ЮНОШЕСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
НЕБО[1]
О небо, ветеран в одних обносках, Ты служишь нам уже пять тысяч лет, Лохмотья туч торчат из дыр сиротских, Но солнце — орден, знак твоих побед. Глядишь на земли — что, не скучен лоск их Банальных декораций, пошлый свет? О небо, ветеран в одних обносках, Ты служишь нам уже пять тысяч лет. Тебе, должно быть, весело вверху От наших криков, жалоб, жестов броских: Тщеславье и другую шелуху Ты видишь в душах, низменных и плоских… О небо, ветеран в одних обносках!Перевод М. Яснова
СМЕРТЬ ПАНА[2]
С небес вернулся Феб; пора на отдых Флоре; К Цитере[3] ластилось раскатистое море, И белокурая пособница страстей Венера слушала, как гимн слагают ей. Олимп наполнился. Но Громовержец вскоре Обеспокоенно возвысил голос в хоре Он перепуганных зовет своих детей: Грозит бессмертным смерть, грядет исход их дней! И небо вздрогнуло от слухов непривычных, И пробил смертный час для всех богов античных, И чей-то крик взлетел до самых облаков: «Родился Иисус! Его настало время! Бессмертен только он, рожденный в Вифлееме! Пан умер! Умер Пан! И больше нет богов!»Перевод М. Яснова
МАРДИ ГРА[4]
Моему другу Жеану Локу[5]
В день розовый, мутно-лиловый или зеленый, В чьем небе плавали скуки лучи, В ночи, Где бродят пьерро в бумажных коронах, Пьерро, что похожи на призраков бледных; в ночи, Рассыпавшей звездные груды Камней драгоценных, мерцающих в небе устало, (Рубины, опалы, Спинель, изумруды) Бегут, напевая, шуты, коломбины, Полишинели с хлопушкой в руке, Бегут мушкетеры, бегут арлекины, Бегут под дождем разноцветным, и вскинул Праздничный город свой плащ из огней, и звенят мандолины И трубы трубят. А там вдалеке Король безумцев, король Карнавала Горит, подожженный (Рубины! Кораллы!) Король Карнавала, что с вами стало? Своим народом свергнуты вы! Увы! Король Карнавала горит, И песня звенит, И шампанское льется, И канонада вдали раздается, То пушка гремит, И она говорит О том, что умер король Карнавала; И всходит луна, озаряя устало Небо в россыпи бледных камней (Изумруды, рубины, жемчуг, опалы), Луна средь мерцающих звездных огней Подобна лампе в руке Аладина, Лампе, что сказочный сад озарила, Где камни свисают с незримых ветвей (Рубины, жемчуг, брильянты, опалы), И шум утихает, И ночь умирает, И бледное утро всплывает устало.Перевод М. Кудинова
ЗИМНЯЯ ЗАРЯ[6]
Заря-юница, О солнце грезящая, лишь о нем одном, А зимнее светило чуть искрится, Как замороженное, в небе ледяном Заря-юница Разгоняет мрак Так медленно, что можно видеть, как Она от холода багрится, И утренник ознобом обдает Еще не пробужденный небосвод. И вот На свет выходит тусклое созданье, Как будто зимних фей печальный хоровод Похитил у него сиянье. И юная заря, Еще горя, Но слезы утирая, Теряет краски, умирая На небе декабря, Которое, стыдясь, глядит уныло На им рожденное, но мертвое светило.Перевод М. Яснова
ЗА КНИГОЙ
Сантабаремский монах,[7] Одетый в черную рясу, Бледные руки простер, призывая Лилит.[8] Орлан в ночной тишине Прокричал зловеще три раза И воскликнул монах: «Летит она! Вижу, летит! А за нею три ангела…» — Здесь обрывается книга, которую черви изъели, И встает предо мною далекая ночь С ущербной луной; О императорах думаю я византийских, Затем предо мной Возникает алтарь в облаках фимиама, И розы Леванта[9] мерещатся мне, И глаза алмазные жаб, загораясь, мерцают во тьме, И думаю я о магической книге, Которую черви изъели; Алхимика вижу я, Вижу монаха в заброшенной келье, И я погружаюсь в мечты, а рассвет аметистом горит, И не знаю сам почему, Я думаю о бородатых уродах, о великанах, о тайне Лилит, И охвачен я дрожью; Мне слышится в комнате шорох, Как будто шелк в полумраке шуршит.Перевод М. Кудинова
СТАВЛО
ЛЮБОВЬ
Кольцо на пальце безымянном За поцелуем шепот грез Вся страсть признания дана нам В кольце на пальце безымянном Вколи в прическу пламя розПеревод М. Яснова
* * *
Мы смотрели в тот теплый вечер Как над озером наклонясь Ивы робко горбили плечи Плыли лебеди В этот час Умирает день Он угасПеревод Э. Линецкой
* * *
Улетела моя щебетунья От меня под дождем проливным В городок по соседству улетела моя щебетунья Чтобы там танцевать с другим Что ни женщина лгунья лгуньяПеревод М. Яснова
* * *
Люблю ли я ее не знаю Простит ли мне зима грехи На небе шуба дождевая Любови прячутся тихи И гибнут от Любви сгораяПеревод М. Яснова
ОТЗВУК
Напев коротких слов призыв из тихой дали Порой ловлю впотьмах Он мне любовь дарит в сегодняшней печали Надежду в завтрашних скорбях Слова где «эль» в конце как отзвук небосвода[10] О простота Трель вдумчивых небес хмель вожделенный меда Как хмель душист как трель чистаПеревод М. Яснова
ЗОЛОТОЙ СОН
Губы ее приоткрыты Солнце уже взошло И проскользнуло в комнату Сквозь ставни и сквозь стекло И стало тепло Губы ее приоткрыты И закрыты глаза А лицо так спокойно что сразу видно какие Снятся ей сны золотые Нежные и золотые Мне тоже приснился сон золотой Будто с тобой У древа любви мы стоим А под ним Ночью безлунной и солнечным днем Время подобно снам Там котов ласкают и яблоки рвут И темноволосые девы дают Плоды отведать котам Губы ее приоткрыты О как дыханье легко Этим утром в комнате так тепло И птицы уже распелись И люди уже в трудах Тик-так тик-так Я вышел на цыпочках чтоб не прервать Сон ее золотойПеревод М. Яснова
НЕВИННАЯ ЛИЗА
Сегодня был долог день Он кончился наконец А завтра все опять повторится Там на горе опускается вечер На заколдованный замок Мы устали сегодня Но дома Ужин дымится А завтра с утра Мы снова Займемся своим трудом Вот так-то Добрые людиПеревод М. Яснова
* * *
О сердце я познал прекраснейшую боль Магнит златых волос манит меня и губит О сердце гордое я знаю я король Которого увы любовь его не любит Никто мне путь сквозь лес к ней спящей не прорубит О сердце бедное горька твоя юдоль Пускай же хоть тебя фортуна приголубит А я уж до конца свою сыграю роль Король я но умру бродягой под забором Сжав зубы я гляжу как мечутся мечты Наивные мечты с печальным детским взором Но Смело в путь кричит мне ветер с высоты И указующе топорщатся персты Еловых тощих рук над неподвижным боромПеревод М. Ваксмахера
ЗВУК РОГА
Моя любовь больной чьи муки утоляет Тот самый яд что жжет и разрушает плоть Да страсть меня томит безумье оскорбляет Но тщетной яростью обид не побороть Я думал ты светла а ты черней провала В генну мрачную ты жуткий мрак ночной Любовь томление мое околдовала И все опутала туманной пеленой Быть может на тебе ни пятнышка а я-то В своем безумии порок в тебе клеймил Я как сама любовь глядел подслеповато От слез бессонниц от волнения без силПеревод М. Яснова
VAE SOLI[11]
Увы в недобрый час предвестники тщеты Явились Диоген[12] с Онаном[13] О эта книга сладострастная как ты С тобою плачущая о желанном А все же Как далеки от ласк твоих уста Царица гордая и та С тобой бы разделила это ложе Горячкой твоего желанья налита Увы но руки руки в них лишь пустота И так гравюра с нежной плотью схожаПеревод М. Яснова
* * *
Я порой вспоминаю забавный куплет Никуда от него не деться Если сердце ищет другое сердце То это сердце и есть то сердце Вот и я раздваиваюсь Ибо я одинок Я хотел бы уехать в город далекий И жить-поживать Может чьи-то строки Мне навеяли образ что в городе вечная ночь Или мне это только метится И я от себя самого убегаю прочь Меня привлекает неведомость этой мглы Мне бы стать орлом поскольку только орлы Могут видеть солнце В стране где оно не видно Однако ночь безысходна луна больна И только кричащим совам Во тьме не спится Или мне это только метится Ибо я раздвоен Кто знает что будет Величье вечно Двуличье вечно Смерть бесконечна Вовсе не надо Пытать грядущее Даже если мы можем Прозреть грядущее Вовсе не надо пытать грядущее Не лучше ли попросту жить наслаждаясь прохладой вечерней Дремать и мечтать что любой из надежд достоверней Если что у меня и было так сердце из плоти Я принес его к алтарю Исполняя обет Но увидел одно серебро Серебро под тусклыми взглядами Богородиц А еще я увидел словно впервые Золотые сердца Иисуса и Девы Марии Святые сердца из мрамора И из гипса Которых так много в соборах Я был пристыжен И запрятал поглубже сердце из плоти Сердце мое такое Окровавленное живое И потом я вышел со страхом глядя Как сердца золотые пылали там в церкви Сзади Но сердце мое так меня стесняло Что я закопал его в землю Подальше От монахов и от церквей Принесите же черный ирис Принесите туда где лежит оно утихомирясь Черный ирис и розовый олеандрПеревод М. Яснова
* * *
Вечерней мгле вовек не одолеть рассвета Нас тешат сумерки но жизнь дают утра Смешна незыблемость Мошна и камень это Те самые ключи что сякнут Мне пора Ладони окунуть в источник счастьяПеревод М. Яснова
СБОР ЦВЕТОВ[14]
Мы в этот пышный сад пришли нарвать букеты. Красавица моя, ты видишь, сколько их, Всех этих роз любви, не переживших лето, Поблекших и нагих? Их стебли гнутся и под ветром на аллеи Роняют лепестки — уходит время роз. Красавица моя, сорви же их скорее, Соцветья наших грез! Запри покрепче дверь и кинь бутоны в кубок: Жестока и нежна, пускай любовь глядит На их агонию — с цветов, как с алых губок, Хрип запахов слетит! Сад-себялюбец отцветает, и в долине Дневные бабочки рассеялись, легки. Одни в его тоску слетаются отныне Ночные мотыльки. И в нашей комнате без воздуха и света Роняют розы скорбь, спеша сгореть дотла. Красавица, поплачь… Цветок увядший — это Любовь, что умерла!Перевод М. Яснова
МАРЕЙ
Марей была нежна прелестна и дика Любила ли бог весть но я жил ей одною Порою и теперь ловлю издалека В потемках памяти видение родное И губы чувствую губами и хрупка Я чувствую рука белея надо мною Рука ласкавшая лицо мне ледяное Инфанты и святой редчайшая рука Кого теперь обняв ты спишь любовь былая Зимой порой любви когда пурга метет И холодно двоим и мерзнет пешеход В рыдающем бору и слышит замерзая Смех эльфов и ветров трубящих вперебой? Тебе не чудится ли ночью голубой Что звезды умерли остыв как мы с тобой?Перевод Б. Дубина
* * *
Звуки рога Заставили вздрогнуть Тех кто в лачугах не спал. Незнакомец прекрасный На коне прискакал, И вот он увидел Незнакомку прекрасную, На коня посадил ее И умчался с ней прочь. Они бежали в мрачные дали Туда, за озеро, над которым дрожали Звезды, Ночь, Плакучие ивы. Они бежали Через долины, поля и лесные кущи. Но мог ли ты знать о своей легенде грядущей, Таинственный похититель принцессы? И плачет во мне Вся печаль и усталость Теней минувшего, странных теней. И рыцаря знамя Цвета надежды Реет вдали, о сердце мое, в тревоге твоей. И на что-то надеясь, Медленно жизнь там уходит, Умирает печально принцесса Среди шутов и карликов скорбных В замке, которым феи владеют. Феи, нежные феи. Страшные, страшные феи. О ирис, ветви сирени и розы Иерихона! В замке, которым феи владеют, Жонглеры на лютнях играют И зазывают прохожих Игрою на лютнях, Чьи странные струны, Звуча, Обручаются с душами скрипок, С прозрачной душою струящихся слез. Он совсем не похож на меня. Никогда в его комнате спящей Неведомое над изголовьем его не склонялось И не касалось губами Его горячего лба Но ты, печальный Прохожий, Прохожий, что беден так же, как я, Иди со мной по дороге В час, когда отправляемся мы По утрам суровым и полным тревоги Встречать монотонную жизнь. — Потому что боимся мы умереть. Мы хотели б с тобой умереть. Потому что век наш весь в черном, Он носит цилиндр высокий, И все-таки мы продолжаем бежать, А затем когда бьет на часах Бездействия час и час отстраненья От дел повседневных, Тогда приходит к нам раздвоенье И мы ни о чем не мечтаем. Слушай Прохожий! Слушай! А после, не зная друг друга, Мы с тобою расстанемся. В путь отправляйся. Дорога пылится вдали.Перевод М. Кудинова
НОКТЮРН
Померкли небеса от уличного света И сердце в такт огням спешит за жизнью следом Чей свет небесную осиливая тьму Одушевляет все не внове никому Огни на улицах затмили небосвод И дух лишь во плоти бессмертие найдет И только в нас живет земным огнем согрета Любовь то вечное что гибнет без ответаПеревод Б. Дубина
ЛЮБОВНЫЕ ДИКТОВКИ ДЛЯ ЛИНДЫ
* * *[15]
У вас языческое имя и чуть-чуть Претенциозное — и в этом ваша суть; Оно как раз для вас и тайн своих не прячет: В испанском языке «хорошенькая» значит, И дышит нежностью в немецком языке Оно готово на апрельском ветерке Волшебной липою, певучей, обернуться, В чьем легком шелесте ночные духи вьются. Оно красивей всех известных мне имен! Им в Древней Греции был город наречен: Он некогда расцвел, подобный райским кущам, Среди цветущих роз на Родосе поющем.Перевод М. Яснова
* * *
Легчайшей тенью вы слетаете опять И словно нехотя пытаетесь играть Ноктюрн или романс, в котором сердце тонет, Да так, что гаснет звук, лишь палец клавиш тронет, А пианино вслед, как плакальщица стонет.Перевод М. Яснова
* * *[16]
Почти погост, вороний град, Тоска и зной тебя томят. Как ты, столь странно нареченный, Соединен с моей Мадонной, С моей Смиренницей, чей взгляд Опущен долу, потаенный? Ту, чьи уста всегда молчат, Я увенчать готов короной. Печальница, сама как тень, Как сонный город в жаркий день, Темноволосая Тихоня, Я видел, этот ротик ал, Подобно свежей анемоне; Жаль, что я сердца не видал И вовсе не был в Каркассоне.Перевод М. Яснова
СИЛА ЗЕРКАЛА
Презренный, как-то раз я подглядел тайком, Как Линда в зеркале собою восхищалась. И вот я покорен прекрасным двойником Изменника во мне открыла эта шалость. Я прежде полагал, что нет ей равных, но Мне зеркало в тот миг на все глаза открыло; И сердце дрогнуло мое, соблазнено Лицом, которое теперь мне тоже мило. С тех пор я сравнивать пытаюсь без конца, Едва захочется ей в зеркало всмотреться, Два вожделенные, два юные лица, Но выбрать не могу — нет смелости у сердца. Да, я в сомнении твержу себе: ответь, Неужто копия милей оригинала? Я вижу, что она готова умереть, Чтобы еще живей ее сестра предстала. Я попросту пленен волшебным двойником, Всей этой точностью, почти невыносимой, Всей этой живостью и лживостью притом, И каждой черточкой, мучительно красивой! Но жизни не дано расплавить льда зеркал, Все застывает в нем — и зеркало без меры Не раз дурачило того, кто полагал, Что любит женщину, но был в плену химеры.Перевод М. Яснова
КЛАД
Жила принцесса молодая, Давным-давно, сто лет назад. В каком краю? И сам не знаю. Жила принцесса молодая Однажды чародейка злая Принцессу превратила в клад. Жила принцесса молодая, Давным-давно, сто лет назад. Колдунья в землю клад зарыла Такие были времена. Да, в клад принцессу превратила И в землю этот клад зарыла, Там так уныло, так постыло А на земле цветет весна! Колдунья в землю клад зарыла Такие были времена. «Принцесса, я — лесная фея! Вдруг зазвучало под землей, Все ласковее, все нежнее. Принцесса, я — лесная фея, Как луговой цветок, в траве я, Моя бедняжка, что с тобой? Принцесса, я — лесная фея!» Вдруг зазвучало под землей. «Лишь тот, кто смерти не боится, Кто смел и юн, тебя спасет, Пропела фея, словно птица, Лишь тот, кто смерти не боится, Тот, кто рискнет в тебя влюбиться, А золотом — пренебрежет. Лишь тот, кто смерти не боится, Кто смел и юн, тебя спасет». Сто лет его ждала принцесса И услыхала звук шагов: Смельчак, явился он из леса, Сто лет его ждала принцесса Был храбр, но не богат повеса, Он клад забрал и был таков. Сто лет его ждала принцесса И услыхала звук шагов. Была невидимой бедняжка Ее он бросил в кошелек. Ах, до чего ей было тяжко! Была невидимой бедняжка. Убил повесу побродяжка, Взял кошелек — и наутек. И горько плакала бедняжка Ее он бросил в кошелек. Стал кошелек ей как могила, А крикнуть не хватало сил. Вослед им только буря выла: Стал кошелек ей как могила, Но некто видел все, что было, Догнал убийцу — и убил. Стал кошелек ей как могила, А крикнуть не хватало сил. Ее спаситель был поэтом. Вскричал: «Дороже клада нет! Он греет душу, но при этом (Хоть был он бедным, но поэтом) Любовью лучше быть согретым…» Тут дева и явись на свет Ее спаситель был поэтом, Вскричал: «Дороже клада нет!» Вот вам история простая Принцессы, жившей век назад. Как ее звали? Сам не знаю. Вот вам история простая Про то, как чародейка злая Принцессу превратила в клад. Вот вам история простая Принцессы, жившей век назад.Перевод М. Яснова
* * *
И я ее увидел въяве: Еще по-детски шепелявя, Всегда грустна, всегда в растраве Какой тоской? И с чем вразлад? Она так искренне скучала, Ей все чего-то было мало, Она «Люблю!» сказать мечтала, Боясь, что скажет невпопад. И вот мы в сумерках сидели, И жабой кресло у постели Во тьме казалось — в самом деле, Был мир унынием объят. Так тосковали неустанно Когда-то фея Вивиана[17] И Розамунда, дочь тумана, Но Линда краше во сто крат. А мне, чья мысль всегда готова Принять, взлелеять все, что ново, Кто может вырастить из слова, Как чародей, волшебный сад, Кому подвластен, тайный, весь он, Мне, знатоку баллад и песен Сирен, чей голос так небесен, Мне мрак и скука не грозят. Тоска, сильны твои объятья Для сердца, что хотел познать я. Тоска — безвластие, проклятье, Ее приход бедой чреват. Пусть эти руки расцветают, Как незабудки, и сияют, Глаза внезапно оживают, И явит пробужденный взгляд Принцессу, фею, чаровницу, В душе которой смерть томится, В карету жаба превратится, И жизнь случится наугад.Перевод М. Яснова
* * *
Вы уезжаете — о чем тут говорить? Пересчитаю вновь по осени потери. О шепелявая мадонна, к вашей двери Приду, как верный пес, вас ожидать и выть. Вы уезжаете — о чем тут говорить? Здесь все о вас без вас напомнит мне до дрожи: К торговцам золотом, как прежде, забреду, Все их сокровища, все перлы на виду На ваши ноготки и зубки так похожи! Здесь все о вас без вас напомнит мне до дрожи. Я ваши локоны увижу вслед лучам Луны, когда о вас вздохну безлунной ночью. Вы уезжаете, но вижу я воочью Мою звезду, мое светило по ночам И ваши локоны увижу вслед лучам. Опять по осени, листвою зашуршавшей, Я платья вашего припомню шорох — и Опять почувствую, как вы близки, легки, И свежестью цветов запахнет лист опавший По осени, опять листвою зашуршавшей. Мадонна томная, когда не будет вас, Осыпавшийся лист и тот о вас расскажет, Но вы забудете меня, и нас не свяжет Уже ничто — ни ночь, ни отзвучавший вальс, Мадонна томная, когда не будет вас.Перевод М. Яснова
ТЕРЦИНЫ ДЛЯ ВАШЕЙ ДУШИ
У вас душа — дитя: ее бы укачать, Я слишком во плоти для этого фантома, Чуть что готового исчезнуть, замолчать; Я был бы рад воспеть с искусством Хризостома[18] Всю вашу красоту, чья видимая часть И то загадочна, и то полузнакома. Она как монастырь, в котором дремлет страсть, Нужна особенная хитрость, непростая, Чтобы открыть врата и в монастырь попасть. Один предложит вам сокровища, желая Вас ими приманить и внутрь войти скорей; Потом другой вскричит с коварством: «Обожаю Закаты, вечера, покой монастырей, Где отзвук слышится, как память, протяженный…» Но будет попусту стучаться у дверей. У вас душа нежна и пахнет анемоной, У вас душа хмельна, как поцелуй в огне, У вас душа — лазурь воды незамутненной; Я знаю, аромат растает как во сне, Похитят поцелуй, что драгоценней клада, И зачерпнут воды — я знаю, в глубине Таятся, скрытые, и нежность, и прохлада. О, быть на берегу, склоняясь, как цветок, Над этим озером, — ну что еще мне надо? Дитя, у вас душа — инфанта: видит Бог, Ей тяжела парча, ей сон глаза туманит, Ей хочется поспать, малышке, под шумок. Дитя, у вас душа — инфанта: так и тянет Ее под сень ветвей, где отдыхает знать; Дитя, у вас душа властительницей станет. У вас душа — дитя: ее бы укачать.Перевод М. Яснова
ПРОЩАНИЕ
Когда весна пройдет, а осень уничтожит Всю вашу красоту, когда в матроне злой И раздражительной никто признать не сможет Инфанту, девочку, прославленную мной, Пусть в сердце ледяном, любовью не согретом, Я оживу опять — иной, чем в наши дни: Года приносят блеск и красоту поэтам, Все то, что в юности так жаждали они. С годами женский взор становится туманным, Морщины на висках плетут за нитью нить, И если осень лет дано прикрыть румянам, То облик старческий от зорких глаз не скрыть. И усмехнетесь вы — ну что на ум пришли вам За бредни! — «В девятьсот каком-то там году Меня любил поэт — и был он молчаливым, И некрасивым был в каком-то там году…» Увы, я некрасив, а вы всех смертных краше И ждете рыцаря, обещанного вам, Который оживит желанные миражи, Где счастье быть вдвоем полетать волшебным снам. Сеньоры знатные склонятся перед вами, За ласку посулят алмаз и изумруд, Потом, от вас вдали, с разбитыми сердцами, Как тени бедные и бледные умрут…Перевод М. Яснова
ПРОЩАЛЬНЫЕ СТИХИ
Когда утратите вы красоту с годами, Когда проступит желчь на высохших чертах, И не узнает взгляд в суровой старой даме Принцессу юную, что славил я в стихах, Тогда в душе у вас, могу ручаться в этом, Мой образ оживет, представ совсем иным: Величье времени дарует блеск поэтам И даже красоту оно дарует им. У женщины в глазах с годами меркнет пламя, Ложится на виски слепой узор морщин; Скрывает женщина свой возраст, но с годами Все толще слой румян, все строже взор мужчин. И вот тогда на ум придет вам мысль смешная: «Когда-то жил поэт, в меня влюблен он был, И только я одна, старуха, вспоминаю, Как был он некрасив, как молча он любил». Я волею судеб уродлив, вы красивы, И принца ждете вы — он был обещан вам; Он поведет вас в край, где зреют счастья нивы, И радость быть вдвоем познаете вы там. Пред вами голову склонят любимцы славы И совесть продадут во имя ваших глаз, Затем вдали от вас, беспомощны и слабы, С истерзанной душой свой встретят смертный час.Перевод М. Кудинова
АКВАРЕЛИСТКА
Мадемуазель Ивонне М.[19]
Сосредоточена и несколько бледна, Ивонна с кисточкой садится у окна И краски в чашечках рассеянно мешает. Она художница сейчас. Она решает, Что выбрать мастеру семи неполных лет. Не сделать ли портрет сегодня? Но портрет И долго рисовать, и надо, чтоб похоже. Зверенка, может быть? Но с ним морока тоже. И все, что движется, оставив на потом, Ивонна думает и выбирает дом И час разумница колдует над картоном. Картина кончена — вот домик на зеленом, И безмятежнее, чем ясный детский взор, Его окрестности, но там, над охрой гор И кровью черепиц, такие в небе страсти, Сплошная киноварь и вечное ненастье. Мне тоже, глупенькая, не было семи, Я тоже в локонах, как ты, играл с детьми И, ветер вызвездив воздушными шарами, Изображал дома в зеленой панораме, Но небо, милая, когда мне было шесть, Я синим-синим рисовал — таким как есть.Перевод А. Гелескула
ГОРОД И СЕРДЦЕ[20]
Бесстрастье города, где цепенеют крыши, А флюгера кружат в поспешности слепой, Как сходно с сердцем ты, чье краткое затишье Причуды новые мутят наперебой. Живете оба вы причудою случайной, И под рукой стучат как целое одно Мой город, и маня и оставаясь тайной, И сердце, всем живым до слез потрясено.Перевод Б. Дубина
В САДУ АННЫ[21]
Право же если бы мы жили в тысяча семьсот шестидесятом Это та самая дата Анна которую вы разобрали на каменной лавке И если б к несчастью я оказался немцем Но к счастью оказался бы рядом с вами Мы бы тогда о любви болтали Двусмысленно и что ни слово по-французски И на моей руке повисая Вы бы страстно слушали как развешиваю словеса я Рассуждая о Пифагоре а думая о кофе О том что до него еще полчаса И осень была бы такой же как наша точно такою Увенчанная барбарисом и виноградной лозою И порой я склонялся бы взор потупя при виде Знатных тучных и томных дам В одиночестве по вечерам Я сидел бы подолгу смакуя Рюмку мальвазии или токая И надевал бы испанский наряд выбегая Навстречу старой карете в которой Приезжала бы меня навещать Моя испанская бабка отказавшаяся понимать немецкую речь Я писал бы вирши напичканные мифологией О ваших грудках о сельской жизни О местных дамах И поколачивал бы крестьян упрямых О спины их трость ломая И любил бы слушать музыку ее заедая Ветчиной И на чистом немецком я клялся бы вам утверждая Что невиновен когда бы меня вы застали С рыжей служанкой И на прогулке в черничном лесу получил бы прощенье И тогда замурлыкал бы тихий припев А потом мы бы слушали с вами как между дерев с тихим шорохом в лес опускаются тениПеревод М. Яснова
ИЗ «РЕЙНСКИХ СТИХОВ», НЕ ВОШЕДШИХ В КНИГУ «АЛКОГОЛИ»
ЭЛЕГИЯ
Слетались облака и стаи птиц ночных На кипарисы Бриз кружил благоговейно Как у возлюбленных сплетая ветви их Как романтичен был тот домик возле Рейна С такими окнами большими и с такой Крутою крышею где флюгер басовито Скрипел в ответ на шепот ветра Что с тобой А ниже на дверях была сова прибита Над низкою стеной бриз пел и выл взахлеб А мы болтали и читали то и дело На камне выбитую надпись в память об Убийстве Ты порой на камне том сидела — Здесь в тысяча шестьсот тридцатом убиенный Почиет Готтфрид молодой В душе невесты он пребудет незабвенный Усопшему Господь навек даруй покой Гора вдали была обагрена закатом Наш поцелуй как сок смородиновый тек И ночь осенняя мерцающим агатом В слезах падучих звезд легла у наших ног Сплетались крыльями любовь и смерть над нами Цыгане с песнями расселись у костров Мчал поезд глядя вдаль открытыми глазами Мы вглядывались в ночь прибрежных городовПеревод М. Яснова
ТЫСЯЧА СОЖАЛЕНИЙ
Закат над Рейном чист и тянет вдаль тоска На свадьбе в кабачке гуляющие пары Тоска Кругом дымят кто трубкой кто сигарой Тут спит любовь моя в зловонье табака Du dicke Du[22] Любовь как бумеранг верна Верна до тошноты вернувшись тенью снова Аллеей тополей вдоль берега речного Мерещатся столы с бутылками вина Влюбленный граммофон в пылу И тенора Которым жизнь чужда как женщина живая За десять пфеннигов квартетом изнывая Готовы про любовь скулить хоть до утра Гуляет городок Румяны от питья Два толстяка wie du[23] белесых табакура Моя нездешняя но тоже белокурой Была О Господи да будет власть твоя Пусть обратится в снедь святая плоть твоя Пусть молодая пьет и гомонит застолье Все в памяти Любовь твоя да будет воля Не продохнуть уже Расстанемся друзья Друзья расстанемся Я слышу вдалеке Шум веток на ветру и пение кукушки И елки рейнские как добрые старушки Со мной судачили о злой моей тоскеПеревод Б. Дубина
СТРАСТИ ХРИСТОВЫ
У придорожного Христа стою опять я Крест почернел коза пасется у распятья А хутора вокруг томятся от страстей Того кто вымышлен но мне всего милей Лачуги вразнобой видны на заднем плане Коза глядит с тоской как под вечер крестьяне Покинув бедный лес оставив нищий сад Бредут усталые уставясь на закат Пропахший скошенной травой сухой и пряной Как бог языческий округлый и багряный Подстать моей душе уходит солнце в ночь Ни людям ни Христу ее не превозмочьПеревод М. Яснова
СТРАСТИ ХРИСТОВЫ
Христос из дерева томится у дороги; Привязана коза к распятью, и убоги Селенья, что больны от горьких дум того, Кто создан вымыслом. Я полюбил его. Коза, подняв рога, глядит на деревушки, Объятые тоской, когда с лесной опушки, С трепещущих полей или покинув сад, Усталый люд бредет и смотрит на закат, Благоухающий, как скошенные травы. И как моя душа, округло и кроваво, Скользит языческое солнце в пустоту, Скрываясь в сумраке и смерть неся Христу.Перевод М. Кудинова
СУМЕРКИ
Руины Рейна-старика Здесь тень здесь мы нежны и кротки Но открывает нас река И поцелуи шлют нам с лодки Внезапно как любовь на нас Нисходит вечер на руины И нам являются тотчас То нибелунги то ундины По виноградникам ночным Разносятся хмельные пени Там гномы пьют Все мало им Не бойся слушай Рейна пеньеПеревод М. Яснова
КЕЛЬНСКАЯ БОГОРОДИЦА С ЦВЕТКОМ ФАСОЛИ В РУКАХ[24]
Владычица с цветком фасоли белокура И крошка Иисус как мать русоволос В глазах ее лазурь и столь нежна фигура Как будто Параклет[25] сюда ее занес На триптихе с боков две мученицы млеют Восторженно грустя о принятых страстях И внемлют ангелам которые белеют На тесных небесах набившись как в гостях Три дамы и малыш У них в предместье Кельна Фасоль росла в саду как там заведено Летели журавли и мастер их невольно Занес в небесный причт к себе на полотно Прелестней в том краю не сыщется виденья Живя у рейнских вод она молилась всласть Портрету своему где в набожное рвенье Достойный мэтр Гийом вложил земную страстьПеревод Г. Русакова
КЕЛЬНСКАЯ ДЕВА С ЦВЕТКОМ ФАСОЛИ В РУКЕ
В ее руке цветок, она светловолоса, И так же белокур Исус, ее дитя. Глаза ее чисты, как утренние росы, Большие, синие, они глядят, грустя. На створках триптиха застыли две святые, Задумавшись о днях своих великих мук; И ангелочков хор мелодии простые Выводит в небесах, пугливо сбившись в круг. Три дамы и дитя когда-то в Кельне жили. Цветок близ Рейна рос… И, вспомнив журавлей, Художник поспешил представить в изобилье Малюток с крылышками облака белей. Прекрасней Девы нет. Близ Рейна в доме скромном Жила она, молясь и летом и зимой Портрету своему, что мастером Гийомом Был создан в знак любви небесной и земной.Перевод М. Кудинова
ПРЫЖОК В ВОДУ
За жемчугом речным вниз головой сквозь воду То голубую то как охра в непогоду Тень впереди тебя летит в стальную мглу Рога трубят Тра-ра ветра гудят У-у Вниз головой глаза открыты промельк плоти И ноги буквой «V» распахнуты в полете А корабли плывут волне наперерез И поезд берегом ползет прополз исчезПеревод М. Яснова
ПАРОМЫ
По Рейну движутся паромы Весной и летом там и тут На них паромщики как дома И тянут лямку и живут За годом год снуют паромы Покуда не уснут на дне Влекут их цепи в глубине Невидимы и невесомы Паромщик в будке день-деньской Проводит на лежанке сгорбясь Святого Христофора[26] образ Да перед ним цветы весной Да четки да его услада Две-три бутыли под столом С прозрачным золотым вином Иного старику не надо Когда же колокол зовет С ночного берега порою Под ливнем или под луною Паромщик крестится и вот Встает обувку надевает Гремит цепями гонит сон Святого Христофора он Себе на помощь призывает Входите все И ты Христос И вы ребята и красотки Здесь места больше чем на лодке Вам для любви молитв и слез А все ж ему милей картина Карет погруженных на борт Все вдоль реки плывут Он горд Что правит поперек стремнины До смерти кружат по волне Паромщики снуют паромы В воде их цепи невесомы И не видны на глубине До изнуренья до истомы Тяни паром тяни паром Туда оттуда чередом По Рейну движутся паромыПеревод М. Яснова
ПРАЗДНИК
В сумрачной чаще сердца рог протрубил Там шла охота на ланей воспоминаний И тогда я унес этот лес трубящий лес во мне растущий В гущу рощиПеревод М. Яснова
ВЕСНА
Забыв про женихов сбежавших с обрученья Весна ерошит пух расцветки голубой Качая кипарис под птицей голубой Под принцем нежных грез и первого влеченья Мадонна нарвала левкоев на букет И завтра на заре шиповником захочет Переложить гнездо голубок коих прочит За голубей что мчат в закат как Параклет В лимоновых кустах исполненные страсти Любезной нам звучат стенанья пылких дев Подобно векам их сады дрожат от счастья Лимоны их сердец висят среди дерев Сестрицы я люблю Мы все больны любовью Сестрицы мой Амур пропал на полпути Скорей сестра скорей бы нам его найти Забудем про сердца сочащиеся кровью А ветреный Амур порядком разозлясь На то что был в ночи застигнут у фонтана Когда стоял тайком на ирисы мочась Родник и горизонт взмутил дыханьем пьяным Красавицы за ним ударились вдогон Спустили голубей Проказник где-то рядом А он издалека пристроившись за садом Бьет золотой стрелой в качнувшийся лимон И пронзены сердца И стрелкой обозначен Тот час когда родник красоток встретил плачем В ночи и отомстив Амур вспорхнул опять А их печаль в садах осталась тосковать Скопленье лепестков под персиком в цветенье Как злые ноготки нежнейшей из подруг Лишь в мае отцветут вишневники вокруг Пригоршней их цветов рассыпаны селенья Садов-то в деревнях раскиданных окрест Вокруг пустых лачуг раздолье птицеловам Скорее ветер в путь Простимся с этим кровом Где столь таинственен любой фатальный жест Деревья на ветру трепещут точно веки И принялись моргать вишневые кусты Проходит птицелов силки его пусты Ждут простодушных птиц чирикающих с ветки По селам в солнцепек раскиданы сады Где из травы пестрят гвоздики серым цветом И ящерки презрительно-горды Шарахаются гекк чуть не бранясь при этом Для путника в садах соблазнам счета нет То поманят с оград настурцией склоненной То дикий виноград и цепкий страстоцвет Протянутся к нему сплетя шипы короной Весна садов и сел опалена слегка Мимозами с утра а ночью светляками Толпа нагих принцесс идет издалека Глядеть на свет пыльцы и в пляшущее пламя Зеленый горизонт разорвало на миг Являя синеву пучины своевольной И тонущий закат принцессам что довольны Кончиной божества влюбившегося в них Вздувайся к ночи глубь Голодными зрачками Акулы до утра следили издали За костяками дней обглоданных звездами Под клики волн и клятв несущихся с земли У моря глубь тепла и нрав обманно-кроток Не жалуясь оно к земле несло челнок Чтоб песнями весна утешила красоток Поверивших в кольцо и в данный с ним зарок Потом вернулся день над площадями пыша В приморском городе открывшемся глазам В котором посвящен Маммоне[27] каждый храм И голуби устав спускаются на крыши Дремотный город сер от утра как от мук А в глубине террас мелькание прелестниц Что завтра предадут спустив веревки лестниц Любовников приняв в окружья голых рук Корабль пустился в путь Принцессы поскорее Сошли в недвижность вод куда глядятся феи Окрестных гротов в час полуденной тиши Покуда на террасах ни души Потом принцессы вплавь в пылу любовной тяги Достигли корабля под грохот баркарол И он ушел туда где бродят лотофаги[28] Искать иных сердец иной цветущий дол И от ирландских вод до берегов Китая Бродяжили они по свету пролетая В заливах прибежав на пальцевидный мыс Народ махал им вслед когда они неслись Гребцы грядущего сливались в общем хоре Их песня голытьбой Европы рождена Меж тем придя в себя от макового сна Плутала джонка в шторм на Целебесском море Я в равноденствия суровые черты Сумел вдохнуть восторг пленительный и чистый Ведь творчество для нас продление мечты Как сказано про то в Пимандре Трисмегистом[29] А все что вне меня реально Это так Ветра сошли во гроб в венках из анемоны Звездами по ночам увенчан лик Мадонны О третий месяц ты пречистой девы знак О Дева образ твой так явственен и четок Стеной цветущих роз обставь пути вокруг Чтоб сборщики в тоске не опускали рук Когда обронит май дороги ниткой четокПеревод Г. Русакова
ПИЗАНСКАЯ НОЧЬ
Пизанки с темнотой выходят помечтать В сады где светляков дрожащие уколы Где стонут за стеной то флейты то виолы Ушедшую любовь пытаясь наверстать Вздыхатели уйдут отплакав сладкогласо А может невзначай припомнив что вот-вот Устало прокричав пройдет с огнем обход Пизанок мучит страх от приближенья часа Той тьмы где светляки дрожащие вокруг Сверкают до утра как слезы сожаленья А на душе у вас еще не стихло пенье Звучит виол д'амур вибрирующий звук Потом настанет миг о нежные созданья Тот миг когда нельзя не подчиниться сну Пройдет дозор чей крик нарушит тишину Как жалоба любви просящей состраданья И слушая родник слабеющий в кустах Безмолвно замерев почти с наклоном Башни Пизанки ждут прихода их любви вчерашней Пугаясь тишины и пряча смертный страхПеревод Г. Русакова
НА УГЛУ
Старики горемыки стоят, башмаками стучат на ветру ледянящем, Не подвернется ли, ждут, работенки какой завалящей, Стоят и молчат, меж собой не знакомы и так друг на друга похожи. Порой то один, то другой пробормочет: «О Господи Боже…» Их толкают прохожие в теплых пальто, их водой обдают экипажи, Старики горемыки стоят, стоят терпеливо на страже, А пойдут проливные дожди, Воротник пиджачка приподымут, подбородок опустят к груди И сквозь кашель про Бога словечко соленое скажут. За неделей неделя — стоят, а потом в захудалой больнице Кашель последний и последняя мысль: «Что ж, сыграем, брат, в ящик». И заплачет старик, как больной мальчуган, которому ночью не спится, И умрет, бормоча: «Уж теперь-то Господь работенкой снабдит подходящей».Перевод М. Ваксмахера
БУДУЩЕЕ
Когда охватит страх всевластных всемогущих Когда им не унять озноб воздетых рук То выйдя из руин спокойны в самой гуще Нагих покойников наваленных вокруг Мы медленно пойдем светясь счастливым взором Мы будем созерцать улыбки мертвецов Спустясь под эшафот пройдем по мандрагорам[30] Кто ранен кто убит пустяк в конце концов Повсюду будет кровь и мы в багровых лужах Склонясь найдем свои спокойные черты А в красных зеркалах неистовствует ужас Любовники мертвы и здания пусты И все-таки мы рук ничем не замараем Лишь будем созерцать как некогда Нерон[31] Все рушится горит округа вымирает И тихо запоем как пел когда-то он Мы будем петь огонь и чистоту горнила Могучесть силачей увертливость шпаны Героев на одре и факелы-светила Чьи нимбы как венцы на нас водружены Мы будем петь весну напор телесной тяги Врачующее глаз обилие смертей Предчувствие зари ночную свежесть влаги Извечность бытия счастливый мир детей Нам больше не нужны ни вымысел о вдовах Ни почести ярма ни пушечный набат Ни прошлое И впредь в лучах восходов новых Махины Мемнона уже не зазвучат[32] В жару от мертвецов потянет душным смрадом А уцелевшим смерть на воле суждена Тела да солнцепек Земле того и надо Для русой красоты и тучного зерна Чума земную твердь очистит от позора Кто выжил заживут без горести и мук В добре и чистоте А море и озера Помогут им отмыть следы с кровавых рукПеревод Г. Русакова
УБИЙЦА
Каждый день лишь открою глаза Предо мной появляется женщина В ней я вижу проснувшись с утра Все что было со мною вчера Я на днях заглянул под навес Ее длинных волос и увидел Лес дремучий нехоженый лес Где сплетаются в зарослях темных Ветви мыслей моих А в лице ее в каменных домнах О мой утренний враг Вчера отливали и плавили Все металлы мной сказанных слов А ее кулаки настороженно сжатые Как кувалды чугунные беспощадные Узнаю в них о да узнаю В этих молотах Волю своюПеревод И. Кузнецовой
ОСЕНЬ И ЭХО
Владыка осени вершит моей судьбою Мне тягостны цветы и сладостны плоды За каждый поцелуй винясь перед собою Я в запахах ловлю предчувствие беды Ты здесь моя пора духовного крепчанья Ладони блеклых дев легли на твой наряд С цветов ни лепестка не опадет в молчанье И голуби летят прощально на закат Вот жизнь моя ее непрочная основа Я жду прихода толп стекающих гурьбой А милая моя печалится и снова Твердит что цвет любви как время голубой Прохожие спешат И страстные желанья Жарой воспламенен лепечет каждый рот Тот рвется жить в саду порою созреванья Тот требует любви забыв что сам урод Я слушаю смотрю я слышу все повторы Стенаний а поля а горы а леса Не спят и я ищу хотя бы след который Смеясь забыла та что дразнит голоса Вот здесь она спала трава едва остыла Прилягу переклик передразню с земли А голос мне в ответ все с той же звонкой силой Хохочет на бегу и прячется вдали Я вижу для тебя о нимфа лишь забава Давно любимое поэтами и мной Все женщины как ты У вас дурная слава С трагических времен покрытых сединой Ведь пламенный Орфей убит руками женщин[33] Страдающий Терамб скрывается в кусты[34] Мне мерзостны цветы Они подобье женщин Я мучаюсь от их бесстыдной наготы Моя душа вошла в свою скупую пору Я слышу вполуслух тяжелых яблок стук А между рук моих расчетливо и споро Для блеклой мошкары готовит сеть паукПеревод Г. Русакова
ЛА ГРЕНУЙЕР[35]
Под берегом острова друг о дружку Бьются бортами пустые лодки Нынче не встретишь Ни в будни ни по воскресным дням Ни художников ни Мопассана Что засучив рукава катали вдоль острова дам Пышногрудых и тупоголовых Ах лодочки-лодки как много печали там Под берегом островаПеревод М. Яснова
НИЩИЙ
Когда придет твой час ты в киммерийском мраке[36] Прохожий не ищи меня среди теней Паромщик плоть мою швырнет на корм собаке А духу припасет удел того страшней Слоняясь вдоль реки где длятся перелеты Туманно-белых птиц у вод небытия Я вспомню про твои грошовые щедроты При виде богачей дрожащих как и я Будь проклят Ни гроша в моей убогой плошке А ты спеши в театр где умиляя дам Плаксивые шуты страдают понарошке Я молча боль мою Харону передам Я клянчу день-деньской кручусь без передыха И только темнота спасенье для меня Назавтра я пойду кляня лихое лихо Приветствовать зарю встречать Электру[37] дня Тебе презрен мой труд а с ним и твой похоже Тебя корежит боль и я судьбе не рад Я плакал народясь и ты наверно тоже Но я бесслезно жду когда придет Танат[38] Коль праведная боль теперь не много значит Ты вырядись шутом напяль наряд срамной Пусть высунув язык фигляр толпу дурачит Я подожду когда Танат придет за мнойПеревод Г. Русакова
БЕГСТВО
В ладье с возлюбленным сбежала королева. Король на берегу смятением объят, И в такт его шагам, неистовым от гнева, На пышной мантии жемчужины бренчат. Гребцы запели в лад — о волшебство напева! И в лодке беглецы, закрыв глаза, молчат; Пусть будет справа риф, призыв сирены слева, Король могуч и стар, и нет пути назад. А мерзости кругом — останков да скелетов! Как будто их сюда нарочно принесло Всплывают из глубин то склизкое весло, То рыжий клок, то бок медузы, фиолетов. Ужасно бегство, и неведом эпилог. И с мантии летят жемчужины в песок.Перевод М. Яснова
САМОУБИЙЦА
Три лилии лилии три на могиле моей без креста Три лилии чью позолоту холодные ветры сдувают И черное небо пролившись дождем их порой омывает И словно у скипетров грозных торжественна их красота Растет из раны одна и как только закат запылает Окровавленной кажется скорбная лилия та Три лилии лилии три на могиле моей без креста Три лилии чью позолоту холодные ветры сдувают Другая из сердца растет моего что так сильно страдает На ложе червивом а третья корнями мне рот разрывает Они на могиле моей одиноко растут и пуста Вокруг них земля и как жизнь моя проклята их красота Три лилии лилии три на могиле моей без крестаПеревод М. Кудинова
* * *
Никни никни Офелия белым венком Плыть и плыть тебе к лилиям вдоль очерета Где бескровные Гамлеты бродят тайком И выводят на флейте мелодию бреда Долго плыть тебе к мертвым в ночную страну Чтоб Геката[39] улыбку печально гасила Если скромный веночек пускает ко дну Непреклонных Сафо безоглядная сила За Левкатом[40] сирены Пернатый народ Мореходов морочит их птичья повадка И никто не воротится в водоворот Где три ласковых голоса пели так сладкоПеревод А. Гелескула
БАЛЛАДА
Для госпожи весь мир померк Велеть ворота запереть И вторник минул и четверг Жонглеры больше не поют Жонглеры страшен ваш приют Им подают на серебре Но трем жонглерам не до блюд Уйти бы завтра на заре Да всюду в замке сторожа Лежит в постели госпожаПеревод А. Гелескула
ЮБКА
Привет моя Жермен С обновкой да какой Шелк из Японии Я тронул и в восторге Для королевы он но королевы злой И так идут тебе старинные оборки Из шелка колокол но бронзою колен Поет отходную моим одушевленьям А мне бы вызвонить на нем моя Жермен Иные прихоти понятливым коленям Чердак твой звонница где кругом голова И шелк под пальцами позвонче фарандолы[41] С горбатой вешалки роняя кружева Атласных висельниц качаются подолы И лампа хохлится бессонно как соваПеревод А. Гелескула
ИЗ СТИХОВ ЛУИЗЫ ЛАЛАНН
ДЕТСТВО
Я в кипарисовом саду пряла, одна, Следя за пряжею, — ее с веретена Вздымал и уносил полдневный бриз игривый; А после шла к пруду, оплаканному ивой, Ступая медленно, пока меня жасмин Не останавливал, и ирис рядом с ним, Волшебный ирис цвел под лягушачьей стражей. Мне каждый кипарис казался прялкой с пряжей, И мирозданьем — сад, в котором боль и страсть Даны мне, чтобы жизнь из этой пряжи прясть.Перевод М. Яснова
В ДЕРЕВНЕ
«Природа, ах, эта природа!» А красоты ей отмерено меньше, чем мне. Над крышами дым… Пустота небосвода… Нет! Я предпочла бы пейзажи, что дома висят на стене. Уедем назад! Уедем назад! Я видеть хочу восхитительный сад, Цветы которого схожи С цветком на обоях в моей прихожей. О Боже! Здесь ничто не радует взгляд. До чего же глупы все эти дамы! О нет! О нет! Твержу я упрямо. Мне старых крыш не нравится цвет. Скорее в город! Жить можно лишь там, а не где-то. Настоящая ссылка это! Здесь ради того, чтоб взглянуть на дурацкие виды хоть раз, Заставляют куда-то тащиться вас. А между тем перед дверью вашей Такие же виды — ни хуже, ни краше. И к тому же нет риска ногу сломать. — Под звон колокольный я готова рыдать! Прощайте, о вы, Опавшие листья и стебли сорной травы, И грязные дети, и робкий взгляд… Уедем назад! Уедем назад!Перевод М. Кудинова
СТИХИ ИЗ КНИГИ «ГНИЮЩИЙ ЧАРОДЕЙ»
ПЕСНИ ДРУИДОВ[42]
1.
Бог дровосеков и богиня молнии, О чем полет орлиный говорит? О том, что та, чьи груди мы запомнили, Сегодня чародея умертвит. Пусть за орлом, летящим к солнцу в темени, Следит тот бог, что покарает нас, А мне желанней ворон, что на темени Сидит во тьме и склевывает глаз. О черный ворон, прядающий в сторону, Нашел ли ты холодный свой менгир?[43] А в тесной яме что желанней ворону, Чем этот труп гниющий, этот пир? Мой дом на море, твой на горной тверди, и Теперь мы разойдемся по домам, Но прежде, брат, мне поклянись в бессмертии: Мертв чародей, любовь осталась нам.2.
Про все, что на слуху, я этой арфе вслед Спою — про вас троих на берегу, про сходство Менгира с божеством: восстав, глядит на свет Бог, без тестикулов познавший детородство. Я от коровьих губ прибоя ослабел, Как бедра, берега им распахнули устья, И воткнуты дубы в сухую плоть омел; Трех жриц на берегу один познать берусь я. Крестясь, к вам моряки плывут в недобрый час, Крещеные, они — как дикий рой без улья. Пловцы скорей умрут, но не достигнут вас, Их руки над водой, как символы безумья.3.
Бледнеют в небесах поддельные богини, Зенит одной звездой свинцовой оперен. Львы Мавритании рычат в своей пустыне, И клювами пробит орлиный аквилон. Внизу ползет, как плющ, расплющенное солнце Большого города, где заполночь светло. Что ослепленному тем светом остается? Ждать, чтобы истинное солнце все сожгло.Перевод М. Яснова
* * *
Ах, мастер-ювелир, красив и молод он! Девчонки что ни ночь грустят и слезы прячут, Про гостью позднюю с подружками судачат, Влюбленную в того, по ком так горько плачут. «Пойдем рука в руке, найдем цветущий склон, Вот золото волос, вот серебро запястий, Огрань мой поцелуй и отчекань мне счастье Любовь заменит все: крещенье и причастье». Ах, мастер-ювелир, грустит Эскавалон, Девчонки что ни год не знают утешенья. Померкло золото, утихло искушенье, Как стали тяжелы все эти украшенья!Перевод М. Яснова
* * *
В славный город Оркенизу[44] Верхового путь ведет. Славный город Оркенизу Покидает нищеброд. «Что несешь?» — пытают стражи Нищеброда у ворот. «Все я здесь оставил, стражи, Даже сердце», — молвил тот. «Что везешь?» — пытают стражи Верхового у ворот, «Я везу невесте, стражи, Только сердце», — молвил тот. Что за город Оркениза! Бравых стражей смех берет Верховой, твой путь неблизок, Склизок путь твой, нищеброд, Мало дел у бравой стражи. Невелик ее доход; На продажу вяжут стражи Да судачат у ворот.Перевод М. Яснова
ГОРОД ОРКЕНИЗ
У ворот стоит крестьянин, Хочет в город он войти; У ворот стоит бродяга, Чтоб из города уйти. «С чем идешь из Оркениза, Ты скажи, бродяга, нам», Говорит он страже: «Сердце Я свое оставил там», «Ну, а ты зачем явился?» И в ответ звучит опять: «Сердце я везу, чтоб свадьбу В этом городе сыграть», И смеется громко стража: Бог мой, сколько тут сердец! Кто-то вышел без поклажи. Кто-то едет под венец. Эта стража городская Ходит вечно под хмельком, А ворота в Оркенизе Запираются с трудом.Перевод М. Кудинова
* * *
На ворота Оркенизы Смотрит конный свысока. За ворота Оркенизы Выпускают босяка. — Налегке или с товаром? Встала стража у ворот. — Отдал сердце я задаром, Ухожу как нищеброд. Верховой навстречу страже. — Что не платишь за провоз? — Еду к милой без поклажи, Только сердце ей привез. — Сплошь сердца! — смеются стражи, То-то городу доход! Не сладка судьба бродяжья И любовь, ездок, не мед. Ох, и стража в Оркенизе Им бы только пировать! А ворота в Оркенизе Разучились закрывать.Перевод А. Гелескула
* * *
Мне жить у ваших ног, Мари, пока я жив, Твердить — люблю, люблю! — другой не знаю темы, О, слабый голос ваш, о, как он, слабый, лжив, Я начисто забыл, как строятся поэмы. А прежде томные нанизывал слова, В зеленых зарослях ответный вздох рождая, Но эти горькие, как мертвая трава, Они мне смерть сулят, тебя освобождая.Перевод Э. Линецкой
Комментарии
Настоящее издание избранных стихотворений Гийома Аполлинера составлено на основе четырех его книг: Гийом Аполлинер. Стихи. Перевод М. П. Кудинова. Статья и примечания Н. И. Балашова. М., 1967 («Литературные памятники»); Гийом Аполлинер. Избранная лирика. Вступительная статья, составление С. И. Великовского. Комментарии Ю. А. Гинзбург. Редакция переводов М. Н. Ваксмахера. М., 1985; Гийом Аполлинер. Ранние стихотворения. Бестиарий, или Кортеж Орфея. Составление, предисловие и комментарии М. Д. Яснова. СПб., 1994. Гийом Аполлинер. Эстетическая хирургия. Лирика. Проза. Театр. Составление, предисловие и комментарии М. Д. Яснова. СПб., 1999. Отдельные переводы публикуются по авторским книгам переводчиков и журнальным публикациям; ряд переводов публикуется впервые.
При подготовке примечаний учитывались французские издания: Apollinaire. Oeuvres poetiques. Texte etabli et annote par Marcel Adema et Michel Decaudin. Paris, 1956. Bibliotheque de la Pleiade (ссылка на это издание сокращенно I-a); Apollinaire. Oeuvres en prose completes. Textes etablis, presentes et annotes par Pierre Caizergues et Michel Decaudin. T. I–III. Paris, 1977–1993. Bibliotheque de la Pleiade (I–III); Michel Decaudin commente «Alcools» de Guillaume Apollinaire. Paris, 1993 (A).
Известно, что Аполлинер отказался от знаков препинания в 1913 г. при подготовке к изданию книги «Алкоголи». В посмертных сборниках при перепечатке ранних журнальных публикаций пунктуация сохранена; мы также оставляем знаки там, где они сохранены в оригинале.
БИБЛИОГРАФИЯ ПЕРЕВОДОВ
Переводы Б. Лившица:
Бенедикт Лившиц. Французские лирики XIX и XX веков. Л., 1937.
Переводы М. Зенкевича:
М. Зенкевич. Поэты XX века. М., 1965.
Переводы М. Кудинова:
Гийом Аполлинер. Стихи. М., 1967.
Переводы Э. Линецкой:
Из французской лирики. Л., 1974.
Переводы П. Антокольского:
П. Антокольский. Два века поэзии Франции. М., 1976.
Переводы М. Ваксмахера, А. Давыдова, Б. Дубина, А. Гелескула, И. Кузнецовой, А. Русакова, Н. Стрижевской:
Гийом Аполлинер. Избранная лирика. М., 1985.
Переводы Ю. Корнеева:
Рог. Из французской лирики. Л., 1989.
Переводы М. Яснова:
Гийом Аполлинер. Ранние стихотворения. Бестиарий, или Кортеж Орфея. СПб., 1994.
Переводы Н. Лебедевой, Н. Стрижевской, М. Яснова:
Гийом Аполлинер. Эстетическая хирургия. Лирика. Проза. Театр. СПб., 1999.
Примечания
1
Самое раннее из сохранившихся стихотворений Аполлинера. Датировано: «Канны, 1896» и подписано «Вильгельм де Костровицки».
(обратно)2
Подписано псевдонимом «Гийом Макабр».
В «школьном сочинении» о смерти Пана Аполлинер ссылается на известный миф, пересказанный Плутархом. Согласно позднейшим толкованиям мифа, смерть греческого бога Пана, покровителя природы, рожденного от земной женщины и не обладавшего бессмертием богов, осмыслялась в истории христианской культуры как конец язычества, связанный с явлением Иисуса Христа. Выражение «Умер великий Пан», относившееся к закату эллинской культуры, со временем стало означать вообще конец какого-либо исторического периода. В этом смысле и для самого Аполлинера, завершающего классический и открывающего новейший периоды в истории французской поэзии, стихотворение «Смерть Пана» приобретает символическое значение.
(обратно)3
Цитера — прославленный в мифологии и литературе остров в Лаконийском заливе, на котором находился знаменитый храм в честь Венеры.
(обратно)4
Марди гра (франц. Mardi gras) — скоромный вторник, в католичестве последний день праздника перед постом.
(обратно)5
Жеан Лок — псевдоним лицейского друга Аполлинера, впоследствии юриста Анжа Туссен-Люка (в ином написании — Анж-Туссен-Люка, 1879–1932).
(обратно)6
Первое появление псевдонима «Гийом Аполлинер». (В печати этим псевдонимом впервые был подписан рассказ «Ересиарх», опубликованный в 1902 г.).
(обратно)7
Сантабаремский монах — здесь, скорее всего, контаминация названий двух городов, связанных с историей европейского средневековья: французского города Баррема, в Провансе, и португальского города Сантарема, знаменитого в свое время как резиденция епископа. Н. И. Балашов, комментируя это стихотворение в издании «Литературных памятников», полагает, что речь может идти о брате Хиле из Сантарема — герое легенды о «пиренейском Фаусте», «продавшем душу ради овладения тайнами магии. Аполлинеру это предание могло быть известно по драме Мира де Амескуа „Раб дьявола“ (1612)».
(обратно)8
Лилит — согласно Талмуду, первая жена Адама («Первая Ева»), считавшая, что они с мужем равны, поскольку оба созданы из глины. В иудейской традиции Лилит — злой дух женского пола: она наводит порчу на рожениц и младенцев и насильно овладевает мужчинами, чтобы родить от них детей. В Европе, начиная с позднего средневековья, отождествляли Лилит с красивой и соблазнительной женщиной.
(обратно)9
Розы Леванта — со времени Крестовых походов Левантом стало называться средиземноморское побережье Ближнего Востока. Под левантийскими розами подразумеваются прежде всего розы легендарного города Иерихона, земля которого в древности славилась плодородием и чье название переводится как «благовонный, благоухающий».
(обратно)10
Слова где «эль» в конце как отзвук небосвода — имеются в виду «архангельские» имена, в частности имя архангела Гавриила (франц. Gabriel), которое в оригинале рифмуется со словами «небо» и «мед» (соотв. франц. «ciel» и «miel»).
(обратно)11
Горе одинокому (лат.) — цитата из Библии (Эккл. 4, 10).
(обратно)12
Диоген — древнегреческий философ-моралист Диоген Синопский (ок. 400 ок. 325 до н. э.), практиковавший крайний аскетизм и, по преданию, живший в пифосе — глиняном сосуде для хранения зерна.
(обратно)13
Онан — библейский персонаж, сын Иуды (Быт. 38, 9).
(обратно)14
Так же, как и следующее стихотворение — «Марей», относится к дням пребывания Аполлинера в Ставло.
(обратно)15
В стихотворении обыгрывается значение слова «Линда» в испанском (linda — красивая, хорошенькая) и немецком (Die Linde — липа, lind — нежный, кроткий) языках. В 3-й строфе имеется в виду древнегреческий г. Линдос на восточном берегу о. Родоса.
(обратно)16
Стихотворение написано на обороте почтовой открытки, изображающей средневековую крепость г. Каркассона. Название города ассоциируется с французским словом «la carcasse» — скелет.
(обратно)17
Вивиана — «озерная дева», фея, героиня кельтского фольклора, возлюбленная волшебника Мерлина. Чтобы стать безраздельной владелицей его души, она заживо погребла его в глухом лесу. Этот сюжет лег в основу первой книги Аполлинера «Гниющий чародей» (1909). Розамунда (Розмонда) — персонаж многих стихотворений Аполлинера. Поэт неоднократно обыгрывал ее имя (Розамунда — Роза Мира; кроме того, «munde» — по-нидерландски «рот», отсюда цепь поэтических ассоциаций: «розовогубая», «роза во рту» и т. д.). Дворец Розамунды превратился в его стихах в «дворец грез» (см. стихотворение «Дворец»). В реальности Розамунда была фавориткой английского короля Генриха II. (1133–1189). Ее загадочная судьба породила множество легенд и фольклорных сюжетов.
(обратно)18
…воспеть с искусством Хризостома — имеется в виду св. Жан Хризостом (Иоанн Златоуст, 347–407), один из отцов церкви, знаменитый своим красноречием.
(обратно)19
Ивонна М. - младшая сестра Линды Молина да Сильва, возлюбленной Аполлинера.
(обратно)20
Вместе со стихотворением «Лунный свет», вошедшим впоследствии в книгу «Алкоголи», — первое появление стихов Аполлинера в печати (La Grande France, Э 19, 15 сентября 1901 г.). Стихи подписаны именем «Вильгельм Костровицки».
(обратно)21
Одно из первых стихотворений, посвященных Анни Плейден и написанных осенью 1901 г., в начале пребывания Аполлинера в Германии.
(обратно)22
Ты, толстушка, ты (нем.).
(обратно)23
Как ты (нем.).
(обратно)24
В Германии Аполлинер большое внимание уделял немецкому искусству. В статье 1902 г. «Немецкий Национальный музей в Нюрнберге», описывая городскую картинную галерею, он среди прочих шедевров отмечает «Богородицу с цветком гороха», знаменитую картину «мэтра Гийома из Кельна» (II, 72). В стихотворении, используя описание этой картины и обыгрывая совпадение имени художника и собственного имени (Вильгельм — Гийом), поэт создает очередной мадригал, посвященный Анни Плейден.
(обратно)25
Параклет (греч.) — помощник, советник, утешитель. В Евангелии от Иоанна — Дух Святой.
(обратно)26
Святой Христофор — согласно христианским преданиям, мученик, обративший в христианство десятки тысяч язычников и убитый ок. 250 г. в Ликии. «Христофор» в переводе с греческого означает «несущий Христа»; по одной из легенд, он переносил через поток ребенка, который оказался Иисусом. Считается покровителем путников и моряков, а также защищает от болезней и внезапной смерти. День св. Христофора отмечается 9 мая.
(обратно)27
Маммона (арамейск. «сокровище») — в Новом завете олицетворение богатства, противопоставленного служению Богу.
(обратно)28
И он ушел туда где бродят лотофаги — в «Одиссее» лотофагами называется народ, живший в Ливии и питавшийся плодами лотоса. Одиссей и его путники были так восхищены сладостью лотоса, что забыли свое отечество.
(обратно)29
Как сказано про то в Пимандре Трисмегистом — эта строка, видоизменяясь, несколько раз возникает в лирике Аполлинера. Гермесом Трисмегистом (т. е. «трижды величайшим») греки называли Тога, египетского бога луны, мудрости и счета. В эпоху раннего христианства Гермес Трисмегист считался египетским царем, мудрецом, автором тайных книг (отсюда термин «герметизм» — закрытость), полных мистики и суеверий. Наибольшей известностью пользовалось его философское сочинение «Пимандр».
(обратно)30
Спустясь под эшафот пройдем по мандрагорам — смысл метафоры заключается в том, что корни мандрагоры напоминают формой человеческую фигуру.
(обратно)31
Лишь будем созерцать как некогда Нерон — по свидетельству историков, римский император Нерон (37–68) с упоением наблюдал катастрофический пожар в Риме в эпоху его правления.
(обратно)32
Махины Мемнона уже не зазвучат — в греческой мифологии эфиопский царь Мемнон считался автором величественных сооружений; одно из них, изображение самого царя, «Колосс Мемнона», было повреждено землетрясением и во время восхода солнца при перемене температуры издавало особые звуки, вызванные прохождением воздуха через трещины в камне. Образ этой статуи Аполлинер неоднократно использовал в своих стихах.
(обратно)33
Ведь пламенный Орфей убит руками женщин — по одному из греческих мифов, легендарный певец и музыкант Орфей погиб, растерзанный вакханками.
(обратно)34
Страдающий Терамб скрывается в кусты — мифологический пастух Терамб за то, что оскорбил нимф, был ими превращен в жука.
(обратно)35
Ла Гренуйер («Лягушатник») — в конце XIX — начале XX века знаменитое кафе на острове Круасси, под Парижем; сюда после 1904 г., когда неподалеку, в Везине, поселилась его мать, Аполлинер нередко наведывался в обществе художников Андре Дерена и Мориса де Вламинка. По словам Мопассана, описавшего «Ла Гренуйер» в «Подруге Поля» и «Иветте», кафе представляло собой огромную лодку под крышей, пришвартованную к берегу. Хозяин сдавал внаем посетителям прогулочные лодки — лодочные катания были в то время в моде. «Ла Гренуйер» изображали многие художники-импрессионисты, прежде всего Ренуар и Клод Моне, запечатлевшие «Лягушатник» на своих новаторских полотнах 1969 г.
(обратно)36
…в киммерийском мраке — В «Одиссее» Гомера киммерийцами называется племя, живущее в северной стране, окутанной вечным мраком и туманом. Отсюда выражение «киммерийский мрак» как олицетворение ночи в царстве мертвых.
(обратно)37
Электра — в греческой мифологии дочь царя Агамемнона и сестра героя Ореста. После коварного убийства отца она спасла малолетнего Ореста, который должен был отомстить убийцам. Имя Электры стало символом всепоглощающей жажды мести.
(обратно)38
Танат (Танатос) — в греческой мифологии олицетворение смерти.
(обратно)39
Геката — богиня ночи и ночных видений, колдовства и заговоров у древних греков; к ее помощи прибегают покинутые влюбленные.
(обратно)40
Левкат — мыс на острове Левкада в Ионическом море, с которого по легенде бросилась в море древнегреческая поэтесса Сафо (VII–VI до н. э.) из-за несчастной любви к юноше Фаону.
(обратно)41
Фарандола — провансальский народный танец в быстром темпе.
(обратно)42
Друиды — жрецы у древних кельтов, в Галлии и Бретани, считались предсказателями, сведущими в науках, певцами и барда- ми; составляли замкнутый мистически-религиозный орден и вплоть до времени римской империи приносили человеческие жертвы.
(обратно)43
Менгир — культовый памятник: длинный камень, вертикально врытый в землю.
(обратно)44
Оркениза (Оркениз) — название, часто встречающееся в средневековых текстах: по одной версии, это резиденция короля Артура, по другой — один из сарацинских городов.
Михаил Яснов
(обратно)
Комментарии к книге «Ранние стихотворения (1896-1910)», Гийом Аполлинер
Всего 0 комментариев