«Гори, гори, моя звезда!»

Гори, гори, моя звезда! (fb2) - Гори, гори, моя звезда! [антология] 1009K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Коллектив авторов

Гори, гори, моя звезда!

Тексты, приписываемые авторам XVIII – начала XIX века

«Уж как пал туман на сине море…»

Уж как пал туман на сине море, А злодейка-тоска в ретиво сердце, Не сходить туману с синя моря, Уж не выдти кручине из сердца вон. Не звезда блестит далече в чистом поле, Курится огонечек малешенек: У огонечка разостлан шелковый ковер, На коврике лежит удал добрый молодец, Прижимает белым платом рану смертную, Унимает молодецкую кровь горячую. Подле молодца стоит тут его добрый конь, И он бьет своим копытом в мать сыру землю, Будто слово хочет вымолвить хозяину: «Ты вставай, вставай, удалой добрый молодец! Ты садися на меня, на своего слугу, Отвезу я добра молодца в свою сторону, К отцу, к матери родимой, роду-племени, К милым детушкам, к молодой жене». Как вздохнет удалой добрый молодец — Подымалась у удалого его крепка грудь; Опускались у молодца белы руки, Растворилась его рана смертная, Пролилась ручьем кипячим кровь горячая. Тут промолвил добрый молодец своему коню: «Ох ты, конь мой, конь, лошадь верная, Ты товарищ моей участи, Добрый пайщик службы царския! Ты скажи моей молодой жене, Что женился я на другой жене; Что за ней я взял поле чистое, Нас сосватала сабля острая, Положила спать калена стрела». 1722(?)

«Размучен страстию презлою…»

Размучен страстию презлою И ввержен будучи в напасть, Прости, что я перед тобою Дерзну свою оплакать часть. Хотя твой милый взор, драгая! Мне остры стрелы в грудь бросая, Зрел действие своих побед, — Но ты еще того не знаешь, Колико мне ты причиняешь Несносных мук и лютых бед. Я с той жестокой мне минуты, Как первый раз тебе предстал, Питаю в сердце скорби люты, Питаю страсть и пленник стал. Не видишь ты, как я смущаюсь, Как стражду, рвуся и терзаюсь И горьких слез потоки лью? Ты прежних дум меня лишила, Ты жизнь мою переменила, Тебя, как душу, я люблю. Всегда тебя в уме встречаю, А стретив, зреть тебя хочу; И где тебя найтить лишь чаю, Бегу туда, и там грущу. Места, где страсть моя родилась, Где кровь тобою вспламенилась, Свидетели тоски моей: Я в них тебя воспоминаю, Твое в них имя повторяю Стократно в памяти своей. Теперь узнав себя подвластна И частию владей моей; Но сколько ты, мой свет! прекрасна, Ты столько жалости имей, За скорбь в душе моей смертельну И рану в сердце неисцельну Хоть сладку мне надежду дай. Коль стыдно то сказать словами, Хотя прелестными глазами Скажи, скажи мне: уповай. <1759>

«Ты проходишь мимо кельи, дорогая…»

Ты проходишь мимо кельи, дорогая, Мимо кельи, где бедняк-чернец горюет, Где пострижен добрый молодец насильно, Ты скажи мне, красна девица, всю правду: Или люди-то совсем уже ослепли, Для чего меня все старцем называют? Ты сними с меня, драгая, камилавку, Ты сними с меня, мой свет, и черну рясу, Положи ко мне на груди белу руку И пощупай, как трепещет мое сердце, Обливался всё кровью с тяжким вздохом; Ты отри с лица румяна горьки слезы, Разгляди ж теперь ты ясными очами, Разглядев, скажи, похож ли я на старца? Как чернец, перед тобой я воздыхаю, Обливался весь горькими слезами, Не грехам моим прощенья умоляю, Да чтоб ты меня любила, мое сердце! <1763>

«Не будите молоду…»

Не будите молоду Раным-рано поутру; Разбудите молоду, Когда солнышко взойдет, Когда птички запоют, Перепархивать начнут, Когда милый пастушок Заиграет во рожок. Хорошо пастух играл, Будто словом говорил: «Собирайте, девушки, Свое стадо на лужок». Собиралися девушки, В хоровод пошли играть. Одна девка весела В хоровод плясать пошла. Манит девушка рукой Пастуха плясать с собой: «Сюда, сюда, пастушок! Сюда, миленький дружок!» Бросил стадо пастушок, Пошел с девушкой в кружок. Он часочек проплясал — Коровушку потерял. Он еще час проплясал — И полстада потерял. «Когда б знала молода — Не манила б пастуха!»

Неизвестные авторы

«Вниз по матушке по Волге…»

Вниз по матушке по Волге, От крутых красных бережков, Разыгралася погода, Погодушка верховая; Ничего в волнах не видно, Одна лодочка чернеет, Никого в лодке не видно, Только парусы белеют. На гребцах шляпы чернеют, Кушаки на них алеют. На корме сидит хозяин, Сам хозяин во наряде, Во коричневом кафтане, В перюиновом камзоле, В алом шелковом платочке, В черном бархатном картузе; На картузе козыречек, Сам отецкий он сыночек. Уж как взговорит хозяин: «И мы грянемте, ребята, Вниз по матушке по Волге, Ко Аленину подворью, Ко Ивановой здоровью». Аленушка выходила, Свою дочку выводила, Таки речи говорила: «Не прогневайся, пожалуй, В чем ходила, в том и вышла. В одной тоненькой рубашке И в кумачной телогрейке». <1770>

«Ты проходишь, мой любезный, мимо кельи…»

Ты проходишь, мой любезный, мимо кельи, Где живет несчастна старица в мученьи, Где в шестнадцать лет пострижена неволей И наказана суровой жизни долей! Не тому, было, мучению я льстилась, Но владел чтоб мной, кому я полюбилась; Не к тому меня и в чин сей посвятили И блаженство в жизни будущей купили. Ты взойди, взойди, любезный, в мою келью И меня обрадуй счастия хоть тенью. Не давай страдать ты долго мне в мученьи, Ты утеши своим взором в огорченьи! Ты положь свою ко мне на груди руку И почувствуй бедна сердца тяжку муку! Изведи меня из горькой сей напасти И окончи ты мучительные страсти. <1780>

Журнал любви

В понедельник я влюбился, И весь вторник я страдал, В любви в середу открылся, В четверток ответа ждал. Пришло в пятницу решенье, Чтоб не ждал я утешенья. В скорби, грусти и досаде Всю субботу размышлял И, не зря путей к отраде, Жизнь окончить предприял, Но, храня души спасенье, Я раздумал в воскресенье. В понедельник же другой Получил я от драгой Ответ нежный и приятный И с желанием согласный. А во вторник отписал, И письмо я к ней послал, В коем всё то выражал И всю страсть ей объявлял. В среду думал сам в себе, Как придет она ко мне: Сколько радостей мне будет, Скажу – вечно не забудет. В четверток моя любезна Отписала мне полезно, Я в пяток чтоб вечерка Ожидал ее у двора. С нетерпеньем ждал часа, Как пришла ко мне краса. <1790>

Песня («Волга, реченька глубока!..»)

Волга, реченька глубока! Прихожу к тебе с тоской; Мой сердечный друг далеко, Ты беги к нему волной. Ты беги, волна, стремися, К другу весть скорей неси, Как стрела к нему пустися И словечко донеси. Ты скажи, как я страдаю, Как я мучуся по нем! Говорю, сама рыдаю, Слезы катятся ручьем. Вспомню, милый как прощался, И туда вдруг побегу, Где со мною расставался; Плачу там на берегу. С ветром в шуме Волга стонет, А я рвуся злой тоской; Сердце ноет, ноет, ноет И твердит: «Где милый мой? Где мой друг, моя отрада? Где девался дорогой?..» Жизни я тогда не рада, Вся в слезах иду домой. Но к несносному мученью Страсть должна свою скрывать, Здесь предавшись слез стремленью, Дома вид иной казать. Как ни тошно, как ни больно, Чтоб не знали страсть мою, Покажусь на час спокойной; Ночь зато проплачу всю. «Поспешай ко мне, любезный! Ты почувствуй скорбь мою, Ток очей отри мой слезный, Облегчи мою судьбу». Только я уста сомкнула, Стон пустился вслед за мной; Мнится, реченька вздохнула, Понесла слова волной. <1793>

Поэты первой половины XIX века

Василий Андреевич Жуковский (1783–1852)

Тоска по милом (Романс)

Дубрава шумит; Сбираются тучи; На берег зыбучий Склонившись, сидит В слезах, пригорюнясь, девица-краса; И полночь и буря мрачат небеса; И черные волны, вздымаясь, бушуют; И тяжкие вздохи грудь белу волнуют. «Душа отцвела; Природа уныла; Любовь изменила, Любовь унесла Надежду, надежду – мой сладкий удел. Куда ты, мой ангел, куда улетел? Ах, полно! я счастьем мирским насладилась: Жила, и любила… и друга лишилась. Теките струей Вы, слезы горючи; Дубравы дремучи, Тоскуйте со мной. Уж боле не встретить мне радостных дней; Простилась, простилась я с жизнью моей: Мой друг не воскреснет; что было, не будет… И бывшего сердце вовек не забудет. Ах! скоро ль пройдут Унылые годы? С весною – природы Красы расцветут… Но сладкое счастье не дважды цветет. Пускай же драгое в слезах оживет; Любовь, ты погибла; ты, радость, умчалась; Одна о минувшем тоска мне осталась». 18 февраля 1807

Песня («Мой друг, хранитель-ангел мой…»)

Мой друг, хранитель-ангел мой, О ты, с которой нет сравненья, Люблю тебя, дышу тобой; Но где для страсти выраженья? Во всех природы красотах Твой образ милый я встречаю; Прелестных вижу – в их чертах Одну тебя воображаю. Беру перо – им начертать Могу лишь имя незабвенной; Одну тебя лишь прославлять Могу на лире восхищенной, С тобой, один, вблизи, вдали. Тебя любить – одна мне радость; Ты мне все блага на земли; Ты сердцу жизнь, ты жизни сладость. В пустыне, в шуме городском Одной тебе внимать мечтаю; Твой образ, забываясь сном, С последней мыслию сливаю; Приятный звук твоих речей Со мной во сне не расстается; Проснусь – и ты в душе моей Скорей, чем день очам коснется. Ах! мне ль разлуку знать с тобой? Ты всюду спутник мой незримый; Молчишь – мне взор понятен твой, Для всех других неизъяснимый; Я в сердце твой приемлю глас; Я пью любовь в твоем дыханье — Восторги, кто постигнет вас, Тебя, души очарованье? Тобой и для одной тебя Живу и жизнью наслаждаюсь; Тобою чувствую себя; В тебе природе удивляюсь. И с чем мне жребий мой сравнить? Чего желать в толь сладкой доле? Любовь мне жизнь – ах! я любить Еще стократ желал бы боле. 1808

Мальвина. Песня

С тех пор как ты пленен другою, Мальвина вянет в цвете лет; Мне свет прелестен был тобою; Теперь – прости, прелестный свет! Ах! не отринь любви моленья: Приди… не сердце мне отдать, Но взор потухший мой принять В минуту смертного томленья. Спеши, спеши! близка кончина; Смотри, как в час последний свой Твоя терзается Мальвина Стыдом, любовью и тоской; Не смерти страшной содроганье, Не тусклый, безответный взгляд Тебе, о милый, возвестят, Что жизни кончилось страданье. Ах, нет!.. когда ж Мальвины муку Не услаждает твой приход, Когда хладеющую руку Она тебе не подает; Когда забыт мой друг единый, Мой взор престал его искать, Душа престала обожать, — Тогда – тогда уж нет Мальвины! 1808

Путешественник. Песня

Дней моих еще весною Отчий дом покинул я; Все забыто было мною — И семейство, и друзья. В ризе странника убогой, С детской в сердце простотой Я прошел путем-дорогой — Вера был вожатый мой. И в надежде, в уверенье Путь казался недалек. «Странник, – слышалось, – терпенье! Прямо, прямо на восток. Ты увидишь храм чудесный; Ты в святилище войдешь; Там в нетленности небесной Все земное обретешь». Утро вечером сменялось; Вечер утру уступал; Неизвестное скрывалось; Я искал – не обретал. Там встречались мне пучины, Здесь высоких гор хребты; Я взбирался на стремнины, Чрез потоки стлал мосты. Вдруг река передо мною — Вод склоненье на восток; Вижу зыблемый струею Подле берега челнок. Я в надежде, я в смятенье, Предаю себя волнам; Счастье вижу в отдаленье, Все, что мило, – мнится – там! Ах! в безвестном океане Очутился мой челнок. Даль по-прежнему в тумане, Брег невидим и далек. И вовеки надо мною Не сольется, как поднесь, Небо светлое с землею… Там не будет вечно здесь. 1809

Песня («О милый друг! теперь с тобою радость!..»)

О милый друг! теперь с тобою радость! А я один – и мой печален путь; Живи, вкушай невинной жизни сладость; В душе не изменись; достойна счастья будь… Но не отринь в толпе пленяемых тобою Ты друга прежнего, увядшего душою; Веселья их дели – ему отрадой будь; Его, мой друг, не позабудь. О милый друг, нам рок велел разлуку: Дни, месяцы и годы пролетят, Вотще к тебе простру от сердца руку — Ни голос твой, ни взор меня не усладят. Но и вдали моя душа с твоей согласна; Любовь ни времени, ни месту неподвластна; Всегда, везде ты мой хранитель-ангел будь, Меня, мой друг, не позабудь. О милый друг, пусть будет прах холодный То сердце, где любовь к тебе жила: Есть лучший мир; там мы любить свободны Туда моя душа уж всё перенесла; Туда всечасное влечет меня желанье; Там свидимся опять; там наше воздаянье; Сей верой сладкою полна в разлуке будь — Меня, мой друг, не позабудь. 1811

Цветок. Романс

Минутная краса полей, Цветок увядший, одинокой, Лишен ты прелести своей Рукою осени жестокой. Увы! нам тот же дан удел, И тот же рок нас угнетает: С тебя листочек облетел — От нас веселье отлетает. Отъемлет каждый день у нас Или мечту, иль наслажденье, И каждый разрушает час Драгое сердцу заблужденье. Смотри… Очарованья нет; Звезда надежды угасает… Увы! кто скажет: жизнь иль цвет Быстрее в мире исчезает? 1811

Жалоба. Романс

Над прозрачными водами Сидя, рвал Услад венок; И шумящими волнами Уносил цветы поток. «Так бегут лета младые Невозвратною струей; Так все радости земные — Цвет увядший полевой. Ах! безвременной тоскою Умерщвлен мой милый цвет. Все воскреснуло с весною; Обновился Божий свет; Я смотрю – и холм веселый И поля омрачены; Для души осиротелой Нет цветущия весны. Что в природе, озаренной Красотою майских дней? Есть одна во всей вселенной — К ней душа, и мысль об ней; К ней стремлю, забывшись, руки — Милый призрак прочь летит. Кто ж мои услышит муки, Жажду сердца утолит?» 1811

<Из баллады «Светлана»>

Раз в крещенский вечерок Девушки гадали: За ворота башмачок, Сняв с ноги, бросали; Снег пололи; под окном Слушали; кормили Счетным курицу зерном; Ярый воск топили; В чашу с чистою водой Клали перстень золотой, Серьги изумрудны; Расстилали белый плат И над чашей пели в лад Песенки подблюдны. Тускло светится луна В сумраке тумана — Молчалива и грустна Милая Светлана. «Что, подруженька, с тобой? Вымолви словечко; Слушай песни круговой, Вынь себе колечко. Пой, красавица: «Кузнец, Скуй мне злат и нов венец, Скуй кольцо златое; Мне венчаться тем венцом, Обручаться тем кольцом При святом налое». – «Как могу, подружки, петь? Милый друг далеко; Мне судьбина умереть В грусти одинокой. Год промчался – вести нет, Он ко мне не пишет; Ax! а им лишь красен свет, Им лишь сердце дышит… Иль не вспомнишь обо мне? Где, в какой ты стороне? Где твоя обитель? Я молюсь и слезы лью! Утоли печаль мою, Ангел-утешитель». 1811

Пловец

Вихрем бедствия гонимый, Без кормила и весла, В океан неисходимый Буря челн мой занесла. В тучах звездочка светилась; «Не скрывайся!» – я взывал. Непреклонная сокрылась; Якорь был – и тот пропал. Все оделось черной мглою, Всколыхалися валы; Бездны в мраке предо мною, Вкруг ужасные скалы. «Нет надежды на спасенье!» — Я роптал, уныв душой… О безумец! Провиденье Было тайный кормщик твой. Невиди́мою рукою Сквозь ревущие валы, Сквозь одеты бездны мглою И грозящие скалы Мощный вел меня хранитель. Вдруг – все тихо! мрак исчез; Вижу райскую обитель… В ней трех ангелов небес. О спаситель-провиденье! Скорбный ропот мой утих; На коленах, в восхищенье, Я смотрю на образ их. О! кто прелесть их опишет? Кто их силу над душой? Все окрест их небом дышит И невинностью святой. Неиспытанная радость — Ими жить, для них дышать; Их речей, их взоров сладость В душу, в сердце принимать. О судьба! одно желанье: Дай все блага им вкусить; Пусть им радость – мне страданье, Но… не дай их пережить. Август 1812

Песня («К востоку, все к востоку…»)

К востоку, все к востоку Стремление земли — К востоку, все к востоку Летит моя душа; Далеко на востоке, За синевой лесов, За синими горами Прекрасная живет. И мне в разлуке с нею Все мнится, что она — Прекрасное преданье Чудесной старины, Что мне она явилась Когда-то в древни дни, Чтоб мне об ней остался Один блаженный сон. 1815

Песня («Розы расцветают…»)

Розы расцветают, Сердце, отдохни; Скоро засияют Благодатны дни. Все с зимой ненастной Грустное пройдет; Сердце будет ясно; Розою прекрасной Счастье расцветет. Розы расцветают — Сердце, уповай; Есть, нам обещают, Где-то лучший край. Вечно молодая Там весна живет: Там, в долине рая, Жизнь для нас иная Розой расцветет. 1815

Весеннее чувство

Легкий, легкий ветерок, Что так сладко, тихо веешь? Что играешь, что светлеешь, Очарованный поток? Чем опять душа полна? Что опять в ней пробудилось? Что с тобой к ней возвратилось, Перелетная весна? Я смотрю на небеса… Облака, летя, сияют И, сияя, улетают За далекие леса. Иль опять от вышины Весть знакомая несется? Или снова раздается Милый голос старины? Или там, куда летит Птичка, странник поднебесный, Все еще сей неизвестный Край желанного сокрыт?.. Кто ж к неведомым брегам Путь неведомый укажет? Ах! найдется ль, кто мне скажет, Очарованное Там? 1816

Сон

Заснув на холме луговом, Вблизи большой дороги, Я унесен был легким сном Туда, где жили боги. Но я проснулся наконец И смутно озирался: Дорогой шел младой певец И с пеньем удалялся. Вдали пропал за рощей он — Но струны все звенели. Ах! не они ли дивный сон Мне на душу напели? 1816

Воспоминание

Прошли, прошли вы, дни очарованья! Подобных вам уж сердцу не нажить! Ваш след в одной тоске воспоминанья; Ах! лучше б вас совсем мне позабыть! К вам часто мчит привычное желанье И слез любви нет сил остановить! Несчастие – об вас воспоминанье! Но более несчастье – вас забыть! О, будь же грусть заменой упованья! Отрада нам – о счастье слезы лить! Мне умереть с тоски воспоминанья! Но можно ль жить, – увы! и позабыть! Начало 1816

Верность до гроба

Младый Рогер свой острый меч берет: За веру, честь и родину сразиться! Готов он в бой… Но к милой он идет: В последний раз с прекрасною проститься. «Не плачь: над нами щит Творца, Еще нас небо не забыло; Я буду верен до конца Свободе, мужеству и милой». Сказал, свой шлем надвинул, поскакал. Дружина с ним; кипят сердца их боем. И скоро строй неустрашимых стал Перед врагов необразимым строем. «Сей вид не страшен для бойца, И смерть ли небо мне судило — Останусь верен до конца Свободе, мужеству и милой». И, на врага взор мести бросив, он Влетел в ряды, как пламень-истребитель. И вспыхнул бой, и враг уж истреблен; Но… победив, сражен и победитель. Он почесть бранного венца Принял с безвременной могилой, И был он верен до конца Свободе, мужеству и милой. Но где же ты, певец великих дел? Иль песнь твоя твоей судьбою стала?.. Его уж нет; он в край тот улетел, Куда давно мечта его летала. Он пал в бою – и глас певца Бессмертно дело освятило; И он был верен до конца Свободе, мужеству и милой. 1816

Счастие во сне

Дорогой шла девица; С ней друг ее младой; Болезненны их лица; Наполнен взор тоской. Друг друга лобызают И в очи и в уста — И снова расцветают В них жизнь и красота. Минутное веселье! Двух колоколов звон: Она проснулась в келье; В тюрьме проснулся он. 1816

Голос с того света

Не узнавай, куда я путь склоняла, В какой предел из мира перешла… О друг, я все земное совершила — Я на земле любила и жила. Нашла ли их? Сбылись ли ожиданья? Без страха верь; обмана сердцу нет; Сбылося все; я в стороне свиданья; И знаю здесь, сколь ваш прекрасен свет. Друг, на земле великое не тщетно; Будь тверд, а здесь тебе не изменят. О милый, здесь не будет безответно Ничто, ничто: ни мысль, ни вздох, ни взгляд. Не унывай: минувшее с тобою; Незрима я, но в мире мы одном. Будь верен мне прекрасною душою, Сверши один начатое вдвоем. Март 1817

Песня («Кольцо души-девицы…»)

Кольцо души-девицы Я в море уронил; С моим кольцом я счастье Земное погубил. Мне, дав его, сказала: «Носи, не забывай! Пока твое колечко, Меня своей считай!» Не в добрый час я невод Стал в море полоскать, Кольцо юркнуло в воду; Искал… но где сыскать!.. С тех пор мы как чужие, Приду к ней – не глядит! С тех пор мое веселье На дне морском лежит! О ветер полуночный, Проснися! будь мне друг! Схвати со дна колечко И выкати на луг. Вчера ей жалко стало: Нашла меня в слезах! И что-то, как бывало, Зажглось у ней в глазах! Ко мне подсела с лаской, Мне руку подала, И что-то ей хотелось Сказать, но не могла! На что твоя мне ласка, На что мне твой привет? Любви, любви хочу я… Любви-то мне и нет! Ищи, кто хочет, в море Богатых янтарей… А мне мое колечко С надеждою моей. 1817

«Счастлив, кто от хлада лет…»

Счастлив, кто от хлада лет Сердце охранил, Кто без ненависти свет Бросил и забыл; Кто делит с душой родной, Втайне от людей, То, что презрено толпой Или чуждо ей.

Утешение в слезах

«Скажи, что так задумчив ты? Все весело вокруг; В твоих глазах печали след, Ты, верно, плакал, друг?» «О чем грущу, то в сердце мне Запало глубоко; А слезы… слезы в сладость нам — От них душе легко». «К тебе ласкаются друзья, Их ласки не дичись; И что бы ни утратил ты, Утратой поделись». «Как вам, счастливцам, то понять, Что понял я тоской? О чем… но нет! оно мое, Хотя и не со мной». «Не унывай же, ободрись, Еще ты в цвете лет; Ищи – найдешь; отважным, друг, Несбыточного нет». «Увы! напрасные слова! Найдешь – сказать легко; Мне до него, как до звезды Небесной, далеко». «На что ж искать далеких звезд? Для неба их краса, Любуйся ими в ясну ночь, Не мысля в небеса». «Ах! я любуюсь в ясный день, Нет сил и глаз отвесть; А ночью… ночью плакать мне, Покуда слезы есть». 1817

Листок

От дружной ветки отлученный, Скажи, листок уединенный, Куда летишь?.. «Не знаю сам; Гроза разбила дуб родимый; С тех пор, по долам, по горам По воле случая носимый, Стремлюсь, куда велит мне рок, Куда на свете все стремится, Куда и лист лавровый мчится И легкий розовый листок». 1818

Песня («Минувших дней очарованье…»)

Минувших дней очарованье, Зачем опять воскресло ты? Кто разбудил воспоминанье И замолчавшие мечты? Шепнул душе привет бывалой, Душе блеснул знакомый взор; И зримо ей минуту стало Незримое с давнишних пор. О милый гость, святое Прежде, Зачем в мою теснишься грудь? Могу ль сказать: живи надежде? Скажу ль тому, что было: будь? Могу ль узреть во блеске новом Мечты увядшей красоту? Могу ль опять одеть покровом Знакомой жизни наготу? Зачем душа в тот край стремится, Где были дни, каких уж нет? Пустынный край не населится, Не узрит он минувших лет. Там есть один жилец безгласный, Свидетель милой старины; Там вместе с ним все дни прекрасны В единый гроб положены. <Конец ноября 1818>

Победитель

Сто красавиц светлооких Председали на турнире, Все – цветочки полевые; А моя одна как роза. На нее глядел я смело, Как орел глядит на солнце. Как от щек моих горячих Разгоралося забрало! Как рвалось пробиться сердце Сквозь тяжелый, твердый панцирь! Светлых взоров тихий пламень Стал душе моей пожаром; Сладкошепчущие речи Стали сердцу бурным вихрем; И она – младое утро — Стала мне грозой могучей; Я помчался, я ударил — И ничто не устояло. 1822

Ночь

Уже утомившийся день Склонился в багряные воды, Темнеют лазурные своды, Прохладная стелется тень; И ночь молчаливая мирно Пошла по дороге эфирной, И Геспер летит перед ней С прекрасной звездою своей. Сойди, о небесная, к нам С волшебным твоим покрывалом, С целебным забвенья фиалом. Дай мира усталым сердцам. Своим миротворным явленьем, Своим усыпительным пеньем Томимую душу тоской, Как матерь дитя, успокой. 1823

Любовь

На воле природы, На луге душистом, В цветущей долине, И в пышном чертоге, И в звездном блистанье Безмолвныя ночи — Дышу лишь тобою. Глубокую сладость, Глубокое пламя В меня ты вливаешь; В весне животворной, В цветах благовонных Меня ты объемлешь Спокойствием неба, Святая любовь! 1828(?)

Ночной смотр

В двенадцать часов по ночам Из гроба встает барабанщик; И ходит он взад и вперед, И бьет он проворно тревогу. И в темных гробах барабан Могучую будит пехоту: Встают молодцы егеря, Встают старики гренадеры, Встают из-под русских снегов, С роскошных полей италийских, Встают с африканских степей, С горючих песков Палестины. В двенадцать часов по ночам Выходит трубач из могилы; И скачет он взад и вперед, И громко трубит он тревогу. И в темных могилах труба Могучую конницу будит: Седые гусары встают, Встают усачи кирасиры; И с севера, с юга летят, С востока и с запада мчатся На легких воздушных конях Один за другим эскадроны. В двенадцать часов по ночам Из гроба встает полководец; На нем сверх мундира сюртук; Он с маленькой шляпой и шпагой; На старом коне боевом Он медленно едет по фрунту; И маршалы едут за ним, И едут за ним адъютанты; И армия честь отдает. Становится он перед нею, И с музыкой мимо его Проходят полки за полками. И всех генералов своих Потом он в кружок собирает, И ближнему на ухо сам Он шепчет пароль свой и лозунг; И армии всей отдают Они тот пароль и тот лозунг: И Франция – тот их пароль, Тот лозунг – Святая Елена. Так к старым солдатам своим На смотр генеральный из гроба В двенадцать часов по ночам Встает император усопший. 1836

Кондратий Федорович Рылеев (1795–1826)

Стансы («Не сбылись, мой друг, пророчества…»)

А.А. Бестужеву

Не сбылись, мой друг, пророчества Пылкой юности моей: Горький жребий одиночества Мне сужден в кругу людей. Слишком рано мрак таинственный Опыт грозный разогнал, Слишком рано, друг единственный, Я сердца людей узнал. Страшно дней не ведать радостных, Быть чужим среди своих, Но ужасней – истин тягостных Быть сосудом с дней младых. С тяжкой грустью, с черной думою Я с тех пор один брожу, И могилою угрюмою Мир печальный нахожу. Всюду встречи безотрадные! Ищешь, суетный, людей, А встречаешь трупы хладные Иль бессмысленных детей… <1824>

Элегия («Исполнились мои желанья…»)

Исполнились мои желанья, Сбылись давнишние мечты: Мои жестокие страданья, Мою любовь узнала ты. Напрасно я себя тревожил, За страсть вполне я награжден: Я вновь для счастья сердцем ожил, Исчезла грусть, как смутный сон. Так, окроплен росой отрадной, В тот час, когда горит восток, Вновь воскресает – ночью хладной Полузавялый василек. <1824>

Смерть Ермака

(П. А. Муханову)

Ревела буря, дождь шумел; Во мраке молнии летали; Бесперерывно гром гремел. И ветры в дебрях бушевали… Ко славе страстию дыша, В стране суровой и угрюмой, На диком бреге Иртыша Сидел Ермак, объятый думой. Товарищи его трудов, Побед и громозвучной славы Среди раскинутых шатров Беспечно спали близ дубравы. «О, спите, спите, – мнил герой, — Друзья, под бурею ревущей; С рассветом глас раздастся мой, На славу иль на смерть зовущий! Вам нужен отдых; сладкий сон И в бурю храбрых успокоит; В мечтах напомнит славу он И силы ратников удвоит. Кто жизни не щадил своей В разбоях, злато добывая, Тот думать будет ли о ней, За Русь святую погибая? Своей и вражьей кровью смыв Все преступленья буйной жизни И за победы заслужив Благословения отчизны, — Нам смерть не может быть страшна; Свое мы дело совершили: Сибирь царю покорена, И мы – не праздно в мире жили!» Но роковой его удел Уже сидел с героем рядом И с сожалением глядел На жертву любопытным взглядом. Ревела буря, дождь шумел; Во мраке молнии летали; Бесперерывно гром гремел, И ветры в дебрях бушевали. Иртыш кипел в крутых брегах, Вздымалися седые волны, И рассыпались с ревом в прах, Бия о брег козачьи челны. С вождем покой в объятьях сна Дружина храбрая вкушала; С Кучумом буря лишь одна На их погибель не дремала! Страшась вступить с героем в бой, Кучум к шатрам, как тать презренный, Прокрался тайною тропой, Татар толпами окруженный. Мечи сверкнули в их руках — И окровавилась долина, И пала грозная в боях, Не обнажив мечей, дружина… Ермак воспрянул ото сна И, гибель зря, стремится в волны, Душа отвагою полна, Но далеко от брега челны! Иртыш волнуется сильней — Ермак все силы напрягает И мощною рукой своей Валы седые рассекает… Плывет… уж близко челнока — Но сила року уступила, И, закипев страшней, река Героя с шумом поглотила. Лишивши сил богатыря Бороться с ярою волною, Тяжелый панцирь – дар царя — Стал гибели его виною. Ревела буря… вдруг луной Иртыш кипящий осребрился, И труп, извергнутый волной, В броне медяной озарился. Носились тучи, дождь шумел, И молнии еще сверкали, И гром вдали еще гремел, И ветры в дебрях бушевали.

Александр Сергеевич Грибоедов (1795–1829)

Романс («Ах, точно ль никогда ей в персях безмятежных…»)

Ах, точно ль никогда ей в персях безмятежных Желанье тайное не волновало кровь? Еще не сведала тоски, томлений нежных? Еще не знает про любовь? Ах! точно ли никто, счастливец, не сыскался, Ей друг? по сердцу ей? который бы сгорал В объятиях ее? в них негой упивался Роскошствовал и обмирал?.. Нет, нет! Куда влекусь неробкими мечтами? Тот друг, тот избранный: он где-нибудь, он есть. Любви волшебство! рай! восторги! трепет! – Вами, Нет! – не моей душе процвесть. <Декабрь 1823 – январь 1824>

Денис Васильевич Давыдов (1784–1839)

«Сижу на берегу потока…»

Сижу на берегу потока, Бор дремлет в сумраке; всё спит вокруг, а я Сижу на берегу – и мыслию далеко, Там, там… где жизнь моя!.. И меч в руке моей мутит струи потока. Сижу на берегу потока, Снедаем ревностью, задумчив, молчалив… Не торжествуй еще, о ты, любимец рока! Ты счастлив – но я жив… И меч в руке моей мутит струи потока. Сижу на берегу потока… Вздохнешь ли ты о нем, о друг, неверный друг… И точно ль он любим? – ах, эта мысль жестока!.. Кипит отмщеньем дух, И меч в руке моей мутит струи потока. <1817>

И моя звездочка

Море воет, море стонет, И во мраке, одинок, Поглощен волною, тонет Мой заносчивый челнок. Но, счастливец, пред собою Вижу звездочку мою — И покоен я душою, И беспечно я пою: «Молодая, золотая Предвещательница дня, При тебе беда земная Недоступна до меня. Но сокрой за бурной мглою Ты сияние свое — И сокроется с тобою Провидение мое!» 1834

На голос русской песни

Я люблю тебя, без ума люблю! О тебе одной думы думаю, При тебе одной сердце чувствую, Моя милая, моя душечка. Ты взгляни, молю, на тоску мою И улыбкою, взглядом ласковым Успокой меня, беспокойного, Осчастливь меня, несчастливого. Если жребий мой умереть тоской, Я умру, любовь проклинаючи, Но и в смертный час воздыхаючи О тебе, мой друг, моя душечка! 1834

Романс («Не пробуждай, не пробуждай…»)

Не пробуждай, не пробуждай Моих безумств и исступлений, И мимолетных сновидений Не возвращай, не возвращай! Не повторяй мне имя той, Которой память – мука жизни. Как на чужбине песнь отчизны Изгнаннику земли родной. Не воскрешай, не воскрешай Меня забывшие напасти, Дай отдохнуть тревогам страсти И ран живых не раздражай. Иль нет! Сорви покров долой!.. Мне легче горя своеволье, Чем ложное холоднокровье, Чем мой обманчивый покой. 1834

Федор Николаевич Глинка (1786–1880)

Подоконье (С богемского)

Ночь придет. Знакомой мне Обойдя дорожкой, Запою я в тишине Под твоим окошком: «Спи, мой ангел! Добрый сон! Пусть тебя лелеет он!.. Будь он сладок, как твоя Золотая младость! Кто ж приснится?.. Если я — Улыбнись, как радость! Спи, мой ангел! Добрый сон! Пусть тебя лелеет он!..» <1823>

Сон русского на чужбине

Отечества и дым нам сладок и приятен! Державин Свеча, чуть теплясь, догорала, Камин, дымяся, погасал; Мечта мне что-то напевала, И сон меня околдовал… Уснул – и вижу я долины В наряде праздничном весны И деревенские картины Заветной русской стороны!.. Играет рог, звенят цевницы, И гонят парни и девицы Свои стада на влажный луг. Уж веял, веял теплый дух Весенней жизни и свободы От долгой и крутой зимы. И рвутся из своей тюрьмы И хлещут с гор кипучи воды. Пловцов брадатых на стругах Несется с гулом отклик долгий; И широко гуляет Волга В заповедных своих лугах… Поляны муравы одели. И, вместо пальм и пышных роз, Густые молодеют ели, И льется запах от берез!.. И мчится тройка удалая В Казань дорогой столбовой, И колокольчик – дар Валдая — Гудит, качаясь под дугой… Младой ямщик бежит с полночи: Ему взгрустнулося в тиши, И он запел про ясны очи, Про очи девицы-души: «Ах, очи, очи голубые! Вы иссушили молодца! Зачем, о люди, люди злые, Зачем разрознили сердца? Теперь я горький сиротина!» — И вдруг махнул по всем по трем… Но я расстался с милым сном, И чужеземная картина Сияла пышно предо мной. Немецкий город… всё красиво, Но я в раздумье молчаливо Вздохнул по стороне родной… <1825>

Песнь узника

Не слышно шуму городского, В заневских башнях тишина! И на штыке у часового Горит полночная луна! А бедный юноша! ровесник Младым цветущим деревам, В глухой тюрьме заводит песни И отдает тоску волнам! «Прости отчизна, край любезный! Прости мой дом, моя семья! Здесь за решеткою железной Уже не свой вам больше я! Не жди меня отец с невестой. Снимай венчальное кольцо; Застынь мое навеки место; Не быть мне мужем и отцом! Сосватал я себе неволю, Мой жребий – слезы и тоска! Но я молчу, – такую долю Взяла сама моя рука. Откуда ж придет избавленье, Откуда ждать бедам конец? Но есть на свете утешенье И на святой Руси отец! О русский царь! в твоей короне Есть без цены драгой алмаз. Он значит – милость! Будь на троне И, наш отец, помилуй нас! А мы с молитвой крепкой к Богу Падем все ниц к твоим стопам; Велишь – и мы пробьем дорогу Твоим победным знаменам». Уж ночь прошла, с рассветом в злате Давно день новый засиял! А бедный узник – в каземате — Всё ту же песню запевал!.. 1826

Завеянные следы

Над серебряной водой, На златом песочке Долго девы молодой Я берег следочки… Вдруг завыло в вышине, Речку всколыхало — И следов, любезных мне, Будто не бывало!.. Что ж душа так замерла? Колокол раздался… Ах, девица в храм пошла: С ней другой венчался. <1826>

Тоска больной Нины

C тех пор, как мы разлучены судьбой, Я на одре в болезни и томленье; Полсердца ты, о друг, увез с собой! Полсердца мне оставил на мученье. Я жду тебя! Я жду тебя! Я вяну, друг! Меня теснит тоска! Моя заря, как вечер мне унылый! Едва с пером подъемлется рука, Тебе сказать едва имею силы: Опять тоска идет с молчаньем ночи, Когда земля и небо в тишине; Мои от слез пылающие очи Твой образ зрят во сне и не во сне! 1826

О друг младой

О друг младой, прекрасный друг! Уж солнце за горами, Певец зари мой нежит слух, Луна над облаками. Тебя я жду, тебя зову, Уже густеют тени, Присядь ко мне, склони главу, На дружние колени. Присядь ко мне, склони главу, На дружние колени… Она пришла, она была. Душа при ней так млела! Но вспыхнул день и, как стрела, Куда-то отлетела. Уж нет ее, и грусть пуста, Ах, если б, если б чаще Ко мне слетала так мечта, Мне б горе было слаще. Ко мне слетала так мечта, Мне б горе было слаще! 1831

Александр Сергеевич Пушкин (1799–1837)

Романс («Под вечер, осенью ненастной…»)

Под вечер, осенью ненастной, В пустынных дева шла местах И тайный плод любви несчастной Держала в трепетных руках. Все было тихо – лес и горы, Все спало в сумраке ночном; Она внимательные взоры Водила с ужасом кругом. И на невинном сем творенье, Вздохнув, остановила их… «Ты спишь, дитя, мое мученье, Не знаешь горестей моих. Откроешь очи и, тоскуя, Ты к груди не прильнешь моей, Не встретишь завтра поцелуя Несчастной матери твоей. Ее манить напрасно будешь!.. Мне вечный стыд вина моя, — Меня навеки ты забудешь; Но не забуду я тебя! Дадут покров тебе чужие И скажут: «Ты для нас чужой!» Ты спросишь: «Где мои родные?» — И не найдешь семьи родной. Несчастный! будешь грустной думой Томиться меж других детей! И до конца с душой угрюмой Взирать на ласки матерей; Повсюду странник одинокий, Всегда судьбу свою кляня, Услышишь ты упрек жестокий… Прости, прости тогда меня… Ты спишь – позволь себя, несчастный, Прижать к груди в последний раз. Закон неправедный, ужасный К страданью присуждает нас. Пока лета не отогнали Невинной радости твоей, Спи, милый! горькие печали Не тронут детства тихих дней!» Но вдруг за рощей осветила Вблизи ей хижину луна… Бледна, трепещуща, уныла, К дверям приближилась она: Склонилась, тихо положила Младенца на порог чужой, Со страхом очи отвратила И скрылась в темноте ночной. 1814

Казак

Раз, полунощной порою, Сквозь туман и мрак, Ехал тихо над рекою Удалой казак. Черна шапка набекрени, Весь жупан в пыли. Пистолеты при колене, Сабля до земли. Верный конь, узды не чуя, Шагом выступал; Гриву долгую волнуя, Углублялся вдаль. Вот пред ним две-три избушки, Выломан забор; Здесь – дорога к деревушке, Там – в дремучий бор. «Не найду в лесу девицы, — Думал хват Денис: Уж красавицы в светлицы На ночь убрались». Шевельнул донец уздою, Шпорой прикольнул, И помчался конь стрелою, К избам завернул. В облаках луна сребрила Дальни небеса; Под окном сидит уныла Девица-краса. Храбрый видит красну деву; Сердце бьется в нем, Конь тихонько к леву, к леву — Вот уж под окном. «Ночь становится темнее, Скрылася луна. Выдь, коханочка, скорее, Напои коня». «Нет! к мужчине молодому Страшно подойти, Страшно выйти мне из дому, Коню дать воды». «Ах! небось, девица красна, С милым подружись!» – «Ночь красавицам опасна». – «Радость! не страшись! Верь, коханочка, пустое; Ложный страх отбрось! Тратишь время золотое; Милая, небось! Сядь на борзого, с тобою В дальний еду край; Будешь счастлива со мною: С другом всюду рай». Что же девица? Склонилась, Победила страх, Робко ехать согласилась. Счастлив стал казак. Поскакали, полетели, Дружку друг любил; Был ей верен две недели, В третью изменил. 1814

К живописцу

Дитя харит и вдохновенья, В порыве пламенной души, Небрежной кистью наслажденья Мне друга сердца напиши. Красу невинности прелестной, Надежды милые черты, Улыбку радости небесной И взоры самой красоты. Вкруг тонкого Гебеи стана Венерин пояс повяжи, Сокрытый прелестью Альбана Мою царицу окружи. Прозрачны волны покрывала Накинь на трепетную грудь, Чтоб и под ним она дышала, Хотела тайно воздохнуть. Представь мечту любви стыдливой, И той, которою дышу, Рукой любовника счастливой Внизу я имя подпишу. 1815

Роза

Где наша роза, Друзья мои? Увяла роза, Дитя зари. Не говори: Так вянет младость! Не говори: Вот жизни радость! Цветку скажи: Прости, жалею! И на лилею Нам укажи. 1815

Слеза

Вчера за чашей пуншевою С гусаром я сидел И молча с мрачною душою На дальний путь глядел. «Скажи, что смотришь на дорогу? — Гусар мой вопросил. — Еще по ней ты, слава богу, Друзей не проводил». К груди поникнув головою, Я скоро прошептал: «Гусар! уж нет ее со мною!..» Вздохнул – и замолчал. Слеза повисла на реснице И канула в бокал. «Дитя, ты плачешь о девице, Стыдись!» – он закричал. «Оставь, гусар… ох! сердцу больно. Ты, знать, не горевал. Увы! одной слезы довольно, Чтоб отравить бокал!..» 1815

К Морфею

Морфей, до утра дай отраду Моей мучительной любви. Приди, задуй мою лампаду, Мои мечты благослови! Сокрой от памяти унылой Разлуки страшный приговор! Пускай увижу милый взор, Пускай услышу голос милый. Когда ж умчится ночи мгла И ты мои покинешь очи, О, если бы душа могла Забыть любовь до новой ночи! 1816

Заздравный кубок

Кубок янтарный Полон давно, Пеной угарной Блещет вино. Света дороже Сердцу оно; Но за кого же Выпью вино? Здравие славы Выпью ли я? Бранной забавы Мы не друзья! Это веселье Не веселит, Дружбы похмелье Грома бежит. Жители неба, Феба жрецы! Здравие Феба Пейте, певцы! Резвой камены Ласки – беда; Ток Иппокрены Просто вода. Пейте за радость Юной любви — Скроется младость, Дети мои… Кубок янтарный Полон давно. Я – благодарный Пью за вино. 1816

Певец

Слыхали ль вы за рощей глас ночной Певца любви, певца своей печали? Когда поля в час утренний молчали, Свирели звук унылый и простой Слыхали ль вы? Встречали ль вы в пустынной тьме лесной Певца любви, певца своей печали? Следы ли слез, улыбку ль замечали, Иль тихий взор, исполненный тоской, Встречали вы? Вздохнули ль вы, внимая тихий глас Певца любви, певца своей печали? Когда в лесах вы юношу видали, Встречая взор его потухших глаз, Вздохнули ль вы? 1816

Пробуждение

Мечты, мечты, Где ваша сладость? Где ты, где ты, Ночная радость? Исчезнул он, Веселый сон, И одинокий Во тьме глубокой Я пробужден. Кругом постели Немая ночь. Вмиг охладели, Вмиг улетели Толпою прочь Любви мечтанья. Еще полна Душа желанья И ловит сна Воспоминанья. Любовь, любовь, Внемли моленья: Пошли мне вновь Свои виденья, И поутру, Вновь упоенный, Пускай умру Непробужденный. 1816

Разлука

В последний раз, в сени уединенья, Моим стихам внимает наш пенат. Лицейской жизни милый брат, Делю с тобой последние мгновенья. Прошли лета соединенья; Разорван он, наш верный круг. Прости! Хранимый небом, Не разлучайся, милый друг, С свободою и Фебом! Узнай любовь, неведомую мне, Любовь надежд, восторгов, упоенья: И дни твои полетом сновиденья Да пролетят в счастливой тишине! Прости! Где б ни был я: в огне ли смертной битвы, При мирных ли брегах родимого ручья, Святому братству верен я. И пусть (услышит ли судьба мои молитвы?), Пусть будут счастливы все, все твои друзья! 1817

К***

Не спрашивай, зачем унылой думой Среди забав я часто омрачен, Зачем на все подъемлю взор угрюмый, Зачем не мил мне сладкой жизни сон; Не спрашивай, зачем душой остылой Я разлюбил веселую любовь И никого не называю милой — Кто раз любил, уж не полюбит вновь; Кто счастье знал, уж не узнает счастья. На краткий миг блаженство нам дано: От юности, от нег и сладострастья Останется уныние одно… 1817

Лиле

Лила, Лила! я страдаю Безотрадною тоской, Я томлюсь, я умираю, Гасну пламенной душой; Но любовь моя напрасна: Ты смеешься надо мной. Смейся, Лила: ты прекрасна И бесчувственной красой. 1819

«Увы! зачем она блистает…»

Увы! зачем она блистает Минутной, нежной красотой? Она приметно увядает Во цвете юности живой… Увянет! Жизнью молодою Не долго наслаждаться ей; Не долго радовать собою Счастливый круг семьи своей, Беспечной, милой остротою Беседы наши оживлять И тихой, ясною душою Страдальца душу услаждать… Спешу в волненье дум тяжелых, Сокрыв уныние мое, Наслушаться речей веселых И наглядеться на нее; Смотрю на все ее движенья, Внимаю каждый звук речей, — И миг единый разлученья Ужасен для души моей. 1820

«Погасло дневное светило…»

Погасло дневное светило; На море синее вечерний пал туман. Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан. Я вижу берег отдаленный, Земли полуденной волшебные края; С волненьем и тоской туда стремлюся я, Воспоминаньем упоенный… И чувствую: в очах родились слезы вновь; Душа кипит и замирает; Мечта знакомая вокруг меня летает; Я вспомнил прежних лет безумную любовь, И все, чем я страдал, и все, что сердцу мило Желаний и надежд томительный обман… Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан. Лети, корабль, неси меня к пределам дальним По грозной прихоти обманчивых морей, Но только не к брегам печальным Туманной родины моей, Страны, где пламенем страстей Впервые чувства разгорались, Где музы нежные мне тайно улыбались, Где рано в бурях отцвела Моя потерянная младость, Где легкокрылая мне изменила радость И сердце хладное страданью предала. Искатель новых впечатлений, Я вас бежал, отечески края; Я вас бежал, питомцы наслаждений, Минутной младости минутные друзья; И вы, наперсницы порочных заблуждений, Которым без любви я жертвовал собой, Покоем, славою, свободой и душой, И вы забыты мной, изменницы младые, Подруги тайные моей весны златыя, И вы забыты мной… Но прежних сердца ран, Глубоких ран любви, ничто не излечило… Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан… 1820

Черная шаль

Гляжу, как безумный, на черную шаль, И хладную душу терзает печаль. Когда легковерен и молод я был, Младую гречанку я страстно любил; Прелестная дева ласкала меня, Но скоро я дожил до черного дня. Однажды я созвал веселых гостей; Ко мне постучался презренный еврей: «С тобою пируют (шепнул он) друзья; Тебе ж изменила гречанка твоя». Я дал ему злата и проклял его И верного позвал раба моего. Мы вышли; я мчался на быстром коне; И кроткая жалость молчала во мне. Едва я завидел гречанки порог, Глаза потемнели, я весь изнемог… В покой отдаленный вхожу я один… Неверную деву лобзал армянин. Не взвидел я света; булат загремел… Прервать поцелуя злодей не успел. Безглавое тело я долго топтал И молча на деву, бледнея, взирал. Я помню моленья… текущую кровь… Погибла гречанка, погибла любовь! С главы ее мертвой сняв черную шаль, Отер я безмолвно кровавую сталь. Мой раб, как настала вечерняя мгла, В дунайские волны их бросил тела. С тех пор не целую прелестных очей, С тех пор я не знаю веселых ночей. Гляжу, как безумный, на черную шаль, И хладную душу терзает печаль. 1820

«Ложится в поле мрак ночной…»

Ложится в поле мрак ночной; От волн поднялся ветер хладный. Уж поздно, путник молодой! Укройся в терем наш отрадный. Здесь ночью нега и покой, А днем и шум, и пированье. Приди на дружное призванье, Приди, о путник молодой! У нас найдешь красавиц рой; Их нежны речи и лобзанье. Приди на тайное свиданье, Приди, о путник молодой! Тебе мы с утренней зарей Наполним кубок на прощанье. Приди на мирное призванье, Приди, о путник молодой! Ложится в поле мрак ночной От волн подняло ветер хладный. Уж поздно, путник молодой! Укройся в терем наш отрадный.

Муза

В младенчестве моем она меня любила И семиствольную цевницу мне вручила. Она внимала мне с улыбкой – и слегка, По звонким скважинам пустого тростника, Уже наигрывал я слабыми перстами И гимны важные, внушенные богами, И песни мирные фригийских пастухов. С утра до вечера в немой тени дубов Прилежно я внимал урокам девы тайной, И, радуя меня наградою случайной, Откинув локоны от милого чела, Сама из рук моих свирель она брала. Тростник был оживлен божественным дыханьем И сердце наполнял святым очарованьем. 1821

«Я пережил свои желанья…»

Я пережил свои желанья, Я разлюбил свои мечты; Остались мне одни страданья, Плоды сердечной пустоты. Под бурями судьбы жестокой Увял цветущий мой венец — Живу печальный, одинокой, И жду: придет ли мой конец? Так, поздним хладом пораженный, Как бури слышен зимний свист, Один – на ветке обнаженной Трепещет запоздалый лист!.. 1821

Кавказский пленник. Сцены из поэмы

Музыка.

Вдали видны горы и река. Ночь, светит месяц. Пленник, склонясь головою на камень, лежит у забора за саклями.

Занавес подымается.

Черкешенка показывается из-за гор, украдкой подходит к пленнику. Пленник смотрит на нее с удивлением. Она, став на колени, подносит ему кумыс. Он пьет. Она садится подле него.

Черкешенка

Пленник милый! Развесели свой взор унылый, Склонись главой ко мне на грудь, Свободу, родину забудь. Скрываться рада я в пустыне С тобою, царь души моей! Люби меня; никто доныне Не целовал моих очей; К моей постеле одинокой Не крался в тишине ночной; Слыву я девою жестокой, Неумолимой красотой. И знаю жребий мне готовый: Меня отец и брат суровый Немилому продать хотят В чужой аул ценою злата; Но умолю отца и брата, Не то – найду кинжал иль яд. Непостижимой, чудной силой К тебе я вся привлечена; Люблю тебя, невольник милый, Душа тобой упоена…

Пленник

Забудь меня: твоей любви, Твоих восторгов я не стою. Бесценных дней не трать со мною: Другого юношу зови. Его любовь тебе заменит Моей души печальный хлад; Он будет верен, он оценит Твою красу, твой милый взгляд, И жар младенческих лобзаний, И нежность пламенных речей; Без упоенья, без желаний Я вяну жертвою страстей. Ты видишь след любви несчастной, Душевной бури след ужасной; Оставь меня; но пожалей О скорбной участи моей! Несчастный друг, зачем не прежде Явилась ты моим очам, В те дни, как верил я надежде И упоительным мечтам! Но поздно: умер я для счастья, Надежды призрак улетел; Твой друг отвык от сладострастья, Для нежных чувств окаменел… Перед собою, как во сне, Я вижу образ вечно милый; Его зову, к нему стремлюсь, Молчу, не вижу, не внимаю; Тебе в забвеньи предаюсь И тайный призрак обнимаю. Об нем в пустыне слезы лью; Повсюду он со мною бродит И мрачную тоску наводит На душу сирую мою. Оставь же мне мои железы, Уединенные мечты, Воспоминанья, грусть и слезы: Их разделить не можешь ты. Ты сердца слышала признанье; Прости!.. дай руку – на прощанье!

Берет черкешенку за руку и крепко сжимает. Не отнимая руки, со вздохом.

Черкешенка

Ах, русский, русский, для чего, Не зная сердца твоего, Тебе навек я предалася! Ты мог бы, пленник, обмануть Мою неопытную младость, Хотя б из жалости одной, Молчаньем, ласкою притворной; Я услаждала б жребий твой Заботой нежной и покорной; Я стерегла б минуты сна, Покой тоскующего друга; Ты не хотел… Но кто ж она, Твоя прекрасная подруга? Ты любишь, русский, ты любим?.. Понятны мне твои страданья… Прости ж и ты мои рыданья, Не смейся горестям моим!

Плачет, закрыв лицо руками.

Пленник

Не плачь: и я гоним судьбою, И муки сердца испытал. Нет, я не знал любви взаимной; Любил один, страдал один; И гасну я, как пламень дымный, Забытый средь пустых долин; Умру вдали брегов желанных; Мне будет гробом эта степь; Здесь на костях моих изгнанных Заржавит тягостная цепь…

Пленник падает на изголовье. Вдали слышна черкесская песня.

В реке бежит гремучий вал; В горах безмолвие ночное; Казак усталый задремал, Склонясь на копие стальное. Не спи, казак: во тьме ночной Чеченец ходит за рекой. Казак плывет на челноке, Влача по дну речному сети. Казак, утонешь ты в реке, Как тонут маленькие дети, Купаясь жаркою порой: Чеченец ходит за рекой. На берегу заветных вод Цветут богатые станицы; Веселый пляшет хоровод. Бегите, русские девицы, Спешите, красные, домой: Чеченец ходит за рекой. Пленник встает с усилием и садится на берегу реки. Черкешенка подходит к нему: в одной руке у нее кинжал, в другой пила. Черкешенка Беги… нигде черкес тебя не встретит. Спеши; не трать ночных часов; Возьми кинжал: твоих следов Никто во мраке не заметит.

Черкешенка становится на колени у ног его. Железо под пилою визжит и цепь распадается.

Ты волен! беги!

Пленник

О друг мой! Я твой навек, я твой до гроба! Ужасный край оставим оба, Беги со мной…

Черкешенка

Нет, русский, нет! Она исчезла, жизни сладость; Я знала всё, я знала радость, И всё прошло, пропал и след. Возможно ль? ты любил другую!.. Найди ее, люби ее; О чем же я еще тоскую? О чем уныние мое?.. Прости! любви благословенья С тобою будут каждый час. Прости – забудь мои мученья, Дай руку мне… в последний раз!..

Пленник жарко обнимает черкешенку, и молча они сходят к реке. Еще долгий поцелуй. Пленник бросается в реку. Черкешенка бросается за ним.

(Музыка.)

Пленник показывается на другом берегу, взбираясь по крутизнам и озираясь, ищет черкешенку глазами. Потом пленник скрывается за горами.

Слышны за горами оклики русских сторожевых казаков.

Занавес опускается.

Узник

Сижу за решеткой в темнице сырой. Вскормленный в неволе орел молодой, Мой грустный товарищ, махая крылом, Кровавую пищу клюет под окном, Клюет, и бросает, и смотрит в окно, Как будто со мною задумал одно. Зовет меня взглядом и криком своим И вымолвить хочет: «Давай улетим! Мы вольные птицы; пора, брат, пора! Туда, где за тучей белеет гора, Туда, где синеют морские края, Туда, где гуляем лишь ветер… да я!..» 1822

Ночь

Мой голос для тебя и ласковый и томный Тревожит поздное молчанье ночи темной. Близ ложа моего печальная свеча Горит; мои стихи, сливаясь и журча, Текут, ручьи любви, текут, полны тобою. Во тьме твои глаза блистают предо мною, Мне улыбаются, и звуки слышу я: Мой друг, мой нежный друг… люблю… твоя… твоя… 1823

Телега жизни

Хоть тяжело подчас в ней бремя, Телега на ходу легка; Ямщик лихой, седое время, Везет, не слезет с облучка. С утра садимся мы в телегу; Мы рады голову сломать И, презирая лень и негу, Кричим: пошел!… . . . . Но в полдень нет уж той отваги; Порастрясло нас; нам страшней И косогоры и овраги; Кричим: полегче, дуралей! Катит по-прежнему телега; Под вечер мы привыкли к ней И, дремля, едем до ночлега — А время гонит лошадей. 1823

Татарская песнь

Дарует небо человеку Замену слез и частых бед: Блажен факир, узревший Мекку На старости печальных лет. Блажен, кто славный брег Дуная Своею смертью освятит: К нему навстречу дева рая С улыбкой страстной полетит. Но тот блаженней, о Зарема, Кто, мир и негу возлюбя, Как розу, в тишине гарема Лелеет, милая, тебя.

Фонтану Бахчисарайского дворца

Фонтан любви, фонтан живой! Принес я в дар тебе две розы. Люблю немолчный говор твой И поэтические слезы. Твоя серебряная пыль Меня кропит росою хладной: Ах, лейся, лейся, ключ отрадный! Журчи, журчи свою мне быль… Фонтан любви, фонтан печальный! И я твой мрамор вопрошал: Хвалу стране прочел я дальней; Но о Марии ты молчал… Светило бледное гарема! И здесь ужель забвенно ты? Или Мария и Зарема Одни счастливые мечты? Иль только сон воображенья В пустынной мгле нарисовал Свои минутные виденья, Души неясный идеал? 1824

К морю

Прощай, свободная стихия! В последний раз передо мной Ты катишь волны голубые И блещешь гордою красой. Как друга ропот заунывный, Как зов его в прощальный час, Твой грустный шум, твой шум призывный Услышал я в последний раз. Моей души предел желанный! Как часто по брегам твоим Бродил я тихий и туманный, Заветным умыслом томим! Как я любил твои отзывы, Глухие звуки, бездны глас, И тишину в вечерний час, И своенравные порывы! Смиренный парус рыбарей, Твоею прихотью хранимый, Скользит отважно средь зыбей: Но ты взыграл, неодолимый, И стая тонет кораблей. Не удалось навек оставить Мне скучный, неподвижный брег, Тебя восторгами поздравить И по хребтам твоим направить Мой поэтический побег! Ты ждал, ты звал… я был окован; Вотще рвалась душа моя: Могучей страстью очарован, У берегов остался я… О чем жалеть? Куда бы ныне Я путь беспечный устремил? Один предмет в твоей пустыне Мою бы душу поразил. Одна скала, гробница славы… Там погружались в хладный сон Воспоминанья величавы: Там угасал Наполеон. Там он почил среди мучений. И вслед за ним, как бури шум, Другой от нас умчался гений, Другой властитель наших дум. Исчез, оплаканный свободой, Оставя миру свой венец. Шуми, взволнуйся непогодой: Он был, о море, твой певец. Твой образ был на нем означен, Он духом создан был твоим: Как ты, могущ, глубок и мрачен, Как ты, ничем неукротим. Мир опустел… Теперь куда же Меня б ты вынес, океан? Судьба земли повсюду та же: Где капля блага, там на страже Уж просвещенье иль тиран. Прощай же, море! Не забуду Твоей торжественной красы И долго, долго слышать буду Твой гул в вечерние часы. В леса, в пустыни молчаливы Перенесу, тобою полн, Твои скалы, твои заливы, И блеск, и тень, и говор воли. 1824

Испанский романс

Ночной зефир Струит эфир. Шумит, Бежит Гвадалквивир. Вот взошла луна златая, Тише… чу… гитары звон… Вот испанка молодая Оперлася на балкон. Ночной зефир Струит эфир. Шумит, Бежит Гвадалквивир. Скинь мантилью, ангел милый, И явись как яркий день! Сквозь чугунные перилы Ножку дивную продень! Ночной зефир Струит эфир. Шумит, Бежит Гвадалквивир. 1824

<Из поэмы «Цыганы»>

Старый муж, грозный муж, Режь меня, жги меня: Я тверда, не боюсь Ни ножа, ни огня. Ненавижу тебя, Презираю тебя; Я другого люблю, Умираю любя. Режь меня, жги меня; Не скажу ничего; Старый муж, грозный муж, Не узнаешь его. Он свежее весны, Жарче летнего дня; Как он молод и смел! Как он любит меня! Как ласкала его Я в ночной тишине! Как смеялись тогда Мы твоей седине! 1824

«Птичка Божия не знает…»

Птичка Божия не знает Ни заботы, ни труда; Хлопотливо не свивает Долговечного гнезда, В долгу ночь на ветке дремлет; Солнце красное взойдет, Птичка гласу Бога внемлет, Встрепенется и поет. За весной, красой природы, Лето знойное пройдет — И туман и непогоды Осень поздняя несет: Людям скучно, людям горе; Птичка в дальние страны, В теплый край, за сине море Улетает до весны.

Сожженное письмо

Прощай, письмо любви, прощай! Она велела. Как долго медлил я! как долго не хотела Рука предать огню все радости мои!.. Но полно, час настал: гори, письмо любви. Готов я: ничему душа моя не внемлет… Уж пламя жадное листы твои приемлет. Минуту!.. вспыхнули… пылают… легкий дым, Виясь, теряется с молением моим. Уж перстня верного утратя впечатленье, Растопленный сургуч кипит… О провиденье! Свершилось! Темные свернулися листы; На легком пепле их заветные черты Белеют… Грудь моя стеснилась. Пепел милый, Отрада бедная в судьбе моей унылой, Останься век со мной на горестной груди… 1825

«Если жизнь тебя обманет…»

Если жизнь тебя обманет, Не печалься, не сердись! В день уныния смирись: День веселья, верь, настанет. Сердце в будущем живет; Настоящее уныло: Все мгновенно, все пройдет; Что пройдет, то будет мило. 1825

«Я помню чудное мгновенье…»

Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты. В томленьях грусти безнадежной, В тревогах шумной суеты Звучал мне долго голос нежный И снились милые черты. Шли годы. Бурь порыв мятежный Рассеял прежние мечты, И я забыл твой голос нежный, Твои небесные черты. В глуши, во мраке заточенья Тянулись тихо дни мои Без божества, без вдохновенья, Без слез, без жизни, без любви. Душе настало пробужденье: И вот опять явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты. И сердце бьется в упоенье, И для него воскресли вновь И божество, и вдохновенье, И жизнь, и слезы, и любовь. 1825

Зимний вечер

Буря мглою небо кроет, Вихри снежные крутя; То, как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя, То по кровле обветшалой Вдруг соломой зашумит, То, как путник запоздалый, К нам в окошко застучит. Наша ветхая лачужка И печальна и темна. Что же ты, моя старушка, Приумолкла у окна? Или бури завываньем Ты, мой друг, утомлена, Или дремлешь под жужжаньем Своего веретена? Выпьем, добрая подружка Бедной юности моей, Выпьем с горя; где же кружка? Сердцу будет веселей. Спой мне песню, как синица Тихо за морем жила; Спой мне песню, как девица За водой поутру шла. Буря мглою небо кроет, Вихри снежные крутя; То, как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя. Выпьем, добрая подружка Бедной юности моей, Выпьем с горя; где же кружка? Сердцу будет веселей. 1825

«В крови горит огонь желанья…»

В крови горит огонь желанья, Душа тобой уязвлена, Лобзай меня: твои лобзанья Мне слаще мирра и вина. Склонись ко мне главою нежной, И да почию безмятежный, Пока дохнет веселый день И двигнется ночная тень. 1825

Вакхическая песня

Что смолкнул веселия глас? Раздайтесь вакхальны припевы! Да здравствуют нежные девы И юные жены, любившие нас! Полнее стакан наливайте! На звонкое дно В густое вино Заветные кольца бросайте! Подымем стаканы, содвинем их разом! Да здравствуют музы, да здравствует разум! Ты, солнце святое, гори! Как эта лампада бледнеет Пред ясным восходом зари, Так ложная мудрость мерцает и тлеет Пред солнцем бессмертным ума. Да здравствует солнце, да скроется тьма! 1825

Буря

Ты видел деву на скале В одежде белой над волнами, Когда, бушуя в бурной мгле, Играло море с берегами, Когда луч молний озарял Ее всечасно блеском алым И ветер бился и летал С ее летучим покрывалам? Прекрасно море в бурной мгле И небо в блесках без лазури; Но верь мне: дева на скале Прекрасней волн, небес и бури. 1825

Признание

Я вас люблю, – хоть я бешусь, Хоть это труд и стыд напрасный, И в этой глупости несчастной У ваших ног я признаюсь! Мне не к лицу и не по летам… Пора, пора мне быть умней! Но узнаю по всем приметам Болезнь любви в душе моей: Без вас мне скучно, – я зеваю; При вас мне грустно, – я терплю; И, мочи нет, сказать желаю, Мой ангел, как я вас люблю! Когда я слышу из гостиной Ваш легкий шаг, иль платья шум, Иль голос девственный, невинный, Я вдруг теряю весь свой ум. Вы улыбнетесь – мне отрада; Вы отвернетесь – мне тоска; За день мучения – награда Мне ваша бледная рука. Когда за пяльцами прилежно Сидите вы, склонясь небрежно, Глаза и кудри опустя, — Я в умиленье, молча, нежно Любуюсь вами, как дитя!.. Сказать ли вам мое несчастье, Мою ревнивую печаль, Когда гулять, порой, в ненастье, Вы собираетеся вдаль? И ваши слезы в одиночку, И речи в уголку вдвоем, И путешествия в Опочку, И фортепьяно вечерком?.. Алина! сжальтесь надо мною. Не смею требовать любви. Быть может, за грехи мои, Мой ангел, я любви не стою! Но притворитесь! Этот взгляд Всё может выразить так чудно! Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад! 1826

«Под небом голубым страны своей родной…»

Под небом голубым страны своей родной Она томилась, увядала… Увяла наконец, и верно надо мной Младая тень уже летала; Но недоступная черта меж нами есть. Напрасно чувство возбуждал я: Из равнодушных уст я слышал смерти весть, И равнодушно ей внимал я. Так вот кого любил я пламенной душой С таким тяжелым напряженьем, С такою нежною, томительной тоской, С таким безумством и мученьем! Где муки, где любовь? Увы! в душе моей Для бедной, легковерной тени, Для сладкой памяти невозвратимых дней Не нахожу ни слез, ни пени. 1826

Зимняя дорога

Сквозь волнистые туманы Пробирается луна, На печальные поляны Льет печально свет она. По дороге зимней, скучной Тройка борзая бежит, Колокольчик однозвучный Утомительно гремит. Что-то слышится родное В долгих песнях ямщика; То разгулье удалое, То сердечная тоска… Ни огня, ни черной хаты, Глушь и снег… Навстречу мне Только версты полосаты Попадаются одне… Скучно, грустно… Завтра, Нина, Завтра к милой возвратясь, Я забудусь у камина, Загляжусь не наглядясь. Звучно стрелка часовая Мерный круг свой совершит, И, докучных удаляя, Полночь нас не разлучит. Грустно, Нина: путь мой скучен, Дремля, смолкнул мой ямщик, Колокольчик однозвучен, Отуманен лунный лик. 1826

Талисман

Там, где море вечно плещет На пустынные скалы, Где луна теплее блещет В сладкий час вечерней мглы, Где, в гаремах наслаждаясь, Дни проводит мусульман, Там волшебница, ласкаясь, Мне вручила талисман. И, ласкаясь, говорила: «Сохрани мой талисман: В нем таинственная сила! Он тебе любовью дан. От недуга, от могилы, В бурю, в грозный ураган, Головы твоей, мой милый, Не спасет мой талисман. И богатствами Востока Он тебя не одарит, И поклонников пророка Он тебе не покорит; И тебя на лоно друга, От печальных чуждых стран, В край родной на север с юга Не умчит мой талисман… Но когда коварны очи Очаруют вдруг тебя Иль уста во мраке ночи Поцелуют не любя, — Милый друг! от преступленья, От сердечных новых ран, От измены, от забвенья Сохранит мой талисман!» 1827

«He пой, красавица, при мне…»

He пой, красавица, при мне Ты песен Грузии печальной: Напоминают мне оне Другую жизнь и берег дальный. Увы, напоминают мне Твои жестокие напевы И степь, и ночь, и при луне Черты далекой, бедной девы!.. Я призрак милый, роковой, Тебя увидев, забываю; Но ты поешь – и предо мной Его я вновь воображаю. Не пой, красавица, при мне Ты песен Грузии печальной: Напоминают мне оне Другую жизнь и берег дальный. 1828

«Дар напрасный, дар случайный…»

Дар напрасный, дар случайный, Жизнь, зачем ты мне дана? Иль зачем судьбою тайной Ты на казнь осуждена? Кто меня враждебной властью Из ничтожества воззвал, Душу мне наполнил страстью, Ум сомненьем взволновал?.. Цели нет передо мною: Сердце пусто, празден ум, И томит меня тоскою Однозвучный жизни шум. 26 мая 1828

Наперсник

Твоих признаний, жалоб нежных Ловлю я жадно каждый крик: Страстей безумных и мятежных Как упоителен язык! Но прекрати свои рассказы, Таи, таи свои мечты: Боюсь их пламенной заразы, Боюсь узнать, что знала ты! 1828

«Ворон к ворону летит…»

Ворон к ворону летит, Ворон ворону кричит: Ворон! где б нам отобедать? Как бы нам о том проведать? Ворон ворону в ответ: Знаю, будет нам обед; В чистом поле под ракитой Богатырь лежит убитый. Кем убит и отчего, Знает сокол лишь его, Да кобылка вороная, Да хозяйка молодая. Сокол в рощу улетел, На кобылку недруг сел, А хозяйка ждет милого, Не убитого, живого. 1828

Предчувствие

Снова тучи надо мною Собралися в тишине; Рок завистливый бедою Угрожает снова мне… Сохраню ль к судьбе презренье? Понесу ль навстречу ей Непреклонность и терпенье Гордой юности моей? Бурной жизнью утомленный, Равнодушно бури жду: Может быть, еще спасенный, Снова пристань я найду… Но, предчувствуя разлуку, Неизбежный, грозный час, Сжать твою, мой ангел, руку Я спешу в последний раз. Ангел кроткий, безмятежный, Тихо молви мне: прости, Опечалься: взор свой нежный Подыми иль опусти; И твое воспоминанье Заменит душе моей Силу, гордость, упованье И отвагу юных дней. 1828

«Кто при звездах и при луне…»

Кто при звездах и при луне Так поздно едет на коне? Чей это конь неутомимый Бежит в степи необозримой? Казак на север держит путь, Казак не хочет отдохнуть Ни в чистом поле, ни в дубраве, Ни при опасной переправе. Как стекло булат его блестит, Мешок за пазухой звенит, Не спотыкаясь, конь ретивый Бежит, размахивая гривой. Червонцы нужны для гонца, Булат – потеха молодца, Ретивый конь – потеха тоже, Но шапка для него дороже. За шапку он оставить рад Коня, червонцы и булат, Но выдаст шапку только с бою, И то лишь с буйной головою. Зачем он шапкой дорожит? Затем, что в ней донос зашит, Донос на гетмана-злодея Царю Петру от Кочубея.

«Я вас любил: любовь еще, быть может…»

Я вас любил: любовь еще, быть может, В душе моей угасла не совсем; Но пусть она вас больше не тревожит, Я не хочу печалить вас ничем. Я вас любил безмолвно, безнадежно, То робостью, то ревностью томим; Я вас любил так искренно, так нежно, Как дай вам Бог любимой быть другим. 1829

Дорожные жалобы

Долго ль мне гулять на свете То в коляске, то верхом, То в кибитке, то в карете, То в телеге, то пешком? Не в наследственной берлоге, Не средь отческих могил, На большой мне, знать, дороге Умереть Господь судил, На каменьях под копытом, На горе под колесом, Иль во рву, водой размытом, Под разобранным мостом. Иль чума меня подцепит, Иль мороз окостенит, Иль мне в лоб шлагбаум влепит Непроворный инвалид. Иль в лесу под нож злодею Попадуся в стороне, Иль со скуки околею Где-нибудь в карантине. Долго ль мне в тоске голодной Пост невольный соблюдать И телятиной холодной Трюфли Яра поминать? То ли дело быть на месте, По Мясницкой разъезжать, О деревне, о невесте На досуге помышлять! То ли дело рюмка рома, Ночью сон, поутру чай; То ли дело, братцы, дома!.. Ну, пошел же, погоняй!.. 1829

Делибаш[1]

Перестрелка за холмами; Смотрит лагерь их и наш; На холме пред казаками Вьется красный делибаш. Делибаш! не суйся к лаве, Пожалей свое житье; Вмиг аминь лихой забаве: Попадешься на копье. Эй, казак! не рвися к бою: Делибаш на всем скаку Срежет саблею кривою С плеч удалую башку. Мчатся, сшиблись в общем крике. Посмотрите! каковы?.. Делибаш уже на пике, А казак без головы. 1829

Песня девушек

Девицы, красавицы, Душеньки, подруженьки, Разыграйтесь, девицы, Разгуляйтесь, милые! Затяните песенку, Песенку заветную, Заманите молодца, К хороводу нашему. Как заманим молодца, Как завидим издали, Разбежимтесь, милые, Закидаем вишеньем, Вишеньем, малиною. Красною смородиной. Не ходи подслушивать Песенки заветные, Не ходи подсматривать Игры наши девичьи.

«Покамест упивайтесь ею…»

Покамест упивайтесь ею, Сей легкой жизнию, друзья! Ее ничтожность разумею И мало к ней привязан я; Для призраков закрыл я вежды; Но отдаленные надежды Тревожат сердце иногда: Без неприметного следа Мне было б грустно мир оставить. Живу, пишу не для похвал; Но я бы, кажется, желал Печальный жребий свой прославить, Чтоб обо мне, как верный друг, Напомнил хоть единый звук.

«Что в имени тебе моем?..»

Что в имени тебе моем? Оно умрет, как шум печальный Волны, плеснувшей в берег дальный, Как звук ночной в лесу глухом. Оно на памятном листке Оставит мертвый след, подобный Узору надписи надгробной На непонятном языке. Что в нем? Забытое давно В волненьях новых и мятежных, Твоей душе не даст оно Воспоминаний чистых, нежных. Но в день печали, в тишине, Произнеси его тоскуя; Скажи: есть память обо мне, Есть в мире сердце, где живу я… 1830

Прощанье

В последний раз твой образ милый Дерзаю мысленно ласкать, Будить мечту сердечной силой И с негой робкой и унылой Твою любовь воспоминать. Бегут, меняясь, наши лета, Меняя все, меняя нас. Уж ты для своего поэта Могильным сумраком одета, И для тебя твой друг угас. Прими же, дальняя подруга, Прощанье сердца моего, Как овдовевшая супруга, Как друг, обнявший молча друга Пред заточением его. 1830

«Для берегов отчизны дальной…»

Для берегов отчизны дальной Ты покидала край чужой; В час незабвенный, в час печальный Я долго плакал пред тобой. Мои хладеющие руки Тебя старались удержать; Томленье страшное разлуки Мой стон молил не прерывать. Но ты от горького лобзанья Свои уста оторвала; Из края мрачного изгнанья Ты в край иной меня звала. Ты говорила: «В день свиданья Под небом вечно голубым, В тени олив, любви лобзанья Мы вновь, мой друг, соединим». Но там, увы, где неба своды Сияют в блеске голубом, Где тень олив легла на воды, Заснула ты последним сном. Твоя краса, твои страданья Исчезли в урне гробовой — А с ними поцелуй свиданья… Но жду его; он за тобой… 1830

Бесы

Мчатся тучи, вьются тучи; Невидимкою луна Освещает снег летучий; Мутно небо, ночь мутна. Еду, еду в чистом поле; Колокольчик дин-дин-дин… Страшно, страшно поневоле Средь неведомых равнин! «Эй, пошел, ямщик!..» – «Нет мочи: Коням, барин, тяжело; Вьюга мне слипает очи; Все дороги занесло; Хоть убей, следа не видно; Сбились мы. Что делать нам! В поле бес нас водит, видно, Да кружит по сторонам. Посмотри: вон, вон играет, Дует, плюет на меня; Вот – теперь в овраг толкает Одичалого коня; Там верстою небывалой Он торчал передо мной; Там сверкнул он искрой малой И пропал во тьме пустой». Мчатся тучи, вьются тучи; Невидимкою луна Освещает снег летучий; Мутно небо, ночь мутна. Сил нам нет кружиться доле; Колокольчик вдруг умолк; Кони стали… «Что там в поле?» — «Кто их знает? пень иль волк?» Вьюга злится, вьюга плачет; Кони чуткие храпят; Вон уж он далече скачет; Лишь глаза во мгле горят; Кони снова понеслися; Колокольчик дин-дин-дин… Вижу: духи собралися Средь белеющих равнин. Бесконечны, безобразны, В мутной месяца игре Закружились бесы разны, Будто листья в ноябре… Сколько их! куда их гонят? Что так жалобно поют? Домового ли хоронят, Ведьму ль замуж выдают? Мчатся тучи, вьются тучи; Невидимкою луна Освещает снег летучий; Мутно небо, ночь мутна. Мчатся бесы рой за роем В беспредельной вышине, Визгом жалобным и воем Надрывая сердце мне… 1830

Цыганы

Над лесистыми брегами, В час вечерней тишины, Шум и песни под шатрами, И огни разложены. Здравствуй, счастливое племя! Узнаю твои костры; Я бы сам в иное время Провождал сии шатры. Завтра с первыми лучами Ваш исчезнет вольный след, Вы уйдете – но за вами Не пойдет уж ваш поэт. Он бродящие ночлеги И проказы старины Позабыл для сельской неги И домашней тишины. 1830

Элегия («Безумных лет угасшее веселье…»)

Безумных лет угасшее веселье Мне тяжело, как смутное похмелье. Но, как вино – печаль минувших дней В моей душе чем старе, тем сильней. Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе Грядущего волнуемое море. Но не хочу, о други, умирать; Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать; И ведаю, мне будут наслажденья Меж горестей, забот и треволненья: Порой опять гармонией упьюсь, Над вымыслом слезами обольюсь, И может быть – на мой закат печальный Блеснет любовь улыбкою прощальной. 1830

«Я здесь, Инезилья…»

Я здесь, Инезилья, Я здесь под окном. Объята Севилья И мраком и сном. Исполнен отвагой, Окутан плащом, С гитарой и шпагой Я здесь под окном. Ты спишь ли? Гитарой Тебя разбужу. Проснется ли старый, Мечом уложу. Шелковые петли К окошку привесь… Что медлишь?.. Уж нет ли Соперника здесь?.. Я здесь, Инезилья, Я здесь под окном. Объята Севилья И мраком и сном. 1830

Из Barry Cornwall

Here’s health to thee, Mary[2]

Пью за здравие Мери, Милой Мери моей. Тихо запер я двери И один без гостей Пью за здравие Мери. Можно краше быть Мери, Краше Мери моей, Этой маленькой пери; Но нельзя быть милей. Будь же счастлива, Мери, Солнце жизни моей! Ни тоски, ни потери, Ни ненастливых дней Пусть не ведает Мери. 1830

Сватушка, сватушка

Сватушка, сватушка, Бестолковый сватушка! По невесту ехали — В огород заехали, Пива бочку пролили, Всю капусту полили, Тыну поклонилися, Верее молилися: Верея ль, вереюшка, Укажи дороженьку По невесту ехати. Сватушка, догадайся, За мошоночку принимайся: В мошне денежка шевелится, К красным девушкам норовится.

По камушкам, по желтому песочку

По камушкам, по желтому песочку Пробегала быстрая речка; В быстрой речке гуляют две рыбки, Две рыбки, две малые плотицы. А слышала ль ты, рыбка-сестрица, Про вести-то наши, про речные? Как вечор у нас красна девица топилась, Утопая, мила друга проклинала.

Русалки («Веселой толпою…»)

Веселой толпою С глубокого дна Мы ночью всплываем, Нас греет луна. Любо нам порой ночною Дно речное покидать, Любо с вольной головою Высь речную разрезать, Подавать друг дружке голос, Воздух звонкий раздражать, И зеленый, влажный волос В нем сушить и отряхать.

Русалки («Что, сестрицы? в поле чистом…»)

Что, сестрицы? в поле чистом Не догнать ли их скорей? Плеском, хохотом и свистом Не пугнуть ли их коней? Поздно. Рощи потемнели, Холодеет глубина, Петухи в селе пропели, Закатилася луна.

«Колокольчики звенят…»

Колокольчики звенят, Барабанчики гремят, А люди-то, люди — Ой люшеньки-люли! А люди-то, люди На цыганочку глядят. А цыганочка-то пляшет, В барабанчики-то бьет, Голубой ширинкой машет, Заливается-поет: «Я плясунья, я певица, Ворожить я мастерица». <1833>

Туча

Последняя туча рассеянной бури! Одна ты несешься по ясной лазури, Одна ты наводишь унылую тень, Одна ты печалишь ликующий день. Ты небо недавно кругом облегала, И молния грозно тебя обвивала; И ты издавала таинственный гром И алчную землю поила дождем. Довольно, сокройся! Пора миновалась, Земля освежилась, и буря промчалась, И ветер, лаская листочки древес, Тебя с успокоенных гонит небес. 1835

«Жил на свете рыцарь бедный…»

Жил на свете рыцарь бедный, Молчаливый и простой, С виду сумрачный и бледный, Духом смелый и прямой. Он имел одно виденье, Непостижное уму, И глубоко впечатленье В сердце врезалось ему. Путешествуя в Женеву, На дороге у креста Видел он Марию деву, Матерь Господа Христа. С той поры, сгорев душою, Он на женщин не смотрел, И до гроба ни с одною Молвить слова не хотел. С той поры стальной решетки Он с лица не подымал И себе на шею четки Вместо шарфа привязал. Несть мольбы Отцу, ни Сыну, Ни святому Духу ввек Не случилось паладину, Странный был он человек. Проводил он целы ночи Перед ликом Пресвятой, Устремив к Ней скорбны очи, Тихо слезы лья рекой. Полон верой и любовью, Верен набожной мечте, Ave, Mater Dei[3] кровью Написал он на щите. Между тем как паладины Ввстречу трепетным врагам По равнинам Палестины Мчались, именуя дам, Lumen coelum, sancta Rosa![4] Восклицал всех громче он, И гнала его угроза Мусульман со всех сторон. Возвратясь в свой замок дальный, Жил он строго заключен, Все влюбленный, все печальный, Без причастья умер он; Между тем как он кончался, Дух лукавый подоспел, Душу рыцаря сбирался Бес тащить уж в свой предел: Он-де Богу не молился, Он не ведал-де поста, Не путем-де волочился Он за матушкой Христа. Но Пречистая сердечно Заступилась за него И впустила в царство вечно Паладина своего. 1835

Михаил Александрович Офросимов (1797–1868)

Сосна

Уединенная сосна, Товарищ дикий и печальный! Как грусть души моей сходна С твоею тенью погребальной! Тебе судил жестокий рок Не осенять поток прозрачный… Как ты мрачна, так мысли мрачны, Я в мире так же одинок. Кто разделит печаль мою? Найду ль внимательных, послушных? Прими меня под сень твою — И слезы скрой от равнодушных! Когда ж окончу скорбны дни, Забыт людьми, подругой милой… Ты тенью мрачной и унылой Мою гробницу осени! 1820

Коварный друг

Коварный друг, но сердцу милый, Я дал обет забыть твой ков, Мои мечты, мою любовь, — Забыть всё то, что жизни льстило. Молил тебя не нарушать Отрадный мир уединенья, Но ты, жестокая, опять Мое тревожишь сновиденье. Зачем тому твое участье, Над кем лежит судьбы рука? Ужель страдальца, бедняка Завиден так и призрак счастья? Когда любви моей святой Тебе внимать не приказали — Оставь меня скорбеть душой, Ты не поймешь моей печали.

Павел Александрович Катенин (1792–1853)

Любовь

О чем, о чем в тени ветвей Поешь ты ночью, соловей? Что песнь твою к подруге милой Живит огнем и полнит силой, Колеблет грудь, волнует кровь? Живущих всех душа: любовь. Не сетуй, девица-краса! Дождешься радостей часа. Зачем в лице завяли розы? Зачем из глаз лиются слезы? К веселью душу приготовь, — Его дарит тебе любовь. Покуда дней златых весна, Отрадой нам любовь одна, Ловите, юноши, украдкой Блаженный час, час неги сладкой; Пробьет… любите вновь и вновь; Земного счастья верх: любовь. <1827>

Константин Николаевич Батюшков (1787 – 1855)

Ложный страх. Подражание Парни

Помнишь ли, мой друг бесценный! Как с амурами тишком, Мраком ночи окруженный, Я к тебе прокрался в дом? Помнишь ли, о друг мой нежной! Как дрожащая рука От победы неизбежной Защищалась – но слегка? Слышен шум! ты испугалась! Свет блеснул и вмиг погас; Ты к груди моей прижалась, Чуть дыша… блаженный час! Ты пугалась; я смеялся. «Нам ли ведать, Хлоя, страх! Гименей за всё ручался, И амуры на часах. Всё в безмолвии глубоком. Всё почило сладким сном! Дремлет Аргус томным оком Под Морфеевым крылом!» Рано утренние розы Запылали в небесах… Но любви бесценны слезы, Но улыбка на устах, Томно персей волнованье Под прозрачным полотном, Молча новое свиданье Обещали вечерком. Если б Зевсова десница Мне вручила ночь и день, Поздно б юная денница Прогоняла черну тень! Поздно б солнце выходило На восточное крыльцо; Чуть блеснуло б – и сокрыло За лес рдяное лицо; Долго б тени пролежали Влажной ночи на полях; Долго б смертные вкушали Сладострастие в мечтах. Дружбе дам я час единой, Вакху час и сну другой. Остальною ж половиной Поделюсь, мой друг, с тобой! 1810

Любовь в челноке

Месяц плавал над рекою, Всё спокойно! Ветерок Вдруг повеял, и волною Принесло ко мне челнок. Мальчик в нем сидел прекрасный, Тяжким правил он веслом. «Ах, малютка мой несчастный! Ты потонешь с челноком!» «Добрый путник, дай помо́гу; Я не справлю, сидя в нем. На – весло! и понемногу Мы к ночлегу доплывем». Жалко мне малютки стало; Сел в челнок – и за весло! Парус ветром надувало, Нас стрелою понесло. И вдоль берега помчались, По теченью быстрых вод; А на берег собирались Стаей нимфы в хоровод. Резвые смеялись, пели И цветы кидали в нас; Мы неслись, стрелой летели… О беда! О страшный час!.. Я заслушался, забылся, Ветер с моря заревел; Мой челнок о мель разбился, А малютка… улетел! Кое-как на голый камень Вышел, с горем пополам; Я обмок – а в сердце пламень: Из беды опять к бедам! Всюду нимф ищу прекрасных, Всюду в горести брожу, Лишь в мечтаньях сладострастных Тени милых нахожу. Добрый путник! в час погоды Не садися ты в челнок! Знать, сии опасны воды; Знать, малютка… страшный бог! 1810

Источник

Буря умолкла, и в ясной лазури Солнце явилось на западе нам; Мутный источник, след яростной бури, С ревом и с шумом бежит по полям! Зафна! Приближься: для девы невинной Пальмы под тенью здесь роза цветет; Падая с камня, источник пустынный С ревом и с пеной сквозь дебри течет! Дебри ты, Зафна, собой озарила! Сладко с тобою в пустынных краях! Песни любови ты мне повторила; Ветер унес их на тихих крылах! Голос твой, Зафна, как утра дыханье, Сладостно шепчет, несясь по цветам. Тише, источник! Прерви волнованье, С ревом и с пеной стремясь по полям! Голос твой, Зафна, в душе отозвался; — Вижу улыбку и радость в очах!.. Дева любви! – я к тебе прикасался, С медом пил розы на влажных устах! Зафна краснеет?.. О друг мой невинный, Тихо прижмися устами к устам!.. Будь же ты скромен, источник пустынный, С ревом и с шумом стремясь по полям! Чувствую персей твоих волнованье, Сердца биенье и слезы в очах; Сладостно девы стыдливой роптанье! Зафна, о Зафна!.. Смотри… там, в водах, Быстро несется цветок розмаринный; Воды умчались – цветочка уж нет! Время быстрее, чем ток сей пустынный, С ревом который сквозь дебри течет! Время погубит и прелесть и младость!.. Ты улыбнулась, о дева любви! Чувствуешь в сердце томленье и сладость, Сильны восторги и пламень в крови!.. Зафна, о Зафна! – там голубь невинный С страстной подругой завидуют нам… Вздохи любови – источник пустынный С ревом и с шумом умчит по полям! Первая половина 1810

Радость

Любимца Кипридина И миртом и розою Венчайте, о юноши И девы стыдливые! Толпами сбирайтеся, Руками сплетайтеся И, радостно топая, Скачите и прыгайте! Мне лиру тиискую Камены и грации Вручили с улыбкою: И песни веселию, Приятнее не́ктара И слаще амврозии, Что пьют небожители, В блаженстве беспечные, Польются со струн ее! Сегодня – день радости: Филлида суровая Сквозь слезы стыдливости «Люблю!» мне промолвила. Как роза, кропимая В час утра Авророю, С главой, отягченною Бесцельными каплями, Румяней становится, — Так ты, о прекрасная! С главою поникшею, Сквозь слезы стыдливости, Краснея, промолвила «Люблю!» тихим шепотом. Всё мне улыбнулося; Тоска и мучения И страхи и горести Исчезли – как не было! Киприда, влекомая По воздуху синему Меж бисерных облаков Цитерскими птицами К Цитере иль Пафосу, Цветами осыпала Меня и красавицу. Всё мне улыбнулося! — И солнце весеннее, И рощи кудрявые, И воды прозрачные, И холмы парнасские! Любимца Кипридина, В любви победителя, И миртом и розою Венчайте, о юноши И девы стыдливые! 1810(?)

Разлука

Гусар, на саблю опираясь, В глубокой горести стоял; Надолго с милой разлучаясь, Вздыхая, он сказал: «Не плачь, красавица! Слезами Кручине злой не пособить! Клянуся честью и усами Любви не изменить! Любви непобедима сила! Она – мой верный щит в войне; Булат в руке, а в сердце Лила, — Чего страшиться мне? Не плачь, красавица! Слезами Кручине злой не пособить! А если изменю… усами Клянусь, наказан быть! Тогда, мой верный конь, споткнися, Летя во вражий стан стрелой; Уздечка бранная порвися, И стремя под ногой! Пускай булат в руке с размаха Изломится, как прут гнилой, И я, бледнея весь от страха, Явлюсь перед тобой!» Но верный конь не спотыкался Под нашим всадником лихим; Булат в боях не изломался, И честь гусара с ним! А он забыл любовь и слезы Своей пастушки дорогой, И рвал в чужбине счастья розы С красавицей другой. Но что же сделала пастушка? Другому сердце отдала. Любовь красавицам – игрушка, А клятвы их – слова! Всё здесь, друзья, изменой дышит, Теперь нет верности нигде! Амур, смеясь, все клятвы пишет Стрелою на воде. 1814

Мой гений

О память сердца! ты сильней Рассудка памяти печальной И часто сладостью своей Меня в стране пленяешь дальной. Я помню голос милых слов, Я помню очи голубые, Я помню локоны златые Небрежно вьющихся власов. Моей пастушки несравненной Я помню весь наряд простой, И образ милый, незабвенный Повсюду странствует со мной. Хранитель-гений мой – любовью В утеху дан разлуке он: Засну ль? – приникнет к изголовью И усладит печальный сон. 1815

«Есть наслаждение и в дикости лесов…»

Есть наслаждение и в дикости лесов, Есть радость на приморском бреге, И есть гармония в сем говоре валов, Дробящихся в пустынном беге. Я ближнего люблю, но ты, природа-мать, Для сердца ты всего дороже! С тобой, владычица, привык я забывать И то, чем был, как был моложе, И то, чем ныне стал под холодом годов. Тобою в чувствах оживаю: Их выразить душа не знает стройных слов И как молчать об них, не знаю… 1819

Антон Антонович Дельвиг (1798–1831)

К Лилете

Лилета, пусть ветер свистит и кверху метелица вьется; Внимая боренью стихий и в бурю мы счастливы будем, И в бурю мы можем любить! ты знаешь, во мрачном Хаосе Родился прекрасный Эрот. В ужасном волненьи морей, когда громы сражались с громами И тьма устремлялась на тьму и белая пена кипела — Явилась богиня любви, в коральной плывя колеснице, И волны пред ней улеглись. И мы, под защитой богов, потопим в веселии время. Бушуйте, о чада зимы, осыпайтеся, желтые листья! Но мы еще только цветем, но мы еще жить начинаем В объятиях нежной любви. И радостно сбросим с себя мы юности красну одежду, И старости тихой дадим дрожащую руку с клюкою И скажем: о старость, веди наслаждаться любовью в том мире, Уж мы насладилися здесь. 1814

Первая встреча

Мне минуло шестнадцать лет, Но сердце было в воле; Я думала: весь белый свет Наш бор, поток и поле. К нам юноша пришел в село: Кто он? отколь? не знаю — Но всё меня к нему влекло, Всё мне твердило: знаю! Его кудрявые власы Вкруг шеи обвивались, Как мак сияет от росы, Сияли, рассыпались. И взоры пламенны его Мне что-то изъясняли; Мы не сказали ничего, Но уж друг друга знали. Куда пойду – и он за мной. На долгую ль разлуку? Не знаю! только он с тоской Безмолвно жал мне руку. «Что хочешь ты?» спросила я. «Скажи, пастух унылый?» И с жаром обнял он меня И тихо назвал милой. И мне б тогда его обнять! Но рук не поднимала, На перси потупила взгляд, Краснела, трепетала. Ни слова не сказала я; За что ж ему сердиться? Зачем покинул он меня? И скоро ль возвратится? 1814

Хата

Скрой меня, бурная ночь! заметай следы мои, вьюга, Ветер холодный, бушуй вкруг хаты Лилеты прекрасной, Месяц свети не свети, а дорогу наверно любовник К робкой подруге найдет. Тихо дверь отворилась! О Лилета, твой милый с тобою, Нежной, лилейной рукой ты к сердцу его прижимаешь; Что же с перстом на устах, боязливая, смотришь на друга? Или твой Аргус не спит? Бог-утешитель, Морфей, будь хранителем таин Амура! Сны, готовые нас разлучить до скучного утра, Роем тяжелым скорей опуститесь на хладное ложе Аргуса милой моей. Нам ли страшиться любви! Счастливец! – мои поцелуи Сладко ее усыпят под шумом порывистым ветра; Тихо пробудит ее с предвестницей юного утра Пламенный мой поцелуй! 1815

Песня («Дедушка! – девицы…»)

«Дедушка! – девицы Раз мне говорили. — Нет ли небылицы, Иль старинной были?» – Как не быть! – уныло Красным отвечал я, Сердце вас любило Так, чего не знал я! Было время! где вы, Годы золотые? Как пленяли девы В ваши дни былые! Уж они – старушки; Но от них, порою, Много на подушки Слез пролито мною. Душу волновали Их уста и очи, По огню бежали Дни мои и ночи. — «Дедушка! – толпою Девицы вскричали, — Жаль нам, а тобою Бабушки играли! Как не стыдно! злые, Вот над кем шутили! Нет, мы не такие, Мы б тебя любили!» – Вы б любили? сказки! Веры мне неймется. И на ваши ласки Дедушка смеется. 1819

Элегия («Когда, душа, просилась ты…»)

Когда, душа, просилась ты Погибнуть иль любить, Когда желанья и мечты К тебе теснились жить, Когда еще я не пил слёз Из чаши бытия, — Зачем тогда, в венке из роз, К теням не отбыл я! Зачем вы начертались так На памяти моей, Единый молодости знак, Вы, песни прошлых дней! Я горько долы и леса И милый взгляд забыл, — Зачем же ваши голоса Мне слух мой сохранил! Не возвратите счастья мне, Хоть дышит в вас оно! С ним, в промелькнувшей старине, Простился я давно. Не нарушайте ж, я молю, Вы сна души моей И слова страшнаго: люблю — Не повторяйте ей! 1820

Русская песня («Ax ты, ночь ли…»)

Ax ты, ночь ли, Ноченька! Ах ты, ночь ли Бурная! Отчего ты С вечера До глубокой Полночи Не блистаешь Звездами, Не сияешь Месяцем? Всё темнеешь Тучами? И с тобой, знать, Ноченька, Как со мною, Молодцем, Грусть-злодейка Сведалась! Как заляжет, Лютая, Там глубоко На сердце — Позабудешь Девицам Усмехаться, Кланяться; Позабудешь С вечера До глубокой Полночи, Припевая, Тешиться Хороводной Пляскою! Нет, взрыдаешь, Всплачешься И, безродный Молодец, На постелю Жесткую, Как в могилу, Кинешься! <1820–1821>

Одинок месяц плыл

Одинок месяц плыл, зыбился в тумане, Одинок воздыхал витязь на кургане. Одинок воздыхал витязь на кургане. Свежих трав не щипал конь мой унылый. «Конь мой, конь, верный конь, понесемся к милой! Конь мой, конь, верный конь, понесемся к милой! Не к добру грудь моя тяжко воздыхает, Не к добру сердце мне что-то предвещает, Не к добру сердце мне что-то предвещает. Не к добру без еды ты стоишь унылый, Конь мой, конь, верный конь, понесемся к милой!» Конь вздрогнул, и сильней витязь возмутился, В милый край, в страшный край, как стрела, пустился. В милый край; в страшный край, как стрела, пустился. Ночь прошла, все светло: виден храм с дубровой, Конь заржал, конь взвился над могилой новой. Конь заржал, конь взвился над могилой новой. 1822

Жалоба

Воспламенить вас – труд напрасной, Узнал по опыту я сам; Вас боги создали прекрасной, Хвала и честь за то богам: Но вместе с прелестью опасной Они холодность дали вам. Я таю в грусти сладострастной, А вы, назло моим мечтам, Улыбкой платите неясной Любви моей простым мольбам. 1822

Романс («Прекрасный день, счастливый день…»)

Прекрасный день, счастливый день: И солнце, и любовь! С нагих полей сбежала тень — Светлеет сердце вновь. Проснитесь, рощи и поля; Пусть жизнью всё кипит: Она моя, она моя! — Мне сердце говорит. Что вьешься, ласточка, к окну, Что, вольная, поешь? Иль ты щебечешь про весну И с ней любовь зовешь? Но не ко мне – и без тебя В певце любовь горит: Она моя, она моя! — Мне сердце говорит. 1823

Романс («He говори: любовь пройдет…»)

He говори: любовь пройдет, О том забыть твой друг желает; В ее он вечность уповает, Ей в жертву счастье отдает. Зачем гасить душе моей Едва блеснувшие желанья? Хоть миг позволь мне без роптанья Предаться нежности твоей. За что страдать? Что мне в любви Досталось от небес жестоких Без горьких слез, без ран глубоких, Без утомительной тоски? Любви дни краткие даны, Но мне не зреть ее остылой; Я с ней умру, как звук унылый Внезапно порванной струны. 1823

Романс («Только узнал я тебя…»)

Только узнал я тебя — И трепетом сладким впервые Сердце забилось во мне. Сжала ты руку мою — И жизнь и все радости жизни В жертву тебе я принес. Ты мне сказала: люблю, И чистая радость слетела В мрачную душу мою. Молча гляжу на тебя, — Нет слова все муки, все счастье Выразить страсти моей. Каждую светлую мысль, Высокое каждое чувство Ты зарождаешь в душе. 1823

Русская песня («Что, красотка молодая…»)

Что, красотка молодая, Что ты, светик, плачешь? Что головушку, вздыхая, К белой ручке клонишь? Или словом, или взором Я тебя обидел? Иль нескромным разговором Ввел при людях в краску? Нет, лежит тоска иная У тебя на сердце! Нет, кручинушку другую Ты вложила в мысли! Ты не хочешь, не желаешь Молодцу открыться, Ты боишься милу другу Заповедать тайну! Не слыхали ль злые люди Наших разговоров? Не спросили ль злые люди У отца родного; Не спросили ль сопостаты У твоей родимой: «Чей у ней на ручке перстень, Чья в повязке лента? Лента, ленточка цветная, С золотой каймою, Перстень с чернью расписною, С чистым изумрудом?» Не томи, открой причину Слез твоих горючих! Перелей в мое ты сердце Всю тоску-кручину, Перелей тоску-кручину Сладким поцелуем: Мы вдвоем тоску-кручину Легче растоскуем. 1823

Русская песня («Голова ль моя, головушка…»)

Голова ль моя, головушка, Голова ли молодецкая, Что болишь ты, что ты клонишься Ко груди, к плечу могучему? Ты не то была, удалая, В прежни годы, в дни разгульные, В русых кудрях, в красоте твоей, В той ли шапке, шапке бархатной, Соболями отороченной. Днем ли в те поры я выеду, В очи солнце – ты не хмуришься; В темном лесе в ночь ненастную Ты найдешь тропу заглохшую; Красна ль девица приглянется — И без слов ей все повыскажешь; Повстречаются ль недобрые — Только взглянут и вспокаются. Что ж теперь ты думу думаешь, Думу крепкую, тяжелую? Иль ты с сердцем перемолвилась, Иль одно вы с ним задумали, Иль прилука молодецкая Ни из сердца, ни с ума нейдет? Уж не вырваться из клеточки Певчей птичке конопляночке, Знать и вам не видеть более Прежней воли с прежней радостью. 1823

Разочарование

Протекших дней очарованья, Мне вас душе не возвратить! В любви узнав одни страданья, Она утратила желанья И вновь не просится любить. К ней сны младые не забродят, Опять с надеждой не мирят, В странах волшебных с ней не ходят, Веселых песен не заводят И сладких слов не говорят. Ее один удел печальный: Года бесчувственно провесть И в край, для горестных не дальной, Под глас молитвы погребальной, Одни молитвы перенесть. 1824

Русская песня («Скучно, девушки, весною жить одной…»)

Скучно, девушки, весною жить одной: Не с кем сладко побеседовать младой. Сиротинушка, на всей земле одна, Пригорюнясь ли присядешь у окна — Под окошком все так весело глядит, И мне душу то веселие томит. То веселье – не веселье, а любовь, От любви той замирает в сердце кровь. И я выйду во широкие поля — С них ли негой так и веет на тебя; Свежий запах каждой травки полевой Вреден девице весеннею порой, Хочешь с кем-то этим запахом дышать, И другим устам его передавать; Белой груди чем-то сладким тяжело, Голубым очам при солнце не светло. Больно, больно безнадежной тосковать! И я кинусь на тесовую кровать, К изголовью правой щечкою прижмусь И горючими слезами обольюсь. Как при солнце летом дождик пошумит, Травку вспрыснет, но её не освежит, Так и слезы не свежат меня, младой; Скучно, девушки, весною жить одной! 1824

Песня («Наяву и в сладком сне…»)

Наяву и в сладком сне Все мечтаетесь вы мне: Кудри, кудри шелковые, Юных персей красота, Прелесть – очи и уста, И лобзания живые. И я в раннюю зарю Темным кудрям говорю: Кудри, кудри, что вы вьетесь? Мне уж вами не играть, Мне уж вас не целовать, Вы другому достаетесь. И я утром золотым Молвлю персям молодым: Пух лебяжий, негой страстной Не дыши по старине — Уж не быть счастливым мне На груди моей прекрасной. Я твержу по вечерам Светлым взорам и устам: Замолчите, замолчите! С лютой долей я знаком, О веселом, о былом Вы с душой не говорите! Ночью, сплю ли я, не сплю, — Все устами вас ловлю, Сердцу сладкие лобзанья! Сердце бьется, сердце ждет, — Но уж милая нейдет В час условленный свиданья. 1824

Русская песня («Пела, пела пташечка…»)

Пела, пела пташечка И затихла; Знало сердце радости И забыло. Что, певунья пташечка, Замолчала? Как ты, сердце, сведалось С черным горем? Ах! Убили пташечку Злые вьюги; Погубили молодца Злые толки! Полететь бы пташечке К синю морю; Убежать бы молодцу В лес дремучий! На море валы шумят, А не вьюги; В лесе звери лютые, Да не люди! 1824

Романс («Друзья, друзья! я Нестор между вами…»)

Друзья, друзья! я Нестор между вами, По опыту веселый человек; Я пью давно; пил с вашими отцами В златые дни, в Екатеринин век, И в нас душа кипела в ваши леты, Как вы, за честь мы проливали кровь, Вино, войну нам славили поэты, Нам сладко пел Мелецкий про любовь! Не кончен пир – а гости разошлися, Допировать один остался я. И что ж? ко мне вы, други, собралися, Весельчаков бывалых сыновья! Гляжу на вас: их лица с их улыбкой, И тот же спор про жизнь и про вино; И мнится мне, я полагал ошибкой, Что и любовь забыта мной давно. 1824

Эпитафия

Жизнью земною играла она, как младенец игрушкой. Скоро разбила ее: верно утешилась там. 1824

Русская песня («Соловей мой, соловей…»)

Соловей мой, соловей, Голосистый соловей! Ты куда, куда летишь, Где всю ночку пропоешь? Кто-то бедная, как я, Ночь прослушает тебя, Не смыкаючи очей, Утопаючи в слезах? Ты лети, мой соловей, Хоть за тридевять земель, Хоть за синие моря, На чужие берега; Побывай во всех странах, В деревнях и в городах: Не найти тебе нигде Горемышнее меня. У меня ли у младой Дорог жемчуг на груди, У меня ли у младой Жар-колечко на руке, У меня ли у младой В сердце миленький дружок. В день осенний на груди Крупный жемчуг потускнел, В зимню ночку на руке Распаялося кольцо, А как нынешней весной Разлюбил меня милой. <Между маем 1825 и февралем 1826>

На смерть В…ва

Дева Роза

Юноша милый! на миг ты в наши игры вмешался! Розе подобный красой, как Филомела ты пел. Сколько любовь потеряла в тебе поцелуев и песен, Сколько желаний и ласк новых, прекрасных, как ты. Дева, не плачь! Я на прахе его в красоте расцветаю. Сладость он жизни вкусив, горечь оставил другим; Ах! и любовь бы изменою душу певца отравила! Счастлив, кто прожил, как он, век соловьиный и мой! 1827

Русская песня («Сиротинушка, девушка…»)

Сиротинушка, девушка, Полюби меня, молодца, Полюбя – приголубливай, Мои кудри расчесывай. Хорошо цветку на поле, Любо пташечке на небе, — Сиротинушке девушке Веселей того с молодцем. У меня в дому волюшка, От беды оборонушка, Что от дождичка кровелька, От жары дневной ставенки, От лихой же разлучницы, От лукавой указчицы На воротах замок висит, В подворотенку пес глядит. 1828

Русская песня («И я выйду ль на крылечко…»)

И я выйду ль на крылечко, На крылечко погулять, И я стану ль у колечка О любезном горевать; Как у этого ль колечка Он впоследнее стоял И печальное словечко Мне, прощаючись, сказал: «За турецкой за границей, В басурманской стороне По тебе лишь по девице Слезы лить досталось мне…» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1828

Русская песня («Как за реченькой слободушка стоит…»)

Как за реченькой слободушка стоит, По слободке той дороженька бежит, Путь-дорожка широка, да не длинна, Разбегается в две стороны она: Как налево – на кладбище к мертвецам, А направо – к закавказским молодцам. Грустно было провожать мне, молодой, Двух родимых и по той, и по другой: Обручальника по левой проводя, С плачем матерью-землей покрыла я; А налетный друг уехал по другой, На прощанье мне кивнувши головой. 1828

Русская песня («Как у нас ли на кровельке…»)

Как у нас ли на кровельке, Как у нас ли на крашеной, Собиралися пташечки, Мелки пташечки, ласточки, Щебетали, чиликали, Несобравшихся кликали: «Вы слетайтесь, не медлите, В путь-дороженьку пустимся! Красны дни миновалися, Вдоволь мы наигралися, Здесь не ждать же вам гибели От мороза трескучего!» Государь ты мой батюшка, Государыня матушка! Меня суженый сватает, Меня ряженый сватает; Поспешите, не мешкайте, Меня поезду выдайте, С хлебом-солию, с образом, С красотой проходящею! Мне не век вековать у вас, Не сидеть же всё девицей Без любви и без радости До ворчуньи ль до старости. 1829

Евгений Абрамович Баратынский (1800–1844)

К Алине

Тебя я некогда любил, И ты любить не запрещала; Но я дитя в то время был — Ты в утро дней едва вступала. Тогда любим я был тобой, И в дни невинности беспечной Алине с детской простотой Я клятву дал уж в страсти вечной. Тебя ль, Алина, вижу вновь? Твой голос стал еще приятней; Сильнее взор волнует кровь; Улыбка, ласки сердцу внятней; Блестящих на груди лилей Все прелести соединились, И чувства прежние живей В душе моей возобновились. Алина! чрез двенадцать лет Всё тот же сердцем, ныне снова Я повторяю свой обет. Ужель не скажешь ты полслова? Прелестный друг! чему ни быть, Обет сей будет свято чтимым, Ах! я могу еще любить, Хотя не льщусь уж быть любимым. <1819>

Разлука

Расстались мы; на миг очарованьем, На краткий миг была мне жизнь моя; Словам любви внимать не буду я, Не буду я дышать любви дыханьем! Я все имел, лишился вдруг всего; Лишь начал сон… исчезло сновиденье! Одно теперь унылое смущенье Осталось мне от счастья моего. <1820>

К…О

Приманкой ласковых речей Вам не лишить меня рассудка! Конечно, многих вы милей, Но вас любить – плохая шутка! Вам не нужна любовь моя, Не слишком заняты вы мною, Не нежность – прихоть вашу я Признаньем страстным успокою. Вам дорог я, твердите вы, Но лишний пленник вам дороже; Вам очень мил я, но, увы! Вам и другие милы тоже. С толпой соперников моих Я состязаться не дерзаю И превосходной силе их Без битвы поле уступаю. 1821

Разуверение

Не искушай меня без нужды Возвратом нежности твоей: Разочарованному чужды Все обольщенья прежних дней! Уж я не верю увереньям, Уж я не верую в любовь И не могу предаться вновь Раз изменившим сновиденьям! Слепой тоски моей не множь, Не заводи о прежнем слова, И, друг заботливый, больного В его дремоте не тревожь! Я сплю, мне сладко усыпленье; Забудь бывалые мечты: В душе моей одно волненье, А не любовь пробудишь ты. <1821>

Поцелуй

Сей поцелуй, дарованный тобой, Преследует мое воображенье: И в шуме дня, и в тишине ночной Я чувствую его напечатленье! Сойдет ли сон и взор сомкнет ли мой, — Мне снишься ты, мне снится наслажденье! Обман исчез, нет счастья! и со мной Одна любовь, одно изнеможенье. <1822>

Возвращение

На кровы ближнего селенья Нисходит вечер, день погас. Покинем рощу, где для нас Часы летели как мгновенья! Лель, улыбнись, когда из ней Случится девице моей Унесть во взорах пламень томный, Мечту любви в душе своей И в волосах листок нескромный. <1822>

Две доли

Дало две доли провидение На выбор мудрости людской: Или надежду и волнение, Иль безнадежность и покой. Верь тот надежде обольщающей, Кто бодр неопытным умом, Лишь по молве разновещающей С судьбой насмешливой знаком. Надейтесь, юноши кипящие! Летите, крылья вам даны; Для вас и замыслы блестящие И сердца пламенные сны! Но вы, судьбину испытавшие, Тщету утех, печали власть, Вы, знанье бытия приявшие Себе на тягостную часть! Гоните прочь их рой прельстительный; Так! доживайте жизнь в тиши И берегите хлад спасительный Своей бездейственной души. Своим бесчувствием блаженные, Как трупы мертвых из гробов, Волхва словами пробужденные, Встают со скрежетом зубов, — Так вы, согрев в душе желания, Безумно вдавшись в их обман, Проснетесь только для страдания, Для боли новой прежних ран. <1823>

Уверение

Нет, обманула вас молва, По-прежнему дышу я вами, И надо мной свои права Вы не утратили с годами. Другим курил я фимиам, Но вас носил в святыне сердца; Молился новым образам, Но с беспокойством староверца. 1824

Звезда

Взгляни на звезды: много звезд В безмолвии ночном Горит, блестит кругом луны На небе голубом. Взгляни на звезды: между них Милее всех одна! За что же? Ранее встает, Ярчей горит она? Нет! утешает свет ее Расставшихся друзей: Их взоры, в синей вышине, Встречаются на ней. Она на небе чуть видна, Но с думою глядит, Но взору шлет ответный взор И нежностью горит. С нее в лазоревую ночь Не сводим мы очес, И провожаем мы ее На небо и с небес. Себе звезду избрал ли ты? В безмолвии ночном Их много блещет и горит На небе голубом. Не первой вставшей сердце вверь И, суетный в любви, Не лучезарнейшую всех Своею назови. Ту назови своей звездой, Что с думою глядит, И взору шлет ответный взор, И нежностью горит. 1824

А. А. В<оейков>ой

Очарованье красоты В тебе не страшно нам: Не будишь нас, как солнце, ты К мятежным суетам; От дольней жизни, как луна, Манишь за край земной, И при тебе душа полна Священной тишиной. <1826>

Песня («Когда взойдет денница золотая…»)

Когда взойдет денница золотая, Горит эфир, И ото сна встает, благоухая. Цветущий мир. И славит все существованья сладость, — С душой твоей Что в пору ту? скажи, живая радость, Тоска ли в ней? Когда на дев цветущих и приветных, Перед тобой Мелькающих в одеждах разноцветных, Глядишь порой, Глядишь и пьешь их томных взоров сладость, — С душой твоей Что в пору ту? скажи, живая радость, Тоска ли в ней? Страдаю я! Из-за дубравы дальной Взойдет заря, Мир озарит, души моей печальной Не озаря. Будь новый день любимцу счастья в сладость! Душе моей Противен он! что прежде было в радость, То в муку ей. Что красоты, почти всегда лукавой, Мне долгий взор? Обманчив он! знаком с его отравой Я с давних пор. Обманчив он! его живая сладость Душе моей Страшна теперь! что прежде было в радость, То в муку ей. <1827>

«Где сладкий шепот…»

Где сладкий шепот Моих лесов? Потоков ропот, Цветы лугов? Деревья голы; Ковер зимы Покрыл холмы, Луга и долы. Под ледяной Своей корой Ручей немеет; Все цепенеет, Лишь ветер злой, Бушуя, воет И небо кроет Седою мглой. Зачем, тоскуя, В окно слежу я Метели лёт? Любимцу счастья Кров от ненастья Оно дает. Огонь трескучий В моей печи; Его лучи И пыл летучий Мне веселят Беспечный взгляд. В тиши мечтаю Перед живой Его игрой, И забываю Я бури вой. О провиденье, Благодаренье! Забуду я И дуновенье Бурь бытия. Скорбя душою, В тоске моей, Склонюсь главою На сердце к ней, И под мятежной Метелью бед, Любовью нежной Ее согрет, Забуду вскоре Крутое горе, Как в этот миг Забыл природы Гробовый лик И непогоды Мятежный крик. 1831(?)

«Весна! весна! как воздух чист!..»

Весна! весна! как воздух чист! Как ясен небосклон! Своей лазурию живой Слепит мне очи он. Весна! весна! как высоко На крыльях ветерка, Ласкаясь к солнечным лучам, Летают облака! Шумят ручьи! блестят ручьи! Взревев, река несет На торжествующем хребте Поднятый ею лед! Еще древа обнажены, Но в роще ветхий лист, Как прежде, под моей ногой И шумен, и душист. Под солнце самое взвился И в яркой вышине Незримый жавронок поет Заздравный гимн весне. Что с нею, что с моей душой?! С ручьем она ручей И с птичкой птичка! с ним журчит, Летает в небе с ней! Зачем так радует ее И солнце и весна! Ликует ли, как дочь стихий, На пире их она? Что нужды! счастлив, кто на нем Забвенье мысли пьет, Кого далеко от нее Он, дивный, унесет! <1834>

Петр Андреевич Вяземский (1792–1878)

Песня («Собирайтесь, девки красны…»)

Собирайтесь, девки красны, Собирайтесь в хоровод, Скоро день погаснет ясный, Солнце яркое зайдет. Ненадолго ландыш белый Расцветает по лесам, Лето луг ковром одело Ненадолго в радость нам. В свежих рощах на свободе Пташке не всегда порхать. Не всегда нам в хороводе Петь, резвиться и плясать. Завтра, может быть, на пташку Хитрый сыщется ловец: Муж сердитый на девицу — И тогда всему конец. 1817

Сетование

Ее уж нет, моей весны! Порывы бурь ее умчали! И жертву мертвой тишины Уж не волнуют счастья сны, Ни сердцу сладкие печали! Ее уж нет, моей весны! Ее уж нет, моей весны! В туманах раннего заката Потухло солнце старины, Дни жизни сердца сочтены — И нет утраченным возврата! Ее уж нет, моей весны! Ее уж нет, моей весны! Раздался в сердце глас печальный, Как ропот порванной струны, Как стон разбившейся волны, Как тихий отзыв флейты дальной. Ее уж нет, моей весны! 1824

Давным-давно

Давно ли ум с фортуной в ссоре, А глупость счастия зерно? Давно ли искренним быть горе, Давно ли честным быть смешно? Давно ль тридцатый год Изоре? Давным-давно! Когда Эраст глядел вельможей, Ты, Фрол, дышал с ним заодно; Вчера уж не в его прихожей, Вертелось счастья вертено: Давно ль с ним виделся? – О Боже! Давным-давно! Давно ль в ладу с здоровьем, силой Честил любовь я и вино? Раз говорил подагрик хилой; Жена в углу молчала, но… В ответ промолвил вздох унылой: Давным-давно! Давно ль знак чести на позорном Лишь только яркое пятно? Давно ль на воздухе придворном Вдруг и тепло, и студено, И держат правду в теле черном? Давным-давно! 1824

Жизнь наша сон

Жизнь наша сон! Всё песнь одна: Или ко сну, или со сна! Одно всё водится издавна: Родятся люди, люди мрут, И кое-как пока живут. Куда как это всё забавно! Как не зевать? Всё песнь одна: Или ко сну, или со сна. Иной зевает от безделья, Зевают многие от дел. Иной зевает, что не ел, Другой зевает, что с похмелья! Как не зевать? Всё песнь одна: Или ко сну, или со сна. Актер в своей зевает роле, Зевотой зритель давит свист, Зевая пишет журналист, А сускребент[5] зевает боле! Как не зевать? Всё песнь одна: Или ко сну, или со сна. Я холост был, зевал без счета, Подумал завестись домком И взял жену, чтоб жить вдвоем, И вдвое забрала зевота! Как не зевать? Всё песнь одна: Или ко сну, или со сна.

Слеза

Когда печали неотступной В тебе подымется гроза И нехотя слезою крупной Твои увлажатся глаза, Я и в то время с наслажденьем Еще внимательней, нежней Любуюсь милым выраженьем Пригожей горести твоей. С лазурью голубого ока Играет зыбкий блеск слезы, И мне сдается: перл Востока Скатился с светлой бирюзы. <1829>

Прости! Как грустно это слово…

Прости! Как грустно это слово! Когда твердим его друзьям, С ним сердце выскочить готово Иль разорваться пополам. Как много скорби безнадежной, Как много слез таится в нем! Завет разлуки неизбежной, Привычек сердца перелом. Привычек сердца перелом. Оно нам подтверждает грозно, Что наше всё и мы на срок, Что в круг наш рано или поздно, А вломится железный рок. Что слово «вместе» здесь не прочно Как «радость» синоним его, Что часто лучшее заочно, Что смерть есть жизни цель всего. Что смерть есть жизни цель всего. Разлука – смерть, и смерть – разлука, Когда мы говорим: «Прости!» — Кто сердцу бедному порука, Что вновь сойдемся на пути, Что этот звук – живое слово, Не роковой, надгробный гул, Который хладно и сурово Раздался в сердце и заснул? Что есть грядущее в той речи, Что отголосок ей готов В привете сердцем жданной встречи, Красноречивой и без слов! Нет, в неизбежный час прощанья, Покоя ноющую грудь, Мы лучше скажем: «До свиданья!» А там, что Бог даст, то и будь! 1832

Еще тройка

Тройка мчится, тройка скачет, Вьется пыль из-под копыт; Колокольчик звонко плачет, И хохочет, и визжит. По дороге голосисто Раздается яркий звон; То вдали отбрякнет чисто, То застонет глухо он. Словно леший ведьме вторит И аукается с ней, Иль русалка тараторит В роще звучных камышей. Русской степи, ночи темной Поэтическая весть! Много в ней и думы томной И раздолья много есть. Прянул месяц из-за тучи, Обогнул свое кольцо И посыпал блеск зыбучий Прямо путнику в лицо. Кто сей путник и отколе, И далек ли путь ему? По неволе иль по воле Мчится он в ночную тьму? На веселье иль кручину, К ближним ли под кров родной Или в грустную чужбину Он спешит, голубчик мой? Сердце в нем ретиво рвется В путь обратный или вдаль? Встречи ль ждет он не дождется, Иль покинутого жаль? Ждет ли перстень обручальный, Ждут ли путника пиры, Или факел погребальный Над могилою сестры? Как узнать? Уж он далеко; Месяц в облако нырнул, И в пустой дали глубоко Колокольчик уж заснул. <1834>

Иван Иванович Козлов (1779–1840)

Обманутое сердце

О ты, ночь моя, ноченька, Ночь ты лунная, ночь морозная, Как тревожишь ты сердце томное, Сердце томное – безнадежное! Страшно мне: мой уголок Как могила вкруг чернеет; Разведу я огонек — Дуб трещит и пламенеет, Свет багровый на стенах Чудно зыблется в очах, И дохнуть не смею я, — Тени бродят вкруг меня. О, зачем я рождена Вянуть бедной сиротою; Жизнь моя отравлена Неотступною тоской; Светлый призрак в тяжком сне На беду являлся мне; Даль мою затмил туман — Сердцу был во всем обман. На заре весны моей Голубка я приучила; Он был друг невинных дней. О, как я его любила! Снегом белым он сиял, Томно, нежно ворковал; Но, как легкий ветерок, Улетел мой голубок. В бедном садике моем Рдела роза полевая. Любовалась я цветком; Часто горе забывая, К розе с свежею волной Я бежала в летний зной. Туча бурная нашла — Розу молния сожгла. Был друг милый у меня!.. Ночь, ты знаешь, ты видала. Как в пылу безумном я Друга к сердцу прижимала; Вспомни: он твоей луной Мне клялся, что будет мой. — Но тень бродит… страшно мне! Не душней в могильном сне. О ты, ночь моя, ноченька, Ночь ты лунная, ночь морозная, Как тревожишь ты сердце томное, Сердце томное, – безнадежное!

Добрая ночь

«Прости, прости, мой край родной! Уж скрылся ты в волнах; Касатка вьется, ветр ночной Играет в парусах. Уж тонут огненны лучи В бездонной синеве… Мой край родной, прости, прости! Ночь добрая тебе! Проснется день; его краса Утешит божий свет; Увижу море, небеса, — А родины уж нет! Отцовский дом покинул я; Травой он зарастет; Собака верная моя Выть станет у ворот. Ко мне, ко мне, мой паж младой! Но ты дрожишь, как лист? Иль страшен рев волны морской? Иль ветра буйный свист? Не плачь: корабль мой нов; плыву Уж я не в первый раз; И быстрый сокол на лету Не перегонит нас». – «Не буйный ветр страшит меня, Не шум угрюмых волн; Но не дивись, сир Чальд, что я Тоски сердечной полн! Прощаться грустно было мне С родимою, с отцом; Теперь надежда вся в тебе И в друге… неземном. Не скрыл отец тоски своей, Как стал благословлять; Но доля матери моей — День плакать, ночь не спать». – «Ты прав, ты прав, мой паж младой! Как сметь винить тебя? С твоей невинной простотой, Ах, плакал бы и я! Но вот и кормщик мой сидит, Весь полон черных дум. Иль буйный ветр тебя страшит? Иль моря грозный шум?» – «Сир Чальд, не робок я душой, Не умереть боюсь; Но я с детьми, но я с женой Впервые расстаюсь! Проснутся завтра на заре И дети и жена; Малютки спросят обо мне, И всплачется она!» – «Ты прав, ты прав! И как пенять, Тебе нельзя не горевать: И муж ты и отец! Но я… Ах, трудно верить мне Слезам прелестных глаз! Любовью новою оне Осушатся без нас. Лишь тем одним терзаюсь я, Не в силах то забыть, Что нет на свете у меня, О ком бы потужить! И вот на темных я волнах Один, один с тоской! И кто же, кто по мне в слезах Теперь в стране родной? Что ж рваться мне, жалеть кого? Я сердцем опустел, И без надежд и без всего, Что помнить я хотел. О мой корабль! с тобой я рад Носиться по волнам; Лишь не плыви со мной назад К родимым берегам! Далеко на скалах, в степи Приют сыщу себе; А ты, о родина, прости! Ночь добрая тебе!» <1824>

Ирландская мелодия («Луч ясный играет на светлых водах…»)

Луч ясный играет на светлых водах, Но тьма под сияньем и холод в волнах; Младые ланиты румянцем горят, Но черные думы дух юный мрачат. Есть думы о прежнем, их яд роковой Всю жизнь отравляет мертвящей тоской; Ничто не утешит, ничто не страшит, Не радует радость, печаль не крушит. На срубленной ветке так вянет листок, Напрасно в дубраве шумит ветерок И красное солнце льет радостный свет, — Листок зеленеет, а жизни в нем нет!.. <1824>

Венецианская ночь. Фантазия

П. А. Плетневу

Ночь весенняя дышала Светло-южною красой; Тихо Брента протекала, Серебримая луной; Отражен волной огнистой Блеск прозрачных облаков, И восходит пар душистый От зеленых берегов. Свод лазурный, томный ропот Чуть дробимыя волны, Померанцев, миртов шепот И любовный свет луны, Упоенья аромата И цветов и свежих трав, И вдали напев Торквата Гармонических октав — Всё вливает тайно радость, Чувствам снится дивный мир, Сердце бьется, мчится младость На любви весенний пир; По водам скользят гондолы, Искры брызжут под веслом, Звуки нежной баркаролы Веют легким ветерком. Что же, что не видно боле Над игривою рекой В светло-убранной гондоле Той красавицы младой, Чья улыбка, образ милый Волновали все сердца И пленяли дух унылый Исступленного певца? Нет ее: она тоскою В замок свой удалена; Там живет одна с мечтою, Тороплива и мрачна. Не мила ей прелесть ночи, Не манит сребристый ток, И задумчивые очи Смотрят томно на восток. Но густее тень ночная; И красот цветущий рой, В неге страстной утопая, Покидает пир ночной. Стихли пышные забавы, Всё спокойно на реке, Лишь Торкватовы октавы Раздаются вдалеке. Вот прекрасная выходит На чугунное крыльцо; Месяц бледно луч наводит На печальное лицо; В русых локонах небрежных Рисовался легкий стан, И на персях белоснежных Изумрудный талисман! Уж в гондоле одинокой К той скале она плывет, Где под башнею высокой Море бурное ревет. Там певца воспоминанье В сердце пламенном живей, Там любви очарованье С отголоском прежних дней. И в мечтах она внимала, Как полночный вещий бой Медь гудящая сливала С вечно шумною волной. Не мила ей прелесть ночи, Душен свежий ветерок, И задумчивые очи Смотрят томно на восток. Тучи тянутся грядою, Затмевается луна; Ясный свод оделся мглою; Тьма внезапная страшна. Вдруг гондола осветилась, И звезда на высоте По востоку покатилась И пропала в темноте. И во тьме с востока веет Тихогласный ветерок; Факел дальний пламенеет, — Мчится по морю челнок. В нем уныло молодая Тень знакомая сидит, Подле арфа золотая, Меч под факелом блестит. Не играйте, не звучите, Струны дерзкие мои: Славной тени не гневите!.. О! свободы и любви Где же, где певец чудесный? Иль его не сыщет взор? Иль угас огонь небесный, Как блестящий метеор? <1825>

«Любовник розы – соловей…»

Любовник розы – соловей Прислал тебе цветок сей малый, Он станет песнею своей Всю ночь пленять твой дух унылый. Он любит петь во тьме ночей, И песнь его дыши́т тоскою; Но с обнадеженной мечтою Споет он песню веселей. И с думой тайною моей Тебя коснется пенья сладость, И напоёт на сердце радость Любовник розы – соловей. <1826>

Прости, уж полночь. Стансы

Прости, уж полночь: над луною, Ты видишь, облако летит. Оно туманной пеленою Сиянье нежное мрачит! Я мчуся вдаль, мой парус веет, Шумит разлучница волна. Едва ли прежде прояснеет На своде пасмурна луна. На своде пасмурна луна. И я, как облако густое, Тебя, луна моя, затмил И горем сердце молодое И взор веселый омрачил. Твой цвет и радостный и нежный Моей любовью опален. Свободна ты! Мой жар мятежный Забудь скорей, как страшный сон. Забудь скорей, как страшный сон. Не увлекись молвою шумной: Убило светлые мечты Не то, что я любил безумно, Но что не так любила ты. Прости, не плачь, уже редеет Туман пред ясною луной, Взыграло море, парус веет. И я в челнок бросаюсь мой, И я в челнок бросаюсь мой! 1826

Вечерний звон

Вечерний звон, вечерний звон! Как много дум наводит он О юных днях в краю родном, Где я любил, где отчий дом. И как я, с ним навек простясь, Там слушал звон в последний раз! Уже не зреть мне светлых дней Весны обманчивой моей! И сколько нет теперь в живых Тогда веселых, молодых! И крепок их могильный сон; Не слышен им вечерний звон. Лежать и мне в земле сырой! Напев унывный надо мной В долине ветер разнесет; Другой певец по ней пройдет. И уж не я, а будет он В раздумьи петь вечерний звон! <1827>

Ирландская мелодия («Когда пробьет печальный час…»)

Когда пробьет печальный час Полночной тишины, И звезды трепетно горят, Туман кругом луны, — Тогда, задумчив и один, Спешу я к роще той, Где, милый друг, бывало, мы Бродили в тьме ночной. О, если в тайной доле их Возможность есть душам Слетать из-за далеких звезд К тоскующим друзьям — К знакомой роще ты слетишь В полночной тишине, И дашь мне весть, что в небесах Ты помнишь обо мне! И, думой сердца увлечен, Ту песню я пою, Которой, друг, пленяла ты Мечтательность мою. Унылый голос ветерок Разносит в чуткой тьме, В поляне веет и назад Несет его ко мне. А я… я верю… томный звук От родины святой — На песнь любимую ответ Души твоей младой. <1828>

Романс Дездемоны (С английского)

В раздумье бедняжка под тенью густою Сидела, вздыхая, крушима тоскою: Вы пойте мне иву, зеленую иву! Она свою руку на грудь положила И голову тихо к коленям склонила: О ива ты, ива, зеленая ива! Студеные волны, шумя, там бежали, — И стон ее жалкий те волны роптали: О ива ты, ива, зеленая ива! Горючие слезы катились ручьями, И дикие камни смягчались слезами. О ива ты, ива, зеленая ива! Зеленая ива мне будет венком! <1830>

Тревожное раздумье

Море синее, море бурное, Ветер воющий, необузданный, Ты, звезда моя полуночная, — Ах, отдайте мне друга милого! Где он? где? скажи мне, море; Чем в далекой стороне Он свое лелеет горе? Все ли помнит обо мне? Днем меня ли ищут очи, Я ль одна в его мечтах, И меня ль во мраке ночи Видит он в тревожных снах? Ты, всегда везде летая, Ветер, ветер, знаешь все: Заставал ты, как, вздыхая, Шепчет имя он мое? Как, в раздумье и печальный, Жадный взор стремит к волнам И мой локон, дар прощальный, Жмет к пылающим устам? Светлый друг тоски мятежной. Полуночная звезда! Будь вожатою надежной, Нашей радостью всегда; Ты пред ним святой красою Знаком будь любви моей… Если ж он пленен другою, О звезда! затмись скорей! Скоро год уже промчится, Как со мной расстался он, А в разлуке часто снится Поневоле страшный сон. Дух сомненье сокрушило: Мне ль измену пережить? — Лучше то, что сердцу мило, Потерять, а не делить. Но я верю, я мечтаю, Что я с ним соединюсь, Я волненье дум стесняю — Я измены не боюсь; Чуть коснется страх случайный — Я маню надежду вновь… Есть у сердца вестник тайный: Не обманет он любовь! Море синее, море бурное, Ветер воющий, необузданный, Ты, звезда моя полуночная, — Ах, отдайте мне друга милого! <1835>

Александр Ефимович Измайлов (1779–1831)

Она молилась

Она молилась! Луч денницы Тускнел на небе голубом, А слезы с шелковой ресницы Катились крупным жемчугом. Она молилась! Вдохновеньем Душа полна, и высоко Вздымалась грудь, и со смиреньем Поникло гордое чело. Она молилась! И с улыбкой Ее уста озарены; То ангел, на земле ошибкой, На небо просится с земли. Она молилась! Утешенье, Казалось, в душу ей сошло, В очах сияло умиленье, Но за себя иль за кого Она молилась?

Андрей Николаевич Муравьев (1806–1874)

Богомолец

Я принял крест, я посох взял, Меня влечет обет священный. Вы все, для коих я дышал В отчизне дальной, незабвенной, Ах! Помолитесь за того, Кто вспомнит вас в своих мольбах! Кто вспомнит вас в своих мольбах! Куда весь Запад слал сынов, За гроб Господен лег костями Стезею светлой ряд гробов, Пойду с молитвой и слезами. Ах! Помолитесь за того, Кто вспомнит вас в своих мольбах! Кто вспомнит вас в своих мольбах! Где в перси Божиих дворян Сквозь медные кольчуги кольца Вперялись стрелы агарян, Меня ждет пальма богомольца. Ах! Помолитесь за того, Кто вспомнит вас в своих мольбах! Кто вспомнит вас в своих мольбах! И где страдал за смертных Бог, Паду пред гробом искупленья, Быть может, там доступней вздох И сердце чище для моленья. Ах! Помолитесь за того, Кто вспомнит вас в своих мольбах! Кто вспомнит вас в своих мольбах! К меке далекой грозен путь, Коварны степи, бурно море, И часто богомольца грудь Стеснит тоска, взволнует горе. Ах! Помолитесь за того, Кто вспомнит вас в своих мольбах! Кто вспомнит вас в своих мольбах! Когда взойдет в стране родной Ненастье знойных дней над вами, Ах! Понеситесь в край глухой За юным путником печальным. И помолитесь за того, Кто вспомнит вас в мольбах своих! Кто вспомнит вас в мольбах своих! Когда ж, быть может, там мета И странствию, и краткой жизни, И лягу я под сень креста Далеко от полей отчизны, Ах! Помолитесь за того, Кто вспомнил вас в мольбах своих! Кто вспомнил вас в мольбах своих!

Дмитрий Владимирович Веневитинов (1805–1827)

Домовой

«Что ты, Параша, так бледна?» «Родная! домовой проклятый Меня звал нынче у окна. Весь в черном, как медведь лохматый, С усами, да какой большой! Век не видать тебе такого». «Перекрестися, ангел мой! Тебе ли видеть домового?» «Ты не спала, Параша, ночь?» «Родная! страшно; не отходит Проклятый бес от двери прочь; Стучит задвижкой, дышит, бродит, В сенях мне шепчет: отопри!» «Ну, что же ты?» – «Да я ни слова». «Э, полно, ангел мой, не ври: Тебе ли слышать домового?» «Параша, ты не весела; Опять всю ночь ты прострадала?» «Нет, ничего: я ночь спала». «Как ночь спала! ты тосковала, Ходила, отпирала дверь; Ты, верно, испугалась снова?» «Нет, нет, родимая, поверь! Я не видала домового». Декабрь 1826

Три розы

В глухую степь земной дороги, Эмблемой райской красоты, Три розы бросили нам боги, Эдема лучшие цветы. Одна под небом Кашемира Цветет близ светлого ручья; Она любовница зефира И вдохновенье соловья. Ни день, ни ночь она не вянет, И если кто ее сорвет, Лишь только утра луч проглянет, Свежее роза расцветет. Еще прелестнее другая: Она, румяною зарей На раннем небе расцветая, Пленяет яркой красотой. Свежей от этой розы веет И веселей ее встречать: На миг один она алеет, Но с каждым днем цветет опять. Еще свежей от третьей веет, Хотя она не в небесах; Ее для жарких уст лелеет Любовь на девственных щеках. Но эта роза скоро вянет: Она пуглива и нежна, И тщетно утра луч проглянет — Не расцветет опять она. 1826

Иван Петрович Мятлев (1796–1844)

Ветка

Что ты, ветка бедная, Ты куда плывешь? Берегись – сердитое Море… Пропадешь. Уж тебе не справиться С бурною волной, Как сиротке горькому С хитростью людской. Одолеет лютая, Как ты ни трудись, Далеко умчит тебя, Ветка, берегись!» «Для чего беречься мне? — Ветки был ответ. — Я уже иссохшая, Во мне жизни нет. От родного дерева Ветер оторвал; Пусть теперь несет меня, Куда хочет, вал. Я и не противлюся: Мне чего искать? Уж с родимым деревом Не сростись опять!» <1834>

Розы

Как хороши, как свежи были розы В моем саду! Как взор прельщался мой! Как я молил весенние морозы Не трогать их холодною рукой! Как я берег, как я лелеял младость Моих цветов заветных, дорогих; Казалось мне, в них расцветала радость; Казалось мне, любовь дышала в них. Но в мире мне явилась дева рая, Прелестная, как ангел красоты; Венка из роз искала молодая — И я сорвал заветные цветы. И мне в венке цветы еще казались На радостном челе красивее, свежей; Как хорошо, как мило соплетались С душистою волной каштановых кудрей! И заодно они цвели с девицей! Среди подруг, средь плясок и пиров, В венке из роз она была царицей, Вокруг ее вилась и радость и любовь! В ее очах – веселье, жизни пламень, Ей счастье долгое сулил, казалось, рек, И где ж она?.. В погосте белый камень, На камне – роз моих завянувший венок. <1834>

Птичка

«Молодая пташечка, Ты куда летишь? Ты куда из клеточки, Резвая, спешишь? Берегись, в полях тебя Сторожит стрелок, Иль к мальчишке, может быть, Попадешь в силок. Иль тебя вдруг хищная Птица заклюет, Иль среди погодушки Гром тебя убьет». «Я лечу на родину, Там гнездо совью, Там весну увижу я Прежнюю свою. В чистом, ясном воздухе Буду ликовать, О своей неволюшке С песней вспоминать. Не боюсь опасностей, Грома, ни сетей, Грусть и одиночество Изведут скорей. А когда ударит вдруг Час последний мой, Мыслью той утешуся, Что лечу домой. За надежду сладкую Смертью заплачу; А кто знает, может быть, Я и долечу». «Ну, лети же, пташечка, Лети, Бог с тобой! Ах! И мне как хочется Самому домой. И когда бы крылышки Я твои имел, Я давно на родину Сам бы улетел». <1839>

Бывало

Бывало… Бывало, — Как всё утешало, Как всё привлекало, Как всё забавляло, Как всё восхищало! Бывало… Бывало! Бывало… Бывало, — Как солнце сияло. Как небо пылало, Как всё расцветало, Резвилось, играло. Бывало… Бывало! Бывало… Бывало, — Как сердце мечтало, Как сердце страдало, И как замирало, И как оживало, Бывало… Бывало! Но сколько не стало Того, что бывало, Так сердце пленяло, Так мир оживляло, Так светло сияло; Бывало… Бывало! Иное завяло, Иное отстало; Иное пропало, Что сердце ласкало, Заветным считало! Бывало… Бывало! Теперь всё застлало Тоски покрывало; Ах, сердце, бывало, Тоски и не знало: Оно уповало! Бывало…. Бывало! <1841>

Звезда

Звезда, прости! – пора мне спать, Но жаль расстаться мне с тобою. С тобою я привык мечтать, А я теперь живу мечтою. И даст ли мне тревожный сон Отраду ложного виденья? Нет, чаще повторяет он Дневные сердцу впечатленья. А ты, волшебная звезда, Неизменимая, сияешь. Ты сердцу грустному всегда О лучших днях напоминаешь. И к небу там, где светишь ты, Мои стремятся все желанья, Мои там сбудутся мечты… Звезда, прости же! до свиданья! <1840-е гг.>

Дмитрий Петрович Ознобишин (1804–1877)

«Меня обманула улыбка одна…»

Меня обманула улыбка одна, И я ей судьбу свою вверил. Кто б думал, что втайне смеялась она, Кто б милым устам не поверил! И как, простодушный, помыслить я мог, Что б страсть ее – хитрость, притворен был вздох. Меня обманула улыбка одна: Зачем я так скоро поверил? Но взглядом так нежно ласкала она, Кто б думал, что взгляд лицемерил! Он новою жизнью мне сердце зажег, И я, простодушный, любить только мог! 1828. Москва

Рассвет

Только луч первый дня, Сумрак ночи гоня, Загорается, Под навесом ветвей Треля песнь, соловей Разливается. Сквозь зеленый тростник, Где раскинул тальник Ветви гибкие, Полусонный ручей Катит с шумом, быстрей Волны зыбкие. Сладко веет весной От сирени младой Расцветающей, Пчелка к листикам льнет, Сок сбирая на сот Благоухающий. Не спеши, ранний день, Ночи гнать ранню тень Блеском радостным, Не буди, соловей, Тайной думы моей Пеньем сладостным. На руке у меня Жарче летнего дня Спит красавица, Щечки пышут в огне, Она сладко во сне Улыбается. Русы кудри волной Пали к груди младой, Перебежные, Ты не льстишь ли, мечта! Мое имя уста Шепчут нежные. Вот проснулась она, Как взглянула она, Томно, сладостно! День зажегся ярчей, Звонче пой, соловей, Мне так радостно. Май 1829

Ясны очи

Ясны очи, черны очи, Мне вас боле не видать, Мне в приятном мраке ночи Огневых не целовать. И повадкой в неге сладкой Мне не петь любви зараз; Слышу, все твердят украдкой: Гибнет он от черных глаз. Сквозь ресницы, как денницы, Блеск ваш томно мне горел; Очи девушки-девицы, Я бы век на вас смотрел. Ясны очи, черны очи, Вас дурными ль называть? Ах! я рад бы в дни и ночи Каждый миг вас целовать. Июль 1829

Любила я. Ноктюрн

Любила я твои глаза, Когда их радость оживляла; Любила их, когда слеза Невольной грусти в них сияла. Любила я, любила я! Любила я всегда встречать Твои задумчивые взоры; Любила сердцем понимать Очей немые разговоры. Любила я, любила я! Любила милый звук речей; Они меня обворожали, Любила в тишине ночей, Чтоб сны мои их повторяли. Любила я, любила я! Любила ум приятный твой И пылкие твои мечтанья; О незабвенный! Всё с тобой, Всё было мне очарованье! Любила я, любила я! 1831

Чудная бандура

Гуляет по Дону казак молодой; Льет слезы девица над быстрой рекой. «О чем ты льешь слезы из карих очей? О добром коне ли, о сбруе ль моей? О том ли грустишь ты, что, крепко любя, Я, милая сердцу, просватал тебя?» – «Не жаль мне ни сбруи, не жаль мне коня! С тобой обручили охотой меня!» – «Родной ли, отца ли, сестер тебе жаль? Иль милого брата? пугает ли даль?» – «С отцом и родимой мне век не пробыть; С тобой и далече мне весело жить! Грущу я, что скоро мой локон златой Дон быстрый покроет холодной волной. Когда я ребенком беспечным была, Смеясь мою руку цыганка взяла. И, пристально глядя, тряся головой, Сказала: «Утонешь в день свадебный свой!» – «Не верь ей, друг милый, я выстрою мост Чугунный и длинный хоть в тысячу верст; Поедешь к венцу ты – я конников дам: Вперед будет двадцать и сто по бокам». Вот двинулся поезд. Все конники в ряд. Чугунные плиты гудят и звенят; Но конь под невестой, споткнувшись, упал, И Дон ее принял в клубящийся вал… «Скорее бандуру звончатую мне! Размыкаю горе на быстрой волне!» Лад первый он тихо и робко берет… Хохочет русалка сквозь пенистых вод. Но в струны смелее ударил он раз… Вдруг брызнули слезы русалки из глаз, И молит: «Златым не касайся струнам, Невесту младую назад я отдам. Хотели казачку назвать мы сестрой, За карие очи, за локон златой». 1835

Обнаруженная тайна. (Из Шамиссо)

Когда меня в уста и в очи Ты, милый друг мой, целовал, Одни мерцали звезды ночи: Скажи, кто ж тайну рассказал? – В ту ночь с небес звезда упала, И, в темной моря глубине, О нашей тайне прошептала Сребросверкающей волне, Волна веслу проговорилась; Подслушал тайну у весла Младой пловец. В нем грудь забилась, И тайна в звуки обратилась И в звонкой песне ожила. Он громко пел; – его напевы Внимала милая не раз. Теперь и юноши и девы Везде ту песнь поют про нас. Ноябрь 1846

Александр Иванович Одоевский (1802–1839)

Мой непробудный сон

Еще твой образ светлоокой Стоит и дышит предо мной; Как в душу он запал глубоко! Тревожит он ее покой. Я помню грустную разлуку: Ты мне на мой далекий путь, Как старый друг, пожала руку И мне сказала: «Не забудь». Тебя я встретил на мгновенье, Навек расстался я с тобой! И все – как сон! Ужель виденье — Мечта души моей больной? Но если только сновиденье Играет бедною душой, Кто даст мне сон без пробужденья? Нет, лучше смерть и образ твой! <1827>

Матери

Тебя уж нет, но я тобою Туда, в лазурь, я за тобою Еще дышу; Спешу, спешу! Когда же ласточкой взовьюся В тот лучший мир, Растаю и с тобой сольюся В один эфир, — Чтоб с неба пасть росой жемчужной, Алмазом слез На землю ту, где крест я дружно С тобою нес. И, на земле блеснув слезою, Взовьемся вновь Туда, где вечною зарею Горит любовь. <1828>

Нестор Васильевич Кукольник (1809–1868)

Стансы («Вот место тайного свиданья…»)

Вот место тайного свиданья, Я здесь, красавица, давно! Гляжу, исполнен ожиданья, На разноцветное окно. Вот свет потух. Стопой тревожной Она идет в немой тиши Так трепетно, так осторожно; Спеши, красавица, спеши! Скорей же, дева. Все готово, Я буду скор, как Божий гром. Одно язвительное слово, Еще удар, еще удар, и я отмщен! Еще удар, и я отмщен. В жаркий воздух южной ночи Ты не гляди. Он не придет. Твои тоскующие очи Вот это тело призовет. Скорей! Еще труп милый дышит, Еще кинжал мой не обсох; Твой нежный друг еще услышит Ему и мне отрадный вздох! Твой нежный друг еще услышит Ему и мне отрадный вздох. 1837

Сомнения

Уймитесь, волнения страсти! Засни, безнадежное сердце! Я плачу, я стражду, — Душа истомилась в разлуке; Я стражду, я плачу, — Не выплакать горя в слезах. Напрасно надежда Мне счастье гадает, Не верю, не верю Обетам коварным! Разлука уносит любовь. Как сон, неотступный и грозный, Мне снится соперник счастливый, И тайно и злобно Кипящая ревность пылает, И тайно и злобно Оружия ищет рука. Напрасно измену Мне ревность гадает, Не верю, не верю Коварным наветам. Я счастлив, – ты снова моя. Минует печальное время, — Мы снова обнимем друг друга, И страстно и жарко С устами сольются уста. Февраль 1838

Романс Риццио

Кто она и где она — Небесам одним известно, Но душа увлечена Незнакомкою чудесной. Верю, знаю: день придет, Сердце радостно смутится, Деву тайную найдет, И мечта осуществится. Ветер знает, кто она, Облака ее видали, Как над ней издалека Легкой тенью пробегали. Соловьи поют об ней, Звезды яркие блистают Взорами ее очей, Но ее не называют. 1837–1838

«Ходит ветер у ворот…»

Ходит ветер у ворот, — У ворот красотку ждет. Не дождешься, ветер мой, Ты красотки молодой. Ай-люли, ай-люли, Ты красотки молодой! С парнем бегает, горит. Парню шепчет, говорит: «Догони меня, дружок, Нареченный муженек!» Ай-люли, ай-люли, Нареченный муженек! Ох ты, парень удалой, Не гоняйся за женой! Ветер дунул и затих, — Без невесты стал жених. Ай-люли, ай-люли. Без невесты стал жених. Ветер дунул, и Авдей Полюбился больше ей… Стоит дунуть в третий раз — И полюбится Тарас! Ай-люли, ай-люли, И полюбится Тарас! Июнь 1840

Рыцарский романс

Прости! Корабль взмахнул крылом, Зовет труба моей дружины! Иль на щите, иль со щитом Вернусь к тебе из Палестины. Молва о подвигах моих, Шумя, придет моим предтечей, И лавр из нежных рук твоих Наградой будет мне и встречей. Клянуся сердцем и мечом: Иль на щите, иль со щитом! Сто битв, сто рек, сто городов О имени твоем узнают, На сто языках сто певцов И запоют и заиграют! И, вновь волнуясь и шумя, Твоей великой славы полны, К твоим стопам примчат меня Могучие, седые волны… Клянуся сердцем и мечом: Иль на щите, иль со щитом! Но если приговор судьбы В боях пошлет мне смерть навстречу, На грозный зов ее трубы Я именем твоим отвечу! Паду на щит, чтоб вензель твой Врагам не выдать, умирая; И, побежден одной судьбой, Умру, тебя благословляя! Клянуся сердцем и мечом: Иль на щите, иль со щитом! Июнь 1840

Жаворонок

Между небом и землей Песня раздается, Неисходною струей Громче, громче льется. Не видать певца полей! Где поет так громко Над подружкою своей Жаворонок звонкой. Ветер песенку несет, А кому не знает. Та, к кому она, поймет. От кого – узнает. Лейся ж, песенка моя, Песнь надежды сладкой… Кто-то вспомнит про меня И вздохнет украдкой. 11 июля 1840

Баркарола

Уснули голубые Сегодня, как вчера. Ох, волны удалые, Надолго ль? До утра? У нас и в мраке ночи Волнение любви Слезами топит очи, Огнем горит в крови. И плеском размахнулось Широкое весло, И тихо распахнулось Заветное окно. И вам покоя, волны, Страдалец не дает; Надежд и страсти полный, Всю ночь любовь поет. Уснули голубые Сегодня, как вчера. Ох, волны удалые! Не спать вам до утра! <1840>

Романс («Стой, мой верный, бурный конь…»)

Стой, мой верный, бурный конь, У крыльца чужого! И земли сырой не тронь Сребряной подковой. Я как тень проникну в дом, Ложе их открою, Усыплю их вечным сном, Смертью упокою. Вот тогда неси меня На утес высокий, И с утеса и с себя Брось в Хенил глубокий… Чую звонкий стук копыт, Слышу стон ревнивый, Быстрой молнией летит Конь его ретивый. Сердце дрогнет, мгла в очах, Слезы кровью льются, Нет молитвы на устах, Речи страхом рвутся… Брось кинжал, он не спасет, — Рок его притупит; Пусть изменница умрет, — Смерть прощенье купит. Брось кинжал и смерти жди, Соблазнитель милый, Мы умрем, как рождены, Для одной могилы! Три кипариса над могилой Бросают тень на три луны, Три разноцветные чалмы Качает ветр уныло. Кругом равнина грустно спит; Лишь в свежий дерн могилы новой Конь, андалузский конь стучит Серебряной подковой. <1840>

Степан Петрович Шевырев (1806–1864)

Мой идеал

Люблю не огнь твоих очей, Не розы свежее дыханье, Не звуки сладостных речей, Не юных персей волнованье, — Люблю я то в твоих очах, Что в них огнем любви пылает; Люблю я то в твоих речах, Что их живит, одушевляет. «Люблю», – ты молвишь, чуть дыша, Любовь горит в твоем дыханье, Трепещет вся твоя душа При томном персей трепетанье. Душа в улыбке неземной, Душа в движеньях, в разговоре, Душа в понятном светлом взоре: Ты любишь, ты живешь душой! Тебя одну я понимаю, Ты душу поняла мою: В тебе не прелесть обожаю, Нет! душу я люблю твою. <1825>

Александр Александрович Бестужев-Марлинский (1797–1837)

«Скажите мне, зачем пылают розы…»

Скажите мне, зачем пылают розы Эфирною душою по весне И мотылька на утренние слезы Манят, зовут приветливо оне? Скажите мне! Скажите мне, не звуки ль поцелуя Дают свою гармонию волне? И соловей, пленительно тоскуя, О чем поет во мгле и тишине? Скажите мне! Скажите мне, зачем так сердце бьется И чудное мне видится во сне. То грусть по мне холодная прольется, То я горю в томительном огне? Скажите мне! <1830>

«Для чего ты, луч востока…»

Для чего ты, луч востока, Рано в сень мою запал? Для чего ты стрелы ока В грудь мне, юноша, послал? Светит взор твой – не дремлю я, Луч блеснул – и сон мой прочь. Так, сгорая и тоскуя, Провожу я день и ночь! У меня ли бархат – ложе, Изголовье – белый пух, Сердце – жар; и для кого же Для кого, бесценный друг? 1830-е гг.

Николай Григорьевич Цыганов (1797–1832)

«Что ты, соловьюшко…»

«Что ты, соловьюшко, Корму не клюешь? Вешаешь головушку, Песен не поешь?» «Пелося соловьюшку В рощице весной… Вешаю головушку В клетке золотой! На зеленой веточке Весело я жил… В золотой же клеточке Буду век уныл!..» «Зеленой ли веточке К песням приучать? В золотой же клеточке Соловью ль молчать?» «Зеленая веточка Сердце веселит; Золотая ж клеточка Умереть велит!.. Подружка на веточке Тужит обо мне, Стонут малы деточки… До пенья ли мне?» «Отперто окошечко К рощице твоей, — Будь счастлив, мой крошечка, Улетай скорей!» <1832>

Алексей Васильевич Кольцов (1809–1842)

Песня («Если встречусь с тобой…»)

Если встречусь с тобой Иль увяжу тебя, — Что за трепет, за огнь Разольется в груди. Если взглянешь, душа, — Я горю и дрожу, И бесчувствен и нем Пред тобою стою! Если молвишь мне что, Я на речи твои, На приветы твои, Что сказать, не сыщу. А лобзаньям твоим, А восторгам живым На земле, у людей, Выражения нет! Дева-радость души, Это жизнь – мы живем! Не хочу я другой Жизни в жизни моей! 1827

«По-над Доном сад цветет…»

По-над Доном сад цветет. Во саду дорожка; На нее б я всё глядел, Сидя, из окошка… Там с кувшином за водой Маша проходила, Томный взор потупив свой, Со мной говорила. «Маша, Маша! – молвил я. — Будь моей сестрою! Я люблю… любим ли я, Милая, тобою?» Не забыть мне никогда, Как она глядела! Как с улыбкою любви Весело краснела! Не забыть мне, как она Сладко отвечала, Из кувшина, в забытьи, Воду проливала… Сплю и вижу всё ее Платье голубое, Страстный взгляд, косы кольцо, Лентой первитое. Сладкий миг мой, возвратись! С Доном я прощаюсь… Ах, нигде уж, никогда С ней не повстречаюсь!.. 1829

Кольцо (Песня)

Я затеплю свечу Воска ярова, Распаяю кольцо Друга милова. Загорись, разгорись, Роковой огонь, Распаяй, растопи Чисто золото. Без него для меня Ты ненадобно; Без него на руке — Камень на сердце. Что взгляну – то вздохну, Затоскуются, И зальются глаза Горьким горем слез. Возвратится ли он? Или весточкой Оживит ли меня, Безутешную? Нет надежды в душе… Ты рассыпься же Золотой слезой, Память милова! Невредимо, черно, На огне кольцо, И звенит по столу Память вечную. 20 сентября 1830

Сельская пирушка

Ворота тесовы Растворилися, На конях, на санях Гости въехали; Им хозяин с женой Низко кланялись, Со двора повели В светлу горенку. Перед Спасом Святым Гости молятся; За дубовы столы, За набраные, На сосновых скамьях Сели званые. На столах кур, гусей Много жареных, Пирогов, ветчины Блюда полные. Бахромой, кисеей Принаряжена, Молодая жена Чернобровая, Обходила подруг С поцелуями, Разносила гостям Чашу горькова; Сам хозяин за ней Брагой хмельною Из ковшей вырезных Ро́дных потчует; А хозяйская дочь Медом сыченым Обносила кругом С лаской девичьей. Гости пьют и едят, Речи гуторят: Про хлеба, про покос, Про старинушку; Как-то Бог и Господь Хлеб уродит нам? Как-то сено в степи Будет зелено? Гости пьют и едят, Забавляются От вечерней зари До полуночи. По селу петухи Перекликнулись; Призатих говор, шум В темной горенке; От ворот поворот Виден по снегу. 21 сентября 1830

Песня старика

Оседлаю коня, Коня быстрого, Я помчусь, полечу Легче сокола, Чрез поля, за моря, В дальню сторону — Догоню, ворочу Мою молодость! Приберусь и явлюсь Прежним молодцем, И приглянусь опять Красным девицам! Но, увы, нет дорог К невозвратному! Никогда не взойдет Солнце с запада! 1830

Соловей (Подражание Пушкину)

Пленившись розой, соловей И день и ночь поет над ней; Но роза молча песням внемлет, Невинный сон ее объемлет… На лире так певец иной Поет для девы молодой; Он страстью пламенной сгорает, А дева милая не знает — Кому поет он? отчего Печальны песни так его?.. 1831

Исступление

Духи неба, дайте мне Крылья сокола скорей! Я в полночной тишине Полечу в объятья к ней! Сладострастными руками Кругом шеи обовьюсь, Ее черными глазами Залюбуюсь, загляжусь! Беззаботно к груди полной, Как пчела к цветку, прильну, Сладострастьем усыпленный, Беспробудно я засну. 1832

Песня («Ты не пой, соловей…»)

Ты не пой, соловей, Под моим окном; Улети в леса Моей родины! Полюби ты окно Души-девицы… Прощебечь нежно ей Про мою тоску; Ты скажи, как без ней Сохну, вяну я, Что трава на степи Перед осенью. Без нее ночью мне Месяц сумрачен; Среди дня без огня Ходит солнышко. Без нее кто меня Примет ласково? На чью грудь отдохнуть Склоню голову? Без нее на чью речь Улыбнуся я? Чья мне песнь, чей привет Будет по сердцу? Что ж поешь, соловей, Под моим окном? Улетай, улетай К душе-девице! 1832

Не шуми ты, рожь

Не шуми ты, рожь, Спелым колосом! Ты не пой, косарь, Про широку степь! Мне не для чего Собирать добро, Мне не для чего Богатеть теперь! Прочил молодец, Прочил доброе Не своей душе — Душе-девице. Сладко было мне Глядеть в очи ей, В очи, полные Полюбовных дум! И те ясные Очи стухнули, Спит могильным сном Красна девица! Тяжелей горы, Темней полночи Легла на сердце Дума черная! 1834

Глаза (Русская песня)

Погубили меня Твои черны глаза, В них огонь неземной Жарче солнца горит! Омрачитесь, глаза, Охладейте ко мне! Ваша радость, глаза, Не моя, не моя!.. Не глядите же так! О, не мучьте меня! В вас страшнее грозы Блещут искры любви. Нет, прогляньте, глаза, Загоритесь, глаза! И огнем неземным Сердце жгите мое! Мучьте жаждой любви! Я горю и в жару Бесконечно хочу Оживать, умирать, Чтобы, черны глаза, Вас с любовью встречать И опять и опять Горевать и страдать. 1835

Молитва (Дума)

Спаситель, Спаситель! Чиста моя вера, Как пламя молитвы! Но, Боже, и вере Могила темна? Что слух мой заменит? Потухшие очи? Глубокое чувство Остывшего сердца? Что будет жизнь духа Без этого сердца? На крест, на могилу, На небо, на землю, На точку начала И цели творений Творец Всемогущий Накинул завесу, Наложил печать — Печать та навеки, Ее не расторгнут Миры, разрушаясь, Огонь не растопит, Не смоет вода!.. Прости ж мне, Спаситель! Слезу моей грешной Вечерней молитвы; Во тьме она светит Любовью к Тебе… 1836

Перстень

Перстенечек золотой, Ненаглядный, дорогой! Светлой памятью любви В очи черные гляди. Если грустно будет ей, Ты потускни, почерней; Если радость – изменись, Весь алмазом разгорись! День забвенья ли придет, Душа чувство проживет — Тогда, перстень золотой, Ты рассыпься сам собой! 1836

Цветок

Природы милое творенье, Цветок, долины украшенье, На миг взлелеянный весной, Безвестен ты в степи глухой! Скажи: зачем же так алеешь, Росой заискрясь, пламенеешь И дышишь чем-то, как живым, Благоуханным и святым? Ты для кого в степи широкой, Ты для кого от сел далеко? Не для крылатых ли друзей, Поющих в воздухе степей? Для них ли, в роскоши, семьями, Румяной ягодой, цветами И обаяньем для души, Вы, травы, зреете в тиши? О, пой, косарь! зови певицу, Подругу, красную девицу, Пока еще, шумя косой, Не тронул ты травы степной! 1836

Горькая доля

Соловьем залетным Юность пролетела, Волной в непогоду Радость прошумела. Пора золотая Была, да сокрылась; Сила молодая С телом износилась. От кручины-думы В сердце кровь застыла; Что любил, как душу, — И то изменило. Как былинку, ветер Молодца шатает; Зима лицо знобит, Солнце сожигает. До поры, до время Всем я весь изжился; И кафтан мой синий С плеч долой свалился! Без любви, без счастья По миру скитаюсь: Разойдусь с бедою — С горем повстречаюсь! На крутой горе, Рос зеленый дуб, Под горой теперь Он лежит, гниет… 4 августа 1837

Раздумье селянина

Сяду я за стол — Да подумаю: Как на свете жить Одинокому? Нет у молодца Молодой жены, Нет у молодца Друга верного, Золотой казны, Угла теплого, Бороны-сохи, Коня-пахаря; Вместе с бедностью Дал мне батюшка Лишь один талан — Силу крепкую; Да и ту как раз Нужда горькая По чужим людям Всю истратила. Сяду я за стол — Да подумаю: Как на свете жить Одинокому? 1837

Последний поцелуй

Обойми, поцелуй, Приголубь, приласкай, Еще раз – поскорей — Поцелуй горячей. Что печально глядишь? Что на сердце таишь? Не тоскуй, не горюй, Из очей слез не лей; Мне не надобно их, Мне не нужно тоски… Не на смерть я иду, Не хоронишь меня. На полгода всего Мы расстаться должны; Есть за Волгой село На крутом берегу: Там отец мой живет, Там родимая мать Сына в гости зовет; Я поеду к отцу, Поклонюся родной И согласье возьму Обвенчаться с тобой. Мучит душу мою Твой печальный убор, Для чего ты в него Нарядила себя? Разрядись: уберись В свой наряд голубой И на плечи накинь Шаль с каймой расписной; Пусть пылает лицо, Как поутру заря, Пусть сияет любовь На устах у тебя; Как мне мило теперь Любоваться тобой! Как весна, хороша Ты, невеста моя! Обойми ж, поцелуй, Приголубь, приласкай, Еще раз – поскорей — Поцелуй горячей! 12 апреля 1838. Москва

Русская песня («Ах, зачем меня…»)

Ах, зачем меня Силой выдали За немилого — Мужа старого. Небось весело Теперь матушке Утирать мои Слезы горькие; Небось весело Глядеть батюшке На житье-бытье Горемышное! Небось сердце в них Разрывается, Как приду одна На великий день? От дружка дары Принесу с собой: На лице – печаль, На душе – тоску. Поздно, ро́дные, Обвинять судьбу, Ворожить, гадать, Сулить радости! Пусть из-за моря Корабли плывут; Пущай золото На пол сыпется; Не расти траве После осени; Не цвести цветам Зимой по снегу! 1838

Русская песня («В поле ветер веет…»)

В поле ветер веет, Травку колыхает, Путь, мою дорогу Пылью покрывает. Выходи ж ты, туча, С страшною грозою, Обойми свет белый, Закрой темнотою. Молодец удалый Соловьем засвищет! Без пути, без света Свою долю сыщет. Что ему дорога! Тучи громовые! Как придут по сердцу — Очи голубые! Что ему на свете Доля нелюдская, Когда его любит — Она, молодая! 1838

Русская песня («Без ума, без разума…»)

Без ума, без разума Меня замуж выдали, Золотой век девичий Силой укоро́тали. Для того ли молодость Соблюдали, нежили, За стеклом от солнушка Красоту лелеяли, Чтоб я век свой замужем Горевала, плакала, Без любви, без радости Сокрушалась, мучилась? Говорят родимые: «Поживется – слюбится; И по сердцу выберешь — Да горчее при́дется». Хорошо, состарившись, Рассуждать, советывать И с собою молодость Без расчета сравнивать! 15 ноября 1839

Хуторок

За рекой, на горе, Лес зеленый шумит; Под горой, за рекой, Хуторочек стоит. В том лесу соловей Громко песни поет; Молодая вдова В хуторочке живет. В эту ночь-полуночь Удалой молодец Хотел быть, навестить Молодую вдову… На реке рыболов Поздно рыбу ловил; Погулять, ночевать В хуторочек приплыл. «Рыболов мой, душа! Не ночуй у меня: Свекор дома сидит, — Он не любит тебя… Не сердися, плыви В свой рыбачий курень; Завтра ж, друг мой, с тобой Гулять рада весь день», – «Сильный ветер подул… А ночь будет темна!.. Лучше здесь, на реке, Я просплю до утра». Опознился купец На дороге большой; Он свернул ночевать Ко вдове молодой. «Милый купчик-душа! Чем тебя мне принять… Не топила избы, Нету сена, овса. Лучше к куму в село Поскорее ступай; Только завтра, смотри. Погостить заезжай!» – «До села далеко; Конь устал мой совсем; Есть свой корм у меня, — Не печалься о нем. Я вчера в городке Долго был – всё купил: Вот подарок тебе, Что давно посулил». – «Не хочу я его!.. Боль головушку всю Разломила насмерть; Ступай к куму в село». – «Эта боль – пустяки!. Средство есть у меня: Слова два – заживет Вся головка твоя». Засветился огонь, Закурилась изба; Для гостей дорогих Стол готовит вдова. За столом с рыбаком Уж гуляет купец… (А в окошко глядит Удалой молодец)… «Ты, рыбак, пей вино! Мне с сестрой наливай! Если мастер плясать — Петь мы песни давай! Я с людями люблю По-приятельски жить; Ваше дело – поймать, Наше дело – купить… Так со мною, прошу, Без чинов – по рукам; Одну басню твержу Я всем добрым людям: Горе есть – не горюй, Дело есть – работай; А под случай попал — На здоровье гуляй!» И пошел с рыбаком Купец песни играть, Молодую вдову Обнимать, целовать. Не стерпел удалой, Загорелась душа! И – как глазом моргнуть — Растворилась изба… И с тех пор в хуторке Никого не живет; Лишь один соловей Громко песню поет… 1839

Русская песня («Не скажу никому…»)

Не скажу никому, Отчего я весной По полям и лугам Не сбираю цветов. Та весна далеко, Те завяли цветы, Из которых я с ним Завивала венки! И тех нет уж и дней, Что летели стрелой, Что любовью нас жгли, Что палили огнем! Всё прошло уж давно… Не воротишь назад! Для чего ж без него Цветы стану я рвать? Не скажу никому, Отчего у меня Тяжело на груди Злая грусть налегла… 26 февраля 1840

Русская песня («Так и рвется душа…»)

Так и рвется душа Из груди молодой! Хочет воли она, Просит жизни другой! То ли дело – вдвоем Над рекою сидеть, На зеленую степь, На цветочки глядеть! То ли дело – вдвоем Зимню ночь коротать, Друга жаркой рукой Ко груди прижимать; Поутру, на заре, Обнимать-провожать, Вечерком у ворот Его вновь поджидать! 1 апреля 1840

Разлука

На заре туманной юности Всей душой любил я милую; Был у ней в глазах небесный свет, На лице горел любви огонь. Что пред ней ты, утро майское, Ты, дубрава-мать зеленая, Степь-трава – парча шелковая, Заря-вечер, ночь-волшебница! Хороши вы – когда нет ее, Когда с вами делишь грусть свою, А при ней вас – хоть бы не было; С ней зима – весна, ночь – ясный день! Не забыть мне, как в последний раз Я сказал ей: «Прости, милая! Так, знать, бог велел – расстанемся, Но когда-нибудь увидимся…» Вмиг огнем лицо всё вспыхнуло, Белым снегом перекрылося, — И, рыдая, как безумная, На груди моей повиснула. «Не ходи, постой! дай время мне Задушить грусть, печаль выплакать На тебя, на ясна сокола…» Занялся дух – слово замерло… 1840

Русская песня («Я любила его…»)

Я любила его Жарче дня и огня, Как другие любить Не смогут никогда! Только с ним лишь одним Я на свете жила; Ему душу мою, Ему жизнь отдала! Что за ночь, за луна, Когда друга я жду! И, бледна, холодна, Замираю, дрожу! Вот он и́дет, поет: «Где ты, зорька моя?» Вот он руку берет, Вот целует меня! «Милый друг, погаси Поцелуи твои! И без них при тебе Огнь пылает в крови; И без них при тебе Жжет румянец лицо, И волнуется грудь И кипит горячо! И блистают глаза Лучезарной звездой!» Я жила для него — Я любила душой! 1841

Федор Антонович Туманский (1799–1853)

Птичка

Вчера я растворил темницу Воздушной пленницы моей: Я рощам возвратил певицу, Я возвратил свободу ей. Она исчезла, утопая В сияньи голубого дня, И так запела, улетая, Как бы молилась за меня. <1827>

Василий Иванович Туманский (1800–1860)

Прекрасным глазам

Большие глаза, голубые глаза! Вам юношу долго ль томить?.. Вам долго ль сверкать, привлекать, а потом Любви безответными быть?.. По целым часам примечаю я вас: Вам свет благосклонней луны; Гляжу и готов я дать клятву сто раз: Вы нежного чувства полны. Но только что вспыхну, но только уста Дрожа залепечут: «Люблю» — Беспечный ваш блеск, тишина, чистота Отъемлют надежду мою. Большие глаза, голубые глаза, О, сбросьте завесы свои, От страстно, глубоко горящей души Примите хоть искру любви. Блесните слезой, отуманьтесь слезой, А после прогляньте, глаза, — Да в светлом восторге паря над землей, Увижу я в вас небеса. <1827>

Дева

Как мила ее головка В белом облаке чалмы! Как пристало ей раздумье В томный час вечерней тьмы! Как роскошно алой тканью Обрисован гибкий стан! Скажешь: розами одета, Скажешь: гость волшебных стран. А глаза – живые звезды — Что за нега и краса: В них сквозь влагу брызжут искры, Сквозь огонь блестит роса. Это гурия пророка, Предвещающая рай; О гяур! Гляди на деву И желанием сгорай! 1836

Песня («Любил я очи голубые…»)

Посвящена А.О. Смирновой

Любил я очи голубые, Теперь влюбился в черные. Те были нежные такие, А эти непокорные. Глядеть, бывало, не устанут Те долго, выразительно; А эти не глядят; а взглянут — Так словно Царь властительный. На тех порой сверкали слезы, Любви немые жалобы, А тут не слезы, а угрозы, А то и слез не стало бы. Те укрощали жизни волны, Светили мирным счастием, А эти бурных молний полны И дышат самовластием. Но увлекательно, как младость, Их юное могущество. О! Я б за них дал славу, радость И всё души имущество. Любил я очи голубые, Теперь влюбился в черные, Хоть эти сердцу не родные, Хоть эти непокорные. 1843

Владимир Александрович Соллогуб (1813–1882)

Песня старика

Ты помнишь, брат, те времена, Когда с тобой на ратной службе Одни родные знамена Сзывали нас к горячей дружбе? Теперь мы дожили зимы: Глядим в отверзтую могилу. Но схороним до смерти мы В душе огонь и в дружбе силу. Мы памятью одной живем Теперь, мой друг, в немом покое, И не гуляем мы вдвоем В пиру штыков и в шумном бое. Но если крикнет край родной, Да про врагов опять нам скажет, Тряхнем, товарищ, стариной, И старина себя покажет. <1830-е гг.>

Серенада

Н.М. Языкову

Закинув плащ, с гитарой под рукою, К ее окну пойдем в тиши ночной, И там прервем мы песнью молодою Роскошный сон красавицы младой. Но не страшись, пленительная дева, Не возмутим твоих мы светлых снов Неистовством бурсацкого напева Иль повестью студенческих грехов. Нет, мы поем и тихо и смиренно Лишь для того, чтоб слышала нас ты, И наша песнь – как фимиам священный Пред алтарем богини красоты. Звезда души! Богиня молодая! Нас осветил огонь твоих очей, И голос наш, на сердце замирая, Любви земной не выразит речей. Мы здесь поем во тьме весенней ночи; Ты ж, пробудясь от шума голосов, Сомкнешь опять мечтательные очи, Не расслыхав воззванья бурсаков; Но нет… душой услышав серенаду, Стыдясь во сне… ты песнь любви поймешь И нехотя ночным певцам в награду Их имена впросонках назовешь. 1830-е годы

«Скажи, о чем в тени ветвей…»

Скажи, о чем в тени ветвей, Когда природа отдыхает, Поет весенний соловей И что́ он песней выражает? Скажи! Когда от жизненной тоски Ты утомленный изнываешь И злой печали вопреки Хоть призрак счастья призываешь. Что услаждает грудь твою? Не те ли звуки неземные, Когда услышишь ты впервые Слова любви, Слова любви? 1830-е гг.

Николай Филиппович Павлов (1803–1864)

Романс («Не говори ни да, ни нет…»)

Не говори ни да, ни нет, Будь равнодушной, как бывало, И на решительный ответ Накинь густое покрывало. Как знать, чтоб да и нет равно Для сердца гибелью не стали? От радости ль сгорит оно, Иль разорвется от печали? И как давно и как люблю, Я на душе унылой скрою; Я об одном судьбу молю, Чтоб только чаще быть с тобою. Чтоб только не взошла заря, Чтоб не рассвел тот день над нами, Как ты с другим у алтаря Поникнешь робкими очами! Но, время без надежд губя Для упоительного яда, Зачем я не сводил с тебя К тебе прикованного взгляда? Увы! Зачем прикован взор, Взор одинокий, безнадежный, К звездам, как мрачный их узор Рисуется в дали безбрежной?.. В толпе врагов, в толпе друзей, Среди общественного шума, У верной памяти моей Везде ты, царственная дума. Так мусульманин помнит рай И гроб, воздвигнутый пророку; Так, занесенный в чуждый край, Всегда он молится востоку. <1830>

Романс («Она безгрешных сновидений…»)

Она безгрешных сновидений Тебе на ложе не пошлет И для небес, как добрый гений, Твоей души не сбережет; С ней мир другой, но мир прелестный, С ней гаснет вера в лучший край… Не называй ее небесной И у земли не отнимай! Нет у нее бесплотных крылий, Чтоб отделиться от людей; Она – слиянье роз и лилий, Цветущих для земных очей. Она манит во храм чудесный, Но этот храм – не светлый рай… Не называй ее небесной И у земли не отнимай! Вглядись в пронзительные очи — Не небом светятся они: В них есть неправедные ночи, В них есть мучительные дни. Пред троном красоты телесной Святых молитв не зажигай… Не называй ее небесной И у земли не отнимай! Она – не ангел-небожитель, Но, о любви ее моля, Как помнить горнюю обитель, Как знать, что – небо, что – земля? С ней мир другой, но мир прелестный, С ней гаснет вера в лучший край, Не называй ее небесной И у земли не отнимай! Первая половина 1834

«Не говори, что сердцу больно…»

Не говори, что сердцу больно От ран чужих; Что слезы катятся невольно Из глаз твоих! Будь молчалива, как могилы, Кто ни страдай, И за невинных бога силы Не призывай! Твоей души святые звуки, Твой детский бред — Перетолкует всё от скуки Безбожный свет. Какая в том тебе утрата, Какой подрыв, Что люди распинают брата Наперерыв? 1853

«Надуты губки для угрозы…»

Надуты губки для угрозы, А шепчут нежные слова. Скажи, откуда эти слезы — Ты так не плакала сперва. Я помню время: блеснут, бывало, Две-три слезы из бойких глаз, Но горем ты тогда играла, Тогда ты плакала, смеясь. Я понял твой недуг опасный: Уязвлена твоя душа. Так плачь же, плачь, мой друг прекрасный, В слезах ты чудно хороша. <1860>

Николай Михайлович Языков (1803–1846)

«Кто за бокалом не поет…»

Кто за бокалом не поет, Тому не полная отрада: Бог песен богу винограда Восторги новые дает. Слова святые: пей и пой! Необходимы для пирушки. Друзья! где арфа подле кружки, Там бога два и пир двойной! Так ночью краше небеса При ярком месяца сияньи; Так в миловидном одеяньи Очаровательней краса. Кто за бокалом не поет, Тому не полная отрада: Бог песен богу винограда Восторги новые дает! 1823

Молитва («Молю Святое Провиденье…»)

Молю Святое Провиденье: Оставь мне тягостные дни, Но дай железное терпенье, Но сердце мне окамени. Пусть, неизменен, жизни новой Приду к таинственным вратам, Как Волги вал белоголовый Доходит целым к берегам. 12 апреля I825

А.И. Готовцевой[6]

Влюблен я, дева-красота! В твой разговор, живой и страстный, В твой голос ангельски-прекрасный, В твои румяные уста! Дай мне тобой налюбоваться, Твоих наслушаться речей, Упиться песнию твоей, Твоим дыханьем надышаться. <1825>

Элегия («Вы не сбылись, надежды милой…»)

Вы не сбылись, надежды милой Благословенные мечты: Моя краса, мое светило, Моя желанная, где ты? Давно ль очей твоих лазурных Я любовался тишиной, И волны дум крутых и бурных, В душе смирялись молодой? Далеко ты, но терпеливо Моей покорствую судьбе; Во мне божественное живо Воспоминанье о тебе… Так пробужденье сохраняет Черты пленительного сна; Так землю блеском осыпает Небес красавица, луна. <1825>

Аделаиде

Ланит и персей жар и нега И томный блеск твоих очей… О друг! Ты Альфа и Омега Любви возвышенной моей — Ты вся полна очарованья! Я твой! мои живые сны, Мои кипучие желанья Все на тебя устремлены. Предайся ж мне: любви забавы Я сладкозвучно воспою И окружу лучами славы Младую голову твою! 12 сентября 1826

Она придет. Элегия

Меня любовь преобразила, Я стал задумчив и уныл! Я ночи бледные светила, Я сумрак ночи полюбил! По скату сонных берегов Брожу, тоскуя и мечтая, И жду, когда между кустов Мелькнет условленный покров Или тропинка потайная Зашепчет шорохом шагов. Гори, небесное светило, Помедли, мрак, на лоне вод: Она придет! Мой ангел милый, Любовь моя, она придет! Она придет! Мой ангел милый, Любовь моя, она, она придет! <Середина 1820-х гг.>

Песня («Когда умру, смиренно совершите…»)

Когда умру, смиренно совершите По мне обряд печальный и святой, И мне стихов надгробных не пишите, И мрамора не ставьте надо мной. Но здесь, друзья, где ныне сходка наша Беседует, разгульна и вольна; Где весела, как праздничная чаша, Душа кипит студенчески шумна, — Во славу мне вы чашу круговую На полните блистательным вином, Торжественно пропойте песнь родную И пьянствуйте о имени моем. Все тлен и миг! Блажен, кому с друзьями Свою весну пропировать дано, Кто видит мир туманными глазами И любит жизнь за песни и вино!.. 1829

Пловец («Нелюдимо наше море…»)

Нелюдимо наше море, День и ночь шумит оно; В роковом его просторе Много бед погребено. Смело, братья! Ветром полный Парус мой направил я: Полетит на скользки волны Быстрокрылая ладья! Облака бегут над морем, Крепнет ветер, зыбь черней; Будет буря: мы поспорим И помужествуем с ней. Смело, братья! Туча грянет, Закипит громада вод, Выше вал сердитый встанет, Глубже бездна упадет! Там, за далью непогоды, Есть блаженная страна: Не темнеют неба своды, Не проходит тишина. Но туда выносят волны Только сильного душой!.. Смело, братья, бурей полный, Прям и крепок парус мой. 1829

Элегия («Блажен, кто мог на ложе ночи…»)

Т.Д.

Блажен, кто мог на ложе ночи Тебя руками обогнуть; Челом в чело, очами в очи, Уста в уста и грудь на грудь! Кто соблазнительный твой лепет Лобзаньем пылким прерывал И смуглых персей дикий трепет То усыплял, то пробуждал!.. Но тот блаженней: дева ночи, Кто в упоении любви Глядит на огненные очи, На брови дивные твои, На свежесть уст твоих пурпурных, На черноту младых кудрей, Забыв и жар восторгов бурных, И силы юности своей! 26 марта 1831

Бессонница

Что мечты мои волнует На привычном ложе сна? На лицо и грудь мне дует Свежим воздухом весна, Тихо очи мне целует Полуночная луна. Ты ль, приют восторгам нежным, Радость юности моей, Ангел взором безмятежным, Ангел прелестью очей, Персей блеском белоснежным, Мягких золотом кудрей! Ты ли мне любви мечтами Прогоняешь мирны сны? Ты ли свежими устами Навеваешь свет луны, Скрыта легкими тенями Соблазнительной весны? Благодатное виденье, Тихий ангел! успокой, Усыпи души волненье, Чувства жаркие напой И даруй мне утомленье, Освященное тобой! 1831

Пловец («Воют волны, скачут волны!..»)

Воют волны, скачут волны! Под тяжелым плеском волн Прям стоит наш парус полный, Быстро мчится легкий челн, И расталкивает волны, И скользит по склонам волн! Их, порывами вздувая, Буря гонит ряд на ряд; Разгулялась волновая; Буйны головы шумят, Друг на друга набегая, Отшибаяся назад! Но глядите: перед нами, Вдоль по темным облакам. Разноцветными зарями Отливаясь там и там, Золотыми полосами День и небо светят нам. Пронесися, мрак ненастный! Воссияй, лазурный свод! Разверни свой день прекрасный Надо всем простором вод: Смолкнут бездны громогласны, Их волнение падет! Блещут волны, плещут волны! Под стеклянным брызгом волн Прям стоит наш парус полный, Быстро мчится легкий челн, Раздвигая сини волны И скользя по склонам волн!

Стансы («В час, как деву молодую…»)

В час, как деву молодую Я зову на ложе сна И ночному поцелую Не противится она. Грусть нежданного сомненья Вдруг находит на меня — И боюсь я пробужденья И божественного дня. Он сияет, день прекрасный, В блеске розовых лучей; В сенях леса сладкогласный Свищет песню соловей; Резвым плеском льются воды, И цветут ковры долин… То любовница природы, То красавица годин. О! Счастли́в, чья грудь младая Силой чувств еще полна; Жизнь ведет его, играя, Как влюбленная, нежна; И, веселая, ласкает, И, пристрастная к нему, И дарит и обещает Все красавцу своему! Есть любовь и наслажденья, Небо есть и на земле; Но могущество мгновенья, Но грядущее во мгле. О! друзья, что наша младость? Чарка славного вина; А забывчивая радость Сразу пьет ее до дна! 1831

Михаил Юрьевич Лермонтов (1814–1841)

Молитва («Не обвиняй меня, Всесильный…»)

Не обвиняй меня, Всесильный, И не карай меня, молю, За то, что мрак земли могильный С ее страстями я люблю; За то, что редко в душу входит Живых речей Твоих струя, За то, что в заблужденье бродит Мой ум далеко от Тебя; За то, что лава вдохновенья Клокочет на груди моей; За то, что дикие волненья Мрачат стекло моих очей; За то, что мир земной мне тесен, К Тебе ж проникнуть я боюсь, И часто звуком грешных песен Я, Боже, не Тебе молюсь. Но угаси сей чудный пламень, Всесожигающий костер, Преобрати мне сердце в камень, Останови голодный взор; От страшной жажды песнопенья Пускай, Творец, освобожусь, Тогда на тесный путь спасенья К Тебе я снова обращусь. <1829>

Черкешенка

Я видел вас: холмы и нивы, Разнообразных гор кусты, Природы дикой красоты, Степей глухих народ счастливый И нравы тихой простоты! Но там, где Терек протекает, Черкешенку я увидал, — Взор девы сердце приковал; И мысль невольно улетает Бродить средь милых, дальних скал… Так дух раскаяния, звуки Послышав райские, летит Узреть еще небесный вид; Так стон любви, страстей и муки До гроба в памяти звучит. 1829

Нищий

У врат обители святой Стоял просящий подаянья Бедняк, иссохший, чуть живой От глада, жажды и страданья. Куска лишь хлеба он просил, И взор являл живую муку, И кто-то камень положил В его протянутую руку. Так я молил твоей любви С слезами горькими, с тоскою; Так чувства лучшие мои Обмануты навек тобою! Август 1830

Еврейская мелодия

Я видал иногда, как ночная звезда В зеркальном заливе блестит; Как трепещет в струях, и серебряный прах От нее, рассыпаясь, бежит. Но поймать ты не льстись и ловить не берись: Обманчивы луч и волна. Мрак тени твоей только ляжет на ней, Отойди ж – и заблещет она. Светлой радости так беспокойный призрак Нас манит под хладною мглой; Ты схватить – он шутя убежит от тебя! Ты обманут – он вновь пред тобой. 1830

Утро на Кавказе

Светает – вьется дикой пеленой Вокруг лесистых гор туман ночной; Еще у ног Кавказа тишина; Молчит табун, река журчит одна. Вот на скале новорожденный луч Зарделся вдруг, прорезавшись меж туч, И розовый по речке и шатрам Разлился блеск и светит там и там: Так девушки, купаяся в тени, Когда увидят юношу они, Краснеют все, к земле склоняют взор: Но как бежать, коль близок милый вор!.. 1830

Звезда

Вверху одна Горит звезда; Мой взор она Манит всегда; Мои мечты Она влечет И с высоты Меня зовет! Таков же был Тот нежный взор, Что я любил Судьбе в укор. Мук никогда Он зреть не мог, Как та звезда, Он был далек. Усталых вежд Я не смыкал, И без надежд К нему взирал! 1831

Романс к И…

Когда я унесу в чужбину Под небо южной стороны Мою жестокую кручину, Мои обманчивые сны И люди с злобой ядовитой Осудят жизнь мою порой, Ты будешь ли моей защитой Перед бесчувственной толпой? О, будь!.. о, вспомни нашу младость, Злословья жертву пощади, Клянися в том! чтоб вовсе радость Не умерла в моей груди, Чтоб я сказал в земле изгнанья: Есть сердце, лучших дней залог, Где почтены мои страданья, Где мир их очернить не мог. <1831>

Песня («Желтый лист о стебель бьется…»)

Желтый лист о стебель бьется Перед бурей; Сердце бедное трепещет Пред несчастьем. Что за важность, если ветер Мой листок одинокий Унесет далеко, далеко; Пожалеет ли об нем Ветка сирая; Зачем грустить мо́лодцу, Если рок судил ему Угаснуть в краю чужом? Пожалеет ли об нем Красна девица? 1831

Ангел

По небу полуночи ангел летел И тихую песню он пел; И месяц, и звезды, и тучи толпой Внимали той песне святой. Он пел о блаженстве безгрешных духов Под кущами райских садов; О боге великом он пел, и хвала Его непритворна была. Он душу младую в объятиях нес Для мира печали и слез, И звук его песни в душе молодой Остался – без слов, но живой. И долго на свете томилась она, Желанием чудным полна; И звуков небес заменить не могли Ей скучные песни земли. 1831

Парус

Белеет парус одинокой В тумане моря голубом!.. Что ищет он в стране далекой? Что кинул он в краю родном?.. Играют волны – ветер свищет, И мачта гнется и скрипит… Увы! он счастия не ищет И не от счастия бежит! Под ним струя светлей лазури, Над ним луч солнца золотой… А он, мятежный, просит бури. Как будто в бурях есть покой! Август 1832

Черкесская песня

Много дев у нас в горах; Ночь и звезды в их очах; С ними жить завидна доля, Но еще милее воля! Не женися, молодец, Слушайся меня: На те деньги, молодец, Ты купи коня! Кто жениться захотел, Тот худой избрал удел, С русским в бой он не поскачет; Отчего? – жена заплачет! Не женися, молодец, Слушайся меня: На те деньги, молодец, Ты купи коня! Не изменит добрый конь: С ним – и в воду и в огонь; Он как вихрь в степи широкой, С ним – все близко, что далеко. Не женися, молодец, Слушайся меня: На те деньги, молодец, Ты купи коня!

Песня Селима

Месяц плывет И тих и спокоен; А юноша-воин На битву идет. Ружье заряжает джигит, И дева ему говорит: «Мой милый, смелее Вверяйся ты року, Молися востоку, Будь верен Пророку, Любви будь вернее! Всегда награжден, Кто любит до гроба, Ни зависть, ни злоба Ему не закон; Пускай его смерть и погубит; Один не погибнет, кто любит! Любви изменивший Изменой кровавой, Врага не сразивши, Погибнет без славы; Дожди его ран не обмоют, И звери костей не зароют!» Месяц плывет И тих и спокоен; А юноша-воин На битву идет!

«Когда печаль слезой невольной…»

Когда печаль слезой невольной Промчится по глазам твоим, Мне видеть и понять не больно, Что ты несчастлива с другим. Незримый червь незримо гложет Жизнь беззащитную твою, И что ж? я рад, что он не может Тебя любить, как я люблю. Но если счастие случайно Блеснет в лучах твоих очей, Тогда я мучусь горько, тайно, И целый ад в груди моей.

Русалка («Русалка плыла по реке голубой…»)

1

Русалка плыла по реке голубой, Озаряема полной луной; И старалась она доплеснуть до луны Серебристую пену волны.

2

И шумя, и крутясь колебала река Отраженные в ней облака; И пела русалка – и звук ее слов Долетал до крутых берегов.

3

И пела русалка: «На дне у меня Играет мерцание дня; Там рыбок златые гуляют стада, Там хрустальные есть города;

4

И там на подушке из ярких песков, Под тенью густых тростников, Спит витязь, добыча ревнивой волны, Спит витязь чужой стороны.

5

Расчесывать кольца шелковых кудрей Мы любим во мраке ночей, И в чело, и в уста мы, в полуденный час, Целовали красавца не раз.

6

Но к страстным лобзаньям, не знаю зачем, Остается он хладен и нем; Он спит, – и, склонившись на перси ко мне, Он не дышит, не шепчет во сне!..»

7

Так пела русалка над синей рекой, Полна непонятной тоской; И, шумно катясь, колебала река Отраженные в ней облака. 1836

Еврейская мелодия (Из Байрона)

Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей! Вот арфа золотая: Пускай персты твои, промчавшися по ней, Пробудят в струнах звуки рая. И если не на век надежды рок унес, Они в груди моей проснутся, И если есть в очах застывших капля слез — Они растают и прольются. Пусть будет песнь твоя дика. Как мой венец, Мне тягостны веселья звуки! Я говорю тебе: я слез хочу, певец, Иль разорвется грудь от муки. Страданьями была упитана она, Томилась долго и безмолвно; И грозный час настал – теперь она полна, Как кубок смерти, яда полный. 1836

Молитва («Я, Матерь Божия, ныне с молитвою…»)

Я, Матерь Божия, ныне с молитвою Пред Твоим образом, ярким сиянием, Не о спасении, не перед битвою. Не с благодарностью иль покаянием, Не за свою молю душу пустынную, За душу странника в свете безродного; Но я вручить хочу деву невинную Теплой заступнице мира холодного. Окружи счастием душу достойную, Дай ей сопутников, полных внимания, Молодость светлую, старость покойную, Сердцу незлобному мир упования. Срок ли приблизится часу прощальному В утро ли шумное, в ночь ли безгласную, Ты восприять пошли к ложу печальному Лучшего ангела душу прекрасную. 1837

«Когда волнуется желтеющая нива…»

Когда волнуется желтеющая нива И свежий лес шумит при звуке ветерка, И прячется в саду малиновая слива Под тенью сладостной зеленого листка; Когда росой обрызганный душистой, Румяным вечером иль утра в час златой, Из-под куста мне ландыш серебристый Приветливо кивает головой; Когда студеный ключ играет по оврагу И, погружая мысль в какой-то смутный сон, Лепечет мне таинственную сагу Про мирный край, откуда мчится он, — Тогда смиряется души моей тревога, Тогда расходятся морщины на челе, — И счастье я могу постигнуть на земле, И в небесах я вижу Бога… 1837

Ветка Палестины

Скажи мне, ветка Палестины: Где ты росла, где ты цвела? Каких холмов, какой долины Ты украшением была? У вод ли чистых Иордана Востока луч тебя ласкал, Ночной ли ветр в горах Ливана Тебя сердито колыхал? Молитву ль тихую читали, Иль пели песни старины, Когда листы твои сплетали Солима бедные сыны? И пальма та жива ль поныне? Все так же ль манит в летний зной Она прохожего в пустыне Широколиственной главой? Или в разлуке безотрадной Она увяла, как и ты, И дольний прах ложится жадно На пожелтевшие листы?.. Поведай: набожной рукою Кто в этот край тебя занес? Грустил он часто над тобою? Хранишь ты след горючих слез? Иль, божьей рати лучший воин, Он был, с безоблачным челом, Как ты, всегда небес достоин Перед людьми и божеством?.. Заботой тайною хранима, Перед иконой золотой Стоишь ты, ветвь Ерусалима, Святыни верный часовой! Прозрачный сумрак, луч лампады, Кивот и крест, символ святой… Все полно мира и отрады Вокруг тебя и над тобой. 1837

«Расстались мы; но твой портрет…»

Расстались мы; но твой портрет Я на груди моей храню: Как бледный призрак лучших лет, Он душу радует мою. И новым преданный страстям, Я разлюбить его не мог: Так храм оставленный – все храм, Кумир поверженный – всё бог! 1837

Узник

Отворите мне темницу, Дайте мне сиянье дня, Черноглазую девицу, Черногривого коня! Я красавицу младую Прежде сладко поцелую, На коня потом вскочу, В степь, как ветер, улечу.

* * *

Но окно тюрьмы высоко, Дверь тяжелая с замком; Черноокая далеко, В пышном тереме своем; Добрый конь в зеленом поле Без узды, один, по воле Скачет весел и игрив, Хвост по ветру распустив…

* * *

Одинок я – нет отрады: Стены голые кругом, Тускло светит луч лампады Умирающим огнем; Только слышно: за дверями Звучномерными шагами Ходит в тишине ночной Безответный часовой. 1837

«Слышу ли голос твой…»

Слышу ли голос твой Звонкий и ласковый, Как птичка в клетке, Сердце запрыгает; Встречу ль глаза твои Лазурно-глубокие, Душа им навстречу Из груди просится, И как-то весело, И хочется плакать, И так на шею бы Тебе я кинулся. <Конец 1837 – начало 1838>

«Она поет – и звуки тают…»

Она поет – и звуки тают, Как поцелуи на устах, Глядит – и небеса играют В ее божественных глазах; Идет ли – все ее движенья, Иль молвит слово – все черты Так полны чувства, выраженья, Так полны дивной простоты. Конец 1837 – начало 1938

Молитва («В минуту жизни трудную…»)

В минуту жизни трудную Теснится ль в сердце грусть: Одну молитву чудную Твержу я наизусть. Есть сила благодатная В созвучье слов живых, И дышит непонятная, Святая прелесть в них. С души как бремя скатится, Сомненье далеко — И верится, и плачется, И так легко, легко… 1839

«Дитя мое, останься здесь со мной…»

Дитя мое, Останься здесь со мной: В воде привольное житье, И холод, и покой. Я созову моих сестер: Мы пляской круговой Развеселим туманный взор И дух усталый твой. Усни, постель твоя мягка, Прозрачен твой покров. Пройдут года, пройдут века Под говор чудных снов. О милый мой! не утаю, Что я тебя люблю, Люблю как вольную струю, Люблю как жизнь мою…

И скучно и грустно

И скучно и грустно, и некому руку подать В минуту душевной невзгоды… Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?.. А годы проходят – все лучшие годы! Любить… но кого же?.. на время – не стоит труда, А вечно любить невозможно. В себя ли заглянешь? – там прошлого нет и следа: И радость, и муки, и все там ничтожно… Что страсти? – ведь рано иль поздно их сладкий недуг Исчезнет при слове рассудка; И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, — Такая пустая и глупая шутка… Январь 1840

Тучи

Тучки небесные, вечные странники! Степью лазурною, цепью жемчужною Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники С милого севера в сторону южную. Кто же вас гонит: судьбы ли решение? Зависть ли тайная? злоба ль открытая? Или на вас тяготит преступление? Или друзей клевета ядовитая? Нет, вам наскучили нивы бесплодные… Чужды вам страсти и чужды страдания; Вечно холодные, вечно свободные, Нет у вас родины, нет вам изгнания. Апрель 1840

Отчего

Мне грустно, потому что я тебя люблю, И знаю: молодость цветущую твою Не пощадит молвы коварное гоненье. За каждый светлый день иль сладкое мгновенье Слезами и тоской заплатишь ты судьбе. Мне грустно… потому что весело тебе. 1840

Благодарность

За все, за все Тебя благодарю я: За тайные мучения страстей, За горечь слез, отраву поцелуя, За месть врагов и клевету друзей; За жар души, растраченный в пустыне, За все, чем я обманут в жизни был… Устрой лишь так, чтобы Тебя отныне Недолго я еще благодарил. 1840

Из Гёте

Горные вершины Спят во тьме ночной; Тихие долины Полны свежей мглой; Не пылит дорога, Не дрожат листы… Подожди немного, Отдохнешь и ты. 1840

Казачья колыбельная песня

Спи, младенец мой прекрасный, Баюшки-баю. Тихо смотрит месяц ясный В колыбель твою. Стану сказывать я сказки, Песенку спою; Ты ж дремли, закрывши глазки, Баюшки-баю. По камням струится Терек, Плещет мутный вал; Злой чечен ползет на берег, Точит свой кинжал; Но отец твой старый воин, Закален в бою: Спи, малютка, будь спокоен, Баюшки-баю. Сам узнаешь, будет время, Бранное житье; Смело вденешь ногу в стремя И возьмешь ружье. Я седельце боевое Шелком разошью… Спи, дитя мое родное, Баюшки-баю. Богатырь ты будешь с виду И казак душой. Провожать тебя я выйду — Ты махнешь рукой… Сколько горьких слез украдкой Я в ту ночь пролью!.. Спи, мой ангел, тихо, сладко, Баюшки-баю. Стану я тоской томиться, Безутешно ждать; Стану целый день молиться, По ночам гадать; Стану думать, что скучаешь Ты в чужом краю… Спи ж, пока забот не знаешь, Баюшки-баю. Дам тебе я на дорогу Образок святой: Ты его, моляся богу, Ставь перед собой; Да, готовясь в бой опасный, Помни мать свою… Спи, младенец мой прекрасный, Баюшки-баю. 1840

Оправдание

Когда одни воспоминанья О заблуждениях страстей, Наместо славного названья, Твой друг оставит меж людей, — И будет спать в земле безгласно То сердце, где кипела кровь, Где так безумно, так напрасно С враждой боролася любовь, — Когда пред общим приговором Ты смолкнешь, голову склоня, И будет для тебя позором Любовь безгрешная твоя, — Того, кто страстью и пороком Затмил твои младые дни, Молю: язвительным упреком Ты в оный час не помяни. Но пред судом толпы лукавой Скажи, что судит нас иной И что прощать святое право Страданьем куплено тобой. 1841

«Из-под таинственной холодной полумаски…»

Из-под таинственной холодной полумаски Звучал мне голос твой отрадный, как мечта, Светили мне твои пленительные глазки И улыбалися лукавые уста. Сквозь дымку легкую заметил я невольно И девственных ланит и шеи белизну. Счастливец! видел я и локон своевольный, Родных кудрей покинувший волну!.. И создал я тогда в моем воображенье По легким признакам красавицу мою; И с той поры бесплотное виденье Ношу в душе моей, ласкаю и люблю. И все мне кажется: живые эти речи В года минувшие слыхал когда-то я; И кто-то шепчет мне, что после этой встречи Мы вновь увидимся, как старые друзья. 1841

Любовь мертвеца

Пускай холодною землею Засыпан я, О друг! всегда, везде с тобою Душа моя. Любви безумного томленья, Жилец могил, В стране покоя и забвенья Я не забыл.

* * *

Без страха в час последней муки Покинув свет, Отрады ждал я от разлуки — Разлуки нет. Я видел прелесть бестелесных И тосковал, Что образ твой в чертах небесных Не узнавал.

* * *

Что мне сиянье божьей власти И рай святой? Я перенес земные страсти Туда с собой. Ласкаю я мечту родную Везде одну; Желаю, плачу и ревную, Как в старину.

* * *

Коснется ль чуждое дыханье Твоих ланит, Моя душа в немом страданье Вся задрожит. Случится ль, шепчешь засыпая Ты о другом, Твои слова текут пылая По мне огнем.

* * *

Ты не должна любить другого, Нет, не должна, Ты мертвецу, святыней слова, Обручена. Увы, твой страх, твои моленья К чему оне? Ты знаешь, мира и забвенья Не надо мне! 1841

«Нет, не тебя так пылко я люблю…»

1

Нет, не тебя так пылко я люблю, Не для меня красы твоей блистанье; Люблю в тебе я прошлое страданье И молодость погибшую мою.

2

Когда порой я на тебя смотрю, В твои глаза вникая долгим взором: Таинственным я занят разговором, Но не с тобой я сердцем говорю.

3

Я говорю с подругой юных дней, В твоих чертах ищу черты другие, В устах живых уста давно немые, В глазах огонь угаснувших очей. 1841

«На севере диком стоит одиноко…»

На севере диком стоит одиноко На голой вершине сосна, И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим Одета, как ризой она. И снится ей все, что в пустыне далекой, В том крае, где солнца восход, Одна и грустна на утесе горючем Прекрасная пальма растет. 1841

Утес

Ночевала тучка золотая На груди утеса-великана; Утром в путь она умчалась рано, По лазури весело играя; Но остался влажный след в морщине Старого утеса. Одиноко Он стоит, задумался глубоко, И тихонько плачет он в пустыне. Апрель 1841

Сон

В полдневный жар в долине Дагестана С свинцом в груди лежал недвижим я; Глубокая еще дымилась рана, По капле кровь точилася моя. Лежал один я на песке долины; Уступы скал теснилися кругом, И солнце жгло их желтые вершины И жгло меня – но спал я мертвым сном. И снился мне сияющий огнями Вечерний пир в родимой стороне. Меж юных жен, увенчанных цветами, Шел разговор веселый обо мне. Но в разговор веселый не вступая, Сидела там задумчиво одна, И в грустный сон душа ее младая Бог знает чем была погружена; И снилась ей долина Дагестана; Знакомый труп лежал в долине той; В его груди, дымясь, чернела рана, И кровь лилась хладеющей струей. 1841

«Выхожу один я на дорогу…»

1

Выхожу один я на дорогу; Сквозь туман кремнистый путь блестит: Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу, И звезда с звездою говорит.

2

В небесах торжественно и чудно! Спит земля в сиянье голубом… Что же мне так больно и так трудно? Жду ль чего? жалею ли о чем?

3

Уж не жду от жизни ничего я, И не жаль мне прошлого ничуть; Я ищу свободы и покоя! Я б хотел забыться и заснуть!

4

Но не тем холодным сном могилы… Я б желал навеки так заснуть, Чтоб в груди дремали жизни силы, Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь;

5

Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея, Про любовь мне сладкий голос пел, Надо мной чтоб, вечно зеленея, Темный дуб склонялся и шумел. Май – начало июля 1841

Евдокия Петровна Ростопчина (1811–1858)

Когда б он знал. Подражание г-же Деборд-Вальмор

Когда б он знал, что пламенной душою С его душой сливаюсь тайно я! Когда б он знал, что скукой и тоскою, Тоской по нем томится жизнь моя! Когда б он знал, как страстно и как нежно Он первою любовию любим — Он не́ дал бы в печали безнадежной Мечтам моим увянуть золотым… Когда б он знал! Когда б он знал, – с иронией безверца Привыкнувший над чувствами шутить, — Что близ него есть преданное сердце, Есть существо, готовое любить, Что под моей холодностью бессменной Таится страсть безмолвная к нему, Он ожил бы, любовью пробужденный, И сердцу бы поверил моему… Когда б он знал! Когда б он знал, в душе его остывшей Зажглась бы вновь златых надежд заря; И он, давно язык страстей забывший, Припомнил бы язык тот для меня! Когда б он знал, каким очарованьем Я жизнь его умела б наделить, — Он снова бы сдружился с упованьем!.. Не любит он… а мог бы полюбить, Когда б он знал! Февраль, 1830. Москва

«Дайте крылья мне перелетные…»

Дайте крылья мне перелетные, Дайте волю мне… волю сладкую! Полечу в страну чужеземную К другу милому я украдкою! Не страшит меня путь томительный, Я помчусь к нему, где бы ни был он. Чутьем сердца я доберусь к нему И найду его, где б ни скрылся он! В воду кану я, в пламя брошусь я! Одолею всё, чтоб узреть его, Отдохну при нем от кручины злой, Расцвету душой от любви его!.. Август, 1831. Петровское

Талисман

Есть талисман священный у меня. Храню его: в нем сердца все именье, В нем цель надежд, в нем узел бытия, Грядущего залог, дней прошлых упоенье. Он не браслет с таинственным замком, Он не кольцо с заветными словами, Он не письмо с признаньем и мольбами, Не милым именем наполненный альбом И не перо из белого султана, И не портрет под крышею двойной… Но не назвать вам талисмана, Не отгадать вам тайны роковой. Мне талисман дороже упованья, Я за него отдам и жизнь, и кровь: Мой талисман – воспоминанье И неизменная любовь! <1831>

Певица

П.А. Бартеневой

Она поет… и мне сдается, Что чистых серафимов хор Вдоль горних облаков несется, Что мне их слышен разговор. Она поет… и я мечтаю, Что звукам арфы не земной, Иль песням пери молодой Я в уповании внимаю. Она поет… и сердцу больно, И душу что-то шевелит, И скорбь невнятная томит, И плакать хочется невольно. Она поет… и голос милый, Тая дыханье, я ловлю, И восхищаюсь, и люблю Его звук томный и унылый! Она поет… и так умеет И грусть и чувство выражать. Что сердцу, кем тоска владеет, Немудрено ее понять! Июнь, 1831. Петровское

Море и сердце. Романс на голос Бетховенова вальса

Бушуй и волнуйся, глубокое море, И ревом сердитым грозу оглушай! О бедное сердце, тебя гложет горе, Но гордой улыбкой судьбе отвечай! Пусть небо дивится могучей пучине, Пусть спорит с упрямой, как с равной себе! Ты сильно, о сердце! не рабствуй кручине, — Разбейся… но вживе не сдайся борьбе! Не вытерпит море ничье созерцанье, Лишь Богу знакомо в нем тайное дно: Высокому сердцу позор состраданье, — Загадкою вечной да будет оно! Январь, 1834. Москва

Свадебная песня

Дивный терем стоит, И хором много в нем, Но светлее из всех Есть хорома одна. В ней невеста живет, Всех красавиц милей, Всех блестящей из звезд Звезда северная. Призадумалась, пригорюнилась, На кольцо свое обручальное Уронила она слезу крупную, О далёком, о нем вспоминаючи! Он уехал, жених, Он в чужой стороне И вернется сюда Он не скоро еще. Он вернется сюда, Когда будет весна: С солнцем ярким взойдет Солнце радости.

Зацветет черемуха

Зацветет черемуха, Ласточки явятся, Запоет песнь страстную Звучный соловей, И свою невесту мы Станем снаряжать, Станем снаряжать! Под фатой богатою, В парче золотой, В камнях самоцветных, В жемчуге восточном Под венец пойдет она Дивным дивом, Дивным дивом! И, любуясь, скажет он, Молодой жених: «Много видел я на свете Хороших, пригожих, Но милей на свете нет Северной звезды, Северной звезды!»

Падучая звезда

Она катилась… Я смотрела С участьем тайным ей во след — И дошептать ей не успела Свое желанье, свой обет… Она скатилась и пропала!.. Зачем падучею звездой Бог не судил быть? – я мечтала, — Мне не дал воли с быстротой? Подобно ей, и я ушла бы, Покинув недойденный путь! Подобно ей, и я могла бы Лететь, умчаться, ускользнуть! Сентябрь, 1839. Село Анна

Боюсь

Боюсь, боюсь!.. я не привыкла к счастью! Всегда за радостью встречала горе я; Всегда средь ясного, блистательного дня Приготовлялась я к несчастью. Боюсь, боюсь!.. Любимых грез моих Я недоверчиво увижу исполненье, И буду трепетать, чтоб бури дуновенье Не разметало мигом их! Боюсь, боюсь!.. Покуда думы были Надеждой дальнею, я их могла забыть: Теперь возможностью они меня пленили, Теперь мне их не пережить!.. Сентябрь, 1840

Алексей Васильевич Тимофеев (1812–1883)

Простодушный

Говорят, есть страна, Где не сеют, не жнут, Где все песни поют. Где мужья видят жен В месяц раз, много два; Где всё песня одна… Где живут так и сяк, Чтоб блеснуть, да пожить, Да поесть, да попить. Где умен, кто силен; Где отцы чудаки; Где все носят очки… Где есть всё напрокат: И друзья, и жена, И парча, и родня. Где всё лезет, ползет, Тихомолком, тайком, Всё бочком, червячком. Где сквозь солнце льет дождь; Где всегда маскарад: Пой, пляши – рад не рад. Где ж она, та страна, Где не сеют, не жнут, Все поют да ползут?.. 1833

Предчувствие

Не судите, люди добрые, Бесталанную головушку; Не браните меня, молодца, За тоску мою, кручинушку. Не понять вам, люди добрые, Злой тоски моей, кручинушки; Не любовь сгубила молодца, Не разлука, не навет людской. Сердце ноет, ноет день и ночь, Ищет, ждет, чего не ведая; Так бы всё в слезах и таяло, Так бы всё в слезах и вылилось. Где вы, где вы, дни разгульные, Дни былые – весна красная?.. Не видать вас больше молодцу, Не нажить ему прошедшего? Расступись же ты, сыра земля, Растворяйся, мой дощатый гроб! Приюти меня в ненастный день, Успокой мой утомленный дух! <1833>

Свадьба

Нас венчали не в церкви, Не в венцах, не с свечами; Нам не пели ни гимнов, Ни обрядов венчальных! Венчала нас полночь Средь мрачного бора; Свидетелем были Туманное небо Да тусклые звезды; Венчальные песни Пропел буйный ветер Да ворон зловещий; На страже стояли Утесы да бездны, Постель постилали Любовь да свобода!.. Мы не звали на праздник Ни друзей, ни знакомых; Посетили нас гости По своей доброй воле! Всю ночь бушевали Гроза и ненастье; Всю ночь пировали Земля с небесами. Гостей угощали Багровые тучи. Леса и дубравы Напились допьяна, Столетние дубы С похмелья свалились; Гроза веселилась До позднего утра. Разбудил нас не свекор, Не свекровь, не невестка, Не неволюшка злая; Разбудило нас утро! Восток заалелся Стыдливым румянцем; Земля отдыхала От буйного пира; Веселое солнце Играло с росою; Поля разрядились В воскресное платье; Леса зашумели Заздравною речью; Природа в восторге, Вздохнув, улыбнулась. 21 февраля 1834

Старина

«Бабушка, скажи нам», – Что, мои птенята? «Как в старинны годы Жили наши деды?» – Деды ваши жили Весело и честно, Будни работали, Праздник пировали. Деды ваши жили, Прославляя Бога, Словом не язвили, Жизнью не сорили. Деды ваши жили, Как дай Бог и вам жить! Душ не продавали, Сердцем не играли. «Бабушка! и ныне В свете точно то же»… – То же, дети, то же, То же, да не то же! 1834

Выбор жены

Не женись на умнице, На лихой беде! Не женись на вдовушке, На чужой жене! Женишься на вдовушке — Старый муж придет; Женишься на умнице — Голову свернет. Не женись на золоте, Тестевом добре! Не женись на почестях, Жениной родне! Женишься на золоте — Сам продашь себя; Женишься на почестях — Пропадай жена! Много певчих пташечек В Божиих лесах; Много красных девушек В царских городах. Загоняй соловушку В клеточку твою; Выбирай из девушек Пташечку-жену. <1837>

Тоска

«Оседлаю коня, коня быстрого; Полечу, понесусь легким соколом От тоски, от змеи, в поле чистое; Размечу по плечам кудри черные, Разожгу, распалю очи ясные — Ворочусь, пронесусь вихрем, вьюгою; Не узнает меня баба старая! «Заломлю набекрень шапку бархатну; Загужу, забренчу в гусли звонкие; Побегу, полечу к красным девушкам — Прогуляю с утра до ночной звезды, Пропирую с зари до полуночи, Прибегу, прилечу с песней, с посвистом; Не узнает меня баба старая!» – «Полно, полно тебе похваляться, князь! Мудрена я, тоска, – не схоронишься: В темный лес оберну красных девушек, В гробовую доску – гусли звонкие, Изорву, иссушу сердце буйное, Прежде смерти сгоню с света Божьего; Изведу я тебя, баба старая!» Не постель постлана́ в светлом тереме — Черный гроб стоит с добрым молодцем; В изголовье сидит красна девица, Горько плачет она, что ручей шумит, Горько плачет она, приговаривает: «Погубила тоска друга милого! Извела ты его, баба старая!» <1838>

Черные очи, ясные очи!

Черные очи, ясные очи! Из-под соболей-ресниц Вы темней осенней ночи, Ярче молний и зарниц. Вы – огонь, вы – пламя страсти, Вы – магическая власть, Вы – любовь, вы – сладострастье, Вы – блаженство, вы – напасть. Вдруг зажгутся, запылают — Загорится страсти ад. Вдруг померкнут, потухают — И слезами заблестят. Но зачем вы, черны очи, Чудо, прелесть красоты, — Вдруг ясней, чем звезды ночи, То как грустный след мечты? Очи, очи, не блестите Пламнем дивного огня, Вы не искритесь, не жгите: Ваш огонь не для меня! Я узнал, ах, черны очи, Кто в вас смотрится тайком И кого в прохладе ночи Жжете страстным вы огнем. <1847>

Иосиф Романович Грузинов (1813–1860)

Серенада

Звезды блещут точно очи, Соловей в лесу поет, И подругу в сумрак ночи На свидание зовет; И счастливый, и довольной Он порхает перед ней. Мне завидно птичке вольной, Милый друг, проснись скорей! Вот и месяц выплывает, Все замолкнуло кругом; Кровь во мне сильней пылает, Под решетчатым окном, Весь в тревоге и волненьи, Не сводя с него очей, Жду твое я пробужденье; Милый друг, проснись скорей! Воздух полон свежей мглою, Лист на ветке не дрожит, Сад, одетый темнотою, Нам убежище сулит. Здесь, среди уединенья, Здесь, среди густых алей, Ждут любви нас наслажденья; Милый друг, проснись скорей! 1843

Солнце и роза

Люди губят все, что любят.

Так ведется у людей.

Бенедиктов «Я люблю тебя, прекрасная! О! не кройся, друг, в тени; На меня с улыбкой страстною, Милый друг, скорей взгляни! И головку я твою Чудным, светлым, пурпуро́вым Вновь румянцем оболью, Чтобы в блеске этом новом Ты роскошней зацвела; И, узнавши жизни сладость, Ароматнее была. Роза, друг мой! роза, радость!» Так солнце розе говорило, Прекрасна роза та была; Казалось, счастие садило Ту розу, так она жила; Роскошно, радостно цвела. Послушавшись цветов владыки, Свою любовь ему дала; И рад был неба царь великий… Светлей в лазури заблистало… Он приласкал ее лучом… Но роза бедная увяла, Спаленная его огнем.

Ноктюрн

Месяц встал и озаряет Сад серебряным лучом, Свет таинственный играет На лугах и над прудом. Дышит всё прохладой сладкой, Тишина среди полей. И, как будто бы украдкой, Песню начал соловей. Он поет восторги счастья, Громче песнь, слышней она! И любви, и нежной страсти Переливная полна. Но тоска мне душу сжала, Слезы льются из очей. Вспомнил я: она певала, Как поет мой соловей. И пред мной встает былое: Много счастья утекло, Много, много горе злое Мне на сердце ран зажгло. Не расстаться мне с тоскою, Не вернуть мне прежних дней, И я слушаю с слезою, Как поет мой соловей. 1849

Василий Степанович Межевич (1814–1849)

Добрый домовой

Ночью, как в избе всё спало, Добрый домовой С казака снял покрывало, Грудь закрыл рукой. Поутру полна вся хата: Батраки пришли И за соль, за рыбу злата Много принесли. Ночью, как в избе всё спало, Добрый домовой Тянет с деда покрывало, Грудь закрыв рукой. Утро; старика толкают; Вот проснулся он. И о чем же извещают? Внук ему рожден. Ночью, как в избе всё спало, Добрый домовой Тихо сдернул покрывало С девы молодой. Он исчез; стучат у хаты, Сонную зовут. Кто? Зачем? Красавца сваты Жениха ведут. Как я был дитя, всё спало, Добрый домовой Снял с дитяти покрывало, Грудь закрыл рукой. Ранним утром, чуть зарею Стал восток алеть, Я бандуру взял и строю, Стал играть и петь.

Семен Николаевич Стромилов

«То не ветер ветку клонит…»

То не ветер ветку клонит, Не дубравушка шумит — То мое сердечко стонет, Как осенний лист дрожит; Извела меня кручина, Подколодная змея!.. Догорай, моя лучина, Догорю с тобой и я! Не житье мне здесь без милой: С кем теперь идти к венцу? Знать, судил мне рок с могилой Обручиться молодцу. Расступись, земля сырая, Дай мне, молодцу, покой, Приюти меня, родная, В тесной келье гробовой. Мне постыла жизнь такая, Съела грусть меня, тоска… Скоро ль, скоро ль гробовая Скроет грудь мою доска!

К птичке

Благовестница природы! Спой для праздника весны Песню горней стороны, И веселья, и свободы! Расскажи мне, как на воле, Ты, беспечная, живешь? С кем знакомства ты ведешь; Что поешь в лазурном поле? Птичка, птичка! Как, откуда Ты взяла такой наряд? Как роскошен, как богат! Что за прелесть, что за чудо! Расскажи мне – в час ненастья Есть ли где тебе приют? Кто с тобою делит труд, Есть ли в ком к тебе участье? Где твой дом: на ветке ль гибкой, Аль на мягкой мураве, Аль в небесной синеве, Аль над током влаги зыбкой? А зимой, как снег да вьюги К нам на север налетят, Птички что-то не видать… Знать, гостит она на юге. Страшно, птичка! даль да море Да чужая сторона! Али вечно там весна, Аль зимы не страшно горе? Нет, не верю! Я певунью От метели заслоню, В теплой келье схороню До весны мою летунью!

Аполлон Александрович Григорьев (1822–1864)

«Да, я знаю, что с тобою…»

Да, я знаю, что с тобою Связан я душой; Между вечностью и мною Встанет образ твой. И на небе очарован Вновь я буду им, Всё к чертам одним прикован, Всё к очам одним. Ослепленный их лучами, С грустью на челе, Снова бренными очами Я склонюсь к земле. Связан буду я с землею Страстию земной, — Между вечностью и мною Встанет образ твой. 1842

«Нет, за тебя молиться я не мог…»

Нет, за тебя молиться я не мог, Держа венец над головой твоею. Страдал ли я, иль просто изнемог, Тебе теперь сказать я не умею, — Но за тебя молиться я не мог. И помню я – чела убор венчальный Измять венцом мне было жаль: к тебе Так шли цветы… Усталый и печальный, Я позабыл в то время о мольбе И всё берег чела убор венчальный. За что цветов тогда мне было жаль — Бог ведает: за то ль, что без расцвета Им суждено погибнуть, за тебя ль — Не знаю я… в прошедшем нет ответа… А мне цветов глубоко было жаль… 1842

«Тихо спи, измученный борьбою…»

Тихо спи, измученный борьбою, И проснися в лучшем и ином! Буди мир и радость над тобою И покой над гробовым холмом! Отстрадал ты – вынес испытанье, И борьбой до цели ты достиг, И тебе готова за страданье Степень света ангелов святых. Он уж там, в той дали светозарной, Там, где странника бессмертье ждет, В той стране надзвездной, лучезарной. В звуках сфер чистейших он живет. До свиданья, брат, о, до свиданья! Да, за гробом, за минутой тьмы, Нам с тобой наступит час свиданья, И тебя в сияньи узрим мы! 1845

«С тайною тоскою…»

С тайною тоскою, Смертною тоской, Я перед тобою, Светлый ангел мой. Пусть сияет счастье Мне в очах твоих, Полных сладострастья, Томно-голубых. Пусть душой тону я В этой влаге глаз, Всё же я тоскую За обоих нас. Пусть журчит струею Детский лепет твой, В грудь мою тоскою Льется он одной. Не тоской стремленья, Не святой слезой, Не слезой моленья — Грешною хулой: Тщетно на распятье Обращен мой взор — На устах проклятье, На душе укор. 1846

«Я ее не люблю, не люблю…»

Я ее не люблю, не люблю… Это – сила привычки случайной! Но зачем же с тревогою тайной На нее я смотрю, ее речи ловлю? Что мне в них, в простодушных речах Тихой девочки с женской улыбкой? Что в задумчиво-робко смотрящих очах Этой тени воздушной и гибкой? Отчего же – и сам не пойму — Мне при ней как-то сладко и больно. Отчего трепещу я невольно, Если руку ее на прощанье пожму? Отчего на прозрачный румянец ланит Я порою гляжу с непонятною злостью И боюсь за воздушную гостью, Что, как призрак, она улетит. И спешу насмотреться, и жадно ловлю Мелодически-милые, детские речи; Отчего я боюся и жду с нею встречи?.. Ведь ее не люблю я, клянусь, не люблю. <1853, 1857>

«О, говори хоть ты со мной…»

О, говори хоть ты со мной, Подруга семиструнная! Душа полна такой тоской, А ночь такая лунная! Вон там звезда одна горит Так ярко и мучительно, Лучами сердце шевелит, Дразня его язвительно. Чего от сердца нужно ей? Ведь знает без того она, Что к ней тоскою долгих дней Вся жизнь моя прикована… И сердце ведает мое, Отравою облитое, Что я впивал в себя ее Дыханье ядовитое… Я от зари и до зари Тоскую, мучусь, сетую… Допой же мне – договори Ты песню недопетую. Договори сестры твоей Все недомолвки странные… Смотри: звезда горит ярчей… О, пой, моя желанная! И до зари готов с тобой Вести беседу эту я… Договори лишь мне, допой Ты песню недопетую! <1857>

Цыганская венгерка

Две гитары, зазвенев, Жалобно заныли… С детства памятный напев, Старый друг мой – ты ли? Как тебя мне не узнать? На тебе лежит печать — Буйного похмелья, Горького веселья! Это ты, загул лихой, Ты – слиянье грусти злой С сладострастьем баядерки — Ты, мотив венгерки! Квинты резко дребезжат, Сыплют дробью звуки… Звуки ноют и визжат, Словно стоны муки. Что за горе? Плюнь да пей! Ты завей его, завей Веревочкой горе! Топи тоску в море! Вот проходка по баскам С удалью небрежной, А за нею – звон и гам, Буйный и мятежный. Перебор… и квинта вновь Ноет-завывает; Приливает к сердцу кровь, Голова пылает. Чибиряк, чибиряк, чибиряшечка, С голубыми ты глазами, моя душечка! Замолчи, не занывай, Лопни, квинта злая! Ты про них не поминай… Без тебя их знаю! В них хоть раз бы поглядеть Прямо, ясно, смело… А потом и умереть — Плевое уж дело. Как и вправду не любить? Это не годится! Но, что сил хватает жить, Надо подивиться! Соберись и умирать, Не придет проститься! Станут люди толковать: Это не годится! Отчего б не годилось, Говоря примерно? Значит, просто всё хоть брось. Оченно уж скверно! Доля ж, доля ты моя, Ты лихая доля! Уж тебя сломил бы я, Кабы только воля! Уж была б она моя, Крепко бы любила… Да лютая та змея, Доля, – жизнь сгубила. По рукам и по ногам Спутала-связала, По бессонными ночам Сердце иссосала! Как болит, то ли болит, Болит сердце – ноет… Вот что квинта говорит, Что басок так воет. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Шумно скачут сверху вниз Звуки врассыпную, Зазвенели, заплелись В пляску круговую. Словно табор целый здесь С визгом, свистом, криком Заходил с восторгом весь В упоенье диком. Звуки шепотом журчат Сладострастной речи… Обнаженные дрожат Груди, руки, плечи. Звуки все напоены Негою лобзаний. Звуки воплями полны Страстных содроганий… Басан, басан, басана́, Басаната, басана́та, Ты другому отдана Без возврата, без возврата… Что за дело? ты моя! Разве любит он, как я? Нет – уж это дудки! Доля злая ты моя, Глупы эти шутки! Нам с тобой, моя душа, Жизнью жить одною, Жизнь вдвоем так хороша, Порознь – горе злое! Эх ты, жизнь, моя жизнь… К сердцу сердцем прижмись! На тебе греха не будет, А меня пусть люди судят, Меня Бог простит… Что же ноешь ты, мое Ретиво сердечко? Я увидел у нее На руке колечко!.. Басан, басан, басана́, Басаната, басана́та! Ты другому отдана Без возврата, без возврата! Эх-ма, ты завей Веревочкой горе… Загуляй да запей, Топи тоску в море! Вновь унылый перебор, Звуки плачут снова… Для чего немой укор? Вымолви хоть слово! Я у ног твоих – смотри — С смертною тоскою, Говори же, говори, Сжалься надо мною! Неужель я виноват Тем, что из-за взгляда Твоего я был бы рад Вынесть муки ада? Что тебя сгубил бы я И себя с тобою… Лишь бы ты была моя, Навсегда со мною. Лишь не знать бы только нам Никогда, ни здесь, ни там Расставанья муки… Слышишь… вновь бесовский гам, Вновь стремятся звуки… В безобразнейший хаос Вопля и стенанья Всё мучительно слилось. Это – миг прощанья. Уходи же, уходи, Светлое виденье!.. У меня огонь в груди И в крови волненье. Милый друг, прости-прощай, Прощай – будь здорова! Занывай же, занывай, Злая квинта, снова! Как от муки завизжи, Как дитя от боли, Всею скорбью дребезжи Распроклятой доли! Пусть больнее и больней Занывают звуки, Чтобы сердце поскорей Лопнуло от муки! <1857>

Любовь цыганки

Любовь цыганки, — Все нам твердят, — Самой смуглянке, Самой смуглянке И рай и ад! И рай и ад. Знавали ль Хмару, Найдете ль пару В Москве еще таких очей; Такой певуньи, Такой плясуньи Теперь уж нет нигде, ей-ей, А пела, пела, Что твой соловей. Любовь цыганки — Все нам твердят, — Самой смуглянке, Самой смуглянке И рай и ад! И рай и ад. Она молчала, Когда, бывало, Ее дивятся красоте; А сердце билось, Оно просилось Сказать «люблю», Сказать «люблю». Всё он наяву, Всё он наяву, Наяву и в мечте. Любовь цыганки, — Все нам твердят, — Самой смуглянке, Самой смуглянке И рай и ад! И рай и ад. В ней сердце ныло, Она любила, Он день и ночь за ней следил, Но лицемерно Любил, неверный: Она цыганка, он барин был, Ее разлюбил, Ее разлюбил, Разлюбил и погубил. Любовь цыганки, — Все нам твердят, — Самой смуглянке, Самой смуглянке И рай и ад! И рай и ад. Ее венчали И в пышной зале Всю ночь был шумный пир потом; Ее венчали, А в ночь с печали Заснула Хмара покойным сном. Она умерла, Она умерла, Умерла с тоски по нем. <1857>

Александр Николаевич Островский (1823–1886)

«Баю-баю, мил внучоночек!..»

Баю-баю, мил внучоночек! Ты спи, усни, крестьянский сын! Допрежь беды не видали беды, Беда пришла да беду привела С напастями, да с пропа́стями, С правежами беда, всё с побоями. Баю-баю, мил внучоночек! Ты спи, усни, крестьянский сын! Нас Бог забыл, царь не милует, Люди бросили, людям отдали: Нам во людях жить, на людей служить, На людей людям приноравливать. Баю-баю, мил внучоночек! Ты спи, усни, крестьянский сын! Беду нажили, как изжить будет? Изживаем беду за работушкой, За немилей, чужой, непокладною, Вековечною, злою, страдною. Баю-баю, мил внучоночек! Ты спи, усни, крестьянский сын! Ты спи, поколь изживем беду, Изживем беду, изживем грозу. Пронесет грозу, горе минется, Поколь Бог простит, царь сжалится. Баю-баю, мил внучоночек! Ты спи, усни, крестьянский сын! Белым тельцем лежишь в люлечке, Твоя душенька в небесах летит, Твой тихий сон сам Господь хранит, По бокам стоят светлы ангелы. Баю-баю, мил внучоночек! Ты спи, усни, крестьянский сын! С тобой сидит бабка старая, До зари с зари прибаюкивает. Тихий сон очам выговаривает Да качку-качалку покачивает. 1864

Иван Савич Никитин (1824–1861)

«Тихо ночь ложится…»

Тихо ночь ложится На вершины гор, И луна глядится В зеркала́ озер; Над глухою степью В неизвестный путь Бесконечной цепью Облака плывут; Над рекой широкой, Сумраком покрыт, В тишине глубокой Лес густой стоит; Светлые заливы В камышах блестят, Неподвижно нивы На полях стоят; Небо голубое Весело глядит, И село большое Беззаботно спит. Лишь во мраке ночи Горе и разврат Не смыкают очи, В тишине не спят. 1849

Ночь на берегу моря

В зеркало влаги холодной Месяц спокойно глядит И над землею безмолвной Тихо плывет и горит. Легкою дымкой тумана Ясный одет небосклон; Светлая грудь океана Дышит как будто сквозь сон. Медленно, ровно качаясь, В гавани спят корабли; Берег, в воде отражаясь, Смутно мелькает вдали. Смолкла дневная тревога… Полный торжественных дум, Видит присутствие Бога В этом молчании ум. <1850>

Молитва дитяти

Молись, дитя: сомненья камень Твоей груди не тяготит; Твоей молитвы чистый пламень Святой любовию горит. Молись, дитя: тебе внимает Творец бесчисленных миров, И капли слез твоих считает, И отвечать тебе готов. Быть может, ангел твой хранитель Все эти слезы соберет И их в надзвездную обитель, К престолу Бога отнесет. Молись, дитя, мужай с летами! И дай Бог, в пору поздних лет Такими ж светлыми очами Тебе глядеть на Божий свет! Но если жизнь тебя измучит, И ум, и сердце возмутит, Но если жизнь роптать научит, Любовь и веру погасит, — Приникни с жаркими слезами, Креста подножье обойми: Ты примиришься с небесами, С самим собою и с людьми. И вот тогда из райской сени Хранитель-ангел твой сойдет И за тебя, склонив колени, Молитву к Богу вознесет. <1853>

«Отвяжись, тоска…»

Отвяжись, тоска, Пылью поразвейся! Что за грусть, коли жив — И сквозь слезы смейся! Не диковинка – пир При хорошей доле; Удаль с горя поет, Пляшет и в неволе. Уж ты как ни хвались Умной головою, — Громовых облаков Не отвесть рукою. Грусть-забота не спит, Без беды крушится; Беззаботной душе И на камне спится. Коли солнышка нет, — Ясный месяц светит; Изменила любовь, — Песня не изменит! Сердце просит не слез, А живет отрадой; Вот умрешь, – ну, тогда Ничего не надо.

Нищий («И вечерней и ранней порою…»)

И вечерней и ранней порою Много старцев, и вдов, и сирот Под окошками ходит с сумою, Христа-ради на помощь зовет. Надевает ли сумку неволя, Неохота ли взяться за труд, — Тяжела и горька твоя доля, Бесприютный, оборванный люд! Не откажут тебе в подаянье, Не умрешь ты без крова зимой, — Жаль разумное божье созданье, Человека в грязи и с сумой! Но беднее и хуже есть нищий: Не пойдет он просить под окном. Целый век, из одежды да пищи, Он работает ночью и днем. Спит в лачужке, на грязной соломе, Богатырь в безысходной беде. Крепче камня в несносной истоме, Крепче меди в кровавой нужде. По́ смерть зерна он в землю бросает, По́ смерть жнет, а нужда продает; О нем облако слезы роняет, Про тоску его буря поет. 1857

«В темной чаще замолк соловей…»

В темной чаще замолк соловей, Прокатилась звезда в синеве; Месяц смотрит сквозь сетку ветвей, Зажигает росу на траве. Дремлют розы. Прохлада плывет. Кто-то свистнул… вот замер и свист Ухо слышит, – едва упадет Насекомым подточенный лист. Как при месяце кроток и тих У тебя милый очерк лица! Эту ночь, полный грез золотых, Я б продлил без конца, без конца! 1858

«Вырыта заступом яма глубокая…»

Вырыта заступом яма глубокая. Жизнь невеселая, жизнь одинокая, Жизнь бесприютная, жизнь терпеливая, Жизнь, как осенняя ночь, молчаливая, — Горько она, моя бедная, шла, И, как степной огонек, замерла. Что же? усни, моя доля суровая! Крепко закроется крышка сосновая, Плотно сырою землею придавится, Только одним человеком убавится… Убыль его никому не больна, Память о нем никому не нужна!.. Вот она – слышится песнь беззаботная — Гостья погоста, певунья залетная, В воздухе синем на воле купается; Звонкая песнь серебром рассыпается… Тише!.. О жизни покончен вопрос. Больше не нужно ни песен, ни слез! 1860

Иван Сергеевич Аксаков (1823–1886)

«Жаль мне и грустно, что ты, молодая…»

Жаль мне и грустно, что ты, молодая, Будешь томиться в глуши. Жаль, что исчезнет в тебе, увядая, Свежесть прекрасной души! Будешь под гнетом пустой и бесплодной Мелких забот суеты, Будешь подавлена жизнью холодной, — Бедная девушка, ты! Март 1845

«Кто слезы льет, простерши руки…»

Кто слезы льет, простерши руки, От скорбной сердца полноты? Чьи грусть тяжелая разлуки Печалит нежные черты? Она стоит перед иконой, На ней дрожит лампады свет; Ее молитва – обороной Тебе от горестей и бед! То мчится вдаль она мечтою, Покинув спящую семью, То смотрит с тихою тоскою На опустевшую скамью, — Где ты всегда сидел, бывало, Скучал покойною судьбой: Она с прискорбием внимала И говорила: Бог с тобой! И силе той молитвы веря, Ты добрый дух несешь в себе… Готов идти, не лицемеря, Навстречу жизни и борьбе… О, что́ бы ни могло случиться, Но знать отрадно каждый час, Что есть кому за нас молиться, Кому любить и помнить нас!.. 1845

«Взамен разлуки и печали…»

Взамен разлуки и печали, Что́ впереди тебе дано, Что́ в безотрадно-грустной дали Тебе судьбой обречено? Зачем возможность понимала Ты жизни лучшей и другой; Зачем ты душу воспитала, Зачем стремилась в мир иной? И знай: должна уединенно Твоя поблекнуть красота, Промчаться юность постепенно, Разбиться светлая мечта! Но заживет с годами рана, С своим ты свыкнешься житьем! И все мы, поздно или рано, Себя самих переживем!.. 1845

«Вопросом дерзким не пытай…»

Вопросом дерзким не пытай Судьбы таинственных велений, Поднять завесы не мечтай, Не разрешай своих сомнений И не тревожь в тиши ночной Видений злых готовый рой?.. Оставь, забудь, не трогай их, Там нет отрады и спасенья… В борьбах измученных пустых, Ты пожелаешь разрушенья… Так пусть в сердечной глубине Всегда безмолвствуют оне!.. Что если – страшные мечты! — Все беспредельное созданье И мир бы целый понял ты И перенес в свое сознанье?.. Но, мнится, дух напором сил Земные узы б сокрушил! Моли, чтоб вечно не могла Раскрыться истины пучина, Заговорит с тобою мгла, На зов откликнется темнина И дать властительный ответ, Где дышит смерть и жизни нет! 1845

Всенощная

Приди ты, немощный, Приди ты, радостный! Звенят ко всенощной, К молитве благостной. И звон смиряющий Всем в душу просится, Окрест взывающий, В полях разносится! 1847–1850

«Среди цветов поры осенней…»

Среди цветов поры осенней, Видавших вьюгу и мороз, Вдруг распустился цвет весенний — Одна из ранних алых роз. Пахнуло вдруг дыханьем мая, Блеснуло солнцем вешних дней, И мнилось – гостья дорогая Мне принесла, благоухая, Привет из юности моей!.. 1978

Иван Иванович Панаев (1812–1862)

Будто из Гейне

Густолиственных кленов аллея, Для меня ты значенья полна; Хороша и бледна, как лилея, В той аллее стояла она. И, головку склонивши уныло И глотая слезу за слезой, «Позабудь, если можно, что было», — Прошептала, махнувши рукой. На нее, как безумный, смотрел я, И луна освещала ее; Расставаяся с нею, терял я Всё блаженство, всё счастье мое! Густолиственных кленов аллея, Для меня ты значенья полна: Хороша и бледна, как лилея, В той аллее стояла она. <1847>

Василий Павлович Чуевский

Серенада

Я здесь один, я жду свиданья, Заснули люди, спит земля. Приди, мой друг, дай мне лобзанье, Приди скорей, я жду тебя! Приди ко мне с улыбкой нежной, В блестящих шелковых кудрях, В одежде легкой, белоснежной И с детской радостью в глазах! Скорее, друг! Луна сребрится, Звезда любви для нас горит! Проглянет день, и все умчится, И наше счастье улетит. 1858

«Не кукушка…»

Не кукушка Во сыром бору Куковала; Моя милая В светлом тереме Тосковала. С утра до ночи Из очей Слеза всё катилась, И головушка На грудь белую Приклонилась. 1850-е

Ах ты, Волга, Волга-матушка

Ах ты, Волга, Волга-матушка, Река быстрая, глубокая, Стороны родной кормилица, Многоводная, широкая. Для чего ты меня, молодца, Сберегала и лелеяла, И победную головушку На своих волнах покоила? Подняла б ты грудь широкую, Всколыхнулась, расплескалась бы, И меня волнами шумными, Как дитя свое, одела бы. Если б знато, если б ведано, В дни былые, в годы прежние Лучше б ты меня, родимая, Приютила бесталанного. Всколыхнулась, расплескалась бы, И меня волнами шумными, Как дитя свое, Одела бы. И лежал бы я на дне твоем, Как ребенок в колыбелочке, И меня бы ты, родимая, Шумом волн своих баюкала.

Сторона моя, сторонушка

Сторона моя, сторонушка, Сторона моя родимая! Не на радость, не на счастие Ты меня вскормила, молодца. В молодых летах не знаю я Ни утехи, ни веселия; Белым днем и ночью темною Лью я слезы безутешные. Гаснут, меркнут очи светлые, Сохнет грудь моя с кручинушки; Проклинаю долю горькую, Не гляжу на вольный Божий свет,

Тройка

Пыль столбом крутится, вьется По дороге меж полей, Вихрем мчится и несется Тройка борзая коней. А ямщик, разгульный малый, Шапку на ухо надел И с присвистом, разудалый, Песню громкую запел. Соловьем он заливался Из дали, глуши степной. С песнью русскою сливался Колокольчик заливной. Долго, долго пыль крутилась, Долго песню слушал я, И от песни сердце билось Так тревожно у меня. Тройка мчалась пред горою, Вдруг ямщик коней сдержал, Встал, слегка махнул рукою, Свистнул, гаркнул и пропал. Только пыль лишь разостлалась Вдоль по следу ямщика… Песнь умолкла, но осталась На душе моей тоска. 1866

«Гори, гори, моя звезда…»

Гори, гори, моя звезда, Гори, звезда приветная! Ты у меня одна заветная, Другой не будет никогда. Сойдет ли ночь на землю ясная, Звезд много блещет в небесах, Но ты одна, моя прекрасная, Горишь в отрадных мне лучах. Звезда надежды благодатная, Звезда любви волшебных дней, Ты будешь вечно незакатная В душе тоскующей моей! Твоих лучей небесной силою Вся жизнь моя озарена. Умру ли я – ты над могилою Гори, гори, моя звезда! 1868

Федор Иванович Тютчев (1803–1873)

«Ты зрел его в кругу большого света…»

Ты зрел его в кругу большого света — То своенравно-весел, то угрюм, Рассеян, дик иль полон тайных дум, Таков поэт – и ты презрел поэта! На месяц взглянь: весь день, как облак тощий. Он в небесах едва не изнемог, — Настала ночь – и, светозарный бог, Сияет он над усыпленной рощей! Конец 1820-х – начало 1830-х годов

Silentium![7]

Молчи, скрывайся и таи И чувства и мечты свои — Пускай в душевной глубине Встают и заходят оне Безмолвно, как звезды в ночи, — Любуйся ими – и молчи. Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Поймет ли он, чем ты живешь? Мысль изреченная есть ложь — Взрывая, возмутишь ключи, Питайся ими – и молчи… Лишь жить в себе самом умей — Есть целый мир в душе твоей Таинственно-волшебных дум — Их оглушит наружный шум, Дневные разгонят лучи — Внимай их пенью – и молчи!.. <1830>

«Сей день, я помню, для меня…»

Сей день, я помню, для меня Был утром жизненного дня: Стояла молча предо мною, Вздымалась грудь ее волною — Алели щеки, как заря, Все жарче рдея и горя! И вдруг, как Солнце молодое, Любви признанье золотое Исторглось из груди ея… И новый мир увидел я!.. <1830>

Весенние воды

Еще в полях белеет снег, А воды уж весной шумят — Бегут и будят сонный брег, Бегут и блещут и гласят — Они гласят во все концы: «Весна идет, весна идет! Мы молодой весны гонцы, Она нас выслала вперед!» Весна идет, весна идет! И тихих, теплых майских дней Румяный, светлый хоровод Толпится весело за ней!.. <1830>

«Как над горячею золой…»

Как над горячею золой Дымится свиток и сгорает, И огнь, сокрытый и глухой, Слова и строки пожирает, — Так грустно тлится жизнь моя И с каждым днем уходит дымом, Так постепенно гасну я В однообразье нестерпимом!.. О Небо, если бы хоть раз Сей пламень развился по воле — И, не томясь, не мучась доле, Я просиял бы – и погас! <1830>

«Что ты клонишь над водами…»

Что ты клонишь над водами, Ива, макушку свою! И дрожащими листами, Словно жадными устами, Ловишь беглую струю?.. Хоть томится, хоть трепещет Каждый лист твой над струей… Но струя бежит и плещет И, на солнце нежась, блещет, И смеется над тобой… 1830-е

Фонтан

Смотри, как облаком живым Фонтан сияющий клубится; Как пламенеет, как дробится Его на солнце влажный дым. Лучом поднявшись к небу, он Коснулся высоты заветной — И снова пылью огнецветной Ниспасть на землю осужден. О смертной мысли водомет, О водомет неистощимый! Какой закон непостижимый Тебя стремит, тебя мятет? Как жадно к небу рвешься ты! Но длань незримо-роковая, Твой луч упорный преломляя, Свергает в брызгах о высоты… <Апрель 1836>

«Тени сизые смесились…»

Тени сизые смесились, Цвет поблекнул, звук уснул — Жизнь, движенье разрешились В сумрак зыбкий, в дальний гул… Мотылька полет незримый Слышен в воздухе ночном… Час тоски невыразимой!.. Все во мне, и я во всем… Сумрак тихий, сумрак сонный, Лейся в глубь моей души, Тихий, томный, благовонный, Все залей и утиши. Чувства – мглой самозабвенья Переполни через край!.. Дай вкусить уничтоженья, С миром дремлющим смешай! <1836>

«О чем ты воешь, ветр ночной?..»

О чем ты воешь, ветр ночной? О чем так сетуешь безумно?.. Что значит странный голос твой, То глухо жалобный, то шумно? Понятным сердцу языком Твердишь о непонятной муке — И роешь и взрываешь в нем Порой неистовые звуки!.. О, страшных песен сих не пой Про древний хаос, про родимый! Как жадно мир души ночной Внимает повести любимой! Из смертной рвется он груди, Он с беспредельным жаждет слиться!.. О, бурь заснувших не буди — Под ними хаос шевелится!.. <1836>

«Еще томлюсь тоской желаний…»

Еще томлюсь тоской желаний, Еще стремлюсь к тебе душой — И в сумраке воспоминаний Еще ловлю я образ твой… Твой милый образ, незабвенный, Он предо мной везде, всегда, Недостижимый, неизменный, Как ночью на небе звезда… <1848>

«Слезы людские, о слезы людские…»

Слезы людские, о слезы людские, Льетесь вы ранней и поздней порой… Льетесь безвестные, льетесь незримые, Неистощимые, неисчислимые, — Льетесь, как льются струи дождевые В осень глухую, порою ночной. 1849(?)

«Святая ночь на небосклон взошла…»

Святая ночь на небосклон взошла, И день отрадный, день любезный Как золотой покров она свила, Покров, накинутый над бездной. И, как виденье, внешний мир ушел… И человек, как сирота бездомный, Стоит теперь, и немощен и гол, Лицом к лицу пред пропастию темной. На самого себя покинут он — Упразднен ум, и мысль осиротела — В душе своей, как в бездне, погружен, И нет извне опоры, ни предела… И чудится давно минувшим сном Ему теперь все светлое, живое… И в чуждом, неразгаданном, ночном Он узнает наследье родовое. <Конец 1840 – начало 1850-х>

«Сияет солнце, воды блещут…»

Сияет солнце, воды блещут, На всем улыбка, жизнь во всем, Деревья радостно трепещут, Купаясь в небе голубом. Поют деревья, блещут воды, Любовью воздух растворен, И мир, цветущий мир природы Избытком жизни упоен. Но и в избытке упоенья Нет упоения сильней Одной улыбки умиленья Измученной души твоей… <28 июля 1852>

«Я очи знал, – о, эти очи!..»

Я очи знал, – о, эти очи! Как я любил их – знает Бог! От их волшебной, страстной ночи Я душу оторвать не мог. В непостижимом этом взоре, Жизнь обнажающем до дна, Такое слышалося горе, Такая страсти глубина! Дышал он грустный, углубленный В тени ресниц ее густой, Как наслажденье, утомленный И, как страданье, роковой. И в эти чудные мгновенья Ни разу мне не довелось С ним повстречаться без волненья И любоваться им без слез. <1852>

К.Б

Я встретил вас – и всё былое В отжившем сердце ожило; Я вспомнил время золотое — И сердцу стало так тепло… Как поздней осени порою Бывают дни, бывает час, Когда повеет вдруг весною И что-то встрепенется в нас, — Так, весь обвеян дуновеньем Тех лет душевной полноты, С давно забытым упоеньем Смотрю на милые черты… Как после вековой разлуки, Гляжу на вас, как бы во сне, — И вот – слышнее стали звуки, Не умолкавшие во мне… Тут не одно воспоминанье, Тут жизнь заговорила вновь, — И то же в вас очарованье, И та ж в душе моей любовь!.. 26 июля 1870

«Все отнял у меня казнящий бог…»

Все отнял у меня казнящий бог: Здоровье, силу воли, воздух, сон, Одну тебя при мне оставил он, Чтоб я ему еще молиться мог. 1873

Алексей Николаевич Плещеев (1825–1893)

Могила

Листья шумели уныло Ночью осенней порой; Гроб опустили в могилу, Гроб, озаренный луной. Тихо, без плача, зарыли И удалились все прочь, Только луна на могилу Грустно смотрела всю ночь. <1844>

«Тени гор высоких…» (Из Рюккерта)

Тени гор высоких На воду легли; Потянулись чайки Белые вдали. Тихо всё… Томленьем Дышит грудь моя… Как теперь бы крепко Обнял друга я! Весело выходит Странник утром в путь; Но под вечер дома Рад бы отдохнуть. <1844>

Песня («Выйдем на берег; там волны…»)

Выйдем на берег; там волны Ноги нам будут лобзать; Звезды с таинственной грустью Будут над нами сиять. Там ветерок ароматный Кудри твои разовьет; Выйдем… Уныло качаясь, Тополь к себе нас зовет. В долгом и сладком забвеньи, Шуму внимая ветвей, Мы отдохнем от печали, Мы позабудем людей. Много они нас терзали, Мучили много, друг мой: Те – своей глупой любовью, Те – бесконечной враждой. Всё мы забудем, как месяц В темной лазури блеснет, Всё – как природе и рогу Гимн соловей запоет! <1845>

«Дитя! как цветок ты прекрасна…» (Из Гейне)

Дитя! как цветок ты прекрасна, Светла, и чиста, и мила; Смотрю на тебя… и любуюсь, — И снова душа ожила… Охотно б тебе на головку Я руки свои возложил, Прося, чтобы Бог тебя вечно Прекрасной и чистой хранил. 1845

Молитва (Из Гейне)

О мой Творец! О Боже мой, Взгляни на грешную меня: Я мучусь, я больна душой, Изрыта скорбью грудь моя. О мой Творец! велик мой грех, Я на земле преступней всех! Кипела в нем младая кровь; Была чиста его любовь; Но он ее в груди своей Таил так свято от людей. Я знала всё… О Боже мой, Прости мне, грешной и больной. Его я муки поняла; Улыбкой, взором лишь одним Я б исцелить его могла, Но я не сжалилась над ним. О мой Творец, велик мой грех, Я на земле преступней всех! Томился долго, долго он, Печалью тяжкой удручен; И умер, бедный, наконец… О Боже мой, о мой Творец, Ты тронься грешною мольбой, Взгляни, как я больна душой! <1845>

Ее мне жаль

(Графу Д. А. Толстому)

Дай руку мне… Я понимаю Твою зловещую печаль И, полон тайных мук, внимаю Твоим словам: «Ее мне жаль». Как иногда в реке широкой Грозой оторванный листок Несется бледный, одинокой. Куда влечет его поток, — Так и она, веленью рока Всегда покорная, пойдет Без слез, без жалоб и упрека, Куда ее он поведет. В ее груди таится ныне Любви так много… Боже мой, Не дай растратить ей в пустыне Огня, зажженного тобой! Но этот взор, спокойный, ясный, Да будет вечно им согрет, И пусть на зов души прекрасной Душа другая даст ответ. Да, верь мне, друг, я понимаю Твою зловещую печаль И, полон грусти, повторяю С тобою сам: «Ее мне жаль». <1845>

«Речная лилея, головку…»

Речная лилея, головку Поднявши, на небо глядит; А месяц влюбленный лучами Уныло ее серебрит… И вот она снова поникла Стыдливо к лазурным водам; Но месяц – все бледный и томный, Как призрак, – сияет и там… 1845

«Люби, пока любить ты можешь…»

Люби, пока любить ты можешь, Иль час ударит роковой, И станешь с поздним сожаленьем Ты над могилой дорогой. О, сторожи, чтоб сердце свято Любовь хранило, берегло, Пока его другое любит И неизменно и тепло. Тем, чья душа тебе открыта, О, дай им больше, больше дай! Чтоб каждый миг дарил им счастье, Ни одного не отравляй! И сторожи, чтоб слов обидных Порой язык не произнес; О боже! он сказал без злобы, А друга взор уж полон слез! Люби, пока любить ты можешь, Иль час ударит роковой, И станешь с поздним сожаленьем Ты над могилой дорогой! Вот ты стоишь над ней уныло; На грудь поникла голова; Все, что любил, – навек сокрыла Густая влажная трава. Ты говоришь: «Хоть на мгновенье Взгляни; изныла грудь моя! Прости язвительное слово, Его сказал без злобы я!» Но друг не видит и не слышит, В твои объятья не спешит. С улыбкой кроткою, как прежде, «Прощаю все» не говорит! Да! ты прощен… но много, много Твоя язвительная речь Мгновений другу отравила, Пока успел он в землю лечь. Люби, пока любить ты можешь, Иль час ударит роковой, И станешь с поздним сожаленьем Ты над могилой дорогой! 1858

«Знакомые звуки, чудесные звуки!..»

Знакомые звуки, чудесные звуки! О, сколько вам силы дано! Прошедшее счастье, прошедшие муки, И радость свиданья, и слезы разлуки… Вам всё воскресить суждено. Знакомые тени являются снова, Проходят одна за другой… И сердце поверить обману готово, И жаждет, и молит всей жизни былого, Согретое страстью былой. И все, что убито бесплодной борьбою, Опять шевельнулось в груди… На доблестный подвиг, на битву с судьбою Иду я отважно, и яркой звездою Надежда горит впереди. В возлюбленном взоре, в улыбке участья Прочел я давно, что любим; Не страшны мне грозы, не страшно ненастье; Я знаю – любви бесконечное счастье Меня ожидает за ним! Довольно, довольно!.. замолкните, звуки! Мою вы терзаете грудь… Прошедшее счастье, прошедшие муки, И радость свиданья, и слезы разлуки, О сердце! навеки забудь!.. 1858

«Я у матушки выросла в холе…»

Я у матушки выросла в холе И кручины не ведала злой, Да счастливой девической доле Позавидовал недруг людской. Речи сладкие стал он, лукавый, Мне нашептывать ночью и днем; И наскучили смех и забавы, И наскучил мне матери дом. Сердце билось испуганной пташкой, Не давало ни часу заснуть; Подымалась под тонкой рубашкой Высоко моя белая грудь. Я вставала с постели босая, И, бывало, всю ночь напролет Под окошком кого-то ждала я — Всё казалось мне, кто-то идет… Я ждала и дождалась мило́ва, И уж как полюбился он мне! Молодца не видала такого Прежде я никогда и во сне. Очи карие бойко глядели На меня из-под черных бровей; Допытать они, видно, хотели, Что в душе затаилось моей. Допытали они, что готова Хоть на гибель для них я была… И за милым из дома родного Я, как малый ребенок, пошла. Был он барин богатый и где-то Все в далеких краях проживал; Слышь, лечился – и только на лето Он в поместья свои наезжал. Только лаской его и жила я, Белый свет с ним казался милей; Нипочем было мне, что дурная Шла молва про меня у людей. Да не думала я, не гадала, Что любви его скоро конец; Вдруг постыла милому я стала — И с другой он пошел под венец. Не пригожим лицом, не красою Приманила дворянка его; Приманила богатой казною — Много взял он за нею всего. С той поры будто солнышка нету. Все глухая, осенняя ночь; Как ни жди, не дождешься рассвету Как ни плачь, а беде не помочь. И с красой я своей распрощалась! Не узнала б теперь меня мать: Ни кровинки в лице не осталось, Словно зелья мне дали принять. Ах! изменой своей – не отравой — Он с лица мне румянец согнал… Буду помнить я долго, лукавый, Что ты ночью мне летней шептал! <1860>

Молчание

Ни слова, о друг мой, ни вздоха… Мы будем с тобой молчаливы… Ведь молча над камнем могильным Склоняются грустные ивы… И только, склонившись, читают, Как я, в твоем взоре усталом, Что были дни ясного счастья, Что этого счастья – не стало! <1861>

«Ночь пролетала над миром…»

Ночь пролетала над миром, Сны на людей навевая; С темно-лазуревой ризы Сыпались звезды, сверкая. Старые мощные дубы, Вечнозеленые ели, Грустные ивы листвою Ночи навстречу шумели. Радостно волны журчали, Образ ее отражая; Рожь наклонялась, сильнее Пахла трава луговая. Крики кузнечиков резвых И соловьиные трели, В хоре хвалебном сливаясь, В воздухе тихо звенели, И улыбалася кротко Ночь, над землей пролетая, С темно-лазуревой ризы Сыпались звезды, сверкая. Июль 1862

«Всю-то, всю мою дорожку…»

Всю-то, всю мою дорожку Ранним снегом занесло! Было время золотое, Да как сон оно прошло. Было время – и блистало Солнце в яркой синеве, И цветов пестрело много В зеленеющей траве. Шумом радостным шумели Бесконечные леса… И звенели в темной чаще Вольных птичек голоса. И река спокойно в море Волны чистые несла; И дрожащим в этих волнах Звездам не было числа! Но разнес осенний ветер Пожелтевшие листы; И под холодом поникли Запоздалые цветы… Улетели в край далекий, Под иные небеса, Птички вольные, покинув Обнаженные леса! И в волнах реки шумящих Не лазурный, чистый свод, Не бесчисленные звезды — Тучи смотрятся с высот… Было время – молодое Сердце билося в груди; Жизнь и счастье и свободу Обещало впереди! Божий мир казался тесен Для могучих юных сил; Как орел ширококрылый, В беспредельность дух парил! Жажда подвигов высоких Волновала смелый ум; Много в сердце было страсти, В голове – кипучих дум! Жизнь! зачем же обещаний Не сдержала ты своих И зачем не пощадила Упований молодых? Сгибло всё: надежды, силы… Как ненастною порой Зеленеющие всходы Под дыханьем бури злой! Было время золотое, Да как сон оно прошло! Всю-то, всю мою дорожку Ранним снегом занесло! <1862>

«Что ты поникла, зеленая ивушка?..»

Что ты поникла, зеленая ивушка? Что так уныло шумишь? Или о горе моем ты проведала, Вместе со мною грустишь? Шепчутся листья твои серебристые, Шепчутся с чистой волной… Не обо мне ли тот шепот таинственный Вы завели меж собой? Знать, не укрылася дума гнетущая, Черная дума от вас! Вы разгадали, о чем эти жгучие Слезы лилися из глаз? В шепоте вашем я слышу участие; Мне вам отрадно внимать… Только природе страданья незримые Духа дано врачевать! <1863>

Ах, зачем твои глазки порою

Ах, зачем твои глазки порою На меня так сурово глядят И томит мою душу тоскою Твой холодный, неласковый взгляд, Твой холодный, неласковый взгляд? Без улыбки и в гордом молчаньи Ты проходишь как тень предо мною, И, в душе затаивши страданье, Я ревниво слежу за тобою, Ревниво слежу за тобою. Ты любовью своей озаряла, Как весной, мои грустные дни. Приласкай же меня, как бывало, Лаской прочь мою грусть отгони. Приласкай же меня, как бывало, Лаской прочь мою грусть отгони. Зачем же твои глазки порою На меня так сурово, так сурово глядят. <1860-е>

«Верь, у любви нет выше права…»

Верь, у любви нет выше права, Как все прощать и забывать. Тот мало любит, кто не может Прощенью в сердце место дать. Когда болит и ноет рана, Утешить мысль тебя должна, Что рана та рукой любимой Тебе была нанесена. Когда ж терпеть не станет силы, Умри… но молча: от людей — От той, кого любил, чтоб тайной Осталась скорбь души твоей. <1860-е гг.>

В последний раз

В голове моей мозг хочет треснуть, Кровью сердце мое истекло; Изменяют мне ноги… О Вилли! Умереть, видно, время пришло. Приложи свою руку мне к сердцу И щекою приникни к моей. И скажи – ты меня не забудешь, Даже там, – даже в царстве теней? О, к чему утешать меня? Полно! Пусть беснуется горе в груди. Только дай мне наплакаться вволю; На колени меня посади. Дай обнять твою голову, Вилли, Дай облить мне слезами ее; Дай потухшим глазам наглядеться На лицо дорогое твое! Никогда уж я больше не буду На коленях сидеть у тебя; Я, несчастная мать, без супруга, Умираю, глубоко любя. Приложи свою руку мне к сердцу, Приложи ее крепче – вот так. Это сердце так бешено рвется, Что мой шелковый лопнет кушак. Проклинаю тот день, как впервые Образ твой в мою душу проник, Рокового с тобою свиданья Проклинаю я сладостный миг. И ту рощу, тот рай, где, бывало, Не устанем всю ночь мы бродить, И судьбу, что меня допустила Беспредельно тебя полюбить! О, прости мне, мой милый; не слушай, Я сказала тебе не в укор, Но ведь я так глубоко страдаю, Ведь на долю мне выпал позор! Вижу – градом внезапные слезы Из очей покатились твоих… Но о чем же ты плачешь, скажи мне? О грехе ль? о страданьях людских? Опостылел мне мир этот, Вилли! Я всех радостей стала чужда; Чем была – не могу я остаться, И женой мне не быть никогда. О, прижми это сердце больное К своему еще раз, еще раз… Поцелуй эти впалые щеки, На которых румянец погас! В голове моей мозг хочет треснуть! Кровью сердце мое истекло… Еще раз – перед вечной разлукой Я твое поцелую чело, Еще раз – и в последний, мой милый… Подогнулись колени… прощай… На кладбище, где буду лежать я, Не ходи… надо мной не рыдай. Этот жаворонок, звонкою песнью Оглашающий воздух полей, Целый день будет петь не смолкая Над могилою тихой моей. Эта влажная зелень долины Скроет бедное сердце мое, Что любило тебя так безмерно, Как тебя не полюбит ничье! Не забудь, где бы ни был ты, Вилли, Не забудь своей Мэри! Она Одного тебя только любила И до смерти осталась верна. Не забудь, что засыпаны прахом Будут светлые кудри лежать; И прильнет он к ланитам, которых Уж тебе никогда не лобзать! 1861

Нищие («В удушливый зной по дороге…»)

В удушливый зной по дороге Оборванный мальчик идет; Изрезаны камнями ноги, Струится с лица его пот. В походке, в движеньях, во взоре Нет резвости детской следа; Сквозит в них тяжелое горе, Как в рубище ветхом нужда. Он в город ходил наниматься К богатым купцам в батраки; Да взять-то такого боятся: Тщедушный батрак не с руки. Один он… Свезли на кладбище Вчера его старую мать. С сумою под окнами пищу Приходится, видно, сбирать…

«Степью иду я унылою…»

Степью иду я унылою, Нет ни цветочка на ней; Деревца нету зеленого, Где бы мог спеть соловей. Мрачно так вечер насупился Звезд – ни следа в вышине… Сам я не знаю, что вспомнилась Вдруг в эту пору ты мне!.. Вспомнилась ты, моя милая, С кротким и ясным лицом… Вижу тебя… И, мне кажется, Мгла уж редеет кругом; И будто песнь соловьиная В чаще зеленой звучит; Волны цветов колыхаются, В звездах все небо горит… <1868>

Цветок (Из Ратисбонна)

Весело цветики в поле пестреют, Их по ночам освежает роса, Днем их лучи благодатные греют, Ласково смотрят на них небеса. С бабочкой пестрой, с гудящей пчелою, С ветром им любо вести разговор. Весело цветикам в поле весною, Мил им родимого поля простор! Вот они видят: в окне, за решеткой, Тихо качается бледный цветок… Солнце не зная, печальный и кроткий, Вырос он в мрачных стенах одинок. Цветикам жаль его, бедного, стало, Хором они к себе брата зовут: «Солнце тебя никогда не ласкало. Брось эти стены, зачахнешь ты тут!» «Нет! – отвечал он, – хоть весело в поле, И наряжает вас ярко весна, Но не завидую вашей я доле И не покину сырого окна. Пышно цветите! Своей красотою Радуйте, братья, счастливых людей. Я буду цвесть для того, кто судьбою Солнца лишен и полей. Я буду цвесть для того, кто страдает. Узника я утешаю один. Пусть он, взглянув на меня, вспоминает Зелень родимых долин!» 1871

Весна

Уж тает снег, бегут ручьи, В окно повеяло весною… Засвищут скоро соловьи, И лес оденется листвою! Чиста небесная лазурь, Теплей и ярче солнце стало, Пора метелей злых и бурь Опять надолго миновала. И сердце сильно так в груди Стучит, как будто ждет чего-то, Как будто счастье впереди И унесла зима заботы! Все лица весело глядят. «Весна!» – читаешь в каждом взоре; И тот, как празднику, ей рад, Чья жизнь – лишь тяжкий труд и горе. Но резвых деток звонкий смех И беззаботных птичек пенье Мне говорят – кто больше всех Природы любит обновленье! <1872>

Вечерняя песенка

Вечер отрадный Лег на холмах; Ветер прохладный Дует в полях; Дует, ласкает Травку, цветы. Тихо качает Розы, кусты. Роза младая Льет ароматы, Птички, порхая, В роще поют. <1870-е>

Легенда (С английского)

Был у Христа-младенца сад, И много роз взрастил он в нем; Он трижды в день их поливал, Чтоб сплесть венок себе потом. Когда же розы расцвели, Детей еврейских со́звал он; Они сорвали по цветку, И сад был весь опустошен. «Как ты сплетешь теперь венок? В твоем саду нет больше роз!» – «Вы позабыли, что шипы Остались мне», – сказал Христос. И из шипов они сплели Венок колючий для него, И капли крови вместо роз Чело украсили его. <1877>

Слова для музыки

(Посвящается П. Н. О<стровско>му)

Нам звезды кроткие сияли, Чуть веял теплый ветерок, Кругом цветы благоухали, И волны ласково журчали У наших ног. Мы были юны, мы любили, И с верой вдаль смотрели мы; В нас грезы радужные жили, И нам не страшны вьюги были Седой зимы. Где ж эти ночи с их сияньем, С благоухающей красой И волн таинственным роптаньем? Надежд, восторженных мечтаний Где светлый рой? Померкли звезды, и уныло Поникли блеклые цветы… Когда ж, о сердце, все, что было, Что нам весна с тобой дарила, Забудешь ты? <1884>

Николай Федорович Щербина (1821–1869)

Сила песни

«Славным вином на прощанье, Кипрским вином напою… Выпей за наше свиданье, Выпей за удаль свою! Кубок возьмешь на дорогу, — Будешь меня вспоминать; Стану молиться я Богу, Стану тебя ожидать…» Старые песни люблю я, Старую песню запой… Голос их – звук поцелуя, Речи их льются рекой. Хочется песней разлуки Тяжесть души облегчить, Звуками плакать и в звуки Горечь любви перелить… Пой! – уж пора нам проститься: Рог капитана трубит…» «Страшно мне в песне излиться: С песней душа улетит». 1843

Южная ночь

На раздольи небес светит ярко луна, И листки серебрятся олив; Дикой воли полна, Заходила волна, Жемчуго́м убирая залив. Эта чудная ночь и темна, и светла, И огонь разливает в крови; Я мастику зажгла, Я цветов нарвала: Поспешай на свиданье любви!.. Эта ночь пролетит, и замолкнет волна При сияньи бесстрастного дня, И, заботой полна, Буду я холодна: Ты тогда не узнаешь меня! 1843

После битвы

Не слышно на палубах песен, Эгейские волны шумят… Нам берег и душен, и тесен; Суровые стражи не спят. Раскинулось небо широко, Теряются волны вдали… Отсюда уйдем мы далёко, Подальше от грешной земли! Не правда ль, ты много страдала?.. Минуту свиданья лови… Ты долго меня ожидала, Приплыл я на голос любви. Спалив бригантину султана, Я в море врагов утопил И к милой с турецкою раной, Как с лучшим подарком, приплыл. 1843

Таганрог

Примиренье

О, засни, мое сердце, глубоко! Не буди: не пробудишь, что было, Не зови, что умчалось далёко, Не люби, что ты прежде любило… Пусть надеждой и лживой мечтой Не смутится твой сон и покой. Для тебя невозвратно былое, На грядущее нет упованья. Ты не знало в блаженстве покоя, Успокойся ж на ложе страданья И старайся не помнить зимой, Как срывало ты розы весной! 1848

Николай Александрович Некрасов (1821–1877)

Тройка

Что ты жадно глядишь на дорогу В стороне от веселых подруг? Знать, забило сердечко тревогу — Все лицо твое вспыхнуло вдруг. И зачем ты бежишь торопливо За промчавшейся тройкой вослед?.. На тебя, подбоченясь красиво, Загляделся проезжий корнет. На тебя заглядеться не диво, Полюбить тебя всякий не прочь: Вьется алая лента игриво В волосах твоих, черных как ночь; Сквозь румянец щеки твоей смуглой Пробивается легкий пушок, Из-под брови твоей полукруглой Смотрит бойко лукавый глазок. Взгляд один чернобровой дикарки, Полный чар, зажигающих кровь, Старика разорит на подарки, В сердце юноши кинет любовь. Поживешь и попразднуешь вволю, Будет жизнь и полна, и легка… Да не то тебе пало на долю: За неряху пойдешь мужика. Завязавши под мышки передник, Перетянешь уродливо грудь, Будет бить тебя муж-привередник И свекровь в три погибели гнуть. От работы и черной и трудной Отцветешь, не успевши расцвесть, Погрузишься ты в сон непробудный, Будешь нянчить, работать и есть. И в лице твоем, полном движенья, Полном жизни, – появится вдруг Выраженье тупого терпенья И бессмысленный, вечный испуг. И схоронят в сырую могилу, Как пройдешь ты тяжелый свой путь, Бесполезно угасшую силу И ничем не согретую грудь. Не гляди же с тоской на дорогу И за тройкой вослед не спеши, И тоскливую в сердце тревогу Поскорей навсегда заглуши! Не нагнать тебе бешеной тройки: Кони крепки, и сыты, и бойки, — И ямщик под хмельком, и к другой Мчится вихрем корнет молодой… 1846

Огородник

Не гулял с кистенем я в дремучем лесу, Не лежал я во рву в непроглядную ночь, — Я свой век загубил за девицу-красу, За девицу-красу, за дворянскую дочь. Я в немецком саду работал по весне, Вот однажды сгребаю сучки да пою, Глядь, хозяйская дочка стоит в стороне, Смотрит в оба да слушает песню мою. По торговым селам, по большим городам Я недаром живал, огородник лихой, Раскрасавиц девиц насмотрелся я там, А такой не видал, да и нету другой. Черноброва, статна, словно сахар бела!.. Стало жутко, я песни своей не допел. А она – ничего, постояла, прошла, Оглянулась: за ней как шальной я глядел. Я слыхал на селе от своих молодиц, Что и сам я пригож, не уродом рожден, — Словно сокол гляжу, круглолиц, белолиц, У меня ль, молодца, кудри – чесаный лен… Разыгралась душа на часок, на другой… Да как глянул я вдруг на хоромы ее — Посвистал и махнул молодецкой рукой, Да скорей за мужицкое дело свое! А частенько она приходила с тех пор Погулять, посмотреть на работу мою, И смеялась со мной, и вела разговор: Отчего приуныл? что давно не пою? Я кудрями тряхну, ничего не скажу, Только буйную голову свешу на грудь… «Дай-ка яблоньку я за тебя посажу, Ты устал, – чай, пора уж тебе отдохнуть». – «Ну, пожалуй, изволь, госпожа, поучись, Пособи мужику, поработай часок». Да как заступ брала у меня, смеючись, Увидала на правой руке перстенек. Очи стали темней непогоднего дня, На губах, на щеках разыгралася кровь. «Что с тобой, госпожа? Отчего на меня Неприветно глядишь, хмуришь черную бровь?» – «От кого у тебя перстенек золотой?» – «Скоро старость придет, коли будешь все знать». – «Дай-ка я погляжу, несговорный какой!» И за палец меня белой рученькой хвать! Потемнело в глазах, душу кинуло в дрожь, Я давал – не давал золотой перстенек… Я вдруг вспомнил опять, что и сам я пригож, Да не знаю уж как – в щеку девицу чмок!.. Много с ней скоротал невозвратных ночей Огородник лихой… В ясны очи глядел, Расплетал, заплетал русу косыньку ей, Цаловал-миловал, песни волжские пел. Мигом лето прошло, ночи стали свежей, А под утро мороз под ногами хрустит. Вот однажды, как крался я в горенку к ней, Кто-то цап за плечо: «Держи вора!» – кричит. Со стыдом молодца на допрос привели, Я стоял да молчал, говорить не хотел… И красу с головы острой бритвой снесли, И железный убор на ногах зазвенел. Постегали плетьми и уводят дружка От родной стороны и от лапушки прочь На печаль и страду!.. Знать, любить не рука Мужику-вахлаку да дворянскую дочь! 1846

«Ты всегда хороша несравненно…»

Ты всегда хороша несравненно, Но когда я уныл и угрюм, Оживляется так вдохновенно Твой веселый, насмешливый ум; Ты хохочешь так бойко и мило, Так врагов моих глупых бранишь, То, понурив головку уныло, Так лукаво меня ты смешишь; Так добра ты, скупая на ласки, Поцелуй твой так полон огня, И твои ненаглядные глазки Так голубят и гладят меня, — Что с тобой настоящее горе Я разумно и кротко сношу И вперед – в это темное море — Без обычного страха гляжу… 1847

«Еду ли ночью по улице темной…»

Еду ли ночью по улице темной, Бури заслушаюсь в пасмурный день — Друг беззащитный, больной и бездомный, Вдруг предо мной промелькнет твоя тень! Сердце сожмется мучительной думой. С детства судьба невзлюбила тебя: Беден и зол был отец твой угрюмый, Замуж пошла ты – другого любя. Муж тебе выпал недобрый на долю: С бешеным нравом, с тяжелой рукой; Не покорилась – ушла ты на волю, Да не на радость сошлась и со мной… Помнишь ли день, как, больной и голодный, Я унывал, выбивался из сил? В комнате нашей, пустой и холодной, Пар от дыханья волнами ходил. Помнишь ли труб заунывные звуки, Брызги дождя, полусвет, полутьму? Плакал твой сын, и холодные руки Ты согревала дыханьем ему. Он не смолкал – и пронзительно звонок Был его крик… Становилось темней; Вдоволь поплакал и умер ребенок… Бедная! слез безрассудных не лей! С горя да с голоду завтра мы оба Так же глубоко и сладко заснем; Купит хозяин, с проклятьем, три гроба — Вместе свезут и положат рядком… В разных углах мы сидели угрюмо. Помню, была ты бледна и слаба, Зрела в тебе сокровенная дума, В сердце твоем совершалась борьба. Я задремал. Ты ушла молчаливо, Принарядившись, как будто к венцу, И через час принесла торопливо Гробик ребенку и ужин отцу. Голод мучительный мы утолили, В комнате темной зажгли огонек, Сына одели и в гроб положили… Случай нас выручил? Бог ли помог? Ты не спешила печальным признаньем, Я ничего не спросил, Только мы оба глядели с рыданьем, Только угрюм и озлоблен я был… Где ты теперь? С нищетой горемычной Злая тебя сокрушила борьба? Или пошла ты дорогой обычной И роковая свершится судьба? Кто ж защитит тебя? Все без изъятья Именем страшным тебя назовут, Только во мне шевельнутся проклятья — И бесполезно замрут!.. 1847

Маша

Белый день занялся над столицей, Сладко спит молодая жена, Только труженик муж бледнолицый Не ложится – ему не до сна! Завтра Маше подруга покажет Дорогой и красивый наряд… Ничего ему Маша не скажет, Только взглянет… убийственный взгляд! В ней одной его жизни отрада, Так пускай в нем не видит врага: Два таких он ей купит наряда, А столичная жизнь дорога! Есть, конечно, прекрасное средство: Под рукою казенный сундук; Да испорчен он был с малолетства Изученьем опасных наук. Человек он был новой породы: Исключительно честь понимал, И безгрешные даже доходы Называл воровством, либерал! Лучше жить бы хотел он попроще, Не франтить, не тянуться бы в свет, — Да обидно покажется теще, Да осудит богатый сосед! Всё бы вздор… только с Машей не сладишь. Не втолкуешь – глупа, молода! Скажет: «Так за любовь мою платишь!» Нет! упреки тошнее труда! И кипит-поспевает работа, И болит-надрывается грудь… Наконец наступила суббота: Вот и праздник – пора отдохнуть! Он лелеет красавицу Машу, Выпив полную чашу труда, Наслаждения полную чашу Жадно пьет… и он счастлив тогда! Если дни его полны печали, То минуты порой хороши, Но и самая радость едва ли Не вредна для усталой души. Скоро в гроб его Маша уложит, Проклянет свой сиротский удел, И, бедняжка, ума не приложит, Отчего он так скоро сгорел? 1851

«Давно – отвергнутый тобою…»

Давно – отвергнутый тобою, Я шел по этим берегам И, полон думой роковою, Мгновенно кинулся к волнам. Они приветливо яснели. На край обрыва я ступил — Вдруг волны грозно потемнели, И страх меня остановил! Поздней – любви и счастья полны, Ходили часто мы сюда, И ты благословляла волны, Меня отвергшие тогда. Теперь – один, забыт тобою, Чрез много роковых годов, Брожу с убитою душою Опять у этих берегов. И та же мысль приходит снова — И на обрыве я стою, Но волны не грозят сурово, А манят в глубину свою… 1855

«Где твое личико смуглое…»

Где твое личико смуглое Нынче смеется, кому? Эх, одиночество круглое! Не посулю никому! А ведь, бывало, охотно Шла ты ко мне вечерком! Как мы с тобой беззаботно Веселы были вдвоем! Как выражала ты живо Милые чувства свои! Помнишь, тебе особливо Нравились зубы мои; Как любовалась ты ими, Как целовала, любя! Но и зубами моими Не удержал я тебя… 1855

Прости

Прости! Не помни дней паденья, Тоски, унынья, озлобленья, — Не помни бурь, не помни слез, Не помни ревности угроз! Но дни, когда любви светило Над нами ласково всходило И бодро мы свершали путь, — Благослови и не забудь! 29 июля 1856

«Не говори, что молодость сгубила…»

Не говори, что молодость сгубила Ты, ревностью истерзана моей; Не говори!.. близка моя могила, А ты цветка весеннего свежей! Тот день, когда меня ты полюбила И от меня услышала: люблю, — Не проклинай! близка моя могила, Поправлю всё, что смертью искуплю! Не говори, что дни твои унылы, Тюремщиком больного не зови: Передо мной – холодный мрак могилы. Перед тобой – объятия любви! Я знаю: ты другого полюбила, Щадить и ждать наскучило тебе… О, погоди! близка моя могила — Начатое и кончить дай судьбе!.. 1856

«Внимая ужасам войны…»

Внимая ужасам войны, При каждой новой жертве боя Мне жаль не друга, не жены, Мне жаль не самого героя… Увы! утешится жена, И друга лучший друг забудет; Но где-то есть одна душа — Она до гроба помнить будет! Средь лицемерных наших дел И всякой пошлости и прозы Один я в мире подсмотрел Святые, искренние слезы — То слезы бедных матерей! Им не забыть своих детей, Погибших на кровавой ниве; Как не поднять плакучей иве Своих поникнувших ветвей. <1856>

<Из поэмы «Коробейники»>

«Ой, полна, полна коробушка, Есть и ситцы и парча. Пожалей, моя зазнобушка, Молодецкого плеча! Выди, выди в рожь высокую! Там до ночки погожу, А завижу черноокую — Все товары разложу. Цены сам платил немалые, Не торгуйся, не скупись: Подставляй-ка губы алые, Ближе к милому садись!» Вот и пала ночь туманная, Ждет удалый молодец. Чу, идет! – пришла желанная, Продает товар купец. Катя бережно торгуется, Всё боится передать. Парень с девицей целуется, Просит цену набавлять. Знает только ночь глубокая, Как поладили они. Расступись ты, рожь высокая, Тайну свято сохрани! «Ой! легка, легка коробушка Плеч не режет ремешок! А всего взяла зазнобушка Бирюзовый перстенек. Дал ей ситцу штуку целую, Ленту алую для кос. Поясок – рубаху белую Подпоясать в сенокос, — Всё поклала ненаглядная В короб, кроме перстенька: «Не хочу ходить нарядная Без сердечного дружка!»» 1861

«Душно! без счастья и воли…»

Душно! без счастья и воли Ночь бесконечно длинна. Буря бы грянула, что ли? Чаша с краями полна! Грянь над пучиною моря, В поле, в лесу засвищи, Чашу вселенского горя Всю расплещи!.. 1868

Николай Платонович Огарев (1813–1877)

На сон грядущий

Ночная тьма безмолвие приносит И к отдыху зовет меня. Пора, пора! покоя тело просит, Душа устала в вихре дня. Молю тебя, пред сном грядущим, Боже: Дай людям мир; благослови Младенца сон, и нищенское ложе, И слезы тихие любви! Прости греху, на жгучее страданье Успокоительно дохни, И все твои печальные созданья Хоть сновиденьем обмани! 1840

Деревенский сторож

Ночь темна, на небе тучи, Белый снег кругом, И разлит мороз трескучий В воздухе ночном. Вдоль по улице широкой Избы мужиков. Ходит сторож одинокой, Слышен скрип шагов. Зябнет сторож; вьюга смело Злится вкруг него; На морозе побелела Борода его. Скучно! радость изменила, Скучно одному; Песнь его звучит уныло Сквозь метель и тьму. Ходит он в ночи безлунной, Бела утра ждет И в края доски чугунной С тайной грустью бьет. И, качаясь, завывает Звонкая доска… Пуще сердце замирает, Тяжелей тоска. 1840

Звуки

Как дорожу я прекрасным мгновеньем! Музыкой вдруг наполняется слух, Звуки несутся с каким-то стремленьем, Звуки откуда-то льются вокруг, Сердце за ними стремится тревожно, Хочет за ними куда-то лететь — В эти минуты растаять бы можно, В эти минуты легко умереть. 1840–1841

Путник

Дол туманен, воздух сыр, Туча небо кроет, Грустно смотрит тусклый мир, Грустно ветер воет. Не страшится путник мой, На земле все битва; Но в тебе живет покой, Слава да молитва. <1840–1841>

Serenade

Песнь моя летит с мольбою Тихо в час ночной. В рощу легкою стопою Ты приди, друг мой. При луне шумят уныло Листья в поздний час, И никто, о друг мой милый, Не услышит нас. Слышишь, в роще зазвучали Песни соловья, Звуки их полны печали, Молят за меня. В них понятно все томленье, Вся тоска любви, И наводят умиленье На душу они. Дай же доступ их призванью Ты душе своей И на тайное свиданье Ты приди скорей! <1840–1841>

Много грусти

Природа зноем дня утомлена И просит вечера скорей у Бога, И вечер встретит с радостью она, Но в этой радости как грусти много! И тот, кому уж жизнь давно скучна, Он просит старости скорей у Бога, И смерть ему на радость суждена, Но в этой радости как грусти много! А я и молод, жизнь моя полна, На радость мне любовь дана от Бога, И песнь моя на радость мне дана, — Но в этой радости как грусти много! <1841>

«Она никогда его не любила…»

Она никогда его не любила, А он ее втайне любил; Но он о любви не выронил слова: В себе ее свято хранил. И в церкви с другим она обвенчалась; По-прежнему вхож он был в дом, И молча в лицо глядел ей украдкой, И долго томился потом. Она умерла. И днем он и ночью Все к ней на могилу ходил; Она никогда его не любила, А он о ней память любил. <1841>

Василий Степанович Курочкин (1831–1875)

Старый капрал

В ногу, ребята, идите, Полно, не вешать ружья! Трубка со мной… проводите В отпуск бессрочный меня. Я был отцом вам, ребята… Вся в сединах голова… Вот она – служба солдата!.. В ногу, ребята! Раз! Два! Грудью подайся! Не хнычь, равняйся!.. Раз! Два! Раз! Два! Да, я прибил офицера. Молод еще оскорблять Старых солдат. Для примера Должно меня расстрелять. Выпил я… Кровь заиграла… Дерзкие слышу слова — Тень императора встала… В ногу, ребята! Раз! Два! Грудью подайся! Не хнычь, равняйся!.. Раз! Два! Раз! Два! Честною кровью солдата Орден не выслужить вам. Я поплатился когда-то, Задали мы королям. Эх! наша слава пропала… Подвигов наших молва Сказкой казарменной стала… В ногу, ребята! Раз! Два! Грудью подайся! Не хнычь, равняйся!.. Раз! Два! Раз! Два! Ты, землячок, поскорее К нашим стадам воротись; Нивы у нас зеленее, Легче дышать… Поклонись Храмам селенья родного… Боже! Старуха жива!.. Не говори ей ни слова… В ногу, ребята! Раз! Два! Грудью подайся! Не хнычь, равняйся!.. Раз! Два! Раз! Два! Кто там так громко рыдает? А! я ее узнаю… Русский поход вспоминает… Да, отогрел всю семью… Снежной, тяжелой дорогой Нес ее сына… Вдова Вымолит мир мне Бога… В ногу, ребята! Раз! Два! Грудью подайся! Не хнычь, равняйся!.. Раз! Два! Раз! Два! Трубка никак догорела? Нет, затянусь еще раз. Близко, ребята. За дело! Прочь! не завязывать глаз. Целься вернее! Не гнуться! Слушать команды слова! Дай Бог домой вам вернуться. В ногу, ребята! Раз! Два! Грудью подайся!.. Не хнычь, равняйся!.. Раз! Два! Раз! Два! <1856>

«Мчит меня в твои объятья…»

Мчит меня в твои объятья Страстная тревога, — И хочу тебе сказать я Много, много, много. Но возлюбленной сердечко На ответы скупо. И глядит моя овечка Глупо, глупо, глупо. На душе мороз трескучий, А на щечках розы — И в глазах, на всякий случай, Слезы, слезы, слезы. <1856>

В разлуке

Расстались гордо мы; ни словом, ни слезою Я грусти признака не подала. Мы разошлись навек… но если бы с тобою Я встретиться могла! Без слез, без жалоб я склонилась пред судьбою. Не знаю: сделав мне так много в жизни зла, Любил ли ты меня… но если бы с тобою Я встретиться могла! <1856>

Дмитрий Минаев (1835–1889)

«Уж я сердце свое…»

Уж я сердце свое Хороню, хороню. Уж я сердце свою Хороню, хороню. Умирай с ним скорее, Любовь сумасшедшая, Все надежды, желанья, Всё счастье прошедшее, Все надежды, желанья, Всё счастье прошедшее, Как покойников, их Я теперь хороню. Пусть живет, – только мирно Голубка бесценная, Та, которую я За себя не виню. Позабывши меня, Ты живи, незабвенная, Я же сердце свое Хороню, хороню. Умирай с ним скорее, Любовь сумасшедшая, Все надежды, желанья, Всё счастье прошедшее, Как покойников, Их я теперь хорошо. Уж я сердце свое Хороню, хороню. Уж я сердце свое Хороню, хороню. 1868

«Я знал ее милым ребенком когда-то…»

Я знал ее милым ребенком когда-то, Однажды, тогда ей десятый был год, Она свою куклу случайно разбила И плакала целую ночь напролет, Промчалось, как ясное облако, детство, И как изменилась подруга моя! Она мое сердце разбила на части, Но плакал об этом один только я! <1871>

Весна

Красавица поздней зимой Головку к окошку склонила И думала, Боже ты мой, Скорее б весна приходила. В постели томится больной, Как воск тают молодость, силы, И он тоже бредит весной: Скорее б весна приходила. И вот, прилетевшая вновь, Обоих весна одарила: Одной и цветы, и любовь, Другому – цветы и могила. 1880

Всеволод Владимирович Крестовский (1839–1895)

«Под душистою ветвью сирени…»

Под душистою ветвью сирени С ней сидел я над сонной рекой, И, припав перед ней на колени, Ее стан обвивал я рукой. Проносилися дымные тучки, На лице ее месяц играл, А ее трепетавшие ручки Я так долго, так страстно лобзал. Погребальные свечи мерцали, В мрачных сводах была тишина, Над усопшей обряд совершали — Вся в цветах почивала она… Со слезой раздирающей муки Я на труп ее жадно припал И холодные, мертвые руки Так безумно, так страстно лобзал. 1857

«Прости на вечную разлуку!..»

«Прости на вечную разлуку!» — Твой голос грустно прозвучал, И я пророческому звуку Душой покорною внимал. О, знала ль ты, хоть в те мгновенья, Какого горького значенья Мне этот звук исполнен был! — С ним всё, что прожито тревожно, Всё, что забыть мне невозможно, Я безвозвратно хоронил… Прости ж и ты!.. быть может, скоро Пойду я в светлый, дальний путь, Без желчных дум и без укора Под небом теплым отдохнуть, — И, может, сдавленное горе Развеет ветер где-нибудь И заглушит чужое море В душе печальное: «Забудь!.. Забудь!..» 1860

«Спасибо, дорогая моя…»

Спасибо, дорогая моя, За то, что, вняв больному крику, Ты, в сердце жалость затая, Не отогнала горемыку; За то, что поняла без слов, Как полюбил тебя тепло я, И напевала много снов Любви и детского покоя; За то, что, желчь угомоня Во мне ты кроткими словами, Порой глядела на меня Своими добрыми глазами, — И пела мне, как в чудном сне Вся звукам скорби отдаваясь, За то, что, каждый раз прощаясь, Ты жала крепко руку мне; За то, что в грудь мою с тобою Влилася свежая струя, За то, что ты передо мною Осталась чистою душой — Спасибо, добрая моя! 1860

Ванька-ключник

Словно ягода лесная, И укрыта и спела, Свет княгиня молодая В крепком тереме жила. У княгини муж ревнивый; Он и сед и нравом крут; Царской милостью спесивый, Ведал думу лишь да кнут. А у князя Ваня-ключник, Кудреватый, удалой, Ваня-ключник – злой разлучник Мужа старого с женой. Хоть не даривал княгине Ни монист, ни кумачу, А ведь льнула же к детине, Что сорочка ко плечу. Целовала, миловала, Обвивала, словно хмель, И тайком с собою клала Что на княжую постель. Да известным наговором Князь дознался всю вину, — Как дознался, так с позором И замкнул на ключ жену. И дознался из передней, От ревнивых от очей, Что от самой от последней Сенной девушки своей. «Гой, холопья, вы подите — Быть на дыбе вам в огне! — Вы подите приведите Ваньку-ключника ко мне!» Ох, ведут к нему Ивашку, — Ветер кудри Ване бьет, Веет шелкову рубашку, К белу телу так и льнет. «Отвечая-ко, сын ты вражий, Расскажи-ко, варвар мой, Как гулял ты в спальне княжей С нашей княжеской женой?» – Ничего, сударь, не знаю, Я не ведаю про то!.. – «Ты не знаешь? Допытаю! А застенок-то на что?..» И работают в застенке — Только кости знай хрустят! Перешиблены коленки, Локти скручены назад. Но молчком молчит Ивашка, И опять его ведут; В дырьях мокрая рубашка, Кудри клочьями встают; Кандалы на резвых ножках, А идет он – словно в рай, Только хлюпает в сапожках Кровь ручьями через край… Видит – два столба кленовых, Перекладина на них. Знать, уж мук не будет новых, Знать, готовят про других. Отведу же я, мол, душу, Распотешусь пред концом: Уж пускай же, князь, Ванюшу Хоть вспомянешь ты добром! «Ты скажи ли мне, Ванюшка, Как с княгиней жил досель?» – «Ох, то ведает подушка Да пуховая постель!.. Много там было попито Да поругано тебя, А и вкрасне то пожито, И целовано любя! На кровати, в волю княжью, Там полежано у нас И за грудь ли, грудь лебяжью, Было хватано не раз!» – «Ай да сказка!.. Видно хвата! Исполать, за то люблю! Вы повесьте-ко, ребята, Да шелковую петлю!» Ветер Ванюшку качает, Что былинку на меже, А княгиня умирает Во светлице на ноже. 1861

«Мать в сердцах меня журила…»

Мать в сердцах меня журила: «Я ль тебя не зарекала, Чтоб любви ты окаянной Пуще по́лымя бежала — Да родительский зарок, Видно, был тебе не в прок!» – Мама, мама! что ж мне делать!.. Я сама ее боялась, Да она-то во светлицу, Не спросясь, ко мне врывалась Сквозь окошко, майским днем, С каждым солнечным лучом. Я бежала из светлицы, В темный сад от ней бежала, — А она мне тихим ветром Все лицо исцеловала… И от мамы в ту же ночь Увела тихонько дочь!.. 1862

Афанасий Афанасьевич Фет (1820–1892)

«Знаю я, что ты, малютка…»

Знаю я, что ты, малютка, Лунной ночью не робка: Я на снеге вижу утром Легкий оттиск башмачка. Правда, ночь при свете лунном Холодна, тиха, ясна; Правда, ты недаром, друг мой, Покидаешь ложе сна: Бриллианты в свете лунном, Бриллианты в небесах, Бриллианты на деревьях, Бриллианты на снегах. Но боюсь я, друг мой милый, Как бы в вихре дух ночной Не завеял бы тропинку, Проложенную тобой. <1841>

Из Гейне («Красавица рыбачка…»)

Красавица рыбачка, Причаль свою ладью, Пойди и сядь со мною, Дай руку мне свою. Доверчиво головкой На грудь склонись ко мне; Ведь ты ж себя вверяешь Беспечно глубине. С приливом и отливом, Что море, грудь моя, И много чудных перлов Во глубине ея. <1841>

Из Гейне («На севере дуб одинокий…»)

На севере дуб одинокий Стоит на пригорке крутом; Он дремлет, сурово покрытый И снежным, и льдяным ковром. Во сне ему видится пальма, В далекой восточной стране, В безмолвной, глубокой печали, Одна, на горячей скале. <1841>

«На заре ты ее не буди…»

На заре ты ее не буди, На заре она сладко так спит; Утро дышит у ней на груди, Ярко пышет на ямках ланит. И подушка ее горяча, И горяч утомительный сон, И, чернеясь, бегут на плеча Косы лентой с обеих сторон. А вчера у окна ввечеру Долго-долго сидела она И следила по тучам игру, Что, скользя, затевала луна. И чем ярче играла луна, И чем громче свистал соловей, Всё бледней становилась она, Сердце билось больней и больней. Оттого-то на юной груди, На ланитах так утро горит. Не буди ж ты ее, не буди… На заре она сладко так спит! <1842>

«Тихая, звездная ночь…»

Тихая, звездная ночь, Трепетно светит луна; Сладки уста красоты В тихую, звездную ночь. Друг мой! в сияньи ночном Как мне печаль превозмочь? Ты же светла, как любовь, В тихую, звездную ночь. Друг мой, я звезды люблю — И от печали не прочь… Ты же еще мне милей В тихую, звездную ночь. <1842>

«Не здесь ли ты легкою тенью…»

Не здесь ли ты легкою тенью, Мой гений, мой ангел, мой друг, Беседуешь тихо со мною И тихо летаешь вокруг? И робким даришь вдохновеньем, И сладкий врачуешь недуг, И тихим даришь сновиденьем, Мой гений, мой ангел, мой друг… <1842>

«Не отходи от меня…»

Не отходи от меня, Друг мой, останься со мной! Не отходи от меня: Мне так отрадно с тобой… Ближе друг к другу, чем мы, — Ближе нельзя нам и быть; Чище, живее, сильней Мы не умеем любить. Если же ты – предо мной, Грустно головку склоня, — Мне так отрадно с тобой: Не отходи от меня! <1842>

«Давно ль под волшебные звуки…»

Давно ль под волшебные звуки Носились по зале мы с ней? Теплы были нежные руки, Теплы были звезды очей. Вчера пели песнь погребенья, Без крыши гробница была; Закрывши глаза, без движенья, Она под парчою спала. Я спал… над постелью моею Стояла луна мертвецом. Под чудные звуки мы с нею Носились по зале вдвоем. <1842>

«Я пришел к тебе с приветом…»

Я пришел к тебе с приветом, Рассказать, что солнце встало, Что оно горячим светом По листам затрепетало; Рассказать, что лес проснулся, Весь проснулся, веткой каждой, Каждой птицей встрепенулся И весенней полон жаждой; Рассказать, что с той же страстью, Как вчера, пришел я снова, Что душа все так же счастью И тебе служить готова; Рассказать, что отовсюду На меня весельем веет, Что не знаю сам, что буду Петь, – но только песня зреет. <1843>

«Я долго стоял неподвижно…»

Я долго стоял неподвижно, В далекие звезды вглядясь, — Меж теми звездами и мною Какая-то связь родилась. Я думал… не помню, что думал; Я слушал таинственный хор, И звезды тихонько дрожали, И звезды люблю я с тех пор… <1843>

«Облаком волнистым…»

Облаком волнистым Пыль встает вдали; Конный или пеший — Не видать в пыли! Вижу: кто-то скачет На лихом коне. Друг мой, друг далекий, Вспомни обо мне! <1843>

Узник

Густая крапива Шумит под окном, Зеленая ива Повисла шатром; Веселые лодки В дали голубой; Железо решетки Визжит под пилой. Бывалое горе Уснуло в груди. Свобода и море Горят впереди. Прибавилось духа, Затихла тоска, И слушает ухо, И пилит рука. <1843>

«Я говорил при расставаньи…»

Я говорил при расставаньи: «В далеком и чужом краю Я сохраню в воспоминаньи Святую молодость твою». Я отгадал душой небрежной Мою судьбу – и предо мной Твой образ юный, образ нежный, С своей младенческой красой. И не забыть мне лип старинных В саду приветливом твоем, Твоих ресниц, и взоров длинных, И глаз, играющих огнем. Август 1844, Франкфурт-на-Майне

Серенада

Тихо вечер догорает, Горы золотя; Знойный воздух холодает, — Спи, мое дитя. Соловьи давно запели, Сумрак возвестя; Струны робко зазвенели, — Спи, мое дитя. Смотрят ангельские очи. Трепетно светя; Так легко дыханье ночи, — Спи, мое дитя. <1844>

«О, долго буду я, в молчаньи ночи тайной…»

О, долго буду я, в молчаньи ночи тайной, Коварный лепет твой, улыбку, взор случайный, Перстам послушную волос густую прядь Из мыслей изгонять и снова призывать; Дыша порывисто, один, никем не зримый, Досады и стыда румянами палимый, Искать хотя одной загадочной черты В словах, которые произносила ты; Шептать и поправлять былые выраженья Речей моих с тобой, исполненных смущенья, И в опьянении, наперекор уму, Заветным именем будить ночную тьму. <1844>

«Уж верба вся пушистая…»

Уж верба вся пушистая Раскинулась кругом; Опять весна душистая Повеяла крылом. Станицей тучки носятся, Теплом озарены, И в душу снова просятся Пленительные сны. Везде разнообразною Картиной занят взгляд, Шумит толпою праздною Народ, чему-то рад… Какой-то тайной жаждою Мечта распалена — И над душою каждою Проносится весна. <1844>

«Недвижные очи, безумные очи…»

Недвижные очи, безумные очи, Зачем вы средь дня и в часы полуночи Так жадно вперяетесь вдаль? Ужели вы в том потонули минувшем, Давно и мгновенно пред вами мелькнувшем, Которого сердцу так жаль? Не высмотреть вам, чего нет и что было, Что сердце, тоскуя, в себе схоронило На самое темное дно; Не вам допросить у случайности жадной, Куда она скрыла рукой беспощадной, Что было так щедро дано! <1846>

«Я плакал во сне; мне приснилось…»

Я плакал во сне; мне приснилось, Что друг мой во гробе лежит, — И я проснулся – и долго Катилися слезы с ланит. Я плакал во сне; мне приснилось, Что ты расстаешься со мной, — И я проснулся – и долго Катилися слезы рекой. Я плакал во сне; мне приснилось, Что ты меня любишь опять, — И я проснулся – и долго Не в силах я слез был унять. <1847>

«Свеж и душист твой роскошный венок…»

Свеж и душист твой роскошный венок, Всех в нем цветов благовония слышны, Кудри твои так обильны и пышны, Свеж и душист твой роскошный венок. Свеж и душист твой роскошный венок, Ясного взора губительна сила, — Нет, я не верю, чтоб ты не любила: Свеж и душист твой роскошный венок. Свеж и душист твой роскошный венок, Счастию сердце легко предается: Мне без тебя хорошо и поется. Свеж и душист твой роскошный венок. <1847>

«Полно спать: тебе две розы…»

Полно спать: тебе две розы Я принес с рассветом дня. Сквозь серебряные слезы Ярче нега их огня. Вешних дней минутны грозы, Воздух чист, свежей листы… И роняют тихо слезы Ароматные цветы. <1847>

Весенние мысли

Снова птицы летят издалека К берегам, расторгающим лед, Солнце теплое ходит высоко И душистого ландыша ждет. Снова в сердце ничем не умеришь До ланит восходящую кровь, И душою подкупленной веришь, Что, как мир, бесконечна любовь. Но сойдемся ли снова так близко Средь природы разнеженной мы, Как видало ходившее низко Нас холодное солнце зимы? <1848>

«Шепот, робкое дыханье…»

Шепот, робкое дыханье, Трели соловья, Серебро и колыханье Сонного ручья. Свет ночной, ночные тени, Тени без конца, Ряд волшебных изменений Милого лица. В дымных тучках пурпур розы, Отблеск янтаря, И лобзания, и слезы, И заря, заря!.. <1850>

«Всё вокруг и пестро так и шумно…»

Всё вокруг и пестро так и шумно, Но напрасно толпа весела: Без тебя я тоскую безумно, Ты улыбку мою унесла. Только изредка, поздней порою, После скучного, тяжкого дня, Нежный лик твой встает предо мною, И ему улыбаюся я. <1850>. Париж

«Люди спят; мой друг, пойдем в тенистый сад…»

Люди спят; мой друг, пойдем в тенистый сад. Люди спят; одни лишь звезды к нам глядят. Да и те не видят нас среди ветвей И не слышат – слышит только соловей… Да и тот не слышит, – песнь его громка; Разве слышат только сердце да рука: Слышит сердце, сколько радостей земли, Сколько счастия сюда мы принесли; Да рука, услыша, сердцу говорит, Что чужая в ней пылает и дрожит, Что и ей от этой дрожи горячо, Что к плечу невольно клонится плечо… <1853>

«Ласточки пропали…»

Ласточки пропали, А вчера зарей Все грачи летали Да как сеть мелькали Вон над той горой. С вечера все спится, На дворе темно. Лист сухой валится, Ночью ветер злится Да стучит в окно. Лучше б снег да вьюгу Встретить грудью рад! Словно как с испугу Раскричавшись, к югу Журавли летят. Выйдешь – поневоле Тяжело – хоть плачь! Смотришь – через поле Перекати-поле Прыгает как мяч. <1854>

«Вчера, увенчана душистыми цветами…»

Вчера, увенчана душистыми цветами, Смотрела долго ты в зеркальное окно На небо синее, горевшее звездами, В аллею тополей с дрожащими листами, — В аллею, где вдали так страшно и темно. Забыла, может быть, ты за собою в зале И яркий блеск свечей, и нежные слова… Когда помчался вальс и струны рокотали, — Я видел – вся в цветах, исполнена печали, К плечу слегка твоя склонилась голова. Не думала ли ты: «Вон там, в беседке дальной, На мраморной скамье теперь он ждет меня Под сумраком дерев, ревнивый и печальный; Он взоры утомил, смотря на вихорь бальный, И ловит тень мою в сиянии огня». <1855>

Певице

Уноси мое сердце в звенящую даль, Где как месяц за рощей печаль; В этих звуках на жаркие слезы твои Кротко светит улыбка любви. О дитя! как легко средь незримых зыбей Доверяться мне песне твоей: Выше, выше плыву серебристым путем, Будто шаткая тень за крылом. Вдалеке замирает твой голос, горя, Словно за морем ночью заря, — И откуда-то вдруг, я понять не могу, Грянет звонкий прилив жемчугу. Уноси ж мое сердце в звенящую даль, Где кротка, как улыбка, печаль, И все выше помчусь серебристым путем Я, как шаткая тень за крылом. <1857>

«Только станет смеркаться немножко…»

Только станет смеркаться немножко, Буду ждать, не дрогнет ли звонок, Приходи, моя милая крошка, Приходи посидеть вечерок. Потушу перед зеркалом свечи, — От камина светло и тепло; Стану слушать веселые речи, Чтобы вновь на душе отлегло. Стану слушать те детские грезы, Для которых – все блеск впереди; Каждый раз благодатные слезы У меня закипают в груди. До зари осторожной рукою Вновь платок твой узлом завяжу, И вдоль стен, озаренных луною, Я тебя до ворот провожу. <1857>

«В царство розы и вина приди…»

В царство розы и вина приди, В эту рощу, в царство сна – приди. Утиши ты песнь тоски моей — Камням эта песнь слышна – приди. Кротко слез моих уйми ручей — Ими грудь моя полна – приди. Дай испить мне здесь, во мгле ветвей, Кубок счастия до дна – приди. Чтоб любовь до тла моих костей Не сожгла – она сильна – приди. Но дождись, чтоб вечер стал темней; Но тихонько и одна – приди. 1859

На озере

И силу в грудь, и свежесть в кровь Дыханьем вольным лью. Как сладко, мать-природа, вновь Упасть на грудь твою! Волна ладью в размер весла Качает и несет, И вышних гор сырая мгла Навстречу нам плывет. Взор мой, взор, зачем склоняться? Или сны златые снятся? Прочь ты, сон, хоть золотой, — Здесь любовь и жизнь со мной! На волнах сверкают Тысячи звезд сотрясенных, В дымном небе тают Призраки гор отдаленных. Ветерок струится Над равниною вод, И в залив глядится Дозревающий плод. <1859>

«В дымке-невидимке…»

В дымке-невидимке Выплыл месяц вешний, Цвет садовый дышит Яблонью, черешней. Так и льнет, целуя Тайно и нескромно. И тебе не грустно? И тебе не томно? Истерзался песней Соловей без розы. Плачет старый камень, В пруд роняя слезы. Уронила косы Голова невольно. И тебе не томно? И тебе не больно? 1873

«Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали…»

Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали Лучи у наших ног в гостиной без огней. Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали, Как и сердца у нас за песнию твоей. Ты пела до зари, в слезах изнемогая, Что ты одна – любовь, что нет любви иной, И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя, Тебя любить, обнять и плакать над тобой. И много лет прошло, томительных и скучных, И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь, И веет, как тогда, во вздохах этих звучных, Что ты одна – вся жизнь, что ты одна – любовь. Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки, А жизни нет конца, и цели нет иной, Как только веровать в рыдающие звуки, Тебя любить, обнять и плакать над тобой! 2 августа 1877

«Я тебе ничего не скажу…»

Я тебе ничего не скажу, И тебя не встревожу ничуть, И о том, что́ я молча твержу, Не решусь ни за что намекнуть. Целый день спят ночные цветы, Но лишь солнце за рощу зайдет, Раскрываются тихо листы, И я слышу, как сердце цветет. И в больную, усталую грудь Веет влагой ночной… я дрожу, Я тебя не встревожу ничуть, Я тебе ничего не скажу. 2 сентября 1885

«Сад весь в цвету…»

Сад весь в цвету, Вечер в огне, Так освежительно-радостно мне! Вот я стою, Вот я иду, Словно таинственной речи я жду. Эта заря, Эта весна Так непостижна, зато так ясна! Счастья ли полн, Плачу ли я, Ты – благодатная тайна моя. <1884>

Аполлон Николаевич Майков (1821–1897)

Сомнение

Пусть говорят: поэзия – мечта, Горячки сердца бред ничтожный, Что мир ее есть мир пустой и ложный, И бледный вымысл – красота: Пусть нет для мореходцев дальних Сирен опасных, нет дриад В лесах густых, в ручьях кристальных Золотовласых нет наяд; Пусть Зевс из длани не низводит Разящей молнии поток И на ночь Гелиос не сходит К Фетиде в пурпурный чертог; Пусть так! Но в полдень листьев шепот Так полон тайны, шум ручья Так сладкозвучен, моря ропот Глубокомыслен, солнце дня С такой любовию приемлет Пучина моря, лунный лик Так сокровен, что сердце внемлет Во всем таинственный язык; И ты невольно сим явленьям Даруешь жизни красоты. И этим милым заблужденьям И веришь и не веришь ты! 1839

«Колыбель моя качалась…»

Колыбель моя качалась У Сиона, и над ней Пальма Божия склонялась Темной купою ветвей; Белых лилий Идумеи Снежный венчик цвел кругом, Белый голубь Иудеи Реял ласковым крылом. Отчего ж порой грущу я? Что готовит мне судьба? Всё смиренно, всё приму я, Как господняя раба! <1840>

«Я в гроте ждал тебя в урочный час…»

Я в гроте ждал тебя в урочный час. Но день померк; главой качаясь сонной, Заснули тополи, умолкли гальционы: Напрасно!.. Месяц встал, сребрился и угас; Редела ночь; любовница Кефала, Облокотясь на рдяные врата Младого дня, из кос своих роняла Златые зерна перлов и опала На синие долины и леса, — Ты не являлась… 1840–1841

Горный ключ

Откуда ты, о ключ подгорный, Катишь звенящие струи? Кто вызвал вас из бездны черной, Вы, слезы чистые земли? На горных главах луч палящий Кору ль льдяную растопил? Земли ль из сердца ключ шипящий Истоки тайные пробил? Откуда б ни был ты, но сладко В твоих сверкающих зыбях Дремать наяде иль украдкой Свой лик купать в твоих водах; Отрадно пастырям долины У вод твоих в свой рог играть И девам звонкие кувшины В студеной влаге погружать. Таков и ты, о стих поэта! Откуда ты? и для кого? Тебя кто вызвал в бездну света? Кого ты ищешь средь него? То тайно всем; но всем отрадно Твоей гармонии внимать, Любить твой строй, твой лепет складный, В тебе усладу почерпать. Февраль 1841

Ангел и демон

Подъемлют спор за человека Два духа мощные: один — Эдемской двери властелин И вечный страж ее от века; Другой – во всем величьи зла, Владыка сумрачного мира: Над огненной его порфирой Горят два огненных крыла. Но торжество кому ж уступит В пыли рожденный человек? Венец ли вечных пальм он купит Иль чашу временную нег? Господень ангел тих и ясен: Его живит смиренья луч; Но гордый демон так прекрасен, Так лучезарен и могуч! 1841

Октава

Гармонии стиха божественные тайны Не думай разгадать по книгам мудрецов: У брега сонных вод, один бродя, случайно, Прислушайся душой к шептанью тростников, Дубравы говору; их звук необычайный Прочувствуй и пойми… В созвучии стихов Невольно с уст твоих размерные октавы Польются, звучные, как музыка дубравы. 1841

«О чем в тиши ночей таинственно мечтаю…»

О чем в тиши ночей таинственно мечтаю, О чем при свете дня всечасно помышляю, То будет тайной всем, и даже ты, мой стих, Ты, друг мой ветреный, услада дней моих, Тебе не передам души своей мечтанья, А то расскажешь ты, чей глас в ночном молчаньи Мне слышится, чей лик я всюду нахожу, Чьи очи светят мне, чье имя я твержу. Март 1841

Вертоград

Посмотри в свой вертоград: В нем нарцисс уж распустился; Зелен кедр; вокруг обвился Ранний, цепкий виноград; Яблонь в цвете благовонном, Будто в снежном серебре; Резвой змейкой по горе Ключ бежит к долинам сонным… Вертоград свой отопри: Чтоб зацвесть, твой розан снежной Ждет твоей улыбки нежной, Как луча младой зари. Сентябрь 1841

Искусство

Срезал себе я тростник у прибрежья шумного моря. Нем, он забытый лежал в моей хижине бедной. Раз увидал его старец прохожий, к ночлегу В хижину к нам завернувший. (Он был непонятен, Чуден на нашей глухой стороне.) Он обрезал Ствол и отверстий наделал, к устам приложил их, И оживленный тростник вдруг исполнился звуком Чудным, каким оживлялся порою у моря, Если внезапно зефир, зарядив его воды, Трости коснется и звуком наполнит поморье. 1841

Нимфа

Я знаю, отчего у этих берегов Раздумье тайное объемлет дух пловцов: Там нимфа грустная с распущенной косою, Полузакрытая певучей осокою, Порою песнь поет про шелк своих власов, Лазурь заплаканных очей, жемчуг зубов, И сердце, полное любви неразделенной. Проедет ли челнок – пловец обвороженный, Ее заслушавшись, перестает грести; Замолкнет ли она, но долго на пути Ему всё чудятся напевы над водою И нимфа в камышах, с распущенной косою. 1842

Fortunata[8]

Ах, люби меня без размышлений, Без тоски, без думы роковой, Без упреков, без пустых сомнений! Что тут думать? Я твоя, ты мой! Всё забудь, всё брось, мне весь отдайся!.. На меня так грустно не гляди! Разгадать, что в сердце, – не пытайся! Весь ему отдайся – и иди! Я любви не числю и не мерю, Нет, любовь есть вся моя душа. Я люблю – смеюсь, клянусь и верю… Ах, как жизнь, мой милый, хороша!.. Верь в любви, что счастью не умчаться, Верь, как я, о гордый человек, Что нам ввек с тобой не расставаться И не кончить поцелуя ввек… 1845

«Истощенная горем, все выплакав слезы…»

Истощенная горем, все выплакав слезы, На руках у меня, как младенец, ты спишь: На лице твоем кротком последняя дума С неотертой последней слезинкой дрожит. Ты заснула, безмолвно меня укоряя, Что бесчувствен к слезам я казался твоим… Не затем ли сквозь сон ты теперь улыбнулась, Точно слышишь, что, грустно смотря на тебя, Тихо нянча тебя на руках, как младенца, Я страдаю, как ты, и заплакать готов? 1851

«Еще я полн, о друг мой милый…»

Еще я полн, о друг мой милый, Твоим явленьем, полн тобой!.. Как будто ангел легкокрылый Слетал беседовать со мной, — И, проводив его в преддверье Святых небес, я без него Сбираю выпавшие перья Из крыльев радужных его… 1852

«Весна! Выставляется первая рама…»

Весна! Выставляется первая рама — И в комнату шум ворвался, И благовест ближнего храма, И говор народа, и стук колеса. Мне в душу повеяло жизнью и волей: Вон – даль голубая видна… И хочется в поле, в широкое поле, Где, шествуя, сыплет цветами весна! 1854

«О Боже! ты даешь для родины моей…»

О Боже! ты даешь для родины моей Тепло и урожай, дары святые неба, — Но, хлебом золотя простор ее полей, Ей также, Господи, духовного дай хлеба! Уже над нивою, где мысли семена Тобой насажены, повеяла весна, И непогодами не сгубленные зерна Пустили свежие ростки свои проворно, — О, дай нам солнышка! Пошли Ты ведра нам, Чтоб вызрел их побег по тучным бороздам! Чтоб нам, хоть опершись на внуков, стариками Прийти на тучные их нивы подышать И, позабыв, что мы их полили слезами, Промолвить: «Господи! какая благодать!» 1856

Весна

Голубенький, чистый Подснежник-цветок! А подле сквозистый, Последний снежок… Последние слезы О горе былом, И первые грезы О счастьи ином… 1857

Сон в летнюю ночь

Апол. Алекс. Григорьеву

Долго ночью вчера я заснуть не могла, Я вставала, окно отворяла… Ночь немая меня и томила, и жгла, Ароматом цветов опьяняла. Только вдруг шелестнули кусты под окном, Распахнулась, шумя, занавеска — И влетел ко мне юноша, светел лицом, Точно весь был из лунного блеска. Разодвинулись стены светлицы моей, Колоннады за ними открылись; В пирамидах из роз вереницы огней В алебастровых вазах светились… Чудный гость подходил всё к постели моей; Говорил он мне с кроткой улыбкой: «Отчего предо мною в подушки скорей Ты нырнула испуганной рыбкой! Оглянися – я бог, бог видений и грез, Тайный друг я застенчивой девы… И блаженство небес я впервые принес Для тебя, для моей королевы…» Говорил – и лицо он мое отрывал От подушки тихонько руками, И щеки моей край горячо целовал, И искал моих уст он устами… Под дыханьем его обессилела я… На груди разомкнулися руки… И звучало в ушах: «Ты моя! Ты моя!» — Точно арфы далекие звуки… Протекали часы… Я открыла глаза… Мой покой уж был облит зарею… Я одна… вся дрожу… распустилась коса… Я не знаю, что было со мною… 1857

«Вот бедная чья-то могила…»

Вот бедная чья-то могила Цветами, травой зарастает; Под розами даже не видно, Чье имя плита возглашает… О, бедный! И в сердце у милой О жизни мечты золотые Не так же ль, как розы, закрыли Когда-то черты дорогие? 1857

«Ее в грязи он подобрал…»

Ее в грязи он подобрал; Чтоб всё достать ей – красть он стал; Она в довольстве утопала И над безумцем хохотала. И шли пиры… но дни текли — Вот утром раз за ним пришли: Ведут в тюрьму… Она стояла Перед окном и – хохотала. Он из тюрьмы ее молил: «Я без тебя душой изныл, Приди ко мне!» Она качала Лишь головой и – хохотала. Он в шесть поутру был казнен И в семь во рву похоронен, — А уж к восьми она плясала, Пила вино и хохотала. 1857

Колыбельная песня

Спи, дитя мое, усни! Сладкий сон к себе мани: В няньки я тебе взяла Ветер, солнце и орла. Улетел орел домой; Солнце скрылось под водой; Ветер, после трех ночей, Мчится к матери своей. Ветра спрашивает мать: «Где изволил пропадать? Али звезды воевал? Али волны всё гонял?» – «Не гонял я волн морских, Звезд не трогал золотых; Я дитя оберегал, Колыбелечку качал!» 1858

«Ласточка примчалась…»

Ласточка примчалась Из-за бела моря, Села и запела: Как февраль ни злися, Как ты, март, ни хмурься, Будь хоть снег, хоть дождик — Всё весною пахнет! 1858

Приданое

По городу плач и стенанье… Стучит гробовщик день и ночь… Еще бы ему не работать! Просватал красавицу дочь! Сидит гробовщица за крепом И шьет – а в глазах, как узор, По черному так и мелькает В цветах подвенечный убор. И думает: «Справлю ж невесту, Одену ее, что княжну, — Княжон повидали мы вдоволь, На днях хоронили одну: Всё розаны были на платье, Почти под венцом померла: Так, в брачном наряде, и клали Во гроб-то… красотка была! Оденем и Глашу не хуже, А в церкви все свечи зажжем; Подумают: графская свадьба! Уж в грязь не ударим лицом!..» Мечтает старушка – у двери ж Звонок за звонком… «Ну, житье! Заказов-то – господи боже! Знать, Глашенька, счастье твое!» 1859

Яков Петрович Полонский (1819–1898)

«Священный благовест торжественно звучит…»

Священный благовест торжественно звучит, Во храме фимиам, во храме песнопенье; Молиться я хочу, но тяжкое сомненье Святые помыслы души моей мрачит. И верю я, и вновь не смею верить; Боюсь довериться чарующей мечте; Перед самим собой боюсь я лицемерить; Рассудок бедный мой блуждает в пустоте… И эту пустоту ничто не озаряет: Дыханьем бурь мой светоч погашен. Бездонный мрак на вопль не отвечает… А жизнь – жизнь тянется, как непонятный сон. <1840>

Солнце и месяц

Ночью в колыбель младенца Месяц луч свой заронил. «Отчего так светит Месяц?» — Робко он меня спросил. В день-деньской устало Солнце, И сказал ему господь: «Ляг, засни, и за тобою Все задремлет, все заснет». И взмолилось Солнце брату: «Брат мой Месяц золотой, Ты зажги фонарь – и ночью Обойди ты край земной. Кто там молится, кто плачет, Кто мешает людям спать, Все разведай – и поутру Приходи и дай мне знать». Солнце спит, а Месяц ходит, Сторожит земли покой. Завтра ж рано-рано к брату Постучится брат меньшой. Стук-стук-стук! – отворят двери, «Солнце, встань – грачи летят, Петухи давно пропели — И к заутрене звонят». Солнце встанет, Солнце спросит: «Что, голубчик, братец мой, Как тебя господь-бог носит? Что ты бледен? что с тобой?» И начнет рассказ свой Месяц, Кто и как себя ведет. Если ночь была спокойна, Солнце весело взойдет. Если ж нет – взойдет в тумане, Ветер дунет, дождь пойдет, В сад гулять не выйдет няня И дитя не поведет. 1841

Тишь

Душный зной над океаном, Небеса без облаков; Сонный воздух не колышет Ни волны, ни парусов. Мореплаватель сердито В даль пустую не гляди: В тишине, быть может, буря Притаилась, погоди! 1843

Вызов

За окном в тени мелькает Русая головка. Ты не спишь, мое мученье! Ты не спишь, плутовка! Выходи ж ко мне навстречу! С жаждой поцелуя, К сердцу сердце молодое Пламенно прижму я. Ты не бойся, если звезды Слишком ярко светят: Я плащом тебя одену Так, что не заметят! Если сторож наш окликнет — Назовусь солдатом; Если спросят, с кем была ты, — Отвечай, что с братом! Под надзором богомолки Ведь тюрьма наскучит; А неволя поневоле Хитрости научит! 1844

Узник

Меня тяжелый давит свод, Большая цепь на мне гремит. Меня то ветром опахнет, То все вокруг меня горит! И, головой припав к стене, Я слышу, как больной во сне, Когда он спит, раскрыв глаза, — Что по земле идет гроза. Налетный ветер за окном, Листы крапивы шевеля, Густое облако с дождем Несет на сонные поля. И божьи звезды не хотят В мою темницу бросить взгляд; Одна, играя по стене, Сверкает молния в окне. И мне отраден этот луч, Когда стремительным огнем Он вырывается из туч… Я так и жду, что божий гром Мои оковы разобьет, Все двери настежь распахнет И опрокинет сторожей Тюрьмы безвыходной моей, И я пойду, пойду опять, Пойду бродить в густых лесах, Степной дорогою блуждать, Толкаться в шумных городах… Пойду, среди живых людей, Вновь полный жизни и страстей, Забыть позор моих цепей. <1844>

Тени

По́ небу синему тучки плывут, По́ лугу тени широко бегут; Тени ль толпой на меня налетят — Дальние горы под солнцем блестят; Солнце ль внезапно меня озарит — Тень по горам полосами бежит. Так на душе человека порой Думы, как тени, проходят толпой; Так иногда вдруг тепло и светло Ясная мысль озаряет чело. 1845

«Вижу ль я, как во храме смиренно она…»

Вижу ль я, как во храме смиренно она Перед образом Девы, Царицы небесной, стоит — Так молиться может святая одна… И болит мое сердце, болит! Вижу ль я, как на бале сверкает она Пожирающим взглядом, горячим румянцем ланит; Так надменно блестит лишь один сатана… И болит мое сердце, болит! И молю я Владычицу Деву, скорбя: Ниспошли ей, Владычице Деве, терновый венок; Чтоб её за страданья, за слезы, любя, Я её ненавидеть не мог. И зову я к тебе, сатана! оглуши, Ослепи ты ее! подари ей блестящий венок; Чтоб её, ненавидя всей силой души, Я любить её больше не мог. <1845>

Вальс «Луч надежды»

Надежды вальс зовет, звучит — И замирая завывает: Он тихо к сердцу подступает, И сердцу громко говорит: Среди бесчисленных забав, Среди страданий быстротечных — Каких страстей ты хочешь вечных, Каких ты хочешь вечных прав? Напрасных благ не ожидай! Живи, кружась под эти звуки, И тайных ран глухие муки Не раздражай, а усыпляй! Когда ж красавица пройдет Перед тобой под маской черной И руку с нежностью притворной Многозначительно пожмет; Тогда ослепни и пылай! — Лови летучие мгновенья И на пустые уверенья Минутным жаром отвечай! 1845

Затворница

В одной знакомой улице Я помню старый дом, С высокой, темной лестницей, С завешенным окном. Там огонек, как звездочка, До полночи светил И ветер занавескою Тихонько шевелил. Никто не знал, какая там Затворница жила, Какая сила тайная Меня туда влекла, И что за чудо девушка В заветный час ночной Меня встречала, бледная, С распущенной косой. Какие речи детские Она твердила мне: О жизни неизведанной, О дальней стороне. Как не по-детски пламенно, Прильнув к устам моим, Она, дрожа, шептала мне: «Послушай, убежим! Мы будем птицы вольные — Забудем гордый свет… Где нет людей прощающих, Туда возврата нет…» И тихо слезы капали — И поцелуй звучал… И ветер занавескою Тревожно колыхал. 1846

Ночь

Отчего я люблю тебя, светлая ночь, — Так люблю, что страдая любуюсь тобой! И за что я люблю тебя, тихая ночь! Ты не мне, ты другим посылаешь покой!.. Что мне звезды – луна – небосклон – облака — Этот свет, что, скользя на холодный гранит, Превращает в алмазы росинки цветка, И, как путь золотой, через море бежит? Ночь! – за что мне любить твой серебряный свет! Усладит ли он горечь скрываемых слез. Даст ли жадному сердцу желанный ответ, Разрешит ли сомненья тяжелый вопрос! Что мне сумрак холмов – трепет сонных листов — Моря темного вечно-шумящий прибой — Голоса насекомых во мраке садов — Гармонический говор струи ключевой? Ночь! – за что мне любить твой таинственный шум! Освежит ли он знойную бездну души, Заглушит ли он бурю мятежную дум — Все, что жарче впотьмах и слышнее в тиши! Сам не знаю, за что я люблю тебя, ночь, — Так люблю, что страдая, любуюсь тобой! Сам не знаю, за что я люблю тебя, ночь, — Оттого, может быть, что далек мой покой! 1850

Песня цыганки

Мой костер в тумане светит; Искры гаснут на лету… Ночью нас никто не встретит; Мы простимся на мосту. Ночь пройдет – и спозаранок В степь, далеко, милый мой, Я уйду с толпой цыганок За кибиткой кочевой. На прощанье шаль с каймою Ты на мне узлом стяни: Как концы ее, с тобою Мы сходились в эти дни. Кто-то мне судьбу предскажет? Кто-то завтра, сокол мой, На груди моей развяжет Узел, стянутый тобой? Вспоминай, коли другая, Друга милого любя, Будет песни петь, играя На коленях у тебя! Мой костер в тумане светит; Искры гаснут на лету… Ночью нас никто не встретит; Мы простимся на мосту. <1853>

Птичка

Пахнет полем воздух чистый… В безмятежной тишине, Песни птички голосистой Раздаются в тишине. Есть у ней своя подруга, Есть у ней приют ночной, Средь некошенного луга, Под росистою травой. В небесах, но не для неба, Вся полна живых забот, Для земли, не ради хлеба, Птичка весело поет. Внемля ей, невольно стыдно И досадно, что порой Сердцу гордому завидна Доля птички полевой! <1855>

«Подойди ко мне, старушка…»

«Подойди ко мне, старушка, Я давно тебя ждала». И косматая, в лохмотьях, К ней цыганка подошла. «Я скажу тебе всю правду; Дай лишь на руку взглянуть: Берегись, тебя твой милый Замышляет обмануть…» И она в открытом поле Сорвала себе цветок, И лепечет, обрывая Каждый белый лепесток: «Любит – нет – не любит – любит». И, оборванный кругом, «Да» сказал цветок ей темным, Сердцу внятным языком. На устах ее – улыбка, В сердце – слезы и гроза. С упоением и грустью Он глядит в ее глаза. Говорит она: «Обман твой Я предвижу – я не лгу, Что тебя возненавидеть И хочу, и не могу». Он глядит всё так же грустно, Но лицо его горит… Он, к плечу ее устами Припадая, говорит: «Берегись меня! – я знаю, Что тебя я погублю, Оттого что я безумно, Горячо тебя люблю!..» <1856>

«Мое сердце – родник, моя песня – волна…»

Мое сердце – родник, моя песня – волна, Пропадая вдали, – разливается… Под грозой – моя песня, как туча, темна, На заре – в ней заря отражается. Если ж вдруг вспыхнут искры нежданной любви Или на сердце горе накопится — В лоно песни моей льются слезы мои, И волна уносить их торопится. <1856>

Из Бурдильена

Ночь смотрит тысячами глаз, А день глядит одним; Но солнца нет – и по земле Тьма стелется, как дым. Ум смотрит тысячами глаз, Любовь глядит одним; Но нет любви – и гаснет жизнь, И дни плывут, как дым. <1874>

Диссонанс (Мотив из признаний Ады Кристен)

Пусть по воле судеб я рассталась с тобой, — Пусть другой обладает моей красотой! Из объятий его, из ночной духоты, Уношусь я далеко на крыльях мечты. Вижу снова наш старый, запущенный сад: Отраженный в пруде потухает закат, Пахнет липовым цветом в прохладе аллей; За прудом, где-то в роще, урчит соловей… Я стеклянную дверь отворила – дрожу — Я из мрака в таинственный сумрак гляжу. Чу! там хрустнула ветка – не ты ли шагнул?! Встрепенулася птичка – не ты ли спугнул?! Я прислушиваюсь, я мучительно жду, Я на шелест шагов твоих тихо иду — Холодит мои члены то страсть, то испуг — Это ты меня за руку взял, милый друг?! Это ты осторожно так обнял меня, Это твой поцелуй – поцелуй без огня! С болью в трепетном сердце, с волненьем в крови Ты не смеешь отдаться безумствам любви, — И, внимая речам благородным твоим, Я не смею дать волю влеченьям своим, И дрожу, и шепчу тебе: милый ты мой! Пусть владеет он жалкой моей красотой! Из объятий его, из ночной духоты, Я опять улетаю на крыльях мечты, В этот сад, в эту темь, вот на эту скамью, Где впервые подслушал ты душу мою… Я душою сливаюсь с твоею душой — Пусть владеет он жалкой моей красотой! <1876>

Узница

Что мне она! – не жена, не любовница, И не родная мне дочь! Так отчего ж ее доля проклятая Спать не дает мне всю ночь! Спать не дает, оттого что мне грезится Молодость в душной тюрьме, Вижу я – своды… окно за решеткою, Койку в сырой полутьме… С койки глядят лихорадочно-знойные Очи без мысли и слез, С койки висят чуть не до полу темные Космы тяжелых волос. Не шевелятся ни губы, ни бледные Руки на бледной груди, Слабо прижатые к сердцу без трепета И без надежд впереди… Что мне она! – не жена, не любовница, И не родная мне дочь! Так отчего ж ее образ страдальческий Спать не дает мне всю ночь! 1878

«Зной – и все в томительном покое…»

Зной – и все в томительном покое — В пятнах света тени спят в аллее… Только чуткой чудится лилее, Что гроза таится в этом зное. Бледная, поникла у балкона — Ждет грозы, – и грезится ей, бедной, Что далекой бури призрак бледный Стал темнеть в лазури небосклона… Грезы лета кажутся ей былью, — Гроз и бурь она еще не знает, Ждет… зовет… и жутко замирает, Золотой осыпанная пылью… 1890

Иван Захарович Суриков (1841–1880)

Рябина

«Что шумишь, качаясь, Тонкая рябина, Низко наклоняясь Головою к тыну?» – «С ветром речь веду я О своей невзгоде, Что одна расту я В этом огороде. Грустно, сиротинка, Я стою, качаюсь, Что к земле былинка, К тыну нагибаюсь. Там, за тыном, в поле, Над рекой глубокой, На просторе, в воле, Дуб растет высокой. Как бы я желала К дубу перебраться; Я б тогда не стала Гнуться да качаться. Близко бы ветвями Я к нему прижалась И с его листами День и ночь шепталась. Нет, нельзя рябинке К дубу перебраться! Знать, мне, сиротинке, Век одной качаться». <1864>

В степи

Кони мчат-несут, Степь всё вдаль бежит; Вьюга снежная На степи гудит. Снег да снег кругом; Сердце грусть берет; Про моздокскую Степь ямщик поет… Как простор степной Широко-велик; Как в степи глухой Умирал ямщик; Как в последний свой Передсмертный час Он товарищу Отдавал приказ: «Вижу, смерть меня Здесь, в степи, сразит, — Не попомни, друг, Злых моих обид. Злых моих обид, Да и глупостей, Неразумных слов, Прежней грубости. Схорони меня Здесь, в степи глухой; Вороных коней Отведи домой. Отведи домой, Сдай их батюшке; Отнеси поклон Старой матушке. Молодой жене Ты скажи, друг мой, Чтоб меня она Не ждала домой… Кстати, ей еще Не забудь сказать: Тяжело вдовой Мне ее кидать! Передай словцо Ей прощальное И отдай кольцо Обручальное. Пусть о мне она Не печалится; С тем, кто по сердцу, Обвенчается!» Замолчал ямщик. Слеза катится… А в степи глухой Вьюга плачется. Голосит она, В степи стон стоит, Та же песня в ней Ямщика звучит; Как простор степной Широко-велик; Как в степи глухой Умирал ямщик. <1865>

«Занялася заря…»

Занялася заря — Скоро солнце взойдет. Слышишь… чу… соловей Щелкнул где-то, поет. И всё ярче, светлей Переливы зари; Словно пар над рекой Поднялся, посмотри. От цветов на полях Льется запах кругом. И сияет роса На траве серебром. Над рекой наклонясь, Что-то шепчет камыш: А кругом, на полях, Непробудная тишь. Как отрадно, легко, Широко дышит грудь! Ну, молись же скорей! Ну, молись, да и в путь! <1865>

«Солнце утомилось…»

Солнце утомилось, Ходя день-деньской; Тихо догорая, Гаснет за рекой. Край далекий неба Весь зарей облит, Заревом пожара Блещет и горит. Ходят огневые Полосы в реке; Грустно где-то песня Льется вдалеке. <1865>

«Засветилась вдали, загорелась заря…»

Засветилась вдали, загорелась заря, Ярко пышет она, разливается; В поле грустная песня звенит косаря; Над заливом тростник колыхается. От дерев и кустов полем тени ползут. Полем тени ползут и сливаются; В темном небе, вверху, поглядишь – там и тут Звезды яркие в мгле разгораются. 1868

Алексей Константинович Толстой (1817–1875)

Благовест

Среди дубравы Блестит крестами Храм пятиглавый С колоколами. Их звон призывный Через могилы Гудит так дивно И так уныло! К себе он тянет Неодолимо, Зовет и манит Он в край родимый, В край благодатный, Забытый мною, — И, непонятной Томим тоскою, Молюсь и каюсь я, И плачу снова, И отрекаюсь я От дела злого; Далеко странствуя Мечтой чудесною, Через пространства я Лечу небесные, И сердце радостно Дрожит и тает, Пока звон благостный Не замирает… 1840-е годы

«Где гнутся над омутом лозы…»

Где гнутся над омутом лозы, Где летнее солнце печет, Летают и пляшут стрекозы, Веселый ведут хоровод. «Дитя, подойди к нам поближе, Тебя мы научим летать, Дитя, подойди, подойди же, Пока не проснулася мать! Под нами трепещут былинки, Нам так хорошо и тепло, У нас бирюзовые спинки, А крылышки точно стекло! Мы песенок знаем так много, Мы так тебя любим давно — Смотри, какой берег отлогий, Какое песчаное дно!» 1840-е

«Колокольчики мои…»

Колокольчики мои, Цветики степные! Что глядите на меня, Темно-голубые? И о чем звените вы В день веселый мая, Средь некошеной травы Головой качая? Конь несет меня стрелой На поле открытом; Он вас топчет под собой, Бьет своим копытом. Колокольчики мои, Цветики степные! Не кляните вы меня, Темно-голубые! Я бы рад вас не топтать, Рад промчаться мимо, Но уздой не удержать Бег неукротимый! Я лечу, лечу стрелой, Только пыль взметаю; Конь несет меня лихой, А куда? не знаю! Он ученым ездоком Не воспитан в холе, Он с буранами знаком, Вырос в чистом поле; И не блещет, как огонь, Твой чепрак узорный, Конь мой, конь, славянский конь, Дикий, непокорный! Есть нам, конь, с тобой простор! Мир забывши тесный, Мы летим во весь опор К цели неизвестной. Чем окончится наш бег? Радостью ль? кручиной? Знать не может человек — Знает бог единый!.. Упаду ль на солончак Умирать от зною? Или злой киргиз-кайсак, С бритой головою, Молча свой натянет лук, Лежа под травою, И меня догонит вдруг Медною стрелою? Иль влетим мы в светлый град Со кремлем престольным? Чудно улицы гудят Гулом колокольным, И на площади народ, В шумном ожиданьи, Видит: с запада идет Светлое посланье. В кунтушах и в чекменях, С чубами, с усами, Гости едут на конях, Машут булавами, Подбочась, за строем строй Чинно выступает, Рукава их за спиной Ветер раздувает. И хозяин на крыльцо Вышел величавый; Его светлое лицо Блещет новой славой; Всех его исполнил вид И любви и страха, На челе его горит Шапка Мономаха. «Хлеб да соль! И в добрый час! — Говорит державный. — Долго, дети, ждал я вас В город православный!» И они ему в ответ: «Наша кровь едина, И в тебе мы с давних лет Чаем господина!» Громче звон колоколов, Гусли раздаются, Гости сели вкруг столов, Мед и брага льются, Шум летит на дальний юг К турке и к венгерцу — И ковшей славянских звук Немцам не по сердцу! Гой вы, цветики мои, Цветики степные! Что глядите на меня, Темно-голубые? И о чем грустите вы В день веселый мая, Средь некошеной травы Головой качая? 1840-е годы

«Бор сосновый в стране одинокой стоит…»

Бор сосновый в стране одинокой стоит; В нем ручей меж деревьев бежит и журчит. Я люблю тот ручей, я люблю ту страну, Я люблю в том лесу вспоминать старину. «Приходи вечерком в бор дремучий тайком, На зеленом садись берегу ты моем! Много лет я бегу, рассказать я могу, Что́ случилось когда на моем берегу. Из сокрытой страны я сюда прибежал, Я чудесного много дорогой узнал! Когда солнце зайдет, когда месяц взойдет И звезда средь моих закачается вод, Приходи ты тайком, ты узнаешь о том, Что́ бывает порой здесь в тумане ночном!» Так шептал, и журчал, и бежал ручеек; На ружье опершись, я стоял одинок, И лишь говор струи тишину прерывал, И о прежних я грустно годах вспоминал. <1843>

«Средь шумного бала, случайно…»

Средь шумного бала, случайно, В тревоге мирской суеты, Тебя я увидел, но тайна Твои покрывала черты. Лишь очи печально глядели, А голос так дивно звучал, Как звон отдаленной свирели, Как моря играющий вал. Мне стан твой понравился тонкий И весь твой задумчивый вид, А смех твой, и грустный и звонкий, С тех пор в моем сердце звучит. В часы одинокие ночи Люблю я, усталый, прилечь — Я вижу печальные очи, Я слышу веселую речь; И грустно я так засыпаю, И в грезах неведомых сплю… Люблю ли тебя – я не знаю, Но кажется мне, что люблю! 1851

«Слушая повесть твою, полюбил я тебя, моя радость!..»

Слушая повесть твою, полюбил я тебя, моя радость! Жизнью твоею я жил и слезами твоими я плакал; Мысленно вместе с тобой прострадал я минувшие годы, Все перечувствовал вместе с тобой, и печаль, и надежды, Многое больно мне было, во многом тебя упрекнул я; Но позабыть не хочу ни ошибок твоих, ни страданий; Дороги мне твои слезы и дорого каждое слово! Бедное вижу в тебе я дитя, без отца, без опоры; Рано познала ты горе, обман и людское злословье, Рано под тяжестью бед твои преломилися силы! Бедное ты деревцо, поникшее долу головкой! Ты прислонися ко мне, деревцо, к зеленому вязу: Ты прислонися ко мне, я стою надежно и прочно! 21 октября 1851 г.

«Ты не спрашивай, не распытывай…»

Ты не спрашивай, не распытывай, Умом-разумом не раскидывай: Как люблю тебя, почему люблю, И за что люблю, и надолго ли? Ты не спрашивай, не распытывай: Что сестра ль ты мне, молода ль жена Или детище ты мне милое? И не знаю я, и не ведаю, Как назвать тебя, как прикликати. Много цветиков во чисто́м поле, Много звезд горит по подне́бесью, А назвать-то их нет умения, Распознать-то их нету силушки. Полюбив тебя, я не спрашивал, Не разгадывал, не распытывал; Полюбив тебя, я махнул рукой, Очертил свою буйну голову! 30 октября 1851 г.

«Не ветер, вея с высоты…»

Не ветер, вея с высоты, Листов коснулся ночью лунной; Моей души коснулась ты — Она тревожна, как листы, Она, как гусли, многострунна. Житейский вихрь ее терзал И сокрушительным набегом, Свистя и воя, струны рвал И заносил холодным снегом. Твоя же речь ласкает слух, Твое легко прикосновенье, Как от цветов летящий пух, Как майской ночи дуновенье… <1851–1852>

«Коль любить, так без рассудку…»

Коль любить, так без рассудку, Коль грозить, так не на шутку, Коль ругнуть, так сгоряча, Коль рубнуть, так уж сплеча! Коли спорить, так уж смело, Коль карать, так уж за дело, Коль простить, так всей душой, Коли пир, так пир горой! <1854>

«В колокол, мирно дремавший, с налета тяжелая бомба…»

В колокол, мирно дремавший, с налета тяжелая бомба Грянула; с треском кругом от нее разлетелись осколки; Он же вздрогну́л, и к народу могучие медные звуки Вдаль потекли, негодуя, гудя и на бой созывая. 3 декабря 1855

«Ты помнишь ли, Мария…»

Ты помнишь ли, Мария, Один старинный дом И липы вековые Над дремлющим прудом? Безмолвные аллеи, Заглохший, старый сад, В высокой галерее Портретов длинный ряд? Ты помнишь ли, Мария, Вечерний небосклон, Равнины полевые, Села далекий звон? За садом берег чистый, Спокойный бег реки, На ниве золотистой Степные васильки? И рощу, где впервые Бродили мы одни? Ты помнишь ли, Мария, Утраченные дни?

«Ходит Спесь, надуваючись…»

Ходит Спесь, надуваючись, С боку на бок переваливаясь. Ростом-то Спесь аршин с четвертью, Шапка-то на нем во целу́ сажень, Пузо-то его всё в жемчуге, Сзади-то у него раззолочено. А и зашел бы Спесь к отцу к матери, Да ворота не крашены! А и помолился б Спесь во церкви божией, Да пол не метён! Идет Спесь, видит: на небе радуга; Повернулся Спесь во другую сторону: Не пригоже-де мне нагибатися! 1856

«Вот уж снег последний в поле тает…»

Вот уж снег последний в поле тает, Теплый пар восходит от земли, И кувшинчик синий расцветает, И зовут друг друга журавли. Юный лес, в зеленый дым одетый, Теплых гроз нетерпеливо ждет; Все весны дыханием согрето, Все кругом и любит и поет; Утром небо ясно и прозрачно, Ночью звезды светят так светло; Отчего ж в душе твоей так мрачно И зачем на сердце тяжело? Грустно жить тебе, о друг, я знаю, И понятна мне твоя печаль: Отлетела б ты к родному краю И земной весны тебе не жаль… <1856>

«Уж ты нива моя, нивушка…»

Уж ты нива моя, нивушка, Не скосить тебя с маху единого, Не связать тебя всю во единый сноп! Уж вы думы мои, думушки, Не отряхнуть вас разом с плеч долой, Одной речью-то вас не высказать! По тебе ль, нива, ветер разгуливал, Гнул колосья твои до земли, Зрелы зерна все разметывал! Широко вы, думы, порассыпались… Куда пала какая думушка, Там всходила люта печаль-трава, Вырастало горе горючее. <1856>

«Неспящих солнце! Грустная звезда!..»

Неспящих солнце! Грустная звезда! Как слезно луч мерцает твой всегда! Как темнота при нем еще темней! Как он похож на радость прежних дней! Так светит прошлое нам в жизненной ночи, Но уж не греют нас бессильные лучи; Звезда минувшего так в горе мне видна; Видна, но далека – светла, но холодна! Сентябрь 1856

«Край ты мой, родимый край…»

Край ты мой, родимый край, Конский бег на воле, В небе крик орлиных стай, Волчий голос в поле! Гой ты, родина моя! Гой ты, бор дремучий! Свист полночный соловья, Ветер, степь да тучи! 1856

«Грядой клубится белою…»

Грядой клубится белою Над озером туман; Тоскою добрый молодец И горем обуян. Не до́веку белеется Туманная гряда, Рассеется, развеется, А горе никогда! <1856>

«Колышется море; волна за волной…»

Колышется море; волна за волной Бегут и шумят торопливо… О друг ты мой бедный, боюся, со мной Не быть тебе долго счастливой: Во мне и надежд и отчаяний рой, Кочующей мысли прибой и отбой, Приливы любви и отливы! <1856>

«Смеркалось, жаркий день бледнел неуловимо…»

Смеркалось, жаркий день бледнел неуловимо, Над озером туман тянулся полосой, И кроткий образ твой, знакомый и любимый, В вечерний тихий час носился предо мной. Улыбка та ж была, которую люблю я, И мягкая коса, как прежде, расплелась, И очи грустные, по-прежнему тоскуя, Глядели на меня в вечерний тихий час. <1856>

«Не верь мне, друг, когда, в избытке горя…»

Не верь мне, друг, когда, в избытке горя, Я говорю, что разлюбил тебя, В отлива час не верь измене моря, Оно к земле воротится, любя. Уж я тоскую, прежней страсти полный, Мою свободу вновь тебе отдам, И уж бегут с обратным шумом волны Издалека к любимым берегам! Лето 1856

«Острою секирой ранена береза…»

Острою секирой ранена береза, По коре сребристой покатились слезы; Ты не плачь, береза, бедная, не сетуй! Рана не смертельна, вылечится к лету, Будешь красоваться, листьями убрана… Лишь больное сердце не залечит раны! Лето 1856

«Усни, печальный друг, уже с грядущей тьмой…»

Усни, печальный друг, уже с грядущей тьмой Вечерний алый свет сливается все боле; Блеящие стада вернулися домой, И улеглася пыль на опустелом поле. Да снидет ангел сна, прекрасен и крылат, И да перенесет тебя он в жизнь иную! Издавна был он мне в печали друг и брат, Усни, мое дитя, к нему я не ревную! На раны сердца он забвение прольет, Пытливую тоску от разума отымет И с горестной души на ней лежащий гнет До нового утра незримо приподымет. Томимая весь день душевною борьбой, От взоров и речей враждебных ты устала, Усни, мое дитя, меж ними и тобой Он благостной рукой опустит покрывало! Август 1856

«Не Божиим громом горе ударило…»

Не Божиим громом горе ударило, Не тяжелой скалой навалилося; Собиралось оно малыми тучками, Затянули тучки небо ясное, Посеяло горе мелким дождичком, Мелким дождичком осенниим. А и сеет оно давным-давно, И сечет оно без умолку, Без умолку, без устали, Без конца сечет, без отдыха; Проняло насквозь добра молодца, Проняло дрожью холодною, Лихорадкою, лихоманкою, Сном-дремотою, зевотою. – Уже полно, горе, дуб ломать по прутикам, Щипати по листикам! А и бывало же другим счастьице: Налетало горе вихрем-бурею, Ворочало горе дубы с корнем вон! <1857>

«Запад гаснет в дали бледно-розовой…»

Запад гаснет в дали бледно-розовой, Звезды небо усеяли чистое, Соловей свищет в роще березовой, И травою запахло душистою. Знаю, что́ к тебе в думушку вкралося. Знаю сердца немолчные жалобы, Не хочу я, чтоб ты притворялася И к улыбке себя принуждала бы! Твое сердце болит безотрадное, В нем не светит звезда ни единая — Плачь свободно, моя ненаглядная, Пока песня звучит соловьиная, Соловьиная песня унылая, Что как жалоба катится слезная, Плачь, душа моя, плачь, моя милая, Тебя небо лишь слушает звездное! <1858>

«Звонче жаворонка пенье…»

Звонче жаворонка пенье, Ярче вешние цветы, Сердце полно вдохновенья, Небо полно красоты. Разорвав тоски оковы, Цепи пошлые разбив, Набегает жизни новой Торжествующий прилив, И звучит свежо и юно Новых сил могучий строй, Как натянутые струны Между небом и землей. <1858>

«Дробится, и плещет, и брызжет волна…»

Дробится, и плещет, и брызжет волна Мне в очи соленою влагой; Недвижно на камне сижу я – полна Душа безотчетной отвагой. Валы за валами, прибой и отбой, И пена их гребни покрыла; О море, кого же мне вызвать на бой, Изведать воскресшие силы? Почуяло сердце, что жизнь хороша, Вы, волны, размыкали горе, От грома и плеска проснулась душа, Сродни ей шумящее море! <1858>

«Рассевается, расступается…»

Рассевается, расступается Грусть под думами под могучими, В душу темную пробивается Словно солнышко между тучами! Ой ли, молодец? Не расступится, Не рассеется ночь осенняя, Скоро сведаешь, чем искупится Непоказанный миг веселия! Прикачнулася, привалилася К сердцу сызнова грусть обычная, И головушка вновь склонилася, Бесталанная, горемычная… <1858>

«Слеза дрожит в твоем ревнивом взоре…»

Слеза дрожит в твоем ревнивом взоре, О, не грусти, ты все мне дорога, Но я любить могу лишь на просторе, Мою любовь, широкую как море, Вместить не могут жизни берега. Когда Глагола творческая сила Толпы миров воззвала из ночи, Любовь их все, как солнце, озарила, И лишь на землю к нам ее светила Нисходят порознь редкие лучи. И порознь их отыскивая жадно, Мы ловим отблеск вечной красоты; Нам вестью лес о ней шумит отрадной, О ней поток гремит струею хладной И говорят, качаяся, цветы. И любим мы любовью раздробленной И тихий шепот вербы над ручьем, И милой девы взор, на нас склоненный, И звездный блеск, и все красы вселенной, И ничего мы вместе не сольем. Но не грусти, земное минет горе, Пожди еще, неволя недолга — В одну любовь мы все сольемся вскоре, В одну любовь, широкую как море, Что не вместят земные берега! <1858>

«Горними тихо летела душа небесами…»

Горними тихо летела душа небесами, Грустные долу она опускала ресницы; Слезы, в пространство от них упадая звездами, Светлой и длинной вилися за ней вереницей. Встречные тихо ее вопрошали светила: «Что ты грустна? и о чем эти слезы во взоре?» Им отвечала она: «Я земли не забыла, Много оставила там я страданья и горя. Здесь я лишь ликам блаженства и радости внемлю, Праведных души не знают ни скорби, ни злобы — О, отпусти меня снова, Создатель, на землю, Было б о ком пожалеть и утешить кого бы!» <1858>

«Осень! Обсыпается весь наш бедный сад…»

Осень! Обсыпается весь наш бедный сад. Листья пожелтелые по ветру летят; Лишь вдали красуются, там на дне долин, Кисти ярко-красные вянущих рябин. Весело и горестно сердцу моему, Молча твои рученьки грею я и жму, В очи тебе глядючи, молча слезы лью, Не умею высказать, как тебя люблю! <1858>

<Из поэмы «Иоанн Дамаскин»>

Благославляю вас, леса, Долины, нивы, горы, воды, Благославляю я свободу И голубые небеса! И посох мой благославляю, И эту бедную суму, И степь от краю и до краю, И солнца свет, и ночи тьму, И одинокую тропинку, По коей, нищий, я иду, И в поле каждую былинку, И в небе каждую звезду!.. О, если б мог всю жизнь смешать я, Всю душу вместе с вами слить! О, если б мог в свои объятья Я вас, враги, друзья и братья, И всю природу заключить! 1858 (?)

«О, если б ты могла хоть на единый миг…»

О, если б ты могла хоть на единый миг Забыть свою печаль, забыть свои невзгоды! О, если бы хоть раз я твой увидел лик, Каким я знал его в счастливейшие годы! Когда в твоих глазах засветится слеза, О, если б эта грусть могла пройти порывом, Как в теплую весну пролётная гроза, Как тень от облаков, бегущая по нивам! <1859>

«На нивы желтые нисходит тишина…»

На нивы желтые нисходит тишина; В остывшем воздухе от меркнувших селений, Дрожа, несется звон. Душа моя полна Разлукою с тобой и горьких сожалений. И каждый мой упрек я вспоминаю вновь, И каждое твержу приветливое слово, Что мог бы я сказать тебе, моя любовь, Но что внутри себя я схоронил сурово! <1862>

«То было раннею весной…»

То было раннею весной, Трава едва всходила, Ручьи текли, не парил зной, И зелень рощ сквозила; Труба пастушья поутру Еще не пела звонко, И в завитках еще в бору Был папоротник тонкий. То было раннею весной, В тени берез то было, Когда с улыбкой предо мной Ты очи опустила. То на любовь мою в ответ Ты опустила вежды — О жизнь! о лес! о солнца свет! О юность! о надежды! И плакал я перед тобой, На лик твой глядя милый, — То было раннею весной, В тени берез то было! То было в утро наших лет — О счастие! о слезы! О лес! о жизнь! о солнца свет! О свежий дух березы! 1871

Иван Сергеевич Тургенев (1818–1883)

«Луна плывет высоко над землею…»

Луна плывет высоко над землею Меж бледных туч; Но движет с вышины волной морскою Волшебный луч. Моей души тебя признало море Своей луной… И движется и в радости и в горе Тобой одной… Тоской любви, тоской немых стремлений Душа полна… Мне тяжело… но ты чужда смятений, Как та луна. Между февралем и сентябрем 1840

Баллада

Перед воеводой молча он стоит; Голову потупил, сумрачно глядит; С плеч могучих сняли бархатный кафтан; Кровь струится тихо из широких ран. Скован по ногам он, скован по рукам: Знать, ему не рыскать ночью по лесам! Думает он думу – дышит тяжело: Плохо!.. видно, время доброе прошло. «Что́, попался, парень? Долго ж ты гулял! Долго мне в тенета волк не забегал! Что же приумолк ты? Слышал я не раз — Песенки ты мастер петь в веселый час. Ты на лад сегодня вряд ли попадешь… Завтра мы услышим, как ты запоешь». Взговорил он мрачно: «Не услышишь, нет! Завтра петь не буду – завтра мне не след; Завтра умирать мне смертию лихой; Сам ты запоешь, чай, с радости такой!.. Мы певали песни, как из леса шли — Как купцов с товаром мы в овраг вели… Ты б нас тут послушал – ладно пели мы; Да недолго песней тешились купцы… Да еще певал я – в домике твоем; Запивал я песни – всё твоим вином; Заедал я чарку – барскою едой; Целовался сладко – да с твоей женой». <1841>

Осень

Как грустным взгляд, люблю я осень. В туманный, тихий день хожу Я часто в лес и там сижу — На небо белое гляжу Да на верхушки темных сосен. Люблю, кусая кислый лист, С улыбкой развалясь ленивой, Мечтой заняться прихотливой Да слушать дятлов тонкий свист. Трава завяла вся… холодный, Спокойный блеск разлит по ней… И грусти тихой и свободной Я предаюсь душою всей… Чего не вспомню я? Какие Меня мечты не посетят? А сосны гнутся, как живые, И так задумчиво шумят… И, словно стадо птиц огромных, Внезапно ветер налетит И в сучьях спутанных и темных Нетерпеливо прошумит. <1842>

В дороге

Утро туманное, утро седое, Нивы печальные, снегом покрытые… Нехотя вспомнишь и время былое, Вспомнишь и лица, давно позабытые. Вспомнишь обильные, страстные речи, Взгляды, так жадно, так робко ловимые, Первые встречи, последние встречи, Тихого голоса звуки любимые. Вспомнишь разлуку с улыбкою странной, Многое вспомнишь родное, далекое, Слушая ропот колес непрестанный, Глядя задумчиво в небо широкое. Ноябрь 1843

Весенний вечер

Гуляют тучи золотые Над отдыхающей землей; Поля просторные, немые Блестят, облитые росой; Ручей журчит во мгле долины, Вдали гремит весенний гром, Ленивый ветр в листах осины Трепещет пойманным крылом. Молчит и млеет лес высокий, Зеленый, темный лес молчит. Лишь иногда в тени глубокой Бессонный лист прошелестит. Звезда дрожит в огнях заката, Любви прекрасная звезда, А на душе легко и свято, Легко, как в детские года. 1843

Семен Яковлевич Надсон (1862–1887)

На заре

Заревом заката даль небес объята, Речка голубая блещет, как в огне; Нежными цветами убраны богато, Тучки утопают в ясной вышине. Кое-где, мерцая бледными лучами, Звездочки-шалуньи в небесах горят. Лес, облитый светом, не дрогнет ветвями, И в вечерней неге мирно нивы спят. Только ты не знаешь неги и покоя, Грудь моя больная, полная тоской. Что ж тебя волнует? Грустное ль былое, Иль надежд разбитых безотрадный рой? Заползли ль змеею злобные сомненья, Отравили веру в счастье и людей, Страсти ли мятежной грезы и волненья Вспыхнули нежданно в глубине твоей? Иль, в борьбе с судьбою погубивши силы, Ты уж тяготишься этою борьбой И, забыв надежды, мрачно ждешь могилы, С малодушной грустью, с желчною тоской? Полно, успокойся, сбрось печали бремя: Не пройдет бесплодно тяжкая борьба, И зарею ясной запылает время, Время светлой мысли, правды и труда. Апрель 1878

Над свежей могилой

Памяти Н. М. Д.

Я вновь один – и вновь кругом Всё та же ночь и мрак унылый, И я в раздумье роковом Стою над свежею могилой: Чего мне ждать, к чему мне жить, К чему бороться и трудиться: Мне больше некого любить, Мне больше некому молиться!.. 14 марта 1879

«В тот тихий час, когда неслышными шагами…»

В тот тихий час, когда неслышными шагами Немая ночь взойдет на трон свой голубой И ризу звездную расстелет над горами, — Незримо я беседую с тобой. Душой растроганной речам твоим внимая, Я у тебя учусь и верить и любить, И чудный гимн любви – один из гимнов рая — В слова стараюсь перелить. Но жалок робкий звук земного вдохновенья: Бессилен голос мой, и песнь моя тиха, И горько плачу я – и диссонанс мученья Врывается в гармонию стиха. 1879

Поэзия

За много лет назад, из тихой сени рая, В венке душистых роз, с улыбкой молодой, Она сошла в наш мир, прелестная, нагая И гордая своей невинной красотой. Она несла с собой неведомые чувства, Гармонию небес и преданность мечте, — И был закон ее – искусство для искусства, И был завет ее – служенье красоте. Но с первых же шагов с чела ее сорвали И растоптали в прах роскошные цветы, И темным облаком сомнений и печали Покрылись девственно-прекрасные черты. И прежних гимнов нет!.. Ликующие звуки Дыханием грозы бесследно унесло, — И дышит песнь ее огнем душевной муки, И тернии язвят небесное чело!.. 1880

Мелодия

Я б умереть хотел на крыльях упоенья, В ленивом полусне, навеянном мечтой, Без мук раскаянья, без пытки размышленья, Без малодушных слез прощания с землей. Я б умереть хотел душистою весною, В запущенном саду, в благоуханный день, Чтоб купы темных лип дремали б надо мною И колыхалась бы цветущая сирень. Чтоб рядом бы ручей таинственным журчаньем Немую тишину тревожил и будил И синий небосклон торжественным молчаньем Об райской вечности мне внятно говорил. Чтоб не молился б я, не плакал, умирая, А сладко задремал и снилось мне б во сне, Что я плыву… плыву и что волна немая Беззвучно отдает меня другой волне… 1880

Грезы

Мне снилось вечернее небо И крупные звезды на нем, И бледно-зеленые ивы Над бледно-лазурным прудом, И весь утонувший в сирени Твой домик, и ты у окна, Вся в белом, с поникшей головкой, Прекрасна, грустна и бледна… Ты плакала… Светлые слезы Катились из светлых очей, И плакали гордые розы, И плакал в кустах соловей. И с каждою новой слезою Внизу, в ароматном саду, Мерцая, светляк загорался, И небо роняло звезду. 20 сентября 1881

«Верь в великую силу любви!..»

Верь в великую силу любви!.. Свято верь в ее крест побеждающий, В ее свет, лучезарно спасающий, Мир, погрязший в грязи и крови, Верь в великую силу любви! 1882

«Пора, явись пророк! Всей силою печали…»

Пора, явись пророк! Всей силою печали, Всей силою любви взываю я к тебе! Взгляни, как дряхлы мы, взгляни, как мы устали, Как мы беспомощны в мучительной борьбе! Теперь – иль никогда!.. Сознанье умирает, Стыд гаснет, совесть спит. Ни проблеска кругом. Одно ничтожество свой голос возвышает… <1883–1885>

«Не говорите мне: «Он умер». Он живет!..»

Не говорите мне: «Он умер». Он живет! Пусть жертвенник разбит – огонь еще пылает, Пусть роза сорвана – она еще цветет, Пусть арфа сломана – аккорд еще рыдает. 1896

Александр Николаевич Апухтин (1840–1893)

Chanson А Boire[9]

Если измена тебя поразила, Если тоскуешь ты, плача, любя, Если в борьбе истощается сила, Если обида терзает тебя, Сердце ли рвется, Ноет ли грудь — Пей, пока пьется, Всё позабудь! Выпьешь, заискрится сила во взоре, Бури, нужда и борьба нипочем… Старые раны, вчерашнее горе — Всё обойдется, зальется вином. Жизнь пронесется Лучше, скорей, Пей, пока пьется, сил не жалей! Сил не жалей! Если ж любим ты и счастлив мечтою, Годы беспечности мигом пройдут, В темной могиле, под рыхлой землею, Мысли, и чувства, и ласки замрут. Жизнь пронесется Счастья быстрей… Пей, пока пьется, Пей веселей! Что нам все радости, что наслажденья? Долго на свете им жить не дано… Дай нам забвенья, о, только забвенья, Легкой дремо́й отумань нас, вино! Сердце ль смеется, Ноет ли грудь — Пей, пока пьется, Всё позабудь! 1858

Астрам

Поздние гости отцветшего лета, Шепчутся ваши головки понурые, Словно клянете вы дни без просвета, Словно пугают вас ноченьки хмурые… Розы – вот те отцвели, да хоть жили… Нечего вам помянуть пред кончиною: Звезды весенние вам не светили, Песней не тешились вы соловьиною… Начало 1860-х годов

Гаданье

Ну, старая, гадай! Тоска мне сердце гложет, Веселой болтовней меня развесели, Авось твой разговор убить часы поможет, И скучный день пройдет, как многие прошли! «Ох, не грешно ль в воскресенье? С нами господняя сила! Тяжко мое прегрешение… Ну, да уж я разложила! Едешь в дорогу ты дальнюю, Путь твой не весел обратный: Новость услышишь печальную И разговор неприятный. Видишь: большая компания Вместе с тобой веселится, Но исполненья желания Лучше не жди: не случится. Что-то грозит неизвестное… Карты-то, карты какие! Будет письмо интересное, Хлопоты будут большие! На сердце дама червонная… С гордой душою такою: Словно к тебе благосклонная, Словно играет тобою! Глядя в лицо ее строгое, Грустен и робок ты будешь: Хочешь сказать ей про многое, Свидишься, – все позабудешь! Мысли твои все червонные, Слезы-то будто из лейки, Думушки, ночи бессонные — Все от нее, от злодейки! Волюшка крепкая скручена, Словно дитя ты пред нею… Как твое сердце замучено, Я и сказать не умею! Тянутся дни нестерпимые, Мысли сплетаются злые… Батюшки светы родимые! Карты-то, карты какие!!.» Умолкла старая. В зловещей тишине Насупившись сидит. – Скажи, что это значит?! Старуха, что с тобой? Ты плачешь обо мне? Так только мать одна об детском горе плачет. И стоит ли того? – Я знаю наперед Все то, что сбудется, и не ропщу на бога: Дорога выйдет мне, и горе подойдет, Там будут хлопоты, а там опять дорога… Ну полно же, не плачь! Гадай иль говори, Пусть голос твой звучит мне песней похоронной, Но только, старая, мне в сердце не смотри И не рассказывай об даме об червонной! Начало 1860-х годов

Судьба. К 5-й симфонии Бетховена

С своей походною клюкой, С своими мрачными очами, Судьба, как грозный часовой, Повсюду следует за нами. Бедой лицо ее грозит, Она в угрозах поседела, Она уж многих одолела, И всё стучит, и всё стучит: Стук, стук, стук… Полно, друг, Брось за счастием гоняться! Стук, стук, стук… Бедняк совсем обжился с ней: Рука с рукой они гуляют, Сбирают вместе хлеб с полей, В награду вместе голодают. День целый дождь его кропит, По вечерам ласкает вьюга, А ночью с горя да с испуга Судьба сквозь сон ему стучит: Стук, стук, стук… Глянь-ка, друг, Как другие поживают! Стук, стук, стук… Другие праздновать сошлись Богатство, молодость и славу. Их песни радостно неслись, Вино сменилось им в забаву; Давно уж пир у них шумит, Но смолкли вдруг, бледнея, гости… Рукой, дрожащею от злости, Судьба в окошко к ним стучит: Стук, стук, стук… Новый друг К вам пришел, готовьте место! Стук, стук, стук… Герой на жертву всё принес. Он говорил, что люди братья, За братьев пролил много слез, За слезы слышал их проклятья. Он верно слабых защитит, Он к ним придет, долой с дороги! Но отчего ж недвижны ноги И что-то на ногах стучит? Стук, стук, стук… Скован друг Человечества, свободы… Стук, стук, стук… Но есть же счастье на земле! Однажды, полный ожиданья, С восторгом юным на челе Пришел счастливец на свиданье! Еще один он, всё молчит, Заря за рощей потухает, И соловей уж затихает, А сердце бьется и стучит: Стук, стук, стук… Милый друг, Ты придешь ли на свиданье? Стук, стук, стук… Но вот идет она, и вмиг Любовь, тревога, ожиданье, Блаженство – всё слилось у них В одно безумное лобзанье! Немая ночь на них глядит, Всё небо залито огнями, А кто-то тихо за кустами Клюкой докучною стучит: Стук, стук, стук… Старый друг К вам пришел, довольно счастья! Стук, стук, стук… 1863

Минуты счастья

Не там отрадно счастье веет, Где шум и царство суеты: Там сердце скоро холодеет И блекнут яркие мечты. Но вечер тихий, образ нежный И речи долгие в тиши О всём, что будит ум мятежный И струны спящие души, — О, вот они, минуты счастья, Когда, как зорька в небесах, Блеснет внезапно луч участья В чужих внимательных очах, Когда любви горячей слово Растет на сердце как напев, И с языка слететь готово, И замирает, не слетев… 1865

«Я ждал тебя… Часы ползли уныло…»

Я ждал тебя… Часы ползли уныло, Как старые, докучные враги… Всю ночь меня будил твой голос милый И чьи-то слышались шаги… Я ждал тебя… Прозрачен, свеж и светел, Осенний день повеял над землей… В немой тоске я день прекрасный встретил Одною жгучею слезой… Пойми хоть раз, что в этой жизни шумной, Чтоб быть с тобой – я каждый миг ловлю, Что я люблю, люблю тебя безумно… Как жизнь, как счастие люблю! 1867

«Ни отзыва, ни слова, ни привета…»

Ни отзыва, ни слова, ни привета, — Пустынею меж нами мир лежит, И мысль моя с вопросом без ответа Испуганно над сердцем тяготит: Ужель среди часов тоски и гнева Прошедшее исчезнет без следа, Как легкий звук забытого напева, Как в мрак ночной упавшая звезда? 1867

Забыть так скоро

Забыть так скоро, Боже мой, Все счастье жизни прожитой! Все наши встречи, разговоры Забыть так скоро, Забыть так скоро! Забыть волненья первых дней, Свиданья час в тени ветвей! Очей немые разговоры Забыть так скоро, Забыть так скоро! Забыть, как полная луна На нас глядела из окна, Как колыхалась тихо штора… Забыть так скоро, Забыть так скоро! Забыть любовь, забыть мечты, Забыть те клятвы, помнишь ты, Помнишь ты, помнишь ты, В ночную пасмурную пору, В ночную пасмурную пору? Забыть так скоро, Так скоро! Боже мой! 1867

Твоя слеза

Твоя слеза катилась за слезой, Твоя душа сжималась молодая, Внимая речи лживой и чужой… И я в тот миг не мог упасть, рыдая, Перед тобой! Твоя слеза проникла в сердце мне, И всё, что было горького, больного Запрятано в сердечной глубине, — Под этою слезою всплыло снова, Как в страшном сне! Не в первый раз сбирается гроза, И страха перед ней душа не знала! Теперь дрожу я… Робкие глаза Глядят куда-то вдаль… куда упала Твоя слеза! 1872

Любовь

Когда без страсти и без дела Бесцветно дни мои текли, Она как буря налетела И унесла меня с земли. Она меня лишила веры И вдохновение зажгла, Дала мне счастие без меры И слезы, слезы без числа… Сухими, жесткими словами Терзала сердце мне порой, И хохотала над слезами, И издевалась над тоской; А иногда горячим словом И взором ласковых очей Гнала печаль, – и в блеске новом В душе светилася моей! Я всё забыл, дышу лишь ею, Всю жизнь я отдал ей во власть, Благословить ее не смею И не могу ее проклясть. 1872

«О, смейся надо мной за то, что безучастно…»

О, смейся надо мной за то, что безучастно Я в мире не иду пробитою тропой, За то, что песен дар и жизнь я сжег напрасно, За то, что гибну я… О, смейся надо мной! Глумись и хохочи с безжалостным укором — Толпа почтит твой смех сочувствием живым; Все будут за тебя, проклятья грянут хором, И камни полетят послушно за твоим. И если, совладать с тоскою не умея, Изнывшая душа застонет, задрожит… Скорей сдави мне грудь, прерви мой стон скорее, А то, быть может, Бог услышит и простит. 1872

Мухи

Мухи, как черные мысли, весь день не дают мне покою: Жалят, жужжат и кружатся над бедной моей головою! Сгонишь одну со щеки, а на глаз уж уселась другая, Некуда спрятаться, всюду царит ненавистная стая, Валится книга из рук, разговор упадает, бледнея… Эх, кабы вечер придвинулся! Эх, кабы ночь поскорее! Черные мысли, как мухи, всю ночь не дают мне покою: Жалят, язвят и кружатся над бедной моей головою! Только прогонишь одну, а уж в сердце впилася другая, — Вся вспоминается жизнь, так бесплодно в мечтах прожитая! Хочешь забыть, разлюбить, а всё любишь сильней и больнее… Эх! кабы ночь настоящая, вечная ночь поскорее! 1873

Умирающая мать (с французского)

«Что, умерла, жива? Потише говорите, Быть может, удалось на время ей заснуть…» И кто-то предложил: ребенка принесите И положите ей на грудь! И вот на месте том, где прежде сердце билось, Ребенок с плачем скрыл лицо свое… О, если и теперь она не пробудилась, — Все кончено, молитесь за нее!

«Черная туча висит над полями…»

Черная туча висит над полями, Шепчутся клены, березы качаются, Дубы столетние машут ветвями, Точно со мной говорить собираются. «Что тебе нужно, пришлец бесприютный? (Голос их важный с вершины мне чудится.) Думаешь, отдых вкушая минутный, Так вот и прошлое всё позабудется? Нет, ты словами себя не обманешь: Спета она, твоя песенка скудная! Новую песню уж ты не затянешь, Хоть и звучит она, близкая, чудная! Сердце усталое, сердце больное Звуков волшебных напрасно искало бы: Здесь, между нами, ищи ты покоя, С жизнью простися без стонов и жалобы. Смерти боишься ты? Страх малодушный! Всё, что томило игрой бесполезною: Мысли, и чувства, и стих, им послушный, — Смерть остановит рукою железною. Всё клеветавшее тайно, незримо, Всё угнетавшее с дикою силою — Вмиг разлетится, как облако дыма, Над неповинною, свежей могилою! Если же кто-нибудь тишь гробовую Вздохом нарушит, слезою участия, О, за слезу бы ты отдал такую Все свои призраки прошлого счастия! Тихо, прохладно лежать между нами, Тень наша шире и шорох приветнее…» В вечер ненастный, качая ветвями, Так говорили мне дубы столетние. 1873

«Ночи безумные, ночи бессонные…»

Ночи безумные, ночи бессонные, Речи несвязные, взоры усталые… Ночи, последним огнем озаренные, Осени мертвой цветы запоздалые! Пусть даже время рукой беспощадною Мне указало, что было в вас ложного, Всё же лечу я к вам памятью жадною, В прошлом ответа ищу невозможного… Вкрадчивым шепотом вы заглушаете Звуки дневные, несносные, шумные… В тихую ночь вы мой сон отгоняете, Ночи бессонные, ночи безумные! 1876

«Мне не жаль, что тобою я не был любим…»

Мне не жаль, что тобою я не был любим, — Я любви недостоин твоей! Мне не жаль, что теперь я разлукой томим, — Я в разлуке люблю горячей; Мне не жаль, что и налил и выпил я сам Унижения чашу до дна, Что к проклятьям моим, и к слезам, и к мольбам Оставалася ты холодна; Мне не жаль, что огонь, закипевший в крови, Мое сердце сжигал и томил, Но мне жаль, что когда-то я жил без любви, Но мне жаль, что я мало любил! 1870-е годы

Разбитая ваза

Ту вазу, где цветок ты сберегала нежный, Ударом веера толкнула ты небрежно, И трещина, едва заметная, на ней Осталась… Но с тех пор прошло не много дней, Небрежность детская твоя давно забыта, А вазе уж грозит нежданная беда! Увял ее цветок; ушла ее вода… Не тронь ее: она разбита. Так сердца моего коснулась ты рукой — Рукою нежной и любимой, — И с той поры на нем, как от обиды злой, Остался след неизгладимый. Оно как прежде бьется и живет, От всех его страданье скрыто, Но рана глубока и каждый день растет… Не тронь его: оно разбито. 1870-е

Цыганская песня

«Я вновь пред тобою стою очарован…»

О, пой, моя милая, пой, не смолкая, Любимую песню мою О том, как, тревожно той песне внимая, Я вновь пред тобою стою! Та песня напомнит мне время былое, Которым душа так полна, И страх, что щемит мое сердце больное, Быть может, рассеет она. Боюсь я, что голос мой, скорбный и нежный, Тебя своей страстью смутит, Боюсь, что от жизни моей безнадежной Улыбка твоя отлетит. Мне жизнь без тебя словно полночь глухая В чужом и безвестном краю… О, пой, моя милая, пой, не смолкая, Любимую песню мою! 1870-е

«Прости меня, прости! Когда в душе мятежной…»

Прости меня, прости! Когда в душе мятежной Угас безумный пыл, С укором образ твой, чарующий и нежный, Передо мною всплыл. О, я тогда хотел, тому укору вторя, Убить слепую страсть, Хотел в слезах любви, раскаянья и горя К ногам твоим упасть! Хотел все помыслы, желанья, наслажденья — Всё в жертву принести. Я жертвы не принес, не стою и прощенья… Прости меня, прости! 1870-е

«Отчалила лодка. Чуть брезжил рассвет…»

Отчалила лодка. Чуть брезжил рассвет… В ушах раздавался прощальный привет, Дышал он нежданною лаской… Свинцовое море шумело кругом… Всё это мне кажется сладостным сном, Волшебной, несбыточной сказкой! О нет, то не сон был! В дали голубой Две белые чайки неслись над водой, И серые тучки летели, — И всё, что сказать я не мог и не смел, Кипело в душе… и восток чуть алел, И волны шумели, шумели!.. 1879

«Снова один я… Опять без значенья…»

Снова один я… Опять без значенья День убегает за днем, Сердце испуганно ждет запустенья, Словно покинутый дом. Заперты ставни, забиты вороты, Сад догнивает пустой… Где же ты светишь и греешь кого ты, Мой огонек дорогой? Видишь, мне жизнь без тебя не под силу, Прошлое давит мне грудь, Словно в раскрытую грозно могилу, Страшно туда заглянуть. Тянется жизнь, как постылая сказка, Холодом веет от ней… О, мне нужна твоя тихая ласка, Воздуха, солнца нужней! 1879

«День ли царит, тишина ли ночная…»

День ли царит, тишина ли ночная, В снах ли тревожных, в житейской борьбе Всюду со мной, мою жизнь наполняя, Дума всё та же, одна, роковая, — Все о тебе! С нею не страшен мне призрак былого, Сердце воспрянуло, снова любя… Вера, мечты, вдохновенное слово, Все, что в душе дорогого, святого, — Все от тебя! Будут ли дни мои ясны, унылы, Скоро ли сгину я, жизнь загубя, — Знаю одно: что до самой могилы Помыслы, чувства, и песни, и силы — Все для тебя! <1880>

«Она была твоя!» – шептал мне вечер мая…»

«Она была твоя!» – шептал мне вечер мая, Дразнила долго песня соловья, Теперь он замолчал, и эта ночь немая Мне шепчет вновь: «Она была твоя!» Как листья тополей в сияньи серебристом, Мерцает прошлое, погибшее давно; О нем мне говорят и звезды в небе чистом, И запах резеды, ворвавшийся в окно. И некуда бежать, и мучит ночь немая, Рисуя милые, знакомые черты… О незабвенная, о вечно дорогая, Откликнись, отзовись, скажи мне: где же ты? Вот видишь: без тебя мне жить невыносимо, Я изнемог, я выбился из сил; Обиды, горе, зло – я всё забыл, простил, Одна любовь во мне горит неугасимо! Дай подышать с тобой мне воздухом одним, Откликнись, отзовись, явись хоть на мгновенье, А там пускай опять хоть годы заточенья С могильным холодом своим! <1886>

Памяти прошлого

Не стучись ко мне в ночь бессонную, Не буди любовь схороненную, Мне твой образ чужд и язык твой нем, Я в гробу лежу, я затих совсем. Мысли ясные мглой окутались, И не знаю я: кто играет мной, Кто мне верный друг, кто мне враг лихой, С злой усмешкою, с речью горькою… Ты приснилась мне перед зорькою… Не смотри ты так, подожди хоть дня, Я в гробу лежу, обмани меня… Ведь умершим лгут, ведь удел живых — Ряд измен, обид, оскорблений злых… А едва умрем – на прощание Нам надгробное шлют рыдание, Возглашают нам память вечную, Обещают жизнь… бесконечную! <1886>

«Все, чем я жил, в чем ждал отрады…»

Все, чем я жил, в чем ждал отрады, Слова развеяли твои… Так снег последний без пощады Уносят вешние ручьи… И целый день с насмешкой злою, Другие речи заглушив, Они носились надо мною, Как неотвязчивый мотив. Один я. Длится ночь немая. Покоя нет душе моей… О, как томит меня, пугая, Холодный мрак грядущих дней! Ты не согреешь этот холод, Ты не осветишь эту тьму… Твои слова, как тяжкий молот, Стучат по сердцу моему. 1892

Константин Фофанов (1862–1911)

«Звезды ясные, звезды прекрасные…»

Звезды ясные, звезды прекрасные Нашептали цветам сказки чудные, Лепестки улыбнулись атласные, Задрожали листы изумрудные. И цветы, опьяненные росами, Рассказали ветрам сказки нежные, И распели их ветры мятежные Над землей, над волной, над утесами. И земля, под весенними ласками Наряжался тканью зеленою, Переполнила звездными сказками Мою душу, безумно влюбленную. И теперь, в эти дни многотрудные, В эти темные ночи ненастные, Отдаю я вам, звезды прекрасные, Ваши сказки задумчиво-чудные!.. 1885

Городской романс

I[10]

Д. Ленский (1805–1860)

Нищая (Из Беранже)

Зима, метель, и в крупных хлопьях При сильном ветре снег валит. У входа в храм одна, в отрепьях, Старушка нищая стоит… И милостыни ожидая, Она все тут с клюкой своей, И летом, и зимой, слепая… Подайте ж милостыню ей! Сказать ли вам, старушка эта Как двадцать лет тому жила! Она была мечтой поэта, И слава ей венок плела. Когда она на сцене пела, Париж в восторге был от ней. Она соперниц не имела… Подайте ж милостыню ей! Бывало, после представленья Ей от толпы проезда нет. И молодежь от восхищенья Гремела «браво» ей вослед. Вельможи случая искали Попасть в число ее гостей; Талант и ум в ней уважали. Подайте ж милостыню ей! В то время торжества и счастья У ней был дом; не дом – дворец. И в этом доме сладострастья Томились тысячи сердец. Какими пышными хвалами Кадил ей круг ее гостей — При счастье все дружатся с нами; Подайте ж милостыню ей! Святая воля провиденья… Артистка сделалась больна, Лишилась голоса и зренья И бродит по миру одна. Бывало, бедный не боится Прийти за милостыней к ней, Она ж у вас просить стыдится… Подайте ж милостыню ей! Ах, кто с такою добротою В несчастье ближним помогал, Как эта нищая с клюкою, Когда амур ее ласкал! Она все в жизни потеряла! О! Чтобы в старости своей Она на промысл не роптала, Подайте ж милостыню ей!

Николай Риттер

Ямщик, не гони лошадей!

Как грустно, туманно кругом, Тосклив, безотраден мой путь, А прошлое кажется сном. Томит наболевшую грудь! Ямщик, не гони лошадей! Мне некуда больше спешить, Мне некого больше любить, Ямщик, не гони лошадей! Как жажду средь мрачных равнин Измену забыть и любовь, Но память, мой злой властелин, Все будит минувшее вновь. Ямщик, не гони лошадей… Всё было лишь ложь и обман… Прощай, и мечты и покой! А боль незакрывшихся ран Останется вечно со мной. Ямщик, не гони лошадей…

А. Дюбюк

Не лукавьте

Моя душечка, моя ласточка, Взор суровый свой прогони. Иль не видишь ты, как измучен я?! Пожалей меня, не гони! Не лукавьте, не лукавьте! Ваша песня не нова. Ах, оставьте, ах, оставьте! Все слова, слова, слова… Моя душечка, моя ласточка, Я нашел в тебе, что искал. Пожалей меня, не гони меня, Как измучен я и устал. Не лукавьте, не лукавьте… Ты любовь моя, ты вся жизнь моя, За тебя весь мир я б отдал. Верь мне, милая, верь, желанная, — Никогда я так не страдал. Не лукавьте, не лукавьте…

В. Шумский

Отцвели хризантемы

В том саду, где мы с вами встретились, Ваш любимый куст хризантем расцвел, И в моей груди расцвело тогда Чувство яркое нежной любви. Отцвели уж давно Хризантемы в саду, Но любовь всё живет В моем сердце больном. Опустел наш сад, вас давно уж нет, Я брожу один весь измученный, И невольные слезы катятся Пред увядшим кустом хризантем… Отцвели уж давно…

С. Касаткин

«Я не вернусь, душа дрожит от боли…»

Я не вернусь, душа дрожит от боли, Я страсти призраком, поверь, не обманусь… Достойным быть мне хватит силы воли, Ты так и знай, я не вернусь. В чужом краю, ко всем страстям холодный, Страдальцем дни скорей влачить решусь. Оковы прочь, хочу я быть свободным. О, не зови, я не вернусь. Не посылай своих мне писем милых, Я этих строк любви, лукавых строк боюсь. Не обещай, чего ты дать не в силах, Да-да, мой друг, я не вернусь. Ведь я ушел, тебя не проклиная, А сделать зла тебе не соглашусь. — Покоя ждет душа моя больная. О, пощади… Я не вернусь.

М. Перроте

Он виноват

Не говорите мне о нем: Еще былое не забыто; Он виноват один во всем, Что сердце бедное разбито. Ах! Не говорите мне о нем, Не говорите мне о нем. Он виноват, что я грустна, Что верить людям перестала, Что сердцем я совсем одна, Что молодой я жить устала. Ах! Не говорите мне о нем, Не говорите мне о нем. Зачем напомнили о нем: Былые дни уж не вернутся. Все в прошлом, прошлое все в нем, Вот потому и слезы льются. Ах! Не говорите мне о нем, Не говорите мне о нем.

Б. Тимофеев

Эй, друг гитара!

В жизни все неверно и капризно, Дни бегут, никто их не вернет. Нынче праздник, завтра будет тризна, Незаметно старость подойдет. Эй, друг гитара, Что звенишь несмело, Еще не время плакать надо мной, — Пусть жизнь прошла, все пролетело, Осталась песня, песня в час ночной! Эти кудри дерзко золотые, Да увяли в белой седине, Вспоминать те годы молодые Будем мы с тобой наедине. Эй, друг гитара… Где ты, юность, без конца без края, Отчего так быстро пронеслась, Неужели, скоро умирая, Мне придется спеть в последний раз: Эй, друг гитара…

Е. Юрьев

Зачем любить, зачем страдать

Уйди, уйди! К чему мольбы и слезы. К мольбам любви как лед я холодна! Я дочь полей и, как поэта грезы, Капризна я, изменчива, вольна. Напрасно ты с горячею мольбою К моей груди, мой бедный друг, прильнешь… Твоих страданий я не успокою, Со мною счастья, знай, ты не найдешь. Зачем, зачем любить? Зачем страдать? Хочу я вольной жить, лишь песни распевать! Пусть в шутках и цветах сон жизни пролетит; Пусть песня на устах свободою звучит! Луна в выси над спящим садом светит: Любовью дышит эта ночь вокруг… Но в этом сердце отклика не встретит Любви призыв, мой нежный, бедный друг! Была пора, и я ждала свиданья, И сердце билось трепетно в груди… Но всё прошло… Оставь свои признанья! Уйди, забудь, мой бедный друг, уйди!

Е. Дитерикс

Звезды на небе

Снился мне сад в подвенечном уборе, В этом саду мы с тобою вдвоем. Звезды на небе, звезды на море, Звезды и в сердце моем. Листьев ли шепот иль ветра порывы Чуткой душою я жадно ловлю. Взоры глубоки, уста молчаливы: Милый, о милый, люблю. Тени ночные плывут на просторе, Счастье и радость разлиты кругом. Звезды на небе, звезды на море, Звезды и в сердце моем.

А. Кусиков

Бубенцы

Сердце будто проснулось пугливо, Пережитого стало мне жаль; Пусть же кони с распущенной гривой С бубенцами умчат меня вдаль. Слышу звон бубенцов издалека — Этой тройки знакомый разбег, А вокруг расстелился широко Белым саваном искристый снег. Звон бубенчиков трепетно может Воскресить позабытую тень, Мою русскую душу встревожить И встряхнуть мою русскую лень. Слышу звон бубенцов издалека…

А. Френкель

Тени минувшего

Уйди и навеки забудь, Дороги у нас разошлись: Устал я, хочу отдохнуть, Пойми и без гнева простись. Тени минувшего, счастья уснувшего Снова, как призраки, встают предо мной… Один я блуждаю опять, Как странник в чужой стороне. Мне некого больше обнять, Молиться уж некому мне. Тени минувшего…

Оскар Осенин

Довольно!

Прощай, я ухожу надолго, навсегда… Обоим нам с тобой быть вместе слишком больно И ты меня, мой друг, не спрашивай куда — Я ухожу совсем… Довольно слез. Довольно! Давай поговорим без боли и тоски. И, может быть, хоть миг повторится невольно. Но только ты меня остаться не проси… Я ухожу совсем… Довольно слез. Довольно! Одно тебе сказать, прощаясь, я должна: Пусть робкая душа судьбою недовольна, Тебя я все равно любить осуждена… Я ухожу… Совсем. Довольно слез. Довольно!

М. Пойгин

«Не уходи, не покидай!..»

Не уходи, не покидай! Ведь жизнь моя, как ночь, темна… И хоть немного приласкай… Ты видишь, я совсем одна. О, вернись ко мне, мой милый, Счастье вновь мне возврати. И, как прежде, в поцелуе Мне блаженство подари! Нет никого, кто б пожалел, Развеял мрак души моей. И словом ласковым согрел, Спугнул тоску тяжелых дней. О, вернись ко мне, мой милый… Лишь ты один меня любил И называл своей мечтой. Минуты счастья мне дарил, Отрадно было так с тобой! О, вернись ко мне, мой милый… Но страсть прошла – и ты чужой, Тебя томит любовь моя. Ты разлюбил – но всё ж ты мой, Как я всегда навек твоя! О, вернись ко мне, мой милый…

Н. Листов

«Я помню вальса звук прелестный…»

Я помню вальса звук прелестный Весенней ночью в поздний час, Его пел голос неизвестный, И песня чудная лилась. Да, то был вальс прелестный, томный, Да, то был дивный вальс! Теперь зима, и те же ели Покрыты сумраком стоят, А под окном шумят метели, И звуки вальса не звучат… Где ж этот вальс старинный, томный, Где ж этот дивный вальс!

Б. Борисов

«Я помню день! Ах, это было счастье!..»

Я помню день! Ах, это было счастье! С тобою первый раз мы встретились вдвоем… То было осенью в холодный день ненастья, Но мы весны уж лучшей не найдем! Да, мы весны уж лучшей не найдем! Я помню день! Прекрасный день весенний! Но расставались мы с тобою навсегда… И на душе тоскливый гнет осенний… Не знать весны б нам этой никогда! Не знать весны б нам этой никогда! Прошли года… Мы встретились с тобою… Во мне угасла страсть, ты холодна, как лед. И на твоих, и на моих сединах Никто следа любви уж не найдет.

Д. Минаев

«Я знал ее милым ребенком когда-то…»

Я знал ее милым ребенком когда-то. Однажды, тогда ей десятый был год, Она свою куклу случайно разбила И плакала целую ночь напролет. Промчалось, как ясное облако, детство, И как изменилась подруга моя! Она мое сердце разбила на части, Но плакал об этом один только я!

Г. Лишин

«О, если б мог выразить в звуке…»

О, если б мог выразить в звуке Всю силу страданий моих, В душе моей стихли бы муки И ропот сомненья затих! И я б отдохнул, дорогая, Страдание высказав все, Заветному звуку внимая, Разбилось бы сердце мое.

Червинский

Не верь!

Рождались звезды, зорька догорала, Умолкло море, роща задремала. От знойных грез кружилась голова. Немая ночь меня околдовала, Я говорил безумные слова. Я был измучен долгим ожиданьем, И ты пришла, и я молчать не мог… Не верь, дитя, ни взглядам, ни признаньям! Сожжет своим дыханьем Моя любовь твой розовый венок.

Т. Котляревская

«О, позабудь былые увлеченья…»

О, позабудь былые увлеченья, Уйди, не верь обману красоты; Не разжигай минувшие мученья, Не воскрешай уснувшие мечты!.. Не вспоминай о том, что позабыто, — Уж я не та, что некогда была! Всему конец! Прошедшее разбито!.. Огонь потух и не дает тепла!.. Пойми меня! Пойми, что безнадежно Я откажусь от милых светлых грез, Чтоб дать тебе изведать безмятежной Святой любви, отрадных чистых слёз. Не в силах жить без бурь и без тревоги, Идти с тобой по новому пути, — Я брошу всё, сойду с твоей дороги! Забудь меня, пойми и всё прости!..

«Завеса спущена! Не надо притворяться!..»

Завеса спущена! Не надо притворяться! Окончен жизни путь, бесцельный и пустой! Нет сил надеяться, нет сил сопротивляться, Настал расплаты час с бездушною судьбой! Зачем же с прежнею мучительной тоскою Сомненья прошлых дней закрались в сердце вновь? И вместо нового, желанного покоя Волненья старые, тревога и любовь!

Л. Жадейко

«Я тебя с годами не забыла…»

Я тебя с годами не забыла, Разлюбить в разлуке не могла, Много жизни для тебя сгубила, Много слёз горючих пролила. Клеветой и речью ядовитой Сколько раз в толпе передо мной Осуждён бывал ты без защиты, Я одна грустила над тобой. За тебя вступиться я не смела, Я себе боялась изменить. И, склонивши голову, бледнела Да слезу старалась утаить…

В. Ленский

«Вернись, я все прощу: упреки, подозренья…»

Вернись, я все прощу: упреки, подозренья, Мучительную боль невыплаканных слез, Укор речей твоих, безумные мученья, Позор и стыд твоих угроз. Я упрекать тебя не стану – я не смею: Мы так недавно, так нелепо разошлись. Ведь ты любил меня и я была твоею! Зачем, зачем же ты ушел? Вернись! О, сколько, сколько раз вечернею порою В запущенном саду на каменной скамье Рыдала я, забытая тобою, О милом, дорогом, о розах, о весне. Я счастье прошлое благословляю. О, если бы мечты мои сбылись! Ведь я люблю тебя, люблю и проклинаю! Отдай, отдай мне снова жизнь, вернись!

Н. Ленский

Но я вас все-таки люблю

Вы мной играете, я вижу, Смешна для вас любовь моя, Порою я вас ненавижу, На вас молюсь порою я… Вас позабыть не зная средства, Я сердцем искренно скорблю; Хоть в вас царит одно кокетство, Но я вас все-таки люблю. Немало душ вы погубили. Но это вам не все ль равно? Ах! Никогда вы не любили, И вам любить не суждено. Надежда мне лишь утешенье, Да, я надеюсь и терплю. Бездушны вы – в том нет сомненья, Но я вас все-таки люблю. Наступит время, может статься, К вам в сердце вкрадется любовь. Вы перестанете смеяться, И страсть взволнует вашу кровь. Терзанья ваши сознавая, Свои мученья искуплю… Я вам таких же мук желаю, Но я вас все-таки люблю.

Лев Пеньковский

Мы только знакомы

Спокойно и просто я встретился с вами, В душе зажила уже старая рана. Но пропасть разрыва легла между нами: Мы только знакомы. Как странно… Как странно все это: совсем ведь недавно Была наша близость безмерна, безгранна, А ныне, ах, ныне былому не равно: Мы только знакомы. Как странно… Завязка ведь – сказка. Развязка – страданье. Но думать все время о нем неустанно Не стоит, быть может. Зачем? До свиданья. Мы только знакомы. Как странно…

М. Языков

Ночь светла

Ночь светла. Над рекой Тихо светит луна. И блестит серебром Голубая волна. Темный лес… Там в тиши Изумрудных ветвей Звонких песен своих Не поет соловей. Под луной расцвели Голубые цветы. Они в сердце моем Пробудили мечты. К тебе грёзой лечу, Твое имя шепчу. Милый друг, нежный друг, По тебе я грущу. Ночь светла. Над рекой Тихо светит луна. И блестит серебром Голубая волна. В эту ночь при луне На чужой стороне, Милый друг, нежный друг, Помни ты обо мне.

Медведский

«И тихо, и ясно, и пахнет сиренью…» (Из М. Йозефовича)

И тихо, и ясно, и пахнет сиренью, И где-то звенит соловей. И веет мечтательно сладкою ленью От этих широких аллей. Река чуть трепещет холодною сталью, Не в силах мечты превозмочь. И дышит любовью, и дышит печалью Весенняя страстная ночь.

П. Баторин

У камина

Ты сидишь одиноко и смотришь с тоской, Как печально камин догорает, И как пламя то в нем так и вспыхнет порой, То бессильно опять угасает. Ты грустишь всё о чем? Не о прошлых ли днях, Полных неги, любви и привета? Так чего же ты ищешь в сгоревших углях? О, тебе не найти в них ответа… Подожди еще миг, и не будет огней, Что тебя так ласкали и грели, И останется груда лишь черных углей, Что сейчас догореть не успели. О, поверь, ведь любовь – это тот же камин, Где сгорают все лучшие грезы… А погаснет любовь – в сердце холод один, Впереди же страданья и слезы.

А. Сурин

Нет, нет, не хочу

Разлюбила и довольно, Исстрадалась я душой. До сих пор и сердцу больно, Вы играли лишь со мной! Нет, нет, не хочу! Ничего я не хочу! Не клянитесь – всё напрасно, Не открою я души. Я любила пылко, страстно, Но рыдала лишь в тиши. Нет, нет, не хочу! Ничего я не хочу! Я счастлива лишь мечтаньем, Призрак прошлого ловлю: Вспоминаю ночь, свиданье… Но уж вновь не полюблю! Нет, нет, не хочу! Ничего я не хочу!

М. Гальперин

Ветка сирени

У вагона я ждал, расставаясь с тобой, Полный грусти прощальных мгновений, И в мечтах о былом, вся душою со мной, Ты мне бросила ветку сирени. Резкий голос звонка нас от дум оторвал, Налетели потоки сомнений. И, тебе глядя вслед, весь в слезах целовал Я прощальную ветку сирени… Поезд где-то исчез в серой дымке вдали, Проплывали вечерние тени, И бесцельно я брел по дороге в пыли С одинокою веткой сирени. Я вернулся к себе… Этот вечер унёс Все надежды, всю радость стремлений… В эту ночь отцвела от объятий и слез Истомленная ветка сирени…

Павел Герман

Только раз

День и ночь роняет сердце ласку, День и ночь кружится голова, День и ночь взволнованною сказкой Мне звучат твои слова: Только раз бывают в жизни встречи, Только раз судьбою рвется нить, Только раз в холодный серый вечер Мне так хочется любить. Тает луч забытого заката, Синевой окутаны цветы. Где же ты, желанная когда-то, Где, во мне будившая мечты? Только раз бывают в жизни встречи, Только раз судьбою рвется нить, Только раз в холодный серый вечер Мне так хочется любить.

Не надо встреч

Узор судьбы чертит неслышный след: Твое лицо я вижу вновь так близко; И веет вновь дыханьем прошлых лет Передо мной лежащая записка: Не надо встреч… Не надо продолжать… Не нужно слов, клянусь тебе, не стоит! И если вновь больное сердце ноет, Заставь его застыть и замолчать! Ведь мне знаком, мучительно знаком, Твой каждый жест, законченный и грубый, Твоей души болезненный излом, И острый взгляд, и чувственные губы… Не надо встреч… Я не хочу былого осквернить Игрою чувств минутного возврата. Что было раз – тому уже не быть, Твоей рукой всё сорвано и смято… Не надо встреч…

Все позабудется

Куда я ни приду, нарушен мой покой, На улице, в толпе, причудливо и странно. Разорванной каймой неясного тумана Обрывки прошлых лет встают передо мной. Мне твой голос чудится, Сердце жаждет речи… Вернись! Все позабудется При первой нашей встрече. Я вспоминаю сад… А за рекою даль, Синеющую даль, затянутую дымкой… А где-то вдалеке, скользящей невидимкой, Как отзвук прежних дней, взволнованный рояль. Мне твой голос чудится… Пусть это только сон… Пусть это только звук, Неуловимый звук далекого былого. Но все же каждый миг он долетает снова И снова, как во сне, мой незабытый друг. Мне твой голос чудится…

Я. Ядов

Смейся, смейся громче всех

Ты смеешься, дорогая, Ты смеешься, ангел мой. И тоску свою скрывая, Сам смеюсь я над собой. Разве то, что в жизни шумной Без тебя вокруг темно, Что люблю я, как безумный, Разве это не смешно?! Смейся, смейся громче всех, Милое созданье. Для тебя – веселый смех, Для меня – страданье. Не зажгла еще любовью Своего сердечка ты, Не приходят к изголовью Ночью жаркие мечты. Ты смеешься безотчетно, Ты свободна и вольна, Словно птичка, беззаботна, Словно рыбка, холодна. Смейся, смейся громче всех… Но наступит час нежданный, И придет любви мечта, Поцелует друг желанный Эти нежные уста, И придут порывы страсти, Будет радость и тоска, Будет горе, будет счастье, Будут слезы, а пока… Смейся, смейся громче всех…

Ю. Адамович

Я люблю вас так безумно

Я люблю вас так безумно. Вы открыли к счастью путь. Сон нарушен безмятежный, Бьется сердце, ноет грудь. Но зачем все так случилось? Вас зачем увидел я? Сердце бедное разбилось, Погубили вы меня. Предо мною вы явились, Как заветная мечта. Чувства страсти пробудились. Победила красота. Так не буду ждать я казни От моих волшебных грез. Я люблю вас без боязни, Без искусства и без слез. Но не верю, чтоб жестоко Так могли вы поступить, Дать надежд мне много, много И все счастье вдруг разбить… Что ж, с другим будьте счастливы С ним живите, полюбя, И когда-нибудь порою Вспоминайте про меня.

М. Орцеви

Портрет

Луч луны упал на ваш портрет, Милый друг давно забытых лет. И во мгле как будто ожил он, И на миг смешались явь и сон. Я смотрел, не отрывая глаз. Я мечтал, я вспоминал о вас, Я вас звал, кругом молчало все в ответ… Лишь луна ласкала ваш портрет.

Н. Венгерская

Люблю

Вдыхая розы аромат, Тенистый вспоминаю сад И слово нежное «люблю», Что вы сказали мне тогда. Зажгли опять во мне любовь, Ушли и не вернулись вновь. Но слово нежное «люблю» Я не забуду никогда. Моя любовь – не струйка дыма, Что тает вдруг в сиянье дня. Но вы прошли с улыбкой мимо И не заметили меня. Вам возвращая ваш портрет, Я о любви вас не молю. В моем письме упрека нет, Я вас по-прежнему люблю.

Л. Пугачев

«Жалобно стонет ветер осенний…»

Жалобно стонет ветер осенний, Листья кружатся поблекшие. Сердце наполнилось чувством томления: Помнится счастье утекшее. Помнятся летние ночи весёлые, Нежные речи приветные, Очи лазурные, рученьки белые, Ласки любви бесконечные. Все, что бывало, любил беззаветно я, Все, во что верилось мне, Эти ласки и речи приветные Были лишь грезы одне! Медленно кружатся листья осенние, Ветер в окошко стучит… Память о тех счастливых мгновениях Душу мою бередит.

И. Давыдов

Меня не греет шаль

С тобой расстаться так сердцу больно. Зачем разлука нам суждена? Ведь у цыганки так сердце вольно, Одной любовью вся жизнь полна. Меня не греет шаль Холодной зимней ночью. В душе моей печаль, Тоска мне выжгла очи. Туманным утром уйду далеко. А ночью вспыхнут огни костров. Но сердцу будет так одиноко, Никто не скажет заветных слов: Меня не греет шаль…

Неизвестные авторы

Темно-вишневая шаль

Я о прошлом теперь не мечтаю, И мне прошлого больше не жаль. Только много и много напомнит Эта темно-вишневая шаль. В этой шали я с ним повстречалась, И любимой меня он назвал, Я стыдливо лицо закрывала, А он нежно меня целовал! Говорил мне: «Прощай, дорогая, Расставаться с тобою мне жаль. Как к лицу тебе, слышишь, родная, Эта темно-вишневая шаль!» Я о прошлом теперь не мечтаю, Только сердце затмила печаль, И я молча к груди прижимаю Эту темно-вишневую шаль.

Улица, улица

Раз возвращаюсь домой я к себе: Улица странною кажется мне. Раз возвращаюсь домой я к себе: Улица странною кажется мне. Левая, правая Где сторона? Улица, улица, Ты, брат, пьяна… И фонари так неясно горят, Смирно на месте никак не стоят, — Так и мелькают туда и сюда. Эх! Да вы пьяные все, господа! Левая, правая… Ты что за рожи там, месяц, кривишь, Глазки прищурив, так странно глядишь? Лишний стаканчик хватил, брат, вина; Стыдно тебе – ведь уж ты старина. Левая, правая…

«Вам не понять моей печали…»

Вам не понять моей печали, Когда, растерзанны тоской, Надолго вдаль не провожали Того, кто властвует душой! Того, кто властвует душой! Вам не понять, вам не понять, Вам не понять моей печали! Вам не понять моей печали, Когда в очах, вам дорогих, Холодности вы не читали, Презренья не видали в них. Вам не понять… Вам не понять моей печали, Когда трепещущей рукой, В порывах гнева, не сжигали Письма подруги молодой. Вам не понять моей печали! Вам не понять… Вам не понять моей печали, Когда вы ревности вулкан В своей груди не ощущали И не тревожил вас обман. Вам не понять моей печали! Вам не понять…

«Не уходи, побудь со мною…»

Не уходи, побудь со мною, Здесь так отрадно, так светло. Я поцелуями покрою Уста, и очи, и чело. Побудь со мной, Побудь со мной! Не уходи, побудь со мною, Я так давно тебя люблю. Тебя я лаской огневою И обожгу и утомлю. Побудь со мной, Побудь со мной! Не уходи, побудь со мною, Пылает страсть в моей груди. Восторг любви нас ждет с тобою, Не уходи, не уходи. Побудь со мной, Побудь со мной!

«Ничего мне на свете не надо…»

Ничего мне на свете не надо, Я готов все отдать полюбя. Мне осталась одна лишь отрада — Баловать и лелеять тебя. Я внимательно слушаю сказки, Их из уст твоих жадно ловлю. Я смотрю на лазурные глазки И хочу говорить, что люблю. Я люблю тебя крепко, голубка, Для меня ты дороже всего. Я люблю твои алые губки И улыбку лица твоего. Я люблю твою косу густую, Так люблю, что сказать нет и слов. Дай хоть раз я тебя поцелую, И тогда умереть я готов.

Уходи

Ты вернулся ко мне и дни прежней любви Хочешь вновь возвратить, вновь страданье дать мне. Уходи, мук былых я не в силах забыть, Ведь разбитой любви не ожить! Уходи, нет любви, Ее мук я боюсь! Уходи, над тобой Теперь я посмеюсь! Ты забыл, когда я, обожая тебя, Сердце, волю, любовь – все тебе отдала; Как смеялся тогда над любовью моей И, смеясь, ты покинул меня! Уходи, нет любви… Так зачем же теперь рушить сердца покой, Что забвеньем себе я с трудом обрела? Нет, уйди, – не вернуть мне былую любовь, Не вернуть, что навеки прошла! Уходи, нет любви…

Напоминание

Ты помнишь ли тот взгляд красноречивый, Который мне любовь твою открыл? Он в будущем мне был залог счастливый, Он душу мне огнем воспламенил. В тот светлый миг одной улыбкой смела Надежду поселить в твоей груди… Какую власть я над тобой имела! Я помню все… Но ты, – ты помнишь ли? Ты помнишь ли минуты ликованья, Когда для нас так быстро дни неслись? Когда ты ждал в любви моей признанья И верным быть уста твои клялись? Ты мне внимал, довольный, восхищенный, В очах твоих горел огонь любви. Каких мне жертв не нес ты, упоенный? Я помню все… Но ты, – ты помнишь ли? Ты помнишь ли, когда в уединенье Я столько раз с заботою немой Тебя ждала, завидя в отдаленье; Как билась грудь от радости живой? Ты помнишь ли, как в робости невольной Тебе кольцо я отдала с руки? Как счастьем я твоим была довольна? Я помню все… Но ты, – ты помнишь ли? Ты помнишь ли, вечерними часами Как в песнях мне страсть выразить умел? Ты помнишь ли ночь, яркую звездами? Ты помнишь ли, как ты в восторге млел? Я слезы лью, о прошлом грудь тоскует, Но хладен ты и сердцем уж вдали! Тебя тех дней блаженство не чарует. Я помню все… Но ты, – ты помнишь ли?

«Не уезжай ты, мой голубчик!..»

Не уезжай ты, мой голубчик! Печальна жизнь мне без тебя. Дай на прощанье обещанье, Что не забудешь ты меня. Скажи ты мне, скажи ты мне, Что любишь меня, что любишь меня… Когда порой тебя не вижу, Грустна, задумчива хожу. Когда речей твоих не слышу. Мне кажется, я не живу. Скажи ты мне, скажи ты мне, Что любишь меня, что любишь меня…

«Уйди, совсем уйди… Я не хочу свиданий…»

Уйди, совсем уйди… Я не хочу свиданий, Свиданий без любви и ласковых речей. Еще душа моя полна воспоминаний О прежних днях любви златой весны моей. Теперь тебе другая дороже и милее, И ей ты отдаешь и ласки, и мечты. А я совсем одна, едва собой владея И также все любя… О, если б понял ты! Когда душа полна тревогою дневною, Когда в мечтах моих далеко от тебя, Тогда любовь моя мне кажется смешною, Мне жаль своих надежд, желаний и себя. Но в поздний час ночной, когда сильнее муки, Когда кругом все спит в безмолвной тишине, К тебе в немой тоске протягивая руки, Я плачу и зову: вернись, вернись ко мне! Уйди, совсем уйди… Я не хочу свиданий, Свиданий без любви и ласковых речей. Еще душа моя полна воспоминаний О прежних днях любви златой весны моей.

«Миленький ты мой…»

Миленький ты мой, Возьми меня с собой! Там, в краю далеком, Буду тебе женой. Милая моя, Взял бы я тебя. Но там, в краю далеком, Есть у меня жена. Миленький ты мой, Возьми меня с собой! Там, в краю далеком, Буду тебе сестрой. Милая моя, Взял бы я тебя. Но там, в краю далеком, Есть у меня сестра. Миленький ты мой, Возьми меня с собой! Там, в краю далеком, Буду тебе чужой. Милая моя, Взял бы я тебя. Но там, в краю далеком, Чужая ты мне не нужна.

II

Валерий Брюсов (1873–1924)

Каменщик

«Каменщик, каменщик в фартуке белом, Что ты там строишь? кому?» – «Эй, не мешай нам, мы заняты делом Строим мы, строим тюрьму». – «Каменщик, каменщик с верной лопатой, Кто же в ней будет рыдать?» – «Верно, не ты и не твой брат, богатый, Незачем вам воровать». – «Каменщик, каменщик, долгие ночи Кто ж проведет в ней без сна?» – «Может быть, сын мой, такой же рабочий. Тем наша доля полна». – «Каменщик, каменщик, вспомнит, пожалуй, Тех он, кто нес кирпичи!» – «Эй, берегись, под лесами не балуй… Знаем все сами, молчи!» 1901

Крысолов

Я на дудочке играю, Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля, Я на дудочке играю, Чьи-то души веселя. Я иду вдоль тихой речки, Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля, Дремлют тихие овечки, Кротко зыблются поля. Спите, овцы и барашки, Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля, За лугами красной кашки Стройно встали тополя. Малый домик там таится, Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля, Милой девушке приснится, Что ей душу отдал я. И на нежный зов свирели, Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля, Выйду, словно к светлой цели, Через сад, через поля. И в лесу, под дубом темным, Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля, Буду ждать в бреду истомном. В час, когда уснет земля. Встречу гостью дорогую, Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля, Вплоть до утра зацелую, Сердце лаской утоля. И, сменившись с ней колечком, Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля, Отпущу ее к овечкам, В сад, где стройны тополя. 1904

Александр Блок (1880–1921)

«Зимний ветер играет с терновником…»

Зимний ветер играет с терновником, Задувает в огне свечу. Ты ушла на свиданье с любовником. Я один. Я прощу. Я молчу. Ты не знаешь, кому ты молишься — Он играет и шутит с тобой. О терновник холодный уколешься, Возвращаясь ночью домой. Но, давно прислушавшись к счастью, У окна я тебя подожду. Ты ему отдаешься со страстью. Все равно. Я тайну блюду. Все, что в сердце твоем туманится, Станет ясно в моей тишине. И, когда он с тобой расстанется, Ты признаешься только мне. 1903

«В голубой далекой спаленке…»

В голубой далекой спаленке Твой ребенок опочил. Тихо вылез карлик маленький И часы остановил. Всё, как было. Только странная Воцарилась тишина. И в окне твоем – туманная Только улица страшна. Словно что-то недосказано, Что всегда звучит, всегда… Нить какая-то развязана, Сочетавшая года. И прошла ты, сонно-белая. Вдоль по комнатам одна. Опустила, вся несмелая, Штору синего окна. И потом, едва заметная, Тонкий полог подняла. И, как время безрассветная, Шевелясь, поникла мгла. Стало тихо в дальней спаленке — Синий сумрак и покой, Оттого, что карлик маленький Держит маятник рукой. 1905

«Не спят, не помнят, не торгуют…»

Не спят, не помнят, не торгуют. Над черным городом, как стон, Стоит, терзая ночь глухую, Торжественный пасхальный звон. Над человеческим созданьем, Которое он в землю вбил, Над смрадом, смертью и страданьем Трезвонят до потери сил… Над мировою чепухою; Над всем, чему нельзя помочь; Звонят над шубкой меховою, В которой ты была в ту ночь. 1909

«Приближается звук. И, покорна щемящему звуку…»

Приближается звук. И, покорна щемящему звуку, Молодеет душа. И во сне прижимаю к губам твою прежнюю руку, Не дыша. Снится – снова я мальчик, и снова любовник, И овраг, и бурьян, И в бурьяне – колючий шиповник, И вечерний туман. Сквозь цветы, и листы, и колючие ветки, я знаю, Старый дом глянет в сердце мое, Глянет небо опять, розовея от краю до краю, И окошко твое. Этот голос – он твой, и его непонятному звуку Жизнь и горе отдам, Хоть во сне твою прежнюю милую руку Прижимая к губам. 1912

«Ночь, улица, фонарь, аптека…»

Ночь, улица, фонарь, аптека, Бессмысленный и тусклый свет. Живи еще хоть четверть века — Все будет так. Исхода нет. Умрешь – начнешь опять сначала, И повторится всё, как встарь: Ночь, ледяная рябь канала, Аптека, улица, фонарь. 1912

«Ты – как отзвук забытого гимна…»

Ты – как отзвук забытого гимна В моей черной и дикой судьбе. О, Кармен, мне печально и дивно, Что приснился мне сон о тебе, Вешний трепет, и лепет, и шелест, Непробудные, дикие сны, И твоя одичалая прелесть — Как гитара, как бубен весны! И проходишь ты в думах и грезах. Как царица блаженных времен, С головой, утопающей в розах, Погруженная в сказочный сон. Спишь, змеею склубясь прихотливой, Спишь в дурмане и видишь во сне Даль морскую и берег счастливый. И мечту, недоступную мне. Видишь день беззакатный и жгучий И любимый, родимый свой край, Синий, синий, певучий, певучий, Неподвижно-блаженный, как рай. В том раю тишина бездыханна, Только в куще сплетенных ветвей Дивный голос твой, низкий и странный Славит бурю цыганских страстей. 1914

«Та жизнь прошла…»

Та жизнь прошла, И сердце спит, Утомлено. И ночь опять пришла, Бесстрашная – глядит В мое окно. И выпал снег, И не прогнать Мне зимних чар… И не вернуть тех нег, И странно вспоминать, Что был пожар. 1914

Марина Цветаева (1892–1941)

«Мне нравится, что вы больны не мной…»

Мне нравится, что вы больны не мной. Мне нравится, что я больна не вами, Что никогда тяжелый шар земной Не уплывет под нашими ногами. Мне нравится, что можно быть смешной — Распущенной – и не играть словами, И не краснеть удушливой волной, Слегка соприкоснувшись рукавами. Мне нравится еще, что вы при мне Спокойно обнимаете другую, Не прочите мне в адовом огне Гореть за то, что я не вас целую. Что имя нежное мое, мой нежный, не Упоминаете ни днем, ни ночью – всуе… Что никогда в церковной тишине Не пропоют над нами: аллилуйя! Спасибо вам и сердцем и рукой За то, что вы меня – не зная сами! — Так любите: за мой ночной покой, За редкость встреч закатными часами. За наши не-гулянья под луной, За солнце не у нас над головами, — За то, что вы больны – увы! – не мной, За то, что я больна – увы! – не вами. 1915

Сергей Есенин (1895–1925)

«Не жалею, не зову, не плачу…»

Не жалею, не зову, не плачу, Все пройдет, как с белых яблонь дым. Увяданья золотом охваченный, Я не буду больше молодым. Ты теперь не так уж будешь биться, Сердце, тронутое холодком, И страна березового ситца Не заманит шляться босиком. Дух бродяжий! ты все реже, реже Расшевеливаешь пламень уст. О моя утраченная свежесть, Буйство глаз и половодье чувств. Я теперь скупее стал в желаньях, Жизнь моя? иль ты приснилась мне? Словно я весенней гулкой ранью Проскакал на розовом коне. Все мы, все мы в этом мире тленны, Тихо льется с кленов листьев медь… Будь же ты вовек благословенно, Что пришло процвесть и умереть. 1921

Письмо матери

Ты жива еще, моя старушка? Жив и я. Привет тебе, привет! Пусть струится над твоей избушкой Тот вечерний несказанный свет. Пишут мне, что ты, тая тревогу, Загрустила шибко обо мне, Что ты часто ходишь на дорогу В старомодном ветхом шушуне. И тебе в вечернем синем мраке Часто видится одно и то ж: Будто кто-то мне в кабацкой драке Саданул под сердце финский нож. Ничего, родная! Успокойся. Это только тягостная бредь. Не такой уж горький я пропойца, Чтоб, тебя не видя, умереть. Я по-прежнему такой же нежный И мечтаю только лишь о том, Чтоб скорее от тоски мятежной Воротиться в низенький наш дом. Я вернусь, когда раскинет ветви По-весеннему наш белый сад. Только ты меня уж на рассвете Не буди, как восемь лет назад. Не буди того, что отмечталось, Не волнуй того, что не сбылось, — Слишком раннюю утрату и усталость Испытать мне в жизни привелось. И молиться не учи меня. Не надо! К старому возврата больше нет. Ты одна мне помощь и отрада, Ты одна мне несказанный свет. Так забудь же про свою тревогу, Не грусти так шибко обо мне. Не ходи так часто на дорогу В старомодном ветхом шушуне. <1924>

«Отговорила роща золотая…»

Отговорила роща золотая Березовым, веселым языком, И журавли, печально пролетая, Уж не жалеют больше ни о ком. Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник — Пройдет, зайдет и вновь оставит дом. О всех ушедших грезит коноплянник С широким месяцем над голубым прудом. Стою один среди равнины голой, А журавлей относит ветер в даль, Я полон дум о юности веселой, Но ничего в прошедшем мне не жаль. Не жаль мне лет, растраченных напрасно. Не жаль души сиреневую цветь. В саду горит костер рябины красной, Но никого не может он согреть. Не обгорят рябиновые кисти, От желтизны не пропадет трава, Как дерево роняет тихо листья, Так я роняю грустные слова. И если время, ветром разметая, Сгребет их все в один ненужный ком… Скажите так… что роща золотая Отговорила милым языком. 1924

«Над окошком месяц. Под окошком ветер…»

Над окошком месяц. Под окошком ветер. Облетевший тополь серебрист и светел. Дальний плач тальянки, голос одинокий — И такой родимый, и такой далекий. Плачет и смеется песня лиховая. Где ты, моя липа? Липа вековая? Я и сам когда-то в праздник спозаранку Выходил к любимой, развернув тальянку. А теперь я милой ничего не значу. Под чужую песню и смеюсь и плачу. 1925

«Клен ты мой опавший, клен заледенелый…»

Клен ты мой опавший, клен заледенелый, Что стоишь нагнувшись под метелью белой? Или что увидел? Или что услышал? Словно за деревню погулять ты вышел. И, как пьяный сторож, выйдя на дорогу, Утонул в сугробе, приморозил ногу. Ах, и сам я нынче чтой-то стал нестойкий, Не дойду до дома с дружеской попойки. Там вон встретил вербу, там сосну приметил, Распевал им песни под метель о лете. Сам себе казался я таким же кленом, Только не опавшим, а вовсю зеленым. И, утратив скромность, одуревши в доску, Как жену чужую, обнимал березку. 1925

Примечания

1

Делибаш – конник турецкой армии (буквально «отчаянная голова»).

(обратно)

2

Свет небес, святая роза (лат.).

(обратно)

3

Радуйся, Матерь Божия (лат.)

(обратно)

4

Свет небес, святая роза (лат.)

(обратно)

5

Подписчик

(обратно)

6

Готовцева Анна Ивановна (1799–1871) – поэтесса. В 1829 году в альманахе «Северные цветы» было опубликовано ее стихотворное послание к А.С. Пушкину. Известен и пушкинский «Ответ А.И. Готовцевой», а также – стихотворное послание к ней Петра Вяземского.

(обратно)

7

Молчание! (лат.)

(обратно)

8

Счастливая (итал.).

(обратно)

9

Застольная песня (фр). – Ред.

(обратно)

10

Раздел состоит из двух циклов. – Ред.

(обратно)

Оглавление

Тексты, приписываемые авторам XVIII – начала XIX века

  «Уж как пал туман на сине море…»

  «Размучен страстию презлою…»

  «Ты проходишь мимо кельи, дорогая…»

  «Не будите молоду…»

  Неизвестные авторы

    «Вниз по матушке по Волге…»

    «Ты проходишь, мой любезный, мимо кельи…»

    Журнал любви

    Песня («Волга, реченька глубока!..»)

Поэты первой половины XIX века

  Василий Андреевич Жуковский (1783–1852)

    Тоска по милом (Романс)

    Песня («Мой друг, хранитель-ангел мой…»)

    Мальвина. Песня

    Путешественник. Песня

    Песня («О милый друг! теперь с тобою радость!..»)

    Цветок. Романс

    Жалоба. Романс

    <Из баллады «Светлана»>

    Пловец

    Песня («К востоку, все к востоку…»)

    Песня («Розы расцветают…»)

    Весеннее чувство

    Сон

    Воспоминание

    Верность до гроба

    Счастие во сне

    Голос с того света

    Песня («Кольцо души-девицы…»)

    «Счастлив, кто от хлада лет…»

    Утешение в слезах

    Листок

    Песня («Минувших дней очарованье…»)

    Победитель

    Ночь

    Любовь

    Ночной смотр

  Кондратий Федорович Рылеев (1795–1826)

    Стансы («Не сбылись, мой друг, пророчества…»)

    Элегия («Исполнились мои желанья…»)

    Смерть Ермака

  Александр Сергеевич Грибоедов (1795–1829)

    Романс («Ах, точно ль никогда ей в персях безмятежных…»)

  Денис Васильевич Давыдов (1784–1839)

    «Сижу на берегу потока…»

    И моя звездочка

    На голос русской песни

    Романс («Не пробуждай, не пробуждай…»)

  Федор Николаевич Глинка (1786–1880)

    Подоконье (С богемского)

    Сон русского на чужбине

    Песнь узника

    Завеянные следы

    Тоска больной Нины

    О друг младой

  Александр Сергеевич Пушкин (1799–1837)

    Романс («Под вечер, осенью ненастной…»)

    Казак

    К живописцу

    Роза

    Слеза

    К Морфею

    Заздравный кубок

    Певец

    Пробуждение

    Разлука

    К***

    Лиле

    «Увы! зачем она блистает…»

    «Погасло дневное светило…»

    Черная шаль

    «Ложится в поле мрак ночной…»

    Муза

    «Я пережил свои желанья…»

    Кавказский пленник. Сцены из поэмы

      Черкешенка

      Пленник

      Черкешенка

      Пленник

      Пленник

      Черкешенка

    Узник

    Ночь

    Телега жизни

    Татарская песнь

    Фонтану Бахчисарайского дворца

    К морю

    Испанский романс

    <Из поэмы «Цыганы»>

    «Птичка Божия не знает…»

    Сожженное письмо

    «Если жизнь тебя обманет…»

    «Я помню чудное мгновенье…»

    Зимний вечер

    «В крови горит огонь желанья…»

    Вакхическая песня

    Буря

    Признание

    «Под небом голубым страны своей родной…»

    Зимняя дорога

    Талисман

    «He пой, красавица, при мне…»

    «Дар напрасный, дар случайный…»

    Наперсник

    «Ворон к ворону летит…»

    Предчувствие

    «Кто при звездах и при луне…»

    «Я вас любил: любовь еще, быть может…»

    Дорожные жалобы

    Делибаш[1]

    Песня девушек

    «Покамест упивайтесь ею…»

    «Что в имени тебе моем?..»

    Прощанье

    «Для берегов отчизны дальной…»

    Бесы

    Цыганы

    Элегия («Безумных лет угасшее веселье…»)

    «Я здесь, Инезилья…»

    Из Barry Cornwall

    Сватушка, сватушка

    По камушкам, по желтому песочку

    Русалки («Веселой толпою…»)

    Русалки («Что, сестрицы? в поле чистом…»)

    «Колокольчики звенят…»

    Туча

    «Жил на свете рыцарь бедный…»

  Михаил Александрович Офросимов (1797–1868)

    Сосна

    Коварный друг

  Павел Александрович Катенин (1792–1853)

    Любовь

  Константин Николаевич Батюшков (1787 – 1855)

    Ложный страх. Подражание Парни

    Любовь в челноке

    Источник

    Радость

    Разлука

    Мой гений

    «Есть наслаждение и в дикости лесов…»

  Антон Антонович Дельвиг (1798–1831)

    К Лилете

    Первая встреча

    Хата

    Песня («Дедушка! – девицы…»)

    Элегия («Когда, душа, просилась ты…»)

    Русская песня («Ax ты, ночь ли…»)

    Одинок месяц плыл

    Жалоба

    Романс («Прекрасный день, счастливый день…»)

    Романс («He говори: любовь пройдет…»)

    Романс («Только узнал я тебя…»)

    Русская песня («Что, красотка молодая…»)

    Русская песня («Голова ль моя, головушка…»)

    Разочарование

    Русская песня («Скучно, девушки, весною жить одной…»)

    Песня («Наяву и в сладком сне…»)

    Русская песня («Пела, пела пташечка…»)

    Романс («Друзья, друзья! я Нестор между вами…»)

    Эпитафия

    Русская песня («Соловей мой, соловей…»)

    На смерть В…ва

    Русская песня («Сиротинушка, девушка…»)

    Русская песня («И я выйду ль на крылечко…»)

    Русская песня («Как за реченькой слободушка стоит…»)

    Русская песня («Как у нас ли на кровельке…»)

  Евгений Абрамович Баратынский (1800–1844)

    К Алине

    Разлука

    К…О

    Разуверение

    Поцелуй

    Возвращение

    Две доли

    Уверение

    Звезда

    А. А. В<оейков>ой

    Песня («Когда взойдет денница золотая…»)

    «Где сладкий шепот…»

    «Весна! весна! как воздух чист!..»

  Петр Андреевич Вяземский (1792–1878)

    Песня («Собирайтесь, девки красны…»)

    Сетование

    Давным-давно

    Жизнь наша сон

    Слеза

    Прости! Как грустно это слово…

    Еще тройка

  Иван Иванович Козлов (1779–1840)

    Обманутое сердце

    Добрая ночь

    Ирландская мелодия («Луч ясный играет на светлых водах…»)

    Венецианская ночь. Фантазия

    «Любовник розы – соловей…»

    Прости, уж полночь. Стансы

    Вечерний звон

    Ирландская мелодия («Когда пробьет печальный час…»)

    Романс Дездемоны (С английского)

    Тревожное раздумье

  Александр Ефимович Измайлов (1779–1831)

    Она молилась

  Андрей Николаевич Муравьев (1806–1874)

    Богомолец

  Дмитрий Владимирович Веневитинов (1805–1827)

    Домовой

    Три розы

  Иван Петрович Мятлев (1796–1844)

    Ветка

    Розы

    Птичка

    Бывало

    Звезда

  Дмитрий Петрович Ознобишин (1804–1877)

    «Меня обманула улыбка одна…»

    Рассвет

    Ясны очи

    Любила я. Ноктюрн

    Чудная бандура

    Обнаруженная тайна. (Из Шамиссо)

  Александр Иванович Одоевский (1802–1839)

    Мой непробудный сон

    Матери

  Нестор Васильевич Кукольник (1809–1868)

    Стансы («Вот место тайного свиданья…»)

    Сомнения

    Романс Риццио

    «Ходит ветер у ворот…»

    Рыцарский романс

    Жаворонок

    Баркарола

    Романс («Стой, мой верный, бурный конь…»)

  Степан Петрович Шевырев (1806–1864)

    Мой идеал

  Александр Александрович Бестужев-Марлинский (1797–1837)

    «Скажите мне, зачем пылают розы…»

    «Для чего ты, луч востока…»

  Николай Григорьевич Цыганов (1797–1832)

    «Что ты, соловьюшко…»

  Алексей Васильевич Кольцов (1809–1842)

    Песня («Если встречусь с тобой…»)

    «По-над Доном сад цветет…»

    Кольцо (Песня)

    Сельская пирушка

    Песня старика

    Соловей (Подражание Пушкину)

    Исступление

    Песня («Ты не пой, соловей…»)

    Не шуми ты, рожь

    Глаза (Русская песня)

    Молитва (Дума)

    Перстень

    Цветок

    Горькая доля

    Раздумье селянина

    Последний поцелуй

    Русская песня («Ах, зачем меня…»)

    Русская песня («В поле ветер веет…»)

    Русская песня («Без ума, без разума…»)

    Хуторок

    Русская песня («Не скажу никому…»)

    Русская песня («Так и рвется душа…»)

    Разлука

    Русская песня («Я любила его…»)

  Федор Антонович Туманский (1799–1853)

    Птичка

  Василий Иванович Туманский (1800–1860)

    Прекрасным глазам

    Дева

    Песня («Любил я очи голубые…»)

  Владимир Александрович Соллогуб (1813–1882)

    Песня старика

    Серенада

    «Скажи, о чем в тени ветвей…»

  Николай Филиппович Павлов (1803–1864)

    Романс («Не говори ни да, ни нет…»)

    Романс («Она безгрешных сновидений…»)

    «Не говори, что сердцу больно…»

    «Надуты губки для угрозы…»

  Николай Михайлович Языков (1803–1846)

    «Кто за бокалом не поет…»

    Молитва («Молю Святое Провиденье…»)

    А.И. Готовцевой[6]

    Элегия («Вы не сбылись, надежды милой…»)

    Аделаиде

    Она придет. Элегия

    Песня («Когда умру, смиренно совершите…»)

    Пловец («Нелюдимо наше море…»)

    Элегия («Блажен, кто мог на ложе ночи…»)

    Бессонница

    Пловец («Воют волны, скачут волны!..»)

    Стансы («В час, как деву молодую…»)

  Михаил Юрьевич Лермонтов (1814–1841)

    Молитва («Не обвиняй меня, Всесильный…»)

    Черкешенка

    Нищий

    Еврейская мелодия

    Утро на Кавказе

    Звезда

    Романс к И…

    Песня («Желтый лист о стебель бьется…»)

    Ангел

    Парус

    Черкесская песня

    Песня Селима

    «Когда печаль слезой невольной…»

    Русалка («Русалка плыла по реке голубой…»)

      1

      2

      3

      4

      5

      6

      7

    Еврейская мелодия (Из Байрона)

    Молитва («Я, Матерь Божия, ныне с молитвою…»)

    «Когда волнуется желтеющая нива…»

    Ветка Палестины

    «Расстались мы; но твой портрет…»

    Узник

    «Слышу ли голос твой…»

    «Она поет – и звуки тают…»

    Молитва («В минуту жизни трудную…»)

    «Дитя мое, останься здесь со мной…»

    И скучно и грустно

    Тучи

    Отчего

    Благодарность

    Из Гёте

    Казачья колыбельная песня

    Оправдание

    «Из-под таинственной холодной полумаски…»

    Любовь мертвеца

    «Нет, не тебя так пылко я люблю…»

      1

      2

      3

    «На севере диком стоит одиноко…»

    Утес

    Сон

    «Выхожу один я на дорогу…»

      1

      2

      3

      4

      5

  Евдокия Петровна Ростопчина (1811–1858)

    Когда б он знал. Подражание г-же Деборд-Вальмор

    «Дайте крылья мне перелетные…»

    Талисман

    Певица

    Море и сердце. Романс на голос Бетховенова вальса

    Свадебная песня

    Зацветет черемуха

    Падучая звезда

    Боюсь

  Алексей Васильевич Тимофеев (1812–1883)

    Простодушный

    Предчувствие

    Свадьба

    Старина

    Выбор жены

    Тоска

    Черные очи, ясные очи!

  Иосиф Романович Грузинов (1813–1860)

    Серенада

    Солнце и роза

    Ноктюрн

  Василий Степанович Межевич (1814–1849)

    Добрый домовой

  Семен Николаевич Стромилов

    «То не ветер ветку клонит…»

    К птичке

  Аполлон Александрович Григорьев (1822–1864)

    «Да, я знаю, что с тобою…»

    «Нет, за тебя молиться я не мог…»

    «Тихо спи, измученный борьбою…»

    «С тайною тоскою…»

    «Я ее не люблю, не люблю…»

    «О, говори хоть ты со мной…»

    Цыганская венгерка

    Любовь цыганки

  Александр Николаевич Островский (1823–1886)

    «Баю-баю, мил внучоночек!..»

  Иван Савич Никитин (1824–1861)

    «Тихо ночь ложится…»

    Ночь на берегу моря

    Молитва дитяти

    «Отвяжись, тоска…»

    Нищий («И вечерней и ранней порою…»)

    «В темной чаще замолк соловей…»

    «Вырыта заступом яма глубокая…»

  Иван Сергеевич Аксаков (1823–1886)

    «Жаль мне и грустно, что ты, молодая…»

    «Кто слезы льет, простерши руки…»

    «Взамен разлуки и печали…»

    «Вопросом дерзким не пытай…»

    Всенощная

    «Среди цветов поры осенней…»

  Иван Иванович Панаев (1812–1862)

    Будто из Гейне

  Василий Павлович Чуевский

    Серенада

    «Не кукушка…»

    Ах ты, Волга, Волга-матушка

    Сторона моя, сторонушка

    Тройка

    «Гори, гори, моя звезда…»

  Федор Иванович Тютчев (1803–1873)

    «Ты зрел его в кругу большого света…»

    Silentium![7]

    «Сей день, я помню, для меня…»

    Весенние воды

    «Как над горячею золой…»

    «Что ты клонишь над водами…»

    Фонтан

    «Тени сизые смесились…»

    «О чем ты воешь, ветр ночной?..»

    «Еще томлюсь тоской желаний…»

    «Слезы людские, о слезы людские…»

    «Святая ночь на небосклон взошла…»

    «Сияет солнце, воды блещут…»

    «Я очи знал, – о, эти очи!..»

    К.Б

    «Все отнял у меня казнящий бог…»

  Алексей Николаевич Плещеев (1825–1893)

    Могила

    «Тени гор высоких…» (Из Рюккерта)

    Песня («Выйдем на берег; там волны…»)

    «Дитя! как цветок ты прекрасна…» (Из Гейне)

    Молитва (Из Гейне)

    Ее мне жаль

    «Речная лилея, головку…»

    «Люби, пока любить ты можешь…»

    «Знакомые звуки, чудесные звуки!..»

    «Я у матушки выросла в холе…»

    Молчание

    «Ночь пролетала над миром…»

    «Всю-то, всю мою дорожку…»

    «Что ты поникла, зеленая ивушка?..»

    Ах, зачем твои глазки порою

    «Верь, у любви нет выше права…»

    В последний раз

    Нищие («В удушливый зной по дороге…»)

    «Степью иду я унылою…»

    Цветок (Из Ратисбонна)

    Весна

    Вечерняя песенка

    Легенда (С английского)

    Слова для музыки

  Николай Федорович Щербина (1821–1869)

    Сила песни

    Южная ночь

    После битвы

    Примиренье

  Николай Александрович Некрасов (1821–1877)

    Тройка

    Огородник

    «Ты всегда хороша несравненно…»

    «Еду ли ночью по улице темной…»

    Маша

    «Давно – отвергнутый тобою…»

    «Где твое личико смуглое…»

    Прости

    «Не говори, что молодость сгубила…»

    «Внимая ужасам войны…»

    <Из поэмы «Коробейники»>

    «Душно! без счастья и воли…»

  Николай Платонович Огарев (1813–1877)

    На сон грядущий

    Деревенский сторож

    Звуки

    Путник

    Serenade

    Много грусти

    «Она никогда его не любила…»

  Василий Степанович Курочкин (1831–1875)

    Старый капрал

    «Мчит меня в твои объятья…»

    В разлуке

  Дмитрий Минаев (1835–1889)

    «Уж я сердце свое…»

    «Я знал ее милым ребенком когда-то…»

    Весна

  Всеволод Владимирович Крестовский (1839–1895)

    «Под душистою ветвью сирени…»

    «Прости на вечную разлуку!..»

    «Спасибо, дорогая моя…»

    Ванька-ключник

    «Мать в сердцах меня журила…»

  Афанасий Афанасьевич Фет (1820–1892)

    «Знаю я, что ты, малютка…»

    Из Гейне («Красавица рыбачка…»)

    Из Гейне («На севере дуб одинокий…»)

    «На заре ты ее не буди…»

    «Тихая, звездная ночь…»

    «Не здесь ли ты легкою тенью…»

    «Не отходи от меня…»

    «Давно ль под волшебные звуки…»

    «Я пришел к тебе с приветом…»

    «Я долго стоял неподвижно…»

    «Облаком волнистым…»

    Узник

    «Я говорил при расставаньи…»

    Серенада

    «О, долго буду я, в молчаньи ночи тайной…»

    «Уж верба вся пушистая…»

    «Недвижные очи, безумные очи…»

    «Я плакал во сне; мне приснилось…»

    «Свеж и душист твой роскошный венок…»

    «Полно спать: тебе две розы…»

    Весенние мысли

    «Шепот, робкое дыханье…»

    «Всё вокруг и пестро так и шумно…»

    «Люди спят; мой друг, пойдем в тенистый сад…»

    «Ласточки пропали…»

    «Вчера, увенчана душистыми цветами…»

    Певице

    «Только станет смеркаться немножко…»

    «В царство розы и вина приди…»

    На озере

    «В дымке-невидимке…»

    «Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали…»

    «Я тебе ничего не скажу…»

    «Сад весь в цвету…»

  Аполлон Николаевич Майков (1821–1897)

    Сомнение

    «Колыбель моя качалась…»

    «Я в гроте ждал тебя в урочный час…»

    Горный ключ

    Ангел и демон

    Октава

    «О чем в тиши ночей таинственно мечтаю…»

    Вертоград

    Искусство

    Нимфа

    Fortunata[8]

    «Истощенная горем, все выплакав слезы…»

    «Еще я полн, о друг мой милый…»

    «Весна! Выставляется первая рама…»

    «О Боже! ты даешь для родины моей…»

    Весна

    Сон в летнюю ночь

    «Вот бедная чья-то могила…»

    «Ее в грязи он подобрал…»

    Колыбельная песня

    «Ласточка примчалась…»

    Приданое

  Яков Петрович Полонский (1819–1898)

    «Священный благовест торжественно звучит…»

    Солнце и месяц

    Тишь

    Вызов

    Узник

    Тени

    «Вижу ль я, как во храме смиренно она…»

    Вальс «Луч надежды»

    Затворница

    Ночь

    Песня цыганки

    Птичка

    «Подойди ко мне, старушка…»

    «Мое сердце – родник, моя песня – волна…»

    Из Бурдильена

    Диссонанс (Мотив из признаний Ады Кристен)

    Узница

    «Зной – и все в томительном покое…»

  Иван Захарович Суриков (1841–1880)

    Рябина

    В степи

    «Занялася заря…»

    «Солнце утомилось…»

    «Засветилась вдали, загорелась заря…»

  Алексей Константинович Толстой (1817–1875)

    Благовест

    «Где гнутся над омутом лозы…»

    «Колокольчики мои…»

    «Бор сосновый в стране одинокой стоит…»

    «Средь шумного бала, случайно…»

    «Слушая повесть твою, полюбил я тебя, моя радость!..»

    «Ты не спрашивай, не распытывай…»

    «Не ветер, вея с высоты…»

    «Коль любить, так без рассудку…»

    «В колокол, мирно дремавший, с налета тяжелая бомба…»

    «Ты помнишь ли, Мария…»

    «Ходит Спесь, надуваючись…»

    «Вот уж снег последний в поле тает…»

    «Уж ты нива моя, нивушка…»

    «Неспящих солнце! Грустная звезда!..»

    «Край ты мой, родимый край…»

    «Грядой клубится белою…»

    «Колышется море; волна за волной…»

    «Смеркалось, жаркий день бледнел неуловимо…»

    «Не верь мне, друг, когда, в избытке горя…»

    «Острою секирой ранена береза…»

    «Усни, печальный друг, уже с грядущей тьмой…»

    «Не Божиим громом горе ударило…»

    «Запад гаснет в дали бледно-розовой…»

    «Звонче жаворонка пенье…»

    «Дробится, и плещет, и брызжет волна…»

    «Рассевается, расступается…»

    «Слеза дрожит в твоем ревнивом взоре…»

    «Горними тихо летела душа небесами…»

    «Осень! Обсыпается весь наш бедный сад…»

    <Из поэмы «Иоанн Дамаскин»>

    «О, если б ты могла хоть на единый миг…»

    «На нивы желтые нисходит тишина…»

    «То было раннею весной…»

  Иван Сергеевич Тургенев (1818–1883)

    «Луна плывет высоко над землею…»

    Баллада

    Осень

    В дороге

    Весенний вечер

  Семен Яковлевич Надсон (1862–1887)

    На заре

    Над свежей могилой

    «В тот тихий час, когда неслышными шагами…»

    Поэзия

    Мелодия

    Грезы

    «Верь в великую силу любви!..»

    «Пора, явись пророк! Всей силою печали…»

    «Не говорите мне: «Он умер». Он живет!..»

  Александр Николаевич Апухтин (1840–1893)

    Chanson А Boire[9]

    Астрам

    Гаданье

    Судьба. К 5-й симфонии Бетховена

    Минуты счастья

    «Я ждал тебя… Часы ползли уныло…»

    «Ни отзыва, ни слова, ни привета…»

    Забыть так скоро

    Твоя слеза

    Любовь

    «О, смейся надо мной за то, что безучастно…»

    Мухи

    Умирающая мать (с французского)

    «Черная туча висит над полями…»

    «Ночи безумные, ночи бессонные…»

    «Мне не жаль, что тобою я не был любим…»

    Разбитая ваза

    Цыганская песня

    «Прости меня, прости! Когда в душе мятежной…»

    «Отчалила лодка. Чуть брезжил рассвет…»

    «Снова один я… Опять без значенья…»

    «День ли царит, тишина ли ночная…»

    «Она была твоя!» – шептал мне вечер мая…»

    Памяти прошлого

    «Все, чем я жил, в чем ждал отрады…»

  Константин Фофанов (1862–1911)

    «Звезды ясные, звезды прекрасные…»

Городской романс

  I[10]

    Д. Ленский (1805–1860)

      Нищая (Из Беранже)

    Николай Риттер

      Ямщик, не гони лошадей!

    А. Дюбюк

      Не лукавьте

    В. Шумский

      Отцвели хризантемы

    С. Касаткин

      «Я не вернусь, душа дрожит от боли…»

    М. Перроте

      Он виноват

    Б. Тимофеев

      Эй, друг гитара!

    Е. Юрьев

      Зачем любить, зачем страдать

    Е. Дитерикс

      Звезды на небе

    А. Кусиков

      Бубенцы

    А. Френкель

      Тени минувшего

    Оскар Осенин

      Довольно!

    М. Пойгин

      «Не уходи, не покидай!..»

    Н. Листов

      «Я помню вальса звук прелестный…»

    Б. Борисов

      «Я помню день! Ах, это было счастье!..»

    Д. Минаев

      «Я знал ее милым ребенком когда-то…»

    Г. Лишин

      «О, если б мог выразить в звуке…»

    Червинский

      Не верь!

    Т. Котляревская

      «О, позабудь былые увлеченья…»

      «Завеса спущена! Не надо притворяться!..»

    Л. Жадейко

      «Я тебя с годами не забыла…»

    В. Ленский

      «Вернись, я все прощу: упреки, подозренья…»

    Н. Ленский

      Но я вас все-таки люблю

    Лев Пеньковский

      Мы только знакомы

    М. Языков

      Ночь светла

    Медведский

      «И тихо, и ясно, и пахнет сиренью…» (Из М. Йозефовича)

    П. Баторин

      У камина

    А. Сурин

      Нет, нет, не хочу

    М. Гальперин

      Ветка сирени

    Павел Герман

      Только раз

      Не надо встреч

      Все позабудется

    Я. Ядов

      Смейся, смейся громче всех

    Ю. Адамович

      Я люблю вас так безумно

    М. Орцеви

      Портрет

    Н. Венгерская

      Люблю

    Л. Пугачев

      «Жалобно стонет ветер осенний…»

    И. Давыдов

      Меня не греет шаль

    Неизвестные авторы

      Темно-вишневая шаль

      Улица, улица

      «Вам не понять моей печали…»

      «Не уходи, побудь со мною…»

      «Ничего мне на свете не надо…»

      Уходи

      Напоминание

      «Не уезжай ты, мой голубчик!..»

      «Уйди, совсем уйди… Я не хочу свиданий…»

      «Миленький ты мой…»

  II

    Валерий Брюсов (1873–1924)

      Каменщик

      Крысолов

    Александр Блок (1880–1921)

      «Зимний ветер играет с терновником…»

      «В голубой далекой спаленке…»

      «Не спят, не помнят, не торгуют…»

      «Приближается звук. И, покорна щемящему звуку…»

      «Ночь, улица, фонарь, аптека…»

      «Ты – как отзвук забытого гимна…»

      «Та жизнь прошла…»

    Марина Цветаева (1892–1941)

      «Мне нравится, что вы больны не мной…»

    Сергей Есенин (1895–1925)

      «Не жалею, не зову, не плачу…»

      Письмо матери

      «Отговорила роща золотая…»

      «Над окошком месяц. Под окошком ветер…»

      «Клен ты мой опавший, клен заледенелый…» Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg