Молитва для адмирала Виктор Семенов
Супруге Юлии
дочери Софии
сыну Михаилу
с Любовью
Все совпадения – случайны, а персонажи – вымышлены. Все, кроме, одного.
Эта история требовала от меня свободы.
Стучала кулаком по столу, не ведая ни капли скромности, кричала, разрывая изнутри, и чуть-чуть успокоилась, когда я наконец взял лист бумаги и ручку.
Я познакомился с Денисом Дмитриевским в старших классах школы, и мы не то чтобы подружились, но по крайней мере общались, не вызывая друг у друга изжоги. Потом наши пути разошлись: он выбрал юридическое образование, я же отправился искать счастья в журналистике. Мы встречались на вечеринках у общих друзей и продолжали встречаться после окончания институтов, хотя каждый из нас уже занимался своей профессией.
Время текло, мы взрослели, обрастали делами, семьями. Обрастали ответственностью. Появились дети. Я писал статьи, очерки и сценарии. Денис делал бизнес в сфере права, начал с земельных правоотношений и потихоньку расширял его на все возможные сферы, за которые ему было интересно браться.
И вот некоторое время назад мне потребовалось встретиться с Денисом, уже не как с одноклассником и другом (а время все-таки расставило все по своим местам), а как с юристом, одним из лучших в городе в сфере земельных правоотношений. У меня возник вопрос, шкурный, о моей даче на Ладоге, и, конечно, я тут же напросился в офис к Денису. Он щелкнул мой вопрос за десять минут, рассказав необходимый алгоритм действий, и дальше, имея некий запас времени и отличное настроение, предложил выпить по бокалу скотча и поболтать, и я, поскольку не мог и не хотел отказывать, естественно, согласился.
Вначале я, выпив немного вкуснейшего виски, рассказал Денису о своих успехах, похвастался заметными публикациями. Я помню, он спросил тогда:
– Слушай, а почему бы тебе не написать большую вещь?
Я думал об этом. Много думал. И у меня был ответ:
– А о чем? О чем писать?
Денис помолчал тогда, я помню, но не очень долго, и ответил, глядя куда-то поверх меня:
– О Колумбе.
Я поперхнулся оливкой:
– О ком?
– О Христофоре Колумбе.
Он посмотрел на часы, наполнил стаканы и рассказал мне эту историю. Закончил, когда уже глубоко стемнело. Мы допили бутылку, по-дружески обнялись и разбежались по домам.
В каждом из нас есть Колумб. Мы не всегда знаем, куда плывем. Не всегда знаем, сколько еще до новой, пока никем не открытой земли. И каждый из нас пересекает черту, deadline, откуда возврат еще возможен: пресной воды в трюмах хватит, чтобы добраться домой… Но ты не поворачиваешь назад, а ждешь попутного ветра и, как только он наполняет паруса, мчишься дальше, забывая о том, что позади только что осталась точка невозврата.
И как только я взял ручку и листок бумаги и пересек свой deadline, эта история мгновенно вырвалась на свободу.
Глава 1. Фантастическая
1
Вокруг Дмитриевского и всей его команды сжималось кольцо. Обстоятельства непреодолимой силы, случайные и неслучайные совпадения, вереница странных фактов – все сливалось в один полыхающий огнем обруч, через который Денису приходилось прыгать, словно он цирковой тигр, а не руководитель собственного правового центра.
В кабинет завалилась Орлова. Без стука, как обычно. Собрала в хвост растрепанные светлые волосы, одернула пиджак и уселась в кресло напротив, обдав Дмитриевского веселым нежно-голубым взглядом.
– Как ты, Оленька?
– Отлично. Лучше, чем когда бы то ни было. Ты?
– Тоже неплохо. Из суда?
– Конечно. И сразу к тебе. Отложили. На месяц.
– Не очень? Чуешь что?
– Да. Судья или разбираться не хочет, или заряжена. Еле ноги унесла. Месяц есть, чтобы перегруппироваться. Дай сигаретку…
– А тебе восемнадцать-то есть? – улыбнулся Дмитриевский, доставая пачку.
– Ну да вроде… Тридцать три… А иногда кажется, что все пятьдесят.
– Ну не утрируй, милая…
Оля в свои тридцать три руководила судебно-правовым отделом, держа под контролем все текущие судебные процессы, и лично участвовала в самых сложных.
– Правда… Я вообще жаловаться пришла, Денис…
– Никаких жалоб, Оленька, ты же знаешь, – ответил Дмитриевский.
– Ну не жаловаться… Назови это рационализаторским предложением… Ребята недорабатывают…
Так Орлова называла коллег, которые занимались административными процедурами. Они же помогали судебникам собирать доказательства из государственных структур. И вот между «ребятами» и Ольгой постоянно шла какая-то не совсем понятная Денису борьба.
– Ясное дело, – съехидничал он.
– Я серьезно, – ответила Ольга. – Попросила вон один документ из администрации мне достать для сегодняшнего процесса. Так криков было – как будто я что-то противоестественное прошу…
Дмитриевский усмехнулся:
– Думаю, если бы ты у них что-нибудь противоестественное попросила, они бы сделали это с радостью. А так, видимо, скучно.
У Орловой заверещал карман.
– О, – засмеялась она, глядя на экран смартфона. – Летчик мой… В отпуск к нему собираюсь…
– Ответь… – улыбнулся Денис и углубился в почту.
– Да, Кирилл! – затрещала в телефон Орлова, а в кабинет Дмитриевского после однократного, ничего не значащего стука заглянула голова Вити Смолина – компьютерщика и системного администратора:
– Можно?
– Да, конечно. Ты один?
– Не. С Васей Кручининым.
Кручинин, рекламщик и маркетолог, сидел в одном кабинете со Смолиным. В последнее время они работали над интернет-сайтом. Почти всегда ходили вместе и постоянно переругивались.
– Конечно, с Васей, – улыбнулся Дмитриевский, – Как же без Васи. Что там?
Ребята встали за спиной Орловой. Она вопила в трубку:
– Что значит «не прилетай»? Что это значит? У меня билеты невозвратные, слышишь?
– Денис. У нас с Васей разногласия по концепции сайта. – Витя поправил длинные, давно не стриженные волосы.
– «Разногласия по концепции сайта…» – передразнил его Василий и пояснил, глядя на ноги Орловой: – Да он просто упрямый осел, вот и все разногласия!
Ольга же продолжала недовольно трещать в трубку:
– Ты вообще, что ли, тю-тю? Как так можно, а?! Летчик еще называется!
– Ха! Кто из нас упрямый осел? – Витя зло посмотрел на рекламщика. – Я тебе в прошлый раз то же самое говорил: зачем запускаешь интернет-рекламу перед длинными выходными? Кто будет звонить? И кому?
– Телефоны мобильные указаны. Звонили, – парировал тот.
– Кому? Кому звонили?
– Мне один раз. И один Васильевне.
– Так это, наверное, Васильевна тебе звонила рассказать, что ей звонок был. Ты же все равно не взял трубку, ага? – иронично пробормотал Витя.
– Сволочь ты! – заорала Орлова. – Мерзавец! Тоже мне офицер!
И заплакала, отключив телефон.
– А ну-ка тихо все! – повысил голос Дмитриевский.
– Осел… – еще раз буркнул Вася и умолк.
Все стихли. Тикали большие настенные часы «Ситизен»; Дмитриевскому их подарили коллеги-конкуренты на прошлый день рождения фирмы. Орлова всхлипнула. В кабинет заглянула крашеная блондинистая голова бухгалтерши-кадровички Любы. Увидев диспозицию, Люба ойкнула и закрыла за собой дверь. Дмитриевский вытащил из верхнего ящика письменного стола пару бумажных салфеток и положил их перед Олей.
– Ого… У него в столе салфетки… – прошептал Витя.
– Ну конечно, – огрызнулся Вася. – Как поглядит на антивирусник, который ты закупил в прошлом году, так и плачет… Два компьютера уже полетело…
В кабинет, опять же без стука, зашел заместитель Дмитриевского Борис Аркадьевич Скрипник, с небольшой сединой в волосах, в красивом черном костюме. Он принес два стаканчика кофе, один из которых поставил на стол перед Денисом, и сел на черный кожаный диванчик слева от входа.
– Что вам здесь всем, медом намазано? – проворчал Денис, глотнув из стакана. Аромат черного колумбийского кофе стал заполнять кабинет. А сладкая парочка продолжала свои препирательства.
– Компьютеры полетели не из-за вирусов, – прошипел Вася, – а из-за юзеров. А что в головах у этих юзеров – одному богу известно. И очень может быть, что как раз вирусы… Но тогда ты, получается, прав…
– Конечно, прав! – встрепенулся Вася.
– Ребята, – устало поинтересовался Денис, – а мы вам здесь не мешаем? Вы зачем пришли?
– Борь, а мне? – всхлипнула Ольга. – Мне кофе?
Борис Аркадьевич, поерзав на диване, пробасил:
– Милая, но я же не знал, что ты здесь истеришь сидишь… На, возьми. Я не пил еще.
Он встал и поставил свой стаканчик на ее чуть влажную бумажную салфетку.
– Спасибо, – пискнула Ольга.
– Зачем мы пришли? – Витя с надеждой посмотрел на Дмитриевского. – Есть один вопрос. Вася хочет повесить на сайт бесплатные онлайн-консультации. А мне кажется – не надо. Кто будет их давать?
– Новенькая, – пояснил Вася. – Я с ней поговорил – она не против.
– А чего, – отозвался Дмитриевский, – нормально, по-моему. Оля, как новенькая? Она же у тебя в отделе?
Месяц назад просто так, с улицы, без рекомендаций, к Дмитриевскому взяла и пришла незнакомка. Сказала, что хочет работать у него. И как раз одно место освободилось: ушла в декрет девчонка из отдела Орловой. Он мельком пробежался по резюме пришелицы и, вызвав Ольгу, кивнул в сторону новенькой: забирай, мол…
Орлова глотнула кофе и поморщилась:
– Двоякое ощущение от нее. Вроде умная девка, в голове много чего держит. А иногда какой-нибудь финт выкинет – думаешь потом, что это было…
– Пусть консультирует онлайн в свободное время. Вопросы есть?
– А ее кто будет консультировать онлайн? – огрызнулся Витя. – Чтобы она смогла консультировать? Наконсультирует она вам…
– Ольга? – Денис посмотрел на девушку, ожидая ответа.
– Не, – отмахнулась та, – с квалификацией все в порядке. Письменно, может, еще лучше выйдет. У нее были казусы при личном взаимодействии. Здесь – нормально, я думаю.
– Говорил я тебе! – продолжил ворчать на друга Василий. – А ты: нет, пойдем советоваться. Отвлекаем только…
– Это ты отвлекаешь. А я по делу…
– Так, ребят, – осадил их Борис Аркадьевич. – Давайте вы у себя продолжите, а? Нам здесь кое-что надо бы обсудить. Оля, у тебя еще что-то?
– Нет, – ответила Орлова, забрала стаканчик с кофе и салфетку и быстро ретировалась, цокая по деревянному полу восьмисантиметровыми каблуками. Ребята зашевелились и направились к двери; Вася продолжал коситься на ноги Орловой, а Витя – на Васю, что-то бормоча.
Борис Аркадьевич перебрался туда, где только что сидела Ольга. Настенные часы «Ситизен» внимательно наблюдали за происходящим со стены напротив и показывали половину пятого.
– Денис… – начал было Борис Аркадьевич, но тут в дверь опять проникла светлая голова Любы:
– Я на минуточку?
– Давай, быстро, – разрешил ей Дмитриевский. – Время пошло.
– У новенькой нашей диплом юрфака, похоже, липовый. Вон, на мой запрос ответили…
Она протянула Денису какую-то бумажку, но ее успел перехватить сидящий напротив Борис.
– А зачем ты вообще запрос делала, звезда моя? – спросил Денис.
– Как зачем? Положено. Кадровый учет…
– А… Ладно. Оставляй. Будем разбираться.
Борис положил бумажку на стол, а Люба поспешила максимально быстро исчезнуть из кабинета. Хлопнула дверью.
Из замочной скважины с внутренней стороны торчал ключ. Скрипник повернул его, медленно прошел обратно и сел на то же самое место, положив ногу на ногу. Уперся носком кожаного итальянского ботинка в мусорное ведро под столом у Дениса и чуть сдвинул его к хозяину кабинета. Слегка прищурился от неожиданно проникшего в кабинет солнца. Сказал:
– Завтра с утра встречаемся с советником. Там чего-то не так четко, как планировали. Заказчик, похоже, не ставя нас в известность, сам полез что-то решать…
– Ты о Парашютной?
– Да.
– Вот б… – вырвалось у Дениса.
– Не матерись, дружище.
– А чего делать? Краковяк плясать?
У Дмитриевского было одно занятное свойство: чем сильнее вокруг нарастали напряжение и незапланированная кутерьма, тем больше из него выходило смеха и юмора. И вообще, обладая очень специфическим чувством юмора, он старался смотреть на все профессионально-бытовые неурядицы сквозь призму веселья, иногда неуместного и даже чуть-чуть оголтелого. Борис же Аркадьевич, наоборот, серьезный и собранный, на работе позволял себе веселье только во время корпоративов.
– Не надо, – серьезно ответил он. – Не надо плясать.
– С Костей едешь?
– Да, конечно.
Костя (или, если чуть более официально, Константин Сергеевич Аблокатов) руководил так называемым отделом согласований (на ребят оттуда и пыталась жаловаться Орлова) и отвечал в конторе за взаимодействие с органами государственного аппарата, и официального, и не совсем. Ранее, естественно, работал на государственной службе.
– А чего там? – спросил Денис, хотя примерно понимал, о чем будет речь.
– Мы сейчас вышли на этап получения разрешения на строительство. Документы в службе. По низам решаем. А Фарух, похоже, решил подстраховаться и полез наверх говорить. А там не в настроении был дядя. И низы занервничали.
Фарух Низаметдинов был управляющим партнером крупного строительного холдинга, который занимался строительством жилья по всему региону.
– А аванс низы взяли?
– Взяли. Потому и нервничают. Как бы не пришлось возвращать…
– Верхи не в настроении, а низы нервничают. Почти февральская революция…
– Да, только сейчас октябрь, а там другие силы были, помнишь?
– Конечно, – засмеялся Денис. – Как сейчас помню. Сидели с Зиновьевым и Каменевым напротив Авроры и думали: нефигово бы пальнуть по верхам…
Ни тени улыбки. Сама серьезность:
– И еще. Слушок прошел. Их с рынка хотят выдавить. Через этих.
Борис поднял указательный палец вверх и продолжил, покачивая ногой мусорное ведро:
– И Фарух занервничал. И сам решил проверить все. Хотя обычно не лезет. А Костя советника знает. Пошепчемся завтра, чего там. Может, и рассосется.
– Если рынок начнут переделывать, ничего там не рассосется. Тут надо думать, как самим под замес не попасть.
– Мы маленькие, – ответил Борис, но слегка неуверенно. – Не попадем.
Денис внимательно посмотрел на коллегу:
– Боря, у тебя все нормально?
– Да, а чего?
– Вид странный. Как будто не спишь ни фига. Из-за Фаруха?
– Не, – ответил Скрипник, поерзывая на диване. – Сон чего-то стал сниться. Про аварию… Помнишь, рассказывал?
– Когда с женой ехал?
– С бывшей. На Волхонке. Чудом вывернул…
– Собака вроде?
– Да. Выскочила прямо на шоссе…
– Ты глицинчику попей перед сном, а…
Урна все-таки рухнула на пол, выставив на обозрение несколько смятых бумаг, пустую пачку «Парламента» и протекшую ручку. Денис еще раз матюгнулся, а Боря поспешил удалиться, извинившись за неудобства. Дмитриевский собрал с пола все это безобразие и взял со стола бумагу, которую принесла ему кадровичка Люба. Прочитал внимательно, скомкал и отправил в урну вслед только что собранному мусору. Потом подошел к зеркалу на дверце гардероба и, внимательно посмотрев на свое красивое, правильной формы лицо, спросил у отражения, глядя в веселые зеленые глаза собеседника:
– Диня, что происходит?
Отражение помалкивало. Он, матюгнувшись еще раз, вытащил из шкафа бежевое пальто, надел его и, выключив свет, отправился на подземную парковку. Его рабочий четверг, 3 октября 2015 года, подошел к логическому завершению.
2
Рабочий четверг Кости Аблокатова все еще продолжался. В приемной одного из чиновников градостроительного департамента ему прилетела СМС от Орловой: «Костик, ты куда вечерком?»
«Что, бросил летчик-то?» – мгновенно отреагировал он и хотел было поставить смайлик, но тут секретарь Катенька, улыбнувшись ему сквозь осеннюю усталость, кивнула в сторону дверей. Пришлось отправить так.
Костя предстал перед строгими очами своего старого знакомца Миши Давыдова, отвечающего за градостроительную политику правобережной зоны города. Тот хмурился, глядя на какую-то резолюцию на тощем документе. Посидели минутку в тишине. Потом Давыдов зарылся в бумаги на столе, которых было очень много для руководителя такого уровня. Костя не выдержал:
– Михаил Дмитриевич, вы чего макулатуру копите?
– Знал бы ты ее рыночную стоимость! – огрызнулся тот и, вытащив искомую бумагу, сунул ее Косте. Тот внимательно изучил документ и спросил, улыбнувшись:
– А чего тянул столько?
– Не тянул. Болел. Астма.
– Ясно. Ладно. Поехал. Благодарю.
– Куда это? – Давыдов впервые посмотрел на собеседника. – А спасибо?
Костя криво ухмыльнулся:
– Так авансировано же, говорили. И спасибо, и мерси… Забыл? Точно астмой болел?
– Иди ты! – заверещал Давыдов, и Костя пулей выскочил из кабинета. Надевая куртку в приемной, мельком посмотрел на экран смартфона. Две СМС от Орловой. В первой – просто грустный смайлик, а во второй – крик души: «Поехали в „Акапулько“?»
«Это ж в Мексике!» – ответил он, улыбнувшись.
«На Лиговке», – пояснила Оля.
«Через полчаса».
«ОК».
Константин был человеком очень юморным и талантливым, знал это и старался использовать на все сто. Семь человек у него в подчинении занимались согласованиями во всех структурах города. Великолепная семерка, так он называл их в мгновения триумфа. Или семеро козлят – в минуты разочарования. Двое ребят решали все по земельному блоку. С силовиками. С приставами. С природоохранными ведомствами. Он сам, лично отвечал за вопросы строительства.
«Почему же ты до сих пор не миллионер?» – шептал злобный голосок в голове, когда Аблокатов сосредотачивался на возможностях, своих и своего коллектива. Он неоднократно размышлял о самостоятельном плавании, присматриваясь к тому, как Дмитриевский ведет свои дела, но раз за разом его останавливала одна и та же интересная штука. Он не понимал, как шеф находил клиентов. А тот находил их постоянно. Минимум рекламы. Минимум общения. А тянулись к нему – как к магниту.
«И ты давай, – шептал голосочек, неугомонный, чуть-чуть сердитый. – Давай так же. Магнить. А потом решай. Как умеешь». Но не получалось чего-то. Не магнитилось. За семь лет работы на Дениса Костя привел в контору только троих клиентов. И как с таким материалом уходить в свободное плаванье? И что это будет за плаванье? На банане? Через Северный Ледовитый океан? Тут голосок, который постоянно ехидно булькал, умолкал, словно выжидая чего-то.
«Костя, я уже на месте», – возмущенно брякнул телефон.
«Я – тоже», – ответил он, заходя внутрь пахнущего буррито мексиканского рая.
Орлова в последние несколько лет с завидной регулярностью повторяла один забавный ритуал. Расставшись с парнем, тут же вызванивала Костю, предлагая ему посидеть и выпить где-нибудь, а когда сидеть и выпивать сил вроде как больше и не оставалось, то обычно находились силы для другого, более интересного продолжения вечера. И этот вечерок не стал исключением и завершился в Костиной двушке на углу Ленинского проспекта и проспекта Народного Ополчения. В начале первого Ольга сидела в кресле в Костиной хилфигеровской рубашке, накинутой на голое тело, и полузакрытыми глазами томно рассматривала, как желтый свет бра, висящего на стенке над ее головой, играл в бокале, наполненном красным южноафриканским сушняком. Костя же курил на балконе; точнее, на балконе курила его голова, а остальное тело, не прикрытое одеждой, находилось в тепле комнаты. Орлова промурлыкала, сделав глоток вина:
– Аблокатов, а давай удерем, а?
Тишина была ей ответом, а потом Костя целиком очутился в комнате и переспросил немного заплетающимся языком:
– Ты что-то сказала?
– Давай удерем, – повторила Орлова.
– Сейчас ночь. Мы в Красносельском районе. Голые. Куда ты удерешь?
– Не в этом смысле. От Дениса удерем. Мы крутые.
– А куда? – улыбнулся Костя.
– Сами будем. Сами по себе. Мы крутые. – Она сделала еще один глоток.
– Давай, – улыбаясь, ответил Аблокатов. – Только завтра. Я с Борей съезжу к Лазаревичу переговорить, переговорю – а потом удерем. Как тебе такой вариант?
– Ты прикалываешься! – буркнула Орлова, отвернувшись к телеку.
– А с тобой невозможно серьезно.
– Возможно. Со мной возможно только серьезно. Несерьезно – это не со мной, слышь, Аблокатов? Я серьезная девушка.
Костя на мгновение помрачнел. В основном потому, что и сам постоянно думал о побеге.
– Орлова, нельзя. Пока, по крайней мере. Мы с тобой с голоду того…
Он присвистнул, изображая, что с ними произойдет в случае прекращения трудовых контрактов.
– Ну, не утрируй, Костик…
– Не, я серьезно… Ну, если и не с голоду, то без новых туфель от Риччи ты точно кони двинешь. Клиентов мы где будем брать?
– Сами придут, – невозмутимо ответила Оля. Аблокатов уставился на нее в недоумении. Потом подошел, сверкая оголенными телесами, и пощупал лоб Орловой. Та улыбнулась и прижала Костю к себе, обхватив длинными сильными ногами. Прошептала:
– Слушай, забери к себе новенькую…
– А чего так? – удивился тот.
– Забери. Странная она… Заберешь? Обещаешь? – она слегка куснула его за шею.
– Хорошо, – прошептал Костя. – Поговорю с Диней…
Он подхватил ее на руки и перенес в кровать.
3
Утренние часы пятницы выдались для Гриши Лазаревича крайне странными. В десять у него была назначена встреча с капитаном полиции Колей Василенко, опером ОБЭП, а в десять тридцать – с ребятами по Парашютной. И все это в лобби-баре «Астории». Опера он сам ангажировал, поэтому не удивлялся, что тот опаздывал. А инициаторами второй встречи были ребята, и неудивительно, что один из них – Борис Аркадьевич Скрипник – уже сидел за столиком у окна за чашкой американо. Приехал пораньше, удачно проскочив обычно забитую Ушаковскую развязку. Скрипник не был официально знаком с Лазаревичем, поэтому пока что не подходил к нему. Так они и сидели неподалеку друг от друга, старательно избегая прямых взглядов, хотя оба знали, зачем они здесь.
С опозданием на десять минут приехал Василенко; сев напротив Григория, закрыл его своим мощным телом от пытливых глаз Бориса Аркадьевича. Тот же, вздохнув наконец с облегчением, сделал знак официантке.
Советник вице-губернатора Гриша Лазаревич и оперуполномоченный ОБЭП Центрального РУВД Коля Василенко представляли собой картину достаточно красочную и контрастную. Гриша был одет подчеркнуто неброско, но строго: черный костюм, галстук, кожаный портфель. Коля же, напротив, не очень заботился о гардеробе: нежно-голубые джинсы, потрепанный пуловер с закатанными рукавами. И лишь громоздкие часы Offshore, болтающиеся на правой руке, говорили о том, что он приехал на важные переговоры. Ребята были примерно одного возраста – чуть за тридцать, но обращались друг к другу на «вы».
– Григорий Яшевич, – улыбнулся Коля, протягивая руку, – извините меня, Христа ради: пробки…
– Ничего страшного, – ответил Григорий. – Бывает. Сам грешен.
– Как дядя?
– Отлично. Спасибо. Вашими молитвами…
Дядей Коля называл Гришиного родственника – дядю его супруги Ленки, вице-губернатора Алексея Дмитриевича Заболотного.
– Чем обязан-то?
– Слушок пошел… Надо посоветоваться…
– AFX?
– Ага…
В AFX, крупной финансовой структуре, у Гришиного «дяди» были интересы. Какие именно и насколько большие, Гриша точно не знал, мог только догадываться. Некоторое время назад пошел слух, что AFX будут трепать, причем трепать серьезно, и Григория отправили на предварительные переговоры – прощупать почву. Переговоры, однако, закончились очень быстро.
– Это не мы, – ответил Николай.
– Контора?
– Да.
– Вообще нет информации?
– Вообще.
– Достать сможете? Или дать кого?
– Подумаю.
– Сами наберете?
– Конечно. В понедельник.
Коля встал и, протянув Григорию руку, которую тянули вниз тяжелые часы, мгновенно пропал, растворившись в утреннем городе.
До следующей встречи оставалось еще минут пятнадцать, и Гриша, мельком посмотрев на Бориса Аркадьевича (тот все так же сидел неподалеку), углубился в перелистывание страниц на телефоне. Борис, в свою очередь, отвел взгляд, испытывая некоторое неудобство.
Аблокатов приехал вовремя. Поздоровался с советником, сел напротив него, и Борис следом перебрался за их столик, виновато улыбнувшись Григорию. Тот как будто и не заметил:
– Джентльмены. В курсе, что вас привело, но пока ничем конкретным не порадую. Знаю, что кое-кто взял обязательства перед вами, ну и перед Фарухом, соответственно, но есть какое-то указание…
– Чье? – Костя сделал глоток только что поданного американо и с облегчением выдохнул. Его бледно-зеленые глаза в свете электрических ламп выглядели немного устало.
– Первого, – ответил советник.
– Да не… – улыбнулся Борис. – Первому это пофиг…
– Ну не скажите… Хотя, может, действительно кто-то играется, от него… Но есть его резолюция. Сто процентов. Сам видел.
– Какая?
– «Отказать в соответствии с действующим законодательством».
Костя усмехнулся, а Борис Аркадьевич, оставаясь невозмутимым, заметил:
– Серьезная надпись.
– Более чем, – ответил советник.
– Чего, нам через суд разрешения получать? Экспертизы-то все пройдены…
– Да погодите вы… Спустится – может, и рассосется…
Аблокатов понимал, что разговор заходил в тупик, но сделать ничего не мог: реальная позиция советника оставалась для него тайной. Григорий же действительно не знал, кто развязал войну против Фаруха, но, делая умный вид, пытался сохранить лицо перед «постоянными клиентами».
Минут через десять, так ничего и не решив, Григорий уехал, а ребята остались в лобби, заказав еще кофе.
– Костя, ты прекратишь пить по будням? – спросил Скрипник, глядя на чуть красное лицо собеседника. – Пятницы и субботы мало?
– Форс-мажор… – пробурчал тот.
– Это по Парашютной у нас форс-мажор, похоже, вырисовывается… – отреагировал Борис Аркадьевич.
– По Парашютной вырисовывается нормальный рабочий процесс. А у меня вчера – форс-мажор, настоящий.
– А… – согласился было Борис и хотел что-то добавить, но отвлекся на брякнувшую СМС. – Ага… Ленка… Пишет, если поеду к ней сегодня, чтобы вина и оливок купил…
– А если не поедешь? – улыбнулся Костя.
– А если нет, пишет, что могу вообще более не являться.
– Юморная она у тебя.
– Наверное, – серьезно ответил Борис. – Жаль только, я не всегда понимаю ее шутки…
О перипетиях отношений Бориса Аркадьевича и молодой художницы Лены Волковой знали многие в фирме, да Скрипник, собственно, и не скрывал ничего, периодически зачитывая ее сообщения. Развелся несколько лет назад, чуть погоревал, ну а потом пустился в свободное плаванье. Не так давно встретил красивую шхуну под названием «Елена», взял ее на абордаж где-то в районе пересечения 6-й линии и Среднего проспекта, в китайском ресторане «Мао», куда явился на день рождения к институтскому приятелю, а уплыл уже с ней. Борис жил на Васильевском острове, Елена тоже, и они, выбравшись из духоты ресторана, долго гуляли, дошли до залива, и только потом, вернувшись к 12-й линии, оказались в небольшой, но очень уютной квартире Волковой.
Костя был знаком с ней: несколько раз пересекались на корпоративах. Очень приятная девушка. Хотя стоит признать, что Аблокатову нравились все девушки, с которыми он имел дело, а если при этом они были симпатичны и с чувством юмора, он немедленно констатировал, что снова влюблен, хотя который уже раз давал себе слово сдерживать эти иногда бьющие через край эмоции.
– Напиши ей, что явишься на седьмой день с востока с первым лучом солнца. С оливками и бутылочкой шардоне. И смайлик поставь.
Борис, восприняв всерьез предложение Аблокатова, отправил СМС и, допив кофе, сделал знак официантке.
– Рассчитайте нас. Давай, наверное, двигать в офис, – предложил он, ковыряясь в бумажнике.
– Полностью согласен, шеф, – улыбнулся Костя. – Еще пару глотков… Слушай, я сегодня в бегах целый день, как и обычно… Поговори, пожалуйста, с Денисом о новенькой…
– А чего с ней? – встрепенулся Борис.
– Да ничего. Себе в отдел хочу забрать. Сейчас согласований много, лишние руки нужны. Орлова не против. У нее как раз затишье пока…
– Затишье? Не похоже…
Брякнула СМС. Борис прочитал сообщение и повернул телефон к Косте:
– Ответила…
На экране светилось: «Если ты явишься на седьмой день с востока, то я буду вынуждена сама купить себе огненную воду и вызвать слесаря из ЖЭКа для смены замка, мой Митрандир. Косте привет».
Аблокатов ухмыльнулся.
– Все, поехали, Кость…
– Поехали, поехали. Поговоришь с Диней?
– Да.
И ребята вышли из отеля.
4
А через пару часов Борис Аркадьевич плелся по коридору их офисного этажа из своего кабинета в переговорную, где через пять минут должна была состояться встреча с некими согласователями, которых пригласил для беседы Дмитриевский. Плелся, потому что впереди него неспешно шли Витя с Васей, а коридор был узковат для обгонных маневров. Да и не хотелось их обгонять.
– Твоя реклама не работает, – ворчал Витя. – Ты только тратишь свое время и деньги руководства. А на выходе – пшик.
– Это у тебя на выходе пшик, – отвечал Вася, хмуро поглядывая на собеседника. – Твоя профессия – уже сама по себе пшик. У меня – творческое дело. Я – человек творчества. А ты – железяка.
Борис стоически переносил тяготы пути, понимая, что переговорная, до которой оставалось от силы метров двадцать, проглотит его через полминуты. Ребята же наверняка плелись в свою каморку чуть дальше по коридору, рядом с комнатой для курения и туалетами.
Больше всего в работе Борис Аркадьевич любил переговоры. Его вдохновляло общение, выражение своей позиции, и он получал огромное удовлетворение, когда переговоры завершались тем, что его позицию принимали. Он даже и не знал, с чем сравнить это… Вспомнилась художница и планируемое на вечер рандеву. Ну да, промелькнула мысль, если только с этим… Монотонное бубнение впереди вернуло его в реальность.
– У тебя сердца нет, – продолжал Вася. – Ты же знаешь, этот бизнес рекламному воздействию почти не поддается. Здесь все через знакомства. Через рекомендации. Обычные рекламные ходы, которые работают с продажей товаров, здесь ноль. Я делаю титаническую работу, железный ты дровосек…
– Ты сизифов труд делаешь. – Витя провел рукой по волосам. – Надо на тебя донос написать…
– Кому? – возмутился рекламщик.
– Сталину, – невозмутимо отвечал коллега. – Сталина на тебя нет.
– Сталин покинул свое усатое тело в пятьдесят третьем, – ответил Василий, а Скрипник тем временем наконец проник в переговорную, где уже сидели друг напротив друга Дмитриевский и согласователь проектов Саша – высокий симпатичный парень лет тридцати. Темно-зеленый пуловер обтягивал его накачанные мышцы, выставляя их на всеобщее обозрение, а в руках Саши светился прямоугольник айпада со сканами документов. Борис уселся рядом с Дмитриевским.
– Александр один будет. – Денис повернулся к Скрипнику. – Михаил приболел. Что там у него? Подагра?
– Не знаю что, – ответил Саша, не отрывая глаз от гаджета. – Я не его лечащий врач. Написал, что приболел. Просил без него переговорить. Насколько это возможно.
– Ты знаешь причину встречи?
– Шапочно. Что-то с объектом на Лопатина?
– На лопате, на… – огрызнулся Дмитриевский, а Скрипник положил ему руку на бедро, пытаясь успокоить. Но вышло наоборот.
– Я осмечиваю объект! – заорал взбудораженный Денис на Александра. – Ты приходишь к заказчику и говоришь, что сделаешь дешевле! Так?
– Ну да вроде… Это причина для криков?
– Но почему при всем при этом ты не ставишь заказчика перед фактом, что промежуточные бумаги, получение которых увеличивают мою себестоимость, ты просто-напросто подделываешь? Левак им подсовываешь!
– Это Миша… – Саша впервые оторвал взгляд от айпада. – Миша бумаги делал. Я не в курсе.
– Правильно, – уже спокойнее отвечал Денис, – а где он, твой Миша? Именно поэтому я и хотел встретиться с обоими…
– Приболел… У него подагра…
– Какая подагра? – снова заорал Дмитриевский. – Ты что, реально не помнишь, что было пять минут назад? Это я придумал! Про подагру…
– Ты придумал – ты и лечи. Мне Миша здоровым нужен – вопросы решать…
– Пошел вон! – заорал Денис, и Саша пулей вылетел из кабинета.
На минуту воцарилась полная тишина. Потом ее прервал Скрипник:
– Зря ты так. Им это все равно.
– Знаю. Но гнев праведный…
– Праведный, да? И что это меняет?
– Все.
– А… Ну тогда ладно. Пошли кофейку выпьем.
И они не торопясь двинулись в сторону кабинета Дмитриевского.
– Как вы встретились? С советником?
– Да никак, – ответил Борис и вкратце передал Денису их разговор.
– Весело, – выдавил из себя Дмитриевский. – Еще есть новости?
– Еще вот… – Борис начал было рассказывать про художницу.
– А это-то мне зачем? – удивился Денис, опасливо поглядывая на зама. – Хочешь, чтобы я знал, что у тебя сегодня, возможно, будет секс?
– Нет. Просто других новостей вроде как больше и нет, – серьезно ответил Скрипник. – По крайней мере хороших… Ты иди, а я сейчас кофеек принесу.
Он исчез за поворотом коридора, отправившись к кофемашине, а Денис нырнул в темноту своего кабинета. Заверещал телефон. Звонила мама.
– Диня! – закричала она, как обычно, без приветствия. – Вы к нам в выходные приедете?
– Не знаю, мам… – ответил он, поглядывая на часы. – Пока не знаю. С Иркой поговорю. Наверное…
– Ты детишек потеплее одень – у нас батареи отключили. Авария какая-то. У вас все здоровы?
– Конечно. Спасибо. Я сообщу вечером. Папа здоров? Возьму маленькую?
– Возьми. Пока.
Она повесила трубку, а Денис, взглянув на часы напротив, сел за стол и влез в почту. Открылась дверь, внутрь проникли два стаканчика с кофе. Затем в кабинет зашел и Скрипник. За ним сквозняком залетела Орлова.
– Денис Александрович? – всхлипнула она.
Скрипник поставил кофе на стол перед Денисом и сел на диванчик. Дежавю, мать его так, промелькнула у Дмитриевского мысль.
– Что еще? – спросил он чуть раздраженно. – Кто теперь тебя обидел? Моряк? Гондольер?
– Я по работе… – насупилась Оля.
– Первый раз вижу, чтобы из-за работы ревели… – удивился Денис. – Надо чего, лисонька?
– Не, – продолжала всхлипывать Орлова. – Садоводы наши… Полетело решение районного суда… Жесть. Не ожидала. Сто двадцать человек.
Дело было такое. В Пушкине в начале девяностых руководство известного на всю страну сельскохозяйственного института выдало преподавателям и ученым наделы земли из неиспользуемых ресурсов. С финансированием тогда были сложности, и участки давали для ведения садоводства, чтобы люди могли элементарно прокормиться. Граждане создали садоводство. И использовали участки уже больше двадцати лет. Потом пошли оформлять. И везде, во всех инстанциях, во всех кабинетах им шептали: нельзя, нельзя, нельзя… Потом пришли к Дмитриевскому. И первая инстанция – районный суд общей юрисдикции – сказал: можно. А апелляция – опять за старое…
– Ну, а чего реветь-то? Готовься к кассации. Какие вопросы?
– Кассация будет там же, знаешь ведь… Другой состав судей просто. – Орлова зашарила по столу в поисках бумажных салфеток.
– И что? Готовься, делай по максимуму. Они что, отказались скидываться на…
Дмитриевский задумался, как бы ему обтекаемо сформулировать название действия, имеющего отношение к коррупции. Начал демонстративно водить головой в поисках мифических камер и прослушивающих устройств.
– Отказались, – опередила его Орлова.
– И правильно, – отрезал Денис, доставая две бумажных салфетки.
Тут Борис Аркадьевич, который до того молча наслаждался кофе, вступил в разговор:
– Орлова, ты давай успокаивайся – и марш работать. Мы и так к тебе чересчур лояльны. За проигрыши не наказываем. А за выигрыши ты премии ходишь клянчишь. Что за дела? Новенькую к Аблокатову запихала…
– Чего это? – удивился Денис.
– Костя ее сам захотел… – Орлова встала и, нервно теребя бумажную салфетку, начала отступление к двери. – А у меня сейчас справляются. Нормально. А у него завал…
Исчезла за дверью. А мужики, допив кофе под тиканье настенного механизма, разъехались по своим делам.
5
Денис запихал свое тело в матово-черную немецкую машину и без пауз двинулся к выезду с подземного паркинга. Выехать сразу, однако, не получилось: у шлагбаума, перегородив проезд, в страстном поцелуе сошлись две красивых шведских железяки. Владелец черной 90-й сидел внутри автомобиля, разговаривая по телефону. А красивая блондинка в ярко-красном плаще и такого же цвета туфлях из 60-й стояла рядом с водительской дверью своего оппонента и что-то грозно кричала ему. Что именно – Дмитриевскому было не разобрать: в салоне из радиоприемника громко завывал Кипелов, празднуя долгожданную свободу. Денис торопился на хоккей. Сегодня в «Ледовом» СКА должен был надрать одно место минскому «Динамо». У Дмитриевского и двух его друзей, бывших сокурсников, была традиция раз в месяц обязательно выбираться либо на хоккей, либо на футбол, в зависимости от времени года и настроения. Он выехал с небольшим прицелом на пробки, и долго стоять на выезде с офисной парковки никак не входило в его планы.
Брякнула СМС. «А ну-ка убери свой Порш Кайенчик», – пропел смартфон сообщением от Вали Замятиной, директора архитектурного бюро, которая снимала офисы этажом выше. Ее «Ягуар» аккуратно подкрался сзади и, встав прямо за машиной Дмитриевского, ласково подмигнул фарами. Валя, видимо, не до конца оценила ситуацию, не разглядела поцеловавшихся шведов за громоздким кузовом автомобиля Дениса. Через минутку прилетела еще одна СМС: «Ой, прости, Юстинианчик». Денису нравились ее подколы и стиль, кроме, пожалуй, коверкания окончаний слов, которое придавало им уменьшительно-ласкательный привкус.
«Я свободен. Я забыл, что значит страх», – ответил он Вале только что услышанной по радио сентенцией. Парочка автолюбителей спереди вроде бы приступила к более конструктивному диалогу: мужчина вылез из машины.
«Как детки?» – продолжила разговор Валентина. Деток у Дмитриевского было двое: пятилетняя Лизка и трехлетний Женя.
«Отлично, – ответил он. – Твои?»
«Вашими молитвами. Хороших выходных».
Парочка поцеловавшихся на выезде обменялась телефонами, и наконец, спустя десять минут ожидания Денис освободился, превратив в реальность песню рокера. В «Ледовом» он оказался через сорок минут, попав в окружение друзей за десять минут до начала матча.
В то же самое время Борис Аркадьевич Скрипник в глубокой задумчивости стоял напротив витрины с чилийскими винами. В его продуктовой корзине уже лежали банка оливок и нарезанный твердый сыр, замечательный продукт импортозамещения. Выбор колебался между красным сухим и полусладким. Он мучительно вспоминал, что же обычно пьет Ленка – и что же Ленка обычно пьет по пятницам. Помучившись некоторое время, взял то и другое. А потом, вздохнув, добавил к покупкам бутылочку виски и медленно направился к кассам.
Спустя час он стоял у дома художницы, у парадной, и докуривал сигариллу, поглядывая на потемневшее небо. Накрапывал дождик. Окно на кухне у Лены темнело, в комнате же, по-видимому, было включено настенное бра: сквозь шторы на улицу пробивался приглушенный свет.
Борис не очень понимал, почему не торопится подниматься. С одной стороны, еще ни к кому он не испытывал такого влечения, как к ней, а с другой – он очень боялся ее. Ее переменчивого настроения. Ее иронии… Выкинул остатки сигариллы в урну и, выдохнув в питерскую морось, зашел в парадную.
В это же время Орлова в квартире у Аблокатова налила себе мартини и с ногами забралась в кресло. Костя принимал душ, а Оля тем временем переключила телевизор, с хоккейного матча на музыкальное шоу. Поднесла к губам бокал для первого пятничного глотка – и тут на ее розовый, с серебристыми висюльками телефончик прилетел звонок от мамы. Вскочила с кресла, зачем-то подбежала к окну, затем вернулась и взяла трубку.
– У тебя все в порядке?
Ни здрасьте вам, ни пожалуйста.
– Привет, мам! Да, все отлично!
– Ты дома?
Орлова сделала паузу.
– Да, мам.
Она же не спросила, у кого дома? Дома. У Аблокатова.
– Как Кирилл?
Опять пауза.
– Кирилл отлично, мам.
– Врешь. По голосу слышу. Бросил?
– Мам…
Из ванной появилось тело Аблокатова с намотанным на бедра полотенцем.
– Ваша очередь, мэм! – закричал он, а Ольга зашипела на него, показывая на телефон.
– Кто это там у тебя? – не преминула воспользоваться моментом мама.
– Да никого, мам, телек!
– Не кричи на мать!
– Это ты кричишь!
– С тобой невозможно разговаривать!
Раздались гудки: мама повесила трубку. Разговор закончился, как обычно. Орлова все-таки глотнула мартини и молча уставилась в телевизор.
– Ваша очередь, мэм… – уже тише повторил Костя, а Орлова, серьезно взглянув на его оголенный торс, сказала тихо, полушепотом:
– Костик, будь другом, вызови мне таксо…
– Комфорт или эконом? – так же тихо поинтересовался Костя. Полотенце с мягким шелестом упало на теплый пол, оставив Аблокатова полностью обнаженным. В таком виде он и отправился к телефону.
Через сорок минут Орлова вошла в свою квартиру на проспекте Мориса Тореза. В тишине ее жилища очень хорошо слышалось мяуканье соседской кошки. А потом его заглушили звуки набирающейся ванны.
А Витя и Вася в это время только выходили из офиса. Они пока не заработали на личные автомобили, поэтому их путь лежал не через паркинг, а через парадный вход, прямо на улицу. На выходе из бизнес-центра парочку попытался сцапать сидящий без дела секьюрити.
– Вы чего так поздно, хоббиты? – нагло спросил он.
– Да вот, думали – проскочим, когда все орки уснут… – огрызнулся Вася. – А один не спит чего-то…
Прошли через турникет и оказались на улице.
– Ты свет выключил? – чуть нервно спросил Витя.
– Да, – устало ответил Василий.
– В третьем вроде еще горел…
– В третий я не лазил. Там новенькая оставалась вроде. Остальные разбежались.
– Странная она какая-то… – Витя украдкой взглянул на собеседника.
– Нормальная девка.
– Общался?
– Да. Пару раз. Немного простовата для юристки… – Василий протер чуть воспаленные глаза. – Даже не так… Наивна, что ли… Так точнее.
– Разве?
– Ну, показалось.
– Новенькая… Просто не вписалась еще. Стесняется.
– Может быть. – Впервые за день рекламщик не стал спорить.
Незаметно они подошли к метро. Василий протянул руку для прощания, а Виктор от неожиданности молча пожал ее. Потом спросил:
– Ты чего, не поедешь?
– Не. Прогуляюсь. Пока. До понедельника.
Витя удивленно посмотрел на друга и направился к входу в метро. Вечер пятницы плавно перетекал в ночь.
6
На следующий день, в субботу, к обеду Дмитриевский подвез свое семейство к дому родителей, и они начали потихонечку выгружаться на разбитый асфальт внутриквартального проезда. Дмитриевский ворчал на неудачно припарковавшуюся «мазду», занявшую сразу два места, а Ирка – на заснувшего по дороге сына. Так, в синхронном ворчании, они и вошли в скромную родительскую трешку. Родители Дениса, папа Александр Сергеевич (пенсионер) и мама Ольга Александровна (работающая пенсионерка), всегда радовались их приходу (в большей степени внукам, как казалось Денису), и внуки отвечали деду с бабой такой же радостью, зная – их наверняка ждет что-нибудь вкусненькое.
Отец сидел в гостиной, на диване перед телевизором, на экране которого два импозантных джентльмена играли в снукер. Плоская панель «Самсунга» была вмонтирована в темно-коричневую стенку, занимавшую всю стену, а перед диваном стоял заваленный газетами длинный низенький стол. Правую часть стенки занимали отсеки платяных шкафов, и из одного из них наружу выглядывал уголок клетчатой рубашки.
Дети разбежались по квартире, а Дмитриевский прошел в гостиную, приветственно кивнув бате. Тот кивнул в сторону шкафа и проговорил хмуро:
– Штучка торчит…
Денис не сразу понял, в чем дело. А потом, догадавшись, подошел к шкафу.
– Не люблю, когда штучки торчат… – продолжил гнуть свою линию отец.
– Чего, убрать? – спросил Денис, улыбнувшись.
– Уж будь любезен.
Дмитриевский заправил в шкаф торчащий кусочек рубашки и сел рядом с отцом.
– Трамп Дональдсона разносит, – кивнул тот в сторону играющих мужиков. – Щепа летит…
– А футбола нет? – спросил Денис: он не очень-то любил снукер.
– Уфа с Мордовией мучаются, по спутниковому. Включить? – улыбнулся папа.
– Только не это.
– Ну, тогда не выступай.
В гостиную забежала Лиза.
– Дедушка, – спросила она, запрыгнув ему на коленки, – а ты видел моих новых друзей?
– Нет, – ответил тот. – Как же я мог их видеть? Ты только пришла.
– Так они уже здесь были. До меня.
Фантазерка Елизавета любила всех запутать, а потом дать разгадку.
– Как это? Я бы их тогда точно увидел. И попросил посуду помыть. А так пришлось бабушку просить…
– Дедушка, они здесь были. Вот в этом месте. – Лиза указала на кресло у окна.
– Не было тут никого, – продолжал упрямиться дед.
– Невидимки, что ли? – спросил немного владеющий ситуацией Денис.
– Да, – ответила Лиза, – невидимки. Невидимые люди. Мои друзья.
– А, понятно, – присвистнул Александр Сергеевич. – Невидимки, значит. Защитники «Зенита» твои друзья? Вчера играли – так защиту вообще не видно было…
– Ты скажи своим друзьям, – предложил отец, – пусть они в понедельник ко мне в офис приходят, я им работу дам…
– У них есть работа, – серьезно отвечала Лиза.
– Какая это?
– Конфеты кушать.
– А. Понятно. Я им тоже работу найду, – пояснил Дмитриевский. – Подпишут мне кое-чего. Проникнут в кабинет к одному дядьке и подпишут…
Лиза серьезно посмотрела на папу и убежала из комнаты на зов бабушки.
Александр Сергеевич показал на коробку в углу комнаты:
– Диня, будь другом, забери, пожалуйста…
– Что это? – спросил Дмитриевский.
– Архив твоего деда. Моего отца. Он часто говорил, что хотел бы передать это все тебе. Там и письма, и тетради с записями, и дневники.
Дед Дмитриевского был военным моряком, подводником. Дослужившись до капитана первого ранга, в тридцать восемь лет сошел на берег и стал преподавателем в курсантском училище. Говорили, что ему совсем чуть-чуть не хватило до адмирала.
Дмитриевский оттащил коробку в прихожую, чтобы не забыть. Заглянул на кухню. Дети за столом уплетали что-то вкусное под неусыпным надзором бабушки. Ирка сидела там же. Вернулся в гостиную.
– Я маленькую принес, – сказал Денис бате, а тот, подскочив на диване, буквально вихрем улетел к холодильнику. Вернулся с закуской:
– Так тащи!
Денис достал бутылку хорошей водки из бело-зеленого полиэтиленового пакета.
А вечером, вернувшись домой, начал разбирать коробку с тетрадями деда. К полуночи инвентаризация завершилась: отложил одну тетрадь, которая показалась интереснее всех, оставил ее на тумбочке. Остальное вернул в коробку и убрал в гардеробную. Затем, вспомнив кое о чем, написал СМС Косте Аблокатову и лег спать.
Аблокатов не прочитал. Он уже спал как сурок. Увидел письмо лишь в воскресенье утром. Дмитриевский просил его в понедельник как можно раньше решить вопрос с начальником одного из земельных департаментов. Пройти через офисную бухгалтерию, взять финансирование, поехать и решить. А Костю с утра в понедельник с надеждой и нетерпением ждали уже по двум адресам… Однако он ответил «ОК» на зов шефа и пошел на кухню варить себе кофе.
«Разберемся, – проворчал голосок у него в голове, – разберемся. Успеем».
А в полдень понедельника бледный, как папиросная бумага, Аблокатов ерзал на стуле напротив Дениса, глядя вниз, на краешек торчащей из-под стола черной пластиковой урны. На диване, кроме обычного там в последнее время Бориса Аркадьевича, сидел Марат Забирохин, представитель ООО «Щит», фирмы, курирующей их по линии безопасности.
– Костя. Ты пришел в бухгалтерию, взял конверт с двадцатью тысячами евро и пошел к себе в кабинет?
Денис смотрел на бледное лицо Аблокатова, а тот – вниз, на краешек мусорного ведра.
– Да.
– Там из твоих были только Комаров и новенькая.
– Да.
– Поехал на Стачек, Комарова отправил на Зодчего Росси, а новенькую – с конвертом к дяде Ване?
– Да.
– И ничего не екнуло?
Тут проснулся безопасник:
– Денис! Какая, на …, разница теперь, что у кого екало? Задача проста до неприличия. Найти девушку и конверт. Потому что, как я понимаю, до дяди Вани он не доехал. Так?
Все посмотрели на Дениса.
– Не доехал, – ответил тот и нахмурился.
– Это точно? – переспросил Марат.
– Я знаю дядю Ваню пятнадцать лет. И все его хитросплетения тоже.
– Ну, тогда, собственно, нам нужно чуть-чуть побольше информации об этой вашей новенькой. Как там ее зовут? – Марат посмотрел на Дмитриевского.
Денис после небольшой паузы переадресовал вопрос Борису Аркадьевичу. А тот, в свою очередь, посмотрел на Костю. Костя же молчал, бледнея еще больше.
– Охренеть! – выкрикнул Забирохин. – Вы чем здесь занимаетесь?
Вызвали кадровичку Любу. Та пришла через пять минут с тоненькой папкой личного дела в руках и, протянув ее Дмитриевскому, пробормотала как бы невзначай:
– Говорила же… Не слушали меня…
– Копия паспорта, копия диплома, трудовой договор, – Денис перечислил содержимое папки и протянул ее безопаснику. Марат вытащил черно-белые листы копии паспорта.
– Марианна Ро, – проговорил он, – зарегистрирована в поселке Коммунар, на улице Садовой. В доме три.
– Марианна Ро? – переспросил Борис Аркадьевич, не вставая с диванчика.
– Борис Аркадьевич, – повернулся к заму Забирохин. – Ты меня спрашиваешь, как зовут твою же сотрудницу. Причем я только что назвал ее имя, прочитав эту крайне плохую копию… Как вы вообще могли отдать конверт с двадцаткой евро девушке, зарегистрированной в поселке Коммунар?
– А ты-то сам где зарегистрирован, юморист? – бросил слегка рассерженный Борис Аркадьевич.
– На улице Беринга, – невозмутимо отвечал Забирохин. – Великого мореплавателя и путешественника.
– Так я и думала… – проворчала Люба. – Чувствуется этот островной снобизм… Жители Васильевского – удивительные, конечно, создания…
– Любовь Михайловна, ты свободна, – прервал Дмитриевский ее биолого-географический анализ. Забирохин же завелся; видимо, тема была для него больной:
– Конечно, Любовь Михайловна, удивительные! Ведь окружающая среда накладывает свой отпечаток. Для кого-то окружающая среда – залив и набережная Смоленки, а для кого-то – ларьки на пересечении Стойкости и Симоняка…
– Вот засранец! – буркнула Люба, двигаясь к двери. – Ну и память…
– Так, ладно, ребят, давайте к делу. – Борис Аркадьевич чуть привстал с диванчика и поменял позу на более удобную.
– Да, – согласился Марат. – Мне нужна совершенно обычная информация о вашей этой Марианне Ро. Где она живет. Понятно, что не в Коммунаре. Я, конечно, туда народ отправлю проверить, но факт, что не там. Я думаю, по этому адресу двести человек зарегистрированы. С кем она общалась?
– У Орловой месяц работала. – Дмитриевский взял телефон. – Там, с девчонками, наверное. Больше ни с кем.
Набрал Орлову. Та не отвечала.
– В суде, наверное… – Денис посмотрел на Скрипника, как будто ожидая поддержки. Тот же молча сверлил взглядом коротко стриженный затылок Аблокатова.
– Давайте так… – Марат решил взять руководство в свои руки. – Борис Аркадьевич, ты опроси девок Ольгиных. Денис, а ты отправь айтишника поковыряться с ее компьютером, может, есть чего. А я пока съезжу к корешам в РУВД, пошепчусь да пробью ее по базам. Сбор здесь же через два часа. Если, конечно, сама не объявится.
Набрал Марианну.
– Выключен, – констатировал Забирохин. – Все, друзья, по коням.
И, взяв с собой папочку с документами, вышел из кабинета. После его ухода на минуту воцарилась полная тишина. Потом ее прервал Аблокатов:
– Опер, что ли? Бывший?
– Да, – ответил Борис Аркадьевич.
– Кокаин не подбросит? – попытался разрядить обстановку Денис.
– Денис Александрович, опер – не синоним слова «подлец». Так, чтоб ты знал… – Борис Аркадьевич был непробиваем в своей серьезности.
– Ладно, – буркнул в ответ Дмитриевский. – Разбежались.
Через два часа вся компания собралась вновь, единственная разница – к ним добавился компьютерщик Витя. Марат начал опрос со Скрипника:
– Борис Аркадьевич, чего там у тебя?
– Сейчас в офисе только две девчонки-судебницы. Они с этой Марианной не общались. Остальных опросил по телефону. Вика и Катька тоже не общались, а вот Ксюха пару раз ходила с новенькой на обед. Адреса проживания не знает. Но говорит, что где-то по ее ветке метро. По ее направлению. Это либо «Ладожская», либо «Большевики».
– Ага, – проворчал Марат. – Либо «Улица Дыбенко». Или «Новочеркасская».
– Не. На «Дыбенко» как раз Ксюха. А новенькая где-то совсем рядышком, с ее слов.
– Понятно. Витя? – Забирохин посмотрел на компьютерщика.
– Вообще ничего. – Тот развел руками. – Такое ощущение, что она комп не использовала. Последние файлы месячной давности декретницы этой вашей, Вероники. И временные файлы интернет-страниц – старые…
– У нее свой ноутбук, – тихо проговорил Костя, и вся компания молча уставилась на него. – Чего вылупились? – проворчал он. – С утра ей задачу ставил – обратил внимание. Хороший, мощный, маленький такой ноутбук…
Скрипник выругался, а Денис с надеждой посмотрел на Забирохина. Тот тоже был невесел:
– Паспорт левый. Женщины по имени Марианна Ро, родившейся в поселке Добрянка Пермского края 15 августа 1987 года и зарегистрированной в поселке Коммунар Ленинградской области, не существует.
– Существует, Марат Станиславович, – ляпнул Витя, – я сам ее видел…
– Ты видел девушку, которая представляется Марианной Ро. Документы себе каким-то образом сделала…
– Витя, а не пойти ли тебе… – начал было Дмитриевский, но тут его прервала Орлова, заглянувшая в кабинет:
– А, вот вы где все собрались! Что вы здесь замышляете? Дворцовый переворот?
Настроение у нее было хорошее; видимо, утренний суд прошел удачно.
– Что, выиграла? – поинтересовался Денис. А Витя, который уже было приподнялся со стула, снова сел, поняв, что выпал из поля зрения шефа.
– Ага! – улыбнулась Ольга. – Там от этих деятелей кореец какой-то рубился, жесть вообще… Была бы позиция послабее – неизвестно, как закончилось бы… А вы чего такие хмурые?
Марат погрузил ее в ситуацию.
– Расскажи все, что знаешь об этой Ро, – закончил он.
Ольга села на стул справа от Аблокатова и, задумавшись, убрала за ухо выбившуюся прядь волос. Дмитриевский посмотрел на Ольгу и, откинувшись в кресле, потянулся за сигаретами. В его мыслях не было паники или страха. Просто усталость. И каждый день в эту копилочку падали новые капли. Непривычно. Обычно трудности и перипетии лишь усиливали мотивацию и оптимизм. У Аблокатова же внутренний голосок поднялся до писка и верещал что-то вроде: «Костик! Смотри, главное, чтобы на тебя все не развернули! Следи за ними. Особенно за оперком». И он бледнел еще больше, не справляясь с этим внутренним балаболом. Наконец Ольга выдала:
– Ну чего, училась в универе, хорошо вроде, знания очень мощные, но теоретические все. Память феноменальная или близкая к этому. Помнит много нормативки и учебной макулатуры. А на практике не очень получалось. Я ее поэтому и спихнула Косте… Ей в процессы нельзя, она там начинает судьям лекции читать.
– Да, практика у нас сильно отличается от теории… – шепнул Аблокатов, вторя голоску в своем сознании.
– А живет где, знаешь? – спросил Забирохин.
– На Малой Охте где-то. Недалеко от «Новочеркасской». В хрущевках там снимает то ли однушку, то ли комнату…
– Интересы, хобби?
– Не знаю.
– Жидковато.
Забирохин направился к двери.
– Ты куда? – спросил его Денис, понимая, что задает риторический вопрос.
– Работать, – предсказуемо ответил тот. Голубые глаза Марата горели огоньком интереса. Оно и ясно: случай редкий, а успех обещает премию.
В кабинет влезла голова рекламщика Васи:
– Витя, у тебя телефон трезвонит без конца, ты его на столе забыл. Мама вроде…
– Витя? Ты еще здесь? – удивился Денис, посмотрев на компьютерщика.
В итоге народ рассосался, и через пять минут в кабинете остались только Денис и его заместитель.
– Ты думаешь о том же, о чем и я? – Дмитриевский посмотрел прямо в глаза Бориса, а тот испуганно завращал ими, не зная, что ответить. Думал Борис о вчерашней ночи и о том, как Ленка стояла у открытого окна, обнаженная, с сигареткой, и лунный свет ласково поглаживал ее грудь. Потом она вернулась в постель, а к окну отправился уже Борис. Уснули они ближе к трем.
– Двадцатка до дяди Вани не доехала. Но это еще не значит, что наши обязательства перед ним исчерпаны. Дядя Ваня подписал постановление, и мы его вчера благополучно забрали из канцелярии. А расчет так и не произведен. Нехорошо.
Скрипник выдохнул с облегчением:
– Это да.
– Твои мысли? Что там с наличкой?
– Не очень-то…
– Тогда займись, а… Поскреби по сусекам… А я схожу перекушу.
Денис вышел из офиса и, перейдя улицу, завернул в кафешку «Сьерра» в здании напротив. Ему повезло: Замятина только начала поедать свою солянку, и у Дениса появлялся шанс весело провести обеденный час.
– Здесь свободно, мэм? – спросил он, разглядывая новые часы Валентины. – Чего, договорилась все-таки с москвичами?
– Даже если я скажу «занято», думаю, вряд ли тебя это остановит, не так ли? Москвичей взяла! Не будешь подавать на меня в суд за это?
– Как знать, как знать… – негромко произнес Денис, усаживаясь напротив. – Возмещение морального взыскать с тебя, что ли… Как соляночка?
– Отменная, Денис Александрович. Рекомендую.
Он заказал себе такую же солянку и свиную отбивную в перечном соусе.
– Художника всякий может обидеть, – улыбнулась Валя.
– Какого художника? – фыркнул в ответ Дмитриевский. – Тоже мне любительница абсента…
Так, в шутливых препирательствах, прошли десять минут, и Денису принесли суп. Валентина очень легко и естественно чередовала болтовню с серьезными разговорами. Дмитриевский не мог забыть, как где-то с полгода назад за таким же непримечательным обедом между парочкой шуток она втиснула вопрос:
– А ты знаешь, зачем живешь, адвокат дьявола?
Он тогда поперхнулся от неожиданности, а Валентина оставалась более чем серьезной:
– Я в книжке одной читала. И теперь забыть не могу. Мы живем не только для того, чтобы кушать, пить и заниматься сексом…
– Конечно, нет, – попытался отшутиться Денис. – Не забывай про керлинг! Есть, пить, заниматься сексом и играть в керлинг!
– Не только! – не унималась Замятина. – Каждый человек – это целая россыпь талантов. Только мы можем не знать про них. Или знать про какие-то… Но у каждого есть один, главный талант… Самый мощный… Мы должны найти то, для чего предназначена наша жизнь. Искать и найти. Понимаешь? А если сами не будем искать, то жизнь так или иначе нас направит именно туда. Пока мы не усмирим гордыню и не возьмемся за дело…
Серьезное заявление, подумал тогда Денис, а Замятина тут же вытащила на свет божий шутку про трех евреев. На том и кончился разговор. А сейчас она уже прикончила солянку и попросила официанта принести ей кофе.
– Как бизнес, друг мой? – спросила Замятина, как будто увидев что-то в усталых глазах Дениса. – Приторговываешь правосудием?
Дмитриевский провел рукой по трехдневной щетине, вздохнул и вкратце рассказал о делах; кроме, конечно, последнего эпизода, который пока должен был оставаться внутри маленького социума их фирмы. Хотя, подумалось ему, там уже столько народу в курсе – наверняка в ближайшее время всплывет. Будет еще один повод для шуток.
Замятина выслушала Дениса без особого энтузиазма.
– Да уж, – отозвалась она, ухмыльнувшись, – с подводной лодки сложно сойти, если она уже погрузилась. Может, тебе всплыть, дружочек? Выйти на капитанский мостик и подышать?
Денис, несколько удивленный такой метафорой, открыл было рот для ответа, но его прервал телефонный звонок Орловой.
– Денис, ты когда вернешься? Я хочу отъехать через часик, надо поговорить.
– Через полчаса буду, – ответил он и положил телефон на стол.
Замятина, прищурившись, смотрела в свою чашку, что-то выискивая в кофейной гуще.
– Гадаешь, мать? – съехидничал Дмитриевский. – Где там твои женихи-то?
Она подняла свои удивительные карие озера на Дениса, кокетливо откинула со лба прядь черных как смоль волос и с абсолютно серьезным и грустным видом заявила:
– А мне не нужен никто. С тех пор как ты шесть лет назад вероломно женился на Ирке, мне никто не нужен. Гоню всех… Одна ребенка воспитываю…
Дмитриевский вылупился на нее, открыв рот, а Замятина, выдержав секунд двадцать, все-таки захохотала, привлекая к себе взгляды посетителей ресторана.
– Поверил! – смеялась она. – Поверил, а!
Денис выругался и принялся доедать суп.
Валя все продолжала смеяться. Потом вдруг притихла.
– Я артисткой мечтала стать. В детстве. Терехову как увидела в мушкетерах… Миледи…
– А чего не стала?
– Мама… А ты?
– Чего? – спросил Денис сквозь бульканье супа.
– Кем мечтал стать? В детстве?
Денис глубоко задумался. Он не привык к таким вопросам. Особенно от Замятиной.
– Космонавтом, – спустя какое-то время ответил он.
– Да ладно?! – засмеялась Валентина. Дмитриевский тоже улыбнулся.
– Да уж, загнул. Сыщиком хотел. Детективом…
– Шерлока Холмса посматривал?
– Ага…
Замятина с трудом, но все-таки покончила со своим кофе (смех еще некоторое время управлял ее физиологией) и убежала в офис, оставив Дмитриевского наедине с только что поданным горячим. Доев отбивную, Денис написал СМС дяде Ване, извинился за технический сбой в процессе и подтвердил чуть более позднюю доставку посылки.
«Бывает, – прилетело в ответ. – Жду».
Вернулся в офис. У кабинета терлась Ольга, нетерпеливо ожидая его.
– Забыла кое-что, – начала она с места в карьер, – про новенькую-то. Думала тебя не дергать, но Марата тоже нет, телефон у него вырублен, а у этого старикана, – она кивнула в сторону кабинета Скрипника, – только молодые художницы в голове. Скажу – и через пять минут все вылетит в другое ухо…
Взгляд ее переместился вниз, и она, как будто вспомнив еще что-то, проговорила тихо:
– Вот блин, каблук сломала с утра, пришлось в суд в балетках топать…
– Не отвлекайся, – прервал ее Денис. – Что там у тебя?
– В пятницу ближе к обеду я ей сказала, что ее переводят в отдел Аблокатова. И она тогда вот, в первый раз на моей памяти, проявила какие-либо эмоции. Заревела. И сказала, мол, у метро «Новочеркасская» живет какой-то бездомный дядька. И этот дядька – лучший из всех людей, с которыми она за месяц тут общалась. Мол, мы, типа, все того… Что лучше, типа, общаться с бомжом…
Дмитриевский задумавшись, почесывал щетину:
– Знаешь, что из этого следует, звезда моя?
– Что?
– Во-первых, она только месяц в Питере, а во-вторых, у нас есть мостик. Бездомный такой, немытый мостик. Сейчас поедешь, найдешь этого бродягу и доставишь в офис.
Денис серьезно посмотрел на Орлову.
– Не, Денис… – улыбнулась она. – Я не могу… В балетках…
– Ладно, – согласился тот, – я сам.
7
Ближе к четырем часам вечера Аблокатов, вырулив свой темно-серый японский шлюп с тесной и неудобной парковки администрации Центрального района, направился в аэропорт. Прилетал из Новосибирска его двоюродный брат с женой.
«Очень вот кстати… – бормотал ехидный голосок в голове. – Делать больше нечего, как к функциям решалы добавлять еще и полномочия экскурсовода…»
Родственники объяснили свой визит по-сибирски прямо: октябрь у вас, в Питере, выдался теплый, а у нас отпуска; короче – едем. И приехали. Точнее, прилетели. Точнее, прилетали в 17.10, и Косте уже не было смысла возвращаться в офис, тем более что все текущие задачи можно отследить по телефону, а основная проблема – с новенькой-потеряшкой – решалась без него. И он, включив погромче «Металлику», отправился в путь.
В это же время Дмитриевский, который так и не дозвонился до Забирохина, изучал окрестности станции метро «Новочеркасская». Интересные места. Станция без вестибюля вытекала на поверхность планеты девятью-десятью выходами, делая круг по Заневской площади. Дмитриевский, оглядев это безобразие, решил последовательно проверить каждый выход, за исключением тех, которые вели на трамвайные остановки. Поднимался, осматривался и, не находя ничего мало-мальски похожего на рассказ Орловой, спускался обратно под землю. Сделав два круга, решил перекурить и пройти чуть вглубь квартала от станции метро. Пройдя метров двадцать, Денис остановился рядом с двумя мужчинами, которые пили пиво рядом с ларьком-шавермой, и, попросив у них прикурить, приветливо улыбнулся:
– Ребят, вот если бабла совсем мало, куда здесь можно зайти водочки выпить?
Те непонимающе оглядели его, пялясь в основном на черную кожаную куртку, и потом один из них, лысоватый, в черной же косухе, будучи, видимо, посмекалистей, предложил:
– Давай мы тебя доведем, а ты нас угостишь?
– Давай! – с легкостью согласился Денис, и они направились обратно к метро, чтобы по бесконечным переходам выбраться на другую сторону улицы. Прошли метров пятьдесят по проспекту и очутились у входа в рюмочную, не озаглавленную почему-то даже скромной надписью «кафе» или что-то в этом роде. Столиков пять, занятых – три. Многие мужики, выпив рюмашку, выходили на улицу, курили и грелись на солнышке, чтобы через какое-то время вновь нырнуть внутрь, за еще одной порцией счастья.
Денис, купив выпивки и по бутербродику со шпротами на закуску, пригласил новых друзей за только что освободившийся столик у окна.
– Не… – пробасил в ответ на приглашение второй мужчина, крупный, седовласый и загорелый, как будто только с курорта. – Это Андреича место. Он сейчас перекурит и вернется. Давай лучше туда. – Он мотнул головой в сторону свободного места у противоположной стены.
Выпили. Закусили. И Дмитриевский решил сразу взять быка за рога:
– Мужики, буду с вами честен, у меня конкретная задача, и я пока не очень понял, как ее решить.
– Да мы уже поняли, что ты сюда не просто выпить зашел, – ответил лысоватый. – Чего случилось? Не держи в себе… Разорвет!
Денис улыбнулся и вкратце объяснил мужикам, что ему здесь нужно. А точнее – кто. Те, помялись немного, и за ответ опять принялся облысевший:
– Слушай, мы здесь каждую травинку не знаем… Мы не отсюда. С завода. С «Буревестника». У нас как смена заканчивается, мы по пивку с Серегой берем и, так сказать, ведем культурно-бытовое общение.
– Правильно, мужики! Правильно делаете! Но наверняка здесь-то есть кто-нибудь, кто всех и все знает. А вы, может быть, знаете его… Мы его угостим… Что скажете?
– Ну не знаю… – засомневался лысый. – Не знаю…
Загорелый же, Серега, оказался более сговорчивым:
– А как же Андреич? Он отсюда. Здесь, на Малой Охте, родился, вырос… И, по-моему, ее пределов никогда не покидал.
И потом добавил, чуть задумавшись:
– А нет, покидал… Один раз его в армию забрали, на границу с Норвегией. Родину охранять. А второй – когда сидел за кражу, под Воркутой. Охраняли от него родину.
Андреич тем временем вернулся на место дислокации, пройдя через барную стойку, и ребята, также обновив себе напитки, попросили разрешения присоединиться к нему. Тот, немного удивленный вниманием, согласился. Дмитриевский описал задачу. Андреич, все внимательно выслушав, выпил стопочку, выдохнул в рукав и предложил выйти на воздух.
– Душно здесь, у Гальки, – объяснил он. На улице заговорил: – Значит, смотри. Постоянных в районе двое. Один трется у библиотеки. Вон, напротив. – Он показал пальцем на противоположную сторону проспекта. – Там тетки его подкармливают, книжки дают читать. А второй в основном по переходу болтается. А на ночь уходит в сторону моста, там в домах есть еще открытые подвалы. Пошли опросим их.
– Давайте еще по одной дернем, на дорожку… – взбунтовался Серега. – И пойдем…
– Тоже дело, – согласился Андреич, – Иди банкуй, мажор…
И Дмитриевский направился к затаившейся за прилавком Гале за новой порцией огненной воды. Выпили. Закусили. И направились к подземному переходу.
Компания нашла того, кого искала, достаточно быстро, спустившись и пройдя два пролета налево. Мужчина в полудреме сидел на коробке из-под книг, полученной, видимо, тут же (неподалеку расположился книжный ларек). Он спал или просто сидел с закрытыми глазами, крепко задумавшись о чем-то. Серега решил с силой растолкать незнакомца, не побоявшись притронуться к давно не знавшему стирки свитеру. Это оказалось ошибкой. Дядька отреагировал мгновенно: открыл глаза и заорал что есть мочи что-то неразборчивое. Чем и привлек внимание проходящих мимо полицейских. Двое молодых ребят, патрулирующих станцию, приблизились к их группе, и один из них – крепенький блондин небольшого росточка – предложил предъявить документы. Оценив диспозицию, бродяга сделал свою речь более разборчивой.
– Начальник, убивают! Грабят! – завопил он.
– Помолчите, любезнейший, – предложил ему второй полицейский, высокий, статный парень. – Сами разберемся. Так что с документами?
Он невозмутимо посмотрел на ребят. Мужчины вытащили паспорта, Дмитриевский – водительское удостоверение. Но это ровным счетом ничего не меняло. Высокий коп саккумулировал все документы у себя и, даже не открывая их, предложил компании проследовать за ним в местную комнату полиции. Работяги начали возмущаться, а Дмитриевский, немного расслабленный выпитой водкой, наоборот, наблюдал за происходящим с плохо скрываемым интересом. Последний раз такие приключения выпадали на его голову в далекие студенческие девяностые.
Проведя компанию в местный красный уголок – небольшую комнатку, содержащую в себе два письменных стола, стулья, лавку у стены и подобие камеры, называемой в народе «обезьянник», – высокий полицейский предложил им сразу последовать туда, в таинственный полумрак камеры. Закрыв друзей на ключ, полицейские сели за стол, и высокий предложил блондину:
– Административку сделай. Распитие спиртного в общественном месте.
– Они же вроде не пили? – блондин пытался отпираться, видимо, писать ему было лень. – Может, так для профилактики посидят?
– Нехорошо… Вдруг Саныч приедет. А у нас здесь такие красавцы так сидят…
– Там один мажористый какой-то… Видел? – Блондин взял водительское удостоверение Дмитриевского и начал его рассматривать.
– Нет перед Богом ни мажора, ни работяги – все одно… – тихо проговорил высокий коп, а его коллега фыркнул недовольно:
– Опять ты за свое…
И начал заполнять протоколы.
В обезьяннике обнаружился еще какой-то молодой парень, видимо, студент, который не доехал домой после пары. Возрадовался прибытию новых гостей:
– Мужики, есть у вас чего?
И подсел поближе, с интересом рассматривая Дмитриевского.
Серега достал из черной сумки начатую банку «Охоты».
– Спасибо! Хорошо, что у вас не изъяли вещи…
Студент после большого глотка вернул банку владельцу. Серега предложил выпить и Дмитриевскому. Тот не отказался. Глотнул, чуть поморщился. Поймал себя на мысли, что давно не пробовал подобного, и улыбнулся ей.
– А у тебя изъяли? – спросил Денис.
– Ну да. Зажигалку «Зиппо» и пачку «Петра I».
– Фигово, – резюмировал Серега.
– Да уж. Хорошего мало.
Студент с грустью посмотрел на стол, за которым блондинистый полицейский заполнял протоколы. Именно там и нашли временное пристанище зажигалка и пачка. Продолжал время от времени ворчать, то повышая голос, то скатываясь на шепот. Дмитриевского клонило в сон. Мужики рядышком переговаривались, тихонечко обсуждая политическую обстановку. Но тут новое обстоятельство мгновенно как рукой сняло сонливость Дениса. В комнате полиции появился Марат Забирохин. Дмитриевский вжался в стену, изображая хамелеона. Появление Марата не произвело фурора: блондин даже не поднял голову, продолжая старательно заполнять бумаги, а высокий выдавил из себя:
– О, товарищ майор… С чем вы сегодня к нам? Что принесли? Пшеничные краюшки? Тридцать серебряников?
Блондин фыркнул, а Марат спокойно сел на пустующий стул; видимо, давно знал ребят и их подколы.
– Сашок, – обратился он к длинному копу, – ты все не угомонишься?
– Я уже давно угомонился, Марат… Видел бы ты меня лет десять назад…
– Да видел, видел… – улыбнулся Забирохин.
– Ну да, точно.
– Саша, девицу одну ищем. – Марат положил перед Сашей распечатанную на простом принтере в формате А4 фотку новенькой. – Живет где-то рядом с метро, в хрущевке. Снимает. Пошукайте…
Марат вытащил из бумажника пару купюр. Блондин мельком взглянул на происходящее, и рука его автоматически забегала быстрее. Взялся за третий протокол. Забирохин исчез так же быстро, как и появился.
Компанию выпустили минут через пятнадцать. Каждому из подвыпившей тройки раздали по протоколу об административном правонарушении, заставив расписаться в нескольких местах. Потом высокий, Саша, предложил им удалиться:
– Извиняйте, если что не так. Есть жалобы или предложения?
У Дмитриевского было одно интересное свойство. Когда он выпивал (причем именно водку с пивом, неважно, в каких пропорциях), у него всегда рождались четверостишья, причем первые две строчки – одни и те же, а вот две завершающих менялись в зависимости от ситуации и собеседников. Поэтому вместо жалоб и предложений у него вырвалось:
– Из избы торчит труба. Век торчит. А может, два. Из трубы идет дымок. Помолился бы, Санек…
Саша покосился на него и сказал тихо, чтобы никто более не расслышал:
– Я молюсь, мажорик… Беспрестанно молюсь. Но молитва мертва без действия… Все. На выход.
На прощанье Серега показал Денису, как прийти к библиотеке, где, возможно, находился второй бездомный, который мог привести Дмитриевского к его цели. Пояснил:
– Мы не пойдем с тобой. А то так домой-то и не доедем. А надо… Чего ты там такое про Санька залепил? А еще можешь?
– Не вопрос, – улыбнулся Денис. – Из избы торчит труба. Век торчит. А может, два. На душе моей тревога: не бухал бы ты, Серега…
Серега протянул ему руку и снова направился вниз, в метро. Пошел за ним и его коллега. Денис же поплелся к библиотеке. И действительно, чуть левее входа, метрах в пятнадцати, на аккуратно расстеленной картонке примостился мужчина. Род занятий наложил отпечаток на его внешний вид, поэтому возраст можно было определить лишь примерно, где-то от сорока до семидесяти. Мужчина сидел, прислонившись к стене дома, и читал книгу, видимо, подсунутую в библиотеке. Рядышком стояла литровая пластиковая бутылка, наполовину заполненная какой-то желтой жидкостью.
– Отвлеку? – спросил Дмитриевский. Мужчина поднял на него воспаленные, красные глаза:
– Уже отвлек.
Денис разглядел название книги: «Молот судьбы». Улыбнулся и вкратце объяснил собеседнику ситуацию. Тот нисколько не удивился:
– Понимаю, о чем ты. Мариша. Был у нее. Разрешила помыться.
– Да ладно – Мариша? – не поверил Денис. – Марианна вроде…
– На русский манер. Какая там, на фиг, Марианна? Мариша.
– Проводи, а? Будь другом… А я тебе гардероб обновлю…
– Ты мне лучше бар и библиотеку обнови. А то что пью, что читаю – … какую-то.
Дмитриевский надолго задумался. Затем встрепенулся:
– Прошу прощения, а как я могу к тебе обращаться?
– Как хочешь, а зовут меня Василий Василич.
– Василий Васильевич, давай так: ты проводишь меня до квартиры. Если Мариша дома – тут же выделяю тебе финансирование. И на бар, и на библиотеку. Идет?
– Пару сотен вложи авансом, чтобы легче передвигалось…
Денис, поковырявшись в кошельке, вытащил необходимую сумму и, отдав ее Василию, отошел в сторонку, стараясь не мешать подъему. Спутник встал, отряхнулся для виду и потопал куда-то внутрь квартала, во дворы. Шел он бойко, Дмитриевский с трудом поспевал за ним. Пройдя по диагонали через детскую площадку мимо справляющего нужду бульдога и пары контейнеров, доверху набитых мусором, Василий Васильевич остановился у второй парадной старенькой, потрепанной хрущевской пятиэтажки. Обернувшись, посмотрел в глаза Денису, хитро прищурился:
– У тебя фамилия как?
– Дмитриевский.
– Поляк, что ли? Так и знал… Будешь смеяться, но я Сусанин. Василий Василич Сусанин. Хочешь, паспорт покажу…
– У тебя паспорт есть? – спросил Дмитриевский
– Нет, – ответил тот. – Не страшно, полячок?
– Мне последний раз страшно было, когда два комитета сливались. Земельный и имущественный. Страшно – жуть, аж зубы стучали… А это все детский сад… Веди давай.
Они зашли в парадную. Поднявшись на четвертый, Василий ткнул пальцем в паркетно-желтую дверь квартиры номер сорок три с беленьким дешевым звоночком.
– Финансируй – и я отступлю под натиском твоих легионов, – сказал Сусанин.
– Проверю, брат, – ответил Денис. – Не хочешь светиться – укройся за мусоркой… Я свое слово держу.
И он позвонил в дверь. Та открылась очень быстро: либо хозяйка передвигалась с невероятной скоростью, либо квартира была очень маленькой. Перед Дмитриевским образовалось знакомое лицо, очень красивое и грустное, бледное, без макияжа, со следами слез. Светлые волосы мягко стелились по черной ткани футболки с надписью «Питер – это навсегда, детка!» и Петропавловкой на заднем плане. Дмитриевский улыбнулся и сказал строго, как и положено начальнику:
– Подожди-ка.
И отошел вглубь лестничного пролета, куда выдвинулся его провожатый.
– Василий Васильевич, полякам бы такого проводника, – сказал Денис с улыбкой, – жили бы сейчас в Евросоюзе…
– Ну, тогда слава богу, что у поляков был другой проводник… Давай сотку… Я ведь твой немой вопрос слышу…
Дмитриевский протянул тысячу и, еще раз поблагодарив Сусанина, исчез за дверью своей сотрудницы. Квартира оказалась небольшой. Маленькая прихожая, почти сразу слева – дверь в совмещенный санузел, справа – на кухню, а прямо – в единственную комнату. Но как чисто, подумал, Дмитриевский, как везде чисто. И аккуратно.
Марианна кивком пригласила Дениса пройти на кухню и спросила, глядя куда-то поверх его головы:
– Чай будете?
– А водка есть? – спросил он.
– Нет, – ответила она. – Водки нет. Чай есть. Будете?
– Да, – ответил Денис и прошел на кухню. – Но лучше водку.
– Лучше чай, Денис Александрович, честное слово…
– Ну только не надо меня учить, что лучше, а что нет… А вообще… Чай так чай, – согласился он и сел за кухонный стол. Тихо спросил у спины Марианны:
– Деньги-то где?
– В конверте. В сумочке моей. Там, в прихожей. Принести?
– Нет. Потом отдашь. Буду уходить – заберу.
Марианна поставила перед Денисом большую темно-синюю чашку, почти до краев наполненную крепким ароматным напитком. Затем добавила сахарницу и небольшую плошку с сушками.
– Слушай… – Денис глотнул чая. – А что это было вообще? Деньги дяде Ване не отвезла, телефон вырубила – все на ушах стоят. Костя вон на валидоле. Чего ты устроила? Я бегаю, бомжей коррумпирую, чтобы к тебе привели. А ты правда его домой водила? Мыться?
– Правда.
– Весело. Назови мне хотя бы одну причину, по которой я не должен тебя увольнять.
– Денис Александрович, я просто не могу делать такие вещи. Физически не могу. И душевно – не могу. Врать не могу. Лицемерить. Хитрить. Закон нарушать. У нас это не принято. У нас по-другому учат.
– А как же ты думаешь работать-то с этим со всем, тем более в нашей сфере? Мы же с тобой в России, на дворе 2015-й. С голоду умрешь… И чего же ты тогда сразу не сказала: не повезу, мол, взятку? Это, мол, супротив моих принципов… А пропала?
– Думала, получится. Вы правильно говорите: Россия, 2015-й… Но нет. Не получилось. И пробовать больше не буду. Хотите – увольняйте.
– Ты говоришь, у вас по-другому учат. Где это – у вас? То, что ты не из Питера, я знаю теперь, а где вас таких делают? Солт-Лейк-Сити, штат Юта?
– Вы не поверите…
– Я не верю, что в однокомнатной хрущевке на Малой Охте водки нет… А больше ты меня ничем не удивишь.
– Я не с Земли, – тихо проговорила она.
– Не с Земли? – повторил Дмитриевский. – Этого мне еще не хватало… А откуда? С Луны? Назови адрес регистрации. Покажи форму девять…
– Я с Квард-Паркуса. Это двойная планета. Ваши астрономы недавно увидели нас в свои телескопы. И тем самым открыли канал. А у нас есть технологии, позволяющие перемещаться в пространстве таким образом. Я не технарь, тонкостей не знаю, знаю одно: как только нас замечают – мы получаем канал, возможность прилететь.
– Допустим, – спокойно отреагировал Денис. – Тогда почему отправили тебя?
Марианна грустно улыбнулась:
– Для меня это загадка. Первый отправляемый – что-то вроде разведчика-парламентера. Кандидата выбирает программа «Миранда». Компьютер. Она же определяет и время, которое первенец проведет в гостях. Вообще я школьная учительница там. Обучаю деток.
– Ну, ты неплохо знаешь нашу юриспруденцию для училки…
– Пришлось освоить. Я же там учительница. А здесь я чему учить буду? Самой сначала выучиться нужно. Юриспруденция – первое, что пришло в голову. В прямом смысле… У нас восприятие информации немного другое, чем у вас, у людей.
– А чего ты ко мне-то явилась? Почему не в Роскосмос? Или в Роснано? Или еще куда?
– Не знаю. Тоже загадка. Первым попались. А туда не пошла, потому что они меня в психушку бы сдали…
– А я тебя сейчас не в психушку сдам, а отправлю прямиком в СИЗО на Лебедева! – заорал Денис, а Марианна, вздрогнув от крика, вскочила, едва не опрокинув стул. – Если через три минуты ты мне не нальешь пятьдесят граммов водки, я позвоню Сергею Валентиновичу, и он тебя упакует безо всяких документов, поняла?!
Марианна пулей вылетела из квартиры, а Дмитриевский, посидев немного в тишине, вдруг начал смеяться, да так, что на клеенчатую старенькую скатерть закапали слезы.
Не прошло и двух минут, как на кухню вбежала запыхавшаяся Марианна с початой пол-литровой бутылкой водки. Брякнула на стол, убежала в комнату. Вернулась с маленькой рюмочкой и, поставив ее рядом с бутылкой, села на стул и посмотрела на шефа.
– А себе? – тихо спросил он, наливая водку.
– Денис Александрович, я не…
– Себе, я сказал!
Марианна снова умчалась в комнату и вернулась со второй рюмкой. Денис налил обоим, и они выпили – в полной тишине, не глядя друг на друга. Налил еще по одной и покосился на Марианну. Та вытащила из холодильника небольшой пластиковый контейнер с селедкой под шубой, достала пару вилок и несколько кусков хлеба. Выпили еще. Дмитриевский занюхал хлебушком и, наливая по третьей, сказал уже более спокойно:
– Давай еще раз, с самого начала, откуда ты и зачем…
– Из Сегежи. Карелия. Приехала месяц назад, – тихо проговорила Ро.
– А паспорт твой не согласен…
– Не мой. Я потеряла свой. Этот – подруги. Она тоже теряла. Потом восстановила. А потеряшку – нашла. И мне отдала. Я с ним и приехала в Питер.
– А диплом?
– Купила.
– А кто ты по образованию?
– Училка, говорю же. Работала в школе в Сегеже. В младших классах.
– И ты хочешь мне сказать, что за месяц без образования изучила юриспруденцию? – Дмитриевский подвинул ей третью рюмку.
– Денис Александрович, – поморщилась Марианна, – мне хватит, честно, я вообще не пью – меня сейчас вырвет…
– Может, и к лучшему, если вырвет… Так что с правом? Как ты его изучала?
– У меня память хорошая. Материал очень хорошо воспринимаю. Любой. Талант такой. Но я еще в Сегеже начала юриспруденцию изучать… Как учителям зарплату урезали…
– А что с конвертом? Почему не занесла?
– Не-мо-гу, – по слогам произнесла она. – Тошнит.
– Понятно, – резюмировал Денис и, выпив рюмку, встал и медленно направился в прихожую.
– Уволите?
Дмитриевский не ответил. Марианна поплелась за ним.
– А зачем ты всю эту чушь на меня вылила, про планеты какие-то? Фантастику любишь?
– Мне Орлова сказала: если хочешь Денису Александровичу понравиться – юмори, да лучше фантасмагорично. Тогда есть шансы…
Денис хмыкнул, надевая куртку.
– Деньги-то заберете? – Она протянула ему конверт. Тот молча сунул его во внутренний карман куртки и вывалился из квартиры.
* * *
Дело близилось к восьми. Аблокатов и приехавшие родственники закончили ужин и вышли на балкон выкурить по сигаретке. Ленинский проспект погружался в сумрак, его немного освещали только фары проезжающих машин.
Резко хлопнуло. Из дворов на противоположной стороне проспекта забил огромный фонтан. Видимо, прорвало трубу с горячей водой. Над землей поднимались клубы пара.
– Слышь, брательник, а ты плакался, что фонтаны в Петергофе закрыли… Вон – покруче любого Петергофа тебе фонтан!
– Да уж, – улыбнулся гость и начал звать жену, а Костя отправился звонить в аварийку.
Петербург погрузился в ночь.
Глава 2. Историческая
1
Дмитриевский не сразу отправился домой. От машины его отделяли пятьсот метров малоохтинского пространства и три кафешки. Из последнего кафе Денис вызвал водителя и, пока ждал, выпил еще немного. Он старался не фокусироваться на истории с Марианной, оставить ее на завтра, и позволил себе просто плыть по огненным волнам алкоголя, ожидая транспортировки домой. Через полчаса после звонка приехали ребята на «Шкоде», и один из них, пересев на «Порше» Дмитриевского, повез его на Петроградку. Лег в кровать Денис около часа под сонное ворчание Иры, которая не ожидала столь позднего возвращения супруга и уснула, так и не дождавшись его триумфального появления.
Утро вторника Денис провел в душе, а затем, немного освежившись и выпив крепкого черного чая, вернулся в постель. Ирка уже развезла детей по садикам и сама укатила в офис, так что Дмитриевский пребывал в одиночестве. Он отключил телефон и, закрыв глаза, попытался вернуться в сон. Но не тут-то было. Мысли его все время возвращались к вчерашнему разговору с Марианной. Позиция по ней у Дениса пока не сформировалась, и в основном именно поэтому он не хотел ехать в офис. Но и сон не шел. Взгляд упал на тумбочку и на старую светло-коричневую тетрадь деда, которую передал ему отец. Денис взял ее, немного повертев в руках, открыл и погрузился в чтение.
Я не знаю, почему именно сейчас я сел за эти воспоминания. Идет 1982-й год, прошло уже три года, как я окончательно попрощался с флотом и с военной службой. Может быть, свободного времени стало побольше, а может быть, именно сейчас этим воспоминаниям самое время обрести свою форму на бумаге. Для кого это? Я не знаю. Детки, уже взрослые и давно самостоятельные, мало интересуются моим военно-морским прошлым, находясь в кругу собственных интересов, и, конечно, я им не судья. Внуки еще слишком малы, чтобы интересоваться этим, а когда вырастут… я даже боюсь предположить, в какой области будут их интересы. Жене? Нет: она единственный человек, который знает про этот случай. Себе? Наверное. Наверное, себе, потому что именно сейчас пришло время окончательно переосмыслить случившееся тогда и поставить наконец жирную точку во всей этой истории.
В июне 1965 года я был отправлен в Находку на повышение. Меня назначили капитаном подводной лодки К3, атомного подводного крейсера нового поколения. 13 июня я принял лодку. С утра поехал в штаб, получил ценные указания от комбрига, а потом познакомился с экипажем. Василий Петрович сказал, что предыдущего капитана Лазарева сняли за дисциплинарные нарушения (читай – пьянство) и что команда распущена. Посмотрел, пообщался с ребятами – ничего, нормально, справимся. Старпом – капитан 2-го ранга Валентин Евсеев, и мужик толковый, и офицер что надо, видно сразу. Я собрал офицеров на палубе, объявил: у нас месяц до начала учений. Приедет все командование Тихоокеанского флота. Мы не должны ударить лицом в грязь. Вроде бы поняли. Теперь дело за мной, надо показать своим примером, как нужно работать. Потом поехал в квартиру. Пустая, без жены и детишек, навевала грусть. Нина и ребятки должны были приехать только через неделю, они в Ленинграде.
Весь месяц до начала учений мы пахали практически без отдыха. Личный состав проявил себя великолепно. Отличные ребята. И офицеры, и матросы-срочники. Видимо, Лазарев не решил вопрос с их мотивацией. Как, впрочем, и с мотивацией самого себя. А с Евсеевым подружились. Он мне очень помог в характеристике личного состава, что, конечно, было необходимо: до начала учений времени совсем немного, и неплохо понимать, кто на что способен. Евсеев показал мне город, я же познакомил его с Нинкой и детьми, ну и выпили пару раз, чего уж жеманничать.
Месяц работы пролетел быстро – 16 июля начались учения, которые предполагали семисуточное нахождение в океане и решение ряда задач, связанных с уничтожением боевых единиц предполагаемого противника. Кроме нас и нашего замечательного агрегата, подводных кораблей было пять. Мы решали одну общую задачу по уничтожению цели, которую охраняли три ракетоносца условного противника. Еще четыре линкора бороздили выбранный для учений квадрат океана в целях нахождения лодок и их условного же уничтожения. Задачу решали общую, но у каждого подводного экипажа были и свои, частные задачи по самосохранению. Здесь уж, как говорится, кто цел остался – тот и победил, а если еще и цель поразил – так победил дважды. Боевой комплект на подлодках был ограничен, каждый из экипажей мог отстреляться только два раза: немного для обозначенной цели. Я выбрал тактику медленного перемещения по самым отдаленным границам квадрата. Радиолокационное оборудование на кораблях условного противника охватывало лишь две трети территории, выбранной для проведения учений, как, собственно, и у нас, что оставляло некие мертвые зоны, необходимые для маневра и нам, и нашему условному противнику. Некоторое время так и шли по квадрату, постепенно уменьшая периметр. На второй день учений уничтожили две наших лодки, которые, действуя в группе, с двух сторон атаковали цель, но были достаточно быстро обнаружены кораблями условного противника. Чуть приближаясь к цели и всплывая на достаточную для работы локаторов глубину, мы срисовывали картину о перемещениях кораблей и тут же уходили обратно, не давая им шансов накрыть нас торпедами. Так за три дня маневров стала понятна четкая картина перемещений кораблей противника. На четвертый день подбили еще двоих наших, они начали подходить к цели поодиночке, с разных сторон. Правда, те сумели захватить с собой два ракетоносца условного противника. Таким образом, на пятые сутки учений у нас осталось две лодки, моя и экипаж капитана 2-го ранга Скворцова. На стороне условного противника – ракетоносец и четыре линкора.
Но, как бы это ни было интересно, мой рассказ все-таки не про морские бои. Поэтому, не углубляясь в то, что тогда происходило, расскажу, чем все закончилось.
Мы со Скворцовым провели сеанс связи и договорились о тактике. Он согласился сыграть роль наживки, мне же выпала роль стрелка. В чем логика? У меня в команде был феноменальный наводчик и стрелок мичман Иванов. И вот Скворцов максимально открыто увел два корабля противника на северо-запад, моя же лодка всплыла с 70-метровой глубины на необходимые для стрельбы 15 метров в крайнюю точку, нужную для попадания в цель. Мы прицелились и отстрелялись быстрее, чем нас смогли обнаружить локаторы, а поразив цель, вновь ушли на глубину, после чего направились в порт. Скворцова и его лодку также не смогли достать – победа была полной. В порт прибыли к ночи. А с утра к комбригу. Доложились как положено, а Василий Петрович без протоколов по плечу хлопнул и меня, и Скворца – молодцы, мол. Сегодня выходной вам, и команду отпускайте на берег, а завтра в учебке начнем разбор.
А еще через неделю мои документы отправили в штаб на присвоение звания адмирала. Меня на адмирала, а Скворцова на капитана 1-го ранга. Сказать, что я хотел этого, значит ничего не сказать. Грезил этим, пожалуй, с выпуска из училища имени Фрунзе, зеленым еще лейтенантом. И вот в тридцать восемь шаг за шагом, быстро, без сбоев я подошел к заветной цели, и у меня не было сомнений в ее достижении. А тут еще и отпуск дали – две недели, и мы с Нинкой и детьми отчалили в Евпаторию. Документы в штабе должны были болтаться не меньше месяца…
И тут началось что-то странное. Не успели мы приехать, не прошло и двух дней, как мне телеграмма с флота: срочно, мол, возвращайся, на лодке ЧП. Я своих оставил и обратно лечу. Информации никакой, что случилось, какое ЧП. Перед вылетом позвонил Евсееву на квартиру – не берет трубку. Видимо, на лодке.
Прилетел – сразу в порт. Лодки моей нет. Думаю, что за черт. Помчался к комбригу. Тот меня увидел – улыбка с лица стерлась, как будто и не было (я входил – он улыбался, читая газету).
– Вернулся, – угрюмо сказал он.
– Где лодка, Василий Петрович? – спросил я.
– Лодка в доке, товарищ капитан 1-го ранга, – так же угрюмо отвечал комбриг, – и вот почему. На лодке в ночь с воскресенья на понедельник произошел пожар. Выгорел весь машинный отсек. Причина пока неясна… Но это еще полбеды…
– А вторые полбеды? – прервал я комбрига.
– Вторые полбеды – это Рогов. Он повесился.
Рогов был старшим механиком. Молодой парень лет двадцати пяти. У меня рот сам собой открылся. Комбриг продолжал:
– Записочку даже оставил. Обгорела немного, но читаема. Очень она не понравилась там… – Он поднял указательный палец. – Не понравилась даже больше, чем сам инцидент. «Господи, прости» – вот что написал.
Я поперхнулся.
– Во-во! – ухмыльнулся Василий Петрович.
Мое мнение о вере и религии было однозначным, как у любого коммуниста, а тем более военного моряка. Не было ни к вере, ни к религии абсолютно никакого отношения. И быть не могло. Я с десяти лет воспитывался в школе курсантов, в абсолютной дисциплине и уважении к советской власти и воинскому долгу.
– Где Евсеев? – с надеждой спросил я и получил вполне логичный ответ:
– Под арестом. На время следствия. Трибунал будет. По тебе тоже есть бумаги.
Он протянул мне постановление. Меня отстраняли от командования лодкой на период следствия.
– Хорошо, – спокойно ответил я и направился к двери.
– Еще кое-что, – остановил меня комбриг, и я, напрягшись, повернулся к нему. – О звании адмирала можешь забыть. Документы обратно пошли.
– Хорошо, – так же спокойно ответил я.
Следствие выявило, что Рогов находился в крайне неудовлетворительном психологическом состоянии. Девушка Лида, которую он считал своей невестой, забеременела и собралась замуж за другого, о чем и сообщила ему в письме (которое нашли в вещах механика). В ту ночь Рогов, дежуря в машинном отделении, выпил спирта, которым должен был протирать детали, видимо, окончательно решил для себя все и повесился на торчащем под потолком штыре. Задел ногами пепельницу, в которой тлели его же бычки.
Евсеева в итоге вернули в капитаны третьего, а меня же, оставив в первом ранге, просто списали на берег, где я благополучно преподавал в училище, пока в 1980-м окончательно не ушел на пенсию.
К чему я все это?
А вот к чему. Я человек выдержанный и спокойный и особо не подавал виду, что эта история как-то задела меня, выбила из колеи. Я жил, любил жену, общался с друзьями, выпивал на праздниках и веселился. Взрослели дети, появлялись и росли внуки. Все вроде как в порядке. Но в порядке не было ничего. Себя не обманешь. С того времени не прошло и дня, чтобы я не вспоминал о том случае с горечью и обвинениями, только непонятно, в чей адрес. Кто виноват? Рогов? Лида? Евсеев? Я? Непонятно.
А в училище, помню, как-то на ночь остался дежурить, буквально через год после ухода. Не знаю, что меня дернуло: пошел казармы обходить. Все тихо. Пошел обратно к своему кабинету и вдруг слышу какие-то звуки из туалета. Как будто всхлипы. Захожу. А там на корточках у стенки сидит Аркаша Полищук, курсант, и плачет. Толковый очень паренек, один из лучших в выпуске. Какой-то листочек мнет и всхлипывает. Я сел рядом и спрашиваю:
– Ты чего?
А тот не отвечает. Всхлипывает. В одной руке письмо теребит, а вторую за спиной прячет. Я приглядываюсь, что там, и глазам не верю: пистолет. Виду не подал, что заметил, рядышком тоже на стенку оперся, сижу. Молчим. Потом спрашиваю:
– Девчонка?
– Да, – отвечает, – ждать обещала – а вот… – И письмом трясет.
– Послушай, – говорю, – ты же военный моряк, коммунист! Как ты можешь быть таким эгоистом?
Вижу у него вопрос в глазах. Ну, я ему недавнюю историю про Рогова и рассказал. И про Евсеева, и про себя не забыл.
– Отдай пистолет, – говорю, – и марш в кровать. Успокойся, обдумай все, и если примешь решение, что застрелиться – единственный выход, то, пожалуйста, за пределами училища. И записку оставь нормальную.
Вижу, отпускает парня. Через минуту отдал мне пистолет. Он его у дежурного по училищу на время выторговал за две пачки «Казбека». Я замял тот эпизод, не стал никуда писать. Парень выпустился отличником боевой и политической.
…А сегодня в «Известиях» прочитал, что командующим Балтийского флота назначен контр-адмирал Аркадий Георгиевич Полищук. Самый молодой главком Союза, тридцать девять лет. Как прочитал – так и понял. И нет больше никакой горечи. И никаких обвинений. Все правильно было. Спасибо Тебе.
Господи, прости.
19.03.1982
2
Утром среды Орлова, взяв кофе, заглянула в кабинет к Борису Аркадьевичу. Тот грустно глядел в монитор компьютера. По экрану прыгали изображения спортивных байков.
– Мотик выбираешь, Борис Аркадьевич?
Проникла внутрь. Тот, не отрывая глаз от монитора, буркнул в ее сторону что-то неразборчивое.
– Не поняла, шеф, – улыбнулась Ольга. – Продублируй для особо одаренных.
Настроение у нее было хорошее. Скрипник продублировал:
– Ленка, блин, намекнула, что хотела бы на днюху…
Его настроение, судя по тону, было диаметрально противоположным. Оля же, понятно, не могла упустить возможность подколоть шефа:
– А чего же ты такой грустный? Радоваться надо: не будешь голову ломать, что подарить… И нас с Костиком терроризировать…
А потом, задумавшись на секунду, рассмеялась:
– Или жадность? В этом дело? На одной чаше весов страсть, а на другой – жадность… Интересно понаблюдать, что перевесит…
– Орлова, – вздохнул Скрипник, – отстань, а? Чего ты ввалилась в мою келью на своих каблучищах? Чего тебе?
– Ты Дениса видел?
– Нет. В понедельник только.
– Чего с ним?
– Не знаю.
– А Забирохина видел?
– В понедельник.
– А новенькую?
– Нет.
– Скучный ты. – Орлова скривила губы. – Бука какой-то. – И выкатилась из кабинета несолоно хлебавши, оставив Бориса Аркадьевича наедине со светящимся экраном.
Скрипник грустил не из-за байка. Ленка объявила ему еще кое-что. Она хотела поехать на Белое море, в Карелию, рисовать какой-то сюжет. Вожжа попала под хвостик… А Боря, как верный рыцарь, должен был сопровождать ее. А ему не хотелось. И вовсе не потому, что он не любил Карелию или Белое море. Просто он уже когда-то бывал там. И воспоминания об этих местах остались не самые радужные.
От нерадостных мыслей отвлек телефонный звонок. Звонил Денис:
– Привет, Аркадьевич. Кофе пил?
– Привет. Нет еще. Приехал?
– Ага. Зайдешь?
– Зайду. Отчего не зайти…
Он повесил трубку и, тяжело вздохнув, закрыл страничку с байками. Выйдя, наткнулся на плечо компьютерщика Вити, который двигался куда-то по направлению к бухгалтерии. И недовольно бормотал в ее же направлении:
– Ни фига себе отпускные насчитали… Куда мне с такими грошами? В Гатчину? А чего, как раз туда и обратно… На электричке…
Борис Аркадьевич быстро проскочил мимо айтишника, буркнув ему приветствие, и почти бегом устремился к кабинету Дмитриевского. И столкнулся с ним возле дверей. Денис обогнул Скрипника, быстро удаляясь в сторону уборной:
– Борис Аркадьевич, ты посиди у меня, я сейчас…
В кабинете Скрипник с удивлением обнаружил, что его любимый диванчик занят новенькой – потеряшкой Марианной Ро. Он испуганно огляделся и сел на стул рядом со столом Дениса.
– Ты чего здесь? – спросил он у Марианны, уставившись на нее.
– Сижу, – невозмутимо ответила она. – Денис Александрович позвал.
– А, – проговорил Борис.
На минуту повисла напряженная тишина. Ее прервал Дмитриевский, вихрем ворвавшийся обратно в кабинет.
– Сидите? – спросил он, как будто этого не видел.
– Сидим, – мрачно ответил Скрипник. Дмитриевский набрал номер Орловой:
– Оля, привет. Зайди ко мне, а… С Костей.
Кабинет опять погрузился в тишину. Денис уткнулся в монитор, проверяя почту. Ребята появились через пять минут. Костя сел на диванчик рядом с Марианной, сверля ее голубыми глазами. Ольга же примостилась на свободном стуле рядом с Борисом. На ее щеках сверкали следы недавних слезок. Она даже не заметила новенькую. Дмитриевский нахмурился:
– Орлова. Что опять?
– Ничего.
– Орлова!
– Что, Денис?
– Чего ревела?
– Прочитала в Интернете статью про снежную женщину из Абхазии…
– И что с ней? – Дмитриевский старательно изображал интерес.
– Ее поймали. И скрестили с каким-то абхазским человеком…
– Скрестили? Понимаю твою печаль. Но давай успокаиваться, милая. Нас ждут великие дела.
– Какие это? – Оля посмотрела на Дениса.
– Разные. Друзья, я хочу представить вам моего нового советника. Прошу любить и жаловать: Марианна Адольфовна Ро. Советник генерального директора. – Денис кивнул в сторону новенькой.
В кабинете опять воцарилась тишина. Тикали настенные часы. Ребята, открыв рты, смотрели на шефа. Тот же спокойно ковырялся в почте. Первым прервал тишину зам Дмитриевского Борис Аркадьевич:
– И что она будет тебе советовать, Денис Александрович? Как взятки прятать?
– Напротив. Больше никаких взяток. Никаких.
Взгляды всей честной компании переместились на Бориса. Блестки слез в уголках глаз Орловой исчезли, лицо озарила красивая улыбка:
– Борис Аркадьевич, это шутка или мне показалось?
Тот с недоумением посмотрел на нее:
– О чем это ты?
– Мне послышались нотки иронии в твоем красивом горловом пении… Ранее не был замечен…
– С кем поведешься… – буркнул в ответ Борис.
Ответом ему была тишина, которую прервал тихий смех Аблокатова:
– Самая большая шутка – это моя окружающая среда. Вы все. Господь так веселится надо мной, да?
Аблокатов засмеялся еще громче, Денис же серьезно посмотрел на него:
– Вот скажи мне…
И примолк на секунду, покосившись на телефон. СМС от жены: просила приехать домой чуть раньше.
– В чем сила, брат? – воспользовался паузой Костя.
– Не… – серьезно продолжил Денис. – Почему у федеральных чиновников среднестатистическая взятка больше, чем у городских?
– Потому что у них зарплаты меньше, – не задумываясь ответил Костя.
– Марианна, – улыбнулся Дмитриевский. – Тот же вопрос…
– У них уровень страха выше. Зашкаливает порой. Все-таки страной торгуют. А те – всего лишь субъектом. Но и те и другие торгуют спокойствием. Своим и тех, кто с ними связан. Ведь когда нарушаешь установленные государством нормы, тем более для заработка, теряешь частичку спокойствия.
Аблокатов, ухмыльнувшись, снисходительно посмотрел на новенькую:
– Много ты понимаешь… Нет у них никакого страха. Возьми вон хоть дядю Ваню. Где там у него страх? В каком месте?
– В большинстве случаев он глубоко подсознательный, – ответила Ро.
Аблокатов, фыркнув, выразил несогласие, а новенькая сказала Дмитриевскому:
– Денис Александрович. Я думаю, Косте нужен отпуск. Его нервная система абсолютно истощена, и причина этого – все тот же страх, наличие которого он так упорно отрицает. У страха ведь две стороны. Уголовный закон распространяет ответственность на всех участников коррупционного процесса…
– Что ты несешь, клуша?! – гневно заорал Аблокатов, вскочив с дивана. – Какой в … страх?! Нас курируют как раз те, кто ловить должен. За конвертами приезжают раз в месяц. Пропустишь такую посылочку разок – вот тогда страшно будет! Вот тогда за тобой придут! Какой страх? О чем ты?
Кабинет опять погрузился в тишину. Как будто все переваривали сказанное. Спустя полминуты молчания тишину прервал Скрипник:
– Мне, Денис Александрович, слышишь? Мне нужен отпуск. На неделю. А Костя пусть работает. Ты их вместе отправь в Комитет имущественных отношений вопросы решать. Посмотрим, чья возьмет. А меня в отпуск. Мне надо Ленку в Карелию везти. Рисовать там будет…
– А ты что там будешь делать? – спросила его Орлова.
– Как что? Водку пить. – Борис невозмутимо посмотрел на Ольгу. – Что еще можно делать в отпуске в Карелии?
– Пить водку, особенно в больших количествах… ведь об этом идет речь, как я понимаю… это не менее разрушительно, чем плодить коррупцию, – так же невозмутимо ответила Марианна.
– Ты американская шпионка? – ехидно спросил Аблокатов, а потом переключился на Дениса: – Товарищ генерал, тебя что, Пентагон подкупил? Ты кого себе в советники назначил? Она хочет лишить русский народ самосознания. Тогда уж лучше Псаки возьми в советники…
Дмитриевский молчал, и это заставляло Костю еще больше разъяриться:
– Что мы будем делать без водки, взяток и откатов? Что? Водить хороводы вокруг елок? Трезвые? Без денег? Тебе надо не советником ее брать, Денис Александрович, а собирать деньги на предвыборную кампанию. В президенты Ро! Хотя как ты соберешь-то их без того, чтобы что-нибудь кому-нибудь занести…
Дмитриевский оторвал взгляд от монитора и посмотрел на Аблокатова:
– Костя, не утрируй. Вопрос решенный. Я ввожу в фирме так называемый антикоррупционный режим. На два месяца. За соблюдением следит Марианна. Костя, если на старте понимаешь, что не сможешь, – лучше действительно сразу возьми отпуск.
Аблокатов понурился и умолк, зато встрепенулся Скрипник:
– Денис, у нас есть незакрытые обязательства. С ними что?
– Обязательства должны быть исполнены. Там, где не сможем аккуратно отойти назад, надо исполнить. Их не так уж и много… Фарух и ребята с Южного шоссе. Так, Костя?
– Пиццерии еще… – буркнул Аблокатов.
– По ним еще вроде не договорились? Можем плавненько отойти назад…
– Почти договорились… – не сдавался Костя.
– Почти – не считается, – отрезал Денис. – Работаем так: если задача клиента выходит за рамки нормативно-правового поля, мы за нее не беремся вообще. Если же в рамках, тогда спокойно требуем исполнения от государства в установленные им же сроки. Костя, ты же знаешь, что границы этого поля государство установило достаточно широкие…
– Да, – согласился тот, – знаю. Только в ямах это поле. В рытвинах и канавах. А в канавах – водичка. Мутненькая. Пованивает. Падать туда совсем не комильфо.
– Правильно. И теперь задачу будем формулировать так: мы должны провести клиента через поле, обойдя все рытвины и канавы, а не домчать до места по дороге рядом с полем, на автомобиле. Без прав и пьяными.
– Денис Александрович, – не сдавался Аблокатов, – а есть уверенность, что не обанкротимся?
Дмитриевский промолчал, ответила Марианна:
– Есть. Подъем будет.
– Вот и проверим. – Денис поднялся, показывая, что совещание подходит к концу. – Решено. Оля, сколько у тебя в работе процессов?
– Четырнадцать.
– Есть с подстраховкой?
– Не-а.
– Отлично, – улыбнулся Денис. – Боря, сколько сделок ведешь?
– Пять, – пробасил тот.
– Чистые?
– Кристально, – ответил Скрипник, – даже противно.
– Ну вот. Видишь, Костя?
– Вижу, – пробурчал тот, – вижу. Что ты от меня хочешь?
– Две недели по всем госорганам ходишь только вместе с Ро. Дальше посмотрим. Понял?
– Да.
– Ну и отличненько. Давайте разбегаться. По шлюпкам…
Все поднялись и направились к выходу, и только Борис Аркадьевич еще больше вжался в стул. Денис многозначительно посмотрел на него. Скрипник буркнул:
– В отпуск отпустишь?
– Ну конечно, – ответил Денис, – конечно, Борис Аркадьевич, как же я могу тебя не отпустить. Ведь мероприятие предстоит более чем торжественное: пить водку в Карелии, пока твоя художница рисует Соловки.
– Спасибо.
Скрипник вышел. Дмитриевский закрыл дверь на ключ и встал у зеркала, глядя на свое отражение.
– Диня, что происходит? – спросил он. Человек в зеркале молча улыбался.
3
А в пятницу большая часть фирмы собралась на небольшой фуршет, который устроил Борис Аркадьевич в честь своего так неожиданно организовавшегося отпуска. Подумав немного, к нему присоединился и Витя, который также уходил в отпуск на две недели. Поначалу хотел зажать застолье, но, увидев пронзительный взгляд Скрипника, спросил, проведя языком по пересохшему от волнения небу:
– Давайте вместе, Борис Аркадьевич?
– Конечно, – ответил тот и сунул Вите список покупок. Витя вздохнул и поплелся вниз, на улицу, прихватив с собой Васю.
– От тебя что прячься, что убегай – все равно достанешь, – ворчал рекламщик, доставая сигаретку из пачки «Кэмела».
– Вы куда, малышня? – как обычно, прицепился к ребятам сидящей на вахте охранник Серега, огромный гладко выбритый парень.
– В магазин, Кинг-Конг Леонидович, – съязвил Витя. – Вам взять что-нибудь? Водки? Диабетического печенья?
Тот рыкнул что-то неразборчивое, и ребята проскочили через металлическую вертушку.
А Скрипник тем временем продолжал обдумывать сложившуюся ситуацию. Ему до конца так и не был ясен план Дмитриевского. Он хорошо понимал, что львиную долю доходов фирме обеспечивали так называемые сложные вопросы, стоящие на грани соблюдения уголовного закона, а чаще переваливающие за грань, на темную половину.
«С одной стороны, сознательно отказываться от денег глупо, – думал Борис, расчищая стол в кабинете. – Но с другой… Помнишь, как сам не раз дрожал от страха, когда лично передавал… особенно малознакомым людям? Казалось – сейчас набегут со всех сторон, налетят, вороны…»
Он сложил все собранные со стола бумаги в шкаф напротив входа и пошел в курилку.
Застолье, как это ни странно, выдалось активным: редкость в их коллективе. Но в этот раз и настроение у всех оказалось особенным. Или просто так сложилось? Но все пили, закусывали, кричали, шутили, как будто праздновали миллениум, а не проставу отпускников. Аблокатов кричал в лицо Денису, временами скатываясь на нервный смех:
– И вот заходим мы в кабинет к тете Гале. Точнее – она заходит… Советник твой. Или советница. Как правильно?
– Советник, – отозвалась сидящая на другом конце стола Марианна. – Советник генерального директора.
– Да. Советник. Я на скамеечке в коридоре. За мной очередь, три человека. Все сидим рядышком, плечом к плечу: скамеечка малюсенькая. Я прислушиваюсь, что там, за дверью. Сначала тишина, мертвая. Потом тетя Галя оглушительно ревет. Потом снова все стихает. Затем дверь нараспашку: Галина Степановна в коридор выбегает и орет что есть мочи: пошла, типа, отсюда, ничего у тебя не приму. А советник твой сидит в кабинете. Как ни в чем не бывало. Галя орет пуще прежнего…
– Тебе добавить, сказитель? – спросил у Кости Вася, вертя в руках бутылку «Полугара». Тот уставился на него, не сразу поняв вопрос, но потом кивнул, улыбнувшись, и продолжил, поглядывая на Орлову:
– Значит, орет. Я в стенку вжался, сижу, еле живой от страха. Меня увидела. Вытаращилась молча, потом говорит, спокойно уже: «Костя, у меня там, в кабинете, ведьма какая-то, помоги вытащить ее в коридор, а?» Я смотрю на нее, не моргая, во рту пересохло, отвечаю: Галина Степановна, извините, это не ведьма, а новый советник нашего генерального… Вижу, тете Гале поплохело: бледная, по стенке вниз съезжает, на грязный пол… Я вскочил, на скамеечку ее усадил, одного из соседей за водой послал. А советник твой все сидит в кабинете, как монумент. Памятник борьбе с коррупцией.
Костя выпил рюмку «Полугара» и закусил кусочком буженинки.
– Чем закончилось-то? – поинтересовался Дмитриевский. Он тоже выпивал, причем начал в обед с кружки пива, поэтому к данной минуте был уже очень даже тепленьким.
– Это еще не все, – продолжил Аблокатов. – На шум из своего кабинета вылез Олег Владимирович…
– Начальник отдела? – уточнил Вася.
– Ага. Посмотрел на меня, на тетю Галю, ни фига не понял, спрашивает в воздух: полицию, мол, вызвать или скорую? Тут уже у меня, блин, вырвалось: для Галины Степановны, наверное, скорую лучше, а для вас, Олег Владимирович, полицию. Есть же за что? А Ро из кабинета выкурить – похоже, придется вызывать МЧС… Олег посмотрел на меня пару секунд молча – и как давай орать, похлеще тети Гали. Орет, лицо красное, глазюки из орбит вылазят, слюна брызжет. Я потихонечку отступаю к выходу. Ро так и сидит. Я на улицу выбежал, там ее ждал. Она только минут через десять вышла.
Дмитриевский посмотрел на Ро:
– Марианна, твоя версия.
– Денис Александрович, – Ро спокойно отпила из бокала красное каберне, – я пришла в районный отдел с обычным процедурным заявлением. Инспектор районного отдела отказалась принимать его, не обосновывая это ничем, кроме своего нежелания. Пришлось настоять на приеме бумаги.
– Настояла?
– Да. Есть входящий.
– Тетя Галя ставила?
– Нет.
В разговор снова влез Аблокатов:
– Процедурное заявление? Обычное процедурное заявление? Денис, она сдавала заявку на прирезку пяти соток земли сам знаешь где… Такие бумаги принимаются только с визой зампреда. А чтобы визу получить…
– Денис Александрович, я сдавала обычное процедурное заявление…
Тут не выдержала уже немного захмелевшая Орлова:
– Ребята, хватит, а? Из пустого в порожнее. Давайте выпьем, чтобы у коллег отпуск прошел хорошо, без эксцессов. Да, Борис Аркадьевич? – Она подняла бокал, наполненный мартини, и стукнула по рюмке Скрипника.
– Спасибо, милая, – серьезно ответил он.
– Не за что, – ответила Орлова и попросила Витю плеснуть ей еще мартини. Тот, сделав это, спросил у сидящего рядом Василия:
– А тебе, друг любезный? Плеснуть еще чего-нибудь? У тебя же сегодня главный праздник – своего сокамерника в отпуск отправляешь!
Василий, напротив, не выглядел очень радостным. Пробурчал в ответ:
– Да уж. Плесни горилки. Или что это там…
– Витя, поедешь куда? – спросила Орлова, поглядывая почему-то на Аблокатова.
– Поеду. За Краснодар, там местечко, ты не знаешь…
– Холодно уже, – фыркнула Ольга. – Октябрь. В Турцию едь.
– Ага, – проворчал Витя и злобно посмотрел на Дениса, – у меня родственники там. Сеструха двоюродная. К ней отправлюсь.
– На поезде? – поинтересовался Скрипник.
– Да, – ответил Витя, – до Кропоткина. А там меня сестра на машине встретит.
– Молодец, – резюмировала Оля.
Ближе к семи вечера народ начал расходиться. Первой откланялась Марианна: невозмутимо попрощалась со всеми и была такова. За ней почти одновременно засобирались Костя и Оля, которые весь вечер обменивались странными взглядами. Около восьми ушли Витя с Васей и девчонки из отдела Орловой. А в начале девятого компанию из оставшихся Дениса и Бориса Аркадьевича разбавил ввалившийся в кабинет Забирохин. Первое появление в офисе с того эпохального понедельника.
– На машине? – встретил его прямым вопросом Скрипник.
– Да, конечно, – ответил Марат.
– А пить будешь?
– Буду маленько. Ирка, жена, заберет. Все равно сюда едет.
Скрипник налил ему рюмку самогона. Марат выпил, закусил огурчиком и, помолчав минутку, спросил у Дениса, глядя куда-то в угол кабинета:
– Ну что, я так понимаю, нашлась беглянка, да?
– Да, Марат, нашлась, – ответил Денис.
– С деньгами?
– Да.
– Наказал?
– Повысил, – влез в разговор Скрипник, наливая Забирохину еще одну рюмку.
– И как она объяснила свое поведение? Расскажи уж, будь другом… На будущее, чтобы, так сказать, знать возможные мотивы…
Дмитриевский, выпивший достаточно много, но пока сохраняющий тверезый вид, начал рассказывать без тени улыбки на красивом, немного бледном лице:
– Она инопланетянка. Из другой галактики. С двойной планеты Квард-Паркус. Американские астрономы разглядели ее в свои телескопы и открыли канал. У них там своя система. Как только канал открывается, мощнейший компьютер по огромному количеству личностных параметров автоматически выбирает первопроходца и отправляет навстречу неизвестности. Она парламентер. Работала там учительницей младших классов. Память у нее феноменальная. Говорит, даже среди своих выделялась.
Скрипник, который знал своеобразный юмор шефа, даже глазом не моргнул. Забирохин плеснул себе самогона и серьезно спросил:
– А документы у нее есть? Настоящие? А не та липа, которую она в ваш отдел кадров засунула? Что-нибудь типа «зарегистрирована по адресу: двойная планета Квард-Паркус, улица Звездолетов, дом 15, корпус 1, квартира 32». Есть такое?
– Нет. Мне кажется, ее к нам прислали вообще без всего.
– Как Терминатора? Голышом? – уточнил Марат.
– Возможно, – все так же серьезно отвечал Денис. – А возможно, просто переместили ее сознание в чье-то тело. Может быть, это не ее тело вовсе. Понимаешь, о чем я?
– Конечно, – ответил Марат. – Но учти, я работал опером и в криминальной милиции, и в экономической. Мне нужны доказательства. А так – ради бога, хоть с Марса, хоть с Квард-Паркуса. Главное, чтобы деньги фирмы не присваивала.
И добавил, чуть подумав:
– И работала нормально.
– Вот с этим вопрос… – ляпнул Скрипник.
– Не, Борис Аркадьевич, это на первый взгляд – вопрос, а копни глубже… Ведь что она вчера сделала? Первая в истории человечества умудрилась сдать заявление в самый коррупционный из всех отделов – без визы зампреда. За которую сколько платят?
– Полташку.
– Правильно. Полташку.
– Так, а чего она добилась-то? – Скрипник подцепил вилкой кусочек сыра. – Заявление приняли, но есть уверенность, что его отработают? Нет. Костик засветился с ней. Есть уверенность, что нас теперь пустят к зампреду? Нет. Будут в футбол играть. Пинать из кабинета в кабинет. Думаешь, клиенту это понравится?
– В России футбола нет, – ответил Дмитриевский. – Точнее – не так. Есть, только играть в него не умеют. Это не самое страшное, что может случиться.
Скрипник устало вздохнул:
– Футболисты не умеют. А чиновники – еще как. Ладно. Бог с тобой. Поеду…
– Удачи, Борис Аркадьевич, – напутствовал его Денис. – Постарайся отдохнуть.
А Забирохин молча протянул ему руку, одновременно отвечая на входящий звонок. Хороший динамик смартфона сделал слова его жены доступными для Дениса. Она кричала:
– Маратик, ты спустишься к машине или мне тебя из офиса вниз стаскивать?
– Иду, милая, – спокойно отвечал тот.
– Давай бегом!
– Я знаешь чего подумал? – спросил он, прощаясь с Денисом.
– Чего?
– У меня ведь тоже неделька свободная… Я документы-то по твоей инопланетянке серьезно проверю, если не возражаешь…
– Марат, ты вправе распоряжаться своим личным временем так, как считаешь нужным.
– Вот и славненько. Пока, Денис Александрович.
– Хорошего вечера.
Забирохин помчался вниз, и Дмитриевский тоже начал собираться. «Ну вот, опять капитан уходит с корабля последним», – прыгала мысль у него в голове. И тут кто-то очень ясно и по-военному четко в его голове произнес: «С подводной лодки, друг мой. Не с корабля». Дмитриевский тряхнул головой, отгоняя эту мысль, и вышел из кабинета.
А ближе к полуночи Аблокатов и Орлова вылезли из ночного клуба в ожидании такси. Желто-зеленая «Шкода» подъехала через пять минут, и ребята, загрузившись в нее, направились домой к Орловой. Ольга, положив голову на плечо Аблокатову, всхлипнула, опять подумав о «снежной женщине», пойманной в горах Абхазии, Костя же просто прикрыл глаза, вспоминая наиболее яркие эпизоды рабочей недели. Все мысли крутились вокруг вчерашнего приема документов.
Такси плавно ехало по проспекту Бакунина к Невскому, снаружи плыли огни вечернего Петербурга. Костя, увидев, как огни отражаются в заплаканных глазах Орловой, сказал с улыбкой:
– Ольга Сергеевна, хватит реветь. Давай лучше думать, как нам все-таки сбежать от Дмитриевского. Еще одна такая неделя – и будет тебе готовый пациент психоневрологического.
– А мне нормально вроде пошло… – промурлыкала в ответ Оля.
Аблокатов нахмурился и посмотрел в окно. Потом буркнул:
– Орлова, ты определись… То «давай убежим», «мы крутые», то «нормально»… У тебя цель в жизни вообще есть?
Оля серьезно посмотрела Костю. Ее рука плавно заскользила под его пиджаком. Шепнула:
– Замуж хочу выйти…
Аблокатов промолчал, глядя на ухмыляющееся лицо шофера в зеркало заднего вида.
Через двадцать минут они вылезли у дома Орловой и не спеша направились к парадной. Приближаясь к дому, они шагали все быстрее и быстрее.
Глава 3. Смешанные единоборства
1
Витя уезжал в субботу в полдень с Московского вокзала. Без пятнадцати минут двенадцать он дисциплинированно стоял в небольшой очереди из пассажиров на входе в вагон. Проводница, средних лет дама в темно-синем форменном пиджаке, неторопливо проверяла билеты. Витя немного поерзал от пронизывающего насквозь ветра, но это не произвело никакого впечатления на женщину. И только через пять минут он наконец, добравшись до ее тела, сунул проводнице золотистый прямоугольник билета.
– Четвертое купе, – сухо проговорила она, сверившись с небольшим портативным устройством. – Проходите.
И Витя проник в теплое помещение вагона. В купе уже сидели, ожидая отправки, два молодых парня.
– У нас нижние… – буркнул один из них, светловолосый и крепкий парень лет двадцати.
– Я понял, – пояснил Витя, закидывая рюкзак наверх.
Второй же паренек, тоже лет двадцати, абсолютно лысый и худой, как узник концлагеря, оглядел Витю и протянул ему руку, знакомясь.
– Рома, – сказал он, немного картавя.
– Витя, – ответил тот, пожав его ладонь.
– Коньяк будешь? – спросил Рома, невозмутимо глядя в глаза Виктору. – Мы сегодня по коньячку с Серым… Есть закусь?
– Ни хрена у меня нет, – иронично пробормотал Витя. – Отпускные выплатили, малюсенькие, так надо их как-то растянуть на две недели… Чтобы дуба не дать…
– А как ты двое суток ехать собираешься, мил человек? – удивился светловолосый.
– А мне везет обычно. То бабуля сердобольная в купе попадется, то мамаша…
Парни переглянулись. Затем Рома вытащил откуда-то снизу уже початую бутылочку и разлил в три пластиковых стаканчика, тихонько ворча при этом:
– Не наш случай… Хотя коньяк – не водка, можно и без закуси…
Ребята, сдвинув пластиковые стаканы, символически чокнулись и выпили за знакомство.
Взаимоотношения Вити и алкоголя складывались непросто и специфически. Он почти не пьянел в самом начале, и это создавало иллюзию, что выпить он может бесконечное количество разных по крепости напитков. Но в определенный момент, дойдя до некой черты, сознание просто покидало его. Тело Вити еще двигалось, рот говорил и продолжал пить, но управлял этим процессом уже вовсе не Витя. Наутро же все, что происходило после черты, не оставалось у него в памяти. Зная этот нюанс, Витя обычно старался не доводить ситуацию до предела, но тут чертик в голове пробормотал: «Поезд же, Витяй, что может случиться? Отдохни, расслабься…»
Рома налил еще по одной. Поезд плавно начал движение. Витя выпил коньяк и, улыбаясь, откинулся на полке, упершись спиной в стену. Спиртное разливалось по его телу теплом армянского солнышка.
– А ведь пока не выпьешь – и не знаешь, что надо выпить… – сказал он ребятам, продолжая улыбаться. Рома засмеялся и потянулся за бутылкой.
К своему Рубикону Витя подошел около трех ночи. Последнее, что отпечаталось в его сознании, – тарелка с картофелем фри, белая кружевная салфеточка, интеллигентно накрывающая грязный стол в вагоне-ресторане, и бутылка «Белой лошади», в которой что-то плещется на дне. Вынырнул из небытия только на следующий день, в воскресенье, около четырех часов. Сел, огляделся и ничего не понял. Вместо ожидаемого купе вокруг обнаружился зал ожидания какого-то небольшого вокзала.
Витя в панике зашарил по карманам. Пусто. Ни бумажника, ни телефона. И куртки тоже нет. Видимо, осталась в поезде. Темно-синие джинсы, черный пуловер, надетый на голое тело, да пара ботинок – вот и все, что было у Вити на шестнадцать часов замечательного октябрьского воскресного дня. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, не позволяя панике захлестнуть сознание.
* * *
А в это время Борис наконец вытащил свою художницу из берлоги, и они отправились в путь, уютно устроившись на широких сиденьях большого японского внедорожника Скрипника. Они распланировали спокойную дорогу: к ночи добраться до Петрозаводска и заночевать в отеле, где уже забронировали номер. А с утра двинуться дальше и к середине дня добраться до маленького карельского городка под названием Кемь. Там их ждал связной, чтобы организовать их переброску на Соловки. И все вроде бы шло именно так, как они и запланировали, до заселения в гостиницу, которая встретила гостей без электричества. Время шло к одиннадцати вечера – темень, и, зайдя в холл, они ожидали увидеть что угодно, но только не напряженное лицо девушки на ресепшене, красивое, в тусклом свете двух свечек в виде Деда Мороза и Снегурочки, которые остались, видимо, с прошлого Нового года.
Борис протянул ей предусмотрительно распечатанную бронь за оплаченный номер, а Лена, аккуратно составив планшеты на пол, прислонив их к стойке ресепшена, спросила:
– Давно у вас это затмение?
– Два часа, – ответила девушка, разглядывая бронь. – Обрыв на линии. Не только мы, еще жилой квартал. Тот, что за нами. К северу. Даже проверить не могу…
Она кивнула на черную дыру корейского монитора.
– Придется верить на слово. Сейчас подойдет Саня и проведет вас в номер. Все формальности оформим утром, ладно? Надеюсь, к утру-то починят…
Саша подошел минут через десять, запыхавшийся и сердитый.
– Что еще? – буркнул он в сторону девушки.
– Отведи гостей в триста третий.
Внимательно оглядел гостей и снова переместил взгляд честных и непосредственных карих глаз на коллегу:
– Он занят.
Теперь девушка с удивлением посмотрела на него:
– Кем это? У нас на третьем все свободно, кроме двух «экономов». Я и без компьютера помню.
– Занят, – продолжал настаивать Саша.
– Кем? – девушка еще раз пробежалась по копиям ваучеров, лежащих справа от бесполезной клавиатуры.
– Там Леха Комолов с Иркой своей. Давно у меня просились в люкс. Ну а пока неразбериха, то-се, я их и привел. Скоро освободят, наверное…
Девушка покраснела и, сжав зубы, яростно прошипела:
– Ты совсем …?
– Да что такое? – не понял Саша. – У них там новая ячейка общества складывается, а ты злишься…
Девушка сунула ему две свечки (Деда Мороза и оленя) и электронный ключ от двери:
– Веди в четыреста третий. Я с тобой потом разберусь. Когда свет дадут. А то при свечах могу промахнуться. Когда на кол буду сажать.
Ленка прыснула, а Борис Аркадьевич, пробурчав под нос: «Бардак», взял багаж и с серьезным видом пошел за Сашей в сторону черной лестницы.
Номер при свечах казался очень даже симпатичным, и Ленка, так же аккуратно пристроив свои художественные прибамбасы, кинулась изучать его, держа над головой горящего Деда Мороза. Скрипник же поставил свечку-оленя на журнальный столик рядом с бессмысленным торшером и полез в рюкзак за бутылкой вина.
– Прохладно здесь, Боря… – сказала Лена, ощупывая батарею. – Еле теплая. Готов согреть свою Фриду?
– Конечно, милая, – в первый раз за вечер улыбнулся Скрипник. – Винишко открою, если не возражаешь?
– Обеими руками за, – заявила Лена, подняв ладони, и села на большую двуспальную кровать, наблюдая за действиями Бориса. – И ногами тоже!
Она попыталась задрать ноги, но, немного не рассчитав центр тяжести, свалилась на кровать, прокричав что-то несуразное. Скрипник глянул на нее и отправился искать штопор.
Аварию устранили в три ночи. В их люксовом номере одновременно зажглись все светильники и заработали электрические приборы, за секунду превратив ночь в подобие светового шоу. Лена, проснувшись первой, растолкала Скрипника и полусонно проговорила:
– Борь, тут случилось чего-то…
Тот с видом идущего в забой шахтера слез с кровати и, последовательно передвигаясь по комнате, начал выключать свет и приборы. Лена, посмотрев на голого Скрипника, не преминула воспользоваться ситуацией, пропев с напускной иронией:
– А вы толстяк, Борис Аркадьевич…
– Не, – ответил тот, отключая бра. – Это не живот, а пресс… Кубики пресса. Смотри внимательней, ты же художник.
– Да. Картина маслом. Кубики внутри шара. Абсолютная абстракция.
– Как скажешь, милая, – ответил Борис, выключая последний из светящихся объектов. Он подошел к журнальному столику, на котором стояла бутылка «Нарзана», и, сделав пару глотков, вернулся в постель, поглядывая на Лену. Та лежала поверх скомканного одеяла, полностью обнаженная, и, улыбаясь, смотрела на его перемещения.
– Я сейчас проверю, что у тебя там с прессом, – заявил Скрипник и, забравшись на кровать, провел рукой по ее животику, спускаясь чуть ниже.
– Это не совсем пресс, – промурлыкала Лена.
Борис Аркадьевич ничего не ответил, увлеченный процессом.
* * *
В понедельник около десяти утра Аблокатов, припарковав автомобиль на четной стороне Заневского, недалеко от метро «Новочеркасская», перелистывал страницы на смартфоне, проверяя почту. Он ждал Марианну, с которой по поручению шефа, прямо с утра они должны были направиться в земельный департамент местного административного района, чтобы подписать ряд землеустроительных документов у начальника отдела. Завершив с почтой, Костя открыл свое любимое приложение – шахматные задачки – и погрузился в разбор какой-то партии. В принципе, в такие вот свободные минутки мысли и, как следствие, действия Кости выбирали одно из двух направлений. Он либо занимался шахматами (решал задачки или играл с кем-то по сетке), либо разглядывал девиц на сайтах знакомств или переписывался с ними.
Марианна постучала по стеклу, и Костя, разблокировав двери, убрал смартфон во внутренний карман пиджака. Она залезла в автомобиль и, усевшись рядом, с улыбкой поприветствовала Костю. Тот буркнул в ответ что-то неразборчивое и хмуро оглядел ее. Аблокатову с самого начала не нравилась новенькая. А совместный поход к тете Гале лишь усугубил ситуацию. И, что странно, он не испытывал к ней никакого влечения. Немыслимо. Хотя она была вполне миловидной. Одета простенько – да, но очень даже ничего, думал Костя, так в чем же дело? Он не понимал. Спросил, пристегивая ремень:
– Ты в материале, нежное создание?
– Конечно, – серьезно ответила Марианна.
– Знаешь, к кому едем? – Костя начал движение.
– Да мне все равно. Я знаю нормативно-правовую базу. Этого достаточно.
– Не… Мы едем к Кире Гурьевне.
– Красивое имя…
– Да. И у папы ее имя тоже красивое. Документы, которые мы везем, она подписывает во время приема и только при предварительной договоренности. Ты с Кирой Гурьевной предварительно договаривалась?
– Нет, – ответила Ро, – я про нее только что в первый раз услышала.
– Вот, – продолжал гнуть свою линию Костя. – Я тоже не договаривался. А так как мы с ней знакомы уже лет, наверное, восемь и все эти долгие и счастливые годы я приезжал к ней подписывать бумаги в приемное время и только по предварительной договоренности, боюсь, этот визит может плохо отразиться на ее здоровье. Ты же не хочешь, чтобы Кира Гурьевна дуба дала прямо во время приема граждан? Точнее, гражданки… С регистрацией в поселке Коммунар…
– В таком случае я сделаю ей искусственное дыхание, – без тени улыбки ответила Марианна, – рот в рот. Я ходила на курсы медицинских сестер…
– Погоди с обещаниями, – улыбнулся Аблокатов, – Ты еще ее не видела, Киру Гурьевну-то… Лучше мне сде… – начал было он свою обычную в таких ситуациях шутку, но осекся, поняв, что ему совершенно не хочется ни шутить так с Марианной, ни чтобы она делала ему искусственное дыхание. Замолк, глядя на дорогу. Больше они не проронили ни слова.
Через десять минут подъехали к грязно-желтому административному зданию и, поднявшись на третий этаж, сели на скамеечку у кабинета, ожидая очереди. Костя снова влез в смартфон, продолжив решать шахматную задачку, а Марианна вгляделась в стенд напротив, на котором висели какие-то нормативно-правовые бумаги. С интересом вчиталась в порядок формирования земельных участков под многоквартирными домами.
Их очередь подошла минут через десять. Из кабинета Киры Гурьевны, понурившись, выбрался средних лет мужчина с кипой документов в небольших, аккуратненьких ручках. Аблокатов знал его.
– Ну чего, Петя, отшила тебя ее светлость? – ехидно спросил он.
Петя пробасил в ответ, даже не взглянув на Аблокатова:
– Какая она светлость? Побойся бога, Костян.
И был таков. Ро, поднявшись, пошла в сторону кабинета, кивком пригласив за собой Костю. Тот даже и не думал вставать:
– Милая, я, наверное, отсижусь здесь, ладно? Давай сама…
Марианна пожала плечами и зашла внутрь. Аблокатов закрыл глаза, прислушиваясь к происходящему. Из кабинета не доносилось ни звука. Тишина. Костя встал и нервно прошелся по залитому ярким люминесцентным светом коридору третьего этажа. Сделал диагональ и вернулся к двери. Тишина. Снова сел на скамейку. В этот момент дверь распахнулась, из кабинета пулей вылетела Кира Гурьевна и умчалась куда-то в сторону туалетов, в другой конец коридора.
Аблокатов опасливо заглянул внутрь. Марианна сидела на стуле для посетителей, глядя в окно, за которым начинал накрапывать мелкий осенний дождик. Неожиданно на карниз приземлился голубь, мокрый и взъерошенный. Марианна встала и приблизилась к окну, разглядывая гостя. Аблокатов зашел в кабинет и тихонько спросил у Ро, тоже рассматривая птицу:
– Подписала?
– Нет, – так же тихо ответила она. – Порвала все наши протоколы согласования границ. Вон они, из урны торчат.
Марианна кивнула в сторону черного мусорного ведра. Костя ожидал чего угодно, но только не этого.
– Что-то тихо у вас было. Странно для такого итога.
Голубь повернулся клювом к стеклу. Ребята отчетливо разглядели черные бусинки его глаз.
– Она молча меня слушала минут пять, а потом взяла бумаги и так же молча разорвала.
– А чего убежала, как будто ее клещ укусил?
– А я сказала ей, что сняла все на телефон и завтра понесу запись вместе с заявлениями в прокуратуру. Она сначала потянулась к местному телефону, но потом передумала, покраснела, выбежала…
Аблокатов улыбнулся, глядя на мокрую птицу:
– Молодец. Здорово придумала. Угадала. Больше всего на свете Кира Гурьевна боится клещей и прокурорских проверок…
На карниз откуда-то сверху совершил посадку еще один голубь, видимо, подружка первого. Прижавшись к приятелю, птица тоже уставилась на ребят. Марианна шагнула в сторону Кости и сказала, посмотрев на него:
– Я ничего не придумывала.
– В смысле? – удивился Аблокатов.
– Я действительно снимала.
– Зачем?
Марианна не ответила. В кабинет влетела его хозяйка. Уперлась взглядом в Костю.
– Константин Сергеевич. Покиньте, пожалуйста, мой кабинет, – сухо произнесла Кира Гурьевна, и Аблокатов вышел в коридор, где под дверью уже скапливался народ, также требующий приема.
Марианна появилась через пять минут. Медленно пошла к выходу.
– И чего? – спросил Аблокатов.
– Сказала привезти новые протоколы сегодня после обеда. Извинилась.
– Да ладно?! – второй раз за пять минут удивился Костя. – Ты это снимала? Покажи…
– Аблокатов, ты прикидываешься или правда дурак? – срезала его Ро, и тот, стихнув, уныло поплелся рядом. Потом встрепенулся:
– Пойдем кофейку выпьем? Угощаю… Здесь внизу есть кафешка…
– Давай, – согласилась Ро.
А в это время в офисе Дмитриевский просто влетел в переговорную, взъерошенный и чрезвычайно взволнованный. В комнате сидел задумчивый, чем-то опечаленный Забирохин.
– Марат, шведы едут! Через час здесь будут! А ты накурил тут, как взвод солдат… Давай проветривай… Что это у тебя? – Денис окинул взглядом бумаги, касающиеся Марианны. – А… – вспомнил он. – Ведешь расследование? Ты на какой стадии? Следствие? Уже дознание? Или будешь предъявлять обвинение?
Марат невозмутимо направился к окну.
– Денис, тебя вообще не беспокоит, что в фирме трудоустроен человек с левыми документами и мы так и не знаем, кто она? – Забирохин открыл окно и вернулся за стол. – Или ты действительно думаешь, что она инопланетянка?
Дмитриевский промолчал, оглядывая переговорную в поисках недочетов. Шведы, о которых он только что заявил, были потенциальными клиентами на покупку огромного и дорогого земельного участка. Он вел их около года и уже потерял надежду, а собственник, что доверился ему эксклюзивным агентским договором, начал роптать. А тут звонок: едем. Из аэропорта, сразу к тебе. Сегодня смотрим документы, а завтра участок. Наконец ответил, глядя Марату прямо в глаза:
– Я не думаю о ней. У нее интересные идеи, и некоторые из них я взял в работу, но мне есть о чем думать, поверь. Возьми, хотя бы этих шведов… Ну как так…Они уже едут, а ты сидишь и куришь в переговорной…
– Да уж. Неожиданно, – ответил Марат и аккуратно сложил бумаги в темно-синюю папку. – Пойду я, Динь…
– Давай, – ответил тот, протягивая ему руку. – Звони, если что найдешь…
– Конечно, – сказал Марат и вышел из переговорной.
2
Шел одиннадцатый час понедельника. К Вите потихоньку возвращалась способность мыслить аналитически. Вечер воскресенья он так и провел на вокзале, в панике, помноженной на сильнейшее похмелье. Болела голова, было холодно, но страх того, что он остался без денег и документов в незнакомом месте, сковывал его, не позволяя двигаться. Даже не вставая в уборную, он вновь заснул, сидя на пластиковой скамейке в зале ожидания, и проснулся уже в понедельник от дикой жажды, которая и заставила его встать и начать поиски туалета.
Витя осмотрелся. Скамеек в зале было всего пять. Чуть ближе к выходу на одной из них расположился не самый опрятный мужчина крайне неопределенного возраста. Трезвость соседа также вызывала сомнения, поэтому Витя не стал рисковать, начиная диалог с ним, а сам направился искать туалет. И, конечно же, почти сразу нашел его, выйдя из зала ожидания в небольшой грязный коридор, который вел в другой зал ожидания – побольше. Умылся, выпил воды из-под крана и вышел на улицу, пытаясь закутаться в свой странный черный пуловер. Недалеко отойдя от вокзала, Витя повернулся к нему и прочитал ничего не сказавшее ему название станции. На белой, видимо, совсем недавно подкрашенной стене темнела надпись «Ст. Орск».
«Надо звонить, – билась мысль в голове. – Попроси телефон у какого-нибудь прохожего подобрее – и звони, звони, звони…»
«Но кому?»
Цепкий ум программиста хранил в памяти около десятка мобильных номеров, и Витя мысленно перебрал их в виртуальной телефонной книжке: мама, папа, сеструха Аля, Скрипник, Вася, Катя – бывшая подружка, расстались около года назад. И еще зачем-то память выдала номер офиса управляющей компании его многоквартирного дома на проспекте Косыгина.
«Кому? И зачем? Чтобы выслали деньги? Так паспорта нет – не получить. Чтобы приехали и выручили? Стыдно. Зачем? И кому?»
«Звони, звони, звони! – продолжал паниковать кто-то в его голове. – Куда угодно! В полицию, в МЧС, Путину…»
Витя направился вглубь квартала, оставив позади здание вокзала. Временами опасливо оглядывался, запоминая дорогу. Городок был чистеньким и очень опрятным. Прохожих встречалось не очень много, но все они, как один, пытливо вглядывались в его лицо; видимо, здесь все друг друга знали. Прошел мимо библиотеки на первом этаже жилого дома. Мимо пары овощных ларьков. Мимо детского сада. И, пройдя еще один жилой квартал, уперся в трехэтажное здание больницы. И тут в голове у Вити возникла великолепная, как ему показалось, идея. Он вспомнил, как однажды по телевизору смотрел передачу, где люди искали друг друга, а найдя, собирались в телестудии и дружно рыдали. В одной из программ речь зашла о молодом парне, который полностью потерял память и обнаружил себя где-то в поезде. Его искали родные – и, конечно же, нашли с помощью телевизора.
В больнице Витя направился к приемному покою. Больных не увидел, там сидела лишь полусонная медсестра лет сорока и молодая врачиха, обе ковырялись в телефонах. Врачиха с ног до головы оглядела вошедшего Витю и спросила сурово:
– Чего тебе?
– Я не знаю, кто я, – невозмутимо ответил он. – Обнаружил себя два часа назад на вокзале. Поможете? Не помню даже, как меня зовут.
Врачиха уставилась на него, не зная, как реагировать. А медсестра, видимо, благодаря непоколебимой силе телевидения оказалась более осведомленной.
– Да ладно? – она округлила аккуратно подведенные карие глаза. – Ничего не помнишь?
– Ничего, – ответил Витя и присел напротив них на скамейку.
– Звони Бронниковой, – проговорила медсестра врачихе. – вот и ей наконец работенка будет. Ее пациент. А пока глицинчику дай…
– Кто это? – спросил Витя, пока молодая врачиха набирала номер.
– Невропатолог, – ответила сестра, – лучший в городе.
– Потому что единственный, – пробурчала врачиха, не отрывая трубку от уха. – Не берет. СМС скину. Оформляй его и ко мне в отделение. Бронникова придет – передам.
Вышла из приемного покоя. Медсестра же, проворчав что-то вроде «И как прикажете его оформлять?», включила компьютер. Замигала противным синим цветом очень древняя операционная система.
– Вы до сих пор используете DOS? – спросил Витя, разглядев знакомое мелькание. Медсестра не сразу поняла, о чем он. А потом ответила:
– Не знаю, что мы там используем. Будь моя воля – вернула бы старые добрые бумажные формы. Как тебя записывать? Иванов? Найденов?
– Не знаю, – вернулся в роль Витя, – как вам удобнее…
В кабинет вернулась молодая женщина-врач. Она сменила черные стоптанные балетки на новые красивые туфли на небольшом каблучке и подкрасила губы.
– Закончили? – спросила она медсестру.
– Маргарита Владимировна, – ответила та, позевывая, – я не знаю, как его записать…
– Запиши – Ваня Иванов. А потом, если что, подправим. Пошли, провожу в палату.
Она внимательно посмотрела на Витю. Он поднялся и заковылял за ней в сторону лестницы справа от входа. Поднялись на третий этаж, зашли в пустую палату.
– Это кардиология, – пояснила Маргарита Владимировна. – Мое отделение. Полежишь пока здесь, а Бронникова приедет и посмотрим, что дальше. Устраивайся.
Она кивнула на кровать у окна.
– Пустовато. – Витя сел, огляделся.
– У нас в городе мало болеют, – ответила врач. – Ложись, я сейчас принесу тебе успокоительное. Поспишь.
– И воды, пожалуйста.
Витя выпил лекарства и спустя пять минут погрузился в сон.
* * *
Скрипнику удалось расшевелить свою художницу только к двум часам понедельника. Встали в десять, спустились в кафе на завтрак, а потом снова завалились спать. По крайней мере Лена. У Бориса же начались звонки: все-таки понедельник, утро. Скрипник не брал трубку и в итоге вообще отключил звук. Единственное, на что он отреагировал, – входящий от Фаруха.
– Борис Аркадьевич, – послышался в трубке медленный низкий голос Фаруха, – ты давеча хвастал, что знаешь собственников участка на Уральской…
– Не хвастал, – немного обиженно ответил Скрипник, – рассказывал просто.
– Ну хорошо, – согласился Фарух, – давай так. Мне он нужен. Решил строить. Сведешь?
– Конечно. Какие вопросы. Только смотри, я уехал на недельку в отпуск, в Карелию…
– Не пей много…
– Не буду. Денис остался. Я ему сейчас звякну. Он организует.
– Отлично, – ответил тот. – Жду звонка.
Скрипник повесил трубку.
– Ленок, может, поедем? – спросил он не слишком уверенно. Она же в ответ молча перевернулась на другой бок, к стенке, и засопела.
Скрипник набрал Дениса и погрузил его в ситуацию с Фарухом. Затем сам завалился в кровать. И тут же зашевелилась Лена. Полусонная, повернувшись к нему, прижалась всем телом и прошептала, прикоснувшись губами к уху:
– Это вы хорошо придумали, мистер…
– Да уж, – согласился он, сжимая ее кольцом своих рук.
Встали только к часу. Собрались, загрузили вещи в машину, припаркованную на гостевой парковке отеля, еще раз заглянули в кафешку – перекусить. Ближе к двум часам пополудни отправились в путь. Борис пристегнулся и, пробормотав что-то вроде «ну, тронулись, помолясь», аккуратно сдвинул с места свой большой японский механизм. Путь лежал по мурманской трассе, и с каждым километром они углублялись в красоту карельской природы. Октябрь окончательно брал власть в свои руки: листья желтели и опадали, оголяя тонкие ветви деревьев. И только сосны и ели, непоколебимые в темно-зеленом цвете, стойко держались, несмотря на наступающие холода.
Ехали быстро. Лена болтала без умолку, как будто хотела отыграться за немногословие прошедшей ночи и утра. Рассказывала Скрипнику про свои художества:
– У меня не всегда получается сразу нащупать сюжет. Очень редко. Проще, когда заказывают. В том году, например, фонд какой-то, помнишь, заказал две картины. Так влет сделала, за неделю. А сама сажусь – сложности. Какой-то черный квадрат в голове… И в детстве так же. Мама говорила: нарисуй, мол, море, дом, солнце – и пожалуйста, в лучшем виде. А если говорит, рисуй на свободную тему – сижу, туплю. Какие-то каракули вывожу.
Потом переключилась на футбол – она была большой любительницей этой игры, что нечасто встречается у девушек:
– Моуринью. Слышишь, Боря? Вот кто нужен сборной России для победы на домашнем чемпионате! Жозе Моуринью и натурализация игроков. Акинфеев и одиннадцать афроамериканцев, как в сборной Франции. Бегать будут как заведенные. Не то что эти сонные мухи. Вроде молодой парень, вроде здоровый, а к концу матча еле-еле ноги передвигает… Ну что это такое, а? Они в постели, интересно, так же себя ведут? К концу матча еле двигаются?
Потом проехалась по политической ситуации:
– Вот ты мне объясни, Борь, это что получается? Вот был этот единый день голосования. И чего, они государственные деньги получили на свои рекламные кампании, кому-то их отгрузили, залепили весь город своими лицами, в телеке тоже, на всех каналах. А смысл? Старые рожи – надоевшие, новые – неизвестные. Кто за них голосовать будет? Ты будешь, Борь?
Тот промолчал, вглядываясь в дорогу: за окном начинало темнеть. Лена же продолжала, переключившись на общие темы:
– У тебя есть мечта, Скрипник? Я вот мечтала съездить на Соловки. Там красиво очень. Спасибо тебе! Мечтаю на мотике через всю Россию проехать. Подаришь мне мотик? Подаришь! Мечтаю стать востребованной художницей! Желательно при жизни! Слышишь? При жизни!
Она рассмеялась, посмотрев на Бориса. Тот же продолжал молча вглядываться вперед.
– Хочу деток, Скрипник, слышишь? Двоих. Не сейчас, конечно, но скоро… У тебя-то уже есть сын… А мне уже скоро тридцать! Надо думать! Слышишь?
Ответом ей опять была тишина, и Лена тоже ненадолго притихла, прислушиваясь к радио. Помолчав чуть-чуть, сказала очень тихо, глядя в свое окно на бесконечные брусничные леса:
– Боря, я люблю тебя.
Скрипник впервые за весь разговор повернулся к ней на секунду и, так и не поймав ее взгляда, вернул фокус внимания на дорогу. И, резко ударив по тормозу, вывернул руль вправо: в пяти метрах от машины на дорогу выскочил огромный лось. Непристегнутая Ленка ударилась головой в лобовое стекло и без сознания откинулась обратно на кресло. Машину выбросило в кювет, но Скрипник диким усилием вернул ее на трассу и остановил на обочине. Лось безмятежно скрылся в лесу на другой стороне дороги.
Глава 4. Смешанные чувства
1
Витя проснулся ближе к вечеру. За окном начинало темнеть. Дверь в палату открылась, свет зажегся, и перед ним предстало ангельское лицо какой-то незнакомой молодой женщины. Черные волосы, затянутые в тугой хвост, обнажали белизну высокого лба. Темно-карие глаза искрили смехом, глядя на Витю. Она показалась ему чуть полноватой в белом больничном одеянии.
– Меня зовут Анна Валентиновна Бронникова, – сказала женщина, рассматривая Витю, – я невропатолог.
– Здравствуйте, – ответил тот, напустив на себя серьезность и вселенскую грусть. – К сожалению, не могу вам ответить тем же…
– Что так?
– Не помню. Ничего не помню. На вокзале, в зале ожидания себя обнаружил. Ни документов, ни денег, ничего. Что до этого было – вообще не помню. А здесь кормят? – спросил Витя, глядя в красивые глаза невропатолога.
– Да, – ответила Анна, – в шесть часов. Сейчас в мое отделение поднимемся, я тебя осмотрю, а там уже и ужин. Годится?
– Конечно. Более чем.
– Ну, пошли тогда. Одевайся и пошли.
Анна проводила его до своего отделения и, указав кивком на дверь в палату, куда ему следовало заселиться, ушла в ординаторскую, сказав, что подойдет через десять минут. Палата, в принципе ничем не отличалась от той, где Витя уже успел отметиться, только две из пяти коек были заняты; одна – средних лет мужчиной, худым, даже скорее жилистым, вторая – мужчиной постарше, импозантно седым, в красивом тренировочном костюме. Витя занял одну из свободных кроватей, поздоровался с соседями и стал вглядываться в окошко, в полумрак больничного дворика.
– Что, сынок, от армии косишь? – спросил седовласый джентльмен в костюме Bosco.
– Не знаю, – ответил Витя, – не помню ни фига. Вокзал, зал ожидания… А что до этого было – не помню.
– Везет тебе! – присоединился к разговору второй пациент, – Мне бы так, очнуться на вокзале и не помнить ничего, а… Ни как завод наш банкротили… Ни как Нинка моя болела… Морды эти наглые, которые управляют страной…
– Дурень! – заорал седовласый. – Зачем это забывать? Это твой опыт! Сокровище! Используй его для своего развития.
– Чего? – вскинулся худой. – Какое развитие в том, что мою Нинку чуть не залечили здесь… Ты, наверное, сволочь олимпийская, наш завод и банкротил!
Седовласый уставился на соседа, не очень, видимо, понимая, как реагировать на такое заявление. Ответил, подумав немножко:
– Я доктор наук вообще-то. Ученый. Где я – и где ваш завод?
Теперь немного задумался второй. В палату зашла Бронникова.
– Пошли, Найденов, – сказала она Вите, – на осмотр.
На все про все ушло полчаса – не больше. Сделали рентген, осмотрели голову на предмет ушибов и травм. Бронникова задала несколько наводящих вопросов:
– Вообще ничего не помнишь? Родился, рос, учился, женился?
– Вообще ничего.
– Профессия, навыки, друзья?
– Нет.
– Что, и Киркорова не помнишь?
– Нет.
– Везет же… – иронично пропела она. И вышла из процедурной, оставив Витю сидеть в одиночестве на белом больничном стуле. Вернулась минут через десять с какими-то карточками. Положив их на стол, снова села напротив Вити и, внимательно посмотрев на него, тихо произнесла:
– Давай так. Я знаю, что ты врешь. Если я работаю врачом небольшой по столичным меркам больницы, это еще не значит, что я – идиотка.
Витя, опешив, смотрел на нее, Анна же продолжала:
– Я была на практике и на повышениях квалификации в лучших медицинских центрах страны. Я видела больных с абсолютной амнезией. Видела частичную. Всяких видела. У всех есть общая черта. Взгляд. У них – другой. Такой не подделать. Опустошенный. Растерянный. Даже Женя Миронов так не сыграет. А ты – артист так себе.
Витя молча надулся.
– Смотри, по правилам больницы, если к нам напрямую обращается такой вот «забывашка», я после медицинских процедур должна пригласить участкового. Он приходит, фиксирует у нас присутствие «потеряшки» и проверяет, нет ли его в списках разыскиваемых людей. Понимаешь?
– Да, – хмуро ответил Витя.
– Отлично. И если ты мне сейчас все как есть не расскажешь, я тебя этому самому участковому и сдам, за вранье. И заметь – без капельки сожаления. Не люблю лгунишек. Понимаешь?
– Да.
– Тогда рассказывай.
Витя вгляделся в лицо Анны. Блефует? Похоже, что нет. Вздохнул и начал рассказ:
– Я Витя Смолин. Айтишник из Питера. Ехал к сеструхе в Кропоткин. В купе со мной были два парня. Мы выпили. Очнулся в зале ожидания. Ни денег, ни документов, ни вещей. Испугался. Чего делать? Телефона тоже нет. Пришло в голову только это… сунуться в больницу… по ящику видел…
– Айтишник, говоришь? – задумчиво произнесла Бронникова. – Из Питера?
– Да, – продолжил Витя; спокойствие Анны его ободрило. – Учился в Можайке. Я программист вообще-то. А так все могу. И сеть, и железо… И сайт сделать, если чего…
– Сайт сделать… – повторила Анна. – Ясно. Ты иди в палату, там сейчас на ужин позовут… Покушай, посмотри телек. Он в холле, там, слева от сестринской… Спать ложись… А с утра определимся, что с тобой делать.
Витя недоверчиво посмотрел на Бронникову. Убедившись, что она не шутит, поблагодарил и был таков. Анна посидела минутку в тишине, разглядывая шкаф. Из него треугольником торчал кусочек белой ткани халата. Достала телефон.
– Алла Николаевна! Я, кажется, нашла вам учителя информатики, пока Лоркин болеет. Что? Думаю, неделю точно сможет. – Улыбнулась. – Завтра сообщу точнее… И вам!
Убрала телефон. Подойдя к шкафу, убрала неопрятно торчащий оттуда кусочек халата. И направилась в свой кабинет.
* * *
Скрипник минуту сидел неподвижно, бездумно, глядя в полумрак карельского леса сквозь немного треснувшее лобовое стекло, абсолютно не осознавая случившееся. Лена лежала без сознания с запрокинутой наверх головой. Удар вынес ее тело на верхнюю часть сиденья. Правая часть лица – лоб и висок – стремительно темнели.
Борис Аркадьевич наконец очнулся от оцепенения. Ощупал Лену. Жива, дышит. Кроме травмы головы, вроде бы других повреждений нет. Аккуратно перенес ее назад, положил на сиденье, пристегнул ремнями безопасности. Смартфон спустя десять секунд после запроса выдал Скрипнику координаты его местоположения. Пятьдесят километров до Кеми, шестьдесят до Медвежьегорска. До Петрозаводска – двести десять. Подумал еще минутку, глядя на карты, и помчал в сторону Кеми. Доехал через полчаса. Навигатор четко привел его к городской больнице – чуть правее трассы, в глубине малоэтажной многоквартирной застройки. Скрипник припарковал внедорожник и побежал к приемному покою, оставив Лену, которая так и не пришла в себя, в машине.
В приемном покое полусонная блондинка средних лет одним глазом поглядывала в старенький телевизор, из которого громко кричал Андрей Малахов. Борис Аркадьевич, не обращая внимания на крикуна, обрисовал блондинке сложившуюся ситуацию. Он был невозмутим, будто ему вкололи большую дозу успокоительного. Женщина отвлеклась от телевизора и, набрав телефонный номер, громко проорала в трубку, чтобы некто Василич срочно бежал вниз, в приемное. Скрипник опустился на стул напротив, у стеночки, и молча уставился в телевизор. В приемном покое воцарилась тишина, периодически прерываемая воплями гостей в студии Андрея Малахова. Через две минуты появился Василич, крупный седой мужчина, и с ним второй санитар, высокий, помоложе.
– И чего, Валерия Иосифовна? – спросил у блондинки Василич. – Зачем вызывала?
Та кивнула в сторону Бориса:
– У товарища в машине девушка без сознания. Надо ее транспортировать. Вы что, джинны, чтобы вас вызывать? Я вас не вызывала, а вежливо пригласила. В целях исполнения ваших же должностных обязанностей.
– Это не моя сестра! – завопила женщина в телевизоре. – Ее подменили!
– А кто из врачей дежурит? – лениво спросил Василич.
– Петрова, – ответила блондинка, косясь одним глазом в телек.
– Позови ее сразу, – попросил Василич. – Вдруг там чего…
Валерия Иосифовна сделала еще один телефонный звонок. Напряженное ожидание продлилось еще около двух минут. Вся компания всматривалась в экран.
– Не надо мне здесь подсовывать не мою сестру вместо моей! – продолжала кричать женщина. – Я что, по-вашему, свою сестру не знаю?
Прибежала Петрова – худенькая женщина лет тридцати пяти, маленького росточка, с короткими черными волосами.
– Что здесь у вас? – она бегло осмотрела компанию, остановив взгляд на блондинке.
– У товарища в машине девушка без сознания, – повторила та, кивнув в сторону Скрипника. – Авария была. А ребята без вас отказываются транспортировать…
– Твою мать! – прикрикнула Петрова. – А ну-ка бегом!
И сама первая кинулась к двери на улицу. Санитары и Борис Аркадьевич бросились за ней. Молодой тащил носилки. Подбежав к машине, Скрипник открыл заднюю дверь и, аккуратно отстегнув Лену, отошел, освобождая место для врача. Петрова забралась внутрь и осмотрела художницу, насколько это позволяло освещение. Осторожно ощупала место удара. Затем вылезла на улицу и дала указания санитарам:
– Ребят, вынимайте осторожно. Глеб – фиксируешь голову. Александр Васильевич – а ты аккуратненько вытаскиваешь, аккуратненько… Вас как зовут? – обратилась она к Скрипнику.
– Борис, – ответил тот.
– Отлично. Борис, помогите Александру Васильевичу погрузить ее на носилки.
– Хорошо, – ответил тот, опасливо заглядывая внутрь автомобиля.
Операция по выносу Лены была проведена безупречно, и уже через пять минут девушку доставили в палату на третьем этаже. Петрова попросила Скрипника подождать в приемном покое:
– Заполните карточку пока у Леры. Данные по пациентке. А я осмотрю ее и спущусь к вам…
Борис Аркадьевич послушно поплелся обратно в приемный покой. Хотел было снова сесть напротив блондинки, однако увидел, что его место заняла пожилая женщина с красным, немного опухшим лицом. Немного постоял у двери и устроился на другом стуле, в самом углу. Время шло к восьми вечера, и за окном все погрузилось в непроглядную тьму. Редкие фонари горели странным блекло-желтым светом.
– Ты чего явилась? – спросила Валерия Иосифовна у пожилой женщины. Спросила не самым вежливым на свете тоном.
– Давление, Лера, – ответила женщина, глядя в пол.
– Пила?
– Немножко…
– Это сегодня немножко, а вчера?
– А вчера день рожденья был. У дочки. Вчера не считается…
– Опять двадцать пять! – разозлилась Валерия Иосифовна. – Отойди. Дай я мужчину сначала оформлю. Авария у них…
Женщина повернула красное морщинистое лицо к Скрипнику. Потом вновь обратилась к блондинке:
– Поставь укольчик, да я пойду…
– Отстань, а. Пересядь… Мужчина, идите сюда, поближе… Оформлять будем…
– Укольчик, один всего укольчик…
– Сестра! – снова завопили в телеке. – Она сестра моя! Отойди от нее! Змея подколодная!
Скрипник сорвался. Вскочил с места, опрокинув старенький стульчик. Подбежав к столу, вырвал небольшой ламповый прибор из розетки и, подняв над головой, со всей мочи долбанул его об стену. Краснолицая от неожиданности вскочила и, прижавшись к входной двери, с испугом посмотрела на Скрипника. Он с яростью топтал остатки телевизора, прыгая на них.
– Заткнись, заткнись, заткнись! – кричал он, разрушая старый корейский аппарат, который верой и правдой служил на благо карельского здравоохранения двенадцать долгих лет.
– Мужчина, так вы оформляться будете? – невозмутимо спросила Валерия Иосифовна.
– Сначала мне укольчик… – испуганно прошептала краснолицая.
В приемный покой влетела Петрова. Посмотрела на женщину, на перекошенное от ярости лицо Скрипника и с удивлением воззрилась на блондинку:
– Что это здесь у тебя?
– Укол требует! Давление, говорит!
– Ну так поставь ей! Знаешь ведь, что не отстанет! А этот чего? Борис, чего вы?
Скрипник промолчал. За него ответила Валерия:
– Перенервничал. Ну и Андрюша Малахов перегнул палочку… Надо мастера вызывать…
– Думаешь, починит? – хмыкнула Петрова.
– Надеюсь… – пожала плечами Валерия.
Петрова снова повернулась к женщине, которая все так же испуганно стояла у двери:
– Вам нельзя пить, слышите? Нельзя! Хватит! А вам, Борис, наоборот – выпить просто необходимо.
– Что с Леной?
– Уложили вашу Лену, – пояснила Петрова. – Пока сложно сказать. Нужен рентген. Похоже на кому. Сильный был удар. Завтра примем решение. Думаю, повезем в Петрозаводск. Завтра часам к трем подходите. А сегодня выпейте немножко… Поезжайте в «Причал». Там и кафе и гостиница.
– Я не умею немножко, – пробурчал Скрипник, направляясь к выходу.
– И еще, Борис… С вас новый телевизор, – грустно улыбнулась Петрова.
– А оформиться? – обиженно спросила Валерия Иосифовна.
– Завтра оформим, – остановила ее Петрова. – Пусть идет… А вы – на укол, – сказала она краснолицей, и та буквально подскочила от радости.
Скрипник вышел из больницы и медленно побрел к своему внедорожнику. Сел за руль. Посидел молча минутку.
– Ну что, порисовала? – спросил он, глядя на себя в зеркало заднего вида. – Порисовала?
Глаза наполнились слезами. Скрипник смахнул их и, включив зажигание, поехал, пока не очень понимая куда.
* * *
Во вторник с самого утра Денис разрывался между Фарухом и шведами. В начале десятого позвонил Клаус, финансовый директор скандинавского конгломерата, озвучив просьбу своего шефа.
– Как сам-то, Клаус? – завопил в трубку Дмитриевский. Он не очень-то понимал английский шведа, а тот, в свою очередь, не очень-то понимал русский Дениса и не смог должным образом оценить его фонетическую шутку. В итоге вроде разобрались, что шведы хотели ехать и смотреть участок около двух часов. Договорились и распрощались.
А потом начал звонить Фарух. Скрипник вчера успел озвучить Дмитриевскому задачу, но Фарух хотел все, включая предварительный договор и порядок расчетов. Денис, обсудив с ним детали, замкнул его на Аблокатова и, соответственно на, Ро, которая, как тень, ходила за Костей все последнее время, а сам плотно погрузился в шведов. Аблокатов проворчал что-то вроде «этого мне только не хватало» и попросил Марианну принести все бумаги по земельному участку на Уральской. Та пошла в архив, а Костя отправился к кофемашине и увидел колдующую над чашкой американо Орлову.
– Вот черт! – выругалась та, увидев приближение Аблокатова.
Ольга выдумала себе одну примету. Поверив в нее всеми силами своей бессмертной души, она вдохнула в нее жизнь и неукоснительное исполнение. Если с утра, до начала рабочего дня она встречала в офисе Аблокатова, то вечером того же дня он обязательно оказывался у нее дома. Вот такая примета. Ольга ухватила наполненный до краев стаканчик кофе и начала отступать к своему кабинету.
– Орлова! – завопил Костя, увидев ее маневр.
Та от неожиданности чуть-чуть ускорила шаг и наткнулась на рекламщика Василия, который выходил из ближайшего кабинета.
– Вот черт! – снова выругалась Ольга, и этой небольшой заминки оказалось достаточно, чтобы ее настиг Аблокатов. Вася также не остался в долгу, проворчав в сторону Орловой:
– Смотри куда идешь… На своих цицах…
– Наступила на тебя, Вась? – поинтересовался Костя, глядя на новые туфли Орловой. – Что это, Оленька? «Феррагамо»?
– Нет, – сухо ответила она, разглядывая только что посаженное пятно от кофе на правом рукаве модной белой сорочки. – Смотри, что из-за тебя получилось! – Сунула рукав Васе под нос. – А у меня сегодня два суда…
– А ты пропусти, Ольга Сергеевна, – съязвил Аблокатов. – Как же можно, в таком виде…
– Пошел ты, – буркнула Ольга и направилась к своему рабочему месту. Навстречу ей шла Марианна с небольшой папкой бумаг в руках.
– Давай сюда, – потянулся было за ними Костя, но Марианна, демонстративно увернувшись, скрылась в своем кабинете, сказав что-то вроде «сейчас сама посмотрю»…
Наступила очередь Аблокатова выругаться. Орлова же расплылась в улыбке:
– Что, не подчиняются тебе сотрудники? А ты ей взятку предложи…
И, смеясь, пошла дальше по коридору, на ходу отхлебывая уцелевший кофе. Василий также поспешил исчезнуть, а Костя уныло поплелся за Марианной.
Дмитриевский выехал из офиса около часа и направился к Пулковскому шоссе. Он хотел приехать на участок чуть раньше шведов, чтобы успеть перекинуться парой слов с управляющим Валей Фединым, но не тут-то было. Клаус с коллегой, высоким крупным блондином, и переводчицей Леной уже топтались у входа в кирпичное административное здание, а Валентин что-то старательно объяснял им, пританцовывая вокруг переводчицы. Денис один раз уже встречался с Леной, когда шведы в прошлый раз приехали в город, месяца два назад. Ее феноменальная внешность запала ему в память. И действительно, более красивую девушку сложно себе представить. Прямые каштановые волосы, большие зеленые глаза, точеная фигурка. Шведы вели себя более-менее спокойно, видимо, попривыкнув, а Валя, похоже, попался на эту зеленоглазую удочку и юлой крутился вокруг Лены.
Денис вклинился в их тесный круг, поприветствовав собравшихся, и они всей честной компанией пошли на земельный участок. Провозились часа полтора. Шведы скрупулезно осматривали каждое здание, сверялись с документами, которые тут же предъявлял им Валентин. А Лена что-то щебетала по-шведски, водя красивым наманикюренным пальчиком по скучным кадастрово-правовым документам. Напоследок Клаус сделал несколько фотоснимков территории, и гости засобирались восвояси. Дмитриевский, довольный завершением этой части Марлезонского балета, держал радость в ежовых рукавицах дипломатичности, а Валентина, видимо, сильно опечалило, что красавица Елена собралась покинуть это место вместе со своими работодателями. Он предпринял слабенькую попытку остановить неумолимый рок событий.
– Елена, а что вы делаете сегодня вечером? – не стал особо оригинальничать Валя, посмотрев в ее огромные зеленые озера. – У нас здесь рядышком есть ресторан. Азербайджанский. Вкусно там! Внешне, конечно, так себе, но зато внутри – просто дворец. Сходим?
– Спасибо большое за приглашение. – Лена была сама дипломатичность. – Но я сейчас должна проводить Клауса и Отто в отель. Затем в офис на часик. Потом у меня фитнес. Часов в восемь надо быть дома: вернется Игорь, хоть что-нибудь ему приготовлю, а то опять начнет бубнить…
– Понятно, – буркнул Валя. – С последнего бы и начали…
Елена лишь молча улыбнулась в ответ. Народ растекался по своим автомобилям. Попрощавшись со всеми и договорившись о встрече послезавтра в офисе у шведов, Дмитриевский сел в машину и, включив зажигание, пробежался по неотвеченным вызовам, которые скопились за полтора часа осмотра участка. Первым он набрал Аблокатова, который должен был встретиться с собственниками участка на Уральской и выяснить условия продажи. Со времен последнего контакта (два месяца назад) все могло поменяться. Может, вообще продали уже. Костя ответил почти сразу, как будто ждал звонка:
– Дозвонился до Сотникова только. Иванов – вне зоны.
Дима Сотников и Ваня Иванов были партнерами в фирме, владевшей участком, на который нацелился Фарух. Вопросы решали сообща.
– И чего он?
– Говорит, что продается. Ценник, правда, двухмесячной давности, рублевый, в евро перекинул, по курсу двухмесячной же давности…
– Хозяин – барин. Что в итоге? – Денис выехал с парковки, направившись в сторону офиса.
– Полтора миллиона евро. Пятьсот наличкой – при подписании договора. Двести пятьдесят на расчетный счет после подписания. Семьсот пятьдесят – после регистрации, на расчетник.
– Ну, это их общая позиция, я надеюсь?
– Говорит – да.
– Фаруху не передавал?
– Не успел. Позвонить?
– Нет. Я сам.
Дмитриевский повесил трубку и включил радио. Оттуда полился голос Сезарии Эворы. Дослушал песню, убавил звук и позвонил Фаруху, рассказав об условиях, которые выдвинули ребята. Тот, человек эмоциональный и любящий поторговаться, в этот раз, к удивлению Дмитриевского, воспринял все чрезвычайно спокойно.
– Давай так, – сказал он после короткой паузы. – Попытайся тысяч двести скинуть. А я тебе перезвоню через пару часов. В принципе-то нормально.
– Хорошо, – ответил Денис, вновь делая громче радио.
2
Витя проснулся очень рано, часов в шесть, сходил в туалет и, вернувшись в палату, снова улегся на койку. Сон больше не шел, и он просто лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к похрапыванию соседей. Что-то тревожило его. Как будто сверлило изнутри бормашиной неясных предчувствий. Так и провалялся до восьми утра, а в начале девятого в палату заглянула Бронникова. Увидев, что Витя не спит, улыбнулась ему:
– Смолин! Проснулся, я вижу? Одевайся, завтракай – и поехали.
– Куда?
– Сюрприз!
– Не люблю сюрпризы, Анна Валентиновна…
– Полюби, – улыбнулась Бронникова. – Через полчаса чтоб был готов. Буду ждать тебя внизу, на улице.
Через тридцать минут, натянув джинсы и пуловер, Витя вышел на улицу и почти сразу был засунут на заднее сиденье серой «Волги». Анна же расположилась на переднем.
– Служебная? – спросил он.
– Ага, – ответила Анна. – Рая в отпуске.
– Главврач?
– Заместитель.
– Куда едем-то? – Витя немного поерзал.
– Увидишь, – не сдавалась Бронникова.
Подал голос водитель машины, молодой парень, заросший щетиной, в потертой кожаной куртке и кожаных же перчатках с открытыми пальцами.
– В плен взяли пациента, Анна Валентиновна? – улыбнулся он. – На дачу, картошку копать?
Виктор фыркнул, а Бронникова хихикнула:
– Не, мы в этом году не сажали… Слава богу!
Неожиданно на телефоне Бронниковой заиграла какой-то очень знакомая для Вити мелодия, но он не успел распознать ее. Анна быстро ответила на звонок:
– Да, Алла Николаевна. Едем, едем… Будем минут через десять. Помню! Давайте…
– Кто это? – не переставал любопытствовать Виктор.
– Алла Николаевна, – ответила Бронникова, – умнейшая женщина. Мечта поэта. И программиста!
– А… – Витя улыбнулся в ответ. – Понятно. Спасибо за полную информацию.
– Пожалуйста, – ответила Анна. Витя хотел было снова съязвить, но не стал: вспомнил название услышанной мелодии.
– Саймон и Гарфанкел… – удивленно пробормотал он, восхищенный собственной памятью.
Бронникова уставилась на Витю, округлив красивые темные глаза:
– Что?
– У вас на звонке мелодия – Саймон и Гарфанкел. «Миссис Робинсон», по-моему…
Анна удивленно молчала, зато проснулся водитель, повернулся к Вите:
– И что?
– Да ничего, собственно, – ответил тот. – Первый раз слышу на телефоне эту мелодию…
– А у меня? – не унимался водитель. – У меня знаешь какая?
Витя внимательно посмотрел на него:
– Ленинград? «Дачники»?
– Не-а, – ответил парень. – Хотя идея хорошая… Анна Валентиновна, наберите меня…
Бронникова, покопавшись в телефоне, удивилась:
– А у меня твоего номера нет…
– Как нет, Анна Валентиновна? Ну ничего себе! – обиделся шофер. – Я сейчас вам позвоню, вы уж, пожалуйста, запишите…
Одной рукой он ковырялся в телефоне, а второй придерживал руль. Телефон Бронниковой вновь зазвучал симпатичной мелодией.
– Анна, не берите! – попросил Витя. – Красивая песня!
– А как же! – возмутился шофер. – Как же она мне позвонит тогда!.. Наберите меня.
Бронникова сделала это, и через секунду Гарик Сукачев начал орать, что его бабушка курит трубку.
– Чуть-чуть не угадал, – улыбнулся Витя.
Тем временем они подъехали к красно-белому трехэтажному зданию школы.
– Нам туда? – спросил Витя, опасливо вылезая из «Волги». Бронникова молча направилась внутрь, кивком показав, куда идти.
Пройдя сквозь пост охраны, где сидел строгий пожилой мужчина, поднялись на третий этаж давно не знавшего ремонта здания обычной средней школы. Прошли немного по коридору и остановились у двери в школьный класс. «Информатика» – гласила табличка на старенькой, недавно покрашенной двери. Смолин, открыв от удивления рот, переводил взгляд с двери на Бронникову и обратно. Почти сразу к ним подошла женщина – крупная красивая блондинка лет сорока.
– О, Алла Николаевна! – улыбнулась Бронникова. – Доброго вам утра!
– Привет-привет еще раз! – обрадовалась та. – Привела?
– Ага. – Анна кивнула на Витю. – Прошу любить и жаловать, Виктор Смолин, учитель компьютерных технологий.
Тот крякнул от неожиданности. Рот его, который вроде бы только что пришел в порядок, снова распахнулся, без всякого на то Витиного позволения.
– Отлично. – Алла осмотрела нового учителя. – Виктор… Как вас по отчеству?
– Борисович.
– Отлично, Виктор Борисович! Я – Алла Николаевна. Завуч. На вас – два девятых класса и один десятый. Всего шесть уроков. Сегодня, потом в четверг и в пятницу. И на следующей неделе еще три. И кружок еще. К олимпиаде ребята готовятся. К городской.
Витя так и продолжал удивленно молчать, и только безостановочное хлопанье его ресниц говорило о крайней степени изумления. Завуч, в свою очередь, приняла его молчание за согласие. Открыв дверь в класс, зашла внутрь, пригласив его за собой:
– Пойдемте в девятый, представлю вас.
Витя послушно поплелся в класс; он совершенно не ожидал подобного и не мог понять, как выпутаться из этой передряги. Все тело покрылось капельками пота, как будто он на секунду оказался в хорошей русской бане, и только ладони похолодели от сильного страха.
– А Саймон ваш у Боба Дилана все содрал… – злобно пробурчал Витя, проходя мимо Бронниковой. И зашел в кабинет.
Алла Николаевна представила Смолина как молодого учителя из другой школы, который на несколько уроков заменит заболевшего Лоркина. Через полминуты Витя, программист из Петербурга, оказался один на один с группой школьников тринадцати – четырнадцати лет, изучающих каждое его движение. Смолин вытер пот со лба и, сев за стол, оглядел класс.
* * *
В полдвенадцатого Борис Аркадьевич переминался с ноги на ногу у палаты, где лежала Лена, которая так и не очнулась. Ни в палате, ни в коридоре не было ни одной живой души, и только в конце коридора бродил пожилой мужчина, оглядываясь в поисках персонала.
Вчера вечером Скрипник не воспользовался советом Петровой по поводу выпивки и, найдя странную гостиницу, совмещенную с ночным клубом, быстренько заселился в нее, закрылся в номере и лег в постель. Не думал о еде, только о питье, поставил на тумбочку у кровати литровую бутылку воды. Спать хотелось до такой степени, что глаза слипались, не давая даже аккуратно разложить снятую одежду и сходить в душ. Он проспал как убитый до десяти и, проснувшись, сразу поехал в больницу. А тут никого.
– Петрова явится не раньше двух, – заявила Валерия, когда он, не найдя доктора в палате, спустился в приемный покой. – Она говорила вчера – приезжайте не раньше трех…
– А сестра где? Кто за больными ухаживает?
– Сестра на два отделения работает. В кардиологию, наверное, ушла. Туда ночью Машку привезли Федорову. Муж ее тут где-то по этажам бродит. Погуляйте до трех. Петрова приедет и все расскажет. Чего и как.
Скрипник развернулся и пошел к двери. Под ногами хрустнули остатки пластмассовой детали уничтоженного вчера телевизора. Снова поднялся наверх и заглянул в палату. Никаких изменений. Лена лежала на койке у окна, красивая, бледная, в одиночестве. Борис медленно приблизился к ней, минутку молча постоял у постели, поцеловал Лену в губы и вышел в коридор. И наткнулся на уже знакомого пожилого мужчину.
– У тебя кто здесь лежит, уважаемый? – спросил Скрипника мужчина, придирчиво рассматривая его. Сам он был весь какой-то взъерошенный и нервный и явно чувствовал себя не в своей тарелке.
– Подруга, – ответил Борис.
– А у меня жену, Машку, ночью забрали в кардиологию. Сердечко прихватило. Я как чувствовал – не надо было в море уходить. Ушел с ребятами на два дня, вернулся – она в постели. Ну а я – в скорую звонить! Телевизор включила! Я когда дома – не разрешаю всякую муть смотреть. Песенки да хаханьки – это ладно еще… А тут домой захожу, в телевизоре какой-то упырь орет: я, мол, экстрасенс… Машка бледная, корвалолом пахнет, в обмороке почти лежит. Я бегом к кровати, пульт хватаю и выключаю эту чертовщину. Но вижу – поздно, все, яд уже попал в кровь. Вызвал скорую. Спасибо, ребята быстро приехали. Отвезли сюда, вкололи что-то, шоковое состояние сняли, а у нее и спрашиваю: ты, мать, что еще смотрела-то? А она мне как давай: следствие вели… экстрасенсы против детективов… пусть говорят… Я тогда хвалу боженьке пропел, что Машка моя вообще жива осталась. После таких-то ужасов!
Скрипник молча выслушал эту тираду, не вполне понимая, что происходит, а мужчина, не получив отклика, решил увести разговор в более привычное русло.
– Я Матвей Аскольдович вообще-то, – сказал он, протягивая Борису руку. – Но лучше просто Матвей. Для друзей – дядя Мотя.
– Борис, – ответил Скрипник, пожимая руку новому знакомому.
– А с твоей-то подругой что приключилось?
– Херня какая-то приключилась, батя, – ответил Борис, не очень-то выбирая выражения. – Лечащий врач, Петрова, в три только будет. Может, и прояснится что-нибудь…
– То есть ты до трех свободен?
– Ага.
– Поехали до меня. Пообедаем. У меня щи Машкины остались. Она их позавчера делала. Кастрюля на пять литров. Представляешь? Запасливая! На говядинке свежей варила, у Митрофановых брали, пальчики оближешь. И чуть-чуть, капелька, куриного мяса. Поехали?
– Да у меня чего-то аппетита нет. Со вчерашнего дня.
– Ты просто Машкиных щей, братец, не едал никогда. Поехали!
Борис Аркадьевич сдался быстро. Уже через десять минут они оказались дома у дяди Моти. Тот жил в деревянном двухэтажном строении вроде дачи, первый этаж представлял собой одну большую комнату, разделенную на кухню и зону отдыха. Скрипник нашел себе место в кресле-качалке, приземлил туда свое немного уставшее от перипетий тело. Матвей же начал хозяйничать на кухне. Еще через десять минут на небольшом деревянном столе образовался натюрморт из двух глубоких тарелок с дымящимися ароматными щами, миски с овощами и зеленью, хлебницы, из которой аппетитно выглядывали несколько кусочков ржаного хлеба. Борис без дополнительных позывных встал с кресла-качалки и направился к столу: аромат щей внезапно пробудил в нем острое чувство голода. Матвей же, в свою очередь, вытащил из морозилки запотевшую пол-литрушку водки и, налив две рюмочки, жестом предложил Скрипнику садиться. Борис, вместо того чтобы сесть, обошел накрытый стол и ущипнул Матвея за бок. Тот замер от неожиданности. Скрипник же проговорил, улыбаясь:
– Проверил: ты вообще реален ли, дядя Мотя…
– А… – усмехнулся тот. – А логика где? Если я – твоя иллюзия, себя и щипай. Я-то здесь при чем?
И устроился за столом, проворчав:
– И щи стынут, и водка греется, а это не по-христиански, друг мой.
Борис Аркадьевич наконец сел за стол. Взял щедро наполненную водкой рюмку и, посмотрев на нее, проговорил немного устало:
– Спасибо за угощение, Матвей Аскольдович. Вот уж не думал, что первую карельскую рюмочку выпью именно вот так.
Он опрокинул рюмку и закусил лучком, который заранее предусмотрительно положил на кусочек черного хлеба.
– Дело житейское, – ответил Матвей и, выпив, почти сразу налил еще по одной.
* * *
В офисе Денис оказался около пяти. Поднимаясь на свой этаж, умудрился столкнуться с Замятиной. Та, конечно же, не могла не воспользоваться случаем и соблазнила его на чашечку американо. Дмитриевский, естественно, согласился, и они отправились в кофейню на первом этаже бизнес-центра.
В это время наверху, в офисе, Аблокатов доделывал заявление, которое завтра нужно было сдать в канцелярию одного из городских комитетов. Он старался закончить и свинтить из офиса как можно быстрее, пока с показа не вернулся Дмитриевский и не загрузил его еще чем-нибудь, срочно-необходимым. В восемь транслировали футбол, «Зенит», и он планировал спокойно доехать до дома, купить пива, пиццу и насладиться футбольно-холостяцким вечером. Но, нажимая кнопку «Сохранить», услышал бряканье СМС-сообщения в телефоне.
– Твою мать, – пробормотал он, читая послание Орловой.
«Костя, закинешь меня домой, а?»
Аблокатов начал набирать текст, объясняющий невозможность удовлетворения данной просьбы из-за футбола, пива, пиццы – в общем, уже сформировавшихся планов на вечер. Пока он писал, прилетело продолжение:
«Устала сегодня. Массажик бы…»
И смайлик. Конечно же, смайлик. Аблокатов представил Лодыгина, лежащего ничком на зеленой траве идеального поля стадиона «Петровский», и мяч в сетке ворот за его спиной… И тут же на смену этой не очень радостной картине пришла другая, в которой Ольга в темно-красной ажурной тунике шла к нему, плавно покачивая бедрами…
Костя стер почти готовое сообщение.
«Где тебя забрать?»
«На Суворовском, – мгновенно отреагировала Орлова, – в апелляшке».
«15 минут», – ответил Костя, выключил компьютер и вышел из офиса.
«Ну что, Костик, расставил приоритеты?», – съехидничал голосок у него в голове. Но Аблокатов не стал ни прислушиваться к нему, ни вступать с ним в споры.
В это же время Денис и Валя допивали кофе. Дмитриевский попросил счет и с улыбкой поинтересовался:
– Ты не закурила случаем, Валенька? От жизни такой?
– Какой?
– Как ты там говорила… «Искать и найти». Ну, найду я… А дальше что?
– Нет, – ответила та, – даже и не знаю, что должно случиться, чтобы я вновь начала… Третья мировая? Лахта-центр под окнами? Вместо каштанов… Заставят возглавить сборную по футболу? Наверное, только это… А дальше что? Плыть вперед, как Колумб! Если нашел – только вперед. Назад нельзя уже… Не поймут…
– Кто?
– Как кто? Главный. Спросит все с нас. Как на экзамене: тяни билет и выходи отвечать…
– Пойду перекурю… – нахмурился Дмитриевский и взял только что принесенный счет.
– Дай я оплачу, Денис Александрович, – попросила Замятина, – я же тебя сюда затащила…
– Не, милая, так не пойдет…
– Последний из джентльменов, – улыбнулась она, немного поправив прическу, – по эту сторону Аничкова моста…
– Ага, – засмеялся Денис. – Пользуйся моментом. А то я побежал…
– Бегущий воин – трус! – рассмеялась Валя.
– Так я же в атаку, – парировал Дмитриевский и, сделав в ее сторону полупоклон, направился в офис, забыв о недавнем желании выкурить сигаретку.
Добрался до дома около семи вечера. Припарковавшись, вылез из машины. Дойдя до парадной, остановился в задумчивости и решил перекурить на скамейке, где уже расположился за тем же занятием его сосед снизу, кадастровый инженер Вася Васин, веселый и интересный парень. Они поздоровались, и Вася протянул Дмитриевскому зажигалку, видя, что тот начал хлопать по карманам пальто.
– Дома не курится? – поинтересовался Вася.
– Дети… Какое там… – ответил улыбкой Денис и выпустил в темное питерское небо колечко дыма.
Посидели немного молча. Потом Вася встал и, затушив окурок о краешек переполненной урны, протянул Денису ладонь:
– Удачи! Ты какой-то загруженный… В отпуск не надо? Отдохнуть?
– Да не, – еще раз улыбнулся Денис. – Я не устаю…
– Железный человек?
– Скорее Человек-паук…
– Ясно! Давай!
И Вася исчез в парадной. А у Дениса зазвонил телефон.
– Ну что там еще? – проворчал он и взял трубку.
Звонил Фарух. Он сильно нервничал:
– Денис, я улетаю завтра! В Казань… Тесть заболел. Самолет в одиннадцать. Я из офиса поеду в аэропорт. Часов в девять. Доверенности, документы готовы – в офисе. Не хочу тормозить процесс, пока ребята в интересе. Заедь, выдам финансирование и документы – запустишь сделку. До девяти только – потом уеду. Хочу сам.
– Фарух, я не смогу до девяти, вот хоть режь, хоть кусай – не могу. В девять только стартовать смогу из района. Дети, сам понимаешь… Туда-сюда…
– Ничего. Отправь кого понадежней.
«Кого понадежней… Кого? Скрипник пьет водку в Карелии. Забирохин вообще куда-то свинтил. Кого?»
– Костя подъедет, – сказал Денис, прервав паузу, – Аблокатов. Ты его видел пару раз у меня, на совещаниях.
– Хорошо. Удачи тебе!
– И тебе! Держись!
А в это время Аблокатов заканчивал массаж верхней части тела Ольги и плавно перебирался вниз, к ногам. Она ничком лежала на разобранной белоснежной кровати, полностью обнажив свое абсолютно совершенное, с точки зрения Аблокатова, тело и тихонько мурлыкала. На небольшой аккуратной тумбочке возле кровати стояли бокалы с вином, неотъемлемая часть их вечерних свиданий, и лежал Костин смартфон. Он заиграл песню «Queen» именно тогда, когда Аблокатов прикоснулся губами к бедру Ольги. Костя чуть приподнялся и взглянул на поющий аппарат. Звонил Дмитриевский.
– Ну что там еще? – проворчал Аблокатов и снял трубку. Орлова перевернулась на спину и, наблюдая, как тот внимает указаниям шефа, нежно поглаживала его ножкой.
– Денис, мы завтра утром с Ро едем к дяде Ване. Забыл? Ты же сам нас отправил… Вопрос по Никитинской…
– Заедь к Фаруху, забери все, завези в офис, а потом отправляйтесь к дяде Ване. Опоздаешь немного. Ничего страшного. Предупреди. Понял?
– Да.
– Отлично. Спокойной ночи.
– Ага, – ухмыльнулся Аблокатов и, повесив трубку, улыбнулся Орловой:
– Погоди, я с Марианной передоговорюсь…
– Успеешь, – промурлыкала Оля, – вечерок длинный…
Костя почему-то не захотел перечить ей.
3
Витя вдохнул, выдержал минутную паузу, еще раз огляделся. Ничего особенного: обычный школьный класс для уроков информатики. По периметру кабинета – компьютеры, по центру – парты. За ними и сидели ребята, которые внимательно наблюдали за каждым движением Смолина.
– Еще раз – всем добрый день, – чуть успокоившись, начал Витя. – Меня зовут Виктор Борисович, и я некоторое время буду вашим учителем. Где вы сейчас? На какой теме? Алгоритмы?
– Да, – недовольно буркнул низенький рыжий парень с первой парты, – алгоритмы сортировки начали.
– Так… – сказал Смолин тоном заправского учителя и улыбнулся. – Кто еще считает эту тему скучной?
Двое самых смелых ребят подняли руки. Витя продолжал улыбаться:
– Да не бойтесь вы. Сказал же – я всего-то на пару уроков к вам.
Вскоре в классе не осталось ни одного ученика, который бы не поднял руки.
– Окей, – продолжил Витя, – тогда еще один вопрос. А кто считает, что информатика – скука смертная и нужна только для того, чтобы научиться работать в текстовом редакторе?
Опустились только две руки. «Видимо, участники будущей олимпиады», – подумал Смолин.
– Так… – с напускной иронией протянул Витя, встал из-за стола, прошелся к окну и заглянул в него. Внизу на улице во дворе соседнего дома два подвыпивших мужичка о чем-то спорили, яростно жестикулируя. Один из них держал пластиковую бутылку с чем-то прозрачным, второй же пытался дотянуться до нее сквозь преграду руки оппонента. Завязывалась потасовка.
– Ребята, а ну-ка все быстро к окну, – сказал Смолин ученикам, и те, почувствовав что-то необычное, наперегонки устремились куда велено. – Видите, что происходит? – спросил он, когда ученики, выстроившись рядком, опустили свои взоры на двор.
– Дядя Коля напился и сейчас своего брательника двоюродного мутузить будет, – ответил высокий парень с длинными светлыми волосами. Одни ребята прыснули в ответ, другие же просто молча смотрели на происходящее. Оно, похоже, удивило только новоиспеченного учителя, а для ребят было обычной картиной.
– Нет. Видите, что происходит, когда в основании программы или любого действия лежит неправильный алгоритм? Результат – хаос. Алгоритмы, точнее умение их составлять, – основа основ. Дело не только и информатике или компьютерах. Садитесь!
Ребята начали рассаживаться, естественно, гораздо медленнее, чем шли к окну. Витя тем временем продолжал, подойдя к доске:
– Смотрите… Вот вам первый алгоритм: «Дядя Коля».
Ребята оживились. Смолин начертил схему.
– Он просыпается в первоначальной точке нового дня – А. Понимает, что у него есть мысли, цель, например заработать денег, то есть прийти в финальную точку. Назовем ее Д. У него есть два гипотетических направления движения. Первое – выпить крепкого сладкого чая, принять душ, позавтракать и отправиться на работу… Или второе – тот же чай, душ и поиски новой работы, если первая не может обеспечить ту сумму денег, которая ему необходима…
– Дядя Коля не работает нигде уже год как! – опять влез светловолосый парень, – Уволили с железки…
Витя улыбнулся ему:
– Представься уже, пожалуйста.
– Игорь Бахмуткин.
– Отлично, Игорь. Смотри: наш алгоритм вполне может описывать ситуацию, находящуюся в ином временном срезе.
– Из прошлого? – спросила сидящая рядом с Игорем темноволосая девчонка в смешных очках с черной оправой.
– Точно. Когда он еще работал. Чтобы достигнуть этой конечной точки, он должен выбрать, по какому из двух направлений он будет двигаться. Но он выбирает третье, иное направление.
– Какое? – спросила та же девочка.
– Открывает холодильник и достает оттуда холодный…
– Пивасик! – выпалил кто-то с задней парты, вызвав смех одноклассников.
– А вы уже взрослые детки совсем, я погляжу, – продолжал улыбаться Смолин. – Но ты прав. Как твое имя, кстати?
С задней парты поднялся невысокий коренастый мальчик с пронзительно темными глазами:
– Виктор. И тоже Борисович, кстати!
– Ух ты! – обрадовался Смолин. – Полный тезка. Отлично, садись. Дядя Коля выбирает третье, неверное направление движения, которое в итоге, конечно, не может привести его к выбранной цели и вообще уводит в сторону. А куда – мы наблюдали из окошка. Вот что такое алгоритм и почему он важен.
Ученики притихли, переваривая сказанное, а Витя продолжал улыбаться:
– Ребята, давайте все к компьютерам. Теперь перейдем к практике.
Он наблюдал, как подростки рассаживались за свои компьютеры. Что-то странное происходило с ним, и он пока не мог объяснить что. Смолин чувствовал внутри что-то такое, чего с ним раньше никогда не бывало. Как будто его извлекли из среды чужой, не совсем для него подходящей, и погрузили туда, где он чувствовал себя как рыба в воде. Своим в доску. Исчезли скованность, страх, не отпускавшее ранее ни на секунду ожидание чего-то плохого.
Минут через двадцать прозвенел звонок, и ребята, отправив ему по местной сетке результаты трудов, начали расходиться, прощаясь с учителем до следующего урока. Через минуту Смолин остался один. Он сидел за столом и просто глядел в окно, наблюдая за тем, как во дворике на скамеечке обнимались братья, которые все-таки сумели договориться по поводу бутылочки и ее наполнения. Сидел, смотрел на них и улыбался.
* * *
В три часа пополудни Скрипник стоял у палаты, в которой лежала Волкова, и ждал появления лечащего врача. Матвей же отправился в палату к жене, он прихватил ей яблок и апельсинов. Они, естественно, допили бутылочку, но выпитое – наверно, из-за щедрой закуски – на них не очень-то сказалось. Наконец подошла Петрова, оглядела Бориса, немного поводила ноздрями, демонстративно принюхиваясь:
– Пили?
– Немножко. Матвей Аскольдович на щи позвал…
– А… Тоже дело! Борис, смотрите, сегодня получили результаты первых анализов Елены. В принципе, мозг работает нормально. Где, в каком секторе замыкание, нам здесь не выяснить. Ничего конкретного сейчас не скажу и, естественно, никаких гарантий не дам. Но все-таки предлагаю до понедельника – на пять дней – оставить Лену здесь. Если ничего не изменится, увезем в Петрозаводск.
Скрипник молча глядел на врача, осмысливая сказанное, а та, в свою очередь, так же молча изучала лицо Скрипника, ожидая реакции.
– У меня есть какие-то варианты? Почему вы так смотрите?
– Конечно, есть. Увезти ее в Петрик. Или в Питер.
– Я думаю, подождем до понедельника.
– Ну вот и отлично. Вы не переживайте, уход за ней – самый лучший.
– Спасибо, – ответил Борис и, попрощавшись, направился к выходу. Петрова с удивлением посмотрела ему вслед и, пожав плечами, зашла в палату Елены.
Через десять минут на улицу спустился Матвей Аскольдович и сел на влажную грязно-зеленую скамейку рядышком со Скрипником. Справа от нее стояла потрескавшаяся от времени или физического воздействия урна, в которую Борис Аркадьевич стряхивал сигаретный пепел. Урна была пуста, а мусор почему-то валялся рядом с ней. Матвей хитро посмотрел на Скрипника:
– А у тебя еще сигаретка есть?
Борис молча вытащил из пачки «Парламента» сигаретку и протянул ее Матвею:
– Травись. На здоровье.
– Спасибо. Как у тебя?
– Так же. У тебя?
– Получше. Через пару-тройку дней выпишут. Отчихвостила меня бабка…
– За что?
– Водкой пахнет…
– А… Ну да… Ну мы же с тобой – так, для аппетиту…
– Согласен. – Матвей стряхнул пепел в ту же урну, что и Скрипник, перегнувшись через него, и проворчал что-то насчет разбросанного мусора. Потом продолжил озвучивать прерванную этим действием мысль: – Но смотри, дважды за одно и то же не наказывают, так?
– Предположим.
– Есть предложение вернуться ко мне и поужинать. Баньку затопим…
– Предложение хорошее, Матвей Аскольдович. Дельное. Койко-место выделишь?
– Нет, … – матюгнулся тот. – Напою, накормлю, попарю – а потом отправлю в общагу у вокзала! Конечно, выделю.
– Отлично. Пошли тогда.
И они не спеша двинулись в сторону дома Матвея.
* * *
Утром среды в восемь пятнадцать Костя сидел в машине недалеко от дома Марианны и, нервничая, ожидал ее появления. Естественно, он вчера так и не передоговорился, поэтому действовать стал на свое усмотрение.
«Ты начальник отдела, Костян, – шептал ему голосок изнутри, – можешь и сам решить. Иначе грош тебе цена…»
Он решил успеть и сделать все, что задумал по своему плану: с утра за Марианной, затем к Фаруху, потом к дяде Ване и только потом в офис. И Костя, проснувшись и хлебнув вкусного Олиного кофе, успешно приступил к исполнению плана. И теперь вот сидел в машине недалеко от дома Ро. И она не заставила себя ждать, появившись, как всегда, вовремя, в искусственно состаренных джинсах, черной кожаной курточке, черных же замшевых полусапожках на небольшом каблучке, энергичная и веселая. В руках у нее болталась большая спортивная сумка. Костя погрузил Ро в план, попросив максимального содействия, она с радостью согласилась. Аблокатов также был весел и удовлетворен после вчерашней ночи, поэтому впервые за долгое время их рабочий тандем не выглядел как Пьеро и Мальвина, а больше походил на лису Алису и кота Базилио.
– А что, Фарух документы подготовил? – спросила Марианна, закидывая сумку на заднее сиденье, рядом с аккуратным Костиным портфелем Lacoste.
– Да, – ответил Костя, делая потише радио. – И документы, и доверенность, и даже аванс. Побудем часик миллионерами. Хотя бы рублевыми. Как тебе? И что это за вещмешок у тебя? Домой собралась?
– В спортзал… Давай в офис все завезем… От Фаруха…
– Тогда к Ивану Андреевичу не успеем!
Марианна задумалась:
– Да, можем не успеть…
– Вот именно.
– Ну ладно, – согласилась она, – как-нибудь разберемся. Поехали?
– Поехали, – улыбнулся Костя и направил машину в сторону моста Александра Невского.
Ребята подъехали к офису Фаруха на Невском без двадцати девять. Быстро прошли охрану, затем ресепшен, и очень красивая девушка в коротком темно-красном платье провела их в кабинет. Их уже ждали. Фарух был смуглым, невысоким и крепко сбитым, неопределенного возраста, где-то между сорока и пятьюдесятью пятью, одет неформально: джинсы, кожаная куртка, черная футболка с позолоченным серпом и молотом. Кивком поприветствовал гостей и пригласил их пройти в кабинет. Затем протянул Косте полиэтиленовый пакет с деньгами, а Марианне – папку с документами. Потом впервые заговорил:
– Довезите до Дэна. Я ему сейчас просигналю, что пакет сдал. Успехов, ребят!
Он протянул руку Косте, а затем и Марианне, и ребята вышли из кабинета. Костя залез в пакет и пересчитал пачки, а затем убрал деньги в свой небольшой, но вместительный коричневый кожаный портфель. Марианна же пробежалась по документам и, немного поворчав по поводу доверенности, убрала их обратно в папку.
Закончив с проверкой, которая, по сути, была формальностью, ребята помчались вниз, к машине. Иван Андреевич очень просил Костю приехать к нему до десяти, так как затем ему нужно было уезжать в Смольный на совещание. Аблокатов, вспомнив свое раллийное прошлое, гнал как сумасшедший и припарковал автомобиль у здания районной администрации без десяти десять. Он схватил портфель, а Ро – папку с заявлением, которое вчера делал Костя, и они забежали в здание. Марианна отправилась в канцелярию, на второй этаж, а Аблокатов побежал на третий, в приемную дяди Вани. А через десять минут они встретились внизу, на крыльце здания администрации. Марианна улыбалась и щурилась от редкого в это время года в Питере солнышка, а Костя нервно курил, вышагивая по ступенькам.
– Сдала? – спросил он.
– Да, конечно. А у тебя как?
– Орал все десять минут. Как только я ему рассказал про новую политику руководства, так он начал орать и материться.
– А что с заявлением?
– А заявление все равно велел ему скинуть на почту. Я уже уходил, он подуспокоился вроде, говорит, такой, что где-то понимает нас, но и вы, говорит, меня поймите… У меня дети, мол, школу оканчивают… Жена…
– Пусть в бизнес идет! – ухмыльнулась Марианна, а Костя, фыркнув в ответ, направился к машине.
– Я тут сяду? – спросила она, открывая заднюю дверь. – Ты так водишь – меня укачивает спереди…
– Да садись куда хочешь, – нервно буркнул в ответ Аблокатов. – Меня от тебя укачивает! Тошнит.
Теперь фыркнула Ро, а Костя, перегнувшись через нее, положил портфель на заднее сиденье рядом со спортивной сумкой Марианны и, обойдя машину, сел за руль. Минут пять ехали молча, слушая удивительно красивую мелодию группы Reamonn, а потом продолжили свой перманентный спор.
– Ну хорошо, – начал Костя, – хорошо. Предположим, нет больше коррупции. Всё. Нажал кто-то кнопку – и коррупция кончилась. И все работают по закону, все законы исполняются, в срок, четко, без сбоев. Заявления граждан и юридических лиц удовлетворяются без неофициальных поборов, платежей и взяток. Ты этого хочешь?
– Да, – скромно ответила Марианна.
– Ты прости, пожалуйста, меня, дурака, но это же скука смертная! Ты приходишь в администрацию, пишешь заявление: выдайте мне, пожалуйста, разрешение на строительство многоквартирного дома, у меня документы все в порядке. И улыбающаяся женщина, красивая и вежливая, в светлом костюме от Юдашкина, ставит на заявлении входящий номер, так?
– Да, – улыбнулась Ро, – только от Юдашкина – перебор.
– Допустим. А через тридцать календарных дней снова приходишь в администрацию, и эта же женщина – или другая, но тоже красивая и вежливая, выдает тебе разрешение на строительство многоквартирного жилого дома. Так?
– Да. Отличная картина. Мне – туда.
– А если есть замечания, то она вежливо так, улыбаясь, тебе о них рассказывает. Социалки, мол, у вас не хватает. Квартир в доме – тысяча, а школы в проекте нет. Надо устранить замечание! Устраните? Обещаете? Ты говоришь: да, обещаю, забираешь бумагу и идешь строиться. Так?
– Костя, ну это перебор, сам же знаешь… Если реальное замечание – реальный отказ. Нет замечаний – выдавай бумаги. У нас же как? Нет замечаний – один тариф, есть – другой.
– Так скучно будет жить, Ро! Как ты не поймешь! В этой идеальной твоей модели жить скучно будет, работать – тоже! Скука. Сейчас почему весело? Такое наше поведение для них абсолютно непривычно, они не знают, как реагировать, кроме как криком. А если все будет так, как я тебе только что представил, – это скука смертная. Мы вымрем от скуки, как динозавры.
– Не мерь всех по себе…
В бесконечных препирательствах часам к одиннадцати утра они доехали до офиса. Костя припарковался под землей и, взяв портфель, направился к лифтам. Марианна же со спортивной сумкой пошла на улицу, в магазин «Спар» напротив бизнес-центра. Сказала, что ей нужен глазированный сырок к чаю.
Аблокатов сразу отправился к Денису, желая скинуть с себя груз ответственности. Настроение у него было боевое, к тому же Марианна спорами подлила масла в огонь, и Костя, зайдя в кабинет шефа, начал диалог именно с этого, а вовсе не с пожелания доброго дня.
– Денис, – заявил он с порога. – Я, конечно, все понимаю, но это уже край, когда дяде Ване рассказываешь истории о том, что он больше не увидит наших денежек, а мы от него подписанные документы все равно хотим! Перебор! И курица эта ходит кудахчет на всех! Я на грани увольнения – чтоб ты знал. Я ведь тоже в деньгах-то теряю…
– Что Фарух? – спросил Дмитриевский, как будто и не слышал эмоционального спича Кости.
– Фарух – отлично. Цветет и пахнет. Все отдал и улетел. Но обещал вернуться!
Аблокатов полез в портфель за пакетом с полумиллионом евро. И, открыв его, молча уставился внутрь. Смотрел секунд тридцать. Неотрывно. Лицо его приобрело цвет офисной бумаги. Дмитриевский молча взял из Костиных рук пакет, залез внутрь и вытащил оттуда книгу, подарочное издание «Капитала» Карла Маркса. Повертел ее в руках и положил на стол. Больше в пакете и портфеле ничего не оказалось. Аблокатов попятился и упал на черный кожаный диван у противоположной стены кабинета. Дмитриевский снова обогнул стол и вернулся в свое кресло.
4
В среду Витя проснулся около восьми в уютной двухкомнатной квартире, которую ему благодушно предоставила Аня Бронникова. Она встретила его вчера у школы и, поинтересовавшись успехами, предложила переехать из больницы в более удобное жилище, которое принадлежало Аниной маме. Мама, как выяснилось, уехала на две недели к своей маме – Аниной бабушке – в станицу Тбилисская в пятидесяти километрах от Орска, оставив на попечение дочери квартиру и черного кота Чарли. Аня же, подселив туда Витю Смолина, поручила ему уход за зверем, и этот самый зверь пронзительным мяуканьем разбудил его на четверть часа раньше будильника.
Как только Витя более-менее проснулся и выпил кофе, мысли его потекли в двух основных направлениях, которых (и он немного боялся признаваться себе в этом) пару дней назад в его сознании вообще не было. Первое направление – школа. Сегодня планировалось только занятие в группе, которая готовилась к городской олимпиаде по информатике. Уроков на сегодня назначено не было – один в четверг и еще один в пятницу. Витю это будоражило, очень сильно, и вчера он захватил из школы методические пособия и выяснил, что ребята прошли с заболевшим преподавателем, чтобы к четырем часам подготовить занятие. Но вот незадача: в замечательный внутренний процесс потихонечку начинал втекать еще один ручеек мыслей, второе направление. И мысли эти содержали в себе образы Анны Валентиновны Бронниковой, невропатолога из местной городской больницы. Ручеек этих мыслей не был холодным, скорее наоборот, больше походил на ключи, которые вытекают из горячих источников, берущих начало высоко-высоко в горах. Витя представлял ее в белом форменном халате врача – так, как увидел впервые, когда она склонилась над ним в кардиологическом отделении больницы. И так, как увидел позже, когда она знакомила его с директором школы: в черных широких брюках и белой сорочке. И глаза… Ее темные, глубокие глаза…
«Твою мать, – мысленно бормотал он в ответ на эти образы. – Она же вроде пухленькая, Витяй. Нет? Ты уверен?»
Молчание было ему ответом. Упрямое молчание. Все его сознание заполнили темные глаза. Завопил дурным голосом Чарли, видимо, требуя завтрака.
«Следи, слышишь, Виктор, следи, чтобы у Чарлика всегда был сухой корм, – говорила ему вчера перед уходом Бронникова. – Он не любит, когда миска пустеет. Нервничает».
«Он и так у вас в теле мужчина. Ничего страшного, если чуть-чуть на диете посидит», – огрызнулся было Витя, но, встретив испепеляющий взгляд, притих и решил не выступать. А миска была пуста. И Чарли, по всей видимости, начал нервничать. Витя залез в шкаф справа от холодильника и, вытащив оттуда пакет с сухим кормом, насыпал его в миску с горкой, приговаривая:
– Иди ешь, друг мой, и смотри не лопни…
Кот обнюхал подношение нового соседа по квартире и, вальяжно махнув хвостом, удалился, так и не соизволив откушать.
– Вот гад… – проворчал в ответ Смолин и вновь погрузился в работу.
Время летело незаметно. Раньше такого за Витей не водилось. Работая в офисе, он, бывало, отсчитывал минуты до окончания рабочего дня. Около часа заскрипел старый проржавевший замок на входной двери: в квартиру зашла Аня. Зашла, присела на табурет, встроенный в стенной шкаф для одежды, и, сняв черные лакированные полусапожки, сунула ноги в свои дежурные тапочки, розовые, со смешными помпонами. В прихожую потрусил кот, а за ним потянулся и Смолин, желающий узнать причину внезапного появления Бронниковой.
– Добрый день! – сказал он, улыбнувшись Ане. – Обеденный перерыв, что ли?
– Типа того, – ответила она. – Подготовился?
– Да, конечно, Анна Валентиновна… – продолжал улыбаться он. – И кота покормил…
Бронникова прошла на кухню:
– Чайку себе налью, не возражаешь?
– Анна, вы садитесь, я вам сделаю чай. Успел уже здесь все изучить.
Она села за кухонный стол, а Витя начал возиться с чаем.
– Смолин, – сфамильярничала она, – а тебе родственникам о своем местонахождении не надо сообщить? Совершенно случайно?
Витя промолчал, глубоко задумавшись. Надо. Но не хочется. И он не мог объяснить себе почему. Озвучил свои мысли:
– Надо, Анна Валентиновна. Конечно, надо. Но не хочется.
– Почему? – удивилась она.
– Не могу объяснить. Пока. Может, ты знаешь?
Аккуратненько так запустил это свое «ты» в ее сторону, внимательно наблюдая за реакцией.
– Я-то откуда могу знать? – еще раз удивилась она. – Надо – так бери мой телефон и звони. Если помнишь номера. Или интернет. Возьми мой планшетник. Напиши кому надо.
Она кивнула в сторону прихожей, где осталась лежать ее сумка. Витя, помолчав, неожиданно ответил вопросом:
– Анна Валентиновна, ты не замужем?
Та немного покраснела:
– Это-то здесь при чем?
– А ухажер? Ухажер есть?
– Смолин! Ты чего?!
– Да так, Анна Валентиновна, на свидание тебя хотел пригласить вечером.
Анна секунд двадцать пристально изучала лицо Вити, прикидывая, шутит тот или нет, и наконец вынесла свой вердикт:
– Смолин, никаких свиданий.
Теперь Витя начал пристально вглядываться в ее красивое, правильное лицо. А она тем временем добавила:
– Пока в школе свою миссию не завершишь.
Витя расплылся в улыбке.
* * *
А в это время в гораздо более северных широтах открыл глаза Борис Аркадьевич. Ужин с дядей Мотей завершился в четвертом часу утра, выпили они около двух литров самогона, поэтому самочувствие Бориса Аркадьевича оставляло желать лучшего. Спал он на втором этаже дома, в одной из двух верхних комнат, а Матвей остался внизу. Скрипник лежал в постели еще минут десять, пока желание посетить уборную не стало значительно превалировать над неприятными ощущениями, беспорядочно разбросанными по разным частям тела. Поплелся вниз. В доме было тепло, и он так и пошел, как встал, в одних трусах. Матвея в доме не обнаружилось, и Скрипник, сделав то, зачем он, собственно говоря, и вылез из постели, выглянул из дома в поисках хозяина. Тот сидел на веранде, босой, одетый в смешной цветастый халат. Октябрь в Карелии выдался теплым, на улице было больше десяти градусов, плюс вчерашний алкоголь немного откорректировал температуру тела Бориса Аркадьевича, поэтому тот смело вышел на открытую веранду в одних трусах. Мотя встретил его улыбкой:
– Доброго утречка! Я тут уже к завтраку накрыл!
Он указал на небольшой деревянный столик. Скрипник взглянул туда. Вяленая щучка, какая-то еще копченая рыбка, двухлитровая бутылочка пива, судя по цвету – пшеничного и нефильтрованного.
– Упс, – единственное, что смог вымолвить Борис, а Матвей протянул ему такой же, как и у себя, цветастый войлочный халат. – У вас здесь где-то варят нефильтрованное?
– Конечно, Борь. А ты думал, мы здесь на необитаемом острове? Варят в Сегеже. Пшеничное. Всю ночь охлаждалось. Прошу к столу. Рыбка вот…
Матвей открыл бутылку с пивом и, не пытаясь избавиться от пены, разлил напиток по кружкам. Борис тем временем закутался в халат и сел в деревянное кресло-раскладушку. Мотя подвинул кружку. Скрипник выждал немного, когда пена чуть-чуть осядет, и сделал большой глоток, вместивший в себя почти половину налитого объема. Затем поставил кружку на стол и, откинувшись в кресле, зажмурился от удовольствия. Участок Матвея граничил с лесополосой, а веранда как раз выходила окнами к лесу. Поэтому они сидели, попивали пиво, заедали его вяленой щукой и смотрели, как ветер играет листвой осенних карельских берез. За десять минут у Скрипника исчезла постукивающая боль в висках и тошнота, которая подступала к горлу, когда он спускался вниз со второго этажа. Но был и минус: мысли начали уходить в сторону, расплываться по пшенично-солодовым волнам по разным сторонам от правильных направлений.
– Щучка у тебя четкая, дядя Мотя. Сам делал?
– Конечно. Ты здесь кого-нибудь еще видишь? Конечно, сам. И ловил сам. И вялил. Вот этими вот руками.
Он показал Борису обе свои пятерни.
– Не пересоленная. И не пресная. Как надо.
– А то. Наслаждайся. Помнишь, на чем мы вчера остановились?
Скрипник не очень-то помнил. Помнил только, что Матвей ввязал его в теологический спор, который длился почти до четырех утра. К середине ночи крепкий (градусов шестьдесят) самогон Матвея осел в сознании Бориса капельками плотного тумана.
– Не очень-то.
– Ты мне кричал, что жизнь ужасна и несправедлива, а бог если и есть, то очень злой, раз позволил такому совершиться с Ленкой.
– Это я кричал? – переспросил Скрипник.
– Ну конечно, не я же… – Матвей поднялся с кресла и, обойдя стол, спустился с веранды вниз, на влажную, давно не кошенную траву газона.
– Ну а ты что? – спросил немного захмелевший Борис Аркадьевич.
– Как что? Убеждал тебя в обратном.
– И чего? Убедил?
– Похоже, что нет.
Матвей подошел к самой границе участка, за которой начинался лес. Наклонился, а выпрямившись, продемонстрировал Скрипнику находку:
– Беленький! Смотри, Петербург! Видел ты когда-нибудь, чтобы такие беленькие грибы росли прямо на участке?
Скрипник даже не взглянул на эту находку, только дополнил стоящие на столе и уже значительно опустевшие пивные кружки до целого. Матвей же продолжал монолог, не очень-то обращая внимание на Бориса:
– Вот так походишь утречком по участку и наберешь себе на обед грибочков, на жареху. А потом еще в огородик заглянешь, а там у Машки и лучок, и чесночок, и огурчики. Вот и сыт. И плевать, что пенсия – копейки. Все во благо тому, кто в бога верует…
Скрипник фыркнул, и вкуснейшее карельское нефильтрованное пиво попало ему не в то горло. Он закашлялся. А откашлявшись, выразил недовольство:
– Опять ты за свое, Матвей Аскольдович!
– А что – за свое… Это и твое, и мое, и каждого…
– Ну и какое же мне благо, глубокоуважаемый дядя Мотя, от того, что я сижу здесь, с тобой, на веранде этого замечательного дома, похмеляюсь пивом… Хотя, по-хорошему, не надо бы этого делать… А Ленка моя в коме лежит в вашей задрипанной больничке. Хотя должна рисовать сейчас свои шедевры на островах… Ну верую я, предположим, а мне вместо благ – похмелье да больничка… А, Матвей Аскольдович? Вопрос тебе.
Матвей Аскольдович не торопясь вернулся к столу и аккуратненько положил сорванный боровичок на лавку у входа на веранду. Затем вновь сел на свое кресло и, взяв кружку пива, сделал большой глоток.
– У меня нет ответа, Борис Аркадьевич. Веруя, веруя глубоко, всем сердцем, ты сам должен искать ответы на такие вопросы. Я вот, выйдя на пенсию, долгое время не мог понять, что же это такое? Как мне прожить на шесть тысяч рублей, что государство мне насчитало? У Машки – тоже копейки. Долго соображал. Жили в квартире тогда, в городе, у вокзала. У нас весь город – возле вокзала. Заметил? Не хватало элементарно на поесть. Мясо – по праздникам. И тут Вовка Петраков, Машкин брат, пришел как-то в гости и опять про свою дачу давай бубнить: заберите, мол, мне она ни к селу ни к городу, а продавать жалко. Домик, мол, разрушается, а огородник, говорит, из меня – никудышный совсем. Давай на тебя переоформим. Он уже не первый раз предлагал, но всё отказывались, ни к чему тоже. А тогда меня как стукнуло что-то. Давай, говорю, завтра же к нотариусу. И оформили. Я домик за пару лет выправил, утеплил – круглый год жить стали. Машка огород потихонечку, то-се. Квартиру сдаем теперь – тоже деньги. Пенсию индексируют. Иногда. Не голодали. А сейчас вообще, видишь – разносолы.
– К чему мне твоя история, Матвей Аскольдович? – Скрипник отхлебнул из кружки. – Пиво вкусное – спасибо. Дом хороший – молодец. И что?
– А то! – заорал на него Матвей. – Ты меня не слушаешь!
– Как не слушаю? – продолжал упираться Борис. – Я только тебя и слушаю, сутки уже. А до тебя Ленку свою слушал. Художницу. Так же трындела без умолку. А теперь в коме лежит, в больничке вашей. Чушь собачья! А я здесь с тобой пиво пью.
– Хватит тебе ругаться. Случилось уже. Раньше ведь и представить не мог, что такое вообще возможно, а сейчас – это факт. Думай теперь. Крепко думай.
– Я думаю, дядя Мотя. Постоянно думаю.
– Не о том.
Матвей снова встал и направился в дом, видимо, за новой бутылочкой пива: эта подходила к концу. Борис же, оставленный в одиночестве, наслаждался осенним карельским лесом. Небольшой ветерок нежно поглаживал поредевшую листву берез, а дальше за ними, в глубине лесополосы выделялись две больших, очень красивых сосны. Борису почему-то подумалось о Дмитриевском. Телефон еще вчера разрядился, а тут вдруг очень захотелось позвонить Денису и рассказать обо всем. И потом, Фарух с его участком… «Надо зарядить и позвонить», – подумал он и допил остатки пива.
* * *
А в это время Дмитриевский молча рассматривал бледное лицо Аблокатова. В напряженной тишине прошла минута. Денис прервал ее:
– Рассказывай.
– Так… Приехал к Ро в восемь пятнадцать, – затараторил Аблокатов. – Помчали к Фаруху. Забрали. Сложил в портфель. Потом к дяде Ване. Портфель из рук не выпускал. Потом в машину и сразу сюда. Поднялся на этаж – и к тебе.
– Ро с тобой поднималась?
– Нет. Пошла в «Спар». За сырками глазированными.
– Сейчас она где?
– Не знаю. Должна уже, наверное, вернуться…
– Позвони девчонкам. Кто там с ней в кабинете сидит? Маше позвони…
Аблокатов набрал номер Маши и, выслушав ее ответ, сказал:
– Ро нет.
– В машине портфель где лежал? – продолжил допрос Дмитриевский.
– Сзади, внизу, на коврике справа.
– А Марианна где ехала?
– К Фаруху и к дяде Ване – на переднем. В офис – попросилась на заднее, тошнит, мол… Денис, я понимаю, к чему ты клонишь. Но у меня здесь хитрушка в портфеле: замок с кодом. Вот, смотри…
Костя взял в руки портфель и ткнул пальцем в маленький кодовый замочек, фиксирующий ремешки.
– Открыть его без кода сложно. Тем более мы болтали всю дорогу, я на нее в зеркало смотрел. Она была спокойна. Вела себя как обычно. Слышишь меня? Если это сделала Ро, то эта женщина ни хрена не Марианна Ро. Это профессор Мориарти в юбке.
Дмитриевский вздохнул:
– Коли так – тогда ты, получается, изменник родины.
Бледное лицо Аблокатова покрылось нервными красными пятнами. Денис продолжал:
– Портфель твой с кодовым замком. Код знаешь только ты. Ро – спокойна, как слон. Ты нервничаешь, вон, весь пятнами пошел. Ты вор. А вор должен сидеть…
– Нет! – заорал на Дмитриевского Аблокатов, полностью потеряв самообладание. – Это не я!
– Ну тогда думай башкой! Если раньше не до этого было, хотя бы сейчас начинай!
Аблокатов скис и замолчал, насупившись. Денис же откинулся на спинку кресла. Позвонил Марианне. Еще раз. И еще. Кинул телефон на стол.
– Не берет? – подал голос Аблокатов.
Денис, оставив вопрос без ответа, снова взял телефон. Позвонил Георгию Александровичу – руководителю структуры, обеспечивающей безопасность фирмы Дмитриевского. Тот ответил почти сразу. Денис вкратце обрисовал ситуацию. Георгий матюгнулся в трубку. Помолчал, матюгнулся еще раз. Потом сказал:
– Я вызову Забирохина. У меня он единственный бывший опер.
– В ментовку надо? – спросил Денис, вытаскивая сигаретку из пачки «Парламента».
– Обязательно, – ответил Георгий, – только объект правонарушения должен быть немного другой. Напиши в заявлении, что деньги из кассы вытащила. У вас в конторе касса есть?
– Нет.
Георгий опять матюгнулся.
– Скажешь так: клиент принес наличку, небольшую сумму, за юридические услуги, а она должна была отвезти ее в банк. И не довезла. Тысяч двести. Чтобы не было лишних вопросов у других федеральных структур фискального толка. Ферштейн? А Забирохина сейчас выдерну. Он в деревне, на последние грибы в этом году охотится.
– Да? – удивился Денис. – А мне другое говорил…
– С Аблокатовым сам разберешься?
Звук у динамика Дмитриевский выставил на минимум, но Костя, как будто почуяв, о чем идет речь, тут же вскинул глаза на Дениса.
– Да, – односложно ответил тот.
– Хорошо. Не кисни там, Хаммурапи… Прорвемся…
Георгий повесил трубку. Денис закурил и подошел к окну, в которое уже минут двадцать стучал противный осенний дождь. Смотрел вниз, на стремительно темнеющий от крупных капель асфальт. Мысли его унеслись далеко-далеко, в детство. Неожиданно вспомнил, как сидел на руках у дедушки, так же глядя в окно, на холодное весеннее солнце, и вдруг эти позолоченные лучи, пробравшись в гостиную их двухкомнатной квартирки на Малой Охте, весело заплясали зайчиками на старом дедушкином серванте. Он выскочил тогда из объятий деда и побежал к серванту, стараясь поймать эти яркие зайчики первого весеннего солнца. Было ему тогда года четыре, и это стало первым его осознанным воспоминанием. Денис с трудом, но все-таки вернулся в реальность и уже немного спокойнее сказал Косте:
– Вызови полицию. Мы отправили Ро с наличностью в размере двухсот тысяч рублей в банк вчера во второй половине дня. Сегодня она не явилась на работу. Вряд ли они будут сильно копать, но факт заявки и возбуждения нам нужен.
– Хорошо.
– У тебя, кроме тачки, еще какое-нибудь имущество есть? – Денис сделал затяжку, разглядывая портфель Аблокатова. Костя напрягся. Задумавшись на секунду, ответил:
– Квартира на юго-западе. И дача под Тосно. С отца год назад на себя перевел. Через дарение.
– Слушай, я понимаю, что ты юрист, но на фига мне подробности? Принеси оригиналы свидетельств. И паспорт свой давай. Полежит у меня в сейфе. Пока все не рассосется.
Аблокатов вынул из внутреннего кармана пиджака и выложил на стол паспорт. А Денис все вертел в руках и рассматривал светло-коричневый модный портфель, с которым явился Костя.
– О! Я понял, что не так. Скажи, а почему портфель абсолютно пустой? Предположим, она вытащила деньги. Засунула книгу. Но что, у тебя больше ничего там не было?
– Было, – буркнул Костя. – Зеленая прозрачная папка с документами по зданию на набережной Карповки, ручка «Паркер», пачка кофе «Президент»… Меня вчера Люся просила купить.
– И где все это?
– Не знаю.
– Зачем она вытащила кофе и ручку?
– Я не знаю, Денис.
– А мне кажется, что я знаю. Мне кажется, я понял, в чем дело.
– В чем?
Денис повернулся к окну и открыл его, выпуская на улицу сигаретный дым и остатки непонимания.
– Ты понял, в чем дело, Костян? – с улыбкой спросил он. – Понял? Знаешь, с чем мы имеем дело?
– С чем?
– С чем-то очень крутым… У меня аж холодок побежал по спине… – Дмитриевский демонстративно поежился.
– О чем ты? – продолжал допытываться Аблокатов
– О том, что она нравится мне все больше и больше! И я найду ее, говорю тебе!
– Ты скажешь мне, в чем дело?! – Костя опять сорвался на крик.
– Скажу, – спокойно ответил Денис, – Это не твой портфель. Она не вытаскивала денег. Она просто заменила портфель на такой же. У нее было что-нибудь с собой? Большая сумка или пакет? Куда мог бы влезть такой портфель?
– Да… Сумка спортивная. Говорит, в спортзал собралась после работы… – растерянно ответил Костя. – Точно… – Он внимательно рассмотрел внутренности портфеля. – У меня ручка потекла с месяц назад, испачкала внутри немножко… А здесь чисто все… Похоже, ты прав. Но это же бред!
– Почему? Она все просчитала заранее… – Денис сел на подоконник и поставил пепельницу себе на бедро.
– Так я об этом и говорю. Бред. Как она могла просчитать заранее, если вся сегодняшняя движуха была импровизацией? Она была не в курсе Фаруха…
– Уверен?
– Не знаю. Я теперь уже ни в чем не уверен. Ты у меня паспорт отобрал…
– Ты мне еще заявление напиши, друг мой… По собственному. Мы же вроде с этого начали? Я его тоже в сейф пока уберу. Даты не ставь.
В кабинет без стука, как обычно, зашла Орлова. Глаза у нее были на мокром месте. Ребята примолкли, хмуро глядя на Олю и ожидая, что еще принесла им кривая этой странной рабочей среды. Оля опустилась на диванчик рядом с Костей и посмотрела на Дениса, который так и остался сидеть на подоконнике.
– Меня какая-то сволочь обрызгала сегодня. Пальто в мусорку. Ну как так, ребят? Откуда у нас такие лужи на дорогах, а? Каждый год делают-переделывают, а лужи все больше и больше. Откуда они берутся? Почему в Финляндии нет луж? Я была в Финляндии – там нет никаких луж на асфальте, а здесь черт-те что. Какая-то сволочь дорогу так сделала, что другая сволочь, на белой «Шкоде Октавиа», обрызгала меня с ног до головы. Пальто в помойку.
Ребята молча слушали ее, думая о своем.
– Вам не интересно? – спросила Оля, повернувшись к Косте.
– Интересно. Очень интересно, – ответил тот.
– Грузовики, Оленька, – сказал Денис, затушив сигарету.
– Какие еще грузовики?
– Грузовые машины. Выезжают ночью, а когда чиновники засыпают, они портят асфальт своим бесконечно монотонным движением.
Ольга фыркнула и направилась к двери. Однако дверь открылась, прежде чем она успела даже взяться за ручку. В кабинет вошел рекламщик Василий, захлопнул за собой дверь и, осмотрев всех присутствующих, сказал:
– Ребята, Витя пропал.
И стоящая рядом с ним Оля, и сидящий на диване Аблокатов, и примостившийся на подоконнике Дмитриевский молча уставились на Васю.
– Мама его звонила. Он до сеструхи не доехал. Должен был в понедельник еще прибыть. Не прибыл.
Троица молчала. Потом Денис, соскочив с подоконника, достал еще одну сигарету:
– Костя, займись полицией, а?
Тот молча вышел. А Дмитриевский приблизился к зеркалу и в очередной раз внимательно посмотрел на себя. Внутри него впервые за долгое время все успокоилось. Ни мандража, ни волнения, ни страха. Словно произошло что-то неисправимое. Мозг мгновенно начал выдавать варианты очередного поиска беглянки. И откуда-то из неизведанных глубин естества наружу поднимался завораживающий азарт охотника. Скорее даже гончего пса, почуявшего след добычи.
5
Ученики, которые готовились к городской олимпиаде, удивили Витю своей внимательностью. Задача, которую они разбирали, была не самой легкой на свете, он сам пыхтел над ней на кухоньке «своей» новой квартиры.
После занятия новоиспеченный педагог зашел в учительскую. Там он хотел добыть какую-нибудь информацию о двух классах, в которых завтра планировались уроки. В учительской две барышни, тихо переговариваясь, пили растворимый кофе. Смолин подошел к ним и, улыбаясь, попросил разрешения присоединиться. Одна из них, молодая, лет двадцати пяти девушка сказала, мельком осмотрев Витю:
– Конечно! Ради бога.
И Смолин, насыпав себе ложечку «Нескафе Голд» и две сахара, залил все это дело кипятком и присел к ним.
– Я Витя, – сказал он после небольшой, как ему казалось, случайно возникшей паузы.
– Знаем, – ответила девушка; вторая же дама, немного полноватая женщина лет тридцати пяти, даже не удостоила его взглядом.
– Новый учитель информатики, – добавил Смолин, обращаясь уже в большей степени ко второй женщине. Та почему-то фыркнула в ответ, а молодая, как будто не заметив этого, улыбнулась:
– Да не… Замещаешь только… Пока Лоркин болеет.
– Ну да… – Смолин отпил кофе. – Но тем не менее на эту неделю я – новый учитель информатики, верно?
– По мне так да, – вновь улыбнулась молодая учительница, покосившись на подругу. Та продолжала дуться и смотреть в сторону, как будто Витя чем-то умудрился ее обидеть. – Я Лена Зосимова, – продолжила девушка. – Музыка, пение, хореография. А это Валентина Тимофеевна. География.
«География» еще раз фыркнула и наконец подала голос. Видимо, терпеть подобное обращение для нее оказалось гораздо сложнее, чем продолжать свой странный бойкот.
– Какая еще Тимофеевна? – безапелляционно заявила она. – Вы же не первоклашки? Валя. Ну, в крайнем случае – Валентина. Понятно?
«Конечно, Валентина Тимофеевна!» – вдруг очень сильно захотелось сказать Вите, но он, сделав над собой усилие, произнес:
– Конечно. Ну какая вы Валентина Тимофеевна? Валя!
– И на «ты» желательно. Если уж типа коллеги.
– С удовольствием! – быстро сориентировался Витя. – Я вообще как-то не очень переношу официоз… Поэтому, если позволите на «ты», так вообще супер. – Чуть выдохнул про себя и продолжил, уже более спокойно: – Вы мне подскажите, пожалуйста, если знаете, конечно… У меня завтра два класса: девятый «Б» и десятый «В»… Как там обстановочка? Может, есть чего?
Дамы одновременно с удивлением уставились на него, будто не понимая вопроса. Потом Валя протянула:
– А тебе заче-е-ем? Ты здесь вроде на воспитательных работах, говорят? Проведешь завтра два урока – и все, свободен. Я общалась с Аллой. Тебя ее подружка Бронникова привела, ты там вроде накуролесил чего-то…
Смолин притих, не сразу сообразив, что ответить. Действительно, Валентина Тимофеевна была частично права.
– А вы ее знаете? Бронникову?
– Я знаю, – ответила Валя, – хорошо знаю. Учились в одной школе.
– Валя, у нее парень есть?
Дамы посмотрели на него с подозрением, а он продолжал гнуть свою линию:
– Ну а чего. Нормальный вопрос. Нравится мне девчонка. Чего, сложно ответить?
– Нет вроде никого. Был давно какой-то ухажер. Мы школу оканчивали тогда. Влюбился в нее шибко. И она вроде его не футболила. Хулиганистый. Как же его звали… – Валентина задумалась, откусывая печенье. – То ли Вася, то ли Валя… Неважно. Не получилось у них.
– А чего не получилось?
– Посадили его. За разбой. А она в Питер уехала – учиться. Там уж я не в курсе, был кто у нее или нет. А сейчас точно нет, я бы знала. Алка-то языком без конца мелет…
– А парень тот вышел?
– Да кто же его знает. Может, и вышел, а может, и нет еще. Здесь его видно не было…
В учительскую вбежала Алла Николаевна, прервав их занимательную беседу:
– Витя, блин, ты чего здесь засел? Не найти! Аня звонила – срочно лети в больницу к ней, там в бухгалтерии компьютер полетел! А у них отчет… Бегом!
Витя выскочил из-за стола и, не попрощавшись с собеседницами, быстро направился к выходу. Алла Николаевна побежала за ним. Девушки посидели минутку молча. Потом Валя покосилась на подругу и спросила, откусывая печенюшку:
– Ты поняла вообще чего-нибудь?
– Не-а.
Через пятнадцать минут Витя стоял над компьютером в кабинете главного врача больницы, а из-за его плеча выглядывали Аня Бронникова, главврач Киселева и санитар Серега. Витя напряженно смотрел на погасший экран монитора, а троица за его спиной с тем же напряжением смотрела на затылок Смолина, заросший длинными светлыми волосами.
– И чего? – спросил Витя, не поворачиваясь. – Просто вырубился – и все?
– Да, – дрожащим голосом ответила Киселева. – Просто вырубился – и все. Чего-то треснуло там внутри. И все погасло.
– Фигово, – единственное, что нашел сказать Витя.
– Витенька, – продолжила Киселева, – там у меня курсовая по психогенетике. Два месяца писала. Спаси ее. Слышишь, родненький? Спаси! Наш техник – в отпуске. На тебя вся надежда.
Бронникова проникновенно вглядывалась в затылок Смолина. А тот, как будто чувствуя это, повернулся к ней и сказал с улыбкой:
– Сделаю. Но системник заберу домой, ладно? И поковыряюсь…
– Забирай! – Киселева чуть успокоилась, увидев уверенность Смолина. – Постарайся только побыстрее, а? Ладно?
– Конечно. Надеюсь, завтра верну.
Он взял системный блок вместе с проводами и вышел из кабинета главного врача. Через минуту в коридоре появилась Аня:
– Витя, точно сделаешь?
– Думаю, да, – ответил Смолин, пряча улыбку. – Но кое-что может мне сильно помочь в этом деле…
Бронникова молча ожидала продолжения.
– Свидание. Свидание с одним милым невропатологом.
Аня фыркнула:
– Господи, ты опять о своем…
Потом задумалась – в ее красивых карих глазах играла улыбка – и продолжила:
– А на что ты девушку собрался на свидание вести, друг любезный? У нас здесь, конечно, не Питер, но бесплатно в ресторанах не кормят. И даже вход в кинотеатр платный, представляешь? Цветы тоже денег стоят…
– Цветы?
– Да. Цветы. Я кстати, лилии люблю. Или ты альфонс? – рассмеялась Бронникова.
Витя закусил губу, продолжая обнимать системный блок.
– Да не. Ну какой я альфонс. А деньги… Деньги в долг взял бы. Попросил бы.
– У кого?
– У тебя, – ляпнул он. Аня расхохоталась и пообещала:
– Я подумаю.
* * *
А в это время на севере Карелии в уютном дачном доме Матвея Аскольдовича Прапорщикова, точнее на его веранде, подходила к логическому завершению вторая за утро двухлитровая бутылка пшеничного нефильтрованного пива. Увеличившееся количество алкоголя в крови собутыльников изменило их разговоры, и ближе к обеду от теологии они перешли к политике. Теперь уже дядя Мотя с непонимающим видом вопрошал, глядя на пылающее уверенностью лицо Скрипника:
– Я вот чего не понимаю, Боря, объяснишь, может… Ведь давно уже у всех крупных держав есть оружие массового уничтожения. Так?
– Да, – ответил Скрипник, вытирая пену с трехдневной щетины.
– Ну вот. Шмальнет кто-нибудь один, за ним сразу же другой, третий – и все кончится. Так?
– Да.
– А зачем тогда это делать? Ведь правители, если я правильно помню историю, всегда воевали зачем-то. Была цель. Новые территории там… Превосходство одной расы над другими и тому подобное. Так? А здесь-то чего будет? Никаких рас. Одна большая территория, ничем и никем не заполненная. Пингвинами, может. Или крысами. Там же вроде дядьки все умные, неужели не понимают? Смотри вот, Борис Аркадьевич… Ничего, что так официально? Тема такая… официальная… – Матвей глотнул пива и посмотрел на Скрипника.
– Ничего, дядя Мотя. Как тебе удобнее, так и действуй.
– Ну вот, смотри. Есть у нас в городе проспект, главный, типа как у вас – Невский. Он у нас Пролетарский называется. И выходит прямиком к вокзалу. А у вокзала стоят два ларька, давно, лет уже, наверное, двадцать пять. Торгуют одним и тем же: алкоголь, сигареты, соки, вода, шоколадки какие-то… Один ларек азербайджанца Ильяса. Второй – Маньки Соколовой. А теперь, Борис Аркадьевич, представь, что это и есть вся наша планета Земля. Площадь у вокзала и два ларька на ней. Представил?
– Ну.
– А теперь представь, что и у Ильяса и у Маньки в ларьках есть ядерные боеголовки, якобы для защиты. Друг от друга. И каждый из них знает: даже если кто-то один выстрелит – то исчезнут оба, и вокзальная площадь, кстати, тоже. И все равно продолжают бубнить что-то, ругаться, поливать друг друга грязью, швыряться тухлыми яйцами. Вопрос: зачем? Почему не жить спокойно? Дружно?
– Интересная аналогия, – задумался Борис, поглядывая на сгущающиеся на востоке тучи. – Никогда о таком не думал.
– Ну а вообще на эту тему думал?
– Да, Матвей Аскольдович.
– И? Поделишься?
– Поделюсь. Ты с ларьками мне пример привел, а я с тобой поделюсь наблюдениями изнутри социума под названием… ну, например, «офис небольшого коммерческого предприятия». А там такое… У предприятия есть собственник, у него свои цели, обычно – получить как можно больше прибыли. Для этого он выстраивает отношения с рынком, конкурентами, клиентами, сотрудниками. У каждого сотрудника тоже есть свои личные цели. В соответствии с ними те выстраивают свои отношения друг с другом. Я человек опытный: пять мест работы сменил. Знаю, о чем говорю. И везде, слышишь, Матвей Аскольдович, везде было одно и то же…
Скрипник прервался на секунду, вспоминая, а Матвей поднялся, нервно обошел вокруг стола, вернулся и снова сел.
– Одно и то же, – повторил Борис.
– И что это?
– Даже не знаю, как это определить в более-менее приличной форме…
– Боря! – удивленно взглянул на собеседника Матвей. – Оглянись. Мы торчим на самом севере Карелии, у Белого моря, на моей даче, бухие который день. Забудь уже о приличиях. Не в филармонии, друг мой.
– Это да. Ну и хорошо… Наиболее приличное выражение, которое подходит, – это «меряются письками». Руководство фирм меряется письками с конкурентами, с властями, если прижмут, и с заказчиками, если наглеют. Сотрудники – друг с другом. Подставляют. Жалуются. Прикалываются. Наверх лезут…
– И чего? При чем здесь это?
– Так это микромир, Матвеюшка. А теперь камера медленно отъезжает, позволяя зрителю наблюдать все более и более крупный план. И что мы видим? Вместо предприятия – целая страна. А там что? То же самое: руководитель и сотрудники. Камера отъезжает еще чуть-чуть – что видим? Другие страны – конкуренты нашего предприятия на рынке земного шара. И? Кругом одно и то же. Руководство меряется письками с конкурентами, сотрудники – друг с другом. Подставляют друг друга, жалуются, прикалываются. Наверх лезут. Смекнул?
Матвей молча смотрел на Скрипника, а тот все оглядывал небо, ища темные грозовые тучи. Затем продолжил:
– У кого масштаб мышления поменьше – руководят предприятиями. У кого побольше – странами. И все как один меряются письками, только каждый в своей лиге. Иногда, правда, кто-то пытается вылезти из низших лиг наверх и показать, что у них тоже все выпирает наружу – и терпеть нет мочи. А иногда и наоборот.
Матвей все молчал, насупившись, а потом рассмеялся, глядя на серьезное лицо Бориса Аркадьевича:
– А у тебя талант комика. Знал об этом?
Борис без тени улыбки поднял бровь. Матвей продолжил, видя, что реакции пока нет:
– Ты очень смешно рассказываешь, а вид при этом у тебя очень серьезный. Продолжай в том же духе – составишь конкуренцию Семену Альтову.
– Не выдумывай. Семен Альтов – вне конкуренции. – Скрипник перевел дух после своего выступления. – Меня и коллеги, и даже Ленка считают человеком без чувства юмора. И я думаю, они правы.
– Ну-ну! – рассмеялся Матвей. – Ладно, хорошо. Хорошая версия. И ты считаешь, что взаимная агрессия, уколы, войны – все это из-за желания доказать, что у кого-то это место длиннее?
– И длиннее, дядя Мотя, и крепче. Но это лишь одна причина. Есть еще и вторая. Тоже важная. Поиск адреналина. Приключений на пятые точки. Так ведь просто мериться – скучно. Снял портки от Томми Хилфигера, достал циркуль – и все. Дело в шляпе. Скучно. А распихать по всему миру С-300? Вот тут адреналин и попрет. Причем и у тех, кто ставит, и у тех, на кого их направляют. У всех. А в офисе как ребята адреналин получают? В выходные кто-нибудь с тарзанки прыгнет – и нормально. На неделю запас есть. Опять же здесь вопрос масштаба, Матвей Аскольдович.
– Хорошо. Хорошо. А сделать-то что-нибудь можно? Есть предложения?
– Да нет. – Скрипник грустно улыбнулся. – Никаких конкретных предложений, хотя…
– Чего? – зацепился за это Матвей. Посмотрев на стремительно пустеющую кружку, грустно добавил: – Пиво кончилось. Кто побежит?
– Давай остановимся, дядя Моть… Поспим чуток. А вечерком в баньку. С квасом.
Тот в недоумении воззрился на собутыльника:
– Ты точно русский? Паспорт есть с собой?
– Есть. Русский. Не хочу просто больше…
– Ну ладно, – не стал уговаривать его Матвей. – Ты не закончил. Я прервал тебя своим пивом, старый дурень… Есть идеи?
– Не совсем. Есть ощущения какие-то. На уровне таких полудогадок.
– Ну не томи, а… А то я сейчас первый спать пойду. Сам будешь баню себе топить! – Матвей еще что-то буркнул, но очень неразборчиво. Борис же продолжал, не обращая внимания на ворчание соседа:
– Мысли мои, когда я думаю про это, крутятся все время почему-то вокруг Ленки моей. Художницы. Которая сейчас в вашей больничке лежит без сознания.
– Боря, я помню, кто такая твоя Ленка, можешь все ее регалии каждый раз не упоминать… – Дикция Матвея становилась хуже прямо пропорционально исчезновению пива из кружки.
– Да. Она, понимаешь, рисует сюжеты свои, ей в это время вообще ни до чего дела нет. Днем Ленка ходит в офис, как многие люди, но она там по-другому себя ведет. У нас я не видел такого отношения к коллегам. С уважением, спокойно… Они дизайном интерьеров занимаются. А домой летит на крыльях, особенно если работа незаконченной стоит… Надо мной, правда, любит приколоться… Но тут я чаще всего сам подставляюсь. Я к чему это… Мне кажется, если бы все походили на мою Ленку, то обстановка на планете была бы более спокойной, что ли. Она ни с кем не стала бы мериться ничем.
– А она согласилась бы?
– С чем? – не понял Борис.
– Стать политиком.
Борис глубоко задумался.
– Да нет, конечно.
– Ну вот, – улыбнулся Матвей, – вот тебе и ответ.
Он встал из-за стола, потянулся.
– Ну что, ты спать?
– Да, – ответил Скрипник. – Подремлю пару часиков.
– Я тогда баньку к четырем сделаю…
– Давай. Если не встану, так ты меня растолкай, ладно?
Борис медленно поднялся и пошел к дому. Его телефон, так и не получивший свою порцию зарядки, остался лежать на столе. Матвей взял его в руки и стал рассматривать со всех сторон. Проворчал:
– Ох уж эти питерские пижоны. Таскаются с телевизорами по лесам…
Положил телефон на место и направился к бане.
* * *
Аблокатов через час вернулся в кабинет Дмитриевского, опасливо заглянул внутрь и, увидев, что шеф на месте, ловко вошел.
– Быстро ты, – удивился Денис, внимательно разглядывая его бледное лицо. Правый глаз Кости чуть-чуть подергивался от напряжения.
– Сам в шоке. Приехали через двадцать минут после звонка. За сорок минут оформили заявление. То ли у них такой сервис теперь – все для клиента, то ли работы нет. А ты чего здесь надумал?
Дмитриевский продолжал пытливо вглядываться в лицо Аблокатова, отвечая молчанием на вопрос; тот же, привыкший к такому поведению шефа, особенно в кризисные минуты, терпеливо ждал реакции. И она последовала минуты через две, когда Костя уже уселся на черный диванчик.
– Смотри какие мысли. Портфель ты себе выбрал хорошенький. Дорогой. Молодец. В городе всего два бутика торгуют этой маркой. Я не думаю, что товар разлетается, как горячие пирожки у метро, по сто штук за день.
Дмитриевский протянул Косте фотографию Марианны, распечатанную на цветном принтере. Тот взял ее и скривился, как будто увидел что-то очень неприятное.
– Едешь в бутик на Старо-Невский, очаровываешь менеджеров, получаешь информацию. Понял?
– А ты? – спросил Костя.
– А я поеду в магазин на Петроградку. С теми же целями.
– Ты чего, решил поиграть в сыщиков?
– Да, Константин Сергеевич, решил. Ты поиграл в дебила? Первый тайм ты уже отыграл? Теперь поиграем в сыщиков. И молись, чтобы игра не скатилась к послематчевым пенальти. Давай, вперед.
– Полиции не доверяешь? Там оперок вроде толковый был…
– Под лежачий камень, Костя, ничего не затечет, ни вода, ни Connemara. Давай! Отзвонись, как и чего, если я тебя раньше не наберу.
– А портфель-то дашь?
– Нет. Сфоткай. Портфель я заберу.
Аблокатов кивнул, дав понять, что вник в задачу, и исчез за дверью, Дмитриевский, одевшись, также направился к выходу.
Он открыл дверь в симпатичный маленький магазинчик на углу Каменноостровского и набережной реки Карповки через двадцать минут: удачно проскочил Троицкий мост, который в это время обычно стоял в пробках. Зашел и покрутился посередине магазина, в задумчивости разглядывая изобилие кожаных портфелей, сумок, ремней и кошельков. В правой руке он держал портфель, а левая нервно теребила в кармане куртки красное служебное удостоверение капитана ГИБДД, которое он иногда брал у Коли Сарпова, младшего брата жены, на время его отпуска. Перевел взгляд на менеджера магазина – высокую блондинку, которая неожиданно выбежала из-за прилавка. В свойственной ему манере молча вгляделся в ее правильные, аккуратные черты лица, думая, что использовать для более конструктивного диалога: удостоверение полицейского, пусть и автомобильного, или пятитысячную купюру из другого кармана. Но девушка, заметив портфель в руке Дениса, сама начала беседу:
– Добрый вечер! Что, не подошел? А я ведь предупреждала вашу жену вчера, пусть хоть фотку скинет: вещь-то на любителя! А она говорит – точно понравится. Ну вот! А вам не понравилось, да? Чек-то взяли?
Дмитриевский мгновенно сориентировался:
– Здравствуйте! Вы не так поняли… Портфель отличный – сдавать и не подумаю!
Девушка непонимающе смотрела на Дениса, но не прекращала улыбаться, что многое говорило об уровне бутика и ее профессионализме.
– Жена вчера по карте рассчиталась. А банк у нее списал на пять тысяч больше. Чек потеряла. Дуреха. Никогда ничего не сбережет, что нужно! У вас же хранятся? Можете посмотреть?
А сам скрестил пальцы в кармане красивой черной кожаной куртки, думая: только бы по карте, только бы по карте, только бы…
– А вы уверены, что по карте? – спросила менеджер, направляясь к прилавку. – Вчерашние чеки все здесь…
Она перебрала их дважды: чеков было немного.
– Нет вроде, – подняла глаза на Дениса, – наличкой, наверное. Сейчас вернусь, гляну в бухгалтерии.
Блондинка ушла вглубь магазина и исчезла за темно-коричневой дверью. В бутик вплыла женщина лет сорока и с интересом начала изучать витрины. И осмотрев почти все, принялась изучать Дмитриевского и наконец добралась взглядом до портфеля, который тот все еще держал в руке.
– Хорошенький…
Дмитриевский мельком взглянул на себя в отражении зеркального шкафа справа от входа:
– Спасибо! Сплю только не очень…
– Я про портфель вообще-то, – улыбнулась дама. – Димочке хочу подарок купить. На день ангела.
– На день ангела? – не поверив, переспросил Денис, протягивая женщине портфель для изучения.
– Да. Спасибо. – Она взяла портфель и влезла внутрь, изучая наполнение.
– Муж ваш?
– Можно и так сказать. Гражданский.
Девушка-менеджер вернулась из хозяйственного помещения в глубине магазина, и – о чудо – Дмитриевский увидел в ее наманикюренных пальчиках белый прямоугольник чека.
– Нашла, – сказала она Денису. – Вот, держите. По карте оплачивала. Я вспомнила. У нее очень долго расчет шел. У вашей жены. Подтверждение от банка не проходило. Мы даже успели обсудить новый клип Леди Гаги.
– Моя жена слушает Леди Гагу? – улыбнулся Денис.
– Вот ужас, – буркнула дама и вернула ему портфель. Дмитриевский пояснил ей, рассматривая чек:
– Жена вчера за портфель расплатилась пятнашкой, а банк двадцать списал. Представляете? Куда – непонятно. Будем разбираться.
– Вот ужас! – повторила женщина.
– А вообще непохоже на «ОблГазБанк», – ни с того ни с сего проронила девушка-консультант.
Дмитриевский молча уставился на нее, ожидая продолжения.
– У меня была карта в этом банке, – пояснила девушка. – Не золотая, как у вашей жены, но все-таки… Таких приключений они мне никогда не устраивали, это точно. Все четко.
– А чего избавились, коли все так хорошо? – вступила в разговор женщина-покупательница.
– На другую работу перешла, – пояснила девушка. – А там принцип был у руководства: только «Сбер». А две мне зачем? Вот и закрыла ту.
Дмитриевский получил от визита даже больше, чем ожидал, и теперь размышлял, как незаметно и быстро исчезнуть. И, как часто бывало и раньше (если везет – то везет во всем, а нет – так уж нет), его спас телефонный звонок от Васи. Денис, сделав вид, что звонок очень важный, поспешил ретироваться, оставив женщин обсуждать банковские услуги. Трубку так и не взял. Забравшись в машину, дождался, пока Вася уймется, сфотографировал чек и отправил его сообщением своей знакомой Вике Коротковой. Вика, подружка жены Дмитриевского, за пятнадцать лет трудового стажа сменила несколько кредитных организаций в качестве рабочего места и во многих из них имела хорошие подвязки. К фотографии чека Денис приложил название банка, которое так любезно сообщила ему продавщица, и собрался было уже звонить Вике, но та опередила его сообщением: «Ну, что опять?» Дмитриевский, не тратя время на шутки, попросил ее достать всю информацию, которую подавал владелец карты при открытии счета.
Возникла небольшая пауза. Денис позвонил Косте. Тот еще даже не доехал до вверенного ему бутика: стоял в пробке где-то на Садовой. Дмитриевский попросил его вернуться в офис и ждать там развития событий. Затем перезвонил Васе. Тот завопил у него в ухе:
– Денис Александрович, я разговаривал с Витиной сестрой, он так и не объявился!
– В полицию заявились?
– Говорит – нет. Ждут до выходных. Говорит – у него бывает такое, может выпить, накуролесить, а потом стыдно выплыть со дна. Но всегда выплывал. Максимум, говорит, неделю пропадал. Потом пришел, как побитая собака.
– Интересно, – задумчиво проговорил Денис, – а знаешь чего… Я тебе сейчас вышлю телефончик, знакомая моя работает в кассах, на железке. Всегда через нее билеты делаю. Ты ей позвони, скажи, что от меня. Дай вводные. Попроси, пусть она найдет данные тех, кто с Витей в купе ехал. Если там молодежь какая, парни, то, скорее всего, эта версия имеет право на жизнь. Окей?
– Окей, – ответил рекламщик и отключился. Денис сбросил ему обещанный номер.
Через пару минут написала Вика:
«В банке есть подружка. Обязательная, но жадная. Скинь мне на карту 10 тысяч, а я ей переведу. Она все сделает».
«Быстро?»
«Да».
«Давай номер карты».
Денис с помощью смартфона перевел Вике десятку и поехал в сторону офиса. Не проделал и половины маршрута, как планшет на пассажирском сиденье брякнул свежими почтовыми сообщениями. Свернул на первую попавшуюся парковку, прижал машину к бордюру. От Вики пришло два файла: заявление об открытии рублевого счета в «ОблГазБанке» от февраля 2010-го и копия паспорта заявителя. Дмитриевский вчитался в документы. Марина Вениаминовна Рогачева 1985 года рождения.
– Тебе тридцатничек… – пробормотал Денис, читая дальше.
Место рождения – Санкт-Петербург. Зарегистрирована на Московском, дом 134. Адрес фактического проживания… Дмитриевский, щурясь, вчитался в несколько смазанный текст. Улица Благодатная, дом 8, квартира 121.
– Благодатная, да… – продолжал бормотать Денис. – Это от слова «благодать», да? Что Благодатная, что Московский – это все рядышком. Пешочком можно. На Московском родители, видимо. А ты квартирку прикупила? Недалеко… А чего не перерегистрировалась? Жалко? Квартплата больше станет? Или времени нет? А может, снимаешь?
Дмитриевский притих, задумавшись, а затем переслал оба адреса ребятам в офис с указанием: срочно заказать сведения из реестра прав на обе квартиры. Ждать пришлось десять минут, за которые он дважды в нетерпении звонил в офис. Наконец почта вновь брякнула сообщением, и Денис открыл файл с двумя выписками из ЕГРП. Собственник квартиры на Московском – Вениамин Иванович Рогачев. Собственник квартиры на Благодатной – Марина Вениаминовна Рогачева. Видимо, отец и дочь.
– Ага, – проворчал Денис, глядя на экран планшетника, – а чего же ты так близенько-то от родителей? Тоже мне переехала… Любишь? Или болеют?
Он позвонил Аблокатову:
– Костя, ты в офисе?
– Да. Приехал только.
– У тебя деньги есть?
– Смотря сколько надо, Денис Александрович…
Голос в трубке звучал немного испуганно. Денис живо представил себе бледное лицо Аблокатова.
– Тысяч пять найдешь?
– Рублей?
– Да.
– Найду, конечно.
– Отлично. Сейчас спустись вниз, на ресепшен. Там сегодня из охранников Митя дежурит. У него всегда с собой травматика какая-то. ОСА, что ли. Возьми у него в аренду до завтра. Предложи пятерочку. У них зарплата только через неделю. Если чего – скажи, что мне надо. Скажи, что вернусь и добавлю, если заартачится. Понял?
– Ага.
– Возьмешь и сразу выезжай. Адрес сейчас вышлю. Понял?
– Да.
– Точно? Повтори…
– Денис, я накосячил по-серьезному, знаю. Но я не полный дебил…
– Окей. Давай быстренько.
Денис скинул адрес Аблокатову и сам двинулся в путь. Время подходило к шести. Рабочий день завершался, и офисы, потихоньку пустея, переправляли свое население на автомобильные дороги города. Навигатор Дениса покраснел от пробок. «Ожидаемое прибытие через час», – написал прибор.
Прибыл через пятьдесят минут. Аблокатов еще не появился. Денис припарковался чуть в стороне от дома, вышел и осмотрелся. Обычный, ничем не примечательный новый и хороший многоквартирный дом. Подошел к парадной, где находилась искомая квартира. Увидел домофон. Консьержа не заметил. Вернулся в машину и еще раз набрал номер Аблокатова:
– Ты далеко?
– Десять минут, пишет…
– По Московскому едешь?
– Ага.
– Мимо метро будешь проезжать, купи букет цветов, а?
– Зачем?
– Надо.
– Понятно. Хорошо. Каких?
– Да все равно. Подешевле.
– Ладно.
Костя подъехал минут через пятнадцать и с букетом перебрался в машину Дмитриевского.
– Положи назад, – кивнул на цветы Денис. – Пистолет давай.
Аблокатов протянул ему небольшое травматическое оружие, и тот, покрутив его в руках, положил во внутренний карман куртки.
– Что ты задумал? – спросил Костя, поглядывая на Дениса.
Тот промолчал в свойственной ему манере, и Аблокатов продолжил нервные расспросы:
– Свидание? А зачем пистолет? Думаешь, сговорчивей будет?
– Тебя, я вижу, отпускает, да, Костян? Юморок пошел…
Аблокатов притих, а Денис продолжил чуть более спокойно:
– Я пойду один, а ты жди звонка в своей тачке. На всякий случай оставляю тебе дубликат ключа от своей. Если через пять минут звонка не будет – залезай, там планшет. Пароля нет.
Костя нахмурился:
– Денис Александрович, может быть, оставишь ментам ментовское?
– Оставлю, Костя. Ментам ментовское, а богу богово.
Они вышли из машины Дмитриевского и разошлись в разные стороны.
Денис сел на скамеечку около парадной и, положив букетик хризантем рядышком с собой, закурил сигаретку. Пока он курил, внутрь зашел молодой парень в больших черных наушниках и импозантный мужчина чуть подшофе в красивом темном пальто. Еще минуты через три у двери появилась девушка лет двадцати пяти, и Денис, поднявшись и выкинув хабарик в урну, поздоровался с ней. Та удивленно и немного испуганно взглянула на Дениса, но презентабельный вид и букет заставили ее чуть-чуть замедлить шаг.
– Мне очень нужна ваша помощь, – улыбнулся Денис, и девушка остановилась, растерянно глядя на него. – С невестой поругались. Помириться хочу, но думаю, она не откроет. Можете помочь?
– Как? – улыбнулась девушка, рассматривая букет. – Получше ничего не было?
– У метро купил. Торопился, понимаете. Она в сто двадцать первой здесь живет. Вы, пожалуйста, в дверь ей позвоните и скажите, что из управляющей компании, по поводу заочного голосования. Ну, по вопросу оформления земли под домом. Она девушка ответственная – откроет, а тут я появлюсь…
– Хорошо. А обязательно все так подробно?
– Чем больше мелочей, тем правдоподобнее версия, – улыбнулся Денис.
Они зашли в парадную. Поднявшись на нужный этаж, Денис вжался в стену, уходя из поля зрения дверного глазка, а девушка позвонила в дверь, которая тут же открылась – без вопросов и очень быстро, как несколько дней назад, на Малой Охте. Девушка, явно не ожидавшая такого, отступила на шаг, пробормотала что-то вроде «здрасьте, я из управляющей компании…» и посмотрела на Дениса. Тот отклеился от стены и, чуть отодвинув помощницу в сторону, заполнил собой дверной проем. На него без удивления, вообще без эмоций, красивыми темными глазами смотрела Марианна Ро. Она же Марина Рогачева. Денис, поблагодарив девушку, зашел в квартиру и закрыл за собой дверь. Марианна отступила вглубь длинного, залитого желтым электрическим светом коридора.
– Ты одна? – спросил Дмитриевский, осматриваясь.
– Да. Здравствуйте, Денис Александрович.
– И вам не хворать…На кухню проходить? – ехидно спросил он.
– Как вам удобно. Давайте на кухню…
Квартира оказалась куда крупнее и приличней той, где они чаевничали в прошлый раз: трех-, а то и четырехкомнатная, с хорошим ремонтом и обстановкой.
– Водку будете? – улыбнувшись, спросила Марианна.
– Нет, – ответил Денис, – лучше чаю.
– А я, с вашего позволения, выпью рюмашку… – рассмеялась она, поправляя белую домашнюю футболку с надписью «Спасибо Растрелли. Мы – офигели» и Зимним дворцом.
– Да ради бога, – ответил Денис, набирая номер Аблокатова. – Алло. Все в порядке. Я позвоню по действиям. Жди. – И Марианне: – Деньги-то где?
– В комнате, – спокойно отвечала она, заваривая чай. – Принести?
– Да, – ответил Денис, – принеси, а, будь другом, а чай я сам себе сделаю. Вдруг еще подсыплешь чего.
Марианна хмыкнула и ушла в комнату. Денис же, осмотрев красиво обставленную кухню, насыпал черного чая прямо в чашку и залил его кипятком из только что вскипевшего чайника. Марианна притащила портфель и, протянув его Дмитриевскому, улыбнулась.
– Ты чего такая спокойная? – полюбопытствовал он, заглядывая внутрь. – Димедрола наелась?
– Нет, водочки чуть-чуть выпила.
– Ты знаешь чего, – сказал Денис, кинув портфель на пол. – Иди одевайся. Мы с тобой на время в другое место переедем. Если не возражаешь. В менее презентабельное. Больше похожее на то, где у нас с тобой было первое свидание.
Марианна улыбнулась и направилась в комнату.
– Стой, – сказал Денис, и она повернулась к нему. – Тебя как называть-то? Марианна? Или Марина?
– Марина.
Ушла в комнату. Денис сделал глоток крепкого черного чая и сморщился: горько без сахара.
Через десять минут они спустились вниз и подошли к черному «Порше» Дмитриевского. Туда же прибежал Костя. Его глаза вылезали из орбит, прыгая с Марины на портфель с деньгами и обратно.
– Как это возможно? – единственное, что он сумел выговорить. Денис, усадив Рогачеву на пассажирское сиденье, закурил и ответил Косте, глядя ему прямо в глаза:
– Еще ничего не закончено. Мы пока информацией вообще не владеем. Она это или кто за ней стоит – не знаем. Я знаю только одно: она спокойна, как слон. Говорит, водки выпила. Как будто я не видел женщин, выпивших водки… Там до спокойствия – как до луны. Сейчас поедем кое-куда. Коля Сарпов, младший брат моей жены, с дочкой и своей супругой в Грецию улетели. Вернутся через неделю. Квартира пустая. Там пока ее подержим, до выяснения. Ты с ней сегодня останешься, чтобы не сбежала. Ее, если что, Марина зовут. Рогачева. Адрес запиши…
– За тобой поеду… – ответил Костя и быстро направился к своей машине.
Денис же, сев за руль, включил зажигание и с улыбкой посмотрел на Марину:
– Не холодно? Сколько градусов сделать в салоне? Какое радио предпочитаете?
В кармане куртки Рогачевой заверещал телефон. Денис вытащил из ее кармана крупный корейский аппарат и, посмотрев на него, спросил:
– Будешь отвечать?
– Не буду.
– В телефонной книге номера нет…
– А я их не записываю, – спокойно ответила Марина, глядя в окно на красивый в вечернем свете фонарей Московский проспект.
– Да ладно! – не поверил Денис.
– Да. Память хорошая. Для меня дай чего-нибудь позапоминать – большего нет удовольствия! Я все нужные мне номера наизусть знаю.
– Отлично, – буркнул Дмитриевский, одним глазом глядя на дорогу, другим – в экран ее телефона. – А я, если ты, конечно не против, воспользуюсь преимуществами технического прогресса. Хотя на память тоже не жалуюсь.
Денис вытащил на свет божий свой телефон; одной рукой он держал руль, управляя автомобилем, другой же начал забивать номер, с которого только что звонили Рогачевой, в свой телефон. Нажал на кнопку «Соединение», и через миг на экране загорелся контакт: «Георгий Александрович (Щит)». Дмитриевский мгновенно дал отбой.
– Твою мать! – выругался он, посмотрев на Марину. Та, улыбаясь, продолжала глядеть в окно.
Денис пробежался по последним вызовам Рогачевой. Их было немного, и в основном повторялись два; один из них – Георгий. Дмитриевский начал было набирать и второй номер, но потом остановился и, повернувшись к Марине, спросил:
– Забирохин, да? Так, чтобы время не тратить? И не отвлекаться от дороги? Марат?
– Денис Александрович, я поражена вашими способностями.
Она посмотрела на него без улыбки, очень серьезно.
– Объяснишь? Обычный гоп-стоп? Или что-то посерьезней?
– Вы не поверите.
– Почему? Я доверчивый. Ты же знаешь. Рассказывай.
– Это не гоп-стоп, а зарница. Играли в детстве в зарницу?
Дмитриевский молчал, соображая, о чем это она. Марина продолжала:
– Георгий Александрович решил поиграть в зарницу.
– А… А зачем?
– Он так говорил: у нас с этим щеголем договор, мы должны обеспечивать безопасность его деятельности. А как я, мол, могу обеспечить эту самую безопасность, если он не прислушивается к нашим рекомендациям и делает все по-своему.
– И поэтому он решил скоммуниздить у меня пятихатку евро? Потому что я его не слушаю?
– Никто ничего не коммуниздил, как вы изволили выразиться. Он хотел на живом, так сказать, примере показать вам слабые места организации, чтобы потом все мы сделали правильные выводы.
– Странный какой-то способ.
– Не совсем. Мы были уверены, что встреча и обсуждение произойдут после первого инцидента, помните, с конвертом для дяди Вани. Но никто не предполагал, что все так повернется. Помните, вы назначили меня советником. Георгий Александрович потом немножко вышел из себя, хотя обычно его очень трудно вывести из равновесия. Орал тогда: либо он идиот, либо у него какая-то муть в голове! Это про вас.
Денис молча вглядывался в дорогу. Повернул на Типанова. Коля жил в Купчино, езды – от силы минут двадцать. Половину уже проехали. Он спросил, взглянув в зеркало заднего вида на «ниссан» Аблокатова:
– А вы?
– Что – я? – снова улыбнулась спокойная, как слон, Рогачева.
– Вы-то кто?
– Его сотрудница. Работаю по трудовому договору в ООО «Щит». Два года уже. А до того работала в полиции. Десять лет. Шесть лет в следствии, потом четыре в дознании. Уволилась в звании капитана.
– Про взятки врала мне?
– Нет. Ненавижу это.
– Как же ты в ментовке на такую квартиру заработала на одной зарплате?
– Я квартиру купила, работая на Георгия. Хотелось работать в полиции, нравилось – работала. Жила у родителей. Захотелось денег, комфорта, путешествий – ушла. Предложения были.
– Ясно.
Денис припарковал машину возле обычного купчинского дома-корабля и предложил Марине покинуть салон. Та без лишних вопросов вылезла и направилась за ним к парадной. В арьергарде маленького отряда плелся Аблокатов, ковыряясь в телефоне. Они поднялись в квартиру, и Дмитриевский убедился, что еда в холодильнике есть, а работающих средств связи в доме – нет. Затем сказал Марине:
– Посиди пока здесь, ладно? Сегодня Костик останется, а завтра… А завтра, может, все и разрешится. Зарница так зарница. Сами начали. Друг, проводи меня, а…
Они вышли в коридор, и Денис пояснил, положив руку Косте на плечо:
– Я тебе ключи оставляю, но ты следи за ней, ладно? Персонаж очень редкий. Близка к гениальности… Но нужно, чтобы до завтра ее не нашли… Ладно?
– Конечно, – ответил Аблокатов. Найденный портфель с деньгами заметно успокоил его.
– И телефон свой отключи, от греха… Или пароль выставь…
– Ладно.
И Дмитриевский умчал домой, а Костя пошел вглубь квартиры, проводя рекогносцировку. Марина закрылась в ванной принять душ, а он влез в бар и стал рассматривать бутылки. Вытащил открытую, видимо, хозяевами квартиры бутылку Chivas, плеснул маленько в стоящий в баре стаканчик и присел на удобный, мягкий диван в гостиной. Рогачева, выйдя из ванной, направилась в комнату, которую определил ей Денис, а Костя, включив телек, углубился в просмотр очень удачно оказавшегося на экране футбольного матча. Часа через три, ложась спать, проверил оставленный без звука телефон и обнаружил там СМС от Орловой:
«Костик, не заснуть мне что-то. Ты далеко?»
«Далеко, милая. Ты даже не представляешь насколько», – отписался он и лег спать. И первое, что ему приснилась, – Ольга, которая в красной кружевной тунике медленно приближалась к нему походкой пантеры из старого советского мультфильма про Маугли.
Дмитриевский приехал домой около десяти вечера. Дети уже спали, а Ира, видимо, только легла: в ванной еще стоял аромат ее крема. Заглянул в спальню. Жена, улыбнувшись, посмотрела на него из-за книжки:
– Вас ждать, мистер?
– Конечно, детка, – усмехнувшись, ответил он, – сейчас только чаю хлебну…
Налил себе черного чая. Устроившись за кухонным столом, открыл ноутбук и погрузился в почту. Среди горы непрочитанных сообщений наткнулся на письмо от рекламщика Василия и, открыв его, прочитал: «Денис Александрович, позвонил вашей знакомой. Она скинула мне сведения о попутчиках Витька. Молодые ребята, оба из Краснодара. Подробности в прикрепленном файле». В файле оказались паспортные данные. И дальше Дениса понесло в Интернет, где он достаточно быстро нашел маршрут поезда Санкт-Петербург – Адлер, на котором в прошлую субботу отправился в увлекательное путешествие Витя Смолин. Денис пил чай и внимательно вглядывался в названия городов и местечек поменьше, в которых останавливался поезд, просматривал время стоянок. Потом фокус его внимания сместился на сайт РЖД; Денис пробежался по фамилиям и фотографиям руководителей, пытаясь обнаружить знакомых. Затем сполоснул опустевшую кружку и транзитом через ванную комнату пошел в спальню. Ира заснула, так и не дождавшись своего Ромео. Книжка вывалилась из ее рук на прикроватный коврик. Денис положил книгу на журнальный столик, упал в постель и мгновенно уснул.
Глава 5. Зарницы и всполохи
1
В четверг утром Денис первым делом набрал Аблокатова. Убедившись, что Рогачева жива, здорова и на месте (сидит на кухне и пьет кофе), помчался на Васильевский остров на подписание предварительного договора по земельному участку, на который положил глаз Фарух. А покончив с формальностями, в том числе и с внесением предварительной оплаты за участок, поехал в офис, где его уже ждали шведы во главе с Клаусом и Еленой. Вместо обычных улыбок и приветствий Дениса встретили недовольством и жалобами. Говорила, естественно, Лена (по крайней мере, Дмитриевский понимал только ее), Клаус же что-то время от времени выкрикивал – то по-английски, то по-шведски, но это вносило в разговор не ясность, а, наоборот, сумятицу и сюрреализм.
– Они хотят наличку, Денис Александрович! Мы договаривались о другом…
– Всю сумму?
– В договоре указать кадастровую. Она раз в пять ниже рыночной. А остальное – кеш. – Елена смотрела на него прямо, практически не моргая, думая, наверно, что Денис не сможет устоять под атомной бомбой ее взгляда.
– Это Валерий выдвинул вам такое? Или собственники наконец-то вылезли со своими хотелками?
– Валерий. Но, возможно, он здесь как ретранслятор…
– Ну да. Лен, переведите Клаусу, что я сегодня же поеду и переговорю с ними. Понятно, что чисто российские приколы им несколько чужды.
На этом и сошлись, и Денис, наконец-то оказавшись в тишине своего кабинета, выдохнул, глотнул кофе, чашечку с которым предусмотрительно захватил по пути, и, набрав номер Васи, пригласил его в кабинет. Тот появился очень быстро, уложившись в полминуты, чего раньше за ним отродясь не водилось.
– Здравствуйте, Денис Александрович. – Он зашел в кабинет и сел на диванчик.
– Привет. Смотри, что мы имеем. Парни эти, которых ты мне вчера скинул, оба реально живут в Краснодаре. В Питер ездили на концерт AC/DC. Есть мобильник одного из них.
– Откуда узнали?
– «ВКонтакте». Знаешь такую социальную сеть? Они оба там есть.
– Не знал, что вы зарегистрированы…
– Не. У жены попросил пароль, – улыбнулся Денис. – Надо же как-то за вами следить… Вдруг кто-нибудь добавит в свои звукозаписи Тимати. Вот тебе и увольнение по статье…
– У меня на страничке нет Тимати, – испуганно протараторил Вася.
– Знаю. Поэтому ты еще здесь. Короче, позвони этому парню, расспроси его. Наша задача – узнать, где слез твой друг…
– Он не друг мне! – возмутился Вася.
– Ну хорошо, – согласился Денис, – твой враг… Если вообще ноль, вытащи с него телефон дружка, на странице его нет. И спокойно, главное, без шума, дай понять, что ты его ни в чем не обвиняешь. Представься полицейским лучше. Для пущей важности. Окей? А я пока по железке поработаю. Нам проводник нужен, по-хорошему-то…
– А кем они работают, не выяснили?
– Слушай, прямых ссылок нет, но, судя по открытым фоткам, что-то с машинами мутят. Может, сервис или какие-то тюнинг-приколы. Что узнаешь – сразу мне, понял?
– Да.
– Отличненько! Давай.
Вася скрылся за дверью кабинета, а Денис хотел уже было набрать своего старого друга Леню Голикова, который когда-то работал в РЖД, но услышал входящий звонок. Звонил Георгий, руководитель охранного предприятия «Щит». Дмитриевский, растерявшись, встал посередине кабинета, не зная, что делать. И после недолгого замешательства снял наконец трубку.
– Денис, категорически тебя приветствую, – раздалось на том конце, и Дмитриевский, сделав голос как можно более унылым, ответил:
– И вам, Георгий Александрович, не хворать. Есть для меня что-нибудь? Положительное желательно…
Возникла пауза. Георгий шумно дышал. Потом сообщил:
– Пока динамики нет.
– Ни у вас, ни у властей?
– Там и не будет. От нас все пойдет.
– Ну да.
– Ты грустный какой-то… Не мандражируй. Все решим.
– Не сомневаюсь, Георгий Александрович. Да я и не из-за этого. Сотрудник тут еще пропал. Айтишник Витя.
Опять пауза.
– У меня тоже тут что-то похожее. Как сейчас говорят: ты держись там.
– И вы, Георгий Александрович… И вы…
На том и порешили. Дмитриевский еще немного постоял в центре кабинета, соображая, что же он хотел делать до звонка безопасника. Вспомнив, набрал номер Леонида.
* * *
А Витя Смолин в это самое время закончил завтракать и направился в комнату для выбора одежды. Гардероб его на прохладный осенний четверг, как, в общем-то, и в остальные дни недели, состоял из джинсовых штанов и черного пуловера. Надев их, Витя переместился в прихожую и присел на корточки, обуваясь. И именно в этот миг его застал звонок в дверь. Смолин, разогнувшись, без лишних вопросов открыл ее. С той стороны двери топтался невысокий и крепкий коротко стриженный парень в потрепанной кожаной куртке и видавших виды штанах цвета хаки. Хмурые, не очень-то благожелательные глаза мельком осмотрели Витю и направились блуждать дальше по маленькому коридору, в надежде, видимо, самостоятельно найти объяснение, откуда здесь взялся незнакомец. Не получилось. Парень сипло поинтересовался:
– А где тетя Зина?
– Уехала, – ответил Смолин, – к маме.
– А ты кто?
– Виктор. Новый учитель информатики. Лоркин заболел серьезно. Замещаю.
– Здесь?
– Не… Здесь я живу. А вы к Аниной маме?
– Типа того, – ответил парень. – Зайду?
Он прошел мимо Вити, задев его широким плечом, и направился в туалет. Зажег свет и закрылся изнутри, оставив Смолина наедине с недоумением. Выбрался минут через пять, завернул в ванную вымыть руки. Оттуда просипел:
– Витя, значит… Ну, давай знакомиться, Витя Смолин. Я, значит, Валя. Аньки Бронниковой парень. Можно сказать – жених. Пришел к своей, считай, теще, а тут Витя Смолин какой-то, значит, торчит.
– Ты условно-досрочно, что ли, вышел? – вырвалось у Вити, а Валя ухмыльнулся его прозорливости:
– Знаешь, значит… И статью, наверное, знаешь?
Смолин промолчал, а парень продолжил как ни в чем не бывало:
– Пойдем чайку попьем. В ногах-то правды нет.
Валя прошел на кухню.
– Мне вообще-то в школу надо, – пояснил Витя. – У меня урок.
– Ничего. Успеешь.
Гость развалился за столом, по-видимому, в ожидании чая или чего посущественней. Витя уселся напротив него, всем своим видом показывая, что не собирается никого и ничем угощать.
– Ну, рассказывай.
– И что вам рассказать? – спросил Витя, нервно поглядывая на часы.
– Что ты делаешь в квартире у матери моей невесты?
– Валентин… – Витя хмыкнул. – Вы меня извините, конечно, но, насколько мне известно, если Анна и была вашей, так сказать, невестой, то много лет назад. И я не уверен, помнит ли это кто-нибудь, кроме вас.
– Ну, можно проверить, – прохрипел гость, – опытным, так сказать, путем. А ты что, на мою девочку виды имеешь?
Ответ у Смолина вырвался автоматически, как иногда бывало в веселых препирательствах с Васей, хотя в этот раз напротив сидел вовсе не безобидный Вася:
– Какая же она твоя? У нее на звонке Саймон и Гарфанкел, «Миссис Робинсон». Слышал такое? А у тебя что? «Нинка, как картинка»?
На кухне появился черный кот. Он истошно заорал, окинул взглядом пару за столом и приступил к трапезе.
– Или «Гоп-стоп»? – продолжил Смолин свои расспросы. – Чего молчишь? Хочешь, уточню у твоего инспектора по УДО? Или у тебя телефона нет? Твоя девочка? Да ладно – твоя… Да она и не девочка вовсе…
Последняя реплика относилась в большей степени к возрасту и социальному статусу Анны, но Валентин, видимо, понял это иначе; не сказав ни слова, он кинулся на Смолина, пытаясь ухватить его за горло. Витя, который не ожидал такого поворота событий, бросился наутек из кухни. Противник его, не пробежав и метра, зацепился правой ногой за упитанное тело черного зверя, споткнулся и упал, задев виском край кухонной раковины. Грянулся затылком о кафель напольной плитки и остался лежать без сознания. Кот отпрыгнул в сторону, испугавшись грохота, но оперативно вернулся к миске и затрещал сухим кормом. Вслед за ним на кухню вернулся и Витя.
– Твою мать, – сказал он, разглядывая тело на полу. – Вот вам, ребятки, результат крайне неверного алгоритма.
Он подошел к Вале, пощупал его пульс и побежал в спальню к стационарному телефону – вызывать скорую.
* * *
Борис Аркадьевич открыл глаза где-то около одиннадцати и еще минут двадцать лежал в постели, наслаждаясь тишиной замечательного утра и отличным самочувствием. Вчера они все-таки попарились в баньке и поужинали рыбкой и квасом, а двенадцать часов сна вернули Скрипника к жизни.
Он выпил кофе и, не обнаружив в доме Матвея, пошел в больницу. В палате Лены встретил медсестру. Поздоровавшись, спросил о состоянии Лены. Медсестра, вздохнув, ответила, не глядя в его сторону:
– Без изменений. Хуже не стало. Ориентируйтесь на это. Но лучше вам у врача уточнить.
– А когда она будет? Как всегда, в три?
– Нет, она здесь где-то, внизу бегает. – Медсестра показала на Лену: – Вы посидите, поговорите с ней. Она все слышит. Это важно. Стимулируйте возвращение.
– Ага, – проворчал Скрипник, – обычно ее от моих разговоров, наоборот, в сон клонит…
– Все равно. Так надо.
Сестра поставила Лене какой-то укол и, закончив процедуры, вышла, а Борис Аркадьевич, оставшись наедине со своей художницей, присел рядом с кроватью на стульчик и глубоко задумался, что же рассказать подруге, которая, находясь без сознания, все слышала и требовала внимания.
Скрипник взял Лену за руку и всмотрелся в бледное, как будто светящееся изнутри красивое лицо.
– Вот бы что сейчас нарисовать, – прошептал он, – слышишь? Красота неописуемая. Жаль, тебе не видно.
Чуть-чуть задумавшись, продолжил через минутку:
– Что рассказать… Я и не знаю. Новостей особых нет. Что в Питере происходит – не знаю, телефон сел, а я так и не удосужился его зарядить. Телек тоже не смотрел. Я тут у одного местного дядьки поселился, у него жена тоже здесь лежит, чуть ниже, в кардиологии. Матвей зовут. Аскольдович. У него такой участок интересный: с одной стороны дорога, с двух других лесок, и только справа сосед. Сосед этот погорел год назад, в доме теперь не жить. Так он в сарай переселился, рядышком, печку сварганил и там обитает. А топит – погоревшим домом. Разбирает потихоньку. А у Матвея сарайка рядышком с погоревшим домом, а забора между ними нет. И вот по утрам дядя Мотя в сарай шлепает за дровами и в дом тащит, а сосед – наоборот, тащит остатки дома в сарай. И встречаются где-то посередине дороги и начинают:
«Здорово, Матвей!»
«Здоровей видали!»
«За дровами?»
«Ага? Ты тоже?»
«Конечно».
«А что будешь делать, когда весь дом разберешь?»
«Не знаю. Не думал еще».
«А когда думать начнешь?»
«Вот когда дом разберу – тогда и начну».
«А поздно не будет? Замерзнешь!»
«Не. Сараем топить буду».
«А жить где?»
«У меня еще погребок есть. И конура. Будка Рекса».
«Так там Рекс…»
«Выгоню! А вообще, может, и на лето придется… Чего гадать-то. Будет и будет».
И так почти каждый день. Понимаешь, Ленка? Будет день – и будет пища. Есть что покушать, есть чем топить – и слава богу. Вот так и живут. А дальше? А что дальше? Новый день. А у нас как? Деньги, счета, недвижимость, обставиться, обложиться со всех сторон, рублевый счет, валютный, что там с курсом, что кушать, где, а там вкусно, а это «Армани», а почему вы обращаетесь ко мне на «ты», а у вас есть деньги, вы знаете, кто я такой вообще… А потом в один миг вот так вот вылетаешь головой в лобовое – и на кой черт тебе все эти деньги, «Армани», суши с крабом? На кой черт дома, квартиры, яхты? Детям? А им надо? А если их нет? С собой не возьмешь… В общем, давай-ка, милая, просыпайся – и поедем, покажу тебе этот сарайчик. И с соседом тем познакомлю. И с Матвеем, конечно. Мировой мужик. Давай вставай потихонечку…
Скрипник убрал руку из ладони Лены и, встав со стула, медленно направился к выходу из палаты.
2
Всего через час после разговора с Георгием на столе перед Дмитриевским появился маленький желтый стикер с телефонными номерами и именами начальника поезда и проводницы вагона, в котором ехал Смолин. Леонид, знакомый Дениса по институту, дал человека в Октябрьской железной дороге, и тот, проникшись ситуацией, достаточно быстро достал нужную информацию. Поезд этот сейчас двигался в обратном направлении и находился где-то в районе Воронежа. Дмитриевский не стал дергать начальника поезда и сразу набрал проводницу, представившись, как он советовал и Васе, оперуполномоченным Василеостровского РУВД, капитаном Денисом Александровичем Дмитриевским. Проводница, ее звали Людмила, ответила только с третьего, настырного звонка и не выказала особого желания общаться, но, услышав представление Дмитриевского, как тот и предполагал, стала более чуткой к вопросам. Сказала, что помнит ребят. Пьянь подзаборная, все купе испачкали, еле отмыла. Два чудика слезли в Краснодаре, как и положено по билетам. С трудом добудилась и выпихнула на перрон. А третий, волосатый, вылез черт знает где. Ночью вся троица в вагоне-ресторане сидела. Двух краснодарских в следующий раз увидела, только в воскресенье днем: в туалет выползли. А волосатого чудика не было. Он, возможно, из вагона-ресторана, так и не вернулся… Денис потребовал мобильный официанта, но потребовал так нежно, что Людмила не сразу поняла, что это было – просьба или приказ. Мобильный она ему скинула, и Денис тут же позвонил и поспешил представиться, чтобы у официанта даже не возникло мысли бросить трубку или как-нибудь еще увильнуть от своей гражданской ответственности. Но это оказалось лишним: парень готов был проявить стопроцентное участие и помощь, и Дмитриевский вскоре понял почему.
– Конечно, помню! Еще бы! – сказал парень и продолжил чуть позже, отвлекшись на какого-то клиента: – Ни за пюре с сосисками, ни за «Джек Дэниэлс» не заплатил.
– Как так? – удивился Дмитриевский.
– А вот так. Сидели пили втроем. С десяти где-то вечера. Часа в два ночи парочка отвалилась, уползли. Видимо, в купе. А волосатик остался допивать виски. Выглядел нормально, как будто трезвый. Говорил внятно, по делу. В четыре утра в Орске пошел курить. И все. Больше я его так и не увидел. Когда тронулись, а он не явился, я пошел по купе искать его. Ментов поездных позвал. К пяти утра разобрались: Люськин пассажир. Купе не заперто. Парочка краснодарцев храпят. Волосатика – нет.
– Получается, в Орске сошел?
– Получается, так.
– Спасибо, друг. Медаль тебе будет.
– Не надо мне медалей, – грустно ответил официант. – Деньги бы за заказ вернули – и круто. А то на меня повесили. Четыре восемьсот…
Дмитриевский положил трубку и полез в карты искать оптимальный маршрут до Орска. В дверь постучал Вася:
– Можно?
– Конечно. Чего у тебя?
– Ничего, Денис Александрович. У одного телефон вне зоны, а второй – не берет.
– Это уже не так важно. Я знаю, где он сошел с поезда. Без денег и телефона. Так что сейчас, скорее всего, Витя именно там. Там, где сошел с поезда. Вышел, так сказать, покурить.
– Где?
– В Орске. – Денис продолжал ковыряться в компьютере.
В кабинет без стука залетела Орлова. Перегнулась через стол Дениса:
– Где Аблокатов? Куда ты его спровадил? Вчера вечером написал мне какую-то хрень! Сейчас трубку не берет! Знаешь, где он?
– Привет, Оля. Он на спецзадании. Думаю, во второй половине дня освободится. Зачем он тебе?
Вася незаметно сделал пару шагов назад, чтобы улучшить себе обзор.
– Волнуюсь, – ответила Ольга, показав Васе кулак.
– С чего это? – улыбнулся Денис.
Та лишь фыркнула в ответ и умчалась восвояси. Василий же снова приблизился к столу шефа, ожидая указаний. И получил их:
– Значит, так. Сейчас срочно звони девушке, чей телефон я тебе давал вчера, и пусть она немедленно берет нам с тобой билеты на самолет до Краснодара. Рейс вроде в четыре. Там будем в семь. До Орска на машине – три часа. К ночи доедем. Дуй.
Вася вышел из кабинета, а Денис набрал номер Аблокатова и спросил, не обременяя себя приветствием:
– Чего там у тебя?
– Да нормально все. Сидим в шахматы играем. Долго еще мне с ней торчать?
– До вечера. Дальше что-нибудь придумаем. Кто выигрывает?
Аблокатов немного замялся. Денис понял, что не все так однозначно, как хотелось бы Косте, и продолжил, не дожидаясь ответа:
– Я уеду сегодня и в офисе появлюсь, видимо, только в понедельник. Пожалуйста, возьми на себя шведов. Надо с управляющим переговорить. Они оплату за участок наличкой хотят. А шведы к этому не приучены. Не поможет – я в понедельник постараюсь попасть к собственникам. Подключи Орлову.
– Да не вопрос. Ты меня, главное, от должности надсмотрщика освободи. А там уж я справлюсь.
– Ну-ну, – иронично пробурчал Денис и повесил трубку.
Размышляя, как сообщить о предстоящей командировке жене, которая не очень любила, когда Дмитриевский ускользал из дома больше, чем на стандартный рабочий день, он подошел к двери и зачем-то открыл ее. И наткнулся на Забирохина и на хмурый взгляд его светло-серых глаз. Правая рука Марата лежала на дверной ручке; еще секунда – и тот сам бы открыл дверь в кабинет.
– Ну здравствуй, мил-человек, – сказал Денис, старательно изображая раздражение и нервозность. – С возвращением! Нашел беглянку?
– Не ерничай, – ответил Марат. – Я тебя сразу предупреждал: с ней что-то не то.
– Да, да, помню! Спасибо за настойчивость!
– Не нашел, – огрызнулся Марат и, развернувшись, удалился. Дмитриевский, едва сдерживая смех, снова закрыл дверь. Посмеявшись вволю, позвонил жене.
* * *
Скорая помощь, вызванная Виктором, приехала на удивление быстро: за десять минут. Незадолго до этого незваный гость начал приходить в себя, постанывая и причитая.
– Ты как, друг? – спросил Смолин. – До дивана доберешься?
Тот ответил что-то невнятное, и Витя, кряхтя, потащил парня в комнату. Кое-как устроил его на диване, и в квартиру тут же позвонили. Смолин побежал открывать. Врачей оказалось двое: молодой парень и средних лет женщина. Дама, выслушав историю Вити и осмотрев Валентина, что-то прошептала своему молодому коллеге, и тот вышел в коридор. Женщина же продолжила осмотр и через пять минут несложных исследований сообщила:
– Сотрясение. Тяжелое. Увезем.
– Куда? – не сразу сообразил Витя, а женщина удивленно уставилась на него.
– Как куда? А куда больных увозят? В больницу.
– На Кирова?
– Конечно, на Кирова. Разве у нас другая больница есть?
Она отвернулась от Вити и снова ощупала лоб пострадавшего.
– Вы пока полежите. Сейчас пару процедурок сделаем и поедем.
Вите не очень понравилось, что Валентин, недавно покинувший места не столь отдаленные и считающий Анну Бронникову «своей девочкой», теперь отправляется в больницу, где девочка, собственно, работает невропатологом.
Пока Смолин обдумывал странный поворот ситуации, пытаясь спрогнозировать возможные ее ответвления, народу в квартире прибавилось. В коридор прошли два полицейских.
– Где потерпевший? – спросил один из блюстителей закона, маленький и худенький старший лейтенант лет тридцати.
Молодой врач, который, видимо, и был инициатором появления стражей порядка, кивнул в сторону комнаты, а Витя вжался в стену коридора и попытался унять стук зубов. Еще со времен студенчества все без исключения представители силовых структур вызывали у него животный страх.
В комнате полицейские стали осматривать Валентина, который лежал на зеленом диване тети Зины с влажным компрессом на голове.
– Никого тебе не напоминает? – спросил коллегу худенький лейтенант.
– Что-то есть… – ответил второй, тоже невысокий, но очень крепкий.
– Он в порядке? – спросил худой у врача.
– Тяжелое сотрясение, – ответила та, – В двух местах ушибы. Затылочная часть и лобная. Этот, – она кивнула в сторону Смолина, – говорит, что упал. Споткнулся о кота.
Вся компания синхронно развернулась и уставилась на Витю.
– Ты кто? – спросил у Вити крепыш, а тот вжался в обои, словно пытаясь спрятаться на их светло-зеленом фоне, как хамелеон. Так и не дождавшись ответа, полицейский повторил вопрос. С тем же успехом.
– Кто-нибудь знает язык жестов? – раздраженно бросил крепыш. – Похоже, мы имеем дело с глухонемым…
И тут Витю прорвало:
– Я не глухонемой. Я Виктор Смолин. Айтишник из Петербурга. В субботу выехал к сеструхе в Кропоткин. Не доехал. Здесь у вас, в Орске, слез. Так получилось – долгая история. Познакомился с Анной Бронниковой. Она меня временно поселила тут, в квартире мамы. Этот парень – Валентин, ее школьный ухажер, только что из мест не столь отдаленных вышел. И сразу сюда. Я так думаю, когда он уходил в те самые места, Анна еще здесь жила, с мамой. Ему не понравилось, что я указал ему на то, что Анна Валентиновна уже не девочка…
– Девочка… Моя девочка… – раздалось неразборчивое мычание с дивана.
– Он рванул за мной, споткнулся о кота, задел раковину и грохнулся на пол спиной со всей дури.
– Интересненько, – медленно проговорил худенький полицейский, пристально глядя на коллегу, – интересненько…
– Только вышел, значит… – ответил коллега, поглядывая, в свою очередь, на врачиху. – А у тебя самого, Витя Смолин, есть паспорт-то? Или какой-нибудь иной документ?
Витя снова прижался к обоям:
– Нет.
– Как это? – удивился худощавый. – Как это нет? У любого гражданина Российской Федерации должен быть паспорт. Или справка, его заменяющая. Или свидетельство о рождении, если гражданину еще не исполнилось четырнадцать лет. Тебе четырнадцать есть?
– Да, – хмуро ответил Смолин. – По крайней мере, мне так казалось…
– Ну вот. И ты гражданин Российской Федерации, да?
– Да. Патриот.
– Тогда покажи паспорт. Или справку. И я поверю, что ты – патриот.
– Я утерял его в поезде. И паспорт, и кошелек, и другие вещи.
– Так-так, – вступил в беседу коллега. – Что же это у нас здесь получается? В квартире тети Зины Бронниковой находится потрепанный пенитинциарной системой практически ее зять и лицо без документов. Зять – со следами тяжких телесных. Лицо – с фантастической версией их происхождения.
В разговор вмешалась врачиха:
– Ребят, мы готовы транспортировать больного вниз, к машине…
– Отлично! – обрадовался низенький. – Везите его в больничку, а мы пока продолжим с молодым человеком разбираться.
– И показания снимем, – буркнул худой.
– Да. И показания, – согласился коллега, – а когда этот, – он кивнул в сторону Вали, – придет в себя – подъедем и расспросим его обо всем.
Валентина вынесли. Когда дверь за врачами закрылась, худощавый коп хитро посмотрел на коллегу и улыбнулся:
– Ну что, заберем молодого человека? Для выяснения, так сказать?
Смолина затрясло, а низенький полицейский, заметив это, добавил:
– Не боись, Петербург. Ты же правду сказал? Ну а за кем правда – тот всегда на коне будет. Пошли вниз, в машинку. Прокатимся до отделения.
* * *
Борис Аркадьевич, немного поплутав по городу, неожиданно наткнулся на магазин бытовой техники. Вспомнив, что задолжал больнице телевизор, зашел туда и оперативно выбрал и купил небольшой корейский аппарат. С коробкой в руках вернулся в больницу. Дойдя, затащил подарок в приемный покой и молча стал устанавливать телевизор на место так неожиданно выбывшего из строя предшественника. За всем этим со спокойствием Будды наблюдала Валерия Иосифовна. Точнее, одним глазом она косилась на Скрипника, а вторым – в маленький планшетный телевизор, который взяла напрокат у дочки. Борис, завершив установку, взял пульт и включил автоматическую настройку каналов. Закончив, отдал пульт Валерии.
– А здесь сколько каналов будет?
– Столько же, сколько и было.
– А… – разочарованно протянула она, а Скрипник поспешил ретироваться, поскольку Валерия сразу взяла быка за рога и включила на полную громкость очередное ток-шоу.
Он поднялся в палату к Лене. А там все было без изменений. Сел на стульчик, взял ее руку. И заговорил:
– Привет, Ленка, еще раз! Вернулся вот. Телевизор в приемный покой притащил. Старый-то я разбил им. Когда тебя привезли только. Настроил там все. Валерия Иосифовна довольна. Случайно на магазин наткнулся. Шел по городу себе, свернул куда-то и увидел магазин. Думаю, чего не взять? А там всего одна касса работает. И передо мной – мама с девочкой лет шести. Батарейки пальчиковые покупают. Штук двадцать. А дочь и спрашивает: «А зачем так много?» Мама: «Ну как зачем, у тебя сколько кукол на батарейках, лежат по углам, не поют, не разговаривают! И еще книжки музыкальные». А девочка не успокаивается, спрашивает, пока кассир пробивает: «А папе нашему батарейки подойдут?» Мама удивляется: «Зачем?» Девочка: «А чего он на диване все время лежит, не поет, не разговаривает, только футбол свой смотрит?» Мама подумала маленько и отвечает: «У папы другие батарейки. Более мощные. Он просто забыл о них. Придем домой и напомним!» Дочка: «Аккумуляторные?» Мама: «Похоже, но не совсем. Сильные очень батарейки. У каждого человека при рождении включаются. Многие не знают про них. Многие забывают. Как папа. Сейчас пойдем домой и напомним ему». Девчонка кричит – ура, ура, а я думаю: откуда ее мама это все взяла? Интересная мысль… Слышь, Ленка? Давай, девочка, перезаряжай свои аккумуляторы – и вперед.
Позади кто-то хмыкнул. Скрипник обернулся и увидел хмурого Матвея Аскольдовича, который прислонился к дверному косяку.
– Чего ты? – спросил Борис. – Подкрался, как тать…
– Да какой же я тебе тать. Я – друг. Пойдем перекурим на улочку…
Они спустились по плохо освещенной лестнице больницы. Уселись на той же скамеечке рядом с урной, где курили в прошлый раз. Как и тогда, мусор лежал везде, где возможно, кроме непосредственно предназначенной для этого емкости. Борис поковырял носком ботинка расплющенную пачку томатного сока, выдавив из нее последние кроваво-красные капли, и раздраженно буркнул дяде Моте:
– Чего ты меня от Ленки утащил?
– Потому что услышал, Борис Аркадьевич, что ты ей вещаешь… Я-то просто тебя искал, а как в палату зашел – думаю, дослушаю, не стану прерывать…
– И что же тебе не понравилось? – Борис продолжал нервно вжимать в землю сплющенную красно-зеленую картонку.
– Ты бы не притчи ей рассказывал, а что-нибудь смешное. А то так она вообще не захочет возвращаться… Слыша твой скучный бубнеж… Она же девка с юмором. Сам мне говорил. Вот и смеши ее. А не нравоучения читай.
– Она когда в сознании была – и то не получалось рассмешить. А сейчас – куда мне? Без чувства юмора…
– Боря! У тебя этого чувства – через край. Спит оно просто. Как твоя Ленка. Разбудишь его – и художница твоя тут же подскочит. Говорю тебе. Слушай дядю. Дядя пожил.
– Отстань ты, – проворчал Скрипник, но уверенности у него в голосе уже поубавилось.
Начинало темнеть. Мужчины докурили и направились домой к Матвею.
3
Дмитриевский чуть-чуть ошибся в расчетах – в Орск они въехали около девяти вечера. Денис непрерывно ругал навигатор, встроенный в новую модель «Шкоды», которую они взяли напрокат в аэропорту. Вслед за навигатором они безуспешно плутали в поисках вокзала, откуда решили начать поиски.
– Вот скажи мне, Василий, – спросил Денис, поглядывая на безумие, устроенное навигатором, – в незнакомом городе, без денег, без документов… Куда податься? Что первое в голову приходит?
Вася молчал.
– Эй, ты меня слышишь?! – повторил Дмитриевский и мгновенно получил неожиданный ответ:
– В церковь.
Поперхнулся и, удивленный, повернулся к рекламщику:
– Почему?
– Не знаю, – ответил Вася. – Вы спросили, что первое в голову приходит. Приходит церковь. А у вас что на уме?
– Несколько вариантов. – Дмитриевский барабанил пальцами по рулю. – Первый и самый логичный – полиция. На втором месте больничка. На третьем – что-нибудь социальное. Типа ночлежки.
– В полицию он не пойдет, Денис Александрович, он как огня их боится. Рассказывал, что его студентом вечно останавливали в метро, документы проверяли, запирали в КПЗ… Его при виде полицейских трясет.
– А при виде церквей не трясет?
– Не знаю. Я про себя говорил. Я бы пошел в церковь. А он… не знаю.
Дмитриевский, все-таки отыскав вокзал, припарковался рядом с несколькими такси. Внутри здания ребята разделились и пошли в разные стороны опрашивать возможных свидетелей, показывая им фотографии Смолина, заблаговременно распечатанные еще в Питере. Через десять минут встретились там же, где и расстались: на первом этаже возле окошек касс.
– Нет? – Дмитриевский мельком глянул на хмурое лицо Васи.
– Нет. У вас?
– Тоже.
– И что теперь, Шерлок? – попытался сострить рекламщик и тут же получил подходящую ответку:
– А дальше, доктор Вася, следы Смолина теряются. Теперь мы должны опираться исключительно на логику.
– И что?
– Как что? Я еду в больницу, а ты в церковь. Полицию мы по твоей наводочке отметаем.
– Я не хочу в церковь, Денис Александрович, я лучше с вами…
Дмитриевский промолчал и, достав планшетник, начал изучать основные достопримечательности города.
– Видишь, Василий, – пробурчал он, – все-таки технический прогресс и современные условия проживания дают нам некоторые преимущества по сравнению с условиями, в которых работали наши коллеги в прошлом… Три раза перешел по ссылкам – и у нас есть адреса и больницы, и всех отделений полиции, и мэрии, и морга… Поехали.
Ребята загрузились в «Шкоду» и вбили в навигатор адрес первого пункта назначения: больницы. И ровно через десять минут, сидя в приемном покое напротив медсестры, женщины средних лет с ярко подведенными глазами, Дмитриевский в очередной раз поразился своей везучести и мысленно поблагодарил бога за это.
– О, известный персонаж! – рассмеялась сестра, разглядывая фотографию, которую протянул ей Денис. – Самый, пожалуй, известный на этой неделе. Поступил в понедельник. Ну как поступил – сам пришел. Не помню, говорит, ничего. К Бронниковой в отделение положили. Она его раскусила на раз. Он программист какой-то, из Петербурга. Главной компьютер починил. Аня его в школу устроила учителем – Лоркина замещать, а поселила к маме своей, Зине, та уехала на неделю…
– А можно эту вот Аню к нам пригласить? Или мы сами… Где ее найти?
– Сегодня – нигде. Она сама на день уехала. Отгул взяла и к бабушке свинтила. Завтра будет.
– А адрес ее мамы подскажете?
– Конечно. Кленовая улица, дом пять, квартира двадцать один. – Медсестра понизила голос: – А ваш программист, похоже, втюрился в нашу Аньку, как кот мартовский. Вся больница шебуршит этим вопросом…
– Интересно, – сказал Денис, поднимаясь, – спасибо вам большое. Мы пойдем Смолина навестим.
– Конечно, – ответила сестра, улыбаясь, – заглядывайте к нам!
– Денис Александрович, – проговорил Вася, когда они сели в машину. – А вы уверены, что занимаетесь тем, чем должны? Я имею в виду – там, в Питере…
– Я понял, что ты имеешь в виду! – перебил его Дмитриевский, возясь с навигатором. Тот сказал, что маршрут построен, и Денис тронулся в путь, так и оставив без ответа вопрос рекламщика.
В Орске все находилось ближе друг к другу, чем в Петербурге, и от больницы до квартиры, в которой предположительно обитал Смолин, они ехали семь минут, хотя, судя по карте, в другую часть города. Прибыли, припарковались, поднялись на нужный этаж и остановились. Дверь оказалась открыта.
– Пьет, что ли? – предположил Василий, пытаясь заглянуть в щелочку.
Денис шикнул на него, прислушиваясь к тому, что происходило внутри. Но внутри, судя по тишине, ничего не происходило. Дмитриевский вздохнул:
– Пошли, что ли…
И, вспомнив криминальные фильмы, которые он когда-то давно смотрел, достал из внутреннего кармана куртки травматический пистолет, который так и не вернул охраннику бизнес-центра. Сжав его влажной от напряжения ладонью, осторожно проник в квартиру. Вася прошел следом. Темно и тихо. Подождав минутку, Дмитриевский ощупал стену и щелкнул выключателем. Из освещенного не очень ярким, темно-желтым светом коридора открылся вид на остальные части квартиры; направо – кухня, а чуть дальше направо и налево – две смежные комнаты. А между ними – совмещенный санитарный узел.
– Интересная планировка… – прошептал Денис, двигаясь на кухню, а Василий пробурчал еще более тихо (видимо, чтобы его не расслышали не только гипотетические квартиранты, но и сам Дмитриевский):
– Вы, наверное, никогда в хрущевках не жили…
Денис включил свет на кухне и, осмотрев ее, прошелся по остальным комнатам. Пусто. Вернулся на кухню. И кое-что сразу привлекло его внимание. Один из трех стульев лежал на полу, как будто кто-то вскочил и опрокинул его. В раковине обнаружилась сковородка со следами яичницы, тарелка, турка и чашка с остатками кофе.
– Яишенку твой Витя любит, да? – поинтересовался Денис.
– Да вроде. Говорил, что на завтрак только ее и ест…
– А гостя не угостил…
– Кого? – удивился Вася.
– Гость у него был, похоже… – Дмитриевский полез в мусорку.
– Денис Александрович, вы чего… – начал было Василий, но примолк, когда шеф поставил перед ним ведро, наполненное полиэтиленовыми обертками от бинтов, использованным одноразовым шприцем, бахилами и чуть красными кусочками ваты.
– Пойдем-ка… – буркнул Денис и направился дальше по коридору. Включил свет в комнате слева от ванной и зашел туда, а за ним следом двинулся и Василий. И через секунду оба хором матюгнулись, глядя на испачканную кровью подушку.
– Ну и что здесь произошло, Эркюль Александрович? – спросил рекламщик, переведя взгляд с дивана, который еще недавно служил ложем для раненого, на Дмитриевского.
– Василий, будь другом, оставь свои юмористические изыски для своего приятеля Смолина. Если мы его, конечно, найдем…
Тот буркнул что-то утвердительное, а Денис продолжил, рассматривая подушку:
– На кухне сидели двое. Смолин, по всей видимости, ближе к дверям. Гость – у окна, напротив. Витя уже позавтракал: вся посуда в раковине. Затем у них что-то произошло, какая-то стычка, и гость очень резко вскочил… и кинулся на твоего дружка.
– И чего? Витяй отмутузил его по всем законам южного гостеприимства?
– Черта с два. Он кинулся бежать, а тот, похоже, долбанулся головой… И упал.
– Почему вы так решили?
– Иди посмотри: на кухне на полу – пятна крови. И на угол раковины глянь… А потом, как порядочный, интеллигентный, петербургский молодой человек, Витя Смолин вызвал для гостя скорую помощь.
– И они увезли пострадавшего в больницу… – добавил Вася.
– Да, – улыбнулся Денис, – где мы с тобой только что были.
– Ну а Витя-то где?
– Вопрос вопросов… – задумчиво проговорил Дмитриевский. – Может быть, его гость нам что-нибудь расскажет. Поехали обратно. Тем более та милая женщина из приемного покоя просила нас заезжать почаще…
– Из вежливости только, – буркнул Вася.
– Знаю, – ответил Денис, – знаю. Но это ничего не меняет.
И они, погасив свет, тихо вышли из квартиры на лестничную площадку, аккуратно и плотно прикрыв за собой дверь.
А через пять минут после их ухода большой черный кот вылез из-под дивана, который только что осматривал Дмитриевский, и вальяжно прошествовал на кухню посмотреть, все ли в порядке в его миске с едой.
* * *
Последнюю шахматную партию из трех сыгранных Аблокатов и Рогачева закончили около шести вечера. После чего Марина, сославшись на то, что хочет немного вздремнуть, ушла в комнату, которую так любезно предоставил ей Дмитриевский. Костя же остался в гостиной, продолжая мысленно разбирать проигранную партию. Денис позвонил около трех и сказал, что смена Кости закончится в девять вечера. Приедет, мол, другой человек. Кто именно – не сказал. Так что в девять Аблокатов планировал поехать к Ольге, и они уже час как обсуждали его визит в СМС-переписке.
Квартира, где Костя получал первый в жизни опыт надсмотрщика, была трехкомнатной. Большая гостиная, в которой ребята устроили шахматные баталии, проходная: через нее жильцы попадали в две другие комнаты. Кухня и совмещенный с ванной туалет располагались отдельно от жилой части. Такая планировка показалась Аблокатову не слишком удобной для проживания, однако для надзора очень даже подходила: из комнаты невозможно пройти в коридор и дальше наружу, минуя гостиную. Дверь в квартиру закрывалась на ключ и снаружи, и изнутри, а единственный экземпляр ключей в кармане Кости делал побег, с его точки зрения, невозможным, даже если часового снимут с поста.
Закончив разбор проигранной партии и так и не поняв, где он допустил роковую ошибку, Костя отправился в уборную, предварительно очень плотно закрыв дверь в комнату, а дверь в туалет, наоборот, оставил чуть-чуть приоткрытой. Затем он так же стремительно вернулся и продолжил переписку с Орловой, поглядывая в бурчащий телевизор. Оля, похоже, была чем-то расстроена, на шуточки реагировала вяло, но не отвечала, что случилось. Видимо, решила оставить это на вечер.
Начался футбол, лига Европы, и Костя прибавил звук, с раздражением пробормотав:
– Пивка бы к такому матчу. Севилья – МЮ. Вывеска – как на лиге чемпионов.
Он даже автоматически встал с дивана и пошел в коридор, как сомнамбула, но уже у выхода опомнился и вернулся назад еще более раздраженным. Потом успокоился и даже, рассмеявшись, крикнул в сторону комнаты, где спала Рогачева:
– Может, за пивком сбегаешь, а? Как-никак я твой начальник. Пока еще. Непосредственный.
Комната ответила молчанием. И Аблокатов, чуть успокоившись, уселся перед телевизором, но, не выдержав и пяти минут, снова отправился на кухню и еще раз изучил холодильник. Вожделенного легкого солодового напитка внутри, конечно, не оказалось. Костя вернулся в гостиную и, сделав пару кругов вокруг дивана, тихонько приоткрыл дверь в комнату к Марине. Не видя в темноте ни зги, зашел внутрь и ощупал стену в поисках выключателя. Тот нашелся быстро. После щелчка комната окрасилась уютным тускловатым свечением. Аблокатов осмотрел красивую небольшую спальню хозяев квартиры, оформленную неброско, но очень качественно. Все в этой спаленке радовало его уставшие к вечеру глаза. Кроме одной, но очень существенной детали. А где Рогачева?
Аблокатов выключил свет и, так же аккуратно закрыв дверь, вышел обратно в гостиную. Постоял чуток и заглянул во вторую комнату. Может быть, он перепутал и Марина на самом деле коротает время именно там?.. Комната оказалась детской. Очень красивой, маленькой, уютной, оформленной в бело-розовых тонах. Пустой.
Костя метнулся в спальню и, включив свет, обыскал там все: два шкафа и пространство за занавесками. Заглянул под кровать. Никого. Вернулся в гостиную и снова упал перед телевизором. Севилья вела один – ноль.
– Шах и мат, Константин Сергеевич, – пробормотал Аблокатов. – Опять тебя девица обыграла…
«Но есть и плюсы, – вдруг заговорил голосок у него в голове. – Не куксись. Теперь можно спокойно сходить за пивком…»
Аблокатов досмотрел первый тайм и отправился звонить Дмитриевскому.
А в это время на другом конце города Орлова положила в холодильник бутылочку чилийского «Совиньон Блан».
* * *
Витя ерзал в камере временного содержания на прикрученной к стене скамейке. Рядом расположился мужичок лет пятидесяти пяти, немного подшофе, одетый по-домашнему: трико, футболка навыпуск и грязные кеды «Динамо». Увидев, что взгляд Смолина задержался на его гардеробе чуть дольше, чем того требовал этикет, мужчина решил объясниться, хотя Витя ничего и не спрашивал:
– Из хаты изъяли. Ужинали с Серегой. А моя мусоров вызвала…
– Жена? – спросил Смолин больше из вежливости, чем из любопытства.
– Какая она после этого жена?! Стерва!
– Чего, просто так взяла и вызвала?
– Ну да… Мы с Серегой ноль семь уже уговорили. А в холодильнике еще коньячок. Я и говорю ей: Свет, ты принеси, а? И картошечки поджарь! А она чего-то ляпнула мне. При Сереге-то. Пришлось поддать. Нельзя так со мной – при Сереге. А она – мусорам звонить. Стерва… А ты чего здесь? – Он внимательно посмотрел на Витю, остановившись на его прическе. Нахмурился: – Наркотики?
– Нет, – ответил Смолин и, видя, что сокамернику не очень по душе неизвестность, постарался как можно быстрее рассказать историю своего появления в этом замечательном месте.
Из камеры был виден край стола. За ним сидели, веселясь, полицейские, с которыми Витя познакомился в квартире у Аниной мамы, и девушка-лейтенант. Она с удовольствием слушала о похождениях своих коллег. Вообще здание отдела полиции оказалось достаточно большим, двухэтажным, и в нем, кроме криминальной полиции, находились еще опера и – на втором этаже – дознаватели. «Все включено, – подумал Витя, когда на крыльце вчитывался в таблички на входе, пока его новые друзья докуривали сигареты, – кроме надзора. Но засунуть сюда еще и прокуратуру – уже перебор». Сопровождающие отвлекли Витю от наблюдений и, заведя внутрь, сразу же, без опросов отправили туда, где он находился и сейчас, коротая время в занимательных разговорах с сокамерником, который наконец представился: Зиновий Яковлевич.
– А где Серега? – спросил Смолин исключительно для поддержания беседы. – Со Светкой остался?
Зиновий покосился на Витю и, поняв, что тот не шутит, захохотал, да так сильно, что смех перешел в кашель. А затем его стошнило прямо на собственные ботинки. Но Зиновий ничуть не сконфузился и ответил, вытирая рот рукой:
– Нет, не с женой. Со мной поехал, сюда. Его сын выкупил час назад.
– А тебя чего в нагрузку не сторговал?
– Не мил я ему. Сыну-то Серегиному. Он наших интересов не разделяет. Спортсмен. Борец, разрядник. Думает, что я его бате насильно в рот вливаю. Не мил я ему. А жена, стерва, не будет меня вызволять, до завтра уж точно. А завтра холодильник сломается – так прибежит…
– А почему он сломаться должен?
– А я там специально один проводок ослабил. Она же дверью туда-сюда, туда-сюда без конца хлопает, так он отскочит – и все, кирдык.
Теперь настала очередь Вити засмеяться, и у него это получилось чуть лучше, по крайней мере без таких, как у Зиновия, курьезных последствий.
– А дети? – спросил Смолин, когда смех отпустил его.
– Сын в Питере учится, а дочка уже совсем большая – замуж вышла, в Краснодаре живет. Так что некому. А тебя кто вызволять будет?
– Не знаю, – мрачно ответил Витя. – Бронникова только завтра возвращается в город, приедет, может быть, выручит. Я сегодня из-за этого уроки пропустил в двух классах… Давай так: если твоя жена раньше Аньки приедет – попроси ее и меня выкупить… А я все возмещу!
– А сколько за тебя запросят, ты знаешь? У меня-то чего: жене по попе треснул тапкой, а у тебя – тяжкие телесные!
– Он сам упал…
– Ну-ну.
К камере не торопясь подошел маленький худощавый блюститель закона и попросил Смолина на выход.
– Пойдем, – сказал он, открыв дверь и поглядывая в сторону, – бумаги по тебе заполнять…
– А по мне, начальник! По мне бумаги? – весело закричал Зиновий.
– По тебе бумаги какие нужны – ты сам знаешь. А с этим чудиком дело темное. Надо хотя бы личность установить… Чтобы знать, кого поймали… Что за птица, так сказать, попала к нам в силки… А вдруг это Джек-потрошитель. Или Чикатило.
Женщина-лейтенант прыснула.
– Да какой я вам Чикатило, – пробубнил Витя, выходя из камеры. – Я же сказал: Витя Смолин из Петербурга. Тут, у вас, случайно оказался…
– Проверим, проверим… Все проверим, можешь не сомневаться. Присядь к столу.
Полицейский кивнул в сторону своих коллег, и Смолин без особого энтузиазма направился к ним. Его страх перед блюстителями закона имел одно странное свойство: возникал и продолжался, пока Витя был на свободе. Так случалось и в студенчестве: когда его забирали в отделение, страх исчезал вместе со свободой. И возвращался вновь на свободе, когда в каком-нибудь переходе между станциями метро Смолин видел темно-синюю форму и хмурый взгляд из-под фуражки.
– Садись, – попросил второй полицейский, а дама с серьезным лицом и смеющимися глазами стала с интересом разглядывать Витю. Смолин сел.
И тут обстановка резко изменилась. Дежуривший на входе молодой сержант провел в комнату Дмитриевского и его верного спутника Васю.
– Адвокат задержанного, – объяснил сержант коллегам. – У него ордер.
Трое полицейских рассматривали гостей со спокойным удивлением. Смолин же, побледнев, буквально стек по стулу, не понимая, как эта парочка могла оказаться здесь. Этого он не мог предположить ни при каких обстоятельствах. Дмитриевский, быстро сориентировавшись, подошел к столу и протянул крепышу выписанный десять минут назад ордер и адвокатское удостоверение, которым он не пользовался несколько лет.
– Добрый день, джентльмены, – поприветствовал он ребят и продолжил, не давая им опомниться: – Дмитриевский Денис Александрович. Адвокат Виктора Смолина. Позвольте узнать причину его временного задержания.
Полицейские молча переглянулись.
– По подозрению в нанесении тяжких телесных, – пояснила девушка-лейтенант. – Серьезное дело. Плюс личность не установлена. Документов нет…
– Понятно, – ответил Денис и продолжил, сев на одинокий стул у входа в помещение: – Давайте пойдем от простого к сложному. Личность его очень даже установлена. Это Виктор Смолин. Вот копия паспорта.
Дмитриевский протянул несколько черно-белых листов формата А4, захваченных с собой из Питера.
– Оригинал утерян, а соответствующее заявление пока не подано в связи с тем, что у Виктора пока физически не было такой возможности. Теперь – что касается тяжких телесных. Я и мой коллега Василий, – Дмитриевский кивнул на рекламщика, который стоял у двери, – приехали к вам прямиком из больницы на Кирова, из палаты, где лежит Валентин Олегович Калистратов. Уже вполне себе пришел в норму, веселый и озорной, делится впечатлениями от первого дня на свободе. У меня разговор на смартфон записан. Включить послушать?
– Не надо, – отмахнулась девушка. – Сами, в двух словах…
– Вскочил, побежал за Витей, упал, очнулся – шишка, лоб бо-бо.
– Кратко, – улыбнулась лейтенант.
– Я рекомендую вам все-таки допросить Калистратова, чтобы снять все подозрения с моего клиента, – пояснил Дмитриевский. – И проверить, не нарушены ли условия освобождения… Он все-таки к Смолину рвался не за щечки потрепать… Мне кажется, с другими целями…
– Сегодня уже поздно – завтра допросим, – наконец вступил в разговор худой полицейский. – А Смолин ваш пусть идет с миром… Мы все понимаем, не дураки… Так, покуражиться хотели…
Витя, немного придя в себя, прошептал:
– Денис Александрович! Выкупите Зиновия. Он там, в камере, один остался…
Дмитриевский сердито посмотрел на него и, ничего не ответив, вновь обратился к полицейским:
– Ну и славненько. Мы тогда пошли. Если что, где нас найти – знаете.
– У тети Зины, что ли? – хмыкнул крепенький.
– Именно.
– Ладно, – махнул рукой его коллега. – Идите с миром.
Через пять минут машина с Дмитриевским, Витей и Василием остановилась в километре от отделения полиции возле какого-то ларечка, торгующего всем чем только можно. Витя, ерзая на заднем виденье, нерешительно косился на ребят.
– Слушайте… Как это вы умудрились? – спросил он – и мгновенно получил ответ от явно соскучившегося по нему друга.
– «Слусайте! Как это вы умудлились!» – передразнил его Вася. – А вот так вот! Взяли и умудрились. Узнаешь потом, когда я опишу все это в блоге. Под заголовком «В поисках затерянного программиста»…
– Да что ты там описать сможешь! – принял вызов Витя, тоже соскучившийся по междусобойчикам. – Если только не описа́ть, а опи́сать… брызгами скудных рекламных лозунгов…
– Ах вот оно что… – Вася развернулся к Смолину, дабы продолжить экспансию, однако Дмитриевский прервал их, выкрикнув:
– А ну-ка тихо! Я думаю.
Ребята мгновенно смолкли, но секунд через сорок абсолютной тишины Василий решил прощупать ситуацию:
– Над чем вы думаете, Денис Александрович? Ведь все вроде… Нашли потеряшку…
– Нашли-то нашли, факт. А как ты его транспортировать будешь в Санкт-Петербург? Без паспорта? В самолет не пустят. В поезд – тоже. Разве что автомобиль… но ехать отсюда на авто до Питера, на мой взгляд, – непростительная трата времени… Да и машину еще найти надо…
– А кто вам сказал, что я собираюсь в Питер? – внезапно спросил Витя. – Я никуда отсюда не поеду. У меня обязательства перед школой. Я замещаю Лоркина.
– Товарищ Смолин. У вас в первую очередь передо мной обязательства, хотел бы вам напомнить. Они определены трудовым договором, который мы с вами подписали два года назад.
Лицо Дениса не выражало никаких эмоций, и ребята не могли однозначно понять, насколько серьезно его заявление. Витя решил копнуть чуть глубже:
– Все так, Денис Александрович, но сейчас-то я в отпуске. Еще неделю. Или по мне есть какие-то официальные обращения в органы?
– Нет, – улыбнулся Денис, – твоя матушка – человек удивительного терпения и выдержки. Позвонил бы ты ей, а?
– Завтра, Денис Александрович! Завтра.
Дмитриевский укоризненно покачал головой и плавно тронулся, направив автомобиль к дому тети Зины. Он не стал включать навигатор, решил, что и так вспомнит дорогу, но повернул направо на квартал раньше, чем нужно, и вдруг с левой стороны по ходу движения перед ребятами открылась очень красивая, видимо, не так давно отреставрированная церковь. Василий улыбнулся Денису. Тот улыбнулся в ответ:
– Ну что, ты с самого начала сюда хотел. Зайдем?
Вася кивнул, и они, припарковавшись рядышком с выкрашенным в небесно-голубой цвет забором, ограждающим территорию церкви, зашли внутрь.
* * *
На следующий день, в пятницу, около девяти утра Скрипника разбудил звонок мобильного телефона. Неизвестный номер. Скрипник быстро сообразил, что при сегодняшних обстоятельствах такой звонок может быть только из больницы. Немного волнуясь и ожидая все-таки хороших новостей, Борис Аркадьевич снял трубку и действительно услышал голос врача:
– Доброе утро, Борис! Не разбудила?
– Нет. Здравствуйте. С хорошими вестями?
Пауза. Затем ответ, обычный для человека в белом халате:
– И да и нет. Хуже не стало – это хорошо. Положительной динамики нет – это плохо. Я думаю, надо ее перевозить. Заходите, обсудим детали.
– Во сколько?
– Чем раньше – тем лучше.
Борис Аркадьевич спустился на первый этаж, где уже хлопотал Матвей, возился вокруг плиты. Скрипник сообщил ему о звонке из больницы, который предвещал скорое расставание. Матвей отреагировал спокойно:
– С тобой поеду. Машку вроде выписывать собирались, вдруг выйдет забрать.
– Ну и хорошо, – обрадовался Скрипник и, демонстративно поведя носом в сторону плиты, пробасил: – Что там у тебя, дядя Мотя? Пахнет вкусно…
– Омлет. С ветчиной и помидорами. Будешь?
– А то! – ухмыльнулся Борис.
А через час, сидя в ординаторской напротив Петровой, он слушал ее спокойные, монотонные объяснения.
– Решение за вами, Борис. Либо везем в Петрозаводск, в городскую. Там отличное нейрохирургическое отделение. Там я все вам устрою. Либо в Питер, но тут уже вы сами определяйте, куда и что. Транспорт предоставим, единственное – надо будет оплатить…
– Не проблема, – прервал ее Скрипник. – Давайте в Петербург. В частную клинику. Все контакты предоставлю через пятнадцать минут. Сейчас позвоню и все согласую. У меня там брат двоюродный по хозяйственно-финансовой части… На Литейном…
– Отлично, – подытожила Петрова. – Согласовывайте, жду контакты. Я свяжусь с их специалистами и введу в курс дела. Машину планируем на раннее утро субботы. К вечеру будете в Питере. А я бумаги подготовлю…
– Хорошо, – согласился Скрипник и спустился на улицу перекурить.
Опустился на уже привычную скамеечку. А на другой, напротив, сидел молодой парень, судя по одежде – пациент, и девушка, которая пришла навестить его. Парень нервно курил и время от времени поплевывал в сторону урны. Девушка, держа банку с энергетиком, рассказывала что-то очень эмоциональное. До Скрипника доносились лишь обрывки фраз, но и этого хватало, чтобы понять, о чем идет речь.
– Долго еще тебя здесь будут держать? – спросила девушка, а парень скривился и снова плюнул куда-то в сторону урны. – Зачем ты вообще полез на него? А? Он мне и слова не сказал. Стоял рядом просто. А теперь спасу от него нет. Как встречаемся на улице – ржет и говорит, типа, как там твой Ромео с дырочкой в правом боку? Посвистывает? Чего ты полез? Знал ведь, что он шило с собой таскает!
Парень вновь сплюнул и прикурил еще одну сигарету. Девушка сделала большой глоток энергетика и продолжила, поглядывая то на парня, то на Скрипника:
– А вчера из дома выхожу – а он с дружками у соседнего подъезда на скамеечке пиво пьет. Увидел и давай орать, типа, тебе еще несколько дырочек сделает, когда выйдешь, и будет играть, как на флейте. Специально, грит, уроки возьму у Лидии, разучу «Марсельезу» и сыграю на боку у твоего психопата. Может, все-таки напишешь заявление? Говорила тебе, нечего ревновать. Ну и чем все кончилось?
Парень запустил хабариком в сторону урны, и он, отскочив от ее края, как баскетбольный мяч после броска игрока-неудачника, лег рядышком, на остатки пожелтевшей травы. Девушка, допив энергетик, тоже сделала бросок – еще менее удачный: банка, не долетев до урны около метра, упала на землю, укоризненно поглядывая в темно-синие хмурые карельские небеса. Другого мусора вокруг урн не было; видимо, не так давно по этим местам прошелся дворник.
Борис Аркадьевич встал со скамейки и кинул свою сигарету точнехонько в мусорку. Оглянувшись, увидел Матвея. Тот выходил из больницы с женой. Заметил Скрипника, приветственно махнул, и парочка направилась к нему. Представил жену и сел рядом, закурив, Мария же спросила, прищурившись:
– Не заморил вас голодом-то пенсионер мой?
– Ну что вы! – улыбнулся Борис. – Скорее наоборот – откормил…
Молодежь напротив притихла, но не уходила. Матвей спросил у Скрипника:
– Уезжаешь?
– Да. Завтра. Сейчас все нюансы согласую с клиникой. Вы меня не ждите: я пока обзвоню всех, потом к Петровой… Сам приду чуть попозже.
– Давайте к обеду, – предложила Мария, – я рыбку поджарю…
– Тебе лежать врачи сказали… – буркнул дядя Мотя.
– Вот поджарю – и сразу в кровать, – рассмеялась она, а потом вдруг ткнула Скрипника вопросом, от которого у него замерло все внутри: – А чего вы сразу-то жену в Петербург не отвезли? Петрова настояла?
– И да и нет, – ответил он, немного подумав. – Думал – очнется, так сразу и уедем. А она все лежит в коме.
Помолчали немного, потом Скрипник продолжил, закурив еще одну:
– А в Питере… там сразу начнется: друзья, родители, советчики… Будут все ходить: бу-бу-бу… Вот тебе телефон шамана, вот тебе номер целительницы, давай звони да скажи, что от меня… Разведи шалфей с корнем женьшеня и капай ей на темечко в полночь три раза в неделю, и обязательно при лунном свете… Ну и тому подобное.
Мария, не выдержав, прыснула. Матвей крякнул и сообщил:
– А я-то думал, Петербург – культурная столица, а у вас – то же самое, что и здесь…
– Ну да, – согласился Скрипник, – только у нас умники в перерывах между советами ходят в Мариинку или филармонию, а у вас – в лес или в море…
Парень с противоположной скамейки поднялся и, подойдя к Скрипнику, попросил у него сигарету. Голос у парня оказался тихим, очень низким, красивым. Борис достал из кармана почти полную пачку «Camel»:
– Забирай всю.
Парень недоверчиво потянулся к пачке, а Борис продолжил, поглядывая на девушку, которая на скамейке напротив болтала по телефону:
– Только одна просьба. Пока мои сигареты куришь – выбрасывай, пожалуйста, их в урну. Когда докуришь, в смысле. Да и желательно остальной мусор тоже… Как, сможешь?
Парень повертел в руках пачку сигарет и произнес, немного подумав:
– А что, забавно…
Сплюнул, отвернувшись от Скрипника. А тот спросил, улыбнувшись:
– А чего, парень, который тебя продырявил, и правда к подружке твоей не лез?
– Тогда – не лез. В клубе было – стояли рядом просто. Я со сцены видел. Мы играем там два раза в неделю.
– Вокалист?
– Ага. Гитара, вокал. А во вторник прошлый лапал ее в курилке. – Парень оглянулся на подружку, убедившись, что та по-прежнему трещит по телефону и ничего не слышит. – Я случайно увидел, когда со сцены в сортир шел. А она с ним шашни крутила.
– Так ты не с парнем должен разбираться, друг дорогой… – завелся Борис, но тут же унялся, услышав тихий и внятный ответ:
– Знаю. Тянет.
Повисла тишина. Парень хотел было вернуться к подружке, но Борис остановил его вопросом:
– Как называетесь-то?
– «Спайдер», – улыбнулся тот. – Заходите в «Причал», послушайте. Перепеваем старые рок-хиты. Свое – не дают.
– Я в Питер завтра, – пояснил Скрипник, – но спасибо за приглашение. Видимо, в другой раз.
Парень вернулся на скамейку к подружке. Матвей Аскольдович засобирался домой:
– Борь, мы тогда пошли с Маней, обед сварганим. А ты подтягивайся, как здесь закончишь…
Скрипник кивнул и начал рыться в телефоне в поисках необходимых номеров.
* * *
Дмитриевский приехал в квартиру, где временно нашел себе пристанище Смолин, около одиннадцати утра. Вечером, довезя Витю до квартиры, Денис отправился в гостиницу, не рискнул провести ночь в чужом месте, тем более без разрешения хозяев. Василий же закрыл глаза на риски и остался ночевать со Смолиным. Денис успел очень вовремя: ребята завтракали. В турке на плите еще оставался кофе, и Дмитриевский, налив себе чашечку, прислонился к подоконнику.
– Какие планы? – спросил он, поглядывая на Витю.
– В школу надо сходить, – грустно ответил тот, – перед Аллой извиниться. Я вчера два урока пропустил. Она, наверное, черт знает что обо мне теперь думает.
– Да, Витяй, – ухмыльнулся Дмитриевский. – Меньше недели прошло, как ты из Петербурга в отпуск уехал, а сколько людей о тебе черт знает что теперь думают…
Вася рассмеялся, а Смолин, наоборот, остался серьезен.
– Да, Денис Александрович. Я думал об этом. И ничего смешного здесь, поверь мне, – он повернулся к Васе, – нет. Я отдаю себе полный отчет в том, что действительно выгляжу как чудак. В глазах многих далеко не чужих мне людей. Чудак с буквы «м», естественно. С литеры «м». Морфий. Но вот какая штука. Я чувствую себя гораздо лучше, чем раньше. Живым каким-то. Я таким себя не помню. Да, наверное, не был никогда – так бы запомнил.
Денис понимающе хмыкнул, а Василий пробурчал, поглядывая на улицу:
– Точно чудак. Без денег, без паспорта, в чужом городе, на птичьих правах… Лучше он себя чувствует…
– Прекрати говорить обо мне в третьем лице! – наконец рассмеялся Витя. И тут назойливо звякнул – раз, два – дверной звонок. Смолин пошел открывать, и через минуту на кухне появились Анна Валентиновна Бронникова и ее мама Зинаида.
– Здравствуйте, – сказала тетя Зина, рассматривая гостей.
– Здравствуйте, – ответил Дмитриевский, отклеиваясь от подоконника.
– Освоился? – Аня с улыбкой повернулась к Вите, который застрял где-то в прихожей. – Гостей стал водить?
– Да, как вчера начали ходить, так теперь – один сплошной поток. А вчерашний гость по вашу душеньку был, Анна, – попытался отшутиться Смолин.
– А вот с этого момента – поподробнее!
Аня и ее мама сели на свободные стулья, Витя и Денис встали рядком, около плиты. Смолин вкратце рассказал о вчерашних приключениях и представил коллег, которые нашли его по достаточно слабым следам, оставленным то тут, то там. Бронникова напряглась, услышав о Валентине, а ее мама, наоборот, развеселилась, выпалив что-то вроде:
– Добрался-таки, курилка! Живой!
– Не разделяю вашего оптимизма, маман, – буркнула Аня и сразу поправилась: – Не в том смысле, что живой, а в том смысле, что добрался…
А когда Витя рассказал про полицию и свое чудесное вызволение – нахмурилась, поняв, что он пропустил уроки.
– Вот черт! Надо срочно с Аллой связаться. Волнуется, наверное. Она у нас девушка очень тонкой душевной организации…
И Бронникова тут же набрала Аллу и быстро протараторила, что случилось. Затем притихла на пару минут, слушая. Несколько раз повторила «Поняла, поняла, ага», положила трубку и посмотрела на Витю. Тот, почуяв неладное, отступил в сторону коридора. Дмитриевский, наблюдавший за всем этим молча, заговорил:
– Я чувствую, сейчас что-то интересное будет… Можно я на айфон сниму? Для потомков?
– Да ничего особенного, – улыбнулась Аня. – Алла умеет два слова размазать на полчаса… Хорошо, что ты не вышел. Лоркин поправился. Вчера уже уроки вел. А Алла тебя зайти просила перед отъездом, поговорить. Что-то сказать хочет тебе.
– Надеюсь, не то же самое, что уже несколько дней хочет сказать ему мама. И сестра, – ухмыльнулся Дмитриевский. – И не то, что я хотел сказать, пока ехал сюда из Краснодара…
– И я… – поддакнул Василий.
– «Иа… Иа…» – передразнил их Смолин. – Чего вы вообще притащились? Кто вас звал?
– Ты, Виктор… Ты меня позвал, – продолжал ухмыляться Дмитриевский. – Через свою мамочку, которая Василию позвонила и нажаловалась, что ты так до сестры и не доехал.
– Ладно, – буркнул Витя, – вы тут чего хотите делайте, а я схожу в школу, переговорю с Аллой, раз звала…
– Погоди, – остановил его Денис уже более серьезно и достал из кармана недорогой телефон, купленный по дороге. – Возьми вот. Сим-карта вставлена уже. Проверь…
– По дороге проверю. Спасибо, Денис.
И так и вышел из квартиры, хмурый, недовольный. Ребята тоже засобирались, почувствовав себя неловко без законного постояльца, но тетя Зина остановила их:
– Дождитесь уж друга… А то вернется, а вас нет… Расстроится и опять куда-нибудь убежит… Мы с Анькой пока у нее побудем в квартире, здесь, рядом, чтобы вас не смущать. А как соберетесь – звоните!
– Спасибо, – поблагодарил ее Василий, который явно никуда не хотел уходить. Дмитриевский же достал свой телефон и мрачно посмотрел на экран:
– Ну что, не работает новая симка? Или опять сбежал?
Но тут послышались голоса Саймона и Гарфанкела, и Дмитриевский с удивлением уставился на Бронникову. Та быстро ответила на звонок.
– Слушаю, – сказала она и умолкла на полминуты. – Хорошо. Хорошо. Давай в пять. Только место – на мое усмотрение. Хорошо. Передам.
И, повесив трубку, улыбнулась Денису:
– Работает ваш телефон. И симка. – И добавила, повернувшись к маме: – Пойдем, что ли…
Ребята вылезли в коридор проводить хозяек. Анна перед самым уходом сообщила Дмитриевскому:
– Планируя обратную дорогу, учитывайте, что Смолин с пяти до семи вечера будет занят…
– Да я уже понял, – улыбнулся Денис. – Вот по обратной дороге понимания пока нет. Во-первых, везти Смолина без документов затруднительно, а во-вторых, не совсем ясны его планы.
– Решим, – пояснила Бронникова. – И первое, и второе…
– И компот… – рассмеялся Василий.
Женщины вышли из квартиры, а ребята вернулись на кухню допить кофе.
Смолин неторопливо шагал по улочкам городка, наслаждаясь теплым октябрьским утром. «Да» Бронниковой вызвало внутри него шквал новых, неизведанных эмоций и переживаний, и он шел в сторону школы, рассматривая знакомые окрестности, которые выглядели совершенно не так, как вчера или даже пять минут назад – до разговора с ней. Даже помойка между двумя пятиэтажками, обычно забитая под завязку мусором и вообще черт знает чем, в этот раз не вызвала у него обычного раздражения, только улыбку. И он так и дошел до школы, то улыбаясь, то смеясь над чем-то, привлекая к себе внимание хмурых горожан.
Аллы Николаевны в кабинете не обнаружилось, и Смолин, потоптавшись рядом, пошел обратно, к лестнице. Там и столкнулся с Аллой.
– Куда? – строго спросила она. – А ну-ка пойдем.
Оба зашли в кабинет.
– Виктор Борисович, – начала Алла, и тот немного напрягся от официального обращения, – я вот что хотела сказать… Во-первых, спасибо большое за работу. За уроки. Ну а во-вторых, вы детей чем-то очень зацепили. Весь девятый «А» вчера к директору явился: просили вас оставить. Я, если честно, за всю свою практику с таким сталкиваюсь впервые. Конечно, разные бывали случаи, но чтобы после одного урока… Нонсенс.
– А что, это возможно? – вдруг вылетело у Вити, и Алла слегка нахмурилась, отыскивая на лице своего собеседника следы сарказма. – В смысле – остаться, – пояснил Смолин на всякий случай.
– Не думаю. – Алла Николаевна грустно улыбнулась. – Все не так просто. У тебя нет профильного образования. А с этим очень строго. Но даже если ты будешь его получать, в это время сможешь работать только вне штата: кружки, курсы… Здесь с оплатой труда непонятно. Да и вообще с оплатой – сам знаешь как… Телевизор, наверное, смотришь? Вот тебе простой пример. Лоркин, которого ты замещал. Молодой парень, получает немного, тысяч двадцать пять. Постоянно ищет, где подзаработать, там – кодит, тут – сетку сделает. Я на его отлучки сквозь пальцы смотрю: понимаю. У него образование педагогическое, а он от программирования тащится, сам не свой. Говорю ему: ищи себе место по душе, а он: ищу, да все, мол, мимо. Давай так. Я тебе напишу контакты в Герцена. Питерском вашем. Поступишь хотя бы на заочку – возьму вне штата. Если захочешь.
Смолин молчал, переваривая услышанное, а Алла Николаевна записала на желтом стикере телефонный номер и имя. Протянула стикер Вите, продолжая улыбаться:
– Решай и действуй! Я – на связи. Звони.
– Спасибо.
На первом этаже, чуть-чуть не дойдя до выхода, Смолин неожиданно столкнулся с «географией». Валентина хитро посмотрела на него, будто знала их общий и очень смешной секрет.
– Чего ты? – спросил Смолин. – Привет!
– Добрый день! – ответила она. – Все в порядке? Лоркин вроде вышел…
– Спасибо. Более чем!
– Ты давеча у меня Анькой интересовался… Бронниковой…
– Было дело, – улыбнулся Витя, – грешен…
– Так вот. Имей в виду, у нее любимые цветы – лилии. Со школы еще запомнила…
– О! Спасибо!
– Не за что, – улыбнулась Валя и побежала куда-то вверх по лестнице. А Смолин вышел на улицу. Настроение у него было настолько хорошее, что он и не помнил, когда в последний раз такое с ним случалось. «Если только в детстве», – подумал он и позвонил Денису:
– Денис Александрович, вы еще в квартире?
Получив утвердительный ответ, попросил пять тысяч в долг. Помчался обратно к тете Зине. А через двадцать метров остановился, как вкопанный, и, вытащив свой новый телефон, набрал номер мамы.
4
А в Питере около часа дня Аблокатов завершил почти полуторачасовую встречу с Валей Фединым, управляющим и учредителем фирмы, продающей земельный участок шведам. Ни Клауса, ни его партнера не было на переговорах, от шведской стороны присутствовали юрист Томас и переводчица Елена. Костя не был готов к появлению на переговорах женщины столь красивой, как она. Он не пересекался с Еленой раньше, и, познакомившись, выругался про себя, а ехидный голосок внутри прощебетал:
«Выкрадем переводчицу у шведа, а, Костян? Как троянский принц у царя Менелая… Посрамим шведа, как Петр при Полтаве?»
Костя с силой заставил себя переключиться на дело, которое, собственно говоря, их и свело, и почти час убеждал Федина, а в большей степени его работодателя, что наличная форма расчетов невозможна, учитывая «шведский фактор» и достаточно высокую стоимость. Спустя полчаса словесного пинг-понга Федин вывалил из рукава последний козырь. Сказал, чуть прищурив и без того небольшие глазки:
– Кость, не забывай, у нас есть еще один покупатель – москвичи, они наличку за милую душу…
Аблокатов был в курсе москвичей. Дмитриевский потратил кучу времени и переворошил горы контактов, чтобы узнать, «а что это за девочка и где она живет». А точнее, чего хочет. А еще точнее, что может. А могли они ровно в два раза меньше, чем шведы.
Костя взял со стола чистый лист формата А4 и, написав на нем что-то, протянул лист учредителю. Тот бегло взглянул на написанное, потом на Федина, потом на Костю, улыбаясь, но только губами. Светло-голубые глаза сохраняли абсолютную серьезность.
– И что это? – спросил он.
Судя по гардеробу, очень качественному, но неформальному, учредитель всячески старался молодиться, и это ему удавалось, только морщинки в уголках глаз выдавали возраст.
«Почему он не смотрит на Елену? – продолжал бубнить голосок, мешая Косте сосредоточиться. – Он что, из этих? Почему он пялится на тебя, на Федина, на шведа, а на нее – ни фига?»
– Максимальная сумма, которую готовы дать эти ваши москвичи. Да они и москвичи те еще… Все активы в Красноярске. В столице – одно помещение. Нашли москвичей…
Это поставило точку в переговорах, и стороны, ударив по рукам, договорились о дате подписания контракта.
И вот около часа дня Аблокатов наконец-то оказался в машине и, включив радио, стал соображать, что делать дальше. Поехать в офис? Но полное отсутствие начальства дает возможность действовать чуть более креативно… И он, сделав чуть потише разоравшегося Хэтфилда, решил позвонить Оле. Благое начинание тут же прервал входящий звонок от Гриши Лазаревича, советника вице-губернатора, и Аблокатов, матюгнувшись, отключил звук и снял трубку.
– Константин Сергеевич, – сказал советник, не удосужившись приветствием, – надо встретиться.
– С удовольствием, – ответил Аблокатов, – по Фаруху?
– Ага. Не по телефону. Через час. Там же, где обычно. Будешь?
– Конечно. Еду.
Костя повесил трубку и, отложив разговор с Олей, поехал на встречу, продолжая слушать бубнеж в своей голове: «Костян, а я понял, слышишь, понял, чего он на переводчицу не смотрел! А ты понял? Я – да!»
Аблокатов снова включил радио, думая, что бескомпромиссность солиста «Металлики» заглушит все иные звуки и голоса, но не тут-то было:
«Он на нее раньше смотрел. Они встречались уже. Насмотрелся! Наверное, думает, что если ломанется туда – то она ему не откажет. А ему, похоже, не в масть. Палка о двух концах. Лишнее».
Костя проговорил вслух, благо в салоне автомобиля это можно было сделать без ущерба для репутации:
– А не думал, что она ему уже отказала? И теперь он играет в пофигизм. Мне все равно, мол, на тебя…
Голосок замолк, видимо, соображая, а Аблокатов, воспользовавшись моментом, набрал Дмитриевского – отчитаться, как прошли переговоры. Тот спокойно отреагировал на очередное исчезновение новенькой, но очень просил сообщить, как только закончится встреча по шведам. И добавил, чуть замешкавшись:
– И Костя, слышишь, договорись с управляющей компанией дома, пусть сделают тебе копии видеозаписи с камеры из холла, на выходе… Ты помнишь период времени, когда она могла сбежать?
– Помню вроде.
– Ну вот… Дай им пятерочку, они с удовольствием тебе запишут…
– Хорошо, – проворчал Аблокатов, недовольный очередными тратами.
Доехал он очень быстро, как всегда: когда запас времени позволяет немного постоять в пробке, никаких пробок нет и в помине. Домчал за двадцать минут и припарковался почти сразу, что тоже было удивительным для этой части города.
В лобби-баре «Астории» людей оказалось побольше, чем в его прошлый визит, и Костя, пристроившись за ближним к выходу столиком, обнаружил советника в самом конце бара в беседе с незнакомым средних лет мужчиной в красивом черном костюме. Аблокатов, естественно, не стал привлекать к себе внимание. До назначенного времени оставалось три четверти часа, и он решил провести эти минуты с пользой, перекусив.
«Бери карпаччо! Карпаччо из лосося!» – завопил внутренний голосок, но Костя не пошел у него на поводу и заказал суп-пюре из белых грибов. Стал рассматривать эффектную блондинку, сидящую у барной стойки за чашкой кофе. Девушка закинула ногу на ногу, сделав свое и без того короткое темно-красное платье нелепой формальностью, которая ровным счетом ничего не скрывала от чужого пытливого взора. Костя усилием воли заставил себя отвести взгляд от ног блондинки и сфокусировать его на экране планшета, но тот мгновенно погас: кончился заряд.
– Твою мать, – пробурчал Аблокатов, открывая шахматы в телефоне, но тут же забыл об испанской партии. Его внимание привлекла группа крепких мужчин в масках и темно-зеленом камуфляже, зашедших в бар со стороны отеля. Пятеро гостей быстро и очень целенаправленно двигались туда, где непринужденно вели деловую беседу советник и его друг. Три волшебные буквы на спинах у ребят говорили сами за себя.
Аблокатов врос в стул от дикого страха. То, что он испытал несколько дней назад, в кабинете Дмитриевского, обнаружив пропажу денег Фаруха, было детской песенкой по сравнению с паникой, которая охватила его теперь. Его обычный внутренний гость, вальяжный, ироничный и ворчливый, превратился в динамо-машину, которая без конца визжала что-то вроде: «Они писали, они писали, они прослушивали, они просто так не ходят, они про тебя знают, ты у них записан, записали, записализаписализаписали, тебе трындец!»
Жизнь вокруг между тем шла своим чередом, и официантка, пухленькая, со смешной родинкой на щеке, принесла ему суп-пюре и хотела поставить чашку на стол, но помешал планшетник.
– Уберите, пожалуйста, компьютер, – вежливо попросила девушка, а Аблокатов, округлив глаза, смотрел на родинку, не понимая, чего от него хотят. Тело стало ватным от страха, ему казалось, будто сознание на минутку воспарило над головой и остановилось в пяти сантиметрах от темечка, оттуда оценивая ситуацию. Официантка так же вежливо повторила просьбу, и со второго раза Костя понял ее, и на столе возникла плошка с ароматным и, по всей видимости, очень вкусным блюдом. Но Аблокатову было не до него. Он смотрел, как единственный гость, который пришел без маски, открыл портфель советника и аккуратно выложил на стол несколько толстых пачек банкнот, крепко стянутых резинками. Страх феноменально обострил зрение Аблокатова, он хорошо видел сиреневые купюры 500 евро и даже умудрялся различать цвета резинок, перетягивающих пачки. Тут же появились понятые, начались процессуальные заморочки.
Костя потерял счет времени. Все было как в тумане: блондинка у стойки допила кофе, рассчиталась и пропала; официантка принесла счет, хотя Костя его не просил. Лобби-бар быстро освобождался от посетителей, и вскоре Аблокатов остался единственным клиентом, не считая, конечно, Гриши, его сотрапезника и их новых друзей. Костя кое-как справился с бумажником, вытащив купюру, кинул ее на стол. Затем надел пальто, взял новый портфель, предварительно убрав туда планшетник и бумажник, и медленно направился к выходу. И тут, как будто увидев это, один из мужчин в камуфляже почти бегом направился к нему, и Аблокатов, вновь окаменев от страха, прислонился к стене рядом с дверью на улицу. Динамо-машина, перестав заботиться о собственном имидже, крутилась внутри него, изрыгая уже не слова, а просто междометия и комбинации матерных слов. Как будто группировка «Ленинград» решила провести концерт не в «Ледовом», а внутри головенки Кости.
Мужчина, приблизившись к Аблокатову на расстояние вытянутой руки, сверкнул из прорези маски черными глазами и пробасил куда менее вежливо, чем официантка:
– Ну чего ты застрял? Выходи! Закрываемся! Не видишь, что ли? Оперативные мероприятия.
– Вижу, вижу, – пробормотал пересохшим ртом Костя и выскользнул на улицу, успев в последний раз посмотреть на советника. И Гриша, и его друг одновременно повернулись к выходу, как будто почувствовав Костин взгляд, и Аблокатов увидел картину настолько удивительную, что потом еще долго вспоминал ее. Глаза мужчины, с которым встречался советник, были абсолютно стеклянными от страха. Такая же паника, как у Кости, а может быть, помноженная на два или на три, вгрызлась в его сознание. Взгляд же Лазаревича не выражал ничего, кроме полнейшего спокойствия и уверенности. Он улыбнулся Аблокатову, поймав его взгляд, и подмигнул, как будто рядом происходила репетиция сценки из КВН.
Костя выскочил на улицу, и мужчина в камуфляже мгновенно запер дверь. Брякнула СМС.
«Костя, давай сваливать, пятничка-таки?» – написала Ольга. Продолжила мысль, как и любила, следующим сообщением: «Ко мне. Потом в „Акапулько“. Потом к тебе. Как план?»
«Солнышко, я домой, – написал он в ответ. – Нехорошо мне».
И, приняв парочку грустных смайликов, поехал на юго-запад.
* * *
– Ты с Аллой поговорил? – Бронникова стрельнула глазками на Витю, а потом вновь опустила взгляд вниз, на чашку с глясе.
– Да, конечно, – улыбнулся Смолин, рассматривая ее красивые длинные пальцы с едва заметным маникюром.
– И что решил?
– Ты знаешь, о чем шла речь?
– Конечно. Алла – моя подруга.
– Ну вот, никакой интриги…
– Да уж, – улыбнулась Аня.
– Ничего. Я пока ничего не хочу решать. Хочу насладиться временем, проведенным с тобой.
Бронникова вновь подняла на него взгляд и спросила с напускной серьезностью:
– Как же это вас так вштырило-то, а? Молодой человек?
– Сам в шоке.
– Давно я такого не слышала… «Насладиться временем, проведенным с тобой…» У вас в Питере все так разговаривают?
– Да, – ответил Смолин, – все.
– Надо съездить… Давно не была. Считай со студенчества.
– Так поехали.
– Куда? – испугалась Аня.
– В Питер. С нами. Конец октября – я, может, успею прыгнуть на заочку в Герцена. Тем более мне твоя Алла Николаевна телефончик какой-то дала. А у нас все решается телефончиками да звоночками. По городу полазим, вспомнишь студенчество. А потом вернемся.
– Решил все-таки… – улыбнулась Аня, поглядывая на подоконник. Там в любезно предоставленной персоналом кафетерия вазе стояли разлапистые лилии.
– А чего тут решать? Мне еще никогда так… – Смолин задумался на секунду, подбирая правильное слово (первое, что влетело на язык, было матерным). – Так хорошо не было. Никогда.
Бронникова рассмеялась:
– И ведь нет предела совершенству!
Рассмеялся и Смолин:
– И это мне говорит человек, у которого на телефоне мелодия Саймона…
– Да чего ты к ним прицепился? Хорошие ребята!
– Ну да… – не без доли иронии, но все-таки согласился Смолин.
– Слушай, я сейчас с тобой никуда не поеду. Не хочу. Да и Киселева не отпустит.
Она поглядела в окно, на улицу Розы Люксембург, сквозь вазу с цветами и сквозь стекло, забрызганное каплями недавнего дождя, а когда повернулась обратно к Вите и посмотрела в его глаза, увидела в них невообразимую грусть. И добавила:
– А ты возвращайся скорей. И если вернешься – у нас будет второе свидание. Обещаю. А второе свидание – это ведь гораздо серьезнее, чем первое. Если ты, конечно, понимаешь, о чем я…
Грусть в глазах Вити сменилась радостью, однако он, стараясь соблюдать приличия, произнес невозмутимо, прищурившись, как Клинт Иствуд:
– Конечно, детка. Я все понимаю. Даже больше, чем тебе кажется.
Анна хихикнула:
– И пожалуйста, Витенька, сделай что-нибудь со своей прической! Смени имидж! А?
Смолин, который обычно болезненно воспринимал упреки относительно внешности, тут почему-то, наоборот, обрадовался такому вниманию, но опять постарался скрыть это под маской легкой иронии.
– Ничего не имеешь против каре? – невозмутимо поинтересовался он, делая глоток кофе. Бронникова серьезно согласилась:
– Да хотя бы и каре. Но лучше – под Котовского.
Смолин впился в нее взглядом, надеясь увидеть характерные признаки шутки на лице, но не увидел ничего, кроме сосредоточенности. Бронникова продолжала, не обращая внимания на его пронизывающий взгляд:
– А кстати, как ты планируешь уехать в Питер без документов?
– Не думал еще. Не знаю.
– Я зато знаю.
– И как?
– Вот, держи. – Аня порылась в сумочке. – Это паспорт Коли Завьялова.
– И?..
– А Коля Завьялов сейчас лежит у меня в отделении. И будет еще лежать минимум неделю. Он лысый, как бильярдный шар, а на паспорте – глянь, волосатик. И возраста твоего. Короче, по нему улетишь, а из Питера мне вышлешь. Желательно DHL. А то отправишь «Почтой России» – и придется Коле у меня в отделении Новый год отмечать. А может, и не один.
Смолин улыбнулся в ответ:
– Доверяет тебе пациент…
– Ага. Интересно, а если бы ты лежал у меня в отделении, а Коле Завьялову ну очень был бы нужен паспорт, ты бы дал? На время?
– Тебе – да, – признался Смолин.
– Понятно, – улыбнулась Аня.
Им принесли счет, и Смолин оплатил его, сверкнув красной купюрой, полученной от Дмитриевского. Теплые глаза Бронниковой продолжали смеяться.
Он добрался до квартиры около семи вечера. Проводил Аню до дома. Подниматься не стал, да его и не приглашали, прощального поцелуя тоже не было, только веселое «сообщи, когда будешь уезжать». Но все равно встреча оставила приятные следы, и в квартиру Смолин зашел в превосходнейшем настроении. А там тоже все оказалось более чем в порядке: кухню заполнял аромат недавно поджаренного мяса, на столе стояла чуть запотевшая бутылка водки, рюмочки, тарелка с вареной картошкой и зелень. Мясо, видимо, доходило в сковородке на плите.
– О, – обрадовался появлению друга Василий, – ты как чувствовал…
Дмитриевский молча осмотрел пришельца и, достав еще одну рюмку, сел за стол.
– А может, не надо? – улыбаясь, спросил Смолин.
– Может, и не надо… – ответил Денис, разливая водку. – А может, и надо…
Витя уселся за стол, а Вася раскидал мясо по тарелкам. Выпили молча. Потом Смолин прервал тишину, наливая еще по одной:
– Наверное, все-таки надо…
– Наверное, да… – улыбнулся Денис, а Смолин протянул ему свой новый паспорт.
– Ух ты, – рассмеялся Дмитриевский и поднял рюмку. – Ну что же, давайте выпьем за замечательного человека, – сверился с документом, – Николая Завьялова, и дай бог ему скорейшего выздоровления!
– Откуда вы зна… – начал было Смолин, но не стал продолжать, а просто выпил и закусил лучком.
Удивительное дело, но в магазин ребята больше не бегали. Допили водку, доели мясо, потом Денис отослал фотографию паспорта Завьялова своей знакомой для покупки билетов, и они всей компанией двинулись перекурить на балкон.
– Денис Александрович, а можно личный вопрос? – спросил захмелевший больше других Василий.
– Личный? Ну попробуй…
– Мы давеча в церковь заходили, помните, и вы там что-то шептали вроде, молились как будто… Я заметил… Извините уж…
Вася немного покраснел, а Денис как ни в чем не бывало улыбнулся:
– Да уж. Совсем личный… Я не просил. Я – благодарил.
Вася молча и непонимающе смотрел на Дмитриевского. Тот же, помолчав минутку, пояснил:
– Лучшая молитва – это молитва благодарности. Когда начинаешь понимать, что на самом деле у тебя уже есть все что нужно, просто надо глазки чуть пошире открыть, чтобы увидеть. Вот тогда и ничего просить не хочется, а только благодарить.
А еще через час Денису прислали электронные билеты, и Смолин, изучив свой (а точнее, Завьялова), написал Бронниковой сообщение: «Улетаем завтра в 18.15. Из города надо выехать в 14.00». Та ответила через минуту: «ОК. К двум приеду за ключами». А он хотел было сострить, написать что-нибудь вроде «считаю секунды до нашей встречи», но вспомнил ее серьезный вид при прощании и не стал. Потом передумал и снова схватил телефон. А затем махнул рукой, убрал его и отправился спать.
Глава 6. В домике
1
В понедельник около десяти утра Дмитриевский сидел в своем офисе, в переговорной, и молча рассматривал Георгия Александровича. Тот нервно покручивал начинающие седеть усики и безмолвствовал. Денис опередил его вопросом:
– Георгий Александрович, где Рогачева?
– Я не могу найти эту … – Он матюгнулся и продолжил свое занятие, а Денис с жадностью вглядывался в него, выискивая хотя бы намек на юмор или блеф. Но не нашел ни того ни другого, хотя с чувством юмора у Георгия Александровича было все в порядке. Тот закрутил ус в подобие ракетной боеголовки и спросил, пристально глядя в глаза Дмитриевскому:
– До меня докатилась информация, что сделка по Фаруху пошла…
– Да, Георгий Александрович.
– Расскажешь, как это удалось?
– Конечно. Я вам расскажу даже больше, – улыбнулся Денис и вкратце поведал Георгию о поисках Рогачевой и о своих дальнейших приключениях. Тот выслушал все молча, без видимой реакции, и лишь второй ус с каждым движением его сильных пальцев превращался в нечто похожее на первый. Дмитриевский завершил рассказ, и в переговорной повисло молчание, которое в итоге прервал Георгий:
– У меня комвзвода был в Афгане, Мишка Пантелеев. Любил повторять: если всунул куда-нибудь и видишь, что не туда, не высовывай слишком резко. Тихонечко, по чуть-чуть. А как полностью вытащишь – беги. Ты по этому же принципу решил сработать?
– Не уверен. С моей стороны исходили, как модно сейчас говорить, лишь ответные меры. Принуждение к миру.
– Ладно, – проворчал Георгий, – ты мне скажи, зачем тебе Рогачева после всего этого?
– Хочу предложить ей работу, – пояснил Денис. – Насколько я понимаю, у меня трудоустроен вымышленный персонаж. А реальная Рогачева – вроде как у вас.
– Твою мать! – не выдержал тот. – Ты в своем уме?
– Абсолютно, – ответил Дмитриевский.
Георгий опять уставился на Дениса, как будто лишний раз решил удостовериться, что тот действительно в своем уме и говорит правду:
– Слушай, у меня какое-то двоякое ощущение… Хочется тебе врезать по пятой точке за то, что ты так себя повел. И обнять. Все-таки еще пять минут назад на мне висело полмиллиона евро долга.
– Себе, Георгий Александрович! – теперь не выдержал Денис. – Себе влепи по пятой точке! Кто первый начал в зарницу играть? Пионер хренов… А я мог еще пару дней тебя за нос водить, поэтому либо второй вариант, либо нейтральный.
– Ну и славненько, – улыбнулся Георгий, – наконец-то мы с тобой на «ты».
– Да? А я и не заметил…
Дверь в переговорную открылась, и в проеме появилась голова Скрипника.
– Вы еще долго тут? – спросил он, не заходя внутрь.
– Приехали! – встрепенулся Дмитриевский. – Ни здрасьте вам, ни доброго утра! Ты чего явился, у тебя же еще неделя?
– Потом расскажу… – буркнул в ответ Борис. – Вы еще долго?
– Пять минут, – ответил Денис, и голова Скрипника исчезла из поля его зрения.
– Ты мне вот что скажи, Георгий Александрович, – задумчиво сказал Дмитриевский. – Твоя сотрудница Рогачева – человек очень талантливый и толковый. Но при всем при этом авантюристка и, похоже, адреналинщица.
– И что? Бывает.
– Да, – согласился Денис, – но со мной всю дорогу она игралась. Несмотря на четкие, как я понимаю, задачи, которые ты ей ставил. Она оставляла следы. Бездомный… Платеж по карте…
– Возможно… Но сейчас-то чего об этом? Все равно ее нет.
– А если найду, отпустишь ее ко мне?
– Да ради бога. Если захочет…
– Тогда скажи мне такую вещь. Ее паспорт, точнее та липа, с которой она ко мне пришла. Она ее сама делала?
Георгий задумался, вновь взявшись за ус. Потом вспомнил:
– Абсолютно сама. Хотя есть специалисты…
– Тогда к тебе просьба будет. У тебя это лучше и быстрее выйдет, чем если я буду ковыряться. Можешь пробить ее родственников и друзей – ближний круг? Может, кто в поселке Добрянка проживает Пермского края…
– Ух ты! – гаркнул Георгий и добавил матерную сентенцию.
– Чего? – удивился Денис.
– И пробивать не надо. Так знаю. Ее двоюродная сестра с мужем и двумя детьми. Я ее один раз даже видел, когда она к Маринке в гости приезжала, пересеклись на корпоративном мероприятии…
– Дай мне по ней чего-нибудь… А лучше все…
– Через полчаса проверь почту.
Георгий направился к двери.
– Погоди, – улыбнулся Дмитриевский, – все норовишь убежать… Завершающий вопрос – считай, личный. Одну вещь я так и не понял. Предположение только есть…
– О чем ты?
– Когда вы первый акт этого фарса ставили, я на «Новочеркасской» торчал в ментовке метрополитена. А потом туда Забирохин влетел в поисках коллеги. Зачем?
– Для тебя, мил человек. Орлова твоя языком мелет много. Сначала ему позвонила – он вне зоны. Потом тебе – ты информацию принял. А затем Забироха ей перезвонил, и она сдала тебя с потрохами, что ты поехал. Ну, Маратик и решил порезвиться. Углубить, так сказать, ситуацию… Следил за тобой… Ты это фарсом назвал, а по мне так – комедия.
Георгий вышел за дверь, в коридор, и Дмитриевский остался один посередине овала переговорной. Фыркнул:
– «Покровские ворота» – вот это комедия. А вы мне устроили фарс.
2
Через десять минут, развалившись за своим столом с чашкой ароматного кофе, Денис огромными от удивления глазами рассматривал Скрипника, сидящего напротив на черном кожаном диванчике.
– Погоди, погоди… Я сейчас народ соберу. Совещание. Хочу, чтобы все это слышали, не возражаешь?
– Нет, – ответил Борис.
Денис позвонил Орловой и Косте. А, потом, подумав, позвал еще и Витю с Васей. Народ собрался достаточно быстро, и Дмитриевский, окинув всех взглядом, кивнул в сторону Скрипника:
– Знакомьтесь, Борис Аркадьевич. Заместитель генерального директора.
– Да мы знаем вроде, кто он, – ответила за всех Орлова.
– Такого – не знаете. Борис Аркадьевич, не сочти за труд, расскажи ребятам про свое путешествие. Вкратце, как мне.
– Чего тут рассказывать. – Благородное лицо Скрипника было преисполнено серьезности и грусти и за все время его рассказа так и не изменилось. – Привет, кстати, ребята.
– Привет, – буркнул Аблокатов, а остальные посчитали нужным промолчать.
– Чего тут рассказывать… К ночи воскресенья добрались до Петрозаводска. Знаете такой городок? Столица Карелии. У нас там был забронирован номер в отеле. Ну как – в отеле… Ленка не захотела ночевать в машине. Хотя у меня там трансмиссия автоматическая…
– Ну и правильно! – успела вставить Орлова. – Я тоже бы не захотела…
– Вот-вот, – продолжил Скрипник. – В отеле света нет, наш номер занят влюбленной парочкой, Ленка ржет, я нервничаю. Дали другой. Заселились. Света так и нет. Чего делать?
– Понятно чего… – продолжал недовольно бурчать Аблокатов. Его, видимо оторвали от важного занятия.
– Да, – продолжал Борис, – понятно. А ночью свет дали, так все зажглось, как будто мы не в гостинице на Лососинской набережной в Петрозаводске, а в отеле «Фламинго» в Лас-Вегасе. Все горит. Даже в ванной подсветка у зеркала. В общем, весело. В понедельник едем дальше. Дорога шикарная, летим быстро. Часа через три, между Петрозаводском и Белым морем, на шикарную дорогу зачем-то вышел лось. В последний раз я сталкивался с ним давным-давно, в армии. Старослужащий орал мне: «Да я тебе сейчас лося пробью». Того же, который на дорогу из леса вышел, я не пробил: руль вывернул. А Ленка моя, непристегнутая, пробила. Лобовое стекло. Я ее назад положил и помчал, куда ближе: в Кемь, там сразу в больничку…
– Нашел куда везти… – проворчал Аблокатов.
– Ты чего бубнишь? – спросил у него Скрипник. – Бу-бу-бу… Как старый дед!
– Я бубню, потому что… Бубню… – пробормотал Костя, вспомнив героя своего детства Портоса.
– Костя, хватит! – накинулась на него Орлова. – Чего там дальше, Борис Аркадьевич?
– А дальше – стационар, кома, а меня отправили город осматривать. Я, правда, не сразу ушел, по дороге им телек в приемном покое раздолбал. Там Малахов какую-то чушь несусветную нес. А потом меня дядя Мотя отловил, местный житель, к себе увлек. У него и остановился.
– Водку пили? – спросил Дмитриевский.
– Маленько. Без нее достопримечательности плохо видно. Ну вот, а в субботу с утра поехали в Питер. Выделили нам машину скорой помощи, я оплатил расходы, бензин. Они впереди едут, а я за ними. Двое в машине: шофер и в салоне сопровождающий, молодой совсем паренек, интерн. Едем без остановок, видно, что шофер опытный, быстро, четко. Ну а я за ним, дистанцию держу. И все здорово, уже и Петрик позади, в Ленинградскую область въехали, а тут, где-то за Приозерском, со встречной полосы на них «газель» летит. Я ее раньше увидел, чем шофер, и по тормозам дал со всей дури, а тот через секунду после меня тормознул. Грузовичок прямо перед скорой крутануло, и она вошла «газели» в бок, уже здорово оттормозившись, но все равно сильно. Я же к ним подъехал уже километрах на десяти и ткнул скорую в зад, тихонечко. Повезло: сзади машин не было больше и видимость шикарная, никаких поворотов больше километра. Основной удар на кабину скорой пришелся… Я – сразу туда. Шофер без сознания. Я в «газель»… Там двое парней – живые, здоровые, ругаются. Я их обматерил и хотел уже было в скорую лезть, но тут один между матюгами вставил что-то типа: «Ты чего, лось, пьяный, что ли, ты же подшивался?» А я спрашиваю его, почему лось? Пялятся на меня оба, говорливый тычет в соседа и отвечает: «Витька Лосев, кореш мой. Он не бухой, слышь? Он не пьет уже месяц: подшился. Да же, Лось?» Тот молчит. А я в скорую бегом. Открываю дверь. Интерн на полу валяется, орет благим матом, похоже, с рукой что-то. А Ленка в сознании. На койке сидит. Меня увидела, глаза выпучила. Говорит: «Боря, это Доктор Албан? Почему он так кричит?» Я отвечаю: «Нет, это интерн Иванов». Она зевает и давай ложиться обратно на койку. А я испугался, что она снова заснет. Вытащил из скорой и на руках к себе в джип унес. Назад положил, пристегнул, сел за руль и помчал в Питер, по дороге скорую и ГАИ вызвал. И трещал без умолку, только чтобы она не заснула, смешил, всякую чушь нес… И самое что интересное, она сзади лежит – посмеивается ведь… За час домчался до города. Еще через пятнадцать минут – до клиники. Там нас встретили как родных, ее осмотрели, чего-то дали, уложили, сказали приезжать в воскресенье. Нормально все. В конце недели домой отпустят…
В кабинете Дмитриевского повисла тишина, прерванная в итоге смехом Орловой:
– Борис Аркадьевич, тебя что, Ян Арлазоров укусил?
– Ян Арлазоров уже не может никого укусить, – серьезно ответил Денис, – он завершил свой замечательный жизненный эпизод. А Борис Аркадьевич молодец…
– Я вообще-то приехал не для того, чтобы вы здесь из меня стендап-комика делали. Я вообще-то в отпуске, если вы забыли. Ежегодном. Оплачиваемом.
– А чего явился? – ухмыльнулся Дмитриевский. – Похвастаться?
– Нет. У меня вообще-то к тебе, – Борис посмотрел на Дениса, – личное было. А ты собрал зрительный зал…
– Ладно, ладно… – Дмитриевский продолжал ухмыляться. – Ребят, слышали? Нам тут, оказывается, пошептаться надо…
Народ начал растекаться, лишь Витя чуть задержался у двери и спросил у Дениса:
– Я пораньше сегодня уйду, ладно? В Герцена заеду…
– Витя, – фыркнул Денис, – ты тоже в отпуске! Забыл? Едь куда хочешь.
Тот рассмеялся:
– Я написал соответствующее заявление – и теперь снова крепостной…
– Тогда иди. Как я могу тебе отказать? И паспортом не забудь озаботиться.
Смолин, кивнув, удрал, а Скрипник, проникновенно взглянув на Дениса, выпалил:
– Дай мне пятерочку евро в долг…
Дмитриевский ответил ему укоризненным взглядом.
– Ленку выпишут через неделю максимум, – пояснил Борис. – Хочу ей байк взять. Пятерочки не хватает. Дай на месяц.
– Какой байк, ты чего, вообще охренел?! – заорал Денис.
– Да, – ответил Скрипник и улыбнулся.
И Денис полез в сейф за деньгами.
– Спасибо, – проговорил Борис, взяв купюры, и снова улыбнулся. – Пересчитывать надо?
Дмитриевский возмущенно хмыкнул, а Скрипник уже более серьезно спросил, накидывая пальто:
– Новости сегодня слушал по «Юмор FM» в машине… Ты не знаешь?
– Нет. О чем? Что ты теперь «Юмор FM» слушаешь?
– Ага. Видишь, жизнь заставила…
– И чего там?
– Да всякую чушь собирают со всего мира… А сегодня сказали, что наши астрономы обнаружили какую-то небывалую световую активность на недавно открытой американцами двойной планете… «Квард-Паркус» вроде… Или что-то типа того. Я помню, ты про нее говорил, а что говорил – не помню. Подумал, может, астрономия твое хобби. Вот и решил передать.
– Спасибо за заботу.
– Пожалуйста, – ответил Скрипник и был таков.
Выпроводив его, Денис залез в почту и открыл сообщение от Георгия. Обнаружил данные двоюродной сестры Рогачевой: Ф. И. О., телефон, адрес, электронную почту и даже ссылку на страничку в одной из социальных сетей. Спасибо Георгию, задача стала намного легче. Сформулировал сообщение, предназначавшееся, естественно, Марине, а вовсе не ее сестре, и отправил его в виде СМС, а также продублировал на почту и в соцсеть.
А потом вставил флешку с видеофайлом от Аблокатова и погрузился в просмотр. Хотел разобраться, как на этот раз ускользнула неуловимая Рогачева.
3
Аблокатов не был очень сильно занят и ворчал не поэтому. Просто за выходные он так и не избавился от гадливого ощущения, которое появилось у него в пятницу, после инцидента в гостинице. Он прыгал с одной новостной странички на другую, пытаясь обнаружить следы произошедшего. Фарух возвращается во вторник и, естественно, будет интересоваться, как дела с разрешением на строительство, которое стоило получить еще две недели назад. Отвечал за проект Костя. Естественно, вопрос, изначально адресованный Дмитриевскому, почти сразу будет перенаправлен по назначению… Бледно выглядеть не хотелось: за последние дни он и так слишком часто то бледнел, то краснел, в зависимости от ситуации. Поэтому, посидев и посоображав еще немного, Аблокатов в итоге поехал в службу – попытаться выяснить все на месте. Но не тут-то было. Он не смог попасть даже к инспектору, который вел объект. В службе стоял тарарам. Все суматошно бегали по кабинетам, как будто в здание запустили рой разозленных пчел, и те гонялись за чиновниками, кусая их или просто пугая своим жужжанием.
Аблокатов присел на скамеечку в коридоре третьего этажа. Минут через пять мимо него чуть медленнее своих коллег прошел Ваня Карлов. Костя, знавший его очень хорошо, прижал Ваню к стенке.
– Что у вас за бедлам? Из-за советника?
– Какого советника? – непонимающе посмотрел на него Ваня. – Не… Письмо в пятницу вечером ушло за подписью заместителя руководителя службы. Прокурору Зуеву. Готовил отдел Поповой. Все визы стоят. Заместитель вернул письмо на доработку. Чего-то не понравилось в стилистике. Кто корректировал – не знаю. Но исправленная версия ушла на подпись с опечаткой. В фамилии адресата Зуева изменилась первая буква. На Х. Никто не заметил – письмо ушло…
Аблокатов не сразу вник в проблему, а вникнув, начал смеяться так, как не смеялся уже очень давно. Ваня, отскочив на пару метров, выкрикнул:
– Вот тебе смешно! А у нас – проблема!
– Не существует проблем, Иван Донатович, – со смехом закричал в ответ Аблокатов, цитируя героя одного из фильмов Гая Ричи, – есть лишь ситуации!
Поскольку Иван находился внутри этой ситуации (а для него – проблемы), естественно, ему не было смешно. Вообще. Промычал, убегая дальше по коридору:
– Ох, договоришься…
Аблокатов задумался, что делать дальше. И, чуть-чуть посидев, отправился в канцелярию. Голосок внутри него прошептал: «Костян, сходи, а чего вдруг? Чем черт не шутит?», и он послушно пошел, на этот раз быстро согласившись.
В канцелярии средних лет дама в темно-зеленой вязаной кофте какое-то время рассматривала заявление, а затем, проверив что-то в компьютере, залезла в шкаф, поковырялась там и – о чудо – вынула подписанное разрешение на строительство.
– Доверенность, – строго заявила она, и Костя, предъявив доверенность и паспорт, получил бумагу и почти бегом направился к выходу, боясь, как бы они не передумали и не отобрали документ, пока он не покинул пределы заколдованного дома (прецеденты были). Паника в коридоре тем временем утихала, чиновники расползались по норкам.
Аблокатов поехал в офис. Руки его чуть-чуть тряслись на руле, а левое веко вздрагивало от любого шума. Но так или иначе Костя без эксцессов добрался до офиса и, налив себе кофе, сел перед компьютером перевести дух и все хорошенько обдумать. Однако вместе с первым глотком обжигающего, бодрящего напитка в его реальность ворвался телефонный звонок Орловой.
– Костик, ты в офисе? Зайди ко мне, пожалуйста. У меня вопрос по коттеджному поселку в Рощино.
Аблокатов вздохнул, поставил стаканчик с кофе на стол и отправился к Ольге, размышляя, что ей-то надо от объекта, где пока и не пахло даже судами… А Оля, впустив его, закрыла кабинет на ключ и, встав прямо перед Костей, пристально посмотрела в его глаза. У Аблокатова снова задергалось веко.
– У меня все сотрудницы на выезде, сегодня никого не будет. Я сама только вернулась из суда. Раньше, чем планировала. Денис не знает. Тебя он видел в офисе?
– Нет, – ответил Аблокатов, понимая, куда она клонит. До того как Ольга впилась в его губы поцелуем, успел бросить короткий взгляд на диванчик у торцевой стены кабинета, обычно заваленный делами. Диванчик был абсолютно свободен.
– Так соскучилась, – прошептала она, оторвавшись от его губ, и потянула его за собой. Аблокатов послушно пошел следом, не говоря ни слова.
А через десять минут они сидели в разных концах дивана, приводя в порядок одежду.
– Костик, что это было? – грустно спросила Ольга.
– Не знаю, – ответил он. – Впервые вообще… Нервы…
– Точно? Или разлюбил?
– Да нет, ну что ты…
А голосок внутри пакостно ворчал, подливая масла в огонь: «Костик, что это было? Разлюбил? Тридцатник тебе, да? Раненько началось…»
– Олик, все нормально, – попытался улыбнуться он, – вечером докажу.
– Давай.
Она открыла дверь и выпустила Аблокатова на свободу. Тот вернулся в свой кабинет и схватился за стаканчик с остывшим уже кофе.
4
На следующий день Смолин, удачно решив вопросы с паспортом и институтом, собрался наконец с духом, чтобы позвонить маме и сообщить ей радостную новость о своих планах. Он не ждал одобрения и совета (знал: не будет ни того ни другого), а не хотел, чтобы мама его потеряла. Но все же ее реакция оказалась немного сильнее, чем он ожидал.
– Сдурел, что ли?! – кричала она в трубку. – Из Питера в тмутаракань учителем? Ты знаешь, сколько они получают?
– Знаю, мам, – отвечал Витя, тщательно следя за своим голосом. Он знал: если мама заметит слабину – вгрызется так, что уже не скинешь. – Я и здесь не миллионы получаю.
– Миллионы – не миллионы, но все же не оклад учителя!
– Я девушку встретил…
– Видела я твоих девушек! – Она была явно не в настроении, а Смолин подливал масла в огонь ее раздражения. – Что, в Петербурге девушек мало?
– Мам. Такой нет точно… – начал было Витя, но раздражение на той стороне достигло апогея, и маман в сердцах бросила трубку, что частенько бывало с ней в такие минуты.
Смолина это не очень расстроило, он привык ко всякому. Главное – поставил в известность, а остальные нюансы в виде диспутов о финансовом благополучии и географических преимуществах были ему мало интересны.
Он набрал Бронникову. Та сказала, что перезвонит (была занята с пациентом), и перезвонила через десять минут. Ее настроение оказалось противоположным настроению Витиной мамы.
– Паспорт будет через десять дней, – сказал Смолин. – Документы подал. Завьялова еще вчера тебе выслал, лови. В Герцена зачислят на заочку. В этот год попадаю, вовремя успел. Правда, платное…
– Надеюсь, цены там не заоблачные… – тихо проговорила она.
– Нормальные. Вполне.
– Значит, от второго свидания нас отделяют десять дней перерождения твоего паспорта и русская дорога?
– Да, – согласился он.
Она притихла, видимо, раздумывая, а потом совершенно неожиданно ответила:
– А знаешь что? Я могу взять несколько дней. Отпуск полностью не отгуляла. В Петербург приеду. Пусть наше второе свидание будет в Питере. Что скажешь?
Теперь умолк Смолин, но ненадолго:
– Конечно. Это было бы здорово!
– Ну и все. Возьму билеты – напишу. Встречай!
– Договорились! – ответил он, попрощавшись, бросил телефон на стол и, вскинув руки вверх, огласил своды маленькой однокомнатной квартиры на Ржевке победным кличем Тарзана.
Костя получил документы для Фаруха, договор купли-продажи земельного участка шведами был подписан – но, несмотря на эти хорошие известия, Дмитриевский нервничал. От Марины – ни слуху ни духу. Он теребил телефон и проверял почту – нет ли ответа, ходил по кабинету из угла в угол, пил кофе, бегал курить. Затем, чуть успокоившись, сел за компьютер, забил на страничке поисковика название «Квард-Паркус» и стал читать все подряд статьи о световой активности двойной планеты.
«Да не, не может быть, ты чего…» – думал он, но одновременно с этим другая мысль не давала покоя. Мысль простая до тошноты. А где она тогда? Если ее нет в поселке Добрянка Пермского края, то она не на Земле – это точно!
И он погрузился в чтение статей по астрономии, от которого минут через двадцать его отвлек телефонный звонок. Звонил Фарух. Он вчера вернулся в город и, видимо, разобравшись с делами внутри фирмы, первым делом решил выяснить, как дела снаружи, в том числе у Дениса. В общем-то, логично. Сказал:
– Денис, я заеду?
А вот это уже было совершенно нелогично. Фарух никогда не выезжал за пределы своей территории.
– Случилось чего?
– При встрече.
– Давайте, конечно. Я в офисе, до шести.
– Буду в четыре.
– Хорошо, – ответил Дмитриевский и кинул телефон на стол.
А Аблокатов только подъезжал к офису, хотя время потихонечку приближалось к обеду. Но это не было опозданием. С утра прямо из дома он отправился в администрацию Красногвардейского района и, получив там свою порцию удовольствия с несомненно извращенным в сторону мазохизма уклоном, поехал в офис, включив на полную катушку свою любимую «Металлику». Ехал из дома, потому что вечером так и не добрался до Орловой, хотя обещал. Не потому, что не успел или плохо себя чувствовал; просто не был уверен, что сдержит дневное обещание. Но прямо объяснить Ольге причину своего недолета он, конечно, не мог, поэтому сослался на диарею. Сейчас же Косте действительно было не до смеха: с утра прихватило желудок, и диарея из выдуманной, виртуальной превратилась в реальную. Пометив уборную в здании администрации, Аблокатов гнал свой японский автомобиль к офису, чтобы, не дай бог, не пришлось делать внеплановую химическую очистку салона.
Внезапно зазвонил телефон на пассажирском сиденье, и Аблокатов взял трубку, даже не посмотрев, кто там: черный джип, резко затормозивший сзади, полностью увлек его внимание.
– Але! – крикнули в трубку, и Костя, не узнав звонившего, откликнулся:
– Але!
– Костя, привет!
– Здравствуйте…
– Какие «здравствуйте», побойся бога, это Вася Евграфов!
Евграфов, давний клиент фирмы, человек рациональный, сразу наладил контакт с Аблокатовым как с непосредственным исполнителем своих вопросов, думая, что это окажется дешевле. Где-то, конечно, он был прав, а где-то – очень даже и нет. Дешевле для кошелька, а для бессмертной души – гораздо дороже.
– О, привет, Вась!
– В городе?
– Ага…
– Надо один вопрос зарешать… Два отказа уже…
– Отправь на почту… – автоматически ответил Аблокатов, а внутри все скрутило, стало совсем невтерпеж; прижав машину к бордюру, он выскочил и побежал к ближайшему дому в поисках какого-нибудь кафе. Пока Костя решал неотложную проблему, найдя предназначенное для этого место, планшет, оставленный на пассажирском сиденье, брякал почтовыми сообщениями от Евграфова.
Через десять минут Костя вернулся. Своего автомобиля на месте не обнаружил. На противоположной стороне дороги плавно курсировал эвакуатор, подбираясь к грязно-черной КИА, безответственно брошенной хозяином в неположенном месте.
Аблокатов перебежал дорогу и, дождавшись, когда эвакуатор остановится, запрыгнул на подножку. Спросил у водителя, молодого парня, куда они отвозят машины с этого замечательного места.
– А тебе-то чего? – хмуро спросил парень, разглядывая его пальто.
– Моя напротив стояла. – Костя кивком показал туда, где еще десять минут назад находилась его машина.
Лицо парня расплылось в счастливой улыбке:
– А, Мишаня ее уволок… Дай хоть пятихаточку…
Аблокатов ощупал карманы в поисках бумажника, и – ура – тот оказался в пальто. Вынул пятисотрублевку и протянул парню. Тот спрятал ее в складках синего рабочего комбинезона и недовольно проговорил:
– На Энергетиков, двадцать один. В глубине, за гаражами. Найдешь, там все знают.
И он продолжил свои поползновения в сторону КИА, а Аблокатов побежал обратно через дорогу, в кафе, не в силах побороть новый приступ диареи. Дать взятку собственному кишечнику было более проблематично.
Машину удалось вызволить ближе к трем часам дня. Оказавшись за рулем, прежде всего Костя изучил файлы Евграфова. Посидел минут пять в раздумье, постукивая по рулю, и наконец, собравшись с мыслями и силами, ответил СМС:
«Васек, я не буду этим заниматься».
«ОК», – прилетело от Евграфова через секунду, и Костя, чуть успокоившись, поехал в офис. Чем ближе он подъезжал, тем спокойнее становилось внутри, и даже физиология, не замедлив отразить то, что происходило в мыслях, унялась, не заставляя больше ничего напрягать.
Фарух приехал ровно в четыре, как и обещал, и сразу прошел в кабинет Дмитриевского. Денис усадил его напротив себя на мягкий стул и, улыбнувшись, поприветствовал:
– Редкий гость для моей скромной обители. Не верю, что все в порядке.
Фарух, улыбнувшись в ответ, согласился:
– Восхищаюсь твоей проницательностью, Денис. Но сначала, будь другом, прими благодарность за проделанную работу.
Он кивнул на полученное Костей разрешение на строительство и продолжил:
– И сделка по Уральской идет неплохо, проект договора уже у моих юристов… Они там, правда, наковыряли кучу всего… Но это ладно: моменты технические. Я вот чего хотел…
Фарух немного замялся, не зная, как начать, а Денис, не имея ни одной более-менее стройной версии его визита, напрягся в ожидании форс-мажора.
– У тебя сотрудник один работает, имя не помню… У меня с именами как-то не очень… Мой секретарь Маша – сестра его девушки. Я вчера приехал чуть раньше, чем планировал. Захожу к себе – никого нет. А у меня, помнишь, перед приемной холл, и из него проход, там помещения вроде кухоньки для девчонок. Я подхожу – дверь приоткрыта, а там Машка с кем-то чаи гоняет и байки травит. Слышу, имена знакомые. Байка-то про тебя. Я их идиллию нарушил, Машку к себе, рассказывай, мол, что там за истории с нашими контрагентами происходят. Ну она и рассказала, как ты своего программиста-потеряшку искал. И нашел.
Дмитриевский вспомнил, как на одном из корпоративов ему рассказали, что родная сестра девушки Василия работает в корпорации Фаруха. Тогда он не придал этому большого значения, да и, в общем-то, сейчас тоже.
– И что? Эта байка тебя так повеселила, что ты решил потратить время на приезд?
– Нет, – ответил Фарух. – Я хочу предложить тебе заказ.
Дмитриевский весь превратился в слух. И с каждым новым словом все внутри него заполнялось предвкушением чего-то настолько интересного и захватывающего, что все вне этого кабинета, этих слов и того, что предстояло ему, превратилось в нечто далекое и несущественное. Мурашки побежали по спине, и он схватился за остывающую чашку с кофе в надежде согреться.
– Около двух месяцев назад после встречи с моими коллегами… ну, точнее – конкурентами… возникло подозрение, что кто-то изнутри сливает информацию, причем информацию стратегическую, коммерческую тайну. Примеров много. Та же Уральская, которую мы в итоге купили, но…
– Но ценник взлетел у ребят, – продолжил Денис.
– Да. А почему? Они не аудиторы и не провидцы. Откуда знали, что я через три года пойду дальше, к заливу, на намывные территории?
– Кто-то шепнул…
– Да. Кто-то шепнул. И я грешным делом думал даже на тебя, пока не появились другие примеры, к которым ты не причастен. Есть кто-то внутри.
– А что безопасники?
– Я вообще никуда не лазил. А вдруг этот кто-то из них. А тут мне, как манна небесная, история про твоего программиста…
– Он сисадмин.
– Да-да… Неважно. Как ты его нашел, а! Это правда же? То, о чем девки трещали?
– Меньшая ее часть, – выдохнул Дмитриевский, вспоминая Рогачеву.
– Тем более! Ну так вот. Найди стукача. – Фарух вытащил из внутреннего кармана пиджака пухлый конверт и положил его на стол. – Это аванс.
Внутри Дениса происходило что-то совершенно противоположное холодному расчету и дедукции, которые требовались для решения задачи. Мысли прыгали, как теннисные мячики, туда-сюда, не давая сосредоточиться.
– Мне надо подумать, – с трудом произнес он.
– Не сомневаюсь, – ответил Фарух и поднялся. – Я конверт оставлю, чтобы думалось лучше. Не тяни, друг мой. Жду.
Протянул ладонь:
– До встречи. Еще раз спасибо за документ.
И вышел из кабинета, оставив Дениса наедине с ворохом странных эмоций. И откуда-то из глубин сознания вдруг вылез стишок, который он тут же начал повторять, удивленный, как это могло случиться без водки и даже без пива. Сидел и бормотал: «Из избы торчит труба. Век торчит. А может, два. Может, вверх, а может, вниз? Выбирай – куда, Денис…»
5
Спустя неделю, в понедельник, Скрипник приехал в клинику на Литейный за Волковой. Врач говорил ему, что желательно, очень желательно оставить пациентку еще на недельку, но Борис, зубами вцепившись в это «желательно», все-таки вытащил Лену, договорился на дневной стационар.
– Буду возить тебя днем на капельницы, – сообщил он Волковой, а та, посмеявшись, ответила:
– Ой, вози, Борис Аркадьевич… Ой, вози… А я буду пристегиваться, обещаю! Крепко-крепко!
– Конечно, будешь, – серьезно отвечал он. – А не будешь – так я сам тебя привяжу, как свадебную куклу…
– На капот, что ли? – засмеялась она.
– Может, и на капот… А может, и на задний бампер…
Так, веселясь и дурачась, они добрались до ее квартиры на Васильевском острове. Припарковавшись, Скрипник повел Лену в сторону от парадной.
– Ты куда меня тащишь? – в шутку возмутилась она, а он привел ее на небольшую парковочку слева от будки охраны. Там, среди двух велосипедов и «Харлея» ее соседа снизу, сверкал ярко-красной новизной спортивный красавец «Сузуки». Волкова в изумлении округлила глаза, не веря происходящему. Скрипник с видом героя романтической комедии достал из кармана ключи.
– Наслаждайся, – добавил он, – только, ради бога, аккуратнее, а…
Лена поблагодарила его молча, поцелуем, и, осмотрев со всех сторон подарок, так же молча увлекла Скрипника за собой в парадную. А в лифте, прижавшись к нему всем телом, прошептала:
– Борь, спасибо… Я так соскучилась…
– Доктор сказал, что пока нежелательно… – улыбнулся Борис.
– Это доктору нежелательно, – шепнула ему в ухо художница, – а нам – очень даже…
И они исчезли в тишине ее уютной квартиры.
* * *
Около четырех часов Смолин и Бронникова добрались до небольшого ресторанчика на канале Грибоедова, где Витя на всякий случай забронировал столик. Это оказалось лишним. Пустота маленького уютного зала говорила о том, что туристический сезон подходил к концу. Там, где летом и ранней осенью яблоку негде упасть, сейчас все совершенно свободно. Витя встретил Аню утром и отвез в мини-отель в центре. Она заселилась, оставила вещи, и они пошли гулять по городу; нагулявшись вволю, подгребли к ресторану.
– Изменился город, – сказала Бронникова, сделав заказ.
– И не говори, – улыбнулся Витя, – только мне это гораздо менее заметно…
– Конечно! Наверное, за все свои годы в первый раз выбрался из города. На поезде-то…
– Зато как удачно…
Аня рассмеялась:
– Это да!
Принесли вино.
– За встречу!
Она подняла свой бокал и улыбнулась, глядя на Смолина невероятно красивыми карими озерами.
– Со свиданьицем! – ответил Витя, прикоснувшись к ее бокалу своим.
– Со вторым!
– Надеюсь, что не с последним!
– Аминь! – рассмеялась Аня и, сделав глоток вина, добавила: – Ну и чем ты девушку развлекать будешь? Прической?
Коротко подстриженный Смолин действительно выглядел крайне необычно, по сравнению с тем, что было раньше.
– Ты даже не представляешь! – сказал он и, поднявшись, ушел куда-то к барной стойке. Через несколько минут заиграла музыка: Саймон и Гарфанкел, «The Sound of Silence», и Смолин вернулся к столу, неся в одной руке букет красных роз, а в другой – какой-то листок бумаги. Бронникова, никак не ожидавшая подобного поворота, изумленно смотрела на все это и нервно теребила салфетку. Смолин приблизился и сказал срывающимся от волнения голосом:
– Уважаемая Анна Валентиновна… Я сильно волнуюсь, поэтому, с вашего позволения, зачитаю те слова, которые я приготовил для вас. – Он опустил глаза на листок. – «Я встретил вас не так давно по человеческим меркам, но кажется, что знаю всю свою жизнь. Огонь загорелся во мне, когда я в первый раз увидел вас, и горит до сих пор, когда я вижу вас или просто думаю о вас. Благодаря вам я нашел дело, которое увлекло меня и которым я намерен заниматься. Я очень хочу видеть вас своим другом, своим партнером, своей супругой. Я люблю вас, Анна Валентиновна, и прошу вас стать моей женой».
Бронникова приняла букет и улыбнулась:
– Как ты все красиво обставил. Романтично! Девятнадцатый век! Но тогда сначала у родителей спрашивали… Сватов запускали…
– Да не вопрос! Давай я позвоню твоей маме! – Витя сел на место и, улыбаясь, посмотрел ей прямо в глаза.
– Шучу, – ответила Аня. – Не надо. Как я могу трепать нервы человеку, который сделал мне предложение под «The Sound of Silence»? Конечно, да.
Официант унес букет и поставил его в дежурную вазу, а ребята, выпив за случившееся, взялись за вилки: как раз принесли рыбу. Смолин сказал Ане:
– Сейчас буду. Руки сполосну.
И вышел в уборную. На секунду задержался у зеркала и, вглядываясь в свое отражение, вдруг шепнул ему, неожиданно даже для себя:
– Моя девочка!
Глаза в зеркале светились от счастья.
* * *
А в это время Денис Александрович Дмитриевский бороздил шагами просторы своего кабинета, находясь в состоянии сколь радостном, столь и возбужденном. В прошлую пятницу шведы перевели первый транш по подписанному договору, и документы ушли на регистрацию. И, как следствие, он получил первый агентский платеж, уже в соответствии со своим договором с продавцом. Также сделка по Уральской выходила на финишную прямую, без осложнений. Но причина его возбужденного состояния крылось не в этом.
В обед Денис все-таки позвонил Фаруху и согласился на внутреннее расследование. Тот встретил новость спокойно, но было видно, что Фаруху стало значительно легче.
– Когда приедешь? – спросил он.
– Я не поеду к тебе, ты чего? – улыбаясь, ответил Денис, поглядывая на пухлый конверт, который так и лежал на том же самом месте с прошлого вторника.
– Как это?
– Меня узнают там и срисуют, особенно если ветер дует от твоих безопасников.
– И чего?
– Тебе придется взять в штат нового человека. Лучше юриста. Они везде пихают свои носы, это вызовет меньше всего подозрений.
– Кого?
– Я подумаю.
Разговор этот произошел около часа, а в два в кабинет всунула голову Рогачева. Улыбнулась:
– Можно?
Дмитриевский на всякий случай ущипнул себя в бок. Голова не исчезла.
– Неделю назад еще было можно! Заходи.
Марина, не прекращая улыбаться, села на диванчик и с интересом уставилась на Дениса.
– Еще один день – и я реально бы поверил, что ты инопланетянка. И улетела обратно, на свой Квард-Паркус.
– Из Перми на поезде ехала… – пояснила Марина. – До Квард-Паркуса быстрее можно добраться, тем более если канал уже есть…
– А чего не сообщила?
– Сюрприз хотела сделать.
– Сделала… Ой, лиса… Ладно, слушай.
Дмитриевский погрузил ее в ситуацию с Фарухом.
– Понимаешь, что я хочу от тебя?
– Догадываюсь.
– Будь моими глазами. Будешь?
– Буду.
– У тебя паспорт – тот, на Ро который – в порядке?
– Да.
– Ну вот, по нему и трудоустроишься. Пока тебя безопасники отловят – неделя пройдет, а нам, думаю, хватит. У меня уже есть мыслишки… И уволься от Георгия. По-настоящему только. У меня будешь числиться, если тебя, конечно, интересуют пенсионные накопления.
– Где это – у вас?
– В детективном агентстве.
– «Лунный свет»?
– Да не совсем, – рассмеялся Денис, – хотя…
Рогачева, улыбнувшись, направилась к двери, а Дмитриевский остановил ее:
– Марина…
– Чего? – повернулась она.
– Ты как из плена-то выбралась? На видео тебя нет! Надела шапку-невидимку?
Рогачева звонко рассмеялась:
– Денис Александрович, вы точно хотите это знать?
Тот задумался на минутку.
– Да. Но не говори. Подумаю еще.
Марина ушла. Дмитриевский запер кабинет на ключ и лег на черный кожаный диванчик. Он закрыл глаза, пытаясь восстановить дыхание, и отпустил свои мысли, которые до того пытался удерживать в фокусе конкретных задач.
Сознание его скакнуло чуть назад, и он вспомнил обед с Замятиной и ее веселый, как будто подталкивающий к чему-то смех.
Он вспомнил день, когда родилась дочка, зимой, в мороз, как он бежал в роддом.
А потом, через два года, осенью пришел сын.
Вспомнил свой первый бизнес-проект, первый суд, первую победу.
Первое свидание с Иркой и ее глаза, полные любви и восторга. Папу, смеющегося над его дневником, и маму, которая покупала мороженое.
А потом он соскочил с рук деда и побежал к солнечным зайчикам, весело играющим на светло-коричневом дереве комода, пытаясь поймать их. Поймал парочку.
И открыл глаза.
Комментарии к книге «Молитва для адмирала», Виктор Александрович Семёнов
Всего 0 комментариев