«Русская историческая хрестоматия»

Русская историческая хрестоматия (epub) - Русская историческая хрестоматия 761K (скачать epub) - Константин Петрович Петров

This book made available by the Internet Archive.

РУССКАЯ

ПРИМѢНИТЕЛЬНО

къ

УЧЕБНОМУ ПЛАНУ МУЖСКИХЪ ГИМНАЗШ И ПРОГРАММАМИ ЖЕНСКИХЪ ГИМНАЗІЙ, ДУХОВНЫХЪ СЕМИНАРІЙ И ВОЕННЫХЪ УЧИЛИЩЪ

(І^гф^ к^я^ал^кз ЫФ^у™*

К. ИЕТРОВЪ

САНТПЕТЕРБУРГЪ

ПЕЧАТАНО ВЪ ТИПОГРАФІИ МОРСКАГО МИНИСТЕРСТВА ВЪ ГЛАВЫОМЪ АДМИРАЛТЕЙСТВЕ.

.0

4

**

\

(А І

\

?

ОГЛ АІЛЕНІЕ.

УСТНАЯ СЛОВЕСНОСТЬ

А. Остатки ішоической поэзіи

1. Нѣеш.

а. За рѣкою, за быстрою .

б. Коляда, коляда! . . .

в. А мы просо сѣялп, сѣяли!

г. Хороненіе золота. . .

Стр.

1

2. Пословицы . • .

3. Сказки.

а. Звѣриное молоко . .

б. Баба яга '..".. . .

4. Сказки о животныхъ.

а. Лиса. . . .

б. Котъ и баранъ

Б. Былины.

а. Святогвръ 11

б. Микула Селяниновичъ ... 12

в. Олегъ Святославичъ. ... 14

г. Илья Муромецъ ..... 16

Стр.

д. Садко купецъ, богатый гость . 23

е. Отчего перевелись богатыри на святой Руси 27

В. Историческая иѣсни.

а. Калинъ царь ...... —•

б. Ромааъ Дмитріевцчъ и Марья Юрьевна 30

в. Щелканъ Дудентьевичъ. . .

г. Взятіе Казанскаго царетва . .

д. Никитѣ Романовичу дано село Преображенсное

32 33

34

Г. Сатиричсскія сказки.

а. ШемяЕИнъ судъ 37

б. Правда и кривда —

в. Сказка о Ершѣ Ершовичѣ сынѣ Щетииниковѣ 40

Д. Нсторичешя ПОСЛОВИЦЫ. 45

Е. Дирическія цѣсни.

а. Ужъ какъ налъ туманъ. .

б. Ахъ ты поле мое. . . .

46

КНИЖНАЯ СЮВЕСНОСТЬ.

А. Древній періодъ. 1. Лѣтопись Нестора.

а. Смерть Олега ....

б. Месть Ольги Древлянамъ

47

в. Князь Святославъ и кончина Ольги 49

г. Испытаніе вѣръ 50

д. Крещеніе Руси 51

е. Единоборство русскаго богатыря

21. Гоголь

а. Старосвѣтскіе полѣщпкп . .

б. Гарасъ Бульба ....

Содержаніе.

Пріѣздъ сыновей Бульбы п нхъ

отправленіе въ Запорожскую Сѣчь

Степи п Запорожская Сѣчь .

Осада

в. Мертвы* души: Шюишшъ в Чпчиковъ

г. Ревпзоръ

Стр.

280

284

Иророкъ Споръ .

Парусь . Поэтъ .

Стр.

338 339

285 20 О

22. Лермонтов*:

Ангел ъ

Вѣтна II а лести и ы .... Пѣсіія про Царя Ивана Васильевича

Когда волнуется

Бородино

Дума

Три пальмы

Мцыри

Первое января

Воздушный корабль . . . .

Сосна

Тучи

Герой нашего времени ... . Выхожу одпнъ я на дорогу .

294 300

31

319 320 321 322 323 326

327

328

337

23. Ко.іьцовъ.

Ночлегъ чумавовъ . . ,

Кольцо

НѢсіія пахаря

Урожаи

Крестьянская пирушка . . .

Косарь

Неразгадан пая истина . . .

Лѣсъ

Горькая доля

Путь

Что ты спишь музвичокъ? . .

24. Аксаковъ.

ІІЗЪ ВАПИСОКЪ РУЖЕіІНАГО ОХОТНИКА:

340

341 342 343 344

345 346

Лебедь Лѣсъ.

ІІзъ Семі-йной хроники:

Добрый день Степа па Михаиловича Багрова

346

348

354

УСТНАЯ СЛОВЕСНОСТЬ.

А. ОСТАТКИ НІѲНЧЕСКОН ИОЭЗІИ

I. БѢСНЙ.

а. За рѣкою, за быстрою,

Ой коліодка! ой коліодка? Лѣса стоятъ дремучіе, Во тѣхъ лѣсахъ огни горятъ, Огни горятъ великія, Вокругъ огней скамьи стоятъ, Скамьи стоятъ дубовыя, На тѣхъ скамьяхъ добры молодцы, Добры молодцы, красны дѣвицы, Поютъ пѣсни коліодушки.

Ой коліодка! ой коліодка! Въ срединѣ ихъ старикъ сидитъ, Онъ точитъ свой булатный ножъ. Еотелъ кипитъ горючій, Возлѣ котла козелъ стоить; Хотятъ козла зарѣзати.

Ой коліодка! ой коліодка! Ты, братецъ, Иванушко, Ты выди, ты выпрыгни! Я радъ-бы выпрыгнулъ: Горючь камень Къ котлу тянетъ, Желты пески Сердце высосали,

Ой коліодка! ой коліодка!

б. Коляда, коляда! .Пришла коляда Наканукѣ Рождества; Мы ходили, мы искали Коляду святую

Но всѣмъ подворамъ,ноироулочкамъ.

Нашли коляду

У Петрова-то двора;

Петровъ-то дворъ желѣзный тынъ:

Среди двора три терема стоятъ,

Въ первомъ терему свѣтелъ мѣсяцъ,

Въ другомъ терему красно солнце,

А въ третьемъ терему частыя звѣзды.

Свѣтатъ мѣсяцъ— Петръ, сударь,

Свѣтъ Иваеовичъ;

Красно солнце—Анна Кирпловна;

Частыя звѣзды— то дѣти ихъ.

Здравствуй хозяинъ съ хозяюшкой,

На долгіе вѣки, на многія лѣта,

И

А мы просо сѣяли, сѣяли;

Ой Дидъ, Ладо, сѣяли, сѣялн! А мы просо вытопчемъ, вытопчемъ; Ой Дидъ, Ладо, вытопчемъ, вытопчемъ! Ачѣмъ жевамъ вытоптать, вытоптать? Ой Дидъ, Ладо вытоптать, вытоптать! А мы коней выпустпмъ, выпустнмъ; Ой Дпдъ, Ладо, выпустнмъ, выпус-

тимъ! А мы коней переймемъ, переймемъ, Ой Дидъ, Ладо, переймемъ, переймемъ! А чѣмъ же вамъ перенять, перенять? Ой Дпдъ, Ладо, перенять, перенять! Шелковымъ поводомъ, поводомъ! Ой Дидъ, Ладо, поводомъ, поводомъ!

о _.

А ми коней выкупнмъ, выкупим ъ;

Ой Дпдъ, Ладо, выкупимъ , выкупнмъ! Ачѣмъ же вамъ выкупить, выкупить?

Он Дпдъ, Ладо, выкупить, выкупить! А мы дадимъ сто рублей, сто рублей;

Он Дпдъ, Ладо, сто рублей, сто

рублей! Не надо намъ тысячп, тысячп;

Он Дпдъ, Ладо, тысячп, тысячп! А что же вамъ надобно, надобно?

Ой Дпдъ. Ладо, надобно, надобно! Намъ-то надобно дѣвпцу, дѣвицу;

Ой Дпдъ, Ладо, дѣвпцу, дѣвпцу! А нашего полку убыло, убыло;

Ой Дпдъ, Ладо, убыло, убыло! А нашего полку прибыло, прибыло;

Ой Дпдъ, Ладо, ирпбыло, прибыло!

г. Хороневіе золота.

Х0!'Ъ:

II я золото хороню, хороню, Чисто серебро хороню, хороню, Я у батюшки въ терему, въ терему, Я у матушки въвысокомъ, въвысокомъ, Гадай, гадай, дѣвпца, отгадывай,

красная: Въ коей руки былина, Змѣипыя крылица?

Д 1, ПУШКА въ кругу :

И я рада бы гадала,

Кабы знала, вѣдала,

Черезъ поле пдучп,

Гусу косу плетучп,

Шелг.омъ иервпваючп,

Ліатомъ нрпи.іетаючн.

Лхъ вы, кумушки, вы голубушки,

Ііы скажите, не утаите,

Мое золото отдайте!

Меня мати хочетъ битп,

Но три утра, но четыре,

По три прута золотые,

Четвертым:, жсмчуікццмъ.

Палъ, налъ перстень Въ калину въ малину, Въ черную смородину... Дѣвушки гадали, Да не отгадали... Наше золото пропало. Чистыми порохомъ запало, Прпзапндпвѣло, призаплеснѣвѣло. Молодай ка, отгадай-ка!

(Спегпр. И, 62;.

2. ПОСЛОВИЦЫ.

1. Солнце днемъ работаетъ, а ночью отдыхъ беретъ.

2. Который богъ замочитъ, тотъ и высушптъ.

3. Чѣмъ чортъ не шутптъ, когда Богъ спптъ.

4. Зайдетъ солнце п къ намъ на дворъ.

б.Врагъ силенъ — валяетъ п въ си-немъ.

6. Сѣрын волкъ на небѣ звѣзды ловптъ.

7. Сказалъ бы словечко, да волкъ недалечко.

8 . Изъ пустого дупла либо сычъ, лпбо сова, лпбо самъ сатана.

9. Горы да овраги — чертово житье.

10. Изъ омута въ адъ, какъ рукою подать .

11. Жплъ въ лѣсу, молился пнямъ.

12. Всякому чорту вольно въ своемъ болотѣ бродпть.

13. Вѣнчалп вкругъ ели, а черти иѣли.

14. Обреченная скотинка ужъ не жпвотинка.

15. Взялъ боженьку за ноженьку, да и объ иолъ.

і

3. СКАЗКИ.

а. Звѣрнйое молоко.

Жплъ-былъ царь, у него были сывъ да дочь. Въ сосѣднемъ.государствѣ случилась бѣда немалая—выыеръ весь на-родъ; проситъ Иванъ-царевпчъ отца: «батюшка! благослови меня въ то государство на житье ѣхать». Отецъ не согласенъ. «Коли такъ, я и самъ пойду!» Пошелъ Иванъ-царевпчъ, а сестра не захотѣла отъ него отстать и сама пошла. Шли они нѣсколько времени. Стоитъ въ чпстомъ полѣ избушка на курпныхъ ножкахъ и повертывается; Иванъ-царевпчъ сказалъ; «избушка, избушка! стань по старому, какъ мать поставила». Избушка остановилась, оип взошли въ нее, а тамъ лежитъ баба-яга, носъ въ потолокъ уткнула. «Здравствуй, Иванъ-царевпчъ! что дѣла пытаешь, аль отъ дѣла лытаешь»? — «Гдѣ дѣла пытаю, а гдѣ и отъ дѣла лытаю; въ такомъ-то царствѣ народъ вымеръ, иду туда на житье*. Она ему говорптъ: «самъ бы туда шелъ, а сестру напрасно взялъ; она тебѣ много вреда сдѣлаетъ». Напоила ихъ, накормила, п спать положила. На другой день братъ съ сестрой собираются въ дорогу; баба-яга даетъ Ивану-царевичу собаку да синій клубочекъ: *куда клу-бочекъ покатится, туда и пдп!» Клубочекъ подкатился къ другой пзбушкѣ на курпныхъ ножкахъ. «Избушка, пзбуш-ка! стань по старому, какъ мать поставила». Избушка остановилась, царе-вичъ съ царевною взошли въ нее; ле-жптъ баба-яга п спрашиваетъ: «что, Иванъ-царевпчъ, отъ дѣла лытаешь, али дѣла пытаешь?» Онъ ей сказалъ, куда и зачѣмъ пдетъ. «Самъ бы туда шелъ, а сестру напрасно взялъ, она тебѣ много вреда сдѣлаетъ». Напоила ихъ, накормила, п спать положила. На утро подарила Ивану-царевпчу собаку и полотенце: «будетъ у тебя на пути большая рѣка— перейти нельзя; ты возьми это полотенце да махнп однимъ кон-цомъ — тотчасъ явится мостъ; а когда

перейдешь на ту сторону, махнп дру-гнмъ концомъ — и мостъ пропадетъ: Да смотри: махай украдкою, чтобь сестра не видѣла». Пошелъ Иванъ-царевичъ съ сестрою въ путь-дорогу: куда клу-бокъ катится, туда и пдутъ. Подошли къ широкой-широкой рѣкѣ. Сестра говорптъ: «братецъ! сядемъ тутъ отдохнуть». Сѣла п не видала, какъ царе-вичъ махнулъ полотенцомъ — тотчасъ мостъ явился. «Пойдемъ, сестрица! Богъ далъ мостъ, чтобы перейти камъ на ту сторону». Перешли за рѣку; царевичъ украдкою махнулъ другимъ концомъ полотенца — мостъ пропалъ, какъ не бывало! Приходятъ онп въ то самое царство, гдѣ народъ вымеръ: никого нѣтъ, вездѣ пусто! Пообжплпся немножко; вздумалось брату пойти на охоту, и пошелъ онъ съ своими собаками бродить по лѣ-самъ, по болотамъ.

Въ это время прилетаетъ къ рѣкѣ змѣй Горынычъ;' ударплся о сыру землю и сдѣлался такпмъ молодцомъ да красавцемъ, что ни вздумать, ни взгадать, только въ сказкѣ сказать. Зоветъ къ себѣ царевну: «ты, говорнтъ, меня измучила, тоской пзсушпла; я безъ тебя жпть не могу! «Полюбился змѣй-Горы-нычъ царевнѣ, крпчптъ ему: «лети сюда черезъ рѣку!»— Не могу перелетѣть. «А я что-же сдѣлаю?»— У твоего брата есть полотенце, возьмп его, принеси къ рѣкѣ и махнп однимъ концомъ. «Онъ мнѣ не дастъ!» — Ну, обманп его; скажи, будто вымыть хочешь. Прпходитъ царевна во дворецъ; на ту пору п братъ ея возвратился съ охоты. Много всякой дичи принесъ, и отдаетъ 'сестрѣ, чтобъ завтра къ обѣду приготовила. Она спрашиваетъ: «братецъ! нѣтъ ли у васъ чего вымыть пзъ чорнаго бѣлья? — Сходи, сестрица, въ мою комнату; тамъ найдешь—сказалъ Иванъ-царевпчъ и совсѣмъ забылъ о полотенцѣ, что баба-яга подарила да не велѣла царев-нѣ показывать. Царевна взала полотенце; на другой день братъ на охоту, она къ рѣкѣ, махнула однимъ концомъ полотенца — и въ ту-жъ минуту мостъ

— 1 -

в] ешелъ по 4 м< і, миловаться; потомъ ,. : о ів рецъ. «Еахъ*бу вамъ, го-гвоего брата взвеств?» — іумай самъ, в і ве вѣдаю,

іревна. «Вотъ что: првтворвсь

іою в пожелай волчьего молока;

Ідеть полово добивать — авось

■ » Воротился брать, се-

ві і, ва постели, жалуется ва

, в говорить: «братецъі

'■ ; г,; 1 | і.ла. б) |Т0 ОТЪ ВОЛЧЬЯ ГО

і воя (оровѣю; вельвя ля гдѣ до-- в го смерть моя преходить! ічъ пошель вь лѣсъ— кормить волчиха волчонховъ, хотѣлъ се ва говорить ему человѣ-!: «Иванъ - царсвпчъ! : :. .;іі. іі»' губи меня, ие дѣлай сиротами ; лучше скажи, что тебѣ надобно?» — Мнѣ нужно тво-Изволъ, надои; еще дамъ :у волчоніа; онъ тебѣ станетъ ій служить». Царевичь на-і нолова, аваль волчонва, и деть уввдалъ, сказываетъ ца-«твой брать идётъ, волчонка га я м ему, чт<> гебѣ медвѣжья-го м« -. Свавалъ п оборо-

Царевичъ вошелъ въ [инь слѣ юмъ собаии вбѣ-!"й духь и давай ввъ - го !' во прутья ЛѲТІТЪІ ' \ іатецьі закричала на-ЪЩ іоту: а то завтра ІІпанъ-на-■ в 'і і:і. п, ей П ;• і р. пірашпиастъ

сестрин • ты, бра-і но юна— -жѣмъ . Оошелъ

овѣче-

• чі. «в | 1

ве і влай моим.

на юиль молока, взяль меівѣженва вдеть нааа і ь. Змѣй уввдалъ, говорить царев-вѣ: «твой брать вдеть, мсдвѣжонка несть: пожелай еще львннаго молока». Вимолвилъ в оборотился понеломь; она сунула его ноль печку. Вдруть прпбѣ-жала охота Ивана-царевича, почуяла нечистой духь, бросп.іась подь печку и давай тормошить помело. «Уймите, братецъ, вашу охоту; а то завтра не-чі.мъ будетъ печкп замести». Царевичь приврввнулъ на свонхъ собавъ; опѣ улеглись подь столь, а сами такь и рычать. На утро опять царевичь спрашиваете: каково тебѣ, сестрина?» —Нѣть, не помогаетъ, братецъ! а снилось мнѣ нынѣшнюю ночь: еслп-бъ ты добылъ нолова отъ львицы—я бы вылѣчплась. Пошель царевичь въ густой-густой лѣсь, долго ходить — наконецъ узпдѣлъ: кор-инть львица малыхъ львенковь, хотѣлъ ее застрѣднть: говорить она человѣче-скимъ голосомъ : «не стрѣляй меня, Ивань-царсвпчъ! не дѣлай мопхъ дѣ -тушевъ сиротами; лучше скажи, чтотебѣ надобно'."» —Мнѣ нужно твоего молока. «Изволь, еще одного львенка въ придачу дамъ». Царевичь падоплъ молока, взяль львенка, пдетъ домой. Змѣй Го-рынычъ уввдалъ, говорить царевнѣ: «ТВОЙ брать вдеть, львенка несетъ!» и сталь выдумывать, какъ бы его уморить. Думалъ -думать, наконецъ выдумать послагь его въ тридесятое государство; въ томъ царствѣ есть мельница за двенадцатью дверями желѣз-нымн, рань въ годъ отворяются—и то ва воротное время; не успѣешь огля-В] гься, какъ дверв захлопнутся. «Нусть-ка поиробуетъ, достанетъ пзъ той мельницы мучік.й пыли!» Внмолвиль эти рѣчя и оборотился ухватомъ; царевна кинула его подь печку. Пванъ-царевичъ вооіель ВЬ комнату, поздоровался и 01 (Я іь сестрѣ львиное молоко; опять собаке почуяли вмѣиной духь, броси-

іи- Ь ПОДЬ печку в начали ухваТЬ грызть.

•Ахь братецъ! уймите вашу охоту; еще

ьютъ что-нибудь! Ііг.ань царе-

— а

лись подъ столомъ, а сами все на ух-ватъ смотрятъ да злобно рычатъ. Къ утру расхворалась царевна нуще преж-няго, охаетъ, стонетъ. «Что съ тобою, сестрица? спрашиваетъ братъ, али нѣтъ отъ молока пользы?» — Никакой братецъ! п стала его посылать на мельницу. Иванъ - царевичъ насушилъ сухарей , взялъ съ собой и собакъ и звѣрей сво-ихъ, п пошелъ на мельницу. Долго прождалъ онъ, пока время настало и растворились двѣнадцать желѣзныхъ дверей; царевичъ взошелъ внутрь, на скоро намелъ мучной пыли и только что успѣлъ выйдти, какъ вдругъ двери за нимъ захлопнулись, и осталась охота его на мельнпцѣ взаперти. Иванъ-царевичъ запіакалъ: «видно, смерть моя близко!» Воротился домой; змѣй увпдалъ, что онъ одинъ, безъ охоты, идетъ: «ну, говоритъ, теперь его не боюсь!» вы-скочилъ къ нему на встрѣчу; разивулъ пасть и крикнулъ: «долго я до тебя добирался, царевичъ! ужъ и ждать на-доѣло; а вотъ таки добрался же—сей-часъ тебя съѣмъ!»— Погоди меня ѣсть, лучше вели въ баню сходить да напе-редъ вымыться. — Змѣй согласился н велѣлъ ему самому и воды натаскать, и дровъ нарубить, п баню истопить. Нванъ-царевпчъ началъ дрова рубить, воду таскать. Прплетаетъ воронъ и кар-і;аетъ: «каръ каръ Иванъ-царевичъ! ру-<5и дрова, да не скоро; твоя охота четверо дверей прогрызла». Онъ что нарубить, то въ воду покпдаетъ. А время идетъ да идетъ: нечего дѣлать — надо баню топить. Воронъ опять каркаетъ: «каръ-каръ, Иванъ-царевичъ! топи баню, да не скоро, твоя охота восемь дверей прогрызла». Истоиилъ баню, началъ мыться, а на умѣ одно держптъ: *еслп-бъ моя охота да ко времени по-доспѣла!» Вотъ прибѣгаетъ собака: онъ говоритъ: «ну, двонмъ смерть не страшна!» За той собакой и всѣ прибѣжали. Змѣй Горынычъ долго поджпдалъ Ивана-царевича, не вытернѣлъ и пошелъ самъ въ баню. Вскочила на пего вся охота и разорвала на мелкіе кѵсочки.

Иванъ-царевичъ собралъ тѣ кусочки въ одно мѣсто, сжегъ пхъ огнемъ, а не-пелъ развѣялъ по чистому полю. Идетъ со своею охотою во дворецъ, хочегъ сестрѣ голову отрубить; она пала предъ нимъ на колѣни, начала плакать, упрашивать. Царевичъ не сталъ ее казнить, а вывелъ на дорогу, посадплъ въ каменный столбъ, возлѣ положилъ вязанку сѣна да два чана поставплъ; одинъ съ водою, другой— порожній. И говорптъ: «если ты эту воду выпьешь, это сѣно съѣшь, да наплачешь полонъ чанъ слезъ, тогда Богъ тебя простить, и я прощу».

Оставилъ Иванъ-царевичъ сестру въ каменномъ столбѣ и пошелъ съ своею охотою за тридевять земель; шелъ-шелъ, приходптъ въ большой знатной городъ; видитъ половина народа веселится да пѣснж поетъ, а другая горючьми слезами заливается. Попросился ночевать къ одной старушкѣ, п спрашиваетъ: «скажи, бабушка, отчего у васъ половина народа весеіптся, пѣсни поетъ, а другая навзрыдъ плачетъ?» Отвѣчаетъ ему старуха: «охъ, батюшка! поселился на нашемъ озерѣ двѣнадцатиглавый змѣй, кажную ночь прилетаетъ да людей поѣдаетъ; для того у насъ очередь положена — съ какого конца въ какой день на съѣденіе давать. Вотъ тѣ, которые отбыли свою очередь, веселятся, а которые —нѣтъ, тѣ рѣкой разливаются». — А теперь за кѣмъ очередь?— Да теперь выпалъ жеребій на царскую дочь; только одна п есть у отца, п ту отдавать приходится. Царь объявилъ, что если выищется кто, да убьетъ этого змѣя, такъ онъ пожалуетъ его половиною царства п отдасть за него царевну замужъ, да гдѣ нынче богатыри-то? за наши грѣхи всѣ перевелись!» Иванъ-царевичъ тотчасъ собралъ свою охоту и пошелъ къ озеру, а тамъ ужъ стоптъ прекрасная царевна и горько плачетъ. «Не бойся, царевна; я твоя оборона!» Вдругъ озеро вззолновалося-всколыха-лося, появился двѣнадцати главой змѣй. «А, Иванъ-царевичъ, русской богатырь

ты сюда зачѣмъ пришелъ? Драться алп мириться хочешь?» — «Почто мириться? русской богатырь не за тѣмъ ходить*, отвѣчалъ царевпчъ и наиустплъ на змѣя всю свою охоту: двухъсобакъ, волка, медвѣдя и льва. Звѣрп въ мигъ его на влочкв разорвали. Нванъ-царе-рпчъ вырѣзалъ языеп изо всѣхъ двѣ-надцати змѣнныхъ головъ, ноложплъ себѣ въ карманъ, охоту гулять распусти лъ, а самъ легъ на колѣнп къ ца-ревнѣ и крѣнко заснулъ. Рано утромъ пріѣхалъ водовозъ съ бочкою, смот-ритъ — змѣй убнтъ, а царевна жива н у ней на колѣнахъ спитъ доброй моло-децъ. Водовозъ подбѣжалъ, выхватилъ мечъ п снесъ Ивапу-царевпчу голову, а съ царевны вымучплъ клятву, что она прпзнаетъ его свопмъ пзбавпте-лемъ. Потомъ собралъ онъ змѣпныя головы п новезъ нхъ къ царю; а того и не зналъ, что головы-то безъ язы-еовъ былп. Ни много, нн мало ирошло времени, прпбѣгаетъ на то мѣсто охота Ивана-царевпча; царевпчъ безъ головы лежптъ. Левъ нрпкрылъ его травою, а самъ возлѣ сѣлъ. Налетѣли вороны съ воронятами мертвечины покле-зать; левъ изловчился, поймалъ вороненка и хочетъ его надвое разорвать. Старой воронъ крпчптъ: «не губи моего дѣтенна; онъ тебѣ ничего не сдѣ-лалъ! Коли нужно что, приказывай — все исполню*. Мнѣ нужно мертвой и хивоб воды, отвѣчаетъ левъ; принеси, тогда п вороненка отдамъ. Воронъ по-летѣлъ, и солнце еще не сѣло — какъ воротился и нрішссъ два пузырька мерт-юі :і ховой воды. Левъ разорвалъ во-іка, сирыснулъ мертвой водой — куски срослиса, спрыспулъ живой водой — вороиеноЕЪ ожилъ и нолетѣлъ вслѣдъ за старымъ ворономъ. Тогда левъ сярыснулъ мертвою водою и жн-в ю водов Ивана-Царевпча: онъ всталъ и говорить: «какъ а долго спалъ!» —Вѣкь 5Ѣ спать, кабынеяі отвѣчальему и разсказалъ, какъ нашелъ его убитымъ и навъ воротилъ къ жизни. Приходить Иванъ- царевпчъ въ го-

родъ; въ городѣ всѣ веселятся, обнимаются, цѣлуются, пѣснн поютъ. Спра-шиваетъ онъ старуху; «скажи, бабушка, отчего у васъ такое веселье?» — Да вишь какой случай вышелъ: водовозъ повоевалъ змѣя и спасъ царевну; царь выдаетъ теперь за него свою дочь замужъ. «А можно мнѣ посмотрѣтъ на свадьбу»?—Коли умѣешь на чемъ играть, такъ иди; тамъ теперь всѣхъ музыкан-товъ прпмаютъ. «Я умѣю на гусляхъ играть». — Ступай! царевна до смерти любптъ слушатъ, когда д ей на гусляхъ пграютъ, Ііванъ-царевпчъ купплъ себѣ гусли п иошелъ во дворецъ. Заигралъ — всѣ слушаютъ, удивляются: откуда такой славной музыкантъ проявился? Царевна налпваетъ рюмку впна п подноси тъ ему пзъ свопхъ рукъ; глянула п припомнила своего избавителя: слезы пзъ глазъ такъ и посыпались! «О чемъ плачешь?» спрашпваетъ ее царь. Она говорить: «вспомнила про своего избавителя». Тутъ Пванъ- царевпчъ объ-явплъ себя царю, разсказалъ все, какъ было, а въ доказательство вынулъ пзъ кармана змѣпные языки. Водовоза подхватили подъ-рукп, повели и разстрѣлялп, а Иванъ-царевичъ женплся на прекрасной царевнѣ. На радостяхъ всиомнилъ онъ про свою сестру, поѣхалъ къ каменному столбу — она сѣно съѣла, воду выпила, полонъ чанъ слезъ наплакала. Иванъ-царевичъ простплъ ее п взллъ къ себѣ; стали всѣ вмѣстѣ жить-поживать, добра наживать, лиха пзбывать.

(ІІзъ сказокъ Аѳапасьева).

б. Баба-лга.

Жили-были мужъ съ женой и прижили дочку; женато и помри. Муживъ женился на другой, и отъэтой прпжилъ дочь. Вотъ жена и не взлюбпла падчерицу; нѣтъ житья снротѣ. Думалъ думалъ нашъ мужнкъ, и повезъ свою дочь въ лі.съ. ѣдетъ лѣсомъ— гляднтъ: стоить взбугава па курьпхъ ножкахъ. Вотъ и говорить муживъ: «ивбушва, избушка, стань къ

— 7

лѣсу задомъ, а ео мнѣ передомъ». Избушка п поворотилась. Идетъ мужикъ въ избушку, а въ ней лежитъ Баба-Яга: впереди голова, въ одноыъ углу нога, въ другомъ другая. «Русскпмъ духомъ нахнетъ», говорптъ Яга. Мужикъ кланяется: «Баба-Яга, костяная нога, я тебѣ дочку привезъ въ услуженье». — Ну хорошо! служи мнѣ, говоритъ Яга дѣвушкѣ; я тебя за это награжу. — Отецъ простился п поѣхалъ домой. А Баба-Яга задала дѣвушкѣ пряжи съ коробъ, печку истопить, всего припасти, а сама ушла. Вотъ дѣвушка хлопочетъ у печи, а сама горько плачетъ. Выбѣжали мышки и говорятъ ей: «дѣвпца, дѣвица, что ты плачешь? дай кашки, мы тебѣ добренько скажемъ.» Она дала пмъ кашки. -А вотъ, говорятъ, ты на всякое веретенцо по нпточкѣ напряди. Пришла Баба-Яга. «Ну что, говоритъ, все ли ты припасла?» А у дѣвушки все готово. «Ну топерь, поди вымой меня въ банѣ.» Похвалила Яга дѣвушку и надавала ей разной сряды (*).— Опять Яга ушла, и еще труднѣе задала задачу. Дѣвушка опять плачетъ. Выбѣгаютъ мышки. «Что ты, говорятъ, дѣвпца красная, плачешь? дай кашки; мы тебѣ добренько скажемъ». Она дала пмъ кашки, а онѣ опять научили ее: что и какъ сдѣлать. Баба-Яга опять прпшодчи ее похвалила и еще больше дала сряды... А мачиха посылаетъ мужа провѣдать, жива ли его дочь? Поѣхалъ мужикъ; пріѣзжаетъ и впдптъ, что дочь богатая — пребогатая стала. Яги не было дома; онъ и взялъ ее съ собой. Подъѣзжаютъ они къ своей деревнѣ, а собачка дома такъ и рвется: хамъ, хамъ, хамъ! барыню везутъ, барыню везутъ! Мачиха выбѣжала да скалкой собачку: «врешь, говоритъ, скажи: въ коробѣ косточки гремятъ.» А собачка все свое. Пріѣхали. Мачиха такъ и го-нптъ мужа—и ее (ея) дочь туда же отвезти. Отвезъ мужикъ.

Вотъ Баба-Яга задала ей работы, а сама ушла. Дѣвка такъ и рвется съ досады п плачетъ. Выбѣгаютъ мыши: «дѣвица, дѣвица! о чемъ ты, говорятъ, плачешь?» А она не дала имъ выговорить, то тое скалкой, то другую; съ ними и провозилась, а дѣла-то не прп-дѣлала. Яга пришла, разсердплась. Въ другой разъ опять тоже; Яга изломала ее, да косточки въ коробъ и склала. Вотъ мать посылаетъ мужа за дочерью. Пріѣхалъ отецъ, и повезъ однѣ косточки. Подъѣзжаетъ къ деревнѣ, а собачка опять лаетъ на крылечкѣ: хамъ, хамъ, хамъ, въ коробѣ косточки везутъ! Мачиха бѣжитъ со скалкой: «врешь, говоритъ, скажи: барыню везутъ!» А собачка все свое: «хамъ, хамъ, хамъ — въ коробѣ косточки гремятъ!» Пріѣхалъ мужъ; тутъ-то жена взвыла! Вотъ тебѣ скалка, а мнѣ кринка масла.

(*) Сряда—нарядное платье (Опытъ Обл. Велик, слов. стр. 214).

4. СКАЗКИ О ЖИВОТНЫХЪ.

а. Лпса.

Жилъ себѣ дѣдъ да баба. Дѣдъ говорптъ бабѣ: ты, баба, иеки пироги, а я пойду за рыбой. Наловплъ рыбы п везетъ домой цѣлый возъ. Вотъ ѣдетъ онъ и видптъ: лисичка свернулась ка-лачикомъ и лежитъ на дорогѣ. Дѣдъ слѣзъ съ воза, подошелъ къ лисичкѣ, а она не ворохнется, лежитъ себѣ какъ мертвая. «Вотъ будетъ подарокъ женѣ», сказалъ дѣдъ, взялъ лисичку и поло-жилъ на возъ, а самъ пошелъ впереди. А лисичка улучила время и стала выбрасывать изъ воза все по рыбкѣ да по рыбкѣ, все по рыбкѣ— да по рыбкѣ. Повыбрасала всю рыбу, и сама ушла. «Ну, старуха, говоритъ дѣдъ, какой воротнпкъ привезъ я тебѣ на шубу». — Гдѣ? — «Тамъ на возу — и рыба и воротнпкъ». Подошла баба къ возу: ни | воротника, ни рыбы, и начала ругать ! мужа: ахъ ты, старой хрѣнъ! такой -

— 8 —■

сякой! ты еще вздумалъ обман ыватьІТутъ дѣдъ смен ну лъ, что лпенчка-то была не мертвая; погоревалъ, ногоревалъ, да дѣ-лать-то нечего. А лисичка собрала всю разбросанную но дорогѣ рыбу въ кучку, сѣла и ѣстъ себѣ. На встрѣчу ей вдеть волкъ. Здравствуй, кумушка! — Здравствуя кумапскъ! — Дай мнѣ рыбки! — Налови самъ, да и ѣшъ.— «Я не умѣю».— Эва, вить я же наловила; ты, кумапскъ, ступай на рѣку, опусти хвостъ въ пролубь, — рыба сама на хвостъ на-цѣпляется, да смотри, сиди подольше, а то не наловишь. Волкъ пошелъ па рѣву, опустилъ хвостъ въ пролубь, — дѣло-то было зимою. Ул;ь онъ сидѣлъ, сндѣлъ, цѣлую ночь нросидѣлъ, хвостъ его и приморозило; попробовалъ было приподняться: не тутъ-то было. «Эка, сколько рыбы привалило, п не вытащишь», думаетъопъ. Смотрптъ, а бабы идутъ за водой и крпчатъ, завидя сѣ-раго: «волкъ, волкъ! бейте его! бейте его!» Прибѣжалп и начали колотить волка — кто коромысломъ, кто ведромъ, чѣмъ кто поиало. Волкъ прыгалъ, пры-галъ, оторвалъ себѣ хвостъ и пустился безъ оглядки бѣжать. «Хорошо же, ду-маетъ, ужь я тебѣ отплачу, кумушка! > А лисичка -сестричка , покушамши рыбий, захотѣла попробовать, не удастся ли еще что нпбудь стявуть; забралась въ одну избу, гдѣ бабы пеклп блины, да попала головой въ кадку съ тѣстомъ, вымазалась и бѣжитъ. А волкъ ей на встрѣчу: такъ-то учишь ты? меня всего исколотили! — Эхъ, куманепъ, го-воритъ лисичка-сестричка, у тебя хоть вровь выступила, а у меня мозгъ, меня больнѣв* твоего прибили; я насилу плетусь. — II то правда, говорнтъ волкъ; гдѣ тебѣ, кумушка, ужъ идти; садись па мепл, и тебя довезу. Лисичка сѣла ему на спину, онъ и нонесъ. Вотъ лисичка-сестричка сидитъ, да потихоньку и говорнтъ: «битый нс-бптаго везетъ, битый не-битаго везетъ!» -- Что ты, кумушка, говоришь?—Я, куманекъ, говорю: битый битаго везетъ. «Таьъ, кумушка, тагъ!*

— Давай, кумапекъ, построимъ себѣ хаткп. — «Давай, кумушка!» — Я себѣ построю лубяную, а ты себѣ ледяную. Принялись за работу, сдѣлали себѣ хаткп: лиспчкѣ — лубяную, а волку ледяную; и жпвутъ въ ннхъ. Пришла весна, волчья хатка и растаяла. — А, кумугака, говорнтъ волкъ, ты меня опять обманула; надо тебя за это съѣсть. «Пой-демъ, куманекъ, еще иоканаемся, кому-то кого достанется ѣсть». Вотъ лисичка-сестричка привела его въ лѣсъ къ глубокой ямѣ п говорить: прыгай; если ты перепрыгнешь черезъ яму — тебѣ меня ѣсть, а' не перепрыгнешь — мнѣ тебя ѣсть. Волкъ прыгнулъ п попалъ въ яму. «Ну, говорить лисичка, сиди же тутъ!» — и сама ушла.

Идетъ она, несетъ скалочку въ лап-кахъ, н просится къ мужичку въ избу: «пусти лиепчку-сестрпчку переночевать». — У насъ нбезъ тебя тѣсно. «Я не по-тѣсню васъ; сама ляжу на лавочку, хво-стикъ подъ лавочку, скалочку подъ печку». Ее пустили. Она легла сама на лавочку, хвостикъ подъ лавочку п т. д. Рано поутру лисичка встала, сожгла свою скалочку, а пос.іѣ спрагапваетъ: «гдѣ же моя скалочка, я за нее и гусочку не возьму». Муя;икъ —дѣлать не-чево — отдалъ ей за скалочку гусочку; взяла лисичка гусочку: идетъ и поетъ:

Ишла лисіпка-сестричка но дорожкѣ,

Несла скалочку,

За скалочку — гусочку !

Стукъ, стукъ. стукъ! стучится она въ избу къ другому мужику. — Кто тамъ? «Я лисичка-сестричка, пустите переночевать». — У насъ и безъ тебя тѣспо. «Я не нотѣсню васъ; сама ляжу на лавочку, хвостикъ подъ лавочку, гусочку подъ печку. Раио утромъ она вскочила, схватила гусочку, ощипала ее, съ-ѣла и говорнтъ: «гдѣ же моя гусочга? я за нее ппдюшечку не возьму!» Му-жпкъ — дѣлать нечего —отдалъ ей за гусочку индюшечку: взяла лисичка ип-дюшечкг, идетъ и поетъ:

— 9

Ишла лисичка-сестричка по дорояікѣ,

Несла скалочку.

За скалочку — гусочку,

За гусочку — индюшечкуі

Стукъ, стукъ, стукъ! стучится онавъ Езбу къ третьему мужику. — Кто тамъ? «Я лисичка-сестричка; пустите переночевать. і— У насъп безъ тебя тѣсно.— Я не потѣсню васъ, сама ляжу'на лавочку, хвостикъ подъ лавочку, индю-шечку подъ печку. Ее пустили; вотъ она легла на лавочку, хвостикъ подъ лавочку, индюшечку подъ печку. Рано утромъ лисичка вскочила, схватила индюшечку, ощипала ее, съѣла и говорить: «гдѣ же моя индюшечка? я за нее не возьму и невѣсточку». Мужикъ —дѣлать нечего — отдалъ ей за индюшечку — невѣсточку. Лисичка посадила ее въ мѣшокъ, пдетъ и поетъ:

Ишла лисичка-сестричка но дорожкѣ,

Несла скалочку;

За скалочку—гусочку,

За гусочку—индюшечку,

За индюшечку— 'Невѣсточку!

Стукъ, стукъ, стукъ! стучится она въ избу къ четвертому мужику. — Кто тамъ? —Я лисичка-сестричка; пустите переночевать. — У насъ и безъ тебя тѣс-но.-— Я не потѣсню васъ; сама ляжу на лавочку, хвостикъ подъ лавочку, а мѣ-пюкъ подъ печку. Ее пустили; она легла на лавочку, хвостикъ подъ лавочку. а мѣшокъ подъ печку. Мужикъ потихоньку выпустплъ пзъ мѣшка невѣ-сточку, а вппхалъ туда собаку. Вотъ по утру лисичка-сестричка собралась въ дорогу, взяла мѣшокъ, идетъ и говорить: невѣсточка, пой пѣсии! а собака какъ зарычптъ. Лисичка испугалась, какъ шваркнетъ мѣшокъ съ собакою, да бѣжать. Собака за лисой, лиса отъ собаки нобѣжала въ нору. Собака стоить у норы, а лиса сама съ собою говорить: «ноги, что вы дѣлали?— Мы бѣжали. А вы, глазки? — Мы глядѣли. А вы, уши? — Мы слушали. А ты, хвостъ?—Я, говорить, тебѣ подъ ноги мѣшался, чтобъ ты упала». У ту пору

лиса осердилась на хвость и высунула его изъ норы: на, собака, ѣшь хвостъ! Собака ухватила лису за хвостъ вытащила ее, и разорвала.

(Изъ Сказокъ Аѳанасьева).

б. Котъ и баранъ.

Жиль себѣ старикъ да старуха, у нихъ былъ котъ да баранъ. Старуха укопь копить, а котъ проказить. «Старикъ, говорить, старуха, у насъ на погребѣ не здорово!»—Надо поглядѣть, говорить ей старикъ, не со стороны ли кто блудить. — Вотъ пошла старуха на погребъ и усмотрѣла: котъ сдвинулъ лапой съ горшка покрышку и слпзы-ваетъ себѣ сметанку; выгпала кота изъ погреба и пошла въ избу, а котъ на-передъ нрибѣжалъ п запрятался на печи въ углу. «Хозяинъ! сказываетъ старуха, вотъ мы не вѣрпли, что котъ блудить, а самой и есть; давай его убьемъ!» Котъ услыхалъ эти рѣчи, какъ бросится съ печки да бѣгомъ къ барану въ хлѣвъ, п началъ его обманывать: «брате баранъ! меня хотятъ завтра убпти, тебя зарѣзати». И сговорились они оба бѣжать ночью отъ хозяина. «Какъ же быть? спрашиваетъ баранъ; радъ бы я съ тобой лыжи навострить, хлѣвъ то запертъ!*— Ничего! Котъ тотчасъ взобрался на дверь, скпнулъ лапкой веревочку съ гвоздя и выпустилъ барана. Вотъ и пошли они вутемъ дорогою, нашли волчью голову и взяли съ собой; шли-шли, увидѣлн: далеко въ лѣсу свѣтится огонекъ, они и пустились прямо на огонь. ІІодхо-дятъ, а вокругъ огня грѣются двѣнад-цать волковъ. «Вогъ помочь вамъ, вол-камъ!» — Добро жаловать, котъ да баранъ! «Брате, спрашиваетъ баранъ у кота, что намъ вечерять будетъ?» — А двѣнадцать-то волчьихъ головъ, поди выбери, которая пожирнѣе.— Баранъ пошелъ въ кусты, подпялъ повыше волчью голову, что дорогой-то нашли,

і! спрашиваетъ: эта-ли, брате котъ?» — Нѣтъ, не эта, выбери получше. — Ба-рапъ опять ноднялъ ту-жё голову п опять сираншваетъ: «эта-лп?» Волки тавъ напугались, что рады бы убѣ-жать, да безъ спросу не смѣютъ. Четверо волковъ и стали проситься у кота и барана: «пустите насъ за дровамп, мы вамъ принесешь». II ушли. Остальные восемь волковъ еще пуще сталп бояться кота да барана: колп двѣпад-нать смогли поѣсть, а осмерыхъ п подавно иоѣдятъ. Стало еще четверо ироспться за водою. Котъ отпустплъ: уступайте, да скорѣе ворочайтесь!» По-слѣдніе четыре волка отпросились сходить за прежними волками: отчего-де не ворочаются? Котъ отпустплъ, еще строже паказалъ — поскорѣе приходить назадъ; а самъ съ бараномъ радъ, что они у шли-то.

Волки собрались вмѣстѣ и пустились дальше въ лѣсъ. Попадается пмъ мед-вѣдь Михайло Ивановпчъ. «Слыхалъ ли ты, Михайло Пваповичъ, спрашп-ваютъ волки, чтобы котъ да баранъ, съѣдалп по двѣпадцатп волковъ?»— Нѣтъ, робятушкн, не слыхивалъ. «А мы самп впдѣлп этакого кота да барана». — Какъ бы, робятушки, п мнѣ по-смотрѣть, какова пхъ храбрость. «Эхъ, Михайло Пваповичъ, вить больно котъ-атъ ретпвъ, нельзя къ нему поддобро-хотаться: того п гляди, что въ клочки іетъ! Даромъ что мы прытки надъ собаками и зайцами, а тутъ ничего не возьмешь. Позовемъ-ка лучше пхъ на обѣдъ». Стати посылать лисицу: ступай, позови кота да барана». Лисица начала отговариваться: «я хоть и прытка, да неувертлива; какъ бы они меня не съѣли!» —Ступай ! —Дѣлать нечего, по-бѣжала лисица за котомъ и бараномъ. ►тплась назадъ и сказываете: «обѣ-щались быть: ахъ, Михайло Ивано-какой котъ-то сердитойі спдптъ на пнѣ !,і ломаетъ его копями: это на насъ точить онъ свои ножи! А глаза такт, и выпучил:.!...» Медвѣдь струх-

пулъ, сейчасъ иосадплъ одного волка въ сторожи на высокій непь, далъ ему въ лапы утирку и наказалъ: «колп увидишь кота съ бараномъ, махай утиркою: мы пойдемъ—пхъ повстрѣчаемъ». Стали готовить обѣдъ; четыре волка нритащнлп четыре коровы, а въ повара медвѣдь посадплъ сурка.

Вотъ пдутъ въ гости котъ да баранъ; завпдѣлп караульнаго, смекнули дѣло п стакапулись ме;кду собою «Я, говоритъ котъ, подползу тихонько по травѣ п сяду у самаго пня супротпвъ волчьей рожи, а ты, братъ баранъ, разбѣжись и что есть силы ударь его лбомъ!» Баранъ разбѣікался, ударплъ со всей мочи и сгаибъ волка; а котъ бросился ему прямо въ морду, вцѣппл-ся когтями п исцарапалъ морду до крови. Медвѣдь и волки какъ увпдѣли то—зачали межъ собою растобаривать: «ну, робятушки, вотъ какова рысь кота да . барана! Евстпфейка-волка умудрились сшпбпть п пзувѣчпть съ какого высокаго пня, а намъ гдѣ ужь на зем-лѣ устоять! Имъ, знать, наше готов-ленье-то не-почемъ; онп прндутъ не угощаться, а насъ пятнать. А, братцы! не лучше лп намъ схорониться?» Волки всѣ разбѣ;кались по лѣсу, мед-вѣдь вскарабкался на сосну, сурокъ спрятался . въ нору, а лпса забилась подъ колоднну. Котъ съ бараномъ принялись за наготовленныя кушанья. Котъ ѣстъ; а самъ мурлычптъ: мало, мало! обернулся какъ-то назадъ, увпдѣлъ, что пзъ норы торчптъ сурковъ хвостъ, испугался да какъ прыснетъ на сосну. Медвѣдь устрахался кота, да напря-микъ съ сосны па землю и ринулся, и чуть-чуть не задавплъ лисы подъ кололи ной. Побѣжалъ медвѣдь, побѣжал» лпса. «Знать ты, куманекъ, ушибся?» спрашиваетъ лисица.— Нѣтъ, кумушка, еслибъ я пе спрыгнуть — котъ бы давно меня съѣлъ.

(Изъ Скавовъ Аѳанасьева).

— 11

Б. БЫЛИН Ы.

а) Святогоръ.

Снарядился Святогоръ во чисто поле

гулятп, Засѣдлаетъ своего добра коня И ѣдетъ по чпсту полю, Не съ кѣмъ Святогору сплой понѣ-

ряться, А спла-то по жилочкамь Такъ жпвчикомъ п переливается. Грузно отъ сплушкп, какъ отъ тяже-лаго беремени. Вотъ и говорить Святогоръ: «Какъ бы я тягп нашелъ, «Такъ я бы всю землю поднялъ!» Наѣзжаетъ Святогоръ въ степп На маленькую сумочку переметную: Беретъ погонялку, пощупаетъ сумочку, — она не скрянется, Двпнетъ перстомъ ее,—не сворох-

нется, Хватптъ съ коня рукою, — не подымется: «Много годовъ я по свѣту ѣзживалъ, «А эдакова чуда не наѣзживалъ, «Такова дива не впдывалъ: < Маленькая сумочка переметная «Не скрянется, не сворохнется, не

подымется !» Слѣзаетъ Святогоръ съ добра коня, Ухватилъ онъ сумочку обѣма рукама, Поднялъ сумочку повыше колѣнъ: II по колвна Святогоръ въ землю

угрязъ, А по бѣлу лицу не слезы, а кровь

течетъ. Гдѣ Святогоръ угрязъ, тутъ и встать

не могъ, Тутъ ему было и кончеыіе.

Святогора п земля на себѣ черезъ силу держала... Еще не встрѣчалось ему равнаго богатыря: не съ кѣмъ Святогору силой помѣряться. Судьба приводить къ нему Илью Муромца. Встрѣча

двухъ богатырей одно изъ любопытнѣй" шпхъ преданій народныхъ:

Наѣхалъ Илья въ чистомъ полѣ На шатеръ бѣлополотняный, Стоптъ шатеръ подъ велпкимъ еы-рымъ дубомъ, И въ томъ шатрѣ кровать богатырская не малая: Долиной кровать десяти сажень, Шириной кровать шестп сажень. Прпвязалъ Илья добра коня къ сыру

дубу,

Легъ на тую кровать богатырскую

И спать—заснулъ.

А сонъ богатырскін крѣпокъ:

На три дня и на три ночи.

На третій день услыхалъ его добрый

конь

Белпкій шумъ съ- подъ снверныя сторонушки:

Мать сыра зт^мля колыбается,

Темны лѣсушки шатаются,

Рѣки изъ крутыхъ береговъ выливаются.

Бьетъ добрый конь копытомъ о сыру

землю,

Не можетъ разбудить Илью Муромца.

Проязычилъ конь языкомъ человѣче-

скимъ:

«Ай же ты, Илья Муромецъ!

«Спишь себѣ, проклаждаешься,

«Надъ собой пезгодушки не вѣдаешь:

«Ѣдетъ къ шатру Святогоръ богатырь.

«Ты спутай меня во чисто поле,

«А самъ полѣзай на сырой дубъ».

Вставалъ Илья на рѣзвы ноги,

Спущалъ коня во чпсто поле,

А самъ высталъ во сырой дубъ.

Впдитъ: ѣдетъ богатырь выше лѣсу

стоячаго,

Головой уппраетъ подъ облаку ходячую,

На илечахъ везетъ хрустальный ла-

рецъ.

Пріѣхалъ богатырь къ сыру дубу, Снялъ съ илечь хрустальный ларецъ, Отмыкалъ ларецъ золотымъкліочемъ: Выходптъ оттоль жена богатырская. Такой красавицы на бѣломъ свѣтѣ Не видано и не слыхано: Ростомъ она высокая, Походка у ней щеплпвал, * Очи ясна го сокола, Бровушки чернаго соболя. €ъ платьица тѣло бѣлое. Какъ вышла нзъ того ларна,собрала

на столъ, Полагала скатерти браныя, Ставила на столъ яствушкп сахарнія, Вынимала нзъ ларца пптьица ыед-

вяныя.

Пообѣдалъ Святогоръ и заснулъ, а жена пошла гулять но чпсту нолю; вы-смотрѣла Илью въ сыромъдубѣ, и влюбилась въ богатыря. Затѣмъ —

Взяла его красавица, богатырская

жена,

Посадила къ мужу вс? глубокъ кар-

манъ

II разбудила мужа отъ крѣпкаго сна.

Проснулся Святогоръ богатырь,

Посадилъ жену въ хрустальный ларецъ,

Заперъ золотымъ ключемъ.

Сѣлъ на добра коня

II поѣхалъ ко Святымъ горамъ.

Сталъ его добрый конь спотыкаться,

II билъ его богатырь плеткою шелковою

По тучвымъ бедрамъ,

II проговорить конь лзыкомъ чело-

вѣческпмъ:

«Опережь я возилъ богатыря да жену богатырскую,

«А нош. везу жену богатырскую и двухъ богатырей:

«Дивно ли мнѣ потыкатяся»? . II вытащилъ Святогоръ богатырь

Илью Муромца пзъ кармана.

Щегольская.

И сталъ его выспрашивать,

Кто онъ есть и какъ попалъ въ нему

Во глубокъ карманъ.

Илья все разсказалъ: Святогоръ убилъ жену измѣнницу, а Илью назвалъ сво-имъ меньшпмъ братомъ п вмучилъ его «всѣмъ похваткамъ поѣздкамъ богатыр-скимъ». Поѣхали оба богатыря къ сѣ-вернымъ горамъ, увидали великій гробъ съ надписью: «кому суждено въ гробу лежать, тотъ въ него и ляжетъ*. Легъ Муромецъ—не по немъ гробъ; Святогоръ -гробь прпшелся. Илья нехотѣлъ закрыть богатыря крышкою, самъ Святогоръ закрылъ себя и тутъ случилось чудо: ни какъ не могъ Святогоръ снять крышкп. Онъ велѣлъ Ильѣ взять мечъ кладенецъ п ударить поперегъ крышки: ударить Муромецъ — и на томъ мѣстѣ выростаетъ полоса желѣзная. Еще тда-рплъ Илья вдоль крышки, опять выросла полоса желѣзная. Тогда сделалось ясно, что насталъ смертный часъ Святогора: онъ передалъ свой богатыр-скій духъ сквозь щелочку гроба Ильѣ и — умерь. Илья привязалъ коня Свято-горовако гробу, а самъ поѣхалъ въ чисто поле.

б. .Никуда Седяниновичъ.

Молодой Вольга Святославичъ Со своею дружи ну шкой хороброю Онъ иоѣхалъ къ городамъ за получкою

(данью). Выѣхалъ въ раздольице чистб-поле, Онъ услышалъ во чистомь полѣ ратая: Оретъ^ въ полѣ ратай, понукиваетъ, Сошка у ратая иоскрипываетъ, Омѣшки но камешкамъ почеркиваютъ (*). Ѣхать Вольга до ратая. День съ утра онъ до вечера.

(*) Эта былина записана со елозь крестья, нина Олонецкой губерніи. гдѣ почва, особенно въ нѣкоторыхъ уѣздахъ, совершенно сэменастал.

— 13 —

Со своею дружинушкой хороброей, А не могъ онъ до ратая доѣхати, ѣхалъ Вольга ещё другой день, Другой день съ утра до вечера, А не могъ онъ до ратая доѣхати. Оретъ въ полѣ ратаи, понукиваетъ, и т. д.

ѣхалъ Вольга ещё третій день, Третій день съ утра до пабѣдья, Наѣхалъ онъ въ чпстомъ полѣ ратая: Оретъ въ полѣ ратай, понукиваетъ, Съкрая въ край бороздка пометываетъ; Въ край онъуѣдетъ, другаго не видать; Коренья, каменья вывертываетъ, А великія-то всѣ каменья въ борозду

валитъ; Кобыла у ратая соловая, Сошка у ратая кленовая, Гужики у ратая шелковые, Говорилъ Вольга таковы слова: « Божья ти помощь, оратаюшко! «Орать, да пахать, да крестьянствовати, «Съ края въ край бороздки пометы-

вати, «Коренья, каменья вывертывати!» Говорилъ оратай таковы слова: «Подитко, Вольга Святославовичъ «Со своею со дружинушкой хороброю, «Мнѣ-ка надобна Божья помощь крестьянствовати! «Далеко ль, Вольга, ѣдешь, куда путь

держишь «Со своею дружинушкой хороброю?» — «Ай же ты, ратаю, ратаюшко! «Ѣду къ городамъ за получкою: «Ко первому городу ко Гурчевцу, «Ко другому ко городу къ Орѣховцу, «Ко третьему ко городу ко Крестья-

вовцу (*).» «Говорилъ оратай таковы слова: «Ай же, Вольга Святославовичъ! «А недавно я былъ въ городни, третьего дни, «На своей кобылкѣ соловоей,

(*) Этими тремя городами пожаловалъ Олега Віадиміръ стольно-кіевскій, безъ котораго дѣло не обходится ни въ одной былннѣ (кромѣ нов-городскихъ): народная фантаоіл сдѣлала Олега ллемянникомъ Владиміра. ,

«Увезъ я оттоль соли только два мѣха^ «Два мѣха соли, по сороку пудъ. «И живутъ-то мужики все разбойнике^ «Они просятъ грошевъ подорожныихъ,-«А былъ я съ шалыгой (**) подорожному «Платплъ имъ гроши подорожные: «Который стоя стоить, тотъ и сидя си-

дитъ,. «А который сидя сидптъ, тотъ и лежа

лежитъ.э. Говорилъ Вольга таковы слова: «Ай же оратай, оратаюшко, «Поѣдемъ со мною въ товаращахъ?*-Этотъ оратай оратаюшко Гужики шелковеньки повыстегнулъ,. Кобылку изъ сошки повывернулъ, Сѣли на добрыхъ коней, поѣхали* Говорить оратай таковы слова: «Ай же Вольга Святославовичъ! «Оставилъ я сошку въ бороздочкѣ, «И не для-ради прохожаго, проѣзжаго^ «А для-ради мужика деревенщины. «Какъ бы сошка съ земельки новы дернут, «Изъ омѣшиковъ земельку повытрях-

нутж «И бросить бы сошка за ракитовъ кустъ?*-Молодой Вольга Святославовичъ . Посылаетъ онъ съ дружинушки хоробрые Пять молодцевъ могучіихъ, Чтобы сошку съ земельки повыдернули,

и т. д. Пять молодцевъ могучіихъ Пріѣхали къ сошкѣ кленовыя: Они сошку за обжи вокругъ вертятъ, А не могутъ сошки съ земельки по©ы~ дернуть, и т. До-Молодой Вольга Святославовичъ Посылаетъ онъ цѣлыимъ десяточком^

и т. ж-Они сошку за о'бжи вокругъ вертятъ: Сошки отъ земли поднять нельзя, и т, д~ Посылалъ онъ всю дружинушку хоробрую, и т. ж-А не могъ сошки съ земли повыдерну-

ТИ, И Т. Дрі

(**) Шалыіа — тоже, что шлепуш: плеть ел обвязанной пулей, кистень.

*

— 14

Нодъѣхалъ оратай -оратаюшко

На своей кобылкѣ соловенькой

Ко этой го сошкѣ кленовоей:

Бралъ-то оиъ сошку одной рукой,

Сошку съ земельки повидернулъ,

Изъ омѣшпковъ земельку иовытряхнулъ,

Бросилъ сошку за ракитовъ кустъ.

Сѣлп на добрыхъ коней, иоѣхалп. Оратая кобылка-то рысью идетъ, А Вольгинъ-отъ конь и поскакпваетъ; У оратая кобылка-то грудью пошла, А Вольгпнъ-отъ конь оставается. Сталъ Вольга тутъ покрпкиватп, Колпакомъ Вольга сталъ помахиватп: «Постой-ка ты, ратай, ратаюшко! «Этая кобылка конькомъ бы была, — «За эту кобылху пятьсотъ бы дали.» Говорилъ оратай таковы слова: «Глупый Вольга Святославовпчъ! «Взялъ я кобылку жеребчпкомъ сподъ

матушки «II заплатилъ за кобылку пятьсотъ рублей: «Этая кобылка конькомъ бы была, — «За эту кобылку смѣты бы нѣтъ.» Говорилъ Вольга Святославовпчъ: «Ай я;е ты, ратаю-ратаюшко! «Какъ то тебя пменемъ зовутъ, «Какъ звеличаютъ по отечеству?» Говорилъ оратай таковы слова: «Ай л;е, Вольга Святославовпчъ! «А я ржи напашу, да во скирды сложу, «Во СБирды складу, домой выволочу, «Домой выволочу, да дома вымолочу, «Драни надеру, да и пива наварю, «Ппва наварю, да и мужпковъ напою. «Станутъ мужички меня поклпкиватн: «Молодой Микулушка Селянпновичъ!»

(Пѣснп, собр. Рыбнпковммъ, ч. I, стр. 16-—22),

в. Олегъ Свлтославпчъ.

Закатилось красное солнышко За горушки высокія, за моря пшрокія, Разсаждалися звѣздн частыя но свѣтлу

небу: Порождался Вольга сударь Буслаевнчъ На матушкт. на святой Руси.

Росъ Вольга Буслаевпчъ до пяти годовъ^ Пошелъ Вольга сударь Буслаевпчъ по

сырой земли: Мать сыра земля сколыбалася, И звѣри въ лѣсахъ разбѣжалися, II птицы по подоблачью разлеталися, И рыбы го синю морю разметалпся. II пошелъ Вольга сударь Буслаевпчъ Обучаться всякихъхитростей, мудростей, И всякихъ язьіковъ разныихъ. Будетъ Вольга семнадцати лѣтъ Прпбпраетъ дружину хоробрую: Тридцать молодцевъ безъ едпнаго, Самъ Вольга былъ во тридцатыихъ (*), «Дружина, скаже, моя добрая, храбрая! «Слушайте болынаго братца, атамана-то: «Вейте веревочкп шелковыя. «Становнте веревочки во темну лѣсу, «Становпте веревочки по сырой земли, «И ловите вы куницъ и лисицъ, «Дпкпхъ звѣрей п черныхъ соболей, «И ловить по три дня и по три ночи.» Слушали болыиаго братца, атамана-то, Дѣлали дѣло повеленное:, и т. д. Не могли добыть ни одного звѣрка. Повернулся Вольга сударь Буслаевпчъ левымъ звѣремъ (львомъ),

(*) Эти четыре стиха взяты пзъ другого варь-янта, такъ какъ соотвѣтствующіе имъ въ варьлн-тѣ, пршіятомъ за основаніе, темпы и служатъ, съ другой стороны, только повтореніемъ пред-тествующихъ. Къ числу варьянтовъ этой древней былины относится и почитавшаяся у насъ въ прежнее время совершенно отдѣльною былина о Волхѣ Всеславичѣ (испорчено пзъ Олега Святославича, подобно тому какъ въ другнхт, варьяптахъ Святославич* испорчено въ Буслаевпчъ). Тамъ раннее развнтіе Олега описывается слѣдующпмъ образомъ:

А и будетъ Волхъ во полтора часа,

Волхъ говорнтъ, какъ громъ грсмитъ:

А и гой еси, сударыня матушка,

А не пеленай во пелену червчатую,

А не поясп во пояса шелковые, —

Пелепай меня, матушка,

Въ крѣпкн латы булатные,

А па буйпу голову клади златъ шеломъ,

Во праву руку палппу,

А тяжку пллицу, евпнповую,

А вѣеомъ та палица въ триста пудъ.

(Слова Г. Ореста Миллера въ его Христомачіи, стр. 1).

Поскочплъ по сырой земли, по темпу

лѣсу, Заворачпвалъ куницъ, лпсицъ, И дпкпхъ звѣрей, черныхъ соболей. Большпхъ поскакучіихъ зающекъ, Малыхъ горностающекъ.

И будетъ во градѣ во Кіевѣ Со своею друшпною со доброю, И скажетъ Вольга сударь Буслаевичъ: «Дружпнушка ты моя добрая, хоробрая! «Слушайте большаго братца атамана-то: «Вейте силышкп шелЕовыя, «Становпте сплышка на темный лѣсъ, «На темный лѣсъ, на самый верхъ, «Ловите гусей, лебедей, ясныхъ соколей, «И малую птпцу пташицу. «И ловите по три дни и потри ночи.» И слушали большаго брата, атамана-то, Дѣлали дѣло повеленое; и т. д. Не могли добыть ни одной птички. Повернулся Вольга сударь Буслаевичъ Науй-птицей (*), Полетѣлъ по подоблачью, Заворачпвалъ гусей, лебедей, ясныхъ

соколей, И малую птицу пташицу.

И будутъ во городѣ во Кіевѣ, и т. д. Скажетъ Вольга сударь Буслаевичъ; и

т. д. «Возьмите топоры іроворубные, «Стройте суденышЕо дубовое, «Вяжпте путевья шелЕовыя, «Выѣзжайте вы на сине море, «Ловпте рыбу семжинЕу и бѣлужинЕу, «Щученву п плотиченЕу, «И дорогую рыбку осетринЕу, «И ловите по три дня, и по три ночи.» И слушали большаго братца, атамана-то, и т. д. Не могли добыть ни одной рыбви. Повернулся Вольга сударь Буслаевичъ

рыбой щучиной II побѣжалъ по синю морю, Заворачпвалъ рыбу семжину и бѣлу-

ЖИНЕу,

ЩученЕу и плотиченЕу, Дорогу рыбу осетринву.

{*)Нуай : нпаче нога или нога, является и въ аругихъ ироизведепіяхъ: въ стихѣ о Егоріѣ Хра-бромъ ивъсказвѣ объ Александрѣ Македонском?..

И будутъ во градѣ, во Кіевѣ, и т. д. И скажетъ Вольга сударь Бусіаевичъ, «Дружина моя добрая, хоробрая, «Кого бы намъ послать во Турецъ-землю, «Провѣдати про думу, про царсЕую, «Что царь думы думаетъ, «Думаетъ ли ѣхать на Святую Русь? «Стараго послать, — будетъ долго ждать; «А середняго послать-то, — виномъ за-

поятъ. «А малаго послать, — заиграется; «Будетъ, видно, Вольгѣ самому пойти!» Повернулся Вольга сударь Буслаевичъ Малою птицею пташицей, Полетѣлъ енъ по подоблачью: И скоро будетъ во Турецъ-землѣ, Будетъ у царя турецваго, Противъ самыхъ оЕошечевъ, И слушаетъ онъ рѣчи тайныя, — Говоритъ царь со царицею: «Ай же ты, царица Панталоновна! «Я знаю про то, вѣдаю: «На Руси-то трава растетъ не по старому,

«Цвѣты цвѣтутъ не по прежнему, «А видно, Вольгй-то живого нѣтъ.» Говоритъ царица Панталоновна: «Ай же ты, царь, Турецъ-Санталъ! «На Русп трава все растетъ по старому,

и т. д. «А ночесь спалось, — во сняхъ видѣлось: «Бывъ (будто) сподъ восточныя, сподъ

сторонушки

«Налетѣла птица, малая пташица, «А сподъ западной сподъ сторонушЕи «Налетѣла птица черный воронъ,-«Слеталися они во чистомъ полѣ, «Промежду собой подиралися; «Малая-то итпца пташица «Чернаго ворона повыклевала, «По перушЕу она повыщипала «И на вѣтеръ все по выпускала.» Проговорить царь Турецъ-Салтанъ: «Ай же ты, царица Панталоновна! «А я думаю скоро ѣхать на Святую Русь, «Возьму я девять городовъ «И подарю своихъ девять сыновей, «Привезу себѣ шубоньку дорогую.» Говорить царица Панталоновна:

— 1С —

«А не взять тебп девяти горбдовъ,»

и т. д. Проговорить парь Турецъ-Санталъ: «Ахъ ты старый чортъ! «Сама спала, себѣ сонъ видѣла!» II ударить онъ по бѣлу липу, II повернется. — по другому (по другой

щекѣ) II Еинетъ царпну о кпрппченъ полъ, II кпнетъ ю во второй-то разъ; «А поѣду я на святую Русь,» п т. д. Повернулся Вольта сударь Буслаевпчъ Малымъ горносталюшкомъ: Зашелъ во горнпцу во ружейную; Ц повернулся онъ добрымъ молодцемъ: II тугіе лукп перёломалъ, II шелковыя тетивочкп перёрвалъ, II каленыя стрѣлы всѣ повыломалъ, II у оружей замочкн повывертѣлъ, Пъ боченочкахъ норохъ перёзалилъ. Повернулся Вольга сударь Буслаевпчъ сѣрымъ волкомъ: Поскочплъ онъ на конюшенъ дворъ, Добрыхъ коней пёребралъ, А глоткп у всѣхъ у нпхъ перёрвалъ. Повернулся Вольга сударь Буслаевпчъ Малою птицею птапгпцей, — II будутъ во градѣ во Кіевѣ, Со своею со дружпною, со доброю: «Дружина моя добрая, хоробрая! «Пойдемъ-те мы во Турецъ-землю!» И пошли они во Турепъ-землю, И силу турецкую во полонъ бралп. « Дружина моя добрая, хоробрая! «Станемъ-те теперь полону подѣлять!» Что было падѣлу дорого? Вострыя саблп по иятп рублей, А оружье булатное но шести рублей, А добрые т;онп но семп рублей....

[ПѢсни, собранны я Рыбниковым!., ч. Ігтр. 1— С )

г. Ильи Муромецъ.

Ктобы пам'ь сказалъ про старое, Про старое, про бывалое При того Илью про Муромца? Муромецъ еынъ Ивановичъ,

Онъ въ сидняхъ сидѣлъ тридесять три

год::; Пришли къ нему нища братія, Самъ Ісусъ Христосъ, два Апостола: «Ты пойди, Илья, принеси испить!» — Нища братія, я безъ рукъ, безъ нога! — «Ты вставай, Илья, пасъ не обманывай!» Илья сталъ вставать, ровно встрёпанный ; Онъ пошёлъ прпнёсъ чашу въ полтора

ведра. Нищей братіп сталъ поднашивать; Ему нищи отворачиваютъ; Нища братія у Ильи спрашивали: «Много ли, Илья, чуешь въ себѣ силушки? -— Отъ земли столбъ былъ да до нёбушки. Ко столбу было золото кольцо, За кольцо бы взялъ, святорусску пово-

ротплъ! — «Ты поди, Илья, принеси другу чашу!» Илья сталъ имъ поднашивать, Они Ильѣ отворачнваютъ: Выппвалъ Илья безъ отдыха Болыпу чашу въ полтора ведра; Онп у Ильи сталп спрашивать: «Много ли, Илья, чуешь въ себѣ силушки?* — Во мнѣ силушки половпнушка. «Проводи Илья насъ во чисто поле, «Во чпето поле, къ высок у бугру, «Къ высоку бугру, ко раскатпету.» На бугрѣ Илья отдохнуть прплёгъ, Богатырскій сонъ на двенадцать день.

(Пѣспн, собранный П. В. Кирѣевскимъ 3 вып. 1, стр. 1 и 2,.

Не оьірой дубь къ зсмлѣ клонится, Ни бумажные листочки разстплаются. Разстплается сыпъ передъ батюшкомі: Онъ п проептъ себѣ благреловеныща: «Охъ ты гой еси, родимой, милой ба*

тюшва! «Дай ты мнѣ своё благословеньицо, «Я поѣду въ славной, стольной Кіевт

гра.п .

«Помолиться чудотворцамъ кісвекнмь, «Заложиться за князя Володиміра,

«Послужить ему вѣрой-правдою, «Постоять за вѣру хрпстіянспую.»

— 17 —

Отвѣчаетъ старой крестьянппъ Иванъ

Тпмоѳеевпчъ: «Я на добрыя дѣла тебѣ благословенье

дамъ, «А на худыя дѣла благословенья нѣтъ. «Поѣдешь ты путемъ и дорогою, «Ни помыслп зломъ на татарина, «Ни убей въ чпстбмъ полѣ хрпстіанпна. » Поклонился Илья Муромецъ отцу до землп, Оамъ онъ сѣлъ на добра коня, Иоѣхалъ онъ во чисто поле. Онъ и бьетъ копя но крутымъ бёдрамъ, Пробиваетъ кожу до черна мяса; Ретиво его конь осержается, Прочь отъ землп отдѣляется, Онъ и скачетъ выше дерева стоячаго, Чуть пониже оболока ходячаго. Первый скокъ скочплъ на пятьнадцать

верстъ; Въ другой скочплъ, колодезь сталъ; У колодезя срубплъ сырой дубъ, У колодезя поставилъ часовенку, На часовнѣ подппсалъ свое имячко: «ѣхалъ такой-то сильной, могучой богатырь, «Илья Муромецъ, сынъ Ивановпчъ;» Въ третій скочплъ подъ Черниговъ

градъ. Подъ Чернпгоішмъ стоитъ сила смѣты

нѣтъ; Иодъ Чёриитовымъ стоять три царевича; Съ каждымъ силы сорокъ тысячей. Воіатырско сердце разтбрчйво п пеуём-

чнво; ІІуще огпа бгоігчяка сердце разыграется; Пуіце нлящаго (палящаго) мороза разгорается. Тутъ возговорплъ Илья Муромецъ та-

ковб слово: «Не хотѣлось было батюшку супротив-

никѳмъ быть, «Еще знать-то его заповѣдь переступить.» Веретъ опъ въ руки саблю боевую, Учалъ по сплушкѣ погуливать: Гдѣ повернется, дѣлалъ улпцы, Поворотится—часты площади ; Добирается до трехъ царевнчовъ.

Тутъ говорилъ Илья таково слово: «Ой вы гой есте три царевича! «Во пол онъ ли мнѣ васъ взять, «Аль съ васъ буйны головы снять? «Какъ въ полонъ мнѣ васъ взять, «У меня дороги заѣзяия и хлѣбы завозные; «А какъ головы снять—царекп сѣмяна

погубить, «Вы поѣдьте по своимъ мѣстамъ, «Вы чините вездѣ такову славу, «Что святая Русь пе пуста стоитъ, «На святой Руси есть сильны, могучи

богатыри.» Увидалъ его воевода чернпговскій: «Что это Господь сослалъ намъ за сослал ьника! « Очисти лъ нашъ славный Черниговъ

градъ.» Возговоритъ воевода свымъ князьямъ-

боярамъ; «Подите, позовите добра молодца «Ко мнѣ хлѣба соли кушатп.»

— «Нейду я къ воеводѣ вашему, «Не хочу у него хлѣба соли кушатп; «Укажите мпѣ прямую дорожпньку «На славной стольной Кіевъ градъ,»

(Пѣспн соор. Кир., вып. 1, стр. 34—-36.)

ѣхалъ удалый по чисту нолю,

Стоитъ столбъ бѣлодубовый, На столбѣ есть подпись, подписана: «Прямо ѣхать, только пятьсотъ верстъ, «А наоколъ-то ѣхать, семьсотъ верстъ.* Смотрптъ Илья на эту подпись-то: «РСакъ прямо ѣхать, жпву пе бывать; «Нѣтъ пути ни проѣзжему, нп прохожему, пи пролетному, «Сидитъ Соловей-разбойникъ на семи

дубахъ, «Захватываетъ воръ-собака насемпвер-

стахъ.» Стоптъ Илья, пораздумался: «Прямоѣзжая дорога переломана, «Калиновы мосточки переворочены. «Не честь мнѣ, хвала молодецкая «ѣхать той дорожкой окольноей; «А лучше поѣду дорожкой прямоѣзжею.» Скоро снущался опъ съ добра коня,

Рукой опъ коня повелъ, А другой началъ мосты мостить, Тып мосточкп калиновы: Ыаладплъ онъ дорогу прямоѣзжую. Иріѣзжаетъ Ильюша късырымъ дубамъ: Спдптъ Соловей-разбойнпкъ па семп дубахъ, п т. д. Закричалъ і;акъ Соловей по звѣрппому, Засвпсталъ злодѣи по соловьппому, Замызгалъ собака по собачьему: Тутъ-то у Ильи у Муромца Его добрый конь на колѣнкп палъ Отъ того отъ крпку отъ звѣрппаго, и т. д. Бьетъ оиъ копя промежу уши; По тыпмъ еще по тугнмъ ребрамъ: «Ахъ ты волчья сыть (*), травягюй

мѣшокъ! «Развѣ пе слыхалъ ты крику звѣрпиаго,

п т. д. Самому молодцу пе дойдетъ сидѣть: Скоро патяпулъ опъ тугой лукъ, Кладывалъ-то опъ стрѣлочву каленую, Стрѣлплъ-то опъ Соловья разбойнпка; Стрѣлплъ-то опъ его во правой глазъ, А вышла стрѣла во лѣво ухо: Палъ тутъ Соловей на сыру землю. Взпмалъ-то онъ Соловья разбойнпка, Ирпстегпвалъ ко стремеші черкасскому, Повезъ-то онъ Соловья съ собой его.

Илья проѣзжаетъ съ Соловьемъмимо Соловьева помѣстья; увпдѣвъ пхъ,жена Соловья посылаетъ дѣтей къ Ильѣ съ богатымъ выкупомъ. «Оиъ будетъ опять разбой держать,» отвѣчаетъ Илья, пне даетъ имъ пхъ батюшки.— Пріѣзжаетъ Илья съ Соловьсмъ въ Кіевъ, — но уже поздно къ заутренѣ! Въѣзжаетъ оиъ на шпрокій дворъ князя Владпміра. Вотъ возвращается князь изъ церкви, п раз-сказы ваетъ Илья князю, какъ удалось ему поймать Соловья-разбойппка.

(О. Мил.).

«А впдно, ты, удалый добрый молодецъ, «А быль на царевомъболыномъкабакѣ! «Не напился ли зелена вина,

(•) Т. е. нолчій вормъ (чѣмт. полкт. сытъ) — волкъ тоПл ѣшь.

«Не пустымъ ли, добрый молодецъ, хвастаешь? — «Ахъ же, дурень, князь столыю-кіеи-

скін! «У меня Соловей разбойнпкъ у стремени у черкасскаго.» Тутъ-то они всѣ пометалися, Пометал пся всѣ, покидалпея, Бѣжатъ да трутъ промежу собой; Прибѣжала какъ къСоловыо-разбойппку, Сами говорятъ, крпчатъ ему: «Ахъ ты, Соловей-разбойпнкъсынъРах-

матовнчъі «Крпчп-тко, Соловей по звѣрипому^, и

т. д. Говорить Соловей-Разбойникъ сыпъ Рах-

матовнчъ: «Не ваше я пыо-ѣмъ-кушаю. «И не васъ хочу п слушатп.» Скоро они новоротъ дер;катъ, Приходятъ къ ІІльѣ Муромцу, Клонятся всѣ они, молятся: — «Ай же ты, Илья Муромецъ! «Позволь ты Соловью-то разбойнику «Закричать Соловью по звѣрипому» и

т. д. Опъ говорптъ, промолвптъ таково слово: «Ай же ты князь столыто-кіевскій! «Теперь у него уста запечатаны, «Запеклись уста кровью горючею: «Стрѣленъ у меня во правый глазъ, «Вышла стрѣла во лѣво ухо. «Налейте ему чашу зелена вппа, «Вѣсомъ чашу въ полтора пуда, «Мѣрой чашу полтора ведра.» Налили ему чашу зелена вина, и т. д. Принесли къ Соловью-разбойнику. Принпмалъ онъ чашу едпной рукой, Выпивалъ чашу за единый вздохъ, Самъ говорилъ таково слово: «Другу чашу налейте пива пьянаго, «Чтобы вѣсомъ чаша въ полтора пуда.

и т. д. «Третью чашу налейте меду сладкаго,

и т. д. Наливали ему чашу пива пьянаго И наливали ему чашу меду сладкаго, Припималъ онъ чашу едпной рукой,

и т. д. Тутъ соловей ньянъ сталъ.

— 19 —

Проговорплъ Илья Муромецъ:

«Ай же ты, Соловей сынъ Рахматовичъ!

«Крпчп, разбойникъ, по звѣриному,»

п т. д. Закричалъ Соловей по звѣрпному, пт.т. Кпязп, бояре всѣ мертвы лежать; А Владпміръ князь стольно-кіевскій Заходплъ раскорякою, Ходптъ князь, Ильѣ молптся: «Уйми Соловья-разбойника, «Чтобы пе свпсталъ по соловьиному! «Оставь мпѣ бояръ хоть па сѣмена!»—

(Пѣепи Рыбникова, ч. I, стр. 47 —54).

Какъ далече, далече во чпетомъ полѣ, Что ковыль трава во чпетомъ полѣ шатается, А п ѣздплъ въ полѣ старь матерь

человѣкъ. Старой лп козакь Илья Муромецъ. Не бѣлые то снѣжкп забѣлѣлпся, Забѣлѣлася у стараго сѣдая борода. А п копь ли подъ нпмъ кабы лютый

звѣрь, А самъ па конѣ, какъ ясень соколъ. Со старымъ вѣдь денегъ пе годплося, Только червоицевъ золотыхъ съ нпмъ

семь тысячей, Дробныхъ деиегъ сорокъ тысячей; Коню вѣдь подъ старымъ цѣіш пе было. Почему-то ему цѣпы не было? Потому-то копю цѣпы пе было: Да рѣку-то опъ броду не спрашпвалъ, Котора рѣка цѣла верста, А скачетъ опъ съ берега па берегъ. Иаѣхали на стараго стапшпнпкп, Но нашему русскому разбойники: Кругомъ его стараго облавплп, Хотятъ его ограбитп, Съ душой, съ яшвотомъ его разлучить

хотятъ Говорить Илья Муромецъ Ивановичъ: «А и гой есть вы, братцы станишники! «Убить меня стараго вамъ не за что, «А взяти у стараго нечего.» Вымалъ онъ изъ палушна тугой лукъ, Вынималъ онъ вѣдь стрѣлку каленую, Опъ стрѣляетъ пе по станишникамъ.— Ему жалко ихъ до смерти убить,

Стрѣляетъ онъ старой по сыру дубу; А спѣла тетпвка у туга лука, Угодила стрѣла въ сырь кряковистый

дубъ, Изломалъ въ черенья въ ножевые дубъ. Отъ того-то вѣдь грому богатырскаго Станпшппкп съ копей попадали, А п пять они часовъ безъ ума лежать. «Охъ вы гой еси, добры молодцы, ста-

нишнпчки! * Полноте лежать на сырой землѣ, «Полноте спать высыпатпея: «По дорогѣ много прошло коииыхъ и

пѣшихъ, «У себя вы мпого добраго упустилп.» Встали добрые молодцы На своп рѣзвы ножепьки, II пали ему въ рѣзвы погп: «Ты гой еси, добръ удалый молодець! «Поди ты къ намъ въ товарищи, «И будь ты у иасъ атамапушкой.» Возговоритъ добрый молодець Илья Муромецъ, сынъ Ивановичъ: Не хочу я съ вами стада пасти, А ѣду въ Кіевъ градъ, Къ Володпмеру Князю на вспоможепіе, На его сбережете.

(Пѣспи Кирѣсвсі;., вмп. I, стр. 23, 24, 27, 28),

Что по край было еппя моря,

На богатырской па заставѣ,

Стояли тутъ пять богатырей:

Первой: Илья Муромецъ,

Второй: Колывапъ сынъ Ивановичъ,

Третій: Самсопъ Васильевичу

Четвертый: Добрыня Нпкптичъ младь,

А пятый: Алеша Поповпчъ.

Не пропускали они пп коннаго,

Нп коннаго, п ни пѣшаго,

Нп царскаго, пп боярскаго;

Ни звѣря рыскучаго,

Ни птицы летучей.

Младъ ясень соколъ летпть —

Перо выронить;

Добрый молодець бѣжптъ—

— Головой вершить. (*)

(*) Вершить— .кончить пачатое дѣло; головой вершить жизнв покопчпть.

На рѣ-то ыло, зарѣ утренней, На разсвѣтпчвѣ свѣту бѣлаго,

На восходѣ-то солнца яснаго, Ото сна Илья пробуждается. . Выходилъ Илья пзъ бѣла шатра, Ношелъ Илья па Днѣпръ рѣку, Иа Дпѣііръ рѣку умыватпся, А самъ смотрптъ — во чисто поле. Завидѣлъ оиъ добра молодца, Подъ мблодцемъ копь какъ бы лютый

звѣрь,

На конѣ молодецъ, пакт» ясенъ соколъ; Хороша управа молодецкая, Хороши доспѣхи богатырскіе, По нраву руку стідптъ ясенъ соколъ; Въ рукахъ держптъ молодецъ третра —

перо (**), Сввозь пера не впдію лица бѣлаго. Не могъ признать Илья добра молодца. Нрпходплъ Илья ко бѣлымъ шатрамъ, Выходнлъ Илья середп круга, Говорплъ опъ таковы слова: «Братцы вы моп, товарищи! «Кто пзъ васъ удалѣе всѣхъ?

У кого конь иорыскучѣе «Бѣжать за удалымъ добрымъмолодцемъ, «Гаспроснть его о дѣдппѣ, отчпнѣ, «И чей такой добрый молодецъ? «Царь или царевпчъ, «Король или королевичъ, «Или русскій могучій богатырь? «Если русскіп богатырь — то побрататься, « Л вевѣрный—поразвѣдаться.» Отві.тъ держптъ Ллсша Ионовичъ: «Я братцы, поудалѣ всѣхъ, «У меня конь иорыскучѣс.» Иобѣжалъ Алеша задобрымъ молодцсмъ; Бѣжалъ оиъ день до вечера, Темную ночь до бѣла свѣта. Догоняетъ онъ добраго молодца На разсвѣтѣ свѣту бѣлаго, Па восходѣ солнца яснаго; Крпчигь Алеша зычнымъ голосомъ: «Ты постой, постой, добрый молодецъ! «Ты пли русскій богатырь,

1ІОД1. ЭТИМ, ДОЛИЛИ) раЗумѢп 1ІЛ!І оп.і-

хйло, или вабило, чѣмзманлпи сокола. (ІН.піп,

Обр. Ііи].іі'ісі;.. шлі. ], стр. 8, ВЫВОСВа *).

« Или заселыцина-деревеньщина; «Ты или коня укралъ, плимужпка убнлъ, «А сюда заѣхалъ, хвастаешь, «Чужпмъ именемъ называешься?» Тутъ-то Бориску за бѣду стало, За великую досаду показалося; Поворачивалъ коня какъ люта звѣря, На встрѣчу къ Алешѣ Поповичу; Беретъ Алешу за бѣлы руки, Снимаетъ его съ добра коня, Выппмаетъ иіелепугу (*) подорожную, Стегалъ онъ Алешу Поповича II саднлъ его на добра коня, Ѣдетъ Алеша иьянъ, шатается, Къ сѣдельной лукѣ приклоняется. Завидѣлъ Алешу Илья Муромецъ: «Говорилъ я тебѣ, Алеша, наказывалъ, «Не пей ты зелена вина, «Не ѣшь сладки кушапья.» Отвѣчаетъ Алеша Ильѣ Муромцу: «Радъ бы я не пить зелена вина, «И пе ѣсть сладки кушанья: «Напоилъ-то меня добрый молодецъ до

пьяна,

«Накормплъ онъ меня до сыта «Той шелепугой подорожною.» Хваталъ тутъ Илья своего коня, Побѣжалъ онъ за добрымъ мблодцемъ; Бѣжалъ опъ день до вечера; Нагналъ его иа разсвѣтѣ свѣту бѣлато, На восходѣ солпца яснаго. Ударились, они иалпцамн боевыми; Палицы нхъ разгоралпся, Въ рукахъ пзломалпся. Скакали они съ добрыхъ копей, Схватывались они за бѣльі руки. Тутъ-то Бориско на посокъ востёръ (**) Сшибалъ Илью на сыру землю И садился ему на бѣлы грудп, Говорилъ Ильѣ таковы слова: «Ты базы га, базыга (***) старая! «Зачѣмъ ты иа малаго отрока нану-

щаешьсяѴ»

(*) Отъ шлепать -плеті.; плеть съ оГівяпап-поГі пуло»; кистей* налпца. (Иѣспн Кир., вып. 1, стр. 9, пыноска).

(**) Лопкій въ борі.ГИі на посокъ. (Цѣснп Кир., п. 1. стр. 10, пыноска *).

і***) Хричъ. (ПѣсниКир. а в. 1,стр. 10,выи.**).

—. 21

Беретъ его Илья на бѣльі руки, Стаетъ на рѣзвы ноги, Металъ его выше дерева стояча го, Ниже облака ходячаго, Подхватывалъ его на руки. Тутъ-то Бориско пріужаснулся, Говорплъ онъ таковы слова: «Ты охота, охота молодецкая! «Полетай-ко, охота, къ моей матушкв, «Спроси-ко у ней, какъ съ Ильей иере-

вѣдаться?» — «Говорила я тебѣ, дптя, наказывала, «Гдѣ ты съ Ильей съѣдешся,— «Только ты ему нпзко кланяйся: «По роду тебѣ оиъ отецъ родной. (*)

(Пѣсни Кирѣевск., выи. 1, стр. 7—10).

Нріѣзжалъ идолище поганое въ стольно-

Кіевъ градъ Со грозою, со страхомъ со велпкіпмъ Ко тому ко князю ко Владиміру, И становился онъ на княяшецкій дворъ, Посылалъ послѣ ко князу Владпміру, Чтобы князь Владиміръ стольно-кіевскій Ладилъ бы онъ ему ноедпнщика, Супротпвъ его силушки супротивника.

Тутъ Владиміръ князь ужахнулся, Нріужахнулся, да п закручинился. Говорптъ Илья таковы слова: «Некручинься, Владпміръ, непечалунся: «На бою мнѣ ка смерть не написана, «Поѣду я въ раздольице чисто поле «И убью-то я идолища поганаго.» Обулъ Илья лапотики шелковые, Подсумокъ одѣлъ онъ черна бархата, На головушку надѣлъ шляпку земли греческой

(**) Борись, видя до чего довела его охота иѣриться силою съ богатырями, и догадываясь, что такой могуіііі богатырь никто иной какъ Илья Муромецъ, посылаетъ свою роковую охоту спросить у матери (говорившей ему про Илью): каково имѣть дѣло съ Ильей? И тутъ же Борись какъ бы получаетъ отъ матери черезх охоту отвѣтъ. Въ другнхъ варьянтахъ Борись называется то моюдымъ Соловпнковымъ, то просто та-тарченкомъ. Но вездѣ онъ сынъ Ильи Муромца.

(Прим. О. Милл.).

И иошелъ онъ къ идолищу ко поганому. И сдѣлалъ онъ ошибочку не малую: Не взялъ съ собой палицы булатнія, И не взялъ онъ съ собой сабли вострыя, Идетъ-то дорожкой—пораздумался: «Хоть иду-то я къ идолищу поганому, «Ежели будетъ не пора мнѣ-ка, не вре-

мячко, «И съ чѣмъ мнѣ съ идолищемъ будетъ

поправиться?» На ту пору на то времячко Йдеіъ ему на встрѣчу каличпще Иванище, Несетъ на рукахъ клюху девяноста пудъ. Говорплъ ему Илья таковы слова: «х\й же тьі, калпчище Иванище! «Уступи-тко мнѣ клюхи на времячко, — «Сходить мнѣ къ идолищу къ поганому?» Не даетъ ему калпчище Иванище, Не даетъ ему клюхи своей богатырской. Говорилъ ему Илья таковы слова: «Ай же ты, калпчище Иванище! «Сдѣлаемъ мы бой рукопашный: «Мнѣ на бою вѣдь смерть не написана,— «Я тебя убью, мпѣ клюха п достанется.» Разсердплся калище Иванище. Здынулъ эту клюху выше головы Сиустилъ онъ клюху во сыру землю, Иошелъ калпчище—заворыдалъ. Илья Муромецъ едва досталъ клюху изъ

сырой земли. И ирпшелъ оиъ во палату бѣлокамепну, Ко этому идолищу поганому. Ирпшелъ къ нему п ироздравствовалъ. Говорилъ ему идолище поганое: «Ай же ты калика переходная! «Какъ велпкъ у насъ богатырь Илья

Муромецъ? Говорилъ ему Илья таковы слова: «Толь велпкъ Илья, какъ и я.» Говорплъ ему идолище поганое: «По мпогу ли Илья вашъ хлѣба ѣстъ? «Но мпогу ли Илья вашъ пива пьстъ?» Говорилъ Илья таковы слова: «Но стольку ѣстъ Илья какъ и я. «По стольку пьстъ Илья какъ и я. Говоритъ ему идолище поганое: «Экой вашъ богатырь Илья: «Я вотъ по семи ведеръ пива пью, «Но семи пудъ хлѣба кушаю.» Говорилъ ему Илья таковы слова:

«У нашего Илья Муромца былъ врестья-

1111 пъ,

«У него бита корова ѣдучая: «Она много ішла п ѣла, и лопнула » Это пдолпщу не слюбплося: Схватплъ свое кпнжадище булатное II махнулъ онъ въ валику перехожую Со всея со силушки великія. II пристапплся Илья Муромецъ въ сторонушку малешенько, Нролстѣлъ его мимо-то булатный но;къ, Пролетѣлъ овъ на вопную сторону съ

простѣночгомъ. У Ильи Муромца разгорѣлось сердце

богатырское, Схватнлъ съ головушки шляпку земли

греческой, II ляпнулъ онъ въ пдолпще поганое, И разсѣкъ онъ Идолище на полы.

(ПѢсбіі Рыбникова ч. 1, стр. 85 — 87).

Сдѣлалъ князь Владпміръ почестенъшіръ На князей, на бояръ, на русскнхъ богатырей II на всю полеппцу удалую, А забылъ позвать стараго казака Илью

Муромца. Тутъ Ильюшспькѣ стало зарко: Скоро онъ патянулъ тугій лугъ, Кладывастъ стрѣлочку каленую, Стрѣлплъопъ тутъпобожьпмъ церкьамъ, И о божыімъ церквамъ, да по чудны мъ

крестамъ, По тыпмъ маковкамъ золоченынмъ. Вскричалъ-то Илья во всю голову, Во всю голову зычпымъ голосомъ: • Ахъ вы голь кабацкая,доброхоты царскіе! «Ступайте пить со мной за одно зелена

вина. «Обирать-то маковки золочепыя.» Тутъ-то пьянпцы, голь кабацкая, Бѣяатъ, нрпскакнваютъ, радуются: «Ахъ ты отецъ пашъ, родш.ій батюшка!* Пошли обирать о царевъ кабаіл, [Іродавадаъ маковки золочення, Берутъ золоту казну безечетную II начали нить зелена ішиа. Ви иі тъкпязь г, іадйМіръстольио-вісвскій, Что пришла бѣда неминучая,

іа іъ другожды почетен ъ ивръ

Для гого для стараго казакаіілыі Муромца. Тутъ они думу думаютъ, Кого послать Илью позвать, Стараго казака Илью Муромца. Тутъ-то онп думу думали; Послать то Добрыию Никитича: Онп были братьпца крестовые, У ппхъ крестами побраталось, Кладена была заповѣдь ветикая, Подписки были подписаны, — Слушать большему брату мёньшаго, А меньшему брату большаго. Приходить Добрыпя Нивитичъ; «Ай же братецъ крестовый названный. «Старый казакъ Илья Муромецъ? «У насъ кладена заиовѣдь великая, «У насъ подписи были подписаны,— «Слухать большему брату меныиаго, «А .меньшему брату большаго, «А дружка за дружку обѣмъ стоять.» Тутъ Илыоша восироговорптъ: «Ай же, братецъ крестовый названный, «Молодой Добрыпюшка Ннкитинпчъ? «Ка-бы не ты, нпкого бы не послушалъ. «Не пошелъ бы па ппчестенъ ппръ, «А нельзя законъ переступить.» Тутъ они сокрутплпея (одѣлпся), Тутъ онп спаряжалпея, Пришли тутъ ко князю, ко Владпміру Во тую во гридню, во столовую. Тутъ даваютъ Ильѣ мѣсто ие меньшее, Даваютъ Ильѣ мѣсто большее, Сажаютъ молодца въ болыио-уголъ, Да иеслп они чару зелена вина, Другую ряднлп къ нему меду пьянаго. Говорить Илья таково слово: «Ай же ты, Владиміръ стольпо г.іевскііі! «Зналъ кого послатп меня иозвать! «Кабы не братецъ крестовый названным, «Никого я не послу шалъ бы. *А было намѣреніе наряжено: ^Натянуть тугой лукъ разривчатыб, «А класть стрѣлочка каленая, «Стрѣлйть во гридню во столовую, «Убить Тебя князя Владиміра. «А иоиѣ тебя Вогъ простить «За этую за вину за веливуюі*

I ПѢі пи Гімціці;.. ч. 1, стр. 95- 07).

— 28 —

д. Садко купсцъ, богатый гость.

Во славноемъ во Новѣградѣ Какъ былъ Садко купецъ, богатый гость. А прежде у Садка имущества не было: Одни были гуселки яровчаты, — По нирамъ ходилъ — пгралъ Садко. Садка день не зовутъ на почестенъ ппръ, Другой не зовутъ на почестенъ ппръ, И третій не зовутъ на почестенъ ниръ. По томъ Садко соскучился. Еакъ пошелъ Садко къ Ильмень-озеру, Садплся па бѣлъ-горючъ камень И началъ играть въ гуселки яровчаты. Какъ тутъ-то въ озерѣ вода всколыба-

лася, Тутъ-то Садко перепался, Пошелъ прочь отъ озера въ свой во

Новгородъ. Садка день не зовутъ на почестенъ ппръ, Другой не зовутъ на почестенъ пиръ, И третій не зовутъ на почестенъ ппръ. По томъ Садко соскучился, Какъ пошелъ Садко къ Ильмень-озеру, Садплся па бѣлъ-горючъ камень И началъ играть въ гуселки яровчаты. Какъ тутъ-то въ озерѣ вода всколыба-

лася, Какъ тутъ-то Садко перепался, Пошелъ прочь отъ озера въ свой во

Новгородъ. Садка день не зовутъ на почестенъ пиръ, Другой не зовутъ на почестенъ ппръ, П третій не зовутъ на почестенъ пиръ: По томъ Садко соскучился. Какъ пошелъ Садко къ Ильмень-озеру, Садплся на бѣлъ-горючъ камень И началъ играть въ гуселки яровчаты. Какъ тутъ-то въ озерѣ вода всколыба-

лася, Показался царь морской — Вышелъ со Ильменя со озера, Самъ уоворилъ таковы слова: — «Ай же ты, Садко новгородски!! Не знаю, чѣмъ буде тебя пожаловать За твои за утѣхи за велпкія, За твою-то игру нѣжную. Л ль безсчетной золотой казной? А не то ступай во Новгородъ И ударь о великъ закладъ,

Заложи свою буйиу голову И выряжай съ прочпхъ купцовъ Лавки товара краснаго И спорь, что въ Ильмень-озерѣ Есть рыба—золоты перья. Какъ ударишь о великъ закладъ, И поди свяжи шелковой неводъ II пріѣзжай ловить въ Ильмень-озеро: Дамъ тебѣ трп рыбицы — золоты перья. Тогда ты, Садко, счастлпвъ будешь». Пошелъ Садко отъ Ильмепя отъ озера. Какъ приходить Садко во свой во Новгородъ, Позвали Садко на почестенъ пиръ. Какъ тутъ Садко новгородскій Сталъ играть въ гуселки яровчаты; Какъ тутъ стали Садко попаивать, Стали Садку поднашивать, Какъ тутъ-то Садко сталъ похвастывать: «Ай же вы, купцы новогородскіе! Какъ знаю чудо-чудное въ Ильмень-

озерѣ: А есть рыба—золоты перья въ Ильмень-

озерѣ». Какъ тутъ-то купцы иовогородскіе Говорятъ ему таковы слова: «Не знаешь ты чуда-чуднаго— Не можетъ быть въ Ильмень-озерѣ рыба—золоты перья». — — «Ай же вы, купцы новогородскіеі О чемъ же бьете со мной о великъ закладъ? Ударпмъ-ка о великъ закладъ: Я заложу свою буйну голову, А вы залагайте лавки товара краснаго».

Три купца повыкинулись,

Заложили по трп лавки товара краснаго.

Какъ тутъ-то связали неводъ шелковый

И поѣхалп ловить въ Ильмень озеро.

Закинули тоньку въ Ильмень озеро,

Добыли рыбку — золоты перья;

Закинули другую тоньку въ Ильмень

озерѣ,

Добыли другую рыбку—золоты перья;

Третью закинули тоньку въ Ильмень-озеро,

Добыли третью рыбку — золоты перья.

Тутъ купцы новогородскіе

Отдали ио три лавки товара краснаго.

Сталъ Садко поторговывать,

Сталъ получать барыши велпкіе. Во свонхъ палатахъ бѣлокаменныхъ

Устроплъ Садко все по нсбеспому* На пебѣ солнце — и въ палатахъ солнце; На пебѣ мѣсяцъ— и въ палатахъ мѣсяцъ; На небѣ звѣздн— и въ палатахъ звѣзды. Потомъ Садко купецъ, богатый гость, Созвалъ къ себѣ на почестенъ шіръ Тыпхъ мужпковъ новогородскіпхъ П тыпхъ пастоятелей новогородскіпхъ: Оому Назарьева и Луку Зиновьева. Всѣ на ппру наѣдалнся, Бсѣ на ппру папнвалися, Похвальбами всѣ нохвалялися. Ионый хвастаетъ безечетной золотой

казной, Другой хвастаетъ силой-удачей молодецкою, Который хвастаетъ добрымъ конемъ, Который хвастаетъ славнымъ отсче-

СТВОМЪ,

Славнымъ отечествомъ, молодымъ мо-

лодечествомъ, Умный хвастаетъ старымъ батюшкой, Безумный хвастает ь молодой женой. Горорятъ настоятели новогородскіе: ♦Беѣ мы па ипру наѣдалися, Бсѣ на почестномъ папивалнея, Похвальбами всѣ похвалялисп, Что же у насъ Садко нпчѣмъ не иохва-

стаетъ, Что у насъ Садко вичѣмъ не похваляется? Говорить Садко куиецъ, богатый гость;

\ чѣмъ мнѣ, Садку, хвастаться, Чѣмъ мнѣ, Садку, похвалятпея? У меия ль золота казиа не тощптся, Цвѣтно платьице не носится, Дружина хоробра не изменяется. А похвастать не иохвастать — безечетной

золотой казной: На свою безечетну золоту казну Повыпун ію говары новогородсвіе, Худые говары и добрые!» II»: успѣ и, "иь с юва вымолвить, Канъ яастояте ш вовогородскіб > дари іп о велпкъ з ш іа і ь, О бе к 'і- і пой золотой казнѣ, 11 цшеа і.,г і, три і па і и гысячазі ь: Каи. иовыкуивл ь Садку говары ново-

городсвіе,

Худые товары и добрые, Чтобъ въ Новѣградѣ товаровъ въ иро-дажѣ болѣ не было. — Ставалъ Садко на другой день ранымъ

рано, Будплъ свою дружину хоробрую, Безъ счета давалъ золотой казны II распущалъ дружину по улпцамъ тор-

говымъ А самъ-то прямо иіслъ въ гостии им й

рядъ,— Какъ иовыкунилъ товары новогородскіс, Худые товары и добрые, На свою безечетну золоту казну. На другой день ставалъ Садко ранымъ

рано, Буднлъ свою дружину хоробрую, Безъ счета давалъ золотой казны II распущалъ дружину по улпцамъ торговыми А самъ-то ирямо шелъ въ гостннпын

рядъ: Бдвоіінѣ товаровъ принавезено, Бдвойнѣ товаровъ прннаиолнено На тую на славу па великую новрго-

рОДСКѴН'.

Опять выкуиалъ товары новогородскіе, Худые товары и добрые, На свою безечетну золоту казну. На третій день ставалъ Садко ранымъ

ране, Будилъ свою дружину хоробрую, Безъ счета давалъ золотой казны II раснущалъ дружину но улицамъ тор*

говыимг,, А самъ-то прямо иіелъ въ гости н пи й

рядъ: Втройнѣ товаровъ иринавезено, Бтройпѣ товаровъ нрииаиолнено, Подоспѣлп товары московскіс На ту па великую па славу яовогчфод-*

Какъ туТъ і Іадко пораздумался:

«Не выкупить товара ро всего бѣла

свѣта: Еще повыкунлю товары иосковскіс—■ ІІодосаѣютъ товарі.і заморскіе. ЕІе я, видноі купецъ богатъ новогород-

скіп—

Побогаче меня славный Новгородъ!» Отдавалъ онъ настоятелямъ новогород-

скимъ Денежекъ онъ тридцать тысячей. На свою безсчетну золоту казну Постройлъ Садко тридцать кораблей, Тридцать кораблей, тридцать черлены-

ихъ; На ты на корабли на черленые Свалилъ товары новогородскіе, Ноѣхалъ Садко по Волхову, Со Волхова во Ладожско, А со Ладожска во Неву рѣку, А со Невы рѣки во сине море. Какъ ноѣхалъ онъ но синю морю, Воротплъ онъ въ Золоту орду. Продавалъ товары новогородскіе, Иолучалъ барышп велпкіе; Насыпалъ бочки сороковки красна золота, чиста серебра, Поѣзжалъ назадъ во Новгородъ, Иоѣзжалъ оиъ по синю морю. На синемъ морѣ сходиласьиогогасильная, Застоялись черлены корабли на синемъ

морѣ: А волной-то бьетъ, паруса рветъ, Ломаетъ кораблики черленые: А корабли нейдутъ съ мѣста на синемъ морѣ. Говоритъ Садко куноцъ, богатый гость Ко своей дружинѣ ко хороброей: «Ай же ты, дружинувіка хоробрая! Какъ мы вѣкъ ио морю ѣздили, А морскому царю дани не плачивали: Видно царь морской отъ насъ дани

трсбустъ, Требу етъ дайн во сине море».

II приказываешь Садко спустить въ море бочку серебра. Спускаютъ въ море бочку серебра: но буря не унимается. Нотомъ спускаютъ бочку золота: но буря все не унимается. Садко догадывается, что морской царь требует ь живой головы въ сине море, и велнтъ кидать жеребей: чей жеребьеко-дну пойдет ь, тому и идти въ синее море. Три раза кидали разные жеребьи: и всякій разъ у всей дружины жеребья гоголемъ

плыли по водѣ, а у Садко опускались ключемъ на дно. Тогда Садко велитъ принести себѣ черни лицу, перо и бумаги, и начинаетъ отписывать свое имѣнье:

Кое имѣнье отпосывалъ Божьимъ цер-

квамъ, Инное имѣнье нищей братіп, Инное пмѣнье молодой женѣ, Остатнее нмѣнье дружинѣ хороброей, Говоритъ Садко купецъ, богатый гость: «Ай же, братцы, дружина хоробрая! Давайте мнѣ гуселки яровчаты, Поиграть-то мнѣ въ остатиее: Больше мнѣ въ гуселки ие игрывати. Али взять мнѣ гусли съ собой во сине море?* Взимаетъ онъ гуселки яровчаты, Самъ говоритъ таковы слова: «Свалите дощечку дубовую на воду: Хоть я свалюсь на доску дубовую, Не толь мнѣ страшно принять смерть на синемъ морѣ». Свалили дощечку дубовую на воду, Потомъ поѣзжали корабли по синю морю, Полетѣли какъ черные вороны. Остался Садко па синемъ морѣ. Со тоя со страсти со всликія Заснулъ на дощечкѣ на дубовой. Проснулся Садко во синемъ морѣ, Во синемъ морѣ, на самомъ днѣ. Сквозь воду увидѣлъ пекучись красное

солнышко, Вечернюю зорю, зорю утреннюю. Увпдѣлъ Садко: во синемъ морѣ Стонтъ палата бѣлокаменнаа. Заходилъ Садко въ палату бѣлокамен-

ну— Сидитъ въ палатѣ царь морской, Голова у царя какъ куча сѣнпая. Говоритъ царь таковы слова: «Ай же ты, Садко куиецъ, богатый

гость ! Вѣкъ ты, Садко, по морю ѣзживалъ, Мнѣ царю дани не илачивалъ, А иопь весь црвщелъ ко мііѣ во иода-

рочкахъ. Скажусь, мастеръ играть, въ гуселки

яровчаты: Но играй же мнѣ въ гуселки яровчаты»

— 26 —

Какъ началъ играть Садко бъ гуселвп

яровчаты,

Какъ началъ плясать царь морской во

сппемъ морѣ,

Какъ расплясался царь морской —

Игралъ Садко сутки, пгралъ и другіе

Да игралъ еще Садко в третьи—

А все плшетъ царь морской во сииемъ

морѣ:

Въ сппемъ морѣ вода всколыбалася,

Сь жслтымъ исскомъ вода смутилася,

Стало разбивать мпого кораблей на синем ъ морѣ,

Стало много гинуть пмѣпьпцсвъ.

Стало много тоиуть людейправедиыхъ.

Какъ сталъ народъ молиться Нпколѣ

Можайскому.

Какъ тронуло Садко въ плечо во правое:

«Ай же ты, Садко новогородсяій!

Полно играть въ гуселюшки яровчаты!» —

Обернулся, гллдитъ Садко новогород-

скіп:

Ажио стоить старикъ сѣдатый.

Говорилъ Садко новогородскіи:

*У меня воля не своя во спнемъ мо-

рѣ—

Приказано играть въ гуселкн яровчаты».

Говоригъ старикъ таковы слова:

«А ты струночкп повырывай,

А ты шпеиечкп повыломай.

Саажн: у меня струночекъ не случп-

лося,

А шпенечковъ не пригодплося:

Не во что больше играть:

Нрпломилпся гуселкн яровчаты».

Потомъ старикъ иредсказываетъ Садку, что морской царь будетъ припеволп-];еть его жеипться въ синпмъ морѣ, п і.аегъ ему совѣтъ, какъ выбирать не-вѣсту: «Ты, говоритъ, и ер вое триста дѣвпцъ пропусти, и другое трпста дѣ-внцъ пропусти, и третья триста дѣвицъ пропусти; а позади будетъ идти дѣ-ппца Черна ва—такъ эту Чсрнаву п пери за себя замужъ. Только не цѣлуй свою невѣсту въ спнемъ морѣ, а то тамъ на вѣки останешься; если же не

іюцѣлусшь. то будешь въ Новгороде. А какъ будешь въ Новгородѣ, построй церковь соборную Николѣ Можайскому». Садко такъ п сдѣлалъ, какъ сказалъ ему старикъ:

Садко струночкп во гуселкахъ повы-

дернулъ, Шпепечкп во яровчатыхъ повыломалъ. Говорптъ ему царь морской: «Ай же ты, Садко новогородскій! Что же ты не играешь въ гуселки яровчаты»? — — «У меня струпочкп во гуселкахъ выдернулись: А шпенечкп во яровчатыхъ повылома-

лись, А струночекъ запасныхъ не случплося, А шпенечковъ не прпгодилося». Говоритъ царь таковы слова: «Не хочешь лп жениться во спнемъ

морѣ На душечкѣ па красныа дѣвушкѣ»? Говорптъ ему Садко новогородскій: «У меня воля не своя во спнпмъ мо-

рѣ». Опять говорптъ царь морской: «Ну, Садко, вставай поутру ранешенько, Выбирай себѣ дѣвицу красавицу». Вставалъ Садко поутру ранешенько. Поглядптъ: идетъ трпста дѣвушекъ крас-

ныпхъ. Онъ перво трпста дѣвпцъ пропустплъ, II друго трпста дѣвпцъ пронустплъ,' Позади шла дѣвпца красавица, Красавица дѣвпца Чернавушка: Бралъ тую Черпаву за себя замужъ. Какъ прошелъ у нихъ столованье но-

честепъ ниръ, Какъ проснулся Садко во Новѣградѣ, О рѣку Черпаву на крутомъ кряжу. Какъ поглядптъ: ажио бѣжатъ Своп черленние корабли по Волхову.

Номпнаетъ жена Садко со дружиной: «Не бывать Садку со синя моря! А дружина номнпаст'ь одного Садка: «Остался Садко во синсмъ морѣ». А Садко стоптъ на крутомъ кряжу, Встрѣчаетъ своюдружинушку со Волхова. Тутъ его лп дружпна едпвовалася;

— 27 —

«Остался Садко во спнемъ морѣ— Очутился впереди насъ во Новѣградѣ Встрѣчаетъ дружину со Волхова»! Встрѣтилъ Садко дружяну хоробрую И повелъ въ палаты бѣлокаменпы; Тутъ его жена взрадовалася, Брала Садка за бѣлы руки. Цѣловала во уста во сахарныя. Началъ Садко выгружать со черленныхъ

со кораблей Имѣньпце— безчетную казну. Какъ повыгрузилъ со черленныхъ кораблей Строплъ церковь соборную Нпколѣ Можайскому. Не сталъ больше ѣздпть Садко на сине море, Сталъ поживать Садко во Новѣградѣ.

с. Отчего перевелось богатыри на святой Руси?

Возгордились богатыри своими побѣ-дами и до того расхвастались, что стали вызывать на бой силу небесную: «Не намахалися наши могутныя плечи, «Не уходплпея наши добрые кони, «Не нрптупилися мечи наши булатные!» И говорить Алеша Поповичъ младъ: «Подавай намъ силу не здѣшнюю— • «Мы п съ той силою, витязи, справимся?» Какъ промолвилъ онъ слово неразумное, Такъ и явились двое воителей, И крикнули они громкимъ голосомъ: «А давайте съ нами, витязи, бой держать — «Не глядите, что насъ двое, а васъ

семеро — Не узнали витязи воителей. Разгорѣлся Алеша Поповичъ на нхъ

слова, Поднялъ онъ коня борзаго, Палетѣлъ на воителей И разрубилъ ихъ пополамъ со всего плеча: Стало четверо — и живы всѣ. Налетѣлъ на нихъ Добры на молодецъ, Разрубилъ ихъ пополамъ со всего плеча:

Стало восьмеро—и живы всѣ. Налетѣлъ па нихъ Илья Муромсцъ, Разрубилъ ихъ иополамъ со всего плеча: Стало вдвое болѣе и живы всѣ. Бросилися на силу всѣ витязи: Стали они силу колоть и рубить.... А сила всѣ растетъ-да растетъ, Все на витязей съ боемъ идетъ.... Бплпсь витязи три дня, три часа, три

минуточки, Намахалися ихъ плечи могутныя; Уходплися копп пхъ добрые; Притупились мечи ихъ булатные.... А сила все растетъ, да растетъ. Все па витязей съ боемъ идетъ.... Испугалися могучіе витязи: Побѣжали въ каменныя горы, въ тем-ныя пещеры....

Какъ подбѣжитъ витязь къ горѣ, такъ

и окаменѣетъ: Какъ подбѣжитъ другой, такъ п окаме-

нѣетъ;

Какъ подбѣжитъ третій, такъ и окаме-

нѣетъ

Съ тѣхъ-то поръ ц перевелись витязи

на святой Руси! —

(Сывъ Отечества за 1856 г., № П).

В. ІІСТОРИЧЕСКШ ІІѢСНП. а. Калинъ царь.

Да пзъ Орды, Золотой земли,

Когда подымался злой Калинъ царь,

Злой Калинъ, царь Калпновичь,

Ко стольному городу ко Кіеву.

Со своею сплою съ поганою;

Не дошелъ онъ до Кіева за семь верстъ,

Становился Калинъ у быстра Днѣира,

Сбпралося съ нимъ силы на сто верстъ,

Во всѣ тѣ четыре стороны.

Зачѣмъ мать сыра земля не погнется?

Зачѣмъ не раступптся?

А отъ пару было отъ ко ни наго,

А п мѣсяцъ, солнце померкнуло,

Не видать луча свѣта бѣлаго,

— 28 —

А отъ духу Татарскаго.

Не можно крѣщенымъ намъ живымъ

быть. Садился Каливъ на рсмепчатъ стулъ, Ппсалъ ярлыки скорописчаты Ко стольному городу ко Кіеву, Ко ласкову князю Владиміру. II выбралъ Татарина выше всѣхъ: А мѣрою тотъ Татарпнъ трехъ сажень, Голова на Татарпнѣ съ пивной котелъ, Которой котслъ сорока ведръ, Цромежъ илсчами косая сажень; Отъ мудрости слово наппсано: Что возьметъ Калпнъ царь стольной

Кіевъ градъ. А Владпміра киязя въ полонъ полоиптъ, Божьи церкви на дымъ пуститъ. Даетъ тому Татарину ярлыки скоро-

писчатн. II послалъ его въ Кіевъ наскоро. Садился Татарпнъ на добра коня. Поѣхалъ ко городу ко Кіеву, Ко ласкову князю Владпміру; А и будетъ онъ Татарпнъ въ Кіевѣ, Ссреди двора кияжеиецкаго Соскакпвалъ Татарпнъ съ добра коня, Не вяжетъ коня, не приказываетъ. Бѣжнтъ онъ во гридню, во свѣтлую, А Спасову образу не молптся, Владнміру князю не кланяется, II въ Кіевѣ людей нпчѣмъ зовстъ; Бросалъ ярлыки на круглой столъ Прсдъ Велпкаго князя Владпміра. Отошедъ Татарпнъ слово выговорплъ: «Владнміръ князь стольной Кіевской! «А на скорѣ сдан ты намъ Кіевъ градъ, «Бсзъ бою, безъ драки великія, «И бсзъ того кровоиролитія напраснаго. » Владнміръ князь запечалился, А на скорѣ ярлыки распечатываль и

просматривал^ Глядючи въ ярлыки заплаіалъ онъ. Но грьхачь падь вняземъ у чипа лося, Богатырей во Кіевѣ не случилося, Л Калинъ царь иодъ стѣвою столп.; \ съ Калиномъ силы нанпсано Пи мною нп мало — на сто версть Во всѣ четыре сторон іі. Еще со Калнномъ сорокъ царей со

даревичемъ,

Сорокъ королей съ королевпчемъ. Нодъ всякпмъ царемъ силы но три тмы, (*) по три тысячи, По праву руку его зять епдитъ; А по лѣву руку сыпъ епдитъ.— И то у пихъ дѣло не окончено, Татарпнъ пзъ Кіева не выѣхалъ. Въ ту пору Васплій пьяппца Взбѣжалъ на башню на стрѣльную, Беретъ онъ свой тугой лукъ разрыв-

чатой. Калену стрѣлу нерепую, Наводплъ онъ трубками Нѣмецкпми, А гдѣ-то епдптъ злодѣй Калинъ царь — II тотъ-то Василій пьяница Стрѣлялъ онъ тутъ во Калпна царя, Не попалъ во собаку Калпна царя, Что попалъ онъ въ зятя его — Угодила стрѣла ему въ правой глазъ; Ушпбъ его до смерти. И тутъ Калину царю за бѣду стало, Что перву бѣду не утушплп, А другую бѣду онп загдУБЗнлп. Убили зятя любпмаго Съ тоя башни со стрѣльныя. Посылалъ другаго Татарина Ко тому князю Владиміру, Чтобы выдалъ виноватаго. А мало время замѣшкавши Съ тоя стороны полуденныя, Что ясной соколъ въ иерелетъ летнтъ, Какъ бѣлый кречетъ перспархивастъ, Бѣ;кптъ старой казакъ Илья Муромецъ. # Пріѣхалъ онъ во стольпой Кіевъ градъ, Середп двора кияікенсцкаго Соскочплъ Илья съ добра коня. Не вяліетъ коня, не приказываетъ, Идстъ во гридню во свѣтлую; Онъ молптся Спасу со Пречистою, Бьстъ челомъ князю со княгинею, II на всѣ четыре стороны; А СЯМЪ Илья усмѣхается: ♦ Гон сон, сударь, Віадпміръ князь! Что у тебя за бо.іванъ првшелъ? Что за дуракъ псотесаноп?» Владиміръ князь стольной Кіевсвой [Іодаетъ ярлыки снороивечаты; Прннялъ Илья, санъ ирочитывалъ;

(*) Тма—десять тысячь.

— 29 —

Говорилъ тутъ ему Владиміръ князь: «Гой еси, Илья Муромецъ! «Пособи мнѣ думушу подумати, «Сдать ли мнѣ, не здать ли Еіевъ градъ, «Безъ бою мнѣ, безъ драки великія, «Безъ того кровопролитья напраснаго»? Говоритъ Илья таково слово: «Владиміръ князь стольной Кіевскоп! «Ни о чемъ ты, государь, не печалуйся: «Боже Спасъ оборонить насъ, «А не что, Пречистый и всѣхъ сохранить. «Насыпай ты мису чиста серебра, «Другую красна золота. «Третью тису скатнаго жемчуга; «Поѣдемъ со мной ко Калину царю, «Со своими честными подарками, «Тотъ Татаринъ дуракъ насъ прямо

доведетъ». Наряжался князь тутъ поваромъ; Замарался сажею котельного; Поѣхали они къ Калппу царю. А прямо пхъ Татаринъ въ лагерп ве-

дстъ. Пріѣхалъ Илья къ Калину царю Въ его лагерп Татарскіе: Соскочилъ Илья со добра копя, Килину царю поклоняется, Самъ говоритъ таково слово: «А и Калинъ царь, злодѣй Калииовичь! «Прими наши дороги подарочки «Отъ великаго князя Владпміра; «Перву мису чиста серебра, «Другую красна золота, «Третью мису скатнаго жемчуга; «А дай ты намъ сроку на три дня, «Въ Кіевѣ намъ преуправиться, «Отслужить обѣдни съ панихидами «Какъ-де слуяіатъ по усопшимъ душамъ, «Другъ съ дружкой проститпся». Говоритъ тутъ Калинъ таково слово: «Гой еси ты Илья Муромецъ! «Выдайте вы намъ виноватаго, «Который стрѣлялъ съ башни со стрѣль-

п ыя. «Убилъ моего затя люб имаго». Говорилъ ему Илья таково слово: «А ты слушай, Калинъ царь, повелѣшюе: «Прими наши подарочки «Отъ великаго кпязя Владиміра.

«Гдѣ намъ искать такого человѣка и

вамъ отдать?» II тутъ Калинъ принялъ золоту казну Нечестно у него, самъ прибраниваетъ. И тутъ Ильѣ за бѣду стало, Что не далъ сроку на три дни и на

три часа, Говорилъ таково слово: «Собака, проклятой ты Калинъ царь! «Отойди съ Татарами отъ Кіева; «Охота ли вамъ, собака, живымъ

быть*? — II тутъ Калину за бѣду стало, Велѣлъ Татарамъ схватить Илью; Связали ему руки бѣлыя Во крѣпкп чембуры шелковые. Въ ту пору Ильѣ за бѣду стало, Говорилъ оыъ таково слово: «Собака, проклятой ты Калинъ царь! «Отойди прочь съ Татарами отъ Кіева: «Охота ли вамъ, собака, живымъ быть»? И тутъ Калину за бѣду стало— И плюетъ онъ Ильѣ во ясны очи: «А Руской людъ всегда хвастливъ, «Опутанъ весь, будто лысой бѣсъ, «Еще ли стоитъ передо мной, самъ

хвастаетъ».— И тутъ Ильѣ за бѣду стало, За великую досаду показалося, Что плюетъ Калинъ въ ясны очи; Вскочплъ съ полдрева стоячаго, Изорвалъ чембуры на могучнхъ плечахъ, Не допустятъ Илью до добра коня, И до его-ли до палицы тяжкія, До мѣдны литы въ три тысячи. Схватплъ Илья Татарина за ноги, Который ѣздплъ во Кіевъ градъ, И зачалъ Татариномъ помахивати: Куда ли махнетъ — тутъ и улицы леяіатъ, Куда отвернетъ — съ переулками, А самъ Татарину приговариваешь : «А и крѣпокъ Татаринъ, не ломится, «А жиловатъ, собака, не изорвется». — И только Илья слово выговорилъ, Оторвется голова его Татарская, Угодила та голова силѣ вдоль, И бьетъ пхъ, ломитъ, въ конецъ губитъ; Остальные Татара па побѣгъ пошли, Въ болотахъ, въ рѣкахъ прптонулп

всѣ,

— 30 —

Оставили спой бозы и лагери. Воротился Илья онъ ко Калину царю, Схватилъ онъ Калина во бѣлн руки, Самъ Калину нрпговарпваетъ: «Васъ-то царей пс бьютъ, не казпятъ, «Не бьютъ, не кпзнятъ и не вѣшаютъ».— Согнетъ его корчагою, Иоднпмалъ выше головы своей, Ударнлъ его о горючь камень, Расшибъ его въ крошечки. Остальные Татара па побѣгъ бьтутъ, Сами они заклинаются: «Не дай Богъ памъ бывать во Кіевѣ, «Не дай Богъ памъ видать Русекпхъ

людей! «Неугато въ Кіевѣ всѣ таковы, «Одипъ человѣкъ всѣхъ Татаръ при-

бплъ»? — Пошелъ Илья Муромецъ Искать споего товарища, Того ли Басилья пьяницу Игнатьева; II скоро пашелъ его на кружалѣ (*)

Петровскомъ,

Прпвелъ ко князю Владпміру.— А пьетъ Илья довольно зелена вина Съ тѣмъ Васпліеыъ со пьяницей, И называетъ Илья того пьяницу Васплья братомъ названнымъ. — То старина, то п дѣяпье.

(Сбор. Кирши Данилова).

б. Романъ Дмптріеснчъ и Марья Юрьевна.

Романъ кпязь, Митріевпчъ младъ, Поѣзжалъ онъ въ чисто поле Сбирать дани за тѣ годы, за старые, II уппмаетъ его княгиня Марья Юрьевна: «Душенька, Гоманъ князь, сударь Мпт-

ревпчъ! Ни уѣдь ты въ далеко чисто поле Сбирать тѣ дани, сударь, пошлины: Какъ ночесь мнѣ, Марьѣ Юрьевнѣ, Мало спалось, много впдѣлось, Много впдѣлось, во спѣ грезилось: Будто сиалъ у мепя, у Марьюшки, зла-

тенъ перстень

(•) Кружало— питейной домъ.

Съ Меньшова перста, съ мпзеночка, II разсынался па мелкія зёрпотка, па

мушенки. Тутъ пзъ далеча, далеча, пзъ чиста

поля Прилстѣло стадо черпыхъ вороповъ, Расклевали мой, Марыошкпнъ злачепъ

перстень. Кто бы могт, мой соиъ теперь рбзсудить?» Говорптъ князь Романъ, сударь Мвтріе-

г.пчъ:

4

«Ты не плачь, княгиня Марья Юрьевна: Юрьевна, ты лебедь бѣлая! Я какъ съѣзжу въ далеко чисто иоле, Такъ съшцу тамъ много знахарей. Что могутъ тебѣ разсудить твой соиъ.» Говорптъ княгиня Марья Юрьевна: «Ты, душенька, Романъ князь, сударь

Митревичъ,

Не падо мнѣ твоихъ много знахарей, Я могу этотъ сопъ сама весь розсудпть, Какъ ты уѣдешь въ далече чисто поле, Такъ пзъ той землп, пзъ бусурманскія, Наѣдутъ миоге поганы татарове На трехъ червленыхъ новыхъ корабляхъ: Увсзутъ меня княгиню Марью Юрьевну.» Ничего князь Романъ не побаровалъ

(віс) И уѣзжалъ въ далече чисто поле. Въ ту пору, въ то время Пріѣзжали поганы татарове На трехъ червленыхъ новыхъ корабляхъ. Тутъ княгиня въ иобѣгъ пошла: Выходила пзъ выеока нова терема Па новыя сѣни,

Съ новыхъ сѣнсй на широкій дворъ, Съ шпрокаго двора въ зеленый садъ. Тамъ прпздыну.та яблонь кудреватую, И садилась подъ яблонь кудреватую. Л тѣ поганы татарове Выѣзл;алн на крутой красепъ бережокъ. Приходили въ высокъ теремъ: Туто ходптъ Марьпна протомойнпца, Они туто взяли плеточки шелковыя, Стали туто бить Марьину протомойппцу: «Ты скажи намъ, скажи, не утаи — скажи, «Ты ли есть княгипя Марья Юрьевна?» II говорила пмъ Марьина протомойнпца: «Я есть не княгиня Марья Юрьевна,

— 31 — '

Я есть Марыша протомойница.» Они стали туто бить Марьину клюшнпцу: «Ты скажи намъ, скажи, не утай—скажи, Ты ли есть княгиня Марья Юрьевна?» И говорила имъ Марьина клюшница: «Я есть не княгиня Марья Юрьевна, Я есть Марьина клюшница». И стали они Марью отыскивать: Выходили они изъ высока нова терема На новы сѣпп,

Со новыхъ сѣней на шнрокій дворъ, Съ широка двора во зеленый садъ, Прпздынулп тутъ яблонь кудреватую II нашли кпягнпю Марью Юрьевну, Стали Марьюшку допрашивать: ♦ Скажи: ты ли есть княгиня Марья

'Юрьевна?» «Нѣтъ, я пе княгиня есть Марья Юрьевна, Я есть Марьина постельница». Тутъ они брали плеточки шелковыя, Стали ее бить, не жалѣючпсь, И стали ее снова допрашивать; «Скажи, скажи, не утаи—скажи: Ты ли есть княгиня Марья Юрьевна?» Тутъ она и сказалась имъ: «Я есть княгиня Марья Юрьевна». Взяли они княгиню за бѣлы руки, И вели на пристань корабельную, И привезли къ Батышу на червленъ

корабль: Беретъ ее Батыша за бѣлы руки, И цалуетъ княгиню въ сахарны уста, Говорить княгиня Марья Юрьевна: «Ой же ты, Батышъ царь Батурьевичъ! Не цалуй ты меня въ сахарны уста, Не скверни устовъ моихъ сахарныхъ, Когда привезешь въ землю басурманскую....» Онъ и бралъ ее за ручки бѣлыя, И за тѣ ли перетки злаченыя И увозилъ на червленомъ кораблѣ За спне-море, за соленое. И ушелъ Батышъ на тихи-мелки заводи Стрѣлять гусей, бѣлыхъ лебедей, Маленькихъ пернатыхъ сѣрыхъ уточекъ; Пбйдучи матери паказывалъ: «Дай*ей няпюшекъ, служаночекъ, «Ежели она закручинится». Она спдѣла у окошечка косивчата,

Глядѣла въ околенБу стекольчату, Вотъ мать его идетъ спрашпваетъ: «Что ты епдпшь у окошечка у косивчата, Чего плачешь, уливаешься?» «Сегодня у меня, па Руси, великъ празд-

никъ, Великъ празднпкъ —Свѣтло Христово

Воскресеніе; Гуляютъ жены хрнстіанскія, Купеческія, министерскія, крестьянскія, И послѣднія жены солдатскія, II голн кабацкія; А я спжу у окошечка, Проливаю свои слезы горючія». Мать дала ей няпичекъ, служаночекъ

въ сады гулять И дала наиитковъ всякпхъ разныехъ, Она напоила няпекъ до пьяна, Что няньки лежать сами бёзъ себя. Пришла Марья на гору высокую, Скидавала свое платье, цвѣтное, Надѣвала на лѣсиночку. И пошла съ горы, Ей на встрѣчу быстра рѣка. И быстра рѣка идетъ, Что громъ гремитъ, И взмолилась Марья быстрой рѣкѣ: «Ой же ты, мать, Дарья-рѣка! Сдѣлайся по женекпмъ перебродищамъ; Станьте переходы узкіе, переброды мел-

кіе, Пропусти меня Марью Юрьевну! II рѣка Марью послушалась: Сдѣлалась по женекпмъ перебродищамъ; Перебрѣла она черезъ быстру рѣку, Пошла она впередъ попадать И пришла ей больше того рѣка. Она видитъ, что перейти нельзя: Смотритъ, илаваетъ на другой сторонѣ колода бѣлодубова И взмолится Марья той колодѣ бѣло-

дубовой: «Ой же ты, колода бѣлодубова! Перевези меня черезъ быстру рѣку, А выйду на Святую Русь, Вырѣжу тебя на мелки кресты, На чудны образы

И вызолочу червоннымъ краснымъ золотому.

II колода ее послушалась:

Перевезла ее черезъ бистру рѣку.

II прошла Марья Юрьепна

Къ Роману Мнтріевпчу,

Сама взговорптъ таковы рѣчп:

«Ой есп, ты Ромапъ, князь Митріевпчъ!

Вывеземъ мы колоду бѣлодубову

На святую Русь,

Вырѣжемъ на мелпп кресты

И на чудны образы,

II вызолотимъ червоннымъ краснымъ

ЗОЛОТОМ!»».

II вывезли ту колоду бѣлодубову На святую Русь И вырѣзалп на мелки кресты, II на чудны образы, И вызолотилп червоннымъ краснымъ

золотомъ II разослало по церквамъ.

(Пѣсни Явушвяна. стр. 66—63, 64—60).

в. Щедканъ Цуіевтьсввчь

Л п дѣялося въ ордѣ, Передѣялось въ Большой,— На стулѣ золотѣ, На рытомъ бархатѣ, Па червчатой камкѣ Сидптъ тутъ Царь Азвякъ, Азвякъ Тавруловпчъ; — Суды разсужпвастъ И ряды разряживаетъ; Костыль размахнвастт. По брнтымъ тѣмъ усамъ, Но татарскпмъ тѣмъ голоиамъ, По спнимъ плѣшамъ. Шурьевъ царь дарилъ, Азвякъ Тавруловичъ, Городами стольными: Васплья на Плесу, Гордѣя къ Вологдѣ, Ахрамея къ Костром ѣ, Одного но пожаібвалъ Любимаго шурина Що.ікана Дудептьевпча. За что не пожаловать? И за то оиъ не аожадовадъ,

Его дома не случплося,

Уѣзжалъ-то младъ Щелканъ

Въ дальпую землю Литовскую,

За моря сннія,

Бралъ онъ, младъ Щелканъ;

Дано, невыходы,

Царскп невыплаты;

Съ князей бралъ но сту рублевъ,

Съ бояръ по пятодесять,

Съ крестьянъ но пяти рублевъ, —

У котораго денегъ нѣтъ,

У того дптя возьметъ;

У котораго дотя нѣтъ,

У того жену возьметъ;

У котораго жены-то нѣтъ,

Того самаго головой возьметъ.

Вывезъ младъ Щелканъ

Дани выходы,

Царскія невыплаты;

Вывелъ младъ Щелканъ

Коня въ сто рублевъ,

Сѣдло во тысячу,

Уздѣ цѣпы ей пѣтъ.

Не тѣмъ узда дорога,

Что вся узда золота,

Она тѣмъ узда дорога,

Чарское жалованье,

Государево велпчество;

А нельзя, дескать,

Тое узды нп продать, пи промѣиять

II друга дарить,

Щелкана Дудептьевпча.

Нроговорптъ младъ Щелканъ,

Младъ Дудептьевпчь:

«Гой есп, царь Азвякъ,

Азвякъ Тавруловпчъ!

Пожаловалъ ты молодцовъ

Любимыхъ шурпновъ,

Двухъ удалыхъ Борпсовочевъ:

Василья, па Плесу,

Гордѣя къ Вологдѣ,

Ахрамея къ Костром!,;

Пожалуй ты, царь Азг.якъ,

Пожалуй ты меня

Тверью старою,

Тверью богатою,

Двумя братцами родпмымо,

Дву удалыми Борвсовпчп».

Проговоритъ царь Азвякъ,

Азвякъ Тавруловичъ:

*Гой оси, щурпнъ мой

Щелканъ Дудентьевнчъ!

Заколкть-ко ты сына своего,

Сына любимаго,

Крови ты чашу нацѣде,

Выпей ты крови тоя,

Крови горячія;

И тогда я тебя пожалую

Тверью старою,

Тверью богатою,

Двумя братцами родимыми,

Дву удалыми Борисовичи».

Втаооры младъ Щелканъ

Сына своего закололъ,

Чашу крови нацѣдилъ,

Крови горячія,

Выпидъ чашу тоя крови горячія;

А втапоры царь Азвяеъ

За то его пожаловалъ

Тверью старою,

Тверью богатою,

Двумя братцами родимыми,

Дву удалыми Борисовичи.

И втѣпоры младъ Щелканъ

Онъ судьею не сѣлъ

Въ Тверь ту старую^

Въ Тверь ту богатую;

А немного онъ судьею сидѣлъ:

й вдовы-то безчестити,

Красны дѣвицы позорити,

Надо всѣми наругатися,

Иадъ домами насмѣхатися.

Мужики-то старые,

Мужики-то богатые,

Мужики посадскіе,

Они жалобу приносили

Двумъ братцамъ родимыимъ,

Двумъ удалымъ Борисовмчамъ;

Отъ народа, они съ поклономъ

Пошли съ честными подарками —

й понесли они честные подарки

Злата, серебра и скатнаго жемчугу.

Изошли его въ домѣ у себя

Щелкана Дудентьевича;

Подарки принялъ отъ нихъ,

Чести не воздалъ пмъ.

Бтапоры младъ Щелканъ

Зачванился, загординился;

И они съ нимъ раздорилн —

Одинъ ухватилъ за волосы,

А другой за ноги,

* И тутъ его разорвали. Тутъ смерть ему случилася, Ни на комъ не сыскалося.

(Христ О. Ѳ. Миллера, стр. 490— 49Г

г. Взятіе Казанскаго Царства,

Среди было Казанскаго царства Что стояли бѣлокаменны палаты, А изъ спальни бѣлокаменноі палаты,. Ото сна тутъ Царица пробуждалася, Царица Елена Симеону Царю она сонъ

разсказала: «А и ты встань,СпыеонъЦарь,пробудася! Что ночесь мнѣ Царицѣ мало спалося, Въ сновидѣньицѣ много видѣлося; Какъ отъ сильнаго Московскаго Царства Кабы сизой орлище встрепенулся, Кабы грозная туча подымалась Что на наше вѣдь царство наплывала; А изъ сильнаго Московскаго Царства Подымался Велпкіб Князь Московскій А Иванъ, сударь, Васильевичъ прозрите ль, Со тѣми ли пѣхотными полками, Что со старыми славными козаками. Подходили подъ Казанское Царство за пятнадцать верстъ, Становились они подкопью подъ Булатъ

рѣку, Подходили подъ другую, подъ рѣкуподъ

Казанку, Съ чернымъ порохомъ бочки закатали, А и подъ гору ихъ становили, Подводили подъ Казанское Царство; Воску яраго свѣчу становили, А другую вѣдь на полѣ въ лагерѣ: Еще на полѣ свѣча та сгорѣла, А въ землѣ-то идетъ свѣча тишѣя. Воспалился тутъ Великій Князь Москов-

скій, Князь Иванъ, сударь, Васильевичь, про-

зритель, И зачалъ канонеровъ тутъ казнити. Что началася отъ канонеровъ нзмѣш, Что большой за меньшего' хоронился,

— 34

Отъ меньшаго ему Князю отвѣту нѣту; Еще тутъ ли молодой канонеръ высту-

нался: «Ты Веливій, сударь, Князь Мосеовскін! Не велп ты насъ канонеровъ казнитп: Что на вѣтрѣ свѣча горптъ скорѣе А въ землѣ то свѣча тпшѣе». Позадумался Князь Мосеовсеій, Онъ п сталъ тѣ-то рѣчи размышлятп

собою, Еще ЕаЕъ бы это дѣло оттянутп. Они тѣ-то рѣчп говорили, Догорѣла въ землѣ свѣча восву араго До тоя-то бочЕп съ чернымъ иорохомъ, — Нрпнималпся бочЕп съ чернымъ иорохомъ, Подымало высоеѵю гору, Разбросало бѣлоЕаменны палаты. II бѣжалъ тутъ ВелпЕІи Князь Московски На тое ли высокую гору, Гдѣ стоялп ЦарсБІя палаты.. Что Царица Елена догадалась, Она сыпала соли на коврпгу, Она съ радостью Московскаго Князя

встрѣчала А того ли Иваиа, сударь, Васильевича,

прозрптеля; II за то онъ Царицу пожаловалъ И нрпвелъ въ крещеную вѣру, Въ монастырь Царицу постригли, А за гордость Царя Симеона, Что не встрѣтплъ Велпкаго Князя онъ, II вынялъ ясны очн Еоспцамп; Онъ и взялъ съ него Царскую корону II снялъ Царскую порфиру, Онъ Царской еостыль въ руви прпнялъ. II въ то время Князь воцарплся И насѣлъ въ МосЕовсЕое Царство, Что тогда-де Москва основалася; И съ тѣхъ поръ великая слава.

д. Никптѣ Гоманокнчу дано село Нрео-бражсшкое.

Да не старые годы прежніе, Во т .'времена первоначальиыя, Когда воцарился царь государь,

А грозной царь, Иванъ Васпльевачъ; Что взялъ онъ царство Казанское, Симеона царя въ полонъ полоиплъ Съ царицею со Еленою. Выводилъ онъ пзмѣну пзъ Кіева, Что вывелъ измѣну изъ Новагорода Что взялъ Рязань, взялъ и Астрахань. А нынѣ у царя въ каменной МосевѢ, Что пиръ пдетъ у него на весельѣ; А пиръ идетъ про внязей, про бояръ, Про вельможи, гости богатые, Про тѣхъ Еупцевъ про СибпрсЕІихъ., Какъ будетъ лѣтній-етъ день въ поло-

впнѣ дня. Смиренна бесѣдупіЕа на веселѣ; А всѣ туто князи и бояра И всѣ на пиру напивалнся, Промея;ъ собою они расхвасталися. А сольной хвастаетъ сплою, Богатой-етъ хвастаетъ богатествомъ. Злата труба въ царствѣ протрубила; Пригласплъ царь государь, слово вы-

говорилъ: «А глупы бояра, вы неразумные! А всѣ вы бездѣлицей хвастаетесь! А смѣю я царь похвалптися, Похвалитпся и похвастати: Что вывелъ я измѣну пзъ Кіева, Да вывелъ измѣну пзъ Новагорода, А взялъ я Рязань, взялъ и Астрахань.» Въ палатахъ злата труба протрубила, Прпгласилъ въ палатахъ царевпчъ молодой, Что меньшой Ѳедоръ Ивановпчъ: «А, грозной царь, Иванъ Васпльевпчъ! Не вывелъ измѣны въ каменной Москвѣ, Что есть у насъ въ каменной МосевѢ, Что три болыиіе боярина,* А трп Годуновы пзмѢинпеи.» За то слово царь спохватается: «Ты гой есп, чадо мое милое, Что меньшой Ѳедоръ Ивановпчъ! Скажи мнѣ про трехъ ты боярпновъ, Про трехъ злодѣевъ пзмѣннпковъ; Перваго боярина въ котлѣ велю сварить,

Другаго боярина велю на еоля> посадить, Третьяго боярина скоро велю сказппть.» Отвѣтъ держнтъ тутъ царевпчъ молодой,

— 35 —

Что меньшой Ѳедоръ Ивааовичъ: «А грозной царь Иванъ Васильевиче Ты самъ про нихъ знаешь и вѣдаешь, Про трехъ болыпихъ бояриновъ, Про трехъ Годуновыхъ измѣнниковъ; Ты пьешь съ ними, ѣшь съ единаго

блюда Единую чару съ пими требуешь.» То слово царю не взлюбилося, То слово не показалося, Не сказалъ онъ пзмѣнниковъ по имени; Ему туто за бѣду стало, За великую досаду показалося; Скрпчалъ онъ царь зычнымъ голосомъ: «А естьлп въ Москвѣ немилостивы палачи? Возмите царевича за бѣлы ручки, Ведите царевича со царскаго двора, За тѣ за вороты Москворѣцкія, За славную матушку за Москву за рѣку, За тѣ живы мосты калиновы, Къ тому болоту поганому, Ко той ко лужѣ кровавыя; Ко той ко плахѣ бѣлодубовой.» А всѣ палачи испужалися, Что всѣ въ Москвѣ разбѣжалися; Единъ палачъ не пужается, Единъ злодѣй выступается, Малюта палачъ, сынъ Скурлатовичъ. Хватя онъ царевича за бѣлы ручки, Повелъ царевича за Москву за рѣку.— Перепахнула вѣстка нерадогана Во то во село въ Романовское, Въ Романовское, во боярское, Къ старому Никитѣ Романовичу, Нерадошна вѣстка, кручинная: «А и гой еси, сударь, мой дядюшка, Ты старой Никита Романовичъ! А спишь, лежишь, опочивъ держишь? Али тѣ Никитѣ мало можется? Надъ собою ты невзгоды не воздаешь Упала звѣзда поднебесная, Потухла въ Соборѣ свѣча мѣстная, Не стало царевича у насъ въ Москвѣ, А меньшаго Ѳедора Ивановича.» Много Никита не выспрашиваетъ, А скоро метался на широкой дворъ, Скричалъ онъ Никита зычнымъ голосомъ; «А конюхи мои, приспѣшники!

Ведите наскорѣ добра коня, Не сѣдланаго, не узданаго.» Скоро-де конюхи металися, Подводятъ наскорѣ добра коня, Садился Никита на добра коня. За себя онъ Никита любимаго конюха

хватилъ Поскакалъ за матушку Москву за рѣку, А шапкой машетъ, головой качаетъ, Кричитъ онъ, реветъ зычнымъ голосомъ: «Народъ православной, не убейтеся, Дайте дорогу мнѣ широкую.» Настигъ палача онъ во полу-путя, Не дошедъ до болота поганого, Кричитъ на его зычнымъ голосомъ: «Малюта палачъ, сынъ Скурлатовичъ! Не за свойской кусъ ты хватаешься, А этимъ кусомъ ты подавишься; Не переводи ты роды царскіе.» Говоритъ Малюта немилостивой палачъ «Ты гой, Никита Романовичъ! А наше-то дѣло повелѣнное; Али палачу мнѣ самому быть сказнену? А чѣмъ окровенить саблю острую? Что чѣмъ окровенить руки бѣлыя? А съ чѣмъ придтить къ царю предъ

очи Предъ его очи царскія?» Отвѣчаетъ Никитина Романовичъ: «Малюта палачъ, сынъ Скурлатовичъ! Сказни ты любимаго конюха моего. Окровени саблю острую, Замарай въ крови руки бѣлыя свои: А съ тѣмъ поди къ царю предъ очи Предъ его очи царскія.» А много палачъ не выспрашиваетъ, Сказнилъ любимаго конюха его, Окровенилъ саблю острую, Замаралъ руки бѣлыя свои, А прямо пошелъ къ царю предъ очи, Подмастерье его голову хватилъ; Идутъ къ царю предъ очи его царскія; Въ его любимую Крестовую. А грозный царь Иванъ Васильевичъ Завидѣвши сабельку острую, А остру саблю, кровавую, Того палача немилостива, Потомъ же увидѣлъ и голову у нихъ— А гдѣ-ко стоялъ, онъ и туто упалъ;

— 36

Что рѣзвы НОГИ ПОДЮМПЛИСЯ,

Что царсЬй очи замутил пса, Что ио три дня ни ньетъ, ни ѣстъ,— Народ* Хрпстіане православные, Положили любимаго конюха На тѣ на телѣги на Ордынскія, Привезли до Ивана Великаго, Гдѣ кладутся пари и царевичи, РДѣ нхъ роды, роды царскіе; Завсегда звонятъ во Царь болоколъ. А старой Никита Романовпчъ Хватя онъ царевича, На добра коня посадилъ, Увезъ во село свое Романовское, Бъ Романовское п боярское. Не пива ему варить, не вина курить, А пиръ пошелъ у него на радостяхъ; А въ трубки трубятъ по ратному, Барабаны бьютъ по воинскому. — У той у церкви Соборныя Сбирались попы п дьлконы, А всѣ вѣдь причетники церковные, Отпѣвалп любимаго конюха. А втапоры пригодился царь, А грозный царь Иванъ Васнльевичъ, А трижды земли на могилу бросплъ; Съ печалп царь по царству пошелъ, По тѣмъ іппрокимъ по улицамъ. А тѣ бояра Годуновые Идутъ съ царемъ, самп подмолвилися: «Ты грозной царь, Иванъ Васильевиче У тебя кручина несносная, У боярина пиръ пдетъ на веселѣ, У стараго Никиты Романовича.» А грозной царь, онъ и крутъ добрѣ, Послалъ посла немилостиваго, Что взять его Никиту нечестно къ нему, ТІрпшелъ носолъ ко боярину въ домъ, Взялъ Никиту, нечестно повелъ, Привелъ ко царю предъ ясны очп; Не дошедъ Никита, иоклоняется О праву руву до сырой земли. А грозиой царь Ивапъ Васильевич!, А во правой рукѣ держнтъ царек і и костыль, въ лѣвой рувѣдоржнтъ царево жезло, По нашему С&бврсвому остро вопье, А твнетъ онъ Нивиту въ правую ногу, Пришилъ его ко сырой землѣ: А самъ опъ царь приговарпваетъ:

«Велю я Никиту въ котлѣ сварить, Въ котлѣ сварить, либо на колъ посадить, На колъ посадить, скоро велю сказннть; У меня кручина несносная, А у тебя боярина пиръ на веселѣ. Къ чему ты, Никита, въ домѣ добрѣ

радршенъѴ Али ты, Никита, какой городъ взялъ? Али ты, Никита, корысть иолучилъ?» Говоритъ онъ Никита не съ упадкою (*): «Ты грозной царь Иванъ Васпльевичъ! Не велп меня казнить, ирнкажп говорить: А для того у меня пиръ на веселѣ, Что въ трубочки трубятъ ио ратному, Въ барабаны бьютъ по вопнекому, Утѣшаютъ млада царевича, Что меныпаго Ѳедора Ивановича.» А много царь не вмспраіниваетъ, Хватя Никиту за праву руку Пошелъ въ палаты во боярскія. Отворяли царю на пяту Пошелъ во палаты во боярскія, Поднсбесна звѣзда ужь высоко взошла, Въ Соборѣ мѣстнасвѣчазатеплплася,— Увндѣлъ царевича во большомъ мѣстѣ, Въ большомъ мѣстѣ въ передпемъ углѣ Подъ мѣстными иконами; Беретъ онъ царевича за бѣлы ручки, А грозной царь Иванъ Васпльевичъ Цѣловалъ его во уста сахарныя; Скрпчалъ онъ царь зычнымъ голосомъ: «А чѣмъ боярина пожаловати А стараго Никиту Романовича? А погребъ тебѣ злата, серебра, Второе тебѣ питья разнаго; А сверхъ того грамота Тарханная: Кто церкву иокрадегъ, мужика ли убьетъ, А вто у жива мужа жену уведетъ И уйдетъ во'село во боярское Ко старому Никптѣ Романовичу — И тамъ быть нмъ не въ выдачѣ.»— А было это село боярское, Что стало село Нреображенское, По той по грамотѣ Тарханныя; Отнынѣ оно слыветъ и до вѣву.—

'*) Безт. роСостп.

— 37 —

Г. САТИРИЧЕСКІЯ СКАЗКИ. а. Шемякинъ Судъ.

Въ нѣкоторомъ царствѣ жили два брата: богатой п убогой. Нанялся убогой къ богатому, работалъ цѣлую зиму, п далъ ему богатый двѣ мѣры ржи; приносить убогой домой, отдаетъ хлѣбъ хозяйкѣ. Она и говорить: «работалъ ты цѣлую злму, а всего- на-всего зарабо-талъ двѣ мѣры ржи; боли смолоть ее да хлѣбовъ напечь, поѣдпмъ, и опять ничего у насъ не будетъ! Лучше ступай ты къ брату, попроси быковъ и ио-ѣзжаи въ поле пахать да сѣять: авось Господь Богъ уродптъ, будемъ п мы съ хлѣбомъ!»— Не пойду, сказалъ убогой; все одно: проси, не проси — не дастъ онъ быковъ! «Ступай! теиерь братъ въ большой радости, родила у него хозяйка сыиа, авось не откажетъ!» Пошелъ убогой къ богатому, выпросилъ пару быковъ п поѣхалъ на иоле; распахалъ свою десятину, посѣялъ, забороновалъ, управился—и домой, ѣдетъ дорогою, а на встрѣчу ему старецъ: «здравствуй, доброй человѣкъ!»— Здорово, старпкъ! «Гдѣбылъ, чтодѣлалъ?»— Иоле пахалъ, рожь засѣвалъ. «А быки чьи?»—Быки братнины. «Твой братъ богатъ да не-милоставъ; выбирай, что знаешь: или сыаъ у него помретъ, пли быки вздохнуть!» Подумалъ-подумалъ убогой: жалко ему и быковъ, и сына братнина, п говорить: «пускай лучше быки подохнуть!»—Будь по твоему! сказалъ старецъ и пошелъ дальше. Сталъ подлежать убогой братъ къ своимъ воротамъ, вдругъ оба быка упали на землю и тутъ-же вздохлп. Горько онъ заплакалъ и побѣжалъ къ богатому: «прости, говорить*, безъ вины виноватъ! Ужь такая бѣда стряслась: вѣдь быки-то пропали!» — «Какъ пропали: Нѣтъ, любезной! со мной такъ не раздѣлаешься; заморплъ быковъ, такъ отдавай деньгами.» И по-везъ его къ праведному судіѣ.

ѣдутъ они къ праведному судіѣ, и попадается имъ на встрѣчу большой

I обозъ, тянется по дорогѣ съ тяжелою кладью; а дѣло-то было зимою, снѣга лежали глубокіе. Вдругъ ни съ того, ни съ сего заупрямилась одна лошадь у пзвощика, шарахнулась въ сторону со всѣмъ возомъ п завязла въ сугробѣ. «Помогите, добрые люди! выручьте пзъ бѣды!» сталъ просить извощпкъ. «Дай сто рублевъ!» говорить богатой.—Что ты! алп Бога не боишься? гдѣ взять тебѣ сто рублевъ? «Ну, самъ и вытаскивай!» — Постой, говорить убогой; я тебѣ задаромъ помогу. Соскочилъ съ саней, бросился къ лошади, ухвати ль за хвостъ и давай тащить: понатужился и оторвалъ совсѣмъ хвостъ. «Ахъ ты, мошенникъ! ыапалъ на него извощпкъ; вѣдь конь-то двѣсти рублевъ стоить, а ты хвостъ оборвалъ? что я теперь стану дѣлать?» — Эхъ, братъ! сказалъ богатой пзвощпку: что съ нимъ долго разговаривать? садпсь со мной да поѣдемъ къ праведному судіѣ.

Поѣхали всѣ трое вмѣстѣ, пріѣхалн въ городъ и остановились на постоя-ломъ дворѣ. Богатой съ пзвощикомъ пошли въ избу, а убогой стоить на мо-розѣ; смотритъ — копаегъ мужпкъ глу-бокій колодезь, и думаетъ: «не быть добру! затаскаютъ, засудятъ меня. Эхъ, пропадай моя голова!» И бросился съ горя въ колодезь, только себя не до-каналъ, а мужика зашибъ до смерти. Тотчасъ подхватили его и повелп къ праведному судіѣ.

Сталъ судить праведный судія, н говорить богатому: «убогой загуби ль тво-ихъ быковъ, жалѣючц сына; коли хочешь, чтобъ онъ купилъ тебѣ пару быковъ, убей наиередъ своего сына.» — Нѣтъ, сказалъ богатой, пусть лучше быки пропадаютъ.

б. Правда и кривда.

а. Жили два купца: одпнъ кривдбй, другой правдой: такъ всѣ ц звали ихъ~ одного Кривдою, а друга го Правдою.

— 38 —

«Послушай, Правда! сказалъ разъ ) Кривда, вѣдь кривдою жить па свѣтѣ лучше?..»

— Нѣтъ! «Давай спорить?»

— Давай.

«Ну, слушай: у тебя три корабля, у меня два; если на трехъ встрѣчахъ наыъ скажутъ, что жить правдою лучше, то всѣ корабли твоп, а если кривдою, то мои!»

— Хорошо!..

Плыли они мпого«ль, мало-ль, сколь не далече путь свой продолжали —встрѣ-тился пмъ купецъ.

— Послушай, господппъ купецъ, чѣмъ на свѣтѣ жить лучше; крпвдою илп правдою?

«Жилъ я правдою, да плохо; а теперь живу крпвдою, кривда лучше.»

Плывутъ они дальше много-ль,мало ль, и встрѣчается имъ мужичокъ.

— Послушай, добрый человѣкъ, чѣмъ на свѣтѣ лучше жить: кривдою илп правдою?

«Извѣстное дѣло— крпвдою; а правдою куска хлѣба не наживешь!»

На третьей встрѣчѣ имъ сказали тоже самое. Отдалъ Правда три корабля Крпвдѣ, вынгелъ на берегъ п иошелъ тропинкою въ темный лѣсъ. Прпшелъ онъ въ избушку, да п легъ подъ печку спать. Ночью поднялся страшный шумъ, и вотъ кто-то говорптъ:

«А нутка, похвалитесь: кто изъ васъ ныньче гуще кашу заварилъ?»

— Я поссорплъ Крпвду съ Правдою!

— Я сдѣлалъ, что двоюродный братъ женится на сестрѣ!

— И разорилъ мельницу, и до тѣхъ поръ буду ее раззорять, пока нп забьютъ крестъ накрестъ палей (*).

Я сомустилъ человѣка убить!

— А я напустилъ семьдесятъ чер-тенятъ па одну царскую дочь; онп со-сутъ ей груди всякую ночь. А вылѣчитъ ее тотъ, кто сорветъ жаръ-цвѣтъ! (Это

такой цвѣтъ, которой когда цвѣтетъ— море колыхается и ночь бываетъ яснѣе дня; черти его боятся!)

Какъ ушли они, Правда вышелъ, и помѣшалъ жениться двоюродному брату на сестрѣ, запрудплъ мельницу, не далъ убить человѣка, досталъ жаръ-цвѣтъ и вылѣчилъ царевну. Царевна хотѣлавыт-ти за него замужъ, да онъ не согласился. Подарилъ ему царь пять кораблей, и иоѣхалъ онъ домой. На дорогѣ встрѣтплъ Кривду. Кривда удивился богатству Правды, повыспросплъ у него все, какъ что было, да и залегъ ночью подъ печку въ той-же избушкѣ... Сле-тѣлись духп, да и начали совѣтъ дериваты какъ-бы узнать того, кто испортил ъ имъ всѣ дѣла? Подозрѣвали онп самаго изъ нихъ ледащаго (**); какъ стали его бить да щипать, онъ бросился подъ печку, да п вытащплъ оттуда Кривду.

«Я Кривда!» говорптъ купецъ чер-тямъ, да все такп онп его не послушали и разорвали на мелкіе кусочки.

Такъ и выходптъ, что правдою-то жить лучше, чѣмъ кривдою.

(Изъ собранія П. В. Кирѣевскаго).

Ъ. Однажды спорпла Кривда съ Правдою: чѣмь лучше жить — крпвдой, али правдой? Крпвда говорила: лучше жить крпвдою; а Правда утверждала: лучше жить правдою. Спорплп-спорплн, никто не переспоритъ. Говорптъ Крпвда: «пой-демъ къ ппсарю, онъ насъ разсудптъ! »— Пойдемъ, отвѣчаетъ Правда. Вотъ пришли къ писарю. «Рѣшп нашъ споръ, говорптъ Кривда: чѣмъ лучше жпть — крпвдою, алп правдою?» Писарь спро-силъ: «о чемъ вы бьетеся?» — О ста ру-бляхъ. «Ну ты, Правда, проспорила; въ наше время лучше жпть крпвдою.» Правда вынула изъ кармана сто рублей и отдала Кривдѣ, а сама все стоптъ на своемъ, что лучше жпть правдою. «Пойдемъ къ судьѣ, какъ онъ рѣшитъ? го-

[* Пали —сваи (Опить обл. веінвбр. словаря,

стр. 162).

(**) Худаго, дурпаго.

воритъ Кривда; коли по твоему —ятебѣ^ 1 плачу тысячу рублен, а коли по моему — ты мнѣ должна оба глаза отдать.» — Хорошо, пойдемъ. Пришли они къ судьѣ, стали спрашивать: чѣмъ лучше жить? Судья сказалъ тоже самое: въ наше время лучше жить кривдою.» — Подавай-ка свои глаза! говорить Кривда Правдѣ; выколола у ней глаза и ушла — куда знала. Осталась Правда безглазая, пала лицомъ наземь и поползла ощупью. Доползла до болота и легла въ травѣ. Въ самую полночь собралась туда невѣрная сила. Небольшой сталъ всѣхъ спрашпвать: кто и что сдѣлалъ? Кто говорить: я душу загубилъ; кто говорить: я того-то на грѣхъ смустилъ; а Кривда въ свой чередъ похваляется: я у Правды сто рублей выспорила да глаза выколола!» — Что глаза! говоритъ набольшей; стоить потереть тутошней травкою — глаза опять будутъ! Правда лежитъ да слушаетъ. Вдругъ крикнули пѣтухи, и невѣрная сила разомъ пропала Правда нарвала травки и давай тереть глаза! потерла одинъ. потерла другой — и стала видѣть по-прежнему; захватила съ собой этой травки и пошла въ путь-дорогу. Въ это время у одного царя ослѣпла дочь, и сдѣлалъ оаъ клпчъ: кто вылѣчитъ царевну, за того отдастъ ее замужъ. Правда приложила ей къ очамъ травку, потерла и вылѣчила; царь обрадовался, женилъ Правду на своей дочери и взялъ къ себѣ въ домъ...

с. Въ нѣкоторомъ царствѣ жили два крестьянина: Иванъ да Наумъ. Назвались они товарищами и пошли вмѣстѣ на заработки. Шли-шли, очутились въ богатомъ селѣ и нанялись у разпыхъ хозяевъ; поработали однунедѣлю и сви-дѣлись въ воскресной день. «Ты, братъ, сколько заработалъ?» спросплъ Иванъ. — Мнѣ пять рублевъ Господь далъ. «Господь далъ! много онъ дастъ, колп самъ не заработаешь?» —Нѣтъ, братъ, безъ божіей помощи самъ ничего не сделаешь, ни гроша не получишь! Тутъ они крѣпЕО заспорили и положили на томъ: аи ойдемъ оба по дорогѣ и спросимъ

у перваго встрѣчника:чья правда? Кто проиграетъ, тотъ должонъ отдать всѣ свои заработанныя деньги.» Вотъ и пошли; сдѣлали шаговъ съ двадцать — попадается имъ на встрѣчу нечистой духъ въ человѣческомъ образѣ. Стали его спрашивать, а онъ въ отвѣтъ: «что самъ заработаешь, то и ладноі на Бога нечего надѣяться, онъ ни копѣйки не дастъ!» Отдалъ Наумъ всѣ своп деньги Ивану и воротился къ хозяину съ пустыми руками. Прошла еще недѣля; въ воскресной день работники опять свиделись и подняли тотъ-же споръ. Наумъ говоритъ: «хоть на прошлой недѣлѣ ты и забралъ мои деньги, а мнѣ Господь еще больше далъ!» — Ну, отвѣ-чаетъ Иванъ, если по твоему тебѣ Богъ далъ, а не самъ ты заработалъ, то давай опять пойдемъ до первой встрѣчи и спросимъ; чья правда? Кто виноватъ останется, у того отобрать всѣ деньги и отрѣзать правую руку. Наумъ согласился. Пошли они по дорогѣ; повстрѣ-чался имъ тотъ-же нечистой и отвѣ-чалъ — что п прежде. Иванъ обобралъ у товарища деньги, отрубилъ ему правую руку и оставилъ одного. Долго думалъ Наумъ, что теперь безъ руки дѣлать? кто кормить-поить станетъ? ну, да Богъ милостивъ! Пошелъ къ рѣкѣ и легъ на берегу подъ лодку: «переночую пока здѣсь, а утромъ увижу, что дѣлать; утро вечера мудренѣе.» Въ самую полночь собралось на эту лодку многое множество нечистыхъ, и начали про-межъ себя разговаривать: кто какія козни устроилъ. Одинъ говоритъ: «я между двухъ мужиковъ споръ рѣшилъ въ протпввую сторону, и у правдиваго руку отрѣзали.» Другой на то сказалъ: «это пустое! только три раза по росѣ-покататься — рука снова выростетъ!» — А я, началъ хвастаться третій, у такого-то барина единственную дочь нзеу-шплъ: чуть жива ходить!«Эка! отвѣ-чалъ четвертой, если кто пожалѣетъ барина, то непремѣнно вылѣчить дочку. Средство простое: взять такой-то [травы, сварить, да въ томъ отварѣ

искупать сг—она л будетъ здорова! »— Въ ' одномъ пруду, сталъ говорить пятой, мужпкъ поставилъ водяную мельницу, ! и ужь много лѣтъ хлопочетъ, а все | безъ пользы: только что заирудптъ плотину, а я прокопаю н выпущу воду. «Дуракъ ае твой мужикъ! сказаль шестой чортъ; онъ бы загатплъ получше плотину, а когда-бъ стала вода прорываться — бросилъ-бы туда снонъ соломы: тутъ бы ты и погибъ!» Наумъ все это слышалъ, и на другой день вы-ростплъ свою правую руку, потомъ исправилъ у мужика плотину п вылѣ-чилъ дочь у барина. Щедро его наградили п мужпкъ, и барннъ, и зажилъ онъ нрипѣваючн. Разъ новстрѣчалъ опъ своего нрежняго товарища; тотъ удивился, зачалъ раснрашиватъ: какъ де ты разбогатѣлъ и откуда руку взялъ? Наумъ ему все разсказалъ, ничего не-утаплъ. Иванъ выслушалъ, и думаетъ: «постой-же, п я такъ сдѣлаю, еще пуще его разбогатѣю!» Пошелъ къ рѣкѣ и легъ на берегу подъ лодку. Въ иол-ночь собрались нечистые. «А что, братцы! говорить одннъ изъ нихъ; должно быть кто-нибудь насъ подслушиваетъ. Вить у мужика рука отросла, боярская дочь выздоровѣла и плотина въ ходъ пошла! » Бросились всѣ подъ лодку смотрѣть; нашли Ивана и разорвали па мелкіе кусочки. Отлились волку коровьи слезы!

в Сказка объ Ершѣ Ершовпчѣ, смнѣ Щетинннковѣ.

а. Ершишко-кропачишко Г*), ершиш-ко нагубнишко,склался надровнишкп (**) со свонмъ маленькимъ ребатишкамъ пошелъ въ Камъ-рѣку, изъ Камъ-Рѣі; и (***); въ Тросъ-рѣву, изъ Тросъ-рѣки въ Ку-бенское озеро, изъ Кубенскаго озера въ Ростовское озеро, и въ этомъ озерѣ выпросился остаться одну ночку, отъ

(*) Кропотливой, безпокойной. (**) Санки.

(***) Творнтельпый падежл. мноя естнонна'С числа.

одной ночей двѣ ночки, отъ двухъ но-чекъ двѣ недѣли, отъ двухъ недѣль два мѣсяца, отъ двухъ мѣсяцевъ два года, а отъ двухъ годовъ жнлъ тридцать лѣтъ. Сталъ онъ по всему озеру похаживать, мелкую и крупную рыбку подъ добало (?) подкалывать. Тогда мелкая и крупная рыба собрались во единъ кругъ, и стали выбп-рать себѣ судью праведную (аго), рыбу-сомъ съ болынимъ усомъ: «будь ты, говорятъ, нашимъ судьей.» Сомъ ио-слалъ за ершомъ—добрымъ человѣкомъ п говорить: «ершъ, добрый человѣкъ! почему ты нашимъ озеромъ завладѣлъ?» — Потому, говорить, я вашпмъ озеромъ завладѣлъ, что ваше озеро Ростовское горѣло съ низу до верху, съ Петрова дня п до Ильина дня, выгорѣло оно съ низу н до верху и запустѣло. «Не во вѣкъ, говорить рыба-сомъ, наше озеро не гарывало! есть ли у тебя въ томъ свидѣтели, московскія крѣпости, пись-менныя грамоты V» — Есть у меня въ то.мъ свпдѣтелн п московскія крѣпости, пнсьменныя грамоты: сорога-рыба (') на пожарѣ была, глаза запалила и по-нынче у нея красны. И посылаетъ сомъ-рыба за сорогой-рыбой. Стрѣлецъ, боецъ, карась-палачъ, двѣ горсти мел-кихъ молей ( 2 ), туды же понятьіхъ, зо-вутъ сорогу-рыбу: «сорога-рыба! зоветъ тебя рыба-сомъ съ болынимъ усомъ предъ свое величество ( 3 ).» Сорога-рыба, не дошедъ рыбы-сомъ, кланялась. И говорить ей сомъ: «здравствуй, сорога рыба, вдова честная! гарывало ли наше озеро Ростовское съ Петрова дня до Ильина дня?» — Не во вѢеъ-то, говорить сорога-раба, не гарывало наше озеро! — Говорить сомъ-рыба: «слышишь, ершъ, добрый человѣкъ!

( 1 ) Плотица (Онытъ обл. великорусе, слопаря, стр. 211).

( 2 ) Моль— мелкая рыба разиаго рода, елтятки несушепные (іЬі(1ет : стр. 115.)

(V Въ рукоп. прибавлено: «предъ ертово высочество».

— 41 —

сорога-рыба въ глаза обвинила.» Асо рога тутъ-же примолвила: «кто ерша знаетъ да вѣдаетъ, тотъ безъ хлѣба обѣдаетъ!» Ершъ не унываетъ, на'Бога уповаетъ; «есть же у меня, говорптъ, въ томъ свндѣтели и мосеовскія крѣ-пости,- нпсанныя грамоты: окунь-рыба на пожарѣ былъ, головешки носилъ, и понынче у него крылья красны.» Стрѣ-лецъ, боецъ, карась-палачъ, двѣ горсти мелквхъ молей, туды-же понятыхъ; — это государскіе посылыцикп — првходятъ ; и говорятъ «окунь-рыба! зоветъ тебя рыба сомъ съ большимъ усомъ предъ свое величество.» И нрнходнтъ окунь-рыба. Говорптъ ему сомъ-рыба: «скажи, окунь-рыба, гарывало лп наше озеро Ростовское съ Петрова дня до Ильина дня?» — Не во вѣкъ-то, говорить, наше озеро не гарывало! кто ерша знаетъ да вѣ-даетъ, тотъ безъ хлѣба обѣдаетъ! — Ершъ не унываетъ, на Бога уповаетъ; говорптъ сомъ-рыбѣ: «есть л;е у меня въ томъ сввдѣтели и московскія крѣ-иости, пнеьменныя грамоты: щука-рыба, вдова честная, притомъ не мотыга, скажетъ истинную правду. Она на по-ікарѣ была, головешки носила, и но-нынче -черна. » Стрѣлецъ, боецъ, -карась-палачъ, двѣ горстп мелкпхъ молей, туды-же понятыхъ, — это государств посыльщпкп — приходятъ и го-норятъ: «щука рыба! зоветъ рыба-сомъ, съ большпмъ усомъ предъ свое величество.» Щука-рыба, не дошедчирыбы-сомъ, кланялась: «здравствуй, ваше-величество! — Здравствуй, щука-рыба, вдова честная, прнтомъ же ты и не мотыга! говорптъ сомъ; гарывало лп ваше озеро т'остовсЕое съ Петрова дня до Ильина дня? Щука-рыба отвѣчаетъ: «не во вѣкъ-то не гарывало наше озеро Ростовское! кто ерша знаетъ да вѣ-даетъ, тотъ всегда безъ хлѣба обѣ-даетъ!» Ершъ не унываетъ, а на Бога уповаетъ; «есть же, говорптъ, у меня въ томъ свидѣтели пмосковскія крѣпо-сти ииисьменныя грамоты: налимъ-рыба на пожарѣ былъ, головешки носилъ, и до нынче онъ чоренъ.» Стрѣлецъ, бо-

ецъ, карась-иалачъ, двѣ горсти ыел-кихъ молей, туды-же понятыхъ — это государскіе посыльщпкп — нрпходятъ къ налнмъ-рыбѣ и говорятъ: «налимъ-рыба! зоветъ тебя рыба-сомъ. съ большимъ усомъ предъ свое величество.» — Ахъ, братцы! нате вамъ гривну на труды и на волокиту; у меня губы толстая, брюхо большое, въ городѣ не бывалъ, предъ судьямъ не стаивалъ, говорить не умѣю, кланяться право не могу. Эти государств посыльщики пошли домой; тѵтъ поймали ерша и посадили его въ петлю... Пошелъ дождь и сдѣлалась сляеоть. Ершъ пзъ петли-то да и выскочилъ; пошелъ онъ въ Кубенсіюе озеро, пзъ Кубенскаго озера въ Тросъ-рѣку, нзъ Тросъ-рѣкп въ Камъ-рѣку, Въ Камъ-рѣкѣ идутъ щука да осетръ. «Куда васъ чортъ понесъ?» говорить пмъ ершъ. Услыхали рыбаки ершовъ голосъ тонкой, п начали ерша ловить. Изловили ерша, ершишко-кро-пачашко, ершишко-пагубнишко! При-шелъ Бродька — бросилъ ерша въ лодку, прпшелъ Петрушка — бросплъ ерша въ плетушку. «Наварю, говорптъ, ухи да и скушаю.» Тутъ и смерть ершова!

Ь. Жилъ-былъ ершишка въ барскомъ домишкѣ— брюхан и шка ('), ябеднпчиш-ка! Проскудалось ( 2 ) ершу, прибѣднялось ему, поѣхалъ ершишка въ Ростовское озеро на худенькихъ еанпшкахъ объ трехъ копи (ы) лишкахъ ( 3 ). Закри-чалъ ершишка своимъ громкимъ голоси шкомъ: «рыба севрюга, калуга, язи, головли, послѣдняя рыбка плотичка-сиро-тпчка! пустите меня ерша въ озеро погулять . Мпѣ у васъ не годъ годовать, а хотя одвнъ часъ попировать, хлѣба-солп покушать да рѣчей послушать.» Согласилась вся рыба севрюга, калуга, всѣ язи, головли, маленькая рыбва пло-

(') Объѣдало; брюханить—много ѣсть (Опытъ обл веіикорусі;. словаря } стр. 16).

( 2 ) Скудаться — скупиться, представлятьс бѣднымъ (іЬійею, сгр. 206).

( 3 ) Перекладинахъ? копим — дровни; др У прядильнаго гребня, на которое садится п* ха ' и колодка, на которой илетутъ лантп г п^тъ обл. вдликор. стр. 89).

тпчка-спротичка пустить ерша въ озеро на одішъ часъ погулять. Ершъ прогу-лялъ одинъ часъ, ц сталъ всю рыбу обижать, еъ тпнѣ, плотпнѣ прпжпыать. Живой рыбѣ въ обпду то показалось, пошла па ерша просить къ Петру-осетру (*) праведному: «Петръ-осетръ праведный! за что насъ ершъ обпжаетъ? выпросился онъ на одинъ часъ въ наше озеро побывать, да всѣхъ насъ съ озера и сталъ выгонять. Разбери и разсудп, Петръ-осетръ праведный, вѣрою п правдою.» Петръ-осетръ праведный послалъ малую рыбу пнскаря искать ерша. Ппскарь пс-калъ ерша въ озерѣ, да не могъ сыскать. Петръ-осетръ праведный послалъ среднюю рыбу щуку искать ерша. Щука въ озеро нырпула, хвостомъ плеснула, ерша въ коргахъ (**) нашла: «здорово, ершишка?» — Здравствуй , щучпшка! зачѣмъ ты прпшла? «Къ Петру-осетру праведному знать на честь, не посадптъ ли тебя нацѣпь; на тебя есть просители.» — Кто же тамъ просптъ? «Вся рыба севрюга, калуга, всѣ язи, головлп, и по-слѣдняя рыба плотпчка-спротичка—п та на тебя проситъ, да еще сомъ, мужпкъ простой, губы толстые и говорить не умѣетъ— и тотъ на тебя челобитную по-далъ; пойдемъ-ка ершъ, раздѣлаемся, что на судѣ по ііравдѣ скажутъ.»— Нѣтъ, щучншка! не лучше ли дѣло такъ будетъ: пойдемъ со мною погуляемъ. Щука не соглашается съ ершомъ гулять, а хочетъ ерша на судъ праведный тащить, какъ-бы поскорѣй его осудить. «Ну, щука! хоть ты съ рыла и востра, да не возь-мешъ ерша съ хвоста! А вотъ нынче суббота, у моего отца дѣвпшнпкъ— ннръ да веселье; пойдемъ лучше попьемъ, погуляемъ вечерокъ, а завтра, хоть п воскресенье, пойдемъ — такъ и быть — на судъ праведней; по крайней мѣрѣ не-олодны будемъ.» Щука согласилась и 2 шла съ ершомъ гулять; ершъ напоилъ

х

мепь

Вь рукописи вездѣ: «Ііетръ-сетръ» . Корга—гряда камней въ водѣ; корга—ка-

ти пень. лет.аіцій па днѣ рѣки: плотпоо 'есчапс илп каменистое дно озеръ в рѣкъ. ' Лшт7, г г , л поли; .]). словаря, стр. 89).

ее пьяною, за пеледу (*) засадилъ, дверью затвори лъ и кольемъ заколотилъ.' Долго ждали на судъ щуку и не дождались. Петръ-осетръ праведный послалъ за ершомъ большую рыбу-сомъ. Сомъ въ озеро нырнулъ, хвостомъ пле-снулъ, ерша въ коргахъ нашелъ. «Здравствуй, зятюшка!»—Здоровъ, тестюшка! «Пойдемъ, ершъ, на судъ праведный; на тебя есть просители. »— Кто же просптъ? «Вся рыба севрюга, калуга, всѣ язп, головлп п маленькая рыбка пло-тпчка-спротпчка!» Ергаъ-то сому зять; съумѣлъ его сомъ въ руки взять, п самолично привелъ на судъ праведный. «Петръ-осетръ праведный, зачѣмъ меня требовалъ на-скоро?» спросилъ ершъ. -Какъ тебя было не требовать? ты въ Ростовское озеро выпросился одпнъ часъ погулять, а потомъ всѣхъ съ озера и сталъ выживать. Живой рыбѣ то за досаду показалося: вотъ собралась рыба севрюга, калуга, язи, головлп и малая рыбка плотпчка-сиротпчка, п самолично подала мнѣ на тебя челобитную: разбери де, Петръ-осетръ, это дѣло правдою!»—Ну, послушай же, отвѣчаетъ ершъ, и мою челобитную: они сами обидчики, межи-борозды вытерлись (**), а берега водою подмыло, а я ѣхалъ тѣмъ берегомъ вечеромъ поздно, торопился, рѣзко (***) гналъ, да съ берега въ озеро попалъ, такъ и свалился съ землею! Петръ-осетръ праведный, прп-кажп собрать государевыхъ рыбаковъ да раскинуть неводы тонкіе, погони рыбу въ одно устье; тогда узнаешь, кто правъ, а кто впноватъ: правой въ неводѣ не останется, а всё выскочить.—Петръ-осетръ праведный выслушалъ его челобитную, собралъ государевыхъ рыбаковъ и погналъ всю рыбу въ одно устье. На

(*) Пеледа —передпііі навѣсъ крыши ме;і;ду двумя избами; покрышка па скндрахг. Иелёдъ — мѣсто воддѣ самаго овнпа, которое покрывается соломою. Пелекнл—саран для соломы (Опытт, обл. ьеликор. словаря, стр. 154).

(**) Сгладились уничтожились.

(***) Очень, мпого (Опытъ обл. Велнкор. словаря, стр. 195).

- 43 —

1 очинѣ ершишка попалъ въ неводишка, шевельнулся, ворохнулся, глазёнки вы-таращилъ п съ неводу впередъ всѣхъ выскочплъ. «Видишь, Петръ-осетръ праведный! кто правъ, кто виноватъ?» — Вижу, ершъ! что ты нравъ, ступай въ озеро да гуляй. Теперь никто тебя не обпдитъ, развѣ озеро высохнетъ да ворона тебя изъ грязи вытащить. Пошелъ ершишка въ озеро, при всѣхъ похваляется: «добро же, рыба севрюга, калуга! достанется вамъ и всѣмъ язямъ, головлямъ! да не прощу и маленькую рыбку плотичку-спротичку! да достанется и сому толстобрюхому: ишь говорить не умѣетъ, губы толсты, а зналъ какъ челобитную подавать! Всѣмъ отплачу.» Шелъ Любимъ, ершовой похвалы не возлюбилъ; шелъ Сергѣй, нёсъ охапку жердей; прпшелъ бѣсъ, заколо-тилъ ѣзъ С 1 ); прпшелъ Перша, поставить на ерша вершу; прпшелъ Богданъ, ерша въ вершу Богъ далъ; прпшелъ Устинъ, сталъ вершу тащить да ерша упустил ъ.

с. 1729 годамѣсяца сентября 16 числа Зародился ершишко-плутишко, Худая головпшко, Шиловатый ( 2 ) хвостъ, Слюноватый носъ, Киловатая ( 3 ) брюшина, Лихая образина,

На рожѣ кожа, какъ елова кора. Прижилось, прискудалось ершику-плу-

ТИШБу

Въ своемъ славномъ Кубпнскомъ озерѣ, Собрался на ветхпхъ ( 4 ) дровнишкахъ Съ женою и дѣтпшкамъ. Поѣхалъ въ Бѣлозерское озеро, Съ Бѣлозерскаго въ Корбозерское, Съ Корбозерскаго въ Ростовское: «Здравствуйте, лещи, Ростовскіе жильцы! Пустите ерша пообѣдать

(*) Заколъ рыбный (іЬіает, стр. 271).

( 2 ) Увертливой, плутоватой.

( 3 ) Киловатт,—бранное слово (Опытъ области, великор. словаря, стр. 82).

( 4 ) Въ рукописи: «на вельмей» (?)

И коня покормить.»

Лещи распространились ('),

Ерша къ ночи пустили.

Ершъ гдѣ ночь ночевалъ,

Тутъ и годъ годовалъ;

Гдѣ двѣ ночевалъ,

Тутъ два года годовалъ;

Сыновей поженилъ,

А дочерей замужъ повыдалъ,

Изогналъ лещовъ,

Ростовскпхъ жильцовъ,

Во мхи и болота,

Пропасти земныя.

Три года лещи

Хлѣба-соли не ѣдали,

Три года лещи

Хорошей воды не пивали,

Три года лещи

Бѣлаго свѣту не видали;

Съ того лещи

Съ голоду помирали.

Сбпралися лещи въ земскую избу

И думали думу заедино,

И написали просьбу

И подавали Белозеръ-Палтосъ-рыбѣ:

«Матушка Бѣлозеръ-Палтосъ-рыба і

Почему ершишко-плутишко,

Худая головишко,

Разжился, распосплился

Въ нашемъ Ростовскомъ озерѣ

И изогналъ насъ лещовъ,

Ростовскпхъ жильцовъ,

Во мхи и болота

И пропасти земныя:

Три года мы лещи

Хлѣба-солп пе ѣдали,

Три года лещп

Хорошей воды не пивали,

Три года лещп

Свѣту бѣлаго не видали;

Съ того мы лещи

Ц съ голоду помирали.

Есть ли у него на это дѣло

Книги, отписп п паспорты какіе?

И думали думу заедино

Щука ярославка,

Другая пере(я)славска,

Рыба-сомъ съ болыпимъ усомъ*

— 44 —

Кого послать ерша поззать?

Манька (*) послать—

У него губы толстыа,

А зубы рѣдБІе,

Рѣчь пе умильна(я),

Говорить съ ершамъ не съумѣетъ!

Придумала рыба-сомъ

Съ болыинмъ усомъ:

Послать или нѣтъ за ершомъ гарью-

са( 2 ); У гарьюса губки тоненькп. Нлатьецо бѣленько. Рѣчь московска, Походка господска. Дали ему окуня разсыльнымъ, Карася нятисотсбимъ, Семь молен, понятыхъ людей. Взяли ерша, Сковали, связали И на судъ представили. Ершъ иредъ судомъ стоитъ И съ новадкой ( 3 ) говорить: «Матушка Бѣлозеръ-Полтосъ-рыба! Почему меня на судъ повѣщалн?» — Ахъ ты ершишко-плутпшБО, Худая головпшбо! Почему ты разжился и разселился Бъ здѣшннмъ Ростовскомъ озерѣ, Пзогнавъ лещовъ, Тостовскихъ жильцовъ, Во мхи и болота И пропасти земныя? Три года лещи Хлѣба-солн не ѣдалп. Три гога лещи Хорошей воды не пивали. Три года лещи Свѣту бѣлаго не видали, II съ того лещи Съ голоду помнраютъ. Есть у тебя на ото дѣло Книга, отписи и иаспорты какіе? «Матушка Бѣлозѣръ-Полтосъ-рыба! Въ память или вѣтъ тебѣ пришло: Когда горѣло наше славное Кубинское

озеро,

Тамъ была у ершишка избушка,

Въ пзбушкѣ были сѣнпшки,

Въ сѣнишкахъ клѣтпшко,

Въ клѣтишкѣ ларцышко,

У ларцишка замчипіБо,

У замчишка ключишко —

Тамъ-то были книги и отписи

П иаспорты. и все прпгорѣло!

Да не то одно пригорѣло;

Былъ у батюшки дворецъ

На семи верстахъ,

На семи столбахъ

Подъ полатями бобры.

На полатяхъ ковры —

И то все пригорѣло!»

А рыба-семга иозади стояла

И на ерша злымъ голосомъ причала:

«Ахъ ты, ершишЕо-плутпшБО,

Худая головишко!

Тридцать ты лѣтъ

Подъ иорогомъ сто;:.::

II сорокъ человѣкъ

Разбою держалъ.

И много головъ ноіубшгъ

И много л;ивота (') нритопплъи

И ершу стало азартно:

Какъ съ рыбою-семгою не отговориться?

«Ахъ ты рыба-семга, бока твои сальиы!

II ты, рыба-сельдь, бока твои кислы!

Васъ ѣдятъ господа и бояра,

Меня мелкая чета крестьяне —

Бабы штеи наварятъ

II блиновъ напекутъ,

ПІтп хлебаютъ, подхвалпваютъ:

Рыба костлііва, да уха хороша!»

Тутъ ершъ съ семгой отговорило*.

Говорилъ Бѣлозеръ-Палтосъ-рыба:

«Окунь-разсыльный,

Карась-пятисотсБОй,

Семь молей, понятыхъ лЬдеЙ!

Возьмите, ерша.»

А ершъ нпБакихъ рмбъ пе боится,

Ото всѣхъ рыбъ боронится.

Собрался онъ ершпшко плутишко

На свои па ветхіе ( 2 ) дровнкшва

Съ женою и дѣтииіБамъ,

(' Налима. ( а ) Харіусі— родъ іаеосеВ,

< 3 ) Бъ руной, рне съ угадкой

(*) Имуідсстио. ( 2 ) Въ рукописи:

— 45 —

И поѣзжаетъ въ свое славное Въ Кубинское озеро. Рыба-семга хоть на ерша злымъ голо-

сомъ кричала, Только за ершомъ въ слѣдъ подавались: «Ахъ ты, ершишко-плутшпко, Худая головишко! Возьми ты меня въ свое славное Въ Кубинское озеро; Кубинскаго озера поглядѣть И кубинскихъ становъ посмотрѣть.» Ершъ зла и лиха не помнитъ, Рыбу-семгу за собой иоводитъ. Рыба-семга идучи устала, Въ Кубпнскомъ устьѣ вздремала й мужику въ сѣть попала. Ершъ назадъ оглянулся, А самъ усмѣхнулся: «Слава тебѣ, Господи! Вчера рыба-сем га На ерша злымъ голосомъ кричала, А сегодня мужику въ сѣть попала.» Ершъ семгѣ подивовалъ И самъ на утренней зорѣ вздремалъ, Мужику въ морду (') попалъ. Пришелъ Никонъ. Закол и лъ приколъ ( 2 ); Пришелъ Перша Поставилъ вершу; Пришелъ Богданъ, И ерша Богъ далъ; Пришелъ Вавила, Поднялъ ерша на вила; Прпшелъ Пименъ. Ерша запинилъ ( 3 ) Пришелъ Оброспмъ, Пришелъ о земь бросилъ; Пришелъ Антонъ Завертѣлъ ерша въ балахонъ; Пришелъ Амосъ Ерша въ клѣть понёсъ; Пдетъ Спира(я) Около ерша стыритъ ( 4 );

(*) Морда—рыболовныя снасть, состоящая ихъ мѣтка, сплетеннаго изъ ивовыхъ прутьезъ (См. Записки объ уженьѣ рыбы, С. Аксакова, издан. 3, стр. 301).

( 2 ) Т. е. сдѣлалъ заколт.(ѣзъ) \ 3 ) Т. е. заппналГ( пинать пиуть). ( 4 ) Стырить — дразнить, грубо говорить (Опытъ области, великорус, славаря, стр. 218;.

Амосъ Спиру

Да по рылу;

«Ахъ ты, Спира!

Надъ эдакой рыбой стыришь;

У тебя эдака рыба

Вѣкъ* въ дому не бывала!»

Пришелъ Вася,

Ерша съ клѣти слясилъ (');

Пришелъ Петруша,

Ерша разрушилъ ( 2 )

Пришелъ Савва,

Вынялъ съ ерша полтора пуда сала;

Прпшелъ Іюда

Расклалъ ерша на четыре блюда;

Пришла Марина,

Ерша помыла;

Пришла Акулина,

Ерша подварила;

Пришелъ Антипа,

Ерша стппалъ ( 3 );

Пришелъ Алупа,

Ерша слупалъ;

Прпшелъ Елизаръ,

Блюда облизалъ;

Прпшелъ Власъ,

Попучилъ глазъ;

Пришла Пенила,

И блюда обмыла!

(Всѣ сказки изъ сборн. Афан.)

Д. ИСТОРИЧЕСКІЯ ПОСЛОВИЦЫ,

а. Поічібоша, аки Обре.

б. Съдобрымъдумцемъ (совѣтникомъ) князь высокаго стола додумается, а съ лихимъ думцею и малаго стола лишена будетъ.

в. Не во время гость хуже татарина.

г. Тутъ словно Мамай воевалъ.

д. Постой татарпнъ, дай саблю вынуть.

(*) Стащиіъ (лясить—льстить, хитрить); сляьг-зить — украсть (Оп. обл. великорс. словаря, стр. 217).

( 2 ) Т. е. разрѣзалъ порушилъ.

( 3 ) Укралъ (Опытъ обл. великорус, словаря,, стр. 215).

— 46

е. Каковъ ханъ, такова и орда.

ж. Семеро пойдутъ, Сибирь возьмутъ.

з. Вотъ тебѣ, бабушка, Юрьевъдень,

Е. ЛИРІІЧЕСКІЯ ПѢСНП,

а.

Ужъ какъ палъ туманъ на сине море, А злодѣй-тоска въ ретиво сердце; Не сходить туману съ синя моря, Ужъ не выдтп кручпнѣ изъ сердца

вонъ. Не звѣзда блестптъ далече во чис-

томъ полѣ, Курится огонечекъ малешенекъ; У огонечка разостланъ шелковой ко-

веръ, На коврпкѣ лежптъ удалъ добрый

молодецъ Прпжпмаетъ платкомъ рану смертную, Унпмаетъмолодецкуюкровъ, горючую, Подлѣ молодца стоить тутъ его добрый конь, И онъ бьетъ свопмъ копытомъ въ мать сыру землю, Будто слово хочетъ вымолвить своему хозяину: Ты вставай, вставай, удалъ добрый

молодецъ! Ты садись на меня, своего слугу, Отвезу я добра молодца на родпму

сторону, Къ отцу, матери родимой, къ роду

племени, Къмалымъдѣтушкамъ, молодой женѣ! Какъ вздохнетъ тутъ удалъ добрый

молодецъ; Подымалась у удалова его крѣпка

грудь,

Опустились у молодца бѣлы руки, Растворилась его рана смертельная, Пролилась ручьемъ кровь горючая; Тутъ иромолвилъ добрый молодецъ

своему коню: Ахъ, ты, конь, мой конь, лошадь

вѣрная! Ты товарищъ въ полѣ ратномъ, Добрый пайщикъ службы царской! Ты скажи моей молодой вдовѣ, Что женился я на другой женѣ, Что за ней я взялъ поле чистое; Насъ сосватала сабля острая, Положила спчть калена стрѣла.

б.

Ахъ, ты поле мое, поле чистое! Ты раздолье мое, широкое! Ахъ, ты всѣмъ, поле, изукрашено, Ты травушкой и муравушкой, Ты цвѣточками, василечкамп; Ты однпмъ поле обезчещено, Что посреди тебя поля чпстаго Выросталъ тутъ частъ ракитовъ кустъ, Что на кусточкѣ, на ракитовомъ, Какъ спдитъ тутъ младъ спзъ орелъ, Въ когтяхъ держптъ черна ворона, Онъ точитъ кровь на сыру землю. Подъ кустикомъ подъ ракптовымъ, Что лежптъ убитъ добрый молодецъ, Избптъ, израненъ, псеолотъ весь. Что не ласточки, не касаточки Кругъ тепла гнѣзда увиваются, Увивается тутъ родная матушка; Она плачетъ — какъ рѣка льется, А родна сестра плачетъ—какъ ручей

течетъ, Молода жена плачетъ — какъ роса па-

детъ, Красно солнышко взойдетъ, росу вы-

сѵшитъ!

КНИЖНАЯ СЛОВЕСНОСТЬ.

А. ДРЕВНІЙ ПЕРІОДЪ.

1. ЛѢТОПИСЬ НЕСТОРА.

а. Смерть Олега.

«й прпспѣ осень, и помяну Олегъ конь свой, иже бѣ поставилъ кормити, не всѣда на нь. Бѣ бо преже въпро-шалъ волъхвовъ кудесникъ: «отъ чего ми есть умьрети?» И рече ему одпнъ кудесникъ: «княже! конь, его же лю-бишп п ѣздиши на немъ, отъ того тп умрети». Олегъ же пріимъ въ умѣ, си рече: «николи же всяду на конь, ни вижю его болѣ того»; и повелѣ кормити и и не водити его къ нему, и пребывъ нѣколько лѣтъ не дѣя (не видя) его, дондеже и на Греки иде. И пришедшю ему къ Кіеву, и пребысть 4 лѣта, на 5 лѣто помяну конь свой, отъ него же бяху рекли волъстви ум* рети Ольгови и призва старѣйшпну ко-нюхомъ, ркя: «кдѣ есть конь мой, его же бѣхъ поставилъ кормити и блюсти его?» Онъ же рече: «умерлъ есть». Олегъ же посмѣяся и укори кудесника, ркя: «то неправо молвять волъсви, но все то лъжа есть; конь умерлъ, а я живъ». И повелѣ осѣдлати конь: «да ть вижю кости его». И пріѣха на мѣ-сто, пдѣже бяху лежаще кости его голы и лобъ голъ; и слѣзъ съ коня, посмѣ-яся ркя: «отъ сего ли лъба смерть мнѣ взяти?» и вступи ногою на лобъ; и выникнучи змѣя (изо лба), и уклюну и въ ногу, и съ того разболѣвся умьре. И плакашася по немъ вси людіе пла-чемъ велпкомъ, л несоіпа и, и погре-боша и на горѣ, иже глаголеться Ще-ковкца; есть же могила его до сего дня, словетъ могила Олгова. И бысть всѣхъ лѣтъ его княженія 33. Се же 'дивно есть, яко отъ волхвованія сбывается ча-родѣйствомъ». (Лавр. л. стр. 16).

б. Месть Ольги древлянамъ.

Вольга же бяше в Киевѣ съ сыномъ своимъ съ дѣтьскомъ Святославомъ, и кормилецъ его Асмудъ, воевода бѣ Свѣ-нелдъ, тоже отецъ Мистишинъ. Рѣша же Древляне: се Князя оубахомъ Ру-скаго; поимемъ жену его Вольгу за Князь свои Малъ, и Святослава, и ство-римъ ему, якоже хощемъ. И послаша Деревляне лучыпие мужи числомъ 20 въ лодыі къ Ольтѣ, и присташа подъ Борпчевимъ в лодьи. Бѣ бо тогда вода текущи возіѣ горы Киевьския, и на Подольи не сѣдяху людье, но на горѣ: градъ же бѣ Киевъ, идеже есть нынѣ дворъ Гордятинъ и Нифовъ, а дворъ княжь бяше в городѣ: идеже есть дворъ Демьстиковъ; за святою Богородицею надъ горою дворъ теремныи, бѣ бо ту теремъ камень. И. повѣдоша Ользѣ, яко Деревляне прпдоша, и возва е Ольга к собѣ: добри гостье придоша. Й рѣіпа Деревляне: придохомъ, Княгине. И рече имъ Ольга: да глаголете, что ради придосте сѣмо? Рѣша же Древляне, посланы Дерьвьска земля, рькуще сице: мужа твоего оубихомъ, бяше бо мужь твои аки золкъ восхищая и грабя, а наши Князи добри суть, иже распасли (правили, какъ добрые пастыри) суть Де-ревьску землю; да пойди за Князь нашь за Малъ бѣ бо имя ему Малъ, Князю Дерьвьску. Рѣче же имъ Ольга: люба ми есть рѣчь ваша, оуже мнѣ мужа своего не крѣсити; но хочю вы почти-ти наутрия предъ людьми своими, а нынѣ пдѣте в лодБіо свою, и лязите в лодьи величающеся; азъ оутро послю ѵ по вы, вы же рьцѣте: не едемъ на ко-нѣхъ, ни пѣши идемъ, но понесѣте ны в лодьѣ; и възнесуть вы в лодьи, п отпусти я въ лодью. Ольга же повелѣ

— 18 —

всвопато яму велаку и глубову на дг.о-І рѣ теремьствмъ вяѣ града. И заоутра Волга, сѣдящп в теремт.. пост но гости, и прпдоша к нимь глаголтопде: зо-ветъ вы Ольга на честь велпву. Они же*рглпа: не ѣдемъ па копихъ, ни на возѣхъ, понесѣте вы в лодьи. Рѣпла же Кпяне: плмъ невола; Князь нашь оу-бьенъ, а Княгини наша хочо за вашь Князь, и попесоша я въ лодьи. Они ;і;е сѣдяху гордяіцеся; и прпнесопіа я па дворъ к Ользѣ, песъше г.ринуша е г.ъ яму п с лодьею. Иринипъпін Ольга и рече имъ: добра ли вы честь? они же рѣша: пущи ны (хуже намь) Игорсвы смерти; п повелѣ засыпати я живы, и посыпаша я. Пославши Ольга въ Де-ревляпомъ, рече пмъ: да аіце мя иро-спте право, то пришлите мужа нарочиты, да в велпцѣ чти крицу за вашь Князь, еда (т. е. иначе) не нустять мене людье Кпевьстин. Се слышавше Деревляне, собрата лучынпе мужп, пже дерьжаху Деревьску землю, послаша по ню. Деревляиомъ же пришедшпмъ, по-нелѣ Ольга мовь створитн, рькуще спце: пзмывшеся придите по мнѣ. Они пе-режьгоша истопку, и влѣзоша Деревляне, начата ся мытп; и запроша онихъ истобъву, и повелѣ зажечи я отъ двери, ту изгорѣша вси. И посла къ Деревляиомъ, рькущи спне: се оуже иду къ вамъ, да пристроите меди многп въ градѣ, и деже оубистс мужа моего да поплачюсл надъ гробомъ его, и створю трызну мужу своему. Они же то слышавше съвезоіна меды многп зѣло. възварпша. Ольга же, поиміпп мало дружина легъко идувди, прпде къ гробу его, алавася по мужи своемъ, я во-Ввдѣ людемь свонмъ съсуплтн могилу веляву; явѳ соепоша, п повелЬ трызну творитн. Поешь сѣдоша Деревляне нити, и поведѣ Ольга отрокомъ свопмъ СЛУЖИТИ пред ними; рѣша Деревляне и Одьзѣ: і;дп суть дружина наша, пхъже послахоиъ по та? она же рече: идуть но мнѣ »■■'!, дружиною мужа моего. Яво оупишася Деревляне, йовелѣ отрокомъ свонмъ пита на тя (за нихг), а сама

отъиде гсромѣ {прочь) и аовелѣ дружи-ні, сі.чи Древляие. И исѣвоию пхъ (на оспииыюп] а Ольга возъвратнея Киеву,

и притропп вой на ирокъ пхъ.

Вълѣто946. Ольгя съсыномъ своимт Святославомъсобра вон многп и храбры, и иде на Дерьвьсву землю. Изидошд Деревляне противу; съпемъшемъся обѣ-ма нолкомъ наскунь, суну коиьемъ Свя-тосдавъ на Деревляны, п копье лет! сквозь оушп воневи, оудари в ноги во-невп, бі> бо дѣтескъ. II рече Свѣнелдъ и Асмолдъ: Князь оуп;е иочалъ; потяг-пѣте, дружина, по Князѣ. И побѣдпша Деревляпы. Деревляны же нобѣгоша и затворишася въ градѣхъ своихъ. Ольга же оустремпса съ сыномъ свонмъ, а Деревлыіе затворшиася въ градѣ п бо-рлхуся крѣнко изъ града; вѣдѣху бо, яко сами оубили Князя, и на что ся иредатп. И стоя Ольга лѣто, не ыржа-ше взяти града, п оумыслі спце, посла ко граду, глаголюпди: что хочете досѣ-дѣти? авсп гради ваши предашася мнѣ, и ялпея но дань, и еѣлаютъ нивы своя и землѣ своя; а вы хочете нзъмеретп гладомъ, не имучеся по дань. Деревляне же рекоша: ради ся быхомъ ялп но дань, но хощенпі мыцатп мужа своего. Рече же имъ Ольга: яко азъ мьстіъ. оуже обиду мужа своего, когда иридоша Киеву, второе, п третьее, когда творихъ трызну мужеви своему: а оуже не хошд< мъщати, но хотю дань пматн помалу, смирившися с вамп пойду опять. Рекоша же Древляне: што хощеши оу васъ? ради даемъ медомъ. Она же рече пмъ: пынѣ оу васъ нѣсть меду, но мало оу васъ про ін ю; дайте ми отъ двора по 3 голуби, да по 3 воробьи, азъ бо не хо-щютяжьки дани възложити, якоже мужъ мои; сего ирошю оу васъ мало, вы ^ есте изнемогли въ осадъ; да сего оу васъ прошю мало. Деревляне же ради бывше, и собрата отъ двора по 3 голуби и но •"» воробьи, и послаша і; Ояьзѣ с поклоиомъ. Волна же рече имъ: се оуже есть иокорнлпея мпѣ и моему ді тяти, а идѣте въ градъ, и попу въ град-ось. И Деревляне же радѵ

— 49 —

бывшевнидоша въ градъ, и повѣдашалю-демъ, и обрадовашася людье въ градѣ. Ольга же раздал воемъ по голуби ко-муждо, а другимъ по воробьеви, и по-велѣ комуждо голуби и къ воробьеви прпвязывати цѣрь (горючее вещество) , обертывающе въ платки малы, нитъ-еою повертывающе къ коемуждо ихъ; и повелѣ Ольга, яко смерчеся, пустити голуби и воробьи воемъ своимъ. Голуби же и Воробьеве полетѣша въ гнѣзда свои, ови въ голубники, врабъевѣ же подъ стрѣхи, и тако възгарахуся голубь-

ННЦИ, ОБО ЕЛѢТИ, ОБО ВвжѢ, ОБО ЛИ

одрины. й не бѣ двора, идеже не горяще, и не бѣ льзѣ гасити, вси бо двори възгорѣшася; и побѣгоша людье изъ града, и повелѣ Ольга воемъ своимъ имати е. Яко взя градъ и пожьже и, старѣпшины же града нзънима, и прочая люди овыхъ избп, а другія ра-ботѣ предасть мужемъ своимъ, а прокъ ихъ остави платити дань. И възложиша на ня дань тяжку: 2 части дани идеша Киеву, атретьяя Вышегороду къ Ользѣ, бѣ бо Вышегородъ градъ Вользинъ. И иде Вольга по Дерьвьстѣи земли съ сы-номъ своимъ и съ дружиною, оуставля-щи оуставы и оуроки; суть становища еѣ и ловища (мѣста лова, охоты). И придѣ въ градъ своп Киевъ съ сыномъ своимъ Святославомъ, и пребывши лѣ-то едино.

Въ лѣто 947 иде Вольга Новугороду и оустави по Мьстѣ повосты и дани, и по Лузѣ оброки и даны: ловища ея суть по всей земли, знаменья мѣста и повосты {погосты, мѣста гощепія)\ и сани ее стоять въ Плесковѣ и до сего дня; и по Днѣпру перевѣсища и по Деснѣ; и есть село ее Ольжичи и доселе. И изрядивши, възратися къ сыну своуму Киеву и пребываше с нимъ въ любъви.

в. Князь Святославъ и кончина Ольги

В лѣто 964 Князю Святославу въ-зрастьшю и възмужавшю, нача вой сов-

окупляти многи и храбры, и легко ходя аки пардусъ, воины многи творяше Ходя возъ по себѣ не возяше, ни котьла, ни мясъ варя, но потонку изрѣзавъ конину ли, звѣрину ли, или говядину, на оуглехъ испекъ ядяше, ни шатра имя-ше, но подъкладъ пославъ и сѣдло в головахъ: такоже и прочий вой его вси бяху. Посылаше къ странамъ глаголя; хочю на вы ити.

В лѣто 968. Придоша Печенѣзи на Руску землю первое, а Святославъ бя-ше Еереяславци, и затворися Вольга въ градѣ со оуяуки своими, Яропол-комъ и Ольгомъ и Володимеромъ, въ градѣ Кіевѣ. И оступиша градъ в си-лѣ велицѣ, бещисленно множество около града и не бѣ льзѣ изъ града вылѣ-сти, ни вѣстд послати; изнемогаху же людье гладомъ п водою. Собравшеся людьѣ оноя страны Днѣпра въ лодьяхъ, об ону страну стояху, и не бѣ льзѣ внити въ Киевъ ниединому ихъ, ни изъ града къ онѣмъ. Въстужиша людье въ градѣ и рѣша: нели кого, иже бы моглъ на ону страну дойти иречиимъ: аще кто не приступить с утра, преда-тися имамы Печенѣгомъ. Е рече единъ отрокъ: азъ прейду, и рѣша: иди. Он же изиде изъ града с уздою и ристаше сквозѣ Печенѣги, глаголя: не видѣли коня никтоже? бѣ бо оумѣя Печенѣжь-ски, и мняхуть и своего. Яко прибли-жися к рѣцѣ, сверга порты {платье) , сунуся въ Днѣпръ п добреде; видѣвше же Печенѣзи, оустрѣмигаася нань, стрѣ-ляюще его, и не могоша ему ничтоже створити. Они же видѣвшее съ оноя страны, и пріѣхаша в лодьи противу ему, и взяша и въ ладью, и привезоша и къ дружинѣ, и рече имъ: аще не подъступпте заоутра къ городу, преда-тись хотять людье Печенѣгомъ. Рече же воевода ихъ, имянемъ Прѣтичь: подъступимъ заоутра въ лодьяхъ, и по-падше Княгиню и Княжичѣ, оумчимъ на сю страну; аще ли сего нестворимъ, погубити ны имать Святославъ. Яко бысть, заоутра всѣдъше в лодью противу свѣту и вструбиша вельми, и людье въ

— 5 С —

Градѣ кликну ша; Печенѣзи же мнѣша Кнвзя пришедша, аобѣгоша разно отъ града, и нзиде Ольга со оунукн и с людьми еъ лодьѣ. Видѣвъ же се Князь Неченѣжскии, възратися сдинъ еъ воевод Ь Прѣтпчю и рече: ею се ирндеѴ и рече ему: лодья оная страны. И рече Князь НеченѣжясЕив: а ты Князь лн есиѴ онъ же рече: азъ еемь мужъ его, и пришелъ семь въ сторожѣхъ, по мнѣ пдеть иолеъ со Кпяземъ, бе-щисла множьство, се же рече, грозя ныъ. Рече же Князь Цеченѣжскпн еъ Црѣтичю: буди ми другъ, онъ же рече: тако створю. И иодаста руку межю собою, и въдасть Иеченѣжскии Князь Прѣтичю вонь, саблю, стрѣлы; онъ же дасть ему бронѣ, щитъ, мечь. Отступиша Иеченѣ-зл отъ града и не бяше льзѣ еоня на-поитп: на Лыбеди Печенѣзп. И посла-ша Кпяне къ Святославу, глаголюще: ты, Княже, чужея земли иіцеши и блюдет гт, а своя ся охабпвъ; мало бо насъ, не взяша Цеченѣзп, матерь твою и дѣ-ти твои: аще не нолдешп, ни обрани-ши насъ, да паки ны возмуть, аше ти нежаль отчины своея, ни матере стары суща, и дѣтии свопхъ. То слышавъ Святославъ, вборзѣ всѣде на конѣ съ дружиною своею, и ирпде Киеву, цѣ-лова матерь свою п дѣти своя; и съжа-лися о бывшемъ отъ Печенѣгъ, и собра вой, и прогна Печен ьтп в поле, и бысть миръ.

В лѣто 969. Рече Святославъ еъ матери своей и въ боляромъ своимъ: нелюбо ми есть в Кеевѣ быт и, хочу жптп въ Цсреяславци и Дунай, яко то есть середа в земли моей, яко ту вся благая сходятся: отъ Грекъ злато, паволоілі, вина, овощеве разноличныя; и-Щехъ (изъ Чехъ) же, из У рога (Угровъ, Веш-уочъ) сребро и гомони \кони); из Руси же свора (мпахх) и восвъ, медъ и челядь. Рече ему Волы а: внднше мл бол-пое сущю; камо хощеши отъмепѣита? бѣ бо рааболѣласі оужс; рече же ему: погребъ мя иди же, аможе хочеши. Но трехъ днехъ оумре Ольга, и нлагася

по леи сынъ ея, и внуцп ся, н людье вен плачемъ веливомъ, нссоша и иогрѣ-боша ю на мѣстѣ. II бѣ зановѣдала Ольга не творнтн тризны надъ собою, бѣ бо имущи презвутеръ; сей похорони блажепную Ольгу. Си бысть предъ-текущия Крестьяньстѣи земли аки день-нпца иредъ солнцемъ и акі зоря предъ свѣтомъ, си бо сьяше аки луна въ нощи, тако и си въ невѣрныхъ чсловѣцѣхъ свѣтящеся аки бисеръ въ Еалѣ (грязи)] Еалыш бо бѣша, грѣхъ неомовени вре-щеньемъ святымъ. Си бо омыся Еупѣлью святою, и совлечеся грѣховныя одежа ветхаго человѣЕа Адама, и въ новый Адамъ облечеся, еже есть Христосъ. Мы же рцѣмъ е ней: радуйся, Русіше по-знанье въ Богу; начатокъ нримиреаью быхомъ. Си первое вниде в царство небесное отъ Руси, сію бо хвалятъ Рустие сыново, аки начальницю: ибо по смерти моляше Бога за Русь.

г. Испытапіе вѣръ.

Въ лѣто 6495. Созва Володимеръ боляры ( 1 ) своя и старцп градьскнѣ, и рече пмъ: се приходиша ко мнѣ Волгаре, рььтще: нрппми законъ нашь; по-семъ же приходпша Нѣмци, и ти хва-ляху законъ свои; но сихъ придоша Жидове. Се же послѣже придоша Грьци, ссуляще ( 2 ) вен заьоиы, свои ;ке хва-ляще, и много глаголаніа свазающе отъ начала миру, о бытьи всего мира; суть же хитро сказающе, и ч годно слышат и пхъ, любо комуждо слушати ихъ, и дру-гпи свѣтъ повѣдаютъ бытн: да аще кто, дѣеть ( ѵ ), въ нашю вѣру ступить,

I 1 1>онреи старцн городскіе — изображаются лѣ7 0нисцемг,какт. совѣтнивн кплзя. Болре—старине, лучоііс члены княжеской дружины. Ѵтар-цы —старшіо въ свосмъ родѣ.

( 2 ) Хулягие, хволяще—въ иод. ху.тяіде, хва-дяше.

— 51 —

то паки, умеръ, станеть и не умрети ему въ вѣки; аще ли въ инъ законъ ступить, то на ономъ свѣтѣ въ огнѣ горѣти: да что ума придаете? что отвѣ-щаете? И рѣша бояре и старци: вѣси, княже, яко своего никто же не хулить, но хвалить; аще хощеши испытати гораздо, то имаши у собе мужи; пославъ испытай когождо пхъ службу, и како служить Богу. И бысть люба рѣчь князю н всѣмъ людемъ; пзбраша мужи добры и емыслены числомъ 10, и рѣша имъ: идѣте первое въ Болгары, п испытайте первое вѣру ихъ. Они же идоша, и при-шедше видѣіпа скверньная дѣла и кла-нянье въ ропати ( 4 ); придоша въ землю свою, п рече имъ Володимеръ: идѣте паки въ Нѣмци, съгладаите такоже, и оттудѣ пдѣте въ Греки. Они же придоша въ Нѣмци, и съглядавше церковную службу ихъ, придоша Царюгороду, и внидоща къ царю. Царь же пепыта, коея ради вины придоша, они же спо-вѣдаша ему вся бывшая. Се слышавъ царь, радъ бывъ, и честь велику створи имь во отже ( 2 ) день. Наутрия посла къ патреарху, глаголя сице: придоша Русь иытающе вѣры пашея, да пристрой церковь й крилосъ, п самъ при-чннися въ святительския ризы, да видать славу Бога нашего. Си слышавъ патреархъ, повелѣ создати крилосъ, по обычаю створиша праздникъ, и кадила вожьгоша, пѣнья п лики съетавпша. И нде съ ними въ церковь, и поставиша я на пространьнѣ мѣстѣ, показающе красоту церковную, пѣнья и службы архиерѣйски, предстоянье дьяконъ, ска-зающе имъ служенье Бога своего; они же во изумѣньи бывше, удивившесь, похвалиша службу ихъ. И призваша е ( 3 ) царя Василии и Костянтинъ, рѣстанмъ: идѣте въ землю вашю, и отпустпша я съ дары велики и съ честью. Они же придоша въ землю свою, и созва князь бол яры своя и старца. Рече Володимеръ: се придоша послании нами мужи,

да слышимъ отъ нихъ бывшее, и рече: скажите предъ дружиною. Они же рѣша: яко ходихомъ въ Болгары, смотрихомъ, како ся покланяють въ храмѣ, рекше въ ропати, стояще бесъ пояса; покло-нився, сядеть и глядить сѣмо и онаго (') яко бѣшенъ, и нѣсть веселья въ нихъ, но печаль и смрадъ великъ, нѣсть добро ( 2 ) законъ ихъ. И придохомъ въ Нѣмци, и видѣхомъ въ храмѣхъ многж службы творяща, а красоты не видѣ-хомъ никоеяже. И придохомъ же въ Греки, и ведоша ны, идеже служать Богу своему, и не свѣмы, на небѣ ли есмы были, ли на земли; нѣсть бо на земли такого вида, ли красоты такоя, и недоумѣемъ бо сказати; токмо то вѣмы, яко онъдѣ Богъ съ человѣки пребываеть, и есть служба ихъ паче всѣхъ странъ. Мы убо не можемъ забыти красоты тоя; всякъ бо человѣкъ, аще укусить сладка, послѣди горести не приимаеть, тако и мы не имамы сдѣ быти. Отвѣщавшеже боляре рекоша: аще бы лихъ законъ гречьский, то не бы баба твоя прияла Ольга, яже бѣ мудрѣиши всѣхъ чело-вѣкъ. Отвѣщавъ же Володимеръ, рече: кде крещенье пріимемъ? они же рекоша: гдѣ тп любо.

С 1 ) Вопать — храмъ, мечеть.

( 2 ) Во отже, т. е. въ тъжде,

( 3 ) Е вм. я, т. е. ихъ.

д. Крещевіс Руси.

Вдасть же за вѣно ( 3 ) Грекомъ Кор-сунь опять царица дѣля, а самъ приде Киеву. Яко приде, повелѣ кумиры ис-проврещи, овы осѣчп ( 4 ), а другия ог-неви предати; Перуна же повелѣ при-вязати коневи къ хвосту, и влещи съ горы по Биричеву на Ручай, 12 мужа пристави тети ( 5 ) жезльемъ. Се же не яко древу чюющу, но на поруганье бѣсу, иже прелщаше симь образомъ

( ! ) Онамо — въ др. сп. овамо.

( 2 ) Добро— въ др, сп. добръ.

( 3 ) Вѣно— плата за невѣсту, выкупъ.

(*) Осѣчи— рус. ф., по сц.б ло быы: исщщ. ( 5 ) Тети (наст, тепу) — бить.

— 52 —

человѣкн, да възмездьс прииметъ отъ человѣвъ. (Велпп есп, Господп, п чюд-на дѣла твоя! вчера чтимъ отъ чело-вѣкъ а днесь поругаемъ). Влекому же ему но Ручаю къ Днѣпру, плака-хуся его невѣрпип людье, еще бо не бяху прпяли (') сватаго крещенья; п прпвлекше, врлнуша п въ Дпѣпръ. II нрпставп Володимеръ, рекъ: аще кде нрнстанеть вы, то отрѣ-вапте ( 2 ) его отъ берега, дондеже пороги пропдеть ; то тогда охаби-теся его, они же повелѣная створп-ш&. Ябо пустнша п пройде сбвозѢ пороги, пзверже п вѣтръ на рѣнѣ ( 3 ) и оттолѣ прослу Перуняна рѣнь, яг.оже и до сего дне словеть. По семь же Во-лодпмеръ посла по всему граду, глаголя: аще не обрящеться кто рѣцѣ бо-гатъ лп, лп убогъ, или нпщь, лп ра-ботнпкъ, протпвевъ мнѣ да будетъ. Се слышавше людье, съ радостью пдяху, радующеся п глаголюще: аще бы се не добро было, не бы ( 4 ) сего князь п бо-ляре прияіп. ІІаутрпя же пзпде Во-лодимпръ съ попы царпцины и съ Кор-су ньсбы ми на Дънѣпръ, и снпдеся бе-щпсла люди и; влѣзоша въ воду и сто-яху овы до шпе, а друзии персии, младми же отъ берега, друзии же мла-ди держаще, свершении же бродяху, попове же стояще молитвы творяху. И бяше ( 3 ) сп вндити радость на небеси и на земли, толпбо душъ спасаемыхъ; а дьяволъ стеия глаголаше: увы мнѣ, ябо отвсюда прогонимъ есмь! сдебо мняхъ жилище имѣти, ябо еде не суть ученья Апостольсва, ни суть вѣдуще Бога, по веселяхъел о службѣ ихъ, еже служаху цнѣ; и ее же уже побѣжепъ есмь отъ невѣгласъ, а не отъ Аппстолъ, ни отъ

( 1 > Ляху ѵріяли — проход, сложное. ( 2 ) Отріватн— отталкивать. ( 3 На рпнп въ иод. рѣцѣ. л Не бы прияли — нрошед. условное: вспомогательный глаголъ пе согласованъ въ іислѣ. ( 5 ) Я баше вѣдѣти (въдр. сп. вндѣти). — іящее в)», съ неопред. навл. для выра-ленія безличности.

МучениБъ; пе имамъ уже царствовати въ странахъ сихъ. Крестившимъ же ся людемъ, ндоша кож до въ домы своя. Володимеръ же радъ бывъ, ябо позна Бога самъ и людье его, возрѣвъ на небо, рече: Боже створивып небо и землю! призри на новыя люди сия, п дашь (') пмъ, Господи, увпдѣтп тѣбе пстньнаго Бога, ябожо увѣдѣша страны хрестьянсБыя; утверди и вѣру въ нихъ праву и носовратьну, и мпѣ помозн. Господи, на супротивпаго врага, да надѣяся на тя и на твою державу, по-бѣжю бознп его. Исеревъ, повелв ру-бити церкви и постав.тятп по мѣстомъ, идеже стояху кумпри; и постави церковь святаго Василья на холмѣ, идеже стояше кумпръ Перунъ и прочий, идеже творяху потребы князь и людье; и нача ставити по градомъ церкви и попы, и люди на крещенье приводпти по всѣмъ градомъ и селомъ. Пославъ нача поимати у нарочитое ( 2 ) чади ( 8 ) дѣтп, и даяти нача на ученье книжное; матере же чадъ спхъ плакаху по нихъ, еще бо не бяху ся утвердили вѣрою, но акы по мертвецп плакахуся. Симъ же раздаяномъ на ученье кни-гамъ, събысться пророчество на Русь-стѣп земли, глаголющее: во оны дние услышать глусип словеса книжная, и яснъ будетъ языеъ гугнивыхъ. Си бо не бѣша ( 4 ) предп слышали словесе Енижнаго, но по Божью строю, и по милости своей помилова Богъ, якоже рече Проровъ: помилую его же аще помилую. ІІомилова бо пы паки'банею бытья и обповленьемь духа, по пзво-ленью Божью, а не по нашимъ дѣ-ломъ. Благословенъ Господь Іисусъ Хрнстосъ, иже возлюби новыя люди, РусьБую землю, просвѣти ю Брещеньемъ святымъ.

(') Дажь — рус. ф. вм. даждь. ( 2 ) Нарочитое вм. нарочитыя. [ Ъ І Чадь имѣетъ два зн.: 1) дѣтн 2) ІЮД«, мужи.

( А ) Бѣша слышали — преход. сложное.

— 53 —

е. Единоборство русскаго богзтыря съ печенѣжиномъ.

Въ лѣто 6500. Иде(Влад.) на Хорваты. Пришедыню бо ему съ воины Хорватъ-скыя, и се Печенѣзи придоша по оной сторонѣ отъ Сулы; Володимеръ же пои-де противу имъ, и срете и на Трубежи на бродѣ, Еде нынѣ Переделавль. Я ста Володимеръ на сей сторонѣ, а Пе-ченѣзи на оной, и не смяху си на ону страну. И приѣха князь Печенѣжьскыи еъ рѣкѣ, возва Володимера и рече ему: выпусти ты свои мужь, а я свои, дася борета: да аще твои мужь ударить ( ! ) моимь, да не воюемъ за три лѣта, аще ли нашь мужь ударить, да воюемъ за три лѣта. И разидостася разно. Володимеръ же прпде въ товары ( 2 ), посла биричи по товаромъ, глаголя: нѣту ли такого мужа, иже бы с я ялъ съ Нече-нѣжиномъ? и не обрѣтеся никдѣже. Заутра приѣхаша Печенѣзи п свои мужь приведоша, и въ нашихъ небысть. П поча тужитн Володимеръ сля по всѣмъ воеыъ,' и приде единъ старъ мужь ко князю п рече ему: княже, есть у мене единъ сынъ менщеи ( 3 ). дома, а съ четырмп еемь вышелъ, а онъ дома; отъ дѣтьства бо его нѣсть кто имъ ударилъ: единою бо ми и сварящю ( 4 ), и оному мьнущю усние ( 5 ), разгнѣвавъся на мя, преторже чере-вй ( 6 ) рукама. Князь же се слышавъ, радъ бысть, посла нонь, и приведоша и ко князю, и князь повѣда ему вся; се же рече: княже, не вѣдѣ, могу ли ея, и да искусить мя; пѣту ли быка

(*) Ударить могши (ср. ниже: удари имь) — ударпть съ трорит. над. въ смыслѣ орудіями [гр. Гусл. § 254).

( 2 ) ѣъ товары — въ ставки, въ палатки.

( 3 ) Меншеи — но цс. было бы: мьныпии. — Вь Никоновской лѣтописи передается имя сто-го отрока, убившаго Печеиѣжина: Янъ Усмош внцъ.

( 4 ) Сварити — бранить.

( 5 ) Усние — шкура, обувь.

< 6 ) Черевни— -рус. ф., но цс. чрѣвие, чере вии — кожа, обувь.

велика и силна? И налѣзоша быкъ ве« ликъ и силенъ, и повелѣ раздраждити быка; вложиша нань желѣза горяча, и быка пустиша, и побѣже быкъ мимо и, похвати быка рукою за бокъ, и выня кожю съ мясы, елико ему рука Ізая, и рече ему Володимеръ: можеши ся съ нимъ бороти. II наутрия придоша Пе-ченѣзи, почаша звати: нѣ ли муя^а? се нашь доспѣлъ. Володимеръ же повелѣ той нощи (облещися) въ оружье; и приступшна ту обои. Выпустиша Пе-ченѣзи мужь свои, бѣ бо превеликъ зѣ.то и страгаенъ; и выступи мужь Во-лодимерь, и узрѣ и Печенѣзинъ н но-смѣяся, бѣ бо середнии тѣломь. И раз-мѣривше межи обѣма полкома, пустиша я къ себѣ, и ястася, почаста ся крѣпко держати, и удави Печенѣзина въ руку до смерти, и удари имь ( 1 ) о землю; и кликнута, и Печенѣзи побѣ-гоша; и Русь погнаша по нихъ сѣку-ще, и прогнаша я. Володимеръ же радъ бывъ, заложи гвродъ на бродѣ томъ и нарече и Переяславль, зане пе-рея славу отроко-тъ. Володимеръ же ветикнмъ мужемъ створи того и отца его. Володимеръ же възвратися въ Кы-евъ съ побѣдою и съ славою великою.

ж. Обь осмованін Иечерскаго монастыря.

Въ лѣто 6559. Постави Ярославъ Ла-ріона митрополитомъ Русина въ святѣй Софьи, собравъ епископы. И се да ска-жемъ, что ради нрозвася Печерьскый манастырь: Боголюбивому князю Ярославу любящю Берестовое, и церковь ту сущюю Святыхъ Апостолъ, и попы многы набдящю, въ нихъ же бѣ през-вутеръ, именемъ Ларіонъ, мужъ благъ, кнпженъ и постникъ; хожаше съ Бере-стоваго на Днѣпръ, на холмъ, кдѣ ны-нѣ ветхый монастырь Печерьскый, ту

( 1 ) Удари имъ землю.

въ зітаченш иопадпль на

— 54 —

молитву творяше, бѣ бо ту лѣсъ ве-ликъ. Пскова печерку малу, двусажену, п приходя съ Берестового, отпѣваше часы и моляшеся ту Богу втайнѣ. По-семъ же Богъ енязю вложи въ сердце, и поставп и митрополптомъ въ святѣп Софьи; а си нечерка тако оста. И не по мнозѣхъ днѣхъ бѣ нѣкый человѣкъ, пменемъ мирьскымъ отъ града Любча; и възложи сему Богъ въ сердце въ страну птн, онъ же устремпся въ Святую Гору, п впдѣ ту манастыря суща, п обпходнвъ, възлюбпвъ чернечьскый образъ, приде въ манастырь ту п умоли игумена того, дабы на иь възло-жилъ образъ мнпшьскый. Онъ же по-слушавъ его, пострпже и, нарекъ имя ему Антоній, наказавъ его п научпвъ чернечьскому образу, и рече ему: «иди въ Русь опять, и буди благословленье отъ Святыя Горы, яко отъ тебе мнози черныіи бытн и муть»; благослови и отпусти его, рекъ ему: «иди съ мпромъ». Антоній же приде Кыеву, и мыслягае вдѣ бы жити, и ходи по манастыремъ, п не възлгоби, Богу не хотящю, и ію-ча ходитн по дебремь и по горамъ, ища ндѣ бы ему Богъ показалъ; и приде на холмъ, пдѣже бѣ Ларіонъ ископалъ печерку, и възлюби мѣсто се, и все-лпея въ не, п нача молптися Богу, со слезами глаголя: «Господи! утверди мя въ мѣстѣ семъ, и да будѳтъ на мѣстѣ семъ благословенье Святыя Горы и моего игумена, иже мя пострпгалъ». II ноча жити ту, моля Бога, яды хлѣбъ

і и то черезъ день, и воды въ мѣ-ру вкушая, копая печеру, и не да собѣ упокоя день и нощь, въ грудѣхъ пре-бывая, въ бдѣньи и въ молитвахъ. Иове увѣдѣша добріи чедговѣци, и при ходях у въ нему, прпносяще же ему, )ѣ; и и рос л у л коже великий Аитоній, прихоцяще къ нему ху у него благословенья. ІІосемъ же преставльшюся великому князю Яро-

■• прія власть сыпъ его Изяславъ

и сѣле Кыевѣ, Аитоиій ;і;с прославленъ

Русьсвѣй земли; Изяславъ же

-.е его, приде съ дружи-

ною своею, прося у него благословенья и молитвы. И увѣдапъ бысть всѣми велпкый Антоній и чтимъ, и начата приходити къ нему братья, и нача прін-матп и пострпгатп я; и собрася братьи къ нему чпеломъ 12. Пскопаша печеру велику, и церковь, и кельи, яже суть и до сего дне въ печерѣ подъ ветхымъ монастыремъ. Совъкупленѣ же братьи, рече пмъ Антоній: «Се Богъ васъ братья совъкупи, и отъ благословенья есте Святыя Горы, пмъ же мене пострпже пгуменъ Святыя Горы, а язъ васъ постригал?/, да буди благословенье на васъ перво отъ БогК, а второе отъ Святыя Горы»; и се рекъ пмъ: «жпвѣте же со-бѣ, и поставлю вы игумена, а самъ хочю въ ону гору итп едпнъ, якоже п иреже бяхъ обыклъ, уедпннвъея». II поставп пмъ игуменомъ Варлама , а самъ пде въ гору и пскопа печеру, яже есть подъ новымъ манастыремъ, въ ней же сконча жпвотъ свой, живъ вт> добродѣтелп, не выходя пзъ пещеры лѣтъ 40 ннвдѣже, въ ней же лежать мощѣ его и до сего дне. Братья же съ игуменомъ жпвяху, и умножившимся братьп въ печерѣ, и помыслиша поставптп внѣ печеры манастырь; и приде пгуменъ и братья ко Аптонію» и рекоша ему: «отче! умпо;і;илося братьѣ, а не можемъ ся вмѣстпти въ печеру; да бы Богъ повелѣлъ и твоя молптвп, да быхомъ поставили церковьцю печеры». и пог.елѣ пмъ Антоній. Они же поклонишаск ему, и поставпша цер-ковьцю малу надъ пещерою во имя святыя Богородица Успенье. II нача Богъ умио;і;атн чернорпзцѣ, молитвами свытыя Богородица, и съвѣтъ створп-ша братья со игуменомъ поставп манастырь»; и идоша братья ко Антонью п рѣвза: «отче! братя умножаются, а хотѣли быхомъ поставит манастырь». Антоній же радъ бывъ, рече: «благо-словенъ Богъ о всемъ, и молитва свытыя Богородица и сущихъ отепъ иже нь Святѣй Горѣ да будетъ съ вамп». II се рекъ, посла едипаго отъ братьѣ по Изяславу князю, река тако? «кияжс

мой! се Богъ умножаеть братью, амѣсть-це мало; да бы ны далъ гору ту, яже есть надъ печерою»; Изяславъ же слы-шавъ и радъ быстъ, посла мужь свой, и вда имъ гору ту. Игуменъ же и братья заложиша церковь велику и ма-настырь огородита столпьемъ, кельѣ поставиша многы, церковь свершиша и иконами украсиша. И оттолѣ почася Печерскый манастырь; иже бѣіпа жили черньци и реже въ печерѣ; а отъ того прозвася Печерскый манастырь; есть же манастырь Печерскый отъ благословенья Святыя Горы пошелъ. Манастыреви же свершену, игуменьство держащю Варла-мови, Изяславъ же постави манастырь святагоДмитрія, ивыведеВарлама на игуменьство къ святому Дмитрію, хотя ство-рити вышній сего манастырп, надѣяся бо-* гатьству. Мнозп бо монастыри отъ царь п отъ бояръ и отъ богатьству поставлена но не суть таци, каци суть по-ставлени слезами, пощеньемъ, молитвою, бдѣньемъ: Антоній бо не имѣ злата, ни сребра, но стажя слезами и пощеньемъ, якоже глаголахъ. Варламу же шедъшю къ святому Дмптрію, съвѣтъ створше братья, идоша къ старцю Ан-тонью и рекоша: «постави намъ игумена*. Онъ же рече имъ: «кого хоще-те»? Они же рѣгаа: «кого хощеть Богъ и ты». И рѣче имъ: «кто болій въ васъ, акъ же Ѳеодосій, послушьливый, кроткый, смпреный; да сь будеть вамъ игуменъ». Братья же ради бывше, по-клонишася старцю, и поставпша Ѳео-досья игуменомъ братьѣ, чпсломъ 20. Ѳеодосу же пріемшю манастырь, поча имѣти въздержанье, и велико пощенье, и молитвы съ слезами; и совокупляти пача многы черноризьцп, и совокупи братьѣ чпсломъ 100. И нача пскатп правила чернечьскаго, и обрѣтеся тогда Михаилъ чернецъ манастыря Студій-скаго, иже бѣ пришелъ изъ Грекъ съ митрополитомъ Георгіемъ, п нача у него искати устава чернецъ Студійскыхъ; и обрѣтъ у него, и списа, и устави въ манастыри своемъ како пѣти пѣнья мо-настырьская, и поклоеъ какъ держатп,

и чтенья почитати, и стоянье въ церкви, и весь рядъ церковный, на тряпезѣ сѣданье и что ясти во кыя дни, все съ уставленьемъ. Ѳеодосій все то изъ-обрѣтъ, нредасть манастырю своему. Отъ того же манастыря переяша вен манастыреве уставъ: тѣмже почтенъ есть манастырь Печерьскый старѣе всего. Ѳеодосьеви же жпвущю въ манастыри, и правящю добродѣтелное житье и чернечьское правило и пріимающю всякого приходящаго къ нему, къ нему же и азъ прпдохъ худый и недостойный рабъ, и пріятъ мя лѣтъ ми сущю 17 отъ роженья моего. Се же написахъ и положихъ, въ кое лѣто почалъ быти манастырь и что ради зоветься Печерьскый.

2. ВЛАДИМІРЪ МОНОМАХЪ.

(ум. 1125 г.)

Поученіе дѣтямъ.

Азъ худый сѣдя на санехъ (на

смертномъ одрѣ), помыслихъ въ души своей и похвалпхъ Бога, иже мя сихъ дневъ грѣшнаго допровади. Да дѣтн мои, или инъ кто, слышавъ сю грамо-тицю, не посмѣйтеся, но ому же любо дѣтій моихъ, а прпметъ е въ сердце свое и не лѣнитися начнеть, такоже и тружатися.

Первое Бога дѣля и душа своея: страхъ имѣйте Божій въ сердцп своемъ, и милостыню творя неоскудну: то бо есть начатокъ всякому добру. Аще ли кому не люба грамотиця сп, а не поохрпта-ються ("пусть не сердятся), но тако се рекутъ: на далечи пути, да на санѣхъ сѣдя безлѣппцю си молвилъ. Устрѣтоша бо мя послы отъ братья моея на Волзѣ, рѣша: потъснися къ намъ, давыженемъ Ростиславича и волость ихъ отъимемъ, иже ли не поидеши съ нами, то мы собѣ будемъ, а ты собѣ: и рѣхъ, аще вы ся и гнѣваето, не могу вы я ити, ни креста переступити. И отрядивъ я,

— 56 —

вземъ псалтырю, въ печали разгпухъ я, п то мп ся выня: векую печалуешп душе, векую смущаешп мя, п проч.

Якожъ бо Васплій (*) учаше, собравъ

ту юноша души чпеты, нескверпп

при старыхъ молчатп, премудрыхъ слу-шатп, старѣйіппмъ иокарятпея, съ точными и меньшими любовь имѣти безъ луки бесѣдующе, а много разумѣти, не сверѣповати словомъ, ни хулитп бесѣ-дою, необильно смѣятися, срамлятпея старѣншпхъ, къ женамъ нелѣпымъ не бесѣдоватп, долу очи пмѣтп, а душу

горѣ. О Владпчпце Богородице! отъ-

пмп отъ убогаго сердца моего гордость и буесть (безуміе), да не взношуся суетою міра сего, въ пустошнемъ семь житьп. Научпсл вѣрный человѣче бытп благочестной дѣлатель! научися по Евангельскому словеси, очпма управленье, языку удержанье, уму смиренье, тѣлу порабощенье, гяѣву погубленье, помыслъ чистъ вмѣтв, вонужаяся надобрыядѣ-ла Господа ради: лишаемь не мьсти: ненавпдпмъ, либо гонпмъ, терпи: ху-лпмъ, моли: умертви грѣхъ: избавите обпдима: судите сиротѣ: оправдывайте вдовпцю: придѣте, да сожжемся, глаго-летъ Господь: аще будутъ грвеи ваши яко оброщени, яко снѣгъ обѣлю я, п прочее. Восіяетъ весна постная, и цвѣтъ покаянія: очпетпмъ собѣ, братья! отъ всякоя крови плотскыя и душевпыя, свѣ-тодавцю вопыоще, рнемъ: слава тебѣ человѣколюбче.

По вствнѣ, дѣти моя, разумѣйте, ка-ко ти есть человѣнолюбецъ Богъ мило-стпвъ и иремнлостнвъ, мы человѣци грѣгани суш,е л слертнп, кто оже (т. е. ежели кто) іш зло створнтъ, то хо-щемъ и пожретп, и кровь его иольятп вскорѣ: а Господг, нашь, владѣяй л;п-вотолъ п смертью, согрѣшенья наша выше главы нашел терпвть, и паі до жввота вашего: яво отець чадо своеа бья, и накы врввлачать е къ со-бѣ, тавоже и Господь нашъ: -чоказалъ

I, отець це]

ны есть на врагы побѣду 3 дѣлы добрыми, пзбытп его и побѣдити его, по-каяньемъ, слезами и милостынею; да то вы, дѣти мои, не тяжка заповѣдь Божья, оже тѣми дѣлы 3 избыти грѣ-ховъ свонхъ и царствія не лпшитися. А Бога дѣля не лѣнптеся, молю выся, не забывайте 3 дѣлъ тѣхъ, не бо суть тяжка: ни одиночьство, ни черство, ни го-лодъ, яко пніидобріитерпять, номалымъ дѣломъ улучити милость Божью.

Послушайте мене, аще не всего прі-пмете, то половину. Аще выБогъумяг-читъ сердпе и слезы своя испустите о грѣсѣхъ своихъ, рекуще: якожь блуд-ницю и разбойника и мытаря помпло-валъ еси, тако и насъ грѣшныхъ помилуй: и въ церкви то дѣйте, и ложася. Не грѣшкте ни одпну же ночь, аще можете, поклонптеся до земли, али вы ся начнеть не мочи а трижды, а того не забывайте, не лѣнптеся: тѣмъ бо ночнымъ поклономъ и пѣньемъ чело-вѣкъ побѣждаетъ дьявола: а что въ день согрѣпшть, а тѣмъ человѣкъ из-бываетъ. Аще и на кони ѣздяче, не будетъ ни съ кымъ орудья (дѣла), аще пнѣхъ молитвъ не умѣете молвити, а Господи помилуй, зовѣте безпрестани въ тайнѣ, та бо есть молитва всѣхъ лѣпшп (лучше), нежели мыслптп безлѣ-ппцю (т. е. глупости) ѣздя.

Всего же паче убогыхъ не забывайте, но елико могуще но свлѣ кормите, и придавайте сиротѣ, и ѳдовицю оправ-дите сами, а не вдавайте сильнымъ поіубити человѣка. Пи права, пи крива [внноватаю) , не убивайте, ни пове-лѣвайте убить его: аще будетъ иови-непъ смерьтп, а душа не погубляете ни какоя же хрестьяны. Рѣчь молвяче, и лихо и добро, не клѣнптеся Богомъ, ни хрестптеся, нѣту бо ти пужа ішкоея же: аѵіс ли вы будет?, Ерестъ цѣлова-ти къ братьи или къ кому, али упра-вивше сердце свое, па нем же можете устояти, тоже цѣлуйте, и цѣловавше блюдище, да не преступны погубити души евсее. Епископы и попы, и игумены, съ любовью взимайте отъ нпхъ

— 57

благословенье; и не устраняйтесь отъ нихъ, и по силѣ любите и набдите, да пріимете отъ нихъ молитву отъ Бога. Паче всего гордости не имѣйте въ серд-ци и въ умѣ, но рцѣмъ: смертни есмы, день живи, а за утра въ гробъ: се все что ны (самъ) еси вдалъ, не наше, но твое: поручилъ ны еси на мало дній: и въ земли не хороните , то ны есть великъ ірѣхъ.

Сгарыя чти яко отца, а молодыя яко братью, въ дому своемъ не лѣнитеся, но все видите: не зрите на тивуна, ни на отрока, да не посмѣются приходя-щіи къ вамъ, и дому вашему, ни обѣду вашему.

На войну вышедъ не лѣнитеся, не зрите на воеводы, ни нитью, ни ѣденью не лагодите, ни спанью: ихторожѣ сами наряоюивайте, и ночь отвсюда на-рядивгае около вой, то же лязите: а рано встанете: а оружья не снимайте съ себе: въ борзѣ не разглядавше лѣно-щамп, внезапу бо человѣкъ погпбаетъ. Лжѣ 6людеся, и пьянства, въ томъ бо душа погыбаетъ и тѣло. Куда же ходя-ще путемъ по свопмъ землямъ, не давайте пакости дѣяти отрокомъ, ни своимъ, ни чужимь, ни въ селѣхъ, ни въ житѣхъ, дане кляти васъначнутъ. Кудаже пойдете, вдѣже станете, напойте, накормите унеипа: (*) и болѣе о/се чтите гость, откуда же къ вамъ придешь, или простъ или добръ или солъ, аще не можете даромъ, брашномъ п питьемъ, ты бо мимоходячи просла-вять человѣка по всѣмъ землямъ, любо добрымъ, любо злымъ. Больнаго присѣ-тпте: надъ мертвеця идите, яко вси мер-твени есмы: и человѣка не минѣте не привѣчавше, добро слово ему дадите: жену свою любите, но не дайте имъ надъ собою власти.

Се же вы (вамъ) конецъ всему, страхъ

(*) Унеина — по обясвенію г. Буслаева, мо-жетъ быть, уне ина, т. е. лучше накормит инаго, кого нибудь. Истор. христ., стр. 4759. Шевыревъ унеина переводитъ хозяина, Ист. Р. Слов., т. II, стр. 195.

Божій имѣйте выше всего: аше забываете всего, а часто прочитайте, и мнѣ будетъ безъ сорома и вамъ будетъ добро.

Его же умѣючи, того не забывайте добраго, а его же не умѣючи, а тому ся учите: яко же отецъ мой дома сѣдя изумѣяше 5 языкъ: въ томъ бо честь есть отъ иньгхъ земль. Лѣность бо всему мати, еже умѣеть, то забудеть, а его же пе умѣсть, а тому ся не учить: добрѣ же творяще, не мозите ся лѣни-ти ни на что же доброе: первое къ церькви, да не застанеть васъ солнце на постели. Тако бо отець мой дѣяше блаженный и вси добріп мужи сверше-ніи, за утренюю отдавше Богови хвалу, и потомъ солнцу всходящу, и узревше солнце и прославити Бога съ радостью: и рече:просвѣти очи мои, Христе Боже, и далъ ми еси свѣтъ твой красный, и еще: Господи приложи ми лѣто къ лѣту, да прокъ (остальное) грѣховъ своихъ покаявся, оправдивъ животъ тако похвалю Бога. И сѣдше думати съ дружиною, пли люди оправливати, или на ловъѣхати или поѣздпти, или лечи спасти; спанье есть отъ Бога присуждено полудне, отъ чина бо почиваетъ и звѣрь, и птици, п человѣци.

А си вы повѣдаю, дѣти моя, трудъ свой, еже ся еемь тружалъ пути дѣя и ловы 13 лѣтъ. Первое къ Ростову идохъ, зквозь Вьтпчѣ, посла мя отець, а самъ иде Курьску. И пакы 2-е къ Смоленску, и т. д. (слѣдуетъ перечень всѣхъ походовъ Мономаха). А всѣхъ путій 80 и 3 великпхъ, а прока не исполню меншихъ. И мпровъ есть ство-рилъ съ человѣческпми князя безъ еди-наго 20, и при отцп и кромѣ (безъ) отца. А се стружахся, ловы дѣя:——

коньдикихъ своими руками связавъ еемь

во пущахъ 10 и 20 жпвыхъ конь.

Тура мя 2 метала па розехъ и съ конемъ, олень мя одинъ болъ, а 2 лоси, одішъ ногами топталъ а другый рогами болъ, вепрь ми на бедрѣ мечь отялъ, медвѣдь ми у колена подъклада укусилъ, лютый звѣрь скочилъ ко мнѣ на бедры, и конь со мною поверже: и

Богъ певрежена мя соблюде, и съ і;оня много падахъ, голову си разбпхъ дважды, и руцѣ и нозѣ своп вереднхъ, въ уножи своей вередпхъ, не блюдя живота своего, нн щадя головы своея. Еже было творпти отроку моему: то самъ есмя створ и лъ дѣла на войнѣ п па ловѣхъ, ночь и день, на зною и на зимѣ, не да я себѣ упокоя, на посадники не зря, самъ твррилъ что было надобѣ, весь нарядъ п въ дому своемъ то я твори лъ есмь и въ ловчпхъ ловчіп нарядъ самъ есмь держалъ, п въ коню-сѣхъ, и о соколѣхъ н о ястрябѣхъ, тоже и худаю смерда и убеіыѣ вдовгщѣ не даль есмь си.гънымь обидѣти, и цер-повнаго наряда и службы самъ есмь прп-зиралъ. Да не зазрпте ми, дѣти мои, ни пнъ кто нрочетъ: не хвалю бо ся ни дерзости своея, но хвалю Бога, и прославляю милость его, иже мя грѣншаго и худаго селпко лѣтъ соблюдъ отъ тѣхъ часъ смертныхъ, и не лѣнпва мя былъ створплъ худаго на вся дѣла человѣче-ская потребна. Да сю грамотпцю про-читаючп, потъснѣтеся на вся дѣла добрая, славяще Бога съ святыми его. Смерти бо ся, дѣтп, не боячи, ни рати, ни отъ звѣрп, по мужьское дѣло тво-рпте, како вы Богъ подасть, оже бо язъ іазъ, я) оъъ ратп и отъ звѣри и отъ воды, отъ коня спадайся, то ни кто же васъ не можетъ вредитися и убпти, понеже не будстъ отъ Бога повелѣпо: а иже отъ Бога будетъ смерть, то ни отепъ, ші матн, ни братья не могутъ отъяти.

3. КИРИЛЛЪ ТУРОВСКІЙ.

.1185 г.). Слосо въ ьовую п?ділю го пасцѣ, о Ѳоминѣ

|

Велика учителя и мудра сказателя треьуетт

Мы же нищи есмы словомъ и мутнп умомъ, не имуще огня Святаго Духа, па-слажденіе душеполезпыхъ словесъ; обаче любве ради сущпхъ съ мною братій, мало нѣчто скажемъ о поновленіи Въ-скресеніа Христова. Въ минувшую бо недѣлю Святыя Пасхы удпвленіе бѣ небеси и устрашеніе препсподпішь, об-новленіе твари и избавленіе міру, раз-рушеніе адово и попраніе смерти, въ-скресеніе мертвымъ и погубленіе пре-лестныа власти діаволя, спасеніе же человѣческому роду Христовымъ въсгре-сеніемъ; обнпщаніе ветхому закону и порабощеніе суботѣ, обогащеніе Хрп-стовѣ церкви и въпареніе недѣли. Въ минувшую недѣлю всему премѣненіе бысть: сътвори бо ся небомъ земля очпщена Богомъ отъ бѣсовскпхъ сквернъ, и Ангелп съ женами раболѣпно въскре-сенію служааху. Обновпся тварь, уже бо не нарекуются Богомъ стпхіа, нп солнце, ни огнь, .ни источііпцп, нп древеса: отселѣ бо не пріемлетъ требы адъ за-калаемыхъ отцп младенець ни смерть почьсти, нреста бо пдолослуженіе и по-губпся бѣсовское наспліе крестнымъ та-пньствомь, и не токмо спасеся человѣчъ родъ, но и освятпся Христовою вѣрою. Вѣтхій же закояъ о.нгодь обппніа , отвръженіемъ телчаа крови и козлихъ жъртвъ, едпиь бо Хрпстосъ собою самъ къ Отцу за всѣхъ жъртву принесе; тѣмъ и нраздппкъ суботѣ преста, а недѣли благодать дана бысть въскресеніаради, и царств у еть у л; с въ дисхъ педѣля, я ко въ ту віскресе Хрпстосъ изъ мертвыхъ. Вѣнчаимъ Царидю днемъ, братіе, и дары честны съ вѣрою той принесемъ, да-димъ по снлѣ якОіЖе можемь: овъ милостыню, безлобіе и любовь, другіи дѣзь-ство чисто и вѣру праву и смпрепіе велицемѣрно, пнъ псаломскос пѣніе, Апостольское ученіеп молитву съ възды-хапіомъ предъ Богомъ; самъ бо Господь Моисіомь глаголеть: не являйся предъ мною тъщь въ день праздника. Принесемъ ому пре;керсчепныа добродѣте.ш, да въеиріимемь Боікію милость, вб не лишить добра прнходящпхъ съ вѣрою:

— 59 —

славящаа бо мя, репе, прославлю. Пох-валимъ красно новую недѣлю, въ ню же поновленіе Въскресеніа празднуемь, не бо есть таже Пасха днесь, нъ Антипасха наричется: Пасха бо избавленіе міру есть отъ насиліа діаволя и свобо-жденіе мертвымъ отъ ада преисподнего; Антипасха же есть поновленіе Въскре-сеніа, образъ имуще ветхаго закона, иже завѣща Богъ Моисіовп въ Египтѣ, глаголя: се избавляю люди моя отъ работы Фараоня и освобождаю отъ мучеши приставникъ его, да поновлявши день спасеніа твоего, воньже (въ онь же который) спасеніе міру съдѣа, ііо-бѣдпвъ начала и власти темныа: того ради и артусный хлѣбъ отъ Пасхы и до-нынѣ въ церкви священенъ бысть, и днесь на іереіскыхъ врьсѣхъ лоыптса за опрѣснокы, несеныа на главахъ Левитъ отъ Египта, по пустыни, дондеже и Чръмноеморе проидоша: и ту того хлѣба освятиша Богови, егоже вкушающе здра-ви бываху и врагомъ страшнп. Онп убо, пзбывше тѣлесныа работы, поновляху празднующе день опрѣсночный; мы же, Владыкою сиасенц отъ работы мысленаго Фараона діавола, поновляемъ побѣднын на врагы день, п сего священнаго нынѣ пріимающе хлѣба тако вкушаемъ, якоже и онп хлѣба пебеснаго п Ангельскаго брашна, и хранпмь его на всяку потребу благу, на здравіе тѣлесемь п душамъ на спасеніе и на прогнаніе всякого недуга. Днесь ветхаа конець пріашя, и се быша вся нова, впдпмаа же и неви-дпмаа. Нынѣ небеса просвѣтишася, отъ темныхъ облакъ яко вретища съвлекъ-шися п свѣтлымъ въздухомъ славу Господню псповѣдаютъ; не сія, глаголю, видима, небеса, нъ разумнаа. Апостолы, иже днесь на Сіонѣ вшедша къ нпмъ познавше Господа, и всю печаль забывше и скръбь Іудепска страха отврьгіпе Святымъ Духомъ осѣннвшеся, Въскресе-ніе Христово ясно проповѣдаютъ. Ныеѣ солнце красуяся къ высотѣ въсходпть и радуяся землю огрѣваеть, възиде бо намъ отъ гроба праведное солнце Хрп-стосъ и вся вѣрующая ему спасаеть.

Ныня луна съ вышьняго сьступивъши степени, болшему свѣтилу честь пода-ваеть; уже ветхый законъ, по Писавію, съ суботами преста и Пророкы, Христову закону съ недѣлею честь подаеть* Ныня зима грѣховная покаяніемъ престала есть и ледъ невѣрія богоразуміезіъ растаяся; зима убо язычьскаго кумпро служенія Апостольскымъ ученіемь и Христовою вѣрою престала есть, ледъ же Ѳомина невѣрія показаніемь Хри-стовъ ребръ растаяся. Днесь весна красуется, оживляю щи земное естьство; бурніи вѣтрп, тихо повѣвающе, плоды гобьзуютъ и земля сѣмена питающе зеленую траву ражаеть. Весна убо красна вѣра есть Христова, яже крещеніемь поражаеть человѣчьство наш естьство у бурніп жевѣтри грѣхотвореній помысли, иже покаяніемь претворшеся на добродетель душеполезныя плоды гобьзують: земля же естьства нашего, акы сѣмя Слово Божіе пріимши, и страхомъ его присно болящи, духъ спасенія ражаетъ. Нынѣ новорожаеміп агньци п унци, бистро путь перуще, скачють, и скоро къ матеремъ възвращающеся веселяться, да п пастыри свиряюще веселіемь Христа хвалять. Агнеца, глаголю, кроткыя отъ языкъ люди, а унца кумпрослужп-теля невѣрныхъ странъ, иже Христо-вомъ въчеловѣченіемъ и Апостольскымъ ученіемь и чюдесы, скоро по законъ емъшеся, къ святѣй церкви възвратпп-шеся, млеко учеиія ссутъ (сосутъ), да и учители Христова стада о всѣхъ мо-лящеся, Хрпста Бога славять, вся волки и агньца въ едино стадо собравшаго. Ныня древа лѣторасли псиущають и цчѣти благоуханія процвитають, и се уже огради сладъкую подавають воню,. и дѣлатели съ надежею тружающеся плододавеца Христа призывають. Бѣ-хомъ бо прежде акы древа дубравная, не имуще плода, ныня же присадися Христова вѣра въ нашемь невѣрьп, п уже держащеся корене Іесѣевѣ, яко цвѣ-ты добродѣтели пущающе, райскаго па-кыбытья о Хрпстѣ ожидають; да и святители о церкви тружающеся отъ Хря

— 60

ста мьзды ожпдають. Ныня ратаи слова, сіовесння уньца къ духовному ярму при-водяше, и крестьное рало въ мысле-ныхъ браздахъ погружающе, и бразду поваянія почертающе, сѣмя духовное въсыііающе, надежами будущпхъ благъ веселяться. Днесь ветхая конець пріяша, и се быша вся нова, въсіфесенія ради. Ныня пѣкы Апостольскыя наводняються, п язычныя рыбы плодъ пущаютъ, и рыбарп, глубину Божія въчеловѣченія нспытавъше, полну церковьную мрежю (сѣть) ловитвы обрѣтають: рѣками бо, рече Иророкъ, расядеться земля, узрять и разболяться нечестпвіп людіе. Ныня моишьскаго образа трудолюбивая пчела, свою мудрость показающн, вся удпв-ляеть; я ко же бо они въ пустыняхъ самокърміемь жпвуще, Ангелы и чело-вѣкы уднвляють, и си на цвѣты излетают и, медвеныя сты стваряеть да че-ловѣкомъ сладость п церкви потребная прдасть. Ныня вся доброглаення птица дерковьныхъ ливовъ гнѣздящеся веселяться: и птица бо, рече Пророкъ, об-рѣте гнѣздо себе, олтаря твоя, п свою ваяжьдо поющи пѣснь, славить Бога гласы немолчьпымп. Днесь поновишася всѣхъ святыхъ чпнове, нову жизнь о Христѣ пріемъпіе: Проропп, Патріарси^ трудившейся, върайстѣй почпвають жизни, и Апостолп съ святители постра-давъшеи, проставляются на небесп и на земли, мученици и исповѣдппци за Христа претерпѣвъшеи страсть, съ Ангелы вѣньчаються; Дар;: и Князи благо-вѣрпіп послуіпаніемь саасаються; дѣв-ствепіи лпцп (лики) и пночьстін съета-ви, свой крестъ терпѣніемъ % понесъгае, первеньцю Христу отъ земля на небеса послѣдують; постьницп пустыныіици, отъ руны Господня труда ыьзду нріемъ-ше, въ горнимъ градѣ ст. святыми веселяться. Днесь погллмъ людемъ Г>ос<;ре-сенія Христова поновленія празднпнъ, п вся новая Вогови приносятся! отъ вѣра, отъ врестьянъ требы, отъ іерей святыя жертвы, отъ міродержитель боголюбныя милостыйя, отъ велможь цервоввное попеченіе, отъ иинъ

съмѣрепомудріе, отъ грѣшьнпкъ пстинь-ное покаяніе, отъ нечьстпвыхъ обрящете къ Богу, отъ ненавидящіихъся духовьная любы. Възидемъ ныня п мы, братіе, мысленно въ Сіоньскую горницю, яко тамо Аностолп събрашася, и самъ Господь Іисусъ Христосъ, затвореномъ двьремъ, посредѣ пхъ обрѣтеся п рекъ: мпръ вамъ, пепълни я радости; въздра-довашабося, рече, ученицы впдѣвъше Господа, и всю печаль тѣлесную и страхъ сердечный отринута. Дасть бо ся ду-шамъ ихъ духовьная дьрзость, позна-ніемъ своего Владыкы, яко обнажи предъ всѣми своя ребра и гвоздійныѣ язвы на руку и ногу показаеть Ѳомѣ; не бо бѣ Ѳома съ ученикы въ пьрвый прпходъ впдѣіъ Господа, и слышавъ его въекрьсъша, но яко лъжю мня, не вѣроваше, нъ и са-мовпдѣць хотя быт и Христу, тако гла-голааше, аще не въложю рукы моея въ ребра его и въ язву гвоздійнуго своего пьрста, не иму вѣры. Тѣмь и Господь, не понося ему, епце глаголаше: принеси руку твою и вижь прободеніе ребръ мопхъ и вѣруй, яко самъ азъ еемь; мпѣ бо и нреже тебе Патріарси и Пророцп разумѣвъше, вѣроваша моему въчеловѣ-ченію. Испытай пьрвое Исаино о мнѣ писаніе: коніемь бо рече, въ ребра про-бодень бысть, п изиде кръвь, и вода; въ ребра нрободенъ быхъ, да ребръмь надъиіа Адама въекресихъ. А тебе ли, невѣрующю ми, презрю? Осязай мя, яко самъ азъ еемь, его же преже осязавъ Сѵмеонъ и вѣрою, прогааше отпущенія съ мпромь; п не суде невѣрьнъ, якоже Иродъ, пже слышавъ мое рожество, глаголаше волхомъ: гдѣ Христосъ ражаеть-ся? да шедъ поклонюся ему, а въ серд-ци о убіііствѣ моемь мысляше. Но аще и м іадыіьцѣ зліп, нъ пскомааго пе обрѣте: възпщють бо мспе зліи, нъ пе обрящіоть. Вѣруй ми, Ѳомо, и познай мя, якоже Аврамъ. въ нему же подъ сѣнь съ двѣма Ангслома прпдохъ, итъ позиавъ мя, Господа мя парече; и о Содом в молящемпся, да его пе погублю, аще и до десяти было въ немь правед-5уди невѣрнъ авы Валамъ,

— 61 —

иже Духомь Святымъ прорекъ мое за міръ умьртвіе и въскрьсеніе; и пакы-мьзды рада прьльстивъся , иогыбе.

Вѣруй ыи, Ѳомо, яко самъ азъ есмь, его же видѣ Іяковь въ нощи на лѣст-віщн утвьржающася: тъже н пакы позна мя духомь, егда боряхъся съ нимь въ Месопотаміи, тъгда бо обѣ-щахъся ему въчеловѣчитися въ племени его И не буди невѣрьпь яко Навъ-ходоносоръ, иже видѣвъ мя, въ пещи отрокы отъ огня спасъша, истиною Сына Божія нарече мя, и пакы къ своимъ прельстьмъ уклснивъся, иогыбе. Вѣруй ми, Ѳомо, яко азъ есмь, егоя^е образъ видѣ Исаія на престолѣ высоцѣ, обь-стоима множьствомъ Ангелъ; азъ есмь, явпвыйся Езекплю посредѣ животьныхъ образомь человѣчьскомь, емуже и васъ прообразихъ колесы животьныхъ прпдер-жащимъся, въздвизающихъся со мною: тъ бо жпвотьный духъ бѣ тогда въ колесѣхъ, егоже и ныня въ васъ дунухъ, Духъ Святый. Азъ есмь, егоже видѣ Данилъ на облацѣхъ небесныхъ, подо-біемь сына человѣка, съшьдъша до ветъ-хаго днемъ; и тъ написа даную ми отъ Бога Отца власть и царство на небесп на земли, нынѣшняго и будущего бесконьчьнааго вѣка. Принеси, о близньче! (о близнецъі) твой пьрстъ и вижь руцѣ мои, вма же очи елѣиымъ отверзохъ и глухымъ слуха даровахъ и нѣмыя доброглаголивы створпхъ; вижь и нозѣ моп, ими же и предъ вами по морю ходихъ, и по въздуху явьствьно ступахъ и въ нрепсподьняя въшьдъ, тѣма ада попрахъ, и съ Клеопою и Лукою до Елмауса шьствовахъ; и не буди невѣрьнъ, нъ вѣрьнъ. Отъвѣща Ѳома глаголя: вѣрую Господи, яко самъ ты еси Хрпстосъ Богъ мой, о нем же писаша Пророци, дозряще духомь, его же прообрази въ законѣ Моисп, его же отвьргошася сь жьрци Фарисеи, ему же норугашася завистію съ книжьнпкы Жп-дове, его же *осудп съ Каіяфою на рас-нятіе Пплатъ, его жъ Богъ Отець изъ мьртвыхъ въскресп. Вджю ребра, отъ нихъ же источи воду и кръвь; воду, да

очистиши осквьрнивъшіоюся землю ш кръвь же, да освятигап человѣчьское естьство. Впжю руцѣ твои, има же преже створи всю тварь и рай насади и че~ ловѣка созда, имаже благослови ІХат-ріархы, има же помаза Царѣ, има жъ освяти Апостолы. Вижю нозѣ твои 5 ею же прикоснувъшися блудница, грѣхѳвъ отпустъ пріятъ; на нею же припадъиш пьрвое вдовица, отъ мертвыхъ своего сына съ душею жива пріятъ; надъ сима ногама кръвоточпвая подълцѣ ризы нрж~ коснувъшися, псцѣлѣ отъ недуга; и азъ, Господи! вѣрую, яко ты еси Богъ, И рече къ нему Іисусъ: яко видѢігь мя, вѣрова; блажени не видѣвъшеа ? въ мя вѣровавшеи. Тѣмьже, братіе, вѣруимъ Христу Богу нашему, распьнъ-шемуся поклонимся воскрьшааго про-славимь, явившагося Апостоломъ вѣ-рунмъ, и своя Ѳомѣ показавъшааго ребра въспоимъ, пришьдъшааго оживать насъ похвалимъ, и иросвѣтившааго вш исповѣдаимъ, и всѣхъ благъ подавъ-шааго намъ обиліе възвеличимъ, отъ Троица познаимъ единого Господа Бога Спаса нашего Іисусъ Христа, ему же слава съ Отцемъ и съ Святымь Духомь, и нынѣ и присно*

4. СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВѢ,

Не лѣпо ли ны бяшетъ, братіе, накати старыми словесы (^трудныхъ повѣ-стій о пълку Игоревѣ, Игоря Святъсдав-лича? начати же ся тъй пѣсни по бы* линамъ сего времени, а не по замы-шленію Бояню? Боянъ бо вѣщііі, аще кому хотяше пѣснь творити, то расте-кашется мыслію по древу, сѣрымъвълкш^ по земли, шизымъ орломъподъоблаіш»

Помняшеть бо речь първыхъ времена

I 1 ) Старыми словесы— словами старинная преданія, словами Бояна или какого другаго на-роднаго пѣвца. (Примѣч, Буслаева, христова*,. стр. 598).

усобицѣ: тогда пущашеть 10 соболовь на стадо лебедей, который дотечаше, та нредп нѣсь пояше (') старому Ярославу ( 2 ), храброму Мстиславу, иже аарѣза Редедю предъ иълкп касожьсш-мп ( 3 ), красному Романовы Святъслав-лпчю С 1 ).

Боянъ же братіе, не 10 соколовь на стадо лебедей пущаше, нъ своп вьщіа пръсты на живая струны въсвладаше; они же сами княземъ славу рокотаху.

Ночнсмъ же, братіе, повѣсть сію отъ стараго Владпмера ( 5 ) до нынѣшняго Игоря ( 6 ); иже пстягну умь крѣпостію своею ( 7 ); и поостри сердца своего му-жествомъ ( 8 ), наплънився ратнаго духа, на воде своя храбрыя нлъкы на землю Половѣцькую за землю Руськую.

Тогда Игорь възрѣ на свѣтлое солнце, и впдѣ отъ него тьмою вся своя воя прикрыты, п рече Игорь къ дру-жііпѢ своей:

«Братіе и дружило! луцежъ бы потя-ту бытп ( 9 ), неже полонену быти: а вся-демъ, братіе, на свои бръзыя комони ( ,0 ), да позримъ синего Дону.» «Хощу бо, рече, копіе приломити конець поля Поло вецкаго ( п ) съ вамп Русицп;

( 1 ) ВЬролтпо испорчено; надо читать: тг, т. е. тота пред и пѣснь пояше, и т. д. (Бусл.)

С 2 ) Нрославъ Святославичъ, братъ Олега Тмѵ-тараканскаго и Ромаіа Святославича Красна-го. (Герб.;

( 3 ; Мстиславъ, сынъ Владниіра св., князь Тмутараканскій, умертвившій въ еднпоборствѣ татарсваго князя Редедю.

(V Романъ Святославичъ, родпой братт, Олега Тмутараканскаго. [Герб,]

( 5 ; Владиміра св.

( б ) Игорь СвЯТОСЛаВИЧЪ, уіѢлыШЙ КПЛЗЬ ИОВ-ГО])* хъ-Сѣверсвіи, герой поэмы; внукь Олега Тму-вансваго. Пчпкгну умь (уму кръпо<тмо~т. е. пошелъ въ совершенвыВ смыслъ. (Бусд.)

( 8 ) Укрт.нллъ сердце муя;сгтвомъ. (Бусл.) [• Потящ-*оть попмтм — быть убнту. (В.) С" Комонн—коня. (Б). п , О самый конецъ полл, т е. вт, самыхъ дальних* предѣлахъ земли половецкой. (Бусл.)

«Хощу главу свою приложити, а любо псппти шеломомь Дону!»

О Бояне, соловію стараго времени! абы ты сіа плъкы у щекота лъ, скача сла-вію по мыслену. древу, легая умомъ подъ облаш,

Свивая славы оба полы сего времени ('), рища въ тропу Трояню ( 2 ) чрезъ поля на горы.

Иѣтп было пѣсь Игореви, того Олга внуку. Не буря соколы занесе чрезъ поля широкая*

Галици стады бѣжать къ Дону великому; чили въспѣти было, вѣщей Бояне, Велесовь внуче ( 3 ):

Комони ржуть за Сулою, звенить слава въ Кыевѣ; трубы трубять въ Новѣ-градѣ ( 4 ); стоять стязи въ Путнвлѣ:

Игорь ждетъ мила брата Всеволода. И рече ему буи туръ Всеволодъ ( 5 ).

«Одинъ братъ, одинъ свѣтъ свѣт-лый ты Игорю! оба есвѣ Святъслав-лича!

«Сѣдлай, брате, свои бръзыи комони, а мои ти готови, осѣдлани уКурь-ска на переда.

«А мои тп Куряни ( б ) свѣдомикъме-ти ( 7 ), подъ трубами повити, подъ шеломы възлелѣяны, конецъ копія въ-скръмлени;

«Пути имь вѣдоми, яруіы имъ знае-ми. луци у нпхъ наиряжени, ту ли от-ворени, сабли пзъостренп:

«Сами скачютъ, акы сѣрыивлъци, въ

( ! ) Соединяя обѣ половины (оба полы) славы сего времени (т. е. прошедшее или настоящее и будущее?) А ыожетъ быть славы испорчено вм. славію (о соловей — зват. пад.) (Б.)

( 2 , Трояпт, — лице ииѳнческое, см. далъе текстъ.

( 8 ) Пѣпецъ называется внукомъ Волоса, ста-рнннаго божества славянъ.

(*) Вт, Новгороде, сѣверскомъ.

( 5 ) Буи туръ— ярый, дикій. воль (Б.) Всеволодъ Святославичъ курскій и тмубчевскій былъ меньшой братъ Игоря сѣверскаго. (Герб.)

( 6 І Куряне—жители Курска вообще перея-елавцы. (Б)

( 7 ) Кмети -наѣздниви, войны служители. (Б.)

полѣ, пщучи себѣ чти ('), а князю славѣ.»

Тогда въступа Игорь князь въ златъ стремень, н поѣха но чистому полю. Солнце ему тьмою путь заступаше;

Нощь стонущи ему грозою птичь ( 2 ) убуди, свпстъ звѣрпнъ въ стазбп ( 3 ); дпвъ ( 4 ) клачетъ връху древа:

Вэлитъ послушати земли незнаемѣ— Влъзѣ; н поморію, и по Сулію, и Су-рожу ( 5 ), и Корсупю, п тебѣ, Тьмуто-раканьскый блъванъ ( 6 ).

А Половци неготовами дорогами по-бѣгоша къ Дону великому; кричать тѣ-лѣгы полунощы, рци лебеди роспуще-

нн ( 7 ).

Игорь къ Дону вой ведетъ; уже бо бѣды его пасетъ птиць ( 8 );

Подобію ( 9 ) влъцы грозу въсро-жатъ ( І0 ) по яруіамъ; орли клетомъ на кости звѣри зовутъ;

Лпсици брешутъ на чръленыя щиты, О Русская земле! уже за Шеломянемъ еси!

Длъго ночь мркнетъ, заря свѣтъ ( м ) запала, мъгла поля покрыла, щекотъ славій успе, говоръ галичь убуди.

Русичи великая поля чрьлеными щи-

( 1 ) Чти — чести {В.)

( 2 ; Вм. птицъ — ч вм. ц — но мѣстному гово-РУ (В).

( Ѣ ) Илп въ стезѣ, т. е. на тропѣ, на дорогѣ, или — въ стадбѣ т. е. на пастбищѣ (отъ стадо.) (Б.)

(4) Дивъ значить: 1) диво, чудище, 2) птицу з:овѣщую (удода.) (Бусл.)

( 5 ) Сурожу — Азовскому морю, (Б.)

( 6 ) Т. е. тмутараканскій ид о ль, выѣсто— Тмутаракань. (Б.)

( 7 ) Цолуноіцы, т. е. въ полуночи: рци — повел, накл. глагола реку, значить: словно точно.

( 8 ) Илп: уже бѣда (бѣды— ошибка) его пасете, т. е кормить птицъ; илп уже птиць (муж. р. вм. таицаЧ) пасетъ, т. е. стережетъ его бѣды, ждетъ поживы отъ ею бѣды. (Б)

( 9 ) Подобно.

( 10 ) Въсрожатъ — можетъ быть оть глагола срожати — польское згохус —дѣлать суровыми, жестокими; въсрожатъ — усиливают^ грозу (Б.)

( {1 ) Заря-свѣтъ— какъ путь-дорога, родъ-племя

II Т. II.

ты прегороциша, ищучи себѣ чти, а князю славы.

Съ заранія въ пяткъ потопташа по-ганыя плъкы половецкыя; и рассушясь (*) стрѣлами по полю, помчагаа красный дѣвкы половецкыя, а съ ними злато, и паволокы, и драгыя оксамиты ( 2 ). Орь-тъмами и япончицами и кожухы начата мосты мостити по болотомъ и гря-зивымъ мѣстомъ. И всякыми узорочья половецкыми. Чрьленъ стягъ, бѣла хо-рюговь, чрьлена чолка, сребрено стру-жіе— храброму Святьславличю.

Дремлетъ въ полѣ Ольгово хороброе гнѣздо... Далече залетѣло... Не было нъ ( 3 ) обидѣ порождено — ни соколу, ни кречету, ни тебѣ чръный воронъ, поганый половчине. Гзакъ бѣжить сѣ-рымъ волкомъ; Кончакъ ему слѣдъ править къ Дону великому ( 4 ).

Другаго дни велми рано кровавыя зори свѣтъ повѣдаютъ; чръныя тучи съ моря идутъ, хотятъ прикрыти 4 солнца ( 5 ); а въ нихъ трепещутъ синіи млъніи: быти грому великому, итти дождю стрѣлали съ Дону велгакаго: ту ся копіемъ приламати, ту ся саблямъ потручати о шеломы Половецкыя, на рѣцѣ на Каялѣ, у Дону великаго.

О, Русская землѣ! Уже не Шеломянемъ если ( 6 ). Се вѣтри, Стрпбожи вну-ци ( 7 ), вѣютъ съ моря стрѣлами на

(*) Отъ рассоутися—разсоваться у Малоро-совъ до сихъ поръ говорится — рассулисл стрѣлками ио полю) (Б.)

( 2 ) Оксамиты— бархаты,

( 8 ) Испорчено; читай: не было на... (т. е. не было оно порождено на обиду ни для сокола: и т. д.) (Б.)

(4) Гзакъ и Кончакъ—ханы половецкіе. (В.).

( 5 ) 4 солнца, т. е. гнѣздо Олегово: саиъ Игорь, брать его Всеволодъ, сынъ Игоря Вла-диміръ Путивльскіи п племянникъ Святослава Олеговнчь Рыльскій (Б.)

( 6 ) Не шеломянемъ — вм. за шеломянемъ— за курганомъ.

( 7 ) Стрибогъ—богъ вѣтра, или погоды (Мей)

— 04

храбрил плъкы Игоревы! земля тутнетъ, рѣвы мутно текутъ; поросп поля прп-крываютъ ('); стязп глаголютъ; Полов-ци идутъ отъ Дона, и отъ моря, и отъ всѣхъ страпъ. Рускыя плъкы отступиша. Дѣтп бѣсовп клпкомъ поля прего-родшиа, а храбріп Гусицы преградпша чрълеными щиты,

Яръ туре Всеволодѣ! стовшя на борони, прыщеши на вой стрѣлами, гремлеши о шеломы мечи харалужны-мп ( 2 ). Камо Туръ поскочаше, своимъ златымъ глеломомъ посвѣчивая, тамо лежатъ погапып голозы Половецкыя; раскопаны саблями калеными шеломы оварсЕыя ( 3 ) отъ тебя Яръ Туре Всеволоде!

Кая рапы дорога, братіе ( 4 ), забывъ чти и живота, и града Чернигова, отня золота стола, и свои милыя хоти, крас-ныя Глѣбовныя свычая и обычая? ( 5 )

Были вѣчи Трояни, минула лѣта Ярославля; были плъци Олговы. Ольга Святъславлпчя ( б ). Тъй бо Олегъ ме-чемъ крамолу ковагае, и стрѣлы по землп сѣяше.

Ступаетъ въ златъ стремень въ гра-дѣ Тьмутороканѣ. Тоже звонъ ( 7 ) слы-

(*) Поросы; вм. праси— отъ прахд (ирахи). Сравни съ пороша — не только спѣжная, по и всякая мелкая пыль (Бусл.); пороси употребляется допыиѣ въ южпыхъ губерніяхъ и озна-чаетъ туманы, подшшающіеся по утру изъ росы. Производство его яспо: по росѣ (Мей.)

( 2 У Булатными. (Харалужными — вѣроятно восточнаго происхожденія.)

( 8 ) Между Грузіею и Іеркесіею до спхъ поръ живетъ народъ аварскій, А пары: вѣроятпо не-сторовы Обре (Г>.)

( 4 ) Испорчено; читай: коя рана дороги пли кия раны дороги—т. с. какая рана ему дорога, или вакія ііаіпл ему дороги.

( 5 ; Хоти Глѣбовѣ, т. е. жены (своей) Глѣ-бовны (Ольги, дочери Глъба Юрьевича Кіев-скаго). шСвЫчая и обычая» — поговорка, какъ • совѣтг и любовь-» \Ѵ>.) Хотя МОЖНО произвести отъ хотѣть, желать; потому хоть всего переводится сювоиъ желанная (Мей.) Олегъ Сватославичъ, или, вавъ далѣе онъ называется—Г< рѳславичъ—дѣдъ Игоря, главный - вгакъ иехдоусобіб своею временя (Б.)

,'") То же— вм. той же: тотг мс. звона, >ще шумг

ша давный великый Ярославь; а сынъ Вссволожь В.іаднміръ по вся утра уши закладаше въ Чернигове (').

Бориса же Вячеславича ( 2 ) слава на судъ приведе ( 3 ), и на конину зелеау папо.тому постла, за обиду Олгову, храбра и млада князя.

Съ тояже Каялы Святоплъкъ пове-лѣя отца своего междю Угорьскпми пноходьцыко Святѣй Софія къ Кіеву ( 4 ). Тогда при Олзѣ Гориславличи сѣяшет-ся ирастяшеть усобицами; погпбашеть жизнь Даждь-Божа внука, въ княжихъ крамолахъ вѣци человѣкомь свратп-шась ( 5 ). Тогда по Руской земли рѣтко ратаевѣ кикахуть: нъ часто врани граяхуть, трупіа себѣ дѣляче; агалици свою рѣчь говоряхуть, хотять полетѣти на уѣдіе ( 6 ).

То было въ ты рати, и въ ты плъкы; а сице и рати не слышано:

Съ зараніа до вечера съ вечера до свѣта летятъ стрѣлы каленыя, грим-лютъ сабли о шеломы, трещатъ копіа

(*) Всеволоду сынъ Ярослава 1; Владиміръ, т. е. Мономахъ: затыкалъ уши, чтобы не слышать воинскаго грома, т. е. любилъ мпръ; или можетъ быть: закладывалъ ухо у воротъ, т. е. запиралъ ворота. (?) (Б.)

( 2 ) Борпсъ, сынъ Вячеслава Смоленска™, принявшій сторону Олега противъ Всеволода Ярославича, к убитый въ битвѣ при Нѣжатинв Нивѣ (1054.)

( 3 ) На судъ, т. е. Божій. Судомъ Божіимъ въ дѣтописяхъ называется смерть (В.)

( 4 ) Святополкъ, сынъ Вел. Кп. Изяслава Яро-славича, убитаго также на нѣжатиной нпвѣ (Т.) угорьскимп — т- е. венгерскими, т. е. на венгерскихъ копяхъ (Г.)

( 5 ) Въ припискѣ на копцѣ пергаменной руво-пнси Апостола 1307 г. мы читаомъ: сего же лѣта бысть бой на русской земли. Михаилъ съ Юрьемъ о кпяжепьи Новгородскомъ (т. е. Мн-хаилъ Тверской съ Георгіемъ Дапиловичемъ Московскимъ) при сихв хнязех* сѣягиеться и ростягие успбпцами. Гыняше (т. е. гибла) жизнь наша въ князихг, которы (т. е. нашихъ князей иеждоусобіями) и вѣцы скоротишася человпломъ — очевидное заимствованіе изъ «слова о иолку Игореьѣ.» Прим. О. Мил.

Дажь Богъ—Божество солнца. Жизнь Дажъ Бога вм^/ка, т. е. жизнь Русскихъ. (Б.) ( 6 ; Уѣйіе— па ѣду, па виръ.

— 65 —

харалужныя въ полѣ незнаемѣ среди земли Половецкыи.

Чръна "земля подъ копыты костьми была посѣяна, а кровію польяна ('); тугою взыдоша ( 2 ) по Руской земли.

Что ми глумить, что ми звенить да-лечя ( 3 ) рано предъ зарями? Игорь плъкы заворочаетъ: жаль бо ему мила брата Всеволода.

Бишася день, бипхася другый: третья-го дни къ полуднію падоша стязи Иго-ревы. Ту ся брата разлучиста набрезѣ быстрой Каялы ( 4 ). Ту кроваваго вина не доста; ту пиръ докончаша храбріи Русичи: сваты попоиша, а сами иоле-гоша за землю Рускую ( 5 ).

Ничить трава жалощами ( 6 ), а древо стугою къ земли преклонилось.

Уже бо, братіе, не веселая година ( 7 ) въстала, уже пустыни ( 8 ) силу прикрыла. Въстала обида въ силахъ Дажь-Божа внука ( 9 ). Вступилъ дѣвою на землю Троя ню, въсплескала лебедины-

(*) Въ малороссійской народной поэзіи: чор-на роля (пашня) заорана в кулями (пулями) засѣяна, бѣльшъ тѣломъ зволочена и кровью сполощева.» — Уже почавъ вонъ (опт,) землю коиьскими копытами орати, кровью молдавскою воливати. » (Б.)

( 2 ) Тугою — горемъ, печалью взошли онѣ, т. е. посѣянвыя кости.

( 3 ( Буслаевъ читаетъ давеча — недавно.

(4) Ны: Донъ (Г.)

( 5 ) Въ малороссійской поэзіи: «иду я туды, де роблять (гдѣ дѣлаютъ) на диво червоное пиво зъ крови супостатъ. Хиба жь (или же) ты задумавъ тѣмъ пивомъ упиться? — Якъ пиръ той мвнется — вервусь я назадъ. — А ще, якъ наше козачество мовъ (словно) у пеклѣ (въ аду) Ляхи спалятъ, да зъ нашихъ казацькихъ костей пиръ собѣ на похыѣлье зварять.» (Б.)

( 6 ) Никнетъ отъ жалости.

( 7 ) Невеселый часъ.

( 8 ) Мѣстн. падежъ — въ пустынѣ.

( 9 ) Олицетвореніе обиды въобразѣ миеической дѣвы съ лебедовыми крыльями (сравни съ скандинавскими валькирілмщ воинственными дѣвамл въ лебединыхъ сорочкахъ. (Б.) Вступила — описка вм. вступила жирня — богатыя обильный (т. е. времена; не богатыя ли горемъ?)

ми крылы на синѣмъ море у Дону пле-щучи: убуди жирня времена.

Усобица княземъ на поганыя погы-бе ('), рекоста бо братъ брату: се мое, а то моеже; и начата князн про малое—се великое—млъвити, а сами на себѣ крамолу ковати: а поганіи съ всѣхъ странъ прихождаху съ побѣдами на землю Рускую.

О далече зайде соколъ,птиць бья къ-морю: аИгорева храбраго плъку не крѣ-спти. За нимъ кликну Карна и Жля ( 2 ). поскочи по Русской земли, смагу мы-чючи въ пламянѣ розѣ ( 3 ).

Жены Рускія въсплакашась, аркучи ( 4 ) «уже намъ своихъ милыхъ ладъ ( 5 ) ни мыслію смыслити, ни думою сдумати; ни очима съглядати, а злата и серебра ни мало того потрепати.»

А въстона бо, братіе, Кіевъ тугою, а Чьрниговъ напастьми; тоска разліяся по Руской земли; печаль жирна тече средь земли Рускыя.

А князи сами на себе крамолу коваху, а поганіи сами побѣдами нарпщуще на Рускую землю, емляху дань по бѣлѣ отъ двора. Тіи бо два храбрыя Святъ-славича, Игорь и Всеволодъ, уже лжу убудп ( б ), которую то бяше успѣлъ отецъ ихъ Святославь грозный велпкый Кіев-скый ( 7 ). Грозою бяшеть; притрепеталъ своими сильными плъкы и харалужными мечи; наступи на землю Половецкую, притопта хлъми и яргы, взъмути рѣки и озеры, иссуши потоки и болота, а по-ганаго Кобяка изъ луку моря ( 8 ) отъ

(^ Погибла, т. е. прекратилась война съ погаными іт. е. съ врагами внѣпшими, потому, что князья стали воевать другъ съ другомъ.)

( 2 ) Ханы половецкіе.

(8) Съ Ханомъ Кончакомъ быль Бесерменинъ, стрѣлявшій живымъ огнемъ. Вотъ и объясиеніе пламеннаіо рога. (Мей) (?)

( 4 ) Ркучи, рекучи — говоря.

( 5 ) Ладо—мужъ, какъ хоти— жена; оба слова, вѣроятно, изъ разговорнаго языка. (Б*)

( 6 ) Лжу — не въ смыслѣ ли кривой, какъ всякой неправоты, какъ безнравственности! Въ этомъ смыслѣ и вражда есть ложь.

( 7 ) Святославъ Всеволодовичу В, К. Кіевскій, сынъ Всеволода Ольговича.

( 8 ) Лукоморье—морской излучистый берегъ,

— 66 -

желѣзпыхъ, ве.тпЕпхъ пълковъ половецки хъ, яко вихрь, выторже: и падеся К.о-бякъ въ градѣ Кіевѣ, въ грпдшщѣ Святъ-славлп (').

Ту Нѣмцп и Вепедицп, ту Грецп и Морава поютъ славу Святъславлю, ка-ють Князя Игоря, иже погрузи жпръ ( 2 ) во днѣ Каялы рѣкы Половецкія, Рускаго злата насыпаша. Ту Игорь Князь выев дѣ пзъ сѣдла злата, а въ сѣдло Ко-щіево ( 3 ).

Уныша бо градомъ забралы, а весе-ліе пониче.

(Далѣо мы нриводимъ только современный пере-

водъ).

Святославу снился смутный сонъ: «Будто я въ горахъ подъ Кіевомъ», Говорить онъ: «будто въ эту ночь Одѣвали меня съ вечера На кровати на тесовой черной ризою; Подносили зелено вино, А вино-то съ зельемъ смѣшано.... Будто тощими колчанами Мнѣ на грудь изъ грязныхъ раковинъ Крупный жемчугъ сыпали.... и нѣжп-

лп.... Будто доски всѣ безъ матицы

Въ златоверхомъ моемъ теремѣ

А бояре говорятъ ему:

Князь! печаль заполонила умъ,

Отъ того, что оба сокола

Отлетѣли съ золота престола отчаго

Поискать Тмутаракань вдвоемъ,

Аль пенить шеломомъ изъ Дону,

И что тѣмъ-ли сизымъ сокаламъ

Обрубили крылья Половцы

Н въ желѣза ихъ опѵтали

ііііі.юшіГі влдъ лука или дуги. Одні пзъ ордъ половецкнхі, ,/итавшал близь лупоморія, называлась ЛуКОМОрСКОЮ. (Г.)

С) Коблкъ, ханъ половецкій, взятый въ імѣнъ Свлтославомъ за годъ до похода Игоря. Г.) 2 іііиръ— Согатство, силу ■) Кощеями назывались плѣниики, невольники половецвіе, пѳчецежсвіе, хозарсвіе, лптов-' ір., что свидетельствуется лѢтОНИСЛМИ [Г.) Кащей — зпачитг отровъ іняжесвой дружи-

ИЫ. V

(Наступила тьма па третій день:

Оба солнушка померкрули

И погасли два столпа багряные,

Съ ними оба молодые мѣсяца,

Святославъ съ Олегомъ, тьмой повры-

лися), На Каялъ-рѣкѣ затмился свѣтъ; Но Руси метнулись Половцы, Словно барсовъ лютый выводокъ, Потопили Руси въ спнемъ морѣ И придали хану буйство превеликое. На хвалу хула поднялася, А нужда на волю вольную, И повергнулся дивъ на землю, Вотъ и готскія красныя дѣвпцы Запѣваютъ на берегѣ, у моря: Рускимъ золотомъ звенятъ онѣ И поютъ про время бусозо, Шаруканью месть лелѣючй, А ужъ намъ, твоей дружинѣ, нѣтъ ве-

селія!» Втапоры Святславъ велпкій князь Зблотое слово выронилъ: Со слезами его слово было смѣшано. И сказалъ онъ: «Охъ, племянники — Игорь съ Всевлодомъ! Не въ пору вы Стали землю половецкую Сокрушать мечами, славы пщучн: Одолѣли вы нечестіемъ И нечестіемъ поганую кровь пролили. Ваше сердце, въ буйствѣ заваленное, Сталью крѣпкою заковано.... Посмѣялись вы надъ сѣдпной моей! Я не вижу власти сильного, Много-воевъ Ярослава, брата милаго, Со черни го вс к с ми былями, (Со Моіутами, съ Татранами, съ Щель-

вирами. Со Топчаками, съ Ревугами, съ Олебе-

рами) Безъ щптовъ, съ одппмъ лишь засапо-

жникомъ, Разгоняютъ онп громкпмъ крикомъ вб-

роговъ, Возвѣщая славу прадѣдовъ Но вы молвили: — мы сами иомужаемся Сами славок прошлой раздобудемся, Сами славой будущей подѣлимся! — Развѣ диво, братцы, старику помоло-

дѣть?

Коли соколъ поднимается, Отбпваетъ онъ съ полету птицъ И не дастъ въ обиду своего гнѣзда. Да бѣда: князья не въ помочь мнѣ! Подошла година смутная.... Вонъ Ромны кричитъ подъ саблей половецкою, А Владимиръ князь подъ ранами; Сыну Глѣбову— печаль-тоска!»

(Дерев. Мея стр. 17—22.)

Великій князь Всеволодъ храбрый! Зачѣмъ ты не здѣсь? Отчего Не мчишься грозой на защиту Престола отца своего? Ты можешь могучую Волгу Разбрызгать по злакамъ полей, И вычерпать Донъ необъятный Шеломами рати своей. Когда бъ ты былъ здѣсь— по ногатѣ Скупать бы мы плѣнныхъ могли, Платилибъ по мелкой резани За дѣвъ половецкой земли. Отважные Глѣбовы дѣти Живое оружье въ рукахъ: Ты можешь послать на Полбвцевъ Ихъ, славныхъ въ кровавыхъ бояхъ. Ты, Рюрикъ, отважный и буйный! И ты, князь Давыдъ молодой! Не ваши ли шлемы стальные Забрызганы кровью чужой? Не ваши ль дружины рыкаютъ Среди незнакомыхъ полей, Подобно израненнымъ турамъ Концами калёныхъ мечей? Скорѣй въ стремена золотыя Вступайте—и вихремъ за Донъ!.., За русскую землю, за раны, За Игоревъ тяжкій полонъ? А ты Ярославъ знаменитый, Князь Галицкій— славный умомъ! Высоко сидишь на простолѣ Престолѣ своемъ золотомъ: Карпатскія горы могучей Дружиной своей оградилъ; Кидая бойницы за тучи, Ты путь королю заступилъ; Замкнулъ, затворилъ воротами Дуная широкую пасть,

И, правя суды до Дуная, Далеко простеръ свою власть. Молва о дѣлахъ твоихъ славныхъ Гремитъ по далекимъ землямъ, И къ Кіеву путь пролагаетъ, Къ его золотымъ воротамъ. Высоко сидя на отцовскомъ Золоченномъ-пышно столѣ, Стрѣляешь могучихъ салтановъ За моремъ, въ далекой землѣ. Направь свои стрѣлы въ Кончака! Пусть мщенье извѣдаетъ онъ — За Русскую землю, за раны, За Игоревъ тяжкій полонъ! И вы, храбрецы удалые, Романъ и Мстиставъ молодой! Мечтая о подвигахъ ратныхъ, Вы смѣло кидаетесь въ бой; Однажды рѣшившись, отважно Стремитесь вы къ цѣли своей, Какъ соколъ, ширяющій въ небѣ, Чтобъ жертву настигнуть вѣрнѣй; Затѣмъ, что латинскіе шлемы И латы на вашпхъ плечахъ: Ужь многія ханскія земли Предъ ними распалися въ прахъ. Ятвяги, Литва, Деремела И орды степныхъ дикарей Повергли оружье, склонились Подъ гнетомъ булатныхъ мечей. Князья! ужь померкъ невозвратно Для Игоря солнечный свѣтъ, И листья опали съ деревьевъ, Какъ-будто въ предвѣстіе бѣдъ: Уже города подѣлилп По Роси-рѣкѣ п по Сулѣ, А Игоря храброй дружинѣ Спать сномъ непробуднымъ въ землѣ. Князья, свѣтлый Донъ на побѣду Зоветъ васъ, вздымая волну! Отважныя Ольговы дѣти Готовы идти на войну. О Ингварь и Всеволодъ буйный! И вмѣстѣ три брата лихихъ Мстиславпча, — вы шестокрыльцы Гнѣзда славныхъ предковъ своихъ! Вы ваши удѣлы добыли Не жребіемъ сѣчь роковыхъ: Къ чему же вамъ польскіе шлемы

*

Съ мечами п копьями ііхъ? Кеязья, положите преграду Набѣгаыъ сосѣднпхъ племенъ-За русскую землю, за рапы, За Игоревъ тажкій полонъ!

(Перев. Гербеля 91—97;.

Не течетъ Сула струею серебристою Къ Переяславлю ко городу, П Двпна болотомъ подъ невѣрный крикъ Къ Полочанамъ грознымъ катится. Только ты лишь, Изяславъ, Васпльковъ

сынъ ;

Позвонплъ мечами острыми

О шеломы о лптовскіе.

Затуманилъ славу дѣдову, Всеславову,

Самъ-же саблями литовскими,

На травѣ на окровавленной,

Подъ щитами затуманился

Славу взялъ съ собой на ложе онъ, промолвивши: «Князь! твою дружину храбрую Пріодѣли птицы крыльями, Полизали у ней звври кровь.» Не случилося тутъ братьевъ Изяславо-

выхъ — Брячислава не случилося со Всевлодомъ: Онъ одппъ пзъ тѣла храбраго Душу выропплъ жемчуяшую Сквозь златое ожереліе. Голоса унылп; смолкнуло веселіе; Трубы трубятъ городенскія. Ярославъ и внучата Всеславовы! Понижайте знамена свои И вложите ржавый мечъ въ ножны: Не добыть вамъ славы дѣдовой. Вы-то первые и начали крамолами Наводить враговъ па землю русскую II на жпзш.-ли на всеславову: А до той поры отъ Половцевъ Не видать было наснлія. На седьмомъ вѣку Траяновомъ, Кинулъ жребій Всеславъ о милой дѣ-

впцѣ.... Опораяся ходулями, Изъ окна скавнулъ опъ къ Кіеву, II коснулся онъ древкомъ копья

Золота престола княжаго; А оттуда лютымъ звѣремъ во полуночи Убѣжалъ пзъ Бѣлагорода, Обернувшись мглою синею, А по утру ужь таранами Отворялъ ворота въ Новѣгородѣ. Расшибая славу Ярославову. А съ Немигп до Дудутокъ ироскакалъ,

какъ волкъ. На Немпгѣ-то снопами стелютъ головы, Бьютъ цѣпами ихъ булатными, На сыромъ току животъ кладутъ, Вывѣваютъ душу йзъ тѣла. Берега Немиги окровавились: Не добромъ они засѣяны, А засѣяны костями были русскими. Князь Всеславъ людей судилъ-рядплъ: Вѣдалъ онъ удѣлы княжіе, Исамъ волкомъ рыскалъ поночи изъ Кіева И до самыхъ куреней Тмутараканскіихъ, Хорсу путь перебѣгаючп. У святой Софіи въ Полоцкѣ Чуть ударили къ заутренѣ, Онъ и въ Кіевѣ услышалъ звонъ. Да въ пномъ душа п вѣщая, А отъ бѣдъ страдаетъ почасту, Для того впервой пѣвецъ Боянъ И сложилъ припѣзку мудрую: «Суда Божья ни гораздому, ни хитрому. Ни гораздой птицѣ миновать нельзя!» О, стонать тебѣ, святая Русь, Время прежнее помпнаючи, Понимаючн удалыхъ князей! Да нельзя вѣдь было стараго Владиміра Пригвоздить къ вершинамъ кіевскимъ

(Перев. Мея стр. 24—27).

То не кукушка въ рощѣ темной Кукуетъ рано но зарѣ; Въ Путпвлѣ плачетъ Ярославна Одна на городской стѣнѣ:

«Я покину боръ сосновый, Вдоль Дуная полечу, И въ Каяль-рѣкѣ бобровый Я рукавъ мой обмочу; Я домчусь къ родному стану, Гдѣ кппѣлъ кровавый бой; Князю я обмою рану

— 69 —

На груди его младой.»

Въ Путивлѣ плачетъ Ярославна

Зарёй на городской стѣнѣ:

«Вѣтеръ, вѣтеръ, о могучій, Буйный вѣтеръ! что шумишь? Что ты въ небѣ черны тучи И вздымаешь, и клубишь? Что ты легкими крылами Возмутилъ погокъ рѣки, Вѣя ханскими крылами На родимые полки.»

«Въ облакахъ ли тѣсно вѣять Съ горъ крутыхъ чужой земли? Если хочешь ты лелѣять Въ синемъ морѣ корабли: Что же страхомъ ты усѣялъ Нашу долю? Для чего По ковыль травѣ разсѣялъ Радость сердца моего? Въ Путивлѣ плачетъ Ярославна Зарей на городской стѣнѣ;

«Днѣпръ мой славный! ты волнами Скалы Половцевъ пробилъ; Святославъ съ богатырями По тебѣ свой бѣгъ стремилъ: Не волнуй же; Днѣпръ широкій, Быстрый токъ студеныхъ водъ, Ими князь мой черноокій Въ Русь святую поплыветъ,»

«О рѣка! отдай мнѣ друга; На волнахъ его лелѣй, Чтобы грустная подруга Обняла его скорѣй; Чтобъ я болѣ не видала Вѣщихъ ужасовъ во снѣ; Чтобъ я слезъ къ нему не слала Синемъ моремъ на зарѣ.» Въ Путивлѣ плачетъ Ярославна Зарей на городской стѣнѣ:

«Солнце, солнце, ты сіяешь Всѣмъ прекрасно и свѣтло! Въ знойномъ полѣ что сжигаешь Войско друга моего? Жажда луки съ тетивами Изсушила въ ихъ рукахъ, И печаль колчанъ съ стрѣлами Заложила на плечахъ.»

И тихо въ теремъ Ярославна Уходитъ съ городской стѣны.

(Перев. Козлова, полн, соб. стихотв., Ч, Г, стр. 31—34.)

ІПрыщетъ море со полуночи Идутъ тучи мглою черною; Князю Игорю Богъ кажетъ путь Изъ земли изъ половецкой въ землю

русскую Къ золоту престолу отчему. Погасаютъ зори красныя вечернія; Игоръ спптъ — не спитъ, а мыслію Измѣряетъ море отъ Дону великаго И до малаго Донца рѣки. Конь осѣдланъ со полуночи; За рѣкою засвисталъ Овлуръ, Разумѣть велитъ: не мѣшкать князю

Игорю! Загудѣла, заходила-ходенемъ земля; Зашумѣла зелена трава; Снялись съ мѣста ставки половецкія.... А князь Игорь горностаемъ приюркнулъ

въ тростнпкъ, Канулъ въ воду бѣлымъ гоголемъ, И взмахнулся на добра коня; Соскочивъ съ него какъ сѣрый волкъ, Проскакавши по лугамъ Донца, Полетѣлъ въ туманѣ соколомъ, Лебедей съ гусями избиваючи На обѣдъ, на полдникъ и на вечерю, Коли Игорь соколомъ летѣлъ, Такъ Овлуръ за нимъ, какъ волкъ, бѣ-

жалъ, Студеную росу отряхаючи.... А лихихъ коней ужъ загнали.... Говоритъ Донецъ: — «Охъ, Игорь князь! Много, князь, тебѣ величія, А Кончаку недолюбія, А землѣ русской веселія!» Игорь молвитъ: — «Охъ, Донецъ-рѣка И тебѣ не мало вѣдь величія: Ты волнами князя убаюкивалъ, Стлалъ ему траву зеленую По серебряному берегу, И подъ тѣнью дерева зеленаго Одѣвалъ его мглами теплымп; На водѣ стерегъ его — гоголемъ,

— 70 —

На струяхъ стерегъ его—чайками, На вѣтру стерегъ его—чернедьми, А Стугпа-рѣка не таковская И бѣжитъ струей не доброю, Не своп ручьи пожпраючп, По кустамъ струга растираючи, Ростислава, князя юпаго, Не нустплъ па темный берегъ Дпѣпръ: Горько плачетъ Ростислава мать по

юношѣ: Прилегли цвѣты отъ жалости И съ тоски къ землѣ пригнулось дерево.» Не сороки встрекоталп тамъ, — Гзакъ съ Кончакомъ выслѣжаютъ князя

Игоря. Тогда вороны не нарвали; Галки смолкли; лишь по сучьямъ гиб-

кимъ ползая, Дятлы теткомъ кажутъ путь къ рѣкѣ; Соловьи веселой пѣсней величаютъ свѣтъ. Говорптъ тогда Кончаку Гзакъ: — «Коли соколъ ко гпѣзду летитъ, Такъ стрѣламп золочеными Разстрѣляемъ мы соколика.» А Кончакъ ему въ отвѣтъ на то. — «Колп соколъ ко гнѣзду летитъ, Такъ соколика опутаемъ Мы красавицею-дѣвицей.» А Кончаку снова молвить Гзакъ; «Колп дѣвпцей-красавнцей Мы соколика опутаемъ, Не видать памъ ни соколика, Ни красавицы той дѣвпцы, А пачнутъ насъ въ иоловецкомъ полѣ

птицы бить.» «Тяжело быть головѣ безъ плечъ, Худо быть безъ головы плечамъ!» А землѣ русской безъ Игоря: Солнце свѣтится намъ па небѣ, А кнлзь Игорь па святой Руси. Поютъ дѣвицы на Дунай-рѣкѣ; Голоса ихъ вьются отъ моря до Кіева. Т.детъ Игорь но Борпчсву Ко пречистой нирогбідей Богородпцѣ. Страны рады, грады веселы, — Велппаютъ нѣсней наболыпнхъ, А потомъ и мплодыхъ князей. Слава Игорю Святославичу, И тебѣ буй-туру Всевлоду, И тебѣ, Владимиръ Игорсвпчъ!

Много здравствуйте, князья, и со дружиною, Православною поборницей Христіанъ на силы на поганыя! Слава всѣмъ князьямъ, да и дружпнѣ

ихъ. Аминь I

(Дерев. Мея, стр. 23—33.)

ПРИЛОЖЕНІЕ КЪ СЛОВУ О ПОЛКУ ИГОРЕВѢ.

(РАЗСКАЗЪ ИЗЪ ИПАТЬЕВСКОЙ ЛЪТОПИСИ ПО ИЗД. АРХЕОГР. КОМ. Т. Іі).

Въ лѣто 6693. Въ то же

время Святославичь Игорь, внукъ Ол-

говъ, поѣхалъ изъ Новагорода, мѣсяца

априля въ 23 день, во вторникъ, попмя

со собою брата Всеволода изъ Трубецка

и Святослава Олговича сыновца своего

пзъ Рыльска, іі Володпмера сына своего

изъ Путивля, и у Ярослава испроси

помочь Ольстпна Олексича, Прохорова

внука, съ Коуп Черниговьскими; п тако

идяхуть тихо, сбираюче дружину свою:

бяхуть бо у нихъ кони тучни велми.

Идущимъ же имъ къ Донцю рѣкы, въ

годъ вечерній, Игорь же возрѣвъ на

небо и видѣ солнце стояще яко мѣ-

сяць (*), и рече бояромъ своимъ п дру-

жинѣ своей: «видите лп что есть зна-

меніе се?» Они же узрѣвше, и видиша

всп и поникоша главами, п рекоша

мужи: «княже! се есть не добро знаме-

ніе се». Игорь же рече: «братья п дру-

жпно! тайны Божія никтоже не вѣсть,

а знаменію творець Богъ п всему міру

своему; а намъ что створить Богъ, или

на добро, или на паше зло, то же намъ

впдити». И то рекъ, перебреде Донець,

и тако пріпде ко Осколу и ;і;да два дни

брата своего Всеволода, тотъ бяше

шелъ ииѣмъ путемъ изъ Курьска; п от-

(*) II морочно бысть велми, яко и звѣзды ввдѣти; человѣкоиъ въ очью яко зелено бяше, и въ солнци учннпся яко мѣсяць, пзъ рогъ его ЯКО угль жаровъ исхожаше: страшно бѣ видѣти чѣловѣкомъ знаменье Божье. (Лавр. сп. стр. 167).

— 71 —

туда поидоша къ Салницѣ, ту же къ нимъ и сторожеви пріѣхаша, ихъ же бяхуть послали языка ловатъ, и рекоша пріѣхавше: «видихомся съ ратнымы, ратницы ваши со доспѣхомъ ѣздять; да или поѣдѣте борзо, или возворотися до-мовь, яко не наше есть веремя». Игорь же рече съ братьею своею: «оже ны будеть не бившися возворотптися, то соромъ ны будеть пущей смерти; но како ны Богъ дасть». И тако угадавше, и ѣхаша черезъ ночь, заутра же пятъку наставшу, во обѣднее веремя усрѣтоша полкы Половецькіѣ; бяхуть бо до нихъ доспѣлѣ, вѣжѣ своѣ пустили за ся, а сами собравшеся отъ мала и до велика, стояхуть на оной сторонѣ рѣкы Сюур-лія. И ти пзрядиша полковъ 6. И рече Игорь ко братьи своей: «братья! сего есмы искалѣ, а потягнемъ»; и тако поидоша къ нимъ, положаче на Бозѣ упованіе свое. И яко быша къ рѣцѣ ко Сюурлію, и выѣхаша пзъ Иоловець-бихъ полковъ стрѣлци, и пустпвше по стрѣлѣ на Русь и тако поскочпша, Русь же бяхуть не переѣхалѣ еще рѣкѣ Сюр-лія; посхочпша же и ти Половил силы Половецькіп, которіѣ же далече рѣкы стояхуть. Святославъ же Олговпчь, и Володимеръ Игоревпчь, и Ольстпнъ съ Коуи, и стрѣлци поткоша по нихъ, а Игорь и Всеволодъ помалу идяста, не роспустяста полку своего, передніи же ти Русь бишаѣ, пмаша; Половцѣ же пробѣгоша вѣжѣ, и Русь же дошедше вѣжь и ополонишася, друзіп же ночь пріѣхаша къ полкомъ съ полономъ. И яко собрашася Половци вси, и рече Игорь ко братома и къ мужемъ свопмъ: «се Богъ силою своею возложплъ на врагы наша побѣду, а на насъ честь и слава; се же видихомъ полки Половецькіи, оже мнози суть, ту же пи вся си суть совокупили? нынѣ же поѣдемъ черезъ ночь, а кто поѣдетъ заутра по насъ, то пи вси поѣдуть, но лучыпіп конь-нищ переберуться, а самѣмп какъ ны Богъ дасть». И рече Святославъ Олговпчь строема своима: «далече есмь гони лъ по Половцехъ, а кони мои не мо-

гуть; аже ми будеть нынѣ поѣхати, то толико ми будеть на дорозѣ остатп» — и поможе ему Всеволодъ, акоже облечи ту. И рече Игорь: «да недавно есть разумѣющи, братья, умрети»—и обле-гоша ту. Свѣтающи же суботѣ, начаша выступати полци Половецькіп, акъ борове; изумѣшася князи Рускіи, кому ихъ которому поѣхатп, бысть бо ихъ безчисленое множество. И рече Игорь: «се вѣдаюче собрахомъ на ся землю всю: Конпака, и Козубурновича, и Ток-собипа, Колобича, и Етебича, и Терь-тробпча». И тако угадавше вси съсѣ-доша съ коній, хотяхуть бо бьющеся дойти рѣкы Донця; молвяхуть бо: «оже побѣгнемъ, утечемъ сами, а черныя люди оставимъ, то отъ Бога ны будеть грѣхъ сихъ выдавше пойдемъ; но или умремъ, плп живи будемъ на единомъ мѣстѣ». И та рекше вси сосѣдоша съ коней, и поидоша бьючеся; и тако, Божіпмъ попущеніемъ, уязвиша Игоря въ руку и умрътвиша щюйцю его, и бысть печаль велика въ полку его, и воеводу имяхуть, тотъ напереди язвенъ бысть. И тако биінася крѣпко ту днпну до вечера, и мнози ранени и мертви быша въ полкохъ Рускихъ; наставши же нощи суботніп, и поидоша бьючися; бысть же свѣтающе недѣлѣ, возмято-шася Ковуеве въ полку, побѣгоша. Игорь же бяшеть въ то время на конѣ, зане раненъ бяше, пойде къ полку ихъ, хотя возворотпти къ полкомъ; уразумевъ же яко далече шелъ есть отъ людей, и соймя шоломъ погна опять къ полкомъ, того дѣля, что быша познали князя и возворотилися быша; и тако не возворотися никто же, но токмо Михалко Гюр-кевпчь познавъ князя возворотпся; не бяхуть бо добрѣ смялися съ Ковуи, но мало отъ простыхъ или кто отъ отрокъ боярьскпхъ, добрп бо вси бьяхуться идуще пѣши— и посреди пхъ Всеволодъ не мало мужьство показа. И яко приближайся Игорь къ полкомъ своимъ, и пе-реѣхаша поперегъ и ту яша, единъ пере-стрѣлъодалѣ отъ полку своего. Держимъ же Игорь видѣ брата своего Всеволода

— 72 —

крѣико борющася и, просп души своей смерти, яко да бы не впднлъ паденія брата своего; Всеволодъ же толма бив-шеся, яко и оружья въ руку его не доста, и бьяху бо ся идуще вкругъ ііри езерѣ. II тако во день святаго Воскресенія, наведе на ня Господь гнѣвъ свой, въ радости мѣсто наведе на ны плачь и во веселье мѣсто желю, на рѣцѣ Каялы. Гече бо дѣи Игорь «номяпухъ азъ грѣхы своя предъ Господемъ Богомъ моимъ, яко много убіпство, кровопролитье ство-рихъ въ землѣ крестьяньстѣй, яко же бо азъ не пощадѣхъ хрестьянъ, но взяхъ на щптъ городъ Глѣбовъ у Переяслявля; тогда бо не мало зло подъяша безвішь-нін хрестьанп, отлучаемп отець отъ ро-женій свопхъ, братъ отъ брата, другъ отъ друга своего, н жены отъ подру-жій свопхъ, и дщери отъ матерій сво-ихъ, и подруга отъ подругы своея; и се ныпѣ впжю отместье отъ Господа Бога моего; гдѣ нынѣ возлюбленный мой братъ? гдѣ нынѣ брата моего сынъ? гдѣ чадо рояюнія моего? гдѣ бояре думающей, гдѣ мужи храборьствующѣи, гдѣ рядъ полчный? гдѣ кони и оружья многоцѣньная? не ото всего ли того обиажпхся, п связпя преда мя въ рукы безакопьнымъ тѣмъ? се возда ми Господь по бсзаконію моему и по злобѣ моей на мя»; п тогда кончавшюся полку, розведени быша, н пойде кождо во своя вѣжа. Игоря же бяхуть ял и Тар-голове, мужь именемъ Чилбукъ, а Всеволода брата его ялъ Романъ Кзичь, а Святослава Олговича Елдечюкъ въ ѣо-бурчевичехъ, а Володпмера Копти въ Улашевичихъ. Тогда же на полчищи Концакъ поручися но свата Игоря, заие бяшеть раненъ. Отъ толикихъ же людій мало нхъ пзбысть, нѣкакомъ по-лученіемъ, не бяшеть бо .ізѣ ни бѣгаю-чпмъ утечи, вааі» яко стѣнами силиыми огороліснн бях полны Половецьвими; ношахуть Гусъ съ 15 мужь утекши, а Ковусмъ мпѣе, а нрочіи въ мори исто-поша. Въ то же время великый князь Вссволодовичь Святославъ шелъ бяшеть въ Корачевъ, и сбирашеть отъ верхъ-

нихъ земль вой, хотя пти на Половцп къ Донови на все лѣто. Яко возворо-тпся Святославъ и бысть у Новагорода Сѣверьского, п слыша о братьи своей, оже шли суть на Половци, утаившеся его: и не любо бысть ему. Святославъ же идяше въ лодьяхъ и яко прпде къ Чернигову, и во тъ годъ прибѣже Бѣловолодъ Просовичь, и новѣда Святославу бывшее о Половцѣхъ; Святославъ же то слышавъ и вельми воздох-нувъ, утеръ слезъ свопхъ и рече: «о люба моя братья и сынове п муягь зем-лѣ Рускоѣ! далъ ми бы Богъ прито-мити поганыя, но не воздержавше уности отвориша ворота на Русьскую землю, воля Господня да будеть о всемъ; да како жаль ми бяшеть на Игоря, тако нынѣ яіалую болшп но Игорѣ братѣ моемъ». Поганый же Половцы побѣдивше Игоря съ братьею, и взяша гордость велику и съвокупиша всь языкъ свой на Рускую землю и бысть у нихъ котора: молвяшетъ боКончакъ: «пойдемъ па Кіевьскую сторону, гдѣ суть избита братья наша и великый князь нашъ Бонакъ»; а Кза молвяшеть: « пойдемъ на Семь, гдѣ ся осталѣ я;ены и дѣти, готовъ намъ полонъ собранъ, емлемъ же городы безъ опаса»; и тако ряздѣлишася на двое, Кончакъ пойде къ Переяславлю и оступп городъ и би-шася ту всь день. Володимеръ же Глѣ-бовичь бяше князь въ Переяславлѣ, бя-ше же дерзъ и крѣпокъ къ ратп, выѣха изъ города и потче къ нимъ, ппонемъ мало дерьзнувъ дружинѣ, и бися съ ними крѣико; и объступнша мнозіи Половцѣ, тогда нрочіи видившп князя своего крѣпко быощеея, вырпнушася изъ города, и тако отъяша князя своего, язвена сущи треми копьи. Сій же добрый Володимеръ язвеиътруденъвъѣха во городъ свой, п утре мужественаго пота своего за отчину свою. Володимеръ же слашеть ко Святославу, и ко Рюри-кови, и ко Давыдови, и рече пмъ: «се

Половьци у мене, а номозите ми»

Святославъ же съ Рюрикомъ и со инѣ-ни иомочьмп влегоша во Днѣпръ, про-

тиву ІІоловцемъ, а Давыдъ возвратися опять со Смолняны. То слышавше Половци, и возвратишася отъ Переяславля, вдущи же мимо приступиша къРимови; Римовичи же затворишася въ городѣ, и возлѣзше на заборолѣ, и тако, Бо-жіимъ судомъ, летѣста двѣ городници съ людми, тако къ ратнымъ, и на прочая гражаны найде страхъ, да которѣи же гражане выйдоша изъ града бьяхуться ходяще по Римьскому болоту, то тѣ и избыша плѣна, а кто ся осталъ въ го-родѣ, и тѣ вси взяти быша. Половци же вземше городъ Рпмовъ, и ополони-шася полона и пойдошавосвояси; князи же возворотишася въ домы своя, бяхуть бо печални, и сосыномъ свопмъ Воло-дпмеромъ Глѣбовпчемъ,зане бяшеть ра-ненъ велми язвами смертными, и хресть-янъ плѣненыхъ оть поганыхъ. И се Богъ казня ны, грѣхъ ради нашихъ наведе на ны ноганыя, не аки милуя пхъ, но насъ казня и обращая ны къ покаянью, да быхомся востягнули отъ злыхъ свопхъ дѣлъ; и симъ казнить ны нахоженіемъ поганыхъ, да негли смпр-пвъшеся вспомянемся отъ злаго пути. Игорь же Святославличь тотъ годъ бя-

шетъ въ Половцехъ. Половци же

аки стыдяшеся воевъдъства - его и не творяхуть ему, ио ириставпша къ нему сторожовъ 15 отъ сыновъ своихъ, а господичпчевъ пять, то тѣхъ всихъ 20: но волю ему даяхуть, гдѣ хочеть ту ѣздяшеть и ястрябомъ ловяшеть, а своихъ слугъ съ 5 и съ 6 съ нимъ ѣздя-шеть; сторожеве же тѣ слушахуть его и чьстяхуть его, и гдѣ послашеть кого, безъ пря творяхуть повелѣноепмъ. Попа же бяшеть прпвелъ изъ Руси къ собѣ, со святою службою: не вѣдяшеть бо Божія промысла, но творяшеться тамо и долго быти. Но избавп и Господь за молитву хрестьяньску, имъ же мнозѣ печаловахуться и проливахуть же слезы своя за него. Будущю же ему въ Половцехъ, тамо ся налѣзѣ мужь, родомъ Ноловчинъ, пменемъ Лаворъ: и тотъ пріимъ мысль благу, и рече: «пойду съ тобою въ Русь». Игорь же исперва не

имяшеть ему вѣры, но держаше мысль высоку своея уности , мысляшеть бо смше мужь и бѣжати въ Русь, молвя-шеть бо: «азъ славы дѣля не бѣжахъ тогда отъ дружины, и нывѣ не слав-нымъ путемъ не имамъ пойти». Съ нимъ бо бяшеть тысячного сынъ и ко-нюшій его, и та нудяста и глаголюща: «пойди, княже, въ землю Рускую, аще восхощеть Богъ избавить тя»; и не угодися ему время таково, какого же искашеть. Но яко же преже рекохомъ, возвратишася отъ Переяславля Половци: и рекоша Игореви думци его: «мысль высоку и неугодну Господеви имѣешь въ собѣ, ты пщеши няти мужа и бѣ-жати съ нимъ; а о семъ чему не раз-ладаешь, оже пріѣдуть Половци съ войны, а се слышахомъ, ояіе избити имъ князей васъ и всю Русь? да не будеть славы тобѣ, ни живота». Князь же Игорь пріимъ во сердце съвѣтъ ихъ, уполо-шася пріѣзда ихъ и возъиска бѣжати: не бяшеть бо ему лзѣ бѣжати въ день и въ нощь, иже сторожеве стрежахуть его, но токмо и время таково обрѣте въ за-ходъ солнца. И посла Игорь къ Лаврови конюшого своего, река ему: переѣди на ону сторону Тора, съ конемъ по-воднымъ»: бяшеть бо съвѣчалъ съ Лав-ромъ бѣжативъ Русь. Въ то же время Половци напплися бяхуть кумыза, а и бы привечерѣ: прпшедъ конюшій повѣ-да князю своему Игореви, яко ждетъ его Лаворъ. Се же вставь ужасенъ и трепе-тенъ, и поклонися образу Божію и кресту честному,глаголя : «Господи сердцевидче! аще спасеши мя, Владыко,тынедостой-наго»—и возмя на ся крестъ, икону, и подойма стѣну и лѣзе вонь. Сторожемъ же его играющимъ и веселящимся, а князя творяхуть спяща. Сіи же прпшедъ ко рѣцѣ и перебредъ, и всѣде на конь: и тако поидоста сквозѣ вѣжа. Се же избавленіе створи Господь въ пятокъ, въ вечерѣ. И иде пѣшь 11 денъ до города Дояця, и оттолѣ иде во свой Новъгородъ — и обрадовашася ему; изъ Новагорода иде ко брату Ярославу къ Чернигову, помощи прося на Посемье,

— 74

Ярославъ же обрадовася ему и помощь ему дати обѣща; Игорь же оттолѣ ѣха ко Кіеву къ великому князю Святославу, и радъ бысть ему Святославу также п Рюрнкъ сватъ его.

5. СЛОВО О ДАНШЛѢ ЗАТОЧНИКѢ.

Вострубпмъ, братіе, яко въ златоко-ванныя трубы, въ разумъ ума своего, п начнемъ битп сребреныя арганы, и возвѣемъ, мудрости своя. Боже, Боже мой! въекую ( ! ) мя еси оставплъ? Во-стапп слава моя, возстани въ псалтыри и въ гуслехъ; востану рано, псповѣм-тися ( 2 ). Да разверзу во прптчахъ га-даніе мое; провѣщаю во языцѣхъ славу мою. Сердце бо смысленаго укрѣп-ляется въ тѣлеси его мудростію. Бысть языкъ мой трость книжника скорописца, п увѣтлива ( 3 ) уста, акп рѣчьная бы-стрость; сего ради нокушахся наипсати всякъ соузъ сердца моего, и разбихъ злѣ, аки древняя младенца о камень. Но боюся, Госиодпне, похуленія твоего на мя; азъ бо еемь яко она смоковница проклятая, не имѣя плода по-каянію; пмѣю бо сердце акп лице безъ очію, и бысть умъ мой яко нощпы вранъ и разсыпася жпвотъ мой аки Ханаопски Царь буестію, и покры мя нищета акп Чермное море Фараона. Сеже бѣхъ папнеахъ, бѣл;ахъ отъ лица художьства (') моего, акп Агаря рабыня отъ Сарры госпожи своея. Но видѣхъ Господине Княже, твое добросердіе къ себѣ, и прнтекохъ ко обычной твоей любве, глаголетъ бо пнсаніе: просящему у тебѣ дай, толкущему отврьзи, да не.тишенъ будеши Царства исбесиаго; писано бо есть: возвеікпі ( 5 ) на Господа

'У Напрасно.

Д Отъ глагола испоііігтіісл

:''пт?лыш. <*) Худости. I 9 ; Возложи,

печаль 6 ) свою, той тя препитаетъ во-вѣкы. Азъ бо еемь, Княже Господине, яко трава, растуще за стѣнію, на пюже ни солнце сіяетъ, ни дождь ндетъ: тако и азъ, Княже Господине, всѣмп оби-димъ еемь, зане ограженъ еемь стра-хомъ грозы твоея, яко оплотомъ твер-дымъ. Но не возри на мя, Княже Господине, яко волкъ на ягня, но возри на мя, Господине мой, акп матп на младенца, Возри, Господине на птицы небесныя, яко ти ни орютъ ( 7 ), ни сѣ-ютъ, ни въ житницу собираютъ, но уповаютъ на милость Божію; тако и мы, Княже Господине, желаемъ твоея милости: зане ( 8 ), Господине кому Лю-бово, а мнѣ горе лютое; кому Бѣло озеро, а мнѣ черные смолы; кому Лачь озеро, а мнѣ, на немъ сѣдя, плачь горки; кому тп есть Новъгородъ а мнѣ углы ( 9 ) опали; зане не процвѣте часть моя. Друзп же мои и блияшіп мои, и тіп отвръгошася мене; з-ане не иоста-вихъ предъ ними трапезы многоразлич-ныхъ брашенъ. Мнозп бо дружатся со мною, а погнетающе руки въ солило ( 10 ) а при напасти аки врази обрѣтаются, и пакы іюмагяюще подразити п ) нозп мои: очима бо плачютъ со мной, а сердцемъ- смѣютмися. Тѣмже не им у другу вѣры; и не надѣюся на брата. Не лгалъ бо ми Гостпславъ Князь: лѣпше ( і2 ) бы ми смерть, а не Курское Княженіе. Тако же и мужевп: лѣпше бы ми смерть, нежели нродолженъ жпвотъ въ ннщетѣ. — Тѣмже вонію къ тебѣ Княже мой, Господине мои, одер-жпмъ еемь нищетою: помилуй мя, сыне Велпкаго Царя Владимира, да не г>ос-плачюся рыдая, яко Адамъ раю. Пусти тучю художьства моего на землю: зане, Княже Господине, богатъ мѵжъ вездѣ

і 6 ) Забота.

( 7 ) Паш уть

( 8 ) Тавъ какъ.

( 9 ) Углы.

( 10 ) Солонка. ( и ) Подшибить.

— 75 —

знаемъ есть, и въ чюжей землѣ друзв вмѣетъ, а убогъ и во свопхъ невидимо ходитъ. Богатъ возглаголетъ, вси воз-молчатъ, а слово его вознесутъ до сб-лакъ; а убогъ возглаголетъ вси нань Еликнутъ и уста ему заградятъ: ихъ же ризы свѣтлы, тѣхъ и рѣчъ честна. Княже мой, Господине мой! избави мя отъ нищеты сея, яко серну отъ тенета, яео итицу отъ Еляпца ( 13 ), яео утя отъ ногтей носимаго ястреба, яео овцу отъ устъ лзовыхъ. Азъ бо есми, Княже Господине, яео древо при пути: мнози посѣкаютъ его и на огнь вме-щутъ; таво же п азъ всѣмп обпдимъ есмь, зане ограженъ есмь страхомъ грозы твоея. Яео же бо олово гпнетъ, часто разваряему: таво и человѣвъ прі-емлетъ многія бѣды. Нието же можетъ соли зобати С 4 ), ни въ печали смысли-ти: всяеъ бо человѣЕЪ хптрптъ и му-дритъ о чюжей бѣдѣ, а о своей не можетъ смыслитн. Злато псЕушается ( І5 ) огвемъ, а человѣвъ напастьмп, пшеница бо, много мучима, чпстъ хлѣбъ по-даетъ, а въ печалп обрѣтаетъ человѣкъ умъ совершенъ. Молеве ризы пзъедаютъ, а человѣка печаль печальпу мужу за-сышутъ ( ,6 ) Еости. Аиде ето человѣЕа въ печали призритъ, какъ студеною водою напоптъ во знойный день. — Птица бо радуется веснѣ, а младенецъ матери; таво и азъ Княже Господине, радуюся твоей милости; весна убо укра-шаетъ цвѣты землю, и ты Княже Господине, оживлявши вся человѣЕы своею милостью, сироты и вдовицы отъ вельможъ потружаеми. Княже Господине! яео ми зраЕЪ лица твоего, яео гласъ твой сладоЕъ, и образъ твой го-сударевъ Ерасенъ, п лице твое свѣтло и благолѣпно, и разумъ твой Госуда-ревъ, яко же прекрасный рай много плодовитъ. Азъ же худы добрѣ дивлю

( ,3 ) Ловушка. (•4) ѣсть.

( 15 ) Испытывается.

( 16 ) Засушатъ.

ся. Но егда веселишися многими брашны, а мене помяни сухъ хлѣбъ ядущь или піеши сладкое питіе, а мене помяни теплу воду пьющи и праха на-падша отъ мѣста завѣтреня. Егда ля-жеши на мягъкыхъ постеляхъ подъ собольими одѣялы, а мене помяни подъ единымъ платомъ лежаща и зимою ум и-рающа и Еаплями дождевными яло стрѣ-лами сердце пропизающе. Да не буди. Княже, руЕа твоя согбена на поданіе убогпмъ; ни чашею бо моря расчерпати, ни нашпмъ иманіемъ твоего дому нсто-щатп. Яео же бо неводъ не удержвть воды, но точію ( 17 ) едины рыбы; таво и ты, Княже Господине, не воздержи злата и сребра но роздай людемъ. ІІа-волова, испещрена многими шелЕИ, крас-но лице являетъ: таво ішязь многыми людьми честенъ и славенъ по всѣмъ странамъ; яео же рече Соломанъ: слава Царю во мнозѣхъ языцѣхъ, тако и те-бѣ, Княже, слава и побѣда бо мнозѣхъ людѢхъ.Яео же бо похвалися Езивѣйцарь посломъ Царя Вавплоньскаго, и показаша имъ множества злата и сребра; они же рѣшаему: нашь Царь богатѣе тебя, не множествомъ злата, но множествомъ воя; зане же мужи злато добудутъ, а златомъ людей не добыт Яко же рече Свято-славъ енязь, Игоревъ, идый на Царя съ малою дружиною и рече имъ: бра-тіе! намъ ли отъ града погпнути, или граду отъ насъ илѣнену быти? Яео же Богъ повелптъ таво и будетъ: поже-нетъ ( І8 ) бо единъ сто, а отъ сто двиг-нется тысяща; надѣяся на Господ а, яко гора Сіонъ не подвнжптся вовѣкы, Дпвья( 19 ) за буяномъкони паствптн ( 20 ), а за добрымъ Княземъ воевати, многажды бо безнарядіемъ полцы поги-баютъ. Видѣхъ велпкъ звѣрь, а главы не имѣетъ: таво п добрые полей безъ добраго Князя погнбаютъ. Гусли бо

( 17 ) Только. ( ,8 ) Поговитъ.

( 19 ) Выгодно.

— 76 —

строятся персты, а тѣло основается жи-ламп, а дубъ крѣиптся множествоыъ ко-ренія; тако п градъ нашъ крѣпптся твоею державою; заве Князь щедръ отецъ есть веѣмъ; слузи бо мнозп отца п матери лишаются н къ нему прпбѣгаютъ. Добру бо господину служа, дослужится свободы; а злу господину служа дослужится болыиія работы. —

Зане Князь щедръ, яки рѣка безъ береговъ текуще всквозѣ дубравы, на-паяюще не токмо человѣцы, но и скотп и вся звѣрн; а Киязь скупъ, акп рѣка, великъ брегъ имущь каменны: не лзя нити, ни коня наиопти. А боярпнъ щедръ, акп кладезь сладокъ; а скуиъ боярппъ аки кладезь солонъ. — Муяіа бо мудра посылай, мало ему кажи: а безумна посылай, самъ пе лѣнпся по немъ пттп. Очи бо мудрыхъ желаютъ благыхъ, а бсзумнаго дома ппровна-го( 21 ). Лѣишп слышат прѣніе умныхъ, нежели безумпыхъ наказаніе. Дай пре-мудру вину ^ 22 ) премудрѣе будетъ. Не сѣн бо на браздахъ жпто, нп мудрости на сердце безумиыхъ;безумныхъбо нп орютъ, нисѣютъ, ни въ житницы собираютъ, но сами ся ражаютъ. Какъ во утелъ мѣхъ воду лптн, такь безумнаго учптп; псомъ в свішіямъ ненадобно злато и сребро, ни безумному мудрыя словеса; ни мертвеца розсмѣшптп нп безумна наказатн. Дѣтп бѣгаютъ рода ( 23 ) а Господь пья-наго человѣка. Коли иожретъ синица орла, коли каменіе воспловетъ по водѣ, коли сшшія почпетъ на бѣлку лаятп, тогда безумный уму научится. Или ми речеши: отъ безумія ми еси молъвнлъ: то не видалъ еемп неба полъстяна, ни звѣздъ лутовяныхъ, ни безумна мудрость глаголюще. Пли ми речеши: солга ми еси аки песъ: добраго бо нса Риіязи и Бояре любять. Или мп речеши: солгалъ ми еси аки тать; аще быхъ умѣлъ укра-стп, только бы не сворбѣхъ.—

Княже мой Господние! не море топить к орабли, нѣтрп, а пе о гнь творитъ раж-

( 2| ) Пиргпествгнпаго.

і 22 ,' Наставіевіе.

( 23 ) Годъ и рожаницы — лрсвнія божества.

I женіе желѣзу по подыманіе ( 24 ), мѣш-ное ( 25 ): такоже и князь не самъ впа-даетъ во многія въ вещи злыя, но думцы ( 2б ), водятъ. Съ добрымъ бо думъ-цею, князь высока стола додумаетея; а съ лпхпмъ думъцею думаетъ, п малого стола лишепъ будетъ. — Глаголетъ бовъ мирскнхъ притчахъ: не скотъ въ ско-техъ коза, а не звѣрь въ звѣрехъ ежь, не рыба въ рыбахъ ракъ, не птица въ въ птицпхъ нетопырь; а не мужъ въ мужехъ, кѣмъ своя жепа владѣетъ. Дв> вѣе язвы кто попмаетъ жену злообразнѵ прибытка ради. Нѣкогда же вндѣхъ жену злообразну прпничюще ( 27 ) къ зерцалу и мажущпся румянцемъ и рѣхъей: не зрп во зерцало впдѣвше лѣпость ( 28 ) лица своего, зане большую пріпмешп себѣ. Или речеши: я;енися у богато тестя чти дѣла ( 29 ), а ту пей и яжь п веселися въ великой радости п любв^; то лѣпше волъ ввести въ домъ свой, нежели злая жена пояти: волъ бо не молвптъ, нп зло мыслитъ; а злая жепа біема бѣсптся а кратпмо высится, въ богатвѣ гордится, а въ убожествѣ пныхъ осуждаетъ. Что естъ жено зли? гостнпца ( 30 ) неусыпаемая, купнпца ( 31 ) бѣсовская. Что есть жено зла?мір-скы мятежь, ослѣпленіе уму, начальница всякой злобѣ, во церкви бѣсовс-кая мытница, иоборпща грѣху, засада спасенію.

Аще которой мужъ пметъ смотрпти на красоту жены своея и на ея ласковая словеса, а дѣлъ ея не пепытаеть, то дай Богъ ему трясцею ( 32 ) болѣти. Жена добра вѣнецъ мужу своему ибез-печаліе, а жена люта печаль пзотща-ніе ( 33 ) дому. Червь бо древо тлить, а

( 24 ) Раздуваніе. I 25 ) Отъ ыѣха.

( 26 ) Совѣтпики.

( 27 ) ІІІІКЛОШІБШІІСЬ"

( 28 ) Красота.

( 29 ) Ради.

( і0 ) Гостппица.

Г 31 ' Торгъ.

( л Лііхоі^лдксао.

С 35 ) Опусюшепіе

— 77 —

злая жена домъ мужа своего теряетъ, Лутчи есть во утлѣ лодье по водѣ ѣз-дити, нежели злѣ женѣ тайны повѣдати: утлая лодья порты ( 3 *) помочить, а злая жена всю жизнь мужа своего по-губляетъ. Лѣнше есть камень доло-пптн ( 35 ), нежели зла жена учити, или желѣзо варите; желѣзо уваришь, а злы жены не поучишь; злая бо жена ни Бога ся боитъ ни людей стыдится, но вся укоряеть и вся осужаетъ. Что льва злѣе въ четвероногихъ? Что змѣи лю-тѣйши въ ползущихъ по земли? всего того злая жена злѣе. Нѣсть на земли больше женскіе злобы; женою бо спер-во прадѣдъ нашь Адамъ изгнанъбысть изъ рая; жены ради Іосифъ прекрасный въ темницы затворенъ бысть; жены ради пророкъ Данило въровъ ввер-же, и львы ему нози лизаху. Нѣкоему же умре жена зла, онъ же по смерти ея начатъ дѣти продавати, людіе же рѣша ему: чему продаешь дѣтй? онъ же рече имъ: аще ни будетъ родилися въ матерь и они возростыми мене прода-дутъ, — Азъ бо Княже Господине ни за море ходилъ ни отъ филоеофъ научился, но быхъ яко падая пчела по раз-личнымъ цвѣтомъ и совокупляя яко медвеный сотъ; тако и азъ многымъ книгамъ собирая сладость словесную и разумъ, и совокупихъ яко мѣхъ воды моръскія а не отъ своего разума но отъ Божія промысла. Сіи суть словеса, да не уже много глаголю. —Сіи словеса азъ Данилъ писахъ вь заточеніе на Бѣлѣ озерѣ и запечатахъ въ воску и пустихъ въ озеро, и вземь рыба пожре, и ята ( 36 ) бысть рыба рыбаремъ и принесена бысть ко Ееязю, и нача ея пороти, и узрѣ Князь сіе наиисаніе, и повелѣ Данила свободе отъ горкаго заточенія.— Не отметай безумному прямо безумія его, да не подобенъ ему будеши. Уже бо престану глаголати,

{ и ) Платье.

( 35 ) Продалбливать.

(36) Поймана.

да не буду яко мѣхъ утелъ, раня богатство убогимъ, да не уподоблюся жер» новамъ, яко тѣ многія люди насыща-ють,асами себѣне могуть насытитисяг да не возненавидѣлъ буду міру со многою бесѣдою. Яко же бо птица у чаща-етъ пѣсни своя, скоро возненавидима бываеть. Глаголетъ бо въ мірскихъ прит-чахъ: рѣчь продолжена не добро, продолжена павлока, Господи! дай же князю нашему силу Самсонову, храбрость Александрову, Іосифовъ разумъ, мудрость Соломонову, кротость Давидову, и ум-ножи Господи вся человѣки подъ руку его. Лютѣ бѣснующемуся дати ножь, а лукавому власть. Паче всего ненавижь сторонпка перетерплива ( 37 ). Аминь, —

6. ПУТЕШЕСТВІЕ ИГУМЕНА ДА-НІИЛА.

О свѣтѣ святѣмъ, каго сходить съ небесе ко гробу Господню.

И се ми показа Богъ видѣти худому и недостойному рабу своему Данилу иноку, видѣхъ бо очима своима грѣш-ныма по истпнѣ, како сходить свѣтъ святый къ Гробу животворящему Господа Спаса нашего Іисуса Христа. Мнози бо иніи странници неправо гла-голютъ о схоженіи свѣта святаго: иніи убо глаголютъ, яко голубемъ сходить Духъ Святей ко Гробу Господню, а друзіи глаголютъ яко молніа сходить и вжигаетъ кандпла надъ Гробомъ Гос-поднимъ: то есть лжа, ничтоже бо тогда видѣти, ни голуби, ни млъніи ? но тако невидимо сходить благодать Божія, и вжигаются кандиля надъ Гробомъ Господнимъ. Да о томъ скажу еже видѣхъ по пстинѣ. Въ великую пять-ницу по вечерніи потираютъ Гробъ Господень и помываютъ кандила сущая надъ Гробомъ Господнимъ, п на-лпваютъ ваньдшга та масла древянаго

( Ъ1 ) Дьстиваго.

чиста бсзъ воды, одного, п вложать свѣтилна и невжсгаютъ свѣтпленъ тѣхъ, но тако оставляють свѣтилна та не въжжена и заиечатають Гробъ Господень въ 2 часъ нощп ( ! ); тогда же пз-гасять вся кандпла не токмо ту сущая, но и по всѣмъ церЕвамъ пже въ Іеру-салпмѣ. Тогда пазъхудый пдохъ въту же пятницу великую въ 1 часъ дни въ енязю Балдвпну, и поклонпхомся ему до земля; онъ же видѣвъ мя поклонив-шася, и ирпзва мя еъ себѣ съ любо-вію, и рече ми: что хощешп, игумене Рускый? — позналъ бо мя добрѣ и люб-ляше мя велмп, якоже бяше мужъ благъ и емпренъ и не гордпть нн мало. Азъ же репохъ ему: господине каяже мо-люся тебѣ Бога ради и внязей дѣлма РусЕыхъ, хотѣлъ былъ и азъ поставити кандпло свое падъ Гробомъ Господнимъ за вся енязя наша и за всю Рускую землю, за вся хрпстіане Рѵссеыя земля. П тогда же енязь повелѣ мп поставити свое Еандило, и съ радостію посла съ мною мужа своего лучьшаго еъ неоно-му Святаго Въскресеніа и къ тому, иже держпть Гробъ Господень. Повелѣста мп оба, пкономъ и ключарь Гроба Господня, принести Еандило свое съ мас-ломъ; азъ же поелонихся пмъ съ радо-стію велііЕою и шедъ на торгъ и еѵ-шіхъ Еандило стБЛЯыное велико и на-ліяхъ масла древяиаго чистаго безъ воды, и нринесохъ еъ Гробу Господпю, уже вечеру сущу, и умолпхъ влючаря того едина го и възвѣстпхъ ему; онъ же отверзе двери Господня Гроба и по-велѣ ми выступптп изъ валигъ и введе мя босого въ Гробъ Господепь съ ван-дпломъ ел;е ношахъ азъ руЕама своима грѣшныма, и новелѣ ми поставити Еандило на Гробѣ Господни, и поставихъ своима рувама грѣшьпыма въ ногахъ, идѣже лежаста иречистіи пози Господа нашего Іпсуса Христа, въ главахъ сто-

(') Но должно забывать, что часы дня и почн считаются въ Палестинѣ отъ восхождепія и за-іожденія солнца, такъ что первый часъ дня въ Іерусалімѣ, по нашему счету есть седьмой часъ утра, а первый часъ ночн въ Іерусалимѣ есть седьмой часъ вечера у пасъ.

аше еядило Гречесвое, на персехъ поставлено бяше Еандило святаго Савы п всѣхъ монастырей; таво бо обычен пмутъ, по вся лѣта поставляють кандпло Гречесвое и святаго Саввы. Бла-годатію же Божіею та три вандала въ-жглпея долнла, а Фряжсвая Еандила по-вѣшена суть горѣ, и отъ тѣхъ Еандилъ ни едпнаго же не возгорѣся тогда, то-лпео тѣ 3 едини въжьглися. Азъ же поставихъ Еандило свое на святѣмъ Гробѣ Господа нашего Іпсуса Христа и поелонихся честному Гробу Господню, и облобызавъ съ любовію п съ слезами мѣсто то святое и честное, идѣже лея;ало пречистое тѣло Господа нашего Іисуса Христа; и изыдохомъ изъ Гроба того святаго съ радостію велиЕою и идохомъ еъждо въ велью свою. Заутра же въ велпЕую суботу въ шестый часъ дни събираются людіе предъ церЕовію ВъсЕресеніа Христова безщислено много множество людій отъ всѣхъ странъ пришелци и тоземци отъ Вавилона, и отъ Египта, и отъ Антіохіа и отъ всѣхъ странъ ту ся събирають въ тотъ день несвазанно много людій и наполняются вся та мѣста сколо церЕви и оволо Распятіа Господня; велива же тѣснота бываетъ тогда въ церквп п около церЕви, мнозѣ бо тогда задыхаются отъ тѣсноты людій тѣхъ; и тѣ всѣ людіе съ свѣщамп стоять невъжженами и ждуть отверзенія дверій церковныхъ. Внутрь же церЕви попове ждуть съ людми, дондеже пріидетъ гназь Бал-двпнъ съ дружиною своею, и бываетъ тогда отверзепіе дверемъ церЕОвнымъ, н входять тогда всп людіе въ церЕовь въ тѣснотѣ велпцѣ, пеполняютъ цер-еовь ту и полату, п всюдѣ полно бу-деть въ церьвви и околъ Голгоѳы п около Крайнева мѣста и дотолѣ, идѣ-же налѣзенъ крестъ Господень все пол-по будеть людій, иного не глаголють ничтоже, но тоемо Господи помилуй зовуть не ослабляющи и вопіють сил-но, яео тутнати и възгремѣти всему мѣсту тому отъ вопля людій тѣхъ; ис-точнпцп ту слезамъ проливаются отъ

вѣрпыхъ человѣкъ; аще бо кто окаме-непъ сердцемъ своимъ, да и той тогда можеть прослезитися, всякъ бо чело-вѣкъ тогда зазрить себе и поминаетъ грѣхы своя и глаголеть въ себѣ: егда мопхъ ради грѣховъ не снидеть Духъ Святый! И тако стоять вси вѣрніи, слезно п съкрушено сердце имуще; и той самъ князь Балдвинъ стоить съ стра-хомъ и смпреніемъ великымъ, источпикъ слезъ проливаются отъ очію его; тако-же и дружина его стоить около его прямо Гробу близъ олтаря великаго (^.Яко бысть 7 часъ суботнаго дни, поиде князь Балдвинъ изъ дому своего къ Гробу Господню н съ дружиною своею и вси боси пѣшіи идутъ съ нимъ. И приела князь въ метухію святаго Савы, п позва игумена съ черноризцы его; и поиде игуменъ съ братіею къ Гробу Господню, п азъ худый тутъ же идохъ съ игуменомъ тѣмъ и съ братіею, и пріидохомъ къ кнкзю тому, и ноклони-хомся ему вси. Тогда и онъ поклоппхея игумену святаго Савы. И повелѣ князь игумену святаго Савы и мнѣ худому съ ними пріити близъ себе, а инѣмъ новелѣ предъ собою ити, а дружинѣ иовелѣ по собѣ ити. И пріидохомъ въ церковь Въскресеніа Христова къ за-паднымъ дверемъ, и се множество лю-дій заступиша двери церковныя, и не могъ внпти въ церковь. Тогда повелѣ князь Балдвинъ воемъ свопмъ разгна-ти люди насильствомъ; и сътвориша яко улицу сквозѣ люди нолно ( 2 ) и до Гроба Господня и тако възмогохомъ пройти. И пріидохомъ къ восточнымъ дверемъ Господнимъ гробнымъ, а князь по насъ пріиде и ста на мѣстѣ своемъ на десной странѣ у перегороды великаго олтаря противу въеточнымъ дверемъ гробнымъ: ту бо есть мѣсто кня-же создано высоко; повелѣ же игумену святаго Савы стати надъ Гробомъ съ

(*) Главный престолъ, какъ мы увидимъ ниже, стоялъ передъ аркадою образующею входъ въ большую церковь Грековъ.

( 2 ) Нолно— олно.

всѣми черньцы и съ правовѣрными попы, мнѣ же худому повелѣ стати высоко надъ самыми дверьми гробными противу великаго олтаря, яко зрѣти ми бяше въ гробныя двери; двери же гроб-кыя вси три замчены и запечатаны царскою печатію. Латыньскыи же Попове въ велицѣмъ олтари стояху. И бысть яко 8 часъ дни, начата пѣтп вечерьнюю правовѣрніи попове на Гро-бѣ, и вси мужи духовніи черноризцы же и пустынницы мнози бяху пришли; а Латыня я;е въ велицѣмъ олтари начата верещати съвойскы, и тако пою-щымъ пмъ. Азъ же ту стояхъ и при-лѣжно зряхъ къ дверемъ гробнымъ. И яко начата нареміи чести суботы ве-лпкыя, и изыде епискупъ съ діакономъ своимъ изъ великаго олтаря и приде къ дверемъ гробнымъ, и нозрѣвъ Гробъ Господень сквозѣ хрестьцы дверей тѣхъ, и не узрѣ свѣта въ Гробѣ и възвра-тися опять въ олтарь. Яко начата чести 6-ю паремію, и той же епископъ съ діакономъ пріиде пакы къ дверемъ гробнымъ, и не у виде ничтоже въ Гро-бѣ Господни, тогда же вси людіе възпи-ша съ слезами киръ елейсонъ (*). Якоже бысть девятый часъ дни мимоходягцу, и начата пѣти пѣснь преходную «Гос-подевп поемъ», и тогда внезапу пріп-де туча отъ въетока мала и ста надъ врьхомъ непокрытымъ тоя церкве и одожди надъ Гробомъ святымъ, и смочи насъ добрѣ стояіцихъ надъ Гробомъ Господнимъ; и тогда внезапу облпета свѣтъ святый въ Гробѣ Господни, и взыде блпстаніе свѣта того страшно и свѣтло зило изъ Гроба того святаго. И пришедъ епископъ съ четырми діаконы отверзоша двери Господня Гроба и вземъ свѣщу у князя, и вниде епископъ въ Гробь Господень и въжже первое ту свѣщу отъ свѣта того святаго, и изнесша изъ Гроба свѣщу ту, и вдасть ю самому князю въ руцѣ,- и ста князь на мѣстѣ своемъ дръжа свѣщѵ

1 ) Господи, помилуй!

— 60 —

ту съ радостію велпкою зѣло; и отъ тоя свѣща мы въжгохомъ вси свои свѣ-щп, а отъ нашпхъ свбщь вси своя въжгоша свѣща. Свѣтъ же святый нѣсть яко огнь земпый, но пнако, свѣ-тптся изрядно пламень той его яко киноварь. И тако вен людіе стоять съ свѣщамп горящими и вопіють же вси непрестанно съ радостію великою зпло и съ веселіемъ, видѣвше свѣтъ святый Божій. Иже бо кто ве видѣвъ тоя радости въ той день, то не иметь вѣры сказающему о всемъ томъ видѣніп; обаче вѣрніп добріп человѣци велмп вѣруютъ и въ сласть послушають ска-заніа сего о святыпп сей и о мѣстѣхъ спхъ святыхъ: вѣрный бо въ малѣ и въ мпозѣ есть вѣренъ, а злу человѣку истина крива есть. Мнѣ же худому Богъ послухъ есть и святый Гробъ Господень и вся дружина моя Рускыи сы-пове, и приключпшася тогда Ноугород-пп и Кіапе: Сѣдеславъ Иванковичь, Горославъ Мпхалковичь, Кашкича два и иніи мнозѣ, иже свѣдають о мнѣ и о сказаніи. Но възьвратимся на преже-рсченное. И егда же свѣтъ въсіа въ Гробѣ Господни, тогда пѣпіе преста и вси възпиша кпріелейсонъ; потомъ по-ндоша изъ церкви съ радостію велпкою п съ свѣщамп горящими и съблюдаю-ще къждо свѣща своя отъ угашеиіа вѣтреняго, и идоша ко ж до въ домы своя, и отъ того свѣта святаго въжи-гаютъ свѣща въевопхъ церквахъ къждо ихъ и кончаютъ пѣпіе въ своихъ церквахъ кождо ихъ; въ велпцѣй же церкви у Гроба Господня сами попове безъ людій копчаютъ пѣніе вечернее. Тогда же мы съ пгуменомъ и съ братіею идохомъ въ свой монастырь несуща свѣща своя горящая, и ту копчахомъ пѣніе вечернее и идохомъ въ келія своя х паляще Бога, показавшего памъ ту благодать видѣтп. Въ утрій же депь Въ-ггресоніа Христова, въ педѣлю Свя-тыя Насхы на заутрени отпѣвше како іюдобаетъ, и бывшу цѣлованію съ игуменом!, и съ братіею и отпущепію быв-1 шу, въ 1 част, дни, и вземъ пгумспъ '

крестъ съ братіею и идохомъ къ Гробу Господню, ноюще кондакъ: «Аще и въ гробъ сниде бесмертьне» — и вшедъ въ Гробъ живогворящій, иоблобызавше съ любовію и слезами теплыми, насладпв-шеся ту вопя тоя блауханныя Святаго Духа пришествіемъ, и кандиломъ тѣмъ еще горящпмъ дивно же и чюдно и изрядно вельми; та бо капдила три въжьглася сама тогда, егда снидетъ свѣтъ святый, якоже ны повѣда пкономъ и ключарь Господня Гроба; а пныхъ ви-сить пять кандилъ надъ Гробомъ Гос-поднимъ и горяху тогда же, но свѣтъ ихъ инакъ бѣаша не якоже онѣхъ трехъ кандилъ изрядно и чюдно свѣтятся. И потомъ взыдохомъ пзъ Гроба Господня въеточнымп дверми, и вшедше въ ол-тарь и створпхомъ цѣловавіе съ пра-вовѣрными попы хрпстіаньскымп и сурь-янскими ('), пзыдохомъ изъ церкви п идохомъ въ свой манастырь и ту опо-чивше до литургіп.

И по трехъ днехъ и по литургіи идохъ азъ ко ключарю Гроба Господня и рекохъ ему: хотѣлъ быхъ взяти кан-дило свое. Онъ же поимъ мене съ лю-бовію, единого токмо введе мя съ собою въ Гробъ, и вшедъ въ Гробъ об-рѣтохъ кандило свое падъ Гробомъ Господнимъ еще горяще свѣтомъ тѣмъ святымъ. И поклонихся Гробу тому святому и облобызавъ мѣсто то честное, идѣже лежало тѣло пречистое Господа нашего Іпсуса Христа. Тогда бо пзмѣрпхъ Гробъ святый въ длину II въ ширину и въ высоту: при людѣхъ бо невозможно измѣрити никомуже; и почтихъ Гроба Господня како мога, по силѣ, и тому ключаревн подахъ нѣчто мало и худо благословепіе. Онъ же впдѣвъ любовь мою къ Гробу Господню и къ тому самому, удвигнувъ же дъекы сущая въ головахъ святаго Гроба, и уломп ми тако каменп того святаго пѣчто мало па благословепіс, о запрети ми съ клятвою не повѣдатп

Спрійспими.

— 81 —

никому же въ Іерусалимѣ- Азъ же по-елонихся Гробу Господню и тому клю-чареви, и вземъ кандило свое съ масло мъ еще горя щи мъ и изыдохъ съ радостію великою зѣло, обогатѣвся благодарю Божіею, нося въ руцѣ моею даръ святаго мѣста и знаменіа святаго Гроба Господня, и идохъ радуяся яко нѣкако съкровище богатьства обрѣтохъ, и идохъ въ келію свою съ радостію великою.

7. СЕРАПІОНЪ.

(ум. 1275.) Четвертое слово.

Малъ часъ порадовахся о васъ, чада, видя вашю любовь и послушанье къ нашей худости, и мняхъ, яко уже ут-вердистеся и съ радостію приемлете божественное писаніе: на съвѣтъ нечести выхъ не ходите, и на сѣдалищи губитель не сѣдите. Вы же еще погань-скаго обычая держитеся, волхвованию вѣруете, и пожигаете огнемъ невинныя человѣкы и наводите на весь міръ и градъ убійство. Аще кто и не причас-тясь убийству, но въ соньми бывъ въ единой мысли, убийца же бысть. Или могай помощи, а не ломоже, аки самъ убити повелѣлъ есть. Отъ которыхъ книгъ, или отъ кихъ писаний се слы-шасте, яко волхвованиемь глади быва-ютъ на земли, и паки волхвованіемь жита умножаются? То аже сему вѣруе-те, то чему пожигаете я? Молитесь и чтите я. дары приносите имъ, ать (ежели) строять миръ, дождь пущають, тепло цриводять, земли плодити велять. Се нывѣ по три лѣтъ житу рода нѣсть, не токмо въ Русь, но въ Латѣнѣ, се вълхвове ли створигаа? Аще не Богъ ли строить Свою тварь, якоже хощеть, за грѣхъ насъ томя? Видѣ азъ отъ божественная написанья, яко чародѣйцы и

чародѣйца бѣсы дѣйствують надъчело-вѣкомъ и надъ скотомъ и потворити могуть (*). Надъ тими дѣйствують, иже имъ вѣрують; Богу попущшю, бѣсидѣй-ствують: попущаеть же Богъ, иже кто ихъ боится. А иже кто вѣру твердудер-жпть къ Богу, съ того чародѣйцы не могуть. Печаленъ есмь о вашемъ бе-зумьи. Молю вы, отступите дѣлъ погань-скыхъ, Аще хощете градъ оцѣстити отъ беззаконныхъ человѣкъ, радуюся тому; оцѣщайте, яко Давидъ: пророкъ и царь потребляше отъ града Ерусалима вся творящая беззаконие. Овѣхь убитиемъ, инихъ заточеніемъ, инихъ же темницами — всегда градъ Господень чистътво-ряше отъ грѣхъ. Кто бо такъ бѣ судя, ябо же Давидъ? Страхомъ Божиимъ су-дяше; Духомъ Святымъ видяше, и по правдѣ отвѣтъ даяше. Вы же како осуждаете на смерть, сами страсти исполни суще, и по правдѣ не судите? Иныйпо враждѣ творить, иный горкаго того прибытка жадая. А иный ума не испол-ненъ, только жадаетъ убити и погра-бити; — а еже за что убити, а того не вѣсть. Правила Божественая повелѣва-ють многими поелухы (свидѣтелями) осудити на смерть человѣка. Вы же воду послухомъ постависте и глаголете: аще утопати начнеть, неповинна есть: аще ли попловеть, волхвовь есть. Не можетъ ли дьяволъ, видя ваше мало-вѣрье, подержати, да не погрузится, дабы въврещи въ душегубство? Яко ос-тавлыпе послушьство боготворена го че-ловѣка (**), идосте къ бездушну есть-ству, къ водѣ, приясте послушьство на прогнѣванье Божие. Слышасте отъ Бога казнь посылаему на землю отъ пер-выхъ родъ до потопа, — на гыганты огнемъ, — при потопѣ водою, прп Содомѣ жюполомъ, при Фараонѣ десятью каз-ний, при Хананиихъ шершевми, ка-

(*) Дѣйствуготъ чрезъ бѣсовъ на людей и ско-товъ и могутъ представлять призраки.

(**) О ставивъ свидетельство богоподобваго че-ловѣка.

- 8: —

меньемъ огненпымъ съ небесп, прпсудь-яхъ ратьмп, при Давидѣ моромъ, при Тптѣ илѣненьемь, потомъ жетрясепьемъ земли и паденьемь града. При нашедъ же языцѣ чесо не вндѣхомъ? Рати, глади, морове и труси, конечное же: предано быхомъ пноплеменипкомъ, не токмо на смерть и на плѣпенье, но и на горькую работу. Се же все отъ Бога бываетъ, и симъ намъ спасенье сдѣ-ваетъ. Нынѣ же, молю вы, за вреднее безумье покойтесь п не будьте отселѣ, акп трость вѣтромъ колеблема: но аще услышите что баснпй человѣческыхъ, къ божественному нпсанпю прптецѣте, да врагъ нашъ дьяволъ, видя вашъра-зумъ, крѣпкодушье, и невъзможетъ по-пудпти вы на грѣхъ, но посрамленъ отходить. Вііжю бо вы великою любовью текущая въ церковь п стояща съ го-вѣньемъ. Тѣмъ же, аще бы ми мощно коегождо васъ наполнит сердпе п утробу разума божественнаго! Но не утру-жюся ('), наказаа вы и вразумляя п наставляя. Обида бо ми не маланалежпть, аще вы такая жизни ( 2 ) не получите и Божія свѣта не узрите. Не можетъ бо пастухъ утѣшптися, видя овцы отъ волка расхищены: то како азъутѣшю, аще коему васъ удѣють злый волкъ дьяволъ? Но номпнающе си нашю любовь о ва-шемъсиасенпп, потщптеся угодитп створ-шему ны Богу. Ему же лѣпо всяка слава, честь.

(Прнбавлеиія въ твореніямъ св. Отдсзъ, 1343, кн. 1, 2 и 3.)

8. Сказаиіе о Мамаевомъ пооопщѣ

отгывоіл..

Се повѣдап, У рань, намъ повѣсть, како случися на Дону вравославнымъ хрнстіяпомъ съ безбожными Татары,

') Пі поставлю себѣ въ трудв, не стану тяготиться. ( 2 і Т. с. жизни олчной.

како возвысп Господь родъ хрпстіанскій, а поганыхъ уничижи и осрами пхъ су-ровство, яко же иногда Гедѣономъ Ма-діама нгізложи, и провославнымъ Мои-сеомъ Фараона. II нынѣ иодобаетъ вѣ-датп намъ величіе Божіе, како творит;. Господь волю боящимся его, и како пособи Господь Богъ православному, Великому Князю Дмптрію Ивановичу Владимирскому надъ безбожными Татары. Лѣта же того попущеніемъ Бо-жінмъ, отъ научепія діаволя, воздвигся царь отъ восточныя страны, пменемъ Мамай, Татаринъ сый родомъ, вѣрою идоложрецо, иконобореці) злый, христіан-свій ненавистнпкъ п укоритель, и внпде въ сердце его діяволъ подстрекали, иже всегда пакости дѣетъ хрпстіяномъ, и наусти его разорптп православную вѣру всему христіянству, да не славится въ нпхъ имя Господне въ людѣхъ тѣхъ. Господь что хощетъ, то и творитъ. Тойже безбожный царь Мамай пача за-видѣтп первому Батыеви, и второму безбожному Батыю, и нача пспыты-вати старыхъ Татаринъ: како Батый плѣнилъ Кіёвъ, и Володи міръ, п всю землю Русскую? како уби Князя Юрія Дмптріевпча, и мнози православные Князп пзби? Како мнози монастыри плѣнн и оскверни вселенскую пречистую церь-ковь, разграби злато? И бысть ослѣп-ленъ очима. Тогоже не разуііѣша нечестивый, яко Господу годѣ, тако да и будетъ. якоже во аныи дни Іеруса-лимъ плѣненъ бысть Тшпомь, а по-томъ мерскнмъ царемъ Иавходоносо-ромъ Ваеилонскимь за пхъ согрѣшеніе. Но не до конца ирогнѣвается Господь, ни во вѣкп враждуетъ. Слыіиавъ безбожный парь Мамай то отъ Татаръ, нача діяволомъ палпмъ быти непре-стапно, ратуя на христіяпство, пача глаголати ко своимъ Евпатомъ п Кня-земъ и воеводамъ: яко нехощу азъ таБо творптп Руси, како Батый; азъ Князя ихъ пзждену; а которые государи красные, тѣхъ хощу видѣти тпхо п безмятежно. Но рука Божія высока. По ма-лехъ же днехъ, по глаголехъ его, царь

— 83 —

Мамай перевезеся великую рѣку Волгу €0 всѣми силами своими и многи орды совокупи съ собою и глаголя имъ: «Се обогатѣете Русскимъ златомъ.» И пойдѣ на Русь, сердитуя яко левъ, пылая яко неутолимая ехидна. Дойде же до усть рѣки Воронежа и распусти облаву свою, заповѣда улусникомъ своимъ: «яко да ни единъ у васъ пашетъ хлѣба: будите готови на Русскую землю на хлѣбы!» Слыша же то Олегъ Рязанскій, яко царь Мамай блпзъ кочуетъ, а идетъ на Русь ратію, стоить на Воронежѣ; а идетъ на Великаго Князя Димитрія Ивановича. Бысть же у Олга Князя Рязанскаго скудость ума во главѣ, и сатана ухищре-ніе вложи въ сердце его: нача посылати послы къ Мамаю царю со многою че-стію н дарами; ярлыкъ же свой писа къ нему сице: «Восточному царю Мамаю твой посаженный прпсяжнпкъ Олегъ Ря-занскій. Слыінахъ тя господина моего милостива, хощеши идти на Русь, на своего посаженника п служебника, на князя Днмптрія Московскаго, огрозптися ему хощеши; нынѣ же, господине, прп-спѣ время есть, злата п богатства на-поЛнися земля его. И тако бо вѣмъ, все-свѣтлый царю, яко кротокъ есть чело-вѣкъ Дмптрій; егда же услышитъ и имя ярости твоея, то отбѣжитъ отъ тебя въ дальний утекъ, гдѣ есть мѣсто пусто н неключимо; злато же и богатство все бу-детъ во твоихъ рукахъ. Меня же, раба твоего, царю, держава твоя пощадитъ; азь бо тп Русь вельмп устрашу и Князя Димитрія. Но и не то одно, царю, егда о своей обидѣ и твоимъ именемъ погрожу ему; а онъ о томъ не радить; еще де градъ мой Коломну взялъ за себя, да о томъ о всемъ молю тя, царю, не презри моленія моего.» Ярлыкъ спи-савъ, посла же не пославъ, но посла посольство къ великому и велерѣчивому п къ велеумному Олгерду Литовскому, смысливше худымъ своимъ умомъ, и писа грамоту сицѣ: «Великому Князю Олгерду Литовскому Олегъ Рязанскій пишу ра-доватися. Вѣдаю бо, яко издавна мыс-лилъ еси на Московскаго князя Ди-

митрія пзгонити его, а Москвою вла-дѣти: нынѣ же приспѣ время намъ; яко велпкій царь Мамай идетъ на него и хощетъ плѣнити землю его. Нынѣ же приложимся и мы къ нему, да тебѣ дастъ Москву и иные присяжные грады, а мнѣ Коломну и которые блпзъ Мурома и Володиміра. Ты же и азъ погалемъ послы къ нему и дары, елико имамъ какіе, и пиши грамоту къ нему, елико самъ вѣсп паче меня. Азъ же писахъ, по не послахъ, хощу единаго съ тобою и жду твоего посла.» Пріидеже посолъ п вдасть грамоту Олгерду отъ Олега. Олгердъ же прочетъ грамоту, и радъ бысть и по-хваливъ друга своего Олега великою похвалою. Посла посолъ свой ко царю съ дары безчисленныи, и грамоту писавъ къ нему сице: «Великому восточному царю Мамаю Князь Олгердъ Литовскій многу милость. Слышавъ, господине, хощеши улусъ свой казнитп и Москов-окаго князя Дпмптрія, того ради молю тя, царю, яко онъ обиду сотвори Олгу Рязанскому, а мнѣ тако же пакости дѣя; но молпмъ тя, оба, да при державѣ цар-ствія твоего впдитъ твое смотрѣніе нашу грубость отъ Московскаго князя Ди-митрія. Всѣ же глаголютъ лестію на великаго Князя Димитрія, и ркучи въ себѣ: егда услышитъ имя твое царево и нашу присягу къ тебѣ: то отбѣя;итъ въ великіи Новградъ, или на Двину, а мы сядемъ на Москвѣ и на Коломнѣ. Егда царь же пріпдетъ, не пмый кто его сря-ще. Царь же возвратився, и мы и кня-женіе Московское раздѣлимь кто къ Вилнѣ, иной къ Рязанѣ. Но ивѣдаемъ, яко царь имаетъ ярлыкъ датп намъ и родомъ нашимъ.» Но сами ся невѣда-ютъ, что глаголютъ, яко не смыслени и млади умомъ, аки не вѣдущп Божія силы и владычныя смотрѣнія. Богъ даетъ власть, ему же хощетъ. По пстинѣ бо рече: аще кто держится добродѣтели, то не можетъ безъ многихъ враговъ быти. Князь же Дпмптрій Ивановичъ образъ смиренномудрія нося и смиренія въ высокихъ ищетъ, еще же не чюже бывшпхъ сихъ, иже совѣщаша на него,

— 84 —

блпженіп его. О таковыхъ бо рече про-рокъ, не помысли ближнему своему зла, тебя не постигнетъ. Той же паки рече: пзрый яму, самъ впадетъ ся въ ню. Пріпдоша же послы по реченному сло-веси отъОлгерда Литовскаго и отъ Олега Рязанскаго къ безбожному царю Мамаю п дары многочестиые вдаша ему и гра-маты писаны. Безбожный же воззрѣвъ ппсанія и рече: «послухаемъ сіе писа-ніе.» И нача думати со воеводы своими; они же разумѣша, яко прилѣжно ппса-ніе ихъ. И рече царь: «Азъчаяхъ, яко во едино совокуилени будутъ на мя; пынѣ же разумѣю, яко разность между ихъ велика есть. Имамъ убо на Русь бытп.» Ііословъ же тѣхъ чествовахъ, отпусти ихъ, а ппсаніе писа Олгерду Литовскому и Олегу Рязанскому: «Елико ппсася ко мнѣ, иознахъ, а на дарѣхъ нашихъ хвалю вамъ. Колпко хощете Русскія вотчины, тѣмъ васъ одарю; токмо присягу ко мнѣ пмѣйте; нынѣ же срѣтите мя съ своими силами, гдѣ ус-пѣете, да одолѣете своего недруга, а мнѣ ваша пособь недобрѣ надобна. Аще бы хотѣлъ, то и своею силою древнін Іерусалимъ плѣнплъ быхъ. Но чти ва-шея хощу, а моимъ вменемъ и вашею рукою распуженъ будетъ князь Димптрій Московски!, да огрозвтся имя ваше во странахъ вашпхъ. А мнѣ бо достоптъ побѣдитп царя себѣ подобна и довлѣетъ ми царска честь. Спце княземъ своимъ рцыте.» Послы же возвратишася къ нимъ, н повѣдаша, яко царь здравитъ, вельмп хвалитъ. Они же возрадовашася о сует-цѣмъ прпвѣтѣ скудньхмъ своимъ умомъ, что убо снхъ нареку. Аще бы вразп былп себѣ: то особную брань сотворили, пынѣ сія глаголы, что есть едина вѣра и едино крещевіе, а поганому приложи л вся п вкуиѣ съ безбожиымъ хо-тятъ гонптп православную вѣру. О таковыхъ рече патерпгъ: по пстпнпѣ бо отсѣкошася своея маслины и присади-шася къ дикой маслпнѣ. II та ко сіп безбожныя отвергошася вѣры христіян-скія, прилѣпигаася къ безбожному. Олегъ же нача паче поспѣшати и слатп послы

къ Мамаю царю, и рече: «подвизайся скоро.» О таковыхъ бо рече писаніе: о неразсуженія пути беззаконныхъ не спѣ~ ютъ, но сбираютъ себѣ досады и по-носъ; правыхъ же путіе спѣютъ. Ны-нѣ сего Олега нарече втораго Свято-полка.

Князь же велпкій Димитрій Ивановичъ поимъ брата своего князя Владиміра, иде ко преосвященному митрополиту Кипріяну и рече: «Вѣси ли, отче, господине, настоящую бѣду на насъ, яко царь Мамай идетъ на насъ въ пеукро-тимѣ образѣ и ярости.» Преосвященный же митрополитъ Кииріянъ рече Великому князю Димитрію: «Повѣждь ми, господине, чѣмъ еси непзиравился къ нему?» Князь жевелпкій Дпмитрій Ивановичъ рече: «Исправплъ бо ся, отче, всѣмъ до велика къ нему, по уставу отецъ своихъ; но еще и болѣ того воз-дахъ ему.» Преосвященный же митрополитъ рече великому князю: «Видишп ли, господине, попущеніемъ Божіимъ, нашихъ ради грѣховъ, идетъ плѣняти въ Рускую землю. Но намъ подобаетъ Рускпмъ кпяземъ тѣхъ утолпти ради крестьянскаго роду четверицею сугубою, дабы не разрушилъ христовы вѣры. Аще ли не смирится: то Господь гор-дымъ противится, писано есть, а смп-

реннымъ благодать даетъ. Нынѣ же

возьми, господине, злата, колпко имае-шп, п пошли къ нему, исправися ему.» Еще князь велпкій Димитрій Ивановнчъ слышавъ отъ Митрополита, пде съ бра-томъ своимъ въ казну свою и вземъ злата много, нача пзбнратп юныхъ отъ двора своего, и избра юношу доволна смысломъ, имянемъ Захарію Тошкова, и давъ ему два толмача, умѣюща языку Татарскому и злата много отиустп съ нпмъ ко Царю.

Уже бо, братіе, не стукъ стучитъ и не громъ гремитъ въ славнѣ градѣ Мо-сквѣ, стучитъ рать велпкаго кпязя Дп-митрія Ивановича. Князь же великій Димптрій Ивановичъ поемъ съ собою Вололпміра Андреевича и всп князи Рус-скіп преславніп и иде ко Жпвоначальнсй

— 85

Тронцѣ ко отцу своему Сергію преподобному и благословеніе получи отъ всей обители святыя, и моли преподобный Сергій его дабы слышалъ князь вели-кій литургію святую. Приспѣже день воскресенія на память Св. Флора и Лаура . По отпустѣ же святой литургіи, моли его святый со всю братіею, дабы вку-силъ хлѣба святого. Великому князю нужно есть, яко придоша къ нему вѣст-ницы, яко сближаютъ поганые, и моли святого Сергія, дабы ему ослабилъ. И рече ему преподобный стареігь: «Се ти замедленіе сугубо поспѣшливо будетъ. Но уже бо ти, госнодине, еще вѣнецъ сея побѣдыносптп пминувшнхълѣтѣхъ, а инымъ симъ мнозѣмъ плетутся вѣн-цы.» Князь великій вкуси хлѣба ихъ. Онъ же въ то время повелѣ воду освя-щатп съ мощьмисвятыхъмученикъ Флора п Лавра. Князь велпкій скоро отъ трапезы воставъ. Преподобный же окропи его священною водою нвсе хрпстово-любпвое войско его, и дастъ великому князю крестъ Христовъ знаменіе на че-лѣ. Онъ же ему рече: «Елпко ти до-влѣетъ твоему государству, что ти будетъ пригоже; п рече ему князь велпкій: «Дай мп, отче, два стара мниха воеводы отъ полку своего: то п ты съ нами пособствуя.» И рече ему преподобный старецъ: «О кіпхъ, господине?» Рече же ему князъ Велпкій о двою братехъ Брян-скихъ, боярехъ Пересвѣтѣ п братѣ его Ослабѣ. Преподобный же повелѣ пмъ вборзе готовитпся. Онп же яко вѣдомп суть ратнпцы, послушаніе скоро сотво-рпша; преподобный же Сергіи дастъ же пмъ отъ тлѣнныхъ оружіе вмѣсто пе тлѣнныхъ, пмноготвердъ доспѣхъ крестъ Хрістовъ нашитъ на схимѣ. И повелѣ имъ вмѣсто доспѣха возлагатп на себя, п дастъ пхъ въ руцѣ великому князю, п рече ему: Се ти оружницы, а твои пз-любленицы.» И рече пмъ: «мпръ вамъ, братія мои, постраждете, якодобліп во-вни Христовп.» И всему православному хрпстіянству дастъ Христово знаменіе, и дастъ имъ миръ, п благословеніе. Князь же великій Дмитрій Ивановичъ

обвеселися сердцемъ, неповѣда ни ко-муждо, еже рече ему старецъ, и пойде ко граду своему Москвѣ, аки нѣкое многоцѣнное секровище обрѣте,' радуя -ся о благословеніи старца. Пріиде же во градъ Москву, поимъ брата своего князя Владиміра, п иде ко преосвященному митрополиту Кипріяну и повѣда единому митрополиту, еже рече ему святый старецъ, и како дастъ ему благо-словеніе. Преосвященный же митропо-литъ рече ему: «Никому же, Господине,

пеповѣдай сего!»

Князь же великій Димитрій Ивано-вичь вступи во златокованное стремя и сѣде на своего любовнаго коня. Вси же князи и воеводы на свои кони сѣ-доша; а солнце со всхода свѣтитъ въ путь его и вѣтрецъ тихъ и теплъ по нихъ вѣетъ; уже бо тогда яко соколи отъ зла-тыхъ колодецъ рвахуся. Выѣхали князи Бѣлозерскіе изъ каменна града Москвы своимъ полкомъ урядъ: не бо полцы ихъ видѣтп, яко достоптъ имъ избива-ти стада лебедина: бѣ бо храбро воинство у ихъ. Князь великій Дпмитрій Ива-новичь рече брату своему князю Вла-диміру Андреевичю п инымъ княземъ п воеводемъ: «Братія моя милая, не-пощадимъ живота своего за вѣру Хрис-тіанскую и за святыя церкви, за землю Русскую. «И говоритъ князь Владиміръ Андреевичу» Господине князь Дпмитрій Ивановичь! воеводы у насъвельми крѣп-цы, а Русскіе удалцы свѣдоми, имѣютъ подъ собою борзы кони, адоспѣхиимѣ-ютъ вельми тверды, злаченные колан-тырп и булатные байданы, п колчары фряжскія, корды Лятцкіе,сулпцы Нѣмец-кія, щиты черленные, копья злаченыя, сабли булатныя, а дорога имъ велми свѣдома, берези имъ по Оцѣ изготовлены, хотятъ головы свои сложпти за вѣру Христіянскую п за твою обиду государя великаго князя.» Князь же Ве-лпкій Димптрій Ивановпчь отпусти брата своего Князя Владиміра Андреевича на Брашево дорогою, а Бѣлозерскіе Кпязп отпусти Болвапскою дорогою. Ірекше Деревскою, а самъ пойде на Ко-

тслъ. Спереди ему солнце сіяетъпдоб-рѣ грѣетъ, а по немъ кроткій вѣтрецъ вѣетъ. Не пошли бо того дѣля единою дорогою, яко не вмѣститися имъ. Княгиня же великая Евдокія съ своею снохою и иными княгинями и съ воеводскими женами взыде на златоверхій свой теремъ въ набережный и сѣдѣ подъ южными окны и рече: «Уже бо конечно зрю на тебя великаго князя!» А въсле-захъ пе можетъ словесп рещп: слезы бо отъ очію льются акп рѣчныя быстрины. Воздохнувъ печално и сшпбѣ руцѣ свои бъ персемъ, и рече: «Господи Боже велпкій! призри на мя смиренную, спо-добп мя еще государя своего видѣтп славнаго во полцѣхъ, великаго князя Димптрія Ивановича. Дай же Господи, ему помощь отъ крѣпкія рукп твоея, да побѣдптъ протпвпыя своя! Не сотвори, Господи, яко же за мало лѣтъ брань была на рѣцѣ на Калкѣ Хрис-тіяномъ съ Татары отъ злаго Батыя. Отъ таковыя же бѣды нынѣ, Господи, спаси и помилуй! Не дай же, Господи, нынѣ погибпутн оставшему хрпстіян-ству; отъ той бо рати Русская земля уныла; ни на кого же бо надежи неи-мамъ, токмо на тебя всевпдящаго Бога. Азъ же унылая пмѣю двѣ отрасли Князя Василія, да Юрья, но еще и тѣ мали сѵть. Егда похптнтъ пхъ вѣтръ съ юга пли съ запада; то не могу терпѣтп, ни на чтоже опирался, ихъ пли зной по-разптъ, такоже пмъ погибпутп; а про-тпву сему что сотворятъ? Возврати имъ, Госнодп, отца пхъ по здорову: то и земля пхъ по здорову будетъ, п опѣ во вѣки царствуютъ.»

Тогдаже возвѣяша силпп вѣтри по велнцѣй широтѣ, воздвнгошася велпцы бнязи, а по нихъ Русскіи сынове утѣга-но грядутъ, аі;н мѣдвянн чаши нити и стеблевипны ясти. Но не мѣдвяны чаши нити, ни стеблсвпнпы ясти грядутъ; хотятъ укуппти чтп и славнго пмянн го вѣвп земли Русской, великому ввязю

митрію Ивановичю похвалу и мно-г мъ гогударемъ. Дивно и грозно бо въ то время слышатп, а громко въ вар-

ганы бьютъ, тихо ся поволокою ратныя трубы трубятъ, мпогогласно бо конѣ ржутъ. Звѣнитъ слава по всей Русской земли, велико вѣчьѣ бьютъ въ вели-комъ Новѣградѣ; стоятъ мужи Нового-родцы у святыя Софѣи премудрости Божія, аркучи межу собою таково слово: «уже намъ, братіе, на помощь не пос-иѣтп къ великому князю Димптрію; уже бо яко орли слетались со всей Русской земли, съѣхалпся дивныя удальцы, храбрыхъ свопхъ пытатп.» Не стукъ стучптъ, не громъ гремитъ, по зорѣ стучать и гремятъ Русскіе удалцы. Князь Володпміръ Андреевичъ возится рѣку на Красномъ иеревозѣ въ Боровскѣ. Князь же великій Димптрій Ивановпчъ пріпдѣ на Коломну, на память святаго Отца Мопсея Мурпна, въ среду, августа 28 день.

Князь же великій Дпмитрій Ивановпчъ урядпвъ полки и повелѣ за Оку рѣку возитпся. Заповѣдавъ же всякому человѣку, и рече: «Кто же нп пойдетъ по земли Рязанской и по улусомъ, да никто же не приткнется пи ко едппому власу, въ землѣ пхъ.» Самъ же вземъ благословленіе отъ эппскопа Коломен-скаго и перевезеся Оку рѣку и посла трехъ сторожей, избраниыхъ вптязей, и рече имъ: «нелны своими очнма вп-дѣтися съ татарскими полками.» А посла Семена Мелика, да Пгнатія Крѣня, Фому Тішпна, Петра Юрскаго, Карпа Алексина, Петрупгу Чюрикова и ипыхъ мпогихъ съ помп, а посла пречекиязь велнкій брату своему князю Владиміру: «носпѣшпмъ, братіе, протнву безбож-ныхъ сплъ, не утулимъ лица своего отъ иогапыхъ; аще смерть случится намъ, тамо дома живучи едпиа кому умрети же: отъ смерти бо, братіе, не пзбытп.» Всякъ же идый путемъ, призывая и Бога на помощь, и сродник» своя Русскіе Князи Бориса п Глѣба.

— 87

СИЛЬВЕСТРЪ. Домострой.

ГЛАВА VII.

Како Царя п Князя чтити и повано-ватися во всемъ п всякому покарятися и правдою елужити имъ во всемъ къ болшимъ п меншішъ и скорбнымъ и маломощнымъ, ко всякому человѣку ка-кову быти и себѣ о семъ внимати.

Царя бойся и служи ему вѣрою, п всегда о немъ Бога моли, п ложно отнюдь не глаголи предъ нимъ; но, съ покореніемъ пстинну отвѣщай ему, яко самому Богу, и во всемъ повинуйся ему. Аще земному Царю правдою слу-жиши и боишися его, такъ научпшися и Небеснаго Царя боятися: сей време-ненъ, а Небесный вѣченъ и судія нели-цемѣренъ: воздастъ комуждо по дѣломъ его. Такоже и Кпяземъ покаряйтеся, и должную ему честь воздавай, яко отъ него посланомъ, во отмщеніе злодѣемъ, въ похвалу же добродѣемъ: Князю своему пріяйте всѣмъ сердцемъ, и власте-лемъ свопмъ: ни помыслите на ня зла. Глаголетъ бо Иавелъ Апостолъ: вся владычества отъ Бога учинена суть: да, — аще кто противится властелемъ, то Божію повелѣнію противитца. * А Царю и Князю и всякому велможѣ п клеветою и лукавствомъ: погубить Господь вся, глаголющая лжу, а шепот-нпки п клеветники отъ народа прокля-ти суть. Старѣйшимъ себѣ честь воздавай, п поклоненіе твори; среднихъ яко братію почитай, маломожныхъ и екорбныхъ любовію привѣчай, юнѣй-шпхъ яко чада люби; всякому созданію Божію не лпхъ буди; славы земныя ни въ чемъ не желай, вѣчьныхъ благъ проси у Бога; всякую скорбь и тѣсноту съ благо дареніемъ терпи; обпдимъ не мьсти; хулпмъ моли; зла за зло не воздавай; согрѣшающая не осужай; воспо-мяни своя грѣхи: о тѣхъ крѣпко пеки-ся; злыхъ мужей совѣту отвращайся;

оуди ревнитель правожительствующимъ, и тѣхъ дѣланія написуй въ сердцы сво-емъ, и оамъ такоже твори.

Какъ дѣтей своихъ воспптативо вся-комъ наказаніи и страсѣ Божіи.

А пошлетъ Богъ у кого дѣти, сыно-ве пли дщери: ино пмѣтп попеченіе отцу и матери о чадехъ своихъ; снаб-дитп ихъ и воспитати въ добрѣ нака-заніи; п учитп страху Божію ивѣжест-ву и всякому благочинію и, по времени и дѣтемъ смотря, и по возрасту, учити рукодѣлію; матери дщери, а отцу сы-нове, кто чево достоинъ, каковъ кому просугъ (смыслъ) Богъ дастъ; любити ихъ и беречи, и страхомъ-спасати, Уча и наказуя п разсужая, раны возлогати: наказуй дѣти въ юности, покоитъ тя на старость твою; и хранити и блюсти о чнстотѣ тѣлесной, и отъ всякаго грѣ-ха отцемъ чадъ свояхъ, якоже зеницу ока и яко своя душа. Аще что дѣти согрѣшаютъ отцовымъ и матернимъ не-бреженіемъ, пмъ о тѣхъ грѣсѣхъ от-вѣтъ дати въ день страшнаго суда. А дѣти аще небрегомы будутъ, въ нена-казаніи отцовъ и матерей, аще что со-грѣшатъ, или что сотворятъ, и отцемъ и матеремъ съ дѣтмп, отъ Бога грѣхъ, и отъ людей укоръ и посмѣхъ, а дому тщета, а себѣ скорбь и убытокъ, а отъ судей продажа и соромота. Аще у богобоязнивыхъ родителей и у разум-ныхъ п благоразсудныхъ, чада воспи-тани въ страсѣ Божіи, и въ добрѣ на-казаніи, и въ благоразсудныхъ ученіи, всякому разуму и вѣжству и промыслу и рукодѣлію, и тѣ чада, съ родители своими, бываютъ отъ Бога помиловани, а отъ священнаго чину благословены, а отъ добрыхъ людей хвалими; а въ совершенѣ возрастѣ, добрые люди, съ. радостію и благодареніемъ, женятъ сы-новъ своихъ по своей верстѣ, по суду Божію; а дщери за ихъ дѣти, за мужь выдаютъ. И аще отъ таковыхъ которое

— 88 —

чадо Богъ возыстъ, въ покаяніа и съ прнчастіемъ: то отъ родителю безсввер-ная жертва къ Богу приносится, и въ вѣчныя крови вселяются; и имѣютъ дерзновеніе у Бога милость просити, п оставленія грѣховъ, и о родителяхъ свонхъ.

ГЛАВА ХѴІІ.

Каво дѣтп учити п страхомъ спа-сати.

Казни сына своего отъ юности его, и покоитъ тя на старость твою, и дастъ красоту души твоей. И не ослабляй, бія младенца: сице бо жезломъ біешп его, не умретъ, но здравіе будетъ: ты бо бія его по тѣлу, а душу его избавлявши отъ смерти. Дщерь ли имаши, положи на нпхъ грозу свою, соблюдены я отъ тѣлесныхъ: да не посрамиши лица своего, да въ послушанін ходитъ; да не въ свою волю пріимши и, въ неразуміи, прокудитъ дѣтство свое, и сотворится знаемъ твопмъ въ посмѣхъ, и иосрамятъ тя предъ множествомъ народа; аще бо отдаси дщерь свою безъ порока, то яко велико дѣло совер-шпши, п посреди собора похвалишися; при концы не постонешп на ню. Любя же сына своего, учащай ему раны, да нбслѣдп о немъ возвеселишися. Казни сына своего изъ-млада, и порадуешися о немъ въ мужествѣ; и посреди злыхъ похвалишися, и зависть пріимутъ враги твои. Воспитай дѣтище съ проще-ніемъ, ц обрящеши о немъ покой и благословепіе. Не смѣнся къ нему, игры творя: въ малѣ бо ся ослабший, въ ве-лицѣ поболи іші, скорбя; и послѣ же яг;о оскомины твориши души твоей. II но дажъ ему власти во юности, но сокруши ему ребра, донележе растетъ, а, ожесточавъ, не понниетъ ти ся; и будетъ ти досажеиіо, п болезнь души, и тіцота домови, погибель имѣвію, и укоризна отъ сусѣдъ, и посмѣхъ предъ враги, предъ властію, нлатежь и досада зла.

Г ДАВ А XXXI.

Каво всякое платье вроити и остатки и обрески беречи.

Въ домовитомъ обиходѣ воли лучится вакое платья вроити себѣ, или же-нѣ, или дѣтемъ, или людемъ: вамчато или тафтяно, пли изуфрено или вумач-но или зенденинное, или сукняное или армячное, пли сермяжное, или вояш какіе вроити: или сагадовъ, или на седло, или омѣтювъ или сумы, или сапоги, или шуба, или вафтанъ, или тер-лпкъ, или однорятва, или вортелъ, или лѣтнивъ и ваптуръ, или шапка, или нагавицы, или вавое платно ни буди; и самъ государь или государыня, смот-ритъ и смечаетъ: остатЕи п обрѣсви живутъ; а тѣ остатви и обрѣсви во всему пригожаютца въ домовитомъ дѣ-ле: понлатить ветчаново тово жъ пор-тища, или въ новому прибавить, или ваЕое ни буди починить; а остатоЕъ или обрѣзоЕЪ Еавъ выручить; а въ торгу устанешь прибираючи въ то лицо; въ три дора вупишь, а иногды и не приберешь. А еоли лучится ваЕое платно Ероити молоду человѣву: сыну или дщери; плп молодой невѣсЕе: лѣтнивъ пли вортель, или шуба съ поволокою, или опашень зуфрянъ, или камчатъ, иди объярь, пли атласъ, пли бархатъ, илц терликъ или кафтанъ, пли што ни-буди доброе, — и кроячп, да загибатп вершка по два и по три на подоле, п по краемъ, и по швомъ, п по рува-вомъ; и вакъ вырастетъ, годы два или три, или въ четыре, — п распоровъ то платно, и загнутое отправить: опять платно хорошо станетъ. Кое платья не всегда носитп, то такъ вроити.

ГЛАВА XXXIV.

Но вся дни жепе съ мужемъ о всемъ спрашиватпея, п совѣтоватп о всемъ, и к а ко въ люди ходити, и къ себѣ призыватп и съ гостьями что бесѣдо-вати. А по вся бы дни у мужа жена спра-

— 89

шнвалась, и совѣтовала о всяеомъ оби-ходѣ, и воспоминала, что надобеть. А въ гости ходпти, и еъ себѣ звати: ссы-латца съ кемъ велитъ мужь; а гостьи коли лучится, или самой гдѣ быти за столомъ сѣсти, луччее платя перемени-ти; отнюдъ беречися отъ пьянаго пп-тія: пьяный мужь дурно, а жена пьяна въ миру не пригоже. А съ гостьями бесѣдовати о рукодѣльи и о домашь-немъ строеніи: како порядня вести, и какое рукодѣлейцо сдѣти. Чего женъ спрашиватися, вѣжливо ине знаетъ, и того у добрыхъ ласково; и кто что указ-нетъ, на томъ ниско челомъ бити. Или, у себя въ подворье, у которой гостьи, услышптъ добрую пословицу: како добрые жены живутъ, и како порядню ве-дутъ, и какъ домъ строить, и какъ дѣ-ти и служокъ учатъ, и какъ мужей сво-ихъ слушаютъ, и какъ съ ними спрашиваются, и какъ повинуются имъ во всемъ: и то въ себѣ внимати, а чево доброво не знаетъ, ино спрашиватца вѣжлпво; а дурныхъ и пересмѣшныхъ и блудныхъ речей не слушати и не бе-сѣдовати о томъ; или въ гостяхъ: уви-дитъ добрую порядпю, или въ естве, или въ питье, или въ какпхъ примѣ-сехъ, или какое рукодѣлье не обычно, илп какая домашняя порядня гдѣ хороша: или, которая добрая жена, и смышленая и умная, и въ речехъ и въ бе-седѣ п во всякомъ обиходѣ: или гдѣ слушки умны, и вѣжливы и порядливы, и рукодѣлны, и ко всякому добру смышлены: п всего того добра прпмѣчати и внимати; чего не знаетъ, или чево не умѣетъ, и о томъ спрашиватися, вѣжливо и ласково, и о томъ бити челомъ; и, пришедъ на подворья, то все мужу сказать на упокой. — Съ такими то съ добрыми женами пригоже сходи-тися: ни ествы, ни иитія для добрыя ради бесѣды и науку для; да внимать то въ прокъ себѣ; а не пересмѣхатися, и ни о комъ не переговаривати; и спросятъ о чемъ про кого ипогды и учнутъ пытати: ипо отвещати — не вѣ-даю азъ ничего того, и не слыхалъ и

не знаю; и сама о ненадобномъ не спрашиваю; ни о княжняхъ, ни о бояры-няхъ, ни о сусѣдахъ не пересужаю.

10. КНЯЗЬ КУРБСКІЙ.

а. Эпистодія первая писана къ царю

и великому князю московскому, нре-

лютаго ради гоненія его.

(1564). (Сказанія Князя Курбскаго^.

Царю, отъ Бога препрославленному, паче же въ православіи пресвѣтлу яви-вшуся, нынѣ же, грѣхъ ради нашихъ, сопротивъ симъ обрѣтшемуся. Разумѣ-ваяй да разумѣетъ, совѣсть прокажен-ну имущій, якова же ни въ безбож-ныхъ языцѣхъ обрѣтается!... И больше сего о семъ всѣхъ по ряду глаголати не попустихъ моему языку; гоненія же ради прегорчайшаго отъ державы тво-ея, отъ многія горести сердца потщуся мало изрещи ти.

Про что, царю! сильныхъ во Израили побплъ еси? и воеводъ, отъ Бога дан-ныхъ ти, различнымъ смертемъ пре-далъеси? и побѣдоносную, святую кровь ихъ во церквахъ Божіихъ, во в лады-ческихъ торжествахъ проліялъ еси? и мученическими ихъ кровьми праги церковные обагрплъ еси? и на доброхот-ныхъ твопхъ и душу за тя полагаю-щихъ неслыханныя мученія и гоненія и смерти умыслилъ еси, измѣнами и чародѣйствы и иными неподобными оболгающи православныхъ, и тщася со усердіемъ свѣтъ во тьму нрелагати и сладкое горько прозывати? Что про-винили предъ тобою, о царю! и чимъ прогнѣвалп тя, христіанскій предстателю? Не прегордыд ли царства разорили и подручныхъ во всемъ тобѣ сотворили, мужествомъ храбрости ихъ, у нихъ же прежде въ работѣ быша пра-

^тцы пата? Не претвердые ли грады Герма нскіе тщапіемъ разума пхъ отъ Бога тобѣ даны бысть? Сія ли намъ бѣдннмъ воздалъ сси, всеродно по-губляя насъ? Или безсмертепъ, царю! мнпшись? Или въ небытпую ересь прелыценъ, акп не хотя уже предстатп пеумытному судіи, богоначальному Іп-гусу, хотящему судптн вселепнѣн въ правду, паче же прегордымъ мучпте-лемъ, н не обпнуяся изтязати ихъ и і]о елась преірѣшенія, яі;о же словеса глаголютъ? Онъ есть Хрпстосъ мой, сѣдящій па престолѣ херувимскомъ, одесную Силы владычествія во превы-сокихъ, еудптель между тобою п мною. Коего зла п гоненія отъ тебя не пре-териѣлъ' п копхъ бѣдъ п напастей на ыя не подвпглъ есп! п копхъ лжепле-теніп презлыхъ на мя не возвелъ есп! А прпключпвшіямпся отъ тебя различный бѣды по ряду, за множествомъ пхъ, не могу ныпѣ пзрещп: понеже горестію еще душп моей объятъ быхъ. Но вкупѣ все реку коиечпѣ: всего ли-шенъ быхъ, и отъ землп Божія туне отогнапъ быхъ, ави тобою понуждепъ. Не пспроспхъ умпленвымп глаголы, пп умолпхъ тя многослезнымъ рыданіемъ, и не нсходатайствовахъ отъ тебя пи-Боея жъ милости архіерейскпми чина-мп; и воздалъ есп мнѣ злыя за благія н за возлюбленіе мое непрпмнрптель-ную ненависть! Кровь моя, яко же вода пролитая за тя, воніетъ па тя ко Госголу моему! Богъ сердцамъ зритель: во умѣ моемъ прилежно смышляхъ и обличишь совѣстный мои свидѣтеля на ся поставпхъ, и пскахъ и зрѣхъ мы-сіеннѣ и обращаяся, и пе вѣмъ себя и не пойдохъ ни въ чемъ же предъ тобою согрѣшивша: предъ войскомъ твоихъ хождахъ, и ни воего ;і;е тебѣ безчестіл приведохъ; по токмо нобѣды пресвѣтлн, иомощію ангела господни, во славу твою поставляхъ, и никогда же полковъ твоихъ хребтомъ въ чѵж-димъ обратихъ; но паче одолѣнія пре-славныя па похвалу тобѣ сотворяхъ. И сіе пп во единомъ лѣтѣ, нп во дву,

по въ довольнихъ лѣтѣхъ. Потрудпхсл со многими йоты п терпѣніемъ, п всегда отечества своего отстояхъ, п мало родшія мя зрѣхъ п жены моея не поз-навахъ ; по всегда въ дальноконеч-ныхъ градѣхъ, протпвъ враговъ тво-пхъ, ополчахся п претерпѣвахъ нужды многія и естествен ныя болѣзнп, имъ же Господь мой , Інсусъ Хрпстосъ свидѣтель. Паче же учащенъ быхъ рапами отъ варварскпхъ рукъ на разлпчныхъ бнтвахъ, п сокрушенно уяче язвами все тѣло нмѣю; но тебѣ, царю! вся сія ави ничто же бысть, но развѣе нестерпимую ярость п горчайгаую ненависть, паче розжен-ныя печи, являешь къ намъ.

И хотѣлъ рещп всѣ по ряду ратныя дѣла моп, пхъ же сотворихъ на похвалу твою, силою Христа моего; но сего ради не изрекохъ, зане лучше Богъ вѣсть, нежели человѣкъ: онъ бо есть за вся сія мздовоздаятель, п не токмо, но п за чашу студеныя воды; а вѣмъ, яко п самъ пхъ не пе вѣси. И да будет ъ тп, царю! вѣдомо къ тому: уже не узришь, мню, въ мірѣ лица моего до дня нреславнаго явленія Христа моего. И да не мни мене молчаща тн о семъ: до скончанія моего буду непрестанно вопіятн со слезами на тя пребсзначальной Тропцѣ, въ пея же вѣрую, и призываю въ иомощь херу-вимскаго владыки матерь, надежду мою и заступницу, владычицу Богородицу, п всѣхъ святыхъ, пзбраиныхъ Божіпхъ, н государя моего праотца, Князя Ѳео-дора Ростнславича, иже цѣло купно тѣло пмѣетъ, во мпожапіпнхъ лѣтѣхъ соблюдаемо, и благоуханія, паче аро матъ, отъ гроба испущающе и благодатно святаго Духа струи псцѣленія чудсіГ. пстощающе, яко же ты, царю! о семъ добрѣ вѣсн.

Не мни, царю! не помышляй пасъ суемудренными мысльмн, ави уже но-гнбшнхъ нзбіепныхъ отъ те^>я неповинно, и заточенныхъ и прогналныхъ безъ правды: не радуйся о семъ, акп одо-лѣпісмъ тощнмъ хваляся: пзбіеиные

— 91

тобою, у престола Господня стояще, отмщенія на тя просятъ; заточенные же и прогнанные отъ тебя безъ правды отъ землп ко Богу вопіемъ день п нощь! Аще и тьмами хвалишпся въ гордости своей, въ привременномъ семь скоротекущемъ вѣцѣ, умышляючи на хриетіавскій родъ мучительные сосуды, паче же наругающе и попирающе ангельски! образъ, и согласующпмъ тп ласкателемъ и товарпщемъ трапезы, несогласнымъ твоимъ бояромъ, губите-лемъ души твоей п тѣлу, иже тя под-впжутъ на Афротпдскія дѣла и дѣтьмп своими паче Кроновыхъ жрецовъ дѣй-ствуютъ. И о семъ, даже до спхъ, пи-саніе сіе, слезами измоченное, во гробъ съ собою повелю вложпти, грядуще съ тобою на судъ Бога моего, Іпсуса Христа, Аминь. Писано въ Волмерѣ, градѣ государя моего Августа Жогпмонта короля, отъ него же надѣюси много пожало ванъ и утѣшенъ быт и ото всѣхъ скорбен мопхъ, мплостію его государ-скою, паче же Богу ми помогающу.

б. Второе посланіе Курбскаго къ Іоае-ну Грозному изъ Полоцка.

(1579).

(Ск. Кв.'Курб.^

Аще пророцы плакали и рыдали о градѣ Іерусалпмѣ и церкви преукра-шенной, отъ каменія прекраснѣйша созданной, и о сущихъ живущпхъ въ немъ погпбающихъ: како недостоптъ намъ зѣло восплакатп о разореніп града Бога живаго, или церкви твоей тѣ-лесной, юже создалъ Господь, а не че-ловѣкъ, въ ней же нѣкогда духъ свя-тый пребывалъ, яже по прехвальномъ покаянію была вычищена и чистыми слезами пзмыта, отъ нея же чистая молитва, яко благо уханія мпро, или фп-ыіямъ, ко престолу Господню восходила, въ ней же, яко на твердомъ осно-ваніп правовѣрныя вѣры, благочестп-выя дѣла созпдашася, и царская душа

въ той церкви, яко голубица крилы посеребренными между рамія ея блпста-лася, пречестнѣйша и пресвѣтлѣйша злата, благодатію духа святаго пре-украшеяна дѣлами; укрѣпленія ради п освященія тѣла Христа, и ыаидражап-шею его кровію, ею же насъ откугшлъ отъ работы діаволи! Се такова твоя прежде бывала церковь тѣлесная! А за тѣмъ, того ради, всѣ добрые послѣдо^-вали хоругвіямъ крестоноснымъ христі-анскимъ. Языцы различные варварскіе, не токмо со грады, но и со цѣлыми царствы ихъ, покоряхуся тебѣ, и предъ полками христианскими архангелъ хранитель хождаше со ополченіемъ его, осѣняюще и заступающе окрестъ боящихся Бога, по положенію щзебѣ.ювъ языка нашею , яко реклъ святый про-рокъ Моисей, враговъ же устрашающе, и низлагающе супостатовъ. Тогда было, тогда, глаголю, егда съ избранными мужи нзбранекъ бывалъ еси, и со преподобными преподобенъ и со неповинными неповипенъ, яко рече блаженный Давидъ, и животворящаго креста сила помогаше тп и воинству твоему.

Егда же, развращенный и прелука-вый, развратился, сопротпвъ еси, п по таковомъ покаяніи, возвратился еси на первую блевотину, за совѣтомъ и думою любпмыхъ твопхъ ласкателей, егда церковь твою тѣлесную осквернили различными нечистотами, безчпслен-ными и неизреченными злодѣйствы напроказили, ими же всегубптель напгъ, діаволъ, родъ человѣческій издавна гнусенъ творитъ и мерзокъ предъ Бо-гомъ, и въ послѣднюю погибель вре-ваеіъ, яко нынѣ и твоему величеству отъ негослучилося: вмѣсто пзбранныхъ и преподобныхъ мужей, правду тп глагол ющнхъ не етыдяся, ирескверныхъ паразптовъ и маньяковъ поднесъ тебѣ; вмѣсто крѣпкпхъ стратпговъ и стратп-латовъ— прегнусподѣйныхъ п ^богомерз-скпхъ Бѣльскпхъ съ товарищи, и вмѣ-сто храбраго воинства —кромѣшппковъ или опрпшнпковъ кровоядныхъ, тмы тмсмп горшпхъ, нежели палачей; вмѣ-

— 92

сто богодухновеыпыхъ вппгъ и молптвъ священныхъ, ими же душа твоя без-смертная наслаждалася, п слугп твои царскія освящалпся, — скомороховъ со различными дудами п-богонепавпстными бѣсовскими иѣспьмп, ко оскверненію и затвореиію слуха входу ко ѳеологіп; вмѣсто блаженнаго онаго презвитера, иже было тя примирплъ къ Богу пока-яніемъ чистымъ, и другпхъ совѣтнп-ковъ духовныхъ, часто бесѣдующпхъ съ тобою, — яко памъ здѣ повѣдаютъ (не вѣмъ есть ли правда), чаровнпковъ и волхвовъ отъ далечайшихъ странъ собираешь, пытающе пхъ о счастлпвыхъ дняхъ, яко скверный богомерзскіи Саулъ творилъ, оставя иророковъ Божіпхъ; ко матронѣ пли ко ватуніи, женѣ, чаров-нпцѣ, иритекалъ, пытающе ея о сра-женію пастоящемъ, яже ему, по хотѣ-нію его, мечтаніемъ бѣсовскпмъ. Самуила пророка, аки возставшаго отъ мертвыхъ, въ мѣстѣ показала, яко о томъ толкуетъ свѣтлѣ святый Авгу-стпнъ во свонхъ кнпгахъ. А что же тому за копецъ случился? Сіе самъ доб-рѣ вѣдаешь: погибель ему п дому его царскому, яко блаженный Давыдъ рече: не пребудутъ долго предъ Боюмъ, которые созидаютъ престолъ беззаконія, сирѣчь трудныя повелѣнія, плп декретъ неудобь терпимый.

И аще иогпбаютъ царіе или власте-ли, иже созидаютъ трудные декреты и неудобь иодъемлемые номоканоны, коль-ми паче, петокмо созидающе пеудобь нодъемлемыя повелѣніл плп уставы съ домы погибнут должны: но во яво-выхъ сін обрящутся еже пустошатъ землю свою и губятъ подручиыхъ все-роднѣ, ни ссущихъ младенцевъ не ще-дяще, за нихъ же должны суть вла-стеля, каждый за нодручішхъ своихъ, кровь свою противъ враговъ пзліяватп. О бѣда! о горе! Въ пакую ироиасть глубочайшую діаволъ, еуиостатъ нашъ, самовластие и волю пашу ппзвлачастъ и вреваетъ.

Еще другое и другое, яко намъ здѣ отътвоея земли прнходящіе повѣдаютъ,

тмы тмами вратъ гнуснѣйшее и бого-мерзское, оставляю писати, ово сокра-щенія ради писанейца сего, ово ждуще суда Христова, и положа перстъ на уста, преудпвляюся зЬло и плачу сего ради.... Еще ли мнпши, таковыхъ ради и ко слуху тяжкихъ и нестерпимыхъ, еже бы ти помогала и воинству твоему сила жпвотворящаго креста? О споспѣш-ниче перваго звѣря и самаго великаго дракона, иже псконп сопротивляется Богу и ангеломъ его, погубитп хотяще всю тварь Божію и все человѣческое естество! доколѣ такъ долго не насы-тпшпся крови хрпстіанскія, попирающе совѣсть свою? и прочто такъ долго отъ такъ тяжкаго лежанія или сна не восирянешь, п не нрпложися въ часть ко Богу и ко человѣколюбивымъ ангеломъ его?

Воспомянн дни своя первіи, въ нихъ же блаженнѣ царствовалъ есп!

Не губи къ тому себя и дому твоего!

Аще рече Давыдъ: любяй неправду, ненавидишь свою душу: кольми паче кровьми хрпстіанскпмп оплывающіи из-чезиутъ вскорѣ со всѣмъ домомъ! Векую такъ долго лежишь простерть и храпи-шп на одрѣ, зѣло болѣзненномъ объ-ятъ будучп аки летаргпцкимъ сномъ?

Очутися и воспряни! Нѣкогда поздно: ионеже самовластіе наше и воля, ажъ до распряженія души отъ тѣла, ко покаянно данная и вложенная въ пасъ отъ Бога, не отъемлется, исправленія ради нашего на лучшее.

Пріпми божественный антидоръ, пмъ же, глаголю, цѣлятся неисцѣльные яды смертоносные, ими жъ отъ похлѣбни-ковъ и отъ самаго отца пхъ, прелюта-го дракона, иодобпо уже паноепъ еси. Егда же кто того лекарства виутрен-пимъ человѣкомъ вкуситъ, яко рече Златоустый, нашучи во первомъ словѣ страстномъ, о Петра апостола покая-пію: «по вкушепію того, посылаются молитвы къ Богу, умилеиныя, чрезъ послы слезные*. Мудрому довлѣеть! Аминь.

— 93 —

Писано въ Полоцку государя нашего короля Стефана, по сущему преодолѣ-нію подъ Соколоыъ въ 4 День.

Андрей Еурбавскій, княжа на Ковлю.

в. Изъ исторів князя велика го Московская о дѣлахъ, яже слышахомъ у достовѣриыхъ мужей и яже видѣхомъ очима нашима.

1. Предисловіе автора. — Много кратъ отъ многихъ свѣтлыхъ мужей вопро-шаемъ быхъ, съ великимъ стужаніемъ: «откуды сія приключишася, такъ пре-«жде доброму и нарочитому царю, мно-«гажды за отечество п о здравіи своемъ «не радящу, и въ военныхъ вещахъ, «сопротивъ враговъ креста Христова, * труды тяжкіе, и бѣды, и безчисленные «поты претерпѣвающу, и прежде отъ «всѣхъ добрую славу имущему?» И многажды умолчахъ со воздыханіемъ и слезами, не восхотѣхъ отвѣщати; послѣди же, частыхъ ради воярошаній, при-нужденъ быхъ нѣчто рещи отчасти о случаяхъ, приключившихся таковыхъ, и отвѣщахъ имъ: аще бы изъ начала и по ряду рѣхъ, много бы о томъ писати, яко въ предобрый Русскихъ князей родъ всѣялъ діаволъ злые нравы, наипаче же женами ихъ злыми и чародѣйцами, яко и во Израильтескихъ царѣхъ, паче же которыхъ поимовали отъ иноплеменни-ковъ. Но сія вся оставя, нѣчто изреку о томъ самомъ настоящемъ. Яко глаго-лютъ многіе премудрые: «доброму началу и конецъ бываетъ добръ»; такожде и сопротивъ: злое злымъ скончавается: а наипаче, отъ самовлястнаго человѣ-ческаго естества, злымъ произвойеніемъ и по всему супротивнымъ противу Бо-жіихъ заповѣдей дерзати.

2. Воспитаніе Іоанна. — Егда же началъ приходити въ возрастъ, аки лѣтъ въ дванадесять, и впредъ что творилъ, умолчу иныя и иныя, обаче же возвѣщу сіе: началъ первѣе безсловес-ныхъ крови проливати, съ стремнинъ

высокихъ мечюще ихъ, (а по ихъ язык^ съ крылецъ, або съ теремовъ), такожъ и иныя многія неподобные дѣла тво-рити, являющи хотящее быти немилосердое произволеніе въ себѣ, яко Сол-монъ глаголетъ: мудрый, рече, милуеть души скотовь своихъ, такожъ и безумный біетъ ихъ нещадно; а пѣстуномъ ласкающимъ, попущающе сіе и хваля-ще, на свое горшее отрока у чаще. Егда же уже приходяще къ пятомунадесять лѣту, и вяще, тогда началъ человѣковъ уроняти. И собравши четы юныхъ около себя дѣтей и сродныхъ оныхъ пред-реченныхъсигклитовъ, по стогнамъ и по* торжищамъ началъ на конехъ съ ними ѣздити и всенародныхъ человѣковъ, мужей и женъбитии грабити, скачюще и бѣгающе всюду неблагочиннѣ. И во-истинну, дѣла разбойническія самыя творяще, и иныя злыя исполняша, ихъ же не токмо глаголати излишно, но и срамно; ласкателемъ же все таковое на свою бѣду восхваляющимъ: «о храбръ г «глаголюще, будетъ сей парь и муже-«ственъ!» Егда же пріиде къ седьмому-надесять лѣту, тогда тѣжъ прегордые сигклптове начаша подущати его и мстити имъ свои недружбы, единъ противъ другаго; и первѣе убиша мужа пресильнаго, зѣло храбраго стратига и великороднаго, иже былъ съ роду кня— жатъ Литовскихъ, единоколѣненъ кро-леви Польскому Ягайлу, именемъ князь Иванъ Бѣльскій, иже не токмо былъ мужественъ, но и въ разумѣ многъ ж въ священныхъ писаніяхъ въ нѣкото-рыхъ пскусенъ.

По малѣ же времени, онъ же самъ повелѣлъ убити такожде благородное едино княжа, именемъ Андрея Шуи-скаго, съ роду княжатъ Суздальскихъ.

3. Чудное исправленіе Іоанна. — По-томъ, егда началъ всякими безчислен-ными злостьми превосходити, тогда Господь, усмиряющій лютость его, посѣтилъ градъ великій, Москву, презѣльнымъ огнемъ, и такъ явственнѣ гнѣвъ свой навелъ, аще бы по ряду писати, могла бы повѣсть цѣлая быти, або книжица;;

а предъ тѣмъ, еще во младости его, безчпсленными плѣнепьып варварсЕИмп, ово отъ царя Иеревопскаго, ово отъ Татаръ НагайсЕпхъ, сирѣчь Заволж-сепхъ, а наипаче и горше всѣхъ, отъ царя Казанскаго, сильпаго п можнаго мучителя хрпстіанскаго, пже подъ вла-стію своею имѣлъ шесть языеовъ раз-личныхъ, пми л;е безчпсленное п не-нсповѣдпмое плѣненіе в кровопролптіе учпиялъ, такъ, пже уже все было ііусто за осьмнадесять мпль до Московскаго мѣста. Такожъ п отъ Перегопспаго, або отъ Крымсгаго царя, п отъ Наган вся Рязанская земля, ажъ по самую Оку рѣку, спустошена; а внутрь чѳловѢео-ѵгодннеомъ, со царемъ младымъ, пусто-шающпмъ п воюющпмъ нещадно отечество. Тогдажъ случилось, нослѣ того предреченнаго пожару, презѣльнаго п вопстпнну зѣло страшнаго, о немъ же нпетожъ су мнится рещи, явстенный гнѣвъ Боя;ій: а чтожъ тогда бысть?

Бысть возмущеніе великое всему народу, яко п самому царю утещп отъ града со своимъ дворомъ; и въ томъ возмущепій убіенъ вуй его і;нязь Юріп Глинскій отъ всего народа, и домъ его весь разграбленъ; другой же вуй его князь Мпхаплъ Глннсеій, который былъ всему злому начальнііЕъ, утече, н дру-гіе человѣкоугодннцы сущіе съ ппмъ разбѣгошася. И въ то время дивно бѣ, яко Богъ руку помощи подалъ отдохнут зсмлѣ хрпстіансг.ой, образомъ спмъ: тогда убо, тогда, глаголю, пріпде къ нему едпиъ мужъ, презвптеръ чпномъ, именемъ Селпвестръ, пришлешь отъ Новаграда Велпкаго, иретяще ему отъ Бога священными шзсаньми п строзѣ заклпнающе его страшнымъ Божіимъ именемъ; еще і;ъ тому, и чудеса паки бы ЯВЛСНІЯ отъ Бога иовѣдающе ему: не вѣмъ, аще истшшыя, або такъ ужас-новенія иущающе, буйства его ради, п для дѣтскпхъ иеистовыхъ его нравовъ, умыслилъ былъ себѣ сіе. Яко многажды н отцы повелѣваютъ слугамъ дѣтей ужасати мечтательными страхи, и отъ пзлишнпхъ іторъ презлыхъ сверстни-

ковъ: спце п сей, мню, блаа;енный малую грозу присовокупляетъ благоЕозне-нія, ею же велііЕое зло цѣлпти умыслилъ. Яео и врачевѳ дѣлаютъ, по неволѣ, согвпвшія гагрпны стружуще п рѣжуще желѣзомъ, або дпЕое мясо, возрастающее на ранѣ, обрѣзающе ажъ до жи-ваго мяса; сему неглп подобно, п онъ блаженный, льстецъ истинный, умыслилъ; яко п послѣдовало дѣло: пже душу его отъ проваженныхъ ранъ псцѣ-лплъ п очистилъ былъ, п развращенный умъ псправилъ, тѣмъ п овымъ наставляюще на стезю правую. Съ нпмъ же соединяется, во общеніе, едпнъ благородный тогда юноша, еъ доброму и полезному общему, пменемъ Алексѣй Адашевъ; цареви жъ той Алексѣй въ то время зѣло любпмъ былъ и согла-сенъ, п былъ онъ общей вещи зѣло полезенъ, и отчастп, въ нѣЕоторыхъ

нравѣхъ, ангеломъ подобенъ.

Что же сіп мужіе два творятъ полезное землѣ оной, опустошенной уже воистину п зѣдо бѣднѣ соЕрушенной? Ирп-елонп же ужъ уши, п слушай со при-лежаніемъ! Сіе творятъ, сіе дѣлаютъ! Главную доброту начпнаютъ—утверж-даютъ царя, н яеого царя? царяюнаго, и во злострастіяхъ п въ самовольствіи безъ отца воспптаннаго, п препзляще прелютаго, п Еровп уже наппвгаагося всяеія, не тоемо всѣхъ жпвотныхъ, но и человѣчесвія. Паче же, п соглас-ныхъ его на зло прежде бывшпхъ, овыхъ отдѣляютъ отъ него (яже быша зѣло люты), овыхъ же уздаютъ и воздержать страхомъ Бога жнваго. И что же еще по семъ прпдаютъ? Нагазуютъ опаснѣ благочестію; молнтвамъ же прп-лежпымъ еъ Богу, п иостомъ, п воздержанию внпмати со прилежаніемъ за-вѣщаетъ оный презвптеръ, и отгоняетъ отъ него оныхъ предреченныхъ прелю-тѣйшихъ звѣрей, спрѣчь, ласі;ателей и человѣг.оугодпиЕовъ, надъ нихъ же ни-чтоже можетъ бытн иовѣтреннѣйшаго во царствѣ, п отсылаетъ и отдѣляетъ отъ него всяку нечистоту п СЕверну, прежде ему прпЕлючшуюся отъ сатаны;

— 95

и подвпжетъ на то п присовокупляетъ себѣ въ помощь архіерея онаго вели-Еаго града, п къ тому, всѣхъ иредоб-рыхъ п преподобныхъ мужей, презви-терствомъ почтенныхъ; п возбуждаютъ царя еъ покаянію, н всчистовъ сосудъ его внутренній, яко подобаетъ, къБогу прпводятъ, и святыхъ, непорочныхъ Хрпста нашего таинъ сподобляютъ, и въ спцевую высоту онаго, прежде быв-шаго окаяннаго, возводятъ, яко и мно-гпмъ окрестнымъ языкомъ дивитися об-ращенію его н благочестію.

4. Бесѣда съ Вассіаномъ.— Таково то воистпнну: иже прнходнтъ царь до онаго старца въ келлію, н вѣдая, яже отцу его единосовѣтенъ былъ н во всемъ угоденъ п согласенъ, вопрошаетъ его: «Как о бы моглъ добрѣ царствовати п «велпкпхъ п снльныхъ своихъ въ по-«слушествѣ имѣти?» И подобало рещс ему: самому царю достоптъ быти яео главѣ, и любити мудрыхъ совѣтнпковъ своихъ, яео свои уды, П ИНЫМИ МНО~ жайшпмн словесы отъ священныхъ пи-саній ему подобало о семъ совѣтовати п наказатп царя христіансЕаго, яео до-стопло еипсЕопу нѣЕогда бывшу, па-чежъ престарѣвшемуся уже въ лѣтѣхъ довольныхъ. Онъ же что рече? Абіе на-чалъ шептатп ему во ухо, по древней своей обыЕновенной злости, яео и отцу его древле ложное спкованціе шепталъ, п тавово слово реЕлъ: «Аще хощеши «самодержцемъ быти, не держи собѣ «совѣтниЕа ни едпнаго мудрѣйшаго собя: * понеже самъ еси всѣхъ лучше; тако «будеши твердъ нацарствѣ, и все пмѣти «будеши въ рукахъ своихъ! Аще буде-«ши пмѣть мудрѣйшпхъ близу собя, «по нуждѣ будеши послушенъ имъ». И сице соплете силлогизмъ сатанин-сеій. Царь же абіе руву его ноцѣло-валъ и рече: «О! аще и отецъ былъ «бы ми живъ, тавоваго глагола полез-«наго не повѣдалъ бы ми!».

5. Удаленіе Сильвестра и Адашева. — Чтожъ но семъ царь нашъ начинаетъ? Егда уже обронился, Божіею помощію, храбрыми своими отъ оврестныхъ вра-

говъ его, тогда воздаетъ имъ! Тогда платптъ презлыми за предобрѣйшее, прелютыми за превозлюбленнѣйшее, лу« вавствы и хитролествы за простыя и вѣрныя пхъ службы. А якоже сіе начинаетъ? Сице: первѣе, отгоняетъ дву мужей оныхъ отъ себя предреченныхъ, Селивестра, глаголю, презвитера, и Алевсѣя предреченнаго, Адашева, туне и ни въ чемъ же предъ нпмъ согрѣ-шившихъ, отворивши оба ухи своимъ презлымъ ласЕателемъ, яже ему уже Елеветаша и спкованціп во уши шеп-таху заочно на оныхъ святыхъ мужей, паче же шурья его и другіе съ ними нечестивые губители всего тамошняго царства. Чего же ради сіе творяху? Того ради воистину: да не будетъ обличена злость пхъ и да невозбранно бу~ детъ имъ всѣми нами владѣты, и судъ превращающе, посулы грабитп и другія злости плодити сішерныя, пожитки свои умножающе, Что же Елевещутъ п шеп-чутъ во ухо? Тогда же цареви жена умре: они же рѣша, ави бы счаровали ее оные мужи; (подобно, чему сами всЕусны и во что вѣруютъ, сіе на святыхъ мужей и добрыхъ возлагали). Царь же, буйства исполнявся, абіе иыъ вѣру ялъ. Услышавъ же сіе, Селпвестръ и Алексѣй начаша молитп, ово эписто-ліямп посылающе, ово чрезъ митрополита РуссЕаго, да будетъ очевистное глаголаніе съ ними. «Не отрицаемся, «рече, аще повппни будемъ, смерти; «но да будетъ судъ явственный предъ «тобою и предо всѣмъ сенатомътвоимъ».

Презлые же еъ сему что умышляютъ? Эпистолій не допущаютъ до царя; епископу старому запрещаюсь и грозятъ; цареви же глаголютъ: «Аще, рече, при-« пустишь пхъ къ себѣ на очи, очару-«ютъ тебя и дѣтей твоихъ •>.

6. Сравненіе Іоанна съ другими мучителями и новыхъ мучениковъ съ древними. — И нынѣ, скончавающе исторію нововзбіенныхъ мучениковъ, да похва-лпмъ по сплѣ нашей, елико мояіемъ. И кто бы, умъ здравъ имѣюще, возбра-нялъ пхъ похвалити?

О безумный п окаянный! забылъ еси прежде себя царей царствовавгаихъ, и въ новомъ и въ ветхомъ завѣтѣ, паче же прародителей твонхъ, княжатъ Русских!» святыхъ, ходящихъ по Хрпстову узкой/ путп, спречь мѣрнѣ и воздержвѣ жпвуідихъ; по обачецарствующнхъбла-женн'., яко п ты саыъвъ покаянію былъ немаі) лѣтъ п добрѣ царствовалъ. А ныпѣ, егда развратплся еси и прельстился отъ ласкателей; тогда таковыя словеса стрыгнулъ еси, избравши себѣ пространный антихрпстовъ путь, и отрп-нулъ отъ себя всѣхъ предобрыхъ и ра-зумныхъ мужей, и собравши войско діаволе, сирѣчь похлѣбниковъ, и отовсюду злодѣевъ, во всемъ согласующихъ злостемъ твопмъ, нарпцающесь церков-нпкомъ, погналъ церковь Божію.... и яко погналъ! и коль страшной прелюто! иже рещи и выписати не возможно! (Яко напредп мало рѣхомъ, но обаче мало нѣчто и отчасти о томъ гоненію въ предреченныхъ изъявлено). Не нудилъ жертвы приноспти болваномъ, нодіаво-ломъ вкупѣ съ собою согласовати пове-лѣвалъ, трезвыхъ во піянствѣ погрузи атпся нудилъ, отъ негоже всѣ злыя возрастаютъ; не Крону жрети и дѣти закалати, но отрекшись естества, спрѣчь отца и матери и братій, рѣзати чело-вѣковъ по составомъ повелѣлъ, яко и Басманова Ѳеодора принудплъ отцауби-ти, и Никиту безумнаго Прозоровскаго — Василія, брата своего, и другихъ мно-гпхъ; не въ Баху сову звѣзду постав-лепному болвану піянствующе, и без-чппствующе, ни праздннкъ его во едино время п въ гѳдъ сіе творя; но весь цѣлый вѣвъ свой, — егда возненавидѣлъ воздержателыюе жптіе,— тысящу кратъ горше, негели оные поганы, Бахуса почптающе, піянствуюіцеп безчинствую-ш,е, крови христіанскія на проклятыхъ пированіяхъ проливающе иехотящихъ согласовати ему въ таковыхъ: якоединъ лут.ъ храбрый посреди пиру обличилъ его предо всѣмп, емужъ было наречен іе Молчанъ Мптновъ. Егда нудимъ былъ отъ пего предреченными опымп вели-

кими, діаволу обѣщальными, чашами пити; тогда велегласно возопивша гла-голютъ его и рекша: «О царю! воисти-«ну яко самъ піешь, такъ и насъ присуждаешь окаянныхъ, медъ съ кровію «смѣгаанный братій нашихъ, правовѣр-«ныхъ христіанъ, питп!» Онъ же, абіе возгорѣвся гнѣвомъ великимъ, копьемъ, еже во проклятомъ жезлѣ своемъ нося-гае, абіе рукою своею пробилъ его и внѣ храмины лютымъ кромѣшникомъ повелѣлъ извлещи его, едва дышуща, и добити. И сице исполнилъ помостъ полаты кровію, посреди проклятаго пиру. Едвали и сей мужъ не мученикъ, воистину свѣтлый и знаменитый побѣдо-носецъ.

Хрпстіанскій, речешь, царь? И еще православный, отвѣщаю ти: христіа-новъ губилъ и отъ православныхъ че-ловѣковъ рожденныхъ и ссущихъ мла-денцевъ не пощад и лъ! Обѣщался, речешь, Христу на крещеніи, отрекшнся діавола и всѣхъ дѣлъ и всѣхъ ангелъ его? Реку ти паки: поправши заповѣди Христа своего и отвергшися законопо-ложенія евангельскаго, егда не явственно обѣщался діаволу и ангеломъ его, собравши воинство полковъ діавольскихъ и учинивши надъ ними стратилаты окаянныхъ своихъ ласкателей, и вѣдый волю Царя Небеснаго, произвелъ дѣ-ломъ всю волю сатанинскую, показую-ще лютость неслыханную, никогда же бывшую въ Русіи, надъ церковью жи-ваго Бога! Не боится, а ни ужасается новыхъ боговъ? Глаголю ти: аще не боится новыхъ, но боится чаровъ, сп-рѣчь стараго и древняго Веліара, на-учившися и вѣдуще, ижезнаменіемъ чест-наго креста всеужасіе попирается и изгоняется. Къ тому, не яко ли у мучителей древнихъ различныя орудія му-ченій, такожъ и у нашего новаго? не сковрады лп и пещи? пе бичеваніе ли /жестокое и ногти острые? не клещи ли разл;еппыя, торгапія радп тѣлесъ чело-вѣческпхъ? не иголъ ли за ногти біеніе и рѣзапіе по составомъ? не претренія лп вервми паполы не токмо мужей, по

п женъ благородных!», п другіе безчп-сленные и неслыханные роды мукъ, на неповпнныхъ цропзведенные отъ него?... Еще лп не мучитель прелютый!...

Окаянные в вселукавые погубнпвп отечества, и тѣлесоядцы, п кровопивцы сродникъ своихъ и едпноязычныхъ! поколь маете безстудствоватп поправдатп такого человѣкоразтерзателя? О пребла-женные и достохвальные святые муче-пики, новоизбіенные отъ внутренняго змія! за добрую совѣсть вашу пострадаете, и мало здѣ претерпѣвше п очи-стпвшеся прехвальнымъ снмъ крещені-емъ, чисти къ пречистѣйшему Христу отойдосте мзды трудовъ воспріятп! Едали тѣ много не потрудпшася? едали тѣ не добрѣ пострадагаа, не токмо христіанъ убогихъ отъ варваровъ въ землѣ своей оброняюще, но и царства кровопивствен-ныя бусурманскія цѣлыя мужествомъ храбрости своея разориша и съ самими цари ихъ безвѣрными, и предѣлы раз-шириша царства христіанскаго ажъ до Каспійскаго моря п окрестъ, и грады тамо христіанскіе поставиша, и святые олтарп воздвпгоша и многихъ невѣр-ныхъ къ вѣрѣ ириведоша?

Б. НОВЫЙ ПЕРІОДЪ.

11. КАНТЕМИРЪ.

САТИРА I. Къ уму своему.

(На хуіящихъ ученія).

Уже недозрѣлый, плодъ недолгой науки! Покойся, не понуждай къ перу мои руки: Не писавъ летящн дни вѣва проводити

можно, И славу достать, хоть творпемъ неслыти, Ведутъ къ ней нетрудные въ нашъ вѣкъ

пути многи, На которых - (ьпз запнутся ноги:

Всѣхъ непріятнѣе тотъ, что босы

проклалп Девять сестръ. Многи на немъ силу

потеряли, Не дошедъ; нужно на немъ потѣть и

томиться, И въ тѣхъ трудахъ всякъ тебя, какъ

мору, чужится, Смѣется, гнушается. Кто надъ столомъ

гнется, Пяля на книгу глаза, болыпихъ не

добьется Палатъ, ни разцвѣченна марморами

саду. Овцы не прибавить онъ еъ отцовевому

стаду. Правда въ нашемъ молодомъ Монархѣ

надежда Всходить Музамъ немала; со стыдомъ

невѣжда Бѣжптъ его. Аполлинъ славы въ немъ

защиту Своей неслабу почулъ, чтяща свою

свиту Впдѣлъ его самого и во всемъ обильно Тщится множить жителей Парнасскпхъ

онъ сильно: Но та бѣда, многіе въ Царѣ похваляютъ За страхъ то, что въ подданпомъ дерзко

осуждаютъ. Расволы п ереси науви суть дѣти. Больше вретъ, вому далось больше

разумѣти, Приходить въ безбожіе, втонадъ внигой

таетъ, Критонъ съ четвами въ рувахъ ворчитъ

и вздыхаетъ, И просить, свята душа, съ горвими

слезами

Смотрѣть, свольЕО сѣмя наувъ вредно

между нами:

Дѣтп наши, что предъ тѣмъ тихи и

поворны ПраотчесЕИМЬ шли слѣдомъ, въ Бояией

проворны Службѣ, съ страхомъ слушая, что сами

не знали, Теперь въ цервви соблазну Библію честь

стали;

7

^ѵвм^м

&8 —

Толкуютъ, всему хотятъ знать поводъ,

причину, Мало вѣры подая священному чину; Потеряли добрый правъ, забыли пить

квасу, Не прибьешь пхъ палкою къ соленому

мясу; Уже свѣчекъ не кладутъ, постныхъ дней

не знаютъ, Мірскую въ церковпыхъ власть рукахъ

лпшну чаютъ ; Шепча, что тѣмъ, что мірской жизни

ужь отстали, Иомѣстья и вотчины весьма непрпстали. Сплванъ другую вину паукамъ нахо-

двтъ: Ученіе, говорптъ, намъ голодъ наво-

дитъ: Живали мы прежъ сего, не зная Латынѣ Гораздо сбильнѣе, чѣмъ мы живемъ

нынѣ Гораздо въ невѣжествѣ больше хлѣба

жали, Перенявъ чужой языкъ, свой хлѣбъ потеряли. Буде рѣчь моя слаба, буде нѣтъ въ

Коптптъ, печась при огнѣ, чтобъ вызвать рудъ свойства; Вѣдь ке теперь мы твердпмъ, что буки,

что вѣди; Можно знать разлпчіе злата, серебра,

мѣда. Травъ, болезней знаніе, голы все то

вракп; Глава ль болитъ? тому врачъ пщетъ въ

рукѣ знаки; Всему въ ыасъ виновна кровь, буде ему

вѣру Дать хощешь. Слабѣемъ ли, кровь тихо

чрезмѣру Течетъ; если спѣшно— жаръ въ тѣлѣ,

отвѣтъ смѣло Даетъ, хотя внутрь никто впдѣлъ ;квво

тѣло. А пока въ басняхъ такихъ время онъ

проводптъ, Лучшій сокъ пзъ нашего мѣшка въ его

входитъ, Къ чему звѣздъ теченіе числить, и ни

къ дѣлу, Ни къ стати за однпмъ почь пятномъ

не спать цѣлу?

ней чину, I За любоиытствомъ однимъ лишаться Нп связи, должно ли о томъ туікитъ I покою,

дворянину: | Ища, солнце ль движется, или мы съ Доводъ, порядокъ въ словахъ, иодлыхъ

то есть дѣло,

Зпатнымъ полно подтверждать, или

отрицать смѣло.

Съ ума сошелъ, кто души силу и предѣлы

Испытаетъ, кто въ поту томптся дни

цѣлы, Чтобъ строй міра и вещей вывѣдать

премѣпу Иль причину; глупо онъ лѣпптъ горохъ

въ стѣну,

Прирастетъ ли мнѣ съ того день къ

жизни, иль въ ящпкъ

Хотя грошъ? могу ль чрезъ то узнать,

что нрикащикъ,

Что дворецпій крадетъ въ годъ? какъ

прибавить воду

Въ мой прудъ? какъ бочекъ число съ

винного заводу?

Не умпѣе, кто глаза, полонъ безпокой-

ства,

землею? Въ часовникѣ можно честь на всякій

день года Числа мѣсяца, и часъ солнечнаго всхода. Землю въ четверти дѣлить безъ Евклида смысл пмъ; Сколько копѣекъ въ рублѣ безъ Алгебры счпслпмъ. Силванъ одно знаніе слично людямъ

хвалитъ, Что учитъ множить доходъ, и расходы

малитъ;

Трудиться въ томъ, съ чего вдругъ

карманъ пе толстѣетъ

Гражданству вреднымъ весьма безумст-

вомъ звать смѣетъ.

Румяный трожды рыгнувъ, Лука подпѣ-

ваетъ: Наува содружество людей разруша-

етъ;

— 99 —

Люди мы еъ сообществу Божія тварь

стали. Не въ нашу пользу одну смысла даръ

пріяли. Что же пользы иному, когда я запруся Въ чуланъ; для мертвыхъ друзей живу-

щихъ лишуся? Когда все содружестко, вся моя ватага Будетъ чернило, перо, песокъ да бумага: Въ весельи, въ пирахъ мы жизнь должны провождати; И такъ она недолга, на что коротати, Крушитися надъ книгою, и повреждать

очи? Не лучше ли съ кубкомъ дни погулять

и ночи?

Вино даръ божественный, много въ немъ

провору; Дружитъ людей, подаетъ поводъ къ разговору. Веселитъ, всѣ тяжкія мысли отымаетъ, Скупость зяаетъ облегчать, слабыхъ

ободряетъ. Жестокихъ мягчитъ сердца, угрюмость

отводитъ, Когда по небу сохой брозды водить ста-

нутъ, А съ поверхности земли звѣзды уягь

проглянутъ, Когда будутъ течь къ ключамъ своимъ

быстры рѣки, И возвратятся назадъ минувшіе вѣки; Когда въ постъ чернецъ одну ѣстъ ста-

нетъ вязигу, Тогда, оставя стаканъ, примуся за книгу, Медоръ тужитъ, что чрезчуръ бумаги

исходитъ На письмо, на печать книгъ, а ему

приходитъ, Что не въ чемъ ужъ завертѣть завитыя

кудри; Не смѣнитъ на Сенеку онъ фунтъ доброй нудры. ІІредъ Егоромъ двухъ денегъ Виргилій

не стоитъ,

Рексу, не Цицерону, похвала досто-

итъ.

Вотъ часть рѣчей, что на всякъ день

звенятъ мнѣ въ уши:

Вотъ для чего я, уме, нѣмѣе быть клу-

пш Совѣтую, Когда нѣтъ пользы, ободряетъ Къ трудамъ хвала; безъ того сердце

унываетъ. Сколько жъ больше вмѣсто хвалы да

хулы терпѣтиі Труднѣй то, нежь пьяницѣ вина не

имѣти, Нежли не славить попу святую недѣлю, Нежли купцу пиво пить не въ три пуда хмѣлю. Знаю, что можешь, уме, смѣло мнѣ

представить, Что трудно злонравному добродѣтель

славить, Что щеголь, скупецъ, ханжа, и такимъ

подобны Науку должны хулить, — да рѣчи ихъ

злобны Умнымъ людямъ не уставъ, плюнутъ на нихъ можно. Изряденъ, хваленъ твой судъ; такъ бы то быть должно, Да въ нашъ вѣкъ злобныхъ слова умными владѣютъ. А къ тому жъ не только тѣхъ науки

имѣютъ Недрузей, которыхъ, я, краткости ра~

дѣя, Исчелъ, иль правду сказать, могъ ис-

честь смѣлѣя. Полно ль того? Райскпхъ вратъ ключари святые, И имъ же Ѳемисъ вѣски ввѣрила златые Мало любятъ, чуть не всѣ, истинну

украсу. Епископомъ хощешь быть? уберися въ

рясу Сверхъ той тѣло съ гордостью риза

полосата Цусть прикроетъ, повѣсь цѣпь за шею

отъ злата, Клобукомъ покрой главу, брюхо бородою, Клюку пышно повели везти предъ тобою, Въ каретѣ раздувшися, когда сердце съ

гнѣву

— 100

Трещитъ, всѣхъ блогословлять нудь Знаться съ нею не хотятъ, бегутъ ея

дружбы, Какъ страдавши на морѣ корабельной

службы. Всѣ вричатъ: нп какой плодъ не вндѣнъ

съ науки; Ученыхъ хоть голова полна, пусты руки. Коли кто карты мѣшать, разныхъ впнъ

вкусъ знаетъ, Тавцуетъ, на дудочкѣ пѣсни трп игра-

етъ; Смыслить искусно прибрать въ своемъ

платьѣ цвѣты: Тому ужъ и въ самые молодыя лѣты Всякая высша степень мзда ужъ не велика ; Седмп мудрецовъ себядостойпымъ мнптъ

лика . Нѣтъ правды въ людяхъ, врпчитъ безмозглый церковнпкъ; Еще не Епископъ я, а знаю часов-

ппкъ, Псалтырь и посланія бѣгло честь умѣю Въ Златоустѣ не запнусь, хоть не разу мѣю. Вопнъ ропщетъ, что свопмъ полкомъ не

владѣетъ, Когда ужъ имя свое подписать умѣетъ. Ппсецъ тужптъ, за сукномъ что не сп-

дптъ краснымъ, Смысля дѣло набѣло списать ппсьмомъ

яснымъ. Обидно себѣ быть, мнптъ, въ незпатп

старѣтп,

праву и лѣву; Должепъ архппастыремъ всякъ тя въ

сихъ познатп Знавахъ, благоговѣйно отцемъ называ-

тп. Что въ наукѣ! что съ нее пользы Церкви будетъ? Иной, пиша проповѣдь, выпись позабу-

детъ, Стъ чего доходамъ вредъ: а въ нихъ

Церкви права

Лучшія основаны, и вся церкви слава.

Хощешь лп судьею стать? вздѣнь па-

рпкъ съ узлами,

Брани того, кто просптъ съ пустыми

руками, Твердо сердце бѣдныхъ пусть слезы

презпраетъ. Спи на стулѣ, когда дьякъ выписку читает ъ. Если жъ кто вспомнить тебѣ граждански уставы. Иль естественный законъ, пль народны

правы, Плюнь ему въ рожу; скажи, что вретъ

околесну, Налагая на судей ту тягость нзсносну, Что подъячимъ должно лѣзть на бумажны горы, А сульѣ довольно знать крѣппть приговоры. Къ намъ не дошло время то, въ коемъ

предсѣдала

Надъ всѣмъ мудрость, и вѣнцы одна | Кому въ родѣ семь бояръ случилось

раздѣляла, Будучи способъ одпа къ высшему восходу. Златой вѣкъ до нашего не дотягнулъ

роду; Гордость, лѣность, богатство, мудрость

одолѣло; Науку невѣжство мѣстомъ ужъ посѣло Нодъ митрой гордптся, то въ шитомъ

платьѣ ходптъ, Судить за краснымъ сукномъ, смѣло

полки водить; Наука ободрана въ лоскутахъ обшита, ' ) всѣхъ почти домовъ съ ругатель-

ствомъ сбита,

пмѣтп,

И двѣ тысячи дворовъ за собой счв-

таетъ,

Хотя впрочемъ нп чптать, нп ппсать

не знаетъ.

Таковы слыша слова п прпмѣры видя,

Молчи, уме, ис скучай въ иезнатностп

сидя.

Безстрашно того жптье, хоть и тяжко

мнптся,

Кто въ тпхомъ своемъ углу молчалнвъ

таится.

Коли что дала тп знать мудрость всеблагая.

Весели тай во себя въ себѣ разсуждая

— 101

Пользу наукъ; не ищи, изъясняя тую, Вмѣсто похвалъ, что ты ждешь, достать

хулу злую.

ломоносовъ.

(1711 — 1765).

й) 0 пользѣ кепгъ церковныхъ въ Россійскомъ языкѣ.

Въ древнія времена, когда Славен-скій народъ не зналъ употребленія письменно изображать свои мысли, которыя тогда были тѣсно ограничены, для не-вѣденія (*) многихъ вещей и дѣйствій, ученымъ народамъ извѣстныхъ; тогда и языкъ его не могъ изобиловать та-кимъ множествомъ реченій ( 5 ) и выра-женій разума, какъ нынѣ чптаемъ. Сіе богатство больше всего пріобрѣтено купно съ Греческимъ Христіанскпмъ закономъ, когда церковныя книги переведены съ Греческаго языка наСлавен-скій для славословія Божія. Отмѣнная красота, пзобиліе, важность и сила Еллинскаго слова, коль высоко почитается, о томъ довольно свпдѣтельству-ютъ словесныхъ наукъ любители. На немъ, кромѣ древнихъ Гомеровъ, Пин-даровъ, Демосѳеновъ и другихъ въ Ел-линскомъ языкѣ Героевъ, вптійствовали ( 3 ) великіе Христіанскія церкви Учптели п Творцы, возвышая древнее красно-рѣчіе высокпмп Богословскими догматами и пареніемъ усерднаго пѣнія къ Богу. Ясно сіе видѣть можно, вникнув-шимъ въ книги церковныя на Словен-скомъ языкѣ, коль много мы отъ переводу ветхаго и новаго завѣта, поученій отеческихъ, духовныхъ пѣсней Дамаски-новыхъ и другихъ творцовъ канововъ видимъ въ Славенскомъ языкѣ Грече-

I 1 ) Вслѣдствіе незпаньт

( 2 ) Словъ.

( 3 ) Говорили и писали.

скаго пзобилія, и оттуду умножаемъ довольство Россійскаго слова, которое и собственнымъ своимъ достаткомъ велико и къ пріятію Греческихъ красотъ посредствомъ Славенскаго сродно. Правда, что многія мѣста оныхъ переводовъ не довольно вразумительны; однако польза наша весьма велика. При семъ хотя нельзя прекословить, что съ па-чала иереводившіе съ Греческаго языка книги на Славенскій не могли миновать и довольно остеречься, чтобы не принять въ переводъ свойствъ Греческпхъ Славенскому языку странныхъ; однако оныя черезъ долготу времени слуху Славенскому перестали быть противны, но вошли въ обычай. И такъ что предкамъ нашпмъ казалось невразумительно, то намъ нынѣ стало пріятно и полезно.

Справедливость сего доказывается сравненіемъРоссійскаго языка съ другими ему сродными. Поляки, преклонясь издавна въ Католпцкую вѣру, отправля-ютъ службу, по своему обряду, на Ла-тпнскомъ языкѣ, на которомъ ихъ стиха и молитвы сочинены во времена вар-варскія, по большей части отъ худыхъ авторовъ, и потому ни изъ Греніи, пи отъ Рима не могли снискать подобныхъ препмуществъ, каковы въ нашемъ языкъ 1 отъ Греческаго пріобрѣтены. Нѣ-мецкій языкъ по то время былъ убогъ, простъ и безспленъ, пока въ служеніп употреблялся языкъ Латинскій. Но какъ нѣмецкіп народъ сталъ священныя книги читать и службу слушать на своемъ языкѣ, тогда богатство его умножилось и произошли искусные писатели. На-протпвъ того въ Католицкпхъ обла-стяхъ ( 4 ), гдѣ только одну Латынь, и то варварскую, въ служеніп у потребляют^ подобнаго успѣха въ чпстотѣ Нѣмецкаго языка не находпмъ.

Какъ матеріи ( 5 ), которыя словомъ человѣческпмъ изображаются, разлпче-

{*) Германіи. ( 8 ) Содержаніе

— 102 —

ствуютъ по мѣрѣ разной споен важности; тавъ и Госсійскій языкъ чрезъ употребленіе і;нпгъ церковныхъ по прп-лпчностп пмѣстъ разпыя степени, высокой, посредственной п низкой. Сіе про-лсходптъ отъ трехъ родовъ реченійРос-сійскаго языка ЛСъпервомупрппадлежатъ, коп хотя обще употребляются мало, а особливо въ разговорахъ; однако всѣмъ грамотнымъ людямъ вразумптельны, напрпмѣръ: отверзаю, Господень, насажденный, взываю. Не употребптельныя в весьма обветшалыя отсюда выключаются, какъ: обаваю ( 6 ) ряспы, овогда ( 7 ) свѣпѣ и симъ подобныя. Ко второму причитаются, которыя у древнпхъ Сла-вянъ и нынѣ Россіянъ общеупотребительны напрнмѣръ: Богъ, слава, рука, ныпѣ почитаю. Къ третьему ряду относятся, которыхъ пѣтъ въ остаткахъ Славенскаго языка, то-есть въ церковныхъ кппгахъ, напримѣръ: говорю, ручей, которой, пока, лишь.Выключаются отсюда презрѣипыя слова, которыхъ нп въ какомъ штплѣ ( 8 ) употребить не пристойно, какъ только въ подлыхъ ( 9 ) комедіяхъ.

Отъ разсудптелыіаго употреблепія п разбору сихъ трехъ родовъ реченій, раздаются трп штиля: высокой, посредственной и низкой. Первой составляется лзъречеиіп Славенороссійскнхъ, то-есть, употребптелыіыхъ въ обопхънарѣчіяхъ, л пзъ СлавенскихъРоссіянамъ вразуми-телыіыхъ и не весьма обветшалыхъ. Симъ штилемъ составляться должны Геропческія Поэмы, Оды, нрозапчныя рѣчн о важныхъ матеріяхъ, которымъ они отъ обыкновенной простоты къ важному веливолѣпію возвышаются. Опмъ штилемъ иреимущсствуетъ Рос-сінскій азыкъ предъ многими ш.пгьіи-нпми Европейскими, пользуясь языкомъ ' нсепмъ изъ внигь церковныхъ.

бсті} к>, {') Иногда.

(°) Лростгпа] одныхъ

Средней штиль состоять долженъизъ реченій больше въ Россійскомъ языкѣ употребптелыіыхъ, куда можпо принять нѣкоторыя рѣченія Славепскія въ вы-сокомъ штилѣ употребптельныя, однако съ великою осторожности, чтобы слогъ не казался надутымъ. Равнымъ обра-зомъ употребить въ немъ мояшо ппзкія слова; однако остерегаться, чтобы не опуститься въ подлость. И словомъ, въ семъ штилѣ должпо наблюдать всевозможную равность, которая особливо тѣмъ теряется, когда реченіе Славен-ское положено будетъ подлѣ Россійскаго простонароднаго. Спмъ штплемъ писать всѣ театральпыя сочиненія, въ которыхъ требуется обыковенное человѣче-ское слово къ живому представленію дѣйствія. Однако можетъ и перваго рода штиль имѣть въ нихъ мѣсто, гдѣ потребно изобразить геройство п высокая мысли; въ нѣжностяхъ должно отъ того удаляться. Стихотворныя дружескія письма, сатиры, еклоги п елегіп сего штиля больше должны держаться. Въ прозѣ предлагать пмъ пристойно описания дѣ.іъ достопамятиыхъ и ученій благородныхъ.

Низкой штиль прпнимаетъ реченія третьяго рода, то-есть которыхъ нѣтъ въ Славенскомъ діалектѣ, смѣшпвая со средними, а отъ Славенскихъ обще не-употребительпыхъ вовсе удаляться, но пристойности матерій, каковы суть ко-медіи, увеселителыіыя еддиграмы, иѣс-нв; въ ирозѣ дружесвія письма, опп-санія обыкновенныхъ дѣлъ. Иростона-родлшя низкія слова ыогутъ птѣть въ шіхъ мѣсто по разсмотрѣнію. Но всего сего подробное покапаніе ііадлежитъ до наррчпаго ( і0 ) наставлснія о чпстотѣ-Россійскаго штиля.

Сколько въ высокой Ноэзіп служатъ однѣмъ рсчсніемъ Славепскнмъ сокращенны я мысли, какъ причастіями и дѣепричастіями, въ обыкновеиномъРос-сійскомъ языкѣ употребительными; то

( |0 ) Особеннаго.

— 103 —

всякъ чувствовать можетъ, кто въ со-чиненіа стиховъ испыталъ свои силы.

Сія польза наша, что мы пріобрѣлп отъ ішигъ церковныхъ богатство къ сильному изображенію идей важныхъ и высокихъ 5 хотя велика; однако еще на-ходимъ другія выгоды, каковыхъ лишены многіе языки, и сіе во первыхъ и о мѣсту.

Народъ Россійской по великому пространству обитающій, не взирая на дальнее разстояніе, говоритъ повсюду вра-зумптельнымъ другъ другу языкомъ въ городахъ и въ селахъ. Наиротивъ того, въ нѣішторыхъ другихъ государствахъ, напримѣръ, въ Германіи, Баварской крестьянпеъ мало"разумѣетъ Меклен-бурскаго, или Бранденбургской Шваб-скаго, хотя всѣ того жъ Немѣцкаго народа.

Подтверждается вышепомянутое наше преимущество живущими за Дунаемъ народами Славепскаго иоколѣнія, которые Греческаго исповѣданія держатся. Ибо хотя раздѣлени отъ насъ иноплеменными языками; однако для уиотреб-ленія Славенскихъ кнпгъ церковныхъ говорятъ языкомъ, Россіянамъ довольно вразумительныыъ, который весьма много съ нашпмъ нарѣчіемъ сходнѣе, нежели Польской, не взирая на безразрывную нашу съ Польшею пограничность.

По временижь, разеуждая, видимъ, что Россійскій языкъ отъ владѣнія Владимирова до нынѣшняго вѣку, больше семи сотъ лѣтъ, не столько отмѣнил-ся, ( 13 ) чтобы стараго разумѣть не можно было: не такъ какъ многіе народы не учась не разумѣютъ языка, которымъ предки ихъ за четыреста лѣтъ, писали, ради великой его перемѣны случившейся черезъ то время.

Разсудпвъ таковую пользу отъ кнпгъ церковныхъ Славенскихъ въ Россіпскомъ языкѣ, всѣмъ любителямъ отечествен-наго слова безпристрастно объявляю, и

дружелюбно совѣтую, увѣрясь собствен-нымъ своимъ искусствомъ, дабы съ при-лежаніемъ читали всѣ церковныя книги, отъ чего къ общей и къ собственной пользѣ воспослѣдуетъ: 1) По важности ( І4 ) освященнаго мѣста церкви Божіей, и для древности чувствуемъ къ себѣ къ Славенскому языку нѣкоторое особливое почитаніе, чѣмъ великолѣпныя сочинитель мысли сугубо С 5 ) возвыситъ. 2) Будетъ всякъ умѣть разбирать высокія слова отъ подлыхъ, и употреблять ихъ въ приличныхъ мѣстахъ по достоинству предлагаемой матеріи, наблюдая равность слога. 3) Такпмъ старатель-нымъ и осторожнымъ употребленіемъ сроднаго намъ кореннаго Славенскаго языка купно съ Россійскимъ, отвратятся дикія и странны я слова нелѣпостп, входящія къ намъ изъ чужихъ языковъ, заимствующпхъ себѣ красоту изъ Греческаго, и то еще чрезъ Латинской. Оныя неприличности нынѣ небреженіемъ чтенія кпигъ церковныхъ вкрадываются къ намъ нечувствительно, пскажаютъ собственную красоту нашего языка, под-вергаютъ его всегдашней перемѣнѣ, и къ упадку преклоняютъ. Сіе все показан нымъ способомъ пресѣчется, и Рос-сійской языкъ въ полной силѣ, красотѣ и богатствѣ перемѣнамъ и упадку не подверженъ утвердится, коль долго церковь Россійская славословіемъ Божіимъ на Славенскомъ языкѣ украшаться будетъ.

Сіе краткое напоминаніе довольно ( 16 ) къ движенію ревности въ тѣхъ, которые къ прославленно Отечества природ-нымъ языкомъ усердствуютъ, вѣдая, что съ паденіемъ онаго безъ нсвусныхъ въ немъ писателей, не мало затмится слава всего народа. Гдѣ древній языкъ Ишианской, Галской, Британской и дру-гіе съ дѣлами оныхъ народовъ: Не упоминаю о тѣхъ, которые въ прочихъ

( 13 ) Измѣяился.

( ! 4) Вслѣіствіе важности. ( 15 ) Вдвойнѣ. ( і6 ) Достаточно.

— 104 —

частяхъ свѣту у безграмотныхъ жителей во многіе вѣкп чрезъ преселёнія п войны разрушились. Бывали п тамъ Герои, бывали отмѣнпыя ( І7 ) дѣла въ обществахъ, бывали чудныя въ натурѣ явленія; но всѣ въ глубокомъ невѣде-нін погрузились. Горацій говоритъ:

Герои были до Атрида: Но древность скрыла пхъ отъ пасъ: Что ( 18 ) дѣлъ пхъ не оставнлъ вида Безсііертнып етихотворцевъ гласъ.

Счастливцы Греки и Римляне передъ всѣмн древними Европейскими народами. Ибо хотя пхъ владѣнія разрушились, п языки нзъ общенароднаго упо-требленія вышли; однако пзъ самыхъ развалпнъ сквозь дымъ, сквозь звукп въ отдалепныхъ вѣкахъ, слышенъ громкой голосъ писателей, проповѣдающпхъ дѣла своихъ Героевъ, которыхъ любле-ыіемъ п прокровптельствомъ ободрены были превозносить пхъ купно съ оте-чествомъ, Послѣдовавшіе поздные потомки, великою древностію п разстояніемъ лѣтъ отделенные, внпмаютъ пмъ съ такимъ-же двпженіемъ сердца, какъ бы пхъ современные одноземцы, Кто о Гек-торѣ п Ахпллесѣ чптаетъ у Гомера безъ рвенія? Восможно лп безъ гнѣва слышать Цицероновъ громъ на Катилпну? Возможно лп внимать Гораціевой Лпрѣ, не склонясь духомъ къ Меценату, равно какъ бы онъ нынѣшнпмъ наукамъ былъ покровитель? Подобное счастіе оказалось нашему Отечечству отъ просвѣ-щепія Петрова, и дѣйствптельно настало н оставалось щедротою Велпкія Его Дщерп. Ею ободренпыя въ Россіп словесныя науки не дадутъ никогда придти въ упадокъ Россійскому слову. Стянуть читать самые отдаленные вѣкн велпкія дѣла Петрова п Елисаветина вѣку, и равно какъ мы, чувствовать сердечныя двпжепіл. Какъ не быть ныне Виргиліямъ и Гораціямъ! Царст-вуетъ Августа Елпсавста; пмѣетъ зиат-

( ,7 ) Отличиыя. ( |8 ) Потг.му что.

ныхъ п Меценату подобныхъ предстателей, чрезъ которыхъ ходатайство Еі Отеческіп градъ снабдѣнъ ( 19 ) новыми проращеніями наукъ п художествъ. Великая Москва, ободренная пѣніемъ но-ваго Парнасса ( 20 ), веселится своимъ спмъ украшеніемъ, и показываетъ оное всѣмъ городамъ Россіискпмъ какъ вѣч-ной залогъ усердія къ отечеству своего Основателя, на котораго доброе попечете п усердное предстательство твердую надежду полагаютъ Россійскія музы о высочайшемъ покровптельствѣ.

б. Изъ похвальнаго слова Нмператрицѣ Елпсаветѣ (1749).

ПГИСТУПЪ.

Естьлпбы въ сей пресвѣтлый празд-пикъ, слушатели, въ который подъ благословенною державою всемплостпвѣй -шія Государыни нашея покоящіеся многочисленные пароды торжествуютъ п веселятся о сладчайшемъ Ея пмепп, возможно было намъ радостію восхнщек-нымъ вознестись до высоты толикой, съ которой бы могли мы обозрѣть обширность пространнаго Ея владычества, и слышать отъ восходящаго до заходяща-го солнца безирерывно простирающаяся восклицанія и воздухъ наполняющія пме-нованіемъ Елпсаветы ; коль красное, коль великолѣппое, коль радостное позорище памъ бы открылось! Коль многоразличными празднующпхъ видами духъ бы нашъ возвеселился, когда бы мы себѣ чувствами представили, что во градѣхъ, крѣпче мпромъ, нежели стѣпамп огражденныхъ, въ селахъ обильною жатвою благословепныхъ, при мо-ряхъ отъ военной бури и шума свобод-иыхъ, на рѣкахъ пзобпліемъ протеваю-щпхъ между веселящимися брегами, въ

( 19 / Снабженъ.

поляхъ довольствомъ п безопасностію украшенныхъ , на горахъ, верьхи свон благополучіемъ выше возносящпхъ, п па холмахъ, радостію препоясанныхъ, разные обитатели разными образы, раз • ные чины, разнымъ велпколѣпіемъ, разный племена разными языками, едину превозносятъ, о единой веселятся, единою всемплостпвѣйшею своею Самодержицею хвалятся! Тамъ со благоговѣ-ніемъ предстоя олтарю Господню чпнъ священный съ курепіемъ благоуханій возвышаетъ молитвенные гласи и сердце свое къ Богу о покрывающей п украшающей церьковь его въ тпшинѣ глубокой; пндѣ при радостномъ звукѣ мвр-наго оружія достигаютъ до облаковъ торжественные плески россійскаго воинства, показующаго свое усердіе къ благополучной и щедрой своей Государыне. Тамъ сошедшпеь на праздничное пиршество градоначальники и граждане въ любовной бѣсѣдѣ воспомпнаютъ труды Петровы; иидѣ по совершены жатвы при собранныхъ безмятежно ру-коятѣхъ ликуя скачутъ земледѣльцы, и простымъ, но усерднымъ пѣніемъ Покровительницу свою велпчаютъ. Тамъ плаватели достигая безопаснаго пристанища, въ радости волненіе воспомпнаютъ, іі пестрые знакп празднества надъ колеблющимися водамп распрости-раютъ; индѣ по пространнымъ полямъ Азійскпмъ разъѣя;ая стенные обитатели, хитрымъ искусствомъ стрѣлы свои весело пускаютъ, п показуютъ, коль они готовы устремить нхъ па враговъ своея повелительницы. Но хотя естественные предѣлы сплъ человѣческпхъ не дозволяютъ радостному взору нашему до толпкаго возвышенія достигнуть, и толпкпмъ зрѣніемъ насладиться; однако духомъ возноспмся, ревностными криламп мыслей возлетаемъ п всеобщія увеселенія повсюду віздимъ умными очами, которыя наипаче къ древнему царствующему граду вожделѣнпымъ при-сутствіемъ всеиресвѣтлѣйшія Государы* ни нашея осіянному простираются. Часто мысленный взоръ нашъ, обозрѣвъ

разные торжествъ образы, благословенное ея владѣніе въ день сей украшаю-щіе, на пресвѣтлое Ея лице обращается п разсѣянныя повсюду увеселенія на немъ единомъ находптъ. На немъ истинное благочестіе веселящее церковь, на немъ мужественную бодрость укрѣ-иляющую воинство, . на не;уъ кроткое правосудіе примѣръ судящимъ и отраду судпмымъ дающее, на нем в прозорливую премудрость на отдаленныя мѣс-та и на грядущія времена взирающую, ясно и въ отсутствіи сіяющія впдішъ, и равно какъ въ присутствіп благого -вѣйно почитаемъ. Но кто ревностнымъ усердія зрѣніемъ яснѣе опый видитъ, какъ сіе для распространена наукъ въ Россіи Петромъ Велпкпмъ установленное общество, несказаннымъ Ея велп-кодушіемъ обновленное? Начертаннаго въ душахъ нашихъ божественнаго Ея зрака ни горы ни лѣсы закрыть не могу тъ. Обращаются предъ нами живо Ея сладчайшія уста, повелѣвающія насъ восставить, и очи челопѣколюбно къ намъ сіяющія, и щедрая руна подии-сующая благополучіе наше. Ободрить начпнающіяся науки, нещадя свопхъ сокровпщъ; утвердить ихъ благосостоя-ніе, предппсавъ полезные законы; оградить своею мнлостію, прпнявъ въ собственное свое покровительство; отворить пмъ къ себѣ свободный доступъ, поручивъ нхъ доброхотному Предстателю изъ свопхъ блпжайшпхъ, есть толь великое благо дѣяніе, которое въ мыс-ляхъ п сердцахъ нашихъ во вѣкп неизгладимо пребудетъ, п за которое мы по всей возможности и силф нашей стараясь о прпращеніп наукъ, и превознося великую Благодѣтельннцу похвалами, дѣломъ и словомъ благодарные приносить должны.

Но когда наипаче къ изъявленію благодарности нашей должно быть намъ возбужденнымъ, какъ въ сей торжественный день пресвѣтлому Ея Тезоиме-нпству посвященный, въ который съ нашимъ особливымъ веселіемъ общее празднество соединяется! Не можетъ

— юс

неописанная радость наша г.ъ тѣсныхъ предѣлахъ сердца ими в удержаться, но на лице и на язш;т> изливается. Напрягаются врайнія силы разума п слова изобразить Монаршескія Ея добро-дѣтели, увеселеніе подданныхъ, удив-леліс свѣту, славу п уврашеніе временъ нашихъ.

в. Вечернее размышлспісоБожіеіиъвслп-

чеетвѣ, при случаѣ ведпкаго сѣверііаго

сіянія.

Лице свое скрываетъ день; Поля покрыла мрачна ночь; Взошла на горы черна тѣпь; Лучи отъ насъ склонились прочь; Открылась бездна звѣздъ полна; Звѣздамъ числа нѣтъ, безднѣ дна.

Песчинка какъ въ морскнхъ волнахъ, Кавъ мала искра въ вѣчномъ льдѣ, Какъ къ спльпомъ впхрѣ тонкій ирахъ, Въ свирѣпомъ какъ перо огпѣ: Такъ я, г.ъ сей бездпѣ углубленъ, Теряюсь, мысльмп утомленъ!

Уста премудрыхъ намъ гласятъ: Тамъ разныхъ мпо;і;ество свѣтовъ; Несчетны солнцы тамъ горятъ; Народы тамъ, и кругъ вѣковъ; Л [я общей ставы Бо;кества, Тпмъ равиа сила естества.

По гдѣ-жъ натура твои закопъ? Съ полночныхъ етрапъ-встаетъ заря! Не солнце-ль ставить тамъ своп тропъ? Не льдпеты-ль меіцутъ огнь моря? Се хладный пламень насъ поврылъ! Се въ ночь на землю день встуинлъ!

О вы, .которыхъ быстрый зракъ Пронзаетъ въ книгу вѣчннхъ правъ, Которымъ малой вещи зпакъ Лвляетъ естества уставъ, — Вамъ путь извѣстенъ всѣхъ илапетъ: ате, что насъ такъ мятетъ?

Что зыблетъ ясный ночью лучъ? Чго тонкій пламень въ твердь разить? Кавъ нолнія безъ грозеыхъ тучъ нится отъ земли въ зепптъ!

етъбыть, чтобъ мерзлый паръ Среди зимы рояідалъ пожаръ!

Тамъ с порптъ жврпа мгла съ водой, Иль солнечны лучи блестятъ, Склонясь сквозь воздухъ кънамъгустоіі; Иль тучныхъ водъ верхи горятъ; Иль въ морѣ дуть просталъ зефпръ, II гладки волны быотъ въ ефпръ.

Сомнѣпій полопъ ваші отвѣтъ О томъ, что окрестъ ближнихъ мѣстъ: Сважите-жъ коль пространепъ еввтъ? II что малѣйншхъ далѣ звѣздъ? Несвѣдомъ тварей намъ конспъ: Сважите-жъ, коль великъ Творецъ?

г. На день госшестшя на престолъ Императрицы Елпсаветы Иетровпы.

Царей п царствъ земныхъ отрада, Возлюбленная тишина, Блаженство еелъ, градовъ ограда, Коль ты полезна и красна! Вокругъ тебя цвѣты пестрѣютъ И власы на иоляхъ желтѣютъ; Сокровищъ полны корабли Дерзаютъ въ море за тобою; Ты сыплешь щедрою рукою Свое богатство по земли.

Великое свѣтпло міру, Блистая съ вѣчной высоты На бнееръ, злато и порфиру, На всъ земпыя красоты, Во всѣ страны свой в-]оръ возводвтъ; Но краше въ свѣтѣ не находить Елпсаветы и тебя. Ты вромѣ той всего превыше, Душа Ея зефира тише, И зравъ превраснѣе рая.

Когда на тропъ Она вступила, Какъ Выпшій подалъ Ей вѣнецъ: Тебя г.ъ Госсію возвратила, ВойнѢ поставила копецъ; Тебя пріявъ облобызала: Мнѣ полно тѣхъ побѣдъ, сказала, Для воихъ крови льется токъ. Я Россовъ счастьемъ услаждаюсь, /I ихъ спокойсгвомъ не мѣнягось Ва и.ѣлый заиадъ и востокъ.

Божественнымъ устамъ приличенъ, Монархиня, сей кроткій гласъ:

— 107 —

О боль достойно возвелпченъ Сей день п тотъ блаженный часъ, Когда отъ радостной премѣны Петровы возвышали стѣны До звѣздъ плесканіе и клиеъ! Когда ты крестъ несла рукою И на престолъ взвела съ собою Добротъ твоихъ прекрасный лпкъ!

Чтобъ слову съ оными сравняться, Достатокъ силы нашей малъ; Но мы не можемъ удержаться Отъ пѣнія твоихъ похвалъ. Твои щедроты ободряютъ Нашъ духъ и къ бѣту устремляютъ, Какъ въ понтъ пловцу способный вѣтръ Чрезъ яры волны иорываетъ, Онъ брегъ съ весельемъ оставляетъ; Летитъ корма межъ водныхъ нѣдръ.

Молчите пламенные звуки, И колебать престаньте свѣтъ: Здѣсь въ мпрѣ разширять науки Изволила Елисаветъ. Вы, наглы вихри, не дерзайте Рсвѣть, но кротко разглашайте Прекрасны наши времена. Въ безмолвіи внимай вселенпа: Се хощетъ лира вдохновенна Гласить велики имена.

Ужасный чудными дѣламл Зиждитель міра искони Своими положплъ судьбами Себя прославить въ наши дни: Послалъ въ Россію человѣка, Каковъ не слыханъ былъ отъ вѣка. Сквозь всѣ ирепятства онъ вознесъ Главу побѣдами вѣнчанну, Россію варварствомъ попранну Съ собой возвысилъ до небесъ.

Въ поляхъ кровавыхъ Марсъ страшился, Свой мечъ въ Петровыхъ зря рукахъ, И съ трепетомъ Нептунъ чудился, Взирая на россійскій флагъ. Въ стѣнахъ внезапно укрѣпленна И зданіями окружения Сомнѣнная Нева рекла: Иль я нынѣ позыбылась И съ онаго пути склонилась, Которымъ прежде я текла?

Тогда божественны наѵки

Чрезъ горы, рѣки и моря,

Въ Россію простирали руки,

Къ сему Монарху говоря:

Мы съ крайнпмъ тщаніемъ готовы

Подать въ россійскомъ родѣ новы

Чпстѣйшаго ума плоды.

Монархъ къ себѣ ихъ призываетъ,

Уже Россія ожидаетъ

Полезны видѣть ихъ труды.

Но, ахъ жестокая судьбина! Безсмертія достойный мужъ, Блаженства нашего причина, Къ несносной скорби нашихъ душъ, Завистливымъ отторжевъ рокомъ, Наев въ илачѣ погрузилъ глубокомъ! Внушивъ рыдаиій нашихъ слухъ, Верхи парнасски возстеналп, П музы воплемъ провождали Въ небеспу дверь нресвѣтлый духъ.

Въ толикой праведной печали Сомнѣнный ихъ смущался путь: И токмо шествуя желали На гробъ и на дѣла взглянуть. Но кроткая Екатерина, Отрада по Петрѣ едина, Пріемлетъ щедрой пхъ рукой. Ахъ, еслпбъ жизнь ея продлилась, Давно бъ Севкана постыдилась Съ свопмъ искустзомъ предъ Невой!

Какая свѣтлость окружаетъ Въ толикой горести Парнассъ? О коль согласно тамъ бряцаетъ Пріятныхъ струнъ сладчайшій гласъ! Всѣ холмы иокрываютъ лики; Въ долинахъ раздаются клики; Великая Петрова дщерь, Щедроты отчп превышаетъ, Довольство музъ усугуоляетъ, И къ счастью отверзаетъ дверь.

Великой похвалы достопнъ, Когда число своихъ побѣдъ Сравнить сраженьемъ можетъ воинъ> И въ полѣ весь свой вѣкъ живетъ: Но ратники, ему подвластны, Всегда хвалы его причастны, И шумъ въ полкахъ со всѣхъ сторонъ Звучащу славу заглушаетъ, И грому трубъ ея мѣшаетъ Плачевный побѣжденныхъ стонъ.

Сія тебѣ единой слава,

— 103 -

Монархиня, нрцнадлежптъ, Пространная твоя держава, О какъ тебѣ благодарить! Воззри на горы превысокн! Воззри въ поля своп широки, Рдѣ Волга, Диѣпръ, гдѣ Обь течетъ: Богатство въ оныхъ потаенно Наукой будетъ откровенно, Что щедростью твоей цвѣтетъ.

Толикое земель пространство Когда Всевышній поручплъ Тебѣ въ счастливое подданство, Тогда сокровища открылъ, ІІакпмп хвалится Пндія: Но требуетъ къ тому Россія Пскуствомъ утвержденныхъ рукъ, Сіе злату очпетптъ жилу; Почувствуютъ п камни сплу Тобой возставлепныхъ наукъ.

Хотя всегдашппми спѣгамп Покрыта сѣверпа страна, Гдѣ мерзлыми Борей крыламп Твои взвѣваетъ знамена; Но Богъ межъ льдистыми горами Великъ своими чудесами: Тамъ Лена чистой быстриной, Какъ Нплъ пароды напояетъ Д брегп наконецъ теряетъ, Сравнившись мэрю шириной.

Коль многи смертнымъ непзвѣстны Творптъ натура чудеса, Гдѣ густостыо жнвотпымъ тѣсны Стоять глубокіе лѣса, Гдѣ въ росвоши ирохладиыхъ тѣней На паствѣ скачущпхъ елевей Ловяідпхъ крпкъ не разгонялъ; Охотнпкъ гдѣ не мѣтнлъ лукомъ; Сѣвирнымъ земледѣлецъ стукомъ Поющихъ птпцъ не устрашалъ.

Широкое открыто поле, Гдѣ музамъ путь свой простирать! Твоей великодушной волѣ Что можетъ за сіе воздать? Мы даръ твой до небесъ прославомъ, П знакъ щедротъ твонхъ иоставпмъ, Гдѣ солнца всходъ п гдѣ Амуръ Въ зеленыхъ берегахъ крутится, Желая павв возвратиться Въ твою державу отъ Манжуръ. Се мрачной вѣчностп запонѵ

Надел;да отверзаетъ намъ! Гдѣ нѣтъ ни правплъ, ни закону, Премудрость тамо зпждетъ храмъ; Невѣжество нредъ ней блѣдпѣетъ. Тамъ влажный флота путь бѣлѣетъ II море тщится уступить! Колумбъ россійскій черезъ воды Снѣшптъ въ невѣдомы народы Твои щедроты возвѣстить.

Тамь тьмою острововъ посѣянъ, Рѣкѣ подобенъ океанъ; Небесной синевой одѣянъ, Павлина посрамляетъ вранъ. Тамъ тучи разныхъ птпцъ летаготь, Что пестротою нревышаютъ Одежду нѣжныя весны; Питаясь въ рощахъ ароматныхъ, И плавая въ струяхъ пріятныхъ, Не знаютъ строгія зимы.

П се Минерва ударяетъ Въ верьхп рпфеиекп копіемъ, Сребро и злато пстекаетъ Во всемъ наслѣдін твоемъ. Плутонъ въ разсѣлпнахъ мятется, Что Россамъ въ руки предается Драгой его металлъ пзъ горъ, Который тамъ натура скрыла; Отъ блеску дневнаго свѣтпла Опъ мрачный отвращаетъ взоръ.

О вы, которыхъ ожпдаетъ Отечество отъ нѣдръ свопхъ, II впдѣть таковыхъ желаетъ, Какпхъ зоветъ отъ страпъ чужихъ, О вашп дни благословенны! Дерзайте нынѣ ободренны Рачепьемъ ваишмъ показать, Что можетъ собственныхъ Платон овъ II быстрыхъ разумомъ Невтоповъ Россійская земля раждать.

Науки юношей пптаютъ, Отраду старымъ подаютъ, Въ счастливой нлізнп украшаютъ, Въ песчастпый случай берегутъ; Въ домашнпхъ трудностях* утѣха, II въ дальнихъ странствахъ не помѣха, Науки пользуютъ вездѣ: Средп народовъ п въ пустыиѣ, Въ градскомъ шуму п на едппѣ; Въ покоѣ сладки п въ трудѣ.

Тебѣ, о мплостп іісточнпбъ,

— 109 —

О Ангелъ мирныхъ нашихъ лѣтъ!

Всевышній на того помощникъ,

Кто гордостью своей дерзнетъ,

Завидя нашему покою,

Протпвъ тебя возстать войною.

Тебя Зиждитель сохранить

Во всѣхъ путяхъ безпретЕновенну,

И жизнь твою благословенну

Съ числомъ щедрость твоихъ сравнить.

д. Пзъ пиеьма къ Шувалову о пользѣ стекла (1752).

Неправо о вещахъ тѣ думаютъ, Шува-

ловъ, Которые Стекло чтутъ ниже минераловъ, Црпманчпвымъ лучомъ блистающихъ въ

глаза. Не меньше польза въ немъ, не меньше

въ немъ краса. Нерѣдко я для той съ Парнасскихъ горъ спускаюсь, И нынѣ отъ нея на верьхъ ихъ возвращаюсь, Пою передъ тобой въ восторгѣ похвалу, Не камнямъ дорогимъ, не злату, но

Стеклу. И какъ я оное хваля воспоминаю, Неложность лживаго я щастья представляю. Не должно тлѣнностп примѣромъ тое

быть, Чего и сильный огнь не можетъ разрушить, Другихъ вещей земныхъ конечный раз-

дѣлитель: Стекло имъ рождено; огонь его родитель, Съ натурой нѣкогда онъ произвесть хотя Достойное себя и оныа дитя, Во мрачной глубинѣ, подъ тягостью

земною, Гдѣ вѣчно онъ живетъ и борется съ

водою, Всѣ силы собралъ вдругъ и хляби затво-

рплъ,

Въ которы Океанъ на брань къ нему

вхрдиль.

Напрягся мышцами и рамена подвиг-

нулъ,

И тяготу земли превыше облакъ вскинулъ.

Внезапно черный дымъ навелъ густую

тѣнь у

И въ ночь ужасную перемѣнился день»

Не баснотворнаго здѣсь ради Геркулеса

Двѣ ночи сложены въ единѣ отъ Завеса;

Но Етна правдѣ сей свпдѣтель вѣчный

намъ 3

Которая дала путь чудный спмъ родамъ,

Изъ ней разженная рѣка текла въ пучину,

И свѣтъ отчаясь, мнплъ, что зритъ

свою судьбину!

Но ужасу тому послѣдовалъ конецъ:

Довольна чадомъ мать, доволенъ пыъ

отецъ.

Прогнали долгу ночь и жаръ свой погаси ли „

И солнцу ясному рожденіе открыли.

Но что жъ отъ нѣдръ земныхъ родясь

произошло?

Любезное дитя, прекрасное Стекло.

Когда неистовой свирѣпствуя Борей, Стѣсняетъ мразомъ насъ въ упругости

своей; Великой не терпя и строгой перемѣньг, Скрываетъ человѣкъ себя въ толстьш

стѣны.

Онъ былъ бы принужденъ безъ свѣту

въ нпхъ спдѣть..

Или съ дрожаніемъ несносной хладъ

терпѣть. Но солнечны лучп онъ сквозь Стекло

впускаетъ, П лютость холода чрезъ то же отвра-

щаетъ. Отворенному вдругъ и запертому быть*. Не то ли мы зовемъ, что чудеса творить?

Хоть острымъ взоромъ насъ природа

одарила у Но блпзокъ онаго конецъ имѣетъ сила. Кромѣ, что въ далекѣ не кажетъ намъ

вещей ,

— по

II собрапныхъ трубой онъ требуетъ

лучей, Коль многнхъ тварей онъ еще не дося-

гаетъ, Которыхъ малый ростъ предъ нами со-

крываетъ! Но въ ныпѣшнихъ вѣкахъ намъ Мпкро-

скопъ открылъ, Что Богъ въ невпдпмыхъ животныхъ

сотворплъ! Коль тонки члены пхъ, составы, сердце,

жилы, И нервы, что хранятъ въ себѣ жпвот-

ны силы! Не меньше нежели въ пучинѣ тяжкій

Китъ, Насъ малый червь частей сложеніемъ

дпвитъ. ВелпЕъ Создатель пашъ въ огромности

небесной! ВелпЕъ въ строеніи червей, скудели

тѣсноп! Стекломъ познали мы толики чудеса, Чѣмъ онъ наполнплъ понтъ, и воздухъ,

и лѣса. Прибавпвъ ростъ вещей, оно, коль намъ

потребно, Являетъ травъ разборъ, и знаніе вра-

чебно. Коль много Микроскопъ намъ тайно-

стей открылъ, Невпдпмыхъ частпцъ и тонкихъ въ тѣлѣ

жплъ! Но что еще?.Уже въ Стеклѣ намъ Барометры Хотятъ предвозвѣщать, коль скоро буду тъ вѣтры, Коль скоро дождь густой на нпвахъ зашу-

мптъ, Иль облакп прогнавъ, пхъ солпце осу-

шитъ. Надежда наша въ томъ обманами не

льстится. Стекло поможетъ намъ, и дѣло совершится. Открылись точно имъ движенія свѣтялъ: Чрезъ тожъ откроется въ погодахъ разность силъ. Коль могутъ щастливы селяне быть оттоль,

Когда не будетъ зной, ни дождь опасенъ

въ полѣі Какой способностпдатьдолжно кораблямъ, Узнавъ, когда шумѣть или молчать вол-

памъ, И плавать по морю безбѣдно и спокойно! Велико дѣло въ семъ и горъ златых ь

достойно!

е. Письма къ И. П. Шувалову.

* Милостивый Государь Иванъ Ивано-вичъ! Милостивое Вашего Превосходительства меня ппсьмомъ напомпновеніе увѣряетъ къ великой моей радости о непремѣнномъ Вашемъ ко мнѣ снисхо-дптельствѣ, которое я черезъ много лѣтъ за великое между моими благо-получіямп получаю. Высочайшая щедрота несравненныя Монархини нашея, которую я Вашнмъ отеческпмъ пред-стательствомъ имѣю, можетъ ли меня отвести отъ любленія и усердіякъ нау-камъ, когда меня крайняя бѣдность, которую я для наукъ терпѣлъ добровольно, отвратить не умѣла. Не примите В. Пр-во мнѣ въ самохвальство, что я въ свое защпщеніе представить смѣ-лость принимаю. Обучаясь въ Спасскихъ школахъ, имѣлъ я со всѣхъ сторонъ отвращающія отъ наукъ пресильныя стремленія, которыя въ тогдашнія лѣта почти непреодолѣнную силу пмѣлн. Съ одной стороны отецъ, никогда дѣтей кромѣ меня не пмѣя, говорплъ, что я, будучи одинъ, его оставилъ, оставилъ все довольство (по тогдашнему состоя-нію), которое онъ для меня кровавымъ иотомъ нажнлъ, и которое послѣ его смерти чужія расхптятъ. Съ другой стороны несказанная бѣдность: имѣя одинъ алтынъ въ день жалованья, нельзя было имѣть на цропнтаніе въ день больше, какъ на денежву хлѣба и на денежку

квасу, протчее на бумагу, па обувь и другія нужды. Такимъ образомъ жилъ я пять лѣтъ, п наукъ не о ставя лъ. Съ одной стороны пишутъ, что зная моего отца достатка, хорошіе тамошніе люди дочерей свонхъ за меня выдадутъ, которые и въ мою тамъ бытность предлагали; съ другой стороны школьники малые ребята кричать и перстами указы-ваютъ: смотрите какой болвань лѣтъ въ двадцать прдшелъ латннѣ учиться! послѣ того вскорѣ взятъ я въ Санктпе-тербургъ и посланъ за море п жалованье получалъ противъ прежняго въ сорокъ разъ. Оно меня отъ наукъ не отвратило; но ио пропорціи своей умножило охоту, хотя силы мои предѣлъ имѣютъ. Я всеаокорнѣйше прошу В. Пр. въ томъ быть обнадежену, что я всѣ свои силы употреблю, чтобы тѣ, которые мнѣ отъ усердія велятъ быть предосторожну, были обо мнѣ беспечальны; атѣ, которые пзънедоброхотной завасти толкуютъ, посрамлены бы въ своемъ неправомъ мнѣніи были, и знать бы научились, что они свопмъ арши-ломъ чужихъ силъ мѣрить не должны, и помнили бъ, что музы.... кого хотятъ, того и полюбятъ. Ежелп кто еще въ такомъ мнѣпіи; что ученой чсловѣкъ долженъ быть бѣдеаъ, тому я предлагаю въ првмѣръ съ его стороны Діоге-на, которой жилъ съ собаками въ боч-кѣ, и свопмъ землякамъ оставплъ нѣ-сеолько остроумныхъ шутокъ для умно-женія ихъ гордости, а съ другой стороны Невтона, богатаго Лорда Бойла, которой всю свою славу въ наукахъ по-лучилъ употребленіемъ великой суммы; Волфа, которой лекціямп и подаркамп нажилъ больше пятисотъ тысячъ и сверхъ того баронство; Слоана въ Ан-гліи, которой послѣ себя такую бпбліо-теку оставплъ, что никто приватно пе былъ въ состояніи купить, и для того Парламента далъ за нее двадцать тысячъ фунтовъ Штерлинговъ. По прпка-занію Вашему все исполнить не премину, съ глубокпмъ высокопочитаніемъ... и пр. (1753 мая 10-го дня).

2.

Полученное вчерашнаго числа отъ 24 мая письмо Вашего Прев., въ которомъ я чувствую неаремѣнной знакъ особенной Вашей ко мнѣ милости премного меня обрадовало; особливо тѣмъ, что Вы объявить изволили свое удостовѣре-ніе о томъ, что я наукъ никогда не оставлю. Въ разсужденіп другихъ не имѣю я никакого особливаго удивленія, за тѣмъ, что она пмѣютъ примѣры въ нѣкоторыхъ людяхъ, которые только лишь себѣ путь къ щасгію ученіемъ отворили, въ тотъ часъ къ дальнѣйше-му происхождеаію другія дороги приняли и способы изыскали, а науки почти совсѣмъ оставили, пмѣя у себя патро-новъ, которые у нихъ мало пли и ничего не спрашиваютъ, и не какъ Ваше Пр. въ разсужденіи мння дѣлъ требуете, довольствуются только однѣмъ ихъ име-немъ. Въ помянутыхъ оставившихъ въ своемъ щастіп учеиіе людяхъ весьма ясио видѣть МОЯІНО, что они только одно почти знаютъ, что въ малолѣтствѣ изъ подъ лозы выучились, а будучи въ своей власти, почти никакова заанія больше не присовокупили. Я напротпвъ того (позвольте, Мил. Гос. не ради тщеславія, но ради моего оправданія объявить истину) имѣючи отца хотя по натурѣ добраго человѣка, однако въ крайнемъ невѣжествѣ воспптаннаго, п злую и завистливую мачпху, которая всячески старалась произвести гнѣвъ въ отцѣ моемъ, представляя, что я всегда сижу по пустому за книгами. Для того многократно я прпнужденъ былъ читать и учпться, чему возможно было, въ уеданенныхъ и пустыхъ мѣстахъ, и терпѣть стужу и голодъ, пока я ушолъ въ Спасскія школы. Нынѣ имѣя къ тому по высочайшей Ея Ими. Величества милости совершенное довольство, Ва-шимъ отеческимъ предстательствомъ, и трудовъ моихъ одобреніе Ваше и другихъ знателей и любителей наукъ, и почти общее въ нихъ удовольствіе, н наконецъ уже не дѣтское несовершен-

Л2 ~

наго возраста разсуяідеше, могу лп я пынЬ въ моемъ иужествѣ дать себя посрамить предъ моимъ дѣтствомъ. Однако перестаю сами представленіями утруждать Вашу терпѣлпвость, вѣдая Ваша справедливый ннѣнія* II ради того доношу Вашему Ир. о томъ, что похвальная Ваша і;ъ наукамъ охота требуетъ. Во первыхъ, что до електрпческой сплы надлежптъ, то взысканы здѣсь два особливые опыта весьма недавно, одииъ господином!. Рихмапомъ чрезъ машину, а другой мною въ тучѣ; первой, что Мушенброковъ опытъ съ спльнымъ уда-ромъ можно переносить съ мѣста на мѣсто, отдѣляя отъ машины въ знатное разстояпіе около цѣлой версты; чему оппсапіе п рисупокъ прп семъ сообщаю. Второе я прпмѣтплъ у своей громовой машпнт, 25 числа сего Апрѣля, что безъ грому п молнін, чтобы слышать пли впдѣть можно было, нитка отъ же-лѣзнаго прута отходила и за рукою гонялась; а въ 28 число того же мѣсяца при прохожденіп дождеваго облака безъ всякаго чувствительная грому п молпіи, происходили отъ громовой машины сильные удары съ ясными искрами и съ тресксмъ издалека слышнымъ: что еще нигдѣне прпмѣчено, п съ моею давнею теоріею о теплотѣ и съ нынѣшнею объ електрпческой сплѣ весьма согласно, и мпѣ къ будущему публичному акту весьма прнлпчио. Оной актъ буду я отправлять съ господпномъпрсфессоромъ Рихмапомъ: онъ будетъ предлагать опыты своп, а я теорію п пользу отъ оной происходящую, къ чему уже я пріу го-то вляюсл. Что же надлежптъ до второй части руководства къ краспорѣчію, то оная ѵже нарочито далече п въ копцѣ октября мѣсяца уповаю изъ печати видеть, о успореніи которой всячески просить и стараться буду, а ипсьмеинаго не присылаю, за тѣмъ что Ваше Ир. требовать изволите по листу печатпмхъ. О нервомъ томѣ Российской исторіи по обѣщанію моему стараніе прилагаю, і онъ і;ъ новому году письменной

, изготовился. Еяіелп кто по своей про-

; фессіи и должности чптаетъ лекщи, дѣ-лаетъ опыты новые, говорить публично

Ірѣчп и диссертацін, п впѣ оной сочи-пяетъ разные" стихп и проекты къ тор-жественнымъ нзъявленіямъ радости, со-ставляетъ правила къ краснорѣчію на своемъ языкѣ и Исторіи своего отечества, и должеиъ еще на срокъ поставить, отъ того я ничего больше требовать не пмѣю, ц готовь бы съ охотою пмѣть терпѣніе, когда бы только что нужное родилось. Въ протчемъ удостоверяясь многократно, коль охотно слушаете Ваше Пр. разговоры о паукахъ, весьма жадно ожидаю радостпаго н прі-ятнаго съ вамп свиданья, чтобы Вы новыми моими стараніями удовольствіе

|имѣлп, которыхъ всѣхъ въ отдаленіп сообщить не моялю. Въ домѣ Вашего Пр. обѣщанныхъ онтпческнхъ вещей еще долго устроить не уповаю, за тѣмъ, что еще пѣтъ ни половъ, ни потоло-ковъ, ни лѣснпцъ, и недавно я ходилъ въ ннхъсъ немалою опасностію. Елек-трическіе шарпкп по вашему яіеланію прпшлю къ вамъ не умедлпвъ какъ возможно. Я могу увѣрнть Ваше Пр. что въ мастеровыхъ людяхъ здѣсь великая скудость: такъ что для дѣланія себѣ електрпческой машины не токмо гдѣ пндѣ, по и съ вашего двора столяра за деньги не могъ достать. II для того но сіе время вмѣсто земной машины слу-жатъ мнѣ иногда облака, къ которымъ я съ кровли шесть выстави ль. Какіе Вашему Ир. инструменты іютребны, о томъ прошу дать мнѣ позволеніе представить въ канцелярію Академическую пменемъ Вашпмъ, для прнказанія мас-терамъ, затѣмъ, что опѣ по шабашамъ долго протянуть дѣла. Заключая сіе, съ глубокпмъ высокоиочитаніемъ пребываю всепокорнѣйшій и вѣрныи слуга Михай-ло Ломоносовъ (Спб. мая 31-го 1753 г.).

ПРИЛОЖЕШЕ I.

Изъ слова ѲеоФана Ирокоповича въ день рождевія в. к. Петра Петровича

(1716).

Здѣсь пред л ежить иамъ сугубый путь гражданского и воинского правительства. Въ который первѣ устремимся? Пойдемъ первѣе въ граждапскій, яко домашній, воинскій бо за предѣлы оте-частва ведетъ. А здѣ да предстанетъ памъ свидѣтельство памяти всенародный, память же не престарѣлыхъ людей, но недалече за двадесять лѣтъ вспять заходящая. Что бо была Россія прежде такъ недалеко времени, и что есть нынѣ? посмотримъ ли на зданія? на мѣсто грубыхъ хнжинъ наступили палаты свѣтлые; на мѣсто худаго хвра-стія— дпвныя вертограды. Посмотримъ ли на градцкія крѣпости? пмѣемъ таковыя вещію, каковыхъ и фігуръ на хартіяхъ прежде не вндѣли и не видали. Воз-зримъ на сѣдалища правптельскія? новый сенаторовъ, и губернаторовъ санъ, зъ совѣтахъ высокій, въ правосудіи пеумытный , желательный добродѣте-лемъ, страшный злодѣяніямъ. Отвер-земъ статіи и книги судейскія? колико лишныхъ отставлено, колико здравыхъ и нужнѣйшпхъ прибыло вновь! Уже и свободная ученія полагаюгъ себѣ осно-р.анія, идѣя^е и надежды не пмѣяху; уже ариѳметическія, геометрическія и лротчыя філософскія искуства, уже книги политическія, уже обоей архітектуры хитрости умножаются. Что же речемъ о флотѣ воинскомъ? Ниже бо на самомъ точію кораблей зданіи держати очи и мысли намъ довлѣетъ. Аще и самое то зрѣти безъ удивленія не можемъ, но разсуждати подобаетъ, отъ коликихъ сіе добродѣтелей произыде. Не могли бы воистину никіи же мастеры совер-шпти сего, всуе бо было тектонское зскуство и труды, аще бы не предстала здѣ монаршая мудрость, еже вся усмо-трѣти къ такому намѣренію потребная;

аще бы не былъздѣ быстрый промыслъ, откуду бы и како, каковымъ путемъ и способомъ подобающую собрати извести матерію; аще бы не явила себѣ здѣ велелѣпная щедрость, еже бы не жалѣти толикихъ иждивеній, аще бы не произошло здѣ незыблемое веливодушіе, еже бы не устрашитися толикого и толь трудного, а аще новаго дѣла; аще бы не воспланулося здѣ неусыпное славы рев-нованіе, еже бы Государству Россій-скому и всемъ не попустпти отъ инныхъ протчихъ бытп упослѣжденну. И да многая минувше, единоглавнѣйше изре-чемъ, на таковый сей трудный, новый преславный заводь, не довольно было никоеже пмѣніе, ни лѣсы дубравные, ни труды дѣлательскіе. Потребное было оруженоснымъ спмъ ковчегамъ, симъ крылатымъ и бѣгъ пространный любя-щпмъ полатамъ, потребное, глаголю, было мѣсто и поле теченію пхъ подо-бающее: пнако бы все суетное было. Здѣ же кто не видитъ, что державѣ Россійской подобало прострѣтися за предѣлы земныя, и на широкія моря пронести область свою? Купилъ намъ тое Самодержецъ нашъ не сребромъ ку-печескимъ, но Марсовымъ яіелѣзомъ. Показа, аки перстомъ самая правда на брегп Інгріи и Кареліп хищеніемъ лва свѣйскаго давно отъятые; устремися убо тамо сила Монарха нашего побѣдптель-ная и прогна далече звѣря оного полунощного, протяже владѣніе свое на моря, устраши громомъ славы сея и далечай-шая поморія и островы, державную же Россію уподоби оному апокалиптическому впдѣнію: се уже единою ногою на земли, другою же стоить на морѣ, дивна всѣмъ, всѣмъ страшна и славна. Словомъ рещи: аще бы ничто же было прочее, самъ флотъ былъ бы доволенъ къ безсмертной славѣ Его Царскаго Величества.

А ты, новый и новоцарствующій граде Петровъ, не высокая ли слава есп фундатора твоего? идѣже ни помыслъ комѵ былъ жителствачеловѣческаго, до-

8

— 114

стой іюс вскорѣ устропся мѣсто престолу Царскому. Кто бы отъ стравныхъ здѣ прпшедъ, и о самой пстйнѣ пеувѣ-давъ, кто бы, глаголю, узрѣвъ таковы града величество и велелѣпіе, не ію-мыслилъ, яко сіе отъ двухъ или трехъ сотъ лѣтъ уже зиждется? сіс есть, тща-тельствомъ Монарха нашего иенразд-ппел оная древняя пословица сармат-скал: не разомъ Краковъ будовано. Или велико бо крема къ таковому строенію патьнадесятолѣтнее? II что много гла-голати о сихъ? Августъ онъ рпмскіГі имііераторъ, яко превеликую о себѣ похвалу, у.мирая, проглагола: «кирпичный, реле, Римъ обрѣтохъ, а мраморный оставлю.» А нашему Пресвѣтлѣйшему Монарсѣ тщета была бы, а не похвала, сіе прогласити; исповѣсти бовопстпнпу подобаетъ, древяпую онъ обрѣте Рос-сію, а сотвори златую: тако оную и внѣш-нпмъ, и внутреннпмъ впдомъ украси; зданіп, крѣпостьми, правилами и правителям::, и различныхъ ученій .полез-пыхъ : 5рі гою.

А еще побѣжимъ въ слѣдъ его воин-скій (аще и тако уже того мл нут и мы не возмогли), п здѣ точію имена вещей пѣкіихъ воспомянути можемъ: тако не возможно есть въ краткомъ времени пре-длагати повѣсть. Еще отроческою рукою разори Казякерменъ, разрущи Азозъ и дракона асійскаго устраши, возъяренъ л;е неправеднымъ терзаніемъ лва свѣй-скаго, воль ему много полол;л ранъ, коль много отсѣче градовъ икрѣпостей, здѣ въ Інгріи, въ Ллавоніи, въ Поме-раніи, въ Кареліп, въ Фпнляпдіи, и въ :хъ гнѣздахъ крыющаяся обрѣте, ьъ Митавѣ Курландсвой, ивъЕлбипіѣ Прускомъ, п на мѣстахъ протчнхъ; дерз-нувл! а ;: і па иолѣ ратномъ и нодъ Калзшемъ, на Черной Наиѣ подъ Проиойскомъ, нодъ Полтавою. Единымъ ли сіе едино во-спомяновеніемъ прейти довлѣетъ? Не вютъ воистину преславной опой оріи тысяща устъ риторсвихъ, и не престапутъ славши вѣкн мпогіл, донѣ-гоитъ. Но И ИНЫЯ г.

прочая пространных^ проповѣдей до-стойныя суть: обаче здѣ единымъ ихъ точію, яко же рѣхъ, воспомпнаніемъ удоволяемсл. Таковыя же, такъдалекія, такъ многія мѣста и страны побѣдами его ирославленныя! Велико было бы, аще бо кто прошелъ легклмъ стран -ствіемъ, то что л:ъ есть викторіями исполнити?

А что въ нервыхъ восиомянутп подобало, и что всей толикой славѣ осно-ваніе, есть регула воинская: то дѣло,-то всѣхъ дѣлъ и корень и верхъ, за сіе дѣло. что либо п гдѣ либо россій-екпмъ оружіемъ достохвалыюесодѣвает-ся. содѣвается Царемъ нашимъ, аіне бы п не присутствовать тамо; за сіе едино и вся будущія по смерти его по-бѣды ему восиишутся.

II таковыхъ то Монарха нашего слав-ныхъ дѣлъ, аще п не венхъ, г-.ще и краткое вменованіе естьсвѣтлоеизвѣст-нее россійскаго щгстія свидетельство; минувше бо многія отгуду пропзшед-шыя ползы домашныя, да помыслить велкъ, колйкую обрѣте Россія во всемъ мірѣ славу себѣ; не буди бо въ срамоту помянута-, еже истинно есть, въ ко-емъ мяѣніи, въ коей цѣнѣ бѣхомъ мы прежде у гшоземиыхъ народовъ: бѣхомъ у политичеекпхъ мниміи варвари, у гор-дыхъ п величавыхъ презрѣннів, у му-дрящйхся невѣжи; у хищныхъ жела-телная ловля, у всѣхъ нерадпми, оіъ всѣхъ поруганны. Аще же и ля; и вое было таковое многихъ мнѣніе, обаче было мнѣніе таковое, и изобличила было то не едппократно Россіл своимъ ору-жіемъ, но не довольно п не совершенно, наипаче яко оружіемъ страхъточію содѣвается въ пародѣхъ, честь и любовь тѣмъ не куиуется. Нынѣ л;е что храбростію, любомудріемъ, правдолю-біемъ, исправленіемъ и обучеиіемъ отечества, не себѣ точію, но ивсемуРос-сійскому пароду содѣла пресвѣтлый пашъ Монархъ? то что которые пасъ гнуша-лпел, яко грубыхъ, пщутъ усердно братства нашего, который безчестплп —сла-вятъ. который грозили—боятся и тре-

— 115 —

пещутъ, которые презирали — служйти намъ нестыдятся; многіе по Европѣ коронованный главы не точію въ союзъ съ Петромъ Монархомъ нашимъ пдутъ доброхотны; но в десная его Величеству давати не имѣютъ за безчестіе: отмѣнили ынѣніе, отмѣнили прежніп свои о насъ повѣсти, затерли исторійки своя древнія, инако и глаголати и ии-сатп начали: вознесла главу Россія светлая, красная, сплная, другомълюбимая, врагомъ страшная, и да заключпмъ спль-пымъ, но истинныыъ словомъ все сіе: Зависть славою Россійскою побѣжденна есть. Не ыожетъ безчестити насъ; ибо вѣры уже въ свѣтѣ не обрящетъ, точію пмать грызтп персты своя, п утробою снѣдатися.

ПРІІЛОЖЕШЕ 2-е.

Нзъ сочим. Елагина: Опытъ повѣетвѳва-бія о Роесш (1789—1796).

§ 1. Вступлееіе. Іѣта 6481—973.

Приступая къ вѣщанію важнѣйшаго въ повѣствованіп нашемъ прпключенія, когда тройственный свѣтъ спасптельна-го благовѣствованіи Христова во свя-томъ Владиміра I Крещеніи на всю проліялся Россію, не излишно почитаю повторить при семъ выше объявленныя, касательно сего произшествія, бытія, и снесть ихъ, для лучгааго въ читателей впечатлѣнія, въ единое совокупно пред-ложеніе. Хотя немерцающіе лучи сего превѣчнаго свѣта и прежде Владиміра прародптелей нашихъ неоднократно касались; но подавляемые мракомъ идоль-скаго суевѣрія, подобно солнцу, въ гу-стыхъ облакахъ скрывающемуся, въ еди-ныхъ затворенныхъ православнаго со-словія чертогахъ сокровенны пребывали. Достопамятность толь великаго Влади-мірова дѣянія требуетъ однакожъ объ-

явить въ подробности, какія пособія по-спѣшествовали ему преклонить поддан-ныхъ къ такому трудному дѣйствію, каково есть премѣненіе господствующая вѣры; ибо таковая въ цѣломъ Государ-ствѣ премѣна безъ предварптельныхъ средствъ есть дѣло едва ли возможное. Я не нахожу во всѣхъ знатѣйшихъ за-конодавцахъ труднѣе предмета, какъ сей, которой единственно токмо къ пз-требленію суевѣрныхъ заблуячденій въ законодательствѣ нмъ встрѣчался. Моисей, Ликургъ, Солонъ п многіе видѣли множество нравственныхъ пороковъ, вѣ-рою народамъ дозволенныхъ; но испра-вленіе оныхъ не дерзали подвергать закону гражданскому, единому токмо времени и нравоученію оставляя. Въ пре-кословіяхъ вѣры съ любомудріемъ, относительно къ понятіямъ о порокахъ и добродѣтеляхь, о благѣ и злѣ, должна и сама законодательная власть поступать весьма осторожно; и мало по малу однѣ пзтреблять, а другія вводить силою тончайшаго градомудрія. Вожделѣ-нія сердца человѣческаго суть пламенны, когда любострастные Лада и Ледо, боячествомъ почитаемые, дозволяютъ удо-вольствія, и когда неистовыя забавы снисходптельнымъ суевѣріемъ не грѣ-хомп, но блаженствомъ признаваемы суть. Погашеніе такпхъ, вѣрою изви-няемыхъ, стремленій п пороковъ не такъ легко, какъ и самое въ рабство народа поверженіе; ибо первое пустосвятствомъ вооруженное ополчаетъ до крайности безуміе человѣчеекое; а второе употреб-леніемъ едпновѣрнаго войска производится. Много и до пришествія въ міръ Спасителя мудрыхъ и ученыхъ людей было; многія п преполезныя въ разныхъ наукахъ книги отъ нихъ оставлены, но како изтреблять касающіяся господствующей вѣры заблужденія, ничего въ нихъ кромѣ нелѣпыхъ противорѣчій, не обрѣ-таемъ. Подобало необходимо, къ изве-денію рода человѣческаго изъ мрака идолопоклоннаго, явитьсь толь всемогущему Проповѣднпку, каковъ есть сниз-іпедый на землю Сынъ Божій. Онъ язпл-

— 116 —

ся, и подобно свѣтозарному солнцу, прі-осѣпяющему нощныя свѣтпла, нрогналъ божествепнымъ Свопмъ ученіемъ долговременное божппцъ пдольекпхъ п ку-мпровъ почптаніе, но п Ему задолго до прпшествія предварительными посо-біямп служили къ обращепію народовъ пеумолкныегласывопіющихъПрорококъ. Такъ, есть лп смѣемъ уподобить, способствовал п п Великому Влади міру нашему прежде бывшія до него крещепіл, и наче веішіій сонмъ воспріявшихъ уже вѣру Хрпстіапскую вельможъ изъ Руссовъ, Славянъ и Варяговъ, какъ то мы по договорамъ съ Греками предковъ его видѣли, и заключить можемъ, что сколько собственное егопзволеніе, столько и самая необходимость, въ разеуж-деніп многочпеленнаго Хрпстіанъ со-словія, къ возможности таковыя чрезвы-чайпыя перемѣны послужили.

.^ 2. 1) Крещеніе сомнительно. Объ-пппвъ предварительно, что безъ пред-шествуемыхъ пособій трудно и едва лп возможно приступать къ такому опасному дѣйствію, предложимъ первое кре-щеніе Русіп, по свпдѣтельству Кіево-печерскаго Патерика, Кормчей книги, Пролога и ипыхѣ многихъ почитаемое отъ Св. Апсстола Апдрея чрезъ водру-ч;еиіе креста па горахъ Днѣпровскихъ (*). (2, крещеніе) Второе, Писателями полагаемое, есть Болгаровъ, какъ гово-ритъ Іоакимъ п Несторъ и Татпщевъ прпбавляетъ, что Богорпсъ, Князь Бол-гарскій, по паученію сестры своей, кре-щеніе воспріялъ, а потому кп;кется напрасно объявленные Ппсателп наши сіе крещеніе свопмъ прпзпаютъ, какъ о томъ простраішѣе сказалъ я выше въ моемъ прпмѣчапш. (3, крещепіе) Третіе и равнолѣтнсе почти второму Моравіи крешепіе было при Князьяхъ Морав-

'[ выше объяъвлъ, сколь сомнительнобы-

. Андрея на горахъ Кіевскахъ, и теперь

семг, слѣдуя только іѣтотісцамъ, не

• правду. Кг тому же водруженів кре-

■ ть Крещеніе, естхя Св Андрей нвкого

братплъ туп. во Христу.

скпхъ: Святополкѣ, Ростпславѣ и Ко-целѣ въ столпчномъ ихъ градѣ, Рава называемому Сіе хотя нѣсколько и до насъ достигло, но точно крещеніемъ Руссіи нрпзнавать его не можно. (4кре-щепіе точно въ Россіп). Четвертое кре-щеніе непосредственно было многнмъ Россіяпамъ. Оскольдъ, котораго Греки Русомъ называлп, но свидѣтельству на-шихъ и Впзантійскпхъ Писателей, кре-щенъ былъЕпископомъ Мпхапломъ, прп-сланнымъ пзъ Царяграда, и съ нпмъ нѣсколько Вельможъ Кіевскихъ, явлеп-нымъ на морѣ чудесемъ къ благочестію обращенныхъ. Но нп прпОскольдѣ, ни по смерти его прп Олегѣ и Пгорѣ, пра-вославіе въ Кіевѣ распространиться не могло, хотя нѣсколько п было уже въ немъ вѣрующпхъ во Христа пзъ бояръ и простолюдіевъ. Судьба оставила тогда начатое Оскольдомъ дѣло довершить женѣ мудрой п предпріпмчивой, и по ней ея внуку. (5 крещеніе). Блаженная Ольга, будучи въ непорочномъ вдовствѣ такъ любовію ко Христу п Его ученію распалилась, что заб'ывъ слабость женскую и лѣтъ свопхъ, и убытокъ, пред-пріяла трудное въ Царьградъ путеше-ствіе, и тамо, какъ выше объявлено, съ перковію сочеталася, и въ Русскую землю дѣйствптельное принесла Крещеніе. Но одпакожъ со всею ревностно своею не могши къ едпновѣрію преклонить упрямого своего сына, пренуждепа была удовольствоваться токмо пе возбран-постію желавшпмъ воспріятія вѣрыКіе-вляпамъ, п чрезъ свящеппиковъ, въ Царѣградѣ посвяіценныхъ, многпхъ ко Христу обратила. Она, кажется, первая создала деревянную Святыя Софін церковь, и проповѣдь святаго Евангелія среди идольского баснословіяразсѣявать отвап;илась. Сѣмя благочестія, падая па землю, краткпмъ ея правленіемъ угоб-жеииую, приготовило иародъ Русскійкъ шестому и общему крещепію, о кото-ромъ въ аштіп и Княжепін Владпміро-вомъ со всѣмп обстоятельствами попадать потщимся.

§ 3. Заключеніе сея главы. А въ окоп-

— 117 —

чаше вступлееія сего могу надежно сказать, что объявленный въ крещеніи степенп, ц паче Ольгино содѣйствіе, суть тѣ пособія кои помогли Владиміру предуспѣть въ толь отважномъ дѣлѣ, каково есть премѣненіе господствующія вѣры, и опасность въ чаяніе легкаго исполненія превратили; къ томужъ спо-спѣшествовало и время, между Ольгою и единодержавіемъ Владиміровымъ протекшее; кротость Хрпстіанскаго ученія, преходя пзъ устъ въ уста, смягчила уже нѣсколько суровость народныхъ нравовъ; привлекая восточныхъ Христіанъ ради торговли въ Кіевъ, вскрыла уже завѣсу идолопоклоннаго заблужденія такъ, что есть ли не вовсе почтеніе къ кумпрамъ истребилось, то покранней мѣрѣ, въ сомнѣніе сущность ихъ обратпвъ. мно-гнхъ вѣру поколебало.

Сіе есть естественное слѣдствіе тому, когда господствующая вѣра осла-бѣетъ и иокажетъ народнымъ понятіямъ свою неосновательность, тогда отъ суе-вѣрія въ невѣріе народъ обращается; ибо воображеніе человѣческое, утомясь долговременнымъ пстинъ нзслѣдовані-емъ,прибѣгаетъ наконецъ къ сущему без-божію: зло, которое всю связь обществен-наго союза разторгаетъ, и никакая уже святость преграды стремленіямъ его предпоставить не въ состояніи. Напрасно тогда и сама власть Государекая п законы граждансіііе строгость наказа-ніп изыскпваютъ: ничто уже, кромѣ ис-полненія народныя воли, не усмпрптъ сего волненія, ниже возможетъ изцѣлить сію заразу. Есть ли Владиміръувпдѣлъ Кіевлянъ и войско 'свое въ такомъ положены!, что одни попущеніемъ древня -го пдольскаго богослуженія распутны, другія невѣрія дерзостію отъ послуша-нія отторгаться; третіи, по недовольству еще въ Христіанствѣ просвѣщенію, въ лѣность и не радѣніе о благѣ об-щемъ утопать стали; то можетъ ли въ спхъ обстоятельствахъ Политика что лучшее промыслить къ обузданію заражен-

ных ъ различными склонностями люде какъ тѣ способы, кои упетребилъ обширный его разумъ? Овъ, вступя на похищенный по убіеніи брата своего Кіев-ской престолъ, п не зная еще, которое сословіе, Хрпстіанское ли, идолопоклон-ное сильнѣе къ утвержденію его на Княженіи, вознамѣрплся прежде ласкать господствующей пзъ древности вѣрѣ: возвеличилъ многобожіе, уставплъ празднества плотоугодныя, украсилъ божницы великолѣпіемъ, и жертвами почтплъ бо-говъ рукотворныхъ; но иотомъ усмотря, что въ могуществѣ пмѣютъ Христіане перевѣсть чнсломъ Бояръ, новой сей вѣ-рѣ преданныхъ, и ихъ въ войскѣ съ ними служащихъ людей, перемѣнилъ свое умоначертаніе, и склонность къ общему пзмѣненію вѣры открылъ. Долго плотскпхъ волненіе страстей пред-пріятію сему сопротивлялось; но Политика иреодолѣла наконецъ сію борьбу. Подобно царю Константину, нѣкогда въ равныхъ обстоятельствахъ съ нимъ находившемуся, сталъ онъ Христіанинъ, и присовокупленіемъ самовластія кре-стилъ всю Россію, что учинить ни ма-лѣйшаго не пмѣлъ уже онъ затрудне-нія, содержа великое прп себѣ Христіан-ское воинство, и тѣмъ паче, что отда-ленныя отъ столицы области п грады обыкновенно легко и почти безъ преко-словія во всемъ престольному подража-ютъ граду. Такъ и оный первый Хри-стіанскій Нмператоръ Копстантинъ похитить Августовъ престолъ, разорилъ Рпмскія божницы, п животворящійКрестъ яа брегахъ Геллеспонта водрузи. Се истинная вина крещенія Владпміроваи пособія къ крещенію всея Россіп удобь воображательныя. Въ послѣдствіи са-мілхъ дѣяній сказаніемъ потщимся мы, поелику возможно, объяснить достовѣр-ность сего заключенія.

— 118 —

13. ДЕРЖАВИНЪ.

(1743—1816).

а. Фслпца (1782).

Богоподобная Царевна (') Киргизъ-Кайсацкія орды, Который мудрость несравненна Открыла вѣрные слѣды Царевичу младому Хлору Бзоіітп на ту высоку гору, Гдѣ роза безъ шиповъ ростетъ, Гдѣ добродѣтель обитаетъ! Она мой духъ п умъ плѣняетъ; Подай найти ее совѣтъ.

:':одай Фелица наставленье, Какъ пышно и правдиво жить, Какъ укрощать страстей волненье, II счастлпвымъ на свѣтѣ быть. Меня твой голосъ возбуждаетъ, Меня твой Сынъ прспровождаетъ; Но пмъ послѣдовать я слабъ: Мятясь житейской- суетою, Сегодня властвую собою. А завтра прпхотямъ я рабъ.

Мурзамъ Твоимъ не подражая, Почасту ходишь ты пѣшкомъ, II пища самая простая Бысаетъ за Твоимъ столойъ: Не дорожа Твоимъ нокоемъ, Читаешь, пишешь предъ налоемъ, ^ 2 ) II всѣмъ пзъ Твоего пера Блаженство смертпымъ проливаешь;

іобно въ карты не играешь, Какъ я отъ утра до утра.

Не слпшгомъ любпшь маскарады. А :/і, влубъ пс ступишь и йогой: Храня обычаи, обряды, Не допкишотствуешь собой;

вя Парнасска пс сѣдлаешь, (••)

С) Подъ пменемъ Киргизской царевны Фелиг гряда Ёкатерш ітрица занималась со-іі Г] иатою Дворяйству,

Уставомъ Благочішіл и прочими учреждеоіями. Нмоератрица хотя и занималась иногда інееніемъ оперъ и свазовъ, но стиховъ писать по умѣла л не писала; а когда надобны іысль, поручала напасать

Къдухамъ въ собранье не въѣзжаешь. ( 4 ) Не ходишь съ трона на Востокъ; Но кротости ходя стезею, Благотворящею душею Полезныхъ дней проводишь токъ.

А я, проспавши до полудни, Курю табакъ и кофе пью; Прсобращая въ праздннкъ будни, Кружу въ химерахъ мысль мою; То плѣпъ отъ Персовъ похищаю, То стрѣлы къ Туркамъ обращаю; То возмечтавъ, что я Султанъ, Вселенну устрашаю взглядомъ; То вдругъ, прельщался нарядомъ, Скачу къ портному по кафтанъ. ( 5 )

Или въ пиру я пребогатомъ, Гдѣ праздннкъ для меня даютъ, Гдѣ блещетъ столъ сребромъ и златомъ, Гдѣ тысячи разлпчныхъ блгодъ. Тамъ славный окорокъ вестфальской, Тамъ звенья рыбы астраханской, Тамъ пловъ и пироги стоятъ. — Шампанскпмъ вафли запиваю II все на свѣтѣ забываю Средь впнъ, сластей п ароматъ.

Или велпколѣпнымъ цугомъ Въ каретѣ англійской, златой, Съ собакой, шутомъ, или другомъ, Иль съ красавицей какой Я подъ качелямп гуляю, Въ шинкп нить меду заѣзжаю; Или, какъ то наскучить мнѣ, По склонности моей къ премѣнѣ, Имѣя шайку на бѳкренѣ; Лечу на рѣзвомъ бѣгунѣ. ( 6 )

Пли музыкой и пѣвцами, Органомъ п волынкой вдругъ, Или кѵлачпымн бо/намп ( 7 )

ихъ Статсъ-Секретарят, Елагкну, Храповицкому и друг.

( 4 ) Императрица не любила масоповъ, п не ѣзжала къ гіимъ от ложу, какъ дѣлалп мпоііе знатные.

( 5 ) Относится, :;аі;ъ и двѣ слѣдующія строфы, і;ъ прихотливому ирапу КНЯ8Я Потемкина.

( 6 ) Относится'тл. графу Алевсѣю Григорьевичу Орлову, который любилъ ристалища сего ро-

•да.

( 7 ) Отпссится въ нему же, какъ до охотпика до велкаго колодечества руссваго и до русскихъ пѣсеиъ.

— 119 —

И пляской веселю мой духъ; Или, о всѣхъ дѣлахъ заботу Оетавя, ѣзжу на охоту (*) II забавляюсь лаеыъ псовъ;

Иль надъ невскими брегами Я тѣшусь по ночамъ рогами ( 2 ) И греблей удалыхъ гребцовъ. Иль сидя дома, я прокажу, Играя въ дураки съ женой; То съ ней на голубятин лажу, То въ жмурки рѣзвимся порой, То въ свайку съ нею веселюся, То ею въ головѣ ищуся; ( 3 ) То въ кнпгахъ рыться я люблю, Мой умъ и сердце просвѣщаю: Полкана и Бову читаю, За Библіей, зѣвая, сплю. ( 4 )

Таковъ, Фелпца, я развратенъ! Но на меня весь свѣтъ похожъ. Кто сколько мудростью ни знатенъ, Но всякій человѣкъ есть ложь. Не ходимъ свѣта мы путями, Бѣжимъ разврата за мечтами. Между лѣнтяемъ и брюзгой ( 5 ), Между тщеславья и порокомъ Нашелъ кто развѣ ненарокомъ Путь добродѣтелп прямой.

Едпна Ты лпшь не обидишь, Не оскорбляешь никого. Дурачества сквозь пальцы впдпшь, Лашь зла не терпишь одного; Простунки снисхожденьемъ правишь; Какъ волкъ овецъ, людей не давишь. Ты знаешь прямо цѣну пхъ:

(') Графь П. И. Панинъ любилъ псовую охоту.

[ 2 ) Относится къ Семену Кирилловичу Нарышкину, бывшему тогда Егермейстеромъ. Онъ первый завелъ роговую музыку.

( 3 ) Въ этнхъ стихахъ упоминаются вообще старинные обычаи и забавы Русскихъ.

(•'») Авторъ, служа при князѣ Вяземскомъ, читываіъ предъ нимъ разные романы, до ко-торыхъ князь былъ большой охотникъ. Случалось часто, что во время чтенія и тотъ и другой дремали.

( 3 ) Въ сказкѣ Императрицы о царевичѣ Хлорѣ вельможи царевны Фелицы названы лѣнтяемъ и брюзгой. Сколько извѣстно, Она подъ сими именами разумѣла князя Потемкина и князя Вяземскаго.

Царей онп подвластны волѣ, Но Богу правосудну болѣ, Живущему въ законахъ ихъ.

Ты здраво о заслугахъ мыслишь, Достойнымъ воздаешь Ты честь, Пророкомъ Ты того не числишь, Кто только рпѳмы можетъ и л есть. А что сія ума забава— Калпфовъ добрыхъ честь и слава, Снисходишь Ты на лпрный ладъ: Поэзія Тебѣ любезна, Пріятна, сладостна, полезна, Какъ лѣтомъ вкусный лимонадъ.

Слухъ идетъ о Твоихъ поступкахъ, Что ты ни мало не горда, Любезна и въ дѣлахъ и въ шуткахъ, Пріятна въ дружбѣ и тверда; Что ты въ напастяхъ равнодушна. Л въ славѣ такъ великодушна, Что отреклась и Мудрой слыть. Еще же говорятъ не ложно, Что будто завсегда возможно Тебѣ и правду говорить.

Неслыханнее также дѣло, Достойное Тебя одной, Что будто Ты народу смѣло О всемъ, и въявь и подъ рукой. И знать и мыслить позволяешь II о себѣ не запрещаешь II быль и небыль говорить; Что будто самымъ крокодпламъ, Твоихъ всѣхъ милостей зоиламъ, Всегда склоняешься простить.

Сремятся слезъ пріятныхъ рѣкн Изъ глубины души моей. О, коль счастливы человѣкн Тамъ должны быть судьбой своей, Гдѣ Ангелъ кроткій, Ангелъ мирный, Сокрытый въ свѣтлости порфирной, Съ небесъ нпепослапъ скиптръ носить! Тамъ можно пошептать въ бесѣдахъ, И, казни не боясь, въ обѣдахъ За здравіе Царей не пить. (')

(Ч При Императрицѣ Аннѣ случалось, что-когда двое между собою пошепчутся, то они по-дозрѣвалпсь въ зломъ умыслѣ и по чьему либо доносу попадали въ Тайную канцелярію. Тож-бывало иногда и съ тѣми, которые на публич-ныхъ пиршествахъ не выпивали болыпаго бокала крѣпкаго вина подносимаго за здравіе госу-

— 120 —

Тамъ съ пменемъ Фелпцы можно Вь строкѣ ошіску поскоблить (') Пли портрет ь неосторожно Ел на землю уронить ( 2 ); Тамъ свадебъ шутовскихъ не ііарятъ, Въ ледовыхъ баняхъ пхъ не жарятъ ( 3 ). Не щелкаютъ въ усы вельможъ; Князья насѣднамп не клохчутъ ( 4 ), Любимцы въ явь пмъ не хохочутъ II сажей не мараютъ рожъ.

Ты вѣдаешь, Фелпца, правы II человѣковъ и Царей: Когда ты просвѣщаешь нравы, Ты не дурачишь такъ людей; Въ Твои отъ дѣлъ отдохновенья Ты пишешь въ сказкахъ поученья. И Хлору въ азбукѣ твердишь: «Не дѣ.тай ничего худаго, — И самого сатира злаго Лжецомъ презрѣинымъ сотворишь,»

Стыдишься слыть Ты тѣмъ великой, Чтобъ страшной, нелюбимой быть; Медвѣдпцѣ прилично дикой Животныхъ рвать и кровь пхъ нить. Безъ крайняго въ горячкѣ бѣдства Тому ланцетовъ нужны ль средства, Безъ нпхъ кто обойтися могъ? И славно ль быть тому тираномъ, Велпкнмъ въ звѣрствѣ Тамерланомъ, Кто благостью великъ,і;акъ Вогъ.

Филицы слава—слава Бога, Который брани уемприлъ ( :> ;, Который сира и убога

дарынн, іі потону принимались за недоброжелателей ея.

С) Тогда л;с считалось за великое преступ-лепіе, если въ Имнсраторскомъ титулѣ что пи-будь было подсЕобяено или поправлено.

( 2 ; Палекъ на «слово и дѣло».

( 3 ) Относится і;ъ бывшей при Анн! . Іашювпѣ шутовской свадьбѣ князя Голицына, для которой на Невѣ построенъ особый дедяноб донъ съ ледяною баней.

(*) Императрица А.н а іюбиіа/мружать себя шутами.

і 5 ) Относится кь мирному времени по окон-чанін перпоіі Турецком копни вт, 1771. Въ те-чепіи сего вреиепн возникли иногія челові.колю-бпвыя учрежденія, какі-то: Воспитательный доиъ, больницы и ирот.

Покрылъ, одѣлъ в накормплъ; Который окомъ лучезарнымъ Шутамъ, трусамъ неблагодарнымъ И праведпымъ свой свѣтъ даритъ, Равно всѣхъ сыертныхъ просвѣщаетъ, Больныхъ иокоптъ, исцѣляетъ, Добро лишь для добра творитъ;

Который даровалъ свободу Въ чужія области скакать ('), Иозволплъ своему народу Сребра и золота искать ( 2 ); Который воду разрѣшаетъ ( 3 ) И лѣсъ рубить не запрещаетъ ( 4 ); Велптъ и ткать, и прясть, и шить; Развязывая умъ и руки, Велптъ любить торги, наукп ( 5 ^, И счастье дома находитъ;

Котораго законъ, десница Даютъ и милости и судъ, Вѣщан премудрая Фелица: Глѣ отлпченъ отъ честиыхъ плутъ? Гдѣ старость по міру пе бродптъѴ Заслуга хлѣбъ себѣ находитъ? Гдѣ месть не гонптъ никого! Гдѣ совѣсть съ правдой обитаютъѴ Гдѣ добро дѣтели сіяютъ? У тропа развѣ Твоего!

Но гдѣ Твой тронъ сіяетъ въ мірѣ? Гдѣ, вѣтвь небесная, цвѣтеніь! Въ Багдадѣ, Смирнѣ, Кашемирѣ! Послушай: гдѣ Ты ни живешь, — Хвалы мои Тебѣ примѣтя, Не мни: чтобъ шайки иль бешмета За нпхъ п отъ Тебя желалъ. Почувствовать добра иріятство

( ! ) Екатерина подтвердила данную дворянству Петромъ III свободу путешествовать по чуи.нмъ краямъ.

( 2 ) Екатерина издала указъ о правѣ земле -ді.льцевъ разработывать въ собственную пользу золото н серебро вь своихъ участкахъ.

( 3 ) Екатерина дозволила свободпос плава віе по морямъ и рѣкамъ для торговли.

( 4 ) Сняла запрещенную порубку лѣсовъ, бывшую прежде въ распорля;епіп вальдмейстеровт».

( 5 ) Разрѣшпла свободное производство ыапу-фактуръ и торговли, чего прежде безъ свѣдіпія мануфактуръ-коллсгіи нельзя было дѣлать.

Такое есть души богатство, Какого Крезъ не собиралъ.

Прошу велпкаго Пророка, Да праха ногъ Твоихъ коснусь, Да словъ Твоихъ сладчайгаа тока И лнцезрѣнья паслаждусь! Небесныя прошу я силы, Да, пхъ простря сафирны крылы, Невидимо тебя хравятъ Отъ всѣхъ болѣзней, золъ п сЕуки; Да дѣлъ Твоихъ въ потомствѣ звуші, Какъ въ небѣ звѣзды, возблестятъ!

б. Ввдѣвіс Мурзы.

На темноголубомъ эѳирѣ Златая плавала луна: Въ серебряной своей пор$прѣ Блистаючп съ высотъ, она Сквозь окна домъ мой освѣщала И палевымъ своимъ лучемъ Златыя стекла рисовала На лаковомъ полу моемъ. Сонъ томною своей рукою Мечты различны разсыпалъ; Кропя забвенія росою, Моихъ домашнихъ усъшлялъ; Вокругъ вся область почивала. Петрополь съ башнями дремалъ, Нева пзъ урны (') чуть мелькала, Чуть Бельтъ ( 2 ) въ брегахъ свопхъ

сверкалъ. Природа въ тишину глубоку И въ крѣпкомъ погруягенна сиѣ, Мертва казалась слуху, оку На высотѣ и въ глубпнѣ: Лишь вѣялн одни зефиры, Прохладу чувствамъ принося. Я не спалъ—и, со звономъ лиры Мой тпхій голосъ соглася, «Блаженъ», воспѣлъ я: «кто доволенъ Въ семъ свѣтѣ жребіемъ своимъ, Обнленъ, здравъ, покоенъ, воленъ И счастливъ лишь еобой сампмъ; Что сердце чпсто, совѣсть праву И твердый нравъ хранить въ свой вѣкъ,

(!) Гранитные берега. {*) Балтійское морс.

И всю свою въ томъ етавитъ славу,

Что онъ лишь добрый человѣкъ;

Что карлой онъ иль великаномъ

И дивомъ свѣта не рожденъ,

И что не созданъ истуканомъ,

И оныхъ чтить не принужденъ;

Что всѣ сего блаяшнства міра

Находить онъ въ семьѣ своей;

Что нѣжная его Плѣнира

И вѣрныхъ нѣсколько друзей

Съ нпмъ могутъ въ часъ уединенный

Дѣлптъ и скуку п труды!

Блаженъ и тотъ, кому царевны

Какой бы ни было орды,

Пзъ теремовъ свопхъ янтарныхъ

И сребророзовыхъ свѣтлицъ,

Какъ будто пзъ улусовъ (') дальнихъ,

Украдкой отъ прндворныхъ лпцъ,

За розсказни, за ростабары,

За вирши, иль за что нибудь:

Исподтишка драгіе дары

И въ досканцахъ ( 2 ) червонцы шлютъ!

Блаженъ... «Но съ рѣчью сей внезапно

Мое все зданье потряслось:

Раздвиглнсь стѣны, и стократно

Ярчѣе молній пролилось

Сіянье вкругъ меня небесно;

Сокрылась, поблѣднѣвъ, луна.

Видѣнье я узрѣлъ чудесно:

Сошла со облаковъ жена,

Сошла—и жрицей очутилась

Или богпней предо мной ( 3 ).

Одежда бѣлая струилась

На ней серебряной волной;

Градская ( 4 ) на главѣ корона,

Сіялъ при персяхъ поясъ златъ,*

Пзъ черноогненна виссона; О 5 )

Подобный радугѣ нарядъ ( 6 )

Съ плеча деснаго ( 7 ) полосою

Впсѣлъ на лѣвую бедру;

Простертой на алтарь рукою,

На йчертвенномъ она жару

(*) Татарская деревня.

( 2 ) Ящички для драгоценностей.

( 3 ) Костюмъ и обстановка Екатерины взятъ съ картины.

( 4 ) Гражданская.

( 5 ) Тёмнокрасная матерія.

( 6 ) Орденская лента.

( 7 ) Правою.

Сжигая маки благовонии,

Служила вшішю Божеству.

Орелъ полунощный, огромный,

Соиутннкъ молній торжеству,

Геройской нровозвѣстпіікъ славы,

Содя предъ ней на грудѣ кпигъ,

Священны блюлъ ея уставы;

Потухшій громъ въ когтяхъ свопхъ

II лавръ съ олпвнымп вѣтвямп

Держалъ, какъ будто бы усиувъ.

Ьафиросвѣтламп очами,

Какъ въ гпѣвѣ иль жару, блесиувъ,

Богпня па меня воззрѣла.

Пребудстъ образъ ввѣкъ во мнѣ,

Она который впечатлѣла!—

* Мурза! она вѣщала мнѣ:

Ты быть себя счастливымъ чаешь,

Когда по днямъ п по ночамъ

На лпрѣ ты своей пграешь

II пѣспп лишь ноешь дарямъ.

Вострепещи, Мурза несчастный,

II страшны истины внемли,

Котор.ммъ стпхотворцы страстны

Едвалп вѣрятъ на землп!

Одно съ тебЬ лишь доброхотство

Мнт> пхъ открыть велитъ. Когда

Поэзія не сумасбродство,

Но выпшій даръ боговъ: тогда

Сей даръ боговъ нройѣ лишь къ честп

II бъ поученью пхъ путей

Бійть должеиъ обрандснъ, не къ лестп

II ттѣпной похвалѣ людей. девп свѣта люди тѣ же, шхъ страсти, хоть па нпхъ вѣнцы;

Ядъ лести пмъ вредятъ не рѣже:

А гдѣ поэты не льстецы?

: спрепъ поюшнхъ грому (')

Въ вредъ добродѣтели, не строй,

Благотворителю прямому

Въ хвалѣ нѣтъ нужды никакой. няідій мужъ честные правы, ляй свой долгъ, свои дѣда» :.» приносптъ больше славы,

ЧЬмъ всѣхъ ніитовъ похвала. гавь пектаромъ ваио.тненну

строй грому сироти,, ПОЮЩИХЪ во одѣтелі, т. е. не гуОи своей пѣснью

ГубяТЪ I] Л'""'.

Опасну чашу, гдѣ скрытъ ядъ».—

Кого я зрю столь дерзновенну,

И чьи уста меня разятъ?

Кто ты: богиня или жрица?

Мечту стоящу я спросплъ.

Она рекла мпѣ: «Я ФелнцаІ»

Текла п -свѣтлый облакъ скрылъ

Отъ глазъ монхъ непасыщенныхъ

Божественны ея черты;

Куреніе мастнкъ безцѣяпыхъ

Мой домъ и мѣсто то цвѣты

Покрыли, гдѣ она явилась.

Мой Богъ! мой ангелъ во плоти!...

Душа моя за ней стремилась,

Но я за ней не могъ идти:

Подобно громомъ оглушенпый,

Безчувствепъ я, безгласенъ былъ;

Но, токомъ слезнымъ орошенный,

Пришелъ въ себя п возгласплъ:

— «Возможно ль, кроткая Царевна,

II ты къ Мурзѣ чтобъ своему

Была сурова и столь гнѣвна;

II стрѣлы къ сердцу моему

И Ты, п Ты чтобы бросала,

II пламени души моей

Кь себѣ и Ты пе одобряла?

Довольно безъ Тебя людей,

Довольно безъ Тебя поэту

За кажду мысль, за каждый стихъ

Отвѣтствовать лихому свѣту

И отъ сатиръ щптпться злыхъ!

Довольно золотыхъ кумировъ,

Безъ чувствъ моп что иѣснн члп:

Довольно кадіевъ, (<) фавировъ, (*)

Которы въ завпстн сочли

Тебѣ ихъ неприличной лестью;

Довольно пажплъ я враговъ!

Иной отпесъ ссбѣ къ безчестью.

Что не дерутъ его усовъ;

Иному показалось больно,

Что оиъ насУ'.дкой не сндитъ;

Иному — очень своевольно

Съ Тобой Мурза Твой говорптх-

Иной вмтшялъ мпѣ въ преступленье,

Что я посланницей съ небось

Тебя быть мыслилъ въ восхиіценьѣ

II лплъ въ восторгѣ токи слезъ;

(') Восточный судья. ( 2 ) Восточный духовный.

— 123 —

И словомъ, тотъ хотѣлъ арбуза,

А тотъ соленыхъ огурцовъ,

Но пусть имъ здѣсь докажетъ муза,

Что я не изъ числа льстецовъ:

Что сердца моего товаровъ

За деньги я не продаю

И что не изъ чужнхъ амбаровъ

Тебѣ наряды я врою;

Но, вѣнценосна добродѣтель!

Не лесть я пѣлъ и не мечты,

А то, чему весь міръ свпдѣтель;

Твои дѣла суть красоты.

Я пѣлъ, ною и пѣть пхъ буду,

И въ шуткахъ правду возвѣщу;

Татарски пѣсни изъ-иодъ спуду,

Еакъ лучъ, потомству сообщу;

Какъ солнце, какъ луну, поставлю

Твой образъ будущимъ вѣкамъ:

Превознесу Тебя, прославлю;

Тобой безсмертенъ буду самъ.

в. На смерть князя Мещерскаго (1779).

Глаголь временъ! металла звонъ! (*) Твой страшный гласъ меня смущаетъ, Зоветъ меня, зоветъ твой стоыъ Зоветъ—и къ гробу прпблпжаетъ. Едва уводѣлъ я сей свѣтъ, Уже зубами смерть скрежещетъ, Какъ молніей, косою блещетъ, И днл мои, какъ злакъ, сѣчетъ.

Ничто отъ роковыхъ когтей, Нпкая тзарь не убѣгаетъ: Монархъ и узпипъ —снѣдь червей, Гробницы злость стпхій снѣдаетъ; Зіяетъ время славу стерть. Какъ въ море льются быстры воды, Такъ въ вѣчность льются днп и годы; Глотаетъ царства алчна смерть.

Скользпмъ мы бездны на краю, Въ которую стремглавъ свалимся, Пріемлемъ съ жизнью смерть свою, На то, чтобъ умереть, родимся. Безъ жалости все смерть разитъ: И звѣзды ею сокрушатся,

( ! ) овонъ часовъ.

И солнцы ею потушатся,

И всѣмъ мірамъ она грозитъ.

Не мнптъ лишь смертный умирать И быть себя онъ вѣчнымъ чаетъ: Приходить смерть къ нему, какъ тать, И жизнь внезапу похищаетъ. Увы! гдѣ меньше страха намъ, Тамъ можетъ смерть постичь скорѣе; Ея и громы не быстрѣе Слетаютъ къ гордымъ вышпнамъ.

Сынь роскоши, прохладъ и нѣгъ, Куда, Мещерскіп, ты сокрылся? Оставплъ ты сей жизни брегъ, Къ брегамъ ты мертвыхъ удалился; Здѣсь персть твоя, а духа нѣтъ. Гдѣжъ онъ? — Онъ тамъ.— Гдѣ тамъ?

Не знаемъ. Мы только плачемъ и взываемы О горе намъ, рожденнымъ въ свѣтъ

Утѣхи, радость и любовь Гдѣ купно съ здравіемъ блистали, У всѣхъ тамъ цѣпенѣетъ кровь II духъ мятется отъ печали. Гдѣ столъ быль яетвъ, тамъ гробъ стоить ; Гдѣ пиршествъ раздавались лики, Надгробные тамъ воютъ клики, П блѣдна смерть на всѣхъ глядитъ.

Глядитъ на всѣхъ,— и на царей Кому въ державу тѣсны міры; Гіядптъ на пышныхъ богачей, Что въ златѣ и сребрѣ кумиры; Глядитъ на прелесть и красы, Глядитъ на разумъ возвышенный, Глядитъ на силы дерзновенны, — И точить лезвее косы.

Смерть, треиетъ естества и страхь! Мы гордость, съ бѣдностью совмѣстна; Сегодня Богъ, а завтра прахъ; Сегодня льстить надежда лестна, А завтра— гдѣ ты, человѣкъ? Едва часы протечь успѣли, Хаоса въ бездну улетѣли, И весь, какъ сонъ, прошелъ твой вѣкъ,

Какъ сонь, какъ сладкая мечта, Исчезла и моя ужъ младость:

— 124

Не сплыю нѣжитъ красота, Не столько восхпщаетъ радость, Не столько легкомысленъ уыъ, Не столько я благополученъ, Желаніеыъ честсй размученъ, Зоветъ, я слышу, славы шумъ.

Но такъ и мужество пройдетъ II вмѣстѣ къ славѣ съ нимъ стремленье; Богатствъ стяжаиіе мпнетъ, II въ сердцѣ всѣхъ страстей волненье Нрейдетъ, ирейдетъ въ чреду свою. Подите счастьн прочь возможны! Вы всѣ премѣнны здѣсь п ложчы: Я въ дверяхъ вѣчностп стою.

Сей депь пль завтра умереть, Перфильевъ! до.іжно намъ конечно: Почтожъ терзаться п скорбѣть, Что смертный другътвой жплъ не вѣчно? Жизнь есть небесъ мгновенный даръ: Устрой се себѣ къ покою, II съ чистою твоей душою Благословляй судебъ ударъ.

г. Иаяятнпкъ (1796 г.)

Я намятникъ себѣ воздвигъ чудесный,

вѣчный! Металловъ тверже опъ н выше пирами дъ: Ни вихрь его, нп громъ не сломптъ

быстротечный II времени полетъ его не сокрушптъ. Таь'ъ! Весь я не умру; но часть меня

большая, Отъ тлѣна убѣжавъ, по смерти станетъ

жить, И слава возрастетъ моя, не увядал, Доколь Славяновъ родъ вселенна будетъ

чтить.

С.іухъ пройдетъ обо мнѣ отъ Бѣлыхъ

водъ до Черныхъ,

Гдѣ Волга, Донъ, Нева, съ Рифея льетъ

Уралъ: Всяігь будетъ помнить то въ пародахъ

ненсчетныхъ,

Какъ изъ безвѣстностп я тѣмъ пзвѣ-

стенъ сталъ,

Что первый я дерзнулъ въ забавномъ РуссЕомъ слогѣ,

О добродѣтеляхъ Феліщы возгласить,

Въ сердечной нростотѣ бесѣдовать о

Богѣ,

И пстпну Царямъ съ улыбкой говорить.

О Муза! возгордись заслугой справедливой,

И презрптъ кто тебя, сама тѣхъ презирай;

Непринужденною рукой, неторопливой,

Чело твое зарей безсмертія вѣнчай

ИРИЛОЖЕНІЕ: Ода горація.

МЕЛЬПОМЕНѢ.

Воздвигъ я намятникъ вѣчыѣе мѣдн

прочной, И зданій царственныхъ превыше пп-

рамидъ; Его нп ѣдкій дождь, нп аквплонъ полночной , Нп рядъ безчпсленный годовъ не пс-

тіебпті. Нѣтъ, я не весь умру п жпзпп лучшей

долей Нзбѣгну похоропъ, п славный мой вѣ-

нецъ Все будетъ зеленѣть, доколѣ въ Капи-тол ій Съ безмолвпой дѣвою старѣйшій ходптъ

жрецъ. Слухъ обо мнѣ пройдетъ на берегъ

говорливый Ауфпда быстраго и до безводныхъ

странъ,

Гдѣ съ трона судитъ Давнъ народъ

трудолюбивый —

Что изъ ничтожества былъ славой я

пзбранъ, За то, что ііервый я на голосъ эолійскій Свелъ иѣспь Италін. О Мельпомена!

свей Въ награду мпѣ за трудъ сама вѣнецъ

дельфійскій II лавромъ увѣпчай руно моихъ кудрей.

— 125 —

ФОНЪ-ВИЗИНЪ. Недоросль.

Комедія (1732).

Главныя дѣйствуюшія лица. Простаковч,, жена его, сынъ Митрофанъ и мамка Еремеевна. Прав-динъ 3 Стародумъ, племянница его Софья п Ми-лонъ, женихъ Софьи по ея выбору. Скотининъ, братъ Простаковой. Три учителя: Кутейкинъ, Пнфиркипъ и Вральманъ. Тришка портной.-

Содержаніе. Софья сирота, живетъ въ домѣ Простаковой, которая завѣдуетъ ея имѣвіемъ и, чтобы окончательно прибрать его къ рукамъ, хочетъ женить на Софьѣ Скотпнина. Въ день назначенный Простаковой для сговора, Софья получаетъ изь Сибири отъ дяди письмо, пзъко-тораго узнаетъ, что дядя въ Сибири разбога-тѣлъ, назначаетъ Софью своею наслѣдницею и скоро самъ пріѣдетъ сюда. Пр-ва хочетъ выдать Софью уже за Митр. (Дѣй. 1). Вь деревнѣ останавливается на время партія солдать. Въ начальнике ихъ Мвлонѣ Софья узнаетъ того человѣка, котораго она полюбила въ Москвѣ и ужеболѣене надѣялась встрѣтить. Митрофанъ и Скотининъ, узнавъ, что они между собою соперники въ люб- 1 ви къ Софъѣ, вступаютъ въ драку, но Еремеевна разнимаетъ ихъ (Дѣйс. 2). Стародумъ пріѣз-жаетъ, съ радостно встрѣчаетъ Софью и даетъ ей право выбирать жениха по желанію. Прос-такова льстить передъ Стародумомъ, разхвали-ваетъ своего сына и описываетъ свои заботы о ето воспитанін. Когда Стародумъ отдыхаетъ, Митрофанъ для виду учится (Дѣйст. 3). Стародумъ получаетъ изь Москвы письмо, гдѣ рекомендуютъ ему прекраснаго жениха для Софьи. Оказывается, что онъ и есть Милопъ. По желанію Простаковой Стародумъ экзаменуетъ Митрофана, по-томъ объявляетъ о своемъ намѣреніп завтра уехать вмѣстѣ съ Софьей. Простакова хочетъ тайно обвѣичатъ Софью и Митрофана (Дѣйст. 4). Прислуга хочетъ схватить Софью, но Правдинъ и Милонъ выручаютъ ее, угрожая Простаковой судомъ. Она просить прощенья и получивъ его, намѣревается наказать прислугу. Тогда Правдинъ объявляетъ ей указъ объ опекѣ надъ ея пмугце-ствомъ и расплачивается съ учителями. Растерянная Простакова обращается къ сыну, какъ къ единственному утѣшенію, но и тотъ ее оттал-киваетъ (Дѣйст. 5).

ДѢЙСТВГЕ 1-Е. ЯВЛЕШЕ 1-Е.

Г-жа Простакова, Митрофанъ, Еремеевна.

Г-жа П-ва (осматривая кафтанъ на Митрофанѣ). Кафтанъ весь нспорченъ.

Еремеевна, введи сюда мошенника Тришку. {Еремеевна отходить). Онъ, воръ, вездѣего обузилъ. Митрофанушка, другъ мой, я чаю тебя жметъ до смерти. Позови сюда отпа. (Митрофанъ отходить).

ЯВЛЕНІЕ 2-Е.

Г-жа Простакова, Еремеевна, Тришка.

Г-жа П-ва (Тригакѣ). Ахъ ты, скотъ, подойди поближе. Не говорпла-ль я тебѣ, воровская харя, чтобъ ты кафтанъ пустнлъ шире. Дитя, первое, ра-стетъ, другое, дитя и безъ узкаго кафтана деликатного сложенія. Скажи, бол-ванъ, чѣмъ ты оправдаешься?

Тришка. Да вѣдь я, сударыня, учился самоучкой. Я тогда же вамъ докла-дывалъ; ну, да извольте отдавать портному.

Г-жа П-ва. Такъ развѣ необходимо надобно быть портнымъ, чтобъ умѣть сшить кафтанъ хорошенько. Экое скотское разсужденіе.

Тришка. Да вѣдь портной-то учился, сударыня, а я нѣтъ.

Г-жа П-ва. Еще онъ же и споритъ. Портной учился у 'другаго, другой у третьяго; да первой-то портной у кого же учился? Говори, скотъ.

Тришка. Да первой-то портной мо-жетъ быть гаилъ хуже и моего.

Митрофанъ (вбѣіаетъ). Звалъ батюшку. Изволилъ сказать: тотчасъ.

Г-жа П-ва. Такъ поди же вытащи его, коли добромъ не дозовешься. М-фанъ. Да вотъ н батюшка.

ЯВЛЕНІЕ 3-Е.

Те же и П р о с т а к о в ъ.

Г-жа П-ва. Что ты отъ меня прятаться изволишь? Вотъ, сударь, до чего я дожила съ твопмъ потворствомъ. Какова сыну обновка къ дядпну сговору? каковъ кафтанецъ Тришка сшить изволилъ?

- 120

П-ковъ (отъ робости запинаясь)* Мѣ... мѣшковатъ немного.

Г-жа П-ва. Самъ ты мѣшковатъ, умная голова.

П-ковъ. Да я думалъ, матушка, что тебѣ такъ кажется.

Г жа П-ва. А ты самъ развѣ ослѣпъ?

п-ковъ. При твонхъ глазахъ мои ничего не вндлтъ.

Г-жа П-ва. Вотъ какнмъ мул;снькомъ наградплъ меня Господь! не смыслить самъ разобрать, что широко, что узко.

п-ковъ. Въ этомъ я тебѣ, матушка, п вѣрплъ п вѣрю.

Г-жа П-ва. Такъ вѣрь же п тому, что я холопамъ потакать не намѣрена. Подп, сударь, п теперь же накажи.г.

ЯВІКВІЕ 4-Е.

Тѣ же и С в о т и н и п ъ,

Ск-нъ. Кого? за что? въ день моего сговора! Я прошу тебя, сестрица, для такого праздника отложить наказаніе до завтраго; а завтра, коль изволишь, я и самъ охотно помогу. Кебудь я Тарасъ Снотининъ, если у меня не ьсякая вина виповата. У меня въ этомъ, сестрица, одпнъ обычаи съ тобою. Да что жъ ты таі;ъ прогнѣвалась?

Г-жа П-ова Да вотъ, братецъ, на твоп глаза пошлюсь. Митрофанушка, подойди сюда. Мѣшковатъ ли этотъ кафтанъ?

Ск-нъ Нѣтъ.

П-ковъ. До я и самъ уже вижу, матушка, что снъ узокъ.

Ск-нъ. Я п этого не вижу. Кафта-вецъ, братъ, сшптъ пзряднехонько.

Г-жа П-ва (Тришклъ). Выди вонь. сботъ. ( Еремеевнѣ). Подижъ, Еремеевпа, дай позавтракать ребепву. Вѣдь я чаю скоро и учители иридутъ.

Е-евна. Оиъ уже и такъ, матушка, пять булочекъ скушать пзволилъ.

г. П-ва. Такъ тебѣ жаль шестой, бестіа! Вотъ какое усердіе! изволь смотреть.

Е-евна. Да во здравіе, матѵшга. Я

ьѣдь сказала это для Митрофана же Терентьевича. Протосковалъ до самаго утра.

Г-жа П-ва. Ахъ, Матп Божія! что съ тобой сдѣлалось, Митрофанушка?

м-анъ. Такъ, матушка. Вчера послѣ ужина схватило.

Ск-нъ. Да видно, братъ, иоужиналъ ты плотно.

М-анъ. А я, дядюшка почти и вовсе не ужпналъ.

П-ковъ. Помнится, другъ мой, ты что-то скушать пзволилъ.

М-анъ. Да что! солонины ломтика три, да подовыхъ, не помню пять, не помню шесть.

Е-звна. Ночью то и дѣло испить про-? силъ. Квасу цѣлой кувшинецъ выкушать иззолплъ.

М-анъ. II теперь какъ шальной хожу. Ночь всю такая дрянь въ глаза лѣзла.

г-жа П-ва. Какаяжъ дрянь, Митрофанушка?.

М-аъ. Да то ты матушка, то батюшка. • Г-жа П-ва. Какъ же это?

М-аъ. Лишь стану засыпать, то и вижу, будто ты, матушка, изволишь бпть батюшку.

П-ковъ. (Въ сторону). Ну! бѣда моя! сонъ въ руку!

М-анъ. (разнѣжасъ). Такъ мнѣ и жаль стало.

Г-жа П-ва. (съ досадою). Кого, Митрофанушка?

М-анъ. Тебя , матушка: ты такъ устала , колотя батюшку.

Г-жа П-ва. Обойми меня, другъ мой сердечной! Вотъ сынокъ одно мое утѣ-шеніё.

Ск-нъ. Ну, Митрофанушка! ты, я вижу, матушкпиъ сынокъ, а не батюш-кппъ.

П-ковъ. По крайней мѣрѣ я люблю его, какъ надлежптъ родителю; то-то умное дитя, то-то разумное; забавникъ, затѣйппкъ. иногда а отъ него виѣ себя, и отъ радости самъ истинно не вѣрю, что онъ мой сынъ.

— 127 —

Ск-нь. Только теперьзабавникъ нашъ стоить что-то нахмурясь.

Г-жа П-ва. Ужъ не послать ли за докторомъ въ городъ?

М-анъ. Нѣтъ, нѣтъ, матушка. Я ужъ лучше самъ выздоровѣю. Побѣгутка теперь на голубятню, такъ авось" либо...

Г-жа П-ва. Такъ авось либо, Господь мидостивъ. Поди, порѣзвпсь, Митрофанушка. (Митрофанъ съ Еремеевною от-осодятъ).

ЯВЛЕНІЕ 5-Е.

Г-жа Прозтакова, Простаковъ, Скотпнішъ.

Ск-нъ. Чтожъ я не вижу моей не-вѣсты? гдѣ она? Ввечеру быть уже его* вору: такъ не пора ли ей сказать, что выдаютъ ее замужъ?

Г-жа П-ва. Успѣемъ, братецъ. Если ей это сказать прежде времени , то оп а можетъ еще подумать, что мы ее докладываемся. Хотя по мужѣ, однако я ей свойственница; а я люблю, чтобъ ичужіе меня слушаяи.

П-ковъ (Скотитшу). Правду сказать, мы поступили съ Софьюшкой, какъ съ сущею сироткой. Послѣ отца осталась она младенцемъ. Тому съ полгода, какъ ея матушкѣ, а моей сватьюшкѣ, сдѣ-лался ударъ.

Г-жа П-ва {показывая, будто крѣ-ститъ сердце). Съ нами сила крестная!

П-кобъ. Отъ котораго она и на тотъ свѣтъ пошла. Дядюшка ея, г. Стародумъ, поѣхалъвъ Сибирь, а какъ нѣсколько уже лѣтъ не было о немъни слуху, ни вѣстп, то мы и считаемъ егопокойникомъ. Мы, видя, что она осталась одна, взяли ее въ нашу деревеньку, п надзпраемъ надъ ея имѣніемъ, какъ надъ своимъ.

Г-жа П-ва. Чго, что ты сегодня такъ разоврался, мой батюшко? Еще братецъ можетъ подумать, что мы для интересу ее къ себѣ взяли.

П-ковъ. Ну какъ матушка, ему это подумать? Вѣдь Софыошкино недвижимое пмѣніе намъ къ себѣ придвинуть не можно.

_ Ск-нь , А движимое хотя и выдвинуто, я не челобитчикъ. Хлопотать я не люблю, да и боюсь. Сколько меня сосѣди ни обижали, сколько убытку ни дѣлалн, я ни на кого не бплъ челомъ: а всякой убытокъ, чѣмъ за нпмъ ходить, сдеру съ своихъ же крестьянъ, такъ и концы въ воду.

П-ковъ. То правда, братецъ: весь око-лотокъ говорить, что ты мастерски оброкъ собираешь.

Г-жа П-ва. Хоть бы насъ иоучилъ, братецъ батюшка: а мы ни какъ неумѣемъ. Съ тѣхъ поръ, какъ все, что у крестьянъ ни было, мы отобрали, ничего уже содрать не можемъ. Такая бѣда!

Ск-нъ. Изволь, сестрица, поучу васъ, поучу, лишь жените меня на Софьюшкѣ.

Г-жа П-ва. Неужели тебѣ эта дѣв-чонка такъ поправилась?

Ск-нь. Нѣтъ, мнѣ нравится не дѣв-чонка.

П-ковъ. Такъ по сосѣдству ея деревеньки?

Ск-нъ. II не деревеньки, а то : г іто въ деревенькахъ-то ея водится, и до чего моя смертная охота.

Г-жа П-ва. До чего же, братецъ?

Сн-нъ. Люблю свиней, сестрица: а у насъ въ околоткѣ такія круппыя свиньи, что нѣтъ изъ нихъ ни одной, которая, ставъ на задвія ноги, не была бы выше каждаго изъ насъ цѣлою головою.

П-ковъ. Странное дѣло, братецъ, какъ родня на родню походить можетъ. Митрофанушка нашъ весь въ дядю. И онъ до свиней съ-пзмала татюй же охотникъ, какъ и ты. Какъ былъ еще трехъ лѣтъ, такъ бывало, увидя свинку, задрожитъ съ радости.

Ск-нъ. Это, подлинно, диковинка! Ну пусть, братецъ, Митрофанъ любитъ свиней для того, что онъ мой племян-никъ. Тутъ есть какое нпбудь сходство: да отъ чего же я къ свиньямъ-то такъ сильно пристрастился?

П-ковъ. II тутъ есть же какое нпбудь сходство. Я такъ разеуждаю.

ЯПЛЕП1Е 6.

Гѣ я;с и Софья. (Со(/ъя всгіиа, держа письмо вя рукѣ и иміъя веселый вида),

Г-жа Простакова (Софъѣ). Что такъ весела, матушка? Чему обрадовалась?

Софья. Я получила сейчасъ радостное пзвѣстіе. Дядюшка, о которомъ столь долго ыы ничего не знали, котораго люблю и почитаю, какъ отца моего, па сихъ дпяхъ въ Москву пріѣхалъ. Вотъ письмо, которое я отъ пего теперь получила.

Г-жа П-ва (испугавшись съ злобою). Какъ, Стародумъ, твой дядюшка, живъ! И ты изволишь затѣвать, что онъ во-скресъ! Вотъ изрядной вымыселъ!

Софья. Да онъ никогда не умпралъ. Г-жа П-ва. Не умиралъ! Аразвѣ ему и умереть нельзя? Нѣтъ, сударыня, это твои вымыслы, чтобы дядюшкою свонмъ насъ застращать, чтобъ мы дали тебѣ волю. Дадюшка-де человѣкъ умный; онъ, увидя меня въ чужихъ рукахъ, найдетъ способъ меня выручить. Вотъ чему ты рада, сударыня; однако пожалуй пе очень веселись: дядюшка твои конечпо ие воскресалъ.

Ск-нъ. Ссстрпиа! ну да коли пе умиралъ?

П-въ. ІІзбавп Боже, коли онъ не умпралъ?

Г-жа П-ва (къ мужу). Какъ, не умпралъ? Что ты бабушку путаешь? Развѣ ты не знаешь, что ужь несколько лѣтъ отъ меня его и въ памятцахъ за упокой поминали? Пеуштотаки и грѣшныя-ТО мои мо.твтвы не доходили. (къСофыь). Письмецо-то мнѣ пожалуй {Почти вырываешь). Я объ закладъ бьюсь, что оно-какое внбудь амурное, и догадываюсь отъ кого. Это отъ того офицера, который искалъ на тебѣ жениться и за ко-тораго ты сама идти хотѣла. Да кото-рая бестія безъ моего спросу отдаеіъ тебЬ письма? Я доберусь. Вотъ до чего дожили: въ дт.иушкамъ письма ппшутъ! ДѣвуніЕв грамотѣ умѣютъ!

Софья. Прочтите его сами, сударыня.

Вы увидите, что ничего невиннѣе быть не мож отъ.

Г-жа П-ва. Прочтите его сами! Нѣтъ, сударыня, я, благодаря Вога, не такъ воспитана. Я мсгу письма получать, а читать пхъ всегда велю другому. (Къ мужу). Читай.

П-въ. (долго смотря). Мудрено.

Г-жа П-ва. И тебя, мой батюшка, видно воспитывали, какъ красную дѣ-впцу. Братецъ, прочти потрудись.

Ск нъ. Я? Я оть роду ничего не чп-талъ, сестрица! Богъ меня нзбавплъ этой скуки.

Софья. Позвольте мнѣ прочесть.

Г-жа П-ва. О, матушка, знаю, что ты мастерица, да лишь не очень тебѣ вѣрю, Вотъ, я чаю, учитель Мптрофанушкпнъ скоро придетъ. Ему велю.

Ск-нъ. А ужъ зачали молодца учить грамотѣ?

Г-жа П-ва. Ахъ, батюшка, братецъ! Ужъ года четыре, какъ учится. Нечего, грѣхъ сказать, чтобъ мы не старались воспитывать Митрофанушку: троимъ учителямъ денежки платпмъ. Для грамоты ходитъ къ нему дьячекъ отъ Покрова, Кутенникъ. Арихметикѣ учптъ его, батюшко, одинъ отставной сержантъ Цыфиркннъ. Оба они прпходятъ сюда пзъ города. Вѣдь отъ насъ и городъ въ трехъ верстахъ, батюшка. По французски и всѣмъ наукамъ обучаетъ его Нѣ-мецъ, Адамъ Адамычъ Вральмапъ. Этому по триста рубликовъ на годъ; сажа-емъ за столъ съ собою; бѣлье его наши бабы моготъ; куда надобно, лошадь; за столомъ стакапъ вина, на ночь сальная свѣчка, и парпкъ иаправляетт. иашъ же Ѳомка даромъ. Правду сказать, и мы пмъ довольны, батюшка братецъ. Онъ ребенка не неволптъ. Вѣдь, мой батюшка, пока Митрофанушка еще въ недо-росляхъ, пота его и понѣжнты а тамъ, лѣтъ черезъ десятокъ, какъ войдетъ, нзбавп Воже, въ службу, всего натерпится. Какъ кому счастье па роду написано, братецъ. Изъ пашей же фамилін Простаковыхъ, смотрптка, на боку лежа,

— 129

летятъ себѣ въ чины. Чемъ же плоше ихъ Митрофанушка? Ба! да вотъ пожа-ловалъ къ стати дорогой нашъ посто-ялецъ.

ЯВЛЕНІЕ 7.

Тѣже же и Правдннъ.

Г-жа П-ва. Братецъ, другъмой! Рекомендую вамъ дорогаго гостя нашего,! господина Правдина, а вамъ, государь| мой, рекомендую брата моего

«сдѣлать можно. Сими средствами съ «помощію счастія нажилъ я десять ты-«сячъ рублей доходу»...

Ск-нъ и оба Пр-ковы. Десять тысячь!

Пр-нъ (читаешь)... «которымъ тебя, моя любезная племянница, тебя дѣлаю наслѣдницею»...

Г-жа Пр-ва. Тебя на^д-' ницею!

Пр-ковъ. Софьюнаслѣдни-)^ цею!

Ск-нъ. Ее наслѣдницею!

Г-жа Пр-ва (бросясь обнимать Софью).

Пр-нъ. Радуюсь, сдѣлавъ ваше зна-З Поздравляю, Софьюшка, душа моя! Я

комство. | вн ^ се 5я отъ радости. Теперь тебѣ на--

Ск-нъ. Хорошо, государь мой; а какъ)д 0 ^ енъ жеН ихъ. Я, я лучшей невѣсты и

по фамиліи? Я не дослышалъ.

Пр-нъ. Я называюсь Правдннъ, чтобъ вы дослышали.

Ск-нъ. Какой уроженецъ, государь мой? Гдѣ деревеньки?

Пр-нъ, Я родился въ Москвѣ, ежели вамъ то знать надобно, а деревни мои въ здѣшнемъ намѣстничествѣ.

Ск-нъ. А смѣю ли спросить, государь мой, имени и отечества не знаю; въ деревенькахъ вашихъ водятся ли свинки?

Г-жа П-ва. Полно, братецъ, о свпнь-яхъ-то начинать. Поговоримъ-ка лучше о нашемъ горѣ. (Къ Проедину). Вотъ, батюшка! Богъ велѣлъ намъ взять на своп руки дѣвицу. Она изволитъ получать грамотки отъ дядюшекъ; къ ней съ того свѣта дядюшки пишутъ. Сдѣ-лай милость, мой батюшка, потрудись,' прочти всѣмъ намъ въ слухъ. '

Пр-нъ. Извините меня, сударыня. Я никогда не читаю писемъ безъ позволе-нія тѣхъ, къ кому онѣ писаны.

Софья. Я васъ о томъ прошу. Вы меня тѣмъ очень одолжите.

Пр-нъ. Если вы приказываете (читает^. «Любезная племянница! Дѣла «мои принудили меня жить нисколько «лѣтъ въ разлукѣ съ моими ближними, «а дальность лишила меня удовольствія «имѣть о васъ извѣстія. Я теперь въ Мо-«сквѣ, проживъ нѣсколько лѣтъ въСи-«бири. Я могу служить примѣромъ, что «трудами и честностію состояніе свое

Митрофанушкѣ не желаю. То-то дядюшка! То-то отецъ родной! Я и сама все-таки думала, что Богъ его хранить, что онъ еще здравствуетъ.

Ск-нъ (протянувъ руку). Ну, сестрица, скорѣй же по рукамъ.

Г-жа П-ва (тихо Скотинину). Постой, братецъ: сперва надобно спросить ее, хочетъ ли еще она за тебя выдти?

С-кнъ. Какъ! что за вопросъ! неужто ты ее докладываться станешь?

Пр-ин. Позволите ли письмо дочитать?

Ск-нъ. А на что? Да хоть пять лѣтъ читай, лучше десяти тысячь не дочитаешься.

Г-жа П-ва (Софьѣ). Софьюшка, душа моя! пойдемъ ко мнѣ въ спальню. Мнѣ крайняя нужда съ тобою поговорить (увела Софью).

Ск-нъ. Ба! такъ я вижу, что сегодня сговору-то врядъ и быть ли.

ЯВЛЕНІЕ 8-Е.

Правдннъ, Простаковъ, Скотининъ, слуга.

Слуга (къПростакову , запыхавшись). Баринъ! баринъ! Солдаты пришли, остановились въ нашей деревнѣ.

Простаковъ. Какая бѣда!Ну, разорятъ насъ до конца!

Правдннъ. Чего вы испугались?

Пр-въ. Ахъ ты отецъ родной! мы уже

— 130 —

впдалп виды. Я къ ппмъ п появиться пе смѣю.

Пр-нъ Не бойтесь. Ихъ конечно ве-детъ офпцеръ, который не допустить ни до какой наглости. Пойдемъ къ нему со мною. Я увѣренъ, что вы робѣете напрасно. [Пр-нъ, Пр-овъ, и слуга от-ходятъ).

Скотининъ. Всѣ меня одного оставили , Пойти было прогуляться на скотный дворъ.

(Конецъ перваго дѣйствія). ДѢЙСТВІЕ 3-Е.

ЛОЛЕНІЕ 1-Е.

Стародуыъ и Правдив: ъ.

Пр-нь. Лишь только изъ-за стола встали, и я, подошедъ къ окну, увидѣлъ вашу карету, то, не сказавъ никому, выбѣжалъ къ вамъ на встрѣчу, обнять васъ отъ всего сердца. Мое къ вамъ душевное почтеніе...

Ст-умъ. Оно мнѣ драгоцѣнно, повѣрь мнѣ.

Пр-динъ. Баша ко мпѣ дружба тѣмъ лсстнѣе, что вы не можете пмѣть ее къ другпмъ, кромѣ такихъ...

Ст-умъ. Каковъ ты. Я говорю безъ чииовъ. Начинаются чины, перестаетъ искренность.

Пр-динъ. Ваше обхожденіе.

Ст-ухъ. Ему мпогіе смѣются. Я это знаю. Быть такъ. Отецъ мой воспнталъ меня но тогдашнему, а я не нашелъ и нужды себя перевоспитывать. Служилъ онъ Петру Великому. Тогда одинъ че-ловѣкъ назывался ты, а не вы; тогда не знали еще заражать людей столько, чтобъ всякой счита.іъ себя за многпхъ. За то нынче многіе не стоять одного. Отецъ мой у двора Петра Велпкаго...

Пр-нъ. А я ел и ш а лъ, что онъ въ воен-пой служб!..

Ст-умъ. Въ тогдашнею вѣнѣ придворные были воины, да воины пе были Придворные, Воспнтаніе дапо инѣ было

отцомъ мопмъ по тому вѣку наилучшее. Въ то время къ наученію мало было способовъ, да и не умѣли еще чужимъ умомъ набивать пустую голову.

Пр-нь. Тогдашнее воспитаніе дѣй-стьптельно состояло въ нѣ сколькихъ правилахъ...

Ст-умъ. Въ одномъ. Отецъ мой непрестанно мнѣ твердилъ одно и то л;е: имѣй сердце, имѣй душу, и будешь че-ловѣкъ во всякое время. На все прочее мода: на умы мода, на званія мода, какъ на пряжки, на пуговицы.

Прнъ. Вы говорите истину. ^Прямое достоинство въ человѣкѣ есть душа...

Ст-умъ. Безъ нее просвѣщеннѣйшая умница жалкая тварь. (Съ чувствомъ). Невѣжда безъ души— звѣрь. Самой мелкой подвигъ вводить его во всякое пре-ступленіе. Между тѣмъ, что онъ дѣла-етъ, и тѣмъ, для чего онъдѣлаетъ, нп-какихъ вѣсозъ у него нѣтъ. Отъ такихъ-то животныхъ пришелъ я свободить...

Пр-нъ. Вашу племянницу. Я это знаю, Она здѣсь. Пойдемъ...

Ст-умъ. Постой. Сердце мое кипитъ еще негодованіемъ на недостойный по-ступокъ здѣшнихъ хозяевъ. Побудемъ здѣсь нѣсколько минуть. У меня правило: въ первомъ движеніи ничего не начинать.

Пр-нъ. Рѣдкіе правило ваше наблюдать умѣютъ.

Ст-умъ. Опыты жизни моей меня въ тому пріучилп. О, еслибъ я ранѣе умѣлъ владѣть собою, я имѣлъ-бы удовольствіе служить долѣе отечеству.

Пр-нъ. Какимъ же образомъ? Произ-шествія съ человѣкомъ вашихъ качествь никому равнодушны быть не могутъ. Вы меня крайне одолжите, если разска-жете...

Ст-умъ. Я ни отъ кого ихъ не таю для того, чтобъ другіе въ подобпомъ положеніп нашлись меня умнѣе. Во-шедъ въ военную службу, познакомился я съ молодымъ Графомъ, котораго пмени я и вспомнить не хочу. Онъ былъ но службѣ меня моложе, сынъ случайнаго отца, воспитапъ въ больш омъ свѣтѣ, и

— 131 —

имѣдъ особливый случай научиться тому, что въ наше воспитаніе еще и не входило. Я всѣ силы уиотребилъ снискать его дружбу,чтобъ всегдашнимъ съ нимъ обхожденіемъ наградить недостатки моего воспитанія. Въ самое то время, когда взаимная наша дружба утверждалась, услышали мы нечаянно, что объявлена война. Я бросился обнимать его еъ радостію. «Любезный Графъ! вотъ случай намъ отличить себя. Пойдемъ тотчасъ въ армію и сдѣлаемся достойными званія дворянина, которое намъ дала порода». Вдругъ мой Графъ сильно наморщился,и,обнявъ менясухо: «Счастливый тебѣ путь, сказалъмнѣ, а я ласкаюсь, что батюшка не захочетъ со мною разстаться». Ни съ чѣмъ нельзя сравнить презрѣнія, которое ощутилъ я къ нему въ ту же минуту. Тутъ уви-дѣлъ я, что между людьми случайными и людьми почтенными бываетъ иногда неизмѣримая разница; что въ большомъ свѣтѣ водятся премелкія души, и что съ великимъ просвѣщепіемъ можно быть великому скареду.

Пр-нъ. Сущая истина.

Ст-умъ. Оставя его, поѣхалъ я немедленно, куда звала меня должность. Многіе случаи имѣлъ я отличить себя. Раны мои доказываютъ, что я ихъ и не пропускалъ. Доброе мнѣніе обо мнѣ на-чальниковъ и войска било лестною наградою службы моей, какъ вдругъ по* лучилъ я пзвѣстіе, что Графъ, прежній мой знакомецъ, о которомъ я гнушался вспоминать,произведенъ чиномъ, а обой-денъ я,— я, лежавшій тогда отъ ранъ въ тяжкой болѣзни. Такое неправосудіе растерзало мое сердце, и я тотчасъ взялъ отставку,

Пр-нъ. Что жъ~*"бы иное и дѣлать надлежало?

Ст-умъ. Надлежало образумиться. Не умѣлъ я остеречься отъ первыхъ дви-женій раздраженнаго моего любочестія. Горячность не допустила меня тогда разсудить, что прямо любочестпвый че-ловѣкъ ревнуетъ къ дѣламъ, а не къ чинамъ; что чины нерѣдко выпраши-

ваются, а истинное почтеніе необходимо заслуживается; что гораздо честнѣе быть безъ вины обойдену, нежели безъ за-слугъ жалован у.

Пр-динъ. Но развѣ дворянину не позволяется взять отставки ни въ какомъ уже случаѣ?

Ст-думъ. Въ одномъ только: когда онъ внутренно удостовѣрепъ, что служба его отечеству прямой пользы не при-носитъ. А! тогда поди.

Пр-динъ. Вы даете чувствовать истинное существо должности дворянина. Ст-думъ. Взявъ отставку, пріѣхалъ я въ Петербурга. Тутъ слѣпой случай завелъ меня въ такую сторону, о которой мнѣ отъ роду и въ голову не приходило. Пр-динъ. Куда же? Ст-думъ. Ко Двору. Меня взяли ко Двору. А? Какъ ты объ этомъ думаешь? Пр-динъ. Какъ же вамъ эта сторона показалась?

Ст-умъ. Любопытна. Первое показалось мнѣ странно то, что въ этой сторонѣ по большой прямой дорогѣ никто почти не ѣздитъ, а всѣ объѣзжаютъ крюкомъ, надѣясь доѣхать поскорѣе.

Пр-дймъ. Хоть крюкомъ, да просторна ли дорога?

Ст-умъ. А такова-та просторна, что двое, встрѣтясь, разойтиться не могутъ. Одпнъ другаго сваливаетъ, и тотъ, кто на ногахъ, не поднимаетъ уже никогда того, кто на землѣ.

Пр-динъ. Такъ поэтому тутъ само-любіе...

Ст-умъ. Тутъ не самолюбіе, а, такъ назвать, себялюбіе. Тутъ себя любить отмѣнно; о себѣ одномъ пекутся; объ одномъ настоящемъ часѣ суетятся. Ты не повѣришь: я видѣлъ тутъ множество людей, которымъ во всѣ случаи ихъ жизни ни разу на мысль не приходили ни предки, ни потомки.

Пр.дияъ. Но тѣ достойные люди, которые у Двора служатъ государству.... Ст-умъ. О! тѣ не оставляютъ Двора для того, что они Двору полезны; а прочіе для того, что Дворъ имъ полезенъ. Я

— 132

не былъ въ чпслѣ первыхъ, и нехотѣлъ быть въ чнслѣ послѣдппхъ.

Пр-динъ. Васъ конечно у Двора не узнали?

Ст-думъ. Тѣыъ для меня лучше. Я успѣлъ убраться безъ хлопотъ; а то бы выжили л;ъ мепя одппмъ пзъ двухъ ма-неровъ.

Пр-динъ. Какпхъ?

Ст-умъ. Отъ Двора, мой другъ, вы-живаютъ двумя манерами: либо на тебя разсердятся, либо тебя разсердятъ. Я не сталъ дожидаться ни того нп дру-гаго; разсудплъ, что лучше вести жизнь у себя дома, нежели въ чужой передней.

Пр-динъ. И такъ вы отошли отъ Двора нп съ чѣмъ? (Окрываетъ свою табакерку).

Ст-умъ. (Беретъ у Правдина та-бакъ). Какь пп съ чѣмъ? Табакеркѣ цѣна пятьсотъ рублевъ. Пришли къ купцу двое. Одинъ, заплатя деньги, ирп-несъ домой табакерку. Другой нришелъ домой безъ табакеркп. И ты думаешь, что другой пришелъ домой ни съ чѣмъ? Ошибаешься. Онъ прппесъ назадъ свои пятьсотъ рублевъ цѣлы. Я отошелъ отъ Двора безъ деревень, безъ ленты, безъ чпповъ, дамоепрпнесъ домой неповрежденно: мою душу, мою честь, мои правила.

Пр-динъ. Съ вашими правилами людей не отпускать отъ Двора, а ко Двору призывать надобно.

Ст-умъ. Прпзывать? А зачѣмъ?

Пр-динъ. Затѣмъ, зачѣмъ къ боль-ннмъ врача прпзываютъ.

Ст-умъ. Мой другъ ошибаешься. Тщетно звать врача къ больпымъ неис-цѣльно: тутъ врачъ не пособитъ* развѣ самъ заразится.

ЯВЛЕНІЕ 2-К.

Тѣ я;е в Софья.

Софья (къ Праѳдину). Сплъ моихъ не стало отъ пхъ шуму.

Ст-умъ. (въ опорочу). Вотъ черты лица ел матери. Ботъ моя Софья.

Софья (смотря на Стпродума), Боже мои! Онъ меня назиалъ. Сердце мое мепя пс обманиваетъ....

Ст-умъ. (обнявъ ее). Нѣтъ! ты дочь моей сестры, дочь сердна моего!

Софья (бросясь въ его объятія). Дядюшка! я внѣ себя съ радости,

Ст-думъ. Любезная Софья! Я узналъ въ Москвѣ, что ты живешь здѣсь нро-тивъ воли. Мпѣ на свѣтѣ шестьдесятъ лѣтъ. Случалось быть часто раздра-женнымъ, иногда быть собой доволь-нымъ. Ничто такъ не терзало мое сердце, какъ невипность въ сѣтяхъ коварства; никогда не бывалъ я такъ собой доволенъ, какъ если случалось вырвать добычу пзъ рукъ порока.

Пр-динъ. Сколь пріятно быть тому и свпдѣтелемъ!

Софья. Дядюшка! ваши ко мнѣ милости....

Ст-думъ. Ты знаешь, что я одной тобой привязанъ къ жизни. Ты должна дѣлать утѣшеніе моей старостп, а мои попеченія твое счастіе. Погаедъ въ от-отставку, положилъ я основаніе твоему воспитапію; но не могъ иначе основать твоего состоянія, какъ разлучась съ твоей матерью и съ тобою.

Софья. Отсутствіе ваше огорчало насъ несказанно.

Ст-думъ (къ ІІравдиту). Чтобъ оградить ея жвзпь отъ недостатка въ нуж-номъ, рѣшился я удалиться на нѣс-колько лѣтъ въ ту землю, гдѣ достаютъ деньги, непромѣнивая ихъ на совѣсть, безъ подлой выслуги, не грабя отечества; гдѣ требуютъ денегъ отъ самой земли, которая поправосуднѣе людей: лнцепріятія не зпаетъ, а платлтъ одни труды вѣрно и щедро.

Пр-динъ. Вы моглпбъ обогатиться, какъ я слышалъ, иесравпенпо больше.

Ст-думъ. А па что?

Пр-динъ. Чтобъ быть богату, какъ другіе.

Ст-думъ. Богату! А кто богатъ? Да вѣдаешь ли ты, что для прихотей одного человѣка всей Сибири мало? Другъ мой! все состоитъ въ воображеніп. По-слѣдуй прпродѣ, никогда пе будешь бѣденъ; послѣдуй людскимъ мпѣніямъ, никогда богатъ не будешь.

— 133 —

Софья. Дядюшка! какую правду вы говорите!

Ст-думъ. Я нажилъ столько, чтобъ при твоемъ замужествѣ не остановляла насъ бѣдность жениха достойнаго.

Софья. Во всю жизнь мою ваша воля будетъ мой законъ.

Пр-динъ. Но выдавъ ее, не лишнее было бы оставить и дѣтямъ...

Ст-думъ. Дѣтямъ? Оставлять богатство двтямъ! Въ головъ нѣтъ. Умны будутъ, безъ него обойдутся; а глупому сыну не въ помощь богатство. Видалъ я молодцовъ въ золотыхъ кафтанахъ, да съ свинцовой головою. Нѣтъ, мой другъ! налпчныя деньги — не наличныя достоинства. Золотой болванъ, всебол-ванъ.

Пр-динъ. Совсѣмъ тѣмъ мы видимъ, что деньги нерѣдко ведутъ къ чинамъ, чины обыкновенно къ знатности, а знатнымъ оказывается почтеніе,

Ст-думъ. Почтеніе! Одно почтеніе должно быть лестно человѣку— душевное, а душевнаго почтенія достопнъ только тотъ, кто въ чинахъ не по деньгамъ, а въ знати не по чинамъ.

Пр-динъ. Заключеніе ваше неоспоримо.

ЯВДЕНІЕ 5-Е.

Проетаковъ, Мптрофанъ,Еремеевна, Скотининъ, Простакова, М идешь, Со])ья и проч. (Въ слѣ-дрэщуто рѣчь Стар од ума, Проетаковъ съ сы-номъ, вышедшіе изъ средней двзріі, стали позади Стародума. Отецъ готовъ его обнять, какъ скоро дойдетъ очередь, а сыаъ подойти къ рукѣ, Еремеэвна взяла мѣсто къ сторонѣ, и, сложа руки, стала, какъ вкопанная, выияля глаза на Стародума,съ робкимъ подобострастіемъ.)

Ст-думъ (обнимая неохотно Г-жу Пр-кову). Милость совсѣмъ лишняя сударыня! Безъ нее могъ бы я весьма легко обойтиться. (Вырвавшись изъ рукъ ея, обертывается на другую сторону, гдѣ Скотининъ, стояіцій уже съ рас-простертыми руками, тотчасъ его схва-тываетъ).

Вмѣстѣ.

Ст-думъ. Это къ кому я попался?

Ск-нъ. Это я, сестринъ братъ.

Ст-думъ (увидя еще двухъ, съ нет ер -пѣніемъ). А это кто еще?

Пр-ковъ (обнимая) , Я женинъ мужъ.

Ми-фанъ (ловя руку), А я матушкинъ сынокъ.

Милонъ (Правдину). Теперь я непредставлюсь.

Пр-динъ (Итону) . Я найду случай представить тебя послѣ.

Ст-думъ (не давая руки М-фану). Этотъ ловитъ цѣловать руку: видно, что готовятъ въ него большую душу.

Г-жа П-кова. Говори, Митрофанушка: какъ-де, сударь, мнѣ твоей ручки не цѣловать; ты мой второй отецъ.

Ми-фанъ. Какъ не цѣловать, дядюшка, твоей ручки: ты мой отецъ..., (къ матери). Которой бишь?

Г-жа П-кова. Второй.

Ми-фанъ. Второй? Второй отецъ, дядюшка.

Ст-думъ. Я, сударь, тебѣ не отецъ ни дядюшка.

Г-жа П-кова. Батюшка, вѣдь ребе-нокъ можетъ быть свое счастіе проре-каетъ: авось-лпбо сподобитъ Богъ быть ему и впрямъ твоимъ племянничкомъ.

Ск-инъ. Право! А я чѣмъ не племя ннпкъ? Ай, сестрица!

Г-жа П-кова. Я, братецъ, съ тобою лаяться не стану (тег» Стародуму), Отъ роду, батюшка, ни съ кѣмъ не брани-валась. У меня такой вравъ: хоть разругай, вѣкъ слова не скажу. Пусть же, себѣ на умѣ, Богъ тому заплатить, кто меня бѣдную обижаетъ.

Ст-думъ. Я это прпмѣтилъ, какъ скоро ты, сударыня, изъ дверей показалась.

Пр-динъ. А я уже три дня свидѣ-телемъ ея добронравія.

Ст-думъ. Этой забавы я такъ долго имѣть не могу. Софьюшка, другъ мой, завтра же поутру ѣду съ тобою въ Москву.

Г-жа П-кова. Ахъ, батюшка! за что такой гнѣвъ?

— 134

Пр-ковъ. За что неиплость? Г-жа П-кова. Какъ? Наыъ разстаться съ Софьюшкой, сердечнымъ нашвмъ другомъ! Я съ одной тоски хлѣба отстану.

Пр-ковъ. А я уже тутъ сгибъ, да нропалъ.

Ст-думъ. Когда же вы такъ ее любите, то долженъ я васъ обрадовать: я везу ее въ Москву для того, чтобъ сдѣлать ея счастье. Мнѣ представленъ въ женихи ея нѣкто молодой человѣкъ большпхъ достоннствъ; за него ее и выдамъ.

Г-жа П-кова Ахъ! уморилъ! Милонъ. Что я слышу! ( Софья кажется пораженною .) Ск-инъ. Вотъ-те разъ! (Пр-ковъ всплеснулъ руками) М-фанъ. Вотъ тебѣ на! (Еремеевна печально кивнула! головою.)

(Пр-динъ показываешь видь огорченнаю удивленья) .

Ст-думъ (примѣтя всѣхъ смятеиіе.) Что это значитъ? (къ Софьѣ). Софьюшка, друіъ мои, и ты, мнѣ кажется, въ смущеніп? Не ужель мое намѣреніе тебя огорчило? Я заступаю мѣсто отца твоего. Иовѣрь мпѣ, что я знаю его права. Опѣ пейдутъ далѣе, какъ отвращать несчастную склонность дочери, а выборъ достоГшаго человѣка зави-сптъ совершенно отъ ея сердца. Будь батюшка! спокойна, другъ мой! Твой мужъ, тебя | ст-думъ. Вижу, каковы были и ро-

Вмѣ-

стѣ.

Ск-инъ. Изъ ребятъ давно ужъ вы-шелъ....

г-жа П-кова. У кого достатсчекъ, хоть и небольшой....

Ск-инъ. Да свпнон заводънеплохъ... Г-жа П-кова. Такъ и въдо-\ брой часъ; въ архангельской. Г Вмѣ-Ск-инъ. Такъ веселымъ пир-/ сгпѣ. комъ, да и за свадебку. )

Ст-думъ. Совѣты ваши безпристра-стны. Я это ВИЯІѴ.

Ск-инъ. Толь еще увидишь, какъ опознаешь меня покороче. Вишь ты здѣсь содомно. Чрезъ часъ мѣста приду кътебѣ одинъ: тутъ псладпмь. Скажу, не похвалясь: каковъ я, право такихъ мало (Отходить).

Ст-думъ. Это всего вѣроятпѣе. Г-жа П-кова , Ты, мой батюшка, не диви на братца....

Ст-думъ. А онъ вашъ братъ? Г«жа П-кова. Родной, батюшка: вѣдь и я по отцѣ Скотинпныхъ. ПокоГшикъ | батюшка женился на покойнпцѣ мату-шкѣ. Она была по прозванію Прпило-дішыхъ. Насъ дѣтей было унихъвось-мнадцать человѣкъ; да кромѣ меня съ братцомъ, всѣ, по власти Господией, примерли: пныхъ пзъ бани мертвыхъ вытащили; трое, похлебавъ молочка изъ мѣднаго котлика, скончались; двое о святой иедѣлѣ съ колокольни свалились; а досталышя самп пе стояли,

достойный, ктооъ онъ ни былъ, будетъ пмѣть во мнѣ нстпннаго друга. Поди за кого хочешь. (Всѣ принимаютъ веселый вида).

Софья. Дядюшка! не сомнѣвайтесь въ моемъ поглшовеніи.

Милонъ (въ сторону). Почтенный человѣкъ!

Г-жа П-кова (съ ассслымъ видомг) Вотъ отсцъ! Вотъ послушать! Поди за кого хочешь, лишь бы человѣвъ елсто-плъ. Такъ, мои батюшка, тавъ, Тутъ лишь только ;!;епнховъ пропускать не иадобно. Коль есть въ глазахъ дворя-ввнъ, малой молодой....

дптелп ваши.

Г-жа П-кова. Старинные люди, мой отецъ! Не нынѣшпій былъ вѣкъ. Басъ ничему не учили. Бывало добры люди приступать къ батюшвѣ, ублажаготъ, ублажаютъ, чтобъ хоть братца отдать въ школу, — кстати ли, — покоГшгкъ свѣтъ, и руками и ногами, царство ему небесное! Бывало изволить закричать: прокляну ребенка, который что нибудь переймстъ у бусурмановъ, и пе будь тотъ Скотининъ, кто чему нибудь учиться захочетъ.

Пр-дкнъ. Вы одиаяо ;къ своего сынка кое-чем ѵ обучаете.

— 135 —

Г-жа Пскова. Данынѣ вѣкъ другой, ровье въ Кіевъ пѣшкомъ обѣщаемся, батюшка. (Къ Стародуму). Послѣднихъ I лишь бы дѣльцо наше сладить.

крохъ не жалѣемъ, лишь бы сына всему выучить. Мой Митрофанушка изъ-за книги не встаетъ по суткамъ. Материно мое сердце. Иное жаль, жаль, да подумаешь: за то будетъ и дѣтина хоть куда. Вѣдь вотъ ужъ ему, батюшка, шестнадцать лѣтъ исполнится около зимняго Николы. Женихъ хоть кому, а все таки учители ходятъ, часа не теряютъ, и теперь двое въ сѣняхъ дожидаются. (Мигнула Еремеевнѣ чтобъ ихъ позвать). А въ Москвѣ приняли иноземца на шесть лѣтъ, и чтобъ другие не сманили, контрактъ въ иолиціи заявили. Подрядился учить, чему мы хотимъ, а по насъ учи, чему самъ умѣетъ. Мы весь родительскій долгъ исполнили: Нѣмца приняли, и деньги впередъ по третямъ платимъ. Желала бы я душевно, чтобъ ты самъ, батюшка, полюбовался на Митрофанушку, и посмотрѣлъ бы, что опъ выучилъ.

Ст-думъ, Я худой тому судья, сударыня.

Г-жа П-кова (увидя Кутейкина и Цифиркина). Вотъ и учители. Не говорила ль я, батюшка, что Митрофанушка мой ни днемъ, ни ночью покою не имѣетъ. Свое дитя хвалить дурно, а куда не безсчастна будетъ та, которую приведетъ Богъ быть его женою.

Пр-динъ. Это все хорошо: не за-будь-те однако жъ, сударыня, что гость вашъ теперь только изъ Москвы прі-ѣхалъ, и что ему покой гораздо нуж-нѣе похвалъ вашего сына.

Ст-думъ. Признаюсь, что я радъ бы отдохнуть и отъ дороги, и отъ всего того, что слышалъ и что видѣлъ.

Г-жа П-кова. Ахъ. мой батюшка! Все готово; сама для тебя комнату убирала.

Ст-думъ. Благодаренъ. Софьюшка, проводи же меня.

Г-жа П-кова. А мы-то что? Позволь, мой батюшка, проводить себя и мнѣ, и сыну, и мужу. Мы всѣ за твое здо-

Ст-думъ (къ Правдину). Когда же увидимся? Отдохнувъ, я сюда приду.

Пр-динъ. Такъ я здѣсь и буду имѣть честь васъ видѣть.

Ст-думъ. Радъ душою. (Увидя Мило-на, который ему съ почтенгемъ поклонился, откланивается и ему учтиво).

Г-жа Пр-кова. Такъ милости про-симъ. (Еромѣ учителей всѣ отходятъ. Правдинъ съ Жилономъ въ сторону, а Прочіе въ другую.)

ДѢЙСТВІЕ 4-е явлеше 8-е.

Г-жа Бростакова, Простаковъ, Мвтрофанъ, Еремеевна и проч.

Г-жа Пр-кова (входя). Все ль съ тобою, другъ мой?

Ми-фанъ. Ну, да ужъ не заботься. Г-жа Пр-кова (Стародуму). Хорошо ли отдохнуть пзволилъ, батюшка? Мы всѣ въ четвертой комнатѣ на цыпоч-кахъ ходили, чтобы тебя не обезпоко-ить; не смѣли въ дверь заглянуть; по-слышпмъ, анъ ужъ ты давно и сюда выдти пзволилъ. Не взыщи, батюшка... Ст-думъ. О, сударыня, мнѣ очень было бы досадно, ежели бъ вы сюда пожаловали раыѣ.

Ск-енъ. Ты сестра, какъ на смѣхъ, все за мною по пятамъ. Я пришелъ сюда за своею нуждою.

Г-жа П-кова. А я такъ за своею. (Стародуму.) Позволь же, мой батюшка, потрудить васъ теперь общею нашею просьбою. (Мужу и сыну) Кланяйтесь.

Ст-думъ. Какою, сударыня? Г-жа Пр-кова Во первыхъ, прошу милости всѣхъ садиться. (Всіъ садятся, кромѣ Митрофаиа и Еремеевны). Вотъ въ чемъ дѣло, батюшка. За молитвы родителей пашихъ (намъ грѣшвымъ гдѣ бъ и умолить), даровалъ намъ Господь Митрофанушку. Мы все дѣла-ли, чтобъ онъ у насъ сталъ таковъ,

— 136

какъ изволишь его впдѣть. Не у год-ноль, мой батюшка, взять на себя трудъ и посмотрѣть: какъ онъ у насъ выу-чепъ?

Ст-думъ. О, сударыня! До ыоихъ ушей ул;е дошло, что онъ теперь только и отучиться нзволилъ. Я слышалъ объ его учптеляхъ; и вижу напередъ, вакому грамотѣю ему быть надобно, учася у Кутейника, и какому математику, учася у Цыфиркпна. (Къ Прав-дину). Любопытепъ бы я былъ послушать, чему нѣмецъ-отъ его выучилъ.

Г-жа Пр-кова. Всѣмъ \ наукамъ, батюшка. і

Пр-ковъ. Всему, мой \Вмѣстѣ. отецъ. I

Ми-фанъ, Всему, чему 1 изволишь. '

Пр-динъ (Митрофану). Чему жъ бы напримѣръ?

Ми-фанъ {подаешь ему книгу). Вотъ, грамматпкѣ.

Пр-динъ (взявь книгу). Вижу. Это грамматика. Что жъ вы въ ней знаете?

Ми-фанъ. Много. Существительное, да прилагательное

Пр-динъ. Дверь, наиримѣръ, какое ими: существительное пли прилагательное?

Ми-фанъ. Дверь! котора дверь?

Пр-динъ. Котора дверь! Вотъ эта.

Ми-фанъ. Эта прилалагельная.

Пр-динъ. Почему л;ъ?

Ми-фанъ. Потому что она приложена къ своему мѣсту. Вонъ у чулана шеста недѣля дверь стоптъ еще не навѣшепа: такъ та повамѣстъ существительна.

пр-динъ. Такъ по этому у тебя слово: дуракъ, прилагательное, потому что оно прилагается къ глупому че-ловѣку.

Ми-фанъ. И вѣдомо.

Г-жа Пр-кова. Что, каково, мой батюшка?

Пр-ковъ. Каково, мой отснъ?

Пр-динъ. Нельзя лучше. Въ грам-матикѣ онъ силепъ.

Милонъ. 'Л думаю не меньше и въ Исторіи.

Г-жа Пр-кова. То, мой батюшка, онъ еще съизмала къ псторіямъ охотникъ,

Ск-инъ. Мптрофанъ по мнѣ. Я самъ безъ того глазъ не сведу, чтобъ выборной не разсказывалъ мнѣ исторій. Мастеръ, собачій сынъ! откуда что берется!

Г-жа П-кова. Однако все такп не иридетъ противъ Адама Адамыча.

Пр-динъ (Митрофану). А далеко ли вы въ Исторіп?

Мд-фанъ? Далеко ль? Какова псто-рія. Въ иной залетишь за тридевять земель, за тридесято царство .

Пр-динъ. А такъ этой-то исторіи учитъ васъ Вральманъ?

Ст-думъ. Вральманъ? Имя что-то знакомое.

Ми-фанъ. Нѣтъ. Нашъ Адамъ Ада-мычь нсторіинаразсказываетъ; онъ, что я-же, самъ охотиикъ слушать.

Г-жа П-ва. Они оба заставляютъ се-бѣ разсказывать исторіи скотницу Хавронью.

Пр-динъ. Да не у ней ли оба вы учились и Географіп?

Г-жа П-ва (сыну). Слышь, другъ мой сердечной. Это что за наука?

Ми-фанъ (тихо матери) . А я почемъ знаю.

Г-жа П-ва (тихо Митрофану). Не упрямься, душечка. Теперь-то себя и показать.

Ми-фанъ (тихо матери). Да я не возьму въ толкъ, о чемъ сирашиваютъ.

Г-жа П-ва (Правдину). Какъ, батюшка, назвалъ ты пауку-то?

Пр-динъ. Географія.

Г-жа П-ва (Митрофану). Слышишь, еоргафія.

Ми-фанъ. Да что такое! Господи, Боже мои. Пристали съ ио;кемъ къ горлу.

Г-жа П-ва (Правдину). И вѣдомо, батюшка. Даскаяшему, сдѣлай милость, вякая эта паука-то: онъ ее п разска-;кетъ.

Пр-динъ. Оппсаніе земли.

Г-жа П-ва (Стародуму). А къ чему бы это служило на первый случай?

Ст-думъ. На первый случай годилось бы и къ тому, что ежели бъ случилось ѣхать, такъ знаешь, куда ѣдешь.

Г-жа П-ва. Ахъ, мой батюшка! Да извощпки-то на чтожъ? Это ихъ дѣло. Это таки и наука-то не дворянская. Дворянинъ только скажи: повези меня туда, свезутъ, куда изволишь. Мнѣ по-вѣрь, батюшка, что конечно то вздоръ, чего не знаетъ Митрофанушка.

Ст-думъ. О, конечно, сударыня. Въ человѣческомъ невѣжествѣ весьма утѣ-шительно считать все то за вздоръ, чего не знаешь.

Г-жа П-ва. Безъ наукъ люди живутъ и жили. Покойнокъ батюшка воеводою былъ пятнадцать лѣтъ, а съ тѣмъ и скончаться изволилъ, что не умѣлъ грамотѣ, а умѣлъ достаточекъ нажить и сохранить. Челобнтчпковъ принималъ всегда, бывало, сидя на желѣзномъ сун-дукѣ. Послѣ всякаго сундукъ отворитъ, и что нибудь положить. То-то экономь былъ! Жизни не жалѣль, чтобъ изъ сундука ничего не вынуть. Передъ дру-гимъ не похвалюсь, отъ васъ не потаю: покойнпкъ-свѣтъ лежа на суедукѣ съ деньгамп, умеръ, такъ сказать, съ голоду. А! каково это?

Ст-думъ. Препохвально. Надобно быть Скотинину, чтобъ вкусить такую блаженную кончину.

Ск-инъ. Да коль доказывать, что ученье вздоръ, такъ возьмемъ дядю Вавилу Фалелеича. О грамотѣ никто отъ негоне слыхивалъ, ни опъ отъ кого слышать нехотѣлъ; а какова была головушка!

Пр-динъ. Что жъ такое?

Ск-инъ. Да съ нпмъ на роду вотъ что случилось. Верхомъ на борзомъ ино-ходцѣ разбѣжался онъ хмѣльной въ каменны ворота. Мужикъ былъ рослой, вороты нпзки, забылъ наклониться — какъ хватитъ себя лбомъ о притолоку, индо пригнуло къ похвямъ потылицею, и бодрый конь вынесъ его пзъ воротъ къ крыльцу навзничь. Я хотѣлъ бы знать, есть ли на свѣтѣ ученый лобъ, который бы отъ такого тумака не развалился, а дядя, вѣчная ему память ;

протрезвись, спросилъ только, цѣлы ли ворота?

Милонъ. Вы, госиодпнъ Скотининъ, сами признаете себя неученымъ чело-вѣкомъ, однако я думаю въ этомъ слу-чаѣ и вашъ лобъ былъ бы не крѣпче ученаго.

Ст-думъ (Милопу). Объ закладъ не бейся, другъ той. Я думаю, что Ско-тинины всѣ родомъ крѣпколобы.

Г-жа П-ва. Батюшка мой! да что за радость и выучиться? Мы это видпмъ своими глазами и въ нашемъ краю. Кто посмышленѣе, того свои же братья тотчась выберутъ еще въ какую нибудь должность.

Ст-думъ. А кто иосмышлепѣе, тотъ и не откажетъ быть полезнымъ своимъ со граждан амъ.

Г-жа П-ва, Богъ васъ знаетъ, какъ вы ныньче судите. Унасъ бывало всякой того и смотрптъ, что па покой. (Правдииу). Ты самъ, батюшка, сколько трудишься! Вотъ и теперь, сюда шед-шп, я видѣла, что къ тебѣ несутъ какой-то пакетъ.

Пр-динъ. Ко мнѣ пакетъ? И мнѣ никто этого не скажетъ. (Вставая). Я прошу извинить меня, что васъ оставляю. Можетъ быть, есть ко мнѣ какія нпбудь повелѣнія отъ Намѣстшіка.

Ст-думъ (встаешь и всѣ встаютъ) Поди, мой другъ; однако .я съ тобою не прощаюсь.

Пр-динъ. Я еще увижусь съ вамп. Вы завтра поутру ѣдете?

Ст-думъ. Часовъ въ семь. (Правдинъ отходить).

Мижонъ. А я завтра же, проводя васъ. поведу мою команду. Теперь пойду дѣ-лать къ тому распоряженіе (Милонъ отходить, прощаясь съ Софьею взорами,)

ДѢЙСТВІЕ 5-Е

ЯВЛЕНІЕ 4-Е.

Простакова, Софья, Стародумъ, Правдинъ и Скотинииъ.

Ск-нъ. Ну, сестра, хорошу было

— 138

шутку... Ба! что это? Всѣ наши на ко-лѣняхъ!

Гжа П-ва (стоя на колѣняхъ). Ахъ, ыоп батюшкпі повинную голову мечъ не сѣчетъ. Мой грѣхъ! Не губите меня. (къ Софыъ) Мать ты моя родная, прости меня, умилосердись надо мною (указывай на мужа и сына) и надъ бѣдныыи сиротами!

Ск-нъ. Сестра! О своемъ ли ты умѣ? Пр-динъ. Молчи, Скотинпнъ. Г-жа П-ва, Богъ дастъ тебѣ благо-получіе и съ дорогимъ женпхомъ твонмъ. Что тебѣ въ головѣ моей?

Софья (Стародуму). Дядюшка! Я мое оскорбленіе забываю.

Г-жа П-ва (поднпвъ руки къ Старо-думу). Батюшка! Прости и ты меня грѣшную. Вѣдь я человѣкъ, не ангелъ. Ст-думъ. Знаю, знаю, что человѣку нельзя быть ангеломъ: да не надобно быть п чортомъ. И преступленіе и ра-скаяпіе въ ней презрѣнія достойны.

Пр-динъ (Стародуму). Ваша малѣй-іиая жалоба, ваше одно слово предъ пра-вительствомъ.... и ужъ спасти ее нельзя. Ст-думъ. Не хочу ни чьей погибели. Ясс прощаю (Всѣ вскочили съ колѣней). Г-жа П-ва. Простилъ! Ахъ, батюшка! .. Ну! Теперь-то дамъ я зорю капальямъ свопмъ людямъ; теперь-то я всѣхъ переберу поодппочкѣ; теперь-то допытаюсь, кто пзъ рукъ ее выиустплъ? Нѣтъ, мошенники! Нѣтъ, воры! Вѣкъ пе прощу этой иасмѣшки.

П-динъ. А за что вы хотите наказывать людей вашпхъ?

Г-жа П-ва. А батюшка! это что за вопросъ? Развѣ я не властна и въ своихъ людяхъ?

Пр-дкнъ, А вы считаете себя въ правѣ драться тогда, когда вздумается? Ск-нъ. Да развѣ дворянинъ не волепъ поколотить слугу, когда захочетъ?

Пр-динъ, Когда захочетъі Да что за охота? прямой ты Скотинпнъ. (Г-эісѣ Простаковой) пѣтъ, сударыня, тиранствовать никто не воленъ.

г-жа П-ва. Пе волепъ! Дворянинъ, когда захочетъ, и слуги высѣчь пе во-

лепъ! Да на чтожъ данъ намъ указъ-отъ о вольности дворянства?

Ст-думъ Мастерица толковать указы.

Г-жа П-ва. Извольте насмѣхаться; а теперь же всѣхъ съ головы... на голову (Порывается идти).

Пр-динъ (останавливая ее). Попстаио-вптесь, сударыня! (Вынувъ бумагу и важнымъ голосомъ Лростакову). Име-немъ правительства вамъ приказываю сей же часъ собрать людей и крестьянъ вашихъ для объявленія имъ указа, что за безчеловѣчіе жены вашей, до кото-раго попустило ее ваше крайнее слабо-мысліе, повелѣваетъ мнѣ правительство принять въ опеку домъ вашъ и деревни.

Пр-ковъ. А! до чего мы дожили!

Г-жа П-ва. Какъ! Новая бѣда! За что? За что батюшка? Что я въ своемъ домѣ госпожа. .

Пр-динъ. Госпожа безчеловѣчпая, которой злоправіе въ благоучрежденномъ государствѣ терпимо быть не можетъ. Подите.

Пр-ковъ (отходитъ, всплеснувъ ру-камиі Отъ кого это, матушка!

Г-жа П-ва (Тоскуя). О, горе взяло! О грустно!

Ск-нъ (въ сторону). Ба! ба! ба! Да эдакъ и до меня доберутся. Да эдакъ и всякой Скотинпнъ можетъ попасть подъ опеку... Уберусь же я отсюда по добру по здорову.

Пр-нъ (Скотинину). А скорѣе всего ты. Я слыхалъ, что ты съ свиньями не въ прпмѣръ лучше обходится, нежели съ людьми...

Ск-нъ Государь ты мой милостивой. Да какъ къ людямъ п лежать у меня сердцу? Самъ ты разеудп: люди иередо-мною умпнчаютъ. а между свиньями я самъ всѣхъ умнѣе.

Г-жа П-ва. Все теряю: Совсѣмъ погибаю.

Ск-нъ (Ст-думу). Я шелъ было къ тебѣ добиться толку. Женихъ....

Ст-умъ (указывая-на Милона). Вотъ опъ.

Ск-нъ. А га! Такъ миѣ и дѣлать здѣсь пешего. Кибитку впрячь, да и... І

— 139 —•

Пр-динъ. Да и ступай къ своимъіКуда я гожусь, свиньямъ. Не забудь однакожъ повѣ-стпть всѣмъ Скотининымъ, чему они подвержены.

Ск-еъ. Какъ друзей не остеречь! По-вѣщу пмъ, чтобъ они людей...

Пр-динъ. Побольше любили, или бъ покрайней мѣрѣ....

Ск-нъ. Ну!...

Пр-динъ. Хоть не трогали.

Ск-нъ (отходя). Хоть не трогали.

когда въ моемъ домѣ моимъ же руішмъ и воли пѣтъ! —

(Напечатано съ вздявія 1830 года).

ЯВЛЕНІЕ 5-Е

Госпожа Бростакова, Стародумъ, Правдинъ, Мк-трофанъ, Софья, Еремеевна.

Г-жа П-ва (Пр-дину). Батюшка! не погуби ты меня! Что тебѣ прибыли? Не возможноль какъ нибудь указъ поотмѣ-нить? Всѣ ли указы исполняются?

Пр-динъ. Я отъ должности никакъ не отступлю.

Г-жа П-ва. Дай мнѣ сроку хоть на три дни. (Въ сторону). Я дала бы себя знать...

Пр-динъ. Ни на три часа.

Ст-думъ Да, другъ мой! Она и въ три часа напроказить можетъ столько, что вѣкомъ не пособишь.

Г-жа П-ва. Да какъ вамъ, мой батюшка, самому входпть въ мелочи?...

Пр-динъ. Это мое дѣю. Чужое возвращено будетъ хозяевамъ; а....

Г-жа П-ва, А съ долгами-то разделаться? Не доплачено учителямъ

Пр-динъ. Учителямъ? (Ер-внѣ). Здѣсь ли они? Введп ихъ сюда....

Ер-вна.Чай, что прибрели. А нѣмца-то, мой батюшка?...

Пр-динъ. Всѣхъ позови. (Еремеевна отходить) .

Пр-динъ. Незаботься ни очемъ, .сударыня: я всѣхъ удовольствую.

Ст-думъ (видя въ тоскѣ Г-жу Пр-кову). Сударыня! Ты сама себя почувствуешь лучше, потерявъ силу дѣлать другимъ дурно.

Г-жа П-ва. Благодарна за милость!

15. КАРАМЗИНЪ.

1766—1826.

а. Письма руескаго путешественника, (І790.)

письмо изъ Твери 18 мая 1789,

Разстался я съ вами, милые, раз-стался! Сердце мое привязано къ вамъ всѣми нѣжнѣшпнмп своими чувствами, а я безпрестанно отъ васъ удаляюсь и буду удаляться!

О сердце, сердце! кто знаетъ, чего ты хочешь?

Сколько лѣтъ путешествіе было прь ятнѣйшею мечтою моего воображенія? Не въ восторгѣ ли сказалъ я самому себѣ: наконецъ ты поѣдешь? Не радостно ли просыпался всякое утро? Не съ удовольствіемъ ли засыпалъ, думая: ты поѣдепи/? Сколько времени не могъ ни о чемъ думать, ничѣмъ заниматься, кромѣ путешествія? Не счпталъ ли дней и часовъ? Но когда пришелъ желаемый день, я сталъ грустить, вообразпвъ въ первый разъ жпво, что мпѣ надлежало разстаться съ любезнѣйшими для меня людьми въ свѣтѣ , и со всѣмъ, что , такъ сказать, входило въ составъ нрав-ственнаго бытія моего. На что ни смот-рѣлъ — на столъ, гдѣ нѣсколько лѣтъ изливались па бумагу незрѣлыя мысли и чувства мои, на окно, подъ которымъ сиживалъ я подгорюнившись въ при-падкахъ своей меланхоліи , и гдѣ такъ часто заставало меня восходящее солнце; на готической домъ, любезный предметъ глазъ моихъ въ часы ночные — однимъ словомъ , все , что попадалось мнѣ въ глаза, было для меня драгоцѣннымъ па-

— 140 —

мятнпкомъ нрошедшпхъ лѣтъ моей жизни, не обильной дѣламп, но зато мыслями и чувствами обильной. Съ вещами бездушными прощался я какъ съ друзьями ; и въ самое то время , какъ былъ размягченъ, растроганъ, пришли люди мои ; начали плакать и просвть меня , чтобы я не забылъ ихъ и взялъ опять і:ъ себѣ , когда возвращуся. Слезы заразительны, мои милые, а особливо въ такомъ случаѣ.

Но вы мнѣ всего любезнѣе, и съ нами надлежало разстаться. Сердце мое такъ много чувствовало, что я говорить забывалъ. Но что вамъ сказывать! Минута, въ которую мы прощались, была такова , что тысячи пріятныхъ минутъ въ будущемъ едва лп мнѣ за нее заплатя тъ.

Милой Птрв. провоікалъ меня до заставы. Тамъ обнялись мы съ ннмъ , и еще въ первый разъ видѣлъ я слезы его. — тамъ сѣлъ я въ кибитку, взгля-нулъ на Москву , гдѣ оставалось для меня столько любезнаго, и сказалъ: прости! Колокольчикъ зазвенѣлъ, лошади помчались... и другъ вашъ оспротѣлъ въ мірѣ, оспротѣлъ въ душѣ своей!

Все прошедшее есть сонъ и тѣнь: ахъ ! гдѣ , гдѣ часы , въ которые такъ хорошо бывало сердцу моему посреди васъ, милые? — Еслпбы человѣку, самому благополучному , вдругъ открылось будущее , то замерло бы сердце его отъ ужаса, и языкъ его онѣмѣлъ бы въ самую ту минуту, въ которую онъ думалъ назвать себя счастлпвѣй-шимъ пзъ смертиыхъ!...

Во всю дорогу не приходило мнѣ въ і олову ни одной радостной мысли, а на послѣдией станціи і;ъ Твери грусть моя такъ усилилась, что я, въ деревенсг.омъ трактирѣ, стол предъ варрикатурами Королевы Французской и Римскаго Императора , хотѣлъ бы , какъ говорить Шег.сииръ, выплакать сердце свое. Тамъ-го все оставленное мною явилось мнѣ въ такомъ трогателыюмъ видѣ. Но полно, полно! Мнѣ опять становится чрез-мѣрно грустно. Простите! Дай Богъ вамъ

утѣшеніб! Помните друга, но безъ вся-каго горестнаго чувства!

отъ 9 августа 1789.

Уже я наслаждаюсь Швейцаріею, милые друзья мои ! Всякое дуновеніе вѣ-терка пронпцаетъ , кажется, въ сердце мое и разливаетъ въ немъ чувство радости. Какія мѣста! какія мѣста! Отъ-ѣхавъ отъ Базеля версты двѣ, я выско-чилъ пзъ кареты , упалъ на цвѣтущій берегъ зеленаго Рейна, и готовъ былъ въ восторгѣ целовать землю. Счастливые швейцары ! всякой ли день, всякой ли часъ благодарите вы Небо за свое счастіе, живучи въ объятіяхъ прелестной натуры, подъ благодѣтельными законами братскаго союза, въ простотѣ нравовъ, п служа одному Богу? Вся жизнь ваша есть конечно пріятное сновидѣніе и самая роковая стрѣла должна кротко влетать въ грудь вашу, незозмущаемую ти-ранскими страстями! — Такъ, друзья мои! я думаю , что ужасъ смерти бываетъ слѣдствіемъ нашего уклоненія отъ путей природы. Думаю , и на сей разъ увѣ-ренъ. что онъ не есть врожденное чувство нашего сердца. Ахъ! есть ли бы теперь , въ самую сію минуту , надлежало мнѣ умереть, то я со слезою любви упалъ бы во всеобъемлющее лоно природы, съ полнымъ увѣреніемъ, что она зоветъ меня къ новому счастію, что измѣненіе существа моего есть возвы-шеніе красоты , перемѣна изящнаго на лучшее. И всегда , милые друзья мои, всегда, когда я духомъ своимъ возвращаюсь въ первоначальную простоту па-туры человѣческой, когда сердце мое отверзается впечатлѣніямъ красотъ природы, чувствую я то же и не нахожу въ смерти ничего страишаго. Высочайшая благость не была бы высочайшею бла-гостію, есть ли бы она съ которой нибудь стороны не усладила для насъ всѣхъ необходимостсй -—и съ сей-то услажденной стороны должны мы при-

— 141 —

касаться къ нимъ устами нашими! Прости мнѣ, мудрое ІІровидѣніе, есть ли я когда нибудь какъ буйный младенедъ , проливая слезы досады , ропталъ на жребій человѣка! Теперь, погружаясь въ чувство Твоей благости, лобызаю невидимую руку Твою, меня ведущую! Мы ѣдемъ подлѣ Рейна, съ ужас-нымъ шумомъ и волненіемъ стремяща-гося между тихихъ луговъ и садовъ виноградныхъ. Тутъ мальчики и маленькая дѣвочки пграютъ, рвутъ цвѣты и бросаютъ ими другъ въ друга; тамъ покойный селяяпнъ, насвистывая веселую пѣсню, поправляетъ въ саду сво-емъ сошки , увитыя гибкимъ виноград-нымъ стеолемъ, смотритъ на проѣз-жихъ, и ласковымъ мановеніемъ же-лаетъ имъ добраго дня. Высокія горы у насъ передъ глазами; но Альпы скрываются еще въ лазури отдаленія. Юра изгпбаетъ за ними хребетъ свой, отбра-сывающій синюю тѣнь на долины. — Нѣтъ, я не могу писать: красоты, меня окружающія, отвлекаютъ глаза мои отъ бумаги.

парпжъ ... апрѣля 1790.

На такъ называемомъ Французскомъ Театрѣ играютъ трагедіи, драмы и больная комедіи. Я теперь не перемѣнилъ своего мнѣнія (') о Французской Мель-поменѣ. Она благородна, величественна, прекрасна; но никогда не тронетъ, не потрясетъ сердца моего такъ, какъ Муза Шекспирова и нѣкоторыхъ (правда, не многихъ) Нѣмцовъ. Французскіе поэты

{*) Въ письмѣ изъ Ліона Карамзинъ, говоря о видѣнной имъ віэсѣ Мари Жозефъ Шенье (1764—1811) подъ названіемъ Карлъ IX, замѣ-чаетъ*. «Дѣйствіе ужасно, но не всякой ужасъ можетъ быть дущею драмы. Великая тайна тра-гедіи, которую Шекспиръ похитилъ во святилищ* ^еловѣческаго сердца, пребываетъ тайною для Французскихъ поэтовъ — и Карлъ IX холо-денъ какъ ледъ.»

имѣютъ тонкой, нѣжной вкусъ и еъ искусствѣ писать могутъ служить образцами. Только въ разсужденіи изобрѣ-тенія, жара и глубокаго чувства Натуры — простите мнѣ священныя тѣни Корнелей (*), Расиновъ ( ? ) и Вольте-ровъ!—должны они уступить преимущество Англичанамъ и Нѣмцамъ. Тра-гедіи ихъ наполнены изящными картинами, въ которыхъ весьма искусно подобраны краски къ краскамъ, тѣни къ тѣнямъ; но я удивляюсь имъ по большей части съ холоднымъ сердцемъ. Вездѣ смѣсь естественнаго съ романическимъ; вездѣ тез іеих, та Гоі; вездѣ Греки и Римляне а 1а Ргапдаізе, которые таятъ въ любовныхъ восторгахъ, иногда фи-лософствуютъ, выражаютъ одну мысль разными отборными словами, и теряясь въ лабиринтѣ краснорѣчія, забываютъ действовать. Здѣшняя публика требуетъ отъ Автора прекрасныхъ стиховъ, сІе§ ѵегз а геіепіг, они нрославляютъ піесу, и для того стихотворцы стараются всячески умножать ихъ число, занимаясь тѣмъ болѣе, нежели важностію приключение, нежели новыми, чрезвычайными, но естественными положениями (зпдіаііопв) и забывая, что характеръ всего болѣе обнаруживается въ сихъ необыкновенныхъ случаяхъ, отъ которыхъ и слова заимствуютъ силу свою.— Коротко сказать, творенія Французской Мельпомены славны — и будутъ всегда славны красотою слога и блестящими стихами; но есть-ли Трагедія должна глубоко трогать наше сердце пли ужасать душу: то соотечественники Воль-теровы не имѣютъ можетъ быть и двухъ истинныхъ трагедій -— и д'-Аланбертъ сказалъ весьма справедливо, что всѣ ихъ піесы сочинены болѣе для чтенія, нежели для театра.

(*) Жорнелъ (1606—1694), драматическія произведет его: Медея, Сидъ (1636) Цинна, Поліевктъ, Рогодуна и друг.

( 2 ) Расит (1639—1699) драматическія про изведенія его: Авдромаха, Британникъ, Баязетъ, йфигенія, Федра, Эсеирь, Аталія идр.

— 142

ИЗЪ ЛОНДОНА....

Лпттература Англпчанъ, подобно ихъ характеру, пмѣетъ много особенности, и въ разныхъ частлхъ превосходна. Здѣсь отечество живописной Поэзііз (Роевіе (іезсгіріііѵе)! Французы п Нѣмцы переняли сей родъ у Англпчанъ, которые умѣютъ заыѣчать самыя мелкія черты въ Прпродѣ. По сіе время ничто еще не можетъ сравняться съ Томсоно-быііи (') Временамп года; ихъ можно назвать зеркаломъ Натуры. Сенъ-Лам-беръ ( 2 ) лучше нравится Французамъ; но онъ въ своей Поэмѣ кажется мнѣ Нарижскимъ щеголемъ, который, выѣ-хавъ въ загородный домъ, смотритъ изъ окна на сельскія картины и оиисы-ваетъ ихъ въ хорошихъ стихахъ; а Томсона сравню съ какимъ нибудь Швей-царскимъ пли Шотландскимъ охотнп-комъ, который, съ руяіьемъ въ рукѣ, всю жизнь бродитъ по лѣсамъ и деб-рямъ, отдыхаетъ иногда на холмѣ или на скалѣ, смотритъ вокругъ себя, и что ему иолюбится, что Природа вдохнетъ въ его душу, то изображаетъ каранда-шемъ на бумагѣ. Сенъ-Ламберъ кажется пріятнымъ гостемъ Натуры, а Томсонъ ея родиымъ и домашнимъ. Въ Англій-скихъ поэтахъ есть еще какое-то про-стодушіе, не совсѣмъ древнее, но сходное съ Гомеровскнхъ; есть меланхолія, которая изливается болѣе изъ сердца, нежели изъ воображенія; есть какая-то странная, но пріятная мечтательность, которая, подобно Англійскому саду, пред-ставляетъ вамъ тысячу неожиданныхъ вещей. Самымъ же лучшимъ цвѣткомъ Британской Поэзіи считается Мильто-ново (') описаніе Адама и Евы и Драй-

депова (*) Ода на музыку. Любопытно знать, что поэма Мпльтонова, въ которой столь много ирекраснаго и велп-каго, сто лѣтъ продавалась, но едва была извѣстна въ Англіи. Первый Ад-дпсонъ ( 2 ) поднялъ ее на высокой пье-десталъ и сказалъ: удивляйтесь!

Въ Драматической Поэзіп Англичане не имѣютъ ничего превосходнаго, кромѣ твореній одного Автора; но этотъ Ав-торъ есть Шекспиръ ( 3 ), и Англичане богаты! Легко смѣяться падъ нимъ не только съ Волтеровымъ, но п съ самымъ обыкновеннымъ умомъ; кто же не чувствуешь великихъ красотъ его, съ тѣмъ— я не хочу и спорить! Забавные Шек-спировы Критики похожи на дерзкихъ мальчиковъ, которые окружаютъ наули-цѣ странно одѣтаго человѣка и крпчатъ: какой смѣшнойі какой чудакъі Всякой Авторъ ознаменованъ печатію своего вѣка. Шекспиръ хотѣлъ нравиться со-временнпкамъ, зналъ ихъ вкусъ и угож-далъ ему; что казалось тогда остроумі-емъ, то нынѣ скучно п противно: слѣд-ствіе успѣховъ разума и вкуса, на которые и самой великой Геній не можетъ взять мѣръ свонхъ. Но всякой истинный талантъ, платя дань вѣку, творитъ п

Лжонс5 Томсонз (1700 — 1743), апторг описательной поэмы Времена года (1736), ал-легоріи Замоки Дпни и нѣсколькихъ трагедій.

( 2 ) Шарль Фрапсуа де Сепъ-Ламберъ (1717— 1603)—фр&нцузскій поэтъ дидактикъ. его описательная поэма: Ье? *аі50П5.

(*] Джопъ Мильтонъ (1608 — 1674) авторъ Эпнческихг по&нъ: Потерлнпый рай (въ 12 пѣс-|, Возвращенный Гай (въ 4 неигахъ).

(') Драйденх (1631—1700), авторъ Героиче-спихъ Стансовъ, сатирическихъ аллегорій, поли-тическихъ сатиръ, и знаменитой оды Празднество Александра или могущество музыки.

( 2 ) Аддисонъ (1672—1719) издатель зпамепи-таго Авглійскаго журнала Зритель (1711), и авторъ трагедіп Катонъ (1713).

( 3 ) Вилліамъ Шекспиръ (1564—1616), хронологически порядокъ драматическихъ произве-деній его приипмаютъ слѣдующій: 1) Периклъ, Тптъ Апдропнкъ, Генрихъ VI, Комедія Оши-Сокъ- 2) Безуспѣтпая лв>бовь, Два Веронца. Копецъ вѣпчаетъ діло, Роиео и Юлія, Ри-чардъ III, Ричардъ II, Генрихъ IV, Укрощеніе упрямой, Вепеціанскій купецъ; 3) Сонъ вълѣт-нюго ночь, Гамлетъ, Чего вы хотите?, Много шуму изъ ничего, Генрихъ V, Какъ это вамъ правится? Веселыя Випдзорсвія женщины, Мѣра за мѣру, Король Лиръ; 4) Юлій Цезарь, Антоши и Клеопатра, Коріолапъ, Троилъ и Крес-енда, Макбетъ, Цимбелинъ, Буря, Зимняя сказка, Король Іоаннъ, Отелло, Генрихъ VIII, Тимопъ Аоинскій.

для вѣчности; современныя красоты пс-чезаютъ, а общія, основанныя на серд-цѣ человѣческомъ и на првродѣ вещей, сохраняютъ силу свою, какъ въ Гомерѣ, такъ и въ Шекснирѣ. Величіе, истина характеровъ, занимательность приклю-ченій, откровенге человѣческаго сердца, и великія мысли, разсѣянныя въ драмахъБританскаго Генія, будутъ всегда ихъ магіею для людей съчувствомъ. Я не знаю другаго поэта, который имѣлъ бы такое всеобъемлющее, плодотворное, неистощимое воображеніе; и вы найдете всѣ роды Поэзіи въ Шекспп-ровскихъ сочиненіяхъ. Опъ есть любимый сымъ богини Фантазіи, которая отдала ему волшебный жезлъ свой; а онъ, гуляя въ дикихъ садахъ вообра-женія, на каждомъ шагу творитъ чудеса! Еще повторяю: у Англпчанъ одинъ Щексииръ! Всѣ ихъ новѣйшіе трагики только-что хотмпъ быть сильными, а въ самомъ дѣлЬ слабы духомъ. Въ нихъ есть Шекспировскій бомбастъ, а нѣтъ Шекспирова генія. Въ изображеніи страстей всегда почти заходятъ они за пре-дѣлъ истины и натуры, можетъ быть отъ того, что обыкновенное, то есть истинное, мало трогаетъ сонныя и флег-матическія сердца Британцевъ: имъ надобны ужасы и громы, рѣзанье и погребенья, изступленіе и бѣшенство. Нѣж-ная черта души не была бы здѣсь при-мѣчена; тихіе звуки сердца безъ вся-каго дѣйствія исчезли бы къ Лондон-скомъпартерѣ. Славная Аддисонова трагедия хороша тамъ, гдѣ Катонъ говорить и дѣйствуетъ; но любовныя сцены несносны. Нынѣшнія любимыя драмы Англичанъ—трогаютъ болѣе содержа-ніемъ и картинами, нежели чувствомъ а силою Авторскаго таланта. —Комедіи ихъ держатся запутанными интригами и каррикатурами; въ нихъ мало истин-наго остроумія, а много буфонства\ здѣсь Талія не смѣется, а хохочетъ.

Примѣчанія достойно то, что одна земля произвела и лучшихъ Романи-стовъ и лучшихъ Историковъ. Ричард-

сонъ (') и Фильдингъ ( 2 ) выучили Фран" цузовъ и Нѣмцевъ писать романы какъ исторіи жизни , а Робертсонъ ( 3 ), Юмъ ( 4 ), Гиббонъ ( 5 ), вліяли въ Исто-рію привлекательность любонытнѣйшаго романа, умнымъ расположеніемъ дѣй-ствій, живописью приключеній и харак-теровъ, мыслями и слогомъ. Послѣ Ѳукидида и Тацита ничто не можетъ сравняться съ Историческимъ Тріумви-ратомъ Брптаніи.

Новѣйшая Англійская Литтература совсѣмъ не достойна вниманія: теперь пишутъ здѣсь самые посредственные романы, а Стихотворца нѣтъ ни одного хорошаго. Йонгъ ( 6 ), гроза щастливыхъ и утѣшитель нещастныхъ, и Стернъ, оригинальный живописецъ чувствительности, заключили фалангу безсмертныхъ Британскихъ Авторовъ.

б. О любви къ отечеству и народной гордости.

Любовь къ отечеству можетъ быть физическая, нравственная и политическая. Человѣкъ любитъ мѣсто своего рожденія и воспитанія. Сія привязанность есть общая для всѣхъ людей и народовъ; есть дѣло природы, и должна быть названа физическою. Родина мила сердцу не мѣстными красотами, не яс-

і 1 ) Ричардеот (1689 — 1761) — основатель семейнаго романа въ Англіи. Извѣстные романы его: Памела, Кларисса, Грандисонъ.

( 2 ) Фильдингъ (1707—1754), авторъ комичес-кихъ романовъ: Іоспфъ Апдрьюсъ, Томъ Джонсъ, Джонотэкъ Вндьдъ, Амелія.

( 3 ) Робертсонъ (1721—1793), авторъ Исторін ІПотландіи, Исторін Карла V и др.

( 4 ) Юмъ (1711—1776),— авторъ Исторіи Анг-ліи отъ вторженія Юлія Дезаря до революціи 1683.

( 5 ) Гиббоне (1737—1794),— авторъ Исторіи упадка и разрушснія Римской Имперіи.

( 6 ) Эдвардъ Юнгъ (1681 — 1765) — авторъ < Ѣочныхъ думе».

— 144 —

нымъ пебомъ, пе пріятнымъкдпматомъ, а плѣнптельнымн воспомппаніямп, окружающими, тапъ сказать, утро и колыбель человѣчества. Въ свѣтѣ пѣтъ ничего мплѣе жйзни; она есть первое ща-ст іе— а начало всякаго благополучія имѣетъ для нашего воображепія какую-то особенную прелесть. Лапланецъ, рожденной почти въ гробѣ природы, не смотря на то любнтъ хладный мракъ земли своей. Переселите его въ щаст-ливую Италію: онъ взоромъ п сердцемъ бѵдётъ обращаться къ сѣверу, подобно магниту; яркое сіяніе солнца не произведете такихъ сладкнхъ чувствъ въ его дугаѣ, какъ депь сумрачный, какъ евпетъ бури, какъ паденіе снѣга: онп папомпнаютъ ему отечество! Самое рас-положепіе нервъ, образованныхъ въ че-яовѣкі но климату, ирпвязываетъ иасъ къ родпнѣ. Не даромъ медики совѣту-ютъ иногда больнымъ лечиться ея воз-духомъ, не даромъ житель Гельвецін, удаленный отъ снѣжныхъ горъ своихъ, "сохнетъ п впадаетъ въ меланхолію; а возвращаясь въ дпгій Унтервальденъ, въ суровый Гларисъ, ожпваетъ. Всякое растепіе пмѣетъ болѣе силы въ своемъ климатѣ: закопъ природы п для человека пе измѣняется.— Не говорю, чтобы естественны я красоты п выгоды отчпз-пы не пмѣли никакого вліянія на общую любовь къ пей: пѣкоторыя земли, обогащенный природою, могутъ быть тѣмъ милѣе свопмъ жителямъ; говорю только, что сіи красоты и выгоды пе бываютъ главнымъ основаніемъ физической привязанности къ отечеству: ибо она не была бы тогда общею.

Съ кѣмъ мы рослп и живемъ, къ тѣмъ прпвыкаемъ. Душа пхъ сообразуется съ нашею; дѣлается нѣкоторымъ ея зеркаломъ; служптъ иредметомъ пли средствомъ нашпхъ правстг.енпыхъ удовольствий: п обращается въ предмета склонности для сердца. Сія любовь къ сограждапамъ, или къ людпмъ, съ которыми мы росли, воспитывались и живо :ъ, есть вторая или правственпал любовь къ отечеству, столь же общая,

какъ п первая мѣстная пли физическая, но дѣйствующая въ нѣкоторыхъ лѣтахъ сильпѣе; ибо время утверждаетъ привычку. Надобно впдѣть двухъ едпно-земцевъ, которые въ чужой землѣ на-ходятъ другъ друга: съ какпмъ удо-вольствіемъ онп обнимаются и снѣшатъ изливать душу въ искрепиихъ разгово-рахъ! Они видятся въ первый разъ, но уже знакомы и дружны, утверждая личную связь свою какими нибудь общими связями отечества! Имъ кажется, что они, говоря даже пностраннымъ язы-комъ, лучше разумѣютъ другъ друга, нежели прочихъ: ибо въ характерѣ еди-ноземцевъ есть всегда нѣкоторое сходство, п жители одного государства образу ютъ всегда, такъ сказать, электрическую цѣпь, передающую имъ одновпе-чатлѣніе посредствомъ самыхъ отдален-ныхъ колецъ пли звеньевъ. — На бере-гахъ прекраснѣйшаго въ мірѣ озера, служащаго зеркаломъ богатой натурѣ т случилось мнѣ встрѣтпть голландскаго натріота, который, по ненависти къ Штатгальтеру п Оранпстамъ, выѣхалъ пзъ отечества п поселился въ Швейца-ріи между Ніона и Роля. У него былъ прекрасный домикъ, фпзическій кабинета, бпбліотека; сидя подъ окномъ, онъ видѣлъ передъ собою велпколѣп-нѣпшую картину природы. Ходя мимо домика, я завпдовалъ хозяину, незнавъ его; познакомился съ нимъ въЖеиевѣ, и сказалъ ему о томъ. Отвѣтъ голландскаго флегматика уіпвплъ меня своею живостью: «Никто неможетъ быть щаст-«лпвъ впѣ своего отечества, гдѣ сердце ♦его вт.тучплось разуметь людей, и обра-♦зовало своп любпмыя привычки. Нпка-«кпмъ пародомъ нельзя заменить со-«граждапъ. Я живу не съ гг.мп, съ кѣмъ «жиль 40 лѣтъ, и живу пе такъ, какъ «жплъ 40 л'птъ: трудно пріучать ообя «КЪ повостямъ, и мпѣ скучно!»

Но физическая и нравствепная привязанность къ отечеству, дѣйствіе па-туры и свойствъ человека, пе состав-ля ютъ еще той великой добродѣтели, ксторою славились Греки и Гимляпе;

— 145

Патріотизмъ есть любовь ко благу и і славѣ отечества, и желаніе способство-1 вать имъ во всвхъ отношеніяхъ. Оеъ| требуетъ разсужденія,— и потому не всѣ люди имѣютъ его.

Самая лучшая фііласофія есть та, которая основываетъ должности человѣка на его счастіи. Она скажетъ намъ,что мы должны любить пользу отечества, ибо съ нею неразрывна наша собственная; что его просвѣщеніе окружаетъ насъ сампхъ многими удовольствіямп въ жизни; что его тишина и добродетели служатъ щптомъ семейственныхъ наслажденій; что слава его есть наша слава; и если оскорбительно человѣку называться сыномъ презрѣннаго отца, то не менѣе оскорбительно и гражданину называться сыномъ презрѣннаго отечества. Такимъ образомъ любовь къ собственному благу производить въ насъ любовь къ отечеству, а личное само-любіе— гордость народную, которая служить опорою патріотнзма. Такъ Греки и Римляне считали себя первыми народами, а всѣхъ другпхъ варварами; такъ Англичане, которые въ новѣйшія времена болѣе другихъ славятся иатріо-тизмомъ, болѣе другпхъ о себѣ мечта-ютъ. Я не смѣю думать, чтобы у насъ въ Россіи было не много патріотовъ, но мнѣ кажется, что мы пзлишно смиренны въ мысляхъ о народномъ своемъ достопнствѣ— а смиреніе въ политпкѣ вредно. Кто самого себя не уважаетъ, того безъ сомнѣнія и другіе уважать не будутъ. Не говорю, чтобы любовь къ отечеству долженствовала ослѣплять насъ и увѣрять, что мы всѣхъ и во всемъ лучше; но русской долженъ по крайней мѣрѣ знать цѣну свою. Согласимся, что нѣкоторые народы вообще насъ про-свѣщеннѣе: ибо обстоятельства были для нихъ щастлпвѣе; но почувствуемъ же и всѣ благодѣянія судьбы въ раз-сужденіи народа Россійскаго; станемъ смѣло на ряду съ другими, скажемъ ясно имя свое, и повторимъ его съ благородною гордостью.

Мы не имѣемъ нужды прпбѣгать къ

баснямъ и выдумкамъ, подобно Гре-камъ н Римлянамъ, чтобы возвысить наше происхожденіе: слава была колы-белію народа русскаго, а побѣда вѣст-ницею бытія его. Римская имперія узнала, что есть Славяне, ибо они пришли и разбили ея легіоны. Историки Внзан-тійскіе говорятъ о нашихъ предкахъ, какъ о чудесныхъ людяхъ, которымъ ничто не могло противиться, и которые отличались отъ другихъ сѣверныхъ на-родовъ не только своею храбростію, но и какимъ торыцарскимъ добродушіемъ. Герои наша въ девятомъ, въ десятомъ вѣкѣ играли и забавлялись ужасомъ тогдашней новой столицы міра: имъ на-длежало только явиться подъ стѣнами Константинополя, чтобы взять дань съ царей Греческихъ. Въ первомъ-наде-сять вѣкѣ Русскіе, всегда превосходные храбростію, не уступали другймъ Евро -пейскпмъ народамъ и въ просвѣщеніи, имѣя по религіи тѣсную связь съ Ца-ремъ-градомъ, который дѣлился съ нами плодами учености, и во время Ярослава были переведены на Славянскій языкъ многія греческія кнпги.Къ чести твердаго русскаго характера служить то, что Константинополь никогда не могъ присвоить себѣ политическаго влія-нія на отечество наше. Князья любили разумъ и знаніе Грековъ, но всегда готовы были оружіемъ наказать ихъ за малѣйшіе знаки дерзости. Раздѣленіе Россіи на многія владѣнія и несогласіе князей приготовили торжество Чингисъ-Хановыхъ потомковъ и наши долговременный бѣдствія. Великіе люди ивели-кіе народы подвержены ударамъ рока, но и въ самомъ несчастіи являютъ свое величіе. Такъ Россія, терзаемая лютымъ врагомъ, гибла со славою: цѣлые города предпочитали вѣрное истребленіе стыду рабства. Жители Владиміра, Чернигова, Кіева принесли себя въ жертву народной гордости, и тѣмъ спасли имя русскихъ отъпоношенія. Историкъ, утомленный сими несчастными временами, какъ ужасною безплодною пустынею, отдыхаетъ на могилахъ, и нахо-

ю

— 146

дптъ отраду въ томъ, чтобы оплакивать смерть многпхъ достойныхъ сыновъ отечества. Но какой народъ въ Европѣ можетъ ііохвалпться лучшею судьбою? Который пзъ нпхъ не былъ въ узахъ нѣсколько разъ? По крайней ыѣрѣ завоеватели наши устрашили востокъ и за-падъ. Тамерланъ, сидя на тропѣ Са-маркандскомъ, воображалъ себя царемъ міра. II какой народъ такъ славно ра-зорвалъ свои цѣпп? Такъ славно отм-стплъ врагамъ свирѣпымъ? Надлежало только быть на престолѣ рѣшительному, смѣлому государю: народная сила п храбрость, иослѣ нѣкотораго усыиленія, гро-момъ и молніею возвѣстплп свое про-бужденіе.

Время самозванцевъ представляетъ опять горестную картину мятежа; но скоро любовь къ отечеству воспламе-няетъ сердца — граждане, земледѣль-цы требуютъ военачальника, п Пожар-скій, ознаменованный славными ранами, встаетъ съ одра болѣзнп. Добродѣ-тельный Мпнпнъ служптъ прпмѣромъ; и кто не можетъ отдать жизни отечеству, отдаетъ ему все, что пмѣетъ... Древняя я новая Исторія народовъ не нредставллетъ намъ ничего трогатель-нѣе сего общаго, геройскаго патріо-тпзма. Въ царствовапіе Александра позволено желать русскому сердцу , чтобы какой нибудь достойный монументъ , сооруженный въ Нпжнемъ Новѣгородѣ (гдѣ раздался первый гласъ любви къ отечеству) обновплъ въ нашей памяти славную эпоху Русской Исторіи. Такіе монументы возвышаютъ духъ народа. Скромный мопархъ не запретплъ бы намъ сказать въ надписи, что сей па-мят ппкъ с о ору жен ъ въ Его счастливое время.

Нстръ Великій, соедпппвъ насъ съ Европою п показавъ намъ выгоды про-свѣшенія, не надолго унішлъ народную гордость русскпхъ. Мы взглянули, такъ сказать, на Европу, и однимъ взоромъ присвоили себѣ плоды долговремеппыхъ трудовъ ея. Едва Велпкій Государе» ска-залъ нашнмъ воппамъ , какъ надобно

владѣть новымъ оружіемъ, опи, взявъ его, летѣли сражаться съ первою Европейскою арміею. Явились генералы , пынѣ ученики , завтра примѣры для учителей. Скоро другіе могли и должны были перенимать у насъ; мы показали, какъ бьютъ Шведовъ, Турковъ—и на-конецъ Французовъ. Сіи славные республиканцы , которые еще лучше гово-рятъ, нежели сражаются, и такъ часто твердятъ о своихъ ужасныхъ штыкахъ, бѣжали въ Италіи отъ перваго взмаха штыковъ русскпхъ. Зная, что мы храб-рѣе многпхъ, не знаемъ еще, кто насъ храбрѣе. Мужество есть великое свойство души; народъ, пмъ отличенный, долженъ гордиться собою. Въ военномъ искусствѣ мы успѣли болѣе, нежели въ другпхъ , отъ того, что имъ болѣе занимались, какъ нужяѣйшимъ для утвер-жденія государственнаго бытія нашего; однакожъ не одними лаврами можемъ хвалиться. Нашп гражданскія учрежденія мудростію своею равняются съ учрежде-ніямп другихъ государствъ, которыя нѣ-сколько вѣговъ просвѣщаются. Наша людскость, тонъ общества, вкусъ въ жизни, удивляютъ пностранцевъ, прі-ѣзжающнхъ въ Россію съ ложнымъ по-нятіемъ о народѣ, который въ началѣ осьмаго-надесять вѣка считался варвар-екпмъ. Завистники русскпхъ говорятъ, что мы имѣемъ только въ вышней степени переимчивость; но развѣ она не есть знакъ превосходнаго образованія души? Сказываютъ, что учители Лейбница (') находили въ немъ также одиу переимчивость. Въ паѵгахъ мы стопмъ еще позади

( 4 ) Готфридъ Вильгельмь Лейбпіщъ (1640— 1716, основатель нѣмецкой философін, такъ какъ до пего она пе была построена на научном!) осповапін. Лейбницъ считается родо-начальиикоиъ той философской системы, которая ноептъ паззапіе оптимизма, т. е. что настояний міръ есть лучшій пзъ всѣхъ ыіровъ, со?,;ангп«хъ Богомъ. Ленбппцъ ныѣетъ нѣкото-рое отношеніе къ нашей исторіи; онъ сносился съ Петромъ Великнмъ, когда послѣдній совер-шалъ свои рефориы.

— 147 —

другихъ, для того — и для того единственно, что менѣе другихь занимаемся ими, и что ученое состояніе не имѣетъ у насъ такой обширной сферы, какъ, напримѣръ, въ Германіи, въ Англіи, и проч. Естьли бы наши молодые дворяне учась могли доучиваться и посвящать себя наукамъ, то мы имѣли бы уже своихъ Линнеевъ, Галлеровъ, Бон-нетовъ ('). Успѣхи литературы нашей (которая требуетъ менѣе учености, но, смѣю сказать, еще болѣе разума, нежели собственно такъ называемыя науки) доказываюсь великую способность русскихъ. Давно ли знаемъ, что такое слогъ въ стихахъ и прозѣ? и можемъ въ нѣкоторыхъ частяхъ уже равняться съ иностранцами. У французовъ еще въ шестомъ-надесять вѣкѣ философство-валъ и писалъ Йонтань: чудно ли, что они вообще пишутъ лучше насъ? Не чудно ли, напротивъ того, что нѣко-торыя наши произведенія могутъ стоять на ряду съ ихъ лучшими, какъ въ живописи мыслей, такъ и въ оттѣнкахъ слога? Будемъ только справедливы, любезные сограждане, и почувствуемъ цѣну собственнаго. Мы никогда не будемъ умны чужимъ умомъ и славны чужою славою: французскіе, англійскіе авторы могутъ обойтись безъ нашей похвалы; но русскимъ нужно по крайней мѣрѣ вниманіе русскихъ. Расположеніе души моей, слава Богу! совсѣмъ противно сатирическому и бранному духу; но я осмѣлюсь попенять многимъ изъ на-шихъ любителей чтенія, которые, зная лучше парпжскихъ жителей, всѣ про-изведенія французской литературы, не хотятъ и взглянуть на русскую книгу. Того ли они желаютъ, чтобы иностранцы увѣдомляли ихъ о русскихъ

(4 Бонне (Воппеі) Шарль, естествоиспытатель и философъ (1720—1793), извѣстенъ своими сочиненіями ио естествен, наукамъ и философы, которыя онъ самъ издалъ подъ на-званіемъ Оеигѵез (Гпізіогіе паіигеііе еі йе рЫІозорпіе. Б. считается первымъ представите-емъ матеріальнаго воззрѣнія на жизнь.

талантахъ? Пусть же читаютъ фран-цузскіе и нѣмецкіе критическіе журналы, которые отдаютъ справедливость нашимъ дарованіямъ, судя по нѣжо-торымъ переводамъ. Кому не будетъ обидно походить на Даламбертову мамку, которая, живучи съ нимъ, къ изум-ленію своему услышала отъ другихъ, что онъ умный человѣкъ? Нѣкоторые извиняются худымъ знаніемъ русскаго языка: это пзвиненіе хуже самой вины. Оставимъ нашимъ любезнымъ свѣтскимъ дамамъ утверждать, что, русскій языкъ грубъ и непріятенъ; что спагтапі;, зёсішзапі;, ехрапзіоп и ѵареигз не могутъ быть на немъ выражены; п что, однимъ словомъ, не стоитъ труда знать его. Кто смѣетъ доказывать дамамъ, что онѣ ошибаются? Но мужчины не имѣютъ такого любезнаго права судить ложно. Языкъ нашъ выразптеленъ не только для высокаго краснорѣчія, для громкой, живописной поэзіи, но и для нѣжной простоты, для звуковъ сердца и чувствительности. Онъ богатѣе гармоніею, нежели французской; способнѣе для из-ліянія души въ тонахъ; представляетъ болѣе аналогпческихъ словъ, то есть сообразныхъ съ выражаемымъ дѣйстві-емъ: выгода, которую имѣютъ одни коренные языки! Бѣда наша, что мы все хотимъ говорить по французски, и не-думаемъ трудиться надъ обработыва-ніемъ собственнаго языка: мудрено ли, что не умѣемъ изъяснять имъ нѣкото-рыхъ тонкостей въ разговорѣ? Одинъ иностранный министръ сказалъ при мнѣ, что языкъ нашъ долженъ быть весьма теменъ , ибо русскіе, говоря имъ , по его замѣчанію не разумѣютъ другъ друга, и тотчасъ должны прибѣгать къ французскому. Не мы ли сами подаемъ поводъ къ такимъ нелѣпымъ заключе-ніямъ? Языкъ важенъ для патріота; и я люблю англичанъ за то, что они лучше хотятъ свистать п шипѣть по англійски, нежели говорить чужимъ языкомъ, из-вѣстнымъ почти всякому изъ нихъ.

Есть всему предѣлъ и мѣра: какъ человѣкъ, такъ и народъ начинаетъ

— 148 —

всегда подражаніемъ; по должвнъ со

времепемъ быть самъ собою , чтобы сказать:.л существую нравственно! Теперь мы у;.';е нмѣемъ столько знаній п вкуса въ жпзнп , что могли бы жить, пе спрашивая: і;аі;ъ жпвутъ въ Парпжѣ и въ Лондонѣ? Что тамъ носятъ, въ чсмъ ѣздятъ и какъ убпраютъ домн? Иатріотъ спѣшптъ присвоить отечеству благодѣтельное и нужное, но отвер-гаетъ рабскія подражанія въ бездѣл-кахъ, оскорбительный для народной гордости. Хорошо и должно учиться; но горе и человѣку и народу, который бу-детъ всегдашнпмъ ученпкомъ! До сего времени Россія безпрестанно возвышалась какъ въ полптпческомъ, такъ и въ нравствеппомъ смыслѣ. Можно сказать, что Европа годъ отъ году пасъ солѣе уважаетъ—н мы еще въ среди нѣ вашего славнаго теченія! Наблюдатель вездѣ видитъ новыя отрасли и раскрыты; впдптъ много плодовъ, по еще болѣе цвѣта. Символъ нашъ есть пыл-гій юноша: сердце его, полное жпзнп, любитъ дѣятельность; девпзъ его есть: труды и надежда! Побѣды очистили памъ путь къ благоденствію; слава есть право на счастіе.

2. О счастлпвѣйшемъ времени жизни.

Человѣполюбіе, безъ сомнѣпія, заставило Цицерона хвалить старость; одпакожъ не думаю, чтобы трактатъ его въ самомъдѣлѣ утѣшплъ старцевъ: остроумію легко илѣппть разумъ, но трудно побѣдить въ душѣ естественное чувство.

Можно-лп хвалить болъзнь? а старость сестра ея. Нсрестанемъ обманывать себя и другихъ; перестапемъ доказывать, что всѣ дЬйствія натуры и всѣ феномены ея для насъ благотворны—въ общемъ нлапѣ, можетъ быть; го какъ опъ пзвѣстепъ одному Богу, то человѣку и нельзя разеуждать о ве-

щахъ въ семъ стпошеніи. Оптимпзмъ есть пе философія, а игра ума. Фпло-софія заппмается только ясными истинами, хотя и печальными, отвергаетъ ложь, хотя и пріятную. Творецъ пе хо-тѣдъ для человѣка снять завѣсы съ дѣлъ Свопхъ, и догадки наши никогда не будутъ имѣть силы удостовѣренія.— Вопреки Жанъ-Жаку Руссо, младенчество, сіе всегдашнее бореніе слабой жпзнп съ алчною смертію, должно казаться намъ жалкпмъ; вопреки Цицерону, старость печальна; вопреки Лейбницу и Попу, здѣшній міръ остается учплищемъ тер-пѣнія. Не даромъ всѣ народы имѣли древнее преданіе, что земное состояніе человѣка есть его паденіе пли наказа-ніе: сіе преданіе основано на чувствѣ сердца. Болѣзнь ожпдсаетъ насъ здѣсь при входѣ п выходѣ; а въ срединѣ, подъ розами здоровья, кроется змѣя сер-дечныхъ горестей. Жпвѣйшее чувство удовольствія пмѣетъ въ себѣ какой-то недостатокъ; возможное на землѣ сча-стіе, столь рѣдкое, омрачается мыслію, что или мы оставпмъ его, пли оно ос-тавптъ насъ.

Однпмъ словомъ, вездѣ и во всемъ окружаютъ насъ недостатки. Однакожъ слова: благо и счастіе, справедливо занпмаютъ мѣсто свое въ лексиконѣ здѣшняго свѣта. Сравненіе опредѣляетъ цѣну всего: одно лучше другаго—вотъ благо! одному лучше, нежели другому — вотъ счастіе!

Какую-же эпоху жизни можпо назвать счасливѣйшею по сравненію? Не ту, въ которую мы достигаемъ до фпзпчес-каго совершенства въ бытіи (ибо чело-вѣкъ не есть только жпвотное), но по-слѣднюю степь физической зрѣлости— время, когда всѣ душевпыя способности дѣйствуютъ въ полнотѣ своей, а тѣлесныя силы еще не слабѣютъ при-мѣтпо; когда мы уже знаемъ свѣтъ и людей, ихъ отношепія къ памъ, игру страстей, цѣпу удовольствій и законъ природы, для нпхъ уставленный; когда разумъ нашъ, богатый идеями, сравне-ніямп, опытамп, находптъ истинную

— Н9 —

мѣру вещей, соглашаетъ съ нею желания сердца и даетъ жизни общій харак-теръ благоразумія. Какъ плодъ дерена, такъ и жизнь бываетъ всего сладостнѣе нередъ началомъ увяданія.

Сія истина доказываетъ мнѣ благородство человѣка. Если-бы умная нравственность была случайною принадлеж-ностію существа нашего (какъ некоторые утверждали) и только слѣдствіемъ общественныхъ связей, въ которыя мы зашли, уклонясь отъ путей натуры: то она не могла-бы своими удовольствіямп замѣнять для насъ живости и пылкости цвѣтущихъ дней молодости; не только замѣнять ихъ, но и несравненно возвышать дѣну жизни: ибо человѣкъ за тридцать пять лѣтъ безь сомнѣнія не пылаетъ уже такъ страстями, какъ юноша, а въ самомъ дѣлѣ можетъ быть гораздо его счастливѣе.

Въ сіе времь люди по большой части бываютъ уже супругами, отцами, и наслаждаются въ жизни самыми вѣрнѣй-іпими радостями: семейственными. Мы ограничиваемъ сферу бытія своего, чтобы не бѣгать вдаль за удовольствіями; перестаешь странствовать по туманнымъ областямъ мечтанія; живемъ дома, жи-вемъ болѣе въ самихъ себѣ, требуемъ менѣе отъ людей и свѣта; менѣе огорчаемся неудачами, ибо менѣе ожидаемъ благопріятныхъ случайностей. Жребій бротиенъ: состояніе избрано, утверждено; стараемся возвеличить его достоинство пользою для общества; хотимъ оставить въ мірѣ благодѣтелы-ше слѣ-ды бытія своего; воспитаніе дѣтей, хозяйство, государственныя должности, обращаются для насъ въ душевное удовольствіе, а дружба и пріязнь въ сладкое отдохновеніе.... Поля, нашими трудами обогащенный—садикъ, нами обработанный —земледѣльцы, насъ бла-годарящіе— лица домашнихъ спокойный, сердца пхъ къ намъ привязанныя—ра-дуютъ мирную душу опытнаго человека болѣе, нежели сіи шумныя забавы, сіп призраки воображенія и страстей, которые оболыцаютъ молодость. Здо-

ровье, столь мало уважаемое въ юныхъ лѣтахъ, дѣлается въ лѣтахъ зрѣлости истиннымъ благомъ; самое чувство жизни бываетъ гораздо мплѣе тогда, когда уже пролетѣла ея быстрая половина... Такъ остатки ясныхъ осеннихъ дней располагаютъ насъ жпвѣе чувствовать прелесть натуры; думая, что скоро все увянетъ, боимся пропустить минуту безъ наслажденія!,.. Юноша не благодарены волнуемый темными желаніями, безпо-койный отъ самого избытка силъ сво-ихъ, съ небреженіемъ ступаетъ онъ на. цвѣты, которыми природа и судьба укра-шаютъ стезю его въ мірѣ: человѣкъ„ искушенный опытами, въ самыхъ горе-стяхъ любитъ благодарить Небо со слезам п за малѣйшую отраду.

Въ еіе-же время дѣйствз-етъ и торжествуешь геній.... Ясный взоръ на міръ открываетъ истину, воображеніе сильное представляетъ ея черты живо и разительно, вкусъ зрѣлый украшаетъ ее простотою, и творенія ума человѣ-чеекаго являются въ совершенствѣ, п творецъ дерзаетъ наконецъ простирать руку къ потомству, быть современнп-комъ вѣковъ п гражданиномъ вселенной . Молодость любитъ въ славѣ только шумъ, а душа зрѣлая справедливое, основательное признаніе ея полезной для свѣ-та дѣятельностп. Истинное славолюбіе не волнуетъ, не терзаетъ, но сладостно покоитъ душу, среди монументовъ тлѣ-нія и смерти, открывая ей путь без-смертія талантовъ и разума: мысль утѣ-шительная для существа, которое столь-ко любитъ яшть и дѣйствовать, но столь не долговѣчно своимъ бытіемъ фпзп-ческимъ!

Дни цвѣтущей юности и пылкихъ желаній! не могу жалѣть о васъ. Помню восторги, но помню и тоску свою; помню восторги, но не помню счастія: его не было въ сей бурной стремительности чувствъ къ безггрестаннымъ наслади деніямъ, которая бываетъ мукою; его нѣтъ и теперь для меня въ свѣтѣ— но не въ лѣтахъ кипѣпія страстей, а въ полпомъ дѣйствіп ума, въ мирныхъ

— 150 —

трудахъ его, въ тпхпхъ удовольствіяхъ жизни единообразной, успокоенной, хо-тѣлъ-бы я сказать солнцу: остановке*! еелн-бы въ тоже время ыогъ сказать и мертвымъ: возстанъте изъ гроба!

в. Исторія Государства Россійскаго.

ПРЕДССЛОВІЕ.

Исторія въ нѣкоторомъ смыслѣ есть свяіценная книга народовъ: главная, необходимая; зерцало пхъ бытія и деятельности; скрижаль откровеній и пра-вплъ; завѣтъ предковъ къ потомству; дополненіе, пзъясненіе настоящаго п прпмѣръ будущаго.

Правптелю, законодатели дѣпствуютъ по указаніямъ Исторіп, и смотрятъ на еія листы, какъ мореплаватели на чертежи морей. Мудрость человѣческая имѣетъ нужду въ опытахъ, а жизнь кратковременна. Должно знать, какъ искони мятежныя страсти волновали гражданское общество, и какими способами благотворная власть ума обуздывала пхъ бурное стремленіе, чтобы учредить порядокъ, согласить выгоды людей и даровать пмъ возможное на землѣ счастіе.

Но и простой гражданинъ должепъ читать Исторію. Она мпрптъ его съ Несоверіпеиствомъ впдпмаго порядка вещей, утѣшаетъ въ государственныхъ бѣдстзіяхъ, свпдѣтельствуя, что и прежде бывали подобныя, бывали еще ужат снѣйшія,п Государство не разрушалось; она патаетъ нравственное чувство, и праведнымъ судомъ свопмъ располага-етъ душу въ справедливости, которая утверждаетъ наше благо и согласіе общества.

Вотъ польза: сколько же удовольствій для сердца и разухаі Любопытство сродно человѣву, п просвѣщеипому п дн-. Па славныхт вграхъ Олимпійскихъ умоліалъ шумъ, и толпы безмолствова-

лп вокругъ Геродота, читающаго пре-данія вѣковъ. Еще не зная употребле-нія буквъ, народы уже любятъ Исторію: старецъ указываетъ юногаѣ на высокую могилу п повѣствуетъ о дѣлахъ лежа-щаго въ ней Героя. Первые опыты на-шпхъ предковъ въ пскуствѣ грамоты были посвящены Вѣрѣ п Дѣеппсанію; омраченный густоя сѣнію невѣжества народъ съ жадностью внпмалъ сказані-ямъ лѣтописцевъ. И вымыслы нравятся: но для полнаго удовольствія должно обманывать себя и думать, что они пстина. Исторія, отверзая гробы, поднимая мертвыхъ, влагая пмъ жизнь въ сердца п слово въ уста, изъ тлѣнія созидая Царства, и представляя вообра-жепію рядъ вѣковъ съ пхъ отличными страстями, нравами, дѣяпіямп, расшп-ряетъ предѣлы нашего собственнаго бытія; ея творческою сплою мы живемъ съ людьми всѣхъ временъ, впдимъ и слышпмъ пхъ, любпмъ и ненавпдпмъ: еще не думая о пользѣ, уже наслаждаемся созерцаніемъ многообразпыхъ слу-чаевъ а характеровъ, которые занима-ютъ умъ илп питаютъ чувствительность. Если всякая Псторія, даже п неискусно писанная, бываетъ пріятна, какъ говорптъ Плпній: тѣмъ болѣе отечественная. Истинный космополптъ есть существо метафизическое пли столь необыкновенное явлепіе, что нѣтъ нужды говорить объ немъ, ни хвалить, ни осуждать его. Мы всѣ граждане, въЕвропѣ п въ Индіп, въ Мексикѣ и въ Абпс-сипіп: личность кажіаго тѣсно связана съ отечествомъ: любпмъ его, ибо любпмъ себя. Пусть Греки, Римляне плѣ-няютъ воображеніе: они принадлежать къ семейству рода человѣческаго, и намъ не чужіе по свопмъ добродѣтелямъ п слабостямъ, славѣ п бѣдствіямъ: но имя Русское пмѣетъ для пасъ особенную прелесть: сердце мое еще спльнѣе бьется за Пожарскаго, пежелп за Ѳемпстокла пли Сцппіопа. Всемірпая Исторія ве-лпкимп воспомипапіямп украшаетъ міръ для ума, а Россійская украшаетъ отечество, гдѣ мы живемъ и чувствуемъ.

— 151 —

Сколь привлекательны берега Волхова, Днѣпра, Дона, когда знаемъ, что въ глубокой древности на нихъ происходило! Не только Новгородъ, Кіевъ, Вла-диміръ, но и хижины Ельца, Козельска, Галича дѣлаются любопытными памятниками, и нѣмые предметы краснорѣ-чивыми. Тѣни минувшихъ столѣтій вездѣ рисуютъ картины передъ нами.

Кромѣ особеннаго достоинства для насъ, сыновъ Россіи, ея лѣтописи имѣютъ общее. Взглянемъ на пространство сей единственной Державы: мысль цѣпенѣ-етъ; никогда Римъ въ своемъ величіи не могъ равняться съ нею, господствуя отъ Тибра до Кавказа, Эльбы и песковъ Африканскихъ. Не удивительно ли, какъ земли, раздѣленныя вѣчными преградами Естества, неизмѣримыми пустынями и лѣсами непроходимыми, хладными и жаркими климатами; какъ Астрахань и Лапландія, Сибирь и Бессарабія, могли составить одну державу съ Москвою? Менѣе ли чудесна и смѣсь ея жителей, разноплеменныхъ,разновидныхъ, и столь удаленныхъ другъ отъ друга въ степе-няхъ образования? Подобно Аыерикѣ Россія имѣетъ свопхъ дикихъ; подобно другимъ странамъ Европы являетъ плоды долговременной гражданской жизни. Не надобно быть Русскпмъ: надобно только мыслить, чтобы съ любопытствомъ читать преданія народа, который смѣлостью и мужествомъ снискалъ господство надъ девятою частію міра, открылъ страны, никому дотолѣ неизвѣстныя, внесъ ихъ въ общую систему Географіи, Исторіп, и просвѣтилъ Божественною Вѣрою, безъ насилія, безъ злодѣйетвъ, употреб-ленныхъ другими ревнителями Хри-стіанства въ Европѣ и въ Америкѣ, но единственно примѣромъ лучшаго.

Согласимся, что дѣянія, оппсанныя Геродотомъ, Ѳукидидомъ, Ливіемъ, для всякаго не Русскаго вообще заниматель-нѣе, представляя болѣе ду шевной силы и живѣйшую игру страстей: ибо Греція и Римъ были народными державами и прос-вѣщеннѣеРоссіи; однакожь смѣло можемъ сказать, что нѣкоторые случаи, картины,

характеры нашей Исторіи любопытны не менѣе древнихъ. Таковы суть подвиги Святослава, гроза Батыева, возста-ніе Россіянъ при Донскомъ, паденіе Нова города, взятіе Казани, торжество на-родныхъ добродѣтелей во время Между-царствія. Великаны сумрака, Олегъ и сынъ Игоревъ; прстосердечный витязь, слѣпецъ Василько; другъ отечества, благолюбивый Мономахъ; Мстиславы Храбрые, ужасные въ битвахъ и примѣръ незлобія въ мирѣ; Михаилъ Тверскій, столь знаменитый великодушною смертно; злополучный, истинно мужественный Александръ Невскій; Герой юноша, побѣдитель Мамаевъ, въ самомъ легкомъ начертаніи сильно дѣйствуютъ на во-ображеніе и сердце. Одно государство-ваніе Іоанна III есть рѣдкое богатство для Исторіи: по крайней мѣрѣ незнаю Монарха, достойнѣйшаго жить и сіять въ ея святилищѣ. Лучи его славы па-даютъ на колыбель Петра и между сими двумя Самодержцами удивительный Іо-аннъ ГУ, Годуновъ, достойный своего счастія и несчастія, странный лже-Ди-митрій, и за сонмомъ доблестныхъ па-тріотовъ, бояръ и гражданъ, настав-никъ трона, Первосвятптель Филаретъ съ Державнымъ сыномъ, свѣтоносцемъ во тмѣ нашпхъ государственныхъ бѣд-ствій, и Царь 1 ,Алексѣй, мудрый отецъ Императора, коего назвала великпмъ Европа. Или вся Новая Исторія должна безмолствовать, или Российская имѣетъ право на вниманіе.

Знаю, что битвы нашего удѣльнаго междоусобія, гремящія безъ умолку въ пространствѣ пяти вѣковъ, маловажны для разума; что сей предметъ не богатъ ни мыслями для прагматика, ни краео-тами для живописца: но Исторія не романъ, и міръ не садъ, гдѣ все должно быть пріятно: она изображаетъ дѣй-ствительный міръ. Видимъ на землѣ величественныя горы и водопады, цвѣ-тущіе луга и долины, но сколько песковъ безплодныхъ и степей унылыхъ! Однакожь путешествіе вообще любезно человѣку съ живымъ чувствомъ и во-

ображеніемъ; въ самыхъ пустыняхъ встрѣчаются виды прелестные.

Не будемъ суевѣрны въ нашемъ вы-сокомъ понятіи о Дѣеввсаніяхъ древности. Если исключить нзъ безсиертпаго творенія Ѳукидпдова вымышлепиыя рѣ-чи, что останется? голый разсказъ о междоусобіп Греческвхъ городовъ: толпы злодѣпствуютъ, рѣжутся за честь А.ѳвнъ или Спарты, і;аі;ъ у насъ за честь Мо-номахова пли Олегова Дому. Не много разности, если вабудемъ, что сіп полутигры изъяснялись языкомъ Гомера, нмѣли Софовловы Трагедіи п статуи Фидіасовы. Глубокомысленный жнвоии-сецъ Тацигъ всегда ли представляетъ намъ великое, разительное? Съ умпле-ніемъ смотримъ на Агриппину, несущую пепе.іъ Германпка; съ жалостію на раз-сѣянныя въ лѣсу гости и доснѣхи Ле-гіона Варова; съ ужасомъ па кровавый ппръ непетовыхъ Римлянъ, оевьщае-мыхъ иламенемъ Капптолія; съ омер-зѣпіемъ на чудовище тиранства, пожирающее остатки Республиганскпхъ добродетелей въ столицѣ міра: но екуч-ныя тяжбы городовъ о правѣ имѣть жреца въ томъ пли другомъ храмѣ и Некрологъ Рпмскихъ чпновнпковъ зянп-ыаютъ много лпстовъ въ Тацитѣ. Опъ завидовалъ Титу Лпвію въ боп*тствѣ предмета; а Ливій, плавный, краен орѣ-чпвыП, вногда цѣлыя книги нанолняетъ извѣстіямп о сшнбкахъ и разбояхъ, которые едва ли вапліѣс Половецкпхъ на-бѣговъ.— Однпмъ словомъ, чтспіе всѣхъ ІІсгорін требуеть вѣвотораго терпѣпія, болѣе или менѣе награждаема го удо-вольствіемт-.

Йсторикъ Россіи могъ бы конечно, сказавъ вѣскольво словъ о яронсхожденів ея главнаго варода, о состав!» Государства, представать важная, достопямят-ньТппія черты древноств въ искусной гаріііііѣ и начать обстоятельное иовѣст-вовііпіе съ Іоаннова времевп, или съ XV въ^а, ногда совершилось одно взъ величай ш; хъ государственныхътвореній въ мірѣ: огг7> наипсалъ бы легво 2 >0 или 300 врас^°рѣчпвыхъ, пріятцыхъ

странпцъ, вмѣсто многпхъ кнпгъ, трудны хъ для Автора, утомптельныхъ вля Читателя. Но сін обозрѣнія, сіп картины не замѣняютъ лѣтописен, и кто читалъ единственно Робертсоново Введеніе въ Исторію Карла V, тотъ еще не пмѣетъ освовательнаго, пстпннаго понятія о Европѣ средннхъ временъ. Мало, что умный челорѣкъ, опинувъ глазами памятники вѣковъ, скажетъ намъ свои прпмѣчанія: мы должны сами впдѣть дѣйетвіе и дѣйствующпхъ: тогда зна-емъ Исторіго. Хвастливость Авторскаго краснорѣчія и нѣга читателей осудят., ли на вѣчное забвеніе дѣла и судьбу нашихъ предБОВъ? Они страдали и своими бѣдствіямв изготовили наше велп-чіе: а мы не захотимъ и слушать о томъ, ни знать, кого они любили, кого обвиняли въ своихъ кесчастіяхъ? Иноземны могутъ пропустить скучное для нпхъвъ нашей древней Псторіи; но добрые Россияне не обязаны ли пмѣть болѣе тер-нѣнія, слѣдуя правилу государственной нравственности, которая ставить ува-женіе къ предкамъ въ достоинство гра-я;данину образованному?... Такъ я мы-слилъ, и ппсалъ объ Игоряхъ и Всево-лодахъ, какъ современнику смотря па нпхъ въ тусклое зеркало древней Лѣто-пнеи съ неутомнмымъ вниманіемъ, съ вевренввмъ почтеніемъ; и если, вмѣсто яіпвыхъ, ігѣлыхъ образовъ, представлялъ единственно тѣнп, въ отрывкахъ: то не моя вина: я не могъ дополнять Лѣто-ш.сп!

Есть три рода Исторіи: первая современная, напрвмѣръ Ѳукндидова, гдѣ очевидный свпдѣтель говорить о пропс-шествіяхъ; вторая, какъ Тацитова, основывается на свѣяліхъ словесныхъ нре-даніяхъ въ близкое къ оппсываемымъ дѣйствіямъ время; третья извлекается только ввъ вамятнввовъ, какъ паша до самаго XVIII вѣка. Въ первой л второй блистаетъ умъ, воображеніе Дѣепи-сателя, который избнраетъ любопытнѣп-шее, нвѣтитъ, украшаетъ, иногда тво-ве боясь об вчевія; ская.етъ: я таг;ъ впдѣлъл такъ слышалъ и безмол-

— 153 —

вная Критика не мѣшаетъ Читателю I наслаждаться прекрасными оппсаніяшт. Третій родъ есть самый ограниченный для таланта: нельзя прибавить ни одной черты къ извѣстному; нельзя вопрошать мертвыхъ; говорпмъ, что предала намъ современники, молчимъ, если умол-чали — или справедливая Критика заградила уста легкомысленному Историку, обязанному представлять единственно то, что сохранилось отъ вѣковъ въ Лѣ-топпсяхъ, въ Архивахъ. Древніе пмѣли право вымышлять рѣчи согласно съ ха-1 рактеромъ людей, съ обстоятельствами: I право неоцѣнениое для истинныхъ да-] рованій, п Ливій, пользуясь имъ, обога-1 тилъ своп книги силою ума, краснорѣ-чія, мудрыхъ наставленій. Но мы, вопреки мнѣнію Аббата Мабли, не мо-жемъ пынѣ витійствовать въ Исторіи. Новые усиѣхи разума дали намъ яснѣй-шее понятіе о свойствѣ п цѣли ея; здравый вкусъ уставилъ неизмѣнныя правила и навсегда отлучилъ Дѣеписаніе отъ Поэмы, отъ цвѣтнаковъ краснорѣ-чія, оставивъ въ удѣлъ первому быть вѣрнымъ зердаломъ минувшаго, вѣр-пымъ отзывомъ словъ, действительно сказанныхъ Героями вѣковъ. Самая прекрасная выдуманная рѣчь безобразитъ Исторію, посвященную не славѣ Писателя, не удовольствію Читателей и даже не мудрости нравоучительной, но только истинѣ, которая уже сама собою дѣлается источникомъ здовольствія и пользы. Какъ Естественная, такъ и Гражданская Исторія не терпитъ вы-мысловъ, изображая, чуо есть плп было, а не что быть могло. Но Исторія, говорить, наполнена ложью: скажемъ лучше, что въ ней, какъ въ дѣлѣ чело-вѣческомъ, бываетъ прпмѣсь лжи; од-накожь характеръ истины всегда болѣе пли менѣе сохраняется, и сего довольно для насъ, чтобы составить себѣ общее понятіе о людяхъ и дѣяніяхъ. Тѣмъ взыскательнѣе и строже Критика; тѣмъ непозволптельнѣе Историку, для выгодъ его дарованія, обманывать добросовѣст-ныхъ Читателей, мыслить п говорить за

Героевъ, которые давно уже безмолству-ютъ въ могплахъ. Чтожъ остается ему, прикованному, такъ сказать, къ сухимъ хартіямъ древности? норядокъ, ясность, сила, живопись. Онъ творитъ изъ дан-наго существа: не произвелетъ золота изъ мѣдп, но долженъ очистить и мѣдь: долженъ знать всего цѣну и свойство; открывать великое, гдѣ оно таится и малому не давать правъ великаго. Нѣтъ предмета столь бѣдиаго, чтобы Искусство уже не могло въ немъ ознаменовать себя пріятнымъ для ума сбразомъ. Доселѣ Древніе служатъ намъ образцами. Никто не превзошелъ Ливія въ красотѣ повѣствованія, Тацита въ сплѣ: вотъ главное! Знаніе всѣхъ правъ на свѣтѣ, ученость Нѣмецкая, остроуміе Вольтерово, ни самое глубоком ысліе Макіавелево въ Историкѣ не замѣняютъ таланта изображать дѣнствія. Англичане славятся Юмомъ , Нѣмцы Іоанномъ Мюллеромъ, и справедливо: оба суть достойные совмѣстники древнпхъ, — не подражатели: ибо каждый вѣкъ, каждый народъ даетъ особенныя краски искусному Бытописателю. «Не подражай Тациту, но пиши, какъ инсалъ бы онъ на твоемъ мѣстѣ»!,.. есть правило Генія. Хотѣлъ ли Мюллеръ, часто вставляя въ разсказы нравственеыя апофѳегмы, уподобиться Тациту? не знаю; но сіе желаніе блистать умомъ, пли казаться глубокомысленнымъ, едва ли не противно истинному вкусу. Исторпкъ раз-суждаетъ только въ объясненіе дѣлъ, тамъ, гдѣ мысли его какъ бы допол-няютъ оппсаніе. Замѣтимъ, что сіп апофѳегмы бываютъ для основательныхъ умовъ или полу-истинами, или весьма обыкновенными истинами, которыя не имѣютъ большой цѣны въ Исторіи, гдѣ вщомъ дѣйствія п характеровъ. Искус-! ное повѣствованіе есть долгъ Бытописателя, и хорошая отдѣльная мысль даръ: ! Читатель требуетъ перваго, п благода-! рптъ за второе, когда уже требованіе і его исполнено. Не такъ ли думалъ и | благоразумный Юмъ, иногда весьма ! плодовитый въ пзъясненіи причинъ,

— 154 —

ті о до скупости умѣренпый въ раз-мыіплепіяхъ? Исторпкъ, коего мы назвали бы совершеннѣйшнмъ пзъ Но-выхъ, еслп бы опъ пе іізлпшно чуждался Англіи, не излпшно хвалился безирпстрастіемъ, п тѣмъ не охладплъ своего пзящпаго творенія. Въ Ѳукпдидѣ видбмъ всегда Аѳинскаго Грека, въ Лпвін всегда Рпмлянпна, п плѣняеыся ими, п вѣримъ пмъ. Чувство: мы, наше, ожпвляетъ повѣствовапіе— п какъ грубое прпстрастіе, слѣдствіе ума слабаго нлп душп слабой, несноспо въ Историки: такъ любовь къ отечеству даетъ его висти жаръ, сплу, прелесть. Гдѣ нѣтъ любвн, нѣтъ п душп.

Обращаюсь къ труду моему. Не дозволяя себѣ ппкакого пзобрѣтенія, я вскалъ выраженій въ умѣ своемъ, а мыслей единственно въ памятнпкахъ; пскалъ духа п жпзнп въ тлѣющпхъ хартіяхъ; желалъ преданное намъ вѣками соединить въ систему, ясную стройнымъ сближепіемъ частей; пзображалъ не только бѣдствія и славу войны; но и все, что входптъ въ составъ гражданская бытія людей: успѣхп разума, искусства, обычаи, законы, промышленность; не боялся съ важностію говорить о томъ, что уважалось предками; хотѣлъ, не пзмѣняя своему вѣку, безъ гордости и насмѣшекъ, описывать вѣкп душевнаго младенчества, легковѣрія, баспословія, хотѣлъ представить и характер!, времени и характеръ Лѣтоппс-цевъ; ибо одно казалось мнѣ нужнымъ для другаго. Чѣмъ менѣе находилъ л извѣстій, тѣмъ болѣе дорожилъ и пользовался находимыми; тѣмъ менъе выбп-ралъ: ибо не бѣдные, а богатые изби-раютъ. Надлежало пли не сказать ничего, или сказать все о такомъ-то Кня-зѣ, дабы опъ жилъ въ пашен памяти пе однпмъ сухпмъ пменемъ, но съ нѣ-которою нравственною фпзіономіею. При-лѣжно пстоіцая матсріалы древпѣйшей Россійской Исторін, я ободрллъ себя мыслію, что въ иовѣствосаиіи о време-нахъ отдаленнпхъ есть какая-то неизъ-япсимая прелесть для нашего вообра-

женія: тамъ источники Поэзіи! Взоръ пашъ, въ созерцаніп пространства, не стремится ли обыкновенно — мимо всего блпзкаго, яснаго^-къ концу горизонта, гдѣ густѣютъ, меркнуть тѣни и начинается непроницаемость?

Читатель замѣтптъ, что описываю дѣянія не врознь, по годамъ и днямъ, но совокупляю пхъ для удобнѣйшаго впечатлѣнія въ памяти. Исторпкъ не лѣтоппсецъ: послѣдній смотритъ единственно на время, а первый на свойство и связь дѣяній: можетъ ошибиться въ распредѣленіп мѣстъ. но долженъ всему указать свое мѣсто.

Множество сдѣланныхъ мною прпмѣ-чаній и выппсокъ устрашаютъ меня самого. Счастливы Древніе: они не вѣда-лп сего мелочнаго труда, въ коемъ теряется половина времени, скучаетъ умъ, вянетъ воображеніе: тягостная жертва, приносимая достовѣрности, однакожь необходимая! Если бы всѣ матеріалы были у насъ собраны, изданы, очищены Критикою, то мнѣ осталось бы единственно ссылаться; но когда большая часть пхъ въ рукоппсяхъ, въ темнотѣ; когда едвали что обработано, изъяснено, соглашено — надобно вооружиться терпѣніемъ, Въ волѣ чптателя заглядывать въ сію пеструю смѣсь, которая служитъ иногда свпдѣтельствомъ, иногда объясненіемъ или дополненіемъ. Для охотпиковъ все бываетъ любопытно: старое имя, слово; малѣйшая черта древности даетъ поводъ къ соображепіямъ. Съ XV вѣка уже менѣе выписываю: источппкп размножаются и дѣлаются яснѣе. Мужъ учений и славный, Шле-церъ, сказалъ, что паша исторія пмѣ-еть пятъ главиыхъ періодовъ: что Рос-сія отъ 802 года до Святополка должна быть названа раждающеюся (Хазсеиз), отъ Ярослава до Моголовъ раздѣлен-пою (Біѵіза), отъ Батыя до Іоанна III угнетенною (Орргезза). отъ Іоанна до Петра Велпкаго побѣдоноспою (Ѵісігіх), отъ Петра до Екатерпиы II процвѣтаю-щею. Сія мысль кажется мнѣ болѣе остроумною, нежели осповатедьпою .

— 155

1) Вѣкъ Св. Владиміра былъ уже вѣ-комъ могущества и славы, а не рожде-нія. 2) Государство дѣлилось п прежде 1015 года. 3) Если по внутреннему состоянію и внѣшнимъ дѣйствіямъ Рос-сіи надобно означать періоды, то можно ли смѣшать въ одно время Великаго Князя Днмитрія Александровича и Дон-скаго, безмолвное рабство съ побѣдою и славою? 4) Вѣкъ Самозванцевъ озна-менованъ болѣе злосчастіемъ, нежели побѣдою. Гораздо лучше, пстпннѣе, скромнѣе Исторія наша дѣлится на Древ-нѣйшую отъ Рюрика до Іоанна III, на среднюю отъ Іоанна до Петра, и Новую отъ Петра до Александра. Система удѣ-ловъ была характеромъ первой эпохи, единовластіе второй, измѣненіе граж-данскихъ обычаевъ третьей. Впрочемъ нѣтъ нужды ставить грани тамъ, гдѣ мѣста служатъ жпвымъ урочищемъ.

Съ охотою и ревностію посвятивъ двѣнадцать лѣтъ, и лучшее время моей жизни, на сочиненіе сихъ осьмп или девяти томовъ, могу по слабости желать хвалы и бояться охуждевія; но смѣю сказать, что это для меня не главное. Одно славолюбіе не могло дать мнѣ твердости постоянной, долговременной, необходимой въ такомъ дѣлѣ, если бы не находилъ я пстиннаго удоволь-ствія въсамомъ трудѣ и не имѣлъ надежды быть полезнымъ, то есть сдѣлать РоссійсБую Исторію извѣстнѣе для мно-гахъ, даже и для строгихъ мопхъ судей.

Благодаря всѣхъ, и жпвыхъ и мерт-выхъ, коихъ умъ, знанія, таланты, искусство, служили мнѣ руководствомъ, поручаю себя снисходительности добрыхъ согражданъ. Мы одно любпмъ, одного желаемъ: любимъ отечество; желаемъ, ему благодѣнствія еще болѣе, нежели славы; желаемъ, да непзмѣнится никогда твердое основаніе нашего величія; да правила мудраго Самодержавія и Святой Вѣры болѣе и болѣеукрѣпляютъ

союзъ частей; да цвѣтетъ Россія по

крайней мѣрѣ долго, долго, если на землѣ нѣтъ ничего безсмертнаго , кромѣ души человѣческой!

КОНЧИНА ОЛЕГА.

Сей Герой, смиренный лѣтами, хо-тѣлъ уже тишины и наслаждался все-общимъ миромъ. Никто изъ сосѣдовъ не дерзалъ прервать его спокойствія. Окруженный знаками побѣдъ и славы, Государь народовъ многочиеленныхъ, повелитель войска храбраго, могъ казаться грознымъ и въ самомъ усыпле-пленіи старости. Онъ совершилъ назе-млѣ дѣло свое — и смерть его казалась потомству чудесною. «Волхвы» — такъ говоритъ Лѣтописецъ — « предсказали «Князю, что ему суждено умереть отъ «любимаго коня своего. Съ того вре-«мени онъ не хотѣлъ ѣздить на немъ. «Прошло четыре года: въ осень пятаго «вспомнилъ Олегъ о предсказаніи, и «слыша, что конь давно умеръ, посмѣ-«ялся надъ волхвами; захотѣлъ видѣть «его кости; сталъ ногою на черепъ и «сказалъ: его ли мнѣ бояться? Но въ «черепѣ таилась змѣя: она ужалила «Князя, и Герой скончался».... Уваже-ніе къ памяти велакихъ мужей и любопытство знать все, что до нихъ касается* благопріатствуютъ такимъ вымысламъ и сообщактъ пхъ отдаленнымъ потом-камъ. Можемъ вѣрптьи не вѣрить, что Олегъ въ самомъ дѣлѣ былъ ужаленъ змѣею на могилѣ любимаго коня его; но мнимое пророчество волхвовъ или кудесниковъ есть явная народная басня, достойная замѣчанія по своей древности.

Гораздо важнѣе п достовѣрнѣе то г что Лѣтоппсецъ повѣствуетъ о слѣд-ствіяхъ кончины Олеговой: народъ сте* налъ и пролжалъ слезы. Что можна сказать сильнѣе и разительнѣе въ похвалу Государя умершаго? И такъ Олегъ не только ужасалъ враговъ: онъ былъ еще любпмъ своими подданными. Воины могли оплакивать въ немъ смѣлаго, искуснаго предводителя, а народъ защитника. — Присоединивъ къ державѣ своей лучгаія, богатѣйшія страны нынѣш-ней Россіи, сей Князь былъистиннымъ основателемъ ея величія. Рюрикъ вла-

— 156

дѣлъ отъ Эстоніи, Славянскихъ Ключей и Волхова до Бѣлаозера, устья Оки п города Ростова: Олегъ завоевалъ все отъ Смоленска до рѣки Сулн, Днѣстра и, кажется, саыыхъ горъ Карпатскихъ. Мудро стію Правителя цвѣтутъ Государства образованныя; но только сильная рука Героя основываетъ великія Пмпе-ріи п служить пмъ надежною опорою въ ихъ опасной новости . Древняя Рос-сія славится не однпмъ Героемъ: никто пзъ нпхъ не могъ сравняться съ Олегомъ въ завоеваніяхъ, которыя утвердили ея бытіе могущественное. Ис-торія прпзнаетъ ли его незаконнымъ властелиномъ съ того времени, какъ возмужалъ паслѣдннкъ Рюрнковъ? Ве-ликія дѣла и польза государственная не извпняютъ ли властолюбія Олегова? и права наслѣдственныя, еще не утвержденный въ Россіи обыкновеніемъ, могли лс ему казаться священными?.... Но кровь Аскольда и Дира осталась пят-номъ его славы.

Олегъ, княжпвъ 33 года, умеръ въ глубокой старости, ежели онъ хотя юношею пришелъ въ Новгородъ съ Рюрп-гомъ. Тѣло его погребено на горѣ Ще-ковицѣ, и жители Еіевскіе, современники Нестора, звали сіе мѣсто Омо-сою могилою.

МЩЕПІЕ ОЛЬГИ ДРЕВЛЯНАМЪ.

Святославъ, сынъ Игоревъ, первый князь Славянского имени, былъ еще отрокомъ. Бѣдственный конедъ родителя, новость Державы, только мечемъ основанной и хранимой; буптъ Древ лянъ; безпокойный духъ войска, иріу-чепнаго къ дѣятслыюстп, запоеваніямъ в грабежу; честолюбіе Полководцевъ Варяжскихъ, смѣлыхъ і: горднхъ, ува-і ихъ одну власть счастливой хра-ги: псе угрожало Святославу и Рос-опасвостями. Но Провпдѣніе еохра-н пѣлостг. Державы и власть Го-

сударя, одарпвъ его мать свойствами души необыкновенной.

Юный Князь воспитывался Бояриномъ Асмудомъ: Свѣнельдъ повелѣвалъ вой-скомъ. Ольга —вѣроятно, съ номощію сихъ двухъ знатенптыхъ мужей — овладела кормиломъ Государства, имудрымъ правленіемъ доказала, что слабая яіепа можетъ пногда равняться съ великими мужами.

Прежде всего Ольга наказала убійпъ Игорезыхъ. Здѣсь Лѣтоппсецъ сообща-етъ намъ многія подробности, отчасти не согласныя ни съ вѣроятностями раз-судка, ни съ важностію Исторіп, п взя-тыя, безъ всякаго сомнѣнія, пзъ народной сказка\ но какъ истинное пропзше-ствіе должно быть ихъ основатели,, п самыя басни древнія любопытны для ума внимательнаго, изображая обычаи и духъ времени: то мы повторись Ые-сторовы простыя сказанія о места и хитростяхъ Олыаныхъ.

* Гордясь убійствомъ какъ побѣдою и «презирая малолѣтство Святослава, Дре-«вляне вздумали присвоить себѣ власть «надъ Кіевомъ, и хотѣлп, чтобы ихъ «Князь Малъ женился на вдовѣ Игоря: «ибо они, платя дань Государямъ Кіев-«скамъ, пмѣлп еще Князей собствен-«ныхъ. Двадцать знаменитыхъ Пословъ «Древлянскпхъ приплыли въ ладіи къ «Кіеву и сказали Ольгѣ: Мы убили твоего «мужа за его хищность и грабитель-«ство; но Князья Древлянскге добры и «великодушны: нхь земля цвѣтетъ и «блаюденствуетъ. Будь супругою наще-«ю Князя Мала. Ольга съ ласкою от-«вѣтствовала: Мнѣ пріятна рѣчь вагиа. « Уоісе не могу воскресить супргугаі Зав-«опра окажу вамь всю должную честь. «Теперь возвратгтгееь въ ладію свою, и «коЮа люди мои придутъ за вами, ве-«лите имъ нести себя на рукахъ,., «Между тѣмъ Ольга приказала на дво-«рѣ теремномъ ископать глубокую яму, «и на другой день звать Пословъ. Ис-«полшы волю ея, они сказали: не хотим-, не тпти, не ѣхать: ягеите насъ \адіи! Кіевляпе отаѣтствоізали: что

«дѣлмпъ! мы невольчпки; Игоря нѣтъ «а Княгиня наша хочетъ быть супру-«гою вашего Князя — и понесли вхъ. Оль-«га сидѣла въ своемъ теремѣ п смо-«трѣла, какъ Древляне гордплпсь и «величались, не предвидя свой гибели: «ибо Ольгпны люда бросили ихъ, вмѣ-«етѣ съ ладіею, въ яму. Мстительная «Княгиня спросила у нпхъ, довольны «ли они сею ■ честію? Несчастные пзъ-« явили воплемъ раскаяніе въ убіеніи «Игоря, но поздно: Ольга велѣла ихъ «засыпать живыхъ землею, и чрезь гон-«ца объявила Древлянамъ, чтоонидол-«нны прислать за нею еще болѣе зна-«менитыхъ мужей: ибо народъ Кіевскій «не отиуститъ ее безъ ихъ торжествен-«наго и многочпсленнаго Посольства. «Легковѣрные немедленно отправили въ «Кіевъ лучшихъ гражданъ и начальни-«ковъ земли своей. Тамъ, по древнему «обычаю Славянскому, для гостей из-«готовили баню, и въ ней сожгли ихъ. «Тогда Ольга велѣла сказать Древлянамъ, чтобы они варили медъ въ «Коростенѣ; что она уже идетъ къ нимъ, «желая прежде втораго брака совершить «тризну надъ могилою перваго супруга. «Ольга дѣйствительно пришла къ горо-«ду Коростену, оросила слезами прахъ «ІІгоревъ, насыпала высокій бугоръ «падъ его могилою» —донынѣ видимый, какъ увѣряютъ, блпзъ сего мѣста— «и «въ честь ему совершила тризну. На-«чалось 'веселое пиршество. Отроки «Княгинины угопіалп знаменптѣйшихъ «Древлянъ, которые вздумали наконецъ «спросить о своихъ Послахъ; но удоволь-«ствовались отвѣтомъ, что они будутъ «вмѣстѣ съ Июревою дружиною. — Ско-«ро дѣйетвіе крѣикаго меду омрачило «головы неосторожныхъ: Ольга удалп-«лась, подавъ знакъ воинамъ свопмъ — «и 5000 Древлянъ, ими убитыхъ, лег-«ло вокругъ Игоревой могилы.

«Ольга, возвратясь въ РСіевъ, собрала «многочисленное войско и выступила «съ нимъ нротивъ Древлянъ, уже на-«казанныхъ хитростію, но еще непоко-«ренныхъ силою. Они встрѣтилпсь съ

«ними, и младып Святоелавъ самъ на-«чалъ сраженіе. Копіе, брошенное въ «непріятеля слабою рукою отрока, упа-«ло къ ногамъ его коня; но Полковод-«цы, Асмудъ и Свѣнельдъ, ободрили «воиновъ примѣромъ юнаго Героя, и «съ восклицаніемъ: друзья! станемъ за «Князя! устремились въ битву. Древ-«ляне бѣжали съ поля, и затворились «въ городахъ своихъ. Чувствуя себя «болѣе другпхъ виноватыми, жители «Коростеііа цѣлое лѣто оборонялись съ «отчаяніемъ. Тутъ Ольга прибѣгнула къ «новой выдумкѣ: для чего вы упорствуете? «велѣла она сказать Древлянамъ: всѣ «иные города ваши сдались мнѣ, и жи-«тели ихъ мирно обработываютъ нивы «свои: а вы хотите умереть голодомъі «Ее бойтесь мщенія: оно уже соверши-«лось въ Кіевѣ а на могилѣ супруга «моего. Древляне предложили ей въ «дань медъ и кожи звѣрей; но Княгиня, «будто бы изъ великодушія, отреклась «отъ сей дани и желала имѣть едпвст-«венно съ каждаго двора по три воробья «и голубя! Они съ радостію исполнили «ея требованіе и ждали съ нетерпѣні-«емъ, чтобы войско Кіевское удалилось. «Но вдругъ, при наступленіи темнаго «вечера, пламя объяло всѣ домы ихъ... «Хитрая Ольга велѣла привязать заж-«женный трутъ съ сѣрою ко взятымъ «ею птипамъ и пустить ихъ на волю: «онѣ возвратились съ огяемъ въ гнѣз» «да свои и произвели общій пожаръ въ «городѣ. Устрашенные жители хотѣлп «спастися бѣгствомъ и попались въ «руки Ольгинымъ войскамъ. Великая Княгиня, осудпвъ нѣкоторыхъ старѣй-«шинъ на смерть, другпхъ на рабство, «обложила прочпхъ тяжкою данью.»

Такъ разсказываетъ Лѣтописецъ...» Не удивляемся жестокости Ольгиной: Вѣра и самые гражданскіе законы языч-никовъ оправдывали месть неумолимую; а мы мы должны судить о Герояхъ Ис-торіи по обычалмъ и нравамъ ихъ времени. Но вѣроятна ли, оплошность Древлянъ? вѣроятно ли, чтобы Ольга взяла Коростенъ посредствомъ воробь-

— 158 —

евъ п голубей, хотя сія выдумка могла дѣлать честь народному остроумію Рус-скпхъ въ X вѣкѣ? Истинное происше-ствіе, отдѣленное отъ баснословныхъ обстоятельствъ, состонтъ, кажется, единственно въ томъ, что Ольга умертвила въ Кіевѣ Иословъ Древлянскихъ, которые думали, можетъ быть, оправдаться въ убіеніп Игоря; оружіемъ снова покорила сей народъ, наказала виновныхъ гражданъ Коростена, и тамъ воинскими играми, по обряду язычества, торжествовала память сына Рюрпкова.

ПСПЫТАНІЕ ВѢРОИСПОВѢДАНШ И КРЕЩЕН1Е РУСИ.

Теперь прпступаемъ къ оиисанію важнѣйшаго дѣла Владимірова, которое всего болѣе прославило его въ Ис-торіи... Исполнилось желаніе благочестивой Ольгп, а Россія, гдѣ уя;е болѣе ста лѣтъ мало по малу укоренялось Хрпстіанство, наконецъ вся и торжественно признала святость онаго, почти въ одно время съ землями собственными: Вепгріею, Польшею, ХПвеціею, Норвегіею и Даніею. Самое раздѣленіе Церквей, Восточной и Западной, пмѣло полезное слѣдствіе для истинной Вѣры: пбо Главы ихъ старались превзойти другъ друга въ дѣятельной ревности къ обращепію язычнпковъ.

Древній Лѣтоппсецъ пашъ повѣст-твуетъ, что не только Хрпстіанскіе проповѣднпкн, но и Магометане, вмѣ-стѣ съ Іудеямп, обитавшими въ землѣ Козарской пли въ Таврпдѣ, прпсылали въ Кіевъ мудрыхъ закопнпковъ, склонять Владпміра въ иринятію Вѣры своей, и что Велпкій Князь охотно выслу-пшвалъ пхъ ученіе. Случай вероятный: народы сосѣдственные могли желать, чтобы Государь, ужа славный побѣдамп въ Европѣ п въ Азіп, исповѣдыпалъ одного Бога съ ними, п Владпміръ могъ также— увпдѣвъ нагонецъ, подобно великой бабкѣ своей, заблѵжденіе

язычества — пскать истины въ разпыхъ Вѣрахъ.

Первые Послы были отъ Волжскихъ пли Камскнхъ Болгаровъ. На восточ-ныхъ и южныхъ берегахъ Каспійскаго моря уже давно господствовала Вѣра Магометанская, утвержденная тамъ счаст-лпвымъ оружіемъ Аравитянъ: Болгары приняли оную п хотѣли сообщить Вла-дпміру. Оппсаніе Магометова рая и цвѣтущпхъ Гурій плѣнило воображеніе сластолюбиваго Князя; но обрѣзаніе казалось ему ненавистнымъ обрядомъ и запрещеніе пить вино уставомъ безраз-суднымъ. Вино, сказалъ онъ, есть весе-ліе для Русскиосъ; не можемъ быть безъ него. — Послы Нѣмецкихъ Католиковъ говорили ему о велпчіп невидимаго Вседержителя н ничтожности идоловъ. Князь отвѣтствовалъ пмъ: идите обратно] отцы наши не принимали Вѣры отъ Папы. Выслушавъ Іудеевъ, онъ спро-силъ, гдѣ пхъ отечество? Въ «Іерусали-мѣ,» отвѣтствовали проповѣднпки: «но Богъ во гнѣвѣ Своемъ расточплъ насъ по землямъчуждымъ.» Ивы, наказываемые Богомъ, дерзаете учить другихъ? Сказалъ Владпміръ: мы не хотпмъ, подобно вамъ, лишиться своего отечества. — Наконецъ безъпменный Философъ, присланный Грекамп, опровергнувъ въ не-многпхъ словахъ другія Вѣры, разска-залъ Владиміру все содержаніе Бнбліи, Ветхаго п Новаго Завѣта: Исторію творенія, рая, первыхъ людей, потопа, народа избраннаго, нскупленія, Христі-анства, семи Соборовъ, п въ заключе-ніе показалъ ему картину Страшнаго Суда, съ изображеніемъ праведныхъ, пдущихъ въ рай, п грѣщныхъ, осуж-денныхъ на вѣчную муку. Пораженный спмъ зрѣлпщемъ, Владиміръ вздохнулъ и сказалъ: «благо добродѣтельнымъ п горе злымъ!» крестися, отвѣтствовалъ Фплософъ — и будешь въ раю съ первыми.

Лѣтоппсецъ нашъ угадывалъ, какимъ образомъ проповѣдннкп Вѣръ долженствовали говорить съ Владиміромъ; но ежели Греческій Философъ дѣйствитель-но нмѣлъ право на сіе имя, то ему не трудно было увѣрить язычника разум-

наго въ великомъ превосходствѣ Закона Христіанскаго. Вѣра Славянъ ужасала воображеніе могуществом разныхъ бо-говъ, часто между собою несогласныхъ, кокорые играли жребіемъ людей и не рѣдко увеселялись ихъ кровію. Хотя Славяне признавали также и бытіе еди-наго Существа высочайшаго, но празд-наго, безпечнаго въ разсужденіи судьбы міра, подобно боярству Эникурову и Лукреціеву. О жнзни за предѣлами гроба, столь любезной человѣку, Вѣра не сообщала имъ никакого яснаго поня-тія: одно земное было ея предметомъ. Освящая добродѣтель храбрости, великодушия, честности, гостенріимства, она способствовала благу гражданскихъ об-ществъ въ ихъ новости, но не могла удовольствовать сердца чувствительнаго и разума глубокомысленная. Напро-тивъ того Христіавство, представляя въ единомъ, невндимомъ Богѣ создателя п правителя вселенныя, нѣжнаго отца людей, сниходительнаго къ ихъ слабо-стямъ, и награждающаго добрыхъ — здѣсь миромъ и покоемъ совѣсти, а тамъ за тмою временной смерти, бла-женствомъ вѣчной жвзни — удовлетворяешь всѣмъ главнымъ потребностямъ души человѣческой.

Владаміръ, отпустивъ Философа съ дарами съ великою честію, собралъ Бояръ и градскихъ старцевъ\ объявилъ имъ предложенія Магометанъ, Іудеевъ, Католиковъ, Грековъ, и требовалъ ихъ совѣта. «Государь!» сказали Бояре и «старцы: «всякой человѣкъ хвалитъ Вѣру свою: ежели хочешь избрать луч-«шую, то пошли умныхъ людей въ «разныя земли, испытать, который на-«родъ достойнѣе поклоняется Боже-«ству»—и Великій князь отправилъ десять благоразумныхъ мужей для сего испытанія. Послы видѣли въ странѣ Болгаровъ храмы скудные, моленіе унылое, лица печальныя; въ землѣНѣмец-кихъ Католиковъ богослуженіе съ обрядами, но, по словамъ лѣтописи, безъ всякаго величгя и красоты; наконецъ прибыли въ Константинополь. Дасозер-

цаютъ они славу Бога нашеюі сказалъ Ймператоръ, и зная, что грубый умъ плѣняется болѣе наружиымъ блескомъ. нежели истинами отвлеченными, при-казалъ вести Поело въ въ Софійскую церковь, гдѣ самъ Патріархъ, облаченный въ Святительскія ризы, совершалъ Литургію. Великолѣпіе храма, присут-ствіе всего знаменитаго Духовенства Греческаго, богатыя одежды служебный, убранство олтарей, красота живописи, благоуханіе ѳиміама, сладостное пѣніе Клироса; безмолвіе народа, священная ваяшость и таинственность обрядовъ изумили Россіянъ; имъ казалось, что самъ Всевышній обитаетъ съ семъхрамѣ и непосредственно съ людьми соединяется Возвратясь въ Кіевъ, Послы

говорили Князю съ презрѣніемъ о бого -служеніи Магометанъ, съ неуваяѵеніемъ о Католическомъ и съ восторгомъ о Византійскомъ, заключивъ словами: «всякой человѣкъ, вкусивъ сладкое, имѣетъ «уже отвращеніе отъ горькаго; такъ и «мы, узнавъ Вѣру Грековъ, не хотимъ «иной.» Владиміръ желалъ еще слы-«шатьмнѣніе Бояръ и старцевъ. «Когда бы Законъ Греческій сказани они — не-былъ лучше другихъ, то бабка твоя, «Ольга, мудрѣйшая всѣхъ людей, не «вздумала бы принять его.» Великій Князь рѣшился быть Христіаниномъ.

Такъ повѣствуетъ нашъ Лѣтописецъ, который могъ еще знать современнп-ковъ Владиміра, и потому достовѣр-ный въ описаніп важныхъ случаевъего княженія. Истина сего Россійскаго Посольства въ страну Католиковъ и въ Царьградъ, для испытанія Закона Хрі-стіанскаго, утверждается такя^е извѣ-стіями одной Греческой древней рукописи, хранимой въ Парижской библіотекѣ; несогласіе состоитъ единственно въ прн-лагательномъ имени Василія тогдашняго Царя Византійскаго, названнаго въ ней Македонскимъ, вмѣсто Багрянородного.

Владиміръ могъ бы креститься и въ собственной столицѣ своей, гдѣ уже давно находились церкви и Священники Христіанскіе; но Князь пышный хотѣлъ

— і 6 о

блеска іі величія при еемъ важномъ дѣйствіи: одни Царп Гречёскіе п Пат-ріархъ казались ему достойными сообщать цѣлому его народу уставы носаго богослуженія. Гордость могущества и славы не позволяла также Владиміру унизиться, въ разсуждеиін Грековъ, иризнаніемъ свопхъ языческпхъ заблуждений и смиренно просить крещеиія; онъ вздумалъ, такъ сказать, завоевать Бѣру Христіанскую и принять ея святыню рукою побѣдптеля.

Собравъ многочисленное войско, Велики Князь пошелъ на судахъ къ Греческому Херсону, котораго развалины донынѣ видимы въ Таврпдѣ, блнзъ Севастополя. Сей торговый городъ, построенный въ самой глубокой древности выходцами Гераклейскпмп, сохрапялъ еще въ X вѣкѣ бытіе и славу свою, не смотря на велпкія опустошенія, сдѣ-ланныя дикими народами въ окрестно-стяхъ Чернаго моря, со временъ Геро-дотовыхъ Скпѳовъ до Козаровъ и Пече-пѣговъ. Опъ прпзнавалъ надъ собою верховную власть ІІмператоровъ Гре-ческпхъ, по не платилъ имъ дани; из-биралъ свопхъ начальниковъ и повиновался собственнымъ законамъ Респуб-ликанскимъ. Жители его, торгуя во всѣхъ ирпстаняхъ Черноморецпхъ, наслаждались пзобпліемъ. — Владиміръ, < становясь въ гавани или залпвѣ Хер-С! нсг.омъ, высадилъ на берегъ войско, п со всѣхъ сторонъ окружилъ городъ. Издревле привязанные къ вольности, Херсопцы оборонялись мул;ественпо. Велики Князь грозилъ пмъ стоять три года подъ пхъ стѣнамп, ел;елп они не сдадутся: по граждане отвергали его нредложепія, въ надел;дѣ, можетъ быть, вмѣть скорую иомощь отъ Грековъ; старались уничтожать всѣ работы осаж-,;.\ющихъ, и сдѣлавъ тайішй аодвопъ, кіг.ъ говорптъ Лѣтоавседъ, ночью уно-въ городъ ту землю, которую Госсілие сыпалп передъ сті.пами, чтобы жить оныяваломъ, по древнему обы-інію воеинагопскусства.Къ счаегю, нашелся ьъ городѣ доброжелатель Вла-

днміру, имснемъ Анастасъ: сей человѣкъ пустилъ къ Россіянамъ стрѣлу съ надписью: за вами, къ Востоку, находятся колодези, дающіе воду Херсонцамъ чрезь подземелъныя трубы, вы можете отнять се. Велнкій Князь сиѣшилъ воспользоваться совѣтомъ, и велѣлъ перекопать водоводы (копхъ слѣды ещезамѣтиы близь нынѣшнихъ развалинъ Херсон-скихъ). Тогда граждане, изнуряемые жаждою, сдались Россіянамъ.

Завоевавъ славный и богатый городъ, который въ теченіе многихъ вѣ-ковъ умѣлъ отражать приступы иаро-довъ варварекпхъ , Россійскій Князь еще болѣе возгордился своимъ вели-чіемъ, и чрезъ Послрвъ объявплъ Им-ператорамъ, Васплію и Константину, что онъ ліелаетъ быть супругомъ сестры пхъ, юной Царевны Анны . или , въ случаѣ отказа, возьметъ Константинополь. Родственный союзъ съ Греческими знаменитыми Царями казался лестнымъ для его честолюбія. Имперія, по смертп Героя Цпмискія, была жертвою мятежей и безп'орядка: Военачальники Склпръ и Фока не хотѣлп повиноваться законнымъ Государямъ и спорили съ ними о державѣ. Сіп обстоятельства принудили Императоровъ забыть обыкновенную надменность Грековъ п презрѣніе къ язычпикамъ. Ва-силій и Константпнъ , надѣясь помощью спльнаго Князя Россійскаго спасти тронъ п вѣнецъ, отвѣтствовали ему, что отъ пего завпеитъ быть ихъ зя-темъ; что,принявъ Вѣру Христіапскую, онъ нолучитъ и руку Царевны и Царство Небесное. Владиміръ, уже готовый къ тому, съ радостію пзъявплъ со-гласіе креститься, но хотѣлъ прежде, чтобы Императоры, въ залогъ довѣ-ренности п дружбы, прислали къ нему сестру свою. Анна ужаснулась: супружество съ Княземъ народа, по мнѣпію Грековъ, дпкаго и свирѣпаго, казалось ей жестокимъ плъномъ п пеиавнстиѣе смертп. Но Политика требовала сей жертвы, и ревность къ обращепію идо-лоиоклонппковъ служила ей оправда-

ніемъ или предлогомъ. Горестная Царевна отправилась въ Херсонъ на ко-раблѣ , сопровождаемая знаменитыми духовными и гражданскими чиновниками: тамъ народъ встрѣтилъ ее какъ свою избавительницу со всѣми знаками усердія п радости. Въ лѣтописи сказано, что Великій Князь тогда разболелся глазами и не могъ ничего видеть; что Анна убѣдила его немедленно креститься, и что онъ прозрѣлъ въ самую ту минуту, тогда Святитель возло-жилъ на него руку. Бояре Россійскіе, удивленные чудомъ, вмѣстѣ съ Госуда-ремъ приняли истинную Вѣру (въ церкви Св. Васплія, которая стояла на городской площади, между двумя палатами, гдѣ жили Великій Князь и не-вѣста его). Херсонскій Митрополитъ и п Византійскіе Пресвитеры совершили сей обрядъ торжественный, за коимъ слѣдовало обрученіе и самый бракъ Царевны съ Владиміромъ, благословенный для Россіи во многихъ отноіне-піяхъ и весьма счастливый для Константинополя: ибо Великій Князь, какъ вѣрный союзникъ Императоровъ, немедленно отправплъ къ нимъ часть мужественной дружины своей, которая помогла Василію разбить мятежника Фэку и возстановить тишину въ Им-періп.

Сего не довольно: Владиміръ отказался отъ своего завоеванія, и соору-дпвъ въ Херсонѣ церковь -на томъ возвышеніи , куда граждане сносили пзъ-подъ стѣнъ землю, возвратилъ сей городъ Царямъ Греческпмъ въ пзъяв-леніе благодарности за руку сестры ихъ. Вмѣсто плѣнниковъ, онъ вывелъ изъ Херсона однихъ Іереевъ и того Анастаса, который помогъ ему овладеть городомъ; вмѣсто дани взялъ церковные сосуды, мощи Св. Климента и Фпва, ученика его, также два истукана и четырехъ коней мѣдпыхъ, въ знакъ любви своей къ художествамъ (сіп, мо-жетъ бнть, пзящныя пропзведенія древня го Искусства стоялп въ Несторово время на площади стараго Кіева, близъ

нынѣшней Андреевской и Десятинной церкви). Наставленный Херсонскимъ Митрополитомъ въ тайнахъ и нрав-ственномъ ученіи Христіанства, Влади-міръ спѣшилъ въ столицу свою озарить народъ свѣтомъ крещенія. Истреб-леніе кумировъ служило пріуготовле-ніемъ къ сему торжеству: одни были изрублены, другіе сожжены. Перуна, главнаго изъ нихъ, привязали къ хвосту конскому, били тростями и свер-гнули съ горы въ Днѣпръ. Чтобы усердные язычники не извлекли идола изъ рѣки, воины Княжескіе отталкивали его отъ береговъ и проводпли до самыхъ пороговъ, за коими онъ былъ изверженъ волнами на берегъ (и сіе мѣсто долго называлося Перуновымъ). Изумленный народъ не смѣлъ защитить своихъ мнимыхъ боговъ, но про-ливалъ слезы, бывшія для нихъ последнею данію суевѣрія: ибо Влади-міръ на другой день велѣлъ объявить въ городѣ, чтобы всѣ люди Русскіе, Вельможи и рабы, бѣдные и богатые шли креститься — и народъ, уя\е лишенный предметовъ іревняго обожанія , устремился толпами на берегъ Днѣпра, разсуждая , что новая Вѣра должна быть мудрою и святою, когда Великій Князь и Бояре предпочли ее старой Вѣрѣ отцевъ своихъ. Тамъ явился Вла-диміръ, провождаемый соборомъ Грече-скпхъ Священниковъ, и по данному знаку безчисленное множество людей вступило въ рѣку: болыпіе стояли въ водѣ по грудь и шею; отцы и матери держали младенцевъ на рукахъ; Іереи читали молитвы Крещенія и пѣлп славу Вседержителя. Когда же обрядъ торжественный совершился; когда Священный Соборъ нарекъ всѣхъ гражданъ Кіевскихъ Христіанами: тогда Влади-міръ, въ радости и восторгѣ сердца, устремивъ взоръ на небо, громко про-пзнесъ молитву : «Творецъ земли и «неба! благослови сихъ новыхъ чадъ «Твоихъ; дай пмъ познать Тебя, Бога «истпннаго ; утверди въ нихъ Вѣру «правую. Бѵдь мнѣ помощію въ иску-

11

— 162 —

«шеніяхъ зла, да восхвалю достойно «святое имя Твое!»... Въ сен великій день, говорить Лѣтописецъ, земля и небо ликовали.

БПТВА НА. ВУЛПЕОВОМЪ ПОЛѢ.

6-го сентября войско наше приблизилось къ Дону, и князья разсуждали съ боярами, тамъ ли ожидать манголовъ пли идти далѣе. Мысли были несогласны. Ольгердовпчп, князья лптовскіе, говорили, что надобно оставить рѣку за собою, дабы удержать робкпхъ отъ бѣг-ства; что Ярославъ Великій такимъ образомъ нобѣдилъ Святополка и Алек-сандръ Невсвій шведовъ- Еще и другое, важнѣйшее обстоятельсто было опорою сего мнѣнія: надлежало предупредить соединеніе Ягайла съ Мамаемъ. Ве.ліЕІй князь рѣшплся и, въ одобре-нію своему, получилъ отъ св. Сергія ппсьмо, въ воемъ онъ благословлялъ его на битву, совѣтуя ему не терять времени. Тогда же пришла вѣсть, что Мамай идетъ въ Дону, ежечасно ожидая Ягайла. Уже легкіе наши отряды встрѣ-чалисъ съ татарекпми и гнали ихъ. Димптрій собралъ воеводъ п, сказавъ пмъ: «часъ суда Божія наступаетъ»! 7-го сентября велѣлъ искать въ рѣкѣ удобнаго брода для конницы и наводит:, мости для пѣхоты. Въ слѣдующее утро быль густой туманъ, по скоро раз-сѣался; войско перешло за Допъ и стало на берегахъ Нспрядвы, гдѣ Дмптрій устроилъ всѣ полки къ битвѣ. Стоя на высокомъ холмѣ и видя стройные, необозримыя ряды войска, безчисленныя знамена, развѣваемыя легкимъ вѣтромъ, блесвъ оружія и доспѣховъ, озаряемыхъ ярвимъ осеннпмъ солнцемъ, слыша вес-общія громогласный восвлицанія: «Боже, даруй иобѣду государю нашему!» и во-Образивъ, что многія тысячи сихъ доб-рыхъ ввтязей падутъ чрезъ несколько часовъ, вавъ усердпыя жертвы любви

къ отечеству, Дпмитрій въ умиленіи превлонилъ Еолѣна н, простирая руви въ златому образу Спасителя, стоявшему вдали на черномъ знамени велпкокня-жесЕомъ, молвлся въ послѣдній разъза христіанъ и Россію, сѣлъ на воня, объ-ѣхалъ всѣ полей и говорилъ рѣчь въ важдому, называя вонновъ своими вѣр-ными товарищами, милыми братьями, утверждая ихъ въ мужествѣ и вая;-дому изъ нихъ обѣщая славную память въ мірѣ, съ вѣнцемъ мученичесвимъ за гробомъ.

Войско тронулось и въ шестомъ часу дня увпдѣло непріятеля среди обширного поля Куливова. Съ обѣихъ сто-ронъ вожди наблюдали другъ друга и шли впередъ медленно, измѣряя глазами силу протнвниковъ: спла татаръ еще превосходила нашу. Дмитрій, пылая ревностью служить дли всѣхъ примѣромъ, хотѣлъ сражаться въ передовомъ полку; усердные бояре молили его остаться за густыми рядами главнаго войска, въ мѣстѣ безопаснѣйшемъ. «Долгъ князя», говорили они, «смотрѣть на битву, видеть подвиги воеводъ и награждать достойныхъ. Мы всѣ готовы на смерть, а ты, государь любимый, живи и предай нашу память временамъ будущимъ. Безъ тебя нѣтъ побѣды». Но Димитрій отвѣтствовалъ: «Гдѣ вы: тамъ и я. Скрываясь назади, могу ли сказать вамъ: братья! умремъ за отечество? Слово мое да будетъ дѣломъ! Я вождь и начальника стану впереди и хочу положить свою голову въ примѣръ другпмъ».

Онъ не измѣнилъ себѣ и великодушію; громогласно читая исаломъ: «Богъ намъ прибѣжпще и спла», первый уда-рнлъ на враговъ и бился мужественно, вавъ рядовой воинъ; наконецъ отъѣхалъ на средину полковъ, когда битва сдѣ-лалась общею.

На прострапствѣ десяти верстъ лилась кровь хрнстіанъ и вевѣрныхъ. Ряды смѣшалпсь: индѣ Россіяпе тѣ-снили моголовъ, индѣ моголы россіянъ; съ обѣихъ сторонъ храбрые падали па мѣстѣ, а малодушные бѣжали: такъ нѣ-

— 163 —

которые московскіе неопытные юноши, думая, что все погибло, обратили тылъ. Непріятель открылъ себѣ путь къ боль-шимъ, или Еняжескимъ, знаменамъ и едва не овладѣлъ ими: вѣрная дружина отстояла ихъ съ напряженіемъ всѣхъ силъ. Еще князь Владиміръ Андреевичъ, находясь въ засадѣ, былъ только зрителемъ битвы и скучалъ сво-имъ бездѣйствіемъ, удерживаемый опыт-нымъ Димитріемъ Волынскимъ. Насталъ десятый часъ дня: сей Дмитрій, съ ве-чайшимъ вниманіемъ примѣчая всѣ движения обѣихъ ратей, вдругъ извлевъ мечъ и сказалъ Владиміру: «теперь наше время!» Тогда засадный полкъ выступилъ изъ дубравы, скрывавшей его отъ глазъ непріятеля, и быстро устремился на моголовъ. Сей внезапный ударъ рѣшилъ судьбу битвы: враги, изумленные, разсѣянные, не могли противиться новому строю войска, свѣ-жаго, бодраго, и Мамай, съ высокаго кургана смотря на кровопролитіе, уви-дѣлъ общее бѣгство своихъ; терзаемый гнѣвомъ, тоскою, воскликнулъ: «великъ Богъ христіанскій! и бѣжалъ вслѣдъ за другими. Полки россійскіе гнали ихъ до самой рѣки Мечи, убивали, топили, взявъ стаяъ непріятельскій и несмѣт-ную добычу, множество телѣгъ, коней, верблюдовъ, навьюченныхъ всякими драгоценностями.

Мужественный князь Владиміръ, герой сего незабвеннаго для Россіи дня, довершпвъ побѣду, сталъ на костяхъ, или на полѣ битвы, подъ чернымъ зна-менемъ княжескимъ, и велѣлъ трубить въ воинскія трубы. Со всѣхъ сторонъ съѣзжались къ нему князья и полководцы, но Димитрія не было. Изумленный Владиміръ спрашивалъ; «гдѣ братъ мой и первоначальникъ нашей славы»? Никто не могъ дать объ немъ вѣсти. Въ безпокойствѣ, въ ужасѣ, воеводы разсѣялись искать его, живаго или мерт-ваго; долго не находили, наконецъ два воина увидѣли великаго князя, лежащего подъ срубленымъ деревомъ. Оглушенный въ битвѣ сильнымъ ударомъ,

онъ упалъ съ коня, обезпамятѣлъ и казался мертвъ, но скоро открылъ глаза. Тогда Владиміръ, князья, чиновники, преклонивъ колѣна, воскликнули единогласно: «Государь! ты побѣдилъ вра-говъ!» Димптрій всталъ: видя брата, видя радосныя лица окружающихъ его и знамена христіанскіе надъ трупами моголовъ, въ восторгѣ сердца изъявилъ благодарность Небу; обнялъ Владиміра, чиновниковъ; цѣловалъсамыхъ простыхъ воиновъ и сѣлъ на коня, храбрый ве-селіемъ духа и не чувствуя изнуренія силъ. Шлемъ и латы его были изсѣ-чены, но обагрены единственно кровію невѣрныхъ: Богъ чудеснымъ образомъ спасъ сего князя среди безчисленныхъ опасностей, коимъ онъ съ излишнею пылкостію подвергался, сражаясь въ толпе непріятелей и часто оставляя за собою дружину свою. Димитрій, провождаемын князьями и боярами, объѣхалъ поле Куликово, гдѣ легло множество Рое-сіянъ, но вчетверо болѣе непріятелей, такъ что, по сказанію нѣкоторыхъ исто-риковъ, число всѣхъ убитыхъ простиралось до двухсотъ тысячъ. Князья, бѣлозерскіе, Ѳедоръ и сынъ Іоаннъ, тарусскіе Ѳедоръ и Мстиславъ, дорого -бужскій Димитрій Монастыревъ, перво-степеные бояре: Семеонъ Михайловичъ, сынъ тысячскаго Николай Васильевичъ, внукъ Акинѳовъ Михаязъ, Андрей Сер-низъ, Валуй, Вренво, Левъ Морозовъ и многіе другіе положила головы за отечество, а въ числѣ ихъ и Сергіевъ инокъ, Александръ Пересвѣтъ, о коемъ пишутъ, что онъ еще до начала битвы палъ въ одиноборствѣ съ печенѣгомъ, богатыремъ Мамаевымъ, сразивъ его съ коня и вмѣстѣ съ нимъ испустивъ духъ; кости его и другаго Сергіева священно-воителя, Осляби, покоятся донынѣ близъ монастыря Симонова. Останавливаясь надъ трупами мужей знаменитѣйшихъ, великій князь платилъ имъ дань слезами умиленія и хвалою; наконецъ, окруженный воеводами, торжественно благо-дарилъ ихъ за оказанное мужество-обѣщая наградить каждаго по достоин-

ству, и велѣлъ хороппть тѣла Россіянъ. Иослѣ пъ знакъ признательности къ добрымъ сподвпжппкамъ, тамъ убіен-нымъ, онъ уставплъ праздновать вѣчно пхъ память въ субботу Дмитровскую, доколѣ существуетъ Госсія.

ПОКОРвНІЕ КАЗАПИ.

Приступай къ оппсаиію достопамятной осади казанской, замѣтпмъ, что она, вмѣстѣ съ Мамаевою битвою, до самыхъ нашпхъ, врсменъ жпветъ въ памяти народа, какъ славнѣйшій под-впгъ древности, пзвѣстный всѣмъ Рос-сіянамъ и въ чертогахъ, н въ хижи-нахъ. Два обстоятельства дали ей сію чрезвычайную знаменитость: она была первымъ нашпмъ правильпымъ опытомъ въ исвусствѣ брать укрѣплеиныя мѣста— п защитники ея показали мужество удивительное, рѣдкое, отчаяніе истинно великодушное, такъ іто побѣду купили мы весьма дорогою цѣпою.

Казапскіе вельможи п духовенство предвпдѣлп конечное наденіе ихъ власти и вѣры. Но народъ въ пылу геройства не чувствовалъ своей слабости; и каі;ъ въ самой отчаянной рѣшительно-стп надежда еще таится въ сердпѣ, то онъ исчислялъ безуснѣшные приступы наши къ его столицѣ и говорплъ: «не въ первый разъ увпдимъ Москвптяпъ подъ стѣнамп, не въ первый разъ побѣгутъ восвояси, и будемъ смѣятьсявадънпмиі» Та ново было расположеніе царя и народа въ Казани. 10 августа, государь съ 150,000 вопновъ былъ уже на луговой сторон!; Волги, Строго запрещено было звновнпкамъ вступать въ битву самовольно, безъ государева слова, и 23 августа въ часъ разсвѣта войско двинулось. Всѣ наблюдали устройство и тишину. Солнце восходило, освѣщая Казань въ глаза.ѵь Іоанна: опъ далъ юаві— и полви стали, ударили въ бубны, заиграли па трубахъ, распусти-іамена и святую хоругвь, на коей

изображался Іпсусъ, а вверху водру-женъ былъ жпвотворящій крестъ, быв-шій па Дону съ великимъ княземъ Дпмитріемъ Іоапновичемъ. Царь и всѣ воевод и сошли съ коней; отпѣли моле-бенъ подъ сѣныо знаменъ п государь пронзнесъ рѣчь къ войску: ободрялъ его къ великимъ подвпгамъ, славилъ героевъ, которые падутъ за вѣру; пме-немъ Россіп клялся, что вдовы и сироты ихъ будутъ прпзрѣны, успокоены отечествомъ; наконецъ самъ обрекалъ себя па смерть, если то нужно для ио-бѣды и торжества хрпстіанъ. Россіяне обступали Казань. 7000 стрѣльцовъ и пѣшихъ казаковъ по наведенному мосту перешли тинный Булакъ, текущій къ городу пзъ озера Кабана» Вдругъ раздался шумъ и крикъ: закрииѣли, отворились ворота п 12,000 татаръ, конныхъ и пѣшихъ, устремились изъ города на стрѣльцовъ, разстроили, сломили пхъ. Юные кназья, Шемякинъ и Троекурозъ, удержали бѣгушпхя : они сомкнулись. Подоспѣло нѣско.іько дѣтей боярскихъ. Началась жестокая сѣча. Россіяне, не имѣя конницы, стояли грудью: побѣдилп и шали непрія-теля до самыхъ стѣнъ. Ка другой день сдѣлалась необыкновенно сильная буря: сорвала царскій н многіе шатры, потопила суда, нагруженныя запасами, н привела войско въ ужасъ. Думали, что всему конецъ, что осады не будстъ; что мы, не имѣя хлѣба, должны удалиться со стидомъ. Не тавъ думалъ Іоаннъ: послалъ въСвіяжскъ, въ Москву за съѣстнымп припасами, за теплою одеждою для воиновъ, за серебромъ, и готовился зимовать подъ Казанью.

Весь городъ былъ окруженъ пашнми укрѣилеиіямп, въ сухпхъ мѣстахъ ту-рамп, а въ грязпыхъ тыномъ: не было пути ни въ Казань ни пзъ Казани, Боярпнъ Морозовъ, вездѣ разставнвъ снарядъ огнестрельный, неутомимо гро-мплъ сгЬиы изо ста пятидесяти тяа;е-лыхъ орудій. По войско наше въ течете исдѣли утомилось до крайности: всегда стояло въ ружьѣ, не пмѣло вре-

— 165 —

жени отдыхать и, за недостаткомъ въ съѣстныхъ припасахъ, питалось только сухимъ хлѣбомъ. КормовщиЕИ наши не смѣли удалиться отъ стана: князь Япанча, опасный татарскій наѣздникъ, стерегъ и хваталъ ихъ во всѣхъ напра-вленіяхъ. Казанцы сносились съ нимъ посредствомъзнаковъ: выставляя хоругвь на высокой башнѣ, махали ею и давали разумѣть, что ему должно ударить на осаждающихъ. Сей опасный наѣзд-никъ держалъ Россіянъ въ непрестан-номъ страхѣ. Іоаянъ собралъ думу; ноложилъ раздѣлить войско па двѣ части: одной быть въ укрѣпленіяхъ и хранить особу царя; другой, подъ началь-ствомъ мужественнаго, опытнаго князя Александра Горбатаго-Шуйскаго, сально действовать иротивъ Япанчи.

Александръ имѣлъ 30,000 конныхъ и 15,000 пѣшихъ воиповъ. Татары искали спасенія въ бѣгствѣ: ихъ давили, сѣкли, кололи на пространствѣ: десяти или болѣе верстъ, до рѣкп Кила-рп, гдѣ князь Александръ остановилъ своего утомленна го коня и трубпымъ звукомъ созвалъ разсѣянныхъ иобѣди-телей. На возвратномъ пути, въ лѣсу, они убили еще множество непріятелен, которые прятались въ чащѣ и въ гу-стотѣ вѣтвей; взяли и нѣсколько сотъ плѣнниковъ; однимъ словомъ, истребили Яаанчу. Государь обнялъ вождей, покрытыхъ бранною пылью, орошен-ныхъ нотомъ и кровію, хвалилъ ихъ умъ, доблесть съ живѣйшимъ востор-гомъ, пзъявилъ благодарность и рядо-вымъ воинамъ.

Онъ велѣлъ привязать всѣхъ плѣн-ииковъ кольями предъ нашими укрѣ-пле.ніямп, чтобы они умоляли Ка-занцевъ сдаться. Въ то же время са-нонвики государевы подъѣхали къ стѣ-намъ и говорили Татарамъ: «Іоаннъ обѣщаетъ имъ жизнь п свободу, а вамъ прощеніе п милость, если покоритесь ему.» Казанцы, тихо выслушавъ ихъ слова, пустили множество стрѣлъ на своихъ несчастныхъ плѣнныхъ сограж-данъ, и .кричали: «лучше вамъ умереть

отъ нашей чистой, нежели отъ злой христіанской руки!» Сіе остервененіе удивило Россіянъ и государя. Желая употребить всѣ средства, чтобы взять Казань съ меныиимъ кровопролитіемъ, Іоаннъ велѣлъ служащему въ его вой-скѣ искусному нѣмецкому размыслу, то есть инженеру, дѣлать подкопъ. Мирза Камай извѣстилъ государя, что осажденные берутъ воду изъ ключа, близъ рѣки Казанки, и ходятъ туда подзем-нымъ нутемъ отъ воротъ Муралеевыхъ. Воеводы наши хотѣли открыть сей тайяикъ, но не могли, и государь ве-лѣлъ подкопать его. Для сего размыслъ отрядилъ учениковъ своихъ, которые рылись въ землѣ десять дней, услышали надъ собою голоса людей, ходящихъ тайникомъ за водою, вкатили въ подкопъ 11 бочекъ пороху и дали знать государю. 5 сентября рано Іоаниъ вы-ѣхалъ къ укрѣпленіямъ.

Вдругъ въ его глазахъ съ громомъ и трескомъ разорвало землю: тайникъ, часть городской стѣны, множество людей, бревна, камни, взлетѣвъ на высоту, надали, давили жителей, которые обмерли отъ ужаса, не понимая, что сдѣлалось. Въ сію минуту Россіяне, схватпвъ знамена, устремились къ обрушенной стѣнѣ, ворвались было и въ самый городъ, но не могли въ немъ удерятться. Казанцы опомнились, вытеснили пашихъ, и государь не велѣлъ возобновлять усилій для приступа.

6 сентября Іоаннъ поручилъ князю Александру Горбатому-Шуйскому взять острогъ, сдѣланный Казанцами за Ар-сшімъ полемъ, въ пятнадцати верстахъ отъ города, на крутой высотѣ между двумя болотами: тамъ соединились остатки разбитаго Яианчина войска. Князь Симеонъ Микулинскій шелъ впереди; съ нимъ были бояре Данило Романовичъ и Захарія Яковлевъ.

Срубленный городнями, обсыпанный землею, укрѣиленный засѣками, острогъ казался неприступнымъ. Воины сошли съ коней и, въ слѣдъ за смѣлыми вождями, сквозь болото, грязную дебрь,

— 166

чащу лѣса, подъ градомъ цускаемыхъ на нпхъ стрѣлъ, безъ остановка взлѣз-ли на высоту съ двухъ сторонъ, отбп-дп ворота, взяли укрѣпленіе и 200 плѣнниковъ.

Тѣла вепріятелей лежали кучами. Воеводы нашли тамъ знатную добычу, ночевали и пошли далѣе къ арскому городу мѣстамп пріятными, удивительно плодоносными, гдѣ казанскіе вельможи пмѣлп своп домы сельскіе, красивые п богатые. Россіяне плавали въ пзобиліи; брали что хотѣли: хлѣбъ, медъ, скотъ; жгли селенья, убивали жителей, плѣняли только женъ и дѣ-тей. Граждане арскіе ушли въ дальнѣй-шіе лѣса; но въ домахъ и въ лавкахъ оставалось еще немало драгодѣнностей, особенно всякихъ мѣховъ— кунпцъ, бѣ-локъ. Освободпвъ многихъ хрпстіанъ-соотечественнпковъ, бывгаихъ тамъ въ неволѣ, князь Александръ чрезъ десять дней возвратился съ побѣдою, съ избыткомъ и дешевизною прппасовъ, такъ что съ его времени платили въ станѣ 10 денегъ за корову, а 20 за вола. Царь и войско были въ радости.

Еще опасности и труды не уменьшились. Луговые черемисы отгоняли наши табуны и тревожили станъ. Полкъ терпѣлъ отъ пальбы съ крѣпости, отъ ненастья, отъ сильныхъ дождей, весьма обыкновенныхъ въ сіе время года, но суевѣріемъ прпппсываемыхъ чародѣй-ству. Очевидецъ, князь Андрей Курб-скій, равно мужественный и благоразумный, платя дапь вѣку, ппшетъ за истину, что казанскіе волшебники ежедневно, при восходѣ солнца, являлись на стѣнахъ крѣпостп, вопили страш-нымъ голосомъ, кривлялись, махали одеждами на станъ россійскій, производили вѣтеръ п облака, изъ копхъ дождь лился рѣками; сухія мѣста сдѣлались болотомъ, шатры всплывали и люди мокли съ утра до вечера. По совѣту бояръ, государь велѣлъ привезти пзъ Москвы царскій жпвотворящій крестъ, святить нмъ воду, кропить ею вокругъ стапа— и сила волшебства, какъ увѣ-

ряютъ, исчезла: настали красные дни и войско ободрилось. Желая спльнѣе действовать на внутренность города, Россіяне построили тайно, верстахъ въ двухъ за станомъ, башню вышиною въ шесть сажень; ночью подвинули ее къ стѣнамъ, късамымъцарскимъ воротамъ, поставили на ней десять болыпихъ ору-дій, пятьдесятъ среднихъ и цѣлую дружину пскусныхъ стрѣлковъ, ждали утра и возвѣстили оное залпомъ съ раската. Стрѣлкп стояли выше стѣны и мѣтили въ людей на улицахъ, въ домахъ. Казанцы укрывались въ ямахъ, копали себѣ землянки подъ тарасамп; подобно змѣямъ, выползали оттуда и сразились неослабно; уже не могли употреблять большпхъ орудій, сбитыхъ нашею пальбою, но безъ умолку стрѣляли изъ ружей, пищалей затинныхъ, и мы теряли ежедневно не мало добрыхъ воиновъ. Тщетно Іоаннъ возобновлялъ мирныя предложения, приказывая къ осагкден-нымъ, что если они не хотятъ сдаться, то пусть идутъ, куда имъ угодно, съ своимъ царемъ беззаконнымъ, со всѣмъ имѣніемъ, съ женами п дѣтьмп; что мы требуемъ только города, осиованна-го на землѣ болгарской, въ древнемъ достояніи Россіи. Казанцы не слушали ни краемъ уха, по вырая{енію лѣто-писца.

Нп Россіяпе, ни Казанцы не думали объ успокоеніи. Съ обѣпхъ сторонъ ревностно готовились къ ужасному бою. Князь Вороты нскій прислалъ сказать Іоанну, что инженеры кончили дѣло, что 48 бочекъ зелія уже въ построен-номъ вновь подкопѣ. Казанцы стояли на стѣпахъ, Россіяне иередъ ними. Звучали только бубны и трубы пепрія-тельскіе и наши; ни стрѣлы не летали, пи пушки не гремѣлп. Государь оставался въ церкви съ немногими изъ блпжннхъ людей. Уже восходило солнце. Діаконъ читалъ Евангеліе, и едва пронзнесъ слова: «Да будетъ едино стадо и единъ Пастырь», грянулъсильный громъ, земля дрогпула, церковь затряслась....

і

Государь вышелъ на паперть, уви-дѣлъ страшное дѣйствіе подкопа и густую тьму надъ всею Казанью: глыбы земли, обломки башень, стѣны домовъ, люди неслися вверхъ въ облакахъ дыма и падали на городъ; священное служе-ніе прервалось въ церкви.

Раздался новый ударъ : взорвало другой подкопъ, еще сильнѣе перваго, и тогда, воскликнувъ: «съ намиБогъ!» полки россійскіе быстро двинулись къ крѣпости, а Казанцы, твердые, непоколебимые въ часъ гибели и разруше-нія, вопили: «Алла, Алла!» призывали Магомета и вдругъ дали ужасный залпъ: пули, каменья, стрѣлы омрачили воздухъ... но Россіяне, ободряемые при-мѣромъ начальниковъ, достигли стѣны. Казанцы давили ихъ бревнами, обливали кипящимъ варомъ. Тутъ малѣйшее замедленіе могло быть гибельно для Россіянъ. Число ихъ уменьшилось: мно-гіе пали мертвые или раненые, или отъ страха. Но смѣлые, геройскимъ забвеніемъ смерти, ободрили и спасли боязливыхъ: они кинулись въ проломъ; иные взбирались на стѣны по лѣстни-цамъ, по бревнамъ, несли другъ друга на головахъ, на плечахъ, бились съ непріятелемъ въ отверстіяхъ.... И въ ту минуту, какъ Іоаннъ, отслушавъ свою литургію, причастясь святыхъ тайнъ, взявъ благословеніе отъ своего отца ду-ховнаго, на бранномъ конѣ выѣхалъ въ поле, знамена христіанскія уже раз-вѣвались на крѣпостп! Войско запасное однимъ кликомъ прпвѣтствовало государя п побѣду. Но сія побѣда не была еще рѣшена совершенно. Отчаянные Татары, сломленные, низверженные сверху стѣнъ и башень, стояли твердымъ оплотомъ въ улицахъ, сѣклись саблями, схватывались за руки съ христіаяами, рѣзались ножами въ ужасной свалкѣ. Дрались на заборахъ, на кровляхъ домовъ, вездѣ попирали ногами головы и тѣла. Наши одолѣвали во всѣхъ мѣстахъ и тѣснили Татаръ. Россіяне, овладѣвъ половиною города, славнаго богатствами азіатской торговли, прель-

стились его сокровищами; оставляя сѣ-чу, начали разбивать домы, лавки; и самые чиновники, коимъ приказалъ государь идти съ обнаженными мечами за воинами, чтобы никого изъ нихъ не допускать до грабежа, кинулись на корысть. Тутъ ожилп и малодушные трусы, лежавшіе на полѣ какъ-бы мертвые или раненые; и изъ обозовъ прибѣжа-ли слуги, кашевары, даже купцы: всѣ алкали добычи, хватали серебро, мѣха, ткани, относили въ станъ и снова возвращались въ городъ, не думая помогать своимъ въ битвѣ. Казанцы воспользовались утомленіемъ пашихъ вои-новъ, вѣрныхъ чести и доблести: ударили сильно и потѣснили ихъ, къ ужасу грабителей, которые всѣ немедленно обратились въ бѣгство, метались черезъ стѣну и вопили: сѣкутъ! сѣкутъ! Государь увидѣлъ сіе общее смятеніе. «Съ нимъ были», пишетъ Курбскій, «велите сигклиты, мужи вѣка отцевъ нашихъ, посѣдѣвшіе въ добродѣтеляхъ, и въ ратномъ искусствѣ». Государь взялъ святую хоругвь и сталъ предъ царскими воротами, чтобы удержать бѣгущихъ. Половина отборной двадцатитысячной дружины его сошла съ коней и ринулась въ городъ, а съ нею и вельможные старцы, рядомъ съ ихъ юными сыновьями. Сіе свѣжее, бодрое войско, какъ буря грянуло на Татаръ: они не могли долго противиться, крѣпко сомкнулись и въ порядкѣ отступили до вы-сокпхъ каменныхъ мечетей, гдѣ всѣ ихъ духовные абызы, сеиты, молны и превосвященникъ Кулылерифъ встрѣти-ли Россіянъ не съ дарами, не съ мо-леніемъ, но съ оружіемъ: въ остерве-неніп злобы устремились на вѣрную смерть, и всѣ до единаго пали подъ нашими мечами.

Едигеръ съ остальными Казанцами засѣлъ въ укрѣпленномъ дворцѣ цар-скомъ и сражался около часа. Россіяне отбили ворота.... тутъ юныя жены и дочери Казанцевъ, въ богатыхъ цвѣт-ныхъ одеждахъ, стояли вмѣстѣ на одной сторонѣ, а въ другой сторопѣ, отцы

— 103 —

братья н мужья еще билпсь усильно; наконецъ, вышли, чнсломъ 10,000, въ заднія ворота къ нижней части города. Гонимые, тѣснпмые Казанцы но тру-памъ своихъ лѣзла къ стѣнѣ, взвели Еднгера на башню и кричали, что хо-тятъ вступить въ переговоры. Блпжай-шін въ нимъ воевода, князь Дмитрій Палсцкій, остановилъ сѣчу. «Слушайте», сказали Казанцы: «доколѣ у иасъ было царство, мы умирали за царя и отечество. Теперь Казань ваша; отда-емъ вамъ и царя, жпваго, не уязвлен-наго: ведите его къ Іоанну, а мы ндемъ на широкое ноле испить съ вами нос-лѣднюю чашу*.

Вмѣстѣ съ Едпгеромъ они выдали Палецкому главнаго вельможу или карача, и мен емъ Заніета, и двухъ мампчей, или совоспитанниковъ цар-скпхъ, п начали снова стрѣлять. Татаръ было еще 5000, и самыхъ храбрѣпшпхъ; они стояли, ибо не страшились смерти; сиѣшплп къ густому, темному лѣсу: остатокъ малый, но сво-пмъ велпкодушнымъ остервененіемъ еще опасный для Россіянъ. Государь иос-лалъ князя Симеона Микулннскаго, Михаила Васильевича Глиискаго и Шереметева съ копною дружиною за Казанку въ объѣздъ, чтобы отрѣзать бѣ-гущнхъ Татаръ отъ лѣса: воеводы настигли п побили пхъ. Никто не сдался ліпвой; спаслись немногіе, п то раненые. Городъ былъ взятъ и иылалъ въ разныхъ мѣстахъ; сѣча перестала, но кровь лилась; раздраженные воины рѣ-зали всѣхъ, кого находплп въ мече-тяхъ, въ домахъ, въ ямахъ; брали въ плѣнъ женъ п дѣтей пли чиновниковъ. Дворъ царсвій, улицы, стѣны, глубокіе рвы были завалены мертвыми отъ крепости до Казанки; далѣе, на лугахъ п въ лѣсу еще лежали тѣла и носились по рѣкѣ. Пальба умолкла; въ дыму города раздавались только улары мечей, стопъ убиваѳмыхъ, влпкъ побѣдителей.

НГОДОЛЖЕНІЕ ЦАГСТВОВАНІЯ БОРИСА ГОДУНОВА.

(Т. XI, глава 2). (окопчаніе)

Настало время явной казни для того, кто не вѣрилъ правосудію Божественному въ зелномъ мірѣ, надѣясь, мо-жетъ быть , смирепнымъ покаяніемъ снасти свою душу отъ ада (какъ на-дѣялся Іоаннъ), и дѣлами достохваль-иымп загладить для людей память своихъ беззаконій. Не тамъ, гдѣ Борисъ стерегся опасности, псзапная опасность явилась ; не потомки Рнриковы , не Князья и Вельможи пмъ гонимые — не дѣтп и друзья пхъ, вооруженные ме-стію, умыслили свергнуть его съ Царства: сіе дѣло умыслнлъ и совершнлъ презрѣипый бродяга , пмепемъ младенца, давно лсжавшаго въ мопглѣ... Какъ бы дѣйствіемъ сверхъестествен-нымъ тѣнь Димитріева вышла изъ гроба, чтобы ужасомъ поразить, обезумить убійцу п привести въ смятеніе всю Россію. Начинаемъ повѣсть, равно истинную и неимовѣрную.

Бѣдный сынъ Боярскій, Галичанинъ Юрій Отрепьевъ, въ юности лпшась отца, пменемъ Богдана — Якова, Стрѣ-лецкаго Сотника, зарѣзаннаго въ Мо-сквѣ пьянымъ Литвиномъ, служилъ въ домѣ у Романовыхъ п Князя Борпса Черкаскаго ; зиалъ грамотѣ; оказывалъ много ума, но мало благоразумія: ску-чалъ ннзкимъ состояніемъ п рѣшился искать удовольствія безпечиои праздности въ сапѣ Инока, слѣдуя прпмѣру дѣда , Замятии-Отрепьева , который уже давно монашествовалъ во Обители Чудовспой. Постриженный Вятсышъ Игуменомъ Трнфономъ и названный Григоріемъ, сей юный Чсрнецъ скитался изъ мѣста въ мѣсто; жилъ нѣ-сколько времени въ Суздалѣ, въ Обители Св. Евфимія, въ Галицкой Іоанна Предтечи п въ другихъ; наконецъ въ Чудовѣ мопастырѣ , въ келліи у дѣда, иодъ пачаломъ. Тамъ Патріархъ Іовъ узналъ его, посвятплъ въ Діаьопы н взялъ къ себѣ для книжиаго дѣла: ибо

— 169 —

Григорій умѣлъ не только хорошо списывать, не даже и сочинять Каноны Святымъ лучше многихъ старыхъ книж-никовъ того времени. Пользуясь мпло-стію Іова, онъ часто ѣзднлъ съ нимъ и во дворецъ: видѣлъ пышность Царскую п плѣнялся ею; изъявлялъ необыкновенное любопытство; съ жадно-стію слушалъ людей разумныхъ, особенно когда въ искреннихъ, тайныхъ бесѣдахъ произносилось имя Димитрія Царевича; вездѣ, гдѣ могъ, вывѣды-валъ обстоятельства его судьбы несчастной , и записывалъ на хартіи. Мысль чудная уже поселилась и зрѣла въ душѣ мечтателя, внушенная ему, какъ увѣряютъ, однимъ злымъ Ино-комъ: мысль, что смѣлый самозванецъ можетъ воспользоваться легковѣріемъ Россіянъ, умиляемыхъ намятію Дпми-трія, п въ честь Небеснаго Правосудія казнить святоубіпцу! Сѣмя пало на землю плодоносную; юный Діаконъ съ прилѣяіаніемъ чоталъ Россінскія лѣто-писи, и не скромно, хотя и въ шутку, говаривалъ иногда Чудовскимъ Мона-хамъ: «знаете ли, что я буду Царемъ на Москвѣ?» Одни смѣялпсь; другіе плевали ему въ глаза , какъ вралю дерзкому. Сіи пли подобпыя рѣчи дошли до Ростовскаго Митрополита Іоны, который объявплъ Н&тріарху п самому Царю, что «недостойный Инокъ Гри-горій хочетъ быть сосудомъ Діаволь-скимъ: » добродушный Патріархъ не уважилъ Митрополитова пзвѣта ; но Царь велѣлъ Дьяку своему , Смирнову - Васильеву, отправить безумца Грпгорія въ Соловки, плп въ Бѣло-зерскія пустыни, будто-бы за ересь, на вѣчное иокаяніе. Смирной сказалъ о томъ другому Дьяку , Евфпмьеву ; Евфпмьевъ же , будучи свойствеппп-комъ Отрепьевыхъ , умолплъ его пе спѣшить въ исполнены Царскаго Указа, п лалъ способъ опальному Діакону спа~ стися бѣгствомъ (въ февралѣ 1602 года), вмѣстѣ съ двумя Иноками Чуковскими Свяіценнпкомъ Варлаамомъ и крыло-шаниномъ Мпсапломъ ІІовадппымъ. Не

думали гнаться за ними, и не извѣстпли Царя, какъ увѣряютъ, о семъ нобѣгѣ, коего слѣдствія оказались столь важными.

Бродяги ~ Иноки были тогда явле-ніемъ обыкновеннымъ; всякая Обитель служила для нихъ гостинницею : во всякой находили они покой и довольствие, а на путь запасъ и благосло-вепіе. Григорій и товарищи его свободно достигли Новагорода Сѣверскаго, гдѣ Архимандрптъ Спаской Обители припялъ ихъ весьма дружелюбно п далъ имъ слугу съ лошадьми, чтобы ѣхать въ Путивль; но бѣглецы, ото-славъ провожатаго, спѣшили въ Кіевъ, и Спаскій Архимандрптъ нашелъ въ келліи, гдѣ яшлъ Грпгорій, слѣдуюшую записку: «Я Царевичь Димитрій, сынъ Іоаняовъ, и не забуду твоей ласки, когда сяду на престолъ отца моего.» Архимандрптъ ужаснулся ; не зналъ, что дѣлать; рѣшился молчать.

Такъ въ первый разъ открылся Самозванецъ еще въ предѣлахъ Россіи; такъ бѣглый Діаконъ вздумалъ ложью низвергнуть великаго Монарха и сѣсть на его престолѣ, въ Державѣ, гдѣ Вѣнце-носецъ считался земнымъ Богомъ,—гдѣ народъ еще никогда не измѣнялъ Ца-рямъ, и гдѣ присяга, данная Государю избранному, для вврныхъ нодданныхъ была не менѣе священною! Чѣмъ, кромѣ дѣпствіп непостижимой Судьбы, кромѣ воли Провидѣнія, можно изъяснить не только успѣхъ, но п самую мысль такого нредпріятія? Оно казалось безу-міемъ: но безумецъ пзбралъ надеяшѣй-шій путь къ цѣлп: Литву.

Тамъ древння, естественная ненависть къ Россіи всегда усердно благоиріят-ствовала нашпмъ пзмѣннпкамъ, отъ Князей Шемякина, Верейскаго, Боров-скаго и Тверскаго до Курбскаго и Головина: туда устремилсяп Самозванецъ, не прямою дорогою, а мимо Стародуба, къ Луевымъ горамъ, сквозь темные лѣса п дебри, гдѣ служплъ ему путеводите-лемъ новый сиутникъ его, Инокъ Днѣ-прова монастыря, Пнменъ, и гдѣ вы-

— 170 —

шедшп наконецъ изъ Россійскихъ вла-дѣній близъ Лнтовскаго селенія Слободки, онъ принесъ усердную благодарность Небу за счастливое избѣжаніе всѣхъ опасностей. Въ Кіевѣ, снискавъ милость знаменитаго Воеводы, Князя Васплія Константиновича Острожскаго, Грпгорій жилъ въ Печерскомъ монастырь, а послѣ въ Никольскомъ и въ Дерманѣ; вездѣ священнодѣйствовалъ вакъ Діаконъ, но велъ жизнь соблазнительную, презирая уставъ воздержа-нія и пѣломудрія; хвалился свободою мнѣвій, любилъ толковать о Законѣ съ лновѣрцаып п былъ даже въ тѣсной связи съ Анабаптистами. Между тѣмъ безумная мысль не усыпала въ головѣ прпшлеца: онъ распустилъ темную молву о спасеніп и тайномъ убѣжищѣ Ди-мптрія въ Литвѣ; свелъ знакомство съ другнмъ отчаяннымъ бродягаю, Ино-комъ Крыпецкаго монастыря, Леонп-домъ: уговорплъ его назваться своимъ лыепемъ, то есть, Григоріемъ Отрепье-вымъ; а самъ, скпнувъ съ себя одежду Монашескую, явился мірянпномъ, чтобы удобпѣе пріобрѣсти навыкъ н знаніе, нужные ему для ослѣпленія людей. Среди густыхъ камышей Днѣпровскихъ гнѣз-дплась тогда шайка удалыхъ Запорож-цевъ, бдптельныхъ стражей и дерзкпхъ грабителей Литовскаго Княжества: у нихъ, какъппшутъ, РазстригаОтрепьевъ нѣсколько времени учился владѣть ме-чемъ и конецъ, въ шайкѣ Герасима Евангелика, Старшины именитаго; уз-палъ и полюбплъ опасность; добылъ первой воипской опытности и корысти. Но скоро увпдѣлп пришлеца на пномъ театрѣ: въ мирной школѣ городка Во-люнскаго, Гащи, за Польскою н Латинскою граматикою: ибо мнимому Царевичу надобно было дѣйстповатьпе только оружіемъ, но и словомъ. Изъ школы онъ перешелъ въ службу къ Князю Адаму Впшпепецкому, который жилъ въ Брапшѣ со всею пышпостію богатаго В иожи. Тута Самозванецъ иристу-пплъ г.ъ дѣлу— и если пскалъ падеж-наго, .тучіпаго пособника въ преднрія-

тін равно дерзкомъ и нелѣпомъ, то не обманулся въ Ъыборѣ: ибо Впшневецкій, сильный при Дворѣ и въ Государственной Думѣ многочисленными друзьями и прислужниками, соединялъ въ себѣ надменность съ умомъ слабымъ и легко-вѣріемъ младенца. Новый слуга знаменитаго Пана велъ себя скромно: убѣ-галъ всякихъ низкихъ забавъ, равност-но участвовалъ только въ воинскихъ и съ отмѣнною ловкостію. Имѣя наружность не красивую — ростъ средпій, грудь широкую, волосы рыжеватые, лице круглое, бѣлое, по совсѣмъ не привлекательное, глаза голубые безъогня, взоръ тусклый, носъ широкій, бородавку подъ правымъ глазомъ, также на лбу, и одну руку короче другой — Отрепьевъ замѣ-нялъ сію невыгоду живостію и смѣло-стію ума, краснорѣчіемъ, осанкою благородною. Заслуживъ вниманіе и доброе расположеніе господина, хитрый обман-щикъ притворился больнымъ, требовалъ Духовника, и сказалъ ему тихо: Умираю. Предай мое тѣло землѣ съ честію, какъ хоронятъ дѣтей Царскихъ. Не объявлю своей тайны до гроба; когда же закрою глаза навѣки, ты найдешь у меня подъ ложемъ свптокъ, и все узнаешь; но другимъ не сказывай. Богъ судплъ мнѣ умереть въ злосчастіи. Ду-ховнпкъ былъ Іезуитъ: онъ спѣшилъ извѣстпть Князя Вншневецкаго о сей тайнѣ, а любопытный князь спѣганлъ узнать ее: обыскалъ постелю мнимо-умнрающаго; нашелъ бумагу заблаговременно изготовленную, и прочиталъ въ ней, что слуга его есть Царевичь Димитрій, спасенный отъ убіенія своимъ вѣрнымъ Медикомъ; что злодѣи, присланные въ Угличь, умертвили одного сына Іерейскаго, вмѣсто Димптрія, коего укрылп добрые Вельможи и Дьяки ІЦелкаловы, а послѣ выпроводили въ Литву, исполняя наказъ Іоанновъ. данный пмъ па сей случай. Вишпсвецкій изумился: еще хотѣлъ сомпѣваться, но уже не могъ, когда хитрецъ, виня нескромность Духовника, раскрылъ свою грудь, показалъ золотой, драгоцѣнными

— 171

каменьями осыпанный крестъ (вѣроятно, гдѣ нибудь украденый) и съ слезами объявилъ, что сіі святыня дана ему крестнымъ отцемъ, Княземъ Иваномъ Мстиславскимъ.

(Олѣдуетъ разсказъ о связяыъ Самозванца съ Польскими вельможами, освп-даніи съ королемъ Польскимъ, и о собраны войскъ. О МаринѣМнишекъКа-рамзинъ дѣлаетъ такой отзывъ: «Глав-нымъ и первымъ ревнителемъ сего подвила сдѣлался старецъ Мнишекъ, коему старость не мѣшала быть ни честолю-бивымъ, ни легкомысленнымъ до без-разсудности. Онъ имѣлъ юную дочь прелестницу, Марину, подобно ему честолюбивую и вѣтренпую: Лжедимитрій, гостя у нето въ Самборѣ, объявилъ себя, искренно или притворно, страст-нымъ ея любовникомъ, и вскружилъ ей голову именемъ Царевича, а гордый Воевода съ радостію благословилъ сію взаимную склонность, въ надеждѣ видѣть Россію у ногъ своей дочери, какънаслѣд-ственную собственность его потомства).

Еще прежде, нежели Самозванецъ открылся Вишневецкимъ, слухъ, распущенный имъ въ Литвѣ о Дпмитріи, сдѣлался, вѣроатно, извѣстнымъ Борису. Въ январѣ 1604 года Нарвскій сановникъ Тирфельдъ писалъ съ гонцом ъ еъ Абовскому градоначальнику, что мнимо-убитый еынъ Іоанновъ жи-ветъ у Козаковы гонца задержали въ Иванѣ-городѣ, и письмо его доставили Царю. Въ тоже время пришли и вѣсти изъ Литвы и подметныя грамоты Лже-дпмитріевы отъ нашихь Воеводъ Ук-раинскихъ; въ то же время, на бере-гахъ Волги, Донскіе казаки разбили Окольничаго Семена Годунова, послан-наго въ Астрахань, и захвативъ нѣс-колько стрѣльцевъ, отпустили ихъ въ Москву съ такимъ наказомъ: «объявите Борису, что мы скоро будемъ къ нему съ Царевичемъ Димитріемъ!» Одинъ Богъ видѣлъ, что происходило въ душѣ Годунова, когда онъ услышалъ роковое имя!... но чѣмъ болѣе устрашился, тѣмъ болѣе хотѣлъ казаться безстрашнымъ.

Не сомнѣваясь вь убіеніи истиннаго сына Іоаннова, онъ изъяснилъ для себя столь дерзкую ложь умысломъ своихъ тай-ныхъ враговъ, и велѣлъ лазутчикамъ узнать въ Литвѣ, кто сей Самозванецъ, искалъ заговора въ Россіи: подозрѣвалъ Бояръ; призвалъ въ Москву Царицу-Инокиню, мать Димитріеву, иѣздилъ съ ней въ Дѣвичій монастырь съ Патріархомъ, воображая, какъвѣроятно, что она могла быть участницею предполагаема™ кова, и надѣясь лестію или угрозами вывѣ-дать ея тайну: но Царица - Инокиня, равно какъ и Бояре, ничего не знала, съ удивленіемъ и, можетъ быть, не безъ внутренняго удовольствія слыша о Лже-димитріи, который не замѣнялъ сына для матери, во страшилъ его убійцу. Свѣдавъ наконецъ, что Самозванецъ есть разстрпга Отрепьевъ, и что дьякъ Смирной не всполнилъ Царскаго указа сослать его въ пустыню Бѣломорскую, Борисъ усиліемъ притворства не ока-залъ гнѣва, ибо хотѣлъ увѣрить Рос-сіянъ въ маловажности сего случая: Смирной трепеталъ, ждалъ гибели, и былъ казеенъ, но послѣ, и будто бы за другую вину: за расхищеніе государствен-наго достоянія. Удвоивъ застадщ на Литовской границѣ, чтобы перехватывать вѣсти о Самозванцѣ, однакожъ чувствуя невозможность скрыть его яв-леніе отъ Россіи, и боясь молчаніемъ усилить вредные толки, Годуновъ обна-родывалъ исгорію бѣглеча Чудовскаго, вмѣстѣ съ допросами монаха Пимена, Венедикта Чернца Смоленскаго и мѣ-щанина Ярославца, иконника Степана: первый объявлялъ, что онъ самъ вывелъ бродягу Григорія въ Литву, но не хоть 1 лъ итти съ нимъ далѣе, и возвратился; вторый и третій свидѣтельство-вали, что они знали Отреиьева Діако-номъ въ Кіевѣ и воромъ между Запорожцами; что сей негодяй, богоотступ-никъ, чернокнижникъ, съ умыслу Князей Вишневецкихъ и самаго Короля, дерза-етъ въ Литвѣ называться Димитріемъ-Въ то же время Царь послалъ отъ имени Бояръ, дядю Разстригина, Смир-

наго - Отрепьева, къ Спгпзмундовымъ вельможамъ, чтобы въ пхъ прнсутствіи изобличить племянника; послалъ и еъ Донскимъ Козакомъ Дворяипна Хру-щова, вывести ихъ изъ бѣдствеппаго заблуждевія. Но грамоты и слова не дѣйствовали: Вельможи Королевсьіе не хотѣлн показать Лжедимптрія Смпрно-му-Отрепьеву, и сухо отвѣтствовалп, что пмъ пѣтъ дѣла до мнимаго Царевича Россійскаго; а Козакп схватили Хрущова, оковали и провезли еъ Самозванцу. Растрпга двинулся съ своими дружинами въ берегамъ Днѣпровсгпмъ п стоялъ въ СоЕольникахъ: Хрущовъ, представленный ему въ цѣпяхъ, взгля-пулъ на пего.... залился слезами п палъ на колѣна, восвликнувъ: «вижу Іоанна въ лицѣ твоемъ: я твой слуга навѣкп.» Съ него снялп оеовы, п сен первый чиновный измѣнппкъ,ослѣпленный стра-хомъ или корыстью, въ знакъ усердія донесъ своему новому Государю, мѣшая истину съ ложью, что народъ изъявля-етъ въ Россіп любовь еъ Дпмнтрію, что самые знатные люди, Меныиіп Булга-еовъ п другіе, пили у себя съ гостями чашу за его здравіе и былп, по доносу слугъ, осуждены на казнь, что Борисъ умертвплъ ц сестру, вдовствующую Царицу Ирину, которая всегда впдѣла въ немъ Монарха беззаконнаго; что онъ, не смѣя явно ополчаться протпвъ Ди-мптрія, сводптъ полки въ Ливнахъ, будто бы па случай Ханскаго впадепія; что главные Воеводы пхъ, Иетръ Ше-реметевъ и Мпханлъ Салтиковъ, встрѣ-тясь съ нимъ, ; -рущовымъ, въ искренней бесѣдѣ сказали : насъ ожидаетъ не Крымская, а совсѣмъ ппая война — но трудно поднять руку на Государя при-роднаго; что Борпсъ не здоровъ, едва ходитъ отъ слабости въ ногахъ, п думаете тайно выслать казну Московскую въ Астрахань, п въ Персію.» Годуновъ безъ сомнѣнія не убилъ Иривв п не думалъ искать убѣжища въ Иерсіи; еще не впдалъ дотолѣ пзмѣны въ Россія-вахъ, п не казнилъ пи одного человѣва за явную приверженность къ Самозван-

цу; съ жадностью слушая лазутчпковъ, доносителей, клеветнпковъ, воздерживался отъ тиранства для своей безопасности въ такпхъ обстоятельствахъ, п терзаемый подозрѣиіямп, еще неосновательными, хотѣлъ знаками великодушной довѣрешюстп тронуть Бояръ н чп-повнпковъ: но дѣйствительно медлилъ двинуть значительную рать прямо къ Литовскпмъ предѣламъ, въ доказательство ли безстрашія, боясь лисильнымъ ополченіемъ дать народу мысль о важности непріятеля, избѣгая ли войны съ Польшею до самой крайней необходимости?...

(Слѣдуетъ разсказъ о первыхъ дѣй-ствіяхъ Самозванца, н о сдачѣ ему городовъ).

Сіп быстрые успѣхи оболыценія по-разплп Годунова н всю Россію. Царь увидѣлъ, вѣроятно, свою ошибку — II сдѣлалъ другую; увидѣлъ, что ему надлежало бы не обманывать людей знаками лпцемѣрнаго презрѣнія къ Рг.з-стрпгѣ, но готовымь, сильнымъ вон-скомъ отразить его отъ нашей Гранины и не впускать въ Сѣверскую землю, гдѣ еще жплъ старый духъ Лптовскій, и гдѣ скоипще злодѣевъ, бѣглецовъ, слугъ оиальныхъ, естественно ожидало мятежа какъ счастія; гдѣ народъ и самые люди воиискіе, удивленные без-ирепятственнымъ входомъ Самозванца въ Россію, могли, вѣря внушенію его лазутчпковъ, думать, что Годуновъ дѣй-ствительпо не смѣетъ противиться истинному Іоаннову сыну. Новое доказательство, сколь умъ обманчивъ въ раз-дорѣ съ совѣстью, и какъ хитрость, чуждая добродѣтелп, запутывается въ сѣтяхъ собственныхъ! Еще Борисъ могъ бы исправить сію ошибку: сѣсть на браниаго коня п самолично вести Рос-сілпъ протпвъ злодѣя. Присутствие Вѣнценосца, его великодушная смѣ-лость п довѣренность безъ сомнѣпія вмѣли бы дѣйствіе. Не рожденный Ге-роемъ, Годуновъ однакожъ съ юныхъ лѣтъ зналъ войну, умѣлъ силою души своей оживлять доблесть въ сердцахъ

и спасти Москву отъ Хана, будучи только Правителемъ. За него были святость вѣнца и присяги, навыкъ ио-виновепія, воспомипаніе многнхъ госу-дарственныхъ благодѣяній — и Россія на полѣ чести не предала бы Царя Разстригѣ. Но смятенный ужасомъ, Борисъ не дерзалъ итти на встрѣчу къ Дпмптріевоп тѣнп: подозрѣвалъ Во-яръ, и вручидъ имъ судьбу свою, на-звавъ главныыъ воеводою Мстпслав-спаго, добросовѣстнаго, лично муже-ственнаго, но болѣе знатнаго, нежели пскуснаго предводителя; велѣлъ строго людямъ ратнымъ, всѣмъ безъ псключе-нія, спѣшить въ Брянскъ, а самъ какъ бы скрывался въ столицѣ. Однимъ сло-вомъ, Судъ Божій гремѣлъ надъ Дер-жавеымъ преступнпкомъ.

Грозный часъ опыта паступалъ: нельзя было медлить, ибо Самозванецъ ежедневно усиливался и распростра-нялъ свои мирныя завоеванія. Бояре — выступили пзъ Брянска, чтобы пресѣчь успѣхп пзмѣны п спасти Новогородскую крѣпость, которая одна противилась Разстригѣ, уже среди подвластной ему страны. Не только Годуновъ съ му-чительнымъ волненіемъ души слѣдо-валъ мыслями за московпимп знаменами, но и вся Россія сильно тревожилась въ ожпданіи, чѣмъ Судьба рѣшптъ столь важную прю между Борпсомъ и ложнымъ или не ложнымъ Димитріемъ; ибо не было общаго удостовѣренія ни въ войскѣ, ни въ Государствѣ. Мысль поднять руку на дѣйствительнаго сына Іоаннова, пли предаться дерзкому обманщику, клятому Церковью, равно ужасала сердца благородныя. Многіе, и самые благороднѣйшіе изъ Россіянъ, не любя Бориса, но гнушаясь измѣной, хотѣли соблюсти данную ему прпсягу; другіе, слѣдуя единственно внушенію страстей, только желали пли не желали перемѣны Царя, и не заботились объ пстиннѣ, о долгѣ вѣрноподданнаго; а многіе не имѣлп точнаго образа мыслей, готовясь думать, какъ велитъ случай. Если бы въ сіе время откры-

лась проницанію наблюдателя и самая внутренность душъ, то онъ, можете быть, еще не рѣшилъ бы для себя вопроса о вѣроятной удачѣ пли неудачѣ Самозвапцева дѣла: столь расположеніе умовъ было отчасти несогласно, отчасти неясно и нерѣпштельно! Войско гало, повинуясь Царской власт; но колебалось сомнѣніемъ,. толкамп, взаимны мъ недовѣріемъ.

(Слѣдуетъ разсказъ о бптвѣ при Новгородѣ Сѣверскомъ, объ оставленіп Поляками Самозванца, о побѣдѣ вое-водъ Бориса и ихъ бездѣйствіи).

Обманутый побѣдою въ ея слѣд-ствіяхъ, Борисъ страдалъ, видя без-дѣйствіе войска, нерадивость, неспособность пли зломысліе воеводъ, п боясь смѣнить ихъ, чтобы не избрать хужд-шихъ; страдалъ, внимая молвѣ народной, благопріятной для Самозванца, и не имѣя силы унять ее, ни снисходительными убѣжденіями, ни клятвою Святительскою, ни казнію: ибо въ сіе время уже рѣзалп языки нескромнымъ, Доносы ежедневно умножались и Годуновъ страшился жестокостію ускорить общую измѣну: еще былъ Самодерж-цемъ, но чувствовалъ оцѣпенѣніе власти въ рукѣ своей, и съ престола, еще окруженнаго льстивыми рабами, видѣлъ открытую для себя бездну! Дума и Дворъ не измѣнялись наружно: въ первой текли дѣла, какъ обыкновенно; вторый блисталъ пышностію, какъ и дотолѣ. Сердца были закрыты: одни таили страхъ, другіе злорадство; а всѣхъ болѣе долженъ быть принуждать себя Годуновъ, чтобы уныніемъ и раз-слабленіемъ духа не предвѣстить своей гпбелп — и, можетъ быть, только въ глазахъ вѣрной супруги обнаруживала сердце: казалъ ей коварныя, глубокія^ раны его, чтобы облегчать себя сво-боднымъ стенаніемъ. Онъ не имѣлъ утѣшенія чпстѣйшаго: не могъ предаться въ волю Святаго Провидѣнія, служа только идолу властолюбія: хо-тѣлъ еще наслаждаться плодомъ Ди-мптріева убіенія, и дерзнулъ бы ко-

— 174 —

нечно на злодѣяніе новое, чтобы не лишиться пріобрѣтеннаго злодѣйстаомъ. Въ такомъ ли расположеніп души утѣ-шается смертный вѣрою и надеждою Небесною? Храмы были отверсты: Го-дуновъ молился — Богу неумолимому для тѣхъ, которые не знаютъ ни доб-родѣтели, ни раскаянія! Но есть пре* дѣлъ мукамъ — въ бренности нашего естества земнаго.

Борису исполнилось 53 года отъ рожденіа: въ самыхъ цвѣтущихъ лѣ-тахъ мужества онъ имѣлъ недуги, особенно жестокую подагру, и легко могъ, ѵже стараясь, истощить своп тѣлес-ныя силы душевнымъ страданіемъ. Борись 13 апрѣля, въ часъ утра, судилъ п рядилъ съ Вельможамп въ Думѣ, прпнималъ знатныхъ пыоземцевъ, обѣ-далъ съ нпмп въ Золотой палатѣ, и едва вставъ пзъ-за стола, почувство-валъ дурноту: кровь хлынула у него изъ носу, ушей п рта; лилась рѣкою: врачи, столь имъ любимые, не могли остановить ее. Онъ терялъ память, но успѣлъ благословить сына на государство Россійское, воспріять Ангельскій Образъ съ именемъ Боголѣпа, и чрезъ два часа испустилъ духъ, въ той же храминѣ, гдѣ пировалъ съ Боярами и съ иноземцами...

Къ сожалѣнію, потомство не знаетъ ничего болѣе о сей кончинѣ, разительной для сердца. Кто не хотѣлъ бы ви-дѣть и слышать Годунова въ послѣд-нія минуты такой жизни — читать въ его взорахъ и въ душѣ, смятенной не::апнымъ насту пленіемъ вѣчности? Предъ шімъ были тронъ, вѣнецъ и могила: супруга, дѣти, ближніе, уже обреченный жертвы Судьбы; рабы неблагодарные, уже съ готовою измѣпою въ сердцѣ; предъ ннмъ п Святое Зна-меніе Христіанства: образъ Того, Кто не отвергаетъ, иожетъ быть, и нослѣд-няго раскаянія!... Молчапіе современ-нвковъ, подобно непроницаемой завѣсѣ, сокрыло отъ насъ зрѣлищс столь важное, столь нравоучительное, дозволяя дѣйствовать одному воображепію. Увѣ-

ряютъ, что Годуновъ былъ самоубій-цею, въ отчаяніи лишивъ себя жизни ядомъ; но обстоятельства и родъ его смерти подтверждають ли истину его извѣстія? И сей нѣжный отецъ, сей человѣкъ сильный духомъ, могъ ли, спасаясь ядомъ отъ бѣдствія, малодушно оставить жену и дѣтей на гибель, почтп несомнительную? И торжество Самозванца было ли вѣрно, когда войско еще не измѣняло Царю дѣломъ; еще стояло, хотя и безъ усердія, подъ его знаменами? Только смерть Борисова рѣшила успѣхъ обмана; только измѣн-ники, явные и тайные, могли желать,могли ускорить ее — но всего вѣроятнѣе, что ударъ, а не ядъ прекратилъ бурные дни Борисовы, къ истинной скорби отечества: ибо сія безвременная кончи-па была Небесною казнію для Россіи еще болѣе, нежели для Годунова: онъ умеръ по крайней мѣрѣ на тронѣ, не въ узахъ предъ бѣглымъ Діакономъ, какъ бы еще въ воздаяніе за государственный его благотворенія; Россія же, лишенная въ немъ Царя умнаго и попечительная, сдѣлалась добычей зло-дѣйства на многія лѣта.

Но имя Годунова, одного изъ разум-нѣйшихъ Властителей въ мірѣ, въ те-ченіе столѣтій было и будетъ произносимо съ омерзѣніемъ, во славу нравственная неуклоннаго правосудія. Потомство впдитъ лобное мѣсто, обагренное кровію невинныхъ, Св. Димитрія издыхающаго подъ ножомъ убійцъ, Героя Псковскаго въ петлѣ, столь мно-гихъ Вельможъ въ мрачныхъ темни-цахъ и келліяхъ; видитъ гнусную мзду, рукою Вѣнценосца предлагаемую вле-ветнпкамъ — доносителямъ; видитъ систему коварства, обмановъ, лицемѣрія предъ людьми п Богомъ... вездѣ личину добродѣтели, и гдѣ добродѣтель? въ правдѣ ли судовъ Борпсовыхъ, въ щедрости, въ любви къ гражданскому образованію, въ ревности къ величію Россіп, въ Политикѣ мирной и здравой? Но сей яркій для ума блескъ хла-денъ для сердца, удостовѣреннаго, что

— 175 —

Борисъ не усомнился бы ни въ какомъ I Которые окрестъ развѣсившись шумятъ ,

случаѣ дѣйствовать вопреки своимъ мудрымъ государствен нымъ правиламъ, если бы властолюбіе потребовало отъ него такой перемѣны. Онъ не былъ, но бывалъ тираномъ; не безумствовалъ, но злодѣйствовалъ подобно Іоанну, устраняя совмѣстниковъ или казня недоброжелателей. Если Годуновъ на время благоустроилъ Державу; на время воз-высилъ ее во мнѣніи Европы, то не онъ ли и ввергнулъ Россію въ бездну злополучія, почти неслыханнаго — пре-далъ въ добычу Ляхамъ и бродягамъ, вызвалъ на ѳеатръ сонмъ мстителей и самозванцевъ истребленіемъ древняго племени Царскаго? Не онъ ли, нако-нецъ, болѣе всѣхъ содѣйствовалъ уни-чтоженію престола, возсѣвъ на немъ святоубіицею?

16. ЖУКОВСКІЙ

(1783 — 1852).

а. Сельское кладбище. (1802).

Уже блѣднѣетъ день, скрываясь за горою; Шумящія стада толпятся надъ рѣкой; Усталый селянинъ медлительной стопою Идетъ задумавшись въ шалашъ покойный свой, Въ туманомъ сумракѣ окрестность исчезаешь; Повсюду тишина! повсюду мертвый сонъ! Лишь изрѣдка, жужжа, вечерній жукъ

мелькаетъ, Лишь слышится въ далы роговъ унылый звонъ. Лишь дикая сова, таясь подъ древнимъ

сводомъ Сей башни, сѣтуетъ, внимаема луной, На возмутившаго полуночнымт прихо-

домъ Ея безмолвнаго владычества покой. Подъ кровомъ черныхъ соснъ и вязовъ

наклоненныхъ ,

Здѣсь праотцы села, въ гробахъ уеди-

ненныхъ, На вѣки затворясь, сномъ не пробуд-

нымъ спятъ. Денницы тихій гласъ, дня юнаго дыханье, Ни крики пѣтуха, ии звучный гулъ роговъ, Ни ранней ласточки на кровлѣ щебетанье, Ничто ие воззоветъ почившихъ изъ гро-

бовъ; На дымномъ очагѣ трескучій огнь сверкая Ихъ въ зимніе вечера не будетъ веселить, И чада нѣжныя приходъ ихъ упреждая, Не будуть съ жадностью лобзанья ихъ

ловить. Какъ часто ихъ серпы златую ниву

жали, И плугъ ихъ побѣждалъ упорныя поля! Какъ часто ихъ сѣкиръ дубравы трепетали, И потомъ ихъ лица кропилася земля I Пускай рабы суетъ ихъ жребій унижа-

ІОТЪ.

Смѣяся въ слѣпотѣ полезнымъихътру-

дамъ, Пускай съ холодностью презрѣнія зни-

маютъ Таящимся во тьмѣ убогаго дѣламъ! На всѣхъ ярится смерть — царя, любимца славы, Всѣхъ ищетъ грозная... и нѣкогда най-

детъ!

Всемощныя судьбы незыблемы уставы, И путь величія ко гробу насъ ведетъ! А вы, наперсники фортуны ослѣпленны, Напрасно спящнхъ здѣсь спѣшите презирать

За то, что гробы ихъ не пышны и заб-

венны,

Что лесть имъ алтарей не мыслитъ

воздвигать! Вотще надъ мертвыми истлѣвшими костями ] Трофеи зиждутся, надгробіа .блестятъ,

— 176 —

Вотще гласъ почестей гремптъ передъ

гробами: Угасшій пепелъ пашъ онп не воспалятъ. Уже-ль смягчится смерть сплетаемой хвалою, П невозвратную добычу возвратнтъ? Ые слаще мертвыхъ сонъ иодъ мрамор-нон доскою: Надменным мамолей лишь персть пхъ

бременитъ! Ахъ! можетъ быть, подъ сей могплою

таптся Ирахъ сердца нѣжнаго, умѣвшаго любить; П гробожптель — чарвь въ сухой главѣ

гнѣздптся, Рожденной быть въ вѣнцѣ, пль мыслями нарпть! Но просвѣщенья храмъ, воздвигнутый

вѣками, Угрюмою судьбой для нихъ былъ зат-

воренъ; Ихъ рокъ обремепплъ убожества цѣпя-

ми, Пхъ геній строгою нуждою умерщвленъ. Какъ часто рѣдкій перлъ, волнами сокровенной Въ бездонной пропасти сіяетъ красотой! Какъ часто лплія цвѣтетъ уедпненпо, Въ пустынномъ воздухѣ теряя запахъ

свой!

Быть можетъ, пылью сей покрытъ Га-

мпденъ надменный,

Защитипкъ сельскихъ правъ, тиранства

смѣлый врагъ; Иль кровіюгражданъ Кромвель необагрен и ый, Иль Милптопъ пѣмой, безъ славы скрытый въ ирахъ. ') Отечество хранить державною рукою,

(') Гампдепъ (1599—1643) знаменитый апглііі-екій патріотг; кап члг-пг таіл, пазшаемаго Долгаго парламента, онъбылъ одвимъ изъ лрихъ иротинпикопъ Карла I — Кромвель Оливеръ, ііротекторъ соединенной реснубхикі Англіи, андіи :і Ираандіи. Оеъ былъ глаышмі, руководите л еиъ погістапіл вротивъКарла I. — Миль-кабин етъ-секретаръ, сопромопишл. Кромвеля п взвѣствыП писэтелъ: сну принадлежит! га: 'II ітерянеый Г.; .

Сражаться съ бурей бѣдъ, фортуну

презирать, Дары обплія па смертныхъ лить рѣкою. Въ слезахъ признательныхъ дѣла свои

читать — Сего пмъ не далъ рокъ! по вмѣстѣ преступлен ьамъ Опъ съ доблестями пхъ кругъ тѣсный

ноложилъ; Бѣжать стезей убійствъ ко славѣ, нас-

лажденьямъ, И быть жестокими къ страдальпамъ запрети лъ; Таить въ душѣ своей гласъ совѣстп и

чести, Румянецъ робкія стыдливости терятъ — И раболѣпствуя, на жертвенникахъ лести Дары небесныхъ Музъ гордынѣ посвящать! Скрываясь отъ мірскпхъ погпбельныхъ

смятеній, Безъ страха и надеждъ, въдолпнѣ жизни сей, Не зная горести, не зная наслажденій, Онп безпечно- шли тропинкою своей. И здѣсь спокойно спятъ подъ сѣнью

гробовою И скромный памятннкъ, въ пріютѣ

соснъ густыхъ, Съ непышной надписью и рѣзьбою простою — Прохожаго зоветъ вздохнуть надъ пра-

хомъ ихъ. Любовь на камнѣ семъ пхъ память сохранила, Ихъ лѣта, имена потщившись начертать; Окрестъ библейскую мораль изобразила, По коей мы должпы учиться умирать. И кто съ сей жпзпію безъ горя раздавался? Кто прахъ свой по себѣ забвенью преда валъ? Кто въ част» послѣдній свой спмъ мі-ромъ не плѣпллся, И взора томнаго назадъ не обращалъ? Ахъ! вѣяшая душа, природу покидая, Надѣется друзьямъ оставить пламень

свой,

П взоры тусклые навѣви угасая,

— 177 —

Еще стремятся къ бимъ съ послѣднею

слезой;

Ихъ сердца милый гласъ въ могилѣ

нашей слышитъ;

Нашъ камень гробовой для нихъ одушев-

ленъ; Для нпхъ нашъ мертвый прахъ въ холодной урнѣ дышетт, Еще огнемъ любви для пихъ воспламе-

ненъ! А ты, почившихъ другъ, пѣвецъ уединенный, И твой ударлтъ часъ нослѣдній, роковой; И къ гробу твоему, мечтой сопровожденный, Чувствительный нридетъ услышать жре-

бій твой. Быть можетъ, селянинъ съ почтенной

сѣдиною Такъбудетъ о тебѣ пришельцу говорить: «Онъ часто по утрамъ встрѣчался здѣсь

со мною, Когда спѣшплъ на холмъ зарю предупредить! «Тамъ въ полдень онъ спдѣлъ подъ дре-. млющею ивой, Поднявшей пзъ земли косматый корень

свой; Тамъ часто въ горести безпечной, молчаливой, Лежалъ, задумавшись, надъ свѣтлою

рѣкой; «Нерѣдко въ вечеру, скитаясь межъ кустами, Когда мы съ поля шли, и въ рѳщѣ соловей Свист алъ вечерню пѣснь— онъ томными

очами Уныло слѣдо валъ за тихою зарей! «Прискорбный, сумрачный, съ главою

наклоненной, Онъ часто уходилъ въ дубраву слезы

лить, Какъ странникъ, родины, друзей, всего

лишенной, Которому ничѣмъ души не усладить! «Взошла заря — увы, съ зарей онъ не

являлся,

Ни въ ивѣ, ни на холмъ, ни въ лѣсъ

не нриходилъ. Взошла заря опять —нигдѣ онъ не встрѣ*

чался, Мой взоръ его искалъ — искалъ — не на-

ходилъ. «На утро пѣніе мы слышимъ гробовое... Несчастнаго несутъ въ могилу положить; Приблпжься, прочитай на дгробіе простое Чтобъ память до бра го слезой благословить». Здѣсь пепелъ юноши безвременно сокрыли; Что славы, счастіе, не налъ онъ въ мірѣ

семь Но Музы отъ него лица не отвратили, И меланхоліи печать была на немъ. Онъ кротокъ сердцемъ былъ, чувстви-

теленъ душою; Чувствительнымъ Творецъ награду положил ъ. Дарилъ несчастныхъ онъ —чѣмъ только

могъ—слезою; Въ награду отъ Творца онъ друга по-

лучилъ.

Прохожій, помолись надъ этою могилой;

Онъ въ ней нашелъ пріютъ отъ всѣхъ

земныхъ тревогъ;

Здѣсь все оставилъ онъ, что въ немъ

грѣховно было Съ надеждою, что живъ его Снаситель-

Богъ.

Ивиковы Журавли. (1810).

На Посидоновъ пнръ веселый ('), Куда стекалпсь чада Гелы ( 2 ) Зрѣть бѣгъ коней и бой пѣвцовъ, Шелъ Ивикъ, скромный другъ боговъ. Ему съ крылатою мечтою Послалъ даръ пѣсней Аполлонъ;

(*) Подъ пиромъ Поспдона разуыѣется здѣсь г.раздникъ въ честь этого бога, справлявшійся въ г. Истмѣ.

(2) Гела была дочь правнука Девкаліона и отъ ея имени образовалось названіе Геллеспонта. Слова «чада Гелы>> поставлены вмѣсто слова «Греки».

— 178 —

И съ лирой, съ легкою клюкою, Шелъ, вдохновенный, къ Истму онъ.

Уже его открыли взоры Вдали Акрокоринѳъ и горы, Сліянны съ синевой небесъ. Онъ входптъ въ Поспдоновъ лѣсъ... Все тихо: листъ не колыхнется, Лишь журавлей по вышипѣ Шумящая станица вьется Въ страны полуденны къ веснѣ.

«О сиутникп, вашъ рой крылатый, Досель мой вѣрный провожатый, Будь добрымъ знаменіемъ мнѣ! Сказавъ: «прости!» родной странѣ, Чужаго брега посѣтптель, Ищу пріюта, какъ и вы; Да отвратитъ Зевесъ-Хранптель Бѣду отъ страннпчей главы».

Іі съ твердой вѣрою въ Зевеса Онъ въ глубину вступаетъ лѣса; Идетъ заглохшею тропой... И зритъ убійцъ предъ собой. Готовъ сразиться онъ съ врагами, Но часъ судьбы его приспѣлъ; Знакомый съ лирными струнами, Наврячь онъ лука не умѣлъ.

Къ богамъ, ко смертнымъ, онъ взы-

ваетъ... Лишь эхо стоны повторяетъ — Въ ужасномъ лѣсѣ жизпи нѣтъ. «II такъ погибну въ цвѣтѣ лѣтъ, Истлѣю здѣсь безъ погребенья И не оплаванъ отъ друзей; II сішъ врагамъ не будетъ мщепья Ни отъ боговъ, пи отъ людей...»

II онъ боролся ужъ съ кончиной... Вдругъ... шумъ отъ стаи журавлиной; Онъ слышитъ (взоръ уже угасъ) ІІхъ ліалобпо-стенящіи гласъ. «Вы, журавли подъ небесами, Я васъ въ свидѣтели зову! Да грянетъ, привлеченный вамп, Зевесовъ громъ на ихъ главу...!»

II трупъ узрѣли обнаженный. Рукой убійды искаженны Черты превраснаго лпп,а. Корппескій другъ, узналъ пѣвца. «И ты ль недвнжпмъ предо мною? И на главу твою, иѣвецъ, Я мнпдъ торжественной руною

Сосновый положить вѣнецъ».

И внемлютъ гости Посидона, Что палъ наперсникъ Аполлона... Вся Греція поражена; Для всѣхъ сердецъ печаль одна. И съ дпкпмъ ревомъ изступленья Притановъ окружилъ народъ, И вопитъ: «старцы, мщенья, мщенья! Злодѣямъ казнь, ихъ сгибни родъ!

Но гдѣ ихъ слѣдъ? Кому примѣтно Лице врага въ толпѣ несмѣтной Притекшихъ въ Посидоновъ храмъ? Они ругаются богамъ. И кто жъ — разбойникъ ли презрѣнный, Иль тайный врагъ ударъ нанесъ? Лишь Геліосъ то зрѣлъ священный, Все озаряющій съ небесъ.

Съ подъятой, можетъ быть, главою, Между шумящею толпою, Злодѣй сокрытъ въ сей самый часъ, И хладно внемлетъ скорби гласъ; Иль въ капищѣ, склонивъ колѣни, Жжетъ ладанъ гнусною рукой, Или тѣснптся на ступени Амфитеатра за толпой,

Гдѣ устремивъ на сцену взоры ('), (Чуть могутъ ихъ сдержать подпоры), Пришедъ изъ блпжнихъ , дальнпхъ

странъ, Шумя, какъ смутный океанъ, Надъ рядомъ рядъ, спдятъ народы, II движутся, какь въ бурю лѣсъ, Людьми кипящи переходы, Всходя до синевы небесъ.

И кто сочтетъ разиоплеменныхъ, Спмъ торжествомъ соедивенныхъ? Пришли отсюду: отъ Аѳееіъ, Отъ древней Спарты, отъ Микпнъ, Съ предѣловъ Азіп далекой

I 1 ) Греческій театръ раздѣлялся па три части: сцепу —мѣсто дѣйствія театралышхъ пред-ставлеоій; оркестръ, гдѣ помѣщался обыкновенно хоръ, и амфитеатръ или мѣста для зрителей. Во время представленія, актеры падѣвали маски, трагнческія или коиитескія, смотря по піэсѣ, потомъ котурны или сандаліи на высокихъ ка-блукахъ. Къ этимъ средствамъ прибѣгали потому, что театры греческіс были такихъ грома-дпыхъ размѣровъ, что нерѣдно въ нихъ могло ломѣститься до 40,000 зрителей

— 179 —

€ъ Эгейскихъ водъ, съ Ѳракійскихъ

горъ... И сѣли въ типшнѣ глубокой, И тихо выступаетъ хоръ.

Но древнему обряду, важно, Походкой мѣрной и протяжной, Священнымъ страхомъ окруженъ, Обходитъ вкругъ театра онъ. Не шествуютъ такъ персти чада, Не здѣсь ихъ колыбель была: Ихъ стана дивная громада Предѣлъ земнаго перешла.

Идутъ съ поникшими главами И движутъ тощими руками Свѣчи, отъ коихъ темный свѣтъ; И въ ихъ ланитахъ крови нѣтъ; Ихъ мертвы лица, очи впалы; И свитыя межъ ихъ власовъ Эхпдны движутъ свистомъ жалы, Являя страшный рядъ зубовъ (').

И встали вкругъ, сверкая взоромъ; И гпмнъ запѣлп дикпмъ хоромъ, Въ сердца вонзающій боязнь; И въ немъ преступнпкъ слышптъ: казнь! Гроза души, ума смиритель, Эринній страшный хоръ гремитъ; И цѣпенѣя, внемлетъ зритель; И лира, онѣмѣвъ, молчптъ:

«Блаженъ, кто незнакомъ съ виною, Кто чпстъ младенчески душою! Мы не дерзнемъ ему во слѣдъ: Ему чужда дорога бѣдъ... Но вамъ, убійцы, горе, гореі Какъ тѣнь, за вами всюду мы, Съ грозою мщенія во взорѣ, Ужасныя созданья тьмы.

«Не мните скрыться — мы съ крылами: Вы въ лѣсъ, вы въ бездну — мы за вами; И, спутавъ васъ въ своихъ сѣтяхъ, Растерзанныхъ бросаемъ въ прахъ. Вамъ покаянье не защита; Вашъ стонъ, вашъ плачъ — веселье намъ; Терзать васъ будемъ до Коцита, Но не покинемъ васъ и тамъ.

И пѣснь ужасныхъ замолчала;

(') Здѣсь Шиллеръ описываетъ Евменидъ или Эриннім, которыя у Грековъ считались богинями ыщенія.

И надъ внимавшими лежала, Богинь присутствіемъ полна, Какъ надъ могилой, тишина. И тихой, мирною стопою Онѣ обратно потекли, Склонивъ главу, рука съ рукою, И скрылись медленно вдали.

И зритель — зыблемый сомнѣньемъ Межъ истиной и заблужденьемъ — Со страхомъ мнитъ о силѣ той, Которая, во мглѣ густой Скрываяся, неизбѣжима, Вьетъ нити роковыхъ сѣтей. Во глубинѣ лишь сердца зрима, Но скрыта отъ дневныхъ лучей...

И все, и все еще въ молчаньи... Вдругъ на ступеняхъ восклицанье: «Парфеній, слышишь?.... Крикъ вдали: «То Ивиковы журавли!»... И небо вдругъ покрылось тьмою; И воздухъ весь отъ крылъ шумитъ; И впдятъ... чорной полосою Станица журавлей летитъ. «Что? Ивикъ!» Все поколебалось! И имя Ивика помчалось Изъ устъ въ уста... шумитъ народъ, Какъ бурная пучина водъ. «Нашъ доброй Ивикъ! Нашъ, сраженный Врагомъ незнаемымъ поэтъ ! Что, что въ семъ словѣ сокровенно? И что спхъ журавлей поіетъ?

И всѣмъ сердцамъ въ одно мгновенье, Какъ будто свыше откровенье, Блеснула мысль: «убійца тутъ! То Эвменндъ ужасныхъ судъ; Отмщенье за пѣвца готово: Себѣ преступникъ пзмѣнилъ... Къ суду и тотъ, кто молвилъ слово, И тотъ, кѣмъ онъ внимаемъ былъ».

И блѣденъ, трепетенъ, смятенный, Незапной рѣчью обличенный, Исторгнутъ изъ толпы злодѣй, Передъ сѣдалище судей Онъ привлеченъ съ своимъ клевретомъ; Смущенный видъ, склоненный взоръ, И тщетный плачъ былъ пхъ отвѣтомъ: И смерть была имъ приговоръ.

— 180 —

Свѣтлаііа. (1811).

Разъ въ Крещепскій вечерокъ

Дѣвушкп гадали: За ворота башмачокъ,

Снявъ съ ногп, бросали; Снѣгъ пололи; иодъ окномъ

Слушали; кормили Счетнымъ курицу зерномъ;

Ярый воскъ топили; Въ чашу съ чистою водой Клалп перстень золотой,

Серьги пзумрудны; Разстплалп бѣлый платъ, И надъ чашей пѣлп въ ладъ

Пѣсепкп подблюдпы.

Тускло свѣтится луна

Въ сумракѣ тумана — Молчалива п грустна

Милая Свѣтлапа. «Что, подруженька, съ тобой?

Вымолви словечко; Слушай пѣснп круговой;

Вынь ссбѣ колечко. Пой, красавица: «кузнецъ, «Скуй мнѣ златъ и новъ вѣнецъ, «Скуй кольцо златое: «Мнѣ вѣнчаться тѣмъ вѣнцомъ, «Обручаться тЬмъ кольцомъ

«При святомъ налоѣ.»

Какъ могу, подружки, пѣть?

Милый другъ далеко; Меѣ судьбина умереть

Въ грусти одинокой. Годъ промчался —вѣсти нѣтъ;

Онъ ко мпѣ пе нпшетъ; Ахъ! а пмъ лишь красенъ свѣтъ,

Пмъ лишь сердце дышетъ

Иль пе вспомнишь обо мнѣ? Гдѣ, въ какой ты сторопѣ?

Гдѣ твоя обитель? Я молюсь и слезы лью. Утоли печаль мою,

Ангел ъ-утѣшптель!

Вотъ, въ свѣтлицѣ столъ накрытъ

Вѣлой пеленою; И на томъ столѣ стоптъ

Зеркало съ свѣчею; Два прибора на столѣ.

«Загадай, Свѣтлапа; Въ чпетомъ зеркала стеклѣ

Въ полночь, безъ обмана Ты узнаешь жребій свой: Стукнетъ въ двери милый твой

Легкою рукою; Упадетъ съ дверей запоръ; Сядетъ онъ за свой прпборъ

Ужинать съ тобою.»

Вотъ красавица одна;

Къ зеркалу садится; Съ тайной робостью она

Въ зеркало глядптся; Темно въ зеркалѣ; кругомъ

Мертвое молчанье. Свѣчка треиетнымъ огнемъ

Чуть ліетъ сіянье

Робость въ ней волнуетъ грудь, Страшно ей назадъ взглянуть,

Страхъ туманитъ очи

Съ трескомъ пыхнулъ огонекъ, Крикнулъ жалобно сверчокъ,

Вѣстникъ полуночи.

Подпершися локоткомъ,

Чуть Свѣтлана дышетъ

Вотъ легохонько замкомъ

Кто-то стукнулъ, слышитъ; Робко въ зеркало глядитъ:

За ея плечами, Кто-то, чудилось, блеститъ

Яркими глазами

Занялся отъ страха духъ

Вдругъ, въ ея влетаетъ слухъ

Тихій, легкій шопотъ: «Я съ тобой, моя краса; Укротилпсь небеса;

Твой услышеиъ ропотъ!»

Оглянулась.... мвлый къ ней

Простнраетъ руки. «Радость, свѣтъ моихъ очей,

Ыѣтъ для насъ разлуки! ѣдемъ! попъ ужъ въ церкви ЖДётъ

Съ дьякоиомъ, дьячками; Хоръ вѣнчалыіу пѣснь ноетъ;

Храмъ блеститъ свѣчами.»

— 181 —

Былъ въ отвѣтъ умильный взоръ; Идутъ на шнрокій дворъ,

Въ ворота тесовы; У воротъ ихъ санки ждутъ; Съ нетерпѣнья кони рвутъ

ІІовода шелковы.

Сѣлк— кони съ мѣста въ разъ;

Пышутъ дымъ ноздрями; Отъ копытъ ихъ поднялась

Вьюга подъ санями. Скачутъ.... пусто все вокругъ;

Степь въ очахъ Свѣтланы; На лунѣ туманный кругъ;

Чуть блестятъ поляны. Сердце вѣщее дрожитъ; Робко дѣва говоритъ:

«Что ты смолкнулъ, милый?» Ни полслова ей въ отвѣтъ: Онъ глядптъ на лунный свѣтъ,

Блѣденъ п унылый.

Кони мчатся по буграмъ;

Топчутъ снѣгъ глубокій... Вотъ, въ сторонкѣ Божій храмъ

Видѣнъ одпнокіп; Двери вихорь отворилъ;

Тма людей во храмѣ; Яркій свѣтъ паникадилъ

Тускнетъ въ ѳнміамѣ; На срединѣ черный гробъ; И гласптъ протяжно попъ:

«Буди взятъ могилой!» Пуще дѣвица дрожитъ; Кони мимо; другъ молчптъ,

Блѣденъ и унылый.

Вдругъ мятелпца кругомъ;

Снѣгъ валитъ клоками; Черный вранъ, свистя крыломъ,

Вьется надъ санями; Вѣщій стонъ гласптъ: печаль!

Кони торопливы Чутко смотрятъ въ темну даль,

Подымая гривы; Брежжетъ въ иолѣ огонекъ; Видѣнъ мирный уголокъ —

Хижинка подъ снѣгомъ. Кони борзые быстрѣй; Снѣгъ взрывая, прямо къ ней

Мчатся дружнымъ бѣгомъ.

Вотъ примчалися... и вмигъ

Изъ очей пропали: Кони, сани и женихъ

Будто не бывали. Одинокая, въ потьмахъ,

Брошена отъ друга Въ страшныхъ дѣвица мѣстахъ;

Вкругъ мятель и вьюга. Возвратиться — слѣду нѣтъ... Видѣнъ ей въ избушкѣ свѣтъ:

Вотъ перекрестилась; Въ дверь съ молитвою стучитъ... Дверь шатвулася... скрипитъ...

Тихо растворилась.

Что жъ?.. Въ избушкѣ гробъ; накрытъ

Бѣлою запоной: Спасовъ ликъ въ ногахъ стоить;

Свѣчка предъ иконой... Ахъ! Свѣтлана, что съ тобой?

Въ чью зашла обитель? Страшенъ хижины пустой

Безотвѣтный житель. Входитъ съ трепетомъ, въ слезахъ; Предъ иконой пала въ прахъ,

Спасу помолилась; И съ крестомъ своимъ въ рукѣ, Подъ святыми въ уголкѣ Робко притаилась.

Все утихло... вьюги нѣтъ...

Слабо свѣчка тлится: То прольетъ дрожащій свѣтъ,

То опять затмится... Все въ глубокомъ мертвомъ снѣ;

Страшное молчанье... Чу, Свѣтлана!.. въ тшнинѣ

Легкое йіурчанье... Вотъ, глядптъ: къ ней въ уголокъ Бѣлоснѣжный голубокъ

Съ свѣтлыми глазами, Тихо вѣя, прилетѣлъ; Къ ней на перси тихо сѣлъ,

Обнялъ ихъ врылами.

Смолео все опять кругомъ...

Вотъ, Свѣтланѣ мнится, Что подъ бѣлымъ полотномъ

Мертвый шевелится... Сорвался покровъ; мертвецъ

— 182 —

(Лпкъ мрачнѣе ночв) Видѣнъ весь — на лбу вѣпецъ,

Затворены очи. Вдругъ... въ устахъ сошшутыхъ стонъ; Силвтся раздвинуть онъ

Руки охладѣлы... Что же дѣвпца?.. Дрожптъ... Гибель близко... но не спптъ

Голубочекъ бѣлый.

Встрепенулся, развернулъ

Легвія онъ крылы; Къ мертвецу на грудь вспорхнулъ...

Всей лишенный силы, Простонавъ, заскрежеталъ

Страшно онъ зубами, И на дѣву засверкалъ

Грозными очами... Снова блѣдность на устахъ; Въ закатившихся глазахъ

Смерть изобразилась... Глядь, Свѣтлана... о Творецъ! Милый другъ ея—мертвецъ!

Ахъ!... и пробудилась.

Гдѣ жъ?... У зеркала, одна

Посреди свѣтлпцы; Въ тонкій занавѣсъ окна

Свѣтитъ лучъ деннпцы; Шумпымъ бьетъ крыломъ пѣтухъ,

День встрѣчая пѣньемъ; Все блеститъ... Свѣтланпнъ духъ

Смутенъ сновпдѣньемъ. «Ахъ! ужасный, грозный сонъ! Не добро вѣщаетъ онъ —

Горькую судьбину; Тайный мракъ грядущихъ дней, Что сулишь душѣ моей,

Радость иль кручину?»

Сѣла (тяжко ноетъ грудь)

Подъ окномъ Свѣтлана; Изъ окна шпрокій путь

Видѣнъ севозь тумана; Снѣгъ на солпышкѣ блеститъ,

Паръ алѣетъ топкій... Чу!... вдали пустой гремптъ

Колокольчпкъ звопкій; На дорогѣ спѣжный прахъ; Мчатъ, какъ будто па крылахъ,

Санки кони рьяны; Ближе; вотъ ужъ у воротъ; Статный гость къ крыльцу идетъ..*

Кто?... Женихъ Свѣтланы. Что же твой Свѣлана, сонъ,

Прорицатель муки? Другъ съ тобой; все тотъ же онъ

Въ опытѣ разлуки; Та жъ любовь въ его очахъ, Тѣ жъ пріятны взоры; Тѣ жъ на сладостныхъ устахъ

Милы разговоры. Отворяйся жъ, Божій храмъ! Вы летите къ небесамъ

Вѣрные обѣты; Соберитесь, старъ и младъ! Сдвину въ звонки чаши, въ ладъ

Пойте: многп лѣты!

Улыбнись, моя краса!

На мою балладу! Въ ней болыпія чудеса,

Очень мало складу. — Взоромъ счастливый твоимъ,

Не хочу и славы; Слава — насъ учили—дымъ; Свѣтъ— судья лукавый. Вотъ баллады толкъ моей: «Лучшій другъ намъ въ жизни сей

Вѣра въ Провпдѣнье. Благъ Зиждителя законъ: Здѣсь несчастье—лживый сонъ;

Счастье — пробужденье. »

О! не знай сихъ страшныхъ сновъ

Ты, моя Свѣтлана... Будь, Создатель, ей покровъ!

Ни печали рана, Ни минутной грусти тѣнь

Къ ней да не коснется; Въ пей душа какъ ясный день;

Ахъ! да пронесется Мимо- бѣдствія рука; Какъ пріятный ручейка

Блескъ на лонѣ луга. Будь вся жизнь ея свѣтла; Будь веселость, какъ была,

Дней ея подруга

і

Опять ты здѣсь, мой благодатный Геній....

Опять ты здѣсь, мой благодатный Ге-

ній, Воздушная подруга юныхъ дней; Опять съ толпой знакомыхъ привидѣній Тѣснишься ты, Мечта, къ душѣ моей.... Приди-жъ, о другъ! дай прежеихъ вдох-

новеній, Минувшею мнѣ жизнію повѣй, Побудь со мной, продли очарованья, Дай сладкаго вкусить воспоминанья. Ты образы веселыхъ лѣтъ примчала — И много милыхъ тѣней возстаетъ; И то, чѣмъ жизнь столь нѣкогда плѣ-

няла, Что рокъ, отнявъ, назадъ не отдаетъ, То все опять душа моя узнала; Проснулась Скорбь, и Жалоба зоветъ Сопутниковъ, съ пути сошедшихъ прежде, И здѣсь вотще повѣрившихъ надеж дѣ. Къ нимъ не дойдутъ послѣдней пѣсни

звуки; Разсѣянъ кругъ, гдѣ первую я пѣлъ; Не встрѣтятъ ихъ простертыя къ нимъ

руки; Прекрасный сонъ ихъ жиши улетѣлъ; Другихъ умчалъ могущій Духъ разлуки. Счастливый край, ихъ знавшій, опу-

стѣлъ; Разбросаны по всѣмъ дорогамъ міра— Не имъ поетъ задумчивая лира. И снова въ томномъ сердцѣ воскре-

саетъ Стремленье въ оный таинственный свѣтъ; Давнишній гласъ на лирѣ ожпваетъ, Чуть слышимый, какъ Генія полетъ; И душу хладную разогрѣваетъ Опять тоска по благахъ прежнихъ лѣтъ; Все близкое мнѣ зрится отдаленнымъ, Отжившее, какъ прежде оживленнымъ.

Тсоиъ и Эсхинъ (1813). Эсхинъ возвращался къ Пенатамъ

Къ брегамъ благовоннымъ Алфея» Онъ долго по свѣту за счастьемъ

бродилъ —

Но счастье, какъ тѣнь, убѣгало. И роскошь, и слава, и Вакхъ> и Эротъ —

Лишь сердце они изнурили: Цвѣтъ жизни былъ сорванъ; увяла

душа,

Въ ней скука смѣнпла надежду. Ужъ взоромъ его тихоструйный Алфей

Въ цвѣтущмхъ брегахъ открывался; Предъ нимъ оживились мпнувшіе дни, . Давно улетѣвшая младость... Все тѣ жъ берега, и поля, и холмы

И то же прекрасное небо; Но гдѣ жъ озарявшая нѣкогдаихъ

Волшебнымъ сіяньемъ Надежда? Жилища Теонова пщетъ Эсхинъ.

Теонъ, при домашнихъ Пенатахъ, Въ желаніякъ скромный, безъ пышныхъ

надеждъ,

Остался на брегѣ Алфея. Близъ мѣста, гдѣ въ море втекаетъ

Алфей,

Подъ сѣнью отливъ и платановъ, Смиренную хижину видитъ Эсхинъ—

То было жилище Теона. Съ безоблачныхъ солнце сходпло небесъ,

И тихое море горѣло; На хижину сыпался розовый блескъ,

И мирты окрестны алѣли. Изъ бѣлаго мрамора гробъ не вдали, Обсаженный миртами, зрѣлся, Душистыя розы и гибкій ясминъ

Вѣтвями надъ нимъ соплетались. На прагѣ сидѣлъ въразмышленьи Теонъ,

Смотря на багряное море — Вдругъ видитъ Эсхина, и вмигъ узнаетъ

Сопутника юныя жизни. «Да благостно взглянетъ Хранитель-

Зевесъ

На мирный возвратъ твой къ Пенатамъ!»

Съ блистающимъ радостью взоромъ

Теонъ

Сказалъ, обнимая Эсхина. И взглядъ на него любопытный впе-

рилъ—

свопмъ, Лицо его скорбно и мрачно.

— 184 —

На друга внимательно смотрптъ Эс-

хпнъ — Взоръ друга прпсЕорбенъ, но яеенъ. Когда я съ тобой разлучился, Теонъ,

Надежда сулила мнѣ счастье; Но опытъ иное мнѣ въ жизни явплъ:

Надежда лукавый предатель; Скажи , о Теонъ, твои задумчивый

взглядъ Не ту же ль судьбу возвѣщаетъ? Уже ль и тебя иосѣтпла печаль

При мирныхъ домашнпхъ Пенатахъ? Теонъ указалъ, воздыхая, нагробъ...

«Эсхинъ, вотъ безмолвный свидѣтель, Что Боги для счастья послали намъ

жизнь — Но съ нею печаль неразлучна. «О нѣтъі не ропщу па Зевесовъ законъ:

И жизнь и вселенна прекрасны. Не въ радостяхъ быстрыхъ, не въ лож-

ныхъ мечтахъ Я впдѣлъ земное блаженство. «Что можетъ разрушить въ минуту

судьба, Эсхинъ, то на свѣтѣ не наше; Но сердца нетлѣнкыя блага: любовь II сладость возвышенныхъ мыслей: «Вотъ счастье! о друтъ мой, оно не

мечта! Эсхинъ, я любплъ и былъ счастливъ; Любовью моя освѣтилась душа,

И жизнь въ красотѣ мнѣ предстала. При блескѣ возвышенныхъ мыслей я

зрѣлъ Яснѣс великость творенья; Я вѣрплъ, что путь мой лежптъ по

землѣ Къ прекрасной возвышенной цѣлп. «Увы! я любнлъ... и ея уже нѣтъ! Но счастье, вдвоемъ столь живое, На вѣкп ль исчезло? и прежніе дни Вотще ли столь были прелестны? «О пѣтъ: никогда не погпбпетъ нхъ

слѣдъ; Для сердца прошедшее втлно. Страданье въ разлук ѣ есть та же любовь;

Надъ сердцем* утрата безсильна. «II скорбь о погибшемъ не есть ли.

Эсхинъ, Обѣтъ пеззмѣнной надежды,

Что гдѣ-то въ знакомой, но тайной

странѣ

Погибшее памъ возвратится? «Кто разъ полюбплъ, тотъ насвѣтѣ,мой

другъ,

Уже одпнокимъ не будетъ... Ахъ! свѣтъ, гдѣ она предо мною цвѣ-

ла —

«Онъ тотъ же: все ею онъ полонъ. «По той же дорогѣ стремлюся одинъ

И къ той же возвышенной цѣли, Къ которой такъ бодро стремился вдвоемъ —

Сихъ узъ не разрушить могила. «Сей мыслью высокой украшена жизнь:

Я взоромъ смотрю бдагодарньшъ На землю, гдѣ столько разсыпано благъ,

На полное славы творенье. «Спокойно смотрю я съ земли рубежа

На сторону лучшія жизни; Сей сладкой надеждою міръ озаренъ,

Какъ небо сіяньемъ Авроры. «Съ сей сладкой надеждой я выше судьбы,

И жизнь мнѣ земная священна; При мысли великой, что я — человѣкь,

Всегда возвышаюсь душою, «А этотъ безмолвный, таинственный

гробъ.. .

О другъ мой, онъ вѣрный свидетель, Что лучшее въ жизни еще впереди,

Что вѣрно желанное будетъ; Сей гробъ затворенная къ счастію дверь;

Отворится... жду н надѣюсь! За нимъ ожидаетъ сопутникъ меня,

На мигъ мнѣ явившійся въ жизнп. «О другъ мой, искавъ измѣняющихъ

благъ,

Искавъ наслажденій минутныхъ, Ты вѣрныя блага утратилъ свои —

Ты жизнъ презирать научился. «Съ спмъ гнбельнымъ чувствомъ ужасенъ

и свѣтъ;

Дай руку; близъ вѣрнаго друга, Съ природой и жизнью опять примирись;

О, вѣрь миѣ, прекрасна вселенна! «Все иебо памъ дало, мой другъ, съ

бытіемъ;

Все въ жизни къ великому средство;

— 185

И горесть и радость — все къ цѣли

одной: Хвала жизнодавцу — Зевесу!»

Цутешествешшкъ (1813).

Дней моихъ еще весною

Отчій домъ покинулъ я;

Все забыто было мною —

И семейство и друзья.

Въ ризѣ странника убогой,

Съ дѣтской въ сердцѣ простотой,

Я пошелъ путемъ—дорогой —

Вѣра былъ вожатый мой.

И въ надеждѣ, въ увѣреньѣ,

Путь казался не далекъ.

«Страннпкъ - слышалось —терпѣнье!

Прямо, прямо на востокъ.

Ты увидишь храмъ чудесной;

Ты въ святилище войдешь;

Тамъ въ нетлѣнности небесной

Все земное обрѣтешь».

Утро вечеромъ смѣнялось;

Вечеръ утру уступалъ:

Неизвѣстное скрывалось,

Я искалъ — не обрѣталъ.

Тамъ встрѣчалнсь мнѣ пучины;

Здѣсь высокихъ горъ хребты;

Я взбирался на стремнины,

Чрезъ потока стлалъ мосты.

Вдругъ рѣка передо мною —

Водъ склоненье на востокъ;

Важу зыблемый струею

Подлѣ берега челнокъ.

Я въ падеждѣ. я въ смятеньи,

Предаю себя волнамъ;

Счастье вижу въ отдаленьи;

Все что мило — мнится — тамъ!

Ахъ! въ беззѣстномъ океанѣ

Очутился мой челнокъ;

Даль по-прежнему въ туманѣ;

Брегъ невадимъ и далекъ.

И во вѣкп надо мною

Не сольется, какъ поднесь,

Небо свѣтлое съ землею....

Тамъ пе будетъ вѣчно здѣсь.

Гаральдъ (1816).

Передъ дружиной на конѣ

Гаральдъ, боецъ сѣдой, При свѣтѣ полныя луны,

Въѣзжаетъ въ лѣсъ густой. Отбиты вражьи знамена

И вѣютъ и шумятъ, И гуломъ пѣсней боевыхъ

Кругомъ холмы гудятъ. Но что порхаетъ по кустамъ?

Что зыблется въ кустахъ? Что налетаетъ съ вышины,

И плещется въ волнахъ? Что такъ ласкаетъ, такъ манитъ?

Что нѣжною рукой Снимаетъ мечъ, съ коня влечетъ

И тянетъ за собой? То феи.... въ легкій хороводъ

Слетѣлпсь при лунѣ. Спасенья нѣтъ; ужъ всѣ бойцы

Въ волшебной сторонѣ. Лишь оыъ, безстрашный вождь Гаральдъ,

Одинъ не нобѣжденъ: Въ нетлѣнный съ ногъ до головы

Булатъ закованъ онъ. Пропали спутники его;

Тамъ брошенъ мечъ, тамъ щитъ, Тамъ ржетъ осиротѣлый конь

И дико въ лѣсъ бѣжитъ. И ѣдетъ сумрачно — унылъ

Гаральдъ, боецъ сѣдой, При свѣтѣ полныя луны

Одинъ сквозь лѣсъ густой. Но вотъ шумитъ, журчитъ ручей—

Гаральдъ съ коня спрыгнулъ, И снялъ онъ шлемъ, и влаги имъ

Студеной зачерпнулъ. Но только жажду утолплъ:

Вдругъ обезсилѣлъ онъ; На камень сѣлъ, поникъ главой,

И погрузился въ сонъ. й вѣки на утесѣ томъ,

Главу склоня, онъ спитъ: Сѣдые кудри, борода;

У ногъ копье и щитъ. Когда жъ гроза и молній блескъ,

И лѣсъ реветъ густой — Сквозь сонъ хватается за мечъ

Гаральдъ, боецъ сѣдой.

— 186 —

ГраФЪ Габсбургекій (1818).

Торжсственнымъ Ахенъ весельемъ шу-

ыѣлъ;

Въ старпнпыхъ чертогахъ, на ипрѣ,

Рудольфъ, Императоръ избранный, си-

дѣлъ Въ сіяньп вѣнца п въ порфпрѣ. Тамъ кушанья Рейпскій Фальцграфъ разноси лъ; Богемецъ наппткп въ покалы цѣдилъ;

II семь Избирателей, чиномъ Устроенный древле свершая обрядъ, Блистали, какъ звѣзды предъ солнцемъ

блестятъ, Предъ новымъ свопмъ властели-

номъ.

Кругомъ возвышался богатый балконъ,

Лпкующпмъ полный народомъ; II клики, со всѣхъ прилетая сторонъ,

Подъ древнимъ слпвалпся сводоыъ. Былъ конченъ раздоръ; перестала война; Безцарственны, грозны прошли времена;

Судья надъ землею былъ снова; И воля губить у меча отнята; Не брошены слабый, вдова, сирота

Могущпмъ во власть безъ покрова.

И Кесарь, паполнпвъ покалъ золотой,

Съпривѣтлпвымъ взоромъвѣщаетъ:

«Прекрасенъ мой ппръ; все нируетъ со

мной;

«Все царскій мой духъ восхпщаетъ;

«Но гдѣ-жъ утѣшптель, нлѣнптель сер-

децъ? «Прпдетъ-лп мнѣ душу растрогать пѣ-

вецъ «Игрой и благпмъ поученьемъ? «Я пѣсцей былъ другомъ, какъ рыцарь

простой; Днесь Кесарь, покпну-ль обычаи святой «Пиры услаждать пѣснопѣньемъ?»

И вдругъ пзъ среды велпчавыхъ гостей

Іилходптъ, одьянъ таларомъ, Пѣвецъ въкрасотѣ иосѣдѣлыхъ кудрей, Младымъ преисполненный жаромъ.

«Въ струнахъ золотыхъ вдохновзнье жи-

ветъ; Пѣвецъ о любви благодатной поетъ, О всемъ , что святаго есть въ

мірѣ, Что душу волнуетъ, что сердце манитъ.. О чемъ-же Властитель воспѣть пове-

литъ Пѣвцу на торжественномъ пирѣ?»

— Не мнѣ управлять пѣснопѣвца душой,

(Пѣвцу отвѣчаетъ Властитель), Онъ высшую силу прпзналъ надъ собой,

Минута ему повелитель; Но воздуху вихорь свободно шумитъ: Кто знаетъ, откуда, куда онъ летитъ?

Изъ бездны потокъ выбѣгаетъ: Такъ пѣснь зараждаетъ души глубина, И темное чувство, пзъ дивнаго сна

При звукахъвосирянувъ,пылаетъ. —

И смѣло ударплъ пѣвецъ по струнамъ,

И голосъ пріятный раздался: «На статномъ конѣ, по горамъ, по по-

лямъ За серною рыцарь гонялся; Онъ съ ловчпмъ однпмъ выѣзжаетъ самъ-

другъ Изъ чащи лѣсной на сіяющій лугъ, И ѣдетъ онъ шагомъ кустами; Вдругъ слышатъ опп: колокольчпкъ гре-

митъ; Идетъ пзъ кустовъ пономарь и звонить; И слѣдомъ священнпкъ съ Дарами,

«И набожный Графъ, умиленный душой,

Колѣна свои преклоняетъ, Съ сердечною вѣрой, съ горячей мольбой Предъ Тѣмъ, что жнвптъ и спа-

саетъ. Но лугомъ стремился кипучій ручей; Свпрѣпо надувшись отъ спльныхъ дождей, Онъ путь заграждалъ пѣшеходу; И спутнику пастырь Дары отдаетъ;

— 187 —

И обувь снимаетъ и смѣло идетъ Съ священною ношею въ воду.

«Куда? изумившійся Графъ вопросилъ.»

— Въ село; умирающій нищій Ждетъ въ мукахъ, что-бъ пастырь его

разрѣшилъ,

И алчетъ небесныя пищи. Недавно лежалъ черезъ этотъ потокъ Сплетенный езъ сучьевъ для пѣшихъ

мостокъ —

Его разбросало водою; Чтобъ душу святой благодатью спасти, Я здѣсь неглубокій потокъ перейти

Сиѣшу обнаженной стопою. —

И пастырю витязь коня уступилъ,

И подалъ ногѣ его стремя, Чтобъ онъ облегчить покаяньемъ спѣ-

шилъ

Страдальцу грѣховное бремя. й въ ловчему самъ на сѣдло пересѣлъ, И весело въ чащу на ловъ полетѣлъ.

Священнпкъ-же, требу святую Свершивши, при первомъ мерцаніи дня Приходить ко Графу, смиренно коня

Ведя за узду золотую.

♦Дерзну-лп помыслпть я, Графъ возгласи лъ, Почтительно взоры склонивши, Чтобъ конь сей ничтожной забавѣ слу-

жилъ, Спасителю-Богу служивши? Когда ты, отецъ, не пріемлешь коня, Пусть будетъ онъ даромъ благпмъ отъ

меня Отнынѣ Тому, Чье даянье Всѣ блага земныя, и сила, и честь, Кому не помедлю на жертву принесть И силу, п честь, и дыханье.»

— Да будетъ-же вышній Господь надъ

тобой Своей благодатью святою; Тебя да почтить Онъ въ сей жпзнп и

въ той, Какъ днесь Онъ почтенъ былъ тобою; Гельвеція славой сіяетъ твоей;

И шесть разцвѣтаютъ тебѣ дочерей,

Богатыхъ дарами природы: Да будетъ-же (молвилъ пророчески онъ) Удѣломъ ихъ шесть знаменитыхъ ко-

ронъ; Да славятся въ роды и роды.»

И въ думѣ главу Императоръ склонплъ:

Минувшее въ немъ оживилось, Вдругъ быстрый онъ взоръ на пѣвца

устремплъ —

И таинство словъ объяснилось: Онъ пастыря видитъ въ пѣвцѣ предъ

собой; И слезы, изъ глазъ побѣжавши струей,

Порфирой закрылъ въ умиленьѣ... Все смолкло, на Кесаря очи поднявъ, И всякъ догадался, кто набожный Графъ,

И сердцемъ почтплъ Провидѣнье.

Орлеанская Дѣва. (1821).

(Щяялера). ПРОЛОГЪ.

Іоанна ("долго стоить въ задумчивости * Простите вы, холмы, поля родныя! Пріютно-мирный, ясный долъ, прости! Съ Іоанной вамъ ужъ болѣ не видаться, На вѣпъ оиа вамъ говорить: прости! Друзья — луга, древа, мои питомцы, Вамъ безъ меня и цвѣсть и доцвѣтатьГ Ты, сладостный долины голосъ, эхо, Такъ часто здѣсь игравшее со мной, Прохладный гротъ, потокъ мой быстротечной, Иду отъ васъ и не приду къ вамъ

вѣчноі

Мѣста, гдѣ все бывало мнѣ усладой, Отнынѣ вы со мной разлучены! Мои стада, не буду вамъ оградой.... Безъ пастыря бродить вы суждены! Досталось мнѣ пасти иное стадо На пажитяхъ кровавыя войны. Такъ вышнее назначило избранье, Меня стремить не суетныхъ желанье.

Кто нѣкогда, гремя п пламенѣя, Въ горящій кустъ къ пророку писхо-

дилъ, Кто на царя подвпгнулъ Моисея-, Кто отрока Давида укрѣпилъ — II съ снльнымъ въ бой сталъ пастырь

не блѣднѣя, Кто пастырямъ всегда благоволплъ, Тотъ здѣсь вѣщалъ во мнѣ изъ сѣнп

древа: ♦ Иди о Мнѣ свпдѣтельствовать, дѣва!

«Надѣть должна ты латы боевыя, Въ желѣзо грудь младую заковать; Страшись надеждъ, не знай любви зем-

ныя ... Вѣнчальныхъ свѣчъ тебѣ не зажигать; Не быть тебѣ душой семьи родныя; Цвѣтущаго младенца не ласкать!... Но въ бптвахъ я главу твою прославлю, Всѣхъ выше дѣвъ земныхъ тебя поставлю,

«Когда начнетъ блѣднѣть п смѣлып въ

брани,

II роковой иробьетъ отчвзнѣ часъ — Возьмешь мою ты орпфламу въ длани, II мощь враговъ сорвешь, какъ жнпца

класъ; Поставишь пхъ надменной власти грани, Преобратишь во плачъ иобѣдный гласъ, Дашь ратнымъ честь, дашь блескъ п

силу трону, И Карла въ Реймсъ введешь надѣть

корону».

Мнѣ обѣщалъ Небесный нзвѣіценье.... Исполнилось.... а шлемъ сей послаиъ

Нмъ. Какъ бранный огнь, его прикосновенье; Съ нпмъ мужество, какъ Божін херу-

впмъ.... Въ випящій бой иесстъ души стремленье; Какъ буря, иылъ ея пеукротпмъ.... Се битвы кличъ! полки съ полками стали! [лись кони и трубы зазвучали. Уходить).

ДѢЙСТВІЕ I. ЯВЛЕВІЕ X.

(Іоаееа, за ною чиновники Оріеансвіе и множество рыцарей, которые занимаютъ всю глубину сцены. Съ велпчіемъ выступаетъ она впе-редъ и осиатриваетъ предстоящихъ одного за

другимъ).

Дюнуа (съважное тію) .Ты ль, дивная.... Іоанна {прерываешь его величественно). Ты Бога пепытуешь; Не на своемъ ты мѣстѣ Дюнуа; Вотъ тотъ, къ кому меня послало небо.

(Рѣшительно приближается къ королю, нрпкло-няетъ предъ ниыъ колѣно, потомъ встаетъ и на нѣсколько шаговъ отступаете Дюнуа сходитъ съ мѣста. Король остается одинъ посреди сцены).

Король. Мое лице ты видишь въ первый разь: Кто далъ тебѣ такое откровенье? Іоанна. Я впдѣла тебя но только

тамъ, Гдѣ ты нпкѣмъ незримъ былъ, кромѣ

Бога.

(Приближается и говоритъ таинственно).

Ты помнишь ли, что было въ эту ночь?

Тогда, какъ все кругомъ тебя заснуло

Глубокпмъ сномъ—не ты ль, покинувъ

ложе, Съ молитвою предъГосподомъ простерся? Вели имъ вы*тп.... я твою молитву Тебѣ скажу.

Король. Что Богу я повѣрплъ, Не потаю того и отъ людей. Открой при нихъ моей молитвы тайну — Тогда твое признаю назначенье. Іоанна. Ты пропзпесъ предъ Богомъ

три молитвы; II первою молилъ ты, чтобъ Всевыш-

пій —

Когда твой тронъ стяжаніемъ неправымъ,

Иль незаглажеипой изъ древнихъ лѣтъ

Виной обремененъ п тѣмъ на насъ

Навлечена губящая война —

Тебя пзбралъ мпрптельною яіертвон,

И па твою покорную главу

Излплъ за нпсъ всю чашу наказанья.

— 189 —

Король (отступая съ трепетомъ). Но кто же ты, чудесная?... Откуда?... (Всѣ

въ изумленіи). Іоанна. Другая же твоя была молитва: Когда уже назначено Всевышнимъ Тебя лишить родительскаго трона, II все отнять, чѣмъ праотцы твои, Вѣнчанные, владѣли въ сей землѣ — Чтобъ сохранить тебѣ три лучшихъ

блага: Спокойствіе души самодовольной, Твоихъ друзей и вѣрную Агнесу.

(Король закрываете лице и плачетъ. Движеніе

изумленія въ толпѣ. Іоапна иомолчавъ, продол-

жаетъ).

Скажу-ль твою послѣднюю молитву? Король. Довольно; вѣрую; сего не мо-

жетъ Единый человѣкъ: съ тобой Всевышній! Архіепископъ. Откройся жъ намъ, всезнающая, кто ты? Въ какомъ краю родилась? Кто и гдѣ Счастливые родители твои?

Іоанна. Святый отецъ, меня зовутъ

Іоанна; Я дочь простаго пастуха; родилась Въ мѣстечкѣ Домъ-Реми, въ приходѣ

Тула; Тамъ стадо моего отца пасла Я съ дѣтскпхъ лѣтъ; й я слыхала

часто, Какъ набѣжалъ на насъ островитянинъ Неистовый, чтобъ сдѣлать насъ рабами, Чтобъ посадить на тронъ нашъ иноземца, Немилаго народу; какъ столицей И Франціей властительствовалъ онъ.... И я въ слезахъ молила Богоматерь: Насъ отъ цѣпей пришельца защитить, Намъ короля законнаго сберечь. И близъ села, въ которомъ я родилась, Есть чудотворный лпкъ Пречистой

Дѣвы— Къ нему толпой приходятъ богомольцы — И близъ него состоптъ священный дубъ, Прославленный издревле чудесами; И я въ тѣни его сидѣть любила, Пася овецъ—меня стремило сердце —

И всякій разъ, когда въ горахъ пус~

тынныхъг Случалося ягненку затеряться, Цропадшаго . являлъ мнѣ дивный сонъ^ Когда подъ тѣмъ я дубомъ засыпала. И разъ—всю ночь съ усердною молитвой,, Забывъ о снѣ, сидѣла я подъ древомъ — Пречистая предстала мнѣ; въ рукахъ Ея былъ мечъ и знамя, но одѣта Она была, какъ я, пастушкой, и сказала г «Узнай меня, возстань; иди отъ стада; Господь тебя къ иному призываетъ. Возьми мое святое знамя; мечъ Мой опояшь и имъ неустрашимо Рази враговъ народа Моего, И проведи Помазанника въ Реймсъ, И увѣнчай его вѣнцемъ паслѣднымъ»». Но я сказала: Мнѣ ль, смиренной дѣвѣ^ Неопытной въ ужасномъ дѣлѣ брани,, На подвигъ сей погибельный дерзать? «Дерзай — Она рекла мнѣ— чистой дѣвѣ-Доступно все великое земли, Когда земной любви она не знаетъ»„ Тогда моихъ очей Она коснулась... Подъемлю взоръ: исполнено все небо Сіяющихъ, крылатыхъ Серафимовъ, И въ ихъ рукахъ прекрасны я лплеи; Ивъ воздухѣ провѣялъ сладкій голосъ.^ И такъ Пречистая три ночи сряду Являлась мнѣ и говорила: «Встань! Господь тебя къ иному призываетъ». Но въ третью ночь, Она, явясь во

гнѣвѣ т Мнѣ строгое сіе вѣщала слово: «Удѣлъ жены—тяжелое терпѣнье; Возьми твой крестъ, покорствуй небе-

самъ: Въ страданіи земное очищенье; Смиренный здѣсь — возвышенъ будете

тамъ»^ И съ словомъ симъ Она съ Себя одежду Пастушки сбросила, и въ дивномъ

блескй Явилась мнѣ Царицею небесъ, И на меня съ утѣхой поглядѣла, И медленно на свѣтлыхъ облакахъ Къ обители блаженства полелѣла.

(Всѣ тронуты. Агнеса въ слезахъ закрываете лице руками).

— 190 —

I Ѣ Й С Т В I Е IV.

Явленіе I.

(Богато-убравная зала; ко.тонпы обвиты гирляндами изъ цвѣтовъ; вдали слышны флейты и гобои; опо пграютъ во все продолженіе первой сцены).

Іоанна (стоить въ задумчивости и слушаешь, потомъ говорить).

Молчптъ гроза военной неиогоды; СноЕойствіе на нолѣ боевомъ; Вездѣ шумятъ по стогнамъ хороводы; Алтарь и храмъ блистаютъторжестволъ. II зиждутся пзъ вѣтвей пышны входы, И гордый столбъ обвптъ живымъ вѣн-

цомъ, II гости ждутъ вѣнчательнаго пира: Готовы тронъ, корона п порфира.

II все горптъ единымъ вдохно-

вепьемъ,

II грудп всѣмъ иодъемлетъ мысль одна,

И счастіе волшебнымъ упоеньемъ

Сдружило все, что разнила война;

Гордится ФранЕъ свопмъ пропсхож-

деньемъ,

Кавъ будто всѣмъ отчизна вновь дана;

И съ честію примирена ворона;

Бея Франція въ собраніп у трона.

Лишь я одна, велпЕаго свершитель, Ему чужда безчувственной душой; II хъ счастія, пхт) славы хладный зритель, И прочь отъ нпхъ лечу моей мечтой; БритансЕІй станъ любви моей обитель, Ищу враговъ желаиьемъ и тосеой; Таюсь друзей, бѣгу въ уединенье Сокрыть души преступное волненье.

Кавъ! мвѣ любовію пылать?

Я клятву страшную нарушу? Я смертному дерзну отдать Творцу обѣщанную душу? Мнѣ, усладптельпііці, бѣдъ, Вождю спасенья п побѣдъ, Лі бвть врага моей отчизны? Снесу ли сердца укоризны?

Скажу ль ѳ томъ сіянью дня? И стыдъ не пстребптъ меня!

(Звуки инструментовъ за сценою сливаются въ тихую, нѣжную мелодію).

Горе мнѣ! Еакіе звуки! Пламень душу всю пронпкъ, Милый слышится мнѣ голосъ Милый видится мнѣ лпкъ.

Возвратися, буря брани! Загремите, стрѣлы, копья! Вы ударьте, строй на строй! Битва, дай душѣ покой!

Тише, звуки! замолчите, Обольстители души! Непонятнымъ упоеньемъ Вы ее очаровалп; Слезы льются отъ печали.

(Помолчавь сь большею живостію).

Могла ли я его сразить? О! какъ Сразить, узрѣвъ его прекрасный об-

разъ? Нѣтъ, нѣтъ, себя скорѣй бы я сразила* Виновна ль я, склонясь душой на жалость? II грѣхъ ли жалость?.... Какъ?... Скажи жъ, Іоанна, Была ль къ другимъ ты жалостлива въ

битвѣ? И жалости ль покоренъ былъ твой мечъ, Когда младый Валліецъ предъ тобою Лежалъ въ слезахъ, вотще моля о жизни? О сердце хитрое, ты ль небеса Всезрящія заманишь въ ослѣпленье? Нѣтъ, нѣтъ! тебя влекло не сожалѣнье. Увы! почто дерзнула я примѣтить Его лица младую красоту? Несчастная, сей взоръ твоя погибель; Орудія слѣпаго хочетъ Богъ. Идти за нимъ должна была ты слѣпо; Но волю ты дала очамъ узрѣть— И отъ тебя щптъ Божій отклонился, II адская тебя схватила сѣть.

«^адумивагтея, вслушивается въ музыку; потомъ говорите).

Ахъ, почто за мечъ воинственный Я мой посохъ отдала,

- 191 —

И тобою, дубъ таинственный,

Очарована была?

Мнѣ, Владычица, являла Ты

Свѣтъ небеснаго лица;

И вѣнецъ мнѣ обѣщала Ты....

Недостойна я вѣнца.

Зрѣла я небесъ сіяніе, Зрѣла Ангеловъ въ лучахъ... Но души моей желаніе Не живетъ на небесахъ. Грозной силы повелѣніе Мнѣ ль безсильной совершотъ? Мнѣ ли дать ожесточеніе Сердцу, жадному любптьѴ

Нѣтъ, изъ чкстыхъ небожителей Избирай твоихъ свершителей; Съ неприступныхъ облаковъ Призови Твоихъ духовъ, Безмятежныхъ, не желающихъ, Не скорбящахъ, не теряющихъ... Дѣву съ нѣжною душой Да минуетъ в'ыборъ твой.

Мнѣ ль свирѣпствовать въ сраженіи? Мнѣ ль рѣшать судьбу царей?... Я пасла въ уединеніи Стадо родины мей... Бурный путь мнѣ указала Ты, Въ домъ царей меня ввела; Но... лишь гибель мнѣ послала Ты... Я ль сама то избрала?

Море (1822).

Безмолвное море, лазурное море, Стою очарованъ надъ бездной твоей. Ты живо; ты дышешь; смятенной любовью. Тревожною думой наполнено ты. Безмолвное море, лазурное море, Открой мнѣ глубокую тайну твою: Что дввжетъ твое необъятое лоно? Чѣмъ дышетъ твоя напряженная грудь? Иль тянетъ тебя изъ земныя неволи Далекое, свѣтлое небо къ себѣ?... Таинственной, сладостной полное жизни, Ты чисто въ присутствіи чистомъ его;

Ты льешься его свѣтозарной лазурью, Вечернимъ и утреннимъ свѣтомъ горишь, Ласкаешь его облака золотыя И радостно блещешь звѣздамн его. Когда же сбираются темныя тучи, Чтобъ ясное небо отнять у тебя — Ты бьешься, ты воешь, ты волны иодъ-

емлешь.

Ты рвешь и терзаешь враждебную мглу... И мгла исчезаетъ и тучи уходятъ; Но, полное прошлой тревоги своей, Ты долго вздымаешь испуганны волны, И сладостный блескъ возвращенныхъ

небесъ Не вовсе тебѣ тишину возвращаетъ; обманчивъ твоей неподвижности видъ: Ты въ безднѣ покойной скрываешь смятенье, Ты, небомъ любуясь, дрожишь за него.

Торжество побѣдиделей (*) (1829).

Палъ Пріамовъ градъ священный; Грудой пепла сталъ Пергамъ,

(*) «Торжество Победителей» есть одно пзъ величайшихъ и благороднѣйшихъ созда-ній Шиллера. Въ немъгеній этою поэта япляется съ лучшей своей стороны. Великая душа Шиллера горячо сочувствовала всему великому и возвышенному, и это сочувствіе ея было воспита* но и развито на исторической почвѣ. Глубоко ироникъ этотъ великій духъ въ тайну жизни древней Эллады, и много высокихъ вдохновеній пробудила въ немъ эта дивная страна. Онъ такъ краснорѣчиво оилакалъ падепіе ея боговъ, онъ съ такою страстью говорнлъ о ея искусствѣ, ея гражданской доблести, ея мудрости! И нигдѣ съ такою полнотою и такою силою не выразилъ онъ, не воспроизвелъ поэтпческаго образа Эллады, какъ въ «Торжествѣ Побѣдителей». Эта иі-эса есть апоѳеза всей жизни, всего духа Гре-ціи; эта піэса—вмѣстѣ и поэтическая тризна и побѣдная пѣснь въ честь отечества, боговъ и героевъ. Она написана въ греческомъ духѣ, облита свѣтомъ мірообъемлющаго созерцанія греческаго. Шиллеръ говоритъ не отъ себя: онъ воскресплъ Элладу и заставилъ ее говорить

II й побѣдо насыщенпы,

Къ острогрудымъ караблямъ

Собрались Эллены — тризну

Въ честь мпнувшаго свершить,

Д въ желанную отчизну,

Къ берегамъ Эллады плыть.

Пойте, пойте гпмнъ согласный: Корабли обращены Отъ враждебной стороны Къ нашей Греціп прекрасной.

Брегомъ шла толпа густая

Иліонскпхъ дѣвъ и женъ:

Пзъ отеческаго края

ІІхъ вели въ далекій плѣнъ.

П съ нобѣдной пѣснью дикой

Пхъ сливался тпхій стонъ

По тебѣ, святой, великій,

Невозвратный Иліонъ.

Вы, родные холмы, нивы, Намъ васъ болѣ не видать; Будемъ въ рабствѣ увядать... О, сколь мертвые счастливы!

И съ предвѣденьемъ во взглядѣ

Жертву самъ Калхасъ заклать;

Грады зиждущей Палладѣ

II губящей (онъ воззвалъ),

Буреноспу Поспдону

Воздымателю валовъ,

П носящему Горгону

Богу смертныхъ и боговъ!

Судъ оконченъ: сноръ рѣшплся Прекратплася борьба; Все пеполппла судьба: Градъ великій сокрушился.

Царь пародовъ, сыпъ Атрея Обозрѣлъ иолковъ число: Еслѣдъ за пнмъ на брегъ Спгея Много, мпого ихъ пришло...

отъ самой себя и за самое себя. Велнчіе и важность греческом трагедіи слиты въ этой пі-г)сЬ Шиллера съ позвышоипою н кроткою скорбью греческой элегіи. Въ ней шіднтся ■ свѣ-тлый Олпмиъ съ его блаженными обитателями, и подземное царство Апд.і. п земля съ ея добром* и зломъ, съ ея величіемъ и ничтожностью, и парящая надъ всѣмн ими мрачная суді.ба, верховная владычица п боговъ п смертныхъ... шире, п вѣрнѣе воспроизвести нравственной физіономіи парода, ухе не существу-ющаго столько тысячо.гітііі! Слова Ы.липскаго Т. VIII. стр. 231)

И внезапный мракъ печали Отуманилъ царскій взглядъ: Благороднѣйшіе пали... Мало съ ппмъ пойдетъ назадъ...

Счастлпвъ тотъ, кому сіянье

Бытія сохранено,

Тотъ, кому вкусить дано

Съ милой родиной свиданье! И не всякій насладится Миромъ, въ свой пришедши домъ: Часто злобный ковъ таитея За домашнимъ алтаремъ; Часто Марсомъ пощаженный Погибаетъ отъ друзей, (Рекъ, Палладой вдохновенный, Хитроумный Одиссей).

Счастлпвъ тотъ, чей домъ украшепъ

Скромной вѣрностью жены! Жены алчутъ новизны; Постоянный миръ имъ страшенъ.

И стоящій блпзъ Елены

Меиелан тогда сказалъ;

Плодъ губительной пзмѣны

Ею самъ пзмѣпникъ палъ;

И погпбъ виной Парида

Отягченный Иліонъ...

Непзбѣженъ судъ Кронида,

Все блюдетъ съ Олимпа онъ. Злому злой конецъ бываеть: Гпбнетъ жертвой Евменпдъ Кто безумно, какъ Парпдъ, Право гостя оскверняетъ.

Пусть веселый взоръ счастлпвыхъ

(Оилеевъ сыпъ сказалъ)

Зритъ въ богахъ боговъ правдпвыхъ ;

Судъ пхъ часто слѣпъ бывалъ:

Сколькпхъ бодрыхъ жпзнь поблекла!

Сколькихъ нпзкихъ рокъ щадитъ!...

Нѣтъ великаго Патрокла,

Жпвъ презрительный Терсптъ.^)

Смертный, царь Зевесъ Фортунѣ Своенравной иредалъ насъ: Уловлян же быстрый часъ

(') Терситъ сынъ Агрія извѣстенъ былъ сво-имъ безобразіемъ, трусостью и злостью; участвовал!, въ троянской войпѣ; оклеветалъ Ахиллеса и за то былъ имъ убігіъ. Имя Терсита сд і.лалось съ тѣхъ поръ спнопнмомъ дурпаго и зюрѣчиваго человека

— 193 —

Не тревожа сердца втуне, Лучшихъ бон похитилъ ярый! Вѣчно паматенъ намъ будь, Ты, мой братъ, ты подъ удары Доставлявши твердо грудь, Ты, который насъ, пожаромъ Осажденныхъ, защитилъ... Но коварнѣйшему даромъ Щитъ и мечъ Ахилловъ былъ.

Миръ тебѣ во тмѣ Эрева! Жизнь твою не врагъ отяялъ: Ты своею салой палъ, Жертва гибельнаго гнѣва.

О Ахиллъ! О мой родитель

(Возгласилъ Неонтолемъ)

Быстрый міра посѣтитель,

Жребій лучгаій взялъ ты въ немъ.

Жптъ въ любви племенъ дѣлами—

Благо первое земли;

Будемъ вѣчны именами

И сокрытые въ ныли!

Слава дней твоихъ нетлѣнна, Въ пѣсняхъ будетъ цвѣсть она: Жизнь жнвущихъ невѣрна, Жознь отжившихъ непзмѣнна.

Смерть ведитъ умолкнуть злобѣ:

(Діомедъ провозгласить)

Слава Гектору во гробѣ!

Онъ краса Пергама былъ,

Онъ за край, гдѣ жили дѣды,

Веледушно пролилъ кровь:

Побѣдившимъ— честь побѣды

Охранявшему—любовь!

Кто на судъ явясь кровавый, Славно палъ за отчій домъ: Тотъ, почтенный и врагомъ, Будетъ жить въ преданьяхъ славы.

Несторъ, жизнью убѣленный,

Ыацѣдилъ вина фіалъ,

И Гекубѣ сокрушенной

Дружелюбно выпить далъ.

Пей, страданій утоленье;

Добрый Вакховъ даръ вино:

И веселостъ и забвенье

Пролпваетъ въ насъ оно. Пей, страдалица! печали Услаждаются впномъ: Боги жалостные въ вемъ Подіфѣпленье сердцу дали.

Вспомни матерь Ніобею (') Что извѣдала она! Сколь ужасная надъ нею Казнь была совершена! Но п съ нею, безотрадной, Добрый Вакхъ недаромъ былъ: Онъ струею виноградной Вмигъ тоску въ ней усыпилъ.

Если грудь виномъ согрѣта,

И въ устахъ вино кипитъ:

Скорби нашп быстро мчитъ

Ихъ смывающая Лета. И вперила взоръ Кассандра, Внявъ шепнувшимъ ей богамъ, На пустынный брегъ Скамандра, Не дымящійся Пергамъ. Все великое земное Разлетается, какъ дымъ: Нынѣ жребій выпалъ Троѣ, Завтра выпадетъ другимъ...

Смертный, Сплѣ, насъ гнетущей,

Покоряйся и терпи;

Спящій въ гробѣ, мирно спи;

Жизнью пользуйся, живущій.

Жалоба Цереры. (1829). ( 2 ).

Снова геній жизни вѣетъ; Возвратилася весна; Холмъ на солнцѣ зеленѣетъ; Ледъ разрушила волна;

(*) Ніоба или Ніобея была жена знаменитаго музыканта Аифіона, сына Зевса и Антіопы. Ніоба стала равнять себя съ богиней Летой, говоря, что у послѣдней было двое дѣтей, а у ней двѣнадцать. Боги наказали жестоко Ніобею: дѣти ея были убиты, а сама она была обращена въ камень. Сюжетъ этотъ разсказанъ въ XXIV пыснѣ Илліады.

( 2 ) ГОиллеръ нерѣдко обращался къ древнимъ классичесішмъ преданіямъ, и въ основаніи эле-пи «Жалоба Цецеры» лежптъ извѣстный дре-внегреческій мпѳъ о похищеніи Прозерпины, дочери Цереры, Плутономъ, богомъ подземеаго царства. Въ образѣ Цереры Греки олицетворили творческую силу природы, но новый поэгъ при-далъ преданію новый оттѣеокъ: съ мыслію о творческой силѣ природы онъ соединилъ общечело-вѣческую идею материнской любви.

— 191 —

Распустпвшійся дымится

Благовоніяып лѣсъ,

П безоблачно глядится

Въ воды зеркальны Зевесъ;

Все цвѣтетъ,—лпшь мой единый

Не взойдетъ прекрасный цвѣтъ;

Прозерпины, Прозерпины,

На землѣ моей ужъ нѣтъ.

Я вездѣ ее искала —

Въ дневномъ свѣтѣ и ночи;

Всѣ за ней я посылала

Аполлоновы лучп;

Но ее подъ сводомъ неба

Не нашелъ всезрящій богъ:

А подземной тьмы Эреба (*)

Лучъ его пронзить не могъ:

Тѣ брега не достижимы,

И богамъ пхъ страшенъ впдъ...

Тамъ опа! неумолимый

Ею властвуетъ Апдъ.

Кто жъ мое во мракъ Плутона

Слово къ ней перенесетъ?

Вѣчно ходить челнъ Харона, ( 2 )

Но лпшь тѣнп онъ беретъ;

Жизнь подземнаго страшится;

Недоступенъ адъ п тихъ

И съ тѣхъ поръ, гаг.ъ опъ стремится, —

Стиксъ пе впдывалъ жпвыхъ;

Тьма дорогъ туда нпзводитъ;

Ни одной оттуда нѣтъ;

И отшедшій не приходить

Никогда уже па свѣтъ.

Сколь завидна мнѣ печальной

Участь смертныхъ матерей!

Легпій пламень погребальной

Возврапдаетъ пмъ дѣтей.

А для насъ, боговъ нетлѣнныхъ,

Что усладою утратъ?

Иасъ безрадостно — блаженныхъ,

Парки ( 2 ; строгія щадятъ...

Парки, Парки, поспѣшите

Съ псба въ адъ меня послать;

Правъ богппп пе щадпте:

(') Эребъ — одпо изъ названій подземнаго царства.

( 2 ) Харонъ имя ииѳичесваго старика, который чорезъ рѣку Стнвсъ и озеро Лхсроиъ перево-зилъ души умершигь въ подземное царство.

( 3 ; Парка—богенн судьбы. Иначе онѣ назывались Мэрами.

Вы обрадуете мать.

Въ тотъ предѣлъ—гдѣ утѣшеныо

И весел ію чужда,

Дочь жпветъ, — свободной тѣнью

Полетѣла бъ я тогда;

Близъ супруга, на престолѣ

Мнѣ предстала бы она,

Грустной думою о волѣ

И о матери полна;

И ко мнѣ бы взоръ склонился,

И меня ^зналъ бы онъ,

И надъ нами бъ прослезился

Самъ безжалостный Плутонъ.

Тщетный прпзракъ! стопъ напрасный!

Все однимъ путемъ небесъ

Ходить Геліосъ (*■) прекрасный,

Все навѣкъ рѣшилъ Зевесъ;

Жизнью горнею доволенъ,

Ненавидя адску ночь,

Онъ и самъ отдать неволенъ

Мнѣ утраченную дочь.

Тамъ ей быть, доколь Аида

Не освѣтитъ Аполлонъ,

Или радугой Ирида ( 2 )

Не сойдетъ на Ахеронъ!

Нѣтъ ли мнѣ чего отъ милой

Въ сладкопамятнып завѣтъ:

Что осталось все, какъ было,

Что для насъ разлуки нѣтъ!

Нѣтъ ли тайныхъ узъ, чтобъ ими

Снова сблизить мать и дочь,

Мертвыхъ съ милыми живыми,

Съ свѣтлымъ днемъ подземну ночь?....

Такъ: не всѣ слѣды пропали!

Къ ней дойдетъ мой нѣжный кликъ:

Намъ святые боги дали

С 1 ) Геліосъ или Гиперіонъ обозначаешь собственно дневное спѣтило, какъ оно является на тверди пебеспой, со всѣмн ігеремѣпами, сопровождающими ноявлепіе его въ продолженіи дня ц года. Ему посвящалось число семь. На остро-вѣ Трипакрііт (Сицилія) паслись его семь стадъ коровъ и столілю жѳ овецъ, Ни одной овцой, не могли стада пи увеличиться, нп уменьшиться. Свѣ-] . ''огъ любовался ими при кал;домъ восходѣ и закатѣ своииъ. Рука смертнаго не смѣла касаться боя;ествеппыхъ стадъ (Олимпъ Петискуса стр. 151).

( 2 ) Ирида богиня радуги, посланница Юноны, іЗовеса и другихъ боговъ Олимпа.

— 195 —

Усладительный языкъ.

Въ тѣ часы, какъ хладъ Борея

Губить нѣжныхъ чадъ весны,

Листья падаютъ желтѣя

И лѣса обнажены—

Изъ руки Вертумна щедрой

Сѣмя жизни взять спѣшу,

И, въ земное броспвъ нѣдро,

Стиксу въ жертву приношу;

Сердцу дочери ввѣряю

Тайный даръ моей руки,

И скорбя въ немъ посылаю

Вѣсть любви, залогъ тоски.

Но когда съ небесъ слетаетъ

Бслѣдъ за бурямп весна:

Въ мертвомъ снова жизнь играетъ,

Солнце грѣетъ сѣмена;

И умершіе для взора,

Внявъ они весны привѣтъ,

Изъ подземнаго затвора

Рвутся радостно на свѣтъ:

Листъ выходитъ въ область неба,

Корень ищетъ тьмы ночной;

Листъ жпветъ лучами Феба,

Корень Стиксовой струей.

Ими таинственно слита

Область тьмы съ страною дня

И приходить отъ Коцита (')

Милой вѣстью для меня;

И ко мнѣ въ жпвомъ дыханьѣ

Молодыхъ цвѣтовъ весны

Подымается признанье,

Гласъ родной изъ глубины:

Онъ разлуку услаждаетъ

Онъ душѣ моей твердить,

Что любовь не умираетъ

И въ отшедшихъ за Коцптъ.

О, нривѣтствую васъ, чада

Расцвѣтающихъ полей!

Вы тоски моей услада,

Образъ дочери моей:

Васъ налью благоуханьемъ,

Напою живой росой,

И съ Авроринымъ сіяньемъ

Поровняю красотой;

Пусть весной природы младость, Пусть осенпій мракъ полей И мою вѣщаютъ радость, И печаль души моей.

I 1 ) Коцитъ въ миѳологіи названіе подземной рѣки, которая вмѣстѣ съ Перифлегетономъ впа-даетъ въ озеро Ахеронъ.

Кубокъ. (1829).

«Кто, рыцарь ли знатный иль латяикъ

простой «Въ ту бездну прыгнетъ съ выше-

ны? «Бросаю мой кубокъ туда золотой: «Кто сыщетъ во тмѣ глубины «Мой кубокъ и съ нимъ возвратится

безвредно, «Тому онъ и будетъ наградой побѣд-

ной».... Такъ царь возгласилъ и съ высокой

скалы, Впсѣвшей надъ бездной морской, Въ пучину бездонной, зіяющей мглы Онъ бросилъ свой кубокъ златой. «Кто, смѣлый, на подвигъ опасный

рѣшится! «Кто сыщетъ мой кубокъ п съ нимъ

возвратится? Но рыцарь и латникъ недвижно стоять:

Молчанье — на вызовъ отвѣтъ; Въ молчаніи на грозное море гля-

дятъ: За кубкомъ отважнаго нѣтъ. И въ третій разъ царь возгласилъ громогласно: «Отыщется ль смѣлый на подвигъ опасной? И всѣ безотвѣтны... вдругъ пажъ молодой Смиренно и дерзко впередъ, Онъ снялъ епанчу, снялъ поясъ онъ

свой; Ихъ молча на землю кладетъ... И дамы и рыцари мыслятъ, безгласны: Ахъ! юноша, кто-ты? Куда ты, прекрасный? И онъ подступаетъ къ наклону скалы, И взоръ устремилъ въ глубину... Изъ чрева пучины бѣжали валы,

— 196

Шумя п гремя, въ вышппу; II волны спирались п пѣна вппѣла: Какъ будто гроза, наступая, ревѣла. И воетъ и свпщетъ, и бьетъ п шнпптъ,

Какъ влага, мѣшаясь съ огнемъ; Волііа за вол пою, п къ небу летптъ Дымящпмся пѣпа столбомъ; Пучипа буптуетъ, пучпна клокочетъ.... Не море-ль пзъ моря извергнуться хо-

четъ?

И вдругъ успокоясь, волненье легло;

И грозно пзъ пѣны сѣдой Разпнулось черною щелью жерло; II воды обратно толпой Помчались въ глубь нстощеннаго чрева; И глубь застонали отъ грома п рева. II опъ, упредя разъяренный прплпвъ,

Спасителя — Бога прпзвалъ, И дрогнулп зрителп, всѣ возоппвъ — Ужъ юноша въ безднѣ пропалъ. И бездна таинственно зѣвъ свой закрыла:

Его не спасетъ никакая ужъ сила. Надъ бездной утихло.... въ ней глухо

шумптъ...

И каждый, очей отвести «Не смѣя отъ бездны, печально твер-

дитъ:

«Красавсцъ отважный, прости!» Все тише и тише на днѣ ея воетъ.... II сердце у всѣхъ ожпданіемъ ноетъ. Хоть брось ты туда свой вѣпецъ золотой,

♦ Сказавъ: кто вѣпецъ возвратптъ,

-Тотъ съ ппмъ и престолъ мой раз-

дѣлитъ со мной,

«Меня твой престолъ не прельстнтъ! «Того, что скрываетъ та бездна пѣмая, «Ничья здѣсь душа исразскажетъ живая, «Не мало судовъ, закружепныхъ волной,

«Глотала ея глубина: «Всѣ мелкой вазадъ вылетали щепой

«Съ ея пепрпступпаго дна.... Но слышится снова въ пучин]', глубокой Ка' і роптанье грозы недалекой.

II воетъ и евищетъ, п бьетъ и шипвтъ,

Какъ влага мѣшалсь съ огнемъ; Золпа за волною, и къ небу летптъ

Дымящиеся пѣпа столбомл

II брызнулъ потокъ съ оглушительнымъ

ревомъ, Извергнутый бездны зіяющпмъ зѣвомъ Вдругъ..., что-то сквозь пѣну сѣдой

глубины Мелькнуло жпвоп бѣлпзной .....

Мелькнула рука и плечо нзъ волны

И борется, спорптъ съ волной.... И впдятъ—весь берегъ потрясся отъ

клича —

Онъ лѣвою правитъ, а въ правой добыча,

И долго дышалъ онъ, и тяжко дышалъ

И Божій прпвѣтствовалъ свѣтъ....

И каждый съ весельемъ: «онъ живъ!

повторялъ. «Чудеснѣе подвига нѣтъ! «Нзъ темнаго гроба, пзъ пропасти

влажной «Спасъ душу живую красавецъ отважной». Онъ на берегъ вышелъ, онъ встрѣчепъ

толпой; Къ царевымъ ногамъ онъ упалъ; И кубокъ у ногъ положплъ золотой;

II дочери царь приказалъ Дать юношѣ кубокъ съ струей виноградной: И въ сладость была для него та награда. «Да здравствуетъ царь! Кто живетъ на

землѣ, Тотъ жизнью земной веселись! Но страшно въ подземной таинственной

мглѣ.. И смертный предъ Богомъ смп-

рпсі: И мыслью своей не желай дерзновенно Знать тайны, Имъ мудро отъ насъ сокровенной. «Стрѣлою стремглавъ полетѣлъ я туда

II вдругъ мпѣ навстрѣчу потокъ: Изъ трещины камня лплася вода,

II вихорь ужасный повлекъ Меня въ глубину съ пепонятпою силой. .,. II страшпо меня тамъ кружило и било. «Но Богу молитву тогда я прпнест», И Опъ мнѣ спасителемъ былъ: Торчащій изъ мглы я увпдѣлъ утесъ

И крѣпко его обхватплъ; ВисѢ.іъ тамъ и кубокъ на вѣтвп коралла:

— 197 —

Въ бездонное влага его не умчала. «И смутно все было внизу подо мной Въ пурпуровомъ сумракѣ тамъ; Все спало для слуха въ той безднѣ

глухой; Но видѣлось страшно очамъ, Какъ двигались въ ней безобразныя

груды-

Морской глубины несказанныя чуды

«Я видѣлъ, какъ въ чорной пучинѣ

кипятъ. Въ громадный свивался клубъ: И млатъ водяной, и уродливый скатъ;

И ужасъ морей однозубъ; И смертью грозилъ мнѣ, зубами сверкая. Мокой ненасытный, гіена морская. «И былъ я одинъ съ неизбѣжной судьбой, Отъ взора людей далеко; Одинъ межъ чудовпщъ съ любящей душой, Во чревѣ земли, глубоко Подъ звукомъ живымъ человѣчьяго

слова, Межъ страшныхъ жильцевъ подземелья

нѣмова «И я содрогался... вдругъ слышу пол-

зетъ Стоногое грозно пзъ мглы; И хочетъ схватить, и разинулся ротъ. ,

Я въ ужасѣ прочь отъ скалы!... То было спасеньемъ: я сваченъ прили-

вомъ И выброшенъ вверхъ водомета поры-

вомъ». Чудесенъ разсказъ показался царю: «Мой кубокъ возьми золотой; «Но съ нимъ я и перстень тебѣ подарю, «Въ которомъ алмазъ дорогой, «Когда ты на подвигъ отважишься

снова «И тайны всѣ дна перескажешь

морскова. То слыша, царевна съ волненьемъ въ

груди, Краснѣя, царю говоритъ: Довольно, родитель! его пощади!

Подобное кто совершитъ? И если ужь должно быть опыту снова,

То рыцаря вышли, не пажа младова. Но царь, не внимая, свой кубокъ златой

Въ пучину швырнулъ съ высоты: «И будешь здѣсь рыцарь любимѣйшій

мой, «Когда съ нимъ воротишься ты, «И дочь моя, нынѣ твоя предо мною «Заступница, будетъ твоею женою». Въ немъ жизнью небесной душа зажжена; Отважность сверкнула въ очахъ: Онъ видптъ: краснѣетъ, блѣднѣетъ она, Онъ видитъ; въ ней жалость и

страхъ

Тогда неописанной радостью полный, На жизнь п погибель онъ кинулся въ

волны

Утихнула бездна.... исновашумитъ

И пѣною снова полна

И съ трепетомъ въ бездну царевна гля-

дитъ....

И бьетъ за волною волна

Приходитъ уходитъ волна быстротечно: А юноши нѣтъ и не будетъ ужъ вѣчно *

Сражсніе съ змѣемъ. (1831).

(Повѣсть).

Что за тревога въ Родоссѣ? Всѣ улицы полны народомъ; Мчатся толпами, вопятъ, шумятъ. На конѣ величавомъ ѣдетъ по улпцѣ рыцарь красивый; за рыцаремъ тащутъ

Мертваго змѣя съ кровавой, разинутой пастью; всѣ смотрятъ

Сърадостнымъ чувствомъ на рыцаря, съ

страхомъ невольнымъ на змѣя.

«Вотъ!» говорятъ, «посмотрите, тотъ

врагъ, отъ котораго столько

Времени не было здѣсь ни стадамъ, ни людямъ проходу.

Много рыцарей храбрыхъ пыталось съ

чудовищемъ выдти

Въ бой.... всѣ погибли. Но Богъ насъ

помиловалъ; вотъ иашъ спаситель,

— 198 —

Слава ему! — И вслѣдъ за младымъ по-

бѣдптелемъ идутъ

Бсѣ въ монастырь Іоанпа Крестителя,

гдѣ Іоаннитовъ

Былъ знаменитый Капптулъ собранъ въ

то время. Смиренно

Рыцарь подходитъ къ престолу Магпс-

тера; шумной толпою

Ломится слѣдомъ за нимъ въ палагу на-

родъ. Преклонивши

Голову, юноша такъ говорить начинаетъ:

«Владыка! Рыцарскій долгъ я псполнилъ: змѣй, разоритель Родосса, Мною убитъ; безопасны дороги для пут-

нпковъ; смѣло Могутъ стада выгонять пастухи; па молитву Можетъ безъ страха теперь пилпгрпмъ къ чудотворному лику Дѣвы пречистой ходить». — Но съ суро-вымъ отвѣтствовалъ взглядомъ Строгій Магпстеръ: «Сынъ мой, под-вигъ отважный съ успѣхомъ Ты совершилъ:отвая;ность рыцарю честь.

Но отвѣтствуй:

Въ чемъ обязанность главная рыцарей,

вѣрныхъ Христовыхъ

Слугъ, Хрпстіанства защитниковъ, въ

зпакъ смиренья носящихъ

Крестъ Іпсуса Христа па плечахъ?» То

зрители внемля Всѣ оробѣлп. Но рыцарь, краснѣя, от-вѣтствовалъ: «первый Рыцарскій долгъ есть покорность». — «И рыцарскій долгъ сей Нынѣ, сыпъ мой, ты нарушплъ: ты мной запрещенпый Подвигъдерзнулъсовершить». — «Владыка, сперва благосклонно Выслушай слово мое, потомъ осудп.

Не съ ел ѣ пою Дерзостью я на опасное дѣло рѣшплся;

по вѣрио Волю закона исполнить хотѣлъ; одной

о сторон; н о и

Хитростью мпплъ одержать я побѣду.

Пять благородныхъ

Рыцарей нашего Ордена, честь Христі-

апства, погибли

Въ бптвѣ съ чудовищемъ. Ты запретилъ намъ сей подвигъ; Мы покорились. Но душу мою нестерпимо терзали Бѣдствія гпбнущихъ братій; стремлень-емъ спасти пхъ томимый, Дпемъ я покоя пе зналъ, и сны ужасные ночью Мучили душу мою, представляя мнѣ призракъ сраженья Съ змѣемъ; и все какъ будто бы чудилось мнѣ: дерзай! п дерзнулъ я. Вотъ что я мыслилъ: «ты рыцарь, од-нпхъ ли враговъ Христіанства «Долженъ твой мечъ поражать? Твое назначенье святое Быть защитнпкомъ слабыхъ, спасать отъ гоненья гонимыхъ, Грозныхъ чудовпщъ разить; но дерзкою сплои искусство, Мужествомъ мудрость должны управлять.» И въ такомъ убѣжденьи Долго себя я готовилъ къ опасному

бою, п часто Къ мѣсту, гдѣ змѣй обиталъ, я тайномъ подходилъ, чтобъ заранѣ Съ спльнымъ врагомъ ознакомиться; долго обдумывалъ средства, Какъ мнѣ врага побѣдпть; наконецъ вдохновеніе свыше Душу мою просвѣтпло: пайдено средство! сказалъ я Въ радости сердца. Тогда у тебя позволенья, Владыка, Я испросплъ посѣтпть отеческій домъ

мой; угодно Было тебѣ меня отпустить. Переплывъ

безопасно

Море и на берегъ вышедъ, въ отчес-

комъ домѣ пс медля

Все къ предпринятому подвигу сталъ

я готовпть. Искусствомъ

Сдѣланъ былъ змѣй, подобный тому,

котораго образъ

Врѣзался въ память мою; на корот-

кпхъ лапахъ громадой

Тяжкое чрево лежало: хребетъ, чешуею

покрытый, Круто вздымался; па длиппой, гривистой шеѣ торчала,

— 199 —

Пастью зіяя, зубами грозя, голова; пзъ

отверзтыхъ Челюстей острымъ копьемъ выставлялся языкъ и змѣиный Хвостъ сгибался въ огромныя кольца, какъ будто готовый, Вдругъ обхвативъ ѣздока и коня, задушить ихъ обоихъ. Все учредивши, двухъ собакъ, могучихъ

и къ бою

Съ дшшмъ быкомъ пріученныхъ, я выб-

ралъ, и мнимаго змѣя

Ими травилъ, чтобъ привыкли онѣ по

единому клику Зубы вонзать въ непокрытое броней чешуйчатой чрево. Самъ же, сидя на конѣ благородной арабской породы, Я устремлялся на змѣя, и руку мою

безпрестанно

Въ вѣрномъ метаньи копья упражнялъ.

Сначала отъ страха

Конь мой, храпя, на дабы становился,

и выли сабаки; Но наконецъ побѣдило мое постоянство

ихъ робость. Такъ совершилось три мѣсяца. Я возвращаюсь. Вотъ третій День, какъ присталъ я къ Родоссу. О но-выхъ бѣдствіяхъ вѣсти Душу мою возмутили,Горя нетерлѣніемъ

кончить Дѣло начатое, слугъ собпраю моихъ и,

ученыхъ Взявши сабакъ, на вѣрномъ конѣ, ни кому не сказавшись, ѣду отыскивать змѣя. Ты знаешь, Владыка, часовню, Гдѣ богомольствовать сходится здѣшній народъ: на утесѣ Въ дикомъ мѣстѣ она возвышается; об-разъ Пречистой Матери Божіей, видимый тамъ, знаме-

нитъ чудесами; Трудно всходить на утесъ и доселѣ сей путь былъ опасенъ. Тамъ у подошвы утеса, въ норѣ, недоступной сіянью Дня, гпѣздился чудовищный змѣй, сторожа проходящихъ;

Горе тому, кто дорогу терялъ! изъ темной пещеры Врагъ исторгался, добычу ловилъ, и ее въ свой глубокій Логъ увлекалъ на пожранье. Въ ту часовню Пречистой Дѣвы пошелъ я, тамъ палъ на колѣна, усердной мольбою Въ помощь призвалъ Богоматерь, въ грѣхахъ принесъ покаянье, Тайнъ Святыхъ причастился; потомъ сошедши съ утеса, Латы надѣлъ, взялъ мечъ и копье, и раздавъ приказанья Спутникамъ (имъ же велѣлъ дожидаться меня близь часовни), Сѣлъ на коня, пору-іилъ Вездѣсущему

Господу Богу Душу мою, и поѣхалъ. Едва я увидѣлъ

на ровномъ Мѣстѣ себя, какъ собаки мои, почуявши

змѣя,

Подняли ноздри; а конь захрапѣлъ и

пятиться началъ:

Блещущимъ свившися клубомъ, вблизи

онъ грѣлся на солнцѣ.

Дружно и смѣло помчалися въ бой съ

нимъ собаки, но съ воемъ

Кинулись обѣ назадъ, когда развернув-

шися быстро, Вдругъ онъ разинулъ огромную пасть,

И ИХЪ ЯДОВИТЫМ!»

Обдалъ дыханьемъ, и съ старшнымъ

шипѣньемъ поднялся на лапы.

Крикъ мой собакъ о бодри лъ: они вцѣ-

пилися въ змѣя.

Сильной рукой я бросаю копье; но уда-

рясь въ чешуйный,

Крѣпкій хребетъ, оно, какъ тонкая

трость, отлетѣло:

Новый ударъ я спѣшу нанести; но

испуганный конь мой

Бѣшено сталъ на дыбы; раскаленный

очи, зіянья Пасти зубастой, и свистъ, и дыханье

палящее змѣя Въ ужасъ его привели, и онъ опрокинулся. Видя Близкую гибель, проворно спрыгнулъ я съ сѣдла и въ сраженье

Цѣшій всгупплъ съ обнажепнымъ ме-чемъ; ио мечъ мой напрасно Колетъ п рубитъ: какъ сталь чешуя. Вдругъ змѣй, разъярившись. Спльнымъ ударомъ хвоста меня повали лъ п поднялся Дыбомъ, какъ столбъ, надо мной п уже растворплъ онъ огромный Зѣвъ, чтобы зубамп стиснутъ меия: но въ это мгновенье Въ чрево его, чешуей непокрытое, вгрызлась собаки; Взвылъ онъ отъ боли, и бѣшено начал ъ кидаться.... напрасно! Сгпспувшп зубы, собаки повисли на немъ; я поснѣшно На йоги сталъ, и бросился къ нимъ, и мечъ мой вонзился Весь во чрево чудовища: хлынула чер-

нымъ потокомъ Кровь; согнувшись въ дугу, онъ грянулся о земь, и тяжкимъ Тѣломъ меня заваливши, пздохъ надо мною. Не помню, Долго ль безчувственъ подъ нимъ я лежалъ; глаза открываю; Слугп моп предо мною, а змѣй въ крови,

неподвиженъ.» Рыцарь, докончивши повѣсть свою, за-молчалЪс Раздалпся Громкіе клпкп; дрогнули своды палаты Отъ гула рукопле:каній, ц самые рыцари Ордена вмѣстѣ Съ шумной толпой возгласили: «хвала!»

Но Магпстеръ, Строго нахмурпвъ чело, повелѣлъ, чтобы всѣ замолчали. Всѣ замолчали. Тогда опъ сказалъ по-бѣдителю: *змѣя, Долго Родоссъ ужасавшаго, ты пбразилъ,

благородный Рыцарь; но, Богомъ явяся народу, вра-

гомъ ты явился Нашему Ордену; въ сердцѣ твосмъ поселился отыыпѣ Змѣй, ужаснѣй тобою сражепнаго, змѣй,

отравитель Волн, сѣятсль смутъ п раздоровъ, презри те ль смиренья,

Недругъ порядка, древній губитель земли. Быть отважнымъ Можетъ н врагъ ненавистный Христа, Мамелюкъ; но покорность Есть однпхъ Хрпстіанъ достоянье. Гдѣ Самъ Искупитель, Богъ Всемогущій, смиренно стерпѣлъ поношенье и муку, Тамъ встарину основали отцы нашъ Орденъ священный; Тамъ, облачася Крестомъ, на себя они

возложили Долгъ, труднѣйшій пзъ всѣхъ: свою обуздывать волю. Суетной славой ты былъ оболыценъ—удались; ты отнынѣ Нашему братству чужой; кто Господнее

нго отринулъ, Тотъ и Госиоднимъ Крестомъ себя украшать недостопнъ». Такъ Магистеръ сказалъ, и въ толпѣ предстоявшпхъ поднялся Громкій ропотъ, и рыцари Ордена сами Владыку Стали молить о прощеньи; но юноша, молча, потупивъ Очи, снялъ епанчу, у Магнстсра строгую

РУКУ

Поцѣловалъ и пошелъ. Его проводивши

глазами,

Гнѣвный смягчился судья, и назадъ

осужденнаго кроткгшъ

Голосомъ клпкнувъ, сказалъ: «обними

меня, мой достойный

Сынъ: ты побѣду теперь одержалъ,

труднѣйшую первой.

Снова сей Крестъ возложи: онъ твой,

онъ награда смиренью».

Старый рыцарь. (1833).

(Баллада)

Онъ былъ весной своей Въ землѣ обѣтованной, И много славныхъ дней Провелъ въ тревогѣ бранной.

— 201

Тамъ вѣтву отъ святой Олпвы оторвалъ онъ; На шлемъ желѣзный свой Ту вѣтку навязалъ онъ.

Съ невѣрнымъ онъ врагомъ, Неся ту вѣтку, бился, И съ нею въ отчій домъ Прославленъ возвратился.

Ту вѣтку посадилъ Самъ въ землю онъ родную, П часто приносилъ Ей воду ключевую.

Онъ сталъ старикъ сѣдой, II сила мышцъ пропала; Изъ вѣткп молодой, Олива древомъ стала.

Подъ нею часто онъ Спдитъ, уединенный, Въ невыразимой сонъ Душею погруженный.

Надъ нимъ какъ другъ стоптъ, Обнявъ его сѣдпны, II вѣтвями шумптъ Олива Палестины;

И, внемля ей во снѣ, Вздыхаетъ онъ глубоко О славной старинѣ II о землѣ далёкой.

Восяоминаніс о торжествѣ 30 го Августа 1834 года.

Я готовился быть свидѣтелемъ торжества великолѣинаго: но торжество, впдѣнное мною, превзошло мое ожпда-ніе. Оно такъ же колоссально, какъ тотъ памятникъ, предъ которымі. про-псходило, и какъ Россія, которая вся въ немъ изобразилась. Я чувствовалъ одохновеніе, но это было не творческое вдохновеніе поэта, украшающее пли преобразующее существенность: то было

поразительное чувство высокаго, неот-дѣлвмое отъ предмета, его возбудив-шаго; такое же чувство, какое потрясло мою душу, когда представились мнѣ въ первый разъ Альпы, когда я уви-дѣлъ Римъ посреди его запустѣвшей равнины, когда подходилъ къ храму Св. Петра и остановился подъ его пзу-мительнымъ сводомъ. Здѣсь поэзія безмолвна, и близость предмета давитъ воображеніе, напрасно хотящее втѣс-нить его въ слова и звуки. Здѣсь можно только описывать, и чѣмъ проще, чѣмъ вѣрнѣе будетъ описаніе, тѣмъ болѣе будетъ въ немъ поэзіи.

Все соединилось, чтобы дать сему торжеству значительность глубокую. День наканунѣ былъ утомительно ду-шенъ; къ ночи все небо задернулось громовыми тучами; воздухъ давилъ, какъ свпнецъ; тучи шумѣли; Нева подымалась, и былъ въ волнахъ ея го-лосъ; наконецъ запылала гроза; молніи за молніями, зажигаясь въ тысячѣ мѣ-стахъ, какъ будто стояли надъ горо-домъ: однѣ зубчатыми стрѣлами крестили небо, другія вспыхивали, какъ багровые снопы, пныя широкимъ пожа-ромъ зажигали цѣлую массу облаковъ, и въ этомъ безпрестанномъ, быстромъ переходѣ изъ мрака въ блескъ, чудес-нымъ образомъ являлись и пропадали зданія, кровли и башни, и вырѣзыва-лпсь на яркомъ свѣтѣ шатающіяся мачты кораблей, и сверкала громада колонны, которая вдругъ выходила вся изъ темноты, бросала минутную тѣнь на озаренную кругомъ ея площадь, и вмѣстѣ съ нею пропадала, чтобъ снова блеснуть п исчезнуть. И въ этомъ явленіи было какое-то невыразимое зна-менованіе: невольно испуганная мысль переносилась къ тѣмъ временамъ на-шествія вражескаго, когда губительная гроза поднялась надъ Россіею, надъ нею разразилась, п быстро исчезла, оставя ей славу и миръ. Было что-то похожее на незыблемость Промысла въ этой колоннѣ, которая, не будучи еще открытою, уже стояла на своемъ мѣстѣ

посреди окружающаго ее мрака п бури, твердая накъ тайная воля спасающаго Бога, дабы на другой день, подъ бле-скомъ очпщеннаго неба, торжественно явиться спмволомъ соверншвіиагося Бо-жія обѣта.

II дѣйствптельпо, эта ночная гроза только очистила небо, и какъ будто приготовила последовавшее за нею торжество. Солнце на другой день взошло велпколѣппо; на свѣтлой лазури еще бродили разорванныя облака, но они не скрывали ни неба, пи солнца. Въ девять часовъ утра уже вся площадь колонны окружена была безчпсленпымп толпами* народа; весь Злмпій дворецъ отъ кровли до подошвы, весь экзерцпр-гаузъ, обращенный въ амфптеатръ, все полукруглое зданіе, противолежащее дворцу, коего подошва также обвпта была аыфитеатромъ, всѣ смежные съ нпмъ домы, весь бульваръ, кровля п высокая башня Адмиралтейства, наполнены, уппзапы, загромождены были на-родомъ, и представляли зрѣлпще удивительное, чудесно оживляемое сіяпіемъ солнца, которое безпрестанно скрывалось за облаками и пзъ нпхъ выходило. П посреди этой одушевленной ограды широкою пустынею простпралась площадь, и длинная тѣнь колонны, на ней уеднпеппо воздвигавшейся съ покровеп-пымъ свонмъ пьедесталомъ, непримѣт-но передвигалась по свѣтлому дну ея, какъ будто знаменуя идущее время. А между тѣмъ, вблизи, никому иепримѣт-но, стояла въ ружьѣ стотысячпая ар-мія. II никакое перо не можетъ описать велппія той минуты, когда, но тремъ ііушечнымъ выстрѣламъ, вдругъ пзъ всѣхъ улицъ, какъ будто пзъ земли рождениыл, стройными громадами, съ барабаппымъ громомъ, подъ зв/комъ парпжскаго марша, пошли колонны рус-скаго войска: вдругъ тишнпа обратилась во что-то, не пмѣющсе пмепи; это былъ не шумъ, не гулъ, не звукъ, но тяжгій, мѣрпый, потрясающій душу шагъ, спокойное прпближеніе Силы, непобедимой и въ то же время покорпой.

Густыми волнами лилося войско и заливало площадь; но въ этомъ разливѣ былъ изумительный порядокъ; глаза вп-дѣлп многочисленность и огромность движущейся массы; но самое разительное въ этомъ зрѣлищѣ было то, чего не моглп видѣть глаза: тайное присут-ствіе Воли, которая все однимъ мано-веніемъ двигала п направляла. Войска сошлись; построились; Государь объѣ-хавъ ряды ихъ, сталъ протпвъ колонны, пмѣя подлѣ себя принца Вильгельма Прусскаго; и въ эту минуту на двор-цовомъ балконѣ явились хоругви, вслѣдъ за нпмп священный соборъ п Государыня Императрица со всѣмъ Импе-раторскпмъ Домомъ; войска отдали честь: одна быстрая молнія блеснула по всѣмъ оружіямъ, однимъ общпмъ по-трясеніемъ дрогнули всѣ колонны, и продолжительный громъ барабановъ покатился, какъ чудное эхо. И трепетъ благоговѣнія пронпкнулъ душу, когда вдругъ съ начавшимся молебствіемъ невыразимая тишина повсемѣстно распространилась. Небо было чисто; солнечный свѣтъ спокойно лежалъ на непод-вижномъ войскѣ, на тпхомъ народѣ п на колоннѣ, которая лучезарнымъ, кре-стоноснымъ свопмъ Ангеломъ ярко отражалась отъ лазури небесной. И въ этой тшпинѣ всѣмъ слышная молитва священнослужителя съ повременнымъ торжествепнымъ пѣніемъ клира, п въ общемъ колѣнопреклонепіи войска, народа и предъ ними ихъ Государя, чудесное сліяніе земпаго могущества, простерта го во прахъ, съ таинствениымъ могуществомъ креста, надъ нимъ во-сходящаго, и невидимое сопрпсутствіе чего-то безъпмяпнаго, чего-то выражаю-щаго все, что иамъ драгоцѣпно, чего-то шепчущаго душѣ: Тоссгя, слава минувшая, слава грядущая; паконецъ умилительно слово вѣчная память и имя Александра, п вслѣдъ за нпмъ упавшая завѣса колонпы, и громозвучное, продолжительное ура, соединенное съ залпами пяти сотъ пугаекъ, отъ кото-рыхъ весь воздухъ превратился въ

— 203 —

торжественную бурю славы... для изо-браженія такой минуты нѣтъ словъ и самое воспоминаніе о ней уничтожаетъ дарованіе описателя... Нельзя было смо-трѣть безъ глубокаго душевнаго умиле-нія на Государя, смиренно стоящаго на колѣняхъ впереди сего многочисленная войска , сдвинутаго словомъ его къ подножію сооруженная имъ колосса. Онъ молился о братѣ, и все въ эту минуту говорило о земной славѣ сего державнаго брата: и монументъ, нося-щій его имя, иколѣнопреклоненнаярус-ская арміз, видавшая его въ такія ве-ликія минуты передъ своими рядами, и народъ, посреди котораго онъ жплъ, благодушный, всѣмъ доступный, и трогательное присутствіе сего принца прусская, который представлялъ намъ цѣ-лую друяіественную націю съ благород-нымъ ея Государемъ, сподвижникомъ нашего Александра, и самое воспомп-наніе, въ коемъ возобновлялись времена минувшія: Бородино, роковая слава Москвы, всенародный лейпцигскій бой, Па-рижъ, Наполеоновъ гробъ, обхваченный океаномъ... все, все говорило объ немъ, а его самого тутъ не было; и сіе от-сутствіе погружало душу въ какую-то невыразимую задумчивость; она какъ будто чувствовала, что близко то мѣсто, мѣсто уединенное, мѣсто покоя, безмол-вія и мрака, гдѣ Царь Велпкій спитъ во гробѣ; и невольно перелетала она въ тотъ далекій, столь прежде незнаменитый уголокь Россіп, гдѣ такъ смиренно, такъ въ сторонѣ отъ всякаго блеска царской славы, на рукахъ одной сокрушенной супруги, закрылъ онъ глаза, и откуда совершилъ послѣдній свой путь чрезъ Россію, затворенный во гробѣ и безотвѣтный на призываю -щій его голосъ народа. Какъ поразительна была въ эту минуту сія противоположность житейскаго величія, пыш-наго, но скоропреходящая, съвеличіемъ смерти, мрачпымъ, но неизмѣннымъ; и сколь краен орѣчивъ былъ въ виду того и другая сей Ангелъ, который, непричастно всему, что окружало его, сто-

ялъ между землею и небомъ, принадлежа одной своимъ монументальнымъ гранитомъ, изображающимъ то,чего уже нѣтъ, а другому лучезарнымъ своимъ крестомъ, символомъ того, что всегда и навѣки.

— По совершеніп молебствія начался ходъ вокругъ монумента; первосвяти-тель окропилъ его святою водою; и вслѣдъ за симъ, по одному слову всколебались всѣ колонны арміи; съ вевѣ-роятною быстротою вся площадь очистилась; на ступеняхъ монумента остались одни немногіе ветераны Александровой арміи, прежде храбрые участники славныхъ битвъ его времени, теперь заслуженные часовые великая его монумента. Начался церемоніальный маршъ: Русское войско пошло мимо Александровой колонны; два часа продолжалось сіе великолѣпное, единственное въ мірѣ зрѣлище; наконецъ войска прошли; звукъ оружія п громъ барабанный умолкли; народъ на ступеняхъ амфптеатровъ и на кровляхъ зданій взчезъ. Въ вечеру долго по улицамъ освѣщеннаго города бродили шумящія толпы; наконецъ освѣ-щеніе угасло, улицы опустѣли; на безлюдной площади остался величественный колоесъ одинъ сь своимъ часоБымъ; и все было спокойно въ сумракѣ ночи; лишь только на темномъ, звѣздамп усы-папномъ небѣ, въ блескѣ луны сіялъ крестоносный Ангелъ.

Такъ миновалось видѣніе удпвитель-наго дня сего: душа имъ взволнованная, долго не могла утихнуть, какъ море послѣ бури, но море, коего каждая волна имѣла какой-то великій об-разъ. И действительно, то, что мы видѣли въ этотъ чудный день, было не одно торжество кратковременное, но все наше минувшее, вдругъ передъ нами повторенное.Чему надлежало совершиться въ Россіи, чтобы въ такомъ городѣ, такое собраніи народа, такое войско могли соединиться у поцпожія такой колонны?... Тамъ, на берегу Невы, подымается скала, дикая и безобразная, и на той скалѣ всадникъ, столь же по-

— 204

чтп огромный, какъ сама она; и этотъ > всаднивъ, достигнувъ высоты, осадплъ могучаго гоня своего на краю стремнины; п на этой скалѣ наппсано Петръ, в рядомъ съ нпмъ — Екатерина; п въ воду этой скалы воздвигнута нынѣ другая, несравненно огромпѣе, но уже не дикая, пзъ безобразныхъ камней на бросапная громада, а стройная, величественная, нскусствомъ округленная колонна; и ей поіножіемъ служатъ бронзовые трофеи войны и мпра, а на вы-сотѣ уже не человѣкъ скоропреходящій, а вѣчный сіяющій ангелъ, н подъ кре-стомъ сего ангела пздыхаетъ то чудовище, которое тамъ, на скалѣ, полураздавленное, пзспвается подъ копытами копскпмп; п между спмп двумя монументами (вокругъ которыхъ подъем-лются зданія велпколѣпныя, и Нева гліпптъ всемірною торговлею), однимъ мановеніемъ царскимъ двинута была стотысячная армія, п въ этой стотысячной арміп подъ одними орлами и Русски! п Иолякъ, и Ливонецъ и Финнъ, и Татарппъ и Калмыкъ, и Черкесъ и боецъ Закавказкій; и эта армія прошла отъ Торнео до Арарата, отъ Па-ража до Адріанополя, и громкому ура ея отвѣчалн пушки съ кораблей Чесмы и Наварпна... Не вся лп это Россія? Россія, созданная вѣкамп, бѣдствіями, побѣдою? Россія, прежде безобразная спала, набросанная медлепнымъ временам ъ, мало по малу, подъ громомъ древппхъ междоусобій, подъ шумомъ Ноловецкихъ набѣговъ, подъ гнетомъ татарскаго пга, въ бояхъ литовскихъ, сплоченная самодержавіемъ, слитая воедино п обтесанная руками Петра^ и , стройная, единственная въ свѣтѣ своею огромностію колонна? II ангелъ, вѣвчающій колонну сію, не то ли онъ зпамепуетъ, что дни боеваго созданія для васъ миновались, что все для могущества сдѣлапо, что завоевательный мечъ въ ножнахъ и не иначе выйдстъ пзъ нихъ, какъ только для сохранеяія; что наступило время созданія мирнаю; что Россія, все свое взявшая, пзвпѣ

безопаспая, врагу недоступная пли погибельная, не страхъ, а стражъ поро-дившейся съ нею Европы, вступила нынѣ въ новый велпкій періодъ бытія своего, въ иеріодъ развитія впутрепняго, твердой законности, безмятежнаго прі-обрѣтенія всѣхъ сокровпщъ общежптія; что, опираясь всѣмъ западомъ на про-свѣщенную Европу, всѣмъ югомъ на богатую Азію, всѣмъ сѣверомъ и во-стокомъ на два океана, богатая п бод-рымъ народомъ, и землею для тройнаго народонаселенія, и всѣмп дарами природы для жрвотворпой промышленности, она, какъ удобренное поле, кппптъ брошенною въ нѣдра ея жизнію, и готова произрастить богатую жатву граж-данскаго благоденствія, ввѣреннаясамо-державію, коимъ нѣкогда была создана и упрочена ея сила, п коего спмволъ нынѣ воздвигнутъ передъ нею царемъ ея въ ліщѣ сего крестоноснаго ангела, а имя его: Божія Правда.

Изъ Одосссп.

(VII рапсодія).

....Одиссей тою порою подогаелъ ко дворцу Алкпноя: онъ сильно сердцемъ тревожился, стоя въ дверяхъ передъ мѣднымъ порогомъ.Все лучезарно, какъ на небѣ свѣтлое солнце иль мѣсяцъ, было въ палатахъ любезпаго Зевсу царя Алкиноя;мѣдиыя стѣны во внутренность шли отъ порога и были сверху увѣнчаны свѣтлымъ карппзомъ лазоревой стали; входъ затворенъ былъ дверями, литыми пзъ чпетаго злата; притолки пхъ пзъ сребра утверлдались на мѣдномъ пороге; также и князь пхъ серебрянный былъ, а кольцо золотое. Двѣ— золотая съ серебрянной — справа н слѣва стояли, хитрой работы искусиаго бога Ифеста, собаки стражами дому любезпаго Зевсу царя Алкпиоя: были беземертны онѣ и съ теіеніемъ лѣтъ не старѣлп. Стѣны

- 205 —

кругомъ огибая, во внутренность шли отъ порога лавки богатой работы; на лавкахъ лежали покровы, тканыя дома искусной рукою притежныхъработницъ; мужи знатнѣйшіе града садилися чи-номъ на этихъ лавкахъ питьемъ и ѣдой наслаждатся за царской трапезой. Зрѣ-лися тамъ на высокихъ подножіяхъ лики златые отроковъ: свѣточи въ ихъ пламенѣли рукахъ, озаряя ночью палату и царскихъ гостей на пирахъ много-славныхъ. Жило въ простразномъ дворцѣ пятьдесять рукодѣльныхъ невольницъ: рожь золотую мололи однѣ жерновами ручными: нити сучили другія и ткали, сидя за станками рядомъ, подобныя листьямъ трепещущимъ тополя; ткани жъ были такъ плотны, что въ нихъне впивалось и тонкое масло. Сколь Фе-акійскіе мужи отличны въ правленіи были быстрыхъ свопхъ кораблей на мо-ряхъ, столь отличны ихъ жены были въ тканьѣ: ихъ богиня Аѳина сама научила всѣмъ рукодѣльнымъ искусствамъ, открывъ имъ и хитростей много.

Былъ за широкимъ дворомъ четы-рехдесятинный богатый садъ, обведенный отвсюду высокой оградой; росло тамъ много деревъ плодоносныхъ, вѣт-вистыхъ, широковершинныхъ, яблонь, и грушъ, и гранатъ, золотыми плодами обильныхъ, такъ-же и сладкихъ смо-ковнпцъ и маслинъ, роскошно цвѣту-щихъ; круглый тамъ годъ и въ холодную зиму и въ знойное лѣто видимы были на вѣтвяхъ плоды; постоянно тамъ вѣялъ теплый зефиръ, зарождая одни, наливая другіе; груша за грушой, за яблокомъ яблоко, смоква за смоквой, гроздъ пурпуровый загроздомъсмѣнялся тамъ, созрѣвая. Тамъ разведенъ былъ и садъ виноградный богатый; и гро-зды частью на солнечномъ мѣстѣ лежали, сушимые зноемъ, частію ждали, чтобъ срѣзалъ ихъ съ лозъ виноградарь; иные были давимы въ чанахъ, а другіе цвѣли иль, осынавъ цвѣтъ, созрѣзали и сокомъ яытарногустымъ наливались. Саду границей служили красивы я гряды, съ которыхъ овоіцъ и вкус-

сная зелень весь годъ собирались обильно» Два тамъ источника были: одинъ обте-калъ извиваясь садъ, а другой перед> самымъ норогомъ царева жилища свѣт« лой струею бѣжалъ и граждане въ немъ черпали воду. Такъ изобильно богами былъ домъ одаренъ Алканоевъ.

Долго, дивясь, стоялъ передъ нпмъ Одиссей богоравный; поглядѣвши на все съ изумленьемъ велпкимъ, ступнлъ онъ смѣлой ногой на порогъ и во внутренность дома пронпкнулъ. Тамъ онъ узрѣлъ Феакійскихъ вождей и старшинъ ? творящихъ зоркому богу, убійцѣ Аргу-са, виномъ возліянье (онъ отъ гряду-щихъ ко сну былъ всегда иризываемъ послѣдній) ('). Быстро палату пировъ перешедъ Одиссей богоравный; скрытый туманомъ, которымъ его окружила Аопна, къ Аретѣ приблизился онъ и въ это мгновенье вдругъ разступилась его облекавшая тьма неземная. Всѣ замолчали, могучаго мужа назапно увидя; всѣ въ изумленья смотрѣл и. Царицѣ Аретѣ сказаль онъ. «Дочь Рексенора, подобнаго силой безсмертнымъ, Арета, нынѣкъколѣнамъ твоимъ и къ царю ж пирующимъ съ вами я прибѣгаю, плачевный скиталецъ. Да боги пошлютъ вамъ свѣтлое счастье на долгіе дни; да наслѣдуютъ ваши дѣти вашъ домъ и народомъ вамъ данный вамъ санъ знаменитый. Мнѣ-жъ помогите, чтобъ я безпрепятственно могъ возвратиться въ землю отцовъ, столь давно сокрушенный разлукой съ своими». Кончивъ* къ огню очага подошелъ онъ и сѣль тамъ напеплѣ. Всѣ неподвижно молчали, и долго молчаніе длилось.

(Царь приглашаеть его сѣсть за трапезу. По окончаеіи пиршества, госте расходятся. Одиссей, оставшись одинъ ее Алкипоемъ и Аретой, разсказываетъ имъ, какъ онъ покинулъ островъ Огп-

(*) Аргусъ, называвшейсявсевидящимъ потому, что у него были глаза по всему тѣлу. Юноей поставила его стеречь Іо дочь Инаха отъ пре-слвдованія Юпитера. Но Ермій, посланный Юшг-теромь, убилъ Аргуса, а Юнона обратила еіа въ павлина. Глазки на хвостѣ павлина и есть лрежніе глаза Аргуса.

— 206 —

гію, какъ буря его бросила на берегу Схеріп и какъ получилъ онъ свою одежду отъ царевны Навзпкаи. Алкпной да-етъ ему обѣщаніе отправить его на кораблѣ Феакійскомъ въ Итаку, а царица Арета велѣла приготовить Одиссею кровать, чтобъ онъ «вкусилъ слад-Еоцѣлительный сонъ»).

Встала пзъ мрака младая съ перстами пурпурными Эосъ —мирный покинула сонъ Алкпноева сила святая; всталъ и божественный мужъ Одиссей, городовъ сокрушитель. Царь Алкиной многовластный повелъ знаменитаго гостя на площадь, гдѣ невдали кораблей Феакійцы сбирались. Сѣлп, пришедшп, на глад-кообтесанныхъ камняхъ другъ съ дру-гомъ рядомъ они. Тою порою Паллада Аѳина по улпцамъ града, въ образъ облекшись глашатая царскаго, быстро ходила; сердцемъ заботясь о скоромъ возвратѣ домой Одиссея, къ каждому встрѣчному ласково рѣчь обращала богиня: «Вы, Феакійскіе люди, вожди п владыки, скорѣе на площадь всѣ соберитесь, дабы иноземца, который въ домъ Алкпноя премудраго нрибылъ вчера, тамъ увпдѣть; бурей къ намъ брошенный, богу онъ образомъ свѣтлымъ подобенъ».

Такъ говоря, возбудила она любопытное рвенье въ каждомъ и скоро наполнилась площадь народомъ; и сѣли всѣ по мѣстамъ. Съ удивленьемъ великимъ они обращали взоръ на Лаэртова сына: ему красотой несказанной плечи одѣла Паллада, главу п лице озарила, станъ возвеличила, сдѣлала тѣло полнѣе, дабы онп могъпріобрѣсть отъ людей Феакій-сі;ихъ пріязнь и вселплъ въ нпхъ трепетъ почтительный мужеской силой на играхъ, въ которыхъ пмъ испытать надлежало его, отличась предъ народомъ. Всѣ соб-ралися они, и собраніе сдѣлалось иол-иымъ.

Тутъ, обратяся къ нпмъ, царьА.ікп-ноп пропзнесъ: «Приглашаю выслушать слово мое васъ,людей феакійскихъ, дабы я высказать могъ вамъ все то, что ве-лптъмнѣ разсудогъ и сердце. Гость ино-

земный—его я не знаю: бездомно скитаясь, онъ отъ восточныхъ народовъ сюда иль отъ западныхъ прибылъ — мо-лптъ о томъ, чтобъ ему помогли мы достигнуть отчизны. Мы, сохраняя обычай, молящему гостю поможемъ; ибо еще не одинъ чужеземецъ, мой домъ посѣ-тившій, долго здѣсь плача, не ждалъ, чтобъ его я услышнлъ молитву. Должно спустить на священныя воды корабль чирнобокій, въ море еще не ходивший; иотомъ нзберемъ пятьдесятъ два самыхъ отважныхъ межъ лучшими здѣсь молодыми гребцами; весла къ скамьямъ прикрѣпивъ корабельнымъ, пускай соберутся въ царскихъ иалатахъ они п поспѣшно себѣ на дорогу вкусный обѣдъ нриготовятъ; я всѣхъ ихъ къ себѣ приглашаю. Такъ отъ меня объявите гребцамъ молодымъ; а самихъ васъ, скиптродержавныхъ владыкъ и судей, я прошу въ мой пространный домъ, чтобъ со мною, какъ слѣдуетъ, тамъ угостить иноземца; всѣхъ васъ прошу, отказаться не властенъ никто; позовите также пѣвца Демодока: даръ пѣсней прі-ялъ отъ боговъ онъ дивный, чтобъ все вос-пѣвать, что въ его пробуждается сердцѣ». Кончивъ, пошелъ впереди онъ; за нимъ всѣ судьи и владыки скиптро-державные: звать Понтоной побѣжалъ Демодока : Скоро по волѣ царя пять-десять два гребца, на отлогомъ брегѣ безплОдно соленаго моря собравшися, вмѣстѣ къ ждавшему ихъ на пескѣ кораблю подошли, совокупной силою черный корабль на священныя сдвинули воды, подняли мачты, устроили всѣ корабель-ныя снасти, въ крѣпкоременныя петли просунули длииныя весла, должнымъ порядкомъ потомъ паруса утвердили. Отведши легкій корабль на открытое взморье, они собралися всѣ во дворцѣ Алкпноя, царемъ приглашенные. Скоро всѣ переходы палать и дворы, и притворы, и залы народомъ сдѣлались пол-пы — хамъ были и юноши, были и старцы. Жирныхъ двѣнадцать овецъ, двухъ быковъ криворогихъ и восемь остро-клычпстыхъ свиней Алкиной повелѣлъ

— 207 —

имъ зарѣзать; ихъ ободравъ, изобильный обѣдъ приготовили гости, Тою порой съ знаменитымъ пѣвцомъ Понто-ной возвратился; Муза его при рож-деніи зломъ и доброыъ одарила: очи затмила его, даровала зато сладкоиѣнье.-Стулъ среброкованный подалъ пѣвцу Понтоной, и на немъ онъ сѣлъ предъ гостями, спиной прислоняся ЕЪ колон-нѣ высокой. Лиру слѣпца на гвоздѣ надъ его головою повѣсивъ, еъ ней прикоснуться рукою ему — чтобъ ее могъ найдти онъ — далъ Понтоной, и Еорзпну съ ѣдою принесъ, и подвинулъ столъ, и вина приготовилъ, чтобъ пилъ онъ, Еогда пожелаетъ. Подняли руви они еъ предложенной имъ ппщѣ; Еогда же былъ удовольствованъ голодъ ихъ слад-епмъ питьемъ и ѣдою, Муза внушила пѣвцу возгласить о вождяхъ знамени-тыхъ, выбравъ изъ пѣсни, въ то время вездѣ до небесъ возносимой, повѣсть о храбромъ Ахпллѣ и мудромъ царѣ Одиссеѣ. Началъ великую пѣснь Демо-докъ; Одиссей же своею сильной рукой ши-роБопурпурную мантію взявши, голову ею облекъ и лице благородное скрылъ въ ней: слезъ онъ своихъ не хотѣлъ показать .феаЕІйцамъ. Когда же, пѣнье прервавъ , сладкогласный на время у мол къ пѣснопѣвецъ, слѣзы отерши, онъ ман-тію снялъ съ головы и, наполнивъ ку-6оеъ двудонный виномъ, совершилъ возліянье безсмертнымъ. Снова запѣлъ Демодокъ, отъ внимавшихъ ему Феакі-анъ, гласомъ его очарованныхъ, вызванный къ пѣнью вторично; голову манией снова облекъ Одиссей, прослезяся. Были другими его не замѣчены слезы, по мудрый царь Алкиной ихъ замѣтилъ и понялъ причину ихъ, сидя близь Одиссея и слыша скорбящаго тяжкіе вздохи. Онъ ФеаЕІянамъвеселолюбивымъ сказалъ: «Приглашаю выслушать слово мое васъ, судей и вельможъ феакійскихъ; душу свою насладили довольно мы вкуснообиль-ной пищей и звуками лиры, подруги пировъ сладкогласной; время отсюда пойти намъ и въ ыужескихъ подвигахъ крѣпость силы своей оказать, чтобъ нашъ

гость, возвратяся домашнимъ могъ воз-вѣстить, сколь другихъ мы людей пре-восходимъ въ кулачномъ боѣ, въ борь-бѣ утомительной, въ прыганьѣ, въ бѣ-гѣ проворномъ».

Кончивъ, поспѣшно пошелъ впереди онъ; за нпмъ всѣ другіе. Звонкую лиру принявъ и повѣсивъ на гвоздь, Демодока за руку взялъ Понтоной и изъ залы пиршественной вывелъ; вслѣдъ за другими, ведя пѣснопѣвца, пошолъ онъ, чтобъ видѣть игры, въ Еоторыхъ ХОТЕЛИ себя отличить феакійцы. На площадь всѣ собралися; толпой многочисленно шумной тамъ овружилъ ихъ народъ. Благородные юноши еъ бою вышли изъ сонма его: еъ нимъ подошли наконецъ Лаодамъ, Галіонтъ съ богоравнымъ Клитонеономъ — три бодрые сына царя Алеиноя. Первые въ бѣгѣ себя испытали они. Устремившись съмѣстатого, на Еоторомъ стояли, пустилися разомъ, пыль подымая, они черезъ поприще: всѣхъ былъ проворнѣй Клитонеонъ благородный — какую по свѣжему полю борозду плугомъ два мула проводятъ, на стольео оставивъ братьевъ своихъ назади, возвратился онъ первый еъ народу. Стали другіе въ борьбѣ многотрудной испытывать силу: всѣхъ Эврі-ялъ одолѣлъ, превзошедши исЕусствомъ и лучшЕхъ. Въ нрыганьи былъ Анхі-алъ побѣдителемъ. Тяжкаго диска лег-еимъ бросаньемъ отъ всѣхъЭретмей отличился. Въ Еулачномъ боѣ взялъ верхъ Лаодамъ, сынъ царя Алеиноя прекрасный. Тутъ, какъ у всѣхъ довольно насытилось играми сердце, къ юногаамъ рѣчь обративши, сказалъ Лаодамъ, Ал-киноевъ сынъ: «Не прилично ли будетъ спросить намъ у гостя, въкакихъ онъ иг-рахъ способенъ себя отличить? Онъ не низкаго роста, голени, бедра и руки его преисполнены силы, шея его жиловата, онъ мышцами крѣпокъ, годами также не старъ; но превратности жизни его изнурили. Нѣтъ ничего, утверждаю, сильнѣй и губительнѣй моря; крѣпость и самаго добраго мужа оно сокрушаетъ. «Умнымъ», сказалъ, от-

вѣчая па то, Эпріалъ Лаодаму —« кажется мнѣ предложенье твое, Лаодамъ благородный. Саыъ подойди въ иноземному гостю п сдѣлай свой вызовъ.» Сынъ молодой Алкпноя, слова Эвріала услышавъ, вышелъ впередъ п свазалъ, обратяся къ царю Одиссею: «милости нроспмъ, отедъ незнакомецъ; себя покажи намъ въ пграхъ, въ какпхъ ты исвусенъ — по вѣрно во всѣхъ ты ис-гусепъ — доброму мужу нпчто па землѣ не даетъ столь великой славы, какъ легкія ноги п крѣпкія мышцы; яви же силу свою намъ, пзгнавъ взъ души всѣ пе-чальныя думы: путь для тебя ужъ теперь не далекъ; ужъ корабль быстроходный съ берега сдвпнутъ и наши 4 готовы къ отплытію люди».

Кончилъ;ему отвѣчая, смазалъ Одиссей хитроумный: «Другъ, не обпдѣть ли хочешь меня ты свопмъ предложень-емъ? Мнѣ не до пгръ; на душѣ несказанное гсре; довольно вѣдь испыталъ п не мало велпкпхъ трудовъ перенесъ я; нынѣ-жъ, крушимый тоской по от-чизпѣ, сижу передъ вамп, васъ и царя умоляя помочь миѣ въ мой домъ возвратиться.

Но Эвріалъ Одиссею отвѣтствовалъ съ колкой пасмѣшкой: «страпнпкъ, я вижу, что ты не подобпшься людамъ, пскуспымъ въ пграхъ, одппмъ лишь могуппмъ атлетамъ приличныхъ ; конечно, ты пзъ числа промтлиленныхъ людей, обтекающпхъ море въ мпо-говеселыіыхъ свопхъ корабляхъ для торговли, о томъ лишь мысля, чтобъ, сбывъ свои товаръ и, опять корабли нагрузивши, болѣ нажить барыша: по съ атлетомъ ты вовсе не сходепъ.»

Мрачно взглянувъ пзъ подлобья, ска-зо лъОдиссейбла городиыЯ :« Слово обидно -еловът.ъ ты, в вижу, злоумный;богп невсякаго всѣмъ надѣляютъ; не каждый вмѣетъ г.другъ п плѣнительный образъ, :,. іі могущество слова; тотъ но наружному виду впиманн мало до-ВТоипъ— ■ прелестью рѣчи за то одаренъ отъ боговъ; веселятся люди, смотря но пего, говорящего съ мужествомъ твер-

дымъ пли съ прпвѣтлпвой кроткостью; опъ украшенье собраній; бога въ немъ впдятъ когда онъ проходптъ по улицамъ града. Тотъ;ке напротпвъ безсмертнымъ подобенъ лица красотою, прелести жъ бѣдное слово его никакой не имѣетъ. Такъ и твоя красота безпорочна, тебя и Зевесъ бы краше не создалъ; за т пе имѣешь ты здраваго смысла. Милое сердце въ груди у меня возмутилъ ты свою дерзкою рѣчыо. Но я не бе-зопытенъ, долженъ ты вѣдать, въ му-жескпхъ пграхъ: изъ первыхъ бывалъ я въ то время, когда мнѣ свѣжая младость п крѣпкія мышцы служили на-деяшо. Нынѣ жъ мои отъ трудовъ п печалей истрачены силы; впдѣлъ не мало я бранен и долго среда бѣдонос-пыхъ странствовалъ водь, но готовъ я себя испытать и лишенный силъ: ос-корбленъ я твопмъ безразсудно-руга-тельнымъ словомъ.»

Такъ отвѣчавъ, поднялся онъ, и, мантіи съ плечъ не сложивши, камень схватилъ — онъ огромнѣй, плотпѣй и тяжелѣ всѣхъ дпсковъ, брошенныхъ прежде людьми Феакійскпми былъ; и съ размаха кпнулъ его Одиссей, жиловатую руку напрягши; камень, жужжа, полетѣлъ; и подъ нимъ до земли головами веслолюбпвые, смѣлые гостп морей, Феакійцы всѣ паклонплись, а онъ далеко черезъ всѣ иеремчался дп-скп, легко улетѣвъ изъ руки; и Аѳяна, подъ впдомъ старца, отмѣтивши зна-комъ его, Одиссею сказала: «Страпнпкъ, твой знакъ и слѣпой различитъ безъ ошибки, ощунавъ просто рукою; ле-жптъ опъ стдѣлыю отъ прочпхъ, гораздо далѣе всѣхъ пхъ. Ты въ этомъ бою побѣдплъ: ни одпнъ здѣсь камня ни далѣ, ни также далеко, какъ ты, не способенъ бросить.» Отъ словъ спхъ веселье проникло въ грудь Одиссея. Радуясь тѣмъ, что ему хоть одинъ благосклонный въ собрапьн былъ судія, съ обновленной душей онъ сказалъ предстоявшпмъ: «Юноши, прежде до-бросте до этого камня; за вами брошу друѴі и я и столь же далеко, быть мо-

— 209 —

шетъ. и далѣ. Пусть всѣ другіе, когда побуждаетъ отважное сердце, выйдутъ и сдѣлаютъ опытъ; при всѣхъ оскорбленный, я нынѣ всѣхъ васъ на бой рукопашный, на бѣгъ, на борьбу вызываю; съ каждымъ сразиться готовъ я— съ однимъ не могу Лаодамомъ: гость я его—подыму ли на друга любяща го руку?*

Но Алкпной, возражая, отвѣтствовалъ Одиссею: «Странникъ, ты словомъ сво-имъ не обпдѣтьнасъ хочешь: ты только всѣмъ показать намъ желаешь, какая еще сохранилась крѣпость въ тебѣ; ты разгнѣванъ безумцемъ, тебя оскорбившим ъ дерзской насмѣшкой — за то ни одпнъ, говорить здѣсь привыкшій съ здравымъ разсудкомъ, ни въ чемъ не помыслить тебя опорочпть. Выслушай слово однако мое со вннманіемь, чтобъ послѣ дома его повторить при друзьяхъ благородныхъ, когда ты сидя съ женой и дѣтьмп за веселой семейной трапезой, вспомнишъ одоблестяхъ нашихъ и тѣхъ дарованьяхъ, какія намъ отъ отцевъ благодатью Зевеса достались въ наслѣдство. Мы, я скажу, ни въ кулач-номъ бою, ни въ борьбѣ не отличны: быстры ногами за то несказанно и первые въ морѣ; любпмъ обѣды роскошные, пѣніе, музыку, пляску, свѣжесть одеждъ п мягкое ложе. Но пригласите сюда плясуновъ Феакійскихъ: зову я самыхъ искусныхъ, чтобъ гость нашъ, увидя ихъ, могъ, возвратяся въ домъ свой, тамъ всѣмъ, разсказать, какъ другихъ мы людей превосходимъ въ плаваньи по морю, въ бѣгѣ проворномъ, и въ плясі;ѣ, и въ пѣньп. Пусть принесутъ Демодоку его звонкогласную лиру; гдѣ-пибудь въ нашихъ пространныхъ па-латахъ ее онъ оставилъ.»

Такъ Алкиной говорилъ, и глашатай его исполняя волю, по:пѣшно пошелъ во дворецъ за желаемой лирой. Судьи, въ народѣ избранные, девять, на середину поприща, строгіе въ пграхъ порядка блюстители, вышли; мѣсто для пляски угладпли, поприще сдѣлали швре. Тою порой взъ дворца возвра-

тился глашатай и лиру подалъ пѣвцу: предъ собранье онъ выступилъ; справа и слѣва стали цвѣтущіе юноши, въ легкой искусные пляскѣ. Топали въ мѣру ногами подъ пѣсню они; съ наслаж-деньемъ легкость сверкающихъ ногъ за-мѣчалъ Одиссей и дивился. Лирой гремя сладкозвучно, пѣлъ Демодокъ вдохновенный нѣснь о прекрасно кудрявой Кипридѣ и богѣ Ареѣ. Одиссей благородный въ сердцѣ, внимая ему, веселился; и съ нимъ веселились веслолю-бивые, смѣлые гости морей, Феакійцьг.

Но Алкиной повелѣлъ Галіонту вдвоемъ съ Лаодамомъ пляску начать: въ ней не могъ превосходствомъ никто побѣдпть ихъ. Мячъ разноцвѣтный, для нихъ рукодѣльнымъ Полпбіемъ сшитый, взявъ, Лаодамъ съ молодымъ Галіон-томъ на ровную площадь вышли; закинувши голову, мячъ къ облакамъ тсмносвѣтлымъ бросплъ одпнъ; а другой разбѣжался н, прянувъ высоко, мячъ на лету подхватилъ, до земли не коснувшись ногами. Легкимъ бросаньемъ мяча въ высоту отличась предъ народомъ, начали оба по гладкому лону земли плодоносной быстро плясать; и затопали юноши въ мѣру ногами, стоя кру-гомъ, и отъ топота ногъ ихъ вся площадь гремѣла. Долго смотрѣвъ, напо-слѣдокъ сказалъ Одиссей Алкиною: «Царь Алкпной, благороднѣйшій мужъ изъ мужей Феаііійскихъ, ты похвалился, что пляскою съ вами никто не сравнится; правда твоя: то глазами я ви-дѣлъ; безмѣрно дивлюся». Такъ онъ сказааъ, возбудилъ Алкпноеву силу святую.

Царь Феакіанамъ веслолюбпвымъ сказалъ: «Приглашаю выслушать слово мое васъ, судей и владыкъ Феакійскихъ; разумъ великій имѣетъ, я вижу, нашъ гость иноземный; должно ему, какъ обычай велптъ, предложить намъ подарки. Областью нашею правятъ двѣнадцать владыкъ знаменитыхъ, праведно-стро-гихъ судей; я тринадцатый, главный. Пусть каждый чистое верхнее платье съ хитономъ и съ полішмъ татантомъ

— 210 —

золота нашему гостю въ подарокъ назначить обычный. Все повелите сюда принести и своими руками страннику сдайте, чтобъ веселъ онъ быль за трапезою нашей. Ты жъ, Эвріалъ, удовольствуй его, предь нпмь повинившись, давъ и подарокъ: его оскорбилъ неприличнымъ ты словомъ». Такъ онъ сказалъ; изъявили свое одобренье' дру-гіе; каждый глашатая въ домъ свой по-слалъ, чтобъ подаркп прпнесъ онъ. Но Эвріалъ, повинуясь, отвѣтствовалъ такъ Алкпною: «Царь Алкпной, благород-нѣйшій мужъ пзъ мужей Феакійскпхъ, я удовольствую гостя, желанье твое исполняя. Мѣдный свой мечъ съ рукоятью серебрянной въ повыхъ чудной работы ножнахъ пзъ слоновыя ьостп, охотно дамъ я ему, и конечно даръ мой высоко оцѣнитъ». Такъ говоря, сре-брокованный мечъ свой онъ снялъ и возвысплъ голосъ п бросплъ крылатое слово Леэртову сыну: «Радуйся, добрый отецъ пноземецъ! И если сказалъ я дерзкое слово, пусть вѣтеръ его уне-сетъ и развѣетъ; ты же, хранимый богами, да скоро увидиінь супругу, въ домъ возвратяся по долгопечальной разлуке» съ семьею». Кончплъ; ему отвѣ-чая, сказалъ Одиссей хитроумный: * Радуйся также п ты, и, храппмый богами, будь счастливь. Въ сердцѣ жъ своемъ никогда не раскайся, что мпѣ драго-цѣпиый мечъ подарплъ свой, иовин-нымъ мепя удовольствовавъ словомъ». Такъ отвѣчавъ, среброкованный мечъ на плечо онъ повѣснлъ. Солнце зашло; всѣ богатые собраны были подарки; пхъ поспѣншли глашатаи въ домъ отнести Алкиноевъ; тамъ сыновья Алкиноя владыки, принявши подаркп, отдалп матери пхъ, многоумчой царпцѣ Аретѣ, Царь же повелъ знаменитаго гостя со всѣми другими въ домъ свой и сѣли, прншедши они, на возвышенныхъ кре-слахъ.Тутъ, обратяся кь царицѣ Аретѣ, сказалъ благородный парь: * Принеси намъ, жена, драгоцѣннѣйшш самый пзъ нашпхъ многихъ ковчеговъ, въ него и іложввши п верхнее платье съ топ-

кимъ хптономь. Поставьте котелъ на огонь, вскипятите воду, чтобъ гость нашъ омылся и, всѣ осмотрѣвши подарки, имъ полученные здѣсь отъ людей феакійскпхъ, быль веселъ, съ нами сидя за вечерней трапезой и иѣнью внимая. Я же еще драгоцѣнный вув-шпнъ золотой на прощаньпдамъ, чтобъ, меня вспоминая, онъ могъ пзъ него ежедневно дома творить возліяпіе Зевсу и прочпмъ безсмертньшъ». Такъ онъ сказалъ, п царпца Арета велѣла рабынямъ яркій огонь разложить подъ огромнымъ котломъ троепожнымъ; тот-часъ котелъ троеножный в а яркомъ огнѣ быль иоставленъ. Налили воду въ котелъ и усилили хворостомъ пламя: чрево сосуда оно обхватило, вода заки-пѣла. Тою порою Арета прекрасный ковчегь пзъ покоевъ внутреннпхъ вынесла гостю; въ ковчегь положила подаркп: золото, ризы и все, что ему Феакійскіе мужи дали: самажъ къ нимъ прибавила верхнее платье съ хитономъ. Кончивъ, она Одиссею крылатое бросила слово: «Кровлей накрывъ и тесьмою опутавъ ковчегь, завяжи ты узелъ, чтобъ кто па дорогѣ чего не похитплъ, покуда будешь покопться сномъ ты, плывя въ кораблѣ чернобокомъ». То Одпссей богоравный, въ бѣдахъ постоянный, услышавъ, кровлей покрылъ ц тесьмою опуталъ ковчегъ п искусный узелъ (какъ былъ наученъ хитроумной Цирцеею) сдѣлалъ. Тутъ пригласила его домовитая ключница въ баню члены своп оживить омовеньемъ; п теплой купальнѣ радъ былъ испытанный мужъ Одиссей, той услады лишенный съ са-мыхъ тѣхъ поръ, какъ покинулъ жилище Еалипсы, въ которомъ нимфы ему, какъ безсмертпому богу, служили. Вы-шелъ опъ свѣжій пзъ бани п къ пьющи мъ гостямъ въ пировую залу всту-пилъ. Навзигая царевна, богиня красою, подлѣ столба, потолокъ нодпправ-шаго залы, стояла. Взоръ изумленный подпявъ на прекрасна го гостя, царевна голосъ возвысила свой п крылатое бросила слово: * Радуйся, странпикъ, но,

— 211 —

въ милую землю отцевъ возвратяся, помни меня; ты спасеніемъ встрѣчѣ со мною обязань». Юной царевнѣ от-вѣтствовалъ такъ Одиссей многоумный: «О На.взикая, прекрасяоцвѣтущая дочь Алкпноя, если мнѣ Иры супругъ, гро-моносный Кровіонъ, дозволить, въ домѣ отеческомъ сладостный день возвращенья увидѣть, буду тамъ помнить тебя н тебѣ ежедневно, какъ богу, серд-цемъ молиться: спасеніемъ встрѣчѣ съ тобой я обязанъ». Такъ отвѣчавъ ей, въ креслахъ опъ сѣлъ близь царя Ал-киноя. Было ужъ роздано мясо; ужъ чаши виномъ наполнялись. Тою порой возвратился глашатаи съ пѣвцемъ Де-модокомъ, чтпмымъ въ народѣ. Пѣвецъ посреди свѣтлозданной палаты сѣлъ предъ гостями,спиной прислонившись къ колоннѣ высокой. Полную жира хребтовую часть острозубаго вепря взявшн съ тарелки своей (для себя же о ставя тамъ болѣ), царь Одиссей многославныи ска-залъ, обратясь къ Понтоною: «Эту почетную часть изготовленной вкусно ве-прины дай Демодоку; его п печальный я чту несказанно. Всѣмъ на обильной землѣ обптающпмъ людямъ любезны, всѣми высоко честимы пѣвцы; ихъ сама научила пѣнію Муза; ей мило пѣвцовъ благородное племя». Такъ онъ сказалъ п проворно отпесъ отъ него Демодоку мясо глашатай; пѣвецъ благодарно дая-ніе прппялъ. Подняли руки онп къ приготовленной нпщѣ; когда же былъ удовольствованъ голодъ пхъ сладкимъ питьемъ и ѣдою, такъ, обратясь къ Демодоку, сказалъ Одиссей хитроумный: «Выше всѣхъ смертныхъ людей я тебя, Демодокъ, поставляю; Музою, дочерью Дія, иль Фебомъ самимъ наученный, все ты поешь по порядку, что было съ Ахейцами въ Троѣ; что совершили они и какія бѣды претерпѣлп; можно подумать, что самъ былъ участникомъ всему иль отъ вѣрныхъ все очевпдцевъ уз-налъ ты. Теперь о конѣ деревянномъ чудномъ Энеоса съ помощью дѣвы Пал-лады созданья, спой намъ, какъ въ го-родъ онъ былъ хитроумнымъ введенъ

Одиссеемъ, полный вождей, напослѣ-докъ святой Иліонъ сокрушившихъ. Если оЗъ этомъ поистинѣ все намъ, какъ было, споешь ты, буду тогда предъ всѣми людьми повторять повсемѣстно я, что божественнымъ пѣніемъ боги тебя одарили».

Такъ онъ сказалъ и запѣлъ Демодокъ, преисполненный бога. Объ Ахея-нахъ пѣлъ Демодокъ; несказанно рас-троганъ былъ Одиссей, и рѣсницы его орошались слезами, Такъ сокрушенная плачетъ вдовица надъ тѣломъ супруга, падшаго въ битвѣ упорной у всѣхъ впереди передъ градомъ, силясь отъ дня роковаго спасти согражданъ п семейство. Видя, какъ онъ содрагается въ смертной борьбѣ и, прижавшись грудью къ нему, злополучная стонетъ; враги же нещадно древками копій п по пле-чамъ и хребту поражая, бѣдную въ плѣнъ увлекаютъ на рабство и долгое горе; тамъ отъ печали и плача ланиты ея увядаютъ. Такъ отъ печали текли изъочей Одпссеевыхъ слезы. Всѣми другими онѣ не замѣчены были, но мудрый царь Алкиной ихъ замѣтилъ п понялъ причину пхъ, сидя близь Одиссея и слыша скорбящаго тяжкіе вздохи. Онъ Феакіянамъ веслолюбивымъ сказалъ: «Приглашаю выслушать слово мое васъ, судей и владыкъ Феакійскихъ. Пусть Демодокъзвонкострунную лиру заставить умолкнуть; здѣсь онъ не всѣхъ веселить насъ ея сладкогласіемъ дивнымъ: съ тѣхъ поръ, какъ пѣнье божественный началъ пѣвецъ на вечернемъ нашемъ пиру, непрестанно глубоко и тяжко вздыхаетъ странникъ; конечно прискорбіе сердцемъ его овладѣло. Долженъ умолкнуть пѣ-вецъ, чтобъ могли здѣсь равно веселиться гость нашъ и всѣ мы; конечно, для насъ то пріятнѣе будетъ. Здѣсь же давно къ отправленію въ путь иноземца готово все; н подарки ужъ собраны, данные дружбою нашей. Странникъ мо-лящій не менѣе брата роднаго любе-зенъ всякому, кто одаренъ отъ боговъ не безжалостнымъ сердцемъ. Ты же теперь, ничего пе скрывая, отвѣтствуй

на то мнѣ, гость^нашъ, о чеыъ я тебя вопрошу: откровенность похвальна. Им^я скажи мнѣ, какимъ п отецъ твой п мать п другіе въ градѣ твоемъ и отечестве» мпломъ тебя велачаютъ».

(Одиссей, открывъ свое имя начн-наетъ разсказывать всѣ своп прпклю-ченія: отплытіе отъ береговъ Троян-скихъ, разрушеніе Измара, города Ки-коновъ и гибель многпхъ спутниковъ Одиссея; онъ говорить о посѣщеніп Лотофаговъ п прпбытіи на островъ Цпклоповъ, затѣмъ о иребываніи на Эоловѣ островѣ, на островѣ волшебницы Цирцеи. Цирцея велитъ ему посѣтить Океапъ и у входа въ Адъ попросить прорицателя Терезія еще два слова.

17. ГНѢДЙЧЪ. «Иділда» Гомера. (1849).

ПѢСНЬ I.

Гиѣвъ, богиня, воспой Ахиллеса,

Пелеева сына,

Грозный, который Ахеапаыъ тысячи бѣд-

ствій содѣлалъ: Многія души могучія славныхъ героевъ

нпзрпнулъ

Въ мрачный Апдъ; п сампхъ распростеръ

въ корысть плотоядпымъ

Птицамъ окрести ымъ и псамъ: совергаа-

лася Зевсова воля;

Съ онаго дня, какъ воздвигшіе сгюръ,

воспылали враждою

Пастырь народовъ Атрндъ и герой Ахнл-

лесъ благородпый.

Кто-жъ отъ боговъ безсмертныхъ подвига пхъ і;ъ враждебному спору?

Сынъ Громовержца и Лоты: Фебъ царемъ

прогнѣвленпын,

Я ву навопнство злую навелъ; погибали

наі

Въ казнь, что Атридъ обезчестилъ жреца неиорочнаго, Х})пза. Старецъ, онъ приходилъ къ кораблямъ быстролетнымъ Ахейскимъ Илѣнную дочь искупить; и принесши безчпелейный выкупъ, И держа въ рукахъ, на жезлѣ золотомъ,

Аполлоновъ Красный вѣнецъ, умолялъ убѣдительпо всѣхъ онъ Ахеянъ, Паче-жъ Атридовъ могучихъ, строителей рати Ахейской:

«Чада Атрея и пышно-поножные мужи

Ахейцы! О! да помогутъ вамъ боги, имушіе домы

въ О лимпѣ, «Градъ Пріамовъ разрушить и счастливо въ домъ возвратиться; «Вы-жъ свободпте мнѣ милую дочь и выкупъ примите, «Чествуя Зевсова сына, далеко разя-

щаго Феба.»

Всѣ изъявили согласіе, крпкомъ все-общпмъ, Ахейцы, Честь жрецу оказать и прпнять блистательный выкупъ; Только Царя Агамемнона было то не

любо сердцу; Гордо жреца отослалъ и прорекъ ему

грозное слово:

«Старецъ, чтобъ я никогда тебя не

впдалъ предъ судами!

«Здѣсь и теперь ты не медли и впредь

не дерзай появляться!

«Или тебя не пзбавятъ нп екпитръ, пп

вѣнецъ Аполлона;

«Дѣвѣ свободы не дамъ я; она обвет-

шаетъ въ неволѣ,

«Въ Аргосѣ, вънашемъ дому, отъ тебя,

отъ отчизны далече —

«Ткальный стсіпъ обходя;

«Прочь удались, и меня ты не гпѣвай,

да здравъ возвратишься!»

Гекъ опъ; и старецъ грепещетъ и

слову царя покоряся,

Идетъ безмолвный по брегу немолчно -

шумящей пучины.

Тамъ, отъ судовъ удалившися, старецъ

взмолился печальный

Фебу Царю, лѣпокудрыя Леты могущему

сыну:

«Богъ сребролукій, внемли мнѣ: о ты, что хранящій обходишь «Хризу, священную Киллу, и мощно царишь въ Тенедосѣ, ^Сминѳей! если когда я храмъ твой священный украсилъ, «Если когда предъ тобой возжигалъ я

тучныя бедра

«Козъ и тельцовъ, — услышь и исполни

одно мнѣ желанье:

-«Слезы мои отомсти Аргивянамъ стрѣла-

ми твоими!»

Такъ воиіялъ онъ, моляся; и внялъ Аполлонъ сребролукій! Быстро съ Олимпа вершинъ устремился, пышущій гнѣвомъ, Лукъ за плечами неся и колчанъ, со стрѣлами, отвсюду закрытый; Громко крылатыя стрѣлы, біясь за плечами, звучали Въ шествіи гнѣвнаго бога: онъшество-валъ ночи подобный. Сѣвъ наконецъ предъ судами, пернатую быструю мечетъ; Страшный звонъ издаетъ среброблещу-щій лукъ Аполлоновъ. Въ самомъ началѣ на месковъ напалъ онъ и псовъ празднобродныхъ; Послѣ, постигъ и народъ, смертоносными прыща стрѣлами; Частые труповъ костры непрестанно пылали по стану.

Девять дней на воинство божіе стрѣлы

летали: Въ деньже десятый Пелидъ на собраніе созвалъ Ахеянъ. Въ мысли ему то вложила Богиня державная Гера; Скорбью терзалась она, погибающихъ

видя Ахеянъ, Быстро сходился народъ, и когда, воедино собрался

Первый въ соимѣ воставъ, говорилъ Ахиллесъ быстроногій:

«Должно, Атридъ, какъ вижу, обратно

исплававши море,

«Въ домы свои возвратиться, когда лишь

отъ смерти спасемся.

«Вдругъ и война и погибельный моръ

истребляетъ Ахеянъ.

«Но испытаемъ, Атридъ, и вопросимъ

жреца, иль пророка,

«Или гадателя сновъ (и сны отъ Зевеса

бываютъ):

«Пусть намъ повѣдаютъ, чѣмъ раздра-

женъ Аполлонъ небожитель?

«Онъ за обѣтъ несвершенный, за жерт-

ву-ль стотельчую гнѣвенъ?

«Или отъ агнцевъ и избранныхъ козъ

благовоннаго тука

« Требуетъ богъ, чтобъ Ахеянъ избавить

отъ пагубной язвы?»

Такъ произнесши, возсѣлъ Ахиллесъ;

и мгновенно отъ сонма

Калхасъ возсталъ Ѳесторпдъ, верховный

птицегадатель.

Мудрый, вѣдалъ онъ все, что минуло,

что есть и что будетъ,

А Ахеянъ суда по морямъ предводилъ

къ Иліону Даромъ предвидѣнья, свыше ему вдохновен нымъ отъ Феба. Онъ, благомыслія полный, вѣщалъ предъ сонмомъ Ахеянъ:

«Царь Ахиллесъ! возвѣстить повелѣлъ

ты, любимецъ Зевеса,

* Праведный гнѣвъ Аполлона, далеко

разящяго бога. <Я возвѣщу, но и ты согласись, поклянись мнѣ, что вѣрно :<Самъ ты меня защитить и словами готовъ п руками»

*Я опасаюсь, прогнѣваю мужа, который

верховный «Царь Архивянъ, и которомувсѣ покорны

Ахейцы я

кСлишкомъ могущественъ царь, на мужа

подвластнагѳ гиѣвныйІ

— 214 —

«Вспыхнувшій гнѣвъ опъ на первую

пору хотя п смпряетъ,

«Но сокрытую злобу, доколѣ ее непспол-

нптъ,

«Въ сердцѣ хранптъ. Разсудп-жъ п от-

вѣтствуй, заступппкъ ли ты мнѣ?»

Быстро ему отвѣчая, вѣщалъ Ахпллесъ

благородный:

«Вѣрыі дерзай, возвѣсти памъ оракулъ,

вавой-бы опъ пп былъ!

«Фебомъ клянуся я, Зевса любимцемъ,

которому, Калхасъ,

«Молишься тп, открывая Данаямъ вѣща-

ыія бога:

«Нѣтъ, предъ судами никто, покуда

л;пву я п вижу,

«Рукъ на тебя дерзновепныхъ, влянусь,

нивто не подыметъ

«Въ станѣ Ахеянъ; хотя бы назвалъ

самаго ты Атрпда,

«Властію нынѣ верховной гордящагося

въ ратп Ахейской.»

Рекъ опъ; и сердцемъ дерзнулъ, п

вѣщалъ имъ пророкъ непорочный:

«Нѣтъ, пе за должный обѣтъ, не за

жеріву стотельчую гнѣвенъ

«Фебъ, но за Хриза жреца: обезчестплъ

его Агамемнонъ,

«Дщери не выдалъ ему, и моленье п

выкупъ отрпнулъ.

«Фебъ за него покаралъ, п бѣдамп еще

покараетъ, «Л отъ пагубной язвы разящей рукп

не удерж итъ

«Прежде, доколѣ къ отцу не отпустятъ

безъ платы, свободной

«Дщерп его черноокой, п въ Хрпзу

святой пе представятъ

«Жертвы стотельчей; тогда лпшь мы

бога на милость иреклоппмъ.»

Слово скоичавшп, возсѣлъ Ѳесторпдъ;

п отъ сонма воздвигся

Мощный герой, пространно-властвтель-

ный царь Агамемионъ,

Гнѣвомъ волиуемъ; ужасной въ грудп

его мрачное сердце

Злобой наполнилось: очи его засвѣти-лись какъ пламень.

Калхасу первому, смотря свпрѣпо, вѣ~ щалъ Агамемнонъ:

Бѣдъ предвѣщатель, пріятнаго ты никогда не сказалъ мнѣі «Радостно, вѣрно, тебѣ человѣкамъ бѣды лпшь пророчить; «Добраго слова еще не пзмолвилъ ты намъ, ни пеполнплъ. «Се, и теперь ты для насъ какъ глаголь проповѣдуешь бога, Будто народу бѣды далвномечущій Фебъ

устрояетъ «Мстя, что блестящихъ даровъ за свободу принять Хризепды «Я не хотѣлъ; но въ дущѣ я желалъ

черноокую дѣву

«Въ домъ мой ввести: предпочелъ-бы

ее п самой Клптемнестрѣ,

«Дѣвою взятой въ супруги; ея Хрпзепда

не хуже

«Прелестью вида, пріятствомъ свопмъ

н умомъ п дѣламгЛ

«Но соглашаюсь, ее возвращаю, коль

требуетъ польза:

«Лучше хочу я спасеніе впдѣть, чѣмъ

гибель парода. «Вы-жъ мнѣ въ сей день замѣните награду; да въ стапѣ Аргпвскомъ «Я безъ награды одпнъ не останусь; позорно-бъ то было, «Вы-же то впдпте всѣ— отъ меня от-ходптъ награда.»

Первый ему втвѣчалъ Пелеіонъ Ахпллесъ быстр оногій: «Славою гордый Атридъ. безпредѣльно корыстолюбивый! «Гдѣ для тебя обрести добродушпымъ Ахеямъ награду? «Мы не нмѣсмъ нпгдѣ сохраняемых!, общпхъ сокровищъ; «Что въ городахъ разореппыхъ мы добыли, все раздѣлилп: «Спова-жъ, что было дано, отбирать у народа, позорпо! «Лучше свою возврати, въ угождепіе богу. Но послѣ

— 215 —

* Втрое и вчетьеро іікі Аргивяне, тебѣ

то заплати мъ,

«Если даруетъ Зевсъ крѣпкостѣнную

Трою разрушить.»

Быстро, къ нему обратяся, вѣщалъ Агамёмнонъ могучій: «Сколько ни доблестенъ ты, Ахоллесъ, безсыертнымъ подобный, «Хитро не умствуй: меня ни провесть, пи склонить не успѣешь. «Хочешь, чтобъ самъ обладалъ ты наградой; а я, чтобъ лишенный «Молча сидѣлъ? и совѣтуешь мнѣ ты, чтобъ дѣву я выдалъ?... «Пусть же меня довольствуютъ новою

мздою Ахейцы,

«Столько-жъ пріятною сердцу, достопн-

ствомъ равною первой.

«Если-жъ откажутъ, предстану я самъ,

и изъ кущи исторгну

«Или твою, иль Аяксовумзду, пли мзду

Одиссея,

«Самъ я исторгну, и горе тому, предъ

кого я предстану!

«Но объ этомъ бесѣдовать можемъ еще

мы и послѣ. «Нынѣ, черный корабль на священное море нпспустпмъ, «Сильныхъ гребцовъ изберемъ, на корабль гекатомбу поставимъ, «И сведемъ Хрпзепду, румяноланитную

Дѣву. «Въ немъ да возсядетъ начальнпкомъ мужъ отъ Ахеянъ совѣтныхъ, «Идоменей, Одиссей Лаертпдъ , иль Аяксъ Теламонидъ, «Или ты самъ, Пелеёнъ, изъ мужей въ ополченьи страшнѣйшій. «Шествуй, и къ намъ Аполлона умилостивь жертвой священной.»

«Грозно взглянувъ на него, отвѣчалъ Ахилесъ быстроногій: «Царь, облеченный безстыдствомъ, коварный душею мздолюбецъ! «Кто изъ Ахеянъ захочетъ твои пове-

лѣнія слушать?

«РСто иль походъ совершитъ, иль съ

враждебными храбро сразится?

«Я за себя-ли пришелъ, чтобъ Троянъ укротителей коней «Здѣсь воевать?—Предо мною ни въ чемъ не виновны Трояне: «Мужъ пхъ ни коней мопхъ, ни тель-цовъ никогда не похитилъ: «Въ счастливой Фѳіи моей, многолюдной, плодами обильной, «Нпвъ никогда не топталъ; безпредѣль-ныя насъ раздѣляютъ «Горы, покрытыя лѣсомъ, и шумныя

волны морскія.

«Нѣтъ, за тебя мы пришли, веселимъ

мы тебя, на Троянахъ

«Чести ища Менелаю, тебѣ человѣкъ

псообразный!

«Ты-же, безстыднып! считаешь ничѣмъ

то и все презираешь,

«Ты угрожаешь и мнѣ, что мою ты

. награду похитишь,

«Подвиговъ тягостныхъ мзду, драгоцѣн-

нѣйшій даръ мнѣ Ахеянъ?

«Но съ тобою никогда не имѣю награды

я равной «Если Троянскій цвѣтущій Ахеяне градъ

разгромляютъ.

«Нѣтъ не смотря, что тягчайшее бремя

томительной брани

«Руки мои подымаютъ; всегда, какъ

раздѣлъ наступаетъ,

«Даръ богатѣйшій тебѣ, а я, и съ ма-

лымъ, пріятнымъ

«Въ станъ не ропща возвращаюсь, когда истомленъ ратоборствомъ. «Нынѣ, во Фѳію иду; для меня несравненно пріятнѣн «Въ домъ возвратиться на быстрыхъ судахъ; посрамленный тобою, «Я не немѣренъ тебѣ умножать здѣсь добычъ и сокровищъ.»

Быстро восклпкнулъ къ нему повелитель мужей Агамёмнонъ: «Что-же, бѣгп, если бѣгства ты жаждешь! тебя не прошу я

«Ради меня оставаться; останутся здѣсь

и другіе;

«Честь мнѣ окажутъ они, а особенно Зевсъ промыслитель

216 —

«Ты ненавистнѣйшій мнѣ межъ царамп.

питомцами Зевса!

«Только тебѣ п пріятны споры, раздоры,

да битвы, «Храбростью ты знаменитъ; по она

дарованіе бога.

«Въ домъ возвратись, съ кораблями

бѣги и съ дружиной своею;

«Властвуй своими Ѳессальцамп! я о тебѣ

не забочусь;

Ряѣйъ твой вмѣняю въ ничто; а на-

протпвъ, грожу тебѣ такъ я:

«Требуетъ богъ Аполлонъ, чтобы я

возвратплъ Хризеиду;

«Я возвращу; п въ моемъ кораблѣ п

съ моею дружиной

«Дѣву поиілю; п къ тебѣ я приду, п

пзъ кущи твоей Брпзепду

«Самъ увлеку я, награду твою, чтобы

ясно ты ионялъ.

«Сколько я властью выше тебя, и чтобъ

каждый страшился

«Равнымъ себя мнѣ считать и дерзко

верстаться со мною.*

Репъ онъ; и горько Пелиду то стало:

могучее сердце

«Въ персяхъ героя власатыхъ межъ

двухъ волновалося мыслей;

Или, не медля исторгнувши мечъ пзъ

влагалища острый,

Встрѣчныхъ разсыпать ему п убить

властелина Атрида ;

Или —свпрѣпство смирить, обуздавъ

огорчениую душу.

Въ мсгъ, какъ подобными думамп ра-

зумъ п душу волнуя,

Страшный свой мечъ изъ ноженъ извле-

калъ онъ, — явилась Аѳина,

Съ неба слетѣвъ; ниспослала ее злато-

тропная Гера, Сердцемъ любя и храня обоихъ браппо-носцевъ; Аопна Ставъ за хребтомъ, ухватила за русы л

кудри Гели да,

Только ему лишь явленная, прочпмъ

незримая въ сонмѣ.

Оиъ ужаснулся и, вспять обратлся, по-

налъ несомпѣнно

ДочьГромовержцеву; страшнымъ огнемъ

ея очп горѣли.

Къ ней обращенный лицемъ, устремнлъ

онъ крылатыя рѣчи:

Что ты, о дщерь Эгіоха, сюда низошла отъ Олимпа? Плп желала ты видѣть царя Агамемнона

буйства? «Но реку я тебѣ, п речениое скоро

свершится:

«Скоро сей смертный своею гордынею

душу погубитъ!»

Сыну Пелея рекла свѣтлоокая дшерь

Эгіоха: «Бурный твой гнѣвъ укротить я, когда ты безсмертнымъ иокоренъ, «Съ неба сошла; ниспослала меня зла-тотронная Гера; «Васъ обоихъ равпомѣрно п люблтъ она и спаоаетъ. «Кончп раздоръ Иелепнъ, и довольствуя гнѣвное сердце, «Злымп словами язвя, но рукою меча

не касайся. «Я предрекаю, п оное скоро исполнено

будетъ:

«Скоро трикраты тебѣ знаменитыми

столько *жъ дарами

«Здѣсь за обиду заплатятъ: смприся и

намъ повинуйся.»

Къ ней обращался вновь, говорилъ

Ахплесъ быстроногій:

«Должно, о Зевсова дщерь, соблюдать

повелѣнія наши,

«Какъ мой ни пламененъ гнѣвъ, по

покорность полезнѣе будетъ:

«Кто безсмертнымъ покорепъ, тому и

безсмертные внемлютт.»

Рекъ, и на серебрянномъ череиѣ

стиснулъ могучую руку,

II огромный свой мечъ въ ножны опу*

стилъ, покоряся

Слову Паллады; Зевсова дочь вознесла-

ся къ Олимпу,

Въ домъ Эхіоха отца, небожителей съ

свѣтлому сонму.

— 217 —

Но Пелидъ быстроногій суровыми снова словами Къ сыну Атрея вѣщалъ, и отнюдь не обуздывалъ гнѣва:

«О винопійца, со взорами пса, но

съ душ ею еленя!

«Ты никогда ни въ рѣшитедьный бой

ополчиться съ лародомъ,

«Ни пойти на засаду съ храбрѣйшпми

рати мужами

«Сердцемъ твонмъ не дерзнулъ: для

тебя то кажется смертью.

«Лучше и легче стократъ по широкому

стану Ахеянъ «Грабить дары у того, кто тебѣ прекословить посмѣетъ. «Царь пожиратель народа! Зане надъ презрѣнными царь ты: «Или, Атрндъ, ты нанесъ-бы обиду, послѣднюю въ жизни! «Но тебѣ говорю, и великою клятвой

клянуся, «Скипетромъ симъ я клянуся, который ни листьевъ, ни вѣтьвен «Вновь не нспустптъ, однажды оставпвъ свой корень на холмахъ; «Вповь не прозябнетъ: на немъ изощренная мѣдь обнажила «Листья п кору; и нынѣ который Ахей-

сг.іе мужи «Носятъ въ рукахъ судіи, уставовъ Зевесовыхъ сражи: «Скипетръ сей тебѣ предъ Ахейцами будетъ великою клятвой. «Время придетъ, какъ Данаевъ сыны пожалѣютъ Пел и да «Всѣ до послѣдняго; ты-жъ, и крушася, безсиленъ ішъ будешь «Помощь подать, какъ толпы ихъ отъ Гектора мужеубійцы * Свергнутся въ прахъ; п душей ты своей истерзаешься, бѣшенъ «Самъ на себя, что Ахейца храбрѣй-шаго такъ обезславклъ.»

Противъ Атридъ Агамемнонъ свирѣп-

ствовалъ сидя; и Несторъ,

Сладкорѣчивый возсталъ, громогласный

витія Пилосскій:

Речи, изъ устъ его вѣщихъ, сладчан-

шіямеда, лилися,

Два поколѣнья уже современныхъ ему

человѣковъ

Скрылись, которыя нѣкогда съ нимъ

возрастали и жили

Въ Пплосѣ пышномъ; надъ третьимъ

ужъ племенемъ царствовалъ старецъ.

Онъ, благомыслія полный, совѣтуетъ

имъ и вѣщаетъ:

«Боги! великая скорбь на Ахейскую

землю ириходитъ!

«О!

возликуетъ Пріамъ Ввѣ обитатели

Такъ произеесъ, и на землю стремительно скипетръ онъ бросилъ, Вкругъ золотыми гвоздями блестящій, п сѣлъ межъ царями. 1

и Пріамовы гордыя чада, Трои безмѣрпо восхитятся духомъ, «Если услышатъ, что вы воздвигаете горькую распрю, «Вы, межъ Данаями первые въ сонмахъ и первые въ битвахъі «Но, покоритесь могучіе! оба меня вы

моложе,

«Я уже древле видалъ знаменитѣншпхъ

васъ бранноносцевъ;

«Съ ними въ бесѣды вступалъ, и они

не гнушалися мною,

«Нѣтъ, подобныхъ мужей не видалъ я

и видѣть не буду,

«Воевъ, каковъ Ппрпѳей и Дріасъ,

предводитель народовъ,

«Грозный Эксадій, Кепей, Полифемъ,

небожителямъ равный

«И рожденный Эгеемъ, Ѳезей ,безсмерт-

нымъ подобный:

«Се человѣкп могучіе, слава сыновъ

земнородпыхъі «Были могучи они, съ могучими въ битвы вступали* «Съ лютыми чадами горъ, и сражали ихъ боемъ уя^аснымъ. «Былъ я однако и съ оными въ дру-жествѣ, бросивши Пплосъ, «Дальную Аніи землю; меня они вызвали сами. «Тамъ я, по спламъ моимъ подвизался; но съ ними стязаться

«Хто-бы дерзпулъ отъ жпвущпхъ теперь человѣковъ паземпыхъ? Но оип мой совѣтъ принимали и слушали рѣчи. «Будьте и вы послушпы: слушать со-

вѣты полезно.

«Ты, Агемемнонъ, какъ пп могущъ, не

лишаи Ахиллеса

«Дѣвы; ему какъ награду ее даровали

Ахейцы. «Ты, Ахпллесъ, воздержись горделиво съ царемъ препираться: «Чести подобной до пынѣ еще не стажа лъ пп единый «Царь скиптроносецъ, котораго Зевсъ возвелпчпвалъ славой, «Мужествомъ ты зпамепнтъ, родила тебя матерь, богиня; «Но спльпѣйшій здѣсь опъ, повелитель народовъ несчетпыхъ. «Сердце смпрп, Агамемнонъ: я старецъ,

тебя умоляю, «Гнѣвъ отложи на Пелпда героя, который сильнѣйшій «Всѣмъ памъ, Ахейцамъ, оилотъ въ истребительной брани Троянской.»

Быстро ему отвѣчалъ повелитель мужей Агамемнонъ: «Такъ, справедливо ты все и разумно, о старецъ, вещаешь: «Но человѣкъ сей—ты видишь, хочетъ здѣсь всѣхъ исревыспть, «Хочетъ пачальсТвовать всѣми, господствовать въ ратп надъ всѣмп, «Хочетъ указывать веѣмъ; по не я покориться памѣрснъ, «Или, что храбрнмъ его сотворили без-

смертиые боги,

«Тѣиъ нозволяютъ ему говорить мпѣ

въ лиць оскорбленья?»

Гнѣвпо его перервавъ, отвѣчалъ Ахиллес* благородный: «Робнимъ, ничтожннмъ меня справед-ливп бы всѣ называли, «Ес.ш-бъ во всемъ, что ни скажешь, тебѣ угождалъ я безмолвный. «Требуй того отъдругихъ, напыщенный властительствомъ; мнѣ-же

«Ты пе приказывай; слушать тебя не

намѣренъ я болѣ!

«Слово ппое скажу, и его сохрани ты

на сердцѣ: «Въ битву съ оружьемъ въ рукахъ никогда за плѣнную дѣву «Я пе вступлю, ни съ тобой п ни съ кѣмъ; отымайте, что дали! «Что-жъ до корыстей другпхъ, въ ко-раблѣ моемъ черномъ хранпмыхъ, «Противу воли моей ничего ты изъ нихъ не похитишь! «Или приди п отвѣдай, пускай и дру-

гіе увидятъ:

«Черпая кровь изъ тебя вкругъ копья

моего заструится!»

Такъ воеводы, жестоко другъ другу словами переча, Встали отъ мѣстъ, и разрушили сопмъ предъ судами Ахеянъ. Царь Ахпллесъ къ Мпрмпдонскимъ сво-пмъ кораблямъ быстролетнымъ Гнѣвный отшелъ, и при немъ Мене-тпдъ съ Мпрмпдонекой дружиной. Царь Агаменнопъ —легкій корабль нис-пустплъ па пучину, Двадцать пзбралъ гребцовъ, поставплъ на немъ гекатомбу, Даръ Аполлону, и самъ Хрпзепду, прекрасную дѣву Взвелъ па корабль; повелптелемъ сталъ Одиссей многоумный; Бистро они, устремяся, по влажпымъ иутямъ полетѣлп, Тою порою Атрпдъ повелѣлъ очищаться Ахейцамъ; Всѣ очищались они и печпетое въ

море металп. Послѣ, пзбравъ совершенный Фебу царю гекатомбы, Козъ и тельцовъ сожпгали у брега безплодпаго моря; Туковъ вопя до небесъ восходпла съ клубящимся дымомъ. Такъ Арвнгяпе трудилися въ стапѣ; но царь Агамемнонъ Злобы еще не емпрялъ и угрозъ не за-былъ Ахиллесу:

Онъ, призвавъ предъ лице Талѳибія и

съ нпмъ Эврибата,

Вврныхъ клевретовъ и вѣстниковъ,

такъ заповѣдывалъ гнѣвный:

♦Шествуйте, вѣрные вѣстники, въ

сѣнь Ахиллеса Пелида;

«За руки взявъ, предъ меня Хризеиду

не медля прдставьте:

«Если-же онъ не отдастъ, возвратптеся,

самъ я исторгну;

«Съ силой еъ нему я прійду, преслуш-

ному горестнѣй будетъ!»

Такъ пропзнесъ и послалъ, заповѣ-давши грозное слово. Мужи пошли не охотно но берегу шумной пучины; И приближался въ кущамъ и еъ бы-стрымъ судамъ Мирмндоновъ. Тамъ обрѣтаютъ его, передъ кущей своею сидящпмъ Во думѣ; прпшедшпхъ увидя, не радость Пелпдъ обнаружилъ. Оба смутились они, и въ почтптель-номъ страхѣ еъ владыкѣ Стали, ни вѣстп сказать, ни его вопросить не дерзая. Серддемъ свопмъ то проникъ, и вѣ-щалъ пмъ Пелпдъ благородный:

«Здравствуйте, мужи глашатаи, вѣст-нпки бога и смертныхъ! «Ближе предстаньте; ни въ чемъ вы не винны, но царь Агамемконъ! «Онъ васъ послалъ за наградой моей, за младой Хризепдой. «Другъ благородный Патроклъ, изведи и отдай Хризеиду; «Пусть похищаютъ; но сами они-же свидѣтели будутъ «И предъ сонмомъ боговъ, и предъ племенемъ всѣхъ человѣковъ, «И предъ царемъ симъ неистовымъ: ежели нѣкогда снова «Нужда настанетъ во мнѣ, чтобъ спасти отъ позорнѣйшей смерти «Рать остальную... свирѣиствуетъ вѣр-но онъ, умъ погубивши!

«Свесть настоящаго съ будущимъ онъ не умѣя, не видитъ,

«Какъ при судахъ обезпечить спасете рати Ахейской!»

Рекъ, и Менетіевъ сынъ покорился

любезному другу,

За руку вывелъ изъ сѣни прекрасно-

ланитую дѣву,

Отдалъ посламъ; и они удаляются къ

сѣнямъ Ахейскимъ;

Съ ними отходитъ печальная дѣва.—

Тогда прослезяся,

Бросилъ друзей Ахиллесъ, и далеко отъ

всѣхъ, одинокіп,

Сѣлъ у пучины сѣдоп и, взирая на

понтъ темноводный,

Руки въ слезахъ простиралъ, умоляя

любезную матерь:

«Матерь! когда ты меня породила

на свѣтъ кратковѣчиымъ,

«Славы не должепъ-лп былъ присудить

мнѣ высокогремящій

«Зевсъ Эгіохъ? но меня никакой не

сподобплъ онъ чести!

«Гордый могуществомъ царь Агамем-

нонъ меня обезчестилъ :

«Подвпговъ бранныхъ награду похи-

тилъ, и властвуетъ ею!»

Такъ онъ, въ слезахъ вопіялъ; и

слышала вопль его матерь,

Въ безднахъ сидящая моря, въ обители

старца Нерея:

Быстро изъ пѣннаго моря, какъ легкое

облако, вышла;

Сѣла блпзъ милаго сына, струящаго

горькія слезы;

Нѣжно ласкала рукой, называла, и

такъ говорила:

«Что ты, о сынъ мой, рыдаешь? какая печаль посѣтила «Сердце твое? не скрывайся, повѣдай, да оба мы знаемъ.» «Ей, тяжело застонавъ, отвѣчалъ Ахиллесъ быстро ногій: «Знаешь, о матерь; ночто тебѣ, знающей все, возвѣщать мпѣ?

— 220 —

«Мы на свящеыныя Ѳивы, на градъ

Этіоновъ ходили;

* Градъ разгромили, и все, что добыли,

представили въ станѣ,

«Все межъ собою, какъ должно, Ахеяиъ

сыны раздѣлпли:

«Сыну Атрееву Хрпзову дочь лѣповпд-

ную дали: «Вскорѣ Хризъ, Іерей престарѣлый царя

Аполлона, «Къ чернылъ преде талъ кораблямъ Аргивянъ мѣднобронныхъ, желая «Плѣнную дочь искупить; и принесши безчпелекный выкупъ, «II держа въ рукахъ, на жезлѣ золотому Аполлоновъ «Свѣтлый вѣнецъ, умолялъ убѣдитель-по всѣхъ онъ Ахеянъ, «Паче-жъ Атридовъ могучпхъ, строителей рати Ахейской. «Всѣ изъявили согласіе, врикомъ всеобщи мъ, Ахейцы, «Честь жрецу оказать и принять блистательный выкупъ; «Но Атрпду одному не угодно-то

было: «Гордо жреца онъ отркнулъ, суровыя

рѣчи вѣщая. «Жрецъ огорчился и вспять отошелъ; но ему Сребролукій «Сокро моляшемусь внялъ: Аполлону любезепъ былъ старецъ: *Внллъ, и стрѣлу истребіенья послалъ на Данаевъ; народы «Гибли, толпа па толпѣ, и беземерт-наго стрѣлы летали «Съ края на край по шпрокому стану. — Тогда прорицатель «Калхасъ премудрый, иовѣдалъ священные Феба глаголы. «Первый совѣтовалъ я укротить разд-ражепнаго бога. «Гнѣвомъ вспылалъ Агамемпоиъ и съ мѣста свирѣпый воспрянувъ, «Началъ словами грозить, и угрозы его совершились! ♦ Въ Хрпзу священппка дш.ерь быстро-окія чада Ахеянъ *Въ легвомъ везутъ кораблѣ, и дары примиренія богу;

<Но недавно ко мнѣ приходили послы,

и изъ кущи

« Хрпзову дщерь увели, драгоцѣннѣйшій

даръ мнѣ Ахеянъ!

«Матерь! когда ты сильна, заступися

за храбраго сынаі

*Нынѣ-жъ взойди па Олимпъ и моли

всемогущаго Зевса,

«Ежели сердцу его угождала ты сло-

вомъ иль дѣломъ.

«Часто я въ домѣ родителя, въ дни

еще юности, слышалъ,

«Часто хвалплася ты, что отъ Зевса,

сгустителя облакъ,

«Ты изъ беземертныхъ одна отвратила

презрѣнныя козни,

«Въ день, какъ отца оковать Олимиій-

скіе боги дерзнули,

«Гера и царь Посидаонъ и съ ними

Аѳпна Паллада.

«Ты, о богиня, представъ, уничтожила

ковы на Зевса; «Ты на Олимпъ многохолмный призвала Сторукаго въ помощь, «Коему имя въ богахъ Бріарей, Эгеонъ

въ человѣкахъ: «Страшный титанъ, и отца своего нре-вышающій силой. «Онъ близъ Еронида возсѣлъ, и огромный и славою гордый. «Боги его ужаснулись и всѣ отступили

отъ Зевса. «Зевсу напомни о томъ, л моли, обнимая колѣна, «Пусть онъ, отецъ, возжелаетъ, въ бо-яхъ поборать за Поргамлянъ; «Но Аргивянъ, утѣсняя до самыхъ су-до въ и до моря. «Смертью разить, да свопмъ Аргивяне царемъ насладятся; «Самъ-же сей царь многовластный надменный Атрпдъ, да позпаетъ «Сколь онъ преступепъ, Ахейца хра-брѣйшаго такъ обезчестпвъ».

Сыну въ отвѣтъ говорила Ѳетида,

ліющая слезы:

«Сыиъ мой! почто я тебя воспитала,

рожденнаго къ бѣдствамъ!

«Даруй, Зевесъ, чтобы ты предъ судами безъ слезъ и печалей «Могъ оставаться. Кратокъ твой вѣкъ и предѣлъ его близокъ! «Нынѣ ты вмѣстѣ и всѣхъ кратковѣч-нѣй и всѣхъ злополучнѣй! «Въ злую годину, о сыкъ мой, теэя я въ дому породила! *Но вознесусь на Олимпъ многоснѣж-ный; метателю молвій «Все я повѣдаю Зевсу: быть можетъ, вонметъ онъ моленью. «Ты-же теперь оставайся при быстрыхъ судахъ Мирмидонскихъ, «Гнѣвъ на Ахеянъ питай, и отъ битвъ удержись совершенно. «Зевсъ громовержецъ вчера къ отда-леннымъ водамъ Океана, «Съ сонмомъ безсмертныхъ, на пиръ Эеіоааыъ отшелъ непорочнымъ; «Но въ двѣнадцатый день возвратится снова къ Олимпу; «И тогда я пойду къ мѣднозданному

Зевсову дому, «И къ ногамъ припаду и царя умолить

уповаю».

Слово скончала и скрылась, оставя печальнаго сына, Въ сердцѣ питавшаго скорбь и красно-опоясанной дѣвѣ, Силой Атрида отъятой. — Межъ тѣмъ Одиссей велемудрый Хризы веселой достигъ съ гекатомбой священною Фебу. Съ шумомъ легкій корабль вбвжалъ въ глубокодонную пристань; Всѣ паруса опустили, сложили на черное судно і Мачту къ гнѣзду притянули, поспешно спустивъ на канатахъ,

И корабль въ пристанище дружно пригнали на веслахъ.

Тамъ они ботвы бросаютъ, причалы къ

пристанищу вяжутъ,

И съ дружиною сами сходятъ на бе-

регъ пучины

И оизводятъ тельцпвъ, гекатомбу царю

Аполлону,

И вослѣдъ Хризенда на отчую землю

нисходитъ. Дѣву тогда еъ алтарю повелъ Одиссей

благородный,

Старцу въ объятія от да л ъ и словомъ

привѣтствовалъ мудрымъ:

Феба служитель! меня зюсылаетъ Ат-

ридъ Агамемнонъ

«Дочерь тебѣ возвратить, и Фебу царю

гекатомбу

«Здѣсь за Данаевъ принесть, да пре-

клонимъ на милость владыку,

«Въ гнѣвѣ на племя Данаевъ послав-

шаго тяжкія бѣдства»,

Рекъ и вручилъ Хризеиду, и старецъ

съ веселіеыъ обнялъ

Милую дочь. — Между тѣмъ гекатомб-

ную славную жертву

Вкругъ алтаря велелѣпнаго стройно ста-

новять Ахейцы,

Руки водой омываютъ, и соль и ячмень

подымаютъ. Громко Хризъ возмолплся, горѣ воздѣ-

вающій руки:

«Фебъ сребролукій, внемли мнѣ! о

ты, что хранящій обходишь

«Хризу, священную Киллу и мощно

царишь въ Тенедосѣ!

«Ты благосклонно и прежде, когда я

молился, услышалъ

«И прославилъ меня, поразивши бѣда

ми Ахеянъ; «Также и нынѣ услышь, и исполни мо-

леніе старца:

«Нынѣ погибельный моръ отврати отъ

народовъ Ахейскихъ»*

Такъ онъ взывалъ; и услышалъ его

Аполлонъ сребролукій.

Кончивъ молитву, ячменемъ и солью

осыпали жертвы,

Выи имъ подняли въ верхъ, закололи,

тѣла освѣжили,

Бедра не медля отсѣкли, обрѣзаннымъ тукомъ покрыли

Вдвое кругомъ, и на нпхъ положили

останки сырые.

— 222 —

Жрецъ на дровахъ сожигалъ пхъ, ба- Сами разсѣлись вкругъ по своимъ ко-гряпымъ вппомъ окропляя; | раблямъ п по кущамъ.

Юноши, окрестъ его, въ рукахъ пятп-

зубцы держали. Бедра сожегшп онп, п вкусивши утробъ отъ закланныхъ, Все остальное дробятъ на куски, про-бодаютъ рожнами , Жарятъ па нихъ осторожно и, все уго-товя, сппмаютъ. Кончивъ заботу сію, Ахеяне ппръ учредили; Всѣ пировали, никто не нуждался па ппршествѣ общемъ. И когда иптіемъ п пищею гладъ утолили, Юноши, паки впномъ наполнивши до

верху чаши,

Кубками всѣхъ обносили, отъ правой

страны начиная.

Цѣлый Ахеяпе день ублажали пѣпіеыъ

бога; Громкій пеапъ Аполлону Ахейскіе отроки пѣлп, Славя его стрѣловержца: п онъ веселился внимая. Солнце едва закатилось и сумракъ на землю спустился, Сну предалися пловцы у прпчалъ мо-реходнаго судна. Но, лишь явилась заря розоперстная,

вѣстнпиа утра, Въ путь поднялпся обратный, къ широкому стану Ахейцы. Съ мѣста попутный пмъ вѣтеръ по-слалъ Аполлопъ сребролукій: Мачту поставили, парусы бѣлые всѣ

распустили; Среди ій немедленно вѣтеръ надулъ, п поплывшему судну, Страшно вкругъ киля его зашумѣлп пурпурныя волны: Быстро оно но волнамъ, бразды оставляя, летѣло, Нослѣ, какъ скоро достигли Ахейскаго

ратнаго стона, Черпое судно опи извлекли на покатую

сушу, И, высоко на пескѣ, подкативши огром-

пыя бревна.

Онъ между тѣмъ враждовалъ, при

судахъ оставаяся черныхъ,

Зевсовъ пптомцевъ Пелидъ, Ахиллесъ

быстроногій рпстатель.

Не былъ уже ни въ совѣтахъ, мужей

украіпающихъ славой,

Не былъ ни въ грозныхъ бояхъ; со-

крушающій сердце печалью,

Праздный спдѣлъ; но душою алкаіъ

онъ и брани п боя.

Съ оной поры паконецъ двѣнадцать

деннпцъ совершилось,

И на свѣтлый Олимпъ возвратплися вѣч-

ные боги

Всѣ совокупно; предшествоваль Зевсъ.

Не забыла Ѳетида

Сына моленій: рано возникла пзъ пѣн-

наго моря. Съ раннпмъ туманомъ взошла на великое небо, къ Олимпу; Тамъ, одного возсѣдящаго молній метателя Зевса Видитъ на самой вершинѣ горы мпого-верхной, Олимпа; Близко предъ нпмъ возсѣдаетъ и быстро обнявши колѣна Лѣвой рукою, а правой подбрадія тихо

касаясь, Такъ говоритъ, умоляя отца п владыку

безсмертныхъ:

«Если когда я, отецъ пашъ. тебѣ

отъ безсмертныхъ угодна

«Словомъ была, пли дѣломъ, исполни

одпо мнѣ моленье!

«Сына отомсти мнѣ, о Зевсъ! кратко-

вѣчнѣе всѣхъ онъ Дапаевъ,

«Но его Агемемнонъ властитель мужей

обезславилъ: «Самъ у него и похнтилъ награду п

властвуетъ ею. «Но отомсти его ты, промыслптель небесный Кроніопъ! Ратямъ Троянскимъ даруй одолѣнье, до-

колѣ Ахейцы

— 223 —

«Сына почтить не предстанугъ и ч ест

его не возвысятъ» ѵ

Такъ говорила, но ей не отвѣтствуя,

Тучегонитель

Долго безмолвный сидѣлъ; а она, какъ

объяла колѣна Такъ пхъ держала, припавши, и снова

его умоляла: «Дай непреложный обѣтъ, и священное маніе сдѣлай, «Или отвергни: ты страха не знаешь: реки да увѣрюсь, «Всѣхъ ли презрѣннѣйшей я между без-смертныхъ богинь остаюся».

Ей вздохнувши глубоко, отвѣтство-

валъ Тучегонитель-

«Скорбное дѣло, ненависть ты на меня

возбуждаешь «Геры надменной: озлобитъ меня оскорбительной рѣчью; «Гера и такъ непрестанно, предъ сон-момъ безсмертныхъ, со мною «Спорптъ п вопптъ, что я за Троянъ побораю во брани. «Но удалися теперь, да тебя на Олим-

пѣ не узритъ «Гера; о прочемъ заботы пріемлю я самъ, и исполню: «Зри, да увѣрена будешь, тебѣ я главой помаваю. «Се отъ лица моего для безсмертныхъ боговъ величай шій «Слова залогъ: невозвратно то слово, во вѣкъ непреложно, «И не свершиться не можетъ, когда я главой помаваю».

Рекъ, и во знаменье черными Зевсъ

помаваетъ бровями.

Быстро власы благовонные въ верхъ

поднялись у Кронида

Окрестъ безсмертной главы; и потрясся

Олимпъ многохолмный.

Такъ совѣщались они и разсталпся.

Быстро Ѳетида

Ринулась въ бездну морскую, съ бле-

стящаго сверглась Олимпа:

Зевсъ возвратился къ чертогъ; и боги

съ престоловъ возсталя

Въ встрѣчу отцу своему; не дерзнулъ

ни одинъ изъ безсмертныхъ

Сидя грядущаго ждать, но во стретенье

всѣ поднялись

Тамъ Олимпіецъ на тронѣ возсѣлъ;

но владычица Гера

Все примѣчала; узрѣла, какъ съ нпмъ

полагала совѣты

Старца пучиннаго дочь, среброногая

матерь Пелида.

Быстро, съ язвительной рѣчью, она

обратилась на Зевса:

«Кто изъ безсмертныхъ съ тобою, коварный, строилъ совѣты? «Знаю, пріятно тебѣ, отъ меня завсегда сокровенно «Тайныя думы держать, никогда ты собственной волей «Мнѣ не рѣшплся повѣдать ни слова . изъ помысловъ тайныхъ!»

Ей отвѣчалъ повелитель боговъ и

отецъ человѣковъ:

«Гера, совѣты мои не всѣ ты на-

дѣйся увѣдать;

«Тягостны будутъ тебѣ, хотя ты мнѣ

п супруга!

«Что не возбранно познать, никогда

никто не познаетъ

«Прежде тебя, ни отъ сонма земныхъ,

ни отъ сонма небеспыхъ.

«Если-яіъ одинъ, безъ боговъ, восхощу

я совѣты замыслпть,

«Ты не меня вопрошай, ни сама Ее

извѣдывай оныхъ.»

Къ Зевсу воскликнула вновь волоокая

Гера богиня: «Тучегонитель, какія ты рѣчп, жесто-

кій, вѣщаегаь? «Я никогда ни тебя вопрошать, ни сама что извѣдать «Вѣкъ не желала; спокойно всегда замышляешь что хочешь. «Я и теперь объ одномъ трепещу, да тебя не преклонптъ

— 224 —

«Старца пучпннаго дочь, среброногая

матерь Пелпда: «Рано возсѣла съ тобой п колѣна твои

обнпмала; «Ей помавалъ ты, какъ я прпмѣчаю,

желая Цел и да

«Честь отомстить, п толпы Аргивянъ

истребить предъ судами».

Герѣ паки не медля отвѣтствовалъ

тучегонитель Кроніонъ:

«Дивная! Все прпмѣчаешь ты, вѣчгю

меня соглядаешь!

«Но пропзвесть ничего не успѣешь; бо-

лѣе только

«Сердце мое отвратишь, п тебѣ то

ужаспѣе будетъ!

«Если содѣлалось такъ; безъ сомнѣнія

мнѣ то угодно! «Ты-же безмолвно сиди, и глаголамъ моимъ повинуйся! «Или, тебѣ не помогутъ ни всѣ божества на Олимпѣ, «Если, возставъ, наложу, на тебя не-

оборныя руки.»

Рекъ; устрашилась его волоокая Гера

богиня, В безмолвно сидѣла, свое нобѣдившая

сердце. Смутно по Зевсову дому вдыхали небесные боги. Тутъ Олимпійсвій художнпкъ, Гефестъ бесѣдовать началъ, Матери милой усердствуя, Герѣ лилей-

но-рамеішой: «Горестны будутъ такія дѣла, накоиецъ

нестерпим і,і, ели вы и за смертныхъ съ подобной враждуете злобой! іп въ сонмѣ боговъ воздвигаете смуту! нсчезпстъ * Гадость отъ пиршества свѣтлаго, ежели зло торжествуетъ I «Матерь, тебя убѣждаю, хотя и сама ты премудра, ѵ парю окажи покорность, да паки безсмертнн л грянеть, и намъ не сму-

«Еслп восхощетъ отецъ, Олнмніецъ,

громами блестя щій,

«Всѣхъ отъ престоловъ низвергнетъ; —

могуществомъ всѣхъ онъ превыше.

«Матерь, потщися могущаго сладкими

тронуть словами,

«И немедленно кънамъ Олнмпіецъ ми-

лостивъ будетъ».

Такъ произнесъ, и поднявшись, блистательный кубокъ двудонный Матери милой подпоситъ, и снова такъ

ей вѣщаетъ:

«Милая мать, потерпи и снеси, какъ

ни герестно сердцу!

«Сыну толпко драгая, не дай на себѣ

ты увпдѣть «Зевса ударовъ; безсиленъ я буду, хотя

и крушася, «Помощь подать: тяяіело Олішпійцу противиться Зевсу? «Онъ уже древле меня побужденная сердцемъ на помощь. «Ринулъ, за ногу схватпвъ, и низверг -нулъ съ небеснаго прага, «Несся стремглавъ я весь день, н съ закатомъ блестящаго солнца «Палъ па боліествепный Лемносъ, едва сохранпвшій дыханье. «Тамъ Спнтійскіе муя;и мепя дружелюбно пріяли».

Рекъ; улыбнулась богиня, лилейно-

раменная Гера,

И съ улыбкой отъ сына блистательный

кубокъ пріяла. Онъ и другпмъ пебожителямъ, съ правой страны начиная, Сладостиый нектаръ подпоситъ, черная кубкомъ^пзъ чаши, Смѣхъ песказанпый воздвигли блаженные жители неба, Видя, вакъ съ кубкомъ Гефестъ по чертогу вокругъ суетптся.

Такъ во весь день до зашествія солнца блаженные боги Всѣ пировали, сердца услаждая на пир-шествѣ общемъ,

— 225 —

Звуками лиры прекрасной, бряцавшей въ рукахъ Аполлона, Пѣніемъ Музъ, отвѣчавшихъ бряцанію сладостнымъ гласомъ, Но когда закатился свѣтъ блистательный солнца, Боги, желая почить, уклонилися каждый въ обитель, Гдѣ небожителю каждому домь, на хол-мистомъ Олимпѣ, Мудрый Гефестъхромоногій по замысламъ творческимъ создалъ. Зевсъ къ одру своему отошелъ, Олпм-пійскій блюститель, Гдѣ и всегда почивалъ, какъ сонъ посѣщалъ его сладкій; Тамъ онъ вошедшипочилъ, и при немъ златотронная Гера.

18. КРЫЛОВЪ.

(1768—1844).

Басни его

ВАСИЛЕКЪ.

Въ глуши разцвѣтшій Василекъ Вдругъ захирѣлъ, завялъ почти до половины И, голову склоня на стебелекъ, Уныло ждалъ своей кончины; Зефиру между-тѣмъ онъ жалобно шеп-

талъ:

— « Ахъ, если бы скорѣе день насталъ, И солнце красное поля здѣсь освѣтило, Быть можетъ, и меня оно бы оживило?»

— «Ужъкакъ ты простъ, мой другъ!» Ему сказалъ, вблизи копаясь, жукъ:

«Неужели солнышку лишь только и заботы, Чтобы смотрѣть, какъ ты ростешь, И вянешь ты, пли цвѣтешь? Повѣрь, что у него нп время, ни охоты

На это нѣтъ. Когда бы ты леталъ, какъ я, да зналъ

бы свѣтъ,

То видѣлъ бы, что здѣсь луга, поля и

нивы Имъ только и живутъ, имъ только и

счастливы: Оно своею теплотой Огромные дубы и кедры согрѣваетъ,

И удивительною красотой Цвѣты душистые богато убираетъ; Да только тѣ цвѣты Совсѣмъ не то, что ты: Они такой цѣпы и красоты, Что само время ихъ. жалѣя, коситъ;

А ты пи пышенъ, ни пахучъ: Такъ солнца ты своей докукою не мучь! Повѣрь, что на тебя оно луча не бро-

ситъ, И добиваться ты пустаго перестань :

Молчи и вянь!»

Но солнышко взошло, природу освѣтило,

По царству Флорину разсыпало лучи,

И бѣдный Василекъ, завянувшій въ ночи,

Небеснымъ взоромъ оживило.

О вы, кому въ удѣлъ судьбою данъ

Высокій санъ! Вы съ солнца моего примѣръ себѣ берите; Смотрите: Куда лишь лучъ его достанетъ, тамъ оно Былипкѣ ль, кедру ли—благотворитъ

равно, И радость по себѣ и счастье оставляетъ; За то и видъ его горитъ во всѣхъ

сердцахъ — Какъ чистый лучъ въ восточныхъ хру-

сталяхъ, И все его благословляетъ.

СОБАЧЬЯ ДРУЖБА.

У кухни подъ окномъ

На солнышкѣ Полканъ съ Барбосомъ,

лежа, грѣлись.

Хоть у воротъ передъ дворомъ

Пристойнѣе бъ стеречь имъ было домъ,

Но какъ они ужъ понаѣлись—

И вѣжливые жъ псы притомъ

— 226

Нп на того не лаютъ дпемъ — Такъ разсуждать они нустплпся вдво-

емъ О всякой всячинѣ: о пхъ собачьей

службѣ, О худѣ, о добрѣ, п, наконецъ, о

дружбѣ,

— «Что можетъ», говорить Полкаиъ:

«пріятиѣй быть,

Какъ съ другомъ сердце къ сердцу

жить;

Во всемъ оказывать взаимную услугу:

Не спать безъ друга и не съѣсть,

Стоять горой за дружню шерсть,

И, наконецъ, въ глаза глядѣть другъ

другу,

Чтобъ только улучить счастливый

часъ, Нельзя ли друга чѣмъ потѣшпть, позабавить, И въ дружнемъ счастьп все свое блаженство ставить! Ветъ если бъ, вапримѣръ, съ тобой

у насъ Такая дружба завелась: Скажу я смѣло,

Мы бъ и не впдѣлп, какъ время бы ле- ~

ѵ ^ Счаетливъ, кто на чредѣ трудятся знаме-

Не знають съ радости, къ кому и приравняться «Орестъ мои! мой Ппладъ!» Прочь свары, зависть, злость! Тутъ поваръ па бѣду пзъ кухни кинулъ

кость ! Вотъ новые друзья къ ней взапуски несутся: Гдѣ дѣлся п совѣтъ, и ладъ? Съ Пиладомъ мой Орестъ грызутся, — Лишь только клочья вверхъ летятъ: Насилу наконецъ пхъ розлилп водою.

Свѣтъ полонъ дружбою такою. Про ныпѣшнихъ друзей льзя молвить,

пе грѣша, Что въ друяібѣ всѣ они едва-ль не одн-

накп: Послушать, кажется одна у нихъ душа, — А только кинь имъ кость, такъ что твои

собаки!

ОРЕЛЪ И ПЧЕЛА

— *А что же? это дѣло!» Барбосъ отвѣтствуетъ ему: «Давно, Полканушка, мнѣ больно самому, Что, бывши одного двора съ тобой собаки,

Мы дия пе проживемъ безъ драки, II іізъ чего? Спасибо господамъ: Ни голодно, пи тѣспо памъ! Нритомъ же, право, стыдно: Иесъ дружества слыветъ примѣромъ съ

давнихъ дней; А дружбы между нсовъ, какъ-будто мсжъ

людей, Почти совсѣмъ не видно-. ■— «Явимте же въ пси примѣръ мы въ

наши времена, Вскричалъ Иолкапъ: «дай лапу!» —

«Вотъ она!» И новые друзья ну обппмяткся? Ну цѣловатьсл;

питой:

Ему и то ужъ силы иридаетъ, Что подвиговъ его свидѣтель цѣлын

свѣтъ. Но сколь и тотъ почтенъ, кто, въ низости сокрытый, За всѣ труды, за весь потерянный

. покой, Нп славою, ни почестьмп не льстится, И мыслью ожпвленъ одной: Что къ пользѣ общей онъ трудится.

Увидя, какъ пчела хлопочетъ вкругъцвѣ-

тка, Сказалъ Орелъ однажды ей съ презрѣнь-

емъ : «Какъ ты, бѣдняжка, мнѣ жалка Со всей твоей работой и съ умѣньемъ Васъ въ ульѣ тысячи все лѣто лѣпятъ

сотъ: Да кто же послѣ разберетъ II отлпчитъ твои работ:

— 227 —

Я, право, не пойму охоты: Трудиться цѣлый вѣкъ, и чтожъ иыѣть

въ виду?... Безвѣстной умереть со всѣми на ряду! Какая разница межъ нами! Когда, разширясяшумящими крылами, Ношуся я подъ облаками, То всюду разсѣваю страхъ: Не смѣютъ отъ земли пернатыя подняться, Не дремлютъ пастухи притучныхъ ихъ

стадахъ; Ни лани быстрыя несмѣютъ наполяхъ,

Меня завидя, показаться». Пчела отвѣтствуетъ:—-«Тебѣ хвала и

честь! Да иродлитъ надъ тобой Зевесъ свои

щедроты! А я, родясь труды для общей пользы

несть, Не отличать ищу своп работы, Но утѣшаюсь тѣмъ, на наши смотря

соты, Что въ нихъ и моего хоть капля меду

есть»

КРЕСТЬЯНИНЪ И РАБОТНИКА

Когда у насъ бѣда надъ головой,

То рады мы тому молиться, Кто вздумаетъ за насъ вступиться; Но только съ плечъ бѣда долой, То избавителю отъ насъ же часто худо: Всѣ взапуски его цѣиятъ; И если онъ у насъ не виноватъ,

Такъ это чудо! Старпкъ-крестьянинъ съ Батракомъ

Шелъ, подъвечеръ, лѣскомъ

Домой, въ деревню, съ сѣнокосу,

И повстрѣчали вдругъ медвѣдя носомъ

къ носу. Крестьянинъ ахнуть не успѣлъ, Какъ на него медвѣдь насѣлъ. Подмялъ крестьянина, ворочаетъ, лома-

етъ, И, гдѣбъ его почать, лишь мѣсто вы-

бпраетъ:

Конецъ приходитъ старику. «Степанушка родной, не выдай, милой!» Изъ-подъ медвѣдя онъ взмолился Батраку. Вотъ, новый Геркулесъ, со всей собравшись силой, Что только было въ немъ, Отнесъ пол-черепа медвѣдю топоромъ, Да брюхо прокололъ ему желѣзной вилой. Медвѣдь взревѣлъ и замертво упалъ: Медвѣдь мой издыхаетъ. Прошла бѣда; Крестьянинъвсталъ, И онъ же Батрака ругаетъ: Опѣшилъ бѣдный мой Степанъ. «Помилуй», говорить: «за что? — «За

что, болванъ! Чему обрадовался съ-дуру? Знай колетъ: всю испортилъ шкуру!»

ОСЕЛЪ И СОЛОВЕЙ.

Оселъ увидѣлъ Соловья, И говоритъ ему: « Послушай-ка, дружище! Ты, сказываютъ, пѣть великій масте-

рище: Хотѣлъ бы очень я Самъ посудить, твое услышавъ пѣнье, Взлико-ль подлинно твое умѣнье?» ТутъСоловей являть свое искусство сталъ:

Защолкалъ, засвисталъ На тысячу ладовъ, тянулъ, переливался;

То нѣжно онъ ослабѣвалъ, И томной вдалекѣ свирѣлью отдавался, То мелкой дробью вдругъ по рощѣ

разсыпался.

Внимало все тогда Любимцу и пѣвцу Авроры; Затихли вѣтерки, замолкли птичекъ

хоры,

И прилегли стада. Чуть-чуть дыша, пастухънмъ любовался, И только иногда, Внимая Соловью, пастушкѣ улыбался.

Скончалъ пѣвецъ. Оселъ, уставясь въ

землю лбомъ, «Пзрядпо», говоритъ: «сказать не-

ложно, Тебя безъ скуки слушать можно; А жаль, что незнакомъ Ты съ нашпмъ пѣтухомъ: Еще бъ ты болѣ навострился, Когда бы у него немножко поучился». Услыша судъ такой, мой бѣдпый Соловей Вспорхнулъ и —полетѣлъ за тридевять

земель.

Избавп Богъ и насъ отъ этакихъ судей !

СЛОНЪ И МОСЬКА.

По улица мъ Слона вод а л и,

Какъ видно, на иоказъ — Извѣстно, что слоны въ диковинку у

насъ, — Такъ за Слономъ толпы зѣвакъ

ходили. Отколѣ ни возьмись, на встрѣчу Моська пмъ. Увидѣвшп Слона, ну на пего метаться,

И лаять, и визжать, п рваться, Ну, такъ и лѣзетъ въ драку съ нпмъ. «Сосѣдка, перестань срамиться», Ей Шафка говоритъ: «тебѣ ль съ Слономъ возиться? Смотри, ужъ ты хрипишь, а онъ себѣ

идетъ Впередъ, II лаю твоего совсѣмъ не прпмѣчаетъ». — «Эхъ, эхъ!» ей Моська отвѣчаетъ: «Вотъ то-то мнѣ и духу прпдаетъ,

Что я, совсѣмъ безъ драки, Могу попасть въ болыиія забіяви. Пускай же говорятъ собаки: «Ай, Моська! знать, она сильна, Что лаетъ на Слона! »

ГУСИ.

Предлинной хворостиной Мужпкъ Гусей гналъ въ городъ продавать; И, правду пстинну сказать, Не очень вѣжливо честилъ свой гуртъ

гусиной: На барыши спѣшплъ къ базарному онъ

дню (А гдѣ до прибыли коснется Не только тамъ гусямъ, и людямъ достается). Я мужика и не виню; Но гуси иначе объ этомъ толковали. И, встрѣтяся съ прохожимъ на пути, Вотъ какъ на мужика пеняли: «Гдѣ можно насъ, Гусей, несчастнѣе

найти? Мужпкъ такъ нами помыкаетъ, И насъ, какъ-будто бы простыхъ Гусей, гоняетъ? А этого не смыслитъ неучъ сей, Что онъ обязанъ намъ почтеньемъ; Что мы свой знатный родъ ведемъ отъ

тѣхъ Гусей, Которымъ нѣкогда былъ долженъ Римъ

спасеньемъ: Тамъ даже праздники пмъ въ честь

учреждены!»

— «А вы хотите быть за что отличены?»

Спросплъ прохожій пхъ. «Да наши

предки....»—«Знаю,

II все чпталъ; но вѣдать я желаю:

Вы сколько пользы прппесли?»

«Да наши предки Римъ спасли!»

— «Все такъ, да вы что сдѣлалп

такое?» «Мы? Ничего!» — «Такъ что жъ и добра го въ васъ есть? Оставьте предковъ вы въ покоѣ: Имъ ио-дѣломъ была и честь; А вы, друзья, лишь годны на жаркое.»

Баспь эту можно бы п болѣ пояснить — Да чтобъ гусей пе раздразнить.

— 229 —

МУХА И ДОРОЖНЫЕ.

Въ іюлѣ, въ самый зной, въ полуденную пору, Сыпучими песками, въ гору, Съ поклажей -и съ семьей дворянъ, Четверкою рыдванъ Тащился. Кони измучились; и кучеръ какъ ни

бился, Пришло хоть стать. Слѣзаетъ съ козе л ъ онъ, И лошадей мучитель, Съ лакеемъ въ два кнута тиранитъ съ

двухъ сторонъ: А легче нѣтъ. Ползутъ изъ колымаги

вонъ Боярпнъ, барыня, ихъ дѣвка, сынъ,

учитель. Но, знать, рыдванъ былъ плотно на-

груженъ; Что лошади, хотя его тронули, Но въ гору по песку едва-едва тяиули, Случись тутъ Мухѣ быть, Какъ горю

не помочь? Вступилась: ну жужжать во всю мушину мочь; Вокругъ повозки суетится; То подъ носомъ юлптъ у коренной, То лобъ укуситъ пристяжной, То, вмѣсто кучера на козлы вдругъ

садится, Или, оставя лошадей, И вдоль п поперегъ шныряетъ межъ

людей; Ну словно откупщикъ на ярмаркѣ хло-

почстъ, II только плачется на то, Что ей пи въ чемъ, никто Никакъ помочь не хочетъ. Гуторя слуги вдзоръ, плетутся вслѣдъ

шажкомъ;

Самъ барпнъ, позабывъ, чго онъ къ

порядку нуженъ,

Ушелъ съ слугами въ боръ искать

грибовъ на ужинъ,

И муха всѣмъ жужжптъ, что только

лишь она

О всемъ заботится одна. Межъ-тѣмъ лошадушки, шагъ за шагъ,

понемногу, Втащилися на ровную дорогу. «Ну,» Муха говоритъ: «теперя слава

Богу! Садитесь по мѣстамъ, и добрый всѣмъ

вамъ путь;

А мнѣ ужъ дайте отдохнуть:

Меня на-силу крылья носятъ.*

Куда людей на свѣтѣ много есть,

Которые вездѣ хотятъ себя приплесть,

И любятъ хлопатать, гдѣ пхъ совсѣмъ

не проеятъ*

КВАРТЕТЪ.

Проказница-Мартышка, Оселъ, Козелъ, Да косолапый Мишка Затѣяли съпграть Квартетъ. Достали нотъ, баса, альта, двѣ скрипки,

И сѣли на лужокъ подъ липки, Плѣнять своимъ искусствомъ свѣтъ. Ударили въ смычки, дерутъ, а толку

нѣтъ. «Стой, братцы, стой!» кричптъ Мартышка: «погодите! Какъ музыкѣ идти? вѣдь вы не такъ

сидите. Ты съ басомъ, Мишенька, садись про-

тпвъ альта.

Я прима сяду противъ вторы:

Тогда пойдетъ ужъ музыка не та:

У насъ запляшутъ лѣсъ и горы!»

Разсѣлись, начали Квартетъ:

Онъ все-таки на ладъ нейдетъ .

— «Постойте-жъ. я сыскалъ секретъ,»

Крпчитъ Оселъ: «мы, вѣрно, ужъ

поладпмъ, Коль рядомъ сядемъ.» Послушались Осла: усѣлпсь чинно въ

рядъ; А все-таки Квартенъ нейдетъ на

ладъ, Вотъ, пуще прежняго, пошли у нпхъ

разборы

— 230 —

И споры, Кому п какъ спдѣть. Случилось Соловью на шумъ нхъ прц-

летѣть.

Тутъ съ просьбой всѣ къ нему, чтобъ

пхъ рѣшпть сомнѣнье.

— «Пожалуй», говорятъ: «возьми на

часъ терпѣнье, Чтобы Квартетъ въ порядокъ нашъ

прпвесть. И ноты есть у насъ, и инструменты

есть; Скажи лишь, какъ намъ сѣсть!» — «Чтобъ музыкантомъ быть, такъ надобно умѣнье II уши вашпхъ по-нѣжнѣй,» Имъ отвѣчаетъ соловей:

«А вы, друзья, какъ ни садитесь, Все въ музыканты не годитесь.»

ПРУДЪ И РѢКА.

«Что это,» говорплъ Рѣкѣ сосѣдній

Прудъ: Какъ на тебя ни взглянешь, А воды все твои текутъ! Неужели такъ ты, сестрица, не устанешь? Прптомъ же, вижу я почти всегда, То съ грузомъ тяжкія суда, Ты долговязые илоты ты носишь; Ужъ я не говорю про лодки, челноки: Имъ счету нѣтъ! Когда такую жизнь

ты бросишь?

Я, право, высохъ бы съ тоски.

Въ сравпеніи съ твопмъ, какъ жребіп

мой пріятенъ! Конечно, я не знатенъ, По картѣ не тянусь я черезъ цѣлый

листъ, Мнѣ не брснчитъ похвалъ какой-нибудь

гуслпстъ: Да это, право, все пустое! За то я въ плистыхъ и мягкпхъ берс-

гахъ, Какъ барыня въ пуховнкахъ, Лежу п въ нѣгѣ, и въ покоѣ;

Не только что судовъ, Или плотовъ, Мнѣ здѣсь не для-чего страшиться: Не знаю даже я, каковъ тяжелъ чел-

нокъ; И много, ежели случится, Что по водѣ моей чуть зыблется лис-

токъ, Когда его ко мнѣ заброситъ вѣтерокъ. Что беззаботную замѣнптъ жизнь такую?

За вѣтрами со всѣхъ сторонъ, Не движась, я смотрю на суету мірскую,

И философствую сквозь сонъ.» —«А, философствуя, ты помппшь ли

законъ,» Рѣка на это отвѣчаетъ: «Что свѣжесть лишь вода двшкеньемъ

сохраняетъ! И если стала я великою рѣкой, Такъ это отъ того, что, кинувши покой, Послѣдую сему уставу.

За то по всякій годъ, Обиліемъ и чистотою водъ, И пользу приношу, и въ честь вхожу

п въ славу,

И буду, можетъ бытъ, ещеявѣкптечь,

Когда уже тебя не будетъ п въ помпнѣ,

И о іебѣ совсѣмъ изчезнетъ рѣчь.»

Слова ея сбылись: она течетъ понынѣ;

А бѣдный Прудъ годъ отъ году

все глохъ,

Зоволоченъ весь тиною глубокой,

Зацвѣлъ, заросъ осокой, И, наконецъ, совсѣмъ пзсохъ, Такъ дарованіе безъ пользы свѣту вя-

нетъ, Слабѣя всякій день, Когда имъ овладѣетъ лѣнь И оживлять его дѣятельность не стапетъ.

цвьты.

Въ отворенномъ окнѣ богатаго покоя, Въ фарфоровыхъ , расинсанныхъ

горшкахъ, Цвѣты поддѣльные, съ живыми вмѣстѣ

стоя, На проволочныхъ стебелькахъ

— 231 —

Качалися спѣсиво й выставляли всѣмъ красу свою на диво. Вотъ дождикъ началъ накрапать. Цвѣты тафтяные Юпитера тутъ про-

сятъ: Нельзя ли дождь унять, Дождь всячески они ругаютъ и поно-

сятъ. «Юпитеръ!» молятся: «ты дождикъ прекрати: Что въ немъ пути, И что его на свѣтѣ хуже? Смотри, нельзя по улицѣ пройти:

Вездѣ лишь отъ него и грязь и

лужи.» Однако же Зевесъ не внялъ мольбѣ пустой, И дождь себѣ прошелъ своею полосой.

Прогнавши зной, Онъ воздухъ прохладплъ; природа оживилась, И. зелень вся какъ-будто обновилась. Тогда и на окнѣ Цвѣты живые всѣ Раскинулись во всей своей красѣ, И стали отъ дождя душистѣй, Свѣжѣе и пушпстѣй А бѣдные Цвѣты поддѣльные съ тѣхъ-

поръ, Лишились всей красы, и брошены «на

дворъ, Какъ соръ.

Таланты истинны за критику не злятся: Ихъ повредить она не можетъ красоты; Одни поддѣльные цвѣты Дождя боятся.

ДЕМЬЯНОВА УХА.

«Сосѣдушка, мой свѣтъ! Дожалуй-стэ покушан ». — «Сосѣдушка, я сытъ по горло», — Нужды нѣтъ, Еще тарелочку; послушай: Ушица, ей-же-ей, на славу сварена!»

— «Я три тарелки съѣлъ».— И, полно что за счеты; Лишь стало бы охоты, — А то во здравье: ѣшъ до дна! Что за уха! да какъ жирна: Какъ будто янтаремъ подернулась она. Потѣшь же, миленькійдружочекъ! Вотъ лещикъ, потроха, вотъ стерляди

кусочекъ! Еще хоть ложечку! Да кланяйся, жена! Такъ подчивалъ сосѣдъ-Демьянъ сосѣда-

Фоку, И не давалъ ему ни отдыху, ни сроку; А съ Фоки уяіъ давно катился градомъ

потъ. Однако же еще тарелку онъ бе-

ретъ: Сбирается съ послѣдней силой И очищаетъ всю. «Вотъ друга я люблю!» Вскрпчалъ Демьянъ: «за то ужъ чван-ныхъ не терплю. Ну, скушай, же еще тарелочку, мой ми-

• лой!» Тутъ бѣдный Фока мой, Какъ ни любилъ уху, но отъ бѣды такой, Схватя въ охапку Кушакъ и шапку, — Скорѣй безъ памяти домой, И съ той поры къ Демьяну ни ногой.

Писатель, счастлпвъ ты, коль даръ прямой имѣешь; Но если помолчать во время не умѣешь, И ближняго ушей ты не жалѣешь, То вѣдай, что твои и проза и стихи, Тошнѣе будутъ всѣмъ Демьяновой ухи.

ЛЯГУШКА И ЮПИТЕРЪ.

Живущая въ болотѣ, подъ горой, Лягушка на гору весной Переселилась; Нашла тамъ тинистый въ лощинѣ уго-

локъ,

— 232 —

И завѣла домокъ Подъкустакомъ, въ тѣнп, межъ травки,

какъ раекъ. Одиапожъ пмъ она не до.іго веселилась:

Настало лѣто, съ нііыъ жары, И дачи квакушки такъ сдѣлалися сухи. Что, ногъ не замоча, по нпмъ бродили

мухп. «О, боги!» молится лягушка изъ норы: ♦ Меня вы, бѣдную, не погубите, И землю вровень хоть съ горою затопите, Чтобы въ мопхъ номѣстьахъ никогда Не высыхала бы вода!» Лягушка вопптъ безъ умолку. И паконедъ Юпитера бранитъ, Что нѣту въ немт ,ни жалости, ни толку. — «Безумная!» Юпптеръ говоритъ (Знать не былъ онъ тогда сердитъ) «Какъ квакать попусту тебѣ охота? И чѣмъ мнѣ для твохъ затѣй Перетопить людей, Не лучше ль внпзъ тебѣ стащиться до

болота?»

На свѣтѣ много мы такихъ людей най-

демъ, Которымъ все, кромѣ себя, постыло. И кои думаютъ: лишь мпѣ бы ладно

было, «А тамъ весь свѣтъ гори огиемъ.

КАМЕНЬ И ЧЕРВЯКЪ.

«Какъ расшумѣлся здѣсь! Какой

невѣжа!» Про дожднкъ говоритъ на нивѣ Камень,

лея; а: «А рады всѣ ему, пожалуй—посмотри! II вдали такъ, какъ гостя дорогаго; А что же сдѣлалъ онъ такого? Всего то шелъ часа два-три: Пускай же обо миѣ разсиросятъ! Таі;ъ я ужъ вѣки здѣсь: тпхъ, скроменъ

завсегда, Лежусмнрпсх<шы;о : куда меня ни бросятъ,

А не слыхалъ себѣ сиосибо никогда.

Не даромъ, право, свѣтъ по-

носятъ: Въ немъ справедливости не вижу я пн-

какъ.»

— «Молчи!»сказалъ ему Червякъ:

«Сей дождикъ. какъ его нп кратко было

время, Лишенную засухой силъ, Обильно ниву напоплъ, И земледѣльца онъ надежду ожпвилъ; А ты нанивѣ сей пустое только бремя.»

Такъ хвалится иной, что служптъ сорокъ

лѣтъ:

А проку въ немъ. какъ. въ этомъ

камнѣ, нѣтъ

БУЛЫЖНИКЪ И АЛМАЗЪ.

Потерянный Алмазъ валялся па пути; Случилось наконецъ купцу его найти. Онъ отъ купца Царю представленъ, Имъ купленъ, възолотѣ оправленъ И украшеніемъ сталъ царсгаго вѣнца. Узнавъ про то, Булыжнпкъ развозился, Блестящею судьбой Алмаза онъ прельстился, И, видя му;кпка, его онъ просптъ такъ: «Пожалуй-ста, землякъ, Возьми меня въ столицу ты съ собою ! За что здѣсь подъ дождемъ п въ слякоти я ною? А нашъ Алмазъ въ чести.какъгово-

рятъ. Не понимаю я, за что опъ въ знать

попался? Со мною столько лѣтъ здѣсь рядомъ онъ

валялся; Такой же камень онъ, п мнѣ набптый

братъ. Возьми жъ меня. Какъ знать? Коль тамъ

я покажуся, То также, мо;і;етъ быть, па дѣло пригожа ус я.» Взялъ камень мужпчекь на свой тяжелый

возъ,

И въ городь его онъ привезъ. Ввалился камень мой, п думаетъ, что

разомъ Засядетъ рядомъ онъ съ Алмазомъ; Но вышелъ для него случай совсѣмъ

иной: Онъ точно въ дѣло взятъ, но взятъ

для мостовой.

СВИНЬЯ ПОДЪ ДУБОМЪ.

Свинья подъ дубомъ вѣковымъ Наѣлась жолудѣй до-сыта, до-отвала; Наѣвіиись, выспалась подъ нимъ, Потомъ, глаза продравши, встала И рыломъ подрывать у дуба корни стала. «Вѣдь это дереву вредить», Ей съ дуба воронъ говорить: «Коль корни обнажишь , оно засохнуть

можетъ». — «Пусть сохнетъ» , говоритъ

Свинья: «Ни чуть меня то не тревожить; Въ немъ проку мало вижу я; Хоть вѣкъ его не будь, ни чуть не пожал ѣю; Лишь были бъ жолуди: вѣдь яотъ нихъ

жирѣю.» —«Неблагодарная!» иромолвилъ Дубъ

ей тутъ: «Когда бы вверхъ могла поднять ты

рыло, Тебѣ бы видно было Что эти жолуди на мнѣ рогтутъ.»

Невѣжа также, въ ослѣпленьи, Бранитъ науки и ученье, И всѣ ученые труды, Не чувствуя, что онъ вкушаетъ пхъ

плоды.

ДВѢ СОБАКИГ

Дворовый, вѣрный песъ Барбосъ, Который барскую усердно службу несъ, Увидѣлъ старую свою знакомку

Жужу, кудрявую болонку, На мягкой пуховой подушкѣ на окнѣ Къ ней ластяся, какъ-будто бы

къ роднѣ. Онъ, съ умиленья, чуть не плачете И подъ окномъ Визжптъ, вертптъ хвостомъ

И скачетъ. «Ну, что Жужутка, какъ живешь Съ тѣхъ поръ, какъ господа тебя въ

хоромы взяли? Вѣдь, помнишь, на дворѣ мы часто

голодали;

Какую службу ты несешь?»

— «На счастье грѣхъ роптать,»

Жужутка отвѣчаетъ:

«Мой господпнъ во мнѣ души не

чаетъ.

Живу въ довольствѣ и добрѣ,

И ѣмъ и пью на серебрѣ;

Рѣзвлюся съ барпномъ: а ежели устану,

Валяюсь по коврамъ и мягкому дивану.

Ты какъ живешь?»—«Я», отвѣ-

чалъ Барбосъ,

Хвостъ плетью опустя п свой повѣся

носъ: «Живу попрежнему: терплю и хо-

лодъ И голодъ, И, сберегаючи хозяйскій домъ, Здѣсь подъ заборомъ сплю п мокну подъ

дождемъ; А если невиопадъ залаю, То п иобоп принимаю. Да чѣмъ же ты, Жужу въ случай попалъ, Безсиленъ бывши такъ и малъ, Межъ-тѣмъ какъ я изъ кожи рвусь напрасно? Чѣмъ служишь ты?» —«Чѣмъ служишь! Вотъ прекрасно!» Съ насмѣшкой отвѣчалъ Жужу: «На заднпхъ лапкахъ я хожу!»

Какъ счастье многіе находятъ Лишь тѣмъ, что хорошо на зад нихъ

лапахъ ходить»

— 234 —

БѢДНЫИ БОГАЧЪ.

«Ну, стоптъ лп богат ьімъ быть. Чтобъ вкусно вивогда ни съѣсть нп

сппть, П только деньги лишь копить? Да и на что? Умремъ, вѣдь все оста-

вимъ. — Мы только лишь себя и мучимъ и без-

славимъ. Пѣтъ, если бъ мпѣ далось богатство на

удѣлъ, Не только бы рубля, я бъ тнсячъ не

жалѣлъ, Чтобъ жить роскошно, пышно, II о мопхъ ипрахъ далеко бъ было слышно; Я даже дѣлалъ бы добро другпмъ. А богачей скупыхъ на муку жизнь похожа*. Такъ разсуждалъ Бѣднякъ съ собой сампмъ, Въ лачужкѣ низменной, на голой лавкѣ

лежа; Какъ вдругъ къ нему сквозь щелочку пролѣзъ Кто говорптъ — волдунъ, кто говоритъ —

что бѣсъ; Поелѣдпее едва лп не вѣрнѣе, Пзъ дѣла булетъ то впдпѣе, Предста.іъ и началъ такъ: «Ты хочешь

быть ботатъ, Я слыгаалъ, для чего; служить я другу

радъ. Вотъ кошелекъ тебѣ: червопедъ вънемъ,

не болѣ; Но вынешь лишь одниъ,ужь тамъготовъ

другой. II такъ пріятель мой, Разбогатѣть теперь въ твоей лишь

волѣ. Возьми-жъ, и пзъ него безъ счету вынимай Доволѣ будешь ты доволенъ; Но только знай: Истратить одного червонца ты не воленъ, Попа въ рѣву не бросишь вошельва.» іъ— и съ пошелькомъоставилъ Вѣд-

нява. БѢднябъ отъ радости едва не помѣ-

шался;

Но лишь опомпплся, за кошелекъ принялся, И что-жъ? — Чуть вѣрится ему, что то

не сонъ: Едва червонецъ вынетъ онъ, Ужъ въ кошелькѣ другой червонецъ

шевелится. Бѣднякъ мой говоритъ: «Червонцевъ я себѣ повытаскаю груду. Такъ, завтра же богатъ я буду, И заживу, какъ епбарптъ.» Однако-жъ поутру онъ думаетъ другое. «То правда,» говорптъ: «теперь я сталъ

богатъ; Да кто жь добру не радъ! II ночему-бы мнѣ не быть богаче вдвое?

Неужто лѣнь Надъ кошелькомъ еще провесть хоть

день? Вотъ на домъ у меня, на экппажъ,

на дачу; Но еслп накупить могу я деревень, Не глупо л и, когда случай къ тому утрачу? Такъ удержу чудесный кошелекъ: Ужъ такъ п быть, еще я поговѣю Одннъ денекъ; А, впрочемъ, вѣдь пожить всегда успѣю. Но что-жъ? проходить день, недѣля, мѣсяцъ, годъ — Бѣднякъ мой потерялъ давно въ чер-

вонцахъ счетъ; Межъ-тѣмъ онъ скудно ѣстъ и скудно

пьетъ; Но чуть лишь день, а онъ опять за ту-

жъ работу. Депь кончится, и по его разечету, Ему всегда чего-нибудь не достаетъ. Лишь кошелекъ нести сберегся, То сердце у него сожмется: Придетъ къ рѣвѣ, воротится опить. «Какъ можно», говорить: «отъ кошелька

отстать, Когда мвгв золото само рѣкою льется?» И, наконецъ, бѣднякъ мой посѣдѣлъ, Бѣднявъ мой иохудѣлъ; Кавъ золото его, Бѣдпякъ мой пожелтить. Уп;ъ и о пышности онъ болѣ пе смѣ-

каетъ:

— 235 —

Онъ сталъ и слабъ и хплъ; здоровье

и покой,

Утратилъ все; но все дрожащею рукой

Изъ кошелька червонцы вонъ тас-

каетъ. Таскалъ, таскалъ.... п чѣмъ жекон-

чплъ онъ? На лавкѣ, гдѣ свопыъ богатствомъ любовался. На той-же лавкѣ онъ скончался, Досчитывая свой девятый мплліонъ.

19. ПУШКІШЪ.

(1789—1837).

а. Лирячсскія стпхотворенія.

БѢСНЬ О ВѢЩЕМЪ ОЛЕГѢ (1822).

Какъ вынѣ сбирается вѣщій Олегъ Отмстить неразумнымъ Хозарамъ:

йхъ села и нивы, за буйный набѣгъ, Обрекъ онъ ыечамъ и ножараыъ.

Съ дружиной своей, въ Цареградскоп

бронѣ,

Князь по полю ѣдетъ на вѣрномъ конѣ.

йзъ темнаго лѣса, навстрѣчу ему, Идетъ вдохновенный кудеснпкъ,

Покорный Перуну старикъ одному, Завѣтовъ грядущаго вѣстникъ,

Бъ мольбахъ и гаданьяхъ проведшій весь

вѣкъ.

И еъ мудрому старцу подъѣхалъ Олегъ.

Скажи мнѣ, кудеснпкъ, любпмецъ боговъ, Что сбудется въ жизни со мною?

И скоро ль, на радость сосѣдей-враговъ, Могильной засыплюсь землею?

Открой мнѣ всю правду, не бойся меня:

Въ награду любаго возьмешь ты коня.

«Волхвы не боятся могучпхъ владыкъ, А княжескій даръ имъ ненуженъ;

Правдивъ п свободенъ пхъ вѣщій языкъ, И съ волей небесною друженъ.

Грядущіе годы таятся во мглѣ;

Но вижу твой жребій на свѣтломъ челѣ.

«Запомнп-же нынѣ ты слово мое:

Воителю слава—отрада; Побѣдой прославлено имя твое;

Твой щптъ на вратахъ Царяграда; И волны и суша покорны тебѣ; Завпдуетъ недругъ столь дивной судьбѣ.

«И спняго моря обманчивый валъ Въ часы роковой непогоды,

И пращъ, пстрѣла, и лукавый кпнжалъ, Щадятъ побѣдителя годы...

Подъ грозной броней тыневѣдаешь ранъ;

Незримый хранитель могучему данъ.

«Твой конь не боится опаспыхъ трудовъ;

Онъ, чуя господскую волю, То смирный стоптъ подъ стрѣлами

враговъ,

То мчится по бранному полю, И холодъ п сѣча ему ничего: Но примешь ты смерть отъ коня своего. »

Олегъ усмѣхпулся; однако чело И взоръ омрачплися думой.

Въ молчаньп, рукой опершись на сѣдло, Съ коня онъ слѣзаетъ угрюмой;

II вѣрнаго друга прощальной рукой

И гладптъ н треплетъ по шеѣ крутой.

«Прощай, мой товарпщъ, мой вѣрный

слуга:

Разстаться настало намъ время; Теперь отдыхай; ужъ не ступитъ нога

Въ твое позлащенное стремя. Прощай, утѣшапся, да помнп меня. Вы, отроки другп, возьмите коня!

«Покройте попоной, мохнатымъ ковромъ, Въ мой лугъ подъ усцы отведите,

Купайте, кормите отборнымъ зерномъ, Водой ключевою поите».

И отроки тотчасъ съ конемъ отошли,

А князю другаго коня подвели.

Ппруетъ съ дружпною вѣщій Олегъ

При звонѣ веселомъ стакана. И кудри пхъ бѣлы, какъ утренпій снѣгь

— 236 —

Надъ славной главою ургана... Они поминаютъ ынпувшіе дан II битвы, гдѣ выѣстѣ рубились они.

«Агдѣмойтоварищъ, промолвплъОлегъ,

Скажите, гдѣ конь мой ретивый? Здоровъ-ли? Все танже-ль легокъ его

бѣгъ?

Всетотъжс-льонъ бурный, игривый?»

II внемлетъ отвѣту: на холыѣ крутомъ

Давно у;къ почилъ пепробудкымъ онъ

сномъ.

Ыогучій Олегъ головою понпкъ II думастъ «что же гаданье?

Кудесникъ, ты лживый, безумный ста-

рпгъ! Презрѣть бы твое предсказанье:

Мой еонь и доныпѣ посплъ бы меня!»

II хочетъ увпдѣть онъ кости коня.

Вотъ ѣдетъ могучій Олегъ со двора, Съ нимъ Игорь н старые гости,

II видлтъ: на холмѣ у брега Днѣпра, Лежать благородный костп;

ІІхъ моютъ дожди, засыпаетъ ихъ пыль.

II вѣтеръ волнуетъ надъ ними ковыль.

Князь тихо па черепъ коня наступилъ И молвплъ: «спи, другъ одинокой!

Твой старый хозяпнъ тебя пережп.тъ: На тризпѣ, уже недалекой,

Не ты иодъсѣкирой ковыль обагришь

Н жаркою кровью мой прахъ папоишь!

-Лакъ вотъ гдѣ таилась погибель моя!

Мнѣ смертію кость угрожала!» Пзъ мертвой главы гробовая змѣя,

Шипя, между тѣмъ, выползала; Какъчерная лента вкругъ ногъ обвилась: II вскрпкиулъ внезапно ужаленный князь.

Ковши круговые, запѣнясь, шпнятъ

На тризпѣ плачевной Олега:

Князь Игорь и Ольга на холмѣ сидятъ;

Дружина пируетъ у брега; Войны иомпнаютъ ыинувшіе дни И битвы, гдѣ вмѣстѣ рубились они.

ЗИМШЁ ВЕЧЕРЪ (1825).

Буря мглою небо кроетъ, Вихри снѣжные крутя: То, какъ звѣрь, она завоетъ, То заплачетъ, какъ дитя, То по кровлѣ обветшалой Вдругъ соломой зашумитъ, То, какъ путникъ запоздалой, Къ намъ въ окошко застучитъ.

Наша ветхая лачужка

И печальна и темна.

Что же ты моя старушка,

Нріумолкла у окна?

Или бури завываньемъ

Ты, мой другъ, утомлена,

Или дремлешь подъ жужжаньем*

Своего веретена?

Выпьемъ, добрая подружка

Бѣдной юности моей.

Выпьемъ съ горя; гдѣ же кружка?

Сердцу будетъ веселѣй.

Спой мнѣ пѣсню, какъ синица

Тихо за моремь жила;

Спой мнѣ пѣсню, какъ дѣвица

За водой поутру шла.

Буря мглою небо кроетъ, Вихри снѣжные крутя: То, какъ звѣрь, она завоетъ, То заплачетъ, какъ дитя. Выпьемъ, добрая подружка Бѣдной юности моей, Выпьемъ, съ горя: гдѣ же кружка? Сердцу будетъ веселѣй.

ПРОРОКЪ.

Духовной жаждою тоыпиъ, Въ пустынѣ мрачной я влачился, II шестикрылый Серафпмъ На нерепутьп мнѣ явился; Перстами легкими, какъ сонъ , Моихъ зѣнппъ коснулся онъ: Отверзлись вѣщія зѣнпцы, Кань у испуганной орлицы.

— 237 —

Моихъ ушей коснулся онъ,

И ихъ наполнилъ шумъ и звонъ:

И внялъ я неба содроганье,

И горній Ангеловъ полетъ,

И гадъ морскихъ подводный ходъ,

И дольней лозы прозябанье.

И онъ къ устамъ моимъ приникъ,

И вырвалъ грѣшный мой языкъ,

И празднословный и лукавый,

И жало мудрыя змѣи

Въ уста замершія мои

Вложилъ десницею кровавой.

И онъ мнѣ грудь разсѣкъ мечемъ,

И сердце трепетное вынулъ,

И угль, пылающій огнемъ,

Во грудь отверстую водвинулъ.

Какъ трупъ, въ пусты нѣ я лежалъ,

И Бога гласъ ко мнѣ воззвалъ:

«Возстаиь, пророкъ, и вождь, и внемли,

Исполнись волею Моей,

И, обходя моря и земли,

Глаголомъ жги сердца людей».

ПОЭТЪ (1828).

Пока не требуетъ поэта Къ священной жертвѣ Аполлонъ, Въ заботахъ суетнаго свѣта Онъ малодушно погруженъ; Молчитъ его святая лира, Душа вкушаетъ хладный еонъ, И межь дѣтей ничтожныхъ міра, Быть можетъ, всѣхъ ничтожнѣй онъ,

Но лишь божественный глаголъ До слуха чуткаго коснется, Душа поэта встрепенется, Какъ пробудившійся орелъ. Тоскуетъ онъ въ забавахъ міра, Людской чуждается молвы; Къ ногамъ народнаго кумира Не клонитъ гордой головы; Бѣжитъ онъ, дикій и суровый, И звуковъ, и смятенья полнъ, На берега пустынныхъ волнъ, Въ шврокошумныя дубровы....

ЧЕРНЬ (1826).

Поэтъ по лирѣ вдохновенной Рукой разсѣянной бряцалъ; Онъ пѣлъ— а хладный и надменный „ Кругомъ народъ непосвященный, Ему безсмысленео внпмалъ.

И толковала чернь тупая: «Зачѣмъ такъ звучно онъ поетъ? Напрасно ухо поражая, Къ какой онъ цѣли насъ ведетъ? О чемъ брянчитъ? чему насъ учитъ? Зачѣмъ сердца волнуетъ, мучитъ, Какъ своенравный чародѣй? Какъ вѣтеръ, пѣснь его свободна: Какая польза намъ отъ ней?»

Поэтъ. Молчи, безе мысленный народъ, Поденщпкъ, рабъ нужды, заботъ! Несносенъ мнѣ твой ропотъ дерзкій. Ты червь земли, не сынъ небесъ: Тебѣ бы пользы все — на вѣсъ Кумиръ ты цѣнишь Бельведерскій. Ты пользы, пользы въ немъ не зришь.. Но мраморъ сей вѣдь богъ!... Такъ

что же? Ты пищу въ немъ себѣ варишь. Печной горшокъ тебѣ дороже.

Чѳрнь. Нѣтъ, если ты небесъ избраннику Свой даръ, божественный посланнику Во благо намъ употребляй: Сердца собратьевъ исправляй. Мы малодушны, мы коварны, Безстыдны, злы, неблагодарны; Мы сердцемъ хладные скопцы, Клеветники, рабы, глупцы; Гнѣздятся клубомъ въ насъ пороки: Ты можешь, блпжняго любя, Давать намъ смѣлые уроки, А мы послушаемъ тебя.

Поэтъ. Подите прочь — какое дѣло Поэту мирному до васъ! Въ развратѣ каменѣйте смѣло: Не оживитъ васъ лиры гласъ; Душѣ противны вы, какъ гробы. Для вашей глупости и злобы Имѣли вы до сей поры Бичи, темницы, топоры:

Довольио съ васъ, рабовъ безумныхъ! Во градахъ вашихъ съ уліщъ шумныхъ Сметаютъ соръ — полезный трудъі— Но, нозабывъ свое служенье, Алтарь п жертвопрнношенье, Жрецы ль у васъ метлу берутъ? Не дія жптейскаго волпепья, Не для корысти, не для бптвъ: Мы рождены для вдохновепья, Для звуковъ сладкихъ и молптвъ.

УТОПЛЕННИКЪ (1828).

Прибѣжалп въ избу дѣтп, Второпяхъ зовутъ отца: «Тятя! тятя! Наши сѣтп Притащили мертвеца». — Врите, врите, бѣсенята, Заворчалъ на нпхъ отецъ: Охъ, уя;ъ эти мнѣ ребята! Будетъ вамъ ужо мертвецъ!

Судъ наѣдетъ, отвѣ чай-ка; Съ нпмъ я ввѣкъ не разберусь, Дѣлать нечего! Хозяйка, Дай кафтанъ: ужъ поплетусь.... Гдѣ;жъ мертвецъ? — «Вонъ,тятя, э-вотъ!» Въ самомъ дѣлѣ при рѣкѣ, Гдѣ разосланъ мокрый неводъ, Мертвый впдѣпъ на пескѣ.

Безобразно трупъ ужасный Воспнѣлъ н весь расиухъ. Горемыка ли несчастный Погубнлъ свой грѣшный духъ, Рыболовъ ли взятъ волнами, Али хмѣлыіый молодецъ, Аль ограбленный ворами Недогадливый купецъ.

Мужику какое дѣло?

Озираясь, опъ спѣшг/іъ...

Онъ потопленное тѣло

Въ воду за ноги тащитъ,

II отъ берега крутаго

Оттолкнулъ его весломъ,

И мертвецъ внпзъ иоплылъ снова

За могилой и крсстомъ.

Долго мертвый меліъ волнами Плылъ, качаясь, какъ живой; Проводпвъ его глазами, Нашъ мужикъ пошелъ домой. «Вы, щенки, за мной ступайте! Будетъ вамъ по калачу, Да смотрпте л;е, не болтайте, А не то, поколочу».

Въ ночь погода зашумѣла,

Взволновалася рѣка;

Ужъ лучина догорѣла

Въ дымной хатѣ мужика;

Дѣтп спятъ, хозяйка дремлетъ, і На палатяхъ мужъ лежптъ, | Буря воетъ; вдругъ онъ внемлетъ: | Кто-то тамъ въ окно стучптъ.

| «Кто тамъ?»—Эй, впусти, хозяинъ! | «Ну, какая тамъ бѣда?

Что ты ночью бродишь, Каинъ? | Чортъ занесъ тебя сюда, | Гдѣ возиться мнѣ съ тобою? 1 Дома тѣсно и темно.» ) II лѣнивою рукою

Подымаетъ онъ окно.

Изъ-за тучь луна катится — Что-же? Голый нередъ нпмъ, Съ бороды вода струится, Взоръ открытъ и недвпяшмъ;

І Все въ немъ страшно онѣмѣло,

< Опустились руки внпзъ, Н въ распухнувшее тѣло

: Раки черные впились.

И мужикъ окно захлопнулъ: $ Гостя голаго узнавъ, ЦТакъ п обмеръ; чтобъ ты лопнулъ!

Прошепталъ онъ задрожавъ.

Страшно мыслп въ немъ мѣшались,

Трясся ночь онъ напролетъ,

II до утра все стучались

Подъ окпомъ и у воротъ.

Есть въ народѣ слухъ ужасный: Говорятъ, что каждый годъ Съ той поры мужикъ несчастный Въ день урочной гостя ждетъ: Уп:ъ съ утра погода злится,

Ночью буря настаетъ, И утопленникъ стучится Подъ оішомъ н у воротъ,

Брожу ли я (4829).

Брожу ли я вдоль улпцъ шумныхъ,

Вхожу ль во многолюдный храмъ, Сижу ль межъ юношей безумныхъ,

Я предаюсь моішъ мечтамъ. Я говорю: промчатся годы,

II сколько здѣсь нн видео насъ, Мы всѣ сойдемъ подъ вѣчны свода —

И чей нибудь ужъ блпзокъ часъ. Гляжу ль на дубъ уединенный,

Я мыслю: патріархъ лѣсовъ Пережпветъ мой вѣкъ забвенный,

Какъ пережнлъ онъ вѣкъ отцовъ. Младенца ль мплаго ласкаю,

Уже я думаю: прости! Тебѣ а мѣсто уступаю —

Мнѣ время тлѣть, тебѣ цвѣстп. День каждый, каждую годину

Прпвыкъ я думой провождать, Грядущей смерти годовщину

Межъ нпхъ стараясь угадать. И гдѣ мпѣ смерть пошлетъ судьбина?

Въ бою ли, въ странствіи, въвол-

нахъ? Или сосѣдпяя долина

Мой приметъ охладѣлый прахъ? И хоть безчувственному тѣлу

Равно повсюду истлѣвать, Но ближе къ милмоу предѣлу

Мпѣ все бъ хотѣлось почивать. И пусть у гробоваго входа

Младая будетъ жизнь играть, И равнодушная врирода

Красою вѣчною сіять.

Поэту (1830).

Позтъ, не дорожи любовно народной! Восторженныхъ похвалъ пройдетъ минутный шумъ,

Услышишь судъ глупца и смѣхъ толпы

холодной; Но ты останься твердъ, спокоенъ и

угрюмъ. Ты царь: живи одинъ. Дорогою

свободной Иди, куда влечетъ тебя свободный умъ, Усовершенствуя плоды любимыхъ думъ, Не требуя наградъ за подвигъ благородный. Онѣ въ самомъ тебѣ. Ты самъ свой высшій судъ; Всѣхъ строже оцѣнпть умѣешь ты свой

трудъ. Ты пмъ доволенъ ли, взыскательный

художнпкъ? Доволенъ? Такъ пускай толпа его

браннтъ, И плюетъ на алтарь, гдѣ твой огонь

горптъ, И въ дѣтской рѣзвости колеблетъ твой

треножннкъ.

Бѣсы (1830).

Мчатся тучи, вьются тучи; Невидимкою луна Освѣщаетъ снѣгъ летучій; Мутно небо, ночь мутна. Ѣду, ѣду въ чистомъ полѣ; Колокольчикъ дпнь-динъ-динь... . Страшно, страшно поневолѣ, Средь невѣдомыхъ равнинъ!

— Эй, пошелъ, ямщпкъ !.... — « Нѣтъ

НОЧИ;

Конямъ баринъ тяжело;

Вьюга мнѣ слипаетъ очи;

Всѣ дороги занесло;

Хоть убей, слѣда не видно;

Сбились мы. Что дѣлать намъ!

Въ полѣ бѣсъ насъ воднтъ видно.

Да кружить по сторонамъ.

Посмотри: вонъ, вонъ играетъ. Дуетъ, плюетъ на меня; Вотъ — теперь въ оврагъ толкаетъ Одичалаго коня; Тамъ верстою небывалой

Онъ торчалъ передо мной;

Тамъ сверкнулъ онъ искрой малой

II пропалъ во тьмѣ пустой».

Мчатся тучи, вьются тучп; Левпднмкою лупа Освѣщаетъ снѣгъ летучіп; Мутно небо, ночь мутна. Сплъ намъ пѣтъ кружиться долѣ; Колокольчпкъ вдругъ умолкъ; Конп стали.... — Что тамъ въ полѣ!-«Кто пхъ знаетъ: пень, пль волкъ?

Вьюга злптся, вьюга п.іачетъ; Конп чуткіе храпятъ: Вопъ ужъ онъ далече скачетъ, Лишь глаза во мглѣ горятъ, Конп снова понеслпся; Колокольчпкъ дпнь-дпнь-дпнь.... Вижу: духи собралпся Средь бѣлѣющпхъ равнпнъ.

Безконечны, безобразны, Въ мутной мѣсяца пгрѣ Закружились бѣсы разни, Будто лпстья въ Ноябрѣ.... Сколько пхъ! Куда пхъ гонятъ? Что такъ жалобно поютъ? Домоваго ли хоропятъ, Ввдьму ль замужъ выдаютъ?

Мчатся тучп, вьются тучп; Невидимкою луна Освѣщаетъ снѣгъ летучін; Мутно небо, ночь мутна. Мчатся бѣси рой за роемъ Въ безпредѣльпой вышішѣ, Вязгомъ жалобнымъ и воемъ Надрывая сердце мнѣ....

Безумныхъ лѣть (1830).

т ш,іхъ лѣтъ угасшее веселье Мнѣ тяжело, вавъ смутное похмѣлье. По вакъ внно—печаль мннувшихъ дней Въ моей луіиѣ чѣмъ старѣ, тѣмъспль-

нѣй. Мой путь унылъ. Сулптъ миѣ трудъ и

горе Грядущего волнуемое море.

Но не хочу, о други, умпрать!

Я жить хочу, чтобъ мыслить и страдать, И вѣдаю, мнѣ будутъ наслажденья Межъ горестей, заботь п треволненья; Порой опять гармоніей упьюсь, Подъ вымысломъ слезамп обольюсь, И, можетъ быть, на мой закатъ печальный Блеснетъ любовь улыбкою прощальпой.

эхо (1831).

Реветъ-лп звѣрь въ лѣсу глухомъ, Трубитъ-лп рогъ, гремитъ-лп громъ, Поетъ-ли дѣва за холмомъ —

На всякій звукъ Свой откликъ въ воздухѣ пустомъ

Родпшь ты вдругъ. Ты внемлешь грохоту громовъ И гласу бури п валовъ, И крику сельскихъ пастуховъ,

II шлешь отвѣтъ; Тебѣ-жъ пѣтъ отзыва.... Таковъ

II ты, поэтъ!

опять на родинѣ (1835).

Вновь я посѣтплъ

Тотъ уголокъ земли, гдѣ я провелъ Отшелышкомъ два года незамѣтныхъ, Ужь десять лѣтъ ушло съ тѣхъ поръ,

п много

Церемѣпплось въ жизни для меня, И самъ, покорный общему закону, Перемѣнился я; но здѣсь опять Минувшее мепя объемлетъ живо — И кажется вчера еще бродплъ Я въ отихъ рощахъ.

Вотъ смиренный домпкъ, Гдѣ жилъ я съ бѣдной нянею моей. Уже старушки нѣтъ, ул;ъ за стѣною Не слышу я шаговъ ея тяжелыхъ, Ни утреннпхъ ея дозоровъ. Вотъ

I

— 241 -~

И холмъ лѣснстый, надъ которымъ

часто Я снжовалъ недвижнмъ и глядѣлъ На озеро, воспоминая съ грустью Иные берега, пныя волны... Межъ нивъ златыхъ п пажитей зеле-

ныхъ Оно, синѣя, стелется широко; Чрезъ его невѣдомыя воды Плыветъ рыбакъ и тянетъ за собой Убогій неводъ. По брегамъ отлогиыъ Разсѣяны деревни; тамъ за ними Скривилась мельница, насилу крылья Ворочая при вѣтрѣ.... На граннцѣ Владѣній дѣдовскпхъ, на мѣстѣ томъ, Гдѣ въ гору подымается дорога, Изрытая дождями, три сосны Стоять: одна поодаль, двѣ другія Другъ къ дружкѣ близко. Здѣсь, когда

пхъ мимо Я проѣзжалъ верхомъ при свѣтѣ лунной ночи, Знакомымъ шумомъ шорохъ пхъ верши нъ Меня прпвѣтствовалъ. По той дорогѣ Теперь поѣхалъ я, и предъ собою Увпдѣлъ ихъ опять; онѣ все тѣ же, Все тотъ же пхъ знакомый слуху шорохъ. Но около корней пхъ устарѣлыхъ, Гдѣ нѣкогда все было пусто, голо, Теперь младая роща разрослась: Зеленою семьей кусты тѣснятся Подъ сѣнью пхъ, какъ дѣтп. А вдали Сгоитъ одпнъ угрюмый пхъ товарпщъ, Какъ старый холостякъ, и вкругъ него Попрежнему все пусто.

Здравствуй племя Младое, незнакомое. Не я Увижу твой могучій поздпій возрастъ, Когда переростешь моихъ знакомдевъ И старую главу пхъ заслонишь Отъ глазъ прохожаго. Но пусть мой

внукъ Услышитъ вашъ прпвѣтный шумъ, когда, Съ пріятельской бесѣды возвращаясь, Веселыхъ п иріятныхъ мыслей полнъ, Пройдетъ онъ мимо васъ во мракѣ ночи И обо мнѣ вспомянетъ....

КО ГРОБУ КУТУЗОВА (1835).

Предъ гробницею святой Стою съ поникшею главой... Все спить кругомъ: однѣ лампады Во мранѣ храма золотятъ Столбовъ гранитныя громады И ихъ знаменъ нависшій рядъ.

Подъ ними спитъ ихъ властелинъ,

Сей идолъ сѣверныхъ дружинъ, Маститый сражъ страны державной, Смиритель всѣхъ ея враговъ, Сей остальной изъ стаи славной Екатерининскихъ орловъ.

Въ твоемъ гробу восторгъ живетъ! Онъ Русскій гласъ намъ пздаетъ; Онъ намъ твердптъ о той годинѣ, Когда народной вѣры гласъ Воззвалъ къ святой твоей сѣдинѣ: «Иди, спасай!» Ты всталъ — и спасъ.

ііолководецъ (1838).

У Русскаго Царя въ чертогахъ есть

палата: Она не золотомъ, не бархатомъ богата, Не въ нейалмазъ вѣнпа хранится подъ

стекломъ; Но сверху до низу, во всю длину кругомъ, Своею кистію свободной п широкой Ее разрисовалъ художникъ быстроокій. Тутъ нѣтъ нп сельскихъ Нимфъ, ни дѣвственныхъ «Мадонъ, Ни плясокъ, нп охотъ: а все плащи да

шпаги, Да лица, полныя воинственной отваги. Толпою тѣсною художникъ помѣстилъ Сюда начальниковъ народныхъ нашихъ

силъ, Покрытыхъ славою чудеснаго похода И вѣчной памятью двѣнадцатаго года. Нерѣдко медленно межъ ними я брожу И на знакомые ихъ образы гляжу.

242 —

И, мпнтся, слышу гхъ воинственные

БЛИКИ.

Изъ нихъ ужъ многихъ нѣтъ; другіе,

ЕОИХЪ ЛИГИ

Еще такъ молоды на яркомъ полотнѣ, Уже состарѣлись, и никнуть вътишпнѣ Главою лавровой.

Но въ сей толпѣ суровой Одпнъ меня влечетъ всѣхъ больше. Съ

думой новой Всегда остановлюсь предъ нимъ и не

свожу Съ пегомопхъ очен. Чѣмъ долѣе гляжу, Тѣмъ болѣе томпмъ я грустью тяжелой.

Онъ писанъ во весьростъ. Чело, какъ черепъ голый, Высоко лоснится, и мнится, залегла Тамъ грусть великая. Кругомъ — густая

мгла; За нимъ — военный станъ. Спокойный

и угрюмый, Онъ, кажется, глядитъ съ презрительною думой. Свою ли точно мысль художникъ обнажи лъ, Когда опъ таковымъ его изобразилъ. Или невольное то было вдохновенье — Но Доу далъ ему такое выраженье.

О вождь несчастливый! Суровъ былъ

жребій твой; Все въ жертву ты прпнесъ землѣ тебѣ

чужой. Непроницаемый для взгляда черни дикой, Въ молчаньи шелъ одннъ ты съ мы-

слію великой; И въ имени твоемъ звукъ чуждый не

взлюбя, Своими криками преслѣдуя тебя, Народъ, таинственно спасаемый тобою, Ругался падъ твоей священной сѣдиною. И тотъ, чей острый умъ тебя и по-

стигалъ, Въ угоду имъ тебя лукаво порицалъ... И долго укрѣиленъ могучимъ убѣж-

деньемъ, Ты былъ неколебимъ нредъ общпмъ за-

блужденьемъ; И на полуиути былъ долженъ наконецъ

Безмолвно уступить, и лавровый вѣнецъ, И власть, и замыселъ, обдуманный глубоко, И въ полковыхъ рядахъ сокрыться одиноко. Тамъ, устарѣлый вождь, какъ ратникъ

молодой, Свинца веселый свистъ заслышавшій

впервой, Бросался ты въ огонь, ища желанной

смерти,— Вотще!

О люди! жалкій родъ, достойный слезъ

и смѣха! Жрецы минутнаго, поклонники успѣха! Какъ часто мимо васъ проходить чело вѣкъ, Надъ кѣмъ ругается слѣпой и буйный

вѣкъ, Но чей высокій лнкъ въ грядущемъ

поколѣньѣ Поэта приведетъ въ восторгъ и умиленье!

Ииръ Ветра Ведпкаго (1835).

Надъ Невою рѣзво вьются Флаги пестрые судовъ; Звучно съ лодокъ раздаются Пѣсни дружныя гребцовъ; Въ парскомъ домѣ ииръ веселый; Рѣчь гостей хмѣльна, шумна; II Нева пальбой тяжолой Далеко потрясена.

Что ппруетъ Царь велнкій Въ Петербургѣ-городкѣ? Отъ чего пальба и клики И эскадра на рѣкѣР Озаренъ ли честью повой Русскій штыкъ иль русскій флагъ? Иобѣжденъ ли Шведъ суровый, Мира ль проситъ грозный врагъ?

Иль въ отъятый край у Шведа Прибылъ Брантовъ утлый ботъ, II понюлъ на встрѣчу дѣда

Всей семьей нааіъ юный фють. И воинственные внуки Стала въ строй предъ старикомъ, II раздался въ честь науки Пѣсенъ хоръ п пушекъ громъ?

Годовщину ли Полтавы Торжествуетъ Государь, День, какъ жизнь своей Державы Спасъ отъ Карла Русскій Царь? Родила ль Екатерина? Имянинница ль Ода, Чудотворца Исполина Чернобровая жена?

Нѣть, онъ съ подданяымъ мирится; Виноватому вину Отпуская, веселится; Кружку пѣнитъ съ нимъ одну; И въ 4 чело его цѣлуетъ, Свѣтелъ сердцемъ и лицомъ; И прощенье торжествуетъ, Какъ побѣду надъ врагомъ.

Отъ того-то шумъ и клики Въ Петербургѣ-городкѣ, И пальба п.громъ музыки, И эскадра на рѣкѣ. Отъ того-то въ часъ веселый Чаша Царская полна, И Нева пальбой тяжолой Далеко потрясепа.

Намятяикъ (1836;.

Я намятнпкъ себѣ воздвигъ перуко-

творный;

Къ нему не заростетъ народная тропа:

Вознесся выше онъ главою непокорной

Наполеонова столпа.

Нѣтъ! весь я не умру: душа въ за-

вѣтной лирѣ Мой прахъ переживетъ и тлѣнья убѣ-

жигь— -И славенъ буду я, доколь въ подлун-

номъ мірѣ Живъ будетъ хоть одинъ піитъ. Слухъ обо мнѣ пройдетъ по всей Руси великой. И назоветъ меня всякъ сущій въ ней

языкъ:

И гордый внукъ Славянъ, и Финъ, и

НЫНѢ ДИБІЙ

Тунгузъ, и другъ степей Калмыкъ.

И долго буду я народу тѣмъ любезенъ,

Что чувства добрыя я лирой пробуждалъ,

Что прелестью живой стиховъ а былъ

полезенъ,

И милость къ иадшимъ призывалъ.

Велѣнью Божію, о Муза, будь по-

. слушна! Обиды не страшись, не требуй и вѣнца; Хвалу и клевету пріемли равнодушно И не оспаривай глупца.

б. Борнеъ Годуновъ (1825).

СОДЕРЖАШЕ.

Шеса открывается разговоромъ Воро-тынскаго съ Шуйскимъ въ кремлев-скихъ палатахъ, въ 1598 году. Простодушный Воротынскій вѣритъ, что Борпсъ искренно отказывается отъ престола; Шуйскій другаго мнѣнія: по его словамъ.

«Борись еще поморщится немного, Что пьяница предъ чаркою вина, И наконецъ, помиюсти своей, Принять вѣнецъ смиренно согласится*.

Шуйскій думаетъ, что и убійство царевича Дмитрія,—злодѣйство, о ко-торомъ Воротынскій говоритъ съ ужа-сомъ, не помѣщаетъ Годунову взойти на престолъ:

«Перешагнетъ: Борись не такъ-то ро-

бокъ!»

Между тѣмъ хитрый бояринъ, гордый свопмъ происхожденіемъ отъ Рю-риковой крови, не прочь затѣять смуту, если Борисъ не перестанетъ упрямиться. Слѣдующія сцены съ исторической вѣрностью изображаютъ нзбраніе Бориса: думный дьякъ Щелкаловъ съ вра-снаго крыльца объявляетъ народу о рѣ-шеніи собора молить царицу, чтобы благословила своего брата на царство; народъ волнуется на полѣ передъ Ново-дѣвичьимъ монастыремъ, плача и воя по наказу или изъ подражанія, пака

— 244 —

Борпсъ не соглашается принять вѣ-нецъ; избранный Борпсъ въ кремлев-скихъ палатахъ высказываетъ свое сми-реніе и благодушіе, велптъ сзывать весь пародъ на пиръ и идетъ поклониться гробамъ «почіющпхъ властителей Рос-ел и.» Въ заключеніе Шуйскій выказы-ваетъ свое лукавство передъ Воротып-екпмъ, не желая и помнить, о чемъ говорплъ съ нимъ. Сцена переносится въ келью Чуцова монастыря и происходить уже въ 1603 году. Смиренный мопахъ Иименъ иишетъ свою лѣтопись и разсказываетъ проснувшемуся Грпго-рію о временахъ Грознаго, о Ѳеодорѣ, объ убіепіп царевича Дпмптрія. Пылкій Григорій, тяготясь мопастырекпмъ зак-люченіемъ, задумываетъ какой-то громадный замыселъ и грозитъ Борису карою за убійство. Въ слѣдуюпдей сценѣ, изъ разговора патріарха съ игуменомъ Чудоваго монастыря, мы узпаемъ, что Григорій уже бѣжалъ въ намѣреніп сдѣлаться царемъ на Москвѣ. Вслѣдъ за тѣмъ мы впдпмъ Бориса, бесѣдую-щаго съ колдунами: въ краснорѣчп-вомъ мопологѣ овъ высказываетъ свое утоміеніе властію, жалуется, что пародъ, пе смотря па все оказанное ему добро, проклипаетъ его, обвиняя въ убійствахъ, созпается, что онъ все бы тіерепесъ, еелн-бы не мучила совѣсть:

"II всо топтпнтг, и голоса крутится, II мальчики кровавіло въ глазахъ.... И радт. бѣя;ать, да пекуда.... уя;асно! Да, жалокъ топ., въ коиъ совѣсть пе-

чиста».

Между тѣмъ Григорін уже въ корч-

мѣ на Литовской грапицѣ, въ сообще-

ствѣВарлааиа п Мпсанла, и счастливо

ВЗбѣжалъ погони. Сцепа снова въ Мо-

сквѣ: Шуйсвій задаетъ ииръ, велптъ

читать мальчику указанную молитву о

Ворисѣ, и, когда гости расходятся,

.: опщаетъ боярину Пушнину паедннѣ

о появленін самозванца; Пушкин г, тол-

• при этомъ о казняхъ п другихъ

нееправедлсвостлхъ Бориса, о Юрье-

днѣ, п пр. Слѣдуетъ одпа изъ

ит> но драматическому дви-

жепію, гдѣ Борпсъ сначала является въ кругу своего семейства и любуется уснѣхами сына въ географіи (чертежъ земли Московской дѣйствптельно сдѣ-ланъ былъ Ѳеодоромъ), а потомъ — въ разговорѣ съ Шуйскимъ, когда узнаетъ о появлепіп самозванца. Рядъ сценъ переноептъ насъ въ Польшу: самозва-нецъ бесѣдуетъ съ патеромъ, прини-маетъ на службу сына Курбскаго, поль-екпхъ шляхтичей, донекпхъ казаковъ, награждаетъ поэта за поданные ему стпхп, искусно говоря каждому ласковое слово; Марина передъ зеркаюмъ, въ бесѣдѣ съ Рузей, высказываетъ свой честолюбивый характеръ; на балу, гдѣ веселится Вишневецкій съ Мнпшкомъ, она назначаетъ Димптрію свпданіе; въ сценѣ свиданія она является гордой красавицей, дающей слово принадлежать самозванцу лишъ тогда, когда будетъ царпцей. Самозванецъ уже выступаетъ въ походъ п вмѣстѣ съ Курбскимъ первый подъѣзжаетъ къ Литовской гра-нпцѣ. Царь сидитъ въ думѣ съ бояра-мп и патріархомъ, дѣлаетъ распоряже-нія объ усмпреніи самозванца п приходить въ страшное замѣшательство, когда патріархъ совѣтуетъ, для разъ-увѣрепія парода, привезтп въ Москву петлѣнное тѣло убнтаго царевича; Шуйскій, отклонпвъ этотъ совѣтъ, вы-ручплъ Бориса. Далѣе съ историческою вѣриостью представлена битва блпзъ Новгорода-Сѣверскаго (1004 г. 21-го декабря). Слѣдуетъ сцепа передъ собо-ромъ въ Москвѣ: въ народѣ является юродивый; мальчишки его дразнятъ; выходить изъ собора царь, и юродивый на нпхъ жалуется, говоря Борпсу: «ве-лп пхъ зарѣзать, какъ зарѣзалъ ты маленькаго царевича». Самозванеп,ъ подъ Сѣвскомъ распрашнваетъ плѣп-паго Рожнова о томъ, что дѣлается въ Москвѣ, и узнаетъ о допосахъ и пыт-кахъ. Разбитый подъ Сѣвскомъ, само-званецъ отдыхаетъ въ лѣсу, жалѣетъ о свосмъ конѣ, о павшемъ Курбскомъ, и безпечно засыпаетъ. Царь толкустъ съ Басма ной тп> о дѣлахъ; подо вольный

— 245 —

расгюряженіями воеводъ, онъ назначаете его начальникомъ, презрѣвъ мѣстническіе счеты, и собирается взять въ руки, какъ народъ, такъ и бояръ. Басмановъ одобряетъ его мысль, и, оставшись одинъ, мечтаетъ о своей власти. Вдругъ подымается тревога: умирающаго царя выносятъ на стулѣ; онъ даетъ наставленія сыну, накъ царствовать, и нринимаетъ схиму. Въ ставкѣ боярииъ Пушкинъ подговари-ваетъ Басманова передаться самозванцу, и честолюбивый Басмановъ уже готовъ измѣнить Ѳеодору. Дѣло идетъ къраз-вязкѣ: въ МосевѢ на Лобномъ мѣстѣ, Пушкинъ подговариваетъ народъ съ честью встрѣтить Димитрія; народъ бросается въ Кремль, крича:

«Вязать! топить! Да здравствуетъ

Димитрій.

Да гибнетъ родъ Бориса Годунова»!

Послѣдняя сцена происходить въ Креміѣ у дома Бориса: стража стоитъ у крыльца, народъ толкуетъ о Ѳеодорѣ и Ксеніи, которые стоять у окна; въ домъ входятъ бояре, и народъ слышитъ шумъ, крики,... наконецъ на крыльцѣ является Мосальскій и пзвѣщаетъ, что Марія Годунова и сынъ ея Ѳеодоръ отравили себя ядомъ. «Чтожъ вы молчите?» го вор и тъ онъ; кричите «да здравствуетъ царь Димитрій Ивановичъ .» Народъ безмолвствуетъ.

СЦЕНА Г.

Ночь. Келья въ Чудовоаіъ монастырѣ.

(1603 года).

Отецъ Ппменъ. Григорііі (сиящій).

Пименъ (пишешь передо лампадой). Еще одно, послѣднее сказанье — И лѣтопись окончена моя. Жсполненъ долгъ, завѣщанный отъ Бога Мнѣ грѣшному. Не даромъ многихъ лѣтъ Овидѣтелемъ Господь меня поставилъ И книжному искусству вразумилъ: Когда-нибудь монахъ трудолюбивый

Найдетъ мой трудъ усердный, безъи-

менный; Засвѣтитъ онъ, какъ я, свою лампаду, И, пыль вѣковъ отъ хартій отряхну въ, Правдивыя сказанья перепишетъ, Да вѣдаютъ иотомки православныхъ Земли родной минувшую судьбу; Своихъ Царей великихъ поминаютъ За ихъ труды, за славу, за добро, — А за грѣхи, за темныя дѣянья, Спасителя смиренно умоляютъ.

На старости я съизнова живу; Минувшее проходитъ предо мною... Давно ль оно неслось, событій полно, Волнуяся, какъ море-окіанъ? Теперь оно безмолвно и спокойно: Немного лицъ мнѣ память сохранила, Немного словъ доходитъ до меня, А прочее погибло безвозвратно! Но близокъ день, лампада догораетъ —

Еще одно, послѣднее сказанье {пишешь). Григорій (пробуждается). Все тотъ же сонъ! Возможноль? въ третій разъ! Проклятый сонъ!.. А все передъ лампадой Старикъ сидитъ да пишетъ — и дремотой Знать во всю ночь онъ не смыкалъ очей. Какъ я люблю его спокойный видъ, Когда душей въ минувшемъ, погруженный, Онъ лѣтопись свою ведетъ; и часто Я угадать хотѣлъ, о чемъ онъ пишетъ: О темномъ ли владычествѣ Татаръ! О казняхъ ли свирѣпыхъ Іоанна? О бурномъ ли Новогородскомъ Вѣчѣ? О славѣ ли отечества? Напрасно! Ни на челѣ высокомъ, ни во взорахъ Нельзя прочесть его сокрытыхъ думъ; Все тотъ же видъ, смиренный, величавый... Такъ точно Дьякъ, въ прпказахъ посѣ-

дѣлый, Спокойно зритъ на правыхъ и винов-

ныхъ, Добру и злу внимая равнодушно, Не нѣдая ни жалости, ни гнѣва.

П-нъ. Проснулся, братъ.

Гр-ій. Благослови меня,

— 246 —

Честный отецъ.

П-нъ. Благослови, Господь, Тебя и днесь, п првсно, н во вѣки.

гр-ій. Ты все ппсалъ п сномъ не

позабылся; А мой покой бѣсовское мечтанье Тревожило, и врагъ меня мутилъ. Мнѣ снплося, что лѣстница крутая Меня вела па башню; съ высоты Мнѣ впдѣлась, Москва, что муравей-

никъ; Вяпзу народъ на площади кппѣлъ И на меня указывалъ со смѣхомъ; И стыдно мнѣ, п страшно становилось, И, падая стремглавъ, я пробуждался... И три раза мнѣ снился тотъ же сонъ, Не чудно ли?

П-нъ. Младая кровь нграетъ; Смиряй себя молитвой п постомъ, И сны тгои видѣній легкихъ будутъ Исполнены. Донынѣ— если я, Невольною дремотой обезсиленъ, Не сотворю молитвы долгой къ ночи, — Мой старый сонъ не тихъ и не без-

грѣшенъ: Мнѣ чудятся то шумные ппры, То ратный стапъ, то схватка боевая, Безумныя потѣхи юныхъ лѣтъ!

Гр-ій. Какъ весело провелъ свою ты

младость! Ты воевалъ подъ башнями Казани, Ты рать Лптвы при Шуйскомъ отражала, , Ты видѣлъ Дворъ и роскошь Іоанна! Счастлпвъ! А я отъ отроческихъ лѣтъ По келіямъ скитаюсь, бѣдный инокъ! Зачѣмъ и мнѣ не тѣшпться въ бояхъ, Не пировать за Царскою трапезой? Успѣлъ бы я, какъ ты, па старость

лѣтъ Отъ суеты, отъ ігіра отложиться, Произнести монашества обѣтъ И въ тихую обитель затвориться. П-нъ. Не сѣтуй, братъ, что рано грѣга-

ныи свѣтъ Покинулъ ты, что мало искушеній Послалъ тебѣ Всевышній. Вѣрь ты мнѣ: Насъ издали плѣняютъ слава, роскошь II жепская лукавая любовь. Я долго жиль и многимъ насладился;

Но съ той поры лишь вѣдаю блаженство г Какъ въ монастырь Господь меня привела Подумай, сынъ, ты о Царяхъ великихъ: Кто выше ихъ? Единый Богъ. Кто

смѣетъ Противу нихъ? Никто. А чтоже? Часта Златой вѣнецъ тяжелъ имъ становился. Они его мѣняли на клобукъ. Царь Іоанъ искалъ успокоенья Въ подобіи монашескихъ трудовъ. Его дворецъ, любимцевъ гордыхъ полный, Монастыря видъ новый нринималъ: Кромѣшники въ тафьяхъ п власяницахъ Послушными являлись чернецами, А грозный царь Игумномъ богомоль-

нымъ. Я видѣлъ здѣсь, вотъ въ этой самой

кельѣ— (Въ ней жилъ тогда Кпрпллъ многострадальный, Мужъ праведный; тогда ужъ п меня Сподобилъ Богъ уразумѣть ничтожность Мірскихъ суетъ), здѣсь впдѣлъ я Царя,. Усталаго отъ гнѣвныхъ думъ и казней. Задумчпвъ, тихъ сидѣлъ межъ нами

Грозный; Мы передъ нимъ недвижимо стояли, И тихо онъ бесѣду съ нами велъ. Онъ говорилъ пгумну п всей братьѣ: «Отцы мои!! желанный день прійдетъ: Предстану здѣсь алкающій спасенья; Ты, Никодимъ, ты, Сергій,тыКнриллъ, Вы всѣ—обѣтъ примите мой духовный: Пріиду къ вамъ, преступнпкъ окаянпый, И схиму здѣсь честную восприму, Къ стопамъ твопмъ, святый отецъ прп-

падши». Такъ говорилъ державный Государь, И сладко рѣчь пзъ устъ его лилася, И плакалъ онъ. А мы въ слезахъ молились, Да пнспошлетъ Господь любовь п миръ Его душѣ, страдающей и бурной. А сыпъ его Ѳеодоръ? На престолѣ Онъ воздыхалъ о мирномъ житіи Молчальника. Онъ Царскіе чертоги Преобразилъ въ молитвенную келью;

— 247

Тамъ тяжкія, держа вныя печали Святой души его не возмущали. Богъ воз.іюбилъ смпреніе Царя, И Русь при немъ во славѣ безмятежной Утѣшплась— а въ чаеъ его кончины Свершилося неслыханное чудо: Къ его одру, Царю едтшу зримый, Явился мужъ необычайно свѣтелъ, И началъ съ нпмъ бесѣдовать Ѳеодоръ И называть великпмъ патріархомъ... И всѣ кругомъ объяты были страхомъ, Уразумѣвъ небесное впдѣнье, Зане святый Владыка предъ Царемъ, Во хрампнѣ тогда не находился. Когда же онъ преставился, палаты Исполнились святымъ благоуханьемъ, И ликъ его какъ солнце просіялъ. Ужъ не видать такого намъ Царя. О страшное, невиданное горе! йрогнѣвали мы Бога, согрѣшилп: Владыкою себѣ цареубійцу Мы нарекли.

Гр-ій. Давно, честный отецъ, Хотѣлось мнѣ тебя сиросить о смерти Димитрія-Царевича; въ то время Ты, говорятъ, былъ въ Угличѣ?

П-нъ. Охъ, помню! Привелъ меня Богъ водѣть злое дѣло, Кровавый грѣхъ. Тогда я въ дальній

Углпчъ На нѣкое былъ усланъ послушанье. При шел ъ я въ ночь. На утро, въ часъ

обѣдни, Вдругъ слышу звонъ; ударили въ на-

батъ; Крикъ, шумъ. Бѣгутъ на дворъ Царицы. Я Спѣшу туда жъ,атамъ уже весь городъ. Гляжу: лежитъ зарѣзанный Царевпчъ: Царица-мать въ безпамятствѣ надъ нимъ, Кормилица въ отчаяньи рыдаетъ, А тутъ народъ, остервенясь, волочитъ Безбожную предательницу-мамку .... Вдругъ между нихъ, свирѣпъ, отъ злости блѣденъ, Является Іуда-Битяговскій. «Вотъ, вотъ злодѣй!» раздался общій

вопль, И вмигъ его не стало. Тутъ народъ

Вслѣдъ бросился бѣжавшимъ тремъ убій

цамъ; Укрывшихся злодѣевъ захватили И привели предъ теплый трупъ младенца, И чудо—вдругъ мертвецъ затрепеталъ. «Покайтеся!» народъ пмъ завоиилъ: И въ ужасѣ подъ топоромъ злодѣи Покаялись — и назвали Бориса. Гр-ій. Какихъ былъ лѣтъ Царевичъ

убіенный? П-нъ. Да лѣтъ семи ; ему бы нынѣ

было — (Тому прошло ужъ десять лѣтъ... нѣтъ,

больше: Двѣнадцать лѣтъ)— онъ былъ бы твой

ровеснпкъ II царствовалъ: но Богъ судплъ иное.

Сей повѣстью плачевной заключу Я лѣтопись свою; съ тѣхъпоръ я мало Вяикалъ въ дѣла мірскія. Братъ Гри-

горій! Ты грамотой свой разумъ просвѣтплъ, Тебѣ свой трудъ передаю. Въ часы, Свободные отъ подвиговъ духовныхъ, Описывай, не мудрствуя лукаво, Все то, чему свпдѣтель въ жизни будешь: Войну и мнръ, управу Государей, Угодниковъ святыя чудеса, Пророчества и знаменья небесны. А мнѣ пора, пора ужъ отдохнуть И погасить лампаду.... Но звонятъ Къ заутренѣ..». Благослови, Господь, Свопхъ рабовъ!... Подай костыль, Гри-горій (Уходить). Г-ій. Борисъ, Борпсъ! все предъ тобой

трепещетъ, Никто тебѣ не смѣетъ п напомнить О жребіп несчастнаго младенца; А между тѣмъ отшельникъ въ темной

кельѣ Здѣсь на тебя доносъ ужасный пишетъ: И не уйдешь ты отъ суда мірскаго, Какъ не уйдешь отъ Божьяго суда.

СЦЕНА VIII. ЦАРСКШ ПАЛАТЫ. Два Стольника. Первый. Гдѣ Государь? Второй. Въ своей опочивальнѣ.

Оыъ заперся съ какимъ-то Болдуыомъ.

П-ый. Такъ, вотъ его любимая бесѣда: Кудесники, гадатели, колдуньи. Все иорожитъ, что красная невѣста. Жела.іъ бы знать, о чемъ гадаетъонъ?

В-ой. Вотъонъ идетъ. Угодно ли спросить?

П-ый. Какъ онъ угрюмъ! (Ууйдяшъ.)

Царь (входить.) Достигъ я высшей

власти; Шестой ужъ годъ я царствую сиокойно: Но счастья нѣтъ душѣмоей. Нетакъ ли Мы смолоду влюбляемся и алчемъ Утѣхъ любви, но только утолимъ Сердечный гладъ мгновеннымъ обла-

даньемъ, Ужъ, охладѣвъ, скучаемъ и томимся!.... Напрасно мнѣ кудесники сулятъ Дни долгіе, дни власти безмятежной; Ни власть, ни жизнь меня не веселятъ; Предчувствую небесный громъ и горе. Мнѣ счастья нѣтъ. Я думалъ свой на-

родъ Въ довольствіи, во славѣ успокоить, Щедротами любовь его снискать; Но отложилъ пустое попеченье; Живая власть для черни ненавистна: Они любить умѣютъ только мертвыхъ. Безумны мы, когда народный плескт, Иль ярый вопль тревожптъ сердце наше! Богъ насылалъ на землю нашу гладъ; Народъ завылъ, въ мученьахъ погибая; Я ѳтворилъ пмъ житницы; я злато Разсыпалъ пмъ; я имъ сыскалъ работы: Они жъ мепя, бѣснуясь, проклииалп! Пожарный огнь пхъ домы истребплъ: Я выстроилъ пмъ новыя жилища; Они жъ меня пожаромъ упрекали! Вотъ черни судъ: ищи жъ ея любви! Въ семьѣ моей я мнилъ найти отраду, Я дочь мок» мнилъ осчастливить бра-

комъ! Кякъ буря, смерть уноентт. жениха... И тутъ молва лукаво нарекаетъ Впповникомъ дочсрняіо вдовства Меня, меня, нссчастнаго отда!... Кто вв умретъ, я всѣхъ убійца тайный: Я усворилъ Ѳсодора кончину, Я отраввлъ свою сест} у Царицу, Монахиню смиренную... все а!

Ахъ, чувствую: ничто не можетъ насъ Среди мірскихъ нечалей ѵсноеоить; Ничто, ничто... едина развѣ совѣсть; Такъ, здравая, она восторжествуетъ Надъ злобою, надъ темной клеветою; Но если въ ней единое пятно. Единое случайно завелося, Тогда бѣда: какъ язвой моровой Душа сгоритъ, нальется сердце ядомъ, Какъ молоткомъ стучнтъ въ ушахъ упре-

комъ, И все тошнитъ, и голова кружится, II мальчики кровавые въ глазахъ... И радъ бѣжать, да некуда... ужасно! Да, жалокъ тотъ, въ комъ совѣсть нечиста!

СЦЕНА XI.

ЦАРСКІЯ ПАЛАТЫ.

Царевпчъ чертить геоірафическуго карту. Царевна. Мамка Царевны.

Ксенія (цѣлуеть портреть). Милый мой женихъ, прекрасный Королевичъ, не мпѣ ты достался, не своей невѣстѣ, а темной могплкѣ, на чужой сторонкѣ: никогда не утѣшусь, вѣчно по тебѣ буду плакать ('),

Мамка. И, Царевна! Дѣвица плачетъ, что роса падаетъ: взойдетъ солнца, росу высушптъ. Будетъ у тебя другой женихъ, п прекрасный, и нрпвѣтлпвып. Полюбишь его, дитя наше ненаглядное, забудешь Ивана Королевича.

К-ія. Нѣтъ, мамушка, я и мертвому буду ему вѣрна. (Входить Борись).

Царь. Что, Ксенія? что, милая моя? Въ невѣстахъ ужъ печальная вдовица! Все плачешь ты о мертвомъ женихѣ. Дитя мое! сѵдьба мнѣ не судила

(') Ксенія — дочь Бориса Годунова была сговорена за Іоанна датскаго прппца, брата ворі лл Христіана V: но по пріѣзді въ Москву, Іоанлт, скоро захворалъ и умеръ. По убіеніп матери и <'р;па, Ксепію постригли въ ыопахкнп во Владпиірскоиъ дѣвнчьемъ моиастырѣ.

— 249 —

Виновнпкомъ быть вашего блаженства. Я, можетъ быть, нрогнѣвалъ небеса, Я счастіе твое не могъ устроить; Безвинная! зачѣмъ же ты страдаешь? А ты, мой сынъ, чѣмъ занятъ? Эго

что?

Ѳеодоръ. Чертежъ земли Московской,

наше царство

йэъ края въ край. Вотъ видишь: тутъ

Москва, Тутъ Новгородъ, тутъ Астрахань. Вотъ

море, Вотъ пермскіе дремучіе лѣса. А вотъ Сибиі ь.

Царь. А это что такое Узоромъ здѣсь віется?

Ѳ-ръ Это Волга. Царь. Какъ хорошо! Вотъ сладкій плодъ

ученья! Еакъ съ облаковъ ты можешь обозрѣть Все царство вдругъ: границы, грады,

рѣкн; Учась, мой сынъ: наука сокращаетъ Намъ оиыты быстротекущей жпзеи. Когда нибудь, и скоро, можетъ быть, Всѣ области, которыя ты нынѣ Изобразить такъ хитро на бумагѣ, Всѣ подъ руку достанутся твою. Учись, мой сынъ: и легче, и яснѣе Державный трудъ ты будешь постигать. {Входить Семенъ Году новь), Вотъ Годуновъ идетъ ко миѣ съ док-ладомъ. {Есеніи ) Душа моя, иода въ свою свѣтлицу; Прости, мой другъ; утѣшь тебя Господь. {Есенгя съ мамкой уходятъ). Что скажешь миѣ, Семенъ Нпкитнчъ?

Семенъ Годуновъ. Нынче Ко мнѣ, чѣмъ свѣтъ, дворецкій Князь—

Васплья И Пушкина слуги пришли съ доносомъ. Царь Ну!

Се-нъ Го-въ. Пушкина слуга донесъ

сперва, Что поутру вчера къ нпмъ въ домъ

пріѣхалъ Изъ Кракова гонецъ и черезъ часъ Безъ грамоты отослапъ былъ обратно. Царь. Гонца схватить.

Се-нъ Го-въ. Ужъ послано въ догоню. Царь. О Шуйскомъ что? Сѳ-нъ Го-въ. Вечоръ онъ угощалъ Своихъ друзей, обоихъ Милославскихъ, Бутурлиныхъ, Михаила Салтыкова, Да Пушкина, да нѣсколько другихъ; А разошлись ужъ поздно. Только Пуш-

кинъ Наединѣ съ хозяиномъ остался И долго съ намъ бесѣдовалъ еще. Царь. Сейчасъ послать за Шуйскимъ. Сѳ-нъ Го-въ. Государь! Онъ здѣсь уже.

Царь. Позвать его сюда {Годуновъ

уходить). Царь. Сношенія съ Литвой! Это что?... Протпвенъ мнѣ родъ Пушкикыхъ мятежный, А Шуйскому не должно довѣряты Уклончивый, но смѣлый и лукавый.... ( Входить Шуйскій). Мнѣ нужно, Князь, съ тобою говорить. Но, кажется, ты самъ пришелъ за дѣ-

ломъ: И выслушать хочу тебя сперва.

Шуйскій. Такъ, Государь; мой долгъ тебѣ повѣдать Бѣсть важную. Царь. Я слушаю тебя. Шу-ій {тихо, указывая на Ѳеодора). Но, Государь....

Царь. Царевачь можетъ знать, Что вѣдаетъ Князь Шуйскій. Говори. Шу-ій. Царь, изъ Литвы пришла намъ вѣсть.... Царь. Не та ли, Что Пушкину нравезъ вечоръ гонецъ? Шу-ій. Все знаетъ онъ!... Ядумалъ,

Государь, Что ты еще не вѣдаешь сей тайны. Царь. Нѣтъ нужды, Князь; хочу сообразить Извѣстія, иначе не узнаемъ Мы истины.

Шу-ій. Я знаю только то, Что въ Краковѣ явился самозванецъ, И что Король и Паны за него. Царь. Что жъ говорятъ? Кто этотъ

самозванецъ? Шу-ій. Не вѣдаю.

- 250 —

Царь. Но.... чѣмъ опасенъ опъ?

Шу-ій. Конечно, Царь, спльнаятвоя

держава! Ты милостью, радѣньемъ и щедротой Усыновплъ сердца свонхъ рабовъ. Но знаешь самъ: безсмысленпая чернь Пзмѣнчива, мятежна, суевѣреа, Легко пустой надеждѣ предана, Мгновенному внушенію послушна; Для пстшш глуха и равнодушна, А баснями питается она. Ей нравится безстыдная отвага; Тавъ если сей невѣдомоп бродяга Литовскую границу перейдетъ, Къ нему толпу безумцевъ прпвлечетъ Дпмнтрія воскреснувшее имя.

Царь. Димнтрія!... какъ? этого младенца? Димптрія!... Царевичъ, удались!

Шу-ій. Онъ покраснѣлъ: быть бурѣ!...

Ѳе-ръ. Государь, Дозволишь ли?...

Царь. Нельзя, мой сынъ, поди

(Ѳеодоръ у ходить). Дпмитрія!...

Ш-кій. Опъ ничего не зналъ. Царь. Послушан, Князь: взять мѣры

сей-же часъ; Чтобъ отъ Литвы Россія оградилась Заставами; чтобъ ни одна душа Не перешла за эту грань; чтобъ заяцъ Не прибѣжалъ пзъ Польши къ намъ;

чтобъ воронъ Не прплетѣлъ пзъ Кракова. Ступай.

ш-кій Иду.

Царь. Постой. Не правда ль, эта вѣсть Затѣйлпва? Слыхалъ ли ты когда, Чтобъ мертвые пзъ гроба выходили Допрашивать Царей, Царей законныхъ, Назначенных!,, избранныхъ всенародно, Увѣпчанпыхъ веливимъ Патріархомъ? Смѣшно? а? что? чтожъ несмѣешьсяты?

Ш-кій Я, Государь?..,.

Царь. Послушай, Князь Василій: Какъ я узна.іъ, что отрока сего.... Чго отрокъ сей лишился какъ-тожизни, Тіі посланъ былъ па слѣдствіе: теперь Тебя Крестомъ и Богомъ заклинаю, По совѣстп мвѣ правду объяви: У зналъ ли ты убвтаго младенца

И не было ль подмѣны? Отвѣчай.

Ш-кій. Клянусь тебѣ....

Царь Нѣтъ, Шуйскій, не клянись, Но отвѣчай: то былъ Царевичъ!

Ш-кій. Онъ

Царь Подумай, Князь. Ямплостьобѣ-

щаю, Прошедшей лжи опалою напрасной Не накажу: Но если ты тенерь Со мной хптришь, то головою сына Клянусь—тебя постпгнетъ злая казнь, Такая казнь,что ЦарьИванъ Васпльевичъ Отъ ужаса во гробѣ содрогнется.

Ш-кій. Не казнь страшна, страшна твоя немплость! Передъ тобой дерзну ли я лукавить? II могъ ли я такъ слѣпо обмануться, Что не узпалъ Дпмптрія? Три дня Я трупъ его въ соборѣ посѣщалъ, Всѣмъ Угличемъ туда сопровожденный, Вокругъ него тринадцать тѣлъ лежало, Растерзанныхъ народомъ , п по нимъ Ужъ тлѣніе примѣтно проступало, Но дѣтскій лпкъ Царевича былъ ясенъ, И свѣжъ и тихъ, какъ будто усыпленный: Глубокая не запекалась язва, Черты жъ лица совсѣмъ не измѣнилпсь. Нѣтъ, Государь, сомнѣпьянѣтъ: Димп-

трій Во гробѣ спптъ.

Царь. Довольно, удались!

(Шуйскій уходитъ). Ухъ, тяжело!... дай духъ переведу! Я чувствовалъ: вся кровь моя въ лице Мнѣ кинулась и тяжко опускалась... Такъ вотъ зачѣмъ тринадцать лѣгъ мнѣ

сряду Все снплося убитое дитя! Да, да—вотъ что! теперь я понимаю; Но кто же онъ, мой грозный супостатъ? Кто на меня? Пустое имя, тѣнь— Ужели тѣнь сорветъ съ меня порфиру?

СЦЕНА XXII.

МОСКВА. ПАРСКІЯ ПАЛАТЫ.

Норисъ, Басмановъ. Царь. Опъ побѣждепъ, какая польза

въ томъ?

— 251

Мы тщетною побѣдой увѣнчались. Онъ вновь собралъ разеѣянное войско И намъ со стѣнъ Путивля угрожаетъ. Что дѣлаютъ межъ-тѣмъ герои наши? Стоятъ у Кромъ, гдѣ кучка казаковъ Смѣется имъ изъ-подъ гнилой ограды (*). Вотъ слава! нѣтъ, я ими недоволенъ; Пошлю тебя начальствовать надъ ними: Не родъ, а умъ поставлю въ воеводы; Пускай ихъ спѣсь о мѣстничествѣ ту-

жптъ! Пора презрѣть мнѣ ропотъ знатной

черни И гибельный обычай уничтожить.

Басмановъ. Ахъ, Государь, стократъ

благословенъ Тотъ будетъ день , когда разрядны

кнпги ( 2 ) Съ раздорами, съ гордыней родословной Пожретъ огонь!

Царь. День этотъ недалёкъ; Лишь дай сперва смятеніе народа Мнѣ усмирить.

Б-овъ. Что на него смотрѣть? Всегда народъ къ смятенью тайно скло-

ненъ: Такъ борзый конь грызетъ свои бразды, На власть отца такъ отрокъ негодуетъ: Но что-жъ? конемъ спокойно всадникъ

правитъ,

(*) У Карамзина «Слѣдуя строгому предиисачію государеву, Мстиславскійи Шуйскій снова вывели войско въ поле, чтобы удивить Россію ничтожно-стію своихъ дѣйствій: оставили Лжедимптрія па сво-бодѣ въ Путивлѣ, соединились съ запасною ратію Федора Шереметева, уже двѣ или три недѣли тѣсниЕшаго Кромы, п вмѣстѣ съ нимъ въ велиши постъ начали осаждать сію крѣпость. Дѣло невероятное: тысячъ восемьдесятъ или болѣе ратннковъ, имѣя множество стѣнобитныхъ ору-дій, безъ успѣха приступали къ деревянному городку, ибо въ немъ сверхъ жителей, сидѣло 600 мужественныхъ донцевъ съ храбрымъ ата-маномъ Корелою... Мстиславскій и ІПуйскін въ надеждѣ взять крѣпость голод омъ, только стрѣ-ляли пзъ пушекъ, ве вредя оса.кденнымъ, которые выкопали себѣ землянки и подъ защитою вала укрывались въ нихъ безопасно; иногда же вьшалзывали изъ своихъ норъ и двлали смѣлыя вылазки».

( 2 ) Книги, въ которыя записывалась служба бояръ, служившая освовавіемъ мѣстннчества.

И отрокомъ отецъ повелѣваетъ.

Царь. Конь иногда сбиваетъ сѣдока, Сынъ у отца не вѣчно въ полной волѣ: Лишь строгостью мы можемъ неусыпной Сдержать народъ. Такъ думалъ Іоаннъ, (') Смиритель бурь, разумный самодержецъ, Такъ думалъ и его свирѣпый внукъ. Нѣтъ, милости не чувствуетъ народъ: Твори добро — не скажетъ онъ спасибо; Грабь и казни — тебѣ не будетъ хуже {Входить боярынь). Что?

Боярннъ. Привели гостей пноплемен-

ныхъ.

Царь. Иду принять; Басмановъ, погоди, Останься здѣсь: съ тобой еще мнѣ

нужно Поговорить. (Уходить).

Б-овъ. Высокій духъ державный! Дай Богъ ему съ Отрепьевымъ про-

клятымъ Управиться; п много, много онъ Еще добра въ Россіп сотворитъ. Мысль важная въ умѣ его родилась; Не надобно ей дать остыть. Какое Мнѣ поприще откроется, когда Онъ сломптъ рогъ боярству родовому! Соперниковъ во брани я не знаю; У царскаго престола стану первый.... И можетъ быть.. . Но что за чудный

шумъ? (Тревога. Болре, придворные служители въ без-

иорядкѣ бѣгутъ, встрѣчаются и шепчутъ). Одинъ. За лекаремъ! другой. Скорѣе къ патріарху! Третій. Царевича, царевича зоветъ! Четвертый. Духовника! Б-овъ. Что сдѣлалось такое? Пятый и шестой. Царь за немо гъ, царь

умпраетъ ( 2 )„

(*) Іоаннъ III.

( 2 ) У Карамз.: «Борись 13-го апрѣля въ часъ утра судилъ и рядилъ съ вельможами въ думѣ, принималъ знатныхъ иноземцовъ, обѣдалъ съ ними въ золотой палатѣ и едва вставь изъ-за стола, почувствовалъ дурноту: кровь хлынула у него изъ носа, ушей и рта, лилась рѣкою: врачи, столь имъ любимые, не могли остановить ее. Онъ терялъ память, но успѣлъ благословить сына па государство Россійское, воспріять

— 232 —

Б-овъ. Боже!

Пятый. Натронѣонъсидѣлъ п вдругъ

упалъ; Кровь хлынула изъ устъ и пзъ ушей. іря выносятъ на студѣ; все царское семейство, всѣ бояре 1 !. Царь. Подите всѣ— оставьте одного Царевича со мною. (Всѣ удаляются),

З'мкраю; Обнимемся. Прощай, мой сынъ: сейчасъ Ты царствовать начнешь.... о Боже,

Боже! Сейчасъ явлюсь передъ Тобой — п душу Мнѣ некогда очистить иокаяньемъ! Но чувствую, мой сынъ, ты ынѣ дороже Душевнаго спасенья.... таі;ъ в быть! Я подданнымъ рожденъ. и умереть Мнѣ подданнымъ во мракѣ-бъ надлежало; Но я достшъ верховной власти— чѣмъ? Не спрашивай. Довольно: ты невпненъ, Ты царствовать теперь по праву станешь, А я за все одннъ отвѣчу Богу. О милый сынъ, не обольщайся ложно, Не ослѣплай себя ты добровольно. Въ дни бурные державу ты пріемлешь: 0;;асенъ снъ, сей чудный самозванецъ! Онъ нменемъ ужаснымъ оиолченъ ('). Я, съ давнпхъ лѣтъвъ правленьи искушенный, Могъ удержать смятенье и мятежъ; Передо мной они дрожали въ страхѣ; Возвысить гласъ измѣна не дерзала: Но ты младой, неопытный властитель, Какъ управлять ты будешь подъ грозой, Тушить мятежъ, окутывать пзмѣну? Но Богъ велш;ъ! Онъ умудряетъ юность, слабости даруетъ силу.... Слушай: Совѣтника во-первыхъ избери Надежнаго, холодныхъ, зрѣлыхъ лѣтъ, Любимаго народомъ, а въ боярахъ Почтениаго породой ил:; славой—

спііі образ:, Съ именет Ьоюлѣса и чрезъ два часа испустндъ духъ въ той ке храмннѣ, ГДѣ пк|іовал, съ боярами ы съ иыоземцаміі...» ( 1 ) «Сой чслопЬ:;ъ, но слоаалъ Карамзина, называл с і именем*-, ужасными дла Г> >риса я лгобезніімъ для Россін);.

Хоть ШуГіскаго. Для войска нынѣ ну-

женъ Искусный вождь: Басманова пошли И съ твердостью снеси боярскій ропотъ. Ты съ малыхъ лѣтъ сидѣлъ со мною

въ думѣ, Ты знаешь ходъ державнаго правленья; Не нзмѣняй теченья дѣлъ. Привычка — Душа державъ. Я нынѣ долженъ былъ | Возстановить опалы, казни—можешь | Ихъ отмѣнпть: тебя благословятъ, [Какъ твоего благословляли дядю, Когда престолъ онъ Грозяаго пріялъ. Со временемъ и понемногу снова Затягивай державныя бразды: Теперь ослабь, изъ рукъ не выпуская. Будь милостивъ, доступенъ къ ино-

земцамъ, Довѣрчпво ихъ службу иринпмай. Со строгостью храни уставъ церковный; Будь ыолчалпвъ: не долженъ царскій

голосъ На воздухѣ теряться по пустому; Какъ звонъ святой, онъ долженъ лишь

вѣщать Велику скорбь или великій празднпкъ. О милый сынъ! ты входишь въ тѣ лѣта, Когда намъ кровь волнуетъ женскій лпкъ. Храни, храни святую чистоту Невлнностп и гордую стыдливость! Кто чувствами въ порочныхъ наслаж-

деньяхъ Въ младые дни нривыкнулъ утопать, Тотъ, возмужавъ, угрюмъ и кровожа-

денъ, Ц умъ его безвременно темнѣетъ. Въ семьѣ своей будь завсегда главой; Мать ночнтай, но властвуй самъ собою; Ты мужъ и царь; люби свою сестру — Ты ей одннъ хранитель остаешься. Ѳеодоръ (наколѣняхъ). Нѣтъ, нѣтъ— живи и царствуй долговѣчно: Народъ п мы погибли безъ тебя. Царь. Все копчено — глаза мол тем-

нѣютъ, Я чувствую могильный хладъ.... СВходятъ патріархъ, святители, за ними всѣ бояр:-. Царицу ведутъ подъ руки; царевна ры-дастъ).

Кто тамъ?

— 253 —

А! схима.... такъ! святое постриженье... Ударплъ часъ! въ монахи царь идетъ — И темный гробъ моею будетъ кельей. Повремени, владыка патріархъ! Я царь еще. Внемлите вы, бояре. Се тотъ, кому приказываю царство; Цѣлуйте крестъ Ѳеодору.... Басмановъ, Друзья мои!... при гробѣ васъ молю Ему служить усердіемъ и правдой! Онъ такъ еще и мдадъ, и непороченъ. Клянетесь-ли?

Бояре. Клянемся?

Царь. Я доволенъ. Простите-жъ мнѣ соблазны и грѣхи И вольныя, и тайныя обиды.... Святый отепъ, прибляжься, я готовь.

(Начинается обрядъ лостриженія. Женщинъ въ обморокѣ въшосятъ).

в. Полтава.

СОДЕРЖАВ] Е,

Мазепа, Малороссійскій гетманъ, сватается за Марію, дочь Кочубея, свою крестницу. Такое сватовство раздра-жаетъ отца и мать: они отказываютъ; Марія, любившая Мазеиу, бѣжитъ пзъ родительскаго дома. Кочубей поклялся отмстить гетмату. Во время дружескихъ сношеній, Мазепа не разъ намекалъ Кочубею о своихъ преступныхъ намѣ-реніяхъ отложиться отъ Россіи, измѣ-нять своему законному Государю. Кочубей, вмѣстѣ съ Искрою, написали доносъ, который отправили къ Петру съ пеизвѣстнымъ казакомъ , втайнѣ любившпмъ Марію. Но царь, увѣрен-пый въ вѣрностп Мазепы, прпнпмаетъ доносъ за клевету п предоставляетъ гетману наказать клеветника. Мазепа осуждаетъ Кочубея на казнь. Марія, остававшаяся въ невѣдѣніи, узнаетъ отъ матери объ участи, ожидающей отца; она прибѣгаетъ, но ужъ поздно, на мѣсто казнп. Между тѣмъ Мазепа дродолжаетъ сношеніл съ КарломъХІІ,

притворяясь больнымъ, чтобы отвесш подозрѣнія. Съ приближеніемъ жеШве-довъ, бзмѢннпкъ сбросилъ съ себя личину и присоедпнилъ полки свои къ войску Шведскаго короля. Сраженіе при Полтавѣ разрушило преступные замыслы обоихъ. Мазепа долженъ былъ раздѣлпть съ раненымъ королемъ жалкое бѣгство. Вблизи Днѣпра,для крат-каго отдыха дѣлаютъ они привалъ на чистомъ воздухѣ, у одного хутора, въ которомъ Мазепа узналъ прежнее жилище Кочубея п Маріи; она сама,, ночью, является предъ нимъ съ словами безумія и любви. Но должно бежать, король зоветъ — и Мазепа скрывается съ нимъ, навсегда покидая родину.

КОЧУБЕИ ВЪ ТЕМНИЦѢ.

Тиха украинская ночь.

Прозрачно небо. Звѣзды блещутъ.

Своей дремоты превозмочь

Не хочетъ воздухъ. Чуть трепещутъ

Сребристыхъ тополей листы.

Луна спокойно съ высоты

Надъ Бѣлой-Церковью сіяетъ,

И пышныхъ гетмановъ сады

И старый замокъ озаряетъ:

И тихо, тихо все кругомъ;

Но въ замкѣ шопотъ и смятенье.

Въ одной изъ башень, подъ окномъ,

Въ глубокомъ тяжкомъ размышленье

Окованъ, Кочубей (') спдитъ

И мрачно на небо глядитъ.

Заутра казнь. Но безъ боязни

Онъ мыслитъ объ ужасной казни;

О жизни не жалѣетъ онъ.

Что смерть ему? желанный сонъ.

Готовъ онъ лечь во гробъ кровавый.

(*) Кочубей Васплій Леонтъевичъ былъ столь-никомъ Петра I и потомъ генеральнымъ судьех? иалороссійскаго войска. И по исторіи извѣстнс?, что онъ донесъ Петру В, о тайныхъ спошевіяхъ Мазепы съ Карлокъ XII, королемъ Шведскпмъ-и оклеветанный предъ царемъ Мазепою казневт былъ въ 1708 году.

Дрема долптъ. Но, Боже Правый! Къ ногамъ злодѣя, молча, пасть, Какъ безеловесное созданье, Царемъ быть отдану во власть Врагу Царя на поруганье, Утратить жизнь — и съ нею честь, Друзей съ собой на плаху весть, Надь гробомъ слышать ихъ проклятья, Ложась безвпннымъ подъ топоръ, Врага веселый встретить взоръ, II смерти кинуться въ объятья, Не завѣщая никому

Вражды къ злодѣю своему!... II вспомвплъ онъ свою Полтаву. — Обычный кругъ семьи, друзей. Мппувшнхъ дней богатство, славу, П пѣснп дочери своей, II старый домъ, гдѣ онъ родился, Гдѣ зналъ и трудъ, п мирный сопъ, И все, чѣмъ въ жизни насладился, Что добровольно бросилъ онъ. И для чего? —

Но ключъ въ заржавомъ Замкѣ гремитъ — и пробужденъ Несчастный думаетъ: воть онъ! Вотъ на пути моемъ кровавомъ Мой вождь иодъ знаменемъ Креста, Грѣховъ могучій разрѣшитель, Духовной скорби врачъ, служитель За насъ распятаго Христа. Его святую кровь п тѣло Прпнесшій мнѣ, да уврѣплюсь, Да приступлю ко смерти смѣло.

Я съ сокрушеніемъ сердечнымъ Готовъ несчастный Кочубей Нередъ Всесильнымъ, БезЕонечнымъ Излить тоску мольбы своей. Но не отшельника святаго, Онъ гостя узнаетъ иного — Свпрѣиый Орлнкъ иередъ нпмъ. И отвращеніемъ томимъ. Страдалецъ горько вопрошаетъ: Ты здѣсь, жестокій чеювѣкъ? Зачѣмъ нослѣдній мой ночлегъ Еще Мазепа возмущаетъ?

Орликъ.Допросъ неконченъ, отвѣчай.

Кочубей. Я отвѣчалъ уже, ступай, Оставь меня.

Орликъ. Еще признанья Папъ гетмапъ требуетъ

Кочубей. Но въ чемъѴ

Давно сознался я во всемъ, Что вы хотѣли. Показанья Мои всѣ ложны. Я лукавъ, Я строю козий, гетманъ правъ. Чего вамъ болѣе?

Орликъ. Мы знаемъ, Что ты несчетно былъ богатъ, Мы знаемъ, не единый кладъ Тобой въ Диканькѣ укрываемъ. Свершиться казнь твоя должна; Твое нмѣніе сполна Въ казну поступитъ войсковую — Таковъ законъ. Я указую Тебѣ послѣдній долгъ: открой, Гдѣ клады, скрытые тобой?

Кочубей. Такъ, не ошиблись вы: тра

клада Въ сей жизни были мнѣ отрада: И первый кладъ мой честь была — Кладъ этотъ пытка отняла; Другой былъ кладъ невозратимый, Честь дочери моей любимой: Я день и ночь надъ нимъ дрожалъ... Мазепа этотъ кладъ укралъ!... Но сохранилъ я кладъ послѣдній, Мой третій кладъ — святую месть, Ее готовлюсь Богу снесть. Орликъ.Старпкъ, оставъпустыябредгш; Сегодня покидая свѣтъ, Питайся мыслію суровой, Шутить не время. Дай отвѣтъ, Когда не хочешь пытки новой: Гдѣ спряталъ деньги?

Кочубей. Злой холопъ! Окончишь ли допросъ нелѣпый? Повремени, дай лечь мнѣ въ гробъ, Тогда ступай себѣ съ Мазепой Мое наслѣдіе считать, Окровавленными перстами Мои подвалы разрывать, Рубить и жечь сады съ домами; Съ собой возьмите дочь мою, Она сама всѣ клады вамъ укажеть; Но ради Господа молю, Теперь оставь меня въ покоѣ.

Орликъ. Гдѣ спряталъ деньги? укажи. Не хочешь — Деньги гдѣ, скажи, Иль выйдетъ слѣдствіе плохое, Подумай, мѣсто намъ назначь. Молчишь? — Ну, въ пытну. Гей палачъі ( Палач ъ вотелъ....)

— 255 —

ЕОІТАВСГІЙ БОЙ.

Горитъ востоеъ зарею новой.

Ужь на равненѣ, по холмамъ

Грохочутъ пушки. Дымъ багровый

Кругами всходитъ въ небесамъ

На встрѣчу утреннпмъ лучамъ.

Полки ряды свои сомкнули;

Въ кустахъ разсыпались стрѣлки;

Катятся ядра, свищутъ пули;

Нависли хладные штыки.

Сыны любимые нобѣды,

Сквозь огнь окоповъ рвутся Шведы;

Волнуясь, конница летитъ;

Пѣхота движется за нею

И тяжкой твердостью своею

Ея стремленія врѣпптъ.

И битвы поле роковое

Гремитъ, пылаетъ здѣсь и тамъ;

Но явно счастье боевое

Служить ужъ начиеаетъ намъ.

Пальбой отбытия дружины,

Мѣшаясь, падаютъ во ирахъ,

Уходитъ Розенъ (') сквозь тѣснины,

Сдается пыдкій Шлипенбахт. ( 2 )

Тѣснимъ мы Шведовъ рать за ратью,

Темнѣетъ слава ихъ знаменъ,

И Бога браней благодатью

Нашъ каждый шагъ запечатленъ.

Тогда то свыше вдохновенный Раздался звучный гласъ Петра: «За дѣло, съ Богомъ!» Изъ шатра, Толпой любимцевъ окруженный, Выходптъ Петръ. Его глаза Сіяютъ. Ликъ его ужасенъ; Движенья быстры. Онъ прекрасенъ, Ояъ весь, какъ Божія гроза, йдетъ. Ему коня подводятъ. Ретивъ и смиренъ вѣрный конь. Почуя роковой огонь, Дрожитъ, глазами косо водитъ, И мчится въ прахѣ боевомъ,

Гордясь могущпмъ сѣдокомъ.

Ужъ близокъ полдень. Жаръ пылаетъ.

Какъ пахарь, битва отдыхаетъ.

Коп-гдѣ гарцуютъ казаки,

Равняясь строятся полки,

Молчитъ музыка боевая.

На холмахъ пушки, присмирѣвъ,

Прервали свой голодный ревъ.

И се—равнину оглушая,

Далече грянуло ура:

Полки увидѣла Петра.

И онъ промчался нредъ полками, Могущъ и радостенъ, какъ бой. Онъ поле пожиралъ очами» За нимъ вослѣдъ неслись толпой Сіи птенцы гнѣзда Петрова— Въ премѣнахъ жребія земнова, Въ трудахъ державства и войны Его товарищи, сыны: И Шереметевъ благородный, * II Брюсъ, и Боуръ. и Рѣпнинъ, И, счастья баловенъ безродный Полудержавный властелинъ ( 1 ).

II передъ синими рядами Своихъ воинственныхъ дружинъ Несомый вѣрными слугами, Въ качалкѣ, блѣденъ, недвнжимъ, Страдая раной, Карлъ явился; Вожди героя шли за нимъ. Онъ въ думу тихо погрузился, Смущенный взоръ изобразилъ Необычайное волненье. Казалось, Карла приводилъ Желанный бой въ неудомѣнье... Вдругъ слабымъ мапіемъ руки На Русскихъ двинулъ онъ полки.

И съ ними Царскія дружины Сошлись въ дыму среди равнины— И грянулъ бой, Полтавскій бой! Въ огиѣ, цодъ градомъ раскаленным» Стѣной живою отраженнымъ, Надъ надшимъ строемъ свѣжій строй Штыки смыкаетъ. Тяя^кой тучей

О) Розенъ одинъ изъ Шнедскихъ генераловъ, дѣяствовавшихъ во время Полтавской битвы.

( 2 ) Шлипенбахъ —Шведскій баронь, соиутст-вовавшій повсюду Карлу XII. Во время сѣверпой войны онъ начальствовалъ надъ Шведскими войсками въ Лифляндін, но неудачно. Послѣ Полтавской битвы Щ. былъ взятъ въ нлѣиъ и всту иилъ въ русскую службу.

( ! ) Меншиковъ, по иѣкоторымъ изяѣстіямт., былъ сынъ москозскаго мѣщанина и торговалъ пирогами, но взятый потомъ въ домъ Лефорта былъ замѣчеиъ тамъ Пѳтромъ, который опредѣ-лилъ его сначала въ одну изыіридворныхъ должностей и потомъ постепенно возвысилъ до знанія генералиссимуса и рейхе маршала.

— 250 —

Отряди конницы летучей, Браздамп, саблями звуча, Сшибаясь, рубятся съ плеча. Бросая груди тѣлъ на груды, Шары чугунные повсюду Межъ ними прыгаютъ, разятъ, Прахъ роютъ п въ крова шппятъ. ІЛвеѵъ, Русскій— колетъ, рубитъ, рѣ-

жетъ, Бой барабанный, клвви, скрежетъ, Громъ пушекъ, топотъ, ржанье,стонъ, II смерть п адъ со всѣхъ сторонъ.

Среди тревогп п волненья, На битву взоромъ вдохновенья Вождя спокойные глядятъ. Движенья ратныя слѣдятъ, Иредвпдятъ гибель п побѣду, И въ тпшпнѣ ведутъ бесѣду: Но близъ Московскаго Царя Кто воинъ сей подъ сѣдинамп, Двумя поддержанъ казаками, Сердечной ревностью горя Оеъ окомъ опытнымъ героя Взпраетъ на волненье боя? Ужъ на копя не вскочптъ онъ, Одряхъ, въ пзгнаньѣ спротѣя, П казаки на клпкъ Палѣя ('), Не налетятъ со всѣхъ сторонъ! Но что жъ его сверкнули очи, П гнѣвомъ, будто мглою ночи, Покрылось старое чело? Что возмутить его могло? Пль опъ сквозь бранный дымъ увидѣлъ Врага Мазепу, и въ сел мигъ Свои лѣта вознепавидѣтъ Обезоруженный старикъ? Мазепа, въ думу погруженный, ралъ па битву, окруженный Толпой мятежиыхъ казаповъ; Родпыхъ стартпгіпъ и се])Л.юковъ. Вдругъ выстрглъ. Стародъ обратился:

С) ПалѣГі Сеиепъ был мал россійсвій по.іков-

За свои успѣшвш войны съ татарами, за

:. плѣнъ хана Османъ-Гярѣшяи раззореиіе

Крыма онъ пріобрѣлъ общую іюбовь въ Мало-

Вслѣдствіе вависти Мазепы II. былъ

иг въ сяошеніяхъ с:. Карло,:-.- XII и

сослат, въ Евнсейсвъ' По освобожденные

■ пи Оазѣб принимал* уча-

въ Полтаі гвѣ.

У ВойнароЕскаго въ рукахъ Мушкетный стволъ еще дымился. Сраженный въ нѣсколькихъ шагахъ, Младой казакъ въ крови валялся, А конь, весь въ пѣнѣ и ныли, Почуя волю, дико мчался, Скрываясь въ огненной дали. Казакъ на гетмана стремился Сквозь бптву съ саблею въ рукахъ, Съ безумной яростью въ очахъ. Старикъ, подъѣхавъ, обратился Къ нему съ вопросомъ. Но казакъ Ужъ умпралъ. Потухшій зракъ Еще грозилъ врагу Россіи, Былъ мраченъ помертвѣлый лпкъ; И имя нѣжное Маріл Чуть лепеталъ еще языкъ. Но блпзокъ, блпзокъ мигъ побѣды.... Ура! мы ломпмъ; гнутся Шведы. О славный часъ! о славный впдъ! Еще папоръ п врагъ бѣжитъ; И слѣдомъ конница пустилась, Убійствомъ тупятся мечи, И падшими вся степь покрылась Какъ роемъ черной саранчи.

Пируетъ Петръ. И гордъ и ясеиъ, И славы полонъ взоръ его. И Царскій пиръ его прекрасенъ. При кликахъ войска своего, Въ шатрѣ своемъ опъ угощаетъ Свопхъ вождей, вождей чужпхъ, II славныхъ нлѣннпковъ ласкаетъ, И за учителей свопхъ Заздравный кубокъ подпимаетъ.

эпплогъ.

Прошло сто лѣтъ— п. чтожъ осталось Отъ спльныхъ, гордыхъ сихъ мужей, Столь полныхъ волею страстей? ІІхъ поколѣиье миновалось — И съ шімъ изчезъ кровавый слт.дъ Усіілій, бѣдствій и побѣдъ. Въ гражданствѣ сѣверной державы, Въ ея воинственной судьбѣ, Лишь ты воздвпгъ, Горой Полтавы, Огромный памятнш;ъ себѣ, Въ страив, гдѣ мельнпцъ рядъ крылатый | Оградой мгрной обступилъ

Бендеръ пустынные раскаты,

Гдѣ бродятъ буйволы рогаты

Вокругъ воинственны хъ могилъ —

Остатки разоренной сѣни,

Три углубленныя въ зенлѣ

И мхомъ поросшія ступени

Гласятъ о Шведскомъ РСоролѣ.

Съ нихъ отражалъ герой безумный,

Одинъ, въ толнѣ домашнихъ слугъ,

Турецкой рати приступъ шумный,

И бросилъ шпагу подъ бунчукъ;

Й тщетно тамъ пришлецъ унылый

Искалъ бы гетманской могалы:

Забыть Мазепа съ давнехъ поръ;

Лишь въ торжествующей святынѣ

Разъ въ годъ анаѳемой донынѣ,

Грозя, гремитъ о немъ Соборъ;

Но сохранилася могила,

Гдѣ двухъ страдальцевъ прахъ почилъ:

Межь древнихъ праведныхъ могилъ

Ихъ мирно церковь пріютила.

Цвѣтетъ въ Диканькѣ древній рядъ

Дубовъ, друзьями насажденныхъ;

Они о праотдахъ казненныхъ

Донынѣ внукамъ говорятъ.

Но дочь-преступница.... преданья

Объ ней молчатъ. Ея страданья,

Ея судьба, ея конецъ

Непроницаемою тьмою

Отъ насъ закрыты. Лишь порою

Слѣпой украинскій пѣвецъ,

Когда въ селѣ передъ народомъ

Онъ пѣсни гетмана бренчитъ,

О грѣшной дѣвѣ мимоходомъ

Казачкамъ юнымъ говоритъ,

Евгемій Ѳнѣгиеъ (1823-1831).

Содержаніе романа. Онѣгннъ, молодой Петер-бургскій левъ, наскутивъ свѣтской жизнью, пріѣ-халъ скучать въ деревню. Въ него влюбляется Татьяна, молодая, мечтательная дѣвушка, воспитанная въ глуши. Она рѣшается написать къ нему письмо, дышащее напвиою страстью (I, II и III. глав.). Онѣгннъ отвѣчаетъ ей на словахъ, ■іто не можетъ ее любить, и что не счптаетъ себя созданнымъ для «блаженства семейной жизни,» (IV гл.). Потомъ изъ пустой причины, Овѣгина вызываетъ на дуоль женпхъ сестры нашей влюбленной героини, Ленскій, и Онѣгинъ

убиваетъ его. Смерть Ленскаго надолго разлу-чаетъ Татьяну съ Онѣгинымъ (V, VI. гл.). Разочарованная въ свонхъ юныхь мечтахъ, бѣд-ная дѣвушка склоняется на слезы и мольбы старой своей матери и выходить замужъ за генерала, потому что ей все равно, за кого бы ни выйти, если ужъ нельзя было не выходить ни за кого (VII т.). Онѣгинъ встрѣчаетъ Татьяну въ Петербурге и едва узнаетъ ее: такъ перемѣнплась она, такъ мало осталось въ вей сходства между простенькой дѣзочкойп велико -лѣпной Петербургской дамой. Въ Онѣгпнѣ вспы-хиваетъ страсть къ Татьянѣ; онъ пишетъ къ ней письмо, и на этотъ разъ, уже она отвѣ-чаетъ ему на словахъ, что хотя любитъ его, тѣмъ не менѣе нрпнадлежать ему не можетъ по гордости добродѣтели (VIII г.) (Соч. Бѣ-лин. VIII, 528).

ВОСПйТАШЕ 0НѢГЯНА.

Онѣгпнъ, добрый мой пріятель, Родился на брегахъ Невы, Гдѣ, можетъ быть, родились вы, Или блистали, мой читатель! Тамъ нѣиогда гулялъ и я: Но вреденъ сѣверъ для меня.

Служивъ отлично, благородно, Долгами жилъ его отецъ, Давалъ три была ежегодно, И промотался наконецъ. Судьба Евгенія хранила: Сперва тасіате за нішъ ходила, Потомъ топзіеиг ее смѣнилъ. Ребенокъ былъ рѣзовъ, но милъ. Мопзіеиг ГАЬЪё, франнузъ убогій, Чтобъ не измучилось дитя, Училъ его всему шутя, Не докучалъ моралью строгой, Слегка за шалости бранплъ, И въ Лѣтній садъ гулять водилъ.

Когда-же юности мятежной Пришла Евгенію пора, Пора надеждъ и грусти нѣжной, Мопзіеиг прогнали его со двора. Вотъ мой Онѣгинъ на свободѣ; Острпженъ по послѣдней модѣ: Какъ сіапсіу (*) лондонскій одѣтъ,

(*) Сашіу, фравтъ.

17

— 258

II наконецъ увпдѣлъ свѣтъ.

Онъ по-французскп совершенно

Могъ изъясняться и писалъ,

Легко мазурзу танцовалъ,

II кланялся непринужденно:

Чего-жъ вамъ больше? Свѣтъ рѣшплъ,

Что онъ умснъ и очень мплъ.

Мьі всѣ учились но немногу, Чему-нибудь и какъ-нпбудь, Такь восшгганьемъ, слава Богу, У насъ немудрено блеснуть. Онѣгпнъ былъ, но мнѣнью многнхъ (Судей рѣшительныхъ н строгихъ). Ученый малый, но педантъ: Нмѣлъ онъ счастливый талантъ, Безъ принуждены въ разговорѣ, Коснуться до всего слегка; Съ ученымъ видомъ знатока Хранить молчанье въ важномъ спорѣ, И возбуждать улыбку дамъ Огнемъ нежданныхъ эпиграмъ.

Латынь нзъ моды вышла нынѣ: Такъ, если правду вамъ сказать, Онъ зналъ довольно по-латынѣ, Чтобъ эпиграфы разбпрать, Потолковать объ Ювеналѣ, Въ концѣ письма поставить ѵаіе Да помнилъ, хоть не безъ грѣха, Пзъ Энеиды два стпха. Оаъ рыться ие имѣлъ охоты Въ хронологической пыли Бытописанія земли; Но диен мппувшихъ анекдоты, Отъ Ромула до нашнхъ дией, Хранилъ онъ въ памяти своей.

Высокой страсти не имѣя Для звуковъ жизни не щадить, Не могъ онъ ямба отъ хорея, Какъ мы не бились, отличить; Враниль Гомера, Оеокрпта; За то читалъ Адама Смита, Н былъ глубокій л;ономъ, То есть, умѣлъ судить о томъ, Какъ государство богатѣетъ, И чѣмъ ліиветъ, и почему Не нуа;но золота ему, Когда простой продувтъ имѣетъ.

Отецъ понять его не могъ, И земли отдавалъ въ залогъ,

ХАРАБТЕРЪ ТАТЬЯНЫ.

Ея сестра звалась Татьяна.... Впервые пменемъ такнмъ Страницы нѣжныя романа Мы своевольно освятимъ. И что жъ? оно иріятно, звучно; Но съ нпмъ, я знаю, неразлучно Воспоминанье старины Или дѣвичьей. Мы всѣ должны Признаться, вкусу очень мало У насъ и въ нашихъ именахъ (Не говоримъ ужъ о стихахъ); Намъ иросвѣщенье не пристало, П намъ досталось отъ него Жеманство — больше ничего.

II такъ она звалась Татьяной. Ни красотой сестры своей, Ни свѣжестью ея румяной Не привлекла бъ она очей. Дика, иечальна, молчалива, Какъ лань лѣсная, боязлива, Она въ семьѣ своей родной Казалась дѣвочкой чужой. Она ласкаться не умѣла Къ отцу, ни къ матери своей; Дитя сама, въ толпѣ дѣтей Играть и прыгать не хотѣла, И часто цѣлый день одна Сидѣла молча у окна,

Задумчивость, ея подруга Отъ самыхъ колыбельныхъ дней, Течепье сельскаго досуга Мечтами украшала ей; Ея изпѣжепиые пальцы Не знали пглъ; склонясь на няльцы, Узоромъ шелковымъ она Не оживляла полотна. Охоты властвовать нрпмѣта: Съ послушной куклою дитя Приготовляется шутя Къ прпличію, закону свѣта, И ваяшо повторяетъ ей Уроки маменьки своей.

— 259

Но куклы, даже въ эти годы, Татьяна въ руки не браіа; Про вѣсти города, про моды Бесѣды съ нею не вела. И былп двтскіа проказы Ей чужды; страшные разсказы Зимою въ темнотѣ ночей Плѣнялп больше сердце ей. Когда же няня собирала Для Ольги на широкій лугъ Всѣхъ маленькпхъ ея подругъ, Она въ горѣлки не играла: Ей скученъ былъ и звонкій смѣхъ ; И шумъ ихъ вѣтренныхъ утѣхъ.

Она любила на балконѣ Предупреждать зари восходъ, Когда на блѣдномъ небосклонѣ Звѣздъ псчезаетъ хороводъ, И тихо край земли свѣтлѣетъ, И, ьѣстнпкъ утра, вѣтеръ вѣетъ, И всходнтъ постепенно день. Зимой, когда ночная тѣнь Полміромъ долѣ обладаетъ, И долѣ въ праздной тишинѣ, При отуманенной лунѣ, Востокъ лѣнивый почиваетъ, Въ привычный часъ пробуждена, Вставала при свѣчахъ она.

ГАДАНЬЕ НА СВЯТКАХЪ.

Настали святки. То-то радость! Гадаетъ вѣтреная младость, Которой ничего не жаль, Передъ которой жизни даль Лежитъ свѣтла, необозрима; Гадаетъ старость сквозь очки У гробовой своей доски, Все потерявъ невозвратимо; И все равно: надежда пмъ Лжетъ дѣтскпмъ лепетомъ своимъ.

Морозна ночь; все небо ясно; Свѣтилъ небесныхъ дивный хоръ Течетъ такъ тихо, такъ согласно... Татьяна на широкій дворъ Въ открытомъ платьицѣ выходитъ, На мѣсядъ зеркало наводитъ;

Но въ темномъ зеркалѣ одна

Дрожитъ печальная луна....

Чу... снѣгъ хруститъ... прохожій; дѣва

Къ нему на цыпочкахъ летитъ,

И голосокъ ея звучитъ

Нѣжнѣй свирѣльнаго напѣва:

Еакъ ваше имя? Смотритъ онъ

И отвѣчаетъ: Агафонъ.

соаъ Татьяны.

И снится чудный сонъ Татьянѣ: Ей снится, будто-бы она Идетъ по снѣговой полянѣ, Печальной мглой окружена; Въ сугробахъ снѣжныхъ передъ нею Шумитъ, клубитъ волной своею Кипучій, темный п сѣдой Потокъ, нескованный зимой; Двѣ жердочки, склеенны льдиной, Дрожащій гибельный мостокъ, Положены черезъ потокъ; И предъ шумящею пучиной, Недоумѣнія полна, Остановплася она.

Какъ на досадную разлуку, Татьяна ропщетъ на ручей; Не видитъ никого, кто руку Съ той стороны подалъ-бы ей; Но вдругъ сугробъ зашевелился, И кто-жъ изъ подъ него явился? Большой взъерошенный медвѣдь; Татьяна: ахъ! а онъ ревѣтъ— И лапу съ острыми когтями Ей протянулъ; она, скрѣпясь, Дрожащей ручкой оперлась, И боязливыми шагами Перебралась черезъ ручей; Пошла — и что-жъ? медвѣдь за ней.

Она, взглянуть назадъ не смѣя, Поспѣшный ускоряетъ шагъ, Но отъ космагвго лакея Не можетъ у^ѣжать никакъ. Кряхтя, валитъ медвѣдь несносный; Предъ ними лѣсъ; недвижны сосны Въ своей нахмуренной красѣ; Отягчены ихъ вѣтви всѣ

— 260 -

Клокамя снѣга; сквозь вершшш Осппъ, березъ п лнпъ яагпхъ Оіяетъ лучъ свѣтилъ почпыхъ. Дорогп нѣтъ; кусты, стремнпны Мятелью всѣ занесены, Глубоко въ снѣгъ погружены.

Татьяна въ лѣсъ—медвѣдь за нею; Снѣгъ рыхлый но-колѣно ей; То длинный сукъ ее за шею Зацѣпптъ вдругъ, то пзъ ушей Златыя сергн вырветъ силой; То въ хрункомъ снѣгѣ СЪ НОЖЕН милой Увязпетъ мокрый башмачокъ; То выропптъ она платокъ; Поднять ей некогда; боится, Медвѣдя слышптъ за собой, И даже трепетной рукой Одежды край поднять стыдится; Она бѣжптъ, онъ все во слѣдъ; И силъ уже бѣжать ей нѣтъ.

Упала въ снѣгъ; медвѣдь проворно Ее хватаетъ п несетъ; Она безчувственно покорна; Не шевелится, не дохнетъ; Онъ мчптъ ее лѣсной дорогой... Вдругъ межъ деревъ шалашъ убогій; Кругомъ все глушь; отвсюду онъ Пустыннымъ снѣгомъ занесенъ; й ярко свѣтптся окошко, И въ шалашѣ и крпкъ п шумъ; Медвѣдь промолвплъ: здѣсь мой кумъ: Погрѣйся у нею немножко! И въ сѣяй прямо онъ пдетъ, П на иорогъ ее кладетъ. Опомнилась, глядвтъ Татьяна: Медвѣдя пѣтъ; она въ сѣпяхъ; За дверью крпкъ и звопъ стакана, Какъ на болыпнхъ похоронахъ; Не видя тутъ ни капли толку, Глядптъ она тихонько въ щелку, И что-же видитъ...? за столомъ Спдятъ чудовища кругомъ: Одинъ въ рогахъ съ собачьей мо|здой, ."[ругой съ пѣтуиіьсй головой, Здѣсь вѣдьма съ козьей бородой,

, п, ОСТОВЪ чопорный и гордый, Тамъ карла съ хвостпкомъ, а вотъ Полу-журавль и нолу-котъ;

Еще страшнѣй, еще чудвѣе: Вотъ равъ верхомъ на паунѣ,

Вотъ черепъ на гусиной шеѣ Вертится въ красномъ колпакѣ, Воіъ мельница въ присядку пляшетъ И крыльями трещитъ п машетъ; Лай, хохотъ, пѣнье, свистъ и хлопъ, Людская молвь и конскій топъ!

КапитАнская дочка.

С О Д Е Р Ж А К I Е.

1-я глава. Воспитаніе Гринева; его отъѣздъ на службу и встрѣча съ Зу-рипымъ. —2-я глава. Буранъ въ степи и встрѣча Гринева съ мужикомъ, оказавшимся въ послѣдствіи Пугачевымъ. Странный сонъ Гринева. Подарокъ Гринева проводнику. Прпбытіе въ Оренбурга. — 3-я глава. Описаніе крѣпости, комендантскаго семейства, Швабрпна и наконецъ жизни въ крѣпости.— 4-я глава. Два поединка Гринева съ Шваб-ринымъ: одинъ неудавшійся, а другой, чуть не стоившій жизни Гриневу. — 5-я глава. Проявленіе любвп въ Гри-певѣ къ Марьѣ Ивановпѣ. Письмо отца къ нему и къ Савельпчу, — С-я глава. Первые слухи о Пугачевѣ и военный совѣтъ въ крѣпостп. — 7-я глава. Приступъ п взятіе крѣпости. Казнь коменданта и Ивана Игнатьевича. По-милованіе Гринева, присяга жителей и наконецъ смерть Василисы Егоровны. — 8-я глава. По взятіп крѣпости, Нугачевъ ппруетъ съ своими товарищами и па этомъ пиру прнсутствуетъ Грипевъ. Газговоръ Пугачева съ Гри-невымъ. — 9-я глава. Отъѣздъ Гринева изъ крѣпости и подарокъ Пугачева Гриневу. — 10-я глава. Осада Оренбурга. Письмо Марьи Ивановны къ Гриневу и рѣшеніе послѣдняго. — 11-я глава. Опнсаніе мятежной слободы, поѣздка Пугачева съ Грпневымъ въ врѣпбсть и разговоръ на пути. — 12-я глава. Освобождение Марьи Ивановны и рѣшимость Гринева ѣхать съ і нею къ родителямъ. — 13-я глава.

Встрѣча съ Зурияымъ на" дорогѣ и арестъ Гринева. 14-я глава. Судъ надъ Гриневымъ и свиданіе Марьи Ивановны съ императрицею. Заклю-ченіе.

БѢЛОГОРСКАЯ КРѢИОСТЬ.

Бѣлогорская крѣпость находилась въ сорока верстахъ отъ Оренбурга. Дорога шла по крутому берегу Яака. Рѣка еіде не замерзла, и ея свинцовыя волны грустно чернѣлп въ однообраз-ныхъ берегахъ, нокрытыхъ бѣлымъ снѣгомъ. За ними простирались Киргизская степи. Я погрузился въ размыш-ленія, большею частію нечальныя. Гарнизонная жизнь мало имѣла для меня привлекательности. Я старался вообразить себѣ капитана Миронова, моего будущаго начальника, и иредставлялъ его строгимъ, сердитымъ старнкомъ, не знающимъ ничего, кромѣ своей службы, и готовымъ за всякую бездѣлпцу сажать меня нодъ арестъ на хлѣбъ и на воду. Между тѣмъ начало смеркаться. Мы ѣхали довольно скоро. «Далече ли до крѣпости?» спросилъ я у своего ямщика. — «Недалече», отвѣчалъ онъ. «Вонъ ужь видна». Я глядѣлъ во всѣ стороны, ожидая увпдѣть огромные ба-стіоны, башни и валъ, но ничего не ішдѣлъ, кромѣ деревушки, окруженной бревенчатымъ заборомъ. Съ одной стороны стояли три или четыре скирда сѣна, полузанесонные снѣгомъ; съ другой — скривившаяся мельница, съ лубочными крыльями, лѣниво опущенными. «Гдѣ же крѣпоеть?» спросилъ я съ удпвленіеыъ. — «Да вотъ она*, отвѣ-чалъ амщнкъ, указывая на дереву тку, и съ этимъ словомъ мы въ нее въѣха-ли. У воротъ я увидѣлъ старую чугунную пушку; улицы были тѣсны и кривы; избы нпзки и большею частію покрыты соломою. Я велѣлъ ѣхать къ коменданту, и чрезъ минуту кпбит-ка остановилась передъ деревяннымъ

домикомъ, выстроеннымъ на высокомъ мѣстѣ, близъ деревянной же церкви.

Никто не встрѣтилъ меня. Я иошелъ въ сѣни и отворилъ дверь въ переднюю. Старый инвалидъ, сидя настолѣ, нашивалъ синюю заплату на локоть зеленаго мундира. Я велѣлъ ему доложить обо мнѣ. «Войдя, батюшка», от-вѣчалъ ппвалндъ: «наши дома». Я вошелъ въ чистенькую комнатку, убранную по старинному. Въ углу сто-ялъ шкафъ съ посудой; на стѣнѣ ви-сѣлъ дииломъ офицерскій, за стекломъ и въ рамкѣ; около него красовались лубочныя картинки, представляющіе взятіе Кистрпна и Очакова, также вы-боръ невѣсты и погребеніе кота. У окна сидѣла старушка въ тѣлогрѣйкѣ и съ илаткомъ на головѣ. Она разматывала нитки, которыя держалъ, рас-пяливъ на рукахь, кривой старичекъ въ офицерскомъ мундирѣ. «Что вамъ угодно, батюшка?» спросила она, продолжая свое занятіе. Я отвѣчалъ, что прі-ѣхалъ на службу и явился по долгу своему къ господину капитану, и съ этимъ словомъ обратился было къ кривому старичку, принимая его за коменданта; но хозяйка перебила затверженную мною рѣчь. «Ивана Кузьмпча дома нѣтъ», сказала она: «онъ пошелъ въ гости къ отцу Герасиму; да все равно, батюшка, я его хозяйка. Прошу любить и жаловать. Садись батюшка». Она кликнула дѣвку п велѣла ей позвать урядника. Старичекъ свопмъ одй-нокпмъ глазомъ поглядывалъ на меня съ любоиытствомъ. «Смѣю спросить», сказалъ онъ: «вы въ какомъ полку изволили служить?» Я удовлетворить его любопытству. «Асмѣю спросить»; про-должалъ онъ: «зачѣмъ изволили перейти пзъ гвардіи въ гарнизонъ?» Я от-вѣчалъ, что такова была воля начальства. «Чаятельно, за неприличные гвардіи офицеру поступки?» продол-жалъ неутомимый вопрошатель. --«Полно врать пустяки,» сказала ему капи-танша: «ты видишь, молодой человѣкъ съ дороги усталъ; ему не до тебя...

держп-ка рукп прямѣе... А ты, мой батюшка» , продолжала она , обращаясь ко мнѣ: «не печалься, что тебя упеклп въ паше захолустье. Не ты первый, не ты послѣдній. Стерпптся, слюбптся. Швабринъ Алексѣй Иванычъ вотъ ужъ пятый годъ какъ къ памъ пере-веденъ за смертоубійство. Богь знаетъ, какой грѣхъ его попуталъ; онъ, пзво-лпшь впдѣть ,поѣхалъ за городъ съ од-нпмъ поручпкомъ, да взялп съ собою шпаги, да п ну другъ въ друга пырять, а Алексѣй Иванычъ п закололъ поручвка, да еще прп двухъ свпдѣте-ляхъ! Что прикажешь дѣлать? На грѣхъ мастера нѣтъ».

Въ эту минуту вошелъ уряднпкъ, молодой и статный казакъ.

«Макспмычъ!» сказала ему капптан-ша. «Отведи г. офицеру квартиру почище*.

«Слушаю, Василиса Егоровна», от-вѣчалъ уряднпкъ. «Не помѣстпть ли его благородіе къ Ивану Полежаеву?

«Врешь, Макспмычъ», сказала капп-танша: «У Полежаева и такъ тѣсно; онъ же мнѣ кумъ и помнить, что мы его начальники. Отведи г. офицера.... какъ ваше имя и отчество, мой батюшка?»

«Петръ Андреичъ».

«Отведи Петра Андрепча къ Семену Кузову. Опъ, мошепнпкъ, лошадь свою пустплъ ко мнѣ въ огородъ. Ну, что, Макспмычъ, все ли благополучно?»

«Все, слава Богу, тихо», отвѣчалъ казакъ: «только капралъ Прохоровъ подрался въ банѣ съ Устпньей Пегули-ной за шайку горячей воды».

«Иванъ Игпатыічъ!» сказала капн-тапша кривому старичку. Разбери Прохорова съ Устипьей, кто правъ, кто впповатъ. Да обопхъ и накажи. Ну, Макспмычъ, ступай себѣ съ Богомъ. Петръ Андрепчъ, Макспмычъ отведетъ васъ на вашу квартиру».

'I откланялся. Уряднпкыіривелъ меня въ избу, стоявшую па высокомъ берегу рѣви, на самомъ краю крѣпостп. Половина избы занята была семьею Семена

Кузова, другую отвели мнѣ. Она состояла пзъ одной горницы, довольно опрятной, раздѣленной на-двоеперегородкой. Савелыічъ сталъ въ ней распоряжаться; я сталъ глядѣть въ узенькое окошко. Перело мною простиралась печальная степь. Напскось стояло нѣсколько пзбушекъ; по улицѣ бродп.то нѣсколько курпцъ. Старуха, стоя на крыльцѣ съ корытомъ, кликала свиней, которыя отвечали ей дружелюбнымъ хрюканьемъ. И вотъ въ какой сторонѣ осужденъ я былъ проводить мою молодость! Тоска взяла меня: я отошелъ стъ окошка п легъ спать безъ ужина, пе смотря на увѣщанія Савельпча, который повто-рялъ съ сокрушеніемъ: «Господи зла-дыко! нпчего кушать ни пзволптъ! Что скажетъ барыня, коли дптязанеможетъ?»

На другой день, по утру, я только что сталъ одѣваться, какъ дверь отворилась и ко мнѣ вошелъ молодой офп-церъ невысокаго роста, съ лицемъ смуглымъ и отмѣнно некраспвымъ, но чрезвычайно жпвымъ. «Извините меня», сказалъ онъ мнѣ но-французскп: «что я безь церемопіп прихожу съ вамп познакомиться. Вчера узна.іъ я о ва-шемъ пріѣздѣ; желаніе увпдѣть нако-нецъ человѣческое лицо такъ овладѣло мною, что я не вытерпѣлъ. Вы это поймете, когда прожпвете здѣсь пѣс-колько времени». Я догадался, что это былъ офпцеръ, выппсапный пзъ гвар-діи за поедпнокъ. Мы тотчасъ познакомились. Швабринъ былъ очень не глупъ. Разговоръ его былъ остеръ п занимателенъ. Онъ съ большою веселостью оннсалъ мнѣ семейство коменданта, его общество и крап, куда завела меня судьба. Я смѣялся отъ чи-стаго сердца, какъ вошелъ ко мпѣ ин-валидъ, который чппплъ мундпръ въ передией коменданта, и отъ имени Василисы Егоровны позвалъ меня къ нпмъ обѣдать. Швабринъ вызвался пттп со мною вмѣстѣ.

Подходя къ комендантскому дому, мы увпдѣлп па площадкѣ человѣкъ двадцать старепькпхъ ипвалидовъ съ длин-

— 263

ными косамп п въ треуго.іьныхъ шля-пахъ. Они выстроены были во фрунтъ. Впереди стоялъ комендантъ, старпкъ бодрый и высокаго роста, въ колпакѣ п въ Еитайчатомъ халатѣ. Увидя насъ, онъ къ наыъ подошелъ, сказалъ мнѣ нѣсколько ласковыхъ словъ и сталъ опять командовать. Мы остановились было смотрѣть на учепье; но онъ про-силъ насъ пттп къ Васплисѣ Егоровнѣ, обѣщаясь быть вслѣдъ за нами.

«А здѣсь». прибавилъ онъ: «нечего вамъ смотрѣть».

Василиса Егоровна приняла насъ запросто и радушно и обошлась со мною, какъ бы вѣкъ была знакома. Инвалидъ и Палашка накрывали на столъ. «Что это мой Иванъ Кузьмичъ сегодня такъ заучился!» сказала комендантша. «Палашка, позови барина обѣдать. Да гдѣ же Маша?»

Тутъ вошла дѣвушка лѣтъ осьмнадцати, круглолицая, румяная, съсвѣтло-русыми волосами, гладко зачесанными за уши, которыя у ней такъ и горѣлп.

Съ перваго взгляда она мнѣ не очень понравилась. Я смотрѣлъ на нее съ предубѣжденіемъ: Швабрпнъ оиисалъ мнѣ Машу, капитанскую дочь, совершенною дурочкою. Марья Ивановна сѣла въ уголъ и стала шить. Между тѣмъ подали щи. Василиса Егоровна, не видя мужа, вторично послала за нпмъ Палашку. «Скажи барину: гости-де ждутъ, щи простынуть; слава Богу, учетье не уйдетъ; успѣетъ накричаться». Капи-танъ вскорѣ явился, сопровождаемый кривымъ старичкомъ.

«Что это, мой батюшка?» сказала ему жена: «кушанье давнымъ-давно иодано, а тебя не дозовешься».

«А слышь ты-, Василиса Егоровна», отвѣчалъ Иванъ Кузьмичъ: я былъ занять службой: солдатушекъ училъ».

«И, полно!» возразила капитанша. «Только слава, что солдатъ учишь: ни лмъ служба не дается, ни ты въ ней толку не вѣ даешь. Сидѣлъбы дома, да Богу молился, такъ было бы лучше.

Дорогіе гости, милости просимъ за столъ».

Мы сѣли обѣдать. Василиса Егоровна не умолкала ни на минуту и осыпала меня вопросами: кто мои родите-тели, живы ли они, гдѣ жпвутъ и каково пхъ состояніе? Услыша, что у батюшки триста душъ крестьянъ, «легко ли?» сказала она: «вѣдь есть же на свѣтѣ богатые люди! А у насъ, мой батюшка, всего то душъ одна дѣвка Палашка: да, славу Богу, жпвемъ помаленьку. Одна бѣда: Маша дѣвка, на выданьп, а какое у ней прпданое? частый гребень, да вѣникъ, да алтынъ денегъ (прости Богъ!), съ чѣмъ въ баню сходить. Хорошо, коли найдется добрый человѣкъ; а то сиди въ дѣв-кахъ вѣковѣчной невѣстою». Я взгля-нулъ на Марью Ивановну; она вся по-краснѣла и даже слезы капнули на ея тарелку. Мнѣ стало жаль ее, и я спѣ-шилъ перемѣнпть разговоръ,

«Я слышалъ», сказалъ я довольно не кстати; «что на вашу крѣпость собираются напасть Башкирцы».

«Отъ кого, батюшка, ты пзволплъ это слышать?» спроснлъ Иванъ Кузьмичъ.

«Мнѣ такъ сказывали въ Ѳренбургѣ», отвѣчалъ я.

«Пустяки!» сказалъ комендантъ. «У насъ давно ничего пе слыхать* Башкирцы — народъ напуганный, да и Кир-гизцы проучены. Небось, на насъ не сунутся; а насунутся, такъ я такую задамъ острастку, что лѣтъ на десять угомопю».

«И вамъ не страшно, продолжалъ я, обращаясь къ капптангаѣ: оставаться «въ крѣпости, подверженной такимъ опасностямъ?»

«Привычка, мой батюшка», отвѣчала она. «Тому лѣтъ двадцать, какъ насъ изъ полка перевели сюда, и не приведи Господи, какъ я боялась проклятыхъ этихъ нехристей! Какъ завижу, бывало, рысьи шапки, да какъ заслышу ихъ визгъ, вѣрпшь ли, отецъ мой, сердце

— 164 —

такъ п замретъ! А теперь такъ привыкла, что п съ мѣста пе тронусь, какъ іірійдутъ намъ сказать, что зло-дѣп около крѣпости рыщутъ».

«Василиса Егоровна ирехрабрая дама», замѣтилъ важно Швабрпнъ. «Иванъ Кузмнчъ можетъ это засвидѣтельство-вать.

«Да, слыінь ты», сказалъ Иванъ Кузьмичъ: баба-то не робкаго десятка».

«А Марья Ивановна?* спроенлъ я: «также ли смѣла, какъ п вы?»

«Смѣла лиМашаѴ» отвѣчала ея мать. «Нѣтъ, Маша трусиха. До спхъ иоръ пе можетъ слышать выстрѣла пзъ ружья: такъ и затрепещется. А какъ, тому два года, Иванъ Кузьмичъ выду-малъ въ мои нмянпны налить пзъ нашей пушки, такъ она, моя голубушка, чуть со страха на тотъ свѣтъ не отправилась. Съ тѣхъ поръ ужь и не иа-лпмъ пзъ проклятой пушки.

Мы встали нзъ-за стола. Капитанъ съ капптаншею отправились спать, а я пошелъ къ Швабрнну, съ которымъ п провелъ цѣлый вечеръ.

НРІІСТУПЪ.

ч

Въ эту ночь я не сналъ и не раздавался. Я намѣренъ былъ отправиться на зарѣ къ крѣпостпымъ воротамъ, откуда Марья Ивановна должна была выѣхать, и тамъ проститься съ пею въ послѣдній разъ. Я чувствовалъ въ себѣ великую леремѣну; волненіе души моей было мнѣ гораздо менѣе тягостно, нежели то уныпіе, въ которое еще недавно былъ я погруженъ. Съ грустію разлуки слпвались во мнѣ и пеленыя, но сладостный надежды, и нетсрпѣлп-вое ожиданіе опасностей, и чувство благороднаго честолюбія. Ночь про-шла не замѣтно. Я хотѣлъ уже выО-ти пзъ дому, какъ дверь моя отворилась, и ко инѣ явился капралъ съ до-несеніехъ, что наши казаки ночью выстудили нзъ врѣпости, взявъ насильно бою Юлап, и что около крѣпостп

разъѣжаютъ невѣдомые люди. Мысль, что Марья Ивановна не успѣетъ вы-ѣхать, ужаснула меня; я поспѣншо далъ капралу нѣсколько наставленій и тотчасъ бросился къ коменданту.

Уже разсвѣтало. Я летѣлъ по улпцѣ, какъ услышалъ, что зовутъ меня. Я остановился.

«Куда вы?» сказалъ Иванъ ІІгнатьс-впчъ, догоняя меня. «Иванъ Кузьмичъ на валу и послалъ меня за вами: Пу-гачъ прпшелъ».

«Уѣхала ли Марья Ивановна? опросила Я съ сердечпымъ трепетомъ.

«Не успѣла« отвѣчалъ Иванъ йг-натыічъ: «дорога въ Орепбургъ отрезана; крѣпость окружена. Плохо, Петръ Анд реи чъ!»

Мы пошли на валъ, — возвышеніе, образованное природой и укрѣпленное частоколомъ. Тамъ уже толпились всѣ жители крѣпости. Гарнизонъ стоялъ въ ружьѣ. Пушку туда перетащили нака-пунѣ. Комендантъ расхаживалъ передъ свопмъ малочнеленнымъ строемъ. Близость опасности воодушевляла стараго воина бодростью необыкновенною. По степи, не въ дальнемъ разстояніи отъ крѣпости, разъѣзжали человѣкъ двадцать верхомъ. Они, казалось, казаки, но между ними находились и Башкирцы, которыхъ легко было распознать но пхъ рысьнмъ шапкамъ и но колча-намъ. Комендантъ обошелъ свое войско, говоря солдатамъ: «Ну, дѣтушки, иостоимъ сегодня за матушку Государыню п докажемъ всему свѣту, что мы люди бравые и присяжные!» Солдаты громко изъявили усердіе.

Швабрипъ стоялъ подлѣ меня и пристально г.іядѣлъ на нспріятеля. Люди, разъѣзжающіе въ степи, замѣтя движете въ крепости, съѣхалнсь въ кучку и ста. іи между собою толковать. Комендантъ велѣлъ Ивану Пгпатьичу навести пушку на пхъ толпу и самъ прпстнвплъ фитиль. Ядро зажужжало и иролетѣло надъ ними, не сдѣлавъ никакого вреда. Йаѣздппки. разсѣясь,

— 265 -

тотчасъ ускакали изъ виду, и степь ооустѣла.

Тутъ явились на валу Василиса Егоровна и съ нею Маша, пехотѣвшая отстать отъ нея.

«Ну, что?» сказала комендантша. «Каково идегь баталія? Гдѣ же неирія-тель?»

«Непріятель недалече* , отвѣчалъ Иванъ Кузьмичъ. «Богъ дасть , все будетъ ладно. Что, Маша, страшно тебѣ?

«Нѣтъ папенька», отвѣчала Марья Ивановна: «дола одной страшнѣе».

Тутъ она взглянула на меня и съ усиліемъ улыбнулась. Я невольно стис-нулъ рукоять моей шпаги, вспомня, что накаяунѣ получилъ изъ ея рукъ, какъ бы на защиту моей любезной. Сердце мое горѣло. Я воображалъ себя ея ры-царемъ. Я желалъ доказать, что былъ достоинъ ея довѣренностп, и съ &етер-пѣніемъ сталъ ожидать рѣшительной минуты.

Въ это время изъ-за высоты, находившейся въ иолуверстѣ отъ крѣпостн, показались повыя конныя толпы , и вскорѣ степь усѣялась множествомъ людей, вооруженныхъ копьями и сайдаками. Между ними, на бѣломъ конѣ, ѣхалъ человѣкъ въ красномъ кафтанѣ съ обналіенною саблей въ рукѣ: это былъ самъ Пугачевъ. Онъ остановился; его окружили, и, какъ видно, по его повелѣнію, четыре человѣка отдѣли-лись и во весь опоръ подскакали нодъ самую крѣпость. Мы въ нихъ узнали свопхъ нзмѣннпковъ. Одинъ изъ нихъ держалъ надъ шапкою лмстъ бумаги; у другаго на копье воткнута была голова Юлая, которую, стряхнувъ, пере-кинулъ онъ къ намъ чрезъ частоколъ. Голова бѣднаго Калмыка упала къ но-гамъ коменданта. йзмѣннпкн кричали:

«Не стрѣляйте; выходите воыъ къ государю. Государь здѣсь!»

«Вотъ я васъ!» закричалъ Иванъ Кузьмичъ. «Ребята, стрѣляй!»

Солдаты наши дали залпъ. Казакъ, державшій письмо, зашатался^и свалился

съ лошади; другіе поскакали назадъ» Я взглянулъ на Марью Ивановну. Пораженная видомъ окровавленной головы Юлая, оглушенная залпомъ, она казалась безъ памяти. Командантъ но* дозвалъ каирала и велѣлъ ему взятъ листъ нзъ рукъ убитаго казака. Кап-ралъ вышелъ въ поле и возвратился, ведя нодъ узцы лошадь убитаго. Онъ вручилъ коменданту письмо. Иванъ Кузьмичъ прочелъ про себя и разор-валъ потомъ въ клочки. Между тѣмъ, мятежники видимо приготовлялись къ дѣйствію. Вскорѣ нули начали свистать около нашихъ ушей, и нѣсколько стрѣлъ воткнулись около насъ въ землю и въ частоколъ. «Василиса Егоровна!» ска-залъ комендантъ: «здѣсь не бабье дѣло, уведи Машу; видишь, дѣвка ни жива, ни мертва».

Василиса Егоровна , присміірѣвшая нодъ пулями, взглянула на стеиь, на которой замѣтно было большое движете; потомъ оборотилась къ мужу п сказала ему: «Иваиъ Кузьмичъ, въ жи-вотѣ и смерти Богъ воленъ: благослови Машу. Маша, подойди къ отну».

Маша, блвдная п трепещущая, подошла къ Ивану Кузьмичу, стала на колѣнп и поклонилась ему въ землю. Старый комендантъ перекрестилъ ее трижды и,потомъподнялъ и,поцѣловавъ, сказалъ ей измѣнившнмся голосомъ:

«Ну, Маша, будь счастлива. Молись Богу: Онъ тебя пе остявптъ. Коли найдется добрый человѣкъ, дай Богъ вамъ любовь да совѣтъ. Живите, какъ жили мы съ Василисой Егоровной. Ну, прощай, Маша. Василиса Егоровна, уведи же ее поекорѣе».

Маша кинулась ему на шею и зарыдала.

«Подѣлуемся жъ п мы», сказала, заплакавъ, комендантша. «Прощай, мой Иванъ Кузьмичъ. Отпусти мпѣ, коли въ чемъ я тебѣ досадила!»

«Прощай, прощай, матушка!» сказалъ комендантъ, обнявъ свою старуху. «Ну, довольно! Ступайте, ступайте домой, да

— 260 —

коли успѣешь, падѣнь на Машу сара-фанъ».

Комендантша съ дочерью удалились. Я глядѣлъ во слѣдъ Марьи Ивановны; она оглянулась и кивнула мнѣ головой. Тутъ Иваоъ Кузьмпчъ обратился къ намъ, и все вниманіе его устремилось на непріятеля. Мятежники съѣзжались около своего предводителя и вдругъ начали слѣзать съ лошадей. «Теперь стойте крѣнко», сказалъ комендантъ: «бу-детъ приступъ....» Въ эту минуту раздался страшный визгъ и крики; мятежники бѣгомъ бѣжали къ крѣпостп. Пушка наша заряжена была картечью. Ко-мондантъ подпустплъ пхъ на самое близкое разстояніе и вдругъ выпалплъ опять. Картечь хватила въ самую середину толпы. Мятежники отхлынули въ обѣ стороны и попятились. Предводитель пхъ остался одпнъ впереди.... Онъ махалъ саблею и, казалось, съ жаромъ пхъ уговаривалъ.... Крпкъ и впзгъ, умолкпувшіе на минуту, тотчасъ снова возобновились . «Ну, ребята», сказалъ иомендантъ: «теперь отворяй ворота, бей въ барабанъ. Ребята! впередъ, на вылазку, за мною!»

Комепдаптъ, Иванъ Кузьмпчъ и я мпгомъ очутплись за крѣпостнымъ ва-юмъ; но оробѣлый гарпизонъ не тронулся. «Чтожъ вы, дѣтушки, стоите?» закрпчалъ Иванъ Кузьмпчъ. «Умирать, такъ умирать, дѣло служивое!» Въ эту минуту мятежники набѣжалп на насъ п порвались въ крѣпость. Барабанъ умолкъ; : арнизонъ бросилъ руя;ья; меня сшибли было съ ногъ, но я всіалъ и вмѣстѣ съ мятежниками вошелъ въ крѣпость. комендантъ, раненый въ голову, стоялъ въ кучкѣ злодѣевъ, которые требовали отъ него ключей. Я бросился было къ нему на помощь: нѣсколько дюжпхъ вазаковъ схватили меня и связали т;у-іпавами, приговаривая: «Воть ужо вамъ будетъ, государевымЛі ослушникамъ! » Насъ поташалн но улицамъ; кители выходили пзъ домовъ ст> хлѣбомъ и ;олью. Раздавался колокольный звонъ. Вдругъ закричали въ толпѣ, что Госу-

дарь на площади ожпдаетъ плѣнпыхъ и принимаешь присягу. Народъ пова-лилъ на площадь; насъ погнали туда же.

Пугачевъ сидѣлъ въ креслахъ на врыльцѣ комепдатскаго дома. На немъ былъ красивый казацкій кафтанъ, обшитый галунами. Высокая соболья шапка съ золотыми кистями была надвинута на его сверкаю щіе глаза. Липе его показалось мнѣ знакомо. Казапкіе старшины окружали его. Отецъ Гераспмъ, блѣдный и дрожа щій, стоялъ у крыльца съ крестомъ въ рукахъ, и, казалось, молча умолялъ его за предстоящія жертвы. На площади ставили наскоро ви-сѣлицу. Когда мы приблизились, Башкирцы разогпали народъ, и насъ представили Пугачеву. Колокольный звонъ утпхъ; настала глубокая тпшина. «Который комендантъ?» спроснлъ самозва-пецъ. Нашъ уряднпкъ выступплъ изъ толпы и указалъ на Ивана Кузьмича.

Пугачевъ грозно взглянулъ на старика и сказалъ ему:

«Какъ ты смѣлъ и рот и витье я мнѣ, своему государю?» Комендантъ, изнемогая отъ раны , собралъ послѣдпія силы и отвѣчалъ твердымъ голосомъ: «Ты мпѣ не государь; ты воръ п са-мозванецъ, слышь ты!» Пугачевъ мрачно нахмурился п махнулъ бѣлымъ плат-комъ. Нисколько казаковъ подхватили стараго капитана и потащили къ ви-свлицѣ. На ея перекладин ѣ очутился верхомъ изувѣченпый Башкпрепъ, ко-тораго допрашивали мы паканунѣ. Онъ держа.тъ въ рупѣ веревку, п черезъ минуту увпдѣлъ я бѣднаго Ивана Кузьмича, вздерпутаго на воздухъ. Тогда привели къ Пугачеву Ивана Пгнатьп-ча. « Присягай», сказалъ ему Пугачевъ: -< Государю Петру Ѳеодоровпчу!» — «Ты нам г. не государь», отвѣчалъ Иванъ II гнатьичъ, повторяя слова своего капитана. «Ты, дядюшка, воръ и само-звансцъ! у> Пугачевъ махнулъ опять плат-комъ, и добрый поручпкъ новпеъ подлѣ свечмю стараго начальника.

Очередь была за мною. Я глядѣлъ

— 267 —

смѣло на Пугачева, готовясь повторить отвѣтъ великодушныхъ моихъ товарищей. Тогда, къ неописанному моему нзумленію, увидѣлъ я среди мятежныхъ старшинъ ПІвабрина, обстриженнаго въ кружекъ и въ казацкомъ кафтанѣ. Онъ подошелъ къ Пугачеву и сказалъ ему на ухо нѣсколько словъ. «Вѣшать его!» сказалъ Пугачевъ, не взглянувъ уже на меня. Мнѣ накинули на шею петлю. Я сталъ читать про себя молитву, принося Богу искреннее раская-ніе во всѣхъ моихъ прегрѣшеніяхъ и моля Его о спасеніп всѣхъ близкихъ моему сердцу. Меня притащили подъ висѣлицу. «Небось, небось», повторяли мнѣ губители, можетъ быть, и вправду желая меня ободрить. Вдругъ услышалъ я крикъ: «Постойте, окаянные! погодите!...» Палачи остановились. Гляжу: Савельичъ лежитъ въ ногахъ у Пугачева. «Отецъ родной!» говорилъ бѣд-ный дядька. «Что тебѣ въ смерти бар-скаго дитяти? Отпусти его; за него тебѣ выкупъ дадутъ; а для примѣра и страха ради, вели повѣспть хоть меня, старика!» Пугачевъ далъ зиакъ, меня тот-часъ развязали и оставили. «Батюшка нашъ тебя милуетъ», говорили мнѣ. Въ эту минуту, не могу сказать, чтобъ я обрадовался своему избавленію, не скажу, однако жъ, чтобъ я о немъ и сожалѣлъ. Чувствованія мои былислшп-комъ смутны. Меня снова привели къ самозванцу и поставили передъ нимъ на колѣни. Пугачевъ протянулъ мнѣ жилистую свою руку. «Цѣлуй руку, цѣ-луй руку!» говорили около меня. Но я предпочелъ бы самую лютую казнь такому подлому унпженію. «Батюшка, Петръ Андреичъ!» шепталъ Савельичъ, стоя за мною и толкая меня. «Не упрямься! что тебѣ стоитъ? плюпь, да поцѣлуй у злод.... (тьфу) поцѣлуй у него ручку«. Я не шевелился. Пугачевъ опустилъ руку, сказавъ съ усмѣш-вою:

«Его благородіе, знать, одурѣлъ отъ радости. Подымите его!» Меня подняли и оставили на свободѣ, Я сталъ смот-

рѣть на продолженіе ужасной комеді и. Жители начали присягать. Они подходили одинъ за другимъ, цѣлуя ра-спятіе и потомъ кланяясь самозванцу. Гарнизонные солдаты стояли тутъ же. Ротный портной, вооруженный тупыми своими ножницами, рѣзалъ у нихъ косы. Они, отряхиваясь, подходили къ рукѣ Пугачева, который объявилъ имъ прощеніе и принималъ въ свою шайку. Все это продолжалось около трехъ ча-совъ. Наконецъ, Пугачевъ всталъ съ креселъ и сошелъ съ крыльца въ сопровождены! своихъ старшинъ. Ему подвели бѣлаго коня, украшеннаго богатою сбруей. Два казака взяли его подъ рукп и посадили на сѣдло. Онъ объявилъ отцу Герасиму, что будетъ обѣ-дать у него. Въ эту минуту раздался женскій крикъ. Ыѣсколько разбойни-ковъ вытащили на крыльцо Василису Егоровну, растрепанную и раздѣтую до-нага. Одинъ изъ нихъ усиѣлъ уже нарядиться въ ея дугаегрѣйку. Другіе таскали перины, сундуки, чайную посуду, бѣлье и всю рухлядь. «Батюшки мои!» кричала бѣдная старушка. «Отпустите душу на покаяніе. Отцы родные, отведите меня къ Ивану Кузьмичу». Вдругъ она взглянула на виселицу и узнала своего мужа. «Злодѣи!» закричала она вь изступленіи, «Что это вы съ нимъ сдѣлали? Свѣтъ ты мой, Иванъ Кузьмичъ , удалая солдатская головушка! не тронули тебя ни штыки Прусскіе, ни пули Турецкія; не въ че-стномъ бою иоложнлъ ты свой животъ, а сгинулъ отъ бѣглаго каторжника!» — «Унять старую вѣдьму!» сказалъ Пугачевъ. Тутъ молодой пазакъ ударилъ ее саблею по головѣ, и она упала мертвая на ступени крыльца. Пугачевъ уѣхалъ; народъ бросился за нимъ.

20. ГРНБОѢДОВЪ.

(1794—1329).

Горе отъ ума (1823).

КОМЕДІЯ.

До-іь барона чиновника въ иинлту боредід утренняго свѣта съ темнотою ночи, въ своей сііалыіѣ, занимается музыкою ст. молодым* че-ловѣкомъ, чнновникомъ ея отца. Горничная аередъ спальнею стоить иа часахъ и, чтобы кто не узиалъ о ихъ несвоевременномъ заняты музыкою и пе иеретолковалъ въ дурную сторону такой безкорыстной любви къ нскуству, напоминать имъ, что уя;е свѣтаетъ, и, чтобы вывеете ихъ нзъ меломаническаго саяозабвевія, г.ереводитъ часовую стрѣлку. Вдруіъ входить салъ барита и отецъ, Фамусовъ, и начинаетъ очень любезно разговаривать съ горннчною своей дочери, которая въ то время доигрывала іослѣднін дуэтъ. Ф. уходить. Являются Софья и Молчалннь. Лиза уіірекаетъ ихъ за долговременное иребываніе въ гармонін, разсказываеть о прпходѣ барина и о томъ, накъ она струсила. Вхоіптъ Фамусовъ, застаетъ нхъ всѣхъ вмѣстѣ п упрекаетъ Софью.

Ф. Всю ночь читаешь небылицы, II вотъ плоды отъ этпхъ книгъ! А все Кузнецкін мостъ п вѣчные французы! Оттуда моды къ ыамъ, н авторы, и

музы, Губители кармановъ и сердецъ! Когда іізбавитъ насъ Творецъ Отъ шлянобъ ихъ. чепцовъ, и шдилевъ,

и булавокъ, II внижеыхъ и бпсквитныхъ лавокъ? С. Позвольте, батюшка: кружится го-

лова; Я отъ испугу духъ перевожу едва.... Изволили вбѣжать вы такъ нроворно, —

емьшалась я... Ф. Благодарю покорно! Я скоро къ и имъ вбѣжалъ! Я номѣшалъ, я испугалъ! Я, Софья Павловва, растроенъ самъ;

день цѣлый Нѣтъ отдыха: мечусь, какъ словно у го -

рѣлый, іжвостп, но службѣ хлопотня: Тотъ ирвста< гъ •; 5,—всѣмъ

до меня.

Ііо ждалъ ли иовыхъ я хлопотъ, чтобъ

былъ обмаутъ?

С. (сквозь слезы) Кѣмъ, батюшка?

Ф. Вотъ попрекать ыпѣ станутъ, Что безъ толку всегда журязр! Не плачь: я дѣло говорю. Ужъ о твоемъ ли не радѣли Объ воспитаньи съ колыбели? Мать умерла -умѣлъ я принанять Въ мадамъ Розье вторую мать; Старушку золото въ надзоръ къ тебѣ

ириставилъ: Умна была, нравъ тпхій, рѣдкихъ пра-

вилъ; Одно не къ чести слуаитъ ей: За лпиінпхъ въ годъ нятьсотъ рублей Сманить себя другими допустила. Да не въ мадамѣ сила: Не надобно другаго образца, Когда въ глазахъ ирпмѣръ отца. Смотри ты на меня: не хвастаюсь сло-

женьемъ, Однакободръисвѣжъидожилъдосѣдпнъ, Свобоіенъ, вдовъ, себѣ я господинъ... Монашескпмъ извѣстенъ поведеньемъ. .

Ужасный вѣкъ! не знаешь, что начать?

Всѣ умудрились не но лѣтамъ,

А пуще дочери.—Да сами добряки!

Дались намъ эти языки!

Беремъ же иобродягъ и въ домъ и по

билетамъ,

Чтобъ нашихъ дочерей всему учить,

всему:

II таицамъ, п пѣныо, и нѣжностямъ,

и вздохамъ,

Какъ будто въ жоны ихъ готовимъ скоморохам! !

Ты, посѣтитель, что? Ты здѣсь, сударь,

къ чему?

Безроднаго нризрѣлъ и ввелъ въ мое

семейство,

Далъ чппъ ассесора и взялъ въ секретари,

Въ Москву переведепъ черезъ мое со-

дѣйсіво—

II будь не я, коптъ.тъ бы ты въ Твери!...

Софья разскгізмваітт. свой сопъ, п;елая намекнуть имъ на свою любовь къ какому-то робкому и бѣдному молодому человѣку. Отецъ со-вѣтустъ ей соспѵть и ндетъ <гі Молчал инымь

— 269 —

подписывать бумаги. Софья наединѣ съ Лизой. Изъ ихъ разговора мы узнаемъ, что она безъ намяти отъ скромнаго Молчалина и не очень дорожить своимъ добрымъ именемъ и общест-веннымъ мнѣніемъ. Лиза возстаетъ противъ ея лыбви и напоминаетъ ей о Чацкомъ, который нѣжно любилъ ее съ дѣтства и котораго и она любила: но Софья отзывается о Чацкому съ враждебностью, находя въ немъ только злосло-віе и больше ничего. —Является Чацкій. Три года путешествовать онъ и не видалъ ея; теперь спѣшитъ увидѣться. Онъ говорить съ ней о томъ, что она холодно принимаетъ его, тогдакакъ онъ скакалъ сломя голову сорокъ пять часовъ.. С. холодно надъ нимъ издѣвается,— и онъ начинаешь разспрашивать у ней о знакомыхъ и дѣлать противъ нихъ сатирическія выходки. Выходить Ф. Софья пользуется случаемъ ускользнуть. Ч. разсѣянно отвѣчаетъ на пошлости Ф. и безпрестанно заводить съ нимъ рѣчь о Софьѣ; яаконецъ спохватывается, что ему пора домой, и уходить. Ф. силится объяснить сшъ дочери и на кого изъ двухъ она метить — на Молчалина или на Чацкаго: одинъ ниідій— другой франтъ, мотъ и сорванецъ и заключаетъ свою думу, а вмѣстѣ съ нею и первый актъ комедіи, восклицаніемъ.

Что за коммиссія, Создатель, Быть взрослой дочери отцомъ.

(ДѣЙСТВІЕ 1-е)

ДѢЙСТВІЕ 2-е.

ЯВЛЕШЕ 1-Е.

Фамусовъ

СЛУГА

Ф. Петрушкаі Вѣчно ты съ обновкой, Съ разорванымъ лонтемъ! Достанька

календарь. Читай, не такъ, какъ пономарь, А съ чувствомъ, съ толкомъ, съ раз-

становкой. Постой же... на листѣ черкни на за-

писномъ, Протпву будущей недѣли: Къ Ирасковьѣ Ѳедоровнѣ въ домъ Во вторыикъ званъ я на форели. Куда какъ чуденъ созданъ свѣтъ! Пофилософствуй — умъ вскружится ! То бережешься, то обѣдъ, ѣшь три часа, а въ три дня не сварится! Отмѣть-ка: въ тотъ же день... нѣтъ,

нѣтъ....

Въ четвергъ я званъ на погребенье.

Охъ, родъ людской! пришло възабБееье т

Что всякій долженъ самъ туда же

лѣзть,

Въ тотъ ларчикъ, гдѣ ни стать, ни

сѣсть!

Но память но себѣ намѣренъ кто оставить

Житьемъ похвальныыъ — вотъ примѣръ:

Покойникъ былъ почтенный камергеръ,.

Съ ключомъ, и сыну ключъ умѣлъ доставить;

Богатъ—и на богатой былъ женатъ;

Переженилъ дѣтей, внучатъ;

Скончался: всѣ о немъ съ прискорбьемъ

вспоминаютъ:

Максимъ Петровичъ! миръ ему!

Что за тузы въ Москвѣ живутъ и уми-

раютъ!

Пиши: въ четвергъ, одно ужъ къ одному,

А можетъ въ пятнпцу, а можетъ и въ

су боту,

Я долженъ у вдовы, у докторши, крестить...

Въ это время приходитъ Чацкій и, по уходѣ слуги, начинаетъ разговоръ.

Вы что-то невеселы стали... Скажите отчего? пріѣздъ не въ пору мой? Ужъ Софьѣ Павловнѣ какой Не приключилось-ли печали? У васъ въ лицѣ, въ движеньяхъ, су эта,

Ф. Ахъ, батюшка! нашолъ загадку: Не веселъ яі.. Въ мои лѣта Не можно же пускаться мнѣ въ присядку.

Ч. Нпято не приглашаетъ васъ; Я только что спросилъ два слова Объ Софьѣ Павловнѣ: быть можетъ,

нездорова?

Ф. Тьфу, Господи прости! пять тысячъ

разъ Твердитъ одно и тоже! То Софьи Павловны на свѣтѣ нѣтъ

пригоже, То Софья Павловна больна? Скажи: тебѣ понравилась она? Обрыскадъ свѣтъ, не хочешь ли жениться?

270 —

Ч. Л вамъ на чтоѴ

Ф. Меня не худо бы спроситься: Вѣдь я ей нѣсколько сродии; По крайней мѣрѣ исбонп Отпомъ не даромъ называли.

Ч. Пусть я носватаюсь, вы чтб бы мнѣ

сказали?

Ф. Сказалъ бы я: во первыхъ, не блажи! Пмѣньемъ, братъ, не управляй оплошно; Л главное — поди-ка, послужи. Ч. Служить бы радъ, прислуживаться

тошно.

Ф. Вотъ то-то, всѣ вы гордецы!

Спросили бы, какъ дѣлалп отцы,

Учились бы, на старшихъ глядя.

Мы, папрпмѣръ... пли побойнпкъ дядя,

Макспмъ Петровичъ: онъ не то на се-

ребрѣ,

На золотѣ ѣдалъ; сто человѣкъ къ услуга мъ;

Весь въ орденахъ; ѣзжалъ-то вѣчно цу-

гомъ.

Вѣкъ при Дворѣ да при какомъ Дворѣ!

Тогда не то,что нынѣ,

При государы нѣ служилъ Екатеринѣ!

А въ тѣ поры всѣ важны.... въ сорокъ

иудъ...

Раскланяйся — тупеемъ не кпвнутъ;

Вельможа въ случаѣ, тѣмъ паче,

Не какъ другой: и пилъ и ѣлъ иначе!

А дядя — что твой князь, что графъ?

Серьезный впдъ, надменный нравъ;

Когда же надо подслужиться,

II онъ сгибался въ перегпбъ.

На куртагѣ ему случилось оступиться:

З'палъ — да такъ, что чуть затылка пе

прошпбъ...

Старпкъ заохалъ... голосъ хрипкой...

Былъ Высочайшею пожалованъ улыбкой:

Изволили смѣяться... Что жъ онъ?

Привсталъ, оправился, хотѣлъ отдать

поклонъ,

Уналъ въ Другорядь ужъ нарочно;

А хохотъ пуще — онъ в въ третій также точно!

АѴ какъ по вашему? Но нашему—смыш-

ленъ;

Упалъ онъ больно — всталъ здорово.

Зато, бывало, въ вистъ гто чаще нри-

глашонъ?

Кто слышитъ при Дворѣ нрлвѣтливое

слово? Макспмъ Петровичъ! Кто предъ всѣми

зналъ иочотъ? Макспмъ Петровичъ! Шутка! Въ чины выводптъ кто и пенсіи даетъ? Макспмъ Петровичъ!... Да!... Вы, пы-нѣшніе,— нутка! Ч. И точно, началъ свѣтъ глупѣть, Сказать вы можете, вздохнувши; Какъ посравнпть, да посмотрѣть Вѣкъ нынѣшній п вѣкъ минувшій,— Свѣжо преданіе, а вѣрится съ трудомъ. Какъ тотъ и славился, чья чаще гнулась шея, Какъ не въвойнѣ, авъмпрѣбралилбомъ, Стучали объ полъ не жалѣя! Кому нужда —тѣмъ спѣсь, лежи они въ

пыли: А тѣмъ, кто выше — лесть, какъ кружево, плелп. Я не о дядюшкѣ о вашемъ говорю, Его не возмутпмъ мы праха. Но между тѣмъ, кого охота заберетъ, Хоть въ раболѣпствѣ самомъ пылкомъ, Теперь, чтобы смѣшить народъ, Отважно жертвовать затылкомъ! А сверстнпчекъ, а старпчокъ Иной, глядя на тотъ скачокъ И разрушаясь въ ветхой кожѣ, Чай приговарпвалъ: ахъ, еслибы меѣ

тоже! Хоть есть охотники поподличать вездѣ, Да нынче смѣхъ страшитъ и держитъ

стыдъ въ уздѣ!

Сужденія Чацкаго удивляютъ и ул;асаютъ Фамусова. Онъ готовь считать молодаго чело-вѣка и за карбонарія, и за проповѣдннка вольности, пе признающаго властей. Приходить пол-ковнпкъ Скалозубъ. Узаавшя объ этомъ отъ слуги, Ф. еще до иоявленіи полковника, даетъ совѣтъ Чацкому.

Пожалуйста, сударь, при немъ остерегись: Извѣстпый человѣкъ, солидный, И знаковъ тьму отличья пахваталъ: Не но лѣтамъ и чпнъ завидный: Не ныпьче-завтра Генералъ! Пожалуйста при немъ веди себя скромненько.

Эхъ,Александръ Аидреичъ , дурно брать !.. Ко мнѣ онъ жалуетъ частенько: Я. всякому, ты знаешь, радъ, Въ Москвѣ прибавятъ вѣчно втрое: Вотъ будто женится на Софьюшкѣ. Пустое! Онъ, можетъ быть, и радъ бы былъ

душой, Да надобности самъ не вия;у я большой Дочь выдавать, ни завтра, ни сегодня; ВѣтьСооья молода... А впрочемъвласть

Господня! Пожалуйста при немъ не спорь ты вкривь

и вкось И завнралышя идеи эти брось. Однако нѣтъ его! Какую бы причину? А! знать, пошолъ ко мпѣ въ другую

половину (поспѣтно уходить). Чацкій (оставшись одинъ). Какъ суетится! Что за прыть! А Софья?.. Нѣтъ лп вирямъ тутъ жениха какого? Съ которыхъ поръ меня дичится, какъ

чужого? Какъ здѣсь бы ей не быть. — Кто этотъ Скалозубъ? Отецъ имъ сильно бредитъ; А можетъ быть, не только что отецъ... Ахъ, тотъ скажи любвп конецъ, Кто на три года вдаль уѣдетъ!

(Приходятъ Фамусовъ и Скалозубъ) Ф. Сергѣй Сергѣнчъ, къ намъсюда-съ Прошу покорно, —здѣсь теплѣе, Прозябли вы— согрѣемъ васъ, Огдушничекъ откроемъ поскорѣе...

Скалозубъ (іустьшъ басомъ) Зачѣмъ же лазить, напрпмѣръ, Самюіъ?.. Мнѣ совѣстно, какъ честный

офицеръ! Ф. Неужто для друзей не дѣлать мнѣ

ни шату? Сергѣй Сергѣпчъ дорогой! Кладите шляпу, сдѣньте шпагу. Вотъ вамъ софа, раскиньтесь на покой... Ск. Куда прикажете, лишь только бы

усѣсться.

(Всѣ трое садятся, Чацкій поодаль).

Ф. Ахъ, батюшка, сказать, чтобъ не

забыть: Позвольте намъ своими счесться,

Хоть дальними —наслѣдства не дѣлить. .. Не знали вы, а я подавно, — Спасибо научилъ двоюродный вашъ

братъ: Какъ вамъ доводится Настасья Нико-

лавна? Ск. Не знаю-съ, виноватъ: Мы съ нею вмѣстѣ не служили.

Ф. Сергѣй Сергѣичъ, это вы ли? Нѣтъ, я передъ родней, гдѣ встрѣтдт-

ся, ползкомъ; Сыщу ее на дпѣ морскомъ! При мпѣ служащіе чужіе очень рѣдки: Все больше сестрины, свояченицы дѣткп; Одинъ Молчалинъ мнѣ не свой, И то за тѣмъ, что дѣловой. Какъ станешь представлять къ крестит-ку пль къ мѣстечку,— Ну, какъ не порадѣть родному чело-

вѣчку? Однако братецъ вашъ мнѣ другъ и го-

ворилъ, Что вами выгодъ тьму по службѣ по-

лучилъ. Ск. Въ тринадцатомъ году мы отличались съ братомъ — Въ тридцатомъ егерскомъ, а послѣ въ

сорокъ-пятомъ Ф. Да, счастье, у кого есть эдакій сы-

нокъ! Имѣетъ, кажется, въ петличкѣ орде-

нокъ? Ск. За третье августа; засѣлимы въ

траншею... Ему данъ съ бантомъ, мнѣ на шею. Ф. Любезный человѣкъ, и иосмотрѣть,

такъ хватъ! Прекрасный человѣкъ двоюродный вашъ

братъ!

Ск. Но крѣпко набрался какихъ-то но-

выхъ правилъ:

Чинъ слѣдовалъ ему, — онъ слуя;бу

вдругъ оставилъ.

Въ дерев нѣ книги сталъ читать.

Ф. Вотъ молодость!... читать... а но-

слѣ хвать! Вы повели себя псправпо: Давно полковники, а служите недавно. Ск. Довольно счатсливъ я въ то вари-щахъ моихъ,

— 272

Вавансіи какъ разъ открыты: То старших* выключат!» пныхъ, Другіе, смотришь, перебиты.

Ф. Да, чѣмъ Господь кого поищстъ.

вознесетъ!

Ск. Бываетъ, моего счастливѣе везетъ:

У пасъ въ пятнадцатой дивнзіп, не

далѣ, Объ пашемъ .хоть сказать бригадномъ

генералѣ. Ф. Помилуйте, а вамъ чего не достаетъ? Ск. Не жалуюсь, не обходили; Однако за полкомъ два года поводилп,

Ф. Въ погонь ль за полкомъ? За то, конечно, въ чомъ другомъ За вами далеко тануться!

Ск. Нѣтъ-съ, старѣе меня по корпусу

найдутся: Я съ восемь сотъ девятаго служу. Да, чтобъ чипы добыть, есть многіе ка-

налы; Объ ппхъ какъ истинный философъ я

сужу:

Мнѣ только бы досталось въ генералы.

Ф. И славно судите; дан Богъ здоровья

вамъ И геперальскій чпнъ, — а тамъ — Зачѣмъ откладывать бы дальше — Рѣчь завести о гепералыпѣ...

Ск. Жениться? Я ничуть не прочь. Ф. Чтожъ? у кого сестра, племянница

есть, дочь... Въ Мосввѣ вѣдь пѣтъ певѣстамъ перевода. А, батюшка, признайтесь, что едва Гдѣ сыщется еще столица, какъ Москва? Ск. Дпстапція огромнаго размѣра. Ф. Вкусъ, батюшка, отмѣнная манера, Па все звои законы есть. Вотъ. напримѣръ: у пасъ уж:, пзстарп

ведется, Что по отнѣ и сыну честь; Будь іпо ѵ епы;ой, да если наберется Душъ туспчкп двѣ родоьыхъ, Тотъ и ятенихъ.

ДрЗ ь притче будь, падутыЛ вся-

вемъ чванством т., — Пускай себѣ, разумнвшомъ слыви,— А въ семью не гтнючатт, па пг°л» не

подиви!

Вѣдь только здѣсь еще п дорожать дво-

рянствомъ! Да это ли одно?., возьмите вы хлѣбъ-

соль: Кто хочетъ къ намъ пожаловать — изволь: Дверь отперта для званыхь и незваны хъ, Особенно изъ иностранныхъ; Хоть честный человѣкъ, хоть нѣгъ. Для насъ ровнехонько—про всѣхъ го-то въ обѣдъ. Возьмите вы, отъ головы до иятокъ, На всѣхъ московекпхъ есть особый от-

печатокъ. Извольте посмотрѣтъ на нашу молодежь. На юношей, сынковъ п внучатъ: Журпмъ мы пхъ, а еслп разберешь — Въ пятнадцать лѣтъ учителей научать! А наши старички? Какъ ихъ возьметъ

задоръ, Засудятъ о дѣлахъ... что слово—при-

говоръ. Вѣдь столбовые всѣ; въ усъ никому не

дуютъ И о правительстве} иной разъ такъ

толкуютъ Что еслибъ кто подслушалъ пхъ— бѣда! Не то, чтобъ новизны вводили — никогда! Спаси насъ, Боже! Нѣтъ! А придерутся Къ тому, къ сему, а чаще ни къ чему. Посиорятъ, иошумятъ. .. и разойдутся. Прямые канцлеры въ отствкѣ по уму. Я вамъ скажу: знать время иепрпспѣло, Но что безь нпхъ не обойдется дѣло. А дамы? Сунься кто, попробуй, овладей! Судьп всему, вездѣ; надъ ними ні.тъ

судей; За картами, когда возстанутъ общпмъ

бунтомъ, Дай Богъ терпѣнья! Вѣдъ самь л былъ

женатъ! Скомандовать велите иередъ фрунтомъ! Присутствовать пошлите ихъ въеенатъ! Ирина Власьевна! Лукерья Адексѣвиа! Татьяна Юрьевна! Пульхерія Андревпа! А дочекъ кто видалъ— всякъ голову повысь! Кго величество король былъ прусскій

здѣеь:

- 27,

Дпвился не путемъ ыосковскимъ онъ дѣ-

ввцамъ,

Ихъ благонравію, не линамъ. И точно! — Можно лн воспитаннѣе быть? Умѣютъ же себя опѣ принарядить Тафтицей, бархатцемъ и дымкой. Словечка въ простотѣ не скажутъ, все

съ ужимкой. Французскіе романсы вамъ поютъ И верхнія выводятъ ноткв! Къ военнымъ людямъ такъ и льнутъ: А потому, что патріотки... Рѣшптельно скажу: едва Другая сыщется столица, какъ Москва!

Ск. "По моему сужденью, Пожаръ способствовалъ ей мнего къ

украшенью. Ф. Не поминайте намъ! ужъ мало ли

крехтятъ! Съ тѣхъ поръ дороги, тротуары, Дома и все — на новой ладъ.

Ч. Дома новы, но предразсудки стары. Порадуйтесь: не пстребятъ Ни годы ихъ, ни моды, ни пожары. Ф. (Чацкому): Эй, завяжи на память

узелокъі Просилъ я помолчать—не велика услуга. (Скалозубу) Дозвольте, батюшка, вотъ-съ Чацкаго, мнѣ друга, Андрея Ильича покойнаго, сынокъ; Не служитъ—то есть, въ томъ онъ пользы не находить; Но захоти, такъ былъ бы дѣловой; Жаль, очень жаль: онъ малый съ головой И славно пишетъ, переводить.... Нельзя не пожалѣть, что съ эдакимъ

умомъ.... Ч, Нельзя ли пожалѣть о комъ нибудь

другомъ: И похвалы мнѣ ваши досаждаютъ! Ф. Не я одпнъ— всѣ также осуждаютъ. Ч. А судьи кто?... Задоевностію лѣтъ, Къ свободной жизни ихъ вражда непримирима: Сужденья черпаютъ изъзабытыхъгазетъ Временъ Очаковскихъ ипокоренья Крыма. Всегда готовые къ журьбѣ, Поютъ все пѣснь одну и ту же,

Не замѣчая о себѣ: Что старѣе, то хуже. Гдѣ, укажите намъ, отечества отцы, Которыхъ мы должны првнятьза образцы? Не эти лн, грабительствомъ богаты? Защиту отъ суда въ друзьяхъ нашли,

въ родствѣ, Великолѣпныя соорудя палаты, Гдѣ разливаются въ пирахъ и мотовствѣ И гдѣ не воскресятъ кліенты-иностранцы Прошедшаго житья подлѣйшія черты! Да и кому въ Москвѣ не зажимали рты Обѣды, ужины и танцы? | Не тотъ ли, вы къ кому меня, еще съ

пеленъ Для замысловъ какпхъ-то непонятныхъ Дитей возили на поклонъ, Тотъ Несторъ негодяевъ знатныхъ, Толпою окруженный слугъ? З т сердствуя, они, въчасы вина и драки, И жизнь, и честь его не разъ спасали;

вдругъ На нихъ онъ вымѣнялъ борзьія три

собаки! Или — вонь тотъ еще, который, длязатѣй, На крѣпостной балетъ согналъ на мно-

гихъ фурахъ Отъ матерей, отцовъ отторженныхъ дѣ-

тей? Самъ погруженъ умомъ въ зефирахъ и

амурахъ, Заставпдъ и Москву дивиться ихъ красѣ; Но кредпторовъ тѣмъ не согласилъ къ

острочкѣ: Амуры и зефиры всѣ Распроданы по одпночкѣ! Вотъ тѣ, которые достигли до сѣдинъ! Вотъ уважать кого должны мы на без-

людьи! Вотъ наши строгіе цѣнители и судьи! Теперь, пускай, изъ насъ одпнъ, Изъ молодыхъ людей, найдется врагъ

исканій: Не требуя ни мѣстъ, ниповышенья въ

чинъ, Въ науки онъ вперитъ умъ, алчущій

познаній.

Или въ душѣ его самъБогъ возбудить

жарь 18

27 4 —

Къ пскуествамъ творческнмъ, высокимъ и прекрасиымъ, Они тотчасъ: разбой! иол;аръ! И_ прослывешь у нихъ мечтателемъ опасны мъ! Мундиръ! одпнъ мундиръ! Опъ въ преж-немъ пхъ быту, Когда-то укрывалъ —расшитый и красивый — Пхъ слабодушіе, разеудка нищету. II намъ за ними въ путь счастливый? И въ жонахъ, въ дочеряхъ къ мундиру

таже страсть. Я самъ къ нему давно-ль отъ нѣжностп

отрекся? Теперь ужъ въ это мнѣ ребячество не

впасть; Но кто-бъ тогда за всѣмп не увлекся? Когда изъ гвардіи, иные отъ Двора, Сюда на время пріѣзжалп: Кричали женщины — ура! II въ воздухъ чепчики бросалп! Ф. (про себя). Ужъ втянетъ онъ меня въ бѣду! (Громко) Сергѣй Сергѣнчъ! я пойду. И буду ждать васъ въкабпнетѣ. (Уходить). Ск. (Чацкому) Мнѣ нравится, при этой

смѣтѣ, Искусно какъ коснулись вы Предубѣжденія Москвы Къ любпмцамъ, къ гвардіп, къ гвар-дёйцамъ, къ гвардіонцамъ: Ихъ золотцу, шитью — дивятся будто

солнцамъ! А въ первой арміи когда отстали? въ

чемъ? Все такъ прплажепо, п тальп всѣ там

узки. И офнцеровъ вамъ начтемъ, Что даже говорятъпные пофранцузскиі

Во время этого разговора Молчаіипъ, собрав-шійся кататься верхомъ на лошади, падаетъ; Софья, увнавшя обь этомъ, іишается чуветвь, и Чацкіи, на этом г. основавІИ, заключает?,, что Софья любить Мо.тчалшіа. Чацкій уходить. Софья орвмашаеть Свалозуба на вѳчеръ, гдѣ будут* всѣ хомашніе друзья и гавцы подъ фортепьяно. Оставшись еъ Лизой, Софья пзьялляеть своіі етрахь за Молчалина. Лива упревает* ее въ неосторожности, и Мо-ічалинъ беретъея сторону

противъ Софьи. Оставшись наедцнѣ съ Лизой Молчалипъ обнаруживает^ что онъ искреппо любить ее, а Софью «по должности». (Второе дѣйствіе' .

Чацкііі рѣшаетсл допытаться отъ Софьи, кого опа любить. Софья расхваливаетъ Молчалина, и Чацкіи убѣждается изъ этого, что она его п не любить и не уважаетъ... Лиза подходить къ ба-рыпінѣ ишепчетъ ей па ухо что ее ждетъМол-чалннъ, и та хочетъ уйти,Чацкій просить у ней позволенія побыть минуту въ ея комнатѣ, но она пожимаетъ плечами, уходить къ себѣ и запирается. Чацкій, оставшись одпнъ, увѣрдется, что Софья любить Молчалина н выиѣщазтъ свою досаду остротами. Потомъ онъ зазодпть разго-воръ съ Молчалинымъ.

Намъ, Алексѣй Степанычъ, съ вами Не удалось сказать двухъ словъ, Ну, образъ жизни вашъ каковъ? Безъ горя нынче? безъ печали?

М. По прежнему-съ.

Ч. А прежде какъ живали?

М. День-за-деиь — нынче какъ вчера.

Ч. Къ перу отъ картъ, и къкартамъ

отъ пера? И положенный часъ прилквамъ и отли-

вамъ?

М. По мѣрѣ я трудовъ и сплъ, Съ тѣхъ поръ, кякъ числюсь по архн-ваыъ, Три награждены получилъ.

Ч. Взманили почести и знатность?

М. Нѣтъ, свой талантъ у всѣхъ.

Ч. У васъ?

М. Два-съ: умѣренность п аккуратность.

ч. Чудеснѣйшіе два п стоятъ нашихъ

всѣхъ! М. Вамъ не дались чпны? по службѣ

неуспѣхъ? Какъ удивлялись мы...

Ч. Какое-жъ диво тутъ?

М. Жалѣли васъ.

Ч. Напрасный трудъ!

М. Татьяна Юрьевна расказывала

что-то, Изъ Петербурга воротясь, Св. министрами про вашу связь, Потомъ разрывъ ...

Ч. Ей почему забота?

М. Татьяпѣ Юрьевнѣ?

Ч. Я съ не не знакомъ.

М. Съ Татьяной Юрьевной? Ч. Съ ней ввѣкъ мы невстрѣчались. Слыхалъ, что вздорная... .

М. Да это, полно, та-ли съ? Татьяна Юрьевна... извѣстная... при

томъ Чиновные и доляшостные Всѣ ей друзья и всѣ родные! Къ Татьянѣ Юрьевнѣ хоть разъ бы съездить вамъ. Ч. На что же? М. Такъ... Частенько тамъ Мы покровительство находимъ , гдѣ не

мѣтимъ. Какъ обходительна, добра, мила, проста! Балы даетъ, нельзя богаче, Отъ Рождества и до поста, ' И лѣтомъ праздники на дачѣ..» Ну, право, что бы вамъ въ Москвѣ у насъ служить.... И награжденья брать и весело пожить! ч. Когда въ дѣлахъ — я отъ веселій

прячусь; Когда дурачиться — дурачусь; А смѣшивать два эти ремесла — Есть тьма искуснпковъ, — я не изъ ихъ

числа.

М. Простите. Впрочемъ тутъ не вижу

преступленья,

Вотъ самъ Ѳома Ѳомичъ... знакомъ онъ

вамъ? Ч. Ну, что же?

М. При трехъ министрахъ былъ на-

чальнпкъ отдѣленья,

Переведенъ сюда....

Ч. Хорошъ! Пустѣйшій человѣкъ изъ

самыхъ безтолковыхъ!

М. Какъ можно? Слогъ его здѣсь ста-

вятъ въ образецъ!

Читали вы?

Ч. Я глупостей не чтецъ, А пуще образцовыхъ.

М. Нѣтъ, мнѣ такъ довелось съ пріят-ностью прочесть. Не сочинитель я...

ч. И по всему замѣтно. М. Не смѣю моего сужденья произнести Ч. Зачѣмъ же такъ секретно? М. Въ мои лѣта недолжно смѣть

Свое сужденіе имѣть.

Ч. Помилуйте: мы съ вами не ребята!

Зачѣмъ же мнѣнія чужія только святы?

М. Вѣдь надобно жъ зависѣть отъ

другихъ. Ч. Зачѣмъ же надобно? М. Въ чинахъ мы неболынихъ. Ч. (пойти громко). Съ такими чувствами, съ такой душою — Любимъ!... Обманщица смѣялась надо

мной!

Между тѣмъ собираются гости. Молчалинъ-услуживаетъ, составляетъ партію въ вистъ и пр. Чацкій язвительно колетъ имъ Софью, у которой вдругъ блеснула мысль отомстить ему, ославнвъ его сумасшедпшмъ.

ЯВЛЕНІЕ ТРИНАДЦАТОЕ.

Чацкій, Софья И НЕСКОЛЬКО постороннихълицъ, которыя въ продолженіе сцены расходятся.

Ч. Ну, тучу разогналъ...

С. Нельзя ль не продолжать?

Ч. Чѣмъ васъ я напугалъ? За то, что онъ (Ж.) смягчилъ разгнѣ-ванную гостью, Хотѣлъ я похвалить.

С. А кончили бы злостью.

Ч. Сказать вамъ, что я думалъ? вотъ: Старушки всѣ народъ сердитый, — Не худо, чтобъ при нпхъ услужникъ

знаменитый Тутъ былъ, какъ громовой отводъ. Молчалпнъ! — Кто другой такъ мирно

все уладптъ? Тамъ моську во-время погладить! Тутъ въ-пору карточку вотретъ! Въ немъ Зогорѣцкій не умретъ. Вы давеча его мнѣ исчисляли свойства, Но многія забыли, — да? (Уходить)

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ. Софья, ПОТОМЪ Г. N.

С. (про себя) Ахъ, этотъ человѣкъ всегда Причиной мнѣ ужаснаго разстройства!

Унсзить радъ , кольнуть: завпстлпвъ,

гордъ п золъ.

Г. N. (подходить) Вы въ размышленьп?

С.Объ Чацкомъ.

Г.^ Какъ его нашли по возвращенья?

С. Онъ не въ своемъ умѣ.

Г.Т*. Ужель съ ума сошелъ?

С. (помолчавъ) Не то, чтобы совсѣмъ....

Г.І*. Однако есть прпмѣты?

С. [Смотришь на него пристально) Мнѣ

кажется.

Г. N. Какъ можно, въ эти лѣта!

С. Какъ быть! (вь сторону) Готовъ онъ вѣрпть! А, Чацкій!... Любпте вы всѣхъ въ шуты рядить, — Угодноль на себѣ примѣрпть? (уходить).

ЯВЛЕНІЕ ПЯТНАДЦАТОЕ.

Г. N. потомъ Г. Б.

Г. N. Съ ума сошолъ!...Ей кажется?...

вотъ-на! Не даромъ, стало быть... съ чего бъ

взяла она! Ты слышалъ? Г. Б. Что? Г. N. Объ Чацкомъ? Г. Б. Что тапое? Г. N. Съ ума сошолъ! Г. Б. Пустое!

Г. N. Не я сказалъ, другіе говорятъ. Г. Б. А ты разславпть это радъ? Г. N. Пойду освѣдомлюсь: чай кто нпбудь да зваетъ (уходить).

ЯВ2ЕН1Е ШЕСТНАДЦАТОЕ.

Г. Ъ. потомъ Загортцкій.

Г. Б. Вѣрь болтуну! Услышать вздоръ п тотчасъ повторяешь! Ты знаешь лп объ Чацкомъ?

з. Ну?

Г. Б. Съ ума сошолъ! з. Л знаю, полню, слышалъ. п. мнѣ не знать? прпмѣрпый случаи

гллпелъ: Его въ безумные упряталъ дядя илутъ;

Схвати лп, въ жолтый домъ и на цѣпь

посадилн. Г. Б. Помплуй! онъ сейчасъ здѣсь въ комнатѣ былъ, тутъ! 3. Такъ съ цѣпи стало быть спустили. Г. б. Ну, мплый другъ, съ тобой но надобно газетъ. Пойду-ка я расправлю крылья, У всѣхъ повыспрошу; однако чуръ секреть.

ЯВЛЕШЕ СЕМНАДЦАТОЕ.

Загорѣцкій, потоыь Графиня внучка.

3. Который Чацкін тутъ? Извѣстная

фамплья: Съ какпмъ-то Чацкнмъ я когда-то былъ

знакомь. Вы слышали объ иемъ? Гр. Вн. Объ комъ? 3. Объ Чацкомъ; онъ сейчасъ здѣсь въ комнатѣ былъ. Гр. Вн. Знаю. Я говорила съ нимъ. 3. Такъ я васъ поздравляю: опъ су-масшедшій.... Гр. Вн. Что? 3. Да, сошолъ съ ума. Гр.Вн. Представьте! я замѣтпла сама, И хоть пари держать, — со мной въ одно

вы слово.

ЯВЛЕНІЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ.

Тѣше и Графиня бабушка.

Гр. Вн. Ахъ , §;гап(іе татап! встъ чудеса! вотъ ново! Вы не слыхали здѣшнпхъ бѣдъ? Послушайте! вотъ прелести! вотъ мило!

Гр. в. Мой друіъ, мнѣ уши заложило! Скажи погромче....

Гр. Вн. Время нѣтъ. II ѵоиз сііга іоиіе Пшіоіге! Пойду, спрошу (Уходить).

ЯВЛЕНІЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ.

Загорѣцкій и Графиня бабушка.

Гр. В. Что? Что? Ужъ нѣтъ ли здѣсь

пожара? 3. Нѣтъ! Чацкій произвелъ всю эту

кутерьму. Гр. Б. Какъ? Чацкаго кто свелъ въ

тюрьму? 3. Въ горахъ былъ раненъ въ лобъ, Соіполъ съ ума отъ раны.

Гр. Б. Что? еъ фармазонамъ въ клубъ Пошелъ онъ? въ басурманы?

3. Ее не вразумишь! {Уходить. ) Гр. Б. Антонъ Антонычъ! Ахъ! И онъ бѣжитъ; всѣ въ страхѣ, въ по-

пыхахъ?

ЯВЛЕШЕ ДВАДЦАТОЕ.

Графиня Бабушка и Князь Тугоуховскій.

Гр. Б. Князь, Князь! Охъ , этотъ князь,—по баламъ, самъ чуть дышптъ! Квязь, слышали?

Князь Т. А? хмъ?

Гр. Б. Онъ ничего не слышптъ; Хоть, можетъ, видѣли: здѣсь полицмей-

стеръ былъ?

Кн. Т. Э? хмъ?

Гр. Б. Въ тюрьму-то, енязь, кто Чац-ваго схватилъ?

Кн. т. И? Хмъ?

Гр. Б. Тесакъ ему да ранецъ! Въ солдаты! — шутка ли: перемѣнплъ

завонъ!

Кн. Т. У? Хмъ?

Гр. Б. Да!... въ басурманахъ онъ Ахъ, окаянный волтерьянецъ! Что? а? Глухъ, мой отецъ! достаньте

свой рожоЕъ! Охъ, глухота большой порокъ!

ЯВЛЕН1Е ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ.

Тѣже и Хлестова, Софья, Молчалпнъ и пр*

Хлестова. Съ ума сошелъ? прошу покорно!

Да невзначай да вакъ проворно! Ты, Софья, слышала?

Платонъ Михайловичу Кто первый

разгласилъ? Наталья Дмитріевна. Ахъ , другъ

мой, всѣі Пл. Мих. Ну, всѣ, такъ вѣрншь понев олѣ; А мнѣ сомнительно.

Фамусовъ (входит^ О еомъ? о Чац-

еомъ что ли? Чего сомнительно? Я первый, я открылъ! Давно дивлюсь я, кавъ никто его не

свяжетъ! Попробуй о властяхъ — и невѣсть, что

наскажетъ! Чуть низко поклонись, согнись-ка кто

БОЛЬЦОМЪ

Хоть предъ какимъ ни есть лицомъ, Такъ назоветъ онъ подлецомъ!... Хл. Туда же изъ смѣшливыхъ. Сказала что-то я, онъ началъ хохотать. Молч. Мнѣ отсовѣтовалъ въ Москвѣ служить въ архивахъ. Гр. Внучка. Меня модисткою пзво-лилъ величать. Нат. Дыитр. А мужу моему совѣтъ далъ жить въ деревнѣ! Загорѣцкій. Безумный по всему! Гр. Внучка. Я впдѣла изъ глазъ. Фам. По матери пошолъ, по Авнѣ

АлеЕсѣвнѣ:

ПоЕойница съ ума сходила восемь разъ.

Хд. На свѣтѣ дивныя бываютъ прп-

Елюченья! Въ его лѣта съ ума спрыгнулъ! Чаи, пплъ не по лѣтамъ? Княгиня. О, вѣрно! Гр. Внучка. Безъ сомеѣнья. Хл. Шампанское стаканами тянулъ. Нат. Дмитр. Бутылкаші-съ, и пребольшими,

Загор. (еъ жаромъ). Нѣтъ, бочвами

сороковыми.

Фам. Ну, вотъ! великая бѣда, Что выпьетъ лишнее ыущпна! Ученье — вотъ чума, ученость — вотъ

причина, Что нынче пуще, чѣмъ когда,

— 278 —

Безумныхъ развелось людей п дѣлъ и

мнѣній...

Хл. И впрямъ съ ума сойдешь отъ

этпхъ отъ однпхъ

Отъ иансіоновъ, шболъ, лпцеевъ... какъ

бпшь пхъ? Да отъ ланкарточныхъ взапмныхъ обу-

ченій. Княгиня. Нѣтъ, въ Петербургѣ Ин-

стптутъ Пе...да...го...нпчесЕІй— такъ, кажется,

зовутъ... Тамъ упражняются въ расБолахъ и без-

вѣрьи Профессора! У нпхъ учился нашъ родня, И вышелъ, — хоть сейчасъ въ аптеку, въ подмастерья; Отъ женщпнъ бѣгаетъ п даже отъ меня; Чиновъ не хочетъ знать; онъ хпмпкъ,

онъ ботанпкъ, Князь Ѳедоръ, мой племянннкъ!

Скалозубъ. Я васъ обрадую: всеобщая

молва,

Что естъ проэктъ насчетъ лпцеевъ,

школъ, гпмназій;

Тамъ будутъ лпшь учпть по нашему:

разъ, два, — А кнпгп сохранять такъ, для большпхъ

оказій. Фам. Сергѣй Сергѣпчъінѣтъ, ужъ еслп зло пресѣчь,— Забрать всѣ кнпгп бы, да сжечь.

Загор. (Съ кротостью) Нѣтъ-съ, Кнпгп кнпгамъ рознь; а еслп-бъ между нами Былъ цензоромъ назначенъ я, На баспп бы налегъ. Охъ, баснп смерть

моя! НасмѣиіБИ вѣчныя падъ львамп, надъ

орламп! Кто что нп говори, — Хоть п жпвотпыя, а все-таки цари. X. Отцы мои! ужъ кто въ умѣ раз-

строепъ, Тапъ все равно, отъ кнпгъ ли, отъ

ппті.я-лъ. А Чацкаго мнѣ жаль По хрпстіансгп, такъ, онъ жалостп до-

стоппъ.

Былъ острый человѣкъ; имѣлъ душъ

сотни три. Ф. Четыре. X. Три, сударь! Ф. Четыреста! X. Нѣтъ, триста! Ф. Въ моемъ календарѣ... X. Всѣ врутъ календари. Ф. Какъ разъ четыреста! Охъ, спорпть

голосиста! X. Нѣтъ! триста! Ужъ чужихъ пмѣній мнѣ не знать I Ф. Четыреста, прошу понять! X. Нѣтъ, триста, триста, трпста!

ЯВЛЕНІЕ ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ.

Т ѣ ж е и Ч а ц к і и.

Нат. Дмитр. Вотъ онъ!

Гр. Внучка. Штъ!

Всѣ. Штъ! [Пятятся отъ него въ

противную сторону).

Хлеетова. Ну, какъ съ безумныхъ

глазъ Затѣетъ драться онъ — потребуетъ къ

раздѣлкѣ! Фам. О, Господи! помилуй грѣшныхъ

насъі {Опасливо). Любезнѣшній! ты не въ

своей тарелкѣ. Съ дороги нуженъ сонъ. Дай пульсъ —

ты пездоровъ! Ч. Да, мочи нѣтъ! Мнльонътерзаній: Грудп отъ дружескихъ тпсковъ, Ногамъ отъ шарканья, ушамъ отъ вос-

клпцаній,

А пуще головѣ отъ всякпхъ пустяковъ!

{Подходить къ Софъѣ).

Душа здѣсь у меня какпмъ-то горемъ

сжата, II въ многолюдствѣ я потерянъ, самъ

не свой. Нѣтъ! не доволенъ я Москвой! X. Москва, вишь, виновата! Ф. Подальше отъ него (Даетъ знакъ

Софьѣ).

Гмъ! Софья! Не глядитъ!

Софья. (Чацкому). Скажите, что васъ такъ гнѣв^итъ? Ч. Въ той комнатѣ незначущая

встрѣча: Французакь пзъБордо, надсаживая грудь, Собралъ вокругъ себя родъ вѣча, И сказывалъ, какъ снаряжался въ путь Въ Россію, къ варварамъ, со страхомъ

и слезами; Пріѣхалъ и нашоль, что ласкамъ нвтъ

конца; Ни звука Русскаго, ни Русскаго лица Не встрѣтилъ; будто бы въ отечествѣ,

съ друзьями. Такой же толкъ у дамъ, такіе же наряды: Онъ радъ, но мы не рады. Умолкъ. — И тутъ со всѣхъ сторонъ Тоска, п оханье, и стонъ: «Ахъ, Франція! Нѣтъ въ мірѣ лучше

края!» Рѣшили двѣ княжны, сестрицы, повторяя Урокъ, который пмъ пзъ дѣвства нат-

верженъ. Куда дѣваться отъ княжонъ? Я одаль возсылалъ желанья Смиренныя, однако вслухъ, Чтобъ истребилъ Господь нечистый

этотъ духъ Ііустаго, рабскаго, слѣпаго подражанья. Чтобъ искру заронплъ онъ въ комъ ппбудь съ душой, Кто могъ бы словомъ и примѣромъ Насъ удержать, какъ крѣпкою вожжей, Отъ жалкой тошноты по сторонѣ чужой! Пускай меня объявятъ старовѣромъ. Но хуже для меня нашъ Сѣверъ во сто

кратъ Съ тѣхъ поръ, какъ отдалъ все въ обмѣнъ па новый ладъ, И нравы, и языкъ, и старину святую, И величавую одежду — на другую, По шутовскому образцу: Хвостъ сзади, спереди какой-то чудный

выемъ, Разсудку вопреки , наперекоръ сти-

хіямъ; Движенья связаны и не краса лицу;

I Смѣшнке, бритые, сѣдые подбородки... Какъ платье, волосы, такъ и умы коротки! Ахъ! если рождены мы все перенимать, Хоть у Китайцевъ бы намъ нѣсколько

занять Премудраго у нихъ незнанья инозем-

цевъ! Воскреснемъ ли когда отъ чужевластья

модъ? Чтобъ умный, добрый нашъ народъ, Хотя по языку, насъ не считалъ за

Нѣмцевъ! — «Какъ Европейское поставить въ параллель Съ національнымъ,— странно что-то! Ну какъ перевести: мадамъ и мадмуазель? Ужель: сударыня! — забормоталъ мнѣ

кто-то... Вообразите, тутъ у всѣхъ На мой же счетъ поднялся смѣхъ. «Сударыня! ха! ха! ха! ха! прекрасно! Сударыня! ха! ха! ха! ха! ужасно! Я, разсердясь и жизнь кдяня, Готовилъ пмъ отвѣтъ громовый; Но всѣ оставили меня. Вотъ случай вамъ со мною, — онъ не

новый: Москва и Петербургъ во всей Россіи то, Что человѣкъ пзъ города Бордо: Лишь ротъ открылъ —имѣетъ счастье Во всѣхъ княженъ вселять участье. И въ Петербургѣ п въ Москвѣ Кто недругъ выписныхъ лицъ, вычуръ, словъ кудрявыхъ, Въ чьей по несчастью головѣ Пять, шесть найдется мыслей здра-

выхъ, И онъ осмѣлится пхъ гласно объявлять, Глядь....

(Оглядывается: всѣ въ вальсѣ кружатся съ величайшимъ усердіемъ: старики разбрелись къ карточными сто-ламъ).

, Наконецъ гости разъѣззкаются съ бала. Чацкому не найдут*ь его кучера: оеъ задержанъ въ сѣняхъ и по певолѣ подслушиваетъ толки о своемъ сумасшествіи. Это его изумдяетъ: онъ далекъ отъ мысли, что онъ сумасшедшій. Вдругъ

— 280 —

онъ слыгпптъ голосъ Софьи, которая, падт. лѣ-стпицей, во второмъ этажѣ, со свѣчей въ ру-кахъ, въ нолголоса зоветъ Молчалина. Лакей нрпходптъ и докладываетъ о каретѣ, но Чацвій прогоняетъ его и прячется за колонну. Лиза стучится пъ дверь къ Молчал пну и вызыпаетъ его. Молчалппъ, вышедши нзъ своей комнаты, высказываетъ Лизѣ свои чувства, потомъ, когда является Софья, онъ падаетъ ей въ ноги. Софья прпказываетъ ему встать, п чтобы заря не застала его въ доыѣ; иначе опа все разскажетъ отцу. Она заключаетъ изъявлепіемъ радости, что сама все узнала, и что не было туп. свидетелей, подобно тому, какъ былъ Чацкій во время ея давпіин.іго обморока. «Онъ здѣсь, притворщица!» крнчнтъ Чацкій, бросаясь къ ней пзъ-за колонны. '(Содержаніе разсказано большею частью стопами Бѣлинскаго).

20. ГОГОЛЬ.

1803—1651

Староевѣтскіс помѣшикп (1842).

Въ Малороссии, гдѣ-то въ захолустьѣ, жили два старичка, помѣщикъ и жена его. Ихъ звали Аванасій Пваповпчъ Товстогубъ и Пуль-херія Ивановна Товстогубиха.

Еслабы я, говорить Гоголь, былъ жпвонпсецъ и хотѣлъ изобразить па полоти^» Филемона и Бавкиду, я бы никогда пе избралъ другаго оригинала, кромѣ ихъ. Аѳанасію Ивановичу было шестьдесятъ лѣтъ, Пульхеріп Ивановнѣ пятьдесят!» пять. Аѳанасій Пваповпчъ былъ высокаго роста, ходилъ всегда въ бараньемъ тулунчпкѣ, нокрытомъ вам-лотомъ, сидѣлъ согнувшись и всегда почти улыбался, хотя бы разсказывалъ, пли просто слушалъ. Пульхерія Ивановна была вѢсбольео серьезвга, почти ппкогда не смѣялась; но на лицѣ и въ глэзахъ ея было написано столько доброты, столъбо готовности угостить васъ всѣмъ, что было у нихъ лучшаго, что вы, вѣрно, нашли бы' улыбку уже черезъ-чуръ приторною л іл ея добраго липа. Легвія морщины на ихъ лицахъ были расположены съ такою пріятно-

стію, что художаикъ вѣрно укралъ бы ихъ. По нимъ можно было, казалось, читать всю жизни пхъ, ясную, спокойную, жизнь, которую вели старыя на-ціональныя, простосердечныя и вмѣстѣ богатыя фампліп, всегда составляющая противоположность тѣмъ низкимъ мало-россіяпамъ, которые выдираются изъ дегтлрей, торгашей, наполняютъ, какъ саранча, палаты и прпсутственныя мѣ-ста, дерутъ иослѣднюю копѣйку съ своихъ же земляковъ, наводняютъ Пе-тербургъ ябедниками, наживаютъ на-конецъ капиталь п торжественно прг.-бавляютъ къ фамиліп своей, оканчивающейся на о, слогъ въ. Нѣтъ, они не были похожи на этихъ презрѣнныхъ и жалкпхъ твореній, такъ л;е какъ и всѣ малброссійснія старпниыя и коренпыя фамиліи. Нельзя было глядѣть безъ участія на ихъ взаимную любовь: они никогда не говорили другъ другу «тм», но всегда «вы»: вы, Аѳанасій Ивановичу вы, Пульхерія Ивановна. «Это вы продавили стулъ, Аѳанасій Ивано-впчъ»—Ничего, не сердитесь, Пульхе-рія Ивановна; это я .» Они никогда не имѣли дѣтей, и оттого вся привязанность ихъ сосредоточилась на нихъ же самихъ. Когда-то, въ молодости, Аѳанасій Иваповпчъ служилъ въ ком-паненцахъ, былъ нослѣ секундъмаіо-ромъ; но это уже было очень давно, уже прошло, уже самъ Аѳанасій Ивановпчъ почти никогда не вспоми-наль объ этомъ. Аѳанасій Иваповичъ женился тридцати лѣтъ, когда былъ молодцомъ п посилъ шитый камзолъ; онъ даже увезъ довольно ловко Пѵ.іь-хсрію Ивановну, которую родственники не хотѣли отдать за него; по объ этомъ уже онъ очень мало помнилъ; по-край-ней-мѣрѣ никогда не говорплъ. Всѣ эти давпія, необыкновеиныя происшествія давно прекратились или замѣнились спокойною и уединенною жнзнію, тѣмп дремлющими и вмѣстѣ какими-то гармоническими грезами, которыя ощущаете вы, сидя на деревенскомъ балконѣ, обращенном^ въ садъ. когда прекрас-

нып дождь роскошно шумйтъ, хлопая по древеснымъ лпстьямъ, стекая журчащими ручьями и наговаривая дрему на ваши члены, а между-тѣмъ, радуга крадется изъ-за деревьевъ и въ вндѣ полуразрушенная свода свѣтитъ матовыми семью цвѣтами на небѣ; пли когда укачиваетъ васъ коляска, ныряющая между зелеными кустарниками, а степной перепелъ гремитъ, и душистая трава вмѣстѣ съ хлѣбнымп колосьями и полевыми цвѣтами лѣзетъ въ дверцы коляски, пріятно ударяя васъ по рукамъ и лицу. Онъ всегда слушалъ съ пріят-ною улюбкою гостей, прізжавшпхъ къ нему, иногда и самъ говорилъ, но болѣе распрашивалъ; онъ не принадлежалъ къ числу тѣхъ стариковъ, которые на-доѣдаютъ вѣчными похвалами старому времени, или порпцаніями новаго; онъ, напротнвъ, распрашпвая васъ, показы-валъ большое любопытство и участіе къ обстоятельствомъ вашей собственной жизни, удачамъ и неудачамъ, которыми обыкновенно интересуются всѣ добрые старики, хотя оно несколько похоже на любопытство ребенка, который въ то время, когда говорить съ вамп, раз-сматрпваетъ печатку вашихъ часовъ; тогда лицо его, можно сказать, дышало добротою.

Оба старика очень любили покушать. Обык-новоино, послѣ утреннлго кофе, Аѳанасій Ива-вичъ ходилъ прогуливаться по двору и разго-варивэлъ съ прикащикомъ о хозяйствѣ.

Послѣ этого возвращался онъ въ покои и говорилъ, приблизившись къ Пульхеріи Ивановиѣ: «а что, Пульхе-рія Ивановна, можетъ быть пора закусить чего-нпбудь», «Чего же бы теиерь, Аѳанасій Ивановичъ, закусить? развѣ коржиковъ съ саломъ, или пирожковъ съ макомъ, или, можетъ быть, рыжн-ковъ солеиыхъ? —» «Пожалуй, хоть и рыжиковъ, или пирожковъ» отвѣчалъ Аѳаиасій Ивановичъ, — и на столѣ вдругъ являлась скатерть съ пирожками и рыжиками. За часъ до обѣда Аѳа-пасій Дваиовпчъ закусывалъ снова, вы-

иивалъ старинную серебрянную чарку водки, заѣдалъ грибками, разными сушеными рыбками и прочимъ. Обѣдать садились въ двѣнадцать часовъ. Кромѣ блюдъ и соусниковъ, на столѣ стояло множество горшечковъ съ замазанными крышками, чтобы не могло выдыхаться какое-нибудь аппетитное издѣліе старинной вкусной кухни. За обѣдомъ обыкновенно шелъ разговоръ о предме-тахъ самыхъ близкпхъ кь обѣду. «Маѣ кажется, какъ будто эта каша», гова-рпвалъ обыкновенно Аѳанасій Ивановичъ: «немного пригорѣла; вамъ это не кажется, ПульхеріяИвановна?» «Нѣтъ, Аѳанасій Ивановичъ; вы положите побольше масла, тогда она не будетъ ка-, заться прпгорѣлою, или вотъ возьмите этого соусу съ грибками и подлейте къ ней.»— «Пожалуй» говорилъ Аѳанасій Ивановичъ, подставляя свою тарелку: «попробуемъ, какъ оно будетъ.» По-слѣ обѣда Аѳанасій Ивановичъ шелъ отдохнуть одинъ часикъ, послѣ чего Пульхерія Ивановна приносила разрѣ-занный арбузъ и говорила: «вотъ попробуйте, Аѳанасій Ивановичъ, какой хорошій арбузъ.» — «Да вы не вѣрьте Пульхерія Ивановна, что онъ красный въ еерединѣ» говорилъ Аѳанасій Ивановичъ, принимая порядочный ломоть: «бываетъ что и красный да не хороши?.» Но арбузъ немедленно иечезалъ. Послѣ этого Аѳанасій Ивановичъ съѣ-далъ еще нѣсколько грушъ и отправлялся погулять но саду, вмѣстѣ съ Пульхеріей Ивановной. Прпшедши домой, Пульхерія Ивановна отправлялась по своимъ дѣламъ, а онъ садился подъ навѣсомъ, обращепнымъ къ двору, и глядѣлъ, какъ кладовая безпрестанио показывала и закрывала свою внутренность, и дѣвкп, толкая одна другую, то вносили, то выносили кучу всякаго дрязгу въ деревянныхъ ящпкахъ, рѣ-шотахъ, ночевкахъ и въ прочихъ фрукто-хранилищахъ. Немного погодя, онъ по-сылалъ за Цульхеріей Ивановной, или ! самъ отправлялся къ ней и говорилъ: '«чего бы такого поѣсть мнѣ, Пульхе-

— 262 —

рія Ивавовна?» «Чего же бы такого?» говорила Пульхерія Ивановна: «развѣ

я пойду скажу, чтобы вамъ принесли варенвБОвъ съ ягодами, воторыхъ приказала я нарочно для васъ оставить?—» «II то добре» отвѣчалъ Аоанасій Ива-новичъ; иослѣ чего все это немедленно было ирпносп.мо п, какъ водится, съѣ-даемо. Передъ ужнномъ Аоанасій Ива-новпчъ еще кое-что закушпвалъ.

Ыо интереснѣе ксего казались для меня старпчки въ то время, когда бывали у ннхъ гости. Тогда все въ пхъ домѣ принимало другой видъ. Эти добрые люди, можно сказать, жили для гостей. Все, что у нихъ было лучшаго, все это выпосплось. Они наперерывъ старались угостить васъ всѣмъ, что только производило пхъ хозяйство. Но болѣе всего пріятно мнѣ било то, что но всей пхъ услужливости не было никакой приторности. Это радупііе и готовность такъ кротко выражались на пхъ лпцахъ, такъ шли къ ннмъ, что ио-неволѣ соглашался на пхъ просьбы. Опѣ были слѣдствіе чистой, ясной простоты нхъ добрыхъ, безхптростныхъ лпцъ. Это радушіе вовсе не то, съ ка-кпмъ угоідаетъ васъ чиновнпкъ казенной палаты, выіиедшій въ люди вашими етараніямп, иазываюіній насъ благодѣ-гедемъ и ползающій у ногъ нашихъ. Гость ннкакимъ образомъ не былъ от-•іуекаемъ въ тотъ же день: онъ дол-женъ былъ непремѣнпо переночевать. -Какъ можно такою поздею порою от-правляться въ такую дальнюю дорогу!» всегда говорила Пульхерія Ивановна (гость обыкновенно жнлъ вътрехъ или четырехъ верстахъ отъ нихъ). «Конечно» говорплъ Аоанасій Иванычъ: «неравно веяваго случая: вападутъ разбойники, пли другой недобрый чело-вѣвъ. — Пусть Богъ иилуетъ отъ раз-бойпнковъ!» говорила Пульхсрія Ивановна: «и къ чему разсказывать этакое на ночь; разбойники, не разбойпиви, а время темное, исгодится совсѣмъ ѣхать. Да и вашъ кучеръ, я знаю ва-

шего кучера, онъ такой тендптннй да маленькій, его всякая кобыла побьетъ; да прптомъ теперь онъ уже, вѣрно, наклюкался и епптъ гдѣ-нпбудь.

И гость долженъ былъ пеиремѣпно остаться; но, вирочемъ, вечеръ въ нп-зенькой, теплой компатѣ, радушный, грѣющій и усыпляющій разсказъ, несущ! йся паръ отъ поданнаго на столъ кушанья, всегда пптательнаго п мастерен и сготовленнаго, бываетъ для него наградою. Я вижу какъ теперь, какъ Аѳанасій Ивановичъ, согнувшись, сл-дптъ на стулѣ со всегдашнею своего улыбкой и слушаетъ со вниманіемъ и даже наслаждеиіемъ гостя! Часто рѣчь заходила и ополнтпкѣ.Гость, тоже весь-марѣдковыѣзжавшій изъ своей деревнп, часто съ значптельнымъ вппманіемъ и тапнетвеннымъ выраженіемълпца выво-дилъ своп догадки и разсказывалъ, что французъ тайно согласился съ англпча ниномъ выпустить опять на Россію Бонапарта, или просто разсказывалъ о предстоящей войнѣ, и тогда Аѳанасій Ивановичъ часто говаривалъ, какъ будто не глядя на Пульхерію Ивановну: «Я самъ думаю пойти на войну: ио-чему жъ я не могу птти на войну?» «Вотъ уже п пошелъ!» прерывала Иуль-херія Ивановна. «Вы не вѣрьте ему» говорила она, обращаясь къ гостю: «гдѣ уже ему, старому, нтти па войну! его первый солдатъ застрѣлитъ! Ей Богу застрѣлптъ! Вотъ такъ-таки прицѣлится и застрѣлитъ»— «Что жъ» говорилъ Аеанасій Ивановичъ: «и я его застрѣлю.»— «Вотъ слушайте только, что онъ говорить?» подхватывала Пульхерія Ивановна: «куда ему иттп па войну] II пистоли его давно уже заржавѣлп и лежатъ въ коморѣ; если бъ вы пхъ впдѣли тамъ, такіе, что прежде еще, нежели выстрѣлитъ, разорветъ пхъ порохомъ. II руки себѣ поотбп-ваетъ, и лицо искалечить п иа-вѣкп несчастиымъ останется!» — «Что жъ» говорилъ Аѳаиасій Ивановичъ: «я куплю себѣ новое вооруженіе; я возьму саблю или казацкую пиву.» — «Это все

— 283 -

выдумки; такъ вотъ вдругъ прійдетъ въ голову и начнетъ разсказыЕать» подхватывала Пульхерія Ивановна съ досадою: «я и знаю, что онъ шутитъ, а все таки непріятно слушать; вотъ этакое онъ всегда говорить; иной разъ слушаешь, слушаешь, да н страшно ста-нетъ.» Но Аѳанасін Иванычъ, довольный тѣмъ, что нѣсколько напугалъ Пульхерію Ивановну, смѣялся, сидя согнувшись на свемъ стулѣ.

Жшшь старичковъ проходила однообразно, мирно и счастливо. Наконецъ счастіе ихъ было нарушено самымъ ничтожньшъ приключеніемъ. У Пульхеріи Ивановны была кошечка, къ которой старушка очень привыкла. Какъ то однажды она убѣжала въ лѣсъ, куда ее сманили дикія кошки. Постепенно Пульхерія Ивановна забыла ее. Но однажды любимая кошечка пришла домой, тощая и голодная. Помѣщица покормила ее. Та поѣла съ жадностью — и снова ушла.

Задумалась старушка: «Это смерть моя приходила за мною!* сказала она сама себѣ п ничто не могло ее разевать: весь день она была скучна. Напрасно Аѳанасій Иваповпчъ шутилъ и хотѣлъ узнать, отчего она такъ вдругъ загрустила: Иульхерія Ивановна была безотвѣтна, пли отвѣчала совершенно не такъ, что можно было удовлетворить Аѳанасія Ивановича. На другой день она замѣтно похудѣла.

«Что это съ вами, Пульхерія Ивановна? Ужъ не больны ли вы?»

«Нѣтъ, я не больна, Аѳонасій Ивановиче я хочу вамъ объяснить одно особенное происшествіе; я знаю, что я этого лѣта умру; смерть моя уже приходила за мною!»

Уста Аѳанасія Ивановича какъ-то болѣзненно искривились; онъ хотѣлъ однакожъ побѣдить въ душѣ своей грустное чувство и, улыбнувшись, ска-залъ: «Богъ знаетъ, что вы говорите, Пульхерія Ивановна; вы вѣрно, вмѣсто декохта, что часто пьете, винили персиковой.»

«Нѣтъ, Аѳанасій Ивановпчъ, я не пила персиковой» сказала Пульхерія Ивановна».

И Аѳанасію Ивановичу сдѣлалось жалко, что онъ такъ пошутилъ надъ Пульхеріей Ивановной, и онъ смотрѣлъ на нее, п слеза повисла на его рѣс-ницѣ.

«Я прошу васъ, Аѳанасій Ивановпчъ, чтобы вы исполнили мою волю,» сказала Пульхерія Ивановна: «когда я умру, то похороните меня возлѣ церковной ограды. Платье надѣньте на меня сѣренькое, то, что съ небольшими цвѣточками по коричневому полю; ат-ласпаго платья, что съ малпновыми полосками, не надѣвайте на меня: мертвой уже не нуяшо платье — па что оно ей? а вамъ оно пригодится: изъ него сошьете себѣ парадный халатъ на-случай, когда пріѣдутъ гости, то чтобы можно было вамъ прилично показаться и принять пхъ.»

«Богъ знаетъ, что вы говорите Иуль-херія Ивановна!» говорилъ Аѳанасій Ивановпчъ: «когда - то еще будетъ смерть, а вы уже стращаете такими словами.»

«Нѣтъ, Аѳанасій Ивановпчъ, я уя?е знаю, когда моя смерть. Вы однакожъ не горюйте за мною: я уже старуха, и довольно пожила, да и вы уже стары, мы скоро увидимся на томъ свѣтѣ.»

Но Аѳанасій Ивановпчъ рыдалъ, какъ ребенокъ.

«Грѣхъ плакать, Аѳанасій Ивановпчъ. Не грѣшпте и Бога не гнѣвите своею печалью. Я не жалѣю о томъ, что умпраю, объ одномъ только жалѣю я (тяжелый вздохъ прервалъ на минуту рѣчь ея), я жалѣю о томъ, что не зпаю, на кого оставить васъ, кто прп-смотритъ за вами, когдя я умру. Вы какъ дитя маленькое: нужно, чтобы любило васъ то, которое будетъ ухаживать за вами.» Прп этомъ на лицѣ ея выразилась такая глубокая, такая сокрушительная сердечная жалость, что» я не знаю, могъ ли бы кто-нибудь въ то время глядѣть на нее равнодушно.

«Смотри мнѣ, Явдоха» говорила она, обращаясь къключницѣ, которую нарочно велѣла позвать: »когда я умру, чтобы

ты глядѣла за паномъ, чтобы берегла его, какъ глаза своего, какъ спое родное дитя. Г.тядп, чтобы на кухнѣ готовилось то, что онъ любптъ; чтобы бѣлье и платье ты ему подавала всегда чпстое; чтобы, когда гости случатся, ты принарядила его прилично, а то, пожалуй, онъ иногда выйдетъ въ ста-ромъ халат!», потому-что и теперь часто позабываетъ онъ, когда бываетъ праздничный день, а когда бухннчный. Не своди съ него глазъ, Я в доха; а буду молиться за тебя на томъ свѣтѣ, и Богь наградить тебя; не забывай же, Ялздоха; ты уже стара, тебѣ недолго жить: не набирай грѣха на душу. Когда же не будешь за ннмъ присматривать, то не будетъ тебѣ счастья на свѣтѣ; я сама буду просить Бога, чтобы не давалъ тебѣ благополучной кончины- II сама ты будешь несчастна, и дѣтп твои будутъ несчастны, и весь роя: вашъ не будетъ имѣть ни въчемъ благополучия Божія.»

Наконепд. она умерла. Мужъ былъ сильно поражонъ. Смерть спутницы долгой жизни но-грл л а все ого существо. Онъ сдѣлалсд груст-адумчивѣе, часто плакалъ, т.акъ ребенокъ, в в-с ду:,:алъ о Пульхерьѣ Иваповнѣ. Однажды, во время прогулки по саду, ему показалось, что гго зоветъ Лульхерія Ивановна. Бѣдный :ъ сталъ думать о смерти п пакопсцъ со-ь И'гилу. куда звала его покойная жена

Тарасъ Бульоа. (1842;

СОДЕРЖАНІЕ.

Эта повѣсть состоптъ пзъ двенадцати главъ. Содержаыіе ея следующее. 1-я глава: Къ старому малороссійскому полковнику , Тарасу Вульбѣ, оріѣзжаютъ его сыновья, учившіеся въ Кіевскои ду->й академіи.— Бульба дѣлаетъ имъ по нашиыъ нонятіямъ, странней, по совершенно въ духѣ тог.) времени. Отедъ хочетъ везти дѣтей сво-нхъ въ Сѣчь— учиться вазацкой жизни. За тѣмъ слѣдуетъ характеристика Та-

раса и вообще казачества того времепп. Здѣсь же выступаетъ на сцену, чтобы снова въ этой же главѣ сойти съ нея, жена Бульбы, мать Остана п Андрія, и по поводу ея горькой участп рисуется безотрадное положен іе женщины въ древней Украйнѣ вообше. Наконецъ, послѣ ирпготовленій къ отъ-ѣзду, описывается отъѣздъ отца п сыновей въ Сѣчь. 2-л глава: Жизнь Остана п Андрія въ Кіевѣ, въ бурсѣ, п случай, пмѣвшій таксе огромное вліяніе на всю жизнь Андрія. Картина степи днемъ, вечеромъ и ночью. Въѣздъ въ Сѣчь. Предмѣстіе ея. Самая Сѣчь. 3-я глава: Характеръ населенія въ Сѣчи. Устройство ея. Жизнь въСѣчн. Рада. Пзбраніе поваго кошеваго. 4-я глава: Приготов-ленія къ набѣгу. Сѣчь выступаетъ въ походъ. 5-я глава: Походъ. Грабежи и пстребленія. Первыя битвы. Осада Ду-бно: б-я глава: Андрій въ осажденномъ городѣ. Измѣна Андрія. 7-я глава: Речи Кукубенкп и копіевагокъ казакамъ. Прл-готовлеиія къ битвѣ. Тарасъ узпаетъ отъ жида Янвеля объ пзмѣнѣ сыпа. Начат) битвы. Вылазка пзъ крѣпостп. Подвигъ Поповича, Кукубенкп, участь Кобиты п Бородатаго. Выборъ Остапа въ атаманы. Побѣда казаковъ. Печаль Бульбы. 8-я глава: Вѣстп пзъ Сѣчн. Раздѣленіе казацкаго войска, Рѣчи кошеваго, Бульбы и Бовдюга. Тарасъ угощаетъ и воодушсвляетъ казаковъ перёдъ битвой. 9-я глава: Гѣчь Бульбы къ казакамъ. Начало битвы. Отпоръ казаковъ. Подвиги Моссл, Шила, Гускп, Балабана, Кукубенкп. Выѣздъ Аидрія. Смерть его. Плѣиъ Остапа. Тарасъ раненъ. Казаки побѣждены. ю-л глава: Возвращспіе Тараса въ Украину. Его печаль. Прпбытіе его въ Умань и переговоры съ Янкелемъ. 11-я глава: Тарасъ въ Варшавѣ. Жиды помогаютъ ему. По-сѣщеніе Тарасомъ тюрьмы. Неудача. Казнь Остапл. 12-я глава: Война съ Поляками. Отдѣленіе Тараса и его полка отъ Гетманскаго войска. Подвиги Бульбы въ Полынь . Плѣнъ и послѣднія минуты Тараса. Спасеиіе его казаковъ. (Из: Пособія Соснещшо.)

— 285 —

ЕРІѢЗДЪ СЫНОВЕЙ БУЛЬБЫ В ИХЪ ОТПРА-В1ЕБІЕ ВЪ ЗАПОРОЖСКУЮ СѢЧЬ.

— А поворотись, сынку! цуръ тебѣ, какой ты смѣшной! Что это на васъ за поповскіе подрясники? И эдакъ всѣ хо-дятъ въ академіи?

Такими словами встрѣтилъ старый Бульба двухъ сыновей своихъ, учившихся въ Кіевской бурсѣ и пріѣхав-шихъ уже на домъ къ отцу.

Сыновья его только что слѣзли съ коней. Это были два дюжіе молодца, еще смотрѣвшіе изъ-подъ-лобъя, какъ недавно выпущенные семинаристы. Крѣ-нкія, здоровы я лица ихъ были покрыты лервымъ пухомъ волосъ, котораго еще не касалась бритва. Они были очень сконфужены такпмъ пріемомъ отца и стеяли неподвижно, потупи въ глаза въ землю.

— Постойте, постойте дѣти, продол-жалъ онъ, поворачивая ихъ: какія же длинные на васъ свитки ('). Вотъ это свитки! Ну, ну, ну! такихъ свитокъ еще никогда на свѣтѣ не было! А ну, побѣгите оба: я посмотрю, не попадаете ли вы?

— Не смѣйся, не смѣйся, батьку! сказалъ паконецъ старшій изъ нихъ.

— Фу, ты какой пышный! а отчего жъ бы не смѣяться?

— Да такъ. Хоть ты мнѣ батько, а какъ будешь смѣяться, то, ей Богу, поколочу!

— Ахъ ты, сякой, такой сынъ! Какъ! батьку? сказалъ Тарасъ Бульба, отступивши съ удивленіемъ нѣсколько на-задъ.

— Да хоть батька. За обиду не посмотрю и не 5важу никого.

— Какъ же ты хочешь со мною биться? развѣ на кулаки?

— Да ужъ на чемъ бы то ни было.

— Ну, давай на кулаки! говорилъ Бульба, засучивъ рукава.—И отецъ съ

(') Свиткой называется верхняя одежда у Малороссия иъ.

сыеомъ, вмѣсто привѣтствія послѣ давней отлучки, начали преусердно колотить другъ друга.

— Вотъ это сдурѣлъ старый! говорила блѣдная, худощавая и добрая мать ихъ, стоявшая у порога и не успѣвшая еще обнять ненагл яд вы хъ дѣтен своихъ.

— Ей Богу, сдурѣлъ! Дѣти пріѣха-ли домой, больше году не видѣлиихъ, а онъ задумалъ Богъ знаетъ что: биться на кулачки!

— Да онъ славно бьется! говорилъ Бульба, остановившись. Ей Богу, хорошо!... такъ таки, продолжалъ опъ, не много оправляясь, хоть бы и не пробовать. Добрый будетъ казакъ! Ну, здо-ровъ, сынку! почеломкаемся!

И отецъ съ сыномъ начали цѣло-ваться. * Добре, сынку! Вотъ такъ колоти всякаго, какъ меня тузилъ; никому не спускай! А все-таки натебѣсмѣ-шное убранство. Что это за веревка виситъ? А ты, бейбасъ, что стоишь н руки опустплъ?» говорилъ онъ, обращаясь къ младшему. «Что жъ ты, со-бачій сынъ, не колотишь меня?»

— Вотъ еще выдумалъ что! говорила мать, обнимавшая между тѣмъ млад-шаго. И прпдетъ же въ голову! Какъ можно, чтобы дитя било роднаго отца? При томъ будто до того теперь: дитя малое, ироѣхало столько пути, утомилось (это дитя было двадцати елишкомъ лѣтъ и ровно въ сажень ростомъ); ему бы теперь нужно отпочить п по-ѣсть чего-нибудь; а онъ заставляетъ биться 1

— Э, да ты мазунчикъ, какъ я вижу! говорилъ Бульба. Неслушай, сынку, матери: она баба; она ничего не знаетъ. Какая вамъ нѣжба? Ваша нѣжба— чисто поле да добрый конь; вотъ ваша нѣжба! А видите вотъ эту саблю? вотъ ваша матерь! Это все дрянь, чѣмъ на-биваютъ васъ: и академія, и всѣ тѣ книжки, буквари и фплэсофія, все это ка зна що, я плевать на все это! — Бульба присовокупилъ еще одно слово, которое въ печати нѣскотько вырази-

— 236

тельно, и потому его можно пропустить. Я васъ на той же недѣлѣ отарвляю въ Запорожье. Вотъ вамъваша пікола! вотъ тамъ только наберетесь разуму!

«И только всего одну недѣлю быть имъ дома?» говорила жалостно, со слезами на глазахъ, худощавая старуха-мать. «II погулять пмъ, бѣднымъ, не удастся, п дому родного некогда будетъ узнать имъ, и мнѣ не удастся наглядеться на нихъ!»

— Полно, полно, старуха! Казакъ не на то, чтобы возиться съ бабами. Ступай скорѣе да неси намъ все, что ни етсть, на столъ. Иампушекъ, маковнп-ковъ, медовиковъ п другпхъ пундиковъ не нужно, а прямо такъ и тащи намъ пѣлаго барана на столъ. Да горилки, чтобы горилки было побольше! Не этой разпой, что съ выдумками: съизюмомъ, родзпнкамп п другими вытребенькамп, а чистой горилки, настоящей, такой чтобы шппѣла, какъ бѣсъ!

Бульба новелъ сыновей свопхъ въ свѣт-лицу. Все въ свѣтлпцѣ было убрано во вкусѣ того времени; а время это касалось XVI вѣка, когда еще только что начала рождаться мысль объ Уніп. Все было чисто, вымазано глиною. Вся стѣ-на была убрана саблями и ружьями. Окна въ свѣтлнцѣ былп маленькія, съ круглыми матовыми стеклами , какія встречаются пынѣ только въ сгарпнпыхъ нерквахъ. На полкахъ, занпмавшихъ углы комнаты п вдѣланныхъ угольниками, стоят и глиняные кувшины, спнія и зеленыя фляжки, серебряные кубки, иозолочепныя чарки Венепіянской, Турецкой и Черкесской работы, зашедшіе въ свѣтлицу Бульбы разными путями, чрезъ третьи и четвертыя руки, что было очень обыкновенно въ эти удалыя времена. Липовня скамьи вокругъ всей комнаты и огромный столъ посреди ея, печь, разъѣхавшаяс;і на полкомнаты, какъ толстая Русская купчиха, съ какими-то нарисованнымп нѣтухами наиз-разцахъ —всѣ эти предметы были довольно знакомы ііашимъ двумъ молодцамъ, приходившпмъ почти каждый годъ до-

мой на каникулярное время, приходившпмъ потому, что у нихъ не было еще коней, и потому, что не было въ обы-чаѣ позволять школярамъ ѣздить вер-хомъ. У нихъ были только длинные чубы, за которые могъ выдрать ихъ всякой казакъ, носившій оружіе. Бульба, только прп выпускѣ, послалъ имъ изъ табупа своего пару молодыхъ жеребцовъ.

— Ну, сынки! прежде всего выпьемъ горилки! Боже, благослови! Будьте здоровы, сынки: и ты, Остапъ, и ты, Андрій! Дай же,Боже,чтобы вы войнѣ всегда были лп удачливы! чтобы басурмановъ били, и Турковъбыбпли, и Татарву бы били; когда и Ляхи начнутъ что протнвъ вѣры нашей чинить, то и Ляховъ бы былп! Ну, подставляй свою чарку. Что, хороша горилка? А какъ по Латыни — горилка? То-то,сынку , дурнп былп Латынцы: они и не знали,естьлпна свѣтѣ горилка.Какъ-бишь того звали, что Латынскіе зпршп писалъ? Я грамоты-то не слпшкомъ разумѣю, то и не помню: Горацій, кажется?»

«Вишъ какой батькой подумалъ про себя старшій сынъ, Остапъ; «все собака знаетъ, а еще и прикидывается.»

— Я думаю, архпмандрптъ, продол-жалъ Бульба, не давалъ вамъ и понюхать горилки. А что, сыпки, признайтесь, порядочно васъ стегали березовыми да вишневыми но спинѣ и по всему? а можетъ, такъ какъ вы уже слпшкомъ разумные, и плетюгами? Я думаю, кромѣ суботкп, драли васъ и по средамъ, п по четвергамъ!

— Нечего, батько? вспоминать, гово-рилъ Остапъ съ обыкновепнымъ свопмъ флегматичеекпмъ видомъ: — что было, то уже прошло.

— Теперь мы можемъ расписать вся-каго говорплъ Андрій,— саблями да пиками. Вотъ пусть только попадется Татарва.

— Добре, сынку! ей Богу, добре! да когда такъ, то н я съ вами ѣду! ей Богу ѣду! Какого дьявола мнѣ здѣсь ожидать? Что? я долженъ смотрѣть за хлѣбомъ да за евпнарями? или бабиться съ женою? Чтобъ она пропала! Чтобъ я для ней оставался дома? Я казакъ! я

не хочу! Такъ что же, что нѣтъ войны! я такъ поѣду съ вамп на Запорожье, погулять. Ей Богу ѣду!— И старый Булі ба мало-по-маду горячился и пако-нецъ разсердплся совсѣмъ, всталъ изъ за стола п, пріосаеившись, топнулъ ногой. — Завтра же ѣдемъ! Зачѣмъ откладывать? Какого врага мк можемъ здѣсь высндѣть? На что намъ эта хата? къ чему намъ все это? на что горшки? — Прп этомь Бульба началъ колотить и швырять горшки и фляжки.

Бѣдпая старушка жена, привыкшая уже къ такимъ поступкамъ своего мужа, ііечально глядѣла, сидя на лавкѣ. Она не смѣла ничего говорить, но, услышавши о такомъ страшномъ для нея рѣшеніи, она не могла удержаться отъ слезъ; взглянула на дѣтей своихъ, съ которыми угрожала такая скорая разлука — и никто бы не могъ описать всей безмолвной силы ея горести, которая, казалось, трепетала въ глазахъ ея и въ судорожно сжатыхъ губахъ.

Бульба былъ упрямъ страшно. Это былъ одинъ изъ тѣхъ характеровъ, которые могли только возникнутъ въ грубый XV вѣкъ, и притомъ на полуко-чующемъ востокѣ Европы, вовремя пра-ваго и неираваго попятія о земляхъ, сдѣ-лавшпхся какнмъ то спорнымъ,нерѣшен-нымъ владѣніемъ,къ какимъ прпнадлежа-латогдаУкрайна.. Вѣчная необходимость пограничной защиты противъ трехъ раз-нохарактерныхъ націй— все это придавало какой-то вольный, шпрокій раз-мѣръ иодвпгамъ сыновъ ея и воспитало упрямство духа. Это упрямство духа отпечаталось во всей силѣ на Тарасѣ Бульбѣ. Когда Баторій устроплъ полки въ Малороссіи и облекъ ее въ ту воинственную арматуру, которою сперва означены были одни обитатели пороговъ, онъ былъ изъ числа первыхъ полковни-ковъ, но при первомъ случаѣ перессорился со всѣмъ другими за то, что добыча, пріобрѣтенная отъ Татаръ соединенными Польскими п казацкими вой-сками, была раздѣлена между ими не по ровну п ІІольскія войска получили болѣе преимущества.

Онъ въ собранін всѣхъ сложилъ съ себя достоинство и сказалъ: «Когда вы, господа полковники , сами не знаете правъ своихъ, то пусть же васъ чортъ водитъ за носъ! А я наберу себѣ собственный полкъ, п кто у меня вырветъ мое , тому я буду знать , какъ утереть губы!*

Дѣйствптельно онъ въ непродолжительное время пзъ своего же отцовскаго имѣнія составилъ довольно значительный отрядъ,—который состоялъ вмѣстѣ изъ хлѣбопашдевъ и вопновъ, п совершенно покорствовался его желанію. Вообще былъ охотникъ до набѣговъ п бун-товъ; онъ носомъ слышалъ, гдѣ и въ какомъ мѣстѣ вспыхивало возмущеніе, какъ снѣгъ на голову, являлся на кояѣ своемъ. «Ну, дѣтп! что и какъ! кого и за что нужно бить?» обыкновенно гово-рилъ онъ п вмѣшпвался въ дѣло. Одна-кожъ, прежде всего, онъ строго разбн-ралъ обстоятельства и въ такомъ только случаѣ приставалъ , когда видѣлъ, что поднявшіе оружіе дѣйствптельно имѣли право поднять его, хотя это право было, но его м&ѣнію, только въ слѣдующихъ случаяхъ: если сосѣдняя нація угоняла скотъ , пли отрѣзывала часть земли , или коммисары налагали большую повинность, пли не уважали старшинъ и говорили передъ ними въ шапкахъ, плп посмѣвалпсь надъ православною вѣрою; въ этихъ случаяхъ непремѣнно нужно было браться за саблю; противъ бусур-мановъ же, Татаръ и Турокъ, онъ по-чпталъ во всякое время справедлпвымъ поднять оружіе, во славу Божію, христианства и казачества.

Тогдашнее положеніеМалороссіи, еще не сведенное ни въ какую систему, даже не приведенное въ пзвѣстность, способствовало существованію многихъ совершенно отдѣльныхъ партпзановъ. Жизнь велъ онъ самую простую, и его нельзя бы было вовсе отличить отъ рядоваго казака, еслпбы лицо его не сохраняло какой-то повелительности п даяіе велп-чія, особливо, когда онъ рѣшался защитить что-нибудь.

Бульба заранѣе утѣшалъ себя мыслію | былъ довольно свѣжъ и потому что о томъ, какъ онъ явится теперь съ двумя Бульба любнлъ укрыться потеплѣе ,

когда былъ дома. Опъ вскорѣ захра-

сыповьямп п скажетъ : « Вотъ иосмо-трпте , какихъ я къ вамъ молодцовъ привелъ!» Онъ думалъ о томъ, какъ иовезетъ пхъ на Запорожье — эту военную школу тогдашней Украины, представить свовмъ товарищамъ и погля-дотъ, какъ прп его глазахъ они будутъ подвизаться въ ратной наукѣ п браж-ничествѣ, которое онъ почпталъ тоже однпмъ ііЗЪ первыхъ достопнствъ рыцаря. Онъ въ началѣ хотѣлъ отправить пхъ однпхъ, потому что счпталъ необходимости) заняться новою сформпров-кою полка , требовавшей его прпсут-ствія ; но при видѣ своихъ сыновей, рослыхъ и здоровыхъ, въ немъ вдруіъ всиыхнулъ весь воинскій духъ его, п онъ рѣшплся самъ съ ними ѣхать на другой же день , хотя необходимость этого была одна только упрямая воля.

Не теряя нп минуты , онъ уже на-ча :ъ отдавать прпказанія своему эса-у іу, котораго называлъ Товкачемъ, по% тому что тотъ дѣйствптельно нохожъ былъ па какую-то хладнокровную машину: во время битвы онъ равнодушно шслъ по неиріятельскпмъ рядамі, рзз-чиідая своею саблею , какъ-будто бы мѣсилъ тѣсто,— какъ кулачный боецъ, прочнщающій себѣ дорогу. Прпказанія состояли въ томъ , чтобы оставаться ему въ хуторѣ, покамѣстъ онъ дастъ знать ему выступить въ походъ. Послѣ этого пошелъ онъ самъ по куренямъ своимъ, раздавая прпказанія нѣкото-рымъ ѣхать съ собою, напопть лошадей, накормить пхъ пшеницею и подать воня, котораго онъ обыкновенно называлъ чортомъ.

— Ну , дѣти , теперь надобно спать, а завтра будемъ дѣлать то , что Богъ дастъ. Да не стели намъ постель! Намъ не нужна ностель: мы будемъ спать па дворѣ.

Ночь еще тольво-что обняла небо; но

Бульба всегда ложился рано. Онъ раз-

іся на воврѣ, накрылся бараньнмъ

. потому что ночной воздухъ

пѣлъ , п за нпмъ послѣдоиалъ весь дворъ. Все, что ни лежало въ разныхъ его углахъ, захранѣло и запѣло. Прежде всего заснулъ сторожъ, потому что бо-лѣе всѣхъ напился для пріѣзда па-ничей.

Одна бѣдная мать не спала. Она приникла къ изголовью дорогихъ сыновей своихъ, лежавшихъ рядомъ. Она расче* сывала гребнемъ пхъ молодыя, небрежно всклоченныя кудри и смачивала ихъ слезами. Она глядѣла на пихъ вся, гля-дѣла всѣмп чувствами, вся превратилась въ одно зрѣніе и не могла нагля-^тдтся. Она вскормила ихъ собственною грудью; она возрастила, взлелѣяла пхъ — и только на одипъ мигъ впдптъ пхъ пе-редъ собою. «Сыны мои, сыны мои милые! что будетъ съ вами? что ждетъ васъ? Хоть бы недѣльку мнѣ ноглядѣть па васъ!» говорила она, и слезы остановились въ морщппахъ, пзмѣнпвшихъ ея когда-то прекрасное лицо.

Въ самомъ дѣлѣ она была жалка , какъ всякая женщина того удалаго вѣка. Она мигъ только жила любовью, только въ первую горячку страстп, въ первую горячку юности, п уже суровый прельститель ея покидалъ ее для сабли, для товарищей, для бражничества. Она ви-дѣла мужа въ годъ два, трп дня, и по-томъ нѣсколько лѣтъ не было о немъ слуха. Да п когда впдѣлась съ нимъ, когда они жили вмѣстѣ, что за жпзнь ея была? Она тернѣла оскорбленія, даже побои; она впдѣла изъ милости только оказываемыя ласки; она была какое-то странное существо въ этомъ сборнщѣ безженныхъ рыцарей, на которыхъ разгульное Запорожье набрасывало суровый колорнтъ свой. Молодость безъ на-слажденія мелькнула передъ нею, п ея ирекрасныя свѣяпя щеки безъ лобваній отпвѣлп п покрылись преждевременным п морщинами. Вся любовь , всѣ чувства, все, что есть иѣжнаго и страст-паго въ женщинѣ, все обратилось у ней

— 289 —

въ одно материнское чувство. Она съ жаромъ, съ страстью, съ слезами, какъ степная чайка, вилась надъ дѣтьми своими. Ея сыновей , ея милыхъ сыновей берутъ отъ нея, берутъ для того, чтобы не увидѣть ихъ никогда. Кто знаетъ? можетъ быть, при первой бптвѣ Тата-ринъ срубитъ имъ головы, и она не будетъ знать, гдѣ лежать брошенныя тѣла ихъ, которыя расклюетъ хищная подорожная птица и за каждый кусо-чекъ которыхъ, за каждую каплю крови, она отдала бы все! Рыдая глядѣла она имъ въ очи, которыя всемогущій сопъ начиналъ уже смыкать, и думала. «Авось-либо Бульба , проснувшись , отсрочить денька на два отъѣздъ! Можетъ быть, онъ задумалъ оттого такъ скоро ѣхать, что много выпилъ».

Мѣсяцъ съ вышины неба давно уже озарялъ весь дворъ, наполненный спящими, густую кучу вербъ и высокій бурьянъ, въ которомъ потонулъ часто-колъ, окружавшій дворъ. Она все си-дѣла въ головахъ милыхъ сыновей сво-ихъ, ни на минуту не сводила съ нихъ глазъ своихъ и не думала о снѣ.

Уже кони, зачуя разсвѣтъ, всѣ полегли на траву и перестали ѣсть; верх-ніе листья вербъ начали лепетать и мало-помалу лепечущая струя спустилась по нпмъ до самаго низу. Она про-сидѣла до самаго свѣта, вовсе не была утомлена и внутренно желала, чтобы ночь протянулась какъ можно дольше. Со степи понеслось звонкое ржаніе жеребенка. Красныя полосы ясно сверкнули на небѣ.

Бульба вдругъ проснулся и вскочилъ, Онъ очень хорошо помеилъ все, что приказывалъ вчера.

— Ну, хлопцы, полно спать! пора! Напойте копей! А гдѣ стара? (такъ онъ обыкновенно называлъ жену свою). Жп-вѣе, стара, готовь намъ ѣсть, потому что путь великій лежитъ! —

Бѣдная старушка, лишенная послѣд-ней надежды, уныло поплелась въ хату. Между тѣмъ какъ она со слезами готовила все, что нужно къ завтраку,

Бульба раздавалъ свои приказанія, возился на копюшнѣ и самъ выбиралъ для дѣтей свои лучшія убранства. Бурсаки вдругъ преобразились: на нихъ явились, вмѣсто прежнихъ запачкан-ныхъ сапоговъ, сафьянные красные, съ серебряными подковами; шаровары, шириною въ Черное море, съ тысячью складокъ и со сборами, перетянулись золотымъ очкуромъ; къ очкуру прицѣ-плены были длинные ремешки съ кистями и прочими побрякушками для трубки; казакинъ алаго цвѣта, сукна яркаго, какъ огонь, опоясался узорча-тымъ поясомъ; чеканные Турецкіе пистолеты были задвинуты за поясъ; сабля брякала по ногамъ ихъ. Ихъ лица, еще мало загорѣвшія, казалось, похорогаѣли и побѣлѣли: молодые черные усы теперь какъ-то ярче оттѣняли бѣлизну ихъ и здоровый мощный цвѣтъ юности; они были хороши иодъ черными бараньими шапками съ золотымъ вер-хомъ.

Бѣдная мать! она, какъ увидѣла ихъ, она и слова не могла промолвить, и слезы остановились въ глазахъ ея.

— Ну, сыны, все готово! нечего мѣш-кать! произыесъ наконецъ Бульба. — Теперь, по обычаю христіанскому, нужно передъ дорогою всѣмъ присѣсть.

Всѣ сѣлп, не выключая даже и хлоп-цевъ, стоявшнхъ почтительно у дверей,

— Теперь благослови , мать , дѣтей своихъ! сказалъ Бульба.—Моли Бога, чтобы они воевали храбро, защищали бы всегда честь рыцарскую, чтобы стояли всегда за вѣру Христову; а не то пусть лучше пропадутъ, чтобы и духу ихъ не было на свѣтѣ! Подойдите, дѣти, къ матери: молитва материнская и на водѣ, и на огнѣ спасаетъ.

Мать, слабая, какъ мать, обняла ихъ, вынула двѣ небольшія иконы, надѣла имъ, рыдая, на шею.

— Пусть хранить васъ... Божья Матерь... не забывайте, сынки, мать вашу... пришлите хоть вѣсточку о себѣ... Далѣе она не могла говорить.

— Ну, пойдемъ . дѣтпі сказалъ Бульба.

У крыльца стояли осѣдлапые кони. Бульба вскочилъ на своего черта, который бѣшено отшатнулся, ночувствовавъ на себѣ двадцатішудовое бремя, потому что Бульба былъ чрезвычайно тяжолъ и толстъ.

Когда увидѣла мать, что н сыны ея сѣлп на коней, она кинулась къ меньшему, у котораго въ чертахъ лица выражалось болѣе какой-то нѣжиостп; она схватила за стремя, она прилипнула къ сѣдлу его и, съ отчаяньемъ во всѣхъ чертахъ, не выиускала его пзъ рукъ своихъ. Два дюжпхъ казака взяли ее бережно и унесли въ хату. Но когда выѣхали онп за ворота, она, со всею легкостію дпкон козы, не сообразной ея лѣтамъ, выбѣжала за ворота, съ непостижимою силою остановила лошадь и обняла одного изъ нихъ съ квкою-то помѣшанною безчувственною горячностью.

Ее опять увелп.

Молодые казаки ѣхалп смутно и удерживали слезы, боясь отца своего, который, однакоже былъ нѣсколько смущенъ,хотя не старался этого показывать. День былъ сѣ-рый; зелень сверкала ярко; птицы щебетали какъ-то въ разладъ. Они, про-ѣхавши, оглянулись пазадъ. Хуторъпхъ ьг.к'ь будто ушелъ въ землю; только стояли на землѣ двѣ трубы отъ ихъ скромнаго домика; одни только вершины деревъ, деревъ, по сучьямъ которыхъ они лазили какъ бѣлки; одинъ только дальній лугъ еще осталсяпередъ ними, тогь лугъ, но которому они могли припомнить всю псторію жпзнп, отъ лѣтъ, когда катались по росистой травѣ его. Вотъ уже одинъ только шестъ вадъ колодцемъ, съ привязапнымъ вверху колесомъ отъ телѣгп, одиноко торчитъ ва Ёебѣ; уже равнина, которую они нроѣхали, кажется издали горою и все соб ю закрыла. Прощайте и дѣтство, и игры, и все, п все!

СТЕПИ И ЗАП0Г0ЖСКАЯ СѢЧЬ.

Степь, чЬмъ далѣе, тѣмъ становилась ирекраспѣе. Тогда весь югъ, все то пространство, которое составляетъ ныпѣш-нюю Новороссію, до самогоЧерпаго моря, было зеленою дѣвственною пустынею. Никогда плугъне проходплъ по неизмѣрн-мымъ волпамъ дикихъ растеній. Одни только кони, скрывавшіеся въ нихъ, какъ въ лѣсу, вытаптывали ихъ. Ничто въ природѣ не могло быть лучше ихъ, Вся поверхность земли представлялась зелено-золотымъ океаномъ, но которому брызнули милліоны разныхъ цвѣтовъ. Сквозь тонкіе, высокіе стебли травы сквозили голубые, спніе и лиловые волошки; желтый дрокъ выскакивалъ вверхъ своею пирамидальною верхушкою; бѣлая кашка зонтпко-образными шапками пестрѣла на поверхности; занесенный Богъ знаетъ откуда колосъ пшеницы наливался въ гущѣ. Подъ тонкими ихъ корнями шныряли куропатки, вытянувъ свои шеи. Воздухъ быльпаполненъ тысячью разныхъ птичь-пхъ свистовъ. Вънебѣ неподвижно стояли цѣлою тучею ястребы, распластавъ свои крылья и неподвижно устремивъ глаза свои въ траву. Крпкъ двигавшейся въ сторонѣ тучи дикихъ гусей отдавался Богъ знаетъ въ какомъ дальнемъ озерѣ. Изъ травы подымалась мѣрными взмахами чайка и роскошно купалась въ синихъ волнахъ воздуха. Вонъ она пропала въ вышинѣ и только мелькаетъ черною точкою. Вотъ она перевернулась крылами и блеснула передъ солнцемъ. Чортъ васъ возьми, степи, какъ вы хороши!.

Наши путешественники нисколько ми-нутъ только останавливались для обѣда; при чемъ ѣхавшій съ ними отрядъ, изъ десяти казаковъ, слѣзалъ съ лошадей, отвязывалъ деревянпыя баклажки съ горилкою и тыквы, употребляемыя вмѣсто сосудовъ. ѣли только хлѣбъ съ саломъ, плпкоржп, пили только по одной чаркѣ, единственно для нодкрѣплепія, потому что Тарасъ Бульба не позволялъ никогда напиваться въ дорогѣ, и продолжали путь до вечера.

— 291 —

Вечеромъ вся степь совершенно пере-мѣнялась. Все пестрое пространство ея охватывалось послѣднимъ яркимъ отблес-комъ солнца и постепенно темнѣло, такъ что видимо было, какъ тѣнь пробѣгала по нимъ п они становились темнозеле-ными;испаренія подымались гуще; каждый цвѣтокъ, каждая травка испускала амбру и вся степь курилась благовоніемъ. По небу, изголуба-темному, какъ будто исполинскою кистью наляпаны были широ-кія -полосы изъ розоваго золота; изрѣдка бѣлѣли клоками легкія прозрачныя облака, и самый свѣжій, обольстительный, какъ и морскія волны, вѣтерокъ едва колыхался по верхушкамъ травы и чуть дотрогпвался къ щекамъ. Вся музыка, наполнявшая день, утихала п смѣня-лась другою. Пестрые овраяши выпалзы-вали изъ норъ своихъ, становились на заднія лапки п оглашали степь свистомъ. Трещаніе кузнечиковъ становилось слышнѣе. Иногда слышался изъ какого-нибудь уединеннаго озера крикъ лебедя и, какъ серебро, отдавался въвоз-духѣ. Путешественники, остановившись среди полей, избирала ночлегъ; раскладывали огонь и ставили на него котелъ, въ которомъ варили себѣ кулишъ; паръ отдѣлялся и косвенно дымился навоздухѣ. Поужпнавъ, казаки ложились спать, пустивши по травѣ спутанныхъ коней своихъ. Они раскидывались на свиткахъ.

На нихъ прямо глядѣли ночныя звѣзды. Они слышали своимъ ухомъ весь безчисленный міръ насѣкомыхъ, наполнявшихъ траву; весь пхъ трескъ, свйстъ, карканье, все это звучно раздавалось среди ночи, очищалось въ свѣжемъ ночномъ воздухѣ и доходило до слуха гармоническимъ. Если же кто-нибудь изъ нихъ подымался и вставалъ на время, то ему представлялась степь усѣянною блестящими искрами свѣтя-щихся червей. Иногда ночное небо въ разпыхъ мѣстахъ освѣщалось дальнимъ заревомъ отъ выжигаемаго по лугамъ и рѣкамъ сухаго тростника, и темная вереница лебедей, летѣвшихъ на сѣверъ, вдругъ освѣщалась серебрно-розовымъ

свѣтомъ, и тогда казалось, что красные платки летали по темному небу.

Путешественники ѣхали безъ всякихъ приключеній. Нигдѣ не попадались имъ деревья; все та же безкояечная, вольная, прекрасная степь. По временамъ только въ сторонѣ синѣли верхушки отдален-наго лѣса, тянувшагося по берегамъ Днѣпра. Одинъ только разъ Тарасъ указалъ сыновьямъ на маленькую чер-нѣвшую въ дальней травѣ точку, сказавши: «Смотрите, дѣтки, вонъ скачетъ Татаринъ!»

Маленькая головка сь усами уставила издали прямо на нихъ узенькіе глаза свои, понюхала воздухъ, какъ гончая собака, и, какъ серна, пропала, уви-дѣвши, что казаковъ было тринадцать человѣкъ.

— А ну, дѣти, попробуйте догнать Татарина!.., И не пробуйте; во вѣки не поймаете: у него конь быстрѣе моего чорта.

Однавожъ Бульба взялъ предосторожность, опасаясь гдѣ-нибудь скрывшейся засады. Они прискакали къ небольшой рѣчкѣ, называвшейся Татаркою, впадающею въ Днѣпръ, кинулись въ воду съ конями своими и долго плыли по ней, чтобы скрыть слѣдъ свой, и тогда уже, выбравшись на берегъ, они продолжали далѣе путь.

Черезъ трп дня послѣ этого они были уже недалеко отъ мѣста, служившая предметомъ ихъ поѣздки. Въ воз-духѣ вдругъ захолодѣло; они почувствовали близость Днѣпра. Вотъ онъ сверкаетъ вдали и темною полосою от-дѣлился отъ горизонта. Онъ вѣялъ холодными волнами и разстилался ближе, ближе, и наконецъ обхватилъ половину всей поверхности земли. Это было то мѣсто Днѣпра, гдѣ онъ, дотолѣ спертый порогами, бралъ наконецъ свое и шумѣлъ, какъ море, разлившись по волѣ, гдѣ брошенные въ средину его острова вытѣсняли его еще далѣе изъ береговъ и волны его ^стлались по самой землѣ, не встрѣчая ни утесовъ, ни

— 202

возвышеній. Казани сошли съ коней свонхъ, взошли на паромъ и чрезъ три часа плавапія были уже у бсреговъ острова Хортпцы, гдѣ была тогда Сѣчь, такъ часто переменявшая свое жплпще.

Куча народа бранилась на берегу съ иеревощпкамн. Казаки онравплп коней; Тарасъ пріосанплся, стянулъ на себѣ покрѣпче ноясъ и гордо провелъ рукою по усамъ; молодые сыны его тоже осмотрели себя съ ногъ до головы съ какимъ-то страхомъ и неопредѣлеппымъ удо-вольствіемъ, и всѣ вмѣстѣ въѣхали въ предмѣстье, находившееся за полверсты отъ Сѣчп. При въѣздѣ, ихъ оглушили патьдесятъ кузнецпнхъ молотовъ, уда-ряшппхъ въ 25 кузпнцахъ, покрытыхъ дерномъ и вырытыхъ въ землѣ. Сольные кожевники сидѣлп иодъ навѣсомъ крьмецъ на улпцѣ и мяли своими дюжими руками бычачьи кожи. Крамари иодъ ятками спдѣли съ кучами кремней, огнивами и порохомъ. Армянпнъ развѣсплъ дорогіе платки. Татарииъ во-рочалъ на рожнахъ бараньи катки съ тѣстомъ. Жидъ, выставпвъ внередъ свою голову, точилъ пзъ бочки горилку. Но первый, кто попался имъ на встрѣчу, это былъ Запорожецъ, спавшій на самой середппѣ дороги, раскинувъ руки п ноги. Тарасъ Бульба не могъ не остановиться и не полюбоваться на него.

— Эхъ, какъ важно развернулся! Фу ты, какая пышная фигура! говорнлъ онъ, остановпвши коня.

Въ самомъ дѣлѣ это была картппа довольно смѣлая. Запорожецъ , какъ левъ, растянулся на дорогѣ. Закинутый гордо чубъ его захватывалъ на полъ-а риги па земли. Шаровары алаго дорогого сукна были запачканы дегтемъ для показами полнаго къ вимъ ирезрѣиія.

Полюбовавшись , Бульба пробрался далѣе сквозь тѣсную улицу, которая «'ила загромождена мастеровыми, тутъ же отправлявшими ремесло свое, и ' ві вхъ націй, наполнявшими это предмѣстіе Сѣчи, которое было похоже на Я] марку и которое одѣвало и

кормпло Сѣчь, умѣвгаую только гулять да налить изъ ружей.

Наконецъ они минули предмѣстіе и увидѣлп нѣсколько разбросанныхъ куреней, покрытыхъ дерномъ, или, по-татарски, войлокомъ. Иные уставлены были пушками. Нигдѣ не видно было забора, или тѣхъ нпзенышхъ домиковъ съ навѣсами на нпзенышхъ деревянныхъ столбпкахъ, какіе были въ предмѣстьи.

Небольшой валъ п засѣка, не хранимые рѣшительно нпкѣмъ, показывали страшную безиечпость.

Нисколько дюжихъ Запорожцевъ, ле-Ячавшихъ съ трубками въ зубахъ на самой дорогѣ, посмотрѣлп на нихъ довольно равнодушно и не сдвинулись съ мѣста. Тарасъ осторожно ироѣхалъсъ сыновьями между нсхъ, сказавши: «Здравствуйте,. Панове!» — Здравствуйте п вы!» отвѣ-чали Запорожцы. На пространствѣ пяти верстъ были разбросаны толпы народа. Онѣ всѣ собирались въ небольшія кучи. Такъ вотъ Сѣчь! в отъ то гнѣздо, откуда вылетаютъ всѣ тѣ гордые и крѣп-кіе, какъ львы! вотъ откуда разливается воля и казачество па всю Украину!

Путники выѣхали на обширную площадь, гдѣ обыкновенно собиралась рада. На большой опрокинутой бочкѣ спдѣлъ Запороя;ецъ безъ рубашки; оиъ дер-жалъ въ рукахъ ее и медленно зашн-валъ на ней дыры. Имъ опять перегородила дорогу цѣлая толиа музыкан-товъ, въ середпнѣ которыхъ отплясы-валъ молодой Запорожецъ, заломпвши чортомъ свою шайку и вскинувши руками. Онъ кричалъ только: «Живѣй играйте, музыканты! Не жалѣй, Ѳома, горилки православнымъ!» И Ѳома, съ нодбитымъ глазомъ, мѣрялъ безъ счету каждому пристававшему ио огромпѣй-шей кружкѣ. Около молода го Запорожца четыре старыхъ вырабатывали довольно мелко своими ногами, вскидываясь, какъ вихор:., на сторону, почти на голову мувнкантамъ, вдругъ, опустившись, неслись въ присядку и били круто и крѣпко своими серебряными подковами тѣсно.

— 293 —

убитую землю. Земля глухо гудѣла на всю округу, и въ воздухѣ только отдавалось: тра-та-та, тра-та-та! Толиа, чѣмъ далѣе, росла; къ танцующимъ приставали другіе, и вся почти площадь покрылась присѣ дающим и Запорожцами. Это имѣло въ себѣ что-то разительно-увлекательное. Нельзя было безъ движенія всей души видѣть, какъ вся толпа отдирала танецъ, самый вольный, самый бѣшеный, какой только ви-дѣлъ когда-либо міръ и который, по свопмъ мощнымъ изобрѣтателямъ, но-еитъ названіе казачка.

Тарасъ Бульба крикнулъ отъ нетер-пѣнія и досады, что конь, на которомъ сидѣлъ онъ, мѣшалъ ему пуститься самому. Иные были чрезвычайно смѣшпы своею важностью, съ какою они работали ногами. Чрезъ-чуръ дряхлые, прислонившись къ столбу, къ которому обыкновенно на Сѣчѣ привязывали преступника, топали и переминали ногами. Крики п пѣсни, какія только могли придти въ голову человѣку въ разгуль-номъ весельи, раздавались свободно.

Тарасъ скоро встрѣтилъ множество знакомыхъ лицъ; Остапъ и Андрій слышали только привѣтствія: «А, это ты, Печерица! Здравствуй, Козолупъ! Откуда Богъ несетъ тебя, Тарасъ? Ты какъ сюда зашелъ, Долото? Здравствуй, Застежка! Думалъ ли я видѣть тебя, Ремень!» И витязи, собравшіеся со всего разгульнаго міра восточной Росеіп, цѣ-ловалпсь взаимно, и тутъ понеслись вопросы: «А что Касьянъ? что Бородавка? что Колоперъ? что Пидсытокъ?» п слышалъ только въ отвѣтъ Тарасъ Бульба, что Бородавка повѣшенъ въ Толопанѣ, что съ Колопера содрали кожу подъ Кизикирменомъ, чтоПидсыт-кова голова посолена въ бочкѣ и отправлена въ самый Царь-Градъ. Пону-рилъ голову старый Бульба и раздумчиво говорилъ: «добрые были казаки!»

ОСАДА.

Скоро весь польскій юго-западъ сделался добычею страха; вездѣ только п слышно было про Запорожцевъ. Скудельные южные города и села были совершенно стираемы съ лица земли. Арендаторы-жиды были вѣшаны кучами, вмѣстѣ съ католическимъ духовенствомъ. Запорожцы, какъ бы пируя, протекали путь свой, оставляя за собою пустыя пространства. Нигдѣ не смѣлъ остановить ихъ отрядъ польскихъ войскъ: они былиразсѣваемы при первой схваткѣ.Ни что не могло противиться азіатской ата-кѣ ихъ. Прелатъ, находившійся тогда въ Радзивиловскомъ монастырѣ, при-слалъ отъ себя двухъ монаховъ съ пред-ставленіемъ, что между Запорожцами и правительствомъ существуетъ согласіе, и что они явно нарушаютъ свою обязанность къ королю, а вмѣстѣ съ тѣмъ и народныя права. «Скажи епископу отъ лица всѣхъ Заиорожцевъ,» сказалъ кошевой, «чтобы онъ ничего не боялся: это казаки еще только люльки раскури-ваютъ.» И скоро величественное аббатство обхватплосьсокрушительнымъ пла-менемъ: и колосальныя готическія окна его сурово глядѣли сквозь раздѣлявші-яся волны огня. Бѣгущія толпы монаховъ, солдатъ, жидовъ наводнилп многолюдные города и деревни, почти оставленные на нроизволъ непріятеля. Одинъ только городъ Дубно не давался. Этимъ были раздражены всѣ чины, въ числѣ которыхъ занималъ не послѣ-днее мѣсто Тарасъ Бульба. Они положили взять его голодомъ. Толпы воль-ныхъ наѣздниковъ облегли со всѣхъ сторонъ его стѣны, расположились вмѣ-стѣ съ своими обозами, которые всегда почти за ними слѣдовали. Жители съ небольшимъ числомъ войскъ рѣшились вытерпѣть возможную степень бѣдствія и не сдаваться ни въ какомъ случаѣ. Запорожцы удвоили наблюденіе, чтобы никакое всиомоществованіе не могло придти въ городъ, играли въ четъ и не-четъ, курили люльки и съ убійствен-

нымъ хлядпокровіемъ смотрѣли на го-родскія стѣны. Прошло двѣ недѣли, и несмотря на то, что они своп вольные вабѣги гораздо болѣе предпочпталн оса-дамъ городовъ, однакожъ нпчто не могло преодолеть ихъ терпѣнія. Молодые, попробавшіе битвъ п опасностей, сгара-лп петерпѣніемъ, п въ чыслѣ пхъ былп нашп героп Остапъ и Андрій, вдругъ пріобрѣтшіе опытность въ военномъ дѣ-лѣ, пылкіе, исполненные отваги, жела-вшіе новыхъ встрѣчъ, жадные узнать новыя эволюціп п варіаціи войны н показать свое умѣнье пграть опасностями. Остапъ, казалось., только на то п соз-данъ былъ, чтобы гулять въ вѣчномъ ппрѣ войны. Онъ теперь уже казался чѣмъ-то атлетпчеекпмъ, колосальнымъ. Его движенія пріобрѣли крѣпкую уверенность, и всѣ качества его, прежде незамѣтныя, получпли размѣръ ширей казались качествами мощнаго льва. Андрій также погрузплся весь въ очаровательную музыку мечей п пуль, потому что нвгдѣ воля, забвеніе, смерть, наслажденіе не соединяются въ такой обольстительной, страшной прелести, какъ въ битвѣ.

Этотъ долгій роздыхъ, который опи имѣли нодъ стѣнами города, пмъ не нравплся. Андрій спдѣлъ долго возлѣ обоза своего, тогда какъужъвсѣ спали, кромѣ нѣкоторыхъ, стоявшпхъна сторо-жѣ. Ночь, іюнская, прекрасная ночь, съ бесчисленными звѣздами, обнимала опу-стошевную землю. Вся окрестностыіред-ставляла величественное зрѣлище: вблизи п вдали видны былп зарева горѣв-шпхъ деревень. Въ одномъ мѣстѣ пламя спокойно и величественно стлалось по небу; въдругомъ мѣстѣ оно, встрѣтивъ что-то горючее, вдругъ вырвавшись ви-хремъ, свпсіѣло и летѣло вверхъ подъ самыя звѣзды, и оторванные охлопья его гаснулн подъ самыми дальними небесами. Въ одномъ мѣстѣ, обогрѣлмп, черный монастырь, какъ суровый кар-тезіаискій монахъ, стоялъ грозно, выказывал при каікдомъ отблескѣ мрачное свое вслнчіе. Въ другомъ мѣстѣ горт.ло

новое здаиіе, потопленное въ садахъ. Деревья шпиѣли и покрывались дымомъ: иногда сквозь нпхъ просвѣчпвалась лава огня, и гроздья грушъ, обвѣспвшихъ вѣтви, принимали цвѣтъ червонпаго золота; даже видны былп издали сливы, получи вшія фосфорнческій, лилово-огненный цвѣтъ; и среди этого иногда чернѣло впсѣвшее на стѣнѣ зданія тѣ-ло бѣднаго жида или монаха, погибавшее вмѣстѣ съ строеиіемъ въ огнѣ. Надъ нимъ вплись вдали птицы, каза-вшіяся кучею темныхъ мелкпхъ краші-нокъ, въ видѣ едва замѣтныхъ кре-стпковъ па огненномъ полѣ. Среди тишины одни только спутанные конп производили шумъ, п звонкое ихъ ржапіе отдавалось съ раскатами, нѣсколькоразъ повторявшимися дребез;;;ащпмъ эхомъ.

Мертвыя душп.

Занятый размышленіямп, Чичпковъ не замѣтплъ, какъ въѣхалъ въ средину обшпрнаго села, со множествомъ избъ и улицъ. Скоро, однакоже, далъ замѣтить ему это препорядочный тол-чокъ, произведенный бревенчатою мостовою, предъ которою городская каменная была ничто. Этп бревна, какъ фортеньянныя клавиши, подымались, то вверхъ, то внизъ, и необерегшіисл ѣздовъ иріобрѣталъ или шишку на за-тылокъ, пли синее пятно на лобъ, пли же случалось своими собственными зубами откусить пребольно хвостпкъ собственная же языка. Какую-то особенную ветхость замѣтилъ онъ на всѣхъ деревеискихъ строепіяхъ: бревно на нзбахъ было темно и старо; многія крыши сквозплн, какъ рѣшето; на иныхъ оставался только конекъ вверху да жерди по сторонамъ въ впдѣ ребръ. Кажется, сами хозяева снесли съ нпхъ дранье н тесъ, разеуждая, п конечно спранодлпво, что въ дождь избы некро-ютъ, а въ ведро и сама пе каплетъ;

бабиться же въ ней не зачѣмъ, когда есть просторъ и въ кабакѣ, и на большой дорогѣ, словомъ — гдѣ хочешь. Окна въ избенкахъ были безъ стеколъ, иныя были заткнуты тряпкой или зи-пуномъ; балкончики подъ крышами съ перилами, неизвѣстно для какихъ лри-чинъ дѣлаемые въ иныхъ русскихъ из-бахъ, покосились и почернѣли даже не живописно. Изъ-за избъ тянулись во многихъ мѣстахъ рядами огромныя клади хлѣба, застоявшіяся, какъ видно, долго; цвѣтомъ походили онѣ на старый, плохо выжженный кирпичъ; на верху шкѣ ихъ росла всякая дрянь, и даже прицѣпился съ боку кустарникъ.

Хлѣбъ, какъ видно, былъ господскій. Изъ-за хлѣбныхъ клад ей и ветхахъ крышъ, возносились и мелькали на чис-томъ воздухѣ то справа, то слѣва, по мѣрѣ того, какъ бричка дѣлала повороты, двѣ сельскія церкви, одна воз-лѣ другой, —опустѣвшая деревянная, и каменная, съ желтенькими стѣнками, испятнанная, истрескавшаяся. Частями сталъ показываться господскій домъ и наконецъ глянулъ весь въ томъ мѣ-стѣ, гдѣ цѣпь избъ прервалась, и на мѣсто ихъ остался пустыремъ огородъ, или капустникъ, обнесенный низкою, мѣстами изломанною, городьбою. Ка-кпмъ-то дряхлымъ инвалидомъ глядѣлъ сей странный замокъ, длинный, длинный непомѣрно. Мѣстами былъ онъ въ одинъ этажъ, мѣстами въ два; на темной крышѣ, не вездѣ надежно защищавшей его старость, торчали два бельведера, одинъ противъ другого, оба уже пошатнувшіеся, лишенные когда-то покрывавшей ихъ краски. Стѣны дома ощеливали мѣстами нагую штукатурную рѣшотку и, какъ видно, много потерпѣли отъ всякихъ непогодъ, дождей, вихрей и осеннихъ перемѣнъ. Изъ оконъ только два были открыты, прочія были заставлены ставнями, или даже забиты досками. Эти окна, съ своей стороны, были тоже подслѣпова-ты; на одномъ изъ нихъ темнѣлъ на-

клеенный треугольникъ изъ синей сахарной бумаги.

Старый, обширный, тяпувшійся позади дома садъ, выходпвшій за село и потомъ пропадавшій въ полѣ, зарос-шій и засохлый, казалось, одинъ освѣ-жалъ эту обширную деревню и одинъ былъ вполнѣ живописенъ въ своемъ картинномъ опустѣніи. Зелеными облаками и неправильными , трепето-лист-ными куполами лежали на небесномъ горизонтѣ соединенныя вершины разросшихся па свободѣ деревъ. Бѣлый колоссальный стволъ березы, лишенный верхушки, отломленной бурею, или грозою, подымался изъ этой зеленой гущи и круглился на воздухѣ, какъ правильная, мраморная, сверкающая колонна; косой, остроконечный изломъ его, ко-торымъ онъ оканчивался къ верху вмѣ-сто капители, темнѣлъ на снѣжной бѣ-лизнѣ его, какъ шапка или черная птица. Хмѣль, глушавшій внизу кусты бузины, рябины и лѣснаго орѣшника и пробѣжавшій потомъ по верхушкѣ всего частокола, взбѣгалъ наконецъ вверхъ и обвивалъ до половины сломленную березу. Достигнувъ середины ея, онъ оттуда свѣшивался внизъ и начиналъ уже цѣплять вершины другихъ деревъ, или же висѣлъ на воздухѣ, завязавши кольцами свои тонкіе, цѣпкіе крючья, легко колеблемые воздухомъ. Мѣстами расходились зеленыя чащи, озаренныя солнцемъ, и показывали неосвѣщенное между ними углубленіе, сіявшее^. какъ темная пасть; оно было все окинуто тѣныо, и чуть-чуть мелькали въ черной глубинѣ его:" бѣжавшая узкая дорожка, обрушенныя перилы, пошатнувшаяся бесѣдка, дуплистый дряхлый стволъ ивы, сѣдой чапыжникъ, густой щетиною вытыкавшій изъ-за ивы из-сохшіе отъ страшной глушины, перепу-тавшіеся и скрестившіеся листья и сучья, и наконецъ, молодая вѣтвь клена, протянувшая съ боку свои зеленыя лапы — листья, подъ однимъ изъ кото-рыхъ забравшись, Богъ вѣсть какимъ образомъ, солнце, превращало его вдругъ

— 2^6

въ прозрачный и огненный, чудносіяв-шій въ этой густой тсмнотѣ. Въ сторон!;, у самаго края сада, несколько высокорослыхъ, не вровень другпмъ, оспнъ, подымали огромныя вороньи гнѣзда па трепетный своп вершины. У иныхъ отдернутые п не вполпѣ отделенный вѣтвн впсѣлп внпзъ вмѣстѣ съ нзсохшлімп листьями. Словомъ, все было хорошо, какъ не выдумать нп природ'!., ни искусству, но вакъ бываетъ только тогда, когда онѣ соединяются вмѣстѣ, когда но нагроможденному, часто безъ толку, труду человѣка прой-детъ окончательнымъ рѣзцомъ свопмъ природа, облегчить тяжелые массы, унпчтожптъ грубо-ощутительную правил ьность и ннщенскія ирорѣхн, сквозь которыя проглядываетъ нескрытый, нагой плаиъ, и даетъ чудную теплоту всему, что создалось въ хладѣ размѣ-ренной чистоты п опрятности. Сдѣ-лавъ одпнъ, или два поворота, герой нашъ очутился иаконецъ передъ самымъ домомъ, который показался теперь еще печальнѣе. Зеленая илѣснь уже покрыла ветхое дерево на оградѣ и воро-тахъ. Толпа строеній — людекпхъ, ам-баровъ , иогребовъ видимо ветшав-шпхъ, — иаполпяла дворъ; возлѣ нпхъ направо и налѣво видны были ворота въ другіе дворы. Все говорило, что здѣсь когда-то хозяйство текло въ об-шпрномъ раэмѣрѣ, и все глядѣло ны-нѣ пасмурно. Ничего не замѣтно было ошпв.^яющаго картину, — пн отворявшихся дверей, ни выходнвшпхъ откуда нпбудь людей, нпкакпхъ жпвыхъ хло-потъ и заботъ дома. Только одни глав-ныя ворота были растворены и то потому, что въѣхалъ мужпкъ, съ нагруженною телѣгою, покрытою рогожею, показавшійся вакъ-бы нарочно для оя;п-влепія сего вымершаго мѣста: въ другое время п они были бы заперты наглухо, ибо въ желѣзной иетлѣ внсѣлъ замокъ-нсиолниъ. У одного изъ строе-ній Мнчпковъ скоро замѣтплъ какую-то фигуру, которая начала спорить съ му-жпЕомъ, пріѣхавшіімъ на телѣіѣ.

Чнчиковъ прииялъ эту фигуру за ключницу, которая, узнавши, что гость имѣетъ дѣло до помѣщпка, предложила ему идти въ комиаты.

Онъ вступилъ въ темныя, шпрокія сѣни, отъ которыхъ подуло холодомъ, какъ изъ погреба. Изъ сѣней онъ во-шелъ въ комнату, то;ке темную, чуть-чуть озаренную свѣтомъ, выходпвшпмъ изълюдъ широкой щелн, находившейся внизу двери. Отворивши эту дверь, онъ наконецъ очутился въ свѣту и былъпо-раженъ представшпмъ безиорядкомъ. Казалось, какъ будто въ домѣ происходило мытье иоловъ н сюда на время нагромоздили всю мебель. На одномъ столѣ стоялъ даже сломанный стулъ п, рядомъ сънимъ, часы съ остановившимся маят-нпкомъ, къ которому паукъ уже прила-дилъ паутппу. Тутъ же стоялъ, прислоненный бокомъ къ стѣнѣ, гакафъ, съ стариннымъ серебромъ, графинчиками и китайскпмъ фарфоромъ. На бюро, выло-женпомъ перламутровою мозапкой, которая мѣстамиуже вы пал а поставила послѣ себя одпп желтенькіе желобки, наполненные клеемъ, лежало множество всякой всячины: куча исписанныхъ мелко бумажекъ, накрытыхъ мраморнымъ по-зеленѣвшпмъ прессомъ съ япчішмъ на верху, какая-то старинная книга въ кожаномл> переплетѣ съ краенымъ об-рѣзомъ, лимонъ весь изсохшій, ростомъ не болѣе лѣснаго орѣха, отломленная ручка креселъ, рюмка съ какой-то жидкостью и тремя мухами, накрытая письмомъ, кусочекъ сургучнка, кусо-чекъ гдѣ-то подпятой тряикп, два пера, запачканпыя чернилами, высохшія какъ въ чахоткѣ, зубочистка, совершенно пожелтѣвшая, которою хозяпнъ, мо-жетъ быть, ковырялъ въ зубахъ свопхъ еще до иашествія на Москву францу-зовъ. На ствнахъ навѣшапо было весьма тѣсно п безтолково нѣсколько кар-тпнъ: длинный, ножелтѣвшій гравюръ какого-то сражепія, съ огромными барабанами, кричащими солдатами въ треуголыіыхъ шлянахъ и тонущими копями, безъ стекла, вставленный въ

— 297

раму Браснаго дерева съ тоненькими бронзовыми полосками и бронзовыми же кружками по угламъ. Въ рядъ съ ними занимала полстѣны огромная по-чернѣвшая картина, писанная масляными красками, изображавшая цвѣты, фрукты, разрѣзанный арбузъ, кабанью морду и висѣвшую головою внизъ утку.

Съ средины потолка висѣла люстра въ холстинномъ мѣшкѣ, отъ пыли сдѣ-лавшаяся похожею на шелковый ко-конъ, въ которомъ сидитъ червякъ. Въ углу комнаты была навалена куча того, что погрубѣе и что недостойно лежать на столахъ. Что именно находилось въ кучѣ, — рѣшить было трудно, ибо пыли на ней было въ такомъ изобилии, что руки всякаго касавшагося становились похожими на перчатки; замѣтнѣе прочаго высовывались оттуда отломленный кусокъ деревянной лопаты и старая подошва сапога. Никакъ бы нельзя было сказать, чтобы въ ком-натѣ сей обитало живое существо, если-бы не возвѣщалъ его пребываніе старый, поношенный колпакъ, лежавшін на столѣ. Пока онъ разсматривалъ все странное убранство, отворилась дверь, и вошла та же самая ключница, кото • рую встрѣтилъ онъ на дворѣ. Но тутъ увидѣлъ онъ, что это былъ скорѣе ключнпкъ, чѣмъ ключница: ключница, по крайней мѣрѣ, не брѣетъ бороды, а этотъ, напротивъ того, брилъ, и, казалось, довольно рѣдко, потому что весь подбородокъ съ нижней частью щеки иоходилъ у него на скребницу изъ желѣзной проволоки, которою чи-стятъ на конюшнѣ лошадей. Чичпковъ, давши вопросительное выражен іе лицу своему, ожидалъ съ нетерпѣньемъ, что хочетъ сказать ему ключникъ. Ключникъ тоже, съ своей стороны, ожидалъ, что хочетъ сказать ему Чи-чиковъ. Наконецъ послѣдній, удивленный такимъ страннымъ недоумѣніемъ, рѣшился спросить: ♦Что жъ баринъ? у себя, что ли?» «Здѣсь баринъ», отвѣчалъ ключникъ.

«Гдѣ же»? повторилъ Чичиковъ.

«Что, батюшка слѣпы, что ли?» ска-залъ ключникъ. «Эхва! А вить хозя-иеъ-то я!»

Здѣсь герой нашъ по неволѣ отсту-пплъ назадъ и поглядѣлъ на него пристально. Ему случалось видѣть не мало всякаго рода людей, даже, такихъ ка-кихъ намъ съ читателемъ, можетъ быть, никогда не придется увидать; но такого онъ еще не видывалъ. Лице его не представляло ничего особеннаго: оно было почти такое же, какое у многихъ худощавыхъ стариковъ; одинъ подбородокъ только выступалъ очень далеко впередъ, такъ что онъ долженъ былъ всякій разъ закрывать его платкомъ, чтобы не заплевать; маленькіе глазки его не потухли и бѣгалп изъ-подъ высоко-выросшихъ бровей , какъ мыши, когда, высунувши изъ темныхъ норъ остренькія морды, насторожа уши п моргая усомъ онѣ высматриваютъ, не затаился ли гдѣ котъ, или шалунъ мальчишка, и нюхаютъ подозрительно самый воздухъ Гораздо замѣчательнѣе былъ нарядъ его. Ни какими средствами и стараніями нельзя бы докопаться, изъ чего состряпанъ былъ его халатъ: рукава и верхнія полы до того засалились и залоснились,что ліоходили на юфть,которая идетъ на сапоги; назади, вмѣсто двухъ, болталось четыре полы, изъ которыхъ охлопьями лѣзла хлопчатая бумага. На шеѣ у него тоже было повязано что-то такое, котораго нельзя было разобрать: чулокъ ли, повязка ли, или наб-рюшникъ, только никакъ не галстукъ. Словомъ, если бы Чичиковъ встрѣтилъ его, такъ принаряженнаго, гдѣ-нибудь уцерковныхъ дверей, то вѣроятно, далъ бы ему мѣдный грошъ, ибо къ чести героя нашего нужно сказать, что сердце у него было сострадательное и онъ не могъ никакъ удержаться, чтобы не подать бѣдному человѣкумѣднаго гроша. Но предъ нимъ стоялъне нищій: предъ нимъ стоялъ помѣщикъ. У этого помѣщика была тысяча слишкомъдушъ, и попробовалъ бы кто найти у кого другого столько

ыѣба, зериомъ, мукою и, просто въ кла-дяхъ,у кого быкладовыя, амбары в сушплы загрождены были такимъ множествомъ холстовъ, суконъ, овчинъ, выдѣлаинихъ п сыромятныхъ, высушенными рыбами и всякой овоідью, пли губпной. Зяглянулъ бы кто ыпбудь къпему парабочій дворъ, гдѣ наготовлено было на занасъ вся-каго дерева п посуды, никогда неуиот-реблявшеисл; — ему бы показалось, ужь не нопалъ ли онъ какъ-нпбудь въ Москву на щепной дворъ, куда ежедневно отправляются расторопиыя тещи и свекрухи, съ кухарками позади, дѣлать своп хозяйственные запасы п гдѣ горами бѣлѣетъ всякое дерево, шитое, точеное, лаженое и илетепое: бочки, иере-сѣки, ушаты, лагуны, жбаны съ рыльцами и безъ рылецъ, побратимы, лукошки, мыкольнпкп, куда бабы кладутъ свои м очки, и прочій дрязгъ, коробья пзъ тонкой гнутой осины, бураки пзъ плетеной бересты п много всего, что пдетъ на потребу богатой и бѣднои Русп. На что бы, казалось, нуяша была Плюшкину такая гибель пздѣлій? Во всю жизнь не пришлось бы пхъ употребить даже на два такпкъ пмѣнія, какія были у него; но ему п этого казалось мало. Не довольствуясь симъ, онъ ходилъ еще каждый день по улпцамъ своей деревни, заглядывалъ подъ перекладины, и все, что ни попадалось ему—старая подошва, бабья тряпка, желѣзный гвоздь, глиняный черепокъ,—все тащилъ кь себѣ и складывалъ въ ту кучу, которую Чичн-ковъ замѣтплъ въ углу комнаты, «Вонъ, уже рыболовъ пошолъ на охоту!» говорили мужики, когда видѣли его идущаго на добычу. II въ самомъ дѣлѣ, нослѣ него не зачѣмъ было мести улицу: случилось проѣзжавшему офицеру потерять шпору, — шпора эта мпгомъ отправилась въ извѣстную кучу; если баба, какъ-нпбудь зазѣваишись у колодца , позабывала ведро, онъ утаскивалъ и ведро. Виро-чемъ, когда примѣтпвшій мужикъ уличан, его тутъ же, онъ не спорилъ и отдавалъ похищенную вещь; но если только она попадала въ кучу, тогда все

кончено: онъ болит лея, что вещь его, куплена нмъ тогда-то, у того-то, или досталась отъ дѣда. Въ коынатѣ своей оиъ подымалъ съ пола все, что ни ви-дѣлъ: сургучпкъ, лоскутокъ бумажки, перышко и все это клалъ на бюро, или на окошко.

А вѣдь было время, когда онъ былъ бережлнвымъ хозяпномъ, былъ женатъ и семьянинъ, и сосѣдъ заѣзжалъ кънему пообѣдать, слушать и учиться у него хозяйству имудрой скупости! Все текло живо и совершалось размѣреннымъ ходомъ: двигались мельницы, валяльни, работали суконныя фабрики, столярные станки, црядпльни, вездѣ, во все входилъ зоркій взглядъ хозяина и, какъ трудолюбивый паукъ, бѣгалъ хлопотливо, но расторопно, по всѣмъ концамъ своей хозяйственной паутины. Слишкомъ силь ныя чувства не отражались въ чертахъ лица его, но въ глазахъ былъ впдѣнъ умъ; опытностію и познаніемъ свѣта была проникнута рѣчь его, и гостю было пріятно его слушать; прпвѣтливая и говорливая хозяйка славилась хлѣбо-сольствомъ; а на встрѣчу выходили двѣ мпловидныя дочки, обѣ бѣлокурыя и свѣжія, какъ розы, выбѣгалъ сынъ, разбптной мальчишка, и цѣловался со всѣми, мало обращая внпманія на то, радъ лп, пли не радъ былъ этому гость. Въ домѣ были открыты всѣ окна; антресоли были всѣ заняты квартирою учителя француза, который славно брился и былъ большой стрѣлокъ: прп-носплъ всегда къ обѣду тетерекъ пли утокъ, а пнгда и одни воробышыя яйца, пзъ которыхъ заказывалъ себѣ яичницу, иотому что больше въ цѣломъ домѣ никто ея не ѣлъ. На антресоляхъ жила также его компатріотка, наставница двухъ дѣвпцъ. Самъ хозяннъ являлся къ столу въ сюртукѣ, хотя нѣ-сколько поношеппомъ, по опрятномъ; локти были въпорядкѣ; ннгдѣ никакой заплаты. Но добрая хозяйка умерла, часть ключей, а съ ними мелкпхъ за-ботъ, перешла къ нему. Плюшкппъ сталъ безиокойнѣе и, какъ всѣ вдов-

цы, подозрительнѣе и скуаѣе. На старшую дочь, Александру Степановну, онъ не могъ во всемъ положиться, да и былъ правъ, потому что Александра Степановна скоро убѣжала съ штабъ-ротмистромъ Богъ вѣсть какого кавале-рійскаго полка и обвѣнчалась съ нимъ гдѣ-то наскоро, въ деревенской церкви, зная, что отецъ не любитъ офицеровъ, по странному преду бѣжденію, будто бы всѣ военные картежники и мотишки. Отецъ послалъ ей на дорогу проклатіе, а преслѣдовать не заботился. Въ домѣ стало еще пустѣе. Во владѣльцѣ стала замѣтнѣе обнаруживаться скупость; сверкнувшая въ жесткпхъ волосахъ его сѣ-дина, вѣрная подруга ея, поіѵіогла ей еще болѣе развиться. Учитель фран-цузъ былъ отпущенъ, потому что сыну пришла пора на службу; мадамъ была прогнана, потому что оказалась небез-грѣшною въ похищены Александры Степановны; сынъ, будучи отиравленъ въ губернскій городъ съ тѣмъ, чтобы узнать въ палатѣ, по мнѣнію отца, службу существенную, опредѣлился вмѣ-сто того въ полкъ и написалъ къ отцу, уже по своемъ опредѣленіи, прося де-негъ на обмундировку. Весьма естественно, что онъ получилъ на это то, что называется въ простонародіп — шишъ. Нзкопецъ, послѣдняя дочь, оставшаяся съ нимъ въ домѣ, умерла, и старикъ очутился одинъ сторожемъ, хранителемъ и владѣтелемъ свопхъ бо-гатствъ. Одинокая жизнь дала сытную пищу скупости, которая, какъ извѣст-но, имѣетъ волчій голодъ, и чѣмъ бо-лѣе пожираетъ, тѣмъ становится нена-сытнѣе; человѣческія чувства, которыя и безъ того не были въ немъ глубоки, мелѣли ежеминутно, и каждый день что нибудь утрачивалось въ этой изношенной развалинѣ. Случись же подъ такую минуту, какъ будто нарочно въ подтвержденіе его мнѣнія о воепныхъ, что сынъ его проигрался въ карты; онъ послалъ ему отъ души свое отцовское проклятіе н никогда уже не интересовался знать, существуетъ ли онъ на

свѣтѣ, или нѣтъ. Съ каждымъ годомъ притворялись окна въ его домѣ, нако-нецъ, остались только два, изъ кото-рыхъ одно, какъ уже видѣлъ читатель, было заклеено бумагою; съ каждымъ годомъ уходили изъ вида болѣе и бо-лѣе главныя части хозяйства, и мелкій взглядъ его обращался къ бумажкамъ и перышкамъ, которыя онъ собпралъ въ своей комнатѣ; неуступчивѣе становился онъ къ покупщикамъ, которые прі-ѣзжали забирать у него хозяйственныя произведенія; покупщики торговались, торговались и наконецъ бросили его вовсе, сказавши, что это бѣсъ, а не человѣкъ; сѣно и хлѣбъ гнили, клади и стоги обращались въ чистый навозъ, хоть разводи на нохъ капусту; мукавъ подвалахъ превратилась въ камень, и нужно было ее рубить; къ сукнамъ, холстамъ и домапшимъ матеріямъ страшно было дотронуться; они обращались въ пыль. Онъ уже позабывалъ самъ, сколько у него было чего, п пом-нилъ только въ какомъ мѣстѣ стояли у него въ шкапу графпнчикъ съ остат-комъ какой нибудь настойки, на кото-ромъ онъ самъ сдѣлалъ мѣтку, чтобы никто воровскимъ манеромъ ея не вы-пилъ, да гдѣ лежало перышко, или сургучикъ. А между тѣмъ, въ хозяй-ствѣ доходъ собирался по прежнему: столько же оброку долженъ былъ при-несть мужикъ, такимъ же приносомъ орѣховъ обложена была баба, столько же поставокъ холста должна была нат-кать ткачиха. Все это сваливалось въ кладовыя и все становилось гниль и прорѣха, и самъ онъ обратился наконецъ въ какую-то прорѣху на человѣ-чествѣ. Александра Степановна какъ-то пріѣзжала раза два съ маленькимъ сы-номъ, пытаясь, нельзя ли чего-нибудь получить: видно, походная жизнь съ штзбъ-ротмистромъ не была такъ привлекательна, какою казалась до свадьбы. Плюшкинъ однакоже ее простиль и даже далъ маленькому внучку поиграть какую-то пуговицу, лежащую на столѣ, но денегъ ничего не далъ. Въ

— 300 —

другой разъ Александра Степановна пріѣхала съ двумя малютками п привезла ему кулпчъ къ чаю и новый ха-латъ, потому что у батюшки былъ такой халатъ, па который глядѣть не только было совѣстно, но даже стыдно. Плюшкппъ приласкалъ обопхъ вауковъ и, посадивиш ихъ къ себѣ одного на правое колѣно, а другого на лѣвое, иокачалъ ихъ совершенно такимъ образомъ, какъ будто они ѣхали на лошадяхъ; кулпчъ п халатъ взялъ, но дочери рѣшительно ничего не далъ; съ тѣмъ и уѣхала Александра Стеиановна.

У;ке нисколько мипутъ стоялъ Плюш-кинъ, не говоря ни слова, а Чпчиковъ все еще не могъ начать разговора, развлеченный какъ впдомъ самого хозяина, такъ и всего того, что было въ его комнатѣ. Долго пе могъ опъ придумать, въ какпхъ бы словахъ пзъпс-нпть причины своего иосѣщенія. Опъ уже хотѣлъ было выразиться въ такомъ духѣ, что, наслыніась о добродѣтели п рѣдкихъ свойствахъ души его, почел ъ долгомъ принести лично дань уваженія; но спохватился и почувство-валъ, что это слишкомъ. Искоса бро-сивъ еще одппъ взглядъ на все, что было въ комнатѣ, опъ иочувствовалъ, что слова: добродѣтель п рѣдкія свойства души можно съ успѣхомъ замѣ-нить словами: экономія и порядокъ; и иотому, преобразивши такимъ образомъ рѣчъ, онъ сказалъ, что, наслышась объ эвономіи его п рѣдкомъ управленіи вмѣніямп, оиъ почелъ за долгъ позпа-компться и принести лично свое почтете. Конечно, можно бы было привести иную, лучшую причину, но ничего иного не взбрело тогда на умъ. На это Плюшкинъ что-то пробормоталъ сквозь губы, ибо зубовъ не было, — что именно, неизвѣстно, но, вѣроятно, смыслъ былъ таковъ: «А побралъ бы тебя чортъ съ твонмъ почтеніемъ!» Но таг.ъ какъ гостепріимство у насъ въ такомъ ходу, что спряга пе въ силахъ ирсступить его законовъ, то опъ нри-

бавнлъ тутъ иъсколько внятнѣе: «Прошу покорнѣйше садиться! Я давненько не вижу гостей», сказалъ онъ, «да признаться сказать, въ нпхъ мало вижу проку. Завели пренепрплпчный обычай ѣздпть другъ къ другу, а въ хозяйствѣ-то упущенія... да и лошадей ихъ корми сѣпомъ! Я давно ужъ отобѣдалъ, а кухня у меня низкая, прескверная, п труба-то совсѣмъ развалилась, — начнешь топить, еще пожару надѣлаешь.» «Воиъ оно какъ!» подумалъ про-себя Чпчиковъ: «хорошо же, что я у Соба-кевпча перехватилъ вотрушку да ломоть бараньяго бока.»

«Итакой скверный анекдотъ, что сѣна хоть бы клокъ въ пѣломъ хозяйствѣ!» продолжалъ Плюшкинъ. «Да и въ са-момъ дѣлѣ, какъ прибережешь его? землишка маленькая, мужикъ лѣнпвъ.. работать не любить, думаетъ, какъ бы въ кабакъ... того и гляди, пойдешь на старости лѣтъ по міру!»

«Мнѣ, однакоже, сказывали», скромно замѣтилъ Чичаковъ, «что у васъ болѣе тысячи душъ».

«А кто это сказывалъ? А вы бы, батюшка, наплевали въ глаза тому, который это сказывалъ! Онъ пересмѣш-ннкъ; видно, хотѣлъ пошутить надъ вами. Вотъ баютъ — тысяча душъ, а подптка сосчитай, а п ничего не начтешь! Послѣдпіе три года проклятая горячка выморила у меня здоровенный кушъ мужпковъ.»

«Скажите! и много выморила?» вос-клпкнулъ Чпчиковъ съ участіемъ.

«Да, снесли многихъ»

«А позвольте узнать, сколько чпс-ломъ?»

«Душъ восемьдесятъ.»

«Нѣтъ?»

«Не стану лгать, батюшка.»

«Позвольте еще спросить: вѣдь эти души, я полагаю, вы считаете со дня нодачн послѣдней ревпзіп?»

«Это было еще слава Богу», сказалъ Плюшкинъ; «да пхъ-то, что съ того времени, до ста-двадцати наберется.» I «Вправду? пѣлыхъ сто двадцать?»

зоскликнулъ Чичиковъ и даже разп-пулъ нѣсколько ротъ отъ изумленія.

«Старъ я, батюшка, чтобы лгать: седьмой десятокъ живу!» сказалъ Плюшкинъ. Онъ, казалось, обидѣлся такимъ, почти радостнымъ, восклицаніемъ. Чичиковъ замѣтилъ, что въ самомъ дѣлѣ неприлично подобное безучастіе къ чужому горю, п потому вздохнулъ тутъ же и сказалъ, что соболѣзнуетъ.

«Да вѣдь соболѣзнованія въ карманъ не положишь», сказалъ Плюшкинъ. «Вотъ возлѣ меня живетъ капитанъ, чортъ знаетъ его, откуда взялся! гово-ритъ — родственника «Дядюшка, дядюшка!» и въ руку цѣлуетъ, а какъ начнетъ соболѣзновать, вой такой подымете, что уши береги. Съ лица весь красный: пѣннику, чай, на смерть придерживается. Вѣрно, спустплъ денежки, служа въ офицерахъ, или театральная актриса выманила, такъ вотъ онъ теперь и соболѣзнуетъ!»

Чичиковъ постарался объяснить, что его соболѣзнованіе совсѣмъ не такого рода, какъ капитанское, и что онъ не пустыми словами, а дѣломъ готовъ доказать его и, не откладывая дѣла да-лѣе, безъ всякихъ обиняковъ, тутъ же, язъявилъ готовность принять на себя обязанность платить подати за всѣхъ креетьянъ, умершихъ такими несчастными случаями. Предложеніе, казалось, совершенно изумило Плюшкина. Онъ, вытаращивъ глаза, долго смотрѣлъ на него и наконецъ спросилъ: «Да вы батюшка, не служили ли въ военной службѣ?»

«Нѣтъ, отвѣчалъ Чичиковъ довольно лукаво, служилъ по статской.»

«По статской?» повторилъ Плюшкинъ и сталъ жевать губами, какъ-будто что-нибудь кушалъ. «Да вѣдь какъ же? вѣдь это вамъ самимъ-то въ убытокъ?»

«Для удовольствія вашего готовъ и па убытокъ.»

«Ахъ, батюшка! ахъ, благодѣтель мой» вскрикнулъ Плюшкинъ, не замечая отъ радости, что у него изъ носа выглянулъ весьма некартпн-

но табакъ, на образецъ густаго кофея, и полы халата, раскрывшись, показали платье, не весьма приличное для разсматриванія. «Вотъ утѣшили старика! Ахъ, Господи ты мой! ахъ святители вы мои!...» Далѣе Плюшкинъ и говорить не могъ. Но не прошло и минуты, какъ эта радость, такъ мгновенно показавшаяся на деревян-номъ лицѣ его, такъ же мгновенно и прошла, будто ея вовсе не бывало, и лице его вновь приняло заботливое вы-раженіе. Онъ даже утерся платкомъ и, свернувши его въ комокъ, сталъ имъ водить себя по верхней губѣ.

«Какъ же, съ позволенія вашего, чтобы не разсердить васъ, вы за вся-кій годъ беретесь платить за нихъ подать? и деньги будете выдавать мнѣ, или въ казну?»

«Да мы вотъ какъ сдѣлаемъ; мы со-вершимъ на нихъ купчую крѣпость, какъ-бы они были живые и какъ-бы вы ихъ мнѣ продала».

«Да, купчую крѣпость....» сказалъ Плюшкинъ, задумался *и сталъ опять кушать губами. «Вѣдь вотъ купчую крѣпость — все издержки. Приказные такіе безсовѣстные! Прежде бывало полтиной мѣдн отдѣлаешься да мѣш-кокъ муки, а теперь пошли цѣлую подводу крупъ, да и красную бумажку прибавь, — такое сребролюбіе! Яне знаю, какъ никто другой не обратить на это вниманіе. Ну, сказалъ бы ему какъ-нибудь душеспасительное слово! Вѣдь словомъ хоть кого проймешь. Кто что ни говори, а противъ душеснасптель-наго слова не устоишь.»

«Ну, ты, я думаю, устоишь!» поду-малъ про себя Чичиковъ. и произнесъ тутъ же, что изъ уваженія къ нему, онъ готовъ принять даже издержки по купчей на свой счетъ.

Услыша, что даже издержки по купчей онъ принимаетъ на себя, Плюшкинъ заключилъ, что гость долженъ быть совершенно глупъ и только прикидывается, будто служилъ по статской, а вѣрно былъ въ офицерахъ,.

— 302 -

Нрп всемътомъ онъ, одвавожъ не могъ скрыть своей радости п пожелалъвсякпхъ утѣтеній ые только ему, но да;ке п дѣт-камъ его, не спросивъ, были ли они у него, или нѣтъ. Подошедъ къ окну, постучалъ онъ пальцами въ стекло и закрпчалъ: «Эй, Дрошка!» Черезъ минуту было слышпо, что кто-то вбѣжалъ въ-попыхахъ въ сѣнп. долго возился тамъ и стучалъ сапогами, наконецъ дверь отворилась, и вошелъ Ирошка, мальчикъ лѣтъ тринадцати, въ такихъ болыинхъ сапогахъ, что, ступая, едва не вынулъ нзъ нихъ ноги. Почему у Прошки были такіе большіе сапоги, это можно узнать сейчасъ же: у Плюшкина для всей дворни, сколько ни было ея въ домѣ, были одни только саиогп, которые должны были всегда находиться въ сѣняхъ. Всякій призываемый въ барскія покои обыкновенио отплясывалъ черезъ весь дворъ боспкомъ, но, входя въ сѣнп, надѣвалъ сапоги и такимъ уже образомъ являлся въ комнату. Выходя изъ комнаты, онъ оставлялъ саиогп опять въ сѣняхъ и отправлялся вновь на собственной подошвѣ. Если бы кто взглянулъ изъ окошка въ осеннее время, и особенно, когда по-утрамъ начинаются маленькія изморози, то бы увидѣлъ, что вся дворня дѣлала такіе скачки, такіе врядъ ли удастся выдѣ-лать на театрахъ самому бойкому танцовщику.

«Вотъ посмотрите, батюшка, какая рожа!» сказалъ Плюшкинъ Чичикову, указывая пальцемъ на лице Прошки. «Глупъ вѣдь, какъ дерево, а попробуй что-нибудь положить — мпгомъ укра-детъ! Ну, чего ты пришелъ, дуравъ, скажи чего?» Тутъ онъ произвелъ не-больш ое молчаніе, на которое Прошка отвѣчалъ тол;е молчаніемъ. «Поставь самоваръ, — слышишь? да вотъ возьми влючъ, да отдай Маврѣ, чтобы пошла въ кладовую: тамъ на полкѣ есть сухарь изъ кулича, который привезла Александра Степановна,—чтобы подали его къ чаю!... Постой, куда же ты?

дурачина! эхва, дурачина!... Бѣсъ у тебя въ ногахъ, что ли, чешется?.... Ты выслушай прежде. Сухарь-то сверху, чай, испортился, такъ пусть соскоблитъ его ножомъ, да крохъ не бросаетъ, а снесетъ въ курятнпкъ. Да смотри ты, ты не входи, братъ, въ кладовую; не то — я тебя, знаешь? березовымъ-то вѣ-никомъ, чтобы для вкуса-то! вотъ у тебя теперь славный аппетнтъ, такъ чтобы еще былъ получше! Вотъ попробуй-ка нойти въ кладовую, а я тѣмъ временемъ изъ окна стану глядѣть. Имъ ни въ чемъ нельзя довѣрять, продолжалъ онъ, обратившись къ Чичикову послѣ того, какъ Прошка убрался вмѣстѣ съ своими сапогами. Вслѣдъ за тѣмъ онъ на-чалъ и на Чичикова посматривать подозрительно. Черты такого необыкно-веннаго великодушия стали ему казаться невѣроятными, и онъ подумалъ про себя: «Вѣдь чортъ знаетъ его, можетъ быть, онъ просто хвастунъ, какъ всѣ эти мотпшки: навретъ, навретъ, чтобы поговорить да напиться чаю. а потомъ и ундетъ!» А потому изъ предосторожности, и вмѣстѣ желая нѣсколько по-исиытать его, сказалъ онъ, что не дурно бы совершить купчую поскорѣе, потому что, де. въ человѣкѣ не увѣ-ренъ: сегодня живъ, а завтра и Богь вѣсть.

Чпчиковъ изъяв и лъ готовность совершить хоть сію минуту и потребовалъ только списка всѣмъ крестьянамъ.

Это успокоило Плюшкина. Замѣтпо было, что онъпрпдумывалъ что-то сдѣ-лать, и точно, взявши ключи, приблизился къ шкафу п, отперши дверцу, рылся долго между стаканами п чашками и паконецъ иропзнесъ: «Вѣдь вотъ не сыщешь, а у меня былъ славный лпкерчикъ, если только не выпили: на-родъ — такіе воры! А. вотъ развѣ не это ли онъ?» Чичнвовъ увидѣлъ въ ру-кахъ его графинчпкъ, который былъ весь въ пыли, какъ въ фуфайвѣ. «Еще покойница дѣлала», продолжалъ Плюшкинъ; «иошеіінпца ключница совсѣмъ бы ю его забросила, и даже не закупо-

— 303 —

рила, каналья! Казявки и всякая дрянь было напичкались туда, но я весь соръ-то повынулъ п теперь вотъ чистенькая, я вамъ налью рюмочку.»

Но Чичиковъ постарался отказаться отъ такого лпкерчяка, сказавши, что онъ уже и пилъ, и ѣлъ. «Пили уже и ѣли!» сказалъ Плюшкпнъ. «Да, конечно, хорошаго общества человѣка хоть гдѣ узнаешь? онъ не ѣстъ, а сытъ; а какъ эдакой какой нибудь воришка, да его сколько пи корми... Вѣдь вотъ ка-питанъ пріѣдетъ: «Дядюшка», говоритъ, «дайте чего-нибудь поѣсть!» А я ему такой же дядюшка, какъ онъ мнѣ дѣ-душка. У себя дома ѣсть вѣрно нечего, такъ вотъ онъ шатается! Да, вѣдь вамъ нуженъ реестрикъ всѣхъ этпхъ тунеядцевъ? Какъ-же! я, какъ зналъ, всѣхъ ихъ списалъ на особую бумажку, чтобы, при первой подачѣ ревпзіи, всѣхъ ихъ вычеркнуть». Плюшкинъ на-дѣлъ очки и сталъ рыться въ бума-гахъ. Развязывая всякія связки, онъ попотчивалъ своего гостя такою пылью, что тотъ чихнулъ. Наконецъ вытащилъ бумажку, всю нсписанпую кругомъ. Крестьянскія имена усыпали ее тѣсно, какъ мошки. Были тутъ всякіе: и Парамонову и Пнменовъ, и Пантелей-моновъ, и даже выглянулъ какой-то Григорій Доѣзжай-не-доѣдешь; всѣхъ было сто двадцать слишкомъ. Чичиковъ улыбнулся при видѣ такой многочисленности. Спрятавъ ее въ карманъ, онъ замѣтилъ Плюшкину, что ему нужно будетъ для совершевія крѣпостп пріѣ» хать въ городъ.

«Въ городъ? Да какъ же?... а домъ-то какъ оставишь? Вѣдь у меня народъ или воръ, или мошенникъ: въ день такъ оберутъ, что п кафтана не на чемъ будетъ повѣсить».

«Такъ не имѣете ли кого-нибудь зна-комаго?»

«Да кого же знакомаго? Вѣдь мои знакомые померли, или раззнакомились... «&хъ, батюшка! какъ не имѣть? имѣю!» вскричалъ онъ. «Вѣдь знакомъ самъ председатель, ѣзжалъ даже въ

старые годы ко мнѣ! Какъ не знать? однокорытниками были, вмѣстѣ по за-борамъ лазили! Какъ не знакомый? ужъ такой знакомый! такъ ужъ не къ нему ли написать?

♦Конечно къ нему».

«Какъ же? ужъ такой знакомый! въ школѣ были пріятели». И на этомъде-ревянномъ лпцѣ вдругъ скользнулъ какой-то теплый лучъ, выразилось — не чувство, а какое-то блѣдное отраженіе чувства: явленіе, подобное неожиданному появленію на поверхности водъ уто-пающаго, произведшему радостный крикъ въ толпѣ, обступившей берегъ. Но напрасно обрадовавшіеся братья п сестры кидаютъ съ берега веревку и ждутъ, не мелькнетъ ли вновь спина пли утомленный бореньемъ руки: появленіебыло послѣднее. Глухо все, и еще страш-нѣе и пустыннѣе становится послѣ того затихнувшая поверхность безотвѣтной стихіп. Такъ и лице Плюшкина, вслѣдъ за мгновенно скользнувшпмъ на немъ чувствомъ, стало еще безчувственнѣе и еще пошлѣе.

«Лежала на столѣ четвертка чистой бумаги», сказалъ онъ, «да не знаю, куда запропастилась: люди у меня та-кіе негодные!» Тутъ сталъ онъ заглядывать и подъ столъ, и на столъ, ша-рилъ вездѣ и наконецъ закричалъ : «Мавра! а Мавра!» На зовъ явилась женщина съ тарелкой въ рукахъ, на которой лежалъ сухарь, уже знакомый читателю, и между ними произошеіъ такой разговоръ:

«Куда ты дѣла, разбойница, бумагу?»

«Ей Богу, барпнъ, не видывала, опричь небольшого лоскутка, которымъ изволили ирикрыть рюмку».

«А вотъ я по глазамъ вижу, что подтибрила».

«Да на что жъ бы я подтибрила? Вѣдь мнѣ проку съ ней никакого: я грамотѣ не знаю».

«Врешь, ты снесла пономарепку: онъ маракуетъ, такъ ты ему и снесла».

«Да пономареноЕЪ, если захочетъ,

такъ достанетъ себѣ бумагу. Не ви-далъ онъ нашего лоскутка!»

«Вотъ погоди-ка: на страшпомъ судѣ черти припекутъ тебя за это железными рогатками! вотъ посмотришь, какъ припекутъ!»

«Да за что же припекутъ, коли я не брала п въ руки четвертки? Ул;ъ ско-рѣе другой какой бабьей слабостью, а воровствомъ меня еще никто не нопре-калъ».

«А вотъ черти-то тебя и припекутъ! скажутъ: «А вотъ тебѣ мошенница, за то, что барина-то обманывала!» да горячими-то тебя и припекутъ!»

«А я скажу: «Не за что! ей Богу, не за что: не брала я....» Да вонъ она лежитъ на столѣ. Всегда наираслиной попрекаете!»

Плюшкинъ увпдалъ точно четвертку и на минуту остановился, пожевалъ губами и произнесъ: «Ну, что жъ ты расходилась такъ? экая занозистая! Ей скажи только одно слово, а она ужъ въ отвѣтъ десятокъ! Поди-ка принеси огоньку запечатать письмо. Да стой ! ты схватишь сальную свѣчу; сало дѣло тонкое : сгоритъ да и нѣтъ, только убытокъ ; а ты принеси-ка мнѣ лучинку!»

Мавра ушла, а Плюшкпнъ, сѣвшп въ кресла п взявши въ руку перо , долго еще ворочалъ на всѣ стороны четвертку, придумывая, нельзя ли отдѣ-лпть отъ нея еще осьмушку, но пако-нецъ убѣдплся, что нпкакъ пельзя, всу-нулъперовъчернилицу съ какою-то за-нлѣсневѣвшею жидкостью и множест вомъ мухъ наднѣ, п сталъ писать, выставляя буквы, похожія на музыкальный поты, придерживая поминутно прыть руки, которая разскакнвалась по всей іліѢ, лѣил скупо строка на строку, и не безъ сожалѣнія подумывая о томъ, что все еще останется много чнстаго вробѣіа.

И до такой ничтожности, мелочности, гадоств иогъ снизойти человѣкъі могъ

въ нзмѣнвтьсяі И похоже это на правду? Все похоже на правду, все мо-

жетъ статься съ человѣкомъ. Нынѣш-ній же пламенный юноша отскочилъ бы съ ужасомъ, если бы показали ему его же портретъ въ старости. Забирайте же съ собою въ путь, выходя пзъ мягкпхъ юношескпхъ лѣтъ въ суровое, ожесточающее мужество, забирайте съ собою всѣ человѣческія дви-жепія, не оставляйте ихъ на дорогѣ— не подымете потомъ! Грозна, страшна грядущая впереди старость, п ничего не отдаетъ назадъ и обратно! Могила мплосерднѣе ея, на могплѣ напишется: Здѣсь иогребенъ человѣкъ; но ничего не прочитаешь въ хладныхъ, безчув-ственпыхъ чертахъ безчеловѣчной старости.

«А не знаете ли вы какого-нибудь вашего пріятеля», сказалъ Плюшкпнъ, складывая письмо, «которому бы понадобились бѣглыя души?»

«А у васъ есть п бѣглыя?» быстро снросилъ Чичиковъ, очнувшись.

«Въ томъ-то и дѣло, что есть. Зять дѣлалъ выправки: говоритъ будто и слѣдъ простылъ ; но вѣдь онъ чело-вѣкъ военный: мастеръ притопывать шпорой, а если бы похлопотать по су-дамъ...»

«А сколько ихъ будетъ числомъ?»

«Да десятковъ до семи тоже наберется.»

«Нѣтъ?»

«А ей Богу такъ! Вѣдь у меня, что годъ , то бѣгаютъ. Народъ-то больно прожорливъ , отъ праздности завелъ привычку трескать, а у меня ѣсть и самому нечего... А ужъ я бы за ппхъ, что ни дай, взялъ бы. Такъ посовѣ-тунте вашему пріятелю-то: отыщись вѣдь только десятокъ, такъ вотъ уже у него славная деньга. Вѣдь ревизская душа стоитъ въ пятистахъ рубляхъ.»

«Нѣтъ, этого мы пріятелю и понюхать не дадпмъ», сказалъ про себя Чичиковъ п потомъ объяснилъ, что такого нріятеля нпкакъ не найдется, что однѣ издержки но этому дѣлу будутъ стоить болѣе, ибо отъ судовъ нужно отрѣзать полы собствсииаго кафтана да уходить

подалѣе; но что если онъ уже действительно такъ стиснуть, то, будучи подвигнуть участіемъ, онъ готовъ дать... но что это такая бездѣлпца, о которой даже не стоитъ и говорить.

«А сколько бы вы дали?» спросилъ Плюшкинъ, и самъ ожпдовѣлъ; руки его задрожали, какъ ртуть.

«Я бы далъ по двадцати пяти ко-лѣекъ за душу».

«А какъ, вы покупаете на чпстыя?»

«Да, сейчасъ деньги.»

«Только, батюшка, ради нищеты-то моей , уже дали бы по сорока ко-пѣекъ.»

«Почтеннѣйшін!» сказалъ Чичиковъ: «не только по сорока копѣекъ, по пяти сотъ рублей заплатилъ бы! съ удоволь-ствіемъ заплатилъ бы , потому что вожу — почтенный, добрый старикъ тер-шітъ по прнчпнѣ собственная добро-душія.»

«А ей Богу такъ! ей Богу правда!» сказалъ Плюшкинъ , свѣспвъ голову внизъ и сокрушительно покачавъ ею. «Все отъ добродушія.»

«Ну, видите ли? я вдругъ постигнулъ вашъ характеръ. Итакъ, почему жъ ье дать мнѣ по пяти сотъ рублей за душу, но... состоянья нѣтъ; по пяти коиѣекъ, извольте, готовъ прибавить, чтобы каждая душа обошлась такимъ образомъ въ тридцать копѣекъ.»

съ такою же осторожноюстью, какъ буд-то-бы несъ какую-нибудь жидкость, ежеминутно боясь расплескать ее. ІІодо-шедши къ бюро, онъ переглядѣлъ ихъ еще разъ и уложилъ тоже чрезвычайно осторожно въ одинъ пзъ ящиковъ, гдѣ, вѣрно, имъ суждено быть погребенными до тѣхъ поръ, покамѣсть отецъ Карпъ и отецъ Поликарпъ, два священника его деревни, не погребутъ его самого, къ неописанной радости зятя и дочери, а можетъ быть , и капитана , приписавшаяся ему въ родню. Спрятавши деньги, Плюшкинъ сѣлъ въ кресла и уже, казалось, больше не могъ найти матеріп, о чемъ говорить.

«А что, вы ужъ собираетесь ѣхать?» сказалъ онъ, замѣтпвъ небольшое дви-женіе, которое сдѣлалъ Чичиковъ для того только, чтобы достать пзъ кармана илатокъ.

Этотъ вопросъ напомнилъ ему, что въ самомъ дѣлѣ не зачѣмъ болѣе мѣш-кать. «Да, мнѣ пора!» произнесъ онъ, взявшись за шляпу.

«А чайку?»

«Нѣтъ, ужъ чайку пусть лучше когда-нибудь въ другое время.

«Какъ-же? а я приказа л ъ самоваръ. Я, признаться сказать, не охотникъ до чаю: напитокъ дорогой, да и цѣна на сахаръ поднялась немилосердная. Прош-ка! не нужно самовара! Сухарь отнеси

«Ну, батюшка, воля ваша, хоть по Маврѣ, слышишь? пусть его положить

двѣ коиѣйки пристегните.» Іна тоже мѣсто; или, нѣтъ, подай его

«По двѣ копѣйки пристегну, извольте. 1 сюда, я ужо снесу его самъ. Прощайте,

Сколько ихъ у васъ? Вы, кажется, говорили—семьдесятъ!»

«Нѣтъ, всего наберется семьдесятъ-зосемь.»

«Семьдесятъ - восемь, семьдесятъ-восемь, по тридцати копѣекъ за душу, это будетъ...» здѣсь герой нашъ одну секунду, не болѣе, думалъ и сказалъ вдругъ: «это будетъ двадцать четыре рубля девяносто-шесть копѣекъ!» оиъ былъ въ ариѳметикѣ силенъ. Тутъ же заставилъ Плюшкина написать росппску и выдалъ ему деньги, которыя тотъ принять въ обѣ руки и понесъ ихъ къ бюро

батюшка, да благословить васъ Богъ! А письмо-то предсѣдателю вы отдайте. Да, пусть прочтетъ, онъ мой старый знакомый. Какъ же! были съ нимъ однокорытниками!»

За симъ, это странное явленіе, этотъ съежившійся старичишка проводилъ его со двора, послѣ чего велѣлъ ворота тотъ-же часъ запереть; потомъ обошелъ кладовыя, съ тѣмъ, чтобы осмотрѣть, на своихъ ли мѣстахъ сторожа, которые стояли на всѣхъ углахъ, колотя деревянными лопатками въ пустой бо-ченокъ, намѣсто чугунной доски; послѣ

20

- :;оо —

того заглянулъ въ кухню, гдѣ, иодъ видомъ того, чтобы попробовать, хорошо ли ѣдятъ люди, наѣлся прено-рлдочно щей съ кашею и, выбрапившп всѣхъ до послѣдпяго за воровство и дурное новедеиіе, возвратился въ свою комнату. Оставшись одинъ, онъ даже подумалъ о томъ, какъ бы ему возблагодарить гостя за такое, въ самомъ дѣлѣ, безпримѣрное великодушие. «Я ему подарю», подумалъ онъ про себя, «карманные часы: они вѣдь хорошіе, серебряные часы, а не то, чтобы какіе нпбудь томпаковые , пли бропзовые , немножко поиспорчены , да вѣдь онъ себѣ переправить; онъ человѣкъ еще молодой, такъ ему нужны карманные часы , чтобы понравиться своей пе-вѣстѣ. Или нѣтъ , прибавплъ онъ , послѣ пѣкотораго размышленія, лучше я оставлю ихъ ему, послѣ моей смерти, въ духовной , чтобы вспомипалъ обо мнѣ.»

Ревнзоръ, Комедія (1836).

ДгЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

Городннчін прпглашаетъ кь себѣ важнѣйшихъ чиновников!» уѣзднаго городка и пзвѣщаетъ пхъ что къ шімъ ѣдетъ Ревнзоръ съ секретпымъ пред-писаніемъ обревизовать въ губерніи все, относящееся до гражданскаго уиравленія. По этому случаю городшічій совѣтуетъ своимъ сослужив-цэмъ обратить впнманіе на нѣкоторые по ихъ части уиравленія безпорядкн. Обращаясь къ Землянике, попечителю Богоугодныхъ заведеній, опъ говорить:

Безъ соннѣнія, проѣзжающій чинов-никъ захочетъ прежде всего осмотрѣть иодвѣдомственныя вамъ богоугодныя заведены — в потому вы сдѣлайте такъ, чтобы все было прилично. Колпаки били бы чистые, и больные не походили бы на кузиеповъ, какъ обыкновенно они ходить по домашнему въ будни; п тамъ, какъ слѣдуеть, надписать предъкаждою кроватью по-латынѣ, или на другомь

какомъ языкѣ.... какъ признается нуж по — это ужъ по вашей части, Христіанъ Ивановпчъ (луькарь) — всякую болѣзнь, когда ктозаболѣлъ, котораго дпя пчисла, какъ найдете лучше (Помолчавъ и по-качавъ головой). У васъ больные такой крѣпкій табакь курятъ, что всегда раз-чнхаешься, когда войдешь. Да и лучше, если бы ихъ было меньше, потому что сейчасъ отнесутъ пли къ дурному смо-трѣиію, пли къ неискуству врача.

Артемій Фидиповичъ (Земляника). На счетъ этого мы уже съХрпстіаномъ Ивановичемъ распорядились, какъ нужно. Все зависитъ отъ образа леченія;я иолагаю, что чѣмъ ближе къ натурѣ, тѣмъ лучше. Да п въ самомъ дѣлѣ, за-чѣмъ убытчиться и выписывать дорогія лекарства для какого нпбудь инвалида?.. Человѣкъ простой—если умретъ, то и такъ умретъ; если выздоровѣетъ, то и такъ выздоровѣетъ. При томъ и Хрп-стіану Ивановичу очень затруднительно было бь съ ними изъясняться, потому что онъ не знаетъ по русски. Лучше же сберегу я казенный интересъ и умень-шеніемъ расходовъ увеличу сумму. Тогда и начальство, видя мое усердіе, безъ сомнѣнія, представить меня къ отлпчію въ поощреніе прочимъ (обра* щаясъ къ Христіану Ивановичу), то есть я разумѣю, что при этомъ и вамъ будетъ какое нибудь благоволеніе.

Хрістіанъ Ивановичъ издаешь звукъ, очасти похожие на букву и, и нѣ-сколъко на е.

Город ничій. Вамъ тоже носовѣтовалъ бы, Аммосъ Ѳедоровичъ (судья), обратить вниманіе на прпсутственныя мѣста. У васъ тамъ въ передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашнихъ гусей съ маленькими гусенкамн, которые такъ п пшыряютъ подъ ногами. Оно, конечно, домашнимъ хозяйствомъ заводиться всякому похвально, п почему жь сторожу н не завесть его? только, знаете, въ такомъ мѣстѣ не прилично... Я п прея;де хотѣлъ вамъ это замѣтпть, но все вавъ-то иозабы-валь. Кромѣ того дурно, что у васъ

— 307 —

высушивается въ самомъ присутствии вся кая дрянь, и надъ самымъ шкапомъ съ бумагами охотничій арапкикъ. Я знаю, вы любите охоту; но все на время лучше его припрятать, а тамъ какъ проѣдетъ Ревизоръ, вы пожалуй опять его можете повѣспть. Также заседатель вашъ... онъ, можетъ быть, очень хорошій человѣкъ и свѣдущій въ своемъ дѣлѣ, но отъ него, зпаете, такой запахъ, какъ будто бы онъ только что вышелъ изъ вино-куреннаго завода?... Это тоже не хорошо. Я хотѣлъ давно объ этомъ сказать вамъ, но былъ, не помню, чѣмъ-то развлеченъ. Есть такія средства, кото-рыя могутъ это нѣсколько поправить, если ужь это дѣйствительно, какъ онъ говорить, у него природный запахъ. Можно ему посовѣтовать ѣсть лукъ пли чеснокъ или что нибудь другое. Въ этомъ случаѣ можетъ помочь разными средствами или медикаментами Христі-анъ Ивановичъ.

Хр. Ив. издаешь пготъ же звукъ.

Амм. Ѳед. Нѣтъ, этого уже невозможно выгнать: онъ говоритъ точно, что какъ-то въ дѣтствѣ мамка его ушибла, и съ того времени отъ него отдаетъ немного водкой.

Городн. Да, я такъ только замѣтилъ вамъ. На счетъ же внутренняго расно-ряженія, и того, что называетъ въ пись-мѣ Андрей Ивановичъ грѣшками, я ничего не могу сказать. Да и странно говорить, потому что нѣтъ человѣка, который бы за собою не пмѣлъ какихъ набудь грѣховъ. Это уже такъ самимъ Богомъ устроено, и волтеріанцы напрасно противъ этого говорятъ.

Амм, Ѳед. Чтожъ вы полагаете, Ан-тонъ Антоновичу грѣшками? Грѣшки грѣшкамъ рознь. У меня если есть грѣш-ки, то самые невинные! Вѣдь я, какъ вамъ извѣстно, беру взятки борзыми щенками.

Городн. Ну щенками или чѣмъ дру-гимъ, все взятки.

Амм. Ѳед. Э, нѣтъ, Антонъ Антоно-вичъ, это совсѣмъ не то. Вотъ увасъ, шуба стоитъ пятьсотъ рублей, да...

Г. Ну а что изъ того, что вы берете взятки борзыми щенками? За то вы въ Бога не вѣруете; вы въ церковь никогда не ходите; а я, по крайней мѣрѣ, въ вѣрѣ твердъ, и каждое Воскресенье бываю въ церкви. А вы.... О, я знаю васъ: вы, если начнете говорить о сотворены міра, то просто, волосы ды-бомъ поднимаются.

Амм. Ѳед. Да вѣдь самъ собою до-шелъ, собственнымъ умомъ...

Г. Ну, въ этомъ случаѣ Богъ знаетъ: ежели слишкомъ много ума, то бываетъ иной разъ хуже, чѣмъ бы его совсѣмъ не было. Впрочемъ я такъ только упо-мянулъ объ уѣздномъ судѣ, а оно врядъ ли кто когда нибудь заглянетъ туда: это ужъ такое завидное мѣсто; самъ Богъ ему покровительствуетъ. А вотъ вамъ, Лука Лукичъ, такъ какъ смотрителю учебныхъ заведеній, нужно позаботиться особенно насчетъ учителей. Они люди конечно ученые и воспитывались въ раз-ныхъ коллегіяхъ, но имѣютъ очень странные поступки, натурально неразлучные съ ученымъ званіемъ. Одинъ изъ нихъ, напримѣръ вотъ этотъ, что пмѣетъ толстое лицо... не вспомню его фамиліи, никакъ не можетъ обойтись, чтобы, взошедшп на каѳедру, не сдѣлать гримасу—-вотъ этакъ [дѣлаетъ гримасу). И потомъ начнетъ рукою изъ-подъ гал-стуха утюжить свою бороду. Конечно, если онъ ученику сдѣлаетъ такую рожу, то оно еще ничего, можетъ быть оно тамъ и нужно такъ, — объ этомъ я не могу судить; но вы посудите сами, если онъ сдѣлаетъ это посѣтителю— это можетъ быть очень худо. Г. Ревизоръ, или другой кто можетъ принять это на свой счетъ. Изъ этого чортъ знаетъ что можетъ произойти.

Лука Лукичъ. Ахъ, Боже мой! У меня совершенно изъ ума вышло.

Г. Тоже я долженъ вамъ замѣтить и объ учителѣ по исторической части... Озъ ученая голова—это видно, и свѣ-дѣній нахваталъ тьму, но только объ-сняетъ съ такимъ жаромъ, что не помнить себя. Я разъ слушалъ его... ну,

нокамѣсть говорплъ объ Ашіріянахъ и» Вавнлонянахъ — еще ничего, а какъ добрался до Александра Маведонскаго, то я не могу вамъ сказать, что съ нішъ сдѣлалось: Я думалъ, что пожаръ. Ей-Богу! сбѣжалъ съ каѳедры и что силы есть, хвать стуломъ объ полъ. Оно конечно, Александръ Македонскіп герой, но зачѣмъ же стулья ломать? Отъ этого убытокъ казпѣ.

Л. Л. Да онъ горячъ; я ему это нѣ-скольво разъ уже замѣчалъ... Право я не знаю, что и дѣлать съ нпмъ.

Г. Да. Таковъ уже неизъяснимый за-конъ судебъ: что умный человѣкъ или пьяница, пли рожу такую состроптъ, что хоть святыхъ выноси.

Л. Л. Эко право хлопотливое дѣло.

Г. Это бы еще ничего — хлопоты; худо что не знаешь, съ которой стороны ожидать его, когда и въ какое время. Инкогнито проклятое — вотъ что смущаетъ! Бдругъ заглянетъ: а! вы здѣсь голубчики! А кто, скажетъ, здѣсь судья? Ляи-кпнъ-Тяпкинъ — А! подать сюда Ляикп-па-Тяпкина! А кто попечитель бого-угодныхъ заведевій?— Земляника. А подать сюда Землянику! Вотъ что худо!

Въ это время приходить почтиейстеръ, и го-родничій проснтъ его рзспечатывать письма, чтобы узнать, нѣтъ ли откуда нибудь жалобы-Почтиейстеръ и самъ это дѣлаетъ обыкновенно іізъ одного невннпаго любопытства, и потому готовъ исполнить предлояіепіе городничаго. Без-; окоГіство начальника города быстро возрастаетъ; его особенно тревожитъ проклятое инкогнито. Когда онъ высказываетъ свою тревогу, вбѣгаютъ Два юродскіе жителя, дворяпе Бобчинскій и Доб-•шнскій іі перебивая другъ друга, расказываютъ присутствующим!,, что они видѣлп ВТ, одной го-стинницѣ молодаго человѣка, который по всѣмъ ирпмт.тамъ именно и есть ожидаемый ревпзоръ. Городничій, вполнт. повѣрившій имъ,дѣлаетъ на-вѣвоторыл распоряжевіяп съ Г>обчппсі;имъ отправляется въ гостии ни ну.

ДѢНСТВІЕ ВТОРОЕ.

ходить въ гостинницѣ, іп. померь Хлестакова.

Оспп. (слуга Х.і. лежнтъ на бар-. Чортъ побери, ѣстьтакъ

хочется-и въ животѣ трескотня такая, какъ будто бы цѣлый нолкъ затрубилъ въ трубы. Вотъ, не доѣдемъ дан только домой ; — что ты прикажешь дѣлать?... Второй мѣсяцъ пошелъ, какъ уже пзъ Питера! Профпнтплъ дорогою денежки, голубчпкъ, теперь сидптъ п хвостъ под-вернулъ, и не горячится. А. стало бы, и очень бы стало на прогоны; нѣтъ, вишь ты, нужно въ каждомъ городѣ показать себя. (Дразнитьею)\ «Эй, Осипъ, ступай, посмотри комнату лучшую, да обѣдъ спроси самый лучшій, я не могу ѣсть дурнаго обѣда: мнѣ нуженъ луч-шій обѣдъ». Добро бы было въ самомъ дѣлѣ что нибудь путное, а то вѣдь елп-стратпшка простой!... Съ проѣзжаю-щпмъ знакомится, а потомъвъ картишки, —вотъ тебѣ и доигрался!... Эхъ, надоѣла такая жизнь! Право, на дерев* нѣ лучше: оно хоть нѣтъ публичности, да п заботности меньше; возьмешь себѣ бабу, да и лежи весь вѣкъ на полатяхъ, да ѣшь ппроги. Ну ктожъ снорптъ — конечно — если пондетъ на правду, такъ житье въ Питерѣ лучше всего. Деньги бы только были, а жизнь тонкая п политичная: кеатры, собаки тебѣ танпуютъ, п все, что хочешь. Разговарпваетъ все на топкой деликатности, что развѣ только дворянству уступптъ. Пойдешь на Щукпнъ — купцы тебѣ кричатъ: почтенной; на перевозѣ въ лодкѣ съ чппов-никомъ сядешь; компаніп захотѣлъ— ступай въ лавочку; тамъ тебѣ кавалеръ разсважетъ про лагери и объявитъ, что всякая звѣзда зпачптъ па небѣ такъ, какъ на ладони псе видишь. Старуха офицерша забредетъ; горнпчпая иной разъ заглянетъ такая.... Фу, фу, фу, (усмѣхается и трясешь головой), галантерейное, чортъ возьми, обхожденіе! Не-вѣжлпваго слова никогда не услышишь: всакій тебѣ говоритъ вы. Наскучило идти — берешь пзвощпка, и сидишьсебѣ какъ барннъ; а не хочешь заплатить ему, — изволь: у каждаго дома есть сквозные ворота, и ты такъ шмыгнешь, что тебя никакой дьяволъ не сыщетъ. Одно плохо: иной разъ славно наѣшься, а

— 309 —

въ другой чуть не лопнешь съ голоду, какъ теперь напрпмѣръ.... А все онъ виноватъ!... что съ нимъ сдѣлаешь? Батюшка пришлетъ денежки; чѣмъ бы ихъ попридержать—и, куды"

.. пошелъ кутить: ѣздитъ на извощикѣ, каждый день ты доставай въ кеатръ бплетъ, а тамъ черезъ недѣлю— глядь, и посы-лаетъ на толкучій продавать новый фракъ. Иной разъ все до послѣдней рубашки соуститъ, такъ что на немъ всего останется сертучитка, да шинелпш-ка.... Ей«Богу правда! И сукно такое важное, аглицкое! рублевъ полтораста ему одинъ фракъ станетъ, а на рынкѣ спустптъ рублей за двадцать, а о брю-кахъ и говорить нечего — ни почемъ ндутъ. А отчего? оттого, что дѣломъ не занимается: вмѣсто того, чтобы въ должность, а онъ идетъ гулять по пре-шпекту, въ картошки пграетъ. Эхъ, еслибъ узналъ это старый баринъІОнъ не посмотрѣлъ бы на то, что ты чи-новникъ, а такихъ бы засыпалъ тебѣ, что дня бъ четыре ты почесывался. Коли служить, такъ служи!... Вотътеперь трактирщикъ сказалъ, что не дамъ вамъ ѣсть, пока не заплатите за прежнее, а коли не заплатпмъ.... (со вздохомъ) Ахъ, Боже ты мой, хоть бы какія нибудь щи! Кажись, такъ бы теперь весь свѣтъ съѣлъ. Стучится, вѣрно это онъ идетъ. (Поспѣшно схватывается съ постели).

Въ самомъ дѣлѣ является Хлестаковъ и, побранивши Осипа за то, что валяется на барской постели, посылаетъ его за обѣдомъ. Осипъ идетъ не хотя, зная, что неориказано болѣе отпускать имъ обѣда.

Хлестаковъ (одинъ). Ужасно какъ хочется ѣсть. Такъ немножко прошелся; думалъ, не нройдетъ ли аипетитъ, — нѣтъ, чортъ возьми, не ироходитъ. Да, еслибъ въ Пензѣ я не покутилъ, стало бы денегъ доѣхать домой. Пѣхотный капитанъ больше всего меня ноддѣлъ; однакожъ, что ни говори, а удивительно бестія штосы срѣзываетъ. Всего ка-бпхъ нпбудь четверть часа посидѣлъ и

еще гдѣ нибудь съ нпмъ встрѣтоться. Впрочемъ, какъ же встрѣтиться? на это все нужно случай. Когда бъ въ самомъ дѣлѣ уже скорѣе доѣхать домой: надоѣ-ло въ дорогѣ. Нарочно такой мерзкой городишка: въ другпхъ, по крайней мѣ-рѣ, что ннбудь бываетъ, а здѣсь ничего совершенно нѣтъ. Въ овошенной лавкѣ балыки еще сносные, но проклятые си-дѣльцы очень мало даютъ на пробу. (Насеистываетъ сначала изъ Роберта, потомъ: «не шей ты мнѣ матушка», а наконецъ ни се, ни то). Никто не хо-четъ идти.

Уговариваеть вошедшаго трактирнаго слугу принести ооѣдъ и нотомъ оставшись одинъ } говорить:

Это скверно, однакожъ, если онъ со-всѣмъ ничего не дастъ ѣсть. Такъ хочется, какъ еще никогда не хотѣлось. Развѣ изъ платья что нибудь пустить въ оборотъ? Нѣтъ, не хочу; лучше немного поголодаю, да по крайней мѣрѣ пріѣду домой въ петербургскомъ костю-мѣ. Жаль, что іохіімъ не далънапро-катъ кареты, а хорошо бы пріѣхать домой въ каретѣ. Очень бы не дурно подкатить къ какому нибудь сосѣду помѣ-щику съ фонарямп иодъ крыльцо, а Осипа сзади одѣть въ ливрею. Какъ бы переполошились всѣ: кто такой, что такое? а лакей входитъ: «Иванъ Александро-вичъ Хлестаковъ, пзъ Петербурга, прикажете принять?» Они, пентюхи, и не знаютъ, что такое значитъ: «ирпкажете принять». Къ нимъ если пріѣдетъ какой нибудь гусь помѣщикъ, то въ ту же минуту вылазитъ изъ бричкп п, не говоря нп слова, такъ прямо, медвѣдь, и валится въ гостиную. Къ дочечкѣ какой нибудь хорошенькой подойдешь: «сударыня, какая....» Тьфу, (пяюетъ), даже тошнитъ, такъ ѣсть хочется.

Слуга ириноситъ обѣдъ. Хлестаковъ, хотя бранить и щи и жаркое, но ѣстъ съ жадностью. Осипъ докладываетъ, что Городничій пріѣхалъ, освѣдомляется

х. (испугавшись) Вотъ тебѣ на! Я, ей Богу, никакъ не думалъ проэто.... Эка бестія, трактпрщпкъ! Еслп въ самомъ дѣлѣ потащптъ въ тюрьму! Чтожъ? если благороднымъ образомъ, еще ничего, я, пожалуй, пойду.... Нѣтъ, чтожъ я говорю: пойду? Тамъ вчера смотрѣлп на меня двѣ купеческія дочери, офицеры тоже безпрестанно ходятъ.... Нѣтъ, я не соглашусь. Онъ не можетъ сдѣлать этого, пли ужъ онъ будетъ послѣ этого такая скотина.... Это можно какого нп-будь мѣщанпка, нли ремесленника.... Нѣтъ, не поддаваться! (Ободряется). Что онъ можетъ мнѣ? Я скажу ему: какъ вы!... Я знать не хочу.... (Удверей вертится ручка; Хлестаковъ блѣд-нѣетъ).

ЯВЛЕЕІЕ ВОСЬМОЕ.

Хлестаков!, Городнпчій и Добчннскій.

(Городніічій вошедъ останавливается. Оба въ испугѣ сиотрлтъ вѣсколько минуть одіінъ на другэго, вынучнвъ глаза).

Городничій (немного оправившись и протянусь руки по швамъ). Желаю здравствовать.

Хлест, (кланяется). Мое почтеніе....

г. Извините.

X. Ничего.

г. Обязанность моя, какъ градоначальника здѣшняго города, заботиться о томъ, чтобы проѣзжающимъ и всѣмъ благородны мъ людямъ нпкакпхъ при-тѣсненій....

X. (сначала немного заикается, но къ концу ргьчгс говорить громко). Да чтожъ дѣлать?.... Я не внноватъ.... Я право заплачу.... Мнѣ прпшлютъ пзъ деревни (Бобчинскій выглядываем* шъ Зверей). Онъ больше впноватъ: говядину ннѣ подаетъ такую твердую, каг.ъ бревно; а супъ.... Опъ чортъ знаетъ чего нлеснулъ туда; я долженъ былъ выбросить его въ окно. Онъ меня го-лодомъ по пѣлымъ днямъ.... Чай такой

странный: воняетъ рыбой, а не чаеѵь. За что же я?... Вотъ новость!

г. (робѣя). Извините, я, право, не впноватъ. На рынкѣ у меня говядина всегда хорошая. Привозятъ Холмогор-скіе купцы, люди трезвые и поведенія хорошаго. Я ужъ не знаю, откуда онъ беретъ такую. Позвольте мнѣ предложить вамъ переѣхать со мною на другую квартиру.

X. Нѣтъ, я не хочу; я знаю, что значптъ на другую квартиру, то есть въ тюрьму. За чѣмъ же меня?... Вы не имѣете права.... Я покажу вамъ иодо-рожную.. . Я чиновнпкъ, ѣду въ собственную мою деревню, въ Саратовскую губернію, служу по Министерству..., Вы не смѣете.... Я буду жаловаться.

Г. (въ сторону). О Боже мой! Все, все узналъ.... Какой сердитый! Все разсказали проклятые купцы.

X. (Храбрясь). Да какъ вы смѣете?... Меня самъ Министръ зиаетъ.... Нѣтъ, не пойду, Ей Богу не пойду, вотъ хоть вы со всей своей командой.... (Въ сто-рону). Не поддаваться, право не поддаваться, п еслп что иибудь.... то.... (Берешь сзади рукою бутылку).

Г. (вытянувшись а дрожа всѣмъ тѣломъ), Помилуйте, не погубите! Жена, дѣти маленькія.... не сдѣлайте не-счастнымъ человѣка

X. Нѣтъ, я не хочу. Вотъ еще! мнѣ какое дѣло? Отъ того, что у васъ жена и дѣтн, я долженъ идти въ тюрьму, — вотъ прекрасно! (Бобчинскш выглядываешь въ дверь и въ ггспугѣ прячется). Нѣтъ, благодарю покорно, не хочу.

Г. (дрожа). Но неопытности, ей Богу, но неоиытпостп! Недостаточность со-стоянія.. . Казеннаго жалованья не хва-таетъ даже на чай и сахаръ. Если жъ и были какія взятки, то самая малость: къ столу что нпбудь, дана пару платья. Что-же до уптеръ-офпцсрской вдовы, занимающейся купечсствомъ, которую и будто бы высѣкъ, то это клевета, ей Богу, клевета! Это выдумали злодѣп мои; это такой народъ, что на жнзпь мою готовы покуситься.

311 —

X. Да... Конечно... (Въ размышле-ніи). Я не знаю однакожъ, зачѣмъ вы говорите о злодѣяхъ, или о какой-то унтеръ-офицерской вдовѣ?... Я не зпа-комъ съ нею. Да мнѣ и дѣла нѣтъ къ ней. Унтеръ-офицерская жена совсѣмъ другое, а меня вы не смѣете высѣчь. До этого вамъ далеко... я заплачу вамъ деньги; у меня только теперь нѣтъ. Я потому и сижу здѣсь такъ долго, что ни копѣйки нѣтъ денегъ.

Г. (въ сторону). О тонкая штука! Экъ куда метнулъ! Какого туману напустилъ! Разбери кто хочетъ. Не знаешь, съ которой стороны и приняться. Попробовать развѣ на авось. (Въ слухъ). Если вы точно имѣете нужду въ деньгахъ, или въ чемъ другомъ, то я готовъ служить сію минуту. Моя обязанность помогать проѣзжающимъ.

X. Такъ вы даете мнѣ въ займы?... О если такъ, то я сейчасъ готовъ расплатиться: мнѣ бы двѣсти рублей разделаться только съ трактирщикомъ, а тамъ я, какъ только въ деревню, сейчасъ же и возвращу вамъ... это вдругъ.

Г. Помилуйте! я готовъ ожидать сколько угодно. Какъ можно, чтобы я осмѣ-лился назначить срокъ. Вотъ тутъ ровно двѣсти рублей, хоть и не трудитесь считать.

X. (принимая деньги). Покорнѣйіпе благодарю; я вамъ очень благодаренъ. Меня, признаюсь, это чрезвычайно поощрило; у меня ужъ ни копѣйки небыло. Вы, какъ я вижу теперь, очень благородный человѣкъ, а прежде я думалъ... (Кладешь ихъ въ карманъ).

Г. (въ сторону). Ну, слава Богу! по крайней мѣрѣ деньги взялъ. Теперь дѣло можетъ быть на-ладъ пойдетъ. Я таки ему, вмѣсто двухъ сотъ, четыреста ввернулъ.

X. Эй, Осипъ! (Осипъ входитъ). Позови сюда трактир наго слугу (Къ Городничему и Добчинскому). А что жъ вы стоите? Сдѣлайте милость садитесь. (Добчинскому) Садитесь, прошу покорнѣйше.

Г. Ничего, мы и такъ постоимъ.

X. Садитесь пожалуста, я васъ прошу!

I (Добчинскому) Садитесь. (Городн. и Добч, садятся. Бобчинскій выглядываешь въ дверь).

г. (вь сторону). Онъ хочетъ, чтобы считали его инкогнитомъ. Хорошо, под-пустимъ и мы турусы: прикинемся, какъ будто совсѣмъ и не зпаемъ, что онъ за человѣкъ. (Вслухъ). Мы, прохаживаясь по дѣламъ должности, вотъ съ Ііетромъ Ивановичемъ Добчинскимъ, здѣшнимъ помѣщикомъ, зашли нарочно въ гостин-ницу, чтобы освѣдомиться, хорошо ли содержатся проѣзжающіе, потому что я не такъ, какъ иной городничій, которому ни до чего дѣла нѣтъ; но я, я, кромѣ должности, еще, по христіанскому чело-вѣколюбію, хочу, чтобы всякому смертному оказывался хорошій пріемъ, и вотъ въ награду за ревностную службу случай доставилъ мнѣ такое пріятное знакомство съ вами.

X. Я тоже самъ очень радь. Безъ васъ, я, признаюсь, долго бы просидѣлъ здѣсь: совсѣмъ не зналъ, чѣмъ заплатить.

Г. (въ сторону) . Да разсказывай себѣ! (Вслухъ). Осмѣлюсь ли спросить, куда и въ какія мѣста ѣхать изволите?

X. Я ѣду въ Саратовскую гу^ернію въ собственную деревню.

Г. (въ сторону съ лицомъ принимаю-щимь иронгіческое выраженіе). Въ Саратовскую губернію! О, да ты штука! (Вслухъ).]!^, пріятная прогулка для ума и сердца. Въ дорогѣ способности хорошо развиваются... п вы вѣрно такъ только по своей охотѣ ѣдете туда, для своего удовольствія.

X. Нѣтъ, батюшка меня требуетъ; а мнѣ, признаюсь, въ Петербургѣ лучше бы...

Г. (въ сторону). Батюшка требуетъ... А! экія пули отливаетъ. А вѣдь какой маленькой... (Вслухъ) И на долгое время изволите ѣхать туда?

X. Незнаю. Мнѣ не хотѣлось бы жить съ мужиками, помѣщпки тол^е не имѣ-ютъ образованности; однакожъ отставку и о да л ъ...

Г. (въ сторону). И въ отставку по-

далъ! Каково подвертываетъ! {Вслухъ). Ы прекрасно дѣлаетеі Что служба? Однѣ хлопоты: почь не спишь — стараешься для отечества, не жалѣешь нпчего, а награда нензвѣстно еще когда будетъ (Окидываешь глазами комнату). Какія большія пятна по угламъ: должно быть течь и сырость бываетъ, и стѣпы тоже ужъ слишкомъ низенькія... Мнѣ кажется, эта комната для васъ не слпшкомъ удобна.

X. Скверная комната, п клопы такіе какъ я еще нигдѣ не впдывалъ: такъ, какъ собаки, канальи, кусаютъ.

Г. Скажите! Такой просвѣщенный гость, и претерпѣваетъ такое неудоволь-ствіе отъкакпхъ нибудь негодныхъ кло-повъ, которымъ бы п на свѣтъ не слѣ-довало родиться! Мнѣ кажется, сколько па мои слабый глаза, пли это мухп об-пачкалп, какъ будто бы даже темно въ этой комнатѣ.

А. Да, совсѣмъ темно, п хозяпнъ за-велъ такое обыкновеніе: не отпускаетъ совсѣмъ свѣчеп. Иногда что нпбудь хочется сдѣлать— почптать, плп такъ при-детъ фаптазія сочинить что нибудь; но не можно, потому что вовсе темно.

г. Осмѣлюсь лп проспть васъ объ од-номъ наивеличайшемъ одолженіп, кото-раго, безъ сомпѣнія, можетъ быть я не достониъ? X. А что?

Г. Я бы дерзнулъ попросить васъ нереѣхать ко мнѣ на домъ: у меня есть для васъ очень удобная комната.

X, (въ расмьтшніи) , Какъ, то есть къ вамъ?... Да у васъ какая комната?

Г. Прекрасная комната, и столъ тоже вы будете у меня имѣть —хоть не столичный, но хорошій столъ; припасы свѣ-жіе, не такіе, какіе отпускаютъ въ трав-тирѣ за деньги. Не откажите! я а ужъ такъ радъ буду гостю... У меня такой нравъ: гостепріпмство съ самого дѣт-ства; все, что ни есть, готовь предложить; особливо если иритомъ гость такой ііроспѣщеіпшЯ человѣкъ. Не подумайте, что бы я говорллъ это пзъ лести.

Нѣтъ, не нмѣю этого порока: отъ полноты души выражаюсь.

X. Покорно благодарю васъ. Мнѣ тоже вы очень понравились.

Сдѣлавши распоряжеиіе о принятіи у себя въ домѣ дорогаго гостя, Городничій отправляется съ гшмъ осматривать богоугодныя и друіія учреждения. Потомъ,сопровождаемые чиновниками, они прнходятъ въ домъ городничаго; хозяинъ ре-комендуетъ гостю свою жену и дочь. Хлеста-ковъ разсказываетъ имъ о своихъ необыкновен-ныхъ успѣхахъ на литературномъ и служебномъ поприщахъ и возбуждаетъ: въ дамахъ восторгъ, въ чнновпикахъ — страхъ. Завтракъ, которымъ угостили Ревизора въ больнпцѣ, нагналт, па пего сонъ, и Хлестаковъ отправляется въ отведенную ему комнату отдохнуть.

ДіЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Въ отсутствіе Хлестакова собираются город-скіе чиповникп въ мундирахъ для оффиціальн?.-го нредставленія, и когда онъ проснулся, представляются ему поодиночкѣ. Онъ просить у нихъ въ долгъ денегъ и тѣ даготъ ему охотно. За чиновниками являются купцы н слесаріпа съ жалобами п Хлестаковъ обѣщаетъ всѣмъ защиту. Послѣ нихъ случайно входить въ комнату дочка городничаго. Хлестаковъ останавливаем ее, говорить ей, что счастливь, встрѣчая ее, п изъ-ясняетъ ей свою любовь. Въ эту минуту является жена городничаго, и гость просить у нея рукп дочери, потомъ говорить просьбу свою и городпичему. И мужъ и жена съ радостью соглашаются. Между тѣмъ, собираясь, по совѣту Осипа, уізжать отсюда, Хлестаковъ обявляеті. родителямъ невѣсты о своемъ намѣреніп на одинъ день съѣздить къ дядѣ. Его отпускаютъ съ искреннпмъ я;сланіемъ скорѣншаго евндапіл.

ДПІСТВІЕ ПЯТОЕ.

Оставшись одпи, Городипчій и жена иечта-ютъ о счастіп, которое.имъ привалило.

Г. Что, Анна Андреевна? аѴ Думала ли ты что нибудь объ этомъ?... Экой богатый нризъ, канальство! Ну, признайся откровенно —тебѣ и во снѣ не впдѣ-лось. .. Просто, изъ какой нибудь Город-нпчихп и вдругъ... Футы канальстпо!...

съ какимъ дьяволомъ породнилась

Анна Андр. Совсѣмъ нѣтъ: я давно

это знала. Это тебѣ въ диковину, потому что ты простой человѣкъ; никогда не видѣлъ порядочныхъ людей.

Г. Я самъ, матушка, порядочный че-ловѣкъ. Какія мы съ тобой теперь птицы едѣлались! а, Анна Андреевна? Вы-сокаго полета, чортъ побери! Теперь же я задамъ перцу всѣмъ этпмъ охотни-камъ подавать просьбы и доносы. Эй, Етотамь? {Входить квартальной). А, это ты, Иванъ Карповичъ. Призови-ка сюда, братъ, кунцовъ. Вотъ я ихъ каналій! Такъ жаловаться на меня! Вишь ты, проклятый Іудейскій народъ!... Постойте жъ, голубчики! Прежде я васъ кормилъ до усовъ только, а теперь накормлю до бороды. Запиши всѣхъ, кто только ходплъ бить челомъ на меня, и вотъ этихъ больше всего — писакъ, пи-сакъ, которые закручивали имъ просьбы. Да объяви всѣмъ, чтобъ знали: что вотъ дескать какую честь Богъ послалъ Городничему, что выдаетъ дочь свою не то, чтобы за какого нибудь проста го че-ловѣка, а за такого чиновника, что и на свѣтѣ еще не было, что можетъ и прогнать всѣхъ въ городѣ, и въ тюрьму посадитъ, п все что хочетъ. Всѣмъ объяви, чтобы всѣ знали. Кричи во весь народъ, валяй въ колокола, чортъ возьми! Ужъ когда торжество, такъ торяіество. (Кварт, уходить). Такъ вотъ какъ, Анна Адреевна, а? Какъ же мы теперь, гдѣ будемъ жить?... Здѣсь или въ Пи-терѣ?

Анна Андр. Натурально, въ Пнтерѣ; какъ можно здѣсь оставаться!

Г. Ну въ Питерѣ, такъ въ Пптерѣ; а оно хорошо бы и здѣсь. Что, вѣдь я думаю, ужъ городничество тогда въ чорту — а, Анна Андреевна?

Анна Андр. Натурально, что за городничество!

Г. Вѣдь оно, какъ ты думаешь, Анна Андреевна, теперь можно большой чинъ зашибить, потому что онъ за па-нибрата со всѣми министрами, и во дворецъ ѣздитъ; — такъ по этому можетъ такое производство сдѣлать, что со временемъ и въ генералы влѣзешь.

Какъ ты думаешь, Анна Андреевна — можно влѣзть въ генералы?

Анна Андр. Еще бы! конечно можно. г. А, чортъ возьми, славно быть генерал омъ! Кавалерію повѣсятъ тебѣ че-резъ плечо... А какую кавалерію лучше, Анна Андреевна, красную, или голубую? Анна Андр. Ужъ конечно голубую лучше.

Г. Э! вишь чего захотѣла!... Хорошо и красную. Вѣдь почему хочется быть генераломъ? потому что случится, поѣдешь куда нибудь — фельдъегеря и адъютанты поскачу тъ вездѣ впередъ: лошадей! И тамъ на станціяхъ ни кому ] не дадутъ, все дожидается: всѣ эти Титулярные, Капитаны, Городничіе; а ты себѣ и въ усъ не дуешь; обѣдаешь гдѣ нибудь у Губернатора, а тамъ — стой Городничій! Хе, хе, хе! (заливается и помираетъ со смѣху) вотъ что, канальство, заманчиво!

Анна Андр. Тебѣ всѣ такое грубое нравится. Ты доля;енъ помнить, что жизнь нужно совсѣмъ иеремѣнпть, что твои знакомые будутъ не то, что какой нибудь судья—собачнпкъ, съ кото-рымъ ты ѣздишь травить зайцевъ, или Земляника; напротивъ, знакомые твои будутъ съ самымъ тонкимъ обращені-емъ: Графы и всѣ свѣтскіе... Только я, право, боюсь за тебя: ты иногда вы-I молвишь такое словцо, какого въ хоро-] шемъ обществѣ никогда не услышишь. Г. Чтожъ? вѣдь слово не вредитъ. Анна Андр. Да, хорошо, когда ты былъ Городничимъ; а тамъ вѣдь жизнь 'совершенно другая.

Г. Да, тамъ, говорятъ, есть двѣ рыбицы: ряпушка и корюшка такія, что ] только слюнка потечетъ, какъ начнешь ; ѣсть.

Анна Андр. Ему все бы только рыбки! Я не иначе хочу, чтобъ нашъ домъ былъ первый въ столицѣ, и чтобъ у меня въ комнатѣ такое было амбре, чтобъ нельзя было войти, и нужно бы только этакъ зажмурить глаза (зажму-риваетъ глаза и нюхаетъ) Ахъ! какъ хорошо!

ІВЛМІІК ВТОРОЕ.

Т ѣ :к е и к у и ц и.

Г. А! здорово соколнеи!

Купцы (кланяясь) Здравія желаемъ, батюшка!

Г. Что, голубчики какъ поживаете? какъ товаръ пдетъ вашъ? Что самовар-вики, аршинники проклятые, жаловать-ел? жаловаться, протокопаліи? жаловаться архибестіп! жаловаться, разеуслен-ныя бороды? Что? Много взяли?.. Вотъ думаютъ, такъ въ тюрьму его и заса-дятъ!.. Знаете ли вы, семь чертей и одна вѣдьма вамъ въ зубы, что...

Анна Андр. Ахъ, Боже мой, какія ты, Антоша, слова отпускаешь!

Г. (съ неудовольствгемъ) . А, не до словъ теперь!.. Знаете ли, что тотъ самый чиновникъ, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери?.. Что теперь скажете? Теперь я васъ всѣхъ скручу, такъ что ни одного волоска не останется въ вашпхъ боро-дахъ... Мошенники! Вы только обманываете народъ, мошенники! Сдѣлаешь подрядъ съ казною, на сто тысячъ надуешь ее, поставивши гнилаго сукна, да потомъ пожертвуешь, каналья, двадцать аршипъ!... естпбъ знали, такъ бы тебѣ петлю навѣспли!... Брюхо суетъ впередъ, —и онъ купецъ; его не тронь. Мы, говорить, и дворянамъ не усту-ппмъ. Да, дворянпнъ... Ахъ, ты рожа! дворянинъ учится наукамъ: его хоть и сѣвутъ въ школѣ, да за дѣло, чтобы онъ зналъ полезное. А ты что?... Ты начинаешь плутнями, тебя хозяинъ бьетъ за то, что не умѣешь обманывать. Ты мальчишка еще, «Отче нашъ» не знаешь, а ужъ обмѣриваешь; а тамъ какъ разопреть тебѣ брюхо, да набьешь се-бѣ карманъ. такъ и заважничали!... Фу ты какая!.. Отъ того, что ты шестнадцать самоваровъ выдуешь въ день, такъ отъ того п важничаешь? Да я плевать на твою голову и на твою важность!

Купцы (кланяясь) Виноваты, Антонъ Антонович!,!

г. Жаловаться?... А кто тебѣ помогъ сплутовать, когда ты строилъ мостъ и написалъ дерева на двадцать тысячъ, тогда какъ его и па сто рублей не было? Я помогъ тебѣ, козлиная борода. Ты позпбылъ это?... Я, показавши это на тебя, могъ бы тебя также, каналья, спровадить въ Сибирь. Что скажешь? —а?

Одинь изъ купцовъ. Богу виноваты, Антонъ Антоновпчъ. Лукавый попутать . И закаемся впередъ жаловаться. Всякое удовлетворепіе, какое хоть, готовы сдѣлать, не гнѣвись только.

Г. Не гнѣвнсь!... Вотъ ты теперь валяешься у ногъ моихъ. Отъ чего? отъ того, что мое взяло; а будь хоть немножко на твоей сторонѣ, такъ ты бы меня, каналья, втопталъ въ самую грязь, еще бы и бревномъ сверху на-валплъ.

Купцы (кланяются въ ноги). Не погуби, Антонъ Антоновпчъ!

Г. Не погуби! теперь не погуби! А прежде что? Я бы васъ въ тюрьму (махнувъ рукой); ну да Богъ простпть! Встаньте, полно! Я не памятозлобень; только теперь смотрите — ухо востро! Я выдаю дочку свою пе за какого нпбудь простаго дворянина. Смотрпте, чтобъ поздравлепіе было приличное, не то, чтобъ отбояриться какпмъ нибудь ба-лычкомъ, пли головою сахару, — понимаешь? Ну ступай же съ Богомъ! (Купцы уходятъ) .

Послѣ купцовъ являются чпповшікп, знакомые, дамы; всѣ поздравляютъ городппчаго п и;еиу его, выслушиваютъ подробно нсторію сватовства, просятъ продолжать знакомство и не оставить покровительством!.. Между поздравленіямн, вм-ражаемыми громко, слышны и пе совсѣмъ лест-пыя нривѣтствія и желанія, по счастливцы ко всему этому глухи. Во время общей сумятицы вбѣгаетъ почтмейстеръ съ письмомъ. Оказалось, что опо написано Хлестаковым!, въ одпому его пріятелю въ Петербурге, и содержптъ краткую характеристику чппопнпковъ, съ которыми опъ только что познакомился. Изъ письма же оказалось, что Хлестаков ь вовсе не ревизоръ. Всѣ находятся въ крайнемъ изумленіи; Городпичін удивляется, какъ г*то опъ, опытный человѣкъ, гавъ жестоко обманулся. Вь эту минуту вхо-

дцтъ яандармъ съ извѣстіемъ, что городничаго

требуетъ къ себѣ пріѣхавшій изъ Петербурга

чиновникъ. Обшее лзумдеыіе. Нѣмая сцена, За-навѣсъ опускается.

22. ЛЕРМОНТОВЪ.

(1815—1841).

Ангелъ. (1831).

По небу полуночи Ангелъ летѣлъ

й тпхую пѣсню онъ пѣлъ; И мѣсяцъ, и звѣзды, и тучи толпой Внимали той пѣснѣ святой.

Онъ пѣлъ о блаженствѣ безгрѣшныхъ

духовъ

Подъ кущами райе к и хъ садовъ, О Богѣ велпкомъ онъ ііѣлъ, и хвала

Его непритворна была.

Онъ душу младую въ объятіяхъ несъ Для міра печали и слезъ,

И звукъ его пѣсни въ душѣ молодой Остался безъ словъ, но живой.

И долго на свѣтѣ томилась она, Желаніемъ чуднымъ полна,

И звуковъ небесъ замѣнить не могли Ей скучныя пѣсни земли.

Вѣтка Палестины. (1836)

Скажи мнѣ, вѣтка Палестины: Гдѣ ты росла, гдѣ ты цвѣла? Какихъ холмовъ, какой долины Ты украшеніемъ была? У водъ-лп чпетыхъ Іордана Востока лучъ тебя ласвалъ, Ночной ли вѣтръ въ горахъ Ливана Тебя сердито колыхалъ? Молптву-ль тпхую читали, Иль пѣлп пѣсни старины, Когда листы твои сплетали Солима бѣдные сыны?

И пальма та жива-ль понынѣ?

Все такъ-же ль манитъ въ лѣтній зной

Она прохожаго въ пустынѣ

Широколиственной главой?

Или въ разлукѣ безотрадной,

Она увяла, какъ и ты,

И дольній прахъ ложится жадно

На пожелтѣвшіе листы?...

Повѣдай: набожной рукою

Кто въ этотъ край тебя заиесъ?

Грустплъ онъ часто надъ тобою?

Хранишь ты слѣдъ горючихъ слезъ?

Иль божьей рати лучшій воинъ,

Онъ былъ, съ безоблачнымъ челомъ,

Какъ ты, всегда небесъ достоинъ

Передъ людьми и Божествомъ?..

Заботой тайною хранима,

Передъ иконой золотой

Стоишь ты, вѣтвь Ерусалима,

Святыни вѣрный часовой!

Прозрачный сумракъ, лучъ лампады,

Кивотъ и крестъ, символъ святой...

Все полно мира и отрады

Вокругъ тебя и надъ тобой.

ІКѢсші про царя Ивана Васильевича, мо-лодаго опричника и удалаго купца Калашникова (1837).

Грозный царь Иванъ Васильевич*, пируетъ съ боярами п опричниками. Видя, что одинъ оприч-никъ сидитъ въ задумчивости, царь спрашпваетъ его о причинѣ:

«Да объ чемъ тебѣ, молодцу, кручиниться? Не истерся ли твой парчевой кафтанъ? Не измялясь ли шапка соболиная? Не казна ли у тебя поистратилась? Иль зазубрилась сабла закаленая? Или конь захромалъ худо-кованный? Илп съ ногъ тебя сбилъ на кулачномъ

бою, На Москвѣ-рѣкѣ сынъ купеческій?» Отвѣчаетъ такъ Кирибеевичъ, Покачавъ головою кудрявою? — Неродилась та рука заколдованная Ни въ боярскомъ роду, ни въ куиече-

скомъі

— 310 —

\ргамакъ мой степном ходить весело; Какъ стекло горптъ сабля вострая; А на праздничный день, твоей милостью, Мы не хуже другаго нарядимся.

— Какъ Я сяду, поѣду на лихомъ

конѣ За Мосвву-рѣву покататися, Кушачвомъ подтянуся шедковымъ, Заломлю на бочекъ шапку бархатную, Чернымъ соболемъ отороченную,— У воротъ стоятъ у тѣсовыпхъ Красны дѣвушкн да молодушки, И любуются, глядя, перешептываясь; Лишь одна не глядитъ, не любуется, Полосатой фатой закрывается....

— На святой Руси, нашей мату шкѣ, Не найти, не сыскать такой красавицы: Ходитъ плавно—будто лебёдушка, Смотритъ сладко —какъ голубушка, Молвитъ слово—соловей поетъ. Горятъ щеки ея румяныя,

Какъ заря на небѣ Божіемъ;

Косы русы я, золотистыя,

Въ ленты яркія заплетенныя,

По нлечамъ бѣгутъ, извиваются,

Съ грудью бѣлою цалуются.

Во семьѣ родилась она купеческой,

Прозывается Аленой Дыптревной.

— Какъ увижу ее — и я самъ не свой: Опускаются руки спльныя, Помрачаются очи бонкія;

Скучно, грустномнѣ, православный царь, Одному но свѣту маяться. Опостыли мнѣ кони легкіе, Опостыли наряды парчевые, И не надо мнѣ золотой казтш; Съ кѣмъ казною своей подѣлюсь теперь? Нередъ кѣмъ нокажу удальство свое? Нередъ кѣмъ я нарядомъ похвастаюсь?... Отпусти меня въ стеии приволоаіскія, На житье на вольиое, на казацкое. У;къ сложу я тамъ буйную головушку И сложу на копье бусурманское; II разді лятъ по себѣ злы Татаровья Коня добраго, саблю острую И сѣдельце бранное черкасское. Мои очи слезныя воршунъ вывлюетъ, Мои кости спрыя дождемъ вымоетъ, И безъ похоронъ горемычный прахъ

На четыре стороны развѣется....

И сказалъ, смѣясь, Иванъ Василье-

впчъ: «Ну, мой вѣрный слуга! я твоей бѣдѣ, Твоему горю нособпть постараюся. Вотъ возьми иерстенёкъ ты мой яхонтовый, Да возьми ожерелье ікемчуяшое. Прежде свахѣ смышленой покланяйся, И пошли дары драгоцѣнные Ты своей Аленѣ Дмптревнѣ Какъ полюбишься—празднуй свадебку, Не полюбишься — не прогнѣвайся».

— Охъ ты гой есп, царь Иванъ Васи льевпчъ! Обманулъ тебя твой лукавый рабъ, Не сказалъ тебѣ правды истинной, Не новѣдалъ тебѣ, что красавица Въ церкви Божіей перевѣнчана, Перевѣнчапа съ молодымъ купцемъ По закону нашему, христіанскому...

Мѣсто дѣйствія переносится въ домъ купца Калашникова. Возвратившись изъ лавки, онъ ждетъ домой жену, которая ушла къ вечернѣ. Къ величайшему безпокойству купца, дѣтеп его. няньки, молодая хозяйка не является. Наступа-етъ ночь.

Вотъ онъслышитъ, въ сѣняхъ дверью

хлопнули, Потомъ слыиштъ шагп торопливые; Обернулся, глядитъ — сила крестная! Передъ нпмъ стонтъ молодая жена, Сама блѣдная, простоволосая, Косы русыя, расплетенныя, Снѣгомъ-пнеемъ пересыпаны, Смотрятъ очи мутныя, какъ безумныя; Уста шептутъ рѣчп непонятныя.

«Ужъ ты гдѣ, моя жена, шаталася? На какомъ дворѣ, на площади, Что растрепаны твои волосы, Что одё;ка твоя вся изорвана! Ужъ гуляла ты, пировала ты, Чай съ сынками все боярскими?... Не на то предъ святыми пконамп Мы съ тобой, жена, обручалися, Золотыми кольцами мѣпялпся!... Какъ запру я тебя за желѣзный замокъ, За дубовую дверь окованную, Чтобы свѣту Божьяго ты не впдѣла.

— 317 —

Мое имя честное не порочила»...

И услышавъ то, Алена Дмитревна, Задрожала вся, моя голубушка, Затряслась, какъ лпсточекъ осиновый, Горько-горько она восплакалась, Въ ноги мужу повалилася ;

«Государь ты мой, красяо-солнышко, Иль убей меня, или выслушай! Твои рѣчп— будто острый ножъ, Отъ нихъ сердце разрывается. Не боюся смерти лютыя, Не боюся я людской молвы, А боюсь твоей немилости.

«Отъ вечерни я домой шл^нонече Вдоль по улицѣ одинёшеньки И послышалось мнѣ, будто снѣгъ хру-

стптъ; Огляну іася—человѣкъ бѣжптъ. Мои ноженьки подкосилпся, Шелковой фатой я закрылася. И онъ сильно схватилъ меня за руки И сказалъ мнѣ такъ тихо шопотомъ:

— Что пужаешься, красная красавица? Я не воръ какой, дупіегубъ лѣсной,

Я слуга царя, царя грознаго,

Прозываюся Кирибѣевпчемъ,

А изъ славной семьи изъ Малютиной. ..—

Испугалася я пуще прежняго; Закружилась моя бѣдная головушка. И онъ сталъ меня цаловать-ласкать И цалуя, все приговарпвалъ:

— Отвѣчай мнѣ, что тебѣ надобно, Моя милая, драгоцѣнная!

Хочешь золота, ал и жемчугу? Хочешь яркпхъ камней, али цвѣтной

парчи? Какъ царицу я наряжу тебя, Станутъ всѣ тебѣ завидовать. Лишь не дай мнѣ умереть смертью грѣ-

шною: Полюби меня, обними меня Хоть единый разъ на прощаніе!

«И ласкалъ онъ меня, цаловалъ онъ

меня! На щикахъ моихъ и теперь горятъ, Жпвымъ пламенемъ разливаются Поцалуи его окаянные.... А смотрѣли въ калитку сосѣдушки, Смѣючись, на насъ пальцемъ показывали .

РСакъ изъ рукъ его я рванулася И домой стремглавъ бѣжать бросилась;; И остались въ рукахъ у разбойника Мой узорный платокъ—твой подарочекъ* И фата моя бухарская. Опозорилъ онъ, осрамилъ меня. Меня, честную, непорочную. И что скажутъ злыя сосѣдушка? И кому на глаза покажусь теперь?

«Ты не дай меня, свою вѣрную жеиу 2 Злымъ охульникамъ на норуганіе! На кого, кромѣ тебя, мнѣ надѣяться? У кого просить стану помощи? На бѣломъ свѣтѣ я сиротинушка: Родпой батюшка ужъ въ сырой землѣ, Рядомъ съ нимъ лежитъ моя матушка, А мой старшій братъ, самъ ты вѣ даешь, На чужой сторону шкѣ пропалъбезъ вѣсти ? А меньшой мой братъ — дитя малое, Дитя малое, неразу мное....»

Мужъ намѣренъ мстить п иризываетъ въѵ помощники двухъ меньщихъ братьевъ

Надъ Москвой великой, златоглавою; Надъ стѣной Кремлевской бѣлокамен-

ной,

Изъ дальнихъ лѣсовъ, изъ за си~

нихъ горъ,, По тесовымъ кровелькамъ играючи > Тучки сѣрыя разгоняючи, Заря алая подымается. Разметала кудри золотисты я, Умывается снѣгами разсыпчатыми. Какъ красавица, глядя въ зеркальцо. Въ небо чистое смотритъ, улыбается. Ужъ за чѣмъ же ты, алая заря, пра-

сыпалася? На какой ты радости разыгралася?

Какъ сходнлпся, собиралися Удалые бойцы Московскіе На Москву-рѣку, на кулачный бой, Разгуляться для праздника, потѣшиться, И пріѣхалъ царь со дружиною, Со боярами и опричниками, И велѣлъ растянуть цѣпь серебряную, Чистымъ золотомъ въ кольцахъ спаянную, Оцѣпили мѣсто въ двадцать нятьсажент Для охотницкаго бою одпночнаго.

— 318 —

И велѣлъ тогда царь Пвапъ Васильевич!. Клич вливать звонвимъ голосомъ:

*Ой у;і;ъ гдѣ вы, добры молодцы? Вы потѣшьте царя нашего батюшку! Выходите-ва во широкій вругъ: Кто-побьетъ кого, того царь наградить, А кто будетъ побптъ, того Багъ простить!»

11 г.ыходптъ удалой Кпрпбѣевичъ, Царю въ поясъ молча кланяется, Свйдаетъ съ могучпхъ плечъ шубу бархатную, Подпердишся въ бокъ рукою правою, Иоправляетъ другой шапку алую, Ожидаетъ онъ себѣ противника... Ни одинъ боецъ и не тронулся, Лишь стоятъ да другъ друга подталкиваюсь.

На просторѣ оиричникъ похаживаетъ, Надъ плохими бойцами подсмѣпваетъ; «Присмирѣли, не бойсь, призадумались! Такъ и быть, обѣщаюсь, для праздника, Отпущу ;кпваго съ покаяніемъ, Лишь потѣшу царя нашего батюшку.»

Вдругъ толпа раздалась на обѣ стороны, II выходптъ Стенанъ Парамоновичъ, Младой купецъ, удалой боецъ. •

По прозванью Калашникова Поклонился прежде царю грозному, Послѣ Бѣлому Кремлю да святымъ церк-

вамъ, А потомъ всему пароду Русскому. Горятъ очи его соколпнныя На опричника смотрятъ пристально; Супротивъ его онъ становится, Боевыл рукавицы натягглзаетъ, Могучія плечи распрямливаетъ, Да кудряву голову поглажпваетъ.

II сказалъ ему Кирибѣевпіъ: «А повѣдай мпѣ, добрый молодецъ, Ты какого рода, племени, Цавимъ именемъ прозываешься! Чтобы :;пать, но ЕОМЪпанихиду служить, Чтобы было чѣмъ и похвастаться.»

Отвѣчаетъ Степапъ Парамоновичъ: «А зовутъ меня Степзномъ Калашниковы мъ,

А родился я отъ честнова отца,

II шилъ я по закону Господнему; Не иозорилъ я чужой жены! Не разбойнпчалъ ночью темною, Не таился отъ свѣта небеснаго... И промолвилъ ты правду истинную: По одиомъ изъ насъ будутъ панихиду

пѣть, И не позже, какъ завтра въ часъ полуденный; И одинъ изъ насъ будетъ хвастаться, Съ удалыми друзьями пируючи.... Не шутку шутить, не людей смѣшить Къ тебѣ вышелъ я теаерь, бусурман-

скій сынъ, Вышелъ #на страшный бой, на послѣд-

ній бой. И услышавъ то Кирибѣевичъ, Поблѣднѣлъ въ лицѣ,какъ осенній снѣгъ. Бойкія очи его затуманились. Между спльныхъ плечъ пробѣжалъ мо-

розъ. На раскрытыхъ устахъ слово замерло....

Вотъ молча оба расходятся, Богатырскій бой начинается.

Размахнулся тогда Кирибѣевичъ Иударилъ въ*первой купца Калашникова, И ударилъ его посередь груди — Загрещала грудь молодецкая, Пошатнулся Степанъ Парамоновичъ. На груди его широкой впсѣлъ мѣдный

крестъ, Со святыми мощами изъ Кіева, II погнулся крестъ п вдавился въ грудь; Какъ роса изъ-подъ него кровь закапала, И иодумалъ Степанъ Парамоповичъ: «Чему быть суждено, то и сбудется; Постою за правду до— послѣднева!» Изловчился онъ, приготовился, Собрался со всею силою И ударилъ своего ненавистника Прямо въ лѣвый високъ со всего плеча.

И опричникъ молодой застоналъ слегка, Закачался, упалъ замертво; Повалился онъ на халодный снѣгъ, На холодный сньтъ, будто сосенка, Будто сосенка, во сыромъ бору Подъ смолистый корень подрублениая. И увидѣвъ то, царь Йванъ Васильевич!» Ирогнѣвался гнѣвомъ, топпулъ 6 землю.

И нахыурплъ бровп черныя; Повелѣлъ онъ схватить удалаго купца И прввесть его передъ лице свое.

Какъ возговорилъ православный царь: «Отвѣчай мнѣ по правдѣ, по совѣсти, Вольной волею, или нехотя, Ты убилъ на-смерть ыово вѣрнаго слугу, Мово лучшаго бойца, Кприбѣевича?»

— Я скажу тебѣ, православной царь: Я убилъ его вольной волею, А за что, про что—не скажу тебѣ, Скажу только Богу единому. Прикажи меня казнить—и на плаху несть Мнѣ головушку повинную; Не оставь лишъ малыхъ дѣтушекъ, Не оставь молодую вдову Да двухъ братьевъ мопхъ своею милостью...

«Хорошо тебѣ, дѣтннушка, Удалой боецъ, сынъ купеческій, Что отвѣтъ держалъ ты по совѣсти. Молодую жену и спротъ твопхъ Изъ казны моей я пожалую; Твоимъ братьяыъ велю отъ сего же дня По всему царству Русскому широкому Торговать безданно, безпошлинно. А ты самъ ступай, дѣтинушка, На высокое мѣсто лобное, Сложи свою буйную головушку. Я топоръ велю наточить-навострить, Палача велю-одѣть-нарядить, Въ большой колоколъ прикажу звонить, Чтобы знали всѣ люди московские, Что и ты не оставленъ моей милостью...

Какъ на площади народъ собирается, Заунывно гудитъ-воетъ колоколъ, Разглашаетъ всюду вѣсть недобрую. По высокому мѣсту лобному, Во рубахѣ красной съ яркой запонкой, Съ большимъ топоромъ навостреннымъ, Руки голыя потшіраючи, Палачъ весело похаживаетъ, Удалова бойца дожидается, А лихой боецъ, молодой куиецъ, Со родными братьями орошается.

«Ужъ вы, братцы мои, други кровные, Поцалуемтесь, да обнимемтесь На послѣднее разставаніе, Поклонитесь отъ меня Аленѣ Дмитревнѣ, Закажите ей меньше печалиться,

Про меня моимъ дѣтушкамъ не сказывать. Поклонитеся дому родительскому, Поклонитесь всѣмъ нашимъ товарищами Помолитесь сами въ церкви Божіей, Вы за душу мою, душу грѣпшую?» II казнили Степана Калашнккова Смертью лютою, позорною; И головушка безталанная Во крови на плаху покатилася.

Схоронили его за Москвой-рѣкой, На чистомъ полѣ промежъ трехъ дорогъ: Промежъ тульской, рязанской, владимір-

ской, И бугоръ земли сырой тутъ насыпали, И кленовый крестъ тутъ поставили. И гуляютъ, шумятъ вѣтры буйные Надъ его безънменной могилкою. И проходятъ мимо люди добрые: Пройдетъ старъ человѣкъ— перекрестится. Пройдетъ молодецъ —пріосанится, Пройдетъ дѣвпца— пригорюнится, А пройдутъ гусляры — сноютъ иѣсенку.

Гей вы, ребята удалые,

Гусляры молодые,

Голоса заливные! Красно начинали,краспо и кончайте,

Каждому правдою и честью воздайте!

Тороватому боярину слава!

И красавицѣ боярынѣ слава!

И всему народу христіанскому слава!

Когда волнуется оюелтѣющая нива..,. {4857).

Когда волнуется желтѣющая нива, И свѣжій лѣсъ шумитъ при звукѣ вѣ-

терка,

И нрячется въ саду малиновая слива

Подъ тѣнью сладостной зеленаго листка;

Когда росой обрызганный душистой,

Румянымъ вечеромъ, иль утра въ часъ

златой, Изъ-подъ куста мнѣ ландышъ серебристый Привѣтливо киваетъ головой; Когда студеный ключъ играетъ по

оврагу,

П, погружая мысль въ какой-то смутный сонъ, Лепечетъ мнѣ таинственную сагу Про мирный край, откуда мчится онъ, — Тогда смиряется души моей тревога! Тогда расходятся морщины на челѣ,— П счастье я могу постигнуть на землѣ, П въ небесахъ я вижу Бога —

Бородпно (1830).

«Скажи-ка, дядя, вѣдь не даромъ Москва, спаленная пожаромъ,

Французу отдана? Вѣдь былп-жъ схватки боевыя? Да, говорятъ, еще какія! Не даромъ помннтъ вся Россія

Про день Бородина!»

— Да, были люди въ наше время Не то, что нынѣшнее племя:

Богатыри — не вы! Плохая пмъ досталась доля: Немногіе верпулись съ поля... Не будь на то Господня воля,

Не отдалп-бъ Москвы!

Мы долго, молча, отступали. Досадно было, боя ждали,

Ворчали старики: Что-жъ мы? на зимнія квартиры? Не смѣютъ, что-лп, командиры Чужіе изорвать мундиры

О русскіе штыки?»

И вотт» нашли большое иоле: Есть разгуляться гдѣ на волѣ!

Построили редутъ. У нашихъ ушки на макушвѣ! Чуть утро освѣтило пушки іѣса спнія верхушки — Французы тутъ какъ-тутъ.

Забилъ зарядъ я въ пушку туго, II думалъ: угощу я друга!

Постой-ка братт. мусью! Что тутъ хитрить, пожалуй къ бою;

Ужъ мы пойдемъ ломить стѣною, Ужъ постоимъ мы головою За родину свою!

Два дня мы были въ иерестрѣлкѣ. Что толку въ этакой бездѣлкѣ?

Мы ждалп третій день.

Повсюду стали слышны рѣчи:

«Пора добраться до картечи!»

И вотъ на полѣ грозной сѣчи

Ночная пала тѣнь.

Прилегъ вздремнуть я у лафета, И слышно было до разсвѣта,

Какъ лпковалъ французъ. Но тпхъ былъ нашъ бпвакъ открытый: Кто киверъ чистилъ весь избитый, Кто штыкъ точилъ, ворча сердито,

Кусая длинный усъ.

И только небо засвѣтплось— Все шумно вдругъ зашевелилось,

Сверкнулъ за строемъ строй. Полковникъ нашъ рожденъ былъ хватомъ: Слуга царю, отецъ солдатамъ... Да жаль его: сраженъ булатомъ,

Онъ спитъ въ землѣ сырой.

И молвилъ онъ, сверкнувъ очами: «Ребята! не Москва-ль за нами? Умремте-жъ подъ Москвой, Какъ наши братья умирали!» —И умереть мы обѣщалп, И клятву вѣрностп сдержали Мы въ Бородпнскій бой.

Ну-жъ былъ денекъ! Сквозь дымъ летуч) Гі Французы двинулись, какъ тучи,

И все на нашъ редутъ. Уланы съ пестрыми значками, Драгуны съ конскими хвостами— Всѣ промелькнули передъ нами, Всѣ побыг.алн тутъ.

Вамъ не видать такпхъ сраженій!... Носились знамена, какъ тѣни, Въ дыму огопь блестѣлъ. |3вучалъ булатъ, картечь визжала,

— 321

Рука бойцовъ колоть устала, И ядрамъ пролетать мѣшала Гора кровавыхъ тѣлъ.

Извѣдалъ врагъ въ тотъ день немало, Что значить русскій бой удалый,

Нашъ рукопашный бой!.. Земля тряслась — какъ наши груди: Смѣшались въ кучу кони, люди, И залпы тысячи орудій

Слились въ протяжный вой....

Вотъ смерклось. Были всѣ готовы Заутра бой затѣять новый

И до конца стоять... Вотъ затрещали барабаны — И отступили басурманы. Тогда считать мы стали раны,

Товарищей считать.

Да, были люди въ наше время, Могучее, лихое племя,

Богатыри — не вы. Плохая имъ досталась доля: Немногіе вернулись съ поля... Еогда-бъ на то не Божья воля,

Не отдали-бъ Москвы!

Дума (1838).

Печально я гляжу на наше поколѣнье! Его грядущее—иль пусто, иль темно; Межъ тѣмъ, подъ бременемъ познанья

и сомнѣнья Въ бездѣйствіи состарится оно. Богаты мы, едва изъ колыбели, Ошибками отцовъ ипозднимъ ихъ умомъ, И жизнь ужъ насъ томитъ, какъ ровный путь безъ цѣли, Какъ пиръ на праздникѣ чужомъ. Къ добру и злу постыдно равнодушны, Въ началѣ поприща мы вянемъ безъ

борьбы; Передъ опасностью позорно малодушны...

Такъ тощій плодъ, до времени созрѣ-

лый, Ни вкуса нашего не радуя, ни глазъ, Виснтъ между цвѣтовъ, прпшлецъ оси-

ротѣлый, И часъ пхъ красоты—его паденья часъі Мы изсушилп умъ наукою безплодной, Тая завистливо отъ ближнихъ и друзей Надежды лучшія и голосъ благородный Невѣріемъ осмѣянныхъ страстей. Едва касались мы до чаши наслажденья, Но юныхъ силъ мы тѣмъ не сберегли; Изъ каждой радости, бояся пресыщенья, Мы лучшій сокъ навѣки извлекли. Мечты поэзіи, созданія искуства Восторгомъ сладостнымъ нашъ умъ не

шевелятъ; Мы жадно бережемъ въ груди остатокъ

чувства — Зарытый скупостью и безполезный кладъ. И непавиднмъ мы, и любимъ мы случайно, Нвчѣмъ не жертвуя ни злобѣ, ни любви, й царствуетъ въ душѣ какой-то холодъ

тайный, Когда огонь кипитъ въ крови. И предковъ скучны намъ роскошныя

забавы, Ихъ добросовѣстный, ребяческій раз-

врать; И къ гробу мы спѣшимъ безъ счастья

и безъ славы, Глядя насмѣшливо назадъ. Толпой угрюмою и скоро позабытой, Надъ міромъ мы пройдемъ безъ шума и

слѣда, Не бросивши вѣкамъ ни мысли плодовитой, Ни геніемъ начатаго труда. И прахъ нашъ, съ строгостью судьи и

гражданина, Потомокъ оскорбитъ презрительнымъ

стихомъ, Насмѣшкой горькою обманутаго сына Надъ промотавшимся отцомъ.

322 —

Три пальмы (1839).

(Восточное сказавіе.)

Въ песчаныхъ степяхъ аравійской

земли Три гордыя пальмы высоко росли. Роднпкъ между нпмп пзъ почвы без-

плодной, Журча, пробивался волною холодной, Хранимый, подъ сѣнью зеленыхъ лп-

стовъ, Отъ знойныхъ лучей и летучихъ пес-

ЕОВЪ.

И многіе годы неслышно прошли; Но страннпкъ усталый, изъ чуждой

земли, Пылающей грудью но влагѣ студеной Еше не склонялся подъ кущей зеленой, И стали ужъ сохнуть отъ знойныхъ

лучей Роскошные листья и звучный ручей.

И стали три пальмы на Бога рои*

тать: «На то-ль мы родились, чтобъ здѣсь

увядать? Безъ пользы въ пустынѣ рослп и цвѣли

мы, Колеблемы впхремъ и зноемъ палимы, Ни чей благосклонный не радуя взоръ?... Не правъ твой, о небо, святой прп-

говоръ!...»

И только замолкли — въ дали голубой Столбомъ ужъ крутился песокъ золотой, Звонковъ раздавались нестройные звуки, Нестрѣли коврами покрытые вьюки, И шелъ, колыхаясь, какъ въ морѣ чел-

нокъ, Верблюдъ за верблюдомъ, взрывая песокъ.

Мотаясь, впсѣлп межъ твердыхъ гор-

бовъ Узориыя полы походныхъ шатровъ; Пхъ смуглыя ручки порой подымали,

И черпыя очи оттуда сверкали...

И, станъ худощавый къ лувѣ паклоня,

Арабъ горячилъ воронаго коня.

И конь на дыбы подымался порой, И прыгалъ, какъ барсъ пораженный

стрѣлой; И бѣлой одежды красивыя складки По плечамъ фариса вились въ безпо-

рядкѣ; И, съ крикомъ и свистомъ несясь по

песку, Бросалъ и ловилъ онъ копье на скаку.

Вотъ къ иальмамъ подходитъ, шумя,

караванъ; Въ тѣни ихъ веселый раскинулся станъ. Кувшины, звуча, налилися водою, И, гордо кивая махровой главою, Привѣтствуютъ пальмы нежданныхъ гостей, И щедро поитъ пхъ студёный ручей.

Но только-что сумракъ па землю

упалъ, По корнямъ упругимъ топоръ засту-

чалъ, — И пали безъ жизни питомцы столѣтій! Одежду ихъ сорвали малыя дѣти, Изрублены были тѣла пхъ потомъ, И медленно жгли ихъ до утра огнемъ.

Когда-же на западъ умчался туманл, Урочный свой путь совершалъ караванъ: И слѣдомъ печальнымъ на почвѣ без-

плодной Впдпѣлся лишь пепелъ сѣдой и холодный. И солнце остатки сухіе дожгло, А вѣтромъ пхъ въ степи потомъ разнесло.

И нынѣ все дико и пусто кругомъ, Не шепчатся листья съ гремучпмъ клю-

чомъ: Напрасно пророка о тѣни онъ проситъ — Его лишь песокъ раскаленный заносптъ,

— 323

Да коршунъ хохлатый, степной нелю-

димъ, Добычу терзаетъ ищиплетъ надъ нимъ.

Мцыри. (1839)

СОДЕРЖАПІЕ.

Плѣнный мальчпкъ Черкесъ воспнтанъ былъ въ грузпншшъ монастырѣ и хо-тѣлъ уже изречь монашескій обѣтъ ; какъ вдругъ однажды во время страшной бури, скрылся. Три дни пропадалъ онъана четвертый былънайденъ въ степи и принесенъ снова въ обитель, слабый, больной, умпрающій. Вся поэма заключается въ расказѣ о томъ, что было съ нимъ въ эти три дня. Изъ разсказа видно, что Мцыри, желая пробраться на родину, воспоминанье о которой смутно жило въ его душѣ, сбился съ пути. Блуждая въ лѣсу, гдѣ выдержалъ борьбу съ барсомъ, онъ увидѣлъ, что опять воротился къ монастырю.

РАЗСКАЗЪ МЦЫРИ.

«Ты хочешь знать, что видѣлъ ; На волѣ?— Пышныя поля, Холмы, покрытые вѣнцомъ Деревъ, разросшихся кругомъ, Шумящихъ свѣжею толпой, Какъ братья въ пляскѣ круговой. Я видѣлъ груды темныхъ скалъ, Когда потокъ ихъ раздѣлялъ, И думы пхъ я угадалъ: Мвѣ было свыше то дано! Простерты въ воздухѣ давно Объятья каменныя ихъ, И жаждутъ встрѣчи каждый мпгъ; Но дни бѣгутъ, бѣгуть года, Имъ не сойтиться никогда! Я видѣлъ гордые хребты, Причудливые, какъ мечты, Когда въ часъ утреней зари Кури лися, какъ алтари, Ихъ выси въ небѣ голубомъ,

И облачко за облачкомъ,

Покинувъ тайный свой ночлегъ,

Къ востоку направляло бѣгъ—

Какъ-будто бѣлый караванъ

Залетныхъ птицъ изъ дальнихъ странъ!

Вдали я видѣлъ сквозь туманъ,

Въ снѣгахъ, горящпхъ, какъ алмазъ,

Сѣдой, незыблемый Кавказъ:

И было сердцу моему

Легко, не знаю почему.

Мнѣ тайный голосъ говорилъ, —

Что нѣкогда п я тамъ жплъ,

И стало въ памяти моей

Прошедшее яснѣй, яснѣй...

«И вспомнилъ я отцовскій домъ, Ущелье наше и кругомъ Въ тѣни разсыпанный аулъ, Мнѣ слышался вечерній гулъ; Домой бѣгущпхъ табуновъ И дальній лай знакомыхъ псовъ. Я помнилъ смуглыхъ старпковъ, При свѣтѣ лунныхъ вечеровъ Протпвъ отцовскаго крыльца Спдѣвшихъ съ важностью лица, И блескъ оправленныхъ нояченъ Книжаловъ длппныхъ.... и какъ сонъ Все это смутной чаредой Вдругъ пробѣгало предо мной. А мой отецъ? Онъ какъ живой Въ своей одеждѣ боевой Являлся мнѣ, и помнилъ я Кольчугп звонъ, и блескъ ружья, И молодыхъ мопхъ сестеръ... Лучи ихъ сладостныхъ очей И звукъ пхъ пѣсенъ и рѣчей Надъ колыбелію моей... Въ ущельи тамъ бѣжалъ потокъ ; Онъ шуменъ былъ, но не глубокъ; Къ нему, на золотой песокъ, Играть я въ полдень уходилъ И взоромъ ласточекъ слѣдилъ, Когда онѣ передъ дождемъ Волны касалися крыломъ. И воспомнилъ я нашъ мирный домъ И предъ вечернимъ очагомъ Разе казн долгіе о томъ, Какъ жили люди прежнихъ дней, Когда былъ міръ еще пышнѣй,

— 324 —

«Ты хочешь знать, что дѣлалъ я На волѣ? Жплъ — и жизнь моя Безъ этпхъ трехъ блаженныхъ дней Была-бъ печальнѣй и мрачнѣй Безспльной старости твоей. Давнымъ-давно задуыалъ я Узнать, прекрасна-лп земля, — И въ часъ ночной, ужасный часъ, Когда гроза пугала васъ, Когда, столнясь при алтарѣ, Вы нпцъ лежали на землѣ, Я убѣжалъ. О! я, какъ братъ, Обняться съ бурей былъ-бы радъ! Глазами тучи я слѣдилъ, Рукою молнію ловплъ... Скажи мпѣ, что средь этихъ стѣнъ Моглп-бы дать вы мнѣ въ замѣнъ Той дружбы краткой, но живой, Межъ бурнымъ сердцемъ и грозой!

«Бѣжалъ я долго — гдѣ, куда, Не знаю! Нп одна звѣзда Не озаряла трудный путь. Мнѣ было весело вдохнуть Въ мою измученную грудь Ночную свѣжестъ тѣхъ лѣсовъ И только. Много я часовъ Бѣжалъ, и наконецъ, уставъ, Прилегъ между высокихъ травъ; Прислушался: погони нѣтъ. Гроза утихла. Блѣдпый свѣтъ Тянулся длинной полосой Межъ темпымъ небомъ и землей, И разлнчалъ я, какъ узоръ, На ней зубцы далекихъ горъ; Недвпжимъ, молча я лежалъ. Порой въ ущеліп шакалъ Кричалъ и плакалъ, какъ дитя, II гладкой чешуей блестя Змѣя скользила межъ камней; Но страхъ не сжалъ души моей: /I самъ, какъ звѣрь, былъ чуждъ людей И ползъ и прятался, какъ змѣй.

«Внизу глубоко подо мпой Нотокъ, усиленный грозой, Шумѣлъ, и шумъ его глухой Сердиты хъ сотпѣ голосовъ Подобплся. Хотя безъ словъ,

Мнѣ внятенъ былъ тотъ розговоръ,

Немолчный ропотъ, вѣчный споръ,

Съ упрямой грудою камней.

То вдругъ стихалъ онъ, то сплыіѣй

Онъ раздавался въ тишинѣ;

Запѣли птпчки, и востокъ

Озолотился; вѣтерокъ

Сырые шевельнулъ листы;

Дохнули сонные цвѣты,

И какъ они, на встрѣчу дню

Я иоднялъ голову мою...

Я осмотрѣлся; не таю!

Мнѣ стало страшно; на краю

Грозящей бездны я лежалъ,

Гдѣ вылъ, крутясь, сердитый валъ:

Туда вели ступени скалъ;

Но лишь злой духъ по нимъ шагалъ,

Когда, низверженный съ пебесъ,

Въ подземной пропасти псчезъ.

«Кругомъ меня цвѣлъ божій садъ; Растеній радужный нарядъ Хранилъ слѣды небесныхъ слезъ, И кудри виноградныхъ лозъ Вились, красуясь межь деревъ Прозрачной зеленью листовъ; И грозды полные на нихъ, Серегъ подобье дорогихъ, Висѣлн пышно, и порой Къ нимъ птицъ леталъ пугливый рой. И снова я къ землѣ прппалъ, И снова вслушиваться сталъ Къ волшебнымъ, страннымъ голосамъ; Они шептались по кустамъ, Какъ будто рѣчь свою вели О тайнахъ неба и землв; И всѣ природы голоса Сливались тутъ; не раздался Въ торжественный хваленья часъ Лишь человѣка гордый гласъ. Все, что я чувствовалъ тогда, Тѣ думы,—имъ ужъ нѣтъ слѣда; Но я-бъ желалъ ихъ разсказать, Чтобъ жить, хоть мысленно, опять. Въ то утро былъ небесный сводъ Такъ чпстъ, какъ ангела полетъ Прилежный взоръ слѣдить-бы могъ; Онъ такъ прозрачно былъ глубог.ъ, Такъ полонъ ровной синевой!

— 325 —

Я въ немъ глазами и душой Тонулъ, цока полдневный зной Мои мечты не разогналъ, И жаждой я томиться сталъ.

«Напрасно въ бѣшенствѣ, порой, Я рвалъ отчаяной рукой Терновнпкъ, спутанный піющемъ, Все лѣсъ былъ, вѣчный лѣсъ кругомъ, Страшнѣй и гуще каядай часъ; И милліономъ черныхъ глазъ Смотрѣла ночи темнота Сквозь вѣтки каждаго куста.... Моя кружилась голова: Я сталъ влѣзать на дерева; Но даже на краю небесъ Все тотъ-же былъ зубчатый лѣсъ. Тогда па землю я упалъ И въ изступленіи рыдалъ, И грызъ сырую грудь земли, И слезы, слезы потекли Въ нее горячею росой... Но, вѣрь мнѣ, помощи людской Я не желалъ... я былъ чужой Для нихъ яа-вѣкъ, какъ звѣрь степной; И если-бъ хоть минутный крикъ Мнѣ пзмѣнилъ— клянусь старикъ, Я-бъ вырвалъ слабый мой языкъ.

«Ты помнишь дѣтскіе года: Слезы не зналъ я никогда: Но тутъ я плакалъ безъ стыда. Кто видѣть могъ? Лишь темный лѣсъ, Да мѣсяцъ, плывшій средь небесъ! Озарена его лучемъ, Покрыта мохомъ и иескомъ, Непроницаемой стѣной Окружена, передо мной Была поляна. Вдругъ по ней Мелькнула тѣнь, и двухъ огней Промчались искры... и потомъ Какой-то звѣрь однимъ прыжкомъ Изъ чащи выскочилъ и легъ, Играя, навзничь на песокъ. То былъ пустыни вѣчный гость — Могучій барсъ. Сырую кость Онъ грызъ и весело визжалъ;

То взоръ кровавый устремлялъ, Мотая ласково хвостомъ На полный мѣсяцъ,— и на немъ Шерсть отливалась серебромъ. Я ждалъ, схвативъ рогатый сукъ, Минуты битвы; сердце вдругъ Зажглося жаждою борьбы И крови... да, рука судьбы Меня вела инымъ путемъ... Но нынче я увѣренъ въ томъ, Что быть-бы могъ въ краю отцовъ Не изъ послѣднихъ удальцовъ.

«Я ждалъ. И вотъ въ тѣни ночной Врага почуялъ онъ, и вой Протяжный, жалобный какъ стонъ, Раздался вдругъ... п началъ онъ Сердито лапой рыть песокъ, Всталъ на дыбы, потомъ ирилегъ, И первый бѣшеный скачокъ Мнѣ страшной смертію грозилъ... Но я его предупредилъ. Ударъ мой вѣренъ былъ и скоръ. Надежный сукъ мой, какъ топоръ, Широкій лобъ его разсѣкъ... Онъ застоналъ, какъ человѣкъ, И оирокпнулся. Но вновь, — Хотя лила пзъ раны кровь Густой, широкою волной, — Бой закипѣлъ, смертельный бой!

Ко мнѣ онъ кинулся на грудь: Но въ горло я успѣлъ воткнуть И тамъ два раза повернуть Мое оружье... Онъ завылъ, Рванулся изъ послѣднихъ силъ, И мы, сплетясь, какъ пара змѣй, Обнявшись крѣпче двухъ друзей, Упали разомъ, и во мглѣ Бой продолжали на землѣ И я былъ страшенъ въ этотъ мигъ: Какъ барсъ пустынный, золъ и дикъ Я пламенѣлъ, визжалъ какъ онъ; Какъ будто самъ я былъ рожденъ Въ семействѣ барсовъ и волковъ, Казалось, что слова людей Забылъ я—и въ груди моей Родился тотъ ужасный крикъ, Какъ будто съ дѣтства мой языкъ

— 326 —

Къ иному звуку не прпвыкъ... Но врагъ мой сталъ изнемогать, Метаться, медленнѣй дышать, Сдавплъ меня въ лослѣдній разъ... Зрачки его недвпжеыхъ глазъ Блеснули грозно — и потомъ Закрылись тихо вѣчнымъ сномъ; Но съ торжествующпмъ врагомъ Онъ встрѣтилъ смерть лпцомъ къ лицу. Какъ въ бптвѣ слѣдуетъ бойцу!

Первое Января. 1840.

Какъ часто, пестрою толпою окружонъ, Когда передо мной, какъ будто-бы сквозь

сонъ, При шумѣ музыки и пляски, При дпкомъ шопотѣ затверженныхъ рѣ-

чей, Мелькаютъ образы бездушные людей—

Приличьемъ стяпутыя маски, Когда касаются холодныхъ рукъмопхъ, Съ небрежной смѣлостью, красавицъго-

родскпхъ Давно безтрепетныя руки, — Наружно погружась въ пхъ блескъ и

суету, Ласкаю я въ душѣ старинную мечту, Погпбшпхъ лѣтъ святые звуки. И если какъ-нпьудь на мпгъ удастся

мнѣ Забыться, —памятью къ недавней стари нѣ Лечу л вольной, вольной птицей Й вижу я себя ребепкомъ; и кругомъ Родныл все мѣста: высокій барскій домъ II садъ съ разрушенпой теплицей; Зеленой сѣтью травъ подернуть спящій

прудъ, А за прудомъ село дымится, — п вста-

ютъ Вдали туманы подъ полями. Въ аллею темную вхожу л; сквозь кусты Гллдитъ вечеряій лучъ, и желтые листы

Шумятъ подъ робкими ногами. И странная тоска тѣснптъ ужъ грудь

мою: Я думаю объ ней, я плачу и люблю,

Люблю мечты моей созданье, Съ глазами полными лазурнаго огня, Съ улыбкой розовой, какъ молодаго дня

За рощей первое сіянье. Тамъ царства дпвнаго всесильный господи нъ — Я долгіе часы проспживалъ одпнъ; И память ихъ жива понынѣ. Подъ бурей тягостныхъ сомнѣній и страстей, Какъ свѣжій островокъ безвредно средь

морей Цвѣтетъ на влажной ихъ пустынѣ. Когда-жъ, опомнившись, обманъ я узнаю, И шумъ толпы людской спугнетъ мечту

мою.

На празднпкъ незванную гостью,

О какъ мнѣ хочется смутить веселость

ихъ II дерзко бросить имъ въ глаза желѣз-

ный стпхъ, Облитый горечью и злостью!

Воздушный корабль. 1840.

(Пзъ Зейдлица.)

По спнимъ волиамъ океана, Лишь звѣзды блеснуть въ небесахъ, Корабль одннокій несется, Несется на всѣхъ парусахъ.

Не гнутся высокія мачты, На ппхъ флюгера не шумятъ, II, молча, въ открытые люки Чугунпыя пушки глядятъ.

Не слышно на немъ капптаеа, Не видно матросовъ на немх; Но скалы и тайныя мели, II бури ему ни почемъ.

!27

Есть островъ на томъ океанѣ— Пустынный и мрачный гранитъ , На островѣ томъ есть могила, А въ ней императоръ зарытъ.

Зарытъ онъ безъ почестей бранныхъ Врагами въ сыпучій песокъ. Лежитъ на немъ камень тяжолый, Чтобъ встать онъ взъ гроба не могъ.

И въ часъ его грустной кончины, Въ полночь, какъ свершается годъ, Къ высокому берегу тихо Воздушный корабль пристаетъ.

Изъ гроба тогда императоръ, Очнувшпсь, является вдругъ; На немъ треугольная шляпа И сѣрый походный сюртукъ.

Скрестпвшп могучія руки, Главу опустивши на грудь, Идетъ и къ рулю онъ садится И быстро пускается въ путь.

Несется онъ къ Франціп милой, Гдѣ славу оставплъ п тронъ, Оставнлъ наслѣдяпка-сына, И старую гвардію онъ.

И только-что землю родную Завидптъ во мракѣ ночномъ, Опять его сердце трепещетъ И очи пылаютъ огнемъ.

На берегъ большими шагами Онъ смѣло и прямо пдетъ, Соратниковъ громко онъ клпчетъ И маргааловъ грозно зозетъ.

Но спятъ усачи-гренадеры Въ равнинѣ, гдѣ Эльба шумптъ, Подъ снѣгомъ холодной Россіи, Подъ знойнымъ пескомъ ппрамидъ.

И маршалы зова не слышатъ: Иные погибли въ бою, Другіе ему пзмѣнили И продали шпагу свою.

И, топну въ о землю ногою, Сердито онъ взадъ и впередъ По тихому берегу ходитъ, И снова онъ громко зоветъ:

Зоветъ онъ любезнаго сына — Опору въ пр'евратной судьбѣ; Ему обѣщаетъ полміра, А Францію только —себѣ.

Но въ цвѣтѣ надежды и силы Угасъ его царственный сынъ, И долго, его поджидая, Стѳитъ императоръ одинъ, —

Стоитъ онъ п тяжко вздыхаетъ, Пока озарится востокъ, И капаютъ горькія слезы Изъ глазъ на холодный песокъ.

Потомъ на корабль свой волшебный, Главу опустивши на грудь, Идетъ и, махнувши рукою, Въ обратный пускается путь.

Сосна. 1810

На сѣверѣ дикомъ стоптъ одиноко

На голой вершпнѣ сосна, И дремлетъ качаясь, и снѣгомъ сыпучимъ

Одѣта, какъ ризой, она. И снится ей все, что въ пу стынѣ далекой,

Въ томъ краѣ, гдѣ солнца восходъ, Одна п грустна на утесѣ горючемъ

Прекрасная пальма растетъ.

Тучи, 1840

Тучки небесныя, вѣчные странники! Степью лазурною, цѣпью жемчужного Мчитесь вы, будто какъ я-же, изгнанники Съ мплаго сѣвера въ сторону южную.

— 32 —

Кто-же васъгонптъ: судьбы ли рѣшеніе? Завпсть-ли тайная? злоба-ль открытая? Или на васъ тяготить преступленіе? Или друзей влевета ядовитая?

Нѣтъ, вамъ наскучили нивы безплод-

ныя.... Чужды вамъ страсти и чужды страдаиія; Вѣчно холодныя, вѣчно свободныя, Нѣтъ у васъ родины! нѣтъ вамъ изгна-

нія.

Герой нашего времени (1842).

БЭЛА.

Лермонтовъ ѣдетъ служить на Кавказъ. Во время труднаго переѣзда по горамъ объ встрѣ-чается съ Макспмомъ Макснмычемъ, старыыъ штабсь-кашітаномъ, служившимъ здѣсь уже нѣ-сволько лѣтъ по разнымъ крѣпостямъ. Максимъ Макспмычъ разсказываетъ Лермонтову исторію Бэлы.

— Я стоялъ въ крѣпости за Тере-бомъ съ ротон —этому скоро пять лѣтъ. Разъ, осенью, пришелъ транспортъ съ провіантомъ; въ транспортѣ былъ офи-церъ, молодой человѣкъ лѣтъ двадцатп-пяти. Ояъ явился ко мнѣ въ полной формѣ п объявнлъ, что ему велѣно остаться у меня въ крѣпостп. Онъ былъ такой топенькіи, бѣленькій; на немъ мундиръ былъ такой повенькій, что я тотчасъ догадался, что онъ наКавказѣ у насъ недавно. «Вы, вѣрно», спро-силъ я его, «переведены сюда изъ Рос-сіи?» — Точно такъ, господинъ штабсъ-капптанъ, отвѣчалъ онъ. Я взялъ его за руку и сказалъ: «Очень радъ, очень радъ. Вамъ будетъ немножко скучно... ну, да мы съ вами будемъ жпть по иріятельскп. Да, іюжалуста, зовите меня просто Максимъ Максимычъ, и пожалуста—къ чему эта полная форма? приходите комнѣ всегда въ фуражкѣ». Ему отвели квартиру, и онъ поселился въ врѣпости.

— А какъ его звали? снросилъ я Максима Максимыча.

— Его звали... Григорьемъ Алексан-дровичемъ Печоринымъ. Славный былъ малый, смѣю васъ увѣрить; только немножко страненъ. Вѣдь, напримѣръ, въ дождикъ, въ холодъ, цѣлый день па охотѣ, всѣ нззябиутъ, устанугъ, — а ему ничего. А другой разъ сндитъ у себя въ комнатѣ, вѣтеръ иахнетъ, увѣ-ряетъ, что простудился; ставнемъ стук-нетъ, онъ вздрогнетъ и поблѣдпѣетъ; а при мнѣ ходплъ на кабана одинъ на одпнъ; бывало, по цѣлымъ часамъ слова не добьешься, за то ужъ иногда какъ начнетъ разсказывать, такъ животики надорвешь со смѣху... Да-съ, съ большими странностями, и, должно быть, богатый человѣкъ: сколько у него было разныхъ дорогихъ вещпцъ!...

— А долго онъ съ вами жилъ? снросилъ я опять.

— Да съ годъ. Ну да ужъ за то па-мятенъ мнѣ этотъ годъ; надѣлалъ онъ мнѣ хлопотъ, не тѣмъ будь онъ помя-нутъ! Вѣдь есть, право, этакіе люди, у которыхъ на роду написано, что съ ними должны случаться разныя необык-яовенныя вещи!

— Необыкновенныя? восклпкнулъ я съ видомъ любопытства, подливая ему чаю.

— А вотъ я вамъ разскажу. Верстъ шесть отъ крѣпости жилъ одинъ мирной князь. Сынишко его, мальчикълѣтъ пятнадцати, повадился къ намъ ѣздить всякій день, бывало, то за тѣмъ, то за другпмъ. И ужъ точно избаловали мы его съ Григорьемъ Александровп-чемъ. А ужъ какой былъ головорѣзъ, проворный на что хочешь: шапку ли поднять па всемъ скаку, изъ ружья ли стрѣлять. Одно было въ немъ нехорошо: ужасно иадокъ былъ на деньги. Разъ для смѣха, Грпгорій Алегсапдро-внчъ обѣщался ему дать червонецъ, коли онъ ему украдетъ лучшаго козла изъ отцовскаго стада; и что жъ вы

— 329 —

думаете: на другую же ночь прита-щилъ его за рога. А, бывало, мывзду-маемъ его дразнить, танъ глаза кровью нальются, и сейчасъ за кинжалъ. «Эй, Азаматъ, не сносить тебѣ головы», го-ворилъ я ему: «яманъ будетъ твоя башка!»

На сватьбѣ старшей сестры Азамата Печо-ринъ увидѣлъ Бэлу, младшую сестру. Онъ весь вечеръ не сводилъ съ нея глазъ.

— Только не одннъ Печоринъ любовался хорошенькой княжной: изъ угла комнаты на нее смотрѣли другіе два глаза, неподвижные, огненные. Ясталъ вглядываться, и узналъ моего стараго знакомаго Казбича. Онъ, знаете, былъ не то, чтобъ мпрной, не то, чтобъ немирной. Подозрѣній на него было много, хоть онъ ни въ какой шалости не былъ замѣченъ. Бывало, онъ прпво-дилъ къ намъ въ крѣпость барановъ и продавалъ дешево, только никогда не торговался: что запроситъ, давай, — хоть зарѣжь, не уступить. Говорили про него, что онъ любитъ таскаться за Кубань съ абреками, и, правду сказать, рожа у него была самая разбойничья; маленькій, сухой, широкоплече... А ужъ ловокъ-то, ловокъ-то былъ, какъ бѣсъ! Бешметъ всегда изорванный, въ заплаткахъ, а оружіе въ серебрѣ. А лошадь его славилась въ цѣлой Кабар-дѣ,— и точно, лучше этой лошади ничего вздумать невозможно. Не даромъ ему завидовали всѣ наѣздники, и не разъ пытались ее украсть, только не удавалось. Какъ теперь гляжу на эту лошадь: вороная какъ смоль, ноги струнки, и глаза не хуже, чѣмъ у Бэлы; а какая сила! скачи хоть на 50 верстъ; а ужъ выѣзжена— какъ собака бѣгаетъ за хозяиномъ; голосъ его даже знала! Бывало, онъ ее никогда и не привязываетъ. Ужъ такая разбойничья лошадь!

— Въ этотъ вечеръ Казбичъ былъ угрюмѣе, чѣмъ когда нибудь, и я замѣ-тилъ, что у него подъ бешметомъ на-дѣта кольчуга. «Не даромъ на немъ

эта кольчуга», подумалъ я: «ужъ онъ вѣрно что-нибудь замышляетъ* .

Душно стало въ саклѣ, и я вышелъ на воздухъ освѣжиться. Ночь ужъ ло-яшлась на горы, и туманъ начиналъ бродить по ущельямъ.

Мнѣ вздумалось завернуть подъ иа-вѣсъ, гдѣ стояли наши лошади, посмо-трѣть, есть ли у нихъ кормъ, и при-томъ осторожность никогда не мѣшаетъ; у меня же была лошадь славная, и ужъ не одинъ кабардинецъ на нее умильно поглядывалъ, приговаривая; якши тхе % чекъ якшиі

Пробираюсь вдоль забора, и слышу голоса; одинъ голосъ я тотчась узналъ: это былъ позѣса Азаматъ, сынъ нашего хозяина; другой говорилъ рѣже н тише. «О чемъ они тутъ толкуютъ?» подумалъ я: «ужъ не о моей ли лошади?» Вотъ присѣлъ я у забора и сталъ прислушиваться, стараясь не пропустить ни одного слова. Иногда шумъ пѣсенъ и говоръ голосовъ, вылетая изъ сакли, заглушали любопытный для меня разговоръ.

— Славная у тебя лошадь! говорилъ Азаматъ: если бъ я былъ хозяинъ въ домѣ и пмѣлъ табунъ въ триста ко-былъ, то отдалъ бы половину за твоего скакуна, Казбичъ!»

«А! Казбичъ!» подумалъ я, и вспом-нплъ кольчугу.

— «Да,» отвѣчалъ Казбичъ послѣ нѣ-котораго молчанія: «въ цѣлой Кабардѣ не найдешь такой. Разъ, — это было за Терекомъ — я ѣздилъ съ абреками отбивать рускіе табуны; намъ не посчастливилось, имыразсыпались, кто куда. За мной неслись четыре казака; ужъ я слышалъ за собою крики гяуровъ и передо мною былъ густой лѣсъ. При-легъ янасѣдло, поручилъ себя Аллаху, и въ первый разъ въ жизни оскорбилъ коня ударомъ плети. Какъ птица ныр-нулъ онъ между вѣтвямп; острия колючки рвали мою одежду, сухія сучья карагача били меня по липу. Конь мой

, прыгалъ черезъ пни, разрывалъ кусты

— о ■) ■) —

грудью. Лучше было бы мнѣ его брот сііть у опушки п скрыться въ лѣсу пѣ-іикомъ, да жаль было съ нпмъ разохаться — и пророкъ возпаградплъ меня. Нисколько пуль провизжало надъ моей головою; яужъслышалъ, какъ спѣшив-шіеся казаки бѣжалн по слѣдамъ.... Бдругъ предо мною рытвппа глубокая; скакунъ мои призадумался — п прыгнулъ. Заднія его копыта оборвались съ про-тпвнаго берега, и онъ повисъ на передних!» погахъ. Я броенлъ поводья п нолетѣлъ въ оврагъ; это спасло моего коня: оиъ выскочилъ. Казаки все это впдѣлп, только нп одпнъ не пустился меня искать: они вѣрно думали, что я убплся до смерти, п я слышалъ, какъ онп бросились ловить моего коня. Сердце мое облилось кровью: поползъ я по густой травѣ вдоль по оврагу, — смотрю: лѣсъ кончился, пѣсколькоказаковъ выѣзжаютъ изъ него на поляну, пвотъ выскакпваетъ къ нпмъ прямо мой Ка-рагёзъ; всѣ кинулись за нпмъ съ кри-комъ; долго, долго они за нпмъ гонялись, особенно одпнъ раза-два чуть-чуть не накпнулъ аркана ему на шею; я задрожалъ, опустплъ глаза п началъ молиться. Чрезъ пѣсколько мгновеній поднимаю пхъ — и вижу: мой Карагёзъ летптъ, развпвая хвостъ, вольный какъ вѣтеръ, а гяуры далеко одпнъ за дру-гиыъ тянутся но сгеіш на пзмучепныхъ Боняхъ. Валлахъ! это правда, истппная правда! До поздпеп ночи я сидѣлъ въ своемъ оврагѣ. Вдругъ, что жъ ты думаешь, Азаматъ? во мракѣ слышу, бѣ-гаетъ по берегу оврага копь, фыркаетъ, бьетъ копытами о землю п ржетъ; я узналъ голосъ моего Карагёза, это былъ онъ, мой товарищъі... Съ тѣхъ поръ мы пс разлучались.

— II слышно было, какъ онъ трепал* рукою по гладкой шеѣ своего сі;аі;уиа, давая ему разныя нѣжныа названья.

— Если бъ у меня былъ табупъ въ тысячу Бобылнцъ, сказалъ Азаматъ: — то отда.іъ бы тебѣ его весь за твоего Карагёза.

— Йокъ, не хочу, отвѣчалъ равнодушно Казбпчъ.

— Послушай, Казбнчъ, говорплъ, ласкаясь къ нему, Азаматъ: — ты добрый человѣкъ, ты храбрый джигитъ, а мой отецъ боптся ру сек пхъ и не пус-каетъ меня въ горы; отдай мнѣ свою лошадь, п я сдѣлаю все, что ты хочешь, украду для тебя у отца лучшую его винтовку, плп шашку, что только пожелаешь, — а шашка его настоящая гурда: приложи лезвеемъ къ рукѣ, сама въ тѣло вопьется; а кольчуга — такая какъ твоя, ни почемъ.

Казбпчъ молчалъ.

— Въ первый разъ, какъ я увидѣлъ твоего коня, продолжалъ Азаматъ: — когда онъ подъ тобой крутился и пры-галъ, раздувая ноздри, и кремнп брызгами летѣли изъ-подъ копытъ его, въ моей душѣ сдѣдалось что-то непонятное, п съ тѣхъ поръ все мнѣ опостыло: на лучшихъ скакуповъ моего стца смот-рѣлъ я съ презрѣніемъ, стыдно было мнѣ на нпхъ показаться, п тоска овла-дѣла мной; и, тоскуя, проспжпвалъ я на утесѣ цѣлые днп, п ежеминутно мы-слямъ мопмъ являлся вороной скакунъ съ своей стройной поступью, съ свопмъ гладкимъ, прямымъ, какъ стрѣла хреб-томъ; онъ смотрѣлъ мнѣ въ глаза своими бойкими глазамп, какъ будто хо-, тѣлъ слово вымолвить. Я умру, Казбнчъ, если ты мнѣ не продашь его!» сказалъ Азаматъ дрожащпмъ голосомъ.

Миѣ послышалось, что онъ запла-калъ; а падо вамъ сказать, что Азаматъ былъ преуирямый мальчикъ, и нпчѣмъ, бывало, у пего слезъ не выбьешь, даже когда онъ былъ я помоложе.

Въ отвѣтъ па его ел азы послышалось что-то въ родѣ смѣха.

— Послушай, сказалъ твердымъ голосомъ Азаматъ: — видишь, я на все рѣшаюсь. Хочешь, я украду для тебя мою сестру? Какъ она пляшетъ! какъ поетъ! а вышиваетъ золотомъ — чудо! не бывало такой жены и у туренкаго падишаха.... Хочешь? дождись меня

завтра еочью, тамъ, въ ущельѣ, гдѣ бѣжитъ потокъ: я пойду съ нею мимо въ сосѣдній аулъ—и она твоя. Неужели не стоить Бэла твоего скакуна?

— Долго, долго молчалъ Казбичъ, наконецъ, вмѣсто отвѣта, затяпулъ старинную пѣсню въ иолголоса.

Много красавицъ въ аулахъ у насъ, Звѣзды сіяютъ во мракѣ пхъ глазъ. Сладко любать ухъ — завидная доля; Но веселѣй молодецкая воля. Золото купить четыре жены, Конь же лихой не пмѣетъ цѣны: Онъ и отъ вихря въ степи не отста-

нетъ, Онъ не изменить, онъ не обманетъ.

Напрасно уирашивалъ его Азаматъ согласиться и плакалъ, и льстилъ ему, и клялся; наконецъ Казбпчъ нетерпеливо прервалъ его:

— Поди прочь, безумный мальчишка! Гдѣ тебѣ ѣздпть на моемъ конѣ? На первыхъ трехъ шатахъ онъ тебя сбросить, и ты разобьешь себѣ затылокъ о камни.

— Меня! крнкнулъ Азаматъ въ бѣ-шенствѣ, и желѣзо дѣтскаго кинжала зазвенѣло объ кольчугу. Сальная рука оттолкнула его прочь и онъ ударился о плетень такъ, что плетень зашатался. «Будетъ потѣха!» подумалъ я, кинулся въ конюшню, взнуздалъ лошадей на-шахъ и вывелъ нхъ на задній дворъ. Чрезъ двѣ минуты ужъ въ саклѣ былъ ужасный гвалтъ. Вотъ что случилось: Азаматъ вбѣжалъ туда въ разорван-номъ бешметѣ, говоря, что Казбпчъ хотѣлъ его зарѣзать. Всѣ выскочили, схватилися за ружья — и пошла нотѣха! Крпкъ, шумъ, выстрѣлы, только Каз-бичъ быль уже верхомъ и вертѣлся среди толпы по улицѣ, какъ бѣсъ, отмахиваясь шашкой. «Піохое дѣло— въ чужомъ пиру похмѣлье,» сказалъ я Гри-горью Александровичу, поймавъ его за руку: «не лучше ли намъ поскорѣй убраться?*

— Да погодите, чѣмъ кончится.

— Да уаіъ, вѣрно, кончится худо; у

этихь азіатовъ все такъ: натянулись бузы—и пошла рѣзня! — Мы сѣли верхомъ и ускакали домой.

— А что Казбичъ? спросилъ я яетер-пѣливо у штабсъ-капитана.

— Да что этому народу дѣлается! отвѣчалъ онъ, допивая стаканъ чаю: — вѣдь ускользнулъ!

— И не раненъ? спросилъ я.

— А Богъ его знаетъ! Живу щи разбойники! Видалъ я-съ пныхъ въ дѣлѣ, напримѣръ: вѣдь весь исколоть, какъ рѣшето, штыками, а все махаетъ шашкой.

МАКСІЗМЪ МАКСИМЫЧЪ.

Разставшясь съ Макспмомъ Макси-мычемъ, я живо проскакалъ терекское и дарьяльское ущелья, завтракалъ въ Казбекѣ, чай пилъ въ Ларсѣ, а къ ужину поспѣшплъ въ Бладикавказъ. Избавляю васъ отъ описанія горъ, отъ возгласовъ, которые ничего не выра-жаютъ, отъ картинъ, которыя ничего не пзображаютъ, особенно для тѣхъ, которые тамъ не были, и отъ стати-стпческпхъ замѣчаніп, которыхъ рѣшп-тельно никто читать не станетъ.

Я остановился въ гостпннпцѣ, гдѣ останавливаются всѣ проѣзжіе, и гдѣ, между тѣмъ, некому велѣть зажарить фазана и сварпть щей, ибо три инвалида, которымъ она поручена, так г, глупы, или такъ пьяны, что отъ нпхь никакого толку нельзя добиться.

Мнѣ объявили, что я должепъ прожить тутъ еще три дня, ибо «оказія» изъ Екатеринограда еще не пришла и, слѣдовательно, отправиться обратно не можетъ. Что за оказія!... Но дурной каламбурь не утѣшеніе для русскаго человѣка, и я, для развлеченія, взду-малъ записывать разсказъ Максима Мак-симыча о Бэлѣ, не воображая, что опъ будетъ первымъ звѣномъ длинной цѣпи повѣстей: видите, какъ иногда маловажный случай пмѣеть жестокія по-

— 332 —

слѣдствія!... А вы, можетъ быть, не знаете, что такое «оказія?» Это — прп-крытіе, состоящее пзъ полуроты пѣ-хоты п пушки, съ которымъ ходятъ обозы черезъ Кабарду пзъ Владикавказа въ Екатерпноградъ.

Первый день я провелъ очень скучно; иа другой, рано утромъ въѣзжаетъ на дворъ повозка.... А! Максамъ Макси-мычъ!... Мы встрѣтились какъ старые пріятели. Я предложпдъ ему свою ком-пату, онъ пе церемонился, даже уда-рилъ меня по плечу п скрпвплъ ротъ на манеръ улыбки. Такой чудакъ!

Макспмъ Максимычъ нмѣлъ глубокія свѣдѣнія въ поваренномъ искусствѣ: онъ удивительно хорошо зажарилъ фазана, удачно иолилъ его огуречнымъ разсоломЪ; п я долженъ признаться, что безъ него пришлось бы остаться на сухоядепіи. Бутылка кахетинскаго помогла намъ забыть о скромномъ числѣ блюдъ, которыхъ было всего одно, и, за-куривъ трубки, мы усѣлпсь— я у окна, онъ у затопленной печи , потому что день былъ сырой и холодный. Мы молчали. О чемъ было намъ говорить?... Онъ ужъ разсказалъ мнѣ о себѣ все, что было занимательнаго, а мнѣ было нечего разсказывать. Я смотрѣлъ въ окно. Множество низенькпхъ домиковъ, разбросанныхъ по берегу Терека, который разбѣгается шире и шире, мелькали изъ-за деревъ, а дальше синѣлись зубчатою стѣною горы, и пзъ-за нпхъ выглядывалъ Казбекъ въ своей бѣлой кардинальской шапкѣ. Я съ ними мысленно прощался: мнѣ стало ихъ жалко.

Такъ сидѣлп мы долго. Солнце пряталось за холодпыя вершины, и беловатый тумапъ начииалъ расходиться въ лолинахъ, когда па улицѣ раздался звонъ дорожнаго колокольчика п крикъ пзвощиковъ. Нѣсколько повозокъ съ грязными армяпами въѣхало иа дворъ го-стниницы и за ними пустая дорожная коляска; ея леггій ходъ, удобное устройство, и щегольской видъ пмѣли какое-то заграничный отпечатокъ. За нею

шелъ чсловѣкъ съ большими усами, въ веигеркѣ, довольно хорошо одѣтый для лакея; въ его званіи нельзя было ошибиться, впдя ухарскую замашку, съ которою онъ вытряхивалъ золу пзъ трубки и покрикивалъ на ямщика. Онъ явно былъ балованный слуга лѣниваго барина, — нѣчто въ родѣ русскаго фи-гаро.

«Скажи, любезный, закричалъ я ему въ окно, что это —оказія пришла, что-ли?»—Онъ посмотрѣлъ довольно дерзко, поправилъ галстукъ и отвернулся; шед-шій возлѣ него армянпнъ, улыбаясь, отвѣчалъ за него, что точно пришла оказія и завтра утромъ отправится обратно: — «Слава Богу!» сказалъ Мак-симъ Максимычъ, подошедшій къ окну въ это время. «Экая чудная коляска!» прибавилъ онъ: «вѣрно какой нпбудь чиновникъ ѣдетъ на слѣдствіе въ Тпф-лисъ. Видно, не знаетъ нашихъ горэкъ! Нѣтъ, шутишь, любезный: онѣ не свой братъ, растрясутъ хоть англійскую!»

— А кто бы это такое былъ — подойдемте-ка узнать....

Мы вышли въ корридоръ. Въ кояцѣ коррпдора была отворена дверь въ комнату. Лакей съ извощикомъ перетаскивали въ нее чемоданы.

— Послушай , братецъ , спросилъ у него штабсъ-капитанъ : чья эта чудесная коляска?... а?... Прекрасная коляска!...

Лакей, не оборачиваясь, бормоталъ что то про себя, развязывая чемоданъ. Максимъ Максимычъ разеердился: онъ тронулъ неучтивда по плечу и сказалъ: я тебѣ говорю, любезный....

— Чья коляска?... моего господина...

— А кто твой госиодинъ?

— Печоринъ...

— Что ты? что ты? Печоринъ?. . Ахъ, Боже мой!., да не служилъ-ли онъ на Кавказѣ?.. воскликнулъ Макспмъ Максимычъ, дернувъ меня за рукавъ. У него въ глазахъ сверкала радость.

— Служилъ, кажется,—да я у нпхъ недавно.

— Ну, такъ!.. такъ! Григорій Алек-! сандровичъ?.. Такъ вѣдь его зовутъ?.. Мы съ твоимъ бариномъ были прія-тели, прибавилъ онъ, ударввъ дружески по плечу лакея такъ, что заставилъ его пошатнуться.

— Позвольте, сударь, вы мнѣ мѣ-шаете, сказалъ тотъ, нахмурившись.

— Экой ты, братедъ!.. Да знаешь-ли, мы съ твоимъ бариномъ были друзья закадычные, жили вмѣстѣ?.. Да гдѣ-же онъ самъ остался?..

Слуга объявилъ, что Печоринъ остался ужинать и ночевать у полковника Н...

— Да не зайдетъ-лп онъ вечеромъ сюда? сказалъ Максимъ Максимычъ: — или ты, любезный, не пойдегаь-ли къ нему за чѣмъ-нибудь?... Коли пойдешь, такъ скажи, что здѣсь Максимъ Максимычъ — такъ и скажи... ужъ онъ знаетъ... Я тебѣ дамъ восьмигривен-ный на водку...

Лакей сдѣлалъ презрительную мину, слыша такое скромное обѣщаніе, однако увѣрилъ Максима Максимыча, что онъ исполнить его порученіе.

— Вѣдь сейчасъ прибѣжитъ!.. сказалъ мнѣ Максимъ Максимычъ съ тор-жествующимъ видомъ: — пойду за ворота его дожидаться... Эхъ! жалко, что я незнакомъ съ Н...

Максимъ Максимычъ сѣлъ за воротами на скамейку, а я ушелъ въ свою комнату. Признаюсь, я также съ нѣко-торымъ нетерпѣніемъ ждалъ появленія этого Печорина ; хотя , по разсказу штабсъ-капитана, я составилъ о немъ себѣ не очень выгодное понятіе, однако нѣкоторыя черты въ его характерѣ показались мнѣ замѣчательными. Черезъ часъ инвалидъ принесъ кипящій само-варъ и чайникъ. «Максимъ Максимычъ, не хотите-ли чаю?» закричалъ я ему въ окно.

— Благодарствуйте ; что-то не хочется.

— Эй выпейте ! Смотрите, вѣдь ужъ поздно, холодно.

— Ничего; благодарствуйте...

— Ну, какъ угодно! Я сталъ пить чай одинъ; минутъ черезъ десять входить мой старикъ.

— А вѣдь вы правы: все лучше выпить чайку, — да я все ждалъ. Ужъ человѣкъ его давно къ нему пошел ъ, да видно, что-нибудь задержало.

Онъ на-скоро выхлебнулъ чашку, отказался отъ второй и ушелъ опять за ворота въ какомъ-то безпокойствѣ: явно было, что старика огорчало небреженіе Печорина, и тѣмъ болѣе, что онъ мнѣ недавно говорилъ о своей съ нимъ дружбѣ, и еще, часъ тому назадъ, былъ увѣренъ, что онъ прибѣжитъ, какъ только услышитъ его имя.

Ужъ было поздно и темно, когда я снова отворилъ окно и сталъ звать Максима Максимыча, говоря, что пора спать; онъ что-то пробормоталъ сквозь зубы; я повторилъ приглашеніе— онъ ничего не отвѣчалъ...

Я легъ на диванъ, завернувшись въ шинель; проспалъ-бы покойно, еслибъ, уже очень поздно, Максимъ Максимычъ, войдя въ комнату, не разбудилъ меня. Онъ бросилъ трубку на столъ, сталъ ходить по комнатѣ, швырять въ печи, наконецъ легъ, но долго кашлялъ, пле-валъ, ворочался...

— Не клопы ли васъ кусаютъ? спро-силъ я.

— Да, клопы... отвѣчалъ онъ, тяжело вздохнувъ.

На другой день утромъ я проснулся рано, но Максимъ Максимычъ преду-предилъ меня. Я нашелъ его у воротъ, сидящаго на скамейкѣ. «Мнѣ надо сходить къ коменданту* , сказалъ онъ : «такъ пожалуйста: если Печоринъ при-детъ, пришлите за мной...»

Я обѣщался. Онъ побѣжалъ, какъ-будто члены его получили вновь юношескую силу и гибкость.

Утро было свѣжее и прекрасное. Зо-лотыя облака громоздились на горахъ, какъ новый рядъ воздушныхъ горъ; пе-редъ воротами разстилалась широкая площадь; за нею базаръ кипѣлъ варо-

домъ, потому-что было воскресенье: босые мальчики—осетины , неся за плечами котомки съ сотовымъ меюмъ , вертѣлись вокругъ меня; я пхъ про-глпналъ, мнѣ было не до нихъ, — я на-чиналъ разді лять безпокойство добраго штабсъ-капптапа.

Не прошло десяти минуть, какъ на вонцѣ площади показался тотъ, кото-раго мы ожидали. Опъ шелъ съ пол-ковникомъ Н..., который, доведя его до гостпнницы, простился съ нимъ и пово-ротилъ въ крѣпость.

Я тотчасъ-же послалъ инвалида за Максимомъ Макспмовичемъ.

На встрѣчу Печорина вы шелъ его лакей и доложилъ , что сейчасъ станутъ закладывать, подалъ ему ящпкъ съ сигарами и, получивъ нѣсколько прпка-заній, отправился хлопотать. Его господину закурпвъ сигару, зѣвнулъ раза два и сѣлъ па скамью по другую сторону воротъ.

Теперь я долженъ нарисовать вамъ его портретъ.

Опъ былъ средняго роста; стройный, тонкій стапъ его п широкія плечи доказывали крѣпкое слол;еніе, способное переносить всѣ трудности кочевой жпзнп и перемѣны клпматовъ, непобѣжденное пи развратомъ столичной жпзнп, ни бурями душевными; пыльный бархатный сюртучокъ его, застегнутый только на двѣ нпжпія пуговпцы, позволялъ раз-глядѣть ослѣпительно чпстое бѣлье , изобличавшее привычки порядочнаго человека; его запачканныя перчатки казались нарочпо сшитыми по его маленькой аристократической рукѣ, и когда опъ снялъ одну перчатку, то я былъ удниленъ худобой его блѣдныхъ паль-цсвъ. Его походка была небрежна и лѣнпва, но я замѣтнлъ, что опъ не размахнвалъ руками —вѣрный ирпзнакъ нѣкоторой скрытности характера. Впро-чемъ, это мои собственныя замѣчаиія, основанння на моихъ-же наблюдепіяхъ, п я вовсе не хочу васъ заставить вѣ-ровать въ нихъ слѣно. Когда опъ опу-

стился на скамью, то прямой станъ его согнулся, какъ будто у него въ спинѣ не было ни одной косточки; положеніе всего его тѣла изображало какую-то нервическую слабость; онъ спдѣлъ, какъ сидитъ Бальзакова трпдцатплѣтняя кокетка на свопхъ пуховыхъ креслахъ послѣ утомптельнаго бала. Съ перваго взгляда на лице его, я бы не далъ ему болѣе двадцати-трехъ лѣтъ, хотя послѣ я готовь былъ дать ему тридцать. Въ его улыбкѣ было что-то дѣтское. Его кожа пмѣла какую-то женскую нѣжность; бѣлокурые волосы, вьющіеся отъ природы, такъ живописно обрисовывали его блѣднып, благородный лобъ, на кото-ромъ, только по долгомъ набдюденіи, можно было замѣтить слѣды морщинь, пересѣкавшпхъ одна другую и, вѣро-ятно, обозначавшихся гораздо явствен-нѣе въ минуты гнѣва, пли душевнаго безпокойства. Несмотря на свѣтлый цвѣтъ его волосъ, усы его и брови были черные — ирпзнакъ породы въ человѣкѣ, такъ-какъ черная грива и черный хвостъ у бѣлой лошади. Чтобы докончить портретъ, я скажу, что у него былъ немного вздернутый носъ, зубы ослѣпптельной бѣлпзны п каріе глаза; о глазахъ я долженъ сказать еще нѣ-сколько словъ.

Во первыхъ, они не смѣялись, когда онъ смѣялся!— Вамъ не случалось за-мѣчать такой странности у нѣкоторыхъ людей?.. Это прпзнакъ или злаго нрава, нлп глубокой, постоянной грусти. Изъ-за полуопущенныхъ рѣснпцъ они сіялп какпмъ-то фосфорпческимъ блескомъ , еслп можно такъ выразиться. То не было отраженіе жара душевнаго, или пграющаго воображенія: то былъ блескъ, подобный блеску гладкой стали, ослѣпи-тельный, но холодный; взглядъ его — непродолжительный, но проницательный и тяжелый, оставлялъ по себѣ непріятное впечатлѣніе пескромнаго вопроса и могъ бы казаться дерзкимъ, еслпбъ не былъ столь равнодушно спокоенъ.

Всѣ эти замѣчанія пришли мнѣ на

умъ, ыожетъ быть, только потому, что я зналъ нѣкоторыя подробности его жизни, и, можетъ быть, на другаго видь его пропзвелъ-бы совершенно различное впечатлѣніе; но такъ-какъ вы о немъ не услышите ни отъ кого, кромѣ меня, то поневолѣ должны довольствоваться этимъ изображеніемъ. Скажу въ заключеніе, что онъ былъ вообще очень не дуренъ и ймѣлъ одну пзъ тѣхъ ори-гинальныхъ физіономій, которыя особенно нравятся женщпнамъ. Лошади были уже заложены; колокольчпкъ по временамъ звенѣлъ надъ дугою, и лакей уже два раза подходпль къ Печорину съ докладомъ, что все готово, а Максимъ Максимычъ еще не являлся. Къ счастію, Печоринъ былъ погруженъ въ задумчивость, глядя на синіе зубцы Кавказа, н, кажется, вовсе не торопился въ дорогу. Я подошелъ къ нему: «Если вы захотите еще немного подождать», сказалъ я, «то будете имѣть удовольствіе увидѣться со старымъ прія-телемъ...»

— Ахъ , точно ! быстро отвѣчалъ онъ:— мнѣ вчера говорили; но гдѣ ;ке онъ? — Я обернулся къ площади и увп-дѣлъ Максима Макспмыча, бѣгущаго что было мочи... Черезъ несколько ми-нутъ онъ былъ уже возлѣ насъ; онъ едва могъ дышать; потъ градомъ катился съ лица его; мокрые клочки сѣ-дыхъ волосъ, вырвавшись изъ - подъ шапки, приклеились ко лбу его; ко-лѣни его дрожали... онъ хотѣлъ кинуться на шею Печорину, но тотъ довольно холодно, хотя съ привѣтливой улыбкой, протянулъ ему руку. Штабсъ-капитанъ на минуту остолбенѣлъ, но нотомъ жадно схватилъ его руку обѣ-ими руками: онъ еще не могъ говорить.

— Какъ я радъ, дорогой Максимъ Максимычъ! Ну, какъ вы поживаете? сказа л ъ Печоринъ.

— А... ты?... а вы?... пробормоталъ со слезами на глазахъ старикъ: сколько лѣтъ... сколько дней... да куда это?..

— ѣду въ Персію— и дальше...

— Неужто сейчасъ?... Да подождите, дражайшій!.. Неужто сейчасъ разста-немся?.. Сколько времени не видались;

— Мнѣ, пора, Максимъ Максимычъ, былъ отвѣтъ.

— Боже мой? Боже мой! да куда это такъ спѣшпте!... Мнѣ столько бы хотелось вамъ сказать... столько разспро-сить...

Ну, что? въ отставкѣ?... какъ?,.. что подѣлывали?...

— Скучалъ! отвѣчалъ Печоринъ, улыбаясь.

— А помните наше житье-бытье въ крѣпости?... Славная страна для охоты!... Вѣдь вы были страстный охот-никъ стрѣлять... А Бэла?

Печоринъ чуть-чуть поблѣдиѣлъ и отвернулся...

— Да, помню! сказалъ онъ, почтя тотчасъ принужденно зѣвнувъ.

Максимъ Максимычъ сталъ его упрашивать остаться съ нимъ еще часа два.

— Мы славно пообѣдаемъ, говорилъ онъ: — у меня есть два фазана: а кахетинское здѣсь прекрасное... разумѣется не то, что въ Грузіи, однако лучшаго сорта... Мы цоговорпмъ. Вы мнѣ разска-жете про свое житье въ Петербурге...-А?....

— Право, мнѣ нечего разсказывать, дорогой Максимъ Максимычъ... Однако, прощайте, мнѣ пора.., яспѣшу... Благодарю, что не забыли... прибавилъ онъ, взявъ его за руку.

Старикънахмурилъ брови...Онъ былъ печаленъ и сердить, хотя старался скрыть это.

— Забыть! проворчалъ онъ: — я то ее забылъ ничего... Ну, даБогъ съ вами... Не такъ я думалъ съ вамп встрѣтить-ся....»

— Ну, полно, полно! сказалъ Печоринъ, обнявъ его дружески: — неужели я не тотъ же?... Что дѣлать?... всякому своя дорога...Удастся ли еще встрѣ-титься — Богъ знаетъ!... Говоря это,

.36

овъ уже спдѣлъ въ коляскѣ п ямщпкъ уже пачалъ подбирать возжв.

— Постой, постои! закричалъ вдругъ Максимъ Максимычъ, ухватясь за дверцы боляскп: —совсѣмъ было забылъ...У меня остались ваши бумаги, Григорій Александрович^., я пхъ таскаю съ со-бой... думалъ найти васъ въ Грузіп, а вотъ гдѣ Богъ далъ свидѣться. Что мнѣ ел, ними дѣлать?...

— Что хотите! отвѣчалъ Печоринъ. Прощайте...

— Такъ вы въ Персію?... а когда вернетесь?... вричалъ въ слѣдъ Максимъ Максимычъ.

Коляска била уже далеко, но Печо-рппъ сдѣлалъ зиакъ рукою, который можно было перевести слѣдующпмъ образомъ: «врядъ ли! да и не за-чѣмъ!...»

Давно уже неслышно было ни звона колокольчика, ни стука колесъ по кремнистой дорогѣ, а бѣдный старикъ еще стоялъ на томъ же мѣстѣ въ глубокой задумчивости.

— Да, сказалъ онъ навонецъ, стараясь принять равнодушный видъ, хотя слеза досады по временамъ свервала на его рѣснпцахъ:— вонечно, мы были нріятелп,— ну, да что пріятелн въ пы-иѣшнемъ вѣкѣ!... Что ему во мнѣ? Я не богатъ, не чпновенъ, да и по лѣ-тамъ совсѣмъ ему не пара... Вишь ка-бпмъ онъ фраптомъ сдѣлался, какъ по-бывалъ опять въ Петербургѣ... Что за коляска!... сколько поклажи!.,, и лакей такой гордый!... Эти слова были произнесены съ иронической улыбкой. — Скажите, продолжалъ онъ, обращаясь ко мнѣ:— ну, что вы объ этомъ думае-ре?. . ну, какой бѣсъ несетъ его теперь въ Персію?... Смѣшно, ей Богу смѣшво!... Да я всегда зналъ, что онъ вѣтревнй человѣкъ, на котораго нельзя

ться... А, право жаль, что онъ дурно кончить... да и нельзя иначе!

•і всегда говорилъ, что нѣтъ про-ку въ томъ, кто старыхъ друзей забываете!... Тутъ онъ отверпулся. чтобъ

скрыть свое волненіе, и пошелъ ходить по двору около своей повозки, показывая будто осматриваетъ колеса, тогда какъ глаза его помунутно наполнялись слезами.

— Максимъ Максимычъ, сказалъ я, подошедши къ нему: —а что это за бумаги вамъ оставилъ Печоринъ?

— А Богъ его знаетъ! какія-то записки...

— Что вы пзъ нихъ сдѣлпете?

— Что? Я велю надѣлать патроновъ.

— Одайте нхъ лучше мпѣ?

Онъ иосмотрѣлъ на меня съ удпвле-ніемъ, проворчалъ что-то сквозь зубы и началъ рыться въ чемѳданѣ; вотъ онъ выпулъ одну тетрадку и бросилъ ее съ презрѣніемъ на землю; потомъ другая, третья п десятая пмѣли ту же участь: въ его досадѣ было что-то дѣт-ское; мнѣ стало смѣшно и л;алко...

— Вотъ онѣ есѢ, сказалъ онъ:—поздравляю васъ съ находкою...

— И я могу дѣлать съ ними все, что хочу?

— Хоть въ газетахъ печатайте. Какое мнѣ дѣло?... Что я развѣ другъ его какой, пли родственникъ?... Правда, мы жили подъ одной кровлей... Да мало ли съ кѣмъ я не жплъ?..

Я схватплъ бумаги и поскорѣе унесъ ихъ, боясь, чтобъ штабсъ-каиптанъ не раскаялся. Скоро пришли намъ объявить, что чрезъ часъ тронется оказія; я велѣлъ закладывать. Штабсъ-капп-танъ вошелъ въ комнату въ то время, когда я уже надѣлъ шапку; онъ, ваза-лось, не готовился къ отъѣзду; у него былъ какой-то принужденный, холодный видъ.

— А вы, Максимъ Максимычъ, раз-вѣ не ѣдите?

— Нѣтъ.

— А что такъ?

— Да я еще коменданта не видалъ. и мнѣ надо сдать кой-какія казенныя вещи...

-' Да, вѣдь, вы же бялп у него?

— Былх, конечно, сказалъ онъ, за-

— 337 —

нимаясь! — да его дома не было... а я не дожидался.

Я понялъ его: бѣднып старикъ въ первый разъ отъ роду, можетъ-быть, бросилъ дѣла службы для собственной надобности, говоря языкомъ бумаж-нымъ, — и какъ же онъ былъ награж-денъ:

— Очень жаль, сказалъ я ему:— очень жаль, Максимъ Максимычъ, что намъ до срока надо разстаться.

— Гдѣ намъ, необразованньшъ ста-рпкамъ, за вами гоняться!... Вы мо-лодежъ свѣтская, гордая: еще пока-мѣсть подъ черкесскими пулями, такъ вы туда сюда... а послѣ встрѣтитесь, такъ стыдитесь и руку протянуть нашему берегу.

— Я не заслужилъ этпхъ упрековъ, Максимъ Максимычъ.

— Да я, знаете, такъ, къ слову говорю; а, впрочемъ, желаю вамъ всяка-го счастія и веселой дороги.

Мы разстались довольно сухо. Добрый Максимъ Максимычъ сдѣлался упрямымъ, сварливымъ штабсъ-капита-номъ! И отчего? Оттого, что Печоринъ, въ разсѣянности, или отъ другой причины, протянулъ ему руку, когда тотъ хотѣлъ кинуться ему на шею! Грустно видѣть, когда юноша теряетъ лучшія свои надежды и мечты, когда предъ нпмъ отдергивается розовый флеръ, сквозь который онъ смотрѣлъ на дѣла и чувства человѣческія, хотя есть надежда, что онъ замѣнитъ стары я за-блужденія новыми, не менѣе проходящими, но за то не менѣе сладкими... Но чѣмъ ихъ замѣнпть въ лѣта Максима Максимовича? По неволѣ сердце очерствѣетъ и душа закроется.

Я ѵѣхалъ оданъ.

Выхожу одинъ я на дорогу {4844).

Выхожу одинъ я на дорогу;

Сквозь туманъкремнистый путь блестптъ:

Ночь тиха; пустыня внемлетъ Богу, И звѣзда съ звѣздою говорить. Въ небесахъ торжественно и чудно! Спитъ земля въ сіяньѣ голубомъ.... Что же мнѣ такъ больно и такъ трудно: Жду ль чего? жалѣю ли о чомъ? Ужъ не жду отъ жизни ничего я, И не жаль мнѣ прошлаго ничуть, Я ищу свободы и покоя: Я бъ хотѣлъ забыться и заснуть.... Но не тѣмъ холоднымъ сномъ могилы Я бъ желалъ на вѣки тамъ заснуть, — Чтобъ въ груди дрожали жизни силы, Чтобъ, дыша, вздымалась тихо грудь. Чтобъ всю ночь, весь день мой слухъ

лелѣя, Про любовь мнѣ сладкіп голосъ пѣлъ, Надо мной чтобъ, вѣчно зеленѣя, Темный дубъ склонялся и шумѣлъ.

Бророкъ (1841).

Съ тѣхх поръ, какъ Вѣчный Судія Мнѣ далъ всевѣдѣнье пророка, Въ очахъ людей читаю я Страницы злобы и порока.

Провозглашать я сталъ любви И правды чистыя ученья; Въ меня всѣ ближніе мои Бросали бѣшено каменья.

Посыпалъ пепломъ я главу, Изъ городовъ бѣжалъ я нищій,— И вотъ, въ пустынѣ я живу, Какъ птицы — даромъ божьей пищи.

Завѣтъ Предвѣчнаго храня, Мнѣ тварь покорна тамъ земная, И звѣзды слушаютъ меня, Лучами радостно играя.

Когда-же черезъ шумный градъ Я пробираюсь торопливо, Тамъ старцы дѣтямъ говорятъ Съ улыбкою самолюбивой:

— 338 —

«Смотрите: вотъ нримѣръ для васъ! Онъ гордъ былъ, не ужился съ нами; Глупецъ, хотѣлъ увѣрпть насъ, Что Богъ гласитъ его устами!

Смотрпте-жъ, дѣтп, на него, Какъ онъ угрюмъ, и худъ, и блѣденъ, Смотрите, какъ онъ нагъ и бѣденъ! Какъ презпраютъ всѣ его!

Споръ (1841).

Какъ-то разъ, перэдъ толпою

Соплеменныхъ горъ, У Казбека съ Шатъ-горою

Былъ велпкій споръ. Берегись!* сгазалъ Казбеку

Сѣдовласый Шатъ: «Покорился человѣку

Ты не даромъ, братъ! Онъ настроптъ дымныхъ келій

По уступаыъ горъ, Въ глубппѣ твопхъ ущелій

Загремитъ топоръ! И желѣзная лопата

Въ каменную грудь, Добывая медь и злато,

Врѣжетъ страшный путь. Ужъ проходятъ караваны

Черезъ тѣ скалы, Гдѣ носились лишь туманы,

Да пар — орлы. Люди хитры! Хоть и труденъ

Первый былъ скачокъ — Берегися! многолюдспъ

И могучъ Востокъ!» —Не боюся я Востока!

Отвѣчалъ Казбевъ: і°одъ людской тамъ сннтъ глубоко

Ужъ девятый вѣкъ Посмотри: въ тѢна чинары,

Пѣнѵ сладвихъ ввнъ На узорные шальвары

Сонный льстъ грузинъ; II, склонлсь въ дьріу кальяна

На цвѣтной двванъ,

У жемчужнаго фонтана

Дремлетъ Тегсраяъ. Вотъ у ногъ Ерусалима,

Богомъ сожжена, Безглагольна, недвижима

Мертвая страна; Дальше, вѣчно чуждый тѣни,

Моетъ желтый Нилъ Раскаленныя ступени

Царственныхъ могилъ. Бедуинъ забылъ ваѣзды

Для цвѣтныхъ шатровъ, И поетъ, считая звѣзды,

Про дѣла отцовъ. Все, что здѣсь доступно оку,

Спить, покой цѣня. Нѣтъ! не дряхлому Востоку

Покорить меня! — «Не хвались еще заранѣ!»

Молвилъ старый Шатъ: «Вотъ на сѣверѣ въ туманѣ

Что-то видно, братъ!» Тайно былъ Казбекъ огромный

Вѣстью той смущенъ; И, смутясь, на сѣверъ темный

Взоры кпнулъ онъ; И туда въ недоумѣньѣ

Смотрптъ, полный думъ: Впдитъ странное дзпженье,

Слышптъ звонъ и шумъ. Отъ Урала до Дуная,

До большой рѣкя, Колыхаясь и сверкая

Движутся полкп; Вѣютъ бѣлые султаны,

Какъ степной ковыль; Мчатся пестрые уланы,

Подымая пыль; Боевые батальоны

Тѣсно въ рядъ пдутъ, Впереди несутъ знамена,

Въ барабаны бьютъ: Батареи мѣднымъ строемъ

Скачутъ п гремятъ, II, дымясь, какъ передъ боемъ,

Фитили горятъ. И испытанный трудами Бури боевой, Пхъ ведетъ, грозя очами, Гепералъ сѣдой.

— 339 —

Идутъ всѣ полки могучи,

Шумны, кавъ потокъ, Страшно-медленны какъ тучи,

Прямо на Востокъ. И, томимъ зловвщей думой,

Полный чорныхъ словъ Сталъ считать Казбекъ угрюмый

И не счелъ враговъ Грустнымъ взоромъ онъ окинулъ

Длемя горъ своихъ, Шапку на брови надвинулъ —

И навѣкъ затихъ.

Парусь (1841).

Бѣлѣетъ парусъ одинокій Въ туманѣ моря голубомъ... Что ищетъ онъ въ странѣ далекой? Что кинулъ онъ въ краю родномъ?

Играютъ волны; вѣтеръ свищетъ, И мачта гнется н скрипитъ... Увы, онъ счастія не ищетъ, И не отъ счастія бѣжитъ?

Подъ нпмъ струя свѣтлѣй лазури, Надъ нимъ лучъ солнца золотой; А онъ, мятежный, просить бури, Какъ будто въ бурѣ есть покой!

ІІоэтъ (1841).

Отдѣлкой золотой блистаетъмойкинжалъ,

Клинокъ надежный безъ порока, Булатъ его хранить таинственный за-

калъ — Наслѣдье браннаго Востока. Наѣзднику въ горахъ служплъ онъ много

лѣтъ, Не зная платы за услугу; Не по одной груди провелъ онъ страшный слѣдъ И не одну прорвалъ кольчугу. Забавы онъ дѣлплъ послушнѣе раба, Звенѣлъ въ отвѣтъ рѣчамъ обид-

нымъ; Въ тѣ дни была-бъ ему богатая рѣзьба

Нарядомъ чуждымъ и постыднымъ. Онъ взятъ за Терекомъ отважнымъ каза-

комъ На хладномъ трупѣ господина, И долго онъ лежалъ, заброшенный потому Въ походной лаввѣ армянина. Теперь родныхъ ноженъ, избитыхъ на

войнѣ,

Лишенъ героя спутникъ бѣдный;

Игрушкой золотой онъ блещетъ на

стѣнѣ— Увы! безславный и безвредный! Никто привычною, заботливой рукой

Его не чистить, не ласкаетъ, И надписи его, молясь предъ зарей,

Никто съ усердьемъ не читаетъ... Въ нашъ вѣкъ нзнѣженный не такъ-ли

ты, поэтъ, Свое утратнлъ назначенье. На злато промѣнявъ ту власть, которой свѣтъ Внималъ въ нѣмомъ благоговѣньиР Бывало, мѣрный звукъ твоихъ могу-

чихъ словъ

Воспламеняль бойца для битвы;

Онъ нуженъ былъ толпѣ, какъ чаша

для ппровъ,

Какъ ѳпміамъ въ часы молетвы.

Твой стпхъ, какъ божій духъ, носился

надъ толпой,

И отзывъ мыслей благородныхъ

Звучалъ, какъ колоколъ на башнѣ вѣче-

вой Во дни торжествъ и бѣдъ народ-

ныхъ. Но скученъ намъ простой и бѣдный твой

языкъ,

Насъ тѣшутъ блестки и обманы;

Какъ ветхая краса, нашъ ветхій міръ

привыкъ

Морщины прятать подъ румяны...

Проснешься-ль ты опять, осмѣянпый про-

рокъ,

Иль никогда, на голосъ мщенья,

Изъ золотыхъ ноженъ не вырвешь свой

клинокъ, Покрытый ржавчиной прсзрѣнья?

— 340 —

23. КОЛЬЦОВЪ.

(1809—1842).

Ночлегъ Чумаковъ (1828).

Бб.іпзп дороги столбовой Ночуетъ таборъ кочевой Сыновъ Украины привольной. Въ степи и пасмурно и темно: Ни звѣздъ блестящпхъ, ни луны На небѣ нѣтъ, и тишины Ночной ничто не нарушаетъ; Порой проѣзжій лишь играетъ, И колокольчпкъ почтовой, Звеня надъ тройкой удалой, На мнгъ молчанье прерываетъ. Между возовъ огонь горптъ; На таганѣ котелъ впсптъ; Чумакъ, раздѣтый, бородатый Поджавшись, на ногахъ спдитъ И кашу съ саломъ кипятитъ. За таборомъ невдалекѣ Волы усталые пасутся: Онп нпкѣмъ не стерегутся. Безпечпо предъ огнемъ въ кружкѣ Хохлы чумазые, сѣдые, Съ усами хлопцы молодые, Простершись па травѣ, лежатъ И вдаль невесело глядятъ. Чѣмъ чумаковъ прогпать дремоту? Давно ль утратили охоту Опп пѣть пѣснп старипы? Чѣмъ нынѣ такъ развлечены? Бывало, часто ночью темной Я съ ними время раздѣлялъ II, помню, пѣснямъ пхъ внпмалъ Съ какой-то радостью невольной... Но вотъ во тьмѣ игра свпрѣли, Вотъ тихо подъ свпрѣль запѣли Онп про жизнь свопхъ дѣдовъ, Украины вольныя сыновъ... И вавъ тѣ мѣснп сердцу милы, Какъ выразительны, унылы, Протяжны, звучны п полны Преданьями родной страны!...

Кольцо (1830).

Я затеплю свѣчу Воску ярова, Распаяю кольцо Друга мплова. Загорись, разгорись, Роковой огонь, Распаяй, растопи Чисто золото. Безъ него, для меня Ты не надобно; Безъ него на рукѣ — Камень на сердцѣ.,. Что взгляну, то вздохну, Затоскуюся, И зальются глаза Горькпмъ горемъ слезъ. Возвратится ли онъ? Иди вѣсточкой Оживитъ ли меня Безутѣшнуго? Нѣтъ надежды въ душѣ.. Ты разсыпься же Золотой слезой Память ми лова! Невредимо, черно На огнѣ кольцо, И звенитъ по столу Память вѣчную.

Иѣсня пахаря (1831).

Ну, тащися, сивка, Пашней десятиной, Выбѣлимъ желѣзо О сырую землю. Красавица-зорька Въ небѣ загорѣлась, Изъ болынова лѣса Солнышко выходитъ. Весело на пашнѣ; Ну! тащися, сивка. Я самъ-другъ съ тобою, Слуга и хозяинъ. Весело я лажу Борону и соху,

— 341 —

Телѣгу готовлю,

Зерна насыпаю.

Весело гляжу я

На гумно, на скирды,

Молочу и вѣю....

Ну! тащися, сивка!

Пашенку мы рано

Съ сивкою распашемъ,

Зернышку сготовнмъ

Колыбель святую.

Его вспоитъ, вскормптъ,

Мать земля сырая;

Выйдетъ въ полѣ травка

Ну! тащися, сивка!

Выйдетъ въ полѣ травка —

Выростетъ и колосъ,

Станетъ епѣть, рядиться

Въ золотыя ткани.

Заблеститъ нашъ серпъ здѣсь,

Зазвенятъ здѣсь косы;

Сладокъ будетъ отдыхъ

На снопахъ тяжелыхъ!

Ну! тащися, сивка!

Накормлю досыта,

Напою водою

Водой ключевою.

Съ тихою молитвой

Я вспашу, посѣю:

Уроди мнѣ, Боже,

Хлѣбъ— мое богатство!

Урожай (1835),

Краснымъ полыыемъ Заря вспыхнула; По лицу земли Туманъ стелется: Разгорѣлся день Огнемъ солнечнымъ, Подобралъ туманъ Выше темя горъ. Нагустилъ его Въ тучу черную. Туча черная Понахмурилась, Понахмурилась — Что задумалась, Словно вспомнила

Свою родину.... Ионесутъ ее Вѣтры буйные Во всѣ стороны Свѣта бѣлаго, Ополчается— Громомъ, бурею, Огнемъ, молніей, Дугой, радугой; Ополчплася — И расширилась, И ударила, И пролилася Слезой крупною — Проливнымъ дождемъ На земную грудь На широкую. И съ горы небесъ Глядитъ солнышко; Напилась воды Земля досыта. На поля, сады, На зеленые, Люди сельскіе Не насмотрятся, Люди сельскіе Божьей милости Ждали съ трепетомъ И молитвою. За-одно съ весной Пробуждаются Ихъ завѣтныя Думы мирныя. Дума первая: Хлѣбъ пзъ заврома Насыпать въ мѣшкп, Убирать воза. А вторая ихъ Была думушка: Изъ села гужомъ Въ пору выѣхать. Третью думушку Какъ задумали— Богу-Господу Помолилпся; Чѣмъ-свѣтъ по полю Всѣ разъѣхались, И пошли гулять Другъ за дружкою, Горстью полною

— 342 —

Хлѣбъ раскидывать, И давай пахать Землю плугами, Да кривой сохой Перепахивать, Бороны зубьемъ Порасчёсывать.... Посмотрю пойду Полюбуюся, Чтб послалъ Господь За труды людямъ: Выше пояса Рожь зернистая Дремитъ болосомъ Почти до земли. Словно Божій гость, На всѣ стороны, Дню веселому Улыбается; Вѣтерокъ по ней Плыветъ-лоснится, Золотой волной Разбѣгается.... Люди семьями Принялпся жать, Косить пбдъ корень Рожь высокую. Въ копны частыя Снопы сложены; Отъ возовъ всю ночь Скрыпптъ музыка. На гумнахъ, вездѣ, Какъ князья, скирды Широко сидятъ, Подняиъ головы. Видитъ солнышко — Жатва кончена: Холоднѣй оно Пошло къ осени, Но жарка свѣча Поселянина Предъ иконою Божьей матери.

Крестьянская перушка (1834).

Ворота тесовы Растворилася, На коняхъ, па саняхъ

Гости въѣхалв:

Имъ хозяннъ съ женой

Низко кланялись;

Со двора повели

Въ свѣтлу горенку:

Передъ Спасомъ Святымъ

Гости молятся;

За дубовы столы,

За набранные,

На сосновыхъ скамьяхъ

Сѣлн званые.

На столахъ куръ, гусей

Много жареныхъ,

Пироговъ, ветчины

Блюда полны я.

Бахрамой, кисеёй

Принаряжена,

Молодая жена,

Чернобровая,

Обходила подругъ

Съ поцѣлуями,

Разносила гостямъ

Чашу горькаго.

Самъ хозяинъ, за ней,

Брагой хмѣльною

Изъ ковшей вырѣзныхъ

Родныхъ подчуетъ;

А хозяйская дочь

Медомъ сыченымъ

Обносила кругомъ,

Съ лаской дѣвичей.

Гости пьютъ и ѣдятъ,

Рѣчи гуторятъ:

Про хлѣба, про покосъ,

Про старинушку:

Какъ-то Богъ и Господь

Хлѣбъ-то уродить намъ?

Какъ-то сѣно въ степи

Будетъ зелено?

Гости пьютъ и ѣдятъ,

Забавляются

Отъ вечерней зари

До полуночи.

По селу пѣтухп

Перекликнулись;

Призатихъ говоръ, шумъ

Въ темной гореикѣ;

Отъ воротъ поворотъ

Видѣнъ но снѣгу.

— 343 —

Косарь (1836).

Не возьму я въ толкъ,

Не придумаю....

Отчего же тавъ

Не возьму я въ толкъ?

Охъ, въ несчастный день,

Въ безталанный часъ,

Безъ сорочки я

Родился на свѣгъ.

У меня ль плечо

Шире дѣдова;

Грудь высокая —

Моей матушки.

На лицѣ моемъ

Кровь отцовская

Въ молокѣ зажгла

Зорю красную;

Кудри чорныя

Лежатъ скобкою;

Что работаю —

Все мнѣ спорится;

Да въ несчастный день,

Въ безталанный часъ,

Безъ сорочки я

Родился на свѣтъ!

Прошлой осенью

Я за Грунюшку,

Дочку старосты,

Долго сватался;

А онъ, старый хрѣнъ,

Заупрямился!

За кого же онъ

Выдастъ Грунюшку —

Не возьму я въ толкъ,

Не придумаю...

Я ль за тѣмъ гонюсь,

Что отецъ ея

Богачомъ слыветъ?

Пускай домъ его —

Чаша полная!

Я ее хочу,

Я по пей крушусь:

Лицо бѣлое,

Заря алая —

Щеки полныя,

Глаза темные

Свели молодца

Съ ума-разума....

Ахъ, вчера по мнѣ

Ты такъ плакала! Наотрѣзъ старикъ Отказалъ вчера.... Охъ, не свыкнуться Съ этой горестью!... Я куплю себѣ Косу новую; Отобью ее, Наточу ее — И прости—прощай Село родное! Не плачь, Грунюшка: Косой вострою Не подрѣжусь я.... Ты прости, село, Прости, староста, Въ края дальніе Пойдетъ молодецъ. Что внизъ по Дону, По набережью, Хороши стоятъ Тамъ слободушки! Степь раздольная Далеко вокругъ, Широко лежитъ, Ковылемъ-травой Разстилается!... Ахъ ты, степь моя, Степь привольная! Широко ты, степь, Пораскинулась, Къ Морю-Чорному Понадвинулась! Въ гости я къ тебѣ Не одинъ пришелъ: Я пришелъ самъ-другъ Съ косой вострою; Мнѣ давно гулять По травѣ степной Вдоль п поперекъ Съ ней хотѣлося.... Раззудись, плечо! Размахнись, рука! Ты пахни въ лицо, Вѣтеръ съ полудня 1 Освѣжи, взволнуй Степь просторную. Зажужжи, коса, Засверкай кругомъ Зашуми, трава,

- 344 —

Подкошонная; ІІОБлонпсь, цвѣты. Головой зомлѣ! Наряду съ травой Вы засохнете, Какъ по Грунѣ я Сохну, молодецъ! Нагребу копенъ, Намечу стоговъ — Дастъ казачка мнѣ Депегъ прагоршни. Я зашью казну, Сберегу казну, Ворочусь въ село — Прямо къ старость: Не разжалобилъ Его бѣдностью, Такъ разжалоблю Золотой казной.

Неразгаданная истина (1836).

Цѣлый вѣкъ я рылся

Въ таинствахъ вселенной,

До сѣдинъ учплся

Мудрости священной.

Всѣ вѣка былые

Съ новымп повѣрилъ;

Чудеса земныя —

Опытомъ пзмѣралъ.

Мелвія причины

Тѣшились людями;

Карлы-властелпны

Двигали мірами.

Райсвія долины

Кровью обливались

Карлы-властелпны

Въ бездну низвергались.

Гдѣ пройдетъ коварство

Съ злобою людскою —

Такъ, въ обломпахъ, царство

Заростетъ травою...

Племена другія

На нихъ поселятся:

Города болыпіе

Людьми разродятся.

Стороная пуста

Снова зацарюетъ — И жизнь молодая Шумно заапруетъ! Подсѣку-жь я крылья Дерзкому сомнѣнью, Прокляну усилья Къ тайнамъ Ировидѣнья! Умъ нагаъ не гаагаетъ Міра за границу; Наобумъ мѣшаетъ Съ былью небылицу.

Лѣсъ (1837).

(Памяти А. С. Пушкпва).

Что дремучій лѣсъ

Призадумался?

Грустью темною

Затуманился?

Что Бова-силачъ

Заколдованный,

Съ непокрытою

Головой въ бою,

Ты стоишь — поникъ,

И не ратуешь

Съ мимолетною

Тучей-бурею?

Густолиственный

Твой зеленый шлемъ

Буйный вихрь сорвалъ —

И развѣялъ въ прахъ;

Плащъ упалъ къ ногамъ

И разсыпалея...

Ты стоишь— ионнкъ,

И не ратуешь:

Гдѣ жь дѣвалася

Рѣчь высокая,

Сила гордая,

Доблесть царспая?

У тебя ль было,

Въ ночь безмолвную

Заливная пѣспь

Соловьиная...

У тебя ль, было,

Дни—роскошество,

Другъ и недругъ твой

— 315 —

Прохлаждаются... У тебя ль, было, Поздно вечеромъ Грозно съ бурею Разговоръ пондетъ — Распахнетъ она Тучу чорную, Обойметъ тебя Вѣтромъ-холодомъ, И ты молвишь ей Шумпымъ голосомъ: «Вороти назадъ! Держи около!» Закружить она Разыграется — Дрогнетъ грудь твоя, Зашатаешься, Встреиенувшися, Разбушуешься: Только свистъ кругомъ, Голоса и гулъ... Буря всплачется Лѣшиыъ, вѣдьмою, Я несетъ своп Тучи за море. Гдѣ жъ теперь твоя Мочь зеленая? Почернѣлъ ты весь, Затуманился; Одичалъ, замолкъ — Только, въ непогодь, Воешь жалобу

На безвременье

Такъ то, темный лѣсъ,

Богатырь-Бова!

Ты всю жизнь свою

Маялъ битвами.

Не осилили

Тебя сильные,

Такъ дорѣзала

Осень черная.

Знать, во время сна,

Къ безоружному

Силы вражія

Понахлынули;

Съ богатырскихъ плечъ

Сняли голову —

Не большой горой,

А соломенкой....

Горькая доля (1837).

Соловьемъ залетнымъ Юность пролетѣла, Волною въ непогоду Радость прошумѣла. Пора залотая Была, да сокрылась; Сила молодая Съ тѣломъ износилась; Отъ кручины-думы Въ сердцѣ кровь застыла; Что любилъ, какъ душу— И то измѣнпло. Какъ былинку, вѣтеръ Молодца шатаетъ; Зима лицо знобитъ Солнце сожигаетъ. До поры, до время, Всѣмъ я весь изжился, И кафтанъ мой синій Съ плечъ долой свалился! Безъ любви, безъ счастья По міру скитаюсь: Разойдусь съ бѣдою — Съ горемъ повстрѣ чаюсь! На крутой горѣ Росъ зеленый дубъ: Подъ горою теперь Онъ лежитъ-гніетъ...

Путь (1839).

Путь широкій давно Предо мною лежитъ, Да нельзя мнѣ по немъ Ни летать, нэ ходпть.... Кто же держитъ меня, И что кинуть мнѣ жаль? И зачѣмъ до-сихъ поръ Не стремлюся я вдаль? Илп доля моя Сиротой родилась! Иль со счастьемъ слѣпымъ Безъ ума разошлась! По лѣтамъ и кудрямъ

— 340 —

Не старикъ еще а: Много думъ въ головѣ, Много въ сердцѣ огвя! Много слугъ п казни Иодъ замками лежптъ; И лихой-вороной Ужъ осѣдланъ стоптъ. Да на путь—по душѣ— ІСрѣппой воли мнѣ нѣтъ, Чтобъ въ чужой сторонѣ Па людей поглядѣть; Чтобъ порой предъ бѣдой За себя постоять, Подъ грозой роговой Назадъ шагу не дать; II чтобъ съ горемъ въ пиру Быть съ веселымъ лпцомъ; На погибель идти — Пѣсни пѣть соловьемъ.

Что ты спишь, мужичокъ? (4839).

Что ты спишь, мужичокъ?

Вѣдь весна на дворѣ;

Вѣдь сосѣди твоп

Работаютъ давно.

Встань, проснись, подымись,

На себя погляди:

Что ты былъ? п что сталъ?

И что есть у тебя?

На гумнѣ— ни снопа,

Въ закромахъ — нп зерна,

На дворѣ по травѣ—

Хоть шаромъ покати.

Изъ клѣтей домовой

Соръ метлою посмелъ,

И логаадокъ, за долгъ,

По сосѣдямъ развелъ.

Н подъ лавкой сундукъ

Опрокппутъ лежптъ;

И погнувшись изба,

Какъ старушка, стоптъ.

Вспомни время свое:

Какъ катилось опо

По полямъ п лугамъ

Золотою рѣпой,—

Со двора п гумна

По дорожкѣ большой,

Но селамъ, городамъ, По торговымъ людямъ' й каг.ъ двери ему Растворяли вездѣ, И въ почетном! углу Было мѣсто твое! А теперь подъ окномъ Ты съ нуждою сидишь, И весь день на печи Безъ просыпу лежишь. А въ поляхъ, сиротой, Хлѣбъ не скошенъ стоить, Вѣтеръ точитъ зерно, Птпца клюетъ его! Что ты спишь, мужичокъ? Вѣдь ужь лѣто прошло, Вѣдь ужь осень на дворъ Черезъ прясло глядитъ. Вслѣдъ за нею зима Въ теплой шубѣ пдетъ, Путь снѣжкомъ порошитъ, Подъ санями хрустптъ. Всѣ сосѣди на нпхъ Хлѣбъ везутъ, продаютъ, Собпраютъ казну, Бражку ковшпкомъ пьютъ.

24. АКСАКОВЪ (1791 — 1859). Изъ запвсокъ ружеинаго охотника.

ЛЕБЕДЬ.

Лебедь, по своей величинѣ, силѣ, красотѣ и величавой осанкѣ, давно и справедливо названъ царемъ всей водяной, или водоплавающей птицы. Бѣлый, какъ спѣгъ, съ блестящими, прозрачными, небольшими глазами, съ чер-пымъ носомъ и черными лапами, съ длинною, гибкою и красивою шеей, онъ невыразимо прекрасенъ, когда спокойно плыветъ между зеленыхъ камышей, по темно-синей, гладкой поверхности воды. Но и всѣ его двия;епія исполнены прелести: пачнетъ ли онъ пить и, за-

— 347 —

черпвувъ носомъ воды, поднимаетъ голову вверхъ и вытянетъ шею; начнетъ ли купаться, нырять и плескаться своими могучими крыльями, далеко разбрасывая брызги воды, скатывающейся съ его пушистаго тѣла; начнетъ ли вотомъ охорашиваться, легко и свободно закипувъ дугою назадъ свою бѣ-лоснѣжную шею, поправляя и чпстя носомъ на сппнѣ, бокахъ и въ хвостѣ смятыя или замаранныя перья; распу-ститъ ли крыло по воздуху, какъ будто длинный косой парусъ, и начнетъ также носомъ перебирать въ немъ каждое перо, провѣтривая и суша его на солн-цѣ,— все живописно и великолѣпно въ немъ.

Лебеди прилетаютъ почти всегда попарно; появляются весной довольно рано, въ началѣ апрѣля, когда, по большей части, все еще бываетъ покрыто снѣгомъ. Лебединыхъ стай я не видывалъ; въ тѣхъ мѣстахъ Оренбургской губерніи, гдѣ я постоянно охотился, лебеди бываютъ только проле-томъ, а постоянно не жпвутъ и дѣтей не выводятъ, и для меня появленіе ихъ не во время пролета было рѣдкостью. Развѣ иногда, нѣсколькимъ холостымъ лебедямъ, шатающимся по болыпимъ ирудамъ и озерамъ, понравится какое нибудь привольпое мѣсто у меня въ сосѣдствѣ, и они еслп не будутъ испуганы, прогостятъ на немъ недѣли двѣ или болѣе.

Я помню въ молодости моей странный случай, какъ на нашъ болотный, камышистый прудъ, среди уже жаркаго лѣта, повадилисъ ежедневно прилетать семеро лебедей: прилетали обыкновенно на закатѣ солнца, ночевали и на другой день поутру, какъ только народъ просыпался, начиналъ шумѣть, ходить по плотпнѣ и ѣздить по дорогѣ, лежащей вдоль пруда — лебеди улеталн. Откуда прилетали и куда улетали — не знаю. Такъ продолжалось около двухъ недѣль. Наконецъ одннъ старый охот-никъ, зарядивъ свое дрянное, веревоч-ой связанное, ружьишко, за неимѣ-

ніемъ свинцовой картечи, желѣзными жеребьями, то-есть кусочками изруб-леннаго желѣзнаго прута, забрался въ камышъ прежде прилета лебедей и, стоя по поясъ въ водѣ, дождался, когда они подплыли къ нему на нѣсколько сажень, выстрѣлилъ и убилъ одного лебедя на повалъ. Разумѣется, остальные сейчасъ улетѣли, но на другой день опять прилетѣли въ урочный часъ, сѣли на середину пруда, поплавали, не приближаясь въ опасному камышу, погоготали между собой, собрались въ кучку, поднялись, улетѣли и не возвращались. Осенняго пролета лебедей я не замѣчалъ совсѣмъ. Многіе охотники сказывали мнѣ, что лебеди не только постоянно живутъ, но и выводятъ дѣ-тей въ разныхъ уѣздахъ Оренбургской губерніи и особенно по заливнымъ волжскимъ озерамъ, начиная отъ Царицына до Астрахани; что гнѣзда вьютъ онп въ густыхъ камышахъ; что лебедь раздѣляетъ съ лебедкою всѣ попеченія о дѣтяхъ; что ыолодыхъ у нихъ бываетъ только по два (а другіе увѣряютъ, будто по три и по четыре), и что по волжскимъ рукавамъ, при впаденіпэтой рѣкп въ море, лебедп яшвутъ несчетными стадами. Ничего этого не утверждаю, а за что купилъ, за то п продаю. Что касается до меня, то я каждый годъ видалъ по нѣскольку разъ лебедей, по большей части въ недосягаемой вышпнѣ пролетавшихъ надо мною; видалъ ихъ и плавающпхъ по озерамъ, но всегда неожиданно и въ такомъ разстояніи, что не только гуси-ною дробью, но и картечью стрѣлять было невозможно; а иногда и стрѣлялъ, но выстрѣлъ мой скорѣе могъ назваться почетны мъ салютомъ, чѣмъ нападе-піемъ врага. Впрочемъ, одинъ разъ въ моей жпзпи, когда я бродилъ по колѣпа въ разливѣрѣкиБугуруслана, между частыми кустами, на меня наткнулся лебедь довольно близко; я ударилъ его обыкновенною утиною дробью/лебедь покачнулся, пошелъ къ низу и улетѣлъ изъ виду. На другой деньМордвинъ сосѣд-

— 318 —

пе;1 деревушка шішелъ его мертвы мъ за версту отъ того мѣста, гдѣ я стрѣ-лялъ. Мясо его было такъ жестко, что, несмотря на предварительное двухъ-дневное вымачнванье, его трудно было разжевать.

Вкусъ походилъ на дикаго гуся, но гусь гораздо мягче, сочнѣе п вкуснѣе. Въ зобу его не было рыбы п почти никакой нищи. Чѣмъ питаются лебедп —ничего сказать не могу, но, вѣроят-но, одонакимъ кормомъ со всею водяною птицей.

Не понимаю, отчего лебедь считался въ старнпу лакомымъ пли почетнымъ блюдомъ у нашпхъ великихъ князей и даже царей: вѣроятно, тогда знали искусство дѣлать его мясо мягкимъ, а мысль, что лебедь служилъ только укра-шеиіемъ стола, должна быть несправедлива. Лебедь живетъ въ старинныхъ нашпхъ пѣсняхъ, очевидно, сложен-ныхъ на югѣ Россіп, живетъ также до сихъ поръ и въ народной рѣчи, хотя тамъ, гдѣ теперь обитаетъ настоящая Русь, лебедь не могъ войти ни въ пѣсню, ни въ рѣчь,— такъ мало знаетъ п видитъ его народъ. На югѣ, въ Кіе-вѣ, поналъ онъ въ народвыя пѣсни и на великокняжесБІе столы; его рушала, то-есть разрѣзыпала, сама великая княжна, следовательно лебедя ѣли. Вѣ-роятно оттуда, по преданію и старому обычаю, перебрался онъ па столы ве-ликпхъ князей и царей московскихъ и въ народную современную рѣчь, гдѣ слова: лебедка и лебедушка — остались навсегда выраженіемъ ласки и участія.

Про силу лебедя разсказываютъ чудеса: говорятъ, что онъ ударомъ крыла убиваетъ до смерти собаку, если она приблизится къ нему, легко раненому пли бросится на его дѣтей. Мнѣ даже называли охотннпа, которому лебедь переломплъ руну таі;имъ-же ударомъ врыла. Судя по его величппѣ, крѣпо-сти и силѣ мускуловъ, толщпнѣ и жесткости гостей и нерьевъ, этимъ раз свазамъ повѣрить можно. Пѣнья лебедей, разумѣется, внвто не слыха іъ; но

зычный крпкъ ихъ п глухое гоготанье, весьма отличное отъ гусинаго, слыхали всѣ охотники, п въ томъ числѣ ясамъ.

Изъ всего сказаннаго мною о силѣ лебедей можно заключить, какъ они должны быть крѣпки къ ружью. Гдѣ они постоянно водятся, тамъ бьютъ ихъ нулемъ пли безымянной и картечью, и то подкрадываясь поближе. Лебедей стрѣляютъ не для мяса, а для пуха, первокласное достоинство котораго из-вѣстно всѣмъ.

Лебеди легко дѣлаются ручными. Я самъ видѣлъ ихъ нѣсколько годовъ сряду, живущихъ лѣтомъ на отведен-номъ имъ пруду, а зиму проводящихъ въ теплой пзбѣ. Не могу только хорошенько сказать: маленькими пли большими были они пойманы. Я слышалъ, что ручные лебеди выводптъ дѣтей, какъ обыкновенные гуси, въ избахъ и хлѣвахъ; но что для этого нужно достать сначала свѣжихъ лебединыхъ яицъ и подложить подъ гусыню. Высиженные ею лебедята выростаютъ въ стаѣ домашнпхъ гусей (первый годъ съ подрѣзанными крыльями), дѣлаются совершенно ручными и ведутся какъ дворовые гуси.

л ѣ с ъ.

Вся лѣсная дичь живетъ, болѣе или менѣе, въ лѣсу; нѣкоторыя-же породы никогда его не иокидаютъ. Итакъ, я предварительно разсмотрю и оиредѣлю, сколько умѣю, разность лѣсовъ и лѣс-ныхъ породъ.

Я сказалъ о водѣ, что она «краса природы»; почти тоже можно сказать о лѣсѣ. Полная красота всякой мѣст-ности состоитъ именно въ соеданеніи воды съ лѣсомъ. Природа такъ п поступаете рѣки, рѣчкп, ручьи и озера почти всегда обростаютъ лѣсомъ и кустами. Исключенія рѣдки. Въ соедине-ніи лѣса съ водою заключается другая, велпгая цѣль природы. Лѣса— хранители воцъ; деревья закрываютъ землю

— 349 —

отъ палящихъ лучей лѣтняго солнца, отъ изсушительныхъ вѣтровъ; прохлада в сырость живутъ въ ихъ тѣни и не даютъ взсякнуть текучей или стоячей влагѣ. Убыль рѣкъ, въ цѣлой Россіи замѣчаемая, пропсходптъ, по общему мнѣнію, отъ истребленія лѣсовъ. Всѣ породы деревьевъ смолистыхъ, какъ-то: сосна, ель, пихта и проч., называются краснымъ лѣсомъ или краснолѣеьемъ. Отличительное ихъ качество состоитъ въ томъ, что вмѣсто листьевъ имѣютъ иглы, которыхъ зимою не теряютъ, а перемѣняютъ ихъ исподволь, постепенно, весною и въ началѣ лѣта; осенью-же онѣ становятся полнѣе, свѣжѣе и зеленѣе, слѣдовательно, встрѣчаютъ зпму во всей красѣ и сплѣ.

Лѣсъ, состоящій исключительно изъ однихъ сосенъ, называется боромъ. Всѣ остальныя породы деревьевъ, теряющія свои листья осенью и возобновляющія ихъ весною, какъ-то: дубъ, вязъ, осокорь, липа, береза, осина, ольха и дру-гія, называются чернымъ лѣсомъ или чернолѣсьемъ. Къ нему принадлежатъ ягодныя деревья: черемуха и рябина, которыя достигаютъ иногда значительной вышины и толщины. Къ черко-лѣсью-же надобно причислить всѣ породы кустовъ, которыя также теряютъ зимой свои листья: калину, орѣшникъ, жимолость, волчье лыко, шиповникъ, черноталъ, обыкновенный тальникъ и проч.

Красный лѣсъ любитъ землю глинистую, иловатую, а сосна — преимущественно песчаную; на чистомъ черно-земѣ встрѣчается она въ самомъ ма-ломъ числѣ, развѣ гдѣ-нибудь по го-рамъ, гдѣ обнаружился суглпнокъ и каменный плвтнякъ. Я не люблю краснаго лѣса, его вѣчнооднообразной и мрачной зелени, его песчаной или глинистой почвы,—можетъ быть отъ того, что я съ малыхъ лѣтъ привыкъ любоваться веселымъ, разнолистнымъ чернолѣсьемъ п тучнымъ черноземомъ. Въ тѣхъ уѣз-дахъ Оренбургской губерніп, гдѣ про-

жилъ я большую половину своего вѣка 5 сосна — рѣдкость. И такъ я стану говорить объ одномъ чернолѣсьѣ.

По большей части, чернолѣсье состоитъ изъ смѣшенія разныхъ древесиыхъ породъ, и это смѣшеніе особенно прі-ятно для глазъ; но иногда попадаются мѣста отдѣльными гривами пли колками, гдѣ преобладаете какая-нибудь одна порода: дубъ, липа, береза ила осина, растущія гораздо въ болыпемъ числѣ, въ сравненіи съ другими древесными породами, и достигаются объема строеваго лѣса. Когда разнородны* деревья растутъ вмѣстѣ и состав-ляютъ одну зеленую массу, то всѣ кажутся равно хороши, но въ отдѣль-ностп одни другимъ уступаютъ. Хороша развѣсистая, бѣлоствольная, свѣтло-зеленая, веселая береза, но еще лучше стройная, кудрявая, круглолистая, сладко-душистая во время цвѣта, не ярко, а мягко-зеленая липа, прикрывающая своими лубьямп и обувающая своими лыками православный русскій народъ, Хорошъ и кленъ съ своими лапами — листами (какъсказалъ Гоголь); высокъ. строенъ и краспвъ бываетъ онъ, но его мало растетъ въ знакомыхъ мнѣ уѣздахъ Оренбургской губерніи, и не достигаетъ онъ тамъ своего огромнаго роста. РСоренастъ, крѣпскъ, высокъ и могучъ, въ нѣсколько обхватовъ толщины у корня, бываетъ многостолѣтній дубъ, рѣдко попадаю щійся въ такомъ велнчавомъ видѣ. Мелкій же дубнякъ не имѣетъ въ себѣ ничего особенно привлекательнаго: зелень его темна или тускла, вырѣзные листья, плотные и добротные, выражаютъ только признаки будущаго могущества и долголѣтія.

Осина и по наружному виду, и по внутреннему достоинству считается по-слѣднимъ изъ строевыхъ деревьевъ, Незамѣчаемая нпкѣмъ, трепетнолистная осина бываетъ красива и замѣтна только осенью; золотомъ и багрянцемъ покрываются ея рано увядающіе листья, и, ярко-отлпчаясь отъ зелени другпхъ

— 350 —

деревьевъ, прпдаетъ она много преле-стн и разнообразія лѣсу во время осен-пяго листопада.

«Зарость» пли «порость», то-есть молодой лѣсъ, пріятна на взглядъ, особенно издали. Зелень его лпстьевъ свѣжа п весела; но въ немъ мало тѣ-нп; онъ тонокъ п такъ бываетъ часть, что сквозь пего не пройдешь. Со вре-мепемъ большая часть деревьевъ посох-петъ отъ тѣсноты, п'только спльнѣй-шія овладѣютъ всею питательностью почвы п тогда начнутъ ростп не только въ вышину, но п въ толщину.

Черпѣя издали, стоятъ высокіе тѣ-нпстые, старые, темные лѣса; но подъ словомъ старый не должно разумѣть состарѣвшійся, дряхлый, лишенный лпстьевъ; впдъ такпхъ деревьевъ во мно-жествѣ былъ бы очень печаленъгвъ при-родѣ все пдетъ постепенно. Большой лѣсъ всегда состоптъ изъ деревьевъ разныхъ возрастовъ: отживающія свой вѣкъ и совершенно сухія, во мно-жествѣ другпхъ, зеленыхъ и цвѣту-щпхъ — незамѣтны. Кое-гдѣ лежатъ по лѣсу огромные стволы, сначала высох-шпхъ, потомъ подгнившпхъ у корня п, наконецъ, сломленныхъ бурею, дубовъ, лппъ, березъ и осинъ. При своемъ па-депін, опп согнули и поломили молодыя, сосѣднія деревья, которыя, несмотря на свое уродство, продолжаютъ ростп п зеленѣть, живописно пскривясьнабокъ, протянувшись но землѣ или скорчась въ дугу. Трупы лѣспыхъ велпкановъ, тлѣя внутри, долго сохраняютъ наружный впдъ; кора пхъ обростаетъ мохомъ и даже травою; мнѣ перѣдко случалось второпяхъ вскочить на такой древесный трунъ и провалиться ногами до земли сквозь его впутренность; облако гнилой пыли, похожей па пыль сухаго дождевика, обхватывало меня на нѣс-колько секундъ... Но это нисколько пе иарушаетъ общей красоты зеленаго, могучаго лѣснаго царства, свободно растущаго въ свѣжестп, сумракѣ и ти-шинѣ. Отрадепъ впдъ густаго лѣса въ знойный полдень: освѣжнтеленъ его чистый водздухъ, успокоительна его вну-

тренняя тишина и пріятенъ шелестъ лпстьевъ, когда вѣтеръ порой пробѣ-гаетъ по его вергаинамъ! Его мракъ пмѣетъ что-то таинственное, неизвѣст-ное; голоса звѣря, птицы и человѣка пзмѣняются въ лѣсу, звучатъ другимп, странными звуками. Это какой-то особый міръ, и народная фантазія насе-ляетъ его сверхестественными существами: «лѣшпмп» и «лѣснымя дѣвка-мп», такъ же какъ рѣчные и озерные омута — «водяными чертовками»; но жутко въ большомъ лѣсу во время бури, хотя внизу и тихо; деревья скрппятъ и стонутъ, сучья трещатъ и ломаются. Невольный страхъ нападаетъ на душу п заставляетъ человѣка бѣжать на открытое мѣсто.

На вѣтвяхъ деревьевъ, въ чащѣ зеленыхъ лпстьевъ п вообще въ лѣсу, ;кпвутъ иестрыя, красивыя, разноголо-сыя , безконечноразнообразныя породы птпцъ: токуютъ глухіе и простые тетерева, пищатъ рябчики, хрппятъ на тягахъ вальдшнепы, воркуютъ, каждая по своему, всѣ иороды дпкпхъ голубей, взвпзгиваютъ и чокаютъ дрозды, заунывно, мелодпчеекз перекликаются иволги, стонутъ рябыя кукушки, посту-киваютъ, долбя деревья, разноперые дятлы, трубятъ желны, трещатъ сойки, свиристели, лѣсные яіаворонки, дубо-носки, и все многочисленное, крылатое, мелкое пѣвчее племя наполняетъ воздухъ разными голосами и ожпвляетъ тишину лѣсовъ; па сучьяхъ и въ ду-плахъ деревьевъ птпцы вьютъ своп гпѣзда, кладутъ яйца п выводятъ дѣ-тей; для той же цѣлп поселяются въ дуплахъ кунпцы и бѣлки, враждебны;! птпцамъ, и шумные рои днкнхъ пчел т..

Травъ п цвѣтовъ мало въ большомъ лѣсу: густая, постоянная, тѣль неблаго-пріятна растптелыюстп, которой необходимы свѣтъ п теплота солнечныхъ лучей; чаще другпхъ внднѣются зубчатый паиоротникъ, плотные и зеленые листья ландыша, высокіе стебли отцвѣт-шаго лѣспаго левкоя, да краспѣетъ куч-камп зрѣлая костяника; сырой запахъ грибовъ носится въ воздухѣ, но всѣхъ

— 351

слышнѣе острый и, по-моему, очень пріятный запахъ груздей, потому что они родятся семьями, гнѣздами, и лю-бятъ моститься (какъ говорягъ въ на-родѣ) въ мелкомъ папоротникѣ, подъ со-гнивающимш прошлогодними листьями.

Въ такомъ чернолѣсьѣ живутъ, болѣе или менѣе постоянно, медвѣди, волки, зайцы, куницы и бѣлкп. Между бѣлками попадаются очеаь бѣлесоватыя, почти бѣлыя, называемыя почему-то юрлян-камг^ и бѣлки-летяги; послѣднія имѣютъ съ обѣихъ сторонъ, между переднею и заднею лапою, кожаную тонкую перепонку, которая, растягиваясь, помо-гаетъ имъ прыгать съ дерева на дерево, на весьма большое разстояніе.

Во время такого прыжка, похожаго на полетъ, я убилъ однажды летягу на воздухѣ, и вышло, что я застрѣлилъ звѣря въ летъ. Хищньгя птицы также въ лѣсахъ выводятъ дѣтей, устраивая гнѣзда на главныхъ сучьяхъ у самаго древеснаго ствола: болыпіе и малые ястреба, лунп, бѣлохвостки, копчики и другія. Въ густой тѣнп лісныхъ тру-щобъ таятся и плодятся совы, сычи и длинноухіе филины, плачевный, странный, дикій крикъ которыхъ, въ ночное время, исиугаетъ и непугливаго чело-вѣка, запоздавшаго въ лѣсу. Что же мудренаго, что народъ считаетъ эти крики ауканьемъ и хохотомъ лѣшаго?

Если случится ѣхать лѣсистою дорогой, черезъ зеленгая перелѣски и ду-шистыя поляны, только что выѣдешь на нихъ, какъ является въ вышинѣ коичпкъ, о которомъ я сейчасъ упомя-нулъ. Если онъ имѣетъ гнѣздо неподалеку, то обыкновенно сопровождаетъ всякаго проѣзжаго, даже прохожаго, плавая надъ нимъ широкими, смѣиыми кругами въ высотѣ небесной.

Онъ сторожитъ изумительно зоркими своими глазами, не вылетитъ ли какая нибудь маленькая птичка изъ подъ ногъ лошади пли человѣка. Съ быстротою молніи падетъ онъ изъ поднебесья на вспорхнувшую пташку, и если она не успѣетъ упасть въ траву, спрятаться

въ листьяхъ дерева ила вуста, то коп-чикъ вонзитъ въ нее острые когти ц унесетъ въ гнѣздо къ своимъ дѣтямъ. Если же не удается схватить добычи, то онъ взовьется вверхъ крутой дугою, опять сдѣлаетъ ставку и опять упадетъ внизъ, если снова поднимается та л;е птичка, или будетъ вспугана другая. Копчикъ бьетъ сверху, черкаетъ какъ соколъ, на котораго совершенно похож ъ. Иногда случается, что отъ боль-шихъ дѣтей вылетаютъ на ловлю оба копчика, самка и чегликъ, и тогда они могутъ позабавить всякаго зрителя и не охотника. Нельзя безъ пріятнаго удивленія и невольнаго участія смо-трѣть на быстроту, легкость и ловкость этой небольшой, красивой, хищной птицы.

Странно , но самому жалостливому человѣку какъ-то не жаль бѣдныхъ птичекъ, которыхъ онъ ловитъ ! Такъ хорошъ, пзященъ, увлекателенъ про-цессъ этой ловли, что непремѣнно желаешь успѣха ловцу. Если одному копчику удастся поймать птичку, то онъ сейчасъ уносить добычу къ дѣтямъ, а другой остается п продолжаетъ плавать надъ человѣкомъ, ожидая и себѣ поживы.

Случается и то , что оба копчика , почти въ одно время, поймаютъ по птичкѣ и улетаютъ съ ними; но черезъ минуту одинъ непремѣнно явится къ человѣку опять. Копчикъ — загадочная птица: на волѣ ловитъ чудесно, а ручной ничего не ловитъ. Я много разъ пробовалъ вынашивать копчиковъ (тоже что дрессировать собаку) и гнѣздарей и слетковъ; выносить ихъ весьма легко: въ три, четыре дня онъ привыкнетъ совершенно , и будетъ ходить на руку, даже безъ вабила (кусокъ мяса); стоить только свиснуть , да махнуть рукой , стоитъ копчику только завидѣть охотника или заслышать его свистъ — онъ уже на рукѣ, и если охотнпкъ не про-тянетъ руки, то копчикъ сядетъ на его плечо или голову, — живой же птички никакой не беретъ. Эта особенность его

— 352 —

извѣстна всѣмъ охотнпкамъ; но я не вьрилъ, пока многими опытами не убедился , что это совершенная правда. Потерявъ всякую надежду , чтобы коп-чпкъ сталъ ловить, я обыкновенно вы-пусвалъ его на волю, и долго видѣли его летающаго около дома п слышали жалобный пнскъ, озна^ающій, что онъ голоденъ. ТІолучалъ ли копчпкъ прежнюю способность ловить на волѣ, пли умпралъ съ голоду — не знаю.

Лѣсъ и кусты , растущіе около рѣкъ по такпмъ мѣстамъ , которыя заливаются полою водою, называются уре-мою. Уремы бываютъ различны : по болынимъ рѣкамъ и рѣкамъ средней величины, берега которыхъ всегда песчаны, урема состоитъ предпочтительно пзъ вяза, осокоря, ракиты пли ветлы и пзрѣдка пзъ дуба, достп-гающпхъ огромнаго роста и объема ; черемуха, рябина, орѣшннкъ и крупный шпповнпкъ почти всегда имъ со-путствуютъ, разливая кругомъ, во время весенняго двѣтенія, сильный ароматически! запахъ. Вязъ не такъ высокъ, но толстый, свилеватый пень его бы-ваетъ въ окружпостн до трехъ сая;енъ; онъ живоппсно-расквдпстъ, и прекрасна не яркая, густая зелень овалыіыхъ, какъ будто тисненыхъ его лнстьевъ. За то осокорь достигаетъ исполинской вышины; онъ велпчавъ, строенъ и много-лпственъ; его блѣднозеленые лпстья похожи на лпстья осины и также легко колеблются на длпнныхъ стебелькахъ своихъ при мал ѣйшемъ, незамѣтномъ двпжеиіп воздуха. Его толстая, и въ тоже время легкая , мягкая, красная внутри кора пдегъ на разныя мелочный подѣлкп, всего болѣе на наплавки къ рыболовнымъ сѣтяиъ, певодамъ и удочкамъ. Такія уремы не бываютъ густы, имѣютъ много глубокнхъ за-лввиыхь озеръ, богатыхъ всякою рыбою и водяною дичью. Вездѣ по бере-гамъ рѣкъ и озеръ, по песчапымъ прп-иъ и косогорамъ, предпочтительно передъ другиив лѣснмми ягодами, раг-5илів ежѳввва (въ нѣкото-іыхъ губериіпѵь ее пазываютъ * кума-

никой»), цѣпляясь за все своими гибкими, ползучими, слегка колючими вѣт-каин; съ весны зелень ея убрапа малень-I кпми бѣлымп цвѣточками, а осенью — черноголубымн пли сизыми ягодами превосходна™ вкуса, похожими наружнымъ образовапьемъ и величиною на крупную | малину. Хороша такая урема; огром-! ныя деревья любятъ просторъ, растутъ не часто, подъ ними и около нихъ, по размѣру тѣни, пѣтъ молоды хъ древес-ныхъ побѣговъ, и потому вся на впду вел ич ива я красота ихъ.

Уремы другаго рода образуются по рѣкамъ, которыхъ нельзя причислить къ рѣкамъ средней величины, потому что онѣ гораздо меньше, по въ то же время быстры и многоводны; по рѣ-камъ, протекающпмъ не въ безплод-ныхъ, песчаныхъ, а въ зеленыхъ и цвѣтущпхъ берегахъ, по черноземному грунту: тамъ рѣдко встретишь вязъ, дубъ или осокорь, тамъ растетъ берез-нпкъ, осинникъ и ольха; тамъ, кромѣ черемухи и рябины , много всякихъ кустовъ калины, жимолости, боярышника, тальника, смородины и другихъ. Эти-то уремм особенно мнѣ правятся. Многія деревья, п предпочтительно таловые кусты, пронизаны, протканы и живописно обвиты до самаго верха цѣп-кими побѣгами дика го хмѣля и обвѣ-шаны, сначала, его зелеными листьями, похожими на виноградные листья , а потомъ палевыми золотыми шишками, похолпімн на випоградныя кисти, внутри которыхъ таятся мелкія, круглыя, горь-кія на вкусъ, хмѣльпыя сѣмена. Множество соловьевъ, воракушекъ и всякихъ пѣвчпхъ нтичекъ жпветъ въ зе-леныхъ , густораступіихъ кустахъ такой уремы. Соловьи заглушаютъ всѣхъ. День п ночь не умолкаютъ ихъ свисты и раскаты. Садится солпце, и ночники смѣняютъ до утра усталыхъ денпыхъ соловьевъ. Только тамъ, при лсп;омъ шумѣ бѣгущей рѣки, посреди двѣту-ш,пхъ и велейѣющвхъ деревьсвъ и кустовъ, тенломъ и благовоніемъ дыиіу-ідей ночи, вмѣютъ. полный смыслъ и

— 353 —

обаятельную силу соловьиныя пѣсни... но онѣ болѣзненно дѣйствуютъ на душу, когда слышишь ихъ на улицѣ, въ пыли и шуыѣ экипажей, или въ душной комнате, въ говорѣ людскихъ рѣчей.

По неболыпимъ рѣкамъ и рѣчкамъ, особенно по низменной и болотистой почвѣ, уремы состоятъ изъ одной ольхи и таловыхъ кустовъ, по большей части сквозь проросшихъ мелкимъ камышемъ. Изрѣдка кое-гдѣ торчать кривобокія березы, которыя не боятся мокрыхъ мѣстъ, равно какъ и сухихъ. Такія уремы бы-ваютъ особенно густы, часты и болотисты; иногда пмѣютъ довольно ма-ленькихъ озерковъ и представляютъ полное удобство къ выводу дѣтей для всей болотной и водяной дичп; всякіе звѣрп и звѣрки находятъ въ нихъ также безопасное убѣжище.

И этотъ лѣсъ, такъ поверхностно, недостаточно мною описанный, эту красу земли, прохладу въ зной, жилище звѣ-рей и птицъ, —лѣсъ, изъ котораго мы строимъ дома и которымъ грѣемся въ долгія жестокія зимы, — не бережемъ мы въ высочайшей степени. Мы богаты лѣ-сами, но богатство вводитъ насъ въ мотовство, а съ нимъ не далеко до бѣдности; срубить дерево безъ всякой причины у насъ ничего не значить. Положимъ, что въ настоящихъ лѣсныхъ губерніяхъ, при всемъ стараніи не такъ многочисленнаго ихъ населенія, лѣсу не выведутъ; но во многихъ другихъ мѣ-стахъ, гдѣ нѣкогда росли лѣса, остались голыя стеии, и солома замѣнила дрова. То же можетъ случиться и въ Оренбургской губерніи. Не говорю о томъ , что крестьяне вообще посту-паютъ безжалостно съ лѣсомъ , что вмѣсто валежника и бурелома, безпо-лезно тлѣющаго, за которымъ надобно похлопотать, потому что онъ толстъ и тяжелъ, — крестьяне обыкновенно ру-бятъ на дрова молодой лѣсъ; что у старыхъ деревьевъ обрубаютъ на топливо однп сучья и вершину, а голые стволы оставляютъ сохнуть и гнпть; что косятъ траву илп пасутъ стада,

безъ всякой необходимости, тамъ, гдѣ пошли молодые лѣсные побѣги и даже заросли. Все это еще не въ такой степени губительно, какъ выварка поташа и сидѣнье или сидка дегтя: для поташа пережигаютъ въ золу преимущественно ильму, липу и вязъ, не щадя, впро-чемъ, и другихъ древесныхъ иородъ; а для дегтя снимаютъ бересту, то-есть верхнюю кожу березы. Хотя эта съемка сначала кажется не такъ губительною, потому что береза гибнетъ не вдругъ, а снятая осторожно, лѣтъ черезъ десять, наращаетъ новую кожу, которую снимаютъ вторично ; но станутъ ли наемные работники осторожно бить бересту, то-есть снимать съ березы кожу? И при томъ ни одна, съ величайшею осторожностью снятая береза, не дости-гаетъ уже полнаго развитія: она хи-лѣетъ постепенно и умираетъ, не до-живъ всего вѣка.

Изъ всего растительнаго царства , дерево болѣе другихъ представляетъ видимыхъ явленій органической жизни и болѣе возбуждаетъ участія его огромный объемъ, его медленное возрастаніе, его долголѣтіе, крѣпость и прочность древеснаго ствола , питательная сила его корней, всегда готовыхъ въ воз-рожденію погибающихъ сучьевъ и къ молодымъ побѣгамъ отъ погибшаго уже пня, и наконецъ, многосторонняя польза и красота его должны бы, кажется, внушать уваженіе и пощаду... Но топоръ и пила промышленника не знаютъ ихъ, а временныя выгоды увлекаютъ и са-михъ владѣльцевъ. Я никогда не могъ равнодушно видѣть не только вырубленной рощи, но даже паденія одного большаго подрубленнаго дерева ; въ этомъ паденіи есть что-то невыразимо грустное: сначала звонкіе удары топора производятъ только легкое сотрясеніе въ древесномъ стволѣ; оно становятся сильнѣе съ каждымъ ударомъ п переходить въ общее содраганіе каждой вѣтки , п каждаго листа ; по мѣрѣ того, какъ топоръ прохватываетъ до сердцевины, звуки становятся глубже,

больнѣе... еще ударъ, послѣдній: дерево осядетъ, надломится, затрещптъ, за-шумптъ вершиною, на пѣсколько мгпове-ніГі какъ будто задумается, куда упасть, в наконецъ начнетъ склоняться па одну сторону, сначала медленно, тпхо, п по-томъ , съ возрастающею быстротой н шумомъ, подобннмъ шторму спльнаго вѣтра, рухнетъ на землю!... Многіе десятки лѣтъ достигало оно полной силы и красоты, и въ пѣсколько минутъ гибнетъ, нерѣдко отъ пустой прихотп человѣка.

Семейная хроника.

ДОБРЫЙ ДЕНЬ СТЕПАНА МПХАЙЛОВПЧА.

Въ псходѣ іюля стоялп уже сильные жары. Ііослѣ душной ночи, потянулъ на разсвѣтѣ восточный, свѣжій вѣте-рокъ, всегда упадающій, когда обогрѣетъ солнце. На восходѣ его проснулся дѣ-душка. Жарко было ему спать въ небольшой горнпцѣ, хотя съ поднятымъ на всю подставку подъемомъ старинной оконной рамы съ мелкпмъ переплетомъ, по за то въ пологу пзъ домашней рѣдпн-ьи. Предосторожности пеобходпмыя: безъ полога его заѣлп бы злые комары п не дали уснуть. Роями носились и тыкались длинными жаламп своими въ тонкую преграду крылатые музыканты и всю почь пѣли ему докучныя серенады. Смѣдшо сказать, а грѣхъ утаить, что я люблю дншкантовый пискъ и даже кусанье комаровъ: въ пнхъ слышно мнѣ знойнее лѣто, роскошныя безеоппыя ночи, берега Бугуруслана, обросшіе зелеными кустами , изъ которыхъ со всѣхъ сторонъ неслись соловьиныя пѣ-енп; я помню замираніе молодаго сердца и сладкую, безотченную грусть, за которую отдалъ бы теперь весь оста-токъ угасающей жизни... Проснулся дг.душка, обтеръ жаркою рукою горя-чій потъ съ врутаго, высогаго лба сво-

его, высунулъ голову пзъ-подъ полога и разсмѣялся. Ванька Мазапъ н Ника-норъ Тапайченокъ храпѣли въ растяжку на полу въ каррикатурно-жпвоппеныхъ положеніяхъ. «Экъ храпятъ собачьи дѣтп!» сказалъ дѣдушка и опять улыбнулся. Степанъ Мпхайловпчъ былъ загадочный человѣкъ: послѣ такого спльнаго словеснаго приступа, слѣдовало бы ожидать толчка калпновымъ подожкомъ (всегда у постели стоявшпмъ) въ бокъ спящаго, пли пинка ногой, даже прп-вѣтствія стуломъ, но дѣдушка разсмѣ-ялся, просыпаясь, и на весь день попалъ въ добрый стпхъ, какъ говорится. Онъ всталъ безъ шума, разъ-другой перекрестился, надѣлъ порыжелыя, кожаныя туфлп на босыя ноги, и въ одной рубахѣ пзъ крестьянской оброчной льняной холстины (ткацкаго топкаго полотна на рубашки бабушка ему не давала) вышелъ на крыльцо, гдѣ пріятно обхватила его утренняя, влажная свѣжесть. Я сейчасъ сказалъ, что ткацкаго холста на рубашки Арина Васильевна не давала Степану Михайловичу, п всякій читатель въ правѣ замѣтпть, что это не сообразно съ характерами обопхъ супруговъ. Но какъ же быть, прошу не прогпѣваться, такъ было па дѣлѣ: женская натура торжествовала надъ мулькою, какъ п всегда! Не разъ битая за толстое бѣлье, бабушка продолжала подавать его и паконецъ пріучпла къ нему старика. Дѣдушка употребплъ однажды самое дѣйствптельное, послѣднее средство: онъ изрубилъ тоноромъ на порогѣ своей комнаты все бѣлье, сшптое пзъ оброчной льняной холстины, не смотря на вопли моей бабушки, которая умоляла, чтобъ Степанъ Мпхайловпчъ «бплъ ее, да своего добра не рубнлъ»... Но и это средство не помогло: опять явплось толстое бѣлье— и старпкъ покорнлеи... Виноватъ, опровергая мнимое замѣчаніе читателя, я прервалъ разсказъ про добрый день моего дѣдушкп. Никого пе безпокоя, онъ самъ досталъ войлочный потшікъ, лежавшій всегда въ чуланѣ, 1 подослалъ ето подъ себя, на верхней

— 355 ~

ступени крыльца, и сѣлъ встрѣчать солнышко по всегдашнему своему обычаю. — Передъ восходомъ солнца бываетъ весело на сердцѣ у человѣка какъ-то без-сознательно, а дѣдушкѣ сверхъ того весело было глядѣть на свой господскій дворъ, всѣми нужными по хозяйству строеніями тогда уже достаточно снабженный. Правда, дворъ былъ не обго-роженъ, и выпущенная съ крестьянскпхъ дворовъ скотина, собираясь въ общее мірское стадо, для выгона въ поле, по-сѣщала его мпмоходомъ, какъ это было п въ настоящее утро п какъ всегда повторялось по вечерамъ. Нѣсколько за-пачканныхъ свиней потирались и почесывались о самое то крыльцо, на ко-торомъсидѣлъ дѣдушка, и хрюкая, лакомились раковыми скорлупами и всякими столовыми объѣдками, которые безъ це-ремоніи выкидывались у того же крыльца; заходили также и коровы п овцы; разумѣется отъ ихъ посѣщениг оставались неопрятные слѣды; но дѣдушка не находилъ ничего въ этомъ непріят-наго, а напротивъ любовался, глядя на здоровый скотъ, какъ на вѣрный при-знакъ довольства и благосостоянія сво-ихъ крестьянъ. Скоро громкое хлопанье длиннаго пастушьяго кнута угнало посетителей. Начала просыпаться дворня. Дюжій конюхъ Спиридонъ, котораго до глубокой старости звали «Спирькой,» выводилъ одного за другпмъ, двухъ рыже-пѣгихъ п третьяго бураго жеребца, привязывалъ къ столбу, чпстплъ п проминалъ на длиной коновязи, при чемъ дѣдушка любовался ихъ статями, зара-яѣе любовался и тою породою, которую надѣялся повести отъ нихъ, въ чемъ и успѣлъ совершенно. Проснулась и старая ключница, спавшая на погребицѣ, вышла изъ погреба, сходила на Бугу-руслапъ умыться, повздыхала, поохала (это была ея неизмѣнная привычка), помолилась Богу, оборотясь къ солнечному восходу, и принялась мыть, полоскать, чистить горшки и посуду. Весело кружились па небѣ, щебетали и пѣли ласточки и касаточки, звонко били пере-

пела въ поляхъ, надсѣдаясь, хрипло кричали въ поляхъ дергуны; подсвисты-ваніе погонышей, токованье и блеянье дикаго барашка неслись съ блпжняго болота, варакушки въ запуски передразнивали соловьевъ, — выкатывалось изъ-за горы яркое солнце!... Задымились крестьянскія избы, погнулись по вѣтру сизые столбы дыма, точно вереница рѣчныхъ судовъ выкинула свои флаги; потянулись мужики въ полѣ... Захо-тѣлось дѣдушкѣ умыться студеной водою п потомъ напиться чаю. Разбудплъ онъ безобразно спавшихъ слугъ своихъ. Повскакивали они, какъ полоумные, въ испугѣ, но веселый голосъ Степана Михайловича скоро ободрилъ ихъ: «Ма-занъ, умываться! Танайченокъ, будить Аксютку и барыню,—чаю!» Не нужно было повторять приказаній: неуклюжіп Мазанъ уже летѣлъ со всѣхъ ногъ съ мѣднымъ свѣтлымъ рукомойнпкомъ на родникъ за водою; а проворный Танайченокъ разбудилъ некрасивую Аксютку, которая, поправляя свалившійся на бокъ платокъ, уя;е будила старую, дородную барыню Арину Васильевну. Въ нѣсколь-ко минутъ весь домъ былъ на ногахъ, и всѣ уже знали, что старый барпнъ проснулся веселъ. Черезъ четверть часа, стоялъ у крыльца столъ, накрытый бѣ-лою браною скатертной домашняго вз-дѣлья, кипѣлъ самоваръ въ впдѣ огром-наго мѣднаго чайника, суетилась около него Аксютка, и здоровалась старая барыня, Арина Васильевна, съ Степа-номъ Михаиловпчемъ, не охая и не стоная, что было нужно въ иное утро, а весело и громко спрашивала его о здоровьѣ: «какъ почивалъ, и что во снѣ видѣлъ?» Ласково поздоровался дѣдушка съ своей супругой п назвалъ ее Арп-шей; онъ никогда не цаловалъ ея руки, а свою давалъ цаловать въ знакъ милости.-Арина Васильевна разцвѣла и по-молодѣла, куда дѣвалась ея тучность п неуклюжесть! Сейчасъ принесла скамеечку п усѣлась возлѣ дѣдушки на крыль-цѣ, чего никогда не смѣла дѣлать, если онъ неласково встрѣчалъ ее.

— 356

— «Напьемся-ка вмѣстѣ чайку, Ари-ша!» заговорплъ Степапъ Михайлович?»: —* покуда ііе жарко. Хотя сиать было душно, а спалъ я крѣпко, такъ что и сны всѣ заспалъ. Ну, а ты?» Такой вонросъ былъ необыкновенная ласка, и бабушка поснѣшно отвѣчала, что, которую ночь Стенанъ Мпхайловпчъ хорошо почиваетъ, ту и она хорошо спптъ; но что Танюша всю ночъ металась. Танюша была меньшая дочь, и старикъ любилъ ее больше другпхъ дочерей, какъ это часто случается; онъ обезпокоплся такпмн словами п не прп-казалъ будитъ Танюшу до тѣхъ поръ, покуда сама не проснется. Татьяну Степановну разбудили вмѣстѣ съ Елизаветой п Александрой Степановнами, и она уже одѣлась; но объ этомъ сказать не осмѣлплпсь. Танюша проворно разилась, легла въ постель, велѣла затворить ставни въ своей горнпцѣ п хотя заснуть не могла, но пролежала въ поте-мкахъ часа два: дѣдушка остался дово-ленъ, что Танюша хорошо выспалась. Единственная сынка, которому было девять лѣтъ, никогда не будили рано. Старшія дочери явились немедленно; Стенанъ Мпхайловпчъ ласково далъ пмъ иоцаловать руку и пазвалъ одну Лизыпь-кой, а другую — Лексаней. Обѣ были очень не глупы,- Александра же соединяла съ хптрымъ умомъ отцовскую живость и вспыльчивость; но добрыхъ свойствъ его не пмѣла. Бабушка была женщина простая п находилась въ пол-помъ распорял;еніп у своихъ дочерей; если иногда осмѣливалась хитрить съ Степапомъ Мпхайлоішчемъ, то единственно по ихъ наущенію, что, по не умѣпью, рѣдко проходило ей даромъ, п что старпкъ зпалъ иапзустъ; онъ вналъ и то, что дочери готовы его обмануть при всякомъ удобномъ случаѣ, и только отъ скуки, или для сохраненія собственная покоя, разумѣется, будучи въ хорошсмъ расположеніп духа, поз-волллъ пмъ думать, что онѣ надуваютъ его; при первой же всиышкѣ все это

высказывалъ имъ безъ пощады въ са-мыхъ нецеремонныхъ выраженіяхъ, а иногда и бнвалъ; но дочери, какъ настоящая Еввпіш внучки, не унывали; ироходплъ часъ гпѣва, прояснялось лицо отца, и онѣ сейчасъ принимались за своп хптрые планы, и перѣдко успѣ-валп.

Накушавшись чаю и ноговоря о всякой всячпнѣ съ своей семьей, дѣдушка собрался въ поле. Онъ уже давно ска-залъ Мазану: «Лошадь!» п старый бурый меренъ, запряженный въ длинныя кресть-янскія дроги или роспуски, чрезвычайно покойныя, нереплетенныя частью веревочной рѣшеткой, съ длиннымъ лубкомъ по середпнѣ, нокрытымъ войлокомъ — уже стоялъ у крыльца. Конюхъ Спири-донъ спдѣлъ кучеромъ въ незатѣйлп-вомъ костюмѣ, то есть, просто въ одной рубахѣ, боспкомъ, подпоясанный шер-стянымъ, тесемочнымъ краснымъ поя ■ сомъ, на которомъ впсѣлъ ключъ и мѣдный гребень. Въ нредъидущій разъ Сппрпдонъ ѣздплъ въ такую же эксие-дпцію даже безъ шляпы; но дѣдушка побранплъ его за то, п на этотъ разъ онъ прпготовилъ себѣ что-то въ родѣ шапкп, сплетенной пзъ шпрокихъ лыкъ; дѣдушка посмѣялся надъ его шлычкой, и надѣвъ полевой кафтанъ пзъ небѣле-наго домашняго холста, да картузъ и подославъ подъ себя про запасъ отъ дождя армякъ, сѣлъ на дрогп. Сппрпдонъ также подложилъ иодъ себя сложенный въ-трос свой обыкновенный зп-иунъ изъ крестьяііскаго бѣлаго сукна . но окрашенный въ ярко-красный цвѣтъ марены, которой много родилось въ но-ляхъ. Этотъ красный цвѣтъ былъ въ такомъ уіютреблеиіи у стариковъ, что багровскпхъ дворовыхъ сосѣди звали «маренпиками»; я самъ с.іыхалъ это прозвище, лѣтъ пятнадцать нослѣ смерти дѣдушки. Въ нолѣ Стенанъ Мпхайловпчъ былъ всѣмъ доволенъ. Онъ смотрите отцвѣтавшую рожь, погорая, въ человѣка вышиною, стояла какъ стѣна; ду.іъ легпій вѣтерокъ, п синія волны

— 357

ходили по ней, то свѣтлѣе, то темнѣе отражаясь на солнцѣ. Любо было гла-дѣть хозяину на такое поле! Дѣ душка объѣхалъ молодые овсы, полбы и всѣ яровые хлѣба, потомъ отправился въ паровое поле и приказалъ возить себя взадъ и впередъ по воспареннымъ деся-тинамъ. Это былъ его обыкновенный способъ узнавать доброту пашни: всякая цѣлизна, всякое нетронутое сухое мѣс-течко сейчасъ встряхивало качкія дроги, и если дѣдушка бывалъ не въ духѣ, то на такомъ мѣстѣ втыкалъ палочку или прутикъ, посылалъ за старостой, если его не было съ нимъ, и расправа производилась немедленно. Въ этотъ разъ все шло благополучно; можетъ быть и попадались цѣлизны, только Степанъ Михайловичъ ихъ не замѣчалъ или не хотѣлъ замѣтить. Онъ заглянулъ также па мѣста степныхъ сѣнокосовъ и полюбовался густой высокой травой, которую чрезъ нѣсколько дней надо было косить. Онъ побывалъ и на крестьян-скихъ поляхъ, чтобы знать самому, у кого уродился хлѣбъ хорошо и у кого плохо, даже паръ крестьянскій объѣхалъ и попробовалъ, все замѣтилъ и ничего не забылъ. Нроѣзягая чрезъ залежи и увидѣвъ поспѣвавшую клубнику, дѣ-душка остановился и, съ помощію Мазана, набралъ большую кисть круп-ныхъ, чудныхъ ягодъ и повезъ домой своей Арпшѣ. Не смотря на жаръ, онъ нроѣздилъ почти до полденъ. Только завидѣли спускающаяся дѣдушкиеы дроги—кушанье уже стояло на столѣ, и вся семья ожидала хозяина на крыльцѣ. «Ну, Ариша,» весело сказалъ дѣдушка:— «какіе хлѣба даетъ намъ Богъ! Велика милость Господня! А вотъ тебѣ и клубничка. > Бабушка растаяла отъ радости. «На половину носпѣла,» продолжалъ онъ:—«съ завтрашнего дня посылать по ягоды.» Говоря эти слова, онъ входилъ въ переднюю; запахъ горячихъ щей несся ему навстрѣчу изъ залы: «А, готово! еще веселѣе сказалъ Степанъ Михайловичъ: — спасибо;» и не заходя

въ свою комнату, прямо прошелъ въ залу и сѣлъ эа столъ. Надобно сказать, что у дѣдушки былъ обычай: когда онъ возвращался съ поля, рано или поздно, — чтобъ кушанье стояло на столѣ-, и Боже сохрани, если прозѣваютъ его возвращеиіе и не успѣютъ подать обѣ-да. Бывали примѣры, что отъ этого происходили печальныя послѣдствія. Но въ этотъ блаженный день все шло, какъ по маслу, все удавалось. Здоровенный дворовый парень, НиколкаРузанъ, сталъ за дѣдушкой съ цѣлымъ сучкомъ березы, чтобы обмахивать его отъ мухъ. Горяч ія щи, отъ которыхъ Русскій чело-вѣкъ не откажется въ самые палящіе яіары, дѣдушка хлебалъ деревянной ложкой, потому что серебрянная обяшгала ему губы; за ними слѣдовала ботвинья со льдомъ, съ прозрачнымъ балыкомъ, желтымъ какъ воскъ, соленой осетриной и съ чищенными раками, и тому подобныя легкія блюда. Все это запивалось домашней брагой и квасомъ, также со льдомъ. Обѣдъ былъ превеселый. Всѣ говорили громко, шутили, смѣялись; но бывали обѣды, которые проходили въ страшной тишинѣ и безмолвномъ ожиданіи какой-нибудь вспышки. Всѣ дворовые мальчишки и дѣвчонки знали, что старый баринъ весело кушаетъ, и всѣ набились въ залу за подачками; дѣдушка щедро одѣлялъ всѣхъ, потому что кушанья готовилось въ пятеро бо-лѣе, чѣмъ было нужно. Послѣ обѣда. онъ сейчасъ легъ спать. Вымахали мухъ изъ полога, опустили его надъ дедушкой, подтыкали кругомъ края подъ перину; скоро сильный храиъ возвѣстилъ, что хозяинъ спитъ богатырскимъсномъ. Всѣ разошлись по своимъ мѣстамъ также отдыхать. Мазанъ и Танайчепокъ, предварительно пообѣдавъ и наглотавшись остатковъ отъ барскаго стола, такя;е растянулись на полу въ передней у самой двери въ дѣдушкину горницу. Они спали и до обѣда, но и теперь не замедлили заснуть; только духота и упека отъ солнца, ярко свѣтившаго въ окна, скоро

— 353 —

ихъ разбудила. Отъ сна и отъ жара пересохло у ішхъ въ горлѣ, захотѣлось имъ прохладить горячія гортани господской бражкой съ ледкомъ, и вотъ на какую штуку пустились дерзкіе лежебоки: въ непритворепную дверь достали они дѣдушкішъ халатъ п колпакъ, ле-жавшіе на стулѣ у самой двери. Танай-ченокъ надѣлъ на себя барское платье и сѣлъна крыльцо; а Мазапъ побѣжалъ сэ жбапомъ на погребъ , разбудплъ, ключницу, которая, какъ и всѣ въ домѣ, спала мертвымъ сномъ, требовалъ по-скорѣе проснувшемуся барпну студеной браги, и когда ключница изъявила сом-нѣніе, проснулся ли барпнъ, — Мазанъ указалъ ей на фигуру Танайченка, сидя-іцаго на кры.тьцѣ въ халатѣ п колпакѣ; нацѣдили браги; положили льду, проворно побѣжалъ Мазанъ съ добычей. Жбанъ вы пи л и по-братски, положили халатъ и колпакъ на старое мѣсто и цѣлый часъ еще дожидались, пока проснется дѣдуш-і;а. Еще веселѣе утрошняго проснулся барпнъ и первое слово его было: «студеной бражки!» Перепугались лакеп: Танайче-нокъ побѣжалъ къ к.тючницѣ, которая сейчасъ догадалась, что первый жбапъ выпили они сами; она отпустила пойла, но вслѣдъ за послапнымъ сама подошла къ крыльцу, на которомъ сидѣлъ уже настоя щій барпнъ. Съ первыхъ словъ об-мапъ открылся, и дрожащіе отъ страха Мазанъ и Тапайчепокъ повалились ба-рину въ ноги, н чтожъ, вы думаете, ска-залъ дѣдушка?.. Расхохотался и послалъ за Аришей п за дочерьми, и громко смѣ-лсь, разсказалъ имъ всю продѣлку сво-пхъ слугъ. Отдохнули бѣднягн отъ страха, и даже одинъ нзъ нпхъ улыбнулся:Сте-паиъ МихаГіловпчъ замѣтплъ в чуть-чуть не разсердплся; брови его уже начали было морщиться, но въ его душѣ такъ мпо-!о было тихаго сиокойствія отъ цѣлаго веселаго дня, что лобъ его разгладился и, грозно взглянувъ, онъ сказалъ: «ну Богь простить на этотъразъ, но если въ другой...* договаривать было не нужно. Нельзя не подивиться, что у такого до безумія горячаго и въ горячности

жестокаго господина, люди могли рѣ-шиться на такую наглую шалость. Но много разъ я замѣчалъ въ продолже-піи моей жизни, что у самыхъ стро-гихъ госиодъ прислуга пускалась на отчаянпыя проказы. Съ дѣдушкой же моішъ это былъ не единственный случай. Тотъ же самый Ванька Мазанъ, подметая однажды горницу Степана Михайловича и собираясь переслать постель, соблазнился мягкой пуховой нериной п такими же подушками, взду-малъ понѣ;киться, нолежать на барской кровати, легъ да и заснулъ. Дѣдушяа самъ нашелъ его, крѣпко спящаго въ этомъ воложепіи, п -только разсмѣялся. Правда, онъ отвѣсилъ ему добрый разъ свонмъ калпновымъ подожкомъ; но это такъ, ради смѣха, чтобы позабавиться сюрпрнзомъ Мазана. Впрочемъ съ Сте-паномъ Мнхайловичемъ и пе то случилось: во время его отсутствія, выдали замужъ четырнадцатп-лѣтпюю дѣвочку, двоюродную его сестру П. И. Багрову, круглую, но очень богатую, сироту, жившую у него въ домѣ и горячо шг: любимую — за такого развратнаго и страшнаго человѣка, котораго онъ тер-нѣть не могъ. Конечно, это дѣло устроили блпзкіе родные его сестры съ материнской стороны, но съ согласія Арины Васильевны и при содѣйствіп ея дочерей. Объ этомъ я разскажу послѣ, теперь же возвратимся къ доброму дню моего дѣдушки.

Онъ проснулся часу въ пятомъ но полудни; и, послѣ студеной бражки, не смотря на иалящій зной, скоро за-хотѣлъ накушаться чаю, вѣруя, что горячее нитье уменынаетъ тягость жара. Онъ сходилъ только искупаться въ прохладпомъ Бугурусланѣ, нроте-кавшемъ подъ окнамп дома, п воро-тясь, нашелъ всю свою семью, ожидавшую его у того же чайиаго стола, и оставлен вага въ тѣнн, съ тѣмъ же кппящимъ чапникомъ-самоваромъ, и съ тою же Аксюткою. Накушавшпсь до сыта любпмаго потогоннаго напптка съ густыми сливиаий и толстыми подру-

мяннвшимнся пѣнкамп, дѣдушка пред-ложилъ всѣмъ ѣхать для прогулки на мельницу. Разумѣется всѣ съ радостію согласились и двѣ тетки мои, Александра и Татьяна Степановны, взяли съ собой удочки, потому что были охотницы до рыбной ловли. Въ одну минуту запрягли двое длинныхъ дрогъ: па однихъ сѣлъ дѣдушка съ бабушкой, посадивъ промежъ единственная своего наслѣдника, драгоцѣнную отрасль древняго своего дворянскаго рода; на другпхъ дрогахъ номѣ-стились три тетки и парень, Николаш-ка Рузанъ, взятый для того, чтобы нарыть въ плотинѣ червяковъ и насаживать ими удочки у барышень. На мель-нпцѣ бабушкѣ принесли скамейку, и она усѣлась въ тѣни мельничнаго амбара, неподалеку отъ кауза, около ко-тораго удили ея меныпія дочери, а старшая, Елизавета Степановна, сколько пзъ угожденія къ отцу, столько и по собственному расположенію къ хозяйству, пошла съ Степаномъ Михай-ловичемъ осматривать мельницу и толчею. Малолѣтный сыпокъ то смотрѣлъ, какъ удятъ рыбу сестры (самому ему удить на глубокихъ мѣстахъ еще не позволяли), то игралъ около матери, которая не спускала съ него глазъ, боясь, чтобъ ребенокъ не свалился какъ нибудь въ воду. Оба камня мололи: однимъ обдирали пшеницу для господ-скаго стола, а на другомъ мололи завозную рожь; толчея толкла просо. Дѣдушка былъ знатокъ всякаго хозяйственная дѣла; онъ хорошо разумѣлъ мельничный уставъ и толковалъ своей умной и понятливой дочери всѣ тонкости этого дѣла. Онъ мигомъ уви-дѣлъ всѣ недостатки въ снастяхъ или ошибки въ уставѣ жернововъ: одинъ пзъ нихъ приказа л ъ опустить на пол-зарубки, — и мука пошла мельче, чѣмъ ломолецъ былъ очень доволенъ; на другомъ поставѣ по слуху угадалъ, что одна цѣвка въ шестернѣ начала подтираться; онъ приказалъ запереть воду; мельникъ Болтуненокъ соскочилъ

внизъ, осмотрѣлъ и ощупалъ шестерню и сказалъ: «Правда твоя, батюшка Сте-панъ Михайловичъ! одна цѣвка маленько пообтерлась. » -— «То-то маленько,» безъ всякаго неудовольсгвія возразилъ дѣдушка: «какъ бы я не пришелъ, такъ шестерня-то бы ночью сломалась,» — «Виноватъ, Степанъ Михайловичъ, не догладѣлъ.» «Ну, Богъ проститъ, давай новую шестерню, а у старой подтертую цѣвку перемѣнить, да чтобы новая была не толще не тоньше другпхъ — въ этомъ вся штука». Сейчасъ принесли новую шестерню, заранѣе прилаженную и пробованную, вставили на мѣсто прежней, смазала, гдѣ надобно, дегтемъ, пустили воду не вдругъ, а по немногу (тоже по приказанію дѣ-душки), — п запѣлъ, замололъ жерновъ безъ стука, а плавно и ровно. Потомъ погаелъ дѣдушка съ своей дочерью на толчею, захватилъ изъ ступы горсть толченаго проса, обдулъ его на ладони и сказалъ помольцу, знакомому Мордвину: «чего смотришь, сосѣдъ Васю-ха? Видишь, ни одного неотолченаго зернышка нѣтъ; вѣдь перепустишь, такъ пшена-то будетъ меньше.» Васю-ха самъ попробовалъ п самъ увидѣлъ, что дѣдушка говоритъ правду, сказалъ спасибо, поклонился, то-есть, кивнулъ головой, и побѣжалъ запереть воду. Оттуда прошелъ дѣдушка съ своей ученицей на птпчій дворъ; тамъ все на-шелъ въ отличномъ порядкѣ: гусей, утокъ, пндѣекъ и куръ было великое множество, и за всѣмъ смотрѣла одна пожилая баба съ внучкой. Въ знакъ особенной милости дѣдугака далъ обѣ-имъ поцѣловать ручку, п приказалъ, сверхъ мѣсячины, выдавать птичницѣ ежемѣсячно по полу-пуду пшеничной муки на пироги. Весело воротился Степанъ Михайловичъ къ Аринѣ Василь-евнѣ, всѣмъ былъ онъ доволенъ: я дочь понятна, и мельница хорошо ме-летъ, и птичница Татьяна Горожана (*) хорошо смотритъ за птицею.

(*) Прозванье Горожаны она имѣла потому, что нѣсколько времени съ молоду жила въ ка-комъ-то городѣ.

300 —

Жаръ давно свалплъ, прохлада отъ воды умножала прохладу отъ наступающая вечера, длинная туча пыли шла по дорогѣ п приближалась къ деревпѣ, слышалось въ ней блеянье п мычанье стада, опускалось за крутую гору потухающее солнце. Стоя на плотппѣ, любовался Степанъ Мпхайловпчъ на шпрокій прудъ, какъ зеркало неподвпж-по лежавшій въ отлогихъ берегахъ свопхъ; рыба пграла и плескалась без-престанно; но дѣдушка не былъ рыба-комъ. — «Пора, Арпша, домой, староста, чай, ждетъ меня,» сказалъ онъ. Мень-шія дочери, видя его въ веселомъ рас-иоложеніи, стали просить позволенія остаться поудпть, говоря, что па сол-нечномъ закатѣ рыба клюетъ лучше, и что чрезъ полчаса они прпдутъ пѣш-комъ. Дѣ душка согласплся и уѣхалъ съ бабушкой домой, на своихъ дрогахъ, а Елизавета Степановна съ маленькимъ братомъ сѣла надругія дрогп. Степанъ Мпхайловпчъ не ошпбся: у крыльца ожпдалъ его староста, да и не одинъ, а съ нѣсколькимп мужиками и бабами. Староста уже впдѣлъ барина, зпалъ, что онъ въ веселомъ духѣ, и разска-залъ о томъ кое-кому изъ крестьянъ; нѣкоторые, пмѣвшіе до дѣдушки надобности плп просьбы, выходящія изъ числа обыкновепныхъ, воспользовались благопріятнымъ случаемъ, п всѣ были удовлетворены: дѣдушка далъ хлѣба крестьянину, который незаплатплъ еще стараго долга, хотя и могъ это стлать; другому позволплъ женить сына, не дожидаясь зимпяго времени, и не на той дѣвкѣ, которую назначилъ самъ; позволплъ виноватой солдаткѣ, которую прпказалъ было выгнать изъ деревин, жить по прежнему у отца, п

проч. Этого мало: всѣмъ было поднесено по серебряной чаркѣ, вмѣщавшей въ себѣ болѣе кваснаго стакана, домаш-пяго крѣпкаго вина. Коротко п ясно отдалъ дѣдушка хозяйственныя нрпка-занія старость п поспѣшилъ за ужпнъ, нѣсколько времепи его уже ожпдавгаій. Вечерній столъ мало отличался отъ обѣденнаго, п вѣроятно, кушали за нпмъ даже плотнѣе, потому что было не такъ жарко. Послѣ ужина Степанъ Мпхайловпчъ имѣлъ обыкновеніе еще съ полчаса посидѣть вь одной рубахѣ и прохладиться на крыльцѣ, отпустя семью свою на покой. Въ этотъ разъ нѣсколько долѣе обыкновенная онъ шутплъ и смѣялся съ своей прислугой; заставилъ Мазана и Танайченка бороться и драться на кулачки, п такъ ихъ поддразнивалъ, что они, не шутя, колотили другъ друга и вцѣпплись даже въ волосы; но дѣ душка, до сыта насмѣявшись, повелительнымъ словомъ и голосомъ заставилъ ихъ опомниться и разойтись.

Лѣтняя короткая чудная ночь обнимала всю природу. Еще не угасъ свѣтъ вечерней зари и не угаснетъ до начала сосѣдней утренней зари! Часъ отъ часу темнѣла глубь небеспаго свода, часъ отъ часу ярче сверкали звѣзды, громче раздавались голоса и крики ночныхъ птпцъ, какъ будто они приближались къ человѣку! Ближе гаумѣла мельница и толкла толчея въ ночномъ сыромъ туманѣ... Всталъ мой дѣдушка съ своего крылечка, перекрестился разъ-дру-гой на звѣздное небо и легъ почивать, не смотря на духоту въ комиатѣ, на жаркій пуховикъ, и прпказалъ опустить на себя иологъ.

Продается въ Нстербургѣ у веѣхъ извѣстиѣйшихъ кішгопро-

давцсвъ.

Таыъ же продаются:

А. Сочшіепія К. Петрова:

1. Систематически указатель къ сочиненіямъ Бѣлинскаго 1802 г. Цѣпа 45 в.

2. Русская историческая христоматія 1860 г. Цѣна 1 р. 50 В.

3. Опытъ краткаго изложѳнія тѳоріи словесности. Изд. 5-е 1871 года. Цѣна 00 к.

4. Курсъ исторіи русской литературы, доведенный до 1862 года, стр. 186. Изд. 6-е 1870 года. Цѣна 60 к.

5. Тотъ же курсъ, доведенный до 1869 года стр. 418, пзд. 1871 года. Цѣна 1 р. 25 к.

Б. Сочппенія священника Л. Петрова:

1. Учебный церковно-историчеекій атласъ съ предварительными объ-ясненіямп 1865 года. Цѣна 1 р. 50 к.

2. Восточныя христіанскія общества. ІСраткій очеркъ ихъ минувшей судьбы ц нынѣшняго состоянія. Опытъ псторико-статпстпческій 1809 г. Цѣна 1 р.

3. Литургика. Спб. 1872. Цѣна 80 е.

4. Библѳйскій Атласъ 1803. Цѣна 1 р.

Покупающпмъ не менѣе 10 экзем п. —20% уступки п болѣе, смотря по количеству требуемыхъ кпигъ. Иногородние могутъ обращаться къ священнику Л. Петрову, въ Петербург!;, въ Моховой, домъ Глазной Лечебницы, прилагая деньги и на пересылку но почтовой таксѣ.

*«*

^

От

^

я#і

ч*

96

Щ

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg