«Виселица на песке»

Виселица на песке (fb2) - Виселица на песке (пер. И. Тарасов) 485K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Моррис Уэст

Моррис Вест Виселица на песке

Глава 1

Все началось с письма, которое принесли в мой номер в среду, 13 июня, в начале первого. На конверте стоял адрес:

Австралия, Сидней, Сиднейский университет, исторический факультет, мистеру Ренну Ландигэну.

На лицевой стороне конверта стояла вычурная печать, в нижнем левом углу был обратный адрес на испанском языке. Марка была наклеена немного криво, но отпечатанный на машинке текст был четким и ясным.

Я запомнил эти подробности потому, что долго рассматривал письмо, не решаясь его распечатать.

В конце концов взял нож, аккуратно разрезал конверт, достал сложенный листок бумаги и, закурив, приступил к чтению.

Письмо было написано главным архивариусом города Акапулько, Мексика.

С присущей латинским языкам цветистостью фраз он писал о том, какой интерес вызвал мой запрос о своем желании доказать связь между испанскими мореплавателями XVIII века и новым континентом Терра Австралия Инкогнита. Подчеркнул, что ему приятно сотрудничать с таким высокообразованным джентльменом, как я, в таком важном вопросе исторического исследования.

Он сообщил, что в октябре 1732 года «Донна Люсия» отплыла из Акапулько с двадцатью сундуками золотых монет для колонии Его Католического Высочества на Филиппинских островах. «Донна Люсия» так и не появилась в Маниле. Официальные власти решили, что корабль попал в шторм и потерпел крушение или стал жертвой пиратов в Китайском море.

Архивариус хвалил оттиск с моей золотой монеты и сообщал, что они чеканились в те самые времена. Она действительно могла быть частью груза.

Он писал…

Остальное меня мало интересовало.

Я думал о маленьком островке недалеко от побережья Квинсленда, одном из сотен островов и атоллов, нанизанных как осколки нефрита на коралловую нитку Большого Барьерного рифа.

В форме вытянутого полумесяца, крутым берегом с одной стороны и тонким серпом белоснежного пляжа с другой. Зимой он был закрыт для туристов. Власти Квинсленда утверждали, что там нет судоходного прохода через рифы. Но я знал проход. Мы с Джанет прошли по нему и пришвартовались на пляже. Медное днище нашей яхты не получило ни одной царапины. Раскинув лагерь под большим деревом, мы обнаружили родник у подножья Западного мыса. Занимаясь подводной охотой во время прилива, Джанет нашла облепленный коралловыми наростами золотой дублон.

Когда наш медовый месяц подходил к концу, она умерла от менингита. Я остался один на один со своей работой младшего лектора, с полустершейся монетой, с воспоминаниями о золотой от загара девушке на белоснежном, залитом солнцем пляже.

Воспоминания о Джанет постепенно стирались, отзываясь в сердце тупой болью, которая время от времени перерастала в острые вспышки. В такие дни я запивал и искал удачу среди умников за покерным столом, в игре баккара, по воскресеньям спозаранку толкался среди конюхов на ипподроме.

Воспоминания о Джанет угасли, но всякий раз, когда я открывал стол, казалось что старая, отполированная до блеска монета горит как яркий день. Я потерял свою девушку, потерял навсегда, но у меня осталась мечта об испанском галеоне с сокровищами среди буйной растительности кораллов. Он был где-то там, у маленького острова, со сломанными шпангоутами, с палубой под наростами кораллов и водорослей, с сундуками в трюме, вокруг которых сновали радужные рыбки.

Я был историком и мог доказать, что корабль был там; по крайней мере, должен там быть.

Ключ к разгадке дал старик Энсон. Джордж Бэрон Энсон. В то время он еще не был адмиралом флота и первым лордом Адмиралтейства, тогда он караулил галеоны, которые каждый год направлялись из Акапулько в Манилу. Его парусник обрастал ракушками, трескались от жары бочонки с водой, люди умирали под тропическим солнцем от цинги, а Джордж Энсон все ждал и ждал свой счастливый случай.

Выйдя из Акапулько, старый испанец должен был искать северо-восточные пути на запад по экватору, а потом, после Ладронских островов, повернуть на север к Маниле… Но октябрь — слишком позднее время года для такого плавания.

Лето уходило к тропику Козерога, он забрал далеко на юг, и попал в зону ураганов. Они подхватили его корабль, закрутили и вынесли на запад к Большому Барьерному рифу. Истрепанные паруса, крен и возможная течь не позволяли ему лавировать в один прекрасный день или, вернее, ночь он должен был оказаться у внешнего рифа острова в виде вытянутого полумесяца.

Все могло быть именно так. Иначе откуда появился мой дублон, дразнивший меня из ящика письменного стола золотым блеском.

Раздался стук, и в дверь впорхнула маленькая блондинка из регистратуры с плетеным подносом в руках, заваленным конвертами с еженедельной зарплатой.

Она улыбалась, моргая длинными ресницами. Отодвинув поднос, чтобы я мог рассмотреть ее обтянутую свитером грудь, протянула мне деньги и пошутила:

— Сильно не кутите, мистер Ландигэн.

— Может, выберемся куда-нибудь вечерком вместе? — предложил я.

Она захихикала, молча взяла поднос и вышла, покачивая бедрами.

Открыв конверт, я высыпал содержимое на промокательную бумагу. Две пятерки, восемь банкнот по одному фунту, немного серебра — вся моя еженедельная стипендия младшего лектора по истории.

Если из этой суммы вычесть плату за гостиницу, на сигареты, проезд и фунт, который я занял у Дженкина, у меня оставалось достаточно, чтобы сыграть у Мэнни. Но этого было явно недостаточно для покупки острова, лодки, акваланга, припасов и других вещей, необходимых человеку для поисков затонувших сокровищ.

Но надежда была. На прошлой неделе я видел парня, который поставил пятерку, выиграл пять сотен, а потом превратил их в две тысячи. После чего Мэнни отправил его домой на такси в сопровождении одного из своих вышибал. Я видел все это своими собственными глазами. Может быть, и мне когда-нибудь повезет?..

Я бы обошелся без двух тысяч, мне хватило бы и одной. Пятьсот — за остров (власти Квинсленда не жмотились, ведь считалось, что на острове не было воды, бухты и судоходного прохода). Две сотни — за лодку (никаких яхт!). Сотня — за новый акваланг, и две сотни на все про все. Этого было больше чем достаточно. Я бы выпутался, если б выиграл тысячу у Мэнни…

Сложив письмо главного архивариуса Акапулько и убрав его в пиджак, я достал из ящика золотую монету. Повертев ее в руках, спрятал на счастье в жилетку. Потом отсчитал восемь фунтов десять шиллингов и запечатал их в конверт — это деньги на еду, жилье, трамвай и пачку сигарет в день, если продуюсь у Мэнни.

У младшего лектора по истории нет телефона, поэтому мне пришлось спуститься вниз и долго копаться в поисках мелочи.

— Чарли слушает, — лаконично сказал голос на другом конце провода.

— Это командир. Как дела?

— Как на прошлой неделе. Безоблачная ночь.

— Спасибо.

Я повесил трубку. «Безоблачная ночь» — означало, что Мэнни уплатил полиции и в его заведении не будет облавы. Это мой шанс выиграть тысячу.

Вы бы видели Мэнни Маникса! Тот еще парень. Его отец — ирландец, мать — итальянка, оба из Бруклина. Во время войны он был сержантом американской интендантской службы и отсиживался в глубоком тылу в Кинг Кроссе. После войны решил остаться в Сиднее. Сидней, по его мнению, был Нью-Йорком, уменьшенным до рентабельных размеров. Мэнни был готов разрабатывать его.

Он занимался рэкетом, тайной продажей спиртного, перепродажей ворованных автомобилей, контрабандой людей. Когда его доходы стали падать, он вывернулся, купив на отложенные в банке деньги несколько квартир и приличный ночной клуб. Содержал двух-трех классных девчонок в качестве декоративного оформления: Мэнни никогда не мешал любовь с бизнесом. Еще одна покупка — небольшой игорный зал, посетители которого исчезали до того, как в конце улицы появлялась полицейская патрульная машина.

Мэнни понимал — жизнь слишком хорошая штука, чтобы проводить ее за решеткой. Одевался он с иголочки, вкусно ел и ездил на длинном-предлинном кадиллаке. Несмотря на это, от него всегда несло запахом продажных женщин и грязных денег.

Он называет меня командиром. Как-то в порыве откровения я признался, что в последние годы войны плавал на люгере вокруг Трабриандских островов. Он всегда щупает мои мышцы, бьет по плечу и предлагает выпить. От последнего я никогда не отказываюсь. За рюмкой Мэнни любит рассказывать о себе — о деньгах и о себе, о девушках и о себе, о своих планах на будущее. Он улыбается одними губами, его взгляд мечется между стоящими у входа вышибалами, тесными группами вокруг столов и разносящими напитки официантами.

Если бы вы его знали!

Вы бы стали ненавидеть его так же, как я. Может быть, вы бы и не испытывали к нему такой ненависти. Ведь я пью за его счет, слушая бессмысленную болтовню, улыбаясь плоским шуткам и сохраняю за собой право проигрывать деньги в его заведении, терпеливо ожидая успеха в следующей игре.

Когда выиграю, следующего раза не будет. Получу деньги и сразу уеду на Зеленый остров с белым пляжем и золотым кладом, лежащим там, где кончаются рифы и начинается глубоководье.

13 июня, в среду, в девять часов вечера я взял такси, проехал мимо базы летающих лодок и остановился у знакомого дома, окруженного высокой стеной.

Чугунные ворота были закрыты, я позвонил. Из будки привратника появился человек, услышав пароль — «безоблачная ночь», он молча открыл боковую дверцу.

Я прошел по длинной дорожке из гравия к дому. Окна были закрыты ставнями, но главный вход открыт. В зале стояло несколько пар, выглядевших как участники вечеринки, по ковру прошел официант в белом фраке.

Кивнув швейцару поляку с печальными глазами, я передал ему пальто и поднялся в большую комнату с баром из черного стекла и огромными окнами, выходящими на гавань. Никто никогда не видел ее огней, потому что окна были постоянно закрыты.

Если вы ворочаете такими делами, как Мэнни, вам нужно отгородиться от луны, звезд и дующего с простора океана ветра, задернуть шторы, приглушить шелковый шелест отлива, включить музыку, наполнить комнаты смехом, щелканьем рулетки и перестуком жетонов, достать крепкие напитки, прокурить комнаты и создать хрупкую иллюзию дружбы и общности.

Если вы ворочаете такими делами, как Мэнни, вам нужны лакированные туфли, отутюженные как лезвие ножа черные брюки, серебристо-серый фрак с алой розой в петлице и темно-красный галстук цвета бургундского вина. При появлении гостя подмигнуть спрятавшейся в углу красавице и сказать:

— Привет, командир! Сколько лет, сколько зим?!

— Привет, Мэнни. Сколько лет, а денег все нет, — выдал я реплику с легкой улыбкой. Мэки засмеялся, взял меня под руку и посадил рядом со своей девчушкой. Постучал по стойке, подзывая бармена:

— Френк, порцию розового джина для командира. Командир, хочу тебя познакомить со своей подругой. Мисс Джун Долан. Джун, это командир Ландигэн. Дорогая, присмотри за ним. Ты же знаешь этих моряков.

Ее губы тронула легкая улыбка, долгий профессиональный взгляд на меня не выразил интереса. Маникс был уверен, что все будет именно так, иначе он никогда бы нас не познакомил.

— Может, повезет сегодня? — спросил он.

— Не более чем всегда, Мэнни. Если бы мне подвернулась удача, я бы не выпустил ее из рук.

— Как и все мы, — ответил Мэнни. — Послушай, командир, а что ты скажешь об этом?

Он сжал мягкие пальцы девицы и поднял ее руку, чтобы показать мне тяжелый золотой браслет, увешанный монетами.

— Купил сегодня. У моей малышки день рождения, и я подумал, что это как раз для нее. Стоит кучу денег, она этого стоит. Что скажешь, командир?

— Соответствует ее индивидуальности.

— Видишь, здесь еще есть свободные места. Если она будет хорошей девочкой и принесет мне удачу, на каждом звене этой цепочки будет болтаться монетка.

— Мэнни, я хочу пить, — промямлила девица.

Мэнни постучал по стойке, вынырнувший неизвестно откуда официант наполнил ее бокал. Она опустила руку и стала шарить в сумочке. Именно в этот момент в мою голову пришла дурацкая идея.

Я достал из кармана золотую монету и, подбросив ее в воздухе, положил на стойку бара.

— Кстати о монетах. Ты видел что-нибудь подобное?

В его настороженных глазах промелькнули искорки заинтересованности. Он внимательно осмотрел ее, царапая бриллиантовым кольцом.

— Золотая?

— Чистое золото. Мой талисман.

Быстро засунув монету обратно в карман, я с удовлетворением наблюдал за блеском его глаз.

— Командир, что это за монета?

— Испанская, восемнадцатого века. Длинная история!..

— Хорошо бы ее услышать.

Именно на это я и рассчитывал: Мэнни почуял золото и был готов потрясти мошной.

— Между прочим, — сказал я самым равнодушным голосом, — у меня есть предложение относительно данной монетки. Возможно оно тебя заинтересует.

Мэнни на мгновение закрыл глаза. В его голосе появился тусклый безразличный тембр мелкого лавочника.

— Ты же меня знаешь, командир. Я всегда за предложение, если оно безопасно и приносит выгоду. Поговорим?

Я покачал головой.

— Позже.

— Как хочешь, командир, — Мэнни повернулся спиной к бару и унылой девице с бесцветным голосом и проницательным профессиональным взглядом.

Через час и семь минут я вернулся в бар пустой, без пенни в кармане.

Глава 2

— По стаканчику, командир? — спросил Мэнни.

— Извини, не могу, беден как церковная крыса, — равнодушно ответил я.

Мэнни прищелкнул языком:

— Плохо, командир, плохо! Деньги как вода, приходят и уходят. По-моему, заведение должно поставить проигравшему выпивку. Садись.

— Нет, спасибо. Мысль неплохая, но я лучше пойду, — и я направился к двери, но Мэнни последовал за мной. Никогда не думал, что он так неохотно расстается с проигравшими.

— Командир!

— Да.

— Ты что-то говорил о предложении. Может быть, обсудим его в моем офисе?

Значит, он все-таки клюнул на наживку. Сердце бешено заколотилось в груди, во рту пересохло. Сцепив руки, чтобы остановить дрожь в пальцах, я ответил самым безразличным тоном:

— Куда спешить? Время терпит. Но, если ты настаиваешь…

— Сюда, командир.

Мэнни провел меня через обитую кожей дверь в огромную комнату с мягким ковром и люстрой итальянского стекла. Мягкие занавески с золотыми шнурами на окнах, письменный стол с инкрустацией из бронзы и перламутра, стул с высокой спинкой орехового дерева, сказочный диванчик, обитый золотой парчой. В светлой обшивке панелей оборудован бар. Феи из интендантской службы сделали все, чтобы Мэнни расхаживал петухом. Никакой подделки, одни дорогие вещи. Впечатление непомерной роскоши угнетало.

Мэнни склонился над бокалами, искоса наблюдая за мной.

— Нравится, командир?

— Наверняка влетело тебе в копеечку, — прищелкнул я языком.

Мэнни принял это за комплимент и захихикал:

— Еще в какую, ужас! Я здесь работаю, в моем кабинете все должно быть удобно. Кроме всего, это производит впечатление на клиентов.

— Не думаю, чтобы ты пустил сюда хоть одного клиента.

Я подмигнул, поднял бокал и улыбнулся. В подобных случаях люди типа Мэнни раздувают грудь, забывая о том, как им это досталось.

Мэнни, подмигнув в ответ, поднял бокал.

— За девочек, да хранит их бог!

Мы выпили. Мэнни кивнул мне на диванчик, а сам остался у камина, облокотившись о мраморную доску. Старый прием — очень трудно торговаться, когда сидишь на диване, а твой противник стоит. Я решил устроиться с максимальным комфортом, откинулся на золотую парчовую спинку, положил ногу на ногу и в ожидании разговора попытался расслабиться.

Мэнни опять, как птица, прикрыл глаза. Его первая фраза прозвучала мягко, почти ласково:

— Чем ты занимаешься, командир?

— Какое это имеет значение?

Мэнни откусил щипчиками кончик дорогой сигары, долго раскуривал ее, потом выпустил клуб дыма и показал на дверь:

— Там, у столов — никакого. Каждый платит за свою выпивку и за фишки. Выиграл, молча собрал деньги и ушел. Остальное меня не интересует. Ты, командир, из таких людей. Мне нравится, что ты мой клиент. Но в моем кабинете — другое дело. Это — бизнес, нам придется работать вместе, поэтому я хочу знать.

Он взял сигару в зубы, затянулся и выжидающе замолчал. Я улыбнулся доброй дружеской улыбкой:

— Ради интереса, как ты считаешь, кто я такой?

Выпустив дым, он поджал губы.

— Часто об этом думал. Ты не армеец, хотя выправка у тебя военная. Для человека, занятого разведением овец, ты мало тратишь. Играешь осторожно, когда у тебя кончаются фишки, заканчиваешь. Для посредника у тебя не та внешность. Может быть, ты врач?

— Я историк.

Он чуть не выронил сигару.

— Кто?

— Историк. Читаю лекции в Сиднейском университете.

Мэнни был заинтригован. Я выбил почву у него из-под ног. Если бы мне удалось удержать его в таком состоянии! Мэнни молчал, приходя в себя, потом спросил:

— Что ты с этого имеешь?

— Тысячу сто в год, если читаю дополнительные лекции, больше.

— Это же пшик, — выразительно пробормотал Мэнни. — Пустяки для человека с головой.

— Поэтому меня интересует бизнес.

— Для того, чтобы им заниматься, нужен капитал. Что есть у тебя?

Я встал, подбросив перед его носом монету.

— Это!

— Сколько оно стоит?

— Шесть австралийских фунтов, как лом и около тридцати, как старинная монета. Я узнавал.

— С этой суммой ты сможешь открыть торговлю кукурузными хлопьями, но это не по мне.

Наступил критический момент. Одно неверное слово, и я проиграл, тогда прощай мой корабль с сокровищами. Поэтому я молча улыбнулся, подошел к бару и наполнил свой бокал, потом вернулся к камину и чуть-чуть пригубил вино.

— Знаешь, в чем беда таких, как ты? Вы полагаете, что знаете ответы на все вопросы.

Мэнни вспыхнул, но сдержался.

— Так расскажи, командир. У меня есть все, что необходимо, не говоря о свободных деньгах в банке. Что ты можешь сообщить интересного?

— Например, откуда появилась эта монета.

— Расскажи. Откуда?

— С испанского галеона, который отплыл из Акапулько в Манилу в октябре 1732, но так и не прибыл в порт назначения.

Мэнни расслабился, скептически ухмыляясь.

— Сказки о затерянных кладах! Старая приманка для дураков. У тебя, конечно, есть карта? Наверное, пиратская? На любом острове Карибского бассейна такую можно купить по пять долларов за штуку. Их продают туристам вместе с сушеными головами.

— Карты нет.

— Давай, что у тебя есть?

Я достал из кармана письмо и протянул ему. Он с трудом читал, выискивая факты среди цветистых фраз и высокопарного стиля. Потом посмотрел на меня и постучал по конверту:

— Подлинник?

— Да. Какой смысл подделывать? Достаточно одного телефонного звонка, чтобы выяснить правду.

Мэнни кивнул: это он мог осилить.

— Так-так, вроде все сходится. Но этого недостаточно. В письме ни слова о том, что монета с этого корабля.

— Я же сказал, я — историк. В мои обязанности входит сбор, оценка и определение значимости исторического материала. Я собрал достаточно доказательств, чтобы утверждать, что галеон потерпел кораблекрушение рядом с тем местом, где я нашел монету.

— И где оно?

Теперь я был уверен, он уже больше не размахивал своей сигарой. Я читал в его глазах алчность, интерес и расчет лавочника, прикидывающего расходы, доходы и процент выгоды. Теперь я мог действовать более решительно, как рыбак, подтянувший к лодке уставшую рыбу. Поэтому резко оборвал его:

— Это мой секрет. Монету нашел я и не собираюсь открывать места, пока мы не пришли к соглашению и не подписали все бумажки.

— Сколько ты хочешь?

— Тысячу фунтов на все расходы — и половина клада твоя.

Итак, рулетка была запущена, фишки расставлены по своим местам: все, что можно было сказать, я сказал. Очередь за Мэнни Маниксом.

Но он не был готов принять решение. У него оставались вопросы.

— Предположим мы нашли корабль, сколько мы будем с этого иметь?

— В письме говорится о двадцати сундуках с золотом. Трудно сказать точно, сколько это будет стоить…

— Вот именно! Может быть, монету подбросили, и тогда мы останемся с носом.

— Возможно, — согласился я. — Только не в этом случае. Эту монету мы нашли с женой.

Мэнни бросил вопросительный взгляд.

— Ты не говорил, что женат.

— Она умерла через месяц после свадьбы.

— Паршиво, — прокудахтал Мэнни и сделал новый заход. — Говоришь, тысяча на все расходы? Что это за расходы, командир?

— Можно обойтись и меньшей суммой, но тогда прибавится работы.

— Что сюда войдет?

Мэнни был так заинтересован, что бросил торговаться и стал мыслить практически. Я потерял всякую осторожность:

— Пятьсот, чтобы купить остров: ты получаешь права на землю, воду и обходишь закон о разделе клада с государством. Затем яхта, подводное снаряжение, съестные припасы и, возможно, профессиональный водолаз на последнем этапе операции. Могу составить список, когда мы к этому подойдем.

Я радостно подрубил сук, на котором сидел, но тогда еще не понимал этого. Осознание пришло позже. В тот же момент я даже не догадывался, почему он улыбается. Когда он отвернулся, чтобы налить по третьей, я подумал, что он решил обмыть нашу сделку. Еще одно доказательство, что я абсолютно его не знал и был тем, за кого он меня принимал — простым историком, который не мог понять элементарного: история, прежде всего, — тщеславные желания мужчин и непостоянство женщин. И еще, неудачник никогда не получает половины, потому что он этого не заслужил.

Мэнни вернулся с напитками. Мы подняли бокалы и улыбнулись друг другу. Потом чуть слышно он сказал:

— Извини, командир, я не играю!

Его слова ударили меня как пощечина. А он все улыбался и улыбался. Мне было не до смеха. Я чувствовал себя усталым, больным, униженным и хотел поскорее уйти. В этот момент Мэнни нанес решающий удар.

— Знаешь, командир, чтобы между нами не оставалось никаких обид, я куплю твою монету за тридцатку. Она украсит браслет моей девушки.

Я рассмеялся. Черт его знает почему, но мне было смешно. Подбросил монету, поймал ее и ответил:

— Вечер в баре — и она твоя.

Мэнни оглядел меня с холодным презрением, подошел к резному столу, отсчитал тридцать фунтов в новеньких хрустящих банкнотах, перетянул их резинкой и положил в мою протянутую руку.

— Если у тебя, командир, осталась хоть капля разума, ты будешь держаться подальше от карт и застрянешь в баре. Выпивка за счет заведения, как ты хотел.

— Спасибо, Мэнни. Спасибо и спокойной ночи!

Последнее, что я помню, было двойное виски, заказанное мной в баре.

На следующее утро ровно в девять я проснулся в кустарнике перед окнами деканата.

В тот же день, в четыре часа дня, меня рассчитали, вручив жалованье за месяц. Я остался без работы, перспектив на будущее, с жуткой головной болью и немногим более ста фунтами в кармане. Выпроваживая меня на улицу, добрый Мэнни засунул мне в карман тридцать фунтов и записку:

«Жаль, мне понравилась игра».

Такой уж человек этот Мэнни. Добрый парень с чувством юмора.

Глава 3

В пятницу утром я сел на утренний поезд до Кэмпдона — маленького, опрятного городка, построенного на средства самых старых землевладельцев самой молодой страны мира. К его домам подступают зеленые пастбища. Черное битумное шоссе извивается среди бесконечных полей с сочной травой, пестрящие огромные кусты отбрасывают причудливые тени, маленькие водоемы со всех сторон окружают ивы. В них живут потомки тех, кто приплыл сюда в числе первых или обосновался в жестокие буйные годы, когда страна была колонией для ссыльных.

Здесь выращивают почти весь племенной скот: молочные и мясные породы коров, овец-мериносов и лошадей. Эти места никогда не посещает засуха, ручьи здесь не пересыхают, а деревья и люди пускают глубокие корни. Только я перекати-поле, не знаю, где приткнуться.

В Кэмпдоне я сел на такси и проехал по шоссе до ворот из проволочной сетки, обвитых сверху плющом, которые вели к легендарному конскому заводу Мака Эндрю. От ворот до дома — долгий путь, шофер вытаращил глаза, когда я заплатил и попросил его вернуться через час. Мне было нужно прогуляться среди цветущего кустарника, чтобы подготовиться к встрече с Алистером Маком Эндрю.

Дорога пошла в горку, а у большого одноэтажного дома из песчаника, окруженного кустами, белыми пристройками и загонами для лошадей, спустилась вниз. Слева, на большом лугу, паслось несколько племенных лошадей. Справа, под небольшим тентом, группа людей наблюдала за объездкой молодого жеребца.

Среди них я увидел Мака Эндрю — коренастого темноволосого кельта в рубашке хаки и коротких штанах. Он облокотился об ограду с видом отдыхающего фермера, но его глаза, окутанные сетью морщин, не упускали ни одной детали. Время от времени он отдавал тихие приказы всаднику в седле. Услышав мои шаги, он обернулся, на секунду замер, широко улыбаясь подошел ко мне и протянул руку.

— Ландигэн! Черт возьми, рад тебя видеть!

Глупо улыбаясь, я потряс его руку и выдавил из себя:

— Привет Мак!

— Какими судьбами в Кэмпдон?

— Ну, я… мне нужно поговорить с тобой, если у тебя есть время…

Меня, видно, выдали глаза и интонация, потому что он посмотрел на меня с пристальным вниманием.

— Конечно. Сколько угодно! Извини, мне надо сказать пару слов ребятам.

Он подошел к ограде уверенной походкой человека, который находится дома и чувствует себя в своей тарелке среди этих людей, лошадей и многочисленных пастбищ.

Когда-то я спас его у Трабриандских островов — высохший, желтый скелет, последний из оставшихся в живых десантников, которых через два дня после высадки вырезали японцы. Измученный дизентерией, малярийной лихорадкой, он один вышел к назначенному месту. Я вытащил его из-под огня патруля и теперь пришел за долгом.

Мак Эндрю вернулся, и мы направились к дому.

— Давненько мы с тобой не виделись, Ренн.

— Да, одиннадцать, двенадцать лет?..

— Моя жена сейчас в городе. Конечно, ты останешься?! Я хочу вас познакомить, она с радостью с тобой встретится.

Я покачал головой:

— Извини, Мак, мне нужно ехать.

Он был удивлен, обижен и немного нажал на меня.

— Но так же нельзя! Неожиданно появился, внезапно исчезаешь. Ты должен остаться!

— Может быть, ты сначала выслушаешь, зачем я приехал.

Такой ответ не очень приятная вещь, если ты не видел человека двенадцать лет. Но, что еще я мог сказать? Я чувствовал себя неудобно и уже жалел, что приехал.

Он взял меня под руку и провел через веранду с огромную гостиную с начищенными до блеска полами, яркими коврами, дорогими картинами, кожаными креслами около большого каменного камина.

— Устраивайся поудобней, Ренн. Я налью по стопочке. Виски?

— Спасибо.

Кресло было большим и удобным, но я не мог расслабиться. Мышцы лица задеревенели, во рту пересохло, пальцы тряслись. Я сжал ручки кресла, чтобы унять дрожь. Мак Эндрю принес бокалы, передал один мне и сел напротив:

— Твое здоровье, Ренн, и со встречей!

— Твое здоровье, Мак!

Шотландское виски незаметно проскочило внутрь, по телу разлилась приятная теплота. Мак Эндрю наблюдал за мной с хладнокровным участием.

— Ты нездоров, Ренн?

— Нездоров? — я попытался рассмеяться, но вместо этого выдавил из себя сухой кашляющий звук. — Нет. По крайней мере, с точки зрения врачей, я абсолютно здоров.

— Друг может поставить совершенно другой диагноз.

Его доброта, смущение, искренняя благожелательность неожиданно заставили меня разозлиться на самого себя. Я с усилием поднялся с кресла, подошел к камину и посмотрел на него. Казалось, слова с трудом находят дорогу, обдирая мое горло.

— Так вот. Я плохой друг, и приехал сюда не для того, чтобы тебя увидеть. Я приехал, потому что мне нужна тысяча фунтов, и ты единственный, кто может мне помочь.

На лице Мака Эндрю не появилось ни малейшего удивления. Он посмотрел на бокал.

— Тогда я очень рад, что ты пришел именно ко мне, Ренн. Тысяча фунтов — не деньги, если они нужны человеку, спасшему мне жизнь. Перед уходом я выпишу тебе чек, а теперь успокойся и отдохни.

Его ответ был таким простым и дружеским, что у меня захватило дыхание. И все же, несмотря на это, я не мог принять помощь в таком виде и нахально полез напролом.

— Хочу по-другому.

— Как?

— Прежде всего, расскажу, зачем мне понадобились эти деньги.

— В этом нет необходимости.

— Все равно.

И я рассказал. О Джанет, о себе, о нашем острове под солнцем, о старинной монете и галеоне, о Мэнни Маниксе, последней игре и унизительном уходе из университета. Это было похоже на приступ самобичевания. Когда я закончил, то почувствовал себя пустым и разбитым.

Мак Эндрю не проронил ни слова. Он встал, еще раз наполнил мой бокал и передал мне.

— Выпей, полегчает.

— Старая сказка. Уже пробовал, не помогает, — кисло улыбнулся я.

Мак Эндрю дружески потрепал меня по плечу.

— Значит, пил не с теми. Если бы ты сразу сообразил прийти ко мне… — Мы выпили.

— Да, мне нужны деньги. Очень! Но я не хочу брать их у тебя просто так.

— Тогда возьми взаймы. Поднимешь свой корабль — отдашь.

— Нет, Мак, так не пойдет. Хочу, чтобы это были мои деньги! Если я найду то, что ищу… Не знаю, сможешь ли ты меня понять. У тебя есть твоя земля, лошади, дом. И я мечтаю о такой жизни. Именно этого жду от своего корабля с сокровищами: собственный дом, мир.

— Думаешь, будешь в нем счастлив? Без нее?

— Не знаю. Но если нельзя вернуть Джанет, то можно сделать другое, то, что мы делили бы с ней вместе. Ты понял?

— Понял, но мне не ясно, что ты говорил о деньгах.

— Хорошо, объясню. Можешь считать меня психом, но я думал получить их следующим образом: твои лошади — победители скачек. Когда ты выставишь сильную лошадь и ставки на нее будут один к десяти, сообщи мне. Дай мне такой же шанс, как всем остальным в своей конюшне! Я поставлю только сотню, рынок от этого не пострадает. Если она придет первой, я получу свою долю и немного отомщу букмекерам. Вот и все.

Мак Эндрю в удивлении уставился на меня.

— Ренн, ты сумасшедший! Каждый забег в скачках — азартная игра. Любая лошадь — это риск, даже самая лучшая может проиграть. И что тогда?

— Тогда я поеду в Квинсленд, буду резать сахарный тростник или заделаюсь поваром. Дай мне один шанс! Такой же, как у твоих людей, когда хорошая лошадь пытается выиграть скачки.

— Но если она проиграет, ты потеряешь все.

— Сотня фунтов это еще не все.

— Все, что у тебя есть. Если бы ты принял мое предложение, у тебя бы были деньги без всякого риска и обязательств.

— Тогда я теряю единственное, что у меня есть — независимость.

Наступила долгая пауза, прежде чем Мак Эндрю принял решение. Совершенно очевидно — оно было ему не по вкусу.

По всем правилам я был самым настоящим дураком и толкал хорошего, доброго человека на то, чтобы он расплатился со мной своей честью. Если бы я знал, чем все это кончится, то взял бы чек и поцеловал его руку. Но я был упрямым историком, не понимающим ее уроков, поэтому ждал ответа Мака Эндрю.

— Хорошо, Ренн. Я был бы счастлив подарить тебе деньги или дать взаймы. Ты этого не хочешь. По-моему, я понял причину. Завтра у Рэндвика в третьем заезде бежит «Черный лучник». Ипподром откроют в двенадцать, забег третий. Тебе нужно прийти пораньше. Думаю, он выиграет, если нет, вини одного себя. Желаю удачи!

Я протянул руку, он пожал ее. Но прежде чем расстаться, сказал:

— Ты попал в шторм. Главные неприятности — впереди. Но помни, что у Мака Эндрю ты всегда найдешь тихую пристань.

— Хорошо. Не знаю, как тебя благодарить. Я плыву своим собственным курсом, и если не найду гавань, в этом буду виноват я один.

Выйдя из дома, я пошел по длинной дорожке к шоссе. Черный жеребец на дальнем корде ударил копытами и побежал по кругу. В ту же секунду я подумал, что это «Черный лучник». Но потом вспомнил, что скаковая лошадь должна в это время находиться в стойле и набираться сил для забега.

В середине второго забега я был на ипподроме. Трибуны ревели — крайний жеребец легким галопом обходил фаворита. Площадка букмекеров была пустой, я занял позицию у перил, там где обычно делались большие ставки и моя сотня никого не удивит.

Игра в тотализатор — очень опасное дело!

Прежде чем объявить ставки один к трем и более против лошади, участвующей в забеге, букмекер должен собрать тысячи фунтов. Если он не хочет попасть в собственную ловушку, его предупреждают, когда нужно сворачивать игру. В этой шайке куча подставных лиц с деньгами. Помощники букмекера взвешивают все за и против, выискивая глазами тех, кто делает ставки за владельцев конюшен, тренеров и большие игорные синдикаты. Мне нужно было обмануть тех и других — поставить деньги, как только будет объявлена такая ставка. Поэтому я занял место рядом с самым богатым букмекером Бени Армстронгом и стал ждать.

Аутсайдер пришел первым, далеко оставив позади всех остальных: по полю прокатился стон. Через две минуты открылся тотализатор на третий забег.

В австралийском тотализаторе каждый букмекер выносит ставки на доску, при этом вместо мела используются вращающиеся табло. У Бени Армстронга стояло двенадцать к одному против «Черного лучника». Недалеко от него на другой доске я увидел четырнадцать к одному. Я подсчитал, сколько времени займет, чтобы пробраться туда сквозь толпу, и решил не рисковать. Подставные жучки уже делают свое дело полным ходом. Через тридцать секунд ставки могут измениться. Я повернулся к Бени, протянул ему пачку пятифунтовых банкнот и сказал:

— Сто фунтов против тысячи двухсот за «Черного лучника»…

Бени стрельнул в меня глазами. Его помощник схватил деньги, пересчитал, засунул в сумку и кивнул головой. Бени выписал билет.

— Принято. Сто фунтов против тысячи двухсот.

Потом он повернул вращающиеся диски табло. Десять к одному. Я посмотрел на другую доску. Восемь! Мне повезло. Пошли в ход деньги конюшен, и прежде чем объявили старт, ставки на «Черного лучника» выровнялись один к одному.

Я положил билет в бумажник и пошел к трибунам, чтобы найти место. Во рту пересохло, живот подвело от волнения.

Очень хотелось выпить, но при одной мысли о шумном баре с запахом пролитого на пол виски, мне стало противно. Я сделал глоток, облизал потрескавшиеся губы, вытер липкие от пота руки и сел на ступеньки у радиобудки, расположенной на главной трибуне.

Был солнечный, но не жаркий день. Казалось, однообразие осени коснулось и присутствующих женщин. Цветочные газоны потеряли свою яркость. Да и публики было меньше, чем обычно. Но мне хватало того, что здесь не дуло и была видна скаковая дорожка. Конюхи вывели лошадей на старт, маленькие жокеи в яркой шелковой одежде понесли взвешивать седла. Человек в фиолетовом с золотом костюме — цвет конюшни Мака Эндрю, мое сердце забилось быстрее. Мак Эндрю выбрал Мински и если бы Господь хотел, чтобы лошадь победила в забеге на полторы мили, он бы посадил на нее именно его.

Наступило время седлать лошадей. Мински, Мак Эндрю и его тренер о чем-то совещались. Они стояли совершенно спокойно в позах людей, которые знают свое дело, и сделали все, что в их силах. С этого момента все зависело от жокея, лошади и Всевышнего.

Тренер подсадил Мински в седло, попробовал подпругу, подтянул ремни. Мински и Мак Эндрю похлопали по блестящей волнистой шерсти у лопатки «Черного лучника» и закончили этот старый, сокровенный ритуал рукопожатием. Я поставил на Лучника деньги, от него зависело мое будущее, но мы не были частью единого целого. Если он победит, это заслуга Мака Эндрю, который его вырастил, людей, тренировавших его, и гнома, припавшего к шее лошади.

Я был профессиональным игроком, а профессиональный игрок — паразит на шкуре благородного животного.

Служащий вывел участников забега на старт. Его плотно сбитый бочкообразный гунтер составлял смешной контраст с отличными, нервными чистопородными жеребцами.

Мински пустил Лучника легким шагом, и черный конь легко, как балерина, пошел вперед, потом дернулся, отступил в сторону, пропуская большого гнедого, который согревался легким галопом. Мински успокоил его, слегка натянув поводья. «Молодец, мудрый старый лошадник», — подумал я.

«Черного лучника» поставили у барьера под номером десять. Это очень хорошее место, как раз посередине дорожки. Его нельзя прижать к барьеру, оттеснить на повороте. Если Мински удастся хорошо стартовать, он будет бежать совершенно свободно, пока впереди не останется пять фарлонгов. Тогда все зависит от сердца, мышц лошади, ловкости и опыта жокея.

Воздух наполнился металлическим жужжанием. Это комментатор вернул лошадей на место и объяснял невидимой аудитории причину замешательства. Я не смог разобраться в его бормотании, поднял бинокль и увидел спокойно стоящего у ленточки «Черного лучника» и судью, который выравнивал последних трех лошадей. Ему удалось поставить на место одну, две другие стали поворачивать в сторону. Жокеи развернули их, подвели вперед. Ленточка дернулась вверх. Толпа взревела. Забег начался…

Мелькнул фиолетовый с золотом шелк — Мински взял чистый старт. Потом я потерял его в сутолоке лошадей и пыли, которая клубилась первые несколько сот метров за лидерами.

Вперед вырвались чалый мерин и большая серая лошадь. Взявшие неудачный старт по инерции двигались вперед. Но победитель был где-то в сбитой в единое целое группе между первыми и вторыми. Никто не мог определить его, пока метров через восемьсот лошади не перераспределились и не пропустили вперед лидеров.

Чалый отстал через полтора километра, серая все еще шла впереди, но теряла скорость. На пятой отметке группа распалась на две, и я увидел Мински на «Черном лучнике», который пристроился за первой восьмеркой. Метров через восемьсот впереди были все те же восемь лошадей, но две быстро отставали. Лучник шел седьмым.

Мински придерживался общей тактики, пока группа не свернула на финишную прямую. У меня упало сердце. Фаворит не вписался в поворот и выскочил с поля. Вперед выдвинулось три всадника, Лучник на корпус отставал от четвертого. Я пытался сосредоточиться на нем, но меня отвлекла первая лошадь, ее жокей схватил кнут. Остальные три ускорили бег, всадники привстали в стременах. Если Лучник ничего не сделает, он пропал, а вместе с ним и я.

Зрители вскочили и заревели. Мински вывел Лучника на внешнюю дорожку, он отставал от лидера на четыре корпуса и почти вылез из седла, стиснув своими тощими коленями лопатки Лучника, потом откинулся назад и отпустил жеребца. Почувствовав свободу, Лучник рванулся вперед. Три корпуса, два… Вот он догнал лидера, Мински чуть-чуть подхлестнул его по боку — казалось, жеребец не почувствовал кнута. Лучник прыгнул вперед и выиграл забег, вырвавшись на полтора корпуса вперед.

На табло появились номера победителей и результаты повторного взвешивания. Похлопав по карману, чтобы убедиться, что не потерял билет, я вышел с ипподрома и взял такси до дома. Я разбогател на тысячу двести фунтов. Странно, но я почти не испытывал радости.

В понедельник утром я отправился в клуб «Татерсолз» за выигрышем. Бени Армстронг расплатился как всегда с улыбкой и пригласил заходить еще.

Я пересчитал деньги и засунул их в портфель. В этот момент меня ударил по плечу Мэнни Маникс.

— Удачный день, командир.

— Да, довольно удачный, — кивнул я.

— Больше тысячи в таком маленьком портфельчике.

— Совершенно верно, Мэнни, больше тысячи, — ответил я, щелкнув замком.

Мэнни проницательно ухмыльнулся.

— Теперь достал деньги.

— Совершенно верно, Мэнни, достал.

Он улыбнулся своей старой сердечной улыбкой «ничего не имею против» и протянул руку.

— Видимо, ты все точно рассчитал. Желаю удачи.

Я не пожал протянутую руку.

— Какой же ты, Мэнни, подонок!

Потом взял портфель под мышку и вышел из клуба.

Это была моя вторая ошибка. Если обозвать подонком любого другого человека, он быстро залепит тебе по морде, но Мэнни всегда готов доказать на практике, насколько точно ему соответствует это слово.

Глава 4

Положив деньги в банк, я заказал билет на самолет и отправил в департамент земельных участков правительства Квинсленда письмо о том, что хочу купить или арендовать такой-то остров среди коралловых рифов. Упаковал вещи, заплатил за гостиницу и отправился на пароме в бухту Лейн, чтобы переговорить с Нино Феррари.

Нино — родом из Генуи, худой, жилистый, загорелый парень с морщинками в уголках глаз. Он служил аквалангистом в ВМС Муссолини и пустил на дно тысячи тонн груза союзных войск в Средиземном море.

Нино эмигрировал, открыл на берегу океана маленькую фабрику по производству аквалангов для военно-морских сил, рыболовов-подводников и всех тех, кого околдовала голубая бездна. Его продукция надежна, работает как часы, а сам он знает о работе глубоководных водолазов все, что можно знать.

— Нино, мне нужны акваланг и баллоны.

— Для развлечения, синьор Ландигэн, или для дела? — серьезно поинтересовался он.

— А разве есть какая-то разница?

— Да, и большая.

— Почему?

Нино пожал плечами и пренебрежительно развел руками.

— Почему? Вы покупаете акваланг для потехи, находите на глубине шести метров любую интересную пещеру и резвитесь в ней в безопасности. Загораете на солнце, спускаетесь под воду посмотреть кораллы или поохотиться. Вы остерегаетесь акул, соблюдаете несколько простых правил и вам нечего бояться. Другое дело акваланг для работы…

Он замолчал. Я подождал и тихо напомнил ему.

— И что же для работы, Нино?

— Для работы, приятель, вам нужно тренироваться.

— У меня нет времени.

— Тогда очень скоро вы отправитесь на тот свет.

Я замер, Нино не шутил, ведь он был профессионалом и ничего не терял, сказав правду. Можно ли довериться ему? Спокойный, серьезный взгляд убедил меня в том, что можно рискнуть, и я рассказал ему о своих планах.

— Я ищу корабль.

Нино ни капельки не удивился:

— Спасательная операция?

— Поиски сокровищ.

Его закаленное загорелое лицо расплылось в широкой улыбке:

— Вы знаете место, где находится корабль?

— Я знаю, где он должен находиться. Сначала его нужно найти.

— И где это место?

Я рассказал ему все, что знал о «Доне Люсии».

Нино слушал очень внимательно, когда я закончил, он достал карандаш, тетрадь и стал задавать вопросы:

— Для начала скажи, что это за остров — атолл?

— Нет, настоящий остров. Гора бурого железняка с землей по одной стороне и узкой полоске пляжа по другой. Вокруг коралловый риф.

— Вокруг?

— Так утверждают карты, но есть судоходный канал — я нашел его много лет назад.

Нино быстро набросал в тетрадке: возвышенность — маленькая горка над уровнем моря, длинная песчаная отмель с бахромой кораллов, а за ней узкая полоска, заканчивающаяся крутым обрывом в океан. Он положил передо мной рисунок:

— Что-то вроде этого?

— Похоже.

— Отлично.

Он снова взял карандаш, рисунок все больше заполнялся новыми подробностями.

— Есть два варианта: первый — корабль натолкнулся на рифы в спокойную погоду, получил пробоину и потонул. Вот здесь… Соскользнул по шельфу в глубоководье. Сколько там метров?

— Не знаю. Это первое, что придется выяснить.

Нино кивнул.

— Самое опасное… Но об этом позже. Если здесь не очень глубоко и кораллы не успели облепить ваш корабль, у вас есть шанс. Но, если он попал в шторм, его наверняка разнес прибой. Тогда, говорю я, у вас нет ни одного шанса. Как пить дать, шпангоуты разбиты вдребезги, сундуки тоже… Но даже, если они сохранились, то за двести лет кораллы превратили их в бесформенную массу, и вам их никогда не найти.

Нино оторвал взгляд от рисунка, изучающе посмотрел на меня.

Я задал ему прямой вопрос:

— Нино, что бы вы сделали на моем месте?

Он улыбнулся, покачав головой:

— Я бы забыл о корабле с сокровищами и сэкономил деньги. Но… Если вы молоды и одиноки, если есть мечта в сердце и несколько фунтов в кармане, я бы поехал и стал его искать.

Напряжение между нами исчезло, мы успокоились и стали обсуждать практическую сторону дела.

— Вам нужно купить морскую топографическую карту и отметить глубину моря над этим шельфом. Если она меньше тридцати пяти метров, то у вас есть шанс. После нескольких тренировок, соблюдая законы декомпрессии, вы сможете довольно сносно работать на такой глубине. Ниже нельзя, после тридцати пяти метров начинается зона экстаза. Человек пьянеет от азота в крови, каждое движение опасно даже для самых опытных. Понимаете, что я имею в виду?

Я знал об этих ужасах, когда в суставах и легких закипает свободный азот и невнимательный или невезучий водолаз корчится в фантастических судорогах. Странный смертельный экстаз охватывает людей в голубой зоне. Он заставляет их разговаривать с рыбами, срывать маски и пускаться в странные пляски, а рядом в подводных сумерках стоит и хихикает смерть.

— Понимаешь, что одному тебе не справиться? — спросил Нино.

— Я не один, возьму с собой… друга.

— Аквалангиста?

— Нет, ныряльщика. Старый приятель, настоящий островитянин. Он когда-то работал с японцами и привык к глубине.

— Так, — Нино облизал губы. — Он будет спускаться с тобой под воду, но не сможет помочь.

— Я хочу работать один, Нино.

Он пожал плечами:

— Это твоя жизнь. Просто хочу сказать — ты рискуешь.

— Чем?

— Повторяю, тебе нужно тренироваться.

— Разве нельзя заниматься одному?

— Можно. Я покажу тебе несколько упражнений. Занимайся ежедневно, строго по графику, каждый день увеличивай глубину, соблюдая правила декомпрессии. Ясно? От этого будет зависеть твоя жизнь. Ты входишь в новый мир, с ним необходимо подружиться, или ты погибнешь.

Я понимал, что поступил глупо, отказавшись от предложения Нино пройти курс тренировок до отъезда на остров. Но за моей спиной стояли черные дьяволы-искусители: мне хотелось рискнуть прежде чем погаснет моя мечта и на губах появится горький привкус разочарования. По-моему, Нино это понимал, но не одобрял моего безрассудства.

Он показал оборудование, научил пользоваться его простым механизмом, надел на меня акваланг, и я несколько раз нырял в бассейн.

После тренировки мы переоделись и сели с бокалами кьянти в мастерской. Нино перечислил предметы снаряжения: акваланг, очки с защитными стеклами, ремень с грузом, ласты, баллоны со сжатым воздухом…

— Черт возьми! — тихо выругался он. — Какой же я дурак! Совсем забыл!

— Что?

— Твой остров далеко от земли?

— Километров двадцать пять, а почему ты спрашиваешь?

— Там есть поблизости город?

— Да, но, закупив в нем припасы, я не буду возвращаться. Это маленький городок, любой незнакомый человек вызывает любопытство. Местные моют кости любому туристу. Это плохо, мне лишний шум ни к чему.

— Смотри, — Нино похлопал по металлическому баллону со сжатым воздухом. — Ты будешь надевать две такие штуки. Запас воздуха на полтора часа, их необходимо перезаряжать, а для этого требуется огромный трехтактовый компрессор. В твоем городке его наверняка нет.

Наступила моя очередь ругаться.

— Какой же выход?

— Я продам тебе двадцать баллонов — почти весь мой запас, придется захватить их на остров. С ними ты сможешь находиться под водой пятнадцать часов, после этого ты должен отправить их в Брисбейн и перезарядить.

Двадцать баллонов по семь фунтов — сто сорок монет плюс перевозка на самолете: я стану беднее на двести восемьдесят фунтов. И для поисков сокровища у меня будет всего пятнадцать часов. С другой стороны, если я не обернусь за это время, то никогда их не найду.

Мне ничего не оставалось, как с благодарностью оплатить счет в надежде, что мои деньги превратятся в золотые монеты с отчеканенным профилем Его Католического Величества короля Испании.

Мы ударили по рукам, обсудили еще ряд технических вопросов. После того, как вино было выпито, я встал, Нино Феррари положил руку на мое плечо. В его улыбке явно сквозила ирония, но я не знал, что именно вызвало ее.

— Синьор Ландигэн, — начал он, — хочу сказать следующее. Когда я начинал плавать в Средиземном море, в каждом баре можно было встретить дюжину людей, которые знали, где найти корабль с сокровищами. Но я не видел никого, кто поднял со дна что-то более ценное, чем несколько черепков или отколотый кусок бронзовой или мраморной статуи. Мы знаем, что сокровища Рима, Греции и Византии все еще покоятся на дне. Если вы спросите, зачем я вам это говорю, отвечу: в добрый путь, поезжайте, ищите ваш корабль. Найдите его, если сможете. И даже, если вам не повезет, вы сделаете то, что требует ваше сердце… В мире есть более ценные вещи, чем все золото короля Испании.

Нино Феррари из Генуи — прекрасного, веселого города авантюристов. На ее главной площади стоит памятник Христофору Колумбу. Старый мечтатель был бы доволен Нино Феррари. Я понял, что Нино на короткое мгновение заставил меня почувствовать гордость.

В департаменте земельных участков меня встретил бодрый обходительный человек, убежденный в том, что я лунатик. Он подчеркнул, что правительство Квинсленда не желает отсуждать прибрежные острова, но будет рад сдать в аренду остров сроком на десять, двадцать или, если я захочу, на девяносто девять лет. Из его речи явствовало, что никакой нормальный человек не захочет покупать его дольше, чем на десять минут. Ведь там нет воды и судоходного канала через рифы. Когда я сказал, что на острове есть и то, и другое, он недоверчиво попросил послать информацию главному топографу, если я, конечно, хочу быть арендатором Короны.

Я очень хотел! Мое желание стало еще больше, когда стало известно, что арендная плата всего двадцать фунтов в год и можно заполучить остров, пожертвовав маленьким куском денежного пирога, заработанного так быстро и легко.

Документы были оформлены, заверены, проштампованы и предъявлен в Регистрационное бюро. Ренни Ландигэн, эсквайр, стал арендатором у Правительства Ее Величества. Он получил право на свободное и неприкосновенное владение зеленым островом с белым пляжем и коралловым рифом в двадцати пяти километрах от побережья Квинсленда. Вся сделка была настолько простой, что я забыл об одном важном моменте: составление, подписание, заверение и отправка документа — зафиксированный юридический акт.

Я вышел из здания под палящие лучи солнца и направился на грузовой склад. Оборудование, упакованное в трех деревянных ящиках, уже дожидалось меня. Сразу встала проблема, как все это перевезти на мой остров. Груз можно было доставить по воздуху на побережье, а потом отправить по железной дороге в городок напротив острова и, наконец, довести морем. Но это меня абсолютно не устраивало, из-за возможных задержек и повреждений в пути. Кроме того, был риск вызвать сплетни и нежелательный интерес при погрузке таких больших ящиков.

Осторожно, пытаясь не вызвать подозрений, я обсудил проблему с чиновником по перевозке.

Выяснилось, что два раза в неделю из Витсандей на острова отправляется летающая лодка, на одной из них можно перевезти вещи, которые выгрузят прямо в море, у острова. Предполагалось, что владелец острова имеет и корабль. Я надеялся его купить, но сначала его нужно было найти и договориться о приемлемой цене. Оплатив транспортные услуги и подписав страховку, я выслушал заверения, что смогу получить свои ящики в любое время после четверга. Если, конечно, не изменится погода или старая летающая лодка не развалится прямо в воздухе.

Купив билет на самолет, вылетающий на следующий день, я зашел в отель Леннона выпить.

Июль — время туристов в Брисбейне. Солнце переходит из созвездия Козерога в созвездие Рака, кончается сезон дождей. В воздухе появляется свежесть, сулящая сухопутным акулам, содержателям баров, владельцам гостиниц и квартир немалые барыши.

Богатые туристы из Мельбурна и Сиднея едут на север. Еженедельные издания рассылают шпионов за сенсациями. Фотографы берут напрокат манекены и целыми днями торчат на улице. В это время трудно снять комнату, хотя за деньги, за большие деньги, можно получить все. Острова переполняются туристами. В газетах появляются цветные картинки и специальные вкладки с изображением тихоокеанской Ривьеры.

Практичные бизнесмены в тропических костюмах с изысканными манерами медленно пьют в баре у Леннона, сорят деньгами за удовольствие находиться среди песчаных пляжей, где вас дурачат на каждом шагу.

Они относились ко мне по-дружески как к любому другому южанину, но все равно я был для них чужаком.

Взяв кружку пива, я вышел в комнату для отдыха и стал наблюдать за причалом: здесь и там сновали толпы туристов, демонстрируя купальные костюмы.

Они были свободны и благополучны, но ни у кого из них не было своего собственного острова. Никто из них не мечтал найти сундуки с золотом среди коралловых рифов. Но за их плечами не сидели чертики-искусители, толкавшие на пустынные морские дороги, ведущие к безлюдному берегу под холодным лунным светом. Ничто не принуждало их опускаться глубоко под воду, чтобы составить компанию цветным чудовищам в морских лесах. Я завидовал. Зависть — самый опасный порок, не считая чувства жалости.

Допив пиво, я собрался уходить и тут заметил ее. Официант в шелковой рубашке с красным поясом усаживал даму за столик под пальмами с таким обхождением, которое приберегается для знакомых и самых почетных гостей. Он был молод, а она красива и слишком осторожна, чтобы показать другим, что ее красота покрылась трещинами морщинок.

Отодвигая стул, он нагнулся к ней слишком низко. Она улыбнулась через плечо и заученным жестом сделала заказ. Когда она подняла руку, я услышал бренчание браслета и заметил тусклый золотой блеск моей испанской монеты.

Это была подружка Мэнни Маникса — модель с проницательным взглядом и вялыми губами. Она видела, как я проиграл деньги, напился до чертиков и меня вышибли на улицу. Мое сердце сжалось в комок: если она здесь, значит, где-то поблизости и Мэнни Маникс — стервятник, стерегущий свою добычу. «Она одна, — успокаивал я себя, — она больше не принадлежала Мэнни. С ней рассчитались, как это делали с другими, и она отправилась на золотое побережье, чтобы вложить свой капитал в нового мужчину с многообещающим счетом в банке».

Официант принес бокал, она сразу расплатилась. Хороший знак. Девушки ее типа предпочитают, чтобы за них платили другие. Опять вспыхнули монеты, когда она подняла бокал и изящно, как отлично вышколенная аристократка поднесла его к губам.

Мне вдруг пришла в голову глупая идея, которая как лекарство восстановила мою уверенность и подняла настроение. Погасив сигарету, я направился в тихий уголок под пальмами. Она заметила меня, но и глазом не моргнула.

Скорчив печальную улыбку, я спросил:

— Вы меня не помните?

— Помню.

Ее голос изменился так же мало, как лицо. По-прежнему мрачный, бесцветный, неприятный.

— Можно присесть?

— Пожалуйста.

— Спасибо! — я сел.

Она допила и пододвинула мне бокал. Это было явным вызовом.

— Если хочешь, может заказать мне еще один.

— Намекаешь, что я на мели?

— Ерунда, Мэнни сказал, что у тебя есть деньги.

Снова холодные маленькие кольца сжали мое сердце, но я выдавил улыбку и безразлично ответил:

— Не сомневайся.

— Ты ему очень не понравился, командир.

— Взаимно.

Она выпустила мне в лицо дым и лаконично закончила:

— Итак, нас трое.

— Что ты имеешь в виду?

— Он тоже мне не нравится.

— Я думал он с тобой.

— Нет. У него другие интересы: на этот раз брюнетка.

Выразив свои соболезнования, уже хотел сказать, что того, кто обращается подобным образом с женщинами вряд ли можно назвать мужчиной, как она обрезала мою обличительную речь неприличным жестом.

— Хватит, командир. Я тебе не нравлюсь, ты мне тоже, обойдемся без красивых фраз. Знаешь, что Мэнни подарил мне твою монету?

Она вытянула руку, монета вызывающе звякнула у меня под носом.

— Да. Он говорил, что отдаст ее тебе.

Впервые за все время она улыбнулась, облизала губы маленьким острым язычком. Ее глаза зажглись злобным удивлением.

— Хочешь ее вернуть?

— Да.

— Сколько дашь?

— Тридцать фунтов. Столько мне заплатил Мэнни.

— Добавь двадцатку, командир, и можешь забирать ее со всем остальным дерьмом.

Я достал бумажник отсчитал десять пятифунтовых банкнот, молча положил на стол. Щелкнув замком, она сняла браслет и бросила его мне, взяла деньга и запихнула в сумочку.

— Спасибо, — сказала она бесцветным голосом. — А то у меня осталась всего пятерка. Теперь можешь поставить выпивку.

Вынув бумажку в десять шиллингов и аккуратно положив ее под пепельницу, я встал:

— Извини, я уезжаю. Тебе лучше заняться туристами. Они отдыхают, а я работаю.

Это прозвучало очень дешево. Да, так оно и было. Сам Мэнни Маникс вряд ли мог придумать что-нибудь более оскорбительное. Надо было извиниться за бестактность.

— Прости, мне не нужно было этого говорить.

Она пожала плечами, достала пудру.

— Я привыкла. Минутку, командир…

— Да?

— Ты переплатил за браслет. Хочу сказать тебе одну вещь, чтобы быть квитой.

— Слушаю…

— Мэнни говорил, что у тебя есть что-то, что ему очень нужно.

— Вот так он и живет — в желании захапать чужое добро.

— На этот раз он поклялся, что оно будет его.

— Сначала пусть найдет меня, а это займет очень много времени. А когда найдет… — Я повернулся, чтобы уйти, но она заставила меня окаменеть.

— Когда это случится, командир, он убьет тебя.

Глава 5

На высоте трехсот метров самолет выровнялся. Справа, через иллюминатор, я увидел его тень на зеленом ковре сельских полей, похожую на большую птицу.

На востоке было море, рифы и острова цвета нефрита. На западе далеко за горизонт уходили коричневые, будто поджаренные пастбища. Под нами — прибрежная полоса с буйной растительностью, болота, где собирались ибисы и устраивали удивительные птичьи танцы на грязном низком берегу.

Здесь находились поля с сахарным тростником, ананасовые плантации, рощи папайи и манговых деревьев, сочные пастбища для молочных коров. Здесь работали высокие, немногословные люди севера — резчики тростника, скотники и пастухи с ленивой походкой выросших в седле мужчин. Печальные, потерянные потомки старой расы перемежались новой, разбавленной кровью китайцев, японцев и жителей островов Гильберта и Спайса.

Здесь дома на сваях. После жаркого душного дня их охлаждает ветерок. Пышные цветы обвивают столбы веранд и оцинкованные крыши.

Я, Ренн Ландигэн, летящий между голубым раем и зеленой землей, испытываю странное спокойствие, как будто у меня обрезали пуповину и я появился на свет в новом, свободном мире. Здесь нет опасности, боли утрат, желаний и не обременяют воспоминания.

Бауэн — маленький прибрежный городок, где неистовая растительность быстро излечивает шрамы циклонов и неожиданных штормов. От Бауэна я должен был повернуть назад, на юг, и проехать восемьдесят километров. С первого взгляда это казалось настоящей глупостью. Можно было прилететь прямо на место, а не трястись утомительные три часа по старой железной дороге. Но это меня абсолютно не устраивало.

Мой городок был меньше Бауэна, и любой незнакомец с самолета — турист или бизнесмен становились предметом вежливого, но живого интереса. Каждый шаг такого человека обсуждался мужской половиной в баре, а женской перед витриной магазина.

Если вы сошли с поезда пыльный, помятый и раздраженный, вас примут таким, каким вы хотите казаться — инспектором, комиссионером, рыбаком или клерком с сахарного завода. Если к тому же вы мало говорите, не швыряетесь деньгами и немного разбираетесь в местных условиях, они оставят вас в покое, потому что жара не располагает к долгой памяти.

К сожалению, мое знание местного колорита оставляло желать лучшего, но я надеялся, что все пробелы восполнит Джони.

Джони Акимото был сыном японского ныряльщика и женщины с островов Гильберта. Кровь матери оказалась сильнее, если бы не смуглый цвет лица, чуть выпирающие скулы и слегка раскосые глаза, он бы сошел за чистокровного островитянина. С тех пор как стали спаивать местных жителей, чтобы, обманным путем заставить их работать на уборке сахарного тростника, такое смешение рас можно обнаружить по всему побережью Квинсленда.

Джони был ныряльщиком, плавал с искателями жемчуга, доставая раковины. Наступила война, пропала работа, Джони подрабатывал где мог. Он был экономом у американца, официантом в туристическом кемпинге, помощником механика на траулере, водителем грузовика у местного подрядчика. Его знала и любила вся округа.

Когда во время циклона нашу лодку выбросило на берег, Джони заштопал паруса, починил обшивку, покрасил корпус и прочитал нам с Джанет несколько умных лекций о погоде на море в сезон дождей.

Именно он помог мне проследить курс галеонов из Акапулько. Когда у меня зародилась дикая мечта о «Доне Люсии», он одобрительно кивнул и сказал, что в один прекрасный день мы вместе опустимся под воду у острова в виде полумесяца. Умный спокойный парень Джони Акимото. Добрый, преданный товарищ. Одинокий, потерянный человек среди дружелюбных жителей побережья.

Думая о Джони после взлета самолета, я задремал, и мне приснился Мэнни Маникс с девицей, продающей мне монету. Сон нарушила стюардесса, попросив пристегнуть привязные ремни. Самолет делал резкий вираж над голубой полоской воды. Я закрыл глаза, а когда снова открыл их, то увидел раздутый ветровой конус и теснящиеся крыши. Мы приземлились.

Мы долго парились в пыльном зале ожидания, пока разгружали наш багаж. Наступил жаркий полдень, морской ветерок появится только через час. Я разговорился с коротконогим и толстым человеком в костюме из альпаки. Он рассказал, что когда-то был директором банка, а теперь едет к жене и дочери на роскошный остров, недалеко от Бауэна. Он выложил кучу денег, но ему не нравится это предприятие. От жары у него высыпают прыщи, а от холода начинается бронхит. Я слушал не очень внимательно, разомлев от жары.

— Мистер Ренн Ландигэн? — Рядом со мной оказался служащий аэропорта.

— Да.

— Вам телеграмма. Пришла за минуту до посадки самолета.

Он передал светло-желтый конверт с красной каймой и надписью: «Срочно». Разрезав конверт, я развернул записку. Адрес отправителя — Брисбейн. Время отправки — половина первого. Телеграмма была короткой и дружеской, как рукопожатие.

«Удачной рыбалки командир Точка До встречи Точка и подпись — Мэнни Маникс».

Толстый директор банка с любопытством смотрел на меня, он хотел продолжить разговор, но я отвернулся, оставив его с открытым ртом. Неожиданно мне стало так пусто и одиноко, будто я только что потерял Джанет. Захотелось поговорить с Джони Акимото.

Путешествие на поезде — медленная пытка. Я взмок, покрылся пылью, меня измучили мухи и чуть не довели до помешательства два маленьких мальчика, которые без конца ныли, выпрашивая леденцы и газированную воду. Все попытки их матери добиться мира и тишины оказались тщетными.

Мы останавливались у каждого разъезда, кондуктор обменивался новостями со стрелочниками. Простояли на обгонном пути три четверти часа, пропуская направляющийся на север поезд. Зеленая сельская местность, которая с самолета казалась такой желанной и красивой, находилась в объятиях нищеты. Это соответствовало моему настроению. Мирные северяне были серой болтливой массой, их дети — чудовищами, транспорт — примитивным ужасом, приветствие — бесцеремонным вторжением в уединение. Они всучивали газеты, навязывали фрукты и лимонад. От всего этого становилось тошно. К тому времени, когда мы приехали, меня записали в грубияны и хамы. Вспоминая прошлое, я абсолютно с ними согласен.

Телеграмма Мэнни потрясла меня до глубины души. Первая слепая вспышка ярости уступила место страху. Его обещание убить меня было просто хвастовством перед красивой женщиной, но страх остался — страх потерять то, чем я еще не владел. Мэнни обладал сильной властью — властью денег, с помощью которых он мог подкупить человека в одном месте и получить информацию в другом, планировать свою игру, наводить справки, нейтрализовать мои действия хитрыми, быстрыми и эффективными ходами.

Я вспомнил о трех ящиках с оборудованием в аэропорту Брисбейна: он мог сделать так, чтобы они отправились в противоположную сторону.

Мэнни мог купить чартерный рейс и подождать меня в гостинице.

Но он не купил, я был единственным постояльцем и мог заказать лучшую комнату с железной кроватью, большой противомоскитной сеткой, треснутым кувшином и тазиком для мытья. Можно свободно пользоваться единственной ванной, прогуливаться до уборной во дворе, пить в одиночестве в комнате для коммивояжеров, завтракать в пустом ресторане, принять приглашение страдающего одышкой хозяина или присоединиться к работягам и рыбакам в баре, слушая их похабные анекдоты. Но я ничего не хотел, мне был нужен душ, выпивка и встреча с Джони Акимото.

Мы встретились на том же месте, где увиделись в первый раз, в маленькой обитой горбылем лачуге, перед которой растирались песчаные дюны.

Джони сидел на пустом ящике и привязывал на леску крючки. В курчавых волосах красовался цветок мальвы, единственную одежду составляли джинсовые шорты. Услышав шаги, он поднял голову. Его лицо расплылось в сверкающей улыбке, выражавшей радость и удивление. Он встал, протянул руку.

— Ренбосс!

— Точно, Джони, Ренбосс.

Старая кличка их прошлого. Я чуть было не расплакался. Джони пожал мою руку, похлопал по плечу и усадил на другой пустой ящик, который вытащил из темноты в небольшой круг света.

— Как вы здесь оказались, Ренбосс? Надолго в наши края? Как дела, здоровье? Выглядите усталым, это дорога, правда?

Вопросы падали как снег на голову. Джони задавал их на том аккуратном английском, который выучил у миссионеров. Он постоянно заглядывал мне в лицо, пытаясь как заботливая мать узнать всю правду о своем мальчике.

— Я приехал, Джони, чтобы повидать тебя.

— Меня? Очень хорошо Ренбосс! Я часто вспоминал вас… и миссис.

— Миссис умерла.

— Когда? — Его спокойные глаза были полны жалости.

— Давным-давно.

— И у вас нет другой женщины?

— Нет.

— Вы вернулись, чтобы увидеть Джони Акимото. Это хорошо, Ренбосс. У меня есть лодка, хорошая лодка. Пойдем посмотрим? Будете ловить рыбу? Сплаваем на остров Серзли или на Морсби?

— Сплаваем Джони, конечно… Только не туда, а на мой остров…

— Ваш остров?! — Он на секунду задумался и радостно улыбнулся. — Да, помню. Остров с сокровищами, верно? Говорите, он ваш?

— Я снял его в аренду. Мы будем искать «Донну Люсию». Ты поедешь вместе со мной?

Джони замолчал, изучая линии и складки на ладонях. Потом выудил из кармана две сигареты и протянул одну мне. Мы прикурили, сделали несколько затяжек, прислушиваясь к плеску волн и шуму пронизывающего ветра.

Джони тихо сказал:

— Для этого, Ренбосс, вы должны достать лодку.

— У меня есть деньги, я могу ее купить.

— Вам нужен водолаз и оборудование.

— Мы сами будем нырять, Джони.

— А вы когда-нибудь пробовали, Ренбосс?

— Немного, одно-два погружения…

— Тогда вам надо многому научиться, прежде чем вы станете настоящим водолазом.

— Научи меня, Джони. К тому же у меня есть программа. Ее написал тот, кто делает акваланги. Он сказал, что я могу потренироваться и работать на глубине тридцати пяти метров.

— Тридцать пять метров! — Джони был удивлен. — Слишком глубоко, Ренбосс… Слишком глубоко для ныряльщика.

— Это можно сделать, Джони.

Джони покачал головой:

— Что-то новенькое. Мне это не нравится.

— Ты поедешь со мной? Поможешь купить лодку, припасы и…

— Обойдемся без лодки, — тихо сказал Джони. — Возьми мою. Это довольно старенький люгер, но я его подлатал, и он готов плыть куда угодно. Двигатель новый, делает восемь — десять узлов.

— Хорошо, тогда я арендую лодку. Будешь получать зарплату. Мы поедем на остров и будем работать вместе. Так?

Джони сдержанно кивнул.

— Так, Ренбосс. Попробуйте купить лодку на побережье, вам продадут плохую по умеренной цене, а за хорошую запросят бешеные деньги. Это острова, Ренбосс. Если человек не следит за своей лодкой, ее сжирают торедо, тогда он пытается продать ее тому, кто ничего о них не знает… Ясно?

Я слышал о торедо — маленьких моллюсках, обитающих в южных широтах и пожирающих деревянные переборки лодок, так же как белые муравьи превращают перекрытия домов в труху. Выход один: обить днище по ватерлинии медной обшивкой или покрасить его бронзовой краской. Тогда у лодки появится покрытие, которое будет противостоять торедо. Лодочники на побережье Квинсленда — те же торговцы лошадьми из Керри, среди них найдется не один потомок из легендарной семьи пройдох.

Кроме того, у Джони был люгер — тихоходное, неуклюжее судно, которое во многом зависело от погоды. Тем не менее он годился для плавания в открытом море, был надежен как швейцарский банк и довольно удобен. Если мы поднимем сундуки с «Донны Люсии», наша находка будет считаться кладом — то есть собственностью Короны и мое вознаграждение будет целиком зависеть от ее милости. Но люгер Джони, его знания островов, помогут нам сняться с якоря и отправиться на север, пока мы не найдем какого-нибудь перекупщика-китайца или другого торговца. В Китайском проливе и на Селебских островах это самый популярный вид деятельности, а за золото вы можете назначать любую цену в любой валюте. Я не стал рассказывать Джони о своей идее, он мог не одобрить ее. Кроме того, впереди у нас было много времени.

Джони молча курил, взвешивая очередной вопрос. Его лицо было в тени, глаза внимательно наблюдали за мной.

— Вы чего-то боитесь, Ренбосс?

— Да, но это длинная история.

— Если мы будем работать вместе, я хочу ее знать.

Я рассказал ему о Мэнни Маниксе и девушке из отеля Леннона, о телеграмме, о всесильной власти денег Мэнни.

Джони пускал кольца дыма, наблюдая, как их подхватывает ветер.

— Нам нужно поскорее уехать, — подытожил я свой рассказ.

— Сначала необходимо запастись продуктами.

— Когда ты сможешь это сделать?

— Завтра. Еда и аптечка. В воде может произойти любая случайность.

— Сегодня вечером составлю список. В городе есть аптекарь?

— Есть, — кивнул Джони. — Вы займетесь лекарствами, я — продовольствием. Иначе люди начнут задавать вопросы.

— Когда мы сможем отплыть?

— Послезавтра, на рассвете.

— А раньше?

— Нет, — твердо сказал Джони. — Ничего хорошего из спешки не выйдет. Нужно подготовить лодку, забрать снаряжение. Проплыть по судоходному проходу к острову можно только днем. Глупо рисковать лодкой просто так.

— А что, если Мэнни появится здесь завтра?

— Что ему здесь делать?

— Все очень просто, Джони. Единственное, чего не знает Мэнни, это пункт назначения. Он слышал об острове, но не знает, где он находится.

— Перестаньте обманывать себя, Ренбосс, — серьезно сказал Джони. — Хватит питать иллюзии. Вы купили остров, верно? Точно так же, как я эту лачугу и кусок земли.

— Я арендовал его.

— Одно и то же. Вы заполнили бумаги и зарегистрировали их в Брисбейне. Любой, кто заплатит два фунта шесть шиллингов, может узнать точный адрес. Ясно?

Это было так очевидно, просто, окончательно и бесповоротно. Я же историк, могу проследить угасание империй, падение героев, но совершенно не способен учесть элементарные буквы закона.

Мэнни мог ждать сложа руки, а потом приехать и убить. И все за два фунта шесть шиллингов.

Я расхохотался и истерично хохотал до тех пор, пока по моему лицу не покатились слезы. Птицы в кустах за домом стали испуганно чирикать. Джони Акимото наблюдал за мной с тихим беспокойством. Смех перешел в кашель, и я попросил еще одну сигарету. Он достал, чиркнул спичкой.

— Теперь лучше, Ренбосс?

— Все в порядке, Джони.

— Отлично. Завтра куплю продовольствие, за вами — аптечка. Встретимся в три у меня, погрузимся и все подготовим к отплытию. Переночуем и с первыми лучами солнца поднимем якорь.

Я достал бумажник, отсчитал пятьдесят фунтов.

— Достаточно?

— Более чем, Ренбосс.

— Остальные деньги в банке. Рассчитаемся завтра или позже, когда тебе будет удобно.

— Когда закончим, Ренбосс. — Джони улыбнулся редкой ослепительной улыбкой, похлопал меня по плечу.

— А если у нас ничего не получится?

— Тогда отправимся на север, на острова Серзди, в Новую Гвинею. Может быть, найдем какое-нибудь дело? Возвращайтесь в гостиницу, Ренбосс, спать. Утро вечера мудренее.

— Спокойной ночи, Джони.

— Спокойной ночи, Ренбосс.

Я вернулся в отель. Надо мной сияло звездное небо. Заглянул в бар и выпил с работягами. Не помню, как оказался в постели. Абсолютная пустота. Палящие лучи солнца разбудили меня в десять утра.

Глава 6

Я с трудом вылез из-под одеяла, проковылял в ванную, чтобы согнать сон и смыть запах пота и виски. Медленно оделся, отбросил мысль о позднем завтраке, упаковал вещи и заплатил по счету. Бесплатной выпивке за счет гостиницы предпочел чай. Оставил сумку у бармена до вечера и спустился к низкому деревянному зданию — единственному банку в городе.

Управляющий — высокий, румяный мужчина в свежей льняной рубашке и накрахмаленных шортах, обрадовался мне как миллионеру, когда я достал кредитное письмо и пригласил в контору выпить чашечку кофе. Я попросил положить мое письмо в сейф и, если через три месяца я не вернусь, выплатить всю сумму Джони Акимото. Его энтузиазм значительно охладел, он бросил на меня косой взгляд и, достав регистрационный журнал, начал задавать вопросы:

— На это есть какая-нибудь причина, мистер Ландигэн?

— В данный момент не могу указать ни одной, но лучше быть готовым к любым неожиданностям, правда?

— Так-то оно так, но какие неожиданности, мистер Ландигэн?

— Разве не бывает несчастных случаев?

— Бывают, но… он понял, что переходит все границы, осекся и выдавил искусственную профессиональную улыбку. — Конечно, банк выполнит все, что вы пожелаете. Только подпишите бумаги. Вот и все.

Чтобы не вызвать кривотолков, я решил рассказать ему полуправду.

— Я арендовал островок на побережье для изучения подводной жизни на глубине пятнадцати — тридцати метров. Я натуралист и работаю с аквалангом, это связано с определенным риском. Джони Акимото дал мне напрокат лодку. Буду платить ему каждую неделю. Если со мной что-нибудь случится, хочу, чтобы он имел что-то помимо зарплаты.

Управляющий облегченно вздохнул. Он не понимал причуды, и я не был тем лунатиком, за которого он меня принял вначале.

Подали чай. Завязался разговор. Некоторое время я вежливо поддерживал его, потому что хотел задать один вопрос.

— Между прочим, что вы знаете о морских правах?

— Морских правах?.. — Его брови поползли вверх.

— Да. Какие права имеет арендатор острова на окружающее водное пространство?

Он на секунду задумался, не часто слышишь такой вопрос.

— Насколько я знаю, по закону арендатор имеет право на мелководье. Другими словами — до окружающего остров рифа. Вас, конечно, могут привлечь за нарушение, но это дорогостоящее и муторное мероприятие. В любом случае вряд ли возникнет такая ситуация, правда?

— Совершенно верно, просто хотелось знать свои права.

— Не знаю, не могу с уверенностью сказать, но, — он пренебрежительно развел руками, — вдоль рифа много островов, еще больше воды. Ваш находится вдали от туристических маршрутов. Если вы дадите понять, что любите одиночество, не думаю, что вам станут надоедать.

Не рассказывать же ему о Мэнни Маниксе! Поэтому, сделав бессмысленное замечание о студентах, я оборвал разговор. Он дал подписать бумаги, мы пожали друг другу руки, и я снова оказался на улице. Чуть ниже, на другой стороне, находился магазинчик с золотой надписью на витрине, старомодным стеклянным кувшином за пыльными окнами.

К моему счастью, владельцем магазина оказался молодой парень, любивший поболтать. Это раздражало, но зато он не стал заниматься формальностями — рецептами, подписями врачей, когда я попросил лекарства. Купив йод, бинты, аспирин, небольшой скальпель и упаковав все в деревянную коробку, я хотел попрощаться, но пришлось выслушать несколько историй об укусах трупных мух, колючках морских ежей и ужасной каменной рыбе. Аптекарь сообщил, что вчера в городе был еще один натуралист — молодая красивая выпускница университета.

Наконец я вырвался, крепко сжимая маленькую деревянную коробку, и только тут понял, что до встречи с Джони Акимото у меня остается уйма времени.

Меня охватила неожиданная паника. Я стоял на пузырящемся горячей смолой тротуаре, среди покосившихся домов. Казалось, что буйная зелень, резкие краски экзотических цветов сжали меня в своих объятиях. Вспомнились слова Джони Акимото, предупреждения Нино Феррари об опасностях, подстерегающих неопытного аквалангиста. Мне стало совсем плохо. Я проклинал себя за то, что ввязался в авантюру, которая привела бы в трепет даже профессионалов.

Мысль о Мэнни Маниксе не давала покоя. Что он будет делать дальше, где мы встретимся и что произойдет, когда мы столкнемся лицом к лицу? Напротив я увидел почту.

Повинуясь какому-то импульсу, я пересек улицу и заказал междугородный разговор с Нино Феррари. Служащий посмотрел на меня так, будто я хотел поговорить с Эйфелевой башней, нацарапал на бумажке номерок и попросил подождать.

Я отстоял целый час. Наконец нас соединили. Голос Нино был еле слышен, казалось, он говорил через мокрую тряпку.

— Феррари у телефона. Кто его спрашивает?

— Нино, это я, Ренн Ландигэн.

— Что? Задержка оборудования?

— С ним все в порядке. Отправляют сегодня из Брисбейна.

— Тогда в чем дело?

— Я боюсь, Нино.

Мне показалось, он хихикнул.

— Чего, приятель?

— По-моему, я сошел с ума.

На этот раз он действительно рассмеялся. Его смех долетел до меня через тысячи миль в виде фантастических помех.

— Конечно, если ради этого тратишься на телефонный разговор. Могу тебе чем-нибудь помочь?

— Да, Нино. Меня ждут неприятности.

— Неприятности? В чем дело?

Телефонная будка в Квинсленде — не место для откровений.

— Помнишь, я рассказывал об одном человеке, который меня не любит.

— Ну да. Что-то случилось?

— Еще нет. Но ты не мог бы приехать помочь мне, если будет туго?

Наступила длинная пауза, я подумал что нас разъединили, но услышал отрывистый голос Нино.

— Помочь? Нырять с аквалангом?

— Возможно кое-что еще, не знаю. На всякий случай хочу подстраховаться.

Еще одна пауза. Нино думал. Он был чужим в этой стране, когда-то он воевал против нее. Если я втяну его в неприятность, он рискует получить отказ в гражданстве. Я просил больше, чем имел права просить, но был настолько напуган, что не подумал об этом.

— Хорошо, приятель, сообщи, если буду нужен. Прилечу первым самолетом. Ты заплатишь за билет?

— Заплачу… Спасибо, Нино!

Нино рассмеялся.

— Хорошо, если бы ты держался подальше от неприятностей и не дергал меня.

— Постараюсь, но не могу обещать. Подробности письмом. Пока, и еще раз спасибо.

Раздались короткие гудки, я повесил трубку. Зайдя на почту, купил авиаконверт и написал записку Нино Феррари.

Опустив письмо в ящик, почувствовал себя не таким одиноким и напуганным. Теперь нас трое. Трое мужчин, хорошая лодка и приветливый остров. Я взял коробку с лекарствами и пошел по дороге к дюнам, на встречу с Джони Акимото.

Лодка Джони покачивалась на сверкающих маслянистых волнах. Это было свежевыкрашенное двухмачтовое суденышко. Латунные детали, начищенные заботливыми руками Джони, сияли на солнце. Он аккуратно залатал старенькие паруса. Лодка-работяга с хорошим хозяином! Посередине находился трюм, в кормовой части — каюта. Джони надраил палубу и аккуратно уложил все вещи, чтобы они не болтались при качке.

Три раза мы возвращались на берег в маленькой шлюпке, пока не перевезли все запасы. Разложили все по местам и задраили люк. Джони занялся керосиновой плиткой на камбузе. Я сел на койку и начал разговор.

— Отличная лодка, Джони. Мне нравится.

Он усмехнулся через плечо.

— Хорошая лодка, как хорошая женщина. Будешь за ней следить — и у тебя никаких забот. Видишь название? «Вэхайн» на местном языке означает женщина. Другой у меня нет.

Я улыбнулся в ответ.

— Мы с тобой два сапога — пара.

Он кивнул, отвернулся к плите и продолжил.

— Бывает, одна женщина заменяет всех остальных, и когда ее нет, нет и других.

— Ты умный парень, Джони, — сказал я тихо.

Он пожал плечами.

— Мы потерянные люди, Ренбосс, но мы не дураки и не дети.

— У тебя когда-нибудь была женщина, Джони?

Он покачал головой.

— Откуда ей взяться в этой стране? Если я уеду, где найду такую жизнь, как здесь? Лучше пусть все остается на своих местах.

Мы замолчали. Джони подогрел банку тушенки, нарезал толстыми ломтями хлеб, намазал его маслом и положил в железную миску.

Когда все было готово, мы принялись за еду. Меня охватило то же чувство освобождения, которое я испытал в самолете. Этот человек был моим другом, братом по приключению. Маленький мир, ограниченный бортами лодки, был единственной реальностью. Все остальное — иллюзия и игра воображения.

Закончив еду, вымыли тарелки и поднялись на палубу. Сидя на крышке люка, наблюдали, как величественно опускается в море малиновый шар солнца, на фиолетовом небе зажглись звезды. Ветер переменился. «Вэхайн» медленно качалась, подчиняясь ритму волн.

— Хочу, чтобы вы поняли, Ренбосс.

— Что, Джони?

— Моя лодка, как жена, я понимаю ее, она меня. Пока мы здесь — я главный. На вашем острове — другое дело. Вы отдаете приказание, я выполняю.

— Ясно, Джони.

— Тогда нет вопросов.

— Одна мелочь.

— Какая?

— Перед тем как прийти к тебе, я позвонил другу в Сидней. Если будет необходимость, он присоединится к нам.

— Ваш приятель — что он за человек?

— Итальянец. Во время войны служил в ВМС водолазом.

— Вроде ничего. Он обещал приехать?

— Да.

— В такие моменты важно знать, что у тебя есть друзья. Спустимся, хочу вам кое-что показать.

Мы бросили сигареты в воду и вернулись в каюту. Джони Акимото открыл шкафчик под койкой, достал две винтовки армейского образца. Они были хорошо смазаны, я мягко передернул затвор.

Джони смотрел на меня, улыбаясь.

— Они у меня давно. Иногда стреляю кроликов и птиц, если что — встретим неприятность во всеоружии.

— Патроны?

Он опять улыбнулся.

— Две сотни. Запишите на свой счет. — Он убрал винтовки в шкафчик, закрыл дверь. — А теперь спать. Мы должны выйти с первыми лучами солнца.

Стянув одежду, я улегся и накрылся простыней. Засыпая, слышал, как Джони прошел на палубу, зажег огни, потом спустился вниз. Я спокойно уснул.

Нас встретило свежее утро и полнейший штиль. Я нырнул в воду освежиться, Джони взял винтовку против акул. Выкупавшись, я взобрался по якорной цепи на борт, и мы поменялись ролями.

После купания завели дизель, подняли якорь и взяли курс к проливу Витсандей и ярким островам, где отдыхают туристы.

Джони выпрямился у руля: он гордился лодкой, собой, своей властью над ней. Мы завтракали на палубе, наблюдая, как за кормой растворяется золотисто-зеленый берег, а маленькие пятна впереди вырастают в изумрудные острова, с кружевом белой морской пены.

Три часа плавания с крейсерской скоростью. Джони предложил пообедать на одном из островов, прежде чем отправиться дальше. Он объяснил это вежливостью. Одно дело — туристы, которые приезжали, швырялись деньгами, развлекались и уезжали. Единственное, что оставалось от них — громкий смех днем и тихий шепот под пальмами ночью. Другое дело — свои! Выпить виски, обменяться новостями, помочь друг другу — починить генератор, исправить холодильник, передать письмо на соседний остров. Конечно, мы должны заниматься своим делом, но не можем не считаться с их заботами. Теперь мы одна семья.

Я говорил об осторожности, напоминал, что рано или поздно Мэнни Маникс как охотник бросится по нашим следам, но все мои доводы Джони Акимото не принимал в расчет.

— Это хорошие люди, — сказал он. — Если вы станете одним из них, они не оставят вас в беде и всегда придут к вам на помощь.

У меня не было другого выхода, пришлось согласиться. Что бы я делал без этого серьезного, сильного жителя островов, в жилах которого текла чужая кровь, но все равно близкого мне? Он стоял у штурвала подобно древнему богу. Его руки играли с колесом, шелковая кожа блестела на солнце.

На полпути Джони передал мне руль, поднялся наверх и, в ожидании ветра, стал насвистывать, как старые капитаны. Внизу мягко стучал дизельный двигатель. Лодка разрезала воду со скоростью восемь узлов, но Джони мечтал о ветре. Он хотел поднять парус и показать, как ведет себя лодка, когда свежий ветер надувает полотно и она ложится на бок. Я радовался штилю, вести корабль по такой погоде — дело нехитрое. Мягкое очарование солнца и океана, безмолвия мужчин, понимающих друг друга без лишних слов.

Мы подошли к коралловому острову в одиннадцать часов. В центре его стояло длинное низкое здание, среди пальм мелькали маленькие белые хижины. Пляж неожиданно кончался глубоководьем. Мы выключили двигатель, и «Вэхайн» заскользила по инерции к берегу.

На пляж высыпали полуголые туристы — загорелые дамы в ярких купальниках, бронзовые парни в обнимку с девицами. За ними служащие в легких ситцевых платьях или коротких шортах.

Некоторые отдыхающие подплыли к нам и пытались вскарабкаться по якорному канату, но Джони Акимото отказался пускать их на палубу. Лодка была его собственностью, и он не хотел, чтобы по ней разгуливали посторонние люди. Мы спустились в шлюпку, подгребли к берегу. Джони серьезно ответил на приветствия и представил меня как своего друга мистера Ландигэна. Он сообщил, что я приобрел островок по соседству, и мы заехали за припасами. Местные оказали нам теплый прием, но не стали задавать лишних вопросов, удовлетворившись объяснениями Джони.

Мой груз благополучно прибыл. Я облегченно вздохнул и с удовольствием пил пиво, закусывая тропическим салатом и наслаждаясь гостеприимством островитян.

Они рассмеялись, узнав, что я арендовал остров, но, услышав о судоходном канале и запасах воды, многозначительно покачали головами и пришли к заключению, что правительство ничего не знает или притворяется, что не знает. Они были искренне заинтересованы подводными исследованиями, наивно и трогательно гордясь страной чудес, которая их окружает. У каждого из них были небольшие коллекции — каури, причудливые кораллы, плоские ракушки, вещи, смытые с кораблей во время шторма, обломки кораблекрушений.

Я снова услышал о девушке-натуралисте, путешествовавшей между островами короткими перебежками на открытом ялике с плохим двигателем. Выразив сожаление, что не встретил ее, понадеялся в душе, что это никогда не случится.

Обед закончился, наша помощь была не нужна, оставалось погрузить ящики на борт «Вэхайн» и отправиться на северо-восток к моему острову.

Соблюдая церемонию расставания, я улыбался налево и направо, говоря провожавшим банальности… Наконец мы вышли в море. Свежий бриз радовал сердце Джони Акимото, раздутый кливер позволил увеличить скорость на два узла.

Джони осторожно подставил паруса ветру, мастерски направляя лодку галсом. Он стоял у руля, широко расставив сильные ноги и откинув голову, глаза и белозубая улыбка светились триумфом.

— Она красавица, правда, Ренбосс? — крикнул он.

— Да, Джони. Когда мы будем у острова?

— Через полтора, может быть, два часа.

— Отлично. Можно разгрузиться и разбить лагерь при дневном свете.

В три часа пополудни появился остров, постепенно превращаясь из серого пятна в изумрудную кляксу и приобретая четкие очертания. Несколько минут спустя проявились контуры скал, отдельные деревья, цветущие группы кустов — признак близкого источника. Перед внешним рифом пенились волны, а в лагуне тихо качалась бирюзовая гладь воды. Постепенно остров заполнил весь горизонт. У меня было состояние человека, вернувшегося с войны в родной дом.

— Ты знаешь, где канал? — спросил я Джона.

— Да! Хочешь пройти с включенным двигателем? Канал очень узкий, там быстрое течение.

— Я смогу… смогу, — его глаза были полны отваги.

И он смог. Казалось, каждая нитка на парусе подтверждала его мастерство. В десятке метров от рифа он развернулся, выровнял судно параллельно западному мысу и направил его через барьер. Лодка подпрыгнула на первом буруне, Джони рванулся через узкий проход. Я замер, ожидая услышать треск разрываемой о кораллы обшивки.

Минуту спустя все было позади, мы скользили по хрустальной поверхности навстречу белоснежному пляжу, неопределенности и Мэнни Маниксу, который был от нас за тысячи миль. Радость переполняла меня…

Мы бросили якорь, сняли парус и собирались переехать на берег, как вдруг моя радость мгновенно испарилась и я в холодной ярости выругался.

У высоких деревьев, на самом краю пляжа, была натянута маленькая палатка: чуть выше отметки прилива, стоял ялик с поднятым мотором.

Глава 7

— Спокойней, Ренбосс, не волнуйтесь. — Джони Акимото стоял рядом. Его тихое ворчание погасило мой гнев. — Это всего-навсего девушка. Помните, мы о ней слышали?

— Знаю! — крикнул я. — Маленькая чертова натуралистка с дурацкой коллекцией морских слизняков. Какого дьявола ее сюда занесло?! Разве она не знает, что это мой остров?

— Нет, Ренбосс, — тихо сказал Джони, — откуда ей знать?

— Очень скоро я поставлю ее в известность. Спускай шлюпку, через двадцать минут ее здесь не будет.

— Вы не сделаете этого, Ренбосс.

— Это еще почему?

— По крайней мере сегодня. Посмотрите! — Он повернулся и показал на рифы. — Видите? Начался прилив, в канале скорость достигает пяти-шести узлов. Как она сможет уехать на такой лодке? Даже если ей это удастся, она доберется до ближайшего острова только через три часа. К этому времени стемнеет и станет опасно.

У меня не осталось аргументов. Угрюмо разглядывая пляж, я удивился тому, что не вижу девушки. Она должна была уже нас заметить.

— Ренбосс?

— Да?

— Через одну-две минуты мы сойдем на берег, представимся и попросим ее как можно скорее уехать, но только вежливо.

— Почему?

— Потому, что она молода и немного напугана. Потому, что гораздо проще быть добрым, а то по всему побережью пойдет молва, что вы скандалист и не знаете обычаев рифа… А поскольку мы с вами джентльмены…

Его кроткие умные глаза умоляли, и я, проглотив гнев, натянуто улыбнулся:

— Хорошо, пусть будет по-твоему. Постараюсь быть вежливым с этим синим чулком. Но, не будь я Ренн Ландигэн, если не вышвырну ее завтра с острова.

Его лицо расплылось в одобрительной улыбке. Он похлопал меня по плечу и прошел на корму, готовясь погрузить первую партию снаряжения.

Мы уже почти подошли к острову, когда я вспомнил о том, что удивило меня:

— Забавно! Стоит палатка, лодка на месте, а где же девушка?

— Вероятно, на другой стороне, возится среди скал.

— Ну и глупо, начался прилив, ей оттуда не выбраться до утра.

— Может быть, она спит?

— Может быть.

Вытащив лодку, мы направились к палатке. Откидной полог был распахнут, растяжки ослабли. Небрежная работа, при первом дуновении ночного бриза палатка повиснет у нее на ушах.

— Эй! Есть кто-нибудь? — крикнул я.

В горах прокатилось эхо.

Сначала я подумал, что она умерла. Ее гладкие волосы рассыпались по лицу, цвета старой слоновой кости. Из-под расстегнутой хлопчатобумажной блузки виднелась маленькая круглая грудь. Одна рука бессильно лежала на песчаном полу, другая на животе. Распухла от колена до стопы. По лицу, шее, груди текли тонкие ручейки пота: тряпичная кукла, которую бросили в песочнице дети.

Я посмотрел на Джони Акимото. Он нагнулся, молча осмотрел распухшую ногу, согнул ее в лодыжке. Девушка дернулась от неожиданной боли, но не проснулась. Джони кивнул, показав на едва заметные уколы от пальцев до пятки. Семь штук. Он покачал головой и сказал только два слова: «Каменная рыба».

Каменная рыба — самое мерзкое создание на Земле! У нее коричневое тело в виде бесчисленных наростов, бородавок, покрытых отвратительной слизью. Зеленая полукруглая пасть открывается наверх. На спине тринадцать острых игл, у каждой из них свой мешочек с ядом. Один укол может убить или навсегда искалечить человека: противоядия нет. Местные аборигены во время обряда посвящения исполняют танец каменной рыбы, чтобы все знали, какая опасность поджидает в трещинах коралловых рифов.

— Она умрет, Джони? — спросил я.

— Не думаю, Ренбосс. Ей очень плохо, видимо, у нее лихорадка. Она заснула от боли и усталости. Если яд не пойдет дальше по ноге…

— Ее нужно отвезти к доктору.

Джони пожал плечами.

— Я видел, что они делают в таких случаях. Они знают об этом яде столько же, сколько мы с вами.

— Черт возьми, Джони, она не может здесь оставаться! Мы не сможем за ней ухаживать.

— А почему бы и нет? У нас есть аптечка, сульфамиды и другие лекарства. Мы знаем, что делать. Если мы повезем ее на побережье, потеряем два дня: один — туда, другой — обратно.

Мудрый, хитрый парень, он знал, как со мной обращаться:

— Хорошо, пусть будет по-твоему. Вернись на «Вэхайн», возьми аптечку и пару чистых простынь.

— Слушаюсь, Ренбосс, — ироническая улыбка коснулась его губ, он вышел.

Я уложил девушку поудобнее и огляделся. На маленьком столе стояли склянки с морскими образцами, бутыль ацетона и формалина, лежали скальпели, пинцеты, ножницы и хороший микроскоп. Рядом матерчатый стул, ведро, складная брезентовая ванна, рюкзак с одеждой, полотенцами и косметичкой. Все вещи говорили о том, что она — отличная студентка, знает и любит свою работу.

С другой стороны, она ходила босиком по воде — непростительная глупость, которая едва не стоила ей жизни и может поломать все мои планы.

Взяв ведро, я пошел к роднику, меня переполняло чувство разочарования. Налил свежей воды и вернулся назад, в это время Джони отплывал на нагруженной лодке к берегу. Мы помахали друг другу.

Мною овладело раздражение: как можно быть спокойным и рассудительным, когда мой остров был… Я увидел всю комичность своего положения — вот что может сделать жадность из такого упрямого человека, как я. Несостоявшийся владелец острова!

Налив воду в брезентовую ванну, я достал из рюкзака чистое полотенце, губку. Снял с девушки влажную одежду и обтер ее с головы до ног.

Холодная вода привела ее в чувство; застонав, она открыла глаза и посмотрела на меня пустым взглядом, что-то неразборчиво бормоча.

Болезнь не красит человека. Больное тело вызывает жалость, а не желание. Без сомнения, эта девушка была очень симпатичной, но постоянная боль и яд измучили ее. Обмякшая, почти без пульса, с последней искрой жизни, она походила на восковую куклу.

Я переодевал ее, когда появился Джони. Он одобрительно кивнул, разложил на столе аптечку, достал скальпель и аккуратно простерилизовал его в огне зажигалки. В его движениях была какая-то выверенная точность, и я подумал, кем бы мог стать этот спокойный, серьезный человек, чья смешанная кровь приговорила его к одиночеству среди белых братьев, если бы получил образование и шанс работать.

— Уложи ее, — приказал Джони, — и помоги мне.

Мы встали на колени, я сжал ее ногу, приподняв вверх. Джони сделал глубокий надрез там, где ее уколола рыба. Девушка застонала, дернулась, из распухшей раны хлынул поток гноя. Джони дренировал рану, обмыл, обсыпал сульфамидным порошком и забинтовал. Я открыл рот, когда он взял шприц и быстро ввел дозу пенициллина в ее руку.

— Где ты этому научился? — не смог я скрыть удивления.

— В армии, Ренбосс. Я служил санитаром в полевом госпитале в Саламау.

Он вынул иголку из шприца и осторожно положил ее на стол.

— Простерилизуем, когда согреется вода.

— Да, — смиренно согласился я.

Лекарства начали действовать, девушка приходила в себя. Я взял ее на руки, а Джони снял грязное белье, подложил соломенный тюфяк и постелил свежие простыни. Скоро она заснула, дыхание было глубоким и ровным. Мы вышли из палатки. Впереди — много работы.

Мы растянули нашу палатку в нескольких шагах от родника под прикрытием скал, где не было ветра, а раскидистые ветви старой зеленой писонии сохраняли прохладу. На случай дождя выкопали вокруг канаву для отвода воды. У самой скалы сложили из камней очаг. Развернули спальные мешки на раскладных рамах и спрятали от муравьев и пауков наши небогатые припасы.

Наполнили большой брезентовый мешок водой и подвесили его — капающая влага давала прохладу. Натянули непромокаемый брезент, сложили под него наши ящики, и тоже обкопали канавкой. Только дураки считают, что удобства лишняя роскошь. Секрет успешной работы — в хорошей организации и обустройстве лагеря.

Наконец-то мы были дома! Джони Акимото развел костер, я принес воды из родника, поставил кипятить. Мы закурили, присели отдохнуть. Сухое дерево тихо потрескивало, вокруг почерневшего котелка показались маленькие язычки пламени.

Наступил момент тишины и умиротворения. Очень хорошее время! Я повернулся к Джони Акимото.

— Может быть, теперь ты мне расскажешь?

— О чем, Ренбосс?

— О завтрашнем дне.

— О завтрашнем? — тихо переспросил Джони. — Завтра мы начнем работать.

— Девушка серьезно больна и будет прикована к постели несколько дней.

— Но у нее здоровый язык, она начнет задавать вопросы. Так поступают все женщины. Что мы ей скажем?

— Правду, Ренбосс. Вы учитесь плавать с аквалангом. Разве вы хотите заняться чем-то другим?

— Не думаю. Но я не просто учусь.

Джони кинул сигарету в костер.

— Вы умный человек, Ренбосс, и не станете темнить. Как только вы наденете маску и нырнете под воду, вы сразу почувствуете себя ребенком, делающим первые шаги. Вы потеряете веру в собственные силы, испугаетесь окружающих чудовищ. Вам придется учиться жить среди них и быть такими же, как они: уметь распознавать врагов, владеть своим телом, выполнять под водой самые элементарные движения. Будьте уверены — ни одна минута тренировок не будет потрачена впустую. Вам придется собрать свою волю, умение, когда мы начнем искать корабль с сокровищами.

Попробуй ему возразить. Я мог поступить по-своему, но это означало крушение моих надежд.

— Хорошо, Джони, буду учиться несколько дней, возможно, неделю. К тому времени она встанет с постели. Ей станет скучно, захочется поговорить, она заинтересуется нами. Не забывай, она — исследователь и не клюнет на ту приманку, которую мы подсовывали другим.

— Тогда, — просто ответил Джони, — я погружу ее вещи на «Вэхайн» и отвезу вместе с ее лодкой на побережье.

Я понял, что проиграл, но был слишком раздражен, чтобы признаться в этом.

— Она болеет, нам придется ее кормить и ухаживать за ней.

— Мы же будем есть, так что эта проблема отпадает. Что касается ухода, будем менять простыни и одежду утром и вечером. Лекарства она сможет принимать сама. Устроим ее поудобнее и оставим до обеда.

В котелке закипела вода, я привстал, чтобы бросить заварки, но Джони Акимото положил мне на плечо руку и усадил на место. У него были спокойные глаза и твердый голос.

— Ренбосс, я хотел бы сказать еще одну вещь. Может быть, после этого вы прикажете забирать девушку и убираться с острова. Если нет, я останусь, и мы никогда не будем об этом говорить. Я знаю, чего вы хотите. Это хорошо, когда мужчина мечтает совершить поступок, который находится на пределе его возможностей. Но, может быть, и плохо. Когда я нырял за жемчугом, мы ненавидели и боялись некоторых хозяев. Они находили на глубоководье новые места, где собирали хороший жемчуг. Его было достаточно, чтобы заплатить нам, команде судна, погасить все расходы и иметь хорошую прибыль. Но им было мало. Снова и снова они посылали ребят под воду. Все глубже и глубже. У ловцов лопались барабанные перепонки, шла горлом кровь, они корчились в судорогах, становясь калеками. Это плохо, Ренбосс, когда человек так жаден, что ему на всех наплевать и у него ни к тому не остается ни капли жалости. Хотите, я могу уехать утром.

Закипевшая вода полилась через край, почерневшие угли шипели, но ни один из нас не сдвинулся с места. Мне стало стыдно, слова застряли в горле. Джони Акимото молчал. Добрый малый без сожаления ожидал моего приговора.

— Извини, Джони. Прошу тебя, останься!

Он пожал руку, его лицо расплылось в довольной улыбке.

— Конечно, Ренбосс. А теперь заварим чай. Девушка скоро проснется и ее нужно покормить.

Мы приготовили нехитрую еду и отнесли ее в палатку.

Девушку снова била лихорадка, лицо горело, одежда намокла от пота, она стонала и задыхалась. Температура подскочила, ее тело терзала боль. Она сильно дрожала.

Я снова обтер ее губкой и взял на руки. Джони протолкнул пару таблеток между выбивающих дробь зубов и дал запить. Потом мы уложили ее и занялись ужином. Солнце опускалось в море, выросли тени, первые порывы ночного ветерка, подняли небольшой вихрь песка и пыли.

— Ей хуже, чем я думал, — заметил Джони. — Если ночью лихорадка не кончится… — Он не закончил фразу.

— Одному из нас придется подежурить.

Он кивнул, и я заметил, что он обрадовался моим словам.

— Перенесем ее в нашу палатку, Ренбосс. Она будет спать на моей постели. Может быть, и вы заснете. Если ей кто-нибудь понадобится — вы под боком.

Я с любопытством посмотрел на него, не понимая, что у него на уме.

— А как же ты, Джони? Зачем тебе уходить?

— Нет, Ренбосс. Я переночую здесь.

— К чему ты клонишь?

Джони мягко улыбнулся.

— Представьте больную девушку. Она проснется, увидит склонившегося над ней аборигена и испугается.

Мы завернули девушку в простыню и отнесли в нашу палатку. Оставив Джони укладывать ее, я вернулся за аптечкой. На столе между двумя бутылками я заметил маленький кожаный бумажник. Раскрыл его: несколько банкнот, почтовые марки, кредитное письмо компании коммерческих банков. На нем стояло «Мисс Патриция Митчел». Теперь я знал ее имя и то, что она не замужем. Я свернул письмо и спрятал в бумажник. Остальное она расскажет сама, когда ей станет лучше.

У Джони были на этот счет сомнения. Я не хотел думать о том, что произойдет, если она умрет у нас на руках. Вопросы полицейских, суд, статьи в газетах, сплетни по всему побережью. Раскроется секрет «Донны Люсии» и золота короля Испании.

Я вышел из палатки. Золотой шар на краю неба скатывался в раскрашенное в охру и яркий фиолетовый цвет море. Блеснул последний луч, краски на воде потухли. Я повернулся и пошел к палатке.

Девушку била лихорадка. Джони, пожелав мне спокойной ночи, исчез.

Глава 8

Я разделся до шорт, вытянулся на кровати. Ни о каком сне не могло быть и речи. Мои нервы были натянуты как струны, мешал шум моря и щебет непоседливых птиц на дереве.

Я встал, зажег керосиновую лампу, вытащил из сумки рекомендации Нино Феррари и стал их изучать. Это были простые, сухие и точные указания — элементарные упражнения для аквалангиста. В них говорилось о взаимосвязи давления и глубины, о накоплении свободного азота в крови, о динамике движения под водой, изменении температуры и симптомах наркоза, а также о контроле за ушами.

Меня окружали призраки коралловых лесов, огромных рыб фантастических раскрасок и корабля, обросшего морскими водорослями, в трюмах которого под охраной старинных привидений лежали сундуки с золотом.

Послышалось клацанье зубов и стон: опять лихорадка. Я встал, поднял лампу и испугался до смерти. Ее губы посинели, под запавшими глазницами лежали большие тени, пустые глаза уставились на свет. Поставив лампу, я вытер ее лицо, шею и руки. Протолкнул в рот еще две таблетки, дал запить водой. Ее зубы выбивали чечетку, несколько капель воды пролилось на постель. Я поправил подушки и стал ждать.

Лихорадка прекратилась в три часа утра. Она неожиданно расслабилась, на коже выступил пот. Он обильно тек по щекам, шее, груди. Казалось, ей не хватает воздуха. Я пощупал пульс: слабый, но ровный. Поднес к ее губам стакан воды, она открыла глаза и пробормотала:

— Я вас не знаю.

— Скоро узнаете. Я — Ренни Ландигэн. Вы — Пэт Митчел. Я заглянул в ваш бумажник.

Она закрыла глаза и медленно покачала головой. Снова посмотрела на меня. Я видел, что она испугана.

— Я больна?

— Очень. Вы наступили на каменную рыбу. Ваше счастье, что остались в живых.

К ней медленно возвращалась память. Она попыталась приподняться, я не позволил:

— Лежите спокойно. У вас много времени. Не волнуйтесь — все будет в порядке.

Капризно, как ребенок, она протянула:

— Что это за палатка? Где я?

— На моем острове. Палатка моя.

— Вы меня перенесли?

— В палатку — да. На остров — нет, вы уже были здесь. За вами нужно было присмотреть, мы и положили вас сюда.

— Кто это мы?

— Джони Акимото и я. Он мой друг.

— А…

Неожиданно она поникла, закрыла глаза, и я подумал, что она заснула. Но через секунду она посмотрела на меня.

— Пожалуйста… дайте воды. Очень хочу пить.

Я приподнял ее голову, поднес к губам стакан. Она жадно выпила, на последнем глотке поперхнулась. Серьезно, как школьница, поблагодарила меня.

— Хорошо. Большое спасибо!

Я отвернулся, чтобы поставить стакан, когда снова посмотрел на нее, она спала.

Я вымотался, но не пал духом. Казалось, мы боролись вместе и победили. Упав на кровать, я мгновенно заснул.

Джони Акимото принес завтрак — только что пойманную и изжаренную на углях форель, густо намазанный маслом хлеб и чай, сдобренный сгущенным молоком. Когда он увидел, что девушка проснулась, на ее усталом лице — встревоженная, удивленная улыбка, он радостно рассмеялся. Я представил их друг другу.

— Пэт Митчел, это мой хороший приятель — Джони Акимото. Джони, это Пэт.

— Наверное, я должна вас поблагодарить. Я… я почти ничего не помню.

— Ну и испугали вы нас, мисс Пэт, — сказал Джони. — Я думал, вам конец. Заглянул и увидел, что вы спите. Тогда я решил, что, может быть, вам понравится на завтрак свежая рыба.

Он поставил миску у кровати и с тревогой наблюдал, как она привстала на одном локте и стала отщипывать кусочки.

— Нравится, мисс Пэт? Это была здоровенная форель, около двух килограммов.

Ее глаза блеснули, она улыбнулась и тихо ответила:

— Очень вкусно. Спасибо, Джони!

Мы позавтракали и немного поболтали. Рыба действительно оказалась очень вкусной. Через серое полотно палатки просвечивало солнце. Я увидел, как на лице Пэт появился румянец. Она сделала несколько глотков горячего чая, подняла голову и посмотрела на меня. Ее волновал один вопрос:

— Это была каменная рыба?

— Совершенно верно. Разве вы забыли?

— Почти ничего не помню. Я гуляла по рифу…

— Очень глупо гулять босиком.

Она моментально вспыхнула.

— За кого вы меня принимаете? Я была в сандалиях. В один попал камешек. Я сняла его, поскользнулась, упала в лужу. И, наверное, наступила на каменную рыбу.

Ее гнев вызвал у нас улыбку. Она покраснела и стала рассказывать дальше.

— Не помню, как добралась домой. Ужасная боль. Как будто парализовало все тело. Несколько раз я падала и боялась, что меня застигнет прибой. После этого… пустота. Сколько я была без сознания?

— Не знаем. Мы приехали только вчера вечером.

Неожиданно ей пришла в голову мысль. Она осторожно вытянулась, посмотрела на больную ногу.

— Это вы меня перевязали?

— Джони вскрыл нарыв. Придется вам некоторое время полежать.

— Нет… — И опять осторожная подготовка к вопросу. — На мне совсем другая одежда.

Я отвернулся, стал искать сигареты, вместо меня с еле заметной улыбкой ответил Джони Акимото.

— Вам было очень плохо, мисс Пэт. Ренбоссу пришлось сменить ее и вымыть вас.

Она покраснела как мак, гордо вздернула подбородок.

— Вы очень добры. Большое спасибо за заботу!

— Еще чайку, мисс Пэт? — с вежливостью джентльмена спросил Джони.

— Спасибо, Джони. У меня пересохло во рту.

Акимото взял кружку, отошел к костру. Она повернулась ко мне.

— Вы сказали, что это ваш остров.

— Совершенно верно.

— Извините, не знала. Я не хотела злоупотреблять вашим гостеприимством.

— Ничего страшного, — я нескладно запнулся. — Когда вы поправитесь, Джони отвезет вас на берег.

— Нет необходимости, у меня есть лодка. Не хочу доставлять вам неудобства.

Наступила неловкая пауза. Из-за своей вежливости я мог попасть в положение, которого тщательно избегал. Девушка была больна. Она разговаривала с таким смущением и достоинством, что я растерялся. Тем не менее факт оставался фактом — я хотел, чтобы она поскорее уехала.

В это время вернулся Джони и сделал предложение, которое дало мне передышку.

— Вы были больны, мисс Пэт. Вы и сейчас больны, хотя лихорадка прошла. Вы должны как можно больше отдыхать. Если хотите, мы перенесем вас на пляж. Сделаем навес от солнца, и вы сможете наблюдать за нашей работой.

Она обрадовалась.

— Отлично! Я могла бы отдохнуть, сделать несколько записей и посмотреть на вас. А что вы делаете?

— Ренбосс хочет научиться плавать с аквалангом. Я его учитель.

Она громко, радостно рассмеялась.

— Это не работа, а забава.

— Джони очень строгий наставник, и забава превращается в тяжелую ношу. Посмотрите и убедитесь.

Ее ни на минуту не усыпили мои авантюрные сказки. Она бросила на меня долгий пристальный взгляд и тихо сказала:

— Это ваш остров, мистер Ландигзи? Вы можете делать все, что хотите. Обещаю не совать свой нос в чужие дела и уехать как только почувствую себя лучше.

Джони Акимото закашлялся, пробормотал что-то о косточке в горле и выбежал из палатки. Патриция Митчел улыбнулась и устроилась поудобнее.

— Ренни Ландигэн? Ходячая легенда. Никогда не думала, что встречу вас.

— Черт возьми, о чем это вы?

— Естественно, вы не знаете. Вас уволили, правда? Нашли пьяным под окнами у декана в девять часов утра.

Я задохнулся. С ее лица сползла улыбка, она положила холодную маленькую ладошку на мою руку.

— Нехорошо смеяться после того, что вы для меня сделали.

Я тоже из Сиднея, читаю естествознание в университете. Мир тесен.

— Тесен, даже чересчур, если твое прошлое преследует тебя на острове посреди огромного океана, — во мне закипел гнев и выплеснулся наружу потоком грубости. — Итак, вы меня знаете, но я не хочу вас знать. Вы мне мешаете! Ваше счастье, что вы больны и я ничего не могу поделать. Пока вы здесь, мы будем заботиться о вас, кормить, ухаживать, доставлять как можно больше удобств. Но как только вы начнете ходить, вы сразу уедете. Если вы не можете справиться с лодкой, Джони доставит вас на берег. До тех пор прошу вас не вспоминать прошлое: его нет, оно умерло. Не спрашивайте о друзьях, у меня их нет. Оставьте меня в покое! Забудьте о нашей встрече, когда вернетесь домой.

Я повернулся и вышел из палатки. Мне показалось, что она заплакала, но я не обернулся. Она была моим прошлым. И я не хотел его вспоминать. Я забыл его! Конечно, это была иллюзия сумасшедшего. Но я, как дурак, надеялся начать жизнь сначала.

Джони Акимото повез меня на лодке к небольшому озеру с внутренней стороны рифа. Он легко греб, вокруг струилась маслянистая жидкость. Я обернулся и посмотрел на маленький тент на пляже, под которым лежала Пэт Мичтел. Джони оборудовал для нее маленький навес, отнес ее на место, устроил поудобнее, сделал перевязку и оставил под рукой таблетки и пакет c водой.

Джони! Всегда он… Джони олицетворял силу, я — слабость, он — тихую мудрость, я — безрассудство, крушение, бегство. Пока мы плыли, он был погружен в свои мысли, я не видел в его глазах ни единой капли жалости.

Мы поставили лодку у старого коралла, похожего на голову негра, с обнаженным черепом на короткой толстой шее. Сняв тапочки, я надел ласты Нино Феррари. Они не были похожи на общепринятую модель — с открытой пяткой и резинкой, а целиком закрывали стопу, застегиваясь на щиколотке. Водолаз мог разгуливать по дну, не опасаясь рыб и иголок морских ежей.

Снаряжение началось с широкого матерчатого пояса со свинцовым грузом и длинным ножом из закаленной стали в кожаных ножнах.

Два баллона на раме из легкого сплава удобно легли на спину, как рюкзак на плечи альпиниста. Они пристегивались на груди брезентовыми лямками с пряжками. Две трубки из гофрированной резины с матерчатым покрытием соединяли баллоны с отшлифованным металлическим диском регулятора — сердца механических легких. Другая трубка заканчивалась резиновым патрубком с выступающими кончиками, чтобы сжимать их в зубах.

Я установил регулятор, Джони поправил подкладку на спине, застегнул ремни. Наступила очередь за маской. Окунув ее в воду, чтобы она не запотела под водой, приложил к лицу, проверил, насколько плотно прилегает резина, и подтянул ремешок.

Джони Акимото наблюдал за мной с осторожным любопытством.

— Готовы, Ренбосс?

— Да.

— Прежде посмотрите под воду.

Нагнувшись, я взглянул вниз. Коралловые озера могут быть разного размера и глубины. Мое — несколько метров в длину и метров пятнадцать в ширину. Глубина не более четырех метров. Озеро представляло картину микромира с экзотичной и необузданной жизнью кораллового рифа.

Мягкие зеленые, красные и золотые водоросли тихо колыхались из стороны в сторону. Фиолетовые кораллы цвета лаванды — будто цветы в летнем саду. Красные и белые анемоны протянули свои щупальца, словно лепестки японской хризантемы. На скалистых стенах примитивные фрески разноцветных кораллов. Среди растительности пестрели стайки рыбок. На песке неподвижно лежала голубая морская звезда. Из пятнистой витой ракушки выглянул маленький краб.

— Готов, — сказал я Джони.

Он улыбнулся, кивнул. Еще раз проверив маску, кислород, я спрыгнул с кормы и камнем пошел на дно. Потом падение замедлилось и я повис в жидком воздухе.

Первое впечатление — паника.

Меня окружали монстры. Стекло и вода увеличивали изображение. Колыхающиеся водоросли казались первозданным лесом. Анемонии раскрыли свои зияющие пасти. Кораллы походили на деревья в древнем лесу. Стайки рыб — на армии пришельцев с другой планеты. Краб-отшельник казался огромной ужасной бесформенной массой. Я вдруг открыл рот и захлебнулся. Скинув маску, пулей выскочил наверх и увидел смеющееся лицо Джони Акимото.

Он подал руку, подтянул меня, я ухватился за борт, отплевываясь от воды.

— Что случилось, Ренбосс? — спросил он, сверкая широкой белозубой улыбкой.

— Что случилось, что случилось. Испугался! Под водой все совершенно другое.

— Первый раз всегда так, — кивнул он. — Попробуйте еще.

Я посмотрел вниз. Никаких чудовищ. Тот же мир редкой красоты.

— Спускайтесь, Ренбосс, и не волнуйтесь! Дыхание должно быть медленным и ровным. Сначала немного поплавайте, а потом опуститесь на дно. Хорошо осмотрите то, что вас напугало в первый раз.

Я кивнул, надел маску, взял в зубы мундштук и прыгнул вниз.

В течение долгой минуты я лежал не двигаясь, пытаясь сконцентрироваться на дыхании. Через несколько секунд вернулось чувство ритма, из баллонов свободно поступал воздух. От регулятора с пульсирующим свистом поднимались пузырьки воздуха. Их поток подчинялся ритму моего дыхания.

Взмахнув ластами, я увидел, что плыву. Вдруг я окаменел от ужаса: ко мне протянулись похожие на ствол лапы. Из тенистой впадины между водорослями показалась пасть. Большие глаза-блюдца изучали меня с тихим злорадством. На мгновение я замер. Мне захотелось выплюнуть мундштук и выскочить из воды, но я взял себя в руки. Лапы оказались окаменевшими кораллами. Глаза и рот принадлежали маленькой форели. Я протянул руку — она повернулась и вспыхнула ослепительным алым цветом.

Теперь я чувствовал себя более уверенно и обнаружил, что передвигаться под водой очень легко. Мимо меня удивительно быстро проплывали кораллы и водоросли. Я больше не замечал своего дыхания, чувствуя себя птицей, парящей между небом и землей. Мои руки — распахнутые крылья, вместо воды — воздух. Попробовал осторожно опуститься на дно, выдохнул и увидел струйку пузырьков. Неожиданно в ушах зазвенело, я сглотнул, как при посадке самолета, боль исчезла. Мои руки коснулись песчаного дна.

Несколько акробатических движений — и я встал на ноги. Я не чувствовал веса, тело было легким и свободным. Меня переполняла радость и любовь. Водоросли нежно касались моего лица. Осторожно, затем более уверенно, ощупал коралловые ветки, прикоснулся к анемонии пальцем. Она испуганно отдернула яркие щупальца. Вокруг меня плавали рыбки, при малейшем движении они шарахались в сторону.

Время летело незаметно в стране красоты и покоя. Неожиданно я почувствовал холод, покрылся мурашками, кожа на пальцах побелела и сморщилась. Пора наверх!

Вынырнув на поверхность, я залез в лодку. Джони сообщил, что я провел под водой двадцать пять минут.

Меня обжигали горячие лучи солнца. По телу стало разливаться тепло.

— На этот раз без проблем, правда, Ренбосс? — поинтересовался Джони.

— Да. Как только исчез страх, стало совсем просто.

— Первый раз всегда так, — заметил он. — Озеро небольшое, со всех сторон закрыто кораллами — не надо думать об опасности. Одно удовольствие! Но это, — он шагнул вперед и провел пальцем по моим ладоням, — первый звонок. Думаете, тело не работает? Это не так. Организм сжигает калории, чтобы вам было тепло. Если опуститься еще глубже, там значительно холоднее… Резкий перепад холода, будто ты перепрыгнул из лета в зиму. Именно поэтому человек не может долго находиться под водой. Это не страшно для такого ныряльщика, как я, ныряющего на несколько минут, пока есть запас воздуха. Вы — другое дело. Вы дышите, а холод медленно заполняет тело, и вы переохлаждаетесь, не подозревая об этом.

Я кивнул, вспомнив поучения Нино Феррари и его совет надевать шерстяной свитер.

— Поехали, — сказал Джони, — на сегодня достаточно. Попробуем еще раз днем. В свободное время вам нужно много есть и заниматься физическими упражнениями. Когда мы начнем работать, увидите, как быстро иссякнут ваши силы.

Мы отцепили лодку от коралла и оттолкнулись. Начался отлив. Через час лагуна превратится в полоску песка, появятся отвратительные мертвые рифы. В небольших лужах будет кипеть жизнь.

Джони взялся за весла. Мои глаза были прикованы к пляжу, где под брезентовым тентом лежала Пэт Митчел. Я думал о предстоящем разговоре. Что может соединить пропасть между нами? Я хотел, чтобы она уехала, но несколько дней нам придется быть вместе. Тропический остров — рай, но может стать адом, если люди не могут жить в гармонии.

— Мисс Пэт очень сожалеет, Ренбосс. Она хочет это сказать, но не знает как.

— Беда в том, что и я не знаю.

Джони мягко улыбнулся.

— Она хорошая девушка и сделает все, что обещала. Настанет время, и она уедет. Она повторила мне то, что сказала вам.

— Хорошо, Джони. Я поговорю с ней. Приготовь поесть и оставь нас одних. Попытаюсь что-нибудь придумать.

Он молча опустил весла и больше не проронил ни слова. Когда мы подъехали к берегу, между нами не было недомолвок.

Глава 9

Полуденное солнце прожигало брезентовый навес, мы перенесли Пэт Митчел к большой палатке в тень деревьев. Я оставил Джони устраивать ее, а сам пошел переодеться и приготовиться к разговору.

Когда я вернулся, она лежала обложенная подушками с косметичкой в руках. Только сейчас я увидел, что она удивительно красива. Ее щеки обветрились и разгорелись здоровым румянцем. Волосы, которые раньше висели, как пакля, были расчесаны и сверкали. Точеные скулы, маленький, гордо вздернутым подбородок, темные, застенчиво прищуренные глаза, поверх одеяла — спокойные руки.

Она была настоящей женщиной — маленькой, древней, золотой статуэткой. Я сел в ногах, достал сигарету и предложил ей, но она молча покачала головой. Закурив, выждал несколько минут, чтобы собраться с мыслями.

— Мисс Митчел… Пэт…

— Нет, мистер Ландигэн, позвольте мне!

Она наклонилась вперед, боясь забыть отрепетированные фразы и потерять их значение:

— Сегодня утром я вела себя безобразно. Ненужная жестокость. Не знаю, почему я это сказала. Хотя нет, знаю. Потому, что вы видели меня раздетой, вы не имели права… Да… Я очень сожалею и готова покинуть остров в любой момент, когда вы пожелаете. Я никому не скажу, что была здесь… Никому!

Она устало легла на подушки, испуганно глядя на меня в ожидании ответа. Я попытался улыбнуться, но у меня ничего не вышло. Улыбка — признак доверия.

— Мне тоже жаль, что все так случилось, — ответил я. Я впервые вернулся сюда… после отпуска с женой. Трудно объяснить, что я почувствовал. Я не мог допустить и мысли о том, что кто-то…

— Вторгается?

— Да, — совершенно верно — вторгается. Но это не ваша вина, а моя. Вы были больны, вы… Черт возьми, я был настоящим грубияном. Извините! Теперь давайте поговорим о чем-нибудь другом.

Она улыбнулась. Брешь недоверия была заделана. Она попросила сигарету, я дал ей прикурить. Разговор увел нас далеко от опасной темы.

Я рассказал, что о ней говорили на побережье, о молодом влюбленном аптекаре, о жителях островов, которые удивлялись тому, что она в одиночку плавает на маленькой лодке. Пэт рассмеялась.

— Удивлялись? Они подумали, что я сумасшедшая.

— Я с ними согласен, ваша лодка непригодна для глубоководья.

Она пожала плечами.

— Ничего страшного, если быть осторожной и следить за погодой. Мне почти всегда везло.

— Почти всегда?

Они кивнула.

— Хуже всего было здесь. Дул сильный ветер, на море волнение. Я не особенно испугалась — берег был близко, но я долго не могла найти проход.

— И что же вы сделали?

— Плавала вдоль рифа, пока его не нашла.

— Опасно.

— Да, очень. Но мне не оставалось ничего другого. Даже когда я попала в течение прилива — это напоминало объездку дикой лошади. Но я все равно справилась.

Маленькие крепкие руки лежали поверх одеяла. Слишком упрямый рот, улыбающиеся губы. Отважная девушка с чистым сердцем. Пэт становилась все более и более привлекательной. Это было опасно.

— Вы — натуралист. Странное занятие для женщины, как вы думаете?

Она гордо вздернула подбородок.

— Не вижу причин, почему. Я люблю свою работу, хорошо зарабатываю, у меня много свободного времени для разных вещей.

— Ну, да?

— Совершенно верно.

— Над чем вы работаете сейчас?

— Докторская диссертация. Экология Haliotis Asinina. Для вас, Ренн Ландигэн, это просто рыба-баран.

Она моментально поставила меня на место. Мне оставалось только удивляться ее оперативности. Наступила ее очередь задавать вопросы.

— Чем вы сейчас занимаетесь, Ренн?

— Учусь плавать с аквалангом.

— Ради удовольствия?

— Да. Вы что-то имеете против?

— Нет, это отличный отдых, но что вы будете делать дальше? Я имею в виду, чем зарабатывать на жизнь? Вы же не можете провести всю жизнь на этом острове.

Я ступил на тонкий лед: ее не сбить пустой болтовней. Пожав плечами, сделал горестное выражение.

— Я не могу больше преподавать. Ни один университет теперь не согласится принять меня на работу. Но я неплохой историк и вокруг полно материала, чтобы написать одну-две книги. Знаете, — я развел руками, — вы слышали о старинных кораблях, пиратах, поисках жемчуга? Все это никогда не было систематизировано.

Она вспыхнула, в глазах появился живой профессиональный интерес.

— Да, Ренни, это очень интересно! Ведь побережье Австралии называют варварским. Здесь полно материала — пираты, жестокость, романтика — все что хочешь. Если бы я была писателем, то не прошла бы мимо. Хочу вам кое-что показать.

Она щелкнула косметичкой, вынула маленькую коробочку и, достав из нее круглый предмет, положила его мне в руку. Я окаменел — это была точная копия той старой испанской монеты, которую мы нашли с Джанет. От моего лица отлила кровь, губы пересохли, мои мечты разлетелись как карточный домик. Монета с ладони смотрела на меня немигающим золотым взглядом. Я поднял голову и тихо спросил:

— Где вы ее нашли?

Объяснение Пэт оказалось простым и бесхитростным.

— Здесь, на острове. Я копалась во время отлива среди скал и увидела плоский, круглый предмет, похожий на коралл. Не знаю, почему я его подняла? Наверное, у него была не совсем обычная форма. Потом под налетом травы я увидела потускневший металл. Принесла его в палатку, очистила, и вот результат.

— Ясно.

— По-моему, вы не поняли, Ренн, — она была озадачена неожиданной переменой в моем поведении. — Вы не понимаете, что это значит. Это доказательство того, что древние испанские мореплаватели были в этих местах и потерпели кораблекрушение у островов. Вы историк и, конечно, понимаете значение этого события, правда?

Еще бы я не понимал! Вернувшись на побережье, она начнет хвастать монетой, пока ее не увидит какой-нибудь шустрый репортер и не напишет сенсационную статью. Вот тогда-то и грянет гром. Каждый бездельник-турист бросится на мой остров в поисках сокровищ. Пока…

Должно быть, я произнес последнее слово вслух, потому что Пэт Митчел взяла меня за руку и с нескрываемым любопытством спросила:

— Что пока, Ренн?

Я непроизвольно сжал монету, почувствовал, как края врезались в мою ладонь. Вспомнил слова Джони Акимото: «Она хорошая девушка и выполнит свое обещание». Если я доверяю Джони, я должен был доверять Пэт Митчел. Ее глаза были полны серьезного участия:

— Что-то не так, Ренн?

Я покачал головой.

— Нет, все в порядке. Хочу вам кое-что показать. Достав свою сумку, я вытащил браслет и дал его Пэт.

— Вот пара к вашей монете.

У нее расширились зрачки, задыхаясь от волнения, она сравнивала монеты:

— Это ваша, Ренн?

— Да.

— Где вы ее взяли?

— Нашел с женой здесь, среди рифов много лет назад. Скорее всего в том же месте, где и вы.

— И что — что это значит?

— Это означает, что корабль «Донна Люсия», шедший из Акапульто на Филиппины с золотым грузом, потерпел кораблекрушение у этого острова в 1732 году. Мы приехали сюда с Джони Акимото, чтобы найти клад.

Наступила длинная пауза. Между нами на простыне лежали две монеты. Мы смотрели не на них, а друг другу в глаза. Наконец Пэт Митчел очень спокойно начала.

— Спасибо, Ревя, за доверие. Вы оказали мне большую честь. Не бойтесь, когда я поправлюсь, я уеду как обещала. Оставляю вам в подарок свою монету. Никто никогда об этом не узнает.

Я молчал, чувствуя себя разбитым и усталым. Пэт участливо спросила:

— Это для вас так важно?

— Слишком!

— Корабль утонул двести лет назад, вы можете никогда его не найти.

— Знаю.

— И что тогда?

— Не хочу об этом думать.

— В один прекрасный день, — бросила она, — вам придется об этом подумать. Надеюсь, вы не слишком расстроитесь.

Она легла на подушки, закрыла глаза. Маленькая, усталая и очень желанная. Я погладил ее по щеке и вышел.

Джони Акимото колдовал над костром, подбрасывая хворост. Увидев меня, он выпрямился. В его спокойных глазах я прочитал массу вопросов.

— Она все знает, Джони.

Он удивленно посмотрел на меня.

— Что все?

— Зачем мы здесь, что ищем, что произошло с «Донной Люсией»?

— Вы ей рассказали?

— Пришлось, Джони. Посмотри, что она нашла среди рифов.

Он долго рассматривал монету Пэт, не проронив ни слова.

— Мне пришлось рассказать, понимаешь? Если бы я не сделал этого…

Он поднял голову. Его темное лицо светилось радостью.

— Понимаю, Ренбосс. Очень хорошо.

— Я правильно поступил?

— По-моему, правильно.

Теперь, когда между нами не было никаких тайн, стало значительно проще. Каждое утро мы относили Пэт на пляж, устраивали поудобнее под тентом. День ото дня ей становилось все лучше, опухоль на ноге спала. Скоро она сможет самостоятельно передвигаться. Но в настоящее время ей не оставалось ничего другого, как лежать под тентом на кровати, читать, дремать, писать заметки и наблюдать за качающейся на волнах лодкой.

Мы переместились на внешний край рифа — небольшой узкий шельф, но еще не приступили к поискам «Донны Люсии». Я продолжал тренировки, приспосабливаясь к новым условиям глубины и давления. Изучал искусство медленного всплытия, с отдыхом через каждые несколько метров. Сначала я держался за якорный канат, он служил своего рода указателем в этом фантастическом подводном мире. Во время первых контактов с неизвестностью и ужасом глубоководья я хватался за него, чтобы взять себя в руки.

У меня появились новые знакомые, которые со временем могли стать врагами: длинная испанская макрель с хищной, утыканной острыми зубами пастью; огромный жирный групер, большой мотианус с широкими стрелами шипов по бокам и, конечно, любопытная акула.

Первый раз я страшно испугался, но постепенно научился спокойно лежать в голубой толще воды. Рыбы холодно смотрели на меня и юркали в темноту, когда я выпускал пузырьки воздуха или как ребенок хлопал руками.

Джони, молчавший, пока я не обрел уверенность, теперь рассказывал о возможных опасностях.

— Под водой вас всегда подстерегает опасность. Не забывайте об этом, Ренбосс! Мы не знаем, о чем думает рыба, поэтому не можем угадать ее поведение. Собака — да, лошадь — да. Они живут среди нас тысячи лет, но рыба — загадка. В один прекрасный день вы встретите акулу, она подплывет, остановится, сделает круг… Возможно, исчезнет, но может броситься на вас, как разъяренный пес. Вы находитесь в мире рыб и должны уметь драться как рыба, плавать, изгибаться, увертываться, уметь их напугать.

— А если они не испугаются?

— У вас есть нож, попытайтесь ударить ее в живот. Другого выхода нет.

— Всегда одно и то же правило — подавляйте страх разумом, отвагой и здравым смыслом. У аквалангиста под водой нет другого оружия.

Иногда Джони сам спускался со мной. Он надевал маску, шорты и пояс с длинным ножом в кожаных ножнах. Я ложился на живот и наблюдал за ним: видел, как он изгибался, уходя под воду, и через несколько секунд оказывался на глубине шестнадцати — восемнадцати метров. Давление сжимало его живот, грудную клетку, казалось, она вот-вот лопнет, но он плыл, улыбаясь из-под очков.

Я гордился своим новоприобретенным искусством, но Джони был старше и опытнее. У меня за спиной висели баллоны, позволявшие целый час, даже дольше, чувствовать себя довольно удобно. А у Джони было лишь два легких, сила, умение и спокойная отвага. После окончания занятий мы возвращались на пляж и подводили итоги. Когда удлинялись тени, мы садились у костра ужинать. Пэт Митчел лежала на матраце, подавая короткие мудрые реплики.

Однажды вечером, после наступления влажной темноты, она задала вопрос, который долго меня мучил.

— Твой корабль, Ренн…

— Что такое, Пэт?

— Я думала об этом последние дни. Он разбился перед рифом, правда?

— По-моему, да. Думаю, он потерпел кораблекрушение среди рифов. Моя находка подтверждает это. Хотя теперь я в этом не уверен.

В разговор вмешался Джони Акимото.

— Думаю, это случилось перед рифом. Я в этом почти уверен.

— Почему? — поинтересовалась Пэт.

— Вот, что я вам скажу, мисс Пэт. Этот испанец больше моей «Вэхайн», правда?

— Намного больше, Джони, — ответил я. — Двести — может быть, триста тонн.

— Так вот. Посмотрите на «Вэхайн» — это маленькая лодка, но до ее ватерлинии полтора метра. Для того, чтобы она оказалась на середине рифа, нужен большой шторм. Похоже, что испанец просто натолкнулся на риф и застрял. Вода и ветер стащили его с мели, он затонул.

— Все верно, Джони, — сказал я, — но как ты объяснишь монеты на мелководье?

— Как раз об этом я и хотела сказать, — уверенно перебила Пэт. — Это был не корабль, а люди.

— Люди?

— Да.

— Представь себе кораблекрушение: неуправляемый корабль у берегов неизвестного острова, команда видит землю, но не знает, есть ли на ней обитатели. Естественное поведение человека в минуту опасности — схватить свои личные вещи. Люди уверены, что корабль затонет. Лодки ничем не могут помочь, они пытаются спрыгнуть и доплыть до острова. Что в таком случае возьмет с собой человек?

Из темноты раздался голос Джони Акимото.

— Могу ответить, мисс Пэт. Нож и пояс с деньгами.

Вот так и выкристаллизовалась аккуратная гипотеза. Чуть-чуть логики, и мое уважение к маленькой загорелой девушке с гордым подбородком и темными горящими глазами значительно выросло. Но меня интересовали другие вопросы.

— Если это так, то некоторые из них должны были доплыть до берега. Я исследовал весь остров, но не нашел следов человека.

— Нет, Ренбосс, — сказал Джони. — В ту ночь был шторм, и они погибли. Прибой ударил их о рифы и разбил на куски. На кровь сбежались акулы. Понятно?

— Да, Джони. Значит, в этом случае мы имеем равные шансы найти «Донну Люсию» перед рифами?

— Если она не разбилась, а затонула.

— Равные шансы…

На минуту мы замолчали. Нужно проверить новую рабочую гипотезу, для этого мы с Джони должны исследовать сотни метров дна. Местами шельф был очень узким и «Донна Люсия» могла перевернуться, соскользнуть в голубую бездну океана. В этом случае, мне придется спускаться одному, потому что возможности Джони для такой глубины были ниже моих.

Джони встал, подбросил в костер щепок. Я сходил в палатку за одеялом и накинул его на плечи Пэт.

— Сегодня я пыталась гулять, — неожиданно сказала она.

— Что?

— Гуляла! Сначала было больно, но после нескольких шагов стало довольно сносно.

Джони заворчал.

— Совершенно напрасно, мисс Пэт. Не стоило рисковать.

— Я не рисковала, Джони. Опухоль почти прошла. Мне не повредит прогуливаться немного каждый день.

Уловив в ее голосе странную нотку, я поднял голову. Но ее глаза были в тени, и я увидел только вызывающе вскинутый подбородок.

— Так что теперь в любое время вы можете отправить меня домой.

Глава 10

Ветка в костре затрещала и разлетелась снопом искр. Дерево вспыхнуло с новой силой. Глупые крачки на огромном дереве скрипуче заверещали и умолкли. Издали доносился грохот прибоя, мягкий шепот ветра, шум деревьев, шелест листьев и травы.

Трое людей, сидящих в свете костра, молчали.

Пэт Митчел спокойно спросила.

— Ты отвезешь меня домой, Джони?

— Как скажет Ренбосс. Он — мой хозяин. Это его остров, — ответил Джони, перекладывая решение вопроса на мои плечи именно в тот момент, когда у меня не было никакого желания им заниматься. Неожиданно и беспричинно я рассердился и грубо спросил:

— Хочешь вернуться?

— Нет.

Я встал, отшвырнул сигарету. Услышал свой голос и не узнал его.

— Тогда займись, черт возьми, делом — готовкой, уборкой лагеря. Сиди в лодке, пока мы ныряем. И ради всего святого, держи язык за зубами и не путайся у нас под ногами. Можешь заняться разметкой рифа.

Нагрубив, как набитый дурак, я сразу ушел на пляж.

Поднималась луна — золотой холодный диск на фиолетовом небе. По воде пролегла широкая живая дорожка серебра, на ее середине, как корабль-призрак, покачивалась на волнах «Вэхайн».

Вдали на краю рифа виднелась белая пена прибоя. С точностью до полуметра я узнал то место, где Пэт Митчел нашла золотую монету и где мы с Джанет нашли свою.

Джанет… Я с удивлением подумал, что давно не вспоминал о ней и попытался представить ее лицо. В моем воображении появилось другое — небольшое, загорелое красивое, с примесью цыганской крови и темными волосами. Я знал, что совершаю самое обыкновенное предательство, и понимал, что не смогу вызвать образ Джанет.

Океан за рифами был черным. Время подготовки кончилось, завтра мы начнем работать. Разобьем пространство за рифами на квадраты и шаг за шагом будем искать на морском дне корабль, который утонул двести лет назад. Если мы его не найдем здесь, то перенесем поиски от безопасного шельфа в голубую морскую бездну.

Мне стало холодно, я испугался, как зверь встрепенувшись от шагов Джони Акимото.

— Ренбосс, мисс Пэт просила поблагодарить вас.

— Я дурак, Джони… Какой же я дурак!

— Нет, Ренбосс, — тихо ответил он, — если мужчина делает то, что велит ему сердце, он не дурак.

— Дело не в сердце, Джони. Дело… Завтра же начнем работать.

— Слушаюсь, Ренбосс.

Я поднял руку, провел широкую дугу в том секторе, где были найдены монеты.

— Там. Двадцать семь — тридцать шесть метров справа от пролива, до коралла в виде головы негра.

— Это очень много, Ренбосс!

— Поэтому и начнем завтра.

— Мисс Пэт разрешила пользоваться ее лодкой. Она больше нашей и удобнее.

— Она проницательная девушка, правда, Джони? — спросил я.

— Нет, Ренбосс. Просто она хотела поблагодарить нас за то, что мы разрешили ей остаться.

— Возможно, — пожал я плечами. — Она знает, чего хочет.

— Да, Ренбосс, знает.

— Что же она хочет, Джони?

— Спросите ее об этом сами. Спокойной ночи! — он улыбнулся и ушел.

Я медленно пересек большой пляж и подошел к лагерю. Почистил зубы, сполоснул лицо, залил тлеющие угли. Понаблюдал за тем, как они шипели, исходя паром. Слегка ослабил оттяжки у палатки против ночной сырости. Снял рубашку, ботинки и вошел внутрь. Лег на кровать, натянул простыню, прикурил и стал наблюдать за гипнотизирующим огоньком сигареты.

Из другого конца раздался тихий, неуверенный голос.

— Ренн?

— Да.

— Спасибо!

— Не за что, я поступил так, как хотел.

— Спасибо и за это.

— Хочешь сигарету? — уныло спросил я.

— Да, пожалуйста, Ренн.

Откинув простыню, я пересек палатку и дал ей закурить. В недолгой вспышке спички ее лицо напоминало старинную камею неувядающей красоты. Я смотрел на нее до тех пор, пока не обжег пальцы. Затем бросил спичку на пол и засыпал ее песком.

— Завтра тебе лучше перебраться в свою палатку.

— Да.

— Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, Ренн!

Я вернулся назад, накрылся одеялом, потому что очень замерз и долго не мог уснуть.

Утром после завтрака мы обсудили план работы. Был большой прилив, поэтому наши поиски среди скал могли подождать лучшего часа. На море стоял штиль, и мы могли нырять с лодки у самого рифа, с его внешней стороны.

За время тренировок я израсходовал три баллона. Нужно было экономить кислород не только для поисков, но и для спасательных операций. Меня беспокоил этот вопрос. Работа под водой занимает много времени, нам предстояло исследовать огромный район. Если мы перейдем на глубоководье, поиски затянутся еще дольше.

Тут-то Пэт Митчел и предложила взять с «Вэхайн» свинцовый балласт, прикрепить его к якорному канату, опустить в воду, чтобы он немного не доставал до дна. Нырнув, я сяду на груз, а они запустят двигатель на самую малую скорость и будут тянуть меня за собой. Пользуясь несколькими часами затишья, мы исследуем мелководье. К моему поясу привяжут леску, другой конец которой будет держать в руках Джони Акимото. Если канат запутается или я захочу остановиться и подробнее осмотреть дно, если мне будет угрожать опасность, я смогу подать сигнал. Это был простой, экономичный, не требующий затрат план. Пэт Митчел по-детски захлопала в ладоши, когда мы его приняли.

Мы оставили ее мыть посуду и убирать в лагере, а сами отправились на «Вэхайн». Джони обвязал сеткой свинцовый груз. Мы достали свежие кислородные баллоны — на четыре часа работы плюс небольшой запас. Джони вытащил из ящика винтовку, положив три обоймы в карман шорт.

— На всякий случай, — улыбнулся он.

По дороге он прихватил длинный, отполированный, как клюшка для гольфа, шест с зазубренной пикой на конце.

— Для чего это, Джони?

— Для рыб.

— Дашь ее мне?

— Нет, оставлю себе. Если вы, Ренбосс, попадете в беду, мне придется спускаться вниз.

Это было легким напоминанием, что мы не просто бездельничаем, а заняты опасным делом, от которого зависит здоровье и жизнь.

Мы погрузили снаряжение в лодку. Дотошный, как всегда, Джони смазал двигатель, почистил, заправил его и налил в бачок горючее. Мы вернулись на пляж.

Пэт уже приготовила ленч и упаковала его в деревянную коробку вместе с термосом. Мое снаряжение и ласты лежали на песке. Она радостно улыбнулась, когда я поблагодарил ее за предусмотрительность.

Мы погрузились, оттолкнули лодку, завели мотор и медленно двинулись по зеркальной глади воды к каналу. Я заметил стеклянные поплавки в сетке, с привязанным снизу грузом.

— Буйки, — сказал Джони. — С их помощью мы отмечаем ловушки для омаров. Теперь, обозначим ими границы поисков. Будем плавать от одного буйка к другому, удаляясь от берега. Закончим — вытащим их из воды.

Мы легко прошли канал, расставили буйки, выключили двигатель и опустили канат с грузом.

Наступило время спускаться под воду. У меня от страха свело судорогой живот, на верхней губе выступил пот. Я вытер его тыльной стороной руки. Джони Акимото бросил многозначительный взгляд. Вдвоем с Пэт они надели на меня баллоны. Мне было приятно прикосновение ее шелковых рук.

— Дернул два раза — готов к подъему. Три раза — хочу остановиться. Четыре — на помощь. Запомнили?

— Все ясно, Ренбосс, — сказал Джони и поднял на счастье два пальца.

— Удачной охоты, Ренн, — добавила Пэт Митчел и поцеловала меня в губы.

Я прыгнул за борт, ремень и снаряжение потянули меня вниз. Перед глазами возникло днище лодки, маленькие лопасти винта, под ними уходила в сумерки пушистая нить каната. Я поплыл вдоль него вниз. Почувствовав знакомую боль в ушах, сделал глоток. Вспугнул стайку рыбок-арлекинов. Их длинные круглые тела переливались голубой и золотой красками, глупые улыбающиеся морды походили на клоунов. Риф находился слева метрах в девяти. На расстоянии он казался серым и блеклым, колыхающаяся трава, ветвистые кораллы, черные пещеры придавали ему вид леса на склоне гор. У меня под грудью, размахивая крыльями-плавниками, пронырнул маленький скат. Его длинный прямой хвост-игла был похож на стрелу.

В тени рифа постоянно мелькали рыбы, в голубой дымке справа я заметил косяк ленивых макрелей, испещренных преломляющимися в воде солнечными бликами. Наконец я встал на дно.

Под ногами был песок, маленькие наросты, отломанные куски коралла. Я шел через заросли водорослей — зеленые, красные, желтые, темно-коричневые, они покачивались, щекотали мою кожу.

Сетка с балластом была на расстоянии двух метров от дна. Я поднял голову и увидел точку — днище нашей лодки. Ухватился за канат и только хотел подать Джони сигнал, как увидел акулу.

Большая голубая рыбина размером с двух человек застыла метрах в шести от меня. Прилипалы облепили ее брюхо и боковые плавники. Перед носом акулы плыли три рыбы-лоцмана.

Она наблюдала за мной, большой хвост слегка вздрагивал. Я выпустил струю пузырьков, она не обратила на эти детские игры никакого внимания. Я схватил канат, перевернулся вниз головой и замахал руками, как клоун. Акула оставалась неподвижной. Я лихорадочно обдумывал ситуацию, не спуская глаз со своей подруги, атакующей со скоростью железнодорожного экспресса. Было два варианта. Первый — дернуть за леску и тогда ко мне спустится с ножом и пикой Джони Акимото. Если он ее ранит, на кровь, как шакалы на сырое мясо, побегут подруги. Даже если мы и вывернемся, день будет потерян. Несомненно этот довод был решающим. Я попробовал второй вариант.

Дернул два раза за леску. Через несколько секунд неожиданно затарахтел двигатель, зашумел винт, загремела передача скоростей. Усиленный толщей воды звук напугал соседку-акулу. Она ударила хвостовым плавником, развернулась и исчезла так быстро, что ошеломило даже рыб-лоцманов.

В следующую минуту я почувствовал, как дернулся канат. Лежа на животе, как на пуховой перине, я рассматривал неясные очертания впереди: коралловые утесы слева, столб света в глубине справа.

Водоросли напоминали деревья. Дно покрывали круглые горы, небольшие впадины, растущие кораллы. Но я не видел ни одного достаточно большого предмета, который говорил бы о кораблекрушении.

С потерпевшим кораблем может произойти многое. Если он упадет на кораллы, они облепят его как джунгли древние храмы инков. Если он опустится на песчаное дно, его занесет песком, но все равно он будет напоминать могильный курган. Возможно, благодаря причудам отлива и морских течений он будет лежать нетронутым. Его металлические части разъест коррозия, морские червяки источат обшивку, она зарастет травой, а через зияющие раны будут плавать рыбы. В любом случае на дне моря останется шрам, отметина.

Их-то я и разыскивал.

На секунду канат обмяк, я описал широкую дугу.

Лодка достигла первого буйка, отплыла в море и метра через три легла на обратный курс. Глядя на подводную равнину, я с удивлением заметил, что она постепенно уходит вниз.

Шельф оказался более узким, чем мы предполагали, и, если «Донна Люсия» была там, мы должны были ее скоро найти. Или потерять навсегда. Неожиданно солнечный свет закрыла тень: у меня над головой лениво проплывал огромный скат. Я зачарованно наблюдал за большой тушей, несколько секунд следуя за ним, потом перевернулся и посмотрел вниз. О, Боже! Метрах в двадцати от себя в голубых сумерках морского дна я увидел большую, смутно очерченную массу. Ее покрывали водоросли, окружали горы песка и кораллов. В черных изгибах травы мелькали косяки рыб. С одной стороны виднелся круглый склон. Другая была размыта неясными очертаниями колыхающейся травы и постепенно спускалась вниз. У подножия склона я разглядел короткую, толстую колонну, обвешанную гирляндами водорослей. Я не ошибся: круглая гора была кормой, уклон — палубой, колонна — сломанной мачтой.

Я нашел «Донну Люсию».

Глава 11

Свободной рукой я поймал леску и дернул три раза. Двигатель заглох, вокруг винта возник небольшой бурун воды. Меня протащило вперед над наклонной палубой. Я отпустил канат, продул трубки и поплыл вниз.

Мягко, как падающий лист, опустился на илистое дно. Коралловые наросты и морские ракушки царапали мои ладони. Достав из-за пояса нож, я с неистовой энергией расчистил от налипших моллюсков, ракушек, слизи небольшой участок палубы. Теперь надо было, не торопясь, исследовать корабль. На половине дороги зияла квадратная дыра, с бахромой коричневых водорослей. Заглянув внутрь, я неожиданно испугался темноты и выскочил назад, оцарапав руки. Я не рассчитывал так быстро найти корабль, поэтому не захватил с собой фонарик. Теперь, когда мы знаем, где он, у нас уйма времени, чтобы раскрыть все его секреты.

На вершине находилась большая наклонная платформа, а над ней более узкая и маленькая. Виднелась небольшая конструкция — скорей всего остатки украшений высокой палубы.

Я ликовал. Мне нужен был свидетель торжества: дернув четыре раза за леску, отсчитал пять секунд. Рассекая воду, ко мне спустился Джони Акимото. С пикой в руке он походил на ангела-мстителя.

Я сплясал для него джигу на палубе, размахивая руками, как клоун.

Когда Джони понял причину моего сумасшествия, он соединил над головой руки и подплыл поближе, схватив меня за плечо. Ударив ногами, он устремился наверх, подавая сигнал следовать за ним.

Я поднимался более медленно, вовремя вспомнив выученный урок — корабль с сокровищами мог подождать, а быстрый подъем грозил адской болью в суставах.

В следующую минуту Пэт и Джони втянули меня в лодку. Мы кричали, били друг друга по спине, смеялись, как идиоты, целовались с Пэт, Лодка под нами опасно раскачивалась.

Джони Акимото вернул нас к действительности:

— Прежде всего, необходимо засечь место.

— Совершенно верно, Джони. У нас слишком много работы, не будем тратить время впустую.

Мы произвели расчеты, пытаясь определиться. Чтобы увековечить память о «Донне Люсии», вытащили стеклянный буй и сбросили его над местом катастрофы.

Хотелось спуститься еще раз, но Джони Акимото покачал головой:

— Нет, Ренбосс, на сегодня хватит.

Я энергично запротестовал:

— К черту, Джони! У нас впереди весь день.

— Знаешь, Ренн, Джони прав, — успокоила меня Пэт. — За полдня ты сделал то, на что ушли бы недели.

— Что ты хочешь? — спросил Джони.

— Осмотреть трюм.

— У вас нет фонаря, Ренбосс, — мягко настаивал Джони. — Могу сказать, что вы найдете.

— Сундуки с золотом? — улыбнулся я.

— Нет, — медленно ответил он, — не сундуки.

— А что?

— Воду, Ренбосс. Воду, рыб и песок… Тонны песка.

Я потрясенно молчал. Мой триумф лопнул, как мыльный пузырь.

— Совершенно верно, Ренн, — Пэт Митчел успокаивающе похлопала меня по колену. — Это происходит со всеми потонувшими кораблями, разве не так? Вокруг собирается песок, он забивает трюмы. Ты же знал.

— Должен был знать, но совсем не думал об этом. Настроившись на поиски, забыл, что нужно будет делать дальше. С чего начнем?

— С завтрака, — выпалила Пэт.

Она достала из деревянной коробки толстые бутерброды из лепешек с мясом, бисквиты с маслом, сыр и четыре плитки сливочного шоколада. Разлила в железные кружки чай из термоса. За едой мы разговорились.

— Сегодня мы нашли корабль, — рассуждал Джони. — Это самая главная и трудная часть операции. Нос «Донны Люсии» завяз глубоко в песке, нетронутой осталась меньшая половина корабля. Хочу спросить: вы знаете, куда могли положить золото?

— Думаю, на корме, в каюте капитана. Я нарисую тебе, как выглядят такие корабли.

— Тогда, — ответил Джони, — наш единственный шанс в том, что золото находится на корме под небольшим слоем песка.

— Совершенно верно. В противном случае придется нанимать спасательный корабль, который откачает песок. И даже тогда у нас не будет стопроцентной уверенности.

Пэт Митчел слушала очень внимательно, в ее умных глазах застыл вопрос.

— Что ты об этом думаешь, Джони?

— Посмотрим правде в глаза, мисс Пэт: мы плохие специалисты. Я — абсолютный ноль, потому что умею только нырять, но не могу оставаться долго под водой. Ренбосс научился плавать с аквалангом, но знает чуть больше меня.

Он опять был прав. Я не находил аргументов против неумолимой логики этого островитянина.

Пэт задала следующий вопрос.

— Что ты предлагаешь?

— У Ренбосса есть друг, человек, который делает снаряжение.

Пэт посмотрела на меня. Я кивнул:

— Совершенно верно… Нино Феррари. Он был водолазом-подводником у итальянцев во время войны.

— Видите, — энергично вставил Джони. — Он — профессионал. Знает спасательные работы, понимает толк в оборудовании, умеет им пользоваться. Ренбосс сказал, что он обещал приехать. По-моему, мы нуждаемся в его помощи.

У этого темнокожего, одинокого парня была светлая голова!

— Отлично, Джони! Давайте устроим перерыв. Завтра утром ты отвезешь нас в Бауэн. Я позвоню Нино Феррари в Сидней и попрошу его как можно скорее приехать, собрав все оборудование, которое он сможет достать. Мы отвезем в Брисбейн пустые баллоны для перезарядки. Что скажешь, капитан?

Темное лицо Джони излучало радость:

— Скажу: да, Ренбосс. Мы возьмем мисс Пэт?

— Конечно!

— Хорошо. Я покажу ей свою «Вэхайн», как она держится на плаву?

Мы закончили разговор и стали завтракать. После еды, выбросили остатки за борт на корм рыбам, прополоскали кружки, уложили снаряжение и подняли канат с балластом.

И в этот момент я увидел самолет. Старая развалина, которой еще пользуются сельские жители для опрыскивания полей, да пастухи, когда в сезон дождей трудно найти дорогу домой. Он летел с запада, из Бауэна Самолет шел очень низко, мы слышали его шум, он тарахтел как старинная соломорезка. Достигнув острова, пилот сделал широкий вираж вокруг скал и вернулся назад. Он шел на бреющем полете, мы видели лицо летчика и неясно различимое лицо единственного пассажира. Самолет пролетел над нами и зашел на повторный круг. На этот раз он осмотрел пляж, сделал за островом восьмерку и возвратился к нам. Наконец он исчез из вида.

Мы переглянулись.

— Наверное, — улыбнулась Пэт, — богатый турист.

— Нет, — угрюмо возразил я. — Это Мэнни Маникс.

Джони крепко сжал зубы, но не вымолвил ни одного слова.

— Кто это Мэнни Маникс, Ренн?

— Расскажу после, — бросил я. — Давай, Джони, заводи!

Джони дернул стартер, мотор заурчал. Мы плыли к берегу, рассекая ленивые волны.

Этим вечером впервые за многие годы я держал за руки девушку. Мы сидели, укрывшись от ветра, в маленькой ложбине, заросшей травой и упругим дерном. Вокруг нас раскинул корни огромный пандан. Высоко над головой под дуновением ветерка тихо шелестели большие листья. Белые пряные цветы пьянили голову, а со скалистого откоса свисали дикие орхидеи. Мы слушали шепот волн и наблюдали за тонкой полоской серебра на воде.

Сначала мы ощущали неловкость, пытаясь скрыть наши мысли, говорили банальности, неуклюже шутили и смеялись, как гости на вечернем коктейле. Но полная истомы ночь и убаюкивающий голос моря действовали расслабляюще.

Мы сели поближе и стали тихо рассказывать друг другу о том, что накипело в душе. Я рассказал о мимолетной любви к Джанет, о медовом месяце на острове, о смерти жены и беспокойной пустой жизни. Поделился своими страхами и надеждами. Она сжала мою руку, и я почувствовал легкую дрожь.

Пэт придвинулась поближе и серьезно посмотрела на меня:

— Ренн, я хочу, чтобы ты мне кое-что объяснил.

— Что?

— Тебя действительно интересуют деньги?

Я ступил на тонкий лед, но попытался выбраться:

— А разве есть люди, которых они не интересуют?

— Деньги нужны всем. Большинство хочет иметь их очень много, но не каждый отдаст за них жизнь.

С этим было трудно спорить. Меня восхищала атака маленькой темноволосой леди.

— Не все ли тебе равно?

— Нет, Ренн, — сказала она очень серьезно, почти с мольбой в голосе. — Я знаю, что ты хочешь. Думаешь — стоит достать клад, и ты станешь свободным, начнешь новую жизнь. Сильно в этом сомневаюсь.

— Что дальше?

— По-моему, ты наденешь на себя кандалы, закуешь свое сердце цепями, — она говорила с такой горечью, в ее глазах было столько боли, что я был потрясен.

— Дорогая, что это? Проповедь о семи смертных грехах?

Она сверкнула глазами:

— Да, если тебе так хочется. Посмотри на себя, и ты поймешь — это то, чего я боюсь и что ненавижу.

— Что? Деньги? Ради чего мы гнем спину?

— Нет, Ренн, не деньги, а жажда денег. Ужасное, извращенное чувство! Ужас и ненависть были в твоих глазах сегодня утром, когда ты смотрел на самолет, думая о Мэнни Маниксе.

Она задела меня за живое, неприятно кольнуло в сердце. Я рассердился:

— Жажда? Ненависть? Страх? Черт возьми, что ты об этом знаешь?

— Очень много, — просто ответила она. — Я прожила с ними двадцать лет. Мой отец — очень богатый человек, но он никогда не был счастлив.

Моя карта была бита. Раздражение погасло. Я ласково спросил.

— И это все?

Она смотрела на меня горящими глазами, гордо вздернув подбородок.

— Нет уж, нет! — я схватил ее, обнял и поцеловал. Ее губы горели желанием. Она прижалась, вздрогнув, крепко обхватила мою шею загорелыми руками.

Море неожиданно затихло. Погасли звезды. Если бы с неба свалилась луна, мы бы этого не заметили.

На следующее утро Джони отвез нас в Бауэн. С берега дул легкий ветерок. Джони правил лодкой бережно и очень ловко, искренне гордясь своей «Вэхайн». Это был туристический круиз по спокойному морю при ясной погоде. Город изнемогал от жары и полуденного зноя. Под ногами клубилась пыль. Мы вышли с пристани и отправились на главную улицу.

Джони пошел с пустыми канистрами в гараж, купить бензин. У Пэт были свои дела в магазинах. Я взял курс на почту, чтобы позвонить в Сидней Нино Феррари.

В то утро телефон работал значительно лучше, и уже через двадцать минут после заказа я услышал голос Нино.

— Нино, это я, Ренн Ландигэн.

— Неприятности? Так быстро? — в голосе было напряжение.

— Нет, Нино, еще нет, но могут быть позже. Лучше, если ты будешь задавать вопросы, а я отвечать. Мы нашли его.

— Его? Корабль? — голос сорвался в высокий писк. — На какой глубине?

— Восемнадцать метров.

— Он сильно зарос?

— Наполовину. Половина кормы.

— Кораллы или песок?

— Песок.

— Много?

— Очень много.

Я слышал, как в мозгу у Нино проворачивались шестеренки.

— Понял. Ты хочешь, чтобы я приехал?

— Да, как можно скорее. Захвати все, что тебе нужно. Я оплачу груз.

— Его немного. Если не справимся сами, придется организовать большую спасательную экспедицию. Ясно?

— Да. Можешь прилететь сюда сегодня вечером?

Нино на секунду задумался, фыркнул и поинтересовался:

— Куда это сюда?

— Бауэн. Вечерним рейсом из Сиднея. Хорошо?

Нино опять фыркнул:

— Тебе палец в рот не клади.

— Приходится стараться. Нам… могут помешать.

— Тогда я приеду подготовленным.

— Неплохая мысль. Мы встретим тебя в аэропорту, если опоздаешь, пошли телеграмму.

— Хорошо. Ариведерчи…

— До встречи. Не задерживайся.

Я повесил трубку и вышел из будки, случайно толкнув человека в белом тропическом костюме, прислонившегося по соседству к стене. Повернулся, чтобы извиниться и онемел.

— Отличная работа, — сказал Мэнни Маникс.

Глава 12

Мэнни сделал затяжку, выпустив мне в лицо дым. Достал еще одну сигару. Он улыбался одними губами, холодные глаза оценивающе глядели на меня со знакомым выражением лавочника. Он все еще стоял у будки в позе ленивого кота, наблюдающего за своей жертвой.

— Значит, нашел, командир? — ласково спросил он.

— Вот что, Мэнни…

— Хватит, командир, побереги силы! У меня к тебе деловое предложение. Ты нашел его, я видел это вчера с самолета. Сегодня ты звонишь другу в Сидней и просишь его приехать. Выписать чек?

— Выпиши, — тихо ответил я. — Выпиши себе чек и еще чего-нибудь. Если ты попытаешься мне помешать, я тебя убью.

— Ерунда! Почему ты не хочешь быть благоразумным. Мы бы могли поладить.

— Нет!

Мэнни безразлично пожал плечами:

— Хорошо! Покупаю: две тысячи наличными. Плюс все расходы. Хочешь верь, хочешь нет. Мы поменяемся местами. Ну как, командир, по рукам?

Краем глаза я увидел, что на ступеньках почты появился Джони Акимото. Он со стуком поставил канистры на пол. Я кивнул, Джони подошел и встал рядом.

— Посмотри на этого человека, — спокойно сказал я. — И запомни его лицо. Может быть, ты встретишь его еще раз. Его зовут Мэнни Маникс.

В темных глазах Джони промелькнула смертельная ненависть, как будто он увидел ядовитую гадину. Однако его спокойный бархатистый голос ничуть не изменился.

— Держись подальше, мистер Маникс. Это дело не про вас.

Мэнни слегка сдвинулся с места, выбросил на тротуар сигарету.

— А ты, черный, помолчи, — выпалил он и протянул руку, чтобы оттолкнуть его.

Джони поймал его кисть и сжал с такой силой, что у Маникса вылезли глаза из орбит, открылся рот, а на бледно-желтых щеках выступил пот.

— Я никогда не убивал людей, — чеканя каждое слово, сказал Акимото. — Кажется, вы будете первым.

Он разжал пальцы, рука Мэнни безжизненно опустилась вниз. Джони подхватил канистры, и мы пошли вниз, чтобы встретить Пэт Митчел. Она сразу же заметила наши озабоченные лица:

— Ренн! Джони! Что случилось?

Мы рассказали.

— Чем он может нам помешать?

— Многим, дорогая. У нас нет прав на водное пространство вокруг острова и на подводные спасательные работы, поскольку мы не зарегистрировали заявку. Он может сделать то, чем грозится — приплыть и заставить нас убраться.

— Силой?

— Да.

— Но ты же ничего не нарушаешь. Может, обратиться в полицию?

— По какому поводу? Мэнни то же ничего не нарушил. Мы станем посмешищем. Более того, запутаемся в судебной тяжбе, которая продлится неизвестно сколько времени. Веками судейские зарабатывали подобными делами на мелкие расходы. Понятно?

— Да, Ренн. — В ее голосе звучали печальные нотки. Я вспомнил о нашем вчерашнем разговоре.

— У тебя есть какие-нибудь соображения по этому поводу? — повернулся я к Джони.

— Только одно. Ваш друг прилетит сегодня вечером. Мы его встретим, вернемся на остров и начнем работать.

— А дальше?

— Поживем, увидим, Ренбосс! Поживем увидим…

Сонный тропический город раскалился от жары, нами владел страх и чувство подавленности. Мы пришли на пристань, отвязали лодку и возвратились на мирно покачивающуюся на волнах «Вэхайн».

Джони растянул на носу корабля тент. Мы легли, достали холодное пиво и бутерброды. За разговорами, курением, полудремой прошел день. Наступил душный вечер. Мы постоянно помнили о Мэнни Маниксе.

— Не понимаю, как он сумел так быстро нас найти, — сказала Пэт.

— Очень просто, — ответил Джони. — Он знает, что в Сиднее Ренбосс выиграл столько, что мог начать самостоятельные поиски. Знает об острове, ему неизвестно только его название. В аэропорту ему сообщили, что пассажир по фамилии Ландигэн улетел в Брисбейн. Отдел землевладения в Брисбейне за два шиллинга и шесть пенсов выдает ему дополнительную информацию — Ренни Ландигэн, эсквайр, снял в аренду остров на такой-то широте и такой-то долготе. Остальное — дело техники. У Ренбосса должна быть лодка, которая зарегистрирована в одном из ближайших портов. Он приезжает в Бауэн, заказывает в аэропорту самолет и начинает розыски. Нам не повезло, что он зашел на почту в тот самый момент, когда Ренбосс говорил по телефону.

— Действительно просто.

— Даже слишком, — прорычал я. — Слишком просто для такого умника, как Мэнни.

— Я пытаюсь предугадать, что он будет делать дальше.

— Я тоже. У него масса вариантов, но он выберет что-то особенное. Мэнни имеет большие связи, может многих купить. Он не увеличит ставки, пока не подтасует карты.

— Нам остается только ждать, — вздохнула Пэт.

— Подождем, — закончил Джони.

— Черта с два! — взорвался я. — Джони, ты найдешь обратную дорогу ночью?

Он на секунду задумался, кивнул.

— Да, Ренбосс, найду. Сегодня лунная ночь.

— Отлично! Встретим Нино Феррари, вернемся на «Вэхайн» и сразу снимемся с якоря. А завтра с утра за дело. Даже Мэнни Маникс не может так быстро работать.

Самолет приземлился в начале одиннадцатого. Мы увидели Нино Феррари — невысокого, плотного, энергичного человека в легком костюме и рубашке с расстегнутым воротом. Взяли его багаж — небольшой чемодан и три деревянных ящика, уложили в старое такси.

Машина с головокружительной скоростью понеслась по рытвинам и колдобинам и остановилась у пристани.

В полночь мы были в открытом море. Джони стоял у руля, а мы болтали за его спиной, в кубрике.

После блестящей профессиональной речи Нино Феррари темные глаза Пэт одобрительно вспыхнули.

— Во-первых, чудес не бывает. Корабль забит песком. С такой массой не справится даже спасательное судно с мощным насосом.

— Это понятно.

— Хорошо. Будем надеяться, что песок не слишком завалил сундуки в трюме. Попробуем откопать их руками.

Я был разочарован. Нино язвительно заметил:

— Ты думал, я приеду с маленькой волшебной коробочкой, которая сдует сотни тонн песка, стоит только нажать на кнопочку. Детские мечты! Я привез запасные баллоны, потому что нам придется много работать под водой, электрические фонари, запасные батарейки, мины на присосках и взрыватели.

— Мины на присосках? — удивленно открыла глаза Пэт.

— Сейчас объясню. Скажи, Ренн, поблизости от корабля есть подводное течение?

— Да, вдоль рифа перпендикулярно «Донне Люсии».

— Сильное?

— Умеренное.

— Хорошо… Теперь вопрос: твой приятель Джони поймет меня с полуслова?

— Не сомневаюсь, вы сработаетесь!

— Вспомни, по бокам корабля лежали кучи песка? Ты не полез в дыру, потому что там было слишком темно. Но когда ты попадешь туда с фонарем, увидишь там тот же песок. Он находится в постоянном движении. Ясно?

Я кивнул.

— Будем работать так: сначала исследуем место, где нет песка; если ничего не найдем, то опустимся в трюм и перекопаем каждый метр.

— Руками?

— Да. Если под водой взболтать песок, поднимется муть. Лучше всего работать тихо.

— А если мы и там ничего не найдем?

— Тогда, — ответил Нино, — пойдут в ход мины. Корабль старый, деревянный, я не хочу, чтобы он разлетелся на куски, поэтому я взял небольшие мины. Прикрепим с каждого борта по одной штуке и поставим на определенное время взрыватели. Через образовавшиеся дыры течение вытянет часть песка. Понятно?

Нужно было быть идиотом, чтобы его не понять. Его спокойный тон свидетельствовал об опыте и вселял уверенность. После встречи с Мэнни Маниксом моя душа ушла в пятки. Теперь она стала подниматься на свое обычное место. Но Нино еще не закончил.

— Хочу, чтобы ты понял: это последняя попытка! Если после взрыва мы опустимся вниз и ничего не найдем, своими силами нам не справиться. Есть желание продолжать дальше — организуй хорошо подготовленную спасательную экспедицию. Говорю это для того, чтобы ты не витал в облаках. Это дорогое и опасное мероприятие.

— Я понял. Работа под водой будет проходить под твоим руководством.

Потом я рассказал ему о Мэнни Маниксе. Черные глаза Нино вспыхнули, он презрительно фыркнул.

— Я часто сталкивался с такими. Как только запахнет золотом, на него слетаются стервятники, иногда все заканчивается очень печально. Поэтому я кое-что с собой прихватил.

Он вытащил из кармана маленький пистолет, блеснувший в полумраке тусклым голубым светом.

— Надеюсь, мне не придется им воспользоваться. Я приехал в эту страну, чтобы найти мир, но там, где золото — его никогда нет.

Я знал, что за мной наблюдает Пэт, но не решился встретиться с ее спокойным взглядом.

Наступила полночь. До берега оставалось три часа хода. Если мы собирались начать рано утром, нужно ловить для сна каждую минуту. Я сменил Джони, отослав всех вниз. Как только подойдем к острову, я его разбужу.

Пэт обняла меня, поцеловала:

— Спокойной ночи, мой моряк.

— Спокойной ночи, дорогая.

Я остался один. Услышал, как друзья и любимая женщина перекинулись парой фраз, потушили свет. Через раскрытую дверь видел мерцающий огонек сигареты Нино, наконец и он погас. Я остался наедине с ночью, чудесными звездами, ветром и раздутым белым парусом.

Утром командование нашей небольшой группой перешло к Нино Феррари. Он присел перед палаткой, отдавая приказы, лучи солнца освещали его коренастую, мускулистую фигуру.

— Во-первых, нырять будем с «Вэхайн», лодка для этого слишком мала.

Я взглянул на Джони, он согласно кивнул.

— Хорошо, Ренбосс. Поплыву, куда прикажете.

— Все наши запасы, — продолжал Нино, — акваланги, баллоны, лампы — все, все будем хранить на борту. Запас воды и пищи на один день, на всякий случай — аптечка.

— Я этим займусь, — сказала Пэт.

Нино кивнул.

— Глубина — восемнадцать метров. Неплохо! Полчаса под водой, два — отдыхаем.

Мне показалось, что это пустая трата времени. Нино терпеливо объяснил.

— Если бы мы работали на большой глубине, то находились бы под водой пятнадцать минут и три часа отдыхали.

— Почему?

— Потому что до сегодняшнего дня ты просто плавал. Во время работы азот накапливается в крови быстрее, увеличивается опасность его концентрации в суставах. Поэтому уменьшаем усталость и вместе с ней риск.

— Конечно, как скажешь. Просто мне интересно, а если спускаться по очереди? Один работает, другой отдыхает?

В его ясных глазах появилась ирония.

— Если бы ты был опытным аквалангистом… К сожалению, это не так. Вдвоем лучше и безопасней.

Я покорно улыбнулся и задал следующий вопрос:

— Как мы будем следить за временем?

— У меня есть часы, — ответил он. — Но когда занят, время летит незаметно. Поэтому в нужный момент Джони выстрелит в воду, мы услышим этот звук и поднимемся.

— А если вы что-нибудь найдете? — поинтересовалась Пэт.

— Для небольших предметов мы захватили металлический садок. Джони будет спускать его вниз на леске. Большие вещи, — Нино широко улыбнулся, — как сундуки с золотом, придется обвязать канатом… Теперь, если нет вопросов, давайте грузиться и приступим к делу.

— У меня маленький вопрос, — сказала Пэт. — Он не касается работы. Где будет спать Нино?

На него ответил Джони Акимото. Пожалуй, слишком быстро, хотя я и не понял почему.

— Нино будет спать в большой палатке с Ренбоссом. Я — на «Вэхайн».

Простой вопрос — простой ответ, без всяких задних мыслей. Я не сообразил, почему обратил на него внимание.

Через сорок минут «Вэхайн» бросила якорь за рифом, под ее килем лежала «Донна Люсия».

Пока мы с Нино пили сладкую заварку на крышке люка, Джони привязал к садку веревку. Пэт присела как туземка и слушала последние наставления Феррари.

— Будь осторожен, когда мы спустимся в дыру. В темноте почти ничего не видно. Запомни, там есть балки, обросшие кораллами, моллюсками и прочей ерундой. Стоит их коснуться, и они могут перерезать шланги.

Та же идея пришла и мне, такая перспектива не радовала. При мысли о неизвестных опасностях подводного мира, которого она никогда не видела, Пэт возбужденно вздрогнула, повернулась к Нино.

— А другие опасности? Акулы…

Нино рассмеялся.

— Чудовища, которых показывают в кино? Да, они попадаются, но обычно не в трюмах затонувших кораблей. У ныряльщика есть враги среди рыб, так же как на суше у любого человека есть враги среди животных, но в большинстве случаев рыбы остерегаются аквалангиста так же, как он их. А в остальном, — он перекрестился, — рука Господа простирается даже глубоко под воду.

— И вы, творящие дела в морской пучине, узрите дела его и величие в бездне океана, — удивленно легко слетела цитата с губ Пэт.

— Они призывают Господа в минуту беды, и Он протягивает им руку помощи, — мелодично закончил Нино на итальянском, улыбнулся и встал. — Время, дружок. Полный вперед!

Мы пристегнули акваланги, прыгнули за борт, приняли устойчивое положение, обхватив веревку. Теперь я пристегнул к ремню плоский фонарь в резиновом корпусе с большим отражателем. Мы сделали круг у якорного каната и направились вниз, в голубые сумерки. Нино плыл за мной. Я оглянулся, он одобрительно махнул рукой. Скоро мы оказались на дне, трава колыхалась от беззвучного ветра, перед нами лежала «Донна Люсия».

Я подплыл к отставшему Нино, прикоснулся к его плечу и нетерпеливо показал на нее рукой. Он улыбнулся из-под маски, поднял два больших пальца. В это время сквозь толщу воды показался садок.

Мы проплыли над наклонившейся, обросшей тиной палубой, увидели темную, заросшую по бокам водорослями зияющую дыру. Нино посветил внутрь фонариком, в луче света было видно покачивающуюся красную тину, голые ветви маленьких кораллов и кавалькады пестрых рыбок, неторопливо скрывшихся в темноте.

Нино выключил фонарь, показал наверх. На вершине наклонной плоскости под первой платформой я увидел перегородку и дверь, похожую на узкую щель. После небольшого осмотра мы продолжили путь. Трудно было с уверенностью сказать, куда именно вела эта дверь.

Переборка первой платформы была также сломана, но на этот раз мы увидели каюту. С нее и начнем, как только обследуем полуют. Следующую небольшую палубу окружали вырезанные из дерева опоры, увенчанные резьбой. Мне хотелось соскоблить тину, наросты, кораллы и получше ее рассмотреть, но время, запас воздуха и наши силы были ограничены — мы не могли тратить их на пустяки.

Нино, махнув рукой, чтобы я следовал за ним, спустился к каюте и стал ждать меня у узкого черного входа.

Меня охватил страх неопределенности. Первый ужас от общения с сумрачным миром я подавил упражнениями и тренировками. Подавил, но не уничтожил. Теперь он вернулся в полном объеме, к нему добавились новые страхи. Я покрылся гусиной кожей. Нино положил на мое плечо руку, включил фонарь. Чудовища исчезли, вместо них плавали рыбы. Рыбы, тина, вода, и снова темнота, которую мог рассеять мой фонарик.

Включив свет, я раздвинул гирлянды водорослей и последовал за Нино в каюту.

Краем глаза я заметил пару больших, круглых уставившихся на меня зрачков, пасть с толстыми губами, из которой постоянно текла слизь. Я направил на нее фонарик: это был большой голубой групер. Он ударил хвостом и скрылся в темноте. Нино повернулся и сделал знак идти за ним. Мы встали на неровное песчаное дно и осветили фонарями заросший тиной пролом.

Меня, новичка, охватило разочарование. Некоторые уступы напоминали балки, углубление могло быть альковом для кровати, бесформенная масса на уровне пояса — столом. Больше ничего — ничего, кроме покачивающейся травы, водорослей, снующих взад и вперед рыбок.

Мы направили луч вверх. Наши лица гладила свисающая тина. Я протянул руку и под илистой растительностью нащупал балку. Чуть дальше огромный налет смутно напоминал лампу. Я ударил по нему ножом, он отломился и медленно упал на песчаный пол.

Нино нетерпеливо махнул рукой, что означало «хватит, перестань», и встал на колени. Я последовал его примеру. Он стал соскабливать ножом водоросли, песок и кораллы, пытаясь выяснить толщину наростов на дереве. Сантиметров через тридцать мы достигли рыхлого размокшего дерева.

Нино поднялся, отрицательно покачав головой. Здесь не могло быть никаких сундуков. Он отошел в дальний угол, где благодаря наклону собралось много песка.

Нино — настоящий профессионал, он хорошо знал свое дело. Опустившись на колени, он осторожно ощупывал песок пальцами, слегка стал разгребать его. Я выбрал место рядом и сделал то же самое.

Не успел я поработать и трех минут, как натолкнулся на какой-то несомненно деревянный предмет. Посветил фонариком, но ничего не увидел.

Неожиданно меня охватила лихорадка, я начал неистово раскапывать яму, как собака в поисках кости. В ту же секунду рядом со мной оказался Нино, он укоризненно погрозил пальцем, показывая, что так работать опасно. Затем опустился рядом и присоединился ко мне. Над нами поднялся вихрь песка, он слепил нас. Мы вытаскивали из ямы горсть песка, в нее засыпалось две. После беспрерывной работы мы расчистили достаточно много, чтобы опознать мою находку.

Латунный уголок старинного сундука!

В это время послышался звук, похожий на треск ветки. Это был сигнал о подъеме. Пора возвращаться.

Глядя на Нино, я показал на сундук, умоляюще сложил руки, чтобы немного задержаться. Он покачал головой. Его глаза безжалостно смотрели на меня.

Медленно, страшно медленно мы поднимались на «Вэхайн». Оседавший песок засыпал сундук с «Донны Люсии».

Глава 13

Мы вытянулись на матрасах под парусным навесом посередине корабля. Пэт принесла холодное пиво и сигареты. Джони в камбузе готовил королевскую еду — филе из красного императора, пойманного, пока мы работали, поджаренное мясо, чипсы, консервированные персики и сливки со льда. Мы должны хорошо есть и отдыхать. Так приказал Нино, и его приказ был выполнен.

Мы лежали в теплой тени, вокруг тихо плескалось море. Нино прочитал мне вторую лекцию.

— Ренн, ты настоящий дурак! После всех моих наставлений ты ползаешь на четвереньках, царапаешь и скребешь песок, как ребенок в поисках потерянной игрушки. Нужно работать медленно. Медленно! Сберегая воздух и силы, ты не даешь азоту накапливаться в организме. Представь, что занимаешься любовью с Пэт, — он многозначительно подмигнул. Пэт покраснела и отошла. — Медленно и ласково, ласково. Результат будет тем же, только сам процесс станет более приятным.

— Хорошо, Нино. Один ноль в твою пользу! Но какого черта мы не могли немного задержаться? Через десять минут мы бы выкопали сундук.

Нино облокотился на одну руку и ткнул в меня пальцем. Его глаза горели, гнев был театральным.

— Так, так! Молодой петушок хочет кукарекать. Вот что, умник, скажу тебе пару слов. Знаешь, сколько бы мы раскапывали сундук? Около двадцати минут. И что дальше? Еще двадцать минут — на всплытие и дополнительный час на отдых. Но сундук так бы и остался под водой. Почему? Потому что у нас не было веревки. В следующий раз Джони спустит канат, и, если нам повезет, — повторяю, только в этом случае, мы поднимем его наверх.

— А если не повезет?

— Оставим его, — резко бросил Нино. — Думаешь, его съедят рыбы? Или утащит русалка?

Он хлопнул себя по лбу с видом презрения и отчаяния и упал на подушку. Пэт и Джони, наблюдавшие из каюты за короткой разыгранной драмой, расхохотались.

Потом, когда был накрыт стол и мы стали обедать, Пэт спросила Нино:

— Этот сундук! Там есть сокровища?

Нино красноречиво пожал плечами.

— Кто знает, синьорина? Может быть — да, может быть — нет. По своему опыту скажу, чаще — нет. Лучше не строить иллюзий. Судя по тому, что мы видели в каюте, вряд ли. Если мы перекопаем все вокруг, то обнаружим чашку, нож, оловянную миску. Но они настолько обросли травой, что не стоит тратить время впустую, — он обаятельно улыбнулся. — Я не хочу вас расстраивать, но поиски сокровищ, синьорина, это длинная цепочка разочарований. Я знал человека, который потерял состояние, подняв груз пластмассы. Я знал другого, который действительно нашел корабль с сокровищами, и потерял все, потому что не мог откачать со дна грязь. Ему помешало течение.

Джони Акимото согласно кивал, ему был по душе маленький загорелый парень из Генуи. Они оба выросли у моря и хорошо знали его хитрости. На лицо Джони набежала тень, он что-то вспомнил и на минуту он замялся.

— Ренбосс! Мы с мисс Пэт решили не говорить вам, пока вы заняты работой. Теперь я могу раскрыть секрет.

— Давай, Джони.

— Пока вы были внизу, снова прилетал самолет.

— Тот же?

— Да. Снова облетел вокруг острова два-три раза и вернулся домой.

— Проклятье!

Я вскочил с матраса, Нино Феррари уложил меня снова.

— Если хочешь продолжать поиски, оставайся на месте. Что случилось? Ты же знаешь, что этот Мэнни будет за тобой шпионить. Нет смысла откладывать работу из-за того, что ты психуешь.

Я неохотно лег на матрас, закипая от ненависти. Следующая фраза Джони подтвердила мои мысли.

— По-моему, на этот раз все гораздо серьезнее.

— Почему?

— Потому, что сегодня вместо лодки он увидел «Вэхайн» и понял, что мы начали работу. Ему нужно спешить, если он хочет захватить нас.

— Джони прав. Мэнни не будет долго ждать. Придется прибавить темп, — сказал я.

Нино красноречиво махнул рукой.

— А что мы можем? Сделать больше, чем запланировали? Нет. Зачем портить друг другу настроение? Сегодня осматриваем каюту, завтра — трюм. Будем работать, пока не появится Мэнни.

— А что мы будем делать, когда он появится?

— Думаю, нам придется поворочать мозгами, а не задницей, чтобы сильно его удивить. — Нино усмехнулся, закрыл глаза и больше не произнес ни одного слова.

Мы проверили давление в баллонах, опробовали регуляторы, и пока Пэт помогала нам одеваться, Джони привязал балласт к канату. Мы захватили его с собой на корабль и оставили в каюте. После того, как очистим сундук, его поднимет Джони. Пэт поцеловала меня в губы, я надел маску.

— Удачи, Ренн! Попытайся не расстраиваться.

— Не буду. Если внизу нет сокровищ, оно ждет меня наверху.

Мы сразу почувствовали резкий холод после двухчасового лежания на горячей палубе. Увидев знакомые очертания, спустились к двери, подтянув за собой канат.

Теперь я не испугался темноты, позабыв все свои страхи. Опустился с Нино на неровный пол и стал равномерно, ритмично разрывать песок. Глядя на мою работу, Нино удовлетворенно кивнул.

Попытайтесь закопать пустую керосиновую банку у себя в саду: вы удивитесь, какую большую яму вам придется выкопать. Попытайтесь избавиться от нее через полгода, и работа вырастет вдвое. Если заняться этим, когда льет дождь, через десять минут вы будете по колено в грязи. Представьте себе двух людей, которые занимаются этим под водой. Выгружают накопившийся за двести лет жидкий песок, выдергивают тину, вытаскивают кораллы… И вы поймете, что Нино не преувеличивал объем работы.

Я подкапывался под дно, Нино снимал верхний слой. Вокруг нас плавали частицы ила, они залепляли маски, вызывали раздражение. Минут через пятнадцать Нино толкнул меня и кивнул на сундук.

У меня упало сердце. Крышка была разбита, а сундук набит песком.

Охватывающие его латунные полосы были сломаны и изъедены коррозией, оставшиеся металлические гвозди покрыты кораллами и крошечными моллюсками. Они царапали наши руки, мы бросали их в сундук, перебирали жидкий песок в поисках золота, драгоценных камней и украшений.

Наконец мне попалось что-то твердое. Это оказалось изъеденная коррозией латунная пряжка. Нино раскопал сломанный ржавый нож. Когда он нашел вторую пряжку, то мрачно ухмыльнулся и дал знак остановиться. Его лицо говорило о том, что я уже сам понял.

Это был обычный сундук, где хранилась одежда, туфли с пряжками и нож. Прожорливые морские микроорганизмы истребили все за исключением ножа, пряжек от шляпы и туфель.

С минуту мы смотрели на нашу жалкую находку. Нино подал знак помочь ему, мы вытащили сундук и, вытряхнув его содержимое на песок, нашли всего-навсего изъязвленную металлическую ручку с куском фарфора на одном конце.

Раздался выстрел. Мы бросили сундук в угол и увидели, как он медленно упал среди водорослей. Сжимая в руках наши детские находки, мы не спеша стали подниматься наверх.

Мы сидели с Пэт на крышке люка. Джони управлял судном. Корабль двигался через канал в лагуну. Спокойный, как кот, Нино спал на одной из коек. Я взял Пэт за руку, она положила свою темноволосую голову мне на плечо.

— Устал, Ренн?

— Да, дорогая, устал. Нино был абсолютно прав, это изматывающая работа.

— Ты разочарован?

— Да. Это глупо и дико, но не надо меня успокаивать. Я — новичок, мне нужно учиться терпению. Вот и все.

— Нино говорит, что завтра вы начнете обыскивать трюм?

— Точно.

— Это трудно?

— Не труднее, чем осматривать каюту. Только площадь гораздо больше, а значит, соответственно и песка.

— Безрадостная картина?

— Нет. Дело случая.

Она на секунду замолчала.

— Ренн, я все время думала…

— О чем?

— О монетах среди рифов. Может быть, кому-нибудь удалось добраться до берега?

— И прихватить сундуки с сокровищами?

— Да.

— Дорогая, — терпеливо объяснил я, — мы уже это обсуждали, ты слышала, что сказал Джони? Повторяю, я осмотрел весь остров и не нашел никаких следов.

— Здесь нет пещер?

— Ни одной, только несколько ям и выступов среди скал. Они или слишком малы, или находятся чересчур высоко. На восточном мысе есть узкая расщелина, однажды мы с Джанет заглянули туда. Грязь, сырость и такая отвратительная вонь, что мы не решились войти. Больше ничего похожего…

Она вздохнула и печально ухмыльнулась.

— Хорошо, хватит о моей отличной теории. Значит, все зависит от вас с Нино?

— Да.

Джони выключил двигатель, корабль заскользил по воде и остановился.

Я встал, прошел вперед, приготовился бросить якорь. Пэт пошла за мной.

— Ренн?

— Да.

— Джони чем-то обеспокоен?

— Ты знаешь чем?

— Нет, но он хочет поговорить с тобой сегодня вечером, после ужина. С глазу на глаз.

Я сбросил якорь, «Вэхайн» остановилась, развернувшись кормой по течению. Первый день закончился.

На ласковом небе заблестели звезды. Нино присел у костра, осторожно вынул шланг из акваланга, тихо напевая что-то под нос. Пэт ушла в палатку, делать очередную запись, благодаря которой моя загорелая девочка станет доктором наук. На освещенном брезенте вырисовывалась ее тень. Джони собирался на «Вэхайн» спать. Я пошел проводить его.

Когда мы ушли достаточно далеко от лагеря, он сказал:

— Ренбосс, я боюсь.

— Чего?

— Что-то должно случиться.

— Мы всегда это знали, что же здесь нового?

— Да, Ренбосс, но… — он запнулся, подбирая слова, — что я могу сказать? Вспоминаю времена, когда нырял за губками. Прошел слух, некто нашел хорошее место и тихо его обрабатывает. Когда этот человек заходил в бар, за ним наблюдали жадными глазами, прикидывали его силу, отвагу и отношение к нему команды. Если он был сильным и его любила команда, к нему подлизывались, угощали выпивкой, пытаясь выведать место. Но если это был трус, слабак или его не любила команда, в кабачке начинали перешептываться. Потом затевалась драка. Моряки вынимали ножи и дрались как звери… Этот Мэнни — настоящий зверь. Он поступил именно так.

Я мрачно кивнул, Джони сказал правду. Мэнни Маникс — зверь. Но еще он был бизнесменом, и там, где дело касалось денег, не упускал своего случая. Он вмешается только тогда, когда соберет достаточно сил. Если ваши карманы набиты деньгами, на севере вы найдете много желающих, не брезгающих никакими заработками. Джони взволнованно наблюдал за мной.

— Согласны, Ренбосс?

— Да, Джони.

— Что вы собираетесь делать?

— Что ты от меня хочешь?

Он долго обдумывал вопрос прежде чем ответить:

— Мы должны остаться и бороться. Но среди нас девушка…

Я понял его. Пэт окажется в середине свалки, когда на нас кинутся эти звери и начнут рвать зубами. Что делать? Не позавидуешь любой девушке в таком положении, но это была моя любимая. Я видел только один выход.

— Хорошо, Джони. Утром отошлем ее назад. Если погода будет хорошей, она доберется сама. Не обязательно уезжать на берег, Пэт может подождать, пока все уляжется на одном из островов.

Джони Акимото выпрямился. С его плеч свалился тяжелый груз. Он улыбнулся и пожал мне руку.

— Поверьте, Ренбосс, так лучше! Конечно вы не хотите, чтобы она уезжала. Но с ней у вас будут связаны руки. Спокойной ночи, Ренбосс!

— Спокойной ночи, Джони?

Я увидел, как он столкнул лодку, перешел на корму, легкими ударами весел погнал ее к «Вэхайн».

Когда я вошел к Пэт, она встала. Мы поцеловались, обняли друг друга.

— Дорогая, — решительно начал я, — завтра ты уедешь. Здесь становится опасно. Поплывешь на острова Лэндберд или Саусэкс. Будешь находиться там, пока мы за тобой не приедем.

Она долго смотрела на меня, ее губы дрожали, на глазах выступили слезы. Наконец, взяв себя в руки, спросила:

— Ты хочешь этого, Ренн?

— Нет. Не хочу. Но думаю, что тебе нужно ехать.

— А Джони?

— Он полностью согласен со мной.

Она отвернулась, промокнула глаза платком. Когда Пэт снова посмотрела на меня, ее губы были твердо сжаты, а подбородок гордо поднят. В ее голосе звучали новые нотки.

— Вы будете драться, Ренн?

— Да.

— За корабль?

— Отчасти… Но не только за него, — мучительно я попытался оформить мысль, которая появилась у меня в последние дни. — Я знаю, можем не найти золото, хотя у нас есть шанс. Но, похоже, клад находится так глубоко, что нам до него не добраться. Даже если будем копать миллион лет. В этом случае драка — настоящее безумие. Разве ты не понимаешь? Здесь — совсем другое: жизнь, друзья, этот остров. Впервые я свободен. У меня под ногами моя земля. За это, дорогая, я и буду драться. Может быть, даже убивать.

— А за свою женщину, Ренн? — прошептала она. — Я твоя женщина, правда?

— Да. До последнего вздоха.

Встав, я хотел ее обнять, но она мягко оттолкнула меня.

— Тогда я остаюсь. Ты — мой мужчина и не можешь отослать меня.

Я попытался спорить, она закрыла мой рот поцелуями; стал угрожать, она рассмеялась мне в лицо. Я изменил тактику и перешел к уговорам. Она неохотно отпустила меня.

— Иди спать. Завтра — трудный день. Когда все кончится, у нас будет много времени — до последнего вздоха, как ты сказал.

Нино Феррари сидел у костра и перебирал сложный механизм регуляторов. Услышав мои шаги, он поднял голову и криво усмехнулся.

— У тебя отличная девчонка! Настоящая жена водолаза. Запомни, ныряльщик должен много спать. — Тебя что-то тревожит?

— Да. Нам предстоит драться. Так думает Джони, и я согласен с ним.

Нино наклонил темноволосую голову и беззвучно свистнул.

— Вот в чем дело! Знакомая история среди ловцов губок в Эгейском море. Они могут быть задирами. Когда льется вино, они достают длинные ножи, — он многозначительно провел пальцем по горлу. — А что с девушкой?

— Я хотел, чтобы она уехала. Пэт отказалась. Мы не можем увезти ее силой.

Нино завинтил последний винт, аккуратно завернул регулятор в чистую тряпку, чтобы не попал песок, и положил в коробку, щелкнув замком.

— Первое правило аквалангиста, — невпопад сказал он. — Чистить регулятор после каждого погружения. Если он откажет, можешь считать себя покойником.

Сзади в кустах заливались сверчки и цикады. Над нами пролетела летучая мышь.

— Сегодня утром ты намекнул, что у нас в запасе есть пара сюрпризов для Мэнни Маникса. Каких?

Нино искоса посмотрел на меня, нагнул голову, как будто хотел рассмотреть тыльную часть ладоней и совершенно спокойно сказал:

— Нельзя давать нож в руки ребенка или пистолет разгневанному мужчине. Я понял это во время войны, когда вокруг царили ненависть и разрушение. Ты мой друг, но за все последствия отвечаю я.

Мне пришлось удовлетвориться таким ответом. Я встал, похлопал его по плечу и пошел спать. Мне приснилась война, пляж, мертвые тела в волнах прибоя. Человек в окопе. Его поливают сверху из пулемета. В окопе лежал я, за пулеметом — Мэнни Маникс.

Глава 14

На следующий день, в семь часов утра, мы бросили якорь у «Донны Люсии». Мы собирались делать три погружения. Вместе с отдыхом и временем спуска каждое продолжалось три часа. Я настаивал на четырех, но Нино был непреклонен, утверждая, что выигранное время — иллюзия.

— Через два-три дня мы почувствуем усталость и не сможем продолжать работу.

Преодолев страх ожидания, я прыгнул за борт и поплыл за Нино, наблюдая за поднимавшимися перед моей маской пузырьками воздуха. Сегодня мы должны обследовать трюм.

Проплыв над колыхающимися водорослями на палубе, остановились у заросшей слизью и острыми кораллами зияющей дыры. Нино подал знак остановиться. Осторожно, пытаясь не зацепиться за острые края, он нырнул за лучом своего фонарика в трюм. Потом посветил мне.

Мы оказались в помещении, которое было в три раза больше вчерашней каюты. Песок поднимался под углом вверх, покрытие тиной шпангоуты сходились сзади на нет. Луч фонарика вырвал из темноты колонию лангустов, уцепившихся за верхние балки. Я решил захватить одного на завтрак, но, почувствовав прикосновение, резко обернулся и осветил большого осьминога: черный, как у попугая, клюв, глаза-блюдца. Он подобрал щупальца и устремился наверх, выпустив облако чернил.

Местами нам приходилось пробираться ползком. Мы осторожно ощупывали очертания старинных бимсов под колыхающейся растительностью, делали аккуратные отметки — они помогут, когда мы разобьем всю площадь на квадраты. Описав круг, мы стали разрыхлять песок, тину и кораллы в поисках предметов, напоминающих сундуки. Поверхностный осмотр — неблагодарная работа, но пришлось им заняться. Нам предстояло выполнить головокружительную задачу — разгрести руками сотни квадратных метров.

Обследование трюма закончилось, Нино подал знак остановиться. Несколько минут мы строили друг другу гримасы и размахивали руками, как сумасшедшие. Затем он просигналил, чтобы я посветил на стену. Поплыл в угол, расставил руки и, отмерив расстояние, отошел назад. Наконец я догадался: он отмечал узкую полоску наших будущих раскопок.

Нино вернулся, и мы приступили к работе: царапали, скребли, отгребали песок назад.

Проработав несколько минут, услышали знакомый выстрел, остановились и посмотрели друг на друга. Мы пробыли под водой не более пятнадцати минут. За первым выстрелом раздался второй и сразу же третий.

Что-то случилось на «Вэхайн»! Мы вынырнули из трюма и бросились наверх.

Джони и Пэт помогли нам забраться на палубу. С нас капала вода. Джони показал на запад.

— Это они, Ренбосс, — сказал он тихо.

Их корабль, как и «Вэхайн», был люгером, только больше и шире. С черными бортами, мачтами без парусов, он мчался со скоростью около двенадцати узлов. Минут через двадцать он будет рядом.

Джони Акимото передал мне бинокль. Я увидел закрытую брезентом палубу, по которой бегали обнаженные до пояса матросы. Перед главным люком лежала какая-то бесформенная масса. У передних опор в белом парусиновом костюме стоял Мэнни Маникс.

Я передал бинокль Нино, он несколько минут наблюдал за люгером.

— Оборудование для подводного плавания, — бросил он. — Насосы и лебедка. Впереди еще что-то, не могу разобрать.

— Ты знаешь этот корабль? — спросил я Джони.

— Да. Корабль для сбора губки. Два дизеля. Судя по номеру по борту, зарегистрирован на островах Серзди.

Ничего не скажешь, голова у Мэнни работает. Никогда ничего не забывает. Однажды во время войны, когда он отправился на север с официальной лицензией для покупки продовольствия, на островах он арендовал похожий люгер. Мэнни вернулся с поддельной декларацией и наворованным оборудованием. Теперь он мог послать телеграмму и вызвать в Бауэн тот самый люгер, с суровым капитаном и командой хулиганов. Если дело окажется достаточно грязным, их доля и премиальные гарантируют абсолютное молчание и безопасность.

— Что вы собираетесь делать, Ренбосс? — спросил Джони.

— Ждать. Сидеть и ждать. Нино, убери акваланги. Пэт, спустись вниз и приготовь поесть. Лучше всего встречать неприятности на сытый желудок.

Она болезненно скривилась и ушла на корму. Нино поднял и аккуратно, обтер акваланги. Джони наблюдал за черным силуэтом корабля, который спешил к нам, разрезая воду.

Люгер подплыл ближе, на его боках сверкали белые цифры. На палубе толпились обросшие, загорелые матросы. Я видел, как разговаривает, размахивая сигарой, Мэнни Маникс. Интересно, что у них под брезентом на носу корабля?

Джони удивленно пожал плечами, наклонился, достал из люка винтовку, передернул затвор, выбросив пустую гильзу, снял предохранитель и спрятал винтовку в желоб для стока воды.

Пэт и Нино принесли чай и тарелку бутербродов. Мы сели на люк и стали есть, не спуская глаз с приближающегося люгера. Через брезентовый навес на нас струилось солнце. «Вэхайн» тихо покачивалась на волнах. Нас можно было принять за рыболовов или за отдыхающих туристов, если бы не повисшая в воздухе тишина и странный черный корабль с пестрой командой.

Мы только-только закончили обед, когда они подошли по правому борту и заглушили двигатель. Корабль остановился перед носом «Вэхайн», с грохотом и плеском в воду упал якорь. Мы оказались друг против друга, нас разделяло восемь метров воды.

Команда со смехом и криками выстроилась у поручней. Увидев среди нас женщину, они засвистели, воздух наполнился руганью. Их было около дюжины, разного возраста — от желторотых юнцов до бывалых моряков разных национальностей. Загорелых ветеранов из захудалых городишек на краю света, где действовали свои законы, объединяло одно — были грубыми и опасными.

Среди них стоял Мэнни Маникс. Его белый костюм явно не соответствовал вызывающе яркому галстуку, панама сдвинута на затылок, во рту — неизменная сигара. Мэнни вынул ее, чтобы поприветствовать меня.

— Эй, командир! Отличная погода!

Я промолчал, чувствуя, как за моей спиной сжалась в комок Пэт.

— Хочу подняться к тебе на борт, поговорить о делах. Без свидетелей.

— Стой, где стоишь, Мэнни.

Мэнни терпеливо помахал рукой.

— Просто хочу решить все по-дружески, если тебе интересно. Мое предложение остается в силе.

— Мне неинтересно.

— Поделимся поровну, командир. Посмотрим, я привез людей, оборудование, — он сделал широкий жест, обводя корабль и разношерстную команду. — Если ты не против, могу повторить условия.

— Нет. Если хочешь получить, попробуй отнять.

— Это море, командир. Покажи разрешение на подводные спасательные работы, и мы уедем.

— У меня его нет. Просто мы приехали сюда первыми.

Команда на палубе разразилась хохотом. Джони нагнулся за винтовкой, но я остановил его.

— У меня есть свидетели, командир, — закричал Мэнни. — Они подтвердят, что я предлагал честные условия за то, что тебе не принадлежит. Ну что же, дело твое, я вынужден вмешаться.

Я поднял винтовку.

— Попробуй, Мэнни.

Еще один взрыв хохота. Мэнни повернулся и отдал приказание стоящему в стороне матросу. Взлетел брезент. Моя загадка разрешилась сама собой: бесформенная масса оказалась ворованными глубинными бомбами. За ними на станине стоял заряженный пулемет.

— Все еще хочешь драться, командир? — зарычал Мэнни.

Команда взревела в ответ на его шутку. Его лицо потемнело, в голосе появились ядовитые нотки:

— Я беру это дело на себя… Убирайся со своей лодкой на остров. Будешь совать свой нос в наши дела, мы тебе его отрежем. А если ты и твой малыш-макаронник захотите нас обхитрить, например, нырять, пока отдыхают мои люди, вспомни про эти штучки, — он указал на зловещие металлические коробки на носу. — Мы сбросим их прямо на ваши головы.

У него на руках были одни тузы. Нам оставалось только наблюдать, как он заберет наш клад и смотается домой. Я проиграл и был раздавлен Мэнни Маниксом второй раз. Не хотелось доставлять ему удовольствие признанием поражения, я тихо отдал приказ:

— Нино, поднять якорь. Джони, заводи мотор. Не спеши, спокойно и без суеты. Мы с Пэт останемся здесь, на палубе.

Молча, неохотно они отправились по местам. Мэнни и его шайка с молчаливым изумлением наблюдали за нашей покорностью. Матрос с пулеметом жаждал открыть огонь.

Нино поднял якорь, закашлял двигатель, дернулся и заработал винт. Наконец-то мы тронулись с места. Мы с Пэт прислонились к мачте, я держал под мышкой винтовку со спущенным предохранителем. Мэнни не был готов к перестрелке, начнись она сейчас — он станет первой жертвой.

Команда на палубе замолкла, мы проплыли мимо. Джони повернул штурвал и направился на восток, вдоль рифа к судоходному проходу. Матрос развернул пулемет и направил на нас.

Неожиданно по спокойной залитой солнцем глади воды как чудовищная брань разнесся хохот.

Мы спустились к Джони Акимото в кубрик.

— Это самый ужасный момент в моей жизни, — тихо призналась Пэт. Ее глаза метали молнии. — Так хладнокровно совершить подлость!

— Ничего другого я и не ждал. Меня только удивил пулемет и глубоководные мины. Но зная Мэнни, нужно быть готовым ко всему, — угрюмо ответил я.

— По-моему, — со спокойствием адвоката сказал Нино Феррари, — этот Мэнни настоящая дрянь. Он обозвал меня макаронником! Мои предки были цивилизованными людьми еще в то время, как его папаша созревал в мозгу у дедушки в виде грязной похотливой мысли. Придется им заняться.

Джони Акимото молча стоял у руля. Одинокий, добрый человек, заботливо, с какой-то торжественной осторожностью управлял «Вэхайн». С ним что-то произошло. Одно присутствие черного люгера и команды босяков оскорбляло его. Его умные глаза наполнились холодным бешенством, он крепко сжал губы.

Мы не произнесли ни единого слова, пока не бросили якорь в безмятежных водах лагуны.

Затем собрали военный совет, на котором решили спрятать наши запасы и акваланги в лагере, а палатку Пэт перенести поближе. Вести круглосуточное наблюдение за действиями черного люггера и поставить лодку и катер перед лагерем, а ночевать на берегу.

— Нет, Ренбосс! Вы и ваши друзья можете ночевать, где хотите. Я не брошу «Вэхайн», — сурово сказал Джони.

— По-моему, Джони, ты не прав. Когда мы вместе, мы в большей безопасности. С «Вэхайн» ничего не случится. С люгера увидят, как мы ее разгружаем. Если они решатся сойти на берег, в чем я сильно сомневаюсь, они отправятся в лагерь и оставят ее в покое.

Джони покачал головой:

— Нет. Это ваш остров, Ренбосс. «Вэхайн» — моя лодка. Каждый из нас охраняет свое. Я возьму винтовку и половину патронов, у Нино есть пистолет. Все по-честному. Поверьте, Ренбосс, так будет лучше.

Нино согласно кивнул.

— Он прав, дружище, пусть поступает как хочет. Один из нас может навещать его каждый день и приносить воду. Кроме того, «Вэхайн» — связь с миром. В случае необходимости она должна стоять наготове в безопасном месте.

На том и порешили. Мы сделали четыре ходки, чтобы доставить оборудование. Все это время Мэнни Маникс наблюдал за нами с черного люгера. Наступил вечер. Мы сели вокруг костра, на «Вэхайн» зажглись сигнальные огни. Из иллюминаторов большого люгера струился желтый свет.

Спокойно, как настоящий профессионал Нино Феррари оценил обстановку:

— Сегодня утром я был свидетелем нашего позора. Мы мало выгадаем, если будем ругаться. В конце концов нет худа без добра.

— Держи карман шире, — взорвался я. — Мэнни захватил все. У него оборудование, время и деньги. Стоит нам пошевелить пальцем, и он отвернет нам головы.

Пэт сжала мою руку, ее спокойный голос привел меня в чувство.

— Пусть Нино закончит.

Нино фыркнул и подмигнул мне:

— Я же говорил, ты нашел хорошую женщину. Сегодня утром ты нашел хорошую женщину. Сегодня утром, когда я увидел трюм, моя душа ушла в пятки. Ты, конечно, понимаешь, я сталкивался с такими вещами много раз, поэтому могу сообщить, что на три четверти «Донна Люсия» забита песком. Видел, под каким углом находится палуба? Подумай хорошенько! Когда она стала тонуть, все предметы сорвались вниз, на нос. Поэтому, если сундуки там, они должны находиться под песком. Конечно, могут быть любые исключения, но я так прочитал этот рассказ.

— Можешь читать его как хочешь. Факт остается фактом: у Менни есть аквалангисты и насос. Он может ждать сколько угодно.

Нино фыркнул:

— Ох, уж эти любители! Да, у него есть насос, но какой насос может быть на таком суденышке?! Как долго он будет откачивать тонны песка? Ты говоришь о времени. Конечно, у него есть время. Но время — деньги: зарплата капитану, команде и водолазам. Он зафрахтовал люгер и будет работать, пока не кончится срок аренды. Если он не найдет сундуков, он соберется и уйдет. Почему? Потому что он деловой человек, потому что его финансовым возможностям есть предел. После этого на сцене появляемся мы. Он значительно облегчит нашу задачу, ясно?

У Нино — железная логика. Я не мог возразить и кипел от злости, Нино был холоден как лед. Пэт согласно кивнула. Мне стало стыдно за свой беспричинный гнев.

На палубе люгера зажегся прожектор, его тонкий луч осветил риф. Мы услышали шум лебедки и приглушенный монотонный стук насоса. Через борт корабля прыгнула тень.

Мэнни был деловым человеком. Он знал, что время — деньги, и решил работать круглосуточно.

Глава 15

Каждое утро мы просыпались под глухой стук насосов. Черный люгер стоял на якоре, по грязной палубе двигались сонные люди. Джони Акимото, устроившись на носу «Вэхайн», ловил себе на завтрак рыбу.

Мы бежали на пляж — освежиться. Потом Пэт готовила завтрак, мы с Нино наводили порядок в лагере и собирали хворост для костра. После этого один из нас плыл на «Вэхайн» — провести утро с Джони. Он успокоился и снова улыбался. Но у него появились осмотрительность и осторожность человека, ожидающего нападения.

Чтобы убить время, я брал Пэт на кратковременные экскурсии по осажденному острову, учил ее различать деревья — казуарину, турнефортию, дерево-зонтик, дикую сливу. Показывал ей огромные сосны, семена которых занесли с материка птицы, гнезда глупых крачек под мягкими листьями писонии.

На выступах скал мы собирали орхидеи, сидели в тени деревьев-папоротников, наблюдали за муравьями, которые вместо нитки с иголкой использовали свои личинки. Сидели зачарованные видом паука, с капелькой жидкого клея на брюхе: он ждал у своей паутины трепещущих мотыльков. Безрезультатно пытались подружиться с тощими, косматыми козами — их запрещал убивать старинный обычай, поэтому они расплодились в огромном количестве. Мы спускались в седловину, смотрели на коричневые скалы, о которые разбивался прибой, на великолепные зеленые острова, нанизанные на рваную нитку рифа. Там, где заканчивалось глубоководье и начинались отмели, голубое море приобретало изумрудный, потом золотистый оттенок. Мы видели сверкающих на солнце дельфинов, мелькающие стаи летучих рыб. Встретили маленькую черепаху: возможно, эта долгожительница видела «Донну Люсию».

Мы залезли на гору с двумя вершинами, и я показал узкую расщелину — единственное подобие пещеры на острове. Нас встретил тяжелый запах животных. Из темноты выглянул бородатый козел и рассмеялся нам вслед.

После прогулки мы спускались в лагерь, где загорал Нино Феррари, встречавший нас неизменной улыбкой сатира. Он удивлял меня тем, что абсолютно не замечал времени. Его худое, мускулистое тело имело какую-то кошачью грациозность. Походка кота, такое же умение мгновенно расслабляться и засыпать. Он не хотел тратить энергию вхолостую, но мыслил четко и ясно.

— Считаю дни, — говорил он, — я получаю удовольствие! Через десять дней, максимум две недели, им надоест и они смотаются. До того момента я будут наслаждаться долгожданным отдыхом.

Я чувствовал странное ощущение вины потому, что думал то же самое. Запертый в тесный мир рифа, мучаясь от безделья, я созерцал дни и занимался пасторальной любовью с Пэт Митчел. Казалось, что можно радоваться такой жизни вечно: построить на острове дом, купить корабль, наблюдать за тем, как покрываются бронзовым загаром и растут наши дети. Мы сплели кружево мечты, раскрасили его цветами моря и заката.

В один прекрасный день на палубе черного люгера что-то случилось, там поднялась неожиданная суматоха. Заглушая шум насосов, раздался крик, игравшие в карты матросы побежали на корму. Из кубрика выскочил темнокожий парень и кинулся к поручням. Его поймали, скрутили и бросили лицом вниз на крышку люка. Потом стали избивать. Вокруг хохотала команда, а Мэнни Маникс спокойно курил сигару.

Я протянул бинокль Нино Феррари, он посмотрел и передал его Пэт. Она молча вернула его назад, отошла в сторону. Ее вывернуло.

Я увидел ужасную сцену.

Равномерно, методично, жестоко они били негра до тех пор, пока он не затих. Его истерзанное тело застыло в луже крови.

Мэнни Маникс резко махнул сигарой, матросы замерли. Вперед вышли четверо, подняли тело и кинули за борт. Несколько секунд на гладкой поверхности воды виднелась темная масса. Неожиданно я заметил черный плавник акулы. Второй, третий… Мне показалось, что по воде расплылось темное пятно и на поверхность всплыли пузырьки воздуха.

Нино Феррари сплюнул на песок.

— Теперь, — сказал он тихо, — пришло время действовать.

Вечером я отправился на «Вэхайн» и привел Джони Акимото, который тоже был свидетелем трагедии.

Мы расселись у костра. Нино разровнял ладонью песок и нарисовал план.

— Вот это, — сказал он, — остров. Спереди пляж, сзади скалы, здесь лагуна. Эта линия — рифы. Перед нами они делают поворот, а в этом месте приближаются к острову и скалам. Здесь наш лагерь. Это — «Вэхайн», это, — он начертил пальцем крестик, — люгер и «Донна Люсия».

Нино выпрямился, закурил, сделав глубокую затяжку, выпустил дым и продолжал:

— Прежде всего хочу отметить, что жизнь человека — дорогая штука. Она стоит гораздо больше, чем клад с «Донны Люсии» или все золото мира. Я был свидетелем и виновником смертей, видел, как убивали людей, но никогда не принимал в этом участия. С годами я понял, что любая смерть убивает и меня. Потому что моя жизнь — частица общей жизни. Хочу, чтобы вы поняли — я не преследую никаких других целей, кроме восстановления справедливости.

На его глаза набежала тень. Мы напряженно наблюдали за ним.

— Я хочу взорвать люгер.

Джони Акимото вздохнул, Пэт сжалась в комок, вцепившись в мою руку, ее бил озноб. Нино Феррари спокойно закончил:

— Мина на присосках — очень простое и безопасное оружие, она крепится к корпусу. Взрыватель имеет запас времени, чтобы аквалангист успел скрыться. Я привез четыре мины. Мы поставим их на люгер.

Он нагнулся и стал рисовать на песке, мы наблюдали с немым удивлением.

— Здесь, — он ткнул пальцем в точку, — где рифы вплотную подходят к острову, начинается течение. Оно идет вдоль острова до того места, где работают наши «друзья». Во время прилива его скорость достигает трех-четырех узлов. В этом месте можно войти в воду и плыть по течению. Через полчаса я буду у люгера — водолазы работают с другого борта, прикрепляю мины и плыву дальше к судоходному проходу и возвращаюсь на «Вэхайн». Вся операция займет не более полутора часов.

Он выпрямился, вопросительно посмотрел нам в глаза. Первым откликнулся Джони Акимото:

— По-моему, Ренбосс, это неплохая идея. Если Нино не возражает, я с ним.

Феррари покачал головой.

— Нет. Придется плыть под водой.

— Возьми меня с собой, — попросил я.

Нино предупреждающе кивнул на Пэт. Ее бил озноб, лицо побелело. Она все еще сжимала мою руку.

— Ты должен понимать, дружище, — процедил он, — что в делах подобного рода есть определенный риск… Взрыватели с задержкой времени, но на палубе люгера глубинные бомбы.

— Я позвал вас на этот остров, поэтому поплывем вместе, — настаивал я.

В нашу беседу ворвался резкий, пронзительный голос Пэт Митчел:

— Никуда вы не поплывете. Сегодня утром мы стали свидетелями убийства. Это дело полиции. Сядем на «Вэхайн» или я возьму лодку, поеду прямо в Бауэн и все расскажу.

Хмуро и серьезно, как отец ребенку, Джони открыл ей всю правду:

— Нет, мисс Пэт. Как только мы попытаемся выбраться, они пустят в дело пулемет. Кроме того, — он помолчал, — они совершили убийство перед нашими глазами. Думаю, они готовы убрать нас.

Мы с Нино понимали такие очевидные вещи, но Пэт энергично возразила.

— А вот и нет, они не посмеют. Им это так не сойдет!

— Почему, мисс Пэт? Знаете, где мы находимся? В трех часах от побережья. Вокруг океан. Могу рассказать, как они поступят: убьют, скормят акулам, уничтожат все следы лагеря, загрузят припасы на «Вэхайн», отбуксируют ее на глубоководье и отпустят. В один прекрасный день ее выбросит на берег, и газеты назовут это еще одной загадкой моря. Все очень просто.

После такого холодного откровения Пэт охватил ужас. Она закрыла лицо руками и разрыдалась. Я обнял ее за плечи, прижал к себе.

— Извини дорогая, — нежно сказал я. — Но Джони прав, Нино предложил единственный выход. Или мы, или они.

— По-моему, — тихо заметил Нино. — Леди пора отправляться спать. Эта неприятная тема не для нее.

— Нет! — взорвалась Пэт, подняла залитое слезами лицо и набросилась на нас. — Я не позволю так со мной обращаться. Я вам не служанка. Моя жизнь тоже поставлена на карту. Я выслушаю все до конца.

В этот момент я понял, что очень сильно люблю мою маленькую, загорелую женщину. Я гордился отвагой, с которой она бросила нам вызов. Нино усмехнулся, а Джони Акимото медленно одобрительно улыбнулся. Мы вернулись к обсуждению.

— Очень важно, — сказал Нино, — чтобы не было луны. Каждую ночь они оставляют дежурного. Люди у насосов заняты своим делом, а этот человек разгуливает с винтовкой по палубе. Мы будем под водой, но нас выдадут пузырьки воздуха. Особенно если на море штиль.

Джони Акимото быстро прикинул:

— Завтра ночью луна появится после одиннадцати. Полный прилив начнется в восемь. У вас в запасе три часа.

Нино кивнул и оживился.

— Отлично! Важно, уложиться в это время, — он повернулся ко мне: — Ты не знаешь, где бы мы могли войти в воду, чтобы не переплывать через рифы? Запомни, у нас в руках будет взрывчатка.

Я на секунду задумался и вспомнил. За первым утесом западного мыса скалы уходят глубоко под воду и море образует длинную, свободную от рифов полосу. Если бы мы смогли нырнуть в этом месте, то попали бы прямо в морское течение. Я показал эту точку Нино. Он подробно расспросил меня и, казалось, был удовлетворен ответами.

— Так вот! Мы должны так расписать завтрашний день, чтобы он ничем не отличался от предыдущих. Не забывайте, они следят за нами и знают, что Джони проводит время на «Вэхайн», я загораю, а ты и молодая леди гуляете по острову. Завтра мы сделаем то же самое: Джони останется на лодке, один из нас приплывет к нему. Лучше, если это буду я. Надо зарядить мины в каюте. Вы немного прогуляетесь. На этот раз к тому месту, где мы будем спускаться в воду, чтобы мы не заблудились вечером.

Я восхищался маленьким генуэзцем. Он задумал нашу скромную военную кампанию, как великий стратег. Если бы мраморная статуя Христофора Колумба в его родном городе могла улыбаться, она бы улыбнулась Нино. Меня волновал другой вопрос:

— Если Джони будет на «Вэхайн», значит, Пэт останется одна. Мне это не нравится.

— Мне тоже, — ответил Нино, — но это необходимо. Мы не можем изменить распорядок. Она разведет костер и, как обычно, приготовит ужин. После еды может идти спать. У нее будет винтовка и мой пистолет. Сомневаюсь, чтобы они ей пригодились. Работа на люгере идет круглосуточно. Кроме того, ночью они рискуют напороться на рифы.

Пэт кивнула и храбро улыбнулась.

— Все в порядке, Ренн. Не волнуйся, я к этому привыкла. Помнишь, я же была одна, пока вы не приехали.

У меня не было другого выхода, но я дал себе слово, что, если все обойдется, никогда не оставлю ее одну. Нино тщательно обдумал последний этап операции.

— Мы выйдем из лагеря с наступлением темноты. Синьорина приготовит нам бутерброды и горячий чай. Поужинаем на месте. Следите за тем, чтобы они не увидели передвижений по лагерю. Запомни: нам придется долго плыть, поэтому мы должны беречь силы для возвращения домой. Не спеши и не суетись, сосредоточься на курсе, остальное сделает течение. Когда мы подплывем к люгеру, прижмись к борту, чтобы часовой не заметил пузырьков воздуха. Поставим мины так: две посередине, одну на носу, другую на корме. Это — моя забота! Ты поплывешь за мной и передашь две своих. После этого…

Он пожал плечами и с комичной покорностью развел руками. Я был настроен с меньшим юмором. После этого нужно быстро проплыть полмили до канала, чтобы взрывная волна не разбила нас о рифы, миновать водоворот в проливе и добраться до «Вэхайн». Большую часть пути мы должны проделать под водой, чтобы нас не достали пулеметом с люгера.

— Теперь, — резко сказал Нино, — спать! А вы, юная леди, — он указал тонким пальцем на Пэт и по-козлиному усмехнулся, — отправляйтесь в кроватку первой. Поцелуйте своего приятеля, шепните ему пару ласковых слов и марш спать. Любовь отнимет слишком много сил, а завтра ему придется много работать.

Она рассмеялась, поцеловала меня, на секунду прижавшись ко мне всем телом, и гордо подняв подбородок, пошла в палатку.

Когда она отошла достаточно далеко, Нино повернулся ко мне. Теперь он не улыбался, а был очень серьезным.

— Я постарался объяснить все как можно проще, ради Пэт, но все не так просто. Запас воздуха в баллонах ограничен, мы будем плыть на пределе. Завтра ночью мы можем умереть. Пойми это.

— Понимаю.

Он повернулся к Джони Акимото. Как генерал перед последним сражением, он отдавал скупые, решительные приказы.

— Операция ограничена по времени. Если мы не успеем, нам конец. Мы должны вернуться в десять. — Это последний срок. После этого у нас кончится воздух. Жди нас до одиннадцати, если к тому времени мы не появимся, считай нас погибшими.

Джони кивнул. Нино продолжал.

— Ты не будешь знать, поставили мы мины или нет. Поэтому возьми лодку, незаметно доплыви до берега и забери девушку на «Вэхайн». Заведи двигатель и дуй на полной скорости через канал. У тебя будет небольшой выигрыш по времени: Им ведь поднимать водолазов, а это несколько минут. Потом они кинутся за тобой, откроют стрельбу. Понятно?

— Да, — ответил Джони.

Спокойным надтреснутым голосом Нино обговаривал наши похороны.

Глава 16

Джони собирался на «Вэхайн», я проводил его до пляжа. Мы остановились у самой кромки воды. Над нами сияли яркие, холодные звезды. Возможно, это наш последний разговор…

— Присмотри за Пэт, — попросил я.

— Клянусь, Ренбосс, — ответил Джони.

Я рассказал ему о деньгах в банке, объяснил, как он сможет их получить, если со мной что-то случится.

— Нет, Ренбосс, не нужно. У вас своя «Вэхайн».

— Она достаточно обеспеченная женщина. Да она их и не возьмет. Хочу, чтобы они достались тебе.

— Спасибо, Ренбосс.

Нужно быть большим джентльменом, чтобы изящно принять подарок. Джони был именно таким человеком. Довольно банально я поблагодарил его за все, что он сделал. Неуклюже попытался выразить свои чувства.

Он со смущением выслушал меня и произнес странную и красивую фразу, которую я буду помнить всю жизнь:

— Где бы вы ни находились, Ренбосс, мое сердце всегда с вами. Где бы я ни плавал — ваше сердце со мной. Спокойной ночи, брат!

Он взял мою руку, прижал к груди, отпустил и исчез в темноте. Был слышен треск уключин и тихий плеск воды — Джони вернулся на «Вэхайн». Господь поскупился на таких мужчин, как Джони Акимото. Я часто задавал себе вопрос, неужели они все чернокожие?

Следующий день начался так же, как и предыдущий.

До завтрака мы купались, убирали лагерь. После завтрака Нино отправился на «Вэхайн», захватив с собой маленький деревянный ящик с минами и завернутыми в вату детонаторами. Я и Пэт, взявшись за руки, пошли осматривать место будущей операции. Всюду виднелись следы коз, но мы хотели найти такую потайную тропку, чтобы нас не заметил наблюдатель с черного люгера, но мы могли ее отыскать ночью.

Тропинка была найдена. От скалы до лагеря было пятнадцать минут ходьбы. Мы спустились вниз, тщательно осмотрели место. Приметили выступы и трещины, прикинули, до какой точки поднимется вода. Повернули назад и стали запоминать приметы, которые помогут нам ориентироваться в темноте — изогнутый ствол дерева, выступ, папоротник, пряный запах имбирного цветка.

Закончив осмотр, мы спустились в маленькую долину, заросшую травой и свисающими со скал лилиями. Нас приняла в свои объятия тень, прохладный ветерок ласкал лица. Мы говорили друг другу простые, нежные слова. Мы знали, что, может быть, через двенадцать часов наступит конец нашей любви, погаснут желания. Мы напоминали статую, изображавшую двух обнявшихся влюбленных, губы которых разделяет почти незаметное пространство.

Нино Феррари был прав: любовь — роскошь, когда впереди борьба за жизнь.

Мы покинули рай и вышли из кустов на солнце.

Нино, как обычно, загорал на пляже, облокотившись, о кучу песка, он наблюдал за лагерем. Мы подошли, он выдавил приветствие, резко кивнул, приглашая сесть, и продолжил свое занятие. Потом нахмурился и передал мне бинокль:

— Что ты на это скажешь, дружище?

Я увидел любопытную и загадочную сценку. Посередине толпы сидел один из водолазов, у его ног стоял темный квадратный предмет, сзади на палубе лежал шлем. С резинового костюма падала вода, очевидно, он только что поднялся на борт. Он показывал на темный предмет, неловко размахивая руками, как будто объяснял, где его нашел.

Его окружили матросы. Напротив водолаза стоял Мэнни Маникс. Я не смог разглядеть его лица, но заметил знакомый огонек сигары. Похоже, он подробно о чем-то расспрашивает водолаза.

— Ну и что ты думаешь?

Я опустил бинокль, посмотрел на Нино.

— Не знаю. Кажется, они только что подняли на борт какую-то штуку и теперь решают, что с ней делать.

— Знаешь что?

— Нет, я не мог разглядеть, увидел только что это темный, квадратный предмет. Каждый раз, когда я наводил бинокль, мне мешали ноги какого-нибудь дурака.

— А я успел, — мрачно сказал Нино. — Это наш сундук, из каюты.

Мысль о том, что Мэнни Маникс стоит над пустым, трухлявым сундуком и кипит от злости, была для меня последней каплей. Я не выдержал и расхохотался.

— Очень рад, что ты находишь это смешным.

На меня будто вылили ведро холодной воды, замолчав, я заметил встревоженные лица Пэт и Нино.

— Не понимаю. Извините за тупость, но я не понимаю. Может быть, у меня извращенное чувство юмора, но мне кажется, что это очень смешно… Очень.

— Нет, — язвительно бросил Нино. — Совсем не смешно и плохо для нас. Они работали, как звери, и не нашли ничего, кроме пустого сломанного сундука. Теперь они могут решить, что мы уже подняли и перевезли сокровища на берег. Ведь мы не стали драться, а молча уступили им место. Думаю, они скоро здесь появятся.

Абсолютная очевидность ситуации, неожиданное крушение тщательно разработанного плана на секунду лишили меня соображения и дара речи. Я взглянул на «Вэхайн» и увидел, как Джони Акимото поднес к лицу руку, рассматривая лагерь. Интересно, подумал я, совпадают ли наши мысли?

Я поднял бинокль. Матросы стянули с водолаза костюм. На лебедке смотали трос и накинули чехол.

— Ты — угадал. Они снимаются с якоря.

— Тогда, — бросил Нино, — нам пора.

Я показала на «Вэхайн».

— А как же Джони?

— Он знает, что происходит. Мы не можем помочь ему, так же как он нам. Если он захочет к нам присоединиться, у него есть время. Но не думаю, что он покинет «Вэхайн».

— Нино прав, — прошептала Пэт. — Они убьют его.

— По-моему, — сухо сказал Нино, — они хотят убить всех нас. У Джони есть винтовка и патроны: у нас равные шансы. Может быть, у него чуть лучше, пока они не пытаются взять его на абордаж, в чем я сильно сомневаюсь.

Наступила пауза. На люгере подняли якорь, послышался стук двигателя, за кормой закипела вода.

— Пойдем, — заторопился Нино. — Нас ждет работа.

Мы повернулись и побежали к палаткам. Мы задыхались, но Нино не собирался ждать и отдавал бесконечные приказы.

— У нас двадцать — тридцать минут, не больше. Они не знают судоходного канала. Придется соблюдать осторожность. Сначала они осмотрят «Вэхайн», потом отправятся за нами. Рано или поздно нам придется драться. Ты не знаешь подходящего места?

Мои мысли, как испуганные овцы, сбились в кучу. Вместо меня ответила Пэт, спокойным, уверенным голосом:

— Западный мыс, расщелина в длинной скале. Находится под углом к главной седловине. С другой стороны — утес с обрывом в море. Туда только один путь. Им придется идти козлиной тропой. С помощью винтовки мы сможем удерживать их довольно долго.

— Разве я не говорил, что у тебя хорошая женщина, — опять повторил Нино. — Слушай и не упусти ни одного слова. Возьмешь воду, съестные припасы, винтовку, патроны, нож на случай… если кончатся патроны или придется незаметно кого-нибудь убрать. Ясно?

— Ясно, а как ты? Ты не пойдешь с нами?

— Нет, но то, что я собираюсь сделать, касается и тебя. Люгер не может пристать к берегу, поэтому они пошлют на лодке вооруженную команду. Обыщут лагерь и отправятся осматривать остров. Когда вы уйдете, я возьму акваланг, пистолет, пару мин. Это все, что я смогу захватить. Найду место, где можно спрятаться и незаметно войти в воду. При первой возможности подплыву к люгеру, установлю мины. Поставлю взрыватели с задержкой на три часа и вернусь на «Вэхайн». Это моя задача. Теперь ваша… — он вытер тыльной стороной ладони пот со лба.

Мы с восхищением наблюдали за этим маленьким отважным парнем, у которого в голове работала вычислительная машина.

— Поднимитесь к расщелине на западном мысе. Они найдут вас через час-полтора. Вам нужно прижать их огнем к земле. Потом — не знаю как, пробраться на пляж и доплыть до «Вэхайн». Я буду ждать. Да поможет нам бог! Мы выведем корабль в открытое море до того, как взорвется люгер. Ясно?

Конечно, ясно: Джони на «Вэхайн», Нино будет дежурить на скалах. Мы с Пэт заляжем в расщелине, выжидая момент, чтобы рвануть, как загнанные звери вниз к воде. Итог подбит. Наступило время расставаться.

— Удачи!

— Удачи, дружок, и вам, маленькая леди!

Пэт его поцеловала.

— Спасибо, Нино, да хранит тебя Бог!

Я повесил на шею бинокль, прицепил к ремню фонарик, взял винтовку, патроны, воду, маленький пакет с едой, и мы скрылись в кустах. Нино минуту смотрел на море, потом повернулся и ушел в палатку.

Пройдя половину пути, мы оглянулись: между ветвями деревьев была видна лагуна и риф. Черный люгер подплыл к каналу, слегка подпрыгнул на стремнине и вышел в спокойные воды. Двигатель заглох, корабль медленно заскользил к «Вэхайн». На расстоянии трех кабельтовых с него сбросили якорь. Я тихо выругался, ребята знали свое дело — они перегородили выход из канала. «Вэхайн» не могла сдвинуться с места, каждый сантиметр ее палубы находился под обстрелом.

С люгера спустили лодку, в нее прыгнуло шесть матросов. Четверо сели за весла, один, положив на колени винтовку, пристроился на корме, другой на носу.

Джони Акимото стоял в центре, недалеко от поручней, крепко сжимая винтовку. Матросы налегли на весла, лодка подплыла к корме. Несколько гребков, и она остановилась, покачиваясь на волнах. Джони Акимото не сдвинулся с места.

Я перевел взгляд на черный люгер, на его палубе толпилась команда во главе с Мэнни Маниксом. Матрос у пулемета держал под прицелом «Вэхайн».

Снова повернув бинокль, увидел Джони, стоявшего все в той же позе. Человек в лодке размахивал руками, и что-то говорил. Он хотел взобраться на судно, но Джони покачал головой. Человек снова стал его уговаривать. Медленно, слишком медленно Джони поднял винтовку, передернул затвор и снял предохранитель.

В следующую секунду его срезала пулеметная очередь.

Глава 17

Со скал с шумом и криком взлетели птицы. В горах прокатилось эхо выстрелов. Мы с ужасом увидели, как тело Джони Акимото на какой-то миг повисло в воздухе и упало на крышку люка. Он резко дернулся, вытянулся и затих.

Пэт закрыла лицо и разрыдалась. Птицы уселись по своим местам. В воздухе повисла тишина.

Меня вырвало на опавшие листья. Когда я снова посмотрел на лодку, ее команда, как крысы, набросилась на корабль. Матросы ныряли в кубрик, срывали крышки люков, оскверняли своим присутствием жену Джони — «Вэхайн».

Во мне вспыхнул гнев, я проклинал людей, убивших моего брата. Постепенно гнев погас, осталось только презрение. Мы повернулись и стали медленно подниматься вдоль седловины, направляясь к темной расщелине в скале.

У входа стоял тяжелый, затхлый запах животных. Свет фонарика спугнул дикого козла: Пол был загажен козами. На задней стене виднелась еще одна темная узкая щель, на потолке испуганно заскрипела маленькая колония летучих мышей.

Пэт задрожала, прижалась ко мне. Луч света выхватил небольшой уступ в скале. Смахнув ногой мусор, я положил на пол еду, воду, патроны, повернулся к Пэт:

— Дорогая, во время перестрелки пули будут рикошетить от стен, поэтому ты спрячешься за тем уступом и пригнешь голову. Конечно, это неважное укрытие, но по крайней мере ты сможешь передавать патроны.

Она молча кивнула. У входа мы нашли два больших, обросших мхом валуна и сложили их в виде небольшой амбразуры, из-за которой я мог наблюдать за тропинкой.

Внимательно обшарили кусты по краям расщелины, запоминая каждую ветку, камень, ствол упавшего дерева, которые могли бы нас защитить, когда мы кинемся к воде. У меня было единственное утешение — козлиная тропа круто уходила вниз: каждый, кто поднимался к расщелине, неминуемо попадал в поле зрения.

Окончив осмотр, подготовив нашу маленькую крепость к обороне, мы встали перед входом и посмотрели на лагерь и море.

Эти подонки, обшарив «Вэхайн» и ничего не найдя, как голодные крысы, бросились дальше. У люка все еще лежала темная изломанная фигура Джони Акимото. Покачиваясь на волнах, «Вэхайн» убаюкивала свою печаль.

К берегу приближались две набитые матросами лодки, Мэнни Маникс сидел на корме первой. Потные спины гребцов блестели под лучами солнца. Они разговаривали и смеялись, хотя отсюда не было слышно ни слова.

Все были вооружены. Две автоматические винтовки, пистолеты и ружья. Пристав к берегу, вытащили лодки на песок. Матросы вытянулись в цепь и пошли наверх к палаткам. Мэнни Маникс не любил рисковать, поэтому плелся сзади.

Они стали осматривать лагерь, вытаскивать ящики и коробки, срывать крышки, с яростным разочарованием били и ломали все подряд. Наконец, собрались вокруг Мэнни Манкиса и стали удрученно слушать его болтовню.

Мы догадывались, о чем он мог говорить. Сокровища должны быть где-то на острове, для этого необходимо найти нас. Он показал на скалы, описал длинную дугу, наклонился, что-то начертил на песке. Матросы выстроились в длинную цепочку на кочковатом песке; Мэнни встал посередине, достал из нагрудного кармана белого пиджака черный пистолет с длинным стволом, махнул рукой, что-то прокричал, и люди медленно двинулись вперед.

Я заставил Пэт лечь, уступ защищал ее голову. Меня беспокоила мысль о том, что произойдет, когда поднимется стрельба и в пещере зажужжат пули. Неожиданно мне пришла в голову идея.

Я передал Пэт фонарик, предупредив, чтобы она прикрывала свет рукой, и попросил осмотреть узкое отверстие в конце расщелины. Ее осторожные шаги затихли в темноте. Я видел неяркое красноватое мерцание прикрытого рукой фонарика. Она негромко позвала меня.

— Это большая пещера. Слева от входа — стена и чистый пол.

— Отлично! Ложись у стены, выключи фонарик, и что бы ни произошло, сиди тихо, как мышка. Они решат, что я один, и уйдут.

Пэт всхлипнула, я обернулся, чтобы успокоить ее, но вдруг совсем рядом послышались голоса, зашуршали ветки. Через кусты пробирались люди.

Я знаками предупредил Пэт, и она затихла. Сделав большой глоток из фляжки, пододвинул обоймы и приготовился стрелять из своей амбразуры. Передернул затвор, устроил ствол винтовки между камнями таким образом, чтобы у меня был угол горизонтальной наводки, прижал приклад и прицелился.

Они вот-вот должны были появиться на тропинке, у них не было другого пути.

Что бы я сделал на месте Мэнни? Я бы поставил двух людей с автоматическими винтовками по краям тропинки, которые прижали бы меня перекрестным огнем к земле. Остальные в это время сумели бы подобраться поближе и кинуться на меня. У меня затекло тело, болели руки, по лицу струился пот. Маленькая мушка перед глазами дрожала. Шум приближался, я принял более удобное положение.

Судя по их голосам, они уже шли вразброд, ругались, перекрикивались, когда теряли друг друга из виду за деревьями и вьющимися лианами. Потные, злые матросы, оцарапанные колючками куманики, измученные мухами и жужжащими комарами. У меня был шанс!

Наконец в конце тропинки послышались шаги, бормотанье и шепот, выплевывавший неразборчивые слова, я услышал тихий протестующий голос.

Через три секунды на тропинке появился Мэнни Маникс. Его белый парусиновый костюм был измят и испачкан землей, он потерял шляпу, по грязному лицу струился пот. Мэнни выглядел злым и несчастным. Я услышал носовой рычащий голос, но не смог разобрать слова. Размахивая пистолетом, он поднял голову и посмотрел прямо в пещеру.

И в этот момент я выстрелил ему между глаз. Его отбросило назад, он рухнул и затих.

По горам прокатилось эхо. Встревоженно закричали чайки, Я передернул затвор, но никто больше не появился.

— Мэнни готов! — крикнул кто-то.

Матросы, спотыкаясь, бросились вниз. Выскочив из пещеры, я открыл беспорядочную стрельбу по кустам. Раздался крик, кто-то упал. Я кричал, хохотал как безумный, снова и снова передергивая затвор. Пули с визгом летели вниз…

Потом я вспомнил о Нино Феррари!

Ко мне вышла Пэт. Мы увидели, как затрепетали ветки кустов — команда Мэнни в панике отступила к лодкам. Кинув на землю горячую винтовку, я прислонился к скале и зарыдал, меня трясло, как в лихорадке.

Когда спазмы прошли, Пэт передала мне фляжку. Задыхаясь, взахлеб я пил прохладную жидкость, как будто в моем желудке разгорелся огонь, потом вылил остатки воды на лицо, шею и грудь, пытаясь смыть остатки кошмара, который не давал мне покоя.

Пэт не выдержала, расплакалась, прижалась лицом к моей груди. Она плакала и смеялась, прижимаясь ко мне, как будто хотела убедиться, что я цел и невредим, а не лежу как окровавленный Мэнни на тропинке.

Она взяла меня за руку и повела назад в пещеру. Я слишком устал, чтобы задавать вопросы и интересоваться загадками, поэтому покорно последовал за ней к темному входу в стене. Пэт включила фонарь. Вторая пещера была раза в три больше первой, с песчаным полом и стенами из бурого железняка, обросшими зеленой плесенью. По ним медленно текла вода. Пэт направила луч фонарика в дальний угол и тихо сказал:

— Смотри, Ренн!

На песчаном полу лежал белый скелет. В двух шагах от него лицом вниз еще один, кости пальцев вцепились в песок, колени прижаты к подбородку, как у младенца.

У Пэт дрожала рука, луч фонарика заплясал по сетке костей. Взяв у нее фонарь, я подошел поближе.

Первый скелет лежал на спине. Козы объели остатки одежды и разбросали кости по полу. Рядом — старинный пистолет. Деревянная ручка заплесневела и была изъедена червями, а ствол покрылся толстым слоем ржавчины.

На мизинце, покрытое пылью веков, тускло блестело золотое кольцо с большим рубиновым кабошоном. В сетке ребер торчал длинный, тонкий нож. Ржавое лезвие вошло глубоко в песок. Рукоятка ножа была украшена драгоценными камнями, мерцавшими под светом фонарика.

— Его убили, — прошептала Пэт.

Я кивнул и осветил другой скелет. В последней схватке со смертью он вцепился пальцами в землю и упал лицом вниз. На гладком, желтом круглом черепе ясно выделялась большая дыра.

— Он зарезал своего приятеля, но был убит выстрелом в затылок, — сказал я.

— Да? Посмотри-ка, Ренн!

Сквозь белые ребра скелета блестела куча золотых монет. Очевидно, человек прижал их к себе в минуту последней агонии.

Мы нашли сокровище с «Донны Люсии».

Пэт схватила меня за руку:

— Видишь, Ренн! Двое доплыли с берега, прихватив часть монет. — Она забилась в истерике, голос стал визгливым и пронзительным. — Им повезло. Такая удача! Но они не оценили этого. Для них важнее всего…

— Успокойся, дорогая! Успокойся, — я обнял ее за плечи. — Это было двести лет назад. Все давно кончилось.

Она вырвалась и стала бить меня в грудь маленькими кулаками:

— Нет, не кончилось! Никогда не кончится. Мужчины продолжают драться и убивать друг друга за то, от чего отказываются даже козы. Это же происходит с тобой, со мной, с Нино и Джони Акимото.

Ее как будто ударили по лицу, глаза потухли, уголки губ безвольно опустились.

— Ренн, Джони погиб… Джони Акимото больше нет…

Она потеряла сознание, я успел подхватить ее и вынес, как больного ребенка, на солнце.

Глава 18

Устроив ее на куче листьев в тени большой писонии, я снял рубашку и подложил ей под голову, влил в рот несколько капель воды. Через пару минут она открыла глаза, посмотрела мимо меня, потом обмякла и провалилась в сон смертельно уставшего человека.

Жалость, нежность, любовь и благодарность к этой неукротимо отчаянной девчонке охватили меня.

Нам предстояло много идти и далеко плыть. Моя усталая темнокожая девушка еще не была готова к таким испытаниям. Я посмотрел на лагуну: у черного люгера качались две лодки, наверху собралась команда. «Вэхайн» стояла на якоре. На ее раскаленной палубе лежало тело Джони Акимото, Нино Феррари исчез.

Я сел на скалу, закурил и задумался.

Армия прохвостов бежала после первого выстрела, но не было никакой гарантии, что они не пожалеют о своей трусости и не вернутся назад. Тогда нам придется ждать, когда они сойдут на берег, а потом плыть под дулом пулемета.

С другой стороны, если они будут слишком долго раздумывать, сработают наши мины, а за ними сдетонируют их собственные глубоководные. Черный люгер затонет. «Вэхайн» совсем рядом с ним, ей не избежать повреждений. Может быть, она тоже пойдет ко дну? Ударная волна сорвет ее с якоря и выбросит на рифы.

В этом случае мы окажемся совсем в плохом положении — убийца и жертва на необитаемом острове. По телу пробежала дрожь: абсурдная, но весьма вероятная перспектива. Нино говорил, что взрыв произойдет через три часа после того, как он прикрепит к днищу черного люгера мины.

С того времени, как мы с Пэт ушли в горы, прошло не более полутора часов. Добавим несколько минут на то, чтобы доплыть до «Вэхайн»: итого у нас в запасе не более двух часов.

Я оглядывал зеленую гладь лагуны в поисках Нино, надеясь увидеть его тело в преломлении солнечных лучей. Безрезультатно!

Посмотрел на люгер. На палубе толпилась команда, все кричали, жестикулировали, спорили, обвиняли друг друга. Обсуждали преимущества еще одной попытки, а может быть, бегства, пока слух об убийстве не достиг побережья.

У борта люгера покачивались и бились о планку привязанные лодки. Если через двадцать минут их не поднимут, значит, они решили искать нас.

Для раздумий у них оставалось два часа, потом люгер взорвется, белый песок моего острова обагрится кровью.

Пусть Пэт еще поспит — решил я, а потом мы спустимся на пляж и будем ждать. Дай бог, чтобы они уплыли, иначе придется ждать взрыва, садиться на лодку и идти на веслах до самого побережья.

Неожиданно я вспомнил, что не смогу предупредить Нино Феррари, он же не знает, что с нами случилось. Заметив из-за кормы «Вэхайн» бегство наших врагов, он мог подумать все что угодно.

Вдруг меня осенило. Полчаса уйдет на то, чтобы спуститься к пляжу, у нас в запасе остается целый час. Достану акваланги и незаметно подплыву к «Вэхайн». Будет трудно, но не хуже, чем Нино.

Приняв решение, я почувствовал усталость. Взглянул на спящую Пэт. Ее дыхание было глубоким и ровным, лицо медленно наливалось румянцем. К ней на щеку села мушка, Пэт пошевелилась, смахнула ее рукой, но так и не проснулась.

Измотанный и уставший, я сидел и наблюдал за моей девушкой. Внизу под скалой расстилался чудесный зеленый ковер острова, голубая полоска океана уходила к самому горизонту. У меня появилось новое, странное ощущение утраты. Я потерял друга, увидел обнаженный порок и убил воплощение зла — Мэнни Маникса. Я не испытывал угрызений совести, только отвращение и разочарование. Во мне пробудилось чувство незыблемости, будто я отбросил все лишнее, ненужное, раскрыл широко глаза и, наконец, увидел дикую красоту мира и понял, что я его частица.

Юноша становится мужчиной, когда усвоит истину: он обретет покой, изгнав со своей земли всех чужаков.

Вернувшись в пещеру, я поднял мешок из-под воды и стал сгребать в него потускневшие монеты. Вытащил из песка кинжал, бросил его сверху.

Кинжал не порезал мои руки, которые стали причиной гибели людей. Я боролся и выжил. Теперь монеты — мои, можно пользоваться ими по своему усмотрению.

Жалкие побелевшие кости не могли рассказать об участи своих хозяев. Между нами лежала пропасть двух веков, и ветер времени давно унес голоса этих людей.

Разбудил Пэт, она вымученно улыбнулась.

— Извини, Ренн! Я вела себя очень глупо, правда?

Я обнял ее, поцеловал и обрисовал наше положение, показав на палубу люгера, где вокруг капитана толпились матросы. Они перестали кричать и обсуждали свой следующий шаг. Лодки все так же качались на воде.

— Ренн?

— Да, родная?

— Как ты думаешь, с Нино все в порядке?

— Конечно.

Наверное, он под водой у кормового подзора «Вэхайн» экономит воздух для возвращения домой. Помнишь, Нино уже проделывал такие штуки?

Она кивнула и прошептала:

— Как бы я хотела, чтобы все поскорее кончилось.

— Не волнуйся, — сурово бросил я. — Подождем до захода солнца.

Засунул оставшиеся обоймы в карманы, передал ей пакет с едой, взял винтовку и нагнулся за мешком с золотыми монетами. Пэт странно посмотрела на меня, но промолчала.

— Да, дорогая, я их забираю, потому что мы победили. У меня есть долги. Нужно заплатить за дом и обеспечить нашу жизнь.

Она вздрогнула:

— На них кровь.

— Совершенно верно. Так же, как на этом острове и палубе «Вэхайн». Кровью полит каждый метр земли у любого порога, куда приходили мужчины. Они дрались с теми, кто хотел разрушить их мир. Понятно?

— Дай мне немного времени, — тихо попросила она, — и любви. Тогда я пойму.

Мы спустились по тропинке до того места, где лежал труп Мэнни Маникса, перешагнули через него и, не оглядываясь, пошли вниз.

В кустах перед лагерем мы осторожно раздвинули ветки и посмотрели на черный люгер: двое матросов привязывали на палубе лодку, другую поднимали на борт.

Они сматывали удочки! Мы долго лежали, опасаясь, что они передумают.

Матросы подняли якорь, затарахтел двигатель, черный люгер медленно направился к каналу. Мы встали и пошли в лагерь.

На теплом песке с сигаретой в зубах загорал Нино Феррари.

— Я не сомневался, что вы придете, — сказал он ласково.

У меня захватило дыхание от его высокомерной наглости.

— Какого черта…

Он помахал тонкой загорелой рукой:

— Мне повезло больше, чем я рассчитывал. Поставил мины, отправился на «Вэхайн» передохнуть. Услышал выстрелы. Когда они, как стадо, выбежали на пляж, я догадался, что произошло.

— Я убил Мэнни Маникса.

— Знаю. Они вернулись на люгер без него. Потом, пока они рассказывали, какими были героями, выбрался на берег. Я очень устал.

Я показал ему мешок с золотыми монетами и кинжалом.

— Он тихо присвистнул.

— Где?

— В пещере, за расщелиной. Находка Пэт. Деньги и два скелета. Они убили друг друга.

— Рядовой финал, — спокойно бросил он.

В его глазах исчезли искорки смеха. Лицо посерело. Он выглядел усталым и постаревшим. Тем же самым тоном он ответил на мучивший меня вопрос.

— Теперь очень скоро.

Нино с трудом поднялся, мы подошли к кромке воды.

Наступило время прилива. Черный люгер медленно пробирался через канал. Нас заметили. Может быть, они решат вернуться?

Но они не вернулись. Люгер вырвался на глубоководье, рулевой держал курс на юг, пока корабль не миновал течение у рифа, потом повернул на восток. На воде плавали длинные тени мачт.

И вдруг раздался глухой взрыв, за ним другой. В воздух поднялся столб воды. Люгер подпрыгнул и с сильным всплеском упал в море. В кипящую воду полетели люди-марионетки. Корабль перевернулся. Мы увидели сорванные люки, дыры в борту. Море бурлило и пенилось. Из воды, как пробки, вылетали люди, в бешеном водовороте кружились останки корабля.

Наконец все стихло, поднялась огромная волна и пошла на риф. Те, кто выжил, держались за обломки. Двое или трое с печальной медлительностью пытались добраться вплавь.

— Это еще не конец, — сказал Нино Феррари.

Мучительно долго тянулись секунды. Мы стояли у кромки воды, объятые ужасом. Потом одна за другой взорвались глубоководные мины.

И снова фонтан воды: с неба посыпались рыбы, песок, водоросли. Вода кипела и бурлила, как огромный вулкан.

Люди исчезли. В бешеном потоке мелькали изломанные жалкие тени. Мы наблюдали за последним актом древней, кровавой трагедии, окаменев от ужаса.

Поднялись огромные волны. Заходящее солнце позолотило малиновую воду. Мы увидели черные плавники акул, завершающих бойню.

Мы с Пэт повернулись и медленно пошли к палатке.

Я оглянулся, у самой кромки воды, распрямив плечи, стоял Нино Феррари. Он поднес к лицу руку, наблюдая за кроваво-красным морем.

За ним вытянулась изломанная тень, напоминавшая… виселицу на песке.

Эпилог

На острове в виде полумесяца стоит дом. Если взглянуть с большой тенистой веранды на лагуну, можно увидеть «Вэхайн». От дома спускается дорожка, по ее краям растут белые колокольчики, малиново пламенеют вьюнки.

Маленькая загорелая женщина ведет малыша. Они машут мне руками, чтобы я поскорее сошел на берег.

Мы выходим на полянку, посередине которой возвышается огороженная кораллами белая плита. Останавливаемся, я срываю алый цветок и кладу к подножию плиты. Мальчик с удивлением наблюдает за знакомым ритуалом.

Цветок завянет, но за ним появится второй, третий. Так будет продолжаться до тех пор, пока мы живем на этом острове. Когда мой сын подрастет, я расскажу ему одну историю и объясню значение вырезанных на камне слов.

В ПАМЯТЬ

О ДЖОНЕ АКИМОТО,

ВЕЛИКОМ, ОТВАЖНОМ ДЖЕНТЛЬМЕНЕ.

ДА УПОКОИТСЯ ПРАХ ТВОЙ!

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg