«В перекрестье Времён»

1953

Описание

Путешествия во времени получились не такими, как хотелось бы. Впервые в жизни Роба ощутил себя в шкуре загнанного зверя. Весь мир, такой спокойный, привычный и безопасный, внезапно встал на дыбы в позе грозного беспощадного хищника и ощерился клыкастой пастью, изрыгая реальные угрозы. Неприятности грозили ему отовсюду. Родной город, с его повседневной разнообразной и безмятежной жизнью, вдруг открылся ему с других — темных и опасных сторон.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Валерий Иванов-Смоленский В перекрестье Времён

Пролог 1

Гараж был громаден. Две ближние смотровые ямы чернели своими пустыми темными зевами. На третьей, самой дальней, стоял микроавтобус, темно-синий «Форд-Транзит». Весь пол был заляпан черными смолянистыми пятнами мазута и автомобильных масел. Графин, зашедший первым, уже выискивал подходящее местечко у стены, с которого была бы видна вся окружающая обстановка. Роба знал, что он был вооружен газовым револьвером. Человек, который позвал Графина на переговоры, мог быть непредсказуем и опасен. Вообще Роба просил напарника, чтобы тот уклонился от встречи, подозревая, что люди с добрыми намерениями не выбирают для рандеву полузаброшенные гаражные боксы за городом. Но Графин заверил его, что может поступить очень серьезное деловое предложение. Тогда Роба также явился сюда тайком и стоял сейчас у окончания первой смотровой ямы. Графин заметить его не мог, как не сможет увидеть Робу и человек, который придет к ним на назначенную в гараже встречу.

Дверь гаража внезапно захлопнулась с противным металлическим лязгом и с той стороны, в наступившей сразу темноте, заполыхали вспышки выстрелов. Через некоторое время Роба увидел раскаленные светлячки пуль, направлявшихся к противоположной, заставленной полками, гаражной стене, возле которой застыл в нелепой позе Графин. Стрелок знал свое дело — пули шли очень кучно и точно в цель. Каждая из них следовала почти в фарватер предыдущей, на расстоянии каких-нибудь пяти-шести сантиметров друг от дружки, а всего их было не меньше трех десятков. Графин выставил перед собой руки, будто они могли защитить его от этих безжалостных светляков, а голову силился вжать в эти самые полки, доверху забитые всяческим металлическим хламом.

Роба сделал два шага вперед и попытался ладонью своей руки столкнуть самую первую пулю с ее зловещего неумолимого маршрута. Не получилось: пуля даже не шелохнулась в сторону, продолжая медленно ползти к своей неподвижной мишени. Зато ладонь здорово ожгло ее раскаленным тельцем, и Роба машинально дунул на ожог и лизнул образовавшуюся ссадинку языком. Даже не пробуя повторить то же самое со следующей пулей, Роба метнулся к стене, в которую по-прежнему тщился вжаться его незадачливый напарник. Стремительный бросок и толчок всем телом в плечо Графина, заставил того начать делать обеими руками хватательное движение за воздух, но туловище его медленно стало клониться в сторону, противоположную робиному толчку. Роба забежал еще и с другой стороны и стал тянуть падающего на себя, чем значительно ускорил его движение вниз.

Теперь Роба оглянулся назад. Плотный рой светлячков был уже совсем рядом, но Графина он зацепить никак не мог. В это время от двери вновь замелькали огненные сполохи. Похоже, стрелявший мгновенно переоценил ситуацию и стремился вновь достать плотным автоматным огнем уже смещающееся в сторону тело Графина. Удивительно, но Роба видел и в темноте, правда, не столь хорошо, как при освещении. Отдельные детали различались плохо, но контуры всех окружающих предметов были вполне различимы. Он окинул полки взглядом в поисках хоть какого-то подобия оружия. Кривоватая железяка с шарниром на конце показалась ему подходящей, и он схватил ее сначала одной, а затем и двумя руками — проклятая железка была тяжеленной. Пули, тем временем, начали цокать по металлическому хламу, валявшемуся на полках, издавая басовитые жужжащие звуки и с противным чмоканьем впиваться в гаражную стенку, круша бывшую когда-то белой штукатурку. Робин напарник был уже явно вне зоны их попаданий и даже, кажется, уходил и из района предполагаемого попадания второй автоматной очереди.

Роба бросился в сторону пока не очень видимого стрелка, которого выдавали лишь вспышки выстрелов третьей очереди. Два уже менее плотных многочисленных и плотных, чем первый сгустка пылающих кусочков свинца двигались в противоположную его движению сторону, но шли высоковато и задеть падающего Графина не могли. Темная приземистая фигура стрелка была уже совсем рядом, и свет, слегка пробивающийся через гаражные щели, отразился тусклым бликом на стволе автомата. Роба взмахнул своим орудием и изо всей мочи ударил им по автомату. Ему даже показалось, что при столкновении его ствол немного погнулся, столь силен был удар. Автомат стал медленно опускаться на бетон пола, выпав из рук незнакомца.

— Тра-тра-тра-тра-та-та-та…, - почти слитный треск автоматического оружия гулко отразился в грязно-серых сводах гаража. Роба оглянулся в сторону источника звука. Стрельба велась сразу из трех автоматов непосредственно из стоявшей на третьей яме автомашины. Причем стреляли, похоже, уже по Робе, чего никак не могло быть — для присутствующих здесь людей он был невидим. И светящиеся угольки направлявшихся в его сторону пуль занимали почти все видимое пространство. Стрелявшие били длинными очередями, веером, с тем, чтобы поразить весь район пребывания Робы, куда бы он ни метнулся, увертываясь от настигающих огненных ос. Больше полутора сотен светящихся в темноте пуль шли на него плотной завесой и отсекали все пути к отступлению.

Роба швырнул свою железяку, целясь в микроавтобус, и огляделся по сторонам в поисках более действенного оружия. Рядом на металлическом верстаке лежала большая груда гаек, и он швырнул первую их горсть навстречу смертоносным светлячкам, которые двигались хоть и медленно, но неумолимо. Часть гаек столкнулись с пулями, вызвав каскады искр и визжащие тонкие звуки, а часть застучала дробным градом по борту микроавтобуса. Следом отправились и вторая, а затем и третья горсть разнокалиберных гаек, повторяя тот же результат. Некоторые пули были сбиты с пути и с противным воем рикошета ушли куда-то в сторону. Однако светящееся рваное облако пуль было уже совсем рядом, и Роба, уходя с их пути, спрыгнул в смотровую яму.

Пули зацокали по гаражным воротам, страшно закричал первый стрелок, у которого Роба выбил автомат. На какое-то время наступила тишина, а затем послышался глухой стук упавшего грузного тела. И вновь тишина. Роба выждал какое-то время, а затем выглянул из ямы в сторону микроавтобуса, приподняв голову над металлической обваловкой ее забетонированных краев. В районе микроавтобуса по-прежнему было совершенно тихо, как, впрочем, и в гараже в целом. Это было непонятно — уйти эти люди не могли, второго выхода здесь не было. Затаились и ждут, пока Роба вновь окажется в перекрестьях их прицелов? Перезаряжают оружие? Тогда были бы какие-то звуки — лязг сменяемых обойм. Удивительная тишина. Ну, тот, что возле двери и кричал — наверняка убит. Столько пуль угодило туда, где он стоял. Робин напарник, по кличке Графин, вероятно, притаился, боясь вызвать огонь на себя. Но те-то, из Форда, куда подевались? Странная тишина, которой быть не должно…

— Ладно, — подумал Роба, — если снова начнут стрелять, я всегда успею увернуться от пуль, а то и выскочить из гаража через железные ворота, которые уже белели многочисленными пробоинами проникающего внутрь света.

Он вылез из ямы, легко оттолкнувшись руками от ее краев, и замер, вглядываясь в сторону микроавтобуса. Тихо. Роба поднял с пола какой-то металлический цилиндр и зашвырнул его в автобус.

— Бац! — металлический лязг свидетельствовал о попадании снаряда в цель.

Никакой реакции. Конечно, Робе не хотелось, чтобы в него стреляли в упор, но следовало уже уходить отсюда, забрав с собой и затаившегося Графина. Тем более, где-то вдалеке уже завыли милицейские сирены и, возможно немалые милицейские силы двигались по направлению к их временному, оказавшемуся негостеприимным, убежищу. Поэтому он опасливо тронулся по направлению к темневшему в глубине автомобилю, готовясь при малейшей опасности резко отпрыгнуть в сторону.

М-да… Микроавтобус являл собой очень печальное зрелище. Дверца со стороны водителя была вмята и зияла рваной кривой пробоиной. А вся эта сторона была в многочисленных дырках и с выбитыми стеклами.

— Это же всё мои гайки понаделали, — догадался вдруг Роба, — а рваная дыра в дверце — след той кривой железяки с шарнирным набалдашником. Ну и ну… Откуда же такая силища? В таком случае вряд ли внутри, кто остался жив.

Он осторожно заглянул внутрь салона через остатки разбитого лобового стекла. На полу в разных позах лежали три человеческих тела, рядом валялись и автоматы. Роба не стал пристально рассматривать, что случилось с этими телами, поскольку плохо переносил чужую кровь и не любил разглядывать чужие травмы. Но, судя по тому, что и второй борт микроавтобуса был весь в пробоинах, предположить судьбу людей, стоявших на пути целого роя гаек, было несложно. Они были мертвы.

Из-за возникшей чудовищной временной разницы, как железке с шарниром, так и гайкам, робиными бросками была придана невиданная кинетическая энергия, и они, буквально, все сокрушили на своем пути. Стенка гаража за микроавтобусом также была испещрена аналогичными пробоинами.

— Графин! — громко окликнул напарника Роба, — эй, Графин!

Однако тот почему-то молчал. Озадаченный Роба пошел к тому месту, куда пришелся самый первый залп. Графин по-прежнему лежал на бетонном полу, неловко подвернув под себя правую руку.

— Вставай! — Роба потрепал его по плечу, — всё уже кончилось, нам надо уходить отсюда.

Роба попытался приподнять его тело, однако голова Графина безвольно мотнулась в сторону, и здесь стала понятна причина его молчания. Часть затылка была напрочь снесена, будто срезана гигантской острой бритвой. Робе стало плохо от открывшегося зрелища, он отвернулся и опустил тело на пол. Поискал глазами причину смертельной травмы и почти сразу же ее заметил. Незадачливый напарник, падая, зацепил затылочной частью своей головы за массивный металлический брус с острой кромкой, лежавший на полке и слегка выступавший наружу. А, поскольку он и не падал, как обычно, а был мгновенно низвергнут двумя сильнейшими робиными усилиями, то эта острая часть и послужила ужасающим острием, легко смахнувшим часть человеческого черепа. Роба едва подавил приступ подступающей тошноты и быстро пошел к выходу. У выхода он даже не стал смотреть на лежавшего боевика, а взял с верстака кусок чистой ветоши и тщательно вытер свои руки, а затем и отряхнулся от возможной пыли и грязи.

Погибших боевиков Роба не жалел. В конце концов, они сами безмотивно старались убить Робу, да и, швыряя гайки навстречу летящим в него пулям, он не предполагал об их дальнейшей смертоносной сущности. И Графина не хотел ни калечить, ни убивать, а, напротив, спасал. Графина было жалко. Роба чувствовал и свою вину в его смерти и сожалел. Хоть и не принадлежал тот к лучшей части общества и даже пытался «кинуть» Робу, но все же был его временным напарником и помогал решить финансовые вопросы. Вот только зря он не послушал Робу и пошел на эту встречу, стоившую ему жизни. В любом случае он был бы убит, если бы Роба не зашел тайком в этот гараж. Не явись Роба — все равно лежал бы у стенки мертвый Графин со своей смешной газовой пукалкой. Но Роба зашел и хотел искренне его спасти. Не получилось. Значит, судьба такая.

Робу пока еще не занимал вопрос, чьи же интересы представляли погибшие боевики. Он не предполагал, что действовали представители двух могущественных преступных кланов, борющихся за влияние на сверхприбыльный игорный бизнес. И продолжение еще может последовать.

А пока он вышел из гаража и огляделся. Снаружи и поблизости никого не было. Роба привычно произвел необходимые манипуляции с чудодейственной пластинкой и торопливо зашагал по узкой тропинке по направлению к автобусной остановке. Буквально через несколько минут подошел автобус, и Роба сел в него, возвращаясь в город. Вышел уже на оживленной городской улице, с тем, чтобы пересесть на трамвай и доехать до своего дома.

На улице привычно слился с общим потоком прохожих и подчинился его суетливому хаотичному движению. Обыкновенный подросток, спешащий куда-то по своим мальчишеским делам… А, что ещё можно было подумать, глядя на его непритязательный внешний вид.

Пролог 2

— Дрянной порох поставляет королевский арсенал, — проворчал воин с очень темным от загара лицом и лихо торчащими в стороны стрелками черных усов, — два выстрела и дуло мушкета зарастает такой гарью, что не только заряд пороха, но и пулю не пропихнешь. И никак не отдерешь этот проклятый нагар!

Зажав ложе видавшего виды мушкета между колен, он с ожесточением пропихивал шомпол в его проржавевшее жерло, поминая при этом дьявола и всех его верных слуг. Изрядно потускневшая кираса со следами многочисленных ударов лежала рядом, наполовину скрывшись в густой травянистой растительности, напоминающей заросли гигантского клевера. На кирасе лежал такой же помятый металлический шлем. Солнце, спустившись со стороны гор, жгло неимоверно, хотя сам воздух был удивительно прохладен.

— Да и толку с него мало, — подхватил солдат со следами оспы на покрасневшем обожженном лице, — с двадцати шагов в буйвола и то не попадешь. У меня вон вообще аркебуза, и пороха идет больше и тяжеленная.

Он с некоторой завистью покосился на мушкет товарища. Его доспехи также лежали рядом и были столь же изувеченными. Оба сидели возле хорошо протоптанной тропы, на лужайке, поросшей высокой плотной травой с видневшимися кое-где каменистыми прогалинами. Вокруг сплошной стеной вздымались тропические деревья, подножия которых поросли высоченным и переплетшимся ветвями и стволами непроходимым кустарником. С востока упирались прямо в редкие белесые перья облаков темневшие заросшим лесом хребты гор, вершины которых белели заснеженными шапками.

— С арбалетом куда сподручнее — и метко и быстро, — владелец аркебузы вздохнул, — но наш лейтенант считает, что туземцы боятся грохота наших выстрелов и поэтому их легче будет завоевать. А, по мне, так проще было бы перестрелять их из арбалетов, да порубить нашими старыми добрыми клинками. Но все арбалеты оставлены на корабле…

— А, по-моему, они больше боятся наших лошадей, особенно, когда те встают на дыбы и издают трубные звуки ржания.

— Так-то оно так, да только лошадей у нас осталось совсем немного. Почти все передохли от здешней воды.

— Скоро и мы подохнем от этой жары, вот запасы воды закончатся…

— Кардалья! — послышался шум стремительных шагов, и перед вскочившими сразу солдатами появился офицер в блестящей в лучах полуденного солнца кирасе и сдвинутом на затылок шлеме, — почему на тропе не выставлено боевое охранение?

— Выставлено, сеньор Эргадес, — возразил усач, оказавшийся Кардальей, — Акоста и Моралес с утра находятся в карауле!

Он покосился на сооруженные на песчано-каменистой проплешине временные солнечные часы и продолжил: — а менять их еще рано.

— Нету их нигде! — рявкнул лейтенант и рванул из ножен шпагу, — всех немедленно поднять по тревоге!

Кардалья нахлобучил шлем на голову, поморщился от соприкосновения с раскаленным металлом и, подхватив одной рукой кирасу, а другой мушкет с торчащим из дула шомполом, помчался к наспех сооруженному из пальмовых листьев навесу, под которым отдыхали его товарищи.

Тщательные поиски пропавших ничего не дали.

— Никаких следов, — констатировал лейтенант, угрюмо посматривая в сторону гор.

— Это опять Желтый Дьявол, — шептались солдаты, испуганно вглядываясь в непроходимы заросли джунглей…

Глава первая

— Ну и чем мы будем заниматься конкретно? — худощавый черноволосый мальчишка, лет двенадцати, одетый в светло-синие джинсы с прорехами на коленках и белую футболку с красными цифрами 58, носком левой кроссовки ловко поддел пустую пластиковую бутылку, а правой нанес размашистый удар по воображаемым воротам.

Белобрысый крепыш попытался ногой парировать кувыркающуюся бутылку, но промахнулся и досадливо наморщил курносый нос, оседланный для солидности темными очками с зелеными стеклами. На нем были также джинсы, только синего цвета и просторная белая майка навыпуск.

Бутылка влетела в клумбу с цветами, спугнув затаившегося там рыжего котенка, который стрелой сиганул под припаркованную рядом с подъездом дома автомашину.

— Во-первых, мы не будем вести себя подобным образом, — укоризненно произнесла девочка с короткой спортивной стрижкой, — чуть не прибил бедняжку… И цветы поломал…

Она выглядела несколько старше мальчишек и сидела на широкой скамейке, сделанной из толстых разноцветных брусьев. Спортивную стрижку дополнял серый спортивный костюмчик с белым лейблом «Puma».

— Кис-кис-кис…, - вторая девчонка, столь же подтянутого гимнастического вида, сидевшая на скамейке рядышком, наклонилась всем телом, в попытке высмотреть под автомобилем затаившегося беглеца. Но тот на зов не отреагировал и девочка, выпрямившись также осуждающе взглянула на черноволосого.

— У-у-у, крокодилище несчастный, — протянула она, — тебе место не в рядах нашего дозора, а в банде Квакина.

— Ни один цветок не сломан, и кот ваш жив-здоров, — черноволосый ничуть не смутившись, ткнул рукой в сторону машины, — вон усы его торчат. Сам малой, а усищи, как у Бармалея.

Подростка звали Геной и, соответственно, дворовую кличку он имел… Догадались? Правильно — Крокодил Гена. Хотя ничего крокодильего в его облике не было. И даже на известного мультяшного персонажа он никак не походил.

— И, вообще, в данной ситуации виноват вратарь, не взявший простейший мяч, — продолжил Гена.

После этой его фразы все трое дружно и выжидающе уставились на белобрысого крепыша. Тот развел руками, признавая вину, и ловко перепрыгнул через декоративный заборчик, отделяющий цветочные заросли от тротуара. Бутылка нашлась сразу же. Крепыш в изящном прыжке сиганул через преграду назад и в прыжке же отправил ее в массивную круглую урну, стоявшую рядом со скамейкой. Бросок был точен.

— Вау! — громко прокомментировали баскетбольную ловкость обе девчонки, и все трое дружно захлопали в ладоши.

— А, кто это — Квакин? — спросил черноволосый, — это что из двадцать первого дома, что ли? Толстомордый такой, крутого из себя воображает… Так можно ему навесить…

Девчонки хором прыснули. Улыбнулся и белобрысый.

— Вот, молодежь пошла! — голосом старой бабушки проскрипела обладательница пумовского костюмчика, — никакой антиллегентности и культуры.

И нормальным голосом продолжила: — Ты, что? Даже Тимура и его команду не читал? И собираешься стать дозорным?

— Да, читал я…, - неуверенно сказал незаслуженный крокодил и тут же сменил опасную тему. — Так, скажи Маринка, чем реально будет заниматься наш Юный Дозор?

— Он будет защищать обиженных детей, — ответила коротко стриженая. — Устав и положение я уже почти разработала, и мы должны будем их обсудить.

— Дете-е-ей…, - разочарованно протянул черноволосый, — … Каких еще детей? А, где обещанная романтика? Приключения, таинственность, погони?

— Все это будет, — решительно отрезала Маринка, — и настоящая опасность нас будет подстерегать. Это вам не компьютерные игры — загрузился ворохом оружия и мочи беззащитных, по сути, монстров. Это будут реалии, а не ваши виртуальные забавы.

— Ну, почему же беззащитные, — попытался вступить в дискуссию белобрысый, — с четвертого уровня…

— Да брось ты эти свои уровни, — перебила его вторая девчонка. — Делом надо заняться. Возьми: «Васек Трубачев и его товарищи», «Тимур и его команда» — вот где по-настоящему наши сверстники людям помогали. И это действительно было. А, ты — уровни…

— Да, ладно тебе Светка! Я же не против, — крепыш поправил сползающие очки. — Но «крокодил» прав — не с детским же садом будем иметь дело…

— И с детским садом — тоже, с малышней вот такой — Маринка изобразила рукой рост малышни, — и с такими, и такими, и такими, — она все выше поднимала кисть руки. Будем охранять всех, кто не достиг совершеннолетия и нуждается в защите.

Она раскраснелась и метала на ребят сердитые взгляды.

— Чего ты разошлась, — укорил ее черноволосый, — мы же давно все обсудили, и все согласны. Но я, например, не очень представляю, чем буду конкретно заниматься. И Роба не знает.

Крепыш согласно кивнул головой. Звали его Робертом. Но для своих и для краткости он был Робой.

— Для этого сегодня и собрались, — Маринка успокоилась. — Каждый из нас должен обеспечивать свое направление деятельности для выполнения общей задачи. Каждый должен играть свою роль. Это будет тайная организация. А каждую организацию, во-первых, должен кто-то возглавлять… Какие будут предложения?

Маринка замолчала и обвела всех взглядом. Черноволосый неопределенно повел плечами. Роба насупился и стал поправлять рукой очки, которые в этом вовсе не нуждались. А Светка вновь стала высматривать кота под машиной.

— Вообще-то сама идея — моя, — несколько смущенно произнесла Маринка, — я старше вас на целый год…

— Даже на полтора, — буркнула Светка.

— По основным учебным дисциплинам у меня десяточки…

— У меня тоже десяточка — по физкультуре, — встрял незадачливый «крокодил».

— Я лучше вас играю в шахматы, — продолжала Маринка, — а для того, чтобы готовить операции нужно хорошее логическое мышление…

— Да, мы не играли с тобой в шахматы! — возмущенно вскричал Генка, — я даже и не умею в них играть…

— К тому же, попробуй, сыграй в шахматы с компьютером, — вновь влез Роба, — начиная с седьмого уровня там и гроссмейстеру делать нечего!

— Опять ты, со своими уровнями! — возмутилась Светка, — ты просто уже «достал» всех…

Она вдруг смешливо пырснула. И сразу же все трое дружно и весело рассмеялись, глядя на слегка растерявшуюся Маринку.

— Мы все уже между собой обсудили, — подытожил Генка, — конечно, главарем, или как это там называется, должна быть ты. И, если надо голосовать, то я — за.

И он лихо взметнул вверх свою руку. Светка и Роба последовали ее примеру.

— Заговорщики…, - тихо проворчала растроганная доверием товарищей Маринка и уже громче добавила, — я согласна. Только — не главарем. Это звучит как-то криминально. Я бы хотела называться командором.

— Командор Юного Дозора, — вскричал Генка. — А, что — звучит неплохо. Принято.

Остальные кивками головы также выразили свое согласие.

— Остальные службы будут, я думаю, такими, — воодушевленно продолжила Маринка, — каждый из вас будет возглавлять определенное направление.

Она подняла с тротуара оброненный кем-то кусочек мела розового цвета, и начертила на асфальте незамысловатую схему: один кружочек вверху, соединенный стрелками с тремя кружочками внизу.

Ребята заинтересованно вытянули шеи по направлению к рисунку.

— «Командор» — написала Маринка возле первого кружочка.

Возражений не последовало.

— «Разведка» — эта надпись легла внизу левого кружочка. А в его середине сокращенно «Св.».

— Всю жизнь мечтала быть шпионкой, — фыркнула Светка.

— Не шпионкой, — поправила ее Маринка, — шпионы, это которые засланы к нам. А у нас — разведка. А позже, когда организация расширится, будет еще и контрразведка.

— СМЕРШ, — округлил глаза Генка, — смерть шпионам! Готовь, Светка подземелья и кандалы!

— Яды, явки, тайники…, - подхватила Светка.

— И парашюты, — добавил Роба кое-что из технических приспособлений.

— Научусь! — отважно пообещала будущая глава разведывательного ведомства, — я согласна.

— «Техническая поддержка» — эта надпись украсила правый кружок, а в середине — «Роб.».

— Компьютеры, средства связи, передвижения и прочая техника, — кратко пояснила Маринка.

— Я не против, — тотчас откликнулся фанат игровых уровней, — только «техническая поддержка» не звучит как-то. Можно я придумаю сам название своему подразделению?

— Без проблем, — согласился новоиспеченный командор.

Наконец, под центральным кружочком розоватый мелок аккуратно вывел «Силовое обеспечение» и «Кр. Г.».

Но здесь воспротивился уже Генка и решительно затер первую надпись подошвой кроссовки.

Он отобрал мелок у Маринки и кривовато, но решительно начертал «Спецназ».

— Какие-то ты бюрократические формулировки выдумываешь, — с явной укоризной произнес он, — поддержка, обеспечение… Себя — так командором, а нас… Давай тогда и тебя просто руководителем назовем.

— Да я разве возражаю против спецназа? — покраснела Маринка, — просто я читала кое-какие теоретические книжки на эту тему — вот и формулировки соответствующие. Как назовете свои отделы — так и будет.

— Когда организация расширится…, - задумчиво процитировала ранее сказанное Светка, — ты думаешь, к нам кинутся люди?

— Ну, не сразу, — пояснила Маринка, — но, если проявим себя с положительной…

— Ну и набралась ты штампов в своих книжках, — притворно восхитился Генка, — надо посовременней быть: пропиаримся, имидж склепаем, сенсацнём.

— Что такое сенсацнём? — испугалась Маринка, — нет — никаких листовок и взрывов не будет.

— Сенсацнём — это значит сотворим сенсацию, — пояснил будущий спецназовец, бывший большим любителем сочинять новые слова, причем, донельзя исковерканные.

— Ладно. В принципе по организационным вопросам все, — закончила разгорающуюся дискуссию Маринка, — сегодня у нас еще физподготовка по плану.

— Ура! — закричал Генка, — перейдем к действиям, а то сплошная теория… И не физподготовка, а отработка боевых, или каких там еще, навыков. Каких?

— Погоня по пересеченной местности в условиях плохой видимости, — гордо сказала Маринка, по-прежнему щеголяя канцеляризмами.

— У нас же нет пока машин, — разочарованно заметил, ответственный за технику Роба, умышленно подчеркнув слово «пока». — На своих двоих за преступниками бегают сейчас только в кино.

— У нас зато есть велосипеды, — не смутилась Маринка, — важно отработать тактические приемы на скорости.

— К тому же велосипеды, — мудро подметила будущая глава шпионского ведомства, — сейчас — самое то, в условиях сплошных городских заторов и пробок.

И все с ней согласились.

Стоял замечательный июльский день. Слегка прихмуренное облаками солнце не создавало сильной жары, хотя и припекало непокрытые ребячьи головы.

Четыре велосипеда дружно катили почти по центру асфальтовой дороги, ведущей по направлению к громадному торговому рынку. Рынок был сегодня выходным, поэтому дорога была пустынной. Лишь редкие маршрутки везли куда-то немногочисленных пассажиров, уже издали возмущенно гудя осипшими клаксонами. Пропуская их, четверка перестраивалась гуськом, затем вновь расползаясь веером.

И на самом рынке было пусто. Порывы ветра лихо гоняли зигзагами обрывки бумаги и прочий легкий мусор.

— Следуйте за мной! — закричала Маринка, стараясь придать своему голосу командорской важности.

Ведомая ею четверка подкатила к массиву длинных рядов киосков, расположенных на обширной территории запутанными лабиринтами. В рабочие дни эти киоски торговали абсолютно всем, начиная от электроники и продуктов питания и заканчивая различной полезной в хозяйстве мелочью.

Маринка резко тормознула, так что велик забросило задними колесами вправо и вперед и соскочила на землю. Тщательно подготовленный к этому моменту трюк был повторен лишь неугомонным Генкой. Все спешились.

— Это наш полигон, — гордо сказала командор, обведя массив воображаемой линией с помощью руки.

Остальные молча ждали пояснений, поскольку Маринка не раскрывала места и целей предстоящего тренинга. Свою секретность она мотивировала будущей закрытостью созданной организации, к которой следовало привыкать с первых дней ее существования.

— Задача стоит следующая, — Маринка командорским взглядом обвела свою команду, — первая двойка — я и Роба, стартуем от мусорных контейнеров через лабиринт киосков по направлению к автомобильному выезду с рынка. Мы должны находиться в пределах массива киосков в течение пятнадцати минут. Через десять секунд после нас стартуют Светка с Генкой. Их ближайшая цель сесть нам на хвост, а конечная держаться за нами до самого выхода, постаравшись остаться незамеченными.

Генка присвистнул. Роба молча стал садиться в седло велосипеда. Светка лукаво улыбнулась, собираясь что-то спросить.

Однако Маринка предвосхитила вопрос.

— Во второй попытке мы меняемся ролями, а в третьей и четвертой — парами.

Возле контейнеров четверка стала занимать исходные позиции.

Вдруг из-за груды пустых коробок навстречу им выдвинулись два странных существа. Первое из них было определенно худющим высоким мальчишкой, одетым в продранные джинсы, но не по тогдашней моде, как, например, у Генки, а явно от ветхости. На плечах его висела, именно висела как на вешалке, несмотря на жару, зеленая брезентовая рабочая куртка с оранжевой надписью «Стройтрест Љ7». Голову украшало яркое яхтсменское кепи с непереводимым иностранным словом, возможно, названием судна. Длинный козырек был повернут направо и почти касался правого плеча мальчишки.

Второе существо было одето столь же импозантно, с той лишь разницей, что никакой куртки на нем не было, а на худых плечах болталась просторная, не заправленная в джинсы, клетчатая рубаха мужского покроя. Определить его пол удалось лишь с первыми звуками голоса странного существа.

— Что еще за кэшлс[1]? — удивился Роба.

— Здесь наша территория, — сиплым полубасом хмуро сообщил оборванец, подходя поближе и поигрывая крепкой палкой с острым железным крюком на конце.

— Брызгайте отсюда, пока трамваи ходят…, - добавило второе существо неожиданно звонким девичьим голоском.

— Что-о-о? — конечно Генка-крокодил не мог стерпеть подобного обращения и быстро положил на асфальт свой велосипед, готовясь к схватке…

— Что слышал, — коротко произнес худощавый, — отправляйтесь, откуда приехали, здесь и без вас не скучно.

Генка шагнул навстречу ему, сжимая на ходу руки в кулаки и изготавливаясь к схватке. Чужак перехватил палку обеими руками, и расставил пошире полусогнутые ноги, подобно ниндзя. Его спутница встала рядом с ним, глаза ее сузились, а рот перекосила хищная гримаса. Ногти на пальцах рук у нее были грязные и длиннющие, а пальцы и кисти рук скрючились в кружок, наподобие железных крючьев зловещего Крюгера из фильма «Пятница тринадцатое».

Завидев это, Роба также отбросил свой велосипед и стал плечом к плечу с Генкой. Драка казалась неминуемой, но тут между бойцовскими парами выпрыгнула Маринка.

— Нет! — закричала она, — драться вовсе ни к чему! Мы не собираемся посягать на ваши владения. Мы из города и приехали просто покататься на велосипедах. Нам не нужен ваш рынок.

— Нет, погоди! — Генка был не согласен с такой ситуацией, когда они, как бы ни за что, ни про что приносили свои извинения обитателям рыночных трущоб, — с чего-то они здесь распоряжаются! Может он владелец рынка, так пусть покажет контрольный пакет акций! Отойди в сторонку, мы с Робой сейчас с ними разберемся…

— Никаких разборок! — Маринка схватила его за руки, — вы что, не помните — какому делу мы служим? Пошли отсюда!

— Валите-валите…, - снисходительно бросил оборванец с палкой, — на первый раз — так и быть, прощаю…

Этого Генка стерпеть не мог и попытался оттолкнуть Маринку, чтобы сцепиться в рукопашной с наглыми чужаками. Но та не уступала, продолжая удерживать его руки.

— Как ты можешь? — на глазах Маринки выступили слезы, — если мы так будем начинать свою деятельность, так грош нам цена…

— Но мы же за справедливость, — вступил в дискуссию и Роба, — это общественное место и любой может здесь находиться…

— Любой, да не любой, — звонко пропела спутница чужого мальчишки, — вам тут делать нечего. Вы — нонграты!

— Кто-о-о? — Генка, наконец, стряхнул маринкины руки и выдвинулся на боевую позицию, готовясь нанести первый удар, — я те пооскорбляю, не посмотрю, что ты девчонка!

— Она хочет сказать, что мы персоны нон грата, — прыснул неожиданно Роба, — то есть, наше присутствие здесь нежелательно.

— Больно грамотный? Щас будет еще больнее! Ты похохочешь у меня! — и мальчишка с палкой рванулся вперед, выставляя перед собой конец с острым крюком.

Роба успел схватить рукой за палку и отвести ее в сторону, однако толчок был столь силен, что он едва удержался на ногах и отшатнулся назад. Генка ударил кулаком, целя в лицо оборванца, но тот ловко уклонился в сторону. Зато в генкино плечо, завизжав, вцепилась ногтями подружка нападавшего и выдрала клок рубашки. Маринка и Светка лишь смотрели на происходящую схватку большими глазами и кричали.

Громкий крякающий звук клаксона прервал завязавшееся было побоище. Все оглянулись назад. Черный сверкающий джип, въехавший незаметно на рынок со стороны города, стоял в трех-четырех метрах от них, а из него уже выпрыгивал высокий мужик, с густыми черными усами и восточной внешностью.

— Ну-ка, что за гладиаторские бои здесь происходят? — несмотря на восточный облик, незнакомец говорил чисто и без всякого акцента.

А вот глаза у него были какие-то нехорошие, с ленивым злым прищуром. От него исходила волна незримой, но реальной опасности.

— Вы — двое, — он ткнул пальцем в аборигенов рынка, — садитесь ко мне в машину, у меня есть для вас очень выгодное предложение, не пожалеете.

Оборванец переглянулся со своей подружкой и утвердительно кивнул головой. Они двинулись по направлению к машине.

— А, вы, — недобрый взгляд усатого переместился на остальных участников инцидента, — катите по своим делам, да побыстрее — дважды я не повторяю.

И он угрожающе повел своими литыми плечами. Команда молча стала рассаживаться на велосипеды.

— Как договаривались! — подала команду Маринка, и они помчались в сторону длинных рядов торговых павильонов и киосков. Добравшись до них, все дружно оглянулись назад — джип уже стоял в стороне, возле трехэтажного административного здания рынка и в нем, кажется, никого не было. Заехав в образованный рядами проулок, четверка спешилась, чтобы обсудить дальнейшие действия.

— Да, она же мне рубашку порвала, эта рвань рыночная, — Генка только сейчас заметил нанесенный ему урон и растерянно перебирал края образовавшейся дыры пальцами, — почти новая была — вот гадюка-то!

— Это же бездомные, — заметил проницательный Роба, — они думали, что мы собираемся отбить у них их кормушку.

— А, какая у них кормушка? — поинтересовалась молчавшая до сих пор Светка.

— Ну, они собирают всякие отбросы в мусорных баках, — ответил Роба, — для этого у него и палка такая с крюком на конце, чтобы шарить, цеплять и вытаскивать. Но попадаются и неплохие вещички…

— Нет, ты глянь какие ссадины от нее остались, — не унимался безутешный Генка, разглядывая искоса свое плечо, — еще и заразная, может…

— Вот что, — вступила Маринка, — забудем об этом досадном случае, но, давайте, договоримся на будущее. Раз у нас команда, то должен быть порядок и дисциплина. Мы же сейчас не на прогулке, а на учениях. Все должны слушаться командора, то есть меня.

— Правильно! — неожиданно поддержал ее Роба, — в любой тайной организации не может быть никакой анархии, и должна существовать железная дисциплина. Почище, чем в школе или даже в армии. Раз мы все избрали командора — его приказы обязаны выполнять беспрекословно.

— А, если приказ неправильный? — заартачился Генка, — вот в данной ситуации — что, мы должны были сносить все оскорбления этих беспризорников? Так они нас и отметелили бы за милую душу, если смолчать…

— В армии приказы не обсуждаются, а беспрекословно исполняются, — стоял на своем Роба.

— Но мы же не в армии!

— Во всех тайных организациях магистр мог послать любого даже на смерть, и все слушались, — сказала Маринка, видимо, изучив этот вопрос ранее, — мы схемы чертили, обязанности распределяли, а как дошло до дела…

— Да, ладно! Разве я против дисциплины, — сдался Генка, — обидно просто, всякая шваль рубашку рвет, царапается — а ты терпи…

И, все же интересно, — подала внезапно реплику Светка, — кто победил бы? Я так и сама готова была вцепиться в ту злюку с длинными ногтями…

— Чего же не вцепилась? — усмехнулся Генка.

— Команду выполняла, — важно и значительно произнесла Светка, — в отличие от вас задиристых петухов.

Все разом расхохотались, напряжение было снято.

Прошедшие учения показали, что лучшими в гонке преследования оказались, как впрочем, и ожидалось, Генка и Маринка.

Возвращаясь, они вновь увидели давешний джип. На этот раз он стоял на обочине дороги у выездных ворот рынка. В салоне никого не было, а багажник машины был слегка приоткрыт. Водитель с восточной внешностью стоял поодаль и о чем-то разговаривал с охранником возле его будки. Четверка проскочила мимо джипа, не останавливаясь, и лишь Светка притормозила, развязывая замотавшийся за велосипедную педаль шнурок кроссовки.

Догнав остальных, она некоторое время ехала молча, а затем вдруг без всякого перехода сказала: — по-моему, они сидят в багажнике…

— Кто это — они? — лениво поинтересовался Генка.

— Ну, эти — с которыми мы дрались…

— В багажнике? — поразилась Маринка, — зачем?

— Мне показалось, что они связаны, — пояснила Светка, — а рот у мальчишки заклеен скотчем, это точно. Девчонку я видела плохо…

— Что-о-о? — Маринка резко нажала на тормоз, и велосипед пошел юзом, оставляя на асфальте черный след, — ты верно это видела?

Все остальные также затормозили и возвратились к своему командору.

— Видела…

— Так что же ты молчала?

— Вот я и говорю. А чего спешить, если их и связали, так может за дело… Вон они бандюганы какие — сами видели!

— Это этот бандюган! — вскинулся Генка, — который на джипе, я сразу понял. Вон глазами так и рыскал… И вид угрожающий…

— И машина бандитская! — подхватил Роба, — все бандюки на черных джипах разъезжают!

— Надо их выручать! — решительно произнесла Маринка.

— А, как мы сможем им помочь? — Светка, казалось, даже огорчилась, что рассказала друзьям об увиденном, — этот громила нас всех одним мизинцем передавит…

— В милицию позвоним! — Маринка взмахнула рукой, — приедут и обыщут…

— Приедут ли…, - скептически хмыкнул Роба, — так тебе милиция и кинется незнамо за кем. Что мы им скажем? Да и вообще кто-нибудь запомнил номер джипа?

— Н-нет…, - вразнобой ответили друзья.

— Ну, вот… Ничего конкретного мы ни о нем, ни о них не знаем, ни фамилий, ни кто они, ни даже номера машины. И пока мы будем звонить, он уже уедет с рынка. А черных джипов, знаете, сколько по городу ездит?

— Так, что ты предлагаешь? Может их убить хотят? А мы будем сидеть, сложа руки?

— Не будем, — Роба азартно сверкнул глазами, — у меня есть план…

— Какой?

— Пока я буду вам рассказывать, он и смотается — найди его потом. Возвращаемся! Вы только отвлеките его на минуту, а я все сделаю.

— Тогда — вперед! — скомандовала Маринка, — точнее — назад!

Они возвратились вовремя. Усатый громила уже сел в машину и трогался с места. Багажник был плотно закрыт.

— Преградите ему дорогу и что-то делайте, — тихо скомандовал Роба, а я заеду сзади.

Троица затормозила прямо перед передним бампером и стала спешиваться.

— А ну! Брысь с дороги! — грозно рявкнул усач, но тоже притормозил, — жить надоело?

— Постойте, дяденька, — Генка подхватил с земли какую-то грязную тряпку и стал ожесточенно тереть угол лобового стекла джипа, — у вас тут грязь, оштрафовать могут…

— Какая еще грязь! Что ты мелешь, щенок! А ну, отвали от тачки! — и громила распахнул дверцу с намерением наказать несносного негодника.

— Позолоти ручку, дяденька! — с цыганским акцентом пропела Маринка, вспорхнув прямо перед ним.

— Давай погадаем! — поддержала ее Светка, встав рядом с подружкой — всю правду расскажем…

— Да, вы чё — вконец оборзели? — заревел усатый и черты его лица хищно исказились, — я вас, шмакодявок, сейчас…

И он протянул свою ручищу, чтобы схватить настырных цыганок, но те ловко увернулись. Генка, тем временем, перекочевал на другую стороны автомобиля, подальше от разъяренного громилы, и, с прежним рвением, тер уже правую фару.

— Денег жалко? — плаксиво заныла Маринка, — жалко, да?

— На такой шикарной машине, а такая жадина, — подбавила перцу Светка.

— Поехали, ребята! Что со жмота возьмешь…, - это уже Роба крикнул, проезжая на велосипеде в сторону города, — поехали!

Троица похватала велосипеды и резво ринулась прочь, вслед за ним.

— Он же нас сейчас догонит и передавит от злости, — испугалась, наконец, Светка, только сейчас понявшая степень опасности, которой они только что подверглись.

— Не догонит, — усмехнулся Роба, — уже не догонит. Вот теперь поехали звонить в милицию. Номер я запомнил…

И, немного поломавшись на расспросы друзей, поведал им, что машина грозного усача с места уже не сдвинется и вообще не заведется, поскольку он обезвредил автомобиль с помощью картошки.

— Как это? — больше всех сногсшибательной новости удивился Генка, — загибаешь, ведь? Какая еще картошка? Небось, заднее колесо успел спустить? Так ведь быстро накачает или запасное колесо поставит…

— Я засунул ему в глушак две здоровенных картофелины, — уже серьезно объяснил Роба, — еле впёр… Зато их оттуда уже не вытащишь. Да и не догадается этот лох — в чем дело.

— Что такое глушак? — Маринка смотрела непонимающими глазами.

— Ну, в глушитель… Поэтому двигатель уже не заведется, выхлопным газам деваться некуда…

— А, где ты взял картошку? — поинтересовалась практичная Светка.

— Там возле дороги кучка валялась в гнилье, я ее еще объезжал в первый раз, когда ехали. Папу штук нашел более-менее хороших, вот и сгодились.

Позвонив в милицию, ребята вернулись к рынку и на безопасном удалении стали наблюдать за происходящим. Джип действительно стоял на том же месте с открытым капотом, из-под которого виднелась могучая спина их усатого противника.

— Ремонтирует, — хихикнул Роба, — ну, точно — лох, не соображает ничего в технике.

— А, если милиция не приедет? — поинтересовалась Светка.

— Будем за ним следить, — сказала Маринка, все уже продумав, как настоящий командор, — а один из нас поедет тогда в прокуратуру с жалобой на непринятие милицией мер.

— Так сегодня же воскресенье, и прокуратура не работает, — Генка пожал плечами, — надо что-то другое придумать.

— Круглосуточно дежурит специальный прокурор, — Маринку не смутила генкина реплика, — по телевизору уже третью неделю ролик гоняют с номером дежурного прокурора и в каких случаях надо ему звонить.

Подчиненные глянули на нее с почтением — вот что значит быть командором, во всякие тонкости вникает.

А минут через восемь, как они засекли, вместо милиции, мимо них на предельной скорости промчался темно-красный микроавтобус, с надписью «Доставка продуктов на дом» на бортах. Ребята проводили его недоуменными взглядами.

— Своих на подмогу вызвал, — предположил Генка, — вот сейчас нам точно бежать отсюда надо.

Однако загадка прояснилась быстро. Автобус затормозил прямо перед джипом, став поперек дороги, а из него посыпались вооруженные короткоствольными автоматами люди в черном камуфляже и черных шапочках-масках. Сначала обыскали задержанного, а из багажника извлекли давешних противников членов тайного ордена. Вид у них был жалкий: руки и ноги связаны широким скотчем и им же заклеены рты несчастных пленников.

На следующий день весь город гудел от сенсационных новостей, каждый час передававшихся по телевидению и по радио. Оказывается, милицейским спецназом была раскрыта и задержана целая банда торговцев живым товаром, которая похищала, в основном, бездомных детей и продавала их за границу. В телеобращении милиция призывала откликнуться человека, который сообщил о похищении детей на городском рынке, поскольку это и положило начало операции по обезвреживанию опасной банды, которая раскинула свои щупальца и в другие государства. Этого человека ждала заслуженная награда и материальное вознаграждение.

Члены Юного дозора собрались на экстренное совещание. Вопрос о легализации тайной организации для получения награды вызвал бурные дебаты, в ходе которых мнения кардинально разделились. Генка и Роба считали, что нужно выйти из тени и получить причитающиеся почести. Генку прельщала, прежде всего, материальная сторона дела — деньги никогда не помешают. Роба всю жизнь грезил об ордене или медали, а также жаждал славы и признания. Быть героем — об этом можно было только мечтать. Тогда и Наташка, девчонка, в которую он был тайно влюблен, посмотрит на него другими глазами. Маринка и Светка возражали против этого, мотивируя тем, что организация перестанет быть тайной. И тогда теряется весь смысл ее существования.

Победил последний довод Маринки о том, что бандиты захотят отомстить тем, кто способствовал их раскрытию.

— Банда большущая, — доказывала она, — вон и за границей есть соучастники. Поэтому схватят, наверняка не всех. И те, кто останется на свободе отомстят за своих подельников. Да, и те, кого посадят — выйдут, в конце концов, и тоже постараются свести счеты с наводчиками.

Против этого спорить было трудно, и отважная четверка решила не раскрывать своего лица, действуя и далее на благо общества, но в глубоком подполье.

Глава вторая

Ключ. Это был он. Блестящий, двухсторонний, со сложными фигурными бородками, как к настоящему несгораемому сейфу. С участившимся сердцебиением Роба взял его в руки и принялся рассматривать. Точно он! Правда, к сейфам ключ отношения не имел, зато им можно было открыть одну заветную дверь, ведущую в удивительное и загадочное место, куда Роба ранее доступа не имел.

Ключ был спрятан среди обычных гаечных ключей, принадлежащих отцу и в великом множестве валявшихся в ящиках, которые в беспорядке были разбросаны по всему гаражу. Еще в ящиках находились разных размеров гайки, болты, винты, гвозди, шурупы и прочая техническая дребедень, нужная в хозяйстве, а также некоторые металлические и пластмассовые предметы, о назначении которых Роба мог только догадываться. Конечно, мА не могла и предполагать, что он будет рыться в этих ящиках…

Однако, все по-порядку. Ма, как вы, наверное, уже догадались — это уменьшительно от слова мама, которая приходилась матерью Робы, или Роберта, как его звали на самом деле. И звали ее Нелли Викторовна, впрочем, соседки бесцеремонно называли ее Нэлкой. Она была учительницей в школе, к счастью, как считал Роба, не в той, где учился он, и преподавала основы музыки и пение. Муж Нелли Викторовны, он же папа Робы (Роба называл его также коротко, но менее звучно — пА), находился в настоящее время в плавании. Нет, к сожалению Робы, настоящим моряком он не был, поэтому рассказывать приятелям и знакомым девчонкам захватывающие морские истории с опасными приключениями не приходилось, о чем Роба сожалел и иногда глубоко переживал.

Правда, письма, которые приходили от отца не менее двух раз в месяц, пестрели диковинными заграничными марками и многочисленными вычурными штемпелями многих почтовых служб мира. Но марки давно уже никто не собирал, сверстники Робы увлекались другими, более современными на их взгляд, занятиями. Поэтому Роба просто складывал конверты в картонную коробку из-под туфель, не теряя надежды, что еще придет их час, а сами письма хранились, конечно, у мамы.

На флот пА, или Андрей Данилыч, как уважительно звали его коллеги на работе и не менее уважительно — соседи, которые просто боготворили его за золотые руки и постоянное желание помочь своим ближним во всем, что касалось техники, попал совершенно случайно. Он всю жизнь работал на турбо-агрегатном заводе наладчиком дизельных моторов, и о море помышлял лишь во время летних отпусков, когда они всей семьей отправлялись в Крым, или на Азовское море, или в Одессу. На заграничные турне, увы, у семьи денег не хватало. Визит к ним папиного однокашника по техникуму, состоявшийся полтора года назад, начисто перевернул их однотонную и спокойную семейную жизнь. Однокашник оказался главным судовым механиком на судне, со странным названием «Caracas cow», которое любопытный Роба, сразу же заглянув в словарь, перевел как «Каракасская корова», приписанном к венесуэльскому порту Каракас и плавающим под либерийским флагом. За время своего пребывания механик порассказал много интересного об удивительных обычаях и нравах, царящих на море.

Однажды вечером, сидя за столом за пузатой бутылкой рома с наклейкой, изображавшей папуаса в каноэ, дюжину которых привез с собой гость, он и сделал неожиданное (и коварное, как сказала позднее ма), предложение па применить свои навыки и знания на необъятных морских просторах. На что пА лишь усмехнулся и как бы в шутку заметил, что терпеть не может морской качки. Однако собеседник оказался ушлым искусителем. Для начала он сказал, что никакой качки на таком судне, на котором он плавает, не бывает, ввиду того, что оно является громадным нефтеналивным танкером. Далее последовали и другие убедительные доводы, от которых отец также со смехом дурашливо отмахивался. Но когда собеседник заявил о том, что дизеля, стоящие на танкере в сотни раз мощнее и уж конечно несравненно сложнее, чем те с которыми возится отец в процессе своей работы, наступило кратковременное молчание. Па стал ожесточенно тереть свой нос, являя тем самым, признаки глубокого размышления над услышанной, ошеломившей его новостью. После чего состоялась ожесточенная перепалка, изобилующая техническими данными и характеристиками, в которой Роба ничего не понял. Затем еще дважды собеседники то хватали друг друга за грудки, то наполняли стаканы, а что было дальше, Роба не видел, поскольку был отправлен спать заявившейся на шум мамой.

А утром мама плакала и все повторяла: «ни за что!» в ответ на отцовы увещевания о необходимости сменить работу и временно переменить местожительство. Диалог, перемежавшийся женскими всхлипываниями и мужским кряхтением, состоял из убедительных, по мнению Робы, доводов и, напротив, малоубедительных восклицаний:

— Так и будем все жизнь тесниться в хрущевке…

— И пусть!

— Отдыхать в грязном и душном Крыму…

— И прекрасно!

— А машину так и не сможем приобрести…

— Обойдемся!

— Даже колбасы хорошей купить не можем…

— Докторская! Чем не колбаса?

— Пакеты целлофановые стирать, чтобы использовать вторично…

— Враки! Когда это было…

— Посмотри, как ты одета…

— Я тебе не нравлюсь?!!

Вслед за этим последовала шумная возня, грозившая перерасти в нешуточную потасовку и, как ожидал Роба, с непременным битьем посуды. Но положение спас вновь появившийся однокашник. Он победно тряс каким-то документом, облаченным в пластиковую обертку.

Судя по гневному восклицанию, мА и его собиралась немедленно взять в оборот. Па воинственно забурчал, очевидно, беря старого друга под свою защиту. В свою очередь, тот что-то возбужденно бубнил и выкликивал. Что было дальше — Робе уловить не удалось, поскольку вдруг наступила совершеннейшая тишина…

Позже Роба узнал, что причиной внезапного затишья явился тот самый документ в блестящей обложке, именуемый официально контрактом. Точнее, не сама, бесспорно красивая бумага с многочисленными цветными завитушками и вензелями, а цифра, скромно примостившаяся в нижней ее части. Вначале мА, вероятно, не поняла ее значения, поскольку дважды вслух повторила то, что было написано за цифрой в скобочках и прописью…

Короче, внесенная в контракт сумма вначале ужаснула ее своими размерами, а затем убедила своей основательностью и покупательной способностью. Так пА и стал судовым механиком на одном из крупнейших нефтеналивных судов мира. Через полтора года он должен вернуться домой, если, конечно, контракт не будет продлен. И вот на это Роба втайне основательно надеялся, поскольку жизнь его стала несравненно богаче не только впечатлениями, но и материальной частью его бытия. Ближайшим свидетельством тому был подаренный ему компьютер, напичканный самыми удивительными и разнообразными программами, распахивающими двери в иные восхитительные виртуальные миры и пространства. Теперь он надеялся уже на мотоцикл, да не какую-нибудь «Яву»… А скучать без отца в его возрасте было просто некогда.

Но вернемся к заветному ключу. Этот ключ мог открыть дверь, ведущую в самый таинственный уголок их дачи. Строго говоря, дача была не их, а принадлежала деду Робы, который являлся отцом Андрея Даниловича, то бишь, робиного папы. На летний сезон, уже с конца апреля, их семья переезжала из тесной и душной городской «хрущевки» на природу. В чудесный тенистый ее уголок, который помимо роскошного старого сада со скрюченными от возраста яблонями, включал в себя солидный деревянный дом, кусок древней аллеи, поросшей могучими дубами и кленами, а также часть неглубокого извилистого ручья, пересекавшего участок аккурат вдоль аллеи.

По преданию в этом месте когда-то находилась огромная панская усадьба. Потом, после революции, здесь был так называемый механизированный двор, где хранилась и ремонтировалась вся колхозная техника. И уже значительно позднее, в суровые сталинские времена на этой земле было возведено несколько дач, которые государством были переданы различным очень заслуженным людям. Робин дед несомненно относился к их числу, так как на стенах дома висели несколько больших дедовых портретов, и один из них изображал его даже в какой-то красивой форме с погонами и золотистыми галунами. Форма была явно не военная, но, судя по ее регалиям, атрибутам и орденам, дед имел солидный государственный чин. Имя деда также было необычным и лишь подчеркивало его ученость — Даниил Модестович.

Дача полностью отдавалась в пользование робиной семьи, за одним лишь небольшим, но существенным изъятием. Второй этаж дачи полностью был занят громадным кабинетом деда, доступ в который был запрещен всем, без исключения. Даже робин пА принял это условие совершенно безропотно и с полным пониманием. Что же касается мА — то, пожалуй, посетить дедов кабинет ее нельзя было заставить вообще ни за какие деньги. Она вполне серьезно считала деда колдуном и запрещала Робе даже общаться ним наедине. Правда, не совсем открыто, побаиваясь гнева пА, но зато настойчиво и целеустремленно. И оттого, естественно, запретный плод был еще желаннее и слаще.

Именно после общения с дедом и побывав внутри запретной зоны при попытке прибраться в кабинете с ведром и тряпкой, мА, будучи ранее неверующей, вдруг повесила в углу спальни икону с изображением бородатого святого с добрыми глазами. И время от времени зажигала под ней чадящую лампадку и крестилась в ее сторону, сгибаясь в легком полупоклоне. Хотя постов она не соблюдала, в церковь ходила только по большим религиозным праздникам за компанию с двумя соседками и, по наблюдениям Робы, молитв не знала и не молилась.

Дед лишь усмехался в свои прокуренные усы, но не затевал по этому поводу никаких разговоров. Кстати, курил дед не воспетую романтикой трубку, а исключительно толстые и очень вонючие сигары, и где он их добывал так и осталось навсегда загадкой. Он охотно общался с Робой (но только не в своем кабинете), рассказывал ему удивительные истории и показывал всякие занятные вещи и книги. Из общения с дедом Роба лишь понял, что тот был каким-то ученым редкой специальности и занимался преимущественно археографическими исследованиями. Любопытный Роба тотчас выяснил, что археография это специальная историческая дисциплина, ведающая собиранием, описанием и изданием древних рукописей и документов, что показалось ему скучноватым занятием.

Зато по роду своей деятельности дед побывал во многих далеких зарубежных странах. Мексика, Испания, Перу, Гватемала, Египет, Таиланд, Сьерра-Леоне, Камерун — вот некоторые из названий, что запомнил, в общем-то, любознательный внук, и которые посетил в те далекие годы совсем еще не старый тогда ученый. И это при том, что в те времена попасть за рубеж было практически невозможно. На черно-белых фотографиях дед позировал в диковинных нарядах и странных головных уборах с загадочными предметами в руках. Иногда рядом с ним стояли представители различных земных рас, глядящих в объектив фотоаппарата испуганными непонимающими глазами в напряженных позах, будто ожидающих, что из черного зрачка непонятного приспособления в руках чужеземца выпрыгнет нечто неожиданное и страшное.

Дед, впрочем, не любил делиться впечатлениями и воспоминаниями о своей прошлой деятельности и почти ничего Робе об этом не рассказывал. Зато он охотно делился разнообразными познаниями в различных областях, к которым, казалось, и не имел никакого отношения.

Причем, знания подавались не просто в виде скучных истин и сухих безмолвных формул, а, непременно на живом интересном примере, с примесью юмора.

Именно таким образом Роба освоил простейшие методы пространственно-логической математики, хотя официально такая наука в числе других и не числилась.

— Скажи-ка, о высокочтимый Роберт, — высокопарно начинал обычно дед на манер старика Хотабыча.

Роба шутливо принимал задиристый вид и готовность к бою, и происходили увлекательные вещи. А началось все с простейшей, по мнению деда, задачи, которую Роба так и не смог осилить, несмотря на свои математические способности.

— А, сможешь ли ты, о досточтимый Роберт, помочь маленькому бедному паучку добраться до цели по самому кратчайшему пути, — дед начертил на листке бумаги параллелепипед, изобразив в противоположных углах точки А и Б. Он не терпел чужого алфавита, хотя в совершенстве знал несколько иностранных языков.

— Это комната, — пояснил дед, — паук сидит в нижнем левом углу в точке А, а перебраться ему нужно в точку Б, которая находится в правом верхнем углу на противоположной стене. Условие передвижения следующее: ползти можно только по поверхности стен, пола или потолка. Понятно?

Роба утвердительно кивнул головой, задача не казалась ему сложной.

— Теорему Пифагора знаешь? — спросил дед.

— Конечно. Еще в прошлом году проходили.

— Проходили…, - проворчал дед, — научные дисциплины не проходят, а изучают, о достойнейший из достойных.

— Дед, ты, как всегда, прав, — Роба шутливо поднял руки вверх.

— Ну-ка, скажи, в чем она заключается?

— Пифагоровы штаны во все стороны равны, — бодро процитировал Роба известную присказку к знаменитой теореме.

— Ты мне формулу математическую скажи.

— Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов, — отрапортовал подкованный внук.

— Правильно, — констатировал дед, — знаешь. Теперь бери этот листок и записывай параметры комнаты.

Роба расплылся в улыбке и взял протянутый ему лист бумаги с изображением комнаты, имеющей вид параллелепипеда.

— Его основанием, или полом комнаты является квадрат со стороной два метра. Высота равна трем метрам. Паучок ползет из точки А в точку Б. Все понятно?

— Йес, — сказал Роба.

— Тогда решай.

Роба взглянул на получившийся чертежик.

— Запросто, — быстро произнес он с довольной улыбкой.

— Ну-ну…, - усмешка скользнула по дедовым губам и спряталась в его усах.

Задача казалась совсем несложной. Так, паук может ползти из точки А по боковым граням пола, а затем по ребру стены подняться вверх в точку Б. Значит, два плюс два равно четыре и плюс еще три — всего семь метров. Но дед говорил о теореме Пифагора, а это означает, что насекомое поползет по диагонали.

Итак, из точки А он ползет в противоположный угол — аккурат, под угол, в котором расположена точка Б. Значит, два в квадрате плюс два в квадрате — это будет восемь. А расстояние, в соответствии с теоремой Пифагора будет равно корню квадратному из восьми плюс три, то есть около шести метров.

Есть и третий путь. Паук может ползти из точки А по этой же стене, только по диагонали. И затем по верхнему ребру потолка прямо в точку Б. Это будет: корень квадратный из двух в квадрате плюс из трех в квадрате, что равно корень квадратный из тринадцати и плюс еще два метра. Всего где-то чуть больше пяти с половиной метров. Да, этот путь и будет самым коротким.

Роба быстро нацарапал на листке последнее вычисление и победно протянул деду.

— Вот ответ, — сказал он, — немногим более пяти метров, а вот дорога, которую он изберет.

И Роба показал выбранный им последний вариант.

— Увы! — дед казался огорченным, — паук окажется поумнее и выберет более короткий путь.

— Да, как же? — внук был явно раздосадован, — вот смотри — есть только три варианта.

И он стал острием шариковой ручки показывать возможные направления движения, оказавшегося коварным, членистоногого насекомого. Но дед лишь спокойно улыбался и отрицательно покачивал седой головой.

— А ты — не спеши, — произнес он рассудительно, — изучи, как следует, чертеж, вникни, представь себя на месте паука.

— Представить себя пауком, — фыркнул Роба, — еще чего…

— Пауки, между прочим, древнейшие обитатели Земли, — дед был серьезен, — они существовали за многие сотни миллионов лет до появления человека. Посмотри, какую они плетут паутину. Помимо сложной конфигурации и красоты, она еще и очень прочна. Люди еще не научились делать столь прочных нитей даже искусственным путем… Впрочем, не хочешь представить себя пауком — оставайся человеком, но мысленно займи его позицию и окажись умнее.

Роба понял, что дед не шутит, снова взял незамысловатый чертежик в руки и стал внимательно его изучать. Конечно, нашлось и несколько иных вариантов продвижения паука к цели, но все они были гораздо более длинные, нежели предложил он. Дед упомянул про паутину, может в ней дело?

— А, догадался, — воскликнул он, — паук сплетет паутину и двинется по ней прямо через центр комнаты.

— Опять, нет, — вздохнул дед, — начальным условием задачи было то, что ползти можно только по поверхности стен, пола или потолка. Думай еще, о глубокомыслящий homo sapiens. Помимо того, что ты несравненно умнее любого насекомого, ты еще и вооружен знаниями, данными тебе другими мудрыми людьми. Возможно, паук и не владел математическими сведениями, но природной смекалкой он обладал точно. Паучок — не дурачок…

— Паучок — не дурачок! — подхватил Роба, — паучок — не дурачок!

С дедом ему было необычайно легко и весело. Так, поставим себя на место этого мудрого насекомого… Допустим, он очень спешит куда-то…, ну, положим, к паучихе на свидание. И, если опоздает — ему концы, останется без семьи и детей на всю оставшуюся жизнь.

И Роба стал изучать чертеж всерьёз. Он присматривался к нему со всех сторон, крутил его так и этак, искал скрытый смысл в его скупых линиях и вообще скрупулезно исследовал каждый отдельный кусочек, разве что не нюхал. Ничего не получалось. Ребус оставался неразгаданным.

— Сдаюсь, деда, — наконец выдохнул он, вытерев тыльной частью ладони вспотевший от напряжения лоб, — наверное, я что-то здесь не могу заметить.

— Не переживай, — тон деда не был утешительным или обидным, — здесь просто по иному нужно видеть пространство. Есть такая штука логика пространства. Один и тот же предмет, одно и то же пространственное образование можно видеть по-разному.

— Как это?

— Наиболее часто приводимый парадокс: стакан наполовину пуст или стакан наполовину полный. То есть один человек видит его полупустым, а другой — полуполным. Понятно?

— Да, — несколько замешкавшись ответил Роба, пытавшийся представить ситуацию со стаканами.

— Так и во многих других случаях. Воображение вкупе с логикой могут развернуть пространство в совершенно неожиданные ракурсы. Но в нашем случае все довольно просто. Смотри.

И дед изобразил на втором листочке новый чертеж.

— Что это? — удивился Роба.

— Те же точки А и Б. И те же стены, только развернутые, как единое целое. Паук поползет именно по этой диагонали, соединяющей наши точки напрямую. Это и есть искомый кратчайший путь. Ну-ка, вычисли его длину. Сможешь?

— Конечно, — уверенно сказал Роба, — корень квадратный из шестнадцати плюс корень квадратный из девяти, в итоге корень квадратный из двадцати пяти, то есть пять метров.

— Вот теперь правильно, — одобрил дед.

Позже Роба освоил и новые, более сложные пространственно-логические способы и методы решения математических, и не только, задач. Дед обучил его игре в шахматы. Причем, научил мысленно представлять шахматную доску с находящимися на ней фигурами, как реальное поле боя, а себя — полководцем одной из противоборствующих сторон.

— Смотри, — говорил он, — допустим, ты участвуешь в знаменитой Куликовской битве. Знаешь такую?

— Конечно, знаю, — отвечал Роба.

— Ты — князь Дмитрий Донской, — дед взял в руку белого короля, — кто противостоит тебе?

— Хан Мамай, — уверенно ответил Роба.

— Правильно. Вот твоя личная дружина, — дед берет в руки белого ферзя, — она обучена и вооружена гораздо лучше других твоих войск и способна решать любые боевые задачи. Может, остальные фигуры определишь сам?

— Попробую. Пешки — это, безусловно, пехота. Кони — конница. Слоны? Настоящих боевых слонов ни у татар, ни у русских тогда не было…

— Давай помогу. Кони — это легкая конница, очень маневренная и наносящая коварные удары даже в тылу противника. Слоны являются тяжелой конницей, защищенной легкой броней и вооруженной копьями и луками со стрелами. Способна на дальние рейды, проламывая оборону врага напрямую.

— А ладьи?

— Ладьи — это также тяжелая конница, только защищенная тяжелой броней и вооруженная мечами. Наносит таранные удары и также способна на дальние рейды в стан неприятеля.

— Понятно.

— Всего у тебя восемь полков пехоты, шесть полков конницы и один гвардейский полк. После шести-семи сделанных ходов, представляющих собой взаимное маневрирование войск и мелкие стычки, следует обозреть полностью поле боя и решить, где необходимо нанести решающий удар.

Дед делает несколько ходов за себя и за воображаемого противника.

— Вот, смотри — левый фланг врага явно слабее центра и особенно его правого фланга, где он сосредоточил свои основные силы, готовясь нанести тебе удар именно там. Видишь?

— Вижу.

— Значит, нужно, при поддержке обоих полков легкой конницы, взломать своей пехотой его оборону на левом фланге и ввести в прорыв тяжелую конницу.

— А как же мой правый фланг, ведь он тоже будет атаковать, а сил у меня там недостаточно? Может сначала укрепить оборону на правом фланге, чтобы ничего не опасаться.

— Оборона — смерть вооруженного восстания, — смеется дед. — Так сказал один великий человек, и он прав. Этот тезис справедлив и для военных действий, и при игре в шахматы. Конечно, обороняясь, можно достичь ничьей, но ведь нам нужна только победа, верно?

— Верно.

— Значит, наносим массированный удар на левом фланге. Для наглядности — садись-ка, будешь играть за противника.

Через полтора десятка ходов положение Робы стало совершенно безнадежным. Его левый фланг был полностью сметен, а силы, спешно перебрасываемые с правого фланга, просто не успевали образовать новый защитный рубеж и, тем более эффективно контратаковать.

— Видишь, тебе уже не до атаки на правом фланге. А твоя разрозненная подмога, поступающая оттуда, быстро перемалывается моими войсками, за счет явного перевеса на этом участке и более плотной концентрации войск.

— Сдаюсь! — и Роба опрокинул своего короля на доску.

Применяя и здесь, обретенные с помощью деда, пространственно-логические способы и методы видения создавшейся ситуации, Роба стал неплохим игроком в шахматы. Но деда так и не сумел одолеть ни разу…

И вдруг дед внезапно пропал. Его не было видно целый день, чему впрочем, никто не удивился — Даниил Модестович, увлекаясь своим очередным занятием, мог просидеть в своем кабинете и весь день. Но вечерний чай был непременным атрибутом его общения с остальными обитателями дачи.

Но когда дед не вышел на свой утренний моцион, включающий легкую пробежку по аллее и умывание в холодной воде ручья, все забеспокоились. Все — это мА и Роба, поскольку пА был в очередном далеком плавании.

Идти в кабинет деда мА явно не хотелось. Она оглушительно стучала посудой на кухне, разговаривала с Робой неестественно громким голосом и даже ходила в сад, пытаясь разглядеть что-нибудь в окне дедова жилья. Не получив никаких результатов, мА подкралась к дедовой двери и стояла под ней минут десять, напряженно вслушиваясь и делая большие глаза Робе, который стоял внизу лестницы. Наконец, она осенила себя крестным знамением и постучала кулачком по двери. Не получив ответа, мА попыталась войти в кабинет. Но дверь была заперта. Сходив за запасным ключом, она, уже в сопровождении Робы, попробовала открыть замок. Однако ключ до конца не вставлялся, мешал ключ, вставленный с другой стороны. Здесь удалось отличиться Робе. С помощью куска проволоки ему удалось вытолкнуть другой ключ, который со стуком упал на пол, и они все же проникли в кабинет.

