«Лягушка-царевна»
Царством некоторым встарь
Своенравный правил царь.
Пировать любил он очень,
Пировал и дни и ночи,
И за пиром у стола
Он вершил свои дела.
А царица, не скучая,
Всем хозяйством заправляя,
За пять первых брачных лет
Принесла на белый свет
Трёх детей. И, сыновьями
Похваляясь пред гостями,
Каждый раз богатый пир
Царь давал на целый мир.
Выше старшего – Антона,
Крепче среднего – Сафрона,
Вырос третий сын – Иван.
И кудряв он, и румян,
И удачлив, и приветлив,
На ученье скор и сметлив,
В играх, плясках – удалец,
В битвах – первый молодец.
Скоро сказка говорится,
Да и время быстро мчится.
Двадцать с лишним лет прошло –
Словно в море утекло.
Как-то раз, когда в светлице
Царь беседовал с царицей,
Три царевича вошли,
Поклонились до земли,
Да и стали молча рядом.
Глянул царь пытливым взглядом,
Видит – смотрят неспроста,
Словно совесть нечиста.
Сыновьям он молвит: «Ну-ка,
Что у вас там за докука?
Или плохи пироги?
Иль сносились сапоги?
Иль затеяли забаву –
В поле ехать на облаву,
Иль в поход на басурман?
Говори хоть ты, Иван».
Тут Иван вперёд выходит
И такую речь заводит:
«Царь-отец, царица-мать!
Не извольте в гнев принять.
Мы живём у вас раздольно,
И всего у нас довольно.
Не плохи нам пироги,
Не сносились сапоги,
Не нужны нам и забавы –
Ни звериные облавы,
Ни поход на басурман…
Правда, есть у нас изъян,
Иль, вернее, недохватка,
Да другого, вишь, порядка
Это… к этому… к тому…» -
«Ничего я не пойму, -
Перебил тут царь Ивана. –
Говоришь ты больно странно.
Отвечайте мне все враз:
Что за дело есть у вас
И чего вам не сидится?» -
«Царь-отец, дозволь жениться!» -
Отвечали все втроём,
На пол бухнув пред царём.
Мать с отцом переглянулись…
«Что вы, детки! Аль рехнулись?
Из пелёнок да в мужья!
Вот возьму-ка плётку я!..»
А они в ответ всё то же:
«Разреши жениться всё же.
Народим тебе внучат –
Сам же после будешь рад».
Царь с царицей так и эдак,
Те – своё. И напоследок
Царь-отец промолвил так:
«Дело это – не пустяк.
Утро будет мудренее –
Спать ложитесь поскорее.
Утром – все на царский двор,
Там и кончим разговор».
Подобрав кафтанов полы,
Братья чинно встали с пола,
Поклонились до земли,
Повернулись и ушли.
Утром только цветом алым
Зорька в небе запылала,
А уж братья тут как тут –
На дворе царёвом ждут.
Пробуждается столица.
Вот и царь, а с ним царица.
Сыновей он подозвал
И такую речь держал:
«Мы с царицей ночь не спали,
Долго думали-гадали
И решили, наконец –
Под венец так под венец!
Раз уж так – скорей за дело:
Принесите самострелы!» -
«А на кой они нам ляд?» -
Сыновья тут говорят.
«Приказал – так, значит, нужно.
Ну, живее!» Братья дружно
С места бросились тотчас
Исполнять царёв приказ.
Притащили самострелы,
Стрел колчан набрали целый,
Ждут, что дальше скажет царь,
Их отец и государь.
«Эва, - молвил тот, - куда там
Столько стрел!.. Одной на брата
Вам довольно. Станьте врозь
Да стреляйте на авось.
А потом идите сами
За своими за стрелами:
Где найдёте стрелы, там
И невесты будут вам.
Пусть судьба распорядится –
Ведь недаром говорится:
Суженую и конём
Не объедешь нипочём».
Братья тотчас взяли в руки
Самострельчатые луки,
Наложили по стреле,
Стали твёрже на земле.
Тетивы их зазвенели,
Стрелы в воздухе пропели
И пропали вмиг из глаз.
«Ждут теперь невесты вас, -
Царь промолвил. – Отправляйтесь
Да без них не возвращайтесь!»
К югу старший брат, Антон,
За стрелой пошёл. Софрон
Был по праву руку брату
И направился к закату,
А Ванюша в путь потёк
Полевее – на восток.
Царь по случаю такому,
Дня не тратя попустому,
Ожидаючи троих,
Пировал за четверых…
…Старший сын спешит обратно;
Едет он с невестой знатной:
Дочь боярскую нашла
Легкокрылая стрела.
Вот четвёртый день проходит.
Мать с окошка глаз не сводит…
…Ввечеру во весь опор
Тройка мчит на царский двор.
Средний сын спешит с заката
В дом с невестою богатой:
Дочь купецкую нашла
Легкокрылая стрела…
Между тем Иван к востоку
Шёл да шёл, не зная сроку.
От села спешит к селу,
Ищет он свою стрелу…
…А места кругом всё глуше,
Встречный ветер свищет в уши,
Он несёт громады туч.
Всё пустынно, лес дремуч,
Да кустарник, да болото.
Уж и петь-то неохота!
«Ишь, проклятая стрела
В глушь какую завела!»
Вдруг он видит – у кусточка
На глухом болоте кочка,
А на ней стрела лежит,
Наконечником блестит.
На стреле сидит лягушка,
Сероспинка-белобрюшка.
Смотрит – глазом не моргнёт,
Словно здесь кого-то ждёт.
Подошёл царевич ближе,
Молвит с сердцем: «Вот поди же!
Знать бы – вовсе б не искал,
Сапоги лишь истаскал.
Шутит, вишь, судьба со мною…» -
И нагнулся за стрелою.
А лягушка в этот миг
На плечо к Ивану – прыг
Да ему по-человечьи
Говорит: «Иван-царевич,
Ты возьми меня с собой,
Отнеси меня домой.
Должен ты на мне жениться».
На неё Иван дивится:
От лягушки в первый раз
Человечий слышит сказ.
Пораздумался немного
Да в обратную дорогу
С лягушонкою пошёл –
Благо, не был груз тяжёл.
Ветер стих умчались тучи,
Расступился лес дремучий.
Путь назад куда как скор –
Вот пред ними царский двор.
К ним навстречу из светлицы
Выбегает мать-царица,
Бросив пир, спешит отец
Сына встретить наконец,
А за ним неторопливо,
Горделиво и спесиво
Братья старшие идут
И невест с собой ведут.
А Иван стоит невесел,
Буйну голову повесил.
«Где, Ванюша, долго был? –
Царь-отец его спросил. –
Есть ли вести о невесте?» –
«Был отсюда вёрст за двести.
Там в болотине стрела
Мне невесту и нашла…» -
«А кого ж?» - «Да, вишь, квакушку…»
И с плеча он снял лягушку.
Тут такое началось,
Что хоть просто сказку брось.
Кто кричит, а кто хохочет,
Мать бежать топиться хочет,
Братья в голос: «Ха-ха-ха!
Хорошо, что не блоха!»
И невесты их туда же:
«Что блоха!.. Лягушка гаже,
Во сто раз мерзей блохи!..»
«Ги-ги-ги!» да «хи-хи-хи!»
Царь-отец, на них не глядя,
Правой рученькой погладил
Лягушонку по спине
Да промолвил: «А по мне –
Не в лягушьей коже сила.
Коль судьба так рассудила,
Значит, дело в самый раз.
Обвенчаем нынче вас».
А как вечером венчали,
Из невест одну держали
Пред налоем и попом
На подносе золотом.
По скончанию обряда
Царь поздравил всех, как надо,
И сказал: «Ну, в добрый час!
А теперь даю наказ
Каждой дочке в одиночку –
По ковру расшить за ночку
Да по хлебу спечь к утру.
Вот тогда я разберу,
Хороша ли кто, плоха ли».
Две невестки заскучали,
Слыша это, но потом
Указательным перстом
На лягушку стали тыкать
Да опять над ней хихикать –
Мы, мол, вышьем да спечём,
А лягушка - нипочём.
Две невестки печь топили,
Тесто квасить становили –
Подойдёт, чай, до поры!
А покуда за ковры
Обе сели под лучиной
Да без дела над холстиной
Языком мололи час.
Притомились обе враз,
Одолела их зевота.
«Ох, вздремнуть охота что-то! -
Говорит одна другой. –
Нету мочи никакой!..»
…Поутру – и смех и грех! –
Кое-как да всё наспех
Да друг друга попрекая,
Принялись та и другая
Снова печку разжигать,
С пола тесто подбирать…
Впору бросить бы им дело,
Да блажная мысль засела,
Что лягушке всё равно
Шить и печь не суждено –
Значит, царь её осудит
И доволен ими будет.
А Иван повечеру
К своему пошёл двору,
На плече неся подружку -
То ль девицу, то ль лягушку.
Проклинаючи судьбу,
Он вошёл к себе в избу
Да на лавку опустился
«Лучше б я и не родился,
Чем терпеть такой позор!
Жил спокойно до сих пор –
Нет, пришла же дурь жениться!»
А лягушка суетится,
Так и скачет вкруг него,
Муженька-то своего.
Взял Иван лягушку в руки,
Приласкал её от скуки:
«Что ж нам делать-то, мой свет?»
А она ему в ответ
Молвит речью человечьей:
«Не горюй, Иван-царевич,
Не печалься, не томись,
Лучше спать скорей ложись.
Это дело – безделушка,
Не работа, а игрушка.
Я придумаю за ночь,
Как и в чём беде помочь».
Услыхав такие речи,
Ей не стал Иван перечить –
Лёг, разок-другой вздохнул,
Богатырским сном заснул.
А лягушка кувыркнулась,
Кожу сбросила, встряхнулась
И встаёт из кожи той
Свет-царевной молодой,
Василисою Прекрасной.
Встала краше зорьки ясной,
И румяна, и нежна,
Как берёзонька, стройна.
С пола кожу поднимает
Да за печь её бросает,
А потом в ладоши бьёт –
Мамку-нянюшку зовёт.
Дверь со скрипом растворилась,
Мамка-нянюшка явилась,
С нею десять молодых
Красных девушек сенных…
«Ох ты, мамушка родная,
Не управлюсь тут одна я.
Нужно мне в короткий срок
Для царя испечь пирог,
Вышить коврик для царицы».
Мамка молвит: «Потрудиться
Для тебя, душа моя,
Всякий час готова я,
Ты одна – моя забота!»
И пошла у них работа
В двадцать с лишним женских рук.
Дело делалось не вдруг,
По порядку, да с терпеньем,
Да с великим разуменьем.
А когда алел восток,
На столе стоял пирог
И лежал ковёр расшитый.
…Их царевна проводила,
За труды благодарила
И сказала: «Скоро, знать,
Позову тебя опять.
Уж прости, коль потревожу».
А потом надела кожу
Да лягушкой у стола
И сама вздремнуть легла.
Поутру лягушка рано
Поднялась будить Ивана.
Сел царевич и глядит –
Перед ним пирог стоит:
Целый город с теремами
Да с зубчатыми стенами;
В колоколенках церквей
Видны спины звонарей;
По углам - четыре башни,
И, чтоб было жить не страшно,
Этот город сторожа,
В башнях ходят сторожа.
Всё цветисто и красиво.
«Ну, кажись, такого дива
Не видал я отродясь», -
Говорит Иван дивясь.
Поглядел потом правее –
Так и ахнул: «Ну затея!
Это что ж?» Ковёр лежит,
Златом-серебром расшит,
А на том ковре всё царство –
Всё царёво государство.
Не ковёр, а чудеса!
Тут и море, и леса,
Пашни, степи, горы, долы,
Города, деревни, сёла,
Реки блещут бирюзой,
Птицы в зелени густой,
Зверь лесной таится в чаще –
Всё, как в жизни настоящей!
Три часа Иван сидел –
Всех чудес не разглядел.
А лягушка знай хлопочет –
Проводить Ивана хочет:
Царь, мол, ждёт – пора к нему.
«Если ж спросит, почему
Я с тобой не прискакала,
Объясни, что, мол, устала,
Ей подняться-то невмочь:
Ведь работала всю ночь,
Утомилась до упада –
Много ль ей, лягушке, надо!
Спит теперь без задних ног,
Добудиться, мол, не смог».
А тем часом в самом деле
Царь с царицею сидели
В лучшей горнице своей,
Поджидая сыновей.
Вот и входят к ним с поклоном
Сыновья – Антон с Софроном.
По ковру в руках у них –
Вроде тряпок половых.
Позади несут их жёны
Хлебы, наспех испечёны,
В виде двух больших лепёх.
И взглянуть-то не дай Бог –
До того лепёхи плохи.
Посмотрел царь на лепёхи,
Посмотрел царь на ковры,
Молвит: «Это вот дары!..
Я видал подарки всяки,
Да ведь хлеб-то ваш собаки
Есть не станут. Стыд и срам!..
Взять да бросить хлеб свиньям!
Эти ж грязные тряпицы,
Постирав, на половицы
За порогом разостлать,
Чтобы ноги вытирать.
Ай, невестки! Удружили!»
Сыновья тут затужили,
А их жёнам нипочём
Срам такой перед царём:
«Поглядим-ка те игрушки,
Что получит от лягушки.
Вот где не было б стыда!
Посмеёмся мы тогда!..»
Только так перешепнулись,
Двери тихо распахнулись,
Глядь – Иван стоит в дверях.
Царь с царицей «ах!» да «ах!».
На серебряном подносе
Он пирог в палату вносит,
На плече висит ковёр,
На ковре – цветной узор.
Царь работу не ославил,
Взял пирог, на стол поставил,
Чтобы всяк увидеть мог
Знаменитый тот пирог…
…А ковёр каков!.. Царица
На него не наглядится.
Златом-серебром расшит,
Он, как солнышко, горит…
…От ковра царица-мать
Глаз не может оторвать.
А невестки смотрят – злятся:
«Надо ж было просчитаться!..»…
Говорит тут мать-царица:
«Где же наша мастерица?
Почему, сынок родной,
Ты не взял её с собой?»
Объяснил царевич дело,
Как лягушка повелела:
«Ей подняться-то невмочь,
Ведь работала всю ночь,
Утомилась до упада –
Много ль ей, лягушке, надо!
Спит теперь без задних ног,
Добудиться я не смог». –
«Ничего! Пусть отоспится, -
Молвил царь. – А мастерица
У тебя и впрямь она!
Будет золото-жена.
А теперь, хоть нынче будни,
Приходите пополудни
С нами вместе пировать –
Я гостей хочу созвать».
Тут невестки вновь хихикать,
На Ивана пальцем тыкать:
Удивит-де, мол, гостей
Он лягушкою своей…
В дом Иван пришёл невесел,
Буйну голову повесил.
А лягушка говорит:
«Что, Иванушка, сердит?
В чем, скажи, твои печали?
Иль подарки подгуляли?
Не хорош царю пирог,
Иль ковром он пренебрёг?
Что сидишь, как на погосте?»
А Иван ей: «Просит в гости
Царь-отец. Он ласков был,
За подарки похвалил,
Да приду на пир с тобою,
С лягушонкою рябою, -
Засмеют на целый свет;
Отказаться ж нам не след».
Говорит ему лягушка:
«Это дело – безделушка!
Ты на пир один иди
Да царя предупреди,
Что лягушка, мол, хлопочет,
Приодеться к пиру хочет,
Чтоб на пире пред царём
Не ударить в грязь лицом.
А как станет мать-царица
Приглашать за стол садиться,
Вдруг раздастся стук и гром, -
Успокой гостей на том,
Что гремит, мол, коробчонка,
В коробчонке – лягушонка».
Делать нечего, Иван
Обрядился в свой кафтан
Да на пир один явился.
Царь к нему и обратился:
«А твоя лягушка что ж?
Иль ей пир наш не хорош?»
Объяснил царевич дело,
Как лягушка повелела:
«Я, отец, пришёл вперёд,
А она сейчас придёт.
Лягушонка всё хлопочет,
Приодеться к пиру хочет,
Чтоб на пире на твоём
Не ударить в грязь лицом».
…Приглашает всех царица
За почётный пир садиться.
Вдруг раздался стук и гром,
Словно рушится весь дом.
Царь с царицей побледнели,
Гости на пол так и сели,
Сам Иван едва стоит,
Да гостям и говорит,
Что гремит, мол, коробчонка,
В коробчонке – лягушонка!
Все – к окну. А за стеной
В колымаге расписной,
Златоверхой, среброспицей,
С удалым, лихим возницей,
Василису кони мчат,
Подковами грохоча.
Арапчонок на запятках,
Бубенцы на всех лошадках,
Колокольчик дорогой
Под серебряной дугой.
У крыльца возница бойко
Осадил лихую тройку,
И царевна, наконец,
Входит в царский во дворец.
Вот идёт – светлее света,
В шёлк и бархат разодета,
Косы русые до пят,
Ленты алые горят,
Ручки – в перстнях драгоценных,
Ножки – в туфельках отменных,
Шея – в ясных жемчугах,
Серьги-яхонты в ушах.
Лёгкий стан – что стебель гибкий,
Губы светятся улыбкой,
Из очей – снопы лучей
Красна солнышка ярчей.
Царь с царицей с места встали,
Гости рты поразевали
И дивятся в простоте
Небывалой красоте.
А Иван опешил разом,
Словно ум зашёл за разум,
Еле справился с собой
Да к царевне молодой
Поскорей пошёл навстречу,
Встретил ласковою речью,
Взял за ручку и повёл
Василисушку за стол.
Гости пили, пировали –
Глаз с царевны не спускали.
Царь с царицею-женой
Говорили с ней одной.
А царевна не чинится –
Ест, и пьёт, и веселится.
Выпьет чарочку вина
Да в рукав сольёт со дна,
Косточку лебяжью сгложет
Да в другой рукав положит.
Пошептавшись меж собой,
Две невестки вперебой
Сами стали делать то же –
Пригодится, мол, быть может:
«Лягушонка для царя
Это делает не зря…»…
Пир кончается богатый –
Гусляры идут в палаты…
…На весёлый складный лад,
Сами гусли говорят!
И под голос их напевный
В лёгкий пляс пошла царевна.
Взмыла правым рукавом –
Перед створчатым окном
За одно мгновенье ока
Пруд раскинулся широко.
Левой ручкой повела –
И по пруду поплыла,
Белизною крыл блистая,
Лебедей сребристых стая –
Несказанная краса!
Ахают на чудеса
Царь с царицею и гости.
А невестки в ярой злости
Мечут искрами из глаз
И пустились сами в пляс.
Пляшут, топают ногами,
Размахались рукавами,
Всех гостей-то за столом
Позабрызгали вином,
А как косточки бросали,
Так в глаза царю попали
И царице прямо в нос.
Царь того не перенёс,
И, разгневавшись нещадно,
Впредь чтоб было неповадно,
Двух невесток тотчас он
В наказанье выгнал вон.
А Иван сидел угрюмо
Да такую думал думу,
Глаз с царевны не сводя:
«Как бы, с пира-то уйдя,
Раскрасавица-подружка
Вновь не сделалась лягушкой,
Кожу вздевши на себя!
Ин, спасу-ка я тебя –
Побегу да эту кожу
Лягушачью уничтожу,
И останешься тогда
Ты царевной навсегда».
Так и сделал, как задумал,
Потихонечку, без шума…
Только кожа запылала,
Василиса и вбежала.
Нету кожи, где была,
В печке – пепел да зола…
Подкосились резвы ножки.
«Подождал бы ты немножко, -
Тихо молвила она, -
И была б я спасена!
Знай – в лягушку злым Кощеем,
Колдуном и чародеем,
На год я превращена.
Через день от колдуна
Я б навек освободилась,
В кожу больше б не рядилась.
Колдовства бы срок истёк,
Если б кожу ты не сжёг.
А теперь в волшебном царстве,
В тридесятом государстве,
У Кощея в терему
Я должна служить ему,
Быть Кощеевой рабою.
Нету счастья мне с тобою!..»
Обняла Ивана раз
И исчезла вмиг из глаз.
Постоял Иван, горюя,
Да решил: «Пойду к царю я.
Коль наказан – поделом!
Буду бить царю челом
Да просить благословенья
И царёва разрешенья
На Кощея мне идти,
Чтоб Кощея извести».
Разузнавши, что случилось,
Мать-царица огорчилась…
Царь-отец сказал, однако:
«Знаю я, Кощей – собака,
Душегуб и лиходей.
Много он сгубил людей.
Коль тебе, Иван, расправа
С ним удастся – честь и слава!
За решение хвалю.
Подойди – благословлю».
Вот царевич снарядился
И в далёкий путь пустился.
Год прошёл, прошло и два.
Третий раз растёт трава,
Третий раз цветут деревья,
Третий раз идёт кочевье
Перелётных с юга птиц,
А Кощеевых границ
По неведомой причине
Что-то нету и в помине.
Вот на третьем на году
И попал Иван в беду:
Он с пути-дороги сбился –
В глухомани заблудился.
Бродит по лесу три дня
Без еды и без огня.
Лес всё диче, глуше, гуще –
Нет конца проклятой пуще,
Ни тропинки, ни жилья,
Ни пернатых, ни зверья.
Наконец, совсем измучен,
Сел Иван в лесу дремучем
На осиновый пенёк:
«Видно, час мой недалёк…
Не бывать в родимом доме!..»
Слышит, чащу кто-то ломит.
Встал царевич поглядеть –
Перед ним большой медведь.
«Я брожу в лесу без пищи,
А меня тут пища ищет!» -
Лук схватив, сказал Иван
Да скорее за колчан…
…Вдруг медведь, разинув пасть,
Молвит речью человечьей:
«Не стреляй, Иван-царевич!
Дорога мне жизнь моя, -
Пригожусь тебе и я».
Подивившись этой речи,
Вскинул вновь Иван за плечи
Лук с тугою тетивой.
«Ладно, - молвит, - бог с тобой!
Потерплю ещё немножко…»
Пожевал Иван морошки,
Подкрепился тем чуть-чуть
И пустился дальше в путь.
Глядь, виднеется лужайка,
На лужайке серый зайка,
Длинноухий и косой,
Растянулся под сосной.
«Я в лесу без пищи рыщу,
А меня жаркое ищет!» -
Лук схватив, сказал Иван
Да скорее за колчан…
…Вдруг зайчишка говорит
Чистой речью человечьей:
«Не стреляй, Иван-царевич!
Дорога мне жизнь моя, -
Пригожусь тебе и я».
Подивившись этой речи,
Вскинул вновь Иван за плечи
Лук с тугою тетивой.
«Ладно, - молвит, - бог с тобой!
Мне ещё не вовсе плохо».
Съел лишайничка да моха,
Подкрепился тем чуть-чуть
И пустился дальше в путь.
Тропка кажет путь Ивану
На зелёную поляну;
Посреди поляны той
Озерцо блестит водой;
Камыши растут высоко,
Шелестит листом осока,
И, краса озёрных вод,
Сизый селезень плывёт.
«Я измаялся без пищи,
А меня тут пища ищет!» -
Лук схватив, сказал Иван
Да скорее за колчан…
…Вдруг Ивану говорит
Птица речью человечьей:
«Не стреляй, Иван-царевич!
Дорога мне жизнь моя, -
Пригожусь тебе и я».
Подивившись этой речи,
Вскинул вновь Иван за плечи
Лук с тугою тетивой.
«Ладно, - молвит, - бог с тобой!
Мне попить – и то годится».
Зачерпнул Иван водицы,
Да и дальше в путь потёк
Через реденький лесок.
Вот последние кусточки,
И царевич из лесочка
Вышел на берег к реке.
На прибрежном на песке
Видит он большую щуку.
Взял царевич щуку в руку,
Да и молвит сам себе:
«Вот спасибо-то судьбе!
Без еды терплю я муки,
А еда плывёт мне в руки».
Острый нож он достаёт.
Вдруг и щука, в свой черёд,
Молвит речью человечьей:
«Не губи, Иван-царевич!
Дорога мне жизнь моя, -
Пригожусь тебе и я».
Тут совсем Иван дивится –
Ну, добро бы зверь иль птица,
А то рыба обо всём
Молвит русским языком.
Говорит он щуке чудной:
«Мне удел достался трудный –
Я Кощея здесь ищу,
Коль поможешь, отпущу».
Тут ему сказала щука:
«Не простая это штука,
Знает путь одна Яга,
Деревянная нога»…
… «Как же мне найти Ягу?» -
«Это я сказать могу.
За рекою есть опушка,
На опушке той избушка –
Просто чудо из чудес:
К людям задом, дверью в лес,
И стоит на курьих ножках.
Крикни ты избе в окошко:
«Обернись сюда лицом,
Задом в лес, ко мне крыльцом!»…
Всё пошло по речи щучьей,
За рекой быстротекучей,
Где густой лежал туман,
Разыскал избу Иван –
Дверью в лес, на курьих ножках.
Подошёл, взглянул в окошко
Да как гаркнет во всю мочь,
Чтобы робость превозмочь:
«Эй, по щучьему веленью,
Моему соизволенью,
Обернись сюда лицом,
Задом в лес, ко мне крыльцом!»
Как сказал, так и случилось:
Вмиг изба оборотилась,
И царевич внутрь вошёл.
Видит печку, лавку, стол,
Слышит бабий голос с печи:
«Чей тут запах человечий?
Прочь отсюда, русский дух!»
Отвечал царевич вслух:
«Кабы честь была у бабы,
Меня баба не гнала бы.
Накормила б поскорей –
Я не ел уж десять дней;
Накормила б, напоила,
Отдохнуть бы уложила,
А потом у молодца
Расспросила б про отца,
Да что мать, да как невеста,
Да зачем в глухое место
Этот молодец попал…»
Словом, в стыд Ягу вогнал…
…Накормила, напоила,
Спать на лавку уложила.
Отдохнул он, а потом
Рассказал ей обо всём
И спросил, как поскорее
Разыскать ему Кощея.
И ответила Яга:
«Жизнь Кощею дорога,
Не напрасно так ведётся,
Что Бессмертным он зовётся:
Смерть он держит взаперти.
Надо смерть его найти,
И тогда конец Кощею,
Душегубу и злодею.
Вот тебе веретено –
Доведёт тебя оно
Вплоть до синего до моря.
Дуб стоит у лукоморья,
На дубу – корявый сук,
На суку висит сундук,
Спит в нём заяц тупорылый,
В зайце утка белокрыла,
В утке той яйцо лежит,
А в яйце игла блестит.
Заколдована иголка:
У иголки стоит только
Отломать один конец –
Тут Кощею и конец»…
…Помня древнюю указку,
За совет, приют да ласку
Ей Иван поклоны бьёт,
С веретёнцем в путь идёт.
Покатилось веретёнце
По тропинке против солнца.
Вслед Иванушка потёк,
Под собой не чуя ног.
Долго ль, коротко ль то было,
Много ль дней, ночей уплыло,
Но настал желанный миг –
Лукоморья он достиг.
Только, вишь, какое горе:
Дуб стоит у лукоморья,
На дубу – корявый сук,
На суку висит сундук,
Да висит под облаками –
Не достать его руками,
Не добраться одному…
Вдруг медведь бежит к нему.
Булл могуч он и проворен,
Он подрыл у дуба корень,
Дуб свалился, треснул сук,
Оземь брякнулся сундук.
А царевич чуть не плачет –
Из обломков заяц скачет,
Мчится серый прямо в лес.
Ан ему наперерез
Заяц выскочил из бора.
Вмиг догнал он зайца-вора,
Разодрал напополам.
А из зайца к небесам
Тотчас взмыла утка бела
Да над морем полетела,
Шею вытянув вперёд.
Белу утку, в свой черёд,
Сизый селезень сбивает
Да на части раздирает –
Только пух летит везде,
А яйцо уже в воде.
Вновь Иван у моря тужит,
Глядь, ему и щука служит –
Чинно к берегу плывёт
И яйцо в зубах несёт.
Взял царевич в белы руки
То яйцо у верной щуки,
Из яйца берёт иглу
Да ломает о скалу.
Тут конец пришёл Кощею,
Колдуну и лиходею,
Смертный час его настал!
А где раньше дуб стоял,
Пред Иваном снова диво:
Разукрашенный красиво,
Убран тонкою резьбой,
Весь прозрачный, кружевной,
Терем высится хрустальный,
У окна тиха, печальна
Василисушка сидит,
В даль далёкую глядит,
Ждёт и мамка с нею вместе
От Ивана доброй вести,
И хлопочут возле них
Десять девушек сенных.
Он царевну окликает,
А царевна выбегает
И стрелой летит с крыльца,
Чтобы встретить молодца...
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Лягушка-царевна», Редин Евгений Иванович
Всего 0 комментариев