Андрей Родионов В электричке
Андрей Родионов — один из самых значительных поэтов России. До сих пор работает в красильном цехе одного из московских театров. Пишет стихи, стоя за одноногим столиком в чебуречной. Раньше выступал в клубах вместе с панк-группой «Братья — короли». Его поэзия — поэзия окраин большого города: заборы, электрички, дешевый алкоголь, борьба с инопланетным разумом.
В электричке
В электричке — капли на оконном стекле, Пассажиры заняты транспортным флиртом, Вверх ногами висит на стене Реклама борьбы со спиртом. Он сел напротив меня. Трехголовый, я сразу понял, что свой. Откуда-то на три дня Прилетел погулять выходной. Нам слов не надо, чтоб говорить, Не надо мыслей читать. Это миф, что сказочные герои не любят пить, Просто они не умеют блевать. — Где здесь можно? — спросил он И похлопал себя по горлу. — Можно на следующей взять гондон За тридцать шесть рублей пол-литровый. У него пятнадцать, и у меня четвертак, Мы вышли в Подлипках, взяли пол-литра. — Пошли теперь в гости, ты клевый чувак, Здесь живет художник по кличке «Палитра». Это он нас когда-то нарисовал: Тебя, алкаша, и меня — Змей-Горыныча. Ты стоял на четвереньках, а я летал На плакате, заказанном противниками синего. И он повел меня в престранные гости, А там все сидели уже на игле, И художник, руками, трясущимися от нарко-похоти Рисовал мак, выросший на пне. Наркологи этот плакат заказали: Пень означает, что все потеряно, Все, во что верили, все, что знали, А мак как бы заменяет огромное дерево. Что это за дерьмо, в натуре?! Что изобразили твои карандаши?! Мак не пускает корней в древесной структуре, Об этом знаем даже мы, алкаши! Сраный создатель отстойных плакатов, Выйди на улицу и посмотри вокруг! Лучше нарисуй дерьмо на лопате И напиши: «Добро пожаловать в Москву!» — Это очень хорошая идея, — сказал он, и выгнал нас, — И меня, и трехглавого змея. Все это время у подъезда опер пас: — Ну что, ребята, медленным затарились? Покажите мне вены, вы, два говнюка, Дырок нету, по ноздрям запарились? Новички в этом деле? Гоните оба дозняка! — Мы не брали героина, мы по синему делу, И денег у нас нету ни копья! Я очнулся в электричке, привалившись к чужому телу. Что было с нами дальше, не помню ни хуя. Да так ли это важно — то, что было когда-то, Капли продолжали стучать и стучать за окном. Выхожу, а на вокзале везде плакаты: «Добро пожаловать в Москву!» — и лопата с говном.Скандофорды На платформе Москва-Третья
Продает скандофорды Маленький дедушка в пиджаке. Морщины на лбу у него как фиорды, И синяя жилка на желтом виске. — Мне семьдесят пять лет, Я продавать скандофорды вынужден, Чтобы купить дорогие лекарства, — Так говорит, глядя на наши наглые морды. Я не купил скандофордов у деда, Я не люблю ребусы, Чтобы убить время, оставшееся до смерти. Достаточно купить дорогие лекарства. Мне тридцать лет, и я вынужден Ездить на электричках и на метро. Не заставляйте меня хотя бы Разглядывать скандофорды по дороге! Монах и девочка с глазами собаки Совещаются, кто первый пойдет в вагон побираться. Они еще старые не очень, Но им тоже нужны дорогие лекарства. И вот уж следом вошли музыканты, Раздались синтезатора мощные аккорды: Будут деньги на дорогие лекарства, И даже хватит на скандофорды. Гуляет поезд по кривым фиордам, Карманы забиты ненужным, прошлым. И все уже в прошлом мои скандофорды, И дорогие лекарства тоже.* * *
Красавица и наркоманка с длинными ногами Живет со мною уже около года. Она бывшая девушка известного музыканта, Совершенно сторчавшегося рейвера-урода. Я знаю: наверное, она мне не изменяет, В последнее время чего-то боится: Старается не встречаться со старыми друзьями, Предпочитает общение с одноразовым шприцем. Я ее понимаю, она усталая сука, Нужна тихая гавань и большому фрегату. Со мной она отдыхает — я спокойный и скучный, И никогда при ней не ругаюсь матом. Она работает секретаршей, я потихоньку ворую В секонд-хендах, магазинах USA Global, Приторговываю шмалью, на Арбате танцую: Под рейв перед лохами кручу жопой. Мама говорит: во всем жена виновата, Что я скоро надорвусь, да и я сам это знаю. На кончике иголки коричневая вата, Но я не боюсь, это жизнь такая. Я стараюсь быть сильным, стараюсь быть смелым, Пить наравне с ее бывшими френдами. Жить по-настоящему, отдавать всего себя, Хотя по жизни окружен сплошными секонд-хендами. Она тоже секонд, в некотором роде: Вещи устают и ищут тихих хозяев. И, кстати, героин, в отличие от природы Не оставляет впечатления потерянного рая.* * *
Олег и Валентин повстречали Леонида, Который дал им утром денег, Чтобы ему привезли белый. Вечером они и повстречали Леонида, И Леонид спросил Олега и Валентина: — Ну что, привезли? Олег и Валентин достали белый. Леониду, когда он развернул, показалось, Что его обманывают. — И это все? — спросил он. — Это все, Леонид, — отвечали друзья. — Но здесь очень мало белого, Тогда отдавайте деньги! — Деньги у нас отняли в милиции, Леонид, — Отвечали друзья. Я слышал, как они орали друг на друга Практически до самого метро «Чеховская». — Где деньги, где деньги, Олег и Валентин?! — Нас кинули, Леонид, нас кинули, Леонид! — Танцующий приедет сейчас Скиньтесь со Стасом, если хотите. Танцующий привезет белый Через полтора часа, подождите. — Нет, Леонид, не доставай ножа! Давай, Леонид поговорим не спеша! Олег и Валентин, Олег и Валентин… — Где белый, где деньги? — Потом поговорим. Около метро «Чеховская» я встретил Танцующего и Стаса. Они были под белым.* * *
Однажды на море, стоя около дельфинария И находясь в плохом настроении Я услышал вдруг из репродуктора: «А сейчас прозвучит ария», И следом отвратительный рев вместо пения. Не сразу я понял, что это была Из дельфинария прямая трансляция. Мое настроение упало ниже нуля, Но после этих мерзких звуков Я вдруг услышал овации. Дельфиньи старанья были сполна вознаграждены Заполненным до отказа зрительным залом: Люди, приехавшие со всех концов страны Считали хорошим то, что я считал калом. Мне захотелось курить, хотя на отдыхе я не курю. Я решил, что с меня довольно арий. Пройдя метров двести, я сел на скамью у какого-то здания, Но это оказался еще один дельфинарий. И когда из открытых дверей донеслось: «А сейчас вы услышите пение котика», Я сорвался со скамьи, как будто сел на гвоздь. Еще немного, и мне опять захочется наркотиков. К сожалению, я не мог уходить, Поскольку у меня здесь была стрелка забита. Что заставляет этих животных так выть?! Что заставляет так выть паразитов?! А может, они глумятся над тем, Что люди прикалываются к их мотивам? Они, дельфины, в натуре ничего не стесняются совсем: Чего стесняться, если ты — рыба! Но больше всего меня умиляло то, С каким восторгом их пение встречала публика. Наверное, чувствуешь себя как Кусто, Слушая звуки моря, не выходя из кубрика. В тот вечер я сильно напился с горя, И все равно долго не мог забыться сном: Мне казалось, я слышу чье-то пение из моря, Но это пение мне уже не казалось таким говном.* * *
Мой ночной вор Алик Ходит за мной по пятам. Если я пьяным заснул на бульваре, Алик сразу лезет ко мне в карман. Алик за три года украл у меня Три пейджера и два телефона, Один бумажник, в котором было два рубля, Еще две кожаные сумки стали добычей этого вора. Один раз проснувшись на лавочке утром Я обнаружил на пальцах пропажу серебряных гаек. В моей записной книжке была сделана надпись красной ручкой: «Привет. Я твой ночной вор Алик». Кажется ночью, в пьяном бреду, Я видел его лицо в бумажном стакане. Алик, Алик, гореть тебе в аду! Гореть тебе в аду, проклятый Алик! Мой ночной вор крадется за мной, Когда я иду в ночное кафе. С клетчатой сумкой, пока пустой, Он ходит вокруг меня и улыбается мне. Алик — акула ночных скамеек, Это стая наглых чаек. Вот все, что умеет Мой ночной вор Алик. Когда-нибудь я куплю гранату И обклею ее золотою фольгою: Пусть Алик взорвется, вернувшись на хату, И больше не будет ходить за мною. Пусть он подавится золотым пейджером И еще одним золотым телефоном. А я спокойно вздохну, и вечером Тихо пойду дорожкой знакомой.* * *
Давным-давно, в магазине «Книги» Работал я экспедитором-грузчиком. Входившая в моду профессия барыги Заставляла меня относиться к книгам, как к мусору. В то время произошел случай со мной, Точнее, неприличный случай с моим начальником. А моим начальником была женщина-алкоголичка. Она пила, как лошадь, работала, как вол. «Под небом голубым есть город золотой», — Ей очень нравилась эта песня. Временами у нее начинался запой, Шаг за шагом она приближалась к бездне. К бездне, в которой, если лететь до самого дна, Можно попасть в Золотой Город прямиком. Забыл сказать: она пила не одна, А с мужем своим, телемастером, обычным мужиком. Однажды приходит она рано утром на работу И сразу вызывает меня: — Иди и купи портвейна на сотку. По тем временам это было до хрена! Мы сели пить, и примерно к обеду Выпили все, что я на сотку принес. — Сходи еще, я домой не поеду: Останусь здесь ночевать. — Не вопрос, — Я отвечал, еле ворочая язык. До этого мы, кстати, сидели молча, Ее глаза были, как два входа в тупик. Мы выпили еще, и я услышал такую Историю, достойную пера Генриха Сапгира: Мать ее мужа разрешала этому мудаку Юре Днем изменять жене в своей квартире. Сама же отмазывала его перед женой, Говорила, что он пожрать к ней заходит. «Под небом голубым есть город золотой», — Пришла мне на ум одна из ее любимых мелодий. — И как же вы вычислили этого вонючего козла? — Спросил я, вытягивая сигарету из ее пачки. — В обед случайно к его матери я зашла, А она открыла дверь, не надев собачки. Он валялся на диване с какой-то блядью, А мать слушала в это время «Маяк». И тут она заплакала. Она плакала до вечера, и мы пили коньяк. Вскоре ее уволили за пьянство, Потом и меня поймали на воровстве. И я всегда вспоминаю об этом блядстве, Когда читаю в своей трудовой книжке, Что уволен по статье… Город тупиков, гаражей и заборов, Рождает истории, одна паршивей другой. Я стою на пустыре с трудовой книжкой вора И пою: «Под небом голубым есть город золотой».* * *
Проезжая мимо помойки Иногда увидишь: в грязи Лежат холодильник или плита, Расписанные фантастическими цветами. Эта тяга народа к творчеству Умиляет и настораживает, Но примитивное зодчество Помойку облагораживает. Твой холодильник не такой, как у всех, На твоем серванте — бумажная аппликация. На стене — картина неизвестного художника, Который умер в четырнадцать лет Во время мастурбации. Ты как вылезший наружу конец пружины диванной, Ты была большая оригиналка. Твой холодильник, раскрашенный странно Я вспомнил, проезжая мимо свалки. И пусть уже пусто, и нет просвета: Потянулись заборы и гаражи, Ты продолжаешь вкладывать душу в предметы, В предметы, у которых нет своей души.* * *
Я сел в поезд одного из направлений местных, Вагон был почти пустой. Заняты были всего три места, И все три заняты передо мной. На одной скамье сидели втроем Баба и два мужика. Я им, видимо, помешал, не знаю, в чем: Они с ненавистью посмотрели на меня. Вагон тронулся, я устроился удобно, И притворился, что крепко сплю. Минуты три они сидели спокойно, Потом пересели на другую скамью. — Что они там делают, узнать пора бы, — Продолжая как-будто спать, Я увидел, что торчащую над сиденьем голову бабы Мужская рука попыталась обнять. Внезапно один из мужиков обернулся, Но я вовремя успел глаза закрыть. — Только бы этот мудак не проснулся, — Услышал я голос, но чей, не смог определить. Тогда я решил вскрыть неизвестности дамбу, Узнать тайну их странного поведения. Я встал, взял сигарету и пошел в тамбур. Все трое вздрогнули при моем появлении. Раньше я мог видеть только их головы: Спинка сидения загораживала тела. Но подойдя к ним, я увидел, что все трое — голые, И лишь подвернута на шее водолазка на бабе была. Докурив сигарету, я вернулся, Оргия была в самом разгаре. На меня уже не обратил внимания никто, И я спокойно сделал несколько фотографий. Завтра продам их в «Мегаполис-Экспресс» По двести рублей за штуку. Репортаж под названием «железнодорожный секс» Прославит двух работяг и привокзальную шлюху.* * *
На платформе Северянин, Северянин, Северянин Пьяный инопланетянин Электричку поджидал. Подошел к нему я сзади, Добрый, блядь, самаритянин, Подошел к нему я сзади И коленкой наподдал. У меня крепки коленки, У меня крепки коленки, Полетел он как в тарелке Над платформою пустой. Колесом товарный поезд Раздавил его по пояс. Мерзкий маленький захватчик! Не такой уж ты крутой! Прилетали тут тарелки, Очень черные тарелки, Злые инопланетяне Гнули щупальца свои. И нависли надо мною, И со мной забили стрелки Ночью в следующую среду У созвездия Змеи. Над платформой Северянин, под платформой Северянин Мертвый инопланетянин Улетел в последний рейс. Я уехал в электричке, Я куплю змею на Птичке, Я отвечу им предметно За работу МПС.Из «Галактического цикла» Ройтан
Это страшное место — планета Ройтан Здесь одни кабаки и бордели! Здесь в кругу безобразных инопланетян Я полжизни истратил без цели. Где ответ на вопрос, почему я такой? Я не знаю такого ответа. Я опять просыпаюсь в кровати чужой — В лапах монстра с далекой планеты Я хотел стать разведчиком новых миров, Чтобы мною гордились земляне. Но, физически креп, да душой нездоров, Я застрял на проклятом Ройтане. Нет забот у меня, лишь бы денег достать, Чтоб потратить их в грязных притонах… Лишь когда у меня перестанет стоять Из десанта повестка догонит.* * *
На подходе к системе Вега Почувствовал грохот удара. Пробоина в нижнем отсеке — Это начало кошмара! Звездолеты врагов Основания Появились на мониторе. Командир обратил наше внимание На тот факт, что все мы сдохнем вскоре. Сдаваться не имело смысла: Тех, кто сдается пытают. Лазерной пушки раздался выстрел, И у нас отвалилась часть кормовая. Почему же молчит наша артиллерия?! Враги нас уничтожают целенаправленно. Это генералы Галактической Империи Привели сюда свою огромную армию. Прощайте, жена и дети! Уже командир застрелился, И штурман-предатель на самодельной ракете В игрек-пространство смылся. Разваливается на части наш звездолет, Оставшиеся в живых сходят с ума. Вот и закончился наш полет — Нас ожидает космоса вечная тьма. Нечего было черт знает куда летать Неизвестно чего искать, черт знает где. Сидели бы дома, едрёна мать, А теперь нам, ребята, похоже пиздец!Галактическая кулинарная
За бортом чужой и враждебный мир, Новых странных планет круговерть. Заболел инженер, и тогда командир Разрешил подарить ему смерть. Наше топливо кончилось, скоро как год Мы дрейфуем в краю мертвых звезд. Есть в огромных цистернах запасы белков, От которых у всех тут понос. Да, еды у нас хватит на тысячу лет, Хорошо, что мы раньше умрем. Мы дрейфуем средь мертвых и древних планет И от пищи белковой гнием. Говорят, что раз в год в этой части небес Пролетает ракета с Земли. А пока капитан мертвецов наших ест: Инженера к нему унесли. Может быть, он наврал, что двигатель мертв — Зреет мненье средь наших ребят. Может быть, мы лишь мясо для чьих-нибудь ртов: Всех сожрут и вернутся назад. Людоеды, чудовища древних миров, Наберут в экипаж новичков, Привезут их сюда, выключают мотор И весь год потом жрут дурачков. Злобный ящер в контейнере — это был груз Зоопарку на Альдебаран. Может быть, с ним вступили в преступный союз Повар-враг и мудак-капитан. Почему до сих пор отвратительный монстр Не подох от нехватки еды? От белковой-то пищи воротит он нос: Год прошел возле красной звезды. Скоро год. Исчезает один за другим Моего корабля экипаж… Скоро очередь, Марта, за мужем твоим. Не волнуйся, я робот-муляж!* * *
Превращаются в ткани живые машины, Неживые машины мои. Я человек лишь наполовину — В созвездии Наполовину-Змеи. Пока вены не вскипели жидким металлом, Надо оторвать лицо от резинового коврика. Кто укрыл меня силовым одеялом, Кто пожалел робота-алкоголика? В брошенной крепости на планете-пустыне Я прихожу в сознание после бойни. Кто меня вылечил — свои, или чужие, В краю, где бушуют звездные войны? Это женщина с золотистыми волосами В конце коридора с обвалившимся потолком, Это она меня выходила, И теперь что-то произойдет между нами. А в рубке остались бутылка и сифон. Она — потомок расы древнейшей, Она помнит Первых, а я ничего, хоть убей, Она знает про тумбочку с фотографией гейши, Она знает, кто уничтожил моих людей. Затаившихся врагов не обнаружил локатор, Мы были разбужены взрывом стен. Она говорит: спи, отважный навигатор, На этой планете ты и я — одни совсем. Мое древнее волшебство исцелит твою душу: Ты больше не вспомнишь про свой сифон. Враги улетели, корабль твой разрушен. На этой планете теперь навеки наш дом. Я встаю, мои руки и ноги целы, Дева берет мои руки в свои. Но я лишь получеловек, и у меня в глазах прицелы. И в инфракрасном излучении Я вижу тело полузмеи. Напрасно, дура, ты думаешь, что меня бросят свои. Но я пока ничего не расскажу тебе: Инструктор в школе предупреждал, Что когда такие женщины просят — Лучше соглашаться и все терпеть. Здесь три луны и четыре солнца, И воздух, которым можно дышать. Пойдемте, мадам, чем-нибудь там займемся, А звездные войны могут подождать.* * *
Гуманоиды в трюме завыли Обычную песню рабов. Они нашли его в зарослях, В зарослях синих грибов. Он убежал с плантации, Три дня и три ночи не ел. Они нашли его в зарослях — Когда он уже околел. — Это последний землянин В нашей звездной системе, — Сказал надсмотрщик строгий. — Хоронить в нерабочее время! Никто не выдерживал долю На невыносимо-тяжелой работе. Они нашли его в зарослях, Похоронили в болоте. В трюм спустился надсмотрщик, Бластер поднял и сказал: — Кто будет петь эту песню — На завтрак получит свой кал! Гуманоиды больше не выли, Наступила везде тишина. На той планете, куда они плыли Зарослей до хрена.Прим.: существует аудиоверсия авторского чтения А.Р, по адресу
Комментарии к книге «В электричке», Андрей Викторович Родионов
Всего 0 комментариев