«По новым чертежам»

257

Описание

отсутствует



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

По новым чертежам (fb2) - По новым чертежам (Стихи, поэмы) 143K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Светлана Васильевна Кекова

Светлана Кекова ПО НОВЫМ ЧЕРТЕЖАМ

У Татарского вала

1
Кто уходит из дома без меча и шелома, чьи одежды — как белые хлопья? Поднимайте знамёна против стен Вавилона, заостряйте незримые копья! Что-то воинов мало у Татарского вала, и забыты они, и убиты. Их нетленные кости спят на нищем погосте, виноградной лозою увиты. Как же мать их блудни’ца не смогла повиниться, что сыновьих не слышала стонов? Не любовь, не свободу — помутневшую воду из разбитых пила водоёмов. Мокнет дерева крона, чует падаль ворона, солнце скрылось давно за горами… Поднимайте знамёна против стен Вавилона и готовьтесь к невидимой брани! Время движется, время — словно тяжкое бремя давит грудь и поникшие плечи. Но за страшным порогом всё, что создано Богом, станет местом невидимой встречи.
2
Пока ещё во временной гробнице лежит твоё поверженное тело, любуется свободная душа летучей красотой цветного луга, шатром небес, излучиной реки, движеньем рыб в её глубинах тёмных… Следит душа за стаей вольных птиц; её влечёт орла полёт державный, волнуют крики чаек, плеск волны, песок зернистый и сухой ковыль, которым зарастает вал Татарский. Что ты, душа моя, ещё увидишь, в то время, как уснёт немая плоть? Быть может, тех, кто умерли, живыми увидишь ты? И будешь говорить с любимыми, невидимые слёзы невидимым стирая рукавом?
3
Поздней осени лист неожиданно входит в пике, и душа говорит на невнятном своём языке, — так лепечет дитя, что вверху, в дождевых облаках, пролетает Архангел с оливковой ветвью в руках, так бормочет ручей, спотыкаясь о спины камней, что во время грозы будет небо ещё зеленей, и прозрачней, чем слово, озёрная будет вода, и печальней, чем Ангел, последнего ждущий Суда, будешь ты, человек, собирающий лиственный хлам, созидающий заново духа разрушенный храм…
4
Лик омыли мы, сердце очистили, грудь открыли навстречу беде, чтоб сияли нездешние истины в нашем сердце, как звёзды в воде. Сколько мы понапрасну растратили и, не зная значенья утрат, за семью мы искали печатями непонятный, неведомый клад. Лишь нежданная милость прощения снимет с сердца проклятия груз — так прими, словно знак очищения, чудный звон налагаемых уз.
5
Уже не шелестит песок в стеклянной колбе, не молится звезда, как мёртвый о живом, мы плачем на земле, в юдоли зла и скорби, стирая капли слёз прозрачным рукавом. Как источает свет луна в небесной тверди, пока лежит в земле прозябшее зерно? Зачем одел Господь нас в это тело смерти и дал нам в пищу хлеб и красное вино? Но целый мир молчит преступно иль беспечно на голубых холмах и в устьях тихих рек… Нам всё дано, мой друг, сейчас, и здесь, и вечно, но дивный дар принять не хочет человек… Не держит душу плоть — ах, только б сил хватило понять, что вновь Господь последний миг дробит на тысячу частей — и движутся светила по новым чертежам расчисленных орбит.
6
Ещё нам далеко до Рождества, хотя повсюду — ёлки, ёлки, ёлки… Разрушенной империи задворки украсил снег, как белая листва. Жизнь раскололась, как пустой сосуд, и на снегу лежит осколков груда. Грядёт не Новый Год, а Страшный Суд, и всё же мы надеемся на чудо — на то, что с нами встретится Господь как с сыновьями, а не с должниками, и земляную, злую нашу плоть пересоздаст любовными руками.
7
Распростёр над миром объятья огня костёр. Мы встречаем ночь под созвездьем семи сестёр. А одна сестра не смыкала всю ночь очей, собирала тихо золу из семи печей — и уже доносится отзвук семи громов, на простор выносится соль из семи домов, и слепые молнии землю огнём кропят, и в святом безмолвии дети в кроватках спят.
8
Когда приходит время нам разомкнуть объятья, святая Катерина приходит в белом платье. В лесу пустом и голом мороз побил рябину, смеясь, встречают дети святую Катерину. Осины молча стынут, берёз белеют свечи, и белый снег накинут, как шаль, на чьи-то плечи. Пока любовь играет на дудочке старинной, согреты наши души святою Катериной. И мы с тобою видим — одни на свете целом, как вновь парит над нами незримый ангел в белом, как дорогую пряжу на белые рубахи прядут в туманном небе невидимые пряхи, как еле слышно тает свеча из стеарина… святая Катерина, святая Катерина…
9
Чёрный ворон летит с вороницею, огибая святые обители, а в лесу над холодной криницею голосят их слепые родители. Если воля вручается вольному, а врагу не прощается кровному, как же звону звучать колокольному, как же пению литься церковному? В чёрном небе, усыпанном звёздами, и в колодезных срубах бревенчатых, и в деревьях, вороньими гнёздами словно чёрной короной увенчанных, до сих пор тишина монастырская отзывается горько да солоно… Не бессильна ли рать богатырская против сытого чёрного ворона? Всё, что плохо лежало, — попрятали, всё, что чудом не продали, — пропили. Чёрный ворон летит с воронятами над глухими болотными топями, над крестьянскими избами бедными, над резными ларями купечества, а ещё — над дубовыми, медными, золотыми крестами Отечества…

* * *

1
Всё колеблется, тает и гаснет — стол и стул, занавеска, окно… Нынче хмуро, но завтра проя’снит, ты не бойся, что будет темно. Стала жизнь веселей и короче, чистой правдой прикинулась ложь, по ворсистому пологу ночи пробегает последняя дрожь. И в трагическом сумраке комнат слышен скрежет тоски городской: — Чьей рукою он будет отдёрнут — пыльный занавес жизни людской? Смотрит зеркало знаком вопроса, рот комода презрительно сжат, по разбитой дороге колёса громыхают, гремят, дребезжат. Два коротких, как вздохи, поклонца перед пыльным квадратом окна… Там — уже появляется солнце, здесь — ещё не исчезла луна.
2
Испачкан кровью ключик медный, щебечут птицы вдалеке, и снова лёд зелёно-бледный растёт бесшумно на реке. А лист бумаги без помарок, без чувства страха и вины — как наспех купленный подарок для опостылевшей жены.
3
Уже ломает щука хвост в реке о битый лёд, и солнце, как Великий пост, над головой встаёт. Тяжёлый крест — его зенит, и тяжко колокол звенит. Пока не пробил час Суда и мир Господь не сжёг, пока ещё на города с небес идёт снежок, покуда не зазорно нам толпиться у дверей, пока ещё, как прежде, в храм зовёт святой Андрей — покайся, блудная душа, в ладонях бледный лёд кроша, слезами грех омой… По переулку не спеша шёл человек домой.
4
Да, я боюсь своей души — как дух для тела чужд! Сидеть, точить карандаши среди житейских нужд и рисовать в тетради ноль, приняв в расчёт любовь и боль, добро и зло, и сон, и явь, сор жизни, мир иной… И слышать голос: «Всё оставь, не плачь, иди за Мной!».
5
Свет неяркий, день короткий, разговоры на бегу: «Видишь ты рисунок чёткий зимних веток на снегу?». «Прост, как поезда гудок, ледяной узор на стёклах, тает, тает, как ледок, жизнь твоя в ладонях тёплых». «Бог весть как свой путь верша и внутри какого тела, ты зачем, моя душа, к этой жизни прикипела?..»
6
Клещи, гвозди, молоток, вёдра, детские игрушки… Молока отпив глоток из забытой кем-то кружки, смотришь — силишься понять, вспомнить: что это за вещи — кружка, зеркало, кровать, молоток, стамеска, клещи, гвозди, зеркало, комод, стёкла, пыльные бутылки, ломтик груши «бергамот» и пластмассовые вилки. Старый плащ затёрт до дыр… Скажешь ты, дойдя до кромки: — Боже, Боже! Сломан мир, нас страшат его обломки…
7
Изогнувшийся подковой месяц в небе — как ожог. Сеет мелкий, бестолковый, русский ласковый снежок. Льнёт к устам, ладони греет, землю белит не спеша… Снег пойдёт — и присмиреет неспокойная душа. Ведь она за тьмой белесой, за чредою горных гряд и за снежною завесой разглядит небесный град.
8
В облаке месяц — как турок в чалме. Зреет пшеница на дальнем холме. Лунного света напившись, зерно стало уже тяжело и черно. Скоро ли ангел с младенческим лбом срежет колосья тяжёлым серпом? Мельник глухой, помолившись сперва, будет следить, как скрипят жернова. Чёрная сыпаться будет мука, а над холмом поплывут облака, но не придётся, наверное, мне ночью ходить по колючей стерне…
9
Над грешною землёй застынут облака, чирикнет воробей и слабо скрипнет дверца… Огонь, железо, соль, пшеничная мука, три розы на столе и плач в глубинах сердца. Но Кто нас призовёт и Кто утешит нас? Сияет и манит воздушная дорога. «Достаточно взглянуть на воробьиный глаз, — сказал старик Вольтер, — чтобы увидеть Бога». Достаточно понять, что над простым зерном витает в облаках горячий запах хлебный — и вот нездешний гость в проёме стал дверном, как свет из облаков, как новый день целебный…
10
Если б мы взошли на холмы печали, мы опять увидеть с тобой могли бы, как в воде, кипящей семью ключами, шевелят семью плавниками рыбы. Стали сны длиннее, а дни короче, а трава осока — острее бритвы, и немые звери в мечети ночи на коленях молча творят молитвы. Как блестит в кринице вода святая! Завернулся тополь в листву, как в тогу… Помнишь, мы на Угольный холм в Китае под покровом ночи нашли дорогу? Но у них, китайцев, свои законы и свои драконы в отрогах горных, и они по-своему бьют поклоны и встречают солнце в одеждах чёрных. Ты себе прибавишь хоть локоть в росте? или, может, каменной станешь глыбой? Лучше вспомни, как дорогого Гостя угостил апостол печёной рыбой… Саратов

Оглавление

  • У Татарского вала
  • * * * Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «По новым чертежам», Светлана Васильевна Кекова

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!