«Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 1»

Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 1 (fb2) - Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 1 746K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Коллектив авторов

Коллектив авторов Поэтический форум

Вступление к Антологии современной петербургской поэзии «Поэтический форум»

Вы держите в своих руках уникальное издание – антологию петербургской поэзии «Поэтический форум». Её весомость – не только в большом количестве страниц и авторов. В ней впервые собраны под одной обложкой образцы поэзии многих объединений, входящих в литературную ассоциацию «Поэтический форум» при СП России, а также свободных от любых обществ поэтов.

Данная антология является составной частью большой, рассчитанной на перспективу работы редакторского коллектива. Осенью 2010 года в свет вышла антология поэзии членов Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России «Точка отсчёта» (директор проекта – Борис Орлов, редактор-составитель – Владимир Морозов). И хотя в ней был представлен широкий спектр самых различных по своему настроению, взглядам и творческой манере авторов, она никоим образом не может претендовать на всесторонний охват петербургской поэзии.

Настоящая антология – попытка показать творчество в основном «несоюзных» поэтов, среди которых множество истинно талантливых авторов – будущих членов писательских союзов. Это не менее мощный пласт русской поэзии, который, мы надеемся, может заинтересовать и простого читателя, и исследователя современной литературы.

Редакционный совет

Татьяна ЕГОРОВА

Русский язык

Пускай вековая усталость Сгибает мне плечи, но всё ж От предков с тобой нам достались Не только паденье и ложь, Не только невзгоды и беды, Но мудрость Божественных книг, А с ней передали нам деды Великое чудо – язык. Мы приняли это наследство: Разящее остро, как меч, Духовное мощное средство — Родимую русскую речь. И в сердце горит и трепещет Той речи горящая плоть. Звенит, словно колокол вещий: Мария, Россия, Господь! И вечное Божие Слово Нам благовествует о том, Что Церковь есть тело Христово, Что Русь – Богородицы дом. Живут в нашем русском народе Бессмертные эти слова, Как живы Кирилл и Мефодий, Как вера и слава жива.

Лилия АБДРАХМАНОВА

Где ты, мама, теперь?

Где ты, мама, теперь? Протестую Против тьмы, разделяющей нас. Буду помнить тебя как живую, Как с живой, говорю я сейчас… Буду думать, Что, может быть, ныне Мы на разных планетах живём. Только кто же из нас на чужбине? Я не ведаю, мама, о том.

В чём жизни суть?

В чём жизни суть? Где кроется секрет? Что означает форма человека? Удастся вряд ли до скончанья века Найти на это правильный ответ. Вопросам и познанью нет конца. Природа, видно, пошутила с нами. Вот, например, как ни верти глазами, А не увидишь своего лица.

Стихи улеглись на поверхность листа

Стихи улеглись на поверхность листа. Его геометрия очень проста: Длина, ширина да четыре угла — Вот плоскость листа, что стихи приняла. Лишь чудится взору, что строки бегут, — Застыли слова на бумажном снегу: Наверно, вот так в состоянии льда От странствий своих отдыхает вода. Но в чьей-то душе, я надеюсь, в свой срок Оттают потоки замёрзшие строк.

Меж двух небес

Нахлынула волна морская С привычным привкусом слезы, Меня в объятья принимая И многократно отражая Огонь небесной бирюзы. Перехватило дух, а тело, Сливаясь с гибкою водой, Как бы меж двух небес летело И вес не чувствовало свой.

Импровизация

На родину фламенко, словно птица, Я прилетела через три границы — За тридевять земель, на склоне лет Танцую так, что свет кругом искрится Под стук послушных пальцам кастаньет. Танцую так, как будто здесь, в Гранаде, Всегда жила и в праздничном наряде, Закутанная в кружева мантильи, Внимала зову страстной сигирийи. Хотя в моей крови Восток живёт И свой характер проявляет смело, Но почему Испания поёт В движеньях рук моих, В изгибах тела? Я думаю порою, что ответ Скрывается в пучине древних лет…

Тибетский лама

Казалось, что ему присуще безучастье, Но, руки протянув, он сжал моё запястье И долго продлевал свой жест прикосновенный, Как будто изучал пульсацию Вселенной. И на волне такой несуетливой встречи Узнала – есть покой. И в жизни быстротечной Есть календарь иной, что годы не считает, И время не течёт, а тает… тает… тает…

Пылал расплавленный асфальт

Пылал расплавленный асфальт, К подошвам туфель приставая. Немало лет тому назад Узнала я о нравах края, Где мне, не ведавшей вина, Грузины, угощая соком, Сказали: «Не ходи одна, Чтоб не украли ненароком.» Не забывается пора, Когда всё внове и впервые: И та тбилисская жара, Прохладная река Кура, Мужчин призывы озорные, Что голову кружат, как в вальсе, — Недолго так и до беды. Хранятся ль там мои следы, Запечатлённые в асфальте?

Стою во тьме. Вот поднята рука

Стою во тьме. Вот поднята рука. Но вдруг, себе самой на удивленье, Я вижу над своей рукой свеченье И серебристый свет до потолка! Откуда он? Беззвёздный мрак в окне. Все разошлись. Квартира опустела. И вот теперь дано наедине Моей душе с моим общаться телом.

Мой журнальный портрет

Мой журнальный портрет познакомился с миром, Может быть, побывала я чьим-то кумиром, — Фотографию ту в разных видели странах, Показали на теле — и киноэкранах. А недавно сказал мне знакомый поэт, Что мой снимок нашёл, заглянув в Интернет. В первый раз приезжая куда-то из дома, Удивляюсь порой, что мне местность знакома, Люди – тоже, как будто их видела где-то, Неустанно с журнального глядя портрета.

Воспоминание

Дрожа от ветра, Запахнусь в пальто. Горит листва, И небо ярко светит, Сквозя сквозь чёрных веток решето, Напоминая мне о пылком лете. Безмолвен стылый сквер. Бездонно небо, Гнездящееся синью меж ветвей. Куда текут года? Был или не был Тот день, тот час, Когда была твоей?

Прости

В моё лицо дохнула гарь вокзала — Живучий запах горечи и встреч. Я до сих пор тебе не всё сказала, Хотя могла бы этим пренебречь. Могла бы наши годы молодые Не вспоминать, о них не говорить, — Ведь мы с тобой давным-давно чужие, Но что-то не даёт тебя забыть. Прости меня за то, что не простилась Ни словом, ни рукою и ушла, Приняв твоё молчание как милость, Прости за то, что снимок твой сожгла. За то, что по тебе я не скучала, Что твоего не помнила лица. Но всё же помню той любви начало, Которой не предвиделось конца.

Наталья АВДЕЕНКО

А дед мой ладил голоса

А дед мой ладил голоса, К ладоням примерял гармошку, Мне было боязно немножко — Он хрипло пел, закрыв глаза. И песня вдаль меня вела И, открывая настежь окна, Плыла туда, где спали копны, Где мальва яростно цвела. Луна качалась на волне И постепенно уплывала, А мне чего-то не хватало, И песня плакала во мне!

Глубина

Не утону в Днепре, не утону! Я веру, словно воду, зачерпну! И запоют свирели камышей В моей открытой песенной душе. Пройдут года, и я к тебе вернусь! И примешь ты мою любовь и грусть, Которые я детям отдала, — Так янтарём становится смола! Приду к тебе я, Днепр, опять приду! Ты напои меня – не пропаду! Губами припаду к разливу вод — В них силы обретает мой народ! Ты, слышишь, Днепр, я продолжаю род. Мы – твой разбитый вдребезги народ. Но как бы ни пугала глубина, Мы Китежем поднимемся со дна.

Воспоминание о свадьбе

Чтобы жизнь вольготнее была, Нам на счастье сыпали деньгами, Пятаки звенели под ногами И плясала свадьба, удала! И в застолье свадебном, простом, Где деревня радовалась, пела, Дружка расщипал над всем столом Ветвь калины тёмной, перезрелой… Нынче ни одной жилой избы… Глохнет сад, обвитый повиликой; У могилы мужа воробьи Всё клюют рассыпанное лихо… …Надломлю малиновый пирог — Удался, я думаю, на диво! Мать пекла такой же, дай ей Бог! Память сердце обожгла крапивой…

Уезжаю. Уезжаю в город

Уезжаю. Уезжаю в город… Не губить же молодость в селе! Почему сейчас, в лихие годы, Тянет снова к брошенной земле? …Потянулись с маникюром руки К старым краскам. За окном закат. На картине, словно боль разлуки, Мамины огурчики лежат.

Мозаика Востока

Я так люблю восточные базары, Нарядов рябь и столкновенье плеч. Базары я «мозаикой» назвала По круговерти радостей и встреч… Толпа гудит… Кричат торговки в уши. Все говорят на разных языках. Здесь и гадалки, и свои кликуши. Восходит жизнь, как тесто на дрожжах… Съел пирожок, тревожит мёда чаша. И продавцы жужжат – пчелиный рой. Как дразнит запах тёплого лаваша — Он высится, сверкает белизной! Разрезаны язычески гранаты, Желтеет мякоть переспелых дынь, Гирлянды перца… И, как чёрт лохматый, Старик-грузин вдруг станет молодым! А утомишься – тут же возле рынка Есть чайхана, в ней русский самовар Прогреет душу. Словно после ринга, Лицо пылает сквозь любой загар… …Мне по душе пьянящий дух базара, Народ кружит, меня сводя с ума. Здесь изобилье всякого товара. А если точно – это жизнь сама!

Нина АГАФОНОВА

Металась я под белым небом

Металась я под белым небом, По белым выцветшим полям: «Едины мы водой и хлебом, Любовью к нашим нищим дням! Кто оковал во льды протоки, Живые пашни умертвил? Кто изменил пути и сроки Для восхождения светил? Сердца без пламени оставил, Без света души, а слова За непокорность обезглавил? Всё – бездыханная молва. Ты, жизнь, как мёрзлая равнина, Покрыта белой пеленой, На сотни вёрст неодолимо Безмолвье, вставшее стеной. В каких владеньях, сёлах, избах Не спят и молят до зари О погибающих отчизнах: Надежде, Вере и Любви? Кто слышит голос мой, ответит На крик из белой тишины?» И только ветер, только ветер Во все четыре стороны. Но час настал, и я спокойна, Как необъятная земля, И хлебом новым и привольным Воскресли чистые поля. «Всё возвратилось, прояснилось, И не чужим был голос твой!» — Земля мне пела, и светилась Она, как солнце надо мной.

Из мук и боли вырастает воля

Из мук и боли вырастает воля В бессильном плаче гибнущей души. Всевидящей судьбой слепая доля Вдруг станет, голос выковав в тиши. И голос этот – он не только песня, Он и набатный колокол сердец, Охваченных отчаяньем возмездья, Над ним не в силах властвовать певец.

Нет сил сопротивляться… День затих

Нет сил сопротивляться… День затих. Пал лист на стол – упрёк смолёной ночке. Неспешный, немудрёный, долгий стих Его смирял, заковывая в строчки. Окно являло мир, но мир был нем И, как фольга, сверкал-переливался… И только дождь полуночный посмел Перебивать картавый говор станса.

Имена

Есть имена с таинственным звучаньем, И ты гадаешь: чем твой дух смущён? Каким-то странным веет обещаньем От этих неразгаданных имён. Томится сердце, снова слышать хочет Манящий, незнакомый ране звук. Как будто жизнь иную он пророчит, И предвкушеньем сдержан твой испуг…

Мария АМФИЛОХИЕВА

Стремленья формируют мир

Стремленья формируют мир. На тоненьких переплетеньях Из нитей сложится пунктир Желаний, вышитых затейно. И где-то на краю земли Вдруг отзовётся трепетаньем Давно забытая в пыли Дорога, и с рассветом ранним По ней до моря конь промчит, И сквозь густой покров тумана На стройный звук его копыт Ответит голос капитана. И всё возможно оттого, Что наконец решился кто-то На зов желанья моего Ответить точною работой. И остаётся только шаг — Ступить на борт надежды зыбкой. Я вышиваю синий флаг С большою золотою рыбкой.

Жемчуг, почерневший от болезни

Жемчуг, почерневший от болезни, Брезжит грустным серым перламутром, Изменив морской солёной бездне Ради слов, отчаянных и мудрых. Мелкий, как песок в пустыне лютой, Скорбный, как безвестная могила. В золото оправы как ни кутай — Блещет безотрадно и уныло. Не нижи на нитку злые чётки — Сгустки недотрог-воспоминаний, Брось, пока расплывчаты, нечётки, В ящик для несбывшихся желаний.

Клубясь, слова шипят, свиваются кольцом

Клубясь, слова шипят, свиваются кольцом, Яд мудрости в себе таит любое слово. Сумей заворожить, не поступясь лицом, — Безумное моё искусство змеелова. На флейте заиграв, рождаю чёткий ритм, С размаху им слова, как сетью, накрываю. Почти из ничего узоры форм творим, Чтоб в них забился смысл, не выползая с краю. Другой бы вырвал зуб – я сохраняю яд: Лишь в нём одном живёт возможность исцеленья. Но доза по плечу не каждому подряд, Когда придёт черёд остановить мгновенье. На вкус попробуй смерть. В ней – жизнь. А мой удел — Зажать зубами хвост, подобьем ороборо. Но в чёрных небесах начертит чей-то мел Пунктиром звёздных жал моё созвездье скоро.

Клубясь, слова шипят, свиваются кольцом

Из мелких случайных минут, Из жестов, нечаянных вовсе, Сшиваю надежду одну, Похожую цветом на осень. Из пёстрой тщеты лоскутков, Из мелко нарезанных ситцев, Как будто из прожитых снов, Ковёр мой сумеет сложиться. Пусть пальцы и чувства давно Исколоты тонкой иголкой, Но взгляды пленяет панно И лечит сердца втихомолку.

Георгий на белом коне

Георгий на белом коне — Обещанный принц долгожданный — Во сне представляется мне, Но дальше всё смутно и странно. Играется кольцами змей, Почти уже мной приручённый, Ведь слово всех копий острей, А змей мой – мудрец и учёный. Мне нравится в тихом плену: Над книгой, где тайные знаки, Взыскующей мыслью прильну К тому, что чуть брезжит во мраке. Но голос. Но топот копыт. Но вызов на бой громогласный. А сон мой ещё не забыт, Такой очевидный и властный. В нём слово со словом другим Сплетаются в общую песню — Врагов примирившихся гимн. Лишь с ним я для жизни воскресну.

Проходит наивность и свежесть

Мирославу Савину

Проходит наивность и свежесть, И мудрость, и властная страсть. Когда-нибудь, знаю, обрежет Мне нитку уставшая прясть. И в этом полёте последнем Успею, быть может, понять Смысл тёмных, запутанных бредней, Во сне приходящих опять. Мне кажется, в бездне глубокой, Где чёрен спрессованный лёд, Старик молодой, ясноокий Подхватит меня и спасёт.

Стихов ритмичное биенье

Алексею Машевскому

Стихов ритмичное биенье И тайны древних городов Несут не умиротворенье, А Бытия бессмертный зов. Легко ли в новые миры вам Открыть для ищущих портал? Внимаем мы стихий порывам — И вот уже грохочет шквал, И кажется, в смятенье снова Древнейший Хаос восстаёт. Но брезжит твёрдая основа Тому, кто знает наперёд: Сквозь дым грехов, сумятиц, козней Дух пламенный проложит путь. И человеком стать не поздно, Когда поймёшь, что в этом суть.

Сны набегают неспешным прибоем

Сны набегают неспешным прибоем, уносят с собою Вдаль от наскучивших стен моей старой обжитой квартиры. Стоит ли мне возвращаться домой на рассвете бездушном, Если я даже, допустим, услышу будильника вопли? Нет, это чайки, взмывая, кричат над волною свободной, И, просыпаясь, я качку почую спиною усталой: Долго стоять довелось на вечерней мне вахте. Штормило. Вот и приснилась постель на шестом этаже, и, настойчив, Бьётся сквозь стену прозрачную сна в задремавшем сознанье, Словно бы чайка в стекло смотровое, будильника голос.

В такт музыке бьёт с перебоем

В такт музыке бьёт с перебоем И хаос приветствует сердце. Давно распрощались с покоем, И не на что нам опереться. В смертельном безудержном танце Безумствует яд упоенья, Впивая озноб диссонанса, Летят, умирая, мгновенья — Одно за другим, обрываясь, Теряя последние вздохи… В отдельности каждое – малость, Но так погибают эпохи.

Елена АННЕНКОВА

Сон сбежал…

Сон сбежал – у него ворох дел, С ним свиданья безумны и рéдки. Ночь без сна (что ж, таков мой удел) Провожу в виртуальной беседке. Рифмы-фрейлины – свита из свит, Нараспашку душа – загляните. И пока заокóнный мир спит, Мысли вяжутся в длинные нити. Ночь моя – временнáя дыра. Чтобы время убить, мало яда. Эй, вельможи ночного двора, Вас казнить или миловать надо? Сон явился… потом, поутру… Он такой вольнодумный вельможа, Я порхаю на сонном ветру, И прервать мой полёт – не дай, Боже…

Монолог гриба

Питаясь солнцем и дождём, Расту под ёлкой в чаще леса. От шума, города и стресса Я мхом и небом ограждён. Частенько снятся мне во сне Подземные грибные боги. Какую участь в эпилоге Грибница предначертит мне? Быть сорванным всегда есть шанс. Грибник не спит, по лесу бродит, Его опять мечта изводит Сорвать меня. Такой нюанс. Ну а пока я – друг ветров, Брат муравьёв и часть вселенной, Я – символ леса неизменный, Приятель буйных комаров. Я благороден – облик, стать! Красив – взгляните, в шляпе дело! Шикарное грибное тело – Такое надо поискать! Пути Господни… Я теперь Сушусь тихонько на балконе… Я не червив – тут без потерь. И вновь у солнца на ладони!

За улыбкой

Что сегодня за улыбкой спрячу? Вряд ли разгадать удастся вам. День не поскупился – дал в придачу Столько, что уже не по зубам: Шквал эмоций, несогласий бурю, Горький привкус давящих обид… НО – что я в душе температурю — Вам не выдаст мой отрадный вид. Клон зеркальный улыбнётся хитро, Одолжит улыбку поносить, И физиономия – палитра Красок счастья; так и будем жить… Ну и что, что серым волком вою? Я Чеширским притворюсь котом… Что сегодня за улыбкой скрою? Расскажу подушке я потом…

Летний сонет

Июнь, июль и август – три куплета Знакомой летней песни… О-ля-ля! — Очередное наступило лето. И снова пух рождают тополя, Хихикают черешня и клубника, Ворчат дожди – всё время невпопад, А ночь без тьмы – как летняя улика — Надежд и откровений водопад. В кадрили, менуэте или вальсе Сквозь лето без оглядки мы летим. Не ускользай, шальное лето, сжалься, Порадуй северян теплом своим. Оставив в душах след, исчезнет лето. Но песня до конца ещё не спета.

Со мной

Со мной мои отрада и вина — За всё, что «пере-» и за всё, что «недо-», За торжество изысканного бреда… Всему своя назначена цена. Былое изменить я не вольна. И надо ли? Моё не в этом кредо. Лишь над самой собой ценна победа — Тем самым искуплю вину сполна. Извольте, раздирайте душу в клочья! Себе останусь верной днём и ночью, Хоть нервы барахлят и облик хил. Уставший мозг – вопросов средоточье… Что в будущем? Поставлю многоточье… Лишь воли бы хватило, страсти, сил…

Татьяна БАКАНОВА

Старый город осенью

Снова осень пришла в старый город И раздела сады догола, Но, туманом окутав просторы, Красоту его смыть не смогла.. Пышность лета исчезла бесследно, Отцвела, отшумела пора. Бьют дожди, словно в колокол медный, По пустому пространству двора. Всё отчётливей видятся шпили Сквозь неплотную сетку ветвей, В синих сумерках башни застыли, Став как будто ещё тяжелей. Есть какая-то тайная прелесть Не в листве, не в садах, не в цветах, А вот в этих камнях, что согрелись В ослабевших последних лучах. Я вернуться туда обещаю, Старый город и в ливнях приму. Эта осень, его обнажая, — Не во стыд, а во славу ему.

Летний сад

А Летний сад на самом деле – остров, Прямых аллей таинственная даль. Расчерчен и рассажен очень просто, Не то, что этот вычурный Версаль. Уютный, небольшой, тенистый, скромный… Совсем не слышно жёлудь упадёт, И встреченный случайно кот бездомный Со мною ходит, как экскурсовод. Здесь в тишине могу я выпить кофе И помечтать на светлом берегу, Здесь всё не так, как в пышном Петергофе, Где суета и шум, всё на бегу. Сюда я возвращаюсь каждый вечер. Шаги и торопливы и легки. Листва, как шаль, закутывает плечи От холода у ветреной реки.

Выборг

Я сделал свой выбор,

Я выбрал залив.

Д. Самойлов Я сделала выбор: я выбрала Выборг, Всю осень живу на сыром берегу, Где волны качают серебряных рыбок И ветер метёт золотую пургу. Одна, как отшельник, у края залива Печали свои зарываю в песке И глажу осоки упругую гриву, И травы сушу на пустом чердаке — От гриппа и кашля, простуды и боли… Шиповник сажаю, от ветра укрыв. Я счастлива здесь, словно птица на воле, Свободна, как сильный и гордый залив. Я долго искала. Я сделала выбор. Всё, бывшее прежде, спалила дотла. И, словно булыжник из крепости Выборг, Корнями и сердцем в ту землю вросла.

Сны о Венеции

Спит Венеция в дожде, Тихо, сумеречно, рано. Только брызги по воде, Только марево тумана. Но среди пустых гондол, Мокрых башен и палаццо Звуки скрипок и виол Начинают просыпаться. За смычками вслед – гобой, Флейты, трубы в до-мажоре, Величаво сам собой Клавесин вступает в споры. Прогоняю странный сон, Мне почудились, наверно, Этот серый полутон, Это струнное аллегро. Растворяется в дожде Звук оркестра… Piano, piano… Только брызги по воде, Сыро, холодно и рано.

Двор

Этот двор – как труба или пропасть, Мир, что кажется в детстве так прочен, Из окна – ледяная суровость Стен соседних и неба кусочек. Каждый шаг здесь отчётливо слышен, Каждый житель с балкончика виден. Сто семей уместилось под крышей, В тесноте, да никак не в обиде. В белом фартуке дворник, как стражник Моего беззаботного мира, Всё ключами гремел… Но однажды В новом доме мне дали квартиру. Все разъехались вскоре куда-то, Но по-прежнему душу тревожит Двор-колодец с небесной заплатой И становится мне всё дороже.

Новогодний снег

Ещё, казалось, долгий век С осенней скукой не расстаться. Но, к счастью, выпал первый снег Под Новый год, почти в двенадцать. А я леплю снеговика, Шары катаю, строю крепость, Коньком по зеркалу катка Пишу какую-то нелепость, Что я люблю тебя давно… И ты давно об этом знаешь, Но утром, выглянув в окно, Ты слов моих не прочитаешь: Едва застывший тонкий лёд Летящим снегом запорошит. И снова будет Новый год И встречен без тебя, и прожит.

Я занимаю столик у окна

Я занимаю столик у окна И жду тебя с остывшей чашкой кофе. А вдруг мелькнёт во тьме знакомый профиль, Но в этот вечер снова я одна. В углу оркестр наигрывает джаз, Смеётся саксофон, а может, плачет… Наверно, всё сложилось бы иначе, Но снова здесь я в этот поздний час. Я понимаю: столько лет прошло… Здесь всё по-старому, и прежнее названье Тревожит душу мне воспоминаньем, Как свет через витражное стекло. Всё, как тогда, уютен зал и чист, Репертуар оркестрика всё тот же, Но на тебя нисколько не похожий Играет здесь другой саксофонист. Звучит бессмертный «Маленький цветок», Любимый твой и твой коронный номер. Нам не судьба быть вместе в этом доме, Ты – где-то, знаменит и одинок. И я одна сюда приеду вновь, С осенними ненастьями встречаясь. Мне кажется, здесь навсегда остались И музыка, и юность, и любовь.

Михаил БАЛАШОВ

Гербарий

Ах, как пахнет зеленью весна! Как лужайка летом опьяняет! Проникают запахи до дна. Заполняют запахи до края… В городе природа чуть жива: Блёкнет всё в бензиновом угаре… Вдруг смертельным запахом трава Душу опалила, как в пожаре. Что там запах леса и лугов — Я пронизан до последней жилки Запахом… агонии цветов В грохоте бензиновой косилки.

Пыль

Причудлива, логична, неверна, — Сухая пыль кофейного зерна На дне стакана сеточкою трещин Два силуэта показала – женщин. За годы этот образ не поблёк — Два профиля впечатались в сетчатку — Тревожащий причудливый намёк — Нередко возвращаюсь к отпечатку… Заваривая кофе всякий раз, Я не жалею нескольких минуток Пред марафоном предстоящих суток, Чтобы на дне опять увидеть вас… Уже другие кофе, век, стакан — Так силуэты и не повторились, А может, не пробились сквозь обман, А я в пыли увидеть что-то силюсь…

Цветы

Чернеют скорбные цветы, Желтеют траурные буквы… Лежишь под буквами не ты… И речи – не тебе как будто. И я боюсь произнести, Вдохнуть мешающее слово… Цветам уже не зацвести — И в сердце рушатся основы. Жгут незадавленные слёзы, Плотина держится едва. Молчу, какие тут слова! Дрожат чернеющие розы. Не ты, не ты, жива, жива — Надежда глупая на чудо: А вдруг на час, на миг – оттуда. Нашёл бы главные слова… А может, мне… туда – отсюда? На миг, на час… жива, жива. Сейчас окликну, ты ответишь. Чего ж ты медлишь, окликай! Чернеет памяти река — Один, один на этом свете.

Утренняя встреча

Блеснул в весенней сонной чаще Неверным пятнышком ручей. Не очень даже настоящий. Совсем пока ещё ничей. Почти без голоса и силы, Ещё не знающий – куда, Такой беспомощный и милый… И очень вкусная вода.

Попытка выжить

В. Воробьёву

Сместился центр тяжести в стихах — И каждым словом плоть рвалась на клочья, И шевелился бездыханный прах Того, кому в горах не смог помочь я. Я еженощно вспоминал тот день — И целый год в бреду и на бумаге Рубил в снегу к спасению ступень, И расходился со спасеньем в шаге. Сам триста раз я погибал в снегу, Но каждым утром просыпался с болью. Порой казалось – больше не могу, И прятал память в черноте застолья. Но ни слова, ни водка не вернут Ни тот карниз, ни ветер, ни страховку. И никогда не превратится труд Увечной памяти – в живого Вовку.

Недели мечутся по кругу

Недели мечутся по кругу: Полсотни – год, полсотни – два. Года десятками друг к другу Ложатся, как в строку слова. В кольцо очередная фраза Сложилась, вечность завершив, Застыв до следующего раза — На миг – до следующей души. И вновь неделя за неделей — До завершения витка. И те, кто что-то не успели, Придут опять наверняка.

Сбитый мотоциклист

Вот он, только что – жив и здоров. Может, пункт номер два и не точен… По асфальту размазана кровь. Ощущение, честно, – не очень. Ситуация – «до» и «теперь». Между ними секунда вместилась. Перед кем-то захлопнулась дверь, А быть может, кто знает, – открылась…

За меня давали двоих небитых

За меня давали двоих небитых. Кто давал и кому – пустое. И неважно, на сколько и с кем мы квиты И чего равновесье стоит. Не бывает обменов вполне равнозначных: Ни отдать и ни взять целиком не сможешь. Никакое пособие или задачник Не научит – и всё же, всё же… Неудачи, проблемы не позабыты. То, что было с нами, – отнюдь не пустое. На пороге стояли двое небитых — Пусть же будут удачливей эти двое.

Не помню первого из близких

Не помню первого из близких Людей, ушедших навсегда, — Кого-то помню без труда В моём, теперь не малом, списке. Кто завтра в нём отыщет место? Расписан график по часам… Но лишь одна строка известна — Она последняя – я сам.

Вадим БАРАШКОВ

Когда я стоял на сухом перевале

Когда я стоял на сухом перевале, Рассыпалась туча на тысячи брызг, Мгновенно ручьёв засверкали спирали И хохотом звонким обрушились вниз. Расправили плечи седые бурьяны, Пожухлый кустарник воспрянул листвой, И ожили разом лесные поляны, Вбирая в себя земляничный настой. Блестела скала обновлённым базальтом, В лощине туман поднимал паруса. Я видел, с каким небывалым азартом Пыталась на радугу сесть стрекоза.

С рассветом

С рассветом Густая тайга побелела. И даже по дому Тоска отлегла. Последняя ночь На костре догорела, А с нею И осень сгорела дотла. По-новому слышатся Шорохи, звуки. Я с ветки сдуваю Серебряный сон. Ничто не забыто — В тяжёлые вьюки Уложен, Увязан весь летний сезон.

В весеннем лесу

Весенний лес. Какой в душе подъём! Мне ёлка тянет дружескую лапу, И сам я перед первым муравьём В приветствии приподнимаю шляпу. Привет тебе, лесной рабочий класс, Чуть пообсохло – ты уже в заботах. И тянется тропинка, как рассказ, Сюжет меняя с каждым поворотом. Там – первый лист, А здесь в тени сугроб Остекленел, совсем уже не дышит. Трескуче дятел сыплет сверху дробь, И ручеёк деревьям корни лижет. И облака по небу не спеша Идут весенней поступью привычной. Спасибо, что не старится душа, Что ей пока ничто не безразлично!

От ягод и яблок

От ягод и яблок Сады тяжелеют, Гремят по-июльски Ночами грома. Кончается август, Рябины алеют, Посыпался дождь Золотой в закрома. В отлёт собираются Стаями птицы, Вчера незаметно Исчезли стрижи. И лета осталось На две-три страницы, А осень — Хоть целую книгу пиши! Привяли в букете Моём незабудки, К рассвету Головки пригнули слегка. Как быстро промчались Последние сутки! А это ведь Целая жизнь мотылька…

Как в городе лето

Как в городе лето Проходит нелепо, Надеюсь на что-то, Хотя бы в конце… Не вижу большого Глубокого неба, Не чувствую звёзд У себя на лице. Неужто не плыть мне Таёжной рекою, Верёвкою сшив Две упавших сосны, Отдавшись теченью, Речному покою, Вдыхая сырые Таёжные сны. Неужто за мшистой Стеною зимовья Не слушать шипенья, Шептанья шуги, Не видеть пушистые Белые хлопья На вечнозелёных Шинелях тайги.

У берёз пожелтели виски

У берёз пожелтели виски, На траве седина проступает — Это осень неслышно ступает: Гаснут клумбы, летят лепестки. И хотя ещё птичья капелла Оглашает поля и луга, На окно моё бабочка села И подняться уже не смогла.

Зимняя степь

Здесь небо широко и глубоко. Подкрашенный вечерним освещеньем Архипелаг высоких облаков Воздушным омывается теченьем. Как степь не полюбить за широту, За бесконечность русского простора! Я оставляю за верстой версту, Не встретив ни куста, ни косогора. Невольно начинаю мыслить вслух, И рад зиме, и рад дороге дальней, Я чувствую такую изначальность, Что от неё захватывает дух!

Мария БОРИСОВА

Счастливый день

Звенело в поднебесье птичье пенье, С утра настроив на мажорный лад. Пришло тепло, и майское цветенье Разливом белым затопило сад. Счастливый день, без суеты излишней. Как рай весною, хороша земля. Мы завтракать устроились под вишней, В её тени, – родители и я. Вокруг шмели сновали деловито, Скворцы свой новый обживали дом, И счастье было в воздухе разлито, А чай казался солнечным вином. Вернуться б в тот весенний день, на дачу, Наполнить сердце радостью простой, Там на пригорке первый одуванчик Уже раскрыл свой венчик золотой. Там, сразу за забором, – гладь залива, Вода слегка рябит от ветерка. Там – мы втроём, и день такой счастливый, А жизнь так беззаботна и легка.

Нет, время боли моей не лечит

Нет, время боли моей не лечит, — Удел такой. Я снова в церкви поставлю свечи За упокой. Не верую! Ну, а вдруг, А всё же… Кто может знать? Молю за них, Мне всего дороже Отец и мать. – Пусть души их пребывают вместе, — Я говорю. – Прими их, Господи! Дай им место В твоём раю! Они не били тебе поклонов, Был чужд им храм, Суди их, Боже, Не по канонам, А по делам. Их чистой жизни, Такой полезной, Окончен срок. В своей обители дай им место, Не будь к ним строг!

Джибулани[1]

Свободу мячу! Только дайте мне волю, Помчусь, как хочу, По зелёному полю Быстрее гепарда И вспугнутой лани. Футбол вам – не нарды, А я – Джибулани. Коварен, упрям, Не страдаю одышкой, И я вратарям Помотаю нервишки. Добавлю всем страсти, Футбольным пророкам — Волнений. Я мастер Нырков и отскоков. Всем нужен успех, А игра лишь вначале, К концу же – я всех Игроков измочалю. Удар по воротам Был хлёстким и зрячим, Но мне неохота Сегодня ишачить. Трибуны вопят И заходятся свистом — Создавший меня Был отчасти садистом. За мной вся орава, Галдят, словно дети, Я – влево, я – вправо, Ни к тем и ни к этим. Судьба нелегка. Сколько ног по мне било! Вратарь тумака Мне влепил, что есть силы. Азартен, неистов, Отмечен голами, В историю вписан Уже Джибулани.

Сизиф

Тот камень у горы лежал веками, Вознесся вдруг, попал в античный миф. Он прежде был простой лежачий камень, Но в гору покатил его Сизиф. Сперва от страха камень впал в унынье, Потом привык, потом вошел во вкус: – За мной Сизиф, и ничего отныне Я при его поддержке не страшусь. С Сизифом мы взбираемся все выше. Здесь наверху такая благодать! С натугою он мне в затылок дышит, А до вершины тут рукой подать. Теперь Сизиф становится обузой, — Пусть кое-чем обязан я ему. Сам доберусь, настал конец союзу, С ним разделять триумф мне ни к чему. И камень вырвался из рук Сизифа. Рассчитывал преподнести сюрприз! А дальше все пошло согласно мифу, Ну и, конечно, камень рухнул вниз. Сизиф, в мотивы камня не вникая, Сошёл с горы. За свой сизифов труд Он взялся вновь… Его судьба такая. Но думается мне, что мифы врут: Сизиф, с его могучими руками, В титановых делах своих горазд, И на вершину водрузит он камень, Тот камень, что Сизифа не предаст.

В России прежде, это не секрет

В России прежде, это не секрет, Поэт был наподобие мессии. Он был, понятно, «больше чем поэт». Каков его удел теперь в России? В истории немало виражей Лихих, а что до нашего предмета: Ни полных залов нет, ни тиражей, Ни средств на выпуск книги у поэта. Поэзия сегодня не в чести, Но, видно, так язык устроен русский — Он сам собою вольно льется в стих, Стремится в поэтическое русло. Ведь в нашем языке для рифм – простор, Таится в нём соблазн такой могучий! Слова легко сплетаются в узор, Перерастая в магию созвучий. Однажды всё изменится для нас. Романтик, я наивно верю в это: Не оскудеет русский наш Парнас, И снова станут здесь нужны поэты.

Илья БРАГИН

Ладно, больше не хнычу, не плачу

Ладно, больше не хнычу, не плачу — Грусти нет на лице моём. Но скажи, мы поедем на дачу? Мы поедем туда вдвоём? Вечерком у реки погуляем, Лес во мгле, словно старый монах. Тишина там повсюду святая, Не бывает такой в городах. Жемчугами наземными – росы, Непривычно нам падать в росу, И, подув в расплетённые косы, Я к восходу тебя унесу… А проснувшись и холод почуяв, Мы растопим в доме камин. А потом тебе расскажу я… Ты не едешь?! Ну что ж… Я – один.

Весточка

В воздержанье постном и разночтенье Я все лето нынче живу на даче. Много сплю, ленюсь, занимаюсь пеньем, По лесам хожу, иногда рыбачу… В жизни сельской, милой – своя услада, Ни экзаменов, ни метро, ни спешки, Да и что еще человеку надо, Если в дождь в камине трещат полешки… Повезло с погодой нам, впрочем, летом: Знаешь, очень сильно пекло в июле. Вот и все, дружок, закруглюсь на этом. А еще меня навещает Юля…

Алексей БРИЛЛИАНТОВ

Родина

Кто не плакал в кайму её шали? Не искал её глаз оберёг? Если слёзы молитвой упали, Тут же к ней прикасается Бог… Ворожа временами и далью, В чём-то пёстром с подбоем ветров, Сном чудная, булатная сталью, Русь моя на развилке веков. За тропою ловцов синекуры, Незабудкой в обрывном песке, Набухающей жилкой Амура На открытом восточном виске…

А цвет значенья не имеет

А цвет значенья не имеет: Не верю в заданность кровей. И чья душа порок лелеет — То по делам оно видней. Что мне до расы, рода, веры Того, кто спину мне прикрыл, Кто отдаёт последней мерой И кровь, и пот, и хлеб, и пыл. И прилагательное «русский» — Не орден Родины моей, Не буковки на бланке хрустком: Скорее – это род людей. Кто в ссадинах её запёкся И вмёрз душой в её снега; Своих истоков не отрёкся, Но в ней – увидел берега. В ней, что огромными крылами Закат цепляя и восход, За перелётными клинами Не может двинуться в исход: Где Азия с Европой сшиты Уральским складчатым рубцом — Растят её детей и жито, И сто наречий под венцом. Пусть падать камнем на Тунгуске, Но в длань её. И «даждь нам днесь». Я не широкий и не узкий. Я русский. Я проросший здесь.

Сюита портового утра

Если чёрная ночь на пороге Или камнем на душу рассвет, — Выхожу по разбитой дороге На причалы усталых побед. Там, за пирсом, где бранью чугунной Прогремит быстротечная цепь, Где швартовы капеллою струнной, Ксилофоном – древесная крепь, Где танцуют отважные крачки, Тенорок проверяет буксир, И тромбонами трубы, а мачты В пальцах бриза – подобием лир, Где русалочьим всхлипом у донца Шлюпки с волнами вторят куплет — Там оранжевым парусом солнце В этот час завершит кругосвет.

Питеру. Признание

В городе из «Линий» и каналов, Из надгробий, арок, тополей И закрытых каменных пеналов, И открытых водяных полей… Где мосты парят чугунной стаей, Крылья разминая по ночам; Где рассвет, в закате прорастая, Не оставит времени свечам… Очертанья римских геометрий В русский возведённые предел, В островах, не знающих безветрий, — Вечности назначенный удел…[2]

Бились «белые» и «красные»

Бились «белые» и «красные», Словно кровью были разные; За серёдку, за околицу, И за веру, и за вольницу, Кто за долю, кто за вотчину… Кто: «Да будет!»; кто: «Всё кончено…» И землице, чёрной вдовушке, Подменили росы кровушкой… А теперь – ищите правого, Да без пятнышка кровавого.

Пустой кувшин с дыханьем ветра

В хоромах грома На краю краёв, Где шорох громок Снеговых роёв И ветер тесен От напрасных слов, Никчёмных песен И бездарных снов, Презрев вершины Утончённых строф, Поют кувшины На губах ветров. И мантрой чистой Там дундук времён, А в травах истин — Шелуха имён…

Семя

Снова скрипки в душе. Снова холод. Я – игла под копной тишины У дороги, которою Воланд Мчал избранников в вечные сны. Я – жемчужина в смеженных створках Во глубинах морского царя, Под трухой удалённых задворков, Где померкшая тонет заря. Я – медяк, что сверкающей решкой В мир глядит через дырку в полу, Между шашек – забытая пешка, Шорох книг, обращённых в золу. Словно семя в оттаявшей почве: Не проклюнусь – в земле растворюсь. Словно куст в примороженных почках: Не зацвёл – на костре разгорюсь. Тают скрипки в душе: брызги оземь! Тает пепел, – возможно, весна. Вероятно, я просто не озимь… Запах света. Скорлупка – тесна.

Ясность

Не ищи в глазах моих пророчества: Муза там… Недорого возьмёт… Неизбывны — смерть и одиночество, Остальное — радужный налёт. Не читай в ладони: «Что ж там пройдено?» — Я ни в чём не дам себе зарок. Мне даны навеки Мать и Родина; Прочее — в прокат, на краткий срок…

Алла БРОЙН

Осень Севера

Свинцовость туч с лазурью неба спорит, Суровость скал – с живым огнём рябин, Изгибы сопок к тихой глади моря Легли узором рыже-золотым. Но не дразните спящую пучину — Обманчива поверхность сонных вод, Доколе настоящую причину Она для спора с ветром не найдёт. И вспыхнет бунт. Безумной силы полон, Подует ветер из морских глубин. И станут биться в ржавый берег волны, Гордясь шальным безумием своим. Падёт на землю ураган воздушный, Подымет вихрь искрящейся листвы, Оставив мир, холодный и бездушный, В сугробах спать до будущей весны…

Ожидание

Замер мир в ожидании Слова. Жаждут кисти грядущих картин. Молоко от небесной коровы Расплескалось на Млечном пути. Лижет брызги небесный котенок, Ловит звёздных растрёпанных птиц. Там живет мой небесный ребёнок, Мой таинственный Маленький Принц. Смех его шаловлив и беспечен, Золотистые кудри до плеч. Я живу ожиданием встречи, Чтоб понять, и принять, и сберечь.

Нам в жизни всё отмерено, скитальцам

Нам в жизни всё отмерено, скитальцам, И мы живём, конца пути не зная, Любви мгновенья пропустив сквозь пальцы, Бесценный дар на пустяки меняя. Но души наши приросли друг к другу, Им не помехи сотни километров, И мысли наши сквозь пургу и вьюгу Летят навстречу раскалённым ветром. Мы в этой жизни одиноки страшно, Порой беспечны и смешны, как дети, Но верю я, что встретимся однажды На том, никем не объяснённом свете. Шагнём над бездной, обнимая звёзды, Чрез Млечный Путь мы перекинем руки. Здесь будет нам ни капельки не поздно Сказать «люблю» без боли и без муки.

Владимир БУРКАТ

Ветер истории

То ли косвенно, то ли прямо Род веду я из тьмы времён От Давида и Авраама, А отца зовут Соломон. Из-под стен Иерусалима Пращур мой покидал страну, Чтобы от легионов Рима Уберечь детей и жену. То-то ржали солдаты Тита И плевались через плечо, Если предок мой на иврите Крыл их матом. А чем ещё?.. А потом, не в шелка одеты, Часто битые по лицу, Мои прадеды жили в гетто И жевали свою мацу. Запираясь в подвале дома И скрываясь на чердаках, Чудом выжили при погромах И детей спасли на руках. А в войну, соседи сказали, Неодетыми, на ветру, Деда с бабушкой расстреляли В нашем местном Бабьем Яру. Был в степи я, в пустыне, в море, На семи был продут ветрах, Но как дует ветер Истории, Я не чувствовал, вертопрах. Лишь порою от лиц еврейских, На которых морщин не счесть, Вдруг повеет чем-то библейским. Может быть, это он и есть?

Связь времён

Я руку протяну отцу, А тот протянет руку деду, Тот прадеду, а тот к лицу Того, кто мне совсем неведом. Поймать пытаясь связь времён, Склонюсь со страстью неофитной Над тёмной пропастью имён, Дна у которой мне не видно. Там есть расстрелянные в лоб, Там есть убитые в погромах И просто загнанные в гроб Судьбой, жестокой, как саркома. Там есть улыбки и цветы, Ремёсел много и умений, И дивной женской красоты, И противоположных мнений. Я разгадать их не берусь, Но, вдруг устав в борьбе с собою, Из глубины ловлю «Не трусь! Мы все с тобой на поле боя!» Пускай их время истекло, Но часто чувствую плечами От них идущее тепло Инфранездешними лучами. И мне б суметь – рука к руке Жизнь передать как эстафету, Как чувство, сжатое в строке, Поэт передаёт поэту.

Dead sea

Оно мертво. Мертвее не бывает. Не плещется солёная волна, И теплоход нигде не завывает, Лишь соль и камни на ладони дна. Как поплавок, моё лежало тело, С водой затеяв бесполезный спор, И вечность снисходительно глядела На наши игры с иорданских гор.

Афро-Азиатский разлом

Ты помнишь – мы идём по дну разлома, Бредём почти по донышку земли, В немыслимой дали от всех и дома, И ноги наши в вековой пыли. На склоне справа – домик бедуинов, К шесту привязан бедуинский конь, И солнцем обезвоженная глина Ступни нам обжигает, как огонь. Кто брёл до нас по этой каменистой Тропе, ведущей не поймёшь куда? Быть может, Павел, тёмен и неистов, Глаголом покоряя города? А до него племён живые реки Текли покорно из конца в конец, Измученные жаждой человеки С детьми и жёнами под блеянье овец… Из глаз моих, сужаясь в перспективе, Разлом уходит, превращаясь в щель, И я ему не то чтобы противен, Но чужд, как в амфору случайно вползший червь. Похоже, здесь одно из русел Леты, А пыль – осадок высушенных слёз, И эхо – это отзвуки ответов На миллионами повторенный вопрос, Терзавший каждого, кто грешен и безгрешен, От первых слов до выпавших седин: Откуда мы и камо мы грядеши, И я, и ты, и этот бедуин.

Как мало изменился мир!

Быть или не быть?

В.Шекспир «Гамлет» Как мало изменился мир! И драмы те же и заботы. Да, если б нынче жил Шекспир, Он не скучал бы без работы. Задень соседа невзначай, И в нём тотчас проснётся Яго, А утром с Лиром пил я чай, Детьми обманутым беднягой. Отеллы душат Дездемон, Не столь руками, сколько бытом, Фальстаф не удивит умом, Но пьян, как прежде, и упитан. Нет, мной и Гамлет не забыт, Но не встречал, такая жалость, — Ведь нынче каждый хочет «быть», А чтоб «не быть» другим досталось.

Николай БУТЕНКО

Мои стихи

Мои стихи – мои грехи. Мои стихи – мои дороги И песни завтрашней штрихи, И жизни прожитой итоги. Мои стихи – мои дела. Мои стихи – мечты и грёзы, И сад вишнёвый у села, И в поле белые берёзы. Мои стихи – моя любовь. Мои стихи – печаль разлуки, И колыбель нежнейших слов, И мамы ласковые руки. Мои стихи – друзей союз. Мои стихи – призыв набата, И музыка волшебных Муз, И долг, и мужество солдата. Мои стихи – мои грехи. Мои стихи – моя стихия. В них Время дышит со строки, И в них живёт моя Россия.

Время

Дав нам жизнь, ты бесконечно, День за днём, за часом час, Хладнокровно, бессердечно Обворовываешь нас. Ты – ничто… Ты – всё… Ты – бремя… Возраст – вечность. Имя – ВРЕМЯ!

В шорохе листьев не спится аллее

Моей Оленьке

В шорохе листьев не спится аллее, С ветром ласкаясь, умчалась куда-то. Милая! Хочешь, тобой заболею, Встречу назначу тебе у заката? Хочешь, как ветер примчусь, заласкаю Или, как буря, нежданно нагряну? Хочешь, созвездием чувств замерцаю, Нежностью слов пеленать не устану? Хочешь, как солнце прильну, зацелую Или, как полночь, туманом накрою? Хочешь, стихами тебя околдую: Вмиг позабудешь минуты покоя. Хочешь?.. Скажи мне… Признайся, что хочешь?.. Лишь не молчи, если я что-то значу. Хочешь, заполню собой дни и ночи… Разве ты хочешь, чтоб было иначе?

Звучит орган… В глухой ночи

Звучит орган… В глухой ночи Не спится нам: сердца в надломе, И свет оплавленной свечи Покоя не находит в доме. Звучит орган… Тревожный звук Гнетёт, томит и подавляет, И грезится: в пучине мук То не орган – душа рыдает. Уж скоро утро… Тело в жар Бросают мысли о разлуке… Звучит орган… И сердцу жаль: Вдруг оборвутся эти звуки?..

Кузнечик

Солнце светит, но не свет Взгляд теплом ласкает — В поле собранный букет Сердце согревает. Посреди цветов в руке (Сразу не замечен) Спал уютно на цветке Маленький кузнечик. Вдруг он вздрогнул и привстал, К лепесткам нагнулся, Скрипку бережно достал, Звонких струн коснулся. Мир нежданно просветлел, В звуки окунаясь, И пчелиный хор запел, На цветы слетаясь. Понял я, что Божий свет Чуден даже в малом… И в моих руках букет Стал концертным залом!

Луна ткала во тьме небес

Луна ткала во тьме небес Холсты из света. В её лучи, задумчив, лес Стоял одетый. Переливаясь в блеске звёзд, Степь не дышала. На трав шелка в преддверье гроз Роса упала. Холсты, расшитые луной, Струясь, мерцали, И в зеркалах росы земной Светились дали.

Полуденный зной

Полуденный зной Над полем стоит. В купели земной Тень облака спит. Глубокая тишь В зеркальной воде. Сварливый камыш Не слышен нигде. Покой и уют Под сенью небес. Лишь птицы поют Да слушает лес.

Одежды

Кто и во что в нашем мире одет? — Ночь – в платье звёздное, День – в яркий свет, Горы – в туман, Их макушки – в снега, В холод и ветер одета пурга. Ранние вёсны – в дожди и грозу, Тёплое утро одето в росу, Нива – в хлеба, Степь – в густую траву, В роще берёзки – в резную листву, Озеро – в дымку, А щедрое лето В лучики жаркого солнца одето. Осень – в прохладу: Предвестье зимы… Только во что одеваемся мы? Задали этот вопрос мы природе. Та отвечает: – Как я – по погоде!

Елена БЫЧКОВА

От Старой Руссы Лобыни близко

От Старой Руссы Лобыни близко — Истоки русских моих корней. Стою с цветами у обелиска И понимаю: среди камней В лесу еловом иль светлом поле, А, может, в роще лежит мой дед. И небо чисто, и эхо – боя, И сердцу больно: известий нет.

После дождя

Словно на прищепках, листья сохнут. Двор-колодец в обруч стен зажат. Солнечные зайчики на окнах Прыгают и в капельках дрожат. Солнце сядет – двор в тени утонет. Вглядываться в окна нет причин — Видно всё, как будто на ладони, От смешных веснушек до морщин.

Бог простит

К празднику святой равноапостольной Марии Магдалины

Не отринул грешницу с повинной. Со слезами, пряча красоту, Ноги целовала Магдалина Господу пришедшему – Христу. Каялась, пошла за Ним в дорогу, Исцелённой радостен был вид… Возлюбившим Бог прощает много, Покаянье – многих исцелит.

Детская больница

Перекрёстки старых улиц-линий, Василеостровский холодок, В честь святой Марии Магдалины Названный больничный городок. Бархатцы расцветок разных самых — Украшенье тихого двора. Засыпает с мыслями о мамах, Грустно глядя в окна, детвора. Хуже нет, когда болеют дети. Ты за них, Мария, помолись. С нежностью поглаживает ветер Плачущей рябины тонкой кисть.

Праздник в церкви

Чисты в небесном хоре голоса, Душе приятны, благостны на слух, И ласково взирают образа На деток и молящихся старух. Лампадки в храме весело горят, Томится в банках сладостный елей, Пожертвовать сегодня каждый рад На церковь даже несколько рублей. И, как всегда, мне хочется присесть — Четвёртый час уж служба, видит Бог! «Устала? – говоришь, – грехов бо несть?» — Из сердца – голос, праведен и строг.

Юрий ВИНОГРАДОВ

Просьба

…Воспринимай меня во всём, Не упрекая, как мальчишку. Душа – неизданная книжка, Душа – осенний, грустный дом. Ещё в ней тысячи надежд, Рассеянных в сентябрьской дали, Но гуси радостно кричали Над Шелдомеж[3]… Воспринимай во мне с тоской Басё, отца Хемингуэя, От звёзд далёких Водолея Отчаянье течёт рекой. Воспринимай во мне с тоской И свежесть трав, и вдохновенье, И листьев нежные мгновенья, И песен ивовых покой. Воспринимай во мне с тоской Интуитивность – «Мир искусства», Высокие, простые чувства, Закат над сонною Окой. Воспринимай во мне с тоской Науку, камень преткновенья, Несостоятельность ученья И философии людской.

Тригорское. Пушкину

Как призрачна дорога и легка, Обочины занесены снегами. Идёт метель, идёт издалека Нетвёрдыми порывами-шагами. Метель позёмку стелет меж берёз. Её седины – искры в белом вихре; И серебра не пожалел мороз На сосны, что за Соротью притихли… Звенит метель, кристаллами звенит. Сугроб нежнее сини халцедона. Мне нужен ты, затравленный пиит, — До крика, до усталости, до стона. Душа твоя – поэзии собор, Жаль, прихожане разбрелись по свету… Но в белом поле не мрачнеет взор, Несёт метель доверие поэту.

Ольга ВИОР

Турмалин

Читала я в книге старинной, В прозрачных следах на песке, Что нужно кольцо с турмалином Носить мне на левой руке. Он разных бывает оттенков, Но я выбираю один, И цвета малиновой пенки Возьмусь приручать турмалин. Малиновый камень поможет Раскрыть всё, что есть в глубине. Он любит поэтов. Художник Носить его может вполне. Умеет притягивать пепел И знает, похоже, один — Насколько мой путь будет светел, Малиновый мой турмалин.

Нет, только не сейчас!

Нет, только не сейчас! Не подходите! Когда мне больно – я всегда одна. Солоновато-горький вкус событий Я буду пить по капельке, до дна. И жалостливых глаз не оценю я. Так – утешать других неловко мне. Сама себя казню, сама врачую, А вам остаться лучше в стороне.

Скорпион

Я за звёздами не шпионю, Гороскопам гимн не пою, Но судьбу свою, скорпионью, Охраняю, как флаг в бою. Не терплю я ни лесть, ни жалость И сгораю дотла, любя. Иногда очень больно жалю, Только чаще саму себя. Привыкаю, люблю, теряю. Что же делать – таков закон! Но из пепла встаю. Не зря я По созвездию – Скорпион!

Трюмо

Я разучилась петь в своей квартире. Без музыки – глухая тишина. В моём весёлом, милом, добром мире Который год холодная война. Когда-то танцевала до упаду, За мной следило с нежностью трюмо. Забыла всё. Сама себе не рада. И зеркала в помине нет давно… От этой жизни становлюсь угрюмей. Ту девочку, что раньше мной была, Трюмо не отразит. Я существую в трюме… Мутнеет лик зеркального стекла.

Монолог после смерти

Я ушла. А никто не заметил. Я ушла. Навсегда. Насовсем. Мир, что был так пронзительно светел, Осыпается пеплом с колен. Вот и всё. Ни конца и ни края. Облака всё плывут и плывут. Дочь, не верь никому! Я – живая! Просто нет здесь часов и минут… Всё слилось в бесконечном движенье, Где мгновение в вечность длиной. Не увидишь моё отраженье, Я всегда у тебя за спиной. Я ушла. А никто не заметил… Я ушла. Неужели – совсем? Этот мир, что когда-то был светел, Осыпается пеплом…

Пальто

Не хотела вспоминать прошлое — Как росла на семь ветров брошена. От забора на локтях ссадины. Говорили, что со мной «сладу нет». И судачат во дворе сплетницы: «С мамкой только через год встретится». А у бабушки вчера пенсия — Жить на сорок два рубля вместе нам. Помню зимнее пальто красное. Собирали помощь мне «классную». Помню, девочка одна ляпнула: «Вечно, нищим, вам всё бесплатное»! Рассердилась на неё крепко я, А материя трещит крепкая — Полетели лоскутки красные Из окна на белый снег, классные… Не хотела вспоминать прошлое. Угол. Крашеный пол. Горошины. Я стояла на них коленями. Я училась повиновению.

Встреча

Случайно встретились. Пируем, словно боги В кафе с названием помпезным «Пир богов». Две чашки кофе. Интерьер убогий На полчаса Олимпом стать готов. Дым сигарет. Не клеится беседа. Так много слов, что нечего сказать… Разглядывая своего соседа, На много лет переношусь назад… Спрошу: «Как жизнь?», чтоб паузу заполнить. Расскажешь, что нагрянула родня… А я смотрю и всё пытаюсь вспомнить — Что так в тебе тревожило меня?

Пейзаж. Берёзовая роща

Пейзаж. Берёзовая роща. Стволы теснятся в узкой раме. Попробую понять на ощупь. Деревья трогаю руками… Безумен автор? Или гений? Живёт средь нас? Давно бесплотен? Сюжет последних сновидений — берёзы просятся с полотен.

Людмила ГАРНИ

Масис (Арарат)

За окнами горы оттенков любых — От бледно-зелёных до синих, Пасёт это стадо —                          святая святых — Масис —                         одинокий и сильный. Он – горный Халиф…                               Но порой наяву Волшебная снится нелепость: В ущельях глухих различаю Неву И рядом…                  Петровскую крепость.

Замкнулся круг событий в декабре

Замкнулся круг событий в декабре. Себе спокойной мудрости желаю. Последние листы в календаре В раздумье о былом перелистаю. А круг огромен —                         уместились в нём Открытья,                            откровенья и потери. Я подведу итог метельным днём, Когда сквозняк ночной подует в двери. Раскалывалось время пополам, Дорога превращалась в груды хлама… И разрушался выстроенный храм, Что строила я долго и упрямо.

Домой поэту ехать было скучно

Домой поэту ехать было скучно — Затронут был какой-то важный нерв. В предчувствии: жена затеет взбучку. В метро поэт достал блокнот и ручку И за минуту сочинил «шедевр». Он в лирике своей ходил по кругу: Писать о новой страсти? Не вопрос! О том не знала новая подруга… Ехидничала мартовская вьюга И предрекала бурю летних гроз.

Лето на пляжной сумке

Зимой на пляжной сумке «с абрикосами» Я солнечное лето разыщу, Оранжевыми красками раскосыми Балую любопытных глаз прищур. На лицах у прохожих изумление: Лучится лето, мимо мельтеша… А я шагаю сквозь толпы движение С любимой пляжной сумкой, не спеша. Аксессуар с погодою не вяжется И с курткой тёплой явно не в ладу… Мне кто-то улыбнётся – и покажется, Что счастье улыбнулось на ходу. Не мучайся нелёгкими вопросами, Ворчать на небеса не торопись!.. Зимой на пляжной сумке «с абрикосами» Мелькает лета солнечная высь.

Андрей ГОРДИКОВ

Тридцать лебедей

Сегодня тридцать лебедей Над пасекою пролетели. Вблизи безжизненно желтели Луга над пасекой моей, И у соснового леска Приткнулись две железных будки, А сосны спали до побудки Прикосновеньем ветерка. Я помню: тридцать лет назад, Весною северного края, У полыньи лебяжья стая На льду устроила парад. Там после трудного пути Она так радостно шумела: Мол, вот и долететь сумела, И воду чистую найти! Прицелился я с кручи вниз В ближайшего. Стоял он боком… Мой выстрел грянул одиноко, И птицы с криком сорвались. (Лишь выстрел вспыхнет горячо, Смертельный или неудачный, Он в тот же миг даёт отдачу — Отдачу в сердце и в плечо!) А нынче в ровных взмахах крыл Спокойно лебеди проплыли. Быть может, это внуки были Того, кого я не убил. А, может, – это тридцать лет, Как лебеди, собравшись в стаю, Неотвратимо улетают Голодной юности вослед.

Мои спасатели

Годами пропаганда дребезжала, Но от словесной пакостной трухи Меня спасали песни Окуджавы И Галича горючие стихи. Казалось, что не сможет сохраниться В народе совесть: сникла, чуть дыша… Но Гоголь, Достоевский, Солженицын Напоминали: есть у нас душа! И в горькие часы утрат последних, Когда тоска просилась на покой, Я отвечал: «Прошу простить, миледи!.. Сюда нельзя – здесь Пушкин и Толстой!»

В деревне

Как хорошо, что есть свеча и печка В моей непритязательной избе. Алей свернулся бархатным колечком И, чуть дыша, спокойно спит себе. Мы с ним лису сегодня погоняли, Сперва дуплетом отпугнув волков, А на снегу и в книжке записали Порядочную толику стихов. Леса заиндевелые уснули, И редкий, осторожный снег пошёл. А за окном заснеженные ульи Таят неугомонный шорох пчёл. На койке ждёт двойное одеяло Вдали – политика, карьеры, куражи… Покой и лад – так много и так мало — Нужны нам, чтобы зиму пережить.

Татьяна ГРАЧЁВА

И задумал кто-то голос мой

И задумал кто-то голос мой, Чтоб манил нездешнею тоскою, Чтобы вился нитью золотой И окутал сетью золотою. И задумал кто-то в мир явить Эти руки, негой налитые, Чтобы в них волной волос пролить Золотые нити, золотые. И задумал кто-то получить, Майский день, когда сольются вместе Золотые пряди и лучи, Чтоб светить в ладонь мою и в песни. И прольётся светлая тоска, Заискрится ливнем вдохновенья, Для любви бессмертие соткав Золотыми нитями мгновений.

Мой милый шут, зачем ты так обидчив?

Мой милый шут, зачем ты так обидчив? Не нужно женщин принимать всерьёз: Они печальны, если ты улыбчив, И веселы, твоих дождавшись слёз. Мой милый шут, и я не исключенье. Твоя обида – это мой успех. И мне давно знакомо развлеченье Терзать того, кто дорог больше всех. Мой милый шут, напрасно не пытайся Переменить законы бытия. Мой милый шут, почаще улыбайся! Тебе наградой будет грусть моя…

Стрекоза и муравей

Я не слышала басни грустней: Полюбил Стрекозу муравей. И она полюбила его, Да не вышло у них ничего. Стрекоза,        Стрекоза,                    Стрекоза! У тебя неземные глаза, У тебя золотое крыло, Но, пойми, твоё лето прошло. Ей бы только немного тепла, И она б до весны дожила. Но умела она только петь, А поющих не стоит жалеть. Муравей,                 Муравей,                             Муравей! Что ж ты сделал с подругой своей? Приземлял ты её, приземлял И однажды совсем потерял. А мораль этой басни понять Может тот, кто умеет летать, Для кого муравейник – тюрьма, Лучше птицам и рыбам – в корма! И остался один Муравей С непосильною ношей своей: Тащит он золотое крыло… Тяжело? Тяжело!

В зимнем садике долго качели скрипели

В зимнем садике долго качели скрипели: Тонко, жалобно – вверх, и отчаянно – вниз. Сын качался на них, как дитя в колыбели, И внезапно прочёл мою тайную мысль. Он спросил о тебе — я в ответ промолчала, Только сбивчиво сердце стучало в груди. И летали качели, качели кричали: «Приходи!» И «Не смей!» И опять «Приходи!». И «Не смей!»…

Молитва

От глаз моих несчастливо-счастливых, От рук моих, без нежной ласки – лишних, От слов моих, то горьких, то шутливых, Молю тебя, спаси его,                                   Всевышний! Ты создал женщин чистых и прекрасных — Зачем он их не видит и не слышит? От помыслов греховных и напрасных, Молю тебя, избавь его,                                       Всевышний! Освободи его от наважденья, Пускай ему другая станет ближе. Взаимною любовью наслажденье, Молю тебя, пошли ему,                                       Всевышний!

Татьяна ГРОМОВА

Я часть той вечной силы, которая,

Стремясь ко злу, свершает благо.

И.-В. Гете

По Высшей воле в космосе царят

1.

По Высшей воле в космосе царят Вселенские законы повсеместно. …Немыслимую бездну лет назад Из бездны тьмы возникла света бездна. В своем противодействии едины, Как две неразделимых половины. Вселенской справедливости закон На Землю щедро изливает милость И, словно свет, что был из тьмы рожден, В сердцах добро из бездны зла родилось. Их семена, как семена аира, Разбросаны по всем дорогам мира. Рассеяны по душам и сердцам, Не существуют розно друг без друга — Подобны неразлучным близнецам Добро и зло. И неизбежна мука Противопоставленья – тьма и свет. Пути иного не было и нет.

2.

Разбросаны по всем дорогам мира, Мы все бредем в один всеобщий Рим. Об этом Риме мы не говорим, И ждут нас там не виллы, не квартиры, Но, может быть, единственный тот дом — Тот, что искали долго и с трудом, От Малых Васюков до Альтаира. Неисчерпаем мир, необозрим И оплетен дорогами-сетями. Мы в этот мир являемся гостями, Чтоб отыскать обетованный Рим И сохранить, как Палатина камни, Слова, что отшлифованы веками, И наши души – нам поводыри.

Придёт пора в неисчислимый раз

Придёт пора в неисчислимый раз И умереть, и заново родиться: Привычных убеждений мишура Однажды чепухой оборотится, Исчезнет лицемерная игра, Несносное притворство прекратится, Прервется обязательств вереница, Забудется, утихнет боль утрат — Придёт пора! Окупятся страдания сторицей, И мудрость, с позволения добра, На свет предъявит подлинные лица — Придёт пора!

Что ж ты, девонька, заплакала

– Что ж ты, девонька, заплакала, Пол слезинками закапала? Что кручинишься, красавица, Чем душа твоя печалится? – В тридевятом дальнем Купчино Мое счастие залучено, Злыми чарами заковано, Заклинаньем околдовано. В дали купчинские дальние Застотридевятьквартальные Засылаю добру весточку, Вольну птичку эсэмэсочку. Ты найди мово зазнобушку, Убери с души хворобушку, Силой духа эсэмэсного Расколдуй его, болезного!

Туесок на поясе

Туесок на поясе, Тишина небес… С миленьким на поезде Едем в дальний лес. Не назвал любимою, Не поцеловал, Шёл тропинкой мимо – и Ягоды срывал… Шёл тропинкой дикою, С думой о грибах… …И горчит брусникою Осень на губах.

Мария ГРУЗДЕВА

Помню луга заветную тропку

Помню луга заветную тропку, Комариный мелькающий рой. За целебной травой кровохлёбкой Шла я с бабушкой летней порой. Две летучих косы за спиною, Беспечальна, легка голова… Августовским расплавленным зноем Луговая дышала трава. Васильки, одуванчики, клевер Прижимала я к сердцу и шла. Привела меня тропка на север, Навсегда от полей увела. Вот и город, гранитом одетый… Ведь когда-то я здесь родилась!.. Только вспомнится знойное лето, Только чувствую кровную связь — Даже в самую крепкую вьюгу Над встревоженной чуткой Невой — С тем далёким покинутым лугом, С той загадочной чудо-травой.

Стать бы тополем. У дороги

Стать бы тополем. У дороги Серебристою шапкой качать. Падать листьям, лететь под ноги, Самой снежной пурге под стать. Стать бы тополем. Невесомо Постучаться в окошко вдруг. Вспыхнет светом окошко дома, Будет меньше во тьме разлук. Стать бы тополем. Стать бы манной, Что летит на ладонь с небес, Самой чистой и необманной, Просветлённой, как зимний лес.

Хорошо, что в квартире ночь

Хорошо, что в квартире ночь, Что стихи помешали спать. Хорошо, что уснула дочь — Улыбнётся во сне опять. На стене шевельнулась тень, А в душе защемила грусть. Хорошо, что вернётся день, Успокоит мне сердце. Пусть. И котёнком крадётся сон — Я поглажу его слегка. Хорошо, что со всех сторон Тянет руки ко мне строка… Не хочу ничего желать — Не исполнит желанья ночь. Хорошо, что во сне опять Засмеялась тихонько дочь…

К берегу причалившая лодка

К берегу причалившая лодка. Тишина, похожая на бред. И звезда, сияющая кротко, — Горше и родней картины нет. Маятная, грешная, святая, Так иконно в вечности светясь, Спит Россия, о судьбе не зная. И закат на стёклах пишет вязь, И ветра осенние щемяще Трогают рябиновую гроздь. Кто Россию посчитал пропащей, Тем воскреснуть в ней не довелось… Пальцы сжав до боли и до хруста, Помолюсь я на сквозном ветру. Без России во Вселенной пусто. Без неё, без Господа – умру.

Я умру, наверно, поутру

Я умру, наверно, поутру. Не люблю неласковость ночей, Тьмы и тени смутную игру, Ветра зов, как звяканье ключей, Дождь по крыше или даже гром Среди неба ясного в ночи. Не люблю, когда уснувший дом Боль твою не слышит – хоть кричи… А рассвет – всему венец, всему. От него и спится горячо. И тревожно сердцу моему, Словно он – любимого плечо.

Помнишь, в августовской были

Там на неведомых дорожках…

А.С.Пушкин

Ю.В.

Помнишь, в августовской были, В полдень ягодно-грибной, Мы с тобою в лес ходили За брусничной тишиной? Все «неведомы дорожки» Обойдя в лесной стране, Мы собрали горсть морошки И букет фиалок – мне. Золотил мои ресницы Твой лучисто-нежный взгляд, Сердце крохотной синицей Улетало в райский сад. Ты сказал с улыбкой: «Маня, Будет супчик из груздей!» И, стихи в лесу горланя, Удивили мы зверей. От лесных красот поэты Очень часто без ума. Вспоминать давай про это, Если явится зима.

Андрей ГРУНТОВСКИЙ

Слово

Господи, гвозди голгофские Снова вбиваем в Тебя. Мы позабыли о Господе, Слово его теребя… Слово его изначальное, Слово, что прежде всех лет, В грешных устах измочалили, Тьму выдавая за свет… Господи, Господи, Господи, Чуден твой праведный мир! Пажити, пустыни, росстани — Сколько молитв и могил! Сколько, чего мы не ведаем, В мире чудесном Твоем, Сколько пропето над безднами, Сколько еще пропоем Грешного, может, и сущего — Будем страдать и тужить… Господи… сколько упущено… Сколько отпущено жить…

Мороз

Мороз балует, жарит, жжёт, В полях поигрывает палицей. И ворон, порешённый влёт, На лёд, крылом взмахнувши, валится… Гудят деревья на бору, Качают кронами хрустальными. И сумрак – слов не подберу — Наполнен шорохами, тайнами. И чувством чувствую шестым — Мороз сейчас пропишет ижицу, И месяц в небе так застыл, Что никуда уже не движется… А в деревушке над рекой Живёт-горит окошко тусклое. Там есть тепло, там есть покой, Там раздаётся песня русская. А под снегами в глубине Зерно засеяно озимое… А по весне, а по весне Оно проклюнется, родимое. Но не видать, но не слыхать — Завьюжено и заметелено, Повсюду ледяная гать, Дорожки лунные расстелены. Мороз балует у ворот, Скрипит-гуляет за околицей… А у печи вся Русь поёт, Портянки сушит, Богу молится…

Двадцатый век

Словно Вий не подымет век, А подымет – так хрена с перцем! Притаился двадцатый век Во шкафу за стеклянной дверцей… Там на полках стоит рядком То, что пело, рыдало, выло… Обернулось потом грехом, Злое зелье вгоняло в жилу! Это кладбище или жись — Переплёты знакомых книжиц? Отвяжись, мой век, отвяжись! От залётов твоих не выжить… А была ли там благодать? Да, была и отнюдь не с краю… Стану строфы перебирать — Будто снова брожу по раю… Так каким ты, Двадцатый, был? Что содеяли человеки? Притаился, глотаешь пыль, Приспустил свои шторы-веки… Ну а Божий нагрянет Суд, Так, восстав от земли и тлена, Твои пасынки вознесут Эти строфы, склонив колена…

Воздух морозный, тёплые руки

Воздух морозный, тёплые руки, Запах вокзала, запах разлуки. Дымом потянет, звуком нерезким, И побегут за окном перелески, И поплывут вперестук без устанки Гати, болота и полустанки… И полетят деревеньки косые, И под откос понесётся Россия, И зазнобит в тамбурочке продутом От разговора, который под утро. Снег за окном пролетает лавиной, Кладбище… церковь… пока еще мимо. Все мы куда-то катим до срока, Всем во спасенье дается дорога.

Нам светит солнышко осеннее

Нам светит солнышко осеннее И причитают журавли, И наше счастие-спасение В такой дали, в такой дали! И на поля на наши грустные Такую хмарь наволокло… А что, уж разве мы не русские, Как там хотелось бы давно! А что, уж разве мы без совести, Без глаз уже и без сердец, И у сей печальной повести — Навек прописанный конец? И нам судьбу переиначивать Уж не достанет боле сил? Мы долю выбрали собачую… Собачью, Господи, спаси! Живём, покуда не покаялись, И ждём спасения извне, Организуя апокалипсис В отдельно проданной стране…

Отцвела черёмуха, и рябина

Отцвела черёмуха, и рябина Горькой красной ягодой налилась. Как ждала она, ждала, как любила… А потом, голубушка, сорвалась… А потом поехало и помчало, Понесло под горушку так и сяк… Дважды замуж сбегала… заскучала… Даже вены резала второпях. Ну а ты-то, миленький, всё ли помнишь? Верно, плохо молишься за неё! Не пропала-сгинула – это подвиг. Как бы там ни каркало вороньё! Подняла сынка она в одиночку. Ни отца, ни отчима… Тут – Чечня… На двадцатом мальчики на годочке… А невеста-школьница вновь ничья… Отцвела черёмуха, и рябина Сыплет горькой ягодой с сентября. Всё про всё отплакала, отлюбила, Отмолила Господа за тебя…

Деревни

Деревни, деревни, деревни, деревни… Деревья, деревья, деревья, деревья… А вот и погост, и река под обрывом, И боль вековечная стынет нарывом… Изба заколочена, поле не сжато, И воткнута в грядку навечно лопата… И лес обступил, в нём балуют тетёрки, А он – в довоенной своей гимнастёрке Под пыльным стеклом, возле самого Спаса… А прах погребён на углу Фридрих-штрассе… Европу спасавший, ты видишь ли, как Деревню твою оккупирует враг?.. Где пели веками светло и беспечно, Последний сверчок заморился за печкой… Последняя мышка ушла из подвала, И ласточка больше гнезда не свивала… Деревни, деревни, деревни, деревни, Сомкнулись над вами деревья, деревья… И Русь зарастает быльем, как когда-то В эпоху татарщины и каганата… Но слово пребудет стоять нерушимо, Его не задушат полынь и крушина, И длится незримая эта работа — Святые в окладах, святые на фото… В избе заколоченной, в рухнувшем храме… Меж ними и нами, меж ними и нами…

Виктор ГУМЕНЮК

Зачем тебе Египет?

В лесу сугробы намело, И снег на ёлки тихо сыпет. Куда ни глянь, белым-бело. Скажи, зачем тебе Египет? В снегу костёр трещит искрой. Стакан налит. И быстро выпит. Под елью рюкзаки горой… Зима пришла! А ты – в Египет!

Мой друг уехал на Ямайку

Мой друг уехал на Ямайку. С морскою пеной в волосах Он ходит там в короткой майке И в модных шёлковых трусах. А я не еду на Ямайку. На лыжах, с палками в руках, В потёртой старенькой фуфайке Брожу в заснеженных лесах. Я – отрок северной природы, Я грею пятки у огня. Черноволосые народы Пусть обойдутся без меня!

Не люблю я самолёты

Не люблю я самолёты, Ненавижу поезда И на дальние широты Не уеду никогда. Рюкзачок, как косметичка, Мал, но доверху набит. Рано утром электричка Прямо в лес меня умчит. С рюкзаком, как с аквалангом, Я нырну в зелёный рай. Мне исполнит птичье танго Скал и сосен милый край.

Александр ГУЩИН

Сердце Родины

В озёрах сердце Родины застыло, Под тяжестью снегов погребено… Всё русское, что было сердцу мило, Застыло здесь, и время истекло. Лишь эхом вьётся призрачная песня Над мёртвой стынью, дальней и слепой, Про степь, про путь, про тех, кто спит не вместе, Про ворона и дикий волчий вой. Забыты песни, слов не помнят боле: Здесь мёртвые страдают за живых. Живые спят. Сугробы стынут в поле, Под волчий вой метель кружит меж них. Сольюсь с метелью в этом танце странном, И сердце Родины откроется, что клад: Нет ничего прекраснее обманов И ничего счастливее утрат.

У печки, за тлеющими дровами

У печки, за тлеющими дровами, Про вьюгу там, за стеклом, – забыли. На небе России, объятой снами, Всё кружится облако снежной пыли. А стёкла мороз, исчеркав, читает, А вьюга мечется, плачет, стонет, У печки тепло, от неё не тает Путь жизни – дорога в моей ладони.

Попробуй

Проходит всё. Жизнь не всегда права. От Родины остались лишь преданья. Бессмысленные, жалкие слова, Пустые, безнадёжные свиданья! Твой дар любви прошёл ко мне сквозь век. Где ты, мой друг, безмолвный, безымянный?! Во тьме кромешной стынет человек — В России – тьма под властью окаянной. Сума, тюрьма. Достанет сил терпеть, Ждать торжество добра над лютой злобой. Проходит всё – рождение и смерть, Переживи, пожалуйста, попробуй.

Мне возвращаться к жизни поздно

Мне возвращаться к жизни поздно. Вокруг меня сплелись, скользя, Кольцо воды, текучий воздух И очень тёмная земля. Всепожирающее пламя Всё уровняло до звезды, Где память – облака и камни, Воды текущие сады. И звон пронизывает плёсы И всем несёт благую весть О том, что Бог – старик курносый. Он справедлив, и выбор – есть.

Запуржит, зашуршит

Запуржит, зашуршит,                        как закружит, так сразу и бросит. Город сотней огней догорает в ладони судьбы. Но о чём, закружив,                         меня ветер так жалобно просит: Оставайся, забудься,                                       сыграй и опять уходи По тропинкам, по слякоти,                                 по непонятным приметам, По дорогам,                     где ноги подтаявший снег изопьют. Ветер, ветер зимы —                                не найти уходящим ответа, И деревья протяжно и нежно хоралы поют. Замолчите, деревья,                            не дайте почувствовать боли. Ветер, ветер усталый,                                        усни и меня не гони. Выводите тропинки в просторное русское поле, Где огромное небо,                                а больше не видно ни зги. Закружите, дороги,                     в заснеженном медленном танце, Чтоб идти и идти, всё равно,                                  хоть ползти – не стоять, Чтобы город забился              в свой медно-расчерченный панцирь, И меня никогда                            не поймал в свои сети опять. И тогда припаду к колее придорожной, разбитой Воду талую жадно испить, как вино. В сказке Пушкина старой                                 в награду досталось корыто. Старику же – дорога                            за рыбкой волшебной – на дно!

Теорема огня

Наслаждаясь усталостью тела, Забываясь течением дня, Оставаясь ни чёрным, ни белым, Я решал теорему огня. Не того, что в глубинах подземных Заставляет граниты вскипать, Изливается в холод вселенных, Заставляя край мира пылать, Что мерцанием ровным, полезным Согревает Эдема сады, Что стремится сквозь чёрную бездну, Как посланье погасшей звезды, Не багровые отсветы ада, Не оплавленный шлак, не зола, Не священное пламя распада Обречённых служителей зла; А того, что единственным словом Заставляет кружиться миры, Что дыханием радостным, новым Наполняет миры как дары! Откровением тайных открытий Созидает судьбы круговерть, Через сладкие токи соитий, Через горечь прощаний и смерть. И рождался в сознании где-то Тот ответ, что чеканен и строг: «Примет избранных Родина света, Где познанье, блаженство и Бог!»

Яна ДЕКА

Первый снег

Первый снег. Новый гость неземной. Надо было такому случиться — Нарушая сцепленье с землёй, Улететь в небеса, словно птица! Улететь под придирчивый лай Охраняющих и прикреплённых… Не падение, а окрылённость, Уносящая душу за край… С громким выдохом – и за черту, Поднимаясь с холодным потоком. Трудным взмахом набрав высоту, — Вдоль по улице вверх, мимо окон! Первый взмах. Первый вдох. Первый снег. Вроде вышел за угол, за хлебом… А – уже прикасаешься к небу! Окрылённый. Прощающий всех…

Все за счастьем?

Из большой воронки, по спирали, В час по капле, иногда – по пять Людям как-то счастье раздавали. Всем, кто мог ладони подставлять. Выстроились очередью люди, Длинною змеёй под небесами… Что дают? А кто последним будет? Все за счастьем? Я тогда за вами! Видно, в небесах был ржавым вентиль, Только доставалось не по норме: Чуть поменьше тем, кто слаб и беден, А побольше – для того, кто в форме… Там, на небесах, дежурный кто-то, Забавляясь, делал перекуры. И, хотя любил свою работу, Вёл себя порою некультурно. Будто забывая ненароком Вентиль закрутить. И сразу счастье Проливалось радостным потоком Почему-то тем, кто был у власти… А в сторонке тихо пили водку, Наплевав на представленье это, Поедая ржавую селёдку, Бедные, но гордые поэты… Им, неглупым, смелым, неленивым, Может, счастье виделось иначе? Только побрели они за пивом. В сторону другую от раздачи…

Спасибо, осень!

Октябрь разнузданный сияет наглым солнцем! Никак бедняга не угомонится. Мне всё трудней с гормонами бороться. На месте, право слово, не сидится. Казалось, что вчера туман окутал Белесой ватой улицу мою… Не тут-то было! Солнце нынче утром! Я в нём купаюсь, ем его и пью! Спасибо, осень, за твою заботу, За яркий луч и за неспешность дней, За муху, залетевшую в субботу В моё окно. Я очень рада ей! За недождливость и за отопленье, Спасибо за читателей вдвойне! Спасибо за любовь и вдохновенье, Внезапные, подаренные мне…

Дмитрий ДУБКОВ

Я родом оттуда…

Черкнул для души в пожелтевшей тетрадке: Я там, где гитары, я там, где костры, Я родом оттуда, где кеды с палаткой, Где чистые мысли, где ноги быстры. Остался я там, где ещё пионеры. Ищите меня, где простые ребята До Марса достать, долететь до Венеры Под звёздные ночи мечтали когда-то. Я там, где ещё кризис вовсе неведом, Где в речке была ещё чистой вода, Где то, что рассказано мне моим дедом, Останется в сердце моём навсегда. Я родом оттуда, где все были братья, Ищите меня, где гордились страной, Где Родина – было святое понятье, С достоинством произнесённое мной.

Перед боем

– Хочу сказать тебе начистоту, Короткий будет, в сущности, рассказ: – Любой ценой сдержать нам высоту! — Прошёл по взводу старшины приказ. Такой нам, брат, с тобою выпал рок. Такая, стало быть, побед цена. Я знаю, ты вернёшься в хуторок, Расскажешь про войну и ордена. Что ж, перед боем страхи разорвём, Ведь кончится когда-нибудь война. Представь себе, как после заживём, Какие после будут времена! Ах, день сегодня выдался какой! Так хочется покоя, тишины. Гляди-ка, стриж летает над рекой, Как будто для него и нет войны. Эх, нам бы искупаться в той реке И истопить бы баньку вечерком! Да ты гранату не сжимай в руке, Как дёрнул за кольцо, кидай рывком. Патроны, брат, ты тоже береги, Стреляй прицельно, на рожон не лезь, Пускай поближе подойдут враги, Раз уж пришли, то и полягут здесь. Ну, вот и всё, пожалуй, началось… Крещёный? Ну, тогда перекрестись. Теперь на Бога только и авось, Храни тебя Господь, сынок, держись!

Мне, право, нелегко сейчас признаться

Мне, право, нелегко сейчас признаться, Хотя и было это так давно. Ах, как она любила целоваться! Наедине, на людях – всё равно! Она дарила тонкости искусства В саду, в подъезде или у моста. Я понял, в мире нет счастливей чувства, Когда соприкасаются уста. Старался я изысканным казаться, Прилежным быть хотел учеником. Ах, как она любила целоваться! И губы были нежным лепестком!

Жар-птица

Это ж надо такому присниться: В неизвестной чудесной стране Я поймать всё пытался жар-птицу, Ну уж очень понравилась мне. Может, проще поймать мне синицу? За перо ухватить журавля? Только манит заморская птица, Что живёт, где чужая земля. Я крадусь потихоньку средь леса, Опасаюсь я диво вспугнуть. Может, это не птица – принцесса? Норовит от меня улизнуть, Издевается – с ветки на ветку, Дразнит вновь – от куста до куста, То оставит мне звёздную метку, То блеснёт опереньем хвоста. Позабавиться, видно, хотела Надо мной, и в другие края, Словно сон, от меня улетела, Упорхнула жар-птица моя.

Юлий ЕЛИСТРАТОВ

Монолог быка на корриде

Я сегодня сражение выиграл, Удалось мне от шпаги уйти, Пусть железа толедского в вые грамм Где-то около ста двадцати… Две яремные жилы напружу я Так, что сердце забьётся в виске, И обломок чужого оружия Вместе с кровью блеснёт на песке. Был Мигель и лихой, и удачливый, Ус свой бакский любил теребить, И, когда ещё только мы начали, Он поклялся меня истребить… Двое с крючьями, явно подосланы, Маскируют железо в плюмаж. Ничего, сосчитаем по осени Гандикап заработанный наш… Враг мой плащ распускает свой тоненький, От которого пышет огнём, И тогда я кошу под дальтоника — К чёрту плащ, откровенье не в нём. Тень Мигеля за малой мулетою, Он теперь, как на выставке весь… На неловкость невольную сетую, И взлетает проклятый эфес… Но каким-то мгновением ранее, Чуть левее вильнув головой, Принимаю железо буграми я… Да, я ранен, но, вроде, живой… Я копытом лежащего трогаю, Бой горячий уже позади, И оставил пол-левого рога я В ненавистной Мигеля груди…

Этюды деда Мороза

Дух Севера сковал Неву, И под влиянием природы Стоят, уткнувшись в синеву, Сиреневые теплоходы… Лежат каналы в полный рост Строками выверенных гранок, И каждый петербургский мост Гудит, как нотный полустанок… По мановению зари В дома не входит утро улиц, Как будто бычьи пузыри На окна снова к нам вернулись. И не толпятся по углам В надежде праздника разини, И режет мир напополам Дыханью неподвластный иней. А по-над Охтою фантом Скользит серебряною тенью — За темя держится Ньютон, Предвидя яблока паденье…

Марина ЕРМОШКИНА

Остужно-вьюжной снежной хронике

Остужно-вьюжной снежной хронике Я предложу легко взамен Зелёный сад на подоконнике, Где пламенеет цикламен! Насвистывают мирно в носики Два лежебоки, два кота… В лесу не сыщешь даже просеки, А в доме ладном – красота!

Ты повинишься

Вино в буфете, по старинке… Да разве плохо мы живём? Давай с тобой, как на картинке, Его по чашам разольём. И жизнь легко переиначим, И слёзы спрячем до зимы, Поговорим о том, что значим Вдали от пёстрой кутерьмы. Ты повинишься, что влюбился, Что «непорядок» с головой, Что у неё… в пупочке пирсинг, А ты, как мальчик, сам не свой. Мне улыбнёшься старомодно И тронешь поредевший чуб… Да если сердце к чувствам годно, Люби взахлёб, пока ты люб! И рассмеёмся мы невольно, Ведь ты влюблённый, знать, живой. Пусть впереди темно и больно — Ныряют в омут с головой. Вино любви не на картинке Горчит рябиновым огнём, Давай, дружище, по старинке Мы чаши доверху нальём.

Счастья часы

В жёлто-синий квадратик двора Лист багряный слетит без труда. Карнавальных дерев мишура Закачается в чаше пруда. Пёс безродный уткнётся в ладонь: Мол, давай-ка с тобою дружить… Вспыхнет клёна весёлый огонь, То-то повод, чтоб попросту жить. В жёлто-синий квадратик двора Лист последний слетит без стыда. Золотая качнётся пора В малахитовой чаше пруда. Мне на краешке этой красы Тем двором и тебя закружить, Пусть отмерены счастья часы, Ни о чём мы не станем тужить!

На выставке импрессионистов

Лиловы так, что хочется потрогать В кувшине на столе прованские ирисы, Сияют золотом подсолнухи Ван Гога, Густеет неба синь мазком Анри Матисса. И «Завтрак на траве» Мане стремглав готовит… Дега, устроившись удобно на паркете, Палитрой голубой танцовщиц ловко ловит — Прекрасных бабочек, порхающих в балете. Моне спешит в поля к стогам и макам, Миг бежевой зари на холст, как маг, вбирает, Пьер Ренуар, ну просто франт во фраке, Перед красавицею кисти растирает!.. Горбун Лотрек давно не столь несчастен, И дамы в «Мулен Руж» чисты и непорочны… Художник, как ты радостно причастен К тому, что мир так живописно сочен!

Былое, словно сновиденье

Былое, словно сновиденье, Нечётко смотрит на меня, По-птичьи проступают тени Всех тех, кого любила я. О, вереница лиц неясных… Вы – эхо отзвучавших лет, Вы – звёзды, что давно угасли, Но ваш ещё струится свет. И я опять, пусть на мгновенье, Вгляжусь в былого силуэт, Там оживают милых тени, Там не размыт ещё их след.

Параллельные миры

У тебя под окном Нева, На фасаде —               лепнины декор… У неё —               под окном трава, На стекле —                 дождинок узор. У тебя не вершки —                              верхи, Ты желаньям давно господин. У неё —                  по ночам стихи Да иллюзий химерный дым. У тебя —              за банкетом банкет, Жизнь сверкает театром мод… У неё —               лампы жёлтый свет Да от бабки смешной комод. Что ж ты плачешь,                       как сучий сын, Что же воешь, как серый зверь? Ты —                такой на округу один! А она не открыла дверь!

Дождинок не стирая…

Плачет Петербург…                Зачем он плачет? Господи,               ему бы жить иначе! Триста лет текут из сизой хмари Слёзы над усталыми домами. С плоских щёк дождинок не стирая, В небеса глядит он,                          не мигая. Плачет город мой…                   Веками плачет! Захочу —             и станет всё иначе! И своей любви к нему не скрою, Заберусь на тучи,                  как на кровлю, Упрошу сердитое их племя, Пусть оставят город,                  хоть на время! Вспыхнет свод майоликовой синью, Брызнет солнце                     долькой апельсина, Птицы разольются вешним гвалтом… О, каким мой Питер станет франтом! Только плачет он…                           Дождями плачет! Не дано судьбы переиначить… Триста лет текут из сизой хмари Слёзы над усталыми домами.

Ирина ЖАРКОВА

Осенние миражи

Петербургская ночь заблудилась в туманах, Где мерцающим светом горят фонари, Здесь нетрудно поверить любому обману И в счастливом обмане дожить до зари. Но, дождливым рассветам и сумеркам рада, Я ни в чём не посмею мой город винить — Надо мною в аллеях старинного сада Ветер кружит стихов серебристую нить. И летят по ветвям разноцветные блики, От шагов разбиваются луж витражи, О любивших тебя – и простых, и великих, Летний сад, ты мне тайны свои расскажи… Здесь мелькают порою прошедшего тени — Адъютантов, красавиц, и верных пажей И поэтов, ступавших по этим ступеням. Летний сад, я в плену у твоих миражей! Оживают застывшие в камне сюжеты, Осень вновь пишет золотом автопортрет. Петербургская ночь окликает поэтов, И струится в ночи вдохновения свет.

Васильевский остров

На Васильевский остров я смотрю из окна — Стрелка, красные ростры, справа биржа видна. Мой Васильевский остров – остров первой любви, Не по отчеству – просто, вновь меня позови! И на Малом проспекте, у знакомых ворот, Через годы, поверьте, снова сердце замрёт. Сколько раз на свиданье я спешила в тот сад… А подальше – Смоленка: прадед с дедом лежат. На Васильевский остров вновь судьба привела — Ранним утром июльским сына здесь родила. Здравствуй остров Васильев! Ты по жизни – родня, Мы с тобою из сильных: ведь – Васильевна я!

Васильки России

Посвящается отцу – Карявину Василию Васильевичу

Имя деда и отца – Василий, И отчасти, может, потому, Полевые васильки России Так созвучны сердцу моему. И глядеть, и век не наглядеться Мне на это поле за рекой, Где, смеясь, бежит навстречу детство, Машет мне мальчишеской рукой. И пока живу на белом свете, Помню это поле в васильках, Где за день набегавшись, как ветер, Плыл куда-то в васильковых снах. Красоту ценили наши предки, Или было больше васильков, Только имя это стало редким, Что пришло из глубины веков. И хоть нынче стали мы другими, Но синеет небо надо мной, Сбереги, Россия, это имя, Это поле над родной рекой!

Валерий ЖИДКОВ

Во дворе подгулявшая вьюга

Во дворе подгулявшая вьюга Не устала плясать гопака. Навестить не могу нынче друга, Как у нас говорят, без звонка. Лишь ступи на большак – непогода Встретит, как с кистенём злобный тать. А три цифры подъездного кода Память больше не в силах держать. Налицо, к сожаленью, потери. Ставя чайник на «медленный» газ, Про замки и железные двери Скромно я промолчу в этот раз. В добром здравии, памяти, силе, Не ершист, не злоблив, не колюч… Я из той, из барачной России, Где у двери под ковриком ключ.

Берёзы на передовой

Глаза комбата застилают слёзы От чувства незаглаженной вины За то, что на передовой берёзы С ним разделяют тяготы войны. Вспотевший лоб, как над задачкой, морща, Ракетой в небо чёрное паля, Он твёрдо знал – берёзовая роща Обителью была для соловья. Ничто для мины на земле не свято, Подумал он, дурную мысль гоня, Берёзки здесь, как сёстры медсанбата, Почти у самой линии огня. И у бойцов опять теплеют лица, Меняют облик грубые черты, Когда лоскут «берёзового ситца» Они им рвут на свежие бинты. Бинты на раны наложив с любовью, От пуль закрыть готовые уже, И, истекая соком, словно кровью, Стоят, как на последнем рубеже.

Целуйте руки матерей

В рассвете юности своей, Мальчишки, мудрые мужчины, Целуйте руки матерей В прожилках синих и морщинах. И не стесняйтесь целовать Ладони, пальчики, запястья. Что возле вас хлопочет мать — Неописуемое счастье. Но разве дело за борщом Домашним, к завтраку – в оладьях… Кто так на свете вас ещё По голове седой погладит? Себя так строго не суди За эту под глазами слякоть, Но нам на чьей ещё груди, Как в детстве, жалобно поплакать? Вы на глазах родных детей Неловко, трепетно, солидно Целуйте руки матерей, А им за вас не будет стыдно.

Николай ЗАЗУЛИН

Для них я – близкий и земляк

Для них я – близкий и земляк. Здесь помнят всё о жизни нашей. И только издали ветряк Руками мне уже не машет. Иду я полем вдоль межи, А мне колосья бьют поклоны. И мысли, быстрые стрижи, Летят, прошедшее затронув. И вдруг тоски скользнула боль: Не я ваш сеятель-хранитель, Кто познавал здесь пота соль, Я – созерцающий любитель, От вас сбежавший сельский житель. Живу в далёкой стороне, Не скоро снова я приеду. Не мне вы кланяйтесь, не мне, Вы низко поклонитесь деду: Он вас и сеял, и растил, Ухаживая по-отцовски. Я вас случайно посетил — Пришёл, ушёл, как гость московский.

Сестре

Ты помнишь, мама говорила: Не всё, что светится, – светило. Не всё, что яркое, – цветок. А ты сидишь, меня смущаясь, Румянец щёк в зарю сгущая И руки пряча под платок. Родная, мне ли не знакома Простая огрубелость рук? И что-то повернулось комом И к горлу подкатилось вдруг. Ужель нам гордость не пристала? И соль потов не дорога? Ведь ты лучи в снопы вязала И солнце ставила в стога.

Кто назвал тебя чёрным, хлеб?

Кто назвал тебя чёрным, хлеб? Был умом недалёк он и слеп. Если колос был твой налитым, Называли его золотым. И во все времена неизменно Чтили кроху твою священной. Кто назвал тебя чёрным, хлеб? Был умом недалёк он и слеп. Может, пахарь, открывший ладони, Золотых не заметил мозолей? Может, слово такое, как жито, В промежутках времён позабыто? Кто назвал тебя чёрным, хлеб? Был умом недалёк он и слеп. Разве поле под рожью – не поле? Разве колос зерном не окреп? Так доколе же будут, доколе Называть тебя чёрным, хлеб? Кто назвал тебя чёрным, хлеб? Был умом недалёк он и слеп. …Подвела подгоревшая корка — За тебя мне и больно, и горько. За себя я стыжусь виновато: Всё святое для каждого свято.

Олег ЗОРИН

Вечные ценности

На Руси Древней сердцем города Был стоящий на взгорке кром[4], Защищавший мечом от ворога Всё то, ради чего живём — Свою землю, могилы родичей, Звонкий смех во дворах – детей, Отчий дом и богатство родины — Не умеющих лгать людей, Что, садясь за столы дубовые Всем народом, чтоб править пир, Из братины[5] сыты[6] медовые Откушали, являя мир… Мчится время в карете вечности, Поднимая былья туман, Над которым Дорогу млечную Выткал по небу не обман, А из чаши той – гордых россичей Звёзды веры, любви, добра, Зажигая их чистой россыпью Свет безгрешного серебра.

Поле

Зацвело гречихи поле У излучины реки, Ой ты доля, ой ты доля — Лебеда да васильки. Под серебряной ракитой Цвета неба огоньки, На холсте, из будней сшитом, Жизни ночи и деньки, Где от слова мало проку, Где отрадней людям сны, Нет в Отечестве пророков, Только блудные сыны.

Рассвет

Над черёмуховой заводью Паутинковый рассвет Перламутровые завязи Заплетает в лунный свет, Расстелив росой искристою С них протоку по траве, Чтоб отплыть от звёздной пристани На хрустальном корабле.

Взлётная полоса

То, что в одном мире считается мистикой, в другом – научные знания…

Парацельс Мы сами жизнью путь торим Себе в другие измеренья, Когда то зло вокруг творим, То дарим людям свет прозренья. Ведь наша сущность – смесь начал, Сплошной клубок противоречий, Она – спасительный причал У огонька пасхальной свечки, Порывы яростных ветров На чёрных вымерзших нагорьях Над бездной пасмурных веков, Бурлящих радостью и горем. Мы – ад и рай, мы – аз и ять, Исток и устье, лёд и пламень, Мы рождены, чтоб созидать, Но разрушаем даже камень. Лишь пред концом своим земным Листаем бренные страницы И, просмотрев их, вновь спешим По полосе на взлёт, как птицы.

Разница

Шли дворяне с Сенатской площади По сибирским снегам в острог, А за ними на чахлой лошади С декабрём рядом ехал Бог… Два столетья с поры той минуло, Море кровушки утекло, Много властей земля отринула, Разбивая их, как стекло. Потому что в Тобольске гибнули Сыны Родины, чтоб народ Стал богаче, а бедность сгинула, Но никак не наоборот. И когда мы лишь эту истину Сможем в жизнь свою претворить, Вот тогда на Руси, без мистики, Будет Благо для всех светить.

Вечная скачка

Не бойтесь совершенства, Оно вам не грозит, Для черни верх блаженства — Когда дворец горит. Ни в чём не зная меры, Несётся вскачь орда От жизни своей серой Неведомо куда, По городам и нивам Евразии моей, Вцепившись пьяно в гривы Безумных лошадей.

Игорь КАЗАНЦЕВ

Auto poetry

В чистые души приходят мечты, Так притягательны, что бы то ни было. Кто это создал, судьба или ты? Автор всегда предстает перед выбором. Пропасть нема в необузданной ржи, Зря состязаешься с ней в остроумии. День, затонувший по мачты во лжи, Стал предсказуемым, даже в безумии. Ищут взаимности тысячи глаз, Каждому хочется быть узнаваемым; Слёз не хватает, и в утренний час Жажда становится их наказанием. Просто найди, обними и согрей Годы напрасно растраченной совести; Всё, что ты ищешь, находится в ней — В жизни, достойной собственной повести.

Почему

Вопрос «почему» – самый трудный из всех. Я знаю ответ, только он не поможет. Сегодня со мной и тревога, и смех; Как близкие, мы друг на друга похожи. Но чудо имеет условный предел: Я к роли приятеля вновь привыкаю. Ты злишься за то, что от будничных дел Тебя без особой нужды отвлекаю. А ночью, когда разводные мосты Вчерашней печалью блеснут на изломе, Захочется в горестный миг пустоты Набрать затерявшийся в памяти номер. И я телефонную трубку сниму, Мой голос отправится вслед за монетой; Единственный детский вопрос «почему?» Аукнется истиной: «Ждите ответа…»

Осенняя сказка

Восход словно сказкой осенней навеян, В обеденный полдень садится за стол. Никто до тех пор умереть не посмеет, Пока не узнает, откуда пришел. А я – паучок на серебряной нити, Я веру в тебя называю судьбой, И, дверь закрывая в земную обитель, Уже никогда не расстанусь с тобой.

Ваниль

Колотит ливень беспощадно Холодной влагой по лицу; Частицы памяти нескладной Разносит ветер, как пыльцу. Сдаётся лес в бою неравном, Листвы кровавой вьётся след. Я не успел спросить о главном, Но получил простой ответ. Легчайшим запахом ванили, Наполнив грустью небеса, В осеннем облаке застыли Друзей ушедших голоса. Нас добродушно приглашает В свои объятья звёздный хор, Где нам ничто не помешает Продолжить вечный разговор.

Елена КАЧАРОВСКАЯ

Волшебница Шу

Там драконы гнездятся, как ласточки, И волшебники носят пижамы, Там слоны ходят в бархатных тапочках И доверчивы гиппопотамы. Там целуются рыжие курицы И влюбляются даже улитки, Там коалы на радуге-улице Шоколадки дают за улыбки. Там лягушки и вправду красавицы В зеркалах ирреального мира. Мой любимый, тебе там понравится! Заходи. Это наша квартира.

В чукотском небе бисер звёзд

В чукотском небе бисер звёзд, В чукотском чуме чай замёрз, К чукотской лайке чешет волк, Чукотской бабке – лыжа в бок, Мешает спать. И жир чадит. Чихнёт чукчонок. Да гундит Под нос чукотская жена. Спокоен чукча – ночь длинна. Что суетиться? Мир неплох. Есть тёплый чум и в трубке мох, Олени. Тундры мир велик. И чукча всем молчать велит. В сиянье ночи он и Бог Ведут безмолвный диалог…

Дом-очкарик

Дом-очкарик. Стёкла-линзы. Шапка крыши. Черепица. По трубе с упорством ниндзя Кошка лезет, чтоб влюбиться. А труба ещё дымится. Гаснет небо. Дело к ночи. Кошке небо – заграница, Лапой цапнуть звёзды хочет. В саже хвост. Глаза устали. Разбежались звёзды-мыши, Дремлет сладко кот в подвале. Он давно не любит крыши.

Я – пятнистая шкура гепарда

Я – пятнистая шкура гепарда И колода потрёпанных карт, Задымившая воздух петарда, Невпопад объявившийся бард. Диковатая полукукушка, Затаившийся в иле карась. Сушка, брюшко, ватрушка, петрушка. И ёще – я вчера родилась… Туча. Круча. Порода. Погода. Я – свободная. Только лови. Впрочем, быть я могу кем угодно Без любви…

Блюз старой щуки

Незавидна участь старой щуки, А вокруг – сомьё да окуньё, Вот лежу, зелёная от скуки, Я – не злая, всё про нас – враньё. Головастик мне упёрся в жабры, Он меня настроил на обед, Но в пруду печально пели жабы, Отпустила – аппетита нет. Плавать лень, я всех вокруг старее, Щучья жизнь, ни отдыха, ни сна, О, рыбак, поймай меня скорее, Где твоя счастливая блесна?

Кстати об обидах

Ослабший кот лоялен к мыши, В усах остатки творога. Он сделал вид, что Вас не слышит И Вы ему не дорога. Его глаза скупы и сухи, Он будто с Вами незнаком, И безнаказанные мухи Гуляют в миске с молоком. Он отомстит Вам ночью в тапки, Свободный и ревнивый кот, Зачем Вы были так бестактны: От Вас собаками несёт.

Екатерина КИРИЛОВА

Встреча

Заплутала в жизненной трясине… Мне б на волю думы отпустить И проблем распутать паутину, Не порвав слабеющую нить. Я спускаюсь к берегу устало И берёзу вижу на пути — Плачет, словно тоже заплутала И не может выхода найти. И в тени её ветвей, в прохладе, Я забудусь тихим, крепким сном… Не буди, берёзонька! Не надо! Слёз не лей берёзовым вином. И она терзает душу болью… Мы похожи горькою судьбой. Вместе выход нам искать с тобою, Вместе счастье повстречать с тобой.

В долине Мцхета[7]

Прилёг густой туман прохладным утром На плечи древней Мцхеты, словно шаль, Промокшая в воде Арагви мутной, Стремящейся с подругой Мтквари в даль — За горизонт, горбатый и прогретый Лучами солнца, гладившего склон, Где ветром колыбельная пропета Под утро, в мёртвый – самый крепкий сон. Среди холмов стоит старушка-церковь, Чуть сгорбившись, поклон прохожим бьёт И смотрит вдаль так пристально и цепко, Как будто для себя ведёт учёт: Кто ей в ответ сейчас перекрестится, Пройдёт ли мимо или завернёт На тропку, что к её ногам молиться Упрямо тянет путника вперёд… А где гранат и виноград созрели, Питаясь воздухом прозрачных гор, Стоит внизу большой Светицховели — Красавец, древний каменный Собор. Здесь всё кругом молчит, как будто знает, Что лучше не тревожить тишину, Когда туман вершины обнимает И прячет красоту в своём плену, Где можно заблудиться в спящей дали Среди ветвистых улиц и аллей, Представив, как давно вот так гуляли, Любуясь, предки царственных кровей.

В старом кафе

В старом кафе растворился уют, Слышатся звуки знакомого вальса, И полутени интим придают, Словно сошедший с картин Ренессанса. Уединенье, душевный покой, В мир ощущений приятных зовущий. Медленно время стекает рекой И оседает кофейною гущей. Дымкою прошлого всё обволок Запах жасмина, в любви растворённый. Свет фонарей осветил диалог Пары, сидящей в тени у колонны. Их затянула блаженства игра: Робкими пальцами нежно касаясь, Всё говорили друг другу: «Пора!», В старом кафе до утра оставаясь…

Последнее свидание

Я томлюсь в приятном ожидании Образа, приснившегося мне… С листопадом вышла на свидание, Утонув в осенней пелене. Осень шла навстречу мне аллеей, Нарядившись в яркий сарафан, С ожерельем ягодным на шее, С песней птиц, сплетённых в караван. Я в восторге ей в любви призналась: Восхищенью не было границ! Осень благодарно улыбалась Из-под веток бархатных ресниц… Как печально время увяданья, Но и как возвышенно всегда С осенью последнее свиданье В парке у замёрзшего пруда!

Зинаида КОННАН

Ракитник (Целебная сила)

Время жатвы настало: октябрь, и закончилось лето. Скоро тыквами скалиться станет во тьме Хэллоуин. Вновь раскрылся ракитник на мантии Плантагенета… Мы устали; целебным напитком ты нас напои! Сколько нажито за год ненужного, набрано скверны… Как покинуть земную реальность с таким багажом? Пусть другие кутят – в ноябре делать нечего, верно. Мы же – нежный побег с благодарностью снимем ножом. Сновидения нам пусть дадут на вопросы ответы, И с покоем в душе мы проводим, очистившись, год. Семена рассыпая по мантии Плантагенета, Ярко-жёлтый цветок дух наш к странствиям дальним зовёт.

Особняк

Опять брожу – почти в потемках — По своему особняку. Прекрасной дамой, Незнакомкой Себя сама я нареку. Вот выхожу в оранжерейно — Декоративно-зимний сад, Где белизна цветов лилейна И сыплет в стекла снегопад. Я комнат обойду десяток: Заброшенных и обжитых, Где роскошь и царит порядок, — И незаконченно-пустых. Шум улиц и жилых кварталов И парк за стрельчатым окном Покой не нарушает залов, Скрываемых особняком. Здесь каждый интерьер продуман, И значим тут любой пустяк; Лишь населяют сны и думы Души заветный особняк.

На набережной

Анне Ахматовой

Скалят сфинксы черепа в усмешке, Мрачен в блеске мёртвенном гранит. Пустотой, безлюдностью прибрежной Душит минотавров лабиринт. Серостью унылый давит камень, Алчно жертвы требуют мосты. В вязком, оглушительном тумане Багровеют за Невой «Кресты». … Милая, что с нами было в прошлом!.. Не забыть?.. Я тоже не могу; Но давай о чём-нибудь хорошем: Нынче мы – на этом берегу. Неприветлив, бесприютен вечер, — Не одна ты: я с тобой стою; Мне так хочется обнять за плечи Статую холодную твою. В память о любимом Летнем саде Оставляю розы на снегу; Помни о чугунной той ограде На суровом невском берегу.

Наши сердца не остынут

Наши сердца не остынут, Всё у нас будет, как прежде. Только удел наш отныне — Жить на морском побережье. Пусть за своею стеною Старый укроет нас Город И набежавшей волною Море следы наши смоет. Я откажусь от комфорта, Ты – от холщовых палаток, Чтоб поселиться близ порта В сказочно-древнем Спалато, — Там, где вползают на склоны Улиц кривых лабиринты, Где неподвластны законам Нравы, устои, инстинкты. Пусть ходуном дом наш ходит В музыке шаткого скрипа, В звуках народных мелодий И незатейливых скрипок. Станет оливковой кожа, Речь – по-романски певучей И осенит наше ложе Лаской волшебных созвучий. Наши сердца не остынут, Всё у нас будет, как прежде. Только удел наш отныне — Жить на морском побережье.

Игорь КОНСТАНТИНОВ

Вход Господень в Иерусалим

Невозможно мечтами одними Жить, твердя, что фортуна слепа. Нынче праздник в Иерусалиме И ликует от счастья толпа. Он, Мессия, явился! Осанна! Значит, грянули вновь времена, Когда с неба посыплется манна И пойдёт за волною волна Божьей милости, ну а покуда Едет Сын Его, весел и бодр. Улыбается сладко Иуда, И в глаза смотрит преданно Пётр. Вновь – осанна! И вновь загалдели, Захлебнувшись восторгом, они… Оставалось чуть меньше недели До убийственных криков: «Распни!!!»

Дорога

Из ничего создав немало драм, К себе всегда относимся нестрого… Легка, светла, чиста дорога в Храм, Но ускользает из-под ног дорога. Вдали горит заветный огонёк И кажется – рукой подать дотуда, Но падаю, споткнувшись о пенёк Внезапно разгулявшегося блуда. Поднявшись, каюсь, чтобы вновь шагать, Уверенный, что буду чист отныне. И чувствую внезапно, что опять Залез в болото собственной гордыни. Встаю, иду, но снова я не там: То в яме лжи, то в грубости берлоге… Легка, светла, чиста дорога в Храм, Вот только как остаться на дороге?

Мы замерли в молитве сокровенной

Оле

Мы замерли в молитве сокровенной, И никого для нас на свете нет — Лишь две души, скользящих по Вселенной Средь множества созвездий и планет. Застыло небо, полное жемчужин, Притих устало сонный окоём… Наш мир общенья до предела сужен: Ведь нас так много – мы с тобой вдвоём.

Дождь идёт мерзопакостный, нудный

Оле

Дождь идёт мерзопакостный, нудный, Душу тащит в тиски маяты. Я б загнил здесь в хандре непробудной, Запил горькую, если б не ты. Серым летом с ненастьем осенним, Когда, кажется, мысль на лету Намокает, ты стала спасеньем, Заполняя собой пустоту Блёклых будней холодного лета, Вместо солнца мне даришь тепло… Две похожих души, два поэта, Нам и в тяготе не тяжело.

Грибы

Нам сегодня не до идей — В Ленинграде, в Москве и на БАМе Толпы рвущихся к цели людей Отправляются за грибами. За дарами, что в поздней агонии Оставляет нам лето несмелое… А в лесу, там своя гегемония — Свои красные, свои белые… Я – вне партий, и мне всё равно, Мне-то что до делишек разных? И, подобно батьке Махно, Режу белых, и режу красных. Я бреду, и внимательный взгляд Не пропустит ни лист, ни былинку. Вот он – белый аристократ! Режу гада, кладу в корзинку. Столько сил извожу не напрасно я: Труд усилен – финал ускорен. В листьях прячешься, сволочь красная! — Вырезаю его под корень. Пополняю свою суму. Что мне классы? Мне б прибыль обозами! — Я коричневую чуму Нарезаю себе под берёзами. Груз не тянет рук, коль он мой, — Мне легко свою ношу в пути нести, — И, счастливый, тащу домой Целый короб многопартийности.

О деньгах…

Сколь языком с эстрады ни мели, А не хватает окаянных денег. И вот сижу я снова на мели, Потрёпанный, как после бани веник. И сколь бы мне в финансах ни везло, Купюры, словно снег весною, тают. Давно известно: деньги – это зло, Но именно его мне не хватает.

Белая ночь

Разве юность свою мы забудем?

Эта ночь, как легенда, светла.

Эта ночь своей белою грудью

На Васильевский остров легла.

М. Светлов Я люблю тишину и безлюдье. Ночью вышел – ну что за дела? Эта ночь своей белою грудью На Васильевский остров легла. Хоть бы как-то прикрылась, нахалка, Чтобы сраму никто не видал. Так-то что? Пусть лежит, мне не жалко! Но кругом интуристы – скандал! Рты раскрыли мосты над Невою, Замер всадник, глаза округлив, — Ведь уткнулась она головою В чуть подсоленный Финский залив. При теперешнем слабом порядке Может год пролежать так пластом. Лишь виднеются голые пятки Где-то за Володарским мостом. Как с ней быть, даже в Смольном не знали. Сам дежурный от страха дрожит: Грудь-то что! На Московском вокзале Срамотища какая лежит! Лучше б нам наводненье иль вьюгу — Мы б тогда не страдали зазря… Бог помог – убрала нахалюгу Подоспевшая к сроку заря. И спасибо ей – с Богом, без Бога ль, Но сумела нам всё же помочь. Но не зря ведь воспел мудрый Гоголь Украинскую тёмную ночь!

Фиалковый бред

А мне вросли фиалки в кожу,

И я не вырву их, не срежу.

Чем крепче вмазывают в рожу,

Тем глубже всё, о чём я брежу…

Е.Евтушенко

Мне не везёт – ну просто смех,

Судьба в колёса ставит палки –

В местах, где волосы у всех,

На мне вдруг выросли фиалки.

Вначале был я страшно рад

И любовался то и дело

На пахнущее, словно сад,

Изящное, как клумба, тело.

Потом от этой красоты

Мне стало как-то неуютно:

Кругом кричат: «Продай цветы!» –

Стремясь цветок сорвать попутно.

И я крепился, сколько мог,

Но, не стерпев, взмолился Богу,

Когда огромный чёрный дог,

Меня обнюхав, поднял ногу.

Я отогнал его пинком,

Кричу хозяину: «Ты что же…»

Меня прервал он кулаком,

Мои фиалки вмазав в рожу.

И я, обиженный вполне,

Стал отступать домой помалу…

Росли бы кактусы на мне,

Я б показал тому нахалу!

Татьяна КУВШИНОВСКАЯ

Утро безросно

Утро безросно. Дождливому дню Быть предстоит по примете. Поздно расцветший шиповник к плетню Жмётся, не зная о лете. Так вот и я, припадая к плечу, Не предававшему, стыну… Осень пришла, Лета было чуть-чуть, Строго зима смотрит в спину.

Февраль. Уже светло. Кричат вороны в сквере

Февраль. Уже светло. Кричат вороны в сквере. Насквозь заиндевел Полюстровский прогон. Автобус подошёл. Сейчас прижмут у двери И быстро запихнут в простуженный салон. Сегодня повезло – у самого окошка Я целых полчаса смогу глазеть на мир, Вот только подышу на изморозь немножко — Исчезнет без следа изысканный ампир. Натруженно гудит автобус вдоль квартала, Рекламы торжество – заманчивая сеть… А вот и мост Петра – ажурный свод портала, Как будто над Невой подвешенная клеть. На дальнем берегу за Смольным институтом — Собор в барочном стиле, похожий на мираж. Его голубизну мороз в туман укутал… Мы съехали с моста – совсем иной пейзаж! От скульптора дары – четыре «обормота»: Кому-то по душе сей пошленький набор. Вот снова промелькнул за правым поворотом Без пастырских забот болеющий Собор. В Таврическом саду Сергей Есенин в грусти. Заснеженный простор молчит без детворы. Когда-то пышный парк, а ныне – захолустье, — Как будто сотню лет гуляли топоры… В оранжерейный дом Потёмкинской усадьбы, Озябшая, спешу и, чтоб развеять грусть, Мечтаю заказать я лилии для свадьбы, Есенина стихи читая наизусть.

Из цикла Средиземное-Балтийское

Моим друзьям Н.Х. и Е.А.

Я послала тебе бересту, Самолётом доставят её. Мы, привыкшее к письмам старьё, На e-mail не заменим версту. Виртуальности явный порок — Ни тепла в нём, ни запаха нет. Получи ощутимый привет И отведай рифмованных строк. Нацарапала на бересте Острым ножичком несколько слов: Я жива, мол, и ты будь здоров, Пребываю в молитве, в посте… Об ушедших годах не грущу, Мне уныния грех – не сродни, Уповаю на светлые дни, В тёмных – промысел божий ищу. Я, прости, приукрасила явь Про молитвы в Рождественский Пост — Атеизма мозольный нарост Не соскоблишь, лукавь не лукавь. Я ещё и не то наплету — Можно выдать с три короба лжи, Но у совести колки ножи — Не хочу осквернять бересту.

4 апреля

Наташе Хармац

Я почте старой, неторопкой

Другую предпочла, прости.

Моё посланье быстрой тропкой

Придёт из мировой сети.

Координаты наши схожи

По долготе, но широта,

Где нынче Дом твой расположен,

Увы, не та, давно не та…

В твоём краю весна в разгаре,

Там Изабелла и Мускат

Цветут и осенью подарят

Тобой любимый виноград.

Твой суховей к нам ненароком

Не залетит, а наш мороз

Не тронет походя жестоко

Цветущих виноградных лоз.

У нас снега поют в апреле,

А в мае в сумрачном лесу,

В ложбинах, замяти метели

Услышат первую грозу.

Отшелушит чешуйки почек

Восточный ветер верховой,

Лета кукушка напророчит.

Кукуй, кукушечка, с лихвой!

Не рядом наши палестины,

Не ближний для поездок свет,

Но для кручины нет причины –

Разлуку скрасит Интернет.

Алла КУЗНЕЦОВА

Отметая прочь телепрограммы

Отметая прочь телепрограммы, Где буянит «homo» наших дней, Не проспектом, жаждущим рекламы В пляске разгулявшихся огней, — Переулком, тропкою посуше, Огибая лужи на пути, Выгуляю собственную душу, Что скулила, сидя взаперти. По сердцу ей наш медвежий угол (Ни толпы, ни «фордов», ни «тойот»), Тлеет, тлеет, как древесный уголь, Вспыхнет, разгорится, запоёт!.. Не моей теперь – своею властью Рвется ввысь, от грусти вдалеке, И меня, притихшую от счастья, Тащит за собой на поводке.

Найди меня! Пожалуйста, найди!.

Найди меня! Пожалуйста, найди!.. Пусть мною перепутаны дороги, Не торопи решительностью строгой Поверить в то, что счастье позади. Смывает покаяния прибой Мои ошибки, воскрешая лица, Которые смогли распорядиться Когда-то нами выбранной судьбой. Знать не желаю, что там впереди! В смиренье обречённых на закланье Готова повторять, как заклинанье: – Найди меня! Пожалуйста, найди!..

Офицерские жёны

Что-то грезилось ей, скромной женщине с именем Галя, Прикоснувшейся вновь                      к страшной теме, для сердца родной, И под взглядом её                      голенастые свечи мигали На плавучих венках,                      уносимых балтийской волной. Преподносит нам жизнь                     сувенир, где заряд смертоносный До особой поры                     в полудрёме безмолвен и тих, Но замедленность действия                     взрывом не менее грозным Разразится нежданно,                     вонзая осколки в мой стих. Как вы сердцу близки                    моему, офицерские жены!.. Только тот, кто обрёл                    этот титул, разделит, как хлеб, Безысходность и боль                    непомерной бедой обожжённых, Потерявших мужей                    в субмарине, похожей на склеп…

Явления природы

Роману Нечаеву

Что там сегодня на сцене показывают? Пугает твой удрученный вид. «Звезды склоняют, но не обязывают». Сердце не ноет, но сладко болит. Ветер поднялся,                 Фонтанка колышется, В зале бушует страстей накал. Внутренний голос по-новому слышится: Он мне такое сейчас сказал! Видишь, вокруг —                  сплошные знамения! Скоро уедешь в чужие края! А послезавтра – будет затмение! Через неделю – премьера твоя! Кошка беременная спит на лавочке, Её окружает весёлый народ. Дочка твоя очень хочет к папочке… Кто её слёзы сейчас поймёт? Вечер спустился, на чудо надеется… Чувствую в теле приятную дрожь. Дело – сказывается,                      а сказка – делается. Рушатся грани… И ты идёшь…

Кинобоевик

На фоне розовой зари Красиво скачут кони. А только, что ни говори, Стрелять умеет Джонни. Идёт то бой, то мордобой Над скалами ущелья. Но кто бандит, а кто ковбой, Не разберу с похмелья. Пиф-паф! Пиф-паф! И весь в дыму С коня сползает Билли. Хотя, по чести, не пойму, За что его убили. Пиф-паф – и прерия горит, И бедная Луиза О чистом чувстве говорит При помощи стриптиза. А вот опять – какой-то гад Щекочет кольтом нервы. Как любит наш кинопрокат Подобные шедевры! О всемогущее кино! Великая эпоха! А в зале душно и темно, И что-то с сердцем плохо.

Татьяна ЛАПШИНА

Старые друзья

Не встречаются в метро и на дороге, Не найдёшь в саду их, на скамье… Вот и чудится – мои друзья в берлоге Прячутся… Верней, в своей семье. Время их съедают дети, внуки, Жёны и суровые мужья. Тут, как говорится, не до скуки… Может, всех свободней нынче я? Всё ж порой мелькает в Интернете Имя позабытое, и вдруг Видишь фото: Он! И рядом – дети, Лицами совсем, как школьный друг!

Долгожданный гость

Травы встали в полный рост, Хорошо в лугах из ситца! Распевает пылко дрозд, Шмель целует медуницу… Долгожданный, милый гость, Здравствуй, северное лето! Как мы долго жили врозь, Без тепла, почти без света. Нам так грустно было – жуть! — В холод, в слякоть да в ненастье… С нами дольше ты побудь… Лето! Ты синоним счастья.

Наивный георгин

Негаданный пошёл осенний снег… На клумбе, посреди своих коллег, Красуется расцветший Георгин. Не нервничает только он один: «Подумаешь, – снежинки, как вода!» Не ведает малыш про холода. А рядом старый тощий Краснотал Качаться стал, как будто хохотал: «Не страшен снег тебе? Ну, что за вздор! Ты переменишь скоро разговор, Молоденький и глупенький цветок… Ты поумнеешь – дайте только срок!»

Красиво умирать

Актриса осень, хороша твоя игра! Сияет солнца-геликона медь, И скрипки плачут. Значит, время умирать. Но для тебя – раз плюнуть – умереть… Ах, как шурует ветер помелом, Но усмирить не в силах листопад… Нет счастья в будущем… И не было в былом. Есть наяву лишь этот дивный сад.

Между прошлым и будущим

Между нами и Прошлым – стена. Бейся лбом об неё и стенай — Нам никак за неё не попасть… Здесь любая беспомощна власть. А вот с Будущим наоборот — Нет на свете просторней ворот, И не хочешь туда, а войдёшь! Не помогут ни правда, ни ложь.

Феликс ЛУКНИЦКИЙ

Смиренный Рейн – в раскраске боевой

Смиренный Рейн – в раскраске боевой… Медлительный Дунай в предместьях Вены… Сравниться ли им с вольною Невой, Идущею на Питер в клочьях пены?!. Когда балтийский ветер штормовой, Остановив могучее теченье, Её вздымает вровень с мостовой И рвёт деревья с ярым исступленьем, Когда, покрыв Васильевский водой, Залив подвалы, магазины, склады, Нева с какой-то удалью младой Из лимузинов строит баррикады… И, содрогаясь, в панике – мосты, Когда Нева, протиснувшись под ними, — С любым из них, казалось бы, на «ты», Но вряд ли хоть одно припомнит имя… Я видел реки трёх материков — И шире, и длинней, и полноводней. Но бунт Невы, восставшей из оков, — Что может быть безумней и свободней?!.

Дверь бесшумно я открою

Дверь бесшумно я открою И тебя не потревожу, Чтобы ты могла спокойно Досмотреть последний сон. Все февральские метели На январские похожи, И все опытные вьюги Ночью дуют в унисон. Выйду очень ранним утром: Просыпаются трамваи, Свежий снег ещё искрится В жёлтом свете фонарей. И мелодия Глиэра Вдруг возникнет, согревая. После вьюги всё прекрасно — Мир становится добрей!

Мошкой искусанные ноги

Мошкой искусанные ноги Без йода сами заживут. И снова приключений боги На сплав неслышно позовут. На сплав по Мане и по Белой, По Ориноко, по Янцзы… С душой, счастливо оробелой, Как в предвкушении грозы. …И станет плот мальчишкой мчаться По траектории крутой, И будут реки отличаться Названьями и широтой. И будет кожа огрубелой, И щёк небритость чуть к лицу… А зов трубы на сплав по Белой — Как приглашение к венцу.

Генриетта ЛЯХОВИЦКАЯ

В эвакуации

Бедой заброшены куда-то, Казалось, в пропасть, в пустоту, Остановились мы, прижаты Судьбой к Уральскому хребту. Далёк от взрывов и воронок Пути бездомного конец, И долго пули похоронок Искали адреса сердец. Остановились… И врастали В тяжёлый и голодный быт: Разутыми ногами стали На место тех, кто был убит, И стылые стволы валили В глухом заснеженном лесу, И до мозолей их пилили, Глотая жгучую слезу. Птиц взглядом провожали – вольных, Летящих к дому по весне, И ждали писем треугольных! — И на работе, и во сне. Освоились. Сроднились с местными, Смешали говор городской С их речью, сказками и песнями, С их радостью и с их тоской. И с карточками за продуктами Стояла очередь одна, И чёрным глазом репродуктора Смотрела на людей война.

К России

Мне говорят: «Покинь Россию, Ищи, где лучше и теплей». Но как Россию я покину, С рожденья связанная с ней? Мне говорят: «Ты здесь чужая — Иная кровь в тебе течёт!» — Зло говорят, не понимая, Что кровь – ещё не полный счёт: Седые прадеды и деды Мои в российской стороне Терпели горести и беды И с кровью завещали мне Любовь, прочнее синей стали, Любовь, что вопреки слезам, Любовь, во что бы то ни стало, К российским рощам и снегам. Я здесь ребёнком голодала Военным временем лихим, Под этим небом я страдала, Слагала первые стихи, И пушкинский язык напевный, Раздольной щедростью маня, Славянским ладом свежее-древним, Родным навек стал для меня. Любовью был моею русый, С широким смехом волгаря, И в сыне кровь свою я с русской Смешала, всю себя даря… И вот теперь должна в угоду Озлобленным и в зле слепым Отдать священную свободу — Дышать Отечеством своим? Мне говорят: «Оставь Россию, Беги в заморские края!» Да где же взять такие силы? Ответь мне, Родина моя!

Элеонора МАКАРОВА

У белой ночи белая бессонница

У белой ночи белая бессонница. Доверчиво её переплыву. И встречу первый луч ещё не солнца, Ещё зари. В прохладную листву Жасмин укрыл всё волшебство бутонов, И тихо дремлет ветер под кустом, Чуть вздрагивая от трамвайных звонов. Ах, как я буду тосковать потом…

Был полон вечер Блоком и тобой

Был полон вечер Блоком и тобой. Чуть серебрился снег на маске ночи, Казавшейся по-майски голубой, И бился ветра вьюжного прибой В туманный берег гениальных строчек. И хвои запах, густ и недвижим, Ложился в ночь тоской неутолимой. Был ёлочный блестящий мир чужим, И были удивительно свежи Под паутинкой треснувшего грима Черты любви.

Спал ёжик на коленях, как котёнок

Спал ёжик на коленях, как котёнок, И дождь забыл пролиться, задремав. И к зорьке, не раскрыв очей, спросонок, Тянулось утро пальчиками трав. Ты всю меня обнял своим молчаньем, Не поднимая ожидавших рук. И, смешиваясь, в ночь текли дыханья, Как в музыке текут со звуком звук.

Играет кошка струйкой серебристой

Играет кошка струйкой серебристой. В игре её,                           доверчивой и чистой, — Целительная мудрость бытия — Как будто шанс вернуться в детство… Я Такою молодою становлюсь, Что улыбнуться утру не боюсь. И в зеркале навстречу серебрится Тончайший отблеск,                             будто крылья птицы Мне в душу обронили лёгкий свет. И ни одной морщинки в сердце нет.

О чём сегодня долго шепчет дождь?.

О чём сегодня долго шепчет дождь?.. О том,              что стали дни ночей короче, И мудрую печаль зима пророчит, А ты ещё какой-то тайны ждёшь. О, жизнь моя,                         а ты ещё хранишь Во мне мечты улыбчивой девчонки И замираешь пред рассветом звонким В тоске любви, и от неё не спишь.

Как щенок мокрым носом

Как щенок мокрым носом Я тычусь в своё одиночество, И в объятьях его Постигаю гармонию строк. Замирает душа, Забывает ночные пророчества, И приходит к ней утро, Как свежего ветра исток. И приходит к ней вера В какое-то чудо грядущее. Пахнет пылью дорожной Рассеянный солнечный свет. И приемлю как дар Эту боль и прозрачное сущее, И смеюсь сквозь слезу Над случайным стеченьем примет.

Метели и снега, я вас ждала

Метели и снега, я вас ждала, Чтоб выйти в мир морозным гулким утром. Вы вовремя пришли, ваш холод мудрый Изгонит из ненужного тепла. Я молодо проснусь нежданным словом И продышу замёрзшее стекло. Надеяться и верить в жизнь готова, Всем предсказаньям и судьбе назло.

Таинственное слово «мушмула»

Таинственное слово «мушмула» Моя душа ребячески сплела С восторгом незабытым детских лет И, выбежав в пьянящий лунный свет, Вкусила волшебства. Там плеск волны Струился из вселенской глубины. И пальмы стерегли мой сон в ночи, И дни, не по-сентябрьски горячи, Проплыли, как большие корабли, Что маленькими кажутся с земли.

Ольга МАЛЬЦЕВА

Проснусь в тиши и сяду у окна

Проснусь в тиши и сяду у окна, Взгляну на небо – тёмное, ночное, Плывёт односторонняя луна, И россыпь звёзд мерцает надо мною. И не понять, как всё произошло — И небосвод, и звёзды, и планеты… А на земле – души моей тепло, Как тонкий лучик согревающего света, Которым и написана строка, Рождённая и для меня нежданно, Сошедшая загадкой свысока И принятая мною благодарно…

Возвращение

Вот и кончилась лента военных дорог, Лейтенант пулемёт протащил до Берлина, Тайный ангел от смерти не раз уберёг, Но на грешной земле есть всему половина. Помнил яблони, вишни, цветущие в срок, И девчонку-певунью в саду пососедству, Синий взор, смелой чёлки густой завиток, Озарённый лучом довоенного детства. Торопился домой с вещмешком за спиной, Ожидая тепла у родного жилища, Но обнял только ветер, от горя хмельной, Что ютился один на немом пепелище. А в ушах – диким зверем рыдающий Рейн, А над Волгой – в слезах отомщённое небо… Мне была вручена кровотоками вен Эта боль о войне, не размытая в небыль.

Из детства

Подбегу к расписному окну — Тает иней под детской рукою, В новый день поскорей загляну, Словно в книге страницу раскрою. А отец – за работой давно, Чистит двор и от снега кормушку, Воробьям подсыпает зерно, Вспоминая войну и теплушку. Мне хотелось в январский мороз Распахнуть перед птицами двери, Чтоб воробушек в стужу не мёрз, И в людей, и в хорошее верил.

Тройка

Неси меня тройка, неси! Хотя ты давно не гнедая, Другие века на Руси — И всё-таки тройке верна я. Мой третий любимый маршрут, Автобус, вези, я не спорю, Весь Невский за десять минут Увижу в оконном обзоре. Давно все дороги узки, В час «пик» на проспектах заторы: Сигналы, мигалки, звонки, Не цокот, а рокот моторов. В нарядных подсветках зима — Гиганты-щиты для рекламы, С другими глазами дома, У века свои панорамы. Мороз и клубящийся дым, А люди выходят, заходят… Постойте, куда мы спешим? Опять Новый год хороводит!

Серый день

Звонко капли стучат об асфальт, Свет во власти воды моросящей, Под зонтом, как под веером карт, Погадаю о дне настоящем. Не ошибка – задумка Творца — Серость осени закономерна, А сюжет не раскрыть до конца, Но войти и читать откровенно. Разглядеть в мокрой сетке дождя Тонкий бисер на нити жемчужной, Мимо трепетных лужиц пройдя, Где дождинки купаются дружно. За стеклом у трамвайных дверей Засмотреться на город зеркальный. Всё с любовью обнять поскорей И понять: каждый день – уникальный.

Среди зимы

Семнадцать лет. Июль в разгаре. Под тихий плеск и чаек крик Струится золотом в загаре Лучом согретый счастья миг. В реке мерцанье голубое, И лодка юная, легка, Несёт всё дальше от прибоя И уплывает в облака. Всё это вспомнилось так ярко Среди заснеженной зимы, Как будто дня кусочек жаркий На годы сохранили мы.

Гелия МАУРА

У каждого из нас свои долги

У каждого из нас свои долги Душевные – у каждого, поверьте; Мы копим их с рождения до смерти, Как от воспоминаний ни беги. По молодости ноша не гнетёт — Свои права и радости, и встречи, Обиды близких как бы и не в счёт. Но зрелый час и старость недалече, И гнёт долгов навалится на плечи И сердцу облегченья не даёт. Держа в руке послушное перо, Так жадно в памяти мы роемся, как будто Спасительна нам каждая минута, Где – походя – мы делаем добро.

Подсолнух

Из семечек птичьего корма Одно затерялось в земле. Подсолнух расцвёл на балконе, В последнем октябрьском тепле. За солнечным следуя танцем По сфере небесной, крутой, Подсолнуха лик африканский Оброс золотой бородой. Ненастье и ветры – всё чаще, А он – посмотри! – не засох, И плещется обруч горящий — Его головы колесо!

Костёр на перекрёстке

Кого-то жжёт, Кого-то греет, Блестит в ночи, Не любит дня И умирает, не старея, Живое существо огня. И очарованы, И немы, Стоим мы, Спешке вопреки: Лохматой рыжей хризантемы Уносит ветер лепестки!

Радости сегодняшнего дня

Радости сегодняшнего дня Бережно укладываю в память. Все они когда-нибудь меня Будут греть, Как маленькое пламя. Как бы ни был труден час любой, Память о добре светла и свята: Радость, Пережитая тобой, Может быть, Спасёт тебя когда-то.

Александр МЕФОДИЕВ

Ледник стекал по жерлу кратера

Ледник стекал по жерлу кратера Потоком пожелтевших льдин. Их в связке шло к вершине пятеро, А поскользнулся он один. Сначала падал – улыбался, Обмерзших не жалея скул, Скатился.                 Край.                        Обрыв.                                 Сорвался. И вниз всю группу потянул. И тут уж всё из мыслей выкини: С кем ласков был, а с кем был груб, Когда на льду не держат трикони, Не помогает ледоруб. Здесь мысль одна терзает душу В осколках рухнувших надежд: – Умру достойно или струшу?.. А снизу крик: – Страховку режь! Да кто ж решится, в самом деле, Сей тяжкий грех на душу взять? И сверху: – Ты в своём уме ли? Да лучше вместе погибать! А тот внизу кричит: – Ребята!!! Что медлить?! Я уже пропал!!! (Он сам бы обрубил канаты, Да падал – ножик потерял). Не Мойры рвали нити судеб, Решая, кто пойдёт ко дну. Я трос рубил! А кто осудит? Четыре жизни – за одну!

Всё чутче ночью стал я спать

Всё чутче ночью стал я спать. Чуть шорох – вскинусь от испуга, Всё чаще стала навещать Меня безносая подруга. Придёт во сне: косу – под стол, Одёрнет саван, сядет рядом. С ехидцей спросит: «Что, Орёл, Узнал?.. Да брось… Вставать не надо…» Смеётся: «Что дрожишь, чудак? Ещё, как видишь, не дозрели — Не интересно просто так Поэта вырвать из постели. Другое дело с баррикад, Где дух свободы рвут снаряды, Где пуля – в лоб… Но ты же, брат, Ведь не пойдёшь на баррикады? Иль там, где дом огнём объят, Где гибнут дети, плача тонко… Вот это смерть! Но ты же, брат, Не ринешься спасать ребёнка? А там, где высь – мороз и лёд? — В горах на пике восхожденья?.. …Нет, умный в гору не пойдёт — Внизу есть лучше наслажденья… Не знаю, что и предложить, Хотя взяла б тебя охотно… Да спи… Тебе ведь жить и жить… С такими станешь безработной!» И тихо смерть уходит вспять От потной скрученной постели… …Звонок.            Будильник…                            Мне вставать Пора… Час двадцать до дуэли!

Вожак

Геннадию Малышеву

В февральской снежной круговерти, Под низким днищем облаков, Распространяя запах смерти, Неслась охота на волков. У сосен, в саваны одетых, Металась боль, метался страх, И рвали тишину дуплеты Уже на ближних номерах. И вот в мой сектор из чащобы Матёрый волк сквозь снег рванул… Увидел…             Встал…                       Застыли оба… Он на меня в упор взглянул… И в этом взгляде я увидел Не боль, не страх и не мольбу, А только горькую обиду На неизбежную судьбу. Я вмиг всей волчьей жизни повесть Прочёл сквозь тлеющий зрачок, И не позволила мне совесть Нажать на спусковой крючок. А зверь рванул за огражденье: Помчался.              Стелется.                           Летит… И я, стряхнув оцепененье, Из двух стволов пальнул в зенит, Чтоб отвечать на все расспросы И не попасть притом впросак: – Ну промахнулся…                       Как? Да просто… Уж очень опытен вожак.

Нас тянет к печке – полежать,

Нас тянет к печке —         полежать, Нам кровь не греет бой и драка. Зачем идти?                    Куда бежать? Стареем мы с тобой, собака. Чтоб привести нас в прежний вид, Не хватит в косметичке лака… И здесь не так…                     и там болит: Стареем мы с тобой, собака. Не лаешь ты —                  я не кричу, Мы – оборона, не атака. Нам многое не по плечу: Стареем мы с тобой, собака! Всё ближе,               ближе окоём, Зовёт и подаёт нам знаки… Но мы назло всему живём, Две очень старые собаки…

Сны

Собака вздрогнула во сне, И, ощетинясь, зарычала. Ей, видно, снятся, как и мне, Не только добрые начала. Я глажу псину по спине, Спина, как лук тугой, прогнулась… Собака вздрогнула во сне И, потянувшись, улыбнулась.

Есенинская Русь

Галине Дюмонд

На луга голубые Утро пало росой, Я иду по России Чуть хмельной и босой. Лист багряный трепещет, Как жар-птицы крыло, Не сидится у печки, Где уют и тепло. Окоёмом бездонным Гладь прозрачных озёр — Я бродягой бездомным Выхожу на простор. Ветер рвёт паутинки, Треплет листья осин… По жнивью, без тропинки Я шагаю один. Полной грудью вздыхаю, Осень пью, как вино. Я Россией шагаю, А куда – всё равно.

Раиса МЕЧИТАШВИЛИ

Мираж

Морозного тумана мгла. Луч света. Снег. И это чудо: Взлетают в небо купола… Или спускаются оттуда? Я с Итальянского моста Не вижу основанья Храма. Парит на золотых крестах Церковных главок диорама. Узор востока. Лазурит, И сердолик, и позолота. Здесь кто-то с Богом говорит И Бога молит за кого-то. О как легки святых шатров Витки гранёной канители! Их держит свет прожекторов, Чтоб в небеса не улетели.

Эскиз. Ночь

Весёлых электричек тонки вскрики, — Так в дудочку, шутя, свистит ребёнок. Из тьмы небес глядят созвездий лики, Подмигивают, щурятся спросонок. А посреди – немыслимо высоко! — Оранжевое сочное светило. И, может, звёзды – просто брызги сока Надкушенного кем-то апельсина…

Июнь

Июня лучезарная пора! Конец пролетья и начало лета. Закатом не закончилось вчера — Горит улыбка нового рассвета. Ну, здравствуй, здравствуй,                               долгожданный мой! Про твой приход мне рокотали грозы. В церковный праздник Троицы святой Украшен дом пахучею берёзой. Цветут жасмин, акация, сирень. Благоухает горькая рябина. Медовый дух. Румяный дивный день. Неслышно пух летает тополиный. Нарву созревшей земляники горсть, Упьюсь её духмяным ароматом, Чай заварю. А Вы, забредший гость, Берите чашку и садитесь рядом. Светлейшие июня вечера. В полнеба свет малиновой зарницы. Свет Ваших глаз, и наших слов игра. Короткий сон. Луч солнца сквозь ресницы…

Взгляд

Честней всего в общении и споре Навстречу устремлённые глаза. Едва ли слышу то, что ты сказал: На заднем плане тема разговора. Слова?.. В них нарочитая небрежность! Не их огнём опалена душа. От счастья замираю, чуть дыша, В глазах читая искренность и нежность.

Как между нами ниточка тонка!

Как между нами ниточка тонка! Ни шагу внутрь очерченного круга, Не ближе телефонного звонка, Не далее испытанного друга. Хрупка меж нами нить и коротка. Неловкий жест… О, не порви на части! Об холод безответного гудка Споткнётся пульс на сгибе у запястья. Зловещей тишиной окружена, Считаю зуммер: три, четыре, восемь… Звенит вдали не юная весна — Там хлопает раскрытым ставнем осень. Мой добрый друг, печали властелин, За одиночество с кого мы спросим? На сером небе журавлиный клин Прощальное «курлы» бросает росам. И драгоценна между нами нить — По серебру – искусная финифть…

Вместо «Вас»

Пустое «Вы» сердечным «ты»

Она, обмолвясь, заменила…

А.С.Пушкин Горит над нами свет                     тепло и непорочно. Вдруг вместо «Вас» – «тебя»                  сорвётся ненарочно? Повиснет тишина,                     лишённая ответа… Огонь горел…           но вдруг не станет света?!

Распахнула окно: улетай

Распахнула окно: улетай. Отпускаю, залётная птица! Это страшно – свободы лишиться, Когда ясное солнце и май. Я б могла вольной воли взамен Дать тебе и зерна, и водицы, Только с клеткой тебе не смириться, — Знаю я этот тягостный плен. Ну, лети! В голубой вышине Пусть звучат твои звонкие песни. Трепет крыльев… Полёт… Поднебесье… Пустота… Стук часов на стене…

Хозяйка Ксюша

Хозяйкой быть непросто! Чтоб в доме был уют, Немаленького роста Помощник нужен тут! На самых верхних полках, На книжках – пыль живёт. Убрать её неловко — Рука не достаёт. У Ксюши остры когти: Взберётся по ковру, Я не успею охнуть, А сверху мне: «Мур-мур!» Всю пыль хвостом сметает Под самым потолком. Какой она бывает — Представь себе! – потом… Люблю подружку Ксюшу: Хозяйственна, умна. Но лапы, хвост под душем Не любит мыть она.

Помощница

Мягкий свет сквозь абажур из плюша. На столе – раскрытая тетрадь. И спешит заботливая Ксюша Сесть на стол – тетрадки проверять. Не кошачье дело – я согласна, — Но сгони с тетрадного листа! Ксюша так серьёзна и прекрасна, И виляет кончиком хвоста. Ушки на макушке: всё ей слышно! Ждёт, не шевелясь и не дыша, Ну когда ж малюсенькие мышки Побегут из-под карандаша?.. Нам вдвоём удобно и привычно: Свет, тепло и гладкая тетрадь. Научилась Ксюша на «отлично» Школьные тетрадки проверять!

Путь к храму

Багратионовск.

Храм Надежды, Веры и Любви

Каштанов свечи зажжены, Вознесены к небесной сини. Окрестности напоены Чуть горьким запахом рябины. Берёзы плачут вдоль шоссе. Туннель зелёный над дорогой. Вон дятел пылкое эссе Строчит на соснах длинноногих. Мелькает островерхих крыш Оранжевая черепица. Люцерны свет. Покой и тишь. И аист над гнездом кружится. Предстанет храм, и сердце вновь Перед святыней изумится. Надежда, Вера и Любовь… Я не устану вам молиться…

Дмитрий МИЗГУЛИН

Весной обычно спится плохо

Весной обычно спится плохо, И неспокойно на душе. Апрель. Кончается эпоха. Скрипит Земля на вираже. Врачи твердят, что невралгия… Поменьше есть. Поменьше пить. Но мир другой. И мы другие — И ничего не изменить. А нам рассказывают сказку, Что жизнь безумно хороша… Но так близка уже развязка, Когда в огне сгорит душа. Объял планету адский пламень. Кругом – беда. Кругом – война. Я в храм войду. И пусто в храме, И в храме Божьем – тишина. И посреди всемирной битвы В канун вселенского конца Шепчу слова своей молитвы Как бы от третьего лица.

Сказал пророк: «Жить не по лжи»

Сказал пророк: «Жить не по лжи». Какая истина простая! Но как сквозь лес пройти, скажи, Листвы дерев не задевая? Изведать предстоит в пути Немало троп, дорог широких… Но можно ль поле перейти, Не задевая трав высоких? Чеканно светятся слова, Литые правила вменяя. И чуть колышется листва, Росу тяжёлую роняя.

Суворов

Увы, уже не та столица, Но он-то помнит те года: Ведь с ним сама императрица Была почтительна всегда. И дело даже не в наградах, Он не желает, не привык Во фрунт тянуться на парадах И пудрить выцветший парик. И на ветру торчать без толку С каким-то долговязым пажем, К груди прижавши треуголку С пропахшим порохом плюмажем. Ему ль, солдатскому герою, В тщеславной суете сновать? В мундире прусского покроя Душе российской не бывать! Пока течёт спокойно время, Живёт в угаре кутежей Бездарное, тупое племя Корыстолюбцев и ханжей. И мнится им, что в этой жизни Они познали всё сполна. Но им Россия – не Отчизна, Для них не Родина она… А в нашем мире беспокойном Опять война, опять пальба, И будет выбирать достойных Не император, а судьба. И станет жалок и бессилен Дурак в чванливости своей, И позовёт тогда Россия Своих опальных сыновей! И побледнеют в страхе лица, И дрогнет в зеркалах заря, И понесутся из столицы Во весь опор фельдъегеря… Ну а пока – пора иная. Качает маленький возок. Не спит, о чём-то вспоминая, Продрогший до костей ездок. Склонившись, задремал возница, А кони продолжают бег… Когда-нибудь, да пригодится В России умный человек!

А всё-таки спеши, спеши

А всё-таки спеши, спеши, Пусть даже ошибаясь снова, Всю боль мятущейся души Вложить в трепещущее слово! Когда молчания печать Твои уста сомкнёт навечно, Ему – звенеть, ему – звучать То дерзновенно, то беспечно. Но покорясь своей судьбе, Не ожидай вознагражденья: Нет ни спасения тебе, Ни состраданья, ни прощенья. Сомнений чашу ты испил И не тверди молитв упрямо. Ведь всё равно не хватит сил Изгнать торгующих из храма!

Николай МИХИН

Ходят волны озимых полей

Ходят волны озимых полей. Приходи, созерцай и внемли Краскам, запахам, звукам твоей Малой родины, отчей земли. Сохрани каждый прожитый миг: Шум шмеля или трель соловья, — Здесь любой незначительный штрих Этой жизни – частица моя. У ворон, у известных разинь, Воробей корку хлеба унёс. Запах тополя после грозы, Беспородный, но преданный пёс, Яд полыни да клевера мёд, И в тумане роса, как в дыму… Посторонний меня не поймёт, Да и сам я его не пойму.

В Чаплыгине

Печален, тих мой родовой исток, Бывал и оживлён, но не был весел. Полутораэтажный городок, Затерянный в глубинке русских весей. Здесь график перемен не слишком част, Поэтому людьми ещё осилен. России неотъемлемая часть, И всё в ней, словно в зеркальце России. Как и везде, здесь обесценен труд, Дороги, мягко говоря, не гладки; По должности чиновники крадут, Согласно рангу получают взятки. И рынок здесь пока ещё – базар: Товару – тьма, особенно съестного, Глядишь – и разбегаются глаза, Но свой товар дороже привозного. Быть нищим среди нищих не с руки — Просящих нет, но есть смиренье в лицах. У новых русских здесь особняки Чуть поскромнее, нежели в столицах. Здесь для полезных дел большой простор, Осознавай и пролагай дорогу. И старый воронихинский собор Почти что восстановлен. Слава Богу!

Я весенний, но радуюсь лету

Памяти Александра Дементьева

Я весенний, но радуюсь лету. Много рек на веку я встречал. Не спешу переплыть только Лету, — Говорят, там – последний причал. Да и где она, мрачная Лета? Кто ответит на сложный вопрос?.. Может, нету? А может быть, эта, На которой родился и рос? С удовольствием жизнь продолжая Среди внуков и взрослых детей, Каждый год я сюда приезжаю, Тихо радуюсь лету и ей. Что всё та же, не уже, не шире; Так же в лодках сидят рыбаки… Только нету уже в этом мире Деда Шурки, любимца реки.

Тихую пристань с застойными лужами

Тихую пристань с застойными лужами Не принимала натура моя. Я уходил, Звоном сердца разбуженный, В дальнюю даль, В голубые моря. Там, вспоминая село своё издали, Миль и годов перейдя рубежи, Грезил я в снах деревенскими избами, Запахом сена и скошенной ржи. Где ж вы, моря? Злой судьбиной непонятый, Приобретя нежеланный уют, На коммуналок обойные комнаты Я променял непохожесть кают. Жизнь продолжается. Новыми ветрами Парус надраил натруженный шкот. Грежу я в снах золотыми рассветами, Запахом моря далёких широт.

Константиново

Пароход неторопко отчаливал. Добрались. Вот и выпить предлог. Правый берег, крутой до отчаянья, Левый – низменен и полог. У есенинского истока я. Широка, раздольна Ока, К маме Волге спешит, светлоокая, А над ней – в никуда – облака Над лугами плывут, рассеяны, Где в свободном размахе легки, Косят сено соседи Есенина, В новом веке его земляки.

В том краю, где несказанно тихо

В том краю, где несказанно тихо, Где плывут неспешно облака, Пахнут мёдом клевер и гречиха, Служит звёздам зеркалом река. Там огромны яблоки, арбузы, А крапива высотой с избу. В том краю ещё до встречи с Музой Составлять слова я стал из букв. Там волшебна каждая росинка — Ороси усталое лицо. До сих пор там бродят по тропинкам Бунина Никитин и Кольцов. Ивушка над речкою склонилась, Слушает распевы соловья… Потому и Муза появилась — Ей по нраву Родина моя.

Рябины

В деревьях красота Земли, Во что бы их ни нарядили. Едва каштаны отцвели — Как заневестились рябины. Весною всё цветёт. Цветы Порой теряются друг в друге. Но нет милее красоты, Предшествующей снежной вьюге. Листвы наряд ветрами взят, Но мы их и без листьев любим. Вон грозди сочные висят: Пернатым – корм И радость – людям. Их в ожиданье зимних снов Дожди бьют струями рябины. Весна – красна. В ней – всё красно, А в осени – одни рябины.

Александр МИХЕЕВ

Соловецкие острова

Здесь озёра с брусничной каймой, Здесь полночные сумерки серы. Здесь зверел от бессилья конвой Перед тихим величием веры. Там, где вянет от соли трава, А на лицах – солёная влага, Как белухи, плывут острова Соловецкого архипелага. Звякнет колокол в монастыре, Не встревожив белёсые дали. Я стою на Секирной горе, Где от боли берёзы кричали. Здесь теперь тишина и покой, Зверобой у заброшенной бани. И тропинка под самой горой Пахнет прелой листвой и грибами. Но я вижу, как бьются костры, Но я знаю – в осенние ночи Здесь из леса выходят кресты На размытый суглинок обочин. И стоят вдоль дороги стеной, И под тяжестью неба не гнутся, И бессильно звереет конвой, И не может до нас дотянуться. Наша совесть не вправе стареть, Если небо ложится на плечи. Я стою на Секирной горе Над распятой бедой человечьей. И надежда рождает слова, От которых дымится бумага. И плывут подо мной острова Соловецкого архипелага.

С улыбкой

Здесь ночью очень холодно, Здесь мысли – как зола. Хрустит слепая молодость Обломками стекла. Бросает листья рыжие В предутреннюю дрожь. Здесь без любви не выживешь И от любви умрёшь. Мы ищем, словно милости, Тепла в чужих глазах. Кричим, не в силах вынести Непониманья страх. Мы алчем, будто пьяницы, Но горек этот мёд. К кому душой потянешься, Тот нас и предает. Так откажись от жадности, Она – как нож у вен. Люби, ни капли жалости Не требуя взамен. И на исходе сумерек Уйди в могильный прах Без выкриков, без судорог, С улыбкой на губах.

Золотые драконы

Наша участь печальна, мой друг, — Улетают драконы на юг. Путь их вычерчен светом зарниц За пределом небесных границ. Улетают туда, где теплей, От не верящих в чудо людей. И мешаются с палой листвой Лепестки чешуи золотой. Крылья воздух отчаянно бьют, Осень гонит драконов на юг. Равнодушная, сонная мгла Гасит блеск аметистовых глаз. Как они улетать не хотят! Полосует их плетью октябрь, И мешаются с палой листвой Лепестки чешуи золотой. Улетают драконы сквозь ночь, Смотрит мальчик в слепое окно. Свист крыла в этот яростный миг Разбудил его маленький мир. Этот маленький мир без химер Скоро станет обыденно сер, И покажутся палой листвой Лепестки чешуи золотой. Наша участь печальна, мой друг, — Улетают драконы на юг. Ввысь взлетают, крича на лету, И уносят на крыльях мечту. Пусть их спрячет небесный простор — Мальчик выбежит утром во двор И отыщет под палой листвой Лепесток чешуи золотой.

Рассвет под дождём

Чуть обернёшься, уходя… Разлука ничего не значит — Ты в каждой капельке дождя, Которым этот город плачет. Ты в крике чаек над мостом, В стихе пронзительном и нежном, В июльском сумраке густом Над каменистым побережьем. О большем я и не прошу. Ничуть не напрягая память, Я этим сумраком дышу И тёплый дождь ловлю губами. Домой, промокнув, не спешу, Но, вдохновение исполнив, Я душу строчками крошу В лениво плещущие волны. Я знаю: где-то в полутьме, Чуть лиловеющей спросонок, Твоя любовь плывёт ко мне, Как оперившийся чайчонок. О большем я и не прошу…

Юрий МОНКОВСКИЙ

Звезда отрока

Мне десять лет… Вихрастым невидимкой Я в полутёмной горнице стою: Лампадки свет сиреневою дымкой У образов мерцает на краю. А за окном неистово метелит, Глухая полночь бьётся по стеклу. Но свет лампадки, так же еле-еле Дрожа, зовёт к уюту и теплу… Вся до бровей избёнка запуржилась, Как будто в бурю тянется сама. Кругом крутым сугробом навалилась До самой крыши сельская зима. Но будет день: Со стёкол стают звёзды, Плеснут в окно сирени кружева, И опьянит черёмухою воздух, И разбросает искорки трава. А ветерок, нахлынувший устало, — Шалун, как все лесные ветерки, — Взметнёт тихонько краем покрывало Из колокольцев синих у реки… Да как же можно прошлое обидеть, Где отрок рос, хранимый от беды, И из глубокой старости не видеть Далёкий свет сиреневой звезды…

Владимир МОРОЗОВ

Неприметная Родина

Неприметная Родина. Русская Горевая моя сторона. Соловьями ль печалишься курскими Иль страданий поморских полна, Или полною чашей хлебнувшая Вологодского пива в хмелю? На морозе как будто уснувшая, Примеряешь погибель свою, Иль во храме слова покаянные Повторяешь за кем-то вослед… Православные мы, православные, Несказанный узревшие свет.

По крупицам печаль да грусть

По крупицам печаль да грусть Собираю в свой лучший стих. Я теперь опоздать боюсь, Потому и в весельях тих, Потому и кураж не тот, Но зато мне по склону лет, Словно в санках, катить вперёд, Оставляя прощальный след. А позёмка иных времён Пусть метёт, заметает, что ж… Как я в праздниках был силён, Так в печалях теперь хорош.

Ни на красный день, ни на чёрный

Ни на красный день, ни на чёрный Не скопил я добра, а вдруг… Побреду я дорогой горней, Для кого-то последний друг. Оглянусь – и услышу звоны, Поминальных копеек медь, Да слезой упадёт с иконы Луч случайный… Но умереть Как-то совестно, ведь неполон Без меня будет белый свет… Ведь какой-никакой я – клоун, Ведь какой-никакой – поэт.

Повидаться хотел, не успел

Повидаться хотел, не успел, Лишь кресты да могильные плиты. Погулял здесь, видать, беспредел, Даже волки – и те перебиты. Что ж ты, Родина, сыплешь пшено Сквозь корявые пальцы тумана, Здесь уже позабыли давно, Что такое «небесная манна». И лицо обжигающий снег Здесь понятней любого привета… Но навстречу идёт человек, Окружённый искринками света.

Вселенский разум должен остеречь

Вселенский разум должен остеречь Россию от трагического шага Земных скорбей… Прочитаны предтеч Послания, как письма из Гулага. На каменных страницах пирамид Давно известны знаки звёздных кодов, Где космос разрушения таит И гибельный исход земных народов, Где мистика с пророчеством слились В единый хаос новых разрушений, Где, словно свечку в храме, теплит жизнь Не явленный ещё вселенский гений.

Даже псы от холода скулили

Даже псы от холода скулили. Даже воздух звонок был и чист. Уходил в безвестность звёздной пыли Бывший зек и бывший коммунист, Чтоб замёрзнуть в угольных отвалах, Превратившись в каменную твердь, Чтобы для волков и для шакалов В списках и в доносах умереть. Чтоб потом весеннее светило, Растопив забвение и лёд, В хронике времён (под грифом «Было») Высветило русским путь вперёд.

Вне времени. Таинственный ли свет

Вне времени… Таинственный ли свет, Космический ли код иных миров Подвластен мне. И звёздный силуэт, Незримый переводчик вечных слов, Дарует от бессмертия ключи В каком-нибудь из снов, И словно бред, Я обречён записывать в ночи Души и духа зыбкость и сюжет, Сознанье до безумья доводя, Довольствуясь тщетой и нищетой… Вы слышите – как капельки дождя Неслышно бьются в воздух золотой…

Да мы ещё посмотрим, сколько масок

Да мы ещё посмотрим, сколько масок В запасе у меня… Гуляй, народ, На празднике, А мне вот не до плясок, Я водку пью на десять лет вперёд, Чтоб позабыться здесь. Да будь что будет. Качается крыльцо и тесен дом. Никто меня за горе не осудит И за печаль не упрекнёт потом. А веселиться? Пусть другим услада — Плясать да петь, традиции храня… Вот маска свадьбы, где невеста рада И счастлива, что бросила меня.

Навестить родных на Пискарёвке

Навестить родных на Пискарёвке… У плиты могильной тишь и мреть… Голуби, как божии коровки, Не пытаясь в небо улететь, Крошки из ладони без испуга Склёвывают, Словно боль утрат — Из времён трагического круга, Где впечатан в вечность Ленинград.

Не пишу, а значит – не поэт

Не пишу, А значит – не поэт. Растерял я свой Господний стих По дорогам одиноких лет И теперь в молчании затих. Всё ещё надеюсь на авось — Вдруг да вновь сподобится душа Прозвенеть, как дождь, и вкривь, и вкось По стальному                      лезвию ножа, Камышовой музыкой взлететь Над водой, встречающей рассвет. Рано научившемуся петь Поздно понимать, что не поэт.

Мне было у кого учиться слову

Мне было у кого учиться слову, И вот теперь на перепутьях лет Пишу письмо поэту Старшинову И шлю Вам от Морозова привет. Не властна смерть, годины и стихии, Несовпаденья и размытость дат… Мне холодно в теперешней России, Но этим-то я нынче и богат. Расплещет ветер строки посвящений, Забудет, но во времени своём — Поэт всегда хоть чуточку – но гений… И это слово памятью о нём.

Померанье

Забрёл на полустанок, До утра Мне оставалось ждать, А время года Была зима — Тяжёлые ветра, И минус двадцать пять была погода. Собаки выли, и стелился снег, Дороги заметая, а в сторожке У печки грелся старый человек, Сметая со стола ладонью крошки. И показалось мне, что это я — Уют найдя, найдя успокоенье, Вобрав в себя дороги бытия, В ладонь сметаю вечности мгновенья.

Юлия МОРОЗОВА

Крестный путь

По ступеням, по струнам, по нотам, По стопам, по камням, по откосам. Луч сверкнул – за седьмым поворотом. Город скорби. Виа Долороза. Километры изломанных сводов. Лабиринты распахнутых арок. Лавки мытарей, искариотов Осквернили святыню базаром. Сквозь врата замирающих улиц Голос неба несётся с амвона. Три креста на вершину взметнулись От Голгофы к руинам Сиона. Склоны гор замурованы в мрамор. Ветер стонет в ладонях заката. Ночь. Бегу переулком, дворами — Напрямик, наугад, без возврата. Девять звеньев сплетаются в вечность. На губах – Триединое Имя. Остановка. Падение. Встреча — На ступенях Иерусалима.

На суде

Помню – пошатнулся потолок, Подкосились слабые колени. Женщина держалась за платок, По её лицу скользили тени. Стены уплывали под откос. Устрашали чёрные сутаны. Серый снег седеющих волос, Вместо глаз – слезящиеся раны. В пальцах дрожь, надорванная нить. Прогибался пол в судебном зале. Крикнула: «Как смеете судить! Вы – законники на пьедестале!» За решёткой дочка видит мать. Опустеет дом с лучами солнца. Камнем брошено: «Арестовать». На запястьях заблистали кольца. Женщину с надломленной судьбой Ждут Кресты, тюремные объятья. Дочь немеет, глядя на конвой, Уводящий маму на распятье.

СИЗО

На свиданку дают полчаса. Стук сапог по цементному полу. В коридоре слышны голоса. Запах курева и корвалола. В помещении тесном аншлаг. Передачки, продукты, пакеты. Трёхполосный кривляется флаг, Над тюрьмою крутя пируэты. Сигареты ссыпают в мешки. Туалетную режут бумагу. Тут развязаны все узелки. Тут не сделаешь лишнего шага. За окном завывает февраль. Заскрипели врезные засовы. Обнажилась острожная даль В нецензурном ругательном слове. Каждый прячет во взгляде испуг. Рыщут люди, как звери в загоне. Здесь привычно дыханье разлук. Здесь у каждого кто-то на зоне…

На свидании

Между нами – немое стекло. Телефонная трубка на взводе. Сорок суток с ареста прошло. Под конвоем ты грезишь свободой. Вереница потерянных лиц. Ожидаешь – под номером «девять». Наши взгляды к стеклу приросли. Мне глазам своим трудно поверить. В голове – сотни тысяч дорог. В сердце стонет, срывается скрипка. В тонких пальцах – промокший платок. Прячешь слёзы в налёте улыбки. Не обнять. Не прижаться к груди. Мы бездушную стену целуем. Между нами – стальные дожди. Циферблат возгласил: «Аллилуйя!» Стрелки колют цыганской иглой. Застывают секунды в зените. Мне смотреть на тебя тяжело! Бесконечно страшней – не увидеть.

Прощальная симфония

Метро Новочеркасская. Дыхание апреля. Семь нот минорной гаммы у северных мостов. Последнее свидание под рёбрами туннеля. Нас ревность превратила в назойливых врагов. Ты щурился и лгал. Пальто – темнее бездны. Дрожали наши тени под сводом облаков. Чуть слышное: «Прощай», и ты исчез в подъезде — Как исчезает солнце за спинами домов. Гремел трамвайный хвост. Щетинились вагоны. Как много километров – в квадрате площадей! Как много глаз у стен! Как много рук у клёнов! Как много скользких масок на лицах у людей! Глаза впивались в ночь – в сиреневую копоть. Широкими зрачками смеялись фонари. Двенадцать лестниц в май и две ступеньки в пропасть На стыке двух проспектов – в объятиях зари.

Загранщики

Нас нет в «сейчас». Мы просто отголоски Друг друга, памяти, скользящих лет, Фигурки из расплавленного воска, Глядим не вдаль, а прошлому вослед. Сродни вещам, мы тянемся к покою, Марая безымянные листы, Чтоб, скомкав мысли, затыкать собою Покатое пространство пустоты. Словами безначальность отражая, Используя творительный падеж, Мы жаждем невещественного рая, Переступая мысленный рубеж, Предчувствуя за смертью измеренье, Наполненное истиной до дна. Нас больше нет в условности мгновенья — Мы там, где захлебнулась глубина.

Ода окну

Моё краеугольное окно Глотает грязь, внезапный запах странствий. Уткнувшись вдаль, оно обречено Горбатым носом вспарывать пространство. С безумным капитаном на борту Голландец в двадцать семь квадратных метров Высотки задевает на лету, Придерживаясь курса – против ветра. В его владеньях – весь надлунный мир, Созвездия невидимой Вселенной, Среди обычных питерских квартир Он полон первобытных откровений. Крылатый призрак с каменным лицом Сверкает светло-серыми глазами. Я подпираю запотевшим лбом Окно, граничащее с небесами.

Алекс НАДИР

Закат дотлел, спустилась ночь, сгустилась тьма

Закат дотлел, спустилась ночь, сгустилась тьма. Опять один, дым сигарет, зима-зима… Слова мертвы, горит торшер и горек чай, Моя любовь, мои мечты, моя печаль… И вновь курить, и мыслей нет, ещё виток — Тоски моей, любви моей… Зажгись, восток! Когда с домов, ворча, спадёт ночная тень, Душа вздохнёт, затем взгрустнёт… И новый день…

Кто не любил

Кто не любил, тот так и не поймёт, Как мир живёт. Как дождь, стеной надвинувшись с утра, Обильно поит землю. Как внемлют Небу облака. И как река В ночи играет переплеском. Как озаряет алым блеском Твой дом мечтательный закат, Как звёзды говорят Между собой – полночные подруги, И питерских мостов смурные дуги Вдруг изменяют строгий вид… Как сердце – стонет и дрожит, Выстраивая вереницы планов, Как воздух – ароматом пряным — Надеждой тёплой напоён. И кажется: весь мир влюблён В того, кто здесь, сейчас, пока ещё живёт… Кто не любил, тот так и не поймёт.

Тебе

Ну вот, простуда на губе… А впрочем, это не летально, И я опять пишу тебе, Чтоб сообщить, что всё нормально. Пока не умер. Часть сомнений Была вчера побеждена, Реальность вновь без искажений В бокале мутного вина. Здесь тихо. Сонный мой мирок У ног Урчит, как кот иль кошка, И по проторенной дорожке Ползут делишки и дела… …Какая дурь меня гнала? Искать, любить, за что-то драться, На танки со штыком бросаться? «Достичь заоблачных вершин!» Чудак… Умнее всех – пингвин, Что дальновидно прячет тело, Когда на подступе гроза; Смотреть грозе глаза в глаза? Ну уж увольте, – глупость – дело! На редкость бесполезный труд. Те реки вспять не потекут. Не потекут. Как ты ни тужься! Я сыт по горло этой чушью: «Кто верит, тот не побеждён?!». Пусть так! Милей мне мой планктон. Размерен темп, тихи раздумья, Организован быт разумно. Нижайший мой поклон судьбе! Да жаль – простуда на губе…

В образе

В чём беда? Надоело пробовать? Раздражаю извечной печальностью? Извините! Я просто в образе, Упиваюсь своей гениальностью. Ах, сердечно желаете лучшего?! Чтобы счастье в любви и согласие? Я не против, во всяком случае, Никогда не пытался препятствовать. Недалёк миг, всё скоро изменится! Я хоть чёрствый, но всё же не каменный, Дайте срок, и все тени сомнения Растворятся в тумане памяти. Отчего же «напрасные хлопоты»? Вам не лестны слова благодарности? Извините! Я снова в образе, Наслаждаюсь своей бездарностью.

Одиночества тонкую шаль

Одиночества тонкую шаль Да на плечи – согреть бы душу! Видит Бог, я уже не нарушу Жизни Вашей святую печаль. Расставания глупую боль Да в подкорку – чтоб без осложнений! Видит Бог, я, конечно же, гений: Что мне эта пустячная роль? Прожитого осевшую пыль Да по ветру – пускай гоняет! Видит Бог, ничего не решает Ожиданий бессмысленных штиль. От обиды угрюмую тень Да на солнце – авось исчезнет, Видит Бог, не излечит болезни Наш вчерашний ненайденный день. По одной из случайных дорог Мы промчались – на встречных курсах. Видит Бог, ляжет в прежнее русло Тихой жизни ленивый поток.

Что мой мир – о тебе мечта

Что мой мир – о тебе мечта, Странный сон, пробуждений блиц. Вот! Вот эта!.. Опять не та… Просто схожесть имён и лиц. Просто так же стреляет взгляд, Тот же самый курносый нос. И похожий на водопад Завитушек шальной разброс. Просто мысли – как ты хотел, Просто чувства – как ты мечтал. Этот голос, что раз задел, Это счастье, что Бог послал… Так бывает, каприз судьбы! Больно только, когда впервой. Обознался – ведь люди мы. Просто память… системный сбой.

Ольга НЕФЁДОВА-ГРУНТОВА

Умер бы отец молодым

Умер бы отец молодым, Если бы не мама моя. Отчего ж не веришь мне ты, Что всего важнее семья? Отчего спустя долгий срок Встреч – взахлёб, прощаний навзрыд Невдомёк мне всё, не в урок. Да всё горше сердце болит. Я в отца, да в маму свою, Вот и не могу больше так. Знаешь, мне бы тоже – семью, Садик, дом, да к дому – чердак. Вешаться? Да нет. У меня Там сушились травы бы, слышь? Чтобы хвори близких унять, Чтоб здоровым рос наш малыш… Если бы… Да что зря бубнить? Захотел – сказал бы давно. Мне б уйти… да теплится нить Из того, что всё про кино… Вкось пошла судьбы колея. Ест глаза свобод горький дым. Если бы не мама моя, Умер бы отец молодым.

Шаги

По-птичьи раскинув руки, Скрюченными пальцами цепляясь за воздух, Старуха идёт по мокрому асфальту, Едва передвигая ноги В незашнурованных ботинках, Осторожно ощупывая землю Перед каждым шагом, перед каждым. Кажется, Что она учится ходить Заново, Будто сморщенный младенец. Ничего не зная о жизни после смерти, Она досыта хлебнула науки Существования на земле. И теперь учится осторожно ступать В иных мирах, В которых Она ходить пока не умеет. Не умеет. Её руки, Её старческие руки Ещё не превратились в юные крылья, Но скоро, Безысходно скоро, Когда кровь на границе времён Потечёт вспять, Сделав тело прозрачным, А душу – вольной, Она полетит. Полетит. А пока Так тихи её робкие шаги По земле, Которую суждено покинуть! Тогда разгладятся морщины скорби, И она выпорхнет птицей В небо вечности Из своего тела, — Сделав шаг Из клетки своих страданий, Сделав шаг. Старуха учится ходить…

Мне все твердят (шуточное королевское рондо)

Игорю

Мне все твердят: «Поэту – веры нет, Вновь попадёт под хвост ему шлея! Немало женщин стонут много лет…» Мне жаль, конечно, но они – не я! С другими, может статься, без вранья Не обходился милый мой эстет. Взмывали слухи стаей воронья. Мне все твердят – поэту веры нет! Но что нам наставительный запрет? Не слушаем его ни он, ни я. А все твердят: «Пройдёт лишь пара лет, Вновь попадёт под хвост ему шлея! К тому же, не имеющий жилья, Неисправимо-вечный сердцеед, Когда напьётся, то – свиньёй свинья — Немало женщин стонут много лет…» О бывших жёнах слыша добрый бред, Задумавшись, отвечу не шутя: «Таких, как я, на белом свете нет! Мне жаль, конечно, но они – не я! В чудачествах – мы кровная родня. Я знаю всё. Спасибо за совет! Но если рядом он – на мне броня, Моей душе защиты крепче нет!» Мне все твердят…

Людмила НОВИКОВА

Уже не слышно ранних петухов

Уже не слышно ранних петухов, Как через сито, в окна утро льётся. И пятнами поверх половиков Уютно дремлют маленькие солнца. И куры мирно квохчут во дворе, Колодезной цепи гремят колечки. А бабушка, проснувшись на заре, Колдует тихо возле русской печки. И манит аппетитный аромат, И видно через щель: за переборкой На противне, что подцепил ухват, Пирог сметанный с порыжевшей коркой. Ах, сколько было в детстве этих утр, Когда блины и в чугунке – картошка, Под лавкой пёс, что ласков был и мудр, И на веранде – дремлющая кошка.

В родительском доме

Слишком долгим казался сон — Фото мамы, чёрная полоска… Папа…                  И один старался он Сохранить следы былого лоска. Прожит год, а кажется —                                         века… И души моей почти не ранит, Что чужая женская рука Поливает мамины герани…

Ягоды

Испугалась и рассыпала Ягод целый кузовок. Ты зачем дорогу выпытал В заповедный уголок? За кустом – рубашка синенька, Напугал – имей в виду: Из заветного малинника Я без ягод не уйду. Снова полная корзиночка Перевязана платком. Ох и узкая тропиночка — Не пройти по ней рядком. Перекаты трав некошеных — На ромашковом лугу, Без попутчиков непрошеных До деревни добегу. Простывает в бане каменка, И обеду вышел срок. Знать, уже готовит маменька Мне берёзовый пруток.

Такая тоненькая нить

Такая тоненькая нить Соединяет наши души, Что трудно взглядом уловить И в полной тишине подслушать. И всех примет не перечесть, И сердце к сердцу так и рвётся, И между нами что-то есть, Хоть и любовью не зовётся.

Взяла его за пуговку

Взяла его за пуговку, А он меня – за талию. Ему со мной – в Калугу бы, А мне бы с ним – в Италию. А может, даже в Грецию — Забыть дела житейские. Сбежала бы погреться я На пляжи на Эгейские. Пройтись по лавкам модненьким — Мечта моя несбыточна, Ведь я за ним, за родненьким, Как за иголкой – ниточка. Покажутся неважными Любви любые тернии, Когда мигнут ромашки нам Родной его губернии.

В однокомнатной тишине

Н.П. Юдиной

В однокомнатной тишине И в уюте простых диванчиков, Улыбаясь, нальёте мне Чашку чая из одуванчиков. После трудных своих недель Отогреюсь у Вас немножко. За окном мельтешит метель, Снег бросая в кормушку…                                 Крошки Вы из доброй своей ладошки Птицам сыплете каждый день…

Галина ОБОЛЕНСКАЯ

Моё тепло

Как наше время медленно текло… Но сколько нам ни дай – всё мало! Ещё в твоих руках моё тепло Голубкой сонной ворковало. Вода в заливе – чёрное стекло, По трапу поднимаешься устало. Уже из рук твоих моё тепло Ночь потихоньку воровала.

Париж

Париж – мой бред,                            моя химера. Где та шкала, а может, мера, Которой исчисляют страсть? И что же это за напасть — Мне жить за тридевять земель, Судьбою брошенной в метель?! Булонский лес,                       квартал Латинский… Меня предупреждал Лозинский: – Седой Париж манит и губит, Давно он никого не любит, Потерян счёт сердцам разбитым, И соблазнённым, и забытым. Мне всё равно!                          Пускай погубит. Я знаю, он погряз в грехах, Но, верю, прежде приголубит, Как стайки птиц на площадях.

Стрекоза

Мы брели по скошенному лугу, Волны сена так манили нас… Соблазнил меня, свою подругу, Лечь позагорать в полдневный час. Пахло свежескошенное сено Мёдом, клевером, полынь-травой. Голову мне запрокинув смело, Не ответил на вопрос немой… Ах, к чему вопросы и ответы, Ласки бред и поцелуев хмель! Ах, к чему запреты и заветы, Если в теле сладкая метель! Мы брели по скошенному лугу. Зеленей травы твои глаза. На твою протянутую руку Отдохнуть присела стрекоза.

Счастливые

И рвущиеся клодтовские кони…

Р.Мечиташвили По городу гуляем налегке Бесцельно и неторопливо. Счастливые, бредём рука в руке, А разговор течёт лениво… Мы счастливы, доверчиво просты — К нам рвутся клодтовские кони, И спины нам подставили мосты, И площади – свои ладони. Кружим по городу, отринув мир, Накрапывает дождь – и вдруг – гроза! Хороший повод, чтоб устроить пир, И целоваться, и глядеть в глаза.

Тетрадь

Мысление и писание -

Дело мужеское.

Из Летописи Склонилась над листом — Звала меня тетрадь… Но Бог грозит перстом: – Ах, Ева! Ты опять? Не за своё взялась! Ступай-ка к очагу! Смотри! У мужа власть — Возьмёт он кочергу! Я спрятала тетрадь. – Ты, муж, меня не тронь, Я разучусь писать, Я разведу огонь…

Разлука

Время сводит в круг неумолимо Начало и конец земного бытия… А праздник жизни лихо мчится мимо, Подкинув мне разлуку, как дитя. Разлука затянулась, и, не скрою, Я начинаю забывать твоё лицо, Лишь о тебе напомнит золотое, Литое обручальное кольцо.

Надежда ОРАЕВСКАЯ

Тогда, когда Вы обернулись

Она беспечно улыбнулась,

Ничуть о жизни не скорбя.

А я ещё раз обернулась

На позабытую себя.

Нора Яворская Тогда, когда Вы обернулись, В том, шестьдесят седьмом году, Возможно,                мне вы улыбнулись На той тропинке, в том саду. И снова травы гнутся, гнутся… Тропинка,                  путь мне укажи! До Вас – тянуться и тянуться Сквозь временные миражи. Но чей там голос?..                        Звонко-звонко Поёт, бежит за мною вслед По той же тропочке девчонка, И ей всего тринадцать лет.

Туман в городе

Всё фантастично, всё на грани… Домов, дворцов, монастырей Размыты контуры в тумане. Лишь звёзды жёлтых фонарей Горят рассеянно, не ярко. В застывшем городе кружу… Давно знакомая мне арка Сейчас подобна миражу. Пейзаж расплывчатый и бледный. Туман, как белая канва: Ещё не вышит Всадник Медный, Ещё не вышита Нева.

Уедем к лужским берегам

Давай уедем к лужским берегам, Где в медоносах жёлтых деревеньки, Где тишь степенно бродит по лугам, Грустят купален влажные ступеньки. Там, в Луге,                         шоколадная вода, Там аисты нарушили границу, И мы с тобой запомним навсегда Спокойную, непуганую птицу. И вальс ультрамариновых стрекоз Мы будем наблюдать с тобой украдкой. Ночь белая,                        белее белых роз, Зависнет над оранжевой палаткой. Уедем, друг,                за тридевять земель: Нас очарует солнечная смальта, Нам головы закружит сладкий хмель Вдали от раскалённого асфальта. Над лилией звенящее весло Задержится,                   опустится на воду. А город наш сегодня замело Июньским пухом.                       Едем на природу.

Борис ОРЛОВ

В ладу живите, с миром

В ладу живите, с миром. В Бога верьте. А на судьбу не следует пенять. Чего душа боится? Может, смерти, А может быть, бессмертья. Не понять! Когда забудет сердце об Отчизне, Нет смысла ни в минутах, Ни в часах. Стремленье к смерти И стремленье к жизни Пред нами Ангел держит на весах.

Ты пришёл нас грабить, подлый тать?

Отними от меня Россию -

Что останется у меня?

Виктор Смирнов Ты пришёл нас грабить, подлый тать? Будешь проклят, а не вписан в святцы. У меня Россию не отнять — Я не раб, чтоб без неё остаться. Не на кого злиться и пенять: Наши судьи – предки и потомки. У меня Россию не отнять — Велика… Не сухари в котомке! Я на вспышке злобы и огня В бой пойду,                  чтоб с недругом сразиться. У меня Россию не отнять Потому что я – её частица!

И гнуло, и ломало, и коверкало

И гнуло,          и ломало,                   и коверкало, Но выстоял,                  хотя в глазах тоска. Картина — одноразовое зеркало: Мгновенье отразилось на века. Что может быть честнее,                             откровеннее Улыбки?!             Сбрось тоску и улыбнись. На полотне остановил мгновение Художник,            окунувший в вечность кисть.

Дом высок и просторен

Иеромонаху Александру (Фауту)

Дом высок и просторен, И псалмами согрет. Патриаршье подворье, В окнах ангельский свет. Позабыв про невзгоды, Я, ни молод, ни стар, Пью намоленный воздух, Как целебный нектар. На подворье приходим, Чтобы душу спасти. Заблудившись в народе, Ищем к Богу пути.

К чему вернулся?

К чему вернулся? И отец, и мать Лежат в земле. Сгорел, как свечка, дом. Зачем прорехи в памяти латать? И прошлое, И жизнь пошли на слом. Урочище непуганых осин — И нет ветров, И не дрожит листва. К чему вернулся? Словно блудный сын, Стою. Как слёзы, капают слова.

Подлунный мир таким, как есть, приемлю

Подлунный мир таким, как есть, приемлю, Холодный тусклый свет слепит глаза. Упало небо снежное на землю И облепило долы и леса. Сквозняк из-за порога студит спину. Бессонница. Не греет лёгкий плед. На улице безлюдно и пустынно, Сквозь стёкла окон льётся лунный свет. И снег, и свет посеребрил ступени Крыльца. У клёна крона набекрень. Дрожат на стенах призрачные тени — Я незаметно превращаюсь в тень. Луна блестит сквозь тучу, как лампада. И на земле – снег, и на небе – снег. И кажется, что после снегопада Я не земной, а лунный человек.

И мороз, и ветерок тщедушный

И мороз,              и ветерок тщедушный, Снежной птицей на земле зима. Солнце в небо,               словно шар воздушный, Поднимает на дымах дома. А в домах —                 весёлый свет улыбок. Здесь привыкли ближнего любить. Как огромен мир!                         Но как он зыбок! Не забудь его благословить.

Метёт метель

Метёт метель.                   А под речным мостом Текут снега.                      И не отыщешь брода. Поёт скворечник деревянным ртом О птицах,              улетевших к тёплым водам. Ни ворон в кроне,                        ни в подполье мышь Не зашуршат.             Темно в ночном безбрежье, Текут снега в деревне выше крыш. И, словно половодье,                                  полноснежье. Бессмысленны и слава,                                            и почёт. Мусолишь, словно флейту, сигарету. Текут снега.               И тихо ночь течёт. И сонно жизнь течёт,                                      впадая в Лету.

Марина ПИМЕНОВА

Мой старый дом устал уже стареть

Мой старый дом устал уже стареть, Устал стоять, как вкопанный, на месте. И крошится ржавеющая медь Рябины, что росла со мною вместе. Скрипит калитка, скинув ободок, Роняет ель смолистые иголки. А помнишь, дом, весёлый топот ног Девчонки, что смеялась из-под чёлки. Где этот смех, в какие сундуки Запрятан он? Не выпорхнуть обратно. Но всё живут, по-летнему легки, На стенах комнат солнечные пятна. И что-то вдруг пронизывает грудь, И журавли, летящие по кругу, Никак не могут угол повернуть От этих мест к заманчивому югу.

На веранде в дождь

На веранде тепло,                      а на улице вновь непогода. И по крыше, стуча каблуками                                      знакомый мотив, В сюртуке цвета фрез                 джентльмен необычного рода Снова хочет внушить,                  что и Дождик бывает красив. Он всегда налегке,                     он роняет грустинку-занозу, Он не жаждет любви                       и не ищет утраченный кров, Он приходит один                    и приносит мне дивную розу. Я приму её в дар —                          угловатую «Розу ветров».

Буду ли я зари частицей

Буду ли я зари частицей, Ветром, раскачивающимся в кроне. Буду ли я в ночи таиться Или зажгусь светлячком в ладони. Крепче держи, бережней прячь В сердца карман, где нет покоя. Слышишь, сквозь плач — Пульсирует океан                   между мной и тобою.

Был коротким разговор

Был коротким разговор, Вечер длинным-длинным, Щёлкнул за полночь затвор На замке старинном. Скрип разбуженных перил Звуком недопетым Смолк. А снег во тьме светил Белым-белым светом.

Трава пожухлая ложится

Трава пожухлая ложится, Не держит тяжести своей, Но кружит, кружит в небе птица У кромки леса вдоль полей. И золотые кроны сосен, Пронзая смело и легко, Она не хочет верить в осень. … А осень так недалеко.

В Эрмитаже

Давайте встретимся в музее… Есть много мест, что нас согреют, Но мы найдём наверняка Лишь там приют, где в ритме круга Матисс протягивает руку, Где улыбается Дега. Здесь можно спрятаться. И, может, Забыть о том, что нас тревожит, — Что серый день без перемен, Что старый зонт потерян где-то… Нам Поль Гоген подарит лето! И «Вечную весну» – Роден.

Белой пеной в иле тонком

Белой пеной в иле тонком, Сквозь туман и птичий гам, Море брошенным котёнком Подбирается к ногам. Пляж всё глуше, всё безлюдней, Сбросив плен мирских оков, В пустоте осенних будней Ждёт нашествия снегов. И песок похож на иней, Тают редкие следы. Только проблеск – синий-синий, Летний запах у воды.

Ирина ПЛАКСИНА

Вот из окна печальный вид

Бездомному псу Максу

Вот из окна печальный вид — Газон с травой нескошенной, А сверху – снег, и пёс сидит, Бездомный, кем-то брошенный. Он не расскажет никому, Дрожа от ветра, холода, За что, бездомному, ему Ещё страдать от голода. Идут прохожие, несут С едой пакеты полные, А что до пса – так есть приют… Приюты переполнены. Старушки добрые идут — Похоже, что блокадницы. Псу что-то в мисочках несут, А что – да псу без разницы! Поел и под машину лёг. И сон пришёл непрошеный, Ему приснилось: он – щенок, Он маленький, не брошенный!

Никогда, ни за что, никому

Никогда, никогда, никогда, Ни за что, ни за что, ни за что, Ни на час, ни на четверть часа Не отдам я любимого пса! Разве может быть пёс виноват, Что состарился, что глуховат? Не могу я соседку простить — При собаке так зло пошутить! Как сорвалось с её языка: Усыпить, мол, пора старика! Ничего, что мой пёс нездоров — Я уже разыскал докторов, Я лекарство в аптеке нашёл И вчера сделал первый укол! Всё, что надо, я сделаю сам, Только пса никому не отдам: Он мне предан, я – верен ему. Не отдам! Ни за что! Никому!

Про собаку

Живётся совсем непросто Собаке большого роста. Её почему-то пугаются. И редко кто догадается, Что ей всего лишь полгода, И что в такую погоду Она заливается лаем От радости, что гуляем… А двое прохожих и дворник Зачем-то кричат про намордник.

Диана ПОЗДНЯКОВА

Загрустило счастье у меня

Загрустило счастье у меня, Попрощавшись, за угол свернуло. Я его не стала догонять, Обняла подушку и уснула. И приснилось: счастье за углом Без меня несчастливо безмерно. Я сказала счастью: «Поделом»! И ещё: «Мы встретимся, наверно…».

Спасибо, Господи, за всё

Спасибо, Господи, за всё: За чистый воздух и за белку, За то, что плавает осётр На глубине. А там, где мелко, Мы можем ножки помочить И отыскать обрывок снасти, И белый парус различить… Как много надо нам для счастья!

К радости слона и бегемота

К радости слона и бегемота, Дождик на работу поспешил. Очень симпатичная работа — Можно веселиться от души, Пыльные дорожки поливая, Мокрыми ботинками скрипя, Рожицы водителю трамвая Строя, разумеется, шутя. Выкупав слона и бегемота, Дождик утомился и прошёл, Солнце поспешило на работу. Солнце – это тоже хорошо.

Кто помыл улиткин дом?

Кто помыл улиткин дом? Куст сирени за окном? И калитку, и скамейку? До краёв наполнил лейку? Затопить заставил печку? И с разбегу прыгнул в речку, Бурной радостью охвачен? Это дождик шёл на даче!

Туча толстая, мягкая, будто перина

Туча толстая, мягкая, будто перина, На небесной кровати постелена зря — Солнце утром, тумана надев пелерину, Устремилось за горы, леса и моря. Погостило у горных козлов и баранов И к медведям в берлогу стучалось лучом, Щекотало бугристые спины варанов И скрывалось, как будто оно ни при чём. А под вечер, сверкая сквозь щели в заборе, Услыхало знакомый рокочущий бас — Утомлённому солнцу уставшее море Предлагало для отдыха водный матрас.

Набрала воды в колодце

Набрала воды в колодце, Постирала бельецо. Мне полуденное солнце Нарумянило лицо, Посушило постирушки, Прокатилось по столу, Полежало на подушке, Посидело на полу. Помогало, как умело, — Обнаруживало пыль, Намекало то и дело: «Тут почисти, там помыль». Потрудились мы на славу — Я и солнечный денёк. Удивилась баба Клава: «Кто же внученьке помог»?

На песчаном берегу

На песчаном берегу Мы жевали курагу, А потом пошли в лесок И в лесу мы пили сок, Ели грушу и банан — Не наесться было нам. Потому что на природе Голодание не в моде!

Ты роешь лопаткой канал

Ты роешь лопаткой канал, А я наблюдаю за этим, Хочу, чтоб тебя целовал Речной юго-западный ветер, И нежно речная вода Весёлые ножки ласкала, И самая злая беда Стремглав от тебя убегала.

Наталия ПОНОМАРЕНКО

Фиолетовое лето

Отчего бывает лето Фиолетового цвета? От закатов сине-алых, Расцветающих фиалок… Фиолетовые пальцы От черничных бус в бору, Фиолетовые танцы Бликов в речке поутру. Фиолетовые шляпки У грибов в лесной глуши, Фиолетовые прятки Солнца с вечером в тиши… Фиолетовые ночи, Фиолетовые дни, Летом даже, между прочим, — Фиолетовые сны! Потому что только летом Столько ультрафиолета!

Лето кончилось

Улетело ласковое лето, Зацепившись тем,                         во что одето, За летящий журавлиный клин. Разлетелись пуговки-дождинки, Засверкали на цветах слезинки. С осенью и грустью ты один…

Осенний диптих

I

Склоняя ниц редеющие кроны, Сдаются в плен берёзы,                                липы,                                        клёны, — Безропотно                 роняя слёзы-листья: Как будто жизнь уже не повторится. Всепобеждающе идёт царица-осень, Отпор встречая лишь у гордых сосен.

II

Придёт зима,                     одним закрасит цветом Всё то,       что было разноцветным – летом. Но в белом цвете – красок полнота! И жизнь начнётся с нового листа…

Об осени в который раз

Как ветер осенью деревьев клонит кроны, Осенняя краса к банальной рифме клонит. И в голове, хмельной, но не от браги, А от шальных осенних ароматов, Всплывают строчки и спешат к бумаге… Написанные гением когда-то.

Последний сугроб

Потерянным детёнышем тюленьим Не тает, притаясь, сугроб последний, От страха спрятав свой чумазый нос В тени нераспустившихся берёз.

Вера ПРАЗДНИЧНОВА

Город

Я построю чудный город Возле шкафа на полу, Со стеною крепостною, С колоколенкой в углу! От церквушки тропка вьётся К ленте шёлковой – реке, Мишкам, зайкам всем найдётся Место в чудном городке! Каждый домик в нём удобный: Есть тепло и свет, вода… Змей Горыныч страшный, злобный И не сунется сюда!

Мы не будем мучить кошку…

Мы не будем мучить кошку И на стенах рисовать, И в соседское окошко Гол победный забивать! И не будем больше Ваню Дирижаблем обзывать, Мы отличниками станем. Почему бы и не стать? Мы изучим инфузорий, Сходим в видеолекторий, И контрольную работу Мы напишем сразу, с лёту, Другу я кроссовки дам, Будем бегать по утрам! Нам давно пора с Серёжей Жить по-новому начать! До чего приятно всё же Так сидеть вот и мечтать!

Красивая лужа

Красивая лужа лежит на дороге, Лужа – не лужа, А прямо – река, А в ней отражаются разные ноги, Берёзы шумят и плывут облака. Я сразу подумал: Здесь парусник нужен, И воду потрогал ботинком слегка… Лежит на дороге красивая лужа, Прозрачна, чиста, глубока…

Бермудский квадрат

Мой друг зашёл ко мне в обед: – Пойдём играть в футбол! И я полдня искал свой кед, Но так и не нашёл! Во вторник, в пять, Пришёл сосед, Чтоб на концерт пойти, Я кед нашёл, Но вот билет Не смог уже найти! А в среду я и вовсе сник. Собравшись на урок, Нашёл билет, Но вот дневник, Найти уже не смог! Напрасно мне твердит родня: Ты сам, мол, виноват! Друзья, поймите вы меня, Моя квартира, Знаю я, – Бермудский Маленький квадрат!

Колыбельная

Ветер бродит над домами И грохочет кровлей крыш. Ты прижмись поближе к маме, Засыпай скорей, малыш. Пусть тебе медведь приснится, Дружелюбный и незлой. Отчего тебе не спится, Мой котенок дорогой? Пусть тебе приснится лето, Дождик ласковый, грибной, Высоко над лесом где-то, Мостик радуги цветной. Снится пусть тебе речушка, Что тихонечко поет, Под березами – волнушка И ромашек хоровод. Ветер бродит над домами И грохочет кровлей крыш. Ты прижмись поближе к маме, Засыпай скорей, малыш.

Адриан ПРОТОПОПОВ

Болдинская осень

Еще скрипеть колесам по песку И петь возку несмазанною осью, Но чиркнет по стеклу,                               как по виску, Набрякшей веткой Болдинская осень. Рассвета или перемен Ждать в окруженье слов и строчек, Но духом дымных деревень Вдруг обожжет дыханье ночи. Шандал – на стол,                    и все скрипеть Пером иль старой половицей, Чтоб рифма дерзко, как репей, Зависла в локонах столицы. Оказий ждать или махнуть В седло, пока не ел и не пил, Но пугачевщиной пахнут Сухие яицкие степи. Учиться ли подозревать Иль хитрости занять у веры? Но будут строки вызревать И выживать в кольце холеры. Бывает: заспана щека, И дождь, проспав, газон промочит, Но, как вокруг часовщика, Все – Время, Время все бормочет.

Ночью

Ночами пьют русалочки Густой настой глуши, Как эскимо на палочке, Маячат камыши. Уснули мысли гнусные, Соблазны-подлецы, И в небе звезды вкусные Висят, как леденцы. И спит под каждой ёлочкой Глухая тишина, В ручье – лимонной корочкой — Купается луна. И, души сладко мучая Укорами вины, Бездомные, дремучие По лесу бродят сны. Мечтами полуночными Стекает, как обман, Дурманными, молочными Отварами – туман. Сквозь тьму к ручью гремучему По слуху, на «авось», Треща сухими сучьями, Под утро выйдет лось. И пьет он тихой сапою, Копытя влажный след, И соком клюквы капает С лосиных губ – рассвет.

Алексей РАЗУМОВСКИЙ

Слово о слове

Где найти такое слово, Чтоб былое стало ново, Чтоб нельзя его не слушать, Чтоб не в уши шло, а в души, Не кривое, не хромое, Слово сильное, прямое, Чтобы било без промашки, Чтоб по телу шли мурашки. Било чтоб не в бровь, а в глаз. Чтобы было в самый раз. Ровно чтобы, не по кочкам, Чтобы строчка – прямо в точку. Чтоб не сжечь и не стереть, Чтоб сказать – и умереть!

Коммуналки

Коммуналки, коммуналки… Коридоров тусклый свет, Свар квартирных перепалки Да зашарканный паркет. Кран над раковиной битой И рычащий туалет, А за дверью приоткрытой — Любознательный сосед. За дверьми – уединенье. Общность в кухонном чаду. И судеб переплетенье Друг у друга на виду. Не тюрьма и не свобода, То ли дом, а то ль барак. Общежитье для народа, Погружённого во мрак.

Димка

Глаз два пытливых огонька, Которых ярче в мире нет, Слов неумолчный водопад И звонкий голос: «Дед, а, дед!» Неутомимых пара ног, Готовых в бег сорваться вмиг, А на затылке – хохолок, Который гладить я привык. Вопросов каверзных фонтан И непослушных пара рук, Бурлящий жизни океан — Таков он, мой чудесный внук. Что капелька росы чиста, В себя вобравшая весь свет, Непостижима и проста Душа в неполных девять лет.

86-ти бойцам 6-ой роты Псковской дивизии ВДВ

Неравным был и страшным этот бой. Они своей судьбы не выбирали. Но, русские, они тут насмерть встали, Как деды в сорок первом под Москвой. В России есть ещё богатыри. Где встанем мы – там Куликово поле. Что ж, умереть – такая, видно, доля. Но победить нас? Выкуси возьми! Чтоб дома мир был, здесь идет война. Одни себе отчизну выбирают, Другие за Отчизну умирают. И людям этим – разная цена. Права иль не права моя держава, Судить и рассуждать теперь не мне. В чужой земле, откована в огне, Суворовских солдат гремела слава. Кто помнит их теперь по именам? Они о личной славе не мечтали, А шли и за Россию умирали. И знали – мёртвые не имут срам. Не вечна жизнь. Мы все умрём когда-то. Но в смерти есть бессмертия секрет. И краше для мужчины смерти нет За Родину погибшего солдата.

Видение

От крещенского мороза под ногою снег хрустит, Светел день, прозрачен воздух, ветерок под ёлкой спит. Белой шубою одета, как боярыня в мехах, Ель блестит, искрясь от света, вся в бесценных жемчугах. На душе светло и чисто, ни забот и ни обид, Ждет душа – вот-вот игристо колокольчик зазвенит, Приближаясь, нарастая, ближе, ближе – вот она! Тройка наша удалая, сердца русского струна! Пронесётся с храпом мимо, пристежная скосит глаз, Миг – и всё!                               Неотвратимо звон малиновый угас. Было ль, не было ль виденье?                                               Иль пригрезилось оно? Словно сказки дуновенье в душу мне занесено. Заметается позёмкой след неведомых копыт. Снова тихо.                           Только звонко дятел в дерево стучит.

Аркадий РАТНЕР

Обыкновенная история

Когда карнавал приближался к концу, Я понял, что маска прилипла к лицу. Кусочки картона смыкали края, В кровавое кружево кожу кроя. Проклятую с криком содрал я с лица. Слуга не признал и прогнал от крыльца, А сын мне монетку с коня подаёт И спутнице шепчет:                            «Прелестный урод». Толпа накатила, скрутила в кольцо: Звериная сила, повадки скопцов, Их щёки в кармине, их зубы в крови. «О, Боже, помилуй, мне маску верни. Я знаю, что маска мне очень к лицу, Прости непомерную гордость глупцу», — Молил я того, кто мне душу давал. Вокруг постепенно стихал карнавал.

Когда, не поссорившись, мы разошлись

Когда, не поссорившись, мы разошлись, Себе недоимки простили, И вечер мотался, как вечный статист По вымытой чисто квартире, И солнце молило пустить на постой, А я, сев за маленький столик И взяв авторучку, над белым листом Бумаги… нет, дольше не стоит. Поэма родиться, увы, не смогла. Владея петровской столицей, Ласкала неверная летняя мгла Измятую мною страницу.

Встреча со старым товарищем

Старик Булгаков был неправ, Что рукописи, мол, нетленны. Они горят, как life и love, В прах превращаясь постепенно! Стреляют весело дрова, И тёплый воздух слёзы сушит. Горит десятая глава, И мёртвые пылают души. Взят Рубикон, в огне мосты, В траву затаптывают кони Невиденных картин холсты Под звук несыгранных симфоний… Достаток, званье, важный чин, Зимою – лыжи, море – летом. И только жалкие бичи Пьют горькую в помин поэта.

Шёл старый дом на капремонт

Шёл старый дом на капремонт, Его жильцы – на выселенье. Друзья сказали: «Ты бы мог Найти предмет повеселее. Мы все на капремонт пойдём, Да только назовут иначе: Свой номер сохраняет дом, А наш – без права передачи, Как стены обратятся в прах». А молот перекрытья рушил, И заползал бессмертный страх В гипотетические души.

Людмила РЕДИНОВА

Пасхальные свечи

Пасхальные свечи. Пихтовые лапы. Очищенный пол от житейской лузги. И на полотенце любимые папой С сушёной черёмухой пироги. Окрашены яйца. В тарелке конфеты. И крынка с топлёным в печи молоком. И наша ватага не сводит с буфета Глазёнки, готовые съесть целиком Всё то, что вчера наготовила мама. Старалась с утра, без конца суетясь. И чистый передник с огромным карманом Мелькал у печи, белоснежно светясь. А вечером мама просила у Бога Здоровья и хлеба, и детям судьбу, И то, чтобы лёгкой была их дорога, И пальцами рук прикасалась ко лбу, В слезах, опуская глаза пред иконой, Молилась истошно, потом, ослабев, Ложилась у печки, тиха и покорна Всему, что в своей получила судьбе. Пасхальные свечи. Дитячьи забавы С яйцом по деревне… Воскресе Христос! В котомке льняной у огромной оравы Конфеты, печенья из маминых слёз.

Берестяная кружка

Памяти моего брата Владимира

Берестяная кружка в доме на окне, На подоконнике за белой шторкой, Искусно вышитой небесным мулине И с кружевами на густой оборке. Берестяная кружка, ягоды на дне — На полкило «свинцовой» голубики, Томящейся в прохладной глубине Под листьями трёхглазой костяники. Уже не помню тот печальный год, Братишку молчаливого за печкой… Ушёл за край. В последний свой поход… Я не успела. Дата на дощечке… Венки и холмик. Августа пургу… И вой собак… Не помню! Не успела! Берестяная кружка… Он любил тайгу, Где мама в одночасье поседела. Течёт ручей. Песчаный бережок. Который год созрела голубика… Цветёт в полях под небом василёк… На занавесках солнечные блики — Узор на них от времени поблёк.

Весна – 1974 год

Как меня целовала Весна! В обе щёки! Просилась в подружки. И бродила со мной допоздна По траве молодой на опушке. И на русые косы трясла Цвет черёмухи – белые хлопья. От парней на углу стерегла, Ревновала, смотря исподлобья. Уводила от сплетниц моих, Опекала от сплетников скорых, А когда появился жених — Караулила нас у забора. На завалинку рядом садясь, Опахалом прохладным качала, И зарёю невесты светясь, Призадумавшись, тихо молчала. Непутёвой была я тогда, Славной юностью лишь наслаждалась. Но когда пролетели года, Поняла, обретая усталость, Что подруги не знала верней И заботу не ведала чутче. Изо всех моих прошедших дней Та весна была самою лучшей!

Насыпь в лукошко ягоды

Насыпь в лукошко ягоды лесной, Присядь на влажный мох в тени деревьев И насладись июльской тишиной, От суеты скрываясь повседневной, Послушай шорох листьев за спиной. Придёт печаль и чувства всколыхнёт, Коснётся нежно тёплою рукою. Как в детстве, мама колыбель качнёт И тихо песнь затянет над тобою, В которой сказка добрая живёт. Когда рассвет прольёт над головой Густую киноварь, махнув широкой кистью, Ты вспомни вдруг, что за твоей спиной Услышит шорох изумрудных листьев Та, что была всегда с тобой. И закружится снова голова, И запоют слова, слагаясь в строчки, И тихий лес не ради баловства К тебе протянет чистые листочки, Напоминая, что душа жива. Насыпь в лукошко с ягодой лесной Стихов, как встарь рождённых тишиной.

Я слышу в протяжном дыхании древнем

Я слышу В протяжном дыхании древнем Над городом спящим, Вчерашним. У спящей деревни, В полях с опадающим хлебом, Где небо свисает над кронами сосен, Где росы цветные и сумерки свежи, Где лето надежды. Твой голос В журчанье воды, Пробивающей путь через дебри, Где звери бредут к водопою напиться, Мне снится — В дремучих лесах, Где хранят ещё тайны утёсы, Ты спросишь, Отвечу: – Я – осень. Я – осень в простом одеянии древнем, Я – время, Я стёртая надпись на чьей-то гробнице, Я в лицах Давно ускользающих в белый пергамент На память… И снова… Тропа ускользает в то лето, Где сумерки свежи — Медвежье, В забытый тот сад, В те ночные чертоги, Где мы полубоги, Не гости. Где гроздья рябины свисают, Как капельки крови В ладони… И кони стремительно мчатся Над бездной Победно. И снова. Ловлю твоё слово, Ловлю твоё каждое слово Под кроной сосновой. Ты знаешь, А я бы ступила с тобою На снежную крышу И выше… Шагнула за край, Звёздный ворох Насыпав в передник. И бледный Мой взгляд, Устремлённый в высокое небо Ночное… Не скрою… Покоя! Я тоже, как ты, Ожидаю от жизни тепла и покоя… Ты знаешь… Я вышла б с тобою под звёзды На снежную крышу…

Татьяна РЕМЕРОВА

Старый дом

Меня не принимает старый дом, Пугает стуками ночными и шуршаньем, И жаждут скорого со мною расставанья Все те, которые когда-то жили в нём. Меня не принимает старый дом. За шкафом прячется мертвящий чёрный ужас. Дом одинок, и мой приезд не нужен Всем тем, которые когда-то жили в нём. Меня не принимает старый дом, На улицу ночную выгоняет. А там светло, собака где-то лает, И лунный мир объят спокойным сном. Меня не принимает старый дом, Но страхи остаются за порогом, Душа чиста и жаждет слиться с Богом, Моля о том, чтоб возродился дом, Моля о живших и страдавших в нём.

Молоково

Молоково, Молоково, Как парное молоко. Затерялось это слово Где-то в детстве далеко. Вечерком поёт гармошка, В сквере танцы под окном, Утром солнце мочит ножки В речке с золотистым дном. Мамин отпуск, Молоково, Детства радужный рассвет, Бабушка ещё здорова, Ей пока не много лет. А луга пестрят цветами, Неба купол – голубой, Я смеюсь, прижавшись к маме, Нежной, ласковой, родной. Пробежавший жеребёнок Солнечный оставил след, Затерялось Молоково В суете минувших лет.

И снова весна

Мягче пуха лебединого В синем небе облака. Мама, милая, любимая, Как теперь ты далека… Ярким солнцем, птичьим пением Оживил природу май. Из другого измерения Ты хоть весточку подай: Шумом ветра, листьев шёпотом, Нежным пеньем соловья… Поделись нездешним опытом, Ведь жива душа твоя.

Март

Солнце тёплыми ладошками Нежно трогает лицо, И сосульками-серёжками Принаряжено крыльцо. Снег сверкает золотинками, Синевой ложится тень. Лес весёлыми тропинками Нас зовёт в воскресный день. Между соснами и елями Вьётся, кружится лыжня, И сияет акварелями Полдень мартовского дня.

Ветер перемен

Задвижку лёгкую сорвав, Перелетев порог, Пахнул в лицо дыханьем трав Свободный ветерок. И я забросила дела, Нашла старинный зонт, Как одуванчик, поплыла Под ним за горизонт. Там золотились облака, А в голубой дали Стремились к дальним берегам По морю корабли. И каждый шёл своим путём, Искал заветный курс… Но вдруг подумалось о том, Как я назад вернусь? Вернусь домой к моим родным, Кто так меня любил! Но зонт мой, ветерком гоним, Всё плыл куда-то, плыл…

Дом без хозяйки…

Дом без хозяйки… Завяли цветы, Где-то бездомные бродят коты. Тихо. Единственный слышится звук — Старых часов механический стук. Тает секунд ускользающий след. Там, где она, — Больше времени нет.

Михаил РЫСЕНКОВ

Прошуршит бурьяном немой пустырь

Прошуршит бурьяном немой пустырь. В сумраке осеннем едва видны Вековая дурь, вековая ширь, Нищее наследие большой страны. Жалобы скрипучих дверей в избе, Прялка хромоногая, пыль веков… Прошлое прокатится по тебе Конницей растрёпанных облаков. Давнего пожара кровавый взмах: Многих расстреляли да выселили, Вдоль степи качаются на столбах Красные и белые висельники. К тёмным хуторам через волчий лес С продразвёрсткой едут, но хлеб зарыт. Ты цигарку сплюнь, подними обрез, А другие бросятся в топоры. В мутные снега уходил обоз, Земляки глядели из-под руки. Там овсянки конский клюют навоз, Где вчера проехали «кулаки». Всем отгоревавшим теперь как пух Что подзол, что вечная мерзлота… Над бурьяном пасмурный вечер глух, И не видно в сумерках ни черта. Нужно здесь судьбу и беду встречать Тем, что на руинах страны росли. Если есть у вечности тихий час — Попрошу его для моей земли.

Под Рождество

Радужные стекла с утра — В отпечатках древних растений. Нет, еще вставать не пора, Рано вылезать из постели. Ночью папа, как Дед-Мороз (Белый пар клубами – вдогонку), Со двора на кухню принес Мокрого смешного телёнка. Вижу в приоткрытую дверь: К чугунку с горячей картошкой Лопоухий тянется зверь На высоких слабеньких ножках. Солнца шар багров и велик. Робкий заблудившийся лучик Косо пересёк половик И укрылся в хвое колючей. – Выходи! – кричат пацаны. Стынет недопитая кружка. Мы же всей оравой должны Дровни затащить на горушку. …День короткий гаснет уже, Как вот эти сани, с разлёта, В снежном вихре и галдеже Исчезает за поворотом. Вспомни, брат, со мной, погрусти, Лунный лес высокий и строгий. Бабушку мы шли навестить Вместе, по скрипучей дороге. На скрещенья звёздных дорог, От мороза ярких и звонких, Бабушкин задумчивый Бог Все глядел устало с иконки.

Полночь

Полночь. Горчащие чуть слова: Каждый под звёздами слаб и сир. Мальчик в четырнадцать лет почувствовал: С ним закончится мир. Ласточки падают в сонный сад. Солнце разбилось о сонный плёс. Милые мелочи ловит взгляд Будто бы не всерьёз. Знаешь, с годами ещё больней — Жизнь мимолётней и пуст эфир. С каждым оставшимся на войне Умер огромный мир. Можно чудить, дурака валять, В деньги зарыться, стихи строчить. Тёмное небо молчит опять, Слушает и молчит. Дальние звёзды дрожат едва. Холод ползёт из межзвёздных дыр. Только покуда душа жива, Жив этот странный мир.

Белые дымы в кипящей зелени

Белые дымы в кипящей зелени. Грозовая краткая пора. Вновь жуками майскими прострелены Тёплые густые вечера. Все пытаюсь в городе прижиться Чахленьким бульварным деревцом. Станет тополиный пух кружиться, Щекотать небритое лицо… Повернула жизнь, а все не верится. И покуда помню – не помру: Вдоль дорог – черёмухи метелицей Стелются на солнечном ветру, Травы поднимаются опарой На дрожжах кочующих дождей. Вечно повторяющийся, старый, Светлый сон – кругами по воде. Скорый поезд нес пыльцу цветочную На туманных стеклах: стой, замри. Час настанет – звёздочками, точками Всех нас неизвестность растворит.

Дни в ноябре, будто мыши, серы

Дни в ноябре, будто мыши, серы. Крикнет петух, но не жди ответа. То ли вороны, то ли химеры Дремлют в сплетеньях веток. Дни революций, милиций, лица Старых приятелей – тихих пьяниц. На мавзолее в хмурой столице Тени танцуют танец. Тени распада страны и судеб, Снова – как прежде — На «до» и «после». Ветер – торжественный гимн простуде, Чирьям на лицах постных. А сквознячок приникает к уху: – Всех опасайся, кто ходит рядом: Сытого юношу с гладким брюхом, Урку с тяжёлым взглядом; Бойся коллег, опасайся друга; Помни, что всех ненавидят дамы Среднего возраста (муж-пьянчуга, Лишние килограммы). Их пожалеть бы: мы все не вечны, Всех переварит проклятый город… Где-то по храму порхают свечи. Станет смеркаться скоро. – Иди на… Какой там народ единый?! Матом – доступней электорату. Не годовщины – одни годины. Свистнуть – и брат на брата. Тёмная жизнь у беды на грани. Сколько еще задыхаться мне в ней? Тлеет рябиновый куст в тумане Мёртвой родной деревни.

Юрий САННИКОВ

Что помнит разбойничья кровь киликийских пиратов?

Что помнит разбойничья кровь киликийских пиратов? Походы Норманнов, солёные степи Арала, Арийских богов и бездонные очи архатов, И Одина голос: Вальгалла, Вальгалла, Вальгалла! Руины и руны, магический круг Аркаима, И конницу скифов, и камни языческих капищ… Пространство и время вбирает в себя – неделима, И цвет её – пламя давно отшумевших пожарищ. С молитвой и в бездну времён погружаюсь без страха, Я помню сады Самарканда, мечети Тебриза, За чашей вина прославляю я имя Аллаха, И строчки Хайяма, и красные розы Хафиза. Не разумом – кровью я помню, я знаю, я мыслю — Её письмена – богоданный и тайный апокриф, В китайском халате старательно беличьей кистью На жёлтой бумаге я вновь вывожу иероглиф. На вольном Дону щеголял я в казацкой папахе, Я слушал Сократа, внимал аполлоновой лире, При Ши-Хуанаде гадал по костям черепахи, Танцующим дервишем был я когда-то в Каире. Я помню кровавые жертвы и очи Баала, Взнуздав свою плоть, я спасался в пещерах Афона, В Кадисе мне тайны свои открывала Каббала, Скрижали Гермеса и имя Адама-Кадмона. В Магрибе на звёзды глядел я очами бербера, Средь предков моих звездочёты и маги-халдеи, Я помню – косили Европу чума и холера, Я умер во время резни и пожаров Вандеи. С молитвой над свитком псалмов я склонился в Кумране, В Потале учусь я смирять свои страсти и чувства, Я тайное имя Господне читаю в Коране, Я с персами лью молоко и молюсь Заратустре. Славяне, тибетцы, евреи, арабы и копты, Сандал я и ладан в пропорциях равных смешаю… И что мне ответить, коль спросят презрительно: «Кто ты?» Я капельки крови своей по Земле собираю.

Из зеркала готической купели

Из зеркала готической купели, Из летописной магии и прозы Чредой идут монахи, менестрели И рыцари Креста и алой Розы. Идут Христос, Мария и апостол В толпе торговцев, рыцарей и черни, Звучит латынь, читают «Pater Noster», И от небес два шага до харчевни. На площади у церкви Магдалины Торгуют хной, гвоздикой и шафраном, В дубовых бочках – чёрные маслины, И пахнет резедой и майораном. Трактирщик с миской луковой похлёбки, Краюха хлеба, запах буйабеса… И тянет дёгтем от рыбачьей лодки И Альпами – от мачтового леса. Взлетают в небо крылья кипариса, Каноник исповедует матроса. Ждёт корабли из Яффы и Туниса Рыжебородый Фридрих Барбаросса. Господь с вершин Сенира и Ермона Зовёт его. Мерцает Палестина. Он там уже во Храме Соломона Даёт обеты над копьём Лонгина. Звенят мечи, кольчуги и копыта, Плывут в Святую Землю тамплиеры, И он стоит в плаще иоаннита На палубе стовёсельной галеры. По звёздам корабли ведут мальтийцы, Толпа гудит в полуденном Марселе… Бог видит сны, и сам кому-то снится, И вечен сон, и тянется доселе. И грезит он, и грезят менестрели, Евангелисты, маги и пророки. Над зеркалом готической купели Неведомо кто пишет эти строки.

Нет, печаль несладима, этот плач несладим

Нет, печаль несладима, этот плач несладим. Дщери Эршалаима, я ваш пепел и дым. Дщери Эршалаима, я ваш пепел и прах, Я сгорел вместе с вами в нацистских печах. Горе мне! Я не спас стариков и детей. Обезумел. Я там – среди чёрных костей, Мой расколотый разум, как пламя, угас… Я вдыхал вместе с вами в Освенциме газ. Дщери Эршалаима, мой взорвавшийся мозг Таял в пламени чёрном, как снег или воск. Я вдыхал вместе с вами летучую смерть, Малодушно хотел и легко умереть. Дщери Эршалаима, я стою у стены, Корчась в огненном вихре последней войны. Горе мне! Я беспомощен, словно Голем. Дал бы силы Господь – я б увёл в Вифлеем Вас и ваших детей, но сгорел я дотла… Я молюсь, чтоб в Кедроне олива цвела. Мне Всевышний послал удивительный сон: Я из мёртвых восстал и всхожу на Ермон. Пусть обуглено сердце и молюсь я, и вот — Вы стоите с детьми у Дамасских ворот. Не росою, не снегом, – шепчу, – Элохим, Покрывается поле, я – их пепел и дым.

Ты стоишь, словно яблоня полная яблок

Ты стоишь, словно яблоня полная яблок, И ночная прохлада по листьям струится, В наступающих сумерках зябнешь, как зяблик… Я забуду тебя, только как мне забыться? Ты, из жизни моей уходя понемногу, Как закатное солнце, согрей на прощанье. Я любил тебя, верь мне. Не веришь? Ей-богу… Мне кричат уже сверху: «На выход, с вещами!» Что с тобою стряслось? Что случилось со мною? Мёртвым пеплом любовь обратилась, сгорая… Ты уходишь, ты прячешься – солнце чужое, Наступающей ночи меня уступая.

Поэзия пустой мансарды

Поэзия пустой мансарды, Где на стене – портрет Дали, Где терпкое вино и нарды, Стихи и запах конопли. Увядшая в кувшине роза, Случайный штрих, случайный взгляд… Здесь у поэзии и прозы Кофейных зёрен аромат. Здесь бронзовый божок мечтает Хотя б на миг глаза сомкнуть. Здесь на подрамнике мерцает Хозяйки матовая грудь. Лист пожелтевшей акварели, «Тангейзер» Вагнера, оркестр, И скрипку мастера Гварнери С гравюры слушает Дюрер. И ветер за окном вздыхает, Сверкают всполохи грозы… И ночь – как бабочка – порхает Волшебной грёзой Чжуан-Цзы.

Миг пробуждения

Миг пробуждения. Усилие, и вот — На выдохе предвечного дыханья Вверх устремились из начальных вод Готические своды мирозданья. Пока ещё не убраны леса И не ушли ещё каменотёсы, И, содрогаясь, держат небеса, Пространство сопрягая, контрфорсы. Вбирая свет, мерцают витражи, И каменщик присел на подоконник. Ещё на груде щебня – чертежи, Ещё в работе циркуль и угольник. Последнее усилие, и вот Задумался художник многоликий, Он сам не знает, стряхивая пот, Чем завершить свой замысел великий.

Ирина СЕРЕБРЕННИКОВА

Моему отцу

Моя судьба счастливей судеб многих. Ей буду благодарна до конца. Она в начале жизненной дороги Мне сохранила на войне отца. Отец мой,             очень мирный,                           очень штатский, Он даже тапки сунул в вещмешок. На перекурах средь братвы солдатской, Наверно, слышал не один смешок. На Ленинградском,                        огненно-кровавом, Ему пришлось стрелять лишь только раз. На фронте наводил он переправы, Как мог бы наводить их и сейчас. По водам Нарвы,                       Тиссы и Дуная Шёл понтонёр сквозь орудийный шквал И, путь войскам к победе пролагая, Порою сам огня не замечал. Мала была.                Не помню Дня Победы. Но вот опять весна. В цвету страна. Девятого, весенним утром деду Мой взрослый сын достанет ордена. Гляжу на них, и чуть подводят нервы. Унять волненье не хватает сил. Таким, как сын, отец был в сорок первом, Когда на Ленинградский уходил.

Под проливным дождём

Под проливным дождём                                 из лабиринта улиц Не выбраться —                                   не отыскать пути. Свернули не туда,                             и Вы мне улыбнулись — Мне было всё равно,                                   куда теперь идти. В грохочущем метро                                о чём-то говорили. Мне было всё равно,                          лишь только бы вдвоём. Спасибо Вам за то,                             что Вы мне подарили Один вечерний час                           под проливным дождём.

Моей маме

Поздравленья, речи.                              Ты в слезах. Как иначе вспоминать Блокаду? Выпало на долю Ленинграду То,           чего не выскажешь в словах. Город наш над невскою волной — В книге судеб огненная строчка. Выжить вместе с маленькою дочкой — Подвиг ленинградки молодой. Молча мы с тобою посидим. Как ты скорбно голову склонила!.. Ты меня в Блокаду сохранила — Бог поможет —                            внуков сохраним!

Сергей СИТКЕВИЧ

Жизнь начинается ночью

Жизнь начинается ночью,                                кончается днём. Что это происходит?                                 Огнём Солнечных зайчиков слепит меня. Больше дневного не надо огня. Больше не надо – так больно смотреть. Тело испепелилось на треть. Ночь, только ночь, только ночью глаза Заворожат, возвращают назад, К тёплому свету, мерцанью, огню, К неповторимому дню.

Хорошо, когда зима

Хорошо, когда зима Без дождей и грязи. Хорошо! Была сума, А теперь я в князи Сам не знаю, как попал — Пчёлкою трудился. Много думал. Мало спал. Каждый вечер мылся. После ванны уставал, Пил в постели виски: Мыслей, мыслей мощный вал. Чашки, вилки, миски Под кроватью, стопки книг, Телефон, наушник, Форум: логин, паспорт, Nik — Компик на подушке. Симпатична и весьма Жизнь – лечу в экстазе. Хорошо, когда зима Без дождей и грязи.

Да нет, ничего подобного

Да нет, ничего подобного: Живёт золотая рыбка В укромностях леса придонного, В приливах её улыбка. Купается солнечным зайчиком И бисерит в воздухе блики, И просит наивным мальчиком Остаться меня. Но стыки Различных испитых взрослостей, Как швы, натирают душу. В плену надоевших косностей Томлюсь и по-взрослому трушу, Заветные три желания Поведать ей, с ветром споря. А рыбка мне: до свидания, — Вздохнёт и уходит в море…

Запах женщины – это

Запах женщины – это Не обманный парфюм. Запах женщины – летом Трав отчаянный бум. Это солнечных бликов Щекотанье в носу, В огороде – клубника, Земляника – в лесу. Запах женщины – плоти Бессознательный зов, И душевные ноты Среди вздохов и слов. И пронзительность неба, Звездопад на луга. Свежесть сыра и хлеба, В карамели нуга. Запах женщины – кожи, В сладком трепете, дух. Запах женщины может Ощущаться на слух. И укрыть с головою, И поднять в облака… Если я что-то стою — Опьянит на века.

Тяжело набухли мочки

Тяжело набухли мочки. Яд безмолвия тягуч. Но озонят воздух строчки, Высекая грома луч. На сетчатке чуткой жженье, Хороводы серых мух. Строчка – радуги движенье — Возбуждает цветом слух. Вдохновляет клетки «Хлоя». Медитирует торшер. Строчка, словно лист алое, — Приложи её к душе.

Что ж ты так быстро вертишься

Что ж ты так быстро вертишься, Ветреная планета? Времени – только вешаться, Жить уже времени нету. Я не в ладу с минутами. Воздух взахлёб глотаю. Связан теченьями нудными, В омутах пропадаю. Между природой и совестью Пульс лихорадочно бьётся. Нет, не размеренной повестью — Искрами путь этот льётся. Значит, одними глаголами Впредь рифмовать дыханье, Нервами стёртыми, голыми Штопать существованье.

Сергей СКАЧЕНКОВ

Ты молись! – выше нету инстанций

Ты молись! – выше нету инстанций. Все ответы и милости – Там! Не хотел бы с тобою расстаться И с любовью, что выпала нам. Дай мне душу очистить бедою. Я не знаю дороже лица. Я хочу быть с тобою, с тобою До конца, до конца, до конца.

Бессонница

Года к закату клонятся. Не думал, не гадал — И вот пришла бессонница, Которую не ждал. А с ней воспоминания, Настырные они, — Как мера наказания За прожитые дни.

Сентябрь развесит листьев грусть

Сентябрь развесит листьев грусть И подсинит просторы. Пусть первых заморозков хрусть Придёт ещё не скоро, Но время медленным шажком Крадётся понемножку. Глядишь – берёзовым листком Октябрь прильнёт к окошку.

Игорь СЛАВИЧ

Когда осенняя бессонница

Когда осенняя бессонница Ко мне приходит с октябрем, Я вижу золотую конницу В листве опавшей за окном. Галоп её багряный радует Своей недолгой красотой. На небе шарф осенней радуги Промок от влаги дождевой. Роняет ночь слезинки лунные На землю Родины моей, Во мраке вижу избы курные — Нет власти времени над ней. Несётся конница осенняя, Как встарь – татарская орда, Ветрами буйными рассеяна, Она исчезнет без следа. Вновь ходят слухи – ожидается Рост цен на совесть, на вино… Ну что ж, осталось мудро стариться, Уставив взгляд стакану в дно. Свое вино допил до истины, Но всё равно душа больна, Пожаром осени неистовым Навек она обожжена. И я лечу листком оторванным, Борюсь со страхом высоты, С землей порвал я узы кровные, Чтоб быть со звездами на ты.

Ты помнишь, как рассвет стучался в окна

Ты помнишь, как рассвет стучался в окна Испуганной и звонкой певчей птицей, Легко скакал с иконки на иконку И вдруг затих, припав к твоим ресницам. Затем взъерошил волосы игриво, Их чернь осыпав золотистым светом, Ласкал тебя украдкой торопливо, Как будто наказанья ждал за это. А мимо лето озорно бежало — С разбитыми коленками девчонка, И было, как всегда, его так мало Для звонкого рассвета, тихой строчки… Как высоко, обнявшись, мы летели В ладонях мягких солнечного утра, Внизу остались мятые постели, И нам дышалось так легко и трудно. Девичьим сном промчалось это лето, Осталось от него воспоминанье — Как высоко летали над рассветом, Любовь моя, под небесами… Ты помнишь, как рассвет стучался в окна Испуганной и звонкой певчей птицей, Легко скакал с иконки на иконку И вдруг затих, припав к твоим ресницам…

Я подарю тебе город

Я подарю тебе город Крошечный, с названием смешным, Но с настоящим морем и портом, Где-то совсем в глуши. Над городом солнце, и небо, И ветер солёных брызг, На улочках пахнет хлебом И слышен детский весёлый визг. У причала рыбачьи лодки Колышет морской прибой, Жители непривычно кротки, А среди них – мы с тобой. Мы живём в белом доме С кошкой, собакой, сверчком. Видишь, этот город на моей ладони Нарисован угольком.

Виктор СОКОЛОВ

Журчит-ворчит Нева осенняя

Журчит-ворчит Нева осенняя, А на распаханном фарватере — Дождя размашистое сеянье Хлестнёт штурвального на катере. Взберусь со стороны подветренной На спину Троицкого моста, Поскольку ясно вижу: твердь – она До моего спустилась роста. Налита тяжестью свинцовою, Падёт на город хищной птицею. Я руки под неё подсовываю, Чтоб не позволить опуститься ей. Но это – лишь обман оптический, И тучу, как река, проточную Угонит ветер атлантический Куда-то в сторону восточную. А я, без подвига оставленный, С одной напрасною готовностью, Пойду, живой и не раздавленный, Поднять чайком горячим тонус свой.

День скатился под уклон

День скатился под уклон, Как отцепленный вагон. Опустилось солнце низко, В грязь ударило лицом, Потеряло форму диска — Стало выглядеть яйцом. За бугор земного шара Покатилось по земле… Только отблески пожара Догорают на стекле. Вот и нету больше дня И вчерашнего меня. Облаков седые космы Словно вымела метла. Стал как будто ближе космос. Ночь темнеет… Ночь светла. Вечность тащит, не устав, Перегруженный состав.

Мегаполис

Гудит за стеной мегаполис, Реклама горит за окном. Сбежать бы на северный полюс, Где тихо и ночью, и днём. И только мотив колыбельный Протяжно провоет пурга. Узнаю простор беспредельный, Где светлые стынут снега. И можно увидеть, не бредя, А даже совсем наяву, Неспешную поступь медведя, С которым я рядом живу. Никто над моей головою Не будет стучать по стене, Сигналка «Тойоты» не взвоет, И я не завою во сне. Никто металлическим роком Не будет меня донимать, Никто за стеной ненароком Не вспомнит привычно про мать. И, может быть, я успокоюсь И даже стихи напишу. И, в снег провалившись по пояс, Обратно к себе в мегаполис, Не зная зачем, поспешу…

Окунается сад

Окунается сад В закипевшие лужи, Бородат и усат, Мускулист и натружен. Он остывшим дождём Умывается на ночь. Мы тепла подождём До утра, Сад Иваныч! На рассвете из-за Покривившейся на бок Сараюшки – глаза Розовеющих яблок. Их обиженный взгляд — На висящую влагу: Если дождь невпопад, Он совсем не во благо. Потому что плоды Наливаются соком — Не обильем воды, А в стремленье высоком К накопленью тепла Для друзей, для раздачи… Вот такие дела Всю неделю на даче.

Меня опять жена ругает

Меня опять жена ругает: Поставил чашку на краю! Не зря она меня пугает — Махну рукой и разобью. Собрав прекрасные осколки, Снесу в поганое ведро. Я не подсчитываю, сколько Плачу за битое добро. Бываю часто я небрежен, А с жизнью следует на «ВЫ». Рискую каждый день, не реже, Вплоть до потери головы. Ну ладно, мы не ценим вещи, Ну ладно – голову свою. Как часто судьбы человечьи, Чужие, ставим на краю. И не задумываясь, рушим Широким жестом грубых рук… Соседи,        близкие,                  чинуши! На крик: «Спасите наши души!» Как будто заложило уши. А вдруг           приятен этот звук?!.

Ностальгическое

Здесь рушилась церковь «Никола» — Развалина – крест набекрень. А нынче побелкой весёлой Сияет и в пасмурный день. И даже на праздник престольный Здесь батюшка службу ведёт, И ласковый звон колокольный Сзывает окрестный народ. От старой деревни Кобона Осталось домов пятьдесят. Не слышно куриного звона И визга шальных поросят. Не вымучит рёва бурёнка, И коням уже не заржать… Кому тут кормить поросёнка? Кому тут лошадок держать? Из всех коренных – единицы. И те – лишь одни старики… Пожалуй вот, рыбы да птицы Остались у них земляки. Такая здесь тишь на рассвете, Ведь незачем рано вставать. Спят сладко приезжие дети И полуприезжая мать. Проснёшься порой спозаранку, Пойдёшь с сигаретой к реке И слышишь синичью морзянку Да чаячий смех вдалеке. Обрывок скупой матерщины Взметнётся над рябью реки: Кормильцы деревни – мужчины, — Уходят на лов рыбаки. А с Ладоги ветер игристый, Что в речку нагонит волну, Заставит поскрипывать пристань, Подчёркивая тишину. А было когда-то иначе: Работой встречали рассвет… Сегодня тут стильные дачи! …Вот только крестьянина нет.

Григорий СОЛОМЫКИН

Сентябрь

Пронзительным светом окрашено новое утро, От первого холода в теле волненье и дрожь. Гусиная стая над домом в старании мудром Готовит к нелёгкой дороге свою молодёжь. А северный ветер оставил открытыми двери И выдубил кресло, ушедшее вечером в сад. Кому одиноко, тот, глянув на осень, поверит: Печали светлее твоей не найти, листопад. Пусть яблони молча качают тяжёлые ноши И в мокрые окна глядятся кусты хризантем, — Осеннее небо грустит о щемящее-хорошем И крупные слёзы роняет на зонтики всем.

Какого цвета у тебя глаза

Какого цвета у тебя глаза, Я впопыхах не смог определиться. Смотрю невольно на мелькающие лица, А в голове засело – бирюза. Но разве главное скрывается за цветом, Размером, формой? Нет, их внешний вид Запоминается тем затаённым светом, Когда на вас из глаз душа глядит.

Дождливо, но октябрь – что государь

Дождливо, но октябрь – что государь: Какие удивительные краски! Не выдумать такой красивой сказки, Как этих разноцветных красок ярь. Чего здесь нет! Каких здесь нет оттенков! Как будто солнце, радугой пройдясь, Установило родственную связь Всех радующих взоры элементов. И я иду, как в живописном зале, А листья на одежде – как медали.

Я не спешу, и ты, старушка-осень

Я не спешу, и ты, старушка-осень, Умерь свой шаг на гибельном пути. Давай с тобою у зимы попросим Недельки две, чтоб ярче расцвести Могли берёзок жёлтые наряды, Осин и клёнов нежная заря, Дубов степенных тёмные оклады, Рябин бессчётных красные моря. Давай над речкой посидим сердечно, Подумаем о смысле бытия: Ты будешь, осень, повторяться вечно, Но сколько раз увижу это я?

Надоело мечтать

Надоело мечтать —                     сколько лет бесполезной работы! Перепевы картин,                             уходящие в розовый сад. Всё скуднее земля,                       всё печальнее лица на фото, Всё настойчивей                 хочется жизнь передвинуть назад. А вокруг, точно хлам, —                   бесконечный поток развлечений, Для кого,                 для чего рассыпает огни балаган? Схоластический стиль —                 как мерцающий мир привидений, Как далёкий, ненужный                            и даже фатальный туман. Всё суровей мой быт —                 годы давят естественным грузом, Всё замедленней бег                          управляющих жизнью часов, И всё реже,                      в ночи появляясь,                                              любимая Муза Шепчет в уши мои                            заповедные строки стихов.

Военных лет блистательная слава

Военных лет блистательная слава И бесконечная щемящая печаль. Разбитые в бомбёжках переправы, Теплушки, убегающие вдаль. Суровый быт Блокады бесконечной, «Дороги жизни» тоненькая нить… И память миллиона павших вечна — Её не изменить, не отменить.

Владислав СТАРИКАН

Чем я живу – тобой, Россия

Чем я живу – тобой, Россия. Мне сладок хлеб насущный твой. Ещё пол-лета не осиля, Лес обливается листвой. Поля. Звенит зерно в колосьях. Густеют травы на лугах. И вольных птиц многоголосье, По горло реки в берегах. Лежат задумчивые дали, Раскинулись во все края. А солнце жёлтые сандали Снимает, на ночь уходя. Пусть пятки голые о звёзды Луна царапает. Молчи. Как помыслы твои серьёзны При свете храмовой свечи. Я не пророк. Я не мессия. Не нищий раб у стен Кремля. Я – твой певец, моя Россия, Моя великая Земля.

Край очарованный. Свободы

Край очарованный. Свободы Не вычерпать ковшом души. Под русским небом облак своды — С любой деревни рай пиши! О, эта синь кишит стрижами! И в травах – жирные ужи. Лопух зелёными ушами Прядёт, вздыхая у межи. И жизнь течёт неторопливо. Роняют ивы кудри в пруд. Берёзовое бродит пиво — Зелёной пены изумруд. Детишки бегают по тучам И ловят молнию за хвост. Пусть ветер песни петь научит — Учитель строгий, с виду прост. А бабы солнце коромыслом Достать не могут из реки. И календарь не помнит числа, И умирать здесь не с руки. Блаженный край под русским небом. Земля моя от плоти плоть. Гордись Борисом, славься Глебом. Храни тебя Господь!

Луна листву разбудит

Луна листву разбудит В далекой сонной мгле. А нас уже не будет С тобою на земле. За дверью встанет хохот. С порога ночь слышна. Трамвая ржавый грохот, Но скоро тишина. В разгаре дня впервые Меня не встретишь ты. Пустые мостовые. Поджарые мосты. Сюжеты жизни нашей Забудем и уснем Над недопитой чашей, Как ангелы, вдвоем. Вспорхнем, как две тетери, У неба на краю. Захлопнем с треском двери И станем жить в раю.

Грустят деревни – нету мочи

Грустят деревни – нету мочи. Окован льдами белый свет. И днём, и под покровом ночи: Как дальше жить – ответа нет. Бегут дороги честь по чести. Не слышно птичьих голосов. И гладит ветер против шерсти Колючие усы лесов. Отшелушить от неба поздно К щекам примёрзшую метель. И ставни хлопают так грозно! И дверь вот-вот сорвёт с петель! Белым-бело. И скука волчья. О, нрав зимы суров и груб… Дымов обугленные клочья Слетают с губ кирпичных труб. Мороз – в ежовых рукавицах. Густеет снег на мокрых пнях. Душа России – не в столицах, Тоскует в малых деревнях!

Лиля СТАРИКОВА

Мне видится сырой осенний лес

Мне видится сырой осенний лес, Усеянная щедро желудями Тропа, ей бурелом наперерез, И лужа, застоявшаяся в яме. Подходим. В луже жухлая листва Цепляется за голые коренья, И жёлуди – живые существа — Со дна глядят на наши отраженья. Смеясь, обходим этот водоём, Не намочить стараемся ботинки. А лес молчит о чём-то о своём И щурится сквозь нити-паутинки.

Журавли

Памяти брата

В прозрачном небе —                                   снова журавли. Пытаюсь взором мысленно догнать я Прекрасных птиц,                          похожих на распятья Над ликом увядающей земли! Их провожаю,                         словно крестный ход, Как провожала много раз когда-то. Я с ними шлю единственному брату Земной поклон уже который год… Всё дальше клин,                          смотрю ему вослед, Вновь убеждаясь —                       в мире всё непрочно: Летят-летят пульсирующей строчкой, А там, глядишь, —                            уже и точки нет…

Плач младенца

Знаю, песня моя не допета… Средь рожениц – и я с животом. Мой живот – как живая планета, И на полюсе – грелка со льдом. Я держусь за планету руками, Ощущаю толчки изнутри! Ах, как больно мне, мамочка, мама! Ах, зачем эта лампа горит?! В жгут свиваю своё полотенце И вгрызаюсь в него жарким ртом. Вот он – плач долгожданный младенца: Входит в мир, что ему незнаком. Каждой клеточкой тельца упрямо Новорожденный будто кричит: «Ах, как больно мне, мамочка, мама! Ах, зачем эта лампа горит?!»

Зов лебединый

Снова осень одежды латает, Разноцветные латки кладёт… Только с виду она – золотая: Это золото скоро сойдёт. День по-летнему солнечен, ласков, Но иные грядут времена, И дождями размытые краски Облетят шелухой с полотна. Обнажится другая созвучность: Скудость цвета со строгостью форм. И почудится: женская сущность Миру явится в рубище том. И послышится: зов лебединый, Отражённый от самых небес, Огласив и холмы, и долины, На стеклянный обрушится лес!

Обратный путь с востока лёг на запад

Глебу Горбовскому

Обратный путь с востока лёг на запад. Я возвращаюсь из дому домой. Тепло степи, раздолья терпкий запах В пучках травы я увожу с собой. Когда зима свою раскроет книгу, Начнёт бубнить и плакать невпопад, Я заварю чабрец и землянику, Вдохну благословенный аромат. Раздвоенность свою отброшу за борт И, накрепко сомкнув ладони рук, Соединю в себе Восток и Запад — Простор степи и строгий Петербург.

У входа в парк лесничества – бараки

У входа в парк лесничества – бараки, Гудящие надсадно провода, А за мостом две рыжие собаки, Они меня встречают иногда. Порою провожают вглубь аллеи И убегают прочь к мосту опять. От воздуха морозного хмелею, И так легко становится дышать! Жду от судьбы желанного посула: Ведь я покуда числюсь средь живых. Лошадка лесника мне подмигнула, Слизнула иней с варежек моих.

В сквере тополя в пуху уснули

В сквере тополя в пуху уснули, Но подвижен времени поток. На коленях дремлющей бабули Медленно вращается клубок. Вьётся, вьётся нитка под руками, Поднимает петель новый ряд. Спицы лезут в петли, будто сами Маленькую варежку растят…

Хотя не довелось бывать в Париже

Хотя не довелось бывать в Париже, С прононсом говорю в сезон дождей. Я ухожу с работы к ночи ближе, Иду к метро сквозь сумерки аллей По холоду осеннему, по лужам В дешёвом несусветном парике И на ходу придумываю ужин, Зажав жетон в озябшем кулаке. В подземке берегу свой плащ кургузый, Мигрируя в толпе вперёд-назад… А дома ждут такие же «французы», — Они, как я, с прононсом говорят.

В тёмный омут я камешек брошу

В тёмный омут я камешек брошу — Разойдутся круги по воде. И взлетит, закричит заполошно Рядом иволга: «Где же вы, где?!» Ты кого потеряла, пичуга? Что ты кружишь, тоски не тая? На земле, перепаханной плугом, Не видать никого… ты да я.

Елена СУЛАНГА

Иудина жена

Он пришёл с работы поздним вечером, Он принёс и деньги, и коньяк. Всё, что нужно, было засекречено, А что можно – знали все и так. И его надёжная отдушина Тихо улыбнулась, как всегда. Оба пили. Оба молча слушали, Как кипела в чайнике вода. Но кривился рот, и слёзы капали, Капали на стол – дурной пример! А меньшой всё дёргал брюки папины, А старшой глядел на револьвер. Как забыться, как забыться хочется: Ведь на всё, на всё прольётся свет Той награды чёрной да пророчества Тридцати серебряных монет. Он уснул. И дети спали в комнате. Ночь была прохладна и темна… Вот тогда с верёвкою к смоковнице Подошла Иудина жена…

Ветер дул под утро так неистово

Ветер дул под утро так неистово, Новыми порядками играя. Мы давно должны смириться с истиной: Всё вокруг когда-то умирает. Пудра сахарная – стёкла в инее, На устах – тоскливые напевы. Вся земля соделалась рабынею В белом царстве Снежной Королевы. Притаились снегири да зяблики, Облетели листья на берёзе. Жёлтые антоновские яблоки Сразу почернели на морозе. И стоим мы обречённо, Господи, У ворот потерянного рая… Белый фон для жёлто-чёрной росписи; Даже в смерти – красота земная.

Иудифь

Рыба гниёт с головы, и, наверно, Не так уж громко скрипят половицы… Но, ох, как полетит голова Олоферна От руки благочестивой вдовицы! В миру она – инокиня, или старуха. На ложе любви у неё – всего-то — Странная песня в усладу слуха Уже пьянеющего воеводы: «Н-да, скольких наших ты перерезал И даже хуже того… Неймётся?..» Так пой, колдунья, над тем, нетрезвым, И он задремлет… «Глаза – колодцы Воды желанной. И губы – маки. Она пришла сюда неслучайно! Как эта песня звучит во мраке Из уст молитвенницы печальной! Так много горя. Так много дыма! Всё дело, верно, в сырых поленьях. …Она могла бы родить мне сына, А я б качал его на коленях… Зачем война?» И слезинки градом По щекам пьяного воеводы. Наверно, проще бы было ядом, А то ж проснётся. Лишит свободы И, даже хуже, – отдаст на муки. Он, несомненно, жесток и страшен! Вот меч. Возьми-ка ты его в руки И бей, пока не явилась стража. Неотвратимо. То жизнь простая, И нет иного пути, похоже… «Какой красивый… Уже светает? А я могла бы с ним лечь на ложе И стать не пленницей воеводе, А той женой, что подарит сына. Забыть о грешном своём народе! Неотвратимо, неотвратимо. Зачем война? – и томленье плоти На беспощаднейшей той охоте? …А я, наверно, была б счастливой! Какой красивый! Какой красивый…» Плашмя. Лишь вздрогнули слабо веки, Но сон – глубокий. И что там снится? «Прощай навеки! Прощай навеки!» Вторым ударом снесёшь, вдовица, Главу? Осталось совсем немного! Опустим занавес у порога. Поутру она свою страшную ношу Возьмёт, сворачивая в полотенце, И явит миру мёртвое крошево, А не спеленутого младенца.

Владимир СУХОВСКИЙ

Похвала

Обмана не страшны твердыни, Пусть даже сильной ложь была, — Ум побеждается гордыней, Сильнее правды – похвала. Когда лицо врага увидишь, Жди незаслуженной хулы. Но ты прости ему обиды, И опасайся… похвалы!

Кастинг

Успех на день, успех на час. С обложек глянцевых журналов Глядят красавицы на нас, Считая свой успех немалым. По росту, весу, форме глаз, Как лошадей по цвету масти, Перебирают судьи вас, Употребляя слово «кастинг». Но были времена другие, И кастинг был – не нам судить. Какой отбор прошла Мария, Чтоб людям Господа родить? Ау, земные судьи, где вы? Кто выбирал Адама с Евой? История полна имён, Пред ними меркнет кастинг тленный! Здесь Моисей и Соломон, Их выбирал Творец Вселенной! Успех на день, успех на час… Земной успех, земные судьи. Творят историю для нас Лишь Богом избранные люди!

Своей могучею рукой

Своей могучею рукой, Творец Вселенной, Ты поднял дымку над рекой И держишь Землю. Тебе покорны все миры, Их миллионы, Из-под земли к Тебе спешит Росток зелёный, И души грешные порой Во тьме томятся, Стремясь, как дымка над рекой, К Тебе подняться.

Бабочки

Монотонность всегда и во всём И размеренность – жизни основа. Мы зелёные листья жуём И жевать будем снова и снова. Зелень сочная, с ранней весны И до осени – много работы, Но откуда-то странные сны: В этих снах – ощущенье полёта. Иногда пролетают в лесу Существа из неведомой сказки. Невесомые крылья несут Переливы небесной окраски. У фантазии нет берегов! Как попали на крылышки эти Все расцветки полей и лугов, Все оттенки цветущего лета? Замолчит в потрясении лес, И никто на вопрос не ответит: Может, это посланцы небес Заблудились на нашей планете? Только летом живут чудеса, Всё забудет грядущая осень. Шум деревьев и птиц голоса Сменит неба холодная просинь. Сколько будет у осени тризн! Жёлтых листьев закружится веер… В мире гусениц было поверье, Что кончается куколкой жизнь.

Ирина ТАЛУНТИС

Читая Блока

Над скамейкой на ветке кленовой Резво пляшет на влажном ветру Прихотливо раскрашенный клоун, Будто в цирке смешит детвору. Доплясался. Подпрыгнув повыше, В неотвязном естественном сне С каждым мигом плавнее и тише Прямо в книжку ложится ко мне… …Навсегда, без сомнения тени Я захлопнула спящий листок Вместе с горечью грусти осенней В странном мире по имени Блок!

Птиц перелётных принял тёплый юг

Птиц перелётных принял тёплый юг,

Опали листья, выпали снега,

Ушёл за горизонт хороший друг,

Приобрела коварного врага.

Жизнь, как всегда, валяет дурака,

Хотя сама висит на волоске.

Я помогу. Тебе – моя рука!

Никто не прикасается к руке…

…Раньше срока забрызгало лето

…Раньше срока забрызгало лето Жёлтой краскою ветви берёз, Все попытки зажечь сигарету Подтверждали – размолвка всерьёз… …Вспыхнет пламя в руке – по привычке Замираю и, кажется, вновь: Я в огне догорающей спички Несгоревшую вижу любовь!

Я сегодня вымыла окно

Я сегодня вымыла окно, Над планетой нагибаясь смело. Не успело высохнуть оно — На стекло коровка божья села. То ли это тайный знак небес, То ль на солнце выбралась из тени, То ли приняла за дикий лес Царство одомашненных растений… Скажете: событье – просто смех, Нечего делиться было с нами! Я не претендую на успех — Мне б чуть-чуть поговорить… стихами!

Дел миллион

Придёт рассвет —                          займусь крышиным бегом (Бегом по крышам —                               ясно и ежу), Усядусь на сугроб,                            умоюсь снегом И на язык сосульку положу. Послушаю капели звонкой пенье… Дел миллион!                          А выглянет луна, Я напишу для вас стихотворенье! Ах, да, я не представилась: Весна!

Мухомор

У дороги лесной — Ель. Меж корней у неё — Гриб. Мухомор – не моя Цель. Я ногою его Сшиб. Рядом холмик, на нём — Мох. Может, спрятан в лесу Клад?! Я – по камню ногой — «Ох!». Мухомор от души Рад.

Мои слова за дерзость не сочти

Мои слова за дерзость не сочти, Когда вздох сожаления услышишь: «До Пушкина могла б я дорасти!» …Он был всего на сантиметр повыше.

Молитва

Я, «ступая по лезвию бритвы» И «у пропасти встав на краю», Не шепчу пред иконой молитвы, На коленях пред ней не стою И грехи не считаю натужно, Не стремлюсь очутиться в раю… Помоги тем, кому это нужно, Тем, кто верует в милость твою.

Начало

«Родился на земле исконно русской, Законы чтил и защищал права, Не праздновал в четырнадцатом труса … Честь дворянина – больше, чем слова! Теперь смотрю с тревогой на дорогу — Жду изменений горестных в судьбе. Молитвы вспомнить, обратиться к Богу?! Забыть, что знал и помнил о себе?! В кровавой свалке разберусь едва ли. Что впереди?! Изгнанье? Смерть? Сума?..» От автора: ещё не страшен Сталин, И двадцать лет до жуткого – «тюрьма»! Кто прежде жил достойно, сыто, честно, Потом не знал, «что делать», – виноват… Дед приобрёл, став жертвою репрессий, Привычку к жизни под названьем «ад».

К твоим ногам бросается с мольбой

К твоим ногам бросается с мольбой, Ступней коснувшись, отползает снова… Как будто в чём-то виноват, прибой Замолвить просит перед кем-то слово. Ты не Господь, чтоб отпускать грехи, Тем более явлениям Природы … …Разгул стихии просится в стихи, Когда поэт «у моря ждёт погоды»…

Облаков кружевная кайма

Облаков кружевная кайма По неровному краю залива. Словно их пришивала сама Неохотно, небрежно и криво. Гладь небес – нежный, ласковый шёлк Голубого, капризного цвета. Утюгом белый лайнер прошёл По тончайшей вуали рассвета. Пристрочила к волне стрекоза Бахрому золотого рогоза… Я протёрла в испуге глаза: Где житейская скучная проза?!

Арбуз

На камне в раздумье глубоком Сижу, что второй Робинзон, И парус вдали одинокий Скрывается за горизонт. Колибри цветные не кружат Над бедной моей головой — Над грязным разбитым арбузом Блаженствует бабочек рой. А море на берег пустынный Солёную гонит волну. Как дева над вечным кувшином, Печально глотаю слюну. Летят эскадрильями осы, Рядами ползут муравьи. Предвижу лавину вопросов Моей возмущённой семьи. Таких же арбузов на свете — Что пыли у сельских дорог. Пусть празднуют бабочки эти — Их жизни так короток срок!

Виктор ТИХОМИРОВ-ТИХВИНСКИЙ

Дом заколочен

Дом заколочен. В доме нет людей, И мухой солнце в паутине бьётся. Что говорить – ведь по России всей Таких домов немало наберётся. Куда ушли, какой нашли приют Те люди, что здесь век свой коротали?.. Дома стоят… Стоят дома! Поют! Как будто бы с людьми ушли печали.

Мать не пишет мне из Ленинграда

Мать не пишет мне из Ленинграда В Петербург холодный и сырой. А сама любой записке рада, Рада мама весточке любой. Дерева стоят, как на параде, На ветру листвой сырой звеня, — Мама, мама, как там в Ленинграде Век свой доживаешь без меня? Там луна – небесная телега — В вечность-бесконечность впряжена! Петербург-старик встаёт из снега. Ленинград – из памяти. Из сна!

Тихий дождь

Серый день. Туман вдали закрывает дали. Осень. В небе журавли запятыми стали. Тихий дождь – как чей-то плач за окошком, вроде… Надевает мама плащ, на крыльцо выходит. Оглядится – ни души: не зовут, не плачут. Капли, медные гроши, прочь по лужам скачут. Скачут так, что не догнать, скачут за ворота. На крыльце присела мать, будто ждёт кого-то.

Григорий ТКАЧ

На ощупь

Не беспокойся – со мной всё в порядке, Я буду читать твои письма на ощупь. Сложнее теперь мне бежать без оглядки, Но я полон сил, и тверда моя поступь. Со мной всё в порядке – мне стало лишь проще, Я вижу всё то, что не виделось прежде, И мне безразлично, что рвётся, где тоньше. Мне чужды встречающие по одежде. Был прав тот однажды ослепший художник, Что зренью отсутствие глаз – не помеха. Смеясь, говорил, что я зрячий заложник Своих заблуждений, и плакал от смеха. Светясь, уходил он, теряясь во мраке, Желая найти в нём живые сюжеты. Ему ли не знать было нашей изнанки — Он видел всё то, что скрывалось от света. Я буду читать твои письма на ощупь И видеть, как тушь проливалась на щёки, Блестели глаза и не думали сохнуть Слезинки, смывая чернильные строки. Не беспокойся – со мной всё в порядке, Ослепнуть – лишь значит – услышать молчащих. Пускай мне сложнее бежать без оглядки, Но вижу я лучше любого из зрячих!

Мысли обретают очертанья

Мысли обретают очертанья В завитках написанной строки И меняют место обитанья С хаоса на белые листки. Клинопись случайных сочетаний Неказисто вылившихся слов В результате внутренних скитаний Дарит восхитительный улов.

Словно прожилки в мраморе

Словно прожилки в мраморе, Тени на белом снегу. Птицы сбежали за море, Я же взлететь не могу. Тая в промозглой мерзости, С солнца последним лучиком Я пропадаю без вести, Став для него попутчиком.

Маргарита ТОКАЖЕВСКАЯ

Гончарный круг. Идея волшебства

Гончарный круг. Идея волшебства. Бег иноходца, вера иноверца. Сюжет невоплощённого родства — Горячность слов, опустошённость сердца. Движенье зим и лежебока-юг. Бредовый сон. Таблетка аспирина. Стихи в метро – мельканье закорюк. Гончарный круг. Податливая глина. И ко всему – причина забытья, Когда улыбки сходят, словно пятна. Искусство жизни – это быт и я, Отдельно или вместе – непонятно.

Вода и сосны. Берега отвесны

Вода и сосны. Берега отвесны. Названья чувств известны, неизвестны Названья трав, жуков и мотыльков. Кузнечик пел, пропел и был таков: Стремительный полёт его так лёгок, Что, как бы ни был ты жесток и ловок, Кузнечика избавить нелегко От неба, что светло и высоко.

На синем небе вспыхивали звёзды

На синем небе вспыхивали звёзды, Душа гляделась в прошлое, слеза Скатилась так нечаянно и просто, Как будто брызнул звёздный свет в глаза. И стало тихо. Тишью одиночья Луны недорисованный овал Неслышно пробирался в замок ночи, И кто-то сверху строки диктовал.

Слезинкой одиночество прольётся

Слезинкой одиночество прольётся, И вздрогнет тишина тревожной ночи, И птица где-то там, вдали, взовьётся, И станет жизнь на взмах крыла короче.

Торопливое чувство обиды

Торопливое чувство обиды, Терпеливое чувство вины, Незнакомые сельские виды Из окна электрички видны. Перегоны, названия станций, Суета посетителей дач, Может, сразу не выдержать, сдаться И сойти на перрон неудач… Или в этой обшарпанной, шумной Электричке уехать туда, Где сияет дорожкою лунной Пережившая вечность вода…

Бесконечный заснеженный лес

Бесконечный заснеженный лес, Голубые беззвучные тени. Эта зимняя сказка небес, Это очарование лени. И сквозь шёпот невидных ветвей Вдруг послышится что-то цветное, Будто зимний поёт соловей Приближенье луны золотое. И как будто не снег, не мороз, Будто кукла с фарфоровой кожей Уронила жемчужинки слёз В этот вечер, на детство похожий.

Я научусь тому, что не умею

Я научусь тому, что не умею, — Когда-то мне и это пригодится, Я повяжу косыночку на шею, Пойду гулять, вгляжусь в чужие лица. Поговорю о чём-то с незнакомцем, Не просто так, а чтоб меня запомнил, И, проходя пустым двором-колодцем, Замечу вдруг – он всё-таки заполнен. Здесь все шаги, все шорохи земные, Все ощущенья тех людей далёких, Унёсших одиночества земные В страну, где не хватает одиноких.

Этот мир, невозвратный и нежный

Этот мир, невозвратный и нежный, С бесконечной ранимой душой, Этот голос, до странного прежний, Но опять почему-то чужой. В зимнем сумраке гаснущий иней, От рассвета не тающий снег, Тишина от небесности синей, И неслышно идёт человек, И касается тенью подвижной То скамейки, то тени другой В этом городе осени лишней Над всегда терпеливой рекой. Он уходит и, вновь появившись, Будто право имеет – опять, С каждой улицей города слившись, На мосту одиноко стоять.

В беспамятстве иных времён

Лии Владимировой

В беспамятстве иных времён Есть времена воспоминаний, Когда осенний холод ранний Стучится в зеркала окон. И узнаёшь не голоса, А лишь предчувствия утраты, И те, что вычеркнуты, даты, И позабытые глаза.

Задумчивые пальцы антиквара

Задумчивые пальцы антиквара Ощупывают маленький предмет — Всего лишь отработанная тара, В которой ничего в помине нет. О нет, неправда, есть на дне флакона Коричневое пятнышко смолы, И антиквар глядит почти влюблённо Сквозь пятнышко на прошлые миры И видит даму в ласковом маренго: Холодноватой бледности рука, Перед которой целая шеренга Изысканных духов. Наверняка Она возьмёт флакон стеклянный, синий, Переплетённый тонким серебром… О, этот запах, ветром уносимый В края, куда из прошлого уйдём…

Мы, по странам своим разбредясь, будем время нести

Мы, по странам своим разбредясь, будем время нести В невесомых ларцах, запечатанных древней строкою, И откроем ларцы, чтобы родину жизни спасти, Чтобы в воду ребёнок глядел, наклонясь над рекою, И дрожание света на малой негромкой волне Принимал за посланье из дальней страны, где у брода Белый ангел поправил уздечку на белом коне И поехал на дальний костёр неземного народа.

Иероглифы снов нарисованы красками рая

Иероглифы снов нарисованы красками рая, Я пытаюсь прочесть, и успеха условие знаю — Что во сне я не сплю, а живу, веселюсь и играю И, как будто не впрок, всё, что видела, запоминаю. Я потом размотаю на быль эти свитки мерцаний — Звёздных, чистой росы и сияющих глаз… Навсегда позабуду попытки бесстрашных дерзаний Ну хоть чем-нибудь тронуть от неба отбившихся Вас. Но позвать не забуду с собой на высокое небо, И поднимете голову – солнце вольётся в глаза, Тем единственным чудом, которое на небеса Унести вы с собой захотите, когда, улетая, Вас поманит с собой лебединая ангелов стая.

Остывающий звон. Фиолетовый сумрак

Остывающий звон. Фиолетовый сумрак. От росы тяжелеет густая трава, Только ящерки путь незаметен и юрок, Только кажется сумрак недвижным сперва. И тропа, что впитала следы и поверья, Невесомый покой сохранит до утра, Эта песня неслышная послевечерья Улетает к неведомо-грустным мирам. Там её ожидают, как будто посланье, Без которого дальше и дня не прожить. Фиолетовый сумрак. Едваприкасанье. Это ветер принёс паучковую нить.

Марина ТОЛЧЕЛЬНИКОВА

Дальше жестов и слов, и поступков

Дальше жестов и слов, и поступков, Дальше следствий и дальше причин, Выше всех поднимаемых кубков, Выше женщин и выше мужчин — То, что нам не потрогать руками И не спрятать в уютный карман, Что не может хрустеть под ногами Или голову спрятать в туман… То, что может явиться без спроса, Даже чаще, когда не готов. И уже не уйдёшь от Вопроса, И продрогнешь до самых основ…

Когда-то я точно была океаном

Когда-то я точно была океаном: Иначе откуда солёные слёзы? И солнцем весенним, встаю-то я рано, И нежным туманом над бежевым плёсом… Иначе откуда неясность предчувствий, Туманная память, ненужная веку… Но снова я вздрогну от странного хруста: Опять что-то снег прошептал человеку…

Август

Яблоками пахнет и дымком — Чем-то и отжившим, и живущим, Тем, что, улетая далеко, Остаётся милым и зовущим — В гущу самых тёплых в жизни дней, Земляничным детством обогретых. Осень – это сверху, а на дне… Рыбкой золотой мелькает лето.

Бесконечное лето

Бесконечное лето В разнотравье ролей… Стану дамою света Среди тьмы королей… Стану спелою дыней Я на вашем столе, Но душой не остыну Даже в стылой золе…

Отдаляясь, становимся ближе

Отдаляясь, становимся ближе… Мы, мосты перекинув к друзьям, Вдруг становимся солнышком рыжим, Без которого холодно нам. На лучах на своих – на ходулях Мы идём по незримым мостам, Пусть зимою, но всё же в июле, Не по снегу – по белым листам…

Ступаю в тебя

Ступаю в тебя осторожно… Купальщицей пробую воду. Но в песне душевной возможно Неспетую вычислить ноту. Иду через реку сомненья, А берег шагает навстречу… От будущих дней дуновенья Укрыться мне, видимо, нечем. Я ветер почувствую кожей, Я камни разглажу ступнями — На ангела кто-то похожий Окажется скоро над нами…

Двери я закрыла за гостями

Двери я закрыла за гостями… Треугольник торта на столе. Занят кот куриными костями, И вино томится в хрустале. Всё твердит о том, что были люди, Вечер, покорившийся судьбе… Незабудки на старинном блюде Мне напоминают о тебе…

Опишешь беду и разлуку

Опишешь беду и разлуку, И страсти удушливый дым, Вдруг кто-то сожмёт твою руку И скажет: «Немного остынь… Почувствуй, как небо играет С берёзою нежной в снежки, Как верно отводят от края Любимых томов корешки…»

Снежная музыка

Я люблю просыпаться под музыку снежной зимы… Слышно: дворник лопатою чистит дорожки. И мы, Ароматом кофейным наполнив квартиры уют, Растворяемся в белом, где слышится топот минут… Мы у детства берём это светлое утро взаймы. Я люблю просыпаться под музыку снежной зимы…

Любовь ФЕДУНОВА

На емецкой земле

Несётся жизнь.                             Автобус наш бежит Средь заливных лугов, по перелескам. И лиственница старая дрожит От гула космодрома у Плесецка. Судьба в глубинку занесла меня. Тот край когда-то звали «Заволочьем». Здесь собиралась «чудь» возле огня, Чтоб поклониться идолам воочью. Легенд немало в емецких лесах. Расскажут деревянные церквушки О музыке, застывшей в куполах, О кладбище средь сосен на опушке. Трава.               Цветы.                      И некому спешить На тихие погосты Заболотья. А память в датах продолжает жить Да в именах над бездыханной плотью. Остыли печи и грустят дома На Ваймуге, Калажме и на Сии, Где рожь-кормилицу хранили закрома — Землёй жила крестьянская Россия. Но лебеди по-прежнему летят К лесным озёрам, обмелевшим рекам И царственно средь зарослей скользят, Даруя свет надежды человеку.

Черновики Пушкина

Иной боится откровений. В черновиках – светло, умно. Порядка нет, коль пишет гений: Строка рябит… в глазах темно. Перо за мыслью храбро мчится — Не успевает, отстаёт. Строка спешит с душою слиться — Ей не понять души полёт. Здесь рифмы бродят холостые, От Музы резвой убежав. Простим ей шалости простые, Получше нрав её узнав. Она сплетает паутиной Рисунки, строки и слова, И от работы той рутинной Сама бывает чуть жива. Но вдруг найдёт златую строчку, Легко, как будто невзначай, И весело поставит точку, Поэта пригласив на чай.

Виктор ФЁДОРОВ-ВИШНЯКОВ

День Победы

Счастьем Победы объятый, Пьёт и ликует народ, А на дворе сорок пятый Века двадцатого год. Где-то под звуки гармошки Хором «Катюша» звучит. Мама,            застыв у окошка, Всё на дорогу глядит. Улица наша гуляет. Шастает взад и вперёд… Пляшет,            смеётся,                     рыдает Всё переживший народ. Из «алюминевых» кружек Спирт,        разведённый водой, Пьёт за друзей и подружек, Что не вернулись домой. Бабушка молится Богу, Маршем динамик гремит. Мама в окно на дорогу, Не отрываясь,                     глядит. Солнце склонилось к закату, Мама всё смотрит и ждёт. А на дворе сорок пятый Века двадцатого год!

На фотографии старой

На фотографии старой, В кепочке, с чёлкой до глаз, Мальчик в обнимку с гитарой Смотрит с улыбкой на нас. Смотрит пронзительно чисто, Детство навек сохраня. Кто этот мальчик лучистый? Господи, это же я! Вспомнились годы былые, Горечь победной весны, Наши отцы молодые Не возвратились с войны. Весело и беззаботно Мы превращались в шпану, Улица, двор, подворотня Нас обучили всему. Мы матерились, курили, Как беспризорная голь, Но навсегда сохранили Детства щемящую боль. С этой давнишнею болью Так до сих пор и живём. Даже в весёлом застолье Грустные песни поём.

У вагонного окошка

У вагонного окошка В одиночестве стою. Из вагонного окошка Вижу Родину свою. То леса, то деревушки, То пригорки, то поля, То болота, то речушки… Это – Родина моя. То на много километров Ни души и ни жилья, Лишь гуляют в поле ветры, Вьются стаи воронья. Белой церкви купол синий На холме увидел я. Православная Россия, Это – Родина моя. А за церковью – избушки. В них, забыв о суете, Одинокие старушки Доживают в нищете. Как печальны и красивы Эти тихие края! Захолустная Россия, Это – Родина моя.

Сергей ФИЛИППОВ

Роли

Притормози, судьба, хотя б на миг, Чтоб вдоволь насладиться тишиною; Оставив мир, пронизанный виною, Понять, какие истины постиг. Припорошило серебром виски, У глаз смеются глупые морщинки, И сотни песен знаю без запинки И петь смогу до гробовой доски. И если мне опять начать с нуля, То снова совершу свои ошибки, Поняв, как ненадёжны, шатки, зыбки Все роли – от шута до короля.

Осенняя симфония

И вновь листает жёлтый календарь, Не замечая горечи потерь, Сырой сентябрь. И просится в букварь Простая фраза – «…осени не верь…» Она обманет красками лесов, Стремниной рек и щедростью полей, Густым хоралом поздних голосов Лесных «карузо»… Клина журавлей Симфония небесной чистоты Не предвещает скорого конца, Не угадать прихода темноты Под маскою сентябрьского лица, Но очень скоро рыжие кусты Сугробами застынут у крыльца.

Двое

Потрескивает старенький камин, Отбрасывая войлочные тени На тёплый плед, упавший на колени Махровым перламутровым теплом, И пробуждает мысли о былом, В котором сильно пахнущий жасмин… И вовсе не до знаков препинанья, Когда нахлынут вдруг воспоминанья… А по ночам являются порой Два Ангела – Хранитель и… второй!

На арене

На арене под туш и хохот, Виртуозно сбивая шаг, Я скачу, барабанный грохот Возвещает опять аншлаг. Представленье моё в разгаре, Клочья пены летят в песок, Я сегодня опять в ударе, Но ужасно болит висок. Шест надёжно в арену воткнут И нельзя сожалеть о том, Что, конечно, найдётся тот, кто С наслажденьем взмахнёт кнутом. На овации наплевать мне, Я привык к ним за столько лет, Я доволен своею статью — Боли даже в помине нет. Вот я рвусь к намеченной цели, На бегу забывая страх, Чуть дрожит волосок в прицеле, Истончав на семи ветрах. Но покуда копыта бойки, Всё надеясь порвать узду, Я мечтаю в Крылатой тройке С небосклона достать звезду… На арене под туш и хохот Я нарочно сбиваю шаг. Ведь, возможно, не так уж плохо, Что сегодня опять аншлаг! Но прикручен надёжно повод К нержавеющему шесту, Нервы – вдрызг!!! – это веский повод, Видно, Славу ловил не ту…

О детстве

Я родился в застойные годы, Со шпаною Васильевской рос. Мне плевать на капризы погоды — Зной не жжёт, не морозит мороз. Прожигал жизнь в ужасных запоях И в глаза своей смерти глядел, В те весёлые годы застоя Я всегда оставался у дел. Медяками набиты карманы, С сигаретой в припухших губах Мы небесной не жаждали манны И в боях не жалели рубах… Разлетелись «застоя осколки»: Кто на флот, кто в тюрьму, кто в кабак. Разбрелись «одинокие волки» И теперь не собрать их никак. Как хотелось бы снова мальчишек Отыскать и от сердца обнять. Я «сопливых» не жаловал книжек, Но сумел наконец-то понять… Лёнька, Борька, Серёга и Галка — Вы милее мне тысячи крат. Нагадала мне счастье гадалка, И за ним я бреду наугад…

Солнечный дождь

…Колышется распущенная прядь…

Н.Чудинова Ветер твою распускает прядь, Лето ушедшее жаль терять, Мучает листопад, Ритмами невпопад, Не повернуть реки обмелевшей вспять. Танец на облаках вдвоём, Плещется луч в руках – поём. Может, в последний раз Балует осень нас Солнечным проливным дождём. Помню прощальный долгий взгляд, Словно стрелой под сердце – яд, Ветер сорвал листок. Я сохранить не смог Нашей любви простой наряд. Где-то вдали твои глаза, Может, не поздно им сказать: Сердцу покоя нет, Белый не мил мне свет. Может быть, Осень твой принесет ответ.

Холостой выстрел

Навылет продырявлена гитара, Внезапный выстрел ввысь поднял ворон… Но не дождется податей Харон, Мгновенье для последнего удара Ещё не наступило, не унять Судьбу кусочком круглого металла — Подумаешь, поэта освистала Вчера толпа, готовая распять Любого, кто осмелится на спор, Пока она гудит в пустынном зале… Мы миру ничего не доказали, Но вот… палач, и плаха, и топор.

Максим ХАДЮ

Есть дни… (Перевод с французского Елены Хадюк и Михаила Балашова)

Есть дни, когда хорошо бы остановиться, расслабиться, ни о чём не думать, освободиться от всего… Есть дни, когда ещё можно остановить мысли И продолжать быть просто счастливым… Бывают дни, когда мы можем сломаться только на одно мгновение И быстро прийти в себя, потому что ещё можем Скрыть что-то внутри, но бывает… Бывают дни, когда хочешь продолжать быть счастливым И пытаешься остановить мысли, но их уже не удержать… Есть дни, когда тяжело, сложно, трудно, напор эмоций такой, Что чувствуешь себя беззащитным; Наверно, так ощущает себя слабая женщина: Нельзя ничего показывать, но эмоции вырываются. Есть дни, в которые уже не спрятать долго сдерживаемые слёзы. Лавинообразно, в секунду всё собирается в цепь. Слёзы – струны – жилы вытягивают всё, накопившееся внутри. Так «чёрная дыра» копит, копит материю космоса — И раскалывается последней монеткой, Которая не помещается в копилку чувств и взрывает оболочку. Наступают дни, когда мы хотим уйти от этого, спрятаться, Но находится маленькая, последняя капля (Она словно поджидает, подстерегает нас В самый слабый наш момент). Она переполняет плотину, дамбу рушит. Терпение лопнуло. Бикфордов шнур догорел До брикета динамита, и душа сверхновой звездой Разлетается по вселенной новым светом. И каким-то образом удаётся Увидеть себя снаружи, сверху, со стороны. Так слёзы очищают женщину или ребёнка. Переход на другой уровень, Обновление шкал ценностей. Катарсис. Есть дни, когда Больно…

Николай ЧАГЫС

Старицкий монастырь

Заветный век, В развалинах, руинах Дождались нас твои монастыри. …………………………………… Прищурив веки, Друг мой, посмотри: Сметая пыль веков С камней старинных, По галерее идёт царь Иван. На нём тяжёлый, до земли, Кафтан, Соболья шуба, Шапка из куницы: Нахмурен лоб, Опущены ресницы. Что он задумал? Вот его десницы Чуть явный знак — И, в раболепстве тщась, Бояре топят мать князей Старицких. Угрюмый бросил взгляд Великий князь На лёд, на прорубь, На рабов послушных И, сгорбившись, Шагнул… Во тьму веков. …………………………………… И только Волга в круче берегов Течёт, как время: Молча, равнодушно.

Нина ЧИДСОН

Музыка города

Зданий дворцовых блистательный ряд, Улиц, кварталов гармония, Пышной лепнины, скульптуры наряд — Образы зримой симфонии. Город уснул. После долгих дождей Ветер гуляет лениво. Влажные лики дворцов, площадей В серых туманах залива. Катятся мощные воды Невы В сером безбрежии ночи, Слушают ангелы, сфинксы и львы Вечную музыку зодчих. В линиях шпилей, мостов и оград Замысел виден единый. В звуках органных его колоннад — Поступь торжественных гимнов. Скрипок звучанья оборванный миг Замер в витках капителей. Слышатся ритмы фасадных квадриг, Песни застывших метелей. В тёмных каналах, в мерцанье зеркал, Тени минувшего в вальсах, Шорох волны, словно тихий вокал Старых, забытых романсов. Ветер скитаний куда б ни занёс — Всюду мелодия дома, В шорохе шин, в мерном стуке колёс, В рокоте аэродрома.

В обнимку с питерским дождём

В обнимку с питерским дождём, В тени широкой тучи-шляпы, Окутана его плащом, Спит ель,                   покачивая лапой. Замшелой сединой своей Ты на меня слегка похожа. В краю,            где царствует борей, И я гуляю,                     дни итожа. И пусть судьбы моей пальто Потрёпано,                  давно не модно И полиняло, но зато Мне в нём уютно и удобно. От стрессов,               жизненных препон, От лжи и пошлости эфира Надёжно служит капюшон Из нитей внутреннего мира.

Белые ночи

Мне сегодня бессонницу не превозмочь, Хаос мыслей веду на прогулку, И сомнамбулой в майскую белую ночь По пустынным брожу переулкам. Где-то возле Невы,                      в мире старых гравюр Силуэты и линий сплетенье. То чарующий севера зримый ноктюрн, Город-призрак без цвета и тени.

Благословенны плачущие

Счастливы вы, плачущие теперь

Евангелие. Лука (6-21) Когда готов от жгучей боли Ты крайний преступить порог, Когда уж нет ни сил, ни воли, Ты помни, что сказал нам Бог. Земля разверзлась под ногами, Душа кричит: «За что, за что?» Кто снимет с сердца тяжкий камень, Вернуться в жизнь поможет кто? Галопом раньше мчалось время, Подстёгивая, словно кнут, И вдруг несносно стало бремя Ползущих медленно минут. И цели нет, и нет опоры, В привычный мир закрылась дверь. Лишь раздражают уговоры… Но надо жить, и ты поверь, Что время так или иначе Залечит жгучей боли сталь. Вернётся радость к тем, кто плачет, Благословенна их печаль.

Виктор ЧИРКУНОВ

Надежда

Нет в жуткой тьме ни края, ни просвета, С утра в косом дожде моё жильё, И на кустах качается под ветром И накликает горе воронье. И в этом мраке чуется бездонность, И дождь идёт неведомо куда. Ни огонька – сплошная безоконность, И плещется, и плещется вода. И на душе – лишь чернота, а ветер За окнами деревья раскачал… Но в доме лик иконописный светел, И теплится под ним ещё свеча.

Блокадные карточки

Туман повис, от труб фабричных дым… В квартире, здесь, где холодно и хмуро, В блокаду умер дядя Евдоким От голода, а следом – тётя Шура. В тумане чуть блестит Невы изгиб, И ветер дым закручивает в кольца… В шестнадцать брат под Пулковом погиб, Уйдя на фронт сражаться добровольцем. Здесь призрак хлеба ходит по пятам, Проклятья тень осатаневшим немцам, По карточкам всего сто двадцать грамм В блокаду выдавали иждивенцам. И память сохранила эти дни, Дни мужества, дни скорби и печали, Здесь умирали с голода они Из-за того, что карточки пропали. И было небо мягкое, как шёлк, И это всё могло случиться с нами… После войны я карточки нашёл В лепном горшочке с медью и гвоздями. И долго я в ладонях их держал, И для меня с овчинку стало небо, А в комнате, казалось мне, дрожал Давнишний призрак холода и хлеба.

Василеостровские сухари

Забыть ли это? Голос радиолы, И мне уже одиннадцатый год, Идём мы с другом из четвёртой школы. Пожарка. Каланча. Хлебозавод. Чумазы мы. И голодны мы оба, Но это место очень я любил, Весной так ароматно пахла сдоба, И запах этот по проспекту плыл. И пахло гуще, чем на сеновале, И пахло так из года в год подряд, Мы в этом месте просто застывали, Вдыхая этот сладкий аромат. В жару сильней, и послабей в прохладу, И утром, и когда горят огни. Здесь выпекали грубый хлеб в блокаду, — Те, слава богу, миновали дни. И как-то раз на дальнем Сахалине, Где я живу, живёт моя семья, Сухарики – «малышки с ванилином» — Купил у дома в магазине я. И во дворе негромко дождь заплакал, И зашуршали листья тополей, И вдруг ко мне вернулся этот запах Василеостровских сдобных сухарей.

Первая осень

Таёжная речка уносит Листы, что ей дарит ветла, Дочуркина первая осень Неслышной походкой вошла. Вошла без единого звука, Присела в ногах на кровать, Она будет дочку баюкать И песни ветров напевать. И так же неслышно покинет, Укутавшись в звёздную шаль. Печаль журавлиного клина — Её золотая печаль. Дочурке моей только месяц, Но светел улыбкою дом. И осень причудливо метит Берёзку за нашим окном.

Ярослав ШАБЛЯ

Детство печалей не терпит

Детство печалей не терпит, Видит прозрачные сны. Снова подрос лунный серпик На небосклоне весны. Детство —            судьба без оглядки, Жажда грядущего дня… Вновь на дворовой площадке Память встречает меня. Узкое кресло качелей Трогаю тихо рукой, Сумрак вечерний апреля Стынет над Мойкой-рекой. Прошлое…            Как в нём хотелось Новых испробовать чувств! Выпиты юность и зрелость… Сложный у прошлого вкус. Что ж так манит меня сладко Эхом седого Вчера Дом николаевской кладки С гулким пространством двора? Месяц над крышами светит, Тучу пронзив остриём… Спят в доме новые дети, В мире прозрачном своём.

Крылья – чувствам, свет – душе

Крылья – чувствам, свет – душе, И любить…                Ещё не поздно! На последнем этаже Я гляжу в окно на звёзды. Вот беззвучно пробежал В небесах блескучий прочерк… Мне упавших звёзд не жаль, Жаль короткой жизни ночи. Но,         захлопнув книжку сна, Ты зовёшь меня певуче. Подойди ко мне сама, Я придумал сказку лучше! Видишь,              тает за стеклом Тонкий след,        скользнувший в небыль? То любовь моя крылом Вновь задела купол неба!

В Белоруссии

Тут уже просыпается лето… Справа – церковь, налево – костёл. Таковы в порубежье приметы Белорусских ухоженных сёл. Я стою у плетёного прясла, Различаю сквозь трепет листвы, Как слезятся под небом славянства Православный и римский кресты. Майский дождь шелестит понемногу, Мокнет пыль у церковных ворот. С двух сторон снова лепится к Богу Обстоятельный здешний народ. Здесь у ветра особенный запах — Он слегка холодит мой висок. О насущном вздыхает в нём запад, Близкой Пасхой в нём дышит восток.

В небе – зелено, даль – чиста

В небе – зелено, даль – чиста, На церковном подворье – ветер. Навечерие Рождества Нынче город бесснежьем встретил. Служба кончилась, свет живой Остывает в окошках церкви. Только ветер, что гость чужой, На воротах шевелит цепи. Зимний день ослабел совсем, Зреют сумерки лиловато. Лишь на звоннице лёгкий шлем Отражает лучи заката. А над звонницей – светлый крест, Над крестом пролетают птицы. И уже в пустоте небес Одиноко звезда лучится.

Константин ШАТРОВ

Память детства

Как странно устроена память у нас. Уж, кажется, жизнь подытожить пора, А мне вспоминается детство сейчас, Как будто оно было только вчера. Как будто вчера только шёл снегопад Над замершим к полночи Детским Селом, Как будто вчера вдоль ажурных оград Домой возвращался я вместе с отцом. Над улицей, снежную мглу раскроя, Фонарь одинокий горел вдалеке. И спряталась детская ручка моя В широкой и доброй отцовской руке. Но в краткое детство беда ворвалась, И жизнь разделилась незримой стеной, С безоблачным детством порвавшею связь; И эта стена называлась войной. И помню ещё детскосельский перрон. Толпу провожающих в оба конца. Бесшумно поплывший наш детский вагон. И долго бежавшего рядом отца.

Приглашение в Фонтанный дом

Приходите сюда, приходите! Здесь, конечно, не царский дворец. Здесь поэта простая обитель, Где он принял терновый венец. Приходите, постойте немного. Может, выпадет вам разглядеть, Как проходит к бессмертью дорога Сквозь обиды, страданья и смерть. Свечи, книга на столике узком, Из тетрадки в линейку листы… Королева поэзии русской В гордом блеске своей нищеты. На стенах фотографии. Лица Из другой, незнакомой страны. В вихре двух революций столица, С февраля до расстрельной стены. До чего ж ещё все молодые! Залюбуешься каждым лицом. Страшно думать, что в дни роковые Судьбы их зачеркнули свинцом. Страшно думать, что пулями смыта, Не успев доиграть свою роль, Вся её королевская свита И её благородный король. Как корону, носила оковы. Всё припомнив зловещему дню, Страшной истины вещее слово Написав, предавала огню. Не заставить лакействовать гений Голубых королевских кровей! Преклони же, читатель, колени Пред духовной царицей своей.

Лишь ты одна мой друг, гитара

Нет, родина гитары – не Россия, В иных краях её затерян след, Где родилась под пляски огневые, По цокот каблуков и кастаньет. У нас, на Севере, прохладней дни и ночи. Природа наша строже и грустней. Не встретишь «рыцарей», до пения охочих, Под окнами российских «дульциней». Зато когда мы сходимся с друзьями, Морозам, скуке, мгле наперекор, Как первый друг, гитара между нами Заводит задушевный разговор. Не скрипка, нет, не строгий тон рояля Найти порой не могут к сердцу путь, Не утолят томительной печали, Не облегчат стеснившуюся грудь. И лишь одной гитары звук глубокий Не потревожит хрупкий мир тиши, Мелодия, подаренная Богом, Сольётся вмиг с мелодией души. Пусть родилась гитара не в России, Но добрым другом к нам вошла в дома, И под её мелодии живые Звучит теперь поэзия сама.

Елена ШУСТРЯКОВА

Чуть замедлив бег времени всуе

Чуть замедлив бег времени всуе, Взята в плен петербургским двором, Я в альбоме мой город рисую Чёрной тушью и тонким пером. Летний сад и молчание статуй, Петроградская,                     Средний,                                Большой… Город-рыцарь, закованный в латы, С величавой и нежной душой. Я привыкла к его непогодам, К многоликой спешащей толпе… Он вне времени,                       власти и моды. Он – как будто бы сам по себе…

На улице почти темно

На улице почти темно, Прохожих смолкли речи… Кладёт мазки на полотно Наш петербургский вечер. Погасла позолота дня, Стал Невский ниже ростом… Гарцует конь, уздой звеня, Вдоль Аничкова моста. А в переулках – полумрак, Изломы тёмных линий… Мой город надевает фрак, Торжественный и синий.

Я родилась, когда растаял снег

Я родилась, когда растаял снег. Мне было предначертано судьбою Взлетать и падать, и прожить свой век, Болея поэтической строкою. Испив до дна земную благодать, Не запятую выведу, а точку… Придётся перед Богом отвечать За каждую написанную строчку, За умолчанье, за бездушный текст, За недостаток благостных усилий… Поэзия, ты дар небес и крест, Что рвёт гвоздями нити сухожилий… Ты – хлеб, которым не бываешь сыт, Живительная влага с каплей яда… В тебе псалмы, что написал Давид, И Пушкин, и его «Гаврилиада». Стихи приходят, словно ночью тать, Врываются, как буйство красок в мае, И если будет нечего сказать, Я буду знать, что просто… умираю. Поэзия, ты мудрости сестра, В тебе грущу, и радуюсь, и каюсь. Когда мои угаснут вечера, Я лишь тобой, быть может, оправдаюсь… Я не достигну славы и высот. Земная цель мне видится иною: Пусть к Богу хоть одна душа придёт Через стихи, написанные мною…

Скрипка

На скрипке – пыль от канифоли, Готов порваться нерв струны, Но как она поёт от боли Моей растерзанной страны… То взвоет, то заплачет глухо, Как обессиленный сверчок, И та же боль в глазах старухи, Что по струне ведёт смычок… Рубля российского не жалко — Ведь видно по всему – бедна. Консерваторскою закалкой Звенит отчаянно струна. Власть равнодушно прячет ухо — Пусть чья-то нищенствует мать… Но на обобранных старухах России сильною не стать…

Незабываемо красиво

Незабываемо красиво Оранжевеет небосклон, Как половинка апельсина, На доли светом разделён. Ещё мгновенье – брызнет соком, Живою влагой напоит И придорожную осоку, И дуба мощный монолит. Скалы прибрежной гордый профиль Старательно разинул рот И жаждет к утреннему кофе С копчёной тучей бутерброд.

.

У матери – ребёнок-инвалид

У матери – ребёнок-инвалид… Её глаза полны вселенской болью. Он сам не ходит и с трудом сидит, И жив, наверное, её любовью, Её молитвой в предрассветный час, Когда одной лишь ей не спится в доме… Бог долго терпит этот мир и нас За матерей в молитвенном проломе. За тех, кто крест не бросил, а несёт С особым Иисусовым терпеньем, За тех, в чьих душах возрастает плод Христова милосердья и смиренья… Привычен людям недовольный вид — Нас раздражают чей-то смех иль топот… У матери – ребёнок-инвалид… Смотри ей вслед и твой умолкнет ропот.

Как незатейлива картина

Как незатейлива картина: Ручей, пролесок, дальний ров… Здесь мох, прогнув под тропкой спину, Глотает шум моих шагов. Ищу покой и постоянство, Стремлюсь душою отдохнуть Там, где меняя лишь убранство, Природа сохраняет суть. Пусть уголок земли заброшен, Никто не едет на пикник… Здесь луг не мят, осот не скошен И так волшебно чист родник…

Чем дольше жизнь

Чем дольше жизнь — Тем больше грусти, Тем мельче радость бытия… Не стала б только захолустьем Судьба неброская моя… Не затянуло бы осокой То место, где родник поёт… Души божественны истоки, Но дней так короток полёт… Всё чаще охристые блики, Всё горемычнее ветра… Цветут турецкие гвоздики Узором яркого ковра, Среди травы окраски куньей, Без строгих правил и рядов Пестреют юбочки петуний Почти до самых холодов… Печаль не зреет без причины… Смотрю на сад… Готов отцвесть. Но в силе астры-октябрины, А, значит, и надежда есть… Ещё лоснятся сухоцветы Горячим солнечным желтком… Ещё по полю бабье лето Пройдёт степенно босиком…

Надежда ЮДИНА

На Пискарёвском кладбище

Не холмики – высокие поля…

Юрий Шестаков Не холмики – высокие поля. Блокадный год на плоской грани камня. Как говорится, пухом вам земля, А в наших душах не померкнет память. Блеснут росинки – или капли слёз? В молчанье скорбном тополя и клёны. И ветви зеленеющих берёз Склонились в сострадательном поклоне. Бушует пламя вечного огня, А рядом с ним не умолкают птицы И, голосами детскими звеня, Жизнь открывает новые страницы!

Запустение

Здесь ни тропинки, ни дороги В густом снегу. Увязли брошенные дроги На берегу. Вот по заснеженной долине Бредут дубки — Лежит село, как на картине: Изгиб реки… Но смотрят пасмурно глазницы Пустых окон. Разорены в углах божницы — Приют икон. Ворвался ветер пьяным гостем В пролом окна. И над селом, как над погостом, Взошла луна…

Небесная одиссея

Заблудился я в небе, что делать?

Осип Мандельштам Заблудилась в небе – что мне делать? Облачко зелёное обняв, Я лечу, лечу в созвездье Девы И не понимаю: сон иль явь. В звёздных звуках музыки и звона Рёв Медведиц справа от меня. Там Пегас на фоне Ориона Сыплет искры светлого огня. Умоляю облачко: «Послушай! Подлетим, я искру подхвачу! Это же такой счастливый случай — Я поэму написать хочу!» «Много хочешь, – облачко сказало, — Это же тебе не горсть монист…» Просыпаюсь, стиснув одеяло. На столе – бумаги чистый лист…

Ольга ЯКУШЕВА

Двое перед боем

Поцеловал нательный крест: Нельзя без веры —                        как иначе? Не выдаст Бог —               свинья не съест, Всё остальное – от удачи. Его приятель не таков — Не носит крест,                не верит в Бога. Их породнил один окоп — Войны нелёгкая дорога. Пока – хранимые судьбой, Но рядом – смерть                  идёт по следу. Для них не первый этот бой, Не оказался бы последним… …Снаряды – в рёв,                а пули – в свист. И, зубы стиснувши до боли, Закоренелый атеист Перекрестился перед боем.

Нора ЯВОРСКАЯ

Завоёванный город

Долго длилась осада. Таран твердолобый Бил по медным воротам, как будто по нервам. Наконец-то! Горя нетерпеньем и злобой, Предводитель в пролом устремляется первым. Следом – войско, волною рычащей и плотной, А из глоток – «Победа! Победа!» гортанно… Шлем сорвать с головы, раскалённый и потный, И – на башню дворца побеждённого хана. Вот он – город: покорный лежит, молчаливый, Как секирой, ликующей ратью распорот… Но, вздохнув, прошептал победитель счастливый: «Что мне делать с тобой, завоёванный город?» Нет, не кинется вождь на сокровища храма, Не взалкает рабы, полумёртвой от страха. Что ему сундуки драгоценного хлама, Что любовь, для которой и ложе – как плаха, Если путь веселей неподвижности сытой, Если женщины есть, и свободны и страстны, Если есть на земле упоение битвой, Если есть города, что ему неподвластны?!. Почему вспоминаешься, древность седая? Как Сатурн от Земли, от меня далека ты. Я в другую эпоху смеюсь и страдаю, Лёгкий ветер нейлона ношу, а не латы. Я иду по асфальту, и шаг мой спокоен. Только нет, вы в спокойствие это не верьте: Он живёт во мне – дерзкий обветренный воин, Он, как зло и добро, обречён на бессмертье. Приглядитесь получше: вот к цели заветной Я стремлюсь, обдирая колени и душу, И смотрю на вершину в тоске безответной, Точно тонущий в море – на дальнюю сушу. Наконец-то – победа моя и спасенье! О, вдыхай же вершины живительный холод! Но шепчу я растерянно, в тайном томленье: «Что мне делать с тобой, завоёванный город?!»

Медовый месяц

Украли месяц наш медовый. А кто украл? Зачем украл? А может, он такой бедовый, Что сам из наших рук удрал?! Замешкались, не углядели, Всё рассуждали: погодим, Мы – занятые, мы – при деле, Мы после этот мёд съедим. И вот он, месяц наш, на небе Янтарным парусом плывёт, — На голубом небесном хлебе Чистейший мёд, чистейший мёд.

Распятой шкурой зверя исполина

Распятой шкурой зверя исполина На севере лежит моя равнина. И долго, долго надобно шагать По торфяным болотам, через гать, Чащобами, где залежалась тьма, Пока дойдёшь, усталый, до холма. Их здесь нечасто встретишь, потому Я поклоняюсь каждому холму.

Я женщина. От века и доныне

Я женщина. От века и доныне Как весела охота на меня! Приятное занятие мужчине, Особенно – для выходного дня. Меня считая лёгкою добычей, Решаешь ты патроны приберечь И, как велит нехитрый ваш обычай, Цветистую раскидываешь речь. Но я в слова красивые не верю, В моей душе им больше не сиять. И вот уже, как покрупнее зверю, Ты жертвуешь и месяц мне, и пять. Уже готов ты сесть на хлеб и воду, Готов брести по топям и снегам, Готов свою священную свободу, Что голову, сложить к моим ногам. Тебе уже и боль твоя отрадна, Ты без неё не проживёшь и дня… И я спросить хочу тебя злорадно: «Как? Весела охота на меня?!» Но что-то выплывает из-под спуда, — Неужто мне любовь дарит судьба?! И, всё ещё боясь поверить в чудо, Я твоего касаюсь робко лба.

Краткий биобиблиографический справочник

Лилия АБДРАХМАНОВА

Абдрахманова Лилия Хабибуллаевна родилась 24.02.1941 в Алма-Ате. Окончила Казахский государственный университет.

Основные публикации: Во сне звучат стихи, 1997, СПб; Ритмы Бытия, 2000, СПб; Две Жизни, 2004, СПб.

Член литературной мастерской Юрия Шестакова.

Член Союза писателей России.

Наталия АВДЕЕНКО

Авдеенко Наталия Семёновна родилась 20.01.1947 в Вене (Австрия). Ряд стихов переведены на украинский язык.

Основные публикации: Солнечные часы, 2006, СПб; Окрылённость, 2007, СПб; Родники, 2009, СПб.

Член литературной организации «Многонациональный Петербург».

Нина АГАФОНОВА

Агафонова Нина Валентиновна родилась 03.06.1964 в Ленинграде.

Основные публикации: Тишина Акрополя, 2003, СПб; Память, 2005, СПб; Время Воды, 2007, СПБ.

Мария АМФИЛОХИЕВА

Амфилохиева Мария Вальтеровна родилась 22.03.1960 в Ленинграде. Окончила литературный факультет ЛГПИ им. А.И.Герцена и факультет средств массовой информации в Чите.

Основные публикации стихов: Пульсация солнца, 2000, СПб; Охтинский мост, 2002, СПб; Берега преданий, 2005, СПб; Вино бессонницы, 2008, СПб.

Член Союза писателей России.

Елена АННЕНКОВА

Анненкова Елена Александровна родилась 06.07.1974 в Ленинграде.

Основные публикации: Питерской мозаикой по свету, 2009, СПб; Июльский снег, 2009, СПБ.

Татьяна БАКАНОВА

Баканова Татьяна Андреевна родилась 26.01.1963 в Ленинграде.

Основные публикации: Татьянин день, 1996, СПб.

Михаил БАЛАШОВ

Балашов Михаил Павлович родился 06.08.1948 в Уфе. Ряд стихов переведен на китайский язык.

Основные публикации: Последняя четверть луны, 1999, СПб; Бикфордов шнур, 2004, СПб.

Руководитель Литературного клуба «Лукоморье»

Руководитель поэтических чтений при музее им. Державина.

Член ЛИТО «Путь на моря» им. Вс. Азарова.

Член Международной писательской ассоциации баталистов и маринистов.

Член литературной мастерской Юрия Шестакова.

Вадим БАРАШКОВ

Барашков Вадим Николаевич родился 15.05.1937 в Ленинграде.

Основные публикации: Снег берёзовый, 1977, Ленинград; Белые мили, 2001, Ленинград; Осенний свет, 2002, СПб.

Член Союза писателей России.

Мария БОРИСОВА

Борисова Мария Алексеевна родилась 25.03.1946 в Ленинграде.

Основные публикации: Калейдоскоп, 2008, СПб.

Главный редактор альманаха «Приневье».

Илья БРАГИН

Брагин Илья Борисович родился 02.09.1971 в Ленинграде.

Закончил Государственный СПб университет. Филолог.

Основные публикации: Цветные сны, 2005, СПб; Что-то тайное в нас… 2007, СПб; Жду тебя на небесах, 2009, СПб.

Член Литературного клуба «Приневье».

Алексей БРИЛЛИАНТОВ

Бриллиантов Алексей Валерьевич родился 07.05.1960 в Великом Новгороде.

Основные публикации: Проросший здесь, 2008, СПб; Ознобы души, 2010, СПб.

Член ТО «Гармония».

Алла БРОЙН

Бройн Алла Яковлевна родилась 10.12.1959 в Ленинграде. Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Член ТО «Гармония».

Владимир БУРКАТ

Буркат Владимир Соломонович родился 23.11.1938 в Виннице. Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Член редакции журнала «Голоса Петербурга».

Николай БУТЕНКО

Бутенко Николай Николаевич родился 09.08.1951 в Кировограде (Украина). Ряд стихов и книг переведены на иностранные языки. Основные публикации: Избранное в 5-ти томах, 2009, СПб. Председатель Литературного клуба «Зубрёнок».

Член Союза писателей России.

Елена БЫЧКОВА

Бычкова Елена Олеговна родилась 01.10.1958 в Светогорске, Ленинградской области.

Основные публикации: Поющий дождь, 2007, СПб.

Главный редактор альманаха «Дорога».

Член ТО «Гармония».

Член Литературного клуба «Приневье».

Член ЛИТО «Путь на моря» им. Вс. Азарова.

Юрий ВИНОГРАДОВ

Виноградов Юрий Петрович родился 30.10.1937 в Тверской области. Окончил ГПУ им. Циолковского.

Основные публикации: Душа – неизданная книга, 2006, СПб.

Член Литературного клуба «Приневье».

Ольга ВИОР

Коротникова Ольга Юрьевна родилась 27.10.1969 в Ленинграде. Основные публикации: Вечерняя река, 2006, СПб; Турмалин, 2007, СПб; Лебедь белая, 2010, СПб.

Член Литературного клуба «Приневье».

Член Российского Авторского общества.

Людмила ГАРНИ

Савельева Людмила Владимировна родилась 27.02.1948 в Ленинграде. Окончила ЛПЛП.

Основные публикации: Остров пижмы, СПб, 2006; Забытый черновик, СПб, 2009; Пророчество, СПб, 2010.

Член Союза писателей России.

Андрей ГОРДИКОВ

Гордиков Андрей Владимирович родился 20.09.1931 г. в Ленинграде. Закончил Ленинградский Государственный университет им. Жданова. Основные публикации: Колодец, 2004, СПб; К переправе, 2007,

СПб; Невод, 2009, СПб.

Член ТО «Гармония».

Татьяна ГРАЧЁВА

Грачёва Татьяна Фёдоровна родилась 02.02.1954 в Актюбинске. Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Член ТО «Гармония»

Татьяна ГРОМОВА

Громова Татьяна Витальевна родилась 05.11.1957 в Ленинграде. Основные публикации: Постоянство, 2007, СПб; На три голоса, 2010, СПб.

Член литературной организации «Многонациональный Петербург».

Мария ГРУЗДЕВА

Груздева Мария Валерьевна родилась 28.09.1971 в Ленинграде. Кандидат педагогических наук.

Основные публикации: Без тебя, 2000, СПб; Не зная слёз, 2001, СПб; Разговор с тобой, 2003, СПб.

Член Литературной студии Политехнического института.

Андрей ГРУНТОВСКИЙ

Грунтовский Андрей Вадимович родился 26.01.1962 в Ленинграде. Закончил ЛИСИ в 1983 г.

Основные. публикации: Стихотворения, 1986, СПб; Моя родословная, 2001, СПб; Вострубили трубушки, 2009, СПб. Руководитель ЛИТО при Александро-Невской Лавре.

Виктор ГУМЕНЮК

Гуменюк Виктор Степанович родился 18.08.1954 в Ленинграде. Основные публикации: А я не еду на Ямайку, 2010, СПб.

Член Литературной студии «Меловая черта».

Александр ГУЩИН

Гущин Александр Геннадьевич родился 09.01.1963 в Ленинграде. Основные публикации: Плач об умершем боге, 1997, СПб; Избранное избранного, 2002, СПб; Избранное избравшего, 2008, СПб. Руководитель студии-клуба «Литературное знакомство».

Яна ДЕКА

Руденко Татьяна Анатольевна родилась 10.11.1970 в Ростовской области.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Дмитрий ДУБКОВ

Дубков Дмитрий Сергеевич родился 15.11.1972 в Ленинграде. Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Член Литературного клуба «Приневье».

Юлий ЕЛИСТРАТОВ

Елистратов Юлий Флавиевич родился 12.05.1947 в Ленинграде. Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Член Литературной студии «Меловая черта».

Марина ЕРМОШКИНА

Ермошкина Марина Евгеньевна родилась 25.05.1954 в Архангельске. Закончила литературные курсы «Литератор».

Основные публикации: Ожерелье любви, 1998, СПб; Траектория притяжения, 2000, СПб; Городская птица, 2008, СПб.

Член ЛИТО «Дзержинец».

Член ТО «Гармония».

Ирина ЖАРКОВА

Жаркова Ирина Васильевна родилась 06.11.1949 в Ленинграде. Основные публикации: Покуда музыка звучит, 1996, СПб; Жизнь на грани афоризма, 2000, СПб; Карнавал под дождём, 2010, СПб. Член ТО «Гармония».

Член литературной мастерской Юрия Шестакова.

Валерий ЖИДКОВ

Жидков Валерий Михайлович родился 12.03.1939 в г. Чите. Основные публикации: Багульник, 1999, СПб; Глоток вечности, 2003, СПб; Сумерки, 2005, СПб.

Член ЛИТО «Родники».

Николай ЗАЗУЛИН

Зазулин Николай Тихонович родился 15.05.1935 в Воронежской области.

Основные публикации: Сполохи, 2004, СПб; Мой дед Василий, 2006, СПб; Пётр Хорошилов, 2009, СПб.

Член ЛИТО «Рунеж».

Олег ЗОРИН

Зорин Олег Владимирович родился 20.12.1949 в Витебской области.

Основные публикации: Чёрные Маруси, 2008, СПб; Ромашковый разлив, 2008, СПб; Скульптор и поэт, 2009, СПб.

Член Литературного клуба «Приневье».

Игорь КАЗАНЦЕВ

Казанцев Игорь Юрьевич родился 10.06.1984 в Ленинграде. Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Член ЛИТО «Невская застава».

Елена КАЧАРОВСКАЯ

Качаровская Елена Валерьевна родилась 26.09.1966 в Ленинграде. Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Член Литературной студии «Меловая черта».

Екатерина КИРИЛОВА

Кирилова Екатерина Владимировна родилась 16.11.1971 в Казахстане.

Основные публикации: Та Муза, что тебя пленила, 2008, СПб; Откровение, 2010, СПб.

Зинаида КОННАН

Коннан Зинаида Александровна родилась 21.11.1966 в Ленинграде. Закончила Государственный педагогический университет им. Герцена. Филолог.

Основные публикации: Пепелъ розы, 2007, СПб.

Редактор альманаха «Голоса Петербурга».

Игорь КОНСТАНТИНОВ

Константинов Игорь Григорьевич родился 01.03.1950 в Чукотской области.

Основные публикации: Грибы, 1978, Ленинград; Фиалковый бред, 1983, Ленинград; Благодарю тебя, Господь, 2007, СПб; В израильском рабстве, 2010, СПб.

Член литературной мастерской Юрия Шестакова.

Татьяна КУВШИНОВСКАЯ

Кувшиновская Татьяна Аркадьевна родилась 26.11.1939 в Ленинграде.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Член Литературной студии «Меловая черта».

Алла КУЗНЕЦОВА

Кузнецова Алла Андреевна родилась 09.09.1940 в Кировограде (Украина).

Основные публикации: Вдохновение, 2003, Москва; Вкус полыни, 2003, СПб; Арифметика жизни, 2008, СПб.

Член ЛИТО «Путь на моря» им. Вс. Азарова.

Мария КУЗЬМИНА

Кузьмина Мария Игоревна родилась 02.02.1966 в Ленинграде.

Основные публикации: Забытая Амуром, 1997, СПб; Красивые вещи, 2009, СПб.

Член Литературного клуба «Приневье».

Татьяна ЛАПШИНА

Вильябо Татьяна Анатольевна родилась 08.02.1947 в Ленинграде. Закончила ЛВХПУ им. В.И.Мухиной.

Основные публикации: Северные кентавры, СПб, 1993; Берег-оберег, СПб, 2003.

Член Союза писателей России.

Феликс ЛУКНИЦКИЙ

Лукницкий Феликс Исаевич родился 25.09.1937 в Ленинграде. Основные публикации: Четыре возраста любви, 2003, СПб; Три четверти, 2003, СПб; Обретенья и потери, 2009, СПб.

Член ЛИТО «Невская лира».

Член ТО «Гармония».

Генриетта ЛЯХОВИЦКАЯ

Ляховицкая Генриетта Львовна родилась 28.04.1938 в Ленинграде. Ряд стихов переведён на иностранные языки.

Основные публикации: Лики любви, 2007, СПб; Отблески, 2008, Берлин.

Член Литературного клуба «Зубрёнок»

Элеонора МАКАРОВА

Макарова Элеонора Петровна родилась 29.04.1945 в Полтавской области.

Основные публикации: Музыка апреля, 2002, СПб.

Член Литературного клуба «Приневье».

Ольга МАЛЬЦЕВА

Мальцева Ольга Александровна родилась 04.06.1951 в с. Троицко-Печорск. Закончила Высшие Литературные курсы в СПб.

Основные публикации: На лист строка моя ложится, 2005, СПб; Ищу проникновенные слова, 2008, СПб; Прикосновение весны, 2010, СПб.

Член редакционной группы альманаха «Приневье».

Гелия МАУРА

Петрова Гелия Александровна родилась 13.01.1931 в Ленинграде. Ряд стихов переведены на немецкий и английский языки.

Основные публикации: Муравейник в янтаре, 1992, СПб; Бессонница, 1997, СПб; День присяги, 2003, СПб.

Член Литературного клуба «Зубрёнок»

Александр МЕФОДИЕВ

Мефодиев Александр Евгеньевич родился 03.08.1952 в Ленинграде. Основные публикации: Жемчужины, 1996, СПб; Ступени, 1996, СПб; Послушай, как звенит рассвет, 2003, СПБ.

Руководитель ЛИТО «Ковчег».

Раиса МЕЧИТАШВИЛИ

Мечиташвили Раиса Петровна родилась в Ленинграде. Окончила Калининградский ГУ. Преподаватель русского языка и литературы. Основные публикации: Опыт сердца, 1999, СПб; И это счастье,

2000, СПб; «Сентябрьское колье», 2004, СПб; Горит меж нами свет, 2006, СПб.

Главный редактор альманаха «Гармония».

Руководитель ТО «Гармония».

Член литературной мастерской Юрия Шестакова.

Дмитрий МИЗГУЛИН

Мизгулин Дмитрий Александрович родился в 1961 в Мурманске. Основные публикации: Зимняя дорога, 1999, СПб; Скорбный слух, 2001, СПб.

Член Союза писателей России.

Александр МИХЕЕВ

Михеев Александр Валерьевич родился в апреле 1974 в Волхове. Основные публикации: Золотые драконы, 2002, СПб.

Член Клуба авторской песни «Меридиан».

Николай МИХИН

Михин Николай Сергеевич родился 29.03.1942 в д. Юсово Рязанской области. Окончил исторический факультет ЛГУ.

Основные публикации: Мили и вёрсты, 1991, СПб; Избранное в трёх томах, 2007, СПб.

Руководитель ЛИТО «Путь на моря» им. Вс. Азарова.

Член Союза писателей России.

Юрий МОНКОВСКИЙ

Монковский Юрий Александрович родился в 1919 в Свердловске. Член Союза театральных Деятелей России. Режиссёр.

Основные публикации: Откровение, 2005, СПб; На рубеже веков, 2009, СПб; За счастливым светофором, 2010, СПб.

Владимир МОРОЗОВ

Морозов Владимир Ильич родился 30.05.1956 в г. Ленинграде. Окончил Литературный институт им. А.М.Горького.

Основные публикации: Мерцание, 1996, СПб; Поле, 2004, СПб; Камышовая дудочка ветра, 2009, СПб.

Главный редактор серии «Современная петербургская антология».

Член Союза писателей России.

Юлия МОРОЗОВА

Морозова Юлия Юрьевна родилась 26.05.1983 в Ленинграде.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Алекс НАДИР

Трофимов Александр Александрович родился 21.11.1971 в Ленинграде.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Член ЛИТО «Путь на моря» им. Вс. Азарова.

Ольга НЕФЁДОВА-ГРУНТОВА

Константинова Ольга Николаевна родилась 11.02.1960 в Ленинграде.

Основные публикации: Под крыльями добра, 2004, СПб; Форменный эксперимент, 2008, СПб.

Член Литературного клуба «Приневье».

Член ЛИТО «Правый берег».

Людмила НОВИКОВА

Новикова Людмила Алексеевна родилась 17.08.1964 на Вологодчине.

Основные публикации: Бабушкин дом, 2004, СПб.

Член литературной мастерской Юрия Шестакова.

Член Литературного клуба «Приневье».

Галина ОБОЛЕНСКАЯ

Оболенская Галина Петровна родилась 29.04.1950 в Ленинграде.

Основные публикации: 29-й день апреля, 2007, СПб; Листопад, 2008, СПб: Глупости для умных в три строки, 2009, СПб.

Редактор альманаха поэзии «Гармония».

Надежда ОРАЕВСКАЯ

Ораевская Надежда Александровна родилась 08.10.1954 в Ленинграде. Закончила Высшие Литературные курсы в СПб.

Основные публикации: Под оранжевый плач, 2005, СПб; Стихия стиха, 2006, СПб; Мельхиоровый стук, 2008, СПб.

Борис ОРЛОВ

Орлов Борис Александрович родился 07.03.1955 в д. Живетьево Ярославской области. Окончил Высшее военно-морское инженерное училище им. Ф.Дзержинского и Литинститут им. А.М.Горького. Лауреат литературных премий «Золотой кортик», имени К.Симонова, им. В.Пикуля. Секретарь правления Союза писателей России.

Основные публикации: Гранитный север, 1983, М; Диалог с Творцом, 1996, СПб; Мотыльки, 2005, СПб; И с верой жить… 2005, СПб.

Председатель Союза писателей России (Санкт-Петербургское отделение).

Марина ПИМЕНОВА

Пименова Марина Петровна родилась 03.06.1961 в Ленинграде. Журналист, художник-оформитель

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Член литературной мастерской Юрия Шестакова.

Член Литературного клуба «Приневье».

Ирина ПЛАКСИНА

Плаксина Ирина Николаевна родилась 11.02.1936 в Ленинграде.

Основные публикации: Ленивая Алёнка, 1999, СПб; Волшебное лекарство, 2005, СПб; Откровенно говоря, 2008, СПб.

Член Литературного клуба «Зубрёнок»

Диана ПОЗДНЯКОВА

Позднякова Диана Артуровна родилась 04.09.1966 в Перми.

Основные публикации: Калейдоскоп, 2003, СПб; Экзамен по нелюбви, 2005, СПб.

Член Литературного клуба «Приневье».

Наталия ПОНОМАРЕНКО

Пономаренко Наталия Владимировна родилась 31.10.1955 в Ленинграде. Закончила Ленинградский институт Культуры.

Основные публикации: Фиолетовое лето, 2010, СПб.

Член Литературного клуба «Зубрёнок».

Член ТО «Гармония».

Вера ПРАЗДНИЧНОВА

Праздничнова Вера Леонидовна родилась 12.05.1978 в Ленинграде.

Основные публикации: Непослушные ботинки, 2001, СПб; Жар-птица, 2003, СПб; Позвали в гости великана, 2005, СПб.

Член Литературного клуба «Приневье».

Адриан ПРОТОПОПОВ

Протопопов Адриан Львович родился 05.09.1938 в Читинской области.

Основные публикации: Некто, 1995, СПб; На отмелях ночи, 1999, СПб; Следы, 2009, СПб.

Алексей РАЗУМОВСКИЙ

Разумовский Алексей Николаевич родился 23.09.1946 в Ленинграде.

Основные публикации: И уму и сердцу, 2010, СПб.

Член Литературного клуба «Приневье».

Аркадий РАТНЕР

Ратнер Аркадий Хаимович родился 17.12.1949 в Ленинграде.

Основные публикации: Показания свидетеля, 2004, СПб; Homo S, 2008, СПб.

Член ЛИТО «Невская лира».

Людмила РЕДИНОВА

Рединова Людмила Алексеевна родилась 26.07.1956 в Иркутской обл.

Основные публикации: Осыпалась спелая ягода, 2007, СПб.

Член Литературного клуба «Приневье».

Татьяна РЕМЕРОВА

Ремерова Татьяна Питиримовна родилась 07.04.1950 в Ленинграде. Основные публикации: Петербургская пастораль, 2007, СПб.

Член Литературного клуба «Зубрёнок».

Член ТО «Гармония»

Михаил РЫСЕНКОВ

Рысенков Михаил Николаевич родился 11.04.1966 в Новгородской области.

Основные публикации: Запоздалые молитвы, 1995, Тверь; Отражение, 1999, Тверь; Придуманный мир, 2009, СПб.

Член Союза писателей России (Тверское отделение).

Юрий САННИКОВ

Санников Юрий Григорьевич родился 03.06.1958 в Тбилиси. Основные публикации: Всё по воле Господней, 2006, СПб; Вселенной живой многогранник, 2009, СПб.

Член группы «Окно».

Ирина СЕРЕБРЕННИКОВА

Серебренникова Ирина Глебовна родилась 03.03.1939 в Ленинграде. Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Член литературной ассоциации «Соратники».

Сергей СИТКЕВИЧ

Ситкевич Сергей Семёнович родился 09.06.1960 в Белоруссии. Окончил Литературные курсы.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Сергей СКАЧЕНКОВ

Скаченков Сергей Александрович родился 09.10.1926 в Ленинграде.

Основные публикации: Снежное время, 2000, СПб; Зову разочарованных, 2003, СПб; Избранное, 2009, СПб.

Член Литературного клуба «Зубрёнок».

Игорь СЛАВИЧ

Славич Игорь родился 11.11.1967 в Ангарске (Якутская область). Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Виктор СОКОЛОВ

Соколов Виктор Алексеевич родился 01.03.1945 в Ленинграде. Основные публикации: Проснуться жаворонком, 2000, СПб.

Член Литературной студии «Меловая черта».

Григорий СОЛОМЫКИН

Соломыкин Григорий Львович родился 14.04.1936 в Хабаровском крае.

Основные публикации: Осенние берега, 2004, СПб.

Член ТО «Гармония».

СТАРИКАН ВЛАДИСЛАВ

Старикан Владислав родился 22.02.1964 в Ленинграде.

Основные публикации: Провинция чувств, 2005, СПб; Веретено, 2008, СПб.

Лилия СТАРИКОВА

Старикова Лилия Ямильевна родилась 26.06.1961 в Бугульме. Основные публикации: Я живу на планете впервые, 2008, СПб. Член литературной мастерской Юрия Шестакова.

Елена СУЛАНГА

Дилакторская Елена Станиславовна родилась 08.06.1957 в Таллинне.

Основные публикации: Формула смерти, 1999, СПб; Христина и лев, 2008, СПб; Разрушить замок, 2009, СПб.

Член Литературного клуба «Зубрёнок».

Владимир СУХОВСКИЙ

Суховский Владимир Михайлович родился 06.07.1947 в Ленинграде.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Член Литературного клуба «Приневье».

Ирина ТАЛУНТИС

Талунтис Ирина Эдуардовна родилась 14.05.1951 в Ленинграде.

Основные публикации: Наследство, 2009, СПб.

Член Литературного клуба «Приневье».

Член ТО «Гармония»

Виктор ТИХОМИРОВ-ТИХВИНСКИЙ

Тихомиров-Тихвинский Виктор Алексеевич 04.01.1958 в Ленинградской области.

Основные публикации: Избранное, 2009, СПб.

Григорий ТКАЧ

Ткач Григорий Ефимович родился 12.04.1987 в Ленинграде.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Член Литературного клуба «Приневье».

Маргарита ТОКАЖЕВСКАЯ

Токажевская Маргарита Леонтьева родилась 17.06.1961 в Казахстане.

Основные публикации: Первый снег на зелёной траве, 2003, СПб; Дом художника, 2005, СПб.

Член Союза писателей России.

Марина ТОЛЧЕЛЬНИКОВА

Толчельникова Марина Валерьевна родилась 15.03.1971 в г. Ленинграде. Окончила ЛГУ, факультет журналистики.

Основные публикации: Жемчуга дорогих минут, 2006, СПб; Белый лист, 2008, СПб.

Член Союза писателей России.

Любовь ФЕДУНОВА

Федунова Любовь Петровна родилась 12.08.1944 в Ставропольском крае. Окончила пединститут.

Основные публикации: Преображение, 2000, СПб; Жизнь – тропинка, 2006, СПб.

Член Рубцовского центра.

Виктор ФЁДОРОВ-ВИШНЯКОВ

Фёдоров-Вишняков Виктор Сергеевич родился 19.10.1941 в Вологодской области.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Сергей ФИЛИППОВ

Филиппов Сергей Юрьевич родился 29.09.1952 в Ленинграде. Основные публикации: Роли, 2005, СПб.

Член Литературного клуба «Приневье».

Максим ХАДЮ

Хадюк Максим Львович родился 20.09.1994 в Санкт-Петербурге. Основные публикации: настоящая публикация – первая.

Николай ЧАГЫС

Налитухин Николай Петрович родился 24.04.1943 на Вологодчине. Основные публикации: Зимняя радость, 2004, СПб.

Зам. Председателя Литературного клуба «Зубрёнок».

Нина ЧИДСОН

Чидсон Нина Ивановна родилась 14.11.1930 в Ленинградской области.

Основные публикации: Поздняя осень, 2009, СПб.

Член Литературного клуба «Приневье».

Виктор ЧИРКУНОВ

Чиркунов Виктор Иванович родился 21.04.1941 в Ленинграде Основные публикации: Озябшее лето, 2003, СПб; Ностальгия, 2006, СПб.

Член Литературной студии «Первый шаг».

Ярослав ШАБЛЯ

Шабля Ярослав Юрьевич родился 20.02.1953 в Ленинграде. Основные публикации: Обретение осени, 2008, СПб.

Член литературной мастерской Юрия Шестакова.

Член ТО «Гармония».

Константин ШАТРОВ

Шатров Константин Фёдорович родился 10.06.1931 в Льгове, Курской области.

Основные публикации: Отчизна, 2000, СПб; Влечёт меня мелодия полей, 2006, СПб; Отражение, 2010, СПб.

Член Литературного клуба «Приневье».

Елена ШУСТРЯКОВА

Шустрякова Елена Витальевна родилась 28.03.1959 в Ленинграде.

Основные публикации: Материнская молитва, 2003, СПб; Это я, а не кто-то другая, 2005, СПб; Душа без Бога – сирота, 2009, СПб.

Член Литературного клуба «Зубрёнок».

Надежда ЮДИНА

Юдина Надежда Прохоровна родилась 04.11.1926 на Украине.

Основные публикации: Душа, как раненная птица, 2000, СПб; Речка полная небес, 2003, СПб.

Член Литературного клуба «Приневье».

Ольга ЯКУШЕВА

Якушева Ольга Николаевна родилась 19.10.1948 на Рязанщине.

Основные публикации: Течение времени, 2007, СПб; Судьба недостающей страницы, 2010, СПб; Повод для улыбки, 2010, СПб.

Член ЛИТО «Утро» г. Балаково.

Член НППЛ «Родные просторы», СПб.

Нора ЯВОРСКАЯ

Яворская Элеонора Робертовна родилась 22.03.1925 в Псковской области.

Основные публикации: Здесь моё счастье, 1962, Ленинград; Движение, 1968, Ленинград; Двое в дороге, 1977, Ленинград; Сквозь миражи, сквозь грабежи, 2001, СПб.

Член Союза писателей Санкт-Петербурга.

Примечания

1

Мяч чемпионата мира 2010 г. Выпущен фирмой «Адидас», имя получил по названию одного из африканских племён.

(обратно)

2

Удел – согласно «Русской правде» Ярослава Мудрого, наследуемые владения князей, полученные от Великого князя (верховной власти).

(обратно)

3

Шелдомеж – некогда процветавший известный монастырь на Северо-Западе России, в местечке Шелдомеж.

(обратно)

4

кром (старосл.) – кремль.

(обратно)

5

братина (старосл.) – чаша, из которой все присутствующие на пиру поочерёдно отпивали в знак добрых намерений.

(обратно)

6

сыты (старосл.) – хмельной напиток.

(обратно)

7

Мцхета – древняя столица Грузии; Арагви и Мктвари (Кура) – реки, соединяющиеся в долине Мцхета; Светицховели – православный Собор в Мцхета.

(обратно)

Оглавление

Вступление к Антологии современной петербургской поэзии «Поэтический форум»

Татьяна ЕГОРОВА

  Русский язык

Лилия АБДРАХМАНОВА

  Где ты, мама, теперь?

  В чём жизни суть?

  Стихи улеглись на поверхность листа

  Меж двух небес

  Импровизация

  Тибетский лама

  Пылал расплавленный асфальт

  Стою во тьме. Вот поднята рука

  Мой журнальный портрет

  Воспоминание

  Прости

Наталья АВДЕЕНКО

  А дед мой ладил голоса

  Глубина

  Воспоминание о свадьбе

  Уезжаю. Уезжаю в город

  Мозаика Востока

Нина АГАФОНОВА

  Металась я под белым небом

  Из мук и боли вырастает воля

  Нет сил сопротивляться… День затих

  Имена

Мария АМФИЛОХИЕВА

  Стремленья формируют мир

  Жемчуг, почерневший от болезни

  Клубясь, слова шипят, свиваются кольцом

  Клубясь, слова шипят, свиваются кольцом

  Георгий на белом коне

  Проходит наивность и свежесть

  Стихов ритмичное биенье

  Сны набегают неспешным прибоем

  В такт музыке бьёт с перебоем

Елена АННЕНКОВА

  Сон сбежал…

  Монолог гриба

  За улыбкой

  Летний сонет

  Со мной

Татьяна БАКАНОВА

  Старый город осенью

  Летний сад

  Выборг

  Сны о Венеции

  Двор

  Новогодний снег

  Я занимаю столик у окна

Михаил БАЛАШОВ

  Гербарий

  Пыль

  Цветы

  Утренняя встреча

  Попытка выжить

  Недели мечутся по кругу

  Сбитый мотоциклист

  За меня давали двоих небитых

  Не помню первого из близких

Вадим БАРАШКОВ

  Когда я стоял на сухом перевале

  С рассветом

  В весеннем лесу

  От ягод и яблок

  Как в городе лето

  У берёз пожелтели виски

  Зимняя степь

Мария БОРИСОВА

  Счастливый день

  Нет, время боли моей не лечит

  Джибулани[1]

  Сизиф

  В России прежде, это не секрет

Илья БРАГИН

  Ладно, больше не хнычу, не плачу

  Весточка

Алексей БРИЛЛИАНТОВ

  Родина

  А цвет значенья не имеет

  Сюита портового утра

  Питеру. Признание

  Бились «белые» и «красные»

  Пустой кувшин с дыханьем ветра

  Семя

  Ясность

Алла БРОЙН

  Осень Севера

  Ожидание

  Нам в жизни всё отмерено, скитальцам

Владимир БУРКАТ

  Ветер истории

  Связь времён

  Dead sea

  Афро-Азиатский разлом

  Как мало изменился мир!

Николай БУТЕНКО

  Мои стихи

  Время

  В шорохе листьев не спится аллее

  Звучит орган… В глухой ночи

  Кузнечик

  Луна ткала во тьме небес

  Полуденный зной

  Одежды

Елена БЫЧКОВА

  От Старой Руссы Лобыни близко

  После дождя

  Бог простит

  Детская больница

  Праздник в церкви

Юрий ВИНОГРАДОВ

  Просьба

  Тригорское. Пушкину

Ольга ВИОР

  Турмалин

  Нет, только не сейчас!

  Скорпион

  Трюмо

  Монолог после смерти

  Пальто

  Встреча

  Пейзаж. Берёзовая роща

Людмила ГАРНИ

  Масис (Арарат)

  Замкнулся круг событий в декабре

  Домой поэту ехать было скучно

  Лето на пляжной сумке

Андрей ГОРДИКОВ

  Тридцать лебедей

  Мои спасатели

  В деревне

Татьяна ГРАЧЁВА

  И задумал кто-то голос мой

  Мой милый шут, зачем ты так обидчив?

  Стрекоза и муравей

  В зимнем садике долго качели скрипели

  Молитва

Татьяна ГРОМОВА

  По Высшей воле в космосе царят

  Придёт пора в неисчислимый раз

  Что ж ты, девонька, заплакала

  Туесок на поясе

Мария ГРУЗДЕВА

  Помню луга заветную тропку

  Стать бы тополем. У дороги

  Хорошо, что в квартире ночь

  К берегу причалившая лодка

  Я умру, наверно, поутру

  Помнишь, в августовской были

Андрей ГРУНТОВСКИЙ

  Слово

  Мороз

  Двадцатый век

  Воздух морозный, тёплые руки

  Нам светит солнышко осеннее

  Отцвела черёмуха, и рябина

  Деревни

Виктор ГУМЕНЮК

  Зачем тебе Египет?

  Мой друг уехал на Ямайку

  Не люблю я самолёты

Александр ГУЩИН

  Сердце Родины

  У печки, за тлеющими дровами

  Попробуй

  Мне возвращаться к жизни поздно

  Запуржит, зашуршит

  Теорема огня

Яна ДЕКА

  Первый снег

  Все за счастьем?

  Спасибо, осень!

Дмитрий ДУБКОВ

  Я родом оттуда…

  Перед боем

  Мне, право, нелегко сейчас признаться

  Жар-птица

Юлий ЕЛИСТРАТОВ

  Монолог быка на корриде

  Этюды деда Мороза

Марина ЕРМОШКИНА

  Остужно-вьюжной снежной хронике

  Ты повинишься

  Счастья часы

  На выставке импрессионистов

  Былое, словно сновиденье

  Параллельные миры

  Дождинок не стирая…

Ирина ЖАРКОВА

  Осенние миражи

  Васильевский остров

  Васильки России

Валерий ЖИДКОВ

  Во дворе подгулявшая вьюга

  Берёзы на передовой

  Целуйте руки матерей

Николай ЗАЗУЛИН

  Для них я – близкий и земляк

  Сестре

  Кто назвал тебя чёрным, хлеб?

Олег ЗОРИН

  Вечные ценности

  Поле

  Рассвет

  Взлётная полоса

  Разница

  Вечная скачка

Игорь КАЗАНЦЕВ

  Auto poetry

  Почему

  Осенняя сказка

  Ваниль

Елена КАЧАРОВСКАЯ

  Волшебница Шу

  В чукотском небе бисер звёзд

  Дом-очкарик

  Я – пятнистая шкура гепарда

  Блюз старой щуки

  Кстати об обидах

Екатерина КИРИЛОВА

  Встреча

  В долине Мцхета[7]

  В старом кафе

  Последнее свидание

Зинаида КОННАН

  Ракитник (Целебная сила)

  Особняк

  На набережной

  Наши сердца не остынут

Игорь КОНСТАНТИНОВ

  Вход Господень в Иерусалим

  Дорога

  Мы замерли в молитве сокровенной

  Дождь идёт мерзопакостный, нудный

  Грибы

  О деньгах…

  Белая ночь

  Фиалковый бред

Татьяна КУВШИНОВСКАЯ

  Утро безросно

  Февраль. Уже светло. Кричат вороны в сквере

  Из цикла Средиземное-Балтийское

  4 апреля

Алла КУЗНЕЦОВА

  Отметая прочь телепрограммы

  Найди меня! Пожалуйста, найди!.

  Офицерские жёны

  Явления природы

  Кинобоевик

Татьяна ЛАПШИНА

  Старые друзья

  Долгожданный гость

  Наивный георгин

  Красиво умирать

  Между прошлым и будущим

Феликс ЛУКНИЦКИЙ

  Смиренный Рейн – в раскраске боевой

  Дверь бесшумно я открою

  Мошкой искусанные ноги

Генриетта ЛЯХОВИЦКАЯ

  В эвакуации

  К России

Элеонора МАКАРОВА

  У белой ночи белая бессонница

  Был полон вечер Блоком и тобой

  Спал ёжик на коленях, как котёнок

  Играет кошка струйкой серебристой

  О чём сегодня долго шепчет дождь?.

  Как щенок мокрым носом

  Метели и снега, я вас ждала

  Таинственное слово «мушмула»

Ольга МАЛЬЦЕВА

  Проснусь в тиши и сяду у окна

  Возвращение

  Из детства

  Тройка

  Серый день

  Среди зимы

Гелия МАУРА

  У каждого из нас свои долги

  Подсолнух

  Костёр на перекрёстке

  Радости сегодняшнего дня

Александр МЕФОДИЕВ

  Ледник стекал по жерлу кратера

  Всё чутче ночью стал я спать

  Вожак

  Нас тянет к печке – полежать,

  Сны

  Есенинская Русь

Раиса МЕЧИТАШВИЛИ

  Мираж

  Эскиз. Ночь

  Июнь

  Взгляд

  Как между нами ниточка тонка!

  Вместо «Вас»

  Распахнула окно: улетай

  Хозяйка Ксюша

  Помощница

  Путь к храму

Дмитрий МИЗГУЛИН

  Весной обычно спится плохо

  Сказал пророк: «Жить не по лжи»

  Суворов

  А всё-таки спеши, спеши

Николай МИХИН

  Ходят волны озимых полей

  В Чаплыгине

  Я весенний, но радуюсь лету

  Тихую пристань с застойными лужами

  Константиново

  В том краю, где несказанно тихо

  Рябины

Александр МИХЕЕВ

  Соловецкие острова

  С улыбкой

  Золотые драконы

  Рассвет под дождём

Юрий МОНКОВСКИЙ

  Звезда отрока

Владимир МОРОЗОВ

  Неприметная Родина

  По крупицам печаль да грусть

  Ни на красный день, ни на чёрный

  Повидаться хотел, не успел

  Вселенский разум должен остеречь

  Даже псы от холода скулили

  Вне времени. Таинственный ли свет

  Да мы ещё посмотрим, сколько масок

  Навестить родных на Пискарёвке

  Не пишу, а значит – не поэт

  Мне было у кого учиться слову

  Померанье

Юлия МОРОЗОВА

  Крестный путь

  На суде

  СИЗО

  На свидании

  Прощальная симфония

  Загранщики

  Ода окну

Алекс НАДИР

  Закат дотлел, спустилась ночь, сгустилась тьма

  Кто не любил

  Тебе

  В образе

  Одиночества тонкую шаль

  Что мой мир – о тебе мечта

Ольга НЕФЁДОВА-ГРУНТОВА

  Умер бы отец молодым

  Шаги

  Мне все твердят (шуточное королевское рондо)

Людмила НОВИКОВА

  Уже не слышно ранних петухов

  В родительском доме

  Ягоды

  Такая тоненькая нить

  Взяла его за пуговку

  В однокомнатной тишине

Галина ОБОЛЕНСКАЯ

  Моё тепло

  Париж

  Стрекоза

  Счастливые

  Тетрадь

  Разлука

Надежда ОРАЕВСКАЯ

  Тогда, когда Вы обернулись

  Туман в городе

  Уедем к лужским берегам

Борис ОРЛОВ

  В ладу живите, с миром

  Ты пришёл нас грабить, подлый тать?

  И гнуло, и ломало, и коверкало

  Дом высок и просторен

  К чему вернулся?

  Подлунный мир таким, как есть, приемлю

  И мороз, и ветерок тщедушный

  Метёт метель

Марина ПИМЕНОВА

  Мой старый дом устал уже стареть

  На веранде в дождь

  Буду ли я зари частицей

  Был коротким разговор

  Трава пожухлая ложится

  В Эрмитаже

  Белой пеной в иле тонком

Ирина ПЛАКСИНА

  Вот из окна печальный вид

  Никогда, ни за что, никому

  Про собаку

Диана ПОЗДНЯКОВА

  Загрустило счастье у меня

  Спасибо, Господи, за всё

  К радости слона и бегемота

  Кто помыл улиткин дом?

  Туча толстая, мягкая, будто перина

  Набрала воды в колодце

  На песчаном берегу

  Ты роешь лопаткой канал

Наталия ПОНОМАРЕНКО

  Фиолетовое лето

  Лето кончилось

  Осенний диптих

  Об осени в который раз

  Последний сугроб

Вера ПРАЗДНИЧНОВА

  Город

  Мы не будем мучить кошку…

  Красивая лужа

  Бермудский квадрат

  Колыбельная

Адриан ПРОТОПОПОВ

  Болдинская осень

  Ночью

Алексей РАЗУМОВСКИЙ

  Слово о слове

  Коммуналки

  Димка

  86-ти бойцам 6-ой роты Псковской дивизии ВДВ

  Видение

Аркадий РАТНЕР

  Обыкновенная история

  Когда, не поссорившись, мы разошлись

  Встреча со старым товарищем

  Шёл старый дом на капремонт

Людмила РЕДИНОВА

  Пасхальные свечи

  Берестяная кружка

  Весна – 1974 год

  Насыпь в лукошко ягоды

  Я слышу в протяжном дыхании древнем

Татьяна РЕМЕРОВА

  Старый дом

  Молоково

  И снова весна

  Март

  Ветер перемен

  Дом без хозяйки…

Михаил РЫСЕНКОВ

  Прошуршит бурьяном немой пустырь

  Под Рождество

  Полночь

  Белые дымы в кипящей зелени

  Дни в ноябре, будто мыши, серы

Юрий САННИКОВ

  Что помнит разбойничья кровь киликийских пиратов?

  Из зеркала готической купели

  Нет, печаль несладима, этот плач несладим

  Ты стоишь, словно яблоня полная яблок

  Поэзия пустой мансарды

  Миг пробуждения

Ирина СЕРЕБРЕННИКОВА

  Моему отцу

  Под проливным дождём

  Моей маме

Сергей СИТКЕВИЧ

  Жизнь начинается ночью

  Хорошо, когда зима

  Да нет, ничего подобного

  Запах женщины – это

  Тяжело набухли мочки

  Что ж ты так быстро вертишься

Сергей СКАЧЕНКОВ

  Ты молись! – выше нету инстанций

  Бессонница

  Сентябрь развесит листьев грусть

Игорь СЛАВИЧ

  Когда осенняя бессонница

  Ты помнишь, как рассвет стучался в окна

  Я подарю тебе город

Виктор СОКОЛОВ

  Журчит-ворчит Нева осенняя

  День скатился под уклон

  Мегаполис

  Окунается сад

  Меня опять жена ругает

  Ностальгическое

Григорий СОЛОМЫКИН

  Сентябрь

  Какого цвета у тебя глаза

  Дождливо, но октябрь – что государь

  Я не спешу, и ты, старушка-осень

  Надоело мечтать

  Военных лет блистательная слава

Владислав СТАРИКАН

  Чем я живу – тобой, Россия

  Край очарованный. Свободы

  Луна листву разбудит

  Грустят деревни – нету мочи

Лиля СТАРИКОВА

  Мне видится сырой осенний лес

  Журавли

  Плач младенца

  Зов лебединый

  Обратный путь с востока лёг на запад

  У входа в парк лесничества – бараки

  В сквере тополя в пуху уснули

  Хотя не довелось бывать в Париже

  В тёмный омут я камешек брошу

Елена СУЛАНГА

  Иудина жена

  Ветер дул под утро так неистово

  Иудифь

Владимир СУХОВСКИЙ

  Похвала

  Кастинг

  Своей могучею рукой

  Бабочки

Ирина ТАЛУНТИС

  Читая Блока

  Птиц перелётных принял тёплый юг

  …Раньше срока забрызгало лето

  Я сегодня вымыла окно

  Дел миллион

  Мухомор

  Мои слова за дерзость не сочти

  Молитва

  Начало

  К твоим ногам бросается с мольбой

  Облаков кружевная кайма

  Арбуз

Виктор ТИХОМИРОВ-ТИХВИНСКИЙ

  Дом заколочен

  Мать не пишет мне из Ленинграда

  Тихий дождь

Григорий ТКАЧ

  На ощупь

  Мысли обретают очертанья

  Словно прожилки в мраморе

Маргарита ТОКАЖЕВСКАЯ

  Гончарный круг. Идея волшебства

  Вода и сосны. Берега отвесны

  На синем небе вспыхивали звёзды

  Слезинкой одиночество прольётся

  Торопливое чувство обиды

  Бесконечный заснеженный лес

  Я научусь тому, что не умею

  Этот мир, невозвратный и нежный

  В беспамятстве иных времён

  Задумчивые пальцы антиквара

  Мы, по странам своим разбредясь, будем время нести

  Иероглифы снов нарисованы красками рая

  Остывающий звон. Фиолетовый сумрак

Марина ТОЛЧЕЛЬНИКОВА

  Дальше жестов и слов, и поступков

  Когда-то я точно была океаном

  Август

  Бесконечное лето

  Отдаляясь, становимся ближе

  Ступаю в тебя

  Двери я закрыла за гостями

  Опишешь беду и разлуку

  Снежная музыка

Любовь ФЕДУНОВА

  На емецкой земле

  Черновики Пушкина

Виктор ФЁДОРОВ-ВИШНЯКОВ

  День Победы

  На фотографии старой

  У вагонного окошка

Сергей ФИЛИППОВ

  Роли

  Осенняя симфония

  Двое

  На арене

  О детстве

  Солнечный дождь

  Холостой выстрел

Максим ХАДЮ

  Есть дни… (Перевод с французского Елены Хадюк и Михаила Балашова)

Николай ЧАГЫС

  Старицкий монастырь

Нина ЧИДСОН

  Музыка города

  В обнимку с питерским дождём

  Белые ночи

  Благословенны плачущие

Виктор ЧИРКУНОВ

  Надежда

  Блокадные карточки

  Василеостровские сухари

  Первая осень

Ярослав ШАБЛЯ

  Детство печалей не терпит

  Крылья – чувствам, свет – душе

  В Белоруссии

  В небе – зелено, даль – чиста

Константин ШАТРОВ

  Память детства

  Приглашение в Фонтанный дом

  Лишь ты одна мой друг, гитара

Елена ШУСТРЯКОВА

  Чуть замедлив бег времени всуе

  На улице почти темно

  Я родилась, когда растаял снег

  Скрипка

  Незабываемо красиво

  У матери – ребёнок-инвалид

  Как незатейлива картина

  Чем дольше жизнь

Надежда ЮДИНА

  На Пискарёвском кладбище

  Запустение

  Небесная одиссея

Ольга ЯКУШЕВА

  Двое перед боем

Нора ЯВОРСКАЯ

  Завоёванный город

  Медовый месяц

  Распятой шкурой зверя исполина

  Я женщина. От века и доныне

Краткий биобиблиографический справочник

  Лилия АБДРАХМАНОВА

  Наталия АВДЕЕНКО

  Нина АГАФОНОВА

  Мария АМФИЛОХИЕВА

  Елена АННЕНКОВА

  Татьяна БАКАНОВА

  Михаил БАЛАШОВ

  Вадим БАРАШКОВ

  Мария БОРИСОВА

  Илья БРАГИН

  Алексей БРИЛЛИАНТОВ

  Алла БРОЙН

  Владимир БУРКАТ

  Николай БУТЕНКО

  Елена БЫЧКОВА

  Юрий ВИНОГРАДОВ

  Ольга ВИОР

  Людмила ГАРНИ

  Андрей ГОРДИКОВ

  Татьяна ГРАЧЁВА

  Татьяна ГРОМОВА

  Мария ГРУЗДЕВА

  Андрей ГРУНТОВСКИЙ

  Виктор ГУМЕНЮК

  Александр ГУЩИН

  Яна ДЕКА

  Дмитрий ДУБКОВ

  Юлий ЕЛИСТРАТОВ

  Марина ЕРМОШКИНА

  Ирина ЖАРКОВА

  Валерий ЖИДКОВ

  Николай ЗАЗУЛИН

  Олег ЗОРИН

  Игорь КАЗАНЦЕВ

  Елена КАЧАРОВСКАЯ

  Екатерина КИРИЛОВА

  Зинаида КОННАН

  Игорь КОНСТАНТИНОВ

  Татьяна КУВШИНОВСКАЯ

  Алла КУЗНЕЦОВА

  Мария КУЗЬМИНА

  Татьяна ЛАПШИНА

  Феликс ЛУКНИЦКИЙ

  Генриетта ЛЯХОВИЦКАЯ

  Элеонора МАКАРОВА

  Ольга МАЛЬЦЕВА

  Гелия МАУРА

  Александр МЕФОДИЕВ

  Раиса МЕЧИТАШВИЛИ

  Дмитрий МИЗГУЛИН

  Александр МИХЕЕВ

  Николай МИХИН

  Юрий МОНКОВСКИЙ

  Владимир МОРОЗОВ

  Юлия МОРОЗОВА

  Алекс НАДИР

  Ольга НЕФЁДОВА-ГРУНТОВА

  Людмила НОВИКОВА

  Галина ОБОЛЕНСКАЯ

  Надежда ОРАЕВСКАЯ

  Борис ОРЛОВ

  Марина ПИМЕНОВА

  Ирина ПЛАКСИНА

  Диана ПОЗДНЯКОВА

  Наталия ПОНОМАРЕНКО

  Вера ПРАЗДНИЧНОВА

  Адриан ПРОТОПОПОВ

  Алексей РАЗУМОВСКИЙ

  Аркадий РАТНЕР

  Людмила РЕДИНОВА

  Татьяна РЕМЕРОВА

  Михаил РЫСЕНКОВ

  Юрий САННИКОВ

  Ирина СЕРЕБРЕННИКОВА

  Сергей СИТКЕВИЧ

  Сергей СКАЧЕНКОВ

  Игорь СЛАВИЧ

  Виктор СОКОЛОВ

  Григорий СОЛОМЫКИН

  СТАРИКАН ВЛАДИСЛАВ

  Лилия СТАРИКОВА

  Елена СУЛАНГА

  Владимир СУХОВСКИЙ

  Ирина ТАЛУНТИС

  Виктор ТИХОМИРОВ-ТИХВИНСКИЙ

  Григорий ТКАЧ

  Маргарита ТОКАЖЕВСКАЯ

  Марина ТОЛЧЕЛЬНИКОВА

  Любовь ФЕДУНОВА

  Виктор ФЁДОРОВ-ВИШНЯКОВ

  Сергей ФИЛИППОВ

  Максим ХАДЮ

  Николай ЧАГЫС

  Нина ЧИДСОН

  Виктор ЧИРКУНОВ

  Ярослав ШАБЛЯ

  Константин ШАТРОВ

  Елена ШУСТРЯКОВА

  Надежда ЮДИНА

  Ольга ЯКУШЕВА

  Нора ЯВОРСКАЯ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg