«В поисках пассата»

Лирика

Прелюдия

Душе не место в тесноте слободки,

где узких улиц пережаты вены,

где спорят насмерть из-за лишней сотки

скупые куркули-аборигены.

Те, что дешёвый хлам влекут в лабазы

и молятся на крепкие задвижки,

а если в небе высмотрят алмазы,

жалеют, что не спрятать их в кубышки.

За ставнями чадят вполглаза плошки,

На улочках отбросы и болото;

а коль поманит яркий свет в окошке,

по грязи к нему топать неохота.

Ввысь Лафин Джек, пугая крохоборов,

лети, душа, на поиски пассата!

Пускай проломит лабиринт заборов

форштевень развесёлого фрегата!

Промчись, мой парус, над унылой стынью,

на волю! к вечной тайне окоёма!

И да прольётся небо звонкой синью

сквозь брешь проделанного мной пролома.

Этот далёкий несбыточный лес (соавтор - фотограф Александра Alex Павленко)

Надо решиться, от дел отрешиться,

Умчаться из дома на поиск чудес,

Вспомнить, как долго тебе уже снится

Этот далёкий несбыточный лес.

Лугом некошеным, пустошью росною

Путь в колоннаду янтарных стволов.

Мхами и хвоей неслышною поступью

Выйдешь к воде средь густых ивняков.

Светлою небылью белые лебеди

Гладью озёрной неслышно плывут.

В годы счастливые и в лихолетие

Знай — в дальней заводи лебеди ждут.

Меж листьев кувшинок глазами большими

Царевна-лягушка всё ищет стрелу…

Напрасно — царевичи вывелись ныне,

Стреле не мелькнуть в её тихом углу.

В глуши сокровенной, у края вселенной,

День этот до дόнца испей, до конца…

И, чтобы вернуться сюда непременно —

Отправь горсть монет в тишину озерца.

…Надо решиться, от дел отрешиться,

Пусть все вопросы утратят свой вес,

Город забудется, как небылица,

Былью пусть станет несбыточный лес...

Панорамы Паганеля (совместно с фотографом Паганелем)

Просторно солнцу на холмах,

А ниже — люди-человеки

В холмах — зелёных берегах

Пустили каменные реки.

Нырнули в них и там живут,

Катаясь на железных змеях,

И чёрт-те что едят и пьют,

И дышат чёрт-те чем, чумея.

Но есть такие своенравцы,

Но есть такие чудаки —

На волю любят выбираться

Из плена каменной реки.

Идут в леса и лезут в горы,

Часами смотрят, присмирев,

На неба синего просторы

И пьют дыхание дерев.

Душой взлетают над землёю,

Туда, где воздух свеж и стыл,

Обидно им, что за спиною

Недостаёт могучих крыл…

…Так и мой друг, хороший малый,

Не любит каменного дна,

Все горы он облазил, шалый,

Что видел — рассказал сполна.

Вечер перед грозой

Под вечер, на пламя заката,

Сбираются грузные тучи,

Идущей грозы канонада

Вдали громыхает тягуче.

Умчавшийся было ветер

Вернулся ерошить кроны,

И кущи покорных ветел

Воде отдают поклоны.

Летит далеко над рекою

Скрипенье усталых уключин,

А ветер тревожит волною

Приволье речных излучин.

Фата-морганою робкой

Крадётся туман по низинам,

Где ёжик ежиной тропкой

Спешит по делам ежиным.

Паденье багряного диска

Отрадно ночному зверю,

Но тучи, склонившись низко,

Готовы оплакать потерю.

Молчанье пернатых певучих,

Напуганных скорой грозою;

Полёты мышей летучих

Посланцев из палеозоя …

Вот гром прокатился упруго,

Метнулись зарницы, разлоги,

И крупные капли туго

Ударили в пыль дороги.

Осенние мотивы (совместно с фотографом Александрой Alex Павленко)

Мы бредём, в руке рука, праздные и тихие.

Осень дарит тёплый день киевским горам,

осень в гости позвалà в рощи темноликие,

златотканые ковры постелила нам.

Принимай же этот дар, дар неброской радости,

день последнего тепла, чистый как алмаз,

с высоты холмов и лет, без замысловатости,

день как год и год как жизнь видятся сейчас.

Солнцу подставляй лицо, насладись мгновеньями,

Знаешь, завтра ведь придут, душу бередя,

серебром по золоту, заморозки первые,

серебристым инеем — меткой ноября...

Но пока — высокая синева окрестная

слышит, как над рощами, городом, рекой

пилигримы белые, странники небесные,

по тропе невидимой манят за собой...

Юмор, пародии

Крокет (Английское)

* Крокет (croquet) — спортивная игра,

участники которой ударами деревянных молотков проводят шары через воротца, расставленные на площадке в определённом порядке.

Пастор Джонс и пастор Браун, вечерком, закончив службу,

Шли на луг и там стучали молотками дотемна*.

И ничто не омрачало двух отцов духовных дружбу,

Но была одна загвоздка, несуразица одна:

Пастор Браун был степенный, чтимый паствою священник,

Добродетельный, непьющий, вовсе не из болтунов;

Ну, а пастор Джонс, напротив, не такой уж был смиренник,

Весельчак, не против выпить, да к тому же сквернослов.

Как порой в игре бывает, шар не попадал в воротца,

И при каждой неудаче пастор Джонс провозглашал:

«Вот ведь, черт! Опять промазал! Экий раз не удаётся!

Видно, строит козни дьявол, разанафемский нахал!»

Огорчался пастор Браун, молвил, головой качая:

«Зря лукавого Вы всуе поминаете, отец,

Самому себе вредите, грех на душу добавляя,

Час придёт и Вас Всевышний покарает, наконец!»

Пастор Джонс, крестясь смиренно, соглашался с моралистом,

Только, снова промахнувшись, наущенья забывал:

«Чёрт возьми! Опять промазал! Сладу нет с этим нечистым!

Сызнова толкнул под руку, распроклятый Велиал!»

Гром раздался в небе чистом, молния на землю пала

Был испепелён мгновенно Божьим пламенем с небес…

…Нет, не пастор Джонс, досталось вдруг другому клерикалу,

Правоверный умер Браун — вот он был, а вот исчез…

Пастор Джонс, в остолбененье, обомлел, глаза тараща,

Что за странная развязка, непредвиденный финал…

Но, негаданно-нежданно, в полной тишине звенящей,

«Вот ведь, чёрт! Опять промазал!» — с неба бас прогрохотал...

День НЕ (к празднику Народного Единства РФ)

Весь народ наш коммунальный

И до слёз родной,

Славлю песней величальной

В этот выходной.

Собирайтесь вместе, братья,

За одним столом,

Другу распахнём объятья,

Хором подпоём.

Веселись, народ единый!

Пусть из края в край

Раздаётся клич любимый:

«Вася, наливай!»

Вот чечен ползёт на берег,

Точит свой кинжал —

Резать колбасу доверим,

Раз уж забежал.

Стопки наполняй, татарин…

Как это — «нельзя»?

Тыщу лет знакомы, парень,

Всё фасонишь, мля…

Не ломайся, как девица,

Кислый, как кизил…

Аль забыл, как материться

Ты нас всех учил?

Пей, коль с нами солидарен,

Если ты мужик!

Хоть ты чукча, хоть татарин,

Хоть ваще кумык.

Ханты, ненцы, кабардинцы,

Нынче, раз на год,

В День НАРОДНОГО ЕДИНСТВА,

Мы — один народ!

Олигарх и бомж с вокзала,

Токарь и банкир,

Стриптизёры, сталевары —

Все за Русский Мир!

Абрамович и Миронов,

Обнявшúсь, сидят;

Нургалиеву Лимонов,

Как родному, рад;

А Зюганов с Новодворской

Пляшут рок-н-ролл…

Красота! Жаль, Жириновский

Обувь мыть ушёл…

Славен праздник побратимства

Под крылом ЕдР’ы.

День Народного Единства!

Не хухры-мухры...

Персидское (по мотивам Обейда Закани)

Шах одной страны восточной

От державных дел устал —

Скучен стал владыке прочный

Распорядок поурочный

И гарем немилым стал.

Жаждой перемен пылая,

Он велит седлать коня,

Доезжачих собирает,

Гончих и борзых скликает,

На охоту торопя.

Целый день в холмах пологих

Свита дюжих молодцов

Гонит зайцев быстроногих,

И газелей круторогих,

И клыкастых кабанов…

Вот, стремясь настигнуть серну,

Шах от всадников ушёл,

Заплутал неимоверно,

Опечалился чрезмерно,

Но! На хижину набрёл…

А в невзрачном том жилище,

Ветхом, крытом камышом,

Жил пустынник, дéрвиш нищий,

Гостю предложил он пищу,

Сладким угостил вином.

Чашу первую напитка

Шах , отведав, похвалил:

«Как бы жизнь была безлика,

Если б в рай эту калитку

Виноград нам не дарил!»

Разлилось тепло по венам,

Шах, освоившись, сказал:

«Что ж, спасибо этим стенам,

Но хозяин их, наверно,

Вряд ли путника узнал…

Знай же, дéрвиш хлебосольный,

Что послал тебе аллах

Человека из пристойных,

Я придворный из достойных,

В ком души не чает шах!»

А старик уже, с поклоном,

Наливает по-второй…

Шах испил, и новым тоном,

Не простым себя придворным

Объявляет наш герой:

«Знаешь, я не просто воин,

Трон хранящий день за днём,

Я наград всех удостоен,

Шахства стерегу устои —

Я ведь — главный визирь в нём!»

И до дна, единым махом,

Третью чашу осушив,

Гость открылся пред монахом,

И назвал себя он шахом…

Тут старик проговорил:

«Нам вино даёт усладу,

Силу, резвость придаёт.

Но, с умом его пить надо —

Если выпьешь многовато,

То на пользу не пойдёт.

Мне велит святой обычай

Гостя щедро накормить.

Ты ж — не стань врагом приличий,

Хвастуном, греха добычей,

Кушай, но довольно пить!

Пьёшь по-первой — ты придворный,

Визирем — вторую пьёшь,

После третьей — шах ты гордый,

Если выпьешь по-четвертой,

Кем себя ты назовёшь?

Назовёшь себя всевышним?»

И старик убрал кувшин.

Тут далёкий топот быстрый

Собеседникам стал слышным,

Вместе с говором людским.

Долго ль, коротко скакали —

Невредимого вполне

Слуги шаха отыскали…

Тот сказал: «Теперь едва ли,

Ты дерзнёшь не верить мне…»

Отвечал монах негромко:

«Верю, что и говорить…

Правда, верю с оговоркой:

Пусть ты шах! Но по-четвёртой

Собирался всё же пить…»

•••

Прочь умчалась свита шумно,

Топот смолк и лай собак…

День сменился ночью лунной,

А старик высокоумно

Бормотал под нос вот так:

«Трижды выпил я с бахвалом —

Шаха наяву узрел…

Может быть, ишак я старый,

Зря ЧЕТВЁРТУЮ пиалу

Наливать не захотел?»...

••••

Как нам предки завещали,

Истину в вине искали

Их наследники веками…

Но всегда не в том бокале…

Ода дуракам

Дураки не уходят в отставку!

В добродетели дурням зачту —

Не за почести и не за ставку

Пребывают они на посту.

Но достоин придурок почёта,

Раз, как знамя, несёт до конца

Незатейливый ум идиота,

Легковерную душу глупца.

Он залогом стабильности служит!

Верно линию держит дурак —

Там, где умник мозги себе сушит,

Дураку всё понятно и так.

Исчезают проблемы, бледнея

Пред святою его правотой,

Убегает тоска, зеленея,

Выпадают сомненья в отстой.

Не дурак создал порох когда-то,

В атом влез, раздолбавши ядро...

И, когда разобраться, ребята,

Глупым быть — это даже мудрó!

Если б не было химии, ядов,

Мин, реакторов, чипов, реле,

Самолётов, ракет и снарядов

Меньше стало бы бед на Земле!

Да и Павел, который апостол,

Сообщал, что, скорее всего,

Мудрость мира сего очень просто

Может стать и безумством его.

Много пало б народных кумиров,

Окочурился бы шоубиз,

Если б стало поменьше дебилов,

Если дурни бы перевелись.

Кабы не было лохов, Мавроди

Побирушничал бы у мирян,

Глоба гайки крутил на заводе,

И повесился бы Петросян.

И политикам стало бы туго

Без надёжных дубовых ребят —

Ведь из их необъятного круга

Формируется электорат.

Неспроста на планете все страны

Честно празднуют День Дурака,

И признайте, нисколько не странно,

Что «Дня Умного» нету пока!

Вот моя деревня

Вот моя деревня;

Вот мой дом родной;

Вот качусь я в санках

По горе крутой…

Иван Суриков (1841 — 1880)

ВОТ МОЯ ДЕРЕВНЯ

Вот моя деревня,

Вот мой дом родной,

Вот лежу я пьяный

В поле за скирдой.

В небе раздаётся

Жаворонка звон,

А по жилам бродит

Крепкий самогон.

Где мой верный трактор,

Не могу понять —

Далеко умчался,

В поле не слыхать.

Пробую подняться,

Подавляя стон,

Падаю обратно…

Прав был дед Ньютон!

Встал, хоть и шатаясь,

Но к земле родной

Веки так и тянет

Силой неземной.

Силуэт нечёткий

Вижу, вот-те раз,

Через амбразуру

Чуть открытых глаз.

Говорю: «Земеля!

Ты бы мне помог

Добрести до дома.

Подсоби, браток!»

Но… молчит, как рыба,

Странный персонаж,

Видно, сильно гордый…

До зазнайства аж.

Я и так, и этак,

Лаской, матерком…

Нет, молчит. Как будто

Говорю с пеньком.

Вот полез я в драку,

Наглеца браня…

Только...присмотрелся...

ЭТО Ж ТЕНЬ МОЯ!

Иллюстрация: Максимов К.М., 1954 г "Сашка-тракторист"

Почему крокодилы плачут

(О братьях наших меньших)

Багровым душным вечером в саванне,

Вдоль Папы-Нила, голубой реки,

Разносит ветер горькие стенанья —

То крокодилы воют от тоски.

От горьких слёз вода белеет в Ниле,

Рис вянет на пологих берегах,

И мумия в ненайденной могиле

Ворочается, будто на углЯх.

«Эх, люди, вы конкретные дебилы,

Что ж нас не приручили… ё-моё…»

— Так горько причитают крокодилы,

И сплёвывают кости и шмотьё…

Что за кони мне попались... (пародия)

Ах вы, кони, рыжи, белы, серы,

Своему не выберу покров.

«Проскакал на розовом…» — Есенин,

А на красном — с Водкиным — Петров.

………………………………

Ах вы кони, загнанные кони,

Вы бы верно поняли меня.

Но, скорей, боюсь, меня догонит

Темный всадник бледного коня

Балинченко UNISAUND Оксана

Мои кони

На коне на розовом Есенин

Раз скакал, стихи под нос бубня.

Гулкой ранью увидал весенней,

Как купают красного коня.

Посмотрел Серёжа взором кротким,

С утреца страдая бодуном:

Вот Петров, а вот, сдаётся, Водкин…

А как присмотреться — два в одном…

Он поник кудрявой головою

И спросил купальщиков нагих:

«Эй, вы, двое! Грустно с перепою…

Не сообразим ли на троих?»

А в ответ услышал: «Что ты, паря…

Нас с тобою двое здесь всего!

А, чтоб «на троих», вот хрень какая,

Нам ишо бы надыть одного…»

В трауре два творческих титана…

(или всё же три?... не, чёрт-те что…)

Но, на счастье, шла в сельпо Оксана,

Чтобы присмотреть коню пальто.

«Будешь третьей? Ты, да я, да Водкин,

А Петров, тот, кажется, не пьёт…»

«Рупь домажу» — говорит молодка, —

«Мил ты мне, кудрявый рифмоплёт!»

Табуном подались к магазину,

Глядь — к Оксане кто-то пристаёт.

Но того отшили, образину:

«Пить на четверых? Лишь пачкать рот!»

…Вечерком плелась домой Оксана,

Так и не купив коню покров…

Сзади крался (иль казалось спьяну?)

То ли бледный конь, то ли Петров…

Белеет что-то одиноко... (пародия)

Что-то идеей вытекло.

Ищешь в ручье изъяны.

Хочешь здоровой критики,

А вылезут критиканы.

И нет, чтобы было что-то

Важное для течения...

Плюются себе в воду,

На лоб натянув значение.

Бессильны пред правдой голою,

Висят над водою дымом

И злятся они, бесполые,

Что ты проплываешь мимо.

Алексей Смирнов "Критиканы"

/

Снова идея вытекла,

Как из худого крана.

Ищет Поэт аналитика,

Боже! Не дай критикана!

В вытекшем ищет значение

Стойкий Поэт. Всё дотошнее

Переливает творение

Он из пустого в порожнее.

Плещется в лужице махонькой,

Грезит волной трёхметровою…

А критиканам — всё хаханьки,

Ржут, истуканы дубовые!

Лужа страшна маломерностью,

Плавать в ней — вещь невесёлая...

Пузом по дну, над поверхностью

Грубо торчит правда голая…

Да видали мы Далú... (пародия)

Увы, Дали не Левитан,

Не Рафаэль, не Репин —

Я от его картин не пьян

И не согрет искусством этим.

(Эрнст Саприцкий

)

Скажу вам, братцы, не тая:

Сюрреализмом этим

Не будешь сыт, тем паче, пьян…

Вот — то ли дело — Репин…

Знал, что писал, он парень свой:

Бывало, весь в печали,

Плетёшься, как бурлак, домой…

Придёшь, а там — «Не ждали»…

— Где был?! На выставке?! Ага,

Так по тебе и видно!

(Не понимают ни фига

Искусства, что обидно…)

От Рериха тащусь, друзья,

Балдею от Брюллова,

Перовым упиваюсь я,

В дымину, право слово…

Эх, Рафаэль или Серов —

От них не жди разводки.

И Водкин прёт (тот, что Петров),

Похлеще всякой водки!

А иногда и Левитан

Идёт весьма прилично,

Взглянул на «Март» — считай, стакан

Опорожнил «Столичной».

Ну, а Дали, хоть и кумир,

И нет его известней,

А не вставляет, черт возьми!

Ну… ни в глазý…хоть тресни…

************

Да, с выставкой не повезло.

Но… греет мысль одна:

Вернусь я трезвый, как стекло,

Возрадуйся, жена!

Каким ты был, таким ты и остался... (эпиграмма)

Когда я был маленьким-маленьким,

Купили мне тёплые валенки!

Я в них выползал на завалинку,

Когда я был маленьким-маленьким!

Тогда я был солнышком — солнышком!

Ещё я был заинькой-заинькой!

И был я чуть больше, чем зёрнышко,

Когда я был маленьким-маленьким!

А.Ратушный /

Когда Поэт был маленьким,

Как валяный сапог,

Он ползал по завалинкам

(Ходить ещё не мог)

Вползал, сопя и пукая

И бабушкам глухим

Рассказывал, агукая…

Что? Кажется — стихи.

*****

Как много перьев сломано

Им за десятки лет…

Теперь цивилизовано

Куёт стихи Поэт.

Несёт, по "клаве" стукая,

В тырнетовский простор,

Агукая и пукая,

Всё тот же детский вздор…

Хроники Прохожего

Марш "евроинтеграторов" (ноябрь 2013)

Давай отрастим себе зубы,

И когти приличных размеров,

А в руки возьмём ледорубы

(Надёжней они револьверов)!

Прихватим ляшковские вилы,

Знамёна натянем на палки,

Придумают нам заводилы

Крутые вопилки-кричалки.

Даёшь революцию снизу!

Достаточно жить, как попало!

Долой европейские визы!

Даёшь европейское сало!

Чем лучше мадьяры, поляки,

Балтийских чухонцев орава,

Чем наши орлы-гайдамаки,

Чем храбрых оуновцев слава?!

Нам много, поверьте, не надо:

Нам дайте законы, дороги,

А мы разрешим гей-парады,

Поднимем квартплату, налоги...

Сотрите нам ложную память

О прошлой совковой химере!

А мы Вас научим майданить

И статуи ставить Бандере...

Чуть-чуть приоткройте нам дверцу,

Рванём туда в темпе галопа.

Прижми поскорее нас к сердцу,

Родная маманя Европа!

****

Давай отрастим себе зубы,

Когтищи приличных размеров,

Во имя Европы-голубы

На тряпки порвём маловеров!

Апокалипсис 2014

Ангелы вздымали

Белые крылá,

Демоны бухали

Брагу из горлá.

Кто-то бил лампады,

Воровал елей...

В общем, всё, как надо,

Всё, как у людей.

C неба глас донёсся:

«Растуды-ити…

Грёбаные лоси,

Господи прости,

Всё у вас неладно,

Наперекосяк,

Всё неаккуратно,

Глупо и не так!

Не пора ль за дело

Взяться, дурачьё,

Вам не надоело

Прожигать житьё?»

И пошла работа,

Ну-ка, навались!

До седьмого пота

Изменяли жизнь:

Демоны вздымали

Чёрные крылá,

Ангелы бухали

Брагу из горлá...

Высохли лампады,

Ядом стал елей,

Лезут злые гады

Изо всех щелей.

В храмах обветшавших

Алтари пусты,

Над телами павших

Кельтские кресты.

Валит из разломов

Чёрный дым столбом —

Племя дуболомов

Подожгло свой дом.

А из поднебесья,

Громче и бодрей,

Раздаётся песня:

«Ит‘с олл райт, о’кей!»

Иллюстрация: Иван Хивренко, из серии "Апокалипсис" 2010

Переводы

Сара Тисдэйл "Похороненная любовь"

Больную схороню любовь

В лесу густом,

Высоком, тёмном, чтоб никто

Не знал о том.

Её оставлю без цветов

И без креста,

Поскольку были так горьки́

Её уста.

Охапку радостей найду,

Вовеки чтоб

К могилке позабыть пути

В лесной озноб.

На солнце простою́ весь день,

Под ветерком,

Всплакну лишь ночью, чтоб никто

Не знал о том…

Buried Love

I shall bury my weary Love

Beneath a tree,

In the forest tall and black

Where none can see.

I shall put no flowers at his head,

Nor stone at his feet,

For the mouth I loved so much

Was bittersweet.

I shall go no more to his grave,

For the woods are cold.

I shall gather as much of joy

As my hands can hold.

I shall stay all day in the sun

Where the wide winds blow,

But oh, I shall weep at night

When none will know.

Сара Тисдэйл "Мудрость"

Мудрость

Той ночью, раннею весной,

Лишь ветер и теней вуали

Услышали сквозь стылый сон

Всё, что мы так и не сказали.

Прошёл с тех пор десяток лет,

Вновь ход весны неотвратим,

Но если давний миг вернуть —

Мы точно так же промолчим.

Пусть так и не пришла весна,

Понять нам нынче суждено —

Своё теряем, но храним

То, чему сбыться не дано.

Wisdom

It was a night of early spring,

The winter-sleep was scarcely broken;

Around us shadows and the wind

Listened for what was never spoken.

Though half a score of years are gone,

Spring comes as sharply now as then---

But if we had it all to do

It would be done the same again.

It was a spring that never came,

But we have lived enough to know

What we have never had, remains;

It is the things we have that go.

Роберт Фрост "Остановка в лесу снежным вечером"

ОСТАНОВКА В ЛЕСУ СНЕЖНЫМ ВЕЧЕРОМ

Я знал — владелец этих мест

Живёт в селе, его я здесь

Не думал встретить, наблюдая,

Как снег окутывает лес.

Со мной лошадка не в ладу,

На белый лес, на лёд в пруду

Косилась: что за остановка

Темнейшим вечером в году?

Она, бубенчиком звеня,

Гадала, не ошибся ль я?

Но отвечал ей только ветер —

Пел, хлопья мягкие гоня.

А тёмный лес красив, глубок…

Но медлить больше я не мог —

Мой дом отсюда так далёк,

Мой дом отсюда так далёк...

Stopping by Woods on a Snowy Evening

Whose woods these are I think I know.

His house is in the village though;

He will not see me stopping here

To watch his woods fill up with snow.

My little horse must think it queer

To stop without a farmhouse near

Between the woods and, frozen lake

The darkest evening of the year.

He gives his harness bells a shake

To ask if there is some mistake.

The only other sound's the sweep

Of easy wind and downy flake.

The woods are lovely, dark and deep.

But I have promises to keep,

And miles to go before I sleep,

And miles to go before I sleep.

Роберт Фрост "Починка стены"

Есть в мире нечто, что не любит стен,

Весною грунт подтаявший вздымает,

И, солнцем поливая валуны,

Проделывает в огражденьях бреши.

Охотники добавили хлопот —

Ведь камня не оставили на камне,

Ходи теперь за ними и чини,

Там где они, за кроликом гоняясь,

Наделали проходов своим гончим.

Не уследишь, как возникают дыры,

Но каждою весною их находишь.

Я знать даю соседу за холмом,

И в тот же день мы ходим вдоль забора,

Чтобы меж нами обновить ограду.

Совместную ограду мы храним.

Упавший камень каждый будет поднят,

Один — как булка, словно шар — другой,

А чтоб держались, шепчем заклинанье:

«Лежи-ка здесь, когда мы отвернёмся!»

Булыжниками пальцы обдираем,

В азарте некой подвижной игры

Друг с другом. А потом доходим

До места, где забор совсем не нужен,

Где его сосны рядом с моим садом.

Не лазят яблони мои к нему

Чтоб шишки поедать, но он твердит:

«Хорош сосед, когда забор хороший».

Весна меня толкает озорная

Внушить ему понятие иное:

«Хорош забор лишь там, где есть коровы,

Но здесь ведь нету никаких коров?

Пред тем, как стену строить, мне б узнать,

Зачем и от кого я ограждаюсь,

Да и кому мешаю, есть ведь нечто

Неведомое, что не любит стену,

И хочет повалить.» Сказал бы: «Эльфы»,

Нет, то не эльфы, и я предпочел бы,

Чтобы и он так думал. Вот он прёт

Булыжники, их вознося на стену,

В руках по камню; как неандерталец,

Мне кажется, он в темноте крадётся,

И тень деревьев вовсе ни при чём.

Не изменив отцовскому завету,

Он, той же мысли верен, повторяет:

«Хорош сосед, когда забор хороший».

Mending Wall

Something there is that doesn't love a wall,

That sends the frozen-ground-swell under it,

And spills the upper boulders in the sun;

And makes gaps even two can pass abreast.

The work of hunters is another thing:

I have come after them and made repair

Where they have left not one stone on a stone,

But they would have the rabbit out of hiding,

To please the yelping dogs. The gaps I mean,

No one has seen them made or heard them made,

But at spring mending-time we find them there.

I let my neighbour know beyond the hill;

And on a day we meet to walk the line

And set the wall between us once again.

We keep the wall between us as we go.

To each the boulders that have fallen to each.

And some are loaves and some so nearly balls

We have to use a spell to make them balance;

"Stay where you are until our backs are turned!"

We wear our fingers rough with handling them.

Oh, just another kind of out-door game,

One on a side. It comes to little more:

There where it is we do not need the wall:

He is all pine and I am apple orchard.

My apple trees will never get across

And eat the cones under his pines, I tell him

He only says, "Good fences make good neighbours."

Spring is the mischief in me, and I wonder

If I could put a notion in his head:

" Why do they make good neighbours? Isn't it

Where there are cows? But here there are no cows.

Before I built a wall I'd ask to know

What I was walling in or walling out,

And to whom I was like to give offence

Something there is that doesn't love a wall,

That wants it down." I could say "Elves" to him,

But it's not elves exactly, and I'd rather

He said it for himself. I see him there

Bringing a stone grasped firmly by the top

In each hand, like an old-stone savage armed.

He moves in darkness as it seems to me,

Not of woods only and the shade of trees.

He will not go behind his father's saying,

And he likes having thought of it so well

He says again, "Good fences make good neighbours."

Генри Водсворт Лонгфелло "Дождливый день"

ДОЖДЛИВЫЙ ДЕНЬ

В день мрачный, тусклый и холодный,

Дождит, и ветер сумасбродный

Лозу стремясь сорвать на стенах обветшавших,

Порывом каждым добавляет листьев павших

И день уносит, мрачный и холодный.

Живу я холодно, ненастно,

Дождит. Хоть ветер рвёт напрасно

Воспоминания об обветшавшем прежнем,

Но вдаль уносит юности надежды

И дни, что холодно-ненастны.

Спокойно, сердце! Прочь роптанье;

Светило из-за туч прольёт сиянье;

Твоя судьба ничем не хуже каждой,

И в жизни должен дождь пройти однажды,

И пасмурные дни страданья.

THE RAINY DAY

The day is cold, and dark, and dreary

It rains, and the wind is never weary;

The vine still clings to the mouldering wall,

But at every gust the dead leaves fall,

And the day is dark and dreary.

My life is cold, and dark, and dreary;

It rains, and the wind is never weary;

My thoughts still cling to the mouldering Past,

But the hopes of youth fall thick in the blast,

And the days are dark and dreary.

Be still, sad heart! and cease repining;

Behind the clouds is the sun still shining;

Thy fate is the common fate of all,

Into each life some rain must fall,

Some days must be dark and dreary.

Рэдъярд Киплинг "Сила собаки"

СИЛА СОБАКИ

Много печалей обычным путём —

От рода людского мы познаём;

И, если имеем печалей запас,

Зачем же добавочных ищем для нас?

Братья и сёстры, нельзя не сказать:

Собака способна вам сердце порвать.

Купишь щенка и за деньги свои

Купишь ты преданность верной любви,

Трёпку задашь, иль погладишь его —

Ты совершенство! Ты божество!

Только нечестно сейчас не сказать:

Собака способна вам сердце порвать.

Природа отмерит четырнадцать лет,

Там — астма, припадки и опухоль вслед,

В глазах коновала прочтешь приговор:

Пса — в душегубку иль выстрел в упор.

Тогда, поневоле — изволь выбирать —

Но… псу своё сердце ты дал растерзать.

Тому существу и каприз твой был мил,

Скулил он, встречая... И вот вдруг застыл…

Душа, что тебя понимала всегда,

Уходит навечно, идёт в никуда,

Как им дорожил, ты сумеешь понять,

Как сердце собаке ты дал растерзать.

Печали — довольно обычны для нас,

Когда прах хороним того, кто угас —

Любимые нам не навечно даны,

За малый процент мы берём их взаймы.

И скорбь не зависит порой от того,

Мы долго иль кратко любили его.

Кредит, хоть короткий, хоть долгий — всё плох,

И всё же придётся выплачивать долг…

Зачем же, пред тем, как на небо уйдём,

Мы сердце собакам терзать отдаём?

The Power Of The Dog

by Rudyard Kipling

There is sorrow enough in the natural way

From men and women to fill our day;

And when we are certain of sorrow in store,

Why do we always arrange for more?

Brothers and Sisters, I bid you beware

Of giving your heart to a dog to tear.

Buy a pup and your money will buy

Love unflinching that cannot lie —

Perfect passion and worship fed

By a kick in the ribs or a pat on the head.

Nevertheless it is hardly fair

To risk your heart for a dog to tear.

When the fourteen years which Nature permits

Are closing in asthma, or tumour, or fits,

And the vet's unspoken prescription runs

To lethal chambers or loaded guns,

Then you will find — it's your own affair —

But...you've given your heart for a dog to tear.

When the body that lived at your single will,

With its whimper of welcome, is stilled (how still!);

When the spirit that answered your every mood

Is gone — wherever it goes — for good,

You will discover how much you care,

And will give your heart for the dog to tear.

We've sorrow enough in the natural way,

When it comes to burying Christian clay.

Our loves are not given, but only lent,

At compound interest of cent per cent.

Though it is not always the case, I believe,

That the longer we've kept 'em, the more do we grieve:

For, when debts are payable, right or wrong,

A short-time loan is as bad as a long —

So why in Heaven (before we are there)

Should we give our hearts to a dog to tear?

Рэдъярд Киплинг "Киска поёт у огня"

Киска взлетает на дерево прытко,

Киска поёт у огня.

Но, даже играя пробкой на нитке,

Тешит себя, не меня.

Мне больше по нраву Бинки, мой пёс —

Он знает и кто он, и чей.

Ведь он Первый Друг, навсегда и всерьёз,

С времён первобытных людей.

Киска и Пятницей может побыть,

Но (вовсе не так, как он)

Лапки свои не захочет мочить

(Чтоб след отыскал Робинзон).

Будет царапаться, рваться из рук,

Кричать, распушится чуднó...

Вот Бинки — мой истинный Первый Друг —

Он в играх со мной заодно.

Киска потрётся о ноги мои,

Когда отправляюсь я спать;

Но тут же умчится гулять до зари,

Стоит мне лечь в кровать.

Притворщица Киска, мне ли не знать,

Хитрее не сыщешь вокруг.

А Бинки в ногах моих будет спать,

Ведь он — мой Первейший Друг!

"Pussy can sit by the fire..."

PUSSY can sit by the fire and sing,

Pussy can climb a tree,

Or play with a silly old cork and string

To 'muse herself, not me.

But I like Binkie my dog, because

He knows how to behave;

So, Binkie's the same as the First Friend was,

And I am the Man in the Cave.

Pussy will play man-Friday till

It's time to wet her paw

And make her walk on the window-sill

(For the footprint Crusoe saw);

Then she fluffles her tail and mews,

And scratches and won't attend.

But Binkie will play whatever I choose,

And he is my true First Friend!

Pussy will rub my knees with her head

Pretending she loves me hard;

But the very minute I go to my bed

Pussy runs out in the yard,

And there she stays till the morning-light;

So I know it is only pretend;

But Binkie, he snores at my feet all night,

And he is my Firstest Friend!

Вильям Вордсворт "Вот котёнок на стене"

Вот котёнок на стене

Ловит листья. В тишине

Опадают — посмотри —

С вязов старых — раз...

два...

три...

Будто бы водоворот

Утром ясным их влечёт,

Воздух холоден и чист,

Вьётся, кружит палый лист.

Каждый листик — парашют,

И под ними вниз плывут,

Сильфы* с феями, вращаясь,

В мир подземный направляясь,

Немы, глазу не видны,

Исчезают до весны.

Ну, а Тэбби — вся в комок

Сжалась...целится... бросок!

На листок, на его братца,

Любо с жёлтыми играться.

Много их…один всего…

А сейчас — ни одного…

Страсти пламенной размах

В её огненных глазах!

В пол тигриного прыжка

Прерывает лёт листка,

Настигает, чтоб опять

Отпустить, и вновь поймать.

С четырьмя, войдя во вкус,

Будто фокусник-индус,

Управляется, легка,

От печалей далека.

Тэбби не нужна толпа

Говорлива и глупа,

И зачем, скажите, ей

Восхищение людей

Красотой её прыжка?

See the Kitten on the Wall

by Wm. Wordsworth

See the kitten on the wall,

Sporting with the leaves that fall.

Withered leaves — one — two — three

From the lofty elder tree.

Though the calm and frosty air,

Of this morning bright and fair.

Eddying round and round they sink,

Softly, slowly; one might think.

From the motions that are made,

Every little leaf conveyed

Sylph or Faery hither tending,

To this lower world descending.

Each invisible and mute,

In his wavering parachute.

But the Kitten, how she starts,

Crouches, stretches, paws, and darts!

First at one, and then its fellow,

Just as light and just as yellow.

There are many now — now one,

Now they stop and there are none.

What intenseness of desire,

In her upward eye of fire!

With a tiger-leap half-way,

Now she meets the coming prey.

Lets it go as fast, and then;

Has it in her power again.

Now she works with three or four,

Like an Indian conjurer;

Quick as he in feats of art,

Far beyond in joy of heart.

Where her antics played in the eye,

Of a thousand standers-by,

Clapping hands with shout and stare,

What would little Tabby care

For the plaudits of the crowd?

____________

* Сильфы — в средневековом фольклоре духи воздуха. Существо впервые описано алхимиком Парацельсом в качестве элементаля Воздуха. Женских особей называют сильфидами.

Вильям Вордсворт "Строки, написанные неподалеку от дома..."

Строки, написанные неподалеку от дома и

переданные моим мальчиком той, к кому они были обращены

Как в марте, в первый тёплый день,

Минуты слаще, чем доселе!

Малиновка выводит трель

В моём дворе на ели.

Благословенье ветерка

Несёт свою отраду воле —

Горам, нагим ещё лесам,

Траве в зелёном поле.

Прошу, сестра, не откажи

На мой призыв ответить —

Закончив завтрак, поспеши

На луг, где солнце светит.

Попроще платьице надень,

Безделью не ищи причин,

Молю, книг не бери! Весь день

Мы лени посвятим.

Безрадостен житейский круг

В листках календаря.

Мы новый год начнём, мой друг,

От нынешнего дня.

От сердца к сердцу пусть идут

Любовь и возрожденье,

Всем людям и земле несут

Иные ощущенья.

Дороже многих лет трудов

Сегодня миг единый.

И разум чары пить готов

Поры неповторимой.

Сердца сумеют сотворить

Закон негромкий свой:

Отныне мы должны хранить

Сегодняшний настрой.

Изведав благодатных сил

От неба и земли,

Души закон мы утвердим:

Жить музыкой любви.

Попроще платьице надень,

Пойдём, моя сестра, пойдём!

Книг не бери с собой: весь день

В покое проведём.

Lines Written at a Small Distance from My House

and Sent by My Little Boy to the Person to Whom

They Were Addressed

It is the first mild day of March:

Each minute sweeter than before

The redbreast sings from the tall larch

That stands beside our door.

There is a blessing in the air,

Which seems a sense of joy to yield

To the bare trees, and mountains bare,

And grass in the green field.

My sister! ('tis a wish of mine)

Now that our morning meal is done,

Make haste, your morning task resign;

Come forth and feel the sun.

Edward will come with you; — and, pray,

Put on with speed your woodland dress;

And bring no book: for this one day

We'll give to idleness.

No joyless forms shall regulate

Our living calendar:

We from to-day, my Friend, will date

The opening of the year.

Love, now a universal birth,

From heart to heart is stealing,

From earth to man, from man to earth:

— It is the hour of feeling.

One moment now may give us more

Than years of toiling reason:

Our minds shall drink at every pore

The spirit of the season.

Some silent laws our hearts will make,

Which they shall long obey:

We for the year to come may take

Our temper from to-day.

And from the blessed power that rolls

About, below, above,

We'll frame the measure of our souls:

They shall be tuned to love.

Then come, my Sister! come, I pray,

With speed put on your woodland dress;

And bring no book: for this one day

We'll give to idleness.

Роберт Бернс "В горах моё сердце"

В горах моё сердце, оно не со мной,

За диким оленем несётся стрелой,

За быстрой косулей бежит по следам…

В горах моё сердце, оттуда я сам.

Прощайте, Нагорья, мой Север, прощай,

Отечество доблести, гордый мой край;

Но верность утёсам родимой земли

Беру я навечно в скитанья свои.

Прощайте же, снежные шапки вершин,

Ущелья, и зелень предгорных долин,

И цепкие ели на склонах хребта,

Ручьёв громогласных, прощай, чистота.

В горах моё сердце, оно не со мной,

За диким оленем несётся стрелой,

За быстрой косулей бежит по следам…

В горах моё сердце, оттуда я сам.

My heart's in the Highlands, my heart is not here,

My heart's in the Highlands a-chasing the deer —

A-chasing the wild deer, and following the roe;

My heart's in the Highlands, wherever I go.

Farewell to the Highlands, farewell to the North

The birth place of Valour, the country of Worth;

Wherever I wander, wherever I rove,

The hills of the Highlands for ever I love.

Farewell to the mountains high cover'd with snow;

Farewell to the straths and green valleys below;

Farewell to the forrests and wild-hanging woods;

Farwell to the torrents and loud-pouring floods.

My heart's in the Highlands, my heart is not here,

My heart's in the Highlands a-chasing the deer

Chasing the wild deer, and following the roe;

My heart's in the Highlands, whereever I go.

Р.Л.Стивенсон "Осенние огни"

Посмотри: садами,

Уходя в холмы,

От костров верхами

Тянутся дымы.

Лето миновало

С буйством трав былым…

Над огнём над алым

Реет серый дым.

Ярко песня спета

У любой поры —

Как цветы у лета

Осени костры!

Autumn Fires

In the other gardens

And all up the vale,

From the autumn bonfires

See the smoke trail.

Pleasant summer over

And all the summer flowers,

The red fire blazes,

The gray smoke towers.

Sing a song of seasons!

Something bright in all,

Flowers in the summer

Fires in the fall!

Р.Л.Стивенсон "Фонарщик"

Почти готов на кухне чай, и солнца свет угас.

Пора на Лири мне взглянуть в вечерний этот час;

Смотрю, пока не собралúсь родные за столом,

Как с лестницей и фонарём он ходит за окном.

Кому судьба в моря идти, а кто-то водит кэб,

А кто, как мой отец, банкир. У каждого свой хлеб.

Но в день, когда я дорасту до выбора пути,

О, Лири, зажигать огни хочу с тобой пойти!

Ведь это счастье, коль горит фонарь перед жильём,

А Лири и его зажжёт, и множество потом;

Он со стремянкою своей уходит в тишине…

О, Лири! Задержись, кивни ты мальчику в окне!

The Lamplighter

My tea is nearly ready and the sun has left the sky.

It's time to take the window to see Leerie going by;

For every night at teatime and before you take your seat,

With lantern and with ladder he comes posting up the street.

Now Tom would be a driver and Maria go to sea,

And my papa's a banker and as rich as he can be;

But I, when I am stronger and can choose what I'm to do,

O Leerie, I'll go round at night and light the lamps with you!

For we are very lucky, with a lamp before the door,

And Leerie stops to light it as he lights so many more;

And oh! before you hurry by with ladder and with light;

O Leerie, see a little child and nod to him to-night!

Примечания

Оглавление