Там было пусто. То есть, не совсем пусто — мебель и прочая обстановка были на месте, а вот Даниила Модестовича нигде не было. И никаких следов, указывающих на его уход.

Напротив, запертый изнутри замок и закрытое на шпингалеты окно свидетельствовали о том, что хозяин кабинета никуда не отлучался. Чудеса, да и только! И пока мА пошла звонить по телефону в милицию, ушлый Роба принялся разыскивать потайной ход. Не мог же дед просто испариться? Начитанный внук искал непременный, по его мнению, атрибут загадочного образа жизни своего старшего друга и наставника — тайный лаз на крышу дома или скрытый тайник внутри одной из стен. Увы, ни того, ни другого обнаружить не удалось. И вскоре мА позвала его вниз.

— Ничего там не трогай! — закричала она. — В милиции сказали ни к чему не прикасаться и ждать их приезда.

Милицейская оперативно-следственная группа приехала минут через сорок на стареньком скрипящем «уазике» темно-синего цвета, с желтой полосой и надписью «милиция» посередине кузова. Она состояла из четырех человек. Мужчину с коричневой кожаной папкой, вылезшего первым и отдававшим команды другим, Роба определил как следователя. Человек с черным чемоданчиком и в синем комбинезоне с многочисленными карманчиками, чем-то набитыми, на шее которого висела фотокамера с большим объективом, мог быть только экспертом. Проводника с собакой определять было нечего и так понятно. Ну и водитель, который вылез из машины и сразу же стал ожесточенно пинать носком ботинка по ее колесам. Роба впервые видел настоящих сыщиков вживую, а поэтому пристально наблюдал за каждым их движением и ко всему прислушивался. Будет о чем похвастаться в школе.

Следователь вначале обстоятельно порасспросил мА о деде, его образе жизни, привычках и обстоятельствах его исчезновения. Но, к удивлению Робы, ничего не записывал. Затем настала очередь пса, который спокойно сидел у ног проводника и поглядывал на всех весьма дружелюбным взглядом.

Псу дали понюхать спортивные сандалеты деда и после этого он потянул за собой проводника в сторону аллеи. Побегав по двору дачи маршрутами деда, служебная собака поволокла проводника в дом. Потом его лай послышался со второго этажа, где располагался кабинет Даниила Модестовича. На крыльце пес застыл столбиком, с поднятой вверх головой, казалось, принюхиваясь к чему-то невидимому. Затем лег на живот, опустил лобастую голову между лап и тихо заскулил.

— Этот человек не выходил в последнее время за пределы дачи, — перевел проводник собачье мнение.

— Странно, — заметил следователь, — не улетел же он по воздуху… Ладно, пошли в дом.

Впереди шла мА, показывая путь, за ней бодро поспешал следователь с папкой под мышкой, далее степенно шествовал эксперт со своими научными причиндалами, а замыкал колонну Роба, с видом бывалого сыщика. Водитель и проводник со своей собакой остались на месте.

— Осмотри-ка здесь, как следует! — следователь кивнул эксперту на дверь, ведущую в дедов кабинет, а сам прошел дальше, вслед за мА.

Конечно, Роба остался вместе с ним. Ему было очень интересно, как наука будет исследовать возможные улики.

Эксперт посветил фонариком по всей поверхности двери, внимательно присматриваясь ко всем царапинам и выбоинкам. Затем достал из одного из своих бесчисленных карманчиков круглый черный цилиндрик и приложил его к замочной скважине. Легкий щелчок и эта черная кругляшка испустила внутрь замка ярчайший лучик света. Эксперт приник к цилиндрику глазом и застыл, как изваяние. Через некоторое время он оторвался от своего занятия и сунул кругляшку в карман.

— На внутренней поверхности замка, — скучным будничным голосом доложил он следователю, — есть свежие царапины. Возможно это след отмычки. Замок я изыму и исследую в лаборатории более подробно.

— Не надо его изымать, — почему-то испугалась мА, — это сын выталкивал ключ, который был с той стороны.

— Понятно, — пробурчал эксперт.

— То есть, замок был закрыт изнутри? — уточнил следователь.

— Да, — сказала мА, — Роба, вытолкнул тот ключ, а я запасным ключом открыла дверь.

И здесь следователь стал задавать вопрос за вопросом, так что мА едва успевала на них отвечать. Вопросы были разные: от «не был ли уважаемый Даниил Модестович секретным агентом КГБ» до «были ли у него любовницы и есть ли их адреса». Робы захихикал при этом и был немедленно выставлен за дверь. В щелку, которую он предусмотрительно оставил, было видно, что эксперт осматривает кабинет, кое-что фотографирует, чем-то пшикает, вроде баллончика для дезодоранта и проделывает иные непонятные манипуляции.

— А это что за штука? — следователь поднял с пола возле кресла какой-то прямоугольный темный предмет.

Роба напряг зрение — поднятая вещь была похожа на большую книгу с застежками.

— Не знаю, — недоуменно произнесла мА, — я первый раз его вижу.

И это было чистой правдой, ибо мА избегала не то что рассматривать дедовы вещи, но даже заходить в его кабинет.

— Похожа на шахматную доску, — раздумчиво сказал следователь, крутя предмет в руках, — интересно, что там внутри…

Откинув застежки, он открыл крышку и мельком заглянул внутрь.

— Ничего, — в его голосе прозвучало разочарование, — похоже, просто какой-то восточный сувенир. Что-то типа шкатулки.

И он поставил его на полку. Затем порыскал по кабинету, вглядываясь в пол, потрогал зачем-то оконную раму, повыдвигал все ящики стола и походил вдоль полок и стеллажей, беря в руки и рассматривая некоторые предметы, на них стоявшие. На этом осмотр был закончен.

— Значит так, — заключил следователь, когда все уже спустились вниз, — никаких следов преступления нами не обнаружено, поэтому протокол осмотра я составлять не буду, как не стану проводить и иных следственных действий.

— А, как же…, - начала было мА.

— Да, случай, конечно, весьма загадочный, — предварил ее вопрос сыскных дел мастер, — но никакого криминала здесь не усматривается. Скорее всего, ваш боевой старикан ухитрился покинуть дачу, не оставив никаких следов, по каким-то своим делам.

— Из запертой изнутри комнаты? — поразилась мА.

— И такие случаи следственной практике известны, — важно произнес следователь.

— И что нам теперь делать?

— Если он не объявится каким-либо способом еще через два дня, объяснил главный сыщик, — напишете заявление о его розыске и принесете в милицию вместе с его несколькими последними фотографиями. Заведут розыскное дело и будут искать. В восьмидесяти процентах случаев пропавшие люди, в конце концов, находятся.

— А в остальных? — скорбным тоном спросила мА.

— По-разному бывает, — уклонился от вопроса следователь, — ну все, мы поехали.

И уазик, издав металлический скрежет и исторгнув дымный выхлоп, отправился восвояси. Так закончилось следствие по факту исчезновения деда. Но его дальнейшие розыски так ни к чему не привели.

Глава третья

И вот сейчас в руках Робы оказался ключ от заветной двери, ведущей в помещение, наполненное таинственностью и чудесами. Закрытый мир деда вызывал у него смесь благоговейного ужаса и восхищения от предстоящих находок и открытий.

Стараясь не скрипеть ступеньками старой рассохшейся лестницы, он осторожно поднялся на второй этаж. Потемневшая от времени массивная дубовая дверь открылась, после двух оборотов ключа, почти бесшумно. Легкий скрип дверных петель раздался лишь, когда Роба закрывал ее за собой. И вместе с ним раздался странный шелестящий шум, и на робино плечо опустилось что-то тяжелое. Присев от неожиданности и страха он скосил глаза.

— Ф-ф-у! — и облегченно выпустил воздух из плотно сжатого рта и свистящим шепотом пожаловался, — как ты меня напугал Петя…

Это был попугай, который жил у них в доме и которого дед давным-давно привез из далекой латиноамериканской страны, именовавшейся звучным именем — Гватемала.

По утверждению деда попугаю было не менее сотни лет от роду, и был он уроженцем гватемальских джунглей. Полное имя пернатого самца было Педро Карлович, и он оправдывал его гордой статью испанского гранда и весьма своенравным характером. Впрочем, за дамами попугай пытался ухаживать лишь ранней весной, выбирая в качестве таковых гнездящихся в саду ворон и галок. В это время он выбирал постоянным местом своего пребывания широкий подоконник и, углядев за окном какую-нибудь птицу, пытался привлечь ее внимание гортанными протяжными криками. При этом перья его встопорщивались, а хохолок на голове распушался пышным султаном. Эти безуспешные попытки длились несколько дней, а затем бравый сердцеед добровольно возвращался в свою клетку. Еще попугай любил сидеть на шкафах и полках, пикируя оттуда на плечо проходящего человека и согнать его оттуда было затруднительно. Роба называл его просто и по-свойски — Петя, а мА звала Петрушей. Говорить он не умел, но издавать странные вопли, перемежающиеся клекотом и щелканьем любил к месту и не к месту.

Вот и сейчас попугай широко раскрыл свой клюв, изготовившись издать один из таких воплей, и Роба, прошипев: «Тише, Петя!», попытался закрыть ему клюв пальцем. Древняя птица сразу же больно клюнула палец, однако от своего шумного намерения отказалась и застыла на плече, прикрыв веком один глаз, зорко наблюдая вторым за рукой обидчика. Роба сунул палец в рот и пососал его, посчитав, что тем самым избавился от причиненной ему боли.

Кабинет был очень просторен. Стены, отделанные дубовой вагонкой простой конфигурации, имели приятный желтовато-коричневатый цвет. Окно было единственным, но очень большим по размерам и выходило в сад. Справа возле окна стоял массивный, потемневший и слегка потрескавшийся от времени, стол необычного красновато-коричневого цвета из неизвестной Робе породы дерева. Стол был письменным, но, судя по обилию выдвижных ящиков и ящичков, служил одновременно секретером или конторкой.

— Наверное, в нем есть тайник, — подумал Роба, — а, может, и не один.

Возле стола стояло столь же массивное кресло, тоже из незнакомой породы дерева, но с темно-коричневой кожаной обивкой и серым полотняным чехлом поверх нее. Роба медленно опустился в его мягкие объятия и принялся исследовать первый выдвижной ящичек.

Педро Карлович, встопорщив перья, немедленно перелетел на широкий подоконник и стал по нему прохаживаться, поглядывая в сад глазами голодного охотника.

Сидеть в низком для Робы кресле было не очень-то удобно, и он, упершись обеими руками в его мягкое дно, придвинулся поближе к жесткому краю. Во время этого движения под его правую ладонь скользнул какой-то плоский твердый предмет. Роба поднес его к глазам.

Это была плоская подковообразная пластинка из неизвестного ему коричневато-золотистого камня. Верхний ее край был обрамлен выпуклой золоченой дугой, которая была разделена золотыми точками на четыре равные части. Под каждой точкой находились серебряные кружки, один из которых был пустым, другой чернел левой половиной, третий — правой половиной и, наконец, последний был закрашен черным цветом полностью. Фазы луны, догадался начитанный Роба. В центре пластинки серебрилось изображение неведомого трехглазого существа с треугольным безбородым лицом, обрамленное какими-то длинными извивающимися щупальцами. На обоих подковообразных концах странной пластинки расположились по вогнутому вовнутрь солнцу с лучами в виде острых треугольников.

Роба перевернул пластинку другой стороной. Там неизвестный художник вырезал в камнеобразной поверхности пластинки целую картину. С правой стороны находился изогнувшийся в невероятном напряжении лук, тетива которого исторгала в пространство стрелу с двойным опереньем. С левой — одиноко стояла маленькая египетская пирамида. В ее вершину и был направлен полет стрелы. Причем, перед пирамидой, в качестве препятствия, находилась толстая вертикальная полоса, обозначенная двумя резными линиями. Острым концом стрела вдавливала ее часть вовнутрь, о чем свидетельствовал крутой изгиб обеих резных линий. В целом здесь создавалось удивительное впечатление каких-то застывших, связанных между собой событий, одно из которых, уже начавшись, никак не могло закончиться, а второе закончилось, еще не начавшись. Внизу на обеих подковообразных конечностях располагались точно такие же, как и на другой стороне, вогнутые изображения солнц с острыми треугольными лучами.

Роба неопределенно хмыкнул и сунул найденную пластинку в боковой кармашек своей рубашки. Надо поизучать ее попозже. И он продолжил поиски скрытых тайников. Стол был исследован досконально. Но ни в ящиках и ящичках, ни в пространствах за ними сокрытых от постороннего глаза полых пространств найдено не было. И тогда Роба принялся за изучение остального пространства дедова обиталища.

Стена, расположенная правее стола, была длинной и полностью, от пола до потолка, занята сплошными стеллажами с книгами. Книги разнились, от больших старинных фолиантов с красивыми заголовками на иностранных языках, до томиков обычного формата, озаглавленных по-русски. Некоторые книги были в роскошных кожаных переплетах и с застежками из потемневшего металла цвета позолоты и серебра. Имелась и художественная литература — все больше произведения зарубежных классиков.

Оба простенка по бокам двери были увешаны старинными гравюрами, изображавшими рыцарские турниры, морские сражения, различных сказочных животных. Одна из них живописала страшную казнь, где несчастного, привязанного к столбу, сжигали на костре при большом стечении народа. Между картинками попадались старые фотографии в рамках, запечатлевшие группы незнакомых Робе людей.

Роба лишь мельком глянул на них и перешел к правой, оказавшейся самой интересной, стене.

На ней висели образцы различного древнего оружия, преимущественно холодного. Парочка устрашающих кривых кинжалов украсила бы пояс какого-нибудь лихого флибустьера. Сабли были не очень интересными, на взгляд Робы — обычными. Лишь одна из них представляла собой узкий вначале клинок, постепенно расширяющийся к окончанию и заканчивающийся широким лезвием в виде полумесяца. Роба изображений подобного оружия никогда раньше не видел и даже поежился от ее кровожадного вида. Столь хищным и зловещим выглядел тусклый блеск его остро отточенного лезвия. Это было настоящим орудием убийства, пострашнее, чем в любом триллере. Еще одно приспособление выглядело в виде четырех одинаковых шаров, скрепленных между собой прочной цепочкой. Три шара располагались на одинаковом близком расстоянии, а один — побольше размером и весь шипастый — висел подальше. Сколько Роба не придумывал его предполагаемого назначения — что-то да не сходилось для того, чтобы эта странная штуковина была оружием. Позже он пытался найти нечто подобное в Интернете и тоже не смог отыскать.

Но самые жуткие вещицы хранились в первом из двух застекленных стеллажей. Перед Робой лежал самый настоящий человеческий череп. Точнее, его верхняя часть, смотревшая на него пугающими темными провалами пустых глазниц. Самое примечательное же было в том, что над глазницами росли… Нет, скорее, были искусно вставлены слегка изогнутые назад рожки. Робу аж передернуло от его отвратительного вида. Рядом с черепом стояло прислоненное к задней стенке стеллажа блюдо. Изображение на нем было просто кошмарным. Двое нагих мужчин, стоя на коленях и раскрыв страшные клыкастые пасти, поедали внутренности третьего, привязанного к дереву. Бедняга извивался и пытался засунуть в свой живот назад выпадающие окровавленные кишки.

— Бр-р-р, — Роба быстро отвел взгляд от ужасного зрелища.

Он взглянул выше. На второй полке стояло нечто, напоминающее закрытую книгу с переплетом черноватого дерева с двумя застежками из серебристого, ничуть не потускневшего от времени, металла. Эта был тот самый предмет, который следователь обнаружил возле кресла. Теперь Роба захотел рассмотреть его повнимательней. Никаких надписей на таинственном предмете не было. Роба взял его в руки и раскрыл, предварительно отстегнув застежки. И сразу же отшатнулся, не в силах, правда, оторвать взгляда от чужих светлых пронзительных глаз.

Загадочный объект состоял из двух раскрывающихся частей, наподобие шахматной доски. На правой его стороне было изображено треугольное лицо неведомого трехглазого существа. То же самое существо, изображение которого находилось на найденной им в кресле пластинке. Носа и ушей на лице не было, а на месте рта находилось правильное овальное отверстие, которое было заштриховано очень мелкой клеткой, похожей на сетчатую ткань. Зато глаз было целых три, располагавшихся, как бы на лбу и в одну линию. Впрочем, глазами их можно было назвать только условно — три одинаковых, абсолютно круглых отверстия, расположенные в ровную линию на одинаковом расстоянии около двух сантиметров друг от друга. Эти отверстия внезапно ворохнулись туманной дымкой, вроде воронки, светлой по краям и темнеющей к середине, заканчиваясь в центре крохотной черной точкой. И, именно они не давали отвести робин взгляд в сторону, притягивая и гипнотизируя, будто живые.

Роба не помнил, сколько он так простоял, глядя в эти нечеловеческие, не дающие оторваться от них, глазные впадины. А, главное, будто чьи-то осторожные прикосновения быстро обшарили его мозг, давая знать о себе лишь легкими покалываниями. Каким-то образом он все-таки смог закрыть свои глаза и оказаться возле двери. В голове стоял звон, такой, какой бывает при ее столкновении с твердым предметом.

— Почудилось…, - подумал Роба и осторожно глянул в сторону удивительного предмета.

Тот стоял на полке уже с раскрытыми створками. Треугольное лицо теперь не манило к себе своими жутковатыми воронкообразными отверстиями глазниц, однако Роба чувствовал, что куда бы он ни двинулся, эти глаза, по-прежнему, провожают его взором. Совсем, как на известном плакате: «А, ты, записался добровольцем?», где также указательный палец и глаза красноармейца указывают на тебя, где бы ты ни находился. Сейчас он смог рассмотреть и некоторые другие детали изображения. Лицо было совершенно безволосым, то есть без ресниц, бровей, усов, бороды. И лишь вверху надо лбом зловеще змеились какие-то щупальца, придавая отдаленное подобие человеческим волосам.

Вторую створку украшало изображение участка звездного неба с незнакомыми Робе созвездиями. Вверху в углу золотились непонятные символы, что-то типа математического уравнения.

На верхних полках стеллажа тоже лежали и стояли различные предметы, порой неясного назначения, но Роба копаться там уже не стал, опасаясь вновь нарваться на что-нибудь неприятное. По тем же причинам он обошел стороной и второй застекленный стеллаж, уставленный, в основном, разнокалиберными фигурками людей и зверей.

В конце стены на простой тумбочке стоял деревянный резной ларец, размером с большую шляпную коробку. Роба осторожно откинул его крышку и увидел, что он почти наполовину заполнен какими-то блестящими старинными наградами. Они имели совершенно различную конфигурацию от простых овалов до многолучевых звезд. Роба не утерпел и стал их перебирать. При ближайшем рассмотрении то, что он принял вначале за ордена, оказались различными древними наградами, а также отличительными и памятными знаками. Большей частью русскими, но попадались и с надписями на иностранном языке.

Левую стену кабинета занимал громадный, по-видимому, очень старинный, гобелен. На его темном полотне сказочные трехглавые драконы мчались по направлению к стоящему в зените солнцу. Под гобеленом стояла кровать. Она была простой и покрыта пушистым пледом в черно-белую клетку. Роба заглянул под кровать и ничего там не обнаружил, кроме небольшого слоя тончайшей пыли.

Внизу хлопнула входная дверь. Это вернулась мА, и Робе следовало незаметно возвратиться назад и закрыть дверь. Он прислушался — похоже, мА была уже на кухне и, судя по стуку дверцы холодильника, выгружала или загружала продукты. Роба похлопал ладонью по своему плечу, приглашая попугая садиться, и своенравная птица, на удивление, послушалась.

Дверь закрылась так же легко, как и открылась полутора часами раньше. Время, проведенное в дедовом кабинете, пролетело совершенно незаметно. Два оборота вправо, и ключ вновь был опущен в карман джинсов.

— Надо будет заказать дубликат ключа, — озабоченно подумал Роба, спускаясь вниз и аккуратно минуя ступеньку за ступенькой, — иначе мА может когда-нибудь поинтересоваться, цел ли ключ, а то и перепрятать его в другое место.

Глава четвертая

— Роба! Ро-о-о-ба! — вихрастый мальчуган в темно-синем спортивном костюме с белыми полосками, свесившись с перил второго этажа, призывно махал рукой.

— Ну, чего тебе? — крикнул в ответ ему Роба, затормозив на ходу и чуть не врезавшись в стайку первоклашек, степенно шагавших к выходу с одинаковыми рюкзачками за спиной.

— Понимаешь, Ветров не явился на соревнования, может, подменишь его?

— А, что за соревнования?

— По настольному теннису.

— Да, я уже сто лет не тренировался, к тому же в библиотеку мне надо, точно знаю — завтра меня к доске потянут по лит-ре, а я этого «Муму» даже в руках не держал, только мультик однажды смотрел…

— Ну, это же быстро, — вихрастый был настойчив. — Сыграешь пару партий и двинешь в свою библиотеку. А то нам «баранку» поставят за неявку, а это целых пять штрафных очков — хуже проигрыша.

Роба заколебался. Партия в настольный теннис действительно длилась недолго, тем более по новым правилам — до одиннадцати очков. Пять минут — и готово. Кроме того вихрастый был их спорторгом и от него в большой степени зависело, кто будет взят от класса участником на те или иные соревнования. А Роба неплохо играл в шахматы и собирался выиграть даже школьный турнир, чтобы поехать в Киев на кустовой турнир школьников СНГ.

— Ладно, — согласился он и быстро забежал на второй этаж, перескакивая через две-три ступеньки лестницы.

Вихрастый уже протягивал ему маленькую теннисную ракетку с покрытием красного цвета.

— Здорово!

— Привет!

Они обменялись рукопожатиями.

— Где играют?

— Здесь, прямо в спортзале, на трех столах сразу. Твой стол третий.

— Только, говорю же, я давно не тренировался.

— Это неважно, — вихрастый махнул рукой, — играть будешь с Борькой Пин-Поном, все равно продуешь…

Роба только присвистнул. Борька, по прозвищу Пин-Пон, из восьмого «Б» был чемпионом школы и пятой ракеткой города. Пин-Поном его прозвали, поскольку он именовал настольный теннис только пинг-понгом, с этаким проносным звучанием, терявшим звук «г». И, конечно, выиграть у него было невозможно, даже если бы Роба тренировался и целый год подряд. Его знаменитые, с дополнителным боковым вращением, «топ-спины» считались неберущимися и приводили в панику даже сильнейших игроков страны своими непредсказуемыми отскоками.

— Тогда зачем же…, - начал он разочарованно.

— Сказал же — «баранка» будет! А это все — никаких шансов на выход в одну восьмую. Побежали! Там ждут!

И они понеслись к спортзалу, находившемуся на этом же этаже, но в другом крыле школьного здания.

Зрителей и болельщиков было совсем немного… Еще бы — всего лишь одна шестнадцатая финала — кому интересно… Вот на полуфиналы и на финал зал будет забит до отказа. На ходу на робину футболку со спины вихрастый уже прикалывал белый плотный квадратик с черным номером 23. Пробираясь сквозь жидкую толпу к своему крайнему столу, Роба искал глазами знакомых. Он не хотел, чтобы кто-то из них наблюдал его позор, хотя бы и ввиду явного неравенства мастерства соперников.

И сразу же спина его похолодела… Краем глаза он заметил ее. Она стояла с двумя девчонками из своего класса и кому-то улыбалась. И стояла, аккурат, сбоку от того стола, на котором ему предстояло играть. А улыбалась не кому иному, как его будущему противнику, который показывал различные финты, подкручивая настоящей двухсторонней китайской ракеткой теннисный шарик и заставляя его лететь вверх по замысловатым траекториям.

Да, знай Роба, что здесь будет она, он ни за какие посулы не согласился бы сражаться за этим зеленым столом, тем более с Борькой. Играть-то он умел, но простенько и незамысловато и уж о победах над серьезными противниками точно не помышлял. А она стояла и улыбалась этому длиннорукому пижону, которому Робе предстояло постыдно, скорее даже с нулевым счетом, проиграть.

Пора, однако, пояснить — кем же была эта прелестная незнакомка. В том числе и для Робы. Девочка была рисованной, или скорее кукольной, красоты с пышными распущенными волосами, цвета спелой соломы, и переливчатыми загадочно-изумрудного оттенка глазами. Это уже значительно позже Роба понял, что с такой внешностью можно быть только рекламной моделью. Красивой картинкой на глянцевой поверхности, с овалом классической формы и безукоризненно точно расположенными чертами лица. Истинная же красота нуждается в какой-то асимметрии, в неправильной изюминке, которая цепляет не только чей-то взгляд, но и душу и которая порождает настоящие и бурные чувства.

Но в те беззаботные времена он (и не только он) готов был любоваться ей (и тайком это делал) хоть часами. Девочка, звали ее Наташей, училась в восьмом «А», в одном классе с Маринкой, командором тайной организации, членом которой состоял и Роба. За глаза же, девчонки из зависти, а мальчишки из озорства, ее называли Мальвиной.

Он даже дрался с тем мальчишкой, который первым обозвал ее этим обидным, по мнению Робы, прозвищем. В связи с этим, поначалу его собирались обвинить в «юбочничестве». Этим термином, несмотря на то, что современные девчонки носили преимущественно джинсы, в их среде награждали за слишком уж назойливое приставание к девчонкам. Нет, симпатизировать противоположному полу не возбранялось, как и оказывать различные мелкие знаки внимания, обмениваться взглядами, записочками и прочее. Некоторые сверстники даже шепотком рассказывали такие истории, от которых начинало стучать сердце и потеть ладони. Но быть постоянно безответно прилипчивым — называлось «бегать» за кем-то, считалось постыдным и презиралось.

Однако Роба сумел доказать, что их спор и последовавшая далее схватка произошли на чисто литературной основе. Он сказал тогда, что и киношная и мультяшная Мальвины, равно как и книжная, были с белокурыми волосами под большущим бантом и с голубыми глазами. У Наташи же волосы были соломенными, а глаза изменчивого темно-зеленого цвета. Доводы эти были мальчишеским сообществом приняты во внимание и обидной кличкой «Пьеро», на которой настаивал битый им соперник, Робу не наградили. Но вот прозвище «Мальвина» все равно к Наташе почему-то приклеилось, да так и осталось. Она об этом знала, возможно, и переживала, но виду не подавала.

И вот сейчас Наташа с довольной улыбкой следила, как «мастерился на публику» робин соперник. А потом, наверное, с той же улыбкой будет наблюдать, как длиннорукий Пин-Пон будет громить несчастного Робу.

Тем временем судья разыграл подачу и сторону теннисного стола. Подача досталась Борьке, а Роба остался на той же стороне стола, где и стоял. По большому счету, в данном случае, это не имело никакого значения, поскольку, чья бы ни была подача и на любой стороне, у Робы не было ни одного шанса из ста на выигрыш у проклятого чемпиона.

Игра началась. Борька подбросил белый теннисный шарик высоко вверх и, лихо закрутив его в полете, отправил на робину сторону. Шарик ударился в левый краешек стола и, ввиду своей закрученности направо, попытался резко уйти в правую сторону. Роба успел подцепить его своей ракеткой, но предательский шарик, скользнув по ее пупырчатой поверхности, все равно ушел вправо и упал на пол. Соперник повел со счетом: один — ноль.

Роба сжал зубы и старался не смотреть в сторону Наташки с подружками, но боковым зрением все же подметил, как они захлопали в ладоши. Вторая подача была с низкого подброса, не столь крученая, и Робе удалось отбить шарик на сторону противника. Однако последовал коварнейший топ-спин, и робина ракетка поймала лишь пустоту. Два — ноль. И пошло — знаменитые топ-спины, то проходили над робиной ракеткой, то отскакивали от нее самым непредсказуемым образом и на борькину сторону стола попадать не хотели. Первый сет закончился со счетом: одиннадцать — один и то единственное очко было проиграно Борькой, в связи с попаданием шарика в сетку с его подачи. Подлый чемпион играл явно в расчете, на то чтобы лишний раз покрасоваться перед болельщиками и, конечно, болельщицами. Счет по партиям стал один — ноль, и противники поменялись местами.

Пытка началась снова. Счет вновь рос только в одну сторону и дошел до десяти — ноль. При очередной труднодоставаемой подаче Роба зацепился за ножку стола и грохнулся на пол, больно ударившись левой рукой и вдобавок залетев под стол и выронив из руки ракетку. Естественно, его падению сопутствовал веселый девчоночный смех и снисходительная улыбка Борьки, больше похожая на презрительную гримасу. Лежа ничком на полу, Роба почувствовал, как что-то больно упирается ему в грудь, причиняя серьезную боль. Он двумя руками тщательно ощупал с двух сторон незнакомый предмет и вдруг почувствовал его начавшуюся вибрацию и неожиданную горячесть. Роба вытащил стремительно наливающийся приятным теплом предмет и увидел, что это та самая загадочная пластинка.

— Вылазь, а то простудишься! — раздался чей-то озорной мальчишеский голос, и Роба поспешно сунул пластинку назад, неловко зацепив выступающим рычажком за краешек кармана. При этом ему почудилось нечто вроде едва слышного щелчка, похожего на звук компьютера, раздающийся при включении курсором мышки какой-либо интернет-опции.

Роба выбрался из-под стола, встал на ноги и быстро подобрал ракетку. Ему вдруг почудилось, что окружающий мир неожиданно изменился. Воздух слегка загустел, но стал прозрачнее, значительно улучшились резкость и яркость окружающих предметов и людей. Казалось, движения болельщиков стали какими-то медленными, как в фильмах старинных кинохроник. Он мотнул головой и изготовился к принятию последней подачи. Хоть бы попасть по шарику, да с маху вдарить по нему, а то и запустить вместе с ракеткой в улыбающуюся физиономию ненавистного противника.

Подача. Удивительно, но противник двигал рукой как-то неестественно и нехотя. Шарик коснулся борькиной стороны стола и очень медленно поплыл по воздуху на робину половину. Роба зачарованно смотрел на еле плывущий к нему белый кружок целлулоида, неспешно вращающийся в полете. Вращение было с накатом вперед и с легким отклонением налево. Он различил даже красноватый штемпель на поверхности шарика, свидетельствующий, что шарик был изготовлен в Китае.

— Что случилось? — испуганные мысли роем хлынули в голову, — может, я сплю? Или потерял сознание?

Роба постучал ракеткой по краешку стола, отозвавшегося частой дробью. Затем ущипнул себя за, и без того саднившую, руку. Мышца отозвалась резкой болью. Шарик, тем временем, поравнялся с натянутой над столом темно-зеленой теннисной сеткой и готовился ее пересечь.

— Отобью! — решил Роба, — а там посмотрим, что из этого получится…

Он уже видел точку приземления теннисного шарика и предполагал, каким и в какую сторону будет его отскок, поэтому расположил ракетку, слегка наклонив ее поверхность вниз с боковым уклоном вправо. Шарик неторопливо опустился на стол, и будучи закрученным вперед и налево, стал тихо ползти по пупырчатой резине вверх и направо. Роба увеличил наклон вниз, и белый кругляш, сделав два оборота, вынужден был повернуть под влиянием приданного ему вращения назад и отклониться влево. Вот он уже оторвался от робиной ракетки и тронулся в обратный путь на территорию соперника.

В зале возник какой-то неясный шум, а борькин рот начал приоткрываться в немом изумлении. Вот он стал медленно-медленно вытягивать свою руку со знаменитой китайской ракеткой направо, однако маленький теннисный снаряд был быстрее и проплыл мимо прославленной чемпионской руки, опустившись в белую черту на бортике стола и без помехи падая на пол.

Десять — один, судья, также едва двигая руками, выставил изменившийся счет. На лице Наташки застыло выражение безмерного удивления — лобик наморщился, а бровки косыми крышами домиков поднялись вверх. Борька даже не попытался подобрать свою нижнюю челюсть, казалось, он никак не мог поверить в произошедшее.

— Все же это сон…, - определил Роба свое состояние, — но какой-то удивительный, каких ему еще не снилось. Во сне он иногда летал, бегал, прыгал, дрался, путешествовал, но ощущений замедленности при этом не было.

Вторая подача. На этот раз Борька, подавая, как бы подсек шарик, придавая ему обратное вращательное движение. Приземлившись на робиной половине, он должен был еле отскочить от поверхности стола и устремиться назад к сетке.

Роба был спокоен. Он прекрасно видел замысел противника, поэтому, когда шарик опустился на его половине, последовала обратная резкая подсечка. Борька вновь не успел среагировать на удар, тем более что шарик, под влиянием вращения, оттолкнувшись на его стороне, ринулся обратно к сетке и ткнулся в нее. Озадаченный чемпион попытался достать его своей фирменной ракеткой, однако шарик, крутясь, скользнул вниз по сетке и прокатился по зеленой поверхности стола, зацепив нижний край борькиной ракетки.

Десять — два. В зале возник неясный шум, зрители, казалось, бурно обсуждали происшедшее, но при этом их телодвижения были вялыми и замедленными. Робу же охватили неизведанные ранее ощущения. Все его тело неожиданно обрело удивительную легкость, движение рук и ног стали быстрыми и происходили почти без усилий. Он ощутил лишь сопротивление воздуха, которого раньше совершенно не чувствовал.

— Треснулся башкой, — решил Роба, — от удара активизировался какой-то участок мозга, отвечающий за мышечные сокращения — вот и вся разгадка моего необычного состояния.

Он читал про такие случаи, когда люди получали различные, в том числе тяжелые, травмы и приобретали в итоге сказочные способности в применении своих физических и умственных возможностей. Один мог пролистать толстенный книжный том и затем без запинки точно пересказать все написанное. Другой производил мгновенно всякие невероятные вычисления, извлекал квадратные и кубические корни из громадных чисел, решал в уме сложнейшие математические уравнения. Третий приобретал творческие способности художника или поэта. Четвертый…

В это время рассердившийся Пин-Пон произвел сложнейшую крученую подачу, целясь на самый краешек противоположного левого угла теннисного стола. Роба видел, что медленно летящий шарик, скорее всего, пройдет мимо и не коснется стола на его половине, но для страховки сделал два быстрых шага влево и приготовился отразить удар. Так оно и получилось — белый теннисный мячик не задел стол и упал на пол.

Счет стал десять-три. Роба искоса глянул в сторону Наташки. Теперь она смотрела на него, но на ее лице не читалось никакой симпатии, а лишь удивление с оттенком досады. А ее брошенным на Робу взглядом можно было заморозить небольшое озерцо. Ну, может, не озерцо, но уж лужу-то точно.

— Неужели втюрилась в этого Борьку? — ужаснулся про себя Роба, — а я еще дрался из-за нее…

Вконец рассвирепевший соперник наградил Робу резкой подачей накатом, после которой обычно у принимающего ее, если он успевал отбить, шарик отскакивал высоко вверх и не достигал противоположной стороны. Роба, видевший все это в замедленном режиме, рассчитал угол отскока и просто подставил свою ракетку на предполагаемом пути шарика под острым углом по отношению к поверхности стола, и тот резво отправился назад. Борька, несмотря на высокую скорость снаряда, все же успел среагировать, но отбил явно неудачно. Мячик упал на Робину половину недалеко от сетки и почти вертикально стал подниматься высоко вверх.

— Уж такие свечки я успешно гасил и раньше, — безмолвно усмехнулся Роба, и на излете «лопатой» (так назывался сильный нетехничный удар) буквально вбил шарик в половину противника. На такой удар не смог бы среагировать и чемпион мира. Борька даже не дернулся. Лицо его приобрело глуповатый вид человека, совершенно не понимающего, что, собственно, происходит.

— Да, он лопнул! — воскликнул, тем временем, один из зрителей, к которому попал несчастный мячик. Он хотел бросить его Борьке на следующую подачу, но вместо этого поднял шарик вверх и показывал всем образовавшуюся черную трещинку.

— Это нечестно, — заблеял неожиданно злосчастный чемпион, — нельзя засчитывать очко, я бы взял его, если бы он не треснул.

Однако судья был неумолим и открыл цифру четыре.

К удивлению Робы, его состояние упругой невесомости не проходило, а реакция на серьезно замедлившиеся перемещения была безупречной. Счет стал сначала равным: десять — десять, а затем двумя следующими резкими ударами Борька был добит безжалостно и жестоко.

Теперь уже все присутствующие толпились вокруг их крайнего стола. Воцарилась необычайная тишина, прерываемая лишь сухим стуком теннисного шарика и приглушенными ударами по нему каучуковыми накладками ракеток. Прервалась игра даже на двух остальных столах, а игроки и судьи также превратились в обычных зевак. Именно, зевак, ибо то, что происходило за третьим столом, заставляло всех лишь открывать широко рты в немом изумлении и молча.

В таком вот напряженном молчании Роба взял обе оставшиеся партии с сухим счетом, буквально оплевав позором, в прошлом непобедимого чемпиона. Справедливости ради, следует отметить, что в третьей партии Борька напоминал своим видом и движениями киношного зомби и сопротивления почти не оказывал.

Но, черт побери! Коварная Наташка, вместо восторга, которого Роба справедливо ожидал после этой победы, строптиво поджала губки и в окружении подружек величественно прошествовала к выходу. Более того, судя по выражению ее лица и губ, она презрительно фыркнула в сторону горделиво приосанившегося победителя, а на уныло сгорбившегося Пин-Пона посмотрела с явной жалостью и состраданием.

Этим Роба был полностью уничтожен. Он положил ракетку на стол и, не дожидаясь поздравлений, направился к дверям.

— Ну, ты и дал! Ну, молоток! — спорторг в восторге всклокочил свои вихры. Он едва поспевал за ним, и тянулся, чтобы поощрительно потрепать Робу по плечу.

— Пустяки! Просто Пин-Пон не в форме, — бросил ему победитель на ходу, но звуки его голоса были какими-то отрывистыми, похожими на кваканье лягушки.

— Чего? — не понял вихрастый.

Роба и сам удивился своей речи. Он-то понимал, что говорит, но слова передавались какими-то иными непонятными быстро квакающими звуками.

— Со мной все же что-то неладно, — решил он и заспешил на улицу, продираясь сквозь восторженно гудящую толпу. Спорторг мгновенно остался позади, Роба уже был в конце лестницы на первом этаже. По пути он чуть не сбил с ног свою классную руководительницу Эмилию Нестеровну.

— Куда ты несешься, как на пожар, — она придержала его рукой, — ты что — старшего по возрасту человека пропустить не можешь? Где твое воспитание Далетин?

Да, такая у Робы была интересная фамилия. И хорошо. К ней трудно было присобачить какую-нибудь кличку. Другим везло меньше — иногда такие хлесткие прозвища рождались от иных фамилий. Сами по себе. Причем, большей частью, обидные.

— Извините, Эмилия Несторовна, — Роба остановился, — домой спешу, задержался на соревнованиях.

— Что ты тарахтишь, — не поняла учительница, — ты что — нормально ответить не можешь?

Роба не на шутку испугался, он понял, что с его разговорной речью произошло нечто непонятное. Опустив голову, подросток размышлял, как настроить язык, выпускающий пулеметные очереди звуков, вместо слов.

— Ну, отвечай же! — настаивала Эмнеста (так между собой называли ее подопечные), — может, хоть извинишься за свой толчок — я ведь могла и упасть…

— Из-ви-ни-те, — очень медленно, по слогам и неимоверно их растягивая, — с трудом выдавил Роба.

Это Эмнеста поняла, однако сразу же прицепилась по другому поводу.

— Что у тебя с голосом, Далетин? Может, ты заболел? Как-то странно говоришь… Или ты специально надо мной издеваешься?

Она явно сегодня была не в духе и могла привязаться к любому слову. А, придравшись, доводила ученика до слез и покаяний. Эту ее особенность все прекрасно знали, и в такие моменты старались проскочить мимо строптивой Эмнесты. Как хороший милиционер способен прицепиться даже к бездушному и бессловесному телеграфному столбу, так и эта строгая классная дама могла придраться к чему угодно. К внешнему виду, к выражению лица, к обычным телодвижениям… И даже к молчанию уставившегося в пол Робы.

— Отвечай, Далетин! — менторский тон постепенно перетекал в истерический, — где тебя хамить научили? Уж не в нашей ли школе? Я давно не видела твоих родителей…

— Эмилия Несторовна! — положение спас молодой преподаватель рисования, свесивший голову со второго этажа, — вас директор ищет. Просил срочно к нему зайти.

— Жди меня здесь! — приказала учительница и ткнула пальцем вниз, отмечая, где ее должны дожидаться, — я с тобой еще не закончила…

— Жди… Как же… — скаламбурил про себя Роба и, конечно, дал стрекача, лишь только Эмнеста поднялась на второй этаж.

— Куда идти? — Роба пока не находил ответа на этот простой, казалось бы, вопрос.

Он видел, что охватившее его внезапно состояние удивительного ускорения, не прошло. Движения так и остались очень быстрыми и резкими. Будто кто-то вставил в него заводной ключик, как в игрушку и провернул на несколько оборотов. Это же касалось и речи — слова извергались из Робы скороговоркой. Будто в старинном проигрывателе, каких сейчас уже нет, долгоиграющую пластинку на 33 оборота в минуту по ошибке запустили на семьдесят восемь оборотов. У робиных родителей когда-то была радиола для проигрывания таких виниловых пластинок, но она давно уже заняла место в гараже среди разных старых вещей. Хозяйственный пА редко что выбрасывал на помойку, утверждая — в жизни может все пригодиться.

Однако следовало что-то решать. Пойти сейчас домой? Мать испугается до смерти его состояния. Вызовет сразу «скорую». И запихнут Робу в больницу, которую он ненавидел с той детской поры, когда в этом здании, пропахшем лекарствами, у него впервые взяли кровь из пальца. Было и больно и страшно, хотя мА, прижав к себе, гладила его по головке, стараясь отвлечь внимание от острой блестящей штучки, внезапно уколовший его в палец. А в больнице сразу начнут разные обследования и там уже пальцем не обойдешься. Пойти к приятелю? Тоже не выход. Все равно домой придется возвращаться, только приятеля напугаешь своим видом.

— Отсижусь-ка пока возле катакомбы, — решил Роба, может через некоторое время и пройдет эта моя напасть.

Катакомбой все школьники называли место возле школьного забора, метрах в ста от здания школы. Там был небольшой овражек, заросший по краям колючим шиповником. Через него с трудом можно было продраться вниз, на округлое дно большой ямы. Сюда ходили покуривать тайком старшеклассники, а малышню, к коим относился пока и Роба, старались в это потайное место не допускать. Сегодня занятия уже давно закончились и в яме никого не должно было быть. Но главное заключалось не в тайной курилке. Катакомбой это место прозвали, потому что там находился всамделишный вход в старинные подземелья. Этот вход находился в стене ямы, почти у самого его дна. Точнее, там находился массивный деревянный квадратный люк, закрытый двумя толстыми ржавыми железными полосами. Полосы перекрывали люк крест-накрест, а их концы были намертво приварены к металлическим балкам, лежавшим в верхней и нижней части люка. А уж за люком и был вход в подземелья, которые, как рассказывали, тянулись под городом на целые километры. В том числе такие потайные подземные помещения находились и под самой школой…

Но об этом речь пойдет в другой раз, а сейчас Роба, пыхтя, лез через настырные колючки, стараясь не зацепиться и не порвать свою одежду. В катакомбе никого не было. Роба сел на кусок бревна и бездумно уставился на консервную банку, почти доверху наполненную сигаретными окурками. После стольких стрессовых событий думать ни о чем не хотелось. Но мысли, хочешь, не хочешь, все равно возвращались к его теперешнему странному состоянию. Вокруг стоял приглушенный зудящий звук, который бывает, когда находишься в центре большого облака комаров, и который им раньше не ощущался.

— Даже сердце разогрелось, — подумал он, ощущая тепло в левой стороне груди, — может оно и стучит в несколько раз быстрее?

И Роба, обеспокоенный этой мыслью, дотронулся рукой до области сердца, стараясь уловить его ритм. Но под ладонью руки в оказался, как раз предмет, испускающий это приятное тепло. Это была старинная дедова пластинка, лежавшая в кармане рубашки. Он достал ее и приложил к ее поверхности тыльную сторону ладони. Так мать иногда определяла, есть ли у него температуры, прикладывая руку к его лбу. Пластинка была ощутимо теплой. Роба приложил ее к уху. Нет, назойливый зуд исходил не из нее. Он внимательно ее осмотрел и вдруг отметил, что золотой рычажок передвинут на вторую фазу луны.

— Странно, — удивился Роба, — этот рычажок раньше невозможно было сдвинуть с места…

Что делать? Стоит ли дальше трогать эту загадочную пластинку и пытаться выяснить ее предназначение? Первое дедово правило гласило: «не знаешь, что нужно делать и что из этого получится — лучше ничего не делай. Иначе может произойти непоправимое». Но в данном случае иного пути, как метод проб и ошибок, пожалуй, не существовало. В самом деле — не найдешь же к ней какой-либо инструкции или руководства пользователя. Их попросту нет. Так что, дурацкий принцип (кажется, из законов Мэрфи): «прежде чем пользоваться головой, попробуйте сначала руками» здесь вполне сгодится.

И Роба попробовал вернуть рычажок на место. Никакого результата — тот даже не шелохнулся. Тогда он осторожно попробовал продвинуть его на следующее деление, обозначенное третьей фазой луны. Тоже безрезультатно — рычажок стоял на месте, как влитой.

И вдруг он неожиданно связал эти два события: сдвиг рычажка на одно деление и то странное состояние, в котором он сейчас пребывал. Он стал вспоминать последовательность событий, предшествовавших его теперешнему состоянию. Очередная крученая борькина подача. Доставая ракеткой шарик, Роба цепляется за ножку стола и падает на пол. Головой он при этом не ударяется — это точно. Дальше чувствует острую боль в груди, щупает ее на предмет отыскания травмы и натыкается на пластинку. Так. Что же было дальше? Ведь именно, после падения он ощутил в себе неведомое ускорение и сверхбыструю реакцию. Кто-то насмешливо посоветовал ему вставать, иначе можно простудиться. Он вскочил на ноги… Ему тогда вдруг почудилось, что окружающий мир резко изменился. Воздух вроде как-то загустел, но одновременно стал прозрачнее, улучшились резкость и яркость окружающих предметов и людей. Но вот движения окружающих людей стали замедленными и плавными. Очень медленными… И теннисный шарик стал летать, нет даже не летать, а еле-еле передвигаться в воздухе…

Все случилось после его падения — это факт. Он трогал руками пластинку после падения — это факт номер два. Похоже, разгадка заключалась в старинной пластинке.

Может, она включилась от сотрясения? Роба немедленно проверил эту гипотезу. Он зажал пластинку пальцами одной руки и резко ударил кистью этой руки о ладонь другой руки. Попробовал переместить рычажок. Дудки. Рычажок застыл, как вкопанный. Роба вновь и вновь резко тряс пластинку. Однако, несмотря на все проводимые манипуляции, рычажок с места не сдвигался. Тогда он вновь шаг за шагом стал пытаться воссоздать штришками картину произошедшего.

При падении он вытаскивал пластинку из кармана и потрогал ее пальцами.

— Пальцами обеих рук, — уточнил внутренний голос.

Ну и что? Он неоднократно и ранее вертел ее в руках и так и сяк.

И пальцами трогал. И что он с ней только не делал, пытаясь сдвинуть этот проклятый золотой рычажок.

— Пальцами обеих рук с двух сторон одновременно, — пришло откуда-то изнутри еще одно уточнение, — а после этого ты ощутил едва заметную вибрацию пластинки и ее внезапное нагревание.

Роба вновь стал всматриваться в детали рисунков, изображенных на пластинке.

Золоченая дуга, проходящая под ее верхним краем… Она разделена на четыре равных отрезка… Каждый отрезок отмечен золотой точкой… Под каждой точкой последовательно изображены четыре фазы луны… Первая фаза — полнолуние, изображена вся луна. Вторая — первая четверть, нарисована четвертая часть лунного диска выпуклым краем налево. Третья — вторая четверть, вновь очерчена четвертая часть луны, но выпуклым краем направо. И, наконец — пустота, изображены несколько звездочек вокруг воображаемого круглого диска луны. Это и есть обозначение четвертой фазы — новолуния. Роба изучил все названные преобразования с помощью энциклопедических словарей, выискивая тайный смысл рисунка. Не найдя, пошарил еще и в Интернете, но с тем же результатом.

Сейчас золотой рычажок стоял на точке, обозначавшей первую четверть фазы, и робино состояние было с этим как-то связано. То есть, сдвиг рычажка явился причиной неестественного ускорения его движений и быстроты реакции? Возможно, но не факт.

— Не всегда причиной является действие, предыдущее последующему событию, — вспомнил Роба один из дедовых постулатов.

— И все же иной причины ты не находишь, — спокойно подметил внутренний голос. Пройдись-ка еще раз по всей цепи событий, вплоть до того момента, когда ты ощутил внезапное загустение воздуха.

… При падении он щупал пластинку, как за предмет, причинивший ему боль. С двух сторон. Пальцами обеих рук…

Он еще раз вгляделся в пластинку. На той стороне, где были показаны четыре фазы луны, в центре находилось выпуклое изображение неведомого трехглазого божества с треугольным безбородым лицом, обрамленном редкими волосами в виде щупалец спрута. Роба вспомнил, что в кабинете деда стояла маска, отражавшая то же самое существо, чей взгляд был постоянно следящим и гипнотизирующим. На обоих подковообразных концах пластинки расположились по вогнутому вовнутрь солнцу с лучами в виде острых треугольников.

Роба перевернул пластинку. С другой ее стороны неизвестный художник вырезал в камнеобразной поверхности пластинки целую картину. С правой стороны изогнувшийся в невероятном напряжении лук, тетива которого, однако, была уже почти прямой, исторгая в пространство стрелу с двойным опереньем. С левой — одиноко стояла маленькая пирамида, но не индейского типа, а египетская — это Роба выяснил досконально, сличив различные виды пирамид. Точно в вершину этой пирамиды и был направлен полет стрелы. Вместе с тем, перед пирамидой, в качестве препятствия, находилась толстая вертикальная полоса, обозначенная двумя резными линиями. Острым концом стрела касалась полосы и, не просто касалась, а как бы, вдавливала ее эту часть вовнутрь, о чем свидетельствовал крутой изгиб обеих резных линий. В целом картина создавала странное впечатление каких-то застывших, связанных между собой событий, одно из которых, начавшись, никак не могло закончиться, а второе закончилось, еще не начавшись.

Внизу на обеих подковообразных конечностях располагались точно такие же, как и на другой стороне, вогнутые изображения солнц с острыми треугольными лучами.

— Стоп! — сказал себе Роба, — а ведь они полностью попарно симметричны все эти четыре солнца.

Сердце, казалось, забилось чаще от приближающейся разгадки. Ну, да, — он теперь вспомнил вполне отчетливо — когда он ощупывал пластиннику, пальцы ощущали с двух сторон эти углубления. И, именно после этого, корпус пластинки ответил вибрацией и испустил ощутимое тепло. Попробовать?

Роба опустил два больших пальца обеих рук в углубления в виде солнц с одной стороны, а два указательных — в такие же углубления с противоположной стороны.

— Поехали? Как сказал Гагарин…, - и Роба стиснул пальцы навстречу друг другу.

Пластинка отозвалась коротким вибрационным циклом и потеплела еще больше.

— Есть! — чуть не закричал Роба, едва не выпустив от неожиданности из рук этот поистине диковинный старинный предмет.

Логично было предположить следующим действием дальнейший сдвиг золотого рычажка. Но в какую сторону? Здесь Роба заколебался. Первоначальным его желанием было вернуться в свое прежнее состояние обычного человека, без всяких там ускорений. Но, кажется, любопытство одерживало верх. И Роба осторожно нажал на рычажок в сторону точки, обозначавшей третью фазу луны.

— Щелк! — точь в точь, как звук курсора компьютерной мышки, нашедшей нужную цель.

И ничего вокруг не произошло. Никаких изменений внутри себя Роба не почувствовал. Он поднял голову, глянув на небо. Все также высоко вверху, не двигаясь, стояли плотные светло-серые облака. Только стало заметно темнее. Солнце уже, вероятно, садилось.

— Долго же я здесь просидел, — подумал Роба, — надо быстро бежать домой. Мать уже, наверное, хватилась и разыскивает меня.

Решив для быстроты передвижения, чтобы быстрее добраться домой, не выключать чудодейственную пластинку, подросток вскочил на ноги и рванулся наверх.

— Ого! — воздух, оказывается, стал еще гуще, и теперь Роба передвигался в нем, преодолевая нешуточное его сопротивление.

— Почти, как в воде! — удивился он, — ну, конечно, заметно разреженнее. Здорово! Значит, я еще прибавил в скорости. Вперед, на всех парах.

И Роба помчался по направлению к выходу со школьной территории. В один миг он очутился за пределами школы. Вид многолюдной улицы его ошеломил. Прохожие буквально застыли в самых нелепых позах. Замерли и машины на проезжей части. Звуки вообще были странными — какие-то непонятные невероятно замедленные отрывки городского шума. Как иногда по радио передают викторины, типа угадай мелодию и ее исполнителя, а крутят музыку при этом шиворот-навыворот, да еще и замедленно.

Забавно было наблюдать, как многие люди замерли в положении петуха с одной приподнятой ногой и с закрытыми глазами, или в позе зомби с выражением полной бессмысленности на лице. Одна женщина уронила два апельсина из сумки, да так и застыла, согнувшись, но с приподнятой головой и выражением смущения, смешанного с растерянностью. Маленькая девчушка, лизавшая мороженое, окаменела с высунутым розовым язычком. Мужчина в летней шляпе, читавший газету на скамейке, вообще имел остолбеневший вид с вытаращенными глазами.

Время шло, но люди, казалось, совсем не двигались. Слабое продвижение было заметно лишь у автомобилей, если смотреть на каждый отдельный из них в сопоставлении с окружающей обстановкой. Роба стоял на краешке тротуара возле осветительной мачты и глазел на это удивительное зрелище.

— Во сколько же раз замедлилась их скорость, — гадал он про себя, — или, скорее, увеличилась моя скорость? Но я же стою на месте… Что же за процесс происходит со временем?

В это время в его левый локоть что-то уперлось. Роба повернул голову и увидел, что это руль велосипеда, на котором сидела девочка в белой спортивного покроя блузке и серых шортиках с желтыми полосками по бокам. На ее лице уже читалось непонятное выражение ошеломленности, смешанной с испугом.

— В меня же врезался велосипед! — Роба резко отпрыгнул в сторону, на проезжую часть мостовой — ездить она не умеет, что ли?

Девочка, действительно, вцепилась в руль руками и, похоже, готова была упасть на тротуарные плитки.

— Ты, чё — слепая? — в запале проорал Роба, — не видишь, куда едешь?

Но сам, вместо своего голоса, услышал лишь какой-то мгновенный взвизг. Будто теранули железкой об железку. Он машинально потер ушибленный локоть, но никакой боли почему-то не ощутил. Затем огляделся окрест, призывая невольных свидетелей разделить его возмущение неумелой велосипедисткой. Но вокруг царило все то же безмолвие и оцепенение.

Вдруг его взгляд зацепился за автомашину, которая сзади мчалась прямо на него. До нее оставалось меньше метра. Конечно, она не мчалась, а едва-едва продвигалась вперед, но Робе показалось, что машина вот-вот собьет его с ног и раздавит его. Водитель, молодой парень, в черной майке с иностранной надписью, судя по мечтательному выражению его лица с полуприкрытыми глазами, слушал по авторадио какой-то блюз и образовавшегося препятствия не замечал. Роба мгновенно отпрыгнул на тротуар, зацепив рукой велосипед с девчонкой. И сразу же впервые увидел некое подобие ускорения. Велосипед ощутимо стал падать в сторону толчка, а спортивная девица с такой же скоростью — в противоположную сторону, прямо на Робу. Он инстинктивно подхватил незадачливую велосипедистку и поставил ее на ноги, удивившись минимуму своих усилий, отведенных на это. Затем подхватил велосипед и прислонил его к осветительной мачте.

После этого Роба все-таки встал перед девчонкой, собираясь таки выразить свое отношение к произошедшему инциденту. Ему сегодня уже читали нотации, и здесь можно было отыграться и высказать действительно обоснованные претензии к этой явно подслеповатой девице. Однако виновница столкновения, по-прежнему, со смесью страха и удивления смотрела на него совершенно пустыми глазами.

— Э-э-э-й! — стараясь очень медленно произносить звуки, начал Роба, — ка-ко-го-о дь-во-ла-а т-ы-ы-ы не-се-шь-ся-я с-ло-м-я-я го-ло-ву-у, не-е…

Но не закончил предложения, поскольку вместо слов у него получился вновь взвизг, только несколько побасовитее.

Глаза же девчонки все с той же смесью чувств смотрели сквозь Робу, будто не замечая его.

— Перепугалась, — подумал Роба, — она и так в шоке, а я тут еще ее страшить собираюсь. Надо узнать, может, она сильно ушиблась?

Он уже понял, что словами объясниться не удастся, потому что они исторгаются из него с неимоверной скоростью. Но ведь есть еще и язык жестов. Роба взял свой, якобы ушибленный, локоть другой рукой слегка покачал его, как бы нянча младенца и сильно сморщился, как от боли. Затем ткнул пальцем в грудь девчонки и сделал вопросительные глаза.

Выражение ее лица стало медленно меняться на плаксивое.

— Поняла…, - обрадовался Роба, — похоже, ушиблась немного. Надо помочь ей добраться до дома, посадив на велосипед и катить рядом с собой, придерживая его руками.

Он вновь хотел приступить к языку жестов, но ее глаза, глядевшие прямо на него, были все же очень странными. Роба присмотрелся внимательней и… Он не увидел в них своего отражения. Холодея от догадки, Роба поднял свою руку и резко поднес ладонь к лицу девчонки. Зрачки ее глаз нисколько не отреагировали на быстрое появление его руки — они даже не расширились, как это бывает, когда заслоняется свет.

— Она меня просто не видит! — испугался Роба, — меня нет здесь… А, где же я тогда нахожусь? Может меня уже и вовсе не существует, благодаря этой чертовой пластинке с солнцами и лунами.

Он больно ущипнул себя за щеку — боль была натуральной, даже слезы выступили. И сразу же вспомнил, что он и девчонку подхватывал, и велосипед прислонял к фонарному столбу. Вон он велик, спокойненько стоит. Роба вновь огляделся. Было похоже, что никто не заметил ни этого столкновения, ни последующих действий. Автомобиль с водителем в черной майке как раз поравнялся с ним. Любитель музыки спокойно смотрел вперед, не обращая на Робу ровно никакого внимания.

— Я - невидимка! — он был в восторге, — я могу делать все что угодно, и никто моих действий не заметит.

Робе немедля припомнилось произведение Герберта Уэллса «Человек-невидимка», которое он прочел еще год назад. Какие возможности перед ним теперь открывались. Даже дух захватывало. Все ныне в его власти. Он может незаметно пройти хоть на стадион, хоть на концерт, хоть на любое взрослое кино… Он сможет стать, например, самым знаменитым шпионом… Нет, не шпионом — это те, которые засланы оттуда, а разведчиком. Вроде Штирлица…

— А, вспомни-ка, чем закончил уэллсовский герой, — совсем не к месту ехидно заметил внутренний голос.

Роба не стал вступать с ним в дискуссию. Он не будет лезть очертя голову, куда попало. Он все заранее продумает и взвесит. Он не совершит ошибок легендарного человека-невидимки. На душе все пело, хотелось резвиться и радоваться каждому пустяку.

Для практики Роба подошел к замершей в наклоне женщине с рассыпавшимися апельсинами, подобрал оранжевые плоды и положил их назад в сумку. Целую вечность он ждал реакции женщины, и ее сконфуженная мина (апельсины, оказывается вовсе не падали — значит, ей почудилось) были для Робы самой желанной наградой.

У малышки с мороженым он лихо откусил почти половину и дождался ее рева по утерянному наслаждению. Устыдившись, взамен взял с лотка мороженицы целую порцию пломбира и вручил его девчушке в другую ладошку. Но и здесь, получалось, что он ни за что обидел женщину, торговавшую мороженым. Роба вернулся к ней и положил на лоток деньги, даже не взяв сдачи.

Проходя мимо мужика в шляпе, читающего на скамейке газету, Роба не утерпел и проткнул ее двумя пальцами. Он долго дожидался, пока тот недоуменно глянул на образовавшиеся в газете дырки, затем медленно-медленно посмотрел на окна здания напротив, должно быть, высматривая там неведомого снайпера, потом тщательно искал дырки в своей груди. Закончилось тем, что мужчина изучил также, на всякий случай, свою шляпу, торопливо сложил газету и пошел прочь, испуганно озираясь по сторонам.

— И это все твои высокие деяния? — язвительно восхитился внутренний голос, — просто хулиганские выходки и не более того.

И Роба вынужден был с ним согласиться. Да, творить чудеса было все-таки нелегко… То есть, творить-то легко, да не то, что надо… Следовало серьезно подготовиться к следующим акциям. Больше он никого напрасно не задирал и в секунды был уже возле дома. Там он осторожненько проделал необходимые манипуляции и выключил прибор. От мА ему, конечно, здорово досталось за позднее возвращение, но что это было по сравнению с тем, чем он сейчас обладал. И Роба почти не спал этой ночью, вынашивая мысли об областях применения чудесных свойств удивительного регулятора времени и строя планы его полного освоения.

Глава пятая

Утро застало его перед большим зеркалом в прихожей. Посторонний наблюдатель был бы безмерно удивлен его кривляньями перед собственным отражением. Но это был первый продуманный этап безопасного пользования пластинкой. Он то включал ее и начинал различные телодвижения, наблюдая за своим отражением, то выключал, пытаясь, сначала повторить их, а затем сгладить возникающую резкость и угловатость.

Наиболее сложной ему показалась именно вторая фаза, где он становился очень быстрым и резким, оставаясь при этом видимым. Естественно, такие роботоподобные движения подростка не могли не вызвать, по крайней мере, недоумения окружающих. Лучшее чем могло это закончиться — это попадание в клинику на обследование и постановку диагноза. Придется изрядно повозиться с пластикой движений, сделать их очень медленными и плавными.

— Эх, видеокамеру бы мне, — посожалел Роба, топчась перед зеркалом, и изображая простое рукопожатие со своим зеркальным визави, — все ошибки при просмотре определить можно было бы. А затем постепенно их исправлять.

Но видеокамеры не наблюдалось и в отдаленном будущем. А репетировать следовало все: походку, разнообразные движения всех органов тела, жесты и даже мимику. Придется заниматься по нескольку раз в день, хоть бы мА за этим занятием его не застукала. Решит, что тронулся умом ее любимый, но не очень послушный сыночек.

Зеркало пока отражало, порой очень странные, подергивающиеся телодвижения — то замедляющиеся, то убыстряющиеся. Даже улыбка, которую старательно изображал Роба, появлялась пугающе мгновенно и, скорее, напоминала мгновенно ощерившуюся акулью пасть.

— Ничего, — обнадежил себя он, — вон мимы всякие путем каждодневных тренировок учатся использовать свое тело в пластике. И такое вытворяют… Надо будет поикать чего в Интернете по этой части. Может методики специальные есть?

Затем ему пришло в голову посмотреть на свое отражение в третьей фазе луны, то есть в состоянии невидимости. Может, в зеркале он все-таки будет виден, хотя бы самому себе? Роба попытался перевести золотой рычажок на третью точку дуги, но не вышло. Собственно, он так и предполагал: перед каждым последующим переводом следовало надавить синхронно пальцами обеих рук на все четыре солнца. Он совершил требуемое и посмотрелся в зеркало — оно было чистым. Странно. Роба считал, что становится невидимым в силу того, что другие люди просто не могут поймать его взглядом, то бишь, не успевают зафиксировать в своем мозгу его отражение. Чудовищная скорость его передвижения не позволяет свету отразиться от него, и поэтому отражение не может быть зафиксировано людскими зрачками. Так небезосновательно полагал Роба. Но здесь он стоял практически неподвижно и все равно не смог увидеть свое зеркальное отображение.

Но вот в зеркале мелькнула какая-то тень, и Роба испуганно обернулся, думая, что вошла его мать. За спиной, однако, никого не было.

— Да это же был я сам! — пришло внезапное озарение, — это мое смутное изображение, которое быстро промелькнуло и исчезло. Значит…

Это могло значить лишь одно — Роба передвигался во времени. Точнее, он находился в каком-то другом времени. И в то же время мог незримо присутствовать в обычном для всех остальных людей времени. Во, дела! Получалось, что он стал владельцем портативной машины времени. Только, как она работает с технической точки зрения, было непонятно. Неясен был и принцип ее действия. Эх, был бы здесь его мудрый дед, он бы все расставил по полочкам и все объяснил, в том числе и с точки зрения пространственно-логического мышления…

И здесь Роба вдруг вспомнил, что им использованы не все возможности пластинки. Оставалась четвертая фаза луны — новолуние, куда он еще не попадал. Что там? По идее, там должна быть вообще немыслимая скорость передвижения в пространстве. А, что будет со временем? Может оно вообще остановится? Надо попробовать.

Однако, несмотря на выполнение необходимого ритуала с четырьмя солнцами, рычажок двигаться к последней фазе луны не хотел. Роба пробовал различные попарные комбинации с солнцами, но безрезультатно — сдвинуть дальше вправо рычажок было невозможно.

— Робик! Ро-о-ба! — голос матери выражал нетерпение.

Однако пора завтракать и в школу.

Перед школой его ждал сюрприз. В переулке, который вел от робиной трамвайной остановки к входу в школьное здание, стояла группка знакомых Робе и вовсе незнакомых ребят. Среди них маячил и опозоренный недавно Робой бывший великий чемпион Борька Пин-Пон. Впереди же красовался Гоша-наемник. Такую кличку этот невысокий паренек с мощными плечами борца и очень короткой стрижкой получил не зря.

Гоша рос без отца, который то ли умер, то ли сбежал от семьи — этого никто не знал. Жил он с матерью, которая работала гардеробщицей в музее и, конечно, достойной жизни не могла дать ни Гоше, ни его маленькой сестричке. Неизвестно, любил ли Гоша собственную мать, которая иногда и попивала, но сестричку свою он обожал точно. И старался создать ей все условия вне ее детсадовской жизни. Помимо игрушек и сладостей он покупал ей обувь и одежду, поскольку материной зарплаты с трудом хватало на семейное пропитание.

А где мог взять деньги ученик восьмого класса обычной средней школы? Случалось, Гоша и подрабатывал, но только, если этот труд был не позорным, типа сбора пустых бутылок и картона в мусорных контейнерах. Что-что, а гордость и определенное благородство у него имелись. Он был чем-то вроде наемного киллера, только, конечно, не убивал никого насмерть, а просто избивал. Но, опять же, не до крови и по возможности без синяков и прочих следов кулачного боя. Вероятно, с этой же целью он занимался и боксом, скрывая от своего тренера устремление своих бойцовских навыков. Враждебных отношений и мальчишеских стычек в школьных и уличных кругах было предостаточно. Далеко не все могли постоять за себя и достойно ответить своему обидчику. Иные давали заказ на отвод чужаков от приглянувшихся им девчонок. Другие тайно мстили своим более сильным недругам. Третьи…

В общем, работы Гоше хватало. Но поскольку все знали, что занимался он этим не со зла, а ради благоустроенности своей сестрички и при исполнении заказов проявлял джентльменство и соответствующие приличия, то на него никто не ябедничал ни в школу, ни в милицию. Перед очередным боем, он небрежно, по-голливудски бросал замечательную фразу: «ты не подумай — ничего личного». Гоша отважно брал заказы даже на побитие заведомо гораздо более сильных, чем он противников и часто добивался успеха за счет отчаянной храбрости и непризнания никаких авторитетов. Его кривоватый сломанный нос наверняка помнил кулаки более сильных противников. Дважды он отваживался, хотя и безрезультатно, отдубасить даже первого силача и главного драчуна школы десятиклассника Вовку-Бегемота. Кроме того, если Гоша злился за дело и всерьез — то он забывал про все и мог покалечить противника. И это потенциальные ябеды тоже учитывали.

