«Тестостерон Рекс»

Тестостерон Рекс (fb2) - Тестостерон Рекс [Мифы и правда о гендерном сознании [litres] 1619K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Корделия Файн

Корделия Файн Тестостерон Рекс. Мифы и правда о гендерном сознании

Посвящается Айзеку и Олли

Но хотя я чувствую ярость, я также полна надежды, потому что глубоко верю в способность людей к созиданию и изменению себя к лучшему.

Чимаманда Нгози Адичи. Мы все должны быть феминистами

TESTOSTERONE REX: Myths of Sex, Science, and Society by CORDELIA FINE

Copyright: © 2017 by Cordelia Fine

Книга издана при содействии Lowenstein Associates и Литературного агентства Эндрю Нюрнберга

Перевод с английского Ксении Чистопольской

Знакомство с Тестостероном Рексом

Одним знаменательным вечером, за семейным ужином, я упомянула, что пришла пора кастрировать нашего молодого пса. Должна пояснить, что у моего старшего сына странный, недетский интерес к таксидермии. С того момента, как у нас появился бойкий любвеобильный пес, сын принялся рассуждать о том, что, когда тот умрет, он останется с нами не только в наших сердцах, но и в качестве изящного, напичканного формальдегидом чучела в гостиной. Для сына моя фраза о кастрации стала шансом не дожидаться того счастливого дня. В восторге отложив вилку с ножом, он воскликнул:

– Сделаем из его яичек брелок!

Последовали оживленные дебаты о достоинствах предложенной идеи.

Я делюсь сценкой из жизни семейства Файнов по двум причинам. Во-первых, я хотела бы привлечь внимание к тому факту, что я жестко отвергла предложение сына – в пику господствующим представлениям о феминистках как о женщинах, для которых нет ничего лучше, чем начать рабочий день, открыв кабинет связкой ключей с болтающимися на ней яичками.

Вторая причина – это полезная метафора. Пара яичек, свисающих со связки ключей, привлекает всеобщее внимание, если не завораживает. “Какой у вас брелок”, – говорили бы люди уважительно. И восхищались бы они не брелоком, а мной, поскольку эта деталь характеризует меня как личность. Твои идиосинкразии, сложности, противоречия, твоя похожесть и непохожесть на тех, кто не носит гениталии как брелок – все это отодвигается в тень. Ты человек с яичками на ключах.

И именно так привлекает и биологический пол. Мы зачарованы им, мы постоянно помним о нем. И зачастую это вполне уместно. В конце концов, пол – женские у вас гениталии или мужские – очевидно важен для размножения. Но категории пола также первичны в наших представлениях о социальном разделении. Когда рождается ребенок, его пол – обычно первое, что мы хотим знать о малыше, и это последняя демографическая информация, которую вы забудете о человеке. Возможно, поэтому неудивительно, что мы часто думаем о биологическом поле как о важнейшей силе развития, создающей не только два типа репродуктивных органов, но и два типа людей1.

В основе такого стиля мышления лежит знакомая эволюционная история (метко названная “биологическим обобщением” одним из ее самых ярых критиков, философом науки из Эксетерского университета Джоном Дюпре2). Как мы знаем, двое родителей человеческого детеныша вносят глубоко неравный вклад в чудо зарождения жизни. По моим грубым подсчетам, матери отводится почти вся жизнь неизбывной благодарности в ответ на пожертвование пухленькой яйцеклетки, около сорока недель полного пансиона in utero, многочасовые схватки и несколько месяцев кормления грудью. Но для отца, который к моменту рождения не дал ничего кроме единственного сперматозоида, быстрый кивок признательности может показаться вполне достаточным. Это фундаментальное половое различие в биологических затратах на ребенка означает, что в нашем далеком прошлом пол требовал разной жизненной стратегии для достижения репродуктивного успеха. И это самый важный аспект – даже сама суть – эволюционной бухгалтерии. Минимальное вложение мужчины в ребенка означает, что он может получать потенциально огромные репродуктивные выгоды от секса со многими женщинами, предпочтительно молодыми и фертильными. Для женщины все не так. В первую очередь ее сковывает доступ к ресурсам, необходимым для заботы о биологически дорогостоящем отпрыске.

Итак, различные версии этой всем известной бухгалтерии поддерживаются в подтипе естественного отбора, называемом половым отбором, – возникающим из преимущества в размножении3, которое иные люди имеют над другими. В результате сформировались разные “сексуальные” характеры. Мужчины эволюционировали в распутников, рисковых и напористых, так как эти качества лучше всего позволяли им накопить материальные и социальные ресурсы, привлекательные для женщин, и обратить сексуальный интерес в репродуктивный доход. Мужчина мог существовать вполне сносно, оставаясь при одной женщине, но хорошие парни никогда не срывали репродуктивный джекпот. Для женщин, с другой стороны, такого рода хищное стяжательское поведение оборачивалось скорее потерями, чем приобретениями. Некоторые авторы полагают, что в процессе эволюции у женщин развилась стратегия интрижек с генетически превосходными мужчинами – это происходило в фертильную фазу менструального цикла, а цель состояла в получении“ хороших генов”4. Но доисторические женщины, чаще всего передававшие свои гены, были не склонны к риску: они заботились о своем драгоценном потомстве и не тратили силы на погоню за любовниками, богатством и славой.

Все это кажется холодной, бесстрастной и бесспорной эволюционной логикой. Феминистки могут сколько угодно бранить патриархат и злобно трясти брелоками из яичек – им не изменить основополагающие правила размножения. Им также не изменить каскад последствий этих правил для мозга и поведения современных людей. Эти последствия затронули, как нам постоянно говорят, даже занятия, находящиеся за пределами самых диких фантазий наших предков – например, выращивание клеточных культур в научной лаборатории или путешествие на жуткой скорости в металлической трубе на колесах. Взгляните, например, как психолог Гейсберт Стут из Университета Глазго объясняет гендерное неравенство в сфере науки, технологии, инженерии и математики:

Люди часто оказываются ведомы бессознательными желаниями. В каменном веке для мужчин было полезно быть охотниками, а для женщин – ухаживать за детьми, и природа помогла им, закодировав эти навыки и встроив их в наш мозг. Это до сих пор влияет на то, как мы сегодня мыслим5.

Должна сказать, что ни один математик или ученый, которых я знаю, в своих исследованиях мало похож на пещерного человека, с копьем охотившегося на кистеухую свинью, но, конечно, в Глазго все может происходить иначе. И похожую связь между прошлым и неравенством в настоящем обнаруживает автор журнала Formula 1:

Человек XXI столетия имеет мозг каменного века.

Люди каменного века, конечно, не участвовали в гонках “Формула-1”, но успехи в выживании и, разумеется, в спаривании привели к тому, что мужской мозг настроился на охоту, агрессивность и любовь к риску. Это было доказано в исследованиях того, как современные мужчины водят автомобиль. Именно поэтому мужчины чаще попадают в аварии со смертельным исходом, чем женщины. Женщины же в прошлом навострились воспитывать и защищать потомство. Конечно, это звучит весьма сексистски, но об этом в унисон говорят исторические факты и недавние научные исследования6.

Конечно! Разве это сексизм – просто сообщать объективные научные выводы? И вообще, разве существуют в наши дни сексисты? Или это просто люди, которые признают, что наши мозги и характеры сформированы эволюционными воздействиями, направленными исключительно на репродуктивный успех, а вовсе не на заботу о том, будут ли женщины гонять в чемпионате “Формула-1” или заседать в корпоративных советах? В конце концов, нейробиолог Ларри Кэхилл из Калифорнийского университета замечает:

Настаивать, что каким-то магическим образом эволюция не оказала биологических, основанных на половом диморфизме воздействий на человеческий мозг или что эти воздействия каким-то образом – магическим – мало или вовсе не влияют на функционирование мозга и поведение, – равносильно отрицанию, что эволюция вообще воздействовала на человеческий мозг7.

Конечно, по мере того как скапливаются исследования о половых различиях в мозге, аргумент, что половой отбор создал два типа человеческого мозга – мужской и женский, все более крепнет8. Возможно, в конце концов Джон Грей был прав, когда утверждал, что мужчины с Марса, а женщины с Венеры? Некоторые ученые утверждают, что хотя средние различия в том, как мужчины и женщины думают, чувствуют и действуют, относительно малы, суммарный эффект очень велик. “Психологически, мужчины и женщины – это почти два разных вида” – заключил один ученый из Манчестерской школы бизнеса9. Кэхилл, в свою очередь, предполагает, что этот эффект похож на то, как множество мелких различий между “вольво” и “шевроле корвет” – небольшие различия в тормозах, скромная несхожесть поршней и так далее – приводят к совершенно различным типам машин10. Возможно, не случайно, что одна из них – хорошая и безопасная семейная машина с вместительным багажником, а другая создана демонстрировать силу и статус11.

Мы часто ведем себя и говорим так, будто люди категориально различаются по полу: мужчины такие, а женщины эдакие. В магазинах игрушек раздельные полки (реальные или виртуальные) предполагают, что биологический пол ребенка легко подскажет, какой вид игрушек его заинтересует. Возможно, в соответствии с давлением полового отбора в нашем эволюционном прошлом, “мальчуковые игрушки” поощряют интерес к спорту, состязательность, доминирование и конструирование. А розовые полки с более нежными подношениями из кукол, домашней утвари и наборов косметики вдохновляют два столпа традиционной женственности – заботу и хорошенькую внешность12.

Некоторые школы хвастаются раздельными классами, аргументируя это тем, что биологический пол формирует полезные категории для педагогических нужд. Например, рекламный слоган школы для мальчиков недалеко от моего дома “Мы знаем мальчиков” предполагает, что, если там однажды появится девочка, это приведет к состоянию глубокого замешательства. “Но мы знаем мальчиков!” – видимо, воскликнут учителя в отчаянии.

Множество книг поддерживают послание тома “Мужчины с Марса, женщины с Венеры”13 с другими названиями, обещающими объяснить, почему “Мужчины как вафли – женщины как спагетти”14, “Почему мужчины хотят секса, а женщины любви”15, “Почему мужчины не слушают, а женщины не могут читать карты”16, “Почему мужчины не гладят”17 и даже “Почему мужчины как прямые линии, а женщины как узор в горошек”18 (прямые линии очень неприветливы, оказывается).

И когда дело доходит до рабочего места, многие консультанты по “гендерным различиям” воспринимают как должное, что биологический пол вполне может заменить полезные навыки. Чтобы увеличить количество женщин на ведущих постах, они рекомендуют работодателям “использовать уникальные качества мужчин и женщин”19. Если у вас почти одни мужчины на руководящих должностях, утверждают авторы книги, – то это все равно что подметать пол с девятью совками и одним веником. Возьмем типичное произведение подобного рода: “Работай со мной: 8 слепых пятен между мужчинами и женщинами в бизнесе”20, к которому уважительно отнеслись в Forbes и The Economist21. Авторы Барбара Эннис и Джон Грей утверждают, что у работников следует культивировать “гендерную грамотность”: понимание мужских и женских взглядов и потребностей, достойную оценку женского таланта к коллективности, сотрудничеству, их интуицию и эмпатию, которые идеально уравновесят мужской подход: состязательность, целеустремленность и порой социальную бестактность.

Если думать о мужчинах и женщинах как о взаимно дополняющих друг друга половинках, то логично поискать ту мощную причину, что создает различия между полами. И если вы думаете сейчас о гормоне, начинающемся с буквы “Т”, вы не одиноки. Тестостерон давно и часто возникает в объяснениях различий между полами. Например, недавняя книга “Тестостерон: секс, власть и воля к победе” нейробиолога Джо Герберта из Кембриджского университета позволяет читателю оценить могущество этого гормона:

После любой дискуссии о влиянии тестостерона на историю человечества во всей ее широте и сложности остается простой факт: без тестостерона не было бы людей, чтобы эту историю творить22.

Вот это вывод, он точно пробуждает пиетет, которого заслуживают яички… по крайней мере, пока вы не поймете, что тот же ход рассуждений применим и к эстрогену, углероду и даже к самому скучному из элементов – азоту. Но все же: Секс! Власть! Воля к победе! Как объясняет Герберт, это именно те мужские качества, которые, в соответствии с обретенной мудростью благодаря нашему эволюционному прошлому, так необходимы для мужского репродуктивного успеха23. Прилив тестостерона во время созревания плода критичен для развития мужских репродуктивных органов. Поддержание высоких показателей тестостерона в пубертате вызывает выработку спермы и развитие вторичных половых признаков, таких как повышенная мышечная масса, волосы на лице, широкие плечи. Вполне разумно предположить, что тестостерон также делает мужчин мужественными24 и в результате мужчины психологически такие, а женщины, у которых его мало, эдакие? Как гормональная суть мужественности, тестостерон мог бы способствовать тому, что желание секса, влечение к власти и воля к победе будут развиваться гораздо сильнее у того пола, для которого это полезно в стратегии размножения.

Мы все знаем, что это значит для равенства полов на работе. Для мужчин более широкий выбор возможностей для спаривания означает, что “всю свою жизнь мужчины придерживаются более рискованной стратегии с более высокими ставками, чем женщины”, как утверждает один ученый25. Так что это означает для надежд на равенство, если тестостерон запускает склонность к приключениям? Конечно, мы должны ценить особые качества, которые проистекают из женского подхода к жизни – из их стратегии низких рисков и ставок. Пока мировые экономики бьются, пытаясь очухаться от опрометчивых рисков, навлекших глобальный финансовый кризис, комментаторы спрашивают, “не слишком ли много тестостерона” на Уоллстрит26, призывая больше женщин-руководителей в финансовую сферу. Ведь для женщины с крошечной капелькой тестостерона в крови все эти субстандартные ипотечные кредиты и сложные деривативные кредиты не будут так заманчивы. Но есть и другая сторона медали. Если, благодаря эволюции и тестостерону, один пол биологически более расположен к рискам и соперничеству, тогда разумно предположить, что этот пол также будет более склонен, скажем, к азартному предпринимательству, автомобильным гонкам или мечтам о власти, и каждый день будет предоставлять ему пьянящую возможность гавкнуть: “Джоне, ты уволен!” Вот как объясняет последствия Дюпре:

Если стремление к статусу – это форма мужского репродуктивного успеха, то мы наконец-то нашли биологическую причину для более низкого статуса женщин. Пусть тогда мужчины добиваются статуса, пока женщины посвящают себя важному делу поддержания молодости27.

Правда, мы, как правило, не считаем, что научные факты определяют нашу жизнь. Из слов ученого, что нечто “естественно” – например, мужская агрессия или изнасилования, – не следует, что мы обязаны это оправдывать, поддерживать или предписывать. Но это и не значит, что науке нечего добавить к социальным дебатам или стремлениям28. Хотя наука и не подсказывает нам, каким должно быть общество – это дело нашей морали, – она может подсказать, как поддержать наши моральные ценности, какие меры для этого стоит принять29. Как говорит философ Джэнет Кеннетт из Университета Маккуори, если эгалитарное общество не является “подлинным шансом для таких существ, как мы… то… эгалитарные рекомендации и идеалы оказываются скомпрометированы”30. Если в мужской природе заложена игра с определенным типом игрушек, желание работать в определенных профессиях, готовность жертвовать семьей и рисковать, чтобы добраться до вершины, тогда, конечно, это говорит нам, на какой тип общества надо надеяться и к какому стремиться. Стут, например, берет на себя труд утешить нас, что его выводы о длительном влиянии нашего эволюционного прошлого на женский интерес к биологии или инженерному делу, “конечно же, не значат, что женщины в современном обществе должны придерживаться традиционных ролей”. Он подчеркивает, что люди должны быть свободны в выборе нетипичной карьеры. Но он также считает, что эта возможность никогда не станет повсеместной и что стремление уравнять женщин в высокооплачиваемых сферах науки, технологий, инженерии и математики “отрицает человеческую биологию и природу”31.

Это заявление показывает, какое бремя ответственности лежит на плечах тех, кто принимает такой взгляд на половые различия: им приходится быть глашатаями неприятной, но неизбежной истины. Принцип полового равенства – ни одному человеку не должно быть отказано в возможности чего-либо просто на основании того, какие гениталии упрятаны у него в трусах – достаточно хорошо усвоен в западном современном обществе. Видимо, завсегдатаи джентльменских клубов крепко спали, когда произошел этот сдвиг в социальных взглядах и законодательстве, но большинство из нас принимает его, и принцип вписан в закон о равных возможностях. Но если мужской пол и женский пол по своей сути различны, тогда равенство возможностей никогда не приведет к равенству исходов. Нам говорят, что “если всевозможные различия свести к единственному слову, это слово будет не «дискриминация», а «тестостерон»”32; что эти половые различия в предпочтениях рисков – “одна из основных причин гендерных различий на трудовом рынке”33; и что, вместо того чтобы беспокоиться о розовых и голубых полках в магазинах игрушек, мы должны уважать “базовые и глубокие различия”34 в типах игрушек, которые предпочитают мальчики и девочки, и “пусть мальчики останутся мальчиками, а девочки – девочками”35.

Вот он, Тестостерон Рекс: эта знакомая, правдоподобная, убедительная и могущественная история о поле и обществе. Сплетая воедино взаимосвязанные тезисы об эволюции, о мозге, гормонах и поведении, она предлагает складный и убедительный рассказ о долгом и, казалось бы, непреодолимом половом неравенстве. Тестостерон Рекс может показаться непобедимым. Когда бы мы ни обсуждали тему полового неравенства и попытки борьбы с ним, он маячит в комнате гигантскими слоновьими яйцами. А как же наши эволюционные различия, несхожести мужского мозга и женского? А как же весь этот мужской тестостерон?

Но копните немного глубже, и вы увидите, что взгляд, отвергающий Тестостерон Рекс, не требует отрицания эволюции, различий или биологии. На самом деле, именно учет этих факторов в основе его опровержения. Как покажет эта книга, Тестостерон Рекс все понимает неверно, неверно и еще раз неверно. Современное научное понимание динамики полового отбора, влияния пола на мозг и поведение, отношений между тестостероном и поведением, а также связей между нашим эволюционным прошлым и возможным будущим в корне не приемлет перспективу Тестостерона Рекса.

Бесспорно, естественный отбор сформировал наш мозг и наши тела. Если и существуют феминистские креационисты (а это уж слишком неправдоподобная комбинация мировоззрений), я могу уверить вас, что сама таковой не являюсь. Но как объясняет первая часть этой книги, “Прошлое”, знакомая версия полового отбора “биологическое обобщение” сейчас определенно выглядит слишком древней. Десятилетия исследований в области эволюционной биологии расшатали ключевые постулаты, которые когда-то считались универсальными для всего животного царства, где трудолюбивые, но не обремененные воспитанием самцы борются за застенчивых, заботливых, занятых воспитанием детенышей самок. Естественный половой порядок оказывается удивительно разнообразным, и мы тоже привносим свои уникально человеческие особенности в историю полового отбора. Уже много лет наука переписывает и очеловечивает эту эволюционную повесть – и довольно мало остается от старой сказки, которая лежит в основе Тестостерона Рекса, как покажут первые три главы.

“Прошлое” стирает старые предположения о том, что универсальные принципы полового отбора неумолимо способствовали эволюции двух типов человеческой природы, мужского и женского. Это открывает путь второй части – “Настоящее”, которая продолжает убеждать нас в том же за пределами сексуальности. Излишне говорить, что в наши дни мы все согласны: “природа” и “воспитание” взаимодействуют в нашем развитии. Но в интеракционистской позиции Тестостерона Рекса биологический пол – “базовая, устойчивая, могущественная и непосредственная причина человеческих решений”36. Пол фундаментален, так он утверждает. Это вечное, неизменное семя, из которого разворачивается мужская или женская программа развития. Опыт играет вторичную роль в индивидуальной истории развития по отношению к мужскому мозгу и мужской природе или женскому мозгу и женской природе. Конечно, есть вариации – не все мужчины одинаковы, как и не все женщины. Но из всего этого “шума” индивидуальных различий может быть извлечена мужская или женская “суть”: особенности мужественности и женственности – естественные, незыблемые, абстрактные, исторически и кросс-культурно неизменные, основанные на глубоких биологических факторах37. Когда мы говорим “пусть мальчики останутся мальчиками” или обвиняем прогрессивные нововведения в попытках “идти против природы”, мы предполагаем, что существуют такие эволюционно заложенные исходы, или “сущности”38.

Но как покажут главы 4 и 5, хотя генетические и гормональные компоненты пола, безусловно, влияют на развитие и функционирование мозга (мы ведь не бесполые чистые листы), пол – это всего лишь один из многих взаимодействующих факторов. Мы адаптировавшийся вид, разумеется, но мы необычайно гибкие. За пределами гениталий пол удивительно динамичен и не только открыт влиянию гендерных конструктов, но и опирается на них. Пол не предписывает нам мужской или женский мозг, мужскую или женскую натуру. Не существует обязательных мужских или женских черт – даже когда дело доходит до склонности к риску и состязательности, характеристик, которыми регулярно объясняют, почему мужчины чаще добиваются успеха.

Так как же сюда вписывается тестостерон? Как он создает маскулинность, если не существует единого способа быть мужчиной и нет общего мужского начала? Тестостерон влияет на наш мозг, тело, поведение. Но как объясняет глава 6, он не король и не делатель королей[1] – не могущественная гормональная суть состязательной, склонной к риску маскулинности, каким его часто считают. Поэтому, хотя будет честным признать, что преимущественно мужчины навлекли на нас глобальный финансовый кризис, модное сейчас утверждение, будто “это сделал тестостерон” и, следовательно, “эндокринное разнообразие” спасет нас39, – превосходный пример того, что бывает, когда искаженное мышление Тестостерона Рекса применяется к исследованиям и публичным дебатам, как показывает глава 7.

Так что мы будем делать с этим новым и только возникающим научным пониманием отношений между полом и обществом?

Финал книги, “Будущее”, заглядывает вперед. Смерть Тестостерона Рекса и прибытие его научного преемника должны преобразить наши мысли о будущем социальных изменений. В последней главе объясняется, почему мы больше не можем считать, что половые различия считаются “биологическими”, “врожденными”, кросскультурно универсальными проявлениями половых адаптаций, которые нельзя изменить. Так чего мы хотим как общество?

Без сомнения, Тестостерон Рекс переживет критику, которой он подвергнется в этой книге, и – как чучело домашней собаки, которое переживает свой естественный век, – продолжит появляться на публике и в научном воображении. Однако надеюсь, он выйдет из этой драки тяжело раненным. Или хотя бы слегка потрепанным.

Но я серьезно: Тестостерон Рекс – вымерший вид. Он неверно представляет наше прошлое, настоящее и будущее, он сбивает с пути научные исследования и устанавливает неравный статус-кво. Пора попрощаться с ним и двигаться дальше.

Замечание о терминологии

Некоторое время назад мой младший сын забуксовал, делая домашнее задание, потому что не был уверен, использовать ли слово “пол” или “гендер”, чтобы описать упражнение в школьном лагере, которое нужно было делать в парах мальчик – девочка.

– Что ж! – воскликнула я с ликованием, когда он спросил, как будет правильно, и возрадовалась про себя идеальному моменту для феминистского обучения. – Это очень любопытный вопрос, Олли. Попробую объяснить.

При этих словах старший брат Олли тихонько охнул. Если вы можете представить себе лица зрителей, когда маленький голландский мальчик внезапно вынул пальчик из дырочки в плотине[2], у вас будет примерное представление о выражении его лица.

Со спокойным достоинством проигнорировав его взгляд, я начала проповедь о принципах терминологии, но была почти тут же прервана.

– Скажи мне, какое слово, мама, – нетерпеливо сказал сын. – У меня еще задачки на умножение. Нужно “пол” или “гендер”?

Его неуверенность неудивительна. С конца 1970-х годов слово “гендер” стало использоваться для разграничения биологического пола и мужских и женских качеств и статусов, которые общество определяет как мужские или женские. Идея заключалась в том, что отсылка к “гендеру” подчеркивает роль социальных конструктов (которые общество определяет как мужские или женские) в создании различий между полами в противоположность неумолимо действующей мужской или женской биологической природе1. Но этот взгляд продержался недолго. С начала 1980-х слово “гендер” также начало использоваться вместо слова “пол” как способ уточнения, является ли организм с биологической точки зрения мужским или женским – даже если это животное, а не человек2. В наши дни, например, в опросах регулярно просят указать “ваш гендер”, хотя ожидается, что ответ будет основан на том, имеет ли человек влагалище или пенис, а не на том, каковы его гендерные психические качества или предпочтения. Клерк, рассматривающий ваше заявление на открытие кредитной карты, не оценит, если вы, вместо того чтобы поставить галочку в одном из квадратиков, пуститесь в рассуждения, что в каком-то смысле ваш гендер мужской, а в каком-то не менее важном аспекте женский. Сдвиг в использовании лишил слово “гендер” его изначального значения и функции3. Теперь вместо него феминистские ученые используют термин “пол/гендер” или “гендер/пол”, чтобы подчеркнуть, что, когда вы сравниваете два пола, вы всегда смотрите на результат смешения биологического пола и социальных гендерных конструктов4. Но хотя это вполне разумно (как я покажу в главах 4 и 6), это не слишком благоприятствует легкому чтению. По этой причине я использую “пол”, когда описываю сравнения, основанные на категориях биологического пола, и “гендер”, когда обращаюсь к социальным атрибуциям.

Моя вторая жертва научной педантичности ради лучшей читабельности – использование слова “промискуитетный” (вместо таких более специфических и точных терминов, как “полигинный”, “экстрадиадическое спаривание”, “полиандрический” и “множественное спаривание”), пусть этот термин недолюбливают в эволюционной биологии5. Хотя “промискуитетный”, “неразборчивый” – весьма оценочный термин, в данной книге он не несет никакого морального осуждения. Даже в рассказе о разнузданных птичках песочниках в главе 16.

Часть первая Прошлое

Глава 1 Занимательные мушки

В далеком и туманном прошлом, в котором теряется история моих свиданий, я встречалась с мужчиной, ездившим на “мазерати”. Я проговорилась об этом маме, и она ответила неестественно бодрым тоном, что использует всякий раз, когда, из уважения к моей формальной взрослости, хочет скрыть свою убежденность, что мое поведение неумолимо влечет меня к катастрофе. “Надо же, «мазерати»! – воскликнула она. – А у него много подружек?” У этого толстого намека интересная научная история. В середине прошлого века британский биолог Ангус Бейтмен провел серию экспериментов на плодовых мушках. Они стали рогом изобилия для заявлений о психологических различиях, которые возникли в процессе эволюции между мужчинами и женщинами. Если вы когда-нибудь слышали мнение, что мужчины водят “мазерати” по той же причине, по которой павлины отращивают пышные хвосты, знайте: это отголоски того самого эпохального исследования. Оно было вдохновлено дарвиновской теорией полового отбора – спорной концепцией в его общепринятой теории естественного отбора. (Естественный отбор – это процесс, в котором частота разных версий наследуемого признака меняется со временем, так как некоторая степень его выраженности приводит к большему репродуктивному успеху особи среди ей подобных.) Теория полового отбора была отчасти попыткой объяснить загадку, почему самцы некоторых видов экстравагантно пестрые, словно хвост павлина. Эти явления требовали объяснений, так как не вписывались в дарвиновскую теорию естественного отбора. В конце концов, если главная цель вашей жизни – постараться, чтобы вас не съело другое животное, то длинные, яркие, развевающиеся на ветру перья хвоста – не лучшее приобретение.

Дарвиновское объяснение опиралось на подробные наблюдения за животными и их брачными играми. Как написал журналист Nature о том периоде в истории, “несмотря на репутацию викторианской эпохи как ханжеской… оставалось мало уголков мира, где токующие животные могли избежать дотошного натуралиста”1. Эти полевые исследования подвигли Дарвина написать в “Происхождении человека и половом отборе”, что причина отличий мужчин от женщин

…похоже, заключается в том, что самцы почти всех животных имеют более страстную натуру, чем самки. Поэтому именно самцы сражаются друг с другом и усердно красуются перед самками2.

Касательно борьбы, которую ученые называют внутриполовой конкуренцией, Дарвин предположил, что из-за нее некоторые особенности, такие как внушительный размер или пугающе громадные рога, у самцов отбираются чаще. Это происходит потому, что такие признаки увеличивают репродуктивное преимущество самца, помогая ему бороться с другими самцами за доступ к самкам. С другой стороны, более причудливые особенности, такие как роскошное оперение, приятный запах или затейливая песня, положительно влияют на репродуктивный успех самца, увеличивая его привлекательность для самки как полового партнера. Эта динамика называется межполовой конкуренцией.

Дарвин признавал, что схема, которую он описал, иногда работает в обратную сторону, и самки оказываются более состязательными и красивыми, а самцы более избирательными и менее эффектными. Но это менее распространено, так как, считает Дарвин, выбирают чаще самцов, чем самок. Он заключил, что это как-то связано с малым размером и мобильностью сперматозоидов по сравнению с яйцеклетками. Но именно Бейтмен, подхватив его идею и развив ее, предложил первое убедительное объяснение, почему именно самцы состязаются, а самки выбирают между ними.

Целью его исследования было проверить предсказания теории полового отбора. Как и естественному отбору, половому отбору необходима изменчивость репродуктивного успеха: если все одинаково успешны в производстве потомства, нет основания для исключения менее успешных особей. Если, как предположил

Дарвин, половой отбор более строг к самцам, это означает, что у них больше изменчивости в репродуктивном успехе, чем у самок, то есть больший разброс между наименее и наиболее репродуктивно успешными особями. Бейтмен первый решил проверить это утверждение3.

Он провел шесть серий экспериментов, в которых самцы и самки плодовых мушек (Drosophila melanogaster) были заперты вместе в стеклянных контейнерах на три-четыре дня. На исходе этого периода Бейтмен проверял, сколько потомства произвел каждый самец и каждая самка и от скольких партнеров. Для этого ему потребовалась большая изобретательность, так как молекулярная биология, которая сегодня позволяет продавать наборы для определения родительства в супермаркетах, в 1940-х годах еще не существовала.

Если говорить в терминах киноискусства, Бейтмен придумал нечто среднее между “Франкенштейном” и “Большим братом”. Каждая мушка в его серии имела характерную мутацию: у кого-то были очаровательные клички (такие, как Щетинка, Лысый, Волосатое Крыло), у других свойства были более жуткие (например, мушка с миниатюрными глазами или даже безглазая “микроцефальная” мушка). Каждая мушка имела один доминантный мутантный аллель (одну из двух копий гена) и рецессивный нормальный аллель. Если вы припомните школьную биологию, примерно четверть потомства должна была получить мутацию от матери и отца, четверть – только от отца и еще одна четверть – только от матери (последние счастливые 25 % потомства не получали никаких мутаций). Этот принцип генетического наследования позволил Бейтмену оценить, сколько потомства от каждой мужской и женской особи было получено и сколько разных партнеров у мушки было.

Результатом шести серий спаривания стал первый научный доклад о большей изменчивости репродуктивного успеха у мужских особей. Например, 21 % самцов не смог произвести потомства по сравнению только с 4 % самок. Самцы также отличались большей изменчивостью по предположительному количеству партнеров. Но именно связь этих двух фактов стала основой объяснения, почему мужчины соревнуются, а женщины выбирают: Бейтмен заключил, что мужской репродуктивный успех возрастает с промискуитетом, а женский – нет. Его критически важным выводом была уже знакомая нам идея, что успех самца в производстве потомства сильно ограничен количеством самок, которых он сможет оплодотворить, в то время как самка ничего не достигает от спаривания с более чем одним партнером (поскольку первый партнер и так снабдит ее гораздо большим количеством спермы, чем ей нужно).

Любопытно, что исследование Бейтмена не замечали более двадцати лет4. Но позже его аргумент был расширен в знаковой статье эволюционного биолога Роберта Трайверса5. В этой работе экономика производства яйцеклетки и спермы была рассмотрена более подробно, выражена в терминах большего вклада самки – крупная драгоценная яйцеклетка по сравнению со скромным мужским вкладом – единственный крошечный сперматозоид. Трайверс также указал, что неравнозначные затраты на воспроизводство могут не ограничиваться половыми различиями в размерах пожертвованных гамет (то есть яйцеклетки и сперматозоида), а распространяться на вынашивание, лактацию, кормление и защиту. Я уверена, что любая читательница, у которой есть опыт материнства, согласится с аргументом о важности женской репродуктивной роли у млекопитающих. (Лично я осознала эту глубокую истину во время первой беременности, когда прочитала яркое описание родов как физического подвига, когда человек пытается выбраться из машины через выхлопную трубу.) Больше вкладывающий в воспроизводство пол – обычно женский – должен выбрать лучшего самца из возможных, размышлял Трайверс, поскольку затраты на низкокачественное спаривание будут значительными. Но самцам лучше состязаться с другими самцами, чтобы распространить свое дешевое, запущенное в массовое производство семя среди как можно большего числа самок. Отсюда следует вывод, заключал Трайверс, что самец обычно мало теряет и много приобретает, забывая о существующем потомстве и пускаясь на поиски нового партнера.

Парадигма Бейтмена, когда ее заметили, на долгое время стала “основополагающим принципом и краеугольным камнем теории полового отбора”. Эволюционный биолог Университета Сент-Луиса (штат Миссури) Зулейма Танг-Мартинес пишет:

До недавнего времени непререкаемые постулаты в исследованиях полового отбора заключались в том, что яйцеклетки требуют больших затрат, а сперматозоиды неисчерпаемы и дешевы, что самцы должны быть промискуитетны, а женщины – избирательны и спариваться только с одним лучшим самцом и что должна быть большая репродуктивная изменчивость среди самцов (по сравнению с самками), потому что именно самцы состязаются за самок и спариваются больше чем с одной самкой. Так как самки, предположительно, спариваются только с одним самцом, это значит, что некоторые самцы могут спариваться со многими самками, в то время как другие – с немногими или даже ни с кем. Эта репродуктивная изменчивость приводит к половому отбору черт, которыми обладают более успешные самцы6.

Безусловно элегантные рассуждения Бейтмена, развитые Трайверсом, обрели статус универсальных принципов на многие годы. Они также стали основой для заявлений об эволюционных различиях между женщинами и мужчинами, в которых павлиньи хвосты заменялись “мазерати”, шикарными офисами и большими сверкающими призами. Просто замените фразу “много самок” на “много подружек”, а “признаки, которыми обладают более успешные самцы” на “мазерати, которыми обладают более успешные мужчины”, и все сойдется. С эволюционной точки зрения женщина, стремящаяся к высокому статусу, – это примерно как рыба, мечтающая о велосипеде.

Но за последние несколько десятилетий в эволюционной биологии произошел настолько значительный концептуальный и эмпирический переворот против полового отбора, что, по словам одного профессора в этой области, с которым я говорила, классические труды Бейтмена и Трайверса теперь цитируют разве что из сентиментальности. И поэтому удивительно, что первые данные, опровергающие эту теорию, принадлежат самому Бейтмену.

Хотя выводы Бейтмена вызывают в воображении образ особняка Playboy или хорошо укомплектованных гаремов, нам необходимо вернуться к стеклянным контейнерам. Только в нашем молодом столетии ученые заметили, что это (кхм) судьбоносное исследование никогда не воспроизводилось и даже не изучалось как следует, и современные эволюционные биологи Брайан Снайдер и Патриша Говэти решили к нему приглядеться. Как они признают, они вернулись к исследованию со многими преимуществами, которых Бейтмен был лишен. Преимущества включали современные компьютеры, более изощренные статистические методы и – осмелюсь я добавить? – пятьдесят лет феминистских открытий о том, как культурные убеждения могут повлиять на научный процесс7. Как и другие современные критики Бейтмена, Снайдер и Говэти выразили ученому уважение и восхищение его “революционным” методом. Но, как они указывают, учитывая его “фундаментальную природу”, было “важно убедиться, что данные Бейтмена надежны, его анализ верен, а выводы оправданны”8. Но подвтерждений этому не последовало. Проверка Снайдера и Говэти обнаружила значительные проблемы.

Для начала, как вы помните, Бейтмен использовал разные мутировавшие штаммы Drosophila, чтобы делать выводы о репродуктивном успехе исходя из конкретных переданных каждому потомку наборов аномалий. Если этот метод оставил вас в брезгливом размышлении о жутких мушках, которым не повезло унаследовать и материнскую и отцовскую мутацию, вы в одном шаге от серьезной проблемы: эти мутации повлияли на живучесть потомства, и Бейтмен подсчитал лишь выживший молодняк9. Но если, с другой стороны, мушка была более способна выжить, так как имела лишь одну мутацию или ни одной, тогда отпрыск приписывался, в лучшем случае, лишь одному родителю. Так как происхождение столь многих потомков было полностью или частично не определено, это оставляло большие возможности для ошибок. Бейтмен упомянул эту проблему, а Снайдер и Говэти подсчитали ошибки. Они заметили, что данные двух третей экспериментов Бейтмена свидетельствовали о том, что самцы производили больше потомства, чем самки, что логически невозможно, так как каждый отпрыск имеет и отца и мать. Иными словами, данные были искажены в сторону подсчета потомства самцов10. Этот перекос важно было заметить, так как сама задача исследования заключалась в том, чтобы сравнить изменчивость репродуктивного успеха самцов и самок, а данные были искажены таким образом, что предположительная изменчивость самцов была преувеличена.

Даже если не затрагивать источник искажения данных Бейтмена, остается важная проблема, впервые поднятая Танг-Мартинес и Брандтом Райдером11. Отметив, что исследование Бейтмена было “изобретательным и элегантным”12, они также указали, что его знаменитое открытие, согласно которому лишь самцам выгоден промискуитет, – ставшее бессмертным универсальным принципом, – в действительности было применимо только к последним двум сериям экспериментов. По причинам, которые остаются неясными13, Бейтмен проанализировал данные из первых четырех серий отдельно от последних двух и представил их в двух разных графиках. Примечательно, что самки показали больший репродуктивный успех с большим числом партнеров в первых четырех сериях, хотя и менее выраженный, чем у самцов. Но в разделе обсуждения в своей статье Бейтмен сфокусировался преимущественно на результатах, которые соответствовали идее состязательных самцов и избирательных самок. Как замечает Танг-Мартинес, этот избирательный фокус затем был перенят другими:

За некоторыми исключениями большинство последователей представляли в своих работах только данные из серий 5 и 6 (второй график Бейтмена) и полагались на них. В общих рассуждениях о половом отборе и даже в учебниках по поведению животных почти всегда оказывался только второй график, и обсуждение было ограничено этими результатами обычно как объяснение, почему мужчины промискуитетны, а самки скромны и избирательны. Результаты серий 1–4 и любые рассуждения о росте [репродуктивного успеха] самок как следствии количества самцов, с которыми они спаривались, фактически исчезли из литературы14.

Чтобы увидеть, как результаты выглядели бы без очевидно произвольного разбиения экспериментальных серий, сделанного Бейтменом, Снайдер и Говэти заново проанализировали данные из всех шести серий, объединив их. Как радостно заявляют исследователи, если бы только Бейтмен сделал это сам, он мог бы с гордостью сообщить о первом доказательстве репродуктивной выгоды женского промискуитета! Репродуктивный успех увеличивался с числом партнеров и у самок, и у самцов, причем примерно в равных долях. Учтя это вместе с перекосом в сторону подсчета отцовских отпрысков, ученые заключили, что “в данных Бейтмена нет серьезной статистической основы для вывода, что репродуктивный успех самок не увеличивается с числом партнеров”15.

Бесспорно, из-за того что идеи Бейтмена противоречили его данным, наука буксовала. Конечно, эволюционные биологи, интересующиеся половым отбором, не бездельничали десятилетиями по причине того, что старина Бейтмен открыл все, что им было нужно, еще в 1948 году. Они были заняты экспериментами, и современные исследования обнаружили множество видов, для которых принципы Бейтмена действительно применимы16. Однако Drosophila melanogaster оказалась лишь одним из многих существ, для которых эти принципы не работают. В 2012 году в академическом журнале поведенческой экологии появился длинный список из 39 видов всего животного царства, у которых, как обнаружили ученые, женский промискуитет приводит к большему репродуктивному успеху17. И хотя у многих видов промискуитет все же более выгоден самцам, иногда выгода одинакова для самцов и самок (например, у сосновых бурундуков и восточных тигровых саламандр)18.

В противоположность историческому пониманию, что промискуитет в целом вотчина самцов, теперь ясно, что женский промискуитет распространен во всем животном царстве: от плодовых мушек19 до горбатых китов20 – и “повсеместен” среди приматов21. Это открытие стало возможным благодаря тестам на отцовство, позволившим ученым снять покров тайны, под которым скрывался безудержный женский промискуитет (в основном многих видов птиц, считавшихся моногамными)22. Представьте себе токовище – некую арену, на которой самцы состязаются друг с другом и где “победитель забирает все” в смысле доступа к самкам. Это случай состязательных самцов и разборчивых самок. Но у некоторых видов при более внимательном изучении с тестами на отцовство оказывается, что все происходит наоборот. Например, двухлетние наблюдения за канадским песочником, очаровательной птичкой из семейства бекасовых, показывают, что в соответствии с традиционными ожиданиями тока один удачливый самец вовлекается в 80 % спариваний в первый год и в 100 % во второй год23. Можно было бы подумать, что для него игра стоит свеч. Но тестирование ДНК свыше 160 высиженных птенцов на отцовство показало, что многое происходит “за кулисами”. Далеко не один и не два самца срывают репродуктивный джекпот: минимум пятьдесят девять самцов оплодотворяют яйца в сорока семи протестированных выводках (яйца из одного выводка могут иметь разных отцов)! Это значит, что “отцов было больше, чем матерей”24. Помните, предполагается, что есть только один отец, которого делит целое сообщество матерей. Более того, большинство самцов имело потомство с одной самкой, но удивительные 40 % выводков имели больше одного отца.

Трудно придумать больший контраст традиционному пониманию, как происходит ток. Представьте женщин в гареме в разговоре с султаном: “О, нет, этот ребенок не твой – это дочка второго лакея… Э? А, извини. Он тоже не твой, это сын шофера. Погоди, султан, мы найдем твоего ребенка. Надия… Надия! Помнишь, который из этих детей от султана? О, да, верно. Вон тот мальчик, что играет со своим сводным братом. Он твой. Почти уверена”.

Вообще, поразительные сообщения о женском промискуитете появлялись еще в 1960-1970-х годах, как указывает поведенческий эколог Сара Блэффер Хрди из Калифорнийского университета в Дейвисе. Возьмем крупных кошачьих, например львицу, которая должна во время гона спариться более сотни раз за день с разными львами. Или павианов, которые активно стремятся к множественным коротким спариваниям25. И все же подобные наблюдения не произвели достаточного эффекта, возможно, потому, как насмешливо пишет Хрди, что “теоретически феномен не должен был существовать”26. (Как саркастически замечают антропологи, “я бы не увидел этого, если бы сам в это не верил”27.)

Хрди может предъявить претензию самой знаменитой идее о женской моногамии. Будучи выпускницей Гарвардского университета, она изучала серых лангуров в Индии и заметила, что самки часто соблазняют самцов, не являющихся “их так называемыми держателями гаремов”. Вот как Хрди описывает свое постепенное просветление:

Я впервые познакомилась с лангурами, видом, которым я потом занималась около 10 лет с перерывами, когда увидела самку возле пустыни Тар в Раджастане. Она быстро поднималась по крутому гранитному каньону, покидая свою семью, чтобы соблазнить самцов из чисто мужской группы. В то время я не могла объяснить поведение, которое казалось мне странным и непонятным. Только со временем я убедилась, что такое “распутное” поведение было обычным делом в жизни лангуров28.

Учитывая риски и затраты таких “избыточных” спариваний (например, болезнь, хищники, которые могут напасть на одинокое животное, а также потеря времени и энергии, которые можно было бы потратить на что-то еще), это было поведение, требующее объяснения. (Хрди предположила, что оно помогало оставить открытым вопрос об отцовстве, из-за чего малыша могли пощадить при нападении.) С момента этого знаменитого научного открытия, ученые придумывали различные хитроумные объяснения преимущества, которое самки получают от множественных спариваний. Поскольку будет только справедливо, если самки тоже получат возможность эволюционного оправдания измены (шепот-моих-генов-заставил-меня-сделать-это), я представлю несколько таких идей. Предположительная польза женского промискуитета состоит в генетических выгодах, более здоровом потомстве, возможности устроить состязание сперматозоидов, которое исключит слабых особей. Также есть предположение, что самки спариваются с несколькими самцами, чтобы саботировать репродуктивный успех соперниц, истощая местные запасы спермы29.

Последняя возможность кажется более подходящей для Доктора Зло, чем для матушки-природы, но это оттого, что идеи Бейтмена затенили представление о женской конкуренции30. На протяжении многих лет считалось, что, так как даже самая посредственная самка может совершить скромный подвиг и оплодотвориться страстным самцом, все половозрелые самки размножаются с равным успехом. Поэтому самки должны испытывать меньшее давление отбора для развития признаков, которые дают им репродуктивное преимущество над другими самками. Но, как заметила Хрди более тридцати лет назад, и современные исследования продолжают это подтверждать, статус самки и ее ситуация могут иметь важные последствия для ее репродуктивного успеха – особенно в длительной перспективе, когда несоответствия в мужском репродуктивном успехе могут до какой-то степени выровняться, так как самцы по очереди становятся “царями горы”31. Среди приматов, например, овуляция самки с низким статусом может быть подавлена доминантными самками или другие самки могут преследовать ее, пока не случится выкидыш. Если же она все-таки выносит детеныша, у него меньше шансов выжить и преуспеть из-за плохого питания, нападений или даже инфантицида, совершаемого соперницами. Ужасно, но эти разбойницы даже съедают убитых ими детенышей. Между тем самки шимпанзе с более высоким статусом размножаются быстрее, у их детенышей больше шансов выжить, видимо, из-за доступа к более богатым источникам пищи32.

Ресурсы и статус много значат для самок. (Конечно, сейчас самое время напомнить себе, что выражение “очередность клева” мы получили благодаря наблюдению за курами.) Доминантные самки млекопитающих получают больше пищи лучшего качества, доступ к воде и местам гнездования, у них меньше риска быть растерзанными хищником – иными словами, “больший репродуктивный успех доминантных самок распространен среди разных видов млекопитающих”33. Так как они имеют все необходимое для беременности, лактации, а для подросших детенышей – еду, защиту, возможно, уютное гнездышко или привилегированное пользование пастбищами, это вполне понятно. Те, кто лучше способен состязаться за материальные и социальные ресурсы, скорее передаст свои гены следующему поколению и даже – благодаря качеству потомства или наследованию ранга34 – более отдаленным потомкам35.

Короче говоря, ни промискуитет, ни конкуренция ради достижения репродуктивного успеха не являются исключительными качествами самцов.

И третий аргумент против идей Бейтмена заключается в том, что самцы тоже бывают избирательными.

Это, разумеется, бессмысленно, если вы начинаете с предположения, что для них спаривание дается по минимальной цене единственного сперматозоида из бездонного запаса. Но это большое заблуждение. Возьмем, к примеру, предположительно головокружительное изобилие и пустячную стоимость мужской спермы. Как указывают некоторые ученые, наблюдение и личный опыт свидетельствуют, что самцы не предлагают единственный сперматозоид в обмен на яйцеклетку36. Вместо этого они выдают миллионы сперматозоидов за раз (у людей где-то двести миллионов)37, плавающих в богатых выделениях железы. И хотя у разных видов ситуация может варьироваться, биологи заключили, что в целом “устаРевшее представление, будто самцы могут легко производить неограниченное число сперматозоидов, заведомо ложно”38. В самом деле, у самцов одного вида пауков сперма заканчивается после первого спаривания39. Также единичная эякуляция может быть недостаточна для оплодотворения, что увеличивает биологические расходы40. Есть и другие затраты на спаривание, помимо спермы. Самцы многих видов преподносят самкам “свадебные дары”, такие как питательная сперма, пойманная добыча или даже части собственного тела. И у многих видов, у которых коитус чуть более изощрен, чем брутально эффективное столкновение гамет, на ухаживание тратятся время и силы.

В целом у самцов некоторых видов есть хорошие репродуктивные причины для разборчивости. Литература на эту тему снабжает зоопсихолога-любителя множеством захватывающих случаев, которые косвенно иллюстрируют, что для самцов спаривание имеет значительную биологическую цену41. Самцы некоторых видов (как клоп щитник и рыба-попугай) справляются с проблемой затраты спермы по методу Скруджа, нехотя “дозируя объем эякуляции”42 в зависимости от репродуктивного качества получающей сперму самки43. Другие, как сумчатая мышь Antechinus, выбирают противоположный подход – транжирство и сношаются до смерти во время короткого периода случки44. Цена секса для самца паука Argiope keyserlingi столь высока, что он спаривается лишь раз в жизни. Как мне объяснил эволюционный биолог Марк Элгар из Мельбурнского университета, так происходит потому, что во время этого радостного события “он по глупости ломает свой копулятивный аппарат, и самка избавляет его от стыда, съедая его”45. Другие виды снижают затраты, выбирая целомудрие. В лаборатории Элгара самцам палочника Маклея предлагают спариваться каждую неделю. Хотя им все равно весь день делать нечего, кроме как притворяться палочкой, они решают спариваться лишь в 30–40 % случаев46. Жук мучной хрущак, кузнечики-мормоны и скворцы обычно столь же безразличны к обаянию самок47. В самом деле, оказывается, даже самцы Drosophila, за которыми закрепился образ волокит, порой отказываются от заигрывания похотливых самок предположительно потому, что берегут свою сперму для подходящей партнерши48.

Учитывая все проблемы оригинальной работы Бейтмена, неудивительно, что, как оказывается, простых соотношений между родительским вкладом и родительской заботой тоже не существует. На многие годы люди настолько увлеклись головокружительными репродуктивными возможностями самцов, что забыли спросить, откуда берутся все эти готовые к соитию самки49. Факт, что большинство самок уже могут быть заняты существующим отпрыском, упускался. В целом репродуктивный успех самцов не может превзойти успех самок вследствие простого факта, что каждый детеныш имеет и отца и мать. Как указывают эволюционные биологи Ханна Кокко и Майкл Дженьонс, теоретическая возможность, что самец может произвести десятки потомков, если спарится с десятками самок, не так значима, если в реальности только несколько самок доступны для спаривания, а конкуренция за них напряженная. Как они говорят, теория родительского вклада Трайверса

…подспудно подразумевает, что лучшей реакцией самцов, которые сталкиваются с большим количеством соперников, чем самки, – больше инвестировать в оружие, окраску и другие черты, которые увеличивают доступ к партнершам. Однако существует весомый контраргумент: когда становится туго, лучше придумать что-то еще50.

Прекрасный пример – жуки-носороги51. Крупные самцы этого вида отращивают длинные рога и воинственно охраняют входы в туннели, которые самки используют для спаривания и заботы о яйцах. Но пока рогатые самцы борются у входа в туннели, мелкие самцы используют другую стратегию, которая не требует ни рогов, ни битвы. Они просто проникают в туннель через боковой вход, находят самку и спариваются. (Самки, кстати, не выказывают особого предпочтения более мужественным ухажерам.) В этом случае у самцов есть выбор между двумя репродуктивными стратегиями, и умный подход обходит дорогостоящую агрессивность и вооружение. Но самцы других видов могут предпочесть что-то еще, а именно отцовскую заботу. Развивается ли у вида отцовская забота, зависит от взаимодействия многих разных факторов, которые еще не до конца изучены. Но определенно она более распространена у птиц и рыб, чем у млекопитающих, у которых беременность и лактация налагают биологические обязанности на мать. И все же исключения есть и у приматов, у которых распространена отцовская забота: “многие самцы привычно защищают, спасают, охраняют, сидят с малышами, усыновляют, носят, предоставляют укрытие, кормят, играют и причесывают детенышей”52.

Проясню, мораль всего этого – не демонстрация, что люди похожи на канадских песочников, палочников или шимпанзе. Вывод не в том, что начальницы подавляют овуляцию девушек-интернов, и это не предупреждение, что некий первобытный инстинкт толкает женщин, работающих в детских садах, убить вашего малыша, а может, даже и съесть. И я определенно не говорю, что половые различия в репродуктивных ролях не имеют никаких последствий. Скорее, я хотела показать невероятное многообразие половых ролей в царстве животных: у разных видов биологический пол определяется размером гаметы, но это, в свою очередь, не определяет условия спаривания или родительскую заботу53. Это означает, что, если мы ставим под вопрос популярный, вдохновленный Бейтменом взгляд на половые отношения человека, из этого еще не следует, что мы пытаемся изъять человечество из-под действия фундаментальных законов, которые применимы к каждому животному.

Но не менее важно, даже внутри вида, что биологический пол не обязательно предписывает фиксированный шаблон того, как достичь важной задачи размножения. Самки полевых сверчков, например, очень состязательны, когда еды мало, предположительно потому, что самцы снабжают их питательной спермой. Однако когда вокруг много пыльцы, которую они очень любят, они возвращаются к более “традиционному”, избирательному подходу54. Кто бы мог предположить, что пыльца обладает силой менять половую природу? Или возьмите рыбу двухпятнистого бычка, вид, в котором соотношение доступных самцов к самкам быстро меняется в течение всего нескольких месяцев, так как самцы вымирают от напряженного спаривания, родительства и тяжкой жизни в целом. Опять-таки это изменение среды значимо влияет на спаривание. “В начале сезона самцы агрессивно состязаются друг с другом за партнерш и очень активны в ухаживаниях, а в конце сезона самки… становятся ведущим полом”55. Есть еще птица лесная завирушка. В книге, посвященной ее повадкам, зоолог Ник Дейвис из Кембриджского университета замечает, что в середине XIX века преподобный орнитолог-любитель “поощрял своих прихожан жить скромно, как завирушка”. Но как

Дейвис сообщает в своих полевых исследованиях, завирушка лесная отличается “странным половым поведением и необычайно разнообразной схемой спаривания”56. В зависимости от таких факторов, как размер территории самки и насколько боевые качества самца и самки соответствуют друг другу, завирушки могут устанавливать удивительно разнообразные половые отношения: моногамию, одна самка и два самца, один самец и две самки, две самки, делящие двух самцов57. Как весело замечает Дейвис, если бы паства преподобного любителя птичек “последовала его совету, приход погрузился бы в хаос”58.

Словом, даже в пределах одного вида биологический пол не обязательно определяет стратегии спаривания, которые могут “различаться в зависимости от времени и пространства и гибко меняться как функции экологических и социальных факторов”, заключают шведские биологи Малин А-Кинг и Ингрид Анешьё59. Родительская забота, замечают они, не столь вариабельна. Но даже она может порой меняться у одного вида. Например, в некоторых стаях японских макак взрослые самцы защищают, носят и причесывают детенышей одного и двух лет. Но самцы из других стай, живущих в других уголках страны, выказывают меньше родительской заботы, а то и вовсе никакой60. Даже когда дело доходит до чего-то столь фундаментального, как спаривание, влияние пола более гибкое и неопределенное, чем мы могли бы предположить – к этому мы вернемся во второй части книги.

Итак, с чем это нас оставляет? В эволюционной биологии тема полового отбора пребывает в удивительном состоянии суматохи; эмпирические открытия переворачивают общепринятые факты с ног на голову, а благодаря концептуальным переменам долго принимавшиеся предположения вылетают в трубу. Мужчина с “мазерати” – увлекательный феномен, заслуживающий изучения, это точно. Но является ли он биологическим эквивалентом большерогого оленя, а его идеальная роскошная машина – аналогом переливающегося, биологически экстравагантного хвоста павлина, – это еще предстоит выяснить.

Глава 2 Сотня младенцев?

Из всех услышанных мной историй о родах мне особенно нравится одна, рассказанная женщиной (назовем ее Лили) из группы мамочек, в которой я состою. История Лили начинается вполне обычно. Она чувствовала себя изможденной, ее тошнило в первом триместре, потом она объедалась следующие три месяца, когда происходил основной рост и развитие зародыша, и потом снова была уставшей в третьем триместре, когда эмбрион заканчивал свое развитие. Наконец, у Лили рано начались схватки. Не ужасающе рано, но это вызвало неудобство, так как ее партнер был за рубежом, в США, по работе. Приземлившись в Мельбурне как раз вовремя после бессонных двадцати двух часов полета, волнуясь за Лили и нерожденного ребенка, он поспешил в больницу и был направлен в палату, где подходили к финалу ее роды. Он бросился к ней, но в состоянии утомления, увидев на полу лужицу крови, он с позывами рвоты упал на ее постель. Лили с силой его оттолкнула.

Будущий отец послушно опрокинулся на спину и разбил голову о неприветливый больничный пол. Медицинский персонал немедленно переметнулся от Лили к нему, и к тому времени, как она начала выталкивать их сыночка, отец был усажен в кресло-каталку, а его горящие щеки обдувал легкий ветерок, пока его спешно везли по коридору к врачу, который должен был подлатать ему голову.

Если еще не понятно, к чему я клоню, суть вот в чем. Когда дело доходит до чуда рождения новой жизни, когда мужчина уже обеспечил женщину сперматозоидами, тогда, даже если его последующий вклад будет бесполезен, мужчина все равно в выигрышном положении. Поэтому на первый взгляд репродуктивный потенциал мужчин выше женского. Как отмечает психолог Дороти Эйнон: “За то время как женщина завершает менструальный цикл, в процессе которого созревает яйцеклетка, мужчина может эякулировать… сотню раз”1 (хотя будем надеяться, он не окажется настолько ребячлив, что станет считать). Было вычислено, что в “оптимальных” условиях женщина может родить около 15 детей за всю свою жизнь2. Некоторые женщины даже умудрились родить гораздо больше: жена русского крестьянина Федора Васильева, оставшаяся в истории безымянной, 37 раз была беременна и родила 69 детей. Однако самый высокий средний уровень рождаемости – 10–11 детей на одну женщину, и это внушительное коллективное достижение женщин из религиозной секты гуттеритов в начале XX века3. И, как часто замечают, мужчина способен произвести в десять раз больше детей за один только год. Это, как нам постоянно говорят, неизбежно приводит к различиям того, что нам шепчут гены. Вот что пишет психолог Дэвид Шмитт из Университета Брэдли:

Представьте, что за один год один мужчина может произвести на свет ни много ни мало сотню детей, беспорядочно спариваясь с сотней женщин, в то время как моногамный мужчина будет заботиться только об одном ребенке от своей партнерши – за тот же срок. С эволюционной точки зрения этот факт представляет сильное давление отбора и важную проблему адаптации и требует от мужских стратегий спаривания хотя бы некоторого желания сексуального разнообразия4.

Цепочка размышлений та же, что у Бейтмена, особенно вывод, что от мужчин, производящих потомство, требуется лишь столовая ложка спермы и нетрудоемкое, приятное упражнение. Но, как мы видели в предыдущей главе, у многих видов ситуация гораздо более сложная, и многие устоявшиеся допущения, лежащие в основе позиции Тестостерона Рекса, при ближайшем рассмотрении опровергаются. Так как насчет людей?

Представим, как требует Эйнон, женщину, которая занимается сексом раз в неделю на протяжении тридцати лет. Теперь предположим, что она родила девять детей. Вы можете с легкостью подсчитать, в среднем у нее было 173 коитуса на ребенка. И на каждые 172 коитуса, которые не привели к родам, у ее партнера, выходит, был нерепродуктивный секс. Чтобы изучить, что это значит для любого мужчины, который пытается достичь цели, поставленной Шмиттом, – зачать сотню младенцев за год, стоит проследить за мыслью Эйнон и присмотреться внимательнее к этому расписанию.

Во-первых, мужчина должен найти фертильную женщину. Ради младших читателей отметим, что большую часть человеческой эволюции приложения Tinder не существовало. И как мы уже заметили в предыдущей главе, не было у мужчин и неограниченного запаса женщин. В исторических и традиционных сообществах, по мнению Эйнона, около 80–90 % женщин репродуктивного возраста могут быть беременными или временно бесплодными в период кормления грудью. Из оставшихся женщин некоторые будут в отношениях, что делает сексуальную связь с ними очень маловероятной и осложненной трудностями. Предположим все же, что наш мужчина умудряется найти подходящую кандидатку из этого ограниченного запаса. Затем он должен победить в острой конкурентной борьбе с другими мужчинами, которые также надеются на секс с фертильной женщиной, и убедить ее заняться сексом с ним. Допустим, на это уйдет день. Чтобы достичь цели – сотни женщин в год – наш мужчина должен раз в два или три дня успешно повторять это упражнение еще девяносто девять раз, а запас женщин при этом сокращается. И все это время, заметьте, он должен поддерживать статус и копить материальные ресурсы, чтобы оставаться конкурентоспособным и желанным половым партнером.

Итак, каков вероятный репродуктивный доход от этого утомительного вложения? Для здоровых пар вероятность, что женщина забеременеет от единственного случайного полового акта – около 3 %, в диапазоне от 0 % до 9 %5. Тогда в среднем год состязательного ухаживания за сотней женщин приведет лишь к трем беременностям6. (Хотя мужчина может увеличить шансы зачатия, занимаясь сексом с одной женщиной несколько раз, что, конечно, помешает его плотному графику)7. Этот прогноз, кстати, предполагает, что мужчина, идя против принципа “неразборчивого спаривания”, исключает женщин младше двадцати лет и старше сорока, у которых больше менструальных циклов, при которых яйцеклетка не созревает. Такой подход также не принимает в расчет, что некоторые женщины будут хронически бесплодны (Эйнон считает, около 8 %) или что женщины, которые редко занимаются сексом, имеют более продолжительные менструальные циклы и овулируют реже, вследствие чего снижается вероятность, что единственный половой акт приведет к зачатию. Мы также не рассматриваем ситуацию истощения спермы и не замечаем возможности, что сперматозоид другого мужчины может достичь яйцеклетки первым. В этих нереалистично идеальных условиях мужчина, который подписывается на годовой проект производства сотни младенцев от сотни разовых встреч, имеет шанс успеха примерно 0,0000000000000000 000000000000000000000000000000000000000000 0000000000000000000000000000000000000000000 000000000000000000000000000000000000000000-0000000000003648.

Способ повысить эти шансы, как можно предположить, – сделать так, чтобы мужчины спаривались только с овулирующими женщинами. Но разум подсказывает, что это невозможно, так как в отличие от самок других видов женщины не рекламируют себя, когда у них начинается “рабочая фаза” цикла. Однако учитывая недавние исследования, что мужчины находят отдельные характеристики женщин (например, запах) более привлекательными в фертильный период менструального цикла9, существуют предположения, что женская овуляция не столь большой секрет. Распространяется ли это на поведение, остается вопросом: в обширном исследовании замужних женщин не удалось найти никаких подтверждений, что секс более вероятен во время овуляции10. И хотя все же существует вероятность, что эти тонкие аттракторы влияют на случайный секс, антрополог Грег Лейден замечает:

Не следует игнорировать тот факт, что нужно проводить тщательно контролируемые исследования, а потом внимательно изучать данные, чтобы увидеть такую закономерность (если она вообще существует). Но если бы мужчины больше интересовались овулирующими женщинами и игнорировали неовулирующих, это было бы очень заметно11.

Независимо от этого, сотня соблазнений остается невыполнимой12. Даже если допустить, что такой удивительный подвиг возможно провернуть, шанс производства сотни младенцев – всего лишь 0,0000000000000 00000000000000000000000000000000000000000000 00000000000000000000000000000000000000000000 000000000074813. Чтобы было понятнее: вероятность быть убитым метеоритом в течение жизни составляет 0,00000414.

А говорят, что это феминистки оторваны от реальности.

Дело не в том, что за закрытыми дверями верности расстилаются бесконечные плодородные пажити, на которых мужчины могут сеять свое семя. В разных сообществах охотников-собирателей, чей стиль жизни, по идее, должен наилучшим образом отражать наше эволюционное прошлое, предположительно максимальное число детей у мужчины равнялось двенадцати – шестнадцати, что не сильно отличалось от количества детей у женщины (от девяти до двенадцати). Это число действительно больше в культурах кочевников и земледельцев, что свидетельствует об увеличении мужской репродуктивной изменчивости по сравнению с женской, и эта изменчивость больше в земледельческих сообществах, в которых нескольким богатым мужчинам, наделенным властью, разрешалось иметь большие гаремы15. Но, похоже, большая мужская репродуктивная изменчивость вряд ли была повсеместной в нашей эволюционной истории, а наблюдалась лишь при определенных экологических, социальных и экономических условиях. Не очень просто найти данные, которые дадут надежную информацию о мужской и женской репродуктивной изменчивости. Однако в исследовании, проведенном Джиллиан Браун в Университете Сент-Эндрюс, собрано 18 наборов данных о культурах со всего мира, включая современные и исторические популяции с различными схемами спаривания. Как можно предположить, в полигамных сообществах (в которых небольшое количество мужчин имеет много жен) мужчины имеют большую репродуктивную изменчивость, чем женщины (иногда значительно, иногда поскромнее). Но, что важно, такого не наблюдалось в моногамных сообществах16.

Словом, отцовства, хоть отдаленно приближающегося к сотне младенцев в год, в каменном веке не наблюдалось. (В действительности неразборчивому мужчине пришлось бы заниматься сексом более чем со ста тридцатью женщинами, только чтобы побить девяностопроцентную вероятность превзойти моногамного мужчину, ожидающего одного ребенка в год17.) Это потребовало бы необычайного совпадения условий, которое позволило бы мужчине организовать хорошо укомплектованный и грамотно управляемый гарем. Гаремы имеют “исключительный статус”18 в мире приматов, они были доступны лишь небольшому количеству мужчин в нашей истории и были неизвестны племенам охотников-собирателей, так как те отличались отсутствием необходимой для этого иерархии богатства и власти19. И конечно, обращаться с женщинами как с собственностью стало немодно во многих уголках мира. Фуэнтес, антрополог из Университета Нотр-Дам, предупреждает:

Использование нереалистичных цифр мужского репродуктивного успеха вредно, так как нет доказательств, что у людей или других приматов в любой изучаемой популяции регулярно случаются такие резкие репродуктивные отклонения. При использовании таких предположений в качестве отправной точки, пусть даже гипотетической, закладываются нереалистичные предпосылки, которые затем могут применяться для создания разнообразных сценариев, полностью ложных, выстроенных на ошибочном базовом допущении20.

Или, говоря проще: удачи тебе, фантастический мужчина эволюционной психологии.

Эволюционные психологи, кстати, точно не считают, что мужчин интересует лишь секс без обязательств или что женщины желают только моногамии. Одна точка зрения из этой интеллектуальной среды, например, предполагает, что оба пола используют кратко– и долгосрочные “стратегии”, хотя и в разной степени, и их привлекают разные качества партнеров21. Но для большей части нашей эволюционной истории половое поведение, основанное на “промискуитетных желаниях, которые приводят к многочисленным половым партнерам”, – как Шмитт описывает мужскую “краткосрочную стратегию спаривания”22, – не является правдоподобным или плодотворным способом достичь репродуктивного успеха. Это должно подготовить нас к фактам – в противоположность стереотипам – о сексуальности современных западных мужчин и женщин. В книге “Бросая вызов Казанове: По ту сторону стереотипа неразборчивого молодого мужчины” (Challenging Casanova: Beyond the Stereotype of the Promiscuous Young Male) психолог Эндрю Смайлер из Университета Уэйк-Форест замечает, что “парни, которые спят с кем попало, являются нормой, а парни моногамные выглядят исключением”23. И все же Смайлер объясняет, что эти убеждения основаны на искажении реальности24.

Разумеется, полагаться исключительно на то, что люди сообщают о своих сексуальных желаниях и поведении, не стоит (хотя, конечно, это этически предпочтительнее, чем шпионить за ними). Мужчины и женщины склонны по-разному приукрашивать информацию (например, о просмотре порнографии и мастурбации), чтобы лучше вписываться в двойные стандарты, связанные с сексом25. Вообще, головная боль исследователей сексуального поведения возникает потому, что мужчины в среднем устойчиво сообщают о большем числе партнерш, чем женщины о числе партнеров. Логически это невозможно, так как гетеросексуальная связь требует присутствия и мужчины и женщины. Эта несостыковка, возможно, происходит оттого, что мужчины “больше склонны «округлять» количество партнерш”. Если у мужчины было около пятнадцати партнерш, то он склонен отвечать “приблизительно”, называя число, кратное пяти (“Ну-ка, посмотрим: Сьюзи, Дженни, Малини, Рут… скажем, пятьдесят”), и несоответствие между средним числом партнеров для мужчин и женщин в старших возрастных группах заметно возрастает, вероятно, когда память уже не та26. Очевидно раздутые цифры у мужчин раздувают и их предполагаемую изменчивость: но не стоит и говорить, что половой отбор действует только на репродуктивные исходы действительных, а не воображаемых событий.

Когда мы принимаем эти самоотчеты на веру, различия между полами оказываются весьма велики. Определенно, средний мужчина сообщает о большем интересе к случайному сексу, чем женщины – по крайней мере, в том не самом широком исследованном срезе человечества27. Но не существует четкой линии, разграничивающей два пола, как и модель мужской сексуальности Казановы не подходит для большинства мужчин. Возьмем Британское национальное исследование отношения к сексу и жизненных стилей28 со случайной выборкой более чем 12 000 человек в возрасте от 16 до 44 лет29. Опять-таки отнесемся к этим цифрам скептически: мужчины 16–17 лет в среднем сообщают о большем числе сексуальных партнерш (на 0,4), чем женщины того же возраста; количество партнеров у мужчин от 35 до 44 лет превышает количество у женщин на 9, то есть эти цифры раздуваются с возрастом. Но на самом деле количество сексуальных партнеров и у большинства мужчин, и у большинства женщин за последние з месяца, последний год и даже последние 5 лет – всего один30. А на протяжении жизни среднее число партнеров составляет шесть у мужчин и четыре у женщин. Эти скромные цифры указывают, что лишь малая часть мужчин сообщает о пяти и более партнершах за последний год: около 5 % (по сравнению с 2 % у женщин)31.

Конечно, мужчины хотят заниматься сексом со множеством разных женщин, но они не могут реализовать свои предпочтения. И даже когда мужчин спрашивают, сколько партнерш они бы хотели иметь в идеале, ответы не слишком отличаются от ответов женщин и показывают сильную неохоту мужчин примерять на себя роль гиганта случайного секса. Британское исследование обнаружило, что большинство мужчин и женщин в идеале предпочли бы отношения сексуальной исключительности[3] – 80 % мужчин, 89 % женщин32. В старшей подвыборке (35–44 года) разрыв еще меньше (86 % мужчин и 92 % женщин). Трогательно, что большинству женатых или живущих с партнершей мужчин нравилась идея сексуальной исключительности33. Это грубое сходство между полами в теории моногамии переходит в практику, по крайней мере по самоотчетам. Обширные репрезентативные национальные исследования обнаруживают, что мужья лишь немногим больше, чем жены рассказывают о сексе вне брака34. Не стоит переживать и за одиноких женщин: у 8 % одиноких женщин из Британского исследования в идеале хотели бы моногамных отношений, как и 67 % одиноких мужчин35. Наконец, в противоположность ожиданиям, что мужчины стремятся обрести социальный статус с целью получить возможность размножаться, мужчины высокого социального статуса более склонны предпочесть моногамный брак и менее всего желали посвятить себя исключительно случайному сексу36.

Существуют, однако, два знаменитых исследования, которые поддерживают идею Тестостерона Рекса о резком контрасте сексуальной природы мужчины и женщины. В этих исследованиях, проведенных Расселом Кларком и Элейн Хэтфилд, умеренно привлекательные молодые мужчины и женщины, “подсадные утки”, были пущены гулять по университетскому кампусу37. Этим актерам велено было подходить к людям противоположного пола и начинать разговор с фразы: “Я заметил(-а) тебя на кампусе. Ты очень привлекательный(-ая)”. За этой внезапной откровенностью следовало одно из трех предложений: “Может, вместе поужинаем?”, “Заглянешь ко мне вечером?” или “Хочешь провести со мной ночь?” Мужчины и женщины с равной частотой соглашались на свидание (около 50 %). Но хотя 69 % мужчин согласились посетить квартиру женщины и еще больше – провести с ней ночь, очень мало кого из женщин заинтересовало приглашение в квартиру незнакомого мужчины и ни одна не согласилась на секс. Похожие исследования в Дании и Франции обнаружили, что мужчины проявляют гораздо больший интерес к завуалированному или прямому приглашению к случайному сексу38.

Это исследование часто называют “настоящей” проверкой сексуальных различий в склонностях к промискуитету, в отличие от того, что люди просто говорят о себе. Возможно, так и есть, и действительное сексуальное искушение в человеческом обличье может переиграть то, что мужчины думают (или предпочитают сообщать) о себе. Однако стоит указать, что эксперимент заканчивался вскоре после того, как ничего не подозревающий – и предположительно удивленный – участник опроса давал ответ. Мы не знаем, например, сколько женщин после свидания занялись бы сексом39. Мы также не знаем, насколько серьезно мужчины принимали эти крайне неправдоподобные сексуальные приглашения и пошли бы они до конца. По моему мнению, нет способа различить “Да, конечно” в смысле “Представьте, насколько силен мой сексуальный магнетизм, что женщина в здравом рассудке желает уединиться для секса со мной, полным незнакомцем” и “Да, конечно” в смысле “Забавно, тебя друзья подговорили?” или “Это странно, но я буду вежлив”. По сути, в последующей письменной симуляции того же исследования (в которой участникам сообщали этот сценарий и просили представить, как бы они ответили), несмотря на то что избегалась неловкость ситуации, мужчины в целом были не склонны принимать сексуальное приглашение40. Даже в чуть более правдоподобной версии сценария, когда предлагающая себя женщина утверждала, что она его однокурсница, а предложению предшествовала короткая вежливая беседа, многие мужчины сообщали, что им было бы неинтересно по причине, что это “Слишком прямолинейно, странно, показалось, что она слегка чокнутая” и “Нужно чего-то поболее одной беседы, чтобы залезть ко мне в штаны”41.

Второе очевидное возражение, что это исследование в действительности показывает нежелание женщин быть убитыми, изнасилованными или ограбленными или поощрить интерес потенциально навязчивого ухажера. Конечно, авторы исследования, как и другие, отмечают этот факт42. В письменной симуляции оригинального исследования женщины часто указывали, что эта ситуация жуткая, опасная, дает им ощущение преследования, и поэтому они отказывались от предложения43.

В итоге результаты исследования “Хочешь провести со мной ночь?” показывают одно из наибольших половых различий, когда-либо обнаруженных в психологических исследованиях, и оно требует объяснения, так как, возможно, выводы о фундаментальных различиях между мужской и женской сексуальной природой являются преждевременными. И недавняя работа психолога Терри Конлей и коллег из Мичиганского университета объясняет, что скрывается за результатами этой знаменитой работы. А именно: социальная реальность такова, что мужчины и женщины в подобных исследованиях участвуют в разных экспериментах. Дело не только в том, что женщинам предлагают оказаться в ситуации, которая просто является олицетворением “напроситься на неприятности” и о которых их предупреждают годами44. Но благодаря двойным стандартам есть еще два останавливающих женщин фактора.

Во-первых, женщина, соглашающася на предложение случайного секса, рискует показаться и себе и другим “шлюхой”, как замечают Кларк и Хэтфилд. Кое-где, например в США, некоторые люди отбросили двойные стандарты в отношениях полов как культурный пережиток. Определенно, взгляды могут меняться – иногда удивительно быстро, как я обнаружила однажды, посетив дом своего университетского бойфренда. Его отец жестко протестовал против того, чтобы я спала в одной комнате с его сыном, не будучи замужем за ним. Жена, уважительно его выслушав, предложила, что, если ему так будет легче, пусть достанет лестницу, заберется на чердак, найдет раскладушку, спустит ее по лестнице, отмоет, починит, разложит ее в кабинете, найдет постельное белье и приготовит для меня постель. Отец моего парня, пораскинув мозгами, заключил, что нужно идти в ногу со временем.

Времена действительно изменились, и некоторые письменные лабораторные исследования (обычно со студентами в качестве опрашиваемых) не находят подтверждений двойных стандартов в отношении полов или находят, но лишь в некоторых демографических группах45 или в менее традиционных сексуальных активностях46. Но двойные стандарты возникают, когда исследователи переходят от вымышленных виньеток к реальным разговорам с людьми. Этнографическое исследование студентов, например, “обнаружило, что большинство из них верят в гетеросексуальные двойные стандарты и разделили женщин на «хороших» и «шлюх»”47. Этнограф обобщил типичное отношение студентов-мужчин:

Мужчины имеют право несколько лет экспериментировать в сексе. Для этого существует достаточно шлюх. А когда это из меня выветрится, я найду хорошую женщину для долгосрочных отношений (или для брака)48.

У слова “шлюха” не существует мужского эквивалента. Как замечает Эмер О’Тул из Университета Конкордия в мемуарах “Девочки останутся девочками”, это сильный негласный урок сексуальной морали:

Я узнала множество слов, обозначающих женщин, имеющих многочисленных партнеров: распутница, проститутка, шлюха, потаскуха, гулящая, блудница, женщина легкого поведения, слабая на передок, путана, шалава, блядь – и только одно для мужчин: жиголо, которому каким-то образом всегда сопутствовал дух забавного достижения49.

Похожим образом самая близкая пара, найденная в исследовании студенческих языковых культур, была hoe-buck50 (пара к hobag (шлюха), на русском что-то близкое к “жеребец’’, но вообще это один из старинных вариантов написания города Хобокен. – Примеч. перев.), сленговое словечко, настолько миролюбивое, что первый результат поиска в гугле вернул мне Hoebuck Realty (“Недвижимость Хобака”). Когда Floozy Homes (floozy – женщина свободных нравов, соответственно, “Свободные дома”. – Примеч. перев.) станут подходящим названием для рынка недвижимости, мы будем знать, что двойные стандарты в отношениях полов действительно остались в прошлом. Предположительно, при оценке потенциальных последствий случайного секса для репутации воспринимаемые культурные нормы будут значить для человека больше, чем его собственные, очевидно идиосинкратические, взгляды51. И хотя относительно прогрессивные студенты университетов сами не поддерживают двойные стандарты в отношении полов (пусть мужчины и отрицают их с меньшим энтузиазмом, чем женщины), они считают, что так поступают другие52.

Также с легкостью не замечают риск для женщины от другого двойного стандарта в отношениях полов: немалую вероятность того, что событие не оправдает ожиданий. Масштабное исследование тысяч североамериканских студенток обнаружило, что они лишь в 11 % случаев испытывают оргазм при первой случайной “встрече”. В то же время следует отметить, что оргазм не единственная цель полового контакта, и женщины в 6 раз более склонны насладиться случайной встречей, если у них ранее был уже такой опыт53. Интервью после встреч объясняют, почему женщинам так сложно достичь оргазма. Студенты в целом соглашались, что для мужчины важней получить сексуальное удовлетворение в любом контексте, а для женщины – только в контексте отношений. Однако не обнаруживалось обязанности обеспечить женщине сексуальное удовлетворение при случайном сексе. Хотя мужчины и считали, что помощь подруге в достижении оргазма хорошо сказывается на их маскулинности, но они не чувствовали, что должны заботиться о партнерше по случайному сексу. Один участник исследования сформулировал это особенно емко:

Один мужчина сказал нам: “Я жутко заморочен на ее оргазме”, но мы уточнили: “Ты в принципе про женщин или про кого-то конкретного?” И он ответил: “Про свою девушку. Когда я просто кого-то цепляю, мне плевать”54.

Что если незнакомец, пригласивший вас провести с ним ночь, окажется этим парнем?

Из всего сказанного мы можем почерпнуть пару идей. Во-первых, возможно, стоит обновить гендерные нормы галантности. Правила, что мужчины должны открывать для женщин двери и платить на свидании, вполне можно отринуть, заботу и щедрость перенеся в спальню. Во-вторых, расхождение между полами в энтузиазме по поводу случайного секса можно было бы преодолеть, если бы мужчины оставались сексуально неудовлетворенными три раза из четырех, а женщины при этом получали бы сексуальное удовлетворение.

Неудивительно в свете всего сказанного, что когда Конлей представила студентам, участникам исследования, гипотетическую версию эксперимента Кларка и Хэтфилд, то они восприняли ситуацию по-разному. Мужчины, предлагавшие себя, воспринимались более опасными, чем предлагавшие себя женщины55. Женщины при этом предсказывали, что они будут хуже восприняты в целом: более распущенными, социально неприемлемыми и сексуально отчаявшимися, – если примут предложение, а не предпочтут отказаться56. Для мужчин, напротив, принятие предложения означало улучшение их репутации, а не ущерб для нее. Студенты также предполагали, что предлагавший себя мужчина был более посредственным любовником, чем предлагавшая себя женщина, а значит, с ним не стоит рассчитывать на положительный сексуальный опыт57 – что вполне достоверно, по крайней мере для североамериканских студентов. Эти различия и учитывались при рассмотрении предложения, с учетом сексуального мастерства потенциального партнера в качестве главного условия. Конлей обнаружила, что это было важно не только для совершенно невероятного сценария Кларка и Хэтфилд, но и когда речь заходила о реальных предложениях случайного секса, которые участники получали в прошлом. И если рассматривалась ситуация со знаменитостями или близким другом, а не полным незнакомцем, то половые различия в интересе к предложению исчезали58.

Конечно, письменные проверки гипотетических сценариев полового поведения ограничены, и нельзя представлять исследования Конлей как последнее слово в этом вопросе. Другие исследования, например, не нашли подтверждения, что мужчины и женщины по-разному оценивают социальные риски от секса с несколькими половыми партнерами или что эти риски значимо влияют на желаемое количество партнеров59. Также нельзя сказать, что мужская и женская сексуальность одинакова. Но эти исследования полезны, так как привлекают внимание к тому, что легко не заметить: существует много разных социальных факторов, все еще не одинаковых для мужчин и женщин, которые влияют на решение о сексе. Забавно, но потребность в этом напоминании была обозначена одним маститым психологом, раскритиковавшим результаты Конлей по той причине, что женский интерес к сексу со знаменитостью “может быть мотивирован чем-то помимо секса”60. Как будто секс, при нормальном стечении обстоятельств, отделим от идентичности, репутации, гендерных ролей, представлений о “завоеваниях” и “шлюхах”, от давления сверстников и престижа, от власти, экономики, отношений, от культурно оформленных сексуальных сценариев, от стыда тела или любых других сложных составляющих чьей-то внутренней и социальной жизни.

Это приводит нас к важному открытию (о котором мы подробнее поговорим в следующей главе), что, когда половое поведение рассматривается сквозь призму взглядов Бейтмена, оно отфильтровывает нашу человечность. Вспомните, как исследователи, вдохновленные эволюционной психологией, объясняют, почему мужчины в их исследованиях отказываются от случайного секса. Очевидные объяснения: моральные ценности, привязанность, верность, простое отсутствие интереса к сексу с нелюбимым человеком – игнорируются, вместо этого сексуальное ограничение объясняется в терминах репродуктивных исходов, перевешенных “риском потерять приоритетного партнера с хорошими репродуктивными перспективами вследствие обнаружения неверности”61. Секс, лишенный всего человеческого, становится похож на… спаривание, и как мы увидим в следующей главе, неясно, как часто люди им занимаются.

Ничто из вышесказанного, кстати, не означает для меня приветствие идеи, что моногамия – “естественное” предпочтение мужчин, а промискуитет – предпочтение женщин62. Эволюционный биолог Марлен Зук из Миннесотского университета в своей книге “Палеофантазия: Что эволюция в действительности говорит нам о сексе, диете и том, как мы живем” (Paleofantasy: What Evolution Really Tells Us about Sex, Diet, and How We Live) предполагает, исходя из множества источников, что люди успешно спаривались и размножались, используя самые различные социальные шаблоны в зависимости от эпохи, места и обстоятельств: “Как и с диетой, тренировками и другими биологическими активностями, которые люди хотят выполнять единственным «естественным» способом, такого единственного сценария для полов не существует”63. Даже полиандрия (женщина и двое и более мужей) в определенных демографических и экологических условиях наблюдается чаще, чем ранее предполагалось, причем во многих уголках мира, то есть “полиандрия могла существовать на протяжении всей человеческой эволюционной истории”. Любопытно, что социальные группы “очевидно способны создавать (и упразднять) высокий уровень полиандрии за весьма короткий промежуток времени”64. В эссе, метко названном “Люди…гамны” бостонский антрополог Патрик Кларкин из Массачусетского университета отмечает, что “учитывая всю важность секса и размножения в эволюции, естественный отбор должен был бы надеть на нас смирительную рубашку и дать нам более строгий план действий… этого, похоже, не произошло”65.

Наука далеко ушла от взгляда Тестостерона Рекса на половой отбор, в соответствии с которым по универсальному эволюционному плану спортивные машины – это павлиньи хвосты, и благодаря им состязательные мужчины соревнуются за фертильных самок, что закладывает психологические основы полового неравенства. Как мы увидели в предыдущей главе, на протяжении десятилетий в эволюционной биологии проверялись и опровергались вдохновленные Бейтменом принципы, заложившие основы позиции Тестостерона Рекса – начиная с предположительной дешевизны спермы и заканчивая мнимой бесполезностью женской конкуренции. Прошли те дни, когда исследователи ссылались на, скажем, патриархальную динамику в семействах морских слонов, говоря о людях. Старое убеждение, будто половой отбор создал почти универсальные половые роли (мужчины почти всегда делают это, а женщины – то), сменилось на растущее понимание многообразия ухаживаний и родительских ролей у животных как разных видов, так и внутри одного вида.

Эта межвидовая изменчивость означает, что не существует универсального шаблона для влияния генетических и гормональных составляющих пола на мозг и поведение. А изменчивость “половых ролей” внутри одного вида – вспомните полевых сверчков, жуков-носорогов, лесных завирушек и, конечно же, нас самих – подводит к не менее важному выводу (к которому мы вернемся позднее). Половой отбор не поймал эти роли в клещи генов и гормонов, но позволяет животным находиться под сильным влиянием социальных, материальных, физических и – в нашем случае – экономических, культурных и политических обстоятельств. Это важно, потому что последствия взгляда Тестостерона Рекса на эффекты полового отбора простираются намного дальше спальни. В конечном итоге эта старая сказка утверждает, будто эти различия не просто сексизм и дискриминация. В основе этого неравенства – шепот эволюции. Мужчинам она шепчет: “Все верно… продолжай в том же духе, сынок. Я знаю, это может показаться нелогичным, но 80 часов в неделю, которые ты торчишь в лаборатории, становясь бледной немочью со склонностью к рахиту, помогут тебе стать более привлекательным для здоровых, красивых, фертильных женщин. Но поверь мне – это так и есть”. А женщинам эволюция нашептывает: “Ты уверена, что этот тяжелый труд того стоит? Может, пойти домой и посвятить время тем детям, которые у тебя уже есть? О, и может, немного причесаться? Уложишь красиво волосы и сразу помолодеешь”.

Но эта древняя история едва держится на ногах, и уже рождается новая. Как обнаружили Лили из моей группы мамочек и ее партнер, жизненные перемены не всегда дожидаются, пока ты подготовишься к ним. Так же и здесь. Не важно, радуетесь ли вы им в родовой или уматываете прочь в инвалидном кресле, хватаясь за голову. Перемены уже спешат появиться на свет.

Глава 3 Новый взгляд на секс

В один памятный вечер красавец на “мазерати” подарил мне солнечные очки “Булгари”. С традиционной точки зрения на половой отбор это был блестящий стратегический шаг – как сооружение изысканного шалаша, которым самцы птиц-шалашников соблазняют самок. Могло показаться, будто он проштудировал книгу “Как заставить половой отбор работать на вас: руководство для мужчин” и строго ей следует. Точка зрения эволюционной психологии на потребительское поведение, например (с кивком в сторону привычки самцов павианов предлагать самкам еду в обмен на спаривание), предполагала, что “традиция подарков могла возникнуть как отчетливо мужская стратегия спаривания”, позволяющая мужчинам “хвастаться своими ресурсами”1. Но хотя некоторые авторы явно полагают, будто перед этой привычкой невозможно устоять, в эволюционной биологии считается, что попытка объяснить человеческую природу поверхностно похожим поведением других животных2 – не из самых удачных. Даже у нечеловекоподобных животных действия, которые выглядят сходными у двух разных видов, могут иметь совершенно разные функции и эволюционную историю3. И хотя я не притворяюсь экспертом в психологии павианов, но уверена, что лакомому кусочку, предлагаемому павианихе, не хватает социального смысла, который отражает дорогой блеск очков “Булгари”. Например, недавний анализ подарков в нацистских концлагерях убедительно и трогательно показывает, каким совсем непавианским может быть подарок. Как установили исследователи, главными причинами дарения в этом “бесчеловечном контексте” были утверждение себя как агента действия, формирование и восстановление социальной идентичности через отношения и восстановление чувства человечности4. У людей подарки “раскрывают важный секрет – образ, который одариваемый пробуждает в воображении дарителя”, как выразился один ученый5. И еще какой секрет! Британская погода предоставляет мало подходящих случаев, чтобы укрывать глаза от солнца, но все равно подарок от “Булгари” спровоцировал грандиозное столкновение идентичностей, существующих и спроецированных. Ни у кого в нашей семье не было дизайнерских аксессуаров, и на много лет очки стали излюбленным поводом для шуток. Мы все тепло вспоминали человека, который так расщедрился ради меня. Но и комичность ситуации не осталась без внимания, поскольку, как это ни прискорбно, он попытался привлечь павианиху павлиньим хвостом.

Так как у нечеловекоподобных животных свои жизненные тяготы, их такие проблемы не сильно заботят. Пава не задумывается о том, не слишком ли цветаст павлиний хвост на ее вкус, а шалашник, думаю, не беспокоится о том, отражает ли его надежды возведенный шалаш. Да, мы – животные, и мы эволюционировали. Но уникальное человеческое измерение, в котором мы оцениваем все, даже такие биологически базовые процессы, как рождение, принятие пищи, смерть, показывает, какое это заблуждение – “утверждать об эквивалентности, скажем, птичьего оперения и спортивных машин в привлечении партнерш”6. В предыдущих главах я постаралась разомкнуть тесную связь в обыденном представлении между дешевизной спермы, широким репродуктивным потенциалом и эволюционным сексуальным поведением мужчин. В этой главе мы простимся и с традиционным взглядом на половой отбор и примем идею, что человеческая сексуальность – это не только (возможно, даже не столько) объединение репродуктивных потенциалов. Маркс предупреждает:

Путать человеческую (культурную) сексуальность и (естественную) репродукцию – классически псевдонаучно. Конечно, сексуальность нужна для воспроизводства – если вы лемур. Если вы человек, сексуальность – это гораздо больше, чем воспроизводство, это то, что эволюция сделала для человеческой природы7.

Далее он замечает, что “если вы считаете секс скорее биологическим, чем биокультуральным явлением, то, скорее всего, много его в вашей жизни не будет”.

В длинном и вдумчивом эссе антрополог Грег Дауни утверждает: “…чтобы изменить обыденное понимание эволюции, нам нужны не только данные получше, но и истории получше”. Он предложил альтернативную историю для “мужчины-распутного-похотливого-охотника и женщины-привередливой-целомудренной-собирательницы”. Это рассказ о “долгой и медленной сексуальной революции”, суть которого в том, что “человеческие сексуальные проявления… давно стали более широкими и не сводятся к успешному объединению гамет”8. Важно, что это не особый призыв к людям выйти за пределы эволюционной перспективы. Можно привести убедительные аргументы, что секс не служит исключительно целям воспроизводства и у других приматов9. Принцип “экзаптации”, по которому признак, эволюционировавший для одной функции, используется для другой, – теперь золотой стандарт эволюционной биологии10. Хрестоматийный пример приводится для нечеловеческой особенности: перья, как считается, впервые возникли у динозавров, чтобы сохранять тепло, позже стали инструментом для полового демонстрационного поведения и, наконец, для полета у птиц. Сегодня они продолжают служить всем трем функциям. Джон Дюпре высказывается в своей привычной шутливой манере, замечая, что “только из-за того, что техническое оснащение” его компьютера “было разработано на основе военных приложений, не значит, что… компьютер вечно замышляет ядерную атаку или разрабатывает оружие массового поражения”11. Без сомнения, изначальной функцией наших адаптивных сексуальных желаний и поступков было воспроизводство, но это не мешает им теперь иметь другие функции. Сексуальное наслаждение создает “лазейку в эволюционной схеме”, утверждают Пол Абрамсон и Стивен Пинкертон в книге “С удовольствием: размышления о природе человеческой сексуальности” (With Pleasure: Thoughts on the Nature of Human Sexuality), и эта лазейка “позволяет сексуальному наслаждению объединяться с другими [нерепродуктивными] целями, такими как формирование привязанности и снижение личного и межличностного напряжения… Удовольствие, которое сопровождает секс, может мотивировать соитие и тем самым способствовать воспроизводству, но это уже не единственная функция секса”12. Это не то же самое, что сказать, будто люди порой занимаются сексом по иным причинам, чем из сознательного намерения воспроизводства, хотя, безусловно, так и есть. Один опрос студентов обнаружил ни много ни мало 237 различных причин для занятия сексом13, и моя любимая в этом списке – “я хотел сменить тему разговора”. (Меня всегда занимало, в каких условиях это становится причиной для секса. Скучные званые ужины? Лабораторные собрания, на которых обратились к неловкому вопросу, кто забыл заказать пипетки?) Скорее, суть в том, что функциональная роль не исчерпывается размножением.

Почему так произошло, я не буду пытаться объяснить, даже не просите. Гипотезы об эволюции человеческого поведения напоминают мне игру в Pictionary[4] с отцом. У моего папы много талантов, но изобразительное искусство не один из них. Играя, он не рисовал, а скорее проводил линию или кривую на бумаге и продолжал бурно жестикулировать с карандашом в руке. Хотя технически привлечение элементов шарады в Pictionary является жульничеством, наша семья понимала, что папе нужны все вспомогательные средства, которые ему доступны. Исследователи, которые рассуждают об эволюционном происхождении человеческой природы, на мой взгляд, находятся в той же позиции, что и человек, угадывающий слово по рисунку моего отца и отчаянно пытающийся вычленить смысл из безнадежных каракуль. “Это огонь!” – “Нет же, глупый!” – “Конечно же, этот круг означает социальную сложность?.. О, стой, может, это голова ребенка?”

К счастью, есть несколько современных подсказок о нерепродуктивных целях секса у людей. Главную улику мы обнаружили в первой главе: частота сексуальной активности, даже когда нет шанса на воспроизводство. Учитывая затраты и риски, связанные с сексом, заниматься им часто нет смысла, если единственная задача – воспроизводство. По сути, именно по этой причине у большинства животных гормоны играют решающую роль в координации сексуальной активности: спаривание происходит, только когда возможно оплодотворение. Зачем тратиться на биологически дорогостоящие вторичные половые признаки и производство гамет или брать на себя риск, сопутствующий ухаживанию, спариванию и борьбе, если нет шанса на репродуктивный успех? Если вы самец певчей птицы, ваша изысканная песнь может привлечь внимание хищника, и на этот риск можно пойти только в разгар сезона спаривания. В соответствии с этим принципом вне сезона спаривания, когда самки не фертильны и не благосклонны, можно избежать биологических затрат, производя гонады меньшего размера, пока вновь не запахнет весной. Очевидно, что человеческое размножение не таково. И даже в сравнении с другими приматами, у которых секс также лишен гормонального контроля, наша сексуальная активность выделяется как особенно непродуктивная14.

Второе доказательство нерепродуктивного секса относится к смежной теме: люди систематически вовлекаются в сексуальные спаривания и акты, которые не только зачастую не приводят – но и не могут приводить – к беременности. Женщины не только занимаются сексом с мужчинами, когда не овулируют, но и в послеродовый период, и после менопаузы. И порой, конечно, они занимаются сексом не с мужчинами, как и некоторое количество мужчин иногда, часто или всегда предпочитают заниматься сексом с мужчинами. Также существует много человеческих сексуальных действий, таких как прикосновение, поцелуи и оральный секс, которые также не имеют репродуктивного потенциала.

Антрополог Грег Лейден считает третьей уликой, доказывающей нерепродуктивную роль секса у людей, отсутствие кости у пениса: люди – единственный вид обезьян, у которых она отсутствует15. Как следствие, у мужчин по сравнению с другими обезьянами значительно снижена эффективность эрекции и оргазма:

Мужская сексуальность требует гораздо более замысловатого, длительного и сложного набора психо-сексо-социальных элементов, чем у других приматов, у которых наблюдается социальная привязанность. Разумеется, существуют исключения, но сексуальность типичного, нормального взрослого мужчины гораздо более сложна и нюансирована и во многом совсем не похожа на обезьянью. Да, народ, в отличие от Pan troglodytes, нашего ближайшего родственника, у нынешнего мужчины секс завязан на отношениях.

Конечно, мы с готовностью принимаем это, когда дело касается женской сексуальности. По сути, Наоми Вульф подняла отношенческий взгляд на женскую сексуальность на совершенно новый уровень в книге “Вагина. Новая история женской сексуальности”, утверждая, что

…когда он смотрит на нее, или хвалит ее, или даже складывает постиранное белье, это не только справедливо считается весьма эффективной прелюдией; вообще-то, с позиции женского тела это важная составляющая хорошего секса16.

И хотя я только что заявила, что секс может принимать множество нерепродуктивных форм, все же складывание постирушки как разновидность секса – это слишком и для женщин, и для мужчин. Конечно, никто, насколько я знаю, не заявлял о важности для возбуждения мужчин аккуратно разобранных по парам и тщательно свернутых носках или о стимулирующем эффекте идеально сложенных простыней на резинке. И пусть это могло бы стать самым легким решением проблемы несправедливого разделения домашнего труда, я подозреваю, мужчин придется долго убеждать, что им только кажется, будто они шуршат по хозйству, а на самом деле занимаются сексом. (Милый, честно – это лучший секс, что у меня был. Можешь еще погладить кухонные полотенца?) Но важное совпадение заключается в том, что и мужчины и женщины хотят одного-единственного сексуального партнера (даже в сексе без обязательств), и это должно развеять стереотипные представления, по которым только женщинам в сексе важны отношения. Разумеется, в уже упоминавшемся опросе студентов о причинах для секса, и у женщин, и у мужчин ведущей причиной было наслаждение, за которым следовали любовь и преданность17. Смайлер утверждает:

Если мы прекратим считать, будто мальчики и мужчины – эмоциональные инвалиды и казановы, которые хотят только секса, и начнем верить, что они цельные человеческие существа, у которых есть эмоциональные нужды и потребность в отношениях, то представьте, что может случиться18.

Любопытно, что даже очевидный контрпример меньшинства мужчин, покупающих секс19 – который часто принимается как свидетельство мужской мощи и желания исключительно физического секса, – оборачивается в некоторых случаях совершенно иным. По словам социолога Тилы Сандерс из Университета Лидса, “значительное число” мужчин, которые покупают секс, обычно или даже всегда посещают одну и ту же секс-работницу20. Это кажется удивительным, учитывая естественное предположение, что покупка секса – это проявление развившегося в процессе эволюции мужского желания сексуального разнообразия, освобожденного от сковывающих его обязательств, морали, обсуждения условий, которых обычно требует секс. Зачем покупать услугу одной и той же женщины дважды, услугу потенциально столь же эмоционально простую и незамысловатую, как помывка машины или покупка бананов? И все же из интервью с этими мужчинами Сандерс заключает:

…коммерческие сексуальные отношения могут включать традиционный роман, ритуалы ухаживания, разные способы и смыслы коммуникации, сексуальную близость, взаимное удовлетворение и эмоциональную близость, которые обнаруживаются в “обычных” отношениях21.

Конечно, “постоянные клиенты” – лишь подтип мужчин (и можно только гадать, как эти “обычные” отношения выглядят с точки зрения женщин, предоставляющих сексуальные услуги). Но работа Сандерс показывает, что даже в этом потенциально наиболее инструментальном сексуальном обмене для некоторых мужчин эмоциональная близость, доверие, общение и дружеские отношения являются ключевыми составляющими того, за что они платят. Столь же удивительные темы и мотивировки также проявились в маленьком исследовании-опросе белых мужчин среднего класса, которые платили за секс. Исследование обнаружило, что “попытка структурировать объективную реальность, чтобы сделать ее более романтичной/социальной, обнаружилась у большинства мужчин”. Любопытно, что исследователи также заявили, что во многих случаях за транзакцией следовало сразу или позже “чувство разочарования и неудовлетворенности”. Один опрашиваемый описал поразительную инверсию ролей стереотипного “утра, после”:

После акта испытываешь укол острой боли, словно что-то не так, потому что ты только что пережил нечто безличное… после чего не следует никакого общения. Все кончено, все прошло. Ты больше не интересен девушкам, с которыми только что был. И это большое разочарование22.

Один тридцатиоднолетний мужчина объяснил Сандерс:

Секс очевидно весьма интимный акт, и это странное ощущение: заниматься им с той, кого никогда прежде не встречал, а потом просто развернуться и уйти. Когда встречаешься с женщиной регулярно, это больше похоже на настоящее человеческое взаимодействие23.

Настоящее человеческое взаимодействие. Весь этот разговор о “стратегиях спаривания” – сам термин вызывает в воображении образ препирающихся горемык, склонившихся над столом с утыканными флажками картами местных баров, – затмевает предположение, что мы “подготовлены психосексуально и физически для нерепродуктивного секса”, как утверждает Лейден24.

Когда мы прекратим рассматривать человеческую сексуальность только через призму объединения двух репродуктивных потенциалов25, нам перестанет столь очевидно и неизбежно казаться, будто мужчины должны стремиться к успеху, пока женщины беспокоятся, как выглядеть моложе. Например, аргументация Тестостерона Рекса подразумевает, что именно женская физическая привлекательность тесно связана со столь важной фертильностью (проявляющейся в моложавости, признаки которой напрямую соотносят с женской красотой). Но с репродуктивной точки зрения и у женщин есть хорошая причина рассматривать красоту и юность мужчин как притягательные качества. Некоторые эволюционные психологи предполагают, что женщины развили “краткосрочную половую стратегию”, в соответствии с которой они ищут случайных сексуальных встреч с мужчинами с хорошей генетикой, а привлекательные лицо и тело являются для мужчин наглядной рекламой их превосходных генов26. Более того, как указала Хрди, “пожилые мужчины… хотя еще в силе, могут передать со спермой накопленный груз генетических мутаций”27. Недавнее исследование показало, что в сперме пожилых мужчин “новые” (de novo) мутации (то есть те, которые возникают впервые в гаметах в противоположность наследственным мутациям) возникают чаще, чем в сперме молодых мужчин, и, соответственно, вносят больший вклад в генетические заболевания28. По-видимому, чем моложе мужчина, тем лучше состояние его “хороших генов”. Но мужчины не носят неудобные туфли на платформе, чтобы казаться выше, редко отдают баснословные деньги за операции, чтобы их фигура больше напоминала перевернутый треугольник, а подбородок посильнее выдавался вперед, и не выстраиваются в очередь, чтобы парализовать себе лоб инъекциями ботокса. Это отсутствие мужского энтузиазма по части болезненных и дорогих физических преобразований указывает на возможность того, что на недостатки репродуктивного потенциала могут не обращать – и не обращают – внимания, когда дело доходит до сексуальной привлекательности.

Конечно, физическая привлекательность – значимый фактор в принятии решений о сексе и романтических отношениях, и то, что наш расцвет не приходится на 80 лет, – это вовсе не пустая социальная условность. Но, освободившись от гипотез устаревшей теории полового отбора, разумней спросить, всегда ли мужчин будет больше заботить физическая привлекательность, в то время как женщины будут больше фокусироваться на ресурсах. Как указывает один ученый, данные по первому вопросу “собираются в общем и целом из городских людей среднего класса, как правило, с высшим образованием”, представляющих “культурную и экологическую среду, которая эволюционно более нова: они вовлечены в наемный труд, в местный, национальный и глобальный рынки, на них влияют СМИ, они живут в относительно больших популяциях”29. Работы, которые исследовали предпочтения партнеров в небольших сообществах с экономикой, более сходной с нашим первобытным прошлым, – таких, как охотники-собиратели хадза из Танзании30 и охотники-земледельцы шуар31 из Эквадора, – не нашли подтверждения, что мужчины и женщины различаются в том, насколько им важна физическая привлекательность партнера. В последующем исследовании, хотя контрольная выборка из студентов Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе показала “типичные” половые различия по части важности физической привлекательности, таких различий не обнаружилось среди народа шуар.

А что насчет солнечных очков “Булгари” в предположительно успешном человеческом спаривании – это мужские ресурсы? Как мы видели в главе i, ошибочно делать поверхностные суждения, будто ресурсы и статус женщины не важны для ее репродуктивного успеха. Они могут иметь критическую значимость у млекопитающих, включая приматов. Хрди утверждает (если чуть поправить ее слова, можно представить, что их говорит мать сыну в романе Джейн Остин):

Очевидно, для мужчин имеет эволюционный смысл выбирать женщин, основываясь не только на их плодовитости, но и исходя из вероятности выживания потомка. При учете межпоколенческих факторов мужчина также должен принимать во внимание статус женщины, узы родства и качество ее жилища32.

Определенно это так, и в кросс-культурных исследованиях достоверно обнаруживается, что женщин больше заботят материальные ресурсы потенциального партнера. Однако Дюпре указывает:

Учитывая, во-первых, что женщины в большинстве обществ имеют меньше ресурсов, и, во-вторых, что женщины часто предчувствуют зависимость от финансовых ресурсов их партнеров, это наблюдение не требует глубокого биологического объяснения33.

Без сомнения, раннее материнство влечет за собой зависимость от других. Это изматывающий, отнимающий массу времени и сил труд. Но если вспомнить самок сверчков из главы i, которые применяли гибкую стратегию спаривания в зависимости от конкретных “экономических” обстоятельств34, то чем больше равенство полов, тем меньше гендерный разрыв в оценке важности финансовых ресурсов партнера (как и в оценке важности других предпочтений, например целомудрия и приятной внешности)35. Не стоит говорить, что условной страны, в которой мужчины и женщины наслаждаются экономическим равенством, в реальности пока не существует. Но даже за относительно короткий период между 1939 и 2008 годами предпочтения сменились, уйдя от традиционных ролей мужа-кормильца и жены – хранительницы очага, что замечают психологи Венди Вуд и Элис Игли36. Для мужчин теперь важнее, есть ли у партнерши хорошие финансовые перспективы, образованна ли она, умна, в то же время кулинарным и домоводческих способностям уделяют меньше внимания. И интерес мужчин к этим “ресурсным ценностям” вовсе не политкорректность, о чем свидетельствуют изменения в брачном укладе в Соединенных Штатах. Прежде более богатые и более образованные женщины имели меньше шансов выйти замуж, теперь все наоборот. Как замечают Вуд и Игли, это означает, что женщины теперь характеризуются “брачными шаблонами, сходными с мужскими”37.

Вообще-то мы можем вскоре распрощаться с вдохновленной экономическими нуждами любовной историей, в которой женская Плодовитость встречает мужские Ресурсы, заводит дом и максимизирует репродуктивный успех. По крайней мере, в некоторых культурах гораздо важнее, чтобы партнеры были похожи на нас в этих качествах. Поведенческие экологи Питер Бастон и Стивен Имлен столкнули два взгляда: “притягивает потенциал” и “притягивает сходство”. Они попросили около тысячи американских студентов распределить по значимости предположительно эволюционно важные категории богатства и статуса, преданности семье (что вроде как должно быть важно женщинам), физической привлекательности и сексуальной верности (предположительно особенно ценимые в партнерше)38. Потом студенты ранжировали себя по тем же самым качествам. С точки зрения “притяжения потенциала” люди с высокой “ценностью партнера” (то есть мужчины, которым важны физически привлекательные и целомудренные женщины, и женщины, которым важны богатые, статусные и преданные семье мужчины) будут ожидать от партнера более комплементарный репродуктивный “потенциал”. Но с точки зрения “притяжения сходства” люди будут желать, чтобы их партнер был более похож на них самих: женщина, которая считает себя физически привлекательной и богатой, будет желать похожего партнера; мужчина, который считает себя верным и ориентированным на семью, будет искать такую же женщину. Хотя, если бы исследователи рассматривали только данные, подтверждающие гипотезу “притяжения потенциала”, они бы подтвердили ее и сделали традиционный вывод. Гипотеза “притяжения сходства” выиграла легко в плане своей способности объяснять человеческие предпочтения. Например, восприятие мужчиной своего богатства и статуса более связано с важностью богатства и статуса, которых он ждет от потенциальной партнерши, чем с ее привлекательностью. Похожим образом, если женщина считала себя красивой, для нее красота партнера была важней, чем его богатство и статус39. Приведя данные разных исследований, по которым похожие люди образуют более крепкие браки, исследователи заключают: их “результаты свидетельствуют, что стоит сместить акцент со стандартного подхода, который фокусируется на индикаторах репродуктивных потенциалов, к пониманию, как подбор по сходным чертам вносит вклад в стабильность брака и, возможно, в репродуктивный успех”40.

Следует отметить, что более позднее исследование не смогло подтвердить, что сходство притягивает в ситуации быстрых знакомств, несмотря на то, что это подтвердилось в письменном опросе – результат, который подчеркивает, насколько сомнительно просто спрашивать людей, что для них важно в партнере41. Однако возможно, что контекст быстрых знакомств может подталкивать людей фокусироваться на наиболее очевидных качествах партнера или партнерши. Анализ данных быстрых знакомств обнаружил, что и для мужчин, и для женщин физическая привлекательность и молодость доминируют в качестве предикторов потенциальной желательности партнера42. Но анализ действительных пар, проведенный на сайте интернет-знакомств в Китае, вновь обнаружил, что объяснение “притяжение сходства” лучше объясняет данные, чем “притяжение потенциала”. И хотя также существовали признаки, что “потенциалы” притягиваются, порой это случалось “неправильным” образом: например, были свидетельства, что, как и мужчины, “женщины использовали свой доход, чтобы заполучить более привлекательных мужчин”, и что “женщины с хорошим образованием хотели найти более молодого партнера, совсем как мужчины”43.

Неустанный фокус на строго заданной “ценности спаривания” также контрастирует с результатами нескольких исследований о характеристиках, которые мужчины и женщины находят важными в партнере. Они показывают, что на протяжении последних 75 лет в разных странах наиболее важные качества в постоянном партнере для мужчин и женщин не имеют ничего общего с молодостью и фертильностью в обмен на ресурсы. Поскольку наиболее желательные качества не связаны с репродуктивной ценностью, комментаторам нет нужды предлагать то, что Дюпре описывает как “абсурдные эволюционные фантазии… в объяснении гомосексуальности”44. Предпочитаемые характеристики не подразумевают, что ценность вашей жены – даже если она является любимой женщиной, матерью ваших детей и единственным человеком в мире, который понимает, что вы имеете в виду, когда говорите, что у кого-то “«борода как у Мак-Фая» или «волосы такого же цвета, как у того человека в Хов, который застукал меня, когда я пинал его кошку»”45, – меньше, если ей 50, чем когда она была на 20 лет моложе. Эти качества нельзя купить, нельзя вколоть или высосать, как жир. И они также являются чертами, которые имеют мало общего с классом налогообложения, роскошными европейскими машинами или шикарным офисом. Скорее они соответствуют факторам, которые снижают шансы, что вы захотите бросить тарелку в голову вашего партнера. Это надежность, эмоциональная стабильность, симпатия и любовь46.

Отсылка Дауни к “долгой и медленной сексуальной революции” – это попытка уловить фундаментальную черту человеческой сексуальности. Человеческая сексуальность освободилась от воспроизводства не внезапно, не с изобретением противозачаточных таблеток в прошлом столетии. Чем глубже понимание человеческой сексуальности, тем заметнее абсурдность “тенденции утверждать, будто «человеческая природа», если речь идет о сексе, – это то, что получается, если убрать все человеческие черты”. Чтобы понять человеческую сексуальность, нельзя просто “избавиться от всего, что является специфически человеческим: от языка, социальной сложности и самосознания”47, не говоря уж о политике, экономической ситуации, социальных нормах и социальных идентичностях. Это неотъемлемая часть сексуальности каждого человека.

Социальный историк Гера Кук из Университета Отаго предлагает прекрасную иллюстрацию именно этой точки зрения в своем описании сексуальной революции48. Кук замечает, что в Англии XVIII века женщины считались сексуально страстными. Но, опираясь на данные об экономических и социальных изменениях, паттернах фертильности, личных мнениях, сексуальные исследования и руководства, Кук прослеживает путь к сексуальному подавлению викторианской эпохи. Тогда женщины обладали меньшей экономической властью из-за перехода от домашнего производства к наемному труду, к тому же общество меньше давило на мужчин, чтобы те поддерживали детей, рожденных вне брака. Итак, в отсутствие известных, надежных способов контроля рождаемости “женщины не могли себе позволить наслаждаться сексом. Этот риск делал удовольствие слишком дорогим”49. Викторианские женщины стали сексуально сдержанными, чтобы контролировать фертильность, утверждает Кук: “…это отчаянное положение могло быть сдержано только введением культуры подавления сексуальности и эмоций. Сначала женщины подавляли себя по собственному желанию, а потом… стали воспитывать в этом духе последующие поколения”50. Кук описывает траекторию сексуальности викторианских женщин от середины до конца XIX века через “усиление тревожности и снижение сексуального наслаждения”51. Только с повышением доступности надежной контрацепции в начале XX века стало наблюдаться все более расслабленное отношение и растущее признание существования и важности женского сексуального желания, которое расцвело с внедрением противозачаточных таблеток и сексуальной революцией. Впервые в истории женщины смогли присоединиться к мужчине в сексе без риска долгосрочных последствий.

Кук напоминает о том, насколько нова возможность женской репродуктивной и экономической автономии. Так не стоит ли нам рассматривать современные сексуальные отношения как момент в длительной сексуальной революции, которая все еще продолжается? Возьмем, к примеру, нравственный дискомфорт, который испытывали викторианские пары, использовавшие шеечный колпачок в качестве контрацептива. Так как установка колпачка предполагала сексуальное желание со стороны женщины, многие пары считали ее “распутным актом” и осуждали как неженственное “приглашение к сексуальному сношению”, как написано в одном руководстве по контролю рождаемости52. Даже сегодня сохранились блеклые остатки этого отношения: женщина пассивна и готова к оплодотворению, а не является активным автором своего желания – это застенчивая самка в концепции Тестостерона Рекса о половом отборе. Но, подчеркивая, что человеческая сексуальность – это именно сексуальность личности, Диана Санчес и ее коллеги из Ратгерского университета в многочисленных исследованиях показывают, что интернализованное представление о женской сексуальной пассивности может повлиять на то, как женщина воспринимает свой телесный сексуальный опыт. Например, гетеросексуальным женщинам, для которых секс связан с подчинением, гораздо труднее возбудиться и достичь оргазма, и такие женщины переживают меньшее возбуждение (корреляция, которая не объясняется полностью недостатком желания, влияющим на поведение и сексуальное возбуждение). Их сексуальная неудовлетворенность, в свою очередь, снижает удовольствие партнера53.

Напротив, женщины, придерживающиеся феминистских убеждений, сообщают о высоком сексуальном благополучии – и очевидно, не только благодаря влиянию своих убеждений на мужское пристрастие складывать белье. Так, феминистки менее склонны поддерживать старомодные сексуальные сценарии, более склонны заниматься сексом ради удовольствия, нежели из уступчивости, и они испытывают большее сексуальное наслаждение благодаря повышенному осознанию собственного желания54. Более того, женский феминизм хорош и для сексуального удовлетворения партнеров-мужчин: это ситуация взаимного выигрыша55. Если вы не поняли, это сделал именно феминизм. Такие дела.

Нам давно пора признать, что бессмысленно разбираться, раскрывает ли феминизм настоящую сексуально напористую природу женщины или он является социальным заблуждением, которое затмевает ее естественную подчиняемость. Как Кэрол Тэврис утверждает в своей классической книге “Недооценка женщины” (Mismeasure of Woman), “идея, что достаточно счистить шелуху культуры, обучения, привычек, и сразу проявится истинное сексуальное существо’’ глубоко ошибочна:

Наша сексуальность – это и тело, и культура, и эпоха, и образование, и привычки, и фантазии, и тревоги, и страсти, и отношения, она объединяет все эти составляющие. Поэтому сексуальность может меняться с возрастом, партнером, опытом, эмоциями и перспективой56.

Этот взгляд в равной степени применим и к сексуальности мужчины. Стоит указать, что все, включая эволюционных психологов, замечают пересечения в мужских и женских сексуальных предпочтениях и поведении, а также их чувствительность к социальным и окружающим условиям. Но когда мы откажемся от попыток освободить истинную сексуальную природу мужчины от сетей общества, экономики и культуры, в которых запутался каждый мальчик и каждый мужчина, то многие сотни детей, зачатые в огромном, тщательно охраняемом гареме Исмаила Кровожадного[5], покажутся нам не столько проявлением бескомпромиссного, отшлифованного эволюцией мужского сексуального естества, сколько признаком того факта, что господин Кровожадный был деспотичным козлом. В статье, озаглавленной “Обезьяна, которая думала, что она павлин”, психологи Стив Стюарт-Уильямс и Эндрю Томас изящно вопрошают: “Раскрывает ли раскрепощенное поведение этих деспотов желания мужчин в целом или это просто желания мужчин, склонных к деспотизму?”

Обезьяна, которая приняла себя за павлина, также не должна забывать, что она – человек.

Часть вторая Настоящее

Глава 4 Почему женщина не может сильнее походить на мужчину?

Это почти всеобщее убеждение, что мужчины и женщины как противоположные группы проявляют в своем поведении характерные половые различия, и эти различия настолько глубоки и всеобъемлющи, что придают отличительные свойства всей личности.

Льюис Терман и Кэтрин Майлс. Пол и личность1

Мужчины и женщины относятся к разным гендерам, которые поистине несопоставимы.

Клотер Рапай и Андре Рёмер. Иди вверх2

В отзыве на новую книгу знаменитого биолога Льюиса Уолперта “Почему женщина не может быть сильнее похожа на мужчину? Эволюция пола и гендера” (Why can’t a woman be more like a man? The evolution of sex and gender)3 психиатр и журналистка Патриша Кейси выражает глубокую радость по поводу вызова, который книга бросает политкорректным взглядам гендерных теоретиков. Быстро разобравшись с длинным и скучным списком “естественных различий, записанных в наших генах”, она заключает, что “очевидный ответ” на знаменитый вопрос Генри Хиггинса в “Моей прекрасной леди”: “Почему женщина не может сильнее походить на мужчину?” – “Потому что мы не мужчины и никогда ими не будем”4. Это, видимо, единственное разумное объяснение. В конце концов, “аргумент, что тестостерон и Y-хромосома никак не влияют на образ наших мыслей и наши чувства, неправдоподобен”5.

Предположение, что эти два биологических фактора пола неизбежно формируют не просто мужскую репродуктивную систему, но и мужскую душу, находится в идеальном соответствии со старым взглядом на половой отбор, согласно которому обычно существует сильная и предсказуемая связь между плодовитым производителем дешевой спермы и отчетливо мужским стилем поведения. Но, как показал предыдущий раздел, даже у нечеловекоподобных животных биологический пол не обязательно определяет сексуальное поведение, и уж тем более это неверно для нас. Биологическая реальность воспроизводства важна всегда, но даже у жуков-носорогов и лесных завирушек другие факторы могут коренным образом менять поведение, напрямую связанное со спариванием и репродуктивным успехом. Эти примеры приводят к удивительному выводу, что биологический пол может не являться неизменной поляризованной силой, какой мы его часто считаем.

