Светлана Кекова ПЛАЩ С ДВОЙНОЙ ПОДКЛАДКОЙ (из старых тетрадей)
* * *
Мать в лесу ребенка нянчит, у нее цыганка клянчит: «Дай копейку, дай пеленку, погадаю я ребенку!». Червь в лесу деревья точит, птица мелкая поет. Кто нам голову морочит, жить спокойно не дает? Путник в греческом хитоне в лес собрался по грибы, на его видны ладони иероглифы судьбы. Каждый символ что-то значит: вот — земля, а вот — огонь… Но в глубоких складках прячет человек свою ладонь. Плащ надев с двойной подкладкой, он не хочет в мир иной, он доволен кисло-сладкой, горькой участью земной. Крепнет капель перебранка, гриб под деревом торчит, спит ребенок, а цыганка то хохочет, то молчит. Тишина сродни безлюдью, дождь подобен молоку, черный ворон кормит грудью вороненка на суку. И, имея смерть в резерве, что же в жизни видит он? В небе — крести, в сердце — черви, темный лес со всех сторон.И человек, и мошка
Мир сей сложен, и посему смертен.
св. Василий Великий1.
Мир смертен, потому что он непрост. Луна встает над миром в полный рост. Ты говоришь: «Луна встает над миром и тянет к нам прощальные лучи…». Я отвечаю: «Лучше помолчи, не то она проявит сходство с сыром, А взглянет вверх узбек или чуваш — появится чурек или лаваш!» Луна лежит, как пресная лепешка, а рядом — соль рассыпанная звезд. Мир смертен, потому что он непрост — в свой час умрут и человек, и мошка.2.
Как фолиант, зачитанный до дыр, внезапно превращается в жилище твоей души, так весь подлунный мир для человека есть источник пищи. Смотри вокруг — и зрение насыть, корми любовью слух и осязанье… В реке подвижной рыбам легче плыть, вода для птиц страшна, как наказанье за их грехи. Воды зеркальный ад внезапно поглощает тело суши. и рыбы не плывут, а вверх летят, ведь рыбы — птиц загубленные души.3.
Голодным ли мерещится съестное иль сытый размышляет о еде, когда сосна, как существо лесное, пугливо отражается в воде?* * *
«В колыбель ко мне прилетал коршун», — говорил некогда Леонардо, и в руке левой сжимал ковш он, и со шкуры мертвого леопарда он смывал пятна, он звезды в небе истреблял, он мертвых искал в Эребе, а простому смертному не по чину знать тоски тайну, любви причину. Мы собой коршунов зря кормим, подставляя клювам уста, очи: нужно вырвать страсти свои с корнем, чтобы смыть пятна с лица ночи. Нужно, друг мой, крепким быть в вере, нужно в доме плотно закрыть двери — Бог уже не изменит Своей позы, а из глаз Бога текут слезы…* * *
Памяти Иосифа Бродского
Путь отреченья, путь соблазна и поздней страсти жар и бред… Зеркальна и шарообразна тьма, обступающая свет. В России снег печальный выпал. Не он ли на глазах у всех золой забвения засыпал твое молчание и грех? Сестра, покинувшая брата, расколотую воду пьет, На губы спящего Сократа приносят пчелы сладкий мед. В краях, где Бога узрит инок, где сын встречается с отцом, топя забвенье в сладких винах, мертвец пирует с мертвецом. То, что для нас — любовь и память, для них, быть может, — смерть и яд… Молчаньем время обесславить не так уж трудно, говорят. Молчит чело, и грудь, и плечи. Ты вечность переходишь вброд, И смертным медом русской речи испачкан твой, Иосиф, рот.
Комментарии к книге «Плащ с двойной подкладкой (из старых тетрадей)», Светлана Васильевна Кекова
Всего 0 комментариев