«Кукиш прошлякам»

Алексей Елисеевич Крученых Кукиш прошлякам

Фактура слова

Фактура слова

Структура слова или стиха — это его составные части (звук, буква, слог и т. д.) обозначим их а—Ь—с—d.

Фактура слова — это расположение этих частей (а—d—с—b или Ь—с—d—a или еще иначе), фактура — это делание слова, конструкция, наслоение, накопление, расположение тем или иным образом слогов, букв и слов.

1) Звуковая фактура: легкие звуки, легкая нежная фактура —

"неголи легких дум",

тяжелая —

"табун шагов чугун слонов"

тяжелая и грубая —

дыр—бул—щыл…

резкая (на з—щ—ц…)

глухая — "дым за дымом, бездна дыма"

сухая, дуплистая, дубовая — "промолвил дуб ей тут"

влажная (на ю-плюенье, слюни, юняне) и др.

Звуковые сдвиги. "какалые отливы небосклона"

Звуковая фактура известна под именем музыки слова или инструментовки его.

В связи с звуковой фактурой возникает чрезвычайно важный вопрос, к сожалению почти не подымавшийся в литературе, это вопрос о числе повторений слогов или звуков.

Наш повседневный и поэтический опыт убеждает в том, что повторевие звуков как то влияет на их силу. До сих пор думали, что накопление какого нибудь звука усиливает его значение, как напр.:

"бой барабанов"

или —

наш бог — бег!

повторение б—б—б усиливает бой, барабан, вообще ударную силу этого звука. Так было с твердыми и мягкими звуками, гласными и согласными.

При более внимательном изучении этого вопроса мы убеждаемся, что здесь нужны какие то поправки, так как повторение не всегда усиливает звук!

Напр.: бо, во- для выражения большого, а бо бо, во-во — малого?!

жу — выражает жгущее или жуть, но жу-жу — малое, ласкательное.

чо, чу, ча — черное, глухое, но чо-чо а особенно ча-ча, —

означает: дурачек, водка, поцелуй, вообще более веселое!

Известная строка Бальнонта:

чуждый чистым чарам счастья

звучит скорее слащаво-чавкающе, чем грозно и мрачно!

Нужна какая то мера!

2) слоговая фактура: односложные слова резче, отрывистее и (часто) тяжелее многосложных —

"пегас стар стал зуб уж нет"

многосложные —

"блистательно полувоздушна" — воздушный мост, пэанмзация.

Легкие лавры и лимоны халтуры с'едают литературу, и есть надежда, что со временем все поэты станут Демьянами Бедными или Водиславами Худосевичами — легкие хореисты расцветут махоровым цветом и — смерть поэтам, да здравствуют строконэпы!..

Как это ни странно — футуристам, разрушителям по преимуществу, приходится быть на страже стихотворного ремесла и поэтической техники! Но, когда собственный дом горит, каждый сам себе пожарный! Лом в руки! Коптящий и тревожный фонарь будет освещать наш путь!..

Стихомет Зудиссимо

Фактура з. Звук з удобен для изображения: резкого движения, зудения, брожения, визга, лязга, завирух зимы, заносов, мороза, зги, накожного и нервного раздражения, свиста розги, злости, зависти, дразнения, заразы, зазора, змеи, зигзага.

У меня изумрудно неприличен каждый кусок!.. · · · · · · Я — тормаз, поезду рвущий зуб, Зудач земли!.. Жил-был зудень Жена — его зудыня И дети — зуденыши!.. (Крученых) Тарарахнул зинзивер… Зверя ревом гаркая Страшен прыжок (Переход з в ж — изжога, изжар!) В. Хлебников …Помните — Погибла Помпея Когда раздразнили Везувий… · · · · · · Где золото и грязь из'зявили проказу… За изгибом изгиб… Маяковский.

Гамма наростания звука: с—з—ц

Солнце зычно цыкнуло… Свистит зудийца… соль—золь—ноль… Зю-цго-э-спрум лютийца! людоядица! Крученых Сабля взвизгнула Маяковский.

Еще примеры из «Голодняка», «Зудесника» и новые:

Зудуса

Ганизац… | Небоскребы!. | Лаз | Луз |  Зулусы… | Луськают | сухожилья стекл | Бамбуко-тросы Кви-и-иитию! Нагромыбахают упавших горы аэро с туч | тычком |    Хрыч!.. Упади вятку карзы битв шелковые колымаги резут шибко Караваны ниц!.. Мироздание начинается с четверга, Царствуют окорока земель  Спят величавые сторожа Тушеным ясом  Приползет Каракасина! На темную Троеручицу Большеголовую Сели мои слова Вскипела Заступница, И в трещянах   Кружатся — Хобры, ко-ло-мо Зу-зуз И ра-ва-ха. Я прожарил свой мозг как шашлык,     на железном пруте —   3-з-з-ш-ш-ш! —  Добавляя перцу румян и кислот Чтобы он забавляя понравился Музка тебе Больше  чем обрюзгший Размазанный Игоря Северянина торт! Чтобы ты вкушала Щекоча ноготком Пахнущий тер-пен-ги-ном смачек Сердце мое будет кувырком Какунервнаго Кубелика Смычек

О зудеснике

I.

Его зиятельство Зударь земли Вождь заумцев Алексей Крученых 3-з-з-з!..

II.

Крученых Ногу втыкаешь ты В мяхкаво евнуха! Цветут как аисты Бревна смехом!..

III.

Мильон я гвою чушь вот как тебя люблю! монетой звонкой колочу пластами золотно графлю создателю поюзг!

А вот еше лучше:

удалый будала фабула кабула Карчи, слушай!.. Пок! яок! пугамек. Трын Тра-ла ла… И. Терентьев. …бессребренник с ужимкой езуита Т. Толстая-Вечерка · · · · · · Beтeр в душу дул как Крученых!.. Н. Саконская · · · · · · Ай, ай, Крученых! Породил ты какисток, кур черных!.. Гр. Робакидзе Слышен голос — и не робкий — Что последняя гроза Дышет небу диким матом Что восходит звука атом!.. В. Хлебников Россия Корчится как Крученых… В. Шапман Крученых — БУКА русской литературы… Истинный поэт… разрабатывающий слово! В. Маяковский Крученых — вся наша эпоха… он грандиозен и грозен!.. К. Чуковский

Зуди зудило!   Зудила зудь!

Отрава

Злюстра зияет над графом заиндевелым Мороз его задымил,  ВЗ—3—ЗНУЗДАЛ!!! Кровь стала белой А в спине замерзает застарелый парафин  Отравный по жилам растекся слизняк…   За зазорным наследством   Сквозь заборы и щели В дверь надвигалась з-з-зудящих РОД-ственников   Зве-ра-а-ва    А! СА-СА-СA-СА….

ПРИМЕЧАНИЕ: последние 4 строчки читаются нараспевмаршем.

Мизиз…  Зынь…   Ицив —  Зима!.. Замороженные Стень Стынь… Снегота… Снегота!.. Стужа… вьюжа… Вью-ю-ю-га    сту-у-у-га… Стугота… стугота!.. Убийство без крови… Тифозное небо — одна сплошная вошь!.. Но вот С окосевших небес Выпало колесо Всех растрясло Лихорадкой и громом И к жизни воззвало ХАРКНУВ В ТУНДРЫ  ПРОНЗИТЕЛЬНОЙ   КРОВЬЮ    ЦВЕТОВ… — У-а… родился ЦАП в дахе Снежки — пах! — пах! В зубах ззудки.. Роет яму в парном снегу — У-гу-гу-гу!.. Каракурт!.. Гы-гы-гы!.. Бура-а-ан… Гора ползет —  Зу-зу-зу-зу… Горим… горим-го-го-го!.. В недрах дикий гудрон гудит —  ГУ-ГУ-ГУР… Гудит земля, зудит земля…  Зудозем… зудозем… Ребячий и щенячий пупок дискантно вепит:  У-а-а! У-а-а!.. а!.. Собаки в санях сутулятся И тысяча беспроволочных зертей И одна вецьма под забором плачут:  ЗА-ХА-ХА — ХА! а-а!  За-хе-хе-хе! — е!  ПА-ПА-А-ЛСЯ!!!  Па—па-а-лся!.. Буран зудит… На кожанный костяк Вскочил Шамай  Шамай Всех запорошил: Зыз-з-з Глыз-з-з Мизиз-з-з  3–3–3-3!.. Шыга… Цуав…  Ицив — ВСЕ СОБАКИ —   СДОХЛИ..    Зудийца     А. КРУЧ.

А. Крученых

В полночь я заметил на своей простыне черного и твердого,

величиной с клона

в красной бахроме чожек.

Прижег его спичкой.

А он, потолстел без ожога, как повернутая дном железная бутылка…

Я подумал: мало было огня?…

Но ведь, для такого — спичка как бревно!..

Пришедшие мои друзья набросали на него щепок,

бумаги с керосином — и подожгли…

Когда дым рассеялся — мы заметили зверька,

сидящего в углу кровати

в позе Будды (ростом с ¼ аршина)

И, как би-ба-бо ехидно улыбающегося.

Поняв, что это ОСОБОЕ существо,

я отправился за спиртом в аптеку

а тем временем

приятели ввертели ему окурками в живот

пепельницу.

Топтали каблуками, били по щекам, поджаривали уши,

а кто то накаливал спинку кровати на свечке.

Вернувшись, я спросил:

— Ну как?

В темноте тихо ответили:

— Все уже кончено!

— Сожгли?

— Нет, сам застрелился…

ПОТОМУ ЧТО, сказал он,

В ОГНЕ Я УЗНАЛ НЕЧТО ЛУЧШЕЕ!

Зудивец

Со смыслом жизни на 5-й минуте покончив Ищу нелепия упорных маслаков Чтоб грызть их зубами отточенными Каких не бывает и у заморских грызунов! Моя душа — эссенция кислот Растравит кость и упругие стали Слюну пускает без хлопот  На страшном расстоянии  Не зная устали  Транспорт будалый!.. — Отлангюрю Отманикюрю свой язык Причешу кудри мозга моего И пойду на спор И рык — Добивать бога любовьего. Зуди! точи  Грызи   — Угрыз!

Голод химический

Баллады о камне Карборунде

I РЕКВИЕМ.

Карборунд — гремящий клад Огром, колесо на крышах Зубом раздавит рессору над нами,  Осколки на пальцы нанизывает Восстань праматерь чугуна Ревущая лахань, руда, железо Излей из груды глин стальное молоко Утробу шли по жирным жилам  БРЫЗНИ —   Все выпивает он   ГЛУШИТЕЛЬ   Марборунд!.

II. ПЛЯСОВАЯ

 Карборунд — алмазный клац  Солью брызжет на точиле  Крепче кремня жаркий сплав  В магнетическом горниле.. В чем бессилен Крупповский снаряд — Ты танцуя проскользнешь! Айро-молний точный взгляд Стало-грудь пылишь щепоткой Перед гибелью металлы Как пророки В лихорадке На ребре прочтут насечку   S i С — (эс и цэ) Твой родословный   Гордый знак.. Зудахарь А. КРУЧ.

Разрез завода

ф — форточка… маятник стальной угол аршин небо-газа жужжит жироскоп стук… марш… синкоп… под цейсом — пластинки радия секут, синтарис… альфа-бета-гамма-луч, плавает хрусталь по ребрам арматуры… фольга в торий золотник… кривошип шатун дрелит шуршат броней лезу в зонд — земля… зл… зх… чм… бронзы завыозг… завиток… зарр —  стружки-ж-ж-з-з-з!..  - завод в ходу!..

Словоновы (неологизмы) на з:

Зудеса = большие зудения (сравни: дееса, жееса-зееса, живеса, милеса), зудесьма, зудесение, зу,

диссимо!

Зудок = гудение + зуд (зудки трамваев, в зубах зудки)

Зудило = чем зудят (шило), зудила = кто зудит.

Зудесник, зудрец, — арь, — ахарь, — додей, — зудитель.

Зудийца, зудивец — со злым оттенком (срав. бийца)

Зудутный, зуденый, зойный, зуйный, зудавый — богатый зудом, охочий зудить, зудливый, зудырный.

Зударка, — риха, — арыня, — илица — зудящая.

Зудина, зудель, зудежка — качество и время.

Зудины — время зудения, эпоха зудин (срав. именины летины)

Зуденица — армия зудящих (сравни — конница),

Зудич, — унчик, — енок, — еныш — сын зудуна.

Зудильник — назойливый будильник?!

Ласкательные: Зудики, зудесики, зудилец, злей зудавый.

Ясавый зудавчик! Зудимчик! Зюзюмка зю! Зорюца!

Злостеболь; чудо-зудо зыба-кит, зий, визги-поюзги, зудок, зудки, зудеса, зудедь, зудак, зудун, зудуны, зудежка, задора задыш!

Из декларации заумного языка и "слова как такового"

1) Мысль и реч не успевают за переживанием вдохновенного, поэтому художник волен выражаться не только общим языком (понятия), но и личным (творец индивидуален), и языком, не имеющим определенного значения, (не застывшим) заумным. Общий язык связывает, свободный позволяет выразиться полнее (пример: го оснег кайд и т, д.),

Кукиш прошлякам

Как ни дуются наши барышни и их кавалеры — все ж в России поэтес нет. Правда, по "честному заверению" Чуковского, над одной замахала было тень Пушкина, — но как то криво: другой "честный страж Пушкинского мундира" — Брюсов — уверяет, что этой поэтесе лучше было бы не родиться (т. е. не печататься)! — всем ясно, что речь идет об Ахматкиной, которую расчистил Маяковский, обозвав ее "вовсе не поэтесой, а романсисткой."

Из всех прочитанных мною 200000 поэтесин, я мог выудить только у одной приемлемые строчки:

Летний дождь

…Весело было смотреть, как на мокрые доски Прыгнул радуги спелый осколок… …Резвый гром, бросая кегли, Еще скакал через крыши и трубы…

Или такие просьбы:

— О позволь мне размножиться, великий Ничто!.. — — Ах, госпожа вселенная, перестаньте умирать!.. Словечки: вешалица, шалавая, мертвячки… Н. Саконская

Правда, есть и еще настоящие поэтесы, но те — заумницы (среди них О. Розанова, Варст, Карчи, Хабиас, Т. Толстая—Вечерка) — о них в другой раз!..

Итак —

В лесу дремучем Где Достоевский и Ницше Чертей водили, Теперь На расчищенной мною площадке Играют в тенис И кувыркаются  фанерные акробатисы!.. А. Крученых

Памяти Хлебникова

(+ 28-го июня 1922-го года).

Заросший мхом дремучий лик Я сравнивала с Горним Садом, Затем, что голубиным взглядом Был он и благостен и дик. Нерастворим, неопалим Среди возни земных соринок Так мне ли по грехам моим Постичь отшель его тропинок. Н. Саконская

Заставки Клюна.

Сдвигология русского стиха

Сдвигология, сдвигика — наука о сдвигах

Вступ

«Опять сдвигология. снова фактура, форма, техника когда же поэты запоют от души, как парень на баял лайке» и проч. и проч. — такие голоса еще раздаются из глухих углов литературы.

«Нам немедленно надо разрешить все мировые вопросы, да пожалуй еще поговорить по душам с Марсом — вот задача, достойная поэтов и магов, а на меньшее мы не согласны!»

Еще не так давно, например, почиталось для поэта священной обязанностью предсказать пришествие Антихриста, судьбы Рима и Востока. Это ничего, что слова были дряненькие, «с чужого плеча», рифмовали все время воля—доля, кровь—любовь, глазки—сказки, очи—ночи, сны—весны (30 % рифм у Блока) — зато «идея» была великая — «Жена в солнце», «мирозданья раскуем» и проч. мистический Шерлокизм.

В настоящей книге я показываю, что и по сей час многие, даже очень почтенные метры, сильно глуховаты и «дерут» неимоверно, указываю, что сдвигология — основа стиха — в нашей поэтике неизвестна!

Мы еще дети в технике речи, а беремся в произведениях за решение всех поголовно вопросов мироздания и стыдимся поучится искусству, как таковому,

Легкие лавры и лимоны халтуры е'едают литературу, и есть надежда, что со временем все поэты станут Демьянами Бедными или Водиславами Худоеевичами — легкие хореисты расцветут махровым цветом и — смерть поэтам, да здравствуют строконэпы!..

Как это ни странно — футуристам, разрушителям по преимуществу, приходится быть на страже стихотворного ремесла и поэтической техники! Но, когда собственный дом горит, каждый сам себе пожарный! Лом в руки! Коптящий и тревожный фонарь будет освещать наш путь!..

Начинается

Кто угадает, что значит сия загадочная строка:

сплетяху лу сосанной

оказывается, ото посвящение Ахматовой поэта С. Рафаловича и напечатано оно так: сплетя хулу с осанною, а читается, как выше приведено — какой-то церковно-слав. глагол или сплетяха, лу (сокращ. от Лу-лу?) — сосанна (имя или название от сосать?). Человеку услыхавшему эту строку в первый раз от чтеца, наверно послышится такая странность. Это — пример звукового сдвига.

Слияние двух звуков (фонем), или двух слов как звуковых единиц, в одно звуковое пятно, назовем звуковым сдвигом, напр. — голос нежный, какунервного Кубелика смычек, Инущи роз.

Сплетяху и сосанна — явления сдвига, лу — явление слома (обломок).

Узрюли русской Терпсихоры (Узрюли — главища?!) Как рано мог уж он тревожить (мокужон — замечен Терентьевым) Как уст румяных без улыбки… Все те же-ль вы, иные девы… Незримый хранитель могу-чемудан (могущему дан)

Могу — слом, чемодан — сдвиг. Львы — сдвиг (ваимствованный Пушкиным у Жуковского?!)

…от Каспия до Нила (Шагинян)

Данила — сдвиг.

В лицо Москвы на мой народ… В седом Кремле, где инок истов… (— все дома инокисты?) Их много лет с'едали моль и музы… (О. Герман «Стихи о Москве»)

— мрачные сдвиги покойника-юмориста (Эм. Герман, он же Эмиль Кроткий) задавленного и с'еденного молимузами (автомобилем? лимузином?),

И вот над гробом неосторожной жертвы коварных сдвигов; —

Гудят соборы — звоны сея.

Теперь Шагинян может воскликнуть его же словами:

Я — как и ты. Сильней, чем смерч, он Моих стихов чернильный шквал!..

Бедный смерчонный труженик!..

Из истории сдвига

Глухие певцы

Что символисты потеряятт голос и выдохлись — это заметили даже… «Литературные записки», называя Брюсова, потерявшим голос премьером, а Горнфельд там же замечает, что Андрей Белый подпал в лирике под влияние футуристов (это же в свое время заметил у Кузьмина Свентицкий, а у Пильняка — Львов-Рогачевский). Что Брюсов потерял голос, это не совсем точно, вернее сказать — он никогда не имел его.

Вот что Брюсов пишет теперь:

«Дали» 1922 г.

Ей в грядущие ль дни, в Илион ли ей

— строчка совершенно не выговариваемая, попробуйте произнести ее залпом!?

У Брюсова симптоматично заплетается язык:

Там, всюду, те, кто в счете миллионов…

— опять не выговаримое! Вдобавок сдвиг: текта.

С таежных талостей Татлиным стать-ли

— смысл фразы темен, только и слышно: та-та-та, та-та, и весь прием — давно приевшаяся бальмонтовщина!

В бубны буди острозубые бури

— опять бубнит пробка: бубу-бу-бу. Построение однообразное, механическое и совершенно не верное. В «фактуре слова» я уже указывал, что однообразное повторение одинаковых звуков не всегда усиливает их, так: фи! — для выражения неприятного, но фи-фи! — уже скорее легкомысленное, бо — большое, а бо-бо малое.

Брюсов думал, что бу-бу-бу усиливает бурю, а получается юмористика! Нет интонации, нет оттенков, усилений, наростания звука! Хотя бы у Маяковского поучился:

…и в бубен брюха веселье бейте

— от глухого бу через увлажненное брю переход в звон-кое бей-эй! Однообразное б разнообразится гласными.

Еще из книги Брюсова:

Им все во власть ли ты Радостно раскуралеситься им… Мойрам ли Дике ли Покорилась Москва?

— В последних строчках замечательные существа: Мой рамли дикели (что их кушают вроде пикулей что ли?..) — плохо пишет Брюсов теперь, а вот что писал он 0 лет назад:

Юношам

Мне все равно друзья ль вы мне, враги ли, И вам я мил иль ненавистен вам, Но знаю, — вы томились и любили, Вы душу предавали тайным снам(?!). («Избранные стихи» — Изд. 1915 г.)

Заплетающийся ялык в полном ходу!

Липучка без конца!.

— И эта гиль и Bpaтиль и 100 летние львы преподносятся юношеству и помещаются автором в избранных стихах! Глухота Брюсова доходит до анекдота:

К окну причалил челн полночный… Отступи, как отлив (кокетливо) …С раной серповидной… Меня ведь знал ты с ранних лет! («Федра»)

С такими чудовищными сдвигами могут конкурировать только М. Кузмнн, написавший в Александрийских песнях:

И лотос плавает в воде, как улей (какули?)

И С. Городецкий, сказавший по другому поводу в «Иве»:

А я на мху еще лежу Земной упрямый и тяжелый…

— Чем не Пушкинский анекдот?!

Соперничает с Брюсовым еще наш мелодичнейший, музыкальнейший, неподражаемый Блок:

«О, сколько музыки у Бога» (убогая музыка!) И грозен в юные года (вьюные года) И я в просвете (няв…) В их сияиьи бесконечном… Сочетанье ли теней («За гранью прошлых дней») Утек, подлец! Ужо постой… …поскользнулась И бац — растянулась!.. («12») Ствол иссохнет, как они

(сравни у Лермонтова: и безпечна, как они)

Как и жить и плакать без тебя · · · · · · Дни становятся короче Жилы медленнее бьются…

«В литературном отношении Блок был просвещенный консерватор… английский консерватизм лордов» (О. Мандельштам).

Известна эта — страшно сказать — «просвещенная жандармерия»! Для нового — «не пущать», а сами тайно словоблудят под видом служения высшим идеалам и просто безовсяких…

А вот парнасец Гумилев:

Я-б наверно, повалившись на земь… Я один и перо в руке («Неизданные стихи») И купы царственные ясени и бук («Вилла Боргеве»)

А вот монахиня Ахматова… но пощадим ее женскую стыдливость, кстати многие сотни примеров из этих авторов приведены в моей книге «Малохолия в капоте».

Хороши недавние премьеры, когда их неумелые строчки нельзя ни в каком обществе вслух произнести!

Какой же там символизм и Маркс с Марсом, когда и двух простых слов связать не умеют.

И еще все время толкуют о Пушкине, а тот так был чуток, что отдаленнейший намек на смешной сдвиг, его отпугивал:

«Нет ничего легче поставить  Равна грузинка красотою.

но инканр… а слово грузинка тут необходимо» (Пушкин письма). Впрочем шаловливые сдвиги были и у него..

А вот как Белый подпал под влияние футуристов:

Голубоглазый гимназистик, — Взирает в очи Сони Н-ой, Огромный заклокочив нлочень; Мне блещут очи, очень, очень — Надежды Львовны Зориной. «Первое Свидание» 1921 г.

А вот что печатал В. Хлебников еще в 1912 г.

Наш кочень очень озабочен: Нож отточен точен очень!

— оказывается, не влияние футуристов, а плагиат у них!

А кто не узнает Хлебниковского «влияния» в строчках из «Котика Летаева»^ «Зензею зензеял комар: зазиньзинькал мне в уши; меня понесли на диван-зевачом».

А у Хлебникова:

Пинь-пинь-пинь! Тарарахнул Зинзивер…

Зевач навеян смехачом Хлебникова. Даже Смешонков, Смехов и Смешков утащил у Хлебникова и подкинул в свою «Офейру». Таких влияний бесконечно в «Котике Летаеве», кстати вообще подражательном. Хотя бы в своем скучнейшем и несуразнейшем размере: весь «Котик» написан… гекзаметром! Каково это для прозаического романа? — например «Братья Карамазовы» в гекзаметре — это был бы самый неуклюжий гроб от которого на 3 версты несло б скукой, трухой и молью!

Вот как написан весь «Котик»:

Мама встретила, двери открыв, Ангеликою: Крыльями шали накрыла, и — плакала вместе со мною — Мой миленький, маленький: ты уж прости, Христа ради!

Гегзаметром написаны «Офейра», «Возвращение на родину» и др.

Все, что выдумывает сам Белый, воистину смехотворно — и применение размеров и неологизмы:

Стекло пенснэйное проснется, Переплеснется блеском искр.

— Пенснейное — более слякотного сюсюкающего и пахнущего дождливой псиной слова не придумаешь! И опять любовь к ени.

(Смотри мою книгу: «Тайные пороки академиков»),

Или вот его самостоятельные строки:

И я к груди земли приник… На нас тела, как клочья песни спетой… …каменные духи (едоки?!)… Серые сосны и пни… Так и я: в ветер-смерть… (Такия — брат Сакия-Муни?!) (Из книги «Звезда. Новые стихи (?!)» 1922 г.)

Вязнущий Белый пытается схватиться за трафаретные

Облака — фимиамы… (покури, покури!) Из моря слез, из моря муки.

Дальше конечно лезут «руки», «час—алмаз», «очи—ночи» и прочая труха и графомания!..

В 1913 г. о стиле Белого я писал: «бесконечная канитель Белого» — теперь после его распыленных офейр и эпопей, прозаических гекзаметров и непережеванных плагиатов кажется это можно сказать определенно и безошибочно!

Все это только о стиле!

Можно, конечно, многое сказать о дурного тона расточительности, нецелесообразности, неуклюжем разворачивании сюжета, чрезвычайной ритмической бедности и о прочих прелестях хваленой симфонической композиции прозы Белого — но это в наши задачи не входит.

Доказывать же, что Белый лучше или хуже, скажем, Пильняка, такая же непроизводительная трата времени, как с пеной у рта спорить, что лучше: — быть повешенным или удавленным?!

Мистика символистов кончилась трагично, к ним применимы слова поэта А. Чачикова:

Проезжий фокусник увез мою жену, Влюбленную в египетские тайны, И каждый раз, гадая на луну, Твержу я: Господи, ужели то случайно?!.

Нет, истинная поэзия от них ушла навсегда и не случайно!..

Сдвигорифмы

Составных рифм (вернее сказать — сдвиговых) бесконечное множество у всех современных поэтов: у Маяковского и Хлебникова, у Брюсова и Белого, Ахматовой и Блока, и наконец у большинства молодых поэтов.

Возьмем, напр., поэтессу Н. Бенар, только в этом году выпустившую книгу: «Корабль отплывающий». Вот какие у нее (и типичные для всей теперешней поэтической молодежи) рифмы:

Недели вышли навстречу Похоронными клячами в перьях Вьюг. От этой встречи Не отчураюсь теперь я. Нам закаты в окно напророчили О зиме, всех зим печальней. Голосами осипшими ночи, На углах о разлуке кричали нам,

И в других стихах: тепло еще — площади, знака ли — плакали, обрыв кинув — обрывки.

Составные рифмы дают неожиданно для автора ряд неологизмов: теперья (множ. число от теперь?), тепло еще (увелич. степ. от тепло? сравни — побоище).

Особый вид сдвиговой рифмы представляет переносная или так наз. «двустволка».

Шуточное стихотворение:

Замок приверчен Ко двери; Дверь заперта, — чудесно! Твори, Аверченко, Твори — Бумага бессловесна!

Много ли сдвигов?

Недоверчивый читатель подумает, что я выискивал у авторов их редкие случайные ошибки, но если он откроет любого поэта, особенно современного — он сам найдет их на любой странице, и чем поэт бездарнее безголосее, тем сдвигов больше и самых корявых, ненужных, неожиданых для самого автора.

А. Шемшурин в книге "Футуризм в стихах Брюсова" собрал целый том сдигов в стихах Брюсова и Северянина, а им отмечены еще не все случаи. Мы видели также, что современная рифма типически сдвиговая — следовательно сдвигов надо ждать в каждой строчке, а если прибавить еще внутренние рифмы да сдвиговые образы и синтаксис — то и выходит, что все стихи — сплошной сдвиг!

Р. Якобсон поэтому имел полное право писать: "по существу всякое слово поэтического языка в сопоставлении с языком практическим — как фонетически, так и семантически — деформировано!" А. И. Терентьев мог ваявить "мастерство, т. е. уменье ошибаться, для поэта означает — думать ухом, а не головой… всякий поэт есть поэт "заумный".

Сдвиг, как прием

Сдвиг — яд, очень опасный в неопытных руках глухачей, но его же можно использовать как хороший прием, например: желая придать слову «цикута» еще большую увлажненость, я искал такой фразы, в которой бы «цикута» помещалась в середине строчки и перед ней союз и, для получения посредством стыка сдвигового слова "ицикута", так получился стих:

— Паюсный корморан и цикута    сестра милосердья

Или в другом стихотворении — мягкое уи: "губами нежными как у Иосифа пухового перед рождением Христа" —

Еще случай:

— Пырнет ногою важурные сердца…..

Слово «важурные» написано нарочно слитно, дабы подчеркнуть что в данном случае сдвиг умышлен и желателен; вообщо же поэты не знают что им делать с предлогами и союзами, одни их вовсе выбрасывают, другие пишут на полях, у третьих же получаются, конечно неожиданные чудовища о двух головах: икот, иношна, икотики, о слава всем отраву пьющим, ик мудрому старцу под'ехал Олег,

И шаг твой землю тяготил…

(ишак, у Брюсова) и т. д,

Самые неудобочитаемые, случайно — ненужные, неприличные и неприятные сдвиги у поэтов, технически слабых и глуховатых.

Слышим ли мы сдвиги?

На сдвигах основано множество острот и анекдотов. Влад. Соловьев в "Шуточных пьесах" каламбурит:

— …А что за сим — тотчас же ты узнаешь! (бьет его)

— Бей меня, о жестокая, но не забывай моего имени! Меня зовут Альсим, Альсим, а не Зосим!

Такая чуткость к словам делает честь Соловьеву, но плох диллетантизм и отсутствие метода, иначе Соловьев не написал бы в тех же пьесах:

Как свечка я горю и таю, как она · · · · · · Как искусно гнездо-бы вила · · · · · · И с обедом из своих плодов…..

Итак, поэты обычно слышат сдвиги, но как недоучки!

Звуко-образ

Значение звука. Установка на звук — сдвиг смысла. Почему —

литит мой дух лебяжий на—фта—линный?!

какой такой — нафталинный? — едкий, аптекарский неприятный?! Если в поэзии доминирует звук, мы должы в первую очередь исходить от него, и тогда ясно, что нафталинный, — легкий по голосу, — означает невесомость, летучесть, — кстати этой эпитет и есть дополнение к любящему, пухово-легкому в полете — Нафталинный яа-фа-та-линный (фата).

Одинаково звучащие слова в поэзии равнозначущи и по смыслу (Терентьев); так, легкий по звуку парашют равен пюпитру, Юпитеру и пилюле, горшок равен горшку, грошику, рогоже и брошке!

Поэтому, можно встретить образ странный и нелепый по смыслу, но по звуку вполне необходимый: "у меня изумрудно неприличен каждый кусок" — эпитет взят главным образом за резкость звука (рзуда), таковы же строчки из моей «весны с угощением»:

… а вот, глазами рококоча, глядит на вас с укором. рококовый рококуй!

если в смысловом отношении эти образы и «случайны», зато в звуковом отношении они дают глухо-рокочущую гамму, — итак мы переходим к звуко-образу и звуко-эпитету.

Интересна в этом отношении история звука ф. Он дает ряд легчайших слов: фосфены, неофиты, фитин, флюиды, фосфор …филе! — в звуко-образе они почти тождественны!

Вот гамма ф со слякотно брезгливым оттенком — (стихи И. Зданевича о нынешнем Пикассо) —

сисудрясь кисифлиси исусясифси сюськи сизасусаясь фсоски…

Звук ф необходим для слякотцы, галантности, даже у уголовных каторжников: «салфет вашей милости» — так они любезничают, «суфлера» — девица легкого поведения, «Фраер» — богатый гость у «девицы», пожива для жуликов,

Тяжело-мрачный Тютчев, конечно, не любил ф, а флиртующий И. Северянин злоупотреблял им (его фиоли, фиалки, фиалы, фланели, violet'ы, фарфоры и буфеты, рифмы: Тургенеф—сиренеф, лесоф—голософ и т. п.) если взять наиболее известные стихи этих поэтов, то встречаемость ф у Тютчева 1, а у Северянина 20!

Еще о фонетической окраске поэтов: любящий словища Маяковский, конечно строится на з-ж-р-щ-г(режь, рушь, жги…).

Туманный Блок в лучших стихах (Незнакомка и шаги Командора) на аннном = аннаанна.

Томление в Пушкинском Онегине построено на енном (так и главные герои романа: Евгений, (Л)енский, (Тат)ьяна,) вот почему можно говорить не краснея о евенине в звуко-образе Пушкина. Определенный звукоряд поэга сдвигает его содержание в определенную сторону — поэт зависит от своего голоса и горла!

Сдвиго-образ

Привожу статейку футуриста Терентьева, выясняющую проблему сдвигового образа и эпитета:

Маршрут шаризны,

Закон случайности в искусстве.

Неожиданное слово для всякого поэта важнейший секрет искусства. Размышляя о круглом маслянистом цветке, стихотворец не удовлетворяется произнесением имени цветка, — он говорит: «прекрасная», «черная» или "ожиревшая роза".

От прямой, кратчайшей линии рассудка, поэзия всегда уклонялась к небрежной странности, увеличивая градус этого отклонения в последовательной вражде школ.

С незапамятных времен существует в искусстве прием сопоставления вещей, который одновременно и похожи и непохожи друг на друга: теория контрастов.

В пределах этого приема умещаются все школы, включая и футуристическую.

Если изобразить чертежом степень, в которой тот или иной поэт позволяет себе использовать силу контраста, — получится схема напоминающая веер, верхнее ребро которого можно принять за линию рассудка (минуя средния ребра), на нижнем написать хотя бы из Бурлюка (пример крайнего контраста) —

Мне нравится беременный мужчина.

Очевидно, с каждым веком подрастает некая сила, подобная ветру, которая все упорнее мешает поэтам стрелять прямо в цель и требует изощренной баллистики.

Заменяя «красоту» — «уродством», «смысл» — «нелепостью», «величие» — «ннчтожеством», — футуристы дали борьбе старого искусства с… ветром… летаргии… последнее напряжение мышц. Здесь кончила мучительную жизнь теория контрастов.

Новый закон имеет случайное название «маршрут шаризны», взятое мною из не напечатанных еще стихов А. Крученых:

Экипаж восторжен от маршрута шаризны

(т. е. в восторге от кругосветного плавания).

Вокруг земли, под прямым углом к направлению творческой затеи, дует ветер летаргии.

Попадение в цель возможно только при стрельбе в обратную сторону (на обум): снаряд должен облететь оба полушарья, дважды сторонясь под ветром и тогда, описанная вокруг земли, восьмерка ударится концом в цель:

Мой жест нелепый усваивают дезертировавшие меридианы. А. Крученых

Эпитет контрастирующий заменен эпитетом нисчем не сообразным; стрельба в обратную сторону требует в работе над стихом особо важные части произведения отмечать словом, которое, «ни к селу ни к городу». Разряжение творческого вещества производится в сторону случайную!

Наибольшая степень наобумного в заумном —

Там и образы и слова выскакивают неожиданно даже для самого автора:

Сестер не будет и не надо! Кану сменился снавьем Ынасом дыбогласным Мы в новом климате Дюбяво расцветем — Черем свинтити! А. Крученых

Первая строчка — произвольное искажение А. Блока

("весны не будет и не надо"): общеупотребительная весна заменяется первым встречным «сестер».

Поэт стоит спиною к слову «весна», выстреливая словом «сестер»; последнее вылетает со свистом первой своей буквы «с», летит среди чуждых ему звуков, климатов и, завершив кругоземную восьмерку, попадает в слово «расцветем—свинтити», собственный звуковой двойник. В целом стихи создают иксвесну (х = весна)»…

Привожу стихотворение, иллюстрирующее мысль Терентьева:

Вомбат

(маленький ленивый зверек)

— Любите ли вы улыбку ленивого Вомбата?— Пропел ацетелин На ухо ангелу — Она мяхче Повязки на лбу, Она снисходительней Куриного пера, Она нежнее, чем пещера Где ходят босоногие адмиралы!.. (Крученых)

Первое сравнение — по сходству, второе — по контрасту и третье — случайное («нежное, какого даже не бывает — некая пещера, где ходят»…)

От импрессионизма к сдвиговому образу

Образы сердца,

по стихам Н. Саконской

Зарождение отчаяния—  Грустно стало выцветшей бонне,  Что сердце ее в нафталине… Первая кровь —  В моем сердце тоненькие занозы  Перевязаны пунцовыми нитками  · · · · · ·  На сердце забыла надеть наперсток  Исколото глупое сердце в кровь… Наростание отчаяния, пассивность — все нипочем! —  Я сердце обую в разношенный лапоть  И пущу путями далекими. Горькое пьяное отчаяние — до омерзения. —  Я сердце бросила в надтреснутый стакан.  · · · · · ·  А в сердце у меня к рассвету вырос зверь  Я бережно ему расчесывала шерстку.  Когда же ты шатаясь медленно ушел  Я выплеснула сердце мертвое под стол  И стало мне мучительно и мерзко…

Или например такой «сильно-гиперболический», по замечанию В. Иванова, образ:

Но говорят твое сердце Бродило по улицам в осень, Опираясь на посох И всюду меня искало…

Трагедия — сдвиг души — естественно выливается в резких, сдвиговых, образах:

Детское отчаяние

Луна пришла на ходулях И постучалась в отекло, Где это мы? Не в аду ли? — Так невозможно светло!..

Естественно, что высокая луна появляется на ходулях — но каким образом? Не такли, как у Маяковского.

Раскинув луч — шаги Шагает солнце в поле.

Или, как предполагал авгор, ходули — длинные тени от оконной рамы, отбрасываемые луной?!..

А вот о времени, бредущем медленно-провинциально, тоскливо, скучно:

Было нас двое: я и дремота, Время лениво щелкало орешки…

И наконец о гибели вселенной:

Все церкви заперты паникадильным ключем Сторожа ушли на пикник  Умерших…

Здесь образы уходят в «наобумные» дали!..

От сдвиговых образов один шаг к сдвиговым словечкам к поэтическому слово-творчеству, словообразу:

Там старая зима из матовых сребринок Зимяткам маленьким нашила перелинок. · · · · · · Узкие врата прощальни Я запереть не могла… · · · · · · Рыбка у зыбки — таясь Лакала из глаз ребенка Выпученные обедки дифтерита Прямо из карусельного кружева Ночью выпал бордюрный мальчик В червячью, мягкую ямку.

Ямка — могилка, вякающая, неприятная, — звукообраз! Может быть дальнейший путь поэтессы — заумный язык со всем его звуковым и образным богатством!..

Сдвиг синтаксиса,

(В стихах Н. Хабиас)

У Хабиас сдвиговой прием сильно обнажен, на первом плане, а за ним волочатся мокрым хвостом рассказ, тенденция, тема.

Обилие неологизмов, переходящих в звуковой ряд, в разорванное слово, заумный язык… Вот шорохи, движение тела, любовная шалост ь—

Шорчато шар-шур!

Передача улиц: кружение слов по городу и беготня города в словах—

Ласкаю кольцами городу душу жимают кулак а встречных желт подбородок панталонах болтает па глазами лезу лестницу веретенье лыбьих домов а память стынет навесом набухшия вен пятачкам истертых лохм а хмокают писк шлюхи прежними а я теперь опоряжняя мотаю локонов клок,

Кольца души поота обнимают улыбки (лыбки) облысевших домов и улицы после продолжительного отсутствия. Строятся отдельные сценки городской жизни:

Рабочему

Случал кронштейн с крышей бицепс бараб брань высоко забирает рыжий седьмой плечом достать облягнула стена щипцами и нащуп пробковый лоб оглоблей рука без рубахи через солнце молотом бьет а в казачьи усища кронштейна бородавку тощих костылей чтобы ветер вьюзг в отчаянии подгибая под ним колени.

Сдвиговой прием оживляет конструкцию стиха, динамизирует слова!..

Даже засидевшаяся в кресле бабушуа прорезывает зрителя:

Серым сюртучке. Переломлен книгу На какой странице Иоанна покинула Нонешний году и смерть ближе А дедушка улыб над диваном.

Поэт Хабиас чувствует в себе присутствие небесных светил:

О кланяйтесь мне совнархозы Священник и шимпанза Я славнейшая всех поэтесин Шафрана Хебеб Хабиас.

Пряность последней строчки — контраст архи-современных словечек на шляпе священников и шимпанз.

Поэт Валентин Катаев

О «фонетических ассоциациях»

Дорогой тов. Крученых!

Спешу поделиться с Вами некоторыми своими наблюдениями в области звукообраза.

Смысловое значение какого нибудь данного слова прямым ассоциативным путем вызывает ряд других слов — значений, ничем друг с другом не связанных, кроме чисто субъективных представлений.

Звучанье слова, фонема, определенная звуковая конструкция — излучает ряд других слов, фонем, органически спаянных друг с другом совершенно объективными, звуковыми условиями. Я называю такой ряд — рядом фонетических ассоциаций.

«Звуковые повторы», не так давно установленные О. Бриком в качестве давно существующего стихотворного приема и принцип Хлебникова — «внутреннее склонение слов» — суть родители фонетических ассоциаций.

Сейчас этим приемом начинают пользоваться в широком масштабе.

и в третий плеснув, уплывает звоночек сплошным извиненьем: жалею не здесь. (Пастернак)

Ряд: звоночек—извиненьем—здесь, — до такой степени связаны фонетически, что в композиции всей вещи образуют прочную ветку темы звененья, совершенно закрепляя ее.

Еще из Пастернака:

милая, моргая, поспит где то сладко и фатаморганой любимая спит…

Моргая-фатаморганой! Здесь совершенно невероятное остранение (термин Эйхенбаумана, кажется) слова фата-моргана. Звуковая целесообразность вполне оправдывает рискованное применение этого слова и укрепляет за ним новую значимость.

Еще позволю привести пример из своей последней вещи:

И ползя на рейд черпать, Пузоватый кузов Гнал качая черепа Черепах-арбузов

первый ряд: черпать — черепа — черепах (укрепление темы арбузов) второй: — пузоватый — кузов — арбузов (темы парохода).

Здесь скрещиваются два ряда. Получается короткое смыкание и — искра разряда, запечатлевающая звуко-образ.

И так — вывод:

«фонетическая ассоциация» — сильный прием, позволяющий развивать и закреплягь данную тему в плане определенной стихотворной композиции.

Если хотите — «фонет. ассоц» некий каламбур, но это совсем не плохо, потому чте словесная острота и неожиданный блеск, возведенные в степень поэтического приема приобретают ценность прекрасного оружия… но пользоваться им следует с большим тактом, помня, что чисто механическое применение (без подлинного чутья к языку) обращает его острие в грудь безтактного бойца.

привет Валетин Катаев.

Пекинская горка

зима 922 года.

Сдвиг композиции — сдвиг эстетики

Аполлон в перепалке

(Живопись в поэзии)

„Крученых ногу втыкаешь ты в мяхкаво евнуха". (Терентьев)

Рисунок — перпендикуляр сразмаху!

Необычное положение ноги: штопор или бурав…

Композиция у Пушкина — естественное хождение, шатание из угла в угол и только смерть прекращала приводила необходимую для рисунка черту!..

А в приведенном Терентьеве — необычность живописной компановки!

«Мой милой лежит в больнице,  В поле дерево растет»! «Пароход плывет по Волге  По стене верблюд ползет»! (частушки)

Горизонталь пароходного рейса, пересеченная вертикалью карабканья верблюда — верблюд воткнутый в пароход!

Кажущаяся нелепость — мудрость рисунка!..

Живопись — проявитель такой композиции поэта и начертание звуков: ударяемые крученых и ты дают звуковой тык штычен в отдувающагося как пуховик «мяхково евнуха»!..

«Как памятник трезвый  Публично сплю» (Тереньтев)

(Человек не стесняющийся делать публично все!)

Памятник ложится, но сейчас же протестует, и встает, потому, что он «трезвый»: резкий, прямой, резво вытянутый во фронт!

И тут же — «сплю» — распластанная постель (сравни: лежа бегаю)

Перпендикуляр мигающий!

Все изображается в неприсвоенном положении и направлении: ветер дует снизу — «вой из войлочной туфли лихо радуй».

— лихо радуй и лихорадуя (лихорадочно и пр.)

«Пока не упрусь дощатой подошвой В собственный каинный рост>… (Терентьев) «Суп наголо» —

суп выдернутый наголо!..

«Красота со ввломом»!

— лом продыравливающий икону!

«Совершенно неизвестно чего пожелает Мой желудок Хотябы через пять лет С луком растянутого бульдога Ежа Баталион телят Пли перепоротую кашу Лилилильню Ив фисталя». (Терентьев)

Построение: растянутый бульдог (растянутый куб!), воткнутый еж (нож), марширующий баталион телят(!) и снова — каша разливная и перепоротая

Поэзия что такое? Укража дойное молоко А корова?!!!! Слово! А бык???? Язык! (Терентьев)

Корова стоя читает газету. Ноги — четыре перпендикуляра. Бритва языка подкашивает тяжелого быка — поэзия определяется графически! (Только при разборе я заметил что в рукописи после четвероногих слов по четыре вопросит, и восклиц. знака!)

Каждое построение протыкается, проткнуто (проклято):

«Сливки мокко модница Висла яблоко Николай угодник» (Крученых-Терентьев)

Созвучныя слова. Общность их и в пострении, которое выражается одним рисунком (—11): поверхность сливок на тарелке, рядом, — стоящие жестянки и модница Яблоня повисла — а может река Висла или висячая — и на берегу яблоко-ня, а повыше гладильной скрижалью заушающий Никола Угодник —

— не подходи, а то выгладит!

В страхе бегут «дезертировавшие меридианы» — сухощавные поджарые спортсмены, растянутые в бесконечность (лежачие бегут)

Три названия перпендикуляра:

1) кличка «трезвый» (человек)

2) Николай Угодник (дух)

3) Дезертировавшие мердианы (вселенная)

«Птица тройка! Кто за ней угонится»?!.

Наконец то Щедрин дождался, что (мы) стали к нему перпендикулярны — смотри его «будьте перпендикулярны» (сравни: «я очень вам перпендикулярен»)…

Воткнутый под прямым углом кинжал классической трагедии не трогает современного сердца: он кажется холостым чертежом. По Аристотелю красота доканчивалась гибелью. Акробатические выдумки старого искусства не были сами но себе достаточно интересны, почему публика верить могла в основательность танца только посте сломанной шеи: это ее убеждало и восхищало!..

«Красота в погибели» «Любовь и смерть» «Философия трагедии» «Paй на небеси»

Веселье достигалось привешенным черепом

«Прими сей череп Дельвиг, он Принадлежит тебе по праву»

— Кубок — череп!

«Все, все, что гибелью грозит Для сердца смертного таит Неизъяснимы наслажденья» (Пушкин)

Грубость вкуса, воспитанная старым искусством, требует искренности лирика и гибели в трагедии. Мы живом в варварское вромя, когда «дело» ставится выше «слова», а у Терентьева: «цветут какаисты Бревна смехом» воткнутая нога (кинжал) — цветет сама (интересно осуществить все это на сцене!), а что делается с продырявленным евнухом — для композитора не видно, — сажаем мудрецов на кол, устраивая громоотвод жизни

«Не упускайте случая Сказать глупость, Усыпительной пулей уносится Всякая пакость». (Терентьев, из книги Херувимы Свистят). Были подвижники, стали сдвижники! «Сорок соборов на одну Лизу» — такой размах!..

В драмах Зданевича дан кинемотограф перпендикуляров — ежеминутно встает и падает:

В «Янко» частокол-разбойников, косая блоха и распяленный Янко, испускающий вяло «фью».

В пьесе «Асел напрокат» вертикальные женихи с невестой (Зохной) и горизонтальный осел. К концу все ложатся в слезах наземь.

В третьей дра (!) «Остров Пасхи» безпрерывныя смерть и воскрешение из пяти лиц, эффект выщербленного забора и спортивная комбинация пяти пальцев в сырное лицо смерти…

Военный вызов

«У-у-а ме-гон э-бью» (Крученых)

У-у — глухой рев книзу и затем резкий период кверху (а) — раскрывшаяся пасть.

«Ом-чу гвут он За-бью»

Опять «хлопасть»

Дальше: «гва-гва» — лягушачьи трели и ввак.

«Сассакуж» — плюется. «Зарья??? Качрюк!???!»

— графичность вопросительного знака — кружение в военной пляске ("вопросительный крючочек" — выражение Пушкина)

Задорный вызов.

«Чхо-хох»! увей чипля! злукон! злубон! шагимп!.. Фа-зу-зу-зу!.. (Крученых)

— шипенье брызги чахи, хлопанье лопнувшей камеры на всю Европу

Колючки осколки и брызги…

«Заюская гугулица» — (Фавни: юсь, выусить как шерсть, молюски) — тонкая как волос блондинки, как математика. Гугулица — дикое у-у гу, — чудище на тонкой плюсне-ножке…

Рисунки слов: (Терентьев, Крученых, И. Зданевич)

1 Свороченные головы — мочедан (чемодан), шрамное лицо, мрачья физиономия и др.

2 Двухглавые слова — я не ягений, зудовольствие.

3 Сломанное туловище — мыслей (ударение на е).

4 Троичные в брюхе — злостеболь (злость и боль), брендень (бред, дребень, раздробленный день). Вчимдела.

5 Мохнатыя слова — беден, как церковная лектриса (притягивает крысу), пеечка (мягкое, круглое, пенистое), случайка и др.

6 Третья нога — летитот (летит от) во сне на Козерога.

7 Однорельсные — жизь (вместо: жизнь), нра (нравится), глав, зав, ври д.

8 Трехрельсные — циркорий (вставная буква р)

9 Свыжатой серединой — сно (вместо сон).

Еще возможны композиции: из разных кривых лучистая, симультане, пятнистая и пр.

— Легкость (вертикальная фраза) и тяжесть (хржуб).

В заумных словах, освобожденных от груза смысла, наибольшая сила и самостоятельность звука, крайняя легкость (фьят, фьят; мечтаяиный пюнь) и крайняя тяжесть (дыр-бул-щыл, хряч, сарча кроча, хо-бо-ро, хружб).

Чередование обычного и заумного языка — самая неожиданная композиция и фактура (наслоение и раздробление звуков) — оркестровая поэзия, все сочетающая

Замауль!..

Положения для будущих исследователей сдвига

Все эфекты в искусстве никогда не могут быть учтены (ибо произведение искусства организм живой и чрезвычайно сложный) сдвигология вскрывает их существование и дает нам в руки новое орудие, новое чтение, новую азбуку.

Где, казалось, был проскок сознания — там вскрывается сдвиг, тайная творческая работа, выдающая подчас многие секреты авторов!

Учредить особую «сдвиговую милицию» для своевременной ловли сдвигов у зазевавшихся авторов.

Смысловой сдвиг

Двусмысленность, каламбур, чтение между строк, параллельный смысл, символизм.

Сдвиг приводит к созданию новых слов — неологизмов типа деньеще узрюли, теперья или неопределенных точно-заумных.

Заумный язык всегда — сдвиговой язык! —

в нем части искрошенных миров!!

юяпик (И. Зданевич), любхею (Крученых), леся лежная лупанька ланя (И. Зданевич) —

Здесь некие ласкательные имена, словечки вновь рожденные; р-л-эз (Крученых) — угроза, резкость + икс

Может быть от корней слов все таки не уйдешь, но тогда придется считать корнем каждую букву, как то и пытался делать В. Хлебников!

Сдвиг насквозь пронизывает стих (особенно современный) он — одна ив важнейших частей стиха. Он меняет слова, строки, звучание.

* * *

Сдвиг передает движение и пространство

Сдвиг дает многозначимость и многообразность

Сдвиг — стиль современности

Сдвиг — вновь открытая Америка!..

* * *

«Слова ZAOUME (заумь) и Sdvigue (сдвиг) скоро получат право гражданства без перевода»

И. Зданевич

* * *

Несколько курьезов из книги «молодого марксиста» Я. Шапирштейн—Лерс «Русский футуризм» Москва 1922 года.

В 1913 году, когда русскую поэзию душили символисты и И. Северянин французистыми стишками, я кричал: «Не забывайте русского языка! Почаще пользуйтесь русскими слово-новшествами — они бывают выразительней неологизмов иностранных и т. д.» А Шапирштейн, забывая свою «историческую диалектику», в 1922 г. решил, что я вообще против культуры и Запада —

временной сдвиг укритика!

В той же книге Шапиртейном в футуристы зачислены Есенин, Мариенгоф и… Клюев! Жаль, что за бортом остались Вербицкая и Ахматова! Надеемся, что в следующем «исследовании» Шапирштейн исправит свою ошибку!!!..

* * *

В заумном слове всегда части разных слав (понятий и образов) то в простых соединениях (напр. Мартобря у Гоголя) то прихотливых и хитрых комбинациях, дающих заумный образ (составной, сдвиговой, сложный). Он иногда совпадает, а иногда борется с заумным фонетическим образом (совпадение: леся лежная лупанька, несовпадение: дифтеритка гляль — мяхкая звуковая окраска при замораживающем образном значении)

К. Чуковский в книге «футуристы» (1922 г.) говоря о заумном языке, приводит такой случай: — изучая английский язык, я читал стихотворения Томаса Мура и они мне казались чарующими, именно потому, что я слабо улавливал смысл. Потом, через несколько лет, уже зная язык, я снова принялся их читать и почувствовал, что их главная прелесть исчезла» — да, естественно, п. ч. обычный язык в смысле выразительности слабее заумного в 1000 раз! И потому заумь не только средство прошлого, но главным образом поразительного будушего!

Запомните все!..

* * *

Там-же, говоря об одном из футуристов, Чуковский пишет:

— он вся наша Эпоха… национален, как Москва… подобно Шекспиру не мог не появится… он ничтожен, бесцветен… грандиозен и грозен… создал новые революционные формы для революционной эпохи… скучен, как тумба… пустяк мелочь… динамитик… апокалипсис!.. — И все это вмещается в одной голове! Наконец-то Чуковский блестяще решил квадратуру круга!

— Мозговой сдвиг укритика!..

* * *

В той же книге Чуковский пишет: «вся поэзия (до известного предела) заумная»

— где же пределы? Какие щиты поставим? каких цензоров?

Заумное — вне законов рационализма! оно — арена, где тонет умок ручейка!..

Заумь — абсолютный сдвиг, полное изгнание темы (души). технический трюкизм, акробатизм образов, авто на ходулях, псохфокл в балагане! Верх эксцентризма!..

Короткий ответ всем моим критикам

А. Горнфельд поддельным пафосом, В. Брюсов заимствованным остроумием и тьма — тем критиков, пытаясь укусить меня, по своей трусливой природе, близко подходить не решаются, а только издали хором вопят: «Гениально, но все одно и тоже — словотворчество, азиатское рыканье, и заумь да заумь! ох, как это нам тошно — уморит он всех нас!.. Помогите Айхенвальды, Франки, Гершензоны»,

Конечно им желательно, чтобы я взял подряд на обучение несовершенолетних парнасцев и записал триолетами по всем правилам питики «сороковатых годов» Так вот же — буду стоять па своем твердо и ждать, авось, этак лет через 20, притащатся наконец ко мне и остальные поэты, а не придут — мне и одному не скучно!

Да здравствует заумная поэтическая школа, — давшая новое искусство новой России!

Европа, слышишь?!..

Модельные стихи

Сюжетный сдвиг

На углу Тверской от вздрогнувшей стены  отделилась курчавая девушка п-о-д-м-и-и-г-н-у-л-а и стала старухой! так просто без шума в козловых лапах Переворачиваются квартиры пропадают люди, подсвечники, и стреляются хитрые тараканы  рисом   в ухо—  пудиль!..

* * *

Режущим щшгом  надо урвать   у немахи судьбы ее замотанные в тряпье четыре слова! Искосью Проси потом до щепеля хрипоты — Через 100 лет про-ка-а-рка-ет     ЧОртова     Снова!..

Сдвижники.

Слова мои — в охапку — многи — — фью-и-и-ть! — там перевязано пять друзей и купец! так не творил еще ни государь, ни Гоголь! среди акаций пушАтых на железной дороге, Не одинок я и не лжец, — Крючек Крученых молодец!.. (Зудок зуденых золодец!)

* * *

В полночь притти и уткнуться в подушку твоей любви — — Завтра уеду в Москву! — Освободятся сЕльтерския ноги мои ими. как локтем пропеллера, сразмаху взмахну! сто лет с тобою проживши не позабыл о Ней Единой. ЧЕРЕЗ закорючки капусты,    по крышам, летит мой дух    лебяжий На-фта-линный!— (На-фата-линный)

* * *

Тут из пенки слюны моей чилистейшей выйдег тюльпаном мокроиосая Афродитка как судорга тухлого яйца! Сразмаху пырнег ногой важУрные сердца! Эй вы, поэзии старейшины, на ребенка мого АХАВАЛОГО посмотрите — дочь богатейшего зудца!..

* * *

Если бьешься и злая рифма никак никак не выходит — Пойди и сплюнь другу на розовый жилет! Затанцуют в горле твоем бриллиантиновые колоты (бриллиантовые колодцы) И посыпятся зуботычины созвучий     как с Олимпа     велосипед —    драз    раз    мизуг    вз-з-з выбит лицеист!..

Мышь родившая гору

(СОБАСНЯ)

Мышь, чихнувшая от счастья, смотрит на свою новорожденную — гору!.. дрожает ломащий умнишко: где американского молока возьму и сладостей чтоб прокормить ее ненаглядную впОру и какое ей вырыть палаццо?!..

* * *

У меня совершенно по иному дрожат скулы — сабель атласных клац — когда я выкрикиваю:    хыр дыр чулы заглушаю движенье стульев и чавкающий раз двадцать под поцелуем матрац!..

* * *

Огненный столб РАЗМАХНУЛСЯ-С НЕБА И не попал по щетинным полям Пол-переулков Бритвой отхапало — Птичьевга Пустырьда Похищают Кучерявых дам Полосатые ботинки

* * *

Тринадцатилетние будьте готовы И ВАС ПРОЖУЕТ ВАСИЛИСА ВЕСНА! В возрасте хрустящем ПОМИДОРНОМ Запорожит черная букса!..

* * *

Плакал звал маму и Люлю полоскал крахмал фу—у—ус ГОРЯЩИЙ жулик в кровельном цилиндре уюня уЮник

Призмы из глаз лопают

У меня изумрудно неприличен каждый кусок Костюм покроя шокинг во рту распаленная млеем облатка и в глазах никакого порядка… Окосевшая публика выходит через отпадающий рот а мысли сыро-хромающие — совсем наоборот! я в зеркале не отражаюсь, трясуся кузовом огней!..

* * *

Лакированное трико новАтки! Чулочки фугаса! Гангрен ПРИМАВЗДОРЫ!!! Оязычи меня щедра ЛЯПАЧ — ты покровитель своего загона! — чтоб я зычно трепетал и далыи не знал беляжьяго явона! — ОТПУСТИ РУХЛУЮ ЛОМИЛИЦУ МНЕ ДЛЯ ЗДОРОВЬЯ.

* * *

Моя душа больна дурной болезнью в нарывах стыдных локти и мой хранитель тоже: вошел вчера в сияющих одеждах сегодня ж угорел застылый Ступней в гаванне кожась!.. Чуть чуть дохну — и гибнут кволыя селенья От слова — целый город Идет чумазая чума!.. Но если выдержат черного гения навеки будут прочны — как мой фуфайки смех как любящих война!.. Нет отрадней встречи в полночь с любимым другом в столице нашей дружбы! сердце петлей веселья напугано забросим прямые маршруты! с ружьем и катУхой греми без конца ЗаварАх БРУЗДОВАНИЕ!..

Глухой. (рассеянный сдвиг)

Живууи… Живу у иностранцев говорящих на среднем языке а—ша—оАжд сижу близ кооперативной лавки. пропускаю, запАмятью запутавшись, обед… как больно вспоминаю твой глаз каждый…

* * *

По просьбе дам, хвостом помазав губы, я заговорил на свеже-рыбьем языке! Оцепенели мужья все от новых религий: КАРУБЫ СЕМЕЕ МИР, БЛИЖИ МОБЕ!.. задыхается от радости хвост рыбий.

* * *

Я пошел В ПАРОВУЮ ЛЮБИЛЬНЮ Где туго пахло накрахмаленным воротничком. Растянули меня на железном кружиле и стали возить голым ничком. Вскакивал я от каждого соприкосновения как будто жарко ляпали СВИНЦОВЫМ ВАРЕНИКОМ! кивнули — отрубили колени а голову заШили В ЮБКИ БАЛОН. · · · · · · и вот развесили сотню девушек ВЫБЕЛИТЬ ДО СЛЕЗ НА СОЛНЦЕПЕКЕ а в зубы мне дали обмызганный ремешок чтоб я держал его пока не женюсь на безбокой только что вытащенной ИЗ МАЛИНОВОГО варенья!..

* * *

Из нейтрального белого дегтя Я приготовил острейшее — СТРЕОЛИН! По два в день порошечка без запаха с этикеткой Багратион И будете вы НЕЗАРЖАВЛЕННЫЙ ВЕРЗИЛА Выскакивающий из каждого луснутого семечка как бринзавздор!..

* * *

Бак моего завинченного сердца наполнен вспыльчивым, как меняльная лавка бензином вот вот от понюшки Рапэ чихнет и взорвется — ЗАТРЕЩАТ ШИРОКОКОЛЕЙНЫХ БЕДЕР ДРЕЗИНЫ! все полетело капотом КУФЫРКАЯ в черный ров где зеленится Шахпамена на дне Поднимется труб и сиреннищ вой всклокочется перебильями стекол КОСУКИЙ ДЕНЬ…

* * *

КОМЕТА ЗАБИЛАСЬ ко мне ПОД ПОДУШКУ Жужжит и щекочет, целуя колючее ушко!..

Апокалипсис в русской литературе

Тема Апокалипсиса и Конца Мира не забыта и в наши дни.

И если из России ее повышибли, то заграницей наши апокалпптики еще мережковят, вопия, что в РСФСР появился Антихрист и «время близко» — будьте наготове; а в самой Европе Шпенглер запел о погибели «мира сего»: в современной Европе, дескать, только механическая культура — позитивизм и комфорт, а истинная культура — цивилизация — в душах тоскующих избранных натур! (Что из механического может вырасти духовное — итого они, на радость прошлякам, знать не желают!) Всю эту высокопарную кислятину русская литература твердила уже 100 лет! Обо всех этих твердежах и пойдет речь.

Чорт и речетворцы

русская литература до нас — футуристов — была спиритической и плаксиво — худосочной

она кружилась в колесе чорта —

поймать чорта, разоблачить, проклясть

или хоть уныло восхвалить!

спасти кого-то и провидеть полный и решительный конец мира сего!.. литература пропахла лампадным маслом, средневековьем и монахами…

любила она в «черством углу сидеть черные книги читать»

Ах, на волю бы! выше всех церквей и моргов моралина, туда, где колется разреженный воздух

и звякаютрули—аэро о черточки радио!

Развернуть пространства ось,

к хрусткому гому игоюк Зауми —

Зе-це-эй!..

а внизу черные монахи и езуиты ползают,

блох ловят…

как дети в сказке писатели-гувернеры заблудились в трех ангельсках волосиках на голове чорта и не побывав еще в странах слова как такового

были раздавлены клопом чортом…

· · · · · ·

не литература а общество спасения!

сами еще плохие пловцы бросились спасать всех

ибо близок конец миру

тому есть множество знамений

«и клялся Живущим во веки веков, который сотворил небо и все, что на нем, землю и все что на ней и море и все что в нем, что времени уже не будет»

кончилось для людей наслаждение драгоценными розами и вином, кончилась земля и горько-сладкие плоды ее, умерли листья и ресницы, отныне «огонь дым и сера» будут палить блудодействующих и чародействующих «от этих трех язв, от огня дыма и серы выходящих изо рта коней, умерла третья часть людей»

сперва не верилось, преступноватые смеялись и резвились не придавая значения топоту коней у которых головы львов.

но стоило только взглянуть на рты из которых выходил огонь дым и сера и услыхать как рыкает лев как семь громов проговорили голосами своими — чтобы в ужасе убежать от безделушек своих и невинных ребяческих забав.

нечто большее легкомыслия и забав взглянуло в лица их — это был конец мира.

это было царство сатаны блудницы папесоы и смерти пришедших в конец соблазнить и погубить людей.

те чьи числа 2, 40 и 200…

Пан-отец прищедщий из-за моря из турецкой земли недобро взглядывает, вынимает иэ-за пазухи черную воду и тянет ее.

и вызывает душу своей дочери казачки Катерины и говорит ей сотканной из инфернальных загробных лучей: полюби меня

но душа непреклонна.

(но — «полюбила я Мурина» говорит уже Катерина у Достоевского)

— Сатана сатана!.. — шепчет пан Данило…

недоброе творится в Украине.

чорт на немецких ножках украл месяц и стало в ночь под Рождество темно и ветрено и холодно.

и человек в восточном халате покупает душу художника,

и среди бела дня в упоительной Украине француз-свинья утаскивает прошение Ивана Ивановича,

и Хлестаков эга столичная штучка на немецких ножках во фраке врет про свое министерство и этим пускает туман глазам простых обитателей ждущих своей погибели…

везде оборотни слухи вертится черт и влезет то в свинью то в пирог то в мелкого чиновника лгуна и сплетника.

Маленький гаденький черный, Кажется взял бы и пальцем раздавил. Не черт а блоха и никак ее не словишь

и хочет Гоголь ударит по струнам людских душ с «не ведомою силой»…

Какой поход на блоху! она радуется и смеется — разве так ловят блох? втихомолку потихоньку ловким и быстрым движением — и вот ее нет!

Но человек в бреду и ужасе не замечает что имеет дело с простой блохой. Она принимает невероятные размеры и формы ее странно дрожат и меняются: по виду это саранча ростом с коня и волосы у ней, как волосы у женщин, а зубы были как у львов. Тем то и страшна блоха что она маленькая а человек в жару и бреду никак не может быстро повернуть рукой и прихлопнуть ее. и. давит его блоха.

на ней были брони как бы брони железные а шум от крыльев ее, как стук от колесниц когда множество коней бежит на войну, вытянув морды…

· · · · · ·

Милая благоуханная упоительная Украина во власти блохи саранк, неверных срацин. И гибнут славные верные сыны Украины: и полковник Тарас и его сын лыцарь Остап

Погибло славное казачество!

И только Гершка худой и длинный как оглобля гримасничает и бегает заплетываясь йогами в длинном кафтане своем и разсказывает и своим и полякам о погибели казаков

возненавидел Гоголь торгашей и особенно «Петровскую Россию» полонивших его Украину и отомстил России «страшной местью» и дьяволским смехом и заколдованным смехом высмеял ее и изобразил на лице ея гримасу страшного колдуна и сам испугался своего смеха

«Смотри — указал ему схимник — буквы твоих книг наполнились кровью»

и убежал от людей колдун, ни пост ни покояния не помогли ему…

Колдун сам превратился в блоху и скрылся от бас в необычайном прыжке

· · · · · ·

Но не все же торжествовать блохе не все шуметь саранче: она все с'ела что было на земле и оставив ее голой пустынной и безлюдной должна умереть и сама.

вот когда настанет ее погибель!

И ничего во всей вселенной благословить он не хотел

во всей вселенной! в серый пепел пустыни обратилась земля и саранча распустив свои крылья с шумом железной колесницы смерти полетела над землей, оплевывая ее в последний,

и пролетая (через годы и годы) над испепеленными угасшими горами Кавказа саранча заметила среди развалин какую то зелень

и забилось ее сердце насекомого, давно уж не видала она никакой травки никакого листочка и позабыла как то о своем царственном брюхе, а оно как истомившийся Навуходоносор жаждало салата.

и воспела саранча хвалу создателю позаботившемуся о ел брюхе как большой жабы проглотившей вола, и сказала саранча травке:

клянусь я первым днем творенья клянусь его последним днем · · · · · · тебя я вольный сын эфира воЬьму в надзвездные края и будешь ты царицей мира подруга верная моя…

скромная травка слушала

она была так прекрасна среди диких скал и пепла. Когда то вся земля была покрыта безвкусной травой — тогда дикая красавица затерялась среди возов подруг но теперь

нет, ни единый царь земли не целовал такого ока…

и саранча с'ела травку, последнюю единственную в сем мире и потом сдохла и сама

Так всеобщею погибелью закончилась борьба земли и блохи-саранчи.

и еще какой молодой земли —

Я начал рано кончу рано…

как не оплачивать такую судьбу?!

она же была прообразом (хотя по страннисти случившимся позже) гибели другого такого юнаго и прекрасного агнца (Пушкина).

и появился на земле пес

верный страж человека и его жилища и вступил в борьбу со скорпионом — хвостом саранчи.

земля имела в это время вид фантастический.

был например Петербург (про другие города не было слышно) но был он призрачный: проснешься и Петербург провалится в болото.

Это был не город а только болотное испарение и имел он вкус хинина…

и все время лихорадило в нем.

но пес не испугался. больной в лихорадке и бледный вступил он в последнюю борьбу со скорпионом

«Оно было в роде скорпиона но не скорпион, а гаже и гораздо ужаснее и кажется именно тем что таких животных, в природе нет и что оно нарочно у меня явилось и что в этом самом заключается будто бы какая-то тайна. Я его очень хорошо разглядел: оно коричневое и скорлупчатое, пресмыкающийся гад длиной вершка в четыре, у головы толщиной в два пальца, к хвосту постепенно тоньше, так что самый кончик хвоста не больше десятой доли вершка.

мать кликнула Норму, нашу собаку — стройный тернеф-черный и лохматый умерла пять лет тому назад, она бросилась в комнату и стала над гадиной как вкопанная. остановился и гад но все еще извиваясь и пощелкивая по полу концами лап и хвоста. Животные не могут чувствовать мистического испуга если не ошибаюсь но в эту минуту мне показалось что в испуге Нормы было что-то как будто очень необыкновенное, как будто тоже почти мистическое и что она стало быть тоже предчувствует как и я что в звере заключается что то роковое и какая то тайна… вдруг она медленно оскалила свои страшные зубы открыла всю свою огромную красою пасть и приноровилась изловчилась решилась и вдруг схватила гада зубами.

скорлупа затрещала на ей зубах…

вдруг Норма жалобно вдвигнула; гадина таки успела ужалить ей язык. 'с визгом и воем она раскрыла от боли рот…»

мерзкое насекомое больно ужалило пса в язык.

(Норма — закон, принявший образ оперной героини, и паук).

как с больным языком бороться с проклятым скорпионом?

Апокалипсис:

«у ней (саранчи) были хвосты как у скорпионов и в хвостах ея были жала

и дано ей не убивагь людей а только мучить…

и мучение от нея подобно мучению от скорпиона когда ужалит человека»

Припадочные, больные ужаленные проходят люди у Достоевского и ближние со смущением прошмыгивают мимо — ужаленные обречены, они уж не от мира сего. и горе ужаленному — на земле ему нет места: днем и ночью воет пес мучая себя и других…

о еслибы снова найти живую плоть и воплотиться! Хоть в осла! хоть в купчиху семипудовую! — Я ослу завидую! — («Идиот»)

да в семипудовую и лучше всего—сколько в ней плоти! в бане бы попариться

«баня все поправит» — недаром говорит народ.

Смотрите как славно парится Исайка — этот представитель вечно живучего племени! каторжане и те парятся.

не жизнь им — а баня!

и когда они парятся то забывают, что на них клеймо. они тоже люди, купчихи семипудовые!

а ужаленный бежит прочь неистово крича, издавая нечеловеческие ослиные звуки… и бежит в истопленную сырую баню с плесенью и пауками по углам — вот она вечность — его вечность его смерть! Ужасная вечность… Плохая бесконечность… с радостью пробежал бы он еще квадриллион квадриллионов лишь найти покой — но напрасно этому не бывать земля убегает из-под ног и «осанна» крикнуть не придется несмотря на все желание

Может и желание смешное и глупое — но кто же осудит ужаленного! не ближние же!

те бегут от ужаленного дабы не чувствовать своего безсилия. Можно любить человечество и и человека, отвлеченного, издали, человека мертвого, но когда пред тобою беснующийся, умирающий — что сделаешь?

Расстрелять как Пушкина,

как Лермонтова,

как взбесившуюся собаку!

Здесь может помочь только чудо, только Один которому все повинуется и перед кротостью Которого смиряются бесноватые, но люди тут безсильны и проклиная всех убегает ужаленный. О, еслибы ему встретился хрустальный дворец где пирует самодовольное благополучное человечество (в некоторых сказках об этом разсказывается) с каким наслаждением он пихнулбы его, опрокинул, растоптал. Так сладко помучить, тогда и свои муки были бы в радость все тогда было бы иначе…

и бежит ужаленный ехидною и видит уже «стеклянное море смешанное с огнем и победившие зверя и образ его… стоят на этом стеклянном море держа гусли…» предсмертная усталость и сладость одолевают измученного и грезятся райские сады и слышны гусли и всепрощающий готовится он умереть…

«В любви все сольются» — но когда?

Неужели Катерина — мировая душа — полюбит навсегда Мурина? а полюбив — все примет?

Нет, нет—

«смирись, гордый человек!..»

но ближние не знают не верят и боятся подойти к нему…

ибо не было меры и числа в движениях его и словах, и в его чрезмерном умилении люди чуяли неладное.

это быд ехидный выходец из иного мира, гдй человеку трудно дышать — не хватает вовдуха…

в такой утонченный болезненно сонный мир ехал пред смертью и Тургенев: сны виденья сладость инфернального существования, безплотного и неземного наполняет его мало понятные современникам повести последних лет…

Но появились Успенский Решетников Короленко и Горький.

и пришли люди от земли пришли мужички в русскую пустыню со своими «типами» и посмотрели: сколько нечисти развелось там. это надо вывести а то «ен закуса'т» — решили мужички миром и скопом принялись за скопское дело — ловить блох собирать саранчу в дырявое решето

неуклюже допотопными способами решили исправить мир. Но удивлялись: ен прыткий никак в руку не дается. пробовали к старухе колдунье обратиться — тоже дело не ладилось и сочилась их совесть дырявым решетом… Плюнули мужички и решили так жить небось всех не с'ест— об'естся! свернулись мужички калачиком да так на голой земле и улеглись и храп пошел такой что по всей планиде загудело.

· · · · · ·

жил неподалеку один чувствительный барин и такой был аккуратный — чуть где увидит пылинку или блошку — крик на весь мир подымет:

Как можно чтоб я спокойно сидел и кушал когда такая нечистота!

скорей созвать собрание! всех артистов инженеров адвокатов пусть ловят блоху,

пусть вычистят все до последной пылинки ибо так жить нельзя!

Смеялись мужички: барское дело!

Не понимали спокойные люди о чем кричит его сиятельство

грязь, везде грязь везде блохи! — вопил между тем неженка — ваша культура и ваши науки это грязь! и ваша любовь и ваша жизнь и все! как вы можете жить, если все это замечаете?.. почему вы не мучаетесь?..

и стал неженка искать себе на земле места.

куда не заглянет — везде плохо.

Вы что тут делаете? — спросит у солидных господ

— Развратничаем!

— а эти что делают?

— Комедию ломают дурака представляют ваше сияство!

— а эти что делают?

— микробу этакую в мелкоскоп от вши взяли…

Так жить нельзя вскричал длинобородый граф сколько еще на свете живых блох и вредной саранчи а эти чем занимаются!?! Бросьте все, учитесь блохобойству! а? — гроано переспросил граф. И взяв посох и гневно оглядываясь ушел к мужичкам

— что вы милые делаете?

— так что оченно трудимся

— а что блошка какая нибудь там не мешает вам?

— Какая там блошка тут шилом не продерешь кожи — она шлифованная!

— вот это люди! подумал граф — вот где жить можно! все у них чисто, светло

Примите и меня в артель хочу тоже потрудиться

— что же становись каши небось ваше благородие много не с'ест? она у нас без масла!..

Так боровшийся всю жизнь с блохою кончил непротивлением ей!.,

а у мужичков так и застряло во ртах:

на чаек бы с ихней милости!

· · · · · ·

но тут вынурнул зверь из морской бездны с лицом моржа и черным голосом вскричал:

отныне царство блох наступило…

она сидит на троне…

а блоха недотыканная положив руки на ручки кресел говорила:

я вам внимаю мои дети воссев на отческий престол душ скольких мне услышать Нети позволит подданных глагол

«чур чур чурашки буки букашки веди таракашки» шептал Салогуб и потом гнусаво запел о смерти

золотой дракон развернулся и спустился с неба чтобы одеть ему на голову горшок бывший в употреблении.

«Торжественность момента» нарушил пискливый голос Мережковского увешанного куклами старинными гравюрами и картинами:

«дьявола продаю! за копейку чертик Гоголя, за ½ копейки сверхчеловек Лермонтова! Мистический сферический… Подходите, богомольчики, кликушечки, блохоборчики!..»

Кузьмин Бальмонт и Брюсов следуя обычаю мух деловито оставляли жирные следы на всех старинных изображениях героев древности…

разбуженная саранча сонно схватила Салогуба и пожевав губами изблевала его и вышел он из ее рта сморщенным рыхлым и бритым.

и стал он отфыркиваться:

мечты—обман и сон!

и закартавил триолеты земле.

Блох с Белым положили головы своя и плакали, а Мережковский укорял их:

продали революцию черту,

он нацустил на вас Цусиму и Порт-Атур, он с'ел ваш театр и башмаки, культуру и семью… кто с'ел ваш ужин?! ха-ха-ха!

3. Гиппиус скрипуче подхихикивала.

как будто в стороне от всех сидел меленький чех (Чехов) так любивший рыбную ловлю и думавший выудить всех чертей из российского болота…

· · · · · ·

Чорт! — кто-то закричал сбоку — сам черт! берегитесь, — А-н-а-т-е-м-а!

а насмешливый голос отвечал ему:

— не страшно! —

и в самом деле никакого черта не было и неудачный пастух Андреев так и остался лгуном.

чтобы утешить его хоть несколько А. Ремизов надул игрушечного чертика украденного на «вербе» и тот запищал вздрогнул и вытянулся.

Так кончился черт у русской литературы а с ним и сами литераторы оплакивающие его как безутешные вдовы

· · · · · ·

на смену русским литераторам пришли речетворцы — баячи будетляне — и сразу превратили черта в дворника

черти ля страшны будетлянину? как господин нисходит в ад — и там смятение, подземные в ватруднении: -

их палец тщился начертать мои земные пять имен но легче коготь поломать чем отгадать как я клеймен Огонь и муки мне нипочем и стиснув зубы хулу шепчу под тонким жалящим бичем смелюсь тихонько палачу и бес стал пятиться невольно заметив что глумлюсь шепнул себя щипая больно тебе я предаюсь… (а крученых «полуживой»)

не случайно в литературе до нас разлито адское сладострастие (негр Пушкин, мрачный корнет Лермонтов, тайный огонь Гоголя и т. д.)

Достоевский пес но он же и сладострастное насекомое! и восхвалявший беса Ф. Сологуб воспел в последний и грязное извращенное сладострастие (таков же А. Ремизов — насекомое)

но у писателей до нас и сладострастие ненастоящее. у них не есть а лишь хочу.

уж подлинно «символизм»

с победой над адом покоряется и украшение его: любовь-сладострастие

Тебе навеки я отдадена вияся ведьма изрекла и ветр и зверь и дева-гадина касались моего чела («Полуживой»)

Рисунок Н. Нагорской

И шалунья слава и богатства этого мира стали иными — стали пустым местом

меня венчали черным знаком и уксус лили на язык. копьем украсили и паки вознесся дикий крик («Полуживой»)

ненадежен и сам ад. ему так легко погибнуть в своем коренном сладострастии — муки и случая.

Гибель страстно играющего в карты подземелья мы видим с ясностью:

…и скука тяжко нависая глаза разрежет до конца все мечут банк и загибая забыли путь ловца · · · · · · все скука угнетает и грешникам смешно дрова в камине угасают и занавешено окно («Игра в аду» Крученых-Хлебников)

указав на этот конец конца, баячи будетляне в своем тверчестве уже исходят от других вещей целей и замыслов.

мы даем новое искусство —

без моралина

и без чертяковщины!..

А. Крученых.

1913–1922 г

Сонные свистуны

Тайные пороки академиков

Случай-игра тормошат запуганного человека, жажда наживы стерла все лица как рельсы трамвая. Бенц и 16 дюймов кажутся новее и одушевленнее —

Только они!..

а в уголках пришепетывают:

— «Князь мира сего» овладел землею — надо спасать свою душу!

Уйти из города в леса символов и шептать дарогия имена, смести великую грязь нахлынувшей злобы и скользить в лодке гордого одиночества…

Злоба дня — что может быть мудрее этого слова? все однодневное не вечное — зло»…

Только, — ядовитая муха толпы не превратится-ли в скоропиона безлюдья?

Уже уходили в пустыни горевшие тоской от современности и пошлости — попытки не новыя — еще старее результаты!..

· · · · · ·

В нашей литературе уход явно обозначился с «Демона».

Это он мурлыкал и якал (хотя воображал что плачет и проклинает):

я к одиночеству привык я б не умел ужиться с другом

и на другой лад:

если счастьем дорожил ты то зачем его делил ты для чего не жил в пустыне?.. (демон—дорожилда!)

Надо быть гордым и независимым—так гнусавит и прокаженный бес символитик:

свобода только в одиночестве какое рабство быть вдвоем! (Федор Сологуб)

«Эзго нектар отчаяния… искристая нега жестокости и борьба за божественную власть> —так захлебываясь уверяет критик (Закржевский «Лермонтов и современность»).

Покричат: отчаянье! отчаянье — и хорошо им делается как от перекормленного самолюбия!

И носятся со своими страданиями и душею, как барышни с утюгами причесок… Только порою в пустыне как то не уютно:

нельзя ни плакать ни мшиться отчаяние отчаяние… · · · · · · пугает кто-то мукой ада… (3. Гиппиус)

а хоровод бросает в эти слова беспутный мяч:

ой дид ладо ой дид ладо!..

Смертельному отчаянью мешают то ад то гармошка!.. не сумел победить современность не мог жить с другим, вдвоем, но еще хуже пожил в одиночку —

куда пойти?

думал было один мужиком стать — но это грубо и трудно…

Чем бы жизнь онездешить?

помадные барышни? или гордые светские красавицы?

но с ними тоже тяжело, слабенький человек от них и в пустыню убежал!

«Все это так реально»!

Надо преобразить жизнь мечтой, кстати и обстановочка науськивающая:

в ночной пустыне только холодные, вечно недоступные звезды да морская вода ласкающая как мертвая рука —

мои мечты—жемчужный водомет средь лунных снов… (А. Белый)

любят уединенные и студенный ручей, уснувшие водоемы, вечерние парки под серой вуалью и застывшие точно из слоновой кости здания (картинки и стишки Борисова-Мусатова, симфонии А. Белого, стихи Кузьмина о старине и проч.).

Или шелестящие камыши

«гнездятся там гады там змеи шипят»

и посреди них — русалка у которой глаза — тоскующие цветы…

если трудно мне жить если тяжко дышать я в пустыню уйду о тебе помечтать (Ф. Сологуб)

«грехами молодости» пахнет, а он воображает — стихи…

Совсем холодными да одинокими не могут быть и в пустыне, а сгореть бояться (таково напр. признание Гоголя, А. Белого и др.).

И вот приходится мечтать

или другими словами:

не любовь а влюбленность, допускающая лишь поцелуй — как поучает хлопотливая Гиппиус…

И теплится — неугасимый огонь в келии пустынника

И переблсскивают глаза величиной в серебряный рубль — почему именно этот размер? —

И дева о которой мечтают — это конечно не ощутимо — грубая барышня или дешевая цыганка, а потустороннее, ангельское сословие —

закрывая глаза я целую тебя— бестелесен и тих поцелуй ты глядишь и молчишь не губя не любя в колыханьи тумана и струй. — Я плыву на ладье — и луна надо мной  подымает печальный свой лик я плыву по реке — и поник над рекой  опечаленный чем-то тростник… (Ф. Сологуб)

«тихою будь».. ты молчишь не любя… в любви этих мечтателей должна быть безнадежность и недоступность—

пускай могильною землею  засыпан я моя любовь всегда с тобою… (Лермонтов)

из могилы голос этих мертвецов… и та, о которой мечтают, не женщина хотя как бы и женщина, с телом русалки, что бело как светящийся фарфор не покрытый глазурью, и глазами полными лазурного огня. или как говорит современный пустынник о своей недоступной даме:

и перья страуса склоненные в моем качаются мозгу и очи синие бездонные цветут на дальнем берегу (А. Блок)

кто-то всерьез назвал этого мечтателя певцом Невского, а его «прекрасную незнакомку» — женщиной с Невского — мы думаем что даже для последней это обидно…

Рыцарь незнакомки сделал прозрачной тайну одиночества Владимира Соловьева

(как опасно иметь преданных учеников!)

В. Соловьев, идя от Лермонтова, взял одну часть его творчества, но самую сокровенную и развил ее в пространных трудах и стихах.

и если в последних не был велик, зато целен и типичен.

От него уже «вечная женственность» пошла по русской литературе как знамя «истины добра и красоты» «Вечно женственная бесплотная жена еще — девочка с лазурными очами» (опять!) — вот она мистическая лилия всех телесных и духовных одиночек и гордых недоносков, экстазных воздыхателей и шептунов, бездельников и трусов с высохшими ножками, декадентов и символистов, сделавших «этот мир» бесплотным во имя своей хромающей плоти —

мне нужно того, чего нет на свете  чего нет на свете… (3. Гиппиус)

Где они встретятся со своей прекрасной дамой — на звезде Манр или Ойле — стране мечты и сна, — на водопаде Имагре или в Египте сохранившем еще древние пустыни, бедуинов и страусов — все равно — обстановка равно задумчивая и уединяющая —

взрывая возмутишь ключи — питайся ими и молчи… (Ф. Тютчев) «Все великое свершается в тиши»

Приемный сын Сологуба — П. Северянин разоблачает отца:

мы выключили электричество  луна в стекле и Ваше светлое владычество  моя Ойле. дымится снег голубо-фьолевый  в снегу — шалэ «благоговея друг оголивай  свою Ойле»…

Такова далекая «звиздочка» и мистерия ночи.

Ну а если не найдут удобного тихого местечка если везде подсматривают злые люди и вещи (тучка в мягкой обуви, подымающаяся торчком улица, заговорный нож вилка и карты) то можно все это надуть — уединиться при всех, впасть в транс от одного вздоха и тогда не только на мосту но и на Невском и в кабаке среди лакеев и пьяниц появится она с загадочной улыбкой как будто строгая с длинной и узкой рукой —

вот оно счастье, блаженство неземное!

и когда я в небесном в тоске замираю хозяйка с улыбкой предлагает мне чаю!..

Зерцог (театр)

Пьесы наших одиночек строятся по естественному шаблону: сперва хныканье, вздыхание и шепот, чарованье глазами сомнабул и змей, очами смотрящими по ту сторону жизни

это томление разрешается экстазом — мгновением утонченного счастья «небесной муки» — и опять тишина и забвение

с-смерть —

от шепота к смертному храпу от голубых глаз величиной в рубль до медного пятака на глазах

и от пуховиков счастья до подушек

гроба —

таков путь Саломеи, пьес Блока, Метерлинка и др.

Молодого сирийца предупреждают: не смотри так на луну, не смотри так долго на царевну — а то случится несчастье!

но тот конечно не слушает ибо «царевна бледна… она как голубка, которая заблудилась… она как нарцис колеблемый ветром…»

(не оттого ли и у женщин Достоевского великое страдание в глазах и оне так бледны?.. Настасья Филипповна и Саломея!)

Луна как женщина и женщина как больная луна

и в воздухе реяние крыл смерти а все облиты томящим светом тоскующей Селены

танцует девственная Саломея-Селена и мутнеют глаза солдат, Нарработа и Ирода

все заражены томностью танцующей луны но и сама Селена заражена — она покойник и она же гробница она как слепая или парализованная смотрит только в одну сторону шаг за шагом подвигаясь туда она тоже смотрит на белое, как лоно луны, когда она покоится на лоне моря, тело Иоканаана

и шепчет:

«твои волосы похожи на гроздья черного винограда, что висят в виноградниках Эдома в стране эдомитов… нет твои волосы ужасны… точно узел черных змей, которые вьются вокруг твоей шеи»… и наконец:

— нет ничего краснее твоего рта… дай мне поцеловать твой рот. —

только поцеловать! но томность ее ядовита и смертельна для обоих; луна стала красной как кровь, Саломея целует губы, как края обнаженной раны, но уже мертвые — живых ей никогда не поцеловать — и поцеловав умирает сама — иначе не могло быть — необычайная сила томления рождает такую смерть…

«О. Уайльд был женщиной в теле мужчины» (К. Чуковский) — потому так понятны ему были именно такие переживания, не осуществление, а только желание мечта парадокс…

В то время как санинец заметит прежде всего упругие груди и колыхающиеся как у молодой кобылы бедра, а по другому даже мотор «как жеребец заржал», у мечтающих на первом плане бледные ноги, длинные руки, бездонные глаза и мечтательные губы…

· · · · · ·

У Метерлинка также женщина еще пугливый ребенок (Пелеас и Мелизанда) а юноша как красная девушка и говорят они о чем-то для них тайном, шепотные слова откуда то, за третьей дверью — и все же их подслушивают, и когда они поцелуют друг друга — то умрут…

Простые вещи у Метерлинка одухотворяются ибо они должны быть томными, должны одухотворить закачать и вызвать экстаз..»

Простое слово повторят 100 раз под ряд фантазия убогая словарь ничтожный и вот — извиваются изламываются — все сделают чтобы преобразить мир по своему вызвать чудо — ибо их жизнь должна быть напряженной и во что бы то ни стало — красивой! в этом смысл их жизни!

· · · · · ·

В «Саломее» и пьесах Метерлинка — прообразы Блока и др, символистов. «Те писатели — наши! У нас две родины»…

У А. Блока в «Балаганчике» от невесты к смерти даже перехода нет — это одно и то же и заведуют всем этим — мистики (думаем что тут небольшая ошибка в слове)…

В «Незнакомке» вздыхает семинарист (сцена в кабаке): и танцевала она, милый друг ты мой, как небесное создание.

— Эка эка Васинька-то наш размечтался заалел как маков цвет! А что она тебе за любовь-то? За любовь-то что? а?..

— Так бы вот взял ее и унес бы от нескромных взоров и на улице плясала бы она передо мной на белом снегу как птица летала бы. И откуда мои крылья взялись — сам бы полетел бы за ней над белыми снегами…

Это те же самые белые голуби Саломеи — образ невинности!

Но семинарист не одинок в своем одиночестве — все вздыхают по Незнакомке — и юный поэт и старый звездочет и даже светские дамы!..

и вот среди излияний этих верных сердец раздается зловещее —

    б р и!

и «все вертится кажется перевернется сейчас. Корабли на обоях плывут вспенивая голубые воды. Одну минуту кажется что все стоит вверх ногами». Такова ремарка; а ведь кажется простое словечко вроде три бери и ничего страшного и грозного в нем нет.

Но если вы внюхаетесь в него — то вас сразу ушибет особый острый запах и озарит.

Так вот что значит бри и почему он повис тут в воздухе!..

«Бри-бри» шепчет буржуазка своему мужу в припадке игривой грациозности» (Достоевский) «Брекекекс» — отвечает он…

Философская тройца

Ницше, как амазонка, не мог найти достойной пары и вечно-женствейное ему заменила мудрость.

«Мудрость есть женщина — признался базельский отшельник — я хотел бы иметь от нее ребенка».

И так много лет он наслаждался своею мудростью и одиночеством.

И, как поэт, воспел божество весело танцующее на острых ледяных вершинах. Он был поэтом но полюбил отвлеченную мудрость потому что любил одиночество, и бежал от книги (трижды опостылевшей) хотя весь был пропитан ею даже больше, чем одиночеством.

Это был демон дерзкий до головокружения и утешало его лишь одно — божество сотканное из электрических да и нет, легконогое с воздушным станом, предчувствие босоножек Дункан, воплощение танцующей Саломеи —

«я изобрел смех!..

выше выше подымайте свои ноги!»

И снова тоже: ужас ссоры одинокого со всеми и сладкий мир и мир в границах я.

Философские умы издревле были одиноки — и тень Ницше Канта и Шопенгауэра решительно бы потеряла свое значение без одиночества.

Вяч. Иванов и Вл. Эрн в публичных лекциях не раз указывали, что Кант в своем феноменализме — евнух, а его категорич. императив бездейственный, старо-девственный.

Феноменализм — гносеологическое, мировое одиночество.

Но все же тайное умиление не покидало Кенигсбергского китайца, как страус зарывшегося в небесных песках.

А кто знает какие неизъяснимые радости переживал Шопенгауэр любуясь созданной им картинрй великой гибели мира, тот поймет многое!

И череп Канта суровые брови Шопенгауэра и холодные вершины Ницше странно сливаются в одно дополняют друг друга и образуют легкий хоровод пляшущих туманных божеств у которых легкомысленны только ноги!..

И никакие весомые девушки лежавшие по бокам и согревавшие старость Шопенгауэра не могли соперничать с ними!.,

Биография луны

Луна древняя очарователышца, светившая Парису при похищении Елоны и делавшая томными наших бабушек с томиком Тургенева — ее не могли забыть новые воздыхатели!

1000 веков поэзии смотрит на нас с луны!

Вот извечный предмет для мечтателей, тоскующих одиночек, безнадежно влюбленных, вот их голубая голая роза!

Старая лгунья обмани их!

И она посмеялась над ними как никогда!

Ибо не было еще таких томных и млеющих людей.

Ибо появились декаденты с водными ногами, люди — мировые проросли со дна морей, и Петроградских болот, холодные инкубы и русалки, одинокие девственницы и вечные мертвецы с неподвижным, лежачим смеющимся взглядом на холодном лице

И начали скопом вздыхать на луну — да, конечно, но до боли в горле, до хрипоты, насморка и слез, до потери сознания…

Братья! сестры! войте, лайте на луну!.. (Ф. Сологуб)

Или в другом месте:

…Ты не поймешь, что живу не напрасно, Что мой подвиг собачий чего-нибудь стоит Ведь в полночь никто так печально и страстно Как я, на луну не завоет… Март 1914 года. (Ф. Сологуб)

Недаром в некоторых губерниях сологубить и значит заниматься самоблудством!

Любовь и томление до боли, до мучительного завывания псов, до садизма — чтоб не вздыхали больше! Схватит башмак или шапку (Гамсун, Кузмин) жует, целует ее и воет. И тогда случилось нечто необычайное и невиданное — чистый молочный лик Дианы, такой круглый и сияющий, добрый и понятный — сморщился, скис и почернел!

спеленат лежу покорный лежу я очень давно, а месяц черный причерный глядит на меня в окно. (3. Гиппиус)

Конечно от болезни почернела и скорячилась!

молода и прекрасна безнадежно больна смотрит на землю ясно и бесстрастно луна. (Ф. Сологуб)

Дни ея сочтены и вот свершилось

вышла книга будетлян: «дохлая луна»,

где поется о жалкой безкровной вше ползующей по истасканной подкладке небес —

но и это в последний раз!

Луна подохла—

и отныне забракована и выброшена из обихода поэзии как ненужная вещь, как стертая зубная щетка!

Ле-люнь, слюнь, плюнь

Тель (але стиль) литераторов

Сонный свист!

однообразный, тонкий засасывающий, царство об'ятое конвульсиями сна — спят сморщенные лбы щеки и волосы спят полинявшие деревья, птица вздрагивая одной ногой повисла в воздухе…

в пустыне улиц подымается дымок ветра и пронизывает свистом уши с одного конца земли до другого… металлические вещи покрылись ржавчиной,

швист швист — кричат двери, но их никто не слышит

люди разучились говорить и только по вечерам со она свистят и енятся и някают—

в тоске безумных сожалений к ея ногам упал Евгений она вздохнула и молчит и на Онегина гладит без удивления без гнева… его больной угасший взор молящий вид немой укор — ей внятно все.

вот только и слышно гнусавое ени-ани да пронизывающее уши: с-с-с.

Онегин добрый мой приятель родился на брегах Невы где может быть родились вы или блистали мой читатель… С своей супругою дородной приехал толстый Пустяков… Скотинины, чета седая, с детьми всех возрастов, считая…

— с-с-с, ся, тся…

поэты бегут глагольных рифм потому что они очень доступны и потому что переполняют стих разными: ел… те… ся… тся… но Пушкин перенес это внутрь и простору для ся тся стало больше!

всего «Евгения Онегина» можно выразить в двух строчках:

ени — вони си-е — тся

Сонный свист торжествует!

Слякость ползет!

но бедные читатель уже в школе так напуган Пушкиным что и пикнуть не смеет и до наших дней «тайна Пушкина» оставалась под горчишником!

вот еще пример:

От Триумфальных ворот прачешная

счет г-ну Крысюну:

2 нижний юбки — 60 к.

2 крыхма рубахи — 20

5 воротничков — 30

2 пары манжет — 20

3 навлычки — 9

1 куфайка — 5

если сравнить эти строки с 8-ю строчками из «Онегина» —

в тоске безумных сожалений и т. д.

то окажется: стиль их выше Пушкинского! в самом деле: на восьми строчках счета мы видим такия редкия и звучные буквы русичей: ы, щ, кры, ф, ю, ж… (и так редки оне в романе) вообще тут больше звуков чем у Пушкина и нет ния-ния, ся-ся, те-те и пр.

Тут видим и цифры — что дает зрительное разнообразие.

И если стиль писателя определяется количеством слов то должен мериться и количеством букв — буква то же слово (звук форма и образ). Жидок Пушкин — но таков Лермонтов и все реалисты и символисты:

и звуков небес заменить не могли ей скучные песни земли…

или:

…бестелесен итих поцелуй (Ф. Сологуб)

— та же околесица и слякотца.

вечная женственность ныне в теле нетленном на землю идет… (В. Соловьев)

Тошно жить тошно дышать среди этого сопения и сипения.

а они еще поддают: завели аллитерацию чтоб в каждом слове вы уже обязательно встречали какую-нибудь милую парочку

пе-пе-пе

пи-пи-пи

се-се-се

ня-ня-ня

и т. д.

а если даже и звучная буква то будучи повторена 20 раз подряд она становится надоедливой и глухой

символисты знали аллитерацию но неведома им алфавитация.

В их поэзии (да и в мировой) преимущественно сонный ритм салонного танца (раз два три) ритм любви или крепко спящего человека…

любите любите любите любите безумно любите любите любовь

Может ли быть что нибудь мертвее и однообразнее?

тише тише засыпаю не буди меня —

говоря словами самого Бальмонта, или

храпите, храните, храпите…

Даже у итальянцев: фара фара фа.

рата рата та · · · · · ·

Не было ни одного стиха подобного лихой рубке подобного будетлянскому:

дыр бул щыл убещур скум вы со бу р л эз («Помада»)

Или еще чистый спондей:

зю| цю| э| спрум| («Возропщем»)

Потому мы и говорим что мы единственные в мире живые люди.

У нас поэзия — внезапница, у них выдохшаяся — запница!

Но… разве мертвецки спящие слышат?…

Разсматривать ли наших поэтов со стороны их идей или с чисто словесной — приходим к одному выводу!

Уже указано почему луна умерла, но была и чисто техническая причина: раньше был месяц — золотое сомбреро и луна серебрянная раковина или чудная прелестная, гордое чело богини и т, д.

Потом стала медной, а ночь железной.

По наконец стало дурным тоном говорить о ней в таком тоне и вот читаем: месяц корявый черный (т. е. деревянный), луна как мочевой пузырь (Лафорг) наконец больная и дохлая.

Если эпитеты первого рода уже умерли то второго сразу стремятся туда же! Нехорошо говорят о луне, но тоже о солнце о звездах наконец о всей природе, а в том числе и человеке — все эпитеты умерли.

Когда заметили что они не тверды в ногах пробовали их ставить на голову или на ходули, чтоб не быть смешными сами делали смешное — но это явные признаки конца!

луна пришла на ходулях (Саконская)

Хлебников пишет про улицу:

и из чугунного окурка твои Чайковский и мазурка — («Изборник»)

Но что означают эти окурки: патроны пули шрапнель и как их представлять — трудно догадаться.

И у других:

заштопайте мне душу… женщины вы смотрите устрицами из раковин вещей… спокойный душу на блюде несу (Маяковский)

Говорят что поэт Батюшков сойдя с ума произносил такия фразы.

Эпитеты трещат и кувыркаются везде.

(Так писал я в 1915 г. (первое изд. «Тайных пороков академиков») о метафоризме вообще и о Маяковском в частности, а вот в 1922 г. он сам привнается:

  Где еще — разве что в Туле? — позволительно становиться на поэтические ходули?!)

Прежде в Серпуховском уезде пели:

глаза вы карие большие очаровали вы меня,

а теперь

глаза вы как автомобили очаровали вы меня!..

Литература лубок и сумасшедший дом подают друг

другу руки!

Но подохли не одни эпитеты, а все слова и крайне чуткий к ним Хлебников уже вместо луна пишет леуна, вместо ночь — ночерь, вмести авиатор-рша, — льтец, — льтица и даже целые стихи:

о — день и дзень и динь! нуочь и ночь и ничь всеобщего единства! («Изборник»)

Но конечно неологизм на всегда понятен и напр. Брюсов нашел чло дебошь Хлебникова не хорош ибо похож на французское слово, а оказывается что надо читать его дебошь (от дебелый)

то же с рифмой: она теперь нопонятна изломана и нелепа:

через резче

или

корова театр (ор-ар)

Поэзия зашла в тупик — и это не выдумка злых будетлян!

Возьмем № журнала за 1915 г. изд Суворина и там прочтем:

Хотят зарешить тебя, Русская земля, хотят выкопать глаза твои кроткие. Полая ты стоишь, запростали место изменою…

Недолукий, шохом, скрывающийся от опасности, с сердцем, как черствая коковка, ноброжье безчастное, русский невер… чернядь безпрокая, колотырчики… и т. д.

(А. Ремизов) О, отрочий, буявый зык!   — О, бледный птич!   О, падь оклич!— Плачует дале девий кличь. (М. Кузмин «Эхо» 1921 г)

Наполовину непонятные современному читателю слова и, кстати, бездарный грабеж у Хлебникова!

Неологизмов, непонятных, темных неправильных и спорных выражений и слов полно у современной литературы — их много у Ф. Сологуба и Бальмонта, у 3. Гипиус и С. Городецкого (см. мою «сдвигогологию русского стиха»)

у Брюсова и Северянина их накопилась тикая тьма что пришлось выписывать в об'емистый том (А. Шемшурин «Футуризм в стихах Брюсова»).

Мы имеем таким образом не личную злую выдумку, не случай и не сумасшествие, — нет это просто современный уклон.

Человек уже видит что бывшие до него слова умерли и пытается подновить вывернуть на изнанку, положить заплатку — чтобы выглядеть богато и нарядно…

Нет, будем откровенны и лучше останемся в одном нижнем чем бродить по Невскому в заплатанном Тришкой кафтане!..

Поэзия зашла в тупик и единственный для нея почетный выход

не употреблять выживших образов эпитетов и слов — перейти к заумному языку:

сарча кроча буга  навихполь  опохромел… (Садок Судей II) Хо-бо-ро мо-чо-ро

Совершенно не похоже на умершую литературу!

Ничто тут не стесняет человека и никаких сделок с Художественной совестью ненужно!

Не желая творить на допотопном языке тем паче не желаем быть «ни в тих ни в сих» и поем как можем только мы

смелые и задорные:

Плясовая: Кваб  тарад тара—пин  пур пирк!  квара куаба  ував вабакр!  трбрк… брктр  кр…

Уйдем ли мечтать в пустыню узнав какова она и что там делают уединенные?!.

Но не пойдем и в другую Америку — болтовню о крайней современности как патентованном средстве от всех бед и недугов — эта тема не выше всякой иной!

будем верны слову как таковому

и в нашем искусстве исходить

из него извнутри его задач —

будем не смехотворцами

а речетворцами!..

А. Крученых.

1914–1922 г.

Из книги "Слово, как таковое" О художественных произведениях

I) чтоб писалось и смотрелось бо мгновение ока!

(пение, плеск, пляска, разметывание неуклюжих построек, забвение, разучивание. В. Хлебников, А. Крученых, Е. Гуро; в живописи В. Бурлюк и 0. Розанова)

II) чтобы писалось туго и читалось туго, неудобнее смазных сапог или грузовика в гостинной, (множество узлов связок и петель и заплат — занозистая поверхность, сильно шероховата).

В поэзии Д. Бурлюк, В. Маяковский, заумные стихи Крученых, И. Зданевича, Терентьева. Что ценнее — ветер или камень? Оба безценны!

Примеры: 1-ый род — из В. Хлебникова

(княжна и оборотень летят над землей)

И, чтобы спастись от стужи  морозной выси,  из рыси  он стал медведем. Она ему: «куда мы едем?» он отвернулся и в ветер бурк: мы едем в Петербург… к холоду нежна скукожилась княжна… и вот летят к земле турманом Туда где золотом Исакий манит И прямо сверху от солнечого лучьбища Они летят в дом женского всеучьбища… (Шуточная поэма в «Дохлой луне»)

Или из Е. Гуро

Финляндия. …Лулла, лолла, лалла-лу, Лиза, лолла, лулла-ли, Хвои шуят, шуят, ти-и-и, ти-и-у-у…

(именно шуят! лиственные деревья шумят, а хвойные шумят)

или

  Взорваль    огня   печаль    коня   рубли  ив в волосах  див. (А. Крученых «Взорваль»)

в то время как в произведениях итого первого рода сравнения чаще всего ограничиваются одним словом, во 2-м роде они тянутся на несколько строк и состоят главным образом из существительных чем окончательно способны «занозить» язык, напр:

…лохмотьями губ моих в пятнах чужих позолот дымом волос над пожарами глаз из олова…

В. Маяковский «Небо — труп»!! не больше! Звезды — черви — пьяные туманом Усмиряю боль ше-лестом обманом Небо—смрадный труп!! · · · · · · Звезды — черви — (гнойная живая) сыпь! (Д. Бурлюк)

Заумь:

хо-бо-ро мо-чо-ро во-ро-мо  жлыч (Крученых)

Мы дали предельно-резкую словесную гамму. Раньше было так:

По небу полуночи ангел летел И тихую песню он пел…

Здесь окраску дает бескровное пе… пе… Как картины писанные киселем и молоком нас неудовлетворяют и стихи построенные на

па-па-па пи-пи-пи ти-ти-ти

и т. п.

Здоровый человек такой пищей лишь разстроит желудок,

А вот образец иного звуко и слово сочетания:

дыр бул щыл убещур скум вы со бу р л эз

(кстати в этом пятистишии больше русского национального чем во всей поэзии Пушкина)

не безголосая томная сливочная тянучка поэзии (пасьянс… пастила…) а грозная баячь, будалый будала:

Каждый молод молод молод В животе чертовский голод Так идите же за мной За моей спиной Я бросаю гордый клич Этот краткий спич! Будем кушать камни травы Сладость горечь и отравы Будем лопать пустоту Глубину и высоту Птиц, зверей, чудовищ, рыб, Ветер, глины, соль и зыбь! (Д. Бурлюк) Драгоценнейшие кражи  совершай со взломом   в грядущее лезь!.. (В. Каменский)

— «Красота со взломом!..»

* * *

до нас пред'явлились следующие требования языку: ясный, чистый, честный, звучный приятный (нежный) для слуха, выразительный (выпуклый, колоритный, сочный)

впадая в вечно игривый тон наших критиков можно их мнения о языке продолжать и мы заметим, что их требования (о ужас!) больше приложимы к женщине, как таковой, чем к языку, как таковому. в самом деле: ясная, чистая (о конечно) честная, (гм! гм!) звучная, приятная, нежная: (совершенно правильно) наконец — сочная, колоритная, вы… (кто там? входите!) правда в последнее время женщину старались превратить в вечно-женственное, прекрасную даму, и таким образом «юбка» делалась мистической (это не должно смущать непосвященных, — тем более!..)

Мы же думаем, что язык должен быть прежде всего языком и если уж напоминать что-нибудь, то скорее всего пилу или отравленную стрелу дикаря.

* * *

из вышеизложенного видно, что

до нас речетворцы слишком много разбирались в человеческой «душе» (загадки духа, страстей и чувств), но плохо знали, что душу создают баячи, а так как мы, баячи будетляне, больше думали о слове, чем об затисканной предшественниками «ПСИХЕЕ», то она умерла в одиночестве и теперь в нашей власти создать любую, новую Психейку — захотим ли?

..! Нет!..

пусть уж лучше поживут словом как таковым и не собой. так разрешаются (без цинизма) многие роковые вопросы отцов…

Декларация слова, как такового

4) мысль и речь не успевают за переживанием вдохновенного, поэтому художник волен выражаться не только общим языком (понятия), но и личным (творец индивидуален), и языком, не имеющим определенного эначения, (не застывшим), заумным Общий язык связывает, свободный позволяет выразиться полнее (Пример: го оснег кайд, и т. д.)

5) Слова умирают, мир вечно юн. Художник увидел мир по новому и, как Адам, дает всему свои имена. Лилия прекрасна, но безобразно слово лилия захватанное и «изнасилованное». Поэтому я называю лилию еуы — первоначальная чистота восстановлена.

2) согласныя дают быт, национальность, тяжесть, гласныя — обратное — вселенский язык. Стихотворение ив однех гласных:

     о   е   а и   е   е   и а   е   е   е

3) стих дает (бессознательно и сознательно) ряды гласных и согласных. Эти ряды неприкосновенны. Лучше заменять слово другим, близким не по мысли, а по звуку (лыки-мыки-кыка)

Одинаковыя гласныя и согласныя, будучи заменены чертами, образуют рисунки, которые неприкосновенны (напр — III–I—I–III)

Поэтому переводить с одного языка на др. нельзя, можно лишь написать стихотворение латинскими буквами и дать подстрочник. Бывшие д. с. п. переводы — только подстрочники; как художественные произведения, они — грубейший вандализм.

1) Новая словесная форма создает новое содержание, а не наоборот.

6) Давая новые слова, я приношу новое содержание, где все стало скользить (свдиг)

7) В искусстве могут быть неразрешенные диссонансы — «неприятное для слуха» — ибо нашей душе есть диссонанс, которым и разрешается первый. Пример дыр бул щыл и. д.

8) Всем этим искусство не суживается, а приобретает новые поля.

Алексей (Александр) Крученых

1913–1922 г.

Декларация заумного слова

1) Мысль и речь не успевают за переживанием вдохновенного, поэтому художник волен выражаться не только общим языком (понятия), но и личным (творец индивидуален), и языком, не имющим определенного значения, (не застывшим) заумным. Общий язык связывает, свободный позволяет выразиться полнее (пример: го оснег кайд и т. д.).

2) Заумь — первоначальная (исторически и индивидуально) форма поэзии. Сперва — ритмически-музыкальное волнение, пра-звук (поэту надо бы записывать его, потому что при дальнейшей работе может позабыться).

3) Заумная речь рождает заумный пра-образ (и обратно) — неопределимый точно, например: безформенные бука, Горго, Мормо; Туманная красавица Илайяли; Авоська да Небоська и т. д.

4) К заумному языку прибегают: а) когда художник дает образы еще не вполне определившиеся (в нем или во вне), в) когда не хотят назвать предмет, а только намекнуть — заумная характеристика: он какой то эдакий, у него четыреугольная душа, — здесь обычное слово в заумном значении. Сюда же относятся выдуманные имена и фамилии героев, название народов, местностей, городов и проч., напр.: Ойле, Блеяна, Вудрас и Барыба, Свидригайлов, Карамазов, Чичиков и др. (но не аллегорические, как-то: Правдин, Глупышкин, — здесь ясна и определена их значимость).

c) Когда теряют рассудок (ненависть, ревность, буйство…).

d) Когда не нуждаются в нем — религиозный экстаз, любовь. (Глосса восклицания, междометия, мурлыканья, припевы, детский лепет, ласкательные имена, прозвища, — подобная заумь имеется в изобилии у писателей всех направлений).

5) Заумь пробуждает и дает свободу творческой фантазии, не оскорбляя, ее ничем конкретным. От смысла слово сокращается, корчится, каменеет, заумь же — дикая, пламенная, взрывная (дикий рай, огненные языки, пылающий уголь).

6) Таким образом надо различать три основные формы словотворчества:

I. Заумное —

а) песенная, заговорная и наговорная магия.

в) «Обличение (название и изображение) вещей невидимых» — мистика.

с) Музыкально-фонетическое словотворчество — инструментовка. фактура.

II. Разумное (противоположность его безумное, клиническое, имеющее свои законы, определяемые наукой, а что сверх научного познания — входит в область эстетики наобумного).

III. Наобумное (аллогнчное, случайное, творческий прорыв, маханическое соединение слов: оговорки, опечатки, ляпсусы; сюда же, отчасти, относятся звуковые и смысловые сдвиги, национальный акцент, заикание, сюсюканье и пр.).

7) Заумь — самое краткое искусство, как по длительности пути от восприятия к воспроизведению, так и по всей форме, например: Кубоа, [Гамсун], Хо-бо-ро и др.

8) Заумь — самое всеобщее искусство, хотя происхождение и первоначальный характер его могут быть национальными, например: Ура, Эван-эвое! и др.

Заумные творения могут дать всемирный поэтический язык, рожденный органически, а не искусственно, как вксперанто.

А. Крученых.

1921 года.

Оглавление

Фактура слова

  Фактура слова

  Стихомет Зудиссимо

  Отрава

  А. Крученых

  Зудивец

  Голод химический

  Разрез завода

  Словоновы (неологизмы) на з:

  Из декларации заумного языка и "слова как такового"

  Кукиш прошлякам

Сдвигология русского стиха

  Сдвигология, сдвигика — наука о сдвигах

    Вступ

    Начинается

    Из истории сдвига

    Сдвигорифмы

    Много ли сдвигов?

    Сдвиг, как прием

    Слышим ли мы сдвиги?

    Звуко-образ

    Сдвиго-образ

    От импрессионизма к сдвиговому образу

    Сдвиг синтаксиса,

    Поэт Валентин Катаев

    Сдвиг композиции — сдвиг эстетики

  Положения для будущих исследователей сдвига

  Короткий ответ всем моим критикам

  Модельные стихи

Апокалипсис в русской литературе

  Чорт и речетворцы

  Сонные свистуны

  Тайные пороки академиков

  Зерцог (театр)

  Философская тройца

  Биография луны

  Тель (але стиль) литераторов

  Из книги "Слово, как таковое" . О художественных произведениях

  Декларация слова, как такового

  Декларация заумного слова

Реклама на сайте