По сути, изменилось даже научное понимание детерминации пола (как мы становимся мужчиной или женщиной). В соответствии со старым, еще преобладающим взглядом, “присутствие Y-хромосомы позволяет эмбриону развиваться в мальчика, а в ее отсутствие стандартное развитие происходит по женскому образцу”, – как Уолперт обобщает процесс. “Ключевой ген”6 в этой истории – SRY, он находится в Y-xpoмосоме. Индивиды с Y-хромосомой получают яички, без Y-хромосомы развиваются яичники. Сформированные яички вырабатывают высокий уровень андрогенных гормонов, в особенности тестостерон, который направляет развитие внутренних и внешних мужских гениталий; в противном случае развивается женский вариант половых органов.

При таком понимании формирования мужественности и женственности “бинарность неизменна: XX – это женщина, a XY – мужчина”7, замечает Сара Ричардсон из Гарвардского университета. Устойчивость этого четкого бинарного взгляда на пол – наша реальность. Даже гендерные теоретики, которые ежедневно уходят от реальности, пытаясь разобраться в головокружительных возможностях реконструирования маскулинности и феминности, соглашаются, что, какие бы у вас ни были гениталии, когда вы одеваетесь утром, они останутся при вас, когда вы разденетесь на ночь. Около 98–99 % населения имеют либо XY-хромосомы и мужские гениталии (яички, простату, семенные пузырьки и пенис), либо ХХ-хромосомы и женские гениталии (яичники, фаллопиевы трубы, влагалище, половые губы и клитор)8. Нейроспециалист Дафна Джоел из Тель-Авивского университета называет три ключевых маркера мужественности и женственности генетически-гонадно-генитальным полом – или полом 3Г, для краткости9.

Но этот взгляд, в соответствии с которым пол человека зависит от присутствия или отсутствия всемогущей Y-хромосомы, кажется слишком простым. Подумайте, например, о тех немногих людях, чьи гены, гонады и гениталии не соответствуют безоговорочно мужским или женским: таких людей вы, безусловно, знаете, хотя, возможно, не знаете об этой их черте. Социальные конвенции, правила и законы, которые требуют от всех быть либо мужчиной, либо женщиной, затмевают биологическую реальность: бинарное представление “или/или” работает для большинства, но не для всех. Небольшое, но значимое число людей в популяции – “интерсекс”: они “похожи на женщин” в некоторых аспектах пола 3Г, но “похожи на мужчин” – в другом. Например, у людей с мужским набором хромосом XY, чьи рецепторы не отвечают на андрогенные гормоны, запускающие маскулинизацию гениталий, развиваются яички, но при этом – женские внешние гениталии. Как замечает Интерсексуальное общество Северной Америки, это означает, что, несмотря на Y-хромосому, женщины с такой патологией “обладают гораздо меньшей «маскулинностью», чем обычная… женщина [с ХХ-хромосомами], потому что их клетки не отвечают на андрогенные гормоны”10. Или подумайте о врожденной гиперплазии надпочечников, при которой в матке производится необычно большое количество андрогенных гормонов. У девочек это может привести к маскулинизации внешних гениталий даже несмотря на то, что гонады и генетический набор у них женские11.

Привлекая внимание к этим проблемам в 1990-е годы, биолог Брауновского университета Энн Фаусто-Стерлинг рисковала взорвать мозги своих читателей, когда утверждала, что существует с полдюжины разных полов12. В ту пору, когда ген SRY Y-хромосомы считался единственным геном, определяющим пол, Фаусто-Стерлинг указала, что люди-интерсексуалы не вписываются в модель, не допускающую “существование промежуточных состояний”13. Следуя непопулярным аргументам двух генетиков, Евы Эйхер и Линды Уошберн, Фаусто-Стерлинг предположила, что научная модель была зависима от культурных стереотипов: “женский”, “пассивность” и “отсутствие”. Развитие яичек из “андрогинной” гонады – активный, генетически направленный процесс, но в отсутствие сильного, мужского гена SRY яичниковая ткань просто… случается, по умолчанию?

Современная наука детерминации пола отмечает, что женское развитие – столь же активный и сложный процесс, как и мужское развитие. Стало ясно, что в детерминацию пола вовлечено множество генов: SRY в Y-хромосоме, несколько в Х-хромосоме (включая те, что вовлечены в мужское половое развитие) и, как ни удивительно, десятки других, расположенных на других хромосомах14. Поэтому, если вы увидите фразу “половые хромосомы” в кавычках, это не потому, что какая-то чокнутая феминистка отказывается признавать биологические основы пола, а потому, что генетический пол не определяется бинарно – присутствием или отсутствием Y-хромосомы, он рассыпан по геному. Поэтому детерминация пола – “сложный процесс”. Вместо простого старого сценария, по которому ген SRY пускает мужчин по особому пути развития, “гонады формируются в результате состязания двух противоборствующих сетей активности генов”15.

Конечно, когда Патриша Кейси задается вопросом, почему женщина не может быть сильнее похожа на мужчину, она не гадает, почему женщина не может превратить свой клитор в пенис, а яичники в яички. Кейси выражает общее убеждение, что пол – наиболее ярко в форме тестостерона и Y-хромосомы – имеет фундаментальное влияние на мозг и поведение. Психолог Линн Лайбен из Пенсильванского государственного университета пишет:

Мужчины и женщины, по идее, должны иметь разные “сущности”, которые, хотя и по большей части невидимы, отражены во множестве предрасположенностей и поступков. На индивидуальном уровне эти сущности даны им диапазоном генетических и гормональных процессов, а на уровне вида – эволюцией. Они рассматриваются как часть естественного порядка, и предполагается, что они действуют в разных контекстах на протяжении жизни и являются неизменными (по крайней мере, в отсутствие титанических и неестественных попыток изменить их)16.

Но имеет ли смысл ожидать, что пол создаст какие-то “сущности” в мозге и поведении? В разных видах одна и та же эволюционная проблема полового размножения решается по-разному, и это значит, что присутствие или отсутствие Y-хромосомы17 (и других генетических составляющих пола) не диктует особый вид поведения. Также внутри некоторых видов – включая наш собственный – пол не монополизирует такие черты как состязательность, промискуитет, разборчивость и родительскую заботу. Конкретный стереотип, как мы видели, зависит от экологической, материальной и социальной ситуации животного. Из этого следует, что даже у конкретного вида влияние генетических и гормональных аспектов пола на мозг и поведение не должно жестко “предписывать” особые поведенческие профили или предиспозиции в мозге, даже если они более свойственны одному полу, а не другому. Вместо этого они проявляются в большей или меньшей степени в зависимости от обстоятельств.

Репродуктивные роли (кто производит какие гаметы и куда помещает свой детородный орган) полностью разделены, в отличие от поведенческих ролей. Предположительно, это происходит из-за того, что не существует среды или контекста, в которых обладание промежуточной версией репродуктивной системы или творческое совмещение различных ее частей: пениса и матки, яичек и фаллопиевых труб – оказались бы полезны для репродуктивного успеха. А вот с поведением все обстоит иначе. Из всего этого не следует, что пол не влияет на нас выше воротничка. Но должны ли мы ожидать, что генетические и гормональные составляющие пола имеют тот же эффект на мозг и поведение, что и на репродуктивную систему? Даже при том, что процесс развития описывается одним экспертом как “баланс”, а не бинарная система18, нам стоит задаться не вопросом “действительно ли”, а вопросом “почему” пол должен производить особый, фиксированный, универсальный мужской или женский мозг и мужскую или женскую натуру.

Категории пола формируют наше восприятие социального мира. Это первое, что мы узнаем о ребенке, когда он рождается. Это часто то, что мы первым замечаем при знакомстве. Мы указываем свой пол практически в каждой анкете. В большинстве стран от человека по закону требуется быть либо мужчиной, либо женщиной. Мы акцентируем свой пол с помощью местоимений, имен, форм обращения, моды, причесок19.

Возможно, мы не стали бы этого делать, если бы мужественность и женственность – пол 3Г – не имели определенных важных черт. Если на прошлой неделе вы были женщиной, имели яичники, влагалище и прочее, но на этой неделе вы мужчина с яичками и пенисом, то вопрос, мужчина вы или женщина, был бы не так важен. Если бы большинство из нас были интер-сексуалами в той или иной степени, набивший оскомину вопрос: “Это мальчик или девочка?” – не имел бы смысла. А если бы форма наших внешних гениталий составляла континуум, в середине которого располагалось бы большинство людей с промежуточной формой, было бы любопытно, играл ли бы пол столь важную роль в том, как мы представляем себя миру.

Но, конечно, пол 3Г не таков. Генетические и гормональные половые процессы, хотя и являются сложными и многогранными, обычно производят конкретные, стабильные и непротиворечивые категории пола зГ. Возможно, для людей закономерно предполагать, что пол имеет то же фундаментальное воздействие на мозг, как и на гениталии. Как пишут Джоел и ее коллега, мы предполагаем, что “пол действует похожим образом, последовательно и единообразно, производя разделение и в конечном итоге приводя к созданию двух различных систем – «мужского» и «женского» мозга”20. Это не так редко и даже удостаивается дебатов в “Твиттере”: люди противятся утверждению, что нет такого феномена, как “мужской мозг” и “женский мозг”, и даже приводят научные статьи, в которых говорится о половых различиях в мозге. Иными словами, как только мы узнаем, что мозг различается у людей разных полов, мы начинаем считать, что у мозга есть пол и, как и в случае с гениталиями, создаем мужские и женские категории.

По сути, классический научный взгляд предполагал что-то похожее. Как и с гениталиями, тестостерон считался главным игроком: его пренатальный поток, запущенный только сформировавшимися яичками, маскулинизирует и дефеминизирует мозг мужчин, в то время как его отсутствие оставляет мозг феминным. Таким образом, “генетический пол определяет гонадный пол, а гонадные гормоны определяют пол мозга”, заключают ведущие исследователи Маргарет МакКарти и Артур Арнольд21. Ученые, вовлеченные в исследования нечеловекоподобных животных утверждают, что эти половые эффекты создают отчетливые мужские и женские нейронные сети, которые участвуют только в спаривании. Но, разумеется, для многих психологов и популярных авторов, обсуждающих человеческую природу, “поведение спаривания” включает почти каждый аспект человеческой психологии – начиная со зрительного анализатора, настроенного на лица младенцев, до чувства юмора, которое указывает на лучший репродуктивный потенциал индивида22.

Однако новые данные обнаруживают гораздо более сложную картину, как объясняют МакКарти и Арнольд. Пол не является биологическим диктатором, который посылает гонадные гормоны, обрушивающиеся на мозг, единообразно маскулинизируя мужской мозг и монотонно феминизируя женский. Половая дифференциация мозга оказывается интерактивным процессом, в котором множество факторов: генетических, гормональных, средовых и эпигенетических (то есть стабильных изменений во “включении и выключении” генов), – действуют и взаимодействуют, влияя на то, как пол формирует весь мозг. И чтобы еще более усложнить этот процесс, в разных частях мозга эти факторы взаимодействуют и влияют друг на друга по-разному23.

Например, как указывает Джоел, факторы окружающей среды (пренатальный и постнатальный стресс, воздействие лекарств, условия вскармливания или материнская депривация) сложно и нестандартно взаимодействуют с полом в мозге24. Возьмем лишь одно исследование: лабораторные крысы, наслаждавшиеся мирной жизнью без стрессов, обнаруживали половые различия в густоте верхних частей дендритных шипиков (которые передают электрические сигналы телу нейрона) в крошечной зоне гиппокампа. Женские дендритные шипики были гуще. Но если посмотреть на тот же участок мозга в группе крыс, которые испытывали стресс всего пятнадцать минут, то оказывалось, что дендритные шипики крыс самцов были столь же густы, как и шипики самок без стресса. Напротив, верхние части дендритных шипиков самок, подвергавшихся стрессу, были менее густыми – совсем как у самцов без стресса. Иными словами, кратковременный стресс меняет “половые различия” для этой конкретной характеристики мозга25.

А дальше все еще больше усложняется. Конкретный фактор может оказывать значительное влияние на половые различия в одной характеристике мозга, но обратное влияние или никакого влияния – в других. Например, короткий стресс имеет иной эффект на “нижние” дендриты в той же области мозга. В этом случае дендритные шипики самцов и самок идентичны, пока крысы живут легкой жизнью без стресса. Но что случается, если крысы подвергаются стрессу? Никакого эффекта на нижние дендритные шипики у самок, но они становятся гуще у самцов. Итак, мы имеем ситуацию, в которой редкие верхние и нижние дендритные шипики наблюдаются у самцов, не подвергавшихся стрессу, и у самок, подвергавшихся стрессу; густые верхние и нижние дендритные шипики у самцов, подвергавшихся стрессу, и густые верхние и редкие нижние шипики у самок, стрессу не подвергавшихся26.

Запутанно? В этом весь смысл. Вы можете задаться вопросом, каков же в действительности принцип формирования дендритных шипиков у самцов? А каков – у самок? Если у вас нет твердого мнения насчет того, какой должна быть истинная жизнь лабораторной крысы – полной безмятежности или с короткими эпизодами крайнего напряжения, на этот вопрос нет ответа. Поэтому Джоел рекомендует избегать терминов “мужская форма” или “женская форма” в отношении характеристик мозга.

Исследование, проведенное нейроспециалистом Трейси Шорс с коллегами, проверило влияние среды на две конкретные характеристики в крошечном участке мозга. Представьте сотни взаимодействий между полом и средой, влияющих на множество разных характеристик мозга диких крыс в течение их жизни.

С каждым жизненным событием некоторые характеристики мозга меняют свою форму, а некоторые – нет, что приводит к уникальным комбинациям форм. Отсюда мы должны ожидать, что такое “многообразие механизмов”27 приведет к формированию не “мужского” или “женского” мозга, но “мозаики” черт, и “какие-то черты будут более распространены среди самок, какие-то – среди самцов, а какие-то присущи обоим полам”, заключают Джоел и коллеги28.

Именно это Джоел с коллегами из Тель-Авивского университета, Института Макса Планка и Университета Цюриха впервые обнаружили у людей29. Ученые проанализировали более 1400 визуализаций человеческого мозга, взятых из крупных массивов данных из четырех разных источников. Сначала они определили около десяти крупнейших половых различий в каждой выборке. Даже предварительная оценка в некотором отношении бросила вызов популярному пониманию этих различий. Во-первых, в противоположность взгляду, что мозг мужчин и женщин разительно отличается, ни одно различие не было особенно существенным. Даже в самом крупном различии пересечение между полами означало, что примерно одна женщина из пяти имеет мозг, более похожий на “мужской”, чем средний мужчина. Более того, каждый массив данных имел свою “десятку самых больших различий”. Как пишут авторы, это показывает, что половые различия в мозге относятся не только к полу, но зависят от дополнительных факторов, и главные кандидаты тут – возраст, среда и генетическая изменчивость.

Далее исследователи определили “мужской край” и “женский край” континуума для каждой черты мозга, основываясь на баллах 33 % самых ярко выраженных мужчин и женщин соответственно. Между этими краями лежала “промежуточная зона”. Потом они проверили, действительно ли мозг людей оказывается стабильно на мужском или женском краю континуума в каждой из областей или он является сочетанием мужских и женских характеристик.

Как вы можете ожидать, уже ознакомившись с данными по крысам, результаты были решительно в пользу смешения. От 23 до 53 % индивидов имели мозг со смесью мужских и женских черт (в зависимости от выборок, типов измерений и методов анализа данных). Процент людей, у которых наблюдался только “женский” или только “мужской” набор признаков, был очень мал: от о до 8 %30.

Так что такое “женский мозг” или “мужской мозг”31? Является ли женский мозг типом мозга, которым обладают индивиды со стабильными характеристиками женского края континуума – причем некоторые из них, кстати, мужчины? И если так, каким типом мозга обладает большинство женщин?

Итак, пол действительно важен, но он влияет сложно и непредсказуемо. Хотя пол и воздействует на мозг, он не является базовым, определяющим фактором в развитии мозга, в отличие от развития репродуктивной системы. В отличие от гениталий, “человеческий мозг не может быть разделен на два различных класса: мужской мозг / женский мозг”, заключают Джоел и коллеги. Вместо этого мозг “состоит из уникальной «мозаики» черт”32. Можно представить это так: нейроспециалист определенно сможет угадать ваш пол по вашему мозгу, но он не сможет угадать структуру вашего мозга по полу33.

Есть другое важное расхождение между половыми различиями в гениталиях и половыми различиями в мозге. Когда дело касается первого, они, очевидно, служат разным фиксированным и универсальным мужским и женским ролям. Даже самый решительный поборник взгляда, что женщина может делать все, что может мужчина, не будет отрицать того, что пенис и яички гораздо лучше производят сперму, чем влагалище и яичники. Но когда дело доходит до мозга, “во многих случаях… функции нейрологических половых различий загадочны”, замечают Герт де Врис и Нэнси Форджер, и это особенно верно, чем “выше” в мозге вы забираетесь подальше от частей, вовлеченных в специфические половые функции, например эякуляцию34. В 2009 году, обобщая десятилетия работы, де Врис и Форджер отметили:

…сотни половых различий были найдены в центральной нервной системе, но только горстка их может быть четко связана с половыми различиями в поведении, и наиболее яркие примеры найдены в спинном мозге… мы не знаем функциональных последствий большинства остальных35.

Это может шокировать, особенно с учетом готовности некоторых ученых и популярных авторов домысливать связи между сексуальными различиями в человеческом мозге и сложным, многогранным поведением – занятием математикой, эмпатией, заботой о детях36. Но такие спекуляции, если быть вежливыми, слишком оптимистичны. Нет простых связей между конкретными характеристиками мозга и типом поведения. Наши чувства, мысли и действия есть следствие сложных нейронных ансамблей, в которых взаимодействуют разные факторы.

Чтобы прояснить окончательно, суть не в том, что мозг асексуален или что мы не должны изучать влияние пола на мозг. Я никогда не придерживалась такого мнения37. Напротив, раз генетические и гормональные различия между полами могут влиять на развитие и функционирование мозга на всех уровнях (и во всем мозге, а не только в некоторых сетях, связанных с воспроизводством), изучение этих процессов может быть особенно важно для понимания, почему один пол более подвержен определенным патологиям мозга или сознания, чем другой. Это, в свою очередь, может дать важные подсказки о потенциальных причинах и способах лечения38. Но суть в том, что даже явные половые различия в мозге могут иметь малое влияние на поведение.

Это может показаться нелогичным. В программной речи “Когда различия имеют значение?” нейроспециалист из Университета Торонто Джиллиан Айнстайн описывает свое удивление, когда она столкнулась с этой ситуацией в собственном исследовании39. С одной стороны, как она объясняет, есть четкие данные, что эстрогены и прогестероны могут серьезно повлиять на рост и взаимодействие клеток мозга и число синапсов между ними. А с другой – ее лаборатория обнаружила мало связей – негативных или позитивных – между уровнями эстрогена или прогестерона в течение менструального цикла и настроением здоровых женщин. В противоположность популярному мифу и тысячам сексистских шуток (начиная с мистера Дональда Трампа40) важные предикторы настроения не день месяца, а стресс, социальные условия и физическое здоровье41. Айнстайн “пришлось нелегко”, как она признает. Интуитивно разумно предположить, что “если вы воздействуете на нейроны, вы воздействуете на мозг, а следовательно, и на душевное состояние”. Но она не обнаружила этого. Айнстайн заключила, что влияние пола (гормональные изменения) следует рассматривать в более широком контексте множества других нейрохимических процессов, происходящих в мозге и что “требуется много нейронов, чтобы сгенерировать настроение”42.

Идея о том, что нужно видеть более широкий контекст, приводит нас к чрезвычайно важной возможности. Что если цель некоторых половых различий в мозге – взаимодействие с другими различиями? Числа 3 и 2 отличаются от чисел 4 и i, но обе комбинации дают одинаковую сумму. Точно так же, указывает психобиолог Селия Мур, мозг А и мозг Б могут достичь одного результата с помощью разных нейронных средств43. И вот тут вступают в игру псевдоэволюционные предрассудки. Например, в блоге Psychology Today с подзаголовком “Новое исследование подтверждает, что мужской разум с Марса, а женский – с Венеры” психобиолог Дарио Мастрипьери из Чикагского университета пишет: “…c эволюционной точки зрения большие различия в личностях между полами вполне закономерны”44. Если считать это отправной точкой рассуждения, что может быть более закономерным, чем предположение, что любое конкретное половое различие в мозге (или гормонах) служит цели заставить оба пола вести себя по-разному? Легко упустить аргумент, что во многих случаях мужчинам и женщинам нужно вести себя одинаково, чтобы справляться с повседневной жизнью, и эволюция должна была выработать способ, как добиваться этого с относительно разными телами. Люди, стоит отметить, занимают нижние позиции в рейтинге “Удивительные телесные половые различия”. Как говорит социолог из Оксидентал Колледжа Лиза Уэйд, “если бы у нас был столь же выраженный половой диморфизм, как у морских слонов, средний мужчина возвышался бы над средней женщиной на два метра и весил бы двести пятьдесят килограммов”45. Напротив, помимо гениталий, мужские и женские тела совпадают во всем, от гормонов до роста, но существуют средние физиологические различия. Таким образом, если держать в уме, что “мужская нервная система эволюционировала, чтобы наиболее оптимально управлять поведением в мужском теле, то же верно и для женщин”, – как предполагают де Врис и коллега, нельзя считать, что нейробиологические половые различия всегда действуют для создания различий в поведении. Порой они могут быть направлены на их сглаживание46.

Прекрасный пример принципа “компенсации, компенсации, компенсации”47 де Вриса происходит из нейробиологии птичьей трели, недавно объясненной Фаусто-Стерлинг в книге “Пол/гендер: Биология в социальном мире” (Sex/Gender: Biology in a Social World)48. Птичья трель представляет одну из немногих историй успеха связи половых различий в мозге с половыми различиями в поведении. У канарейки, например, зона мозга, отвечающая за “контроль над песней”, больше по объему и более развита у самцов, и это напрямую связано со способностью самцов к пению. Есть сходные мощные половые различия в этой области мозга у другой певчей птицы, у африканского лесного ткача: эта зона в полтора раза больше у самцов. Но неожиданно у этого вида самцы и самки поют вместе, в унисон. Как оба пола поют одну и ту же песню, несмотря на значимые половые различия в контролирующей пение области мозга? Ответ: благодаря половым различиям. У самок экспрессия генов (производство меняющих мозг белков), отвечающих за область пения, происходит гораздо быстрее, чем у самцов, и это компенсирует их более скромную нейронную область. “По сути, – объясняет Фаусто-Стерлинг, – преимущество действия генов отменяет преимущество размера, что приводит к равным певчим способностям”49.

Но все же. Эти пояснения и принципы очень хороши, однако крысы и другие животные не имеют идеально гендерно-эгалитарных стилей жизни. Да, половая дифференциация мозга оказывается гораздо более запутанной, сложной и изменчивой, чем представлялось ранее. Она даже менее “половая”, чем раньше считалось, в том смысле, что пол оказывается лишь одним из многих взаимодействующих факторов и не действует как единичная, четкая, предсказуемая направляющая развития. И тем не менее все это как-то производит типы поведения, которые более свойственны самцам, и типы поведения, более свойственные самкам50.

Это справедливое замечание. Но его легко обойти, так как стабилизирующий буфер, который допускает проявление половых различий в поведении, – это среда51. Несколько десятков лет назад Мур обнаружила, что высокий уровень тестостерона в моче новорожденных крысят мужского пола провоцирует их матерей на аногенитальный контакт – вылизывание, чего она не делает с крысятами женского пола. Это дополнительное вылизывание, как выяснила Мур, стимулирует развитие половых различий в зонах мозга, которые отвечают за базовое поведение спаривания52. Недавно такое материнское вылизывание самцов также связали с эпигенетическими эффектами в мозге и в игровом поведении молодых крыс-самцов, которое является важным предшественником репродуктивного успеха53. Иными словами, поведение матери – важная составляющая развития мозга крыс-самцов и их полового поведения.

Это удивительно. Материнская забота является критическим элементом в эволюционном формировании столь фундаментальной вещи, как мужское половое поведение? Разве в ассортименте генов не должно быть чего-то столь же базового? Но, как онтогенетики указывали на протяжении десятилетий, детеныш не просто наследует гены. Он получает в придачу всю “систему развития”: экосистему, физическую среду и окружение, а также социальную систему, состоящую из родителей, родственников, сверстников и прочих, кто осуществляет важный и надежный вклад в развитие и обучение животного54. Крысенок рождается у матери, которая лижет его аногенитальную область. Примат рождается в среде, где легко доступны фрукты. Иными словами, генетический материал не единственный источник развития. Так почему бы не использовать это? Например, инженеры не утруждают себя проектированием миниатюрных перерабатывателей нефти непросредственно в автомобилях – ведь есть бензозаправки. И точно так же “отбор не поддерживает свойство, компенсирующее потерю фактора развития, если этот фактор вполне доступен”, объясняет философ науки Сиднейского университета Пол Гриффитс55. Например, приматы утратили способность синтезировать витамин С: зачем им беспокоиться об этом, если витамина С полно в окрестных фруктах? А если мать передает детенышу ДНК, а заодно вылизывает ему анус и половые органы, то естественный отбор попросту использует последнее.

Мы с вами не практикуем аногенитальное вылизывание как способ обеспечить разные системы развития для мужчин и женщин. Но список того, что имеется в нашем распоряжении – гендерная социализация, – столь же бесконечен. Едва целеустремленная исследовательница гендера решила, что закончила свой список, как компания Bic выпустила особую тонкую ручку “для нее”, a Oster создала блендер Ironman для мужских нужд измельчения пищи56. У новорожденных незначительные половые различия в средних показателях роста, здоровья и способности к саморегуляции влияют на взаимодействие младенца и матери еще до того, как начинают действовать убеждения родителей о гендере малыша, полагает Фаусто-Стерлинг57. Но именно гениталии – и тут начинается гендерная социализация – обеспечивают наиболее очевидный косвенный путь системы развития, с помощью которого биологический пол влияет на человеческий мозг. Де Врис и Форджер считают, что в итоге через эти косвенные пути пол привлекает набор ресурсов для связанных с воспроизводством целей. Иными словами, он делегирует некоторую работу развития внешним подрядчикам. Все, кто делал ремонт, знают, что чем сложнее проект, тем сильнее конечный результат будет отличаться от изначального представления. Поэтому де Врис и Форджер убеждены, что, когда дело доходит до людей, “при широких социальных взаимодействиях и длительном периоде развития есть множество способов изменить или усилить изначальную «программу»”58.

Это определенно один из уважаемых взглядов на гендерную социализацию. Да, мы почти всегда дарим кукол только девочкам; да, у нас есть двойные стандарты в отношении секса и так далее, и эти социальные факторы действительно важны. Однако в соответствии с этим подходом социальные нормы существуют, потому что они отвечают изначальной “программе”, которой пол одаривает нас: “природа” нанимает “воспитание”59. Но существует ли особая “программа” или результат, до которого мужчины и женщины должны “дорасти”60?

Некоторые нейроспециалисты полагают, что поскольку влияния среды (такие, как материнское поведение) вносят вклад в половые различия в мозге, то этим процессом можно управлять, меняя текущие условия среды во благо индивида61. Для нашего вида эта способность не просто полезна – она жизненно необходима. Разнообразие условий и ролей, к которым мы должны адаптироваться, намного превосходит таковые у любых других существ. Представьте себе разнообразие способов, которыми мы добываем пищу: “Один и тот же генетический набор дает нам арктическое собирательство, тропическое земледелие, пустынное скотоводство – и эта совокупность представляет больше видов пищевого поведения, чем есть во всей остальной таксономии приматов”, – замечают два эволюциониста62. Это критическое различие между нами и другими видами, возможно, лучше всего иллюстрируется реалити-шоу “Обмен женами” (Wife Swap). В этой долгоиграющей передаче зрители наслаждаются беспорядком, который возникает, когда жены из разных социальных классов, разного происхождения, стилей жизни и характеров меняют дома, правила ведения хозяйства, жизни, мужей и детей на две недели, “чтобы узнать, каково это – жить жизнью другой женщины”63. Думаю, я могу сказать, не рискуя оказаться антропоцентричной, что не существует других видов в животном царстве, для которых этой идеи хватило бы на семь сезонов. Другие животные удивительны, конечно, многие очень гибки и адаптивны. Но существует не так много способов быть павианихой. Интерес к перипитиям жизни всевозможных телешоу свидетельствует, по словам эволюционного биолога Марка Пейджела, что мы “единственный вид, населяющий весь земной шар, со стилями жизни столь разнообразными, словно мы сборище разных биологических видов”64. Антропологические, исторические, психологические данные и одна-единственная серия “Аббатства Даунтон” ясно показывают: поведение женщин и мужчин “значительно варьирует в зависимости от ситуаций, культур и исторических периодов”65. И даже когда дело доходит до чего-то столь незамысловатого, как производство нового поколения, мы все равно используем множество способов для этого дела. Мужчина может быть китайским императором с большим гаремом или же счастливо и моногамно женатым британским клерком. Женщина может быть невестой, найденной в другой стране через брачное агентство, или пребывать в активном поиске любовников в рамках разрешенных обществом отношений66. Даже сексуальные предпочтения, хотя они крайне важны для репродуктивного успеха, у разных людей, в разное время и в разных контекстах не ориентированы исключительно на людей противоположного пола. Просто невозможно описать один-единственный стиль жизни, представляющий “мужскую сексуальность” или “женскую сексуальность”. То же верно для родительской заботы: хотя по большому счету материнская забота кажется универсальной, матери и отцы могут быть безалаберными и жестокими или же любящими и внимательными, а культурные нормы меняются от использования кормилиц до кормления грудью по требованию, от школ-интернатов и порки до потакающего воспитания и гиперопеки. И как замечают Вуд и Игли, хотя во всех человеческих сообществах имеется разделение труда по полу, но занятия и распределение ролей зависит от времени, места и обстоятельств, от требований “культурной, социально-экономической и экологической среды”67. Таких многовариантных исходов гораздо проще достичь, если идти по пути развития от пола через социализацию к мозгу (и гормонам, как мы узнаем в следующей главе), чем по жесткому прямому пути от пола к мозгу68.

Действительно, предписывание половых ролей в человеческих сообществах не всегда произвольно: некоторые роли универсально выполняются чаще одним полом, чем другим. Они, предполагают Вуд и Игли, отражают физические различия между полами: в частности, более развитый торс у мужчин и способность женщин вынашивать и, до изобретения молочных смесей, кормить младенцев. Это делает такие задачи, как рукопашная битва и рубка деревьев, более подходящими для мужского телосложения, как и деятельность, которая требуют времени больше, чем периоды между кормлением грудью. Но даже это логичное разделение половых ролей не абсолютно. Иногда, как описывают Вуд и Игли, экология и обстоятельства объединяются и рождают крайне нестереотипные роли. Например, в некоторых обществах охотников-собирателей отцы заботятся о детях, а в других сообществах женщины забивают крупную дичь, или охотятся с собаками и сетями69, или принимают участие в военных сражениях и даже иногда объединяются в женские отряды70.

Это можно объяснить тем, что отчаянные времена требуют отчаянных мер. Но Вуд и Игли заключают: “…свидетельства, что мужчины и женщины порой вовлекаются в гендерно атипичную деятельность, предполагают гибкую психологию, которая не разделяется четко по полу”71. Это приводит нас к возникающему противоречию: насколько различны – или похожи – мужчины и женщины? Заголовок в Live Science “Мужские и женские личности: разные миры или не так уж они и отличаются?” метко отражает диапазон возможных мнений. И конечно, мы спорим об этом больше, чем, скажем, о том, что собаки с Сатурна, а кошки с Нептуна, потому что пол кажется основой того, как мы должны относиться к своему статус-кво.

Достаточно бесспорно (хотя до многих популярных авторов эта информация еще не дошла), что по большей части половые различия, лежащие в основе поведения – различия в мышлении, речи, социальных и личностных чертах и в психологическом благополучии, – относительно невелики. Психолог Дженет Хайд привлекла внимание к этому важному моменту в теперь уже классической статье, предложившей “гипотезу гендерных сходств”72. Она сделала обзор 46 работ с метаанализом данных по половым различиям в фундаментальных составляющих поведения. Метаанализ – это статистическая обработка опубликованных и неопубликованных исследований по определенной теме, объединение данных, которое дает более надежную оценку происходящего. Так ученые подсчитывают полезную статистику, известную как “величина эффекта”. Она не только показывает, есть ли различие между двумя группами, но и насколько велико это различие, если оно существует. Половые различия, в конце концов, могут значить что угодно, от “почти все женщины набирают больше баллов, чем все мужчины” (ситуация, когда величина эффекта около з) до “существует вероятность 56 %, что женщина, выбранная случайным образом, получит больше баллов, чем случайно выбранный мужчина”. Это гораздо менее впечатляющее различие отразится в величине эффекта около 0,2.

Хайд обнаружила, что более 3А половых различий, отраженных в этих метааналитических статьях, были либо крайне малы (0,1 и менее), либо малы (0,35 и менее), то есть почти в 40 % случаев, если выбрать случайным образом мужчину и женщину, балл женщины будет более “мужским”, чем у мужчины, и наоборот73. (Если различий в средних показателях между полами не наблюдается, это случится в 50 % случаев.) Это включало такие навыки, как решение математических задач и понимание прочитанного, и такие качества, как состязательность в переговорах и межличностный стиль лидерства. В повторном исследовании спустя 10 лет Хайд объединила 106 метааналитических работ по теме половых различий и столь же уверенно подтвердила гипотезу гендерного сходства74.

Недавно придумали исследовать не только половые различия в одной переменной, но целый паттерн в наборе переменных. В новом исследовании Бобби Кэротерса и психолога из Рочестерского университета Гарри Рейса показано, что люди часто стереотипно набирают сходные баллы по одним переменным и противоположные баллы по другим связанным переменным. Иными словами, они не могут быть четко разделены по категориям “маскулинность” и “феминность”, но распределены по континууму75. Как пишут исследователи, “хотя существуют средние различия между мужчинами и женщинами, эти различия не поддерживают идею, что «мужчины такие, а женщины эдакие»”. Однако “эти половые различия могут быть лучше поняты как индивидуальные различия в отдельных свойствах, а не как набор общих различий, который следует из пола опрашиваемого”76.

Другой аспект этого спора заключается в том, что старый аргумент, будто половое неравенство можно объяснить женской умственной неполноценностью, сменился на утверждение, что это неравенство проистекает из половых различий в ценностях и интересах. Дело не в том, что женщина не может вести себя как мужчина, просто по своей натуре она этого не хочет. И все же в противоположность перспективе Тестостерона Рекса половые различия в “мужских” ценностях (социальный статус, престиж, контроль и доминирование над людьми и ресурсами, личный успех) и в “женской” ценности заботы о любимых слишком малы77. Эти приоритеты не выбиты в камне. Исследовательский центр Пью в Соединенных Штатах, например, недавно сообщил, что молодые женщины превзошли мужчин по значимости для них успеха на высокооплачиваемой должности, при этом оба пола считают, что быть хорошим родителем и состоять в крепком браке важнее прибыльной работы78.

Но, возможно, вы подумали, что стремление женщин к равному труду очень похвальны, однако только у мужчин есть необходимая безжалостность, чтобы пробиваться вперед. Это старая сказка: дескать, эволюционная динамика диктует, что плохой парень доминирует и потому получает девушку, и, соответственно, мужчины от природы склонны быть более агрессивными, чем женщины. По правде, эта цепочка рассуждений вызывает серьезные вопросы79. Но, даже если отбросить их в сторону, довод не имеет силы. Неудивительно, но наибольшие половые различия в агрессии проистекают из физического разнообразия. (Вы угадаете два раза из трех, мужчина перед вами или женщина, основываясь на том, выше или ниже среднего склонность человека к физической агрессии80.) Но вот два факта о вашей профессии, которые, за некоторыми исключениями, почти всегда оказываются верными. Во-первых, мужчины преобладают на главных и престижных должностях. Во-вторых, они попадают на них не благодаря большей склонности бить людей в нос. Я не о том, что на работе все играют по правилам. Но результаты метааналитических исследований показывают, что половые различия в вербальной агрессии малы либо умеренны. (А кое-где, например в деревне Гапун в Папуа – Новой Гвинее, типичные половые различия инвертированы: женщины знамениты цветастыми агрессивными тирадами, которые они обрушивают на тех, кто им досадил81.) Что до косвенной агрессии, цель которой “исключить из социума или повредить социальному статусу жертвы”82, не запачкав кровью костюм, то эта агрессия скорее свойственна женщинам83. Короче говоря, половые различия в агрессии не помогают нам объяснить профессиональный статус-кво.

Конечно, в профессиональных интересах половые различия более значимы. В предыдущей книге, “Гендерные заблуждения” (Delusions of Gender), я внимательно изучила свидетельства, которые, по идее, должны доказывать, что эти интересы “встроены” в мозг. В соответствии с данными одного часто используемого опросника, более 80 % мужчин сообщают о большем интересе к “предметам”, а средняя женщина гораздо больше увлечена взаимодействием с “людьми”84, и это проявляется в профессиях, которые женщины выбирают в последние 30 лет85. Однако психолог Вирджиния Вэлиан заметила, что обозначение сферы как “предметной” или “человеческой” не делает ее таковой. Например, три субшкалы в опроснике, которые составляют “предметную” сферу, требуют очень широкой трактовки “предмета”: включая “глобальную экономику, теорию струн, умственные представления или теннис” – и термин становится “пустым”86. Вэлиан также полагает, что предубеждение о том, какой пол взаимодействует с предметами, повлияло на сочинение утверждений опросника. Почему, например, такая деятельность, как “разобрать и заново собрать наряд” или “попытаться воссоздать блюдо, попробованное в ресторане”, не появляется в этих шкалах?87 Вэлиан замечает, что оба пола искусственно разделяются, когда их разносят по категориям либо “люди-предметы”, либо “люди-люди”. По сути, интерес к предметам не мешает интересоваться людьми, и наоборот. Многие мужчины и женщины, разумеется, интересуются и тем и другим, иначе они не смогли бы выполнять свою работу. Например, я не позволю брать у меня кровь медсестре, какой бы она ни была участливой, если она совершенно не интересуется механикой шприца. И я не поручу ремонт дома строителю, которому совершенно не интересна тонкая психология его ремесла88.

Одно возражение на утверждения, что пол не слишком хорошо предсказывает, проявит ли человек “мужественность” или “женственность” в той или иной черте, заключается в том, что обычно скромные различия все же приводят к чему-то значительному. Нейробиолог Ларри Кэхилл, как мы уже знаем из введения, предполагает, что аргумент, будто оба пола похожи, потому что большинство различий невелики, “это как заключить после тщательного осмотра стекол, шин, поршней, тормозов и прочего, что мало что отличает «вольво» от «корвета»”89.

Однако в такой цепочке рассуждений есть недостаток. На протяжении многих десятилетий исследователи предполагали, что мужественность и женственность – это крайние точки одного измерения: очень мужественный человек соответственно крайне неженственен, и наоборот. По сути, это предположение было встроено в дизайн первой систематической попытки измерить маскулинность и феминность – в новенький опросник из 456 утверждений с осмотрительно туманным названием “Опрос-анализ отношений и интересов”90. Опрос выдавал один показатель, который помещал каждого индивида на определенную точку на единственной линии маскулинности-феминности. Так, например, если вы чувствовали, что слово “нежный” больше всего подходило к слову “любящий” или “добрый”, вы теряли балл (конечно же!) за то, что оказывались феминным. Напротив, если ваш разум несентиментально склонялся к тому, чтобы объединить “нежный” с “мясом”, то, возможно, вам трудно добиваться вторых свиданий, но вы хотя бы получали очко за маскулинность.

Только в 1970-х годах это предположение было ниспровергнуто разработкой двух новых шкал91. Они используются до сих пор и отдельно оценивают “маскулинные” черты “инструментальности” (такие качества, как уверенность в себе, независимость и состязательность) и “феминные” черты “экспрессивности” (такие, как эмоциональность, нежность, теплота и забота о других). Обнаружилось, что можно быть одновременно инструментальным и экспрессивным или не быть ни тем ни другим. Если вернуться к метафоре автомобилей Кэхилла, можно одновременно получить безопасность, надежность и место в багажнике “вольво” для закупок еды на неделю и мощь, статус и острые ощущения от “корвета”. Или – и тут я подчеркиваю для владельцев “вольво” и “корветов”, что комментарии, которые последуют, сделаны исключительно в педагогических целях – можно одновременно иметь неуклюжесть “вольво” и дороговизну “корвета”. Но даже эта двухмерная модель гендера сейчас считается слишком простой. Корреляции среди маскулинных и феминных черт часто слабы или даже отсутствуют. Если у вас есть одна маскулинная черта, это не значит, что есть и другая, и то же верно относительно феминных черт92.

Иными словами, различия между мужчинами и женщинами могут не “складываться” логичным образом, создавая два типа человеческой натуры; скорее, как и с половыми различиями в мозге, они создают “мозаику” личностных черт, отношений, интересов и поступков: какие-то из них более распространены среди мужчин, чем среди женщин, какие-то – наоборот. Джоел и коллеги проверили эту идею, опираясь на три крупных массива данных, и использовали тот же подход, который применяли к мозгу. Даже после изучения лишь 25 типов поведения с умеренными и высокими половыми различиями (включая такие атрибуты, как общение с матерью, озабоченность своим весом, склонность к нарушению закона, а также отчетливо стереотипные деятельности, такие как игра в гольф и использование косметики) выяснилось, что от 55 до 70 % людей (в зависимости от выборки) имели мозаику гендерных характеристик, по сравнению с менее чем i % тех, у кого были только “маскулинные” или только “феминные” черты.

Это делает представление о женском и мужском характере столь же неубедительным, как и представление о женском и мужском мозге. Какую из многих комбинаций черт, наблюдающихся у мужчин, следует считать мужской натурой? Что это значит – говорить, что “мальчики останутся мальчиками”, или спрашивать, почему женщина не может быть сильнее похожа на мужчину? Какой мальчик? Какая женщина и какой мужчина?

Эти результаты неудобны для тех, кто хочет верить, что два пола “естественно” сегрегированны в разных профессиях и ролях из-за различной природы или из-за легкого преимущества одного пола над другим, в целом или по определенной черте. Производительность труда, оплачиваемая или нет, зависит от набора разных навыков, черт, интересов и ценностей. Люди просто не могут сделать карьеру, хорошо умея только что-то одно, например распознавать эмоции, сочувствовать или стучать кулаком по столу. Более того, для большинства профессий не существует одной идеальной комбинации черт характера, навыков и мотиваций, но есть диапазон, в котором все они могут в равной степени соответствовать профессии. Поэтому не все на вашем уровне, в вашей роли, в вашей профессии такие же, как и вы. И если вы хотите, скажем, блеснуть аргументом, что женщины просто психологически более подходят для заботы о маленьких детях, вы подписываетесь под утверждением, что невероятно разнообразная женская гендерная мозаика гораздо чаще совпадает с многообразной мозаикой заботы о маленьких детях, чем невероятно разнообразная мужская гендерная мозаика. Я не говорю, что такой аргумент нельзя приводить. Но я бы посоветовала вам подумать, как вы с ним справитесь.

“Нет никакого сомнения, что биология, через эволюцию и генетику, сделала мужчин и женщин разными”93. Такой ответ дает книга Уолперта на вопрос, заданный в названиях для Великобритании и США: “Почему женщина не может быть сильнее похожа на мужчину?” (Why Can’t a Woman Be More Like a Man?) и “Почему мужчина не может быть сильнее похож на женщину?” (Why Can’t a Man Be More Like a Woman?). Но, как проницательно замечает Вэлиан в журнале Nature, “оба названия предполагают возражение: всякое возможно”94. И как мы убедились, хотя существуют различия в средних показателях между полами, сами фразы “похож на женщину” и “похожа на мужчину” имеют мало смысла на уровне мозга и поведения.

Это не простая семантика или академическая придирка. Когда маленьких детей и взрослых просили объяснить фразы вроде “Мальчики имеют в крови вещество, которое называется «фибриноген»” или “Мальчики очень хорошо танцуют танец под названием «квиббинг»”, объяснения, которые они выдумывали, отличались от тех, которые они давали для фраз “У этого мальчика в крови присутствует фибриноген” или “Этот мальчик очень хорошо танцует квиббинг”. Обобщенные фразы чаще провоцируют объяснения, основанные на предположениях, что иметь фибриноген в крови или быть успешным в квиббинге, что бы то ни значило, фундаментально – часть подлинной мужской или женской природы. “Я думаю, это гормон, который есть у мальчиков, потому что он записан в мужской ДНК”, – был ответ одного студента о фибриногене в крови. “Мальчики в целом сильнее девочек, а квиббинг, похоже, требует силы”. Напротив, конкретные утверждения приводили к относительно большему числу “необщих” объяснений, которые раскрывали эти характеристики как разовые, возможно, даже как проблему или как вызванные внешними причинами, такими как практика или тренировка: “Это танцевальный стиль, в котором этот мальчик упражнялся и преуспел”95.

Когда мозаику большинства мелких средних различий беспечно сплющивают в одномерных обобщенных утверждениях – что мужчины такие, а женщины эдакие, напрашивается естественный вывод, что мы говорим об универсальных характеристиках, которые “центральны, глубоки, стабильны, врожденны – словом, «неотъемлемы»”96. Когда мы говорим, думаем или пишем утверждения вроде: “Мужчины более состязательные, доминантные и рисковые, в то время как женщины более заботливые”97, это соблазняет разум обратиться ко всемогущему Т и всесильной Y из обзора Кейси – к полу – как главной, движущей причине, которая направляет нас по одному из двух путей. Но перекрывающиеся, подвижные, многомерные, идиосинкратические мозаики, формирующиеся в результате полового развития, указывают на совместное непрерывное воздействие множества мелких событий98. Пол не определяет мужскую и женскую природу, и в следующей главе мы обратимся к риску и состязательности, чтобы закрыть этот вопрос.

Глава 5 Застенчивые парашютисты

Моего старшего сына всегда притягивала опасность. Шести месяцев от роду он перекатился через всю гостиную, чтобы поближе изучить дрель, которую его отец (простительно думавший, что пять метров – безопасная дистанция между инструментом и младенцем, который еще даже не умеет ползать) положил на пол. Уже начав ходить, в гостях он за пять минут обнаружил ящик с кухонными ножами, которые маленький хозяин дома Гарри не мог найти за два года своей жизни, и начал жонглировать содержимым. Дошкольником, когда бы я ни брала его в игровые центры – эти яркие памятники детской безопасности, – мой сын привычно находил способ подвергнуть себя опасности. В 10 лет я оставила его счастливо увлеченным обычно безопасной деятельностью – замешиванием теста, но вернувшись спустя пять минут обнаружила, что он готовится бросить в эту смесь ревущий фен. Как он спокойно объяснил, он забыл растопить масло, прежде чем добавить его в миску, и пытался исправить ошибку.

Признаюсь, порой я гадала, за что мне выпала такая участь – воспитывать ребенка, столь наплевательски относящегося к риску, и окажется ли это в итоге благословением или проклятием. В оптимистичные дни я воображала, как он пожинает невероятные плоды: скажем, после десятилетий опасных экспериментов изобретает машину времени. Но в мрачные моменты я предвижу гораздо более безрадостную судьбу с финалом в покойницкой. Хотя поборники взглядов Тестостерона Рекса, разумеется, не разделяют мою озабоченность первенцем и его будущим, они, как мы видели во введении, заинтересованы в идее риска как неотъемлемо мужской черте. Они сочли бы каждую из смертельных ошибок моего сына успешным проявлением эволюционного отбора: ничтожное утешение, скажу я вам, когда вы подстригаете опаленную челку своего ребенка и надеетесь, что гости на барбекю не будут задавать слишком много вопросов. Недавно в Rady Business Journal экономисты Моше Хоффман и Эрец Йоели привели знакомую цепочку рассуждений:

Когда самцы больше рискуют в поисках еды, изгнании соперников и борьбе за территорию, они вознаграждаются десятками, даже сотнями партнерш и многочисленными потомками. Игра стоит свеч! Для самок это не так1.

Десятки? Сотни? Конечно – если вы паук или предводитель древней монгольской империи. В то время как аргументы Хоффмана и Йоели в основном относятся к части “борьбы” дарвиновской теории полового отбора (внутриполовой отбор), другие исследователи полагают, что риск добавляет мужчинам привлекательности – это “очаровательная” часть дарвиновской теории (или, иными словами, межполовой отбор). Психологи Майкл Бейкер-младший и Джон Мейнер объясняют:

Среди мужчин рискованное поведение имеет смысл для демонстрации потенциальным партнершам таких качеств, как социальное доминирование, уверенность, амбициозность, ловкость и острота ума. Все они высоко ценятся у женщин, которые ищут романтического партнера2.

Но для женщин таких выгод риска не существует. Все потому (авторы стараются быть как можно более тактичными), что “мужчины склонны желать женщин, обладающих качествами, сигнализирующими о высокой репродуктивной способности (например, молодость), а не качествами, свидетельствующими о рискованном поведении”3. Иными словами, пока волосы блестят, кожа гладкая, а соотношение объема бедер к талии приятно для глаз, то низкая самооценка, апатия, некомпетентность и глупость – сущие пустяки, которыми, с мужской точки зрения, легко можно пренебречь.

После ссылки на старинную версию полового отбора для утверждения эволюционного императива мужского рискованного поведения следующий очевидный шаг – заявить, что риск вносит основной вклад в устойчивое половое неравенство, помогая объяснить, почему слава, удача и руководящие посты непропорционально присваиваются мужчинами. Хоффман и Йоели, например, пишут:

…акции дают более высокий средний доход, чем облигации, и состязательные профессии могут быть весьма прибыльными. Эти выгоды делают гендерные различия в предпочтениях риска ведущей причиной гендерных различий на рынке труда4.

Ссылка на состязательные профессии указывает на связанное с этим объяснение профессионального неравноправия, которое в моде в экономическом сообществе: конкуренция. Конкуренция также включает риск, так как исход неясен, а возможные выгоды должны быть взвешены против затрат участия и поражения5. Поэтому:

На протяжении последнего десятилетия экономисты стали все больше интересоваться, могут ли гендерные различия в склонности к конкуренции объяснить, почему существуют различия на рынке труда. Если женщины менее склонны конкурировать, они могут меньше стремиться к продвижению по службе или работе в преимущественно мужских и состязательных сферах6.

Это оставляет загадки, которые требуется разрешить: например, значительный интерес молодых британских женщин к конкуренции за места на весьма состязательных медицинских и стоматологических факультетах, где к тому же в последнее время женщин немного больше, чем мужчин7. Но даже оставив в стороне эти вопросы, подробный разбор этого популярного представления о готовности к риску как неотъемлемо мужской черте обнаруживает, что почти каждое допущение, на котором оно основывается, ошибочно.

Хотя элемент неопределенности есть во всем, что мы делаем, этот факт вряд ли сделает посещение супермаркета более увлекательным. Рискованное поведение в повседневном понимании – это деятельность, которая потенциально позволяет нам достичь желаемой цели или блага, но она также может привести к неудаче. В итоге мы можем потерять что-то, что у нас было или было бы точно (сбережения на обучение детей, незапятнанная репутация, стабильный доход от государственных облигаций, левая рука), или, несмотря на затратные усилия, мы можем не достичь чего-то, на что надеялись (свидание, пенсионные накопления, престижное повышение, золотая медаль, самая продаваемая в мире феминистская научно-популярная книга). Давно считалось, что склонность к риску – стабильная личностная черта, то есть конкретный индивид в повседневной жизни будет устойчиво стремиться к риску или избегать его. В самом деле, многие годы психологи использовали методики измерения склонности к риску, которые подсчитывали готовность личности к риску в различных областях (здоровье, инвестиции, карьера), чтобы получить общий балл риска8. Многие экономисты между тем изучают рискованное поведение, предлагая участникам исследований серию тщательно продуманных лотерей, в которых люди выбирают между, скажем, верными 5 долларами или шансом в 80 % получить 10 долларов. Очевидно, предполагается, что таким образом экономисты могут вычислить профиль склонности к риску9.

Давнее мнение, будто всех людей можно аккуратненько расположить на едином континууме от “самых рисковых” до “избегающих риска”, хорошо соответствует ожиданию, что “вкус к состязанию и риску – это возникший в процессе эволюции аспект мужской психологии и результат полового отбора”10. Мужчины исходя из этого взгляда в основном скопились на стороне рисковых, а женщины – на стороне осторожных.

Однако на протяжении десятилетий появлялись факты, указывающие, что склонность к риску не одномерная личностная черта: напротив, существуют “покупающие страховку игроки” и “застенчивые парашютисты”, как выразилась группа исследователей11. В одном исследовании, например, рассматривались предпочтения рискованных выборов более чем 500 коммерческих руководителей: деловые и личные инвестиции, дилеммы о сложных финансовых выборах, объем их личных средств, вложенных в рискованные предприятия, а также нефинансовые риски. Очевидно, будь склонность к риску стабильной личностной чертой, человек, обычно принимающий рискованные решения в одной сфере, отличался бы склонностью к риску и в других областях. Но это было не так. Рискованность личной финансовой стратегии руководителя, например, ничего не говорила о том, как он поведет себя в контексте деловых инвестиций12.

Чтобы изучить этот удивительный вопрос более пристально, исследователь из Колумбийского университета Элке Вебер и ее коллеги опросили несколько сотен американских студентов, насколько склонны те рисковать в шести разных сферах: азартных играх, финансах, здоровье, отдыхе, общении и этике. Склонность к риску не была однозначна: человек, который с радостью просаживал недельный заработок на скачках, не был более склонен прыгнуть с моста на тарзанке, вкладывать в спекулятивные акции, просить начальника о повышении, заниматься сексом без презерватива или воровать кабельные каналы, чем человек, который скорее спустит долларовые купюры в туалет, чем поставит их на лошадь13. Ученые пришли к тому же выводу несколько лет спустя в исследовании, в котором набирали участников на основе их склонности к определенному типу риска: парашютистов, курильщиков, азартных игроков, членов биржевых клубов. И вновь склонность к риску в одной сфере не распространялась на другие области. Так, игроки, скажем, являлись наиболее рисковыми личностями, когда дело касалось ставок. Но они рисковали не более, чем другие группы, включая группу не склонных рисковать здоровьем апологетов фитнеса, когда дело касалось отдыха или инвестиций14.

Чтобы увидеть проблему, которая вытекает из результатов этих исследований для идеи о склонности к риску как неотъемлемой мужской черте, задайте себе вопрос, кто “настоящие” мужчины с сформированной процессе эволюции мужской психологией: парашютисты или трейдеры? Ожидание, что Тестостерон

Рекс создаст разносторонне рискового парня, подразумевается в замечании Хоффмана и Йоели о том, что мужчины “более склонны [чем женщины] погибнуть в автоаварии, ускоряясь на «феррари», который они купили, заработав на фондовой бирже”. Но, как мы только что убедились, беспечный водитель “феррари” может предпочитать безопасные облигации рискованным акциям (этот гипотетический придурок, возможно, унаследовал свое богатство). Чистейший, незамутненный смельчак, без сомнения, существует, но такие люди – статистические исключения из общего правила: люди поразительно уникальны и многогранны, когда дело касается риска.

Итак, благодаря чему человек склонен рисковать в одной области, а не в другой? Оказывается, рисковые люди менее негативно воспринимают риски и более позитивно – выгоды, как обнаружили Вебер и коллеги15. Исследование парашютистов, игроков, курильщиков и биржевых трейдеров приводит к такому же заключению. Рисковые люди не любили риск сам по себе, точно так же, как не любили его избегающие рисков апологеты фитнеса. Скорее они видят больше выгод в конкретной сфере рисков, и это объясняет, почему они действуют, пока другие отсиживаются в тиши и покое. Похожим образом, в пику здравому смыслу, предприниматели не отличаются более рискованным отношением, чем другие – к возможности потерять крупные суммы денег: скорее у них выше уверенность, что они их не потеряют16.

Вообще, люди в целом скорее избегают рисков17. В это, может быть, трудно поверить. Однако автор “Рискуя” (Chancing It) Ральф Кейз пришел к тому же выводу, основываясь на подробных интервью о риске с людьми, многое испытавшими в жизни. В числе его собеседников был канатоходец Филипп Пети, знаменитый своим умопомрачительным проходом по канату, протянутому на высоте 400 метров между башнями-близнецами Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. Однако Пети с жаром убеждал Кейза, что он “абсолютная противоположность сорвиголовы”, решительно утверждал, что “ни при каких обстоятельствах он не назвал бы себя рисковым человеком”18. Я вспомнила эти слова на экстравагантном шоу фокусников, которое смотрела недавно с детьми. В мелодраматической финальной сцене иллюзиониста заковали в наручники, подвесили вниз головой и заперли в тесном стеклянном аквариуме с холодной водой, вооружив только маленькой булавкой, с помощью которой он вырвался на свободу. Пока мы благодушно наблюдали за происходящим с удобных кресел, конферансье живописал нам крайнюю опасность ситуации. Но, очевидно, все взрослые в театре закрыли бы детям глаза ладонями, если бы существовала хоть малейшая вероятность, что представление закончится утоплением на сцене. Приведу чуть менее яркий пример правила, что риск – в глазах смотрящего: мы с отцом и сестрой исправно пугаем гостей, приходящих к нам на ужин, нашим легкомысленным отношением к здоровью и безопасности хранения и приготовления пищи. Вопросы вроде “Где у вас доска для мяса?” от желающих помочь гостей неизменно встречают пустые, непонимающие взгляды. Но никто из нас, Файнов, не думает, будто мы играем с огнем, когда режем овощи на доске, измазанной сырой курятиной. Мы просто глубоко убеждены (и пока вполне оправданно), что кишащие на ней микробы не чета отъявленно крепкой конституции Файнов.

Ключевой момент заключается в том, что “риск в любой конкретной ситуации по определению субъективен, разнится от человека к человеку”19. Просто невозможно оценить “объективные” характеристики рискованной ситуации, а потом определить готовность человека к риску на основе его решения. Опять-таки это резонирует с выводом Кейза. “Вновь и вновь, – пишет он, – я обнаруживал, что те, кто очевидно брали на себя большой риск, при ближайшем рассмотрении рисковали лишь чем-то малым, незначительным”20. Он задает риторический вопрос, который подчеркивает субъективность потенциальных потерь и выгод: “Если вы рискуете жизнью, которую не цените, является ли это риском?”

Важность субъективности в восприятии опасностей и выгод во всем пышном многообразии рискованного поведения оказывается столь же значимой для понимания половых различий. В противоположность устоявшемуся мнению мужчины и женщины, как обнаружил Вебер с коллегами, имеют сходное отношение к риску. При одинаково субъективно воспринимаемых рисках и выгодах они были одинаково склонны испытать судьбу. Когда мужчины и женщины действительно различаются в склонности к риску, это оттого, что они воспринимают риски и выгоды по-разному21. Итак, правда ли, что мужчины по своей природе воспринимают опасности более позитивно и, соответственно, более склонны рисковать? Тщательный анализ фактических половых различий в рискованном поведении обнаруживает важные нюансы, которые делают это объяснение непригодным.

Хорошей отправной точкой является обширный метаанализ, который сопоставил исследования различий в рискованном поведении между мужчинами и женщинами в разных областях (гипотетические выборы, выпивка, наркотики, секс, вождение) и в пяти разных возрастных группах от детства до взрослости22. В результате этого анализа обнаружилось, что в среднем мужчины более склонны к риску, чем женщины. Но около половины различий были весьма умеренны, а в 2о % случаев они даже указывали в “неверном” направлении (что к риску более склонны женщины). Метаанализ также показал, что различия меняются в зависимости от возраста и типа риска. Например, исследования молодых людей 18–21 лет показали, что юноши в среднем были чуть более склонны к распитию алкоголя и употреблению наркотиков, а также к незащищенному сексу. Но в группе людей постарше ситуация кардинально менялась. Не существовало очевидной схемы влияния возраста на половые различия. Это удивительно: если рискованное поведение возникло, чтобы увеличить репродуктивный успех, можно было бы ожидать особенно яркого расхождения в поведении полов после отрочества. Исходя из этого исследователи заключили, что традиционный взгляд на рискованное поведение как на мужскую черту требует пересмотра, так как “не похоже, что рискованное поведение… проявляет себя явно и устойчиво в разных возрастах и контекстах”23.

Поскольку мужское рискованное поведение преобладает только в некоторых сферах, а также учитывая несовершенный мир, в котором люди могут погибнуть и гибнут, падая с кровати или случайно проглотив зубочистку, исследователи вынуждены принимать решения о том, какого рода риски они будут изучать. Так как рискованное поведение тесно связано в наших представлениях с мужественностью, легко пропустить то, что не попадает в опросники. Как насчет удивительно опасного спорта – чирлидерства, или скачек на лошади галопом по полю, или бинго? Экономист Джули Нельсон из Университета Массачусетса в Бостоне замечает, что, хотя женщины привычно берут на себя риски, это часто пролетает мимо радаров исследователей24. Например, бросить работу после рождения ребенка – значительный экономический риск, ведь число разводов приближается к 50 % от числа браков. Поход на свидание может закончиться изнасилованием. Уйти от мужа – это риск, финансовый, социальный и эмоциональный. В США беременность в 20 раз чаще приводит к смерти, чем прыжок с парашютом25. И просто надевая утром туфли с высоким каблуком, женщины увеличивают риск необратимого повреждения сухожилий ног, остеоартрита коленей, подошвенного фасциита, ишиаса26 и (если вы простите мне еще один специальный термин) болезненного и постыдного “падения-прямиком-лицом-в-грязь”27. И это не говоря о том, что существующие оценки половых различий в рисковом поведении не информативны, не интересны и не соответствуют действительности. Однако они также отражают подспудные гендерные предположения о том, что такое рискованное поведение. Регистрируемый гендерный разрыв в рискованном поведении несомненно сузился бы, если бы исследователи стали включать в опросники больше пунктов вроде “Насколько вероятно, что вы испечете впечатляющее, но сложное суфле?”, “…рискнете получить ответную тираду женоненавистника, написав феминистское заявление?” или “…будете учиться ради денежной карьеры, в которой высока вероятность половой дискриминации и травли?”.

В самом деле, существуют исключения из понятия рискованного поведения как мужской черты. Несколько исследований обнаружили, что женщины как минимум столь же часто, как и мужчины, готовы рисковать отношениями (например, заявлять, что они расходятся с друзьями во вкусах, или не соглашаться с отцом по важному вопросу) 28. Также было выявлено, что женщины чаще, чем мужчины, склонны сообщать о готовности к риску в ситуациях, когда есть малый шанс выгоды при малых фиксированных затратах (например, попытаться продать уже написанный сценарий в голливудскую студию или позвонить на радиостанцию во время акции, в которой каждый двадцатый участник получает деньги)29. Так почему восприятие рисков и выгод различается между полами в одних сферах, но не в других? Один очевидный ответ – что некоторые действия (как незащищенный секс или чрезмерные возлияния) могут быть объективно более опасными для женщин. Исследователи рисков также обнаружили, что знания и осведомленность в определенной сфере снижают восприятие риска30. Вероятно, мужчины оказываются более сведущими в некоторых рискованных видах деятельности, отражаемых в опросах (таких, как ставки на спорт, финансовые вложения, езда на мотоцикле).

Суть в том, что за нашими выборами скрывается “бурная смесь причин”, как выражается правовед Касс Санстейн из Гарвардского университета: “…стремления, вкусы, физиологические состояния, реакции на существующие роли и нормы, ценности, суждения, эмоции, побуждения, убеждения, капризы”31. Поэтому, утверждает Санстейн, мы чувствительны не только к материальным выгодам и затратам, когда совершаем выбор, но и к менее осязаемым последствиям конкретного решения для самооценки и репутации. В гендерно-дифференцированном мире эти последствия неизбежно различны для женщин и мужчин (вспомните, например, разные ожидания о сексуальном наслаждении и разные последствия для репутации от случайного полового контакта, как обнаружилось в исследовании Терри Конлей и ее коллег, описанном в главе 2). Это убедительно иллюстрируют исследования, посвященные восприятию опасностей от технологий, окружающей среды и образа жизни (например, ядерный потенциал, разрушение озонового слоя и курение). Эти работы устойчиво показывают, что женщины выше оценивают риски подобных факторов для себя, семьи и общества32. Например, Джеймс Флинн и коллеги опросили более 15 000 американских семей и обнаружили, что женщины в среднем воспринимали все риски как более высокие33. Тестостерон Рекс объяснил бы, что женщины, нянчащие драгоценных отпрысков, в процессе эволюции стали более осторожно относиться к угрозам физическому здоровью. Однако Флинн и коллеги разделили выборку по этнической принадлежности и полу и выяснили, что одна подгруппа выделялась среди остальных. Для белых мужчин, по сравнению с остальными группами, включая небелых мужчин, общество представлялось значительно более безопасным. То, что изначально казалось половыми различиями, в действительности было различиями между белыми мужчинами и всеми остальными.

Далее Флинн и коллеги установили, что это была конкретная подгруппа белых мужчин, которые так небрежно относились к рискам: они были хорошо образованны, богаты, консервативных взглядов, а также гораздо больше доверяли государственным институтам и властям и являлись противниками лозунга “Власть народу”. Несколько исследований воспроизвели этот так называемый “эффект белого мужчины” в других крупных американских выборках34, и данные показывают, что это “не столько «эффект белого мужчины», сколько «эффект белого мужчины-индивидуалиста, поддерживающего иерархичность общества»”35.

Любопытно, что в недавнем исследовании, проведенном в Швеции, стране, отличающейся более высоким социальным эгалитаризмом и гендерным равенством, не удалось обнаружить “эффект белого мужчины”. Национальный опрос почти 1500 семей обнаружил, что – при прочих равных данных и разительном контрасте с американскими – шведские мужчины и женщины имели очень сходные представления об опасностях, связанных с образом жизни, средой, технологиями, здоровьем и обществом36. Вместо этого опрос показал просто “эффект белого человека”, то есть люди иностранного происхождения, подверженные маргинализации и дискриминации, оценивали риски выше, чем коренные шведы.

В попытках объяснить, как место в обществе и социальная идентичность могут настолько сильно влиять на восприятие риска, полезно помнить, что люди часто позволяют чувствам брать верх при оценке соотношения затрат и выгод. Чем больше нам что-то нравится (будь то непастеризованный французский сыр, прививки или аборты), тем больше мы склонны преуменьшать опасности и акцентировать выгоды. Напротив, если нам неприятны какая-то деятельность или явление, мы “склонны выносить обратное суждение: о высоком риске и малой пользе”37. Политические взгляды – мощный источник сильных эмоций, когда речь заходит об опасностях, и бывает так, что люди воспринимают риск таким образом, чтобы защитить свои социальную идентичность, роль и статус:

Возможно, белые мужчины видят меньше опасностей в мире, так как они создают большинство этих рисков, управляют ими, контролируют их и извлекают из них выгоду. Возможно, женщины и небелые мужчины воспринимают мир как более опасный, так как во многих случаях они более ранимы, извлекают меньше пользы из технологий и институтов и у них меньше власти и контроля38.

Эта точка зрения была ярко продемонстрирована статистическим курьезом, вдохновленным словами Нельсон, что мы склонны, “думая о риске, думать о мужчинах’’. Правовед Дэн Кэхэн из Йельского университета показал, что, когда спрашивают о рисках для здоровья, безопасности или богатства, связанных с высокими налогами на бизнес, приходит черед быть оптимистичными для женщин и меньшинств. Это, как он замечает, прекрасно иллюстрирует взгляд Нельсон:

Это подтверждает, что мужчины терпимей к риску, чем женщины, только если предположения о том, что считать “риском”, исключают из оценки разного рода явления, которые до чертиков пугают белых мужчин (или, по крайней мере, индивидуалистичных мужчин, поддерживающих иерархичность общества)39.

В США эффект белого мужчины, рассмотренный параллельно восприятию риска коренными шведскими мужчинами и женщинами, предполагает, что, по крайней мере, иногда причина кроется в различном положении в обществе, идентичностях и опыте мужчин и женщин, а не в неких устойчивых несходствах биологии, лежащих в основе половых различий. Это важный момент, так как мы видели, что именно субъективное восприятие обусловливает половые различия в рискованном поведении. Идея, что женщины в процессе эволюции стали биологически предрасположены замечать больше опасностей для здоровья, интуитивно правдоподобна, но она оказывается просто неверной. Как говорят исследователи, которые первыми описали эффект белого мужчины, “биологические факторы применимы к небелым мужчинам и женщинам так же, как и к белым”40.

Не менее важно, что социальные идентичности неотделимы от социальных норм. Эти нормы, как отметил Санстейн, играют ключевую роль в принятии решений. В самом деле, психологи Кэтрин Рон и Кэтлин Вохс убедительно доказывают, что люди порой превозмогают сильное желание избежать рискованного, но социально ожидаемого поведения (употребления алкоголя, наркотиков, занятия сексом, насилия), чтобы “не отставать” от других41. Гендер, конечно, богатый источник норм, которые по-разному применяются к мужчинам и женщинам: некоторые виды поведения более ожидаются от одного пола, а другие более порицаются42. Например, от женщин больше, чем от мужчин, ожидается, что они будут “воспитанными”. Когда женщины нарушают эту норму на рабочем месте (ведя себя начальственно или настаивая на лучшей зарплате или условиях, например), они встречают отпор со стороны коллег, теряющих желание работать и общаться с ними43. Это означает, что такие утверждения, как “мужчины более склонны агрессивно вести переговоры о начальной зарплате”44, требуют расшифровки. Если так, действительно ли это потому, что женщины от природы склонны избегать риска или меньше заботятся о деньгах? Или это потому, что существует нарушение норм женственности, связанных с агрессивным ведением переговоров для защиты собственных интересов, и женщины тонко чувствуют менее благоприятный баланс выгод и рисков такого стиля?

По первому вопросу ученые обнаружили, что половые различия в обсуждении более высокой зарплаты (в лабораторном задании) могут быть сведены на нет, если просто описать это поведение так, чтобы оно больше соответствовало женским нормам вежливости: предложите женщинам “просить”, а не “настаивать”. Как указывают авторы, “термин «переговоры» (negotiation) не является гендерно-нейтральным”45. А во-вторых, приводит ли нарушение женщинами норм к тем выгодам, которых достигают мужчины? Исследование показало, что, хотя лучшие студентки MBA были столь же склонны, как и их однокурсники, обговаривать первую зарплату, финансовая выгода для них была меньше46. Нетрудно себе представить, что эти женщины будут менее расположены обсуждать зарплату в будущем – из-за ожидания меньшего вознаграждения, а не из-за приобретенного в ходе эволюции нежелания рисковать. Психолог Эксетерского университета Мишель Райан опросила более 80о менеджеров в крупной консалтинговой фирме и выяснила, что женщины в среднем были менее готовы, чем мужчины, жертвовать чем-то ради карьеры, а также рисковать, чтобы продвинуться по карьерной лестнице. Дело в том, что женщины видели меньше выгоды от риска и жертв. Но причина не в том, что они просто оказались менее амбициозны. Скорее у них были заниженные ожидания успеха, меньше ролевых моделей, меньше поддержки и меньше уверенности, что организация ценит таланты47.

Во многих областях гендерные нормы скорее благоволят мужскому рискованному поведению, так как оно является нормой маскулинности48 и считается более важной чертой для мужчин, чем для женщин49. Это означает, что в дополнение к материальным приобретениям рискованное поведение может часто повышать репутацию или приводить к меньшим затратам: женщин на не свойственных им лидерских позициях судят строже, чем мужчин, когда рискованные решения не срабатывают50. Подчеркивая важность “бурной смеси причин” Санстейна, отмечу, что и мужчины и женщины чувствительны к культурной информации о том, как их рискованное поведение будет воспринято окружающими. В одном исследовании, например, одинокие мужчины, ознакомившись с газетной статьей, в которой говорилось, что женщины находят склонность к риску непривлекательной в партнерах, делали меньше рискованных выборов в лабораторных заданиях, которые предлагала им экспериментатор-женщина (по сравнению с мужчинами, которые прочли статью, подтверждающую стереотипы)51. Или взять, к примеру, недавнее исследование молодых китайских женщин и мужчин, которые играли в игру, связанную с риском, либо сами по себе, либо в присутствии привлекательного лица противоположного пола. В Китае, как утверждают авторы работы, идеал женщины полностью исключает рискованное поведение, провозглашая ценность “робких, сдержанных, застенчивых, послушных, скромных, заботливых, уважительных и, главное, целомудренных”52. В противоположность этому идеалу китайские женщины, когда за ними не наблюдали, были столь же склонны к риску, как и мужчины. Но, в соответствии с гендерными нормами, мужчины становились более рисковыми, когда за ними наблюдала привлекательная женщина, а женщины, наоборот, смиряли свою прыть.

Кто-то, конечно, поспорит, что асимметрия в гендерных нормах рискованного поведения неизбежна из-за эволюционных преимуществ риска для мужчин, от которых к тому же могут выиграть их партнерши. Как мы видели в первой части книги, этот аргумент игнорирует репродуктивное преимущество выбора партнерши, которая способна решать за себя в вопросах воспроизводства, для самцов. Но тут скрывается более серьезная проблема: женщин не привлекают рисковые личности. Игромания, этические риски и риски, связанные со здоровьем, считаются непривлекательными в потенциальных партнерах, и даже финансовые риски дают малый шанс на успех53. Социальные риски, напротив, весьма соблазнительны в потенциальном партнере (например, готовность прилюдно защищать непопулярную позицию). Но, как вы помните, женщины склонны рисковать отношениями в той же степени, что и мужчины. И хотя физический риск тоже принимается благосклонно, особенно в краткосрочных отношениях, эффект сохраняется, только если уровень риска невысок. Людям не нужны “ни сорвиголовы, ни нюни”54, и удивительно, “чем менее рискованной воспринимается деятельность, тем более она привлекательна”55. Как видно, реальность далека от предположения, будто женщины восхищаются рисковыми мужчинами. Но главное, этот принцип так же верен для мужчин, как и для женщин: гетеросексуальных мужчин в целом не менее, чем женщин, привлекают те, кто рискует физически или социально56.

Это представляет проблему для взгляда Тестостерона Рекса. Некоторые группы исследователей достойно восприняли разгром любимой гипотезы, согласившись, что предположение, будто мужчины в процессе эволюции стали вести себя рискованно, чтобы привлекать женщин, “не соответствует наблюдаемым сходствам между мужчинами и женщинами” и “мало объясняет… мужское предпочтение рисковых женщин”57. Обобщив эту “картину сходства между полами”, Андреас Вилке из Института человеческого развития Макса Планка вместо этого полагает:

…что мужчины и женщины научаются ценить одни и те же черты по неадаптивным причинам (например, вследствие культурных норм) или что один и тот же тип рискованного поведения (по крайней мере, в обществах, где мужчина вкладывается в отношения примерно так же, как и женщина) может быть надежным показателем качества для обоих полов58.

Иными словами, в конце концов, возможно, в мужском риске нет ничего особенного.

Женщины так же склонны рисковать в конкурентной борьбе, хоть это и противоречит ожиданиям. Взгляд Тестостерона Рекса на соревнование, вдохновленный той гипотетической сотней младенцев в год от сотни разных женщин, приводит к простому предсказанию, будто “мужчины более состязательны”:

Мужской репродуктивный успех, если сравнивать его с женским, более чувствителен к способности мужчин завоевывать партнерш. Мужчины могут соревноваться ради партнерш или ради ресурсов, территории или статуса, что служит повышению их возможностей спаривания… Соответственно, готовность к конкуренции должна быть более выражена у мужчин по сравнению с женщинами59.

Но одна из немногих психологических работ, посвященных частоте конкурентного поведения в реальном мире (изучение британских студентов в двух дневниковых исследованиях Элизабет Кэшден), ничего подобного не обнаружила60. Женщины и мужчины сообщали о сходных уровнях состязательности, и оба пола были удивительно похожи в том, как часто они конкурировали с другими в определенных областях. Они были равно состязательны в учебе и работе (лучший способ обретения экономических ресурсов для студентов) и в статусе (довольно низкие риски в обоих экспериментах). Единственной сферой, в которой мужчины оказались более склонны к конкуренции, чем женщины, был спорт, а женщины больше состязались в “красоте”, и не похоже, что то или другое является ключом к пониманию профессионального неравенства полов.

Тщательно контролируемые экономические исследования также не обнаружили, что мужчины более состязательны. В этой дисциплине стандартный подход – дать участникам какое-нибудь унылое задание (немного более ориентированные на мужчин, такие задания обычно представляют собой сложение трехзначных чисел или забрасывание мяча в корзину). Затем, после того как испытуемые набьют руку, каждому дается выбор: зарабатывать скромную “сдельную ставку” за каждый успех или гораздо более щедрую сумму за победу над случайно выбранным соперником. Увидите вы половые различия или нет, зависит от того, в чем вы предлагаете людям состязаться, а также каких мужчин и женщин вы берете. Когда исследователи используют более нейтральные или “женственные” состязательные контексты: танцы, речь, знание моды или стереотипно женские профессии (“помощник администратора”, а не “помощник спортивного корреспондента”), они часто обнаруживают, что женщины в равной степени, а порой и более склонны соревноваться61. Происхождение участников также значительно влияло на обнаружение половых различий; любопытно, что происхождение из менее экономически развитой страны связано с большей женской состязательностью62. Колумбийские, ханьские и армянские девушки и пекинские женщины столь же состязательны, как и их мужчины, – даже в заданиях, в которых обычно выходцы западных культур обнаруживают большую мужскую соревновательность63. Особенно удивительно, что мужчины из патриархального сообщества масаев в Танзании были более склонны, чем женщины, состязаться ради попытки заработать деньги, бросая теннисные мячики в корзину, так и члены матрилинейного сообщества кхаси в Индии склонны к тому же64. Более того, среди детей из этих сообществ только патриархальные масайские мальчики становились состязательней девочек в постпубертате65.

То, что биология явно не определяет, что мужчины должны быть состязательнее женщин, заставляет задуматься, почему в выборке австрийских детей 3–4 лет мальчики уже чаще вызываются соревноваться в беге, чем девочки (хотя девочки бегают так же быстро). В этом возрасте девочки столь же рады состязаться в более “женских” заданиях на сортировку (в которых они чуть превосходят мальчиков), но через несколько лет даже в этой области мальчики оказываются более соревновательными66. Какие послания получают дети в развитых западных странах, что, по сравнению с детьми из других обществ, желание девочек состязаться подавляется в столь раннем возрасте?

Колумнист Financial Times Джон Кэй напрямую связывает то, как якобы восхищаются теми, кто рискует по-крупному в финансовой сфере, с нашим прошлым каменного века, сравнивая “осторожных охотников”, которые тревожно высматривали свирепых зверей и “оставались дома, когда было слишком опасно”, с более отважными ловцами, которые “выбирали не использовать эти возможности” и тем самым “больше рисковали и возвращались с большей добычей”67. Чтобы у читателей не оставалось сомнений, каким полом восхищались за смелость, Кэй риторически вопрошает: “Что производило большее впечатление на молодых женщин племени: когда осторожные описывали свои однообразные дни или когда отважные вспоминали свое героическое бегство от опасности?” По какой-то причине Кэй не просит читателей задуматься, как женщины оценивали разговоры об охотниках, чьи глотки перегрызли дикие звери.

Мы уже далеко ушли от набора предположений, втиснутых в эту знакомую виньетку. Рискованное поведение не стабильная личностная черта, позволяющая нам предположить, будто человек, который с готовностью берет на себя физические риски на охоте (или сплавляясь по бурной реке, или прыгая с парашютом), окажется бесстрашным исполнительным директором или трейдером. Рискованное поведение также не присуще исключительно мужчинам, и не только женщин оно привлекает в потенциальном партнере. Между тем появляется все больше данных о том, что, когда задание позволяет, женщины конкурируют наравне с мужчинами, а девушки и женщины не из типичных западных популяций готовы соревноваться не менее мужчин, что опровергает гипотезы, будто это “неотъемлемое” половое различие.

Что это значит для гипотез “тестостеронового” мужского рискованного поведения? Если исходить из прежнего понимания рискованного поведения как мужской черты, то половые различия в тестостероне – интуитивное, очевидное и обыденное объяснение. Но, как утверждалось в предыдущей главе – и следующая глава это подтвердит, – форма и паттерн половых различий опровергают объяснения в терминах единственной могущественной причины, которая разделяет два пола.

Пока я редактировала эту главу, опрос более 3500 австралийских хирургов обнаружил культуру, изобилующую травлей, дискриминацией и сексуальными домогательствами, особенно к женщинам (хотя и мужчин тут не обошли стороной). Дам вам представление о профессиональной жизни женщины в этой сфере: женщины, стажеры и младшие хирурги, “сообщали, что чувствовали себя обязанными оказывать сексуальные услуги руководителям, чтобы сохранить работу”, терпели совершенно незаконную враждебность по поводу совмещения карьеры с материнством, соперничали с “мужскими группами” и испытывали на себе закоренелый сексизм на всех уровнях и “культуру страха и репрессий, с известными обидчиками на ведущих должностях, которые казались неприкасаемыми”68. Я вернулась к этой главе в день, когда в австралийском штате Виктория, где я живу, опубликовали сенсационную новость: в докладе Комиссии по правам человека и равным возможностям штата Виктория сообщалось, что сексуальная дискриминация и домогательства также весьма распространены в полиции штата, которой не удалось обеспечить равные и безопасные условия в рабочей среде69.

Я понимаю, что попытки найти психологические факторы, которые отвечают за половое неравенство на рабочем месте, исполнены благих намерений. И конечно, мы не должны пугаться называть (предположительно) политически неприятные причины этого неравенства. Но когда вы видите женщин, которые удерживаются в крайне состязательной среде и на рискованной работе, например в хирургии и полиции, несмотря на безнаказанную половую дискриминацию и домогательства, случайные научные предположения, будто женщин меньше в высших эшелонах, так как они меньше заточены под состязательность на рабочем месте, начинают казаться почти оскорбительными.

Тестостерон Рекс подспудно винит женщин за их низкие зарплаты и статус, отвлекая внимание от “бурной смеси” гендерных влияний: норм, убеждений, наград, неравенства, опыта и, не будем забывать, наказания со стороны тех, кто пытается защитить свою делянку от низкостатусных аутсайдеров, – многочисленных факторов, перевешивающих чашу весов не в пользу женщин.

Глава 6 Гормональная сущность Тестостерона Рекса?

Взрослый мозг – как небесное тело или континент: он более динамичен и пластичен, чем ученые предполагали.

Элизабет Эдкинс-Реган. Гормоны и социальное поведение животных1

Меня порой представляют как ученого, написавшего книгу о том, что мозги мужчин и женщин не такие уж и разные. К сожалению, никто еще не воскликнул: “Вы, должно быть, Корделия Файн! Не подпишете вашу книгу, которую я повсюду ношу с собой?” Вместо этого люди часто смотрят на меня в растерянности, а потом спрашивают, неужели я отрицаю и то, что существуют другие базовые физиологические различия между полами. Когда это происходит, меня всегда подмывает смерить этого человека ледяным взглядом и произнести: “Конечно! Яички – это лишь социальный конструкт” – и посмотреть, как дальше потечет беседа.

Не стоит и говорить, это было бы особенным хулиганством, учитывая предполагаемую роль яичек как биологического источника самой гормональной сути маскулинности – стероидного цунами, который уничтожает все надежды на равенство полов. Профессор права из Университета Уэйна Кингсли Браун недавно написал:

Несмотря на частые заявления, будто различия, которые благоприятствуют мужчинам (но не те, что благоприятствуют женщинам), – результат враждебных социальных сил, правда представляется чуть более тривиальной. Если бы всяческие различия на рабочем месте и за его пределами можно было бы описать одним словом, это слово было бы не “дискриминация”, а “тестостерон”2.

Точно так же экономисты, которые полагают, что врожденные половые различия в рискованном поведении играют важную роль в экономическом и профессиональном неравенстве, порой указывают на тестостерон как на биологического виновника3. А по словам нейроспециалиста Джо Герберта, автора книги “Тестостерон: секс, власть и воля к победе” (Testosterone: Sex, Power and the Will to Win), “яички – это основной источник того, что мы называем маскулинностью”4. То есть тестостерон, который они производят, “подготавливает мужчин к суровой конкуренции воспроизводства”. Он пишет:

Тестостерон отвечает за очень многое: его задача – влиять на тело, на мозг, развивать сексуальность. Но этот гормон также подвигает мужчин радоваться риску и с готовностью прибегать к состязательности и агрессии, чтобы заполучить то, что им нужно, стремиться к превосходству над другими мужчинами и гневно отражать набеги на свою территорию5.

Что ж, внушительный список.

Популяризатор науки и поведенческий эндокринолог Ричард Фрэнсис ввел термин “Тестостерон Рекс”, чтобы высмеять ошибочное восприятие тестостерона как “суперактиватора”, или “всесильного исполнителя требований отбора”, который просто “решает все проблемы”6. Конечно, если проблема состоит в том, чтобы создать два типа людей, то тестостерон как всесильный исполнитель предлагает изящное и очевидное решение. Хотя научные взгляды на роль тестостерона в социальном поведении весьма расходятся, они в целом указывают на связь с конкуренцией7. Очевидно, речь о конкуренции как способе приобрести или защитить социальный статус, материальные ресурсы и сексуальные возможности. Однако сюда, пожалуй, следует включить и аспект родительства: защиту самого ценного ресурса – детей, как считает социальный нейроэндокринолог из Мичиганского университета Сари ван Андерс. Низкий тестостерон связан с заботой о детях8. Так, в соответствии со взглядом Тестостерона Рекса, группа индивидов с высоким тестостероном расположена на краю “состязательных” вместе с прочими агрессивными и сексуально активными рисковыми личностями, а мужчины с низким тестостероном согнаны на полюс более скучных, но надежных и заботливых.

Возьмем, к примеру, рыбку из семейства цихлид, известную как Haplochromis burtoni, которая живет в озерах Восточной Африки9. У этого вида только небольшое число самцов получают территорию для спаривания, и они не стесняются демонстрировать свой привилегированный социальный статус. В противоположность тускло-бежевым нетерриториальным собратьям территориальные самцы щеголяют в ярко-красном и оранжевом, с устрашающими черными полосами у глаз. Типичный день территориального самца следует плотному графику обладателя ретроградной маскулинности: нужно разогнать непрошеных гостей, рискнуть быть съеденным ради того, чтобы привлечь самку на свою территорию, а затем, после оплодотворения путем эякуляции ей в рот, немедленно направиться на поиски новой самки. Добавьте к этому, что территориальные самцы обладают гораздо большими яичками и имеют более высокий уровень тестостерона, чем кроткие нетерриториальные самцы, и взгляд Т-Рекса на ситуацию покажется крайне соблазнительным. Эти рыбки с высоким тестостероном, безусловно, короли, предположительно благодаря влиянию тестостерона на их тела, мозг и поведение. При достаточно буйном воображении мы можем представить группу цихлид-феминисток, агитирующих за территориальное равенство полов. “Это не дискриминация, – отвечали бы рыбке-феминистке с глубоким сожалением, почти скрывающим снисхождение, – а тестостерон”.

Но даже у цихлид тестостерон не является всесильным игроком, как кажется изначально. Будь так, кастрация территориальных рыбок была бы гарантированным способом социального переворота. Но это не так. Когда кастрированную территориальную рыбку помещают в аквариум со здоровым нетерриториальным самцом сходного размера, кастрированный самец продолжает доминировать (хотя и менее агрессивно).

Несмотря на упавший уровень тестостерона, статус-кво сохраняется10. Если вы хотите свергнуть территориального самца, радикальных хирургических операций не требуется. Вместо этого просто поместите его в аквариум с более крупным территориальным самцом. Спустя несколько дней он теряет свою хвастливую раскраску, нейроны в области мозга, ответственной за гонадную активность, уменьшатся в размере, яички тоже скукожатся. Прямо противоположное происходит, когда кроткому, нетерриториальному самцу предоставляют заветный территориальный статус (путем помещения его в новое сообщество с самками и меньшими самцами): нейроны, которые управляют гонадным ростом, разрастаются, а яички – непосредственный источник тестостерона – увеличиваются11. Иными словами, сценарий Т-Рекса неверно описывает цепочку событий. Фрэнсис и соавторы, которые провели эти эксперименты, заключают: “Социальные события регулируют гонадные события”12. Или скажу иначе, на случай если вы что-то пропустили, яички цихлид – социальный конструкт. Без обид.

По сути, даже без знакомства с данными из поведенческой эндокринологии, у нас уже должны возникнуть сомнения о версии Т-Рекса. Вспомните главные концептуальные и эмпирические сдвиги в теории и исследованиях полового отбора, с которыми мы ознакомились в первой части книги. Они опровергают старые предположения, будто состязание за партнеров, статус и ресурсы – исключительно мужские занятия в борьбе за репродуктивный успех13. Приводя в пример различные виды рыб, Сара Блэффер Хрди давно описала, как самки кижуча отчаянно состязаются за гнезда для метания икры. Эти столкновения имеют столь серьезные репродуктивные последствия, что в трети случаев гнездо побежденной самки оказывается захваченным, а ее икра уничтожена14. Так почему бы некоторым самкам также не испытывать потребность в гормоне, который готовил бы их к “суровой репродуктивной конкуренции”? Нейроэндокринолог Корнеллского университета Элизабет Эдксинс-Реган замечает:

Многие самки крайне агрессивны, порой даже более, чем самцы; агрессия среди самок – важный диадический процесс, формирующий территориальное распределение и социальные системы многих животных, а у млекопитающих последствия приспособленности как результат ранга в иерархии доминирования более важны для самок, чем для самцов15.

То есть мы должны скептически относиться к тому, что тестостерон служит поляризации состязательного поведения полов. По крайней мере, положение дел следует рассматривать для каждого вида отдельно. И когда мы возвращаемся к человечеству в свете того, что узнали в последних нескольких главах, мы тут же сталкиваемся с проблемой. Взгляд Т-Рекса был бы оправдан, если бы мужчины были такими, а женщины эдакими. Когда мы утверждаем, что “мужчины состязательны, а женщины заботливы”, различия в тестостероне кажутся очевидным объяснением. Но может ли версия Т-Рекса объяснить реальные проявления половых различий? Как, например, Т-Рекс приходит к выводу, что “мальчики останутся мальчиками”, когда, как мы видели в главе 4, не существует базового мужского профиля, который одновременно относил бы мальчика или мужчину в группу большинства мужчин и четко отделял его от женщин? Как версия Т-Рекса справляется с фактом, что гендерное поведение не создает, как раньше считалось, единого спектра от маскулинности до феминности или даже два спектра? Только исходя из этих простых устаревших одно-двухмерных пониманий гендера, можно предполагать, будто высокий тестостерон может повысить маскулинность индивида и/или снизить его феминность. Но эта идея не срабатывает, если маскулинность и феминность многомерны, а большинство людей обладают “сложным набором маскулинных и феминных характеристик”, как пишет Джоел16. Какие особые качества маскулинности должны присутствовать у мужчины с высоким тестостероном и отсутствовать у женщины с низким тестостероном? И в частности, как тестостерон делает мужчин рисковыми и состязательными, если, как мы видели в предыдущей главе, в некоторых сферах, контекстах и популяциях женское рискованное поведение и состязательность сравнимы с мужскими (или даже превосходят их)? Или, если повторить неловкий вопрос той главы: учитывая, что рискованное поведение завязано на определенную область (рискующий жизнью сорвиголова вполне может не любить финансовый или социальный риск), какого типа риска следует ожидать от парня с высоким тестостероном?

К счастью, нам не нужно отвечать на эти трудные вопросы. Потому что в эволюции научного понимания связей между гормонами и социальным поведением идея о тестостероне как о могущественной гормональной сущности Тестостерона Рекса не прижилась.

Спекуляции по поводу влияния тестостерона на поведение имеют долгую историю. В ставшем классическим эссе “Беда с тестостероном” (Trouble with Testosterone) знаменитый нейробиолог и писатель Роберт Сапольски осмеливается заявить, что “чуть более десяти тысячелетий назад какой-то неугомонный авантюрист умудрился отрезать у угрюмого быка яички и так изобрел поведенческую эндокринологию” (то есть науку о связях между гормонами и поведением). Этот нечаянный эксперимент

…породил важное открытие: яички вырабатывают что-то, что делает мужчин агрессивными засранцами. Это и был тестостерон17.

Однако первые настоящие эксперименты, исследующие связь тестостерона и поведения, были проведены только в середине XIX века немецким физиологом Арнольдом Бертольдом18. Исследования Бертольда начались с наблюдения, что, когда кастрируют петуха, у него не только исчезает гребень, но и пропадает привычка драться, делать садки и кукарекать. Бертольд сделал следующий шаг, очевидный для любопытного разума, не ограниченного брезгливостью. Он решил проверить, что будет, если либо вновь пришить яички на место, либо (возможно, эти эксперименты он проводил в дни, когда был в особенно макабрическом расположении духа) трансплантировать их в область живота петуха. Поразительное открытие Бертольда заключалось в том, что эти вмешательства восстанавливали петушиную задиристость. Так как на новом месте яички уже не были связаны с нервной системой, Бертольд заключил, что что-то выделялось в кровоток – гормон. Как мы теперь знаем, тестостерон и другие андрогены (класс стероидных гормонов, к которым относится тестостерон) выделяются в кровоток гонадами (и яички и яйцеклетки производят и андрогены и эстрогены) и надпочечниками.

Классические эксперименты “удали и переставь”, коих уже проведено сотни, установили, что тестостерон значимо влияет как на тело (например, на бородку и гребень, если вы петух), так и на поведение спаривания. К тем же выводам пришли эксперименты, которые проводились в сезон и вне сезона спаривания или же когда животные находились на переходных стадиях развития, например между юностью и взрослостью (некоторые виды значительно увеличивались в размерах). Конечно, у нашего вида в пубертате гонады начинают производить андрогены и эстрогены с новым рвением (после пренатального шквала), формируя вторичные половые признаки. Некоторые виды рыб могут даже проворачивать хитрый гормональный трюк по смене пола, когда подворачивается возможность (например, уход доминантного самца из стаи или его смерть).

Это приводит к важному вопросу: зачем нужны такие гормоны, как тестостерон? В первой части книги мы узнали, что многие животные используют вторичные половые признаки, тратят время, усилия и берут на себя риск ухаживаний, только если высок шанс спаривания и оплодотворения. Гормоны могут помочь этим управлять, синхронизируя необходимые изменения в теле и поведении. Но тестостерон также способен помочь координировать поведение животного в более короткий промежуток времени. В этой сложной, жестокой и непредсказуемой жизни успешное вступление в определенную фазу развития не означает, что животному хватит одного способа существования в мире. Гормоны “помогают приспособить поведение к обстоятельствам и контекстам, – поясняет Эдкинс-Реган, – физическим, социальным, возрастным”19.

Один способ, как это может сделать тестостерон, часто упускают из вида: влияние на тело. Он меняет тело более или менее радикальным образом – в зависимости от вида, и эти маскулинные черты могут затем вызывать определенные реакции собратьев. Мы уже сталкивались с этим в главе 4: матери-крысихи, привлеченные высоким уровнем тестостерона в моче крысят мужского пола, интенсивно вылизывают им аногенитальную область. Эта повышенная стимуляция, как мы видели, влияет на половые различия в развитии мозга и в поведении спаривания20. Менее тонкий пример, который обходит мозг: “меч” у самца меч-рыбы развивается в период полового созревания, когда повышается уровень тестостерона. Меч привлекает самок, и поэтому реакция самцов на интерес самок в некотором роде “вызвана” тестостероном, но не напрямую21. Что до нас с вами, стоит заметить, что масштабная и всесторонняя гендерная социализация, которая затрагивает почти каждый аспект человеческой культуры, может являться еще одним примером непрямого воздействия половых гормонов: они влияют на тело, которое определяет нас как мужчин или женщин, и, следовательно, на поведение.

Но тестостерон также влияет на мозг напрямую22. Существуют более долгоиграющие эффекты тестостерона, которые возникают в критические периоды жизни, например в пренатальном периоде (наравне с другими факторами, как мы убедились в главе 4), в пубертате, или когда весна витает в воздухе: тестостерон помогает перестроить проводящие пути нервной системы. Он также может временно влиять на существующие нервные пути (на несколько минут или недель, в зависимости от механизма), повышая или снижая электрическую возбудимость клеток мозга23. То, насколько тонко он действует, показывает, как много не замечают те, кто говорит: “Это все тестостерон”. При самом быстром протекании этих краткосрочных эффектов, тестостерон связывается с мембраной нервной клетки и, меняя ее химические реакции, изменяет скорость ответа нейрона24. Однако наиболее известный механизм, посредством которого тестостерон воздействует на мозг, – через гормональные рецепторы. Тестостерон связывается с андрогеновым рецептором, и тот “провожает” его в ядро нервной клетки. Там тестостерон “щекочет геном”25. При участии так называемых “кофакторов” “включается” определенная область гена, чувствительная к гормону, и меняет синтез белка или пептида (т. е. экспрессию гена). Но иногда с помощью биологического катализатора ароматазы тестостерон превращается из “мужского” андрогена в “женский” эстроген и связывается с эстрогеновым рецептором. Да, даже “половые гормоны” нарушают гендерную бинарность. В ином случае эстроген не возникает из тестостерона и даже из гонад, поскольку оказывается, что мозг может синтезировать собственные эстрогены с нуля26. В конечном итоге этот танец стероидных гормонов и рецепторов может привести к массе “влияющих на поведение продуктов генов”, как выражается Эдкинс-Реган: от ферментов, вовлеченных в производство стероидов, стероидных рецепторов и нейромедиаторов, до белков, которые помогают строить и восстанавливать нейроны:

Через внутриклеточные рецепторы стероиды меняют настоящую и будущую нервную деятельность, меняют собственную продукцию и рецепцию и продукцию и рецепцию других стероидов, а также регулируют некоторые другие нервные сигнальные системы, важные для социального поведения27.

Короче говоря, тестостерон определенно действует, и последствия его действий очень важны. Но теперь мы подходим ко второй причине, по которой вам пришлось вытерпеть этот тяжеловесный последний абзац. Хотя я в нем только намекнула на пугающую многогранность проблемы, ясно, что количество циркулирующего тестостерона – лишь часть крайне сложной системы, хотя измерить его легче легкого28. Многие другие факторы системы: кофакторы, превращение в эстроген, то, сколько ароматазы нужно, чтобы он случился, количество эстрогена, произведенного самим мозгом, количество и природа андрогеновых и эстрогеновых рецепторов, их расположение, их чувствительность – все это означает, что абсолютный уровень тестостерона в крови или слюне позволяет лишь очень грубо предположить о воздействии гормона на мозг.

Возможно, эти сложности несколько затруднили чтение последних страниц, но у них есть несколько важных следствий для общей картины бытия. В первую очередь, эволюции хватило размаха сформировать эту многослойную систему, удовлетворяющую нужды всех видов животных. Тестостерон присутствует у всех видов, размножающихся половым путем, но, когда он взаимодействует с другими факторами, “уР°" вень связей между гормонами и поведением варьирует”29. И по сути, эволюция, похоже, сделала именно это. Гипотетический нейроэндокринолог, вдохновившийся Бейтменом и лелеющий надежду, что тестостерон одинаково влияет на всех животных в животном царстве, размножающихся половым путем, был бы обречен на жизнь, полную разочарований30. Это, в свою очередь, означает, что, если тестостерон определенным образом влияет на поведение, скажем, морских слонов или быков, это вовсе не гарантирует, что у человека все будет так же.

Сложность также помогает сделать проблему менее запутанной. Как люди превращают что-то крупное (половые различия в средних показателях уровня циркулирующего тестостерона) во что-то относительно маленькое (половые различия в поведении)?

Никакое половое различие в базовом поведении не сравнится с разницей между полами в уровне циркулирующего в крови тестостерона, который перекрываются у мужчин и женщин всего на ю-15 %31. Потенциально эта загадка решается с помощью важного принципа, о котором мы узнали в главе 4: половая дифференциация и влияние пола на мозг не всегда приводят к различному поведению. Порой, напротив, один эффект пола противодействует другому или компенсирует его, приводя к схожести поведения, несмотря на несхожесть биологии32. Если совместить этот принцип со значительным пространством для маневра при путешествии тестостерона в кровотоке и его воздействии на мозг, становится ясно, что существуют потенциальные способы сгладить относительную “тестостеронность” мужчин. Один исследователь, например, полагает, что всплеск тестостерона в эмбриональном развитии мужчин каким-то образом десенсибилизирует мозг к воздействию тестостерона в дальнейшей жизни33. Этот хитрый ход, возможно, достигаемый через половые различия в нейронной чувствительности34, позволяет мужчинам выдерживать более высокий уровень тестостерона, нужный их телам для развития и поддержания вторичных половых признаков, и при этом не слишком менять их поведение35.

Это приводит нас к другому важному моменту. Тестостерон часто считается “мужским” гормоном; предполагается, что только у мужчин его уровень достигает психологической значимости. Когда, в конце концов, вы слышали, чтобы кто-то восклицал: “Это тестостерон влияет на женское поведение!”? Если только речь идет не об отращивании бороды, возможно, никогда. Этот популярный взгляд, что “тестостерон = мужчина”, поддерживается значительно большим объемом исследований мужчин, нежели женщин36. Однако ван Андерс насмешливо вопрошает: “Тогда зачем он присутствует у женщин?”37 Как она замечает, то, что мы считаем высоким или низким тестостероном, не обязательно относится к абсолютным уровням. Столь же полезно и разумно ссылаться на уровень тестостерона, который повышен “для мужчин” или “для женщин” или повышен относительно уровня у человека минуту, час, месяц или три года назад. Взять, к примеру, недавнее открытие, что у одного из шести ведущих спортсменов уровень тестостерона ниже нормы. Учитывая, что анализы брались спустя несколько часов после крупных национальных или международных соревнований, мы вряд ли скажем, что спортсмены с низким уровнем тестостерона (в некоторых случаях ниже уровня ведущих спортсменок) не склонны состязаться38.

Другое важное расхождение со взглядом Т-Рекса на тестостерон вытекает из устоявшегося принципа поведенческой эндокринологии: гормоны не провоцируют поведение, но лишь делают более вероятным определенный поведенческий ответ. Эдкинс-Реган объясняет:

Гормоны – один из нескольких факторов, которые участвуют в решениях нервной системы. Они могут менять пороги для других факторов, которые участвуют в решении (например, пороги для ответа на стимулы другого животного), но обычно они не являются единственным спусковым крючком39.

То есть тестостерон – не король, который издает указы, а просто один из голосов в группе, принимающей решение. Это, если подумать, крайне разумно. Даже для животных, которые сталкиваются с очень простыми социальными ситуациями по сравнению с мыльными операми человеческого существования, все равно существуют тонкости контекста, которые следует учитывать. Животное, чей жизненный принцип заключался бы в принятии строго гормонального ответа на воздействия среды, быстро бы попало в беду. Ответ животного на конкретный стимул, например на потенциального партнера или захватчика, не определяется его гормональным состоянием, но зависит от социального контекста: каков относительный статус каждого, вовлеченного в ситуацию, кто еще присутствует, где происходит встреча?40

По сути, мы уже видели яркий пример этого явления в исследовании кастрации цихлид: доминантный социальный статус кастрированного территориального самца брал верх над более высоким уровнем тестостерона его соперника. Другая иллюстрация того же принципа – исследование зеленых мартышек. Сообщество живущих в неволе мартышек включало кастрированных и некастрированных самцов, и первые периодически получали большие дозы тестостерона, чтобы проверить влияние гормона на социальную доминантность (измеряемую агрессией по отношению к собратьям). Хотя эти дозы тестостерона действительно повышали агрессивное поведение кастрированных самцов, оно распространялось только на самцов ниже рангом. Иными словами, относительный социальный статус мартышек был основным фильтром влияния тестостерона на агрессивное поведение. В результате, несмотря на опыты, повышавшие уровень тестостерона до нормы и даже выше, “ни одно животное не повысило свой ранг после гормональной терапии”41. По сути, не наблюдалось очевидной связи между тестостероном и рангом, причем самки почти всегда, а кастрированные самцы часто были рангом выше некастрированных самцов. Тестостерон не обязательно создает Рекса.

Еще более удивительно контрастируют с версией Т-Рекса данные о том, что тестостерона не только недостаточно для запуска управляемого гормонами поведения, но у некоторых видов он даже не нужен. Возьмем половое поведение. У многих видов гормональная координация между фертильностью и спариванием столь точна, что секс невозможен без производства гормонов в яичках и яичниках42. Многие самцы грызунов, например, не способны к эрекции без здоровых, вырабатывающих тестостерон гонад, в то время как у самок яичниковые гормоны контролируют различные телесные изменения, которые делают секс физически возможным (например, у крысих – призывную позу с изгибанием спины, которая позволяет пенису проникнуть во влагалище). Но у большинства приматов таких гормональных требований нет. Вместо этого гормоны связаны с сексуальной мотивацией, а не со способностью к соитию. Поведенческий эндокринолог из Университета Эмори Ким Уоллен говорит:

Это разделение способности к соитию и сексуальной мотивации позволяет социальному опыту и социальному контексту значительно влиять на выражение полового поведения у низших приматов, как у молодняка, так и у зрелых особей43.

В элегантном эксперименте Уоллен проверил, как подавление тестостерона влияло на половое поведение самцов макаки-резуса, живущих с самками. В соответствии с гипотезой о связи тестостерона с конкуренцией снижение тестостерона сильнее влияло на половое поведение макак, живущих с другими самцами и тем самым вынужденных конкурировать за возможности спаривания, по сравнению с макаками, которые были единственными самцами в клетке. (Любопытно, что состязаются не только самцы: нечто похожее наблюдается у самок макаки-резуса, которые более склонны спариваться вне фертильной фазы цикла, если вокруг нет конкуренток44.) Но даже в условиях конкуренции с несколькими самцами подавление тестостерона не всегда сокращает половое поведение. Предыдущий опыт спаривания и высокий ранг служили защитой против снижения уровня тестостерона. Так что, хотя у самцов с самым низким рангом сексуальная активность в течение недели снижалась, “влияние понижения тестостерона”45 на половое поведение опытного статусного самца “было незаметным”. И это несмотря на то, что его тестостерон находился на кастрационном уровне на протяжении восьми недель. Статус и прошлый опыт пересиливали нехватку гормона.

И последнее поражение подхода Т-Рекса: тестостерон не является ни достаточной, ни необходимой причиной управляемого гормонами поведения – порой он вообще не является причиной. Вспомните функцию гормонов: “приспосабливать поведение к обстоятельствам и контекстам”46. В этом смысле тестостерон играет “ключевую роль”, помогая животным подстроить их социальное поведение к социальной ситуации, в которой они оказались47. Хотя мы привыкли считать, что определенные виды поведения “запускаются тестостероном”, во многих случаях более справедливо было бы говорить о действиях и ситуациях, которые “запускают тестостерон”. Социальный контекст модулирует уровень тестостерона (понижает или повышает его), что влияет на поведение (предположительно путем изменения восприятия, мотивации и мышления), что влияет на социальный исход, который воздействует на уровень тестостерона… и так далее48.

Опять-таки цихлиды оказываются полезной иллюстрацией. На первый взгляд казалось очевидным, что доминантные самцы доминировали, потому что у них был высокий уровень андрогенов. Но тщательно продуманный эксперимент показал, что в действительности доминантные самцы имели высокий уровень андрогенов, потому что так сложилась их судьба. Когда самцов цихлид сталкивали, их уровень андрогенов ничего не говорил о том, кто победит, а у кого будет низкий социальный статус. Хотя из позиции Т-Рекса мы могли бы предположить, что рыбка, у которой уровень андрогенов выше, будет “по своей природе” успешнее карабкаться по социальной лестнице, это совершенно не так: отношения между гормоном и доминантностью действуют с точностью до наоборот49. Только когда у рыбок было время на взаимодействия и конкуренцию, возникала корреляция: успешные рыбки вырабатывали больше андрогенов. Поведенческий нейроэндокринолог из Лиссабонского университета Руи Оливейра, автор исследования, объясняет:

Социальная информация преобразуется в изменение уровня стероидных гормонов, которые, в свою очередь, модулируют работу нервных сетей, так что поведенческий исход подстраивается под воспринимаемую социальную среду50.

Вообще, воздействие социального мира наблюдается даже на генетическом уровне: социальные взаимодействия меняют выработку рецепторов андрогена и эстрогена в мозге51. Тестостерон, иными словами, свергнут с трона: он становится всего лишь посредником между социальным миром и мозгом. Измените мир, и вы сможете изменить тестостерон – и мозг.

Важно, что даже у низших животных влияние субъективного восприятия преобладает над физической реальностью. Вспомните цихлид, в частности неудачливого самца из исследования Оливейры. Все, кроме одного, социально доминантные самцы из этого эксперимента, успешно получили территории и начали бурно вырабатывать андрогены. Но одна рыбка, хотя и победила в 70 % схваток, не смогла завоевать территорию. Любопытно, что показатель выработки андрогенов у этой рыбки был выпадающей точкой на графике и был близок к показателям группы побежденных самцов. Оливейра замечает: “Это предполагает, что именно восприятие животным своего статуса, а не объективная мера его доминантного поведения запускает выработку [андрогенов]”52.

Или возьмем исследование самцов мармозеток, моногамных обезьянок, у которых отцы активно вовлечены в родительство. Исследователи измерили у них уровень тестостерона в ответ на овуляционные запахи незнакомых самок и обнаружили, что эти ответы зависят от семейного статуса самца. У одиноких самцов наблюдался всплеск тестостерона (и эрекция) в ответ на сексуально привлекательный запах. Однако на “семейных” самцов (которые воспитывали потомка) тот же самый стимул не оказывал никакого воздействия – возможно, он представлял скорее помеху, чем возможность, – и их уровень тестостерона не менялся53.

В результате мы получаем картину, далекую от простой версии Т-Рекса, согласно которой мужская состязательность прямо пропорциональна количеству тестостерона в крови. Мы уже видели, что состязательность – важное качество и в жизни самок. И уровень тестостерона – лишь одна из переменных в сложной системе, в которой оба пола могут использовать разные средства для достижения сходных целей, поэтому нельзя сказать, что тестостерон важен только для мужчин. Тестостерон также один из многих факторов, которые вовлечены в принятие решений у животных. Социальный контекст и опыт могут играть определяющую роль в поведении или же заменить отсутствующий тестостерон. И наконец, отнюдь не являясь чистой биологической мерой гормонального пола, тестостерон отвечает на ситуации и контексты, то есть любое его воздействие на мозг и поведение нельзя просто списать “на тестостерон” как чисто биологический фактор. Уровень тестостерона и ответ на условия среды неразрывно связаны с индивидуальной историей и текущим субъективным опытом.

А как же у нас?

Так же, как и у других животных, тестостерон помогает адаптировать наше поведение к “обстоятельствам и контекстам”. Например, когда дело доходит до относительно стабильных обстоятельств – как партнерство и родительство, – уровень тестостерона соответствует принципу “высокий – состязательность, низкий – забота”. Например, и мужчины и женщины, заинтересованные в новых половых партнерах, склонны иметь повышенный тестостерон по сравнению с людьми, счастливо живущими в парах (или счастливыми в своем одиночестве), а родители маленьких детей имеют пониженный тестостерон по сравнению с бездетными людьми54. И хотя трудно разделить причину и следствие в этой сфере – не стоит и говорить, что ученые не могут случайным образом распределить людей в группу десяти лет брака или родителей, – не похоже, что людей с повышенным уровнем тестостерона привлекает иной стиль жизни. Например, результаты исследования отставных военных летчиков, которым назначили регулярно сдавать анализы на гормоны и сообщать о своем супружеском статусе, “иллюстрируют динамическую природу уровня тестостерона: он повышается в годы развода и снижается в годы брака”55. Авторы рассуждают, почему это происходит:

Церемония бракосочетания – это кульминация периода постепенного ухаживания и помолвки, во время которой мужчина получает поддержку и обещание супружеской верности от своей партнерши и перестает конкурировать с другими мужчинами за половых партнерш. В результате… его тестостерон падает. Напротив, надвигающийся развод – это время борьбы между партнерами за детей, имущество и самоуважение. Также это время, когда разводящийся супруг может снова начать соревноваться за половых партнерш56.

Причинно-следственные связи между процессом заботы и уровнем тестостерона четко наблюдались в крупном лонгитюдном исследовании отцов на Филиппинах, проведенном Ли Геттлером, биологическим антропологом из Университета Нотр-Дам. Он обнаружил, что отцовство снижает уровень тестостерона у мужчин, особенно у тех, кто проводит больше времени, непосредственно заботясь о своих малышах57. Мужчины с пониженным тестостероном не были более склонны становиться заботливыми отцами – скорее сама забота снижала тестостерон.

Но заметьте также, что мы не похожи на других животных: наше социальное конструирование

гендера привносит уникально человеческое измерение в эту смесь причин и следствий. Как мы уже видели, гендерные нормы и схемы полового поведения и родительства принимают крайне разные формы во времени и пространстве. Эти культурные обстоятельства, безусловно, пересекаются с женской и мужской гормональной биологией. Эту ситуацию иллюстрирует исследование, в котором сравнивались две соседствующие культурные группы в Танзании: собиратели народности хадза и скотоводы датога – ожидания от отцов были разными. Среди отцов племени хадза, где отцовская забота считается культурной нормой, уровень тестостерона был понижен по сравнению с отцами датога, у которых отцы обычно не ухаживали за детьми58.

Кстати, пониженный уровень тестостерона не обрекает преданных мужей и отцов на безрадостное подчиненное и сексуально однообразное существование. В противоположность расхожему мнению существует мало убедительных данных о значимой связи между базовым уровнем тестостерона и социальным статусом, и большинству исследований не удалось найти связь между тестостероном и половым влечением у здоровых мужчин с уровнем тестостерона в границах нормы59. Возможно, это оттого, что у нас состязательное поведение более непостоянно и ситуативно, чем у других животных. (И как замечает ван Андерс, половое влечение также может возникать из чувств любви и близости60.) Например, все мы не берем одновременно две недели ежегодного отпуска, чтобы отчаянно сражаться за лучшие дома, в которых собираемся растить своих детей, и исступленно спариваться. Гораздо логичней, что тестостерон временно повышается и понижается по требованию обстоятельств или когда подворачивается возможность.

Но опять-таки социальное конструирование гендера формирует как сами ситуации, в которых мы оказываемся, так и их субъективный смысл. Мы привыкли думать о тестостероне как о причине гендера, но что если по этой знакомой дорожке нужно идти в обратную сторону? Недавние изобретательные исследования ван Андерс и ее коллег тому подтверждение.

Возьмем исследование, в котором ван Андерс и ее команда приобрела программируемую плачущую, спящую, сосущую куклу-младенца, из тех, что используют в старших классах для иллюстрации важности контрацепции: мол, сколь бы неудобной она ни казалась в ключевой момент, это значительно проще, чем родительство61. Одной случайно набранной группе мужчин назначили роль, которую мы назовем “традиционный мужчина, который предоставляет женщине заботиться о малыше”. Им сказали просто сидеть и слушать детский плач. Мужчины из второй случайно отобранной группы были “традиционными мужчинами, которые предоставляют женщине заботиться о малыше и потому не обладают этим трудным, приобретаемым навыком, но в этот раз остались с младенцем наедине”. Этим мужчинам было сказано взаимодействовать с куклой, но (жестокие исследователи!) ее запрограммировали плакать, что бы с ней ни делали. Последнюю группу мужчин назовем “прогрессивные папы”: кукла плакала, но ее запрограммировали утешаться, когда путем проб и ошибок “отец” находил верный способ успокоить “малыша”. В этой последней группе уровень тестостерона падал, когда с помощью нежной заботы “отцы” достигали желаемого результата. Но в других двух группах, которым выпало испытание общения с глубоко несчастным младенцем, особенно когда мужчины просто сидели и слушали, тестостерон рос. Иными словами, один и тот же стимул – плачущий ребенок – по-разному влияет на тестостерон в зависимости от способности мужчины справиться с ситуацией62. Теперь учтите, что вне лаборатории уверенность и навыки, необходимые для того, чтобы справиться с плачущим младенцем, в большой мере формируются ожиданиями от гендера и сложившимся укладом в сфере ухода за детьми. Утверждения, что мужчины не имеют “правильных гормонов” для заботы о детях, теперь звучат совсем иначе.

Второй эксперимент той же лаборатории сместил контекст симуляции с дома на работу. На этот раз ван Андерс и ее коллеги попросили актеров и актрис произнести монолог, в котором они применяли власть, увольняя сотрудника, и измерили их уровень тестостерона до и после63. Проявление власти в целом не влияло на уровень тестостерона у мужчин. Однако оно значительно повышало тестостерон у женщин. Любопытный вывод исследователей: социальное конструирование гендера, которое делает проявление власти более вероятным и приемлемым для мужчин, вносит вклад в различия уровня циркулирующего тестостерона мужчин и женщин. “Гендерное поведение модулирует тестостерон”, приходят к выводу ученые, не забывая указать при этом, что “дополнительная причина различий в тестостероне – недостаточно изученная роль воспитания”64. (Все верно, парни. Позвольте женщинам занять ваши властные должности, и вы оглянуться не успеете, как у них появится и ваш гормон.)

В этом эксперименте социальный контекст был однозначным: неоспоримый монолог власти. Но часто ситуации более субъективны, и важно это учитывать, чтобы лучше понять неразбериху в результатах исследований связи тестостерона и состязательного поведения на спортивном поле и в лаборатории. В этих контекстах участники обычно не уверены, насколько сильна конкуренция, против кого они борются и чем все обернется. Сначала, не обнаружив эффекта у женщин, ученые преждевременно заключили, что только мужчины проявляют тестостероновую реакцию в ситуациях конкуренции65. Но по мере накопления данных, как было описано в одном обзоре, выяснилось следующее:

…в обоих полах наблюдается непредсказуемое поведение: уровень тестостерона повышается у победителей и снижается у проигравших… повышается и у победителей, и у проигравших, или же не происходит значимых изменений в ответ на ситуацию конкуренции66.

Заключение скептика: тестостерон играет тут незначительную роль67. Но, возможно, предполагают авторы обзора, эти противоречия вызваны различиями в восприятии ситуации соревнования. Эндокринологи Гонсало и Руи Оливейра говорят:

Одно и то же событие может вызвать разные реакции в зависимости от того, как оно оценивается разными людьми или одним человеком в разные моменты времени (например, в разных социальных контекстах)68.

Факторы, которые, по мнению ученых, влияют на то, как и когда уровень тестостерона изменяется в ответ на ситуации конкуренции, – это оценка навыков оппонента; как человек объясняет, почему он выиграл или проиграл; насколько знакомы ему обстоятельства конкуренции и какова его мотивация69. Тут-то и может проявиться гендер. Мы вправе ожидать, что гендер будет влиять на тестостероновый ответ через стереотипы, которые помогают сформировать ожидания или объяснения для успеха или неудачи; через существующие неравенства, создающие двойные стандарты поведения; и через гендерный опыт и социальные сети. В конце концов, как мы уже видели в предыдущей главе, разные сферы (маскулинная, нейтральная или феминная), разное происхождение (патриархальная или матрилинейная культура) и даже разные формулировки одного и того же контекста соревнования (помощник спортивного корреспондента или помощник администратора) могут нивелировать половые различия в готовности конкурировать.

Исследования мужчин уже показали влияние культуры и социального конструирования гендера на гормональную динамику. Взять, к примеру, результаты успешной десятилетней программы “Быстрый путь” в США. Она предназначена для мальчиков с высоким риском асоциального поведения и “нацелена на развитие социальных навыков и навыков саморегуляции, позволяющих детям более уравновешенно и менее бурно отвечать на провокации”70. Некоторые дети были вовлечены в программу на протяжении десяти лет, а контрольная группа нет. Много лет спустя, когда участникам было за двадцать, социальный нейроэндокринолог Джастин Карре из Университета Ниписсинг с коллегами пригласили около 70 мужчин из программы в лабораторию и проверили их агрессивность в ответ на провокацию (подставной участник злонамеренно отнимал у них очки в игре). Молодые люди, проведшие в программе десять лет, были менее склонны мстить за враждебное поведение партнера по игре, демонстрируя длительный эффект программы. Но самое интересное для нас было то, что они также отличались сниженной реактивностью тестостерона на провокацию, и казалось, что это отчасти объясняло их большую склонность подставлять другую щеку в контексте конкуренции. Карре и соавторы заключили:

Эти результаты показывают, что программа “Быстрый путь” устойчиво меняет психологические процессы, лежащие в основе кодировки, интерпретации и обработки социальных угроз и провокаций. Эти умственные процессы, в свою очередь, влияют на тестостероновый ответ на провокацию, что оказывает влияние на агрессивное поведение71.

Похожие выводы были сделаны из классического эксперимента психолога Дова Коэна из Иллинойсского университета и его коллег72. На этот раз сравнивались белые студенты нелатиноамериканского происхождения родом из северных и южных регионов США. В серии экспериментов группы мужчин помещались в искусственную ситуацию испытания их социального статуса: “подсадной’’ парень задевал их плечом, проходя мимо. Затем он еще подливал масла в огонь, бормоча ругательство. Для северных студентов это событие почти не имело последствий. Но южане, воспитанные в культуре, основанной на понятиях мужского достоинства и уважительного отношения, выходили из ситуации, беспокоясь о том, как это повлияло на их мужскую репутацию. И именно в уязвленной группе южан впоследствии наблюдался рост агрессивного и доминирующего поведения. И опять-таки только у южных парней, которым выказали неуважение, наблюдался рост тестостерона в ответ на это небольшое испытание их статуса. В обсуждении исследования авторы уверяют, что экспериментальные манипуляции “не привели к насилию”73. Но допустим, оскорбленный южанин ударил бы неудачливого актера. Имело бы смысл винить в этом тестостерон? Или говорить “мальчики останутся мальчиками”?

В книге “Тестостерон” Герберт заключает, что “человеческому мозгу пришлось изобрести многочисленные способы регуляции, перенаправления и оптимизации мощных эффектов тестостерона на мужское поведение: ими стали законы, религия и обычаи”74. Но не существует “настоящего”, “оригинального” или “предполагаемого” уровня тестостерона или его ответа, с которыми затем имеет дело цивилизация. Уэйд замечает:

Гормоны не являются частью биологической программы, которая подбивает нас реализовывать желания наших предков. Они – динамическая сторона нашей биологии, призванная дать нам возможность реагировать на физическую, социальную и культурную среду75.

Исследования, приведенные в данной главе, ярко иллюстрируют наблюдение Агустина Фуэнтеса (с которым согласны многие ученые-феминисты)76: “…ошибочно полагать, будто наше тело существует вне культурного опыта, а наше культурное восприятие себя не переплетено тесно с нашей биологией”77. И культура явно берет верх.

За последние восемь лет или около того я часто принимала участие в дискуссиях о том, как поспособствовать равенству полов на рабочем месте. Сейчас я хочу прояснить раз и навсегда, что кастрация никогда не упоминалась в качестве возможного решения. (Даже на “Совершенно секретных феминистских встречах”, где мы замышляем глобальный военный переворот.) Кроме того, в организациях, стремящихся повысить количество женщин на высших должностях, отдел кадров безусловно исключит кастрацию на основании закона и этики. Однако от нее можно отказаться и по научным причинам. Ничто в научной литературе не говорит о том, что кастрация – даже вместе с тестостероновыми пластырями для женщин – обеспечит быстрый способ достижения равенства. Это не помогает рыбам и обезьянам, так почему это должно сработать у нас? Многочисленные факторы: статус, опыт, смысл, завязанные на тестостерон, регулирующие, заменяющие и подавляющие его, являются свойствами людей как вида, и нет единого “короля”, управляющего всеми этими взаимодействиями.

Исследования показывают, что только значительные и последовательные изменения статуса, опыта и того, что конкретная ситуация значит для вовлеченных в нее людей, могут как-то повлиять на статус-кво. Это, следует заметить, гораздо более тяжелое испытание, чем назначение гормонов или их блокаторов78. “Богатая ткань”79 гендера соткана плотно и на славу: можно вытянуть одну нить, но другие все равно удержат полотно. У цихлид статус демонстрируют размер и яркая окраска. У нас есть стереотипы, которые накладывают печать на каждую встречу, на одежду, язык, зарплаты, звания, награды, СМИ, законодательство, нормы, стигму, шутки, искусство, религию… список явлений, которые составляют наши богатые, гендерно-дифференцированные культуры, можно продолжать еще долго.

Чтобы реконструировать этот социальный конструкт, нужно приложить много усилий. Большая ошибка – путать устойчивость статус-кво с диктатурой тестостерона.

Глава 7 Миф о сестрах Леман

Причина, по которой большинство финансовых трейдеров – молодые мужчины, очень проста. Торговля обладает свойствами, к которым молодые мужчины биологически адаптированы… Вся ситуация словно создана для молодых мужчин. Все воздействия тестостерона отражены в качествах успешного трейдера. Поистине поразительно, что искусственный мир финансового трейдинга так подходит врожденным качествам молодых мужчин.

Джо Герберт. Тестостерон1

“Если бы братья Леман (банк Lehman Brothers) были сестрами Леман (Lehman Sisters) и управлялись бы женщинами, а не мужчинами, а не мужчинами, случился бы ипотечный кризис?”2 Этот вопрос, заданный бизнес-редактором Guardian, спровоцировал “оголтелую увлеченность международных СМИ вопросами гендера в международной финансовой сфере”3. Некоторые комментаторы, опираясь на исследования о связях между уровнем тестостерона и рискованным поведением, говорили о срочной потребности в большем “разнообразии гормонов”4: увеличение числа женщин (и мужчин постарше) в данной сфере приведет к снижению среднего уровня тестостерона. Заголовки статей и эксперты постоянно поминали Т-Рекса, требуя больше “повелительниц вселенной”5, чтобы те привнесли столь необходимый финансовый консерватизм в мир бизнеса, живущий по “правилам тестостерона”6.

К данному моменту их доводы уже выглядят утомительно знакомыми. Мужчины, благодаря прошлому эволюционному давлению, рискуют, чтобы обрести ресурсы и статус, которые в нашем древнем прошлом приводили к репродуктивному успеху. Но быстрый переход “мужских мозгов” из каменного века в двадцать первое столетие глобальных финансов вызывает “эволюционное похмелье” и хаос, как заключает в New York Times Николас Кристоф7. Взгляните на высокорискованную ипотеку и кредитные деривативы, и задним умом вы поймете, насколько опасно было предоставить это все тестостерону в отсутствие женщин. (Одетых, конечно.)

Может показаться, что женщинам наконец-то воздали должное, предположив, что мировая финансовая система не рухнула бы, будь поблизости представительницы прекрасного пола. Мы определенно должны оценить контраст со статьей в New York Times, опубликованной столетием раньше, в которой сообщалось о движении среди брокерских фирм, требующих запретить женщинам посещать их офисы8. Как объясняется в одном явно типичном письме, адресованном клиентам-дамам бродвейской фирмой биржевых маклеров, их более ценные клиенты считают “неподобающим для женщин посещать офисы маклеров”. В самом деле, женщина – “помеха всюду, помимо ее дома”, замечает маклер. Женщинам, как указывается, не только не хватает “делового инстинкта” (мужчины вылетают из утробы в костюме с иголочки с врожденным пониманием финансовой сферы), но они и неспособны его обрести. Определенно пройден долгий путь от этой позиции и до мая 2010 года, когда обложка журнала Time была посвящена женщинам, занимающимся

регуляцией финансовой сферы: Элизабет Уоррен, Шейле Бэйр и Мэри Шапиро, – на которых “возложили ответственность в наведении порядка”9 там, где напортачили сами-знаете-кто.

Однако есть некий изъян во взгляде, что женский пол биологически предназначен останавливать “большие качающиеся”10 финансовые органы. Избегающий риска темперамент, возможно, хорош для мировой экономики, но плох для личного заработка. Можно и не разбираться в распределении доходов, чтобы понимать, что привычка превращать свои активы в груду долларовых купюр, а затем жадно нырять в них – гораздо более привычное поведение для мужчин, чем для женщин. Ежегодные списки богатейших людей мира неизменно подтверждают, что почти исключительно мужчины рискуют задохнуться в процессе такого времяпрепровождения. Подобное неравенство довольно легко объяснить с исторической точки зрения. Помимо совета удачно выйти замуж, даже самый талантливый финансовый консультант затруднился бы помочь сколотить состояние женщине без высшего образования, по закону не способной владеть имуществом и ценными бумагами и имеющей право заниматься только низкооплачиваемым трудом. Однако эти внешние ограничения были сняты довольно давно, и многие исследователи обратили свой взор на внутренние факторы (пренатальный и циркулирующий тестостерон), чтобы объяснить так называемые “фундаментальные различия” в предпочтениях риска – как объясняется в одном высоко-цитируемом обзоре11.

Но к этой части книги мы уже скептично относимся к тому, что тестостерон может создать “фундаментальные” различия между мужчинами и женщинами в принятии решений в финансовой сфере. Как мы уже видели, главное испытание для позиции Т-Рекса по части половых различий – закономерное совпадение поведения обоих полов. Неужели из всех наших качеств именно те, что связаны с финансами, особенно активно подверглись половому отбору в плейстоцене?

В подробном обзоре научной литературы экономист Джули Нельсон проанализировала 18 работ по половым различиям в принятии финансовых рисков12. В части этих исследований использовались столь любимые экономистами задания с лотереей, в которых люди выбирают между, скажем, гарантированным выигрышем в 5 долларов и шансом в 50 % выиграть 10 долларов. В других исследованиях людей просили сообщать о склонности к финансовым рискам в реальной жизни или смотрели, как люди распределяли свои финансовые активы между менее и более рискованными опциями (например, акции или облигации). Как можно ожидать, показатель эффекта для этих различий был, за малым исключением, обычно довольно скромным, а порой и нулевым (не наблюдалось половых различий), а в двух исследованиях обнаружилось даже, что женщины более склонны рисковать в финансовой сфере13.

Как же происходит переход от этого совпадения полов к утверждениям, что между ними существуют фундаментальные различия? Нельсон замечает, что путем частичного объяснения исследователи часто обобщают результаты предыдущих исследований неточно, соответственно стереотипам. Ученые также стремятся сделать упор на результаты, соответствующие стереотипам “рисковых мужчин”, умаляя (а порой даже игнорируя) результаты, которые расходятся с этим взглядом. Нельсон заподозрила, что исследователи “стремятся «найти» результаты, подтверждающие убеждения, которых придерживаются в обществе”14, – классический случай “предвзятости подтверждения”. Если такие результаты имеют больше шансов на публикацию, научная литература перекашивается в сторону ожидаемого вывода.

Однако существует способ представления данных, называемый “воронкообразной диаграммой”, который показывает, предвзята или нет научная литература15. (Если статистика вас не вдохновляет, можете перескочить прямо к предсказуемому выводу в последнем предложении этого абзаца.) Для этого на график наносятся данные из всех исследований в соответствии с размером эффекта по горизонтальной оси и размером выборки (примерным)16 по вертикальной оси. Зачем? Результаты больших исследований являются более “точными” и потому приближаются к “истинному” размеру эффекта. Напротив, небольшие исследования, более подверженные случайным ошибкам из-за малых, специфических выборок, будут иметь больший разброс в размерах эффекта. Некоторые маленькие исследования будут сильно переоценивать различия, другие – сильно недооценивать (или даже “ошибаться” в направлении эффекта). Дальше все просто, но гениально. Если в опубликованных статьях о большей склонности к риску у мужчин предвзятость отсутствует, эти пере-и недооценки половых различий должны быть симметричны относительно “истинного” показателя, который обнаруживают крупные исследования. И график, если воспользоваться воображением, становится похож на перевернутую воронку (лично я бы назвала его “подсвечником”, но меня никто не спрашивал). Но если предвзятость существует, тогда на графике остается пустая область, где должны находиться мелкие выборки, которые недооценивают различия, не находят различий или обнаруживают большую склонность к риску у женщин. Иными словами, переоценка мужского рискованного поведения публикуется, а разного рода “недооценка” – нет. Когда Нельсон построила график из данных своего обзора, она обнаружила именно это: “Очевидно наблюдается предвзятость подтверждения”17.

Эта предвзятость вводит в заблуждение при формулировке выводов из всего массива литературы и раздувает масштабы половых различий в целом. Итак, какие различия в размере эффекта обнаружила Нельсон, когда взглянула только на точные результаты из восьми крупнейших исследований18? В их число вошел крупный газетный опрос, в котором тысячи людей ответили на вопрос-лотерею вроде тех, что были описаны выше, и два крупных анализа реальных инвестиций (тысячи пенсионных портфолио и более 35 тысяч инвестиционных счетов)19. На основе таких восьми самых точных исследований Нельсон вывела размер эффекта d = 0,13. Это равноценно примерно 54 % вероятности, что случайно выбранный мужчина будет более склонен к финансовым рискам, чем случайная женщина. Если вы вспомните выводы главы 5 о гендерно-дифференцированных факторах, которые столь важны для объяснения различий в рискованном поведении людей, например знание, знакомство с предметом, прошлый опыт и гендерные нормы, связывающие риск с маскулинностью, то удивитесь, почему различия столь малы. Учтите также, что богатство человека, ожидаемое богатство и финансовая безопасность, разумеется, влияют на то, какие финансовые риски он готов на себя взять20. Хотя при сравнении склонности к риску исследователи принимают во внимание текущее благосостояние и заработки мужчин и женщин, в обществе, где мужчины чаще получают повышение, а женщины чаще жертвуют карьерой ради детей и престарелых родителей, финансовые траектории и ожидания даже изначально сопоставимых мужчин и женщин вряд ли одинаковы.

Половые различия в финансовых рисках не просто малы, они условны: проявляются только в некоторых заданиях, выборках и контекстах. В одном исследовании, например, не было обнаружено различий, когда типичная абстрактная лотерея была перенесена в контекст реальных инвестиционных решений21. Сходным образом Айво Влаев и его коллеги из Уорвикской школы бизнеса не обнаружили половых различий, когда лотереи были перенесены в контекст реального мира. Помимо традиционных абстрактных лотерей они придумали эквивалентные им, но только в отношении пенсии, зарплаты, ипотеки и страховки. Например, студентов просили выбрать между, скажем, предложением работы с надежной оплатой 30 фунтов стерлингов против рискованного варианта более прибыльной работы с 50-процентным шансом заработка 100 фунтов и 50-процентным шансом остаться ни с чем. В целом у них не обнаружилось различий между полами22.

Другая проблема утверждения, что мужчины и женщины фундаментально различаются в подходе к финансам, заключается в том, что, как и в других сферах рискованного поведения (как мы убедились в главе 5), “эта выборка женщин’' и “эта выборка мужчин” не могут заменить всех женщин и мужчин. Эволюционисты Джозеф Генрих и Ричард Мак-Элрит использовали в качестве задания традиционную лотерею, чтобы сравнить финансовые риски в трех группах без участия североамериканских студентов, которых обычно набирают в такого рода эксперименты23. Это были сообщества мелких фермеров в Чили и Танзании (мапуче и сангу соответственно), а также чилийское нефермерское сообщество (уинка). Хотя культурный багаж приводил к различиям: в среднем мапуче и сангу были склонны к риску, в то время как уинка. избегали его – ни в одной из групп мужской пол не был связан с большим предпочтением риска. Сходным образом пол не объяснял вариацию в принятии финансовых рисков в исследовании более чем 400 коренных жителей Китая24. Между тем в другом кросс-культур-ном исследовании, в котором сравнивались матрилинейное общество кхаси в Индии и патриархальное масаев в Танзании, не удалось найти никаких половых различий в склонности к риску в стандартной лотерее и в играх с инвестициями25.

Потенциально важный фактор, который поможет объяснить кросс-культурные различия, – гендерные отношения в обществе, из которого взяты участники эксперимента. Так, Бинг Линьгун и Чунь Лейян сравнили склонность к риску в заданиях на лотерею у матрилинейных мосо (у которых глава семейства также традиционно женщина) и патриархальных26. Хотя в обоих обществах женщины меньше рисковали, чем мужчины, расхождение было гораздо меньше у матрилинейных мосо. Схожим образом, экономист из Университета Лос-Андес Хуан Камило Карденас с коллегами обнаружил, что гендерный разрыв в финансовом рискованном поведении был меньше у шведских детей, чем у детей из Колумбии – страны со значительно более низкими макроэкономическими показателями гендерного равенства27. Есть даже данные, что британские девочки и молодые женщины более склонны к рискованному поведению в исключительно женской среде28.

Проблемы не исчезают, когда мы переходим от лотерей к другим типам заданий на финансовый риск29. К настоящему моменту у вас уже может возникнуть впечатление, что экономисты подходят к теме рискованного поведения, словно они когда-то услышали комментарий авторитетного коллеги: “Жизнь – это лотерея” – и поняли его буквально. Но, как мы знаем, большинство финансовых решений совсем не похожи на лотерею. Уоррен Баффетт не заработал свои миллиарды, раздумывая, воспользоваться ли опцией А с гарантированным доходом в 2 доллара или опцией Б с 30-процентным шансом получить 4 доллара. Также и начальники не кричат задорно: “Орел или решка, профессор Массуд?”, подбрасывая монету и – приглашая своих сотрудников попытаться выиграть с шансом 50 на 50 годовую прибавку в 15 долларов или же остаться при своей гарантированной прибавке в 5 баксов.

Одно очевидное отличие этого задания от реальности состоит в том, что люди обычно не знают точных вероятностей исхода событий. Это также верно для двух заданий на риск, популярных у психологов. В задаче на риск с воздушными шариками участники решают, сколько раз “надуть” виртуальный шарик насосом, ползшая по 5 центов за каждый успешный поддув. В неизвестный момент, однако, шарик лопнет, и деньги будут потеряны. Метаанализ обнаружил, что в среднем в этом задании мужчины рискуют чуть больше, чем женщины30. Однако обратный эффект наблюдается в случае второго популярного задания на риск – “карточной игре по-айовски”. Люди выбирают между колодами карт, которые имеют либо высокий риск (большие вознаграждения, но и высокие потери) и менее выгодны в перспективе, либо низкий (малые вознаграждения и потери)31. Хотя со временем большинство людей переходит на колоды с низким риском, женщины чуть более склонны, чем мужчины, продолжать испытывать удачу на колодах с высоким риском.

Другое очевидное и особенно важное различие между лабораторными заданиями и реальными финансовыми рисками – это суммы денег на кону. В задании с шариками финансовое вознаграждение колеблется возле долларовой отметки, в то время как в игре по-айовски “доллары”, которые участники выигрывали и проигрывали, были чисто гипотетическими. Щедрость также отсутствует в исследованиях, проводимых экономистами: выплаты обычно скромные, гипотетические или ограничены одним конкретным выигрышем, выбранным случайно. Поэтому стоит заметить, что в одной из немногих экспериментальных лотерей, где сравнивалось предпочтение риска в малых либо крупных ставках, половые различия, которые наблюдались в типичной “мелочной” версии, исчезли, когда появились крупные суммы денег32. Любопытная версия, почему это так, была предложена антропологом Генрихом и его коллегами. Они полагают:

…когда действительные экономические ставки равны нулю (гипотетические), в принятии решений преобладают другие различные соображения. Участники могут быть озабочены тем, что этнограф или другие люди подумают о них, исходя из их выборов.

В собственном кросс-культурном исследовании Генрих использовал крупные ставки, чтобы “направить внимание респондентов на выгоду от игры, а не на озабоченность, как они будут выглядеть со стороны”33. Как вы помните, пол не предсказывал рискованное поведение в сфере финансов, когда этот метод исследования применялся на выборках мапуче, сангу и уинка из Чили и Танзании. Его алгоритм также точно соответствовал выводу Касса Санстейна (мы познакомились с ним в главе 5), что предпочтения формируются на основе предполагаемых последствий решения для ‘^’’-концепции и репутации.

Этот контекст принятия решений никогда не был особенно интересен экономистам. Только на рубеже XXI века в поворотной статье, написанной нобелевским лауреатом Джорджем Акерлофом вместе с Рейчел Крэнтон, идея, что социальная идентичность и нормы оказывают мотивирующее воздействие на поведение, была представлена экономическому сообществу34. “О чем беспокоятся люди и как сильно они беспокоятся, отчасти зависит от их представлений о себе”35, пишут они. “Их идентичность и нормы поведения берут начало в социальном окружении… Социальный контекст имеет значение”36.

Для социального психолога это почти комически запоздалое откровение: очень похоже на то, как если бы лишь недавно в важной статье по социальной психологии была представлена идея денег и их влияния на человеческие предпочтения и поведение. Но лучше поздно, чем никогда, и пока эта область исследований еще пребывает в зачаточном состоянии, идентичность и нормы, задействованные в определенном контексте, похоже, и впрямь влияют на принятие рискованных решений в сфере финансов. Например, напоминание о негативных стереотипах, касающихся способностей женщин к математике (это можно сделать, привлекая внимание женщины к ее полу, а также указывая на “маскулинность” задачи), может снизить интерес девочек и женщин к выполнению математического задания – феномен, известный как “угроза подтверждения стереотипа”37. В одном исследовании женщины были более склонны избегать риска, чем мужчины, когда от них требовалось указать пол перед участием в игре, которая описывалась как проверка способностей к математике, логике и рациональному суждению. Однако когда то же самое задание было названо “решением головоломок” (и участники не указывали перед началом свой пол), женщины рисковали так же часто, как и мужчины38.

Это исследование манипулировало восприятием гендерной идентичности, представляя задание как холодный рациональный расчет, но, конечно, рискованное поведение – тоже ключевая стереотипная черта маскулинности. В соответствии с расхожим мнением успешный предприниматель не только обладает необходимыми навыками, ресурсами и деловыми связями – он еще и мужественный герой, который дерзко смеется финансовым рискам в лицо. Возможно, отчасти по этой причине деловые предложения предпринимателей оцениваются благосклонней предложений предпринимательниц – даже если их содержание идентично39. Женщин также можно смутить таким портретом, как обнаружил ученый Вишаль Гупта и его коллеги из Бингемптонского университета. Например, когда турецким студентам MBA показали либо (написанную специально для эксперимента) новостную статью о предпринимательстве вообще, либо статью, описывающую предпринимателей в стереотипно маскулинном ключе (например, как агрессивных, склонных к риску и независимых), студенты позже оценивали потенциальную деловую сделку в среднем более позитивно, чем студентки. Но когда в двух других условиях этой деловой возможности предшествовали либо гендерно-нейтральные (творческие, хорошо информированные), либо женственные Сзаботливые, устанавливающие отношения) описания предпринимателей, женщины были так же или даже более склонны видеть возможность в сложной деловой ситуации, которую они анализировали40. Попутно Гупта и соавторы обнаружили, что в трех странах и мужчины, и “маскулинные” женщины более были склонны заняться предпринимательством41. Два других исследования показали, что мужчины и женщины, которые описывали себя как более “маскулинных’’ личностей, также набирали больше баллов по шкале рискованного поведения в финансовой сфере. Неудивительно, что мужчины приписывают себе больше маскулинных черт, и это объясняет расхождение в рискованном поведении между мужчинами и женщинами42. Но, как указывают обе исследовательские группы, в то время как биологический пол фиксирован, представления маскулинных мужчин и женщин о себе – нет. Например, в США “разрыв маскулинности” постепенно исчезает, по мере того как меняются роли женщин и их статус в обществе43.

Если рискованное поведение – неотъемлемая часть маскулинной идентичности, то мы можем пред сказать, что мужчины будут брать на себя большие финансовые риски, когда им напомнят об этой идентичности или нормах, с ней связанных. Венские ученые Катя Майер-Пести и Эльфрида Пенц показали именно это. Они подавали молодым женщинам и мужчинам маскулинные, феминные или (в контрольном условии) гендерно-нейтральные стимулы. Мужчины, которым перед основным исследованием напоминали про маскулинность, спокойно относились к риску в опроснике об отношении к рискованному поведению в инвестициях44. В недавнем исследовании с использованием довольно неприятного феномена, известного как эффект “неудача как ценность”, также проверялась гипотеза о значимости маскулинной идентичности для финансовых рисков. Оказывается, когда мужчинам дают обратную связь, будто они плохо справились с чем-то, в чем женщины обычно сильны, их самооценка слегка повышается, так как некомпетентность в низкостатусной феминности помогает подтвердить высокостатусную маскулинность. Примечательно, что неудача в женских сферах воспринимается как ценность и для сторонних наблюдателей. Фиктивные соискатели, которые проявляли слабость в “женской” сфере (танцы или область знаний, где обычно сильны женщины), расценивались как более мужественные и, следовательно, были более склонны преуспеть на ведущих должностях по сравнению с мужчинами, у которых отсутствовала некомпетентность в женственности45. Подробно разбираясь в этом феномене, психолог Университета Касселя Марк-Андре Рейнхард и его коллеги обнаружили, что такая обратная связь в форме “неудачи как ценности” повышала интерес мужчин (по са-моотчетам) к рискованному поведению и суммы, которые они были готовы поставить на кон. Этот сдвиг, по-видимому, был вызван более сильной идентификацией с мужественностью46. Любопытно, что инвестиции мужчин, которым говорили, будто они плохо справились с тестом на маскулинность или хорошо – с тестом на феминность, оказывались не более рискованными, чем инвестиции женщин.

Кажущееся противоречие: исследование, проведенное в Университете Южной Флориды, обнаружило, что молодые мужчины больше рискуют в финансовой сфере после угрозы их маскулинности (психологическая кастрация достигалась так: группу мужчин просили протестировать крем для рук с цветочным ароматом)47. Однако выводы можно сопоставить с результатами Рейнхарда и соавторов, обратившись к различиям в частном и публичном риске. Угроза маскулинности влияла только на финансовые решения, принятые публично, то есть разорительные проявления маскулинности в ответ на угрозу мужественности имели смысл, только если служили функции сохранения лица48.

Однако, пока мы не можем с абсолютной уверенностью утверждать, что эти результаты устойчивы и воспроизводимы, у них все же есть важное последствие, как указывает Нельсон:

Расхождения, которые при поверхностном взгляде кажутся следствием “базовых” различий между полами, в действительности могут быть (частично или полностью) следствием сторонней, скрытой переменной, такой как социальные требования подчиняться гендерным ожиданиям или место во властной социальной иерархии, или могут перестать наблюдаться при расширении выборки49.

И все же исследователи могут интерпретировать результаты так, будто они отражают категориальные различия “Марс или Венера”, пишет Нельсон. Например, сравнение четырех стран по предпочтению риска у мужчин и женщин, работающих распорядителями активов, обнаружило только пограничные, случайные и несистематические различия. Даже при максимальном различии (которое наблюдалось в Италии) вероятность идеального совпадения темпераментов клиентки и фондового менеджера-женщины была только 38 %, по сравнению с 25-процентым шансом идеального совпадения, если менеджер – мужчина. Тем не менее авторы исследования заключают, что “клиенткам лучше подходят фондовые менеджеры-женщины”50. Как иронично замечает Нельсон, поскольку экономисты полагают, будто отношение к финансовым рискам может быть легко оценено с помощью нескольких простых вопросов, почему бы просто не спрашивать клиентов, чего они хотят? Это как если бы директор ресторана узнал, что женщины чуть чаще заказывают рыбу, а мужчины – стейк, и приказал бы официантам использовать пол клиента как ориентир, какую еду им подать.

Почему исследователи совершают такой концептуальный прыжок от малых средних различий к фундаментальному различию? Потому ли, что подспудно они согласны с теми, кто считает оба пола разными по своей сути? Нельсон пишет:

Приписывание (в среднем) различного психосоциального поведения (фундаментальным) половым различиям в гормональном функционировании и/или структурах мозга, которые далее объясняются как вызванные разным давлением отбора на тела с разными репродуктивными ролями, может быть найдено во многих исследованиях51.

Звучит знакомо, не так ли? С этим допущением, в свою очередь, легче упустить важные свойства приводимых данных: крайне малые половые различия в финансовых рисках и зависимость этих различий от того, кого опрашивали, какое было задание и каков социальный контекст. Как мы уже знаем, эти мелочи много значат для объяснений, к которым мы приходим. Если мы говорим, что “мужчины склонны к финансовым рискам, а женщины избегают рисковать”, то высокий уровень тестостерона у мужчин выглядит правдоподобной причиной этих различий. Но повторю уже заданные вопросы: как внушительные половые различия в уровнях тестостерона преобразуются в столь скромные поведенческие различия? Почему тестостерон способствует рискованному поведению мужчин, когда игра представлена абстрактно, а не в конкретном зарплатном контексте? Или когда ставки малы, но не всегда, когда они ощутимо крупные? Почему половые различия в уровнях тестостерона делают североамериканских мужчин более рисковыми, чем североамериканских женщин, но этот эффект не распространяется на чилийцев, мужчин мапуче, сангу, уинка? Почему уровень тестостерона побуждает мужчин продолжать надувать шарики, которые вот-вот лопнут, и при этом выбирать менее рискованные колоды карт?

Об этих вопросах нужно помнить, так как изучение связи тестостерона с финансовым риском идет полным ходом. Одно направление исследований стремится найти связь между склонностью к финансовым рискам и пальцевым индексом. Пальцевый индекс – это соотношение длины указательного пальца к безымянному, и в среднем он меньше у мужчин, чем у женщин52. Этот показатель популярен у ученых, потому что его легко измерить, и предположительно он отражает пренатальное воздействие тестостерона, хотя наличие адекватного подтверждения этому еще обсуждается. Один из исследователей, например, описывает пальцевый индекс как “гипотетический, еще недостаточно валидизированный маркер пренатального тестостерона”53. Но даже если это надежный инструмент для сравнения пренатального тестостерона между группами, он “может быть гораздо менее полезен” как индекс сравнения индивидов внутри группы, объясняет Герберт54. Это просто слишком “зашумленная” мера: все равно что использовать рост человека как показатель его питания в раннем возрасте, считая, что люди, которых хорошо кормили в детстве, в среднем выше тех, кто недоедал.

Но оставим все это в стороне: исходя из версии Тестостерона Рекса нетрудно понять, почему ученые заинтересованы в поиске корреляций между пальцевым индексом и склонностью к финансовым рискам. Традиционный взгляд на половые различия в мозге (как мы видели в главе 4) заключается в том, что высокий уровень тестостерона, вырабатываемого развившимися яичками еще не родившихся мальчиков, играет необычайно важную роль в создании “маскулинизированных” нервных цепочек. Эти нервные пути, особенно когда они активируются повышенным уровнем тестостерона в пубертате и во взрослые годы, являются основой сформированного половым отбором мужского поведения спаривания: например, борьбы с другими претендентами на самую уютную пещеру, охоту на опасную, но вкусную дичь, а сегодня, очевидно, это еще и покупки крайне рискованных акций биотехнологических компаний. Присовокупите к этим устаревшим постулатам тот, с которым мы познакомились в главе 5 (что рискованное поведение – стабильная маскулинная личностная черта), и длинная цепочка рассуждений будет завершена. Человек с низким, более типичным для мужчин пальцевым индексом будет иметь более “мужской мозг”, человек с более “мужским мозгом” будет более маскулинным, более маскулинный человек будет более рисковым, а более рисковый человек будет больше рисковать в финансовой сфере. И тот, кто, в соответствии со своим пальцевым индексом предположительно был более подвержен воздействию пренатального тестостерона, многие десятилетия спустя неожиданно оказывается склонен к решению: “Какого черта, я воспользуюсь 30-процентной вероятностью выиграть i доллар, вместо того чтобы точно получить 20 центов”.

Вы уже знаете из прошлых глав о слабости нескольких звеньев в этой цепи. Гипотеза, что ресурсы и статус (а следовательно, и склонность к риску и конкуренции) отличительно мужские заботы в борьбе за репродуктивный успех (и поэтому должны быть “встроены” в “мужской мозг”), была препарирована и признана несостоятельной в первой части книги. В соответствии с этим отказ от дихотомического мышления “состязательные самцы и застенчивые самки” в эволюционной биологии – это сдвиг в нейронаучном понимании пола и мозга. Представление о чистых, заданных тестостероном “мужских” нервных путях было заменено на идею более сложного, интерактивного взаимодействия факторов, из которого возникает “пестрая мозаика” мозговых характеристик. Это, в свою очередь, отлично сочетается с тем, что мы знаем о половых различиях в поведении. Они, безусловно, существуют, но опять-таки скорее как мозаика, чем категории. Зная все это, вы, возможно, не слишком удивитесь, что недавним метаанализам и крупному исследованию не удалось найти убедительного подтверждения связи между пальцевым индексом и другими предположительно подлинно мужскими чертами: агрессией55, поиском острых ощущений56, доминантностью, а также агрессивным и неагрессивным риском у подростков57.

Аналогичным образом, хотя вы можете думать, что ваш друг Анкуш, который прыгает с парашютом каждые выходные, является “рисковым человеком” с “мужским мозгом” (благодаря сильному всплеску тестостерона, который случился в утробе его матери и/или уже во взрослом возрасте), позже вы можете обнаружить (как мы убедились в главе 5), что Анкуш вложил свои свободные средства в правительственные облигации. Поиск связей между склонностью к финансовым рискам и воздействием тестостерона имеет смысл, если исходить из старых взглядов, с которыми мы познакомились в главе 5: они утверждают, что рискованное поведение – это стабильная, неспецифическая личностная черта. Однако рискованное поведение в каждой конкретной ситуации складывается из “бурной смеси” факторов, включающей социальную идентичность, нормы, знания, прошлый опыт, социальный контекст и воспринимаемые риски и выгоды в данной сфере. А такое понимание риска дает уже совсем другую картину. Какому типу риска, по-вашему, соответствует наиболее типичный для мужчин пальцевый индекс? И в каких обстоятельствах?

Так как продвигается поиск сильной, надежной связи между пальцевым индексом и склонностью к финансовым рискам? Недавний обзор вежливо описывает результаты как “неоднозначные”58. Есть положительные результаты тут и там, но, как объясняют авторы обзора, из-за разных способов поиска связей между пальцевым индексом и поведением у исследователей есть несколько способов найти статистически значимый результат. Например, ученые могут использовать измерения для левой или правой руки или усредненный показатель обеих рук; можно объединять оба пола в одну выборку или разделять их на две. Даже при единственной методике измерения рискованного поведения эти подходы дают, по меньшей мере, девять разных корреляционных показателей.

Что насчет исследований, которые проверяют корреляции между уровнем циркулирующего тестостерона (в крови или в слюне) и склонностью к финансовым рискам? Здесь “неоднозначные” – вполне исчерпывающее описание. Например, в зависимости от исследования, большая склонность к риску в заданиях на лотерею связана с повышенным тестостероном (у мужчин, женщин не проверяли), с повышенным или пониженным тестостероном у мужчин и женщин, с повышенным тестостероном исключительно у мужчин (но только в ситуациях риска ради выигрыша денег, а не избегания их потери), или с повышенным тестостероном у женщин и пониженным у мужчин, или не коррелирует с тестостероном вообще ни у мужчин, ни у женщин59. Люди с повышенным тестостероном действительно выбирают более рискованные колоды в задании “карточная игра по-айовски”, а мужчины с повышенным тестостероном (женщин не тестировали) используют более рискованную стратегию в задании с воздушными шариками, но только если их уровень кортизола (гормона стресса) низок60. Между тем в недавнем исследовании, симулировавшем торги, связи между уровнем тестостерона и рискованным поведением обнаружено не было – ни у мужчин, ни у женщин61. Что до финансовых рисков в реальной жизни, в одном исследовании обнаружилось, что студенты MBA со значительным опытом в рискованных деловых начинаниях имели значительно более высокий уровень тестостерона, чем их однокурсники (не было достаточно студенток для анализа)62. Но в другом исследовании студентов MBA была найдена только небольшая положительная корреляция между уровнем циркулирующего тестостерона и выбором рискованной карьеры в финансах, и связь исчезла, когда ученые сделали поправку на пол участников63. (Если бы мужчины имели высокий

тестостерон и, возможно, по совершенно иным причинам были более заинтересованы в финансовой карьере, то вы бы обнаружили корреляцию между тестостероном и выбором профессии, даже если бы они не были связаны между собой ни у мужчин, ни у женщин.)

Как переходят от этих невнятных результатов к идее, что на Уолл-стрит “слишком много тестостерона”64? Возможно, помогает то, что эта линия рассуждений идеально совпадает со взглядом Т-Рекса на половые различия. Но сообщения СМИ также часто ссылаются на исследования Джона Коатса из Кембриджского университета, бывшего трейдера, ставшего нейроученым, и Джо Герберта, чьи работы связывают повышенный уровень циркулирующего тестостерона у мужчин-трейдеров с более высокими доходами на бирже65. На первый взгляд, результаты Коатса и Герберта указывают на то, что Уолл-стрит нужно еще больше тестостерона, а не меньше, ведь мужчины с высоким тестостероном преуспевают. Но Коатс утверждает, что тестостерон может действовать разрушительно в определенных контекстах. На высоком рынке, когда курсовая стоимость акций растет, уровень тестостерона трейдеров повышается все больше, по мере того как они зарабатывают все больше денег (в биологии это явление называется “эффектом победителя”: тестостерон повышается у животных, которые побеждают в конкурентном взаимодействии). Однако в определенный момент “тестостерон меняет профиль риска трейдеров и те становятся чрезмерно агрессивными”66.

Согласуясь с точкой зрения Коатса, недавнее исследование обнаружило, что уровень тестостерона у мужчин повышается после выигрыша, и это, в свою очередь, положительно коррелирует с повышением финансовых рисков67 (женщин не тестировали). Но этот взгляд – что опыт человека влияет на его уровень тестостерона – важно иметь в виду, размышляя о результатах Коатса по трейдерам. Как мы видели в предыдущей главе, тестостерон не исключительно биологическая величина, он связан с биографией человека и его текущим социальным контекстом. Поэтому из биржевого исследования нельзя сделать вывод, что повышенный уровень тестостерона напрямую вызывает повышенный финансовый риск. Есть и бытовое альтернативное объяснение: уровень тестостерона у молодых мужчин снижается от прерывистого сна68, а ночной недосып вполне может влиять на принятие сложных финансовых решений на бирже в режиме дефицита времени. Или, возможно, в определенные дни трейдеры узнавали полезную информацию на утренних брифингах, и та повышала им тестостерон и их шансы на успешную торговлю. Чтобы доказать, что повышенный уровень тестостерона усиливает склонность к финансовым рискам, нужно изменять уровень тестостерона у участников, а затем проверять его воздействие на поведение. На сегодня только горстке исследований это удалось. Пока результаты весьма смешанные и даже в основном отрицательные69. Однако в недавнем исследовании с использованием симуляции торгов для измерения склонности к риску обнаружилось, что, хотя уровень тестостерона не был связан с финансовым риском (ни у мужчин, ни у женщин), искусственное введение тестостерона действительно повышало инвестиции мужчин в высокорискованные акции (женщины не участвовали в этой части исследования)70. Похоже, у нас остается мало данных, что абсолютный уровень тестостерона связан с финансовым риском, но есть намек, что важно его изменение.

Если так, какую роль играет абсолютный уровень тестостерона у мужчин? К сожалению, невозможно сделать какие-либо выводы о женщинах, тестостероне и тенденциях торгов из данных, собранных исключительно на мужчинах, для подтверждения или опровержения “гипотезы сестер Леман”. Коатс это, конечно, понимает, но полагает, что из-за пониженного уровня тестостерона женщины-трейдеры не будут демонстрировать тот же гормональный ответ на активность рынка: например, он утверждает, что они менее склонны к “эффекту победителя”71. И все же это выглядит просто домыслами, возможно, вдохновленными моделью полового отбора “оленя во время гона”, что, как мы видели в первой части книги, плохо применимо к людям. Как мы узнали из предыдущей главы, уровень тестостерона у женщин действительно порой реагирует на конкуренцию, но этот уровень – лишь часть сложной системы, и у обоих полов реактивность тестостерона непостоянна и обусловлена личной историей, контекстом, нормами.

Миф о низком тестостероне “сестер Леман” низводит женщин до “материнской” роли, в которой они пресекают избыточно рискованное поведение коллег-мужчин и исправляют организационные нарушения (это хорошо известное искажение известно как эффект “стеклянной скалы”, открытый Мишель Райан)72.

Как указывают трое ведущих ученых в сфере бизнеса в письме Financial Times, хотя они “согласны, что большее число женщин и представителей других рас, помимо белой, на ведущих должностях выведет нас из кризиса”, утверждение, будто женщины по своей природе больше отвергают риск

…почти или вовсе не подтверждается эмпирически в деловом контексте. Из этих идей можно сделать опасные выводы. Верно ли исходя из этого, что мужчины лучше подходят для управления ростом компаний или для ведущих должностей в экономически более здоровые времена?73

Некоторые именно так и считают. Когда журналист попросил Герберта “описать, каким мог бы стать мир без тестостерона или что было бы, если бы у всех тестостерон оставался на женском уровне”, тот ответил: “О тестостероне плохо отзываются, но вообще-то он отвечает за жизнерадостность, инновации, драйв, мотивацию, возбуждение”. Но только у мужчин, разумеется. “Есть подозрение”, говорит Герберт, что тестостерон “не обязательно имеет тот же эффект” для женщин. В конце концов, у них “женский мозг, а мужской мозг скроен совсем иначе”74.

Мы вряд ли скоро узнаем, как бы работали сестры Леман или даже брат и сестра Леман75. Один ученый описывает финансовый сектор как “один из немногих бастионов мужской привилегии, сохранившихся несмотря на развитие феминизма”76. Равная представленность женщин на высших уровнях финансового сектора, скорее всего, была бы благотворной. Обычно недостаток разнообразия – тревожный знак, что людей набирают из ограниченного кадрового резерва, который льстиво отражает образ тех, кто стоит во главе. Эффект “белого мужчины”, описанный в главе 5, также преподает хороший урок о том, что для более точной оценки рисков важно разнообразие происхождений и идентичностей. И как предполагает Нельсон, вспоминая неприятный эффект “неудача как ценность”, большее число женщин в мужских сферах деятельности должна идти рука об руку со столь нужной дестигматизацией положительных “феминных” качеств:

Если бы фирмы с Уолл-стрит и регулирующие органы приветствовали женщин и мужчин как равных участников, это бы свидетельствовало, что социальные гендерные стереотипы отмирают. Также вероятно, что тогда определенные ценные характеристики и поведение, которые обычно считают стереотипно феминными (например, осмотрительность), стали бы поощряться во всем секторе, а неуместное поведение по типу “мужской раздевалки” и “ковбойства” встречалось бы недовольством на благо финансовому сектору и обществу77.

Однако на данный момент существует мало убедительных данных в пользу того, что женщины принимают финансовые решения фундаментально иначе, чем мужчины, или что они снизят средний уровень тестостерона в дорогих стеклянных небоскребах.

За рискованное поведение, которое повлекло за собой глобальный финансовый кризис, в основном расплачивались обыватели по принципу “финансового социализма”78. И насколько я знаю, на сегодня нет данных о связи половых различий в уровне тестостерона с “рисками”, при которых выгода пожинается для себя, а потери сваливаются на других.

Часть третья Будущее

Это очень шовинистский вид спорта. Я знаю, что некоторые владельцы предпочли бы спихнуть меня с Принца, но Джон Ричардс и Даррен держатся за меня. Я невыразимо благодарна им. Я просто хочу сказать всем остальным: идите к черту, если думаете, что женщины недостаточно сильны, потому что мы крутые.

Мишель Пэйн, первая женщина-жокей, выигравшая Кубок Мельбурна1

Глава 8 Прощай, Рекс

Дела, не слова.

Девиз Эммелин Пэнюсерст1

Совсем недавно, покупая цветы на местной школьной ярмарке, я услышала разговор у соседнего прилавка. Женщина продавала пластмассовые ножи, которые, судя по рекламе, были гарантированно безопасны для детских пальчиков. Уговорив семью купить два ножа, продавщица предложила девочке розовый нож, а ее брату красный или синий на выбор. “Я тоже хочу розовый”, – сказал парень. Пока я наслаждалась моментом, мой старший сын подошел к прилавку.

“Если я отрежу себе палец вашим ножом, вы дадите мне его бесплатно?” – спросил он продавщицу. В ответ женщина раздраженно попросила его уйти и не мешать ей работать. “Ну конечно, – подумала я. – Ведь она так занята укреплением гендерного разрыва при помощи своего бесполезного пластмассового мусора”.

Если вы покупали детские игрушки в последние несколько десятилетий, то не удивитесь, узнав, что детские ножи должны быть строго разделены по цвету для мальчиков и девочек. Как и многие другие игрушки – ведь очевидно существует два типа детей. Иногда те, для кого предназначена игрушка, указываются сразу: полки или страницы электронных каталогов четко обозначены – для мальчиков или для девочек. Иной раз намеки не менее ясны. Игрушки ярких, насыщенных цветов, представляющие исключительно мужские фигуры, с фотографиями увлеченных ими мальчиков на коробках, окруженные стеной схожих маскулинных изделий, направленных на действие, состязание, доминирование и конструирование, ничем не показывают, что они предназначены для всех, без учета гениталий. Так же обстоит дело и с печально известными “розовыми полками”: нельзя сказать, что маркетологи мучились, стараясь, чтобы ребенок не понял, что эти игрушки не для него2.

Неудивительно, что сегментированный по полу рынок игрушек провоцирует множество кампаний против, а также жесткую критику со стороны родителей, политиков, ученых, маркетологов и даже самих детей3. Но некоторые считают это пустой политкорректностью. Например, в комментарии Atlantic по поводу каталога игрушек с фотографиями детей, играющих и традиционно, и нестереотипно (например, мальчик с пупсом), Кристина Хофф Соммерс пишет, что “[мальчики и девочки] разные, и только радикальная и подкрепляемая коррекция поведения может значительно изменить их изначальные предпочтения в игре”4. Кстати о взгляде маркетолога: Том Нокс, президент DLKW Lowe, утверждает: “…ожидание, что маркетологи будут игнорировать базовые и глубокие различия в своей аудитории, выглядит необдуманным и непрактичным”. (По-простому, под “аудиторией” понимаются “люди, которые, мы надеемся, будут покупать наше шмотье”.) Нокс полагает, что “всегда будет место гендерно-специфическим игрушкам, гендерноспецифически рекламируемым, отдающим дань гендерным различиям, не нарушая равенство”5. Эленор Гилмур, занимавшаяся изучением потребительского рынка и развитием бренда в DC Thomson, в той же статье сказала: “…если мы как маркетологи не сможем признать эти различия, мы не сможем понять нашу аудиторию и предоставить ей услуги и продукты, которые она хочет”.

Некоторые ученые между тем приплетают сюда эволюцию, заявляя, что маркетологи действуют исходя из инстинктивного понимания эволюционных различий. В статье, озаглавленной “Интуитивные эволюционные представления в маркетинговых приемах”, например, авторы замечают, что “некоторые люди, возможно, хотят, чтобы маленькие мальчики были менее состязательными”, но затем риторически вопрошают:

Но кто будет более успешен на рынке: фирмы, которые апеллируют к склонности мальчиков состязаться друг с другом, или те, кто предлагает им играть в дочки-матери?6

Сходным образом в книге “Эволюционные основы потребления” эволюционный психолог Гэд Саад из Университета Конкордия утверждает: “…желая максимизировать прибыли, [компании по производству игрушек] создают продукцию, которая достигает успеха в бесчисленных культурах по поло-специфическому принципу”7. Это мнение поддерживает журналист Джеймс Делингпол из Sunday Express, который пишет, что “задача игрушечного бизнеса – получать прибыль, а не заниматься социальной инженерией”. Вдумчивые читатели могут удивиться, почему философию свободы в гендерно-нейтральном маркетинге называют “социальной инженерией”, в то время как полки с игрушками, диктующие, какие игрушки кому предназначаются, считаются естественным состоянием дел. Но Делингпол продолжает жаловаться. Гендерно-нейтральный маркетинг бессмыслен, говорит он, так как “эти XX– и XY-хромосомы в итоге возьмут верх”8. Короче, призывы к гендерно-нейтральному маркетингу некоторыми приравниваются к требованиям, чтобы игрушечные компании разорились, перестав учитывать истинную природу мальчиков и девочек.

Несколько лет назад в предрождественской суете австралийский сенатор Ларисса Уотерс из партии зеленых влетела в самую гущу этих дебатов, запустив кампанию против гендерного разделения игрушек9. Уотерс не просто заявила, как многие, что “воображение ребенка не должно быть ограничено старомодными стереотипами”. Эти “изжитые стереотипы, – говорила она, – закрепляют гендерное неравенство, которое подпитывает многие серьезные проблемы, такие как домашнее насилие и гендерная разница в оплате труда”10.

Реакция на это была моментальным напоминанием, что называть гендерные дебаты “оживленными” – все равно что описывать поверхность солнца как “теплую”. Уотерс поносили на первых полосах газет и в государственных кабинетах. Австралийская газета Daily Telegraph вышла с передовицей “Зеленые объявили войну Барби”, а подзаголовок сообщал о безумии этой политической партии: “Они, очевидно, рехнулись: утверждают, что детские игрушки способствуют домашнему насилию”, и статья была снабжена картинкой, на которой Уотерс и член парламента от партии зеленых были изображены с телами Барби и игрушечного солдатика11. Известный австралийский детский психолог Майкл Карр-Грегг дал комментарий: “Эти гендерные различия встроены в мозг”, добавив, что “заявление, будто игрушки как-либо связаны с домашним насилием, на мой взгляд, серьезный перегиб. Это похороны здравого смысла”12. Сенатор от либералов предположил, что Уотерс “перепила эг-нога, перед тем как выступить с этой идеей”13. И судя по комментариям на радио, тогдашний премьер-министр Австралии, Тони Эббот, выразил позицию большинства, когда сказал, что не верит “в такую политкорректность”. Его совет: “Пусть мальчики остаются мальчиками, а девочки девочками – такова моя философия”14.

Поддержка гендерного маркетинга игрушек выражалась следующими словами: “изначальные предпочтения в играх”, “базовые и глубокие различия”, “встроены в мозг”, “эти XX– и XY-хромосомы”, “полоспецифический”, “отдавать дань гендерным различиям”, “пусть мальчики остаются мальчиками, а девочки девочками”. Предполагается, будто мальчиков естественно, повсеместно и неизменно привлекают “мальчуковые игрушки”, так как это сформировавшиеся в процессе эволюции, постоянные, имеющие биологическую основу черты характера: склонность к риску, состязательность, доминантность, стремление завоевывать мир. По тем же причинам девочек неизбежно притягивают “девчачьи игрушки”, так как в их природе заложено заботиться о других и следить за своей внешностью. Так чем плох маркетинг, который просто соответствует этим разным характерам, и зачем нужен политкорректный маркетинг, который будет игнорировать их? Что дальше? Реклама, продающая хоккейные клюшки кошкам?

Если исходить из позиции Тестостерона Рекса (что пол – это мощная, поляризующая сила развития), такой взгляд вполне оправдан. Но, как мы убедились, Тестостерон Рекс не выжил в эволюции науки о поле и обществе. Из первой части книги мы узнали, что между видами и внутри одного вида биологический пол не имеет прямых последствий для мужских и женских ролей. Осеменение оказывается не столь биологически дешевым предприятием, как люди порой до сих пор думают, а соревнование и социальное доминирование не чуждо и женскому роду. Принципы Бейтмена пока еще держатся, но они не всесильны и не повсеместны. Множество разных социальных, физиологических и экологических факторов делают половые роли динамичными, а порой даже обратимыми.

Это особенно наглядно, когда дело касается нашего вида: за всю эволюционную историю нам откровенно не удалось достичь консенсуса по вопросам спаривания и воспитания детей. Конечно, в каждой работе по эволюции человека признается сильное влияние на сексуальность физической, социальной и культурной среды. Но, возможно, гораздо реже признается тот факт, что наше половое поведение уникально неэкономично: мы наслаждаемся непродуктивным сексом больше, чем любой другой вид. Если бы человечество было фабрикой по производству младенцев, всех бы просто уволили. Значительные временные и энергетические затраты на зачастую нерепродуктивный секс указывают, что нашей целью больше не является воспроизводство, как мы убедились в главе 3. Поэтому для понимания сексуальности требуется “воссоединить гениталии с личностью”, как выразилась Кэрол Тэврис15. Для нас секс – не средство, с помощью которого объединяются два подходящих репродуктивных потенциала: мы хотим секса как личность, со всей нашей уникальной, вылепленной культурой индивидуальностью, с другой личностью, в конкретном культурном, социальном и экономическом контексте. Возможно, поэтому предпочтения людей из других культур и даже кругов общения могут показаться столь загадочными.

Второе важное следствие нашей неэффективной сексуальной практики – нарушение предположительно универсального принципа, что свобода мужчин от тягот беременности, родов и грудного вскармливания должна подталкивать их к вождению “мазерати”, охмурению дам и невниманию к детям. Якобы именно экономика репродукции помогает мужчинам больше, чем женщинам, преуспевать и спариваться направо и налево, но слишком легко переоценить вероятную окупаемость мужских инвестиций. В реальности в отсутствие экологических, социальных, экономических и законодательных условий, которые разрешают гаремы, мужчине придется побегать, чтобы народить больше детей, чем у верного мужа и отца. Так с чего нам думать, что репродуктивный потенциал крохотной горстки мужчин в отдельные моменты истории является основой мужской природы, что в сексуальных стремлениях каждого мужчины проявляется начинающий Чингисхан?

Это разнообразие возможностей для мужчин иллюстрирует уникально коварную проблему развития, которую нам, людям, пришлось решать. “Новорожденный человек должен быть готов присоединиться к любой культурной группе на земле, не выбирая ее”, – говорит эволюционный биолог Марк Пейджел16. И наши гены не знают заранее, каковы будут представления культурной группы о надлежащих ролях мужчин и женщин. Маленькая девочка может родиться в обществе, которое ожидает, что она будет играть на пианино и вышивать, учиться в университете, проходить в день десятки километров, чтобы принести домой воды, выращивать урожай, ухаживать за животными, выделывать шкуры, охотиться, – а став взрослой, будет жить в целомудренной моногамии или же с двумя-тремя мужьями одновременно. Маленький мальчик может стать мастером музыкальных инструментов, мясником, гончаром, может плести сети, доить скот, заниматься инвестиционным менеджментом или заботиться о детях – а его будущей женой окажется тринадцатилетняя девочка или тридцатилетняя женщина, состоявшаяся в профессии. Некоторые виды будущих ролей, конечно, более вероятны в разных обществах, но возможно все17. И независимо от нашего биологического пола, жизнь, скорее всего, потребует, чтобы все мы в какой-то момент начали заботиться о других, рисковать, конкурировать за статус, ресурсы и любовников.

С чего тогда нам считать, что половой отбор зафиксировал в наших генах рецепт “женского” и “мужского” мозга, создающего отчетливые женские и мужские характеры соответственно? Конечно, различные генетические и гормональные аспекты биологического пола должны координироваться надежно и директивно, когда дело касается репродуктивной системы. Но все остальное за пределами гениталий лучше не связывать обязательствами и пустить их влияние на мозг и поведение на самотек, чтобы характеристики пола обращались ко множеству других ресурсов, которые требуются для развития личности.

Иными словами, настоящая загадка развития – не та, которую так убедительно решает для нас Тестостерон Рекс: как пол создает мужчин, которые, под внешним культурным лоском, вечно, универсально и неизменно такие, а женщины – эдакие. Настоящая проблема заключается в том, как пол (обычно) создает принципиально разные репродуктивные системы, при этом позволяя различиям в мужском и женском поведении быть незначительными: качества частично совпадают и остаются мозаичными, а не категориально разными; зависящими от контекста, а не фиксированными; разноплановыми, а не однородными.

Мы убедились во второй части книги, что некоторое понимание, как нам удается этот хитрый трюк, пришло к нам в результате значительного научного сдвига. Вопрос “Как эти половые различия в мозге или гормонах подвигают мужчин и женщин по-разному думать и вести себя?” всегда казался естественным. Это единственный вопрос, который можно задать, когда вы попадаетесь на удочку Тестостерона Рекса. Но не менее важный вопрос – почему мужчины и женщины могут столь часто вести себя похоже, несмотря на биологические различия. Когда мы замечаем, что девочки и женщины порой рискуют и соревнуются так же сильно, как мальчики и мужчины; когда понимаем, что люди обладают уникальной смесью “маскулинных” и “феминных” характеристик мозга и гендерно-специфичных качеств, становится ясно, что биологический пол не может иметь столь же мощный эффект на мужское и женское поведение, как на мужскую и женскую анатомию. И когда мы уже не можем заключить, что половые различия велики, мы начинаем задаваться вопросом, не компенсируют ли одни половые различия другие, делая оба пола похожими, а не различными.

Новая позиция науки помогает объяснить, как пол может столь гибко и ловко влиять на человеческое развитие: растет интерес к тому, как гендер воздействует на связанные с полом факторы, например тестостерон. Энн Фаусто-Стерлинг советует: “Думайте в терминах развития. Помните, что живые тела – динамические системы, которые развиваются и меняются в ответ на социальные и исторические контексты”18. Тестостерон меняет тела так же, как и мозг, и это значит, что, даже если вы меряете пальцевый индекс человека, вы собираете данные не просто об эффектах “пола”, но потенциально регистрируете суммарный эффект: как на более (или менее) маскулинную внешность этого человека реагируют другие, глядя на него через гендерные линзы. Так же и циркулирующий тестостерон не отражает “чистый” пол. В главе 6 мы убедились, что социальный контекст, опыт и субъективный смысл ситуации могут изменить уровень тестостерона – а заодно отменить его влияние на поведение или компенсировать его отсутствие. Зачастую эти гендерно-специфичные феномены – человеческая особенность: мы обладаем уникальной способностью менять себя, если нам так захочется.

Эти гендерные конструкты лежат в основе нашей системы развития, подводя нас к пониманию сложных взаимодействий между полом, гендером и обществом. Как мы видели в главе 4, у животных система развития, являющаяся производной места, родителей, сверстников и других факторов, которые каждый индивид наследует вместе с генами, играет ключевую роль в развитии адаптивного поведения19. В этом смысле, мы похожи и не похожи на других животных. Наша “сложная и разнообразная культура… напоминает культурные традиции животных так же, как кантата Баха напоминает гориллу, бьющую себя в грудь”, замечает Пейджел20. Некоторые эволюционисты утверждают, что именно эта уникально человеческая черта нашей системы развития вместе с другой особой ключевой человеческой характеристикой – адаптивной способностью учиться у других в нашей социальной группе делает возможным поразительное разнообразие стилей жизни. Уже в нежном возрасте двух лет мы согласуем свое поведение с поведением наших сверстников: заметьте, даже другие человекообразные приматы так не “обезьянничают”21. В частности, мы заточены учиться у тех, кто престижен, успешен или похож на нас в чем-то важном, с кем мы себя идентифицируем и от кого мы усваиваем культурные нормы22. Гендерные конструкты проникают почти в каждый аспект этого культурного наследия. Это не какие-то сомнительные концепции, сфабрикованные учеными, не верящими в биологию и эволюцию: они являются частью и того и другого. Каждый новорожденный человек наследует гендерные конструкты как обязательную часть своей системы развития: гендерные стереотипы, идеологию, роли, нормы, иерархию, которые передаются через родителей, сверстников, учителей, одежду, язык, СМИ, ролевые модели, организации, школы, институты, социальное неравенство… и, конечно, игрушки23.

Позиция Т-Рекса по поводу “мальчуковых” и “девчачьих” игрушек нам уже известна: розовые и голубые цвета отражают предпочтения “женского” и “мужского” мозга, которые кардинально различны по большей части благодаря тестостерону. Чтобы подкрепить эту точку зрения, защитники гендерно-специфичного маркетинга игрушек зачастую ссылаются на более маскулинные предпочтения девочек с врожденной гиперплазией надпочечников. Как вы можете вспомнить из главы 4, это заболевание, при котором в утробе вырабатывается очень высокий уровень андрогенов. А отсюда всего несколько шагов до вывода, что неравенство полов естественно и неизбежно. Но так как Тестостерон Рекс вымер, нам нужно другое объяснение происходящего.

В первый год жизни маленькие мальчики и девочки ничем не показывают, что их мозг настроен на разные радиостанции жизни. Например, в первые недели жизни мальчики и девочки в целом очень сходным образом проявляют интерес к лицам или автомобилям. Хотя исследование Кембриджского университета обнаружило статистически значимые различия между полами24, даже если вы пренебрежете важными методическими недостатками этой крайне рекламируемой работы25, данные различия весьма заурядны: мальчики смотрели на лицо 46 % времени, девочки – 49 %, мальчики смотрели на машинку 52 % времени, девочки – 41 %. Четыре-пять месяцев спустя (это уже более контролируемое исследование) и мальчики и девочки одинаково предпочитали смотреть на людей, а не на предметы26. Различия возникают на втором году жизни, но они все еще довольно слабые. В недавнем крупном исследовании почти сотни двухлеток измерялось, как долго дети играли с куклой и с грузовиком (помимо других игрушек) и как часто они проявляли заботу к игрушке либо манипулировали ей. Около трети времени случайный мальчик играл более “по-девчачьи” (не “по-мальчишески”), чем случайная девочка, как в смысле выбора игрушки, так и способа игры27. И порой в этом возрасте дети играют так же долго, или даже дольше, с контрстереотипными игрушками, чем с теми, которые предназначены “для них”: например, 14-месячные мальчики в одном исследовании играли почти в два раза дольше с чайным набором, чем с грузовиком, поездом и мотоциклами, вместе взятыми (в то время как девочки в этом исследовании проводили одинаковое количество времени с этими “мальчуковыми” игрушками и с куклами)28.

Каким образом дети приходят к более заметным стереотипным предпочтениям игрушек? Культурные эволюционисты и возрастные психологи описывают маленьких детей как “гендерных детективов”29. Дети видят, что категория пола – главный принцип разделения социального мира, и обучаются тому, что значит быть мужчиной или женщиной. Когда они приходят к пониманию своего пола, примерно к двум-трем годам, эта информация приобретает мотивационный смысл: дети начинают “самосоциализироваться” (порой к досаде феминистски настроенных родителей). Предполагается, что не случайно в этот период многие мальчики начинают сторониться розового, а многие девочки – тянуться к нему30. Уже к трем годам, когда дети сталкиваются с тем, как другие малыши играют в новые, гендерно-нейтральные игры и игрушки, они устойчиво выбирают игры, в которых участвуют дети их пола31.

Недавнее исследование, проведенное психологом Кембриджского университета Мелиссой Хайнс, показало, что девочки с врожденной гиперплазией надпочечников, по крайней мере, отчасти имеют более мальчишеские интересы в игре, потому что они менее подвержены влиянию гендерных ярлыков и моделей, чем другие дети32. Здоровые девочки от 4 до ы лет (а также мальчики с врожденной гиперплазией надпочечников и без нее) были примерно на 20–30 % более склонны предпочитать гендерно-нейтральную игрушку, которую им представляли, прямо или намеками, как подобранную специально “для них” (что подтверждает результаты 1970-х и 1980-х годов)33. Напротив, девочки с данным заболеванием были невосприимчивы к информации, что определенные игрушки (как ксилофон или воздушный шарик) предназначены “для девочек”, хотя и помнили, что им это говорилось. Это логично, если принять во внимание их менее устойчивую женскую гендерную идентичность34. В предыдущей книге, “Гендерные заблуждения” (Delusions of Gender), я писала, что исследования девочек с врожденной гиперплазией надпочечников оставляют открытой возможность, что этих девочек привлекают не какие-то неопределенные качества, присущие “мальчуковым” игрушкам и которые нравятся их “маскулинизированному” мозгу, а просто они больше, чем здоровые девочки, идентифицируются с маскулинными играми, какими бы они ни были в определенном месте, времени и культуре35. Сходным образом Ребекка Джордан-Янг указывает, что, пытаясь понять более маскулинные предпочтения этих девочек, мы должны учесть психосексуальные эффекты их болезни: девочки рождаются с атипичными или маскулинизированными гениталиями, и часто они проходят интенсивное медицинское и психиатрическое лечение и обладают физическими особенностями, которые не имеют ничего общего с культурными идеалами женской привлекательности36.

Конечно, интерес ребенка к контрстереотипным игрушкам, как и к нестандартным и гендерно-нейтральным предметам, может быть возбужден видом играющего в них малыша того же пола37. И недавние данные указывают на влияние широко распространенного цветового кодирования гендера. Психолог Ванг Вонг совместно с Мелиссой Хайнс сравнила, как долго мальчики и девочки играли с поездом и с куклой, сначала когда им было от 20 до 40 месяцев, а потом полгода спустя38. Стоит заметить, что в обоих возрастах девочки играли дольше с поездом, чем с куклой (можете сделать какие угодно выводы о последствиях “естественности” ухода за детьми как истинно женского занятия в противовес гораздо лучше оплачиваемой профессии инженера-механика). Но исследователей больше волновал вопрос, влияет ли на детей цвет игрушек. И – о чудо! – половые различия в предпочтениях игрушек были меньше, когда детям давали розовый поезд и голубую куклу, а не те же самые игрушки в стереотипной раскраске. Вообще, в чуть более старшем возрасте те же мальчики и девочки демонстрировали средние и высокие различия в количестве времени, проведенном за игрой с голубым поездом и розовой куклой, но малые и статистически незначимые – при игре с розовым поездом и голубой куклой39. Какую бы роль в пересекающихся предпочтениях мальчиков и девочек ни играл тестостерон или другие аспекты биологического пола (а есть и другие возможные объяснения), все это весьма затруднительно объяснить Тестостерону Рексу. Есть некоторое несоответствие в том, что якобы имеющее глубокие биологические основы, развившееся в процессе эволюции поло-специфическое поведение оказывается противоречивым и непостоянным в своем выражении и столь легко отвергается при перекраске игрушек.

В реальном мире дети начиная с рождения постоянно сталкиваются с гендерными подсказками и указателями: гендерные стереотипы транслируются через рекламу, подбадривающие или неодобрительные слова, мимику и жесты окружающих, магазины игрушек и стили упаковок, фильмы и телепередачи, половую сегрегацию взрослых социальных ролей и так далее. Конечно, эти многочисленные воздействия ложатся не на чистый лист: все дети разные, у каждого свои склонности и свое понимание происходящего. Каких-то детей воздействия не затронут, а каких-то изменят. (Любопытно, по-видимому, дети с более сильными “гендерными линзами” особенно подвержены влиянию стереотипной информации40.) Некоторые гендерные послания будут тянуть ребенка в разные стороны, и ни одно воздействие не будет слишком сильным. Но они накапливаются. И они потенциально объясняют, как развиваются отчетливые половые различия в предпочтениях игрушек, когда дети укрепляются в понимании, к какому гендеру они относятся. Гендерно-специфичная система развития достигает того, на что не способен пренатальный тестостерон.

Этот вывод, кстати, идеально соответствует заявлениям, что в нашем эволюционном прошлом женщинам и мужчинам было удобно иметь противоположные роли: женщинам подходило заботиться о детях, а мужчинам – орудовать копьями и убивать. Он сопоставим с тем фактом, что данное положение дел является обыденным в разных обществах. И он превосходно сочетается с тем, что сейчас все обстоит совершенно иначе – и будет иным в дальнейшем.

Как объясняет Пол Гриффитс, в эволюционной биологии считается общепризнанным, что даже адаптивные черты, которые повышают репродуктивный успех, могут принимать разные формы в зависимости от условий среды41. Эволюционная психология, например, использует для описания этого феномена метафору музыкального автомата: различные возможные поведенческие “мелодии” встроены в гены, и какая из них начнет “проигрываться”, зависит от обстоятельств42. Просто спросите ближайшего к вам жука-носорога. Самцы цихлид из главы 6 являются другим ярким и еще более динамичным примером. Разовьется ли самец в доминантную рыбку – физически, поведенчески и гормонально, – зависит от его социальной ситуации и территориальных владений. Рыбка, которую помещали в аквариум к самцам помельче, начинала доминировать, а рыбка без территории спаривания оставалась в подчиненном положении, и ее гормоны соответствовали ее статусу. Или вспомните самок сверчков из главы I, которые состязаются за самцов с питательной спермой, когда времена тяжелые, но расслабляются и становятся разборчивыми, когда жизнь легка. Или завирушки лесные, чьи половые нравы весьма непостоянны и зависят, помимо прочих факторов, от расположения их территорий спаривания. Эти животные определенно ведут себя адаптивно, но это поведение, очевидно, не фиксировано генами или природой. Мы можем заключить из этих примеров, что, если определенный тип поведения адаптивен в каких-то условиях, это еще не значит, что он фиксирован и разовьется в любом случае.

Но как насчет стандартных адаптаций, которые мы наблюдаем у разных видов независимо от социальных и средовых ситуаций? Разве это не проявления генетически наследуемых качеств? Не обязательно. Вспомните матерей-крысих из главы 4, которые усердно лижут аногенитальную область своих сыновей-крысят. Этот странный феномен показывает, что естественный отбор – экономичный процесс, который, помимо генов, опирается на стабильные и надежные ресурсы системы развития. Гриффитс дает другой пример: способность макак-резус распознавать эмоции на мордах соплеменников и успешно разрешать конфликт. Развитие этих навыков, хотя они очевидно высоко адаптивны, зависит от социальньных контактов и взаимодействий в раннем детстве. Но это не страшно, потому что в нормальных обстоятельствах каждая молодая макака-резус из поколения в поколение обязательно получает этот социальный опыт. Как замечает Гриффитс, то, что макакам-резус нужен особый ранний социальный ресурс для развития этой способности, “не оставляет сомнений, что эти способности у взрослых макак есть продукт адаптивной эволюции”43. Безусловно, в случае с крысами материнское вылизывание вносит вклад в развитие чего-то столь же фундаментально адаптивного – полового поведения.

Что все это значит для нас, если принять во внимание колоссальные экологические, технологические, социальные, медицинские и культурные изменения, произошедшие за все время человеческой истории? Джон Дюпре пишет:

Так как условия, в которых развивается наш современный мозг, в корне отличаются от условий, в которых человеческий мозг развивался в каменном веке, нет причин полагать, что результат этого развития хоть сколько-то походил на то, что мы наблюдаем сейчас.

Это, берет он на себя труд объяснить, не значит, что “мозг – чистый лист, что он развивается с безграничной пластичностью в ответ на изменения среды”. Просто важно учитывать роль системы развития в развитии и эволюции: “…мозг формируется набором более или менее стабильных и надежных ресурсов, которые бесперебойно воспроизводятся человеческими культурами”44.

Так неужели даже универсальные, адаптивные черты могут быть преданы забвению при простейшем изменении среды? Рассмотрим эксперимент, в котором ученые вывели два типа мышей, один высокоагрессивный, а второй – с низкой агрессией. Они достигли этого, поместив мышат в социальную изоляцию после отъема от груди, что повышает агрессивные тенденции у некоторых особей. Затем таких мышей, показавших особенно развитые бойцовские качества при встрече с другой мышью четыре недели спустя, скрещивали друг с другом. Так же поступали с наименее агрессивными мышами. Спустя всего семь поколений в рамках этой программы селекционного разведения исследователи успешно создали два типа мышей, которые вели себя совершенно по-разному. Мыши, выращенные в изоляции, вели себя как бандиты и были в 6 раз более агрессивны, чем другая группа. Спустя 39 поколений две линии различались еще сильнее. Агрессия стала устойчивой, “адаптивной” чертой в антагонистическом мышином роду (ученые подменили собой естественный отбор, увеличив репродуктивный успех большинства агрессивных мышей). Но вот что примечательно. Несмотря на наследие 38 предков, взрощенных агрессивными, последнее поколение мышей-разбойников, воспитанное иначе, чем их предки (с другими мышами, а не в изоляции), оказалось не агрессивней мышей, которых на протяжении нескольких поколений растили ласковыми45. Простая, но критичная перемена в системе развития сводила на нет стандартную “адаптивную” черту.

Вот другой пример, который многие работающие матери сочтут вдохновляющим. Мы знаем из главы 2, что производство спермы не исключает заботы о потомстве. Однако у крыс (как у большинства млекопитающих) при учете всех плюсов и минусов оказывается более адаптивным предоставить воспитание матерям. Из-за этого мы можем считать само собой разумеющимся, что самцы в силу своего пола не способны заботиться о потомстве. Мы можем даже предположить, что в процессе полового отбора они потеряли или никогда не приобрели биологическую способность быть родителями, что этого нет в их генах, гормонах или нервных путях. Нет этого в мужской природе. Но не забудьте, что одна стабильная черта системы развития крысы-самца – крыса-самка, которая заботится о малышах. Что происходит, когда ученый в контролируемых лабораторных условиях симулирует первую волну феминистского движения грызунов, помещая самцов в клетки с крысятами, но без самок? Очень скоро вы увидите, что самец начинает опекать малышей так же, как это делали бы их матери46. Феминизм – половой отбор:1-0

Какими бы удивительными ни казались эти два примера, они идеально соответствуют современному взгляду на эволюцию – но не тому, как большинство из нас привыкло думать об адаптациях. Гриффитс объясняет, что когда мы говорим, например, про “врожденные’’ половые различия в детских предпочтениях игрушек, мы обычно вкладываем в это три разных смысла. Во-первых, мы имеем в виду, что предпочтения мальчиков и девочек являются отражением эволюционной адаптации: девочки любят кукол, потому что они приспособлены заботиться о младенцах; мальчики любят игрушечные грузовики, потому что, наверное, они тоже движутся, как копья или звери во время охоты. Второе допущение мы обычно делаем, когда подразумеваем, что “врожденный” значит “фиксированный”. В случае с игрушками мы имеем в виду, что ни феминистское воспитание, ни гендерно-нейтральный маркетинг не могут свести на нет эти врожденные интересы. И в-третьих, мы часто полагаем, что предпочтение стереотипных игрушек если не универсально, то, по крайней мере, типично для мальчиков и девочек. Мы вкладываем эти три смысла в слова “пусть мальчики останутся мальчиками”. Традиционалистское мышление приводит нас к тому, что мы смешиваем эти три

биологических качества: адаптивность, фиксирован-ность и типичность, утверждает Гриффитс. Мы склонны полагать, что если поведение или признак являются адаптивными, то они также фиксированы и типичны. И наоборот, если кажется, что признак типичен (или универсален), то он должен быть фиксирован и, возможно, адаптивен. Поэтому так много зависит, политически и социально, от научных вопросов вроде “Во всех ли обществах мужчины имеют более высокий статус?” и “Действительно ли в разных культурах мужчины более склонны к промискуитету, чем женщины?” Конечно, иногда эти три биологических качества действительно объединяются: например, когда дело касается мужской и женской репродуктивной системы. Женская репродуктивная система является неотъемлемой характеристикой феминности: она адаптивна, развивается относительно одинаково в разных средовых, физических, социальных и культурных условиях и крайне типична (хотя и не универсальна) для биологического женского пола. Но, в соответствии с общепризнанным принципом науки о развитии, адаптивность, фиксированность и типичность не обязательно идут рука об руку. То, что признак обладает одним качеством, не значит, что у него есть и другие два или хотя бы одно из них. Поскольку, например, развитие адаптивных признаков опирается на всю систему развития, а не только на гены, значимая перемена во внешней системе развития может изменить адаптивное поведение: как в случае с крысами-отцами, которые стали заботиться о крысятах, когда их поставили на место матери, – то есть адаптивные черты не всегда развиваются вне зависимости от условий. Адаптации также не обязательно являются типичными. Эволюция порой создает разные формы адаптивного признака: как в случае жуков-носорогов, которые могут щеголять в доспехах и отличаться воинственностью или оставаться безрогими и считать, что скромность – лучшая доблесть. И поведение тоже может быть типичным, не являясь адаптивным или фиксированным. Даже наблюдая общество, в котором все женщины носят платья, нам не стоит заявлять, что это фиксированная поло-специфичная адаптация.

Это разведение понятий означает, что ответ на вопросы вроде “Является ли мужская склонность к промискуитету, рискованному поведению и конкуренции адаптацией для достижения репродуктивного успеха, закрепленной в процессе полового отбора?” просто неприменим к современности и к будущему: будто бы, если ответ “да”, то “пусть мальчики останутся мальчиками”. Но когда мы думаем о социальных группах в эссенциалистском ключе, различия между ними представляются нам “большими, непреодолимыми, неизбежными, неизменными и установленными природой”, как полагает психолог из Мельбурнского университета Ник Хэслем47. Те, кто рассуждает о гендере с этих позиций, более склонны поддерживать гендерные стереотипы, которые являются основой намеренной и ненамеренной дискриминации на рабочем месте48. Они поддерживают традиционное воспитание49. Они придерживаются взгляда, что мужчина в гетеросексуальном браке должен зарабатывать больше женщины50, и ожидают традиционного компромисса между работой и заботой о детях51. Женщины, которых убедили принять эссенциалистскую точку зрения на гендер, становятся более подвержены “угрозе подтверждения стереотипа”: вследствие негативных стереотипов о женщинах у них снижается производительность и интерес к традиционно маскулинным сферам деятельности52. Гендерное эссенциалистское мышление способствует более терпимому отношению к сексуальным преступлениям53, люди с такими взглядами меньше поддерживают прогрессивную гендерную политику и чувствуют себя более уверенно в своем статус-кво54.

Вот почему данные, что пол не “фиксирует” поведение как “сущность”, так важны. Напротив, генетические и гормональные компоненты пола взаимодействуют с другими элементами системы развития, включая наши представления о гендере. С эпохи плейстоцена в этой системе развития происходили важные перемены: появлялись законы, менялись общественное благосостояние, налоги, достижения медицины, происходила индустриализация и так далее. И в то время как мужская и женская репродуктивные системы оставались прежними на протяжении всей человеческой истории, система развития менялась: появилась контрацепция, были законодательно закреплены равные возможности, отпуск по уходу за ребенком для отца, гендерные квоты – а также менялись мозг, гормоны, поведение и роли.

Как мы уже видели, когда происходит какое-то крупное событие, изменения в гендерно-специфическом поведении могут быть значительными. В наших постиндустриальных обществах надежная контрацепция и технологии снизили значимость физических различий межу полами, и это привело к быстрому смешению половых ролей, как указывают Венди Вуд и Элис Игли55. Женщины ворвались в такие традиционные мужские сферы, как юриспруденция, медицина, бухгалтерский учет и менеджмент. Хотя движения мужчин в традиционно женские сферы вроде воспитания и образования детей младшего возраста при этом не наблюдалось, этого можно было ожидать исключительно по причине непривлекательно низких статуса и оплаты “женского труда”56. Или возьмем другой пример, который Джордан-Янг приводит в “Мозговом штурме” (Brain Storm): всего 30–40 лет назад ученые считали множество видов полового поведения отличительно мужскими: инициацию секса, сильное физическое желание, мастурбацию, эротические сны, возбуждение от порнографии. Едва ли будет преувеличением сказать, что “сексуальность сама по себе считалась маскулинной чертой”57. Женское сексуальное воображение было ограничено “свадебными фантазиями” (предположительно не разновидности “Ах, преподобный!”). Что до современного миллиардного рынка вибраторов58, для психобиологов того времени это бы, скорее всего, свидетельствовало о катастрофической эпидемии анормальной женской сексуальности. “Находясь по эту сторону сексуальных революций XX века, легко упустить из виду, сколько всего изменилось и как быстро”59, – замечает Джордан-Янг.

Что это значит для мечты о более сбалансированном обществе, где больше мальчиков играют в куклы и больше отцов заботятся о детях, больше женщин работают в науке и занимают руководящие посты? Философ из Университета Далхаузи Летиция Мейнелл пишет:

С биологической точки зрения, наши действия и мироощущение развиваются и могли бы быть иными при других вмешательствах в развитие в различные периоды наших жизней. Если кто-то хочет изменить распределение определенного признака в популяции, задача состоит не в преодолении природы, но в перестройке системы развития60.

Хотя это оптимистичное послание: перестройка системы развития – нетривиальная задача. Как ни странно, богатое, незыблемое культурное наследие, которое позволяет нам как виду быть столь адаптивно разными, одновременно упрямо сопротивляется изменениям. Если вы хотите, чтобы самец крысы заботился о своем крысенке, вы можете просто подкинуть малыша ему в клетку. Перестройка гендера в человеческой системе развития требует реконструкции социальных структур, ценностей, норм, ожиданий, схем, взаимодействий, институтов и убеждений, которые населяют наш разум, и все это влияет на нашу биологию, взаимодействует и переплетается с ней. Вот почему все это называют социальными конструктами, а не, скажем, “социальным лего”. Социальные конструкты строятся на совесть: можете вытащить пару кирпичей там и тут, но структура устоит. Их нелегко разобрать и перестроить по-новому.

Возьмем домашнее насилие. Почему человек, обычно мужчина, нападает на партнершу или свою бывшую? Эксперты указывают на длинный список факторов: это и жесткие гендерные стереотипы, которые сурово прописывают надлежащие женские роли и обязанности, и гипермаскулинные нормы, и общественное оправдание насилия по отношению к партнершам, пробелы в законодательстве, позволяющие преступнику уйти от ответственности, экономическая зависимость многих женщин от своих партнеров, общество, которое приписывает женщинам более низкий статус по сравнению с мужчинами, и слабое финансовое и политическое участие правительства в решении этой проблемы61. То есть если мы хотим снизить число мужчин, бьющих женщин, нам нужно хорошенько коллективно поработать. Если бы у агрессивных мужчин просто был высокий тестостерон, решить задачу было бы гораздо проще.

Так что нам теперь думать об этих гендерно-кодированных полках с игрушками и о голубых и розовых пластмассовых ножах, которые продают на школьных ярмарках?

Год спустя, перед Рождеством, австралийский сенатор Уотерс вновь связала жесткие гендерные стереотипы, которые продвигает сегрегированный по полу рынок игрушек, и кажущиеся далекими от них социальные вопросы, такие как гендерное неравенство в оплате труда и домашнее насилие62. Вновь ее облили презрением. Но подумайте о гендерном маркетинге игрушек не как об отражении мальчишеской и девчачьей природы, но как об элементе системы развития.

Как раз в то время, когда дети усваивают культурные смыслы и нормы, гендерный маркетинг подчеркивает пол как критически значимое социальное различие63. Продавщица со школьной ярмарки не учла ничего, что было общего у ее клиентов: что они из одной семьи, примерно одного возраста, одной национальности, тот счастливый факт, что их мать не считает порезанные пальцы неизбежным и важным опытом их взросления, – а вместо этого выделила одну характеристику, по которой они различались, их гениталии. И в то время как цветовое кодирование любой игрушки или изделия сообщает именно это, когда эти гендерные указатели также связаны со стереотипными видами игрушек и изделий, это служит не менее важной цели усиления стереотипов: мужчины “плохие, но крутые” хозяева мира, а женщины “прекрасные, но слабые” воспитательницы64. Эти гендерные стереотипы действуют в течение всей жизни, проявляясь и как ожидания мужского и женского поведения, и как гендерные нормы, диктующие двойные стандарты для женщин и мужчин. Они влияют на интересы людей, “я”-концепцию, производительность и уверенность в своих силах в гендерно-специфичных сферах деятельности. Гендерные стереотипы и нормы также являются основой сознательных и несознательных форм половой дискриминации, например предвзятых оценок производительности и потенциала человека, социальных и экономических санкций против людей, чье поведение им не соответствует65. Гендерные стереотипы и нормы могут вредить и мальчикам и мужчинам и ограничивать их. Но гендер – это иерархия. Чем выше престиж маскулинности, рассуждают некоторые, тем чаще многие девочки с 6 до 12 лет начинают избегать “девчачьих” игрушек и игр, которые прежде им вроде бы нравились, чтобы стать “как мальчишки”, хотя очевидно отсутствуют мальчики, надеющиеся стать “похожими на девочек”66. И поскольку традиционно мужские профессии и роли обычно ассоциируются с большим престижем и лучше оплачиваются, чем столь же квалифицированные женские, гендерные стереотипы и нормы особенно вредят женщинам финансово и профессионально. Как ни печально, неосознаваемая гендерная предвзятость сейчас считается таким препятствием к справедливому повышению и удержанию женщин на должности, что организации постоянно инвестируют время и деньги в тренинги по ее уменьшению, – и все же мы рьяно закладываем ее основы в наших детей с момента их рождения.

Так чего мы хотим? Общество, которое искренне ценит равные возможности развития, занятости, экономического благополучия, безопасности и уважения, невзирая на пол? Если так, это явно противоречит посланиям маркетологов. Как замечают психологи Шейла Каннингем и Нил Макрей, цветовое кодирование игрушек “представляется несоответствующим эгалитарным целям, которые так ценятся современным обществом”67.

Рынок игрушек, очевидно, всего лишь одна из многих нитей, вплетающих гендер в систему развития. Ни один фактор не имеет решающее значение в создании полового неравенства. Каждое воздействие невелико, состоит из бессчетного количества мелких влияний. Поэтому всё: розовая упаковка куклы, сексистская шутка, исключительно мужская экспертная группа, – всё кажется обыденным и неощутимым. Но именно поэтому важно бороться даже с кажущимися незначительными проявлениями сексизма. Все это накапливается, и если никто не искоренит мелочи, большие проблемы никогда не уйдут. Высшее руководство безусловно обладает максимальной властью изменить ситуацию: либо через постановку целей и утверждение квот, введение аудита заработной платы с целью выявления гендерного неравенства, более щедрого отпуска по уходу за ребенком для отцов, искоренение сексуальных домогательств, переосмысление изображений мужчин и женщин в СМИ, – но все остальные (и нас таких много) тоже могут внести свой вклад: жаловаться на полки с куклами и игрушечной посудой, обозначенные “для девочек”, и научные наборы с ярлыком “для мальчиков”; ходатайствовать, чтобы женские достижения тоже поощрялись деньгами; даже просить пластмассовый нож “не того” цвета. Как лучше задействовать усилия и деньги, чтобы достичь социальной цели, и сколько законов требуется привлечь – безусловно, законные вопросы для обсуждения. Но если мы как общество говорим, что мы за равенство полов, то, когда кто-то набирается смелости и требует изменений – чего-то лучшего, более честного, уважительного и менее сексистского, эти люди не заслуживают обвинений в безумии, истеричности и оголтелой политической корректности.

Итак, опять-таки чего мы хотим?

У людей разные причины желать равенства полов. Кто-то хочет, чтобы меньше женщин оказывались избиты или убиты своими партнерами. Кто-то хочет сокращения огромного разрыва в пенсионных накоплениях, который приводит к нищете несоразмерное число женщин пожилого возраста. Кто-то хочет полового равенства в своих организациях, потому что исследования свидетельствуют о его благотворном влиянии на продуктивность и прибыль. Кто-то хочет, чтобы матери и отцы разделяли поровну заботу о детях, чтобы следующее поколение могло наслаждаться участием отцов в их жизнях и радоваться счастливым родителям. Кто-то хочет легкой жизни для любимых, чьи представления о себе и своем теле не подпадают под строгие бинарные категории мужского и женского. Кто-то хочет, чтобы людям стало легче следовать своим контрстереотипным амбициям. Другие хотят, чтобы талантливые, хорошо образованные женщины, на обучение которых было затрачено много денег, не терялись в профессиональной среде. Кто-то хочет, чтобы семьи с матерями-одиночками были избавлены от тягот и бедности. Кто-то хочет равной представленности полов в правительстве, чтобы интересы девочек и женщин были учтены в государственной политике. Некоторые люди выступают за равенство полов, потому что оно помогает мужчинам: оно снижает требования жить по строгим и порой опасным гипермаскулинным нормам и облегчает ношу “главного добытчика”. Некоторые надеются, что оно расширит понимание мужского успеха и включит в него сферы помимо работы, богатства и сексуальных побед. Кто-то идет еще дальше и надеется, что понимание качеств, ролей и обязанностей как человеческих, а не женских или мужских преобразит сферу работы во благо всем. Другие думают, что равенство полов, возможно, имеет свои плюсы и минусы для мужчин, но мы должны попробовать, потому что это просто честнее, когда власть, богатство и статус разделяются поровну.

А кто-то считает, что равенство полов – это в принципе милая идея, но Тестостерон Рекс свирепо охраняет путь к светлому будущему. Почему? Потому что мужчины с Марса, а женщины с Венеры, женщина не может быть как мужчина, мальчики всегда останутся мальчиками.

Но я никогда не слышала, чтобы кто-то признался в таком взгляде: “Слушай, я согласен, это не очень честно. Это не установлено природой, так что мы могли бы сильно изменить положение дел, если бы хотели. Но мы придерживались полового неравенства тысячи лет, и мне это нравится. Так давай просто оставим все как есть?”

Очевидно, что мы все за равенство полов. Так что теперь?

Мы можем решить, что это слишком трудно и остановиться на полпути. Или же мы можем продолжить проводить наши вежливые, ничего ни от кого не требующие панельные дискуссии о равенстве полов, придерживаться наших добрых намерений, вносить маленькие, никого не оскорбляющие изменения и терпеливо ждать 50 или 100 лет, которые, как говорят, потребуются для достижения равенства на рабочем месте. Но если ни один из этих способов не привлекает, возможно, пришла пора быть менее вежливыми и более резкими, как феминистки первой и второй волны. Они не всегда были популярны, это верно. Но взгляните, чего они достигли без вежливых просьб68. Слова – это хорошо, но порой дела лучше.

Какой из этих путей мы выберем, решать нам: это вопрос наших ценностей, не науки. Хотя современная наука показывает, что одно проверенное решение нам больше недоступно. Пора прекратить винить во всем Тестостерон Рекс, потому что этот король мертв.

Примечания

Знакомство с Тестостероном Рексом

1 Haslam, N., Rothschild, L., & Ernst, D. (2000). Essentialist beliefs about social categories // British Journal of Social Psychology, 39, 113–127. Исследование, проведенное на североамериканских студентах, выявило, что пол – основная социальная категория, особенно с учетом того, что ее видят как “естественную”, данную от природы, постоянную, неизменную во времени и пространстве и дискретную (то есть как категорию с четко очерченными границами).

2 Dupre, J. (2017) A postgenomic perspective on sex and gender. В D. L. Smith (Ed.), How biology shapes philosophy: New foundations for naturalism. Cambridge, UK: Cambridge University Press.

3 Чарлз Дарвин (с. 245–255) определял половой отбор как возникающий из “преимуществ, которое определенные особи получают перед другими особями того же пола и вида, причем эти преимущества касаются только размножения”.

Darwin, C. (1871). The descent of man, and selection in relation to sex. London: John Murray. Упоминается на с. 10001 в Jones, A. G., & Ratterman, N. L. (2009). Mate choice and sexual selection: What have we learned since Darwin? // Proceedings of the National Academy of Sciences, 106 (Suppl. 1), 10001–10008. Согласно Джонсу и Рэттерману, это определение крайне похожее или даже идентично современному определению полового отбора.

4 См., например: Gangestad, S. W., & Thornhill, R. (1998). Menstrual cycle variation in women’s preferences for the scent of symmetrical men // Proceedings of the Royal Society of London B: Biological Sciences, 265 (1399), 927–933; Pillsworth, E. G., & Haselton, M. G. (2006). Women’s sexual strategies: The evolution of long-term bonds and extrapair sex // Annual Review of Sex Research, 17 (1), 59–100.

5 Процитировано в Elgot, J. (July 12, 2014). “We can’t force girls to like science,” says Glasgow University academic Dr. Gijsbert Stoet // Huffington Post. [Электронный ресурс] (дата обращения 07.08.2015).

6 Yamabiko, M. (May 9, 2015). Women in F1 a question of brawn or brain? // . [Электронный ресурс]

-yamabikowomen-in-f1-a-question-of-brawn-or-brain.html (дата обращения 7.08.2015).

7 Cahill, L. (April 1, 2014). Equal ≠ the same: Sex differences in the human brain // Cerebrum, 5.

8 Это подмечено Дафной Джоел. Например, Joel, D. (2014). Sex, gender, and brain: A problem of conceptualization. В S. Schmitz & G. Hoppner (Eds.), Gendered neurocultures: Feminist and queer perspectives on current brain discourses (pp. 169–186). Austria: University of Vienna/Zaglossus.

9 Пол Ирвинг, цит. по Rettner, R. (January 4, 2012). Men and women’s personalities: Worlds apart, or not so different? // Live Science. [Электронный ресурс] -men-women-personality-differences.html (дата обращения 10.02.2016).

1 °Cahill (2014), там же.

11 Как замечено в Fine, C., Joel, D., Jordan-Young, R. M., Kaiser, A., & Rippon, G. (December 15, 2014). Why males ≠ Corvettes, females ≠ Volvos, and scientific criticism ≠ ideology // Cerebrum.

12 Например, Auster, C., & Mansbach, C. (2012). The gender marketing of toys: An analysis of color and type of toy on the Disney store website // Sex Roles, 67 (7–8), 375–388; Blakemore, J., & Centers, R. (2005). Characteristics of boys’ and girls’ toys // Sex Roles, 53 (9/10), 619–633.

13 Грей Дж. Мужчины с Марса, женщины с Венеры. – М.: София, 2016.

14 Farrel, B., & Farrel, P. (2001). Men are like waffles – women are like spaghetti; Understanding and delighting in your differences. Eugene, OR: Harvest House.

15 Пиз, А., Пиз. Б. Почему мужчины хотят секса, а женщины любви. – М.: Эксмо, 2009.

16 Pease, A., & Pease, B. (2001). Why men don’t listen and women can’t read maps: How we’re different and what to do about it. London: Orion Books.

17 Moir, A., & Moir, B. (2003). Why men don’t iron: The fascinating and unalterable differences between men and women. New York: Citadel Press/Kensington.

18 Moss, G. (2014). Why men like straight lines and women like polka dots: Gender and visual psychology. Alresford, UK: Psyche Books.

19 Shambaugh, R. (2013). Make room for her: Why companies need an integrated leadership model to achieve extraordinary results. New York: McGraw-Hill. Процитировано с супер-обложки.

20 Gray, J., & Annis, B. (2013). Work with me: The eight blind spots between men and women in business. New York: St. Martin’s Press.

21 Adams, S. (April 26, 2013). Eight blind spots between the sexes at work // Forbes. [Электронный ресурс] /8-blind-spots-between-the-sexes-at-work/ (дата обращения 28.04.2013); Girl talk. (April 13, 2013). The Economist. [Электронный ресурс] -booksquarterly/21576073-working-women-today-have-it-better-everfew-agree-how (дата обращения 15.04.2013).

22 Herbert, J. (2015). Testosterone: Sex, power, and the will to win. Oxford, UK: Oxford University Press. Цитата со с. 194.

23 Герберт предполагает, что тестостерон играет важную роль в сексуальности женщин и признает некоторый недостаток знаний в этой сфере.

24 Это предположение в явной или неявной форме описано у Anders, S. M. (2013). Beyond masculinity: Testosterone, gender/sex, and human social behavior in a comparative context // Frontiers in Neuroendocrinology, 34 (3), 198–210.

25 Alexander, R. D. (1979). Darwinism and human affairs. Seattle: University of Washington Press. Цит. по с. 241.

26 Hewlett, S. (January 7, 2009). Too much testosterone on Wall Street? Harvard Business Review Blogs. [Электронный ресурс] -much-testosteroneon-wall/ (дата обращения 15.04.2010).

27 Dupre, J. (1993). Scientism, sexism and sociobiology: One more link in the chain // Behavioral and Brain Sciences, 16 (2), 292. Цитата на с. 292.

28 См. поучительную дискуссию по этому поводу: Wilson, D. S., Dietrich, E., & Clark, A. B. (2003). On the inappropriate use of the naturalistic fallacy in evolutionary psychology // Biology and Philosophy, 18 (5), 669–681.

29 Wilson et al. (2003), там же. См. также: Dupre, J. (2003). Darwin’s legacy: What evolution means today. Oxford, UK: Oxford University Press; Kennett, J. (2011). Science and normative authority // Philosophical Explorations, 14 (3), 229–235; and Meynell, L. (2008). The power and promise of developmental systems theory // Les Ateliers de L’Éthique, 3 (2), 88–103.

30 Kennett (2011), там же. Цит. на с. 229.

31 Цит. по: Elgot (2014), там же.

32 Browne, K. R. (2012). Mind which gap? The selective concern over statistical sex disparities // Florida International University Law Review, 8, 271–286. Цитируется на с. 284, исключая последующие ссылки.

33 Hoffman, M., & Yoeli, E. (Winter, 2013). The risks of avoiding a debate on gender differences // Rady Business Journal.

34 Том Нокс, процитирован в бытность председателем DLKW Lowe на Форуме Маркетингового общества (07.03. 2014). Should all marketing to children be genderneutral? // Marketing (March 7). [Электронный ресурс] -childrengender-neutral (дата обращения 08.09.2014).

35 Тони Эббот говорил это как премьер-министр Австралии, цит. по Dearden (December 2, 2014). Tony Abbott says campaigners against gendered toys should “let boys be boys and girls be girls.” // The Independent, (December 2), [Электронный ресурс] -abbott-says-campaigners-against-genderedtoys-should-let-boys-beboys-and-girls-be-girls-9897135.html (дата обращения 27.04.2015).

36 Liben, L. (2015). Probability values and human values in evaluating single-sex education // Sex Roles, 72 (9–10), 401–426. Цит. по с. 415. Лайбен сама не придерживается гендерно-эссенциалистского взгляда и замечает, что с этой позиции пол рассматривается как нечто столь фундаментальное, “что другие потенциально важные человеческие особенности могут поблекнуть в сравнении и потому привлекать относительно мало внимания”.

37 Например, Haslam, N., Rothschild, L., & Ernst, D. (2000). Essentialist beliefs about social categories // British Journal of Social Psychology, 39, 113–127; Rothbart, M., & Taylor, M. (1992). Category labels and social reality: Do we view social categories as natural kinds? В G. Semin & K. Fiedler (Eds.), Language, interaction and social cognition (с. 11–36). Thousand Oaks, CA: Sage.

38 См.: Griffiths, P. E. (2002). What is innateness? // The Monist, 85 (1), 70–85.

39 John Coates, цит. по Adams, T. (June, 19, 2011). Testosterone and high finance do not mix: So bring on the women // Guardian. [Электронный ресурс] -city-financialcrash (дата обращения 20.02.2014).

Замечание о терминологии

1 Первое упоминание слова “гендер” как отдельной категории, отличающейся от биологического пола, приписывается Джону Мани, когда он описывал “гендерную идентичность” и “гендерные роли” в 1955 году. Однако книга Энн Окли “Пол, гендер и общество”, похоже, первая публикация с использованием термина, призванного отделить биологический пол от культурного гендера.

2 См.: Haig, D. (2004). The inexorable rise of gender and the decline of sex: Social change in academic titles, 1945–2001 // Archives of Sexual Behavior, 33 (2), 87–96. Однако, как мне кажется, в последние лет десять психологи, делающие упор на вклад биологии в различия между мужским и женским, стремятся использовать слово “пол”, в то время как те, кто отмечает социальный вклад, используют “гендер”.

3 Haig (2004, p. 87), там же, замечает: “Слово «гендер» со временем стало включать в себя биологическое, и теперь разделение пол/гендер наблюдается только изредка”.

4 Например, Kaiser, A. (2012). Re-conceptualizing “sex” and “gender” in the human brain // Journal of Psychology, 220 (2), 130–136.

5 Помимо неточности, слово “промискуитетный” в повседневном языке может подразумевать отсутствие дискриминации, когда дело доходит до выбора половых партнеров. См.: Elgar, M. A., Jones, T. M., & McNamara, K. B. (2013). Promiscuous words // Frontiers in Zoology, 10 (1), 66.

6 Поведенческий эколог и эволюционный биолог Марлен Зук из Миннесотского университета чудесно описывает моральное негодование своих студентов, когда они узнают, что некоторые птицы не моногамны, как раньше считалось. Zuk, M. (2002). Sexual selections: What we can and can’t learn about sex from animals. Berkeley: University of California Press.

Глава 1. Занимательные мушки

1 Knight, J. (2002). Sexual stereotypes // Nature, 415, 254–256. Цит. на с. 254.

2 Darwin, C. (1871). The descent of man, and selection in relation to sex. London: John Murray. Цит. на с. 272.

3 Bateman, A. J. (1948). Intra-sexual selection in Drosophila // Heredity, 2 (3), 349–368.

4 См.: Dewsbury (2005), там же.

5 Trivers, R. L. (1972). Parental investment and sexual selection. В B. Campbell (Ed.), Sexual selection and the descent of man (pp. 136–179). Chicago: Aldine.

6 Tang-Martinez (2010), там же. Обе цитаты со с. 167.

7 Например, Патриша Говэти была редактором книги 1997 года “Феминизм и эволюционная биология: границы, пересечения и рубежи” (Feminism and Evolutionary Biology: Boundaries, Intersections, and Frontiers), а также других научных публикаций в этой области.

8 Snyder, B. F., & Gowaty, P. A. (2007). A reappraisal of Bateman’s classic study of intrasexual selection // Evolution, 61 (11), 2457–2468. Цит. на с. 2458 и 2457, соответственно.

9 По сути, попытка повторить исследование Бейтмена (Патришей Говэти и ее коллегами) опровергла вывод Бейтмена, что будет существовать по четверти потомства каждого типа: только с материнской мутацией, только с отцовской, двойная мутация и отсутствие мутации. Мушки с двойной мутацией практически никогда не выживали. Gowaty, P. A., Kim, Y.-K., & Anderson, W. W. (2012). No evidence of sexual selection in a repetition of Bateman’s classic study of Drosophila melanogaster. Proceedings of the National Academy of Sciences, 109 (29), 11740–11745.

10 Snyder & Gowaty (2007), там же.

11 Tang-Martinez, Z., & Ryder, T. B. (2005). The problem with paradigms: Bateman’s worldview as a case study. Integrative and Comparative Biology, 45 (5), 821–830. Авторы также заметили, что брачное поведение выведенных штаммов могло отличаться от поведения здоровых животных. К тому же более длительный эксперимент мог привести к иным результатам, так как самки могут хранить сперму несколько дней и достигают половой зрелости примерно к четвертому дню жизни (в отличие от одного дня у самцов).

12 Tang-Martinez & Ryder (2005), там же. Цит. на с. 821.

13 Снайдер и Говэти (2007), там же, сообщают: “Очевидно, единственное объяснение, почему Бейтмен построил отдельные графики для этих серий, заключается в том, что «серии 5 и 6 в чем-то отличались от остальных» [Bateman, 1948, p. 361]. Это не было ни правомерным, ни априорным оправданием. Бейтмен отмечает, что серии 5 и 6 отличались от серий 1–4, так как в 5-й и 6-й серии участвовало второе поколение мушек – потомки выведенных штаммов. Однако 4-я серия была так же получена из выведенных штаммов, и все шесть серий значимо отличались друг от друга, включая количество мушек в каждом опыте”. Цит. на с. 2463.

14 Tang-Martinez (2010), там же. Цит. по с. 168.

15 Synder & Gowaty (2007), там же. Цит. по с. 2463.

16 См.: Tang-Martinez (2010), там же.

17 См. табл. 1: Gerlach et al. (2012) с примерами для беспозвоночных, птиц, рыб, амфибий, рептилий и млекопитающих, для которых женский репродуктивный успех напрямую зависит от множественного спаривания. Gerlach, N. M., McGlothlin, J. W., Parker, P. G., & Ketterson, E. D. (2012). Reinterpreting Bateman gradients: Multiple mating and selection in both sexes of a songbird species // Behavioral Ecology, 23 (5), 1078–1088.

18 Schulte-Hostedde, A. I., Millar, J. S., & Gibbs, H. L. (2004). Sexual selection and mating patterns in a mammal with female-biased sexual size dimorphism // Behavioral Ecology, 15 (2), 351–356; Williams, R. N., & DeWoody, J. A. (2009). Reproductive success and sexual selection in wild eastern tiger salamanders (Ambystoma t. tigrinum) // Evolutionary Biology, 36 (2), 201–213. Примеры приведены в Tang-Martinez (2016), там же.

19 Imhof, M., Harr, B., Brem, G., & Schlotterer, C. (1998). Multiple mating in wild Drosophila melanogaster revisited by microsatellite analysis // Molecular Ecology, 7 (7), 915–917.

2 °Clapham, P. J., & Palsboll, P. J. (1997). Molecular analysis of paternity shows promiscuous mating in female humpback whales (Megaptera novaeangliae, Borowski) // Proceedings of the Royal Society of London B: Biological Sciences, 264 (1378), 95–98.

21 Soltis, J. (2002). Do primate females gain nonprocreative benefits by mating with multiple males? Theoretical and empirical considerations // Evolutionary Anthropology, 11 (5), 187–197. Цит. на с. 187.

22 См. главу 4: Zuk, M. (2002). Sexual selections: What we can and can’t learn about sex from animals. Berkeley: University of California Press.

23 Lanctot, R. B., Scribner, K. T., Kempenaers, B., & Weatherhead, P. J. (1997). Lekking without a paradox in the buff-breasted sandpiper // The American Naturalist, 149 (6), 1051–1070.

24 Lanctot et al. (1997), там же. Цит. на с. 1059. Как указывают исследователи, эти открытия помогают объяснить явный парадокс токовищ: почему самки продолжают выбирать, несмотря на (предполагаемую) минимальную генетическую изменчивость признаков самцов (поскольку почти все самки дают потомство от одного и того же самца).

25 Hrdy (1986), там же. См. также, например, цит.: в Tang-Martinez & Ryder (2005), там же.

26 Hrdy (1986), там же. Цит. на с. 135.

27 См. с. 27 of Fuentes, A. (2012). Race, monogamy, and other lies they told you: Busting myths about human nature. Berkeley: University of California Press.

28 Hrdy (1986), там же. Цит. на с. 137.

29 Краткий обзор дан у Knight (2002), там же. Касательно приматов см. обсуждение: Soltis (2002), там же. Дискуссия о потенциальной генетической пользе множественного спаривания для самок: Jennions, M., & Petrie, M. (2000). Why do females mate multiply? A review of the genetic benefits // Biological Reviews, 75 (1), 21–64.

30 На это указывала Hrdy (1986), там же.

31 В краткосрочных исследованиях это явление будет сложно увидеть, как указывает Hrdy (1986), там же. См. так-же: Stockley, P., & Bro-Jorgensen, J. (2011). Female competition and its evolutionary consequences in mammals // Biological Reviews, 86 (2), 341–366.

32 См. табл. 1: в Stockley & Bro-Jorgensen (2011), там же, с. 345.

33 Stockley & Bro-Jorgensen (2011), там же. Цит. на с. 344. Они отмечают, однако, что не все исследования обнаруживают этот эффект, хотя в некоторых случаях, возможно, это происходит потому, что исследуемые популяции имеют достаточно ресурсов.

34 Например: Blomquist, G. (2009). Environmental and genetic causes of maturational differences among rhesus macaque matrilines // Behavioral Ecology and Sociobiology, 63 (9), 1345–1352.

35 Это отмечала Hrdy (1986), там же, и Stockley & Bro-Jorgensen (2011), там же.

36 Это отмечалось разными авторами, включая Baylis, J. (1981). The evolution of parental care in fishes, with reference to Darwin’s rule of male sexual selection // Environmental Biology of Fishes, 6 (2), 223–251; Dewsbury, D. (1982). Ejaculate cost and male choice // The American Naturalist, 119 (5), 601–630; Dewsbury (2005), там же; and Tang-Martinez & Ryder (2005), там же.

37 Со значительными вариациями: Cooper, T. G., Noonan, E., von Eckardstein, S., Auger, J., Baker, H. W. Behre H. M., et al. (2010). World Health Organization reference values for human semen characteristics // Human Reproduction Update, 16 (3), 231–245.

38 Tang-Martinez & Ryder (2005), там же. Цит. на с. 824.

39 Michalik, P., & Rittschof, C. C. (2011). A comparative analysis of the morphology and evolution of permanent sperm depletion in spiders // PloS One, 6 (1), e16014. Упоминается у Tang-Martinez (2016), там же.

40 На это указывает Dewsbury (1982), там же.

41 См.: Dewsbury (1982), там же.

42 Tang-Martinez (2010), там же. Цит. на с. 174.

43 Например, см. табл. 3, с. 318, у Wedell, N., Gage, M. J. G., & Parker, G. A. (2002). Sperm competition, male prudence and sperm-limited females // Trends in Ecology and Evolution, 17 (7), 313–320.

44 Renfree, M. (1992). Diapausing dilemmas, sexual stress and mating madness in marsupials. In K. Sheppard, J. Boubilik & J. Funder (Eds.), Stress and reproduction (pp. 347–360). New York: Raven Press. Кастрированные мыши на воле и те, которым не дают спариваться в лаборатории, живут намного дольше их типичного жизненного цикла.

45 Elgar, M. (личная беседа 6 августа 2015 г.).

46 Alavi, Y., Elgar, M. A., & Jones, T. M. (2016). Male mating success and the effect of mating history on ejaculate traits in a facultatively parthenogenic insect (Extatosoma tiaratum) // Ethology, 122, 1–8.

47 August, C. J. (1971). The role of male and female pheromones in the mating behaviour of Tenebrio molitor // Journal of Insect Physiology, 17 (4), 739–751; Gwynne, D. T. (1981). Sexual difference theory: Mormon crickets show role reversal in mate choice. Science, 213 (4509), 779–780; Pinxten, R., & Eens, M. (1997). Copulation and mate-guarding patterns in polygynous European starlings // Animal Behaviour, 54 (1), 45–58.

48 Gowaty, P. A., Steinichen, R., & Anderson, W. W. (2003). Indiscriminate females and choosy males: Within-and between-species variation in Drosophila // Evolution, 57 (9), 2037–2045.

49 Wade, M., & Shuster, S. (2002). The evolution of parental care in the context of sexual selection: A critical reassessment of parental investment theory // The American Naturalist, 160 (3), 285–292. См.: Kokko, H., & Jennions, M. (2003). It takes two to tango // Trends in Ecology and Evolution, 18 (3), 103–104.

50 Kokko, H., & Jennions, M. D. (2008). Parental investment, sexual selection and sex ratios // Journal of Evolutionary Biology, 21 (4), 919–948. Цит. на с. 926.

51 Emlen, D. J. (1997). Alternative reproductive tactics and male-dimorphism in the horned beetle Onthophagus acuminatus (Coleoptera: Scarabaeidae) // Behavioral Ecology and Sociobiology, 41 (5), 335–341. С благодарностью Джону Дюпре за этот пример.

52 Drea, C. M. (2005). Bateman revisited: The reproductive tactics of female primates // Integrative and Comparative Biology, 45 (5), 915–923. Цит. на с. 920, ссылки убраны. Отцовская забота также, по-видимому, не связана с моногамией, системой, в которой самцы более уверены в своем отцовстве. См. также: Wright, P. C. (1990). Patterns of paternal care in primates // International Journal of Primatology, 11 (2), 89–102.

53 В самом деле, некоторые биологи утверждают, что “половая роль” больше не является полезным понятием, например: Ah-King, M., & Ahnesjo, I. (2013). The “sex role” concept: An overview and evaluation // Evolutionary Biology, 40 (4), 461–470; Roughgarden, J. (2004). Evolution’s rainbow: Diversity, gender, and sexuality in nature and people. Berkeley: University of California Press.

54 Gwynne, D. T., & Simmons, L. W. (1990). Experimental reversal of courtship roles in an insect // Nature, 346 (6280), 172–174.

55 Forsgren, E., Amundsen, T., Borg, A. A., & Bjelvenmark, J. (2004). Unusually dynamic sex roles in a fish // Nature, 429 (6991), 551–554. Quoted on p. 553.

56 Davies, N. (1992). Dunnock behaviour and social evolution. Oxford, UK: Oxford University Press. Цит. на с. 1.

57 См. Davies, N. (1989). Sexual conflict and the polygamy threshold // Animal Behaviour, 38 (2), 226–234. Спасибо Марку Элгару за этот пример.

58 Davies (1992), там же. Цит. на с. 1.

59 Ah-King & Ahnesjo (2013), там же. Цит. на с. 467, без ссылок.

60 Itani, J. (1959). Paternal care in the wild Japanese monkey, Macaca fuscata fuscata // Primates, 2 (1), 61–93.

Глава 2. Сотня младенцев?

1 Einon, D. (1998). How many children can one man have? Evolution and Human Behavior, 19 (6), 413–426. Цит. на с. 414. Все последующие ссылки на Эйнон относятся к этой работе.

2 Bullough, V. L. (2001). Introduction. In V. L. Bullough, B. Appleby, G. Brewer, C. M. Hajo, & E. Katz (Eds.), Encyclopedia of birth control (pp. xi – xv). Santa Barbara, CA: ABC–CLIO.

3 Bullough (2001), там же.

4 Schmitt, D. P. (2003). Universal sex differences in the desire for sexual variety: Tests from 52 nations, 6 continents, and 13 islands // Journal of Personality and Social Psychology, 85 (1), 85–104. Цит. на с. 87, без ссылок.

5 Wilcox, A. J., Dunson, D. B., Weinberg, C. R., Trussell, J., & Baird, D. D. (2001). Likelihood of conception with a single act of intercourse: Providing benchmark rates for assessment of post-coital contraceptives // Contraception,

63 (4), 211–215. См. рис. 1 на с. 212 и соответствующий текст. 6 Это предполагает, что все половые акты были независимыми, то есть секс с женщиной А во вторник не повлияет на вероятность зачатия с женщиной Б в среду. См. также: Tuana, N. (2004). Coming to understand: Orgasm and the epistemology of ignorance // Hypatia, 19 (1), 194–232.

7 В другой статье Шмитт признает, что секс с сотней женщин “редко и даже вообще вряд ли” приведет к сотне младенцев. Однако он предполагает, что вероятность повысится при “повторных спариваниях” с одной женщиной в фертильный период. Правдоподобие таких тщательно подобранных по времени половых актов с завоеванными женщинами обсуждается далее в основном тексте. Schmitt, D. P. (2005). Sociosexuality from Argentina to Zimbabwe: A 48-nation study of sex, culture, and strategies of human mating // Behavioral and Brain Sciences,

28 (2), 247–275. Цит. на с. 249.

8 Вероятность, что каждая женщина родит одного ребенка (от одного полового акта), где вероятность клинической беременности после одного полового акта – 3,1 %, а вероятность вынашивания 90 %, предполагая независимость актов. Основано на данных Wilcox et al. (2001), там же.

9 Обзор литературы дан в Haselton, M. G., & Gildersleeve, K. (2011). Can men detect ovulation? // Current Directions in Psychological Science, 20 (2), 87–92.

10 Brewis, A., & Meyer, M. (2005). Demographic evidence that human ovulation is undetectable (at least in pair bonds) // Current Anthropology, 46 (3), 465–471. Женщины, использующие химическую контрацепцию, были исключены из анализа, а мужской контроль полового поведения не повлиял на результаты.

11 Laden, G. (September 9, 2011). Coming to terms with the female orgasm // [Электронный ресурс] -toterms-with-the-femal/(дата обращения 23.01.2015).

12 Шмитт затем замечает, что мужчина, который занимается сексом с сотней женщин, будет иметь больший репродуктивный успех, чем женщина, которая занимается сексом с сотней мужчин. Это звучит разумно, но осуществление полового акта в течение двух-трех дней, данных на обнаружение и ухаживание за следующей доступной женщиной в фертильной фазе ее менструального цикла, кажется невыполнимым для большинства мужчин. Schmitt (2005), там же.

13 Вероятность того, что каждая из сотни женщин родит одного ребенка (от одного полового акта), где вероятность клинической беременности от одного полового акта 8,6 %, а вероятность вынашивания 90 %, предполагая независимость каждого акта. По данным Wilcox et al. (2001), там же.

14 Если вы читаете эту книгу, этого еще не случилось. Mann, A. (February 15, 2013). Odds of death by asteroid? Lower than plane crash, higher than lightning // Wired. [Электронный ресурс] /

(дата обращения 30.12.2015).

15 Betzig, L. (2012). Means, variances, and ranges in reproductive success: Comparative evidence // Evolution and Human Behavior, 33 (4), 309–317. См. табл. 1, с. 310.

16 Brown, G. R., Laland, K. N., & Mulder, M. B. (2009). Bateman’s principles and human sex roles // Trends in Ecology and Evolution, 24 (6), 297–304.

17 Основываясь на вероятности “успеха” (то есть рождения) при каждой встрече 0,9 × 0,031, если опираться на предыдущие данные для этих подсчетов. Вероятность, что число “неудач” (отсутствия младенца) перед двумя “успехами” равно 136 или меньше, составляет 0,9. Или, иначе говоря, нужно быть готовым к 136 неудачам, чтобы вероятность двух успехов, была 0,9. Это, безусловно, вероятностное утверждение – некоторые мужчины получат два “успеха” слету, но вероятность этого крайне мала (0,0008). Благодарю Карстен Муравски за помощь в подсчетах.

18 Drea (2005), там же. Цит. на с. 916.

19 Это заметила Einon (1998), там же, указав на отсутствие ресурсов и различий в статусах среди бушменов, описанных Broude, G. J. (1993). Attractive single gatherer wishes to meet rich, powerful hunter for good time under mongongo tree // Behavioral and Brain Sciences, 16 (2), 287–289. То, что иерархий богатства не наблюдается в африканских обществах собирателей (бушменов или хадза), также замечено Hrdy, S. B. (2000). The optimal number of fathers: Evolution, demography, and history in the shaping of female mate preferences // Annals of the New York Academy of Sciences, 907 (1), 75–96.

20 Fuentes, A. (2005). Ethnography, cultural context, and assessments of reproductive success matter when discussing human mating strategies // Behavioral and Brain Sciences, 28 (2), 284–285. Цит. на с. 285.

21 Например, Buss, D. M. & Schmitt, D. P. (1993). Sexual strategies theory: An evolutionary perspective on human mating // Psychological Review, 100 (2), 204–232.

22 Schmitt (2005), там же. Цит. на с. 249, ссылка убрана.

23 Smiler, A. (2013). Challenging Casanova: Beyond the stereotype of the promiscuous young male. San Francisco, CA: Jossey-Bass. Цит. на с. 1.

24 См. также анализ William C. Pedersen и коллег: Pedersen, W. C., Miller, L. C., Putcha-Bhagavatula, A. D., & Yang, Y. (2002). Evolved sex differences in the number of partners desired? The long and the short of it // Psychological Science, 13 (2), 157–161; Pedersen, W. C., Putcha-Bhagavatula, A., & Miller, L. C. (2011). Are men and women really that different? Examining some of sexual strategies theory (SST) ’s key assumptions about sex-distinct mating mechanisms. Sex Roles, 64, 629–643.

25 Alexander, M., & Fisher, T. (2003). Truth and consequences: Using the bogus pipeline to examine sex differences in self-reported sexuality // Journal of Sex Research, 40 (1), 27–35.

26 Wiederman, M. (1997). The truth must be in here somewhere: Examining the gender discrepancy in self-reported lifetime number of sex partners // Journal of Sex Research, 34 (4), 375–386. Цит. на с. 375. Исключение респондентов, которые платили за секс, лишь незначительно снижает несоответствие между сообщениями мужчин и женщин.

27 Например, Schmitt (2005) там же обнаружил менее “сдержанную” социосексуальность у мужчин в 48 разных странах (социосексуальность – это обобщенный термин для поведения, отношений к случайному сексу и желаний случайного секса, в отличие от секса с привязанностью), больший интерес мужчин к более чем одному половому партнеру в исследуемый временной период от одного месяца до тридцати лет и общий размер эффекта половых различий в социосексуальности d = 0,74 (от низкого d = 0,3 в Латвии до высокого d = 1,24 в Марокко и Украине). Также Lippa обнаружил размер эффекта d = 0,74 с помощью более краткого измерения социосексуальности на большой выборке в исследовании Би-би-си по интернету. Lippa, R. A. (2009). Sex differences in sex drive, sociosexuality, and height across 53 nations: Testing evolutionary and social structural theories // Archives of Sexual Behavior, 38 (5), 631–651. Однако, как замечают Eagly и Wood (2005) и Ryan и Jetha (2005), исследование Шмитта не включает выборок из неиндустриальных обществ, у которых могут быть более эгалитарные отношения между полами, чем в современных индустриальных обществах. Eagly, A. H., & Wood, W. (2005). Universal sex differences across patriarchal cultures ≠ evolved psychological dispositions // Behavioral and Brain Sciences, 28 (2), 281–283; Ryan, C., & Jetha, C. (2005). Universal human traits: The holy grail of evolutionary psychology // Behavioral and Brain Sciences, 28 (2), 292–293. То же ограничение применимо к Lippa (2009).

28 Причина, по которой я опираюсь на эти данные, а не, например, на исследования Schmitt (2003, 2005), там же, – преимущество данных случайной выборки, а не молодых студентов, которые не являются репрезентативными для всей популяции. Студенты не могут достоверно предсказывать, какой тип сексуальных отношений они предпочтут через десять лет. Эти ограничения обсуждаются, например: Fuentes (2005), там же. Asendorpf, J. B., & Penke, L. (2005). A mature evolutionary psychology demands careful conclusions about sex differences // Behavioral and Brain Sciences, 28 (2), 275–276.

29 См. табл. 3.1. [Электронный доступ] -12/results-archived-data.aspx.

30 Там же. См. табл. 3.25, 3.17 и 3.9.

31 Там же. См. табл. 3.17.

32 Там же. См. табл. 8.1.

33 Там же. См. табл. 8.2.

34 Данные по: Petersen, J. L., & Hyde, J. S. (2010). A metaanalytic review of research on gender differences in sexuality, 1993–2007 // Psychological Bulletin, 136 (1), 21–38.

35 См. табл. 8.2. Не включая людей, которые предпочли бы не вступать в сексуальные отношения.

36 Там же. См. табл. 8.4.

37 Clark, R. D., & Hatfield, E. (1989). Gender differences in receptivity to sexual offers // Journal of Psychology and Human Sexuality, 2 (1), 39–55. Инструкции цитируются по с. 49.

38 Hald, G. M., & Hogh-Olesen, H. (2010). Receptivity to sexual invitations from strangers of the opposite gender // Evolution and Human Behavior, 31 (6), 453–458; Gueguen, N. (2011). Effects of solicitor sex and attractiveness on receptivity to sexual offers: A field study // Archives of Sexual Behavior, 40 (5), 915–919.

39 Любопытно, слегка иной образ женского интереса к случайному сексу сложился в журналистском исследовании, в котором немецкий репортер (описанный как имеющий “привлекательность выше среднего”) подходил к сотне разных женщин и спрашивал, не займутся ли они с ним сексом. Шесть женщин не только согласились, но их готовность “была подтверждена, так как мужчина действительно занялся с ними сексом”. См.: Voracek, M., Hofhansl, A., & Fisher, M. L. (2005). Clark and Hatfield’s evidence of women’s low receptivity to male strangers’ sexual offers revisited // Psychological Reports, 97 (1), 11–20. Цит. на с. 16.

40 Tappe, M., Bensman, L., Hayashi, K., & Hatfield, E. (2013). Gender differences in receptivity to sexual offers: A new research prototype // Interpersona: An International Journal on Personal Relationships, 7 (2), 323–344. По шкале от 1 (“Нет, никогда”) до 10 (“Да, определенно”), средние баллы для предложения зайти домой были 4,30, а для секса – 3,52.

41 Tappe et al. (2013), там же. Цит. на с. 337.

42 Например, Tang-Martinez, Z. (1997). The curious courtship of sociobiology and feminism: A case of irreconcilable differences. In P. A. Gowaty (Ed.), Feminism and evolutionary biology: Boundaries, intersections and frontiers (pp. 116–150). Dordrecht, Netherlands: Springer.

43 Tappe et al. (2013), там же.

44 Burt, M. R., & Estep, R. E. (1981). Apprehension and fear: Learning a sense of sexual vulnerability // Sex Roles, 7 (5), 511–522.

45 Crawford, M., & Popp, D. (2003). Sexual double standards: A review and methodological critique of two decades of research // Journal of Sex Research, 40 (1), 13–26.

46 Bordini, G. S., & Sperb, T. M. (2013). Sexual double standard: A review of the literature between 2001 and 2010 // Sexuality and Culture, 17 (4), 686–704.

47 Crawford & Popp (2003), там же, ссылаются на работу: Moffat, M. (1989). Coming of age in New Jersey. New Brunswick, NJ: Rutgers University Press. Цит. на с. 19–20. Хотя это исследование уже устарело, более недавнее качественное исследование молодых австралийцев Майкла Флада показало, что, несмотря на легкий сдвиг во взглядах на секс, в результате которого молодые мужчины стали опасаться показаться “мужчиной-шлюхой”, значение этого термина “не имеет того же нравственного и дисциплинарного веса, что и термин «шлюха», применяемый к женщинам”. Флад заключает, что “двойные стандарты в отношении полов остаются устойчивой чертой современных гетеросексуальных сексуальных и близких отношений”. Flood, M. (2013). Male and female sluts: Shifts and stabilities in the regulation of sexual relations among young heterosexual men // Australian Feminist Studies, 28 (75), 95–107. Цит. на с. 105.

48 Crawford & Popp (2003), там же. Цит. Moffat (1989), там же на с. 20.

49 O’Toole, E. (2015). Girls will be girls: Dressing up, playing parts and daring to act differently. London: Orion. Цит. на с. 10–11.

50 Из Sutton, L. A. (1995). Bitches and skankly hobags: The place of women in contemporary slang. В K. Hall & M. Bucholtz (Eds.), Gender articulated: Language and the socially constructed self (pp. 279–296). Цит. по: Crawford & Popp (2003), там же.

51 Crawford & Popp (2003), там же.

52 Rudman, L., Fetterolf, J. C., & Sanchez, D. T. (2013). What motivates the sexual double standard? More support for male versus female control theory // Personality and Social Psychology Bulletin, 39 (2), 250–263.

53 Armstrong, E. A., England, P., & Fogarty, A. C. (2012). Accounting for women’s orgasm and sexual enjoyment in college hookups and relationships // American Sociological Review, 77 (3), 435–462.

54 Armstrong et al. (2012), там же. Цит. на с. 456.

55 Conley, T. D. (2011). Perceived proposer personality characteristics and gender differences in acceptance of casual sex offers // Journal of Personality and Social Psychology, 100 (2), 309–329.

56 Conley, T. D., Ziegler, A., & Moors, A. C. (2013). Backlash from the bedroom: Stigma mediates gender differences in acceptance of casual sex offers // Psychology of Women Quarterly, 37 (3), 392–407.

57 Conley (2011), там же.

58 Conley (2011), там же.

59 Fenigstein, A., & Preston, M. (2007). The desired number of sexual partners as a function of gender, sexual risks, and the meaning of “ideal.” // Journal of Sex Research, 44 (1), 89–95. Было обнаружено сходное отсутствие вкладов риска для здоровья, хотя они не проявили себя как очень важные в исследовании Конлей.

60 Baumeister, R. F. (2013). Gender differences in motivation shape social interaction patterns, sexual relationships, social inequality, and cultural history. В M. K. Ryan & N. Branscombe (Eds.), The Sage handbook of gender and psychology (pp. 270–285). London: Sage. Цит. на с. 272.

61 Hald & Hogh-Olesen (2010), там же. Цит. на с. 457.

62 См. дискуссию у Fuentes, A. (2012). Race, monogamy, and other lies they told you: Busting myths about human nature. Berkeley: University of California Press.

63 Zuk, M. (2013). Paleofantasy: What evolution really tells us about sex, diet, and how we live. New York: Norton. Цит. на с. 181.

64 Starkweather, K., & Hames, R. (2012). A survey of nonclassical polyandry // Human Nature, 23 (2), 149–172. Цит. на с. 167. Факторы, связанные с полиандрией, – коэффициент действительного секса в пользу мужчин и, в меньшей степени, высокая взрослая мужская смертность и отсутствие мужчин.

65 Clarkin, P. F. (July 5, 2011). Part 1. Humans are (blank) – ogamous // Kevishere.com. [Электронный ресурс] -1-humans-are-blank-ogamous/ (дата обращения 20.08.2015).

Глава 3. Новый взгляд на секс

1 Saad, G., & Gill, T. (2003). An evolutionary psychology perspective on gift giving among young adults // Psychology and Marketing, 20 (9), 765–784. Цит. на с. 769.

2 Несколько феминистских биологов заметили эту тенденцию и объяснили, чем она плоха, например: Faus to-Sterling, A. (1992). Myths of gender: Biological theories about women and men. New York: Basic Books; Tang-Martinez, Z. (1997). The curious courtship of sociobiology and feminism: A case of irreconcilable differences. В P. A. Gowaty (Ed.), Feminism and evolutionary biology: Boundaries, intersections and frontiers (с. 116–150). Dor drecht, Netherlands: Springer; Zuk, M. (2002). Sexual selections: What we can and can’t learn about sex from animals. Berkeley: University of California Press.

3 В таких случаях Tang-Martinez (1997), там же, замечает: изучение признака одного вида может не дать никаких подсказок в отношении генетического или эволюционного происхождении этого признака у другого вида.

4 Klein, J. G., Lowery, T. M., & Otnes, C. C. (2015). Identity-based motivations and anticipated reckoning: Contributions to gift-giving theory from an identity-stripping context // Journal of Consumer Psychology, 25 (3), 431–448.

5 Schwartz, B. (1967). The social psychology of the gift // American Journal of Sociology, 73 (1), 1–11. Цит. на с. 2.

6 Marks, J. (2012). The biological myth of human evolution // Contemporary Social Science, 7 (2), 139–157. Цит. на с. 148, ссылки убраны.

7 Marks, J. (November 10, 2013). Nulture // Popanth. [Электронный ресурс] / (дата обращения 21.07.2014).

8 Downey, G. (January 10, 2012). The long, slow sexual revolution (part 1) with NSF W video // PLOS Blogs. [Электронный ресурс] -long-slow-sexual-revolution-part-1-with-nsfw-video/ (дата обращения 23.01.2015) Дауни предполагает (в исключенной части цитаты), что это верно для большинства особей.

9 См., например, Wallen, K., & Zehr, J. L. (2004). Hormones and history: The evolution and development of primate female sexuality // Journal of Sex Research, 41 (1), 101–112.

10 Gould, S. J., & Vrba, E. S. (1982). Exaptation: A missing term in the science of form // Paleobiology, 8 (1), 4–15.

11 Dupre, J. (2001). Human nature and the limits of science. Oxford, UK: Oxford University Press. Цит. на с. 58.

12 Abramson, P., & Pinkerton, S. (2002). With pleasure: Thoughts on the nature of human sexuality. Oxford, UK: Oxford University Press. Цит. на с. 5.

13 Meston, C. M., & Buss, D. M. (2007). Why humans have sex // Archives of Sexual Behavior, 36 (4), 477–507.

14 Для сравнения с другими приматами, см.: Wrangham, R., Jones, J., Laden, G., Pilbeam, D., & Conklin-Brittain, N.-L. (1999). The raw and the stolen: Cooking and the ecology of human origins // Current Anthropology, 40 (5), 567–594. Они замечают, что даже в естественно фертильных человеческих популяциях “число дней спаривания между рождениями особенно велико”. Цит. по с. 573.

15 Laden, G. (September 9, 2011). Coming to terms with the female orgasm // Science Blogs. [Электронный ресурс] -toterms-with-the-femal/ (дата обращения 23.01.2015).

16 Wolf, N. (2012). Vagina: A new biography. New York: Harper Collins. Цит. на с. 327. – Вульф Н. Вагина: Новая история женской сексуальности. – М.: Альпина нон-фикшн, 2014.

17 Meston & Buss (2007), там же. См. табл. 10 на с. 497.

18 Smiler, A. (2013). Challenging Casanova: Beyond the stereotype of the promiscuous young male. San Francisco, CA: Jossey-Bass. Цит. на с. 4.

19 Третий опрос NATSAL мужчин в возрасте от 16 до 74 лет показал, что 11 % мужчин в Великобритании хоть раз в жизни платили за секс и 3,6 % делали это в течение пяти прошедших лет. (Число женщин в возрасте от 16 до 44 лет было 0,1 %.) Jones, K. G., Johnson, A. M., Wellings, K., Sonnenberg, P., Field, N., Tanton, C., et al. (2015). The prevalence of, and factors associated with, paying for sex among men resident in Britain: Findings from the third National Survey of Sexual Attitudes and Lifestyles (Natsal-3) // Sexually Transmitted Infections, 91 (2), 116–123.

20 Sanders, T. (2008). Male sexual scripts: Intimacy, sexuality and pleasure in the purchase of commercial sex // Sociology, 42 (3), 400–417. Цит. на с. 403.

21 Sanders (2008), там же. Цит. на с. 407.

22 Holzmann, H., & Pines, S. (1982). Buying sex: The phenomenology of being a john // Deviant Behavior, 4 (1), 89–116. Цит. со с. 108 и 110 соответственно. Почти в половине выборки плата за секс была мотивирована желанием компании и сексуального наслаждения.

23 Sanders (2008), там же. Цит. на с. 407.

24 Laden (2011), там же. Он говорит здесь о женщинах, но перед этим поддерживает ту же точку зрения и насчет мужчин.

25 Geary (2010), например, пишет: “Суть в том, что предпочитаемые партнеры и сопутствующие мысли и поведение… обоих полов эволюционировали таким образом, чтобы как можно эффективнее использовать репродуктивный потенциал и репродуктивный вклад противоположного пола”. Geary, D. C. (2010). Male, female: The evolution of human sex differences (2nd ed.). Washington, DC: American Psychological Association. Цит. на с. 211.

26 Например: Gangestad, S. W., Thornhill, R., & Garver, C. E. (2002). Changes in women’s sexual interests and their partner’s mate-retention tac tics across the menstrual cycle: Evidence for shifting conflicts of interest // Proceedings of the Royal Society London B, 269, 975–982; Little, A. C., Jones, B. C., & DeBruine, L. M. (2008). Preferences for variation in masculinity in real male faces change across the menstrual cycle: Women prefer more masculine faces when they are more fertile// Personality and Individual Differences, 45 (6), 478–482.

27 Hrdy, S. B. (2000). The optimal number of fathers: Evolution, demography, and history in the shaping of female mate preferences // Annals of the New York Academy of Sciences, 907 (1), 75–96. Цит. на с. 90. Хрди упоминает Crow, J. F. (1999). The odds of losing at genetic roulette // Nature, 397 (6717), 293–294.

28 Обзор литературы, демонстрирующий повышенный уровень новых (de novo) мутаций в сперме пожилых мужчин и их вклад в генетические заболевания: Veltman, J. A., & Brunner, H. G. (2012). De novo mutations in human genetic disease // Nature Reviews Genetics, 13 (8), 565–575.

29 Pillsworth, E. G. (2008). Mate preferences among the Shuar of Ecuador: Trait rankings and peer evaluations //Evolution and Human Behavior, 29 (4), 256–267. Цит. на с. 257.

30 Marlowe, F. W. (2004). Mate preferences among Hadza hunter-gatherers // Human Nature, 15 (4), 365–376.

31 Pillsworth (2008), там же. Сводная переменная, объединявшая внешность, возраст и фертильность (которая была более важна для мужчин), показала большую значимость для мужчин, чем для женщин.

32 Hrdy, S. B. (1997). Raising Darwin’s consciousness // Human Nature, 8 (1), 1–49. Цит. на с. 4.

33 Dupre (2001), там же. Цит. на с. 51.

34 Например, Gwynne, D. T., & Simmons, L. W. (1990). Experimental reversal of courtship roles in an insect // Nature, 346 (6280), 172–174. doi:10.1038/346172a0

35 Zentner, M., & Mitura, K. (2012). Stepping out of the caveman’s shadow: Nations’ gender gap predicts degree of sex differentiation in mate preferences // Psychological Science, 23 (10), 1176–1185.

36 Wood, W., & Eagly, A. H. (2013). Biology or culture alone cannot account for human sex differences and similarities // Psychological Inquiry, 24 (3), 241–247.

37 Wood & Eagly (2013), там же. Цит. на с. 245, ссылки убраны. См.: Sweeney, M. M. (2002). Two decades of family change: The shifting economic foundations of marriage // American Sociological Review, 67 (1), 132–147; Sweeney, M. M., & Cancian, M. (2004). The changing importance of white women’s economic prospects for assortative mating // Journal of Marriage and Family, 66 (4), 1015–1028.

38 Buston, P. M., & Emlen, S. T. (2003). Cognitive processes underlying human mate choice: The relationship between self-perception and mate preference in Western society // Proceedings of the National Academy of Sciences, 100 (15), 8805–8810.

39 Например, процент объясненной дисперсии в предпочтении богатства и статуса и физической привлекательности восприятием у себя тех же качеств, был равен 23 % и 19 % у женщин и 19 % и 11 % у мужчин соответственно. Напротив, процент объясненной дисперсии в предпочтении богатства и статуса людьми, воспринимающими себя физически привлекательными, был равен 6 % у женщин и 5 % у мужчин. Процент дисперсии в предпочтении физической привлекательности, объясненной богатством и статусом, был равен 7 % у мужчин и 5 % у женщин. Иными словами, в то время как поддержка гипотезы “притяжения возможностей” была слаба, слабые корреляции также наблюдались для “не того” пола.

40 Buston & Emlen (2003), там же. Цит. на с. 8809.

41 Todd, P. M., Penke, L., Fasolo, B., & Lenton, A. P. (2007). Different cognitive processes underlie human mate choices and mate preferences // Proceedings of the National Academy of Sciences, 104 (38), 15011–15016. Однако эти данные слабо поддерживают и гипотезу “притяжения возможностей”. У женщин воспринимаемая ими собственная привлекательность действительно коррелировала с богатством, статусом и преданностью семье на быстрых свиданиях с мужчинами, в которых они были заинтересованы, но с ней так же коррелировали здоровье и общая мера привлекательности и здоровья. У мужчин воспринимаемые ими богатство и статус были не связаны с собственной привлекательностью или с привлекательностью женщин, которых они выбирали, с точки зрения наблюдателя. Однако собственная привлекательность была связана с привлекательностью тех, кого они выбирали, что соответствует гипотезе “притяжения сходства”.

42 Kurzban, R., & Weeden, J. (2005). HurryDate: Mate preferences in action // Evolution and Human Behavior, 26 (3), 227–244.

43 He, Q.-Q., Zhang, Z., Zhang, J.-X., Wang, Z.-G., Tu, Y., Ji, T., et al. (2013). Potentials-attract or likes-attract in human mate choice in China // PLoS One, 8 (4), e59457. Цит. на с. 7.

44 Dupre (2001), там же. Цит. на с. 68.

45 Fine, A. (1990). Taking the devil’s advice. London: Viking. Цит. на с. 153.

46 Modenese, S. L., Logemann, B. K., & Snowdon, C. T. (2016). What do women (and men) want? Неопубликованная рукопись.

47 Downey (2012), там же, курсив убран. Эта тенденция порой очевидна в текстах по эволюционной психологии, в которых авторы, например, задаются вопросами, все ли мы “естественно скованны” или “естественно раскованны”, “действительно ли женщины более неразборчивы, чем мужчины?” или “действительно ли мужчины по своей природе более неразборчивы, чем женщины?”, “действительно ли половые роли меняют или подавляют женские «врожденные» тенденции?” Все цитаты взяты со с. 265 Schmitt, D. P. (2005). Sociosexuality from Argentina to Zimbabwe: A 48-nation study of sex, culture, and strategies of human mating // Behavioral and Brain Sciences, 28 (02), 247–275.

48 Cook, H. (2004). The long sexual revolution: English women, sex, and contraception 1800–1975. Oxford, UK: Oxford University Press. Отрывки из этой работы Кук и последующий материал до этого приводились в статье Корделии Файн: Fine, C. (November, 2012). The vagina dialogues: Do women really want more sex than men? // The Monthly.

49 Cook (2004), там же. Цит. на с. 12.

5 °Cook (2004), там же. Цит. на с. 161.

51 Cook (2004), там же. Цит. на с. 106.

52 Fielding, M. (1928). Parenthood: Design or accident? London, UK: Labour. Цит. в Cook (2004), там же на с. 133.

53 Обзор в Sanchez, D. T., Fetterolf, J. C., & Rudman, L. A. (2012). Eroticizing inequality in the United States: The consequences and determinants of traditional gender role adherence in intimate relationships // Journal of Sex Research, 49 (2–3), 168–183.

54 Schick, V. R., Zucker, A. N., & Bay-Cheng, L. Y. (2008). Safer, better sex through feminism: The role of feminist ideology in women’s sexual wellbeing // Psychology of Women Quarterly, 32 (3), 225–232; Yoder, J., Perry, R., & Saal, E. (2007). What good is a feminist identity? Women’s feminist identification and role expectations for intimate and sexual relationships // Sex Roles, 57 (5–6), 365–372. См. также: Sanchez et al. (2012), там же.

55 Rudman, L., & Phelan, J. (2007). The interpersonal power of feminism: Is feminism good for romantic relationships? // Sex Roles, 57 (11–12), 787–799.

56 Tavris, C. (1992). The mismeasure of woman: Why women are not the better sex, the inferior sex, or the opposite sex. New York: Touchstone. Цит. на с. 211–212 и с. 212 соответственно.

Глава 4. Почему женщина не может сильнее походить на мужчину?

1 Terman, L. M., & Miles, C. C. (1936). Sex and personality. New York: McGraw-Hill. Цит. на с. 1.

2 Rapaille, C., & Roemer, A. (2015). Move up: Why some cultures advance while others don’t. London: Allen Lane. Цит. на с. 44.

3 Wolpert, L. (2014). Why can’t a woman be more like a man? The evolution of sex and gender. London: Faber & Faber.

4 Casey, P. (September 30, 2014). So why can’t a woman be rather more like a man? // Irish Independent. [Электронный ресурс] -wellbeing/sowhy-cant-a-woman-be-rather-more-like-a-man-30621028.html

(дата обращения 06.09.2015).

5 Casey (2014), там же.

6 Wolpert (2014), там же. Цит. на с. 21.

7 Richardson, S. S. (2013). Sex itself: The search for male and female in the human genome. Chicago: University of Chicago Press. Цит. на с. 9.

8 Blackless, M., Charuvastra, A., Derryck, A., Fausto-Sterling, A., Lauzanne, K., & Lee, E. (2000). How sexually dimorphic are we? Review and synthesis // American Journal of Human Biology, 12 (2), 151–166.

9 Joel, D. (2012). Genetic-gonadal-genitals sex (3G-sex) and the misconception of brain and gender, or, why 3G-males and 3G-females have intersex brain and intersex gender // Biology of Sex Differences, 3 (27).

1 °Cм.: .

11 См.: .

12 Fausto-Sterling, A. (1993). The five sexes: Why male and female are not enough // Sciences, 33 (2), 20–24.

13 Fausto-Sterling, A. (1989). Life in the XY corral. Women’s Studies International Forum, 12 (3), 319–331. Цит. на с. 329.

См. также исторический обзор: Richardson (2013), там же.

14 См.: Richardson (2013), там же.

15 Ainsworth, C. (2015). Sex redefined // Nature, 518 (19 February), 288–291. Цит. на с. 289.

16 Liben, L. (2015). Probability values and human values in evaluating singlesex education // Sex Roles, 72 (9–10), 401–426. Цит. на с. 410.

17 Или ее эквивалента в видах с другими хромосомными определителями пола.

18 Эрик Вилейн, клинический генетик из Калифорнийского университета, Лос-Анджелес, цит. в Ainsworth (2015), там же на с. 289.

19 Отчасти материал этой главы описывает работу Joel et al. (2015) в Proceedings of the National Academy of Sciences, которая была изначально опубликована в Joel, D., & Fine, C. (December 1, 2015). It’s time to celebrate the fact that there are many ways to be male and female // Guardian. [Электронный ресурс] -sex-many-ways-to-be-male-andfemale? CMP=share_btn_tw (дата обращения 03.12.2015).

20 Joel, D., & Yankelevitch-Yahav, R. (2014). Reconceptualizing sex, brain and psychopathology: Interaction, interaction, interaction // British Journal of Pharmacology, 171 (20), 4620–4635. Цит. на с. 4621.

21 McCarthy, M., & Arnold, A. (2011). Reframing sexual differentiation of the brain // Nature Neuroscience, 14 (6), 677–683. Цит. на с. 678.

22 Например: Alexander, G. (2003). An evolutionary perspective of sextyped toy preferences: Pink, blue, and the brain // Archives of Sexual Behavior, 32 (1), 7–14; Bressler, E. R., Martin, R. A., & Balshine, S. (2006). Production and appreciation of humor as sexually selected traits. Evolution and Human Behavior, 27 (2), 121–130.

23 Joel, D. (2011). Male or female? Brains are intersex // Frontiers in Integrative Neuroscience, 5 (57). См. также: McCarthy, M. M., Pickett, L. A., VanRyzin, J. W., & Kight, K. E. (2015). Surprising origins of sex differences in the brain // Hormones and Behavior, 76

25 Результаты Shors, T. J., Chua, C., & Falduto, J. (2001). Sex differences and opposite effects of stress on dendritic spine density in the male versus female hippocampus // Journal of Neuroscience, 21 (16), 6292–6297.

26 За это наблюдение я благодарна Джоел.

27 McCarthy et al. (2015), там же. Цит. на с. 6.

28 Joel, D., Berman, Z., Tavor, I., Wexler, N., Gaber, O., Stein, Y., et al. (2015). Sex beyond the genitalia: The human brain mosaic // Proceedings of the National Academy of Sciences, 112 (50), 15468–15473. Цит. на с. 15468.

29 Joel et al. (2015), там же.

30 Число людей с устойчиво “промежуточными” характеристиками мозга (ни “мужскими”, ни “женскими”) также достаточно скромное, 3,6 %. См. табл. 1, с. 15469.

31 Критика выводов Joel et al.’s (2015) показывает, что, используя определенные статистические техники, можно с достаточной точностью классифицировать мозг как относящийся к женскому или мужскому краю спектра. Однако, как Джоел и коллеги указывают в своем ответе, не существует биологического смысла в том, насколько похожи два мозга, оказавшиеся соседями в этом статистическом пространстве, по сравнению с теми, которые расположены дальше. Более того, статистические техники, которые успешно позволяют разделить один набор данных по полу, не работают для других наборов данных. См.: Del Guidice, M., Lippa, R. A., Puts, D. A., Bailey, D. H., Bailey, J. M., & Scmitt D. P. (2016). Joel et al.’s method systematically fails to detect large, consistent sex differences // Proceedings of the National Academy of Sciences, 113 (14), E1965. Joel, D., Persico, A., Hanggi, J., & Berman, Z. (2016). Response to Del Guidice et al., Chekroud et al., and Rosenblatt: Do brains of females and males belong to two distinct populations? // Proceedings of the National Academy of Sciences, 113 (14), E1969 – E1970.

32 Joel et al. (2015), там же. Цит. на с. 15468.

33 Joel (2011), там же.

34 de Vries, G., & Forger, N. (2015). Sex differences in the brain: A whole body perspective // Biology of Sex Differences, 6 (1), 1–15. Цит. на с. 2.

35 de Vries, G. J., & Sodersten, P. (2009). Sex differences in the brain: The relation between structure and function // Hormones and Behavior, 55 (5), 589–596. Цит. на с. 594, ссылки убраны.

36 Множество примеров см.: Fine, C. (2010a). Delusions of gender: How our minds, society, and neurosexism create difference. New York: Norton. Дискуссия о недавнем резонансном примере см.: Fine, C. (December 3, 2013) New insights into gendered brain wiring, or a perfect case study in neurosexism? // The Conversation. [Электронный ресурс] -insights-into-gendered-brain-wiring-or-a-perfect-case-study-in-neurosexism-21083 (дата обращения 04.12.2013). Анализ двух лет научных публикаций по человеческой нейровизуализации, документирующий частоту таких “обратных выводов”, приведен в Fine, C. (2013a). Is there neurosexism in functional neuroimaging investigations of sex differences? // Neuroethics, 6 (2), 369–409.

37 Доказательства этого см.: Fine, C. (2010a, 2013a), там же; Fine, C. (2013b). Neurosexism in functional neuroimaging: From scanner to pseudoscience to psyche. В M. Ryan & N. Branscombe (Eds.), The Sage handbook of gender and psychology (pp. 45–60). Thousand Oaks, CA: Sage; Fine, C., Joel, D., Jordan-Young, R. M., Kaiser, A., & Rippon, G. (December 15, 2015). Why males ≠ Corvettes, females ≠ Volvos, and scientific criticism ≠ ideology // Cerebrum.

38 Для аргументов за это см., напр.: Cahill, L. (2006). Why sex matters for neuroscience // Nature Reviews Neuroscience, 7, 477–484; de Vries, G., & Forger, N. (2015). Sex differences in the brain: A whole body perspective // Biology of Sex Differences, 6 (1), 1–15; McCarthy, M., Arnold, A., Ball, G., Blaustein, J., & de Vries, G. J. (2012). Sex differences in the brain: The not so inconvenient truth // Journal of Neuroscience, 32 (7), 2241–2247.

39 Einstein, G. (May 8, 2014). When does a difference make a difference? Examples from situated neuroscience. Neurogenderings III. University of Lausanne, Switzerland, May 8–10,

2014. Подкаст доступен на странице /.

40 Yan, H. (August 8, 2015). Donald Trump’s “blood” comment about Megyn Kelly draws outrage // CNN. [Электронный ресурс] edition.cnn.com/2015/08/08/ politics/donald-trump-cnn-megyn-kelly-comment/ (дата обращения 31.12.2015).

41 Schwartz, D., Romans, S., Meiyappan, S., De Souza, M., & Einstein, G. (2012). The role of ovarian steriod hormones in mood // Hormones and Behavior, 62 (4), 448–454. See also Romans, S. E., Kreindler, D., Asllani, E., Einstein, G., Laredo, S., Levitt, A., et al. (2013). Mood and the menstrual cycle // Psychotherapy and Psychosomatics, 82 (1), 53–60.

42 Einstein (2014), там же.

43 Moore, C. (1995). Maternal contributions to mammalian reproductive development and the divergence of males and females // Advances in the Study of Behavior, 24, 47–118. Дискуссию по этой теме в отношении человеческой нейровизуализации см.: Fine (2010), там же; Hoffman, G. (2012). What, if anything, can neuroscience tell us about gender differences? In R. Bluhm, A. Jacobson, & H. Maibom (Eds.), Neurofeminism: Issues at the intersection of feminist theory and cognitive science (pp. 30–55). Basingstoke, UK: Palgrave Macmillan.

44 Maestripieri, D. (January 14, 2012). Gender differences in personality are larger than previously thought // Psychology Today. [Электронный ресурс] -primates-play/201201/gender-differences-in-personality-are-larger-previously-thought (дата обращения 3.02.2016).

45 Wade, L. (September 19, 2013). Sex shocker! Men and women aren’t that different // Salon. [Электронный ресурс]

/ (дата обращения 25.09.2015).

46 de Vries & Sodersten (2009), там же. Цит. на с. 594.

47 de Vries, G. (2004). Sex differences in adult and developing brains: Compensation, compensation, compensation // Endocrinology, 145 (3), 1063–1068.

48 Fausto-Sterling, A. (2012). Sex/gender: Biology in a social world. New York & London: Routledge.

49 Fausto-Sterling (2012), там же. Цит. на с. 31, ссылки убраны. Фаусто-Стерлинг цитирует работы Гар и коллег. Gahr, M., Metzdorf, R., Schmidl, D., & Wickler, W. (2008). Bi-directional sexual dimorphisms of the song control nucleus HVC in a songbird with unison song // PLoS One, 3 (8), e3073; Gahr, M., Sonnenschein, E., & Wickler, W. (1998). Sex difference in the size of the neural song control regions in a dueting songbird with similar song repertoire size of males and females // Journal of Neuroscience, 18 (3), 1124–1131.

5 °Cм.: McCarthy et al. (2015), там же.

51 См.: McCarthy & Arnold (2011), там же.

52 Moore, C. (1984). Maternal contributions to the development of masculine sexual behavior in laboratory rats // Developmental Psychobiology, 17 (4), 347–356; Moore, C., Dou, H., & Juraska, J. (1992). Maternal stimulation affects the number of motor neurons in a sexually dimorphic nucleus of the lumbar spinal cord // Brain Research, 572, 52–56.

53 См. Auger, A. P., Jessen, H. M., & Edelmann, M. N. (2011). Epigenetic organization of brain sex differences and juvenile social play behavior // Hormones and Behavior, 59 (3), 358–363.

54 West, M. J., & King, A. P. (1987). Settling nature and nurture into an ontogenetic niche // Developmental Psychobiology, 20 (5), 549–562. См. также: Lickliter, R. (2008). The growth of developmental thought: Implications for a new evolutionary psychology // New Ideas in Psychology, 26 (3), 353–369.

55 Griffiths, P. E. (2002). “What is innateness?” The Monist, 85 (1), 70–85. Цит. на с. 74.

56 Chack, E. (January 25, 2014). 21 pointlessly gendered products // BuzzFeed. [Электронный ресурс] -gendered-products#.abowqEoPQK (дата обращения 06.02.2016).

57 Fausto-Sterling, A. (2016). How else can we study sex differences in early infancy? // Developmental Psychobiology, 58 (1), 5–16.

58 de Vries & Forger (2015), там же. Цит. на с. 11.

59 См. обсуждение: Fine, C. (2015). Neuroscience, gender, and “development to” and “from”: The example of toy preferences. In J. Clausen & N. Levy (Eds.), Handbook of neuroethics (pp. 1737–1755). Dordrecht, Netherlands: Springer.

60 Для обсуждения контрастов между понятиями “развитие к” и “развитие от” см.: Moore, C. L. (2002). On differences and development. В D. J. Lewkowicz & R. Lickliter (Eds.), Conceptions of development: Lessons from the laboratory (pp. 57–76). New York: Psychology Press.

61 Напр.: “Функциональное значение средовых стимулов (например, симуляция причесывания матерью), меняющих половые различия, остается неясным, но они могут служить для подготовки детеныша к тому типу среды, которая ждет его во взрослой жизни” (Edelmann, M. N., & Auger, A. P. (2011). Epigenetic impact of simulated maternal grooming on estrogen receptor alpha within the developing amygdala // Brain, Behavior, and Immunity, 25 (7), 1299–1304. Цит. на с. 1303).

62 Henrich, J., & McElreath, R. (2003). The evolution of cultural evolution // Evolutionary Anthropology, 12 (3), 123–135. Цит. на с. 123.

63 См.: -SWAP-/about.

64 Pagel, M. (2012). Wired for culture: Origins of the human social mind. New York: Norton. Цит. на с. 2.

65 Wood, W., & Eagly, A. (2012). Biosocial construction of sex differences and similarities in behavior. In J. Olson & M. Zanna (Eds.), Advances in experimental social psychology (Vol. 46, pp. 55–123). Burlington, MA: Academic Press. Цит. на с. 56.

66 Например, Starkweather, K., & Hames, R. (2012). A survey of nonclassical polyandry // Human Nature, 23 (2), 149–172.

67 Wood & Eagly (2012), там же. Цит. на с. 57.

68 Wood & Eagly (2012), там же. В действительности предполагают, что гендерные роли в значительной степени используют нейрогормональные механизмы.

69 См. Wood & Eagly (2012), там же.

70 Goldstein, J. (2001). War and gender: How gender shapes the war system and vice versa. Cambridge, UK: Cambridge University Press; van Wagtendonk, A. (21 августа 2014 г.) Female Kurdish fighters take arms against Islamic State extremists // PBS. [Электронный ресурс] -kurdish-fighters-take-arms-islamic-state-extremists/ (дата обращения 08.09.2014).

71 Wood & Eagly (2012), там же. Цит. на с. 57.

72 Hyde, J. (2005). The gender similarities hypothesis // American Psychologist, 60 (6), 581–592.

73 Эти и последующие интерпретации величины эффекта взяты из табл. 1 Coe, R. (2012). It’s the effect size, stupid: What the “effect size” is and why it is importan t // Annual Conference of the British Educational Research Association, September 12–14, 2002, University of Exeter, Devon. [Электронный ресурс] (дата обращения 31.12.2015).

74 Zell, E., Krizan, Z., & Teeter, S. R. (2015). Evaluating gender similarities and differences using metasynthesis // American Psychologist, 70 (1), 10–20.

75 Carothers, B. J. & Reis, H. T. (2013). Men and women are from Earth: Examining the latent structure of gender // Journal of Personality and Social Psychology, 104 (2), 385–407.

76 Reis, H. T., & Carothers, B. J. (2014). Black and white or shades of gray? Are gender differences categorical or dimensional? // Current Directions in Psychological Science, 23 (1), 19–26. Цит. на с. 23.

77 Schwartz, S. H., and Rubel, T. (2005). Sex differences in value priorities: Cross-cultural and multimethod studies // Journal of Personality and Social Psychology, 89 (6), 1010–1028. Шварц и Рубел оценили значимость базовых ценностей в 70 странах. Во всех выборках медиана величины эффекта составила d = 0,15, а самое большое различие было d = 0,32 (для власти). Возраст и культура объясняли гораздо больше различий, чем пол.

78 Patten, E., & Parker, K. (2012). A gender reversal on career aspirations // Pew Research Center. [Электронный ресурс] /a-gender-reversalon-career-aspirations/ (дата обращения 24.03.2015).

79 См. главу 5: Fuentes, A. (2012). Race, monogamy, and other lies they told you: Busting myths about human nature. Berkeley: University of California Press.

8 °Cм. результаты метаанализа: Hyde (2005), там же.

81 Cameron, D. (2007). The myth of Mars and Venus: Do men and women really speak different languages? Oxford, UK: Oxford University Press. Discussing the work of Kulick, D. (1993). Speaking as a woman: Structure and gender in domestic arguments in a New Guinea village // Cultural Anthropology, 8 (4), 510–541.

82 Archer, J., & Coyne, S. M. (2005). An integrated review of indirect, relational, and social aggression // Personality and Social Psychology Review 9 (3), 212–230. Цит. на с. 212.

83 См. напр., метаанализ: Archer, J. (2004). Sex differences in aggression in real-world settings: A meta-analytic review // Review of General Psychology, 8 (4), 291–322.

84 Su, R., Rounds, J., & Armstrong, P. I. (2009). Men and things, women and people: A meta-analysis of sex differences in interests // Psychological Bulletin, 135 (6), 859–884.

85 Lippa, R. A., Preston, K., & Penner, J. (2014). Women’s representation in 60 occupations from 1972 to 2010: More women in high-status jobs, few women in things-oriented jobs // PLOS One, 9 (5).

86 Valian, V. (2014). Interests, gender, and science // Perspectives on Psychological Science, 9 (2), 225–230. Цит. на с. 226.

87 Valian (2014), там же. Цит. на с. 227. Вэлиан ссылается здесь на другой, более короткий опросник интересов.

88 То, что традиционно женская работа медсестры требует такого рода “систематизации”, заметил Jordan-Young, R. (2010). Brain storm: The flaws in the science of sex differences. Cambridge, MA: Harvard University Press.

89 Cahill, L. (July 11, 2014). Equal ≠ the same: Sex differences in the human brain // Cerebrum. Кэхилл упоминает в поддержку своих взглядов два исследования. В первом однозначные половые различия найдены для стереотипных для пола занятий (например, игра в гольф или принятие ванны). Carothers & Reis (2013), там же. Однако, как замечено ранее в тексте, Кэротерс и Рейс не нашли однозначных половых различий ни по одной психологической черте. Во-вторых, Кэхилл упоминает исследование, которое объединило 15 различных личностных опросников в “глобальный личностный показатель”, сообщив, что совпадение между полами по этому многомерному опроснику было гораздо меньшим, чем для одномерных личностных опросников – всего 18 %. Del Giudice, M., Booth, T., & Irwing, P. (2012). The distance between Mars and Venus: Measuring global sex differences in personality // PLoS One, 7 (1), e29265. Разумное обоснование исследования заключалось в том, чтобы рассмотреть по отдельности разные факторы, которые составляют “Большую пятерку”, поскольку половые различия в субшкалах, которые составляют личностные черты, могут в какой-то мере отрицать друг друга. Но психологи университета в Суонси Стив Стюарт-Уильямс и Эндрю Томас утверждают, что важная чертамногомерной статистики, которая использовалась для создания “глобального личностного показателя”, в следующем: чем больше измерений добавляется, тем больше становится эта статистика: “Это имеет нежелательное последствие… Даже в очень похожих популяциях, например, новозеландцев и австралийцев, неизбежно окажется много переменных, для которых существуют небольшие средние различия. Если бы вам пришлось взять несколько этих переменных и объединить их в одну многомерную переменную, вы бы могли использовать метод Дель Гвидиче, чтобы «доказать», что психологически новозеландцы и австралийцы в действительности разные виды”. Stewart-Williams, S., & Thomas, A. G. (2013). The ape that thought it was a peacock: Does Evolutionary Psychology exaggerate human sex differences? // Psychological Inquiry, 24 (3), 137–168. Цит. на с. 168. Кроме того, Hyde (2014) заметила, что многомерный опросник Дель Гвидиче и коллег не связан ни с одной известной концепцией в психологии личности, что делает интерпретацию результатов затруднительной. Hyde, J. (2014). Gender similarities and differences // Annual Review of Psychology, 65 (1), 373–398.

90 Terman & Miles (1936), там же.

91 Опросник личностных атрибутов, Spence, J. T., Helmreich, R. L., & Stapp, J. (1974). The Personal Attri butes Questionnaire: A measure of sex role stereotypes and masculinity-femininity // JSAS Catalog of Selected Documents in Psychology, 4, 43–44; Опросник половых ролей Берна, Bem, S. (1974). The measurement of psychological androgyny. Journal of Consulting and Clinical Psychology, 42 (2), 155–162.

92 В частности, многомерная теория гендерной идентичности: Spence, J. T. (1993). Gender-related traits and gender ideology: Evidence for a multifactorial theory // Journal of Personality and Social Psychology, 64 (4), 624–635. См. также: Egan, S. K., & Perry, D. G. (2001). Gender identity: A multidimensional analysis with implications for psychosocial adjustment // Developmental Psychology, 37 (4), 451–463.

93 Wolpert (2014), там же. Цит. на с. 179.

94 Valian, V. (2014). Developmental biology: Splitting the sexes // Nature, 513 (7516), 32. Цит. на с. 32.

95 Cimpian, A., & Markman, E. M. (2011). The generic/nongeneric distinction influences how children interpret new information about social others // Child Development, 82 (2), 471–492. Примеры объяснений из табл. 1, с. 477.

96 Cimpian & Markman (2011), там же. Цит. на с. 473.

97 Browne, K. R. (2011). Evolutionary Psychology and sex differences in workplace patterns. In G. Saad (Ed.), Evolutionary psychology in the business sciences (с. 71–94). Heidelberg, Germany: Springer. Цит. на с. 71.

98 Carothers & Reis (2013), там же. A similar point is made in relation to “nonkinds” in psychiatric classification by Haslam, N. (2002). Kinds of kinds: A conceptual taxonomy of psychiatric categories // Philosophy, Psychiatry, and Psychology, 9 (3), 203–217.

Глава 5. Застенчивые парашютисты

1 Hoffman, M., & Yoeli, E. (Winter, 2013). The risks of avoiding a debate on gender differences // Rady Business Journal.

2 Baker M. D., Jr., & Maner, J. K. (2008). Risk-taking as a situationally sensitive male mating strategy // Evolution and Human Behavior, 29 (6), 391–395. Цит. на с. 392, ссылки убраны. Авторы полагают, что дополнительные выгоды мужских проявлений рискованного поведения – привлечение союзников и отпугивание соперников.

3 Baker & Maner (2008), там же. Цит. на с. 392, ссылки убраны.

4 Hoffman & Yoeli (2013), там же.

5 Однако стоит заметить, что экономисты рассматривают рискованное поведение и конкуренцию как разные понятия: первое включает взаимодействие с непредсказуемым миром, а последнее – взаимодействие с непредсказуемыми людьми.

6 Niederle, M., & Vesterlund, L. (2011). Gender and competition // Annual Review of Economics, 3 (1), 601–630. Quoted on p. 602.

7 Adams, R. (January 21, 2015). Gender gap in university admissions rises to record level // The Guardian. [Электронный ресурс] -gap-university-admissions-record (дата обращения 14.05.2015).

8 Например, шкала дилеммы выбора: Kogan, N., & Wallach, M. (1964). Risk-taking: A study in cognition and personality. New York: Holt.

9 Например, во многих исследованиях конкуренции, которые мы обсудим далее в главе, склонность к риску “контролируется” через включение лотерейной задачи. Негласное допущение, по-видимому, заключается в том, что задача на финансовый риск также улавливает склонность брать на себя риск в другой области, а именно в конкуренции со сверстниками.

10 Wilson, M., & Daly, M. (1985). Competitiveness, risk taking, and violence: The young male syndrome // Ethology and Sociobiology, 6 (1), 59–73. Цит. на с. 66.

11 Johnson, J., Wilke, A., & Weber, E. U. (2004). Beyond a trait view of risk taking: A domain-specific scale measuring risk perceptions, expected benefits, and perceived-risk attitudes in German-speaking populations // Polish Psychological Bulletin, 35 (3), 153–163. Цит. на с. 153. См. также обсуждение этого вопроса: Slovic, P. (1964). Assessment of risk taking behavior. Psychological Bulletin, 61 (3), 220–233.

12 MacCrimmon, K., & Wehrung, D. (1985). A portfolio of risk measures // Theory and Decision, 19 (1), 1–29.

13 Weber, E. U., Blais, A.-R., & Betz, N. E. (2002). A domain-specific riskattitude scale: Measuring risk perceptions and risk behaviors // Journal of Behavioral Decision Making,

15 (4), 263–290. Группа Вебера потом пошла дальше и изучила те же сферы риска у молодых немцев. Johnson et al. (2004), там же.

14 Hanoch, Y., Johnson, J. G., & Wilke, A. (2006). Domain specificity in experimental measures and participant recruitment: An application to risk-taking behavior // Psychological Science, 17 (4), 300–304.

15 Weber et al. (2002), там же.

16 Cooper, A. C., Woo, C. Y., & Dunkelberg, W. C. (1988). Entrepreneurs’ perceived chances for success // Journal of Business Venturing, 3 (2), 97–108.

17 Weber et al. (2002), там же. This is in line with arguments made by many in the field that risk per se – the possibility of loss – is always “repugnant” (p. 265). См. также: Yates, J., & Stone, E. (1992). The risk construct. В K. Yates (Ed.), Risk-taking behavior. New York: Wiley.

18 Keyes, R. (1985). Chancing it: Why we take risks. Boston: Little, Brown. Цит. на с. 10 и 9 соответственно.

19 Yates & Stone (1992), там же. Цит. на с. 2.

20 Keyes (1985), там же. Цит. на с. 6.

21 Weber et al. (2002), там же; Johnson et al. (2004), там же; Harris, C. R., Jenkins, M., & Glaser, D. (2006). Gender differences in risk assessment: Why do women take fewer risks than men? // Judgment and Decision Making, 1 (1), 48–63. Похожий принцип был обнаружен при объяснении кросс-культурных различий в суммах, которые люди были готовы потратить на рискованные финансовые опционы; они объяснялись различиями в восприятии рисков финансовых опционов, а не в отношениях к риску. Weber, E. U., & Hsee, C. (1998). Cross-cultural differences in risk perception, but cross-cultural similarities in attitudes towards perceived risk // Management Science, 44 (9), 1205–1217.

22 Byrnes, J. P., Miller, D. C., & Schafer, W. D. (1999). Gender differences in risk taking: A meta-analysis // Psychological Bulletin, 125 (3), 367–383.

23 Byrnes et al. (1993), там же. Цит. на с. 377.

24 Nelson, J. A. (2014). The power of stereotyping and confirmation bias to overwhelm accurate assessment: The case of economics, gender, and risk aversion // Journal of Economic Methodology, 21 (3), 211–231. Нельсон использует примеры домашнего насилия, беременности и родов.

25 Коэффициент смертности для беременности в Соединенных Штатах в 2011: 17,8 смертей на 100 000 рождений живых детей; . Коэффициент смертности для прыжков с парашютом в 2014: 0,75 смертей на 100 000 прыжков; .

26 См. -health/aboutyour-health/health-conditions-library/womens-health/Pages/high-heels.aspx.

27 Один мой щедрый коллега, рецензировавший эту книгу, прокомментировал на полях, что эта шутка слишком “в лоб” даже для меня. Как видите, он ошибался.

28 Weber et al. (2002), там же; Johnson et al. (2004), там же; Harris et al. (2006), там же.

29 Harris et al. (2006), там же. Оказалось, женщины считали шансы успеха более вероятными, а позитивные последствия – лучше.

30 Например, в области финансов: Wang, M., Keller, C., & Siegrist, M. (2011). The less you know, the more you are afraid of: A survey on risk perceptions of investment products // Journal of Behavioral Finance, 12, 9–19; Weber, E. U., Siebenmorgen, N., & Weber, M. (2005). Communicating asset risk: How name recognition and the format of historic volatility information affect risk perception and investment decisions // Risk Analysis, 25 (3), 597–609. В отношении рисков в сфере здоровья и развлечений см.: Song, H., & Schwarz, N. (2009). If it’s difficult to pronounce, it must be risky: Fluency, familiarity, and risk perception // Psychological Science, 20 (2), 135–138.

31 Sunstein, C. (1996). Social norms and social roles // Columbia Law Review, 96 (4), 903–968. Цит. на с. 913, ссылка/ сноска исключена из первой цитаты.

32 Не похоже, что это вызвано разной осведомленностью. Например, женщины – члены Британского токсикологического общества присваивали более высокие значения риска веществам, чем их коллеги-мужчины. Slovic, P., Malmfors, T., Mertz, C., Neil, N., & Purchase, I. F. (1997). Evaluating chemical risks: Results of a survey of the British Toxicology Society // Human and Experimental Toxicology, 16 (6), 289–304.

33 Flynn, J., Slovic, P., & Mertz, C. K. (1994). Gender, race, and perception of environmental health risks // Risk Analysis, 14 (6), 1101–1108.

34 См. Finucane, M. L., Slovic, P., Mertz, C. K., Flynn, J., & Satterfield, T. A. (2000). Gender, race, and perceived risk: The “white male” effect // Health, Risk and Society, 2 (2), 159–172; Kahan, D. M., Braman, D., Gastil, J., Slovic, P., & Mertz, C. K. (2007). Culture and identityprotective cognition: Explaining the white-male effect in risk perception // Journal of Empirical Legal Studies, 4 (3), 465–505. См. также: Palmer, C. (2003). Risk perception: Another look at the “white male” effect // Health, Risk and Society, 5 (1), 71–83. Это исследование обнаружило, что “эффект белого мужчины” распространялся на американских тайванцев в вопросах риска, связанных со здоровьем и технологиями.

35 Kahan, D. (October 7, 2012). Checking in on the “white male effect” for risk perception // The Cultural Cognition Project at Yale Law School. [Электронный ресурс] -in-on-the-white-maleeffectfor-risk-perception.html (дата обращения 07.11.2014).

36 Olofsson, A., & Rashid, S. (2011). The white (male) effect and risk perception: Can equality make a difference? // Risk Analysis, 31 (6), 1016–1032.

37 Slovic, P., Finucane, M., Peters, E., & MacGregor, D. G. (2002). Rational actors or rational fools: Implications of the affect heuristic for behavioral economics // Journal of Socio-Economics, 31 (4), 329–342. Цит. на с. 333. Подтверждающие свидетельства также были обнаружены Weber et al. (2002), там же. Они тоже получили отрицательные корреляции между воспринимаемыми рисками и воспринимаемыми выгодами.

38 Flynn et al. (1994), там же. Цит. на с. 1107.

39 Kahan (2012), там же.

40 Flynn et al. (1994), там же. Цит. на с. 1107.

41 Rawn, C. D., & Vohs, K. D. (2011). People use self-control to risk personal harm: An intra-interpersonal dilemma // Personality and Social Psychology Review, 15 (3), 267–289.

42 Например, Prentice, D., & Carranza, E. (2002). What women and men should be, shouldn’t be, are allowed to be, and don’t have to be: The contents of prescriptive gender stereotypes// Psychology of Women Quarterly, 26 (4), 269–281.

43 Например, Bowles, R., Babcock, L., & Lai, L. (2007). Social incentives for gender differences in the propensity to initiate negotiations: Sometimes it does hurt to ask // Organizational Behavior and Human Decision Processes, 103, 84–103; Rudman, L., & Phelan, J. E. (2008). Backlash effects for disconfirming gender stereotypes in organizations // Research in Organizational Behavior, 28, 61–79.

44 Hoffman & Yoeli (2013), там же.

45 Small, D. A., Gelfand, M., Babcock, L., & Gettman, H. (2007). Who goes to the bargaining table? The influence of gender and framing on the initiation of negotiation // Journal of Personality and Social Psychology, 93 (4), 600–613.

46 Gerhart, B., & Rynes, S. (1991). Determinants and consequences of salary negotiations by male and female MBA graduates // Journal of Applied Psychology, 76 (2), 256–262.

47 M. Райан (в личной беседе).

48 Mahalik, J. R., Locke, B. D., Ludlow, L. H., Diemer, M. A., Scott, R. P. J., Gottfried, M., et al. (2003). Development of the Conformity to Masculine Norms Inventory // Psychology of Men and Masculinity, 4 (1), 3–25.

49 Prentice & Carranza (2002), там же.

50 Brescoll, V. L., Dawson, E., & Uhlmann, E. L. (2010). Hard won and easily lost: The fragile status of Leaders in stereotype-incongruent occupations // Psychological Science, 21 (11), 1640–1642.

51 Frankenhuis, W. E., & Karremans, J. C. (2012). Uncommitted men match their risk taking to female preferences, while committed men do the opposite // Journal of Experimental Social Psychology, 48 (1), 428–431. Любопытно, информация оказывала противоположный эффект на мужчин, уже состоящих в серьезных отношениях.

52 Shan, W., Shenghua, J., Davis, H. M., Peng, K., Shao, X., Wu, Y., et al. (2012). Mating strategies in Chinese culture: Female risk avoiding vs. male risk taking // Evolution and Human Behavior, 33 (3), 182–192. Также была создана ситуация, при которой участники думали, будто их наблюдает человек одного с ними пола, что оказывало промежуточный эффект на поведение. Цит. на с. 183, ссылки убраны.

53 Это было умеренно желательным условием в американской выборке и нейтральным в немецкой выборке. Wilke, A., Hutchinson, J. M. C., Todd, P. M., & Kruger, D. J. (2006). Is risk taking used as a cue in mate choice? // Evolutionary Psychology, 4, 367–393.

54 Цитата из заголовка Farthing, G. W. (2007). Neither daredevils nor wimps: Attitudes toward physical risk takers as mates // Evolutionary Psychology, 5 (4), 754–777. Это исследование показало сходные результаты для обоих полов. 55 Wilke et al. (2006), там же. Цит. на с. 388.

56 Sylwester, K., & Pawłowski, B. (2011). Daring to be darling: Attractiveness of risk takers as partners in long– and short-term sexual relationships // Sex Roles, 64 (9–10), 695–706. Sylwester и Pawłowski (2011) сравнили привлекательность рисковых личностей и тех, кто избегает физического, финансового и социального риска. Их главным открытием стало то, что рискованное поведение было более желательным для краткосрочных партнеров, чем для долгосрочных. Bassett и Moss (2004) создали разные портреты людей с низкой, средней и высокой склонностью к физическому риску и попросили участников исследования проранжировать привлекательность таких персонажей в романтическом и неромантическом контексте. Мужчины и женщины различались только в предпочтении рискового партнера для долгосрочных отношений. Bassett, J. F., & Moss, B. (2004). Men and women prefer risk takers as romantic and nonromantic partners //Current Research in Social Psychology, 9 (10), 135–144.

57 Bassett & Moss (2004), там же. Цит. на с. 140.

58 Wilke et al. (2004), там же. Цит. на с. 387.

59 Apicella, C. L., Dreber, A., Gray, P. B., Hoffman, M., Little, A. C., & Campbell, B. C. (2011). Androgens and competitiveness in men // Journal of Neuroscience, Psychol ogy, and Economics, 4 (1), 54–62. Цит. на с. 55–56, ссылки убраны. Заметьте, что первые два автора в последующей публикации подробно обсуждают растущее признание значимости женской состязательности. Apicella, C. L., & Dreber, A. (2015). Sex differences in competitiveness: Hunter-gatherer women and girls compete less in gender-neutral and malecentric tasks // Adaptive Human Behavior and Physiology, 1 (3), 247–269.

6 °Cashdan, E. (1998). Are men more competitive than women? // British Journal of Social Psychology, 37 (2), 213–229.

61 Например, Apicella & Dreber (2015), там же; Dreber et al. (2014), там же; Flory, J. A., Leibbrandt, A., & List, J. A. (2015). Do competitive work places deter female workers? A large-scale natural field experiment on gender differences on job-entry decisions // Review of Economic Studies,

82 (1) 122–155. Grosse, N. D., Riener, G., & Dertwinkel-Kalt, M. (2014). Explaining gender differences in competitiveness: Testing a theory on gender-task stereotypes: working paper, University of Mannheim; Gunther, C., Ekinci, N. A., Schwieren, C., & Strobel, M. (2010). Women can’t jump? – An experiment on competitive attitudes and stereotype threat // Journal of Economic Behavior and Organization,

75 (3), 395–401; Wieland, A., & Sarin, R. (2012). Domain specificity of sex differences in competition // Journal of Economic Behavior and Organization, 83 (1), 151–157.

62 См. обсуждение: Khachatryan, K., Dreber, A., von Essen, E., & Ranehill, E. (2015). Gender and preferences at a young age: Evidence from Armenia // Journal of Economic Behavior and Organization, 118, 318–332. См. также: Sutter, M., & Glatzle-Rutzler, D. (2014). Gender differences in the willingness to compete emerge early in life and persist // Management Science, 61 (10), 2339–2354.

63 Cameron, L., Erkal, N., Gangadharan, L., & Meng, X. (2013). Little emperors: Behavioral impacts of China’s onechild policy // Science, 339 (6122), 953–957; Cardenas, J.-C., Dreber, A., von Essen, E., & Ranehill, E. (2012). Gender differences in competitiveness and risk taking: Comparing children in Colombia and Sweden // Journal of Economic Behavior and Organization, 83 (1), 11–23. Khachatryan et al. (2015), там же; Zhang, Y. (2015). Culture, institutions, and the gender gap in competitive inclination: Evidence from the Communist experiment in China. [Электронный ресурс] SS RN: or .

64 Gneezy, U., Leonard, K. L., & List, J. A. (2009). Gender differences in competition: Evidence from a matrilineal and a patriarchal society // Econometrica, 77 (5), 1637–1664.

65 Andersen, S., Ertac, S., Gneezy, U., List, J. A., & Maximiano, S. (2013). Gender, competitiveness, and socialization at a young age: Evidence from a matrilineal and a patriarchal society // Review of Economics and Statistics, 95 (4), 1438–1443.

66 Sutter & Glatzle-Rutzler (2014), там же.

67 Kay, J. (December 10, 2013). Is it better to play it safe or to place bets that risk bankruptcy? // Financial Times. [Электронный ресурс] -60ff-11e3-b7f1-00144feabdc0.html#axzz3wbxCXczm (дата обращения 08.01.2016). Кэй пишет: “Как и все попытки объяснить человеческое поведение, копаясь в нашем эволюционном прошлом, эту историю стоит воспринимать с большой долей скептицизма. Но в моем рассказе не обязательно должна присутствовать историческая достоверность, чтобы оправдать ее важнейший постулат. Люди, совершающие глупые риски, которые сходят им с рук, склонны казаться привлекательными партнерами и лидерами”. Учитывая предшествующую эволюционную историю, похоже, что под “людьми” он понимает “мужчин”.

68 Butt, C. (September 10, 2015). Female surgeons feel obliged to give sexual favours, report finds // Sydney Morning Herald. [Электронный ресурс] -endemic-among-surgeons-but-victims-too-scared-tospeak-up-report-finds-20150909-gjiuxl.html (дата обращения 10.09.2015).

69 Silvester, M., & Perkins, M. (December 9, 2015). Shame files: Policewomen targeted for sex from the day they join the force // The Age. [Электронный ресурс] /a-new-report-says-policewomen-are-targetedfor-sex-from-the-day-they-join-20151208-glidtv.html (дата обращения 30.12.2015).

Глава 6. Гормональная сущность Тестостерона Рекса?

1 Adkins-Regan, E. (2005). Hormones and animal social behavior. Princeton, NJ: Princeton University Press. Цит. на с. 21.

2 Browne, K. R. (2012). Mind which gap? The selective concern over statistical sex disparities // Florida International University Law Review, 8, 271–286. Цит. на с. 284–285, ссылки убраны.

3 Напр., Hoffman, M., & Yoeli, E. (Winter, 2013). The risks of avoiding a debate on gender differences // Rady Business Journal; Cronqvist, H., Previtero, A., Siegel, S., & White, R. E. (2016). The fetal origins hypothesis in finance: Prenatal environment, the gender gap, and investor behavior // Review of Financial Studies, 29 (3), 739–786.

4 Herbert, J. (2015). Testosterone: Sex, power, and the will to win. Oxford, UK: Oxford University Press. Цит. на с. 22.

5 Herbert, J. (May 14, 2015). Sex, cars, and the power of testosterone // OUP Blog. [Электронный ресурс] -cars-testosterone/ (дата обращения 16.07.2015).

6 Francis, R. C. (2004). Why men won’t ask for directions: The seductions of sociobiology. Princeton, NJ: Princeton University Press. Цит. на с. 147. Первое упоминание “Тестостерона Рекса” на с. 143.

7 В работах о людях ведущий взгляд – это биосоциальная модель Mazur (1985) и Mazur и Booth (1998). Она предлагает взаимные влияния тестостерона и действий, направленных на улучшение своего статуса, как у мужчин, так и у женщин. Так, более высокий уровень тестостерона способствует честолюбивому поведению, а успех, в свою очередь, еще больше повышает уровень тестостерона (а неудача – понижает). Mazur, A. (1985). A biosocial model of status in faceto– face primate groups // Social Forces, 64 (2), 377–402; Mazur, A., & Booth, A. (1998). Testosterone and dominance in men // Behavioral and Brain Sciences, 21, 353–397. Другой важный теоретический подход – это гипотеза вызова, согласно которой изменения в уровне тестостерона облегчают компромисс между конкуренцией (“вызовом”) и родительством. Wingfield, J. C., Hegner, R. E., Dufty, A. M., Jr., & Ball, G. F. (1990). The “challenge hypothesis”: Theoretical implications for patterns of testosterone secretion, mating systems, and breeding strategies // American Naturalist, 136 (6), 829–846.

8 van Anders, S. M. (2013). Beyond masculinity: Testosterone, gender/sex, and human social behavior in a comparative context // Frontiers in Neuroendocrinology, 34 (3), 198–210. Главная и важнейшая цель этой статьи – показать, как высокий тестостерон привычно путают с “маскулинностью”, а низкий – с “феминностью”, вместо того чтобы более специфично связывать его уровни с конкуренцией и заботой. Это привело к неточным предсказаниям, например, что высокий тестостерон будет связан с сексуальностью, а низкий – с родительством. Но, как указывает ван Андерс, половое поведение может быть либо состязательным, либо заботливым, а может включать оба эти качества, и родительство включает и то и другое. Ван Андерс показывает, как преодоление допущения “пратеории”, будто “тестостерон = маскулинность”, может способствовать пониманию очевидно противоречивых открытий и направлять проведение исследований.

9 Пример взят из Francis (2004), там же.

10 Francis, R. C., Jacobson, B., Wingfield, J. C., & Fernald, R. D. (1992). Castration lowers aggression but not social dominance in male Haplochromis burtoni (Cichlidae) // Ethology, 90 (3), 247–255.

11 Francis, R. C., Soma, K., & Fernald, R. D. (1993). Social regulation of the brain-pituitary-gonadal axis // Proceedings of the National Academy of Sciences, 90 (16), 7794–7798.

12 Francis et al. (1992), там же. Цит. на с. 253.

13 См. также обсуждение в van Anders, S., & Watson, N. (2006). Social neuroendocrinology: Effects of social contexts and behaviors on sex steroids in humans // Human Nature, 17 (2), 212–237.

14 Hrdy, S. B. (1986). Empathy, polyandry, and the myth of the coy female. In R. Bleier (Ed.), Feminist approaches to science (pp. 119–146). New York: Pergamon Press. Цит. на с. 141, ссылка на работу of Van den Berghe, E. (1984). Female competition, parental care, and reproductive success in salmon. Статья была представлена на встрече Общества поведения животных, Чини, Вашингтон, 13–17 августа.

15 Adkins-Regan (2005), там же. Цит. на с. 51.

16 Joel, D. (2012). Genetic-gonadal-genitals sex (3G-sex) and the misconception of brain and gender, or, why 3G-males and 3G-females have intersex brain and intersex gender // Biology of Sex Differences, 3 (27). Цит. на с. 4.

17 Sapolsky, R. (1997). Junk food monkeys: And other essays on the biology of the human predicament. London: Headline. Цит. на с. 127, в конце второй цитаты убрана сноска.

18 См. Freeman, E. R., Bloom, D. A., & McGuire, E. J. (2001). A brief history of testosterone // Journal of Urology, 165 (2), 371–373. See also Adkins-Regan (2005), там же.

19 Adkins-Regan (2005), там же. Цит. на с. 3.

20 Moore, C. (1992). The role of maternal stimulation in the development of sexual behavior and its neural basis // Annals of the New York Academy of Sciences, 662 (1), 160–177.

21 Oliviera (2004) описывает это как воздействие тестостерона на “соматические раздражители”, то есть телесные стимулы, которые влияют на поведение особей данного вида. Oliveira, R. F. (2004). Social modulation of androgens in vertebrates: Mechanisms and function // Advances in the Study of Behavior, 34, 165–239. Напр., см. табл. 1 на с. 172. Oliveira также приводит примеры влияния тестостерона на сенсорную систему и “эффекторы” (например, влияние на мышцы, задействованные в пении у птиц).

22 Заключение сделано из гораздо более подробного описания, данного Adkins-Regan (2005), там же.

23 См.: Adkins-Regan (2005), там же с. 13–16, она ссылается как на геномные (более медленные), так и на негеномные (более быстрые) эффекты. Это также хорошо обобщила Oliveira, R. F. (2009). Social behavior in context: Hormonal modulation of behavioral plasticity and social competence // Integrative and Comparative Biology, 49 (4), 423–440. См. также: Cardoso et al. (2015), где выделено три типа социальной пластичности: фиксированные альтернативные фенотипы (не применимо к людям, но есть у других видов), пластичность развития (например, переход из пре– в постпубертат) и поведенческая гибкость. Касательно двух категорий, применимых к людям, пластичность развития включает (ре)организацию структур (в т. ч. мозговых) и эпигенетические эффекты, а поведенческая пластичность – это активация, она включает биохимические переключения на уровне нейронов и врéменные изменения экспрессии генов на уровне генома. Cardoso, S. D., Teles, M. C., & Oliveira, R. F. (2015). Neurogenomic mechanisms of social plasticity // Journal of Experimental Biology, 218 (1), 140–149. См. табл. 1 на с. 142.

24 Описано у Pfaff, D. W. (2010). Man and woman: An inside story. Oxford, UK: Oxford University Press. См. также: Dufy, B., & Vincent, J. D. (1980). Effects of sex steroids on cell membrane excitability: A new concept for the action of steroids on the brain. In D. de Wied & P. van Keep (Eds.), Hormones and the brain (pp. 29–41). Lancaster, UK: MTP Press.

25 Adkins-Regan (2005), там же. Цит. на с. 15.

26 См. главу 1: Adkins-Regan (2005), там же.

27 Adkins-Regan (2005), там же. Цит. на с. 16.

28 Francis (2004), там же, уточняет: “Из всех факторов, связанных с половым созреванием, стероидные гормоны, такие как тестостерон, пожалуй, легче всего измерить, ими легче манипулировать и их легче отслеживать, поэтому им приписывается бóльшая объяснительная сила, чем другим факторам развития”. Цит. на с. 143–144.

29 Gleason, E. D., Fuxjager, M. J., Oyegbile, T. O., & Marler, C. A. (2009). Testosterone release and social context: When it occurs and why // Frontiers in Neuroendocrinology,

30 (4), 460–469. Цит. на с. 460.

3 °Cм., напр.: Adkins-Regan (2005), там же, с. 218–222. См. также: Adkins-Regan, E. (2012). Hormonal organization and activation: Evolutionary implications and questions //General and Comparative Endocrinology, 176 (3), 279–285.

31 Удивительно трудно найти нормы уровня тестостерона для мужчин и женщин. Как проясняется в статье об измерении уровня тестостерона van Anders et al. (2014), любые такие “нормы” должны были бы принимать во внимание значительную изменчивость, вызванную такими факторами, как время года, дня, статус отношений, вес тела и т. д. van Anders, S. M., Goldey, K. L., & Bell, S. N. (2014). Measurement of testosterone in human sexuality research: Methodological considerations // Archives of Sexual Behavior, 43 (2), 231–250. Но при всех уточнениях размер эффекта для выборок из работ van Anders и соавторов, которые обычно включают в свои исследования оба пола, составляет d = 3. Для справки об уровне тестостерона у детей и взрослых, измеряемом более чувствительными методиками, см.: Kushnir, M. M., Blamires, T., Rockwood, A. L., Roberts, W. L., Yue, B., Erdogan, E., et al. (2010). Liquid chromatography: Tandem mass spectrometry assay for androstenedione, dehydroepiandrosterone, and testosterone with pediatric and adult reference intervals // Clinical Chemistry, 56 (7), 1138–1147.

32 Напр.: de Vries, G. (2004). Sex differences in adult and developing brains: Compensation, compensation, compensation // Endocrinology, 145 (3), 1063–1068.

33 Напр.: Bancroft, J. (2002). Sexual effects of androgens in women: Some theoretical considerations // Fertility and Sterility, 77 (Suppl. 4), 55–59; Bancroft, J. (2005). The endocrinology of sexual arousal // Journal of Endocrinology, 186 (3), 411–427.

34 Sherwin, B. (1988). A comparative analysis of the role of androgen in human male and female sexual behavior: Behavioral specificity, critical thresholds, and sensitivity // Psychobiology, 16 (4), 416–425. Описание половых различий в рецепторах эстрогена см.: Gillies, G. E., & McArthur, S. (2010). Estrogen actions in the brain and the basis for differential action in men and women: A case for sex-specific medicines // Pharmacological Reviews, 62 (2), 155–198.

35 Bancroft (2002, 2005), там же.

36 Это замечают van Anders (2013), там же; Adkins-Regan (2005), там же. Отсутствие исследований тестостерона у женщин также наблюдает A. Fausto-Sterling (Myths of gender: Biological theories about women and men. New York: Basic Books, 1992). Следует сказать, однако, что относительная нехватка данных о женщинах вызвана не просто отсутствием интереса к влиянию тестостерона на женщин, но также связана с техническими трудностями точного измерения более низких уровней, безосновательными опасениями, что менструальный цикл приведет к значительным колебаниям уровня тестостерона (это не так) и что уровень тестостерона снижается из-за приема оральных контрацептивов. Однако все это не влияет на изменение уровня тестостерона в ответ на конкуренцию. Для обсуждения этих и других вопросов см.: van Anders et al. (2014), там же.

37 van Anders (2013), там же. Цит. на с. 198.

38 Healy, M., Gibney, J., Pentecost, C., Wheeler, M., & Sonksen, P. (2014). Endocrine profiles in 693 elite athletes in the postcompetition setting // Clinical Endocrinology, 81 (2), 294–305.

39 Adkins-Regan, (2005), там же. Цит. на с. 4.

4 °Cм. обсуждение: Oliveira (2009), там же.

41 Dixson, A. F., & Herbert, J. (1977). Testosterone, aggressive behavior and dominance rank in captive adult male talapoin monkeys (Miopithecus talapoin) // Physiology and Behavior, 18 (3), 539–543. Цит. на с. 542.

42 См. Wallen, K. (2001). Sex and context: Hormones and primate sexual motivation // Hormones and Behavior, 40 (2), 339–357.

43 Wallen (2001), там же. Цит. на с. 340.

44 Описано Wallen (2001), там же. Wallen замечает, что дополнительными возможными факторами являются бедная социальная среда (когда больше нечего делать) и отсутствие социальных последствий из-за неполной социальной группы.

45 Wallen (2001), там же. Цит. на с. 346.

46 Adkins-Regan (2005), там же. Цит. на с. 3.

47 Oliveira (2009), там же. Цит. на с. 423.

48 См., напр., уже приведенные статьи R. Oliveira. Этот принцип также лежит в основе биосоциальной модели Mazur; Mazur (1985), там же; Mazur & Booth (1998), там же. Oliveira (2009), там же (с. 427), обобщает это следующим образом: “Социальные взаимодействия, в которых индивид участвует или которые наблюдает, влияют на уровень андрогенов, который, в свою очередь, будет модулировать механизмы восприятия, мотивации и мышления и, следовательно, последующее поведение в общении”. См. также: van Anders & Watson (2006), там же.

49 Oliveira, R. F., Almada, V. C., & Canario, A. V. M. (1996). Social modulation of sex steroid concentrations in the urine of male cichlid fish, Oreochromis mossambicus // Hormones and Behavior, 30 (1), 2–12.

50 Oliveira (2009), там же. Цит. на с. 426.

51 Fuxjager, M. J., Forbes-Lorman, R. M., Coss, D. J., Auger, C. J., Auger, A. P., & Marler, C. A. (2010). Winning territorial disputes selectively enhances androgen sensitivity in neural pathways related to motivation and social aggression // Proceedings of the National Academy of Sciences, 107 (27), 12393–12398. См. также: Burmeister, S. S., Kailasanath, V., & Fernald, R. D. (2007). Social dominance regulates androgen and estrogen receptor gene expression // Hormones and Behavior, 51 (1), 164–170.

52 Oliveira (2004), там же. Цит. на с. 194. Заметьте, что автор ссылается здесь не на уровень тестостерона, а на отношение 11-кетотестостерона к тестостерону, указывая на пересчет последнего в первый: 11-кетотестостерон – это андроген, обнаруженный только у костистых рыб.

53 Ziegler, T. E., Schultz-Darken, N. J., Scott, J. J., Snowdon, C. T., & Ferris, C. F. (2005). Neuroendocrine response to female ovulatory odors depends upon social condition in male common marmosets, Callithrix jacchus. // Hormones and Behavior, 47 (1), 56–64. Бездетные самцы, живущие в паре, также демонстрировали повышение тестостерона, но авторы заметили, что они находились в краткосрочных отношениях.

54 Кратко, но основательно это описано у van Anders (2013), там же. Существуют тонкие различия между мужчинами и женщинами относительно тестостерона и полового поведения, а также ориентации на отношения, которые, я предполагаю, могут быть связаны с эффектом двойных стандартов касательно готовности мужчин и женщин сообщать об интересе к случайному сексу.

55 Mazur, A., & Michalek, J. (1998). Marriage, divorce, and male testosterone // Social Forces, 77 (1), 315–330. Цит. на с. 327.

56 Mazur & Michalek (1998), там же. Цит. на с. 327.

57 Gettler, L., McDade, T., Feranil, A., & Kuzawa, C. (2011). Longitudinal evidence that fatherhood decreases testosterone in human males // Proceedings of the National Academy of Sciences, 108 (39), 16194–16199.

58 Muller, M., Marlowe, F., Bugumba, R., & Ellison, P. (2009). Testosterone and paternal care in East African foragers and pastoralists // Proceedings of the Royal Society B, 276, 347–354.

59 Полезные обзоры касательно тестостерона и социального статуса и тестостерона и сексуальности соответственно см.: Hamilton, L. D., Carre, J. M., Mehta, P. H., Olmstead, N., & Whitaker, J. D. (2015). Social neuroendocrinology of status: A review and future directions // Adaptive Human Behavior and Physiology, 1 (2), 202–230; van Anders (2013), там же.

60 van Anders (2013), там же.

61 van Anders, S. M., Tolman, R. M., & Volling, B. L. (2012). Baby cries and nurturance affect testosterone in men // Hormones and Behavior, 61 (1), 31–36.

62 На это особо указывает van Anders (2013), там же.

63 van Anders, S. M., Steiger, J., & Goldey, K. L. (2015). Effects of gendered behavior on testosterone in women and men // Proceedings of the National Academy of Sciences, 112 (45), 13805–13810. Каждый актер проделывал это дважды: один раз стереотипным маскулинным способом (например, холодным тоном и в доминирующей позе), а второй стереотипно феминным способом (колеблясь и избегая встречаться взглядом с сотрудником). Этот фактор не был решающим, то есть тестостерон связан непосредственно с проявлением власти, а не с маскулинностью.

64 van Anders et al. (2015), там же. Цит. на с. 13808.

65 См. van Anders & Watson (2006), там же.

66 Oliveira, G. A., & Oliveira, R. F. (2014). Androgen responsiveness to competition in humans: The role of cognitive variables // Neuroscience and Neuroeconomics, 3, 19–32. Цит. на с. 21. Исследования приведены в табл. 1, с. 22–23.

67 Возможное объяснение этим противоречиям – “гипотеза двух гормонов”, в соответствии с которой уровень тестостерона взаимодействует с уровнем кортизола: позитивный эффект тестостерона на состязательное поведение блокируется, когда уровень кортизола высок. Mehta, P. H., & Josephs, R. A. (2010). Testoste rone and cortisol jointly regulate dominance: Evidence for a dualhormone hypothesis // Hormones and Behavior, 58 (5), 898–906. Для обзора данных см.: Hamilton et al. (2015), там же.

68 Oliveira & Oliveira (2014), там же. Цит. на с. 23. Для эмпирического примера см:. Oliveira, G. A., Uceda, S., Oliveira, T., Fernandes, A., Garcia-Marques, T., & Oliveira, R. F. (2013). Threat perception and familiarity moderate the androgen response to competition in women // Frontiers in Psychology, 4, 389.

69 См. резюме у Oliveira & Oliveira (2014), там же.

7 °Carre, J. M., Iselin, A.-M. R., Welker, K. M., Hariri, A. R., & Dodge, K. A. (2014). Testosterone reactivity to provocation mediates the effect of early intervention on aggressive behavior // Psychological Science, 25 (5), 1140–1146. Цит. на с. 1140.

71 Carre et al. (2014), там же. Цит. на с. 1144.

72 Cohen, D., Nisbett, R. E., Bowdle, B. F., & Schwarz, N.

(1996). Insult, aggression, and the southern culture of honor:

An “experimental ethnography.” // Journal of Personality

and Social Psychology, 70 (5), 945–960.

73 Cohen et al. (1996), там же. Цит. на с. 957.

74 Herbert (2015), там же. Цит. на с. 194.

75 Wade, L. (2013). The new science of sex difference // Sociology

Compass, 7 (4), 278–293. Цит. на с. 284.

76 Например, Bleier, R. (1984). Science and gender: A critique

of biology and its theories on women. New York: Pergamon

Press; Fausto-Sterling, A. (2012). Sex/gender: Biology in a

social world. New York: Routledge.

77 Fuentes, A. (2012). Race, monogamy, and other lies they told

you: Busting myths about human nature. Berkeley: University

of California Press. Цит. на с. 16.

78 Напр., Ridgeway, C. L. (2011). Framed by gender: How gender

inequality persists in the modern world. Oxford, UK: Oxford

University Press.

79 Liben, L. (2015). Probability values and human values in

evaluating single-sex education // Sex Roles, 72 (9–10), 401–

426. Цит. на с. 415.

Глава 7. Миф о сестрах Леман

1 Herbert, J. (2015). Testosterone: Sex, power, and the will to win. Oxford, UK: Oxford University Press. Цит. на с. 116–118.

2 Sunderland, R. (January 18, 2009). The real victims of this credit crunch? Women // The Observer. [Электронный ресурс] -credit-crunch-ruth-sunderland (дата обращения 15.01.2015).

3 Prugl, E. (2012). “If Lehman Brothers had been Lehman Sisters…”: Gender and myth in the aftermath of the financial crisis // International Political Sociology, 6 (1), 21–35. Цит. на с. 21.

4 John Coates, interviewed in Adams, T. (June 18, 2011). Testosterone and high finance do not mix: So bring on the women // The Guardian. [Электронный ресурс] – women-city-financial-crash (дата обращения 20.02.2014).

5 Kristof, N. (February 7, 2009). Mistresses of the universe // New York Times. [Электронный ресурс] (дата обращения 13.01.2015).

6 Adams (2011), там же.

7 Kristoff (2009), там же.

8 (July 13, 1902). Excluding women from brokers’ offices; movement started in Wall Street to put an end to female speculating – reasons why brokers object to business of this kind – instances of woman’s lack of business knowledge – why they are “bad losers.” // New York Times. [Электронный ресурс] -free/pdf?res=9502E0D9113BE733A2575 °C1A9619C946397D6CF (дата обращения 13.01.2015).

9 Обложка Time от 24 мая 2010 года. Процитирована у Nelson, J. (2013). Would women leaders have prevented the global financial crisis? Teaching critical thinking by questioning a question // International Journal of Pluralism and Economics Education, 4 (2), 192–209.

10 Введением термина “большой качающийся хрен” мы обязаны Lewis, M. (1989). Liar’s poker: Rising through the wreckage on Wall Street. New York: Norton.

11 Croson, R., & Gneezy, U. (2009). Gender differences in preferences // Journal of Economic Literature, 47 (2), 448–474. Цит. на с. 467.

12 Nelson, J. (2014). The power of stereotyping and confirmation bias to overwhelm accurate assessment: The case of economics, gender, and risk aversion // Journal of Economic Methodology, 21 (3), 211–231.

13 Nelson (2014), там же. См. табл. 1 на с. 216. В двух исследованиях были получены результаты, показывающие большую склонность к финансовым рискам у женщин, с размером эффекта d от –0,34 до 0 до 0,74, и от –0,25 до 0 до 0,49. В четырех последующих экспериментах не было найдено статистически значимых различий. В пяти исследованиях результат был от 0 до низкого d = 0,37 и высокого d = 0,85. В последних семи исследованиях были получены результаты от низкого d в диапазоне 0,06 до 0,17 до высокого d от 0,55 до 1,13.

14 Nelson (2014), там же. Цит. на с. 212.

15 Stanley, T. D., & Doucouliagos, H. (2010). Picture this: A simple graph that reveals much ado about research // Journal of Economic Surveys, 24 (1), 170–191.

16 Скорее, ось y – это “мера точности”; обратный показатель стандартной ошибки, которая обычно снижается с размером выборки.

17 Nelson (2014), там же. Цит. на с. 221.

18 Заметьте, что это упражнение рассматривает “рискованное поведение в сфере финансов” как единый конструкт, а это, как указывает Нельсон, неизученное допущение.

19 Соответственно: Hartog, J., Ferrer-i-Carbonell, A., & Jonker, N. (2002). Linking measured risk aversion to individual characteristics // Kyklos, 55 (1), 3–26; Sunden, A. E., & Surette, B. J. (1998). Gender differences in the allocation of assets in retirement savings plans // American Economic Review, 88 (2), 207–211; Barber, B. M., & Odean, T. (2001). Boys will be boys: Gender, overconfidence, and common stock investment // Quarterly Journal of Economics, 116 (1), 261–292.

20 Например, Hartog et al. (2002), там же, обнаружил, что неприятие риска снижается с повышением доходов и богатства.

21 Schubert, R., Brown, M., Gysler, M., & Brachinger, H. W. (1999). Financial decision-making: Are women really more risk-averse? // American Economic Review, 89 (2), 381–385. Любопытно, что они также обнаружили, что, когда абстрактная лотерея была представлена как риск потери (например, “Вы бы предпочли точно потерять 30 долларов или с вероятностью 50 % рискнули бы потерять 100 долларов?”), женщины рисковали достоверно чаще, чем мужчины. Но опять-таки это различие исчезло, когда лотерея была представлена в менее абстрактном контексте вопросов страхования. Однако существуют и противоположные результаты, см.: Powell, M., & Ansic, D. (1997). Gender differences in risk behaviour in financial decision-making: An experimental analysis // Journal of Economic Psychology, 18 (6), 605–628.

22 Vlaev, I., Kusev, P., Stewart, N., Aldrovandi, S., & Chater, N. (2010). Domain effects and financial risk attitudes // Risk Analysis, 30 (9), 1374–1386. В этом исследовании ученые выявили три типа финансовых решений: позитивные (абстрактная “выгода”, вопросы пенсии и зарплаты), позитивные и сложные (ипотека и инвестиционные решения) и негативные (абстрактная “потеря” и страховка). Половых различий не наблюдалось ни в целом, ни в каждой из этих трех групп.

23 Henrich, J., & McElreath, R. (2002). Are peasants riskaverse decision makers? // Current Anthropology, 43 (1), 172–181.

24 При контроле всех других измеряемых переменных. Cameron, L., Erkal, N., Gangadharan, L., & Meng, X. (2013). Little emperors: Behavioral impacts of China’s onechild policy // Science, 339 (6122), 953–957.

25 Gneezy, U., Leonard, K. L., & List, J. A. (2009). Gender differences in competition: Evidence from a matrilineal and a patriarchal society // Econometrica, 77 (5), 1637–1664. В этих исследованиях использовались нетривиальные ставки.

26 Gong, B., & Yang, C.-L. (2012). Gender differences in risk attitudes: Field experiments on the matrilineal Mosuo and the patriarchal Yi // Journal of Economic Behavior and Organization, 83 (1), 59–65.

27 Cardenas, J.-C., Dreber, A., von Essen, E., & Ranehill, E. (2012). Gender differences in competitiveness and risk taking: Comparing children in Colombia and Sweden // Journal of Economic Behavior and Organization, 83 (1), 11–23.

28 Booth, A., & Nolen, P. (2012). Gender differences in risk behaviour: Does nurture matter? // Economic Journal, 122 (558), F56 – F78; Booth, A., Cardona– Sosa, L., & Nolen, P. (2014). Gender differences in risk aversion: Do singlesex environments affect their development? // Journal of Economic Behavior and Organization, 99, 126–154.

29 Порой экономисты определяют задачи на “риск” как ситуации, в которых вероятность выгоды известна, и используют “неопределенность” для описания ситуаций, в которых вероятности неизвестны. Однако здесь этому правилу не следуют.

3 °Cross, C. P., Copping, L. T., & Campbell, A. (2011). Sex differences in impulsivity: A meta-analysis // Psychological Bulletin, 137 (1), 97–130. Размер эффекта (d = 0,36).

31 Cross et al. (2011), там же. Размер эффекта d = –0,34. Авторы предполагают, что женщины более склонны выбирать колоды с высоким риском из-за большей чувствительности к наказанию. Однако колоды с большим и малым риском в целом уравнены по вознаграждению и наказанию.

32 Holt, C. A., & Laury, S. K. (2002). Risk aversion and incentive effects // American Economic Review, 92 (5), 1644–1655. См. также: Harbaugh, W., Krause, K., & Vesterlund, L. (2002). Risk attitudes of children and adults: Choices over small and large probability gains and losses // Experimental Economics, 5 (1), 53–84. В этом исследовании были представлены участники в возрасте от 5 до 64 лет. Они играли на “реальные и ощутимые ставки” (с. 55). Авторы указывают: “В то время как многие другие исследователи обнаружили, что мужчины меньше избегают риска, чем женщины, при данном алгоритме действий мы не нашли подтверждений гендерных различий в рискованном поведении или во взвешивании вероятностей ни у детей, ни у взрослых”. Цит. на с. 66, сноска убрана.

33 Henrich & McElreath (2002), там же. Цит. на с. 175 и 176 соответственно.

34 Akerlof, G. A., & Kranton, R. E. (2000). Economics andidentity // Quarterly Journal of Economics, 115 (3), 715–753.

35 Akerlof, G. A., & Kranton, R. E. (2010). Identity economics: How our identities shape our work, wages, and well-being. Princeton, NJ: Princeton University Press. Цит. на с. 10.

36 Akerloff & Kranton (2010), там же. Цит. на с. 6.

37 Например, Nguyen, H., & Ryan, A. (2008). Does stereotype threat affect test performance of minorities and women? A meta-analysis of experimental evidence // Journal of Applied Psychology, 93 (6), 1314–1334. Более скептический вывод с учетом величины эффекта угрозы подтверждения стереотипа, см.: Stoet, G., & Geary, D. C. (2012). Can stereotype threat explain the gender gap in mathematics performance and achievement? // Review of General Psychology, 16 (1), 93–102.

38 Carr, P. B., & Steele, C. M. (2010). Stereotype threat affects financial decision making // Psychological Science, 21 (10), 1411–1416.

39 Brooks, A. W., Huang, L. Kearney, S. W., & Murray, F. E. (2014). Investors prefer entrepreneurial ventures pitched by attractive men // Proceedings of the National Academy of Sciences, 111 (12), 4427–4431.

40 Gupta, V. K., Goktan, A. B., & Gunay, G. (2014). Gender differences in evaluation of new business opportunity: A sterotype threat perspective // Journal of Business Venturing, 29, 273–288.

41 Gupta, V. K., Turban, D. B., Wasti, S. A., & Sikdar, A. (2009). The role of gender stereotypes in perceptions of entrepreneurs and intentions to become an entrepreneur // Entrepreneurship Theory and Practice, 33 (2), 397–417.

42 Lemaster, P., & Strough, J. (2014). Beyond Mars and Venus: Understanding gender differences in financial risk tolerance // Journal of Economic Psychology, 42, 148–160; Meier-Pesti, K., & Penz, E. (2008). Sex or gender? Expanding the sex-based view by introducing masculinity and femininity as predictors of financial risk taking // Journal of Economic Psychology, 29 (2), 180–196.

43 Twenge, J. (1997). Changes in masculine and feminine traits over time: A meta-analysis // Sex Roles, 36 (5–6), 305–325.

44 Meier-Pesti & Penz (2008), там же. Стимул-напоминание о маскулинности и феминности в этом исследовании представлял собой картинку либо мужчины в деловом костюме, либо женщины с ребенком (или, в контрольном условии, гендерно-нейтральную картинку), а затем участников просили написать об этой сценке и дописать неоконченные предложения по теме.

45 Reinhard, M.-A., Stahlberg, D., & Messner, M. (2008). Failure as an asset for high-status persons: Relative group performance and attributed occupational success // Journal of Experimental Social Psychology, 44 (3), 501–518; Reinhard, M.-A., Stahlberg, D., & Messner, M. (2009). When failing feels good: Relative prototypicality for a high-status group can counteract ego-threat after individual failure //Journal of Experimental Social Psychology, 45 (4), 788–795.

46 Reinhard, M.-A., Schindler, S., & Stahlberg, D. (2013). The risk of male success and failure: How performance outcomes along with a high-status identity affect gender identification, risk behavior, and self-esteem // Group Processes and Intergroup Relations, 17 (2), 200–220.

47 Weaver, J. R., Vandello, J. A., & Bosson, J. K. (2013). Intrepid, imprudent, or impetuous? The effects of gender threats on men’s financial decisions // Psychology of Men and Masculinity, 14 (2), 184–191. Для сравнения участников просили протестировать электродрель.

48 В этом втором эксперименте использовалась недооценка отсроченного вознаграждения как зависимая переменная и было обнаружено более импульсивное поведение в условиях угрозы маскулинности.

49 Nelson, J. A. (2014). Are women really more risk-averse than men? A re-analysis of the literature using expanded methods // Journal of Economic Surveys, 29 (3), 566–585. Цит. на с. 576.

50 Beckmann, D., & Menkhoff, L. (2008). Will women be women? Analyzing the gender difference among financial experts // Kyklos, 61 (3), 364–384.

51 Nelson (2014), там же. Цит. на с. 225.

52 Honekopp, J., & Watson, S. (2010). Meta-analysis of digit ratio 2D:4D shows greater sex difference in the right hand //American Journal of Human Biology, 22, 619–630.

53 Voracek, M., Tran, U. S., & Dressler, S. G. (2010). Digit ratio (2D:4D) and sensation seeking: New data and metaanalysis // Personality and Individual Differences, 48 (1), 72–77. Цит. на с. 76.

54 Herbert (2015), там же. Цит. на с. 52.

55 Honekopp, J., & Watson, S. (2011). Meta-analysis of the relationship between digit-ratio 2D:4D and aggression //Personality and Individual Differences, 51 (4), 381–386. Небольшая корреляция была обнаружена только для мужчин (r = –0,08 для левой руки r = –0,07 для правой руки), но она была снижена до незначимой корреляции r = –0,03 после коррекции для предвзятости публикации.

56 Voracek et al. (2010), там же. Авторы, заметив, что в основе поиска ощущений лежит сложная биологическая система, а также на него влияет множество психосоциальных факторов, пишут: “Учитывая все, что нам известно, неудивительно, что довольно упрощенческие подходы, например, исследования, применяющие 2D:4D (гипотетический, еще не достаточно валидизированный маркер пренатального тестостерона), оказываются бесплодными”. Цит. на с. 76.

57 Vermeersch, H., T’Sjoen, G., Kaufman, J. M., & Vincke, J. (2008). 2D:4D, sex steroid hormones and human psychological sex differences // Hormones and Behavior, 54 (2), 340–346.

58 Apicella, C., Carre, J., & Dreber, A. (2015). Testosterone and economic risk taking: A review // Adaptive Human Behavior and Physiology, 1 (3), 358–385. Цит. на с. 369. Заметьте, что определение рискованного поведения в этой статье взято из экономики, то есть оно подразумевает задачи на лотерею и азартные игры. Однако следующий обзор тех же авторов по корреляциям индекса 2D:4D со “связанными с риском конструктами” обнаружил еще больше несоответствий.

59 Соответственно, Apicella, C. L., Dreber, A., Campbell, B., Gray, P. B., Hoffman, M., & Little, A. C. (2008). Testosterone and financial risk preferences // Evolution and Human Behavior, 29 (6), 384–390; Stanton, S. J., Mullette-Gillman, O. D. A., McLaurin, R. E., Kuhn, C. M., LaBar, K. S., Platt, M. L., et al. (2011). Low– and high-testosterone individuals exhibit decreased aversion to economic risk // Psychological Science, 22 (4), 447–453; Sapienza, P., Zingales, L., & Maestripieri, D. (2009). Gender differences in financial risk aversion and career choices are affected by testosterone // Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America, 106 (36), 15268–15273; Schipper, B. C. (2014). Sex hormones and choice under risk. Working Papers, University of California, Department of Economics, No. 12, 7. Doi, H., Nishitani, S., & Shinohara, K. (2015). Sex difference in the relationship between salivary testosterone and inter-temporal choice // Hormones and Behavior, 69, 50–58.

60 Stanton, S. J., Liening, S. H., & Schultheiss, O. C. (2011). Testosterone is positively associated with risk taking in the Iowa Gambling Task // Hormones and Behavior,

59 (2), 252–256; Mehta, P. H., Welker, K. M., Zilioli, S., & Carre, J. M. (2015). Testosterone and cortisol jointly modulate risk-taking // Psychoneuroendocrinology, 56, 88–99.

61 Cueva, C., Roberts, R. E., Spencer, T., Rani, N., Tempest, M., Tobler, P. N., et al. (2015). Cortisol and testosterone increase financial risk taking and may destabilize markets // Scientific Reports, 5, 11206.

62 White, R. E., Thornhill, S., & Hampson, E. (2006). Entrepreneurs and evolutionary biology: The relationship between testosterone and new venture creation // Organizational Behavior and Human Decision Processes, 100 (1), 21–34.

63 Sapienza et al. (2009), там же. Корреляция проявилась, когда анализ был ограничен диапазоном пониженного уровня тестостерона, как в заданиях на лотерею, но это предполагает нелинейный эффект тестостерона, при котором большая склонность к риску наблюдается у людей со средним уровнем тестостерона, но не с высоким (то есть у женщин с высоким тестостероном и у мужчин с низким – с поправкой на пол).

64 Hewlett, S. (January 7, 2009). Too much testosterone on Wall Street? // HBR Blog Network. [Электронный ресурс] -much-testosterone-on-wall/ (дата обращения 15.04.2010).

65 Coates, J. M., & Herbert, J. (2008). Endogenous steroids and financial risk taking on a London trading floor // Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America, 105 (16), 6167–6172. Предполагается и делается вывод, что тестостерон и доходы связаны между собой через склонность к повышенному риску.

66 Цит. по: Solon, O. (July 13, 2012). “Testosterone is to blame for financial market crashes,” says neuroscientist // Wired. [Электронный ресурс] –07/13/testosterone-financial-crisis (дата доступа 13.01.2015). К тому же, когда обстоятельства на рынке складываются неблагоприятно, мощное повышение кортизола, вызванное стрессом, отрицательно влияет на принятие решений.

67 Apicella, C. L., Dreber, A., & Mollerstrom, J. (2014). Salivary testosterone change following monetary wins and losses predicts future financial risktaking // Psychoneuroendocrinology, 39, 58–64.

68 Leproult, R., & Van Cauter, E. (2011). Effect of 1 week of sleep restriction on testosterone levels in young healthy men // JAMA, 305 (21), 2173–2174.

69 Из трех исследований женщин с управлением уровнем тестостерона двум не удалось обнаружить влияния на рискованное поведение в заданиях с лотереей. Zethraeus, N., Kocoska-Maras, L., Ellingsen, T., von Schoultz, B., Hirschberg, A. L., & Johannesson, M. (2009). A randomized trial of the effect of estrogen and testosterone on economic behavior // Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America,

106 (16), 6535–6538; Boksem, M. A. S., Mehta, P. H., Van den Bergh, B., van Son, V., Trautmann, S. T., Roelofs, K., et al. (2013). Testosterone inhibits trust but promotes reciprocity // Psychological Science, 24 (11), 2306–2314.

Небольшое третье исследование обнаружило, что доза тестостерона усиливала рискованное поведение в задании “карточная игра по-айовски”, в котором обычно женщины рискуют чуть больше. van Honk, J., Schutter, D. J. L. G., Hermans, E. J., Putman, P., Tuiten, A., & Koppeschaar, H. (2004). Testosterone shifts the balance between sensitivity for punishment and reward in healthy young women // Psychoneuroendocrinology, 29 (7), 937–943. В одном исследовании мужчин с управлением уровнем тестостерона участники больше рисковали в задании с воздушными шариками, но не в задании “карточная игра по-айовски” и не в третьем задании на игру в кости. Goudriaan, A. E., Lapauw, B., Ruige, J., Feyen, E., Kaufman, J. M., Brand, M., et al. (2010). The influence of high-normal testosterone levels on risk-taking in healthy males in a 1-week letrozole administration study // Psychoneuroendocrinology, 35 (9), 1416–1421. Воздействие заключалось в создании либо нормального уровня тестостерона и несколько пониженного уровня экстрадиола, либо тестостерона в нижних границах нормы и экстрадиола в верхних границах.

7 °Cueva et al. (2015), там же.

71 См., напр.: Solon (2012), там же. Коатс к тому же полагает, что, поскольку женщины менее подвержены стрессу, связанному с финансовой конкуренцией, так как больше озабочены социальной, они также будут менее, чем мужчины, подвержены отрицательным воздействиям повышения уровня кортизола на принятие решений. Однако идея, что женщина-трейдер не сочтет потерю крупных сумм стрессом, кажется довольно неправдоподобной.

72 Напр.: Ryan, M., Haslam, S., Hersby, M., Kulich, C., & Atkins, C. (2007). Opting out or pushed off the edge? The glass cliff and the precariousness of women’s leadership positions // Social and Personality Psychology Compass, 1 (1), 266–279.

73 Ibarra, H., Gratton, L. & Maznevski, M. (March 10, 2009). Claims that women are inherently more cautious are deeply troubling // Financial Times. [Электронный ресурс] -0d14-11dea555-0000779fd2ac.html#axzz3wbxCXczm (дата обращения 03.01.2015).

74 Интервью с The Naked Scientists (August 3, 2015). The truth behind testosterone. [Электронный доступ] ML/interviews/interview/1001388/ (дата обращения 03.12.2015).

75 По словам Kristoff (2009), там же, на Всемирном экономическом форуме в Давосе все согласились, что это был бы оптимальный банк.

76 Prugl (2012), там же. Цит. на с. 22.

77 Nelson (2013), там же. Цит. на с. 205–206.

78 Как описал сенатор США Джим Баннинг. Цит на с. 657 в McDowell, L. (2010). Capital culture revisited: Sex, testosterone and the city // International Journal of Urban and Regional Research, 34 (3), 652–658.

Часть третья. Будущее

1 Decent, T. (November 3, 2015). Melbourne Cup 2015: Winning jockey Michelle Payne hits back at doubters after making history on Prince of Penzance // Sydney Morning Herald.

[Электронный ресурс] -cup-2015-winning-jockey-michellepayne-hits-back-at-doubters-after-making-history-on-prince-ofpenzance-20151103-gkpouv.html (дата обращения 01.04.2016).

Глава 8. Прощай, Рекс

1 Женский социальный и политический союз (1903).

2 См., напр.: Auster, C., & Mansbach, C. (2012). The gender marketing of toys: An analysis of color and type of toy on the Disney store website // Sex Roles, 67 (7–8), 375–388; Blakemore, J., & Centers, R. (2005). Characteristics of

boys’ and girls’ toys. Sex Roles, 53 (9/10), 619–633; Kahlenberg, S., & Hein, M. (2010). Progression on Nickelodeon? Gender-role stereotypes in toy commercials. Sex Roles, 62 (11–12), 830–847.

3 Такие кампании, как “Вонючий розовый” () и “Пусть игрушки останутся игрушками” () в Великобритании и “Игра без границ” в Австралии (). Если вас интересуют критические комментарии политиков, см.: BBC News (February 6, 2014), Aiming toys at just boys or girls hurts economy– minister // BBC News. [Электронный ресурс] -politics-26064302 (дата обращения 08.09.2014); Paton, G. (January 16, 2014). “Gender specific toys ‘put girls off’ maths and science,” says Education Minister // The Telegraph. [Электронный ресурс] -specific-toys-put-girls-off-maths-andscience.html (дата обращения 08.09.2014). Критические комментарии психологов, см.: Fine, C. (March 31, 2014). Biology doesn’t justify gender divide for toys // New Scientist. [Электронный ресурс] -biology-doesnt-justify-gender-divide-for-toys.html#.VA1TY fmSwjA (дата обращения 08.09.2014). Hines, M. (July 12, 2013). There’s no good reason to push pink toys on girls // The Conversation. [Электронный ресурс] -no-good-reason-to-push-pink-toys-ongirls-15830 (дата обращения 10.09.2013). Критика маркетологов, см., напр., комментарий президента компании Thinkbox Lindsey Clay, The Marketing Society Forum. (2014). Should all marketing to children be gender-neutral? // Marketing, (March 7). [Электронный ресурс] -children-genderneutral (дата обращения 08.09.2014).

4 Hoff Sommers, C. (December 6, 2012). You can give a boy a doll, but you can’t make him play with it // The Atlantic. [Электронный ресурс] -can-give-a-boy-a-doll-but-you-cant-makehim-play-with-it/265977/ (дата обращения 07.01.2013).

5 The Marketing Society Forum (2014), там же. Нокс осуждает маркетинг, который укрепляет предрассудки или ограничивает детские мечты о профессиях – например, когда на наборы врача и медсестры навешиваются ярлыки “для мальчиков” и “для девочек” соответственно.

6 Colarelli, S., & Dettman, J. (2003). Intuitive evolutionary perspectives in marketing practices // Psychology and Marketing, 20 (9), 837–865. Цит. на с. 858.

7 Saad, G. (2007). The evolutionary bases of consumption. Mahwah, NJ: Earlbaum. Цит. на с. 71.

8 Delingpole, J. (January 23, 2014). Why it’s not sexist to say boys should never play with dolls // Sunday Express. [Электронный ресурс] -making-our-children-neutral-let-boysand-girls-play-with-gender-specific-toys (дата обращения

25.01.2014). 9 Ireland, J. (December 2, 2014) “No gender ‘December’”: Greens senator calls for end to gender-based toys // Sydney Morning Herald. [Электронный ресурс] -politics/political-news/no-gender-december-greens-senator-calls-for-end-to-genderbased-toys-20141202-11y4ro.html (дата обращения 27.04.2015).

1 °Cм. (December 2, 2014), No gender-December – Don’t let old-fashioned stereotypes limit children’s festive fun. [Электронный ресурс] greens.org.au/node/6713 (дата обращения 03.01.2015).

11 См. Waters, L. (December 2, 2014). Let toys be toys // The Hoopla. [Электронный ресурс] -toys-toys/ (дата обращения 03.01.2015).

12 Wilson, L. (December 2, 2014). “Christmas shoppers should not buy gender based toys for kids,” Greens say // Daily Telegraph. [Электронный ресурс] -shoppers-shouldnot-buy-gender-based-toys-for-kids-greens-say/story-fni-0dobt-1227141319300 (дата обращения 03.08.2015).

13 Ireland (2014), там же.

14 Medhora, S. (December 2, 2014). No gender December: Abbott criticizes bid to end gender stereotypes in toys // The Guardian. [Электронный ресурс] m/world/2014/dec/02/no-gender-december-abbott-criticises-bid-to-end-gender-stereotypes-in-toys (дата обращения 03.08.2014).

15 Tavris, C. (1992). The mismeasure of woman: Why women are not the better sex, the inferior sex, or the opposite sex. New York: Touchstone. Цит. на с. 212.

16 Pagel, M. (2012). Wired for culture: Origins of the human social mind. New York: Norton. Цит. на с. 4.

17 Wood, W., & Eagly, A. H. (2002). A cross-cultural analysis of the behavior of women and men: Implications for the origins of sex differences // Psychological Bulletin, 128 (5), 699–727.

18 Fausto-Sterling, A. (2012). Sex/gender: Biology in a social world. New York: Routledge. Цит. на с. xiii.

19 Это значит, что система развития, по сути, ключевая составляющая эволюционных процессов, воздействующая на индивидов, а не напрямую на их гены. Jablonka, E., & Lamb, M. J. (2007). Precis of evolution in four dimensions // Behavioral and Brain Sciences, 30 (4), 353–365.

20 Pagel, M. (2012). Adapted to culture // Nature, 482, 297–299. Цит. на с. 298.

21 Haun, D. B. M., Rekers, Y., & Tomasello, M. (2013). Children conform to the behavior of peers: Other great apes stick with what they know // Psychological Science, 25 (12), 2160–2167.

22 Chudek, M., & Henrich, J. (2011). Culture-gene coevolution, norm-psychology and the emergence of human prosociality// Trends in Cognitive Sciences, 15 (5), 218–226.

23 Sweet, E. V. (2013). Boy builders and pink princesses (Doctoral thesis). University of California Davis.

24 Connellan, J., Baron-Cohen, S., Wheelwright, S., Batki, A., & Ahluwalia, J. (2000). Sex differences in human neonatal social perception // Infant Behavior and Development, 23 (1), 113–118.

25 См. Levy, N. (2004). Book review: Understanding blindness // Phenomenology and the Cognitive Sciences, 3, 315–324; Nash, A., & Grossi, G. (2007). Picking Barbie’s brain: Inherent sex differences in scientific ability? // Journal of Interdisciplinary Feminist Thought, 2 (1), 5.

26 Escudero, P., Robbins, R. A., & Johnson, S. P. (2013). Sex-related preferences for real and doll faces versus real and toy objects in young infants and adults // Journal of Experimental Child Psychology, 116 (2), 367–379.

27 Zosuls, K., Ruble, D. N., & Tamis LeMonda, C. S. (2014). Self-socialization of gender in African American, Dominican immigrant, and Mexican immigrant toddlers // Child Development, 85 (6), 2202–2217.

28 Lamminmaki, A., Hines, M., Kuiri-Hanninen, T., Kilpelainen, L., Dunkel, L., & Sankilampi, U. (2012). Testosterone measured in infancy predicts subsequent sex-typed behavior in boys and in girls // Hormones and Behavior, 61, 611–616.

29 Martin, C. L., & Ruble, D. N. (2004). Children’s search for gender cues: Cognitive perspectives on gender development // Current Directions in Psychological Science, 13 (2), 67–70.

30 LoBue, V., & DeLoache, J. S. (2011). Pretty in pink: The early development of gender-stereotyped colour preferences // British Journal of Developmental Psychology, 29 (3), 656–667.

31 Shutts, K., Banaji, M. R., & Spelke, E. S. (2010). Social categories guide young children’s preferences for novel objects // Developmental Science, 13 (4), 599–610.

32 Hines, M., Pasterski, V., Spencer, D., Neufeld, S., Patalay, P., Hindmarsh, P. C., et al. (2016). Prenatal androgen exposure alters girls’ responses to information indicating gender-appropriate behaviour // Philosophical Transactions of the Royal Society B, 371 (1668). doi:

33 Напр., Masters, J., Ford, M., Arend, R., Grotevant, H., & Clark, L (1979). Modeling and labeling as integrated determinants of children’s sextyped imitative behavior. Child Development, 50, 364–371; Bradbard, M. R., & Endsley, R. C. (1983). The effects of sex-typed labeling on preschool children’s information seeking and retention // Sex Roles, 9 (2), 247–260.

34 Pasterski, V., Zucker, K. J., Hindmarsh, P. C., Hughes, I. A., Acerini, C., Spencer, D., et al. (2015). Increased cross-gender identification independent of gender role behavior in girls with congenital adrenal hyperplasia: Results from a standardized assessment of 4– to 11-year-old children // Archives of Sexual Behavior, 44 (5), 1363–1375.

35 Fine, C. (2010). Delusions of gender: How our minds, society, and neurosexism create difference. New York: Norton.

36 Jordan-Young, R. (2010). Brain storm: The flaws in the science of sex differences. Cambridge, MA: Harvard University Press; Jordan-Young, R. (2012). Hormones, context, and “brain gender”: A review of evidence from congenital adrenal hyperplasia // Social Science and Medicine, 74 (11), 1738–1744.

37 Напр., Wolf, T. M. (1973). Effects of live modeled sex-inappropriate play behavior in a naturalistic setting // Developmental Psychology, 9 (1), 120–123.

38 Wong, W., & Hines, M. (2015). Effects of gender colorcoding on toddlers’ gender-typical toy play // Archives of Sexual Behavior, 44 (5), 1233–1242.

39 Wong & Hines (2015), там же. Размер эффекта для половых различий в игре с голубым поездом и розовой куклой во втором возрасте составлял d = 0,68 и d = –0,55 соответственно. Размер эффекта для половых различий в игре с розовым поездом и голубой куклой во втором возрасте составил d = 0,26 и d = –0,21 соответственно. Положительный размер эффекта соответствует большему интересу у мальчиков.

4 °Colyle, E. F., & Liben, L. S. (2016). Affecting girls’ activity and job interests through play: The moderating roles of personal gender salience and game characteristics // Child Development, 87 (2), 414–428.

41 Griffiths, P. E. (2002). What is innateness? // The Monist, 85 (1), 70–85.

42 Последние факты можно прочесть: Gangestad, S. W., Haselton, M. G., & Buss, D. M. (2006). Evolutionary foundations of cultural variation: Evoked culture and mate preferences // Psychological Inquiry, 17 (2), 75–95.

43 Griffiths (2002), там же. Цит. на с. 74.

44 Dupre, J. (2001). Human nature and the limits of science. Oxford, UK: Oxford University Press. Все цитаты со с. 31.

45 Gottlieb, G. (2007). Probabilistic epigenesis. Developmental Science, 10 (1), 1–11. Упоминается работа: Hood, K. (2005). Development as a dependent variable: Robert B. Cairns on the psychobiology of aggression. In D. M. Stoff & E. J. Susman (Eds.), Developmental psychobiology of aggression (pp. 225–251). New York: Cambridge University Press. Возраст и опыт выступали в качестве модераторов этих эффектов.

46 Rosenblatt, J. S. (1967). Nonhormonal basis of maternal behavior in the rat // Science, 156, 1512–1514.

47 Haslam, N. (2011). Genetic essentialism, neuroessentialism, and stigma: Comment on Dar-Nimrod & Heine (2011) // Psychological Bulletin, 137 (5), 819–824. Цит. на с. 819.

48 Brescoll, V., & LaFrance, M. (2004). The correlates and consequences of newspaper reports of research on sex differences // Psychological Science, 15 (8), 515–520; Coleman, J., & Hong, Y.-Y. (2008). Beyond nature and nurture: The influence of lay gender theories on self-stereotyping // Self and Identity, 7 (1), 34–53; Martin, C. L., & Parker, S. (1995). Folk theories about sex and race differences // Personality and Social Psychology Bulletin, 21 (1), 45–57.

49 Skewes, L., Fine, C., & Haslam, N. (2015). When boys will be boys, should women be women (and know their place)? Ev idence from two nations on the relations between gender essentialism, gender bias, and backlash. Неопубликованная работа.

50 Gaunt, R. (2006). Biological essentialism, gender ideologies, and role attitudes: What determines parents’ involvement in child care // Sex Roles, 55 (7–8), 523–533.

51 Tinsley, C. H., Howell, T. M., & Amanatullah, E. T. (2015). Who should bring home the bacon? How deterministic views of gender constrain spousal wage preferences // Organizational Behavior and Human Decision Processes, 126, 37–48.

52 Dar-Nimrod, I., & Heine, S. (2006). Exposure to scientific theories affects women’s math performance. Science, 314 (5798), 435; Thoman, D., White, P., Yamawaki, N., & Koishi, H. (2008). Variations of gender-math stereotype content affect women’s vulnerability to stereotype threat // Sex Roles, 58, 702–712

53 Dar-Nimrod, I., Heine, S. J., Cheung, B. Y., & Schaller, M. (2011). Do scientific theories affect men’s evaluations of sex crimes? // Aggressive Behavior, 37 (5), 440–449.

54 Keller, J. (2005). In genes we trust: The biological component of psychological essentialism and its relationship to mechanisms of motivated social cognition // Journal of Personality and Social Psychology, 88 (4), 686–702; Morton, T., Haslam, S., & Hornsey, M. (2009). Theorizing gender in the face of social change: Is there anything essential about essentialism? // Journal of Personality and Social Psychology, 96 (3), 653–664.

55 Wood, W., & Eagly, A. (2012). Biosocial construction of sex differences and similarities in behavior. In J. Olson & M. Zanna (Eds.), Advances in experimental social psychology (Vol. 46, pp. 55–123). Burlington, MA: Academic Press.

56 England, P. (2010). The gender revolution: Uneven and stalled // Gender and Society, 24 (2), 149–166.

57 Jordan-Young (2010), там же. Цит. на с. 130.

58 Chiang, O. (January 7, 2011). Trojan: US market size for vibrators $ 1 billion, twice the condom market size // Forbes.

[Электронный ресурс] -us-market-size-for-vibrators-1-billon-twice-the-condom-market-size/ (дата обращения 08.01.2015).

59 Jordan-Young (2010), там же. Цит. на с. 113.

60 Meynell, L. (2008). The power and promise of developmental systems theory // Les Ateliers de L’Éthique, 3 (2), 88–103. Цит. на с. 97, курсив мой.

61 McCormack, F. (June 24, 2015) How to prevent violence against women. Featured on Big Ideas. [Электронный ресурс] -mccormack-preventing-violence-against-women-inaustralia/ 6552078 (дата обращения 27.06.2015). См. также: Flood, M., & Pease, B. (2009). Factors influencing attitudes to violence against women // Trauma, Violence, and Abuse, 10 (2), 125–142.

62 Irleand, J. (November 25, 2015). Greens get Senate inquiry to look into the link between Barbies, toys and domestic violence // Sydney Morning Herald. [Электронный ресурс] -politics/political-news/greens-link-barbies-trucks-and-childhood-toys-to-domestic-violence-in-call-for-gender-inquiry-20151124-gl716h.html (дата обращения 26.11.2015).

63 Bigler, R., & Liben, L. (2007). Developmental intergroup theory: Explaining and reducing children’s social stereotyping and prejudice // Current Directions in Psychological Science, 16 (3), 162–166; Patterson, M., & Bigler, R. (2006). Preschool children’s attention to environmental messages about groups: Social categorization and the origins of intergroup bias // Child Development, 77 (4), 847–860.

64 Glick, P., Lameiras, M., Fiske, S. T., Eckes, T., Masser, B., Volpato, C., et al. (2004). Bad but bold: Ambivalent attitudes toward men predict gender inequality in 16 nations // Journal of Personality and Social Psychology, 86 (5), 713–728.

65 Полный обзор см.: Rudman, L., & Glick, P. (2008). The social psychology of gender: How power and intimacy shape gender relations. New York: Guilford Press.

66 Halim, M., Ruble, D., & Amodio, D. (2011). From pink frilly dresses to “one of the boys”: A social-cognitive analysis of gender identity development and gender bias // Social and Personality Psychology Compass, 5 (11), 933–949.

67 Cunningham, S. J., & Macrae, C. N. (2011). The colour of gender stereotyping // British Journal of Psychology, 102 (3), 598–614. Цит. на с. 610.

68 См. Roberts, Y. (September 13, 2015). Yet again men hold power, why can’t Labour change? // The Guardian. [Электронный ресурс] -politics-power-labour-leadership-jeremy-corbyn (дата обращения 14.09.2015).

Примечания

1

Так изначально прозвали Ричарда Невилла, графа Уорика, за то, что в Войне Алой и Белой розы он сначала помог Эдуарду IV свергнуть Генриха VI, а потом опять вернул того на престол. – Примеч. перев.

(обратно)

2

В повести для детей “Ханс Бринкер, или Серебряные коньки” писательница Мэри Мейпс Додж придумала героя, который заткнул пальчиком дамбу и провел так всю ночь, спасая Голландию от затопления. История полностью выдумана, но в 1950 году персонажу поставили памятник. – Примеч. перев.

(обратно)

3

Отношения сексуальной исключительности (sexually exclusive relationships) – сексуальные отношения двух людей, которые обещают не заниматься сексом с другими партнерами. При этом между ними может не быть отношений привязанности. – Примеч. перев.

(обратно)

4

Игра в шарады на бумаге: одна команда рисует загаданный предмет или слово, а другая пытается отгадать. – Примеч. перев.

(обратно)

5

Мулай Исмаил ибн Шериф (1645–1727) – второй правитель Марокко династии Алауитов, правил с 1672 по 1727 год. За многочисленные войны и жестокость его прозвали Исмаилом Кровожадным, в своей родной стране он известен как Король-воин. – Примеч. перев.

(обратно)

Оглавление

Знакомство с Тестостероном Рексом

Замечание о терминологии

Часть первая Прошлое

  Глава 1 Занимательные мушки

  Глава 2 Сотня младенцев?

  Глава 3 Новый взгляд на секс

Часть вторая Настоящее

  Глава 4 Почему женщина не может сильнее походить на мужчину?

  Глава 5 Застенчивые парашютисты

  Глава 6 Гормональная сущность Тестостерона Рекса?

  Глава 7 Миф о сестрах Леман

Часть третья Будущее

  Глава 8 Прощай, Рекс

Примечания

  Знакомство с Тестостероном Рексом

  Замечание о терминологии

  Глава 1. Занимательные мушки

  Глава 2. Сотня младенцев?

  Глава 3. Новый взгляд на секс

  Глава 4. Почему женщина не может сильнее походить на мужчину?

  Глава 5. Застенчивые парашютисты

  Глава 6. Гормональная сущность Тестостерона Рекса?

  Глава 7. Миф о сестрах Леман

  Часть третья. Будущее

  Глава 8. Прощай, Рекс Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg