От переводчика - Мири Яниковой:
Здесь приводятся переводы 77 стихотворений Рахели. Когда-то давно я издала первые переведенные мною 25 стихотворений тиражом 1000 экземляров. В этом сборничке было вот такое предисловие:
Россия начала XX века жила стихами. Они были духом времени, его неотъемлемой частью. Однако, сколько бы мы ни называли имен ярких талантов тех лет, творчество которых занимает большое место в наших домашних библиотеках, перечень будет неполным. Мы знаем, что многих из них судьба разметала по всем частям света, и сокровищница русской поэзии тех времен, возможно, еще таит от нас немалую часть своих богатств
Однако для российских евреев в начале XX века дух времени определялся еще и другими составляющими. Именно это и привело к тому, что стихи Рахели Блувштейн, родившейся в традиционной еврейской семье в Саратове в 1890 году, возвращаются к русскоязычному читателю в переводах с иврита.
Рахель закончила гимназию в Полтаве. В девятнадцать лет она уехала в Палестину. Поселившись в Реховоте, она сразу прекратила писать стихи на русском языке, - те, которые к тому времени уже были созданы, сегодня можно найти только в архивах. Она поставила перед собой цель, и этой целью было - погружение в иврит, до тех его глубин, в которых сможет проснуться вновь ее творчество.
Начался штурм языка. Она читала Танах, вслушивалась в речь малышей на улицах. Для нее наступила пора временного молчания. А в душе, влюбленной в пустынную землю, жила поэзия. Любовь к земле искала выхода - и Рахель поступила в женскую сельскохозяйственную школу и поселилась у озера Кинерет. Здесь прошли ее лучшие дни, которые она потом, будучи прикована к постели, неоднократно вспомнит в своих стихах.
В 1913 году она уехала во Францию, чтобы выучиться на дипломированного агронома. Она мечтала вернуться на свою землю специалистом. Грянувшая война нарушила ее планы. Путь в Палестину был закрыт.
И тогда Рахель направилась в Россию. Там она работала учительницей и писала на русском языке воспоминания о жизни на Кинерете. В 1919 году, на первом же корабле, вышедшем после войны в Палестину, она вернулась домой.
И сразу же дала себя знать болезнь - результат последних трудных и голодных лет. Поселившись в киббуце Дгания, она обнаружила, что не может больше заниматься тяжелым физическим трудом. Она переехала в Иерусалим, затем предприняла последнюю попытку найти себе дело в любимом краю - вернулась в Дганию, чтобы работать воспитательницей в детском саду. Но все сильнее тревожили ее симптомы туберкулеза, и вскоре ей пришлось покинуть свой любимый Кинерет навсегда.
Она жила в Иерусалиме, в Цфате, потом окончательно поселилась в Тель-Авиве. Она фактически была прикована к своей комнате, врачи запретили ей выходить из дому. Изредка она нарушала этот запрет. У нее было много друзей, и она не испытывала одиночества. Но ее тянуло в большой мир! И вот тогда-то и прорвалась плотина вынужденной немоты. Ее стихи начали появляться в 1925 году в приложении к газете "Давар" и вскоре превратились в нем во что-то вроде постоянной рубрики. Их ждали, к ним привыкли. Она переводила на иврит стихи русских поэтов, включая Пушкина, Ахматову. Древний иврит переживал в те времена свою бурную вторую молодость, и еврейское население Палестины буквально холило и лелеяло все явления духа, связанные со своим языком. Стихи же на иврите воспринимались, как лишнее подтверждение его жизненности.
Рахель умерла 16 апреля 1931 года в возрасте сорока лет. Свое поэтическое кредо она изложила в следующих словах: "Мне ясно, что в искусстве поэзии дух этого времени проявляется в простоте выражения. Простое выражение - это выражение самого первого шевеления лирической эмоции, выражение немедленное, то есть сделанное до того, как она успеет прикрыться нарядной шелковой одеждой и золотыми украшениями; выражение, свободное от литературности, затрагивающее сердце своей правдой, овевающее душу свежестью; способное выгравироваться в памяти, чтобы сопровождать нас в повседневной жизни; выражение, которое может внезапно "запеть" в душе... "
Песню Рахель на музыку Леви Шаара исполняют группы «Дудаим» и «Парварим».
ИЗ СБОРНИКА "ДОПОЛНЕНИЕ"
Странствие души
Вот закат начался…
А.Д.Гордону
Вот закат начался.
Как приход его скор!
Цвет золотой проник в небеса
и на вершины гор.
И почернели поля -
молча лежат.
Будет по ним тропка моя
молча бежать.
Но не позволю судьбе
безраздельно царить.
Буду за свет, за сиянье небес
с радостью благодарить.
* * *
Разве это конец, если видно вдали…
Разве это конец, если видно вдали,
как туман охраняет намеки чудес, -
зелень яркой травы и сиянье небес -
пока осени дни не пришли.
Подчинюсь приговору, приму этот крах,
ведь алеет закат и сияет рассвет,
и цветы улыбаются мне на тропах
прошлых лет.
* * *
Мы отправились в путь…
Мы отправились в путь,
был веселым вначале поход.
Мы отправились в путь,
чтобы встретить Царицы приход.
Но один за другим
проходили над нами года,
и один за другим
отставали друзья навсегда.
Ты ведь тоже уйдешь,
заплутавши средь этих путей.
Ты ведь тоже уйдешь, -
я останусь одна в пустоте.
И обманет родник -
в нем воды не окажется вдруг.
И обманет родник -
и тогда я от жажды умру.
Подчинись приговору
Подчинись, заглуши в себе сердца глас,
подчинись приговору и в этот раз.
Не борись.
Подчинись.
Там, на севере, снег покрывает поля,
а под ними весны ожидает земля -
В тишине.
В глубине.
Подчинись, заглуши в себе сердца глас,
уподобься траве, что под снегом спаслась.
Видит сны.
Ждет весны.
* * *
Лучше память горькую выгнать прочь…
Лучше память горькую выгнать прочь
и свободу себе вернуть,
отгоревших искр не ловить сквозь ночь,
к подаянью рук не тянуть.
Превратить во Вселенную душу свою,
и пребудет в ней кто-то один,
и опять обновить неразрывный союз
с небесами, с цветеньем долин.
* * *
Полночный вестник был в гостях…
Полночный вестник был в гостях,
у изголовья встал.
Нет плоти на его костях,
в глазницах - пустота.
И я узнала, что - пора,
и ветхий мост сожжен,
что между Завтра и Вчера
держала длань времен.
Он угрожал, гремела весть
сквозь смех, бросавший в дрожь:
"Последней будет эта песнь,
что ты сейчас поешь!"
* * *
И вот последний отголосок эха стих…
И вот последний отголосок эха стих,
от всех сокровищ не осталось ни следа,
и обнищало сразу сердце, и грустит
в оковах льда.
Как жить тому, кто забывает о былом,
как превозмочь ему перед грядущим страх?
Его не скроет больше память под крылом,
рассеяв мрак...
* * *
Вот встреча, полувстреча, быстрый взгляд…
Вот встреча, полувстреча, быстрый взгляд,
вот ты приветствие едва пробормотал, -
и сразу же сметает все подряд
лавина боли, счастья шквал.
И прорвана плотина забытья,
и бури не сдержать, не отдалить,
и на колени опускаюсь я,
и пью, чтоб жажду утолить...
Песня на музыку Х.Йовеля в исполнении Ханаха Йовеля, Дорит Реувени и Дани Каца
Грушевое дерево
Что такое весна?
Ты проснулся с утра -
и увидел грушу в цветенье.
И давившая прежде на плечи гора
исчезает в одно мгновенье.
Так пойми:
как же вечно грустить о цветке,
том, что осень сгубила давно,
если нынче весна
тебе дарит букет
и подносит прямо в окно?
Эхо
Залману
Там горы к небу поднялись -
в дали прошедших лет.
И с песней я взлетала ввысь,
кричала: "Кто там? Отзовись!" -
И эхо мне в ответ.
Померк тот свет, прошли года,
вершины стерлись те.
но эхо живо, как тогда,
ты крикни, и оно всегда
ответит в пустоте.
Когда беда приходит вдруг,
когда вокруг темно, -
как сохранить хотя бы звук,
хотя бы тень, пожатье рук,
пусть эхо лишь одно!..
В больнице
Мчатся тропы, сияет их белизна.
Что до этого мне, заключенной в палате?
Я стою тихонечко у окна.
Просто плачу.
Спросит врач: "Ты сегодня плакала, да?
Ты хотела увидеть, что там, за горой?"
И я улыбнусь: а ведь он угадал!
И я кивну головой.
* * *
Возьми в свои руки руку мою…
Возьми в свои руки руку мою
с любовью брата.
Мы оба знали: простреленному кораблю
нет к родным берегам возврата.
Единственный, я внимаю тебе,
сними кручину.
Мы оба знали: родных небес
не увидеть блудному сыну.
Бессонной ночью
А бессонной ночью - на сердце лед,
а бессонной ночью - ужасен гнет.
Протянуть ли руку - порвать ли нить?
Отступить?
А наутро - свет.
он на крыльях мчит,
и тихонько он
мне в окно стучит.
Не тяну я руку, не рву я нить.
Сердце!
Дай мне повременить!
* * *
Да, я такая: проста без затей…
Да, я такая:
проста без затей,
мысли мои тихи.
Люблю тишину,
и глаза детей,
и Франсиса Жама стихи.
Был пурпур мне ближе других цветов,
я жила среди горных вершин,
я была своей средь больших ветров
и своей - средь орлов больших.
Да, это было,
но это - ушло.
Меняются времена.
Душа носилась на крыльях орлов,
а нынче меня не узнать...
В пути
И вновь простор полей, и ветер вешний,
шаг невесом.
Так может, этот плен и этот ад кромешный -
лишь страшный сон?
Но ведь тогда и память об отрадах
и о дарах,
что узниках утешить были рады,
скользнет во мрак?
Так пусть кошмар и ад не гасят пламя
еще чуть-чуть,
чтоб этот малый свет не смог с тенями
прочь ускользнуть!..
* * *
Итак - конец и этим кандалам…
Итак - конец и этим кандалам.
Их прежде не брала любая сила -
теперь же скука их перепилила.
Итак, свобода. Как я к ней рвалась,
ее боялась...
Сердце же, однако,
не радо,
чтобы не сказать - готово плакать...
Его жена
Как ей просто его величать
его именем средь бела дня!
Ну, а я привыкла молчать,
чтобы голос не выдал меня.
Как ей просто шагать по земле
рядом с ним
ясным днем!
Ну, а я пробираюсь во мгле
и тайком.
Есть кольцо золотое у ней,
и алмазы на нем горят.
Но мои кандалы - тяжелей
во сто крат.
Исполняет Хава Альберштейн, музыка Авраама Пиаманта.
Печальный мотив
Различишь ли зов из своей дали,
различишь ли зов,
как ни страшна даль?
Он рыдает в сердце, в душе болит
и благословляет сквозь все года.
Через мир огромный ведут пути
и, сойдясь на миг, разойтись спешат,
и своей потери не обрести,
и стопы усталой неверен шаг.
Может статься, смерть стоит за дверьми,
и прощальных слез пора подошла,
но тебя - и в самый последний миг
буду ждать, как Рахель ждала.
Музыка Йоси Мустаки, исполняет Офра Хаза
Исполняют Арик Айнштейн, Шмулик Краус и Джози Кац
* * *
Раны пред вами свои обнажать…
Раны пред вами свои обнажать,
золото горечи - полную чашу! -
на сострадание ваше сменять
и на презрение ваше?
Вам предназначен - презрительный смех.
Силы собрав, проявлю я отвагу
и обозначу границу для всех:
"дальше - ни шагу!"
* * *
Вновь эти строки перед взором предстают…
Вновь эти строки перед взором предстают:
лист пожелтевший смят,
его чернила, выцветая, создают
былого аромат.
О чары памяти, о властная рука,
касания тепло!
Вот подан знак - и что-то вдруг издалека
вплотную подошло.
* * *
Так нежны, так чудесны объятья твои…
Так нежны, так чудесны объятья твои -
убаюкают, грусть унесут.
К лону милой земли приравняю я их,
ибо ужас не властвует тут.
Только женщина я! Как могу я одна?
И лоза, что к вершине ползет, -
без родного ствола ослабеет она
и, как я, на землю падет.
* * *
Пусть слиты губы, но сердца разделены…
"Мы как два волка плясали на цепи, и это мы называли любовью."
И.Эренбург
"Поставь меня печатью на сердце своем... "
Песнь песней
Пусть слиты губы, но сердца разделены,
сердца терзает страх.
В одних и тех же - волей рока - мы должны
плясать цепях.
Степным волкам лишь слышно, как звенят
их цепи - не дано им различать
молитвы и мольбы: "поставь меня
на сердце, как печать... "
* * *
Уходят силы прочь…
Уходят силы прочь.
Так постарайся мне помочь,
попробуй мне помочь!
Стань мостиком над пропастью тоски,
над бездной дней,
и постарайся мне помочь,
помочь душе моей.
Стань деревом, ручьем - в краю,
где тени нет и вод.
Попробуй мне помочь!
Ночь длится,
и далек восход.
Стань вестью радостной, лучом в ночи,
стань хлебом из печи!
Моей земле
Ни славословья,
ни возвышенной строки
не посвящала я тебе,
моя земля.
Лишь дуб посажен мной
на берегу реки,
лишь мной протоптана тропа
в твоих полях.
Я знаю, мать моя, -
и в том сомненья нет,
что скромен дар тебе
одной из дочерей:
лишь возглас радости,
когда прольется свет,
лишь слезы скрытые
над бедностью твоей.
Исполняет Гали Атари, музыка Дуди Мора.
Рахель
Наша кровь едина и души,
ее голос во мне поет.
Праматерь Рахель, пастушка,
пасла Лавана скот...
И поэтому дом мне тесен
и город ко мне суров -
никогда не забыть ее песен
для пустынных ветров.
Мне другой хранитель не нужен,
кто-то путь указал мне рукой, -
это память хранит мою душу
и покой.
* * *
Я всем довольна…
Я всем довольна! Теснота
поможет мне мечтать о дали,
и есть у осени цвета
любви и золотой печали.
Стихов прекрасные цветы
взрастают из тоски нетленной,
а золотой песок пустынь
летит с горы Нево священной.
Возмещение
Это слабое тело,
это сердце, что полно печали такой -
станут прахом земным они чуть погодя,
частью почвы, и с нею дождутся дождя,
и, смеясь, взлетят высоко.
С благодатным дождем я прорвусь к небесам -
через почву пройду,
стены гроба поправ,
и тогда загляну прямо зною в глаза
я глазами трав.
* * *
Пусть я десять раз сказала: "Хватит"…
Пусть я десять раз сказала: "Хватит",
десять раз "Свободна!" - прокричала,
но оковы прочность не утратят,
и опять начнется все сначала.
Вновь на сердце длать твоя сожмется, -
и отпустит, дав воспрять надежде.
Сердце затрепещет и забьется -
а потом умолкнет, как и прежде.
* * *
Та, которая следом за мною…
Та, которая следом за мною займет
в твоем сердце чужие покои,
и насытится горечью, сладкой как мед,
едкой сладостью - следом за мною,
та, другая -
заставит меня позабыть?
Или все ж прибежишь впопыхах,
чтоб опять теребить
этой горечи нить,
что в моих вплетена стихах?
Михаль
"И полюбила Михаль, дочь Саула, Давида... - и презрела его в сердце своем."
Книга Самуила, 1, II
О Михаль, ты сестра мне -
ведь связь поколений крепка,
и еще виноградник
полынью сухой не зарос,
и на платье твоем
не поблек еще пурпур полос,
золотые браслеты твои
мне звенят сквозь века.
Не однажды я видела,
как ты стоишь у окна,
и свободу и нежность
твои отражают черты.
О Михаль, о сестра,
я ведь тоже грустна, как и ты,
и, как ты,
на презренье к любимому осуждена.
* * *
Только стук дверей, только лязг замка…
Только стук дверей, только лязг замка -
и стихают шаги в ночи.
И к чему мой зов, и к чему тоска,
если ты их не различишь?
Так поставь же, гордость, на сердце знак,
горечь, душу мою залей,
потому что я одинока так,
как слепец среди площадей.
* * *
Все я вам поведала теперь…
Все я вам поведала теперь,
распахнула дверь.
В комнатах бродили чужаки,
указаньям следуя руки:
"Тут - пустые чаянья и месть,
а покой отчаяния - здесь.
Это - смотрит из угла
гордость, что растоптана была".
И случилось так:
ты был с ними, мой родной чужак.
Посмотрел, как все, и вышел прочь.
Я - в углу. Настала ночь.
"Вдруг", - мелькает мысль в тиши ночной, -
ничего и не было со мной?"
ИЗ СБОРНИКА "СО СТОРОНЫ"
Книга моих стихов
Те стоны мои в час нужды и печали -
от боли, от гнета оков, -
теперь ожерельями слов они стали
и белою книгой стихов.
Со всех тайников были сорваны дверцы,
расхищено то, что огнем
пылало в глубинах разбитого сердца,
в беспомощном сердце моем...
Исполняет Дани Гранот, музыка Наоми Шемер.
Преграды
Когда я была девчонкой,
я часто бывала грустна.
Ходила в одежде черной,
играла совсем одна.
Пусть лет промелькнула стая,
той девочки больше нет,
но вот - как прежде, грустна я,
и та же мета на мне.
Преграды - те же, что в детстве,
меж мной и людьми лежат,
но только в траур одето
не тело теперь, а душа.
Может быть
Может быть,
и придумала все это я?
И, как знать,
никогда я не мчалась с рассветом в поля,
отгоняя остатки сна?
Никогда,
никогда в эти длинные жаркие дни
не слыхали снопы, не слыхали поля,
как в устах моих песнь звенит?
В синеве твоих волн никогда не купалася я,
о, Кинерет родной,
мой Кинерет родной!
Ты-то - был?
Или сон это мой?
Музыка - Иегуда Шарет, исполняет Эстер Офарим
Цветы "быть может"
Прекрасны клумбы у меня в саду.
и выросли на них цветы "Быть может".
К садовничьему пристрастясь труду,
как я растила их! Как лезла я из кожи!
Я выставила стражу у ворот
и на ее рассчитывала верность.
Цветы хранила я от всех невзгод,
боясь, что в сад проникнет Достоверность.
Но та пробилась через семь оград,
и сразу приговор ужесточила,
и превратила в кладбище мой сад
и мой цветник - в могилы превратила.
Если Господня воля...
Если Господня воля -
мне на чужбине скитаться,
то, Кинерет, позволь мне
хоть в могиле рядом остаться.
Мы наконец-то вместе.
Здесь покой небывалый.
С поля несутся песни,
что я когда-то певала.
Здесь меня не забыли.
Здесь мой путь подытожен.
Дерево на могиле
благословляет прохожих.
Если Господня воля -
мне вдали от тебя скитаться, -
я вернусь, о Кинерет!
Позволь мне
хоть в могиле рядом остаться.
Место захоронения Рахель - на берегу Кинерета
Союз с эхом
Залману
Как союз между звуком и эхом,
так и наша с тобою связь.
Ей года и века - не помеха,
в сердце память живет, затаясь.
На вершине - двое.
как ветер,
весела она и легка,
ну, а он - черноглаз и светел,
как еврейский отрок в веках.
Он сказал:
"Как пастушьи свирели,
голос твой в Иудейских горах,
эти звуки не устарели,
и легенда та не стара".
Нас вели изгнанья путями,
эта доля совсем не легка.
Потому ли союзу меж нами
не помеха - года и века?
Закрытый сад
Чужому
Кто ты? Я тянусь рукой, но рядом
я твоих не ощущаю рук,
и глаза, с моим встречаясь взглядом,
прячутся, и в них сквозит испуг.
Каждый человек - как сад закрытый,
и к нему тропинка не лежит.
Жду, покуда на пустынных плитах
иссякает жизнь...
Музыка - Шуки, исполняют Шуки и Дорит
В городе
Я примирюсь - и грохот, и бетон
моя душа воспримет и поверит,
в чужой толпе не вспомню я о том,
что спит в душе, не прошепчу: "Кинерет!.. "
Лишь ночью, в час молчанья и тоски
я стану вспоминать и плакать стану,
когда страдание рвет сердце на куски,
когда болят закрывшиеся раны.
Мотив
Лишь для тебя они станут наградой,
лишь о тебе мои песни звучат:
штили и штормы, слезы и радость,
боль и услада, холод и чад.
Да, я ответа не знала доселе,
да, я почти-что мосты подожгла, -
сразу вернулись и снова запели:
ревность и ненависть, пламя и мгла.
И для тебя лишь симфония эта,
лишь о тебе сотни скрипок поют:
лживость тумана - и правда рассвета,
слезы и радость, боль и уют.
* * *
Вдруг проснуться, понять…
Вдруг проснуться, понять:
это было кошмаром,
лишь кошмаром, рожденным в тоске!
И опять, как вчера, ощутить твои чары
и почувствовать руку в руке.
Мы не предали наши с тобой идеалы,
мы храним этот давний завет,
и Кинерет родной, как большая пиала,
щедр, как прежде, и полон навек.
Мы навеки повязаны скрытою нитью,
самой прочной из прочных цепей.
То был просто кошмар,
а совсем не наитье.
О, скорей бы проснуться!
Скорей!
* * *
Руку жестом рассеянным ты перенес…
Руку жестом рассеянным ты перенес
мне на голову, и от тепла
непосильною ношей, тяжелой до слез
грусть на сердце внезапно легла.
Неужели безжалостный рок повелел
выпить чашу до дна нам с тобой?
Мы не ближе друг с другом на этой земле,
чем на небе звезда со звездой.
* * *
Рукой за милостью я тянусь…
Рукой за милостью я тянусь -
мне крошечный нужен кусок.
Мой вечер близок, на сердце грусть,
мой путь одинок.
От века глухи к чужой нужде
те, кто сыт и богат,
но как же нищему не разглядеть,
как голодает брат?
Бесплодная
Вот бы сыночка иметь довелось!
Был он черноволос.
Бродим в саду, не боимся росы -
я -
и мой сын.
Ури, мой свет и моя душа!
Имя, как капли ручья.
Черноволосого малыша
Ури - назвала бы я.
Буду молиться, как Хана в Шило,
и, как Рахель, страдать.
Буду его ждать.
Исполняет Хава Альберштейн на музыку Д. Хавкина
Исполняет А.Нини на музыку Д. Хавкина
Судьба
Стучащий в ворота упрямой рукою
давно изнемог.
И капает кровь, и сочится струею
на прочный замок.
Не слышит никто.
Где же сторож блуждает?
Так тихо -
как перед концом.
Я знаю:
спасенье мое опоздает,
и замертво я упаду на крыльцо.
Посещение
Хае
Осенним вечером на Родине, в палатке,
в которой пол - земля, и дыры есть в стене,
и где в углу белеет детская кроватка
и дали дальние - в окне...
Тяжелый труд, надежды, исступленье -
я ваша. Как опять вас обрести?..
...Вот дети подошли, застыли в изумленье:
зачем же тетя так грустит?..
Ночью
Ури
Письма брошены, и перепутан
их порядок. Как много их!
Я простерта над ними, как будто
та гадалка веков седых.
Только я, как она, назавтра
не пойду судьбу вопрошать,
потому что Бог отказался,
отказался мне помогать,
хоть и знает он сердце это,
ту печаль, что оно хранит.
Буду письма читать до рассвета,
пока буквы не стерлись на них.
Молчание
Земля молчит - и будто саван грудь окутал,
и будто сердце мне пронзил молчанья меч.
Но я покуда здесь и жду еще покуда,
и кровь стихов моих не прекращает течь.
Раз смерть молчит - умолкнем мы в ее объятьях,
настанет день - и путь прервется у черты,
но до чего же голос жизни нам приятен,
как звуки эха его ясны и чисты!
Могильным холодом в лицо молчанье дышит,
и ухмыляется чудовище в ночи.
Но я покуда здесь, покуда здесь, ты слышишь?
Срази меня словами! Только не молчи!
* * *
Я запомню навек…
Я запомню навек:
как испуганный конь,
колотится сердце в груди.
Будто в лунную ночь, всюду бледный огонь
и призрачный свет - впереди.
И внезапно почувствую вспышку в крови,
будто послан мне знак от огня.
Он напиться дает - и сгореть от любви,
окружает и душит меня.
При свете форточки
О, как же недолго со мною он пробыл -
тот луч, что скользнул сквозь стекло.
Уже не мечтаю отныне я, чтобы
здесь стало свежо и светло.
О солнце! О солнце! Блестящей оравой
твои рассыпались лучи.
Сверкали в росе и плясали на травах,
горели в заката печи.
Я знала, что дни опустеют без света.
В тоске подойду я к окну.
Как к памяти солнца, я к форточке этой
без всякой надежды прильну.
Женщина
Вот она от головы до пят,
вот ее забитый, тихий взгляд.
Преданность, унынье и мольба:
взгляд собаки битой иль раба.
Миг кристально чистый, ясный, узнанный,
хоть и полон,
скуп он на слова.
Тишина,
и лишь порыв обузданный:
господина руку целовать.
* * *
Назови моим именем дочь…
Назови моим именем дочь -
руку дай,
постарайся помочь.
Так печален в вечность уход!
И когда она подрастет,
то мою сиротливую песнь,
мой вечерний, грустный мотив -
в золотую звонкую весть,
в голос утра она превратит.
Нить порвалась - вплети ее им,
дочерям и внучкам твоим!
* * *
Тебе я, как прежде…
Тебе я, как прежде,
тебе - навека -
чужая, своя,
далека и близка.
Ты - рана на сердце, и невмоготу
краснеть и бледнеть, и взлетать в высоту.
Так вслушайся в глас, леденящий сердца!
К тебе, о тебе, от тебя - до конца...
Открылась дверь...
Открылась дверь и закрылась дверь.
Мираж сияет вдали,
и манит колодец.
Но, верь иль не верь,
им жажды не утолить.
Тюрьма - моя келья, и книга - нема,
и ширится ужас во мне.
И пусть я грешила - но я же сама
наказана Богом вдвойне!
* * *
Своею рукою…
Своею рукою! -
Так гордость велела.
Разорвана нить и мосты сожжены
своею рукой.
В сердце радость запела.
Так гордость велит.
Нож торчит из спины.
ИЗ СБОРНИКА "НЕВО"
* * *
Лишь о себе рассказать я смогла…
Лишь о себе рассказать я смогла.
Сжался мой мир, будто мир муравья.
Так же, как он, я и ношу несла,
так же, как он, надрывалася я.
Путь муравьишки к вершине желанной
долог, мучителен, труден вдвойне.
Ради забавы рука великана
все его чаянья сводит на нет.
Так же и путь мой - слезы и песни,
страх и молитвы Высшей Руке.
Что ж ты позвал меня, берег чудесный?
Что ж обманул ты, огонь вдалеке?
Исполняют Хава Альберштейн и Дани Гранот, музыка Авраама Пиаманта.
4 Адара, 5690
* * *
Столько доверия в сердце моем…
Столько доверия в сердце моем! -
Не испугаешь его листопадом,
благословит любые преграды -
осени плач за окном,
ветра бессилье, вечности мощь...
Сердце доверчиво, дальний ты мой!
* * *
В сердце сад есть заветный…
В сердце сад есть заветный,
ты вселен в заветный мой сад.
Заплелись твои ветви,
глубоко твои корни лежат.
Не смолкает, не стынет
в сердце до ночи птичий галдеж.
Это сад мой, и ты в нем
сотней жаворонков поешь.
Исполняет Нурит Гальрон, музыка Наоми Шемер
* * *
Все сказала я. Срок настал…
Все сказала я. Срок настал
виноград давить -
или душу.
Кровь течет,
как вино.
И вопит немота.
А ты даже не слушал.
Письмо
Все хорошо.
Секрет храню навеки
про счастье, что открылось и ушло.
Готова руку целовать я человеку,
что обижал и будет впредь мне делать зло.
Но вдруг в тиши -
есть миг жестокий, грубый,
есть миг, взрывающий покой и сонный плен,
когда мне хочется, чтоб затрубили трубы
и Страшный Суд свершился на земле.
Сосед
Его не видя, все же знаю точно
о том, что он вблизи, я не одна,
и бережет от ужасов полночных
квадратик света из его окна.
О, только бы мне знать, что кто-то рядом -
невидимый, но явственный, как свет,
и это знание - защита и ограда,
ладонь на лбу, прохлада и привет...
Иная печаль
Отодвинулись мгла с синевою,
дни и ночи ушли далеко.
Я устала. Глаза закрою,
посижу, отдохну немного.
Пелена чужбины упала,
и придвинулся вдруг безотчетно
образ тот, что во мне погребала
память дней и ночей бессчетных.
За борьбу, за сверканье стали -
ты прости! Мы запомним отныне,
что касанье иной печали
ранит больно, и память не стынет.
* * *
Моя хрупкая радость…
Моя хрупкая радость! Цветочек,
что взрастила с таким я трудом
на тяжелой безжизненной почве,
на пустынном наделе моем.
Моя хрупкая радость! Жестокий
тот закон мне известен давно:
если слез проливаешь потоки,
не создашь и росинки одной.
И дорога мне эта известна,
и другой уже не повстречать:
вспоминать, создавая песни,
вспоминать, грустить и молчать.
* * *
Книгу Йова раскрыла, читаю о нем…
Книгу Йова раскрыла, читаю о нем.
вот герой! Нас ведь тоже учили
видеть благо и пользу в страданье своем,
подчиняясь Всевышней силе.
Если б только уметь разговор нам живой,
как и он, вести благосклонно,
и устало склоняться, как он, головой,
и идти к Отцовскому лону...
Своими руками
"Своими руками -
так гордость велела..."
Я закрою дверь на замок,
я заброшу в море ключи,
чтоб мой дух смятенный не мог
на твой голос мчаться в ночи.
Знаю - ночи будут без снов,
знаю - дни покроет туман.
Утешенье мое - в одном:
это сделала я сама.
* * *
Я заберу себе взгляд твой нежный…
Я заберу себе взгляд твой нежный -
сверкающий смех, глухую тоску,
которым, как вспаханным полем безбрежным,
я вылечить бедное сердце смогу,
Я заберу себе взгляд твой нежный,
я заберу - и втисну в строку.
* * *
Не осуждай меня…
Не осуждай меня: да, я виновна.
Так отсрочь приговор и крах!
Возлюбить себя?
Ну что ж, безусловно,
я себе - главный враг!
Не уходи с испуганным взглядом,
и не плачь обо мне - смерть уйдет!
Лишь месть моя стрелы наполнила ядом,
в мое сердце стремит их полет.
Прежняя ночь
Нынче все по-иному - никто не поверит:
мы летим над землей, будто в сбывшихся снах.
Мы с тобою на яхте, сверкает Кинерет,
и над нами горит парусов белизна.
Мы когда-то сплетали из лунного света
тот фитиль, что навеки связал нас с тобой.
Все свершилось! Смотри: сон сбывается этот,
мы бредем золотою тропой.
Станет память кристальной водой родниковой,
давшей влагу сожженной земле.
Эта ночь - навсегда. Ее светом окован
ряд за нею тянувшихся лет.
Ночная дойка
В лунных бликах наш двор неровный.
По прохладе и тишине
поскорее бежим в коровник.
Дышит ровно корова во сне.
Как тепло она шевелится!
Как рогатый лоб ее крут!
Наши с нею судьбы сплелися
целым ворохом скрытых пут.
Цвета
Земли вспаханные чернеют,
воды утром горят синевой,
и проемы скал зеленеют
утверждающей жизнь травой.
А в ущелье сером смелеет,
розовеет цветок живой.
* * *
Буйную тропку в горах…
Буйную тропку в горах
должен ли ты обойти?
Чтобы увидеть твой страх -
где же мне силы найти?
Что же туман окружил,
горы окутал собой,
если сиянье вершин -
это награда за боль?
Нежность
Это кажется странным:
сквозь горечь от слез,
сквозь упреки и злые слова
из далекого прошлого ветер принес
шепот нежности, слышный едва.
Этот бой меж мужчиной и женщиной стар,
смертный бой, до исхода сил.
Потому что ты братом любимым мне стал,
потому что ты сыном мне был.
* * *
Никакие узы запретов…
"Есть разрешенное -
и есть запрещенное"
Никакие узы запретов
перед пламенем не устоят,
и, как стебель стремится к свету,
так тянусь за нежностью я.
Ты поникшую душу отыщешь
над судьбою и смертью моей...
Горе мне! От несчастной нищей
отведи свои взоры скорей!
* * *
Я хочу одного
Я хочу одного:
позабыть этот горестный миг,
и несчастного сердца,
в пустыне забытого, крик,
и вернуться и жить
на вчерашней земле золотой,
где растет мое дерево
над голубою водой.
* * *
Голос ветра холодного ночью возник…
Голос ветра холодного ночью возник,
голос ветра шепнул: "приготовься, сестра...";
Так прости! И прими, как и в прежние дни,
ношу горьких стихов, и усталость, и страх.
И по-прежнему будь мне опорой во тьме,
и, как прежде, утешь, и верни мне покой, -
недалекою ночью приблизится смерть
и закроет глаза ледяною рукой...
Мои мертвые
"Только мертвые не умрут."
Й.Ш.К.
Лишь они остались. Лишь они теперь
не пополнят список горестных потерь.
И на перепутье, на закате дня
призрачной толпою окружат меня.
И не разлучат нас долгие года.
Лишь потери наши - с нами навсегда.
33 песни на стихи Рахель:
-QgEUYCQrpPI
Комментарии к книге «Стихотворения Рахель в переводе М.Яниковой», Рахель Блувштейн
Всего 0 комментариев