махнул. — Ладно, договорились! Тем более, к здешней публике в моем теперешнем наряде не очень-то и подкатишься! Пистолет свой запасной оставь мне, на всякий случай.

Улицу Пушья отыскали без проблем — с помощью тех же всезнающих таксистов. Водила желтого авто, получив хорошие чаевые, еще и улыбнулся дружески:

— Желаю вам острых ощущений, мистер и мисс!

Известность здешнего заведения простиралась далеко за пределы порта, и это к лучшему — больше шансов встретить действительно серьезных людей. Публика одета прилично, на входе дежурят не амбалы в татуировках, а седой швейцар-европеец (дикое несоответствие характеру заведения, зато сколько шика!). Билеты сравнительно дешевы — всего-то по десять кулатов — а основную прибыль заведению, определенно, дает тотализатор. Богуславский, купив программку, долго вчитывался в прозвища бойцов, после протянул Кире:

— Подключи-ка свою хваленую женскую интуицию. На кого из этих кр-рутых мужиков лучше поставить?

— Ну, если судить по их прозвищам… я тут, правда не все понимаю со своим скромным знанием языка. Проголосую сердцем, согласно российской традиции.

…С тех пор прошло больше часа, и бои были в самом разгаре. «Шкаф» на арене пёр себе буром, негритос «танцевал», финтил, уклонялся. Богдан, весь обратившийся в зрение и слух, наблюдал всё больше за окрестными трибунами.

— Гляди, гляди, утомился! — Кира, азартная натура, фиксировала шоу почти неотрывно. — Сейчас он его пару раз обманет…

Закончилось всё быстрее, чем ждали — негр, зажатый в углу, ушел перекатом, подсек ногу здоровяка, по почкам рубанул. «Шкаф», зарычав, упал на колени, туша его начала было заваливаться, но оттуда, из неудобнейшей позиции, саданул кулаком противнику в пах.

— Запрещенный прием, — оценила Кира с отвращением. — Ох, уж мне эти бои без правил!

— Всё как в жизни, — пожал плечами Богдан, прислушиваясь к речи конферансье (или как его здесь именуют?). — Между прочим, сейчас мы поимеем честь увидеть грозного Алого Тигра, на которого поставили сотню кулатов. Ты рада?

— Почти. Надеюсь, это не тот вон замухрышка в красных трусах?

— Увы, именно он. Радует только то, что господин Потрошитель смотрится не мощнее.

Ударил гонг, возвещая о начале схватки. Алый Тигр с ходу прыгнул вперед, но противник, худющий японец, мгновенно контратаковал. Пара хлестких ударов, пара кувырков, стойки экзотично-угрожающие… Богдан опять смотрел не на арену — куда больше заинтересовал чумазый пацаненок, пробирающийся по рядам точнехонько к нему. Зрители, увлеченные поединком, мальчонку не трогают, даже слова дурного никто не сказал, хотя мешает он всем изрядно. Местный, стало быть. Знают его здесь. Подойдя к Богдану вплотную, пацан поклонился коротко:

— Мистер, вас, вместе с дамой просят выйти в фойе.

— Зачем?

— Я не знаю, мистер. Просят очень уважаемые люди.

— Кто именно?

— Я не знаю. Они очень просили поторопиться.

— Надо же, нетерпеливые какие, — хмыкнул телохранитель. Пошарил в кармане, сунул хлопцу бумажку в один кулат с устрашающим крокодилом:

— Держи и ни в чем себе не отказывай. А людям передай, что я хочу досмотреть этот поединок, у меня на него ставки сделаны. Потом выйду, ладно уж.

Курьер деньгу принял охотно, застрял рядом в молчаливом ожидании. Богдан, не глядя на него, пересказал Кире по-русски суть проблемы, та мгновенно подобралась.

— Может, полиция?

— Вряд ли. Пацаненок явно живет при заведении, гоняет на посылках у здешних тузов. Если все так, то нам даже искать не придется.

Поединок, между тем, близился к финалу: с обилием эффектных криков и кульбитов, но совсем не интересно в плане техники. Японец-Потрошитель без проблем забивал Алого Тигра, блокировал ответные выпады, прижимал к ограждению. Вряд ли это уловка — слишком крепкие удары пропускает Богдановский ставленник, слишком непритворно «плавает» после них.

— Кира, сколько у тебя с собою денег?

— Пятьсот, местными купюрами.

— И у меня триста. Маловато. Про ту сотню, думается, можно забыть, если не веришь в чудеса.

Чуда, увы, не произошло. Загнав противника в угол, Потрошитель провел блестящую серию, и бой окончился нокаутом. Звякнул гонг, обслуга унесла поверженного.

— Мистер, люди очень обидятся!

— На обиженных воду возят, — огрызнулся Богуславский по-русски, поднимаясь. — Ну, веди, раз такая спешка!

Вышли в фойе — удивительно пустое для этого времени суток — остановились, глядя на представительного седого европейца в алом мундире. На швейцара глядя. С чего бы он здесь? Люди опасных профессий, от шпионов, до мафиозников, всегда любили фокусы с отвлечением внимания: на публике босса изображает громила с бандитской харей, а настоящий главарь-резидент-«мозговой центр» тусуется здесь же, на десятых ролях — охранником, шофером, уборщиком. Или швейцаром?

— Я приношу вам свои извинения, господа, — кивнул седовласый с достоинством вышколенного британца-дворецкого. — Во избежание недоразумений, прошу взглянуть туда и туда.

В первом из указанных направлений обнаружились трое парней с «узи» наизготовку. Серьезные такие хлопцы, оружие держат привычно как палочки для еды. Четвертый стрелок занял позицию с тылу, на декоративном балкончике, вооружен старым-добрым АК-47. Весело!

— Прошу вас не делать резких движений, господа, — продолжил швейцар все с той же викторианской чопорностью. — Я лишь имею честь передать приглашение.

— Снова от серьезных людей? А без этих вот спецэффектов обойтись нельзя было?

— Мы подозревали, что вы можете не принять приглашение. На тех условиях, которые вам будут поставлены.

А позиция не так уж безнадежна — даже с учетом двойного численного и многократного огневого перевеса противника. Одолеть, для начала, пару метров назад, под балкончик — для «калаша» там «мертвая зона». «Узи», разумеется, круче пистолета, но «беретта» очередями тоже умет стрелять, а два ствола против трех — вполне приличный расклад. Если что и останавливает, так это отсутствие явной враждебности — парни оружие держат дулами кверху, а швейцар так и вовсе соловьем заливается. В конце, концов, убить могли бы и проще.

— Ну что ж, в гости так в гости, — усмехнулся Богуславский, кивнул коллеге, демонстрируя серьезность своих слов. Кира покачала головою, но вслух возражать не стала.

— Мы вынуждены временно попросить у вас ваше оружие, — сказал швейцар почти смущенно. — К человеку, который вас пригласил, принято входить с пустыми руками.

— Какое еще оружие?! Мы простые туристы, приехали посмотреть…

— Сзади, за поясом, — произнес один из троицы, направляя, наконец, дуло автомата в нужную сторону. — А у леди кобура пристегнута к щиколотке, под штаниной.

— Ах да, совсем забыл! — спохватился Богдан и даже по лбу себя хлопнул, отметив реакцию парней на резкое движение. Увы, вполне профессиональная реакция: не вздрогнули, в лице не переменились, лишь взяли на прицел и держали так, пока не выложил Богуславский «беретту» на пол. Дождавшись тех же действий от Киры, один из стрелков приблизился (опять аккуратно, директрису огня другим не перекрывая), охлопал телохранителя с головы до ног. К девушке повернулся.

— Меня не советую трогать, — предупредила Кира очень спокойно. — Я обидчивая, могу больно сделать.

Парень в русскоязычных фразах уловил только интонацию и смысл, но этого оказалось достаточно. Усмехнулся, на швейцара взглянул.

— Ладно, оставь ее, — разрешил тот. — Красивым женщинам верим на слово.

Вот это было уже далеко от профессионализма, зато симпатий у Богдана к седовласому резко прибавилось. Пожалуй, деда можно оставить в живых, даже если придется вырываться отсюда с боем.

— Ну, теперь-то пойдем или как? — спросил, изобразив раздражение. — Я начинаю слегка разочаровываться в восточном гостеприимстве.

— Прошу, вас ждут, — улыбнулся швейцар, кивнув на неприметную дверку в дальнем углу фойе.

За дверкой оказалась лестница на второй этаж. Двое парней, дежуривших сверху, гостям не удивились и даже обыскивать не стали — получили, надо полагать, предупреждение. Еще дверь, и комната. Последнюю следовало бы назвать «кабинетом»: панели резного дуба, массивная мебель, двухметровой высоты часы в углу. Со вкусом восстановленная атмосфера всё той же Викторианской Англии. Диссонансом выглядят дымящиеся в курительнице ароматические палочки, но их тоже можно принять — этакая причуда джентльмена, вернувшегося из Ост-Индских колоний. Богдан, после «крокодильего храма» к благовониям относился настороженно, с порога повел носом и убедился, что запах знаком — сандаловое дерево, без примесей.

— Входите, господа, прошу, — человек, восседавший за громадным столом, ни на лорда, ни даже просто на британца не смахивал по причине своей азиатской внешности. Сайбанец? Китаец? Кореец? С возрастом тоже не ясно — абсолютно лыс и пребывает в присущей некоторым восточным людям фазе, когда лицо выглядит одновременно молодым и старым. Что не вызывает сомнений, так это умственные способности — взгляд слишком цепок и колюч для простой марионетки.

— Желаете что-нибудь выпить?

— Нет, спасибо, — ответил Богдан, ощутив, что перед этим человеком нужно держаться с максимальным достоинством и уверенностью. Дашь малейшую слабину — загрызет.

— Стало быть, именно вы обидели моих людей в порту, — сказал хозяин кабинета утвердительно, без малейших сомнений. — Вы жестоко избили их, а ведь это были отнюдь не самые слабые бойцы.

— Они хотели причинить вред моей даме.

— Вот этой, если не ошибаюсь? — пару секунд хозяин холодно разглядывал Киру, затем тонкие губы растянулись в улыбке. — Она не похожа на жрицу любви. Зачем ты заставил ее торговать собою?

— Искал встречи с людьми, имеющими здесь реальную власть. С тобой, например… не знаю, как тебя зовут.

— Зови меня Мэтром, — предложил хозяин столь торжественно, будто речь шла о княжеском титуле. — Зачем ты хотел меня видеть?

— Желаем уехать из вашей гостеприимной страны, любым нелегальным путем. У нас был тут свой маленький бизнес, потом начались проблемы с налогами. Одним словом, закон сейчас не на нашей стороне.

Лысый молчал так долго, будто уснул с открытыми глазами, даже не моргал. Наконец, разродился:

— А где третий?

— Что?!

— Видите ли, господа, здесь очень не любят тех, кто вынюхивает что-то в Порт-Сити. У нас их автоматически причисляют к полицейским агентам. Поначалу я думал про вас именно так, пока не вспомнил о троих европейцах, разыскиваемых по всей стране…

На сей раз инициатором молчания был сам Богдан — от него, определенно, ждали каких-то слов, а он прикидывал, спокойно и отстраненно, варианты ухода. Взять Мэтра в заложники, например. Или охранников за дверью, обезоружить, для начала?

— Хочешь нас сдать? — спросил, наконец, простецки, будто у близкого друга. Попал — взгляд хозяина кабинета стал еще острее, лысина начала багроветь.

— Ты приехал издалека, европеец, и не знаешь наших обычаев. Только поэтому тебе не отрежут язык за такое оскорбление.

— Ну, извини, — пожал плечами телохранитель невозмутимо. — Я ведь правда не в курсе, как у вас тут принято. В таком случае, ты, возможно, не откажешься помочь троим загнанным европейцам, которых преследуют ненавидимые тобою власти?

— Глупо говорить о ненависти между огнем и водою, между льдом и пламенем, тигром и козленком, — голос Мэтра стал тихим, монотонным, словно философствовал вслух, или совещался с самим собою. — Мы и власть противостоим друг другу изначально, по природе своей, в силу извечной предрасположенности. Мы не есть зло и не есть добро, а равно и власть не бывает черной или белой. Глупо ждать от нас как помощи властям, так и открытой с ними войны. Но с другой стороны, если мы, по природе своей, вынуждены противостоять… — тут его взгляд поднялся на гостей.

— Вы чужие здесь, потому помощь для вас будет платной. Я ведь должен буду просить об услуге контрабандистов, а эти парни ничего не делают просто так.

— Сколько? — спросил Богдан, изрядно уже утомленный словесной шелухой.

— Три тысячи долларов. Североамериканских, разумеется.

— Ско-олько?! Да за такие деньги я вплавь поплыву!

— Плыви. Воды побережья кишат акулами, европеец. Акулами и полицейскими. Если даже ты угонишь катер, то не сможешь миновать рифы и найти путь к соседним странам.

— Две тысячи!

— Три, и это окончательно. По одной за человека. Хотя… — тут он вновь задумался и окинул Богуславского оценивающим взглядом, с головы до ног. — Ты хорошо сложен, европеец.

— И что с того?! — нахмурился Богдан. Мэтр захихикал, приподняв уголки рта, но глаза остались холодными.

— Это не то, о чем ты подумал парень. Я лишь хочу предложить тебе поучаствовать в моем шоу.

— На арене что ли?! Да ну, я ведь не боец!

— Но ты победил двух моих людей.

— У них, просто, не было пистолета, как у меня, вот и все. Слушай, а зачем тебе мое участие? Тут ведь полно желающих драться за деньги!

— Здесь мало европейцев, — пояснил лысый по-свойски. — Те что есть, погрязли в пьянстве и потеряли форму. Изредка попадаются хорошие экземпляры: авантюристы, бывшие «солдаты удачи», но они слишком нетерпеливы. Все стремятся быстрее заработать денег и уехать из страны.

— Я их понимаю. А что, публика непременно жаждет видеть, как европейцу бьют морду?

— Публика желает разнообразия, — вздохнул Мэтр. — Будь это иначе, я обходился бы одними сайбанцами, готовыми драться за десять долларов. Китайцы и вьетнамцы стоят дороже, равно как и чернокожие. Тебе я могу предложить тысячу.

— Три. Дерусь до упора, потом сразу уезжаем.

— Три тысячи я не заплатил бы даже чемпиону мира. Ты можешь провести три боя и заработать свои деньги. Всего три боя!

— А потом потратить в десять раз больше на врачей. Ты ведь против меня задохлика не поставишь!

— Это было бы неуважением к тебе, — тонкие губы изобразили улыбку. — У меня есть два хороших бойца, работающих в разной манере, но очень эффектно.

— Да, кстати, вот уж чем я не богат! Меня в этой жизни научили вырубать сходу, без всяких там криков и пируэтов. Со стороны выглядит очень скучно.

— Это дело поправимое, европеец. Мы придумаем тебе прозвище, отработаем имидж и характерные приемы, так всегда делается.

— Обманываете, значит, народ? Ну-ну, — чуть поразмыслив, Богуславский покачал головою. — Заманчивое предложение, безусловно. Но, если я правильно понял, наличные деньги для тебя предпочтительней?

— Иными словами, ты отказываешься. Неужели настолько не уверен в себе, европеец?

— Вырос уже из того возраста чтобы публику развлекать, — усмехнулся телохранитель, имевший железный иммунитет к подначкам. — Когда мы сможем решить вопрос окончательно?

— Я постоянно нахожусь здесь, — пожал плечами Мэтр, взгляд сделался равнодушным. — Если у тебя есть деньги, дай о себе знать. С контрабандистами договорюсь в течение суток…

Пистолеты им вернули в фойе — вежливо поклонившись и попросив не вставлять магазины до выхода на улицу. Богдан столь же учтиво улыбнулся, похлопал швейцара по плечу, Киру вперед пропустил.

— О чем вы беседовали?

— А ты не поняла? Ну ладно, ладно, верю. Мне предложили занять место почившего в бозе Алого Тигра, а я сказал, что недостоин. Пошли, такси ловить, а то Константиныч явно заждался!

* * *

До величавого здания «Грэнд Сэйбэниш Хоутел» домчались с ветерком — местные таксисты к правилам дорожного движения относились философски. Даже привычный ко всему Богдан пару раз стискивал зубы, когда лобовое столкновение с каким нибудь грузовиком казалось неизбежным. Уклонялись, выезжали, выруливали. Дальше мчались, сопровождаемые матершинно-басовитыми гудками клаксонов.

— Ну, приятель, спасибо тебе, конечно, за скорость, — сказал Богуславский на финише, вертя задумчиво в пальцах купюру. — Это тебе не на чай, а на лечение. Пригодится, если будешь дольше так ездить.

Портье и гостиничного детектива миновали неспешным шагом, взявшись под руки — ни дать ни взять, леди с джентльменом опосля вечерних моционов. Богдан, если честно, в освещенном холле нервничал куда больше, чем на темной улице, но пока обходилось. Что-то даже странное было в этакой перманентной удачливости, не сглазить бы!

На двери сухановского номера обнаружилась карточка «Не беспокоить». Обычное дело, в общем-то, и прибамбасы такие есть в каждом номере, но Богдановская интуиция взвилась, вдруг, будто конь норовистый. По спине мурашки забегали, рука сама потянулась к пистолету.

— Думаешь, засада? — спросила Кира, вмиг перейдя на шепот.

— Вряд ли. Тогда бы нам дали в номер зайти.

Оружие переткнул за пояс спереди, дабы ближе тянуться, встал, за косяком, постучал. Пару мгновений царила тишина, потом из номера донеслось нечто, смахивающее на стон. Глухой, утробный, ни малейшего отношения не имеющий к любовным забавам. Богдан, отступив назад, ударил всей тяжестью тела под замочную скважину и тут же ринулся в проем, за распахивающейся дверью. Кувыркнулся, влетая в комнату, на ноги вскочил, ствол вправо-влево…

Тихо было в комнате. Тихо и почти безлюдно, если не считать почтенного бизнесмена Суханова на двуспальной шикарной кровати. Связанного, с кляпом во рту, но вполне живого.

— Это называется — приехали, — прокомментировал телохранитель проверяя возможные укрытия в шкафах, за шторами и под кроватью.

— Коллега, у вас ножичка не найдется?

Кира, успев обшмонать ванную комнату, огляделась в поисках своих вещей, плечами пожала:

— Блин, я в шоке! Могу пилку для ногтей предложить!

…Минут через десять основные спасательные мероприятия были проведены, веревки развязаны, дверь заперта, насколько позволил изуродованный косяк. Маленькое шоу в духе омоновских учений не оставило почти никаких следов.

— Она ж сучка вся в золоте была! — горячился Суханов, освобожденный и очень сердитый. — Одних побрякушек с килограмм! Нет, ну что еще стерве надо, а?!

Телохранители помалкивали, ощущая и свою вину — оставили, как-никак охраняемую персону в гордом одиночестве. Понадеялись опять на обещание тихо сидеть. А он не способен тихо — не тот склад характера!

— И ведь не может она «подсадной уткой» быть, вообще случайно ее встретил! Пригласил, выпили культурно. Потом выходит в прихожую, отпирает дверь и запускает двух амбалов!

Богдан даже усмехаться не стал. Уж сколько раз твердили миру: не увлекайтесь случайными связями, не увлекайтесь! Тем более, в гостиницах (или в отелях — какая, нахрен, разница!). Путаны, кидалы, клофелин, кореша за дверью. Не спасли ни мишленовские «звезды», ни секьюрити на входе.

— Надо-же, как последнего лоха грабанули! — посетовал бизнесмен, в чем Богуславский с ним полностью согласился. Именно как лоха. Именно грабанули. Ни оружия охотничьего, ни комбезов, ни денег. Пусто как после Мамаева нашествия.

— А самое обидное, что и не оценят ведь по достоинству, козлы! Часы мои, эксклюзивную серию «Вашерона», толканут кому-нибудь по дешевке, «Голланд» вообще за простое ружье пойдет! Хоть бы меня спросили, если сами с одной извилиной!

— Да вы за них не волнуйтесь, Дмитрий Константиныч, они внакладе не останутся.

— Богдаш, а может оно не случайно? — подала голос молчавшая доселе Кира. — Может, этот… лысый помог?

— Все возможно. Я там, в зале видел одного парня, всё не мог сообразить, откуда мне его рожа знакома. Потом вспомнилось — около «Глаза Будды» он терся.

— Так это значит…

— Значит, что искать они умеют лучше полицаев, и после драки вычислили нас моментально. Одно не пойму — если Мэтр виноват, нафига он поторопился? Мы ведь, по времени, еще в зале сидели, когда тут всё произошло. Да и цель — неужели чтобы заставить меня драться? Такое только в боевиках с Ван Даммом бывает.

— Значит, простое ограбление?

— Ну, это самый правдоподобный вариант. Рука спецслужб тоже не исключается — просто так, в порядке бреда — но тут вообще непонятки. Зачем этой самой «Дабл Е» с нами в кошки-мышки играться?

— Может, реакцию проверяют? Вызовем полицию как честные туристы или смолчим.

— Если так, то зажали нас в плотную вилку. А мы их ожидания обманем — тихо себя поведем. Номера оплачены на двое суток вперед, жратва еще есть кой-какая. Не будем никуда убегать, смешить народ и гримироваться. Живем, как жили. Если нас не берут сразу, значит, на воле мы им нужнее. Пускай раскроются, сделают следующий ход.

— В этом случае, номер, наверное, «жучками» набит.

— В ЭТОМ случае — обязательно. Да не делайте таких гримас, Дмитрий Константиныч, всё, что им нужно, мы уже сказали. Там ведь тоже люди работают, а у людей есть свои цели, не всегда совпадающие с целями руководства. Меня, например, больше всего настораживает затишье вокруг нас.

— То есть?

— Да элементарно. Если у здешних «невидимок» есть хоть треть возможностей бывшего советского Комитета, то нас они вычислили максимум на второй день после нашего прибытия в город. Европейцев тут мало, сами понимаете, каждый на виду. Я тактику спецслужб знаю немножко и потому откровенно удивляюсь, что мы до сих пор на воле.

— Так ты с самого начала рассчитывал…

— А как же. Хочешь мира — готовься к войне. Есть у меня несколько козырей для торговли, да и у вас они тоже имеются.

— Это какие же?

— Имена, Дмитрий Константиныч. Имена участников заговора, каналы, связи и все такое прочее. Думаю, вряд ли эти люди вам приходятся друзьями, потому не откажитесь сдать инфу в обмен на нашу свободу.

— Но я ничего, практически, не знаю. Так, мелочи.

— Мелочи — тоже товар. Пхай Гонгу надо вырубить под корень собственную оппозицию, а мы ему, в принципе, на фиг не нужны. Для показательного процесса, разве что, хотя зачем им ради этого ссориться с Россией? Думаю, мы бы выкрутились.

— Так может, проще самим прийти в «Дабл Е» и не мучаться?

— А если я ошибаюсь? — ответил Богдан ледяной улыбкой. — Азия, ведь, как и Восток — дело тонкое. Вполне возможно, что наши муки в пыточной камере для господина Пхай Гонга дороже любых стратегических интересов. Возможно, не нашли нас до сих пор только в силу случайности, но искать продолжают и заранее клещи на углях калят. А ограбление было именно ограблением, без двойного дна.

— И что делать?

— Хороший русский вопрос. Ответ тот же — жить, как жили. Завтра пойду к этому сраному Мэтру, соглашусь у него махаться, подзаработаю, а там видно будет.

— Но это же опасно!

— Что именно? Жить, или махаться? Если второе, так это скорее глупо и смешно — в мои-то годы — но других видов заработка не наблюдаю. Хотя… — тут он взглянул на Киру внимательно. — Дорогая, помнишь тот разговор насчет валюты? Ну ладно, не сверкай глазами, шучу! Без тебя найдутся желающие звездануть по башке бедного телохранителя. Улыбнись-ка лучше да приготовь нам ужин из того, что в холодильнике осталось. Кстати, насчет умения готовить и связи оного таланта с моей женитьбой, я ведь был очень серьезен. Прямая связь, однозначная и крепкая. Корми, давай мужиков и не филонь!

Глава двадцать пятая

Посвященная созданию имиджа, обману зрителей, а также прыжкам, ударам, синякам и ссадинам

Маленький спортзал, человек на десять, никаких излишеств, вроде «груш», мешков, или макивар — четыре стены, да плетенные циновки на полу. Здесь не учат искусству единоборств, здесь проверяют имеющиеся навыки и обкатывают в спаррингах.

— Начнем с прозвища, — предложил круглощекий сайбанец, явно совмещающий обязанности организатора с имиджмейкером. — Публика обожает звучные имена и загадочные биографии!

— А чего тут думать, меня всегда Монахом звали. Не подойдет?

— Мона-ах? — сайбанец повертел это слово так и сяк, будто пробуя на вкус, затем озабоченная физиономия просветлела. — Пусть будет Кровавый Монах!

— Нет уж, я с такой кликухой на люди выйти постесняюсь. Просто Монах — звучит вполне загадочно.

— Вы так считаете? Пожалуй, у нас действительно развелось многовато «кровавых», «ужасных» и «смертоносных» — молодежь, в основном. Взрослому мужчине надлежит быть серьезнее, тут вы правы. Сделаем ставку на таинственность!

— Где ж ее взять?

— О-о, она проистекает из вашего прозвища! Все слышали про боевые искусства даосских монастырей, вроде Шаолиня, а вот Европа остается для многих здесь большой загадкой. Есть вещи, которые волнуют воображение: рыцарство, крестовые походы, инквизиция. Монастыри, наконец, скрытые в горах, где христианские монахи веками развивают и культивируют таинственные боевые приемы!

— Что-то я сомневаюсь, — хмыкнул Богдан, представив вышеописанную картину. — Если судить по фильмам, святые отцы в свободное от молений время ударяют всё больше по пиву, да вину! У них там целые подвалы имеются, набитые бочками. Хотя, если это нужно для имиджа…

— Это просто необходимо, — улыбнулся сайбанец. — На этом будет строиться ваша биография. Мальчик-сирота, родители погибли… ну, допустим, под лавиной в горах. Вас подобрали монахи, приютили, воспитывали, обучая своему стилю боя. Достигнув необходимого возраста, вы решили пройти особое испытание — отправиться в странствие по миру, чтобы бороться со злом и проповедовать. Наши бои нужны вам, чтобы заработать на пропитание, а затем следовать дальше, по избранному пути.

— В целом неплохо, — признал Богдан, подумав, что этакой «легенде» поверят даже сами европейцы, кроме, пожалуй настоящих монастырских людей. Человечество обожало сказки во все времена.

— Монашеское одеяние мы вам подберем сегодня же, на татами будете выходить с посохом, а перед началом боя произносить… ну, скажем, «Аве Мария»!

— Вообще-то я православный, — возразил Богдан без особой решимости, ибо в церкви за всю жизнь побывал пару раз, от силы.

— Как вы сказали?! — имиджмейкер вскинул брови. — Это греческая ветвь христианства, да? Что ж, так даже лучше — больше возможности для маневра. Загадочный человек чужой веры, непонятный как Востоку, так и Западу… вы знаете молитвы вашей Церкви?

— С этим сложнее, — почесал Богдан в затылке. — «Отче наш», разве что, хоть и с трудом.

— Прекрасно! Прочтете это на своем языке, осените себя крестным знаменем. Неплохо бы еще выбрить макушку, как делают монахи.

— Это называется «тонзура» и практикуется опять-таки у католиков. Меня лучше не уговаривайте!

— Ну что ж, вам виднее, — в глазах сайбанца отразились эмоции режиссера, которому актеры-бездари губят весь замысел. — Вам виднее, вы ведь родом из тех стран. На этом свою роль считаю исчерпанной, далее переходите в руки тренера.

Новый персонаж оказался, скорее, еще одним имиджмейкером, призванным «поставить характерные приемы». Сухощавый мужик с неспешными манерами и внимательным взглядом попросил Богдана раздеться по пояс, охлопал, мышцы помял. Обойдя вокруг, толкнул в плечо, но из равновесия вывести не удалось. Улыбнулся, ободряюще кивнул — тут же мощный удар в живот. Пресс Богдан напрячь успел (привык не верить улыбкам), но пошатнулся ощутимо.

— А мне отвечать можно? — спросил простецки, на что тренер покачал головою:

— В тебе есть бойцовский дух и самоконтроль, это главное. Сколько раз можешь отжаться на руках? Попробуй.

Богуславский попробовал. Сотню выжал — неплохо, учитывая, что месяц не тренировался. Потом попробовал поприседать. После, по просьбе того же тренера, на руки встал, побрел к дальнему концу зала и дошел почти…

— Санг! — сказал тренер, и бамбуковая занавеска взорвалась под броском быстрого тела. Первый удар снес Богдана на спину, пришлось кувыркнуться и встретить противника ногами. Тот отскочил, ощерился хищно.

— Стоп! — усмешка на губах тренера выражала явное одобрение. — Драться вам еще рано. Иди, Санг, готовься к вечеру.

Гибкий как плеть человек сменил боевую стойку на вольную, поклонился почтительно тренеру, а Богдану кивнул коротко, сощурив без того узкие глаза. Исчез за занавеской столь же быстро, как и возник.

— Я доволен тобой, европеец, у тебя хорошая реакция. Не даешь застать себя врасплох и всегда собран.

— Будешь тут, с вами… — проворчал телохранитель, ощупывая живот. Ничего, в общем, страшного — мышцы в момент удара были напряжены, а потому спружинили. — Это что ж, меня тут на каждом шагу такие сюрпризы ждут?!

— Больше нет. Я должен был проверить твои бойцовские качества, а главное — настроить на сегодняшний бой.

— Это как же?

— Тебе ведь больно, европеец? Санг крепко ударил тебя и сделал это с удовольствием. Сегодня ты сможешь наказать его.

— Понятно. Завтра следующий противник меня заранее дубиной по башке стукнет, чтоб я был совсем злой?

— Для начала, ты должен победить Санга. Честно тебе скажу, он слабый боец. На нем ты самоутвердишься, покажешь себя публике, а второй будет покрепче, из тех, кто уже выиграл по несколько боев. После того, как люди узнают тебя и начнут делать ставки, сойдешься с одним из наших чемпионов.

— Ясно. Что еще сегодня в программе?

— Сущие мелочи. Немного акробатики, эффектных выкриков и жестов.

— Да не владею я этим! Объяснял ведь вашему Мэтру!

— Другие тоже не владели. Те, кто занимался спортивными единоборствами и тратил время на красивые стойки, не годится для боев без правил. Здесь нужны такие, как ты, европеец, но с учетом зрительских пожеланий. Будем учиться всему на месте.

Учеба оказалась по-восточному нудной: бесчисленное количество повторений одного и того же, до отупения, до матерков, до тяжести в мышцах. Истины, внушаемые тренером, постепенно переставали фиксироваться, проваливаясь прямиком в подсознание. Тело работало почти «на автомате».

Через пару часов занудства предыдущий имиджмейкер приволок невесть где раздобытое монашеское одеяние.

— Шустро работаете, — оценил Богуславский, примеряя не то плащ, не то длинную рубаху темно серого цвета, из грубой шерстяной ткани. — А капюшон зачем? Православные монахи не носят, по-моему.

— Это мелочи, — отмахнулся имиджмейкер. — Капюшон нужен для той самой таинственности, на которую мы с вами сделали ставку. Выходит загадочный человек без лица, делает необычные ритуальные жесты…

— А потом публика видит мою простецкую физиономию и всем становится скучно. Цирк бесплатный, бляха-муха!

Имиджмейкер ушел и занятия продолжились. Час, два, три… сколько потребуется.

* * *

Гладиаторские бои — зрелище древнее, как сам мир. По мере приобщения к цивилизации человечество отказалось стыдливо от многих развлечений, запретило в большинстве стран, публичные казни, а кое-где и вовсе «высшую меру» отменило. Негуманно, знаете ли. Рыцарские турниры сменились спортивными поединками, где все чинно-важно-честно: ниже пояса не бить, упавшего не добивать, сопернику подать руку, признавая его победу. Многим и этого достаточно, но кое-кто жаждет погорячее. Корриду, например, где всё почти как ТОГДА — человек, зверь, кровь и смерть настоящая, неподдельная. Или бой без правил, где сталкиваются просто два человека, зато всерьез.

Богдан, выйдя на арену-татами ощутил себя мерзостно. Будто и не боец вовсе, а зверь дрессированный, обязанный драться ради чужой потехи. «А смотреть с трибуны нравилось?! Сидеть там по-хозяйски, с красивой девкой, наблюдать, как люди друг друга хлещут до полусмерти. Давай теперь, дерзай!»

— …таинственный и грозный Монах, поклявшийся посвятить свою жизнь борьбе со злом! — вещал конферансье (или как его там?) тоном восторженно-экстатичным. Публика пока молчала, ни аплодисментами, ни даже свистом не баловала.

«Разогрей их, — вспомнился совет давешнего имиджмейкера, — Стань для них более понятным и запоминающимся».

«Разогревать» можно по-разному: иные ревут, демонстрируя мощь, другие лупят воображаемого противника. Богдан решил действовать чинно, как и надлежит служителю Церкви. Стоя уже на арене, медленно поднял капюшон, лицо сделал каменной маской. Посох длинный, сучковатый протянул, не глядя, кому-то из обслуги, мешкообразное одеяние упало на пол, сам остался в черных, грубой ткани штанах, босиком. Шагнул вперед, крестное знамение вышло по-русски размашистым, начал молитву вслух.

«И слов ведь толком не помню, одно кощунство получается! — подумал, произнося заключительное «Аминь». — Паясничаю тут, а эти козлы смотрят!»

Санг оказался уже на арене — его первым выпустили, обойдясь без долгих представлений. Стоит себе расслабленно, узкие глаза сощурены недобро. Богуславский, завершив моления, исполнил набор движений, именуемых в каратэ термином «ката»: несколько связок из блоков и ударов, вызубренных за сегодня. Публика оживилась, кто-то свистнул, кто-то хлопнул в ладоши пару раз.

— А вот вам хрен по всей морде, — сказал телохранитель на языке родных осин. — Поехали, что ли!

Гулко ударил гонг, и противник прыгнул, обрушив град ударов. Кунг-фу, скорее всего, судя по любви бойца к перекатам, кувыркам и иным характерным движениям, но это без разницы, если обучен уклоняться. На прежней работе учили именно этому — не столько нападать, сколько оставаться живым. Потом уже, в телохранительскую бытность Богдан от такой выучки страдал — бодигарду ведь положено клиента телом заслонять. Кое-что новое, в связи с этим, усвоил, но прежние навыки до сих пор живы-здоровы. Удар-блок, удар-уход в сторону, опять удар…

Публика свистела. Со стороны, должно быть, смотрится прискорбно — один нападает, молотя руками-ногами, а другой все пятится, да пятится. И это тот самый, грозный Монах?! Ату его!!! Зрители, как всегда бывает, полностью на стороне активного бойца, орут, болеют, ставки делают бурно. Никто не понял, почему неистовый кунгфуист вдруг споткнулся и упал, раскинув руки. Ничком, без сознания.

Вот теперь настала тишина, почти абсолютная. Богдан в этой тишине присел над телом, пальцы нащупали пульс, для верности. Трижды перекрестясь, подобрал свою хламиду.

— Эй, китаёза, хватит притворяться! — раздался с трибун недовольный бас. — Я на тебя триста кулов поставил! Вставай, ублюдок!

Словно по команде, публика враз загомонила, ударил гонг, «конферансье» (или рефери) выбежал на арену (или на татами), осмотрел внимательно Санга. Отсчет не стал и начинать — подойдя к Богдану, поднял его руку в своей. Телохранитель, вместо ответного слова, перекрестился опять смиренно, капюшон вернулся на голову, побрел себе прочь размеренными шагами никуда не спешащего божьего человека.

В раздевалке ожидал пухлощекий сайбанец-имиджмейкер:

— Могу поздравить, вы оправдали все надежды!

— Ну, может, и не все…

— Вы о зрителях? Что ж, большинство из них ставило на Санга, так что бурных оваций вам ждать было бы глупо. Кроме того… как бы это выразиться… нужно больше зрелищности, вот! Вашего удара зрители не уловили, а потому почувствовали себя обманутыми.

— Слишком шустрый противник попался, — хмыкнул Богдан, вспоминая бешеное мельтешение кулаков, ног, локтей и прочих частей тела. — Не дал мне даже роль сыграть!

— Санг молод, ему нужно делать себе имя. Сейчас, даже проиграв, он запомнится публике как человек, дравшийся с таинственным Монахом!

— Который сам еще толком ничего из себя не представляет, — рассмеялся Богуславский, подумав, что выделяться из толпы — не так уж и плохо. Где-нибудь в России-матушке звездой подобного шоу стал бы заезжий китаец, типа «выпускник Шаолиньского монастыря», даже если на деле он сегодняшнему Сангу в подметки не годится.

— Стало быть, первую тысячу я уже заработал. Кто, говорите, будет следующим?

— Это еще не решено. Нам нужно, чтобы люди ставили на него и на вас. Чтобы в любом случае вышла достаточно солидная сумма.

— А может, военную хитрость провернуть? Выйду драться не завтра, а сегодня, второй раз. Народ решит, что я утомлен и измотан, поставит всё на противника и жестоко разочаруется.

— Вы так уверены в своих силах?! Мы ведь не сможем больше выставить мальчика, вроде Санга. Новый боец будет достаточно серьезным и хорошо отдохнувшим.

— Я тоже не устал, — улыбнулся телохранитель, чуть покривив душой. — Так, самую малость. Посижу часок, разомнусь, а ближе к финалу…

— Перед финалом мы обычно ставим бои чемпионов, — закусил губу сайбанец. — Самых опытных и известных. Хотя… это может внести свежую струю в установившийся распорядок. Объявим, что Монах спешит продолжить странствие, а потому, несмотря на усталость, изъявляет желание драться еще раз. Публика до сих пор злится за проигранные деньги, и многие захотят увидеть, как вас сегодня же побьют. Таким образом, бой разогреет зрителей перед главными схватками, а в случае победы заявите о своем праве драться с чемпионами!

— Организаторского таланта у вас не отнять, — покачал головой Богуславский. Сам он многоходовых расчетов не делал вообще — единственным стимулом к новому бою сейчас было время. Бесценное, скоротечное, которого всегда не хватает, если чуешь затылком дыхание погони.

— Ладно, я проконсультируюсь у наших специалистов. В практике заведения такого еще не было, но всё когда-нибудь случается впервые!

«Вот и напросился! Никто тебя, дурака, за язык не тянул. Время, время! Готовься примерять гипс и закупай мазь для примочек».

* * *

Следующие часа полтора Богдан провел за «активным отдыхом» в местном тренажерном зале. Никаких силовых упражнений — только растяжки, разминка, да чуток работы на пресс. Железо утомляет мускулатуру, делает движения замедленными и «вареными». Растяжками Богуславский тоже не злоупотреблял. Одно из правил спецкурса по боевой «рукопашке» — не поднимать ногу выше живота, а эффектные удары в голову оставим спортсменам. Покончив с самоистязаниями, сполоснулся в душе, потом дозволил симпатичной девице сделать ему массаж (есть тут и такая услуга — все для бойцов!). Перекусил, на скорую руку, пищей легкой и калорийной — кусочек рыбного филе и полплитки шоколада с чаем. К моменту выхода на арену ощутил себя окрепшим и помолодевшим лет на десять.

Публика второе явление Монаха народу встретила шумно — засвистела, заулюлюкала.

— Не надорвись, святой отец! — крикнул кто-то, но единства мнений в зале, определенно, не было. Сложилась уже собственная «группа поддержки», при которой биться веселей.

— Противником Монаха выступает один из лучших наших бойцов, победитель многих схваток, Бешены-ы-ый Сло-о-он!!!

Вот теперь овации бурные. Мужичара, вылетевший на арену, впрямь похож на слона — поперек себя шире, с объемистым пузом, но и с мощной мускулатурой, не «мешок». Буйные патлы торчат во все стороны, будто месяц расческу в руки не брал. Пробежав мимо молящегося телохранителя, фыркнул презрительно, а приветствие заменил торжествующим ревом.

— Пижон, — оценил Богуславский вслух, под удар гонга.

— Ну, иди сюда ты, монастырская крыса! — голос противника оглушал и шокировал, как шокирует оленей тигриный рык. — Сейчас ты у меня кишками по полу размажешься!!!

— Нельзя быть таким кровожадным, брат мой, — погрозил пальцем Богуславский. — Подойди, лучше, сам, причастись и покайся в грехах своих!

Смешки на трибунах заставили амбала кинуться в атаку: сбить, смять, задавить массой. Богдан, подпустив вплотную, нырнул под летящий кулак и легко ушел в сторону. Удивился даже, насколько неуклюж прославленный боец.

— Я убью тебя!!!

— Смири свои помыслы, раб божий.

Опять рев, опять атака. На сей раз телохранитель оказался за спиною громилы, локоть ударил в основание позвоночника, но свалить не сумел — тяжелый шибко. Ушел от удара, дистанцию разорвал.

— Почему ты бегаешь как баба?! Стой на месте и дерись!

— Господь не дал мне столь большого тела, как у тебя, брат мой, зато дал ловкость и увертливость. Аминь.

Теперь засмеялись многие — хладнокровный, но шустрый Монах всё больше нравился публике.

— Да ты, просто, трус! — на перекошенном яростью лице Богдан, вдруг, отчетливо увидел нерешительность. Вполне вероятно, что Слон этот самый, на деле, сам трусоватый добряк, как часто бывает с большими и мощными людьми. В любом случае, недооценивать его не стоит.

— Приблизься, брат мой, я проверю на крепость твое объемистое чрево, — предложил Богдан миролюбиво. Неплохо бы использовать массу Слона против него самого — вряд-ли такая туша способна в падении кувыркнуться и уйти от добивающего удара. Только бы сплоховал, кинулся опять, сломя голову….

Громила плоховать не спешил, наступал теперь осторожно. На хитрую задницу, как говорит Суханов, есть хрен с винтом — сколько ни уворачивайся, а все равно устанешь, измотаешься, «тормозить» начнешь. Уступишь, рано или поздно этой массе, экономящей силы.

— Ты зовешь меня, а сам всё убегаешь! Постой хоть немного, дай, я тебе врежу!

— Нет уж, извини, раб божий, — тут Богдан кинулся вперед, будто вновь решил проскочить под рукой. В последний миг упал на пол и въехал обеими ногами противнику в пах. Сам, правда, тоже пинка получил, аж в сторону откатился. Ребра болят, но не так, чтобы очень — амбалу пришлось гораздо хуже.

— Я помогаю тебе забыть о грешных плотских желаниях, — сообщил, наблюдая за медленным, враскоряку, приближением Слона. Чем опасны такие громилы, так это малой восприимчивостью к боли, а у восточных людей этот порог и без того высокий. Хоть по башке его бей, хоть по уязвимым точкам — прет себе, будто танк!

— Зря ты это сделал, Монах. Теперь я тебе что-нибудь сломаю.

Игра, похоже, кончилась. Громогласный буян уступил место большому и очень сердитому человеку. Телохранитель, пятясь, уклонился от пары ударов (профессионально-коротких, без всякого уже «деревенского» замаха), хлестнул по ногам Слона подсечкой, но сбить не вышло. Ладонь здоровенная, загребущая цапнула за плечо, соскользнула, а Богдан кинулся вперед, ударил головой в лицо, раз, другой, третий. Мощные лапы обхватили, готовясь поднять и хрястнуть об колено, Богуславский рубанул ладонями по бычьей шее, потом «лодочками» по ушам и снова по шее.

Обычному человеку хватило бы выше крыши, но Слон лишь башкой затряс, да глаза помутнели чуток. Выскользнуть из объятий, пока не поздно, отскочить подальше в ожидании эмоций. Последние разнообразием не отличались — опять разворот, опять рев. Кровь из разбитого носа придала Слону вовсе устрашающий вид, на шее с обеих сторон набухли фиолетовые желваки. Даже жаль беднягу, но кто ему виноват?

— Ты прямо красавец! — оценил Богдан громко, и реакция оказалась закономерной. Сорвался амбал с катушек окончательно, гигантская туша метнулась вперед без всякой уже осторожности. Богуславский тоже бросился — под ноги. Сгруппировался, напрягся, превозмогая дискомфорт от столкновения с полутора центнерами живого веса. Слон в падении успел-таки выставить руки, удар вышел мягче, но сразу вскочить не сумел. Через мгновение было поздно — Богуславский прыгнул ему на спину и ударил локтем, всей массой тела, в затылок. Парой бы сантиметров ниже — перелом основания черепа и смерть, а так лишь нокаут вышел. Убедительный такой, зрелищный. Как заказывали.

Вот теперь публика взревела — дружно, на разные голоса. Даже те, кто просадил свои деньги, но сумел оценить зрелище.

— Козлы вы все, — сказал Богдан тихо, накидывая капюшон. — Тащитесь от чужой крови, да? А как насчет самим мордой об пол стукнуться?

Положено сказать хоть что-нибудь в торжественную минуту, а хороших и добрых слов, увы, не осталось.

Глава двадцать шестая

В которой Богдана многократно бьют по голове и по туловищу, а потом очень сильно удивляют

В номере душно, несмотря на включенный кондиционер. Душно и скучно.

…Он знал цену словам и хорошим костюмам. Зная три языка, уважал русский мат. Он в компании дам был веселым и юным И по жизни не знал отступленья назад.

— Богда-аш, ну чего ты тоску нагоняешь, а? — спросила Кира жалобно. — Ладно бы хоть под гитару, а то тянешь всё утро заунывным голосом!

— Уйди, старушка, я в печали! И вообще, клиент без охраны, а ты здесь!

— Между прочим, подбодрить хотела! — оскорбилась коллега, направляясь к двери. — Кстати, тебя через стенку отлично слыхать! Ладно, мы, привычные, но другие соседи чем провинились?!

— Они наслаждаются, — заверил Богдан без тени улыбки и затянул, чуть фальшиво, новый куплет:

Кто ему предложил отступить — что вам дело? В наше время давно…

Хлопнула дверь, и песня прервалась — не интересно без слушателей. Во времена особой тоски или большой радости Богуславский, бывало, «сам себе пел», на манер казахского акына, но сейчас ни того, ни другого не было. Что имелось в наличии, так это паскудное, подвешенное состояние, когда изменить ничего не можешь, ускорить события нельзя, и результат не гарантирован. Одно остается — ждать. Валяться на койке бродить по номеру, песни петь. Разминки себе устраивать короткие, но плотные, дабы мускулатура за двадцать часов не расслабилась, вконец.

Третий бой, предстоящий сегодня, внушал закономерные опасения — судя по уровню бойцов, просто так тут чемпионами не становятся. Третий… Богдан усмехнулся, сообразив, что именно оно ему напоминает — народную сказку. Для начала, богатырь побивает слабого противника — чудище какое-нибудь, с медной чешуей, далее натыкается на более крупное, с чешуей серебряной. Зверь золоченый и самый громадный ожидает, разумеется, под занавес. Всё по нарастающей. Не поймут люди, если вместо финального дракона против богатыря выйдет змееныш, неспособный даже пламя метать!

«А с чего решил, что именно тебя на положительную роль присмотрели?! Скорее, ты и есть то самое чудище! Европеец, чужак, да еще и незнакомой веры! Двух местных героев победил, а теперь с тобой сразится самый достойный. Ладно, плевать».

В дверь постучали — на сей раз явился сам клиент, в сопровождении напарницы-телохранительницы.

— Восьмой час уже, — сообщил ровно, но скрытое волнение в голосе промелькнуло. После ограбления Дмитрий Константинович враз утратил нагловатую самоуверенность — то ли смущался, то ли виновным себя чувствовал в нынешних Богдановских перипетиях.

— Как думаешь, нам туда стоит идти?

— Обязательно. Если пройдет по плану, в отель возвращаться не будем, сразу сорвемся. Да и вообще, лучше, чтоб вы были у меня на глазах.

— Веришь лысому?

— Пожалуй. Если бы мы притащили с собою три штуки наличкой, был бы смысл нас грохнуть, а так… может потребовать, чтобы я еще дрался, но думаю, человек его уровня отвечает за свои слова. Тем более, что это ему ничего не будет стоить.

* * *

На сей раз публика встретила выход Монаха восторженно — «европеец» успел тут сделаться героем дня.

«В миссионеры что ли податься? После каждого боя буду обращать поклонников в христианство. Глядишь, через полгода собственный монастырь смогу основать».

— …Его противником выступает многократный чемпион клуба, отважный вои-ин Мула-а-ат!!!

Трибуны опять завопили, куда активней — чемпион, все-таки. Что Богдану совсем не понравилось, так это псевдоним противника — шибко уж лаконичный, без всяких устрашающих эпитетов. Верный признак, что пугать никто никого не будет — сразу начнется в полную силу.

— Му-лат, Му-лат, Му-лат!!! — вопили трибуны женскими, все больше, голосами, а тот уже выходил на арену, не замечая всеобщего экстаза. Даже улыбнуться публике не удосужился. Высокий, жилистый, стриженый под «площадку», на манер американского сержанта. Из одежды лишь короткие, защитного цвета шорты. Светло-коричневая кожа блестит от масла, мышцы под ней перекатываются, будто жидкий металл, грозно и эффектно.

— Ты бы себя лучше «терминатором» обозвал, — сказал Богуславский, сбрасывая рясу и крестясь. Поднабивший оскомину ритуал вызвал у публики всплеск энтузиазма — часть зрителей начала скандировать Богдановское прозвище, и женских голосов в этом хоре оказалось не меньше. Молитву телохранитель проговорил в полный голос — заметил с удивлением, что простой набор слов помогает подавить волнение, собраться и прийти в необходимое состояние духа.

Ударил гонг. Мулат, в отличие от прошлых противников, ни атаковать, ни ругаться не спешил — стоит себе, руки опущены, но в небрежной позе ощущается готовность ко всему. Не новичок и не добряк.

«Кто ж ты у нас есть по «образованию»? Вояка? Коммандо? «Коллега» из спецслужб? То, что не спортсмен, на расстоянии чувствуется!».

— Ну чего застыл, раб божий? — поинтересовался Богдан агрессивно, оценивая возможные «дырки» в обороне. Маловато таковых, ох, маловато! Шоу, на сей раз не получится — тут бы самому на роль корридного быка не попасть!

— Чего ты застыл-то?! Улыбнись, вспомни, что мир прекрасен… — не завершив речи, телохранитель ударил. Пробно, ногой в пах. Мулат даже блокировать не стал — крутнул чуток тазом, да приподнял колено, отразив атаку без усилий. Физиономия осталась каменной, глаза глядят тускло и мертво, как у акулы.

— Красавец, — оценил Богуславский издевательским тоном, и очень тихо, дабы не портить свой благочестивый образ. — Девочкам, поди, нравишься, да? Или сам под девочку работаешь? Покайся лучше, брат мой.

На тонких, абсолютно не африканских губах Мулата проклюнулась усмешка — вывести его из равновесия оказалось решительно невозможно.

— У нас в монастыре, помню, парень был, — продолжил Богдан развивать пикантную мысль. — Тоже как ты, здоровый, крепкий, на мужчину похож, а сам… — молниеносный удар кулаком разбился, увы, о выставленный локоть. Через долю секунды нога Мулата ударила с пушечной силой Богдану в живот, отбросив на пару метров. Развивать атаку противник не спешил, остался на прежнем месте, такой же расслабленный.

— Ну, ладно, ладно, я был неправ, — улыбнулся Богуславский вымученно, двинулся к бойцу по широкой дуге. — Вот тебе моя рука и на этом кончаем ссориться, идет?

Мулат, вопреки надеждам, не стал хвататься за протянутую длань и заламывать — ударил ногой в голову. Богдан эффектное «маваши гери» блокировал, успев ответным тычком «пробить» противнику печень. Эффекта не добился — брюшные мышцы у противника оказались на уровне, как и всё остальное.

— Слушай, а почему ты полукровка? — спросил телохранитель, начиная движение по кругу, кошачьей поступью. Прием грязноват, но иных способов не найти.

— В самом деле, почему? А я тебе скажу — потому что мать твоя трахалась со всеми подряд. Родился ублюдок, так не топить же его!

Есть! Проняло! Южная кровь вскипела, ожил Мулат: левая нога хлестнула опять в голову (не достал), правая, потом «вертушка» и снова два подряд «маваши». Каратист, все-таки! Не спортивное, конечно, боевое, но это куда выгодней прежнего хладнокровия. Увлекся Мулат, пошел садить руками-ногами, благо противник отходит, почти не сопротивляется. «Мае гери», «уро маваши», с развороту, а потом…

…Потом нога каратиста угодила в захват, а удар по коленной чашечке чуть не сломал вторую, опорную. Извернулся, упал на руки, пятка врезалась Богдану в плечо. Вырвался-таки из захвата! Вскочил и снова попёр, осторожней уже. Богуславский теперь отступать не стал — встретил прямым ударом. Противник рубанул ребром ладони в шею («коронка» самого Богдана), шаг назад, подсечка — не достал! Вновь атака, столкновение и обмен тычками, по всем частям тела. Самый мощный бицепс можно «отсушить» фалангой согнутого пальца, по бедру можно врезать коленом, а щиколотку «стреножить». Из таких мелочей складывается победа в схватке двух профи, когда сразу «вырубить» не удалось, и болевые точки никто не подставляет. Тяни время, лупи по мышцам и суставам, изматывай. Жди, пока упарится противник и сделает-таки ошибку!

Трибуны вопят разноголосо и не понять уже, кого больше поддерживают. Тут же, на ходу делают новые ставки, заключают пари, бумажниками трясут. «Хоть бы пан клиент догадался с кем-нибудь поспорить! Глядишь и выиграет денежку!». Мысль мелькнула и погасла — не было ей места в зубодробильной чехарде. Отступать! Блокировать! Отвечать…

Схватка близилась к концу. Мулат, при всей выносливости, умотался-таки, пируэты прекратились, одиночными теперь бил. Иногда доставал, иногда промахивался. Получал ответные удары, но не падал пока, гад такой! Нижняя челюсть его, определенно, сломана, левый глаз заплыл, кровь из носа струится. Богдан почти не владел уже левой рукой — нерв защемлен, по всей видимости. Болят ребра, ноет башка, но координация пока сохраняется. Удар, еще удар…

На тридцатой, примерно, минуте боя Мулат включил «второе дыхание» — взгляд вдруг сделался снова осмысленным, а движения наполнились прежней силой. Бывает такое, специальными тренировками достигается. Богуславский, напротив, откровенно «поплыл» — не отступал уже, а пятился, ноги заплетались, пропустил пару чувствительных ударов.

— Святой отец, не упади! — донесся с трибуны чей-то ехидный голос. Тот же, наверно, что вчера еще советовал «не надорваться».

— О себе позаботься, сын мой! — заорал Богуславский, явно бодрясь, и тут же, как сглазил — упал на спину. Через мгновение Мулат прыгнул, целясь в лежащего пятками, но сам рухнул от внезапной подсечки. Не смог уже встать — ноги Богдана зафиксировали противника намертво. Борьба в партере — слабое место большинства каратистов, не владеющих борцовской техникой. Сколько ни дергайся, сколько мышцы не напрягай, законы физики не переломишь. Мулат и не пытался — вместо этого пятерней в глаза ткнул. Перехватив чужую ладонь, Богуславский жестоким движением сломал чемпиону два пальца, потом накачанная шея Мулата попала в захват левой, больной руки. Давить принялся, ощущая дикое удовольствие от самого процесса. Как искупление, как расплата за всю боль, что переполняла сейчас с ног до головы. Еще сильнее, еще…

— Убей его, Монах! — завопил с трибун кто-то хрипло и возбужденно, другие подхватили, завизжали, захлопали. Будто впрямь на гладиаторском турнире лет эдак с две тысячи назад.

«Да что это я?! Совсем рехнулся?! Это же спорт, мать вашу! Хоть и жестокий, но спорт, а не битва!». Рука разгибалась болезненно, со скрипом, не хотела жертву отпускать. Мулат уже даже не хрипит — безвольным тюфяком на пол опрокинулся. Дышать, правда, дышит.

— Живи… чемпион, — разрешил ему Богуславский очень тихо, сам поднялся на ноги, морщась. — Как умел, так и справился, ясно вам?! Хотите крутых трюков — наймите товарища Ван-Дамма, а я так себе… повинность отбываю…

Никто из зрителей его, разумеется, не услышал.

* * *

Прощание вышло недолгим, как и положено меж деловыми людьми.

— Я был уверен в твоей победе, европеец, — сообщил Мэтр, предложив всем чаю в своем кабинете. Богдан от угощения отказался, зато принял из рук мафиози памятный приз — серебряную фигурку тигра, застывшего на задних лапах в боевой стойке. Почти как тот, плакатный.

— Очень жаль, что наш клуб теряет своего нового чемпиона, но, увы.

— Мы в расчете, я полагаю? — улыбнулся Богуславский душевно, одолевая надсадную головную боль.

— Торопитесь нас покинуть? — Мэтр взглянул с любопытством, уделив особое внимание Суханову.

Оружие в этот раз у них не изъяли, и Кира, застывшая рядом с клиентом, поглаживала невозмутимо рукоять «беретты» за поясом.

— Полагаю, это и есть организатор заговора? Ладно, можете не отвечать, тем более что ваша девушка очень недобро на меня поглядывает, — хозяин кабинета рассмеялся сухо. — Я привык платить по счетам, господа. Катер контрабандистов будет ждать ровно в час пополуночи, а мои люди доставят вас к месту швартовки. Денег, разумеется не получите, как и договаривались.

— Да ладно, чего уж там! — махнул Богдан рукою, изображая широкий жест. — Не в деньгах счастье, как говорят у нас! Я просто люблю подраться, вот и все!

…Сейчас время близилось к половине первого ночи. Крутой, армейского дизайна, «хаммер» вез путников по лесной дороге неведомо куда.

— А что на вашу машину «право повозки» тоже распространяется? — спросил Богдан у водителя. Просто так спросил, со скуки.

— Места тут неспокойные, а у тебя, гляжу, и охраны нет.

— Зачем? Местные разбойники к этой машине ближе, чем на десять ярдов не подойдут, даже, если им сам Мэтр приплатит за смелость, — улыбка водилы оказалась открытой и приятной, будто у русского тракториста из фильмов 50-х годов. Не поверишь, что человек на мафию работает!

— Богдаш, тебе больно? — спросила Кира, наблюдая за гримасами коллеги на ухабах. — Таблетку, может, дать?

— Поцелуй меня лучше и песенку спой.

— Да иди ты, в самом деле!

Говоря откровенно, анальгетиков Богуславский принял бы сейчас с удовольствием, но нельзя. В сон начнет тянуть, реакция притупится. Проснешься, чего доброго, без головы.

— Подъезжаем, — сообщил водитель, джип проломился с треском сквозь кусты и выскочил на речной берег. — Вас уже ждут.

Воздух тут был наполнен ароматом джунглей, тины и рыбы — знакомые запахи, почти родные. На миг Богдану почудилось, что не было еще в его жизни ни города Калайбо, ни отелей, ни боев, а только долгая-предолгая дорога сквозь бесконечные леса. Иллюзия, впрочем, схлынула моментально, едва поднялся на ноги и ощутил весь болевой букет. Забудешь такое, как же!

— Сайпа дья! — крикнул водитель негромко, и темная масса метрах в двадцати от берега, ожила, вдруг, зарокотала двигателем. Вспыхнувший прожектор отыскал лучом сперва водилу, потом джип и путников, затем погас. Тихо пофыркивая, катер подошел к берегу почти вплотную, кто-то бросил с палубы швартовочный конец, а водитель поймал на лету и ловко обмотал вокруг ближайшего дерева.

— Сейчас я вас познакомлю с капитаном, — сказал шепотом, показав в очередной улыбке великолепные белые зубы. — Крутой парень, надежный. Я с ним сам когда-то ходил ночными рейсами.

Человек, спустившийся вальяжно по сходням, если и напоминал моряка, то весьма специфического — из тех, что бороздили Карибское море под «весёлым Роджером» лет триста назад. Одежда свободного покроя не сковывает движений, голова повязана банданой, на поясе болтается устрашающего размера тесак в ножнах.

— Это, стало быть, вы и есть? — начал капитан без предисловий, подходя и протягивая, по-европейски, руку. — А я, стало быть, командую этой посудиной. Хочу сразу упредить, ребята, меня не касается, кто вы такие и почему хотите слинять из страны. Достаточно того, что за вас просит уважаемый человек. Вам, я так думаю, тоже не должно быть дела до моего экипажа и моего бизнеса, о'кей?

— Договорились, — вспомнил опять Суханов, что именно он тут главный. — Мы тоже болтать не любим, тем более, попусту.

Поднявшись первым на палубу, Богдан обнаружил ещё одного члена экипажа — стоит в тени и курит, теперь уже открыто. Физиономия украшена громоздким прибором ночного видения, в руках длинное оружие — американская М-16, судя по очертаниям. Прикрывает капитана на случай возможных подлянок.

Едва отчалив, катер перевалил к противоположному, крутому берегу, пошел под яром, укрываясь в тени от лунного света.

— Кэп говорит, что до моря пара часов, — сообщил Богдан спутникам, когда расположились все трое в тесной как пенал каюте. — Я, пожалуй, на палубе кислородом подышу, да и гляну, как оно там. Вам рекомендую запереться и открывать только на мой условный стук.

— Опять подозреваешь злые умыслы?

— Я их всегда подозреваю, потому и жив до сих пор.

На палубе было почти пусто — не считая все того же хлопца с винтовкой. Приблизившись, Богуславский отметил, что оружие снято с предохранителя и патрон, наверняка, в стволе.

— Если полиция остановит, будешь стрелять? — спросил тихо. Хлопец глянул искоса, но лишь головой покачал, будто услыхав дичайшую глупость.

— Вы тут реально не из болтливых, — оценил телохранитель, прикидывая, сколько ещё таких молчунов может обретаться на катере. Пара-тройка, очевидно, плюс капитан. Напасть не должны, тем более что «уважаемый человек просил», но кто их знает, этих контрабандистов! Посчитают еще, что люди, бегущие из страны, везут с собой громаднейшие ценности! Ушки стоит держать на макушке, несмотря на растущую тошноту и высокую температуру: сотрясение мозга, или похуже что. Доплывем — разберемся. В крайнем случае, вскрытие покажет.

Примерно через час русло реки начало расширяться, по правому, низкому берегу потянулись тростниковые заросли, а потом и вовсе мангровые болота. Катер свернул в какой-то узкий рукав, запетлял по заводям, опять в русло выскочил. Теперь с обеих сторон был обширный, поросший травой разлив, а впереди, до горизонта просматривалась морская гладь.

На самом выходе из устья наперерез катеру двинулся другой, тех же почти размеров, но черно-белой раскраски. Речная полиция, судя по надписи на борту. Контрабандисты драпать не спешили, а напротив, замедлили ход, позволяя перехватчику подойти вплотную. Капитан, покинув по такому поводу мостик, лично перебрался к полицаям на палубу, передал одному некий сверток, маленький, но увесистый. На этом общение завершилось, и катера разошлись, каждый своим курсом.

— Везде всё одинаково, — констатировал Богдан, ощутив от этой сцены что-то вроде приступа ностальгии.

Капитан по пути к мостику взглянул на чужака подозрительно, но беседу завел, как ни в чем не бывало:

— Погода портится, нутром чую. Не вовремя мы в море полезли!

— Шторм будет?

— Ну, шторм — не шторм, а болтанка выйдет изрядная. Как у вас насчет «морской болезни»?

— У нас нормально, — усмехнулся Богуславский, подумав, что за себя уж точно может поручиться. Поднатаскался на акульих рыбалках.

— Если засекут пограничники, придется вам прятаться, я так думаю. Есть у меня в трюме один тайничок…

— Обойдемся без этого. У меня клаустрофобия, не люблю замкнутых пространств.

— Не доверяете, стало быть? Ну, как хотите, мистер. Я бы на вашем месте тоже держался осторожно, потому как награда, по слухам, больно велика.

— Какая ещё награда?

— Да за вас, троих, — капитан взглянул хитро. — Я, конечно, в чужие дела не суюсь, однако же оглохнуть пока не сподобился, а полицаи последнюю неделю как с цепи сорвались. Эти вон и сейчас хотели посудину обыскать.

— Ну, так сдал бы нас, — предложил Богдан с доброй улыбкой. — Глядишь, деньжат бы подзаработал, на покой бы удалился.

— А чего там делать, на покое? Мне, мистер, от полицаев денег не надо, хотя, иной раз, не помешали бы. Опять же, перед человеком неудобно, который за вас просил. Вы ему, наверняка, весточку обещали подать, когда доберетесь?

— Может, и так, — телохранитель улыбнулся шире, в руке его, словно бы сам собою появился пистолет. — Может, так, а может, и попроще.

— Хорошая штуковина, — кивнул капитан одобрительно. — Очередями стреляет, я слышал?

— Запросто. Кстати, катером я и сам могу управлять, в случае чего.

— Нет уж, мистер, посудина — как жена, чужих рук не терпит. Спрячьте пушку и расслабьтесь, вы среди друзей.

На этом взаимное тестирование было завершено. Капитан удалился на мостик, а телохранитель занял позицию в тени рубки, откуда видно и палубу, и лестницу. Доверяй, но проверяй, знаете ли.

Море встретило качкой, как и было обещано. Подводные крылья сделали катер устойчивее, но всё равно, болтало так, что даже у Богдана желудок к горлу полез. В призрачном свете луны необозримая гладь вокруг казалась кипящей — мелкие седые барашки покрыли ее часто и плотно. Богуславский постоял еще малость, ощущая беспокойство, потом спустился в каюту. Постучал, как было условлено — три подряд и еще два с промежутком. Отперла Кира, выглядящая не лучшим образом — лицо приобрело нежно-восковой оттенок, под глазами синева.

— Это пройдет, — успокоил Богдан, запираясь изнутри. — Если желаешь — подымись на палубу, подыши.

— Нет… я тут, лучше, — коллега уткнулась лицом в ладони и надолго застыла. Пан клиент скрючился на соседней койке, лицо спрятал.

— Да-а, дела. Дмитрий Константиныч, вы тоже в расстройстве чувств?

— Отдыхаю, — проворчал Суханов, явно не испытывая тяги к беседам. — Стараюсь сократить дорогу любым способом.

— Ну, это не просто дорога, а путь на волю. Вернетесь в свою Первопрестольную, к большим кабинетам, лимузинам и казино, а я буду релаксироваться. Куплю, наконец, домик в глухой сибирской деревушке, где всегда прохладно и тихо. Болота клюквенные, рыбалка, охота…

— Ты что, серьезно? — Суханов от таких речей даже на другой бок повернулся. — И сколько сможешь так прожить?!

— Знаете, похожий вопрос мне задавал мой шеф, Яков Петрович, — рассмеялся телохранитель, вспомнивши, вдруг, все сразу: офис, бар и пиво в высоких кружках. — Тоже не верит, что я долго протяну без приключений и без города. Может, и прав, но, по сути, я ведь не городской человек совсем.

— Жа-аль. Я уж хотел тебе предложить место в моей личной охране. Не начальником, конечно, но все же! Жить в столице, получать куда больше, чем сейчас.

— Это за что такие милости? — прищурился Богдан. — За то, что спорил с вами до хрипоты? Или за то, что из болот вытащил? Так это ведь доказывает мою ценность только применительно к болотам, не более того. Для асфальта, скажу по секрету, больше годятся спецы из «девятки», именуемой нынче гордым именем ФСО.

— Ты себя недооцениваешь.

— Возможно. Только знаете, Дмитрий Константиныч, мне свобода дороже больших денег. Возможность, например, высказать клиенту все, что о нем думаешь. Стерпите вы такое от обычного, «асфальтового» телохранителя?

— Н-да, пожалуй, ты прав. Значит, это окончательное решение?

— Может, в городе разговор продолжим? — улыбнулся Богуславский. — В лоне цивилизации, так сказать, когда вы будете при костюме и при статусе, а я останусь обычным сотрудником провинциальной охранной фирмы. Если будет у вас там желание со мной общаться…

Что-то вокруг неуловимо изменилось, и Богдан оборвал фразу, прислушался. Двигатель — вот что! Обороты, на которых он тарахтел теперь, заставили вспомнить о соревнованиях «Формула-1». Резкий рывок едва не сбросил Киру с койки, а самого Богдана поднял на ноги.

— Похоже убегаем от кого-то, господа и дамы. Для вас план действий прежний — затаиться и тихо сидеть!

Катер и впрямь убегал — на максимальной скорости, подвывая форсированным движком — но явно не мог оторваться от преследования. От чужого плавсредства (тип корабля Богдан, как человек сухопутный, не определил) размерами с речной теплоход, на мачте развевается государственный флаг. Хищная серо-стальная окраска (даже в лунном свете понятно), и орудие в носовой части — определенно, вояки.

— Береговая охрана, — пояснил капитан без видимой надобности. — Обычно мы от них уходили, у нас очень хороший двигатель, но сегодня что-то не то!

— Наверное, они стали умнее? Или новую технику получили!

— Чуть дальше начнутся рифы, попробуем рискнуть! Есть там парочка хитрых проходов…

Автоматическая пушка преследователя грохотнула, снаряды подняли фонтаны брызг правее катера. Следующая очередь легла столь же близко, но уже по левую сторону.

— Предупреждают. Я думаю, следует остановиться, кэп. Тем более, что и на рифах нас уже ждут.

Целых четыре корабля стального цвета отчетливо просматривались впереди — навстречу идут, не оставляя ни единого шанса. Пушка гавкнула вновь, снаряд плюхнул в считанных метрах от катера. Хороший артиллерист у преследователей, грамотный. Как кошка с мышкой играет.

— Капитан, они нас потопят! — завопил из рубки давешний караульный — уже без ПНВ, но еще с винтовкой. — Это все из-за них, троих! Давай свяжем их и сдадим пограничникам!

Богдан не успел даже рта раскрыть — кэп шагнул вперед, и нервный парень опрокинулся от удара в челюсть.

— Это, чтоб панику не разводил, не позорил меня перед гостем. Хотя, если гость сам пожелает сдаться…

— Лучше в тюрьме, чем на дне, — пожал плечами Богуславский, ощущая редкостное бессилие. — За что я море и не люблю. Спрятаться тут негде, мать его!..

Надсадный вой мотора стих — теперь катер шел на малых оборотах, чтобы только от качки не страдать. Пять стальных красавцев приближались, замыкая в кольцо, вальяжно и самоуверенно.

— Может, все-таки тайничок посмотрите? — предложил капитан просто так уже, для очистки совести. — Хороший закуток, даже собаки не унюхают!

— Эти без собак найдут, у них времени много. Вообще, я думаю, самое лучшее для меня посидеть в рубке. Здесь я смогу хоть немного контролировать ситуацию.

— Да, пожалуйста. Только вы, мистер, постарайтесь уж обойтись без стрельбы!

— Постараемся, — отозвался за Богдана голос сзади.

— А вы зачем поднялись? — поморщился телохранитель, разглядывая клиента. — Заденет еще случайной пулей!

— Не заденет, — отозвался Суханов безапелляционно, облокотился на фальшборт в позе мыслителя. — Тошно сидеть как крыса в норе и ждать, пока тебя начнут выкуривать!

Шлюпка приближалась уже полным ходом — длинная, морская, набитая людьми в камуфляже. Прожектора кораблей делают мир вокруг нереально бледным, вздыбливается вода под веслами, расстояние сокращается.

— Думаю, мы выкрутимся, — сказал Богдан с уверенностью, которой, на деле, не испытывал. — Я им передам координаты одного любопытного местечка в джунглях, а вы предложите информацию о заговоре. В обмен на свободу, разумеется. Может, еще и деньжат слупим.

— Ты оптимист, друг мой, — покачал головою Дмитрий Константинович. — Боюсь только, что они сами давно всё знают.

Первыми взобрались солдаты (или матросы?) — пара ухватистых ребят с автоматами. Заняли позиции по обе стороны трапа, взяв на прицел все выходы. Еще один, едва поднявшись, нырнул в рубку, к системам управления, а потом… потом на палубу неторопливо шагнул офицер. Лет сорока, с «пиночетовскими» усами и внимательным взглядом.

— Лейтенант-коммандер Чанг Пай, — вскинул небрежно руку к козырьку пятнистого кепи. — Предъявите, пожалуйста, документы.

Последняя фраза была адресована капитану и только ему. «Морской волк», изменив своей вальяжности, кинулся в рубку, прибежал назад с бумагами, а Чанг Пай всё стоял и глядел. Богдан глядел тоже — рассматривал человека, который месяц назад был армейским прапорщиком, а теперь сделался офицером, перескочив одномоментно несколько званий. Человека, который не мог его, Богуславского не узнать, но почему-то игнорировал начисто.

— Предметы, запрещенные к вывозу, на судне имеются?

— Нет, стало быть, — капитан нахмурился, ожидая начала досмотра, но лейтенант-коммандер лишь кивнул:

— Нет, так нет. А вы, господа, куда направляетесь?

Вот теперь вопрос адресован был Богдану с Сухановым, хотя интереса в голосе так и не проклюнулось.

«Маскируется, сучара! Расслабить хочет, врасплох застать!»

— Мы туристы, господин… э-э, лейтенант, хотим взглянуть на море, порыбачить. Вам нужны наши документы?

— Ну, зачем же? — тонкие губы Чанг Пая медленно растянулись в улыбке. — Джентльменам нужно верить на слово. Бьен куиши, господа.

Козырнул, полез по трапу вниз, медленно и явно без привычки к этому делу. Следом с обезьяньей ловкостью ссыпалась в шлюпку матросня.

— Расскажу кому — не поверят, — сказал капитан шепотом. — Чтобы погранцы, да не стали осматривать судно!..

— Он такой же пограничник, как мы с вами, — усмехнулся Богдан, провожая взглядом уходящую шлюпку. — Знаю я ведомства, в которых могут выдать любую форму, хоть генеральскую. А что он сказал, кстати?

— Пожелал счастливого пути, — раздался за спиной укоризненный голос Суханова. — Ты за такой срок не выучил даже два простых слова!?

— Я много чего не выучил, Дмитрий Константиныч. И много чего, оказывается, в жизни не понимаю…

Катер двинулся, наконец, вперед, и стальные красавцы расступились, освобождая ему дорогу. До чужих территориальных вод осталось не более часа пути.

Глава двадцать седьмая

Посвященная трем аудиенциям, которые проясняют очень многое, если не всё

Генерал Пхай Гонг, именуемый «азиатским Пиночетом» внешне производил благоприятнейшее впечатление. Этакий седой, круглолицый дедушка, бесконечно далекий от зла и насилия. Взгляд выдавал — тяжелый, властный. Выправку в свои семьдесят с лишним генерал сохранил, и мундир сидел на нем до сих пор как влитой.

— Ну, что у тебя нового Минг, поведай старику.

Человек, к которому обращено было предложение, выглядел полной противоположностью генералу: сухая фигура, взгляд пытливый, но всегда ускользающий, обширная лысина открывает высокий лоб мыслителя. Премьер-министр Минг Мьян, бывший глава «Дабл-Е» и разоблачитель недавнего мятежа. На этом разоблачении он и стал тем, кем был теперь, сумев удержать власть в столице и лично застрелив главу заговорщиков, бывшего премьера Хунг Лима.

— Разумеется, у меня есть новости, сэр, — сказал Минг по привычке вкрадчиво, вынимая из папки несколько газет. — Новости и некоторые соображения по поводу организаторов заговора.

— Ну, давай, рассказывай, — проворчал генерал, разглядев один из заголовков. — «Охота кровавого диктатора». Про меня речь?

— Зарубежная пресса, сэр. Вьетнамская, американская, французская.

— Это всё из-за тех трех иностранцев?

— Именно, сэр. Они уже в России, а скандал продолжает развиваться. Что характерно, и коммунистический Вьетнам и лояльные к нам западные страны отреагировали на ситуацию одинаковым образом — они целиком на стороне заговорщика и возмущены нашими попытками его арестовать.

— Вот даже как? — взяв наугад одну из газет, генерал вгляделся в фото, изображающее двух мужчин и женщину. — Более месяца скитались в диких джунглях… питались лягушками… нещадная травля… нота протеста… Язык бы вырвать этому писаке!

— Увы, он для нас недосягаем. По нашей информации, человек, носящий фамилию Суханов, является агентом влияния Запада в России.

— Шпионом?

— Нет, именно агентом влияния. В свое время он обучался в Гарвардском университете, где и был завербован. Сейчас является одним из тех, кого именуют «демократами» (Пхай Гонг при этом слове поморщился), а также «новыми русскими». Участвовал в так называемой «Перестройке» конца 80-х годов, был одним из тех, кто финансировал в 1996-м году выборы Президента России Бориса Ельцина. При участии Суханова продаются за бесценок на Запад недра его страны, а доходы целиком выводятся в оффшоры.

— Даже если и так. Нам какое дело до этого?

— Я лишь пытаюсь доказать вам, сэр, что такой человек, финансируя заговор, никак не мог работать на Россию. У него другие хозяева, вне всякого сомнения.

— И кто же?

— Буду оперировать только фактами, если позволите. Уже в первой половине текущего года, по вашему приказу, мы отдали русским предпочтение в некоторых вопросах, принципиальных для Запада, в том числе при закупке дорогостоящего вооружения. Возможно, именно это переполнило чашу терпения некоторых наших партнеров… теперь уже бывших. Учтите и тот факт, что Суханов является тайным акционером компании «Голден», созданной для золотодобычи в развивающихся странах и курируемой, по нашим сведениям, напрямую Госдепартаментом США. Он, таким образом, кровно заинтересован, чтобы во главе Сайбана стоял лояльный к Западу человек. А вы, сэр, с некоторых пор перестали считаться таковым.

— Что еще?

— В случае победы западники рассчитывали поставить во главе страны моего предшественника Хунг Лима, который, по оперативным данным, также являлся акционером компании «Голден». В случае провала можно запросто свалить вину на Россию, как фактически и было сделано. Думаю, что если бы русские спецслужбы действительно решили вас сместить, то организовали бы все менее топорно, и уж наверняка отвели бы подозрение от своего человека.

— Ну, допустим, — произнес Пхай Гонг, подумав, вдруг, что совсем ничего не знает о нынешней ситуации в России. Время идет, всё меняется. Когда-то там были коммунисты, поддержавшие Джуй Вэна, потом именно Запад помог генералу сбросить здешних «красных» и установить новый режим. Что ж, генерал умел отдавать долги — многие годы Великобритания и США имели карт-бланш на любые действия в его стране, но сейчас… похоже, они становятся все более ненасытными! Никак не могут забыть времена, когда Сайбан был британской колонией!

— Есть еще одно обстоятельство, — продолжил Минг все тем же доброжелательным тоном. — За пять дней до начала путча в нашу республику прибыл Джонатан Блэквуд, аккредитованный в качестве корреспондента «Нью-Йорк таймс». Нам он больше известен как кадровый сотрудник ЦРУ. Прибытие такого человека в дружественное государство под прикрытием уже настораживает, но это еще не все, сэр. За месяц до путча военный атташе США в Сайбане был отозван на родину, а его место в посольстве занял некий Ричард Смитсон, бригадный генерал. Прибыл не откуда-нибудь, а прямиком с авиабазы Мак-Дилл в штате Флорида, где находится штаб объединенного командования специальных операций. Сам Смитсон считается специалистом по организации партизанских действий, имеет опыт работы в Анголе, Никарагуа и Афганистане. Странное совпадение, не правда ли?

— Пожалуй. Откуда ты столько знаешь, Минг?

— Работа такая, сэр. Вашими стараниями и при моем скромном участии «Дабл-Е» стала одной из лучших спецслужб в этом регионе.

«Опасный человек! — подумал генерал, разглядывая загорелую лысину и невыразительное лицо нового премьера. — Завтра он и меня застрелит, как Хунг Лима!» Избавиться бы, пока не поздно, хотя… где еще найдешь лучшего кандидата в преемники? Бессловесную марионетку поставить недолго — сколько их было, таких, за годы правления — но тогда опять придется все ниточки дергать самому. А возраст не тот уже, не тот! Разум слабеет, рука мягчеет, глаз притупляется. И враги кругом зашевелились, почуяли! Минг, по крайней мере, умеет видеть перспективу и просчитывать ситуацию с учетом всех этих бешеных перемен в мире!

— Что ты предлагаешь?

— Мы в кольце врагов, сэр, — в устах Минга эта фраза прозвучала без всякого пафоса. — Думаю, имеет смысл пересмотреть международные отношения в пользу России. Она сейчас наиболее безопасна и удобна, а кроме того, никогда нас не грабила.

— Русские поддерживали Джуй Вэна. Против меня!

— Они много кого поддерживали, сэр. Уверяю, за последние годы эта страна радикально изменилась, и там уже нет коммунистов у власти. Сейчас русские готовы протянуть руку любому дружественному режиму.

— Протянуть руку и забрать всё?

— Полагаю, сэр, наши соседи куда опаснее в этом плане. Они ежедневно покушаются на нашу территорию, пытаются ловить рыбу в наших водах и так далее. Россия далеко, у нее нет, и не может быть с нами пограничных конфликтов. Кроме того, сейчас это уже не та сверхдержава, что была прежде, она давно не проводит экспансивной политики, и союзники ей сейчас куда нужнее, чем колонии. С другой стороны, она все еще достаточно сильна, чтобы защитить и поддержать своих друзей, в том числе и силой ядерного оружия. Я бы поставил на Россию, сэр.

Аудиенция завершилась. Генералу предстояло обдумать решение, способное радикально изменить дальнейшую судьбу страны.

Премьер-министр Минг мог предсказать это решение с точностью в девяносто девять процентов.

* * *

Длинный, широкий коридор, ковровая дорожка под ногами глушит шаги. Кира шла сейчас по коридору уверенно, хотя в кабинете, куда лежал ее путь, бывать еще не доводилось. Серьезный кабинет, волнительный. Сама девушка выглядела сегодня соответственно: строгая прическа, минимум косметики, форменные китель и юбка. На каждом плече по погону с одним васильковым просветом и тремя звездочками. Богдан от такой картины удивился бы, но не очень — уж он-то знал, как могут выглядеть в военной форме красивые женщины. Если захотят.

Кабинет встретил Киру доброжелательно — адъютант в приемной окинул любопытствующим взглядом, кивнул. Тяжелая дверь «предбанника» открылась, пропуская. Сделав пару четких шагов, девушка вскинула руку «под козырёк»:

— Товарищ полковник! Старший лейтенант Лютикова по вашему приказанию прибыла!

Кабинет оказался велик размером и обставлен в деловом стиле: тяжелая мебель, зеленая скатерть, серый несгораемый сейф. Портрет Дзержинского на стене, переживший все бури и перемены, глядит привычно строго.

— Вольно, старший лейтенант, — человек, вышедший из-за стола навстречу, одет был в отличный костюм, хотя выправка ощущалась. Приблизился, пожал аккуратно узкую девичью ладонь.

— Присаживайтесь, Кира Валерьевна. Редкое у вас имя, однако, — глаза полковника лукаво блеснули. — Это на тему Коммунистического Интернационала или в честь персидского царя?

— Не могу знать! — отчеканила девушка, заставив собеседника улыбнуться:

— Вы прям таки амазонка, Кира Валерьевна, необычайно вымуштрованная дама. Наслышан, наслышан… да присаживайтесь, в ногах правды нет. Докладывайте о ваших подвигах.

— Согласно полученному заданию, мною осуществлялось вооруженное сопровождение фигуранта Продюсера в ходе осуществления инфильтрации…

— Стоп, стоп, стоп! — махнул рукою полковник, возвращаясь за свой стол. — Ваш рапорт я уже читал, Кира Валерьевна, и владение канцелярским стилем оценил. Расскажите попроще, своими словами, как там все было.

— Сложно было, товарищ полковник. По неизвестным причинам, план захвата власти, разработанный Продюсером, сорвался, а сайбанская контрразведка вычислила наше местонахождение. Пришлось действовать по варианту «В» — скрываться и уходить из страны своими силами. Кстати, в процессе реализации этого варианта очень хорошо себя проявил фигурант Монах. Возможно, стоит привлечь его к постоянному сотрудничеству в качестве агента.

«Не учи отца стебаться! — подумал полковник весело. — Чтобы кадровый сотрудник, пусть и бывший, согласился стать просто агентом!..».

— А что в плане личностных качеств? Как мужчина, он вам понравился?

— Я не смешиваю работу с личной жизнью.

— Молодец! Продюсер-то вас не заподозрил?

— Никак нет. В агентство я устраивалась самостоятельно, биография полностью легендирована.

— Лопухнулся, стало быть, Дмитрий Константиныч. Ай-я-яй, а еще таким серьезным мужиком считается! Что ж, это делает вам честь, как профессионалу, Кира Валерьевна, и ваши успехи будут отмечены должным образом.

— Разрешите идти?

— Идите. Да, еще… внеслужебные контакты с Монахом я вам не запрещаю. В рамках «легенды», разумеется, — проводив взглядом запунцовевшую девушку, полковник улыбнулся и ощутил что-то вроде легкой тоски.

Эх, молодость-молодость! Патриотизм, честолюбие, желание отличиться! К чему этой девочке знать, что весь «заговор» был обречен изначально и провалиться должен был на первом же этапе?! Он и организован-то был исключительно ради провала! Сейчас, в это самое время карающий меч «Дабл-Е» рубит направо и налево: зачищаются под ноль расквартированные в Сайбане резидентуры, десятки сотрудников посольств объявляются «персонами нон грата» и вышвыриваются из страны.

Еще через пару часов в Кухьябе начнутся митинги перед штаб-квартирами американских компаний — возмущенные активисты придут с портретами Пхай Гонга, выпьют по стопочке, а потом забросают учреждения тухлыми яйцами, протестуя против разграбления страны. Полиция, скорее всего, вмешиваться не будет. В дальнейшем, вероятен полный разрыв Сайбаном экономических отношений с Западом, аннулирование уже имеющихся контрактов, выдворение бизнесменов и неправительственных организаций. Образовавшаяся гигантская ниша будет занята союзником-Россией, и тут уж откроется простор для «Росвооружения» и добывающих фирм. Ценные сорта древесины, нефть, газ, уголь, цветные металлы, рубины с сапфирами. И золото тоже — оно ведь всегда притягивало умы.

Такова конечная цель этого замысла.

* * *

— Такова конечная цель оперативного замысла, — сообщил полковник часом спустя, в другом кабинете. Из окна здесь открывался отличный вид на пейзажи района с романтичным названием Ясенево. Сам полковник, по случаю визита, экипировался парадно: мундир, орденские планки, погоны с двумя васильковыми просветами. У его собеседника просветов не было вовсе, зато имелось по одной большой шитой звезде на каждом погоне. В общении с подчиненными хозяин кабинета придерживался демократичного образа, а потому угощал сейчас полковника натуральным кофе, не забывая подкидывать, время от времени, наводящие вопросы.

— Пхай Гонг уже стар и, по нашим сведениям, всерьез подумывает о преемнике. Если новый премьер сумеет войти в доверие и обеспечит приток инвестиций в страну, то совсем скоро реальная власть будет именно у него. Генералу, разумеется, будут нашептывать другое, но этих советчиков мы сумеем нейтрализовать. В Сайбане очень легко избавляться от оппозиции, Виктор Филиппович.

— Ну да, как и при любой диктатуре, — усмехнулся человек с шитыми генеральскими звездами. — А вы не думали о социальных процессах, Юрий Федорович? Ведь все жесткие режимы рано или поздно демократизируются, это общая тенденция. В Чили, на Кубе, на Гаити… Как долго сможет продержаться ваш ставленник?

— Вполне достаточно, я полагаю. Даже если со временем, тирания станет демократией, это все равно будет режим, ориентированный на нас. Подобно тому, как Западная Европа до сих пор благодарна США за экономическую помощь по плану Маршалла после Второй Мировой. Мы не станем повторять старых ошибок и брать Сайбан на штык, как Венгрию или Чехословакию, мы просто накормим эту страну досыта. Добро в Азии помнят очень долго, как и зло.

— Ну что ж, может быть. План разработан вами лично?

— Вынужден признаться, — рассмеялся полковник. — Иногда и наши аппаратные головы осеняет нечто здравое!

— Ну-ну, давайте без ложной скромности, Юрий Федорович. И пейте кофеек, пока не остыл…

Еще через полчаса, провожая взглядом полковника, Виктор Филиппович улыбнулся. Грустно ему было слегка, хотя, по всем прикидкам, надо бы радоваться. Может, тоже о собственной молодости сожалел? Или о нынешнем неизбежном цинизме? Да, Сайбан станет отличным приобретением, но он ведь далеко, а Россия — вот она, и ставки здесь куда выше!

Отставив чашку с недопитым кофе (вредно в его возрасте так много), генерал прошел к сейфу, дверцы лязгнули, вынул из стального нутра большой бумажный конверт. Ничего особенного внутри не было: тонкая стопка бумаг, да аудиокассета. Всего-то навсего, убойный компромат на неких больших людей, партнеров и конкурентов господина Суханова. Именно с их помощью Дмитрий Константинович был отправлен в Сайбан на охоту — знали, что человек азартный, да и раззадорили за рюмкой кефира. Змеиный клубок, однако! Вместе пьют, вместе парятся и ненавидят друг друга отчаянно!

Самим бизнесменам эта идея в голову могла и не прийти, а потому пришлось подсказать. Намекнуть через верного человека, что если Суханов поедет, то назад уж точно не вернется. Заверил тот человек от лица государства, но представился сотрудником другой российской спецслужбы — конкурирующей. Ход примитивный, но действенный как все простое. Разговоры и обещания были записаны на эту самую кассету, поступление оговоренных денежных сумм (фактически, гонорар за ликвидацию) на указанный счет задокументировано. Не далее как завтра всё это окольными путями попадет к Суханову, и тут-то начнется Битва Слонов. Свалятся многие тяжелые фигуры, из тех, кто вхож к Президенту, а на их место, естественно, придут другие. Почти как в Сайбане.

Кстати, сам Сайбан будет одной из козырных карт для генерала лично, когда придется докладывать в высоких кабинетах о работе Ведомства. Целая страна, установленная на нужные рельсы и ставшая союзником — это вам не хухры-мухры! Орден, как минимум. Той, конкурирующей конторе из стеклянного дома на Ходынке такие успехи давно не снились!

Тут Виктор Филиппович улыбнулся, подумав, что геополитические интересы России-матушки тоже отнюдь не забыты. Оружие, древесина, золото, опять же. Хорошо, когда приятное совмещается с полезным так вот, будто само собой!

Генерал, как истинный шахматист, всегда любил многоходовые комбинации.

Эпилог

Богдан сочинял отчетный рапорт. Мучился, думал, фразы подыскивал. Голова после всех перипетий уже не болела — как-никак, неделю интенсивной терапии прошел — но связный текст не складывался, хоть убей!

— …Во время совместного пребывания в крестьянском селении мне стало известно, что… — озвучил Богуславский последнюю фразу своей рапортины, поморщился. Казенно, сухо и никуда не годится! Документ, конечно, другого стиля не предполагает, но надо бы поживее!

А за окном расцветала себе золотыми красками сибирская осень, напоминая о суетности жизни. Совсем недавно ещё были джунгли, болота, загадочные храмы и тайные секты — были и прошли. Россия-матушка осталась, вместе с этим городом, с этой квартирой и с желтеющими березками за окном. Может, оно и банально, но березы Богдану иногда снились — там, в экзотической загранке. Теперь, наверное, джунгли начнут сниться.

В стране за время охотничьего тура, ничегошеньки не изменилось. Доллар, разве что подпрыгнул с тигриной резвостью и укрепился на новой высоте, обесценив, в который раз, рублевые сбережения граждан. Отправлено было в отставку правительство Кириенко, а новый премьер (которого Богдан именовал, про себя, «коллегой») еще вовсю принимал дела. Бастовали учителя и шахтеры, заседала Дума, болел Президент. Всё как всегда.

Суханова, кстати, тоже видел — на экране телевизора. Телохранителей у магната было теперь пятеро — обычных, «цивилизованных», с короткими стрижками и каменными лицами. Такое впечатление, что после приезда Дмитрий Константинович стал, вдруг, чего-то очень сильно опасаться. Богуславскому он так и не позвонил (осознал, наверное, в Москве, «ху из ху», обиделся, задним числом), чему сам Богдан был, пожалуй, рад. Не нравилась эта история, пованивало от нее изрядно. Слишком свежо еще было в памяти ощущение — катер, милостиво отпущенный погранцами, уходит прочь, а вдогонку ему мчится полным ходом торпеда. Или мины впереди плавают, поджидают. Вполне логично было бы — не задерживать беспокойных иноземцев и не возиться потом с их посольством, а отправить всей кучей на дно.

Обошлось. Мины не плавали, торпеда не настигла. Вывод: кому-то могущественному в Сайбане беглецы нужны были живыми-здоровыми и свободными. Раздающими интервью, на Родину добравшимися благополучно. Богдан, вспомнив поговорку насчет мышеловки и бесплатного сыра, решил довериться чутью и держаться от всех этих дел в стороне.

Так о чем, все-таки, писать, а!? Догадки и предположения оставим при себе, про вдову Лай Мо упоминать — глупо. Насчет боев рассказать — заманчиво, но рискованно, вся фирма узнает сразу. Прилепят, чего доброго, кликуху, вроде «Кровавого Кулака» и живи с ней потом! Отношения с Кирой — опять закрытая тема. На той, прежней работе пришлось бы, конечно, сообщить, но сейчас увольте! Здесь вам — не тут!

Что остается? Чистые факты, сухие и шершавые как наждак: прибытие в страну, охота, сопровождение сквозь джунгли. Огневые контакты (дополнительная оплата), все финансовые затраты, все жалобы и предложения. Последнее шеф велел указывать, не стесняясь, в интересах дела, а потому…

Телефонный звонок заставил Богуславского облегченно вздохнуть и встать из-за стола. Бумага пусть подождет!

— Здорово, Богдаша, — поприветствовал шеф в привычно-демократичной манере. — Я тебя ни от чего важного не оторвал?

— Вы как в воду глядели, Яков Петрович! Я тут с величайшим наслаждением предаюсь написанию некоего документа.

— Ты его ДО СИХ ПОР не составил?! А чем был занят всё это время, позволь полюбопытствовать?

— Расслаблялся, шеф. Гулял, дышал воздухом, стихи читал на аллеях, усыпанных опавшей листвой…

— Не компостируй мне мозги, ладно?! Любитель, блин, изящной словесности!

— Кстати, о мозгах… болят, ведь, Яков Петрович!

— Да-а? — протянул шеф с подозрительным добродушием. — Ну, что же ты так, Богдаша? Не бережешь себя совсем, не отдыхаешь! Тут как раз путёвочка для тебя имеется, абсолютно бесплатная! Лазурное море, пальмы, песок белоснежный, коралловый. Благодать! Пистолет, правда, в плавках не спрячешь, но это уже мелочи.

— Шеф, а как же отпуск?

— Во, человек! Я ему предлагаю на курорт бесплатно, а он!.. Короче, Богдаш, отпуск твой никто не отнимает, но ты учти, что наши все в разъезде. Ты один остался. Если желаешь премию за моральные издержки…

— И кто на сей раз?

— Больше никакой политики, уверяю. Обычный буржуй, глава какой-то там фирмы регионального уровня. Нагляделся, понимаешь, фильмов про Кусто, теперь желает плавать с аквалангом, исследовать рифы и всё такое прочее. В общем, жду тебя завтра, с утреца, в полной боеготовности.

На этом пламенная речь оборвалась гудками, отсекая саму возможность возражений.

— Ну, спасибо, ну удружил, — констатировал Богдан вполне жизнерадостно. Устал за неделю от спокойного бытия, ржаветь даже начал.

— Он бы лучше фильм «Челюсти» посмотрел вместо Кусто! Гораздо больше сурового жизненного реализма!

Телефон зазвонил опять.

— Здравствуй, Богдан.

— Э-э, привет… — память принялась листать картотеку с компьютерной скоростью, поднимая и откидывая лица, имена обстоятельства. Все варианты, кроме самого простого, в который, почему-то, не верилось.

— Кира, ты?

— Смотри-ка не забыл, — рассмеялась девушка так весело и просто, что оцепенение пропало. — Я, между прочим, сподобилась вторично посетить ваш город, звоню прямо из аэропорта!

— Так это… приезжай ко мне! Запиши адрес!

— Я его знаю, Богдан. И его, и еще многое другое. Разговор у нас с тобою выйдет длинным.

— Да хоть до утра, — улыбнулся Богуславский, подумав, что все возникшие сейчас вопросы задаст, глядя в глаза. А глядеть в глаза будет отнюдь не только для того, чтобы увидеть правду. Не робот же, в конце-то концов, не машина разведывательно-поисковая с компьютером вместо мозга! Пусть будет хоть один вечер банального человеческого общения между мужчиной и женщиной!

За окном все так же шелестели золотом березы, и солнце светило ярко, но не жарило. Богдан, повесив трубку, вышел на лоджию и долго стоял там, вдыхая осеннюю горечь.

Сейчас ему было хорошо.

Оглавление

От автора

Пролог

Часть первая Глазами охотника

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

Часть вторая Глазами дичи

  Глава двенадцатая

  Глава тринадцатая

  Глава четырнадцатая

  Глава пятнадцатая

  Глава шестнадцатая

  Глава семнадцатая

  Глава восемнадцатая

  Глава девятнадцатая

Часть третья Глазами бродяги

  Глава двадцатая

  Глава двадцать первая

  Глава двадцать вторая

  Глава двадцать третья

  Глава двадцать четвертая

  Глава двадцать пятая

  Глава двадцать шестая

  Глава двадцать седьмая

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg