«Песня отчаянья»

Песня отчаянья

Твой лик всплывает из ночи, в которой я обитаю. Река прикипела к морю, боль свою вороша. А я покинут, как пристань в предрассветную пору. Пора собираться в путь, покинутая душа! На сердце моё опадают венчики ледяные. О жалкая свалка, глухое кладбище кораблей! В душе твоей громоздятся все сраженья и взлеты. Крылатые стаи песен срывались с души твоей. Душа твоя вобрала всё и вся, словно дали, словно море и время. И вот — кораблём на дно! Радостным было время осады и поцелуев, оторопи, втекавшей, как свет маяка в окно. Жадность лоцмана, ярость ослепшего водолаза, мутный любовный хмель, и вот — кораблём на дно! Туманное моё детство, крылатое сердце-подранок, блуждающий следопыт, и вот — кораблём на дно! Ты опоясал боль и обнимал желанье, печаль тебя сокрушила, и вот — кораблём на дно! Мне было дано прорвать кольцо полночной осады, переступить желанье и похоть было дано. Женщина, плоть и оплот, возлюбленная утрата, тебя я пою и тебя из влажной зову темноты. Как чаша, ты приютила всю бескрайнюю нежность. И забытьём бескрайним, как чаша, разбита ты. Правила чернота одинокими островами, и там в объятья свои любовь меня приняла. Жажда была и голод, а ты, словно плод, манила, битва была и гибель, а ты спасеньем была. Женщина, как меня ты удержать сумела в землях твоей души и на кресте твоих рук! Томление по тебе было страшным и кратким, взвихренным и хмельным, напряжённым, как лук. Погост поцелуев, не гаснет пламя в твоих могилах, пылают грозди, и птицы их до сих пор клюют. Память искусанных губ и зацелованной кожи, память голодных зубов и тел, заплетённых в жгут. Бешеное сближенье жадности и надежды, которое нас сплотило и навек развело. Нежность робкой воды и муки шелестящей, слово, которое губы тронуло — и ушло. Такая судьба постигла парус моих желаний, сорванный ветром судьбы, и вот — кораблём на дно! Вся боль до капли иссякла, все волны меня накрыли. Жалкая свалка, в которой всё умиротворено. Всё ещё пел, сиял, качаясь и спотыкаясь, чтоб устоять на одной ноге, как в качку матрос. Всё ещё песнями цвел, всё ещё резал волны. Жалкая свалка, колодец, полный горчащих слёз. Бледный слепой водолаз, обездоленный лучник, блуждающий следопыт — корабль, идущий на дно! Пора отправляться в путь. Холодна и сурова ночь, в которой отныне мне жить и днём суждено. Зреют стылые звёзды. Чёрных птиц караваны. Шумный морской кушак берег стянул, шурша. А ты покинут, как пристань в предрассветную пору. Лишь тень на твоей ладони раскручивается не спеша. Прочь от всего на свете. Прочь от всего на свете. Пора собираться в путь, покинутая душа!

© Перевод с испанского П. Грушко, 1977

Реклама на сайте