И вот сейчас Гоша-наемник стоял на пути Робы, по-киношному покачиваясь на ногах и держа руки в карманах темных брюк. Джинсов он принципиально (а, может и из-за нехватки денег) никогда не носил, предпочитая широкие темные штаны, подпоясанные настоящим, еще советским офицерским ремнем.

— Куда так спешим? — это была обычная, ничего не значащая прелюдия — надо же с чего-то начинать.

— В школу, — тем не менее, миролюбиво ответил Роба, уже понимая, что встреча эта не принесет ему ничего хорошего.

— Не знаю, как в школу, а к врачу ты сегодня непременно попадешь! — хохотнул Гоша, радуясь своей нехитрой шутке.

Он вообще старался начинать драки всегда со словесной перепалки, то ли подражая древним поединщикам, то ли пытаясь нарваться на грубый ответ, чтобы разбудить в себе хоть какое-то чувство обиды и вражды.

Мгновенно окружившие их школьные зеваки, коих набирается на такие мероприятия всегда предостаточно, одобрительно загалдели. Роба в ответ лишь пожал плечами, полагая эту шуточку грубой и вовсе неостроумной, и лишь расставил ноги пошире для устойчивости, готовясь к неминуемой уже схватке. Драться ему в своей жизни уже приходилось, хотя он и не любил сумбурных мальчишеских кулачных разборок.

Гоша вынул руки из карманов и быстро шагнул вперед. Роба, хоть и готовился к защите, все же удар прозевал. Уж больно он был заковыристым этот удар — противник вроде бы сделал полный круг своим кулаком, как бы очерчивая лицо Робы овалом и неожиданно коротко ударил сбоку в левую робину челюсть. Роба и не понял толком, как он очутился на земле. Попытался вскочить, но ноги не слушались — были, как ватные. В голове же шумело и как будто что-то искрилось.

— Вот они какие бывают эти нокауты…, - с этой мыслью Роба перевернулся на живот, чтобы встать на коленки и затем подняться на ноги.

И еще он понял, что никакой он Гоше не противник — судя по первому же удару, тот побьет его одной левой. Профессионал есть профессионал, да еще и возрастом постарше. Поэтому надо было защищаться по-иному. Делая вид, что группируется и пытается встать на ноги, Роба украдкой вытащил из кармана пластинку и включил ее пальцами двух рук. С рычажком же вышла некоторая заминка, он никак не хотел переключаться на следующее деление.

— Вставай, не дрейфь! Чего разлегся, земля-то холодная… — чей-то задорный голос подстегнул Робу, и он, наконец, попытался сделать требуемое.

Мир уже привычно загустел, но стал ярче, и в тот же момент Роба почувствовал сильный удар по ребрам.

— Э-э-э! — это был Гошина реплика, — кто это бьет лежачего, да еще и ногами! А ну — отхлынь! Двое в драку, третий…

— А чего он валяется…, - загундосил знакомый борькин голос, — дай еще разок вдарю!

— Я те вдарю! Отойди, говорю, и стань рядом со всеми. Это моя работа.

— Но я же заплатил…

— Ну, вот и смотри за свои деньги! — с этими словами гошин кулак, описав короткую дугу, устремился в область солнечного сплетения Робы, который уже стоял на ногах.

Но теперь это было не страшно. Роба просто повернулся боком и слегка отклонился. Гоша пролетел вслед за кулаком в пустоту и едва удержался на ногах, врезавшись в окружение зевак.

— Хо! — крякнул он, слегка опешив от такого неожиданного промаха, и снова устремился в атаку, нанеся серию ударов по корпусу Робы.

Но оказалось, что и эти мощные целенаправленные удары ушли куда-то в пространство. Тут Гоша рассердился не на шутку, таких позорных промахов в его практике до этого не наблюдалось. Его кулаки так и мелькали, целя то в голову, то в корпус противника. Бесполезно — ни один из ударов так и не достиг цели.

— Во — дает! — выкрикнул кто-то, непонятно, кого имея в виду, но, скорее всего, Робу.

Предприняв еще одну массированную попытку, Гоша понял, что попадает уже в смешное положение и прекратил бесплодные наскоки. Он был достаточно умен и искал выход из создавшегося положения. Противник каким-то невероятным образом ускользает от его атак, и, в то же время, сам почему-то не атакует. Хотя, судя по отменной реакции, мог бы ответно и отмутузить наемного задиру. Следовало идти на мировую, дабы не опозориться еще больше, получив и по мордасам. И Гоша опустил кулаки.

— Ну, ты и силен! — воскликнул он с ненапускным восхищением, — как это у тебя получается?

И неожиданно сделал вид, что собирается повторить свой самый первый финтовый удар. Но Роба мог в замедлении видеть, что кулак, описав круг, остановился в сантиметре от его челюсти и даже не шелохнулся, чем привел в настоящий восторг вконец одуревшего Гошу. Одобрительно зашушукались и пришедшие поглазеть на избиение Робы.

— Молоток! — несмотря на неудачу, Гоша умело держался хозяином положения, — боксом хочешь по-настоящему заниматься?

Роба отрицательно помахал головой. Нет, к мордобитию у него никогда не было никакой склонности.

— А какой у тебя вес? — Гоша, тем не менее, не отставал.

Роба лишь пожал плечами, не желая отвечать на столь каверзный вопрос. Он опасался обычных в таких случаях язвительных мальчишеских подколок. Скажешь про свои килограммы правдиво, а тебе тут же с насмешкой и выдадут, что-нибудь типа «с таким весом тебе только гирькой в сельмаге работать», или «грузилом на леске раскачиваться», а то и похлеще «дерьмом в прорубе болтаться».

— И все же? — наседал настырный Гоша.

— Все, что есть — мое, — Роба был, по-прежнему, начеку.

— Да, я серьезно!

— Ну, сорок шесть килограммов…

— Во! А Михалыч, как раз «мухача» ищет! Хочешь стать мухачом?

— Мух отгонять что ли? — Роба поморщился.

— Деревня, — необидно констатировал Гоша, — мухач — это боксер в категории наилегчайшего веса.

— Не-а, я боксировать не хочу.

— Боишься, что ли, что чайник начистят? — Гоша насмешливо хохотнул, — ты ж вон какой верткий — не боись!

— Я и не боюсь, — обвинение в предполагаемой трусости было в мальчишеской среде нестерпимым, — попробовать, конечно, можно.

— Тады — по рукам! — и Гоша звонко шлепнул в подставленную ладонь, — после уроков — встречаемся.

— Кстати, уроки-то уже и начались, — заметил кто-то из окружения, — надо бежать и так опоздали.

— А, деньги! — внезапно опомнился державшийся в сторонке Борька Пин-Пон, — деньги тогда верни, раз так!

— На! Подавись! — Гоша вытащил из кармана штанов две мятых купюры и протянул опечаленному заказчику.

Но, когда тот подошел и потянулся за ними, Гоша вдруг отдернул руку, отделил одну бумажку и сунул ее в карман.

— Половину, так и быть, отдам, — рассудительно заметил он, — на землю я его сшиб все-таки разок…

— Так нечестно, — заныл Пин-Пон, — договаривались же…

— Заткнись! — рявкнул Гоша, — сказано половину…

Роба шагнул к Борьке и, сделав «козу» из двух пальцев, угрожающе поднес ее к лицу подлого недруга. Тот отшатнулся в сторону и бросился бежать.

— И таким восторгалась Наташка…, - скорбно подумал Роба, — видела бы она его сейчас…

— Айда, на занятия! — крикнул кто-то, и все гурьбой побежали по направлению ко входу в школу.

Роба сделал вид, что чистит свою одежду от пыли, незаметно выключил пластинку и поспешил вдогонку…

Возможно, Роба улизнул бы после уроков домой — очень уж ему не хотелось идти на бокс, однако Гоша ждал его у самых дверей класса.

— Пошли, — деловито сказал он, — тут недалеко.

Недалеко — оказалось примерно в двух километрах от школы, а ехать на общественном транспорте экономный Гоша не пожелал.

— Ты где таким штучкам научился? — спросил он с завистью, когда они шагали по направлению к месту своего назначения, — тренировался в какой-нибудь спецсекции?

— Занимался восточными единоборствами, — туманно пояснил Роба, имевший весьма отдаленное понятие об этих самых единоборствах.

— Дзюдо, ушу, таэквондо?

— Дзюдо, — это слово Роба, по крайней мере, знал.

— Здорово! Так ты и прыгать по всякому умеешь? Видал, что Брюс Ли выделывает?

Брюса Ли Роба видел в фильмах-боевиках, поэтому утвердительно кивнул головой.

— И сейчас занимаешься?

— Нет, — односложно ответил Роба.

— Бросил, что ли? Это зря…

— Секцию закрыли, — соврал Роба, который уже жалел, что помянул о занятии восточными боевыми искусствами.

— Да, — согласился неожиданно Гоша, — нас тоже власти гоняли, даже за бокс. Мол, на общественных началах нельзя, надо лицензировать, за плату и прочее. А где бабок на все напастись?

Он вздохнул. Роба знал, что у новоявленного соратника нелегкая жизнь, поэтому кивнул головой и тоже вздохнул.

— Так, ты и мне мог запросто накостылять?

— Мог.

— А чего не поколотил? Пожалел, что ли?

— А зачем?

— Как зачем — я же тебе врезал?

— Ну и что? Ты же не со зла. Если бы я тебе ответил тем же — врагами стали бы…

— Это верно.

— Ну вот. А с Пин-Поном я как-нибудь попозже еще разберусь, подлая у него натура.

— А ты, неплохой пацан, — Гоша взглянул на Робу как-то по новому, — давай будем корешиться.

— Давай, — и по заведенной традиции Роба звонко ударил своей открытой ладонью по подставленной ладони новообретенного друга.

Наконец, они подошли к задней части какого-то обшарпанного двухэтажного здания. Гоша спустился по ступенькам к подвальной двери и постучал условным стуком. Дверь открылась сразу же, а за ней обнаружился парнишка в черном трико с короткой спортивной стрижкой.

— Это со мной, — важно проронил Гоша, проходя мимо него и поманив рукой Робу.

— Это что — запрещенная секция? — шепотом осведомился Роба, которому все больше не нравилась эта затея.

— Нет. Секция официальная, числится при ЖЭКе, — пояснил Гоша, — просто все норовят какие-то деньги сорвать. То пожарники, то санстанция, то налоговая… А Михалыч за бесплатно нас тренирует, да еще и платить, что ли, должен всем этим обиралам…

— Понятно.

Спортивный зал, однако, оказался настоящим — с рингом, матами и различными спортивными снарядами, хотя и не новыми, но выглядевшими вполне прилично. На ринге обменивались ударами два подростка в кожаных боксерских перчатках, еще трое занимались на спортивных снарядах.

Михалыч оказался, хотя и в годах, но крепким мужчиной, высоким, широкоплечим и со спортивной осанкой, которую несколько портил намечавшийся животик.

— Здорово, Михалыч! — Роба со всеми был запросто, — во, я тебе мухача привел. Ты, кажется, полтинник обещал тому, кто тебе доставит…

Тренер кивнул головой в ответ на приветствие и глянул в сторону Робы.

— Боксер? — спросил он.

— Нет.

— И никогда не занимался боксом?

— Нет.

— Да, ты посмотри его в деле! — вмешался вездесущий Гоша, — с такой реакцией, как он счас продемонстрирует, ты из него за месяц чемпиона слепишь.

Тренер глянул на Робу весьма скептически, и Роба приободрился, надеясь получить полный отлуп. Он заметил, что и у самого Михалыча нос искривлен еще почище, чем у Гоши.

— У меня и так нос неважный, — подумал он, — курносый и короткий, так из него здесь еще расплющенную картошку сделают. Никакая наташка уже в его сторону не глянет.

— Михалыч! Ну, ты просто попробуй, — уже умоляюще произнес Гоша, — не потянет — ну, что ж…

— Форма есть? — это уже Робе.

— Нету, — ответил за него Гоша, но я в кладовке пошарю — что-нибудь подыщем…

— Ну, идите — переодевайтесь и ко мне.

Робе достались настоящие просторные и длинные темно-синие трусы с белыми полосками по бокам. Перчатки показались ему чересчур громоздкими и неудобными. Переодеваясь, Роба включил волшебную пластинку и постарался передвигаться плавно и медленно. Пластинку, поколебавшись он сунул в плавки, которые были на нем. Когда они возвратились к Михалычу, тот стоял с надетым на левую руку большим черным кожаным прямоугольником.

— Таким звезданет — мало не покажется, — с опаской подумал Роба, — и почему только на одной руке?

— Бей! — приказал Михалыч и поднял руку со странной единственной перчаткой вверх прямо к левому плечу.

Роба криво размахнулся и, ударив его в правое плечо, резво отскочил назад, ожидая ответного удара.

— Никакой техники…, - поморщился Михалыч, — и куда ты лупишь? В лапу бей… Да, обоими кулаками.

— В какую лапу? — растерялся Роба.

— В эту! — рявкнул тренер, ткнув пальцем в кожаный прямоугольник, — давай, серию из пяти ударов!

— Давай же! — прикрикнул и Гоша, — по центру старайся попасть.

Позабыв о должной сдержанности, Роба быстро, мгновенной очередью, вбил пять ударов по центру лапы. Михалыча качнуло и развернуло боком.

— Откуда такая силища в этом хлюпике? — мысленно поразился он, — и скорость ударов черт-те какая…

Гоша тоже раскрыл рот. Сдвинуть с места тренера, в котором почти центнер веса…

— Сила ударов у тебя приличная, — констатировал, тем временем, Михалыч, — и быстрота их завидная. Однако, технически, они совершенно безграмотны. Ты бил, как заяц по барабану. К тому же совершенно открывшись, забыв о защите.

— Ты его в защите и попробуй, — встрял опять Гоша, — вот, где он мастак. А, техника…. С техникой же не рождаются… Научится.

— Сейчас попробуем, — согласился Михалыч.

Было видно, что он тепло относится к Гоше, даже разрешая мальчишке называть себя на «ты». Гоша, в свою очередь, смотрел на него обожающими глазами, и, возможно, чтобы скрыть это, позволял себе эту нарочитую грубость в обращении.

— Витек! — громко позвал Михалыч.

Один из мальчишек, занимавшийся на тренажере беговой дорожки, тотчас подбежал к ним. Был он невысоким, но плотным и очень подвижным.

— Поработай с ним в спарринге! — тренер ткнул рукой в сторону Робы, — только смотри, не зашиби. Вполсилы. Парень — новичок в боксе.

— Ага, — согласился Витек, — сейчас только перчатки надену.

На настоящий ринг Роба попал впервые, и он вовсе не показался ему просторным. Когда смотришь по телику, кажется, что у боксеров полно места для маневра. На самом деле — не очень-то. Впрочем, Робу это не беспокоило, бегать от противника он не собирался.

Витек не зря казался очень расторопным. Казалось, он был всюду. Ловко пританцовывая, он бил спереди, с боков и даже ухитрялся оказаться сзади. Роба вначале только уклонялся от ударов, держа руки в перчатках перед своей грудью. Со стороны это было довольно эффектное зрелище — град ловких разносторонних ударов и ни один не попадал Робе в голову. Тогда Витек сменил тактику и стал бить, то по корпусу, то в голову, то по плечам. Вроде и увернуться от них было невозможно, и все же все удары попадали в пустоту.

Михалыч и Гоша наблюдали за этим удивительным зрелищем вначале молча, раскрыв рты. Витек же был обескуражен — даже прибавление темпа не давало результатов. Видно было, что он начал уже злиться и применять коварные обманные удары, делая ложные замахи и неожиданно, на ходу, меняя направление.

— Брэк! — опомнился, наконец, Михалыч.

Витек послушно опустил руки и отступил в свой угол. Роба продолжал стоять все в той же позе посередине ринга, не поняв команды.

— Ты что — специально по нему мажешь? — обрушился тренер на Витька, хотя своими глазами видел, что это не так.

Он был просто пока растерян и не знал, как реагировать на такое чудо. Чтобы один боксер, нанося серию быстрых ударов, ни разу не попал в другого — такого еще не бывало. Ладно, в голову, но по корпусу-то и по перчаткам противника не попасть… Точнее, противник невероятным образом увертывался от всех этих ударов. Все находившиеся в зале пошли поближе и тоже с интересом наблюдали за перипетиями странного боя.

Тут ожил и замерший было Гоша.

— Видал? — заверещал он, хватая Михалыча за руки, — ну, скажи — видал? А ты мне не верил!

— Погоди! — сердито отмахнулся от него тренер.

Он работал в боксе, включая и то время, когда боксировал сам, более тридцати лет, но с подобным не сталкивался. Да, были суперспортсмены, которые обладали невиданной реакцией… Наподобие знаменитого непобедимого кубинца Теофило Стивенсона, который вел свои бои, опустив руки в перчатках вниз, ловко уходил от чужих ударов и, в конце концов, наносил свой нокаутирующий. Но не пропустить ни одного удара? Такого не бывает и, в принципе, не может быть. Не привиделось же ему? Он покосился на суетившегося рядом Гошу. Тот же тоже все это видел, вон какой возбужденный. Витек, взвинтивший темп до предела, хватал воздух ртом, как вытащенная из воды рыба и пока не мог ничего ответить.

— Нет! — наконец, отдышался он, — я не специально… Это он такой верткий, да юркий… Чесс…слово, Михалыч!

— Ладно, — махнул рукой озадаченный тренер, — продолжайте…

Он не знал, как поступить. Самому, что ли подняться на ринг, да тряхнуть стариной? А ну, как этот сопляк увернется и от его ударов? То-то позору будет…

— А, ты тоже, давай двигайся! — крикнул он Робе и тотчас же поправился, поскольку, как раз, упрекнуть в неподвижности того было нельзя, — то есть, руками работай: перчатки подставляй и сам бей!

Противники вновь сошлись в центре ринга.

Витек, уже отдавший много сил, кардинально поменял рисунок боя. Не боясь ответных ударов, он начал входить в самый непосредственный контакт, в клинч, стараясь заплести Робе руки, повиснуть на нем и, не дать уклониться от нанесенных с кратчайшей дистанции резких и быстрых ударов. Какое-то время Роба поддался на эти уловки и даже получил несколько ударов по корпусу, сохраняя, однако свою голову, по-прежнему, в полной неприкосновенности. Но затем стал перчатками отталкивать противника от себя и довольно сильно. После одного из таких толчков Витек кубарем покатился к своему углу и вынужден был зацепиться за канаты, чтобы не вывалиться за пределы ринга.

Это обозлило его вконец. И он стал пытаться достать Робу всеми правдами и неправдами. В один из моментов Витек просто подло обманул неискушенного Робу. Он неожиданно обхватил верткого противника обоими руками и замер, вытаращив глаза за его спину, как будто там что-то произошло. Удивленный Роба обернул голову назад, и в этот миг коварный Витек выбросил свой правый кулак навстречу поворачивающейся голове. Роба все же успел вздернуть подбородок вверх, однако шнуровка перчатки противника оставила на нем ссадину в виде поперечной полосы.

Не так боль, как столь подлый прием, разозлил и Робу. Он рывком стряхнул с себя руки нечестного соперника, широко размахнулся и правой рукой сплеча шваркнул Витька прямо в ухо. Тот кувыркнулся и рухнул на покрытие ринга, прижимая свои перчатки к уху и тихо подвывая от боли.

Такой конец был совершенно неожиданен для всех. Подростки пооткрывали рты и замерли, впечатленные увиденным, а многоопытный Михалыч не знал, как и отреагировать на такую необычную концовку.

— Это нечестно! — завопил тем временем контуженный Витек, — он мне по-колхозному врезал…

— А, ты честно дрался в конце? — встрял возмущенный Гоша, — мы же все видели — сам виноват, что нарвался!

— Действительно, сам виноват, — поддержал его и опомнившийся Михалыч, — а что до удара — парень пока просто не умеет бить по- другому.

Все разом загалдели, осуждая, кто Витька, а кто и Робу, поддерживая своего старого товарища.

— Тихо! — рявкнул Михалыч, — раскудахтались, как… Погорячился Витек, обида взыграла… Вот и забылся, применил нечестный прием и получил то, что заслужил! Нельзя горячиться в боксе. Голова всегда должна оставаться холодной. Всем наука. А, теперь, продолжайте заниматься, чем занимались!

Выполняя команду тренера, все сразу же разошлись. Витек, облокотившись на канаты, стал стаскивать с рук боксерские перчатки.

— А, ты пойдем со мной, — эта фраза была адресована уже Робе, который так и стоял в центре ринга, несколько испугавшись содеянного.

Они зашли в маленькую подсобку, где на стенах были развешаны боксерские перчатки и другие спортивные принадлежности. Пока шли, Роба, делая вид, что поправляет боксерские трусы, отключил пластинку. Гоша, было, сунулся вслед за ними, но тренер отрицательно покачал головой.

— Иди тоже разомнись, — строго сказал он.

— Так сегодня ж не мой день, — заартачился Гоша, — это я так пришел, его вот привел.

— Раз пришел, значит занимайся! — отрезал Михалыч и прикрыл дверь.

Он кивнул Робе на низенькую длинную скамейку, а сам присел на единственный стул, стоявший рядом с исцарапанным приземистым столом.

— Где так научился? — спросил он, глядя на Робу сверху вниз.

— Я нечаянно…

— Да я не про этот злополучный удар. Он действительно далек от совершенства, с таким размахом только гранаты кидают… Скорость реакции такая откуда?

— От природы, — здесь Роба не стал врать про восточные единоборства — раскусят сразу.

— Движения у тебя довольно странные — угловатые и дерганые.

— Как получается, — Роба улыбнулся.

— И сила, будто какая-то внутри тебя сидит, как пружина согнутая.

На это Роба только пожал плечами. Он не видел смысла обманывать опытного и наблюдательного спортивного наставника насчет особых тренировок, якобы предшествовавших его умениям. Здесь этот номер не пройдет. Тренер сразу же потребует продемонстрировать методику упражнений и прочее, что там положено, а про это сказочек не расскажешь.

— Лови! — Михалыч неожиданно кинул в него коробок спичек, лежавший на краешке стола.

Конечно, Роба не успел среагировать, и коробок шлепнулся ему прямо в грудь.

— Я устал…, - оправдался он, а про себя с испугом подумал, — начнет еще проверочки всякие да тесты — только опозорюсь.

Но тренер не стал больше донимать Робу даже расспросами. Он и сам не понимал, зачем запустил коробком. Своими глазами ведь видел, что этот мальчишка выделывал на ринге. Не бывает так, что в один момент способности просыпаются, а в другой — безмятежно спят, ничем себя не проявляя. Кстати, какого он возраста?

— Сколько тебе лет?

— Скоро будет четырнадцать, — Роба хотел казаться старше.

— Когда это скоро?

— В следующем году.

— К этим соревнованиям, по возрасту, ты пока не можешь быть допущен, но к следующим — подготовить постараюсь. Впервые вижу такую искрометную реакцию. Фигура у тебя, правда, не боксерская, руки коротковаты, техники никакой, удар не поставлен…

При этом перечислении Роба только опускал голову. Но не от досады. Просто он боялся, что Михалыч уловит искорки радости в его глазах. Во-первых, заниматься боксом он все-таки не хотел. Во-вторых, побаивался, что его разоблачат — пользоваться все время скрытно пластинкой было сложно. Он еще не научился незаметно для других переходить из обычного состояния — в скоростное.

— Это божий дар, который нужно развить и закрепить, — продолжал тренер, — чемпионом, не знаю только каким, но будешь наверняка.

Здесь Роба навострил уши. Стать чемпионом все же было бы неплохо. Почет, слава, восхищенные взгляды девчонок и той же Наташки. И деньги, наверное, хорошие платят.

— Путь этот, тебе это следует знать сразу, весьма и весьма нелегок. Конкуренция, зависть, подкуп судей, применение допинга соперниками, личные симпатии и антипатии различных спортивных дельцов — в большом спорте явления распространенные и мешающие честной борьбе. Даже очень талантливые люди, в силу этих причин, не всегда достигали своего потолка. Ну, да что я тебе сейчас это толкую… Как фамилия?

— Далетин.

— Роберт?

— Андреевич, — докончил Роба.

— Школа?

— Двадцать восьмая.

Ну и так далее. Тренер записал все это в свой потрепанный журнал, который закрыл и положил в ящик стола.

— Пройдешь там у себя медосмотр, а справку принесешь мне. И, чтоб там было оговорено занятие боксом. Как со здоровьем, нет ли противопоказаний и прочее…

— Понял.

— Ну, все — свободен, можешь идти. Или подождешь своего друга? Давно дружите-то?

— Недавно, — сказал Роба, не конкретизируя настоящего срока и поводов завязавшейся дружбы.

Михалыч пожал Робину руку и махнул в сторону двери.

— Подожди меня здесь! — это уже Гоша, ввинчиваясь в проем двери, — я только переговорю кое о чем.

Судя по всему, никакой разминкой он так и не занимался, а просто ждал окончания разговора. Роба остался ждать здесь же, возле двери. Сначала он не прислушивался, но затем уловил, что Гоша требует у тренера какие-то деньги.

— А, полтинничек! — кричал Гоша.

— Какой полтинничек? — голос Михалыча звучал удивленно.

— Пятьдесят баксов. Вот какой… Сам же обещал: кто приведет классного новичка в наилегчайшем весе — тому полтинник. Я привел. Парень тебе понравился, сделаешь из него чемпиона. Тебе…

— Постой-постой! Да, ты что серьезно? Это я так, к слову, говорил про полтинник и при чем тут доллары. Пятьдесят копеек, может…

— А, я — старался, — Гоша казался удрученным, — выискивал, время тратил… И никакого тебе спасиба за это. Это честно? А, Михалыч? Скажи это честно? Я б тебе и так нашел бы… Но ты ж сам пообещал, а раз обещал…

— Тоже друг, называется, — с досадой подумал Роба, ставший невольным свидетелем этого разговора. — Это он, оказывается, из-за денег меня сюда притащил…

— На тебе — на «Мак-Дональдс», — тренер, наконец, от души рассмеялся.

— Спасибо! — судя по голосу, Гоша был доволен.

Роба отскочил от двери, чтобы не быть заподозренным в подслушивании. Но, оказалось, что он ошибся в оценке Гошиных устремлений.

— Сорвал с Михалыча кое-что, — шепотнул ему Гоша, как только они оказались на улице, — разменяю — половину тебе отдам.

— Не надо, — буркнул, устыдившийся в оценке новоявленного приятеля Роба.

— Как это не надо… Теперь все расходы и доходы пополам. Да, вдвоем мы таких заказов наберем! Кому хочешь, репу начистим! Даже Вовку-Бегемота уделаем…

— Вот он, оказывается, о чем думает? — поразился Роба, шагая к выходу, — какие совместные планы строит…

Но осуждать его не стал даже про себя. В конце концов, Гоша не пытался воровать или добывать деньги еще каким-то противоправным путем. Напротив, выбранная им стезя была нелегкой, относительно непорочной и требовала немало отваги. И с соратником он собирался быть честным.

У выхода их ждал Витек. Левое ухо у него распухло и имело пунцово-красный цвет. Роба насторожился. Если Витек хотел отомстить за свой позор, то он вполне способен был это сделать. Пластинка была отключена, и времени на ее запуск уже не было. Подобрался и Гоша, явно собираясь вступиться за приятеля.

— Слышь, ты извини, — Витек казался смущенным, — я не хотел подличать, просто зло взяло, что не могу тебя никак достать. Такого у меня никогда не было… Мир?

— Мир, — тотчас ввязался Гоша, — давай краба, забудем этот момент…

— И ты меня извини, — произнес Роба, — я тоже не специально так ударил, не умею еще боксировать…

И они пожали друг другу руки.

Глава шестая

— С этим жлобом надо что-то делать, — мрачно сказала Маринка, — предлагаю написать официальное заявление.

Генка воззрился на нее с неподдельным изумлением. Нет, его ничуть не удивила фраза о каком-то заявлении. Просто командор никогда не употребляла блатные, жаргонные и прочие специфические словечки, хотя и не матерные, однако звучащие грубо и режущие слух своим явным примитивом. И их ругала за это. А тут сама ляпнула — чудеса, да и только. Роба со Светкой также навострили уши, судя по прозвучавшему «жлобу», продолжение обещало быть интересным.

— С этим мордатым студнем, — пояснила Маринка в ответ на дружное недоуменное молчание, — ну со второго подъезда, что на третьем этаже живет и на вонючем своем тракторе ездит…

— А-а-а, — все сразу догадались, о ком идет речь. Действительно и «мордатый» и «студень» и «на тракторе» — все стало ясно, и командору заранее прощались и более соленые словечки.

Речь шла о бизнесмене, судя по его одежке и прочим признакам достатка, не очень-то и крутом, но нагло изображающим из себя такового и попиравшим все признанные нормы морали и приличия. Лицо у него и в самом деле было бульдожье, кстати, и собака у него была бульдог, а мясистые щеки колыхались при движении, как студень. Да и улыбочка у него, когда он пытался ее изобразить, была еще та, типа гримасы свирепого дикого кабана. Бывают ведь люди, которым совершенно не идет улыбка, так вот этот подобный вепрю нахалюга был именно из этой категории. Тело его также было громадным и рыхлым. Так что формулировка Маринки в этом отношении была очень точной и выразительной. И по части трактора она была права — мордатый ездил на армейском внедорожнике, непонятно чьего происхождения, так как никаких фирменных знаков на нем не было. Погрузить в этого монстра можно было не меньше взвода пехотинцев с полной боевой выкладкой — это было определение Генки. А тарахтел он не хуже трактора, поскольку движок в нем был не только дизельный, но, по выражению Робы, еще и загнанный.

Но хуже всего было то, что владелец громадного джипа вел себя так, будто проживал во всем доме один и смотрел на окружающий мир с пренебрежением носорога, сгоняющего с водопойной тропы скромную антилопу. Он ставил свою машину прямо напротив своей лоджии, хотя по правилам дорожного движения автомобили нельзя парковать возле тротуара, прилегающего к жилому дому. И вообще места для парковки во дворе хватало, и соответствующая дорожная разметка наличествовала.

Более того, на первом этаже жила одинокая молодая женщина с двумя близняшками лет трех, которую жалел весь двор. Гражданский муж ее оказался подонком и, мало того, что бросил неузаконенную жену с грудными младенцами, но еще и пытался отвоевать по суду комнату в их двухкомнатной квартире. Жлоб же жил в своей квартире один, не считая собаки, конечно. Но дело не в этом. Несчастная женщина не могла даже открыть окна в своей лоджии, поскольку утро для нее начиналось с газовой атаки дизельного монстра. Мордатый заводил свою загнанную лошадь с помощью пульта прямо сверху, и она извергала грохот вперемежку с гарью аккурат в окна ее квартиры. И так продолжалось не менее пятнадцати минут, пока тот не сходил вниз и не уезжал по своим делам. Вечером, а то и в течение дня, пытка повторялась.

Никакие просьбы одинокой матери во внимание не принимались. Общественность, правда, не сидела сложа руки и наведалась в квартиру мордатого в виде председателя домкома, бывшего учителя литературной словесности. Что поведал владелец бульдога и джипа отважному общественному защитнику осталось неизвестным, однако, последний вышел оттуда едва ли не бледнее своей белой панамы и не показывался на улице больше недели. Больше попыток утихомирить наглеца не предпринималось.

Чашу терпения всегда корректного командора переполнил тот факт, что женщина с плачем снимала свое постельное белье, которое развешивала для просушки в лоджии. По словам Маринки оно было с черными разводами от выхлопных газов этого армейского полугрузовика.

— Все, дальше этого терпеть нельзя, давайте напишем заявление, — повторила Маринка, рассказав друзьям историю с бельем.

— Какое заявление? — сразу же полюбопытствовала Светка.

— Чтобы с ним провели беседу и запретили ставить машину под самыми окнами.

— И куда мы его направим? — это спросил уже Генка, — в домком, что ли? Так уже…

— Нет! — решительно сказала Маринка, — в милицию.

— Фью! — Генка присвистнул, — да, кто с ним будет разбираться, что он преступление совершил?

— В принципе Маринка права, — вступился за командора Роба, — преступление — не преступление, но административное правонарушение в его действиях имеется. Но направлять заявление нужно не просто в милицию, а конкретно — в ГАИ.

— И что? — не сдавался Генка, — посадят за это?

— Не посадят, но штраф дадут за неправильную парковку, — разъяснил подкованный в автомобильном деле Роба, — и немаленький.

— Плевал он на этот штраф, денег у него хватает. Сегодня заплатит, а завтра опять поставит машину туда же. Каждый день тут гаишники дежурить не станут…

— Согласен, — сказал Роба, — я просто объяснил, как по закону надо поступать…

— Для таких, как этот, закон не писан, — мрачно констатировала Светка, — еще и нам начнет мстить.

— У меня есть другой план, — загадочно сообщил вдруг Роба.

— Какой? — Маринка вновь взяла бразды правления в свои руки, — давай — излагай, будем думать вместе.

— Нет, — заупрямился Роба, — я сам его буду осуществлять, и обещаю, что скоро он перестанет ставить здесь свою тарахтелку.

Остальные трое переглянулись. Честно говоря, никому из них связываться с этим полуотморозком не хотелось, все же двор один, потом проходу не даст.

— Уверен? — спросила Маринка, — один справишься?

— Вполне, — заверил Роба, — только давайте договоримся — никаких больше разговоров на эту тему.

Все с этим согласились.

— Впрочем, если понадобится наша помощь, — великодушно добавила Светка, — то…

— Один за всех, и все за одного! — гаркнули друзья в один голос знаменитый мушкетерский девиз, и каждый накрыл сверху ладонью руку другого.

И лишь Генка скептически ухмыльнулся Робе при расставании.

А дальше стали происходить удивительные вещи.

На следующий день мордатый, как всегда сел в своего монстра, но не успел проехать и пятидесяти метров, как с руганью вылетел из машины. Оба задних колеса могучего джипа просели до земли. Запаска у него, как полагается, была лишь одна, и по дороге на шиномонтаж он каждые сто метров выскакивал и подкачивал ручным насосом постоянно спускающее колесо. Пот с него лил в три ручья, а ругался он так, что в воздух поднялась стая ворон, до того мирно рассевшихся вдоль дороги.

На следующий день история повторилась с пугающей точностью. Вновь изрыгая сплошные проклятья, мордатый двигался, вместо привычного пути, в сторону шиномонтажной мастерской, где ему в очередной раз залатывали резину.

На третий день он завел себе второе запасное колесо и менял уже сразу оба спустивших. Кроме того, он, вероятно, выяснил у мастеров причину спускания колес, поскольку приехав во двор долго бегал по нему кругами, воздевая вверх рукой что-то блестящее. И ругался так, что бедный председатель домкома завесил полностью шторы даже днем и не высовывал носа на улицу, хотя был здесь совершенно не причем.

В эту ночь владелец армейского джипа установил за ним видеонаблюдение, поставив на своей лоджии две видеокамеры. Одна фиксировала общую обстановку во дворе, а глазок другой был направлен прямо на злосчастный автомобиль. Выходя из подъезда, он бросил взгляд, прежде всего, на колеса автомобиля. Те были целы и накачаны, как положено. Далее водитель осторожно трогал машину, но двигался чрезвычайно медленно и внимательно озирал пролегавшую впереди дорогу.

Не помогло — колеса спустили примерно через уже привычно положенное расстояние.

Мордатый перестал уже бриться и следующую ночь провел в машине вместе со своим бульдогом. Похоже, он даже чем-то вооружился. Во всяком случае, таскал с собой весьма объемистую сумку. Казалось, никакой злоумышленник не мог подобраться к его машине. Да и что можно было подумать? Конечно, колеса легко спустить, если выкрутить из них ниппели или просто пробить чем-то острым. Но тогда они были бы спущены сразу. А ведь машина ехала несколько десятков метров и лишь потом оседала, да и ниппели были целы. Здесь было над чем задуматься.

Весь двор уже был в курсе его злоключений и с нетерпением ждал какой-то развязки. Члены тайного ордена по-прежнему занимались своими делами, делали большие глаза при встрече с Робой, но согласно уговору, ничего не спрашивали. Шиномонтажная мастерская считала владельца диковинного автомобиля уже своим постоянным клиентом и сделала солидную скидку на последующие ремонты, что его однако совершенно не радовало.

И вновь, несмотря на бессонную ночь, проведенную внутри джипа, фатальная история повторилась. Над машиной как бы нависла тень чьего-то проклятия. Мордатый уже здорово исхудал, глаза его запали, а щеки перестали трястись, так как и они слегка ввалились. Но не сдавался. Он тщательнейшим образом исследовал роковой путь, но, по-видимому, ничего существенного не обнаружил.

На шестой день его джип сопровождали два приятеля на автомобилях — один спереди, а другой сзади, как охранный кортеж.

Но и это не помогло, и заморский монстр снова осел в положенном месте, хотя машины приятелей благополучно его миновали и остались целы.

Это был злой рок, и даже двор затих, перестав тайно радоваться свалившимся на наглеца несчастьям. Роба же, по-прежнему, был невозмутим, а Генка ему отчаянно завидовал, что было видно даже невооруженным глазом. Маринка и Светка смотрели на Робу с тенью смешанного восхищения и некоторого страха. История со злополучными колесами казалась всем загадочной и непостижимой.

Когда дважды не помогло даже и милицейское сопровождение несчастного джипа, он внезапно исчез со двора. И больше уже никогда не появлялся. А через некоторое время съехал на другое место жительства и его владелец, разом утративший свою наглость и высокомерие. Новый жилец квартиры был также одиноким, но очень добродушным старичком и, хотя и с собакой, но также вполне благодушным ушастым спаниелем.

Несмотря на уговоры, Роба так и не рассказал друзьям всей правды. Он признавал, что содеянное его рук дело, но способы обездвижения джипа засекретил. Лишь старому боевому соратнику Генке он показал, как можно спустить колеса в движении, хоть и все четыре, если требуется.

Секрет был в общем не сложен. Роба купил коробку острых и длинных гвоздей и подкладывал их по два под каждое заднее колесо. Но не просто подкладывал, а ставил под углом в сорок пять градусов и упирая шляпками в асфальт, а острием во впадины рисунка металлокорда. Машина начинала двигаться, гвозди под давлением колеса впивались в металлокорд, и резина начинала потихонечку травить воздух, то есть спускать. Генка опробовал метод на одном из своих давних недругов с соседнего двора и признал его эффективность. Другое дело, как же Роба подбирался к колесам при всяком там видеонаблюдении и даже дежурстве в машине ее щекастого владельца. Вот этого Роба ему так и не открыл, разводя руки в стороны и отделываясь расхожей фразой плутоватого фокусника: ловкость рук и никакого мошенства…

Глава седьмая

Проходя мимо школьного стадиона, Роба услышал возбужденный гул, перемежающийся отдельными выкриками и даже девчоночьим визгом. Судя по звонкому стуку кожаного мяча, там шел футбольный матч. Роба не играл в футбол, не был футбольным фанатом и вообще не очень любил эту игру. Ну, бегают по полю больше двух десятков игроков, гоняют один мячик, а результат один или два забитых гола за девяносто минут. А то и вовсе ничего не забьют. Ни красоты никакой, по сравнению с тем же баскетболом или волейболом, ни результативности, ни пользы для здоровья. Одни только травмы сыплются.

— Глянуть, что ли? — Роба остановился, — все равно делать особо нечего. Может Жека здесь, он давно обещал мне игру скачать, обменяемся новостями, зайдем, может, к нему.

Жека был давним приятелем Робы, помогал ему по компьютерной части, а сам увлекался новомодным коллекционированием нагрудных знаков. Сейчас многие ветераны и заслуженные люди продавали на барахолках за бесценок не только различные знаки и значки, но и медали и даже ордена. У Жеки была уже довольно солидная коллекция нагрудных знаков. Начинал он со знаков отличия правоохранительных органов, но те добыть было нелегко в силу специфики их деятельности, и Жека стал собирать все, что попадалось ему в руки. Время от времени, и Роба подбрасывал ему кое-что из оставшегося от деда наследства, а взамен получал компакт-диски с играми и миниатюрные автомобильчики, которые были предметом робиных увлечений.

Играла школьная сборная со своим дублирующим составом. Тренировочный матч, подготовка к встрече со сборной тридцать шестой школы, как пояснил встретившийся Робе одноклассник. Народу было порядочно, все шумели, кричали, размахивали руками, словом обычная болельщицкая катавасия. Жеки нигде не было видно, однако Роба, к своему удивлению, нашел здесь Наташу, выделявшуюся в стайке подружек своими пышными соломенными волосами. Они дружно подпрыгивали, хлопали в ладоши и что-то хором скандировали.

— Она-то тут за кого болеет? — удивился Роба, — здесь же одни старшеклассники играют. Или опять влюбилась в кого?

Роба не мог забыть ей Борьку Пин-Пона и все же ему очень нравилась эта девчонка. До того нравилась, что он даже несколько раз видел ее во сне. А злосчастного теннисного чемпиона он готов был ей простить. Но вот снова она за кого-то болеет, и Роба ощутил нешуточный укол ревности.

— Подойти поближе и посмотреть, кем это она так восхищается? — отсюда Робе было плохо видно направление, в которое были обращены взоры подпрыгивающих юных болельщиц.

Он зашел к ним со спины и стал высматривать, кого же так бурно поддерживают эти девчонки. Наблюдать пришлось недолго — объектом их восторга оказался девятиклассник по кличке Викинг. Это был высокий стройный юноша с длинными белокурыми волосами и правильными, но несколько мелкими чертами лица. Он играл в нападении и, как только к нему попадал мяч, девчонки подпрыгивали, в такт хлопали и в экстазе визжали. Викинг действительно неплохо владел мячом, на бегу его волосы красиво развевались, и бежал он технично и точно обрабатывая на ходу белый, с крупными черными квадратами, кожаный мяч.

Похоже, игра заканчивалась, а счет так и не был открыт. Игорь Кириллович, преподаватель физкультуры, а по совместительству и тренер школьной сборной, сидел в шезлонге на другой стороне поля, прямо на беговой дорожке и нервно покусывал губы. Было очевидно, что игра ему не нравилась и уровнем мастерства своих подопечных он не доволен. Судил матч учитель географии, суетливо бегающий туда-сюда вдоль поля, в спортивном костюме и со свистком во рту, в который, впрочем, так ни разу и не свистнул.

Вот мяч вновь достался Викингу, и он резко уйдя в сторону от набегающего противника, помчался вдоль кромки поля по направлению к угловому флагу. Девчонки вновь взвизгнули и подпрыгнули, выбрасывая руки вверх. Роба краем глаза подметил, что короткая юбка Наташи высоко взметнулась и полностью обнажила ее красивые ножки. И, кажется, под юбкой ничего не было. То есть, наверное, было то, что положено иметь девочкам, но не было никаких трусиков.

— Во, дела! — Роба вытаращил глаза и даже слегка нагнулся, пытаясь рассмотреть подробности, но так ничего и не высмотрел, поскольку юбка быстро опустилась.

Между мальчишками ходил слушок, что наиболее продвинутые девчонки, следуя нынешней взрослой моде, не носят никакого белья — ни трусов, ни бюстгальтеров, однако похвастаться собственным опытом в этой части никто не мог.

В это время Викинг сделал навес на ворота, там произошла плотная толчея, но мяч был отбит на противоположную сторону. Стайка подружек издала дружный разочарованный вздох.

— Неужели и предмет его обожания тоже, подражая взрослым девушкам, не носит никакого нижнего белья? — Роба был одновременно озадачен и заинтересован.

От этой мысли ему стало вдруг жарко, и он оглянулся — не следит ли кто за его поведением. Нет, сзади никого не было, болельщики стояли только с боков или впереди и увлеченно наблюдали за последними перипетиями заканчивающегося матча. Судья уже важно посматривал на свои часы, готовясь все-таки найти хоть какое-то применение своему молчаливому свистку.

— А, что, если подкрасться и заглянуть ей под юбку, — мелькнула в голове шальная мысль.

— Некрасиво. Нехорошо так поступать, — устыдил его внутренний голос.

Однако в дело вступил и иной другой внутренний призыв — вкрадчивый и, в то же время, озорной.

— Посмотри, посмотри — что там у этой задавалы, — настойчиво нашептывал он.

Конечно, Роба прекрасно знал, чем отличаются мальчики от девочек, но второй голос пришелся ему по вкусу больше. Отчего не посмотреть, если подвертывается такая возможность — все равно же никто не узнает и не увидит, включая и даму его сердца. А, вдруг что-то сорвется? Вдруг пластинка откажет в самый неподходящий момент. То-то позору будет. Но ведь пластинка отказать не должна, это же неземное изделие, а не какое-то там «Made in Mongolia».

— Все, решено, — он колебался недолго, — гляну только одним глазком. Все равно ведь ни дама его сердца, ни кто другой ничего не увидят и никогда об этом не узнают.

Роба отошел немного назад и вновь огляделся. Все по-прежнему были заняты футболом. Мяч метался где-то в районе середины поля, переходя то к одной, то к другой противоборствующей стороне. Викинг одиноко торчал на половине поля противника, поближе к воротам, ожидая видимо точного паса. Рядом с ним суетились два защитника противника, готовясь помешать ему сделать результативный прорыв. Тренер взял тетрадку и стал в нее что-то записывать. Стайка фанаток притихла в преддверии момента, когда можно в очередной раз подбодрить своего кумира. Остальные болельщики тоже находились в напряжении, поскольку матч подходил к концу, а исход его еще был неясен и мог решиться в последние секунды. Судья уже перестал бегать и смотрел на свой секундомер. Словом, каждый занимался чем-то своим, и до Робы никому не было дела.

Он аккуратно извлек свою чудесную пластинку из нагрудного кармашка и произвел нужные манипуляции.

Время почти остановилось. Мяч завис вверху, к нему с выпученными от напряжения глазами тянулся головой один из футболистов. Остальные игроки фактически застыли в разнообразных, иногда курьезных позах, производя едва заметные перемещения в пространстве. Викинг оцепенел в смешной позе петуха, поджавшего одну ногу.

Роба мгновенно очутился рядом с окаменевшими девчонками. Одна из них, крепкая толстушка, стояла, закрыв глаза и приложив обе ладони к щекам, изображая отчаяние от неудачных действий своей команды. Наташа придерживала одной рукой свои рассыпавшиеся роскошные волосы, а другая призывно устремилась в сторону Викинга, и Роба вновь ощутил болезненный укол ревности. Ее глаза были полуприкрыты, а рот застыл в загадочной улыбке.

— Какая она все-таки…, - горестно подумал Роба, опускаясь на колени у ее слегка расставленных ног.

Он увидел перед глазами ее округлые загорелые коленки, которые никогда еще не видел так близко и, преодолевая желание хотя бы немножко прикоснуться к ним, заглянул под ее юбку. Трусики были. В том месте, где ноги сходились, голубела узенькая полоска стингеров. Так, кажется, назывались трусики, которые оставляли открытыми всю заднюю часть, а впереди имелся лишь крохотный треугольник прикрытия некоторых интимных мест. Но сколько Роба ни вглядывался, все равно он не нашел ничего особенного.

Сердце, правда, застучало, как у спринтера, рвущего финишную ленточку. Кровь прихлынула к щекам, и почему-то горели уши. Хотя, что он необычного увидел? То же самое, что и на пляже, где девицы, бывает, расхаживают или валяются почти, в чем мать родила, топлесс и прочее. Но здесь отчего-то было совсем иное чувство. Ощущение реального интима, тайного, но приятного сближения. Роба и сам застыл, не в силах оторвать горящего взгляда от возбуждающего притягательного места. Слегка выпуклый голубой треугольник материи манил его неизъяснимой и неведомой еще силой и будил незнакомые доселе чувства. И чем больше Роба вглядывался в него, тем больше ему не хотелось покидать это место.

Тем временем, ноги пришли в движение и начали сгибаться в коленках, раздвигаясь в стороны.

— Она хочет подпрыгнуть, — догадался Роба, — видимо, мяч опять адресован этому проклятому Викингу, и девчонки вновь хотят выразить ему свой восторг и поддержку.

Он продолжал следить за очень медленно меняющейся картиной, надеясь увидеть, возможно, нечто большее, чем видел прежде. Внутренние поверхности бедер, казавшиеся необычайно нежными, разошлись в стороны и открыли новое потайное местечко. Но, увы! И оно прикрылось расширившейся прямо на глазах голубоватой полоской, надежно закрыв доступ нескромному робиному взору.

Сердце стучало в небывало бешеном ритме, уши заложило, а в глазах начало темнеть, и Роба, испугавшись неожиданного обморока, оторвал взгляд от заветного места.

— Как бы не потерять сознание, — с испугом подумал он, прикрывая глаза рукой.

Следовало срочно сменить тему. Роба убрал голову из-под юбки. Вокруг почти ничего не изменилось. Мяч действительно, судя по отскоку от чьей-то головы, собирался лететь по направлению к Викингу. Сам Викинг уже опустил вторую ногу на газон и намеревался броситься навстречу мячу. Находившиеся рядом защитники, кажется, помышляли устремиться следом. Тренер, по-прежнему, уткнулся в свою тетрадку, а судья надул щеки, готовясь дунуть в свой свисток. Наташкины подружки также изготавливались к прыжку, сгибая ноги в коленках. Азартная толстушка, стоявшая возле Наташки, уже открыла глаза и оторвала ладони от своих пунцовых щек.

— А, загляну-ка, заодно и к ней, — мгновенно решил Роба, — сравню их параметры.

Однако сравнивать особо было нечего. Это уже для себя Роба придумал такой уважительный предлог, чтобы успокоить совесть. А так — чего там сличать. И без того было видно, что ноги у Наташки гораздо красивее. Трусики у толстухи, правда, оказались обычные, только сиреневого цвета, а ноги полные и вверху даже пухловатые. Сказать честно, Робе хотелось убедиться в том, подражают ли их девчонки взрослым девушкам. Ну, а, если повезет — то и поглазеть кое на что. Под юбки остальных футбольных фанаток он решил уже не заглядывать.

Он был вполне удовлетворен и совесть его не мучила. Главной причиной было, конечно, задавалистое наташкино поведение. А, как известно, всегда и во всем виновата причина — следствие же невиновно.

Отбежав опять за спины болельщиков, Роба вернул рычажок пластинки в первоначальное состояние, и время побежало. Мяч долетел до Викинга, был им технично обработан, однако атака состояться не успела. Судья свистнул таки в свой дребезжащий свисток, и игра закончилась с тем же нулевым результатом. Девчонки исполнили свои ритуальные прыжки и издали последний печальный вопль. Тренер поднялся с шезлонга и поманил всех футболистов к себе. Болельщики и болельщицы стали расходиться. Наташка смотрела в сторону Викинга, но тот, поникший, внимал гневным речам тренера и не обращал на нее никакого внимания. Тогда она мотнула копной своих соломенных волос и, картинно вздернув носик, также пошла прочь.

Роба, однако, уходить не спешил. В его голове родилась одна шальная мысль. Она формировалась, обрастала доводами «за» и «против» и вызревала к своему воплощению.

Стать футболистом. Попасть в школьную сборную и показать этой задавале, что он самый лучший, что Викинг ему и в подметки не годится. Он ведь может творить на поле все, что угодно. Воспользовавшись пластинкой, Роба в силах обыграть любого самого классного игрока за счет своей неимоверной скорости. Он сможет забивать голы в каждом матче, причем — сколько захочет. Станет чемпионом города, страны, а затем… Почему бы и нет — он станет чемпионом мира, если пожелает. Равных ему не будет. И тогда Наташка будет смотреть на него еще с большим восхищением, чем на всяких викингов. И, конечно, влюбится в Робу по уши.

Но затем мысли несколько изменили свой ход. Ведь, несмотря на все многочасовые тренировки перед зеркалом, он так и не смог добиться плавного перехода из нормального состояния в состояние замедления времени и наоборот, и пока опасался делать это на людях. Так и на футбольном поле в глазах окружающих он будет выглядеть, как сломанная заводная игрушка. То совершать резкие телодвижения с непостижимой скоростью, то застывать на месте. Проведут какое-нибудь медицинское освидетельствование и поймут, что никаких сверхспособностей у него нет. Начнут копать дальше и могут догадаться в чем дело.

Но это, если он будет одним из десяти полевых игроков, особенно форвардом. А, если стать вратарем? Стой себе спокойно и жди, когда ударят по воротам. Дальше прыжок — и мяч твой. Ничего сложного и никаких временных переходов. К тому же игроков на поле во время матча — двадцать два, а вратарей только двое. Бесспорно, они самые заметные фигуры в игре. И будет гол или нет, зависит, прежде всего, от мастерства голкипера.

Решено — он станет вратарем. Но вначале необходимо себя проявить, чтобы заметили и оценили. И Роба двинулся по направлению к тренеру, окруженному разгоряченными игроками.

— Нет, мои дорогие. Это не игра! — донесся до него сердитый голос Игоря Кирилловича, — с такой игрой не то, что против тридцать шестой школы выходить — сборную детсада не одолеть. Нападение должно быть нападением, а защита защитой. У вас же все путается. Распасовки никакой — каждый сам норовит быть впереди, чтобы забить. А забивать надо уметь.

— Но, Игорь Кириллович, мы еще не совсем сыграны, вы вновь перетасовали состав, а если…, - попытался оправдаться Викинг.

— Что если… Что если… Вы уже три месяца вместе тренируетесь, сыграли шесть официальных игр и что? Где прогресс? Где хоть маломальский рисунок игры? Он отсутствует начисто. И вы хотите выигрывать с таким примитивным наскоком…

— Ну, почему же, мы выиграли все предыдущие игры…

— Потому же! Вот ты, Зорин — капитан команды и должен, прежде всего, организовать всех, повести за собой, показать пример командной игры. А, ты — что? Маячишь у ворот противника и ждешь голевого паса.

Так Роба хоть узнал фамилию наташкиного кумира, а то все Викинг, да Викинг. Фамилия, конечно, красивая, и сам он ничего, и играет неплохо. Но все равно Роба его превзойдет.

— Между прочим, Аршавин тоже…, - опять начал Викинг.

— Ар-ша-вин! — отчеканил разгневавшийся тренер, — ты еще себя с Роналдо сравни! Или с Пеле! Все! Хватит разговорами заниматься. Я вам для чего схемы чертил? Для чего мы их наигрывали? И вроде получалось неплохо на тренировках. А началась игра и всё позабывали… Кто скажет — почему?

Но все молчали, виновато понурив головы.

— Всё, — повторил Игорь Кириллович, — переодевайтесь и по домам. Следующий сбор в среду. В воскресенье уже финал. Зорин! Вот тебе домашнее задание для всех: по упражнениям с мячом и по физической подготовке. Дашь всем переписать. И запомните — еще одна такая игра, и я лучше дубль на матч выпущу, чтобы не позориться.

Дублеры при этих словах одобрительно загудели. Тренер вновь сел в шезлонг и начал что-то рисовать в своей тетрадке. Футболисты, пристроившись кто где, стали переодеваться, переговариваясь вполголоса, чтобы не мешать своему спортивному наставнику.

— Игорь Кириллович! — Роба, наконец, смог подойти к тренеру вплотную.

— Чего тебе? — тот поднял голову и непонимающе посмотрел на подошедшего подростка.

— Я бы хотел стоять на воротах.

— Что-о-о? На каких воротах.

— Ну, в школьной сборной, которую вы тренируете.

— Да ты что, малыш? Здесь же старшеклассники играют. А ты вообще — кто такой?

— Я из вашей, вернее из нашей, двадцать восьмой школы, — поправился Роба. Учусь в шестом классе.

— Ты когда-нибудь играл в футбол?

— Да, — соврал Роба, — боясь, что получит отставку, даже не будучи испытанным в деле. Я неплохо стою на воротах. Даже можно сказать — хорошо. Мне очень трудно забить.

Тренер смерил его фигуру оценивающим взглядом и отрицательно покачал головой.

— Мало того, что ты нам по возрасту не подходишь, — заметил он, — у тебя еще и нет, ну никаких вратарских данных. Голкипер должен быть ростом под два метра и с длинными руками и желательно худощавым. Гуляй-ка домой, милый. А хочешь постоять на воротах — стой, сколько влезет. Вон ворота — иди и стой.

— Я же не прошу, чтобы вы меня сразу поставили в игру, — упрямо насупился Роба, — вы меня испытайте. Попробуйте забить мне пенальти.

— Чего? — видно было, что тренер всерьез был удивлен. — Забить тебе пенальти? Мне, что — больше делать нечего? Иди не мешай, видишь, я работаю.

Но Робу нелегко было сбить с поставленной цели, тем более, что он был уверен в успехе. При помощи пластинки он получал такие фантастические возможности, что забить гол ему не смог бы и самый лучший в мире нападающий.

— Да, вы только попробуйте, — не отставал он, — хотя бы один разок.

— Я тебе сказал — не мешай мне заниматься делом!

— Что вам — трудно один раз по мячику стукнуть?

Тренер обозлено крякнул и набрал в грудь воздуха, чтобы как следует отругать сопляка, свалившегося на его голову невесть откуда с такими нелепыми предложениями. Однако, вероятно, вспомнив, что он все-таки педагог шумно выдохнул воздух и повел вокруг глазами. Футболисты почти все уже разошлись, и лишь несколько мальчишек возились со своей спортивной амуницией.

— Мишо! — громко позвал он, делая ударение на последний слог в имени, — Мишо, подойди ко мне! Не снимай, бутсы, не надо. Прямо в них и подойди.

Невысокий подросток с короткими вьющимися черными волосами и темными, как потухшие угольки, глазами зашнуровал вновь бутсы, которые собирался снять и подбежал к ним.

— Слушаю вас, Игорь Кириллович!

— Возьми этого э-э-э…, замялся тренер, видимо хотевший наградить Робу чем-то обидным типа «сопляка», но, все же опомнившись, продолжил, — … парня, поставь его на ворота и закинь ему пару плюх. С пенальти. Но имей в виду — он мнит себя Яшиным.

— Не вопрос! — Мишо подхватил лежащий у ног тренера мяч и весело прокричал: — айда, голкипер!

Подойдя к воротам, Роба сделал вид, что поправляет одежду, и незаметно включил пластинку, а затем и сдвинул рычажок на первое деление.

— Пеналь, значит, хочешь? — Мишо легко жонглировал мячом, перебрасывая его с ног, то на голову, то на плечо и вновь опуская на ногу.

— Давай, — просто сказал Роба, — только вряд ли ты его забьешь.

— Чего-о-о? — в голосе пенальтиста явно прозвучала интонация тренера. — Становись, кулёма!

— Я уже стою.

Мишо ловко поставил мяч на одиннадцатиметровую отметку, эффектно крутнув его пальцами, и неожиданно ударил с места, без всякой подготовки. Удар был несильным, но вероятно, тщательно отработанным — мяч шел точно в левый нижний угол от Робы.

Конечно, взять его не составляло для Робы никакого труда. Для него мяч летел еле-еле. Он сместился в угол на несколько коротких шагов и поймал его двумя руками.

Мишо, если и удивился, то виду не подал. Он просто мотнул в сторону головой, как бы отгоняя что-то надоедливое, и призывно махнул рукой, кидай, мол, назад.

Роба бросил ему мяч и вновь пристроился в центре ворот. На этот раз Мишо установил его на отметке тщательно, разогнался и пробил очень сильно. Однако Роба разницу в скорости движения спортивного снаряда, который должен был стремительно просвистеть правее и в полутора метрах от него, почти не почувствовал. Когда мяч почти поравнялся с ним, он лениво сделал шаг в сторону и подставил раскрытую ладонь. Давление на нее оказалось неожиданно сильным, и рука даже несколько отошла назад. Но в итоге мяч отскочил обратно в поле, а на лице Мишо уже читалось явственное удивление.

Третий раз он опять бил очень сильно, но промазал, и мяч ушел гораздо выше ворот. Роба из вредности хотел поймать и его, но просто не смог, точнее не стал, допрыгивать. При этом он чувствовал, что сможет подпрыгнуть метра на три, а то и больше, но не хотел поражать воображение окружающих. Тем более что несколько мальчишек еще не ушли и наблюдали за этой удивительной дуэлью. Тренер же, по-прежнему, занимался лишь своей тетрадкой и не обращал внимания на робины выкрутасы.

Мишо бил по воротам еще раз десять, но все с прежним результатом, и на его лице застыл явный испуг. В конце концов, после очередного бесполезного удара, он молча повернулся к Робе спиной и затрусил в сторону тренера. Отчаянно жестикулируя, он пытался что-то втолковать Игорю Кирилловичу, однако тот только отмахивался от черноволосого паренька, как от надоедливой мухи. Но вот он поднялся с шезлонга и, воздев вверх руку с тетрадкой, прокричал что-то очень злое.

Роба услышал только слова «спятил» и «трындишь». Мишо, клятвенно бил кулаком себя в грудь, и Робе даже показалось, что он перекрестился. Наконец тренер зашвырнул свою несчастную тетрадку в шезлонг и вместе с Мишо направился в сторону ворот, где одиноко маячил новоявленный непробиваемый голкипер.

— Бей! — коротко сказал он злосчастному пенальтисту, ткнув рукой в одиннадцатиметровый рубеж.

Мишо успел ударить еще три раза, а Роба соответственно столько же раз отбил мяч. Ловить его он еще толком не научился.

— Он просто угадывает — куда я буду бить! — выл от злости злополучный хавбек, — он как-то определяет, где именно будет пролетать мяч!

На четвертый раз тренер решительно выдрал кожаный снаряд из рук Мишо, и сам установил его на точке удара.

— Бац! — тут Роба скорость уже почувствовал, но и этот удар был легко отбит.

— Бум-м-м! — мяч с пушечной скоростью устремился прямо в «девятку», однако для маленького вратаря и он не оказался роковым.

— Ш-ш-виз-з! — тренер применил очень коварный удар, именовавшийся «сухим листом».

Этот прием впервые успешно применял знаменитейший бразильский футболист Гарринча. Маленький, плотный и очень кривоногий — этот форвард был настоящей грозой даже для прославленных вратарей. Он наносил очень резаный удар внешней частью стопы, и мяч летел непредсказуемой дугой, огибая ошеломленного голкипера и оказываясь в сетке ворот.

Вот и сейчас мяч, буквально ввинчиваясь в воздух с каждым последующим оборотом, летел вроде бы прямо в руки Робы, и не представлял никакой голевой перспективы. Но метрах в двух от застывшего неподвижно в воротах голкипера он набрал пик крутящего момента и вдруг по резкой дуге попытался обойти его стороной.

Однако для Робы и этот каверзный удар оказался ничуть не опасным, и кожаный снаряд был легко отбит.

Тут уж Игорь Кириллович застыл на месте, не в силах поверить своим глазам, и поглядел на юного стража ворот с некоторым испугом.

— Как ты это делаешь? — спросил он, — такой мяч не взять даже самому опытному вратарю…

— Я же говорю — он просто угадывает, в какой угол ему бьют, — встрял Мишо, вновь поднося мяч тренеру.

Но тот бить больше не стал.

— Угадать можно раз, — бормотал он себе под нос, — ну — два раза, ну — три. Если очень повезет — то и четыре. Угадать пять раз — это сверхвезение. Однажды в газете было сообщение, что игрок в рулетку угадал, впервые в истории, шесть раз подряд и выиграл сумасшедшую сумму. Шесть — суперудача. Но семь и более раз угадать попросту невозможно. Это противоречит всем законам теории вероятности…

Тем временем, увидев, что пенальти больше не будет, Роба отвернулся и, делая вид, что поправляет одежду, отключил поистине волшебную пластинку.

Игорь Кириллович поманил его к себе, потрогал Робу за плечи и за руки, пощупал его лоб на предмет определения температуры и зачем-то попросил показать язык. Мишо суетился вокруг, также пытаясь что-нибудь высмотреть. Скорее всего, тренер сам, будучи ошеломленным, плохо соображал, что делает.

— Ладно, — наконец произнес он, прекратив свои странные манипуляции, — приходи в среду на тренировку. Только сначала пройди медосмотр, справку мне принесешь. Ладно… И никаких данных, никакой техники… Зато реакция… Но такая фантастическая реакция физически невозможна… Уникум…

— Ага, — лишь сказал осчастливленный Роба, — а форму…

Но Игорь Кириллович шел уже к своему шезлонгу, продолжая бормотать на ходу и размахивая руками. Мишо вился вокруг него мелким бесом и пытался тоже что-то азартно вставить. Присутствовавшие мальчишки также стали расходиться, оживленно комментируя случившийся конфуз опытнейших пенальтистов.

А Роба медленно пошел прочь, уже представляя себе, как поразит воображение дамы своего сердца на предматчевой тренировке, а потом и в самой игре со сборной тридцать шестой школы, которая слыла доселе непобедимой. Он не пропустит ни одного мяча в свои ворота, а игроки его команды уж как-нибудь хоть один, да закатят. И победа в финале будет обеспечена. А он, Роба, станет героем дня. Ведь чемпионом города команда школы станет только благодаря его мастерству.

Глава восьмая

Трибуны, окаймляющие зеленый газон футбольного поля сегодня были полны. Еще бы — в финальном матче встречались сборные двадцать восьмой школы, показавшей самобытную результативную игру в предыдущих встречах и тридцать шестой школы, прошлогоднего чемпиона города и безусловного фаворита нынешнего сезона.

Подопечные Игоря Кирилловича прошли долгий отборочный путь, начиная с одной шестьдесятчетвертой финала, повергая разных противников в острых схватках. Их нынешний противник, будучи прошлогодним победителем, по существующему положению начал лишь с одной четвертой финала. И здесь двадцать восьмой школе крупно не повезло. После одного из школьных полдников полшколы слегло с приступами острого отравления пищевыми продуктами. И пусть прокуратура уже установила, что причиной массового отравления был некачественный йогурт, поставленный одной их новоявленных коммерческих структур, и даже возбудила уголовное дело по этому факту — от этого легче не стало. Беда была в том, что с отравлением слегла большая часть команды. Полноценной замены им не было, а о сыгранности нечего было и заикаться.

Тренер Игорь Кириллович написал ходатайство в спорткомитет горисполкома о переносе встречи, в связи с такими форс-мажорными обстоятельствами, но там сидели обычные чиновники, люди далекие от спорта, и ходатайство было безмотивно отклонено. Им было важно провести очередное спортивное мероприятие и проставить в плане «галочку» о его выполнении, а честной ли будет борьба, никого не интересовало. Никакой проверки не было, лишь запросили мнение тридцать шестой школы, которая, конечно, с переносом не согласилась. Их тренер не вошел в положение и не оказался выше сиюминутных спортивных амбиций. Таким образом, на успех в предстоящей игре рассчитывать не приходилось, и Игорь Кириллович молился лишь о проигрыше с минимальным счетом. Серебро было тоже неплохим достижением.

Школы располагались в разных административных районах города, поэтому здесь были представители всех учебных заведений данных районов. Болели, естественно, за своих. Пришли поболеть и поверженные ранее противники. Стоял разноголосый обычный шум, перемежавшийся отдельными трелями переливчатого свиста.

Свист, вообще-то, на трибунах бывает разный. В каких-то случаях он предваряет определенные действия на поле. Например, перед выходом игроков команд для построения в центре газона. Здесь свистят нейтрально, приветствуя сам факт появления команд. В других — свист сопровождает какие-то деяния. Причем, он может быть двух видов: поддерживающий и возмущенный. Есть и третья степень свиста — им выражают свое разочарование или недоверие.

На долю Робы достался свист третьей категории. Вначале болельщики приветствовали выход команд на поле нейтральным разнокалиберным свистом. Затем, когда игроки разбегались, занимая соответствующие места на своих половинах поля, с трибун засвистели поддерживающе. Но вот Роба занял свое место в воротах, и, после короткого затишья, этот факт вызвал шквал разочарованного свиста. Похоже, свистели болельщики двадцать восьмой школы. Насмешливым свистом дружно ответили сторонники прошлогоднего чемпиона, радовавшиеся первой, как они считали, неудаче новоявленного претендента на чемпионство.

Сквозь сплошной оглушающий свист прорывались и отдельные выкрики, дающие нелестную характеристику робиным внешним данным.

— Гномик! Карапуз! Лилипут! Карлик! — вот лишь самые необидные эпитеты, которыми награждался бедный Роба. Звучали словечки и похуже.

Пластинка у Робы была заранее подшита внутри большой вратарской кепки, которую он надел с троякой целью. Во-первых, она делала его немного выше. Во-вторых, эпоха кепок давно прошла и сейчас голкиперы не надевали никаких головных уборов во время матчей. Здесь Роба просто хотел выделиться чем-нибудь необычным, как это делают современные звезды эстрады, кино и различных развлекательных шоу. Что он будет спортивной, точнее футбольной, звездой, Роба не сомневался. Третья причина заключалась в поисках места, где можно было спрятать пластинку. Карманов в выданной ему спортивной вратарской форме не полагалось, а прятать во вратарскую перчатку было опасно. Давление мяча на руку во время соприкосновения с ним, как убедился уже Роба, было немаленьким, и чудодейственный механизм мог получить серьезные повреждения.

Такая категория свиста была ему, конечно, обидна. Тем более, он уже успел высмотреть на западной трибуне ту, ради которой и была затеяна вся эта интрига с превращением в спортивного идола. Наташка сидела во втором ряду, почти по центру, в окружении своих неизменных подружек. Давешняя толстушка сидела рядом с ней. Обе, на этот раз, были в синих джинсах и светлых, издали цвет разобрать было трудно, топиках.

Тем временем мяч был установлен в центре, и по жребию начинать должны были противники, которые уже изготовились к первой атаке на ворота Робы. Рефери в черно-белой полосатой форме поднял руку, призывая к вниманию, а другой поднес ко рту свисток, выжидая, когда шум немного стихнет.

Повинуясь его жесту, болельщицкая аудитория немного притихла, тотчас же прозвучал свисток арбитра, и игра началась. Первые пасы были точными и показали, что противник шутить не намерен. Нападающие сборной тридцать шестой школы веером рванулись вперед.

Не сказать, чтобы Роба был абсолютно спокоен. Он, конечно, волновался. Но больше из-за такой негативной реакции зрителей, которой он не ждал. Публичные насмешки и освистывание не могло породить скоротечных симпатий со стороны его избранницы. Кстати, на тренировку в среду она так и не пришла.

— Обиделась на невнимание Викинга, — справедливо рассудил про себя в тот момент Роба. Но посожалел о ее тогдашнем отсутствии, поскольку он блистал во всем вратарском мастерстве, небрежно выуживая самые неберущиеся мячи. И немногочисленные болельщики его поддерживали и аплодировали.

Тренер же, убедившись, что Роба действительно фактически непробиваем, доверил ему место голкипера и в основном составе команды на финальный матч.

Противник, однако, уже приближался к штрафной площади, и Роба поспешно снял свою кепку, вызвав вновь язвительный и насмешливый свист трибун. Пластинка уже привычно полыхнула приятным теплом, рычажок был переведен на соответствующее место, и Роба сразу ощутил незаметный для других временной сдвиг. Кепка была водружена на макушку, а ее обладатель спокойно застыл в центре ворот, не реагируя, как это обычно делают профессионалы, своими перемещениями на приближение чужих форвардов.

Защита, конечно, подкачала: юркий низенький нападающий противника прорвался с мячом к самому угловому флагу и сделал навес на робины ворота. Роба подобрался, готовясь выпрыгнуть на навесную передачу. Он понял, что такие ситуации особо опасны. Несмотря на его чудовищную реакцию, если чуток зазеваться, мяч от головы вражеского форварда может запросто скользнуть в сетку. Рослые нападающие противника разом рванулись к несущемуся мячу, подставляя в прыжке свои головы, однако голкипер был быстрее. Прыгнув навстречу летящему спортивному снаряду на опережение, Роба с силой ткнул его крепко сжатым кулаком, правда, не рассчитав силы удара. Мяч гулко бумкнув, как бы с обидой на такое невежливое обращение, улетел к самым задним рядам восточной трибуны. Болельщики ответили разномастным свистом, выражая свои противоположные чувства. Первый прорыв был ликвидирован.

Игра продолжилась вбросом мяча из аута, который вновь быстро переместился в сторону ворот двадцать восьмой школы. На этот раз последовал дальний удар, не представивший для Робы никакой опасности. Он поймал мяч руками и бросил его своим неопытным защитникам. Те потеряли его после первого же паса, и Робе вскоре снова пришлось вступить в игру. Атака накатывалась за атакой. Да, нужно было признать, что сборная тридцать шестой школы играет значительно сильнее, как в обороне, так и в нападении. Что было немудрено, из одиннадцати полевых игроков противостоящей ей команды, лишь четверо, считая и Робу, были из основного состава. Даже ждавший паса от своих Викинг, вернулся поближе к центральному кругу. Фактически игра шла на одной стороне поля, и Робины товарищи с трудом пытались перевести игру хотя бы к центру поля. Роба постоянно был в работе. Каждый его бросок навстречу мячу сопровождался громким разнокалиберным свистом, а, поскольку, этот процесс стал практически непрерывным, то и свист звенел уже постоянно. Зрители неистовствовали. Этот чудаковатый малыш в кепке творил настоящие чудеса. Создавалось впечатление, что ворота просто недоступны для футбольного мяча, куда бы он не был направлен.

Но вот в штрафной площадке был сбит один из игроков противника, и судья сразу же указал на одиннадцатиметровую отметку. Пенальти взялся бить рыжий крепыш с очень мускулистыми ногами. Он аккуратно поместил мяч на белую точку и отошел для разбега. Свист поутих, чтобы возобновиться вновь при забитом голе, который казался всем неминуемым. Удар. Трибуны засвистели еще в момент его нанесения, а когда Роба легко отбил и этот мяч, то свист стал просто оглушительным.

Первый тайм так и прошел в нескончаемых атаках форвардов сборной тридцать шестой школы. Теперь Робу поддерживали почти все болельщики, за исключением, естественно, болеющих за противника. Он уже пообвыкся и, говоря спортивным сленгом, стал даже мастериться и играть на публику. Его картинные, нарочито небрежные и неспешные перемещения, заканчивающиеся эффектным броском и взятием мяча, порождали настоящий шквал свиста трибун.

В перерыве донельзя изумленный тренер закрыл непробиваемого голкипера своим телом от восхищенных игроков, бросившихся качать Робу, как настоящего героя матча. Матч был еще не закончен, и Игорь Кириллович боялся, как бы этим спортивным ритуалом вратарю не были причинены травмы. А снаружи в запертую дверь раздевалки ломились новоявленные фанаты, желающие поглазеть на своего кумира поближе, проорать ему хвалебную осанну и, если удастся, поощрительно похлопать по его плечу.

Даже Викинг подошел к нему и показал сначала один большой палец, а затем присовокупил к нему и большой палец другой руки. Он одобрительно улыбался и что-то говорил, но в общем гомоне и суматохе его было трудно разобрать. Роба уловил только слова «даешь» и «держись». И улыбка у него была хорошая. Чего Роба на него взъелся? Парень, как парень. Разве он виноват в том, что какая-то очередная дурочка в него втрескалась?

Второй тайм также начался атаками сборной тридцать шестой школы. Правда, тактика игроков противника стала иной. Они стали просто мешать Робе принять мяч: загораживали обзор, подталкивали плечами и постоянно перед ним всячески мельтешили. Но Робе его скорости вполне хватало, и он, по-прежнему, в нужный момент оказывался в нужном месте. Сборная двадцать восьмой школы, выполняя мудрую установку тренера, полностью ушла в глухую защиту.

Тренер рассуждал просто. Забить гол с игры его подопечным при таком раскладе сил вряд ли удастся. А в маленького вратаря в нелепой кепке он уже полностью поверил — не пропустит. Значит, при нулевом счете, по истечении игрового времени арбитр назначит два дополнительных тайма по пятнадцать минут. Если вновь счет не будет открыт, а Игорь Кириллович был в этом уверен, последуют послематчевые пенальти. В Робе он уже не сомневался, а вот вратарю противника хоть один гол из пяти возможных, его игроки должны забить. Вот и весь расклад — просто и незатейливо. На то он и тренер, чтобы, проанализировав имеющиеся итоги, выйти на нужную тактику игры.

По этой причине в штрафной площадке перед робиными воротами было не протолкнуться. Тот же Викинг, покинув привычное место на острие нападения, прикрывал теперь Робину ближнюю штангу. Отбив очередной коварный удар противника, Роба потрепал его по плечу.

— Чего тебе? Заслоняю, что ли? — Викинг был благожелателен и предупредителен.

— Не-а, — быстро произнес Роба, — ты, давай, двигай к ихней штрафной, а я тебе пас туда дам.

— Не добьешь ведь, — усомнился Викинг.

— Добью, — пообещал Роба, — ты, главное, не прозевай!

Викинг бодрой рысью отправился в стан противника. Рядом с ним, на всякий случай, маячил чужой защитник, хотя всем и так было ясно, что до форварда здесь мяч дойдет вряд ли. Голкипер сборной тридцать шестой школы сиротливо подпирал спиной штангу своих ворот — ему так и не довелось пока вступить в игру.

Поймав мяч после очередного удара, Роба неожиданно широко размахнулся и из-за спины выбросил мяч далеко в поле. Все зачарованно следили за его удивительно длинным полетом. И здесь Викинг все же сумел проявить свое мастерство во всем блеске. Он вычислил, куда опустится мяч и, выждав, когда тот оказался впереди, рванулся вперед, огибая ошеломленного неожиданной атакой защитника. Положения вне игры, таким образом, не было. Трибуны почти затихли. Растерявшийся вратарь заметался в воротах, не зная, то ли выпрыгнуть вперед, то ли дождаться момента удара по мячу. Викинг же был хорош! Пробегая мимо ворот длинной дугой, он сделал ложный замах правой ногой и, дождавшись реакции голкипера, бросившегося под удар, легоньким щелчком носка левой бутсы отправил мяч, из-под ушедшей вперед правой ноги, совсем в другую сторону. Во времена Советского Союза этот удар назывался «финт Месхи», по имени знаменитого игрока тбилисского Динамо Михаила Месхи, впервые применившего этот прием дриблинга. И вот сейчас, кто с ужасом, а кто с радостью, наблюдали, как пятнистый футбольный неспешно катился в незащищенный левый угол ворот.

Гол! Стадион просто взорвался. Наверное, так не кричали и свистели даже итальянские или бразильские болельщики, считающиеся самыми темпераментными в мире.

Начав с центра поля, сборная тридцать шестой бросилась отыгрываться. Удар следовал за ударом, но все было напрасно — Роба, говоря спортивным языком, был на месте. И тогда противник решился на очевидную подлость. Их тренер о чем-то пошушукался с одним из своих подопечных, и результат не заставил себя ждать. В момент навесного удара по воротам, в расчете на небольшой робин рост, двое чужих игроков внезапно вцепились в обе руки Робы и буквально повисли на нем. От неожиданности, Роба не успел среагировать на этот гнусный прием, а когда стряхнул с себя чужие руки, было уже поздно — мяч, пойманной рыбкой, затрепыхался в сетке его ворот.

И вновь стадион взорвался, большей частью, негодующим шквалом. Большинство зрителей заметило нечестную игру. Однако судья указал на центр поля, вызвав неистовый зрительский свист. Напрасно тренер и игроки двадцать восьмой школы взывали к судейской справедливости. Неумолимый арбитр, неизвестно из каких соображений, не желал отменять принятое решение и указывал рукой на центр поля. Роба стоял спиной к полю, и слезы незаслуженной обиды капали из его глаз. Но так длилось недолго. На него же сейчас все будут смотреть, в том числе и Она. Значит, никакой слабости быть не должно и, тем более, никаких слез. Как бы вытирая пот рукавом футболки, он стер непрошенных свидетелей его слабости и нагнулся за мячом.

С судьей, как говорится в известной спортивной присказке, не спорят. Счет стал: один-один. Страсти поутихли, и игра продолжилась. Игроки противной команды больше не решались прибегнуть к нечестным приемам, а без этого их удары не представляли для Робы никакой опасности. По-прежнему, игра проходила, в основном, на половине поля робиной команды, а маячившего вдали одинокого Викинга зорко стерегли сразу трое защитников.

Время игры подходило к концу, когда Роба задумал изменить намечающийся ее ничейный результат. В отличие от тренера, он не знал всех премудростей футбольных правил и решил, что обе команды, в этом случае, просто поделят первое и второе места. Это его никоим образом не устраивало. Для славы и благосклонного отношения его коварной пассии нужно было только неразделенное чемпионство. И он решился.

Поймав мяч, он не стал, как обычно адресовать его игрокам своей команды, а просто бросил его себе под ноги и стал вести его сам. Трибуны аж дружно ахнули от такой вратарской наглости. Честно говоря, Роба и не владел приемами ведения футбольного мяча. Всего лишь несколько дворовых матчей составляли багаж его опыта по этой части, что, согласитесь, совсем мало. Но огромная скорость была здесь решающим преимуществом. Превратившийся в форварда голкипер действовал прямолинейно и просто. Он просто слегка пинал мяч мимо очередного противника, а сам шустро огибал его стороной и вновь догонял пятнистый футбольный снаряд. С этой нехитрой тактикой Роба быстро проломился сквозь ряды противника и оказался за центральным кругом.

Здесь в окружении трех вражеских защитников одиноко скучал Викинг. Завидя такой оборот, форвард стал уходить в сторону от опеки и знаками требовать паса на выход. Но Роба решил забить победный гол сам. Он наподдал мяч вперед к воротам и рванулся вслед за ним. Но не рассчитал силу удара, и мяч отскочил уже довольно далеко. Чужой вратарь решительно двинулся к нему, считая его своей законной добычей. И здесь Роба, включив почти максимальную скорость, внезапно догнал убегающий футбольный снаряд и изо всех сил пробил по нему «пыром». Так называется простейший удар, наносящийся кончиком носа бутсы. Мяч просвистел мимо ошеломленного голкипера и вонзился в сетку ворот, едва ее не продырявив.

Стадион встал в едином порыве. Одни шумно радовались, боясь поверить своим глазам, а другие буквально рыдали, не веря своим глазам. Два-один — это была почти победа сборной двадцать восьмой школы. Настойчивые старания противника изменить счет результата не дали, хотя атаки и продолжались. Робу пытались оттолкнуть в сторону, схватить за руки, но теперь он был начеку и ловко увертывался от нечестных приемов. И хотя несправедливый судья добавил, ни за что, ни про что, почти десяток минут — победный результат не изменился.

Зрители ликовали. И не столько радуясь победе двадцать восьмой школы, сторонники которой среди болельщиков большинства не имели, сколько восхищаясь мастерством маленького голкипера в несуразной кепке. Этот, по меркам старшеклассников, малыш творил настоящие чудеса, и захватывающее зрелище невероятной реакции вратаря не оставило равнодушными даже болельщиков противной стороны. Некоторые фанаты пытались прорваться на газон футбольного поля стадиона, но бдительные преподаватели мешали им это сделать.

Воспользовавшись всеобщей суматохой, Роба незаметно выключил свою пластинку и побежал в раздевалку. Но оттуда его все же вытолкнули товарищи по команде, чтобы отдать должное виновнику торжества.

На этот раз Робу качали долго и дружно под руководством самого тренера. И здесь он чуть не лишился своего бесценного сокровища. Кепка свалилась на землю, ее тут же подобрал один из фанатов и дал стрекача.

— Держите его! — закричал Роба, разом вспотевший от перспективы навсегда утратить волшебную пластинку, — там моя… Это мой амулет!

Приведи он другой довод, и все просто тихо порадовались бы неожиданной удаче похитителя реликвии своего идола. Но амулет. Это было свято. Любой из футбольных фанатов знал, что каждый вратарь имеет свой амулет и никогда не расстается с ним, и мог наизусть перечислить наиболее знаменитые из них. Поэтому стайка добровольцев тотчас рванулась вслед за воришкой, которого настигли и, на всякий случай, слегка намяли ему бока. Мол, впредь знай, что хватаешь. Кепка была торжественно возвращена Робе, и он для верности засунул ее за пазуху.

Со стадиона команда двадцать восьмой школы возвращалась окруженная толпой почитателей. Все взахлеб вспоминали волнующие моменты прошедшего матча. Роба шел впереди всех, плечом к плечу со счастливым тренером. Вдруг впереди показалась стайка девчонок во главе с Наташкой, которые, радостно махая руками, бросились к ним. Рот у Робы вначале разъехался от уха до уха, в предвкушении приятного кусочка почестей. Затем он сделал серьезный вид, нельзя же настоящему мастеру кожаного мяча выглядеть легкомысленно, и про себя уже заготовил ответную фразу, типа небрежного: — «это мы еще не в полную силу играли».

Каково же было его удивление, мгновенно переросшее в справедливое негодование, когда коварная девчонка бросилась не к нему, а все к тому же Викингу. А за ней и все остальные. Они восторженно вопили и норовили чмокнуть именитого форварда в обе щеки, хотя тот и отбивался от их наскоков.

— О, женщины! Коварство имя вам! — вскричал бы иной шекспировский герой и подкрепил бы свои слова действом, типа отелловских смертельных объятий.

Но Роба таковым героем не был и лишь досадливо дернул плечом, отводя печальный взгляд от предмета своего воздыхания. Он сотворил настоящее чудо и стал героем дня, но так и не смог стать героем Ее романа.

Опустим же занавес на этой сцене из сострадания к нашему главному персонажу.

Глава девятая

— Рассказать все же своим друзьям о доставшемся ему неожиданном наследстве, наделяющем его обладателя столь удивительными способностями или нет? — размышлял Роба, спеша домой и размахивая на ходу полиэтиленовым пакетом, в котором слегка что-то стеклянно позвякивало.

Нет, он совершенно не был жадным, очень любил своих друзей и готов был для них на всё. Но здесь было совершенно иное. И если кто-то захочет в данной ситуации бросить в него камень, пусть сначала попытается поставить себя на его место. И пусть попробует решить проблему волков и овец, руководствуясь не чувствами, а здравым смыслом и логикой.

Этот вопрос мучил Робу вот уже несколько дней. Первоначально он однозначно решил — нет. Тайной должен владеть только он один. Иначе это быстро перестанет быть тайной. Каждый будет просить: дай поносить, дай попробовать, дай попользоваться — интересно же… Каждый начнет творить различные фокусы и чудеса. Окружающие об этом заговорят, этим заинтересуются соответствующие органы, разберутся, откуда что идет, и старинное диковинное устройство попросту конфискуют для каких-то там научных или государственных нужд. Нет, о древнем приспособлении, фактически управляющем временем, нужно помалкивать. И применять его только в самых необходимых случаях.

Но с другой стороны… Он ведь член тайного сообщества. Его товарищи ему полностью доверяют, а между настоящими друзьями вообще не должно быть никаких тайн. Использовать втихомолку доставшееся устройство нехорошо и возможно даже подло. Может сделать его достоянием всей их маленькой организации? Разработать специальный регламент: где, в каких случаях, при каких обстоятельствах, и кто будет его использовать? Но Маринка считает, что их тайный дозорный орган будет расширяться, и этот процесс действительно будет происходить. Значит, тайну удержать все равно не удастся, и она все-таки выплывет наружу со всеми вытекающими последствиями… Или создать внутри сообщества негласный Орден четырех, члены которого будут в нее посвящены и больше его не расширять?

За этими мыслями незаметно подступила темнота, и зажглось уличное освещение. До дома оставалась всего одна трамвайная остановка, и Роба ускорил шаг. Нужно было еще успеть выучить географию, которую он любил, а также химию, каковую он попросту не понимал. Какие-то там валентности, соединения, молекулы. Роба без затей зазубривал эти премудрости, благо память у него была хорошей. Необходимо также заглянуть в Интернет и покопаться там по разным поисковикам по истории арауканских племен. Вдруг он найдет древние свидетельства применения «Хранителя времени», как он уже успел назвать свое удивительное устройство. Вообще дед говорил, что уровень науки и культуры этих древних племен был необычайно высок. Как же их смогли победить немногочисленные испанские отряды? Роба слабо верил, что виной тому были испанские лошади, якобы вид которых устрашал и парализовывал отважных индейских воинов. Там и пострашней зверье водилось, типа свирепых гризли, зубы которых самые бесстрашные воины носили на шеях целые ожерелья. Или бизоны…

— Помогите! По-мо-ги-те-е! — слабый женский, а скорее даже девичий крик, нарушил вечернюю тишину.

Роба замедлил шаг. Крик доносился со двора старой трехэтажки, предназначавшейся на снос, откуда все жильцы уже были выселены. Одно время Роба с друзьями даже лазили по просторному чердаку этого заброшенного здания, в надежде найти клад или хотя бы что-нибудь старинное. Сейчас он как раз миновал сводчатую арку, ведущую во двор.

— Помогите-е-е! — крик повторился и стал явно приглушеннее.

Посмотреть? Роба остановился и попятился к арке. Вытянув шею, он вгляделся в дворовый полумрак, однако ничего не увидел. Так, что же делать? Явно совершено нападение на девушку. Бежать звонить в милицию? Пока добежишь до телефона, пока дозвонишься, пока приедет милицейский патруль — помощь может уже и не понадобиться. Бандит или бандиты уже сделают свое черное дело. И тогда на его робиной совести будет смерть или увечье ни в чем не повинного человека. Но и лезть в неосвещенный двор было страшно. Дадут по голове и каюк. Хорошо, если только на больничную койку попадешь… Героем в мыслях быть легко, а когда до дела дойдет…

— Помоги…, - на этот раз крик и вовсе оборвался.

Медлить было уже нельзя. Надо решаться — или бежать за помощью или…

— Да у меня же с собой мое устройство, — вспомнил Роба. — Включу и, если что — сбегу. Догнать меня никто не сможет. Зато, может, спугну своим появлением преступника и помешаю ему сделать свое черное дело.

Роба осторожно поставил пакет на асфальт, прислонив его к стене. Он достал пластинку из кармашка и сильно сжал ее пальцами обоих рук. Пластинка ответила привычным уже теплом и слегка посветлела. Так, осторожненько сдвинем рычажок на первую фазу. Есть — ближайшие предметы приобрели четкие очертания, а пространство за ними стало несколько размытым. Опустив пластинку в карман и застегнув его, Роба взял свой пакет и осторожно двинулся внутрь арки. Впереди послышалась лишь неясная приглушенная возня. Сердце, как бы ворохнулось в груди и застучало быстро-быстро. И стук этот был отчетливо слышан в насторожившейся вдруг тишине.

Миновав арку, Роба сразу же увидел справа, возле подъезда дома две фигуры. Одна из них беспомощно прислонилась к забитой досками входной двери и явно принадлежала девушке, которая прижала к груди сумочку и со страхом смотрела на нависшего над ней громилу в темных брюках и светлой, распахнутой на груди, рубашке с короткими рукавами. Одной рукой он также вцепился в сумочку, а другая была сжата в кулак и угрожающе покачивалась перед лицом незнакомки, подвергшейся нападению.

Роба в замешательстве кашлянул. И обе фигуры тотчас повернули к нему свои лица. Мужчина был усатым с заросшими щетиной щеками, а девушка показалась ему симпатичной, ее привлекательность не портили даже растрепанные светлые волосы.

— Так, что там полагается говорить в подобных случаях? — Роба лихорадочно рылся в памяти, пытаясь озвучить решительные слова, которые резко произносят киношные герои — защитники слабых и обижаемых второстепенных персонажей. Но, почему-то, на ум приходила лишь одна дурацкая фраза: «Ю а — о-кей?» (Вы в порядке?), никак не годящаяся на данный момент.

— Э-э, оставьте ее в покое…, - наконец, выдавил он, уже сам пугаясь своего вмешательства в конфликт.

Девушка, как ему показалось, восторженно распахнула свои глаза, приветствуя своего спасителя. Мужик же лишь озадаченно уставился на новое действующее лицо, однако сумочку из руки выпустил. Что делать дальше? Вроде в таких случаях бьют противнику точнехонько в челюсть, сбивая его с ног. Но… Не драться же ему с этим внушительных размеров усачом? Он его одним мизинцем… И пистолета у Робы тоже нет, конечно, чтобы сразу присмирить врага черным зрачком крупного калибра. Сзади послышались внезапные звуки чьих-то торопливых шагов.

Роба затравленно оглянулся. Перекрыв путь в арку, к нему вразвалочку двигались еще два сумрачных типа, в злых намерениях которых сомневаться не приходилось.

— Вот, влип-то! — промелькнуло в робиной голове, которая уже и забыла со страху о наличии у него чудесного устройства, могущего помочь покинуть на предельной скорости несостоявшееся поле боя. Он бросил свой пакет на землю и приготовился задать стрекача.

— Скольких я зарезал, скольких перерезал…, - доверительно и негромко сообщил приземистый, но весьма плотный лысоватый мужичок. При этом что-то металлически щелкнуло и в его правой руке хищно сверкнуло отточенное лезвие ножа-выкидухи. У Робы при виде этого тусклого блеска сердце ухнуло куда-то вниз, и он на деле прочувствовал справедливость выражения об ушедшей в пятки душе. Второй бандюган был невысоким и очень худым, но надвигался также угрожающе, опустив плечи вниз и держа обе руки в карманах. А за спиной вроде снова зашевелился небритый громила, но Роба уже боялся оглянуться. Все его внимание сосредоточилось на ноже, который лысый держал вроде бы и небрежно, слегка опустив лезвие вниз, но и в этом движении чувствовалось скрытая изворотливость настоящего мастера. Проклятый нож совсем парализовал робину волю, а его ноги уже начали предательски подгибаться, готовясь опустить обмякшее тело на покрытый трещинами, с выбивающимися из них пучками жухлой травы, асфальт.

— Тю-у! — внезапно, с явно прозвучавшим разочарованием произнес лысый, — да это же пацаненок!

Выкидуха, отрывистым щелчком вновь заглотив хищное лезвие, отправилась в карман широких штанов, а ее владелец достал оттуда же мятую сигаретную пачку и сунул в рот дешевую сигарету, сразу как-то утратив интерес к робиному присутствию.

— Быстренько, ножками отсюда, — чиркнув зажигалкой и пыхнув клубом дыма, бросил он, даже не глянув на Робу, — здесь идет сеанс для взрослых мальчиков.

Но не успел Роба и пошевелиться, как в дело активно и азартно включился худощавый.

— Погодь, Кудрявый, — голос его оказался хрипловато-скрипучим, — дай хоть на пиво из него вытрясу. За ножки ухвачу, да и потрясу, авось выкатится чего. А потом пусть канает к маменьке с папенькой, спать ему давно пора — это верно.

И гнусаво захихикал, продолжая двигаться к своей потенциальной жертве.

— Тряси…, - равнодушно согласился лысый, являясь, очевидно, главарем этой сборной бандгруппы.

Исчезновение устрашающего ножа, вкупе с обидными словами в его адрес: «пацаненок» и «к маменьке с папенькой», да еще и в присутствии очаровательной незнакомки, которую он взялся защищать, неожиданно вернули Робе все его духовные и физические силы. Он мгновенно вспомнил и про свой чудодейственный древний механизм, регулирующий течение времени, который был включен и, следовательно, можно было действовать под его надежным прикрытием.

Роба быстро оглянулся назад. Громила уже присел на ступеньку крыльца и также собирался закурить. Незнакомка же, по-прежнему, стояла, вжавшись в дверь, и смотрела на Робу с некоторым, как ему показалось, удивлением.

— Почему она не попытается убежать от грабителей? — Роба озадаченно скользнул взглядом по сложившейся диспозиции, — она же должна понимать, что мне с ними не справиться?

В это время подошедший к нему любитель пива, нагнулся и попытался действительно ухватить Робу своими длинными руками сразу за обе лодыжки. Но тот уже полностью отдался во власть другого времени, был начеку и действовал на порядок быстрее противника. Он легко отпрыгнул назад и, одновременно, сдвоенным толчком обеих ладоней ткнул худощавого в плечи, заставив его потерять равновесие и неуклюже шлепнуться на спину. Удар об асфальт был не столь силен, как обиден, и худощавый с растопыренными по сторонам, хватающими воздух руками, выглядел довольно потешно.

Лысый и усач дружно загоготали, добавив тем самым упавшему нешуточной ярости и свирепости.

— Ах ты, крысенок! — в его голосе слышалась неподдельная злость, — я те корявки твои разом повырываю и докторам пришить не дам! Не желаешь подобру, так будет тебе поздорову!

Худощавый явно был не лишен чувства юмора.

— Давай, давай, Доходяга! — подзадорили его хохочущие бандиты.

Худощавый вскочил на ноги и рванулся к обидчику, намереваясь двумя руками схватить его за горло. Но это было слишком примитивно. Роба просто отступил на шаг в сторону, оставив правую ногу на пути нападавшего, а левой рукой подтолкнул его в спину. Получилась шикарная подсечка. Противник плашмя рухнул на живот, с маху врезав обеими руками об асфальт и подняв целую тучу пыли. Мгновенно он вновь оказался на ногах и с каким-то козлиным блеяньем ринулся на Робу, молотя кулаками перед собой. Тут уж Роба перестал церемониться. Он сделал плавный полукруг, оказался сбоку своего орущего недруга и ударил правым сжатым кулаком, целя в нижнюю челюсть. Удар оказался на удивление точен и силен. Худощавого развернуло в сторону, противоположную удару, крутнуло вокруг своей оси и швырнуло на землю. С асфальта он больше не поднялся, валяясь ничком лицом вниз и поджав под себя руки.

Смех подельников нокаутированного налетчика как бритвой обрезало. Они очумело смотрели на картину боя, переводя взгляды с поверженного неудачника на его бесспорного победителя. Громила так и держал в руке незажженную сигарету, а лысый, напротив, уронил свою на землю. Лица их являли безмерное удивление. Хорошенькое же личико незнакомки изуродовала непонятная гримаса ярости.

— Щенок! — завизжала она, — хватай его, Хохол! Чего расселся! Другана твоего зашибли, а ты сидишь!

И Роба с изумлением понял, что слово «щенок» относится непосредственно к нему, к ее защитнику. А кличка «Хохол» очевидно, принадлежала щетинистому здоровяку, который уже начал приподниматься со ступеньки крыльца с намерениями явно не мирного свойства.

Вконец запутавшийся Роба хотел проскользнуть мимо лысого к черневшему за его спиной проему арки и убежать по улице, однако на пути его оказалась рука с уже откинувшимся хищно блестящим лезвием выкидухи.

— Стоп! — ласково произнес лысый, — никуда ты от нас не уйдешь теперь… К тому же нам надо кое о чем побазарить. Иди-ка сюда, корешок.

И вновь Роба опешил. Он был буквально загипнотизирован зрелищем сверкающего в неровном свете острого лезвия ножа. А сбоку к нему медленно уже подбирался усатый. Роба попытался уйти влево и обогнуть лысого с другой стороны.

— Эй! — крикнул негромко лысый, — а пакет-то забыл, забери с собой!

Ошалевший Роба, в полнейшей растерянности, развернулся лицом на голос, и здесь лысый впервые показал свое мастерство. Сильным и резким броском снизу он швырнул нож прямо от своего бедра.

Роба зачарованно наблюдал, как нож, лезвием вперед, медленно движется по направлению к нему. Удар был нацелен в робину ногу, немного выше колена и был, судя по его курсу, очень точен. Выходит, лысый не хотел его убивать, а стремился только обездвижить.

— Зачем он это делает? — Роба в панике отпрыгнул еще левее, — хотят меня захватить, чтобы всласть поиздеваться за неудачу своего товарища?

Нож проходил мимо, но в руке лысого появилась точно такая же выкидуха, и он тоже сместился левее. Усатый здоровяк занял его место и широко развел руки, перекрывая путь к заветной арке. Роба, в отчаянии, поднял с земли кусок доски и решил идти на прорыв.

Новый бросок от бедра, и второй нож устремился все к той же робиной ноге и в то же самое место, куда был направлен и первый удар. Лысый, вероятно, был непревзойденным мастером по части метания колюще-режущего холодного оружия. Роба, отвлекший свое внимание на усача, в районе пребывания которого собирался прорываться, поздновато заметил этот новый бросок. Казалось, лезвие было уже в десятке сантиметров от его ноги, которая была в данный момент опорной и быстро убрать ее — значило потерять равновесие и упасть. А упасть, значит, стать легкой добычей бандитов. И тогда он выставил навстречу лезвию кусок подобранной доски. С противным дребезжащим чмоканьем нож впился в застарелую древесину и пробил ее насквозь, проникнув в податливый материал по самую рукоятку.

А лысый готовил уже следующий бросок новой, неведомо откуда взявшейся, выкидухой.

— Ну-ну, — с неприкрытым удивлением произнес он, обескураженный такой поразительной ловкостью незнакомого парнишки, — увертлив, однако, стервец! А на улице, кстати, уже менты прибыли. Бежать тебе некуда — заметут моментом и в тюрягу, за то, что товарища нашего пришил.

Действительно со стороны улицы раздался нарастающий вой приближающихся милицейских сирен. Роба оказался в ловушке и застыл на месте, не зная, что предпринять. Ведь претензии по поводу лежавшего в беспамятстве одного из грабителей были вполне обоснованными. Его, робиных рук, дело. Может, и в самом деле убил человека…

Конечно, пользуясь чудесными свойствами пластинки, он запросто мог уйти и от лысого и от милиции. Но такой неожиданный разворот событий привел его в настоящее смятение, и он плохо соображал в реальности. Чувства перепутались и переплелись, и разум уступил место инстинктам. А стремление было только одно — бежать отсюда подальше, скрыться побыстрее и от бандитов и от стражей правопорядка. Метавшийся по сторонам взгляд сконцентрировался на остатках ведущей куда-то вверх пожарной лестнице на стене дома.

В арке уже змеились разноцветные переплетения сполохов милицейских мигалок, и Роба бросился в сторону спасительной, как ему казалось, лестницы. Несколько метров были преодолены мгновенно. Первых двух пролетов в лестнице не было вообще, только с боков торчали ржавые металлические остатки ступенек, и Роба, подпрыгнув с разбега, уцепился сразу за третью…

Он целиком оказался во власти инстинктов убегающего от погони загнанного зверя и не помнил, как оказался на покатой крыше дома, с нее перепрыгнул на следующую крышу, затем — на третью…

Ворвавшиеся во двор работники милиции в бронежилетах защитного цвета и с автоматами в руках лишь зачарованно наблюдали за его феерическим перемещением вверх по стене дома и фантастическими прыжками по крышам домов. Один из них попытался взобраться на лестницу вслед за беглецом, но это ему не удалось — бронежилет не давал высоко подпрыгнуть. Еще двое бросились назад к арке на перехват убегающего на улице. Пытавшийся влезть на лестницу побежал за ними вслед, громко стуча высокими коваными башмаками. Передвижная милицейская группа, или сокращенно ПМГ, прибыла и вступила в дело очень оперативно.

— Что здесь произошло? — этот вопрос старший милицейского наряда адресовал оставшейся во дворе троице, — в милицию позвонила неизвестная женщина и сказала, что кто-то призывал здесь на помощь.

— Это она кричала, — лысый ткнул пальцем в сторону подошедшей к остальным девице, — этот псих хотел…

— А, это кто тут валяется? — в полумраке милиционер заметил лежащего четвертого участника событий и осветил его фонариком, — что с ним?

— Его избил этот урод, неизвестно откуда свалившийся на нашу голову. Мы спокойно разговаривали, курили…

— Он жив?

— Думаю, да. Он потерял сознание.

— Сейчас я вызову скорую, — старший наряда включил рацию и зачастил в нее короткими фразами, указывая координаты своего местонахождения.

— Да, не надо скорую, — влез в разговор усатый, — он живучий, счас оклёмается и встанет, хоть бы что.

— Положено, — отрезал милиционер, — кроме оказания помощи, врач освидетельствует потерпевшего на предмет тяжести причинения ему телесных повреждений. Кто вы такие? Документы у вас есть?

— Чуть что — сразу ксивы ломать[2]… Ну, кто же ходит по родному городу с документами, — заулыбался лысый, — но личности наши установить просто, запросите их по компу, установленному в вашей машине…

— Не надо меня учить, что делать!

— Да, я и не учу, гражданин начальник. Просто отвечаю на ваш вопрос. Знай, мы, что здесь произойдет — конечно, прихватили бы с собой документы. Но, кто мог знать, что по городу свободно разгуливают всякие психованные маньяки и нельзя нигде чувствовать себя в полной безопасности. Бесспорно, наша родная милиция….

Лысый все говорил и говорил, боясь обыска, при котором у него обнаружили бы нож-выкидуху, являющийся холодным оружием.

За это его могли привлечь к уголовной ответственности, поскольку ношение при себе холодного оружия законом было запрещено. Кроме того, при тщательном осмотре полуосвещенного двора могли найти еще два таких же ножа. Первый из них, пущенный в Робу, ткнулся в кирпичную стенку дома и сейчас лежал рядом с ней на земле. Второй находился в куске доски, которая валялась несколько поодаль. На ножах остались отпечатки пальцев лысого, чего он и опасался. И пришлось бы объяснять, чего это они здесь валяются. А, если задержат этого шустрого мальца… Только вряд ли его догонят — вон какой ловкач… И сейчас лысый плёл, все что попало, лишь бы отвлечь внимание милиционера от улик и исхитриться незаметно выбросить третью выкидуху…

— Так — стоп, давайте по-порядку…, прервал, наконец, льющиеся непрерывным потоком невразумительные словоизлияния старший группы — для начала, скажите, что вы делали здесь, возле заброшенного дома?

— Ну, — замешкался лысый, — честно говоря, собирались луды на горб принять… Посидеть, поговорить за жизнь. Это ведь не общественное место, правда? Здесь мы никому не мешали.

— Луды? На горб?

— Ну, выпить, то есть.

— Выпили?

— Да, — обманул лысый, который незаметно в это время лихорадочно дырявил лезвием выкидухи карман своих штанов.

— Что дальше?

— Сидели на крыльце, разговаривали, курили. Латались, в общем.

— Что значит, латались? — насторожился милиционер, — кололись, что ли.

— Нет, что вы! — лысый замешкался с объяснением жаргонного словечка, — латались, по-нашему, общались просто.

— И что случилось? Кто кричал: помогите?

— Вот она. Зинка, — палец лысого указал на девицу.

— Почему?

— Она отошла за угол дома, — солгал лысый, — а этот маньяк там на нее и напал. Видно сидел в засаде.

— Зачем она туда пошла?

— Ну, — сказал лысый и призадумался, — пошла себе…

— В туалет я захотела, — энергично включилась в игру девица, — зашла за угол дома, а там этот… И в горло вцепился… Я и закричала.

— Что он хотел?

— Не знаю…, - неуверенно сказала мнимая жертва, — может, ограбить хотел или еще что…

— Понятно чего…, - осклабился лысый, — Зинка — маруха клёвая[3]…

— Опишите его приметы, — переключился на другую тему старший группы.

— Ну, такой высокий, здоровенный, — вновь неуверенно ответила девица, — а лица я не заметила — темно ведь было.

— Уверены, что высокий? — милиционер, видевший карабкающуюся на стену фигуру Робы, с сомнением покачал головой.

— Нет, — вновь вступил в разговор лысый, — высоким он, пожалуй, не был, но крепким — точно. И широкоплечим. Это снизу на стене он казался маленьким, а так… Вон как Доходяге по макитре вломил — до сих пор не очухается.

— Кому? По какой макитре? — не понял сотрудник милиции.

— Доходя… Филе, то есть, — поправился лысый, — по голове, стало быть, врезал.

— Дрались, значит?

— Не-а… Междумордия в натуре не случилось. Тот Филю отхлестал по первое число и все. Филя и рыпнуться не успел.

В это время в арку, полыхая синими проблесковыми маячками, въехала машина скорой помощи, и старший группы подвел приехавших медиков к лежащему Филе, по дороге объясняя задачу. Лысый изловчился и выпустил из кармана нож, который через образовавшуюся дырку скользнул по штанине вдоль ноги и бесшумно упал на землю. Бандит тут же притоптал его ногой, вжимая в тонкий слой мусора, разбросанного кругом поверх асфальта.

— Так кто заметил его лицо? — милиционер снова вернулся к понурившейся троице, — какого он возраста с виду, хотя бы?

— Я не успел заметить его наглой морды, — торопливо произнес лысый, — а на вид — лет двадцать-двадцать пять.

— Не успели заметить, но определили, что морда наглая? — ехидно заметил милиционер, у которого уже начало складываться свое собственное мнение об обстоятельствах происшедшего.

— Ну, действовал он так нагло…, - попытался объясниться лысый, — поэтому, наверное, и морда такая. Вот и Хохол подтвердит.

— Какой еще хохол? — удивился милиционер.

— Ну, Степа, то есть, — лысый кивнул в сторону все время молчавшего усача.

— Вы заметили, какое у него лицо? — обратился к нему старший наряда.

— Та бис його знае! — с характерным украинским акцентом ответил Степа, он же по совместительству Хохол, — хиба ж до того було? Вин же ж дрався, як… Як… — здесь нужного слова не нашлось.

Вообще степин язык страдал чрезвычайной косностью. По-украински он умел исторгать из себя различные местоимения, междометия, а также различные вопросительности и восклицательности, а по-русски — только ненормативную лексику с большими отклонениями в сторону женского рода.

— Как настоящий ниндзя, — помог ему лысый, — увертливый, страх какой!

— Во-во! — энергично подтвердил и Степа.

— Значит, ваш Филя первым бросился на помощь девушке? — милиционер уже не скрывал сарказма, — а вы два бугая стояли и ждали, когда его побьют?

Лысый открыл рот, чтобы возразить, но сотрудник милиции энергично взмахнул рукой сверху вниз.

— Все! Баста. — Сказал он, доставим вас в райотдел — пусть следователь вами дальше занимается. Тем более, что никаких документов у вас на руках не имеется.

Старший группы решил, что здесь произошла обычная разборка из-за единственной представительницы женского пола. Пили-пили эти пьянтосы, да не поделили единственную девицу. Вот и стали махать кулаками. А, девица-то — ничего, мордаха смазливая. А публика эта явно приблатненная с жаргончиком и кличками, но для серьезных дел мелковатая. Он не мог знать, что на счету у лысого, по кличке Кудрявый, ближайшего подручного местного воровского пахана немало темных дел, в том числе и убийств.

— В машину! — громко скомандовал он.

— Да — за що? — поразился туповатый Степа.

— Пошли-пошли! — подтолкнул его лысый, который рад был поскорее убраться с этого опасного места, напичканного уликами против него, — не лезь на рога[4], ласты нам правильно завернули[5], а там разберутся и отпустят — мы же ничего плохого не сделали.

Но здесь подоспели медики.

— Видимых телесных повреждений у потерпевшего нет, — объявил подошедший дежурный врач, — нижняя челюсть слегка припухшая, но переломов и трещин нет. Болтает только, что попало — о каком-то малолетке, которому ноги повыдергает… Бред, наверное. Верхняя одежда вся в пыли и грязи. Вследствие нанесенного удара и падения на твердую поверхность.

— А чем мог быть нанесен удар? — заинтересовался старший группы.

— Твердым тупым предметом, — уверенно констатировал врач, — скорее всего, кулаком. А последствием может быть сотрясение мозга — вот и несет околесицу. Госпитализируем его. Полежит денька три-четыре и полностью очухается.

— Да, спасибо вам громадное, доктор, — стал бурно благодарить его лысый, — помогите, пожалуйста, нашему братану, то есть, товарищу. Пусть побудет в больничке, подлечится, а то совсем худо ему. Заговариваться уже начал.

Лысый главарь серьезно опасался, что по доставлению в милицию непутевый Доходяга разболтает то чего не надо, и начнется серьезное расследование этого инцидента, где всплывут роль и участие каждого из них. И все может закончиться сроком, в том числе и за применение им холодного оружия. За себя он не боялся, знал, как себя вести в ментовке и у следака. Но остальные трое были неискушенные в подобного рода делах и могли запросто расколоться.

— Пошли в машину, — потянул он за собой Степу и Зинку, — сказано же вам, поедем в райотдел для дачи показаний в качестве свидетелей.

Возвратившиеся оперативники, погнавшиеся за Робой, лишь беспомощно развели руками.

— Прямо скалолаз какой-то! — выразил свое мнение один из них, — прыгает по крышам, как акробат.

— А крыши-то покатые и неровные, — добавил другой, — и расстояние между ними метра четыре, не меньше. Не боится же сигать с одной на другую, видно привычный…

— И носится, как угорелый, — присовокупил третий.

— Как он ушел? — коротко осведомился старший группы.

— Четыре дома проскочил поверху, а дальше пошли многоэтажки. Спустился по стене, цепляясь за проемы окон, и рванул дальше по дворам. В таком снаряжении, как у нас за таким не угонишься… По рации передали всем ближайшим ПМГ, чтоб задерживали любого бегущего. Да, только никаких примет-то нет. Вряд ли его задержат.

— Ладно. Завезем этих в райотдел и продолжим патрулирование зоны. Рапорт напишу сам, вечером. Стрельбы в воздух не было?

— Нет. Что толку тут стрелять… Осматривать двор надо?

— Двор? — старший наряда поколебался, — нет, не надо. Крови же не было. Что тут найдешь? Один мусор валяется. Да и темень такая, а с фонарями много не наищешь. Поехали!

Роба возвратился домой с опозданием, в сильнейшем расстройстве всех чувств и полнейшем смятении.

— Что с тобой? Что случилось? — встревоженная мать вглядывалась в его белое, как мел, лицо.

— Но Робу лишь трясло от возбуждения, и он отводил глаза в сторону.

— Господи! Да скажи мне, наконец, что у тебя стряслось?

В ответ Роба уткнулся лицом в ее плечо и неожиданно всхлипнул, чем привел мать в сильнейшее волнение. Она никогда нем видела, чтобы ее сын плакал и даже проявляла беспокойство по этому поводу.

— Где ты был? — допытывалась мА, строя в уме самые ужасные догадки. — Ответь же мне — случилось действительно что-то ужасное?

— Н-н-нет…, - с запинкой ответил Роба, прикидывая, что бы такое придумать поправдоподобнее, — просто я очень испугался.

— Кто тебя так испугал?

— Собака, — соврал Роба, — какая-то бешеная собака за мной погналась. Хотела укусить. И я бросил пакет с покупками…

— Она тебя укусила? — мать стала осматривать и ощупывать его тело.

— Не успела. Я убежал.

— Ну, вот — значит, все хорошо. Успокойся. Пойдем умоемся и садимся ужинать.

Так закончилось это неожиданное и опасное приключение. Впрочем, закончилось ли?

Поздним вечером, мучительно ворочаясь в кровати, поскольку сон никак не приходил, Роба прокручивал все страшные мгновения в своей памяти и лишь тогда осознал, как он был безрассуден. Несостоявшийся герой сообразил, наконец, что девица была заодно со всеми остальными, и никакой помощи ей не требовалось. Просто эта бандитская шайка завлекала таким образом в пустынный двор случайных прохожих и грабила их.

— Какой же я идиот! — корил себя он, — Дон-Кихот нашелся… Защитник обиженных… Никому, даже друзьям, нельзя об этом рассказывать.

А еще он понял, что нужно, прежде всего, научиться владеть собой в любой ситуации и никогда не впадать в панику. Для этого ему необходимо почаще бывать в многолюдных местах и полностью овладеть оперативным переключением режимов пластинки. По возможности следует попадать в неординарные, а то и в экстремальные ситуации. Научиться быстро и оптимально находить пути решения возникающих проблем. И довести все это до полного автоматизма…

Он еще не знал, что этим эпизодом история для него не закончилась.

Глава десятая

Роба справедливо полагал, что когда человек не знает, что ему делать, лучше всего ничего не делать, иначе ничего и не получится или получится.

Воскресное утро застало Робу перед зеркалом. Почти каждодневными упорными тренировками он пытался научиться безупречно владеть телодвижениями, мимикой и речью при переходе в режим ускоренного времени. И кое-что у него уже получалось.

— Интересно, — размышлял он, принимая очередную неестественную позу, отразившуюся напротив в зеркальном прямоугольнике, — какое время идет, когда все вокруг замедляется?

Это был не только интересный, но и насущный вопрос. Полное овладение передвижением во времени сулило новые открытия и, вероятно, иные возможности. Для него время замедляется, а для окружающих оно что — ускоряется? Или остается прежним? Он сам находится в будущем времени? Или же, все-таки — в прошлом? Какова вообще природа времени? Время может быть приостановлено? А, возможно, и остановлено совсем? Но, возможно, оно мнимое, оно нами придумано, это лишь плод нашего воображения и оно бесконечно далеко от реально существующего времени. Какова вообще сущность времени? Когда оно началось — до или после возникновения Вселенной? Закончится ли оно когда-нибудь и что будет вместо него? Или после него? Суть времени в том, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку — это открыли еще древние ученые…

— Робик! — голос мА вывел его из запутанного абстрактного мира, — Ро-о-ба! Иди завтракать! Я пошла на рынок. Посуду помоешь сам. И вскопай мне две грядки!

— Какие грядки?

— В саду, возле старой яблони. Я отметила их колышками. Мы посадим здесь петрушку и сельдерей.

— Хорошо, мам! Я все сделаю! — и Роба вновь вернулся к своим мыслям.

Они были диковинными и раньше ему на ум не приходили. Это была фантастика, замешанная на реальности. Но и реальность, заключенная в неизвестном механизме прибора, в свою очередь, порождала фантастику.

Роба где-то читал, что люди живут в трехмерном пространстве, тогда, как на самом деле, оно многомерно. И обитают в двухмерном времени, которое в природе трехмерно. В двухмерном времени время течет назад и вперед, а в трехмерном существует еще и застывшее время. Может, прибор как раз и создает это стоячее время? А Роба просто в нем передвигается? То есть передвигается в пространстве, но в застывшем времени?

И вообще, каково соотношение времени и пространства? Роба предполагал, что этот удивительный прибор дает возможность путешествовать не только во времени, но и в пространстве.

Он недавно вычитал, что пространство и время, якобы образуют некую совместную поверхность, которая имеет конечную протяженность, но не имеет границ и краев. То есть, вселенная бесконечна в пространстве и во времени. Парадокс какой-то. Пространство и время конечны, но без границ. Это было трудно осмыслить и еще сложнее понять.

Вопросы, вопросы, вопросы… На которые у Робы еще не было никаких ответов. Но чудесный прибор даровал ему шанс, если не управлять временем, то хотя бы использовать его удивительные неизведанные возможности. И поэтому Робе следовало прочесть все, что говорит об этом современная наука. И тогда он постарается найти прибору максимальное применение.

Роба закончил свое очередное упражнение, и вдруг ему в голову стукнула неожиданная идея.

— Это же так просто! — воскликнул он, — нужно просто использовать два обычных хронометра с секундными стрелками!

Действительно, одни часы будут вместе с ним в другом измерении, а вторые останутся вовне. На обоих хронометрах секундные стрелки начнут свой бег одновременно. И, если по окончании эксперимента они покажут разное время — это и будет ответ на один из многочисленных вопросов. В зависимости от того, какие часы отстанут, он и сделает вывод о направлении течения времени. Если отстанут, часы, которые он брал с собой, значит, он находился в замедленном времени. Если же отстанут другие…

Да что тут ломать голову, да теоретизировать, надо приступать к непосредственному исполнению эксперимента. Тем более, он казался совсем простым и не требовал никакой специальной аппаратуры. А результат опыта сам расшифрует все эти временные фокусы и выкрутасы. Как говорил Наполеон Бонапарт: главное — ввязаться в драку, а там посмотрим.

Сказано — сделано. Одни часы, подаренные ему три года назад на день рождения, находились на робиной правой руке и были готовы приступить к опыту. Вы спросите: почему на правой руке, ведь обычно все носят часы на запястье левой руки? На что Роба всегда гордо отвечал: а, чтобы не быть, как все и хоть чем-то отличаться от других. Фактически же он лукавил. Часы на правой руке носил его дед, а Роба всегда старался брать с него пример, даже в мелочах. Часы у деда были настоящими швейцарскими, как он говорил, трофейными. Вероятно, они были вывезены из разгромленной Германии. На них зачем-то было целых три циферблата, которые показывали разное время. Увы, они пропали вместе с дедом. Однако в кабинете деда Роба обнаружил и другие дедовы часы. Они представляли собой серебряную луковицу на серебряной же цепочке. Передняя крышка отщелкивалась нажатием на крохотную кнопочку сбоку корпуса, открывая роскошный циферблат с большими латинскими цифрами от I до XII. А на обратной стороне корпуса красивой витиеватой вязью по окружности змеилась надпись: Пауль Буре — 1903 год. Сейчас старинный хронометр хранился в ящике робиного письменного стола, откуда незамедлительно был извлечен.

Эти часы, конечно, стояли, поскольку завод у них был механическим. Роба покрутил округлую головку, и хронометр ожил, наполнив тишину громким тиканьем большой секундной стрелки, которая начала свой бесконечный путь по кругу. Вот и все — техническая сторона дела готова, осталось включить прибор.

Роба осторожно извлек из-под подушки круглую металлическую коробочку из-под конфет «монпасье». Драгоценная подковка с фазами луны хранилась ночью здесь. А вообще Роба теперь с ней не расставался ни на секунду. Он даже не представлял, как раньше мог без нее обходиться, настолько необходимым и полезным оказался этот чудодейственный механизм.

Роба установил на обоих хронометрах одинаковое время и засек минуту, сверяя синхронность их хода. Секундные стрелки отсчитали положенное время одновременно, и Роба удовлетворенно хмыкнул.

Серебряная дедова луковица была положена на стол, а в руках Робы очутилась подковка с фазами луны. Одновременное нажатие с двух сторон, вибрация и исходящее тепло отразили готовность прибора к переключению режимов времени. Щелк, рычажок перемещен на вторую фазу луны, и эксперимент начался.

Через двадцать минут Роба выключил подковку и сличил часы. Они показывали одинаковое время, и лишь секундная стрелка дедова хронометра отставала от робиной на две секунды. Итак, получалось, что Роба находился в несколько убыстренном времени. Несложные дальнейшие расчеты показали наличие в году пятисот двадцати пяти тысяч шестисот минут, что составляло двадцать шесть тысяч двести восемьдесят двадцатиминутных отрезков. Умножаем их на две секунды и получаем пятьдесят две тысячи пятьсот шестьдесят секунд. Это и есть годовое отставание во временной разнице. В часах же это составляло почти пятнадцать часов. Значит, путешествуя во времени, Роба мог вернуться в прошлое за год в тот же день, но пятнадцатью часами позже. Например, отбыв тридцать первого декабря в шестнадцать часов, оказаться там же, но уже в час ночи. За год разница чуть более в полусутки казалась небольшой… Но, если учесть, что возраст Вселенной достигает сотни миллиардов лет? Запросто можно отправиться во времена динозавров на Земле.

— Вот здорово! — Роба аж подпрыгнул на своем стуле, — значит, фантасты в очередной раз оказались правы — путешествие во времени возможно.

И тут же призадумался.

— Здорово-то, здорово…, - быстро смекнул он, — но ведь человеку отмерено, максимум, лишь сто лет жизни. Следовательно, я смогу переместиться лишь на сто пятьдесят часов назад, то есть чуть более, чем на шесть дней. И это за целых сто лет. Практически это ничего не даст…

В масштабах Вселенной — да. Особенно, если на других планетах где-то живут существа почти вечно. Там это будет двигателем прогресса. Может, они и изготовили этот удивительный механизм времени? И на Землю он попал случайно, во время пришествия инопланетян в древние времена? Ладно. Над этим можно порассуждать на досуге, а сейчас необходимо провести вторую стадию эксперимента.

Стрелки часов был вновь приведены в синхронное состояние, показывая одинаковый отсчет времени, а рычажок прибора переместился уже на третью фазу луны. Через двадцать минут своего времени Роба отложил подковообразный приборчик в сторону и взял в руки серебряный хронометр деда.

— Что за чертовщина! — он не поверил своим глазам.

Старинная луковица деда показывала половину двенадцатого дня. В реальном режиме времени проскочило уже три с половиной часа! Роба находился в замедленном времени. Первой мыслью было: не может такого быть — время снаружи просто мчалось вперед. Вторая мысль была панической: вот-вот придет мать (или уже пришла), а завтрак давно остыл на столе и грядки так и не вскопаны!

Роба сунул прибор в карман и мгновенно оказался на кухне. Завтрак был съеден вмиг, и он уже мчался в сад, вооруженный острой лопатой. Удивительно, но обе грядки, оказавшиеся немаленьких, кстати, размеров, были вскопаны моментально и без особого напряжения сил. Роба даже не заметил, как последние комья земли скатились с их крутых склонов, были ловко подхвачены блестящим лезвием лопаты и водружены обратно.

Конфуз произошел лишь по возвращении обратно. Запирая сарайчик, куда было возвращено землекопное орудие труда, Роба уловил за спиной некое движение.

Так и есть. Груженая двумя продуктовыми сумками, мА, закрыв калитку, не спеша, прошествовала мимо Робы, не удостоив его даже и взглядом.

— Ну, вот…, - огорченно подумал Роба, — уже и обиделась за что-то. Может, я не все сделал, как было велено?

В это время мА поставив одну из сумок на землю и протянула руку в сторону Робы, глядя сквозь него ничего не выражающим взглядом. Роба инстинктивно отшатнулся в сторону, а мА спокойно прикрыла незапертую еще дверь сарайчика, подобрала с земли свою сумку и пошла к дому.

— Да, она же меня не видит! — догадался, наконец, Роба, — я же по-прежнему в режиме другого времени!

Глава одиннадцатая

Неистощимая на выдумки Маринка придумала новую забаву. Точнее, новейший тренинг велосипедной гонки, как она торжественно объявила. Стараниями домкома (кто не знает, это орган общественного самоуправления — домовой комитет) в их дворе для детишек установили довольно высокую горбатую горку. С одной стороны она была довольно покатой и покрыта рифленым поперек, как стиральная доска, пластиком зеленого цвета. По ней карапузы должны были ползти вверх, используя выступы, как упоры для ног и рук. А с другой стороны их ждал крутой спуск по гладкой металлической наклонной поверхности. Перевалившись через площадку в центральной части горки, малыши с радостными воплями быстро скользили вниз и плюхались в специальную песочницу с мелким мягким песочком, огороженную невысоким деревянным бортиком.

Но то ли эта забава малышне наскучила, то ли песочек подпортили вездесущие коты, и взрослые перестали водить сюда своих детишек, но горка стала пустовать. И велодром, как метко окрестил его Генка Крокодил, стал использоваться членами тайного ордена для регулярных экстремальных тренировок. Весь шик состоял в том, чтобы, взлетев на горку, крутануть педали и с еще большей скоростью рвануть вниз. Но не плюхаться в песок, а подпрыгнув вместе с велосипедом, перелететь деревянный барьерчик и приземлиться как можно дальше.

Чемпионом здесь был Генка. Он прыгал всегда за полтора метра, а его личным рекордом был результат один метр и восемьдесят три сантиметра. Но Маринка, как командор, все-таки всегда стремилась перекрыть этот фантастический показатель Генкиной прыгучести. Одна из таких ее попыток и закончилась довольно плачевно.

Зацепившись педалью за деревянную оградку песочницы, она с махом врезалась в землю. Велосипед, к счастью отлетел в сторону и травм не причинил, однако пару метров Маринка пропахала на животе и осталась лежать на земле лицом вниз. Первым к ней подлетел стоявший неподалеку Роба. Он приподнял ее с земли, подсунув ей руки подмышки, а затем и вовсе поставил ее на ноги.

— Ты не ушиблась? — озабоченно спросил он, придерживая ее руками.

Но она лишь повернула голову и как-то странно на него посмотрела.

А Роба вдруг почувствовал у себя под ладонями два круглых упругих мячика…

Некоторое время они так и стояли, пока к ним мчались остальные участники велослалома. А потом она мягко раздвинула робины руки и отняла их от своей груди. И посмотрела на него как-то совсем удивительно взрослым взглядом. Роба сразу покраснел, поняв суть их соприкосновения, и хотел объясниться, что он не специально, но подбежали другие и принялись отряхивать маринкину одежду, да задавать вопросы на предмет переломов. К счастью ни переломов, ни сильных ушибов не было, и инцидент тем и закончился. Но Роба нет-нет, да и вспоминал эту самую округлую упругость, и ему почему-то было приятно.

Иногда в веселых играх во дворе и в школе эти нечаянные прикосновения к некоторым выпуклостям девичьего тела будили робино воображение и заставляли сердце биться учащенно. Это была загадочная, но влекущая тайна.

А предыдущий робин сексуальный, как принято сейчас говорить, опыт общения с противоположным полом заключался в невинных детских поцелуях, которые скорее можно было назвать шалостью. Это была распространенная тогда игра «в садовника». В ней обычно участвовало до полутора десятка мальчишек и девчонок. Она заключалась в том, что на бумажках писались названия различных цветов, а на одной из них «садовник». Бумажки мешались в чьей-нибудь бейсболке, а затем вытягивались из нее участниками игры и читались ими. Тот, кому выпадало быть «садовником» громогласно провозглашал: — Я садовником родился не на шутку рассердился: все цветы мне надоели кроме…, - и называл название одного из цветков. Фиалки, например. Тот или та, у которой имелась бумажка с надписью «фиалка» в притворном ужасе восклицал: — Ой!

— Что с тобой? — хором интересовались все остальные.

— Влюблен! — горестно признавалась «фиалка».

— В кого?

— В георгин…

Если георгин оказывался лицом того же пола, все хором кричали: — Ошибка! Глаза разуй!

А если пол был противоположным, то детский хор дружно выводил: — До-ка-жи!

И фиалка с георгином в этом случае должны были поцеловаться.

Правда, поцелуями это было назвать трудно — просто неумело и смущенно тыкались губами друг в друга, но все равно это было увлекательно и приятно, а главное по-взрослому.

Робе же давно нравилась девчонка из соседнего подъезда, которую звали Алкой и, хотя ему редко доводилось обменяться с ней в этой игре невинным детским поцелуем, он всегда желал этого больше всего на свете. И ревновал, когда это делали другие. А, прикасаясь к ее губам, чувствовал, как его обдавало как бы чем-то жарким и запретным. Темноволосая, с вздернутым носиком и черными озорными глазами, она казалась ему олицетворением женской красоты. Короче, Роба был в нее влюблен.

И надо сказать, в отличие от вздорной и сумасбродной Наташки, темноволосая Алка отвечала ему взаимностью. Роба видел, что она явно выделяла его среди других мальчишек, а ее улыбка не выглядела нарисованной и адресовалось именно ему. Несколько раз он видел ее во сне. И хотя сны эти были чисто подростковыми фантазиями, где он был героем и спасал свою возлюбленную то от уличных хулиганов, то от коварных похитителей, им, в любом случае, двигала искренняя любовь.

Они писали друг другу записочки и старались незаметно их передать, а потом читали их в полном уединении и с замиранием сердца. И долго раздумывали над ответами на эти послания.

«Алка, не щурь, пожалуйста, свои красивые глазки. Я тебя люблю.» — это было настоящее любовное письмо, несмотря на небольшие его размеры. Или «Алка, приходи в полдесятого под лестницу во втором подъезде. Буду тебя ждать.» Без вступления, без подписи, без даты — все и так было понятно.

И она приходила. Под лестницей во втором подъезде была дворницкая. Роба подобрал ключ к нехитрому замку, которым запиралась, ведущая в нее дверь, и теперь они пользовались ей вечерами, как местом тайных свиданий. Небольшой закуток со шкафом, в котором лежали метлы, швабры и прочая хозяйственная утварь для уборки, с соответствующими неромантичными ароматами. А у другой стенки стояла маленькая скамеечка, под которой дворничиха хранила подобранные во время уборки пустые бутылки, которые можно было сдать в приемный пункт стеклотары.

Роба набрасывал Алке на плечи свитерок или курточку, в зависимости от сезона, и они сидели там молча, прижавшись друг к другу и ни о чем не говорили. И это красноречивое молчание было лучшим робиным воспоминанием, перед тем, как заснуть. От Алки всегда приятно пахло настоящими взрослыми духами, от чего у Робы иногда даже кружилась голова. Он тоже подумывал о мужских запахах, типа табака или алкоголя, но оказалось, что его избранница их не переносит.

По лестнице ходили люди, рядом скрежетал лифт, и от закрытой изнутри двери веяло настоящей опасностью — а вдруг дворничихе придет в голову заглянуть в свою подсобку. И это придавало их общению особую эмоциональную окраску. Время, казалось, мчалось со скоростью залетевшего в земную атмосферу метеорита. Обоим следовало быть уже дома, и приходила тягостная минута расставания.

— Пора идти, — виновато шептала она первой.

— Пора, — со вздохом соглашался он.

Они брались за руки и замирали на некоторое время. А потом неумело тыкались друг в друга губами. Это был финальный аккорд тайного свидания. Он выходил первым, смотрел, нет ли поблизости посторонних, и провожал ее почти до самой квартиры, как настоящий рыцарь, опасаясь почему-то, попасть на глаза ее родителям. А потом Роба сбегал по лестнице вниз и смотрел на ее окно на шестом этаже, дожидаясь, пока там не вспыхнет свет…

Из-за Алки даже он дрался на настоящей дуэли. На десяти шагах и на пистолетах. Правда, на невсамделишних. И даже небольшой косой шрам у него остался над левой верхней бровью от той дуэли.

Но сначала немного о событиях, лавиной нахлынувших, на мальчишеский мир города под влиянием фильмов о нашествиях на землю коварных и злых инопланетян. Все подростки и даже откровенная малышня буквально помешались на войнах миров. Операции по обезвреживанию кровожадных пришельцев заполнили все свободное время поколения, которое ироничные взрослые, непонятно почему с явной издевкой, окрестили поколением «next» и «кока-коловым». Ведь они действительно были следующим поколением, а кока-кола была одним из самых любимых напитков. И что из этого? Каждое новое поколение является следующим и имеет свои особенные пристрастия. По этому принципу можно, например, окрестить предыдущее подрастающее поколение «чуингамным» (жующим жевательную резинку), а поколение до него «семечковым», ну и так далее. Так считал Роба.

Но вернемся к схваткам отважных землян со злокозненными пришельцами их иных далеких миров. Да, на рынках и в магазинах имелось немало шумных «стрелялок», имитирующих различное огнестрельное и лазерное оружие, в том числе и явно внеземного происхождения. Но это было не то. Требовались шумовые и иные эффекты совершенно другого рода. Настоящие — как в тех фильмах (и в жизни, тоже), ну или почти настоящие. Интернет был переполнен инструкциями по изготовлению самодельных взрывных устройств и самодельного же оружия. Но это было сложно и, главное, небезопасно, как для самих «самоделкиных», так и для окружающих.

Поэтому кто-то из молодых талантов изобрел простейшие, но шумные и почти безопасные способы имитации такого вооружения. Основным сырьем которого являлись обычные спички. Несущими же элементами являлись отрезки алюминиевых либо медных трубок, а также гайки и болты. Первые являли собой огнестрельное оружие различных модификаций (кто во что горазд), а вторые служили составляющими частями бомб, гранат и прочих взрывных устройств. Не будем на страницах этой книги раскрывать технологию изготовления данных «игрушек», дабы не вводить лишний раз в искушение некоторых приверженцев всамделишних шумовых эффектах.

Главное, это было очень просто и общедоступно, а устройства изготавливались невероятно быстро. Бомба или граната, к примеру, состояла из трех частей: двух небольших болтов и одной гайки, которые просто свинчивались между собой. А вот о ее начинке лучше умолчим. Сделать такую штучку можно за одну минуту. Зато, ударяясь о стенку дома или твердое дорожное покрытие, она натурально взрывалась с довольно страшным грохотом. Однако причинить вред, ввиду своей маломощности, никак не могла любому живому существу, даже находящемуся непосредственно возле эпицентра взрыва. В мальчишеских же играх считалось, что такая граната уничтожает все живое в окружности пяти метров.

Огнестрельное самодельное оружие было опаснее. Оно заряжалось сухими горошинами и било на расстояние до двадцати метров. Если с нескольких метров такая горошина попадет в глаз, то можно было и остаться без глаза. Впрочем, в этом отношении, даже обычная рогатка — штука обычная у мальчишек, куда как более опасное оружие. А уж пейнтбольные и прочие современные пневматические стрелялки несравненно более серьезны по части травматизма. Убитым же в игровых столкновениях считалась особь, пораженная в любую часть тела.

Эти войны, в буквальном смысле, гремели и грохотали, особенно по вечерам, и заполонили все дворы, подвалы и чердаки. Эпидемия яростной и беспощадной борьбы с незваными пришельцами мгновенно охватила весь город. Двор воевал с двором (считалось региональными столкновениями), улица с улицей (это уже межпланетные войны). Кому быть инопланетянами, кому — землянами, решал жребий. Образовался и космический спецназ — МСБ (межпланетная служба безопасности), состоящий из элитных бойцов. Делались громадные складские запасы. В связи с этим в магазинах быстро исчезли спички, болты, гайки и некоторые иные причиндалы новомодного вооружения. Появились признанные, имевшие свое клеймо, оружейники, возникли ушлые торговцы оружием и даже банкиры, выдававшие кредиты под закупку вооружения. Образовались и другие структуры и профессии, присущие этому специфическому виду деятельности. Например, контрабандисты, доставлявшие спички и прочий военный дефицит из других городов, еще не охваченных подобным помешательством. На этом делались целые состояния. А фейерверки и салюты по поводу каждодневных побед.

Власти отреагировали на повальную милитаризацию с некоторым запозданием, но довольно эффективно. Горисполком принял развернутое решение по противодействию подростковому экстремизму, предусматривающее ряд ограничительных мер. В частности, было запрещено продавать спички и иные опасные товары (список на четыре десятка наименований) несовершеннолетним. Образованы особые летучие милицейские группы, прибывающие на места столкновений в течение 3–5 минут. Специальные патрули контролировали междугородный общественный транспорт, чтобы закрыть каналы нелегальных поставок нежелательных товаров из других городов. Все чердаки и подвалы, стараниями жилищно-коммунальных служб, обрели крепкие двери и прочные запорные устройства. Наконец, был введен комендантский час для детей и подростков. Отныне они не могли без сопровождения взрослых находиться вне дома после девяти часов вечера. Средства массовой информации наперебой клеймили новомодное подростковое увлечение и приводили всякие страшные примеры (в подавляющем большинстве вымышленные). Были приняты и иные меры. Это позволило быстро свести на нет очередную фантазийную эпидемию, но Роба и Генка успели всласть поучаствовать в бурных схватках, как в земных, так и в инопланетных личинах. За что подверглись суровому (но не повлекшему никаких последствий и раскола) осуждению со стороны женской половины тайного ордена.

Но возвратимся к злосчастной дуэли. Поводом к ней послужила заметка в школьной стенгазете, призывавшая к общей активизации общественной деятельности учащихся. А в ней некий анонимный автор поместил стишок, в которой клеймил позором сладкую парочку, которая вместо сбора макулатуры и участия в занятиях в кружке по вышиванию, занимается «взаимными воздыханиями». Приведем лишь небольшой его фрагмент, намекающий на то, что кому-то стало известно о дворницкой, тайном прибежище двух влюбленных.

«…Увы, ничто не вечно под луной, Поэзия когда-то станет былью… Пока же воздыхают меж собой Они, где пахнет тряпками и пылью…»

Этот намек и привел к недоброжелателю. Анонимным стихотворцем оказался сын дворничихи Антон, учившийся в параллельном классе.

Он не стал даже отрицать свое авторство в подлом пасквиле.

— А - чё? — нарочито грубо процедил он, дерзко ухмыляясь, хотя Роба знал раньше его как скромного интеллигентного парнишку. — Как обжиматься в дворницкой с гёлою — ты герой, а как помочь родной школе выполнить план…

Здесь наглый монолог самодеятельного рифмоплета был прерван звонкой пощечиной, в которую Роба постарался вложить всю внезапно нахлынувшую обиду. Он даже не вспомнил о полученных уроках бокса, чтобы уложить одним нокаутирующим ударом коварного разоблачителя щекой на паркет. И получил такой же хлесткий ответ в левое ухо, сразу же зазвеневшее и оглохшее. Стычка произошла в школьном коридоре во время перемены, и драчунам не дали ее продолжить многочисленные очевидцы конфликта.

— Дуэль! — звенящим от ненависти голосом выкрикнул Роба.

— На десяти шагах и боевыми зарядами! — хрипловато, но уверенно и громко откликнулся противник.

Дуэли были среди подростков действом довольно частым, но больше показушным, нежели кровавым. Смотрелось красиво и романтично, как, скажем, у д`Артаньяна или Пушкина, но трагических последствий не наступало. Стрелялись из самопалов сухими горошинами, на расстоянии в десяти шагах друг от друга. Само собой, были и секунданты. Но, в отличии от настоящих дуэлей, в далеком прошлом распространенных среди праздного офицерства разных стран, происходящих в безлюдных местах, на этих поединках присутствовала куча зрителей и болельщиков. В том числе и томно вздыхающие, а в момент выстрела, картинно закрывающие уши девчонки, издававшие горестные или радостные вскрики. Целили дуэлянты непременно друг другу в сердце. Так было красивше, да и попасть в голову было весьма проблематично. Но самопалы были столь несовершенным оружием, подпрыгивающим в момент выстрела, что попадания даже в туловище были крайне редки. Победившим считался противник, попавший как можно ближе к важным органам, отвечающим за жизнедеятельность человеческого организма. Роба, впрочем, к записным дуэлянтам не относился, и вызов на поединок бросил впервые.

Применение боевых зарядов, которыми считались свинцовые дробинки малого калибра, было редким. Здесь уже дрались настоящие враги, стремящиеся причинить ранение и боль своему визави. Происходили эти противостояния, после школьных уроков, в овражке за школой, прозванным школьниками катакомбой. Место для таинства, под названием дуэль, было идеальным. Дуэлянтов и их секундантов никто не мог видеть, а хлопок выстрела из оврага посторонний не услышит. Время поединка держалось в секрете, а противники и секунданты (на случай наступления трагических последствий) торжественно клялись не выдавать тайны. По этой же причине не было и любопытствующей публики. Стрелялись всерьез. Но писаным школьным дуэльным кодексом, даже не разрешалось, а предписывалось: «…в момент выстрела супротивника дозволено прикрыть десницею оба ока, дабы один ни из оных не мог быть выбит…». Кодекс, как и положено, был написан высокопарным старинным языком и предусматривал все малейшие дуэльные процедуры. Раны же случались, но незначительные — обычно дробинка слегка пробивала незащищенную одеждой кожу. Проигравший, в присутствии секундантов, обязательно приносил свои извинения противнику, даже, если бывал и не прав в первоначальном споре. Средневековые обычаи, знаете ли — смерть или кровь означали наличие вины…

Дуэльная схватка Робы закончилась для него печально, хотя это и не было заслугой дворничихиного отпрыска. Секундантом у Робы вызвался быть верный Генка, который, вообще-то, относился к дуэльным забавам отрицательно, полагая, что есть более быстрые и надежные способы расквитаться с обидчиком, к примеру, «начистить ему погремушку». Но просьбе приобретенного друга внял безотказно. По жребию Робе выпало стрелять первым. Однако, по-видимому, секунданты перестарались с порцией заряда, и запальную часть робиного самопала, в момент выстрела, выбило с тыльной стороны. Кусочек меди, вырванный из заклепанного сзади ствола, попал Робе, аккурат, между основанием переносицы и левой бровью, причинив рваную ранку и вызвав довольно обильное кровотечение. Противник же проявил великодушие, пальнув из своего самопала вверх (а может, просто испугался аналогичной участи). С помощью медаптечки секундантами была оказана необходимая первая помощь. Затем, после короткого спора секундантов о победителе, Робе пришлось испытать положенное унижение, и он невнятной скороговоркой принес противнику ритуальные извинения. Кодекс тупо признавал наличие вины, в случае пролития крови, не оговаривая причин ранения. На том, собственно этот инцидент и закончился. Добродушный Роба не стал зачислять формального своего победителя в вечные враги и никогда больше с ним напрямую не сталкивался.

А затем Алка вместе со своими родителями переехала жить в другой город в бывшую соседнюю братскую республику на родину отца, и на том их любовь закончилась. Правда, при прощании они пылко клялись не забывать друг друга и писать письма каждую неделю, но где-то уже через месяц эта переписка тихо заглохла и уже не возобновлялась. Лишь оставшийся у брови небольшой шрам, след неудавшейся дуэли, изредка напоминал Робе о его первом разделенном чувстве.

Глава двенадцатая

Роба осторожно раскрыл твердую пластиковую папку серого цвета и один за другим бережно извлек три плотных, пожелтевших от времени, листа. Листы были потерты на сгибах до дыр, но аккуратно заклеены с обратной стороны прозрачным скотчем. Кроме того, они были сами наклеены на толстый прозрачный пластик, поскольку и края листов также были изрядно потрепаны, до неровной формы лохмотьев и отдельных обрывков.

Роба впился глазами в первый лист, но тут же разочарованно вздохнул. Текст был исполнен крупным неровным почерком, черной, но уже поблекшей местами до сизости, тушью, а главное, сами буквы лишь отдаленно напоминали знакомый ему латинский шрифт. Второй лист был заполнен такой же непонятной прерывистой вязью, и лишь на третьем листе в конце текста, прямо под витиеватой подписью, захватывая ее краешком, стояла большая печать. Судя по коричневатому цвету с рыжим оттенком, она могла быть когда красной и изображала, по-видимому, старинный герб ее владельца. На печати был изображен овальный боевой щит, пересеченный горизонтальными волнистыми линиями, а в его центре красовался предмет непонятного значения, отдаленно похожий на дымящуюся курительную трубку, только мундштуком вниз. Внизу щита змеилась, огибая снизу его концы надпись из трех слов, причем буквы на ней, определенно, были исполнены печатным латинским шрифтом.

Роба метнулся к компьютеру, в котором у него имелась многофункциональная программа перевода со многих языков мира. Ввел надпись строчными буквами в открывшееся окно, которое помигало немного и сбоку высветило встречный вопрос о языке, с которого необходимо было осуществить перевод. «С любого» — он выбрал неопределенную позицию. Окошечко вновь помигало и выдало перевод: «Даже надеясь — заслужи». И сбоку вылезла информация о языке — «испанский». Роба пожал плечами — надпись на гербе ничего ему не говорила. Вероятно, какой-то родовой девиз, только странный по содержанию. Однако, главное было достигнуто — он знал теперь на каком языке было исполнено само письмо.

Целых четыре вечера, вооружившись распечатанными образцами различных латинских текстов, а также довольно сильной лупой, Роба переносил обычной шариковой ручкой буквы и слова на бумагу. Затем еще вечер сверялся с подлинником и, наконец, ввел текст с помощью клавиатуры в программу переводчика. Тот думал совсем недолго и почти сразу выдал готовый текст. Предложения в нем, однако не складывались, многие слова не сочетались друг с другом, а смысл в целом был вообще пока непонятен.

Еще две недели ушло у Робы на переработку и осмысление текста. Он хитрил с компьютерной программой: вводил слова поодиночке и парами, перемещал их внутри предложения, пользуясь испанским словарем менял некоторые буквы в словах, словом плодил и плодил различные варианты перевода. Затруднительно описать все робины муки, но результат (и какой!) был все-таки получен. В окончательной редакции, потребовавшей полуторамесячных трудов, текст загадочного послания выглядел следующим образом.

«Командующему экспедиционными силами в Новых Землях Испанской Короны Сеньору Эрнандо Горалесу.

Высокородный Сеньор!

Свидетельствуя свое полное уважение гранду Кастилии и Арагона, этой рецептой хочу объяснить Высокородному Сеньору настоящие причины больших потерь во вверенном мне отряде.

Начало нашего похода проходило благополучно, лишь напившись дурной водой, долго болели животами четыре наших солдата. Жители арауканских селений, завидя наших воинов на лошадях и услыхав гром наших выстрелов, сдавались без боя и приносили в наш лагерь богатые дары из золота, серебра и самоцветных камней. Их вожди безропотно отдавали себя во власть Короны, скрепляя договоры отпечатком левой ладони.

Однако у предгорий Больших Восточных гор, вершины которых белели снегами, нам встретилось племя, вождь которых впервые открыто высказал нам свое неповиновение. Он категорически отказался стать подданным Короны и отдать свои земли под власть Juana la Loca (Хуаны Безумной — примеч. автора) Королевы Кастилии и Арагона. Я отдал приказ своим солдатам полностью уничтожить непокорных, в назидание всем иным туземным племенам, однако сделать этого не удалось. Схваченный нами вождь легко освободился от стянувших его тело пут и мгновенно скрылся в джунглях. За ним успели последовать и большинство его сородичей, лишь некоторые из них были убиты моими солдатами.

С тех пор мой отряд непрерывно подвергался нападениям со стороны коварных туземцев, во главе с вождем, которого индейцы величали Быстрым Ягуаром, мы же прозвали его Желтым Дьяволом. Кожа его отличалась темной желтизной с красноватым оттенком, как у здешнего самородного золота. И помогал ему, должно быть, сам Дьявол. Он действительно обладал неимоверной скоростью передвижения, чему я был непосредственным свидетелем. И владел магическими силами, которые оберегали его от наших пуль. В многочисленных стычках он даже ни разу не был ранен, хотя и являлся главной целью наших ружей.

Мы теряли солдат и вместе с этим уважение местных покорившихся нам вождей. Наши засады не дали никаких результатов, а наши каменные, железные и свинцовые пули, по-прежнему, не причиняли ему никакого вреда, хотя мы стреляли иногда в упор. Справедливо считая, что он действует в союзе с самим Дьяволом, которому продал душу, я приказал отлить пятьдесят серебряных пуль и зарядить ими наше оружие.

С помощью подкупленных туземцев мы узнали о том, что вождь горных арауканов Быстрый Ягуар собирается совершить обряд жертвоприношения в Священном Колодце, с тем, чтобы боги (я же считаю Дьявол) были по-прежнему к нему милостивы. Так местные племена именуют небольшой округлый водоем в глубокой горной впадине, который со всех сторон окружает очень густой и непроходимый лес. В колодец этот бросают жертвы, увешанные золотыми украшениями того же веса, что и сами жертвы. Считается, если жертвы утонули — значит, боги их приняли и будут в дальнейшем благосклонны к принесшим жертвы. Впрочем, обозрев тот колодец, я сделал вывод, что брошенный туда человек спастись не сможет ввиду отвесности и гладкости его краев.

Однако продолжаю. Около полудня мои солдаты, числом сорок, затаившись в лесу, по моей команде ударили дружным залпом по процессии, которая шла по тропе к священному водоему. Все девять участников ритуального шествия были убиты на месте, в том числе юноша и девушка, предназначенные для принесения в жертву. Однако Желтого Дьявола не взяли и серебряные пули, он не получил даже малейших ранений и мгновенно, со сверхъестественной скоростью скрылся в джунглях. Поскольку тропа была перекрыта, а в прилегающей лесной чаще находились мои воины, Желтый Дьявол буквально взвился на верхушку высоченной пальмы и, передвигаясь прыжками по вершинам деревьев, вскоре пропал из виду.

С тех пор он продолжал мстить нам, убивая наших солдат, пока, наконец, я не подкупил его властолюбивого соплеменника, который сам хотел занять место вождя. В один из вечеров он украдкой подсыпал в питье Желтому Дьяволу порошок из плодов Сонного дерева, произрастающего в этих местах. И когда вождь крепко уснул, предатель дал нам об этом знать густым дымом костра.

Остерегаясь проявлений магической силы, мы заковали ноги и руки Желтого Дьявола в прочные серебряные цепи, а на шею повесили спереди и сзади два серебряных христианских креста.

Поскольку я давно уже не был на родине, я сам решил отвезти пленника в Испанию, передать его в руки Святой Инквизиции для снятия чар и затем подарить его королеве. Поэтому я погрузил скованного вождя на свой корабль Санта Девис и направился к родным берегам.

Очнувшись, пленник немедленно потребовал встречи со мной. В ходе нашей беседы он не признал себя пленным, так как, по его словам, не был побежден в честном бою и наотрез отказался считать себя рабом испанской королевы и подданным Короны.

Да, Сеньор, чуть не забыл отметить, что первым делом Желтый Дьявол потребовал свой амулет, который называл Повелителем Мгновений. Действительно, с шеи у него была снята какая-то пластинка с непонятными символами и с изображениями лунных затемнений.

Пластинка эта была изготовлена не из металла, а из какого-то необычного камня коричневато-золотистой расцветки. Правда, висела она на толстой золотой цепи, которая была сразу же изъята в пользу Короны. Касательно пластинки: мой ювелир не признал ее драгоценным камнем, а мой лекарь (он же отрядный чародей) не нашел в ней никакой магической силы. Следует отметить, что уже позже, на третий день, продолжая изучать свойства пластинки, лекарь неожиданно куда-то пропал. Его поиски на корабле ни к чему не привели, но в океане случается всякое. Пластинка же лежала возле его койки, и я впоследствии положил ее в свою шкатулку.

Однако докладываю дальше. Увидев пластинку в моих руках, Желтый Дьявол пришел в сильнейшее волнение. Услышав мой отказ возвратить ему амулет, он плечами отшвырнул двух стороживших его солдат, выскочил на палубу корабля и бросился в океан.

Считая, что в силу своего магического дара, он может выплыть даже скованным, я долго лично следил с помощью зрительной трубы за этим местом, но пленник из воды так и не показался. В условиях полнейшего штиля в тот день я непременно бы его обнаружил.

Я думаю, без своего амулета он окончательно лишился связующего звена с Дьяволом и своих сверхъестественных способностей, которые длительное время помогали ему убивать верных слуг Короны и оставаться безнаказанным.

Заканчивая свою рецепту, выражаю глубочайшие извинения за отнятое у Сеньора время, но иным образом я не могу объяснить гибель шестидесяти семи солдат из моего отряда.

Касаюсь пером своей шляпы кончика Вашего сапога и заверяю в полнейшем к Вам почтении.

Уповаю на милость Божию и Вашу

Ваш преданнейший подчиненный и верный слуга

Лейтенант Короны

Эрнан Эргадес»

Август третьего дня 1623 года от Рождества Христова.

Но самое интересное заключалось в том, что внизу последнего третьего листа явно рукой деда пастой красного цвета обычной шариковой ручки крупными буквами было написано одно слово: «VENTILO». Роба сразу же нашел в словаре перевод этого слова с латыни: «вею, махаю» и очень удивился. Педантичный и крайне аккуратный дед просто не мог оставить какую-то небрежную пометку на столь ценном старинном документе. На всякий случай, Роба не поленился, сверил наклон и манеру написания дедом различных слов, в том числе и иностранных и убедился — это определенно дедов почерк.

Было в словаре еще и слово «VENTILATIO», которое он сразу же отбросил, поскольку оно переводилось как «проветривание». В дедовом кабинете в окнах не было форточек, а сами окна никогда не открывались. Так что проветривание в качестве шифрованного послания никак не подходило.

Роба не сомневался, что это слово было написано дедом на старинном документе неспроста. VENTILO — это был след. Но какой? Куда он вел? «Веять, махать»… Чем машут? Веером, например. И под «веять» подходит. Роба дотошно обыскал весь дедов кабинет, но нигде не нашел не только веера, но даже его изображения.

Теперь, когда с помощью чудодейственной пластинки он мог перемещаться практически невидимо для окружающих, Роба не боялся часто и подолгу бывать в комнате деда. Более того, он уже начал понимать, что дед исчез неспроста и неслучайно. И пластинка эта была оставлена не зря. И предназначена она была именно ему, Робе. Но зачем? Что дед имел в виду, оставляя ее внуку? Уж, во всяком случае, не за тем, чтобы Роба показывал с ее помощью разные фокусы или пакостничал своим врагам. Нет, не таков был окруженный ореолом загадочной учености Даниил Модестович. И, в свою очередь (Роба был в этом уверен), дед полагал, что не таков и Роба, чтобы заниматься всякими пустяками и глупостями.

И Роба каждодневно и упорно продолжал свои поиски. Машут крыльями бабочки… Но у деда не было коллекции бабочек и это не относилось к его увлечениям. Или птицы… Не будем считать тех, что на улице, но других птиц или их чучел в доме не было. Разве что удалой попугай Педро Карлович. Но и его Роба не смог соотнести с текстом письма и свойствами пластинки. Вот в «Острове сокровищ», там попугай был и вроде играл какую-то роль. А в донесении, или «рецепте», как ее именовал Лейтенант Короны Эрнан Эргадес, никакого попугая, равно как и иных птиц не было.

Роба аккуратно очень тщательно исследовал комнату деда, все кабинетные полки, все ящики письменного стола и даже попытался открутить его ножки, в поисках замаскированного тайника. Он въедливо обследовал все находящиеся в кабинете объекты и вещи на предмет скрытых полостей и пружин, но все было напрасно. Никаких признаков, указывающих на VENTILO, с тайным смысловым значением не обнаруживалось.

И лишь однажды он обрадовался, решив, что наткнулся на искомое. Перебирая и пересматривая все находящиеся на полках томики художественной и научной литературы, он наткнулся на книгу М.Сервантеса «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский». На ее титульном листе он увидел длинного, как жердь, всадника, сидящего на коне и одетого в старинные доспехи. И неважно, что рядом с испанским офицером, как полагал Роба, находился смешной толстячок верхом то ли на ослике, то ли на муле. Главное их фоном служила здоровенная ветряная мельница с могучими крыльями.

Все сходилось: Испания, старинный офицер в доспехах и мельница, которая машет крыльями, когда ветер веет. Вот оно VENTILO!

Роба с бьющимся сердцем, сунул вожделенный томик под рубашку и спустился вниз, тем более что мать звала его уже на ужин. Сначала книга была исследована на предмет тайных знаков и, не найдя таковых пришлось приняться за ее кропотливое чтение. Он читал это объемистое произведение весь вечер. А затем и всю ночь. И, поскольку мать ревностно следила за его полноценным сном, то читать пришлось под одеялом с помощью фонарика.

Утром Роба завтракал с тяжелой головой и опухшими осовелыми глазами. Аппетита совсем не было, и мать с тревогой посматривала в его сторону, однако ничего не сказала. По дороге в школу, а также на первом уроке он с трудом пытался соединить почерпнутое из книги с древним письмом испанского офицера. Не получалось. Содержание книги казалось ему странным: какой-то явно ненормальный псих затевал по каждому малозначительному поводу разборки, в том числе и с самой ветряной мельницей и при этом бывал бит. Скучно, совсем не интересно, и не просматривается никакая связь с посланием испанского лейтенанта. На всякий случай Роба проштудировал книжку еще раз, однако, с тем же результатом. Никакой тайной смысловой нагрузки в произведении неведомого ему Мигеля де Сервантеса Сааведры (таково было полное имя испанского писателя) он так и не обнаружил.

Загадка начертанного дедом слова VENTILO казалась неразрешимой. Однако Роба был упрям, чувствовал, что разгадка лежит где-то неподалеку и продолжал поиски.

Как это, зачастую и бывает, удача пришла случайно и внезапно. Разыскивая в гараже подходящую гайку, взамен утерянной с крепления велосипедного колеса, Роба наткнулся взглядом на стоявший в углу вентилятор.

— Вентилятор…, - пробормотал он, мазнув по нему отсутствующим взглядом. И сразу же застыл, пораженный звучанием этого слова.

— Вентилятор! Вентило! Вентилятор! Вентило! — повторял Роба, поражаясь, как же он не набрел на это созвучное слово раньше. — Ну, конечно же, вентилятор! И машет лопастями и веет ветром…

Злополучный вентилятор действительно раньше стоял в дедовом кабинете, и дед включал его, разгоняя густые клубы сигарного дыма. В результате дым проникал и на первый этаж, что вызывало недовольное ворчание робиной мА. После исчезновения деда вентилятор был взят из его кабинета для просушки погреба, да так и остался в гараже, поскольку мА и раньше избегала навещать загадочное дедово обиталище, а уж после его пропажи — тем более. Роба, впрочем, никогда не обращал на него внимания.

А, сейчас, включив дополнительный светильник и присмотревшись, он заметил, что все три лопасти вентилятора усыпаны десятками черненьких буковок. Они были разбросаны по поверхностям лопастей совершенно бессистемно. Вглядевшись, Роба понял и их природу. Буковки были самоклеющимися, и это не являлось фабричным производством. Литеры клеились явно вручную, о чем говорила их кособокость и хаотичность расположения. Такие алфавиты продавались целыми наборами для маркировки товаров и учинения необходимых надписей на различных предметах.

Напрягая зрение, Роба попробовал сложить из них слова, читая их то по горизонтали, то по вертикали, то по диагонали. Не складывалось. Это была явная шифровка. Вероятно, здесь требовалось применение специальной дешифровальной решетки, о которой он читал в каких-то приключенческих книжках. Суть заключалась в том, что неизвестный шифровальщик брал текст из какой-либо книги или статьи и вразброс, бессистемно, выделял из текста буквы, из которых складывал нужные слова, а из слов предложения. Затем он брал лист бумаги или картона и вырезал в них крохотные окошечки сообразно выбранным буквам. Передвигая картонку с окошечками вниз по тексту в определенной последовательности человеку, имеющему текст и решетку, можно было прочесть это зашифрованное послание. В общем-то, техника немудреная, но без такой сетки написанное прочесть правильно было невозможно.

Текст у Робы теперь имелся. Оставалось найти ключ, то бишь ту самую решетку. Вначале задача эта не показалась трудной. Решетка должна быть такой же лепесткообразной формы, как и лопасти вентилятора. Все закоулки Роба уже добросовестно обшарил. Значит, следовало просто перетряхнуть книги в дедовом кабинете, решетка должна лежать между их листами. А, поскольку лопасти были большими, решетка могла покоиться в недрах только больших книг, которых было не так уж и много.

Сказано — сделано. Роба тщательно перелистал все дедовы фолианты, но ничего не нашел. То есть, не совсем, чтобы ничего — были обнаружены незаполненная почтовая открытка, банкнота пятирублевого достоинства выпуска 1961 года, миниатюрный календарик и чистая белая бумажная салфетка. На всякий случай эти находки были полностью прощупаны и просвечены фонариком, но ничего содержащего даже намек на тайну отыскано не было. Скорее всего, интеллигентнейший и аккуратнейший Даниил Модестович использовал эти прозаические предметы в качестве закладок при чтении.

Неунывающий Роба поиски, однако, продолжил.

Глава тринадцатая

А еще Робе очень хотелось получить медаль. Настоящую. У деда было целых два ордена, причем один иностранный и три медали, в том числе «За победу над Германией». Дед, оказывается, умудрился еще и повоевать, о чем никогда не рассказывал. И пА успел еще до флота заработать медаль «За трудовые заслуги».

Из наград у Робы были две медали: за второе и за третье места в шахматных турнирах. Но они были не всамделишными, из какого-то легкого сплава, почти невесомые, правда, на красивых красных ленточках. Он подозревал даже, что эти кругляки сделаны из пластмассы и лишь покрыты серебряной и бронзовой красками. Можно было проверить — так ли это, поцарапав по их поверхности, например, булавкой. Но тогда медаль утратит свою красоту, и Роба не стал этого делать.

На орден Роба, разумеется, не рассчитывал. Это что же надо совершить, чтобы тебя наградили настоящим, по возможности боевым, орденом? По меньшей мере, где-то повоевать и совершить ратный подвиг. Но для армии Роба был еще мал, а с оружием обращаться пока не умел. Максимум его боевого опыта составляли стрельба из рогатки (но это еще почти в младенческом возрасте) и в тире из воздушки, то есть из винтовки, выплевывающей маленькие свинцовые пульки под воздействием сжатого воздуха. И то результаты были, скажем так, не очень. Один раз сбил самолет, да еще раз попаданием в цель запустил старинный хрипучий граммофон с песней про какую-то дубинушку. А пулек израсходовал десятка полтора.

Могли ли дать медаль без участия в военных действиях? Могли. Роба специально изучил этот вопрос. Например, требовалось спасти тонущего человека. Но в плавании Роба был слабоват, и операция по спасению утопленника могла закончиться печально — приземлением спасателя на дне водоема рядом, а то и в обнимку, с этим самым утопленником. Вариант с пожаром был получше. Вытащить, скажем, ребенка из пылающего дома Роба мог бы запросто. Здесь бы и волшебная пластинка помогла избежать опасности сгореть самому. Но поди-ка дождись этого пожара, да еще с дитем впридачу. Сейчас, судя по сообщениям эмчэсовцев, горят, в основном, пьяные в постелях, забывшие потушить сигарету. Никакой романтики. Да совершить в мирное время подвиг трудно, почти невозможно.

И все же, если очень хочется, то невозможное случается… Тем более, что мечты, которые в принципе возможны — это уже не мечты, а наброски плана действий.

Весь день Робе в школе не везло. Учителя, словно сговорившись, отчего-то вызывали его к доске на каждом уроке. Он не смог блеснуть даже по тем предметам, в которых считал себя докой.

Домой они возвращались своей дружной четверкой, поскольку Маринка назначила очередное заседание Юного Дозора для подведения итогов и перспектив на будущее. Приближались длинные летние каникулы и следовало определиться, то ли сделать перерыв, если все разъедутся отдыхать, то ли продолжить работу в полном или усеченном составе.

Вдали возле двухэтажного здания детского садика мелькали красно-синие милицейские сполохи и толпился кучками народ. Детсад стоял обособленно и находился в глубине парка, окруженный деревянным, раскрашенном веселыми мультяшными картинками, заборчиком.

— Что-то случилось…, - встревоженно сказала Маринка.

— Пожар? — предположила Светка.

— Нет, — уверенно возразил Роба, — не видно дыма и пожарные машины отсутствуют.

— Может несчастный случай? — продолжила гадать Светка.

— Айда, посмотрим, — предложил Генка, любивший наблюдать экстремальные ситуации и норовивший поучаствовать в них, если получится.

Ребята подошли поближе. Здание садика было оцеплено по периметру забора спецназовцами с овчарками на поводках. Вокруг стояли несколько милицейских автомобилей с включенными мигалками. Возле ворот центрального входа стояла необычная автомашина с закрытым металлическим кузовом темно-серого цвета и вращающейся радиоантенной на его крыше. Рядом с машиной и несколько поодаль переговаривались возбужденные люди в милицейской и военной форме. Здесь же, неподалеку, кучковались немногочисленные зеваки. Все смотрели в сторону здания.

Оттуда вдруг неожиданно бабахнул выстрел. Милиционеры и военные инстинктивно пригнулись, а все гражданские врассыпную бросились в сторону улицы, но вновь остановились и стали вновь группироваться и возбужденно обсуждать происшедшее.

Маринка, Светка и Генка побежали с расспросами к одной из таких группок, чтобы выяснить ситуацию. Многоопытный же Роба решил получить информацию, что называется, из первых рук. Он примостился возле милицейского микроавтобуса, из которого доносились обрывки переговоров по громкоговорящей связи. Возле задней глухой стороны кузова никого не было, и Роба, сделав вид, что осторожно выглядывает из-за автобуса в сторону здания, прильнул ухом к холодной обшивке кузова. И сразу оказался в курсе происходящего, так как кто-то из милицейских чинов докладывал сложившуюся ситуацию своему начальству.

— … пока точно неизвестно, товарищ генерал, — послышался голос докладывавшего, — по предварительным данным в садике взята в заложники группа детишек ясельного возраста, в количестве одиннадцати человек и с ними воспитательница. Они на первом этаже. Все остальные дети и персонал детсада заперты на втором этаже. Преступник вооружен двуствольным обрезом и произвел из него четыре выстрела по фонарю и верхушкам деревьев…

— Какие меры уже приняты? — голос генерала был четким и сухим, но чувствовалось немалое скрытое возбуждение, — мне через пять минут докладывать министру.

— Садик оцеплен нашим спецназом с овчарками. Вызван также взвод армейских саперов. На близлежащих деревьях вокруг садика расположена группа снайперов…

— Они его видят?

— Так точно. Через довольно большое окно.

— Могут поразить цель?

— Могут, товарищ генерал, но это очень опасно. На заднем плане за ним сидят малыши, прямо на горшках, он не позволяет им вставать. И, если снайпер промахнется…

— Не надо многословия, — в голосе почувствовалось раздражение, — неужели я не понимаю. Где воспитательница?

— Она сбоку у окна. Преступник, почти вплотную, за ее спиной.

— Его личность установлена?

— Пока нет, товарищ генерал, но люди над этим работают и некоторые результаты уже есть…

— Хорошо, об этом потом. Он выставил какие-то требования?

— Так точно. Выбросил через форточку пустую бутылку с запиской, которую мы подобрали.

— И каковы же они?

— Сейчас зачитаю… Вот. Первое — подогнать к садику бронированный микроавтобус с водителем, одетым только в плавки. Второе — в автобусе должен быть ящик водки, сто ампул морфия в заводской упаковке и шприц также в упаковке. Третье — дорожная сумка с пятьюдесятью тысячами долларов, двадцатидолларовыми купюрами не новыми, без банковской упаковки.

— Странноватые требования, — в голосе генерала почувствовалось облегчение, — похоже, он не профессионал.

— Мы тоже так считаем, скорее всего, обычный ранее судимый наркоман.

— Это уже лучше. Ну, а дальше то куда он намерен податься?

— На военный аэродром, где его должен ждать двухместный учебный вертолет с веревочной лестницей.

— Учебный вертолет? Это еще зачем?

— Там две кабины раздельных — одна за другой расположены, чтобы пилот ему не смог помешать. И вертолет не смогут преследовать военные истребители, ввиду громадной разницы в скорости. Ну, а веревочная лестница…

— Да, понятно с лестницей! За рубеж он улетать видно не собирается. Где-нибудь в глухом лесу на полянке приземлиться и скрыться, вот его намерения. В фантазии и выдумке ему не откажешь. Что еще предпринято?

— Ему сообщено через мегафон, что условия приняты — готовится все им затребованное.

— Чем угрожал, в случае отказа? Взрывчатки у него нет?

— Он молчит. Возможно, боится быть опознанным по голосу. По взрывчатым веществам у нас информации нет. Только стреляет. Дробью. Образцы дроби подобраны. Калибр мелкий, на бекаса…

— А что можно сказать по его почерку? Графологи уже исследовали?

— Так точно. Утверждают, что записка написана женской рукой. Возможно, продиктовал, кому-то из персонала детского сада.

— Что сделано и делается уже фактически?

— Автобус найден, под его самым задним сплошным пятиместным сиденьем будут находиться два спецназовца.

— С этим осторожно, он может взять с собой в автобус детей.

— Это для подстраховки, на всякий случай. Заметить их невозможно. Если будет один, то они вступят в дело, а если…

— Понятно. Что еще?

— Деньги готовы. Морфий тоже. Водка готовится на ликеро-водочном заводе «Кристалл», в каждую бутылку будет помещена порция снотворного… Забыл название… Действует через три минуты — полный сон.

— Связь со вторым этажом пытались установить?

— Телефоны не работают, там их два, на каждом этаже, и, похоже он обрезал все провода. Номера мобильников персонала садика нам установлены, но они также не отвечают, возможно, террорист их отобрал.

— Каков план по его задержанию?

— В дорожную сумку будет вмонтирован специальный датчик. Мы будем отслеживать все его передвижения. Ну, и по обстановке…

— Добро. Оставайтесь на связи. Доложу министру и подъеду к вам на место.

— Есть, товарищ генерал!

Голоса стихли. Роба огляделся. Обстановка вокруг мало изменилась. Милиция и военные находились на своих местах. Людей заметно прибавилось, но они по-прежнему толпились в отдалении.

— Есть возможность отличиться! — возбужденно решил он. — Вот он случай, где можно заработать медаль, а то и орден. Спасение детишек — дело нешуточное… Только, как обезоружить террориста? Может стрельнуть на любой подозрительный звук, и никакая невидимость не поможет. Дробь, небось, разлетается так, что и не увернешься. Но там посмотрим, как говорил командир спецназа — по обстановке. А пока, надо думать, как туда проникнуть…

Роба еще раз присмотрелся к окружающей ситуации. Включить режим невидимости и перелезть через забор труда не составляет. Однако, вокруг забора через каждые десять метров дежурят со своими проводниками прекрасно обученные собаки. Учуют чужого и бросятся… Они ж по нюху работают, им невидимость побоку.

Роба представил, как ему в мягкое место впиваются здоровенные собачьи клыки и содрогнулся. Мало того, что операция сорвется, еще и очень больно будет. А, главное, он будет полностью разоблачен со своим чудесным прибором. Нет, через забор — вариант отпадает. Остается через центральные ворота, которые приоткрыты, и где собак нет. Но они высокие и через них без специального снаряжения не перелезешь, а искать его некогда. Сам вход перекрыт этой машиной с антенной. Они боятся, что у террориста есть сообщники и пытаются отследить его связь.

Роба еще разок внимательно всмотрелся в пейзаж с машиной и воротами. Посадка у нее низковата, еще и не пролезешь под ней. Но следует иметь в виду, как вариант. Вплотную к воротам автомашина стоять не может, должен быть какой-то промежуток. Тем более, кто-то из спезназовцев, судя по докладу их командира, заходил на территорию за бутылкой с запиской. Значит, проход есть. Да только он закрыт тремя здоровенными ребятами в пятнистой униформе, которые прижались к этим приоткрытым воротам и будучи невидимыми для преступника, готовы ворваться на территорию, в случае необходимости.

Как их отвлечь на несколько секунд? — Роба задумался недолго, — а, ведь ребята могут в этом помочь…

И он возвратился к друзьям. Посвящать полностью в свои планы он их, конечно, не стал. Не говоря уже о невидимости, о которой они и не догадываются, друзья не дадут ему рисковать своей жизнью — это очевидно. Сочтут его план неисполнимой авантюрой. Но и здесь есть выход. Просто придумает для них, что получил задание от командира спецназа: покричать погромче возле ворот, чтобы отвлечь террориста, пока специалисты не провернут свою какую-нибудь операцию.

Сказано — сделано. Друзья приняли его предложение без возражений и даже с воодушевлением. И поверили сразу. Ведь он не зря торчал возле той самой машины, вот и получил задание… На детские крики преступник не среагирует сразу стрельбой, сначала присмотрится, что там происходит.

Быстро обсудив некоторые детали, четверка сосредоточилась вместе и внезапно разом бросилась к воротам. Перед этим Роба, конечно, включил прибор на режим ускорения, но двигался за всеми не спеша, не обгоняя.

— Стой! Куда? — это среагировал командир спецназа, выпрыгивая из машины.

Но это придало лишь правдоподобие робиной выдумке о задании, и через пару секунд они были уже возле ворот.

— Дяденьки! Дяденьки! — заверещали Маринка со Светкой, под неразборчивое, но громогласное бубнение Генки, — пустите нас туда — у нас там братик! Ему плохо будет, мы его вынесем оттуда! Он же совсем маленький!

Нельзя сказать, чтобы спецназовцы сильно опешили, хотя неожиданность была полной. После секундной заминки каждый из них схватил в охапку по подростку и все они, пригнувшись на всякий случай, бросились в сторону улицы. Террорист на это никак не отреагировал. Ну, а что же Роба?

Он был уже невидим и в суматохе проскользнул за ворота. Однако, дверь, ведущая внутрь здания, была заперта изнутри. Окна также были закрыты. Роба стал обходить здание вокруг, в поисках запасного хода и, наконец, наткнулся на небольшую дверь, которая, судя по своему невзрачному виду вела в какую-то подсобку. Она оказалась незапертой, и Роба бочком осторожно проник внутрь. Помещение оказалось кухней, посреди которой стояло два широких стола с газовыми конфорками, уставленными большущими кастрюлями и прочей кухонной утварью. Здесь никого не было, и он двинулся дальше.

Внутренняя дверь кухни также оказалась незапертой, и Роба, сориентировавшись, вышел в коридор, который по его расчетам должен был вести в помещение ясельной группы. В коридоре было тихо и пусто. Вообще во всем здании стояла странная противоестественная для детского учреждения тишина. Роба объяснил это боязнью персонала разозлить вооруженного преступника, который, вероятно приказал обеспечить тишину.

— Вообще-то слабый террорист какой-то…, - подумал он, имея в виду то обстоятельство, что бандит даже не проверил наличие незапертых дверей, и спецназ мог этим воспользоваться и начать штурм.

Но тут ему пришла мысль, что штурм затевать как раз и нельзя, потому что вокруг детишки, которых могло зацепить в ходе начавшейся перестрелки. И прав ли он, вмешавшись в ход событий, вероятно спрогнозированных уже специалистами, прорабатывавшими ход операции по спасению заложников? Вдруг все пойдет не так, как надо и не дай бог появятся жертвы? Тогда посадят за решетку самого Робу. И поделом.

— Но я же могу и не вмешиваться, — успокоил он себя, — просто посмотрю, что здесь происходит и вернусь назад. А добытые мной сведения могут пригодиться тем, кто планирует освобождение заложников.

За этими мыслями Роба обнаружил впереди себя и несколько правее открытую настежь дверь, из-за которой доносился слабый неясный шум. Подкравшись на цыпочках, он осторожно заглянул вовнутрь. Да, это была, как раз та комната, где засел вооруженный террорист. Детишки смирно сидели на своих горшках, дружно посапывая носами и, возможно, не понимая еще, что творится неладное. Силуэт воспитательницы чернел на фоне окна. Сам бандит, прячась за ее спиной, держал в правой опущенной руке обрез охотничьего ружья. В его левой руке была зажата почти полностью опустошенная бутылка дешевого вина. Пахло перегаром, противным кислым потом и еще чем-то неприятным. Позже, оценивая события, Роба понял, что это был общий запах страха. Боялась воспитательница, страшился возможного беспощадного возмездия сам налетчик и, наверное, что-то нехорошее инстинктивно чувствовали притихшие малыши.

Террорист стоял спиной к Робе и, согнувшись, выглядывал в окно на улицу через плечо воспитательницы. На светлом фоне окна трудно было определить его телосложение, но, судя по громадным жилистым ручищам, которые Роба видел отчетливо, хилостью он не страдал.

— Чем бы таким увесистым трахнуть его сзади по башке? — с этой мыслью Роба стал исследовать содержимое детской комнаты.

Несмотря на ее обширные размеры, каких-либо тяжелых и одновременно компактных предметов, могущих послужить орудием оглушения здоровенного детины, он не обнаружил. Видимо это было предусмотрено соответствующими инструкциями по безопасности детей, которые могли нанести себе травмы подобными предметами.

В это время залился плачем один из малышей, и бандит раздраженно оглянулся.

— Ну-ка, иди и быстро заткни этого кутенка! — злобно прошипел он воспитательнице, — и, чтоб ни звука мне! Усекла?

Та испуганно закивала головой и бросилась к ребенку. Террорист выхлебнул оставшееся хмельное зелье и поставил бутылку на пол.

— Треснуть его бутылкой? — Роба с сомнением оглядел пустой сосуд, — нет, таким пустяком его не оглушить…

Бандит, тем временем, взял обрез обеими руками наизготовку и спрятался за простенок, выглядывая наружу одним глазом. Затылок у него был коротко острижен и бугрист, переходя сразу в шею, как у кабана. И здесь Роба вспомнил, что видел на кухонной плите огромную сковороду.

— То, что надо! — обрадовался он, — такой посудиной и быка зашибить можно…

Сковорода оказалась чугунной и неимоверно тяжелой. Правда, Роба обнаружил на столах еще кучу различных по размеру и формам ножей. Конечно, врукопашную, с ножом он и не собирался лезть на бесноватого громилу, однако ножик размерами поприличнее заткнул, на всякий случай за пояс.

В детской почти ничего не изменилось, лишь малыш престал уже хныкать. Воспитательница сунула ему в рот пустышку и гладила рукой по головке, успокаивая. Бандит находился в той же позиции, лишь еще более согнувшись у подоконника.

— Ну, была — не была! — Роба с трудом поднял над головой тяжеленную сковороду и со всего маху врезал по ненавистному затылку.

Бандит рухнул на пол, как подкошенный. Ружье брякнулось рядом с ним, и Роба им мгновенно завладел, сразу же отпрыгнув назад. Сковороду он отпустил сразу после удара, и она грохнулась на пол с тяжелым чугунным стуком. Малыши ответили на происшедшее дружным испуганным ревом — упавший дядька произвел изрядный шум, дополненный грохотом громадной посудины. Воспитательница смотрела на упавшего налетчика большущими непонимающими глазами.

— Пора выходить из тени! — решил Роба, выскакивая в коридор и доставая из кармана заветную пластинку, — еще очнется — вон какой здоровенный…

Материализовавшись с помощью чудесного прибора, он побежал к центральному выходу. Дверь была заперта на ключ, торчащий из замочной скважины, а дверная ручка еще и заклинена массивным деревянным табуретом.

Вначале Роба предусмотрительно выбросил на крыльцо бандитский обрез. Выходить наружу с огнестрельным оружием он не собирался — еще подстрелят, как бандитского сообщника. Затем он распахнул дверь настежь и медленно вышел из здания, разведя руки широко в стороны. Это тоже, по его мнению, была не лишняя предосторожность — у кого-то из снайперов могли не выдержать нервы, а палец нажать на спусковой крючок.

— Я его оглушил! — Роба кричал во всю мощь своих легких, чтобы его услышали, — он лежит на полу без памяти!

На мгновение все замерло. Затем, то ли следуя плану, то ли, повинуясь команде, двор почти мгновенно наполнился вооруженными короткими автоматами людьми в пятнистой униформе и черных шапочках с прорезями для глаз. Здание было взято в плотное кольцо, а внутрь забежали те трое, которые прятались за воротами рядом со спецмашиной.

Еще буквально через несколько секунд двое спецназовцев уже волокли обмякшее тело террориста, ухватив его под руки, скованные спереди стальными браслетами. Его бугристая голова безвольно болталась из стороны в сторону…

— Как ты там оказался? — командир спецназа, похоже, был здорово взбешен, однако сдерживал свои эмоции.

— Я… Я пробежал в дом сквозь охранение, — Роба поежился от возникшего вдруг страха, — я хотел спасти малышей…

— Ты, хоть понимаешь, чем ты рисковал?

— Я за себя не боялся, а…

— Вот, именно, за себя! А за других ты думал? Это же ясельники, совершенно беззащитные существа, всякое могло случиться!

— Но ведь все в порядке и…

— Задержать его и доставить в ГУВД, — эта команда уже была адресована стоявшему рядом подчиненному, — там сразу к следователю — пусть допросит подробнейшим образом!

— Пошли, герой…, - и Робина рука попала в крепкие клещи, из которых не вырваться.

А, прозвучавшая горькая ирония в слове «герой» была совершенно неожиданной и до слез обидной.

— Вот те раз! — ошарашенный Роба поплелся рядом с крепко державшим его за руку спецназовцем, — еще и за решетку посадить могут! За что?

На его глаза навернулись слезы, а друзья-соратники из тайного ордена испуганно наблюдали за происходящим издали. Кто мог знать, что все так обернется? К тому же они даже не подозревали, что Роба попытается прорваться в здание, захваченное вооруженным бандитом.

— Что делать? — в машине Роба лихорадочно обдумывал свои дальнейшие шаги, — надо попробовать сбежать… Но как?

Роба покосился на своего конвоира. Тот выглядел вполне доброжелательно, однако внимательно следил за пленником.

— Без помощи пластинки мне не уйти…, - Роба сделал вид, что поправляет рукой рубашку и пощупал пластинку.

Чудодейственный прибор был на месте. Но для того, чтобы им воспользоваться, нужны были обе руки. Другая Робина рука по-прежнему покоилась в могучей ладони спецназовца. Он попробовал осторожно ее высвободить.

— Даже и не думай! — с той же доброжелательностью произнес сопровождающий и легкой усмешкой добавил, — знаю я вас пострелят, сам таким был.

— А ведь меня будут наверняка обыскивать! — вдруг с ужасом представил себе Роба, — и пластинку найдут и изымут. Отдадут ее экспертам, а те доподлинно разберутся, что к чему. Может надо незаметно от нее избавиться?

Но Робе было жаль расставаться с удивительной вещицей, на которую он возлагал еще столько надежд. Выбросишь — кто-то подберет и с концами, Роба больше ее не увидит…

— Буду держаться до конца, — решил он, — потяну время, потребую адвоката, присутствия родителей… Может, что и удастся сделать, может, еще выкручусь.

К счастью, обыску задержанного мальчишку в милиции не подвергли, а завели сразу в кабинет к следователю. Следователь оказался, в годах, круглолицым и с виду добродушным, но глаза у него были профессионально цепкими, а вопросы лаконичные, но требующие точного обстоятельного ответа. Конвоир сказал, что подождет его распоряжений за дверью и вышел.

Пока Роба добросовестно удовлетворял профессиональное любопытство следователя, события дальше развивались следующим образом.

На место происшествия прибыл генерал и сразу же обрушился с руганью на командира спецназа.

— Как это могло произойти? — кричал он, — объясните, подполковник, как подросток проник на охраняемую вашими подчиненными территорию. Вы понимаете, чем все это могло закончиться? Что я доложу министру? Что мой славный антитеррористический отряд в полном своем составе прохлопал проникновение постороннего на объект проводимой операции? Да, меня с работы снимут, а вас под суд отдадут! Отвечайте, как это случилось?

— Мой эксперт сейчас с этим разбирается, — довольно хладнокровно произнес подполковник, решивший пока не говорить всей правды, — изучает все видеозаписи, беседует с бойцами и свидетелями. Вероятно, мальчишка был там еще до того, как мы оцепили здание. Я составляю на ваше имя подробнейшую докладную к концу дня и…

— Где тут у вас спецсвязь? — прервал его начальник управления, — соедини меня с министром!

— Прошу вас, — командир спецназа распахнул дверцу милицейского микроавтобуса, — вот трубка спецсвязи.

— Жди меня на улице, — буркнул генерал, набирая двузначный номер.

Вернулся он минут через пять и, судя по выражению его лица, гроза пока прошла мимо.

— Обошлось…, - проворчал он, промакивая сложенным носовым платком капли пота, выступившие на висках, — пресс-центр МВД подготовил уже проект пресс-релиза для электронных СМИ, который министр одобрил с некоторыми поправками. Мальчишка представлен там этаким пионером-героем, спасшим детишек от лап террориста. И ваша операция также прошла нормально, по плану, в результате преступник задержан и предстанет перед судом.

— Ясно, товарищ генерал!

— А назавтра запланирована большая пресс-конференция, на которой министр расскажет все в подробностях и ответит на вопросы журналистов. Поэтому докладную подготовить немедленно, а не к концу дня и расписать все там, как положено.

— Есть!

— Общественность не интересует, как все прошло, — неестественным голосом произнес начальник УВД, видимо цитируя только что сказанное министром, — для нее важен результат. Люди должны быть уверены, что милиция способна справиться с любыми проявлениями терроризма. То же должно быть и в твоей докладной.

— Будет исполнено, товарищ генерал, — вытянулся перед начальником повеселевший подполковник, а с мальчонкой, что — выпустить?

— А, что вы его в КПЗ посадили? — удивился генерал.

— Никак нет! У следователя он на допросе.

— Мальчишка также станет участником пресс-конференции, как, впрочем, и вы, подполковник. Кроме того, он будет представлен к правительственной награде. Думаю, и вам что-то обломится. А допросить его, конечно, нужно — прокуратура уже возбудила уголовное дело. Потом доставите его на машине домой со всеми почестями, а пока позвоните его родителям, чтобы не беспокоились. Родители уже установлены?

— Обижаете, товарищ генерал! — гаркнул спецназовец, — мы же профессионалы. Работа идет полным ходом.

— Ну-ну, пощупал я собственными руками ваш профессионализм…, - проворчал генерал. Все — занимайтесь, а я поехал к себе в управление.

Эксперт встретил подполковника с весьма озадаченным видом.

— Никак не могу разобраться, как он туда попал, — доложил он, — все три видеокамеры, фиксировавшие здание и окружающую его территорию, мальчишку, похоже, не уловили.

— Как это? — заинтересовался подполковник, — я же собственными глазами видел, как он бежал к воротам вместе со своими сверстниками…

— А вот так, сами смотрите, — и эксперт включил изображение на экране монитора.

Эпизод у ворот оказался очень коротким и только добавил вопросов.

— Ну-ка, еще раз, — произнес удивленный подполковник, — куда же он подевался, — вот бежит, вот остановился… И пропал.

Однако и последующие просмотры ничего не прояснили.

— Более того, — обеспокоено заметил эксперт, — и видеокамеры, работающие на обзор территории детского сада, его тоже не засекли. Смотрите сюда.

— Что за чертовщина! — изумился подполковник, — может, камерами фиксировалась не вся территория и остались какие-то мертвые зоны?

— Этого быть не может, поскольку их настройка осуществляется автоматически по специальной программе. Даже муха не должна пролететь незамеченной.

— Мальчишка мог, укрывшись за спецназовцем, скользнуть под стоящую возле ворот спецмашину, — задумчиво предположил командир, — и пролезть на территорию под автобусом через приоткрытые ворота…

— Положим это так, — подхватил эксперт, ну а дальше-то — что? Дальше открытая местность, фиксируемая видеокамерами.

— Ну, не совсем открытая, — возразил подполковник, — вдоль забора идут заросли декоративных кустарников, да и дорожки ими обсажены. Вот он и бежал, пригнувшись между забором и рядами кустов…

— Там же собаки были по всему периметру, они бы его учуяли и подняли бы лай. Я опросил всех проводников — собаки молчали и не проявляли никакого беспокойства. К тому же все равно к этой задней двери, ведущей на кухню, незаметно подобраться невозможно — там кусок совершенно открытой зоны. Ну, ладно приборы не зафиксировали, так ведь и все, без исключения, снайперы, сидевшие вокруг на деревьях, тоже ничего не заметили.

— Ладно, капитан, — озабоченно произнес командир спецназа, — ты еще детально покопайся-ка в этом вопросе, но попозже, а пока для докладной нужно дать убедительную версию.

— Попробую. Но есть и еще одна необъяснимая странность.

— Какая?

— Воспитательница утверждает, что тоже сначала не видела мальчишку. Сковорода, врезавшаяся в затылок террориста, возникла, как бы ниоткуда, будто прилетела по воздуху. А уже потом он возник возле упавшего бандита.

— Ну, пацан мог действительно швырнуть ею в преступника…

— Да, но мальчишка утверждает, я уже созванивался со следователем, что он наносил ею удар, держа обеими руками. К тому же, вы попробуйте ее на вес… Чтобы бросить ее — это надо быть метателем молота. Я и то, такую не очень-то брошу на несколько метров вперед… Да еще так сильно и точно…

— Что ты мне хочешь доказать? Что мальчишки не было, и все случилось само по себе? Или сам бандюган внезапно раскаялся и огрел себя сковородкой?

— Да, нет. Я просто вижу некоторые необъяснимые явления и пытаюсь их расшифровать — ведь в этом и заключается моя работа.

— Некогда ломать сейчас голову над этим, — подполковник был явно озадачен озвученными коллегой ребусами, — готовь быстро докладную на имя генерала за моей подписью, а там посмотрим. Да и следствие ведь еще будет досконально разбираться — кто, где был и кто, что делал…

— Следователь звонил — уже едет сюда для осмотра места происшествия и допроса свидетелей. Ему рассказать об этих непонятках?

— Ни в коем разе! Он еще и тебя за халатность привлечет, что техника не сработала. К тому же, следака интересуют, прежде всего, действия самого преступника, а также реальность угрозы детям и персоналу садика. А, как проходило их освобождение — вопрос для него второстепенный. Смотри, не ляпни лишнего на нашу голову, и так денек выдался, не расслабишься.

А на следующий день Роба стал настоящим героем. Он участвовал в пресс-конференции, рассказывал, отвечал на вопросы под вспышки фотоаппаратов и юпитеры кинокамер. Всю следующую неделю его счастливая физиономия маячила с экранов телевизоров, красовалась на передних полосах газет под кричащими заголовками и даже появилась на обложках двух сверкающих глянцевых журналов. Но, главное было впереди.

С утра в пятницу вся школа была выведена на торжественную линейку, и под бурные аплодисменты приехавший на нее министр внутренних дел торжественно вручил ему медаль «За отвагу». Точнее, даже не вручил, а прикрепил на левой стороне робиной груди. Маринке, Генке и Светке, как активным соучастникам героических событий, были вручены почетные грамоты, к которым прилагалась и некоторая денежная сумма.

Наташка стала смотреть на него обожающими глазами, но здесь уже Роба проявил свой норов и ходил, задрав нос. Собственно говоря, в те дни все девчонки, и даже из старших классов, смотрели на него влюбленными глазами. Роба купался в лучах славы.

Единственным огорчительным моментом была попытка робиных друзей исключить его из тайного ордена «Юный дозор». Но это было в самом начале, когда они всерьез разозлились на робин обман и собрали экстренное заседание совета ордена, на повестку дня которого был вынесен лишь один вопрос. Именовался он пафосно «О лживости, эгоизме и авантюризме Р.Далетина» и предусматривал лишение Робы всех званий и чинов, коих у него, впрочем, почти не было, и изгнание его навсегда из тайного общества.

Роба сумел убедить, что, расскажи он правду, никто бы его и не поддержал в попытке освободить заложников, и еще неизвестно, чем кончилось бы дело. Может и дети пострадали бы. А так — все обошлось благополучно, бандит был обезврежен и схвачен, а на долю ордена досталась одна из самых серьезных и впечатляющих операций. И эту славную страницу, особенно после их награждения, можно было смело вписывать в анналы их тайной организации. Как ни странно, самой первой его поддержала Светка, не сводившая с него восхищенного взгляда на всем протяжении заседания.

— А разве это, на самом деле, не героический поступок? — высказала она свое мнение, когда пришла ее очередь обличать робину гнилую сущность, — и многие бы из нас кинулись на вооруженного бандита с обыкновенной кухонной принадлежностью?

Этот риторический вопрос, вкупе с оправданиями Робы, заставил несколько по-иному расставить акценты, и хотя дело закончилось некоторым порицанием, заключалось оно в формальном обвинении товарища в утаивании от коллектива своих истинных намерений. С чем Роба безропотно согласился.

Мать вначале всплакнула и накричала на Робу, что он совершенно не думает о членах своей семьи. Но затем, особенно, когда телевизионщики и газетчики взяли интервью и у нее, как у матери героя-одиночки, помягчела. И пообещала написать пА об этом происшествии и робиной награде только в восклицательно-одобрительном тоне. Роба был доволен.

Глава четырнадцатая

— Сасегагдаднаня бабудадетат папрароваведаденано зазасаседаданание шаштатабаба Юнаногаго Дадозазорара, — прострекотала Маринка.

Ошеломленные Генка и Роба непонимающе уставились на ее губы, сквозь которые пролилась какая-то непонятная им абракадабра.

— Что-что? — почти хором спросили они.

— Онани нане папонанимамаютат, — такой же трескучей фразой откликнулась вдруг Светка.

— Мамлалададенанцацы изаз татунандадрары, — презрительно скривилась Маринка.

— Татупапые мамалальчачишаши, — добавила Светка.

И хотя Генка с Робой не поняли ни слова из этого обмена мнениями, по тону подружек было ясно, что их нещадно и незаслуженно оскорбляют.

— Вот что, сороки! — рассердился вспыльчивый Генка, — во-первых, оставьте свой птичий тарабарский язык для других, а во-вторых, мне кажется, вы задеваете нашу честь. Не посмотрю, что мы члены одной команды и, к тому же, вы девчонки и…

Маринка со Светкой дружно расхохотались.

— Вот видишь, — весело прощебетала Светка, — даже наши умники ничего не поняли.

— Кажется, они сказали что-то про Юный Дозор, — предположил Роба, уловивший знакомые буквосочетания, — но остального не понять.

— А что тут поймешь, — набычился обидчивый Генка, — несут какую-то белиберду…

— И вовсе это не белиберда, — гордо произнесла Маринка, — это наш новый язык.

— Тайный язык для общения членов нашей организации, — подтвердила Светка, — чтобы никто из посторонних не мог понять, о чем идет речь.

И девчонки наперебой стали объяснять друзьям природу и структуру нового тайного стиля общения. Все оказалось очень просто. Светка, как руководитель разведки и контрразведки, серьезно задумалась над сохранением секретности их деятельности. Некоторые официальные документы их тайной организации, распечатанные с помощью компьютера Робой, уже носили различные грифы секретности: от «для служебного пользования» до «совершенно секретно». А что же это за секретные бумаги, которые мог прочесть любой, в чьи руки попадет служебная документация Юного Дозора. Грош цена таким секретам. К тому же, иногда приходилось общаться при посторонних по некоторым текущим делам их тайной организации. Часть из них требовала срочных безотлагательных действий. Пока найдешь уединенное местечко, поезд уже уйдет. Опять же в школе можно вести переписку на своем собственном языке, и содержание записки, случайно попавшей в чужие руки, останется для постороннего непонятным.

Да, секретность была нужна. Более того, необходима. Назревала очередная тайная и опасная операция, степень секретности которой была высшей. Но как создать систему тайных сообщений? Изучить какой-нибудь мертвый язык древнего народа, который никто сегодня не употребляет? Научиться говорить на языке давно исчезнувших гиксосов, эфталитов или филистимлян? Нет уж, пускай лучше этим трудоемким делом ученые-языковеды занимаются.

Друзья как-то уже обсуждали эту проблему, но толковых предложений не поступило. Каждый высказал свое мнение по этому вопросу, но к общему знаменателю так и не пришли.

Генка полагал, что каждому можно обзавестись специальной картонкой, в которой будут вырезаны окошечки. Картонку можно прилагать к тексту, будь то книжный или написанный от руки, определенной стороной, и, складывая буквы, появившиеся в окошечках, можно прочесть секретное послание. Слишком громоздко — забраковали его предложение. Да и для устного разговора не подходит.

Светка считала, что переписка возможна при помощи латинского алфавита, буквами которого можно писать русские слова. Например: mesto vstrechi izmenit nelzia (место встречи изменить нельзя). А общаться, можно научиться с помощью языка жестов, наподобие азбуки глухонемых. Тоже раскритиковали. Во-первых, в наше просвещенное время латинские буквы знают почти все, значит, могут свободно прочесть тайнопись таким способом. Ну, а изобрести язык жестов это очень хлопотное дело. Да и не всякое слово можно пояснить жестикулированием.

Роба предложил усовершенствовать светкино предложение. Писать письма на компьютере русскими буквами, но включив английский шрифт. Тогда, допустим, фраза «место встречи изменить нельзя» будет выглядеть следующим образом: vtcnj dcnhtxb bpvtybnm ytkmpz. Выглядит офигенно, согласились все, но тогда необходимо каждому иметь собственный компьютер, завести в нем почтовый ящик и посылать друг другу электронные письма. Сложновато во всех отношениях. Касательно устного языка Роба намеревался разработать свой, но на основе компьютерного сленга. Например, апгрейдить битый контент, закапсить его и закопи-пастить. В переводе на нормальный язык, это будет звучать так: обновить испорченный текст, написать сообщение в верхнем регистре и скопировать его в нужное место. Круто звучит — согласились все. Однако любой продвинутый юзер расщелкает этот шифр, как белка орешек. К тому же, попробуй заучить такие словечки, да и выговаривать их — язык сломаешь. Нет, не пойдет.

Наташка, как командор, выступала последней. Но также особо нового ничего не предложила. Разработать специальные шифровальные книги и пользоваться ими для шифровки и дешифровки текстов. Надежно? Да. Но очень накладно и трудоемко. Да и проблема тайного устного общения остается.

В конце концов, решили возложить эту задачу на Светку, которой по должности положено заниматься такими вещами. И она с ней блестяще справилась. Придуманный ей тайный язык был чрезвычайно прост, как в устном, так и в письменном вариантах, а главное, совершенно непонятен для непосвященных в этот секрет.

Суть разработанной системы заключалась в следующем. После каждой согласной буквы ставилась буква «а» и далее такая же согласная буква, а гласные буквы шли без изменений.

Тогда фраза «место встречи изменить нельзя» будет звучать и писаться так: мамесастато вавсастатраречачи изазмаменанитать нанелалзазя. Попробуйте-ка, догадайтесь, о чем идет речь. Освоить этот стиль оказалось совсем несложно, и через неделю Генка с Робой уже шпрехали на этом тарабарском языке не хуже девчонок. Впоследствии изобретательный Роба предложил усложнить шифр. Теперь буква «а» ставилась после каждой звонкой согласной и замыкалась ею же, а после каждой глухой согласной ставилась буква «и», замыкающаяся такой же глухой согласной буквой.

Желающие могут сами попробовать, какие изменения перетерпит уже знакомая нам фраза.

Однако пора возвратиться к намечаемой Юным Дозором секретной операции. Тех двоих рыночных оборванцев, которых ребята спасли от продажи за границу мафиозной бандой, поместили в одну из городских школ-интернатов. Они оказались родными братом и сестрой. Алексей и Вика потеряли своих родителей, которые погибли в железнодорожной катастрофе. Был совершен теракт, и пассажирский поезд сошел с рельсов, в результате взрыва. Дальние родственники от них отказались, и дети полностью осиротели. Семья жила на Крайнем Севере, а их жилье было служебным. Осиротевших детей поместили в приемник-распределитель для несовершеннолетних, с тем, чтобы в дальнейшем определить в интернатное учреждение где-нибудь на Большой Земле — так северяне называли область, расположенную южнее Северного полярного круга.

Детям никто не удосужился толком рассказать об их дальнейшей участи, и они решили, что их посадили в детскую тюрьму. Дело в том, что, в основном, обитателями приемника-распределителя были подростки совершившие преступления и ждавшие отправки в специальные учебно-воспитательные учреждения для малолетних злостных правонарушителей. Поэтому они совершили побег и сели в первый же попавшийся поезд. Проводница их пожалела и помогла добраться до места назначения. Так они и оказались в нашем городе, превратившись в несовершеннолетних бомжей и перебивались рыночными свалками и случайными заработками.

Пережив пленение в багажнике джипа, Лешка и Вика попали в поле зрения властей, которые и определили их в школу-интернат. Они знали, что своим спасением были обязаны недавним врагам и были благодарны юным дозорным. Ребята часто навещали своих подопечных, приносили им нехитрые подарки и вместе весело проводили время. Сироты оказались неплохими товарищами и по своим человеческим качествам не уступали своим новым приятелям. На одном из заседаний штаба Юного дозора было решено, что ближайшими кандидатами на вступление в тайную организацию будут именно Лешка и Вика.

Однако со временем бывшие оборванцы становились все мрачнее и мрачнее, а при последней встрече Лешка неожиданно объявил, что они с Викой собираются бежать из школы-интерната.

— Почему? — искренне удивилась Маринка, — разве вам там плохо?

— Плохо, — грустно произнесла Вика.

— И с каждым днем все хуже, — уныло добавил Лешка.

— А что случилось?

— Старый директор недавно ушел на пенсию, — сказал Лешка, — а новая директриса разогнала половину прежнего персонала и набрала своих, а те сплошные проходимцы и ворюги.

— Да еще дерутся, — подхватила Вика, — особенно новый завхоз. Всех, кого считает провинившимися, тащит в свою подсобку и лупцует железной линейкой. А кормить стали совсем плохо: и мало и невкусно…

И они стали наперебой рассказывать о различных злоупотреблениях новой администрации школы-интерната. И вообще, большое количество детей стали куда-то отправлять, якобы усыновляют иностранцы. Но так ли это, никто не знает. Зато к центральному зданию школы действительно подкатывают шикарные иномарки, а директриса стала одеваться, как миллионерша или банкирша. На работу ей наплевать — она иногда не появляется в школе целыми днями.

— Сова ведет себя нагло и, наверное, продает воспитанников, потому что пропадают самые здоровые и красивые дети, — убежденно произнесла Вика.

— Какая Сова? — почти хором воскликнули Маринка с Генкой.

— Ну, директриса наша новая, мы ее сразу Совой прозвали, — пояснила Вика, — она и похожа на сову, и повадки у нее совиные. И я однажды сама случайно видела в окно, как ей давал деньги какой-то толстый дядька, подъехавший на иномарке.

— Лучше уж назад, на рынок, — печально подытожил Лешка, — чем жить в таких условиях, да ждать, что тебя продадут в рабы.

— Погоди, погоди…, - насупился Генка, — ну, вы сбежите, а остальные воспитанники что же? Так и будут маяться?

— Действительно! — подержали его остальные дозоровцы, — на остальных вам наплевать, что ли?

— Там же несколько сотен детей, почти семьсот без двух десятков, — уточнил обстоятельный Роба, — и каждый из них имеет право на счастливое детство.

— Пусть все и разбегаются, никто им не запрещает, — хмуро сказала Вика.

— Нет, так дело не пойдет, — решительно произнесла Маринка, — наш девиз: сам погибай, а товарища выручай и…

— Все за одного, а один за всех! — дружно подхватили остальные дозорные.

После недолгого обмена мнениями, порешили так. Вика с Лешкой остаются в интернате и начинают сбор информации о всех гнусных делишках директрисы и ее подручных. В свою очередь, Маринка с товарищами навещают школу-интернат под видом каких-нибудь шефов и потихоньку опрашивают ее обитателей о творящихся безобразиях, а также запасаются фотодокументами и другой документацией на эту тему. После чего все собранное относится в горисполком или даже в городскую прокуратуру, в зависимости от степени криминальности собранного компромата. Операцию назвали «Усыновление», а выработанный план дозоровцы тотчас стали приводить в действие, начав с посещения интерната.

Директриса оказалась полноватой дамой среднего возраста, сильно накрашенной и одетой во внешне дорогое платье, но кричащих ярких тонов не по сезону. Голова у нее была несоразмерно маленькой по отношению к туловищу, а кругловатые выпуклые глаза и, особенно небольшой крючковатый нос, действительно напоминали совиные. Громадные клипсы еще более подчеркивали ее уродливые диспропорции. На шее висели две или три нити бус, а почти все ее пухлые пальцы были унизаны перстнями с большими разноцветными камнями.

— Какие такие еще шефы? — вкрадчиво осведомилась она, пытаясь сощурить немигающие круглые глазки, что ей удавалось плохо. — Почему я об этом ничего не знаю?

— Наша школа взяла шефство над этим интернатом, — попыталась объясниться Маринка. — Ну, мы будет выступать у вас с концертами, дарить младшим небольшие подарки, в общем…

— Где выписка из решения администрации района на этот счет? — все также вкрадчиво и тихо вопросила Сова, — где письмо директора вашей школы или доверенность представлять ее интересы?

— Наверное, есть такая выписка, — несколько смешалась Маринка, — мы принесем и…

— А ну — вон отсюда! — заорала вдруг директриса высоким противным голосом. — Самозванцы, мошенники, ворюги…

— Сама ворюга! — Генка, по своему обыкновению, сразу же принял бой.

— Что-о-о!!! — голос Совы сорвался на визг. — Да, я вас сейчас в карцер! К крысам и тараканам! Степаны-ы-ч!

И она резво метнулась к двери, распахнув ее настежь: — Степаныч!!! Ко мне!

— Быстро уходим! — отдала команду Маринка.

Генка тараном оттер директрису от двери, и ребята сыпанули вниз по лестнице, слыша где-то в отдалении приближающийся тяжелый топот. Вероятно, это и был тот самый завхоз — любитель тяжелой железной линейки.

Остановились они лишь в трех кварталах от школы-интерната. На коротком совещании решили пока нос туда не совать, а заняться все же сбором информации, как с помощью Лешки и Вики, так и собственными силами. А потом ситуация сама подскажет. Впрочем, Роба, про себя, уже задумал свой собственный план выведения Совы на чистую воду.

У него был давний приятель Жека, с которым он время от времени осуществлял обмен редкими дедовыми значками на различную компьютерную продукцию. Этот Жека был весьма продвинутым в отношении различных современных технических устройств. Но главное, его отец имел свой интернет-магазин и торговал в нем всякими хитрыми шпионскими устройствами, в том числе и миниатюрными видеокамерами. Жека однажды гордо демонстрировал Робе такую камеру величиной с упаковку жвачки и уверял, что она может автоматически работать целый день.

Засечь Сову в момент ее каких-то преступных действий с помощью видеокамеры — вот была первая позиция робиного плана. Он ничуть не сомневался, что директриса занимается какими-то махинациями с вверенными ей детишками. Чего, спрашиваются к ней ездят иностранцы, дети куда-то пропадают, а сама выглядит разнаряженной рождественской елкой.

Но сначала нужно узнать, даст ли Жека ему эту камеру на какое-то время.

Приятель, к счастью был дома. Он вообще был домоседом, и все свое время, похоже, посвящал компьютеру со всеми его возможностями.

— У меня нет портативной видеокамеры.

— Но ты же мне ее показывал.

— Так то — отца. У него несколько запакованных ящиков стоят, он получает по Интернету заказы и развозит потом всякую оргтехнику.

— Так стяни одну незаметно, там же их много. И потом, я же только на время, а потом отдам назад.

— Будет видно, что ей пользовались.

— Да, что я ей сделаю. Упаковку даже брать не буду. Никто ничего не заметит.

— Да, зачем она тебе?

— Не могу сказать, а выдумывать не хочу, но очень надо.

— Небось, за девчонками хочешь в раздевалке подсмотреть?

— Вот уж это точно нет. Для серьезного дела. Но ничего криминального, поверь. Не первый год меня знаешь.

— А вдруг отцу понадобится именно эта видеокамера для продажи? Что тогда? Мне тогда — крышка.

— Только на один день, сказал же. И с меня четыре тяжелых знака.

— Ну, уговорил.

Такой вот диалог состоялся между приятелями, после чего Жека все же приволок целую коробку миниатюрных видеокамер.

— Выбирай!

Роба остановился на крохотном прямоугольном устройстве, величиной и формой напоминающей школьную резинку-ластик цвета светлой мебели.

— Так…, - Жека аккуратно стал листать небольшую книжечку-инструкцию, — видео в формате AVI в реальном времени, фото в формате JPEG, съемная карта памяти Micro SD, объем до 8 Гб, зарядка через usb разъем, совместима с любой версией Windows… Годится. Забирай.

— Подожди, — Роба, во-первых, маленько обалдел от всяких малопонятных терминов, — ты мне объясни по-человечески — что и как. И потом — она мне нужна не сейчас — это, во-вторых.

— А когда? — Жека начал с выяснения второй части.

— Пока не знаю, но, думаю, вскорости. Я предварительно тебе позвоню. И объясни, как ей пользоваться?

— Очень все просто. Крепишь ее в любом нужном месте. Она присасывается к любой ровной поверхности из любого материала, только чтобы не… Как это сказать… Чтобы поверхность не была скользкой, ну, масляной, что ли. Кстати, можно подобрать по цвету поверхности: есть серый, черный, палевый и коричневый цвета.

— Сколько времени она сможет непрерывно работать?

— Примерно шесть часов, если в режиме видео.

— А звук она пишет?

— А как же. И звук тоже, а снимает в цвете.

— Класс! То, что надо. И еще вопрос — как извлечь записанное?

— Скачаешь на комп, отформатируешь, если надо, но, по-моему, все программы совместимы и это не понадобится и смотри, сколько хочешь.

— А послать по электронке можно?

— Запросто. Единственная проблема — большой объем. Это же несколько фильмов по объему, сечешь?

— Нужный фрагмент записи будет не очень длинным.

— Ну, тогда — без вопросов и помогу потом, если что понадобится. Но за отдельную плату.

— Лады. Теперь, как ее включить, настроить и прочее там…

— Тоже ничего сложного. Но давай лучше объясню и покажу прямо перед применением, а то все равно забудешь.

— Договорились.

Итак, техническая сторона вопроса обеспечена. Осталось самое трудное — засечь момент контакта Совы с иностранцами и заснять это на видеокамеру. Как это сделать? Не торчать же день-деньской возле интерната, выслеживая подъезжающие иномарки. Так и в школу ходить будет некогда, не говоря уже о других делах. Не видя пока эффективного решения этой проблемы, Роба отложил ее на потом. А пока необходимо вычислить механизм продажи детей на сторону. Не могла же директор интерната просто брать наличку и отдавать взамен ребенка. Это как-то должно оформляться, должны заполняться какие-то бумаги. И поскольку махинации Совы заключались, вероятно, в продаже детей гражданам иных государств под видом их усыновления, он стал изучать действующее законодательство об усыновлении.

И вот что он выяснил. Детей, не имевших родителей, или чьи родители были лишены родительских прав, действительно разрешено было усыновлять другим гражданам, в том числе и иностранцам. Но граждане иных государств могли брать на усыновление только тех детей, которые страдали тяжкими заболеваниями и им требовались дорогостоящее лечение, а то и сложные операции. И только с разрешения органов власти — то есть местной администрации. Но, если закон разрешает такое усыновление иностранцам, то зачем тогда им платить дополнительно деньги директрисе? Стоп. Вика же сказала, что пропадают самые здоровые и красивые дети. Значит… Значит, вместо больных, оформляют здоровых детей и за это, конечно, берутся немалые деньги.

И здесь Роба нашел способ узнать, в какой конкретно день иностранец, получивший разрешение на усыновление, пойдет в интернат на встречу с директрисой. После сдачи в администрацию всех необходимых документов на усыновление, через какое-то время принимается решение о его разрешении и иностранцу посылается уведомление, в какой день он может получить на руки все необходимые документы. Естественно, он медлить не станет и, получив их в администрации, немедленно отправится в интернат, чтобы забрать ребенка. А затем немедленно свалить на свою родину, ведь сделка будет носить криминальный характер. Ну, в худшем варианте на следующий день. Именно в этот день или два дня подряд и нужно будет установить скрытно видеокамеру в директорском кабинете и включить ее. Запись сделки будет сделана.

Да, но как узнать содержание отправленного иностранцу письма, в котором будет отражена дата получения документов? Очень просто. Копии всех отправленных писем для учета прохождения корреспонденции во всех, без исключения, учреждениях подшиваются в специальные наряды, которые хранятся в канцелярии учреждения. Ну, а заглянуть в этот наряд, скажем, когда работники уйдут на обеденный перерыв, для Робы с его невидимостью не составит особого затруднения.

Все это и было проделано. Последняя фаза установить в известный день икс видеокамеру в кабинете Совы.

И вот этот день настал. С самого утра Роба отправился в интернат. Включив режим невидимости, он быстро проник в здание. Директрисы на работе еще не было. Зато в ее кабинете протирала пыль и мыла полы уборщица. Пока она этим занималась, Роба присел в углу кабинета на краешек стула и стал изучать диспозицию, для того чтобы определить, где установить камеру. Кабинет был большущим, мебели было мало. Понятно, что директриса в момент сделки будет сидеть за своим столом. Клиент-иностранец сядет на стул за приставным столиком. Но стульев было два — они стояли по обе стороны столика. Нужно, чтобы иностранец сидел лицом к видеокамере, так будут видны его руки, которые передадут Сове взятку. Этот момент надо зафиксировать обязательно. Как же угадать, с какой стороны сядет посетитель?

Эврика! Просто один стул нужно убрать от столика, тогда выбора у иностранца не будет. Напротив стола директрисы у стены стоял массивный шкаф со стеллажами, на которых стояли какие-то папки, книги, бюст Пушкина, кофемолка и прочие вещи. Вот и идеальное место для установки камеры. Прилепим ее на нижнюю часть второго стеллажа, прямо над папками. Объектив как раз захватит сразу стол с сидящей за ним Совой и стул с посетителем.

В этот момент уборщица последний раз махнула тряпкой, протирая поверхность приставного столика, прихватила стоящее у двери ведро с водой и ушла. Раздался щелчок запираемого с той стороны замка. Вот так фокус — Роба оказался запертым. А вдруг сделка сегодня не состоится и директриса вообще не зайдет в свой кабинет? Ведь по рассказам Лешки и Вики она могла не появляться на работе целый день. Ладно, потом что-то придумаем. А пока надо установить видеокамеру. Это оказалось секундным делом — миниатюрное видеоустройство присосалось к нужному месту. А кнопку Роба нажмет в самый последний момент, а то не ровен час и сам еще попадет в объектив, пока будет перемещаться по кабинету в поисках выхода. На худой момент, решил про себя Роба, он спустится во двор через окно. Он быстро отставил в угол кабинета второй стул и положил на него, для верности, несколько папок из шкафа. Затем выглянул из окна — внизу была цветочная клумба. Так что можно даже спрыгнуть, второй этаж — для Робы это пустяки. Он открыл шпингалеты и попробовал открыть окно. Все в порядке, окно открывалось, так что путь для отхода был найден. Теперь осталось только ждать. Роба присел на стул для посетителей и взял со стола какой-то книжный томик. Хм, «Физическая география», не самое лучшее чтиво, чтобы скоротать время. Полистав книжку, он остановился на изучении рельефа Южной Америки. Почти четвертую часть континента занимала низменность, по которой текла река Амазонка с многочисленными ветвями притоков. Ничего себе речушка, небось побольше Волги.

С улицы послышался шум мотора подъехавшей автомашины, который сразу затих. Роба осторожно выглянул из окна, скрываясь за тяжелой темно-коричневой шторой. Й-есс! То, что надо! К машине уже спешила директриса, покачивая на ходу своими пышными телесами. Задние дверцы распахнулись с двух сторон и выпустили двух блондинок, одна из которых была уже в возрасте, и одета в строгий темный костюм, а вторая молоденькая, лет двадцати, в джинсах и светлой кофточке. Сова, подобострастно согнувшись, пожала руку представительной дамы и приглашающе махнула рукой в сторону здания школы-интерната. И все трое, не спеша, двинулись во двор — директриса с иностранкой впереди, а девушка за ними. Вот незадача! Стройный робин план мог дать осечку. Что это за девица, дочка приезжей, что ли? Закроет своей спиной объектив, и вся работа насмарку. Роба досадливо дернул плечом, соображая, что предпринять. Времени на переустановку видеокамеры уже не было. Он метнулся к стеллажу и нажал кнопку пуска, а сам стал неподалеку от двери, чтобы успеть выскочить из кабинета, пока будут заходить директриса с посетителями.

Послышался звук вставляемого в замок ключа, и дверь распахнулась. Увы, робин проект дал слабину и здесь. Выскочить наружу он не успел — шустрая девица, зайдя последней, быстро захлопнула за собой дверь. Ладно, придется побыть в кабинете. Оно и к лучшему, Роба воочию увидит все происходящее и, если его теперь ждет неудача, то на следующий раз будет видно, где укрепить видеоустройство, чтобы ничто не помешало съемке.

Тем временем, Сова с иностранкой расположились именно так, как и предполагал Роба, а девушка сняла со стула папки, переложив их на подоконник и приставила его к приставному столику со свободной стороны. Сев на стул, она, конечно же, закрыла весь ракурс съемки своей спиной. Тут приезжая дама что-то прострекотала на незнакомом Робе языке.

— Покажите мне фото этого мальчика! — тотчас же произнесла девушка.

— Так это же просто переводчица, — понял Роба.

Директриса достала из ящика стола большую цветную фотографию и протянула посетительнице. Опустим, для краткости, далее большую часть переговоров. В общем-то, длились они недолго — минут пятнадцать. После чего иностранка что-то повелительно сказала переводчице, та кивнула головой и вышла из кабинета. Роба понял, что сейчас начнется главное и остался.

— Как я могу знать, что малшик есть здоровый, — на ломаном русском языке произнесла дама. При этом вопросительная интонация в ее предложении отсутствовала.

Сова встала из-за стола, подошла к двери и защелкнула замок. Затем она вновь уселась на свое место и достала из выдвижного ящика две подшитые папки.

— Вот! — она ткнула пальцем в одну из них. — Это его настоящая медицинская карта. Смотрите — он совершенно здоров.

Иностранка впилась глазами в предложенный текст и зашевелила про себя губами.

— Никакими саболеваниями не сатрадает, — расслышали чуткие робины уши.

Затем она подняла глаза и вновь посмотрела на Сову.

— А эта карта поддельная, — и она протянула даме вторую папку.

Но та смотреть ее не стала.

— Фот фаши деньги, — прошепелявила она, раскрыв сумочку и протягивая большой увесистый конверт.

На радость Робы, директриса не преминула раскрыть конверт и высыпать купюры на стол. Это оказались евро. Много, бумажками по двести евро. Не меньше десяти тысяч — определил Роба на глаз. Сова, однако, считать их не стала, а ловко смахнула в ящик стола. И подлинную и фальшивую медицинские карты иностранка положила в свою сумку, и на этом аудиенция была закончена. Сова пошла провожать посетительницу, а Роба остался в кабинете, чтобы сразу же забрать и видеокамеру. Операция удалась. Он дождался пока директриса, попрощавшись на крыльце с отбывающими восвояси блондинками, стала возвращаться в свой кабинет, открыл окно и вылез наружу. Затем потянул раму на себя, прикрыв окно снаружи, уцепился руками за широкий гранитный карниз и мягко спрыгнул на вспушенную землю цветочной клумбы, не сломав при этом ни одного цветка. В режим видимости Роба перешел уже за воротами школы-интерната.

Он давно продумал, как распорядиться добычей. Дома запись через usb-разъем была переброшена в виде файла на рабочий стол робиного компьютера. Файл этот, получив звучное имя «Взятка», был сначала тщательно просмотрен несколько раз, а затем его копия перекочевала на флэшку. Запись получилась отличной и в цветном виде. Евро и их номиналы были видны отчетливо. Звук также не подкачал — даже был слышен шепот приезжей дамы: «Никакими саболеваниями не сатрадает».

Перекусив на скорую руку, Роба направился в интернет-кафе и отправил файл по электронной почте на официальный сайт городской прокуратуры, адрес которого неоднократно озвучивался через средства массовой информации.

С этого дня Роба каждодневно смотрел по телевизору криминальную хронику, однако Сова так почему-то и не становилась ее действующим лицом. Гром прогремел лишь через два месяца, когда Роба уже решил направить запись в прокуратуру во второй раз. Директрису-взяточницу арестовали прямо в ее кабинете в момент передачи взятки уже другому клиенту. Процесс ареста был снят также приглашенными телевизионщиками и показан в телеэфире несколько раз. Процесс по уголовному делу по фактам ложных усыновлений был громким и показательным. Вместе с Совой свободой поплатились два работника городской администрации, готовившие фальсифицированные документы и врач, стряпавшая на усыновляемых детей поддельные медицинские карты.

Как сообщил потом пресс-секретарь городской прокуратуры, к ним поступил анонимный сигнал в виде оперативной видеозаписи, по которому была начата тайная проверка. Директор школы-интерната, подозреваемая в незаконной передаче детей за взятки, была взята под негласное оперативное наблюдение, которое и привело к финалу в виде ареста в ее собственном кабинете. Всего же следствием было установлено шесть случаев такого незаконного усыновления за границу и прокуратурой через министерство иностранных дел уже начата процедура по возвращению детей домой. Пресс-секретарь, в заключение, выразил благодарность анониму, приславшему видеозапись, и предложил ему раскрыться для получения соответствующих почестей. Однако дотошный Роба выяснил, что почести эти заключаются всего лишь в благодарственной грамоте, которую можно повесить на стенке в рамочке. И предпочел сохранить свое имя в тайне. Да и друзья, конечно, обиделись бы на то, что он оставил их в стороне от этого благородного дела.

По свидетельству Лешки и Вики порядок в интернате был, восстановлен, кормить стали гораздо лучше, а директрисиных подручных сразу же уволили по представлению прокурора. На очередном заседании штаба Юного Дозора эту операцию было решено засчитать частично, как положительный вклад в дело защиты интересов детей — ведь начало разоблачения Совы было положено все же дозоровцами. Здесь же Лешка и Вика были торжественно приняты в штат Юного Дозора кандидатами с годичным испытательным сроком.

Глава пятнадцатая

— Нечаев, к доске, — алюминиевым голосом сказала Эвелина Кирсановна и ткнула концом шариковой ручки в классный журнал, очевидно поставив точку против фамилии вызванного.

Алюминиевый оттенок ее голоса означал, что суровая математичка находится в обычном своем рабочем настроении. Всего таких оттенков было пять: медный, бронзовый, алюминиевый, жестяной и, наконец, стальной. Медь звучала в ее речи тягучим мягким звоном, когда Эвелина Кирсановна была озабочена какой-то проблемой и замыкалась в себе, думая о чем-то своем. Быстрый и гулкий бронзовый перезвон отражал ее воодушевленность и готовность к энергичным действиям. Для жестяного стиля были характерны отрывистые лающие звуки, без выражения эмоций. Он отражал признаки впадения математички в очередной приступ меланхолии, когда ей становился безразличным весь окружающий мир, включая и ее учеников. Самым худшим признаком был стальной режим ее речи, излучавший злость и негодование. Отрицательные оценки сыпались тогда градом, невзирая на лица. Достаточно было запнуться при ответе или замешкаться с ним даже отличнику, как следовал мгновенный вердикт о плохом усвоении материала, с посадкой на место и выставлением неудовлетворительной отметки. Сегодня звучал алюминий — тихие короткие фразы с глухим металлическим перестуком слов и некоторым глотанием их окончаний, то есть опасности пока не предвиделось.

Петька Нечаев поднялся из-за своей парты, некоторое время всматриваясь в учительницу, как бы проверяя, не ослышался ли он. Нет, не ослышался — Эвелина Кирсановна коротким кивком повторила свое приглашение, и Петька с унылым видом медленно двинулся к доске. Он был откровенно слаб в математике, как впрочем, и в других школьных дисциплинах, являя собой типичного «камчаточника», из года в год, с трудом переползающего в следующий класс.

— Записываем условия задачи, — нудно продребезжал алюминий, — из пункта А в пункт Б вышел поезд с получасовым опозданием от графика. Его средняя скорость составляла семьдесят километров в час. Навстречу ему из пункта Б вышел встречный поезд, который двигался со скоростью…

Петька медленно шуршал мелом по доске, кратко записывая условия задачи.

— … Через какое время встретятся поезда, и в какой точке произойдет эта встреча? — закончила, наконец, математичка и отвернулась к окну, по стеклу которого неожиданно забарабанили крупные капли дождя.

— Решать всем! — добавила она своим алюминиевым голосом, — кто первым решит — поднимает руку.

Класс сосредоточенно склонился над тетрадками.

Петька изобразил на доске две точки, поставил над ними большие буквы А и Б, соединил их кривоватой линией и обреченно замер спиной к классу, глядя при этом куда-то вверх. Решение подобных задач было для него непосильным занятием. Убогий чертежик лишь подчеркивал этот прискорбный факт.

Роба быстро решил задачу двумя способами — обычным математическим и пространственно-логическим, которым обучил его дед. Но руки не поднимал, продолжая черкать ручкой уже на другом отдельном листике всякие замысловатые фигурки. Не поднимали рук и другие ученики, делая вид, что занимаются решением задачи. Причин тут было две: во-первых, жалко было Петьку, которого ждала незавидная участь. Во-вторых, решишь эту задачу — тут же получишь новую, а кому этого хотелось?

— Надо помочь Петьке, — эта мысль пришла к Робе неожиданно и спонтанно.

Он незаметно достал пластинку, сжал ее с двух сторон пальцами обеих рук и, дождавшись вибрации и ощущения приятной теплоты, перевел рычажок на третью, как он теперь называл, скорость.

Воздух вокруг загустел, покрылся легкой рябью и уплотнился. Став фактически для окружающих невидимкой, Роба подошел к доске и взял другой кусочек мела. Петька стоял рядом, слегка раскрыв рот, чтобы показать математичке свое умственное напряжение, но глядел отрешенно — в угол над доской. Эвелина Кирсановна так и застыла, разглядывающей расчерченное узорами дождевых струек окно. Робины одноклассники окаменели в различных позах, но, в основном, склонившись над своими тетрадками.

Роба быстро начертил рядом с Петькиными каракулями пространственные квадраты для каждого, идущего навстречу друг другу поезда, где горизонтали означали путь, а вертикали скорость, покрыв их метрической сеткой. Затем совместил их по координатам соответственно заданным параметром. Совмещенная точка встречи поездов была отмечена жирной точкой и отстояла, согласно метрической сетке, от пункта А на триста двадцать километров и от пункта Б — на четыреста тридцать километров. По времени вышло, что поезда встретились через четыре часа пятьдесят минут, что Роба и зафиксировал цифрами рядом с точкой встречи. Под получившимся графиком движения поездов он написал жирно мелом: ОТВЕТ и поставил все требуемые цифры. Полюбовавшись на дело своих рук, он остался вполне довольным и вернулся за свою парту. После легкого щелчка рычажка на пластинки, время стало на свое место, и начался самый настоящий спектакль. Роба и сам не ожидал, что получится довольно курьезное действо, в ходе которого математичка серьезно психанет и даже сорвется.

— Так, — по-прежнему, алюминиево сказала Эвелина Кирсановна, — та-а-ак…, - голос ее перерос в медь, — что это у нас получилось?

Петька нехотя вернул свой взгляд на доску и пораженно замер, теребя кусок мела в пальцах. Представленная на доске конструкция была явно ему незнакома. И в то же время, изобразить ее, кроме него, было некому. Он стоял у доски в полном одиночестве, а весь класс восхищенно таращился на возникший вдруг загадочный чертеж.

— Что это ты такое… намалевал? — в голосе математички звучали преимущественно медные струны.

— Ну…, - произнес Петька, мучительно пытаясь придумать название тому, что он сотворил, — это, в общем, поезда… Вот они встретились и…

— Что и…! — рявкнула медным, переходящим в сталь, басом Эвелина Кирсановна, — что это за несусветная галиматья? И откуда ты узнал ответ?

— А, что — неправильно? — и петькина рука потянулась за влажной губкой, дабы уничтожить следы содеянного.

— Стоп! — медь глухо грохнула вслед за движением руки математички, изобразившей этот знак, — не смей стирать!

Петька испуганно попятился и скромно пристроился возле краешка доски, опустив руки с мелом и губкой. Он определенно не мог понять сути происходящего. Получалось, как во сне, но это был не сон. Рука с зажатым в ней кусочком мела потянулась ко лбу, стирая выступивший от волнения пот, и оставила на нем смешные клоунские линии. Но в классе было тихо, никто и не думал смеяться. Все всматривались в доску, пытаясь разобраться в смысле исполненного на доске чертежа.

Сама Эвелина Кирсановна, в позе сбитого меткой стрелой стервятника, подковыляла к доске, опустив левое плечо и наклонившись головой к правому. Она зашла вначале со стороны окна, а затем отодвинула рукой Петьку и встала с другой стороны. Надела очки, хотя и не пользовалась ими по прямому назначению, а так — для пущей строгости и вперила неподвижный взгляд в чертеж. Ее, безусловно, математический, ум сразу ухватил совершенство и изящество выполненной конструкции, а, главное, ее удивительные логику и правильность. Но это был слишком необычный метод решения математической задачи, которому в пединституте не обучали. И уж, конечно, никак не мог вечный двоечник сотворить столь блистательную комбинацию математики, пространства и логики. Значит…

Что «значит» Эвелина Кирсановна продолжить не могла, поскольку действительно не представляла, что бы это значило. Рождение нового математического гения? Она нервно усмехнулась при этой мысли. Заранее подстроенная зловредным Нечаевым каверза? Но этого ученика зловредным не назовешь, так — неуспевающий тихоня. Да, и не мог он знать, какую именно задачу она выберет. Совершенно запутавшись в своих противоречивых мыслях, математичка избрала путь нещадного террора.

— Где ты это взял? — сталь обрела булатный оттенок.

— Н-нигде, — ошалело произнес Петька, сам не понимающий ни бельмеса, ни в создавшейся ситуации, ни в начертанном на школьной доске.

— Что, значит — нигде? Ты еще смеешь мне дерзить? Отвечай правду!

— Я правду говорю… Вы задали задачу, ну а я…

— Что? Ты хочешь сказать, что это ты решил ее и таким способом?

— Н-ну…, - Петька явно не знал, что сказать.

С одной стороны он совершенно не понимал сути изображения решения задачки, поэтому авторства творения признать за собой, естественно, не мог. Но, с другой стороны иного автора быть попросту не могло…

— Завтра утром приведешь своего отца! — стальным рельсом рявкнула вконец озверевшая от непонятностей создавшейся ситуации математичка.

Класс протестующе зароптал. Все знали, что у Петькиного отца ум вряд ли превосходил сыновний уровень, но вот рука у него была определенно тяжеленная. И не разбиравшая, куда нанести удар наказания, отчего Нечаев иногда ходил с неумело закрашенными синяками. К тому же, если разобраться — за что? Задача решена, ответ правильный и никакой дерзости в ответах Петьки не усматривалось.

Еще более возмутился Роба. Чего еще надо этой сушеной вобле?! Другая бы порадовалась такому изящному решению. А тут? За что эти необоснованные репрессии к своему ученику? И вообще, получалось, что именно Роба виновен в случившемся, фактически оказав бедолаге медвежью услугу. Надо искать выход из положения и спасать Петьку. Но как?

Клин вышибают клином. А большое всегда затмевает мелкое. Следовательно, нужно устроить какой-то большой скандал, после которого о Петьке и не вспомнят. Решение пришло на удивление быстро.

Пластинка вновь подарила ему невидимость и невероятную скорость. Еще Эвелина Кирсановна продолжала бушевать, скатываясь в состояние полного разноса, а Роба уже вернулся в класс с двумя белыми мышами в руках, изъятых на время из школьного «живого уголка». Мыши, запущенные параллельно между рядами парт, мгновенно загнали девчонок на верхушки парт, где они на все лады выводили богатейшие разновидности визга. Мальчишки среагировали адекватно — свистеть в четыре пальца умели почти все.

Роба, тем временем, подобрался к ногам зубрилы и отличницы Верочки Тесленко, по негласному прозвищу «Гудок парохода» и положил перед ними здоровенного паука. Паук был вовсе не настоящим, но благодаря своей мохнатости и батарейке внутри него, начал совершать различные двигательные движения, нагнав на бедную отличницу невыносимый ужас. Верочка, в очередной раз, оправдала свое прозвище, превысив по извергаемым децибелам, даже вой эмчеэсовской сирены, находящейся на чердаке школы на случай войны или инопланетного вторжения.

Этот вой привлек к дверям класса всю школу в полном составе во главе с учителями. Напуганные до смерти мыши тотчас сиганули в открывшуюся дверь класса, прокладывая по своему маршруту борозды разлетающихся тел и порождая новые леденящие вопли, оглушительный свист и непрерывное улюлюканье. Оравы ошалевших и восторженных подростков метались по этажам и коридорам школы, впав в состояние полного исступления и отупения, сдобренное непредсказуемыми проявлениями синдрома толпы.

Конец этому кошмару положила только усталость исполнителей визга и трелей раскатистого свиста. И произошло это далеко не быстро. Закон толпы исполнил свое предназначение, пройдясь вирусом по всем присутствовавшим, и обрел свое завершение в полном хаосе. Про Петьку уже никто в дальнейшем и не вспоминал. А проведенное на следующий день директорское дознание результатов не принесло. Даже записные доносчики не могли наябедничать по части первоисточника переполоха. Мыши вполне могли самостоятельно сбежать из своей клетки, оказавшейся открытой, ну а паука почти никто не видел. Роба забрал его сразу после включения сирены. И не потому, что заметал следы, а просто классная игрушка была — он и сам побаивался брать его в руки, несмотря на то, что прекрасно знал о его искусственном происхождении. Хотя, судя по цене, это была китайская или таиландская поделка.

Эвелина Кирсановна целых три недели пробыла на больничном, излечиваясь от нервной болезни с каким-то мудреным латинским названием. Никто об этом особо не сожалел, хотя делегация класса и навещала ее с обязательными цветами, якобы способствующими выздоровлению больных. Но главное, Нечаев уже не получал от нее неудовлетворительных оценок, а к доске строгая математичка вызывала его раз в два-три месяца, чтобы хоть как-то вывести совокупную оценку за четверть.

Так что Роба полностью возместил моральный петькин вред и даже с избытком, которого и сам не ожидал.

Глава шестнадцатая

— Чо не рангáешь[6], забурел[7] что ли? — в разговоре с продвинутым Жекой Роба старался употреблять побольше слэнговых словечек, по части которых тот был большим докой, — опять клаву[8] треплешь, да лытдыбр[9] блогишь в Инете, магл[10] несчастный?

Язык, на котором они общались со своим давним другом, являл из себя жуткую смесь интернет-языка продвинутых юзеров и криминального жаргона.

— Не искри, йцукен![11] — собеседник на другом конце провода рассмеялся, — рад тебя хеарть[12]. Давно от тебя месов[13] не было. Нет, я уже отлогоффистил[14] и сейчас дутлом[15] юзаю[16] заторчать.

— Реально переобуваешься[17]? — удивился Роба.

— Прикалываюсь, — снова засмеялся Жека, — ты же знаешь, василёк[18] из меня никакой, а в гламурики[19] я никогда не лез.

— Тогда колись!

— Все равно не поверишь. Мента-Барбару[20] по ящику лупидолю[21].

— Горбатого лепишь[22]?

— Любимой мордой[23] клянусь. Кру[24] пиндосов[25] в очередной раз спасает мир от русских. We will bury you[26]! Голливудский Ыштык[27]!

— Хочу к тебе подъехать.

— Давай, подчаливай…

В переводе на нормальную человеческую речь их диалог звучал бы примерно (некоторые слова непереводимы) так.

— Чего не звонишь, загордился, что ли? Опять по клавиатуре стучишь, да дневник выставляешь в Интернете, подмастерье мага несчастный?

— Не выступай, дружище, рад тебя слышать. Давно от тебя сообщений не было. Нет, я уже вышел из системы и сейчас придурком пробую записаться.

— Меняешь прежний образ жизни?

— Прикалываюсь, ты же знаешь я не припыленный, а тусовщиком я никогда не был.

— Тогда признавайся, чем занимаешься!

— Все равно не поверишь. Сериал по телевизору смотрю.

— Обманываешь?

— Любимым сайтом клянусь. Команда америкосов-морпехов в очередной раз спасает мир от русских. «Мы вас похороним!» — их девиз. Крутой голливудский боевик!

— Хочу к тебе подъехать.

— Давай, жду.

Приятель жил неподалеку, и скоро Роба вошел в подъезд его дома.

Для удобства читателей дальнейший диалог переведен автором на обычный язык.

— Держи, — сказал Роба, — это классный знак, ты нигде такого не найдешь.

Он протянул своему приятелю Жене, или попросту Жеке, маленький целлофановый пакетик, в котором лежало что-то маленькое, но увесистое.

Жека достал оттуда вещицу и восхищенно присвистнул. Это был старинный, но очень хорошо сохранившийся нагрудный знак. Он представлял собой шестиконечный крест, покрытый эмалью темно-красного цвета, обрамленного золотыми лучами, заканчивающимися золотыми шариками. В центре креста находился серебряный медальон, покрытый эмалью более светлого красного цвета с изображением Святого Георгия Победоносца, поражающего копьем исполинского змея. Сам медальон был обрамлен белой эмалью с надписью: «Инспекцiя кавалерiи. 1807.». А на лопастях креста золотились различные затейливые вензеля.

— Ух, ты! — восторженно воскликнул Жека, — вот это вещь! Да, я с тобой не рассчитаюсь…

— Сочтемся как-нибудь, — сдержанно проговорил Роба.

Ему было немного жаль отдавать такой раритет, оставшийся после деда. Он нашел его среди всяких редкостей и разнообразных вещиц, порой непонятного назначения, в одном из многочисленных ящиков массивного дедова письменного стола. Но у него оставались еще другие знаки и награды, и ему казалось, что он расстается с наименее ценным из них.

Жека, как раз, коллекционировал различные нагрудные знаки. Его коллекция размещалась в трех массивных альбомах, с наклеенным на альбомные листы поролоном. Знаков было много, и Роба всегда поражался их разнообразию. «Заслуженный строитель СССР», «200 лет Московскому государственному университету», «Старший пограничного наряда», «Почетный донор», «Народный дружинник» и так далее. Про некоторые, типа «Отличник боевой и политической подготовки», Роба не знал, что и подумать. Знаки были тяжелые и легкие, большие и маленькие и даже из драгоценных металлов.

Вообще разного рода собирательством занимались почти все мальчишки. И, если традиционные филателия (марки), филумения (спичечные этикетки), стилофилия (карандаши), фалеристика (значки) ушли в прошлое, то появились новые экзотические, а, порой и опасные виды коллекционирования. К примеру, некоторые собирали даже предметы вооружения, другие сдирали с иномарок металлическую символику, обозначающую модель автомобиля и его тактико-технические данные, третьи всеми правдами и неправдами добывали воинские награды.

Жека осторожно положил полученную редкость на краешек компьютерного столика, за которым он сидел, бойко щелкая черными клавишами с белыми буковками, цифирками и прочей компьютерной символикой.

— Сейчас только закончу копировать фильм и скачаю тебе эту игру, — важно произнес Жека и продолжил манипуляции с клавиатурой компьютера.

Комп у него был суперсовременным, с неслыханной памятью в шесьсот двадцать гигабайт на трех дисках, включая и жесткий. На такой можно было качать и самые крутые игры, и фильмы, и музыку — все, что душа пожелает. И сейчас приятель копировал новейший фильм с любимым артистом Робы — голубогдазым головорезом Дэниэлом Крейгом из знаменитой бондианы «Квант милосердия», который еще даже не показывался в кинопрокате. Причем, не просто скачивал с какого-нибудь интернетного пиратского портала, где запросто можно было подхватить любой вирус, а с компьютера одного из пользователей локальной сети, которая была создана стараниями жильцов в жекином доме. Каждый пользователь сети предлагал все свои ресурсы, ну не секретные, конечно, другим, и сам, в свою очередь мог использовать все компьютерные запасы других пользователей локальной сети. Это было здорово.

Роба хотел скопировать на принесенный с собой чистый диск только что вышедшую игру «Gears of War», а еще мечтал о «World of Warcraft». В продаже они, конечно, были, но только лицензионные, а значит очень дорогие. Пиратский же рынок в последнее время ушел в глубокое подполье, ввиду небывалой активизации стражей правопорядка на этом направлении. С деньгами у Робы в последнее время было плохо. Отец не мог пока прислать из-за каких-то то ли налоговых, то ли таможенных сложностей, а мать зарабатывала на своей учительской работе немного. А какая жизнь без будоражащих кровь стратегий, стрелялок и страшилок. Вот и приходилось крутиться.

— Какая у тебя видеокарта? — деловито спросил приятель, заканчивая процесс копирования на диск D, где у него уже было собрано десятка три фильмов, причем все из последних, кассовых.

— Не помню.

— Ну, память у нее какая?

— По-моему, сто двадцать восемь мегабайт.

Жека лишь презрительно фыркнул и покачал головой.

— А, частота джи пи у, частота памяти, скорость? — поинтересовался он тоном знатока.

— Не помню, — соврал Роба, хотя, честно говоря, он об этих диковинных параметрах никогда и не слышал, — но ей уже лет шесть.

— Э-э-э, какое старье — пренебрежительно изрек Жека, — да она же у тебя не установится, а, если и установится — то ни за что не запустится.

— Точно? — спросил Роба.

— И не сомневайся — самый точняк. Эти разработчики игр состоят в сговоре с торговцами видеокартами и специально мастерят такие «игрушки», которые тянут только видеокарты с самыми крутыми параметрами. Даже, если игра — голый примитив, все равно куется трехмерное пространство, да еще под звуковую версию не ниже семерки.

Роба уныло понурился и забрал у приятеля уже отданный на скачивание чистый компакт-диск.

— А что у тебя есть, что потянет моя карта, — с надеждой осведомился он.

— Пожалуй, ничего, — важно промолвил Жека, — хамсы не держим.

Он был вовсе не вредным и не надутым задавалой, просто каждому в таком возрасте хочется похвастать крутизной своего компа и его возможностями. Нормальный мальчишка, с которым Роба не то, чтобы водил тесную дружбу, но приятельствовал давно и считал его надежным партнером по части обмена различной компьютерной продукцией.

Жека, тем временем, вывел на экран поисковик «Google» и в открывшемся окошечке набрал слова «Инспекцiя кавалерiи. 1807.». Поисковая система выдала всего лишь наличие четырех сайтов с соответствующей информацией. Из нее приятели узнали, что знак был изготовлен в честь 100-летия Инспекции кавалерии России из серебра, а некоторые детали даже из золота. Расположенные на лопастях креста золотые вензели принадлежали российским императорам Павлу I, Александру I, Николаю I, Николаю II, Александру II и Александру III.

— Круто! — констатировал Жека.

Он достал с одной из полочек лицензионный компакт-диск с игрой «Diablo-2» и протянул его Робе. Затем откуда-то снизу извлек прозрачную пластмассовую коробочку с крошечным красным автомобильчиком внутри.

— «Порше-912», гоночный, 1965 года выпуска, — гордо возвестил он.

У Робы восторженно зажглись глаза. Это действительно была редкость. Он осторожно взял коробочку и вгляделся в красивые обтекаемые и в то же время хищные линии. Да, это был легендарный спортивный автомобиль, не раз побеждавший в гонках. И, если с тех далеких времен формы обычных автомашин менялись неоднократно, то конфигурация гоночных оставалась практически неизменной.

— И с меня еще «Gears of War» и «World of Warcraft», — добавил Жека щедро, — по рукам?

Роба кивнул головой, но тут же спохватился.

— Так видеокарта же не потянет…

— Да, видеокарта, — вспомнил и Жека, — ну, ничего — что-нибудь придумаем. Какую-нибудь бэушную поищем… Да, тебе вообще пора менять весь компьютер. На этом старье долго не протянешь. Так согласен на такой обмен?

— Согласен, — вздохнул Роба и протянул приятелю свою руку.

К чести Жеки, он не был жадным и не старался словчить при обмене или обмануть своих контрагентов. И они распрощались, вполне довольные друг другом.

Глава семнадцатая

Как и у большинства сверстников, у Робы имелись свои увлечения. Но, в отличие от многих из них, он не был толкиенутым, был довольно равнодушен к жанру фэнтези и не понимал, как можно серьезно относиться к существованию ведьм и ведьмаков различных категорий, гномов, эльфов, орков и прочих мифических придурков. Вот фантастику он любил, особенно научную, где можно было поднапрячь мозги и вписаться в высокотехнологичную и почти реальную действительность.

А, компьютер у Робы был действительно давно устаревшим, с шестигигабайтной памятью, гонконгской сборки. Его привез из своих странствий пА и, увы, уже не новым. Его соединение с сетью Интернет происходило долго и мучительно. Компьютер, при этом, страшно скрипел и сипел, и Робе даже казалось, что он чихает и кашляет от натуги. Он мог в любой момент зависнуть, или разорвать соединение в самый неподходящий момент, когда скачивалась какая-нибудь редкая фотография.

Да-да, Роба коллекционировал фотографии. И не просто какие-то, пусть и восхитительные, пейзажи или экзотические цветы и не полуголых красоток, как это делали многие мальчишки. Нет, Роба собирал автомобили. Его автопарк, размещавшийся на двух широких книжных полках, насчитывал уже шестьдесят семь миниатюрных автомашин. Здесь был и специализированный автотранспорт, типа ГАИ, пожарных, скорых, и гоночные, и большегрузы, и просто самые различные модели известных марок. Конечно, Роба мечтал и о собственной автомашине, но до этого было еще далеко, и пока он любовно изучал оснастку как современных, так и очень старинных автомобилей.

Фотографий, изображавших различные модели автомашин у него было несколько тысяч — Роба сам точно не знал сколько, хотя здесь у него была налажена четкая система. Он разыскивал изображения автомобилей во всех уголках бесконечного Интернет-пространства и скачивал их в свой компьютер каждодневно в созданные им многочисленные папки.

Главная папка называлась «Все автомобили мира». Каждая из папок, вложенных в главную, содержала определенную модель и располагалась строго по алфавиту, начиная от чешской «Авиа» и немецкой «Ауди» и заканчивая итальянской «Юник» и английской «Ягуар». Здесь были папки с фотографиями грузовых автомобилей, типа панелевозов и рефрижераторов, и специализированных автомашин — тягачи, думперы, вездеходы и так далее. Отдельная папка была посвящена различным автоперевозчикам: бензовозам, молоковозам, муковозам, цементовозам и другим. Естественно, имелась в наличии и папка с военными авто, содержимое которой открывали первые допотопные бронеавтомобили, а закрывали суперсовременные бронетранспортеры, больше похожие на роботоподобных автомонстров из фантастических фильмов. Ведомственная техника была представлена полицейскими, санитарными и пожарными автомашинами.

Но главное робино богатство представляли, разумеется, многочисленные классы легковушек. Здесь можно было проследить всю сложную и многолетнюю историю автомобилестроения. Роба мечтал достать снимок первого трехколесного автомобиля, созданного Карлом Бенцем еще в далеком 1885 году, но пока это сделать не удавалось. Не получалось добыть и фото первого четырехколесного «Даймлера», сотворенного вторым великим немцем Готлибом Даймлером в 1889 году. Зато его коллекцию украшали черно-белые фото четырехколесного «Бенца» образца 1901 года и «Мерседеса» выпуска 1900 года. Последний, правда, ничуть не походил на современных, покрытых блестящим лаком скоростных «мерсов», а напоминал своим обликом скорее «инвалидку» из бессмертного кинофильма «Операция Ы и другие приключения Шурика», развивая скорость аж в девятнадцать километров в час.

Гордостью робиной коллекции были гоночные автомобили, качественные фотографии которых было найти непросто, поскольку их создатели опасались конкурентов и не позволяли снимать свои творения вблизи фото и кинокамерами. Однако Роба умудрился извлечь откуда-то даже вполне сносные изображения экзотических «Альта Эф-2», «Толеман Ти Джи 184» и «Зэкспид 841».

Следует отметить, что каждая модель автомобиля рассматривалась им в истории своего развития. Например, фотографии первого «Пежо», выпущенного французом Армандом Пежо в 1889 году, у него пока не было, но место для нее с соответствующей надписью существовало и ждало своего часа. Что же до других серий этой модели — то некоторые у него уже имелись, причем начиная от «Пежо 201» 1933 года выпуска и до роскошного «Пежо 1007», признанного самым безопасным автомобилем класса А в 2005 году.

Изюминкой робиной коллекции были единичные автомобили, сделанные известными фирмами по спецзаказам для ведущих политиков мира, поп-звезд и сверхбогачей. Добыть такие фото считалось архисложным делом, поскольку упомянутые личности опасались покушений на свою жизнь, и их охрана не позволяла фото и видеосъемку этих шикарных бронированных лимузинов.

Роба часами мог любоваться своими приобретениями, их плавными совершенными линиями, считая их наиболее совершенными и необходимыми продуктами человеческой деятельности. Они имели самые разнообразные формы: округлые, угловатые, приземистые, но при этом являли собой единую общность — транспорт. И Роба был уверен — покажи любой из этих удивительных механизмов даже инопланетянину, и тот сразу угадает его предназначение.

Конечно, он мечтал о собственном автомобиле, но при этом был прагматиком и дальше наивных мальчишеских грез не шел. Впереди простиралась целая жизнь, и Роба нисколько не сомневался в будущем владении одним из прекраснейших образчиков зарубежного автомобилестроения.

Но зато новый компьютер был просто необходим. Никакой современный подросток не мыслил своего досуга без многообразных компьютерных игр, различных полезных и интересных программ, фильмов и, наконец, непосредственного общения с себе подобными через совершенно новые открывшиеся возможности. Нет, чужими дневниками Роба не увлекался, к блогам звезд поп-индустрии был равнодушен и интернет-сплетнями об их светской жизни не интересовался, чтобы передавать их сверстникам. Зато с удовольствием общался с ровесниками и знакомыми путем электронной почты, состоял участником нескольких интернет-сообществ и с увлечением обсуждал на многочисленных форумах животрепещущие подростковые проблемы. А, уж адреса автомобильных порталов и форумов он знал наизусть и бывал на них почти ежедневно, получая все новые и новые знания и сведения по своей любимой теме.

Все упиралось в деньги. Точнее — в их отсутствие. Даже мА начала ворчать по поводу, по ее мнению, непомерных расходов на телефон, через который Роба подключался к Интернету. Хотя он всегда пользовался итернет-картами, скрупулезно выбирая самого дешевого поставщика услуг связи. О скоростных средствах связи пока и думать было нечего по тем же финансовым сложностям.

А игры? А новые компакт-диски для хранения электронных фотографий из робиной коллекции? В любой момент этот старенький кряхтящий комп мог навсегда заглючить или впустить в свое одряхлевшее нутро коварного вируса, который уничтожит все его содержимое. И тогда конец всей робиной коллекции, собранной с такой любовью и такими трудами.

Да, что — компьютер. Даже джинсы уже, вышедшей из моды модели, пора было менять. Хотелось и побольше футболок, и новые кроссовки, и модную фирменную длиннокозырьковую крутую бейсболку и… и…

А еще Роба хотел купить велосипед. Не по причине его полного отсутствия. Нет, старенький, но вполне надежный велик служил исправно, хотя и был внешне весьма потрепан. Роба очень хотел заиметь настоящий горный велосипед, со всеми его причиндалами и премудростями. Он бы тогда показал класс и Генке с Маринкой и прочим велосипедным кудесникам.

В общем-то, если здраво рассудить, Робе было мало надо, но, с другой стороны, этих самых малостей требовалось немало. Способ их удовлетворения? Как, говорится: имеются варианты.

И самый надежный и безопасный из них: нужно было срочно разбогатеть. Но как? Иного метода, кроме того, чтобы использовать чудодейственные свойства пластинки Роба не видел. Делая его невидимым для окружающих, пластинка давала поистине неограниченные возможности. Чего греха таить, Роба и так уже пользовался ей в отнюдь не благих целях, а реализуя свои эгоистические интересы. Ходил, например, бесплатно в кино, благо свободных мест в кинозалах сейчас хватало.

Помимо невинных шуток и розыгрышей в классе, он с ее помощью добился побед над более сильными противниками. В том числе и в спорте, что, в общем-то, было нечестно. Роба знал, что спорт уже давно превратился в своего рода бизнес, в состязание фармакологических достижений, а попросту — различных видов допинга. Одних спортсменов ловили на этом и подвергали дисквалификации, другие ставили рекорды, используя иные, более неуловимые стимулирующие препараты, которые не могли еще распознать эксперты. Так и шла эта борьба, по сути, не самих спортсменов, а дельцов от спорта, битва технологий, ноу-хау и методик. Но это в большом спорте. Там крутились большие деньги.

Конечно, теперь он мог творить чудеса в спорте. К примеру, ставить каждый месяц рекорды на «стометровке», прибавляя к предыдущему результату каждый раз сотые доли секунды. Но это было бы и подозрительно и, наверняка привлекло бы внимание надлежащих органов. И соответствующие специалисты из спецслужб быстро бы раскусили, что дело здесь вовсе не в способностях и спортивной подготовке, а в чем-то ином, возможно в допинге, а то и в наркотиках. И начали бы следить и копать. А, уж языки то там умеют развязывать — об этом Роба неоднократно читал и видел в фильмах, как это делается.

Но в большой спорт Робе, все равно, ход был заказан по причине возраста, поэтому возможность подзаработать на этом исключалась.

Пластинка делала невидимыми и предметы, которых он касался, находясь в режиме невидимости. Он легко мог украсть деньги, например, прямо из кассы в любом магазине. И в любом другом месте, где они хранились на виду.

Но это было опасно. Первое — больших денег в кассах не хранилось. Следовательно, пришлось бы воровать многократно и в течение длительного времени, чтобы набрать необходимую сумму.

Роба уже рассчитал примерно, сколько ему требуется денег для удовлетворения насущных потребностей, причем в валюте, поскольку курс рубля то падал, то поднимался. Аппетит приходит во время еды. Итак, новый стационарный компьютер стоил около тысячи трехсот условных единиц или долларов, ноутбук — тысячу восемьсот, горный велосипед — шестьсот, мобильник со встроенными видео и фотокамерой — 400. Итого примерно четыре тысячи долларов. Кроме того, на одежду, необходимые компьютерные принадлежности и различные приятные мелочи еще порядка пятисот гринов. Запас на текущие расходы он определил в таком же размере, а еще сумму в эквиваленте одной тысячи долларов следовало отдать мА, которой сейчас приходилось несладко, в связи с задержкой финансовых поступлений от отца. Всего выходило около шести тысяч зеленых. Роба вначале ужаснулся такой невиданной для него сумме, а потом рассудил, что деньги, на самом деле в масштабе даже среднего предпринимателя небольшие, и он вполне может на них претендовать.

Способ многократного воровства в течение длительного времени здесь явно не подходил. Милицейские сыщики, а есть такие спецы — Роба видел в телевизионных сериалах — сразу бы заинтересовались необычным способом хищения, когда не остается никаких следов. И разнообразных технических средств сегодня у детективов хоть отбавляй, судя уже по голливудским боевикам.

Было, о чем серьезно задуматься. Та же простейшая химловушка, которую сыщики ставят на скрытых воров, пырснув на Робу несмываемой краской, сразу же сделает часть его тела, видимой. Хуже всего, что эту въедливую краску ничем не выведешь в течение целой недели — а куда скроешься на такой срок?

Да и мало ли у них еще каких секретных спецсредств имеется. Вон радары изобрели уже сколько лет назад. И они еще тогда видели невидимые цели на многие километры перед собой и даже глубоко под водой. Сейчас наверняка есть штучки и покруче.

Нет, это очень опасно. Ведь даже самых крупных грабителей отслеживают, а те уж на что профессионалы, по номерам банкнот и прочим, известным только посвященным приметам.

Опять же собак могут применить. Вопьется в твое тело такая, величиной с теленка, и невидимость не поможет — не выпустит.

И вообще, если красть деньги у людей, которые за них ответственны, значит не только приносить неприятности этим людям. Им же придется возмещать ущерб, в котором они не виноваты, а этого Роба допустить не мог — не так был воспитан.

Несмотря на возраст, Роба уже имел, какую-никакую, но собственную градацию ценностей и старался жить в полном соответствии с ней, не нарушая при этом основные моральные принципы и тем более действующее законодательство.

Конечно, временно отставив их в сторону, можно было как-то исхитриться и попробовать ограбить банк, где денег немеряно. Но и, естественно, не у нас. Роба не намеревался творить безобразия в родной стране. В той же Америке, например, где, судя по всему, грабят банки каждый день, и это является обыденным явлением. Там, при вооруженном нападении, никто даже не бросится защищать деньги. Потому что все банки застрахованы, и все убытки покроют страховые компании, которые, в свою очередь, создают свои фонды за счет страховых отчислений тех же банков. И в результате никто от грабежей не страдает, ну, разве что, понемножку.

Но вообще, в принципе, Роба законы уважал и старался их соблюдать. Хотя, с другой стороны, если закон обойти, то это вовсе не означает его нарушение. Поэтому надо все-таки попытаться быть честным и обойти закон, ибо лазейки в нем ищут только нечестные люди, не говоря уже о прямых его нарушениях.

Озарение пришло, как это часто и бывает, неожиданно. Позанимавшись перед зеркалом по части телодвижений и мимики и изрядно подустав от этого, Роба плюхнулся на диван и включил телевизор. Рекламировали зубную пасту. Другой канал давал рекламу стирального порошка, от которого, как пояснял усатый дядька в аккуратном комбинезоне, очищается и сама стиральная машин, начиная работать все лучше и лучше. Следующий канал восхвалял какие-то непонятные прокладки с крылышками для женщин…

— Это они все специально крутят в одно и то же время, — догадался Роба, щелкая кнопкой пульта дистанционного управления, — никуда не денешься — все равно что-то, да посмотришь.

Наконец, на одном из каналов он наткнулся на упитанного бородатого дяденьку в высоком черном цилиндре, который азартно выкрикивал разные цифры. На нем был надет также черный смокинг, или фрак, Роба в этом не разбирался, а за спиной плясали полураздетые девицы, высоко подбрасывая длинные ноги в черных ажурных чулках. Собственно, этим кордебалетом Роба вначале и заинтересовался чисто по-мальчишески и лишь затем вник в суть показываемого зрелища.

Оказывается, это была трансляция розыгрыша очередного тиража лотереи под названием «Суперлото», где прямо в зале присутствующие зачеркивали на своих билетах выкрикиваемые телеведущим номера, и кое-кто из них подскакивал от радости, потому что выигрывал деньги. Но главное было даже не это. Главное, что номера эти значились на округлых бочонках, которые доставались из лежащего на стойке мешка. Таскали их вслепую поочередно мужчина и женщина, стоявшие по бокам стойки, а затем передавали их девушке, которая показывала номера на бочонках бородатому. И тогда тот их уже озвучивал на всю аудиторию. Робин мозг, зафиксировав всю процедуру розыгрыша, сразу же отметил два момента. Первый — здесь можно было выиграть очень большие деньги. Второй — выигрыш зависел от цифр, обозначенных на бочонках. Из них логически вытекал и третий момент — бочонки легко можно было подменить во время передачи их из рук в руки, будучи невидимым и находясь как бы в другом времени.

Роба выключил телевизор и сразу же скачал из Интернета всю информацию, касающуюся этой лотереи.

— То, что надо! — ликующе заключил он после ее детального изучения и осмысливания, — никого не надо обманывать на деньги, и никто не пострадает от его выигрышей, поскольку все равно кто-то должен выиграть.

К тому же розыгрыши проводились еженедельно, а выигрывать можно было любые суммы от нескольких десятков тысяч, в переводе на доллары до одного билета «Суперлото». В принципе, сколько захотел — столько и выиграл. Потихоньку, не привлекая особого внимания крупными суммами выигрышей, следовало и набрать планируемую им сумму. Ну и кое-что про запас, который, как известно, карман не тянет.

Роба всегда отличался тем, что намеченное старался исполнить незамедлительно. Поэтому в воскресенье за час до начала трансляции программы о розыгрыше «Суперлото» он уже околачивался возле телецентра. До этого он купил один билет «Суперлото» и наметил ряд с цифрами, которые должны были выпасть с его помощью. И сейчас в его кармашке, помимо чудодейственной пластинки находилась бумажка с шестью заветными цифрами, которые, по его расчетам, должны были принести сумму, эквивалентную восьмистам долларов. Перво-наперво, следовало узнать, в какой именно студии будет проходить прямая трансляция. Это было просто. Роба дождался момента, когда в холл студии начали заходить участники розыгрыша, включил для себя режим невидимости и проскользнул следом. Все столпились в углу холла. Там за отдельным столиком оформлялись пропуска в телецентр, но Робе он не требовался.

Когда процедура оформления была закончена, все участники направились вслед за девушкой, оформлявшей пропуска и при этом, предъявляя пропуска, проходили через массивную металлическую рамку мимо охранников телецентра. Иногда рамка издавала перезвон, и тогда проходящий через нее возвращался и выкладывал на столик все свои вещи, содержащие металл. Охранник осматривал их и давал знак, что все в порядке — запрещенных к вносу предметов нет. Вход фиксировался также двумя видеокамерами. Таким образом принимались меры против возможного проявления терроризма.

И здесь Роба едва не совершил ошибки. Ему бы следовало проскочить рамку совместно с кем-то из участников, а он пошел после всех. Поэтому рамка неожиданно тренькнула, уловив металл в его пластинке. Охранники уставились сначала на рамку, затем друг на друга и пожали плечами. Затем один из них позвонил по внутреннему телефону и попросил кого-то прокрутить видеозапись пятиминутной давности и дать ее на их экран. На этом инцидент был исчерпан, но Роба понял, что его невидимость является относительной. Чуткие современные приборы могли засечь его местонахождение.

В студию он собирался зайти через некоторое время, выждав, пока начнется процесс трансляции, чтобы не попасться кому-нибудь по пути в создавшейся толчее и не быть обнаруженным уже контактно. Услыхав знакомый жизнерадостный голос толстяка в цилиндре, Роба осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

Действо началось. К удивлению Робы, наблюдавшему розыгрыш по телевизору, в студии было очень тесно, как говорится, яблоку негде было упасть. И жарко. К счастью он был одет очень легко, и можно было не опасаться выдать себя запахом пота. После некоторых вступительных сценок был вынесен и водружен на стойку вожделенный мешок с бочонками лото. Заиграла музыка, и на маленькую рампу за спиной ведущего выскочила стайка полуобнаженных девушек, начавших свои кордебалетные па. Роба вынужден был в буквальном смысле слова продираться к стойке с мешком.

Сначала он миновал обнаженного по пояс мускулистого силача с громадным удавом на шее. Здесь ему стало страшновато, а вдруг этот устрашающий змей учует и бросится на него. Но исполинская рептилия лишь покосилась в его сторону долгим немигающим, и как показалось Робе, недобрым взглядом.

Дальше следовало протиснуться между ведущим в его черных одеждах и вздымающих свои ноги девушками. Это оказалось непростым делом. Пришлось дожидаться момента, когда они синхронно вскинут ноги в ажурных черных чулках вверх и на карачках проползти под ними. Роба, в очередной раз подивился операторскому мастерству телевизионщиков, которые умудрялись показать тесную студию такой просторной и вместительной. К тому же ноги девушек двигались вовсе не так синхронно, как на экране телевизора, а несколько вразнобой — у кого-то выше, у кого-то ниже и не совсем одновременно.

Роба приподнял голову, чтобы взглянуть не начали ли опускаться уже эти ноги. И замер, подивившись совершенству женской природы тела. Ноги эти казались просто точеными, как на классических скульптурах. Впервые он видел женские ноги так близко и без помех, их потаенные маняще-плавные изгибы. Они оказались даже более притягательными, чем симпатичные наташкины ножки. В них было больше гармоничной стройности и этакой загадочной притягательности. Может все дело в облегающих их сетчатых черных чулках? А трусики-то — вообще одно название…

— Нет, сейчас не до этого, — решительно отбросил Роба свои размышления, — может быть когда-нибудь, попозже, я постараюсь проникнуть в эти секреты непонятной женской притягательности, когда некоторые части тела манят и волнуют подростков и учащают сердцебиение.

Трудно оказалось примоститься и вблизи заветного мешочка… Но вот игра началась. Женщина, как и положено, не глядя, вытащила из мешка один бочонок и протянула его помощнице ведущего. Удивительно, но это был один из номеров, который нужен и Робе. Выигрыш во времени позволял порыться в мешке не спеша и за один раз вытащить из него все остальных пять бочонков с требуемыми цифрами.

— Номер семна-а-адцатый! — ликующе пропел бородач в цилиндре, будто именно этот номер и был ему необходим для полного счастья и показал его на всеобщее обозрение.

На самом деле Роба видел его усталые, ничего не выражающие глаза. Взгляд человека, которому вся эта показуха давным-давно осточертела. И струйка пота, спускающаяся за щекой возле уха… Робе стало его жалко. Зрители же азартно аплодировали и свистели. Некоторые отмечали номера на своих билетах.

Следующим, вытянутым уже мужчиной был бочонок с номером шестьдесят три и его следовало в пути заменить на бочонок с номером тридцать девять. Здесь и таился основной риск, но Роба потратил на тренировки этого трюка почти целую неделю. В тот миг, когда рука мужчины вплотную приблизилась к руке девушки-помощницы, Роба мгновенно выхватил из нее своей правой рукой бочонок, а левой сунул бочонок с потребной цифрой двадцать шесть в протянутую руку девушки.

— Фу, сошло! — и Роба бросил похищенный бочонок снова в мешок, а из-за пазухи достал следующий нужный бочонок.

— Номер два-а-а-дцать шесть! — еще более радостно завопил бородатый, призывая всех в свидетели жестом поднятой вверх руки…

Конечно, все это происходило для Робы страшно-страшно медленно, и он даже изрядно устал. Но чего не сделаешь ради денег. И он трудился, буквально, в поте лица, так как в студии становилось все жарче.

Короче говоря, Робе удалось внедрить все свои номера. И при очередной команде «Стоп, игра!», после чего объявлялась суммы выигрышей, он с удивлением узнал, что выиграл порядка девятисот долларов, если оценивать в эквиваленте. Дело было сделано. Осталось через неделю получить вполне законный выигрыш.

Больше ему здесь делать было нечего, хотя впереди были еще интересные события, например, попытка участников розыгрыша выиграть золотые слитки, лежащие в прозрачном стеклянном ящике под замком. Для него не составило бы труда незаметно вытащить парочку из них, но это была бы уже кража, криминал, да и куда ему девать это золото.

Путь назад был полегче. Девицы уже не плясали, хотя и красовались с наклеенными на лицах улыбками, а удав мирно дремал на шее у силача, прикрыв глаза. Внизу, памятуя о рамке досмотра, Роба дождался, выхода через нее одного из работников телецентра и проскользнул через нее вместе с ним.

Через неделю после опубликования в газете результатов розыгрыша «Суперлото» Робу ждало ужасное разочарование.

— Мальчик, для сдачи билета и решения о получении выигрыша, приди с кем-то из родителей, — сухо сказала ему тетя из тиражной комиссии. — Лицам до восемнадцати лет выдаются только незначительные выигрыши.

Увы, ему реально можно было выигрывать ли по лишь по 2–3 доллара… С такой скоростью для накопления нужной суммы понадобится несколько лет. Следовало искать другой легальный источник обогащения.

Роба посожалел, но смирился.

— Ну, раз повезло, — размышлял он, — ну — два, ну — три… Но все время везти ведь не может и это станет подозрительным. Еще начнут какое расследование…

А все деньги за него получила мА, ему досталось лишь совсем немного, в качестве поощрения. Не объяснишь же ей…

Глава восемнадцатая

Идея! Нужно выиграть в казино! С его новыми способностями, полагал Роба, особого труда это не составит. Но он понятия не имел, во что там играют. Когда-то он смотрел фильм, где показывали Лас-Вегас — столицу мирового игорного бизнеса. Кажется, там была игра в рулетку. Но, прежде всего там нужно побывать и все-все, до самых мелочей, изучить и запомнить.

Казино в городе было несколько. Роба выбрал валютное, которое, как и все игорные заведения, называлось пышно «Olympic». С валютой проще всего иметь дело, она всегда и всюду в ходу и не занимает много места. Казино оказалось шикарным заведением, в каковых Робе бывать еще не приходилось и работало круглосуточно.

Роба выбрал предвечерний час, справедливо полагая, что в это время не будет еще большой толчеи, и он сможет ознакомиться с законами и правилами нового загадочного мира без особых помех.

Первое разочарование ждало его у входа. Один из двух плотных парней, с маленькой табличкой «секьюрити» над левым карманом черного форменного комбинезона, решительно преградил ему вход.

— Извините, вам уже исполнилось восемнадцать лет? — голос звучал доброжелательно и вежливо, но с нотками непреклонности, — хотите предъявить свой паспорт?

Роба лишь отрицательно помахал головой и отступил назад. Но это, конечно, была не помеха для его проникновения в это загадочное злачное место. Разведку он произведет все равно. Другое дело — как попадать туда, чтобы принимать непосредственное участие в игре? Надеть взрослую одежду и загримироваться, что ли? Роба оставил этот вопрос «на потом». Сначала следовало осмотреться и найти быстрые и эффективные пути выигрыша.

Включив режим невидимости за квартал от здания казино, Роба миновал охранников у входа и без помех проник в первый из трех залов.

Здесь четырьмя сплошными рядами стояли игровые автоматы, прозванные с чьей-то легкой «однорукими бандитами». Игроков возле них почти не было. Автоматы сияли яркими красками и перемигивались разноцветными огоньками. Принцип их работы был прост. Нужно было купить в кассе специальные жетоны и бросать их в щелевидные приемники. Затем, в зависимости от заданной программы, можно было быть активным или пассивным игроком. В первом случае следовало набрать на дисплее набор из произвольно взятых цифр, а затем просто дернуть рычаг или нажать на кнопку. Во втором то же самое, но без набора цифр — за вас это сделает компьютер.

Автомат начинал грохотать или извергать различные музыкальные ритмы, а в узком окошечке, состоящем из 6-10 отделений, начинали мелькать различные цифры. В результате, либо на дисплее высвечивалась надпись, благодарящая за участие в игре и призывающая не расстраиваться и испытать судьбу еще разок, что бывало в подавляющем большинстве случаев. Либо, что случалось примерно один раз из тридцати, как подметил Роба, автомат издавал мелодичный звон и внизу в специальный приемник сыпались жетоны, который затем сам открывался игроку. После этого можно было эти жетоны обменять в кассе на деньги, а, при желании, продолжать играть до нового выигрыша или пока жетоны не кончались.

Роба долго бродил среди этих автоматов, изучая возможности человеческого вмешательства извне, оставаясь при этом невидимым для других. Таких шансов, увы, найдено не было. К тому же все пространство зала просматривалось развешанными под потолком видеокамерами и малейшие подозрительные сбои в работе «одноруких бандитов», были бы сразу замечены персоналом казино. Так и пришлось уйти ни с чем.

На следующий день, в режиме невидимости, Роба посетил зал, где играли в карточные игры. «Блэк Джек» он отбросил сразу же. Эта игра была похожа на «очко» или «двадцать одно», в которую его как-то научил играть Генка. Играли во дворе дома на спички. И, хотя Роба предпочитал не рисковать, и ставил на кон максимум пять-шесть спичек, он, менее чем за час, проиграл хитрому Генке почти четыре коробка спичек. Их было не жалко, но унижала сама легкость и быстрота проигрыша. Это была быстротечная игра и трудно было вмешаться в ее ход, подменяя или выбирая нужные карты.

Другое дело покер. Роба простоял возле покерных столов целых два вечера, но так и не смог разобраться в хитросплетениях этой сложной игры. Но сам процесс ему понравился. И названия комбинаций карт звучали красиво и загадочно: флеш, стрит, фулл хауз, каре, флеш-ройяль… Игра проходила неспешно, игроки подолгу думали над своими перспективами, здесь блефовали, выигрывались крупные суммы и происходили большие и маленькие трагедии. Прикуп, состоящий из четырех карт, свободно лежал на столе, и крупье также клал остатки колоды на стол, поэтому, находясь в режиме невидимости, выбрать нужные карты и подменить их не составляло большого труда.

Нужен был взрослый партнер, который сел бы за стол и, выполняя Робины команды, составлял нужные комбинации карт и выигрывал. Таких знакомых у Робы, конечно, не было. Это была первая трудность. Вторым нелегким моментом было то обстоятельство, что каждый игрок в покер надежно прятал свои карты от посторонних глаз и практически невозможно было узнать, что у него на руках. То есть можно было свободно нарваться на более сильную карточную комбинацию и проиграться в пух и прах. Тем более что основным элементом этой рискованной игры был блеф, с психологией которого Роба знаком не был.

Заглянув в Интернет и поизучав правила игры в покер, а также многочисленные его хитрости, Роба все же отказался от идеи использовать покер для быстрого обогащения. Это был явно ненадежный путь. К тому же требовалось постоянное общение с партнером, что трудноисполнимо в условиях большой аудитории участников игры.

Оставалась рулетка. О ней раньше Роба знал только по названию «русская рулетка», которую видел в каком-то фильме. Суть ее заключалась в том, что в барабан револьвера заряжался всего лишь один патрон, и участники поочередно крутили этот барабан, после чего приставляли револьвер к своему виску и нажимали на курок, со страхом или бесстрашно ожидая смертельного выстрела. Роба лишь ужаснулся этой жуткой нелепой игре, ставкой которой были человеческие жизни.

Настоящая рулетка, к счастью, оказалась иной. Роба несколько вечеров крутился в зале казино «Olympic», где были установлены две рулетки, и изучал всевозможные варианты выигрышей. Крупье бросал шарик на вращающееся колесо, на котором нанесено тридцать восемь номеров: от 0 (Zero) и 00 (Double Zero) до 36. Фишки можно было ставить в различных комбинациях, которых насчитывалось около полутора десятков, начиная от ставки на один определенный номер и заканчивая четом и нечетом. Величина выигрыша зависела от редкости выпадения комбинации, в чем Роба сразу не смог разобраться.

Дома, заглянув в Интернет, он быстро усвоил все правила и способы делать всевозможные комбинации ставок, а также шансы на выигрыш. Например, поставив на определенное число, скажем на 0, шанс выигрыша составлял один из тридцати восьми, но зато выигрыш составлял 35 к 1. То есть, поставив всего один доллар, забираешь тридцать пять долларов, а за сто долларов, следовательно, казино отдаст три тысячи пятьсот долларов. Круто! Однако Роба решил, что это не для него. Слишком заметно будет, если один и тот же человек будет срывать раз за разом такой куш.

Но как играть по правилам, при этом все время выигрывать и остаться незамеченным? Э! Не будем забегать вперед — иногда истинные правила приходят во время игры.

А пока надо общипывать казино потихоньку, более вероятными, маленькими выигрышами. Поразмыслив, Роба остановился на ставках на «красное» или «черное». Цифры красного цвета на игровом поле рулетки чередовались с цифрами черного цвета. К примеру, 1 — красная, 2 — черная, 3 — красная, 4 — черная и так далее. Шансы на выигрыш здесь были наибольшие — восемнадцать из тридцати восьми. Правда, величина выигрыша составляла лишь 1 к 1. То бишь, поставив сто долларов, выигрываешь ту же сотню баксов. Зато такие выигрыши часты и незаметны на общем фоне.

Решено. Он будет использовать этот метод, каждый вечер, меняя казино. Таким образом, в каждом казино он будет бывать лишь раз в неделю и не намозолит глаза бдительной обслуге игровых заведений. Не вызовут никаких подозрений и небольшие размеры выигрышей.

В одну из ночей, исследуя различные залы оказавшегося громадным здания казино «Olympic», Роба случайно попал в стриптиз-бар. Зрелище его ошеломило. Танцующая под музыку девушка, и так не очень-то одетая, постепенно освобождалась от предметов своего нехитрого наряда и, наконец, осталась совершенно голой. Причем, это ничуть ее не смущало, и она выставляла напоказ все свои прелести. Не смущал ее вид и мужчин, спокойно попивающих свои напитки и бросающих на танцующую фею лишь мимолетные взгляды. Немногочисленные присутствовавшие здесь женщины и вовсе откровенно зевали в ходе этого представления.

Более того, и сам Роба, поначалу впавший от вида обнаженной красотки в полный ступор, затем привык и смотрел, хотя и с интересом, но почему-то без замирания сердца, без учащенного дыхания. Такого как было, например, при виде наташкиных ножек во всей их красе снизу вверх. И, тем более, без того внутреннего возбуждения, когда он разглядывал вблизи, казавшиеся совершенными и точеными, ноги девушки из кордебалета с их манящими плавными изгибами. В чем же тут дело? Почему такие разные эпизоды, как нечаянное прикосновение к груди Маринки, поцелуй с Алкой, созерцание симпатичных ножек Наташки и ажурные чулки девушки из кордебалета, вызывают одинаково сладострастные чувства, а вид абсолютно нагой ночной красотки — этих эмоций не активизирует? Или сайты с обнаженкой в Интернете, куда он периодически заглядывал. Тоже не то. Все неживое, ненатуральное — так, картинки, не вызывающие таких эмоциональных всплесков. Это показалось Робе странным, и он решил исследовать этот вопрос дополнительно.

Возможно, нужен непосредственный контакт с противоположным полом, думалось ему. Или, может быть, из-за того, что он подглядывал тайно, а здесь в баре — смотри, сколько хочешь. Надо бы тайком поглазеть на разных голых девчонок и, особенно, тетенек. Потому что более взрослые женские особи вызывали отчего-то больший интерес и какое-то потаенное маняще-беспокойное чувство. И чем вообще они, эти женские прелести, собственно говоря, волнуют кровь и будоражат запертые глубоко непонятные инстинкты.

Где можно тайком поглазеть на голых тетенек? Эта мысль теперь регулярно посещала заинтересованного странным парадоксом Робу.

В бане, к примеру.

— Но это слишком вульгарно, — подумал Роба, — что за интерес смотреть — трутся мочалками, мылятся…

Можно в женских раздевалках на стадионах и в спортзалах. Но, поди, найди эти раздевалки — спрашивать же не будешь. Нудистских пляжей поблизости не было — не ехать же в Крым или на Черноморское побережье Кавказа из-за этого.

И тут Роба вспомнил, что несколько лет назад они с пА и мА ходили в спорткомплекс «Мир фитнеса». Там, помимо спортивных залов с различными тренажерами, были мужская и женская сауна. Он с пА ходил в мужскую, а мА, естественно, в женскую. К этим саунам примыкали два открытых плавательных бассейна, обнесенные высоченными, кажется пластиковыми, заборами. И один забор, тоже очень высокий, был общим, разделявшим мужской и женский бассейны.

Все плескались в них голыми и под открытым небом. Было это зимой, и Роба даже помнил падающие медленно снежинки, веселую музыку и звонкий женский смех из соседнего бассейна.

— Вот там и можно в спокойной непринужденной обстановке порассматривать, чем же они отличаются и в смысле возраста и вообще…, - решил Роба, как всегда, не откладывая задуманного в долгий ящик.

В сауну он, конечно, не пошел — что там делать в этой жарище, да и потеющие женские тела — зрелище не из самых приятных. Роба прошел в сам бассейн и присел на его бортик, сбоку от лесенки, по которой купальщицы спускались в воду. Он был невидим, и места для маневра вполне хватало. Здесь было весьма многолюдно, несмотря на предвечернее время — женщины, девушки, девочки, в том числе и ровесницы Робы… Сколько же их здесь, и все такие разные. Он смотрел во все глаза на проходящие рядом стройные женские фигурки и мог видеть все-все в мельчайших подробностях. Боясь пошелохнуться, он ощутил бурный прилив жара в своей голове и учащенное сердцебиение…

— Вот это, да! — на него нахлынуло непонятное возбуждение, окружающий мир стал ярок и очень красочен. И прекрасен, как в сказке… Казалось, он способен смотреть на этот мир вечно… И любоваться…

Но неожиданно с ним случилось нечто совсем непредсказуемое и удивительное…

Что именно?

Давайте умолчим об этом и пощадим робино самолюбие… Роба же в настоящей панике пробкой выскочил из бассейна и рванулся к выходу, по пути цепляя испуганно шарахающихся в сторону женщин…

Посетив все городские казино, Роба не нашел больших отличий игры в рулетку. Во всех игорных заведениях играли только в Американскую рулетку. Европейская и французская рулетки были почему-то не в ходу. Собственно говоря, различия между ними были небольшими. Они отличались лишь размерами игровых столов, распределением чисел на колесе, да еще в Европейской рулетке было тридцать семь номеров, поскольку отсутствовал номер 00 или Double zero. Тем лучше, решил Роба — не будет никакой путаницы. Основная трудность заключалась в поиске подходящего места, откуда можно было вмешаться в процесс игры. За игровым столом могло поместиться до шести человек, и почти всегда все места были заняты. Рулетку обслуживали крупье и его помощник, который занимался сортировкой разноцветных фишек. Вот он-то как раз и был тем непоседой, который мог случайно наткнуться на невидимого Робу и тогда все могло пойти прахом. И все же за пару недель Роба наловчился искусно лавировать возле игрового стола. Рекогносцировка и тренировочный процесс, таким образом, были завершены.

Теперь нужен был только первоначальный капитал, чтобы купить фишки. И оставалось главное — подыскать себе надежного взрослого партнера. Искомый субъект должен обладать определенными криминальными и шулерскими наклонностями, без определенных моральных принципов, но быть честным с Робой. Таковых на горизонте пока не наблюдалось. Но Роба не спешил и пока занимался вопросами теории вероятности и практической отработкой будущих действий на поле брани, то есть, непосредственно, в игровом зале.

В один из визитов в казино на глаза Робе попался невзрачный человек в прикиде, претендующем на щеголеватость, с невыразительным узким лицом и маленькими бегающими глазками. Роба его сразу узнал. Человек этот жил на их улице, в панельной девятиэтажке, через два квартала от робиного дома. Ни фамилии, ни имени его, Роба не знал, поскольку близко с ним не общался. Впрочем, и все другие знали его только по странной кличке Графин. То ли это была производная от фамилии, а скорее, это прозвище тот заслужил из-за своей фигуры, весьма смахивающей на прямоугольный графин с длинным узким горлышком.

От роду Графину было, где-то, под тридцатник, женатым он не был и нигде постоянно не работал. На жизнь он зарабатывал, то мелкой спекуляцией, то незаконными валютными операциями. Поговаривали также, что он «сидел» за что-то около трех лет, но за что конкретно — никто не знал. Пару раз Графин бывал и в их дворе, угощая подростков дешевым вином, изображал из себя блатного и рассказывал всякие страсти про жизнь на «зоне».

И вот сейчас этот самый Графин выходил из казино с лицом явно неудачливого игрока. Похоже, на ниве азартных игр ему в этот раз не повезло, и неудачник двигался по улице неверной походкой подвыпившего человека, на ходу решавшего дилемму: то ли зайти в какое питейное заведение и «добавить», то ли отправиться домой и «на боковую».

— То, что надо, — решил про себя Роба, — этот тип наверняка не откажется от предложения подзаработать непыльной работенкой.

И Роба, продолжая оставаться в режиме невидимости, отправился вслед за ним. Если Графин по пути «добавит», то разговаривать с ним на эту тему будет бесполезно. По прежним встречам Роба отмечал, что алкоголь добавляет Графину лишь многословности, хвастовства и бестолковости.

Будущий партнер миновал, однако, пивной бар и поплелся к входу в метро. Роба мгновенно материализовался и сел ему на хвост. Так и есть — выйдя через две остановки, Графин поглядел зачем-то на небо долгим пристальным взором, а затем направился прямиком к своему дому.

— Здорово, Графин! — Роба догнал его у самого подъезда, дверь которого закрывалась на кодовый замок.

— Здорово, парень! — тот смерил его удивленным взглядом, — только, что-то я не припомню тебя среди своих корешей.

— Да, ладно тебе… Забурел, что ли, — укорил его Роба, — есть серьезный разговор.

— Ну, говори свой разговор.

— Наше общение будет длинным, может, давай не на улице, а зайдем к тебе домой?

— Я, кого попало, на свою хату не вожу, — маленькие глазки Графина забегали, изучая робино лицо.

— Тогда давай найдем какое-нибудь укромное местечко, — предложил Роба.

— Да, чё ты хочешь-то пацан, — забеспокоился Графин, — об чём базар повести собираешься?

— Есть возможность зашибить хорошие бабки, — Роба нарочито старался говорить жаргонным языком, чтобы казаться взрослее.

— Да-а-а? — недоверчиво протянул Графин, — а я-то тут, какими колесами буксанул?

— Я все расскажу подробно. Только надо где-то пристроиться.

— Ну, пошли вон в скверик, побазарим, коли, не шутишь.

— Садись, — Графин ткнул пальцем в первую попавшуюся скамейку, — говори, чем замутить хочешь?

Роба сел на предложенное место и обстоятельно поведал своему собеседнику не слишком хитроумный план обыгрывания казино. Главная идея состояла в том, что Графин будет ставить фишки на цвета, в предложенной Робой последовательности, несколько раз подряд, все удваивая и удваивая сумму, а затем получает выигрыш и делится с ним.

— Выигрыш делим ровно пополам, — уточнил Роба.

— Это невозможно! — заупрямился Графин, — несколько раз подряд угадать нельзя.

— Можно. У меня способности есть такие — предугадывать. Правда, не намного ходов вперед. Но нам хватит. Давай попробуем, а если не получится — я возмещаю все убытки и моральный ущерб в виде ста баксов. Могу хоть сейчас расписку дать.

Таких денег у Робы, конечно, не было, но здесь он ничем не рисковал — гарантия удачи была, что называется, стопроцентной, ибо все делалось его собственными руками. Он достаточно потренировался на нескольких рулетках, и всюду имел полный успех в манипулировании фортуной. Ни окружающие игроки, ни персонал игровых заведений не заметили никаких накладок.

— А я тебе зачем? — с подозрением спросил Графин, — сам чего не хочешь обделывать эти делишки?

— Несовершеннолетним вход в казино воспрещен, — коротко пояснил Роба.

— А, да! Точняк, — согласился собеседник, — я как-то об этом не скумекал… Но, если я все буду делать, тогда мне семьдесят процентов, а тебе тридцатник.

— Нет. Только пятьдесят на пятьдесят.

— Тебе то за что?

— Как, за что? И идея моя, и говорить, на что ставить, буду я.

— Эко дело! Тридцатника тебе вполне хватит.

— Слушай! — обозлился Роба, — не хочешь на моих условиях, оставайся оффтоп — другого партнера себе найду. Желающих — только кликни…

— Что еще за офтоп такой? — обиделся хозяин, ты за базаром-то секи… Враз по ушам можешь получить…

— Вне темы. От английского словосочетания off topic. Итак, по полтиннику на брата. По рукам?

— Я же рискую, — горячился Графин, — а ты в сторонке. Если болт обломится — кому ответ держать?

— Какой еще болт? — удивился Роба.

— Ну, незадача, какая приключится… Застукают меня, например, обслуга засечет мое постоянное везение. Ты ж предлагаешь каждый день так крысятничать.

— Не застукают и не засекут. Все учтено могучим ураганом. Мы каждый день будем менять казино. Всего их в городе восемь, так что меньше одного раза в неделю получится. Никто и внимания не обратит. К тому же выигрыши будут небольшими.

— Небольшими? — разочарованно протянул Графин, — тогда стоит ли эту бодягу затевать.

— Зато стабильными и гарантированными, — утешил его Роба, — а, главное, совершенно безопасными.

— Ладно, по рукам, — вздохнул Графин.

Первая попытка прошла без сучка — без задоринки, хотя Графин сильно волновался, потел и мельтешил без надобности руками.

— Ровно в двадцать один ноль-ноль, — инструктировал его Роба, — подойдешь к столу и поставишь фишку за десять долларов в такой последовательности: красное-красное-черное-красное. Запомнил?

— Чё тут запоминать, — расхохотался Графин, — к-к-ч-к — проще пареной репы.

— Хорошо. Теперь, давай сверим часы.

В результате, всего за несколько минут десять долларов превратились в сто шестьдесят. Как и договаривались, Графин на этом прекратил игру и пошел в кассу обменивать выигранные фишки на валюту. Однако, после этого, он неожиданно отправился в бар. Роба вышел на улицу, чтобы случайно не наткнуться на суетившихся в казино посетителей и, выйдя из режима невидимости, стал дожидаться его там. Он предполагал, что его не очень надежный партнер, когда-нибудь, да выкинет фортель, но не ожидал, что это случится так скоро.

Графин отсутствовал почти час и вышел из казино изрядно навеселе. Неровной походкой он побрел по направлению к входу в метро. Роба догнал его и преградил дорогу. И без того, маленькие глазки Графина, под воздействием алкоголя, превратившиеся в узкие щелки, недоуменно уставились на неожиданное препятствие.

— Моя доля, — робина рука протянулась к груди партнера.

— Какая еще доля? — глазки приоткрылись пошире, и зрачки в них начали привычные хаотичные движения, — а-а-а, да, конечно, счас отстегну.

Графин сунул руку в карман джинсов, достал оттуда смятую десятидолларовую купюру, распрямил ее перед лицом Робы и, опять смяв, сунул в боковой карманчик робиной рубашки.

— На мороженое…, заплетающимся языком пробормотал он, — а хошь и пивка глотни.

Загоготав над собственным остроумием, коварный компаньон отодвинул рукой Робу в сторону и двинулся дальше.

Первой мыслью взбешенного Робы было тут же наказать наглого обидчика, и он уже потянулся за своей волшебной пластинкой. Но сразу же понял, что пьяному ничего не докажешь. А, проспавшись, если и будет помнить робину науку, то весьма смутно. И Роба двинулся вслед за Графином, на ходу разрабатывая действенный план отмщения и преподания надлежащего урока на будущее.

Возле дома Роба перешел в режим невидимости и проскользнул вслед за обидчиком сначала в подъезд. Лифт не работал, и Графин, чертыхаясь, стал подниматься вверх по лестнице. Трижды он останавливался и отдыхал, громко сопя и отдуваясь. Квартира Графина оказалась аж на восьмом этаже. Она была обычной полуторкой, не свидетельствовала о большом достатке своего владельца и носила холостяцкий налет. В первой комнате стояли диван, стол с двумя стульями, в углу тумбочка, а над ней книжная полка с двумя стеллажами. Книги были разными, но большей частью дешевые детективы в бумажных обложках. Через полуоткрытую дверь второй комнаты виднелась разобранная кровать. В кухню Роба не заходил.

Заперев за собой дверь, Графин, первым делом занавесил окно в комнате, а затем подошел к книжной полке. Выудил из кармана мятые доллары, пересчитал их и сложил ровной стопочкой. Затем снял с верхней полки несколько лежащих плашмя книжек и вытащил из-под них толстенную книгу большого формата. Раскрыл ее примерно посередине, аккуратно положил туда деньги, закрыл и проделал обратные манипуляции с книгами.

— Куда уж, надежный тайник, — усмехнулся про себя Роба.

Хотя с другой стороны, кто будет искать деньги в книжках в такой непритязательной квартире. У него даже стальной двери нет, обычная полудеревяшка, обитая дерматином и замок только один, да еще и французский. Кажется, именно такой открывал Остап Бендер ногтем большого пальца, спасая голого инженера, не закончившего мытье, ввиду внезапной пропажи воды. Бедновато живет фарцовщик…

Графин, тем временем, зевнул и двинулся неверными шагами на кухню. Там он, похоже, добавил своему расшатанному организму еще порцию спиртного, так как вышел через пару минут, икая и буквально держась за стенки. Вошел в комнату, которая, судя по кровати, служила ему спальней и, не раздеваясь, бухнулся на свое разобранное ложе. Через минуту из комнаты донесся его заливистый храп. Свет в комнате он выключить забыл.

Роба подошел к книжной полке и достал нужную книгу. Она была тяжеленной и называлась «Атлас ареалов и ресурсов лекарственных растений СССР». Пришлось положить ее на стол и пролистать. Доллары, а кое-где и евро, оказались между многих страниц. Считать их Роба не стал, просто сложил их в пачку и положил в свой карман. По его прикидке добычей стала сумма, эквивалентная трем-четырем тысячам долларов. Сложив книги, как и прежде, он выключил свет и, выйдя в коридор, потянув на себя дверную ручку. Французский замок сухо щелкнул, автоматически заперев столь ненадежную дверь, ведущую в столь невзыскательное жилище.

На следующий день, уже с раннего утра, прихватив в целлофановый пакет две бутылки дешевого пива, Роба дежурил у знакомого подъезда. Предвидение его не обмануло. Графин вышел из дома с опухшим лицом и красными слезящимися глазами. Он глянул на часы, покачал головой и тоскливо посмотрел по сторонам. И было ему отчего затосковать — магазины откроются только через час с хвостиком. Тут-то Роба и объявился из-за угла.

— Те, чо? — до фразы типа «Что вам угодно милостивый сударь?» Графин никогда не опускался.

Вместо ответа Роба помахал пакетом с разом звякнувшими бутылками.

— Чо там? — на лице Графина появилось заинтересованное выражение.

— Пиво, — коротко сообщил Роба, однако вслед за последовавшим движением руки партнера к пакету, спрятал его за спину.

— Зайдем к тебе, поговорим.

— Буду я посторонним светить свою хату…

— Да знаю я, где ты живешь, — и Роба назвал этаж и номер квартиры.

— Откуда?

— Вот там и расскажу. И о лекарственных растениях поговорим.

— Чо? — глаза Графина недоуменно заморгали, но в них появился осмысленный просвет.

— Обсудим, говорю, ареалы лекарственных растений. Интересная ведь тема.

И здесь Графин стушевался. Он понял, о чем идет речь, но никак нем мог сообразить, откуда о его заначке узнал посторонний, тем более тот, кого он знает без году неделю. То, что Роба у него дома никогда не был, Графин мог дать голову на отсечение. И он понуро повернулся к своему подъезду.

— Постой, — сказал Роба, — на, глотни сначала пивка, а то не дойдешь — лифт-то не работает.

Но Графин уже не удивился этому знанию. Он принял бутылку, открыл ее о край стоявшей у подъезда скамейки и стал жадно глотать хмельной напиток, немного пролив его на грудь.

В квартире Графин сразу прилип взглядом к книжной полке, но Роба не стал понапрасну терзать своего партнера. Он просто вытащил валюту и положил ее на стол.

— Я взял лишь то, что мне причитается, — спокойно произнес он, — восемьдесят долларов.

Графин схватил деньги трясущимися руками и почти бегом метнулся в свою спальню. Он отсутствовал минуты три-четыре, вероятно, пересчитывал свои сбережения. А когда вышел, глаза его светились явной признательностью.

— Но как…, - начал было он.

— Все. Проехали. — Перебил его Роба. — Просто знай — у меня много всяких способностей. И дружить со мной лучше, чем враждовать. Будем действовать, как договорились, оба будем в шоколаде. Нет — извини, но тебе будет очень худо. Это был мой первый и последний урок. А пиво, между прочим, за мой счет — по случаю нашего вчерашнего успеха.

И он отдал страждущему оставшуюся бутылку. После этого случая никаких недоразумений между партнерами по игорному бизнесу не возникало. Единственный и непоправимый прокол случился позже, и заплатил за него Графин очень дорого.

Глава девятнадцатая

— Крутой малец, говоришь? — Калигула хищно ухмыльнулся и, достав из кармана серебряный портсигар, выудил оттуда папиросу, размял ее и стал постукивать мундштуком по крышке. Был он высок, плечист и несколько сутул. Жесткое, с резкими чертами лицо и несколько прищуренными глазами свидетельствовало о немалом жизненном опыте и готовности дать мгновенный отпор, в случае посягательства на жизненные интересы его обладателя.

Сразу несколько рук с горящими зажигалками протянулись в его сторону. Неторопливо прикурив от одной из них, он выжидающе глянул на плечистого парня в черной водолазке и светлых брюках спортивного покроя.

— Не то, чтобы крутой, но определенно не простой, — тот разогнал рукой клуб дыма и поморщился.

— Конкретно давай бухти, — и второй густой клуб отправился вслед за первым.

Парень уже не стал от него отмахиваться, поскольку этот жест мог и не понравиться строптивому пахану.

Разговор этот происходил в подвальном помещении ночного клуба «Башня Мерлина», где собралась верхушка одного из двух преступных сообществ, поделивших пополам сферы влияния в городе. Собеседниками же были главарь клана по кличке Калигула и один из присутствующих здесь бригадиров, окрещенный Скороходом.

Судя по обстановке помещение служило тайным банкетным залом, а, возможно, и для подпольной игры в карты. Окон не было вообще, дверь была стальной, с надежными запорами и встроенным глазком. Из мебели были лишь массивные дубовые столы и такие же громоздкие стулья со спинками. В глубине виднелась барная стойка, за которой стояли ряды полок с разнообразными бутылками.

Вор в законе, возглавлявший преступную группировку, получил кличку «Калигула» не за внешнее сходство с одной из наиболее зловещих фигур древнего Рима, а за необычайную жестокость, проявляемую как по отношению к конкурентам, так и к своим сообщникам. Ему даже нравилось такое сравнение с самым кровавым римским императором. Впрочем, к числу тупых безграмотных бандюганов, время которых давно прошло, он не относился и даже имел незаконченное университетское образование.

Из университета он был исключен на пятом курсе, в связи с арестом за убийство однокурсника. Повод для убийства был совсем пустяковым: несчастный студент не сумел расплатиться с карточным долгом при игре в покер. Суд отмерил ему двенадцать лет лишения свободы. Второе убийство он совершил уже в колонии по заказу тамошнего смотрящего. Просто придушил подушкой «подснежника», то есть милицейского агента, прикинувшегося блатным и пытавшемся выведать все воровские тайны. Третьей его жертвой стал уже «вертухай». Так называются надзиратели в местах лишения свободы. Причиной была обычная ссора, и на этот раз приговором был «четвертак» — двадцать пять лет особого режима. Так и сгинуть бы ему там вскорости, поскольку остальные вертухаи собирались отомстить за своего. Да, выручил тот смотрящий и помог «свалить из зоны», организовав побег в штабеле бревен, которые вывозил из колонии лесовоз.

С помощью блатного сообщества, опять же по маляве смотрящего, он получил подъемные, справил себе новые документы на чужое имя и уехал в соседнее государство, благо никаких границ пока не существовало. В столице прибился к преступному клану и проявил себя во всей красе своих лучших и худших качеств. И к власти пришел, похоже, просто убрав своего предшественника, который просто куда-то исчез.

Полусгнивший труп того нашли лишь через полгода, закопанным в гравийном карьере. Поговаривали, что смерть наступила от проникающего ранения в мозг через глазную впадину, но экспертиза не сумела определить орудие убийства ввиду сильного разложения тела. Все знали, что Калигула мастерски владел заточкой, с которой никогда не расставался. Короче, разговоры были, но никаких прямых доказательств его причастности к смерти не существовало. К тому же он был жесток и беспощаден даже к своим, что и доказывал неоднократно. Поэтому болтать языками скоро перестали, и история эта ушла в прошлое. А звание вора в законе было получить уже не сложно — не тот был уже преступный мир, не те воровские законы и обычаи, да и люди были уже иные.

Его собеседник был когда-то неплохим спортсменом, но не бегуном, как можно было судить по кличке, а борцом-классиком. И даже являлся серебряным призером чемпионата Европы по классической борьбе. Но, как это часто бывает со спортсменами, не выдержал испытания славой, стал вести разгульный образ жизни, безмерно употреблять спиртное и из спорта был изгнан. Однажды, поспорив, выпил почти за один присест ведро ледяного пива и после этого совсем потерял голос. На дорогостоящее лечение ушли последние, заработанные спортом деньги. Голос, в итоге, врачи ему вернули, но стал он сиплым и похожим на голос знаменитого артиста Леонова, игравшего двойную роль в фильме «Джентельмены удачи», любимый представителями криминального мира. Помаявшись без денег и брошенный поклонниками, бывший борец был замечен боссами преступного мира и вскоре стал одним из ближайших подручных Калигулы. За два года он дослужился до бригадира и стал возглавлять службу собственной безопасности банды, или на милицейском языке организованной преступной группировки. А Скороходом его прозвали за быстроту в принятии решений и их реализации.

Испытав бывшего спортсмена в различных злодейских делах, Калигула стал ему полностью доверять. Но он всегда старался высказать любым способом свое пренебрежение и превосходство над сообщниками и даже провоцируя их на ответную негативную реакцию, чем и занимался сейчас, пуская вонючий папиросный дым в лицо своему некурящему подручному. Однако тот проявил благоразумие и не стал вступать в конфликт, грозивший закончиться точным ударом заточки в глазницу, как это уже бывало с некоторыми непокорными субъектами. Эта острейшая заточка главаря была изготовлена из толстой титановой проволоки и могла пробить даже кости черепной коробки, а по части владения этим бандитским оружием Калигуле равных не было.

— Этот парнишка, похоже, обладает паранормальными способностями, — сипло произнес Скороход, сохраняя безмятежное выражение лица, несмотря на лезущий в глаза едкий дым.

— Ха! Парой нормальных способностей…, - встрял бригадир по кличке Кадык.

Кадыка не любили даже свои за исключительно садистские наклонности. Его бригада специализировалась на сокрытии следов преступлений, а попросту ликвидацией неудобных свидетелей и потерпевших. Рассказывали, что он увечил даже мертвецов непосредственно при их захоронении. Поэтому взоры присутствующих, обратившиеся сейчас на него, выражали, в основном, неприязнь или холодное равнодушие. И здесь блатная кликуха вполне соответствовала своему обладателю. Он имел очень выдающийся, в прямом смысле, длинный и кривоватый кадык на горле, который смело можно было сравнить с таким же продолговатым и свернутым на бок его носом.

— Да, у меня аж три таких нормальных способности, — воодушевленно продолжил Кадык, довольный обращенным на него вниманием.

— Баклан из тундры! Разнуздал звякало![28]- рявкнул разъяренный неожиданным вмешательством Калигула, — Заткни хайло! Пить, жрать и…, - здесь он употребил крепкое нецензурное словечко, — вот и все твои способности. Лезешь в разговор умных людей… Продолжай, Скороход. Ты хочешь сказать, что он из племени детей-индиго?

Калигула никогда не упускал случая показать свою ученость, благо за время учебы успел нахвататься знаний в различных областях науки.

— А я полагал, что это брехня, — он продолжил щеголять своими экзотическими познаниями, — всякие выдумки там ученых придурков для написания очередных диссертаций и получения различных степеней. Всякая там эвристика или антропомаксимология.

— Дети-индиго и их паранормальные способности, — опасливо заметил Скороход, боясь сказать невпопад и разозлить босса, — не отрицаются до конца современной наукой, равно как и не признаются полностью. Что же касается антропомаксимологии — то существование резервных возможностей человека нынешняя официальная наука не отвергает.

Остальные бригадиры внимали этому диалогу с выражением полной почтительности на лицах и благоговейного почитания своего ученого главаря. Облаянный и посрамленный к всеобщему удовольствию Кадык пригнул голову и спрятался за чужими спинами.

— В чем же заключается аномалия в поведении этого шпанёнка? — Калигула не преминул ввернуть еще одно заковыристое словечко.

— Он отделал Доходягу голыми руками так, что того пришлось показывать нашему доктору.

— Ну-у, Доходягу побить дело нехитрое, — скривился главарь, — чистый скелет, ветер дунет посильней, он и взлетит…

— Да, но нельзя забывать, что этот шпанёнок еще сущее дитё, — осторожно возразил Скороход своим сипловатым голосом, — и, кроме того, там были Кудрявый и Хохол.

— Что, втроем не смогли сладить с пацаном? — поразился Калигула.

— Можно сказать — не успели. Менты на подходе маячили. Однако Кудрявый метнул в него лису[29]…

— И не попал…, - прервал, предполагая промах, Калигула, — может, на пенсию уже пора знаменитому метателю кинжалов?

— Нет, квалификацию он не утратил. Нож шел точно в цель, однако пацаненок успел подобрать с земли доску и прикрыться ей.

Аудитория изумленно охнула.

— Успел подобрать…, - недоверчиво протянул Калигула, прекрасно осведомленный о молниеносных и точных бросках Кудрявого, которого он лично сманил к себе из передвижного цирка, где тот и занимался искусством метания ножей вокруг привязанной к деревянному щиту девушки.

— В этой истории, как раз и поражает невиданная быстрота его движений. И против Доходяги и… Кудрявый вообще бросал свою выкидуху с пяти метров…

И вновь присутствующие отреагировали дружным удивленным гудением. Даже Кадык приподнялся и недоверчиво крутил своим длинным кривым носом.

— Более того, при подъезде ментовских канареек, малой мгновенно, с неслыханной скоростью, сиганул на крышу по поврежденной, без некоторых пролетов, пожарной лестнице и ушел от ментов прямо по крышам домов. Такой вот спец. А, ты ж сам знаешь, что нам сейчас требуется найти кого-то, типа скалолаза, да еще и чтоб тощим…

— Следи за помелом! — резко прервал его Калигула, — что гундосишь-то, какой тебе еще скалолаз, травки нанюхался что ли?

Скороход мгновенно прикусил язык. Однако, присутствующие, кажется, на это никак не отреагировали. Все вполголоса возбужденно обсуждали шансы спастись против броска Кудрявого. По общему мнению выходило, что с пяти метров никаких шансов ни у кого не было.

— Вот я и говорю, — поправился Скороход, — нам этот парнишка может очень пригодиться.

Но Калигула все равно сделал зверское лицо и погрозил ему кулаком. Дело в том, что ими разрабатывалась операция по ограблению крупнейшей страховой компании. И знали об этом в деталях только они двое, да еще несколько разведчиков Скорохода, собиравших по его заданию некоторые данные об этой компании. Но накапливаемая каждым агентом в отдельности информация не могла дать им целостной картины о замышляемом преступлении. Только собранные воедино сведения давали возможность судить об истинной цели проводимых разведывательных действий.

Страховая компания располагалась в отдельном пятиэтажном здании старой застройки. Днем оно охранялось вооруженными охранниками, а на ночь сдавалось под сигнализацию. Одна стена здания выходила в глухой двор. Она была совершенно гладкой, без окон и без пожарной лестницы. Лишь под самой крышей имелось небольшое круглое слуховое окно. Для того и подыскивали альпиниста. Он должен был по веревке забраться сначала на крышу здания, а потом опуститься на уровень этого чердачного окошка. Затем на стекло наклеивалась специальная плотная бумага, для того чтобы его можно было разбить без особого шума и протолкнуть склеенные осколки внутрь. В окно мог пролезть только очень узкоплечий человек, в том числе и подросток.

Хранилище денег и страховой документации, в целях большей безопасности, находилось на последнем пятом этаже. Дверь, ведущая вовнутрь, была под охранной сигнализацией. Лестница, которая вела на чердак, заканчивалась наглухо заваренной металлической дверью. Считалось, что сохранность денежных средств полностью обеспечена.

Между тем, после сильного дождя потолок над этим помещением протек, и ремонтники уже получили заказ на замену его негодной части. Ушлые лазутчики доложили, что через несколько дней уже начнется разборка деревянного потолочного перекрытия. То есть доступ в хранилище будет открыт с чердака и следовало действовать незамедлительно.

Что до непосредственного изъятия денег и ценных бумаг, то это проще всего. Банкноты, страховки, акции и сертификаты хранились не в стальных громадинах настоящих сейфов, а в обычных металлических шкафах, закрытых на встроенные замки. Секундная работа портативной газовой горелкой, и дверца без всякого шума будет открыта. А дальше улов можно спускать на веревке из того же слухового окошка в обычных дорожных сумках.

Вся операция должна была занять не более сорока минут, а захваченное обещало быть богатой добычей. Не хватало лишь непосредственного исполнителя — искусного и ловкого узкоплечего скалолаза. И вот, похоже, он найден.

— Так, все свободны! Занимайтесь своими делами! — рявкнул Калигула. — Ты останься, — это уже Скороходу.

Братва быстро покинула помещение, продолжая на ходу обсуждать удивительный факт спасения после неумолимого броска Кудрявого, чего еще никогда не бывало.

— Как найти этого мальца? — Кудрявый притушил папиросу прямо о дубовую столешницу.

— Есть одна зацепка, — осторожно произнес Скороход.

— Какая?

— Он оставил на земле свой пакет, в котором были баночка сметаны, баночка майонеза и батон.

— И что?

— Это значит, что он возвращался из магазина, куда его послала мать за этими продуктами. Не будет же пацан покупать себе майонез?

— Логично, — согласился Калигула, — а дальше?

— Магазин этот неподалеку от места, где произошла схватка. Метров триста всего лишь. Он не ехал на трамвае или другом виде транспорта — значит, живет где-то рядом. Брошу в этот район своих ребят, сообщу приметы парнишки и они его, в конце концов, засекут. Не будет же он весь день дома сидеть? Опять же в школу, наверное, ходит. И там посмотрим тоже.

— Молоток, — одобрительно сказал Калигула, — голова у тебя варит. Давай, действуй. Помощь людьми нужна будет — скажешь.

— Обойдусь, — ответил Скороход, зачем нам лишние свидетели.

— Тоже правильно. Ну, будь.

И Калигула протянул свою руку, которую Скороход почтительно пожал. Они еще не знали, что станут участниками еще более удивительных событий, связанных с этим подростком.

Глава двадцатая

— Значит, пасется у нас этот Графин? — гориллообразный мужчина с квадратным небритым лицом и длинными, свисающими почти до колен руками, недовольно дернул подбородком, — и зеленую травку щиплет потихоньку? А вы, куда шары[30] закатили? Дать треста[31] жоху[32], да прикошмарить[33] не можете?

— Да он не наглеет и не мошенничает, вроде. Разве в рулетку смошенничать можно? Не листики[34] же. Выигрывает по сто-сто шестьдесят долларов за вечер и все дела.

Плотный здоровяк средних лет с бритой головой пожал плечами и с выражением недоумения посмотрел в глаза собеседника.

— Не восьмери, Гоблин! Смотрю я на тебя, и никак понять не могу: то ли ты всамделишный идиот, то ли в натуре беса гонишь? Какой-то хмырь с бугра каждодневно обирает мои казино, а ты так спокойно об этом мне говоришь. Он же, ко мне за баксами, как в собственный огород за картошкой ходит. А ты ушами, блин, хлопаешь!

— Да не хлопаю я ушами, зря ты так Бакен, — протянул здоровяк с интонацией незаслуженно посланного за три моря, — просто наблюдаю и пытаюсь уловить, в чем тут дело. Эта закономерность неспроста. И могут быть очень интересные выводы.

— И что ты уловил? — с явной иронией поинтересовался небритый.

— Невозможно два десятка раз подряд угадывать, на что ставить. И, если этот Графин засек слабое место в нашей рулетке, то это смогут сделать и другие. И не по сотне зеленых срывать, а по сотне тысяч. Наше казино разорится за несколько дней.

— Вон оно что…, - уважительно произнес гориллообразный, — так бы и сказал. Продави ливерку[35] за этим субъектом и доложи через недельку — тогда и определимся.

— Ты что — мне не доверяешь?

— Я по жизни доверяю только двум людям, — важно заявил Бакен, — себе лично и… только себе самому.

И оглушительно расхохотался, страшно довольный своей шуткой. Гоблин тоже засмеялся, но не из подобострастия — шутка действительно оказалась юморной и нестандартной.

Гориллообразный небритый мужчина, со странной кличкой Бакен, был лидером преступной группировки, занимающейся продажей ворованных автомобилей и легализовавшей отмывание преступных денег с помощью казино. Пять из существующих в городе восьми игровых заведений принадлежали ему или контролировались им. А необычное погоняло Бакен возникло из его вполне приличной фамилии Бакенчук.

Гоблин своим обликом не походил на сказочного персонажа. Он был отставным гэбистом, а экзотической кличкой его наградил лично Бакен, любивший давать кликухи своим сообщникам по названиям и именам мифических персонажей. А еще он считался правой рукой главаря, и ни одно ответственное решение без консультации с ним не принималось.

Надо признать, что голова у него работала неплохо. Прежняя служба оставила ему множество разнообразных знаний и умений. Он привык не просто фиксировать факты и явления, но анализировать и вникать в их суть, докапываться до их происхождения и только потом принимать решения.

Глава двадцать первая

Весь день Робе не везло. Утро началось с того, что в душе он перепутал шампунь с краской для волос, которую использовала мА. В результате, причесываясь у зеркала, он внезапно обнаружил, что из блондина превратился в иссиня-черного брюнета. Зрелище было настолько непривычным и страшным, что Роба издал протяжный горестный вопль. Что скажут в школе на это неожиданное перевоплощение? Как минимум, засмеют. О максимуме и возможных санкциях администрации школы даже думать не хотелось. Эмнеста просто публично изничтожит его личное достоинство.

На этот скорбный ор прибежала мА, которая испугалась еще больше Робы. Она в панике стала перебирать различные бутылочки и баночки и, наконец, сунула ему какой-то стеклянный пузырек. «Перекись водорода» — прочел он на этикетке. Затем мА набузовала почти полный тазик горячей воды и вылила туда содержимое пузырька. Минут пятнадцать голова Робы отмокала в этой смеси, а когда он глянул в зеркало вновь, то ужаснулся еще больше. Зеркальная гладь бесстрастно отражала мальчишку со встрепанными волосами всех цветов радуги. Только теперь он понял истинное значение слова «серо-буро-малиновый», применявшееся при определении самого несуразного цвета.

Ей-богу, Ипполит Матвеевич Воробьянинов, по прозвищу Киса из его любимой кинокомедии «Двенадцать стульев» выглядел гораздо краше после своей покраски волос контрабандным одесским зельем. И суетившаяся рядом мА, судя по выражению ее лица, также струхнула не на шутку. Она вновь кинулась разбираться со своими многочисленными флаконами и бутылочками, но далее ничего подходящего не нашла. Да, Роба больше бы и не позволил экспериментировать со своей прической, ведь следующая попытка могла принести еще более неприглядный результат. Хотя, куда уж хуже…

Тогда мА предложила ему побрить голову. Стать лысым? Ну, уж нет! Череп у Робы и так имел не совсем правильную классическую форму, подобную породистым римским императорам. А если его еще и оголить? Сам Фантомас окажется, по сравнению с ним, писаным красавцем. В отчаянии мА заметалась по дому, а затем стала звонить по телефону своему парикмахеру. Роба уныло торчал перед зеркалом, все более и более страшась своей новой внешности. Он не слышал, что сказал мА парикмахер, однако она быстро оделась и выбежала из дома, наказав ему дожидаться ее прихода.

А время шло. Уже через сорок минут должен был начаться первый урок. Роба больше не мог смотреть на себя в зеркало и начал бездумно слоняться по комнатам. Ну, не совсем, правда, бездумно. Он размышлял, какими обидными репликами наградят его одноклассники и знакомые при виде столь отвратительной внешности. Наконец-то он заработает какую-нибудь оскорбительную кличку. Роба стал даже перебирать в уме варианты своего будущего псевдо. Перебрав всех самых несимпатичных мультяшных и киношных персонажей, он перешел к литературным героям. Кощей, Скалозуб, Собакевич, Ирод, Швандя, Иуда, Квазимодо…

В это время вернулась запыхавшаяся мА. В ее руке покоился небольшой сверток, содержимым которого оказался женский парик. Узрев пышные длинные волосы блондинки, Роба пришел в настоящее отчаяние и наотрез отказался надевать на свою голову, как он выразился, девчоночью шевелюру. Однако мА схватила ножницы и лихо прошлась блондиночьему парику, превратив его во вполне сносную короткую стрижку, смахивающую своей конфигурацией на обычную робину прическу. Правда, цвет ее был несколько иной и напоминал искусственный, но это все же было лучше того безобразия, которое в настоящий момент громоздилось на голове Робы. И мА смотрела на свою работу с нескрываемой гордостью. А еще в ее взгляде читалась готовность немедленно принести в жертву всю вселенную ради благополучия собственного ребёнка.

Позавтракать Роба не успел, мА сунула ему в портфель какую-то ссобойку, и он понесся на занятия. Причем, в буквальном смысле понесся, включив третью скорость пластинки и став невидимым. На улице, уже с утра, стояла нешуточная жара и из-под парика сразу же появились предательские капли пота. Следовало поэтому ожидать, что жестоко обкорнанная дамская прическа может сползти со взмокших робиных натуральных волос.

Он опоздал на двенадцать минут, а первым уроком оказалась ненавистная Робе химия. Сути этого предмета он понять никак не мог, хотя и старался. Пространственно-логическое мышление, которому обучил его дед, здесь не помогало. Мир абстрактных химических формул, вступающих в хаотические реакции элементов, так и не распахнул перед ним свои дверцы. Все эти валентности, катализы, суспензии и полимеризации Роба просто вызубривал, не задумываясь над их смыслом.

Вредная химица — так они называли чрезмерно чопорную, похожую на высушенную зубастую щуку, учительницу химии. Ее любимым выражением было: каждый из вас имеет свои недостатки, но некоторые умудряются прихватить еще и чужие.

Она не терпела опозданий на свои уроки и незнания своего любимого предмета. И по этому случаю сразу же потянула опоздавшего к доске, из природной вредоносности, подсунув весьма сложную задачу.

Роба старательно написал условия задачи на доске, состоявшие из какой-то длиннющей формулы химической реакции и надолго задумался, выуживая из мозговых запасников куцые зазубренные знания. Увы, для решения этой задачки их катастрофически не хватало. Оставалось тривиальнейшим образом подсмотреть ответ и повторить его на доске.

Отвернувшись к доске, чтобы не было видно его манипуляций, Роба вновь незаметно включил третью скорость заветной пластинки, лежащей, как обычно, в боковом карманчике рубашки. Оказавшись в, ставшей уже привычной для него, зоне невидимости, он схватил со стола потрепанный задачник и стал лихорадочно листать его, разыскивая искомую задачу. Ага, вот она где, под номером восемьдесят седьмым. А вот и ответ, приведенный в конце задачника под тем же номером.

Роба прилежно его переписал, вернул химицину книжку на стол и стал у доски, перейдя в обычное состояние.

— Ответ правильный, — удивленно произнесла учительница, вероятно, безмерно удивленная неожиданным успехом своего не самого лучшего ученика, — но это всего лишь ответ, а где же само решение?

Самого решения Роба, как не крути, добыть нигде не мог и поэтому следовало как-то выкручиваться.

— Оно в голове, — пояснил он, постукивая костяшками пальцев под своим ухом, — я решил задачу устно.

— В голове? Кстати, что у тебя с головой? — химица недоуменно уставилась на необыкновенную робину прическу.

Класс немедленно загудел, как потревоженный пчелиный улей, выдвигая различные варианты от «записался в панки» до «по ошибке попал в дамский салон».

— Понимаете…, - начал Роба, которому пришлось на ходу изыскивать приемлемые версии изменения своей скудной шевелюры, — я проходил…, да, проходил мимо стройки и на меня сверху свалился…, да, свалился огромный кусок штукатурки…

Класс возбужденно зажужжал, переваривая столь экстравагантную новость.

— И сейчас у меня страшно болит голова, — жалким голосом пожаловался Роба, пытающийся одним махом увести присутствующих и от способа решения задачи и от форс-мажорных обстоятельств, благодаря которым претерпела столь существенные изменения бледно-желтоватая растительность на его голове.

— Просто ужасно болит, — повторил он, прикладывая ладони к своим ушам, так как опасался потревожить положение парика, который грозил свалиться.

— Тогда тебе нужно срочно в медпункт! — не на шутку обеспокоилась учительница.

— Да-да! — Роба был страшно рад этому спасительному предложению, — я сейчас же туда схожу.

Роба знал, что ложь это палка о двух концах и, в конце концов, она ударит по самому лжецу. Но в данный конкретный момент она была благом для его спасения.

И под гул голосов одноклассников, пережевывающих проблему падения куска штукатурки: — а, ведь могло и убить насмерть…, по-видимому, получил сотрясение мозга…, от этих строек всего можно ожидать…, да, врет он, наверное, если бы кусок свалился — только мокрое место осталось бы…, наш увертливый лжец быстро покинул опасную территорию.

Сердобольная фельдшерица, редко видевшая этого ученика и поэтому не обратившая никакого внимания на кардинальное изменение его прически, мигом дала ему проглотить таблетку тетрациклина и даже выписала освобождение от уроков на один день.

Однако неприятности на этом не закончились. Шагая домой по улице, Роба и не заметил, что парик сполз на затылок, открыв чудную гамму красок его естественной шевелюры. Зато парочка патрульных спецназовцев, а недавно улицы стали патрулировать люди в пятнистой форме, красных беретах и высоких шнурованных башмаках, сразу же обратила свое тренированное внимание на сей необычный незатейливый маскарад.

— А ну-ка стой, малец! — воскликнул один из них, загораживая робин путь.

Другой же мгновенно оказался за спиной неудачливого ряженого, привычно отрезая ему возможные пути бегства.

— Ты кто такой? — поинтересовался первый, не сводя глаз с робиной головы.

— Ученик, — ответил Роба, ничуть не задумываясь о причинах пристального внимания к нему представителей правоохранительных органов.

— А чего не в школе?

— Отпустили.

— А от кого это ты так маскируешься, ученик, которого отпустили из школы? — в голосе спецназовца сквозила явная ирония.

— Маскируюсь? — рука Робы взлетела ко лбу.

— Стоп! — ладонь патрульного сцапала запястье Робы в цепкие клещи, — не трогать улику!

Улику? Вот те раз… В чем это его заподозрили доблестные правоохранители? И ведь таким не повесишь лапшу насчет стройки и упавшей штукатурки.

— Небось грабанул кого? — участливо произнес второй спецназовец, — и теперь следы заметаешь.

— Ничего подобного! — возмутился Роба, — просто…

— Вот что просто, а что сложно — объяснишь следаку в отделе милиции, — грубо прервал его первый, — минут пятнадцать назад по рации поступило сообщение об ограблении обменного валютного пункта — не твоих ли рук дело?

— Да я из школы иду!

— Ну, да — из которой тебя отпустили. Слышали уже. Что у тебя в ранце?

— Учебники.

— Вот и покажи их, — потребовал первый.

— Не надо! — вмешался второй, — вдруг там какие отпечатки и прочее… Наше дело задержать подозреваемого и доставить в райотдел, а там пусть с ним разбираются, кому положено.

— Да, вообще-то ты прав, — согласился первый, — давай — шагай между нами, да не вздумай бежать.

И патрульные выстроились по бокам Робы.

— От таких не убежишь, — тоскливо подумал Роба, — враз догонят, да еще дубинками по шеям накостыляют.

Включить свою волшебную пластинку не было никакой возможности. Тренированные конвоиры зорко следили за каждым его движением. Задержание в милицию грозило сообщением об этом в школу. А там, кто станет разбираться — как, да за что… Но даже не это было основной причиной робиного нежелания попадать в райотдел милиции. Он слышал, что там всех задержанных тщательно обыскивают. Значит найдут пластинку, которую изымут. И спецы по всяким там экспертизам могут догадаться о ее назначении. Или испортят насовсем, изучая ее свойства всякими аппаратами и реактивами.

Дежурный следователь был явно невыспавшимся и, вероятно, поэтому — очень злым. Его хмурая физиономия носила оттенок явных неудач по борьбе с оживившимся криминалом. Для начала он произвел осмотр робиных пожитков, тряся каждой книжкой раскрытыми страницами вниз над расстеленной на столе газетой. Ни доллары, ни евро оттуда, естественно не посыпались, чем следователь опечалился еще больше. Затем он достал из папки двойной лист разлинованной бумаги с угрожающей надписью «Протокол допроса» и положил его перед собой.

— Фамилия! — грозно рявкнул он.

Дело было плохо. Надо срочно что-то придумать. После допроса Робу наверняка обыщут…

— Дяденька! — плаксиво взмолился он, — я вам все-все расскажу. Только очень хочу в туалет, отведите меня, пожалуйста, иначе могу…, - и он картинно схватился за низ живота.

Сыщик досадливо крякнул, взял Робу за руку и повел к дверям кабинета.

Туалет состоял из умывальной комнаты с тремя умывальниками и урной для мусора, а также туалетной комнаты с тремя кабинками и двумя писсуарами. Роба шмыгнул в дальнюю кабинку и трясущимися от волнения руками взялся за манипуляции с пластинкой. Следователь остался в умывальной комнате и стал мыть руки. Так, готово — Роба сделался невидимым. Но как отсюда ускользнуть? Его бдительный страж увидит, как откроется дверь кабинки, а оттуда никто не выйдет. Сразу заподозрит неладное… Решение пришло быстро. Между полом и дверцей кабинки было расстояние сантиметров тридцать — как раз, чтобы выбраться ползком. Испачкаешься, наверное, но выбирать не приходилось. Роба протиснулся в щель и встал, прислонившись к дальней стенке у приоткрытого окна.

Он слышал, что сыщик, закончив мытье рук, стал просушивать их у сушильного автомата. Затем принялся насвистывать какой-то незнакомый Робе мотив на манер похоронного марша, как раз под стать своему настроению. Так прошло несколько томительных минут.

— Эй, задержанный! — наконец обеспокоился следователь, — ты, что там застрял. Давай, выходи!

Не получив ответа, он ринулся в туалетную и распахнул дверцу кабинки. Никого. Две остальных кабинки также оказались пустыми. Суматошно пометавшись по комнатам, незадачливый страж застыл у приоткрытого окна. Потом открыл одну его створку полностью и стал озирать окрестности.

— Так-растак! — с чувством произнес он, явно расстроившись от неожиданного побега подследственного, — вот, стервец! Сбежал все-таки! Хорошо хоть в дежурке его пока не зафиксировали… Ну, сукин сын…

И отправился восвояси, насвистывая по дороге все тот же траурный марш. Выбраться из здания тоже оказалось непросто. Роба пришлось быстро увертывался от спешащих куда-то сотрудников, то шарахаясь в сторону, то прижимаясь к стенке. Но приключения на этом не закончились. Чтобы более не попадать впросак и побыстрее добраться домой никем больше не замеченным, он остался в режиме невидимости и очень скоро преодолел нужное расстояние.

Улица перед его домом была почти пустынна. Зной всех загнал в различные тенистые убежища. Лишь проезжая часть была заполнена движущимися автомобилями, да возле овощного магазина, находившегося рядом с робиным домом, стояла молодая мамаша с коляской. Роба решил подождать ее ухода, а затем материализоваться в обычном времени.

Однако женщина не ушла, а, оставив коляску на улице, зашла в магазин. Роба поставил пластинку на первое деление и не спеша двинулся к своему подъезду.

Вдруг сзади раздался чей-то страшный крик, и Роба оглянулся. Огромный грузовик, разгружавшийся у хозяйственного магазина, быстро набирая ход, двигался под уклон в сторону оставленной женщиной коляски. За рулем машины никого не было, а за грузовиком, прихрамывая, бежал человек с поднятыми вверх руками. Это он и кричал, по-видимому, являясь водителем грузовика, но догнать его ему было явно не под силу.

Роба рванулся к коляске, на ходу переключая рычажок пластинки на второе деление. Есть. Его скорость сразу же удесятерилась, и он успел добежать до нее на мгновение раньше грузовика. В прыжке он оттолкнул коляску в сторону и замахал руками, удерживая равновесие. Молчаливая металлическая махина тиранула робину спину бампером, отчего Роба крутнулся волчком на месте, и прошелестела дальше, все убыстряя и убыстряя свой ход. Преследовать ее сил уже не было, и он лишь смотрел ей вслед.

На счастье красный сигнал светофора временно заблокировал движение автомобилей на улице, и грузовик пересек проезжую часть, никого не протаранив и ничего не повредив. Далее шли трамвайные пути, по которым резво мчались два сцепленных трамвайных вагона с пассажирами, и неуправляемый автомобиль, похоже, собирался вступить с ними в прямой контакт. Казалось, их столкновение неизбежно, и Роба, сцепив зубы, ждал катастрофы.

Однако вагоновожатый, или, как их там называют, успел врубить тормозную систему на полную мощь, и из-под металлических колес трамвая сыпанули в стороны желтые снопы искр. Трамвай еще несло по инерции по рельсам, но грузовик, буквально мгновением раньше, протарахтел поперек трамвайных рельсов и удалился в лесопарковую зону.

Опять же, к счастью, он угодил в безлюдное место, где густо росли деревья, и финалом этого происшествия оказались лишь две сломанных березы и одна сосна, а также изрядно помятый капот и разбитые фары грузовика.

Роба огляделся. Мамаша ребенка выскочила из магазина и сейчас бессильно сползала спиной по его стене, держась за сердце. Коляска не перевернулась и была цела, лишь ребенок в ней от внезапного резкого толчка проснулся и заплакал. Водитель грузовика, вероятно забывший во время разгрузки поставить его на стояночный тормоз, стоял, закрыв глаза и обхватив руками голову. Мыслями он, вероятно, примерял уже на себя тюремную робу. Прохожих вокруг, по-прежнему, не наблюдалось. Роба, не выключая пластинки, продолжил свой путь.

Совсем запыхавшись, Роба прибежал домой. Пот лил с него градом, а вода в бочке, служившей душем, как назло закончилась. Жара не спадала, и Роба решил отсидеться в самом прохладном месте — гараже. Включив вентилятор, он с наслаждением подставил разгоряченное лицо под прохладные струи воздуха.

И, о чудо! Лопасти вентилятора распрямились во время вращения, и неровные ряды букв выстроились прямыми шеренгами. А не выключенная до сих пор пластинка, позволила читать текст, вившийся спиралью по сплошному сверкающему кругу бешено вращающихся лопастей вентилятора.

«Мои логически-пространственные познания позволяют считать, что владельцем внеземного временнОго устройства «Повелитель мгновений», названного так ее прежним обладателем — индейским вождем, прозванного испанцами Желтым Дьяволом, стал мой любимый ученик и внук. Полученные тобой знания, Роберт, позволят тебе разобраться с этим устройством и научиться им управлять. Уверен, что ты не опустишься до применения его в своекорыстных и эгоистических целях, чуждых гуманистическим идеалам. Дальнейшие инструкции находятся в письме, спрятанном в моем кабинете по принципу известной только тебе задачки с пауком. Поэтому эта информация, случайно попавшая в чужие руки, не приведет чужака к успеху. Итак, удачи тебе, Роберт! Твой дед».

Роба выключил вентилятор, затем пластинку и достал припрятанный ключ от дедова кабинета. Дома никого не было, и он мог спокойно поработать над очередным дедовым ребусом.

Со дня его последнего посещения в кабинете ничего не изменилось. Роба сел в кресло и стал вспоминать условия дедовой задачи про находчивого паучка. Умное насекомое начинало свой путь в пункте А. Роба оглядел кабинет: согласно тогдашнему дедову чертежу точкой А в кабинете мог быть только левый нижний угол дверной стены. Далее паук пересекал бы кабинет посередине левой оконной стены. Финал же находился в точке Б, которой мог быть только верхний правый угол все той же оконной стены. В этих трех местах и следовало искать инструкцию деда.

Точка А, на взгляд Робы, не представляла из себя ничего примечательного. Угол, как угол. Пустой. Может, если отодрать плинтус — что-то там можно и найти? Точка Б была оценена им с тем же пессимизмом. А вот на пересечении стен, ровнехонько посередине находился весьма загадочный предмет, на который прежде Роба не обращал никакого внимания. Это был старый обшарпанный чехол для сигнальных морских флажков, который должен крепиться на поясе матроса-сигнальщика. Он был сделан даже не из кожи, а из брезента или же дерматина черного цвета. Никакой вор не польстился бы на такую утварь. Из чехла торчали такие же неказистые потертые разноцветные сигнальные флажки.

Здесь — решил Роба и поволок тяжелое кресло к заветному углу. Взобравшись на него, он снял чехол с крючка и принялся осторожно исследовать его содержимое. Да, что там исследовать, вокруг маленького древка первого же флажка был намотан лист бумаги.

Роба жадно впился глазами в знакомый каллиграфический почерк деда.

«Ну, здравствуй, Роберт! Я и не сомневался, что у тебя все получится. Не могу сообщить, все ли у меня в порядке на данный момент, но спешу успокоить всех домашних, что я никуда не сбежал и не погиб. С помощью внеземного устройства для управления временем я переместился на несколько веков назад, в далекий XVI век, в непроходимые джунгли Южной Америки.

Моя цель — Священный ритуальный колодец индейцев, куда они приносили в жертву богам молодых людей, увешанных с ног до головы золотыми изделиями. Нет, не жажда обогащения подвигла меня на этот дальний и нелегкий путь, хотя и деньги нашей семье не помешают. Дело в том, что во всем мире практически не осталось изделий доколумбовой цивилизации. То, что вывозили целыми галеонами ненасытные испанцы, ничуть не ценилось в Старом свете и тотчас переплавлялось в золотые слитки и монеты. Те находки, что делались позже на территориях бывших индейских племен, ждала такая же участь. Лишь немногие из них осели в частных коллекциях, а считанные единицы в музеях. Те, якобы антикварные предметы, которыми торгуют сейчас в многочисленных лавчонках Эквадора, Колумбии и Перу, являются жалкими фальшивками и подделками. Таким образом, целый пласт древнейшей и могущественной цивилизации не оставил материальных следов, по которым можно судить о культуре и достижениях ушедших в прошлое народов.

Меня не манят ни лавры Генриха Шлимана, откопавшего легендарную Трою, ни слава Говарда Картера и лорда Карнарвона (гробница Тутанхамона), ни знаменитость Артура Эванса (Кносский дворец), ни даже заслуги Альберто Руса Луилье (Паленке). Но я хочу и, думаю, что заслуживаю этого, оставить свой собственный след в науке, чтобы ты, Роберт, и другие мои близкие гордились мной и передавали это чувство другим поколениям. Я также желаю, чтобы и ты, мой любимый ученик и внук, был к этому причастен и получил свой кусочек известности.

Поэтому я зову тебя к себе. Уверен, что та внеземная цивилизация, которая много веков назад изготовила этот чудодейственный прибор, предусмотрела все, чтобы путешествие во времени было безопасным. Заодно я хочу на месте найти и другие доказательства, которые помимо находок в пустыне Наска, засвидетельствуют пребывание на Земле пришельцев из других миров. Возможно, они до сих пор, с помощью специального устройства, наблюдают за тем, что творится на нашей многострадальной планете, но не решаются вновь установить контакт с существами, оказавшимися столь злобными и агрессивными. Это устройство ты наверняка уже видел — это ящичек, похожий на книгу с изображением внутри трехглазого создания, имеющего свойства гипнотического влияния.

Немного истории, или, каким образом эти вещи оказались у меня. В июле 1936 года в республиканской Испании вспыхнул фашистско-франкистский мятеж, который был поддержан фашистскими режимами Германии и Италии. В то время я служил советником по культуре в правительстве республиканцев. Во время иностранной интервенции германские самолеты бомбили испанские города. В числе других был подвергнут жесточайшей бомбардировке и древнейший город Ла-Корунья, в котором я находился по делам службы, помогая в инвентаризации ценностей, находящихся в местном музее.

Одна из бомб угодила в здание музея, разрушив его полностью, и вспыхнувший на руинах пожар довершил уничтожение древностей, собранных в нем. При этом получил ранение и я, потеряв на короткое время сознание. Меня эвакуировали советским самолетом, а из вещей при мне был портфель с Повелителем мгновений и телеустройством внеземной цивилизации, в виде деревянного футляра для книги, с изображением трехглазого существа. Так эти внеземные предметы попали в СССР, а позднее на нашу дачу.

А в Испанию они попали в далеком XVI веке на корабле лейтенанта Короны Эрнана Эргадеса, который вывез их с побережья Южной Америки, как трофеи.

Не буду утомлять тебя описанием, как я вычислил их предназначение. Важно, что эти удивительные вещи действуют и помогли мне переместиться в другой мир и иное время. Думаю, они помогут в этом и тебе, если ты не испугаешься столь странного и опасного путешествия. Шучу. Я уверен в тебе, как не сомневаюсь и в безопасности того — другого мира. Индейцы, чтобы не писали современные горе-исследователи об их дикости и кровожадности, были представителями весьма высокой цивилизации и вполне мирными людьми. Иначе испанцы не завоевали бы их земли так легко.

Но хватит об этом. Теперь послушай о последовательности действий для путешествия во времени в иные миры. Для начала напиши письмо своей маме, где правдиво изложишь причины моего и твоего исчезновения, но без подробностей по использованию внеземной техники, о которой не упоминай. Просто, мы нашли способ путешествовать по времени и все. В конце обязательно укажи, что мы возвратимся целыми и невредимыми через два-три месяца.

Затем выбери день отправления, перед которым не употребляй никакой пищи, кроме небольшого количества воды. С собой брать ничего не нужно, за исключением крепкой обуви и одежды. Ну, может еще, перочинный ножик и коробок спичек. Все необходимое для нашей экспедиции с собой прихватил уже я.

Далее. Возьмешь Повелителя мгновений и телеустройство в виде книги и сядешь в мое кресло. Только привяжи их каким-то образом к своему телу. Скажем, повесь на прочный шнурок (там есть ушки для этого) и повесь на свою шею, затянув шнурок, чтобы они не свалились с головы. Выполни это требование безукоризненно и надежно, иначе они останутся в кабинете, и мы с тобой не сможем вернуться обратно в наш мир.

Находясь в кресле, перейди последовательно в Повелителе мгновений на третью фазу луны. Затем раскрой створки телеустройства и совмести изображения трехглазого существа на обоих предметах — лицом к лицу. Пластинка завибрирует, станет очень горячей, и тогда перемещай рычажок на последнюю фазу луны. Все. Ты, как бы провалишься во тьму. Больно при этом не будет. И, главное, ничего не бойся — я тебя встречу. Параметры и координаты мной отрегулированы.

До встречи, любящий тебя дед».

Глава двадцать вторая

И этот день для Робы не задался. Нет, не задался — не то слово, слишком мягко будет сказано. Этот день был опасным. Этот день стал роковым. Это был день-предупреждение.

С самого утра мА казалась какой-то встревоженной и обеспокоенной. Она бросала на Робу короткие взгляды, выражающие неясную тревогу и смятение. На робин вопрос, не случилось ли чего, она лишь неожиданно перекрестилась и прижала голову сына к своей груди.

— Нет, — тихо сказала мА затем, — слава Богу, ничего не случилось… Просто как-то тревожно на душе. Береги себя сынок. Осторожно переходи дорогу и вообще…

— Что вообще? — спросил Роба.

— Будь осторожен сегодня. Материнское сердце никогда не обманывает.

В школе, еще до того, как Роба попал в свой класс, его перехватил Игорь Кириллович, физрук и тренер школьной сборной по футболу. Он цепко ухватил робино плечо рукой, повернул его к себе лицом и некоторое время всматривался в него пытливым взором.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — спросил он, не снимая руки с робиного плеча.

— Про что? — искренне удивился Роба.

— Ладно, — промолвил физрук раздумчиво, — тогда пройдем в мой кабинет, есть серьезный разговор.

— Да, у меня сейчас урок начнется, — Роба не на шутку встревожился и попытался отвертеться от этого рандеву, таящего в себе непонятную угрозу.

Сразу же вспомнилось предостережение мамы.

— Ничего, — сказал Игорь Кириллович, — я этот вопрос с вашей химичкой улажу. У вас ведь первый урок химия?

— Да…, - промямлил Роба, удивившись и не на шутку испугавшись этой осведомленности физрука.

— Ну, пошли.

В каморке Игоря Кирилловича, высокопарно названной кабинетом, все было заставлено различным спортинвентарем и даже по углам лежали какие-то тюки и стояли разнокалиберные лыжные палки. Физрук сел за довольно обшарпанный стол, приютившийся у единственного окна, и жестом пригласил Робу присесть напротив.

Начал он издалека, с недавно прошедшей летней олимпиады в Китае.

— Как ты думаешь, — вкрадчиво поинтересовался он, — почему китайцы на прошедшей у них олимпиаде одержали столь убедительную победу в общем зачете?

— Дома и стены помогают…, - осторожно произнес Роба, недоумевая, чем вызван такой необычный вопрос.

— Правильно, — согласился Игорь Кириллович, — но очень неполно и лишь отчасти.

— А, как полно?

— Что ты знаешь о допинге? — внезапно в упор спросил школьный тренер и впился в робины глаза инквизиторским взглядом.

— Ну…, - растерялся Роба, — это такие вещества, которые некоторые спортсмены принимают перед началом соревнований, чтобы показать лучшие результаты.

— Положим, — согласился Игорь Кириллович, — хотя твой ответ далеко не исчерпывающий, но суть не в этом.

— А в чем?

— Как у тебя с этим делом?

— С каким? — в голове Робы зажегся и прозвучал красный сигнал опасности.

Вот оно что. Неужели мой секрет раскрыт? Не может быть, ведь я был так осторожен…

— Дело в том, — не отвечая пока на вопрос, продолжил физрук, — что спорт за последние три десятилетия превратился в нечто несообразное с идеалами, заложенными еще древними олимпийцами. Спортивная его составляющая отошла на самый задний план. А на первое место вышла погоня за прибылью. Это сегодня очень серьезный бизнес. И, кроме того, спортивные состязания стали, большей частью, развлекательным мероприятием, опять же с получением громадных доходов их организаторам. Смекаешь, к чему это я?

— Нет, — честно сказал Роба.

— К тому, что погоня за победами и рекордами спортсменов превратилась по сути в соревнования между химическими лабораториями. Или, как они там называются эти производства спортивных стимуляторов… У кого наука сильнее в этом деле, те и побеждают, поскольку многие химические вещества пока невозможно обнаружить современным допинг-контролем.

— А причем тут Китай? — Роба постарался отвести разговор с опасной для него темы.

— Китайцы, бесспорно, трудолюбивая и упорная нация. В том числе и в спорте. Но, согласись, невозможно одним прилежанием и трудолюбием достичь столь высоких результатов в большинстве олимпийских спортивных дисциплин. Традиционно они были сильны (и остаются) в настольном теннисе. А тут вдруг такой внезапный прорыв в совершенно различных видах, как игрового, так и неигрового спорта. Значит, они нашли нечто такое, что значительно усиливает силы спортсменов, их реакцию и выносливость. Отсюда и победы и рекорды. А обнаружить современными контрольными средствами, что конкретно они принимают, оказалось невозможным. Я думаю, что эти допинговые вещества созданы в их лабораториях на основе корней женьшеня, либо иных сильнодействующих лекарственных растений. Это не просто чисто химические соединения, поэтому их трудно и выявить имеющимися тест-средствами.

Роба пожал плечами, стараясь выразить одновременно и согласие и недоумение по поводу полученной информации. Мол, к чему она ему?

Затем в течение следующего получаса Игорь Кириллович прочел Робе целую лекцию об идеалах олимпийского движения и спорта, вообще, о крайней вредности различного рода наркотиков и допинговых средств, особенно для детского организма, о кодексе чести спортсмена и о том, что будь его воля, он непременно пересажал бы всех этих дельцов от спорта. Закончил свои нравоучения он тем, что ни ему, ни школе не нужны дутые достижения, полученные нечестным путем.

— А теперь, скажи мне честно, — тренер вновь впился жестким взглядом в робины глаза, — что ты принимал перед этими своими вратарскими фокусами?

— Да вы, что?! — вполне искренне возмутился Роба, — ничего я такого не принимал!

— Не лги! — настаивал Игорь Кириллович, — я ведь пару раз проверил тебя. Точнее, твою реакцию. Когда ты был вне футбольного поля. Я бросал мяч, немного в сторону от тебя, и ты со своей безупречной реакцией поймать его не смог. И ключи от раздевалки бросал тебе, помнишь? У тебя реакция нормального человека, обычного подростка — ничего сверхъестественного. А на футбольном поле совершенно иное творится, ты непробиваем и суперреактивен. Объясни, почему?

Роба вспомнил, что действительно тренер пару раз бросал ему то футбольный мяч, то связку ключей, причем несколько в сторону, а он Роба, не смог их поймать. Значит, это была проверка хитроумного Игоря Кирилловича на предмет постоянства удивительных робиных способностей. Да, дела… Но что-то надо отвечать настырному физруку. Вон как зыркает на меня, прям, буравит своим чекистским взглядом. Чтобы такое придумать? Надо, пожалуй, попросить отсрочку и выиграть время для придумывания правдоподобного объяснения своих сверхъестественных навыков.

— Игорь Кириллович! — проникновенно произнес он, — вы очень проницательны. Но должен заметить, что вы и правы и, одновременно, не правы.

— Как это? — удивился тренер.

— Дело в том, что у меня есть действительно некоторые… Как бы это сказать… Ну, дополнительные физические возможности моего организма. Но это не от допинга. Клянусь вам всем, чем хотите, никаких стимулирующих средств я не принимаю и никогда не принимал!

— И как это у тебя получается? За счет чего?

— Хорошо. Я вам все расскажу…

Робин мозг лихорадочно работал, казалось даже, что в нем поскрипывают некие шестеренки, от чего заломило в висках. Чем объяснить? Что придумать? Аутотренинг? Пожалуй. Йога? Подойдет. Камасутра? Нет, это вобще не то, это что-то из мира секса.

— Но не сейчас, — продолжил Роба, — мне нужно некоторое время, и я должен посоветоваться… Пожалуйста, не давите на меня.

— Ну, хорошо…, - после некоторого молчания согласился Игорь Кириллович, — сколько же времени тебе нужно, чтобы созреть?

— Пару-тройку дней, — заверил Роба, надеясь, что за это время придумает толковое объяснение своим удивительным способностям.

— Договорились. Только, чтобы я за тобой не бегал — сам приходи… Скажем, в четверг. Согласен?

— Ага, — и Роба энергично двинулся к двери.

— Так с химичкой поговорить?

— Не надо. Я ей сам скажу, что вы меня задержали.

Дома Робу ждала следующая неожиданность. Неожиданно рано возвратившаяся с работы мА встретила его приход взглядом, полным тревоги и недоумения.

— Что ты такое натворил? — на ее глаза навернулись слезы.

Физрук успел пожаловаться? Да вряд ли, не такой он человек, чтобы привлекать к разборкам родителей учеников — сам всегда справлялся…

— Натворил? — в голосе Робы искрились недоумевающие нотки, — ничего я не натворил, я был в школе на занятиях и только что пришел домой.

— А это что? — и мА протянула ему какую-то небольшую бумажку, величиной с четвертушку стандартного листа.

— Повестка…, прочел Роба заголовок, исполненный большими черными буквами.

— Да, повестка, — подтвердила мА, глядя в робино лицо лихорадочно блестевшими глазами, — в городскую прокуратуру! К пятнадцати ноль-ноль ты должен быть у следователя по важнейшим делам прокуратуры города… Как его?

Она выхватила повестку из робиных пальцев, — вот, к Вашкевичу С.П. Кто это такой?

— Не знаю.

— За что тебя вызывают в следственные органы, — вопросы мА сыпались с быстротой пулеметной дроби.

— Понятия не имею.

— Ты уже там был?

— Нет.

— Роба, что ты такое сделал нехорошее?

— Ничего. Я правда…

— Не ври своей маме! Просто так в прокуратуру не вызовут!

— Но я правда, не знаю в чем дело! Вот вернусь оттуда и расскажу…

— А. если не вернешься? Вдруг тебя посадят? Я пойду с тобой!

— Тебя же не вызывают… Значит, ничего страшного… Если бы меня в чем-то обвиняли, то к следователю без родителей и адвоката не приглашали бы… Даже, по-моему, по закону и педагог должен присутствовать на допросе несовершеннолетнего…

Роба был слегка осведомлен по этой части, поскольку неделю назад в их школе по вопросам профилактики преступности среди несовершеннолетних выступала какая-то прокурорша, она-то и просветила учащихся в плане их прав и обязанностей во время проведения различных следственных действий.

— Точно, — несколько успокоилась мА, — я и сама в прошлом году участвовала при допросе мальчишки, подозреваемого в краже велосипеда. Но это было в милиции…

— Какая разница, — авторитетно заметил Роба, — порядок существует один для всех следственных органов.

— Ладно, давай я тебя покормлю и пойдешь. А я буду тебя ждать.

— Да я уже не успею, до городской прокуратуры добираться не меньше, чем полчаса.

Роба не стал даже переодеваться и, конечно, волшебную пластинку оставил дома. Мало ли что? Может перед допросом положено обыскивать? Найдут и хана всему…

Кабинет следователя по важнейшим делам Вашкевича, как объяснил ему милиционер, дежуривший на входе, которому Роба предъявил повестку, находился на втором этаже в конце коридора под номером 215.

Точно, так оно и есть — Роба застыл на некоторое время перед дверью желтоватого цвета с номером 215 и табличкой с надписью «Вашкевич С.П.». Он еще раз прокрутил в голове возможные варианты, потребовавшие его официального вызова и не нашел ничего такого. Спускал колеса у того наглого жлоба с джипом? Об этом не может знать ни одна живая душа. Он действовал там, на всякий случай, сверхосторожно. Все же порча чужого дорогого имущества. Поэтому действовал только в перчатках, а подошвы кроссовок залепливал клейкой лентой. Удрал от милиции по крышам домов, побив какого-то урку, пытавшегося вытрясти из него деньги? Никто его в лицо не видел, было же темно. К тому же у тех бандюганов у самих рыльце в пушку — вряд ли они прибегнут к помощи правоохранительных органов. Да и не принято это у них… Сколько раз Роба читал или видел в кино: если те криминальные братаны и авторитеты, на кого покушались, оставались живы, то никогда не выдавали заказчиков и исполнителей покушения на свою жизнь. Сами, мол, разберемся… Кажется, все. Больше, вроде, ничего противоправного он в последнее время не совершал. Роба набрал в грудь воздуха и осторожно постучал по полированной поверхности двери костяшками пальцев.

Следователь был в форменном мундире с двумя большими звездочками на двухпросветном синем погоне. Выходит, подполковник? Но выглядит довольно молодо для такого звания.

— Советник юстиции, — заметив взгляд вошедшего на знаки различия, представился следователь и, будто читая робины мысли, добавил, — в переводе на армейские или милицейские звания — подполковник. Присаживайся напротив.

Роба сел на приставной стул, и оказался к следователю левым боком и лицом к окну. Все-таки, молод он для подполковника, несмотря на полноватую фигуру и густые загнутые к низу мулявинские усы. Нос картошкой, лоб в залысинах, но лицо гладкое, без морщин. Лет тридцать, наверное, не больше. И уже старший офицер, и по важнейшим делам. Наверное, хваток и удачлив в раскрытии преступлений. Важняк. Такого надо опасаться и не спешить с ответами на вопросы. Вон, глаза прижмуривает, как кот на солнышке, а взгляд внимательный, изучающий. Похож на ушлого следователя из фильма «Гражданин начальник». Тот тоже простачком прикидывался, а какие дела раскручивал. И Роба внутренне подобрался.

— Меня зовут Сергей Петрович, — произнес тем временем следователь, раскрывая перед собой ноутбук серого цвета, — можешь так и называть. А то некоторые сразу норовят величать гражданином начальником и изображать из себя бывалых пацанов. Не надо, я этого не люблю. Давай-ка свою повестку.

Опять, как мысли читает, по части гражданина начальника. Или просто совпадение? Роба протянул свою повестку и принял самый непринужденный вид. Конечно, не развалился и не ногу за ногу, здесь это не положено, но поза была свободной, каковую и следовало иметь абсолютно невиновному человеку. До последнего буду делать вид, что я здесь человек совершенно случайный и меня ничего не касается.

— Давлетин Роберт Андреевич? — прочел следователь с повестки и быстро застучал по клавиатуре ноутбука.

— Да, — подтвердил Роба, поскольку интонация в голосе важняка была несколько вопросительной.

— Сколько тебе лет?

— Почти тринадцать, — солидно ответил Роба, полагая свой возраст тоже неслабым.

— Значит, я не буду предупреждать тебя об уголовной ответственности за дачу ложных показаний или уклонение от дачи показаний, это только с четырнадцати лет положено. И расписываться за это тебе в протоколе не придется. Но это вовсе не значит, что ты должен увиливать от ответов на мои вопросы или говорить неправду. Ты будешь официально допрошен в качестве свидетеля по уголовному делу и твой долг, как законопослушного гражданина, помочь следствию.

В качестве свидетеля? По уголовному делу? Роба одновременно испытал и облегчение и недоумение после этой фразы. Может, это по водителю грузовика, который чуть не задавил ребенка в коляске?

— Но я не был свидетелем никакого уголовного дела…

— Сви-де-те-лем по уго-лов-но-му де-лу, — отчеканил следователь, сделав упор на предлог «по». — Медаль «За отвагу» получал?

— Да, — быстро и машинально подтвердил Роба, даже не вдумываясь в вопрос, как того планировал ранее.

— За какие такие заслуги?

Ах, вот оно что, и Роба счастливо заулыбался. Теперь ему нечего было опасаться. Он ведь героем проходил по тому случаю. Но ведь это было уже давно и его допрашивали тогда в милиции. Почему этим теперь занимается прокуратура? Да, какая, собственно, теперь разница! Главное, никакой опасностью здесь и не пахнет. Слава его правда подувяла с тех пор, но, может, с помощью этой самой прокуратуры заблестит новыми красками? Ох, как здесь Роба ошибался…

— Я спас детишек от террориста, — гордо произнес он, — за то и наградили.

— Вот на эту тему и поговорим более подробно, — усмехнулся следователь и отставил ноутбук в сторону, — и пока — без протокола.

— Я готов ответит на все ваши вопросы, — четким голосом всегда готового пионера выпалил Роба.

— Вот и чудненько, — заулыбался важняк в свои густые мулявинские усы, — тем более, что вопросы-то пустяшные, но они есть и их нужно разрешить.

Они еще некоторое время поулыбались друг другу, но затем лицо следователя сделалось не то чтобы официальным, но посерьезнело, а темные зрачки глаз уставились на Робу жерлами авроровских орудий.

— Прокуратура приняла это дело к производству, поскольку такие преступления подследственны только нам.

Ого! Вновь этот ушлый важняк выудил из робиной головы этот невысказанный вопрос и прояснил ситуацию.

— Я всю жизнь работаю следователем…, - продолжил тем временем хозяин кабинета.

— Будто он живет уже полста или более лет, — подумал Роба, вновь приходя к мысли о молодости следака, несколько не соответствующей его положению и званию.

— …И привык направлять дела в суд без сучка и без задоринки, как говорится, — голос следователя был ровным и повествующим, — и при рассмотрении моих дел ни у судьи, ни у прокурора, ни даже у адвоката не должно возникать никаких вопросов. И так оно и было до сих пор. Но в этом, кажется, таком простом деле вырисовывается целая куча невыясненных обстоятельств. Да, полно свидетелей и даже чересчур. Да, подозреваемый свой вины не отрицает и признает, что взял в заложники детей из детского сада и их воспитательницу. Состав преступления налицо, и картина произошедшего ясна и понятна…

Здесь Роба утвердительно кивнул головой, полностью соглашаясь со сказанным и всецело признавая заслуги собеседника без всяких оговорок.

— …Но…, и голос следователя приобрел некую озабоченность, — эта картина, при серьезном ее изучении, начинает пестрить темными пятнышками, а некоторые ее мазки, хоть и кажутся достоверными, но нанесены, как бы, не той краской, что требуется для придания целостности общему колеру.

Робе ничего не оставалось, как слегка пожать плечами — мол, я-то здесь при чем, я свое дело сделал и сделал героически. А всякие другие непонятки — что ж, на то ты и следак — разруливай.

— Да, нет, — в очередной раз угадывая робины мысли, произнес тот, — дело здесь как раз в тебе.

Робе бы навострить при этом уши и усилить бдительность, да где там — он ведь здесь свидетель и не простой, а, можно сказать, самое главное действующее лицо. Причем, целиком положительное. Натуральный герой. Медаленосец.

— Вопрос первый, хотя и не номер один. Как вы с друзьями очутились в том месте? То есть возле детского садика.

— Мы шли домой, но по пути услышали шум и увидели, что возле детсада собралось много людей, в том числе и работники милиции.

— Дело в том, что дом, в котором вы живете, находится не совсем по пути. Из школы есть другая, более прямая дорога — обычно вы по ней и возвращаетесь. Что изменило ваш маршрут в этот раз?

— У нас должно было состояться заседание нашего штаба…, - с готовностью начал Роба и тут же прервался.

Не рассказывать же следователю об их секретной организации. Тем более что это действительно тайна. Для всех. И уж, конечно, для различных там органов.

— Ну, игра у нас есть такая, типа военной… А штаб всегда заседает в парке. В парк и направлялись. И только потом домой.

— Штаб. Парк. Домой. — Задумчиво и очень раздельно пробормотал следователь, вроде бы и не глядя на Робу.

А Роба закивал головой на каждое произнесенное им слово.

— А в детсаде в том, ты когда-либо раньше бывал?

— Нет. Никогда, — Роба замотал головой отрицательно.

— А как ты попал во внутренний дворик?

— Через ворота, они были открыты, так как спецназ готовился к штурму.

— Я сам смотрел видеозаписи с трех точек, — спокойно заметил следователь, — но этого момента там нет. Только трое твоих верещащих благим матом дружков, точнее, один дружок и две подружки. За машиной перед воротами. Это есть. А тебя там не видно. Почему?

— Не знаю. Ребята могут подтвердить, что я был с ними.

— Они-то подтверждают. А вот техника этого удостоверить почему-то не смогла. Хотя техника классная, работающая по специальным программам… Значит, ты вошел в ворота…

Роба вновь утвердительно закивал головой.

— И что дальше?

— Побежал к детскому саду, к самому зданию.

— Напрямик?

— Нет, — Роба отрицательно качнул головой, — я точно не помню, но, наверное, зигзагами, вдоль кустарника. Потому что боялся, что террорист начнет стрелять.

— И это самая большая загадка, — вздохнул следователь.

— Почему это?

— Никем и ничем эти твои передвижения не зафиксированы. Во-первых, снайперы, расположившиеся на верхушках деревьев и на крышах домов. Числом ровно дюжина, то есть двенадцать опытнейших стрелков и наблюдателей. И ни один из них не заметил твоего рывка. Несмотря на то, что сверху все видно, как поется в известной песенке. Чем это можно объяснить? Ты это можешь как-то прокомментировать?

— Не знаю. Нет, — Роба мотнул головой направо-налево.

— Второй момент. Садик был оцеплен проводниками со специально обученными собаками. Ты их видел?

— Да, — энергичный утвердительный кивок.

— А вот они, а их было восемнадцать человек и восемнадцать собак, тебя не видели. Никто. А собакам даже видеть нет необходимости — у них слух и нюх посильнее зрения. Но не услышали и не учуяли. Опять же, почему?

Роба удрученно пожал плечами. Ему уже не нравился этот допрос. Он видел, к чему клонит следователь — только уэллсовский человек-невидимка может миновать столь плотные барьеры. Но собаки его все равно учуяли бы… Значит…

— И, наконец, третье. Все происходящее бесстрастно фиксировали шесть видеокамер наблюдения. Мертвых зон там не было. Я назначал по этой части специальную техническую экспертизу. Вся аппаратура была абсолютно исправна, и зафиксировала все происходящее вплоть до тысячных долей секунды, без всяких там перерывов и пробелов. И вновь лишь пустое пространство. Не было там никого, понимаешь? И все же ты как-то там оказался.

Роба машинально покивал головой, совсем, как китайский болванчик.

— Теперь, если подытожить: тридцать специально обученных людей, плюс восемнадцать специально натасканных собак, плюс шесть современнейших приборов автоматического слежения оказались вдруг слепыми, глухими и не чующими именно в отношении одного загадочного субъекта. Охренеть… Роберта Далетина, отрока неполных тринадцати лет отроду, неженатого, не состоявшего, не участвовавшего, не имевшего, не бывавшего, не являющегося…

— Чего-чего? — встрепенулся, наконец, Роба.

— Я говорю: не являющегося. Кем? Фантомом, привидением, призраком, фокусником, типа Игоря Кио или Дэвида Копперфилда, в конце концов.

Роба обалдело покрутил головой.

— Так, — вкрадчиво произнес следователь, — теперь просто слушай меня внимательно и ничего не говори.

И здесь важняк в чине подполковника стал нести полнейшую ахинею.

— Можно допустить, — расплываясь в глупейшей улыбке начал он, — что наш герой является сообщником террориста. А скорее, просто его знакомым и пособником. Это и явилось настоящей причиной проникновения его в помещение детского садика… Он находился вместе с бандитом с самого начала акции. Друзья говорят, что Роба был с ними? Врут. Их уговорили так сказать, или запугали, или подкупили. Им гарантировали, что по малолетству за ложные показания привлечь к ответственности не могут. И результат: трое малолеток упрямо твердят, что Роба был, а три десятка профи, почти два десятка умнейших животных и современнейшая система видеоаппаратуры свидетельствуют против его присутствия в означенном месте. Кому верить? Даже смешно отвечать на этот вопрос. Идем далее. Сообщники видят, что их план терпит крах. Конец один — их ждут пули снайперов. Что делать? Как спастись от неминуемой гибели? Вырваться из оцепленного детского учреждения невозможно. Значит… Вот один из них и становится героем, огрев другого по башке сковородой. А другой? Что ж: сидеть, но живым, все же лучше, чем лежать, но мертвым. Вот и весь секрет Полишинеля, господа присяжные заседатели. Все очень просто на самом деле. Все объяснимо, если принять за основу эту версию. Нет ослепших снайперов и проводников, нет оглохших и потерявших чутье собак, нет неполадок в системах специального видеонаблюдения. Есть три маленьких лгуна и два преступника, которых надобно вывести на чистую воду. Кстати, твой взрослый братан не помогал тебе поднять эту сковороду? Она ведь весьма неподъёмная даже для взрослого человека.

С этими словами следователь с трудом выудил из-под стола означенный вещдок и с некоторым грохотом водрузил сковороду на стол, едва не смахнув ноутбук.

Это Робу и привело в чувство. Он, с ужасом понял, что во время всего допроса и, особенно в течение последней тирады, якобы слегка свихнувшегося важняка, он все время машинально подтверждал или отрицал сказанное им движениями своей головы. Подлый следак просто его загипнотизировал и проверял реакцию подследственного на все его гипотезы. И, если бы не злосчастная сковорода… Роба потихонечку был бы разоблачен. Этакий своеобразный детектор лжи. Ну и дела…

Роба встряхнулся, стал смотреть в окно и прекратил изображать из себя китайского болванчика. По толстому грязноватому оконному стеклу вдруг сыпанули крупные капли дождя и поползли неровными разводами вниз. Снаружи потемнело, ненастье налетело быстро и по-летнему внезапно. Роба перестал слушать чужую монотонную речь. И следователь, опытнейший пройдоха сыскных дел, сразу это усек.

— Ладно, — констатировал он, кажется, не будучи очень-то и раздосадованным, — я смотрю, ты выбрал дальний путь к истине. Но я ее установлю все равно. Это моя профессия, и я далеко в ней не худший. Я тщательно изучу весь твой жизненный путь, твой образ жизни, все привычки и поступки и все-таки докопаюсь до правды. И некоторые наметки у меня уже есть. Перематывая видеозапись, я случайно увеличил скорость ее просмотра в тридцать два раза. И знаешь, что я увидел? В кадре стали появляться какие-то неясные тени, движущиеся примерно по тому пути, который предположительно прошел и ты, чтобы попасть в детсадовское здание с тыльной стороны. Пока я не могу дать этому факту никакого объяснения… Но информация будет непрерывно накапливаться и наверняка разгадка будет.

— А ведь он и в самом деле дойдет до истины, — с ужасом подумал Роба. — Физрук, Борька Пин-Пон, боксерский тренер Михалыч, Гоша, учителя, друзья… Да, все, с кем он сталкивался в последнее время, отметят какие-то необычности в его поведении. Далее следак сложит все эти несообразности, нестыковки, несуразицу, необъяснимые странности как кирпичики и получит какое-то законченное строение. А затем получившееся здание понемногу начнет открывать свои двери, окна, чердаки и потайные ходы. И соответствующие спецы изучат открывающиеся лабиринты и сделают свои выводы. А дальше уже дело техники, в прямом смысле этого слова. Робу основательно прокрутят на детекторе лжи, а затем введут сыворотку правды. И он неминуемо расколется.

— Я уже вижу, что тебе есть что скрывать. — С мрачной усмешкой следователь отметил реакцию почти загнанного в угол подследственного. — Но знай, как свидетельствует многовековая человеческая история — тайное всегда, в конце концов, становится явным. Рано или поздно. Шила в мешке не утаишь. Помни — ты не преступник. Пока не преступник. А просто… заблудшая душа. Иди и хорошенько поразмышляй. Вот тебе мой номер телефона: звони и приходи. Тебе же станет легче. Повестку отмечать надо? Нет? Ну, до скорой…

Роба покидал здание прокуратуры совершенно разобранным и несчастным. Но, оказалось, что это было еще не все. И не самое худшее.

На улице действительно шел дождик. Но не сильный и, судя по пузырящимся лужам, кратковременный.

Роба прибавил шагу и устремился к ближайшей трамвайной остановке. Как раз со стороны парка появился сдвоенный красно-белый вагон, идущий в нужную сторону. Роба ступил на проезжую часть и перешел на бег, чтобы успеть. Но вдруг послышался противный скрип тормозов, и внезапно возникшая перед ним громада черного тупорылого джипа преградила дорогу. Роба оттолкнулся от мокрого металла борта ладонями и попытался обогнуть джип с задней стороны.

Не тут то было — левая задняя дверца джипа распахнулась и чьи-то сильные руки втянули его вовнутрь машины. Резко пахнуло смесью хорошей кожи и свежего водочного перегара. Роба даже не успел ничего заметить, как другие чужие руки натянули на его голову черный целлофановый пакет. Еще ничего не соображая, он попытался вырваться из цепко ухвативших его объятий и закричать.

— Тихо, кутенок! — руки, шурша целлофаном пакета, охватили его горло и слегка сжали, начисто прекратив доступ воздуха.

Голос был сипловатым и странно знакомым, как у бандита, которого играл артист Евгений Ленов. Роба добрый десяток раз смотрел этот фильм, но сейчас от нахлынувшего страха забыл его название.

— Вякнешь еще — получишь перышко во фрак…, - угрожающе продолжил знакомый голос, одна из охвативших его рук разжала объятье, и в левый робин бок ткнулось что-то острое.

Роба обреченно затих, чувствуя, как от недостатка кислорода, начинает быстро стучать его сердце и разбухает голова.

— Ну вот, — удовлетворился невидимый собеседник, — ничего плохого мы тебе не собираемся делать. Ты ведь будешь хорошим мальчиком и не станешь орать?

Роба попытался утвердительно кивнуть, ощущая удушье и почти теряя сознание.

— Отпусти его глотку, Цыпа! — скомандовал леоновский голос, и руки, сжимавшие робино горло, послушно разжались.

Роба порывисто хватанул ртом воздух, отчего противный целлофан прилип к его губам и вновь прекратил живительный доступ воздуха. Он зашелся в приступе кашля.

— Тиха, тиха…, - прежние руки ловко поправили пакет, придав ему форму яйца и дав возможность пленнику дышать без помех. — Только мешочек пока не сымай, потерпи — ехать тут недолго.

Этот второй голос был незнакомым и каким-то шуршащим.

Ехать действительно долго не пришлось. Больше в машине не разговаривали. Судя по всему, налетчиков было трое. Двое сзади и впереди водила, так и не промолвивший за всю дорогу ни одного слова. Раза три машина повернула направо, затем ненадолго остановилась, видимо перед светофором, и вновь свернула направо, а затем проехала пару минут, повернула налево и остановилась. Роба, на всякий случай, пытался зафиксировать маршрут в памяти, но это ему плохо удавалось — из всех чувств сейчас доминировал неохватный страх, не дававший хода другим мыслям.

— Вылазь, приехали! — ласково сообщил сипловатый голос.

Затем Робу взяли под руки с двух сторон и повели куда-то вниз по ступенькам. Роба покорно переставлял ноги, ожидая самого худшего. Свою волшебную пластинку он оставил дома и без нее вновь становился обычным беззащитным мальчишкой.

Наконец, его завели в какую-то комнату и стащили мешок с головы. Комната, в которую он попал, была очень просторной, а своей обстановкой напоминала бар и не имела ни одного окна. За одним из массивных дубовых столов сидел плечистый сутулый мужчина среднего возраста с резкими рублеными чертами лица. Одет он был в черную водолазку и светлый, в полоску, пиджак. Глаза его застыли в нехорошем зловещем прищуре. Жесткие узкие губы перекатывали мундштук с потухшей папиросой.

— Цыпа — свободен! Скороход останься, — властно произнес сидящий и уставился на Робу сощуренными злыми глазами.

Сзади открылась и с металлическим стуком защелкнулась дверь, а сильные руки неведомого Скорохода сзади сжали Робины плечи и подтолкнули его вперед, поближе к человеку, который, судя по повадкам, был главарем похитителей.

Молчание длилось довольно долго, Робе показалось, что его изучают с точки зрения его параметров и телосложения.

— Значит, это ты отдубасил Доходягу — спокойно констатировал сидящий и положил на стол мундштук с папиросой, — не думаешь, что пришла пора платить по счетам?

— Я не дубасил, — робко попытался оправдаться Роба, — просто…

— Заткнись, — все так же спокойно произнес сутулый, — я скажу тебе, когда нужно отвечать. А сейчас только слушай. Никто не смеет бить моих парней. Это раз. Но ты посмел и заплатишь за это сполна по нашим законам. Это два. Платить придется в стократном размере. Это три. У тебя много денег? Вот теперь отвечай.

— А сколько нужно? — несмело спросил Роба, — может я смогу заплатить?

Наслышанный про жестокие законы преступного мира, он уже не пытался оправдаться — мол, защищал женскую честь и не он начал первым. Немного денег он подкопил и сейчас готов был без сожаления с ними расстаться, лишь бы отпустили.

— Десять тысяч баксов.

— Сколько? — испугался Роба, таких денег у него, конечно, не было.

И сейчас же получил увесистый подзатыльник от стоявшего сзади Скорохода.

— Ты, сявка! — рявкнул тот, — тебе сказано отвечать на вопросы, а не задавать их. Уяснил?

— Да, — тихо промямлил Роба и добавил, — у меня столько нет, но я постараюсь собрать и отдам.

Он уже понял, что перечить бандитам бесполезно. Нужно соглашаться на все условия, только бы выпустили отсюда. А там — посмотрим, все же у него тоже есть серьезное оружие, его чудодейственная пластинка.

— Хорошо, — неожиданно легко согласился главарь, — завтра к десяти утра деньги принесешь сюда и отдашь Скороходу. А пока, чтобы не было никаких недоразумений, он съездит сейчас за твоей маманькой, и она побудет пока у нас. Нам известно о тебе все, и адрес твой мы тоже знаем. Принесешь деньги — мы ее выпустим, а нет…

И он зловеще прищурился.

— Во, влип! — промелькнуло в робиной голове, которая уже начала просчитывать возможные варианты обмана бандитов. — Этого нельзя допустить ни в коем случае! Чтобы его мА попала в лапы этих уродов… Нет! Ни за что! Может рассказать им о его возможностях или даже отдать эту чертову пластинку, которая начала приносить только несчастья… Нет, тогда точно убьют, чтобы никто больше не узнал.

Видимо все это читалось на смятенном Робином лице, потому что главарь удовлетворенно ухмыльнулся. Он достал из кармана портсигар, тускло блеснувший каким-то светлым металлом и вытащил оттуда папиросу.

— Куришь?

— Не-а, — протянул пленник автоматически. Его мозг, по-прежнему, лихорадочно пытался найти спасительные варианты. И не находил их. Положение казалось безнадежным. Таких денег, да еще в такие сроки, ему никогда не добыть. Что же делать, что можно пообещать этим видавшим виды головорезам… Их же не обманешь…

— Но есть и другой вариант, — лениво проронил бандитский предводитель.

— Какой? — уцепился за последнюю надежду измученный тягостными размышлениями Роба.

И вновь голова его резко качнулась вперед от нанесенной сзади затрещины.

— Тебе же сказано — вопросов не задавать! А только отвечать на них.

Рука у Скорохода была тяжелой, и робин затылок даже онемел от причиненного удара.

— А, может, все-таки возьмем деньги, — озадачился сутулый, — как ты думаешь, Скороход? Что еще можно взять с этого пацаненка? Как говорится, кроме анализа…

Стоящий сзади Робы его похититель зашелся подобострастным сипловатым смехом. Но отношения своего к этой версии не выразил, вероятно, по все тем же бандитским обычаям.

— Деньги — они и в Африке деньги. Тем более штатовская зелень, — продолжал вслух рассуждать робин мучитель, — купим себе пивка, попьем вдоволь с воблочкой. Всю братву пригласим. Баньку, может, наладим…

Он явно издевался, какое там пивко с воблой. Это была словесная пытка с набором любых попавших на язык предложений. Чтобы еще больше сбить с толку и запутать мысли несчастного пленника.

— Кантилену хором исполним, — при этом главарь приостановился, желая отследить реакцию Робы, — знаешь, что такое кантилена? Можешь отвечать.

— Нет. Не знаю, — робины мысли сбились в плотный неразматывающийся клубок, а голова начала пухнуть тупой разливающейся болью. Хором кантилену? Какой-то блатной жаргон, наверное… Пытка становилась совсем невыносимой, а пугающая неизвестность, облеченная в странные фразы, полностью заполонила его мозг.

— Молодое поколение, увы, не знает классики, — коротко хохотнул сутулый, — кантилена — это средневековая западноевропейская народная песня на эпическую тему.

Сзади вновь раздался перекатывающийся сипловатый смешок.

— Ну, что будем решать? — Прищуренные глаза неподвижно уставились на понурившегося пленника.

Но Роба, уже наученный горьким опытом, молчал. Отвечать здесь разрешалось лишь после прямого дозволения.

— Ладно. Пожалеем финансы этого молодого неуча. Даю тебе возможность искупить свою вину иным способом.

— Каким? — чуть не вскричал обрадовано Роба, но вовремя прикусил язык, памятуя о последствиях задавания несанкционированных вопросов.

— Высоты не боишься? — Главарь смотрел теперь испытывающе.

— Нет.

— Надо будет забраться по веревке на пятый этаж. Сможешь?

— Смогу.

— Пролезть через слуховое окошко в помещение, кое-что там взять и спустить вниз на веревке. Сумеешь?

— Но это же — кража!

— Скажем так — изъятие, — усмехнулся бандит, — что, хочешь отказаться?

— Нет, нет! — испугался Роба. — Я согласен.

Он готов был согласиться на все, что угодно, лишь бы не трогали мать и отпустили его самого. Эта пытка отняла все его душевные силы и парализовала волю к малейшему сопротивлению.

— Ну, что ж, — глаза главаря превратились в узкие щелочки, — тогда договорились. Только смотри — без фокусов. Не вздумай скрываться. Все равно найдем. Не жалеешь себя, пожалей мать. Пощады не будет. Вопросы есть?

— Нет вопросов. Я сделаю все, как вы скажете.

— Хорошо. Тогда будь готов и жди, за тобой придут. Скороход, проводи мальца.

Робе снова накинули на голову черный целлофановый мешок и высадили из машины недалеко от дома. Отвез его бандит по кличке Цыпа.

Калигула же продолжил разговор со Скороходом.

— Что-то не произвел на меня впечатления твой кандидат, — недовольно произнес он. — Хлюпик какой-то. Сможет ли дело сделать?

— Сможет, — уверенно произнес Скороход, — Кудрявый и Хохол, как раз в деле его и видели. Ловок, увертлив и высота ему нипочем. От ментов по крышам и ушел. То, что нам надо. Ручаюсь.

— Ладно. Мальчонку оценим в деле. Если покажется — приручим, нашим будет. Куда он денется, кнут да пряник — плюс страх за судьбу своей мамашки. Как говорится: коготок увяз — всей птичке кирдык, — несколько переиначил он известную пословицу.

Скороход сипло загоготал.

Но планам этим сбыться было не суждено. В тот же вечер к Калигуле тайно пришел один из его подручных, по кличке Дрозд. Был он «казачком», засланным в конкурирующую преступную группировку Бакена. Попросту говоря, шпионил в пользу Калигулы и докладывал ему обо всем, что творится у конкурентов.

— Бакен положил глаз на одного шустрого парнишечку, — сообщил он, — и поручил мне в паре с одним корешком отслеживать все его действия. Дело это хлопотное, уж больно ловок хлопчик. Только здесь был, а глядишь, через секунду уже исчез.

Калигулу это сразу насторожило. Порасспросив подробнее о приметах юного ловкача, он понял, что речь идет именно о Робе. Зачем он понадобился этому наглому громиле? Он ненавидел Бакена и считал его тупым отморозком. Но на открытую войну не решался, силы группировок были примерно равны и в чью пользу может быть решен исход «забитой стрелки» судить было трудно. С помощью засланного Дрозда он внимательно отслеживал все намерения и действия недруга и, в случае необходимости, проводил ответные акции. То есть между двумя группировками существовало пока состояние холодной войны. И вот очередное столкновение интересов.

— Зачем он ему нужен? — хмуро спросил он у Дрозда, почти до предела сузив глаза, что свидетельствовало о крайнем напряжении мыслительной деятельности.

— У этого парнишки есть сверхъестественные способности угадывать результаты при игре в рулетку, — с готовностью отрапортовал казачок. — Они работают в паре с неким Графином. И имеют с этого не то чтобы крутые бабки, но на прокорм хватает. Главное, регулярно и никакого риска.

— Кто такой этот Графин?

— Да есть такой, типа приблатненного. Но ни в какую банду не входит. Сам по себе всякой мелочевкой промышляет.

— Так зачем конкретно они Бакену?

— Пока не знаю. Типа, хотят в Штатах Лас-Вегас пошерстить.

— Как же в Штатах…, - злобно подумал Калигула, — кто этого неотесанного гориллу в Америку пустит, не под меня ли, гад, копнуть хочет?

Вслух же сказал: — Ладно. Продолжай смотреть в оба. И каждый день, если надо докладывай.

— Есть, босс. Я пошел?

— Ступай.

Лишь после этого Калигула позвал к себе Скорохода. Не то, чтобы он ему не доверял, но про Дрозда не должен знать никто. Иначе «сгорит» когда-то тайный агент. Как говорил незабвенный Штирлиц «что знают двое — знает и свинья». Надо отдать должное — голова у Калигулы работала неплохо, а решения он принимал быстро и ответственно.

— Слушай внимательно, — сказал он Скороходу, что само по себе было необычно: кто бы посмел слушать быстрого на расправу патрона невнимательно. — Первое. Этого парня, с которым мы сегодня беседовали, хочет переманить Бакен. Цель пока неясна. Второе - обеспечить ему круглосуточную охрану. Три человека с укороченными автоматами. И третье. В случае попытки его похищения — похитителей ликвидировать.

— Даже если это будут люди Бакена?

— Даже.

— Понял.

— Действуй. Уже этой же ночью охрана должна дежурить у его дома. Да, и вот еще, если заставит ситуация — ликвидировать и пацаненка, чтобы не достался Бакену.

И Скороход, немало озадаченный таким оборотом событий, пошел отдавать необходимые распоряжения.

Но события продолжали развиваться быстро и непредсказуемо. Около полуночи того же злосчастного дня боевик по кличке Цыпа, который, оказывается, шпионил у Калигулы на Бакена, доносил самому Бакену о похищении Робы. Но здесь уже присутствовал и Гоблин. Бывшему гэбисту гориллообразный главарь верил полностью, хотя и любил повторять, что в этом мире доверяет только двоим людям, а именно: первому из них — себе, а второму — только себе.

— Парнишку этого желает закадрить Калигула, — взволнованно сообщил запыхавшийся Цыпа. — Сегодня мы со Скороходом сунули его в тачку и доставили самому Калигуле.

Бакен не отличался особой сообразительностью, но донос агента ему сразу не понравился. В свою очередь, он ненавидел Калигулу, считая его выскочкой и высокомерным жлобом. И тайно готовился к открытой схватке, чтобы захватить власть над всем городом.

— Чего он хочет от мальчишки?

— Не могу знать, — ответил Цыпа, — меня они выставили из комнаты. С ним говорили только Сам и Скороход.

— Я хотел бы задать пару вопросов по теме, — осторожно вступил в разговор Гоблин.

— Валяй, — Бакен утвердительно кивнул своей крупной головой.

— Обрисуй мне его приметы, — обратился бывший гэбист к Цыпе.

— Невысокий, плотный, масть блондинистая…, - начал с готовностью перечислять тот, — голос обыкновенный…

— Всё, харэ, — Гоблин выставил руку ладонью вперед, а сам глянул на главаря, выразительно кивнув в сторону двери.

— Так. Цыпа — свободен. — Бакен понял своего подручного правильно. — Завтра в это же время. А мы тут еще побазарим.

— Этот парнишка работает в паре с Графином, — коротко сообщил Гоблин Бакену, когда они остались вдвоем.

— Откуда ты это просёк?

— Помнишь я докладывал тебе о Графине. После этого я велел установить за ним слежку и этого юного крепыша тоже заметили рядышком. Они вместе крутятся возле казино, потом парнишка куда-то пропадает, а Графин заходит в казино и начинает играть по маленькой. Но всегда удачно. Полагаю, что именно мальчишка играет основную роль в этом деле. Но какую, пока непонятно.

— И что из этого следует?

— Думаю, что и люди Калигулы засекли эту парочку возле своих кормушек. Вот он и захотел с ним покалякать по-свойски, а, возможно, и использовать в дальнейшем в своих целях.

— В каких?

— Вероятно, хочет изрядно почистить все наши казино, — осторожно предположил Гоблин. — И с такой крышей у мальчонки запросто может это получиться. Будет ежедневно срывать куш, а калигуловские пацаны будут всегда при нем и в обиду его не дадут.

— Желает, значит, разорить мои кормушки, подлюга! — злобно произнес Бакен. — Убрать обоих — и Графина и мальчишку. Назначить им стрелку где-нибудь за городом в безлюдном месте и пришить.

— Но парня с такими способностями можно использовать для разорения конкурентов. Или, к примеру, нагрянуть в тот же Лас-Вегас и почистить тамошних карусельщиков, как мы уже обсуждали.

— Реально это?

Здесь Гоблин несколько призадумался. В принципе он изучал уже этот вопрос и полагал, что с Америкой вряд ли что может получиться. Просто сейчас ему не понравилось такое скоропалительное решение главаря, которое наверняка вызовет обострение отношений с бандой Калигулы и может довести до прямого столкновения с конкурентами. А к открытой войне подготовка только еще началась и объявлять ее было рановато. Надо было помыслить над вариантами, а то сразу раз — и пришить…

— Базарил я с одним корефаном, который слинял в Штаты еще в лихих девяностых, зажился там, сколотил небольшую банду и исхитрился прихватить себе одно казино. Порассказал он мне кое-что по теме. Тех везунчиков, которые крупняк срывают, да еще и неоднократно, быстренько берут на учет и отслеживают. По негласным правилам все казино обмениваются между собой информацией о таких хавальщиках. И все дозорные начинают ставить им всякие препоны. Уже на входе его опознает видеокамера и посылает сигнал на комп смотрящему заведения. Тот дает команду, и дальше весь персонал старается, под всякими предлогами, не давать срисованному вступать в игру, а то и вовсе выдворить его из казино. Пьян мол, рылом не вышел или не так одет-обут. А за удачливыми новичками пит-боссы в залах посматривают. Так что не будет там нам ходу. Еще и пришибить могут.

— Ну вот, — кивнул крупной головой Бакен, — значит, зачем он нам?

— А с местными конкурентами разобраться?

— Зачем же пургу поднимать на пустом месте? Всем свои бабки идут, никто не в обиде, на наш век лохов хватит. Шалопутные же наезды только испортят ситуацию. К чему нам лишние войны? А возникла проблема — надо ее решать кардинально. Великий вождь как говорил: нет человека — нет проблемы. Поэтому убрать по-тихому обоих и вся недолга.

— Выходит, Бакен и сам против войны, — подумал Гоблин, — а, может, он прав? Зачем нам лишние хлопоты? Бабки и так регулярно имеем и неплохие. А тут лишняя головная боль, создаваемая уже усилиями и Калигулы. Убрать — так убрать. Но только, как обставить дело так, чтобы никто не заподозрил, чьих это рук дело. Хотя подозрения все равно возникнут… Но прямых-то улик не будет, а значит не будет и веских причин для обоснованной предъявы. А тайная война у нас так итак идет…

— Я понял, шеф, — подытожил он результаты своих сомнений. — Постараемся сделать так, что комар носа не подточит. А трупы сожжем в крематории, там у нас свой кореш в истопниках ходит. А нет трупа — нет и преступления. Объявят органы наших покойничков безвестно отсутствующими и будут искать их до скончания века. А Калигула при таких обстоятельствах не решится на открытую схватку. Другие авторитеты его не поддержат в случае сходняка на эту тему.

— Порешили. Только в долгий ящик не откладывай.

— Завтра же и исполним.

— Вот и лады.

Гоблин выбрал местом акции ремонтную мастерскую, расположенную за городом в относительно пустом месте и временно пустующую. Неподалеку располагался лишь городской крематорий. Именно там он назначил встречу Графину под предлогом обговорить совместные действия по возможной поездке для чистки забугорных казино. Исполнитель будет только один, так надежнее сохранить тайну. Может этот Графин и вооружен. Поэтому киллер подъедет на автомашине, причешет этого приблатненного для верности из автомата и сразу же оттуда в крематорий. С кутенком и того проще — тот же исполнитель перехватит его по дороге в школу, придушит и тоже в крематорную печь. Две горстки пепла — вот и все следы. Прав тут Бакен: нет человека — нет проблемы…

Хотя еще пару дней назад Гоблин думал по-иному и строил совсем другие планы. Обладая достаточно высоким интеллектом и не плохими профессиональными навыками и познаниями он почти сразу вычислил Робу и пока интуитивно понял, что роль у него непростая.

Гоблин, как уже говорилось, был бывшим гэбистом. Выгнали его из органов, застукав на «крышевании». Собственно говоря, «крышевали», то бишь, брали под опеку и защиту быстро богатевшие кооперативы, банки и удачливых коммерсантов в те лихие времена все силовые органы. Это считалось, почти в пределах правил. А обставлялось по-разному. Создавались ли фонды в помощь силовикам, или открывались банковские счета в тех же целях, или организовывались разовые пожертвования на борьбу с преступностью — абсолютное большинство поступавших денег перекочевывало в карманы начальников, а те уже распределяли часть по низовым звеньям. И все были довольны. Кормился этим и Гоблин, имея тогда простую фамилию Сергеев и солидную красную корочку. Но в одночасье переступил черту. Какую? В дореволюционной Российской империи также была фактически узаконена система поборов и взяток у чиновничества. Но самым страшным преступлением, за которое мог реально поплатиться чиновник, было «не по чину берешь». Именно этот проступок был им и совершен, да еще и через голову непосредственного начальника. Вот и выперли из органов без выплаты выходного пособия. Ну, а бывшие — известно куда идут. Или на службу зарождающемуся капиталу или к бандитам. «Терциум нон датур» — третьего не дано, как говорили древние римляне. И превратился Сергеев в Гоблина и дослужился до самых высот криминального мира, став правой рукой главаря крупнейшей криминальной группировки города.

Несколько погрузнев и утратив осанку хищной поджарой гончей, профессионализма он не потерял. И в случае с Графином не стал спешить делать выводы и сразу «окорачивать» его, как требовал скоропалительный в решениях Бакен, а пустил за ним плотную слежку. Уже через несколько дней выяснилось, что удачливый игрок, удачлив совершенно неслучайно. В его действиях прослеживались логика и закономерность. На попавшего вместе с ним в поле зрения какого-то парнишку поначалу внимания не обратили. Но и случайным попутчиком он быть не мог. Озадачивало и то, что внезапно парнишка куда-то пропадал, начисто отрываясь от слежки. Складывая кропотливо кирпичики поступающей информации, Гоблин понял, что эти двое ведут единую целенаправленную игру. И, похоже, ведущим в ней был именно этот шустрый мальчуган.

Ясно было и то, что используется какое-то слабое место в рулетках. Но какое? Оставалось взять эту сладкую парочку в оборот и выяснить полностью суть вопроса. Более того, Гоблин прекрасно понимал, что дело здесь не в неполадках рулетки. Нет, эти точные отработанные механизмы могли, конечно, где-то дать сбой. Могло обнаружиться какое-то слабое место, которое и начинали использовать люди, это подметившие. Кажется, у Джека Лондона был рассказ на эту тему. Но это могла быть только единичная рулетка. Все рулетки сразу получили один и тот же дефект — такое было невозможно. Они приобретались в разные сроки, у разных фирм и в разных партиях. Значит…

Значит, эти шаловливые ребятишки выявили какую-то закономерность, позволяющую выигрывать несколько раз подряд. Почему бы и нет? Вон, какими скачками движется развитие высоких технологий в двадцать первом веке. И открытий, почти мгновенно обогащающих энтузиастов, ищущих различные новые закономерности, совершается предостаточно. Примеров можно привести сколько угодно. Тот же Билл Гейтс. А Стив Джобс со своим Эпплом. Или корпорация, обладающая уже многомиллиардным капиталом — Гугл, начинавшая, как обычная поисковая интернет-система. Масса примеров.

Вот и эти двое что-то такое там нащупали. Но использовать эту возможность им, конечно же, не под силу. Здесь нужна серьезная организация, обладающая большими свободными деньгами, возможностями перемещения по всему миру и способная себя защитить, если понадобится, и силой оружия. ОПГ (организованная преступная группировка) Бакена всем этим обладала. Значит, необходимо эту засветившуюся парочку взять под свое крыло, выяснить их возможности и использовать все по максимуму. Пусть не получится в том же Лас-Вегасе, где существует и объединенная коллективная защита от таких посягательств. Пусть не в Монте-Карло. Зато почти в каждом государстве существует игорный бизнес. Да, за всю жизнь не объедешь все игорные дома на земном шарике. Нужно наладить систему и потихоньку их общипывать. По зернышку-по зернышку — глядишь и миллиарды сложатся. Ну, пусть не миллиарды… А, может, и миллиарды… Когда все наладится, денежки потекут рекой. Ведь исполнителей можно сделать много.

Так размышлял Гоблин еще совсем недавно. И здесь, совсем не вовремя, влез этот проклятый Калигула. И, главное, что времени на выработку эффективного противодействия ему нет. Нет, прав Бакен. В данном случае лучше синица в руках, чем журавль в небе. Робина судьба была решена окончательно.

Глава двадцать третья

Впервые в жизни Роба ощутил себя в шкуре загнанного зверя. Весь мир, такой спокойный, привычный и безопасный, внезапно встал на дыбы в позе грозного беспощадного хищника и ощерился клыкастой пастью, изрыгая реальные угрозы. Неприятности грозили ему отовсюду. Родной город, с его повседневной разнообразной и безмятежной жизнью, вдруг открылся ему с других — темных и опасных сторон. Оказывается, в этом городе существуют настоящие, не киношные бандиты, живущие по своим беспощадным законам, ничуть не считающиеся с интересами других людей и ни в грош не ценящие чужую жизнь. Последней каплей была трагическая смерть Графина.

Его жизни, опять же впервые, угрожала настоящая опасность. Но, что гораздо хуже, существовала реальная угроза жизни и здоровью матери. Правда, пару дней назад они переехали за город на дачу, про которую бандюки не знали. Но Робе, по-прежнему, надо ходить в школу, а матери — на работу. И, кажется мА догадывается о постигших его неприятностях, не зная их сути.

Вчера вечером она смотрела на него пристальным и каким-то незнакомым взглядом. А когда он не стал есть свой ужин, якобы перекусив уже у друзей, подошла к нему прижала робину голову к своей груди и прошептала: — Скажи мне мой мальчик, что происходит. Я ощущаю что-то неладное. Материнское сердце всегда чувствует беду.

— Да, нет же…, - растерявшись, пролепетал Роба, — все нормалёк, все в порядке.

— Может дать телеграмму папе — пусть приедет?

— Да, нет же…, - повторил он, не находя нужных убедительных слов, — незачем ему приезжать…

— Зачем тебя вызывали в прокуратуру?

Еще и прокуратура. Роба вспомнил дотошного прокурорского следователя с его мрачной понимающей усмешкой в густых мулявинских усах.

— В качестве свидетеля допросили, — быстро сказал он, — по детскому садику. Дело направляют в суд, а я прохожу по нему главным свидетелем. Ну, я пошел мА? Мне еще пару уроков надо сделать.

И снова соврал он своей любимой мА, что в последнее время, увы, было не таким уж редким явлением: нигде он не перекусывал, а наоборот, целый день голодал. Так значилось в дедовых рекомендациях по подготовке к путешествию. Ранним утром он собирался отправиться к деду. И уже по этой причине ему не требовалось делать никаких уроков.

Роба неловким движением высвободился из материнских объятий и почти бегом отправился в свою комнату, спиной ощущая ее жалкий потерянный взгляд. Там он бросился на кровать и ударился в горестные размышления.

Почему фортуна внезапно от него отвернулась? Выяснилось, что, даже заполучив удивительные способности, позволяющие стать человеком-невидимкой со всеми его преимуществами и возможностями, не так просто их осуществить. Заманчивые перспективы, так и остались недостижимыми горизонтами. Но отчего так получилось? Ведь он старался быть честным, не злоупотреблял полученным волшебным даром, не направлял его на какие-то низменные цели. Пытался маленько обобрать казино? Но ведь это сущие мелочи, эти богатейшие заведения ничуть не пострадали от робиной деятельности. По игорным законам казино вообще не может быть в проигрыше, даже если какие-то одиночки и сорвут большой куш. Напротив, это еще и дополнительная реклама, позволяющая привлечь новых любителей азартных игр. Из-за него погибли люди? И здесь Роба не чувствовал никакой своей вины. Он не хотел причинить зла стрелявшим в него боевикам, хотя те этого вполне заслуживали. Все произошло случайно. А несчастного Графина он все-таки вытащил из-под пуль киллера, но тот изначально был обречен на смерть…

А ведь сколько добрых и хороших дел он успел сделать. И всегда стремился творить добро и помогать другим людям. И цель, и побуждения, и помыслы, и средства их осуществления не носили признаков подлости и злоупотребления. Внеземной чудодейственный прибор не стал орудием зла в его руках, напротив, Роба использовал его как средство устранения зла и несправедливости. Прочтенное им напутствие деда«…Уверен, что ты не опустишься до применения его в своекорыстных и эгоистических целях, чуждых гуманистическим идеалам…», он помнил наизусть и свято соблюдал.

Так почему Бог изменил свое отношение к робиной судьбе? Почему все вдруг так перевернулось? Роба задавал себе бесконечные вопросы и не находил ответов на них. Казалось, весь мир ополчился против него. Ладно, бандиты… Их прямой удел творить всякие криминальные беспределы. Но добрейший Игорь Кириллович… Он-то чего? Роба же не для себя, ну, скажем по-иному — не только для себя, старался. А, в первую очередь, для родной школы. И сам тренер при этом не только не пострадал, а и прославился и даже получил премию.

И следователь прокуратуры чего на него окрысился? Ведь он стоит на страже закона, должен карать только тех, кто его нарушил. А Роба разве нарушил какие-нибудь нормы закона? Нет, нет и нет. Напротив, помог, как говорится, восторжествовать закону и при этом спас ни в чем не повинных детишек и их воспитательницу от настоящего злодея. И принцип: зло должно быть наказано, но только законным путем, полностью соблюден. Нет же — настырный прокурорский следак пытается именно его, можно сказать героя, вывести на чистую воду. Абсурд какой-то…

А своенравная Наташка? Уже давно могла бы заметить, что Роба делает все возможное, чтобы ей понравиться и ответить взаимностью, или хотя бы сменить холодное равнодушие на дружеские отношения. Даже верные друзья-дозоровцы в последнее время стали относиться к нему как-то настороженно. Чувствуют, что он от них что-то скрывает. Короче, обложили со всех сторон. Поэтому, хочешь — не хочешь, придется отправляться к деду.

Здесь Роба несколько лукавил перед самим собой. На самом деле он давно принял решение о путешествии во времени на встречу со своим мудрым предком. Положа руку на сердце, он до этого хотел подзаработать немного денег. Что в этом плохого? Имея на руках такую вещь и не воспользоваться ей для улучшения своего материального положения? Вон забугорная реклама кричит со всех сторон: «Impossible is nothing — невозможное возможно», «Because you're worth it — потому что вы этого достойны», «Ask for more — проси больше (бери от жизни все)», «Grab life by the horns — возьми жизнь за рога», «Make the most of now — извлеки из момента максимум» и тому подобное. То есть типа, по нашему, лови момент, хватай то, что дают, позаботься о себе. Нет, Роба не относится ко всяким там хапальщикам и халявщикам. И в своей жизни не следовал этим эгоистичеким призывам. Если на одну чашу весов положить, то, что он сделал уже для людей и для общества, а на другую, ту малость, что он хотел получить для себя лично — смешно даже гадать, какая чаша перевесит.

Просто этот всеобщий наезд на него приблизил время отправки. А, может, это и есть судьба?

С этими мыслями он и заснул, поставив будильник на шесть утра.

Но утром никакого будильника не понадобилось. Уже в половину шестого Роба был на ногах и сочинял письмо маме. Получалось это плохо. Объяснить свое исчезновение путешествием во времени к деду при помощи некоего внеземного устройства? Да, мА подумает, что он свихнулся, и сама сойдет с ума. Поднимет на ноги всю милицию. Все бросятся на его поиски. Да, что я об этом думаю? Бандиты же схватят ее, чтобы выманить Робу. О дальнейшем даже думать не хотелось.

Но нельзя и оставаться здесь. Он влипнет еще больше, ведь его понудят совершить настоящее преступление, за которое рано или поздно придется ответить. Нет, кроме мудрого всемогущего деда никто не может здесь помочь. Роба все ему расскажет, и они вернутся сюда вместе, чтобы разрулить ситуацию. Всё — решено окончательно. Как же сочинить письмо? Скоро мА уже проснется…

И все же озарение Робу посетило. К своей короткой записке он приложит пространное письмо деда. В нем все объясняется. Почерк его мА знает. Правда, она относится к деду далеко неоднозначно и, кажется полагает, что он связан с нечистой силой. Но здесь будут уже факты, которым придется поверить.

В записке Роба попросил мА понять его и простить. Он констатировал, что оказался случайно в очень неприятной ситуации, которую можно разрешить только с помощью деда, к которому он и отправляется. Еще он просил ни в коем случае не предпринимать мер к его поиску — это только усугубит положение. Кроме того, писал дальше Роба, пусть мА позвонит на работу и скажет, что ей срочно нужно уйти в краткосрочный отпуск, на недельку, не больше. И эту недельку ей необходимо провести на даче, в город не выбираться ни по какой нужде.

— У меня мА умная, она, конечно, психанет, но все поймет и все мои просьбы выполнит, — вслух сказал Роба, чтобы подбодрить себя. — Все, вперед! Как это по латыни: Аве, цезар моритури тэ салютант![36]

Роба тяжело вздохнул и отправился в дедов кабинет, включив, на всякий случай, режим невидимости и стараясь не шуметь. Свою записку и письмо деда он сколол канцелярской скрепкой и оставил на кровати. Его одежда состояла из спортивного костюма с карманами и кроссовок. Как и просил дед, он положил в карманы несколько коробков спичек и два маленьких швейцарских ножика с несколькими лезвиями и множеством разных миниатюрных инструментов.

В дедовом кабинете царил утренний полумрак. Первым делом Роба взял с полки телеустройство в виде книги, раскрыл его, стараясь не смотреть в воронкообразные отверстия глазниц неведомого трехглазого существа, и крепко примотал его к животу прозрачным скотчем. Так он его точно не потеряет. Волшебная пластинка, которую дед почтительно именовал Повелителем мгновений, висела на шее на длинном шнурке от мобильного телефона. Для надежности он и ее примотал скотчем к своей груди, оставив саму пластинку висевшей в подвижном состоянии.

Затем сел в неожиданно скрипнувшее кресло, переключил пластинку на третью фазу луны и стал совмещать изображения трехглазого существа на обоих предметах, как и писал дед — лицом к лицу. Через некоторое время пластинка ответила сильной вибрацией и стала очень горячей…

Теперь наступил решающий момент. Роба, зачем-то, набрал полную грудь воздуха и переместил рычажок на последнюю фазу луны. И сразу же зажмурил глаза. Вначале был звон. Но звон не натуральный, а как бы только в голове. Никаких звуков не было. Вдруг наступило ощущение, что он оказался внутри тесного пузыря. Роба почти физически чувствовал это. Голова, плечи, локти — все туловище стало пленником какой-то тесной смирительной рубашки. Затем этот пузырь стал расширяться и вдруг беззвучно лопнул. Роба открыл глаза. И сразу же после этого комната завращалась вокруг Робы, который, как бы стал центром или, вернее, стержнем этого вращения. Вращение быстро нарастало и вскоре превратилось в бешеное верчение, смазавшее все контуры, тени и цвета в одну черно-коричневую воронку. Воронка эта стала удлиняться узким раструбом вверх, и Роба почувствовал, что его всасывает в этот раструб головой вперед, и он летит вслед за его стремительно удаляющимися краями. Причем летит вверх, но чувства такие, как при падении вниз с тысячекратным ускорением. Наступила полная темнота, и лишь где-то далеко-далеко впереди светилась ослепительно-белая искорка. Ощущение времени пропало, казалось, что Роба несется бесконечно в какой-то пространственной безбрежности, держа нескончаемый путь к этой далекой искорке. И внезапно в Робином мозгу что-то заискрило, замкнуло, и все ощущения вообще пропали. Не было ни Робы, ни пространства, ни движения, ни путеводной искорки. Не было ничего… Последним проблеском робиной мысли было: вот как оказывается люди умирают…

…Затылок сверлило нудной пульсирующей болью. Как будто какой-то изощренный палач воткнул в робину макушку донельзя раздербанную электродрель и то убавлял, то прибавлял ее обороты.

— Наверное, пора вставать в школу, — боль стала затихать, покидая голову затухающими толчками. — Как не хочется… Но надо. К тому же у него на сегодня запланировано что-то очень-очень важное. Но что именно?

Роба пытался вспомнить, но никак не получалось. Он сморщил лицо и нехотя разлепил глаза…

Яркий солнечный свет, помноженный на синее до нестерпимости небо, резко и больно ударил по зрачкам, и веки непроизвольно сжались.

— Ну, здравствуй, внук! — узнаваемый, слегка усмешливый голос поразил Робу до такой степени, что он продолжал держать глаза плотно закрытыми.

Слух воспринимал известные звуки, но сознание, отказываясь их зафиксировать, отталкивало прочь, как нечто невозможное. Этого не может быть, потому что не может быть никогда — кроме такого вот дурацкого постулата на ум ничего не шло. Я схожу с ума? Или это всего лишь сон?

— Приветствую тебя на древней земле горных арауканов, о досточтимый Роберт! — эта хорошо известная пафосная интонация заставила Робу осторожно приоткрыть один глаз.

Над ним склонилось знакомое, только дочерна загорелое лицо с седыми усами, ставшими совсем-совсем белыми. Роба всхлипнул и обхватил его руками, уткнувшись носом в эти прокуренные усы с неистребимым сигарным запахом.

— Дед… Де-е-да-а!

Примечания

1

Кэшлс — люди в необычной специфической одежде (жарг.)

(обратно)

2

Ломать ксивы — проверять документы (жарг.)

(обратно)

3

Клёвая маруха — красивая женщина (жарг.)

(обратно)

4

Не лезь на рога — не скандаль (жарг.)

(обратно)

5

Завернуть ласты — задержать (жарг.)

(обратно)

6

Рангаешь — звонишь (жарг. от англ. ring — звонить)

(обратно)

7

Забурел — загордился (жарг.)

(обратно)

8

Клава — клавиатура компьютера (жарг.)

(обратно)

9

Лытдыбр — дневник (жарг. Если печатать русское «дневник», забыв переключить клавиатуру с английского, получается «lytdybr»).

(обратно)

10

Магл — специалист, рангом пониже мага (жарг.)

(обратно)

11

Йцукен — дружеское «обзывательство» среди продвинутых пользователей копмпьютеров (жарг.)

(обратно)

12

Хеарть — слышать (жарг. от англ. hear — слышать).

(обратно)

13

Мес — сообщение, письмо (жарг. от англ. message)

(обратно)

14

Логоффистить — выйти из системы (жарг.)

(обратно)

15

Дутл — человек с маленьким IQ (жарг.)

(обратно)

16

Юзать - пробовать (жарг.)

(обратно)

17

Реально переобуваеться — изменить прежний образ жизни (жарг.)

(обратно)

18

Василёк — глупый недалекий человек (жарг.)

(обратно)

19

Гламурики — дети богатых родителей, ведущие тусовочный образ жизни.

(обратно)

20

Мента-Барбара — общее название сериалов типа Убойной Силы, Бандитского Петербурга, Каменской, Петровки 38, Агента Национальной Безопасности и так далее (жарг.)

(обратно)

21

Лупидолить — смотреть (жарг.)

(обратно)

22

Лепить горбатого — обманывать (жарг.)

(обратно)

23

Мóрда — главная страница сайта или портала (жарг.)

(обратно)

24

Кру — (от американского слова Crew — банда, группа, команда. жарг.)

(обратно)

25

Пиндос — американец (солдат), привыкший к комфорту (жарг.)

(обратно)

26

We will bury you — мы вас похороним (англ.)

(обратно)

27

Ыштык — круто, классно (жарг.)

(обратно)

28

Разнуздал звякало — развязал язык (жарг.)

(обратно)

29

Лиса — выкидной нож (жарг.)

(обратно)

30

Шары — глаза (жарг.)

(обратно)

31

Дать треста — избить (жарг.)

(обратно)

32

Жох — мошенник (жарг.)

(обратно)

33

Прикошмарить — припугнуть (жарг.)

(обратно)

34

Листики — игральные карты (жарг.)

(обратно)

35

Продавить ливер — проследить (жарг.)

(обратно)

36

Ave, Caesar, morituri te salutant (лат.) — Здравствуй, Цезарь, идущие на смерть тебя приветствуют.

(обратно)

Оглавление

  • Пролог 1
  • Пролог 2
  • Глава первая
  • Глава вторая
  • Глава третья
  • Глава четвертая
  • Глава пятая
  • Глава шестая
  • Глава седьмая
  • Глава восьмая
  • Глава девятая
  • Глава десятая
  • Глава одиннадцатая
  • Глава двенадцатая
  • Глава тринадцатая
  • Глава четырнадцатая
  • Глава пятнадцатая
  • Глава шестнадцатая
  • Глава семнадцатая
  • Глава восемнадцатая
  • Глава девятнадцатая
  • Глава двадцатая
  • Глава двадцать первая
  • Глава двадцать вторая
  • Глава двадцать третья Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «В перекрестье Времён», Валерий Григорьевич Иванов

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства