«Еда. Отправная точка. Какими мы станем в будущем, если не изменим себя в настоящем?»

Еда. Отправная точка. Какими мы станем в будущем, если не изменим себя в настоящем? (fb2) - Еда. Отправная точка. Какими мы станем в будущем, если не изменим себя в настоящем? (пер. М. Скрипская) 688K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Би Уилсон

Би Уилсон Еда. Отправная точка. Какими мы станем в будущем, если не изменим себя в настоящем?

FIRST BITE

HOW WE LEARN TO EAT

BEE WILSON

Copyright © 2015 by Bee Wilson

© ИП Пухов, перевод, 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

Для Эмили

Предисловие

Одни люди относятся к еде легко, для других она является темой многочисленных сомнений и размышлений. До недавнего времени я принадлежала ко второй категории: у меня тоже складывались непростые отношения с едой. И вот, наконец, к собственному удивлению и радости, мне удалось перейти на другую сторону. В этой книге я постараюсь рассказать, как такое стало возможным.

Повсюду можно встретить людей самых разных комплекций, относящихся к еде, скажем так, неравнодушно. Это неравнодушие может принимать много форм: навязчивое переедание, недоедание или чрезмерная придирчивость. Некоторые люди так старательно следят за чистотой продуктов, которые они едят, что отказываются от предложения поесть с друзьями. Быть таким человеком, значит заведомо обрести одиночество.

В современном мире очень сложно отказываться от вкусной еды, как нам кажется. Особенно если аппетитная еда дразнит с рекламных щитов, на кассах в магазинах, со страниц журналов и с экранов телевизоров с популярными кулинарными шоу.

У меня никогда не было обширного расстройства пищевого поведения, хотя я и была к нему близка. Начиная со средних классов школы, в течение почти десяти лет я мучила себя, то позволяя съесть запретный лакомый кусочек сдобы, то обвиняя в слабости и наказывая той едой, к которой при ином раскладе не позволила бы себе даже притронуться. Мне повезло, что такие пищевые крайности не сильно отразились на моей внешности, все обошлось несколькими лишними килограммами.

К счастью, тот период жизни с пищевыми «страданиями» ушел далеко в прошлое.

Правильное питание, под которым я подразумеваю самую обычную, вкусную пищу, для меня не представляется теперь чем-то сложным.

За эти годы внутренних изменений я овладела набором умений, которые когда-то считала непостижимыми, и поняла, что не будет большой беды, если сытно поесть при сильном чувстве голода. Но если ты уже наелся, лучше остановиться. Тяга к мучному у меня уменьшилась, а к овощам – увеличилась. Среди множества дел питание не стоит для меня на первом месте. Обед – это не кульминация дня, а просто обед, не больше и не меньше.

У нас в доме, как и во многих других семьях, проблема с выбором питания коснулась и детей. Как родитель старается приучить своих троих детей к здоровой еде, не перегибая при этом палку, я испытывала такую же растерянность, как и во время борьбы с собственными пищевыми привычками. Ни один пищевой навык не давался естественным образом, даже на начальном этапе грудного вскармливания у меня возникли определенные сложности. А как убедить ершистого подростка в том, что овощи – это вкусно, ненавязчиво, не вызвав в нем обратной реакции? Что делать, если дочь приходит домой и сообщает, что ее подружки не хотят у вас обедать? Как сбалансировать питание в окружении продуктов, прошедших технологическую обработку для большего срока хранения?

Когда мне не хватает времени или я сильно занята, то готовлю быстрые и, надеюсь, любимые всеми блюда. Однако часто можно наблюдать следующую картину: один ребенок ворчит, что здесь жареные баклажаны, другой говорит, что это лучший ингредиент блюда, а третий сидит и тихо плачет оттого, что его любимые баклажаны лежат рядом с курицей и поэтому несъедобны. Кошмар? А ведь мои дети еще не так привередливы в еде по сравнению с другими.

У всех родителей бывают такие моменты, когда опускаются руки и кажется, что ребенка просто невозможно научить правильно питаться, по крайней мере, твоего. По поводу собственных возможностей многие взрослые еще более пессимистичны.

Между тем, работая над этой книгой, я поняла: каждому под силу изменить свои привычки питания. У одних на это уйдет больше времени, у других меньше, но научиться правильно питаться во власти каждого человека. Заметьте, что речь идет не о соблюдении диеты! Возможно, самый красноречивый аргумент в пользу обучения новым способам питания – это удовольствие.

Еда должна приносить положительные эмоции, а не являться врагом на поле боя. Я все-таки надеюсь, что вы составите мне компанию и со временем тоже будете испытывать радость от приема пищи.

Введение

«Одна из причин, по которой я люблю хлеб с вареньем, – сказал Франсис, – это то, что бутерброд не падает с ложки».

Рассел Хобан, «Хлеб и варенье для Франсиса»

Часто из-за беспокойства по поводу питания мы начинаем искать идеальную еду – ту, которая служила бы панацеей от тех или иных проблем. Ешь это! Не ешь того! Мы чересчур озабочены составом продуктов: белками, жирными омега-кислотами, витаминами. Но не будем забегать вперед. Питательные вещества все-таки имеют второстепенное значение. В первую очередь важно то, как мы едим, – как решаем, что годится для еды, а что нет. Если мы хотим изменить свое питание, сначала придется заново учиться искусству употреблять пищу, а это уже вопрос не столько из области питания, сколько из области психологии. Мы должны найти способ хотеть есть только то, что полезно.

Наши вкусовые привычки следуют за нами повсюду, словно утешительная тень. Создается впечатление, что они подсказывают нам, кто же мы такие. Возможно, поэтому мы ведем себя так, будто наше глубинное отношение к еде высечено в камне. Совершая более или менее уверенные попытки изменить рацион питания, мы почти никогда не стараемся изменить отношение к еде: насколько хорошо можно справляться с голодом, велика ли зависимость организма от сахара, как реагировать, если порция кажется чересчур маленькой.

Мы пытаемся употреблять в пищу больше овощей. Но не стараемся заставить себя полюбить овощи, возможно, потому, что существует уверенность: развить новые вкусовые ощущения и забыть старые невозможно. Это и есть самое большое заблуждение.

Все продукты, которые вы обычно едите, – это те, к которым вас приучили. Только начало у всех одинаковое: с самого рождения люди употребляют молоко. А вот дальше – кто во что горазд.

В племенах охотников Танзании костный мозг из дичи считается лучшей пищей для младенцев{1}. Если вы родились в Лаосе, то, скорее всего, вас с раннего детства кормили студенистым рисом, который мама тщательно пережевывала и отправляла из своего рта прямо в ваш (это называется кормлением изо рта в рот){2}.

Иначе происходит у западных детей: тем самым первым кусочком твердой пищи может быть порошкообразная каша из упаковки или пюре из банки; или тыква, выращенная без пестицидов, приготовленная на пару, протертая и поданная с ложечки; либо просто случайный кусочек той еды, которая была на столе родителей.

Не существует такого понятия, как универсальная пища, кроме молока. Даже применительно к детям[1].

С первого года жизни человеческие вкусы поразительно разнообразны. Как у всеядных существ, в нас не заложены знания о том, какая еда является полезной и безопасной.

Каждому приходится использовать свои чувства для выяснения, что съедобно из того, что доступно. Во многих случаях это приятное занятие. Именно поэтому в мире существует просто фантастическое число способов приготовления еды.

Но мы уделили недостаточно внимания другому последствию нашей всеядности: питание не является процессом, который мы инстинктивно знаем с рождения, как, например, дыхание. Это то, чему мы учимся. Когда родитель кормит ребенка, он приучает его к вкусу еды. На самом базовом уровне нам нужно уметь различать, где еда, а где – яд. Мы должны понимать, как утолить голод, но при этом чувствовать, когда нужно остановиться. В отличие от муравьеда, который поедает только маленьких термитов, у нас есть несколько естественных инстинктов, к которым мы обращаемся за помощью. Из всего разнообразия, доступного нам как всеядным существам, приходится выяснять, какая еда нам нравится, а какая неприятна. Исходя из этих предпочтений, мы создаем свою собственную модель пищевого поведения, которая является такой же уникальной, как и подпись.

По крайней мере, так было раньше. Современная культура питания показывает, что многие люди приобрели необъяснимо однообразные вкусы – более однообразные, чем ранее.

В 2010 году два исследователя потребительского спроса утверждали, что детские вкусовые предпочтения из детства дают новые представления о причинах ожирения. Они отметили, что существует некий замкнутый круг: продовольственные компании активно предлагают продукты с повышенным содержанием сахара, жира и соли, соответственно, дети к ним легко приучаются, и затем компании изобретают все больше и больше продуктов, «способствующих укреплению привычек вредного питания»{3}. Теперь уже не родители оказывают главное влияние на вкусы ребенка, а какие-то производители, чья продукция, несмотря на иллюзию безграничного выбора, имеет однообразный вкус. Эта продукция заметно отличается от более разнообразных вкусов традиционной кухни.

Недавно мы с ребенком ходили в кино. Мы встали у прилавка с мороженым, и я вдруг поняла, что практически все оно, кроме обычного, так или иначе имело в своем составе шоколад. Что выбрать: с мятой и шоколадом, с шоколадом и вишней, шоколадное мороженое с кусочками шоколадного печенья или карамельное мороженое с кусочками шоколада?

Опасность вырасти в окружении этой нескончаемой сладко-соленой промышленной стряпни состоит не в том, что мы по своей природе не способны ей противиться, а в том, что чем больше мы ее едим, особенно в детстве, тем больше нас заставляют думать, что у всей еды должен быть такой вкус. Как только вы осознаете простой факт, что мы учимся предпочитать одну пищу другой, многие способы употребления пищи начинают казаться немного странными. Вот маленький пример: представьте родителей, которые пойдут на что угодно, чтобы «замаскировать» овощи в еде своих детей. Неужели брокколи настолько ужасна, что ее обязательно прятать от неискушенного ума? То есть ее необходимо протереть и подмешать в соус для пасты или добавить в сладкую выпечку. В итоге дети никогда не научатся любить брокколи. Гораздо правильнее, хотя и сложнее, помочь ребенку научиться осознанно выбирать овощи, прислушиваясь к своим желаниям.

Из-за отсутствия знаний о том, что пищевые привычки формируются с детства, мы не понимаем современных проблем питания.

Нам напоминают, как правило, обреченным тоном, что за последние десятилетия качество питания упало. В 2010 году плохое питание и отсутствие физических нагрузок стали причиной 10 % смертей и болезней во всем мире, опережая смертность, вызванную курением (6,3 %) и загрязнением воздуха в доме (4,3 %){4}.

Примерно две трети населения в развитых странах имеют лишний вес или ожирение, а оставшаяся часть планеты быстро их догоняет. Вывод, который обычно делают после подобной статистики, – мы не можем противиться сладкой, соленой, жирной еде, которую бойко рекламирует пищевая промышленность. Всё вкуснее с беконом! В 2013 году журналист Майкл Мосс обнародовал факты, свидетельствующие о том, что крупные компании по производству продуктов разрабатывают пищу с учетом химических характеристик, позволяющих достичь «точку высшего наслаждения вкусом», чтобы ввести нас в зависимость{5}.

Но здесь происходит еще и то, что обычно упускают из виду.

Не все люди склонны нарушать правильное питание. Одни могут есть сладкую, соленую, жирную пищу в небольшом количестве. Другие равнодушно смотрят на ту еду, от которой многие не в силах отказаться.

Если две трети населения страдает лишним весом или ожирением, то целая треть не имеет с этим проблем. Что удивительно, учитывая, сколько сегодня существует возможностей, чтобы просто поесть пончиков. Открытые для той же еды, которая атакует нас со всех сторон, эти счастливчики научились реагировать на нее иначе. Интересно выяснить, как им это удалось.

Многие сторонники сказали бы, что правильный путь – это готовить пищу самостоятельно. Вот если бы детей учили выращивать овощи в огороде и затем готовить их, малыши стали бы более здоровыми. А что, звучит убедительно: школьные огороды прекрасны. Но если рассчитывать только на них, не стоит надеяться на то, что ребенок начнет правильно относиться к питанию. Сложность заключается не просто в том, что мы не умеем выращивать и готовить продукты питания, а вот в чем: мы не научились питаться так, чтобы быть здоровыми и счастливыми. Традиционная кухня разных народов была основана на строгом балансе, нормах сочетаемости ингредиентов и количестве приемов пищи за день. В настоящее время семейная кулинария не имеет с этим ничего общего.

Из своего опыта журналиста по вопросам здоровья могу сказать, что повара и писатели, которые пишут о правильной еде, более склонны к навязчивому питанию и другим вредным пищевым привычкам, чем люди, которых меньше беспокоят проблемы здоровой пищи.

Чтобы приготовление еды стало ответом на пищевой кризис, сначала нужно научиться привести в порядок свою зависимость от нее. Выдающиеся кулинарные способности не гарантируют вам здоровья. Жареная курица, неаполитанская ромовая баба и французское алиго (картофельное пюре с невероятным количеством сыра) – блюда, очень далекие от понятия «здоровая еда».

Причина, по которой многие считают здоровое питание невероятно трудным, заключается в том, что нас никогда не учили другому. Как дети, большинство из нас ест то, что нравится, а нравится нам только то, что мы знаем. Никогда раньше целые народы не учились (или неправильно учились) питаться, а их обычная еда была слишком калорийной. Но переедание не является единственной проблемой в современной развитой цивилизации. Статистика показывает, что около 0,3 % молодых женщин страдает анорексией, а еще 1 % – булимией, при этом растет и количество мужчин, знакомых с подобными проблемами{6}. Вдобавок к этому мы еще многого не знаем о том, как люди с избыточным или недостаточным весом постоянно беспокоятся о пище, которую едят, живут в постоянном страхе перед углеводами или граммами жира и не способны испытывать непосредственное наслаждение от еды. Результаты проведенного в 2003 году исследования 2200 студентов одного американского колледжа показали, что озабоченность весом повсеместна: 43 % исследуемых большую часть времени переживали по поводу своего веса (это относится к участникам обоих полов) и 29 % женщин признали, что «одержимы» своим весом{7}.

Дискуссии на тему пищевых расстройств часто носят фаталистический характер, будто любовь к гамбургерам – это приговор на всю жизнь: диеты не работают, сахар вызывает зависимость и так далее. Мы все время забываем, что, являясь всеядными существами, способны изменять свое питание и подстраиваться к различным условиям. Надо заметить, опыта питания в современном мире, где полным-полно дешевых калорий в обманчивой упаковке, ни у кого раньше не было. Чтобы выжить в данной ситуации, нужны навыки, которых не было у охотника и собирателя эпохи палеолита. Однако есть причины полагать, что мы можем овладеть правильными «приемами», если дадим себе хоть один шанс.

Если привычки питания можно прививать с детства, значит можно и научиться им заново во взрослой жизни.

Представьте, что в младенчестве вас усыновила семья, живущая в отдаленной деревне в далекой стране. Ваши вкусы будут сильно отличаться от тех, что вы приобрели, живя в мегаполисе.

В детстве мы все любим сладкое и не любим горькое. Но ничто в нашей физиологии не указывает на то, что мы будем и дальше расти в страхе перед овощами и страсти к сливочной помадке.

Проблема в том, что мы не склонны рассматривать это в таком формате.

Мое предположение в книге «Еда. Отправная точка» заключается в решении вопроса, как мы учимся есть. И это является ключевым моментом для понимания того, почему еда превратилась в яд для большинства людей. Важная задача состоит в том, что для здоровья общества нужно научить людей делать правильный выбор продуктов. Как это сделать? К сожалению, ответы находят не там, где нужно.

Наше обсуждение режима и рациона питания обычно ведется для того, чтобы дать правильную информацию. Опираясь на различные источники, исследователи внушают мысль, что причиной ожирения послужили неправильные рекомендации, например, избегать жиров, в то время как реальным злом был сахар{8}. В этом есть доля правды. Поддавшись рекламе, вместо вредных жиров люди стали употреблять обезжиренные продукты с большим количеством рафинированных углеводов, что привело к еще большему набору веса{9}. Удивительно, но у тех, кто отказался по совету диетологов от сливочного масла, сметаны, мяса, уровень ожирения постоянно повышался, а не снижался. Постепенно становится понятно, что употребление жиров – это не то, что заставляет вас толстеть или приводит к ишемической болезни сердца.

Прежде чем считать бестолковым совет относительно употребления обезжиренных продуктов, неплохо бы понять, насколько мы вообще прислушались к данному предостережению. Многие слышали мнение экспертов по питанию относительно жиров, но проигнорировали. На пике популярности низкокалорийных продуктов, в 1998 году, некоторые ведущие мировые специалисты по питанию в соавторстве написали работу, где жаловались на то, что аудитория не вняла их рекомендациям.

Ученые обнаружили, что на протяжении двух десятилетий люди употребляли одинаковое количество жиров.

Процент калорий за счет жиров в питании американцев незначительно снизился с 1976-го по 1991 год (примерно с 36 % в 1976 году до 34 % в 1991-м). Но это произошло только потому, что люди потребляли в целом больше калорий. В абсолютном выражении граммы жира остались прежними{10}.

Дэвид Л. Катц из исследовательского центра при Йельском университете – это одинокий голос здравого смысла в огромном мире питания. Он оспаривает общепринятую точку зрения о том, что причина, по которой мы не питаемся правильно, заключается в отсутствии единого мнения относительно того, что считать «лучшей диетой». Катц указывает на основные принципы здоровой жизни – умеренное потребление разнообразных и полезных продуктов и регулярные занятия спортом. Они успешно применяются на протяжении нескольких десятилетий. С медицинской точки зрения не важно, приходим ли мы к этому благодаря диете с низким содержанием жиров или с низким содержанием углеводов (веганства, палеодиеты или вкусно приготовленной домашней еды){11}. Среди всех диет, как отмечает Катц, «собрано огромное число доказательств», что лучшая модель правильного питания – это минимально обработанные пищевые продукты, в основном растительного происхождения. «Наша проблема, – считает Катц, – заключается в том, что при огромном желании знать основные способы сохранения здоровья и правильного питания homo sapiens, к великому несчастью, мы оказываем поразительное сопротивление, чтобы усвоить их»{12}.

Возьмем, к примеру, овощи. Рекомендация употреблять в пищу больше овощей для здоровья едва ли может быть более чем очевидна. До нас неоднократно доносили идею в самых разных формах. В отличие от жиров или сахара в призыве «Ешьте больше овощей» не существует обратного мнения или разногласий по отношению к общепринятому питанию. При этом, начиная с 1970-х годов, общее потребление калорий за счет овощей в Америке снизилось на 3 %. Это более значительное падение, чем может показаться, учитывая, что овощи содержат низкое количество калорий по сравнению с другими продуктами{13}. Данный факт пришелся именно на то время, когда прилавки начали ломиться от широчайшего ассортимента заманчивых овощей: от ярко-оранжевой мускатной тыквы до светло-зеленых соцветий брокколи. Однако многие люди с детства усвоили урок о том, что овощи и удовольствие, а в более широком смысле здоровая еда и удовольствие, – вещи несовместимые. Исследователи потребительского спроса обнаружили закономерность: когда новый продукт описывается как «полезный», он с меньшей вероятностью будет успешно продаваться, чем если бы его представили как «новый»{14}.

Когда дело доходит до наших привычек питания, проявляется огромное несоответствие между мыслью и делом, между знанием и поведением.

«Питайся небольшими порциями в основном едой растительного происхождения», – это кредо Майкла Поллана,{15} влиятельного автора, пишущего о проблемах питания. Мудрая и простая истина, которую стоит повторять ежедневно, хотя для многих она кажется невыполнимой. Чтобы соблюдать ее, вам нужно: «Любить натуральную еду. Не наслаждаться чувством пресыщения. И ценить овощи». Это те навыки, которые многие люди до сих пор не освоили, независимо от их ума или возраста.

Существует еще одна сложность. Часть высказывания Поллана «умеренно» нужно корректировать, особенно для тех, кто научился есть слишком мало, или, по крайней мере, недостаточно правильных продуктов. Я не имею в виду недовес. Термин «недоедание» теперь относится как к ожирению, так и к голоданию. Существуют данные о том, что население с ожирением по всему миру страдает от дефицита питательных веществ, особенно витаминов A, D, а также цинка и железа{16}.

Научиться питаться правильно не значит уменьшить потребление всего. Нам, несомненно, нужно уменьшить потребление одних продуктов (того же сахара) и увеличить других.

Вспоминая другие утерянные навыки – «не портить себе аппетит» и «тщательно пережевывать пищу», – ощущаешь, что мы утратили смысл старомодного принципа «как кормить себя».

Тон осуждающего нетерпения часто закрадывается в обсуждения проблемы лишнего веса. «Это не так уж сложно, да ведь?» – часто замечают в газетных статьях те счастливчики, которые никогда не пытались изменить привычки питания. Они делают язвительные замечания, мол, все, что нужно сделать, чтобы изменить ситуацию, это «меньше есть и больше двигаться». А если ты на такое не способен, значит, слаб духом или просто глуп. Но рассмотрим, к примеру, пожарных. Людям этой профессии не откажешь ни в храбрости, ни в силе воли, ни в находчивости, однако у пожарных уровень ожирения и лишнего веса на 70 % выше, чем у населения в целом{17}.

Способ питания – это вопрос скорее, привычек и предпочтений, которые складываются на протяжении всей жизни.

Как сказал философ Каспар Хэа: «Не так уж просто беспрепятственно формировать или изменять свои предпочтения»{18}.

Как только мы поймем, что питание – поведение, которому можно научиться, то увидим, что трудность заключается именно в приобретении новых привычек. Правительства пытаются исправить проблемы, связанные с ожирением посредством исполненных благих намерений, рекомендаций. Но невозможно научить ребенка правильно питаться, если раздавать советы («Советую тебе съесть капусту и запить ее стаканом молока!»). Можно научить ребенка здоровому питанию, заразив его собственным примером и энтузиазмом и терпеливо рассказывая о правильной еде. А если это не срабатывает, вы лжете. В Венгрии детей учат любить морковку, говоря о том, что у них появится способность свистеть. Получается, чтобы стать любителем морковки, она должна стать для вас желанной.

Когда идея этой книги начала вырисовываться в моей голове, я думала, что темой будет еда для детей. Постепенно я поняла, что большая часть радостей и ошибок в питании детей были такими же, как и в питании взрослых. Как взрослые, по примеру своих родителей, мы все еще можем поощрять себя угощениями или продолжить «ничего не оставлять на тарелке». Мы все еще избегаем того, к чему испытываем отвращение, хотя не выбрасываем еду в окно, пока никто не смотрит, как это иногда делают дети. Поставьте именинный торт с зажженными свечами перед кем угодно – и человек снова почувствует себя маленьким.

Одним из вопросов, который я хотела изучить, был вопрос о влиянии врожденных предпочтений у детей. Оказалось, что психологи, неврологи, антропологи и биологи в один голос утверждают, что наше желание употреблять определенные виды пищи является приобретенным{19}.

Существует множество противоречащих друг другу теорий о том, что пищевое поведение обусловлено определенными генами, гормонами и нейромедиаторами[2].

Но фундаментальное понимание, что человеческие привычки питания являются приобретенным поведением, не бывают предметом научных споров.

Эта научная согласованность примечательна тем, что она противоположна обычному обсуждению привычек питания. Существует предположение, что мы биологически обречены попадаться на крючок вредной еды. В современном мире, где сладкая еда преобладает, инстинкты решают за нас. Кроме того, мы знаем, что употребление сладкого активирует участки головного мозга, ответственные за возникновение чувства удовольствия, и даже действует как анальгетик, что сравнимо с действием наркотика или алкоголя. Палеолитический мозг + современная еда = катастрофа.

Но здесь упущен факт: в то время как любовь к сладкому является врожденной и характерна для всех живых существ, реакция на это сладкое и другие рафинированные продукты имеет большие отличия. Как показало исследование пищевых предпочтений, проведенное в 2012 году, наше отношение к сладкому варьируется в «выражении восприятия, приверженности, желания и потребления»{20}. Любовь к сладкому может быть универсальной, но мы по-разному учимся его потреблять. Другими словами, не всем хочется именно заварных пирожных.

Диетологи используют слово «аппетитный», описывая продукты с высоким содержанием сахаров, соли и жиров, как будто невозможно предпочесть тарелку хрустящей зелени, приправленной соусом тахини, огромной плитке шоколада. И все-таки примерно третьей части населения удается правильно ориентироваться в современном мире питания и подбирать сбалансированную диету из доступных продуктов.

Я не утверждаю, что быть худым значит быть здоровым. Некоторые стройные люди могут страдать анорексией или булимией. Другие заменяют еду сигаретами или наркотиками, третьи пытаются компенсировать свое увлечение вредной пищей изнурительными тренировками.

Когда мы говорим об «эпидемии ожирения», а также когда усугубляем и без того тяжелые чувства худеющих людей, мы упускаем из вида тот факт, что эту ситуацию невозможно свести до уравнений «худой – хороший» и «толстый – плохой». Профессор Роберт Лустиг, ведущий специалист по влиянию сахара на человеческий организм, обращает внимание на то, что у 40 % людей с нормальным весом наблюдается такое же нарушение обмена веществ, как у людей с лишним весом: «диабет, повышенное кровяное давление, нарушение липидного обмена, сердечно-сосудистые болезни… рак и слабоумие», в то время как у 20 % людей с ожирением не наблюдается подобных болезней, и их продолжительность жизни достаточно высока{21}.

Поэтому нельзя утверждать, что люди с «нормальным весом» имеют нормальное отношение к пище. (Кстати, если эти люди находятся в меньшинстве, не пора ли перестать называть их «нормальными»? Может, им подходит определение «исключительные»?) Ситуация, которая стоит за этими цифрами, гораздо сложнее. Бьюсь об заклад, что этой исключительной трети есть что нам рассказать. На свете живут сотни миллионов людей, которые борются против наплыва современных вредных пищевых продуктов и при этом достаточно хорошо питаются. Есть такие люди, которые могут спокойно насладиться рожком мороженого в жаркий день, и не корить себя за «неправильное» поведение, или автоматически отказываются от бутерброда, потому что еще не подошло время обеда; те, кто ест, когда чувствует голод, и останавливается после насыщения; те, кто чувствует, что ужин без овощей не ужин. Эти люди находятся под защитой навыков правильного питания, в среде пищевого изобилия.

Если рассмотреть питание сквозь призму поведенческой психологии, то его можно назвать классической формой приобретенного поведения. Есть раздражитель – яблочный пирог, есть реакция – ваш аппетит.

И, наконец, есть подкрепление – чувственное восприятие удовольствия и чувство насыщения, которое дарит вам яблочный пирог. Это подкрепление заставляет вас съесть не один, а три куска пирога, если у вас есть возможность, и в зависимости от того, насколько хорошо вы себя чувствуете после его употребления. А также заставляет предпочитать пирог другой, более полезной пище в будущем. В лабораторных условиях крыс научили отдавать предпочтение менее сладкой еде, подкрепляя выбор поощрением. То есть у животных выработался условный рефлекс{22}.

Мы знаем, что пищевое поведение обусловлено допамином – нейромедиатором головного мозга, связанным с мотивацией{23}. Это гормон, который активируется в мозгу, когда человек делает то, что приносит ему удовольствие, например, принимает пищу, целуется или потягивает бренди.

Допамин является одним из химических сигналов, который с помощью нейронов передает в мозг информацию о том, что вам хорошо. Выброс допамина является одним из механизмов «закрепления» пищевых предпочтений и превращения их в привычку. Как только у животного выработался рефлекс на определенные продукты, выброс допамина у него происходит уже при одном виде этих продуктов: у обезьян – стоит им увидеть желтую кожуру бананов, которые они получают в качестве поощрения{24}.

Разумеется, люди не лабораторные крысы[3]. В нашей жизни поведение раздражитель-реакция в отношении еды так же бесконечно сложно, как и социальный мир, в котором мы учимся питаться. Подсчитано, что к 18 годам человек может испытать 33 000 вкусовых ощущений (за основу взяли пятиразовое питание в день){25}.

Наше поведение не определяется только лишь набором стимулов и последующих реакций. Наши условные рефлексы часто непрямые и опосредованные. Мы учимся не только с помощью еды, которую отправляем себе в рот, но и на примере того, как питаются другие: в семье, в школе или по ТВ.

Поскольку дети обучаются, наблюдая за чем-либо, они замечают многие иные вещи, кроме вкуса пищи. В отличие от животных, человек вовлекает в процесс питания такие эмоции, как вина и стыд. Прежде чем откусить первый кусочек какого-нибудь продукта, мы можем много раз проиграть в своем воображении этот процесс. Кроме того, наши стимуляторы, говорящие о том, когда, что и сколько есть, выходят за пределы таких потребностей, как голод и гормоны, на территорию ритуала (яйца на завтрак), культуры (хот-дог на бейсбольном матче) и религии (фаршированный гусь на Рождество, ягненок на курбан-байрам).

Скоро мне стало понятно, что я не смогу найти ответы на свои вопросы о том, как мы учимся питаться без углубленного изучения систем питания в зависимости от национальных особенностей, половых различий, а также человеческой психологии.

Современная система питания наполнена противоречиями.

Мы демонизируем многие продукты, к которым испытываем особенную страсть, и вступаем в борьбу с собственным аппетитом. Изысканные мясные блюда и сладкие лакомства, изначально предназначенные для праздничного застолья, теперь превратились в повседневные. А значит, мы не только употребляем их в чрезмерном количестве, но и не получаем того удовольствия, которое испытывали, когда ели деликатесы реже{26}. Представление о том, что не нужно делать перекусы в промежутках между приемами пищи, теперь кажется таким же старомодным, как то, что при выходе из дома нужно обязательно надеть шляпу.

Да, питательный состав продуктов претерпел значительные изменения за последние пятьдесят лет или около того. В то же время традиционные представления о питании меняются недостаточно быстро и не могут угнаться за темпом современной жизни. Родители до сих пор используют некоторые привычные методы кормления детей, например, заставляют их доедать все с тарелки или закусывать блюдо куском хлеба, как было принято в голодные времена. Как мы видим, данные методы провоцируют детское ожирение в таких различных культурах, как, например в Китае и арабских странах.

Изучая тему воспитания пищевых привычек, я поняла, что огромное влияние на процесс оказывает семья. Большую часть знаний о еде мы постигаем в детстве. Каждый кусочек еды – это память, а первые воспоминания самые сильные. Именно здесь, за семейным столом, мы получаем пищу и любовь, и здесь два понятия сливаются в одно целое.

Наши родители надеются, что всю информацию о правильном питании мы получаем с их слов, но то, что мы видим и пробуем, значит гораздо больше услышанного. В целом, дети бессильны выбирать за столом.

Они не могут контролировать, что перед ними положили, где им сидеть или в каком тоне с ними разговаривают за столом. Единственное, на что у них есть полное право, – это то, что они могут отвергать или принимать. И в зависимости от выбора взрослые проявляют сильные эмоции – радуются или сердятся. Дети быстро усваивают этот закон и пользуются им! А потом взрослые жалуются, что с нами так сложно за столом!

С определенного момента своей жизни мы начинаем есть самостоятельно. Перед нами открывается мир восхитительной свободы – выбирать еду, какая нам больше нравится. Но наши вкусы и выбор продуктов все еще зависят от того раннего детского опыта. Звучит странно, но это факт: привычки питания, формировавшиеся у нас в возрасте двух лет – играли ли мы с едой, насколько были избирательны, сколько фруктов ели, – являются достаточно точным предсказанием того, как мы будем питаться в двадцать лет{27}.

Овладение привычками питания является гораздо более загадочным умением, чем другие умения, которые мы постигаем в детстве, например умение завязывать шнурки, считать или кататься на велосипеде. Мы учимся много есть, не осознавая, зачем это делаем. Точно так же мы не всегда замечаем, что научились питаться неправильно. Это становится нашими уникальными особенностями, как, например, жевать горькую лимонную кожуру или съедать яблоко до самых семечек.

Вы можете сказать, что нелюбовь к той или иной еде не имеет определенного значения, да и о вкусах не спорят. Действительно, кому-то не нравится пушистая кожица персика, кому-то противен липкий белок сваренного всмятку яйца. Однако опасность заключается в том, что, когда вы растете, недолюбливая целые группы продуктов, вы не получаете достаточного количества питательных веществ. Врачи, борющиеся с детским ожирением, отмечают, что за последние пару десятков лет многие дети совсем перестали есть фрукты и овощи. Это, кстати говоря, является причиной запоров и других неприятностей с пищеварением{28}.

Некоторые родители считают, что на самом деле не важно, имеют ли дети нездоровые пристрастия: как только они вырастут, сами осознают, что именно полезно или вредно. Иногда так и происходит, а иногда – нет.

Многие вкусовые предпочтения, скажем, к зеленому чаю или алкоголю, являются приобретенными, если таковые вообще есть, в течение взрослой жизни. Когда мы учимся любить эти горькие, но приятные напитки, то проходим через именуемый психологами «гедонистический сдвиг» от боли к удовольствию{29}. Вы можете перерасти свое детское отвращение к горечи эспрессо, как только почувствуете прекрасные эффекты его воздействия: как он бодрит и наполняет энергией. Со здоровой едой дело обстоит так же. Задача состоит в том, чтобы перенести подобный «гедонистический сдвиг» и наслаждаться правильным питанием.

Этот процесс у каждого будет развиваться по-другому, потому что все мы изначально, в детстве, получили разный опыт. Но какой бы ни была отправная точка, первым шагом к улучшению питания станет понимание того, что наши вкусы и привычки не являются неизменными.

Можно подумать, что процесс изменения вашего питания к лучшему достаточно прост. Это заблуждение. В частности, переход к здоровому питанию для тех, кто ограничен в средствах, не будет легким. Во-первых, свежие овощи дороже, чем продукты, технологически обработанные для увеличения срока хранения. Во-вторых, может быть, вы живете там, где найти здоровую еду практически невозможно. Кроме того, бедное детство может породить нездоровые привычки питания, оказывающие влияние на всю жизнь: небогатый выбор продуктов значительно сужает спектр вкусовых предпочтений, даже если с возрастом вы можете себе позволить лучшую еду. Когда вкус белого хлеба и тушеного мяса связан в вашей памяти с теплотой родного дома, то вам будет невероятно сложно отказаться от этих блюд в зрелом возрасте.

Однако поразительно то, что некоторые дети из семей с низким доходом питаются гораздо лучше, чем остальные, а иногда даже лучше, чем дети из более обеспеченных семей. Проблемы правильного питания выходят за границы, обусловленные социальным статусом и доходами. При небольшом бюджете реально приготовить скромные полезные блюда. Точно так же кто-то может иметь средства на покупку лисичек и палтуса, но не захочет этого делать. Я разговаривала с врачами, специализирующимися на здоровом питании, они рассказывают, что есть успешные деловые люди, которые буквально готовы умереть от голода за своим столом, если не будет их любимого фастфуда. Таким образом, если только вы не живете в голодающей стране, главное – научиться правильно принимать пищу.

Наше пищевое поведение довольно сложное. По мере взросления становится возможным появление предпочтений второго порядка наряду с первым. Предпочтения первого порядка являются основными: вам нравится хрустящая поджаренная картошка, пропитанная сливочным маслом и солью. Предпочтения второго порядка более запутанные: вам хочется полюбить есть морковку вместо картофеля, так как вы думаете, что она будет более полезной и не позволит вам растолстеть.

Да, наверное, вы сможете, по крайней мере, иногда, ограничивать себя и есть сырые овощи вместо содержащего много углевода картофеля. Однако на самом деле вопрос заключается в том, что произойдет потом.

В 1998 году социальный психолог Рой Баумейстер провел эксперимент. Он исследовал тип поведения, характеризующийся неспособностью доводить до конца начатое. Участники эксперимента должны были есть полезные продукты, например, овощи вместо лакомств, к которым их тянуло, например, печенье или шоколад. В итоге ученый обнаружил, что борьба с желанием «съесть вкусненькое» приводила к снижению уровня энергии{30}. Исследуемых так истощала борьба со своими желаниями, что, когда им нужно было справиться с другим сложным заданием – решением запутанной головоломки, – они сдались гораздо быстрее. Сниженный эмоциональный фон провоцировал возникновение психологических проблем.

Изменение своих пищевых привычек является одной из сложнейших задач, которые только можно представить, так как импульсы, управляющие нашими предпочтениями, часто спрятаны даже от нас самих. И все же скорректировать то, что мы едим, в целом возможно. Мы делаем это все время. Если бы это было не так, то компании по производству продуктов питания, выпускающие новые продукты каждый год, напрасно бы тратили свои деньги. После падения Берлинской стены домохозяйки из Восточной и Западной Германии пробовали пищевые продукты, которыми питались их соотечественницы, впервые за несколько десятилетий. Люди из восточной части скоро поняли, что им больше нравится западный йогурт{31}. А западные немцы признались, что им больше нравится мед и ванильное вафельное печенье, которое продавали в Восточной Германии. Это еще один пример, подтверждающий замечательную гибкость наших пищевых предпочтений. В том факте, что мы остаемся детьми в своих пищевых моделях, заложены как надежда, так и беспокойство.

Мы, словно дети, обожаем вредную еду. Но мы способны усваивать новые пищевые привычки, хотя не ожидаем от себя такого. Многие приобрели свои вкусы в раннем детстве, но можем менять их сейчас, во взрослой жизни, так, как считаем нужным. Когда я была подростком, то могла съесть целую пачку мороженого, а затем еще две порции чего угодно. Куда бы я ни пошла, мне везде чудилась еда. Может быть, это была реакция на жизнь со своей старшей сестрой, которая страдала от анорексии, хотя в нашей семье было не принято говорить о таких вещах. Или это могло быть последствие взросления в доме, где эмоциональные разговоры по душам были под запретом. Все стало еще хуже, когда мне исполнилось четырнадцать и мои родители развелись. Люди, которые переедают, часто говорят, что они «заедают» свои чувства.

Когда мне было примерно двадцать лет, многое изменилось. Я влюбилась, стала счастливее, и мой подход к еде стал более осознанным. Размер одежды уменьшился с большого до среднего, притом, что я даже не сидела на диете.

Я ела много овощей, не потому, что приходилось, а потому, что они мне нравились и позволяли чувствовать себя лучше.

Затем у меня появились дети. Тогда я уже могла испечь большой шоколадный торт, от которого съедала лишь крохотный кусочек. А недавно я открыла для себя йогу. Я-подросток нашла бы теперешнюю себя немыслимой занудой.

Странность заключалась в том, что мое поведение изменилось без моего участия. В отличие от диет, которыми я изнуряла себя в подростковом возрасте сознательно, пытаясь измениться, эта новая здоровая жизнь наступила незаметно для меня самой. Дело не в том, что теперь я не ем чипсы, если чувствую насыщение, или спокойно игнорирую вкусный шоколадный торт (правда, никогда не откажусь от кусочка своего любимого сыра), но определенно достигла той точки, когда мои предпочтения второго порядка «мне нужно полюбить зелень» и предпочтения первого порядка «я люблю зелень» объективно находятся в гармонии между собой. Еда стала моим другом, а не мечтой или истязанием.

За последние годы наше понимание принципов здорового питания возросло настолько, чтобы питаться такими утешительными блюдами, как куриный суп с турецким горохом, блины из гречневой муки, тосты с авокадо или омлет с маслом и травами. Я привыкла есть меньше на обед и больше на ужин, но, невзирая на порции, пища приносит удовольствие, а не страх. Так лучше. Я должна была позаботиться о себе, так же, как и о детях, и научиться есть заново.

Е. П. Костер, поведенческий психолог, который потратил не одно десятилетие на выяснение причин выбора определенных продуктов питания, утверждает, что привычки питания «можно изменить практически полностью, осваивая новый опыт»{32}. Это значит, что, если мы хотим изменить привычки питания, нам нужно снова превратиться в детей и научиться испытывать удовольствие от «полезных продуктов». Если мы едим полезную еду по принуждению, заставляя себя усилием воли, то она никогда не станет вкусной.

Мы редко с легкостью меняем привычки, особенно если они связаны с воспоминаниями из детства или семьи, но хорошему питанию можно спокойно научиться в любом возрасте. Не нужно думать, что у всех будут одинаковые предпочтения. Жизнь была бы скучной, если бы все предпочитали груши яблокам. Но существуют общие принципы, которые можно учесть, принять и затем подстроить их под свои особенные предпочтения и нужды.

Есть три отличных правила, применять которые будет полезно всем:

– питаться в определенное время;

– реагировать на внутренние сигналы голода и насыщения, а не полагаться на чужое мнение, например, по поводу размера порции;

– открывать для себя разнообразные продукты питания.

Придерживаться этих принципов можно научить не только детей, но и взрослых.

Вы достигнете вершины, когда воздержание от еды при отсутствии чувства голода в течение большей части времени станет настолько инстинктивным и привычным, что вы не сможете представить, что можно вести себя по-другому. Правительство могло бы гораздо больше помочь нам изменить привычки питания. Вместо советов они могли бы перестроить среду питания таким образом, чтобы мы сами смогли научиться правильно питаться. Через несколько десятилетий попустительское отношение к сахару – он присутствует в 80 % продуктов из супермаркета – может показаться таким же неразумным и странным, как разрешение непристегнутому ездить в машине или курение на борту самолета{33}.

Принимая во внимание тот факт, что выбор еды обусловлен наличием доступных продуктов, уменьшение продаж вредной еды автоматически заставило бы многих людей питаться по-другому. Начать можно, например, с запрета на продажу фастфуда возле больничных, школьных учреждений. Результаты одного исследования, проведенного в студенческом кафетерии, показали, что можно уменьшить потребление шоколада почти до нуля, требуя только того, чтобы люди употребляли его в пищу отдельно от основного блюда{34}.

Но в частном порядке мы не достигнем многого, если будем ждать решений от правительства и производителей продуктов питания. Вопрос заключается в том, что нужно сделать, чтобы научиться жить без мучений и соблазнов, питаясь правильно, в современном мире, где царят лакомства, вкусные закуски и прочая вредная еда. Правильный подход к питанию может способствовать борьбе с лишним весом. Вы смотрите на сэндвич с жирной котлетой, но он уже не представляет для вас никакого интереса.

Речь о том, чтобы прийти в такое состояние, когда здоровая еда насыщает и приносит радость, а не отвращает и мучает нас. Эта книга о том, как кормить себя, словно хороший родитель: с любовью, разнообразно, но без излишеств. Изменить свои пищевые привычки не так уж легко, но, самое главное, возможно.

Глава 1 Пристрастия и антипатии

Каждый человек несет в себе мир, который состоит из всего, что он видел и любил, и к которому он постоянно возвращается, даже если он путешествует или живет в каком-то другом мире.

Francois-Rene, vicomte de Chateaubriand Voyages en Amerique et en Italie, 1827

«Он ест только кукурузные хлопья», – как-то пожаловалась мне на своего сына одна знакомая. На завтрак, обед и ужин неизменная тарелка хлопьев с молоком. Даже в гостях мальчик не ел ничего другого. Для матери его однообразное питание было причиной беспокойства и раздражения, а мы все с интересом смотрели на него, как на любопытный экземпляр. Я даже втайне благоговела перед ним: мы с сестрой никогда не посмели бы так привередничать. С виду мальчик выглядел совершенно обычно: светлые взъерошенные волосы, широкая улыбка, не худая и не толстая фигура. Он не был изгоем, да и вообще не доставлял особых хлопот. Откуда она взялась, эта странная одержимость хлопьями? Казалось, что это часть его характера, с которой никто ничего не мог поделать.

Неважно, взрослый это или ребенок, проблема «люблю – не люблю» является одной из величайших загадок. Человеческие вкусы поразительно разнообразны, они могут быть стойкими. Даже вкусы членов одной семьи могут резко отличаться. Одним нравится, когда все овощи и мясо поданы на стол отдельно, так, чтобы они не касались друг друга; другие же могут насладиться обедом в полной мере только тогда, когда все составляющие перемешаны в одной тарелке. В мире нет такой универсальной еды, которая нравилась бы всем. Моему старшему сыну, человеку бунтарского склада, не нравится шоколад, а младший, конформист по натуре, обожает его. Сложно сказать, как эти вкусовые пристрастия связаны с характером мальчиков.

Кстати, сын обожает мармелад и суфле. При всем этом мой ненавистник шоколада спокойно ест его в печенье или в растопленном виде – в составе горячего какао. Интересно, что вкусовые предпочтения могут меняться в зависимости от ситуации. По словам психолога Пола Розина, «то, что кому-то нравится лобстер, не означает, что он ежедневно ест его по утрам»{35}. Разные блюда, разное время суток и разные места могут сделать одни и те же продукты желанными или не очень. Это явление можно назвать эффектом рецины (так называется белое вино со смолянистым привкусом, очень освежающее на отдыхе в жарких странах, которое в обычных условиях отдает растворителем). К тому же стоит помнить, что, когда мы говорим о своих вкусовых предпочтениях, мы имеем в виду абсолютно разные вещи, хоть и употребляем одни и те же слова. Вы можете думать, что ненавидите апельсин, потому что неудачно попробовали костистый, приторный, желтовато-кисловатый фрукт. Когда я говорю, что обожаю его, то имею в виду ярко-оранжевые спелые апельсины из Марокко, почти без косточек, с тонкой кожурой, сочные, сладкие, с таким сильным ароматом, что хочется собрать его во флакон и использовать вместо духов.

Продукты, которые мы чаще всего едим, не всегда самые любимые.

В 1996 году невролог Кент Берридж изменил представление многих ученых о питании, когда внес различие между «желанием» (иными словами, хочу съесть определенный продукт, чтобы насытиться) и «любовью» (наслаждением от еды){36}. Берридж обнаружил, что «желание», или тяга, отличалось от «любви» как на психологическом, так и на неврологическом уровнях. Та зона головного мозга, которая контролирует стимул что-то съесть, занимает все прилежащее ядро, а участки коры мозга, отвечающие за удовольствие от еды, занимают небольшие «горячие точки» того же ядра. Для Берриджа это открытие позволяет думать о некоторых «дисфункциях желания», которые так мучают людей. Например, ненасытность – как любое другое аддиктивное[4] поведение – может ассоциироваться с «чрезмерным желанием без соответствующей “любви”»{37}. У вас может появиться огромное желание съесть гигантскую порцию чипсов со вкусом сыра, даже несмотря на то, что удовольствие, которое они доставят после того, как вы их съедите, будет гораздо меньше, чем вы ожидаете. Более того, любители поесть часто отмечают, что продукты, к которым они испытывают тягу, вообще-то не особенно вкусные: желание было сильнее удовольствия.

Однако, отвечая Берриджу, некоторые неврологи отметили, что любовь и желание остаются «невероятно запутанными»{38}. Сам Берридж признает, что существуют веские доказательства того, что если сократить количество еды, которая вам нравится, то меньше захочется ее употреблять{39}. Даже если желанные продукты не делают нас такими счастливыми, причина, по которой мы их хотим, заключается в том, что с ними связаны приятные воспоминания из прошлого{40}. Словно наркоманы, мы стараемся получить максимум удовольствия.

Поиск причины, из-за которой нам нравятся определенные продукты, является жизненно важным вопросом для тех, кто хочет лучше питаться и правильно кормить свою семью.

Если спросить, результатом чего являются вкусовые предпочтения, подозреваю, многие ответили бы, что они зависят от характера человека, то есть, другими словами, это в нас «генетически заложено». Факт любви или нелюбви к шоколаду так тесно связан с отождествлением себя, что мы не можем даже представить себя иначе. Выбирая самый жгучий перец чили, мы демонстрируем свою склонность к авантюрам; подчеркиваем свою неприхотливость в гостях, говоря хозяину, что «съедим все, что дадут»; утверждаем, что придерживаемся традиций, съедая целый кусок жареного бифштекса. Вкусовые предпочтения – это отличительные признаки личности. Когда моей дочке было восемь лет, она рисовала себя, а сверху приписывала названия продуктов, которые она больше всего любила.

Поскольку вкусы так глубоко укоренены в нашем характере, можно легко подумать, что они в большинстве своем являются генетически обусловленными, то есть неподдающимися изменениям. Часто можно услышать: «Ты такой капризный, весь в деда!» – словно требовательность в еде предопределена еще до рождения человека. Действительно необъяснимо, каким образом неприязнь к баклажанам или любовь к чернике передается от родителя ребенку. Такие семейные особенности лишь в очередной раз подтверждают, что предпочтения в еде действительно передаются по наследству.

Когда я вкратце излагаю суть своей книги некоторым людям, то чувствую, что мои тезисы у них иногда вызывают легкое раздражение. «Я не считаю, что способен научиться есть тем или иным образом, – слышу в ответ. – Ничто на свете не заставит меня полюбить темный изюм – сельдерей – салями (лишнее зачеркнуть)». И в заключение всегда спрашивают: «Разве дело не в наследственности?» Не имею ничего против, если вы не любите изюм. И я вовсе не отрицаю, что в наших отношениях с едой присутствует влияние генетики. Мы приходим в этот мир с определенным багажом. У одних развилась генетическая чувствительность к некоторым вкусам (особенно к горькому), а другие даже не различают их{41}. Существуют также генетические вариации аппетита каждого человека: скорость, с которой мы едим, и радость, испытываемая от еды{42}. Мы отличаемся тем, как мы пережевываем пищу, глотаем и перевариваем ее. Некоторые люди рождаются с особенностями, которые усложняют процесс питания, например, проблемами с системой оральной моторики. Я и представить себе не могла, каким сложным может быть простой перенос еды с тарелки в рот, пока у меня не родился третий ребенок с расщелиной неба, и во время принятия пищи мы вместе страдали. Теперь ему пять лет, но отдельные новые блюда провоцируют слезы (чаще всего, его). К тому же на отношения с едой влияет эпигенетика – наш опыт до рождения, во время беременности матери. Гипотеза «удачного фенотипа» биохимика Ч. Николаса Хэйлза и эпидемиолога Дэвида Баркера предполагает, что недостаточное получение полезных веществ в утробе матери оказывает влияние на предрасположенность к набору веса в течение всей жизни. Согласитесь, что это несправедливая участь{43}.

Остается открытым вопрос, способны ли мы преодолеть генетическую и эпигенетическую предрасположенности и приучить себя к новым вкусам.

Кажется, эту загадку невозможно отгадать, учитывая то обстоятельство, что дети привыкают к еде отнюдь не под строгим контролем экспертов по питанию.

Как только мы потянулись за первым кусочком твердой пищи, началось наше воспитание: знание о продуктах, возможности их приготовления, традиции, привычки семьи, культура поведения за столом, отношение к блюдам из мяса, к упавшей на пол еде и т. д. Заложенная вкусовая наследственность и приобретенная пищевая предпочтительность так тесно взаимосвязаны, что невозможно объяснить, где начинается одно и заканчивается другое.

В 1926 году в больнице Маунт-Синай в Кливленде доктор Клара Мари Дэвис, педиатр из Чикаго, приступила к наиболее важному из когда-либо проводимых экспериментов, изучая проблему человеческих предпочтений и антипатий. На протяжении шести лет он наблюдал детей с проблемами питания. Они отказывались от еды, и их вкусы не совпадали с их потребностями в питательных веществах. Кларе Дэвис было интересно, какими же будут вкусы детей, если им разрешить есть абсолютно все, не говоря при этом, что вкусно, а что нет{44}. Также доктор пыталась выяснить, на что будут похожи предпочтения детей без давления родителей и докторов, которые заставляют есть питательную горячую молочную кашу и не спрашивают, нравится ли им эта еда. В то время было принято считать, с традиционной медицинской точки зрения, что детям не нужно потакать в предпочтениях, иначе они станут «капризными». Доктор Дэвис в этом сильно сомневалась, так как не видела ничего плохого в том, чтобы есть то, что нравится.

Как мы узнаем дальше, результаты эксперимента показали, что наша любовь и неприязнь к определенным продуктам являются врожденными и естественными, хотя сама Дэвис пришла к иному выводу.

Для эксперимента она отобрала нескольких детей из детских домов и детей, находившихся на воспитании вдов и матерей-подростков, и посадила испытуемых на диету «ем все, что хочется» под медицинским наблюдением. Малышам в возрасте от семи до десяти месяцев, которые никогда не ели твердую пищу, предложили набор из натуральных продуктов и предоставили свободу выбора день за днем есть только то, что нравится. Вот перечень продуктов:

1. Вода

2. Подслащенное молоко

3. Кефир

4. Морская соль

5. Яблоки

6. Бананы

7. Апельсиновый сок

8. Свежий ананас

9. Персики

10. Помидоры

11. Свекла

12. Морковь

13. Горох

14. Турнепс

15. Цветная капуста

16. Белокочанная капуста

17. Шпинат

18. Картофель

19. Салат

20. Геркулес

21. Пшеница

22. Кукурузная мука

23. Ячмень

24. Ржаные хлебцы

25. Говядина

26. Баранина

27. Костный мозг

28. Желатин

29. Курица

30. Печенка

31. Почки

32. Рыба (пикша){45}

Во время каждого приема пищи детям предлагалось приблизительно десять видов блюд из продуктов этого списка, измельченных или мелко нарезанных. Такие продукты, как костный мозг, говядина, горох и морковь, предлагались как в сыром, так и в отварном виде.

Продукты выкладывали в миски и предлагали на выбор детям, а медсестры в качестве наблюдателей и помощников находились рядом.

Дэвис описывала это так: «Медсестрам сказали сидеть спокойно рядом с детьми, с ложкой в руке, и не двигаться. Только в том случае, если ребенок потянется или укажет на блюдо, она должна зачерпнуть его ложкой и, если он откроет рот, отправить туда еду. Она не должна комментировать его выбор, указывать на другое блюдо и привлекать внимание к любому другому блюду или убеждать отказаться от него. Он может есть руками или другим известным ему способом – без комментариев и одергиваний со стороны взрослых»{46}. Дэвис продолжала эксперимент на протяжении шести лет, увеличив количество испытуемых детей с трех до пятнадцати. Результаты, которые впоследствии породили столько оживленных дискуссий среди медиков, оказались впечатляющими. Когда у детей не было предубеждения относительно еды, которая им подходила, то им нравилось практически все – и мозг, и турнепс. Они не имели понятия о всеобщем убеждении, что им не должны нравиться репа или потроха.

Дети попробовали все тридцать четыре блюда. И только двое из малышей ни разу не выбрали салат, а один категорически отказался от шпината.

Через несколько дней Дэвис заметила, что «дети охотнее тянулись к одним блюдам и игнорируют другие, то есть эти предпочтения появились буквально на глазах»{47}. Ей скоро стало понятно, что у пятнадцати детей было «пятнадцать разных палитр вкуса». Иногда дети делали очень странный выбор, напоминавший «страшный сон диетолога», признавалась Дэвис. У них продолжались забавные «пищевые странности». Иногда они могли поедать ливер или не есть ничего, кроме бананов, яиц и молока. У мальчика по имени Дональд однажды проснулась такая жадность к апельсинам, что он впихнул в себя около двух фунтов этих фруктов{48}. В результате проб и ошибок, пытаясь разобраться, у каких продуктов более приятный вкус, некоторые дети «мечтали» над тарелкой и ложкой, а другие хватали соль пригоршнями. Дэвис заметила, что, когда дети впервые что-то пробовали, их лица сначала выражали удивление, затем безразличие, удовольствие или отвращение. Какими бы странными и несбалансированными ни казались нам детские предпочтения и антипатии, для них они работали хорошо. К статье за 1928 год, где Дэвис записывала свои результаты, она приложила фотографии «до» и «после» одного из детей, Авраама Дж. В семь месяцев, когда он только поступил под наблюдение Дэвис, мальчик выглядел немного бледным. Спустя год и восемь месяцев, после 12-месячной особой диеты, он стал розовощеким и пухленьким.

Когда дети поступили в больницу, у них были проблемы со здоровьем. У четырех из них был серьезный недовес; у четырех – рахит. Но через четыре месяца все дети стали розовощекими и упитанными. Одному ребенку, страдающему от рахита, предложили рыбий жир, который он время от времени употреблял; но остальным удалось получить достаточно витамина D и кальция и излечить рахит только благодаря диете. Когда дети болели простудными заболеваниями, они обнаружили способность к самолечению, употребляя в большом количестве морковь, свеклу. И хотя они не получили никакого указания, что нужно организму, соотношение питательных веществ было средним: 17 % белков, 35 % жиров и 48 % углеводов, – что соответствует стандартам современной науки о питании.

Доктор Дэвис собрала уникальный и объемный материал о детских предпочтениях.

К сожалению, при жизни она не смогла полностью проанализировать полученные результаты, а после ее смерти, в 1959 году, все коробки с необработанными данными были выброшены. Когда Дэвис ушла на другую работу, настоящий эксперимент был перенесен из Кливленда в Чикаго, где она учредила так называемый «приют для экспериментов с питанием». В общей сложности она задокументировала около 36 000 блюд, изменения роста, веса, крови и мочи, стула и плотность костной ткани{49}. Вряд ли в будущем какой-нибудь ученый получит столь же подробные данные, учитывая неоднозначность содержания детей запертыми в экспериментальной комнате в течение такого длительного периода. Дети придерживались диеты минимум полгода, а максимум – четыре с половиной года, оставаясь все это время в больнице.

Их не навещали друзья, а дети не из приюта либо вообще не виделись с родителями, либо очень редко. Пока они находились в клинике, их жизнь была отведена для эксперимента. Сегодня подобный эксперимент невозможен, хотя Дэвис очевидно заботилась о малышах по-своему. Она усыновила двух мальчиков, став матерью-одиночкой: Авраама Дж. (пухленького) и Дональда, любителя апельсинов. Много лет спустя, когда Дональд умер, его жена вспоминала, что для него и Авраама всегда «было легко готовить», и они были «рады пробовать любые продукты»; всю свою жизнь они были всеядными{50}.

Дэвис попыталась осуществить такой необычный, смелый, граничащий с безумием проект, чтобы понять, как формируются детские вкусы.

Очень жаль, что ее эксперимент был неверно истолкован. То и дело приют Дэвис приводили в качестве примера того, что вкусы в основном передаются по наследству и, соответственно, еда, которая нравится или не нравится детям, является индикатором нужд организма{51}. Приют Дэвис служил подтверждением мысли о том, что по своей природе предпочтения и антипатии заложены в генах и являются индивидуальными чертами, как отпечатки пальцев: наши вкусы есть порождение природы, а не воспитания. Но такая интерпретация не принимает во внимание очень важное достижение, которое сделала доктор Дэвис: привычки питания детей можно менять, иногда даже кардинальным образом.

При постановке эксперимента была применена одна «хитрость», на которую Клара Дэвис и указала в первую очередь. Настоящий секрет заключался в подобранных ею тридцати четырех компонентах рациона, каждый из которых был необработанным цельным продуктом. С таким качеством выбранных для детей продуктов совершенно не важно, к какому именно их тянуло каждый день, так как если учесть, что они брали продукты из нескольких тарелок во время приема пищи, то просто не могли получать пищу, не соответствующую высочайшим стандартам питания. По словам Дэвис, она таким образом пыталась имитировать условия питания «примитивных людей» (хотя объем пищи явно превышал обычное меню доисторических охотников или собирателей). Эксперимент доказал, что, когда выбор продуктов действительно правильный, предпочтения становятся не важными. «Пятнадцать палитр вкуса» привели к единственно правильному здоровому питанию простыми продуктами благодаря структуре эксперимента.

Ни один ребенок не был полностью всеяден, но выбирал любимую пищу из натуральных необработанных продуктов и чувствовал себя хорошо.

По результатам своего эксперимента Дэвис сделала следующий вывод: выбор продуктов для маленьких детей должен находиться «в руках старших, когда каждый знает, для чего нужен тот или иной продукт». Ни о какой «мудрости организма» речи не шло: Дэвис говорила об «ослепительной ошибке аппетита». Ей было очевидно, что не существует какого-то «инстинкта», который слепо указывает на «хорошее» и «плохое» в еде. Два самых популярных продукта в течение всего эксперимента являлись относительно сладкими: молоко и фрукты. Если бы она предлагала свободный выбор «сахара и белой муки» – продуктов диеты 1930-х годов, то вряд ли дети к окончанию эксперимента были в такой хорошей форме. Самостоятельный выбор, заключила она, не имел бы ценности, если бы дети выбирали из «продуктов низкого качества».

Как признавала Дэвис, на самом деле испытание должно состоять в том, чтобы предлагать новорожденным детям выбор между натуральной пищей и продуктами питания, прошедшими технологическую обработку. Это должно было стать предметом ее будущего эксперимента, однако экономический кризис эпохи великой депрессии перечеркнул этот проект, и доктор лишилась дальнейшего источника финансирования. Дэвис так и не выдалась возможность проверить влияние на вкусы, оказываемое «выпечкой, вареньями, соусами, белым хлебом, сахаром и консервированной едой» – всем тем, что набрало такую популярность при ее жизни. Эксперимент Дэвис оставил глубокий след, но во внимание не был принят способ, лежащий в основе. Врачи, особенно американские, интерпретировали ее эксперимент таким образом, что вкусы детей являются врожденными и благотворными, не обращая при этом никакого внимания на прием, которым Дэвис изменила среду питания для детей.

За работу Дэвис ухватились как за доказательство того, что наши индивидуальные предпочтения в еде являются сообщениями, закодированными теми нутриентами, которые нужны нашему организму.

Если нам нужен белок, мы будем мечтать о кусочке курицы, если есть признаки рахита, мы, естественно, накинемся на витамин D, пока не выздоровеем. Все, что требуется, чтобы хорошо питаться, – это слушать «голос» своего организма. Мать-природа знает лучше. Сама Дэвис дала основания для такого мнения, утверждая, что успешное «сочетание и баланс» более тридцати важных питательных веществ предполагают «существование некоего врожденного, автоматического механизма, частью которого является вкус»{52}.

Под влиянием работы Дэвис преобладающей точкой зрения на вкус среди педиатров стала «мудрость организма» наряду с модным в то время обучением, «ориентированным на ребенка». В 2005 году доктор медицины Бенджамин Шайндлин, педиатр, отметил, что работа Дэвис внесла огромный вклад в развитие педиатрии с 1930-х годов и до сих пор имеет значение{53}. Если предыдущее поколение жаловалось на избирательность изменчивых детских вкусов, то сегодня врачи приветствуют капризы детских предпочтений.

Доктор Спок[5], автор книги «Ребенок и уход за ним», впервые изданной в 1946 году, посвятил десять страниц эксперименту Дэвис. Мать, по мнению Спока, «может доверять неиспорченному вкусу ребенка при выборе полезных продуктов, если она предоставит ему разумное разнообразие и баланс»{54}. И не страшно, если у ребенка временно появилась неприязнь к овощам, потому что его желания естественным образом обеспечат организм всеми необходимыми питательными веществами.

Многие специалисты в области воспитания детей до сих пор считают подобным образом и уверяют, что все придет в норму, стоит только дать им свободу есть то, что нравится. В книге, посвященной вопросам детского питания и многократно переизданной в 1980–1990-е годы, оспаривается предположение о том, что выводом работы Дэвис является предоставление детям полной свободы в выборе продуктов: позвольте им есть кукурузные хлопья{55}! Не далее как в 2007 году на одном популярном сайте, посвященном детскому питанию, шло обсуждение работы Дэвис, и все пришли к выводу о том, что «биологически достоверным представляется тот факт, что дети инстинктивно выберут сбалансированную диету»{56}.

«Мудрость тела» – весьма заманчивая идея. Не было бы столько хлопот с едой, если бы у нас внутри были какие-нибудь напоминалки о том, что необходимо съесть в тот или иной момент («В вашем организме резко понижается уровень витамина C, нужно срочно съесть апельсин!»).

Если бы нам нравилось только то, что полезно, и не нравилось все ненужное или плохое. Мы сможем помогать себе, если научимся понимать сигналы организма есть определенные продукты. Но этот навык придет с возрастом и опытом, как только вы начнете замечать незначительные вещи вроде того, что паста, съеденная на обед, делает вас сонными, или что горсть орехов и греческий йогурт оставляют долгое чувство насыщения, в отличие от тоста с вареньем. Однако детский всеядный организм после этапа молочного кормления, когда грудные дети начинают переходить на саморегуляцию, не такой мудрый.

Многие дети как раз выбирают те продукты, которые годятся им меньше всего. Они тянутся к сахару и избегают зеленых овощей. Они не хотят пить воду в достаточном количестве. Отказываются от питательных блюд, предпочитают вредную еду. Можно ли на самом деле верить, что упаковка новейших сладких хлопьев для завтрака, разрекламированных по телевизору, действительно отвечает всем потребностям детского организма в витаминах и углеводах?

Как свидетельствуют научные данные, подтвержденные на людях и на животных, в теории «мудрости тела» имеются изъяны.

Для верности этой теории у всеядных должны быть специфические потребности в нутриентах, необходимых организму в тот или иной момент. Это сомнительное предположение, учитывая то, что список питательных веществ, нужных всеядным существам, очень разнообразен с виду, в зависимости от той среды, в которой нам выпало счастье жить. От врожденной потребности в витамине C в черной смородине не было бы никакого проку, если бы вы жили в местах, где эта ягода не растет. В лабораторных условиях крысы – наши всеядные участники научных экспериментов – показали беспорядочную способность самостоятельно выбирать правильную диету. В одном исследовании группе крыс предоставили выбор между невкусной, но богатой белками диетой, и вкусной, но с низким содержанием белка. В течение одной недели у четырнадцати из восемнадцати крыс не развилась тяга к здоровому питанию, которое принесло бы им пользу, поэтому они похудели{57}. В ходе других исследований пытались выяснить, способны ли крысы самостоятельно выбирать продукты, чтобы восполнить недостаток витаминов. Результат был похожим. У крыс с недостатком витамина B1 привыкание к продуктам, богатым этим витамином, заняло неделю и даже больше, а крысы, которые недостаточно быстро адаптировались к правильной еде, умерли{58}. Что же касается людей, то, по словам одного специалиста в этой области, не существует данных, доказывающих наличие врожденных вкусов к определенным видам пищи. Люди могут лишь привыкнуть к некоторым вкусам в течение какого-то времени, чтобы выровнять определенный дисбаланс – в частности, тягу к соли при недостатке натрия, но это уже иная тема{59}.

Спустя девяносто лет после эксперимента Дэвис точка зрения о том, что предпочтения являются врожденными выглядит сомнительно.

Пытаясь проникнуть к истокам происхождения вкусов, исследователи чаще всего обращали научные взоры на близнецов. Если однояйцевые близнецы разделяют больше предпочтений в еде, чем двуяйцевые, то более высока вероятность того, что дело в генетике. Изучение близнецов указывает на то, что многие аспекты питания являются так или иначе наследственными. Вес тела, измеренный как индекс массы тела (ИМТ), является в основном наследственным признаком как у девочек, так и у мальчиков{60}. То же касается «сдерживания» питания, или необъяснимой потребности не позволять себе есть то, что хочется{61}. А вот исследование предпочтений и антипатий – область куда менее однозначная. Несколько исследований близнецов доказывают, что однояйцевые близнецы имеют большую склонность любить одинаковые белковые продукты, чем двуяйцевые близнецы, но когда дело касается закусок, молочных продуктов и продуктов, содержащих крахмал, их вкусы были незначительно более схожи, чем у двуяйцевых близнецов{62}. В целом, доказательство, что вкусы передаются по наследству, очень неубедительное, вследствие того, что исследователи учли не более 20 % вариаций съеденной еды{63}.

Гены никак не объясняют наши пищевые предпочтения или же их роль очень незначительна.

Как объяснил мне один уважаемый доктор, борющийся с детским ожирением, вам могут достаться все проклятые гены, которые несут подверженность сердечно-сосудистым заболеваниям и ожирению. Но при этом есть шансы вырасти здоровым, придерживаясь правильных привычек питания.

«Это все обратимо», – сказал он. Родители и дети имеют не больше схожести во вкусах, чем супружеские пары. Воспитание и окружение оказывают большее влияние, чем предрасположенность в формировании привычек питания{64}. Какие бы мы не имели врожденные склонности, опыт питания может их преодолеть. Может быть, причиной вашей наследственной ненависти к сельдерею является то, что вы видели, как ваши мама или папа морщатся при виде его за обеденным столом{65}. Было проведено исследование: три группы дошкольников кормили разными видами тофу: одной группе предложили обычный тофу, другая группа ела его с сахаром, а третья с солью. Результат исследования – дети быстро привыкали к предложенному виду сыра независимо от генов{66}. Оказалось, что, несмотря на генетическую предрасположенность к определенным вкусам, реакция на еду в значительной степени подвержена влиянию, и это продолжается в течение всей нашей жизни.

Если хотите знать, какую еду человек любит или не любит, единственно важный вопрос, который стоит задать, это не «Какая у вас наследственность?», а «Где вы живете?»{67}. Живи наш любитель кукурузных хлопьев в той части мира, где их невозможно найти, он, скорее всего, нашел бы другой способ раздражать своих родителей.

По большому счету дети любят есть то, что доступно.

«Если вы хотите, чтобы ваши дети были менее привередливыми в еде, – посоветовал мне знакомый, испытывавший трудности во время экономического кризиса, – я бы порекомендовал вам пожить в бедности». Вряд ли возникнет желание придираться к еде, если вы живете в сельской местности в Китае, где основным продуктом является рис.

Вопреки глубочайшим убеждениям о себе и о своих детях, наши предпочтения и антипатии в еде – самые важные, например, достаточно ли мы едим овощей или насколько разнообразна и сбалансирована диета, – имеют больше общего с воспитанием, чем с предрасположенностью. Помимо изменения среды питания младенцев в эксперименте Дэвис была еще одна хитрость, которую она не упоминала, возможно, потому что та слишком очевидна. Доктор полностью изменила их социальный опыт во время питания, исключив все социальное влияние извне. Вместо гвалта семьи за обеденным столом эти малыши наблюдали только безучастных ко всему медсестер, которым было «запрещено комментировать» выбор пищи. Мысль о том, что они питались таким странным способом, бросает в дрожь, особенно если вспомнить старших детей, которым должно быть примерно пять лет к тому времени, как они покинули приют. Никого не волновало, что они ели, они были одни – ни сестер, ни братьев, которые бы дрались с ними за последний ломтик яблока; абсолютно никакой подсказки внешнего окружения о блюдах.

Дэвис ошибалась, если думала, что это был способ открыть настоящую природу пристрастия детей. Несмотря на отличные результаты такого способа питания, он был не самым гуманным, и ни один ребенок не смог бы повторить это в реальной жизни. Невозможно добраться до истины о предпочтениях, исключив всякое социальное влияние. Предпочтение является глубоко социальным импульсом.

По большей части наши предпочтения и антипатии являются реакцией на вкусы окружения. Начиная с формирования первых вкусов в беззубом возрасте, мы прислушиваемся к подсказкам о том, какие продукты хороши, а какие вызывают отвращение, и именно на этом основании выбираем «полезную» для себя еду.

Общественное обсуждение привычек питания сосредоточено на идее о желании и сопротивлении желаемым продуктам. Но если мы взглянем на питание глазами ребенка, то увидим, что в формировании вкусов отвращение может оказывать на нас большее влияние, чем желание. Позыв не есть то, что заставит нас чувствовать себя плохо, часто лежит в основе нарушений питания, так как мы достаточно сильно отклоняемся от целых категорий продуктов, которые, как нам кажется, заставят нас испытывать тошноту. Самой распространенной причиной отвращения является тошнота: все съеденное перед расстройством желудка можно ненавидеть всю жизнь. Психолог Пол Розин, ведущий мировой эксперт в области пищевых отклонений по чувству отвращения, утверждает, что суть отвращения подобна инфекции, оно переходит на лежащие рядом с источником пищевой неприязни продукты{68}. И все же большая часть продуктов, которую мы находим отвратительной, не вредна, а наоборот, является съедобной и ценной пищей. Например, брюссельская капуста.

Если и есть какой-то продукт, который у многих вызывает негативную реакцию, то это именно брюссельская капуста. Многие считают, что они просто не в состоянии ничего изменить в своей антипатии к этому овощу. Они правы? В статье, описывающей достоинства брюссельской капусты, талантливый шеф-повар Йотам Оттоленги заметил, что существует «генетическое объяснение того, почему люди любят или ненавидят» эти маленькие зеленые крестоцветы{69}. Оттоленги не согласен с тем, что ненависть к брюссельской капусте – это последствие определенного гена, TAS2R38, который «заставляет белок вступать в реакцию с химическим продуктом ФТК и вызывать ощущение горечи». Может ли это быть правдой на самом деле? Существует ли молекулярное объяснение нашей ненависти – или наоборот – к зеленым овощам{70}?

Некоторые люди на самом деле ощущают определенные вкусы более остро, чем другие.

Например, до 30 % населения не может физически различить андростенон, один из главных ароматов, который делает трюфели таким великолепным продуктом.

Если вы подадите им роскошную тарелку папарделле с трюфельной стружкой, они так и не поймут, в чем, собственно, удовольствие. А некоторые люди имеют повышенную чувствительность к зелени кориандра, что заставляет их ощущать резкий привкус мыла, а не приятную травяную свежесть. И, по словам Оттоленги, мы очень отличаемся по своей реакции на горькое. Всем маленьким детям горькое ужасно не нравится, что, возможно, является механизмом выживания, ведь токсичные вещества, встречающиеся в дикой природе, как правило, являются таковыми на вкус. Реакция на горькое у новорожденного проявляется в искривлении губ, высунутом языке, выражении обиды – все это признаки резкой неприязни. Со временем, однако, можно научиться любить горькие продукты, такие как, например, кофе и пиво.

Одни учатся любить горечь, другие относятся к ней снисходительно, потому что им нравится шипение светлого индийского эля или чашки крепкого кофе, а третьи ее практически никак не ощущают.

Линда Бартошук из Йельского университета первой использовала термин supertaster («сверхчувствительный») в середине 1990-х годов в отношении людей с повышенной чувствительностью к некоторым вкусам, особенно к горьким (этот феномен впервые описан еще в 1930-е годы). Бартошук и ее коллеги обнаружили, что существуют значительные генетические различия в том, как мы воспринимаем горечь.

ПТУ (6-н-пропилтиоурацил) и ФТК (финилтиокарбамид) – это химические вещества, которые могут ощущаться как чрезвычайно горькие, либо слегка горькие, либо абсолютно не ощущаться на вкус, в зависимости от того, присутствует ли у вас ген, отвечающий за их распознавание{71}. Примерно для половины из нас этот вкус ощущается средне, четверть никак его не почувствует, а остальные обладают сверхчувствительностью к нему. Женщины являются более чувствительными, чем мужчины. Бартошук показала, что сверхчувствительные люди имеют больше вкусовых рецепторов на языке, чем люди, не воспринимающие вкус.

Психологи заинтересовались принципом чувствительности к ПТУ, потому что он, вероятно, содержит в себе – ну, наконец! – генетическую разгадку пристрастий и антипатий.

Может ли чувствительность к горечи быть секретом того, почему некоторые люди придерживаются нездорового питания с малым количеством или с полным отсутствием овощей?

Не потому ли, что у них не хватает гена брюссельской капусты? Мир вкусов ощущается по-разному для сверхчувствительных и нечувствительных к ПТУ людей, и может оказаться, что это может быть перенесено на привычки питания. Когда 71 женщину и 39 мужчин попросили попробовать спаржу, капусту и брюссельскую капусту, сверхчувствительным к ПТУ людям овощи показались более горькими и менее сладкими{72}.

Однако удивительно то, что из огромного количества исследований ПТУ очень мало фактов указывает на то, что гены предопределяют выбор продуктов, как у детей, так и у взрослых{73}.

Со временем ваш статус ПТУ не станет предопределять ваши предпочтения и антипатии. Во всяком случае, нечувствительные к ПТУ люди – те, которые совсем не ощущают горечь в брюссельской капусте, – ненамного больше подвержены риску нездорового питания и набору веса, чем сверхчувствительные к ПТУ люди.

Существует доказательство, что сверхчувствительные к ПТУ люди являются более чувствительными к определенным вкусам: остроте чили, теплоте корицы, резкости обжаренного кофе, обжигающему горло алкоголю – все эти вкусы воспринимаются острее, а часто и вовсе не доставляют удовольствия. Впрочем, невозможно предсказать, как это обстоятельство повлияет на предпочтения. Учитывая то, что для сверхчувствительных людей алкогольные напитки являются более горькими, то можно решить, что они будут меньше употреблять алкоголь. И в некоторых исследованиях (не во всех) было указано, что нечувствительность к ПТУ является предрасположенностью к алкоголизму: если виски на вкус как вода, то напиток придется им по душе. Но, как показало исследование, по степени чувствительности к ПТУ невозможно предсказать количество выпитого пива.

Дженсис Робинсон, главный автор о винах, перепробовала несметное количество бокалов вина с лучших виноградников мира. И лишь спустя годы она обнаружила, что обладает вкусовой сверхчувствительностью, из-за чего вино ощущается неприятно-острым.

Вот как она это комментирует: «Я ощущаю неприятный вкус вина в большей степени, чем все остальные, значит, полнее могу распознать его достоинства, а вы просто счастливчики, наслаждайтесь!»{74}.

Если говорить о чувствительности к ПТУ в детском возрасте, главный вопрос заключается в том, является ли она предопределяющим фактором нелюбви к зеленым листовым овощам, пропагандируемым диетологами. Зелень, особенно из семейства капустных, содержит горькие на вкус вещества – глюкозинолаты. Результаты одного исследования показали, что детям со сверхчувствительностью вкус сырой брокколи нравился меньше, чем вкус приготовленной. Другое исследование показало, что дети, не различающие вкус ПТУ, съедали больше маслин, огурцов и сырой брокколи, чем дети, различающие вкус ПТУ{75}. Но когда решили провести исследования о реальных предпочтениях, а не о том, что дети должны есть в присутствии взрослых, выяснилось, что чувствительность к ПТУ вовсе не обрекает вас на неприятие горьких овощей. Когда 525 ирландских детей (от семи до тринадцати лет) попросили вести дневник употребления белокочанной капусты, цветной капусты, брюссельской капусты и брокколи и записывать свое отношение к ним на протяжении трех дней, оказалось, что между чувствительными и нечувствительными к ПТУ детьми нет существенных различий{76}.

И чувствительные, и нечувствительные к ПТУ люди больше предпочитают вкус цветной капусты, чем брюссельской.

Но когда было подсчитано употребление ими горьких овощей в целом и выведено среднее число, оказалось, что не было разницы в потреблении овощей между различающими и не различающими вкус ПТУ людьми. Для результатов этого исследования гораздо большее значение имел пол ребенка: горькие овощи больше предпочитали девочки.

Исследование студентов колледжа, проведенное в 2013 году, показало похожий результат. Люди с повышенной чувствительностью и нечувствительные люди не показали значительной разницы во вкусовом пристрастии к брюссельской капусте, брокколи, капусте, шпинату, красному перцу, красному вину, пиву, заправкам к салату, майонезу{77}.

Однако люди, чувствительные к ПТУ, негативно отреагировали на горький шоколад, кофе и перец чили.

Команда исследователей сделала вывод, что в формировании предпочтений среда имела большее значение, чем гены. Они отметили, что многие люди «знают, что им не понравится шпинат, соевый сыр, печенка или «здоровая еда», и уверены, что фастфуд вроде гамбургеров, сладкой газировки и сладких каш на завтрак – это очень вкусно… не откусив при этом ни кусочка»{78}.

В одном из наиболее обширных исследований чувствительности людей к ПТУ выясняли, как гены взаимодействуют со средой питания, в которой росли дети. Результаты подтвердили, что семейный доход и возможность покупать полезную пищу являются более значимыми факторами, чем сверхчувствительность. За пять лет, с 2005 по 2010 год, ученые исследовали 120 детей от четырех до шести лет, живущих в Нью-Йорке. Исследователи выявили их статус ПТУ, и разделили на тех, кто живет в «здоровой пищевой среде», а другие – в «нездоровой пищевой среде», исходя из примерного количества магазинов с полезной и вредной едой поблизости от домов детей{79}. В здоровой пищевой среде предпочтения и антипатии следовали модели, которую бы предложил Оттоленги и здравый смысл. В этом эксперименте, в отличие от упомянутого выше ирландского исследования, нечувствительные к ПТУ дети, не способные различать горечь, более охотно ели овощи, за редкими исключениями, чем чувствительные к ПТУ дети в более здоровой среде. Интересные, но весьма тревожные результаты обнаружились в том, что происходило с детьми в нездоровой пищевой среде. Здесь предпочтения и антипатии чувствительных и нечувствительных к ПТУ детей не сильно отличались. А вот в ИМТ детей были значительные различия. В нездоровой среде у нечувствительных детей был более высокий уровень ИМТ, чем в любой другой группе исследования. Средний ИМТ у них составил более 1,6, а это уже считается ожирением.

С точки зрения формирования здоровых вкусов, большее значение имеет взаимосвязь между генетической предрасположенностью и пищевой средой, а вовсе не то, есть ли у вас «ген нелюбви к брюссельской капусте». Как только принимается во внимание среда, то нечувствительность несет больший риск для здоровья в современном мире изобилия и вредной еды, чем сверхчувствительность. Несколько проведенных исследований обнаружили, что у нечувствительных людей, как детей, так и взрослых, ИМТ обычно выше нормы.

Теоретически нечувствительные люди не способны различать определенные вкусы. Но они более чутко реагируют на особенности здоровой или нездоровой пищевой среды.

Они формируют вкусы легче, чем сверхчувствительные люди. В здоровой пищевой среде легко привыкают к новым вкусам. Когда им предлагают овощи, реже отказываются от них, ссылаясь на горечь, чем сверхчувствительные. Но привыкнув к неполезным продуктам, нечувствительные люди могут растолстеть уже к шести годам, как те дети из нью-йоркского исследования.

Таким образом, не стоит винить неправильный ген в ненависти к брюссельской капусте. Если бы первый кусочек этого овоща был приготовлен так же, как капуста Оттоленги, с карамелизированным чесноком и лимонной цедрой, поджаренный в горячей сковородке до аппетитной обугленной корочки, то, может быть, брюссельская капуста приобрела бы небывалую популярность. Возможно, вашим родителям не нравилась брюссельская капуста, и они, сами о том не подозревая, своим поведением внушили и вам отвращение к этому продукту. Или, возможно, мама заставляла вас есть этот овощ через силу. Я знаю одну женщину, сверхчувствительную к ПТУ, которая утверждает, что ни за что не станет есть брюссельскую капусту (хотя она не испытывает отвращения, например, к брокколи) из-за воспоминаний об одном рождественском дне, когда ее родители заставили разрезать все эти ненавистные соцветия на четыре части и проглотить, не прожевывая, как горькие пилюли. Может быть, вы никогда не пробовали брюссельскую капусту, потому что заранее знаете, что она вам не понравится, потому что в нашем обществе ребенок, которому нравится брюссельская капуста, считается немного странным. Когда автор книг о питании Мишель Хьюмс приехала в США из Гонконга, ей потребовалось немало времени, пока у нее в голове отложилось, что означает фраза «считается, что дети не любят овощи»{80}.

Предпочтения и антипатии нельзя объяснить молекулами и генами. Возможно, для сенсационных страниц журналов о здоровье, пестрящих заголовками вроде «Тайна раскрыта: ген ожирения», это плохая новость. Для остальных – полезная информация. Это значит, что наши привычки питания не окончательны и неизменны, а исправимы и открыты при условии, что мы дадим себе хоть один шанс.

Мы не рождаемся с ненавистью к овощам; это среда учит нас их ненавидеть. Вкус может быть отличительной чертой, но не судьбой.

Есть надежда, правда, очень слабая, что мы, не имея возможности повлиять на гены, сможем изменить окружающую среду.

Пробуя еду, мы учимся любить пищу. Термин «эффект простого нахождения в поле зрения» был введен Робертом Заджонком в 1968 году{81}. Теория Заджонка гласит, что привязанность вызвана близкими отношениями, а антипатия, наоборот, страхом перед ними. Некоторые ранние эксперименты Заджонка включали демонстрацию испытуемым сложных фигур с кратким интервалом. Когда испытуемых позже просили выбрать понравившиеся фигуры из предложенного набора, они выбирали в основном те фигуры, которые до этого уже видели. Заджонк предположил, что когда мы выбираем между двумя сортами сыра, то задействованы те же механизмы{82}. Эти желания являются действием опыта. Один сорт сыра может вызывать у нас некое воспоминание, которое мы не всегда способны облечь в словесную форму. Заджонк позже наблюдал в действии это явление «простого нахождения в поле зрения» в разных культурах и у разных видов.

Как бы банально это ни было, но нам нравятся хорошо знакомые вещи. Маленькие дети обычно больше всего не любят те продукты, которые они никогда не пробовали, и часто это овощи. Для взрослого это звучит крайне нелогично: как может что-то не нравиться, если это ни разу не пробовали. «Давай, тебе должно понравиться!» – я заметила, что применяю такой неэффективный прием в попытке заставить ребенка съесть новое блюдо. Но для детей нет ничего парадоксального во фразе: «Я не пробовал, но мне не нравится!»{83} Среди продуктов, которые были отмечены группой из 70 американских детей в возрасте восьми лет как «никогда не пробовал», были: авокадо (49/70 ни разу его не пробовали), свекла (48), чернослив (43), листья салата (49), ржаной хлеб (43), фасоль (39), редис (38) и жареный ливер (55){84}.

Детская книга Bread and Jam for Frances Рассела Хобана повествует как раз об этой проблеме. Франсис – маленькая барсучиха, которая не хочет есть ничего, кроме хлеба и варенья. «Откуда ты знаешь, что тебе это не понравится, если ты даже ни разу не попробовала?» – спрашивает ее отец. В итоге родители смиряются с ее желанием питаться исключительно хлебом с вареньем. Франсис счастлива. Но спустя некоторое время, из-за того что она не ела другой еды вместе со всеми, маленькой барсучихе становится грустно и хочется разнообразия. Однажды вечером Франсис слезно умоляет дать ей вермишель и котлеты. Родители удивляются, они и не догадывались о том, что ей нравится вермишель. Франсис говорит в ответ: «Откуда вы знаете, что мне не понравится, если вы даже не предложили мне».

Если склонность является следствием опыта, то ясно, что детям сначала нравится гораздо меньше продуктов, чем взрослым: малыши просто не могли попробовать такого количества блюд. Проблемы возникают, когда родители интерпретируют эту временную осторожность как нечто постоянное. Что неудивительно! Период от одного до трех лет самый важный в формировании предпочтений. Однако это время совпадает с таким этапом в жизни ребенка, когда он наиболее раздражителен и сознательно отказывается попробовать что-то новое.

Все дети в той или иной степени страдают неофобией. Часто испытывают страх перед новыми блюдами, неизвестными овощами, а также перед такими белковыми продуктами, как рыба и мясо.

Высшая степень этого упрямства приходится на возраст между двумя и шестью годами. Возможно, когда-то в доисторическую эпоху такое поведение спасало детей от отравления незнакомыми растениями. Теперь, к сожалению, этот механизм уводит детей далеко от полезных продуктов, приводя в уютные объятия тортов, белого хлеба и пончиков.

Как следует из названия, неофобия – это страх попробовать что-то новое. В большинстве случаев с этим можно легко справиться, просто накормив ребенка этим продуктом несколько раз. Обычно с лихвой хватает пятнадцати приемов пищи, чтобы ребенок понял, что продукт неопасен и, может, даже весьма неплох. С каждой ложкой неприязнь к новому продукту уменьшается, пока в один прекрасный день он не становится привычным. Такие манипуляции нужно проделывать снова и снова с каждым новым ингредиентом. Если ребенку нравится дыня, то это не значит, что ему понравится арбуз.

Самой большой проблемой в применении «эффекта постепенного привыкания» к детям является то, что сначала вам придется убедить их попробовать еду. Уговорить ребенка съесть брокколи бесконечное количество раз сложнее, чем кажется.

Любой родитель, который когда-либо пытался накормить упрямого ребенка, знает, чем больше он старается, тем хуже результат.

«Съешь овощи, и тогда я дам тебе конфету» – опасная игра, которая заставляет ребенка ненавидеть овощи еще больше. Психологи называют это эффектом сверхоправдания{85}. Если вознаграждение предполагается за выполнение какого-либо действия, то это действие ценится меньше. В итоге ребенку нравятся конфеты еще больше, потому что они стали призом.

Напомним, что неофобия – это глубокий страх перед неизвестной едой, употребление которой, возможно, таит опасность. Поэтому одним из вариантов коррекции такого поведения является демонстрация положительного примера. Покажите ребенку, что кто-то еще с удовольствием ест тот или иной продукт. Действуя интуитивно, после множества тщетных попыток убедить свою трехлетнюю дочь попробовать что-нибудь зеленое, я решила принести ее любимую куклу и посадить с нами за стол. Поначалу это не сработало, но однажды дочь попросила дать ей несколько горошинок и с тех пор с удовольствием ест этот продукт. Другим успешным способом может быть комбинирование «страшной» новой еды со знакомой и привычной. И дети, и родители охотнее попробуют что-то новое, если подавать блюдо с любимыми приправами, например с кетчупом. Но помните слова психолога Джона Прескотта о том, что никакое количество кетчупа не заставит большинство детей съесть полную тарелку пауков{86}.

Большинство детей вырастают из своих страхов перед новой едой к шести или семи годам. Победив неофобию, они могут впасть в неофилию, т. е. проявлять чрезмерную внешнюю радость новым вкусам. Таков мой старший ребенок, ненавистник шоколада. Его вкусовые пристрастия меняются с раздражающей быстротой. Еще вчера горячо любимое им блюдо сегодня перешло в разряд «скучного». Сын ненавидит простоту и ворчит, что я всегда готовлю одно и то же на ужин, и, как настоящий мачо, сходит с ума от продуктов с ядреными приправами. Когда ему было восемь лет, мы с ним вдвоем поехали в Рим. В известном ресторане субпродуктов он выбрал блюдо под названием «Артишоки с сердцем ягненка и всеми органами вперемешку» и затем съел его с большим аппетитом!

К сожалению, часть людей не может преодолеть свой страх перед новой едой или перед чем-то непонятным. И таких немало!

Подсчитано, что не менее четверти всех взрослых являются неофобами. Мы часто подшучиваем и смеемся над привередливостью детей. На того мальчика, который любил кукурузные хлопья, окружающие смотрели, как на комического персонажа, а не как на трагического. Но когда дело касается неофобии во взрослом возрасте, то это совсем не смешно. Я встречала мужчин и женщин, которые признавались, что не могут заставить себя есть овощи. Одна женщина сказала, что чувствует себя в безопасности только тогда, когда ест дважды разогретый замороженный йоркширский пудинг, то единственное блюдо, которым ее кормила мать-алкоголичка. Даже сейчас один вид овощей вызывает у той дамы тошноту. Эта умная женщина прекрасно понимала, что овощи полезны, но проблемы ее поведения имеют слишком глубокие корни.

Кроме проблем со здоровьем однообразное питание приводит к возникновению различных неловких ситуаций. Любое блюдо с незнакомым содержанием приводит к возможному стеснению. Я знала женщину-неофоба, которая всякий раз, когда подруги приглашали ее в ресторан, заранее звонила туда и договаривалась о гамбургере без наполнителей. Эта женщина совершенно не ела овощи и понемногу приучала себя к некоторым фруктам. На мой вопрос, откуда у нее такая нелюбовь к овощам, дама невесело засмеялась и сказала: «Когда мне было года три, маме надоели мои капризы за столом, поэтому она решила давать мне только то, что мне нравилось». Это были сосиски, чипсы и больше ничего.

Утверждение, что вкусы, как и гены, невозможно изменить, имеет опасные последствия.

Если вы думаете, что все мы рождаемся с определенными врожденными предпочтениями и антипатиями, возможно, никогда и не станете пытаться внести в свою систему питания новизну. Для статьи, опубликованной в одном журнале в 2003 году под названием «Почему они это не любят? И можно ли с этим что-то сделать?», диетологи опросили 60 австралийских родителей о предпочтениях и антипатиях их детей{87}. Они обнаружили, что родители детей, у которых были нездоровые привычки питания, были уверены, что научить малышей любить здоровую еду просто невозможно, потому что дети уже рождаются либо с проблемами в питании, либо без них.

Родители детей, приученных к здоровой пище, комментировали сей факт совершенно по-другому. Они говорили о том, что вкусы детей не «высечены в камне». А одна мама сказала, что изменить привычки питания можно, давая возможность малышам пробовать большое количество разных блюд. Полагая, что их действия могут повлиять на вкусовые пристрастия детей, эти родители делали все от них зависящее, чтобы создать правильную, здоровую пищевую среду. И напротив, родители детей с нездоровыми привычками питания думали, что ничего не могут сделать, и поэтому, судя по ответам, они так или иначе сдались.

Конечно, можно истолковать это исследование по-другому. Не всех детей одинаково легко кормить и, без сомнения, существует влияние темперамента (и генетики) на неофобию. Один ребенок чаще отказывается пробовать новые продукты, чем другой, независимо от того, какие у него родители. Может быть, родители детей со здоровыми привычками питания приписывают хорошие привычки детей своему влиянию, когда на самом деле это просто удача (или гены). Очень легко поверить в то, что не существует никакого наследственного пристрастия, если ребенок хорошо ест. Когда вы постоянно боретесь с привередливым ребенком, переживая каждый прием пищи, как сражение, тяжело слушать самодовольных родителей, чьи дети «едят все, а сельдерей просто обожают!». Может быть, на детей с неофобией действительно сложнее повлиять, чем на детей со здоровыми привычками.

Тем не менее существует убедительное доказательство, что родители детей со здоровыми привычками были правы.

Даже если кто-то дольше привыкает к овощам, это не говорит о том, что его предпочтения в еде уже заранее предопределены. В большинстве случаев возможно убеждать детей не просто есть овощи, а еще и полюбить их.

Доктор Люси Кук всю жизнь занимается тем, что пытается выяснить, как превратить плохое отношение детей к овощам в хорошее. Ее исследования{88} в соавторстве с коллегами по медицинскому колледжу Лондонского университета, в частности Джейн Уордл, вселяют надежду, что генетическая наследственность пищевых предпочтений может быть преодолена. В конце концов, она сама была когда-то ребенком, не любившим овощи, и теперь она стройная, уверенная в себе женщина и явно наслаждается здоровым питанием. Хотя, когда мы сидели с ней в одном кафе, она рассказала за румяными булочками и мятным чаем, что иногда чувствует грусть, когда думает об ушедших в прошлое вредных продуктах. «Но я вам этого не говорила!»

По мнению Кук, отучать ребенка от груди и начинать кормить его твердой пищей следует с пониманием необходимости привить ему здоровые привычки на всю жизнь.

Когда дети полюбят овощи, а также другие здоровые продукты, половина споров за столом исчезнет.

Мы слишком сконцентрированы на количестве еды и ее питательных свойствах, обманывая себя, что если дети будут есть достаточное количество тех или иных продуктов, то они будут здоровы. И слишком мало уделяем внимания формированию вкусов, к чему стремятся, например, француженки.

С четырех до семи месяцев у ребенка наблюдается период чрезвычайной восприимчивости к вкусам. Однако следуя современным рекомендациям по поводу грудного вскармливания, родители упускают из виду этот момент{89}. Некоторые исследования показывают, что если детям в этом возрасте начинают давать овощи, то малыши становятся более открытыми к экспериментам позже. Когда семимесячных малышей в Германии пытались приучить есть овощное пюре, которое им особенно не нравилось, например пюре из шпината или зеленого горошка, то потребовалось всего семь попыток, чтобы дети его полюбили{90}. Спустя два месяца всем детям, за исключением 10 %, все еще нравились ненавистные в прошлом овощи, хотя они уже успели достичь возраста большей осторожности. Период знакомства со вкусами полностью открывается только на короткий промежуток времени и закрывается после шести месяцев.

Исследование, проведенное в 2014 году, обнаружило, что, если ребенку в возрасте шести месяцев впервые давать попробовать только какой-то один овощ – скажем, в виде горохового пюре, – оно им нравится значительно меньше, чем детям, которых кормили разнообразными пюре в четыре месяца{91}.

По этой причине Кук не согласна с директивой Всемирной организации здравоохранения за 2001 год, в которой говорится, что детям нужно придерживаться питания одним грудным молоком в первые шесть месяцев без включения в рацион дополнительной твердой пищи. Соответствующий отчет ВОЗ дает основание для официальных рекомендаций матерям в большинстве стран мира, хотя статистика, на которой он основан, была собрана в развивающихся странах, где существовал особый риск прекращения грудного вскармливания ранее шести месяцев (это могло спровоцировать гастроэнтерит или повлиять на развитие малыша). Однако в обеспеченных странах является нормой, если мать перестает кормить грудью, полностью или частично, до наступления шести месяцев. Например, в Великобритании всего 1 % матерей все еще кормит только грудным молоком спустя полгода после рождения{92}, а в США эта цифра составляет 18,8 %{93}. Главным эффектом официальных рекомендаций является невозможность получения представления о других вкусах, кроме молока, с четырех до шести месяцев. В таком случае мы имеем дело с реальным риском воспитания детей с ограниченными вкусами, запрограммированных на нездоровое питание. Как часто случается, мы не задумываемся о будущем этих людей.

Другой ошибкой родителей, подкрепленной рекомендациями по кормлению малышей, является введение в рацион ребенка первого прикорма в виде соков и пюре со сладким вкусом. Начните с естественно сладких продуктов, призывает автор бестселлеров по детскому питанию в Великобритании, и отложите сильные вкусы на потом{94}.

На самом деле гораздо полезнее было бы приучить малыша к овощам, имеющим более горький или сложный вкус: к цветной капусте, кабачку, шпинату, брокколи и даже брюссельской капусте.

Рекомендации по отлучению от груди советуют придерживаться одного овоща в течение всей недели во избежание аллергии, но Кук выступает за большее разнообразие и ежедневные изменения, чтобы максимизировать привыкание до того, как ребенок достигнет возраста неофобии. Когда шестимесячному малышу предлагают новые овощи, он часто строит выразительные гримасы ужаса и несчастья, сморщивает рот и нос таким образом, что на лице взрослого означало бы пытку. Самым сложным делом для родителей оказывается стоять на своем, убеждая съесть продукт. «Нам приходится убеждать мам не обращать внимания на лицо», – объясняет Кук. В отличие от Клары Дэвис, которая хотела понять, как дети будут питаться вдали от влияния родителей, Кук разработала практические исследования с их участием. Отправной точкой всех ее экспериментов является наблюдение за тем, какие приемы родители используют в настоящий момент, когда кормят малыша. А затем производится попытка найти научно обоснованные способы помочь им усовершенствовать этот процесс.

Что если вы пропустили «период вкусов» и теперь пытаетесь накормить ребенка, который боится всего несладкого? Неужели все потеряно? Кук и коллеги обнаружили, что даже с детьми школьного возраста можно многое сделать, чтобы изменить уже закрепленную ненависть к определенным продуктам.

Прежде всего, помогите ребенку не волноваться во время приема пищи.

Если сам обед – это «неприятность» – давление, сильные эмоции, и не важно, что было подано на стол. Кук обнаружила, что если бы родители давали детям пробовать разные продукты на вкус не во время основного приема пищи, то это избавило бы процесс от эмоций. Вдобавок они просили детей съесть лишь крохотные порции еды, чтобы уменьшить давление на ребенка. «Перспектива съесть тарелку цветной капусты, если вы ее не любите, кажется страшной. А маленькая порция, возможно, будет в самый раз».

Доктор Кук разработала новую систему, способствующую развитию любви к овощам под названием «Крошечные кусочки»{95}. Эта система была опробована в школе и дома и доказала эффективность в появлении у детей любви к сырым овощам, таким как морковь, сельдерей, помидор, красный перец и огурец. Я опробовала методику на своем младшем ребенке – тогда ему было четыре года – и была поражена, как она превратила его из человека, который говорит «фу», когда слышит слово капуста, в довольного пожирателя свежей зелени.

Это работает так. Родитель и ребенок вместе выбирают овощ, который ребенок в данный момент умеренно не любит (овощ не должен вызывать отвращение). Каждый день из десяти – четырнадцати дней не во время обеда нужно предлагать лишь крошечные порции этого овоща. Если он его пробует (облизывание считается, глотать не обязательно), то мы ставим галочку в квадратики и выдаем ребенку наклейку. Если не вышло – не беда, всегда есть завтра.

Польза системы «Крошечных кусочков» заключается в установлении многочисленных контактов с овощами в спокойной обстановке, которые способствуют формированию новых вкусов. В нашем доме эта система полностью изменила настроение во время обеда: теперь вместо напряженной и беспокойной беседы у нас почти всегда хорошие, приятные разговоры. Так как мой ребенок выбрал овощи сам, то он не чувствовал себя так, словно его принуждают. К тому же ему нравятся наклейки. Люси Кук сказала, что до того как они начали применять в эксперименте наклейки, всегда находились дети, которые отказывались в нем участвовать. После возникновения идеи с «призом» процент желающих «поиграть в овощи» достиг 100 %. Исследование Кук опровергает бытовавшее убеждение, что поощрение за еду заставит детей меньше любить определенные продукты. Она предположила, что поощрение будет работать только в том случае, если, во-первых, это не прием пищи, а во-вторых, если ребенок понимает, что поощрение для него работает. Когда вы поощряете кого-то за то, что он ест здоровую еду, которая ему уже нравится, его смутит неискренность поведения. Поощрение действительно необходимо, чтобы убедить ребенка положить в рот, например, первый кусочек ненавистного красного перца.

Такой подход к формированию новых, более здоровых предпочтений в еде кажется не слишком сложным. Вдобавок он работает не только с овощами, с которых хорошо начинать, но и, например, с белковыми продуктами. Многим детям сложнее полюбить белковые продукты – яйца, мясо, рыбу. Система «Крошечных кусочков» предполагает, что ребенок добровольно пойдет навстречу, так как за это дают наклейки. А как же протестующие? У некоторых людей есть совершенно определенные антипатии, глубоко уходящие корнями в непростую ситуацию, связанную с состоянием здоровья, которую наклейки вряд ли как-то исправят.

Если у ребенка есть проблемы с изучением чего-то или другие сложности, одной из многих ежедневных задач, с которыми ему приходится справляться, будет питание. Дети с замедленной речью также медленно будут усваивать навыки питания, поскольку существует тесная взаимосвязь между контролем мышц, необходимых для речи, жевания и глотания.

Питание может также стать проблемой для людей с аутизмом.

Было подсчитано, что 75 % детей с диагностированным аутизмом испытывают трудности с приемом пищи{96}. Они могут требовать исключительно «желтые» продукты (чипсы, кукурузу, печенье, попкорн, жареную курицу) или отказываться есть, если ингредиенты в блюде соприкасаются друг с другом. Помимо всего прочего, у аутистов очень короткий список продуктов, которые они находят приемлемыми{97}.

Джим, мальчик трех с половиной лет, был аутистом с серьезными проблемами питания, когда поступил в государственный медицинский центр имени Херши штата Пенсильвания. Он ел только два блюда: поджаренные сэндвичи с сыром и хот-доги, часто запивая их стаканом молока. К тому же Джим был склонен к раздражению, вспышкам гнева, крику, импульсивности, отказывался от еды даже с учетом ограниченного набора продуктов{98}. Но у Джима дела шли прекрасно по сравнению с Ким, пятилетней девочкой, страдающей аутизмом, которая лежала в той же клинике. Какое-то время Ким тоже питалась одними хот-догами, арахисовым маслом, беконом, шоколадом, яйцами и тостами. Она тоже кричала, злилась и бросала еду во время приема пищи. После перенесенного заболевания она перестала все это есть и на протяжении полугода получала питание только через гастрономическую трубку.

Большинство родителей боятся одной только мысли кормить этих детей и каким-то образом расширять их горизонты. По крайней мере, я бы боялась.

Отказ от еды деморализует практически всегда; тем более, когда вам приходится справляться с другими сложностями в заботе об аутисте. Если ребенку не нравится большинство продуктов настолько, что они провоцируют слезы и ярость, то будет очень сложно заставить себя сделать что-то другое, а не вздохнуть и поджарить очередной сэндвич с сыром.

Ситуации, в которых оказались Джим и Ким, выглядели безнадежными. Но это не означало, что так это и было на самом деле. Через две недели интенсивного лечения в клинике ассортимент продуктов Джима расширился с трех до шестидесяти пяти составляющих. А Ким могла есть сорок пять разных продуктов, причем самостоятельно. Это было достигнуто не с помощью волшебства, а просто благодаря более систематичной и интенсивной версии системы «Крошечных кусочков» Люси Кук.

Специалисты клиники вовлекали детей в многочисленные повторные сеансы знакомства с крошечными порциями новых продуктов в течение всего дня. В отличие от приемов, используемых в системе «Крошечных кусочков», врачи добавляли элемент «устранения отказа». Ребенку говорили: «Если откусишь кусочек, можешь пойти поиграть» и не позволяли покинуть комнату, пока он не попробует еду. Если они кричали или плакали, на это не обращали внимания, а если дети съедали кусочек, то их поощряли. Ким и Джиму давали «пробные блюда», в которых было большее количество новых продуктов – три столовые ложки трех различных продуктов – с десятиминутным ограничением без требования съесть еду.

Результаты этого эксперимента поразительны. Возможность пройти путь от кормления через трубку до способности есть сорок девять различных продуктов способна изменить жизнь всей семьи. Повторное наблюдение по прошествии трех месяцев показало, что Джим и Ким не растеряли большую часть вкусовых пристрастий дома и не переключились на прежний режим питания. Родители по рекомендации врачей кормили детей не за столом. Сейчас список продуктов Джима включает пятьдесят три продукта. Этот перечень кажется еще более впечатляющим, учитывая то, что родители Джима решили перейти на растительную диету в начале мероприятия, а такого рода изменения у аутистов часто вызывают тревогу. Список продуктов Ким включал все те же сорок семь наименований, зато вместо трубки она получила возможность испытывать эмоции от разнообразия новых вкусов. Для аутизма характерно ограниченное социальное взаимодействие. Тем не менее новые предпочтения Ким вернули ее в мир общения семьи за обеденным столом.

Даже после таких поразительных успехов подобные методы не являются стандартной практикой. Очень многие педиатры все еще дают детям с ограниченным питанием полные тарелки ненавистной еды и надеются: а вдруг дети решат это поесть? Но главный результат работы с Джимом и Ким в том, что они показали существование огромного потенциала для изменения вкусовых предпочтений к лучшему с помощью изменения пищевой среды.

Однако в наше время существует еще один момент, существенно затрудняющий воспитание правильных вкусовых привычек. Ежедневно на ребенка обрушивается поток информации: с огромных рекламных щитов, экранов телевизоров, страниц детских журналов, который привлекает внимание малыша к вредной еде и наслаждению.

Эксперимент Карла Дункера, проведенный в 1930-е годы по исследованию предпочтений и антипатий детей, не так известен, как приют питания Клары Дэвис. Однако в ходе его проведения были получены такие же впечатляющие данные о том, как формируются наши вкусы, чуть ли не вопреки нам самим, под воздействием сил, которые мы едва ли осознаем.

Дэвис интересовало то, как вкусы выглядят за чертой нормальных социальных влияний, а Дункер хотел выяснить, каково на самом деле их воздействие.

В 1936 году Дункер (родился в Лейпциге в 1903 году) был многообещающим молодым гештальт-психологом, изгнанным из нацистской Германии, где его родители были известными коммунистами, в Англию. Одним из интересующих его предметов философии было удовольствие и механизмы, которые его вызывают. Он сравнивал удовольствие предвкушения с ребенком, которому «пообещали вкусную конфету… и он засиял от счастья». Заинтересовавшись вопросом, почему большой сочный бифштекс может приносить столько удовольствия, Дункер решил, что это происходит не просто оттого, что человек избавляется от голода, а в чувственном наслаждении процессом еды, в ощущении полноты жизни{99}.

Приехав в Англию, Дункер поставил перед собой задачу выяснить роль внушения обществом в формировании пищевых предпочтений. Учитывая, что предпочтения и антипатии различались в «значительной степени» у разных культур, он понял, что имеет место быть влияние социальное. Дункер решил объяснить психологические процессы, посредством которых формируются предпочтения.

В эксперименте Дункера участвовали дети из детского сада Сомерстауна в одном из бедных районов Лондона{100}. Первое исследование было очень простым. Малышей двух-пяти лет попросили выбрать что-либо из моркови, бананов, орехов, яблок, хлеба и винограда. Дункер обнаружил, что дети гораздо чаще выбирали те же продукты, что и остальные участники, в присутствии других детей. И выбирали нечто иное, когда были одни. У детей младше двух лет и трех месяцев наблюдалось интересное «социальное безразличие»: «когда они сосредоточились на выборе еды, казалось, ничего не существовало, кроме этого». У детей старше этого возраста, однако, наблюдалась тенденция к повторению за предпочтениями других детей, особенно если ребенок, который выбирал первым, был немного старше. В эксперименте участвовали также две девочки, одна постарше и пообщительней, а вторая младше и более застенчива. Когда девочкам предлагали на выбор продукты, младшая, четырехлетняя, украдкой поглядывала, что выберет та, которой было пять лет, словно искала одобрения своего решения.

Нам всем знакомо взаимное влияние на выбор. Если предложить какую-нибудь закуску группе маленьких девочек, они часто медлят с ответом в ожидании того, что выберут другие. Никому не хочется оказаться белой вороной, хрустящей чипсами, среди тех, кто предпочел печенье. Результаты Дункера, касающиеся социального внушения в области еды, с тех пор были подтверждены как минимум шестьюдесятью девятью независимыми исследованиями{101}. Это очень сложное явление.

Под влиянием тех людей, кто разделяет с нами блюда, мы можем есть быстрее или медленнее; мы выбираем другие продукты; мы съедаем большие или меньшие порции.

Второй эксперимент Дункера оказался еще интересней. Исследователь взял два вещества: порошок белого шоколада со вкусом лимона (весьма дорогой продукт в Британии 1930-х годов) и «несомненно вкусный» и сахар, пропитанный валерианой и окрашенный в коричневый цвет. Корень валерианы традиционно использовался в качестве седативного средства: он обладает очень горьким лекарственным вкусом, который Дункер назвал «довольно неприятным». Затем он попросил воспитательницу прочитать детям сказку о Микки, полевом мышонке, который на дух не переносил одну еду – «болиголов», зато очень любил другую – «кленовый сахар». Когда Микки нашел кленовый сахар в дереве, он понял, что никогда «не пробовал ничего лучше». А оболочка болиголова «кислая и отвратительная».

Когда сказка закончилась, детей попросили попробовать немного настоящего «болиголова», который на самом деле был вкусной белой шоколадной пудрой, и «кленового сахара», который был неприятным сахаром с валерианой. Но детей не удалось провести. Многие из них догадались, что «болиголов» был шоколадом.

Когда же попросили выбрать вещество, которое им больше понравилось, 67 % детей выбрали скверный на вкус «кленовый сахар» из-за положительных ассоциаций в сказке (только 13 % выбрали его в контрольной группе, несмотря на сказку).

Можно ли на самом деле так легко влиять на наши предпочтения и антипатии? По-видимому, да. Эксперимент Дункера показал, что достаточно рассказать сказку, чтобы заставить детей на время забыть, что они любят шоколад. Для самого Дункера, наблюдавшего за восхождением Гитлера к власти, не был удивительным тот факт, что люди внушаемы в своих «предпочтениях», или что социальные силы могут подавить их природные импульсы. В то время как Карл Дункер проводил свои мирные эксперименты с детьми и шоколадом, его младшего брата Вольфганга арестовали в Москве во время репрессий 1938 года, и он умер в ГУЛАГе. Сам Дункер лишился должности преподавателя в Берлине по причине того, что женился на еврейке{102}. «Если образованных взрослых, – писал Карл Дункер, – можно заставить отказаться от хорошо укоренившихся предпочтений потому, что лидер имеет другие, что уж говорить про детей! Им тем более тяжелей идти против течения, особенно в такой важной области, как еда?»{103}

Учитывая свое прошлое, Дункер остро чувствовал, как люди, наделенные властью, манипулируют обычными людьми. Для него не существовало отличий между тем, как дурачат ребенка, чтобы он изменил свои укоренившиеся предпочтения в еде, и как манипулировали населением нацистской Германии.

Результаты Дункера вызывают тревогу. Если всего лишь сказка о не очень вдохновляющем герое-мышонке могла столь сильно заставить детей изменить предпочтения, то каково же тогда влияние потока рекламных картинок, показывающих, как боги спорта пьют сладкие напитки или отнюдь не питательные каши находятся в коробках с изображением веселых зверят? «Не верь этому тигру! Это плохой тигр!» – так я раньше говорила своему сыну, когда мы шли мимо ряда, заваленного подобными коробками.

Что каждый из нас может сделать, столкнувшись с таким общественным давлением?

Дункер доказал, что люди способны учиться новым предпочтениям вопреки социальным предрассудкам и обстоятельствам, используя метод реорганизации.

Приехав из Германии в Кембридж, психолог удивился тому, какой популярностью здесь пользовался продукт под названием «сливочный майонез»: любимая острая приправа британцев, имеющая консистенцию майонеза, с резким привкусом спиртового уксуса. Как многие продукты рынка массового производства, он используется больше по привычке своих последователей, но Дункера, не подготовленного ко вкусу этой заправки, сливочный майонез привел в шок: «Достаточно описать только один случай из жизни.

Когда я впервые приехал в Англию, мне объяснили, что свежие листья зеленого салата должны превратиться в «салат» с помощью желтоватого вещества в бутылке, под названием «заправка к салату». Внешне она напоминала майонез; я ожидал, что на вкус это будет похоже на майонез, но рекламируемый продукт совершенно не пришелся по вкусу. Однако поскольку мне не нравилась идея есть салат без заправки, ничего другого не оставалось, кроме как усвоить благосклонное отношение к странному продукту. Я попробовал эту заправку снова и понял, что это был не противный на вкус майонез, а сорт горчицы, которая вообще-то не была невкусной. Только когда я сосредоточил внимание на свойствах горчицы и отодвинул на дальний план то обстоятельство, что это не майонез, мне она понравилась»{104}.

Как Люси Кук, Дункер знал, что существует много возможностей для изменения наших предпочтений и антипатий, конечно, не всех, но многих, чтобы увидеть разницу между хорошим и плохим питанием. Есть ли у вас чувствительность к ПТУ или нет, страдаете ли вы аутизмом, неофобией или просто капризны в еде – гены не являются конечной причиной вашей любви к определенным продуктам. Если мальчику не нравится ничего, кроме хлопьев, то это в большей степени характеризует не его, а тот мир, в котором он живет.

Нам было бы легче менять свои вкусовые привычки, если бы мы перестали рассматривать собственные предпочтения как значительную часть своей индивидуальности.

В нашем характере есть много черт, которые никто не может изменить. Но вкусы появляются под влиянием бесчисленных социальных влияний, оказываемых семьей, друзьями или рекламой газировки.

И поэтому, как доказал Дункер, овладеть новыми пищевыми взглядами вполне под силу каждому. Можно воспользоваться природой своих вкусов в достижении поставленных целей: попробовав снова и снова, мы можем обнаружить, как Дункер, что вкусы, которые нам не нравились ранее, потом чудесным образом станут приятны.

В случае Дункера, к сожалению, принять называемое им «благосклонное и творческое» отношение к еде легче, чем принять доброжелательное отношение к жизни. К моменту, когда он занялся экспериментами с детьми и белым шоколадом, у него уже лет десять как развилось депрессивное заболевание. Дункер скучал по жизни в Берлине, но понимал, что не попадет туда, пока у власти находятся нацисты. В отличие от его предпочтений к салату, эту ситуацию исправить было невозможно. В 1938 году он эмигрировал в Соединенные Штаты, чтобы получить работу в Суортмор-Колледже. Там он покончил жизнь самоубийством в 1940 году в возрасте тридцати семи лет{105}.

Свекла

Пожалуй, в кухне каждой страны есть такие неоднозначные овощи, которые дети не полюбят – ни с первого раза, ни со второго и даже ни с третьего. В Бразилии это окра (вязкая). Во Франции это может быть турнепс (горький). В большинстве стран это свекла (фиолетовый цвет).

Существует много причин считать свеклу невкусной. У нее пугающий цвет, странный вкус, напоминающий землю и кровь (в этом виноват химический компонент под названием геосмин), и строение у нее тоже странное – в приготовленном виде не хрустящее, не мягкое, а скорее, волокнистое или мясистое.

И все же гурманы считают свеклу особым корнеплодом. На нем можно научиться создавать новые пищевые предпочтения. Дело не в том, чтобы просто переносить ее вкус, а именно переключиться с полного неприятия на обожание. С 1990-х годов свекла является любимым ингредиентом во многих ресторанных меню, ее часто подают в сочетании с козьим сыром. Взрослые любители свеклы ценят в ней те самые качества, которые так ненавидят дети: земляной привкус и необычную текстуру, а больше всего яркий алый пигмент, который может окрасить целую кастрюлю ризотто в жизнерадостный розовый цвет.

Между любителями и ненавистниками свеклы пролегла пропасть. Отчасти это можно объяснить теми же фактами, что и многие другие антипатии: все зависит от способа, которым нас приучали есть этот удивительный корнеплод. Детские воспоминания о салате «под шубой» с привкусом селедки не годятся. Если кто-то учится любить свеклу, то ему лучше попробовать ее в новом привлекательном виде. Скажем, свежая и сочная свекла в сочетании с салатом из апельсинов или восхитительные чипсы из свеклы, жаренные во фритюре.

Независимо от способа приготовления кажется, что в таких овощах с ярким вкусом, как свекла, есть что-то такое, к чему людям приходится долго привыкать. В одном исследовании семи- и восьмилетним детям из Голландии ежедневно в течение двух недель давали сок из свеклы, применяя что-то вроде «демонстрации», что в теории должно было привести к пристрастию. Но и по истечении двух недель малыши все еще находили его «слишком резким»{106}.

Гурманы трубят о своей любви к ненавистным в детстве овощам: цветной и брюссельской капусте, а также свекле. Видимо, все же возможно достичь той точки, когда сложные, необычные вкусы будут доставлять больше удовольствия, чем простое картофельное пюре.

Как продемонстрировал психолог Е. П. Костер, одним из самых благоприятных эффектов, когда дети привыкают к разнообразным вкусам через «чувственное воспитание», является то, что им начинает нравиться сложность и наскучивает однообразие{107}.

Если нам дать время и достаточное количество попыток, нам понравится такой продукт, как свекла, польза которой, может быть, не очевидна.

Глава 2 Память

Женщинам всегда есть, о чем поговорить; Они помнят свои дома И приготовленные обеды. Стихотворение, написанное Евой Шульцовой, 12 лет, в концентрационном лагере Терезин

Когда Эби Миллард было четыре года, ее мама Дон стала замечать, что дочь странно ведет себя за столом. Без аппетита съев кусочек-другой, она откладывала вилку. Во всем остальном Эби была послушной и веселой девочкой, но, когда они ужинали в ресторане с друзьями, это был «настоящий кошмар» – она «капризничала и отказывалась есть».

Врач поставил ей врожденную аносмию, то есть неспособность воспринимать запахи, а значит, неспособность правильно воспринимать вкусы, учитывая тот факт, что практически всегда мы воспринимаем вкус с помощью обоняния.

Чтобы понять, что такое аносмия, нужно представлять, какие у нас есть главные воспоминания о еде, то есть как мы научились питаться и каково наше отношение к миру.

Когда я познакомилась с Эби Миллард, ей было девять лет. В принципе это была самоуверенная, веселая девочка. Ей нравится заниматься плаванием и тхэквондо. Она живет с родителями в деревне и ходит в местную начальную школу. И все же ее жизненный опыт не такой, как у многих людей. Не имея возможности ощущать запахи или вкусы, Эби воспринимает еду просто как какую-то субстанцию. Как будто ничего не видя, она не может отличить овощное пюре от клубничного йогурта. Листья салата щекочут ей горло, а томаты скользкие, хотя она может есть и брокколи, и морковь, и бобы. У нее практически нет желания есть любимые продукты, в отличие от большинства из нас, так как у нее отсутствуют воспоминания об удовольствии. По словам Дон, она была неспособна получить истинное наслаждение от еды, кроме одного раза, когда они ужинали в ресторане: Эби съела кусок свиного окорока и сказала: «Вкусно» – возможно, потому, что он был очень соленым (девочка может почувствовать сильную концентрацию соли или сахара на языке). Дон беспокоится, что когда дочь вырастет, то будет забывать есть. Мало того: такое состояние девочки приводит к определенной изоляции. Когда, например, школьные друзья Эби рассказывают о любимых блюдах, ей сложно поддержать беседу. Она представить не может, как пахнет горячее ванильное печенье или шоколад. У нее нет воспоминаний о вкусе блюд, приготовленных мамой.

Врожденная аносмия, как у Эби, очень редкое заболевание. Гораздо чаще оно развивается в более позднем возрасте, часто после сотрясения мозга (хотя формирование болезни может спровоцировать синусит, носовые полипы, слабоумие, химиотерапия, инсульт, болезни печени, а иногда вообще нет никакой видимой причины).

На конференции, организованной группой поддержки «Пятое чувство» весной 2014 года, страдающие аносмией обсуждали, что врачи часто недооценивают их состояние: «Скажите спасибо, что вы не глухие» – обычная реакция.

Но очень сложно испытывать благодарность к болезни, из-за которой лишаешься воспоминаний, определяющих всю вашу сущность. На конференции одна женщина, попавшая в велосипедную аварию, рассказала, что ее брак развалился после того, как она потеряла обоняние. Их отношения не выдержали того, что она уже не могла разделить с мужем удовольствие от еды.

До аварии они оба постоянно устраивали званые ужины, но потом муж не смог понять, что приготовление изысканной еды супругу больше не интересует. Каждое блюдо мучительно напоминало ей о том, чего она лишилась. Проблема людей с врожденной аносмией, таких как Эби Миллард, в том, что они лишены воспоминаний о вкусе еды и не могут разделить радость от принятия пищи с остальными. Для тех, у кого нарушения вкусового восприятия появились позже, проблемой является то, что у них есть воспоминания, но нет средств доступа к ним. Они отрезаны от собственного прошлого.

Был солнечный весенний день в Сан-Франциско в 2011 году, когда Марлену Спилер, написавшую более двадцати книг о еде, сбила машина. У нее были сотрясение мозга и перелом обеих рук. Когда мучительная боль постепенно уменьшилась, Марлена, неунывающая оптимистка, окрашенная в платиновую блондинку под Мэрилин, заметила еще одно повреждение, расстроившее ее больше, чем поломанные конечности. Травма головы повредила нерв, связанный с обонятельной луковицей, частью мозга, ответственной за распознавание запахов, и теперь писательница не может наслаждаться едой. Кофе, доставлявший Марлене огромное удовольствие с юности, оказался безвкусен. «Любимые с детства леденцы с корицей теперь кажутся отвратительно горькими, – написала она в «Нью-Йорк Таймс». – Острая кукурузная лепешка такая же пресная, как овсянка. Бананы на вкус, как пастернак, и пахнут, как средство для снятия лака с ногтей. А шоколад на вкус – «как земля»{108}.

Я познакомилась с Марленой в 2002 году во время пресс-тура в Парму, который организовал консорциум производителей ветчины прошутто. В течение трех дней нас кормили полосками розовой соленой ветчины, и писательница с большим калифорнийским энтузиазмом рассказывала о блюдах, которые она больше всего любит. Это были долгие, очень долгие разговоры. Она говорила об артишоках и лимонах, о мяте, разложенной сушиться на земле, и пикантных трюфелях, о хлебе и сыре, и о том, что она бы всю жизнь провела в Италии. Марлена ела с изысканной медлительностью, будто пытаясь разобрать каждый кусочек на мельчайшие вкусы.

После аварии она все еще способна воспринимать остроту пикантных специй, таких как горчица, жгучий перец-чили или корица, так как ее тройничный нерв, тот участок, который покалывает, когда вы едите горячую еду, не был травмирован. Но когда вкус не компенсирует его, то ощущение покалывания очень неприятно. Ее любимая корица стала очень резкой на вкус. Со временем появились новые пристрастия к очень сладким десертам и рыбе. Когда я впервые пообщалась с Марленой, она была равнодушна к сладкому и ненавидела рыбу. Теперь вдруг она полюбила копченую скумбрию и анчоусы. Мало того, стала еще и сладкоежкой. Ученый-исследователь вкуса и работы мозга объяснил ей: это может возникнуть из-за того, что Марлена больше не различает в рыбе и в сладостях то, что прежде вызывало отвращение. Эти продукты только кажутся желанными, потому что она не распознает их прежних отталкивающих свойств.

На самом деле повреждение вкусовых сосочков языка – очень редкий случай. К вкусовым отклонениям в более 90 % случаев относятся ослабевание или потеря обоняния.

Вкусовые сосочки во рту только поддерживают одну долю сложного процесса удовольствия, которым мы наслаждаемся, как «вкусом». Остальное воспринимается с помощью носа, через то, что называется ретроназальным обонянием. Мы вдыхаем аромат кофе, но чем он прекраснее того запаха, который источает теплая тарелка кофейных зерен? Но мы ощущаем вкус кофе, воспринимая запах обратно, или ретроназально. Сотни химических соединений прекрасно сочетаются вместе, создают вкус кофе определенной комбинации и прожарки, поступают к носоглотке и легко выходят через отверстие в носовую полость{109}. Когда мы делаем глоток, то не замечаем, что отменный вкус – пикантность жареной корочки, нотки вишни и персика – создается в носу, а не во рту. Такой спектр ретроназального удовольствия недоступен людям, страдающим аносмией. Им остается только резкость и базовые ноты сладкого, кислого, горького и соленого. Как Эби Миллард наслаждалась соленым свиным окороком, так и страдающие аносмией люди часто выбирают чрезвычайно соленую или сладкую еду, чтобы компенсировать потерю обоняния и нарушение вкусового восприятия.

К сожалению, аносмия является распространенной проблемой: как минимум два миллиона людей в США имеют ту или иную форму расстройства обоняния или вкуса{110}. Это неординарное заболевание. Способность уловить аромат жасмина в чашке эспрессо или разницу между грейпфрутом и апельсином кажется не слишком важной любому человеку, кроме писателей о еде. Но медики начинают понимать, что аносмия может быть чрезвычайно опасной не только потому, что кто-то не сможет различить запах дыма или газа.

Больные аносмией подвержены депрессиям и потерей аппетита. Без вкуса у них нет желания есть. Такие люди не могут почувствовать запахи и ощутить знакомые вкусы.

Рождество проходит без аромата индейки и специй, лето больше не окрашивается запахами клубники и скошенной травы. Страдающие аносмией люди часто описывают это состояние как потерянность. Дункан Боук, основатель «Пятого чувства», у которого появилась аносмия после сотрясения мозга, сказал, что он смотрит на жизнь через стекло{111}.

Для страдающего аносмией человека утеряны воспоминания детства, в которые остальные могут вернуться, когда едят любимые блюда.

Через пару лет после аварии Марлена Спилер обнаружила, что ее восприимчивость к вкусам постепенно восстанавливается. В зависимости от степени травмы мозга некоторые излечиваются от аносмии. Марлена медленно приучила себя любить шоколад снова, начав с мягкого молочного шоколада, и теперь может есть горький темный шоколад с 70 %-м содержанием какао. А в один прекрасный день она поняла, что утренний кофе, наконец, доставил ей удовольствие.

Однажды мы обедали вместе в итальянском ресторане. Марлена чувствовала себя настолько хорошо, что громко восхищалась ломтиком красного апельсина в наших коктейлях и хрустящим, обжаренным во фритюре листом шалфея. Но несмотря на то, что восприятие вкуса улучшалось, по ее словам, ощущение беспокойства не проходило. Это не потому, что еда была невкусной. Она уже не ощущала себя «как Марлена». Как она объяснила в эфире радиопередачи о еде, наше восприятие вкуса – это то, что ассоциирует нас с человеком, которого мы всегда в себе знали: «Наш мир имеет определенный вкус. Ваша мама готовила блюда определенным способом. Вы привыкли к определенным вкусам в жизни, и если у вас это отберут, возникнет вопрос: “Кто я?”»{112}.

Память – единственная и самая сильная движущая сила в том, как мы учимся питаться; она облекает в форму все наши желания. Иногда память бывает кратковременной, например, просто фиксирует, ели мы или нет только что. В одном исследовании, когда пациенту с тяжелой формой амнезии предложили вторую порцию спустя всего пару минут, как он съел первую, он с удовольствием принялся и за вторую порцию{113}. Спустя несколько минут он съел и третью. Только когда ему предложили четвертую порцию, он отказался, пожаловавшись исследователям на «тяжесть в желудке»{114}. Это доказывает, что память о наших последних приемах пищи имеет такое же значение, как и голод, в определении степени желания поесть.

Для большинства из нас значимая память о еде уходит корнями далеко в прошлое. Вы можете и не помнить, что вы ели на обед в прошлый вторник, но бьюсь об заклад, вы вспомните привычные блюда детства, вкусный завтрак в выходные или аромат свежеиспеченного хлеба. Это те воспоминания, которые несут эмоциональную окраску спустя годы.

Подобные осознанные или неосознанные воспоминания и есть та движущая сила, которая заставляет нас искать привычные продукты, даже если они не такие вкусные и полезные.

Проводились эксперименты с крысами и мышами, когда животным блокировали допамин лекарствами, препятствующими функции того участка мозга, который отвечал за вознаграждение. Эти лекарства нивелируют большую часть химического удовольствия от питания. При этом блокаторы допамина не заглушают инстинкт поиска еды у грызунов, по крайней мере, не сразу. Сначала животные продолжали нажимать на рычаг (или бежать по лабиринту, выполнять какие-то другие задания) и есть корм, хотя блокаторы допамина означают, что еда больше не приносит радости{115}. Затем они продолжали нажимать на рычаг, чтобы получить корм, но не ели его. В конце концов, они перестали нажимать на рычаг, что означало полную потерю желания есть.

Интересно то, что понадобилось много времени, чтобы желание полностью исчезло.

Как заметил невролог Рой А. Уайз, это возможно только тогда, когда «воспоминания об удовольствии исчезают, вместе с ними исчезает и желание»{116}. Тяга к корму имеет больше общего с памятью, чем со вкусом. Воспоминания провоцируют желание что-то съесть подобно трансовому состоянию. Как у подопытных крыс в лабиринте, управляемых той или иной едой с помощью воспоминаний о пищевых удовольствиях.

Одной из причин, по которой мы не думаем, что учились вкусам, является то, что большая часть обучения приходится на самые первые годы жизни, а затем прекращается. Для тех, кто считает главным в жизни саморазвитие, будет очень печально узнать, что чьи-то пищевые «предпочтения», заученные в два года, предопределяют их пищевые привычки взрослого двадцатилетнего человека. В 2005 году исследователи из Турции опросили около 700 студентов и их матерей{117}. Первых спрашивали о том, как они питаются сейчас, а их матерей – о привычках питания детей в два года. Обнаружилась удивительная связь. Студенты, «капризные в еде» с детства, до сих пор не утратили это качество. Те люди, чьи мамы сообщили об их переедании, до сих пор едят слишком много. И трое участников эксперимента, которые «никогда» не ели овощей в детстве, по сей день не включили их в свой рацион. Так что вкусовые привычки из детства могут сопровождать нас на протяжении всей жизни.

Когда мы говорим о памяти и еде, обычно подразумеваем ностальгию, как у Пруста, когда он перенесся в юность, стоило ему лишь обмакнуть мадленку в чай с цветками лайма. Но воспоминания о еде находятся с нами с самого рождения, даже дети могут испытывать похожее чувство!

Пища, которой родители кормят младенцев, создает у детей воспоминания, провоцирующие длительную реакцию на определенные вкусы. Этот процесс начинается еще до рождения.

Мы все рождаемся с отголоском в памяти о том, что ели наши мамы, то есть никто не является чистым листом, когда речь идет о вкусе. Мы приходим в этот мир с предрасположенностью к определенным продуктам благодаря опыту в утробе матери.

Сложно понять, что новорожденные думают о вкусе, так как мы не можем напрямую спросить их об этом. Точнее, они не могут нам ответить. Но в 1974 году израильский доктор Яков Штайнер понял, что реакции младенцев на базовые вкусы сладкого, кислого, соленого, горького можно оценить по выражению лица, а у них оно живое и подвижное, даже в первую неделю{118}. Младенцам, которые родились всего несколько часов назад, Штайнер предложил разные вкусы на ватном тампоне и снял их реакцию на камеру. Когда малышам давали соль, ожидалось, что это вызовет слезы, но дети никак не отреагировали на нее, на лицах было безразличие (любовь к соли появляется примерно в четыре месяца). Зато все остальные базовые вкусы провоцировали сильную реакцию. От пропитанного кислым тампона дети кривили губы. Горечь провоцировала выражение крайней боли и открытый рот, словно они пытались сплюнуть или отрыгнуть. Что же касается сладкого тампона, Штайнер обнаружил, что он провоцировал мечтательный вид «расслабления» с «активным облизыванием верхней губы» и даже «легкую улыбку», это в том возрасте, когда дети не способны улыбаться. Такова сила сахара.

Описанный тест неоднократно повторяли, получая аналогичные результаты. Это подтверждает, что все дети имеют сильное врожденное предпочтение сладкого и отвращение к кислому и горькому.

Базовые вкусы заложены в самой природе человека: сладкое вкусно, горькое отвратительно.

Никто не учится этим простым реакциям языка. Но вкус – другое дело. Вкусы, эти воспоминания, созданные в носу, приобретаются с помощью обучения. То, что мы думаем о вкусе в его бесконечных формах, от куркумы до морской рыбы, от петрушки до спагетти карбонара, «не выбито в камне». У каждого будет свой собственный банк воспоминаний и чувств, существующий с первого дня, а возможно, и раньше.

Вкусовые рецепторы появляются на седьмой или восьмой неделе внутриутробного развития, а к тринадцатой-пятнадцатой неделе они полностью сформированы. Тринадцатинедельный плод весит около тридцати граммов, без подкожного жира и без воздуха в легких, а уже может глотать, чувствовать вкус, и эти глотки жидкости оставляют воспоминания.

В 2000 году несколько французских ученых провели замечательный эксперимент, который показал, что новорожденные приходят в этот мир с воспоминаниями о том, какими на вкус были околоплодные воды{119}. Ученые исследовали матерей из региона Альзас, где анисовые конфеты являются местным деликатесом. Некоторые женщины регулярно ели это лакомство на протяжении беременности, а некоторые нет. Новорожденные были проверены сразу же после рождения: они и четыре дня спустя не пробовали ничего другого, кроме молока. Когда перед ними распространяли запах аниса, младенцы, родившиеся у матерей – любительниц конфет, показали явное и «стабильное» предпочтение аниса. Они поворачивали головы в сторону запаха аниса, высовывая язык, как бы облизываясь. Младенцы вспомнили этот запах, и он, очевидно, обрадовал их.

Дальнейшие эксперименты подтвердили, что другие сильные запахи и вкусы, вроде чеснока, тоже могут содержаться в околоплодных водах.

В одном исследовании женщины согласились проглотить капсулы с чесноком за сорок пять минут до амниоцентеза. Позже проверили, что амниотическая жидкость женщин пахла чесноком{120}.

Дети, которые рождаются у любительниц чеснока, в течение девяти месяцев плавают в капсуле, наполненной чесночной водой. Потом они с удовольствием употребляют чеснок. Точно так же и мыши, чьих матерей кормили искусственными сладостями во время беременности, обнаруживали стремление к сладкому{121}. Беременные крысы, которых кормили вредной едой (острые закуски, сладкие каши или шоколадно-ореховая паста), производили на свет детенышей, которые также выбирали эти продукты среди обычного корма для грызунов. Хотя детенышам меньше нравилась вредная еда, если мамы переключались на здоровую диету в период лактации{122}.

Вкусы наших мам могут сохранить у нас воспоминания, как материнское молоко.

Джулия Менелла и Гэри Бичэмп, биопсихологи, работающие в Центре химических исследований восприятия чувств Монелла в Филадельфии, провели серию экспериментов о том, как вкус в утробе матери и вкус грудного молока создают у детей длительные воспоминания и предпочтения определенных продуктов{123}. Одно из наиболее признанных исследований в 2001 году было посвящено морковному соку. Дети из группы матерей, которые пили морковный сок в течение последнего триместра беременности и в течение первых двух месяцев грудного вскармливания, были больше предрасположены к вкусу моркови. Когда детей перевели на твердую пищу, в течение нескольких месяцев после того, как их матери прекратили пить морковный сок, они отдавали предпочтение больше кашам с морковным соком, чем обычным кашам на воде.

Раннее знакомство малышей со вкусом, как в утробе матери, так и с помощью грудного молока, действует, по выражению Гэри Бичэмпа, наподобие «печатного оттиска»{124}. Мы эмоционально привязываемся к этим ранним ароматам. Как мы узнали из первой главы о «периоде вкуса», маленькие дети больше открыты новым вкусам, чем дети постарше. Когда нужно отнимать от груди, это достаточно веская причина проигнорировать советы по исключительному грудному вскармливанию в течение шести месяцев и предлагать разнообразные овощные пюре с четырех до шести месяцев. Когда дело касается стадии до кормления, для матерей, которые придерживаются только грудного вскармливания в течение первых месяцев, вкус может быть одним из самых сильных аргументов питаться более разнообразной пищей в этот период. Некоторые психологи предполагают, что, вместо того чтобы советовать мамам: «Кормите грудью – это для ребенка лучше всего», врачи должны говорить: «Грудное вскармливание хорошо только для вас», потому что у вас есть больше шансов иметь ребенка менее привередливого на первых порах питания{125}.

Опять же я была знакома с детьми, которые в возрасте четырех месяцев перешли с молочной смеси на маслины, а в двенадцать – на песочный пирог со шпинатом, так что не все подчиняется этому правилу.

Любопытно, что мы так мало упоминаем о вкусе молочной смеси, хотя это основная еда многих младенцев в течение важного первого года жизни. Так как бренды молочной смеси не очень отличаются между собой по вкусу, кажется, что смесь накладывает даже больший отпечаток, чем грудное молоко.

Детям, которые не переносят обычную молочную смесь с коровьим молоком, иногда дают специальную высокогидролизованную смесь на основе белков молочной сыворотки, где белки расщеплены (гидролизированы), чтобы лучше усваиваться. На вкус взрослого человека эти смеси совсем неаппетитные, с кислым привкусом сыра и странным запахом сена.

Менелла и Бичэмп наблюдали за детьми, которых кормили двумя различными высокогидролизованными смесями{126}. Они были одинаково неприятны на вкус. Но для младенцев определенная смесь, которой их кормили – кислая или нет, – дала представление о том, какой вкус должен быть у еды. Когда два бренда менялись местами, младенцы ели меньше. Что еще более удивительно, дети от четырех до пяти лет, которых кормили этими кислыми высокогидролизованными смесями, проявляли больше положительных эмоций в отношении кислых вкуса и запаха, чем дети, которых кормили грудным молоком или обычными смесями. Это яркое доказательство того, что вкусным может показаться любой продукт, если с ним связаны положительные детские воспоминания. Очевидно, что дети, которых вскармливают искусственными смесями, только выиграют от добавления в их молочную смесь овощей.

Смесь никогда не превзойдет несомненную пользу грудного молока. Оно уменьшает риск развития экземы и ушных инфекций, снижает вероятность развития диабета 2-го типа в дальнейшей жизни, улучшает микрофлору кишечника.

Но в современном мире, как мы видим, большинство матерей не могут или не хотят кормить исключительно грудью в течение шести месяцев. У всех своих детей я прекращала грудное вскармливание в три месяца, и на то были свои причины (заболевание, работа, смерть близких и пищевое расстройство у ребенка). До года, пока они не становились готовыми к обычному коровьему молоку, я с удовольствием покупала смеси с легким вкусом различных зеленых овощей, достаточным для того, чтобы оставить у них воспоминания о шпинате, когда подойдет время питаться настоящими овощами.

Вместо этого во многих странах в молочные смеси добавляют, если вообще добавляют, ванилин – искусственный ароматизатор вкуса ванили, и они становятся в один ряд с произведенными промышленным способом сладкими продуктами, от мороженого и печенья до тортов. У ванильного молока длинная история. В далеком 1940 году старшая медсестра детской больницы в Филадельфии порекомендовала добавлять три капли ванильного экстракта в каждую бутылку с детским питанием для детей, отказывающихся есть{127}. Судя по форумам в интернете, до сих пор полно отчаянных родителей, которые прибегают к ванильному экстракту, когда их дети отказываются от бутылочки{128}.

С 1981 года международными стандартами питания (Кодекс Алиментариус Всемирной организации здравоохранения) запрещено добавление в детские смеси для новорожденных различных вкусовых добавок. Но ванилин до сих пор остается главным ингредиентом во многих «молочных продуктах для детей». В Китае запрещено применение ванилина в детском питании, но многие производители продолжают его добавлять. В 2014 году группа специалистов по химической экспертизе обнаружила ванилин в четырех из двадцати молочных смесей, купленных в супермаркетах случайным образом в крупном китайском городе Вэньчжоу{129}.

Из всех вкусов, о которых вы можете подумать и которые приводят к привыканию, ванилин, возможно, наименее полезный с точки зрения здоровья. Пожалуй, более вредным можно считать только шоколад: в 2010 году американская компания Мид Джонсон сняла с производства «премиум» смесь для детей с шоколадным вкусом Enfagrow из-за жалоб ведущего специалиста по питанию Мэрион Нестле, которая утверждала, что смесь приучает детей «любить сладкое»{130}. Влияние ванильного молока продолжительное. В 1999 году некоторые исследователи из Германии протестировали эффект ванили, которая находилась в немецком «бутилированном молоке» несколько лет{131}. Участникам эксперимента (133 человека) было предложено попробовать два различных кетчупа, один из них был обычный, другой, как ни странно, был приправлен ванилином. (Причина, по которой исследователи выбрали кетчуп, – это то, что он обычно не ассоциируется с ванилью). Большинство участников, которых с рождения кормили грудью, отдали предпочтение кетчупу без добавок, а почти все те, кого кормили ванильной смесью, предпочли кетчуп с ванилью. Молоко с ванилью заставило этих несчастных думать, что с ванилью все вкуснее.

Очевидно, молоко со шпинатом – лучшее решение, учитывая, конечно, что оно будет безопасно для детского питания.

Хотя, скорее всего, такого никогда не будет. Спустя время, вероятно, дети примут такое молоко, и оно им понравится, как «гидролизированным» детям кажется из-за их неприятной смеси, что все молоко должно быть кисловатым. Интересно, что именно родителям сложно принять овощное молоко. Нам хочется, чтобы дети пили такое же молоко, что было в нашем детстве. Производители знают, что продукты для детей прежде всего должны нравиться взрослым, поэтому детские сухарики иногда слаще, чем пончики, а многие годы, пока не было запрещено, в баночки с детским пюре для усиления вкуса добавляли глутамат натрия.

Ваниль кладут в еду не для того, чтобы привлечь детей (как мы видим, они могут привыкнуть к странным, кислым или горьковатым вкусам, подкрепленным особыми воспоминаниями), а чтобы она была приятна их родителям.

Компании по производству продуктов питания стараются понравиться именно взрослым{132}. Когда родители разогревают стерилизованную бутылочку, они нюхают детское молоко или, может, даже пробуют. Это у них, а не у детей, есть представления о том, каким оно должно быть на самом деле.

Вы помните свой первый любимый фрукт, свое первое яблоко, первый овощной суп? Такие вкусовые воспоминания могут казаться не слишком важными. «Ах, да, я впервые попробовала настоящий рыбный суп в Марселе в 1987 году».

И все же, с точки зрения неврологии, воспоминания о еде не просто воспоминания. Запоминание различных вкусов – это один из главных способов взаимодействия с окружающим миром.

Поразительно то, что человеческая обонятельная луковица является единственной частью центральной нервной системы, напрямую подверженной окружающей среде через носовую полость. Другие чувства – зрение, слух и осязание – нужны для того, чтобы участвовать в сложном путешествии через нервы вдоль спинного мозга в головной мозг. Аромат и вкус, напротив, идут сразу из тарелки в нос, а дальше – в мозг.

Бытовало убеждение, будто у людей достаточно плохо развито обоняние, по сравнению с другими животными, например собаками (обратите внимание, что мы не обнюхиваем людей в аэропорту). Но недавние исследования утверждают обратное. Может, у нас и нет способностей ищейки выслеживать по запаху преступников, но наша обонятельная способность распознавать ароматы является весьма впечатляющей. Мы можем различить каплю вустерского соуса в стакане томатного сока; или запах страха в поте другого человека{133}.

Когда я говорю, что мы различаем запахи и вкусы, то имею в виду то, что мы их создаем. Вкус не в еде – он не более чем алый цвет розы или желтизна солнца. Это выдумка нашего мозга, и для каждого вкуса мы создаем ментальный «вкусовой образ», подобно банку памяти лиц знакомых людей. Разница состоит в том, что если лица забываются, когда вы долго их не видите, то вкусы и запахи оставляют неизгладимый след. То, что вы попробовали в детстве, ваш взрослый мозг помнит до сих пор, даже если вы не думали об этом целые годы. Норвежец Тригг Энден, «отец-основатель» науки о запахах и памяти, охарактеризовал обоняние как «систему, созданную не забывать»{134}.

В 1991 году биологи Ричард Аксель и Линда Бак поняли, что обонятельные рецепторы, клетки в носу, улавливающие молекулы запаха, составляют огромнейшую семью в человеческом геноме. Почти из 19 000 генов, которые обнаружили Аксель и Бак, около тысячи, то есть 5 % – это обонятельные рецепторы. Их исследование окончательно раскрыло часть загадки о том, каким образом люди могут помнить и распознавать столько вкусов и запахов (тринадцать лет спустя они получили за это Нобелевскую премию).

Человеческая система обоняния довольно сложна. И причина не в рецепторах, а в способе, с помощью которого они взаимодействуют с нашим мозгом.

Каждая клеточка рецептора определенным образом специализирована: она может распознать только небольшое количество запахов. Но когда вы нюхаете или пробуете что-то, например ломоть свежеиспеченного хлеба или лимонную цедру, которой посыпано рагу, то рецепторы посылают сообщение обонятельной луковице в мозг. Здесь каждый вкус кодируется по определенной схеме в часть обонятельной луковицы, которая называется гломерулой (или обонятельным клубочком).

Гломерула была описана как «преимущественное обнаружение акцентов». Всякий раз, когда вы пробуете или нюхаете что-то, гломерула записывает это. Эти записи остаются в головном центре, как модели, как карта.

По оценке Линды Бак, люди могут различить около 10 000 различных запахов. Мы входим в дом и понимаем что кто-то готовит на ужин жареную курицу, приправленную розмарином вместо тимьяна.

Наши обонятельные системы имеют невероятную возможность различать многообразие вкусов. Молекулы, которые выглядят похожими, около-идентичными для химика в лаборатории, с легкостью отличит обычный человек, который их вдыхает. Наш мозг распознает то же химическое вещество полностью противоположным способом, в зависимости от его концентрации. Бак и коллеги приводили в пример «поразительное вещество под названием терпинеол, запах которого описывают как “тропический фрукт” в маленькой концентрации, как “грейпфрут” в высокой концентрации и как “вонь” в большой концентрации»{135}.

Когда же дело касается вкуса, то образы, возникающие в мозге, становятся куда более сложными. В дополнение к сигналам запаха в носу – этот кофе прекрасен! – будут еще и сигналы во рту – ой, но он горький! – как и чувство консистенции – мягкий крем! – и температуры – он обжег мой язык! Восприятие еды на вкус является гораздо более мульти-чувственным, чем в случае со слухом, зрением или осязанием, поэтому вкус является самой сложной частью для обработки мозгом.

На самом деле на питание влияет не только вкус, но и слух, зрение, осязание. Нам больше нравятся хрустящие яблоки, стейки с кровью, нежные соусы.

Если существует 10 000 запахов, то количество различных вкусов, которые может потенциально создать наш мозг, стремится к бесконечности. Профессор Гордон М. Шеферд, биолог в Йельском университете, ввел в обращение термин «нейрогурман» для объяснения исключительности системы вкуса мозга{136}. По мнению Шеферда, сложное распознавание вкуса находится в сути человеческого своеобразия, что отличает нас от других млекопитающих. Коты не могут распознать даже что-то базовое вроде сахара, у них нет вкусового рецептора сладкого. Многие же люди могут отличить подделку кленового сиропа от настоящего; кока-колу от диетической колы. Шеферд замечает, что образы различных вкусов, которые представляют люди, обрабатываются в префронтальной коре – области головного мозга, отвечающей за принятие решений, абстрактное мышление, а также за память.

Работа Шеферда показала, что человеческий мозг может потенциально генерировать любое количество вкусов, «так как каждое растворимое вещество имеет особый вкус, который не может полностью повторить другое»{137}.

То, как мозг интерпретирует вкусы, подтверждает нашу любовь к различным схемам и моделям. Профессор Шеферд и его коллеги проделали эксперименты с использованием МРТ и других технологий сканирования мозга, чтобы узнать, каким образом различные вкусы записываются как разнообразные модели в мозге. Они стали изучать полученные изображения таких вкусовых карт и заметили, что в мозге есть разные участки для бананов и для чеддера, а клубника и сахар оказываются точками в похожих местах.

Способ, которым мозг отображает вкус, похож на способ, которым мы воспринимаем визуальные образы. Когда мы «видим» что-то, то мы на самом деле создаем абстрактную двухмерную модель, усиливая и подавляя некоторые черты. К тому же, когда мы кладем еду в рот, молекулы вкуса, проходящие в нос, превращаются в абстрактные модели в мозге. Эти модели помогают нам узнать еду, когда мы попробуем ее снова. Наши обонятельные рецепторы представляют разные модели для сладкого и острого; испорченного и свежего. Рецепторы также изменяют модели в зависимости от того, что происходит с остальным организмом: счастливы ли мы, расстроены или нас тошнит. Благодаря этим моделям наш мозг понимает сложную природу вкусов.

Юмами, так называемый пятый вкус, соответствует пикантному вкусу мяса, сыра и некоторых овощей, таких как помидоры и брокколи.

Юмами – причина, по которой нам бывает так сложно перестать есть картошку с соусом. У нас у всех есть нейроны, специально настроенные на пятый вкус. Хотя сам по себе юмами, в действительности представляющий искусственную форму глутамата натрия, не имеет собственного вкуса и только при соединении с другими оттенками он становится вкусным. Это можно наблюдать при исследовании с нейронными образами. Когда глутамат пробуют в сочетании с пикантным овощным вкусом, это провоцирует большую активность мозга, чем оба эти вкуса по отдельности. Наш мозг достаточно умен и способен понять, что целое больше суммы его частей, поэтому блюдо азиатской зелени с соевым соусом способно вызвать более ощутимый вкусовой образ, чем вкусы той же самой зелени и соевого соуса, подаваемых по отдельности.

Что еще более важно, так это то, как вкусовые образы приводят к называемым учеными «образам желания». Как только у нас в голове остается воспоминание о любимом вкусе, мы строим «образы желания» и ищем возможность снова ощутить этот вкус. В 2004 году исследователи посадили испытуемых на обычную диету и попросили их представлять свою любимую еду. Одни только мысли о любимых блюдах создавали ответный сигнал в гиппокампе, центральной доле и хвостатом ядре, именно в тех областях мозга, которые активируются при пристрастии к наркотикам.

По исследованиям канадских ученых, «любители шоколада» проявляли мозговую активность во время его употребления. Активность отличалась от той, которая наблюдалась у людей, не относящихся к этой категории.

Мозг любителей шоколада продолжал благосклонно реагировать на изображения шоколада довольно долго, даже если организм насыщался любимым лакомством. Данные неврологических исследований подтверждают, что шоколад для одних людей значит намного больше, чем для других.

Предвкушение удовольствия от следующего приема пищи, другими словами, то, что может занять огромную часть дня, по моему опыту, всегда является формой воспоминания. Каждый кусочек блюда напоминает другой, съеденный в прошлом, и логично предположить, что модели вкуса в головном мозге сильно зависят от тех продуктов, которые мы пробовали раньше, особенно в детстве.

Сноски

1

Даже с молоком все не так просто. Молочная смесь никогда не сможет заменить грудное молоко, о чем нам часто напоминают сторонники грудного вскармливания. Но человеческое молоко и не имеет единого состава. Как было выявлено, бактериальный состав в организме вскормленных грудью испанских детей отличался от бактериального состава у шведских младенцев, также вскормленных грудью. Материнское молоко будет отличаться по составу и вкусу в зависимости от питания матери. Во Франции оно может иметь чесночный привкус, в Китае – анисовый. Немного удивительно, но не все соглашаются с тем, что это идеальная еда для новорожденных. Давайте вернемся к моему утверждению о том, что все мы с момента появления на свет ели молоко. Это не совсем верно. В некоторых отдаленных деревнях верят в то, что молозиво, насыщенное желтоватое молоко, которое организм матери вырабатывает в первые несколько дней после родов, может навредить ребенку. Вместо него родители могут давать младенцам мед или миндальное масло в первые три дня жизни, так как ошибочно полагают, что это раннее молоко слишком «сложное» для переваривания крошечному малышу.

(обратно)

2

Нейромедиаторы – активные химические вещества, с помощью которых происходит передача электрического импульса от нервной клетки через синаптическое пространство между нейронами, а также, например, от нейронов к мышечной ткани.

(обратно)

3

В отличие от мышей, у людей ожирение ассоциируется с недостаточным, а не увеличенным выбросом допамина, что в очередной раз подтверждает сложность нашей реакции на удовольствие.

(обратно)

4

Аддиктивное поведение – форма разрушительного (деструктивного) поведения с формированием стремления к уходу от реальности путем искусственного изменения своего психического состояния (посредством приема некоторых веществ или постоянной фиксацией внимания на определенных видах деятельности).

(обратно)

5

Книга Бенджамина Спока «Ребенок и уход за ним» выдержала около тысячи изданий, была переведена на 39 языков мира, в том числе и на русский. Тираж превысил 50 миллионов экземпляров. Книга стала мировым бестселлером.

(обратно) (обратно)

Комментарии

1

Джеллиффе (1962).

(обратно)

2

Де Са и др. (2013).

(обратно)

3

Корнуэлл и МакАлистер (2010).

(обратно)

4

Лим и др. (2012).

(обратно)

5

Мосс (2014).

(обратно)

6

Хоук и Хоукен (2003).

(обратно)

7

Розин, Бауэр и Кэтэниз (2003).

(обратно)

8

Лустиг и др. (2012), Лустиг (2014), Поллан (2008), Уолш (2013).

(обратно)

9

Трайхольз (2014).

(обратно)

10

Нестле и др. (1998), с. S51, Morbidity and Mortality Weekly Report (1994), и Стефен и Уолд (199).

(обратно)

11

Катц и Меллер (2014).

(обратно)

12

Катц (2014).

(обратно)

13

Уолш (2014).

(обратно)

14

Костер и Моджет (2007).

(обратно)

15

Поллан (2008).

(обратно)

16

Гарсиа и др. (2009).

(обратно)

17

Уилкинсон и др. (2014).

(обратно)

18

Хэа (2010).

(обратно)

19

Уайз (2006).

(обратно)

20

Древновски и др. (2012).

(обратно)

21

Лустиг и др. (2012).

(обратно)

22

Ли Гибсон (2001).

(обратно)

23

Ли Гибсон (2001), Уайз (2006).

(обратно)

24

Уайз (2006).

(обратно)

25

Ли Гибсон (2001).

(обратно)

26

Корнуэлл и МакАлистер (2011).

(обратно)

27

Юнузан (2006).

(обратно)

28

,P00363/, дата доступа ноябрь 2014.

(обратно)

29

Розин и Шиллер (1980).

(обратно)

30

Баумейстер и др. (1998).

(обратно)

31

Костер, Руммель и др. (2001).

(обратно)

32

Костер (2009).

(обратно)

33

Гэмау (2014).

(обратно)

34

Майзельман (2006), с. 183–184.

(обратно)

35

Розин и Фолльмеке (1986), с. 435.

(обратно)

36

См. Нэверманс (2011), Берридж (2009) и Кастро и Берридж (2014).

(обратно)

37

Берридж (2009).

(обратно)

38

См. например, Хаверманс (2011), Уайз (2006).

(обратно)

39

Берридж (2009).

(обратно)

40

Уайз (2006).

(обратно)

41

Катанзано и др. (2000), Теппер (2008).

(обратно)

42

Ллевеллин и др. (2010).

(обратно)

43

Хэйлз и Баркер (2010).

(обратно)

44

Стросс (2006).

(обратно)

45

Дэвис (1939).

(обратно)

46

Дэвис (1939).

(обратно)

47

Дэвис (1939).

(обратно)

48

Дэвис (1928).

(обратно)

49

Стросс (2006).

(обратно)

50

Шайндлин (2005); Стефен Стросс провел интервью с вдовой Дональда в 2001 году, подтвердив, что он всегда «отличался хорошим аппетитом» (электронное письмо Стросса автору, июль 2014).

(обратно)

51

См. например, Голдберг (1990), Плэнк (2007), Спок (1946), см. Берч (1999) для опровержения заключения о том, что работа Дэвиса поддерживает идею о «мудрости тела».

(обратно)

52

Дэвис (1939).

(обратно)

53

Шнайдлин (2005); см. также Вентли (2006), с. 72–74.

(обратно)

54

Спок (1946).

(обратно)

55

Хиршманн и Зафиропулос (1985).

(обратно)

56

-stuff/amodern-take-on-the-claram-davis-paper/, дата доступа ноябрь 2014.

(обратно)

57

Ли Гибсон (20001).

(обратно)

58

Розин (1969).

(обратно)

59

Ли Гибсон (2001), с. 203.

(обратно)

60

Фэйт и др. (2006) и Фэйт и др. (2012).

(обратно)

61

Прескотт (2012), с. 175–176.

(обратно)

62

Филдис и др. (2014).

(обратно)

63

Брин, Пломин и Уордл (2006).

(обратно)

64

Фэллон, Розин и Плинер (1984).

(обратно)

65

Уордл и Кук (2010).

(обратно)

66

Салливан и Берч (1990).

(обратно)

67

Розин и Фолльмеке (1986), с. 437.

(обратно)

68

Розин (2006).

(обратно)

69

Sweet Sensations, Guardian, пятница, 17 января 2014.

(обратно)

70

Теппер (2008).

(обратно)

71

Бартошук (2000), Дайнхарт и др. (2006), Даффи и др. (2004).

(обратно)

72

Дайнхарт и др. (2006).

(обратно)

73

См. например, Энликер и др. (1991).

(обратно)

74

-prop-test-andreactions-to-it, дата доступа декабрь 2014.

(обратно)

75

Рассмотрено у Теппера (2008).

(обратно)

76

Фини и др. (2014).

(обратно)

77

Катанзаро и др. (2013).

(обратно)

78

Катанзаро и др. (2013).

(обратно)

79

Бурд и др. (2013).

(обратно)

80

Беседа с автором, октябрь 2013.

(обратно)

81

Заджонк (1968).

(обратно)

82

Заджонк (1980); см. также Заджонк и Маркус (1982) – обсуждение того, какую роль «простая демонстрация» играет в пищевых предпочтениях.

(обратно)

83

Берч и Марлин (1982).

(обратно)

84

Скиннер и др. (2002).

(обратно)

85

Прескотт (2012).

(обратно)

86

Прескотт (2012).

(обратно)

87

Рассел и Уорсли (2013).

(обратно)

88

Аньес и др. (2012), Кэрнелл и др. (2011), Кук и др. (2011), Уордл и др. (2003a и 2003b), Уордл и Кук (2008) и (2010).

(обратно)

89

Харрис (2008).

(обратно)

90

Майер, Шабанет и др. (2007).

(обратно)

91

Култхард, Харрис и др. (2014).

(обратно)

92

-BabyFriendly/Breastfeedingin-the-UK/UK-Breastfeedingrates/, дата доступа март 2015.

(обратно)

93

, дата доступа март 2015.

(обратно)

94

Кэрмел (1991).

(обратно)

95

, дата доступа ноябрь 2014.

(обратно)

96

Эрнспергер и Стеген-Хэнсон (2004).

(обратно)

97

Шрек и др. (2004), Эрнспергер и Стеген-Хэнсон (2004).

(обратно)

98

Пол и др. (2007).

(обратно)

99

Дункер (1941).

(обратно)

100

Дункер (1938).

(обратно)

101

Крувис и др. (2015).

(обратно)

102

Шналль (2007).

(обратно)

103

Дункер (1938).

(обратно)

104

Дункер (1938).

(обратно)

105

Шналль (2007).

(обратно)

106

Цайнстра и др. (2009).

(обратно)

107

Моджет и Костер (2006), Леви МакРэа и Костер (2006).

(обратно)

108

Спилер (2014).

(обратно)

109

Смол и др. (2005).

(обратно)

110

, дата доступа март 2015.

(обратно)

111

Беседа с автором, январь 2014.

(обратно)

112

, дата доступа ноябрь 2014.

(обратно)

113

Розин и др. (1998).

(обратно)

114

Розин и др. (1998).

(обратно)

115

Ли Гибсон (2001).

(обратно)

116

Уайз (2006).

(обратно)

117

Юнузан (2006).

(обратно)

118

Штайнер (1979).

(обратно)

119

Шааль и др. (2000).

(обратно)

120

Меннелла, Джонстон и Бичэмп (1995).

(обратно)

121

Жанг и др. (2011).

(обратно)

122

Гугушефф и др. (2013).

(обратно)

123

Меннелла и Бичэмп (1991), (1993), Меннелла и др. (1995) и (2005).

(обратно)

124

„Bad Eating Habits Start in the Womb“, New York Times, 1 декабря 2013.

(обратно)

125

Рассказ доктора Люси Кук на Конференции питания и здоровья в 2013 году «Понимание пищевых предпочтений маленьких детей».

(обратно)

126

Бичэмп и Меннелла (2011).

(обратно)

127

Сэлен (1940).

(обратно)

128

Детский центр, «Vanilla Natural Flavoring in babies bottles», , дата доступа июнь 2015.

(обратно)

129

Шен и др. (2014).

(обратно)

130

-johnsondrops-chocolate-flavoredemfagrow-parent-uproar/story?id=10876301, дата доступа ноябрь 2014.

(обратно)

131

Хэллер и др. (1999).

(обратно)

132

Лобстейн (1988).

(обратно)

133

Села и Собел (2010).

(обратно)

134

Левин Пелчет и Блэнк (2001).

(обратно)

135

Мэлник и др. (1999).

(обратно)

136

Шеферд (2012).

(обратно)

137

Шеферд (2012).

(обратно) (обратно)

Оглавление

Предисловие

Введение

Глава 1 Пристрастия и антипатии

Глава 2 Память

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg