«По следам преступления»

По следам преступления (fb2) - По следам преступления (пер. В. М. Заикин) 2078K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Геза Катона - Имре Кертес (криминалист)

ГЕЗА КАТОНА, ИМРЕ КЕРТЕС ПО СЛЕДАМ ПРЕСТУПЛЕНИЯ Очерки из истории криминалистики

ПРЕДИСЛОВИЕ

Среди изданий, рассчитанных на массового читателя, произведения, написанные в жанре научно-популярной литературы, неизменно вызывают интерес у людей самых различных профессий, уровней образования, возрастов. Облеченное в доступную форму, увлекательное повествование о современных достижениях науки и техники одинаково привлекает и школьника и пенсионера; специалист находит в нем поучительные примеры того, как можно просто рассказать о сложном, неспециалист проникается пониманием полезности расширения своего кругозора, обнаруживая целый мир интересных, как оказывается, для него явлений и фактов. Этот вид литературы вызывает у читателя неожиданные и порой очень важные для него ассоциации, дает толчок его творческой фантазии, нередко помогает читателю в решении его собственных жизненных задач, способствует выбору профессии или открывает глаза на его подлинное призвание.

Предлагаемая читателю книга Г. Катона и И. Кертеса „По следам преступления” может быть по праву отнесена именно к числу научно-популярных произведений. Увлекательность содержания удачно сочетается в ней со строгой научностью авторских комментариев, анализа и оценок повествуемых событий. В этой книге „главным действующим лицом” является криминалистика — наука о средствах и методах раскрытия и расследования преступлений, та область знаний, в которой оба автора являются признанными авторитетами.

Геза Катона и Имре Кертес — профессора криминалистики и в то же время практические работники правоохранительных органов Венгрии.

Авторы — знатоки истории уголовного судопроизводства. Частые исторические экскурсы позволяют читателю проследить, как формировались и совершенствовались средства и приемы расследования, как постепенно совершался переход от концепции формальных доказательств к их свободной оценке по внутреннему убеждению, от варварских, инквизиционных методов расследования к современным тактическим приемам и методикам установления истины по уголовным делам.

После короткого вступления, в котором говорится о возникновении криминалистической науки, авторы знакомят читателя с историей и современными научными основами тактики допроса — самого распространенного следственного действия, без проведения которого не обходится ни одно расследование.

Упоминание о допросе содержится уже в древнейших законодательных актах. Долгое время показания, полученные путем допроса, и в особенности признание подозреваемого или обвиняемого, служили основными доказательствами. На признании обвиняемого фактически основывался весь процесс установления истины в рабовладельческую и феодальную эпохи истории человечества. Законным средством получения признания служила пытка, применявшаяся в отдельных странах вплоть до середины XIX века.

На смену теории формальных доказательств, в которой признанию обвиняемого отводилась роль „царицы доказательств”, с приходом к власти буржуазии пришла теория свободной оценки доказательств по внутреннему убеждению судей.

„Внутреннее убеждение, — писал известный дореволюционный русский процессуалист Л. Е. Владимиров, — вовсе не значит „безотчетное убеждение”, „инстинктивное убеждение”, оно — убеждение по крайнему разумению, данное „по совести” в том смысле, что никакие посторонние побуждения и соображения не влияли на судью, свободно, без всяких формальных мерок, оценившего силу доказательств”. В связи с тем, что одним из главных оснований внутреннего убеждения признавалось полное доверие к показаниям людей, внимание ученых и практиков было обращено на допрос как способ получения показаний. Пытка как метод допроса всей своей многовековой историей дискредитировала себя не только в моральном и правовом отношениях, она явно не укладывалась даже в каучуковые рамки буржуазной законности и слишком очевидно была бесполезной с точки зрения декларированных целей допроса — получения полных и правдивых показаний. Нужна была принципиально иная тактика допроса с обеспечением — хотя бы в теории — допрашиваемому свободы волеизъявления, без применения к нему мер психического и физического воздействия. Такие рекомендации должна была разработать новая наука — криминалистика, которой и был адресован этот „социальный заказ” буржуазной юстиции. На примерах известных в истории уголовных дел Г. Катона и И. Кертес показывают, как медленно и неохотно отказывались от пыток венгерские жандармы, следователи и судьи, через силу уступая требованиям времени.

Но развитие криминалистики, способствуя разработке научной тактики допроса, в то же время вызвало к жизни и противоположную тенденцию — переоценку значения вещественных доказательств, этих „немых свидетелей”, и умаление доверия к свидетельским показаниям. Ряд экспериментов, проведенных в конце XIX и начале XX века буржуазными учеными, по их мнению, доказывал ненадежность свидетельских показаний, их неспособность правильно отражать событие преступления и связанные с ним обстоятельства. Авторы книги рассказывают об опытах Детмольда и Штерна, показывают, что порочность этих опытов заключалась в резком отличии условий их проведения от живой действительности, и на примере проведенного уже в наше время румынскими криминалистами эксперимента убедительно доказывают то, что свидетельские показания были и остаются надежным источником доказательств.

Стремление буржуазной науки и практики конца XIX и начала XX века опорочить свидетельские показания было неслучайным. Буржуазное правосудие, буржуазная законность вступали в эпоху кризиса, начиналась эра политических процессов, носящих ярко выраженный классовый характер, когда для расправы со своими классовыми врагами буржуазия перестала гнушаться любыми средствами, вплоть до фальсификации доказательств. „Немые свидетели” представлялись более удачным средством достижения неправедных целей, чем свидетели говорящие, и отсюда — переоценка значения вещественных доказательств и методов их исследования в ущерб свидетельским показаниям.

Небезынтересно отметить, что в середине XX века можно было наблюдать противоположную тенденцию. Серия фальсифицированных политических процессов, проведенных против революционных и прогрессивно настроенных членов общества в ряде империалистических государств, показала, что буржуазной юстиции дешевле и проще использовать лжесвидетелей из числа провокаторов, агентов охранки и деклассированных элементов, нежели подтасовывать заключения экспертов и таким образом заставлять лгать „немых свидетелей”. Целям фальсификации показаний служат и такие псевдонаучные методы допроса, как применение „сыворотки истины”, допрос под гипнозом и т. п., о чем убедительно пишут авторы книги.

Другим, кроме допроса, следственным действием, которое играет столь же большую роль в обнаружении доказательств — теперь уже вещественных, — является осмотр места происшествия.

Значение осмотра места происшествия для установления истины по уголовным делам трудно переоценить. В процессе осмотра следователь получает представление об обстановке совершения преступления, ощущает саму атмосферу реализации преступного замысла. Учитывая важное значение осмотра места происшествия для установления самого факта преступления и связанных с ним обстоятельств, законодательство СССР и ряда других стран разрешает производить осмотр места происшествия до возбуждения уголовного дела. Сам акт возбуждения уголовного дела ставится, таким образом, в зависимость от результатов осмотра места происшествия.

Еще герои первых детективных произведений — Дюпен Эдгара По, Лекок Луи Габорио, Шерлок Холмс Конан Дойла — демонстрировали читателям важность осмотра места происшествия, проявляя при этом почти мистическую проницательность в толковании обнаруженных ими различных следов. Г. Катона и И. Кертес приводят отрывок из рассказа Луи Габорио, в котором Лекок со свойственной ему логикой, дополняемой богатой фантазией, осмотрев место происшествия, разгадывает тайну преступления. И хотя Габорио и другие литераторы — мастера детективного жанра нередко преувеличивают возможность своих героев в „чтении” следов преступника, они правы в главном: на месте происшествия всегда остаются такие следы и поэтому осмотр места происшествия зачастую дает ключ к раскрытию преступления.

Тактике осмотра места происшествия, его методам и средствам посвящена обширная специальная литература. Умению производить осмотр уделяется серьезное внимание при подготовке будущих следователей и оперативных работников. Важность осмотра места происшествия подтверждает и практика расследования самых различных преступлений — убийств и краж, взяточничества и поджогов и т. п. Не случайно поэтому и Г. Катона и И. Кертес так подробно останавливаются в своей книге на этом следственном действии. Они показывают, как развивалось искусство „чтения” следов, истоки которого скрываются в седой древности. О следах, о выслеживании упоминают и юридические памятники венгерского народа. Материалы старинных уголовных дел позволяют воочию представить, как по следам скота находили его похитителей, а по следам на замках решали вопрос о том, был или не был совершен их взлом.

В конце XIX века к исследованию обнаруженных на месте происшествия следов и иных вещественных доказательств следователи и судьи все чаще стали привлекать сведущих лиц (специалистов и экспертов). Сначала их участие в осмотрах носило редкий, эпизодический характер, но затем постепенно стало системой. В наши дни осмотр места происшествия, как правило, осуществляется следователем с участием целой группы специалистов разных областей знания. В зависимости от характера события в осмотре места происшествия участвуют и судебный медик, и криминалист, и специалист пожарного дела, эксперт-автотехник, проводник служебно-розыскной собаки со своим четвероногим „помощником”, а иногда и товаровед, инженер-строитель, технолог, специалист по технике безопасности и представители самых различных других профессий. Они помогают следователю в обнаружении следов преступления, их правильной оценке и уяснении их роли в механизме события. В некоторых случаях закон прямо обязывает следователя привлекать специалиста к участию в осмотре. Так, например, при обнаружении трупа человека в осмотре обязательно должен участвовать судебный медик, а при его отсутствии — врач другой специальности.

Оперативно-следственная группа, выезжающая на место происшествия, не только осуществляет его осмотр, но и принимает неотложные меры к розыску и задержанию преступников, обнаружению похищенного имущества, установлению свидетелей происшедшего. О работе такой комплексной по составу бригады на примере нескольких уголовных дел рассказывают и авторы книги.

Разработка приемов проведения допроса, осмотра и других следственных действий — обыска, предъявления для опознания, следственного эксперимента и т. п. составляет содержание раздела криминалистики, который именуется криминалистической тактикой. В этом же разделе науки идет речь о принципах и методах планирования расследования преступлений, о следственных версиях, как именуются в криминалистике предположения следователя о событии преступления в целом, его механизме или отдельных обстоятельствах. Другой раздел криминалистики — криминалистическую технику — составляют средства, приемы и методы обнаружения, фиксации и исследования различных материальных следов преступлений и преступника: следов орудий взлома и инструментов, следов рук, ног человека и животных, безрельсового транспорта, применения оружия и т. д. Криминалистическая техника исследует также проблемы установления личности исполнителя и автора документа, рекомендует различные методы обнаружения подделки документов, занимается вопросами уголовной регистрации, т. е. учета лиц, совершивших преступления, без вести пропавших, потерянного и похищенного оружия и других объектов, представляющих интерес для уголовного судопроизводства. Этот раздел криминалистической науки является научной основой криминалистической экспертизы.

Криминалистическая экспертиза — один из наиболее часто встречающихся в следственной и судебной практике видов судебной экспертизы. Ее производство специализировано: есть эксперты-трасологи, решающие задачи идентификации (отождествления) различных объектов по их следам, например человека — по следам его пальцев, орудий — по следам взлома и т. д. Есть эксперты-почерковеды, устанавливающие автора и исполнителя документа по признакам письма и почерка, эксперты-баллисты, исследующие оружие, боеприпасы и следы их применения. Есть специалисты в области портретно-криминалистической экспертизы, которые отвечают на вопрос, один и тот же ли человек изображен на различных фотографиях, по признакам внешности устанавливают личность погибших, чьи трупы остались неопознанными, изготавливают по показаниям свидетелей и потерпевших составные (синтетические) портреты скрывшихся преступников.

Г. Катона и И. Кертес приводят интересные исторические данные о том, как на протяжении многих десятилетий шло „соревнование” между изготовителями различных запирающих устройств, в частности замков, и преступниками-взломщиками. Совершенствовались замки — совершенствовались и способы их взлома. К. Маркс как-то иронически заметил, что буржуазное общество обязано преступникам развитием ряда отраслей производства: „Достигли ли бы замки их теперешнего совершенства, если бы не было воров? Получило ли бы изготовление банкнот такое усовершенствование, если бы не существовало подделывателей денег?.. Изобретая все новые средства покушения на собственность, преступление вызывает к жизни все новые средства защиты собственности и этим самым в такой же мере стимулирует производство, в какой забастовки стимулируют изобретение машин”[1]. Сарказм Маркса был направлен против тех буржуазных ученых, которые считали, что нет непроизводительных профессий: по логике вещей получалось, что и совершение преступлений — производительная сила общества!

В борьбе с этой „производительной силой” совершенствовались и криминалистические средства и методы раскрытия преступлений. Свидетельством этому является и описанное в книге дело „Короля взломщиков”, чьи преступления причинили государству ущерб на сумму свыше 800 тысяч форинтов. Одним из таких эффективных средств раскрытия преступлений стала дактилоскопия — криминалистическое учение о папиллярных узорах на коже человека.

Об индивидуальном характере кожных узоров на ладонной поверхности концевых фаланг пальцев рук догадывались в глубокой древности. Но лишь в конце XIX века были открыты и научно подтверждены такие свойства папиллярных узоров — их практическая неизменяемость в течение всей жизни человека, индивидуальность, возможность строгой классификации, — которые сделали эти узоры незаменимым средством идентификации личности и уголовной регистрации преступников.

Шаг за шагом Г. Катона и И. Кертес прослеживают, как дактилоскопия завоевывает признание в уголовном судопроизводстве, как постепенно она вытесняет детище Альфонса Бертильона — антропометрический метод уголовной регистрации, как суды проникаются доверием к этому методу раскрытия преступления. Заметим попутно, что в России первая дактилоскопическая экспертиза в суде была проведена в 1912 году экспертом Лебедевым по делу об убийстве аптекаря. С тех пор и в нашей стране, и в Венгрии, и в других странах в области дактилоскопии сделано очень многое. Появились новые эффективные средства и методы обнаружения, фиксации и исследования следов пальцев рук, разработаны методики использования в целях идентификации личности отдельных фрагментов папиллярных узоров, пор, флексорных („белых”) линий, узоров ладоней. В области уголовной регистрации идет процесс успешного внедрения ЭВМ в работу дактилоскопических картотек.

„Визитная карточка” преступника — это не только отпечатки его пальцев, но и изготовленное им оружие и текст, написанный его рукой.

Один из самых „молодых” разделов криминалистической техники — судебная баллистика. Потребность в научном исследовании оружия, ставшего орудием преступления, боеприпасов и следов их применения стала особенно острой после первой мировой войны, когда на руках у населения оказались миллионы единиц огнестрельного оружия, широко применявшегося преступными элементами. Однако подлинно научная судебно-баллистическая экспертиза сформировалась лишь после второй мировой войны, когда были разработаны методики отождествления оружия по стреляным пулям и гильзам, определения направления и дистанции выстрела и решения других, связанных с применением оружия вопросов, имеющих значение для следствия.

Г. Катона и И. Кертес рассказывают, как исследовалось огнестрельное оружие в XVII–XIX вв., когда в качестве экспертов-баллистов выступали мастера-оружейники, а то и совсем случайные люди. На примере дела об убийстве Йожефа Пиллера авторы показывают современные возможности судебно-баллистической экспертизы, когда она служит делу установления истины, а не является средством фальсификации доказательств, как это было при осуждении Сакко и Ванцетти, о чем также рассказывают авторы книги.

Значительно более долгий и сложный путь, нежели судебная баллистика, прошел такой вид криминалистической экспертизы, как исследование документов.

В современной криминалистической науке исследование документов подразделяется на графическую идентификацию, или почерковедческую экспертизу, и техническую экспертизу документов. В первом случае объектом экспертизы являются рукописные документы. По признакам почерка и письма (письменной речи) эксперт устанавливает исполнителя и автора документа. В последние годы на базе почерковедческой экспертизы с привлечением данных лингвистики, филологии, математической статистики и других областей научного знания успешно формируется новый вид криминалистической экспертизы — автороведческая экспертиза, решающая задачу установления автора документа, исполненного любым способом, а не только рукописно.

Исследование рукописей осуществлялось уже в глубокой древности. Разумеется, методы такого исследования были далеки от научных, а результаты носили весьма приблизительный характер. С течением времени возникло так называемое каллиграфическое направление в исследовании документов. В качестве экспертов суды стали приглашать учителей чистописания, каллиграфов, писцов, рисовальщиков, протоколистов.

Каллиграфов сменили графологи, бравшиеся не только устанавливать исполнителя документа, но и определять по почерку его характер, темперамент и другие свойства личности. Представители этой псевдонаучной школы существуют и в наши дни; в некоторых университетах Европы и Северной Америки функционируют кафедры графологии, издаются графологические журналы. В уголовном судопроизводстве графологический метод был потеснен предложенным А. Бертильоном графометрическим методом, основанным на сравнении результатов различных измерений письменных знаков. Однако подлинно научное исследование рукописных документов могло возникнуть лишь на основе учения И. Павлова о динамическом стереотипе, т. е. тех устойчивых связях, которые возникают в мозгу человека в процессе овладения им письмом и реализуются в системе движений при исполнении письменных знаков. Исходя из положений павловского учения о высшей нервной деятельности, советские криминалисты и криминалисты других социалистических стран создали и успешно развивают подлинно научные основы почерковедческой экспертизы.

Техническая экспертиза документов решает многообразный круг задач. Здесь и исследование машинописных документов с целью установления машинки, на которой они изготовлены, и количества отпечатанных экземпляров; выявление различного рода подчисток, исправлений и других способов подделки; исследование ценных бумаг; документов, исполненных полиграфическими способами; оттисков печатей и штампов и т. д. Сейчас формируется новая разновидность этой экспертизы — фототехническая экспертиза, объектом которой служат фотоснимки; по снимкам эксперт, например, устанавливает фотоаппарат, которым осуществлялась съемка.

Г. Катона и И. Кертес не преследовали цели рассказать читателю о всех разделах криминалистики, о всех достижениях науки и техники, используемых в уголовном судопроизводстве. Они, например, не упоминают в своей книге о таком разделе криминалистики, как методика расследования отдельных видов преступлений, — разделе, где синтезируются положения криминалистической техники и криминалистической тактики с целью приспособления их к особенностям расследования того или иного вида преступлений: убийств, краж, спекуляции и т. д.

Как подчеркивают сами авторы, „описанные в этой книге преступления действительно имели место. Герои разыгравшихся в далеком прошлом историй и те, кто был приговорен к смертной казни, названы подлинными именами. Однако все остальные имена и названия мест мы изменили”.

Естественно, что авторы научно-популярного произведения не могут в силу специфики жанра писать о специальных проблемах науки столь же обстоятельно и с такой же глубиной, как и в научной монографии. Этого от них и не требуется. Но они должны на всем протяжении своего повествования быть верными положениям той науки, пропаганде которой посвящена их книга, и со скрупулезной точностью отражать уровень развития этой науки. Г. Катона и И. Кертес свято соблюдают эти принципы. Вот почему их книга не только занимательна и интересна, но и поучительна и познавательна, в чем читатель легко убедится сам.

Заслуженный деятель науки РСФСР,

профессор Р. С. БЕЛКИН

ПО СЛЕДАМ ПРЕСТУПЛЕНИЯ (Вместо введения)

„Визитная карточка” преступника

Машина скорой помощи только что отъехала. Милиционеры замеряли ширину улицы, длину тормозного следа и составляли схему места происшествия. Следователь, руководивший осмотром, сел в бело-голубую машину, взял в руки микрофон и установил радиосвязь с центром.

— Я — „Ласточка”! Я — „Ласточка”! Прием.

— Я — Центр! Я — Центр! Слышу вас хорошо. Докладывайте. Прием.

— „Скорая помощь” увезла потерпевшего. Его травмы тяжелы и опасны для жизни. Прошу срочно объявить розыск автомашины марки „Вартбург” под номером СЕ 68, третья цифра 8 или 3, четвертая неизвестна.

— Номер заметил потерпевший?

— Он без сознания.

— Есть свидетели?

— Нет.

— Как вы узнали номер машины?

— Очевидно, водитель автомашины заметил, что кого-то сбил, и резко затормозил. Может быть, он даже вышел из машины, но затем сел в нее и развернулся. Однако на узкой улице он смог развернуться только таким образом, что вовремя маневра примял сугроб на обочине багажником автомобиля. Снег был достаточно мягок, и на нем остались следы номерного знака. Марку автомашины эксперты определили по следу протектора и заднего бампера. Прошу установить владельцев „Вартбургов” с подобными номерами, а до получения результата — дать указание патрульным машинам и дорожной милиции на выездах из города обратить внимание на машины с подобным номером и подобной марки, останавливать их и проверять документы водителей. Прошу также прислать криминалиста-фотографа, так как боюсь, что нам самим не удастся сфотографировать следы.

* * *

Дежурный инженер обошел все лаборатории. Большинство приборов „мирно отдыхало”, но были и такие, которые даже в это новогоднее утро тихо пощелкивали, мигая лампочками. Тишину неожиданно разорвал звонок:

— Товарищ старший лейтенант, сегодня утром был найден ящик; в нем обнаружен труп грудного младенца. По мнению эксперта, причиной смерти явилось переохлаждение. Первоначально ящик использовался для почтовой посылки; может быть, на рождество в нем прислали подарок. Заметно слово „отправитель” и то, что адресат проживает в Будапеште, но имена тщательно выскоблены. Если бы надписи на ящике удалось восстановить…

На следующий день молодая женщина с измученным, серым лицом открыла дверь сотрудникам угрозыска в той квартире, адрес которой установил эксперт на почтовом ящике, ставшем гробом для младенца. Она ни о чем не спрашивала. Молча надела пальто; в небольшую сумку уже все было уложено. И только на улице произнесла:

— Я не спала всю ночь. Ждала вас. Знала, что придете.

* * *

— С какого расстояния произведен выстрел?

— Думаю, с трех-четырех метров. Точнее смогу сказать после вскрытия.

— Самоубийство исключается?

— Абсолютно.

Еще не закончился осмотр места происшествия, когда молодой сотрудник подал следователю комочек, свернутый из обложки школьной тетради. Его развернули, на нем детским почерком было написано „атаи”.

— Это наверняка от тетради малыша Батаи, — сказал местный участковый. Все знают, что его отец — браконьер. Его не один раз наказывали, разрешения на оружие у него нет, но он всегда достает себе ружье.

Действительно, преступником оказался Батаи.

В лесу он неожиданно столкнулся с лесничим и без промедления вскинул к плечу дробовик. Батаи смотрел на истекающего кровью человека, не пытаясь оказать ему помощь, и не подозревал, что его выдаст изготовленный им же самим пыж.

* * *

— Завиткового типа два дробь десять. На первой линии в направлении 3 часов смотрящая вниз вилка, под ней на той же линии в направлении 5 часов — смотрящий вверх крючок, на второй линии в направлении 9 часов — островок. Прошу проверить.

— Есть.

— На третьей линии в направлении 1 часа — смотрящая вниз вилка, между четвертой и пятой линиями в направлении 6 часов — точечное образование, непосредственно рядом с ним в направлении 7 часов — смотрящая вниз вилка…

— Спасибо, достаточно.

Эту непонятную коллективную игру уже свыше четверти часа ведут два эксперта-криминалиста. Они проводят идентификацию отпечатков пальцев по телефону. Один находится в области Боршод. Он только что вернулся с осмотра места происшествия — взлома двери винного магазина. Другой — несет дежурство у телефона в Отделе уголовной регистрации в Будапеште.

Центр оценивает результаты, и снова звонит телефон в Мишкольце.

— Найденные на месте взлома отпечатки пальцев принадлежат Яношу П. Кишшу — опасному вору-рецидивисту. Две недели назад он был освобожден из заключения и уже успел совершить кражу со взломом в Эгере. Его метод всегда один и тот же и характерен как раз для „свежего” мишкольцского случая. Особые приметы — на правой руке татуировка „1946”. Номер фотографии в картотеке 1965-699. При освобождении заявил, что намеревается поселиться в Мишкольце у старшего брата. Имя и адрес старшего брата следующие…

* * *

— Я заметил его, когда он перелезал через забор, закричал и даже побежал за ним, но я уже стар, и мне не удалось его догнать, — рассказывал в дежурном отделении городского управления милиции ночной сторож одного объекта.

Розыскная собака взяла след в том месте, где вор спрыгнул с забора. Она привела работников к кусту, под которым лежали некоторые из украденных вещей. Собака повела оперативников дальше до автострады, но у железнодорожной станции потеряла след. У автострады был найден носовой платок. Лай собаки означал, что предмет потерян преступником. Начальник поднял платок пинцетом и положил в стеклянную баночку. Завязал ее и залил воском. „Еще понадобятся эти „консервы””, — заметил он.

Оперативники укрылись в засаде. Они рассчитывали, что преступник вернется за добычей. Ждать пришлось довольно долго. Уже темнело, когда высокий, мускулистый молодой человек взял из-под куста сверток и направился в сторону станции. Он хладнокровно посмотрел на внезапно появившихся сотрудников уголовного розыска.

— Я нашел здесь сверток. Не знаете ли, куда его сдать?

— Пройдемте с нами, мы покажем.

Молодой человек был „старым знакомым” оперативников. Его поставили среди шести человек, затем дали собаке понюхать носовой платок из банки. Из шести человек, в каком бы порядке они ни стояли, собака каждый раз выбирала именно его.

Вскоре и сам преступник понял, что искреннее признание — это единственное, чем он сможет смягчить свою участь.

След на сугробе, пыж из бумаги, отпечатки пальцев, запах человека — как много „визитных карточек” может оставить преступник на месте преступления. После этого и вправду не трудно вести следствие. Действительно, не трудно. Только… Только надо найти отпечаток номерного знака автомашины на сугробе, отпечатки пальцев на винной бутылке, кусочек от бумажного пыжа в груде опавших листьев в осеннем лесу, выдрессировать служебную собаку и научиться фиксировать обнаруженные следы.

Тот, кто занимается фотографией, понимает, что сделать хороший снимок с отпечатавшегося на сугробе номера автомашины нелегкое дело. Обнаружение и фиксация отпечатков пальцев тоже не такая простая задача, как кажется на первый взгляд. Каждый раз следователю приходится сталкиваться с изощренными способами совершения преступления. Все это только представляется простым, а в действительности — это наука.

Розыском, фиксацией, исследованием и оценкой этих „визитных карточек” занимается специальная наука — криминалистика. Она помогает и тогда, когда на месте происшествия следователь не находит таких „визитных карточек”, когда необходимо раскрыть секреты человеческого сознания. Многочисленные тактические приемы помогают раскрытию преступлений, позволяют обнаружить самого хитроумного преступника даже тогда, когда тот оставляет фальшивые „визитные карточки” на месте преступления, чтобы направить следствие по ложному пути.

Криминалистика и Шерлок Холмс

Криминалистика — это современная наука. Испытание раскаленным железом или пытка не требовали особой науки и даже не терпели и намека на нее. Характерно, что книгу Равено о графической экспертизе, появившуюся в Париже в 1655 году, торжественно сожгли по требованию органов правосудия 10 февраля 1670 года. Было высказано опасение, что книга окажет помощь не судьям, а фальсификаторам документов, которые могут почерпнуть из нее „полезные сведения”. Отцом буржуазной криминалистики принято называть профессора университета в Граце Ганса Гросса. В 1893 году он издал свою двухтомную работу под названием „Руководство для судебных следователей”. Предложенное им название новой науки — „Криминалистика” — получило общее признание.

Почти одновременно с появлением фундаментального произведения Ганса Гросса начал свое победное шествие по миру и Шерлок Холмс — суперсыщик.

Кто читал рассказы о нем, знает, что Шерлок Холмс жил в Лондоне на Бейкер-стрит. На этой улице в одном из ресторанчиков устроен его музей: здесь можно увидеть знаменитую трубку, лупу и прочие личные вещи Холмса. Так действительно ли жил великий сыщик, для которого не было тайн? Описавший его приключения Конан Дойл часто говорил о нем как о живом человеке.

— Естественно, я очень благодарен Холмсу, — так, например, он начал одно из своих интервью. — Он оказался хорошим другом, и я всегда знаю, как он ведет себя в конкретной ситуации.

В действительности же Шерлока Холмса никогда не было на свете. Его прототипом был друг писателя, доктор Джозеф Белл. О его необычайной наблюдательности рассказывали легенды. Одного из своих пациентов, например, он встретил следующими словами:

— Ваша милая жена чувствует себя лучше?

— К сожалению, бедняжка очень плоха. Но извините, господин доктор, откуда вы знаете, что она больна, ведь вы и меня не знаете?

— Из кармана вашего жилета выглядывает краешек талона на посещение больницы. Вы женаты — у вас на пальце обручальное кольцо, а то, что ваша жена больна, я заключил из того, что вы сами застилали свою постель: на одежде остался пух. Перед тем как отвезти жену в больницу, вы обращались к знахарке.

— Но позвольте доктор!

— Не отрицайте, что вы побывали на Лейденской пустоши у старой Корле. Светло-желтая грязь, приставшая к вашей обуви, выдает вас. Я и не упрекаю вас за то, что вы сначала обратились к знахарке, ведь для бедного сапожника, каковым вы являетесь, большая жертва, когда надо обращаться к врачу.

— Но откуда вы знаете?..

— Что вы сапожник!.. Широкий, мозолистый большой палец рассказал мне, что в своей жизни вы долго вертели дратву, и на ваших брюках виден след пояса. Я вижу и то, что ваше материальное положение плохое, иначе вам не пришлось бы закладывать часы, ибо из пустого жилетного кармана свисает цепочка от часов…

Итак, подлинный Шерлок Холмс был не детективом, а врачом. А романы-детективы — будь то плохие или хорошие — выделяются не содержащимися в них криминалистическими научными сведениями, а своей логикой, тем, что они ведут читателя через увлекательную загадку. Они приобщают читателя к логическому образу мышления. Но если писатели не искали связи между криминалистикой и литературой, то криминалисты только радовались этому.

Труды Ганса Гросса всегда характеризует сухая точность. Он писал в сдержанном научном стиле своей эпохи. От этого Гросс отступил только в одном месте: при объяснении следственной тайны. Здесь педантичный профессор привел для доказательства своей правоты один анекдот.

Дамы салона окружили молодого симпатичного священника и попросили его рассказать, в каком грехе покаялся человек, которого он впервые исповедовал. Некоторое время аббат упрямился, но потом подумал, что может раскрыть тайну исповеди, не называя имени человека. Он заставил еще поупрашивать себя и в конце концов рассказал, что его первая посетительница изменила своему мужу. Некоторое время спустя в салон вошла молодая супружеская пара — маркиз и его молодая красавица-жена. Они оба поприветствовали аббата и упрекнули его в том, что он давно забыл о них, не навещает.

— Это некрасиво, господин аббат, — сказала маркиза, — вы, вероятно, забыли, что я была вашим первым „грешным барашком”.

Криминалисты долгое время помнили поучение Ганса Гросса: все то, что связано с методами раскрытия преступления, является тайной. И действительно, в обществе, где существует организованная преступность, методы расследования, даже самая незначительная следственная тайна, легко могут дойти до преступника и осложнить следствие.

Непосредственно после освобождения, когда еще в Будапеште существовала организованная преступность, обвиняемый по одному делу показал, что он и его шайка могли долго вести свои дела безнаказанно, в частности потому, что день и ночь вблизи здания управления милиции они следили за тем, когда милиционеры выезжают на облаву.

Сегодня у нас уже нет преступности такого рода. Изменились и методы следствия население оказывает помощь и поддерживает деятельность следственных органов. Мы показываем, как „работают” преступники, для того чтобы честные люди могли оказывать большую помощь в их разоблачении.

Описанные в этой книге преступления действительно имели место. Герои разыгравшихся в далеком прошлом историй и те, кто был приговорен к смертной казни, названы подлинными именами. Однако все остальные имена и названия мест мы изменили.

СЛЕДЫ В ПАМЯТИ

„Царица доказательств”

„Привидения могут весьма облегчить проведение допроса, особенно при расследовании убийств, поскольку привидения тех людей, которые умерли насильственной смертью, настойчиво заявляют о своем существовании в отличие от привидений людей, умерших естественной смертью. Убитый человек уже в момент своей смерти стремится разоблачить убийцу, и у него возникает мысль реконструировать обстоятельства убийства. Он возвращается на место преступления до тех пор, пока люди не поймут значения созданного им привидения и не передадут преступника в руки правосудия”.

Это цитата не из какой-нибудь средневековой книги, а из американского полицейского журнала за октябрь-декабрь 1954 года.

Пожалуй, у человечества нет другого такого юридического института, с которым связано столько пыток, страданий, суеверий, вероломства, как допрос. С древнейших времен люди знали, что след преступления наверняка остается в памяти свидетелей, но знали также и то, что этот след легче всего фальсифицировать. Уже законы Хаммурапи, дошедшие до нас из 18 века до н. э., упоминали о допросе и угрожали наказанием лицам, дающим ложные показания. „Если человек обвиняет человека, бросает ему обвинение в убийстве и не может доказать это, то обвинителя убейте”, — гласит этот свод законов.

Согласно сборнику моральных и юридических правил, известному под названием Законов Ману — памятнику древнеиндийской юридической и философской литературы, перед началом допроса судья обращается к свидетелю с длинной речью, обещая, что в награду за рассказанную истину „он получит самый прекрасный мир после смерти, а здесь, на этой земле, высшее доброе имя; тот же, кто лжесвидетельствует, напрасно со дня своего рождения совершил какое-либо полезное дело, все это переходит на собак, и в земной жизни он будет существовать не лучшим образом; голым, остриженным, страдая от жажды и голода, слепым пусть идет с миской в руке попрошайничать к дому врага своего тот, кто дает лжесвидетельские показания”.

Вместе с тем закон предписывает лжесвидетельствовать всякий раз, когда в результате дачи правдивого показания должен выноситься смертный приговор лицу, принадлежащему к более высокой касте, так как „эта ложь стоит дороже правды”. Так находила свое выражение в законе, стоящем на религиозных основах брахманизма, идеология кастовой системы.

В древнегреческом судопроизводстве мы впервые встречаем упоминание о допросе с пытками. Свободный человек, прежде чем дать свидетельские показания, приносил клятву перед жертвенным алтарем. Этого не мог делать раб. Если все же необходимо было получить свидетельские показания раба, то сначала его пытали самым жестоким, самым изощренным способом. Считалось, что раб может сказать правду только тогда, когда он находится в полусознательном состоянии; в таких случаях пытки отделяют показания от воли и, таким образом, страдания могут придать убедительную силу словам раба.

В римском судопроизводстве фигурировало два типа свидетелей: один — действительный свидетель преступления, а второй — давал показания о моральной стороне личности человека, пригласившего его в суд. Рабы в Риме давали показания также только после пыток. Если кто-либо настаивал на допросе раба, то брал обязательство возместить владельцу раба ущерб, если последний умрет либо станет калекой в результате пыток. Часто раб покупался с целью свидетельствовать в пользу своего хозяина. Можно представить искренность и объективность таких свидетельских показаний!

В IV веке допросу пытками обвиняемого подвергали даже в том случае, если он был свободным человеком. Позднее пытки были распространены на колеблющихся свидетелей и всех тех, кого суд желал подвергнуть такому допросу. Все большее значение стало придаваться признанию преступника, и все более жестокими и грубыми средствами вырывали у него признание.

При допросе обвиняемого не было недопустимых средств: можно лгать, обещать прощение, награду, угрожать и в конечном счете применять всякие методы допроса пытками. Обычно юридические нормы придавали доказательную силу не допросу под пыткой, а присяге. Поэтому признание, сделанное под пыткой, необходимо было повторить под присягой перед судьей. Тот, кто не был согласен на это, вновь подвергался пытке. Если он трижды подряд выдерживал пытки и не признавался в совершении преступления, то у него брали клятву в том, что он не будет мстить за обвинение и пытки, и отпускали его на свободу. По свидетельству одного документа, испанский сапог врезался не только в мышцы, но и в кости обвиняемого, причем был выдавлен костный мозг, и обвиняемый вытерпел все это. Была и такая „ведьма”, которая даже после троекратного подвешивания на крюк, пытки испанским сапогом и дробления пальцев в тисках не признала своей вины и была отпущена на свободу. Но спустя год она вновь была обвинена в колдовстве. Ей снова пришлось выдержать все пытки, но теперь уже именно это посчитали отягчающим обстоятельством, ибо если она не зналась бы с дьяволом, то не смогла бы выдержать столько страданий.

Допрос под пыткой имел свои строгие правила и даже свои „научные” книги. Сборники законов содержали технические чертежи орудий пыток, выполненные с инженерной точностью.

На основании постановления суда обвиняемый имел право приглашать друзей для дачи присяги в доказательство своей „порядочности”. При совершении различных преступлений необходимо было собрать 12, 72 и даже 300 таких свидетелей. Естественно, что бедный человек не мог выставить большое количество свидетелей. Для их вызова давался очень короткий срок. Ответчик делал все возможное, чтобы необходимое число свидетелей представить на заседании суда и тем самым спасти свою жизнь. А его противник по процессу стремился воспрепятствовать этому. Данное постановление было источником всевозможных злоупотреблений.

Известный историк права, профессор Экхардт описывает характерный случай.

В 1629 году Андраш Сабо обвинил свою жену Каталин в нарушении супружеской верности и просил о наказании жены и разрушившего брак мужчины. Обвиненная женщина отрицала свою вину и „давала голову на отсечение”; суд вынес решение о принесении ею и еще 19 лицами присяги на 15-й день. Женщина содержалась под стражей, и поэтому искать свидетелей нужно было другим. Ее муж, однако, ходил из села в село и старался отговорить людей, да так успешно, что в установленный срок Каталин вместо 19 смогла выставить на заседании только 12 свидетелей перед исправником и тюремщиком. Судья из города Папа, получив жалобу женщины, передал дело в помещичий суд. На нем женщина пыталась доказать свою невиновность, а ее муж ссылался на то, что он не препятствовал вызову свидетелей „ни оружием, ни дубинкой” и, несмотря на это, его жена не смогла собрать их достаточное количество. Свидетели же показали, что защитник обвиняемой занимался подкупом, чтобы заполучить присягающих.

Особенно в тяжелом положении были те, кто обвинялся в колдовстве. Их содержали в заключении, и если к сроку они не могли собрать готовых присягнуть свидетелей, то никто и не рисковал выступить в их защиту, потому что не хотел разделить отнюдь не достойную зависти их судьбу по обвинению в сношении с дьяволом.

Доказывание с помощью свидетелей заключалось лишь в доказательстве „порядочности”; обстоятельства преступления менее всего интересовали судей. Часто приносили присягу по поводу очень странных вещей.

В „Варадском регеструме о пытках раскаленным железом” описывается случай, когда человека лишили зрения. В этом процессе свидетели присягали тому — как гласит протокол, — что стороны можно примирить. В процессе в конце концов бедный, ослепленный человек под святой присягой взял обязательство в том, что он отказывается от всех претензий и из-за своего ослепления никогда не будет больше беспокоить обидчика жалобами.

Эти формы дачи свидетельских показаний оставались неизменными на протяжении всего средневековья. С XVI века выкристаллизовывается сложная математика формальной системы доказательства, краеугольным камнем которой являлось следующее положение: полным доказательством считаются показания двух пригодных, достоверных свидетелей, одно достоверное свидетельское показание — полудоказательство, которое может быть дополнено другими доказательствами. Большинство кодексов делило свидетелей на различные группы по достоверности и ценности их показаний. Задача судьи была очень легкой: ему не нужно было анализировать, что является правдой, нужно было только сопоставить „ценность” свидетелей двух сторон.

Однако долгое время свидетельские показания были отодвинуты на задний план: божественный приговор, дуэль, присяга и признание обвиняемого — вот что являлось настоящим доказательством.

Из венгерского процессуального права божественный приговор был вытеснен в XII веке, а дуэль в XV веке.

В конце XVII века в Венгрии окрепло господство Габсбургов и все больше чувствовалось влияние немецкого права. Судья спрашивал обвиняемого на основании заранее составленного вопросника — анкеты „Артикулатума” и в так называемом промежуточном приговоре решал, имеются ли перечисленные в уголовном кодексе улики и обоснованно ли применение пытки.

После этого приводилась в исполнение пытка; в Венгрии — если учесть условия той эпохи — с поразительной снисходительностью. Согласно записям, пытка редко вызывала смерть преступника, не очень-то часто применяли инструменты более мучительные, чем испанский сапог и тиски для пальцев.

На основании добытого под пыткой признания — как царицы доказательств — суд выносил окончательный приговор. Обычно для раскрытия возможно утаенного сообщника перед исполнением приговора вновь применялась пытка.

Однако с конца XVII века стали раздаваться голоса протеста против пыток. Против произвола судов боролись Монтескье, Руссо, Вольтер, Беккариа, Сечени и Кошут. Особенно большое влияние оказали идеи Беккариа: „Применение пытки приводит к тому, что невинный находится в худших условиях, чем виновный… Преступление доказано или не доказано. Если доказано, то за него можно назначить только то наказание, которое установлено законом, и пытка является бесполезной, потому что признание преступника излишне. Если же преступление не доказано, то нельзя истязать невинного, которым по закону должен считаться всякий, чье преступление не доказано”. В 1790 году в Венгрии пытки были упразднены законом. Параллельно с официальной отменой пыток ликвидируется и „система формальных доказательств”.

Теория формальных доказательств — составленные в этом духе законы — строго по ранжиру перечисляла доказательства. Были совершенные и несовершенные, полные и неполные, больше половины и меньше половины, заслуживающие внимания и не заслуживающие такового, убедительные, выразительные, указывающие доказательства и пр. Несколько несовершенных доказательств могли дать одно совершенное, из многих неполных доказательств выходило одно полное. Наиболее убедительным доказательством считалось собственное признание обвиняемого или признание им обвиняющих его письменных доказательств. Большую ценность представляло показание мужчины, чем женщины, дворянина, чем крепостного, священника, чем светского человека. Судья лишь подытоживал значимость определенных таким образом доказательств и согласно им выносил решение даже в том случае, если и был убежден, что его приговор не соответствует истине. Один из лучших сатириков мировой литературы Салтыков-Щедрин в своих „Губернских очерках” следующим образом характеризует образ мыслей судьи в процессе формального доказательства: „Я не схожу в свою совесть, я не советуюсь с моими личными убеждениями; я смотрю на то только, соблюдены ли все формальности, и в этом отношении строг до педантизма. Если есть у меня в руках два свидетельские показания, надлежащим порядком оформленные, я доволен и пишу: есть; если нет их — я тоже доволен и пишу: нет. Какое мне дело до того, совершено ли преступление в действительности или нет. Я хочу знать доказано ли оно или не доказано — и больше ничего”.

Ко второй половине XVIII века доверие к теории формальных доказательств было уже полностью утрачено. Смертельный удар был нанесен ей Французской буржуазной революцией 1789 года, в ходе которой место теории формальных доказательств заняла система улик, оцениваемых на основании внутреннего убеждения судьи.

Открывается новая глава в истории процесса доказывания и, естественно, в истории учения о допросе. Сразу же привлекают внимание вопросы доказательственной ценности признания.

Нельзя было вести речь о научной обоснованности допроса там, где его методами были раскаленное железо, кнут и скамья пыток; научная теория доказательств не могла родиться там, где исход процесса решал божественный приговор и дуэль, где ценность показания определялась законом не по его содержанию, а по происхождению свидетеля, где свидетели давали показания не о факте, а о моральном облике их родственника, друга. Только на основании принципа свободной, основывающейся на внутреннем убеждении оценки доказательств могла зайти речь о необходимости разработки тактики допроса в действительном значении этого слова и только тогда могла родиться и теория допроса.

Пытки остаются

Законы отменили пытку, но в действительности пытка продолжала оставаться важным средством в руках жандармско-полицейского аппарата эксплуататорского государства. В 1861 году комитат Бихар составил такое распоряжение, одна часть которого запрещала жестокость и допрос под пыткой, но предписывала, что „подозреваемого или виновного в целях выяснения сообщников или преступления можно подвергнуть краткому, но действенному допросу”.

О том, что означал этот „краткий, но действенный допрос”, пишет жандармский пристав Паль Ошват в своей книге „Прошлое нашей общественной безопасности и воспоминания о жандармской работе”: „Встречался, например, такой пристав, который вел каждый допрос, отдавая следующие приказы:

1-й приказ: „Одежда этого человека невиновна, поэтому ее необходимо с него снять, поскольку на нем она может порваться”. И поскольку за спиной раздетого по пояс пленника стоял стражник и по знаку жандарма обрушивал плеть на спину допрашиваемого, то после команды жандарма „Стой!” стражник выслушивал

2-й приказ, который звучал следующим образом: „Я не хочу, чтобы белая печь запачкалась брызгами крови этого негодяя”. После этого следовало заслонить чем-нибудь печку, а когда это было сделано и если пленник не давал показаний после следующих двух-трех ударов, то следовал

3-й приказ: „Этот плохой человек может потерять сознание и, чтобы привести его в чувство, следует принести побольше воды”.

В случае, если избиение плетью не давало результатов, следовало связывание (правую руку — к левой ноге, левую руку — к правой ноге)”.

Были и такие жандармские приставы, которые, для того чтобы избежать ответственности, возлагали ведение всего допроса на стражника. Естественно, что после таких истязаний часто невинно пострадавший человек признавался даже в том, чего он никогда не совершал. Закоренелые же и привычные к такому обращению преступники хладнокровно выдерживали допрос и не давали показаний.

Чуть ли не легенды рассказывали о закаленных разбойниках пусты[2], которые не давали показаний, даже несмотря на самые жестокие пытки и обращение. Жандармы применяли к ним психологические ловушки и часто того, чего не могли достичь пыткой и побоями, достигали хитростью.

Негр, художник, заячье семейство и прочие

В начале нашего века казалось, что ученые-криминалисты только и стремились восполнить тысячелетнее отставание. Полки книжных магазинов были забиты разнообразными учебниками по тактике допросов, начались и эксперименты в этой области. 4 февраля 1903 года на заседании геттингенского судебно-психологического общества профессор Детмольд рассказывал о достижениях криминальной психологии первых лет нашего столетия. Но внезапно серьезный доклад был прерван шумом. В зал неожиданно ворвался клоун, размахивая пузырем, надутым воздухом, и турецкой феской. За ним с револьвером в руке гнался негр, одетый в пеструю одежду. Клоун упал посредине зала, и пузырь в его руках лопнул. Негр налетел на него, отобрал феску, но выронил револьвер. Клоун схватил оружие, вскочил и выбежал в дверь зала. Негр последовал за ним. Все это сопровождалось криками:

— Вот твоя феска, отвратительный черномазый!

— Я застрелю тебя, проклятая собака!

Вся сцена заняла 15–20 секунд. Ошеломленные слушатели еще не опомнились, когда профессор заявил, что речь идет о заранее организованном эксперименте. Спустя час присутствовавшим роздали анкеты. Вопросы в них относились к обстоятельствам происшедшего действия.

Сцена была настолько неожиданной, что многие не могли дать правильные ответы и начали выдумывать невесть что.

Эксперимент Детмольда сегодня предан забвению, о нем не помнят даже в кругу специалистов. Мы приводим его потому, что он, вероятно, ярче других демонстрирует главную ошибку психологических экспериментов допроса той эпохи — у них было очень мало общего со следственной практикой, с жизнью. Можно ли представить себе такое преступление, в связи с которым свидетеля просят, чтобы он вспомнил о клоуне, размахивающем феской и пузырем во время научного доклада?

Пионером психологических экспериментов в области допроса начала века был Вильям Штерн. В своих экспериментах он на сорок пять секунд показывал своим испытуемым картину, о содержанки которой они потом должны были рассказать. Какими были эти картины?

Один рисунок изображал переезд на новую квартиру художника. Художник идет перед четырехколесной повозкой, на повозке стоит диван, а на нем сидит хорошо одетая женщина. Повозку тащит лошадь, но за вожжи никто не держится, так как у художника и у женщины обе руки заняты. Едва можно различить детали мебели на рисунке. На другом рисунке был изображен воскресный день заячьей семьи. Маленькие зайчата играют в мяч, бабушка зайчиха вяжет, дедушка — что он может делать еще! — читает „Фрайе пресс”. Рассказы об этих картинках получаются чрезвычайно бессвязными, поскольку в памяти свидетелей картинки ни с чем не ассоциируются.

Отсутствие связи с жизнью в подобных экспериментах привело к выводу, что свидетели либо заблуждаются, либо лгут и в редком случае говорят правду.

Однако уже среди современников Штерна и его последователей были и такие, кто ставил подобные эксперименты на более практической основе. Так, например, два исследователя разыграли со своими студентами судебный процесс. Не обошлось без того, что какой-либо студент не помнил мелких деталей, но тем не менее студенческий суд смог верно реконструировать на „заседании” деяние, созданное в искусственных экспериментальных условиях, и вынести правильный приговор.

В экспериментах широкообразованного венгерского психиатра Змила Моравчика психически больные люди показали примеры большей способности к запоминанию, чем здоровые люди в экспериментах Штерна. Моравчик указал, что данные, связанные с наблюдениями, весьма ошибочны, и обратил внимание на то, что оценка таких данных требует большой осторожности. Он указал и на то, что судья, „который может сделать любое доказательство предметом свободной оценки в силу своей способности к оценке, отточенной профессиональными знаниями и опытом, может найти верный путь, который ведет к правде”.

По его мнению, люди, страдающие некоторыми психическими расстройствами, обладают довольно хорошей памятью и даже есть параноики, воспоминания которых отличаются большей точностью, чем у психически нормальных людей.

Многие дети — участники экспериментов — дали свидетельства своей очень острой наблюдательности и полноты воспроизведения виденного, но вместе с тем у них была очень высокой внушаемость я действительность легко искажалась их живой фантазией. Моравчик обратил внимание венгерских криминалистов на то, что, исключая индивидуумов с исключительно хорошей памятью, со временем ошибки восстановления в памяти увеличиваются и, таким образом, важно, чтобы свидетели по возможности скорее давали подробные показания. Метод и форма заданных вопросов оказывают сильное воздействие на качество ответов, и зачастую так называемые перекрестные допросы ведут к усложнению следствия.

Он показал, что при определении пространственных параметров по возможности необходимо допрашивать специалистов (например, строителей, плотников и пр.).

Сегодня считается естественным, что человеку свойственно забывать, что обычно более достоверными являются данные, полученные во время беседы в непринужденной обстановке. Даже уголовно-процессуальный кодекс предписывает, чтобы в начале допроса обвиняемому и свидетелю была предоставлена возможность свободного рассказа. Но в начале века это было еще новым для науки.

Удивление вызвал, например, и тот факт, остроумным способом доказанный одним экспериментатором, что так называемые производные свидетельские показания имеют весьма незначительную доказательственную ценность. Экспериментатор рассказал одному студенту о некоем событии; этот рассказ тому необходимо было передать дальше; когда же спросили десятого, то уже почти невозможно было узнать первоначальный рассказ.

Расскажем об одном современном эксперименте, условия которого были весьма близки к действительности.

Эксперимент на рыбном рынке

22 июля 1955 года утром на одном из бухарестских крытых рынков среди домохозяек распространился слух, что можно купить пеламиду. В то время эта вкусная морская рыба была дефицитом, поэтому неудивительно, что за ней выстроилась очередь в 40–50 человек. Стоящие в очереди не подозревали, что вольно или невольно они являются участниками криминально-психологического эксперимента.

В толпе стоял один молодой человек с сеткой в руке (им был один актер). Актер разговорился со стоящими в очереди, а затем в соответствии с полученной инструкцией стал проталкиваться к прилавку. Выбрав пару рыбин, он бросил их в корзину. Когда ему указали на неправильное поведение, он грубо крикнул:

— Я плачу, а значит, имею право и выбирать!

Продавщица попросила мелкие деньги, но актер мог заплатить только 25-леевым банкнотом. Тогда женщина попросила еще 50 баней. Молодой человек отдал ей 50 баней, после чего, как и полагалось, получил сдачу 23 лея. Однако он сказал, что этого мало, и требовал 98 лей. Он утверждал, что заплатил столеевым банкнотом. Актер стал спорить с продавщицей, чуть не ударил ее. Женщина оттолкнула его, а он схватил ее за блузку, и в ответ на это продавщица дала бессовестному молодому человеку пощечину.

В этот момент вмешалась милиция, но молодой человек, пользуясь замешательством, исчез. Милиционеры смогли записать только имена свидетелей.

Эксперимент был организован очень осмотрительно. В непосредственной близости от места действия незаметно установили скрытую камеру, которой вели съемку. На третьем этаже здания была установлена еще одна кинокамера, с помощью которой съемка очереди производилась сверху. Возле толпы стояли два звукооператора со спрятанными в рюкзаках магнитофонами.

Стоит упомянуть, что даже допрашивавшие свидетелей милиционеры не знали, что они являются участниками эксперимента. Свидетельские показания можно было сравнить с подробностями происшествия, зафиксированными на кино и магнитофонную пленку.

Проведенный эксперимент позволил сделать вывод, что свидетельские показания, как правило, являются достоверными. На основании свидетельских показаний было точно установлено, что же произошло на рынке. Выяснилось, что человеческое ухо зачастую чувствительнее самого совершенного магнитофона. При прослушивании магнитофонной записи иногда невозможно было понять, что кричали друг другу спорящие. Но отдельные свидетели, которые стояли дальше от места происшествия, чем был расположен микрофон магнитофона, хорошо понимали суть спора, поскольку следили только за ним, могли как бы выключить в своем мозгу мешающие раздражители и делать выводы по движению губ.

Из результатов эксперимента можно было сделать очень много и тактических выводов, например о методе постановки вопросов. Вновь было доказано, что если следователь устанавливает правильные отношения со свидетелем и внимательно выслушивает его показания, то получает ценный материал.

Свидетели все видели

Бывает даже, что свидетельские показания рассказывают о каждой минуте, каждом шаге преступника. Так было и в деле танцовщицы Евы Лигети. Посмотрим, как это дело отражено в протоколах допросов. Элемерне[3] Пинцеши — мать Евы Лигети показала:

„Приблизительно неделю тому назад Ева рассказала, что встретилась со своим старым знакомым. После освобождения Венгрии моя дочь танцевала в „Ревю Руаяль”, а этот мужчина был там завсегдатаем, его знали как богатого дельца черного рынка. Дочь описала его как высокого, симпатичного человека, с ослепительной улыбкой. Добавила, что ее знакомый уже не выглядит так хорошо, как раньше. Когда-то он работал на строительстве подземки, но его по неизвестной причине уволили. Сейчас этот мужчина живет в Сегеде, где работает подмастерьем в одной из парикмахерских. Его жена тоже парикмахер, но они живут порознь. У них есть красивая дочка, и он даже показывал моей дочери ее фотографию. Сейчас он приехал в Пешт, потому что продал кому-то свою квартиру незаконным путем и возникли какие-то трудности.

Мужчина предложил Еве помыть окна. Дочь якобы не могла сама мыть окна, потому что однажды упала с лестницы и с тех пор боится высоты.

Во вторник, 25 августа, я ждала Еву к обеду, но она приехала намного позже, около трех, объяснив, что задержалась из-за мытья окон. Она упомянула и имя мужчины, но я не могу его вспомнить”.

Показания Марии Палотаи — машинистки-стенографистки:

„Я познакомилась с Евой Лигети месяца три назад в Совете 14 района. Она искала работу, хотела стать машинисткой. Мы договорились, что я регулярно буду приходить к ней и давать уроки машинописи. Последний раз занятие состоялось 25 августа в половине пятого. Как только я пришла к ней на квартиру, она спросила меня, не замечаю ли я чего-нибудь. Я ответила, что нет. Она шутливо обратила мое внимание на окна, выходящие на улицу. Окна были вымыты. Позднее приехал муж Евы, живущий отдельно. Она и к нему обратилась с тем же вопросом. Позднее рассказала, что окна ей вымыл ее знакомый. Из разговора выяснилось, что этот мужчина, имя которого она мне не назвала, приехал недавно из провинции. Вероятно, она его могла знать с очень давних пор, так как упомянула, что мужчина приветствовал ее словами: „Ты такая же красивая, как и 10 лет назад”. Пока он мыл окна, Ева спускалась к парикмахеру и занималась хозяйственными делами, то есть мужчина оставался в квартире один”.

Янош Марк — печник:

„25 августа я спустился к Еве Лигети поговорить об условиях перекладки печи. В комнате я видел мужчину, сидевшего за столом. Он поздоровался со мной. Его имени я не помню. Он чувствовал себя как дома, и я подумал, что это муж Евы. Его рост приблизительно 175 сантиметров, овальное лицо, волосы зачесаны назад, гладкие, темно-каштановые, почти черные. У него был сильный загар. Усы подбритые. Твердо уверен, что если бы я встретился с этим мужчиной или если бы его поставили передо мной, то я бы узнал его”.

