«Павлик Морозов»

Степан Щипачев ПАВЛИК МОРОЗОВ Поэма

1. Хлебный обоз

Леса и леса… За Уралом, Где зимы намного длинней, Деревня в лесах затерялась. Лишь звёзды да вьюги над ней. В Герасимовку под вечер Приехал Зимин в санях. Он вылез. Широкоплечий. Снег отряхнул в сенях С райкомовской шубы дорожной И быстро вошёл в сельсовет. Кто-то гостем непрошеным Громко назвал его вслед. Всё глуше гудит собранье. В окошки бьёт вьюга крылом. Данилка подвыпил заране У Рогова за столом, В рубахе вышитой новой Стоит, прислонясь к стене, С гирькою двухфунтовой На сыромятном ремне. Зимин отпил из стакана Колодезной жёсткой воды. Напротив сидит Кулуканов И трогает клин бороды. Сидит тут и Рогов рядом, И всем на собранье видна Кривая его спина. Недобрым, колючим взглядом Глядит он на Зимина. А Павлик со стайкой мальчишек К дверному прижат косяку. Он сумку, тугую от книжек, Придерживает на боку. Зимин говорит, и порою, Чтоб лучше понял народ, Он воздух рубит рукою, Подавшись плечом вперёд. Негромко скулил Абросим, Петра Кулуканова зять: — Крестьянского хлебушка просит, А где его, хлебушка, взять? Ещё на телегах, до снега, Вывезли весь. В сусеках Один мышиный помёт. Да разве он это поймёт? — Наталья, его соседка, Громко сказала: — Твой тесть Хлеб и не сыпал в сусеки, А в ямы запрятал весь… Северная непогода, Беря над пространствами власть, Из тридцать первого года В тридцать второй ворвалась. Выходит окном в проулок Татьяны Морозовой дом. Январской метелью продуло Черёмуху под окном. Полночный прохожий заметит: В деревне, уснувшей давно, Опять у Морозовой светит Пятном золотистым окно. То Павлик читает. Ни разу За вечер он с лавки не встал, — И горьковский Павел Власов Товарищем Павлику стал. С горячей, бесстрашной верой В народ, в правоту свою Вошёл он в мечты пионера В далёком таёжном краю. Хоть в мыслях окинь попробуй Эти пространства, снега, Где по-медвежьи в сугробах Ворочается тайга, Где вьюга звериным следом Петляет меж деревень… Снова пришёл за рассветом Зимний короткий день. С сёлами, с городами Весь край у него на виду… Перемело местами Дорогу в город Тавду. Лошади заиндевели. Белит щёки мороз. Сквозь кутерьму метели Тянется хлебный обоз. Свой полушубок в дорогу Павлику мать отдала… Попутная, коням в подмогу, Позёмка метёт, бела, Метёт под ногами, дымится. Но Павлик вразвалку идёт, Как дядя Егор, рукавицей О рукавицу бьёт. Шагают они. К морозам Не привыкать таким: Павлик — за первым возом, Дядя Егор — за вторым. А на возу, быть может Пятнадцатом, там, позади, Ноги укутав рогожей, Тётка Наталья сидит. Она уж не раз дремала И пела не раз в пути, И виден ей пятнышком малым Красный флаг впереди.

2. Мать и отец

Зима отшумела вьюгами, И, чувствуя радость земли, Дожди весенние с юга По чёрным полям прошли. Последние пятна снега В оврагах изъела вода. Скрипя на дорогах телегами, Пришла посевная страда. Павлик на пашне, в низине, Где осенью листья мели, Где обступил осинник Полдесятины земли. Парнишка русоволосый, В холщовых штанах, босиком По единоличной полоске Идёт за вертлявым плужком. С отцом был бы день короче, Податливей полоса. Пахали бы вместе до ночи, Но нет у него отца. Много обид он помнит, Но было обидней всего, Когда при матери дома Отец кричал на него: «Уйди, коммунист, зараза! — За галстук хватал на груди. — На этом ошейнике красном Вздёрнут ещё, погоди!» Отец — дорогое слово: В нём нежность, в нём и суровость. И горько под отчим кровом, Где братья меньшие и мать, Когда родным этим словом Не можешь отца назвать. А Павлик хотел бы с ним рядом Шагать, посветлев лицом, Хотел бы перед отрядом Гордиться своим отцом. Трофим с позапрошлого лета Ходил в председателях сельсовета. Советскую власть Трофим Похваливал на собраньях, Но даже Рогов своим Считал его… за старанья. От старости и самогона У Рогова в пальцах дрожь. Зачем-то хранит за иконой В зазубринках финский нож. Читает церковные книги; В углах тараканы шуршат. В киотах угодников лики Темны, как его душа. Ждёт Рогов чего-то. Но мимо За сроками сроки идут. А тут ещё сняли Трофима И отдали сразу под суд… Парнишка русоволосый, В холщовых штанах, босиком По единоличной полоске Идёт за вертлявым плужком. Туман под лучами косыми, Редея, в ложбине ползёт, В чистой скатёрке сыну Завтрак Татьяна несёт. Спешит, скользя по дорожке: «Проголодался, поди?» Кофта на ней в горошек, Со сборками на груди. То лес впереди, то поляна С болотом гнилым в кустах, Но где не топтала Татьяна Тропинок в здешних местах! Не где-нибудь, здесь невзгоды Её застигали не раз. Замужества горькие годы Тенью легли у глаз. Помнит, как в лучшем наряде За шумным столом она Сидела с Трофимом рядом, Счастьем своим смущена. Но после, лицом темнея, Счастья напрасно ждала: Оно не пошло за нею От свадебного стола. Хочет вспомнить Татьяна, Слегка замедляя шаг, Трофима не грубым, не пьяным, И… не может никак. Идёт она между кедров. Воздух ещё сыроват. На горку взошла, и ветром Наполнились рукава. За горкою в утренней сини, Где тропка пошла на большак, Татьяне открылся осинник, Черёмухи полный овраг. Уже долетает до слуха: «Но-но, шевелись!» Бороздой Идёт, торопя Гнедуху, Павлик, лобастый, худой. Татьяна глядит — на пашню Черёмуха тень кладёт, Слёзы смахнула: «Паша, Как взрослый, за плугом идёт». Окликнула. И, улыбаясь, По вспаханному пошла. На лапти земля налипает, Но разве она тяжела! Всё в дымке весенней поле. На чистой скатёрке льняной Яички, немножко соли, Нарезанный хлеб ржаной. Садится поесть на полоску, Где стало совсем подсыхать, Парнишка русоволосый, Очень похожий на мать. Горят на ладонях мозоли От дедовского плужка… С последней щепоткой соли Замедлилась что-то рука. С обрывка газеты, в который Завёрнута соль была, Пахнули степные просторы, Весенняя сизая мгла. — Мама, гляди-ка! Это Трактор. Видишь, какой! — Он подал обрывок газеты, Разгладив его рукой. Брови насупив упрямо, Павлик глядит на мать. — Так и у нас будет, мама: Трактором будем пахать, А кулаков проклятых Вытурим за порог. — Мать грустным ответила взглядом. — Не лезь на рожон, сынок. — Не бойся! Тронуть попробуют — Им не сойдёт это так… — Черёмухи белой сугробы Уже завалили овраг. Весенний, ещё сыроватый, Идёт от неё холодок. В тени на корнях узловатых ещё не дотаял ледок.

3. У костра

Уже к холодам сентября Торопятся дни и ночи. Северная заря По-лисьи мелькает в рощах. И чаще всё волчий вой Ветер в деревню доносит. Берёзовою листвой Метёт на озёра осень. И вот уже лес поредел, Опала листвы позолота, И клюкву на мшистых болотах Заморозок задел. Белеет инея проседь. Всё холоднее погода. Стоит на полях осень Тридцать второго года. Эхо то смолкнет, то снова Гулко звучит и тает. Как от стены, слово От зари отлетает. Это Павлик Морозов Зовёт пропавшего Яшу. Дым над костром розов, Огонь на ветру пляшет. Сбирая валежник в лесу, Яша поодаль заметил — Не зайца, не белку — лису И позабыл всё на свете. Крался через кусты, Через продрогший и синий, Весь обнажённый осинник, Наверное, больше версты; Шиповник, овраг — не помеха, И сердце так громко стучало, Что он и не слышал, как эхо Имя его повторяло. И вот он в осенней красе, На пустоши, в дикой чаще, Рассказывает о лисе, О виденной, настоящей, Рассказывает, увлекаясь, И всем показалось вдруг: Не осень — лиса золотая Леса опалила вокруг. Как вылитая из меди, На старой сосне кора. В отряде никто не заметил, Как вечер присел у костра, Как погас на болоте Последний отблеск зари. Егор наказывал Моте: «Ты у меня смотри, Чтоб засветло была дома…» Уставив в огонь глаза, Сидит восьмилетний Дёма, Чуть виден из-под картуза. Счастливее всех на свете Он в этот час у костра, А мать обошла соседей: Дёмка пропал с утра. На корточки Павлик садится, Дослушать рассказа не дал. — Подумаешь тоже… лисица, Я волка вчера видал. Из колок домой не дорогой, А лесом пошёл — напрямик. Иду, а навстречу — Рогов. Я тут же свернул в тальник. Он длинное что-то, рогожей Обмотанное, несёт, Согнулся совсем под ношей. Чего он здесь, думаю, чёрт? Стою за кустом. Он тоже Остановился. Потом Быстро пошёл. У остожья Вытер лоб рукавом. Недоброе, думаю, дело. Туман забелел на лугу, И я уж озяб, но хотелось Узнать, что он прячет в стогу. Когда он ушёл (Не лесом, Пошёл дорогой другой), Я к сену скорей… Железо Нащупал в сене рукой. — Павлик глядит на лица; Меняют их тени и свет. В лесу прокричала птица, Аукнуло где-то в ответ. Бьётся у Павлика сердце. Но не одиноко оно: Все десять сердец пионерских Стучат, как сердце одно. Рвётся к звёздам осенним Пламени красный флаг. — Пашка, а что было в сене? — Винтовки спрятал кулак. — Словно ещё стало тише. Лишь искры летят в темноту. — Ребята, давайте напишем Об этом письмо в Тавду… — Раз дело, ребята, такое, Действовать надо самим… — Павлик рубнул рукою: — Спросим, что скажет Зимин. Потом сообщим и в город. Зимин-то опять вчера Приехал. Живёт у Егора. Домой, ребята, пора! Тропинками, как покороче, Идут пионеры домой. «Взвейтесь кострами, синие ночи», — Властвует песня над тьмой. От песни, от дружного шага И ночью холодной тепло. И вот огоньками из мрака Выступило село, И, недопетая, скоро Песня оборвалась. Избою дяди Егора Улица началась. Чуть-чуть желтоватый из окон Сочится под ноги свет. Прошли каланчу. Недалёко — Кузница, сельсовет. У кузницы против порога Окликнул Павлика… Рогов: — Моё комиссару почтенье, Нижайший поклон! Это что ж, Никак с полевого учения Войско своё ведёшь? Орлы, погляжу, герои! Видать, так и рвутся в бой. Ну, вот что, щенок, не настроен Я шутки шутить с тобой. Ты многое слишком знаешь, Чего ты не должен знать. Смотри, сторона здесь лесная, Ель кругом да сосна. Если пойдёшь докажешь Или хотя намекнёшь… Теперь, кому надо, каждый Носит в кармане нож. — Уставил на Павлика Рогов Злобою налитый взгляд, За локоть схватил. — Не трогай! Не трогай, тебе говорят!.. Белесой пыльной дорогой Павлик догнал отряд.

4. Коммунисты

Уж поздно. Над лесом чёрным, Багрово озарена, Как вынутая из горна, Большая взошла луна. Где в поле выходит тропа, Прижавшись к чужому забору, Стоит, покосившись, изба Охотника дяди Егора. Развешаны на чердаке Свежие волчьи шкуры. Стал молчаливым и хмурым Охотник Егор в тайге. Тоскливо над ним пролетали Дождями и вьюгами дни. Жену схоронил. Остались С дочкою Мотей одни. За ветхою загородкой, При свете коптилки, один, Уткнувшись в ладонь подбородком, Склонился над книгой Зимин. Ходил на охоту и долго Сегодня не спит Егор. До винтиков малых двустволку Всю керосином протёр. Над Мотей склонился: «Небось Прозябла. Ну, спи спокойно». Две русых косички врозь Лежат под отцовской рукою. «Была бы живая мать, С ней радости больше бы знала…» Он сел на скамейку устало И стал сапоги снимать. Разулся. И только поставил На печку сушить сапоги, Послышались чьи-то шаги И стук в затворённый ставень. Егор босиком вышел в сени. Открыл… «Ну, входи, сосед». В избу холодок осенний Ворвался за Павликом вслед. Не слыша, как дверь проскрипела, Павлик шагнул в тишину. — Я, дядя Егор, по делу К товарищу Зимину. — Неторопливо и глухо Тикают в тишине Засиженные мухами Ходики на стене. Стрелки на циферблате Сошлись и раздвинулись вкось. Хозяин залез на полати: «Видать, засидится гость». Лают собаки где-то, Петух прохрипел на шесте. Ночь дорогу к рассвету Найдёт по Полярной звезде. Леса да тропинки волчьи Деревню замкнули кольцом… Выслушав Павлика молча, Зимин потемнел лицом. Кожанку на пороге Надел на ходу в рукава. Деревня лежит вдоль дороги Километра на два. Холодный северный ветер, Звёзды да свет луны, И в мёртвом холодном свете Тени от стен черны. Идёт по деревне Зимин, И тень его рядом с ним Торопится. Вместе с нею Зимин ускоряет шаг. Прошёл каланчу. Темнеет Над сельсоветом флаг. Прозрачен полночный воздух, И видит Зимин: высоко Взметнулось к холодным звёздам С красным флагом древко. Отсюда едва заметный Сквозь чащи, сквозь темноту Тоненький провод медный Бежит по столбам в Тавду. Простёрлась родная суровая На тысячи вёрст земля. Тоненький медный провод Бежит до Москвы, до Кремля. Хоть Павлик сидит не дома, Но возле хромого стола Прилёг на кровать — и дрёма Встать уже не дала, Горой навалилась, не двинуть Ни рукой, ни ногой. Коптилка глазом совиным Стережёт покой. Овеянный свежестью ночи, Вернулся Зимин. Чтоб не очень Скрипел под ногами пол, На цыпочках он прошёл. Сидит перед пареньком. Павлик дышит глубоко. Лоб крутой и широкий. Русая прядка на нём.

5. По ягоды

Осеннею позолотой Осыпался лес, поредел. Клюкву на мшистых болотах Заморозок задел. Но клюква поздно поспела, И ей холода не в счёт. Она под инеем белым Стала сочнее ещё. В ягодной местности здешней Её по тропинкам в лесу, С инеем перемешанную, Красную, в вёдрах несут. И лакомятся медведи Клюквою в сентябре… Павлик с братишкой Федей Встали ещё на заре. Взяли пустые вёдра, Звякнув дверным кольцом, И зашагали бодро Тропинкою, к солнцу лицом. Маленький Федя доволен, С брата не сводит глаз. С восходом солнышка в поле Вышел он первый раз. Он с Павликом вместе согласен Все тропки измерить шажком: Ведь Павлик в четвёртом классе, А он — ещё ни в каком; Павлик в отряде первый, А Федя пошёл бы в отряд, Но ему пионеры Ещё подрасти велят. Тропинка бежит перед ними, Порою заметна едва. С кустов осыпается иней, Хрустит под ногами листва. А там, где тропинка в развилку, Где гуще в ложбине тальник, Стоит за кустами Данилка, С ним рядом — какой-то старик. Стоят, притаились. Ребятам В кустарнике их не видать, И Федя счастливый за братом Трусит, чтобы не отстать. Но вот, где кустарник повыше, Мёрзлой листвой шурша, Данилка навстречу вышел, Сжав черенок ножа. Встал на тропе — не пройдёшь. В зазубринках финский нож. …………………….. Уж солнце высоко. Растаял Иней на крышах давно. Татьяна, детей поджидая, То и дело глядит в окно. Ещё никогда не боялась Так за детей она. Пошла, на крыльце постояла И снова сидит у окна. «Наталья по ягоды позже Пошла, да и ноги болят, А дома давно уж. Может, Наталья видала ребят?» Выбежала за ворота, Глядит: не дорогой прямой, Не улицей — по огородам Данилка идёт домой. «Чего это он, острожник, Идёт стороной от людей?» Дрогнуло сердце тревожно: «Давно ведь грозился злодей…» К Наталье зашла. От Натальи — К Егору: детей не видали. Проулком, поросшим бурьяном, Бежит, ног не чует Татьяна… Бабка в сенях стирает Данилке рубаху. Она Чужих не ждала. У края В корыте пена красна. Заметно, как замутилась Отмытою кровью вода. Старуха засуетилась, Но поздно — не скрыть следа. Глаз не сводя с рубахи, С тёмных пятен на ней, Татьяна попятилась в страхе И выбежала из сеней… А листья краснее меди На мёртвых летят и летят. Уже не придётся Феде Вступать в пионерский отряд. В стриженый детский затылок Сухая упёрлась трава. В глазах незакрытых застыла Северная синева. И Павлик меж тальником И молодыми дубками Лежит, упавший ничком, Со сжатыми кулаками. На землю, засыпанную листвой, Он пал, как солдат на передовой.

Эпилог

Осень леса продувает. Молотят в колхозном селе… Убит пионер. Но бывает Бессильна смерть на земле. Об этом трубят в горны Отряды по всей стране: В Артеке на склонах горных И там, в лесной стороне, Где, вопреки непогодам, Моторы поют над тайгой… Пошли не на ветер годы: Стала страна другой. В ладу с тракторами кони, Комбайны хлопочут, пыля. Идут от Карпат до Японии Колхозные наши поля… Под северным бледным небом, У всей страны на виду, Полуторки с первым хлебом Идут из колхоза в Тавду. Пыль за грузовиками Клубится над большаком. Полощется красное знамя Над первым грузовиком. Сосны, осины, берёзы — Знакомый таёжный вид. Парнишка русоволосый Рядом с отцом сидит. Отец за рулём. И подросток, Сдвинув кепчонку на лоб, В кабине сидит не просто Так — прокатиться чтоб: Он с красным обозом едет От пионеров села. В стекло ударяет ветер, Дорога от пыли бела. Взгляните в эту кабину, На этого паренька, Когда он брови подымет Или нахмурит слегка. Нету конца у песни!.. Павлик на Красной Пресне В бронзе встал у древка. Для смелых сердец примером, Ровесником пионерам Он будет во все века. 1949–1950

Оглавление

.

1. Хлебный обоз

2. Мать и отец

3. У костра

4. Коммунисты

5. По ягоды

Эпилог

Реклама на сайте