Луи Буссенар СМЕРТЬ СЛОНА Охота в Сьерра-Леоне
По правде говоря, меня в конечном счете буквально приводили в отчаяние встречающиеся на каждом шагу наемные сторожа и попадавшися то и дело столбы с надписями, вызывавшими как негодование, так в равной мере и искушение: «Охраняемые охотничьи угодья».
Бос и Солонь[1], эти райские уголки для охоты, уже стали потерянным раем; вход в него охранялся ангелами возмездия в желтых гетрах, в кожаных каскетках, с ружьями «лефоше», готовыми в любой момент составить на вас протокол.
Вы теперь уже не можете бродить по равнине или среди кустарников в ландах, не рискуя вызвать поток официальных бумаг, не навлекая на себя суровых наказаний со стороны безжалостных судей и не заработав, в конце концов, судимости…
Вот в каком положении мы уже оказались в благословенном 1884 году.
Значит, приходилось либо отказаться от давней страсти к охоте, либо стать охотником на фуражки[2].
Но демон охоты не боится никаких заклинаний, а что до стрельбы по фуражкам — она меня мало прельщает…
Итак, нужно было найти средство, чтобы примирить вполне объяснимые грешки охотника и интересы бездушных землевладельцев. Я принялся искать таковое и вскоре нашел его. Впрочем, оно оказалось весьма простым и доступным каждому, кто захочет его применить.
Судите сами, поступайте так же, и вы не пожалеете.
Я упаковал пару добрых двенадцатикалиберных ружей с центральным боем, сопровождавших меня по всему свету, набил чемодан всем необходимым для трехмесячной экспедиции, отправился в Бордо и в один прекрасный вечер сел на пароход, отплывавший в Сенегал.
Вот так-то.
Прибыв в Дакар, я во время стоянки предавался праздности и рассеянно наблюдал за пассажирами английского парохода, направлявшегося в Сьерра-Леоне.
Вдруг кто-то обратился ко мне на правильном французском языке, но с явным иностранным акцентом:
— Черт возьми! А вы, милый, что тут делаете?..
Произнеся эти слова, высокий джентльмен с белокурыми усами и бакенбардами протянул ко мне обе руки.
— Капитан Мак-Дугал! — обрадованно воскликнул я, отвечая ему таким же крепким рукопожатием. — Да будет благословен случай, позволивший нам встретиться!
— Случай — это провидение для путешественника. Повторяю: что вы здесь делаете?
— Я собираюсь поохотиться, но так, чтобы на счету у меня было больше убитой дичи, чем судебных протоколов. А вы?
— Я еду из Шотландии, чтобы вновь занять пост резидента во Фритауне[3].
Капитан Мак-Дугал — мой давнишний друг, с которым я познакомился десять лет тому назад на Тринидаде[4], но затем надолго потерял из виду.
В нескольких словах я ему обрисовываю мою злосчастную охотничью судьбу. Он смеется, а затем произносит:
— Вы хотите охотиться обязательно в Сенегале?
— Главное для меня — охота… хочу вволю настрелять африканской дичи — от лесного жаворонка до слона.
— Тогда я возьму вас с собой в Сьерра-Леоне, и, клянусь великим святым Губертом[5], вы получите полное удовлетворение. Договорились?
Предложение показалось мне соблазнительным. Зная, что мой друг подобен неустрашимому Нимроду[6], я без каких-либо колебаний отвечаю «да» и прошу носильщика перенести мой багаж на английский пароход.
Спустя два дня мы прибыли в административный центр британской колонии и еще через неделю отправились на охоту.
Вот это была стрельба, уважаемые собратья! Сколько волнений мы испытали и сколько добыли охотничьих трофеев! Наши двадцать пять носильщиков — крепкие, сильные и черные как смоль хрумены — с жадностью поедали застреленных нами диких животных!
Мой гостеприимный как истинный шотландец хозяин, щедро оплачиваемый правительством чиновник, был богат как набоб[7]. Он жил в роскоши, и я наслаждался ею с непосредственностью путешественника, привыкшего к лишениям.
О, как я ценил у своего хозяина умело составленное меню, разнообразный и обильный стол, включавший превосходные консервы, старые марочные вина, острые приправы, а также восхитительные благовония, отборные сигары и тому подобное!
Помню серебряную посуду, весело звеневшую и блестевшую на белой скатерти! Помню надувные ванны для утреннего туалета… кресла-качалки для дневного отдыха… кровати для ночного сна и огромную палатку, защищавшую нас от солнца, ливней и зловредных москитов, терзающих здесь путешественников!..
Между тем негры несли нас по бездорожью — через леса, равнины, ручьи, холмы, болота — в гамаках с легкими навесами из листвы. Без ложного стыда скажу: это было поистине восхитительно.
В течение трех недель мы следовали вдоль прекрасной реки Рокель, пересекающей эту английскую колонию с востока на запад. Вот уже три дня, как мы находились в огромном лесу, где на полянах паслись громадные буйволы с длинными-предлинными рогами; при нашем появлении они издавали хриплый рев.
Но все животные, даже самые свирепые, обращались в бегство при виде человека, а испуганные буйволы пускались наутек, выражая ревом свое недовольство.
Мне очень хотелось испытать на них мощь восьмикалиберного карабина, который мне одолжил Мак-Дугал.
Но капитан охладил мою прыть:
— Терпение, мой друг, и главное — не поднимайте шума!.. Сейчас мы идем по следу самых чутких, самых осторожных и самых быстрых животных, и бесполезный выстрел может заставить их умчаться миль[8] на пятьдесят.
— Что вы имеете в виду? Что за дичь мы преследуем?
— Заказанного вами слона, дорогой друг. Мамуто, начальник сопровождающих меня негров, сообщил сегодня утром, что они обнаружили совершенно свежие следы слонов, и завтра мы, несомненно, увидим этих животных в натуре.
— Значит, поблизости бродят слоны?
— Пять слонов, здесь, совсем рядом, совсем недалеко от нас!
Казалось, я вижу сон, и я вдруг с величайшим сочувствием подумал о своих собратьях-охотниках, что топают в гетрах по пыльным полям провинции Бос и доводят себя до изнеможения, преследуя какую-нибудь забившуюся в траву перепелку, покалеченного птенца куропатки или обезумевшего от ужаса зайца.
Я хотел бы пригласить их на свою следующую охоту, потому что я не эгоист и мне было бы приятно дать им возможность вдохнуть хоть несколько глотков воздуха, насыщенного пьянящим запахом безграничной свободы.
В то время как мы, откупорив почтенную бутылку, запивали настоящим бордо отличный консервированный амьенский паштет, начальник отряда носильщиков отправился на разведку и через час вернулся.
Благодаря своему испытанному чутью экваториального браконьера он в конце концов обнаружил в глубине леса тропу, проложенную слонами, по которой они проходили дважды в день. Эта тропа, окаймленная с обеих сторон подлеском из колючих акаций, связывает обширную равнину, на которой растет мягкая и вкусная трава, с небольшим озером, куда слоны ходят на водопой и где в жаркое время дня купаются, перекатываясь с боку на бок.
На пустынной в то время тропе надо было найти два места для устройства засад: одно — для моего спутника, другое — для меня.
Капитан скрылся в засаде у подножия высокой горы Банксиа-Паркии, заросшей от основания до вершины каучуковыми лианами, образующими непроницаемую завесу. Я же устроился в ста метрах от него, среди огромных корней баньяна, и мы приготовили ружья к бою.
Чтобы не мешать нам и не насторожить преждевременно слонов, носильщики остались в пятистах метрах позади; предварительно их начальник натер нашу обувь и одежду пахучей травой, чтобы отбить исходящие от нас запахи, которые он довольно неудачно сравнивал с запахом свежей рыбы.
Считая меня недостаточно укрытым, он, кроме того, прикрепил к моему шлему пучок аррониковой травы, а в щель в коре баньяна воткнул и закрепил колючкой длинный банановый лист, который повис передо мной, как кусок зеленой муаровой ткани, после чего тихо удалился.
Проделав в листе дырочку и глядя сквозь нее на тропу, я стал ждать.
Терпеливо снося яростные атаки москитов, так кусавших, коловших и буравивших мои руки, шею, лицо, словно капельки огня попадали под кожу, я долгие минуты сидел в укрытии неподвижно, обливаясь потом и буквально задыхаясь. Вскоре я почувствовал себя совсем разбитым, но не смел даже пошевелиться.
…Наконец я различаю глухой шум слева. Чувствую, приближается что-то неопределенное, тяжелое, пыхтящее, как паровоз.
Шум нарастает, но очень медленно, и сопровождается треском ломаемых деревьев.
Вдруг я вижу пять серовато-коричневых гигантов, неуклюже, вперевалку двигающихся гуськом.
Слоны!..
Призна́юсь чистосердечно: сердце мое забилось так сильно, что, казалось, готово было выскочить из груди.
А как же иначе?
Стадо уже в семидесяти метрах!
Во главе его идет самец с шестифутовыми бивнями.
Время от времени он останавливается, срывает хоботом ягоды, запихивает в рот пучок злаков, какой-нибудь корень и с наслаждением съедает. Он движется дальше; заметив молодое деревце, вырывает его из земли как тростинку, жует зеленые побеги и вновь идет вперед прогулочным шагом бездельничающего школьника.
Своими размерами он напоминает высоченный фургон, крытый брезентом, и перед этой громадиной я чувствую себя таким маленьким, что у меня мелькает мысль: не безумие ли нападать на него?
Теперь, правда, слишком поздно, чтобы что-то изменить.
Животное движется вперед, поднимая одну за другой ноги, похожие на тумбы, пыхтя ртом и хоботом; и дыхание, вырывающееся из глубин его легких, заполняет проход в зеленой чаще.
Слышно только: урмпф!.. урмпф!.. урррмпф!..
Вот слон уже в сорока шагах. Он продолжает шарить хоботом в зарослях справа и слева; он не торопится, неспешно шевелит кончиком огромной трубы, постоянно что-то срывает, жует, глотает, задумчиво и с наслаждением смакуя все лесные лакомства. Через дырку в листе бананового дерева мой глаз начинает в деталях различать огромную морду и плутоватое, добродушное и свирепое выражение маленьких глазок.
Боже мой! Как медленно он движется! Как я хотел бы, чтобы он приблизился уже на десять шагов и можно было сразу положить конец ожиданию, от которого все нервы натянуты до предела!
Остальные слоны следуют за вожаком на некотором расстоянии и, подобно ему, не спешат, останавливаясь по малейшему поводу.
До сих пор он был абсолютно спокоен. Своими удивительно тонкими органами чувств он пока не обнаружил ничего необычного. Слон не подозревает, что здесь он уже не в одиночестве.
Вдруг гигант вздрагивает, перестает шумно дышать и останавливается. Поднимает хобот, изгибая его наподобие лебединой шеи, настороженно двигает огромными ушами, издает вибрирующий металлический звук, какой-то дикий вопль, заставивший меня вздрогнуть всем телом.
Слон, несомненно, учуял меня.
Он несколько раз шумно, с силой втягивает воздух, в котором различает чужеродные запахи, еще раз испускает вопль и рысцой приближается ко мне.
Остальные слоны, страшно встревоженные, из осторожности останавливаются, дрожа, то втягивая, то раздувая бока. Они готовы напасть или, возможно, отступить.
Колосс еще точно не знает, где находится враг в лице моей тщедушной персоны, но это длится лишь несколько секунд.
Я машинально вскидываю к плечу карабин, ибо эта пассивность нервирует и гнетет меня, а я хочу быть готовым к любому развитию событий. Банановый лист, задетый дулом карабина, отодвигается, падает, и теперь я совершенно открыт.
Слон замечает меня.
Из его гортани вырывается новый вопль, еще более страшный и тревожный. Он ринулся вперед, хлопая ушами, с поднятой головой, налитыми кровью глазами. Перед лицом опасности я, как по мановению волшебной палочки, вновь обретаю хладнокровие. Сердце уже не бьется так сильно, глаза перестают мигать, скованные страхом руки и ноги вновь становятся гибкими. Я спокоен, словно передо мною просто мишень.
Все настоящие охотники меня поймут.
Животное из осторожности, а может, просто от удивления, несмотря на всю свою ярость, на мгновение останавливается в пятнадцати шагах, словно опасаясь ловушки. Понимая, что слон снова бросится на меня и раздавит как крысу, если дать ему время, я целюсь в левую ногу гиганта, немного выше колена, и легко нажимаю на курок… Оглушенный грохотом выстрела, весь в пороховом дыму, я вижу, как с шумом несутся назад другие гиганты, с оглушительным треском ломая деревья.
Судя по всему, остальные слоны, обезумев от ужаса, спасаются бегством. Я говорю «остальные», так как полагаю, что «моего» слона вывел из строя.
Дым рассеивается, и из засады я вижу стоящего на том же месте колосса. Он яростно машет хоботом, мотает огромной головой, трубит так громко, что заглушает отдаленное эхо от выстрела моего карабина, и явно хочет броситься на меня.
Внезапно гигант теряет равновесие. Его нога, разбитая, раздробленная точно нацеленной пулей весом в 80 граммов и с зарядом из 17 граммов пороха, уже не может служить ему опорой. Слон качается то взад, то вперед, потом медленно оседает, как гора плоти.
Несмотря на огромную силу и устрашающую свирепость, он отныне совершенно не опасен, ибо не может ни подняться, ни перемещаться, ни вообще двигаться.
Этот выстрел в ногу, классический выстрел охотника на слонов, которому научил меня мой друг, поражает наверняка и отдает вам в руки беззащитного врага.
Теперь, чтобы сократить мучения животного, его нужно добить. Пулей прямо в лоб!..
Готово! Из разбитого черепа слона вываливаются куски мозга… Его тело сотрясают последние конвульсии… Повелитель африканских лесов мертв!
С карабином под мышкой, спокойным шагом ко мне подходит капитан Мак-Дугал. Он улыбается, он счастлив, как щедрый хозяин, который уступил дорогому гостю честь победы и ее плоды.
— Браво, друг мой! — говорит он с обычной учтивостью. — Браво! Хорошо сработано. Профессионалу не сделать бы этого лучше. И продолжим охоту, не так ли?
— Черт возьми! Я готов, — отвечаю я, возбужденный первым успехом. — А теперь хочу от всего сердца поблагодарить вас, дорогой друг, за столь удачное начало, вознаграждающее меня за прежние просчеты.
— Ну что вы! Не стоит благодарности, вы очень скоро почувствуете пресыщение такой охотой, хотя среди охотничьих трофеев не так уж часто встретишь слона.
Пресыщенным!.. Не стал ли я уже таким, ибо, признаюсь вам, убийство слона не принесло мне и доли той бурной, безумной радости, которую я испытал пятнадцать лет назад, подстрелив своего первого зайца…
Конец
Примечания
На русском языке публикуется впервые.
1
Бос и Солонь — области Франции, славившиеся в прошлом охотничьими угодьями.
(обратно)2
Имеются в виду поклонники такого вида «охоты», описанные, в частности, в книге французского писателя Альфонса Доде (1840–1897) «Тартарен из Тараскона».
(обратно)3
Фритаун — столица Сьерра-Леоне, бывшей английской колонии.
(обратно)4
Тринидад — остров в Атлантическом океане в составе государства Тринидад и Тобаго. Бывшая английская колония.
(обратно)5
Святой Губерт считался покровителем охотников.
(обратно)6
Нимрод — в ветхозаветной мифологии богатырь и охотник, внук Хама.
(обратно)7
Набоб — титул правителей индийских провинций, отколовшихся от империи Великих Моголов; в Англии в XVIII веке набобами называли разбогатевших служащих Ост-Индской компании; в переносном смысле — богач, жизнь которого отличается восточной пышностью.
(обратно)8
Миля — путевая мера длины, различная в разных государствах; в Великобритании и США миля уставная — 1,609 км.
(обратно) Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Смерть слона», Луи Анри Буссенар
Всего 0 комментариев