Федор Михайлович Достоевский Стихотворения и стихотворные наброски, шуточные стихи, пародии, эпиграммы
НА ЕВРОПЕЙСКИЕ СОБЫТИЯ В 1854 ГОДУ
С чего взялась всесветная беда? Кто виноват, кто первый начинает? Народ вы умный, всякой это знает, Да славушка пошла об вас худа! Уж лучше бы в покое дома жить Да справиться с домашними делами![1] Ведь, кажется, нам нечего делить И места много всем под небесами. К тому ж и то, коль всё уж поминать: Смешно французом русского пугать! Знакома Русь со всякою бедой! Случалось ей, что не бывало с вами. Давил ее татарин под пятой, А очутился он же под ногами. Но далеко она с тех пор ушла! Не в мерку ей стать вровень даже с вами; Заморский рост она переросла, Тянуться ль вам в одно с богатырями! Попробуйте на нас теперь взглянуть, Коль не боитесь голову свихнуть! Страдала Русь в боях междоусобных, По капле кровью чуть не изошла, Томясь в борьбе своих единокровных; Но живуча святая Русь была! Умнее вы, – зато вам книги в руки! Правее вы, – то знает ваша честь! Но знайте же, что и в последней муке Нам будет чем страданье перенесть! Прошедшее стоит ответом вам, — И ваш союз давно не страшен нам![2] Спасемся мы в годину наваждений, Спасут нас крест, святыня, вера, трон! У нас в душе сложился сей закон, Как знаменье побед и избавлений! Мы веры нашей, спроста, не теряли (Как был какой-то западный народ); Мы верою из мертвых воскресали, И верою живет славянский род. Мы веруем, что бог над нами может, Что Русь жива и умереть не может! Писали вы, что начал ссору русской,[3] Что как-то мы ведем себя не так, Что честью мы не дорожим французской, Что стыдно вам за ваш союзный флаг, Что жаль вам очень Порты златорогой, Что хочется завоеваний нам, Что то да се… Ответ вам дали строгой, Как школьникам, крикливым шалунам. Не нравится, – на то пеняйте сами, Не шапку же ломать нам перед вами! Не вам судьбы России разбирать! Неясны вам ее предназначенья! Восток – ее! К ней руки простирать Не устают мильоны поколений. И властвуя над Азией глубокой, Она всему младую жизнь дает, И возрожденье древнего Востока (Так бог велел!) Россией настает. То внове Русь, то подданство царя, Грядущего роскошная заря! Не опиум, растливший поколенье, Что варварством зовем мы без прикрас, Народы ваши двинет к возрожденью И вознесет униженных до вас! То Альбион, с насилием безумным (Миссионер Христовых кротких братств!), Разлил недуг в народе полуумном, В мерзительном алкании богатств! Иль не для вас всходил на крест господь И дал на смерть свою святую плоть? Смотрите все – он распят и поныне, И вновь течет его святая кровь! Но где же жид, Христа распявший ныне, Продавший вновь Предвечную Любовь? Вновь язвен он, вновь принял скорбь и муки, Вновь плачут очи тяжкою слезой, Вновь распростерты божеские руки И тмится небо страшною грозой! То муки братии нам единоверных И стон церквей в гоненьях беспримерных! Он телом божьим их велел назвать, Он сам, глава всей веры православной! С неверными на церковь воевать, То подвиг темный, грешный и бесславный! Христианин за турка на Христа! Христианин – защитник Магомета![4] Позор на вас, отступники креста, Гасители божественного света! Но с нами бог! Ура! Наш подвиг свят, И за Христа кто жизнь отдать не рад! Меч Гедеонов в помощь угнетенным,[5] И в Израили сильный Судия! То царь, тобой, всевышний, сохраненный, Помазанник десницы твоея! Где два иль три для господа готовы, Господь меж них, как сам нам обещал. Нас миллионы ждут царева слова, И наконец твой час, господь, настал! Звучит труба, шумит орел двуглавый И на Царьград несется величаво!НА ПЕРВОЕ ИЮЛЯ 1855 ГОДА
Когда настала вновь для русского народа Эпоха славных жертв двенадцатого года И матери, отдав царю своих сынов, Благословили их на брань против врагов, И облилась земля их жертвенною кровью, И засияла Русь геройством и любовью, Тогда раздался вдруг твой тихий, скорбный стон,[6] Как острие меча, проник нам в душу он, Бедою прозвучал для русского тот час, Смутился исполин и дрогнул в первый раз. Как гаснет ввечеру денница в синем море, От мира отошел супруг великий твой. Но веровала Русь, и в час тоски и горя Блеснул ей новый луч надежды золотой… Свершилось, нет его! Пред ним благоговея, Устами грешными его назвать не смею. Свидетели о нем – бессмертные дела. Как сирая семья, Россия зарыдала; В испуге, в ужасе, хладея, замерла; Но ты, лишь ты одна, всех больше потеряла! И помню, что тогда, в тяжелый, смутный час, Когда достигла весть ужасная до нас, Твой кроткий, грустный лик в моем воображеньи Предстал моим очам, как скорбное виденье, Как образ кротости, покорности святой, И ангела в слезах я видел пред собой… Душа рвалась к тебе с горячими мольбами, И сердце высказать хотелося словами, И, в прах повергнувшись, вдовица, пред тобой, Прощенье вымолить кровавою слезой. Прости, прости меня, прости мои желанья; Прости, что смею я с тобою говорить. Прости, что смел питать безумное мечтанье Утешить грусть твою, страданье облегчить. Прости, что смею я, отверженец унылой, Возвысить голос свой над сей святой могилой. Но боже! нам судья от века и вовек! Ты суд мне ниспослал в тревожный час сомненья, И сердцем я познал, что слезы – искупленье, Что снова русской я и – снова человек! Но, думал, подожду, теперь напомнить рано, Еще в груди ее болит и ноет рана… Безумец! иль утрат я в жизни не терпел? Ужели сей тоске есть срок и дан предел? О! Тяжело терять, чем жил, что было мило, На прошлое смотреть как будто на могилу, От сердца сердце с кровью оторвать, Безвыходной мечтой тоску свою питать, И дни свои считать бесчувственно и хило, Как узник бой часов, протяжный и унылый. О нет, мы веруем, твой жребий не таков! Судьбы великие готовит провиденье… Но мне ль приподымать грядущего покров И возвещать тебе твое предназначенье? Ты вспомни, чем была для нас, когда он жил! Быть может, без тебя он не был бы, чем был! Он с юных лет твое испытывал влиянье;[7] Как ангел божий, ты была всегда при нем; Вся жизнь его твоим озарена сияньем, Озлащена любви божественным лучом. Ты сердцем с ним сжилась, то было сердце друга. И кто же знал его, как ты, его супруга? И мог ли кто, как ты, в груди его читать, Как ты, его любить, как ты, его понять? Как можешь ты теперь забыть свое страданье! Все, все вокруг тебя о нем напоминанье; Куда ни взглянем мы – везде, повсюду он. Ужели ж нет его, ужели то не сон! О нет! Забыть нельзя, отрада не в забвеньи, И в муках памяти так много утешенья!! О, для чего нельзя, чтоб сердце я излил И высказал его горячими словами! Того ли нет, кто нас, как солнце, озарил И очи нам отверз бессмертными делами? В кого уверовал раскольник и слепец, Пред кем злой дух и тьма упали наконец! И с огненным мечом, восстав, архангел грозный, Он путь нам вековой в грядущем указал… Но смутно понимал наш враг многоугрозный И хитрым языком бесчестно клеветал… Довольно!… Бог решит меж ними и меж нами! Но ты, страдалица, восстань и укрепись! Живи на счастье нам с великими сынами И за святую Русь, как ангел, помолись. Взгляни, он весь в сынах, могущих и прекрасных; Он духом в их сердцах, возвышенных и ясных; Живи, живи еще! Великий нам пример, Ты приняла свой крест безропотно и кротко… Живи ж участницей грядущих славных дел, Великая душой и сердцем патриотка! Прости, прости еще, что смел я говорить, Что смел тебе желать, что смел тебя молить! История возьмет резец свой беспристрастный, Она начертит нам твой образ светлый, ясный; Она расскажет нам священные дела; Она исчислит все, чем ты для нас была. О, будь и впредь для нас как ангел провиденья! Храни того, кто нам ниспослан на спасенье! Для счастия его и нашего живи И землю русскую, как мать, благослови.[НА КОРОНАЦИЮ И ЗАКЛЮЧЕНИЕ МИРА]
Умолкла грозная война![8] Конец борьбе ожесточенной!… На вызов дерзкой и надменной, В святыне чувств оскорблена, Восстала Русь, дрожа от гнева, На бой с отчаянным врагом И плод кровавого посева Пожала доблестным мечом. Утучнив кровию святою В честном бою свои поля, С Европой мир, добытый с боя, Встречает русская земля. Эпоха новая пред нами. Надежды сладостной заря Восходит ярко пред очами… Благослови, господь, царя! Идет наш царь на подвиг трудный Стезей тернистой и крутой; На труд упорный, отдых скудный, На подвиг доблести святой, Как тот гигант самодержавный,[9] Что жил в работе и трудах, И, сын царей, великий, славный, Носил мозоли на руках! Грозой очистилась держава, Бедой скрепилися сердца, И дорога родная слава Тому, кто верен до конца. Царю вослед вся Русь с любовью И с теплой верою пойдет И с почвы, утучненной кровью, Златую жатву соберет. Не русской тот, кто, путь неправый В сей час торжественный избрав, Как раб ленивый и лукавый, Пойдет, святыни не поняв. Идет наш царь принять корону…[10] Молитву чистую творя, Взывают русских миллионы: Благослови, господь, царя! О ты, кто мгновеньем воли Даруешь смерть или живишь, Хранишь царей и в бедном поле Былинку нежную хранишь: Созижди в нем дух бодр и ясен, Духовной силой в нем живи, Созижди труд его прекрасен И в путь святой благослови! К тебе, источник всепрощенья, Источник кротости святой, Восходят русские моленья: Храни любовь в земле родной! К тебе, любивший без ответа Самих мучителей своих, Кто обливал лучами света Богохулителей слепых, К тебе, наш царь в венце терновом, Кто за убийц своих молил И на кресте, последним словом, Благословил, любил, простил![11] Своею жизнию и кровью Царю заслужим своему; Исполни ж светом и любовью Россию, верную ему! Не накажи нас слепотою, Дай ум, чтоб видеть и понять И с верой чистой и живою Небес избранника принять! Храни от грустного сомненья, Слепому разум просвети И в день великий обновленья Нам путь грядущий освети!ЭПИГРАММА НА БАВАРСКОГО ПОЛКОВНИКА
Я лечу, лечу обратно, Я хочу упасть назад, Так на свете всё превратно: Нынче шах, а завтра мат.«ОПИСЫВАТЬ ВСЕ СПЛОШЬ ОДНИХ ПОПОВ…»
Описывать всё сплошь одних попов, По-моему, и скучно, и не в моде; Теперь ты пишешь в захудалом роде; Не провались, Л[еск]ов.[БОРЬБА НИГИЛИЗМА С ЧЕСТНОСТЬЮ. (ОФИЦЕР И НИГИЛИСТКА.)]
[От Редакции «Последней странички»[12] ]
1
В нашу Редакцию, как и во всякую, вместе с статьями удовлетворительными часто присылается авторами самый безрассудный хлам. Сочинители бывают странные. И все обидчиво требуют, чтобы их напечатали с гонораром. Хлам, конечно, нельзя печатать; но дурачество доходит иногда до гениальности. Одну из таких статей, да еще в стихах, помещаем ниже, надеясь удивить читателя. Чтоб быть добросовестными, мы снеслись с автором, не утаив истины, то есть что если и печатаем произведение его, то не иначе как верх нелепости. Он с гордостию дозволил – до того доходит иногда страстишка видеть себя напечатанным. Впрочем, он, наверно, надеется, что публика с нашим мнением не согласится. Скажем прямо: стихи нелепые. Мысль отчасти верна, но глупо выражена. Действительности никакой, ибо нигде не бывает таких портиков. А между тем как будто что-то и верно. Нигилистка объясняется хоть и глупо, но вполне по Дарвину.[13] Офицер тоже выдерживает характер: эстетик и отличается позорною слабостью к полу (le sexe). Так что если б не было так глупо, то было бы, может быть, и умно. Вообще это произведение бездарности, одушевленной благородными чувствами. Впрочем, вот вся эта сцена в стихах с ее ретроградным заглавием.
Борьба нигилизма с честностью
(Сцена почище комедии)
Действующие.
Офицер, впрочем отставной и из Костромы, 40 лет, собой как и все; капельку толст. Со шпагой и при своем капитале. Желает исполнить закон. Но слышал о нигилистах и, прежде чем выбрать невесту, желает истребить их всех до единого. С этой целью прибыл в столицу. Читал не много, слышал не ясно. О фиктивном браке не имеет понятия, что и составляет фатум статьи. Губит себя излишним благородством души, хотя заметно неостроумен. Пылок. Поражается умом. При всякой новой идее стоит как баран, увидавший новые ворота; но, раскусив противуречие, мигом весь краснеет как индийский петух и сердится. Вообще глупая смесь бараньего и петушьего. Любит сладкое. Замечательно добрый человек.
Нигилистка, 22 года, стрижена. Особа путешествующая. Слушала лекции; делала ответы, видала виды. Хитра и пронырлива. Фанатична. Брюнетка, стройна, недурна очень и знает это. Напоминает осу. Любит горькое. Пропагандирует где попало, даже на лестницах.
Занавес подымается
Дрянной кирпичный портик, старый и выкрашенный желтою краскою. Двенадцать обколотых узеньких ступенек. Офицер с неопущенною шпагой наголо бежит вверх по ступенькам, кричит и желает истребить всех нигилистов. Навстречу ему медленно спускается нигилистка. Их взгляды встречаются. Офицер поражен; останавливается.
Нигилистка
Куда стремишься, офицер?Офицер
Стремлюсь освободить Россию!Нигилистка (с вывертом)
Давно ль, мой милый «командер», Ты влопался в сию стихию?Офицер (со строгостию)
Давно ль власы остригла ты?Нигилистка (полузакрывая ресницы)
С тех пор как о вопросе женском Познала первые мечты.Офицер (пораженный снова)
Служив в просторе деревенском Среди природной простоты, Не мог познать я сих вопросов. Во всем полку один лишь Носов, Поручик, «Сына» получал. Но о вопросах «Сын» молчал.[14] Спрошу тебя как верный Росс, Что значит женский сей вопрос?Нигилистка
Мне кажется, что ты не рос.Офицер
Я Росс!!Нигилистка
Но ты меня не понял. Я говорю, что ты не рос, Лишь в смысле том, что не дорос.Офицер
Твой каламбур меня не пронял.Нигилистка
Но я сейчас тебя пройму. Представь, что, снова в Кострому В фиктивном браке возвратясь И уж на церкви не крестясь, Ты приступил со мной скорей К распространению идей…Офицер (ослабевая от удовольствия)
Как? Я с тобой в фиктивном браке!Нигилистка
Что нужды? Костроме в пример!Офицер (задумчиво)
В фиктивном браке близко к драке.Нигилистка
Ты заврался, мой офицер! Но слушай дальше: начиная И пропаганду и протест, Мы первым делом натаскаем Мешок лягушек со всех мест.Офицер (быстро краснеет. Он никогда не слыхал о лягушках)
Лягушек? Слушай, нигилистка: Смеешься надо мной ты низко! Смотри! Хошь ты «прекрасный пол»…(Показывает кулак)
Hигилистка
Какой ты дичи напорол!Офицер (приставляя ко лбу перст, в полном недоумении)
В фиктивно-брачную квартиру Мешок лягушек– на смех миру!… Чтоб квакали у нас всё лето. Скажи к чему нам пакость эта?!Нигилистка (с учетверенным достоинством)
К тому, чтоб всех костромитянок Стащить бездействия с лежанок!Офицер (пораженный вновь)
А! вот что!… Но должна яснее Ты выражаться бы сама…(Невольно вкладывает шпагу в ножны)
Нигилистка
За гнев свой глупенький краснея И неразвитие ума, Пойми, что резать им лягушек И этим обществу служить Полезней, чем лишь для ватрушек На кухне время проводить Затем, внушив идею эту, И чтобы время не терять, Нам надо тотчас, в это ж лето, Начать семейство разрушать!Офицер
Гм, гм! Постой: имея теток, Дядей и множество кузин, Могу ль, в домах их быв короток, Не почитать их именин?Нигилистка (со всем пылом пропаганды, отчего делается очень хорошенькою)
Стыдись! долгов ненужных бремя Ты на себя наворотил! Чего ты ждал, теряя время? Какие мысли проводил? Ну где увидишь ты в природе Семейных уз, семейный гнет? Кто узы брака в нашем роде Меж рыб, зверей и птиц найдет? Ну есть ли у коров кузины? Иль – предрассудку послужа Пойдет ли гусь на именины? Ну есть ли тетка у ежа?[15]Офицер (окончательно пораженный)
Да, правда, у ежа нет теток!Нигилистка
Ты поражен, ты пристыжен!Офицер (в ужасной борьбе с честностью)
Касаться щекотливых ноток Души перстам свободных жен Легко не дам я! Вздор и враки!! Скорей: как смотришь ты на браки?Нигилистка (мигом подобравшись)
Вы нас учили рукодельям, И танцевать, и приседать,[16] И ретроградно, от безделья, Вам каждый год детей рождать,[17] — Не верю я всем этим штукам! Из нас вы сделали тетерь! Поверь естественным наукам И Благосветлову поверь![18]Офицер
Но в чем? Скорее резюмируй! Он дом купил и про квартиры Статью лихую накатал.[19] Я с удовольствием читал И понял плод либерализма… Статьи доходны нигилизма! Особенно ж в статье о браке Зимуют все прогресса раки! О нигилистка! Слушай: лжешь ты! В фиктивный брак меня зовешь ты? Но ложа брачного закон В «фиктивном» лучше ль огражден? Свобода! Полезай кто хочет!Нигилистка
О нет, как женщина захочет.Офицер
Ну вот! А я-то тут при чем? Я ж муж!…Нигилистка
В фиктивном браке Живут втроемОфицер
Как три собаки! Довольно, слушай, нигилистка, Не подходи ко мне ты близко! Не то я шпагу обнажу И всю в тебя ее вонжу!…Нигилистка (видя, что уже ничего не возьмешь, срывает маску)
Ага! сказался ретроград! О, крепостничества Марат! В «законном» счастье видишь ты! В «законном» все твои мечты! Тебе бы только под венец, Эстетик, тряпка, леденец!Офицер
Юпитер! Можно ль это слушать!Нигилистка
Иди домой, пора покушать Нет, лучше выслушай еще — Вкусней покамест горячо: Когда к твоей законной женке Придет приятель пошалить, Тебе ль тогда, с твоей шпажонкой, Права свои огородить! Колпак! раскиснешь, не поверишь; Сидеть тут будешь и уверишь Себя же сам, что видел сон Что не они – она и он! Они заснут – сам дверь притворишь И, чтобы милых не будить, Пойдешь, будь ночь или ненастье, Мечтая о законном счастье, На двор смиренно побродить… Устанешь, сядь тогда на стул.Офицер (не своим голосом)
О нигилистка! Караул!Нигилистка бежит и, подобно тигрице, с хохотом прыгает со ступенек портика. Вот тут-то офицер и хотел было окончательно заколоть ее, но эстетика опять помешала делу: легкокрылая грациозность прыжка и обаятельная прелесть мелькнувшей из-под платья пяточки вдруг и сразу останавливают его столбом на месте и красного, подобно воротнику.[20]
На горизонте показывается тень как бы Андрея Краевского.[21]
Занавес опускается
«КРАХ КОНТОРЫ БАЙМАКОВА…»
Крах конторы Баймакова, Баймакова и Лури, В лад созрели оба кова, Два банкрутства – будет три! Будет три, и пять, и восемь, Будет очень много крахов И на лето, и под осень, И уж пишет критик Страхов В трех статьях о спиритизме, Из которых две излишних, О всеобщем ерундизме[22] И о гривенниках лишних.[23]«ДОРОГО СТОЯТ ДЕТИШКИ…»
Дорого стоят детишки, Анна Григорьевна, да, Лиля да оба мальчишки — Вот она наша беда!«НЕ РАЗБОЙНИЧАЙ, ФЕДУЛ…»
Не разбойничай, Федул, Не кричи во всю ты глотку Ты хоть губы и надул, Да не пьян, не пьешь же водку. Не визжи и ты, Лилюк, Будь хорошенькой девчонкой, Будь ты общий всем нам друг, А не злющей собачонкой. Не сердись и ты мама…Комментарии (И. Д. Якубович, Е. И. Кийко, И. А. Битюгова)
СТИХОТВОРЕНИЯ И СТИХОТВОРНЫЕ НАБРОСКИ
Отдел открывают три стихотворения, написанные в 1854–1855 гг. в традиционном одическом жанре. Ими Достоевский, только что отбывший четырехлетний срок каторги в Омском остроге и после этого в соответствии с вынесенным ему по делу петрашевцев приговором проходивший солдатскую службу в Семипалатинске, пытался привлечь внимание правительства к своей судьбе, чтобы добиться хотя бы некоторого облегчения своей участи. Позднее Достоевский никогда не вспоминал об этих стихах, вызванных страстным желанием вернуться к литературной деятельности при почти полном отсутствии надежд на это до вступления на престол Александра I, вернувшего из Сибири декабристов и петрашевцев.
Иной характер имеют стихотворные замыслы и наброски 60-70-х годов.
Как свидетельствуют дошедшие до нас рукописи позднего Достоевского, дневник жены писателя и воспоминания его племянницы M A Ивановой, Достоевский любил импровизировать шуточные стихи. Публицистический же элемент, присущий таланту Достоевского, постоянная оглядка писателя в процессе обдумывания своих произведений на текущую злобу дня, на литературных друзей и врагов получили выражение наряду с его повествовательным художественным творчеством и публицистикой в полемических набросках стихотворного характера – пародиях и эпиграммах, которыми испещрены страницы его записных тетрадей.
Не имея самостоятельного художественного значения (и несоизмеримые в этом смысле с основным творчеством Достоевского – повествователя и романиста), его стихотворные шутки, пародии и эпиграммы интересны как своеобразная лаборатория, из которой впоследствии вышли генетически подготовленные ими гротескно-иронические «абсурдные» стихи капитана Лебядкина в «Бесах».
Некоторые наброски-пародии, эпиграммы, три рукописные редакции незавершенного стихотворного фельетона «Борьба нигилизма с честностью (Офицер и нигилистка)» (1864–1874) расширяют наше представление о Достоевском карикатуристе, сатирике, полемисте. Стихотворные послания к жене и детям – биографический источник, ценный при обрисовке быта семьи Достоевских в 70-х годах.
НА ЕВРОПЕЙСКИЕ СОБЫТИЯ В 1854 ГОДУ
Стихотворение написано в апреле 1854 г. в Семипалатинске, куда, после отбытия четырехлетнего срока каторги Достоевский прибыл в марте 1854 г для прохождения солдатской службы в 7 Сибирском линейном батальоне. Оно было представлено 1 мая 1854 г. командиром батальона полковником Беликовым в Штаб отдельного Симбирского корпуса с ходатайством автора «о дозволении поместить оное в «С.-Петербургских ведомостях». В свою очередь, начальник штаба генерал-лейтенант Яковлев 26 июня 1854 г. препроводил стихотворение управляющему III отделением е. и. в. канцелярии Л. В. Дубельту. Разрешения от III отделения на печатание не последовало. Автограф стихотворения так и остался в деле III отделения «Об инженер-поручике Федоре Достоевском»
Создавая стихи, Достоевский преследовал прежде всего цель убедить правительственные сферы в своей благонадежности и сделать попытку напечататься. Они написаны в связи с обострившимся конфликтом между Россией, с одной стороны, и Англией и Францией – с другой, после того как Англия и Франция объявили России войну. 11 апреля 1854 г. в России был обнародован официальный манифест о войне. Непосредственным поводом к войне послужил спор с Турцией о «святых местах» в Иерусалиме и нежелание Англии и Франции поддержать в этом споре Россию. Газеты регулярно освещали ход событий, в частности «С.-Петербургские ведомости» имели постоянную рубрику «Восстание христиан на Востоке». Как установил Л. П. Гроссман, разрабатывая в стихотворении «На европейские события в 1854 году» тему Восточной войны, Достоевский перенес в него ряд образов, общих для патриотической поэзии 1854 г.[24] Таковы стихотворения Ф. Глинки «Ура» (Сев. пчела. 1854. 4 янв. № 2), Н. Арбузова «Врагам России» (Там же 1 янв. № 25), Н. Леваршева «Святая брань» (Там же. 8 марта. № 54). Позднее Достоевский благосклонно отзывался о поэме А. Н. Майкова «Клермонский собор» из его сборника «1854-й год» (СПб., 1854), говоря о своем патриотическом воодушевлении в эпоху Крымской войны и о роли России «в нравственном» освобождении славян (XXVIII, кн. 1, 208). Несомненно, что писатель был захвачен общим патриотическим воодушевлением, которое переживали широкие слои русского общества; возможно, что именно в это время сложилось его убеждение об особой роли России в борьбе за освобождение славянских народов от турецкого владычества, которое позднее, в 1876–1877 гг., получило свое выражение на страницах его «Дневника писателя». Можно отметить также, что Достоевский обсуждал с братом возможность хлопот об его переводе на Кавказ (XXVIII, кн. 1, 173).
В своем стихотворении Достоевский вспоминал политическую ситуацию в Европе в 1831–1832 гг., русско-польский конфликт, о котором писал и Пушкин («Клеветникам России»). Мысли о славянско-русском единстве, гордость при воспоминаниях о событиях 1812 г. сближают оба эти произведения.[25] Желание Достоевского подражать оде «Клеветникам России» особенно очевидно во второй половине стихотворения. Обращаясь по примеру Пушкина к западным дипломатам и журналистам, он отвечает здесь на обвинения, вызванные восточной политикой тогдашней России («Писали вы, что начал ссору русский…»).[26]
Поэты-славянофилы в первые месяцы после начала военных действий были склонны рассматривать войну как испытание, нужное России для ее возрождения, и вместе с тем как средство для освобождения славянских народов из-под власти Турции и для будущего торжества православного Востока над католическим Западом.[27]
Вскоре отношение большей части славянофилов к войне изменилось: под влиянием поражений и сдачи Севастополя в их среде, как и во всем русском обществе, резко усилилось недовольство военной политикой Николая I.
НА ПЕРВОЕ ИЮЛЯ 1855 ГОДА
Стихотворение написано в конце июня 1855 г. ко дню рождения вдовствующей императрицы Александры Федоровны (1798–1860). В связи со смертью в феврале 1855 г. Николая I у Достоевского, по свидетельству А. Е. Врангеля, «воскресла надежда на перемену […] участи– на амнистию».[28] В марте 1855 г. в ознаменование начала царствования Александра II был обнародован «высочайший манифест», дававший право на производство Достоевского в унтер-офицерский чин.[29] В начале июля 1855 г. в Семипалатинск с ревизией прибыл генерал-губернатор Западной Сибири и командующий отдельным Сибирским корпусом генерал Г. X. Гасфорт. По воспоминаниям А. Е. Врангеля, он на обеде у Гасфорта говорил с ним о Достоевском и просил представить императрице стихи «На первое июля 1855 года». Гасфорт отказал ему, добавив: «За бывших врагов правительства никогда я хлопотать не буду; если же в Петербурге сами вспомнят, то противодействовать я не буду».[30] В июле 1855 г. А. Е. Врангель переслал стихотворение в Петербург, и оно через принца П. Г. Ольденбургского было передано императрице.[31] В сентябре в Военное министерство поступило ходатайство от Г. X. Гасфорта от 13 августа о производстве писателя в унтер-офицеры, к ходатайству было приложено стихотворение «На первое июля 1855 года».[32] 27 октября 1855 г. Инспекторский департамент Военного министерства «испрашивает» разрешение у военного министра на производство Достоевского в унтер-офицерский чин и запрашивает: «повелено ли будет» прилагаемые стихи «представить императрице Александре Федоровне».[33] На этом представлении 18 ноября 1855 г. появилась резолюция военного министра князя Долгорукова «Всемилостивейше повелено: рядового Достоевского произвести в унтер-офицеры», строки доклада, касающиеся стихов, зачеркнуты рукою Долгорукова.[34]
Осенью в Петербурге среди литераторов распространились слухи о написании Достоевским верноподданнических стихов,[35] что вызвало возмущение в радикально настроенных кругах. В конце 1855 г. в «Современнике» появился фельетон И. И. Панаева «Литературные кумиры, дилетанты и проч.», где Достоевский был обрисован в карикатурных тонах.[36]
О несовершенстве стихов откровенно писал брату M. M. Достоевский: «Читал твои стихи и нашел их очень плохими. Стихи не твоя специальность».[37]
Стихотворение «На первое июля 1855 года» написано в жанре философских од и элегий: Достоевскому могли служить образцами ода Г. Р. Державина на смерть графини Румянцевой (1791), его же стихотворение «На кончину графа Орлова» (1796), элегия В. А. Жуковского «На кончину ее величества королевы Виртембергской» (1819). В соответствии с образцами Достоевский, восхваляя Россию, прославлял ее будущее, которое связывал с предстоящими политическими переменами. Однако акцент в стихотворении лежит не столько на событиях, переживаемых Россией, сколько на личной судьбе автора: Достоевский напоминает императрице о Себе, призывая простить его и других подобных ему «отверженцев» перед лицом постигших ее и всю Русь испытаний.
[НА КОРОНАЦИЮ И ЗАКЛЮЧЕНИЕ МИРА]
Стихотворение написано весной 1856 г., когда Достоевский начал хлопоты о производстве в прапорщики в связи с «высокоторжественным днем коронации государя императора». Кроме того, в ходатайстве Достоевского, переданном генералом Э. И. Тотлебеном военному министру Н. О. Сухозанету 2-му, присутствовала просьба «дозволить ему литературные занятия с правом печатания, на узаконенных основаниях» (см.: XXVIII, кн. 1, 471). А. Е. Врангель извещал писателя о ходе хлопот. В письме от 23 мая 1856 г Достоевский писал Врангелю: «О, дай бог, чтоб моя судьба поскорее устроилась. Вы мне пишете прислать что-нибудь. Посылаю стихи на коронацию и заключение мира. Хороши ли, дурны ли, но я послал здесь по начальству с просьбою позволить напечатать […] Просить же официально (прошением) позволения печатать, не представив в то же время сочинения, по-моему, неловко. Потому я начал с стихотворения. Прочтите его, перепишите и постарайтесь, чтоб оно дошло к монарху» XXVIII, кн. 1, 232). Далее Достоевский обсуждает с Врангелем возможность передачи стихотворения официальным путем, через Г. X. Гасфорта, который едет в Петербург. Писарская копия стихотворения «На коронацию и заключение мира» была приложена к письму Г. X. Гасфорта к Н. О. Сухозанету от 2 июня 1856 г. Как следует из документов Военного министерства, хлопоты Тотлебена и Гасфорта были успешными лишь частично: «его величество, согласившись на производство Достоевского в прапорщики, приказал учредить за ним секретное наблюдение впредь до совершенного удостоверения в его благонадежности и затем уже ходатайствовать о дозволении ему печатать свои литературные труды».[38] Стихотворение Достоевского было принято «к сведению» (XXVIII, кн. 1, 472), но так и осталось ненапечатанным в делах военного ведомства.
ШУТОЧНЫЕ СТИХИ, ПАРОДИИ, ЭПИГРАММЫ
ЭПИГРАММА НА БАВАРСКОГО ПОЛКОВНИКА
Датируется серединой 1864 г., так как записана рядом с набросками к «Крокодилу» (см. наст. изд. Т. 4). Эпиграмма задумана как пародия на стихи, печатавшиеся в 1860-х годах в газете А. А. Краевского «Голос». Ее текст находится в тетради среди ряда других полемических заметок, направленных против этой газеты. По-видимому, «автор» эпиграммы был задуман как тип «русского за границей», который «теряет употребление русского языка и русских мыслей».[39]
[ОПИСЫВАТЬ ВСЕ СПЛОШЬ ОДНИХ ПОПОВ…]
Эпиграмма на Н. С. Лескова написана в 1873–1874 гг., в пору завершения им или публикации романа «Захудалый род. Хроника князей Протозановых…» (Рус. вести. 1874. № 7, 8 и 10), упомянутого Достоевским в третьей строке («теперь ты пишешь в захудалом роде»).
[БОРЬБА НИГИЛИЗМА С ЧЕСТНОСТЬЮ (ОФИЦЕР И НИГИЛИСТКА)]
Датируется 1864–1873 гг. В середине 1864 г. Достоевский записал в тетради название будущего произведения, характеристику его героини – «нигилистки» и наметил некоторые детали. Две записи – каламбур, основанный на игре слов «Росс – рос», и эпизод, обозначенный словами «Голенькая ножка», – получат развитие в позднейших более развернутых разработках этого сюжета, относящихся – первая ко второй половине 1864 – началу 1865 г., а вторая – к последним месяцам 1873 г. Приписанная героине попытка восстать против «родительской власти» и «наказать ее гласностью», направив корреспонденцию в газету «Волос» (в «Голос» А. А. Краевского), объединяет заметки с рассказом «Крокодил», в черновиках и в основном тексте которого также содержатся выпады против «Голоса» и его издателя. Предварительные наброски к «Крокодилу» свидетельствуют, что Достоевский собирался включить стихи об офицере и нигилистке в состав рассказа. После иронического определения понятия «нигилизм», сущность которого, по словам одних, будто бы состоит «в стрижении женских волос», а по мнению других – «в отрицании всего существующего», в планах «Крокодила» следует запись: «Достал стишки: «Офицер и нигилистка». – С учением соглашаюсь» (V, 326). Возможно, что и в проекте «Главы 3» (с описанием встречи друга проглоченного чиновника с его женою и ее «увлечения» этим другом) под названием «стихи на нигилистов» мыслились те же «стишки». Одно время предполагалось, что нигилистка будет фигурировать в рассказе как особый персонаж: она явится к крокодилу, чтобы обсудить с чиновником вопросы женской эмансипации и вопрос о боге. Среди черновых заметок к «Крокодилу» есть следующая: «Если у гусей нет теток, стало быть, тетки – предрассудок» (V, 327). Смысл этой сентенции проясняется при сопоставлении с соответствующими стихотворными строками «Офицера и нигилистки».
Как и «Крокодил», фельетон «Офицер и нигилистка» вплетается в полемику, которую вели журналы братьев Достоевских «Время», а позднее «Эпоха» с различными общественно-литературными течениями русской журналистики тех лет, в том числе с «Современником» и «Русским словом».
В начале следующего 1865 г. в «Эпохе» Достоевский намеревался продолжить начатую на страницах журнала полемику, но работа над фельетоном не была доведена им до конца, а вскоре прекратилось издание «Эпохи».
О своем замысле Достоевский вспомнил вновь во второй половине 1873 или в начале 1874 г., в пору участия в «Гражданине». В те годы в связи с открытием высших женских курсов в Петербурге и Москве вновь возрос интерес к женскому вопросу. Под редакцией Г. Е. Благосветлова с 1866 г. начал выходить журнал «Дело», продолжавший традиции «Русского слова» и также популяризировавший труды по естествознанию и физиологии Т. Г. Гексли, Я. Молешотта, М. Фарадея, Д. Тиндаля, А. Баркера и др. О Ч.Дарвине и его учении в конце 60-x-начале 70-х годов в «Деле» неоднократно писал известный публицист В. О. Португалов. Журнал часто помещал и «хронику женского дела» – тема, которая получила специальное развитие в статьях Благосветлова «На что нам нужны женщины?» (Дело. 1869. № 7), «Женский труд и вознаграждение его» (Дело. 1870. № 2), в серии статей С. С. Шашкова «Исторические судьбы женщины» (Дело. 1869. № 9-12; 1871. № 1–4), в работе А. П. Щапова «Положение женщины в России по допетровскому воззрению» (Дело. 1873. № 4, 6) и т. д. «Гражданин» вступил в полемику с демократической журналистикой по этим вопросам еще до прихода в него Достоевского. В статьях В. В. Мещерского (Гражданин. 1872. № 9, 10 и 31) отстаивался тезис о том, что «женщина призвана быть второю, нераздельною от мужчины, половиною человека, в неразрывном с ним единении осуществляющею свое назначение в обществе: рождать и воспитывать детей».[40] Позиция Достоевского, судя по «Двум заметкам редактора» в № 27 «Гражданина» за 1873 г., предисловию к статье Л. Ю. Кохновой и корреспонденции «Наши студентки» в № 13 и 22 «Гражданина» за тот же год, была иной. В первой из названных заметок по крайней мере отстаивается тезис, согласно которому «всеобщее образование женщины внесет новую, великую интеллигентную и нравственную силу в судьбы общества и человечества».[41]
Новая редакция фельетона возникла в середине 1873 г. и предназначалась для «Последней странички» «Гражданина», но не появилась в ней.
[КРАХ КОНТОРЫ БАЙМАКОВА…]
Два варианта этого стихотворного наброска датируются декабрем 1876 г. Поводом к их написанию послужило банкротство двух петербургских банкирских контор Баймакова и Лури, происшедшее в конце 1876 г., в частности, о несостоятельности «Товарищества на вере Ф. П. Баймаков и К0» сообщалось в «Биржевых ведомостях» от 4 декабря 1876 г. (№ 335). В той же тетради, в которую занесен второй вариант стихов, содержится непосредственный отклик Достоевского на указанное событие, помеченный 5 декабря. О прожектерстве Ф. М. Баймакова (1831–1907), бывшего в 1875–1877 гг. арендатором «С.-Петербургских ведомостей», писал в декабре 1876 г. во «Внутреннем обозрении» «Отечественных записок» и Г. З. Елисеев, отмечая, что Баймаков, не имея «никаких собственных капиталов», «спокойно и светло смотрел в будущее, не верил возможности своего крушения», ибо «не допускал и мысли, чтобы правительство могло попустить рушиться его учреждению», и «смотрел на себя […] не как на биржевого афериста, спекулянта и игрока, а как на благодетеля для людей с маленькими капиталами» (Отеч. зап 1876 № 12. С. 256).
Как «знаменья времени» наряду с «крахом» Баймакова и Лури в стихах упоминается увлечение спиритизмом, которое охватило широкие круги русского общества в середине 1870-х годов и было подкреплено авторитетами профессоров Петербургского университета – зоолога Н. П. Вагнера и известного химика А. М. Бутлерова. В январском, мартовском и апрельском выпусках «Дневника писателя» за 1876 г. Достоевский уделил внимание спиритизму Успех спиритизма автор «Дневника» объяснял тем, что в силу охватившего русское общество «беспокойства» «метаний», «искания» нравственной опоры, «каждая самая беспутная даже идейка, если только в ней предчувствуется хоть малейшая надежда что-нибудь разрешить, может надеяться на несомненный успех».
В стихах упомянуты полемические статьи H. H. Страхова, опубликованные под общим названием «Три письма о спиритизме» в № 41–42, 43 и 44 «Гражданина» за 1876 г. от 15, 22 и 29 ноября (перепеч. в кн.: Страхов Н. О вечных истинах (Мой спор о спиритизме). СПб., 1887)
[ДОРОГО СТОЯТ ДЕТИШКИ…]
Шуточное стихотворение 1876–1877 гг., обращенное к жене писателя А. Г. Достоевской.
[НЕ РАЗБОЙНИЧАЙ, ФЕДУЛ…]
Шуточные стихи обращены к сыну, дочери и жене, записаны на обороте второго листа почтовой бумаги. На первой странице того же листа – записи, связанные с романом «Братья Карамазовы» и предназначавшиеся для письма от 2 декабря 1879 г. к издателю «Русского вестника». Этим временем, вероятно, следует датировать и данные стихи.
Примечания
1
Уж лучше бы – с домашними делами! – Имеется в виду внутренняя политика Наполеона III, объявившего себя 2 декабря 1852 г. императором Франции.
(обратно)2
И ваш союз давно не страшен нам.– 12 марта 1854 г. Англия и Франция заключили с Турцией союзный договор, обязуясь поддерживать ее в войне с Россией, и вскоре состоялось дипломатическое соглашение с правительством Австрии и Пруссии о их неучастии в войне.
(обратно)3
Писали вы, что начал ссору русский…– Обострение отношений между Россией и Францией провоцировалось Наполеоном III и правительством Австрии, Пруссии и Англии, однако и политика Николая I на Востоке также была направлена на разжигание войны (см.: Тарле Е. В. Крымская война. Т. 1. С. 117–145).
(обратно)4
Христианин – защитник Магомета! – Почти дословное суждение официальной прессы. См., например: Санктпетербургские ведомости. 1854. 4 февр. № 28: статья «Турецкие дела».
(обратно)5
Меч Гедеонов в помощь угнетенным…– Библейский герой Гедеон (в переводе с древнееврейского его имя значит – отважный воин), вступивший в неравную борьбу с врагами (см.: Библия. Книга судей Израилевых, гл. 6–8). Выражение «меч Гедеонов» символизирует борьбу за святое дело.
(обратно)6
Когда настала вновь для русского народа ~ Тогда раздался вдруг твой тихий, скорбный стон. – Николай I умер 18 февраля 1855 г., в разгар Крымской войны.
(обратно)7
Он с юных лет твое испытывал влиянье.– Николай I был обручен с дочерью прусского короля принцессой Шарлоттой, принявшей впоследствии (в 1815 г.) имя Александра Федоровна.
(обратно)8
Умолкла грозная война! – Крымская война закончилась заключением Парижского мира 18(30) марта 1856 г.
(обратно)9
Как тот гигант самодержавный…– Нового царя в соответствии с каноном жанра ломоносовской оды, которому следовал Достоевский, он называл преемником Петра, тем самым побуждая Александра II действовать в духе великого реформатора.
(обратно)10
Идет наш царь принять корону.– Коронация Александра II состоялась 26 августа 1856 г. Достоевский писал, что в Семипалатинске, как и по всей России, «день празднования коронации […] был проведен и торжественно и весело» (XXVIII, кн. 1, 264).
(обратно)11
К тебе, источник всепрощенья ~ Благословил, любил, простил! – Как о высшем примере для Александра II здесь Достоевский говорит о Христе, простившем на кресте своим мучителям и оставившем человечеству завет всепрощения и любви.
(обратно)12
Просят не смешивать с редакцией «Гражданина». Иногда (но не всегда) редакция «Последней странички» поручается другой посторонней редакции, соответственно к тому предназначенной.
(обратно)13
Нигилистка объясняется ~ вполне по Дарвину.– В № 29 «Гражданина» от 6 июля 1873 г. была опубликована рецензия H. H. Страхова на третье издание русского перевода книги Ч. Дарвина «О происхождении видов» Отмечая, что труд Дарвина читается «не только специалистами, а массою публики, людьми, питающими притязание на образованность и просвещение», автор подчеркивает, что непонимание теории Дарвина его последователями приводит к извращению мысли ученого, она получает «самый превратный смысл» и в таком виде широко распространяется среди «простодушных читателей». Страхов считал, что последователи Дарвина провозгласили механический взгляд на природу, в то время как сам Дарвин его не придерживался, «а только попытался свести чудесное устройство организмов на случайное приспособление» (с. 810–811). Позднее, в черновых планах к «Братьям Карамазовым» Достоевский сопоставит отношение к учению Дарвина и к богу, рассматривая то и другое как предмет веры (см.: XV, 307).
(обратно)14
…один лишь Носов, // Поручик «Сына» получал, // Но о вопросах «Сын» молчал…– «Сын отечества» – журнал политический, ученый и литературный, умеренно-либерального направления, издававшийся в Петербурге в 1856-186l гг. А. В. Старчевским.
(обратно)15
Стыдись! долгов ненужных бремя ~ есть ли тетка у ежа? – В этой строфе ощущается пародирование Достоевским первого объяснения Онегина с Татьяной («Евгений Онегин», гл. 4, стр. XIII–XVI).
(обратно)16
Вы нас учили рукодельям ~ каждый год детей рождать.– Ср.: «Мы все учились понемногу…» («Евгений Онегин», гл. 1, стр. V).
(обратно)17
И ретроградно, от безделья, // Вам каждый год детей рождать.– Г. Е. Благосветлов писал в 1869 г. в статье «На что нам нужны женщины?»: «…кто, кроме идиота, решится в наше время утверждать, что все земное назначение женщины в том, чтобы родить детей и быть в вечном и безусловном повиновении у своего деспота» (Дело. 1869. № 7. Отд. П. С. 3).
(обратно)18
Не верю я всем этим штукам~ поверь! – Этот отрывок ассоциативно связан со стихотворением Пушкина «Демон» (1823): «Не верил он любви, свободе…»
(обратно)19
Он дом купил и про квартиры // Статью лихую накатал.– В записной тетради 1876–1877 гг. Достоевский несколько раз возвращается к теме покупки Благосветловым «на свой либерализм» дома в Петербурге на углу Надеждинской и Манежной. В «Офицере и нигилистке» автор иронически соотносил этот факт со статьей «Квартирный вопрос на Западе и у нас», опубликованной в «Деле» (1873, № 5, 7–8) и подписанной псевдонимом «H. H.».
(обратно)20
…останавливают его столбом на месте и красного, подобно воротнику.– Стоячий красный воротник был принадлежностью мундира полицейских чинов: станового пристава, околоточного надзирателя и городового унтер-офицера.
(обратно)21
…показывается тень как бы Андрея Краевского.– «Тень Краевского» – сатирический символ «гласности» в либеральном ее понимании.
(обратно)22
…о всеобщем ерундизме. H. H. Страхов в «Письме первом»– «Идолы»– писал «Люди вообще живут легкомысленно, без больших запросов и отчетов; но то легкомыслие, с которым относятся к спиритизму, выходит из ряда вон, превышает обыкновенною меру, и потому его можно выводить из свойств самого спиритизма» (Гражданин. 1876. № 41–42. С. 981).
(обратно)23
…и о гривенниках лишних.– В третьем письме – «Границы возможного» – Страхов сравнивал спиритический сеанс с «экспериментом» с кучкой гривенников, разбитой на две в 11 и 19 монет. «Смотрите, – писал Страхов, – я их смешиваю в одну кучку и считаю, сколько вышло. Вы думаете, конечно, тридцать; оказывается, 31, т. е. один гривенник лишний» Далее он приводил еще несколько образцов подобных экспериментов с гривенниками, остроумно заключая: «Я могу сослаться на множество причин и могу дать моим опытам большое разнообразие. Например, я устрою у себя музыку и стану наблюдать, как будут складываться и разделяться гривенники под эту музыку…» (Гражданин. 1876. № 44. С. 1057).
(обратно)24
См.: Гроссман Л. П. Гражданская смерть Достоевского // Литературное наследство. М., 1935. Т. 22–24. С. 683–692.
(обратно)25
См. об этом: Мочульский К. Достоевский: жизнь и творчество. Париж, 1947. С. 137–138.
(обратно)26
Впервые опубликовано стихотворение «На европейские события в 1854 году» было лишь в 1881 г. в «Литературном приложении» к № 1 «Гражданина».
(обратно)27
См.: Тарле Е. В. Крымская война. М.; Л., 1950. Т. 1. С. 449–452.
(обратно)28
Врангель А. Е. Воспоминания о Ф. М. Достоевском в Сибири. 1854–1856 гг. СПб, 1912. С. 39–40.
(обратно)29
Рус. инвалид. 30 марта. № 68. С. 318.
(обратно)30
Врангель А. Е. Воспоминания… СПб., 1912. С. 78.
(обратно)31
Там же. С. 79.
(обратно)32
Литературное наследство. М., 1935. Т. 22–24. С. 708.
(обратно)33
Там же. С. 715.
(обратно)34
См.: Некрасов Н. А. Полн. собр. соч. и писем: В 12 т. М., 1949. Т. 6. С. 576–578.
(обратно)35
Опубликовано стихотворение было только в наши дни; см.: Литературное наследство. Т. 22–24. С. 709–710.
(обратно)36
См.: Современник. 1855. № 12. С. 235–243; ср.: Панаев И. И. Литературные воспоминания. М., 1950. С. 438.
(обратно)37
Достоевский Ф. М. Письма. М.; Л., 1928. Т. 1 С. 529.
(обратно)38
Литературное наследство. Т. 22–24. С. 722 (здесь же впервые опубликовано и само стихотворение – см. с. 719–721)
(обратно)39
Литературное наследство. М., 1971. Т. 83. С. 215
(обратно)40
Гражданин. 1872. 4 дек. № 31. С. 449–450.
(обратно)41
Там же. 1873. 2 июля. № 27 С. 762.
(обратно)
Комментарии к книге «Стихотворения и стихотворные наброски, шуточные стихи, пародии, эпиграммы», Федор Михайлович Достоевский
Всего 0 комментариев