Янош Тенкеш — подмастерье парикмахера:

„С 1937 года я работаю в парикмахерской моего старшего брата — Ференца Тенкеша, на улице Дембиньского, 31. Сегодня утром я видел, как перед домом № 29 остановилось такси серого цвета. Из него вышел мужчина и почти бегом вошел в дом № 29. Когда я прошел мимо такси, то увидел, что на заднем сиденье стоят два чемодана”.

Яношне Мак — консьержка:

„Я работаю консьержкой в доме № 29 по улице Дембиньского уже два года. 26 августа, в среду, утром, приблизительно в четверть восьмого, мое внимание привлекло то, что перед воротами дома стоит такси. Я выглянула и увидела, что женщина — водитель такси ставит на заднее сиденье чемодан, затем из дома вышел мужчина тоже с чемоданом. Лица мужчины я не видела, так как он повернулся ко мне спиной. У него были темно-каштановые волосы и, как только он немного обернулся, я увидела, что его лицо выглядело несколько худым. Он был в коричневом костюме. Я не помню, чтобы я его видела когда-либо раньше”.

Лайошне Немеш — водитель такси:

„Сегодня утром на стоянке такси без четверти семь я получила заказ подать машину к дому № 29 по улице Дембиньского. Время заказа я называю точно, так как именно в этот момент я посмотрела на часы. Приблизительно через пять минут я подъехала к дому. Мне сообщили имя и фамилию заказчика, но я их забыла. Подъезжая к воротам дома, я увидела, что из него вышел высокий мужчина, который нес на левом плече два связанных чемодана. Я открыла заднюю дверцу машины, и мой пассажир поставил чемоданы на заднее сиденье. Я спросила, сколько еще будет пассажиров, на что он ответил, что только он один, но вещи еще будут. Затем заказчик почти бегом вернулся в дом. Спустя некоторое время он вышел, держа в одной руке папку и пишущую машинку в черном футляре, а в другой — большой чемодан. По мужчине было видно, что он спешит, так как его лоб покрывала испарина и на него ниспадали темно-каштановые волосы. Волосы спускались почти до носа. Когда мы сели в машину, мужчина выдохнул только: „На Южный”. Я видела, что ему жарко, и спросила, с какого этажа он нес чемоданы. Он ответил, что с третьего. Он постоянно вытирал лицо носовым платком. Когда мы достигли площади Левелде, он внезапно изменил свое намерение и захотел поехать на Восточный вокзал. На вокзале он позвал носильщика, и я слышала, как он попросил отнести вещи в камеру хранения.

Рост мужчины приблизительно 170–175 сантиметров, худой, выглядит высоким, мешковатый, но не сутулый. Волосы темно-каштановые, скорее черные, прямые, легко спадают на лицо. Лицо узкое, удлиненное, кожа смуглая. На нем были очки в черной роговой оправе и гладкий коричневый длинный пиджак с покатыми плечами, хорошо сшитый. Брюки гораздо темнее, чем пиджак, — коричневые или серые — я не помню. Его пальцы были длинными, тонкими, не похожими на пальцы работника физического труда. Говорил он скороговоркой, голос довольно глубокий. Если бы мне его показали, то я бы его узнала”.

Михай Бенке — носильщик:

„Пока неизвестный мужчина расплачивался за такси, я уложил чемоданы на тележку, а затем спросил у пассажира, к какому поезду надо везти вещи. Машина еще стояла, когда он ответил, что вещи надо отвезти в камеру хранения”.

Анталь Мохаи — приемщик камеры хранения:

„26 августа, в половине восьмого утра, неизвестный мужчина сдал багаж. Я спросил его имя, так как его нужно было занести в карточку хранения. Он ответил: — „Калина”, — на это я обратил внимание, так как у меня есть знакомые по фамилии Калина”.

Карой Тандари — заведующий магазином:

„Только мой магазин имеет право скупать бриллианты, драгоценные камни и платину. Я точно помню, а также проверил на всякий случай по приходной книге, что 26 августа за 1000 форинтов я приобрел золотые женские часы с браслетом, украшенным бриллиантами. Продавший часы посетитель предъявил документы на имя Иштвана Катоны, по профессии кессонщик, проживает в 8 районе на улице Белы Шомоди, дом 6. Он предъявил удостоверение кессонщика и справку о прописке. Насколько я помню, ему приблизительно 32 года, немного ниже меня (мой рост 180 сантиметров), атлетического телосложения. Если бы я его увидел, то определенно бы узнал”.

Мать Евы Лигети:

„Я со всей определенностью заявляю, что узнаю женские золотые часы с бриллиантами. Они принадлежали моей умершей дочери”.

Паль Надь из отдела кадров строительства подземки:

„Иштван Катона проживает по улице Белы Шомоди, 6, у нас не работает, но Иштван Калина, проживающий по улице Белы Шомоди, 10, — да, такой есть”.

Пальне Шаш, из Сегеда:

„В августе 1953 года я сдала комнату Иштвану Калине. Он поселился 7 августа, а 27 августа забрал свои вещи и съехал”.

Иштван Кемень — портье гостиницы:

„27 августа в 9 часов вечера к нам обратился один мужчина” он предъявил удостоверение на имя Иштвана Катоны. Его внешность: высокий, каштановые волосы…”

Яношне Киш — дежурная аэропорта:

„В списке пассажиров за 27 августа фигурирует Иштван Катона среди пассажиров рейса, направлявшегося в Сегед”.

Иштван Калина — подозреваемый:

„В последние дни я не был в Будапеште, знакомой по имени Ева Лигети у меня никогда не было”.

Карой Тандари — заведующий магазином:

„Из показанных мне лиц третий справа это тот, кто предъявил удостоверение на имя Иштвана Катоны и продал золотые часы с бриллиантами”.

Анталь Мохаи — приемщик:

„Из показанных мне лиц третьим является Калина. Это он сдал 26 августа в камеру хранения три чемодана”.

Лайошне Немеш — водитель такси:

„Из показанных мне лиц находящийся посередине — это тот пассажир, которого я 26 августа везла с улицы Дембиньского на Восточный вокзал”.

Сведения о преступнике:

Подмастерье парикмахера Иштван Калина родился в 1922 году в Балашшадьярмате. Рост 177 см, смуглый, худощав, подвижен. Волосы темно-каштановые, одежда — светло-коричневый пиджак и темно-коричневые брюки (повторный допрос):

„С Евой Лигети я познакомился в 1945 году. Тогда я зарабатывал много денег. Я состоял с ней в связи с мая по конец июня. После этого до 1953 года мы встречались только дважды мельком, случайно.

В последние годы я работал в очень многих местах, но нигде не смог закрепиться, так как все деньги я тратил на свою единственную страсть — скачки. Из-за этого возникли разногласия с семьей. В июне 1953 года моя жена ушла от меня и переехала вместе с дочерью к своей матери. В начале августа 1953 года я уехал в Сегед, чтобы попытаться помириться с семьей, но не удалось. Перед отъездом я случайно встретился с Евой Лигети и очень обрадовался, что наша связь может возобновиться.

17 августа я вернулся в Будапешт и пришел на квартиру к Еве Лигети; эту и следующую ночь я провел с ней. 19 августа я вернулся на самолете в Сегед, где снимал квартиру у Пальне Шаш. Денег у меня не было. Я решил вернуться в Будапешт и стать взломщиком. 24 августа я полетел в Будапешт без вещей, в кармане у меня было приблизительно 15 различных ключей. 24 августа я вновь ночевал у Евы Лигети и 25 утром предложил ей вымыть окна спальни и гостиной. Во время мытья окон приблизительно с 9 утра до 1 часу дня я был в квартире один и основательно все осмотрел. Я увидел, что у Евы осталось еще много ценностей от старых времен. В тот же день вечером я вновь пришел к Еве и провел у нее ночь. Мы легли вместе, но позднее я перешел в гостиную и спал там на кушетке.

26 августа я проснулся приблизительно в 5 утра. Закурил сигарету и, заглянув в соседнюю комнату, увидел, что Ева еще спит. В гостиной я видел бронзовую статуэтку высотой приблизительно 20 сантиметров и весом по крайней мере в 3 кг, которой решил ударить по голове Еву, а затем унести из квартиры все, что смогу. Я вошел в комнату и ударил все еще спящую Еву четыре или пять раз. Потом оделся и вышел в прихожую. Снял со шкафа большой чемодан и две сумки. В шкафу нашел золотые часы Евы и одел их себе на руку. Ломбардную квитанцию на женскую шубу положил себе в карман. Забрал несколько отрезов материи и пишущую машинку. По телефону из спальни вызвал такси к дому. На вокзале очень удивился, когда в камере хранения спросили мое имя. Это было неожиданно. Я испугался, что спросят удостоверение, и назвал свое настоящее имя. Затем на скамейке в парке я подделал удостоверение, переправив букву „l” на „t”, a букву „i”, округлив на „о”. Имя и адрес я оставил прежними, только исправил номер дома с десятки на шестерку. Затем продал найденные у Евы золотые часы и выкупил из ломбарда шубу. Купил билет на самолет и пошел на ипподром. Там я проиграл все деньги”.

Диагностика обстоятельств

В настоящее время со всей определенностью можно сказать, что в ближайшем будущем у нас не будет средств и методов, позволяющих проникнуть внутрь человеческого сознания.

А ведь казалось, что с помощью психологических экспериментов удастся выработать такую процедуру, которая поможет узнать, что зафиксировала память свидетеля или обвиняемого, иногда даже против их воли. В начале века появилась надежда на то, что можно производить диагностику обстоятельств преступления по показаниям обвиняемого или свидетеля. Поэтому новый метод получил звучное название — диагностика состава преступления.

Подвергавшимся испытанию лицам показывали одну картину. Просили ее запомнить. После этого называли слова по списку. Испытуемые должны были не задумываясь отвечать. Но если они слышали слово, которое имело отношение к картине, то в ответе не должно было быть и намека на какую-то связь с картиной. Таким образом искусственно создавалась ситуация, где испытуемому заведомо приходилось лгать. Тем самым проводилось исследование по выявлению способов разоблачения лжи. Когда стали задавать слова-вопросы, то испытуемый давал ответы через 1,8 секунды. Однако, когда он слышал слово, относящееся к картине, то продолжительность реакции заметно возрастала, не говоря уже о том, что ответное слово казалось неестественным.

Этот метод представлялся совершенным. Позднее подключившиеся к эксперименту исследователи легко могли определить, кто из испытуемых лиц уже видел определенную картину и кто нет, хотя последние в соответствии с полученными указаниями любой ценой стремились скрыть это.

Согласно новому методу допроса, для отрицающего вину обвиняемого составляется определенный список слов, ряд которых ассоциируется с обстоятельствами совершения преступления. Психолог с секундомером в руках через равные промежутки времени зачитывает слова. Если допрашиваемое лицо старается скрыть полученные им данные о преступлении, то необходимое для ответов время увеличивается, то есть более длительное время реакции выдает его. Его может выдать содержание ответов (например, в ответ на слово „зима” почти каждый человек даст ответ „холод”, на слово „топор” — „лес”; однако, согласно предположению, грабитель-убийца на слово „топор” даст ответ „кровь”).

Как происходит такой допрос, рассказывает Карел Чапек в своей юмористической новелле „Эксперимент профессора Роусса”. К профессору подводят некоего Суханека, который уже неделю находится под арестом и подозревается в убийстве владельца такси Йозефа Чепелки. Машина исчезнувшего Чепелки найдена в сарае Суханека, а на рулевом колесе и под сиденьем шофера обнаружены пятна крови. Арестованный все отрицал и даже на слова профессора стал отвечать только после угроз начальника полиции.

„— Улица, — продолжал профессор.

— Телеги, — нехотя отозвался Суханек.

— Надо побыстрей. Домик.

— Поле.

— Токарный станок.

— Латунь.

— Очень хорошо.

Суханек, видимо, уже ничего не имел против такой игры.

— Мамаша.

— Тетка.

— Собака.

— Будка.

— Солдат.

— Артиллерист.

Перекличка становилась все быстрее. Суханека это забавляло. Похоже на игру в карты, и о чем только не вспомнишь!

— Дорога, — бросил ему Роусс в стремительном темпе.

— Шоссе.

— Прага.

— Бероун.

— Спрятать.

— Зарыть.

— Чистка.

— Пятна.

— Тряпка.

— Мешок.

— Лопата.

— Сад.

— Яма.

— Забор.

— Труп.

Молчание.

— Труп! — настойчиво повторил профессор. — Вы зарыли его под забором. Так?

— Ничего подобного я не говорил! — воскликнул Суханек.

— Вы зарыли его под забором у себя в саду, — решительно повторил Роусс. — Вы убили Чепелку по дороге в Бероун и вытерли кровь в машине мешком. Все ясно.

— Неправда! — кричал Суханек. — Я купил такси у Чепелки. Я не позволю взять себя на пушку!..”

Труп Чепелки полиция обнаружила в саду Суханека. Вот видите, как просто! Необходимо только… чтобы обвиняемый согласился на подобный допрос; чтобы следователь хорошо знал обстоятельства преступления; чтобы допрашиваемый был преступником; чтобы он не знал ни метода, ни легких возможностей обмана; чтобы допросу не мешали случайные факторы и т. д.

Однако случайность вмешивается во многое. Следующим подопытным профессора Роусса был репортер Вашатко. Тайну репортера невозможно было раскрыть: на каждое слово он отвечал несколькими пустыми фразами, целым словесным букетом, газетными штампами. Гениальный Чапек с присущим ему юмором показал, чего стоит этот допрос. Диагностика обстоятельств преступления не смогла укорениться в следственной практике.

С тех пор диагностика состава преступления, или, как ее называют психологи, исследование словесного рефлекса, всегда с успехом проводится в лабораторных условиях, но терпит крах в комнате для допросов.

Аппарату тоже не под силу

Конструкторы „детекторов лжи” по сути дела попытались развить метод диагностики состава преступления. Ведь если чья-либо естественная реакция на критические слова задерживается, то увеличивается не только время реакции, но и происходят также другие явления: изменяется кровяное давление, частота и глубина дыхания, тонус мышц и даже электропроводимость кожи.

Лицам, подвергающимся допросам с помощью „детектора лжи”, точно так же задаются вопросы, как и при диагностике состава преступления, только при этом с помощью приборов регистрируются физиологические изменения их организма, происходящие во время допроса.

…В помещение не проникал ни внешний шум, ни свет. Тот, кто вошел сюда, мог бы подумать, что находится в какой-либо операционной, оборудованной по последнему слову техники. Бледная палитра стен сливается с мягким тоном пола и потолка и абсолютно не отражает звуков. Посреди комнаты стоит один-единственный большой стул, точно такой же, как в очень дорогих зубоврачебных поликлиниках. Рядом — стол оператора, похожий на диспетчерский пульт крупных предприятий-автоматов. У стола оператора сидит „всезнающий” человек: оператор „детектора лжи”. Перед ним — бесчисленное количество кнопок, тумблеров, крутятся кино- и магнитофонная пленки, самописцы самых разнообразных приборов наносят на бесконечные ленты миллиметровой бумаги на катушках непонятные кривые замысловатых графиков. Человек, которого допрашивают, сидит привязанным к стулу. На груди у него широкая резиновая трубка, с помощью которой прибор регистрирует малейшие изменения дыхания. К руке пристегнуто приспособление для измерения давления, машина регистрирует малейшие изменения. На ногах измеряют тонус мышц, к груди также прикреплен прибор, на руке чувствительнейшие приборы регистрируют изменения электропроводимости кожи. Если бы мы не знали, что это идет допрос преступника, то можно было бы подумать, что происходит какой-то важный космический эксперимент.

Оператор „детектора лжи” уже точно информирован о деле. Знает, что преступника обвиняют в краже меховой шубы. Сначала он задает общие вопросы, затем спрашивает, подвергался ли он подобному исследованию, верит ли в „детектор лжи”.

— Я здесь впервые и не очень могу поверить в то, что машина может заглянуть в мои мысли.

— Нет? Так давайте попробуем! Загадайте число от 1 до 10. Готово?

— Да.

— Теперь я по очереди буду называть числа, но вы не вы давайте то, которое задумали, попробуйте солгать, обмануть машину. Когда мы дойдем до загаданного вами числа, то тоже отвечайте „нет”. Поняли?

— Да.

— Единица?

— Нет.

— Два?

— Нет.

Так шло до десяти. После окончания оператор решительным голосом заявляет: „Вы загадали девятку, машина точно знает!

— Откуда?

— Не пытайтесь обмануть, машина знает вас. Хотите дать показания? Ваше искреннее признание сейчас бы еще ценилось высоко, но если машина покажет, что вы лжете, то я не поверю ни одному вашему слову.

— Хочу сделать признание.

Большой процент подвергнутых испытанию лиц признается в совершении преступления еще до того, как его посадят на этот „электрический стул”. Очень многие уже после первых проб видят, что лгать нет смысла.

Но действительно ли невозможно обмануть „детектор лжи”?

Имел место случай, когда преступник изнасиловал, а затем убил девочку. При испытании на детекторе он не смог скрыть число, которое загадал, и стрелки чуть не выскочили из приборов — так резко реагировал он на вопросы. Однако тот же человек не проявил никаких признаков беспокойства или волнения, когда надо было отвечать на вопросы, связанные с обстоятельствами преступления. А позднее было доказано, что он — преступник, и суд осудил его, однако „детектор лжи” не показал этого.

„Детектор лжи” анализирует не ложь, а просто измеряет эмоциональные реакции. Необходимость лгать сопровождается определенным эмоциональным состоянием. А если так, то почему бы не использовать „детектор лжи” более широко? Почему даже в Соединенных Штатах суды затягивают решение вопроса о признании результатов показаний „детекторов лжи” в качестве доказательств? Почему они не могут пустить корни в европейском правосудии? Ниже мы укажем только на некоторые из многих трудностей этой проблемы.

Вероятно, наиболее важным является то, что подвергнуть испытаниям на „детекторе лжи” можно только такого человека, который дает на это согласие. Для испытания необходимо полное спокойствие, но навязать это спокойствие кому-либо, например с помощью привязывания человека к стулу, невозможно.

Выяснилось также и то, что целый ряд болезней изменяет данные „детектора лжи”. Например, высокое давление, болезни сердца, дыхательная недостаточность, не говоря уже о психической неполноценности. Есть такие преступники, которые — особенно среди „профессионалов” и рецидивистов — не боятся разоблачения. Они могут подготовиться к допросу, и в этом случае серьезным преимуществом для них может являться то, что они могут подкрепить свои ложные показания заключением „детектора лжи”, создающим видимость объективных данных.

Составной портрет

Мы, естественно, также используем при допросах технические средства. Современные магнитофоны фиксируют важнейшие показания, на кинопленку снимают осмотр места происшествия, а один из самых „умных” наших приборов оказывает помощь в „фотографировании” лиц, описанных в показаниях свидетелей, и розыске неизвестных преступников. На языке специалистов он называется полипроектором. В сущности, он состоит из четырех объединенных проекторов. Свидетель из альбома находит лоб, соответствующий лицу виденного им человека, волосы, глаза, нос, рот и подбородок. Проецируя их вместе на экран, мы получаем портрет, на который затем проецируются усы, очки и шляпа. Вся операция повторяется до тех пор, пока полученный портрет не будет похож, по мнению свидетеля, на разыскиваемое лицо. Если имеется несколько свидетелей, то их наблюдения взаимно дополняются. С помощью созданного таким образом портрета изготовляется фотография. Ее раздают сотрудникам милиции, она публикуется в газетах и по телевидению.

С Брукне Ласло Эдьед выпил не так уж много, так как уже обошел к моменту знакомства с ней все корчмы и пивные заведения на улице Барошш, проспектах Арпаде и Фоти. Алкоголь очень скоро „подогрел” их настолько, что после нескольких совместно выпитых бокалов фреча они направились подальше от глаз людей в ближайшую рощу.

Однако некоторое время спустя из-за кустов вышла только одна женщина. Труп мужчины был обнаружен на следующий день. Недалеко от него на земле лежал белый женский пиджак из искусственной кожи. Чуть дальше, метрах в двадцати, в небольшом, заросшем камышом болотце была обнаружена запачканная кровью тяжелая бутылка — ею и был убит мужчина.

Найти владелицу пиджака из искусственной кожи было не трудно. Несколько свидетелей опознали пиджак, видели его владелицу — Брукне вместе с Ласло Эдьедом в увеселительных заведениях и в роще, и у женщины даже нашли часы Эдьеда.

Особых неожиданностей от допроса не ждали. Сначала все шло, как и предполагалось. Брукне призналась, что 9 октября во второй половине дня она познакомилась с Эдьедом, вместе они развлекались, пошли в рощицу (показала место, где они продолжили пьянку; оно соответствовало месту обнаружения трупа), опознала свой пиджак из искусственной кожи, признала, что найденные у нее часы она сняла с руки Эдьеда, только не призналась в совершении убийства.

Ее признание показалось неправдоподобным и поставило в затруднение многих опытных следователей.

Согласно показанию Брукне, некоторое время спустя после того как они расположились, появился неизвестный мужчина и ударил Эдьеда бутылкой по голове. Он не предполагал, что удар окажется смертельным, и обыскал карманы, как он думал, находившегося в бессознательном состоянии человека. Снял он и его часы. После этого Брукне продолжила развлечение с неизвестным, но не спросила имя нового партнера.

Слишком уж неправдоподобный рассказ оказался правдой. Против неизвестного мужчины накапливалось все большее количество данных, и на основании этих свидетельских показаний был составлен его портрет.

Однако казалось, что преступник чувствовал себя в безопасности. Спустя неделю на тихой предместной улице он напал на женщину. Но женщина не потеряла присутствия духа и позвала на помощь. Вступились прохожие и позвали милиционера, затем последовало задержание.

Составной портрет удался настолько, что даже задержавший преступника милиционер записал в рапорте: „Черты лица задержанного и доставленного мною в отделение Ференца Белы Алхази и портрета, сделанного на основании описания очевидцами преступника, который совершил убийство 9 октября, очень схожи…”

На первом допросе нападавший пытался вести себя очень спокойно. Он думал, что за попытку изнасилования немного получит. Однако он не мог скрыть нервозность, когда стали интересоваться подробностями совершенного неделей раньше убийства в Уйпеште.

Вопросы следователя настолько были неожиданными, что он даже и не пытался запираться. Действительно, он не знал ни Эдьеда, ни Брукне. Во время прогулки он обратил на них внимание, но не взял с убитого никаких ценностей, только хотел отбить женщину. Дальнейшие доказательства подтвердили вину Алхази.

„Сыворотка правды” тоже не годится

— Когда бабушка не смотрела в эту сторону, я положил деньги в карман.

— Скажи, что сначала она разрешила их взять.

— Я подглядывал за воспитательницей, когда она раздевалась.

— А ты говори, что когда заметил, что воспитательница не одета, то сразу отвернулся и не смотрел в ее сторону.

— В моей жизни не было никакого такого события, которого я мог бы стыдиться.

— Как же, не было! Ты только подумай!

— Однажды в табеле я подделал подпись своего отца.

Этот странный разговор происходил между авторитетным лондонским профессором-врачом и его учениками во время одного эксперимента, которому затем было посвящено специальное заседание общества судмедэкспертов. Профессор опытным путем исследовал, какое воздействие оказывает на испытуемых „сыворотка правды”. С помощью восьми студентов он воспроизводил то или иное событие, которого они должны были стыдиться, и для каждого нашел какое-нибудь объяснение.

После этого студентам были сделаны инъекции „сыворотки правды”. Было поставлено условие, что если речь снова зайдет о тех некрасивых поступках, которые они совершили в детстве, то они должны придерживаться заранее заученного объяснения. Трое придерживались условия и в одурманенном состоянии повторяли это объяснение. В своем давнем некрасивом проступке очень скоро сознались двое, еще двое признались частично, смешивали действительно имевшие место события с вымыслом. Один явно фантазировал.

„Интересно, — заметил профессор, — что двое студентов, которые под наркотическим испытанием сразу же признались, до него быстро и безо всякого стыда рассказали о таких моментах, которые другие обычно скрывают. Те, из которых труднее было „вытянуть” подобные моменты, и под воздействием наркотиков не потеряли своей способности к сопротивлению. Если я давал большую дозу, то они засыпали, а если маленькую дозу — то последовательно врали”.

Еще в большей степени такая ситуация может иметь место и у преступника, который старается отрицать не просто некрасивый поступок детства, а какое-либо тяжкое преступление и который получает объяснение не извне, от профессора, а выдумывает его сам для того, чтобы ввести в заблуждение следственные органы.

О „сыворотке правды” мы часто читаем в газетах. В действительности это не сыворотка, а наркотик.

Это средство было известно более двух тысяч лет тому назад. Для того чтобы развязать язык допрашиваемому лицу, в Китае применялся гашиш, у ацтеков — сок одного из видов кактуса. Путешественники, побывавшие на Мадагаскаре, уже давно описали, что обвиняемые — для доказательства своей правоты — должны были выпить сок какого-то дерева и разбирательство виновности зависело от вызванного соком действия. В предшествовавшие эпохи для этой цели больше всего использовали алкоголь. Один американский профессор писал, что в принципе нет разницы между тем, когда кого-то спаивают в баре, так как интересуются его болтовней, и тем, когда на белоснежной больничной койке врач делает инъекцию в вену.

Алкоголь развязывает язык, однако обычно люди в состоянии опьянения болтают о пустяках, фантазируют.

Во время первой мировой войны было замечено очень много таких случаев, когда после операции раненые солдаты, проснувшись после наркоза, обычно становились разговорчивыми, а иногда и выбалтывали секреты. Некоторые разведывательные органы империалистических государств применяли этот „метод” при допросах. Позднее то же самое явление отмечалось и при применении отдельных препаратов, которые давались для уменьшения или прекращения болей при родах.

Как происходит допрос с применением „сыворотки правды”? Приведем цитату из статьи одного исследователя, который является ярым приверженцем этого метода.

„В начале действия введенной инъекции испытуемому показывают какой-либо общеизвестный предмет, например часы или ключ, и просят запомнить, что ему показали. После этого, спустя определенные промежутки времени, у него спрашивают, помнит ли он об этом. Вначале он отвечает без промедления. По мере того как усиливается действие наркотика, он впадает в такое состояние, когда у него в памяти уже нет четкого представления о показанном предмете. В это время на испытуемом можно заметить и прочие признаки действия наркотика. А именно: общая неспособность к ориентации — он в значительной степени теряет способность определять расстояние и тянется к таким предметам, которые он не может достать. У него наблюдаются слабые галлюцинации, он начинает сгонять с одежды воображаемых мух, хватает воздух”. По мнению профессора, это именно тот момент, когда наступает время допроса.

Достоверность показаний человека, сгоняющего воображаемых мух и хватающего воздух, не требует особых комментариев.

„Сыворотка правды” дает возможность фальсифицировать доказательства, заниматься произволом и устраивать провокации. Она была осуждена Организацией Объединенных Наций, осуждается органами правосудия и следственными органами социалистических стран, ее применение противоречит принципам человеческого достоинства. Таким образом, даже самой мысли о ее применении нет места в социалистическом правосудии.

Тот, кто признается

Нет пыток, нельзя применять „детектор лжи”, делать инъекции „сыворотки правды” — так каким же образом можно получить откровенное признание? Действительно, каким образом получается — задают часто вопрос, — что преступник сам делает признание в ущерб себе, когда его не принуждают к этому никакими средствами.

…Холодная, снежная зимняя ночь. Оперативная группа по осмотру места происшествия работала на месте взлома. Осмотр затянулся надолго. Следователи уже заканчивали работу, когда возле них, взвизгнув тормозами, остановилась машина.

— В свете фар я видел мелькнувшего мальчугана, — сказал водитель.

— Здесь, на пустынной трассе?

Но водитель уже выскочил из машины и направился прямо к кустам возле дороги. Оперативники последовали за ним. Спустя несколько минут в теплой машине дрожал больной, дряхлый горбун. Из глаз его катились слезы, он задыхался от плача. Позднее, когда он смог говорить, он тихо повторял:

— Убил, я убил.

— Кого?

— Ну, кого вы ищите, в госхозе.

Следователь отдал необходимые распоряжения, так как неподалеку действительно находился госхоз. Однако там никто не знал, что доярка Эржебет Келе лежит в своей комнате мертвой. Несчастный горбун долгие годы ухаживал за ней. Красивая, сильная, здоровая женщина, однако, только обманывала его и забирала все деньги. А в этот день объявила ему, что выходит замуж. Тогда калеку обуяла ярость и он задушил девушку. Потом без пальто выбежал на дорогу. Он сам не знал, куда бежит. И только когда он увидел милицейскую машину, до него дошло, что он совершил. Горбун спрятался среди кустов. А когда его оттуда вытащили, то был убежден, что приехали за ним, и во всем признался.

Признание предшествовало обнаружению убийства. Это, однако, редкий случай. Преступники, совершившие тяжкие преступления, упорно запираются.

„Под тяжестью улик”

„Под тяжестью улик он признался в совершении преступления” — читаем мы в сообщениях на уголовные темы. Подозреваемый в большинстве случаев признается в совершении преступления „под тяжестью улик” только тогда, когда видит, что его искреннее признание будет считаться смягчающим вину обстоятельством.

Так было и в случае с неоднократно судимым вором-взломщиком Аладаром Санто. Его поймали в ночь с 19 на 20 марта 1975 года, когда он с соучастником — Шандором Хунором — нес украденные из разбитой витрины магазина магнитофоны.

— Мы возвращаемся с вечеринки, товарищ участковый, — заплетающимся языком говорил Санто, изображая подвыпившего человека, — а сейчас несем магнитофоны домой, мы обеспечивали музыку.

На следующий день на допросе сказка звучала уже по-другому.

— Вместе с моим другом Шандором Хунором мы были в кино на вечернем сеансе, — давал показания опытный преступник. После этого мы немного выпили, а затем пошли прогуляться. На Музейном кольце нас окликнули два молодых человека и предложили магнитофоны и радиоприемник. Они просили за все 3000 форинтов, но у нас было только 1000. Но они согласились и на это. От соблазна нельзя было удержаться! Я знаю, что совершил скупку краденого, но я дам точное описание продавцов. Прошу отпустить меня на свободу. Я подам жалобу в отношении постановления о предварительном аресте. Если вы меня сейчас не освободите, то больше и не спрашивайте меня об этих магнитофонах, с сегодняшнего дня я желаю говорить только о женщинах и футболе.

В последующие дни, однако, речь шла не о футболе, а скорее о женщинах.

Первым признался Шандор Хунор. Он подробно рассказал, как они запланировали ограбить витрину на улице Барошш и как сделали это. Хунор утверждал, что сам принимал участие только в этом преступлении, но Санто вместе с женщиной по имени Маргит ограбил уже много витрин.

Данные подтвердили, что с 7 октября 1974 года, после того как Санто отбыл предыдущее наказание, увеличилось количество ограбления витрин в 5, 6, 7 и 8 районах. Но кто такая Маргит?

Спустя некоторое время описание ее примет лежало на столе следователя. Тут помог случай. Когда стали поднимать досье по делам о кражах, то обнаружили рапорт одного постового милиционера, который обратил внимание на целующуюся парочку влюбленных. Вначале он прошел мимо, но через несколько минут что-то заставило его обернуться. Мужчина уже отстранился от партнерши и пытался что-то вынуть из стоящей на обочине машины. Когда он увидел вновь приближающегося милиционера, то вместе с девушкой бросился бежать. Преступники скрылись, но описание их внешности лежало среди бумаг. Описание внешности мужчины совпадало с портретом Санто. Было высказано предположение, что „партнершей” могла быть Маргит.

Далее расследование шло крохотными шажками и порою заходило в тупик.

И вдруг — вновь интересные данные. Выяснилось, что Санто уже восемь раз снимал номер в одной из будапештских гостиниц. Одновременно с ним соседний номер занимала некая Маргит Фараго. Описания внешности девушки, скрывшейся с Санто от милиционера, и Маргит Фараго совпадали. Когда стали собирать данные о Фараго, выяснилось, что в последнее время она продавала слишком большое количество вещей, и причем это происходило на следующий день после ограбления. Маргитка, как ее звали знакомые, на удивление всегда могла предложить по дешевой цене вещи, схожие с теми, что были похищены из витрин.

Этих данных уже было достаточно для допроса девушки. Однако опытный преступник, видимо, научил ее, как отвечать. Она все отрицала. Да, действительно, они с Санто были в хороших отношениях, но ни о каких преступлениях она понятия не имеет. По просьбе Санто она продавала много чего, но у нее и мысли не возникало, что эти вещи добыты преступным путем. Когда Санто просил продать их, то объяснял, что редко бывает у себя дома и покупателям легче обратиться к ней.

Семь женщин приблизительно одного возраста стояли в кабинете следователя. Милиционер, рапортовавший о „влюбленных”, сразу же опознал „симпатичную партнершу”.

Сопротивление Маргит Фараго было сломлено. Она призналась. Да, с Санто они совершили восемь ограблений. Она обычно подстраховывала и занималась сбытом краденого.

Многие подробности ее показаний совпадали с данными протоколов осмотра мест происшествия. Фараго также показала, что до нее Санто разыгрывал роль влюбленного с другой женщиной.

Ни протоколы допроса Шандора Хунора и Маргит Фараго, ни собранные многочисленные улики не убедили Санто в том, что лучше сознаться в совершении преступлений. Но совершенно неожиданно на него повлияло известие о том, что Маргит Фараго беременна и что он является, по словам Маргит, отцом будущего ребенка.

Закоренелого преступника как будто подменили. Он сам попросился на допрос и впал в другую крайность. Всю вину он хотел взять на себя, чтобы спасти Маргит и чтобы ребенок родился не в тюрьме.

Но Санто уже не мог переродиться. В своих показаниях он рассказывал только о тех преступлениях, о которых могла знать Маргит Фараго. В других преступлениях Санто призналась его бывшая приятельница — Эдит Паль, ранее имевшая судимость. Уже на первом допросе она показала, что вместе с Санто они совершили четыре кражи.

После предъявления ее показаний Санто понял, что проиграл. Прокуратура предъявила ему обвинение в совершении 12 краж со взломом, в результате которых было похищено товаров на сумму 45 028 форинтов.

Признание обвиняемого очень долгое время считали царицей доказательств. Теперь наш уголовно-процессуальный кодекс подчеркивает, что признание само по себе не является достаточным доказательством. А достижения криминалистики позволяют реконструировать обстоятельства совершения преступления и выявлять преступника, не ожидая его признания. Искреннее признание является одновременно средством защиты обвиняемого. Это суд оценивает как первый шаг к исправлению и, естественно, учитывает при вынесении наказания.

В сентябре 1975 года сирены пожарных машин, скорой помощи и оперативных машин милиции нарушили тишину одной из маленьких улочек 19 района. Из горящего дома вынесли двух человек — мужчину в тяжелом, опасном для жизни состоянии и молодую женщину, которой уже никто не мог помочь.

…Секереш был тихим, работящим человеком, жил для себя, всегда копался в саду у дома. Его женой была веселая, непосредственная молодая женщина, хороший работник, общественная активистка. Ее коллеги говорили о ней просто: „Марику все любили”. Это — человек полон жизни, всегда в хорошем настроении, в общем, не могущий совершить самоубийства.

Но Марию не удовлетворяла совместная жизнь с Секерешем. Они развелись, более того — каждый из них нашел нового спутника жизни. Оставалась только одна неурегулированная проблема — они хотели продать свой общий дом. Однажды Мария Тамаш пришла на старую квартиру, чтобы переговорить с одним покупателем. Многие видели ее в тот день, однако когда покупатель пришел, то никто вначале не отозвался. Наконец к ограде вышел Секереш и заявил покупателю, что объявление устарело и дом уже продан.

Секереш полагал, что никто не узнает о том, что происходило в доме в эти минуты. Позднее, на допросе, он показал, что, когда они встретились, между ними якобы вновь вспыхнула любовь и они решили вместе покончить жизнь самоубийством.

Факты, однако, говорили о другом. В квартире повсюду был разлит бензин, возгорание которого явилось причиной пожара. Мария Тамаш умерла от ожогов, покрывших почти все ее тело. Находившийся в дыхательных путях пепел и содержание окиси углерода в крови показали, что, когда возник пожар, она еще была жива. Далее, следы свидетельствовали о том, что она даже не пошевельнулась, когда рядом бушевал огонь. Очевидно, несчастная женщина была без сознания в момент поджога квартиры.

Пролился свет и на некоторые другие странные обстоятельства. Совместное прощальное письмо написал Секереш. Снятые якобы в любовном пылу одежда и драгоценности в действительности были сорваны с молодой женщины. Цепочка Марии в результате этого порвалась, а кольцо деформировалось. По рассказу Секереша, Мария опустошила и свой кошелек. Ценности и вещи были уложены в такое место, где не могли стать добычей огня. Однако тайник в эту трагическую минуту был выбран так осмотрительно, что даже опытные следователи с трудом разыскали его во время обыска. Кошелек Марии на первый взгляд был пустым, но в потайном кармашке оказалось два банкнота по пятьсот форинтов. Несомненно, что она отдала бы и их, если бы сама вынимала деньги из кошелька.

Секереш облил обнаженную, находящуюся без сознания жертву и часть мебели бензином, а затем поджег ковер. Однако он не лег рядом с любимой женщиной, чтобы умереть вместе с ней, как они якобы планировали, а вышел в прихожую, нанес рану себе на шее, разбил стекло двери прихожей и упал без сознания. Однако он переусердствовал. Ранение оказалось чересчур „удачным”, он перерезал вену на левой стороне шеи и едва не истек кровью.

Чем дальше велось следствие по этому делу, тем больше накапливалось улик и более очевидным становилось, что Мария Тамаш не была самоубийцей! В ее смерти мог быть виновен только Секереш.

Это подтверждалось заключением экспертов, характером личных отношений Секереша и Марии Тамаш, обстановкой места происшествия, показаниями свидетелей. Только Секереш все отрицал. Однако суд поверил не ему, а доказательствам и признал Лайоша Секереша виновным в совершении убийства особо жестоким способом.

Еще тяжелее оказались травмы Мистислава Богомола, который в начале 1976 года сбросил с 8-го этажа свою невесту Эрику Санто, а затем прыгнул за ней сам. Обстоятельства происшествия и здесь не подтверждали намерения молодой симпатичной девушки стать самоубийцей. Когда после вечеринки с друзьями они остались одни, то несчастная девушка уже предчувствовала, что случится беда. Она знала, что ее жених теряет тормоза, если впадает в ярость. Так и случилось. Мистислав начал дебоширить. Испуганная Эрика сначала умоляла его успокоиться, плакала, кричала и звала на помощь соседей. Не решившись войти в квартиру, те позвонили в милицию. А в это время потерявший человеческий облик Богомол, схватив девушку за волосы, потащил ее на балкон. Сначала он душил ее, а затем, подняв над перилами, сбросил с высоты 22,5 метра на улицу. Вслед за ней спрыгнул сам. Девушка скончалась, а мужчину удалось спасти.

„Эрика выбросилась из-за боязни, что приедет милиция и накажет ее, если застанет с иностранцем, М. Богомолом”. По-разному рассказывал о случившемся Богомол в милиции и на суде, но эта версия всегда присутствовала в его показаниях.

Как же могла бояться Эрика милиции, когда она обеими руками хваталась за ручку двери прихожей и молила о помощи. Как можно говорить, что она хотела умереть!

Девушка разбилась об асфальт, но эксперты, несмотря на ужасные ранения, смогли обнаружить синяки у нее на шее и установить, что они возникли незадолго до смерти и являются следами удушения. Физики точно рассчитали, что на то место, куда упало тело, оно не могло попасть в том случае, если Эрика выбросилась сама. Тело могло упасть туда лишь при условии, что его подняли над перилами и сбросили вниз. Богомол именно потому и остался в живых, что перепрыгнул через перила и упал не на асфальт тротуара, а на крышу стоявшей рядом легковой автомашины.

Улики и здесь рассказали нечто другое, чем отрицавший свою вину обвиняемый, и к тому же рассказали больше и гораздо убедительнее.

Из сказанного отнюдь не следует, что к обезьяньей тактике „ничего не вижу, не слышу, не говорю”, которую отнюдь нельзя назвать успешной, или к тактике страуса — прятать голову в песок, уходить от улик — прибегают только те преступники, которым уже все равно, либо те, кто не может осознать значимость улик.

Например, Янош Варна, юрист, разработал хитроумный план получения суммы свыше 30 тысяч форинтов через свою адвокатскую контору, которую он должен был получить в кассе якобы для одного клиента. Для отработки этого плана нужно было обладать способностями отличного шахматиста. Но даже он, юридически грамотный человек, допустил неизбежный промах. Выяснилось, что все документы представляют собой простую подделку и что клиент, от имени которого он выступал и на которого было выдано фальшивое свидетельство о смерти в 1974 году, был в живых даже в 1977 году, в момент судебного заседания. Варна не смог представить более приемлемого объяснения, чем то, что подлинные документы утеряны — чего еще никогда не случалось в этой адвокатской конторе, — и вместо них он подготовил фальшивые для возможного дисциплинарного разбирательства.

Хорошо было бы, если бы подозрение падало только на преступника. Однако случается, что очевидные улики свидетельствуют против невиновного человека. Поэтому естественно, что не каждый признается в том, в чем его подозревают. Если он виновен, то против него свидетельствуют улики, если нет, то они защищают его.

СЛЕДЫ — ИЛЛЮЗИЯ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Инспектор Лекок и его предшественники

„Он ничуть не заботился о своих брюках, вдоль и поперек ползал на четвереньках по всему газону, осматривал каждую маленькую травинку, раздвигал густые пучки травы, чтобы лучше было видно почву, придирчиво исследовал направление обрывов стебельков.

А когда закончил осмотр, то сказал:

— Наши выводы были правильными, графиню принесли сюда.

— Вы уверены? — спросил дядюшка Планта.

— Ошибка исключена, — ответил детектив”.

Этот диалог происходил в середине XIX века во Франции в парке замка между известным детективом, инспектором парижской полиции Лекоком и мировым судьей Планта — добропорядочным провинциальным юристом. Или, по крайней мере, так представлял себе этот момент Эмиль Габорио — создатель французской детективной литературы, предшественник Артура Конан Дойла.

Лекок стоял перед трудной задачей: в парке графского замка, на берегу реки нашли мертвой графиню Треморель. Расследовавший таинственное дело судебный следователь подозревал, что граф Треморель также стал жертвой преступления. Улики свидетельствовали, что его труп поглотила река.

„Во время осмотра Лекок нашел прутик и теперь указывал им во время разговора на различные предметы, подобно тому, как ярмарочные зазывалы на вывесках указывают на изображения находящихся в лавке чудес.

— Нет, — произнес он, — нет, господин судья, графиня вовсе не плыла к берегу спасаясь. Более того, если бы ее ударили здесь и она упала бы в воду, то вода с илом от падения тела выплеснулась бы довольно далеко. Тогда мы обнаружили бы пятна грязи.

— Но не думаете ли вы, что с утра солнце…

— Солнце, господин судья, высушило бы воду, но ил остался бы здесь. Однако я напрасно осмотрел все, если можно так сказать, каждый камешек в аллее. Я ничего не нашел…

На каждом растении отложился слой пыли, хоть и тонкий, но все же слой пыли. Виден ли на нем хотя бы единственный след капли воды? То есть, вода сюда не выплескивалась, следовательно, не было внезапного падения, таким образом, графиню убили не здесь. Труп только принесли и спокойно оставили там, где вы его потом обнаружили.

Но все это как будто еще не убедило полностью дядюшку Планта.

— Ну, а следы борьбы на песке? — спросил он.

Господин Лекок возразил элегантным жестом:

— Эти следы не обманут даже школяра… То, что песок истоптан, изрыт, это точно. Но эти борозды, на дне которых из-под песка проглядывает почва, сделаны одной и той же ногой. Кроме того, они сделаны исключительно носком ступни, с чем согласитесь даже вы.

— Да, действительно так, признаю.

— Итак, господин судья! Если борьба происходит на благоприятной, с точки зрения расследования, почве, например, как эта, то можно обнаружить два очень отличающихся друг от друга следа — нападающего и жертвы. Нападающий, который движется вперед, должен опираться на переднюю часть ступни, и она должна вдавливаться в землю. Тогда как жертва, которая, напротив, сопротивляется, стремится освободиться из смертельных объятий, движется назад, опирается на пятку, и тем самым каблук сильнее вдавливается в почву. Если противники одинаковой силы, то можно обнаружить приблизительно одинаковое количество отпечатков носков и каблуков в соответствии с перипетиями борьбы, — делает выводы детектив.

А затем продолжает:

— Таким образом, можно заключить, что графиню убили не здесь. И я добавлю, что ее не принесли, а приволокли. Это не трудно установить. Труп можно тащить, держа подмышками, и тогда волочащиеся по земле ноги оставят две параллельные борозды. Либо взяв за ноги, и тогда голова оставит на земле один, относительно широкий след.

Дядюшка Планта одобрительно кивнул.

— Когда я осмотрел газон, — продолжал детектив, — то обнаружил две борозды от ног, но сбоку от них трава была примята. То есть тащили не труп мужчины, а труп женщины, юбки которой были довольно тяжелыми, то есть графиню, а не графа.

Лекок остановился, ожидая похвалы, одного вопроса, единственного слова…”

Господин Лекок, но еще больше писатель — Эмиль Габорио — действительно заслуживает похвалы за свою богатую фантазию и логически обоснованный ход рассуждений, которым были перечеркнуты гнусные расчеты орсивальских убийц. Он доказал, что следы борьбы были оставлены преступниками, а графиню бросили в воду уже мертвой.

Таковы были наблюдения всевидящего детектива — литературного персонажа. Но следы, обнаруженные на месте преступлений, действительно играют все большую роль.

Не открытия какого-нибудь гениального следователя, прокурора или судьи, а опыт, накопленный на протяжении тысячелетий, позволил людям заставить заговорить следы, предметы — немых свидетелей преступления.

Все большую роль в расследовании играли следы ног преступника, следы угнанных лошадей или крупного рогатого скота, вмятины, оставленные колесами повозок или полозьями саней, отмычки взломщика, его сверла или следы других инструментов на взломанной двери или сейфе, а также тысячи других следов, которые невозможно перечислить.

Это — немые свидетели, которых кто-то должен заставить заговорить. Круг людей, которые с большим или меньшим успехом пытались заставить заговорить немых свидетелей, очень разнообразен.

Сначала следы ног и следы животных исследовали крестьяне, сторожа полей, а затем охотники.

Прокуроры и судьи прошлых времен запрашивали мнение о различных инструментах у слесарей, столяров, оружейников и других мастеров.

Прошло всего лишь несколько десятилетий с тех пор, как для того, чтобы заговорили следы, вещественные доказательства, стали систематически и последовательно применять достижения науки. Тогда же сформировалась отрасль науки, занимающаяся следами: трасология.

Вооруженный фотоаппаратом, микроскопом, ультрафиолетовой лампой и многими другими вспомогательными средствами специалист по следам — трасолог не способен на чудеса. Он не может сделать такие смелые выводы, как его предшественник из романа, всевидящий инспектор Лекок. Вместо смелых, но основывающихся только на интуитивных предчувствиях, предположений из рук специалиста-трасолога выходят научно обоснованные заключения, которые зачастую доказывают виновность в совершении преступления упорно отрицающего все преступника.

Долгим был путь от расследовавшего след пастуха до работающего с лабораторным микроскопом эксперта.

Гермес — вор

В начале XX века на территории Египта был найден папирус, донесший до нас почти две трети пьесы греческого драматурга Софокла „Ищейки”. Героем этой веселой пьесы является не кто иной, как Гермес, бог скотоводства и пастухов, покровитель путников, бог торговли и прибыли и, как увидим дальше, покровитель воров.

В этой единственной комедии Софокла, дошедшей до нас, описывается такая история.

Ночью из стада Аполлона неизвестно кто угнал 50 коров. Поскольку в греческом мифологическом мире, отражающем устройство первобытнообщинного общества, не было полиции, потерпевший, будучи божеством, обратился к своим мифологическим собратьям. Он „объявляет розыск”, назначает награду и перечисляет потерянный скот:

Слушайте все — боги и люди:

Щедрая награда ожидает того,

Кто вернет мне моих угнанных коров.

Ужасная боль стискивает мне грудь!

Было — нет богатства, многих дорогих молочных коров;

Все потеряно, напрасно шел я по их следам.

Из моих яслей угнал их

Гнусный вор…

Итак, беда нагрянула. Напрасно Аполлон обходит дальние провинции, равнины и дикие вершины.

Знай всякий, что сказал я выше:

Если с поличным поймаешь.

Твоя награда — те сокровища, которые лежат здесь.

Прослышав о вознаграждении, сатиры изъявили желание „разнюхать” тайну. Сатиры у Софокла — это не лесные божества, полупьяные и похотливые, а скорее комичные молодцы-удальцы. Вожак сатиров Силен берется вернуть стадо Аполлону. Он отдает приказ сатирам:

Так за дело, все за дело,

Обыщите и разнюхайте везде,

Принесенный ветром запах может навести на след.

(Став на четвереньки, сатиры начинают розыск, разделившись на два полухора.)

I полухор (обнаружив следы Гермеса):

Это бог!

Бог!

Бог!

Бог! Вот это да!

Мы напали на след…

II полухор:

Смотрите! Смотрите!

Здесь вновь отпечаток копыта!

I полухор:

Идите дальше!

И здесь след, чей размер такой же.

(В этом месте драматург по ходу действия делает неожиданный ход.)

II полухор:

А это что? А?

Клянусь Зевсом, все следы перепутаны…

Стал вперед вести тот след, что вел назад,

И следы пересекаются.

По следам было видно, что вор погнал животных в обратном направлении. Замешательство сатиров усиливается тем, что из глубины горы они слышат странные звуки. Пока они ломали себе головы, появляется возмущенная нимфа и хочет прогнать сатиров. После длительных препирательств она проговаривается, что в горной пещере живет сын Зевса — Гермес. Малыш, хотя ему только шесть месяцев, обладает удивительной силой и способностями. Нимфа дает объяснение таинственной подземной музыке:

Из тел умерших животных сделал он

Прекрасный сосуд, который звучит под землей.

Из болтовни нимфы сатиры догадываются, что они на правильном пути. Лиру малыш изготовил из коровьей кожи, натянутой на панцирь черепахи. Все эти факты указывают на то, что коровы были угнаны игривым Гермесом: он встал из пеленок, чтобы подшутить над своим дядей.

История завершается веселым концом: Аполлон получает обратно своих коров, а следопытов-сатиров кроме золотого венка награждают долгожданной свободой.

Без всякого преувеличения из содержания этой пьесы можно сделать вывод: в Древней Греции пастухи хорошо понимали значение следов.

Для реконструкции древних обычаев наряду с изучением письменных памятников широко используется этнография. Во время сбора исторических документов, упоминающих о расследовании следов, и прежде всего следов ног, мы часто обращались к этнографическим источникам.

Следы ног бога Кришны

Упоминание о следах ног мы находим не только в древнегреческой литературе. Из достоверных источников мы знаем, что в Индии уже приблизительно за 3000 лет до н. э. в храмах хранились следы ног жрецов и князей, зафиксированные красной краской. Так, например, в одной секте и сегодня показывают в храмах своей пастве следы ног 24 главных жрецов.

Религиозные легенды гласят и о практическом использовании следов ног. Одна из них так описывает интересный эпизод из жизни бога Кришны.

Кришна назначил свидание девушке на берегу живописной реки Ямуна. Кришна страстно хотел встретиться с известной своей красотой девушкой и, несмотря на свое божественное происхождение, прибыл на место свидания первым. Чтобы скоротать время ожидания, он побрел вдоль берега, любуясь буйной растительностью.

В это время красавица вместе со своей подругой пришла к месту встречи. Подруга, как только заметила, что Кришны нет, сразу же решила поинтриговать.

— Напрасно ты ждешь своего Кришну. Он позвал тебя сюда, чтобы осрамить. Можешь ждать его сколько угодно. Он далеко и тешится с Радхикаей, которая хотя так же красива, как и ты, но лучше понимает толк в любовных играх.

Девушка опечалилась, но не поверила вероломной подруге. Она поспешила на берег реки, осмотрела следы, оставшиеся на траве, и сразу увидела, что божественный Кришна гулял там один.

Пойдя по следу, она быстро нашла любимого, наслаждавшегося красотами природы.

В Индии исследование следов ног в религиозных целях превратилось в особую профессию. Целый ряд стихов на санскрите повествует о мудрецах, которые по линиям на подошве ноги человека предсказывали его семейную или деловую жизнь. Особое внимание уделялось исследованию линий подошвы ноги женщин. Согласно одному из стихов, брак только тогда будет счастливым, когда линии на подошве ноги невесты хотя бы частично совпадают с линиями подошвы ноги жениха. Для того чтобы легче было выбрать жену соответствующего темперамента, гадатели определяли взаимозависимость между темпераментом будущей жены и пальцами ее ног. Утверждалось, что женщины, второй палец ног которых длиннее, чем большой палец, более страстны в любви. Те, у которых большой палец толще обычного, лишь короткое время живут счастливо со своими мужьями. Чтобы мужчины не считали себя обойденными, подобные взаимосвязи были установлены соотношением формы их больших пальцев и делового благополучия.

Предсказаниям по ладони, как и гаданию по подошве ноги, не стоит придавать значения. Следует лишь упомянуть в этой связи о древнем и широко распространенном способе искать преступников по следам ног.

Научные источники рассказывают об индийских общинах и племенах, которые передают из поколения в поколение искусство исследования следов.

Особенно часто упоминаются проживающие в провинции Капуртала кхои и пагги.

Доподлинно еще не выяснено, каким образом кхои ведут преследование по следу. Часть ученых считает что кхои способны среди тысячи следов опознать ранее виденный ими след ноги. По мнению других, обоняние кхоев более обостренное, чем у других, и они различают следы ног не только по внешнему виду, но и по запаху. Кхои идут по следам, улавливая их запах, и находят человека, оставившего их.

Мы не можем оспаривать это утверждение, поскольку кхои не распространяются о своих методах.

Пожалуй, лучше привести такой факт. В предместье одного крупного индийского города было украдено вывешенное для сушки белье. Преступник перепрыгнул через невысокую плетеную изгородь, а похитив белье, удалился через калитку, открыв ее изнутри. Потерпевший призвал на помощь одного кхойю. Средних лет, немногословный мужчина обследовал обнаруженный у изгороди след ноги и начал поиски. Спустя некоторое время он возвратился, сказав, что вор проживает там-то и там-то. Он посоветовал потерпевшему заявить на указанное им лицо в полицию.

Потерпевший подал заявление в полицию, и дело попало в суд. Суд допросил в качестве свидетеля кхойю. Знания людей этой народности о следах ног, согласно информации индийских криминалистов, признаются судами.

В другом случае кхойя на протяжении 300 километров преследовал преступника, совершившего убийство в одной из деревень. Убийцей оказался бродяга. Обнаружив на месте преступления следы, кхойя шел по ним из деревни в деревню и в конце концов настиг убийцу и передал его в руки правосудия.

Среди аборигенов Австралии

Следопыты из числа австралийских аборигенов работают не менее результативно, чем их индийские коллеги.

В результате „благословенной” деятельности колонизаторов из коренных жителей Австралии в наше время осталось едва ли несколько тысяч. В укладе жизни охотников и рыбаков, проживающих в северной части страны среди обширных, бесплодных, покрытых кустарником степей, еще и сегодня можно обнаружить многие следы первобытнообщинного строя. Поскольку возможностей для охоты и рыболовства становится из-за проникновения цивилизации все меньше и меньше, бывшие охотники поступают на службу в полицию в качестве следопытов.

Этнограф Р. Эмерсон однажды наблюдал за работой австралийского следопыта.

Из одного домика на окраине деревни исчезла любимица семьи — четырехлетняя Глория.

В розысках сначала принимали участие соседки, но когда прошли многие часы напрасных поисков, в них включилось и мужское население деревни. Во второй половине дня более сорока человек, заглядывая под каждый куст, под каждый камень, обыскали окрестности, обошли вдоль и поперек берега речушки в ущелье. Но все старания оказались напрасными.

Следопыт прибыл на мотоцикле вместе с патрулем и на следующий день утром начал работу. Описывая все более широкие круги, он обошел дом и маленький садик. Ничто не ускользало от его взора: вытоптанная почва, оборванные листья, обломленные ветви кустов.

Неожиданно он пошел по прямой линии. Взгляд его блуждал то по земле, то по окружающим растениям. В течение нескольких часов он шел по следу, невидимому для остальных людей. Он пытался также успокоить отца исчезнувшей девочки, который шел за ним с небольшой группой полицейских.

Сорванный листочек дерева, несколько примятых травинок, сдвинутые с места камни указывали путь. Вдали от деревни на гладкой, каменистой почве он не раз терял след. В таких случаях он возвращался на несколько метров и, опустившись на четвереньки, вновь исследовал почву.

Поиск продолжался с утра до вечера. Самые терпели вые, особенно те, кто раньше не видел следопыта, уже не верили в успех. Пошли слухи, что маленькой Глории уже наверняка нет в живых.

Однако следопыт без устали продолжал путь и, как оказалось, не напрасно. Приблизительно в семи милях от деревни в густых кустах он обнаружил девочку. Она спала. Ее платьице было порвано, застывшие слезы и капельки пота на покрасневшем личике девочки говорили о том, что заблудившийся ребенок с плачем искал дорогу домой, но все дальше и дальше уходил от деревни.

Этнографы и врачи совместно пытались дать объяснение удивительным результатам австралийских следопытов. Было установлено, что у самых результативных следопытов зрение и слух ничуть не острее, чем у среднего человека. Однако у них было исключительно развито обоняние. Опыты показали, что на расстоянии полутора километров они чувствовали запах погасшего костра и табака.

Однако своим успехам они обязаны скорее не специфическим особенностям органов чувств, а отточенной в повседневной практике наблюдательности. Согласно сообщениям этнографов, завоевавших доверие аборигенов, австралийские следопыты по едва заметным следам, которые городской житель оставляет без внимания, способны идти на протяжении нескольких дней.

Аборигены-охотники преследовали страуса эму. Нетренированный человек не находил на высохшей траве никаких признаков следов. Однако аборигены-охотники, время от времени нагибаясь к земле, шли по следу страуса. Там, где не могли помочь их острые глаза, они пользовались простым способом: слегка дули на то место, которого могла коснуться лапа раненого животного. Под воздействием легкого дуновения примятая трава и пыль приподнимались, образуя небольшое облачко, и становились видимыми вблизи для глаза охотника.

Какой бы удивительной ни была способность аборигенов охотиться по едва видимому следу, тем не менее мы не можем рассматривать ее иначе как исключение, как и многие другие методы, выработанные практикой.

Привычки австралийских аборигенов и примитивных племен, живущих в других частях света, — это окна, через которые человек сегодняшнего дня может бросить взгляд на безвозвратно ушедшую в небытие жизнь, не зафиксированную в скульптуре, на рисунках или письменно. Загнанный колонизаторами в резервации абориген, как собака-ищейка, опустившись на землю, исследует почти невидимый след. Не так ли охотник в долине Нила или пастухи греческих гор преследовали раненое животное и шли по следам заблудившейся коровы или угнанного ворами скота?

Преследование в Карпатах

Следы ног служили ориентиром для розыска воров и грабителей не только в дальних странах. Вот о чем говорят культурно-исторические, юридические памятники венгерского народа. Один из законов короля Ласло I говорит о преследовании следующее:

„Если кто-либо преследует украденный скот, то он должен выслать вперед гонца в ту деревню, в которую ведут следы, чтобы деревенские жители не помешали выгоном животных преследованию. Если они все-таки сделают это, то должны оплатить стоимость пропавшего скота. Если перед тем, как гонец прибудет, жители деревни угонят своих животных, то в таком случае преследующие пусть ищут в каждом дворе по своему усмотрению.

Если у кого-нибудь пропала какая-либо вещь, то со свидетелями он должен идти искать эту вещь туда, где предполагает ее найти, а если ему препятствуют в этом, то такие препятствия должны проверяться божественным правосудием, и если кто окажется виновным, накажите его как вора, а если невиновен, то пусть платит за препятствие 55 монет”.

В венгерском правосудии институт преследования существовал на протяжении многих столетий. Даже спустя шесть веков после смерти короля Ласло венгерские суды при вынесении приговоров по уголовным делам о краже скота и определении ущерба все еще учитывали выводы, сделанные во время „расследования” (преследования). Декрет дворянского собрания области Угоча в 1775 году содержал постановление о преследовании воров и убийц по их следам.

Этот метод кажется очень примитивным, если сравнить его с современными естественнонаучными метода исследования, но в сравнении с пыткой раскаленным железом или другими институтами „божественного правосудия”, мы можем считать его значительно более развитым, предшественником эпохи вещественных доказательств.

Опустошения, нанесенные турками и императорскими армиями в XVI и XVII веках, и расчленение страны на три части полностью уничтожили единый порядок правосудия, а органы общественной безопасности полностью прекратили существование.

В западной и северной части страны, на территориях, находящихся под юрисдикцией короля, вблизи границ подвластных туркам земель турецкие патрульные отряды, а в глубине их императорские наемники — не менее алчные на добычу — притесняли население.

Особенно плохим было состояние общественной безопасности в пограничных с Польшей комитатах Северной Венгрии. Банды разбойников грабили направлявшихся к границе путников. Обычным явлением было, когда налетавшие с Карпат разбойники грабили, а иногда и убивали проходящих через перевалы польских торговцев вином. Господство дворянских комитатов, венгерских или польских помещиков, сепешских саксонцев распространялось в большей степени на города и крупные села. На снежных вершинах и в долинах господствовало право силы.

Столицам северных комитатов приходилось мечом защищать владения дворян, ибо в таких условиях невозможно было собирать налог. Не были в безопасности выгнанные на горные пастбища стада овец, коров, дичь в лесах. Развалины мелких дворянских замков свидетельствовали о решимости объявленных вне закона бедняков.

Недалеко от польской границы в Зборобе находилась столица маковицкого владения трансильванского губернатора Дьердя Ракоци. Маковицкий наместник Паль Залай и уездные начальники Шароша на протяжении десятилетий регулярно вершили здесь суд над беглыми крепостными и разбойниками, заброшенными сюда судьбой из Польши.

Заурядные кляузы и процессы по делам о „ереси” заполняли время благородных господ из комитата Шарош. В большинстве случаев разбирались убийства, кража скота, нападение на господские усадьбы (разграбление или поджоги). Все это были такие преступления, за которые человека, признанного виновным, в то время ожидала смертная казнь.

В XVII веке в тех частях страны жизнь человека ценилась дешево. После краткого разбирательства и не менее краткого протокола выносился приговор: скамья пыток и отсечение головы. Если бы вершивший суд в зборобской столице Балинт Кюкмезеи, уездный начальник комитата Шарош, решил составить судебную статистику, то перед его глазами предстал бы страшный список: более трех четвертей людей, признанных виновными, он приговорил к смертной казни и каждого в зависимости от его „деяний” либо на плаху, либо к повешению, либо к четвертованию, либо к колесованию.

9-го октября 1656 года собрался земский суд. Разбиралась жалоба города Бартфа на жителей небольшой деревни Алшо-Орлих. Из араньпатакского поместья города Бартфа злоумышленники угнали шесть быков, пасшихся на границе, бросив на пастбище истекавшего кровью и вскоре скончавшегося пастуха Мартона.

После публичного оглашения жалобы на заседании и из показаний свидетелей можно представить себе картину следствия, каким оно было три столетия тому назад.

Труп пастуха Мартона был обнаружен на лесной поляне вблизи араньпатакской усадьбы. Его голову обезображивали раны, нанесенные ударами топора. Старый крепостной Лукач Варга не стал ждать приезда управляющего усадьбой, а направился к дому старосты Юрко Притульяни. (Старостой в той местности назывался сельский судья.) Он оставил старосте в залог четыре серебряные монеты — в соответствии с тогдашними обычаями, — и тем самым началось следствие.

У дома старосты собрались 8-10 мужчин из деревни, прежде всего родственники и друзья погибшего, которые затем направились на лесную поляну, где был обнаружен труп Мартона.

По следам угнанных животных пройти было нетрудно. Вытоптанная трава на вырубке, начинавшейся в дальнем конце поляны, и содранная с пней кора указывали путь бегства преступников. Грабители направлялись в горы. В одном месте животные перешли через протекавший по склону горы ручей. Здесь на мягкой, размытой почве отчетливо отпечатались следы копыт быков. Лукач Варга наломал с окружавших кустов тоненьких веточек и маленькими черточками на них отметил длину и ширину следов.

В тот день преследование продолжалось до наступления темноты. Ночь провели в заброшенном пастушьем шалаше. На следующий день тропинка повернула на юг, и создалось впечатление, что грабители направились в сторону деревни Алшо-Орлих.

Вскоре преследователи подошли к изгороди, обозначающей границу деревни. В изгороди, в которой, кроме шлагбаумов с четырех сторон света, по тогдашним правилам не должно было быть проходов, зияли лазы.

Араньпатакцы остановились у изгороди, и Лукач Варга с судьей вошли в деревню, чтобы найти тамошнего старосту.

Староста Юан Холцик, слушая их рассказ, все больше и больше мрачнел. По опыту он знал, что в связи с преследованием по следам угнанных животных всегда начинается спор и судебный процесс. Он знал и то, что плохое состояние деревенской изгороди, которой воспользовались воры, также может вызвать подозрение. О дальнейшем старик крепостной свидетельствовал следующее:

„Я точно знаю, что след угнанных с араньпатакской усадьбы быков мы проследили вплоть до границы Алшо-Орлиха. Староста Юан Холцик, после того как выслушал рассказ о случившемся, вместе с двумя деревенскими присяжными вышел на границу деревни, обследовал следы, по которым мы шли, и измерил их. Затем мы пошли по следам дальше, но из-за следов, оставленных скотом жителей деревни, их уже нельзя было видеть. На противоположном конце деревни судья Алшо-Орлиха вновь обнаружил несколько следов. Он утверждал, что их оставили наши животные. Эти следы вели за границу деревни.

Мы, однако, измерили принесенными нами метками из веток указанные Юаном Холциком следы и нашли, что они отличаются от следов наших быков. После этого их измерил староста Юан Холцик и сказал, что это те следы, по которым мы шли. Он утверждал, что его не интересуют наши измерения и тем самым алшо-орлихцы передали след дальше и не отвечают ни за смерть пастуха Мартока, ни за быков.

Начался спор, но договориться мы не смогли. Затем мы вернулись в Алшо-Орлих и хотели внести старосте в залог четыре монеты, чтобы он продолжил идти по следу. Однако староста четыре монеты не принял”.

Земский суд с необычной для него подробностью допросил в качестве свидетелей крепостных, присутствовавших при споре о преследовании, и принял соломоново решение. Дословно:

„Выносит решение:

Поскольку из доказательств со всей очевидностью следует, что истцы шли по следам своих быков до границы деревни ответчиков и ответчики не выдали эти определенные следы для дальнейшего преследования, то они должны уплатить истцам стоимость шести быков, по 50 форинтов за каждого, и оплатить расходы истцов — 10 форинтов. А так как, наряду с кражей быков, был убит араньпатакец Мартон Фаинер, то для того, чтобы в будущем на алшо-орлихцев не падало подозрение, постановляем, чтобы каждый присягнул за своего соседа — в течение пяти дней, — что он ничего не знает об убийце”.

Напрасно мы искали результат коллективной присяги среди старых судебных протоколов. Можно предположить, что убийца не был обнаружен. Дело в земском суде было закрыто.

Петро Шамику из польской деревни Граб гораздо меньше повезло в зборобском земском суде.

Весной 1649 года из стоящей возле границы деревни Алшо-Поянка у бедной крепостной вдовы были украдены два быка. Юрко Адамцик вместе с одним из своих соседей прошел по следу до деревни Граб, находившейся на польской стороне. Они пошли к дому старосты Юана, чтобы попросить его помощи. Почтенный судья выслушал их рассказ и прикинул, от кого из жителей деревни можно ждать такого поступка. Подозрение пало на Петро Шамика.

Он плохо работал, на целые дни исчезал из деревни, иногда по ночам его посещали подозрительные люди. В деревне уже поговаривали, что он приумножает свое богатство нечестным путем. Староста Юан собрал присяжных и прошел по оставленному на границе деревни следу.

Следы действительно привели к дому Петро Шамика. В примыкающей к дому пристройке обнаружили двух быков вдовы. Следствие продолжили. Найденные на чердаке кожи коров и быков свидетельствовали о том, что хозяин в удаленном от границы месте забивал украденных животных. Во дворе был обнаружен глубокий, выложенный камнем погреб. В погребе хранилось множество серебряной и оловянной посуды, украденной из соседних домов, усадеб и корчм.

Согласно обвинению, предъявленному в присутствии присяжных, Петро Шамик был признан виновным в угоне трех лошадей и пяти быков, а также в совершении двух краж со взломом. После допроса семи свидетелей судьи вынесли свой короткий приговор:

„Поскольку из доказательств со всей ясностью вытекают перечисленные в жалобе факты мошенничества ответчика, нам, судьям, представляется, что ответчика следует подвергнуть пытке для раскрытия его сообщников, а после в назидание другим его следует повесить”.

На следующий день, второго мая, зборобский палач взялся за шамика. Находившийся рядом со скамьей пыток писец едва успевал записывать признания о многочисленных преступлениях. Показания Петро Шамика составили четыре плотно исписанные страницы. Он назвал и своих сообщников. А так как перед казнью его предупредили, чтобы он не отягчал свою душу лжепоказаниями, умирающий прошептал: „Шимон Крулик из нашей деревни еще больший мошенник, чем я…”

Обманутая графиня

В то время как в Северной Венгрии земские суды почти моментально посылали на виселицу крепостных и бедных крестьян, в дунантульских земских судах пестрели дела о двоеженстве, содомии и других нравственных извращениях. Множатся письменные заявления и постепенно исчезает институт розыска, перенятый из правовой системы дома Арпадов. Судьба уголовных процессов решается числом свидетельских показаний и общественным положением свидетеля.

В 1689 году в земском суде города Дьера проходил особый процесс. Истцом была графиня Зичи, а ответчиком — студент из крепостных.

Что же произошло в дьерском замке графини Зичи? Вдова графа Пала Зичи обожала поступившего к ней на службу студента Петера Даниэля. В тихие зимние вечера тот бегло читал на венгерском и латинском языках книги церковных писателей и своим бисерным почерком быстро и без ошибок вел обширную переписку графини. Он выглядел серьезным молодым человеком, который не уставал повторять, насколько он презирает светскую суету, насколько чужды ему легкомысленные развлечения молодых людей его возраста.

Втайне графиня подумывала о том, что если ей удастся взять другого секретаря, то она направит Петера в семинарию, чтобы таким серьезным и порядочным юношей умножить число слуг господних.

Но случилось так, что графиня должна была выехать к проживавшей в Вене больной тетушке. Если бы она последовала совету сердца, то взяла бы с собой студента, но разум подсказывал ей другое. В то время город был полон немецких и сербских наемников. Ежедневно пылали дома мирных граждан. При таких обстоятельствах нельзя было оставить замок графини без надежной охраны.

В день отъезда она закрыла жилые комнаты и винный погреб, а ключи положила в обтянутую кожей шкатулку для писем и запечатала ее своей печатью, висящей на четках. Дважды она напомнила остававшемуся в комнате для слуг студенту, чтобы он ежедневно проверял двери, окна, и если заметит что-либо подозрительное, то пусть доложит командующему местной охраной генералу, который всегда обещал полную защиту графине.

Спустя несколько недель графиня, находящаяся в Вене, получила письмо от студента. Он настоятельно просил ее вернуться, поскольку замок подвергся нападению взломщиков.

На следующий день графиня приехала домой. Со слезами на глазах рассказывал ей Петер, что, когда он с тяжелой лихорадкой лежал в кровати, взломщики проникли в замок. Они похитили большую часть столового серебра, постельного белья и скатертей. Студент обнаружил открытой также дверь погреба: вероятно, и туда проникли мошенники. Петер заявил о происшествии в городскую охрану, где пообещали найти преступников.

Графиня напрасно ожидала поимки взломщиков. Тут до нее дошли странные слухи о преданном студенте. Некоторые полагали, что болезнь Даниэля, которая помешала ему бдительно охранять замок, никак не может быть названа лихорадкой. Неуверенные его шаги, покачивающаяся походка бросились в глаза многим. Он как будто был пьян, — добавляли благожелательницы-подруги. Нашлись и такие свидетели, которые слышали звуки свирели и цитры, доносившиеся из закрытых жилых комнат графини с занавешенными окнами, и даже видели выскальзывавших из замка графини молоденьких шинкарок.

Графиня должна была признать, что благочестивый молодец обманул ее ожидания. И вместо папской семинарии она отдала его в руки жандармов, которые вскоре добились признания от Петера Даниэля о том, как он „охранял” дом.

Выяснилось, что студент — естественно, от имени графини — с помощью гравера изготовил копию печати графини. Получив ее, он открыл шкатулку с ключами и вместе со своими друзьями и красивыми шинкарками стал пользоваться жилыми комнатами графини. Погреб, ключ от которого графиня ему не доверила, он открыл отмычкой. На основании полученных под пыткой показаний нашли спрятанную им печать и отмычку. Вещественные доказательства действительно наложили печать на судьбу бывшего любимца графини!

Бритва среди улик

В быстро развивающихся городах, и прежде всего в Будапеште, росла преступность, по характеру и размерам присущая „мировым городам”. Крупные ограбления и мошенничества перемежались кровавыми убийствами. 8 мая 1885 года в большом, до отказа заполненном зале будапештского суда началось слушание дела Имре Балентича, обвинявшегося в убийстве и краже.

На скамье подсудимых сидел худощавый молодой человек. Внимание публики, в основном женщин, было приковано к нему.

Не стоило бы, вероятно, поднимать это давно забытое дело, но улики, лежавшие на столе в зале заседания, заслуживают особого внимания.

Среди прочих улик там находилась и обычная бритва.

Когда во время разбирательства судья стал рассматривать лезвие, то увидел, что на нем в двух местах были щербинки длиной в несколько миллиметров. Казалось, что острой бритвой пытались разрезать какой-то твердый предмет. Среди улик находился еще и желтый конверт. В этом конверте лежали два стальных осколка, наклеенных на белый картон.

Затем судья взял в руки картон и внимательно исследовал два осколка. Цвет поверхности осколков, видимый на них след заточки полностью совпадали с цветом поверхности лезвия бритвы.

Председатель диктовал протоколисту: „Суд осмотрел улики за номером 5 и номером 6, представленные королевской прокуратурой: обнаруженную у обвиняемого Имре Балентича бритву с черной ручкой и найденные медэкспертами два металлических осколка. После непосредственного осмотра суд установил, что упомянутые два осколка откололись от лезвия принадлежащей Имре Балентичу бритвы”.

В практике венгерских королевских судов два мельчайших металлических осколка были новыми уликами. Познакомимся же с их историей.

Двадцатипятилетний легкомысленный молодой человек получил в наследство несколько тысяч форинтов. Он думал, что деньги у него будут вечно, и последовал примеру „золотой молодежи” того времени. Он числился студентом, но вместо университета посещал различные злачные места. В одном из них он познакомился с Веронкой. Молодая девица имела за плечами бурное прошлое. Несмотря на свою молодость, она уже объездила многие провинциальные города и была завсегдатаем большинства увеселительных мест Будапешта. Ее связи с мужчинами отнюдь нельзя было назвать бескорыстными. Кроме подарков и денежных сумм, которые она получала время от времени, она регулярно получала деньги от многих поклонников. Один из них содержал для нее элегантную квартиру в центральной части города.

Связь Веронки и Балентича была чистой и безоблачной до тех пор, пока карманы молодого человека были полны денег. После этого женщина старалась избавиться от ставшего обременительным поклонника.

Молодой человек, осознав положение, решил убить женщину. Он зарезал свою жертву бритвой в ее квартире. Во время совершения преступления в квартире находилась крестница Веронки — одиннадцатилетняя Рожика. Ребенок был свидетелем преступления, и его Балентич тоже убил.

Следствие по делу Балентича шло месяц. Он и не пытался отрицать свою вину.

— Признаю, я убил ее, — сказал он. — Я не мог перенести, что она бросит меня, выбросит, как тряпку.

Осколки лезвия бритвы, послужившие уликой на заседании суда, были обнаружены во время внимательной работы судмедэкспертов. При вскрытии они обнаружили их застрявшими в кости.

Использование мельчайших осколков бритвы как улики явилось новым в судебной практике.

Труп в воронке

В понедельник на околице села, расположенного в окрестностях Пешта, было заметно небольшое движение. Стояла приятная погода. На дороге между пашней и садами остановилось множество автомашин. Чуть поодаль, на кукурузном поле, в одиночку и группами стояли любопытные.

Наиболее оживленным было движение вокруг старой, уже почти засыпанной воронки, расположенной недалеко от проселочной дороги. Несколько человек убирали со дна воронки набросанные туда стебли кукурузы.

Рядом с воронкой пожилой мужчина в сером пальто держал на коротком поводке собаку. Сжав в левой руке свернутый поводок, он давал короткие команды подрагивающей от нетерпения немецкой овчарке.

— След! Ищи! — вновь и вновь повторял проводник.

По команде собака опускала блестящий черный нос к тому месту, на которое указывал правой рукой проводник. Но она никак не могла взять след и снова и снова поднимала к хозяину морду.

Результат пришлось ждать долго. В последовавших поисках прошли десятки минут.

Чей же след искали у проселочной дороги? Поначалу даже на этот вопрос нельзя было дать однозначный ответ. Сотрудники угрозыска столкнулись со странной ситуацией. Из воронки, расположенной у проселочной дороги, исчез труп!

Этот труп в воронке обнаружила во второй половине дня в воскресенье прогуливающаяся парочка.

Молодой человек нечаянно наступил на полузасыпанную воронку и заметил под набросанными стеблями кукурузы женскую туфлю. Туфля была одета на длинную женскую ногу в брюках.

Молодой человек в ужасе выскочил из воронки. С ее насыпи он вновь посмотрел, не мерещится ли ему все это. Но нет, среди стеблей кукурузы можно было отчетливо различить коричневые брюки и туфлю на высоком каблуке.

Подхватив под руку свою подругу, он в мгновение ока отбежал подальше от воронки, скрывающей ужасную находку. Сначала они решили не говорить никому ни слова об увиденном. На следующий день молодой человек понял, что из-за своего молчания он невольно может стать причастным к убийству. Он заявил в милицию. На заброшенном месте появились следователи и милиционеры. Они нашли проселочную дорогу, воронку от бомбы и обнаружили на дне ее стебли кукурузы. Все было так, как рассказал молодой человек. Только нигде не было трупа.

В практике опытных следователей нередки случаи преследования по горячим следам сбежавшего с места происшествия неизвестного преступника, бывало, что искали и неизвестных потерпевших, свидетелей. Но перед ними сейчас стояла особая задача. Необходимо было установить, куда и как исчез труп, который, как утверждалось, видели здесь двадцать четыре часа назад.

Молодой человек растерянно повторял следователям, что он своими глазами видел труп. Возле воронки от бомбы обнаружили впитавшуюся в почву красновато-коричневую жидкость. Медэксперт прикоснулся тампоном, смоченным химическим средством для выявления крови, к пробе почвы. Тампон мгновенно стал темно-зеленым, показывая, что на землю действительно стекала кровь.

Таким образом, сомнения отпали, и начались поиски таинственно исчезнувшего трупа.

Труд проводника розыскной собаки в конце концов увенчался успехом. Собака, низко опустив нос к земле, понюхав едва заметное, похожее на след углубление, решительно натянула поводок. Ее хозяин последовал за ней. Сначала собака направилась к копне кукурузных стеблей в 40–50 метрах. Следы ног возле копны кукурузных стеблей и разбросанные сухие листья, вне сомнения, указывали на то, что недавно кто-то брал вязанки стеблей из стога и переносил их к стоящей в нескольких метрах повозке. На земле отчетливо вырисовывались следы колес повозки и подков лошади.

Итак, для изъятия трупа воспользовались повозкой, а стебли кукурузы, вероятно, понадобились для укрытия опасного груза.

Из машины достали фотоаппараты и зафиксировали наполовину смытые следы лошадиных подков и колес телеги. После фотографирования техник-криминалист размешал в резиновой чашке гипсовое „молочко” и затем осторожно залил им очищенный след. Через несколько минут из мягкой черной земли вынули отлитые в гипсе копии следов. Пока техник-криминалист занимался фотографированием и снятием слепков со следов, не отдыхал и проводник с розыскной собакой. По следу повозки он проделал путь в несколько километров. Если на том или ином участке дороги, с более твердым грунтом или покрытом булыжником, следы исчезали, то затем характерный отпечаток подковы или упавшие с повозки сухие сломанные листья кукурузы указывали, что они движутся в верном направлении.

Два с лишним часа они шли по следу. Собака, высунув язык, часто дышала; основательно вспотел и запыхался во время пробежки и ее хозяин. Однако преследование вскоре пришлось прекратить. Повозка свернула на мощенную булыжником дорогу, где не сохранилось следов ни подков, ни колес.

Следователи тщательно исследовали фотографии и гипсовые слепки следов. Труп, вероятно, увезли из воронки для того, чтобы скрыть его в еще более укромном месте. Началась разработка версий. Повозка с убитой двигалась в направлении к околице села Алшо-Немед. В этой части труп можно укрыть по-разному. Закопали? Но это могли бы сделать и возле воронки. Не нужно было для этого увозить труп за восемь километров от этого места. Могли бросить в колодец! В округе находились многочисленные заброшенные колодцы. Их нужно хорошенько осмотреть. Вон невдалеке, например, старый колодец. Обнаруженные на срубе колодца следы породили подозрения. На бетоне виднелись свежие следы крови. После непродолжительного осмотра специалисты определили, что замок на дверце сруба был взломан. Дверцу открыли и увидели труп молодой женщины. Смерть наступила после выстрела в затылок.

Зафиксированные следы позволили определить тип повозки. Такая же повозка была в селе у возницы Миклоша К. Размер и форма снятого с копыта лошади Миклоша К. пробного слепка полностью совпадали с обнаруженными на месте происшествия следами. Необходимо было выяснить, он или кто-то другой воспользовался повозкой для перевозки трупа.

По документам, найденным в одежде убитой, было установлено ее имя — Римаине Дюлане, жительница села Дунахарасти. Ее муж, бывший начальник цеха одного из предприятий, эмигрировал из Венгрии в конце 1956 года. Жена любой ценой хотела уехать к нему. Она просила совета и помощи для осуществления своего плана у многих знакомых. И те, конечно не бескорыстно, пытались помочь молодой симпатичной женщине. С одним знакомым она попыталась перейти границу в январе 1957 года, но неудачно. Однако она не оставила своих планов. Другой ее знакомый сделал заманчивое предложение: переход границы — это только вопрос денег. Шофер одного западного посла каждую неделю ездит в Вену на машине посла. За хорошие деньги он может перевезти и людей.

Без минутного колебания женщина поверила россказням Аиталя Эзера — второго знакомого.

Во время любовных свиданий они обговорили детали, и 10 февраля 1957 года Римаине, готовая к дороге, ждала мужчину в условленном месте возле Дунахарасти.

Эзер прибыл вовремя, но не на обещанной дипломатической машине, а на конной повозке, к тому же краденой. Но Римаине Дюлане не знала этого, как и не подозревала, что в кармане Эзера лежал заряженный пистолет.

Си объяснил: шофер посла возьмет Римаине в 11 часов в соседней деревне Шарокшар. Женщина напрасно ждала от мужчины привычной ласки, вместо этого раздался выстрел и оборвал ее жизнь.

Ничего не подозревающую, введенную в заблуждение женщину убить было легко, однако скрыть труп убийце не удалось. Следы убийства, найденные ценности, принадлежавшие женщине, явились такими доказательствами, которые помогли найти убийцу.

Замо́к фирмы Гоббса

Частная собственность породила более чем тысячелетнюю конкуренцию между замками и ворами. Мастера Рима, Византии, а затем средневековья создавали все более совершенные замки, и во второй половине XIX века казалось, что в этой борьбе победят замки.

В Лондоне на Пиккадилли была расположена центральная контора и торговое отделение „Завода сейфов Гоббс и К°”. В витрине оборудованного с пуританской скромностью магазина стоял экземпляр громадного замка. Над ним на блестящей медной табличке была сделана следующая надпись: „Патентованные замки фирмы Гоббса дают абсолютную гарантию. Выплачивается 200 фунтов золотом тому, кто любым способом откроет этот замок”.

Замок и медная табличка висели в витрине 50 лет. В первые десятилетия несколько слесарей попытались открыть его, затем пытали счастье несколько освободившихся из тюрьмы „медвежатников”. Но безуспешно. Замки фирмы Гоббса сохраняли свою непобедимость, точнее неприкосновенность. Казалось, что найдены совершенные замки.

Однако в 1871 году легенда была развеяна. В магазин Гоббса вошел молодой человек. Он нашел главу фирмы и заявил, что сможет открыть замок.

Попытка не вызвала особых волнений. Молодой Гоббс, который возглавлял фирму, попросил, чтобы на другой день доставили сейф с таким замком. Ради рекламы он уведомил нескольких журналистов.

На другой день в условленное время появился американец. Он спокойно, аккуратно снял пиджак и вынул из принесенного с собой портфеля металлические стержни, по форме напоминавшие вязальные спицы. Через двадцать минут непобедимый замок фирмы Гоббса был открыт. Мистер Левис — так звали молодого человека — получил обещанное вознаграждение.

Борьба продолжилась. Вместо сейфов с замочными скважинами было создано замочное оборудование с цифровыми комбинациями и дисками. Но оказалось, что и такие замки можно вскрыть.

Теоретически соревнование между замками и взломщиками не имеет конца. При соответствующей профессиональной подготовке и средствах может быть открыт любой замок.

На практике, однако, положение иное. Современные замки обеспечивают совершенную защиту. Их невозможно быстро открыть.

Замки́ и взломщики

За последние три-четыре столетия развития уголовного судопроизводства наиболее часто привлекаемыми экспертами после врачей и хирургов были слесари.

Начиная с XVI–XVII веков уголовные кодексы многих европейских стран предписывали привлечение к расследованию экспертов в различных областях, в том числе мастеров золотых дел, столяров, слесарей.

В Венгрии использование экспертов началось в XVIII веке. В то время отечественные мастера изготовляли все более совершенные и безопасные замки. Механизмы замков и запоров конструировались таким образом, чтобы затруднить применение отмычек. Для этого внутри замка вокруг замочной скважины как в продольном, так и в поперечном направлении монтировались защитные пластины, а на ключи в соответствии с расположением этих пластин наносились нарезки. Поэтому у большинства старых замков очень сложный, фигурный ключ.

Безопасность, которую обеспечивали такие замки, долгое время усиливалась суеверием. При появлении замков с непонятным механизмом и сложных, фигурных ключей сложилось поверье, что без ключа замки могут открыть только люди, обладающие колдовской силой. Судебные документы XVII века воспроизводят невероятные истории о взломщиках, которые могли открыть любой замок „вросшим в ладонь железным прутом”. В XVII–XIX веках слесарей вызывали на место преступления не только в качестве экспертов, но и ожидали от них ценной помощи, исходных данных для начала следствия. В случае взломов, совершенных с помощью отмычек, подозреваемых обычно сначала искали среди слесарей. Однако не следует думать, что в городах, где в местном управлении и правосудии буржуазия играна определяющую роль, мастера — члена цеха слесарей, обычно полноправного гражданина города, — можно было подозревать без доказательств. Но ведь существовали еще подмастерья и ученики, которых можно было подозревать беспрепятственно.

Взлом в Табане

В первой половине XIX века в одном из тогдашних предместий Буды — Табане, в доме под номером 555 по улице Фе находилась гостиница Темешвари. В отличие от придорожных корчм сомнительной репутации гостиница Темешвари была предназначена для приема состоятельных гостей, останавливающихся на длительный срок.

В феврале 1821 года хозяин гостиницы и его семья, воспользовавшись зимним затишьем, уехали на несколько дней в провинцию. Когда же они вернулись, то обнаружили дверь гостиницы открытой. Больной повар лежал в своей каморке, а из шкафов и с полок полностью исчезла серебряная посуда и многие другие вещи. Господин Темешвари немедленно послал гостиничного кучера в будайскую мэрию, откуда сначала пришли два драбанта, затем их начальник — околоточный. Вскоре прибыл и Самуэль Фаркаш, прокурор города Буды. В современную эпоху в подобных случаях следователи проводят осмотр места происшествия по правилам, выработанным уголовно-процессуальным правом и криминалистикой. Однако в то время осмотр места происшествия был ограничен поверхностным обзором. Поэтому мы не можем обвинить в ошибке ни Самуэля Фаркаша, ни околоточного. С полным правом фискал мог бы сослаться на действовавший в Австрии кодекс Марии Терезии, согласно Артикулу 26 которого „по делу о краже, ограблении, взломе обычно нет необходимости выходить на место совершения преступления, за исключением чрезвычайных случаев”.

Для полицейских, осмотревших гостиницу, двор и даже подвал, вскоре стало очевидным, что стены гостиницы целы и двери не были взломаны. К тому времени пришел в себя и тяжелобольной повар, который подтвердил, что хозяин гостиницы закрыл на ключ все двери, как выходящие на улицу, так и во двор, и он, находясь из-за болезни в постели, тоже не открывал их. Городской прокурор, со слов хозяина гостиницы, подробно описал украденные вещи. Для обследования замков сразу же был вызван слесарь, который два года назад изготовил дверные замки для гостиницы Темешвари. Одновременно были вызваны подмастерья и ученики слесаря, от которых потребовали подтвердить алиби, и исследовали имеющиеся у них ключи, проверив, подходят ли они к дверям гостиницы, замкам сундуков или нет.

В данном случае подмастерьев и учеников очень скоро пришлось исключить из числа подозреваемых. Мастер и соседи подтвердили их алиби, проверка замков также не дала результатов. Опрошенные ремесленники не смогли назвать ни одного человека, для которого они изготовили бы подобные ключи. По просьбе хозяина гостиницы Темешвари будайский печатник Хеккенашт отпечатал список украденных вещей, а околоточный вывесил список в мэрии и других гостиницах. Не бездействовал и городской прокурор, но результат пришел с неожиданной стороны.

В феврале 1821 года стражники области Фейер и города Фехервар с особой тщательностью проверяли путников и бродяг. Особенно хороший улов обычно давали проверки в Бичке на основном пути перегона скота между Будой и Веной, ведущем из Канижи в Буду через Фехервар. Так был пойман 30-летний Якоб Эйсслер. Поскольку его описание было похоже на описание одного разыскиваемого убийцы, то городские гайдуки препроводили его в мэрию и стали допрашивать. Понятно, что Эйсслер все признал, только отрицал главное — убийство. Так, он признался, что является дезертиром. А так как вместо наказания дезертиров просто передавали воинским властям, которые вновь записывали их в солдаты на следующие 8-10 лет, то такое признание было обычной уловкой обвиняемых.

Чтобы доказать свою искренность, Эйсслер дал показания и в отношении других преступлений. Он рассказал, что пештский торговец Армии Басер приобрел у вора, известного под кличкой „Зуб пилы”, украденную серебряную посуду. Как только будайская мэрия получила письменное уведомление о показаниях Эйсслера, то сразу же, связавшись с пештской мэрией, арестовала Басера и произвела обыск в доме скупщика краденого, находившемся у Варошлигета. Басер отрицал факт скупки, и тогда околоточный прибег к часто употребляемому в то время методу. Он привел 10-летнего сына Басера Андреаса, и после нескольких зычных окриков мальчик признал, что несколько недель назад они вместе с отцом принесли в мешке купленную серебряную посуду с квартиры „Зуба пилы”. Последовал вопрос о том, кто еще знает о покупке серебряной посуды. У ребенка легко было выудить имя Иоганна Винтера. За несколько дней до совершения кражи Винтер покинул гостиницу Темешвари, где работал официантом.

На основании этих показаний арестовали и Иоганна Винтера. На его квартире произвели обыск, однако подозрительных вещей обнаружено не было и в протокол обыска как подозрительный признак занесли: „Во время обыска преступник проявлял явное безразличие”. В результате длительного допроса Винтера вынудили дать подробное признание. Ему задавали следующие вопросы:

— Почему ты проявлял безразличие во время обыска?

— Почему ты оставил свое место в гостинице?

— Где ты был во второй половине дня в воскресенье во время совершения кражи?

— Знал ли ты, как можно открыть дверь гостиницы без ключа?

— Сознайся в своем преступлении! Тебе поможет только откровенное признание!

После короткого перерыва допрос продолжили, прибегнув к помощи часто использовавшегося приема, который и дал желаемый результат.

— Мы поймали твоих сообщников! Они договорились с тобой совершить кражу!

Ответ: — Нет, не со мной!

— „Зуб пилы” скажет тебе это прямо в глаза!

Ответ: — Да, я знал об этом.

— Кто были твои сообщники?

— Франц Штег, больной повар, который дал ключ. Официант Георг Полдл и „Зуб пилы”.

Хотя Басер продолжал отрицать скупку краденого, будайская мэрия отдала приказ об аресте „Зуба пилы”, настоящее имя которого было Петруш Фишер. Согласно действовавшим в то время процессуальным законам, на основании показаний единственного свидетеля, к тому же ребенка, нельзя было объявить Фишера подозреваемым и арестовать. Однако Фишер был ранее судим, и это обстоятельство, так же как и дружба с подозрительными лицами, происхождение из преступной семьи, давало возможность арестовать его.

„Зуб пилы” исчез из Пешта, и был объявлен его розыск. Полицейский Шротт, которому было поручено расследование, сразу же произвел обыск тех мест, где взломщик мог укрыться. В то время преступники из Пешта обычно пытались бежать на юг, в сторону банатской границы или на северо-запад, в сторону Пожони и Вены. Зная жизненный путь Фишера, можно было предположить оба направления бегства.

Фишер родился в Австрии, долгое время служил солдатом во время наполеоновских войн, а когда демобилизовался, то поселился в Банате. Однако Фишер отвык от работы и от постоянного места жительства в одном месте, на одной квартире. Сначала он совершил кражу в той местности, где жил, а потом, когда это обнаружилось, переселился в Пешт.

По свидетельству „Книги заключенных”, которая велась в пештской мэрии, за время пятилетнего пребывания в городе Фишер был судим четырежды.

Полицейский Шротт расспрашивал о „Зубе пилы” на пристанях, в тех гостиницах, откуда почтовые кареты и дилижансы отправлялись в Вену или где проживали возчики, в любое время готовые отправиться в путь. И не напрасно. Через несколько дней поисков он узнал, что „Зуб пилы” бежал в Пожонь. 31 марта 1821 года будайская мэрия направила пожоньской мэрии письмо, на основании которого 9 апреля Фишер был арестован и препровожден в Пешт.

У Басера и других скупщиков краденого была изъята украденная посуда, и хозяин гостиницы 8 мая получил ее обратно. Адвокатам преступников удалось растянуть процесс на два года, но в 1823 году городской суд Буды приговорил всех трех взломщиков, Винтера, Полдла и Фишера, к смертной казни.

Король взломщиков и его свита

В декабре 1975 года перед областным судом предстало пять человек: Дьердь Хевеши, человек без определенных занятий, Каройне Кишш, Нандор Рожаш — водитель, Дьердь Лантош — заведующий рестораном, Янош Шюмеги — студент.

С точки зрения возраста, профессии, круга интересов — это была очень разношерстная компания, но ее связывал очень крепкий узел: все эти люди были преступниками, соучастниками и сообщниками в наиболее крупной за последние десятилетия серии краж со взломом.

Суд вынес им строгое наказание, пропорциональное тяжести деяния каждого: Дьердя Хевеши за нанесенный ущерб в особо крупных размерах путем краж со взломом суд приговорил к 10 годам тюремного заключения строгого режима, Каройне Кишш как непосредственную соучастницу — к 3,5 годам тюрьмы. Остальные преступники также получили соответствующее наказание.

Как могла образоваться эта преступная банда, которая за неполных четыре года нанесла ущерб общественной собственности и личному имуществу почти в 800 000 форинтов?

Эту компанию создал Дьердь Хевеши. До того как Дьердь Хевеши стал главным действующим лицом этой уголовной истории, на его жизненном пути не было никакого сенсационного события. Он вырос в обычной семье, ходил в среднюю школу, но экзамена на аттестат зрелости не сдал. Работал в различных местах, однако нигде не смог закрепиться. Ссылаясь на личные противоречия с коллегами, начальниками, он часто менял место работы. То же самое было характерно и для его семейной жизни. Он развелся с двумя женами и после этого поддерживал более или менее длительные связи со многими молодыми женщинами.

Окружающие люди знали Дьердя Хевеши как тихого, серьезного молодого человека. Хотя было известно, что в десятилетием возрасте он уже представал перед судом за кражу, но ни родители, ни родственники, ни знакомые не предполагали, что он преступник. Только очень немногие знали, что Хевеши нигде не работает и штамп о месте работы в его удостоверении личности — фальшивый.

В эти годы в Л. преступления были частой темой разговоров. В городе хозяйничал неизвестный взломщик. Осенью 1972 года непрошеным гостем были совершены кражи в детских яслях. Летом следующего года неизвестный преступник взламывал двери квартир и крал деньги, драгоценности, ценные технические приборы, магнитофоны, фотоаппараты. После этого наступил черед контор предприятий и учреждений. Вор, взламывая двери, перепиливая решетки на окнах, проникал в помещение контор и вскрывал сейфы и металлические кассы. Он забирал прежде всего наличные деньги, но не брезговал и сберегательными книжками, марками и различными электротехническими товарами.

Естественно, что гораздо больше, чем жителей города, серия взломов волновала милицию: за четыре года была совершена 31 подобная кража. На месте каждого взлома велась тщательная работа по обнаружению следов.

14 апреля 1975 года из конторы производственного кооператива, расположенного недалеко от города, сообщили о краже со взломом. Кассир кооператива не соблюдал правил обращения с деньгами, не просил от руководства кооператива охраны для крупной суммы денег, и взломщику удалось заполучить добычу в 230 000 форинтов. Криминалистам удалось зафиксировать тридцать самых различных следов. Они сделали слепки орудий, при помощи которых была взломана решетка, собрали микроскопические пылинки, оставшиеся от перепилки замка, и среди них сломанные зубья стальной пилы преступника, взяли пробу краски, покрывающей взломанный ящик кассы, демонтировали замки на взломанном окне. В том месте, где преступник проник в здание, были обнаружены мельчайшие, видимые только с помощью лупы ворсинки материала. На полу, который был покрыт толстым слоем шамотной пыли, зафиксировали следы каблуков и взяли образцы шамота. Наряду с поиском следов преступления группа следователей получила задание разыскать тех свидетелей, которые сообщили бы любые, даже самые незначительные, сведения о неизвестном преступнике.

Иногда казалось, что удалось напасть на след неизвестного преступника. В результате принятых мер был обнаружен целый ряд мелких преступников, но главный все еще не попадался.

О принимаемых милицией мерах узнал и Дьердь Хевеши. Он стал более осторожным, но не оставил свою преступную деятельность. Он не учел закон, что преступник, совершивший то или иное преступление, еще может оставаться в тени, но с совершением каждого нового преступления все больше увеличивается опасность разоблачения. Перед следователями все четче вырисовывался портрет неизвестного взломщика.

В результате целенаправленной розыскной работы в мае 1975 года кольцо вокруг Дьердя Хевеши сомкнулось. Хотя он строил большие планы в отношении того, каким образом покинет страну, милиция оказалась более оперативной, чем он. Арестовали его прячущимся на полу автомашины. Были найдены все тайники, где Хевеши прятал ценную, состоящую из более чем сотни предметов, добычу и инструменты. На свет был извлечен целый арсенал всяческих приспособлений для взломов. На протяжении недель специалисты-эксперты проводили идентификацию обнаруженных в тайниках инструментов.

Раскрытие серии взломов, нанесших ущерб в 800 000 форинтов, было непростой задачей, но работа следователей была чрезвычайно упрощена двумя обстоятельствами. Тщательный поиск следов на месте совершения тридцати четырех преступлений и показания свидетелей дали против Дьердя Хевеши столько улик, что его виновность не подвергалась сомнению. Если бы Дьердь Хевеши во время допросов и не заговорил или же все отрицал, то и тогда можно было бы доказать совершение им краж со взломами.

Однако Дьердь Хевеши не молчал, а говорил, причем непрерывно и очень обстоятельно. Что же явилось причиной того, что „король взломщиков”, который во время подготовки и совершения преступлений проявлял такую осторожность и профессионализм, так легко сделал признание? Мы можем усмотреть две причины: опыт Хевеши в совершении преступлений и его амбицию.

Хевеши понимал, что, несмотря на все ухищрения, он оставлял после себя громадное количество следов. Пока он был на свободе, он пытался провести следователей, но не недооценивал их. Когда же его арестовали, то он понял, что игра проиграна и если даже он будет все отрицать, то и в этом случае докажут совершение им этих преступлений.

Представляется также, что Хевеши в конце концов должен был кому-то рассказать о своей преступной славе. В нем сработало желание исповедаться. Поэтому он вел подробный дневник о всех событиях своей жизни и посвятил одного-другого своего знакомого в секрет краж. Он рассказал и о том, что очень „возмутился”, когда одна его знакомая, которой он прозрачно намекал, что он и есть тот самый разыскиваемый взломщик, не поверила ему. Он привел ей некоторые доказательства, показал свою добычу, и только таким образом ему удалось убедить женщину.

Несмотря на жажду исповедаться, Хевеши отчетливо представлял себе, насколько важно для преступника сохранение тайны. „Этот человек болтлив, и поэтому его опасно было посвящать в мои планы”, — заявил он при случае об одном своем знакомом.

Страстно желаемый успех Хевеши нашел для себя не в честном труде, не в устроенной личной жизни, а в совершении преступлений.

Не лишено интереса и то обстоятельство, как образовалась вокруг Хевеши преступная банда. Как стали агент госстраха, водитель, заведующий рестораном и студент пособниками, сообщниками или укрывателями краденого?

Желание легко нажиться, превратно понимаемая дружба, безразличие или просто трусость были связующими звеньями между членами преступной банды. Роли внутри компании были неоднозначными. Хевеши совершал взломы в одиночку, роли всех прочих членов банды были второстепенными, они всегда выполняли какую-либо вспомогательную работу.

Кишш Каройне предоставляла ему свою автомашину. Хевеши, несмотря на удачные взломы, не хватало денег на покупку машины. Кроме этого его удерживала от покупки и осторожность. Для него было удобным, чтобы Кишш Каройне и водитель Нандор Рожаш за 10–15 % добычи доставляли его на место, ждали невдалеке во время совершения преступления, а затем быстро увозили на машине. Хевеши вскоре убедился в надежности Кишш и ее сожителя и, когда ему было необходимо, прибегал к их услугам.

Заведующий рестораном Дьердь Лантош был давним коллегой Хевеши. Когда после длительной разлуки они вновь встретились, то Хевеши уже был взломщиком. Привлечение заведующего рестораном произошло очень просто: Лантош очень любил снимать фильмы, а Хевеши однажды украл автоматическую кинокамеру. Заведующий предложил продать ему кинокамеру. Предложение было очень выгодным: камеру можно было приобрести за половину обычной стоимости, причем даже эти деньги не надо выплачивать сразу же. Сделка состоялась, и на следующий день Хевеши намекнул на возможность приобретения других дешевых вещей, а вскоре уже играл в открытую.

Для студента приманкой послужил электронный прибор, украденный во время одного из взломов. Он приобрел его с добрым намерением, заплатил за него и лишь позднее догадался, что приобрел краденую вещь. Он испугался, хотел вернуть назад, но вместо этого позволил Хевеши успокоить себя: не бойся, мы не провалимся. После этого шаг за шагом в преступную деятельность втягивался и он: выписывал адреса из телефонной книги, вместе ходил на разведку в места совершения будущего преступления, позднее помогал в испытании и совершенствовании инструментов взлома.

Хевеши стремился привлечь к своим делам и знакомых женщин. Он использовал прогулки для выбора места совершения преступления. Одни женщины протестовали, не хотели входить в выбранный им подъезд, но были и такие, кто соглашался.

Кроме Хевеши никто из членов преступной банды не принимал непосредственного участия в кражах, но они помогали деятельности этого опасного преступника. И будучи привлеченными к уголовной ответственности, они разделили его судьбу.

ПРЕДАТЕЛЬСКИЕ СЛЕДЫ ПАЛЬЦЕВ

Паника в преступном мире

Перед первой мировой войной в преступном мире большинства стран разразилась паника. Наряду с общеизвестными к этому времени средствами у судов и органов преследования появилось новое, до сих пор неизвестное оружие. Подавляющее большинство преступников — особенно неграмотные — не знали, чему приписать многочисленные и на первый взгляд необоснованные провалы.

„У них в руках чудодейственное средство, — говорили они друг другу. — Ни одна душа не видела меня во время взлома, и тем не менее доказали, что я был там.

А вскоре преступники узнали об этом средстве больше. Из оглашенных на заседаниях суда заключений экспертов они поняли, что это не что иное, как оставленные на месте преступления и украденных вещах следы пальцев.

Сначала преступники пытались обороняться от новой опасности примитивными способами. Часами терли о стены тюрем пальцы либо наносили осколками стекла и ножами на кончики пальцев порезы, чтобы уничтожить предательские линии. Но очень скоро раны на пальцах, стертых о стены или изрезанных стеклом и ножами, заживали, и через несколько дней на коже пальцев вновь появлялись старые рисунки.

Однако преступный мир не хотел легко капитулировать перед новым оружием органов уголовного преследования. На передний край контрнаступления выдвинулись подпольные адвокаты и лжеученые. В падкой на сенсации прессе и в залах заседаний суда они пытались дискредитировать новый метод.

„Канула вера в отпечатки пальцев!”, „Два человека с одинаковыми отпечатками пальцев в Техасе!” — эти и подобные известия призваны были — и в большинстве случаев отнюдь не бескорыстно — воспрепятствовать использованию отпечатков пальцев в судебных процессах.

Но напрасно! Наука об исследовании отпечатков пальцев, насчитывающая сегодня уже почти столетнюю историю, — дактилоскопия — выдержала испытание временем. Можно насчитать сотни тысяч, даже миллионы преступников — от простых воришек до садистов-убийц, чьи отпечатки пальцев „содействовали” их заслуженному наказанию. След пальца — едва видимые тончайшие линии на окружающих нас предметах или черные следы краски на белом картоне картотеки — эффективное средство борьбы с преступностью, предмет исследования специалистов-криминалистов. Но только ли их?

Мы и подумать не могли, какой разнообразный круг ученых будет заниматься этой незначительной на первый взгляд вещью!

Начнем с историков.

На древнейших культурно-исторических памятниках человечества, на рисунках или статуях, созданных за тысячи лет до нашей эры, часто увековечивалась человеческая рука. На том или ином произведении могут быть хорошо заметны также и узоры, находящиеся на кончиках пальцев. Древний художник, рисующий правой рукой, используя в качестве модели левую руку, несколькими линиями намечал покрывающий концы пальцев узор.

В 1832 году на одном из островов Бискайского залива был открыт громадный подземный коридор, в котором обнаружили двадцать три каменных пластинки с таинственными знаками на них. Прошло почти сто лет, пока после многочисленных ошибочных предположений и представлений родилось приемлемое объяснение. Только в 1920 году удалось разгадать секрет рисунков: на каменных пластинках были увековечены образцы узоров пальцев человека!

Отпечатки пальцев, обнаруженные на глиняных черепках Вавилона, отпечатки ладоней, сделанные с помощью красной краски в древнеиндийских храмах, использовались не для идентификации людей. Изображение отпечатков пальцев различным способом в большинстве случаев служило религиозным целям. Таким образом, человек давно минувших эпох обратил внимание на отпечатки пальцев, и нужно было, как это выясняется из культурно-исторических и правовых памятников народов Дальнего Востока — прежде всего китайцев и японцев, небольшое усилие, чтобы отпечатки пальцев стали использоваться и для идентификации личности.

Позднее к исследованию отпечатков пальцев подключились естествоиспытатели и врачи.

Научное исследование пальцевых узоров началось в XVII веке. Сначала выдающийся итальянский врач Мальпиги создал основы научного исследования узоров на концах пальцев благодаря тому, что изучил структуру человеческой кожи. Отцом науки, изучающей узоры пальцев, или, как их называют, папиллярных узоров, мы можем считать чешского ученого Пуркинье. Родившийся в 1787 году пиаристский священник оставил после себя произведения по медицине, философии и литературе. Он первым обратил внимание на роль бороздок на кончиках пальцев, и он был первым, кто в 1823 году в изданной медицинской работе впервые классифицировал узоры на пальцах на девять главных групп.

Из Индии и Японии труды по исследованию узоров на пальцах с помощью колониальных чиновников попали в Европу, где в последнее десятилетие XIX века была разработана применяющаяся и поныне система отпечатков пальцев. Были сформулированы и три основных свойства папиллярных узоров.

1. Линии и бороздки на концах пальцев человека формируются еще в эмбриональный период его развития, и их рисунок сохраняется до самой смерти и даже до определенной степени разложения трупа.

2. Рисунок папиллярных узоров индивидуален, повторение со всеми подробностями совпадающих узоров теоретически и практически исключено.

3. Рисунок папиллярных узоров может быть легко зафиксирован, однозначно классифицирован на основании его особенностей и зарегистрирован.

Правильность этих положений неоднократно была подтверждена почти столетней практикой.

Отрасль науки, занимающаяся отпечатками пальцев, получила и общепризнанное название. Из сочетания греческих слов „дактилос” (палец) и „скопео” (смотрю) родилось название „дактилоскопия”, другими словами, наука о пальцевых узорах.

У одного и того же лица антропологи брали отпечатки пальцев в младенчестве, затем в детстве и взрослом возрасте вплоть до старости. Размеры отпечатков отличались, но рисунок кожного покрова до мельчайших подробностей оставался прежним.

Антропологи, математики и практические работники, занимающиеся идентификацией личности, доказали индивидуальность узоров пальцев и, следовательно, их отпечатков. После первоначальных сомнений уже давно со всей определенностью доказано, что во всем мире среди многих сотен миллионов отпечатков пальцев, находящихся в дактилоскопических картотеках, не было ни одного повторения.

На линиях, составляющих рисунок человеческого пальца, имеется множество мелких особенностей: пересечение линий, разветвление, обрыв, островные или точечные образования. На том или ином отпечатке пальца можно различить до 100 и более таких особенностей.

Согласно подсчетам математиков, вероятность того, что отпечатки всех десяти пальцев двух человек во всех особенностях совпадут составляет 1:10010. Это означает, что почти 4-миллиардное население нашей планеты должно увеличиться в 25 000 000 000 раз, чтобы можно было найти двух людей с одинаковыми папиллярными узорами. Эти расчеты вероятности вместе с прочими теоретическими представлениями полностью исключают, что на земле живут два человека, обладающие одинаковыми папиллярными узорами. Даже между отпечатками пальцев близнецов с помощью дактилоскопии можно выявить определенное различие.

Индивидуальность частей человеческого тела, естественно, не ограничивается папиллярными узорами. Тщательным анализом точно так же можно установить и индивидуальность ушей, глаз. И тем не менее отпечатки пальцев — это наиболее достоверное средство для идентификации, поскольку их рисунок может быть относительно легко классифицирован.

Специалист-дактилоскопист исследует отпечаток пальца при соответствующем увеличении и, согласно форме линий, расположенных посередине ладонной поверхности концевых фаланг пальцев, классифицирует материал по 1024 так называемым главным классам.

Естественно, что 1024 главных класса не удовлетворяют потребностям даже самой небольшой дактилоскопической картотеки, поэтому внутри главных классов необходимо дальнейшее подразделение. Кроме формы линий, расположенных в середине отпечатка пальца, исследуются и другие особенности, с помощью чего отдельные главные классы могут быть подразделены дальше. Чем больше материал картотеки, тем более необходимо подробное подразделение, тем в большее количество ячеек следует помещать отпечатки, ибо в противном случае поиск их в картотеке становится невозможным.

Основным видом дактилоскопических картотек является так называемый десятипальцевый учет, в котором все десять пальцев зарегистрированного в картотеке человека фигурируют на одном листе. Наряду с этим во многих странах остались однопальцевые картотеки, где отпечатки десяти пальцев данного лица классифицируются и хранятся каждый в отдельности. Таким образом, установить их принадлежность можно и в том случае, если на месте преступления обнаружен всего лишь один отпечаток.

Сегодня уже во всех странах мира существуют дактилоскопические картотеки. На белых карточках хранятся и систематизируются отпечатки пальцев преступников.

На протяжении десятилетий карманная лупа была главным средством дактилоскопистов. С ее помощью, а также с помощью незаменимого орудия — человеческого глаза и наблюдательности исследовали и классифицировали ежедневно поступающие сотни и тысячи отпечатков пальцев, а затем размещали их длинными рядами в шкафах картотек. По этим картотекам можно было быстро установить личность скрывающегося под вымышленным именем преступника либо преступника, оставившего отпечаток пальца во время совершения преступления, личность найденных без документов трупов.

Новые технические достижения сегодня все быстрее вторгаются и в область исследования и регистрации отпечатков пальцев. Систематизация многих миллионов отпечатков пальцев с помощью электроники происходит несравненно быстрее и достовернее, чем традиционными методами. Электронная память и регистрационное оборудование способны умножить результативность дактилоскопических картотек.

Возможности технического развития еще далеко не исчерпаны. Общее техническое развитие создало условия для того, чтобы работу дактилоскописта с карманной лупой частично заменила сложная машина. Положение составляющих отпечатки пальцев мельчайших линий, разветвлений, островков и прочих, похожих на различные геометрические образования линий кожного покрова в обозримом Бремени вместо человеческого глаза будет фиксировать машина и закладывать их в соответствующие ячейки памяти.

Введение „нового метода”

В 1880 году в столице английской империи Лондоне в Хоум оффисе (Министерство внутренних дел) шло заседание особой комиссии. Министерство образовало комиссию для решения трудной задачи: воспрепятствовать увеличению преступности, росту числа бродяг, воров и аферистов, скрывающихся под фальшивыми именами. В парламенте не только оппозиция, но и сторонники правящей партии неоднократно вносили интерпелляции по поводу состояния общественной безопасности.

Заседание началось с доклада старшего инспектора лондонской полиции.

— Полиция Сити и вся столичная полиция бессильны перед волной преступности. За последние тридцать лет население города увеличилось в три раза. Помимо высокого естественного прироста в бедных семьях, число лиц, ежегодно прибывающих в столицу из деревень в поисках работы, можно оценить в сто тысяч. Вокруг Темзы, и особенно в восточной части города — Ист-Энде, образуются бедняцкие кварталы, которые вызвали невиданную до сих пор перенаселенность квартир и ночлежек. Наша быстро развивающаяся промышленность не способна занять вливающуюся в город, часто неграмотную массу людей.

Преступность все чаще попадает в центр внимания общественности, а безрезультатность полицейских расследований вызывает недовольство уважающих законы граждан. Например, лондонская полиция на протяжении многих лет тщетно ищет преступника, который с садистской жестокостью убил 16 женщин. Общественное мнение даже дало ему прозвище. Все знают „Джека-потрошителя”, но с использованием современных средств невозможно напасть на его след. У большинства его жертв, которые являлись отбросами общества — проститутками, не удалось даже установить имен.

Этот единственный пример, взятый из массы уголовных дел, также указывает на срочную необходимость введения действенных методов идентификации личности…

Несколько лет назад наши полицейские инспектора еще знали лично представителей преступного мира. По утрам задержанных бродяг и преступников проводили строем перед опытными инспекторами, и каждый задержанный должен был назвать свое имя. Они хорошо понимали, что полиция знает каждого из них, и поэтому даже не пытались скрывать свое настоящее имя. Если же среди них и находился какой-то хитрец, пытавшийся это сделать, то полицейские инспектора быстро устанавливали его настоящее имя. На старых бродягах еще и сегодня можно видеть клейма, поставленные на каторге, на галерах либо в тюрьмах. Но в наши дни, когда число воров и грабителей увеличилось почти в пять раз, мы не можем уже требовать, чтобы полицейский инспектор знал каждого преступника по имени и в лицо.

В комиссию было внесено много предложений. Со стороны Хоум оффиса предложения о реформе внес сэр Барнвич, 44-летний квалифицированный юрист, который провел много месяцев на континенте, где изучал главным образом работу французской полиции и суда.

— Мы должны подумать о введении методов регистрации и учета, разработанных французской полицией в последние годы, — начал он свое выступление.

Я считаю необходимым проинформировать комиссию об эксперименте, начатом Альфонсом Бертильоном в Париже, который тамошняя полиция применяет почти десять лет. Суть эксперимента состоит в том, что измеряются 11 параметров тела преступника, которые заносятся вместе с описанием его внешности и фотографией на карточку. Когда данное лицо совершает новое преступление, то с него снимают те же параметры. Если он назвал себя вымышленным именем, то это выясняется очень быстро, поскольку карточки с одинаковыми параметрами и фотографии похожих лиц встречаются редко. Так, например, недавно Бертильон доказал, что такой-то преступник не кто иной, как заключенный, пять лет назад бежавший с небезызвестного Чертового острова. Вернувшись во Францию, он выдавал себя за торговца до тех пор, пока вновь не стал на преступный путь. Это удалось доказать по тождеству размеров его тела.

Начальник полиции Сити Харнвелл слушал выступление юриста с едва скрываемым недоверием.

— Мы высоко ценим эксперимент господина Бертильона, — сказал Харнвелл, — но нельзя оставлять без внимания и те известия, которые пришли из Парижа в последние месяцы. Применение метода господина Бертильона даже у себя на родине натолкнулось на сильную оппозицию. Именно начальник господина Бертильона, глава парижской полиции Мазо рассказывал одному моему другу, что и новый метод имеет свои недостатки. Уже сейчас в картотеке парижской полиции скопилось много таких карточек, размеры тела на которых полностью совпадают. Поэтому неудивительно, что господин Бертильон уже несколько раз ошибался. И я спрашиваю: как можно использовать этот метод в отношении еще растущих молодых людей в возрасте 16–25 лет, которые причиняют нам так много забот, или в отношении ста реющих людей, размеры тела которых постепенно уменьшаются? Комиссия основательно изучала вопрос. С более или менее продолжительными перерывами она заседала семь лет. А в это время преступность росла, преступников не пугали заседания комиссии.

На втором году существования комиссии Харнвелл внес новое предложение.

— Видный чиновник администрации в Индии, губернатор штата сэр Вильям Хегел обратился ко мне с письмом, в котором рассказал о методе, который у нас на родине мог бы помочь разрешить наши проблемы. Как вы знаете, больной проблемой для колониальной администрации является то, что аборигены обманывают наших чиновников, не знающих их языка и привычек. На строительстве железных дорог или посадках, где занято много тысяч крестьян, очень часто зарплату получают друг за друга. К этому их вынуждает не только нищета, но и наркотики, прежде всего страсть к употреблению гашиша. И если они отдают за него свою последнюю рупию, то без малейшего колебания совершают самое тяжкое преступление. Случается, что в тюрьмах заключенные подменяют личные данные и часто таким образом освобождают тех, кого ожидало бы тяжкое наказание.

Пока выясняется подмена имен, беглец уже далеко. Эти злоупотребления губернатор пресек так: рядом с именем аборигена — независимо от того, умел ли он писать или нет, — прикладывал один или два отпечатка его пальцев. Если позднее возникал спор, то исследовались образцы линий, оставленные кончиками пальцев.

Этот метод, на мой взгляд, больше чем забава экстравагантного колониального чиновника, — продолжал Харнвелл. — Проживающий в Токио наш соотечественник, доктор Генри Фолдс также исследовал закономерности рисунков на человеческих пальцах. На его работу обратил внимание известный ученый-естествоиспытатель Фрэнсис Гальтон, который сейчас работает над тем, чтобы подвергнуть этот метод скальпелю научной критики.

В министерской комиссии нелегко решился спор между сторонниками измерения тела и системы отпечатков пальцев — дактилоскопией. Барнвич привел в защиту своей точки зрения также сильные аргументы.

— Ошибаются противники Бертильона, когда утверждают, что измерение тела является плодом фантазии полицейского инспектора-карьериста, его средством всплыть из мрака неизвестности. Метод месье Бертильона основывается на теоретических расчетах хорошо известного профессора Кетеле. Расчеты профессора подтверждают то положение господина Бертильона, что одиннадцать размеров полностью определяют человеческое тело и вероятность того, что в одно и то же время на земле жили два человека с абсолютно одинаковыми размерами частей тела, практически равна нулю.

— А что вы скажете, сэр Барнвич, об ошибках в параметрах при измерении тела? — прервал аргументацию инспектор Харнвелл.

— Я не считаю, что опасения мистера Харнвелла носят принципиальный характер. С помощью более основательной подготовки личного состава полиции мы сможем избежать ошибок. Между прочим, уже сегодня метод Бертильона принят в большинстве стран континента.

Господа, заседавшие в комиссии, не дали легко себя убедить. Не потому, что они хорошо разбирались в вопросах обсуждавшейся проблемы, но из приложений к объяснению метода измерения тела по Бертильону они узнали, что измерительные инструменты довольно дороги, а в случае принятия данного предложения необходимо считаться и с увеличением полицейских штатов. Таким образом, они должны были принять решение не только о принципах, но и о материальной стороне дела.

Через год на заседание комиссии был приглашен известный ученый Фрэнсис Гальтон, чтобы заслушать и его мнение. Гальтон, родственник Дарвина, был очень занятым человеком, однако отпечатки пальцев настолько возбудили его интерес, что он с удовольствием подготовил доклад для комиссии.

— В 1888 году я начал изучать особенности кожного покрова на руке человека. Как вы хорошо знаете, я не полицейский, не криминолог и в оставшуюся часть своей жизни не хочу отбирать хлеб у этих господ… Мои друзья, живущие на Востоке, обратили внимание на этот специальный вопрос, и с точки зрения ученого-естествоиспытателя я посчитал очень интересным, что на этом так мало бросающемся в глаза месте человеческого тела в форме кожных линий обнаруживаются такие особенности, с помощью которых с определенной точностью можно отличить одного человека от другого.

После изучения специальной литературы по этому вопросу и после проведения собственных экспериментов я с полной ответственностью утверждаю, что кожные линии на пальцах человека постоянны от момента формирования человеческого тела до разложения после смерти. Рисунки линий на пальцах имеют такое разнообразие, что до сих пор я не встретил ни одного повторения среди многих тысяч отпечатков, находящихся в моем распоряжении. В Индии, где, по моим сведениям, почти 30 лет ведутся регулярные исследования, также не обнаружили двух абсолютно одинаковых папиллярных узоров пальцев. Несмотря на большое разнообразие, в рисунке кожных линий могут быть выделены определенные закономерности, различные спирали, петли, завитки, волнистые линии, которые позволяют сгруппировать, классифицировать этот очень богатый материал.

Комиссия не спешила с решением. Были заслушаны мнения многих ученых и авторитетных специалистов, а в заключение, как и полагается хорошей комиссии, было принято компромиссное решение. На основании его в 1894 году в Англии вместе с измерением параметров тела по Бертильону была введена регистрация на основании папиллярных узоров пальцев преступников. Спустя семь лет новый метод господствовал в Англии, а затем, к началу первой мировой войны, — во всей Европе.

Но действительно ли этот метод так нов?

Отпечатки пальцев принцессы Весеннего Дуновения

Приблизительно 600 лет тому назад в одно прекрасное летнее утро Чжу Юань озабоченно расхаживал по одному из залов дворца. Он уже не знал, в который раз проделывал путь в пятнадцать шагов от выходящего на озеро окна до открывающейся в коридор двери. Он пытался разгадать трудную загадку. После завтрака он посетил молодую принцессу Весеннего Дуновения, госпожу второй опочивальни. Его первая жена уже длительное время была больна, и понятно, что он очень полюбил молодую семнадцатилетнюю юнаньскую девушку. Весеннее Дуновение не злоупотребляла его любовью. Более двух лет она была госпожой Второй опочивальни, и он всегда был доволен ею. Она была тиха, но весела, казалась невинной девочкой в обществе других женщин — членов семьи, но тем не менее она была озорницей. Чжу Юань верил Весеннему Дуновению и до сих пор не замечал, чтобы она позволила мужчинам — посетителям дворца по отношению к себе какую-нибудь вольность…

Он нашел принцессу Весеннего Дуновения в плохом настроении с заплаканными глазами. Из ее рассказа выяснилась странная история. Уже несколько дней на рассвете она просыпается разбитой, усталой. Вечерами, как только голова ее коснется подушки, она мгновенно погружается в глубокий сон. Во сне она чувствует, как кто-то неземным голосом вроде бы приказывает ей: „Встань и иди со мной в Зал запретных радостей”.

Она поднимается, выходит в сад дворца, из сада проходит в просторный зал, где ее ожидает высокий мужчина. На лице у мужчины красная шелковая маска. Что происходит потом, она не помнит. Утром она усталая просыпается в своей комнате, и лишь проникающий через стены удушающий сладковатый запах свидетельствует о том, что все это ей не приснилось. О Зале запретных радостей она помнит только то, что возле его двери, слева на земле, стоит громадная голубая ваза. Чжу Юань не знал, что делать. Убить Весеннее Дуновение, приставить шпионов ко всем мужчинам, проживающим во дворце, охранять госпожу Второй опочивальни? Но если все, о чем поведала женщина, неправда, если ее преследуют только дурные сны? Он послал за своим таоистским другом Ваном и попросил у него совета.

— Итак, ты хочешь убедиться в том, что Весеннее Дуновение сказала тебе правду? — спросил друг. — Нет ничего проще. Не нужно унижать себя ни жестокостью, ни слежкой.

— В Зале наук и ты учился законам славной эпохи Сун. Вспомни, уже тогда, во времена наших дедов, ввели мудрое правило, что тот мужчина или та женщина, которые хотят развестись, обязаны были на свитке, поданном в суд, рядом с подписью поставить отпечаток намазанного краской пальца. Если позднее кто-то из них пытался утверждать перед судом, что прошение о разводе составил не он, то сличали отпечатки его пальцев и вскоре выяснялось, правду говорит он или нет.

Сделай так и ты. Говоришь, что Весеннее Дуновение видела возле Зала запретных радостей голубую фарфоровую вазу? Найди, в каком из залов дворца возле двери стоит голу-: бая фарфоровая ваза, и попроси Весеннее Дуновение во время очередного колдовства дотронуться рукой до вазы. На следующий день ты собственными глазами сможешь убедиться, было это действительностью или сном.

Чжу Юань последовал совету таоистского друга. В южном крыле дворца на вазе одного зала обнаружили маленький отпечаток указательного пальца Весеннего Дуновения. Недолго оставалось секретом и имя соблазнителя, а вскоре голова главного господина Ю Пуня, злоупотребившего колдовством, слетела прочь.

После смерти Чжу Юаня Ши Найань вместе со многими подобными историями описал и эту в своей книге „Речные заводи”, которая ясно свидетельствует о том, что уже в XIV веке было известно значение отпечатков пальцев.

Марк Твен и отпечатки пальцев

Детективная литература в редких случаях не касается дактилоскопии. Хотя литературный герой, супер детектив, в большинстве случаев добивается великолепных результатов с помощью своих непревзойденных комбинационных способностей и беспримерной наблюдательности, среди использовавшихся им для разоблачения преступника средств и дактилоскопии отводится немало страниц.

Чаще всего дактилоскопические „анализы” и с литературной и с „профессиональной” точек зрения бесполезны, и не стоило бы на них обращать внимание. Однако имеются и такие литературные произведения, ценность которых в том, что они двигали вперед развитие дактилоскопии как средства криминалистики.

В этом случае мы вспоминаем выдающегося американского писателя Марка Твена. В заключительной главе „Жизни на Миссисипи” — „Отпечаток большого пальца и что из этого вышло” и в повести „Простофиля Вильсон” в центре ряда событий находится дактилоскопия. Об успехе этих произведений говорит и то, что их перевели почти на все языки мира.

В первом произведении Марк Твен описывает, как Карла Риттера, эмигранта, постигает большой удар. Во время гражданской войны пьяные солдаты из ближайшего военного лагеря нападают на его дом — он жил в одной из деревень штата Миссисипи — и убивают его жену и ребенка, а сам он спасается только благодаря счастливой случайности.

Во время нападения у одетых в маски солдат он заметил только две вещи: у одного на правой руке отсутствовал большой палец, тогда как второй, который убил жену и ребенка Риттера, во время поисков денег оставил на лежащих на столе бумагах кровавый след своего пальца.

После этого Карл Риттер жил только ради мести. Он загримировался под предсказателя и благодаря этому попал в военный лагерь. За маленькую милостыню, а иногда и без нее он „вынюхивал будущее”, для чего с помощью красных чернил наносил на бумагу отпечатки пальцев солдат.

Его попытка удалась. Он обнаружил солдата с обрубленным большим пальцем, а затем и другого, узнав его отпечаток на бумаге. Сначала он хотел отомстить последнему. Поэтому, когда узнал, что убийца будет стоять в карауле лагеря, то напал на него в темноте и зарезал.

Почти помешавшийся после потери семьи мужчина через несколько долгих лет бродяжничества вернулся в Европу и стал сторожем в мюнхенском морге. У него была особая задача: он должен был следить за тем, нет ли среди доставленных трупов такого, у которого заметны еще признаки жизни. Однажды ночью он обратил внимание на то, что тело одного „мертвеца” задвигалось. Он вгляделся в лицо мужчины: оно показалось ему знакомым. Ужасное подозрение промелькнуло в мозгу Риттера. Он осмотрел пальцы мужчины и убедился, что перед ним лежит Адлер, убийца его жены, вместо которого он убил в военном лагере другого человека. Теперь у него была возможность для мести, и Карл Риттер использовал ее: он не оказал помощи пришедшему в себя от холодного воздуха морга убийце, а, сидя рядом с ним, наблюдал за его агонией, ждал, когда тот замерзнет.

История, рассказанная Марком Твеном, долгое время занимала криминалистов и литературоведов, исследующих его деятельность. Книга „Жизнь на Миссисипи” была написана Марком Твеном в 1874 году. Об использовании отпечатков пальцев в криминалистике в то время ни в Европе, ни в Северной Америке еще не было речи, тогда как метод Карла Риттера — это не что иное, как правильное снятие отпечатков пальцев. Таким образом, Марк Твен, вероятно, предвосхитил специалистов в использовании отпечатков пальцев в уголовном процессе?

Предположения разрешились несколько лет назад. Выяснилось, что в первом издании „Жизни на Миссисипи” на английском языке указанной главы еще не было. Марк Твен написал ее в 1883 году, и она впервые вошла во второе издание книги.

Однако все еще открытым оставался вопрос о том, как известный писатель узнал об отпечатках пальцев — в это время даже на Западе не знали об этом. Предположительно, ключом к разгадке является то, что к страстно интересовавшемуся каждой новинкой Марку Твену, возможно, попала статья английского врача из Токио Фолдса об отпечатках пальцев, которая была опубликована в журнале „Природа” в 1883 году. Марк Твен, журналист и репортер уголовной хроники, увидел кроющиеся в этом методе возможности и задолго до действительно криминалистического применения отпечатков пальцев „создал” первое, раскрытое с помощью отпечатков пальцев убийство.

Характерно, что Марк Твен не изменил этой теме и спустя десять лет написал роман „Простофиля Вильсон”. Главный герой романа — это первый в мире эксперт-дактилоскопист. Сама история не менее сложна, чем в предшествующем рассказе, есть в ней и подмена младенцев, кровавое убийство, невиновный обвиняемый и расхаживающий на свободе преступник. И в этой сумятице также побеждает правда, которую приводит к победе, конечно же, простофиля Вильсон.

Вильсон — юрист, ревизор и бухгалтер в маленьком городке Среднего Запада Даусон-Лендинге. Его дела шли неважно, так как местное общественное мнение считало его простофилей. Этому способствовало и его странное хобби: у каждого знакомого, с которым он регулярно встречался, он просил разрешения взять отпечатки пальцев. Он фиксировал отпечатки на чисто протертых стеклышках и на приклеенной к ним бумажке надписывал имя владельца отпечатков пальцев.

Граждане города не хотели мешать развлечению Вильсона, и поэтому никто не отказывался от дачи отпечатков пальцев. За несколько лет Вильсон собрал отпечатки пальцев всех жителей города.

Спустя несколько лет в городе произошло ужасное преступление. Неизвестный преступник зарезал кинжалом всеми уважаемого судью Дрисколла. Кинжал принадлежал бедным близнецам итальянского происхождения. Итак, братьев Капелло — Анджелло и Луиджи — обвинили в убийстве.

Вторая линия истории романа связана с родственниками судьи Дрисколла. Племянника и наследника судьи Томаса Дрисколла рабыня-негритянка Роксана подменила своим сыном Вале де Шамбром. Присвоивший имя Томаса Дрисколла молодой человек с детского возраста совершал кражи, вел легкомысленную жизнь. В действительности судью убил его лжеплемянник, поскольку старик поймал его с поличным во время совершения кражи. После того как убийство обнаружилось, Вильсон также пошел на место происшествия, и по его распоряжению никто ни к чему не прикасался до тех пор, пока он основательно все не осмотрел. На кинжале Вильсон обнаружил кровавый след пальца.

Однако напрасно Вильсон просмотрел все хранимые им стеклянные пластинки — отпечатка пальцев преступника он не нашел. В первый день судебного заседания, вечером, Томас Дрисколл посетил Вильсона и во время разговора оставил свои отпечатки пальцев на одной из пластинок коллекции. Вильсон для сравнения вынул пластинку, на которой были сделаны отпечатки Томаса Дрисколла в младенческом возрасте, и пришел к поразительному выводу.

На следующий день Вильсон давал в судебном заседании объяснение сущности дактилоскопии. То, что Марк Твен изложил устами главного героя своего маленького романа, справедливо и сегодня.

— Прошу суд разрешить мне дать несколько предварительных разъяснений, а затем перейти к предъявлению улик, подлинность которых я готов подтвердить под присягой. Каждый человек сохраняет неизменными на всю жизнь, от колыбели до могилы, некоторые физические приметы, благодаря которым он может быть в любую минуту опознан, причем без малейшего сомнения. Эти приметы являются, так сказать, его подписью, его физиологическим автографом, и этот автограф не может быть ни подделан, ни изменен, ни спрятан, ни лишен четкости под влиянием времени. Этот автограф — не лицо, лицо как раз с годами меняется до неузнаваемости; это не волосы, волосы могут выпасть; это не рост, ибо бывают люди одинакового роста; и это не фигура, ибо фигуры тоже бывают одинаковые, — а этот автограф неповторим, и двух одинаковых автографов не сыщется среди всех миллионов людей, обитающих на земном шаре! (В публике снова пробуждается интерес.)

Этот автограф состоит из тонких линий и складок, которыми природа наделила наши ладони и ступни ног. Если вы взглянете на кончики ваших пальцев, те из вас, кто обладает хорошим зрением, заметят густую сеть слабо очерченных линий — вроде тех, какими обозначают на карте морские глубины, — образующих явные узоры: круги, полукруги, петли; что ни палец — то свой неповторимый узор. (Каждый из присутствующих поднял к свету руку и, наклонив голову набок, принялся внимательно разглядывать кончики своих пальцев; тут и там слышались приглушенные восклицания: „Действительно! Никогда прежде этого не замечал!”) Узоры на правой руке отличаются от узоров на левой. (Восклицания: „А ведь он прав!”) Каждый ваш палец отличается от пальцев вашего соседа. (Все стали сравнивать, и даже судья и присяжные заседатели погрузились в это непривычное занятие.) У близнецов узоры на пальцах тоже неодинаковые; присяжные заседатели сейчас убедятся, что узоры на пальцах моих подзащитных не являются исключением. (Пальцы близнецов сразу же подверглись осмотру.) Вы часто слышали о близнецах, обладающих таким сходством, что собственные родители с трудом отличали их друг от друга, если они были одинаково одеты. Тем не менее не родилось еще таких близнецов, которых нельзя было бы различить по этому верному, замечательному природному автографу. И никто из близнецов не мог бы, вопреки этому доказательству, обманным путем выдать себя за другого.

Вильсон сделал долгую паузу. Когда оратор прибегает к этому приему, все, кто отчаянно зевал за минуту до того, моментально обращаются в слух. Пауза предупреждает, что сейчас последует нечто важное. И вот все руки легли на колени, все спины выпрямились, все головы поднялись, и все взоры обратились к Вильсону. А он переждал секунду, другую, третью, чтобы полностью завладеть вниманием аудитории, затем, когда в глубочайшей тишине стало слышно тиканье стенных часов, протянул руку, взял за лезвие индийский кинжал, высоко его поднял, давая всем обозреть страшные пятна на ручке слоновой кости, и произнес ровным, бесстрастным голосом:

— На этой рукоятке убийца оставил свой автограф, написанный кровью беззащитного старика, который никому не причинил зла, который любил вас и которого вы все любили, и на всем свете есть только один человек, с чьих пальцев можно снять копию этого кровавого автографа. — Вильсон снова помолчал и, посмотрев на качающийся маятник, добавил: — И не успеют часы пробить двенадцать, как мы, с божьей помощью, покажем вам этого человека здесь, в зале.

— Больше двадцати лет, — продолжал Вильсон, — я заполнял вынужденные часы безделья, собирая в городе эти загадочные автографы. На сегодня у меня в доме накопилось их великое множество. Каждый снабжен ярлычком с именем, фамилией и датой, причем ярлык наклеивается не через день и даже не через час, а только в ту минуту, когда снимается отпечаток.

Я повернусь к вам спиной и попрошу нескольких человек провести рукой по волосам, а затем коснуться пальцами оконных стекол позади стола присяжных заседателей, и пусть вместе с ними приложат свои пальцы мои подзащитные. Прошу затем, чтобы лица, производящие опыт, или любой, кто пожелает, оставили отпечатки своих пальцев на другом окне, а рядом с ними еще раз мои подзащитные, но только в ином порядке. Я готов допустить, что в одном случае из миллиона можно угадать чисто случайно, и чтобы исключить этот элемент случайности, прошу вас проверить меня дважды.

Он отвернулся, и оба окна быстро покрылись бледными пятнами овальной формы, которые, впрочем, были заметны только тем, кто видел их на темном фоне, например на фоне листвы. Когда все снова расселись по местам, Вильсон подошел к окну, присмотрелся и сказал:

— Вот это — правая рука графа Луиджи; а вот это — на три ряда ниже — его левая. Вот правая рука графа Анджело; а в этом углу — его левая. На втором окне: вот отпечатки пальцев графа Луиджи, а здесь и вот здесь — его брата. — Он обернулся: — Я не ошибся?

Оглушительный взрыв аплодисментов послужил ему ответом. Судья воскликнул:

— Это просто какое-то чудо!

Вильсон снова обернулся к окну и продолжал, указывая пальцем:

— Вот это автограф мистера судьи Робинсона. (Аплодисменты.) Это — констебля Блейка. (Аплодисменты.) Вот — Джона Мейсона, присяжного. (Аплодисменты.) А это — шерифа. (Аплодисменты.)

Вильсон передал старшине присяжных заседателей увеличенные отпечатки пальцев Томаса Дрисколла и Вале де Шамбра. Отпечатки пальцев детей после восьмимесячного возраста поменялись! Значит, младенцев подменили. В ходе заседания — именно благодаря отпечаткам пальцев — выяснилось, кто воспользовался именем Томаса Дрисколла, чей кровавый отпечаток пальца остался на рукоятке кинжала.

И до того как висевшие на стене зала заседания суда часы пробили полдень, из уст Простофили Вильсона прозвучало первое экспертное заключение уголовной хроники (хотя только воображаемое):

— Убийца нашего общего друга Йорка Дрисколла, доброго, щедрого человека, находится в зале. Вале де Шамбр, негр и раб, ложно именующий себя Томасом Бекетом Дрисколлом, приложи к оконному стеклу пальцы и оставь отпечатки, которые пошлют тебя на виселицу!

В 1893 году, за многие годы до того как во всем мире была введена дактилоскопия, нескладная, но симпатичная фигура первого эксперта-дактилоскописта полностью родилась в мозгу Марка Твена. Но не прошло и десяти лет, как суды в различных частях света стали рассматривать в качестве неоспоримой улики высказанные Простофилей Вильсоном аргументы.

Человек, который хотел избавиться от своих пальцевых узоров

Невысокий шатен лет тридцати полулежал на покрытом клеенкой кресле. Его голову покрывала белая простыня, через узкую прорезь в которой виднелись темные глаза. На нем были только шелковые пижамные брюки, а верхняя часть тела оставалась оголенной. Свисавшая с потолка большая зеркальная лампа излучала яркий свет.

В комнате, кроме полураздетого мужчины, находились еще три человека. Двое в белых халатах склонились над импровизированным медицинским креслом, а третий стоял в дверях.

— Как вы себя чувствуете, Джон? — спросил высокий человек в халате, стараясь нащупать пульс на правом запястье больного. — Общий наркоз еще раз мы не будем давать, станем работать с местным наркозом.

— Давайте приступать, доктор, — едва слышно прозвучал ответ. — Но, скажите, вы уверены в результате?

— Мы можем спокойно начинать, ваше плохое самочувствие не повторится; мы больше не будем прибегать к эфиру, — прозвучал уверенный ответ.

В комнате наступила тишина, слышны были только звуки открываемых ампул. Из стоящего на столе стерилизационного бачка появились блестящие хирургические инструменты. Два врача работали в лихорадочном темпе. Сидящий в кресле человек тихо постанывал, на его лбу появилась испарина. Он не мог сказать, сколько прошло времени, каждая минута казалась ему вечностью. Наконец заговорил высокий врач в белом халате.

— На сегодня достаточно. С правой рукой закончено. Завтра мы снимем повязки с вашего лица, и если вы будете хорошо себя вести, Джон, то послезавтра приступим к левой.

Они осторожно взяли под руки молчавшего мужчину и помогли ему подняться с кресла. Ноги едва повиновались ему, без сопровождающих он вряд ли бы смог добраться до соседней комнаты, где устало вытянулся на постели. Четвертый мужчина последовал за ними, придвинул к кровати стул и сел.

— Отдыхайте, босс, вам еще многое предстоит, — произнес он тоном, по которому можно было понять, что он не в ладах с вежливостью.

Такая же картина наблюдалась и в последующие десять дней. Два врача — Лозер и Касреди — мужчине по имени Джон делали операции то на лице, то на руках. Наконец после многодневного отдыха бинты были сняты. Прощание пациента со своими врачами не было очень чувствительным. По едва заметному жесту его телохранитель вынул из сумки толстую пачку банкнот.

— Мы договорились о десяти тысячах, не так ли? — произнес он таким тоном, который едва ли можно было принять за вопрос.

— Порядок, Джон, — ответил доктор Лозер и засунул пачку во внутренний карман. — Желаю удачи!

Спустя несколько дней заголовки американских газет известили читателей о дерзком ограблении. Четверо вооруженных людей напали на мерчинский национальный банк в Саус-Бекде, застрелили охранявшего его полицейского и захватили более 90 тыс. долларов. Вскоре после этого бандиты напали на хантсвилльскую тюрьму в штате Техас и освободили двух приговоренных к смертной казни гангстеров.

Возмущение общественного мнения выражали взволнованные газетные статьи. Нападениям в Саус-Бенде и Хантсвилле предшествовала дюжина подобных же дерзких бандитских операций, против которых власти были бессильны. Директор ФБР объявил беспощадную войну гангстерам. „Стрелять в каждого подозрительного без предупреждения” — гласил приказ, после чего было убито много невинных людей, но положить конец бандитским нападениям не удалось.

На второй год войны между гангстерами и полицией, в июле 1934 года, в кабинет начальника следственного отдела чикагской полиции М. Пурвиса вошла ничем не примечательная, рыжеволосая женщина. Она хотела побеседовать с ним с глазу на глаз.

— Если вы хотите поймать Диллинджера — „врага общества номер один”, то приходите завтра вечером к кинотеатру „Биограф”, — шепотом сказала она удивленному детективу. — Диллинджер будет там: делайте с ним, что хотите.

Сначала М. Пурвис не знал, верить ему в это или нет. Он давно хотел поймать главаря банды Джона Диллинджера, совершившего шестьдесят пять вооруженных ограблений, который трижды совершал побег из казавшихся самыми надежными тюрем. Его фотография публиковалась на первых страницах газет и в объявлениях, вывешенных в полицейских участках. Размноженные отпечатки его пальцев лежали в столах всех дактилоскопистов.

Во время беседы выяснилось, что тридцатипятилетняя Анна Сейдж долгие годы была любовницей Диллинджера. Много раз она прощала гангстеру его измены. Но на днях он совершил непростительный поступок. Диллинджер появился в ее квартире с молодой, двадцатилетней женщиной и объяснил удивленной Анне, что та видит свою преемницу, ибо „не может же она думать, что он будет любить старую, тридцатипятилетнюю женщину”. Совершенно понятно желание Анны отомстить ему.

В тот вечер в чикагском кинотеатре демонстрировали фильм „Манхэттенская мелодрама”. Вокруг кинотеатра прогуливались до зубов вооруженные полицейские инспектора и агенты ФБР. В кармане у каждого лежала фотография гангстера. А приказ гласил, что не надо даже пытаться захватить его живым. „Стрелять, как только появится!”

В нескольких метрах от входа в кинотеатр в стоявшей возле тротуара спортивной автомашине, поджидая гангстера, сидел инспектор Пурвис с агентами ФБР Холлисом и Коулеем. Он лично убедился, что все его распоряжения выполнены.

Возле входа в кинотеатр, по обеим сторонам проезжей части, стояли небольшой грузовик для перевозки товаров, такси и крытая легковая автомашина. Шофер такси со скучающим видом листал бульварный романчик, из грузовой машины в близлежащий дом переносили ящики. Непосвященный зритель никак не мог подумать, что все они, как и те спортивного вида люди, которые вместе с молодыми женщинами толпились перед входом в кинотеатр, как бы в ожидании сеанса, являются агентами полиции.

Вероятно, в тот вечер немногие интересовались „Манхэттенской мелодрамой”, потому что когда около половины девятого открылись выходные двери кинотеатра, то из зала вышло всего 15–20 человек.

Пурвис старался наблюдать за каждым выходящим, не привлекая к себе внимания. Он сразу заметил Анну Сейдж, которая вместе с молодой женщиной и невысоким мужчиной вышла из здания кинотеатра.

Сначала Пурвис подумал, что его обманули. Он много раз видел Диллинджера не только на фотографии, но и в жизни, и был уверен, что узнает его. Лицо приближавшегося в обществе двух женщин мужчины было одновременно знакомым и незнакомым. Пурвис не мог вынуть из кармана карточку Диллинджера; он должен был за считанные мгновения сравнить запечатленное в его памяти фото с этим лицом. Но вместо удлиненного лица Диллинджера перед ним было круглое лицо. Напрасно он искал в неоновом свете уличных ламп его характерный длинный нос: на полузнакомом лице выделялся широкий плоский нос, а щеточка усов делала это лицо еще более незнакомым.

Однако на раздумывание у него не было времени. Маленькая компания медленными шагами удалялась от выхода кинотеатра, еще несколько метров и они выйдут за территорию внутреннего кольца полицейских, и тогда их смогут задержать только полицейские из внешнего оцепления, которое было значительно слабее.

Было заметно, что Анна Сейдж старается замедлить шаги, чтобы задержать их уход. Она отстала на один-два шага и вынула из своей сумочки носовой платок. Это был условный знак, по которому должны были вмешаться детективы. Мужчина, видя задержку Анны Сейдж, обернулся к ней и сказал что-то, подгоняя ее.

Ждать дальше Пурвис не мог. Малейшее промедление ставило под угрозу успех всей операции.

Разорвавший уличный шум полицейский свисток в мгновение ока изменил мирную до того обстановку. При звуке свистка мужчина несколькими громадными прыжками пытался скрыться за поворотом в ближайший переулок, в то же время его правая рука потянулась во внутренний карман пиджака. К удивлению непосвященных, мирные „кинозрители” сделали то же самое движение, а из открытой спортивной машины раздалась серия выстрелов.

У мужчины уже не было времени засунуть руку в карман. Рука бессильно упала, движение его замедлилось, тело слегка повернулось вокруг своей оси, и он упал на землю. Мгновенно детективы окружили двух женщин.

Пурвис и два агента ФБР подбежали к лежавшему на земле телу. Они хотели убедиться, действительно ли убит Диллинджер. Пощупали пульс, приподняли веки. Мужчина был мертв. Теперь уже более внимательно можно было осмотреть его лицо, никак не похожее на лицо Диллинджера. Машина для перевозки трупов была под рукой, и вскоре черный автофургон направился в судебный морг.

С мертвого сделали фотографию, и судебно-медицинские эксперты сравнили ее с портретом Диллинджера. Цвет глаз был тот же, но разрез их изменился: вместо круглых глаз Диллинджера на врачей смотрели сужающиеся к вискам глаза мертвеца. Как и Пурвис, напрасно искали они удлиненное лицо Диллинджера и его длинный нос… Однако положение ушей и их относительно большие размеры остались.

Полицейские встретились с особым, исключительным в уголовной практике случаем. По распоряжению Пурвиса прибыл дактилоскопист.

Исследование отпечатков пальцев мертвеца подтвердило предположение экспертов о том, что гангстер пытался воспользоваться медицинской наукой для обмана правосудия. На кончиках пальцев вместо хорошо известных узоров располагались линии неправильной формы. Пальцы убитого осмотрели более внимательно, и тогда выяснилось, что по краям кончиков пальцев шли длинные неприметные шрамы, указывавшие на то, что кожа на этих участках заменена, кусочки кожи пересадили с другой части тела. Однако врачи, делавшие операцию, не выполнили свою работу полностью. На вторых фалангах пальцев кожа в большей части сохранилась, и их отпечатки совпали с отпечатками пальцев Диллинджера, взятыми в тюрьме. Совпадение этих линий доказало, что убитый, без всякого сомнения, является давно разыскиваемым Диллинджером — „врагом общества номер один”.

Напрасно вытерпел гангстер серию болезненных операций, напрасно заплатил он за медицинское вмешательство 10 000 долларов. Отпечатки пальцев выдали его и после смерти.

Отпечатки пальцев на стакане

— Начинайте осмотр со стола! — решительно распорядился офицер милиции.

На кухне деревенского дома перед столом стоял молодой человек. Руками в резиновых перчатках он осторожно раздвинул валявшуюся посуду, чтобы освободить место для маленького черного ящичка. Из ящичка он вынул небольшую лупу с рукояткой и кисточку длиной в несколько сантиметров.

Осторожно, по очереди брал он находившиеся на столе предметы. Вот он поднял на уровень глаз грязный стакан и, медленно вращая, стал внимательно его осматривать. Его внимание что-то привлекло, и он осмотрел загрязнения через лупу.

Спустя несколько мгновений он отложил лупу и взял небольшую кисточку, как будто хотел покрасить стакан. Но это был какой-то особый метод окраски, так как он опускал кисточку в пылевидный материал, а не в краску.

Отставив стакан в сторону, он занялся другими предметами: осмотрел и „покрасил” тарелки, ручки кастрюль и их бока, ручки столовых приборов и цветочную вазу. Затем он перешел к полке возле окна, где стояло несколько обожженных глиняных горшков, белая и голубая кастрюли. Здесь повторилась та же процедура.

Стоявший возле двери офицер, наклонившись и не прикасаясь ни к чему, внимательно осматривал находившуюся на столе посуду, обработанную дактилоскопистом.

— Каков результат?

— На стакане и тарелке имеются отпечатки пальцев.

Думаю, что с ними можно поработать.

— Посмотрите этот утюг, — и он передал в руки дактилоскописту тяжелый предмет.

Кухня, в которой работали два милиционера, имела необычный вид. На остывшей плите, расположенной возле стены, стояли горшки, как будто хозяйка только что перестала готовить. На полу валялись два перевернутых стула. Ящики буфета также лежали на полу, тут же было разбросано их содержимое: посуда, столовые приборы, поваренная книга, счета, письма. В помещении, хотя уже был в разгаре день, тусклым, желтоватым светом горела свисавшая с потолка лампа.

Кухня, несмотря на опрокинутые стулья и валявшиеся ящики, выглядела так, будто хозяйка внезапно покинула ее. Но хозяйка Иштванне Корокнаи лежала на коврике небольшой комнатки, примыкающей к кухне, куда ее перенесли врач и следователи, производившие осмотр места происшествия. Уже несколько часов она была мертва. Громадные раны на ее лице и голове со всей очевидностью говорили о том, что ее убили.

Пока дактилоскопист осматривал на кухне — месте совершения убийства — мебель и другие предметы, возглавляющий расследование офицер время от времени выходил на веранду, где пожилой следователь допрашивал свидетеля.

Мартонне Фелди — соседка убитой — часто приходила к ней; теперь же очень взволнованная, она никак не могла успокоиться.

— Последний раз я видела бедную Илушку вчера после обеда. Она крикнула мне через забор, что получила от кумы сало. Еще вчера она хотела его растопить, чтобы к субботе, когда приедет ее муж, в квартире уже был порядок.

Она очень любила чистоту, бедняжка. Правда, у нее было на это время, потому что ее муж уже два года по целым неделям работает на стройке. Детей у них не было, а в это время, в марте, она еще не выходила на полевые работы. Больше всего она работала по дому, ходила на рынок, в магазин, иногда уходила к своей матери-вдове, которая живет на хуторе.

Утром ко мне постучал посыльный, который принес новую налоговую квитанцию. Спросил, где Корокнаине, так как ее калитка была заперта и он долго, напрасно звонил. Я сказала, что наверняка она пошла в магазин.

Спустя два часа я пришла к Илушке — хотела попросить у нее эмалированный противень. Калитка была закрыта, но я знала, где задвижка, и открыла. Дверь дома была распахнута. Я подумала, что она уже вернулась. Вошла и поздоровалась. Но мне никто не ответил. Дверь на кухне также была открытой, внутри горела лампа, я вошла и только тогда увидела, что она, бедняжка, лежит на полу…

После Мартонне Фелди следователи допросили других сельских жителей. Множились протоколы, заметки в блокнотах. В деревне трудно сохранить секрет, жизнь человека здесь — открытая книга. Многое прояснилось в образе жизни Иштванне Корокнаи.

Она была трудолюбивой, следила за порядком и чистотой, заботилась о своем муже. Но настало время, когда ее муж стал работать вдали от дома и ночевал в семье только два дня в неделю, а пять — отсутствовал. А пять дней и пять ночей долгое время, особенно для того, кто живет одиноко.

Иштванне Корокнаи была видной женщиной и неудивительно, что у нее вновь появились старые ухажеры времен ее девичества. Потом не только старые, но и новые. Попытки мужчин сблизиться с нею женщина не старалась отбивать. Сначала соседи находили это странным, но потом привыкли к тому, что с наступлением темноты в дом к ней приходил мужчина.

Говорят: о чем знают трое, о том знают все. Слухи дошли и до мужа, однако те, кто ждал семейной драмы, были разочарованы. Женщина не бросила мужа, а он примирился со своим положением.

Следователи неустанно искали свидетелей, чтобы собрать данные, которые могли бы пролить свет на кровавую драму.

Дактилоскопист тоже не сидел без дела. Время уже далеко перевалило за полдень, когда он смог отложить лупу и почистить кисточку. В маленьком белом конверте лежали отпечатки, которые он собрал на месте совершения жестокого преступления.

Темнело, когда в одной из комнат местного совета, переоборудованной под временный штаб, руководитель расследования собрал на совещание подчиненных.

Следователи по очереди отчитывались о проделанной за день работе.

Майор Сабо подвел итоги:

— Смерть, несомненно, вызвана сильными ударами и порезами. Характер и расположение полностью исключают несчастный случай или самоубийство. Удары, вероятно, нанесены обнаруженными на кухне топором и утюгом. Учитывая состояние трупа, можно сказать, что смерть наступила вчера вечером, 22 марта 1957 года.

На основании обстановки на кухне мы можем восстановить события, предшествовавшие убийству. Находящаяся повсюду на кухне посуда свидетельствует о том, что Корокнаине занималась домашней работой, перетапливала жир. Она не ждала посетителя. И все-таки кто-то появился у нее, кого она знала, ради которого бросила работу и поставила на стол целую тарелку свежевытопленных шкварок. На столе было два прибора, значит, возможно, у нее было два посетителя, а для себя она не накрывала или же ее посетил только один гость и второй прибор она поставила для себя. Она радушно приняла посетителя, так как достала даже вино.

Кровавая драма разыгралась после еды. Гость „отблагодарил” за гостеприимство тем, что напал на нее с найденным на кухне топором. Предположительно, первый удар был нанесен сзади, но топор соскользнул и повредил плечо. Она повернулась к нападавшему, подняв руку, чтобы защитить лицо; в таком положении и настигли ее последующие удары. Без сознания она упала на пол, и тяжелые травмы привели к скорой смерти. После этого преступник обыскал квартиру. То обстоятельство, что во время осмотра места происшествия мы не обнаружили денег вообще, указывает на то, что убийца — по какой бы причине он ни совершил преступление — унес ценности с собой.

Личность преступника пока неизвестна, но известен круг, где мы его должны искать. Жертва, вероятно, знала убийцу, ибо она не только впустила его в квартиру, но и угостила едой и вином. Ее образ жизни указывает на то, что у нее было несколько таких знакомых мужчин, которые могли бы посетить ее вчера вечером.

Таким образом, наиболее важным является розыск всех ее знакомых мужчин.

Рассуждения майора Сабо подтвердили и сообщения дактилоскописта.

— Во время осмотра места происшествия я обнаружил три отпечатка пальцев на находившемся на столе стакане, по одному на тарелке и запачканном кровью топорище. Согласно моим предварительным анализам, произведенным после осмотра места происшествия, один из отпечатков пальцев на стакане принадлежит жертве. Остальные отпечатки пальцев не идентифицируются ни с отпечатками пальцев жертвы, ни с отпечатками свидетеля; предполагаю, что они принадлежат преступнику.

Слух о жестоком убийстве распространился в деревне за несколько часов. В тот день люди не говорили ни о чем другом. Всех занимал вопрос, кто мог это сделать. Предположениям не было конца.

— Надо спросить Яноша Андраша, — сказал ночной сторож кооператива. — Уж очень он преследовал бедную Илушку. Даже грозил ей: „Смотри, быть беде, если не переедешь ко мне”. Видно, не напрасно говорил.

Вместе с другими слухами и этот вскоре дошел до ушей следователей. Янош Андраш, 45-летний колесный мастер, не отрицал, что в последние месяцы часто встречался с Корокнаине. Он знал ее еще в девичестве, и, после того как несколько лет назад у него умерла жена, они встретились сначала на улице, а потом несколько раз в доме Корокнаине.

— Все знали, что они жили плохо, — сказал он следователям. А мы с ней хорошо понимали друг друга. Но развестись с мужем она не хотела. „Мы уже стары для этого”, — так чаще всего отвечала она.

Но то, что в вечер убийства он был у нее или когда-либо ее ударял, Андраш решительно отрицал.

— В тот вечер я очень быстро закончил работу и пошел домой. У меня был литр вина, я его подогрел и выпил, так как сильно кашлял, — рассказывал о проведенном времени живущий одиноко мужчина.

Дактилоскопист вновь приступил к работе, и на белой бумаге вскоре появились десять отпечатков пальцев колесного мастера. Была вынута лупа, и спустя несколько минут уже было готово заключение эксперта:

— Обнаруженные на месте преступления отпечатки принадлежат не Андрашу.

Через непродолжительное время были взяты отпечатки пальцев и у других знакомых мужчин Корокнаине в деревне, но результат везде был один и тот же: на месте преступления оставлены не их отпечатки.

— По деревенским версиям мы прошли до конца, — подвел результаты первой недели работы майор Сабо. — Все это мы должны отбросить. Теперь наступает наиболее трудная часть работы: мы должны проверить, в какой степени могут приниматься в расчет жители друг их населенных пунктов.

— Это „нетрудно”, надо проверить всего лишь два миллиона мужчин, — сыронизировал один из сотрудников.

— Следует исходить из того, кто из ближайшего или дальнего круга знакомых Корокнаине уехал из деревни и кто из них мог находиться здесь во время совершения убийства.

Задача, как оказалось, действительно была не простой. Чем дальше шло следствие, тем отчетливее выяснялось, что мужчины, проживавшие в этой деревне, работают почти на всех крупных предприятиях страны. Были они на крупных стройках предприятий в Барцике, Комло, Дунауйвароше, Будапеште, на шахтах областей Комаром и Ноград.

Среди уехавших из деревни мужчин был и Иштван Вамош. Сначала на него не обратили должного внимания, как и на многих других его односельчан. Позднее, однако, он вызвал у следователей подозрение.

Симпатичный молодой человек ухаживал за Корокнаине много лет тому назад. Позднее он попал на шахту в Пече. Там он совершил кражу, был осужден к тюремному заключению. Родители от него отказались: после освобождения он не вернулся домой. И тем не менее на рассвете следующего за убийством дня вместе с неизвестным мужчиной его видели на железнодорожной станции.

Следователи, выехавшие на шахту, не застали Вамоша на рабочем месте. Он был уволен из-за многочисленных предупреждений и прогулов. Но поездка за несколько сотен километров не была напрасной. Из одного винного магазинчика доставили Ференца Салаи, молодого человека, который, согласно показаниям коллег, был постоянным собутыльником и коллегой в похождениях Вамоша. Предполагали, что именно его видели вместе с Вамошем на железнодорожной станции.

Молодой человек сначала отрицал даже и то, что когда-либо бывал в алфельдской деревне. Он признался в этом только тогда, когда его предупредили, что проведут очную ставку со свидетелями. Об убийстве же Корокнаине он и слушать ничего не хотел.

Когда взяли отпечатки пальцев, то его лицо не выразило никакой тревоги. Он уже был судим, и знал, что это „обычная” процедура при аресте. Когда же спустя несколько часов ему сказали, что его отпечатки пальцев совпали с отпечатками на стакане на месте убийства, то на какое-то мгновение он потерял дар речи.

— Здесь какая-то ошибка, — произнес он в замешательстве. Позднее же понял, что отрицать нет смысла.

Спустя несколько дней был арестован и Вамош.

— Много лет тому назад я познакомился с Корокнаине. Сейчас, когда мы вместе с Салаи ездили по алфельдским городам, у нас кончились деньги. Я вспомнил о Корокнаине. На попутной машине мы приехали в деревню и сразу же направились к ее дому. Я знал, что ее мужа нет дома.

Корокнаине приняла нас радушно, пригласила в дом, усадила и угостила шкварками. Принесла и вина, но жирными руками не хотела пачкать стаканы, поэтому достала только один. Сначала выпил я, потом Фери, а затем она.

Я знал, что у нее всегда есть скопленные деньги, но чувствовал, что, если бы попросил, она бы не дала. Поэтому я вызвал Фери в туалет, и мы договорились убить ее.

На кухне я высмотрел топор, стоящий возле печи, и, когда Корокнаине повернулась спиной, я ударил ее по голове, а затем в лицо. Но этого было мало, она все еще защищалась. Поэтому Фери схватил утюг и ударил им ее несколько раз. Она упала на пол и не двигалась. В ящике буфета мы нашли 500 форинтов и забрали их. На них я купил железнодорожный билет.

Немые неподкупные свидетели — отпечатки пальцев — подтвердили показания преступника. На стакане были отпечатки пальцев женщины и двух мужчин, отпечатки на тарелке и топорище свидетельствовали о том, что за них брался Вамош. С помощью маленьких серебристых линий с невиновных было снято подозрение, а настоящие преступники получили по заслугам.

В перчатках или без?

Многие опасались, что отпечатки пальцев могут быть использованы в уголовном преследовании только до тех пор, пока преступники не узнают о результатах дактилоскопий. Но в действительности не так просто во время совершения преступления следить еще и за тем, чтобы не оставить отпечатков пальцев.

Есть и такие, кто полагается на везение — будь, что будет!

Так думал и Иожеф Жемле, наводивший ужас на обитателей дач в излучине Дуная. Весной 1974 года он успел ограбить 19 дач, пока не попал в руки милиции. 5 марта он посетил вишеградский дом отдыха лауреатов премии имени Кошута, заслуженных артистов. После этого ограбил дачу известного врача. В один из праздничных дней он вновь „удостоил посещением” небольшую гостеприимную дачу артистов. Перерезав сетчатый забор, он взломал замки и окна — вот уж действительно он не был разборчив в средствах! Он забирал все, что можно было унести, и после себя оставлял громадное количество следов. В отдельных местах удавалось зафиксировать по 50 отпечатков пальцев.

Следователи думали, что грабителем может быть только новичок. Однако ради порядка отпечатки пальцев были посланы в картотеку для проверки. Каково же было их удивление, когда получили сообщение, что незваным гостем привлекательных дач был их старый знакомый.

А вот как развивались события в одном телефильме из серии „По следам преступлений”. Известный актер, игравший преступника, начал отвечать на допросах с наигранной самоуверенностью, много жестикулируя и сохраняя на лице улыбку превосходства.

— Господа, мы давно знаем друг друга, не будем зря тратить слов. Вы знаете, что я не заставлю себя ждать, если у вас есть доказательства, то я сразу признаю, если нет, то ни в коем случае.

— Взлом универмага в Солькоке.

— Не скажу нет, но не скажу и да. Попрошу улики.

— Есть отпечатки пальцев.

— Этого не может быть. С тех пор как я попался на отпечатках пальцев, я всегда работаю в перчатках.

— А если все-таки есть?

— Тогда готов нести ответственность. Но этого не может быть.

— Пожалуйста. Познакомьтесь с заключением эксперта-дактилоскописта.

— Но где их обнаружили?

— На водосточной трубе универмага.

— Сдаюсь. В универмаге я прикасался ко всему только в перчатках, но когда я, нагруженный багажом, спускался по водосточной трубе, то вынужден был их снять. Вот уж не думал, что вы и там будете искать отпечатки пальцев.

В международной криминалистической литературе часто встречается описание методики идентификации отпечатков кожаных перчаток. Венгерским криминалистам удалось осуществить такое исследование по следу хозяйственной резиновой перчатки.

В ночь с 19 на 20 марта 1976 года неизвестный преступник совершил кражу со взломом небольшого ресторанчика в области Дьер. Здесь на месте преступления были обнаружены странные, сетевидные отпечатки, которые, как позднее было доказано, являлись отпечатками резиновых перчаток.

Вероятно, резиновые перчатки оказались неудобными, потому что когда преступник 1 апреля залез в другой хорошо известный ему маленький ресторанчик, то там он оставил уже и отпечаток пальца. Оставил он отпечаток пальца и 4 апреля в Паннохалме во время кражи также в небольшом ресторанчике.

По отпечаткам нетрудно было установить, что преступником, совершившим две последние кражи, являлся Лайош Вашарнапи. При обыске у него в доме обнаружили и резиновые перчатки, которые оставили предательский след во время первой кражи. Экспертиза это доказала абсолютно точно, исключая всякие сомнения.

Недавно удалось разоблачить банду взломщиков, которая готовилась совершить тяжкое преступление. На допросе они показали, что читали детективы, смотрели фильмы на уголовные темы, чтобы совместно учитывать совершенные преступниками промахи. Может быть, кто-то прочитал эту главу специально для того, чтобы решить вопрос: в перчатках или без них безопаснее совершать преступления. Мы можем с уверенностью сказать: ни в перчатках, ни без них.

ПАТРОН ПОД МИКРОСКОПОМ

Оружейники, хирурги?

Сегодня эксперты-баллисты исследуют стрелковое оружие, связанное с преступлениями, — пистолеты, ружья и другое ручное оружие. Само слово оружие в обычном понимании почти отождествилось с огнестрельным оружием.

Однако понятно, что, например, римляне, не знавшие даже пороха, по-иному определяли понятие оружия. Император Юстиниан, проведший кодификацию римского права, ссылаясь на древние законы, писал: „Оружием обыкновенно называют то, что выпускают из тетивы, однако йод этим необходимо понимать все, что привыкли метать рукой”.

Римские юристы с полным основанием, в соответствии с требованиями того времени определили понятие оружия, но они не знали института экспертов-баллистов. Эксперты по оружию не были известны даже в средние века, когда стрелковое оружие уже использовалось, и в том числе интересующее нас ручное огнестрельное оружие, получившее широкое распространение в Венгрии в XVI веке. Хотя огнестрельным оружием пользуются вот уже несколько столетий, и, к сожалению, часто в преступных целях, институт экспертов-баллистов гораздо моложе. Раньше по делу о ранах, нанесенных оружием, суды запрашивали заключения, в лучшем случае, хирургов. Так, в будайском немецком городском суде заключение о том, каким оружием была нанесена рана, делал хирург. Подобное распоряжение содержит знаменитая „Каролина” — уголовный кодекс императора Карла V. Указанные постановления относятся к любым ранам, т. е. не только от огнестрельного, но и от различного колющего оружия.

Первый уголовный закон, связанный исключительно с использованием огнестрельного оружия, был издан австрийским императором Иосифом I. Во введенном в действие на территории Австрии кодексе говорилось, что во время следствия „необходимо установить орудие убийства, заметить качество пули и, если возможно, „сопоставить ее” с раной”.

Но кодекс Иосифа I не применялся в Венгрии, и прошло много времени, пока в венгерских судах появились эксперты-баллисты. Органы уголовного преследования и суды — если до этого вообще доходила очередь — просили произвести связанную с огнестрельным оружием экспертизу оружейников и стрелков.

Только перед первой мировой войной появились самостоятельные эксперты-баллисты. В большинстве своем это были отслужившие солдаты или профессиональные охотники, которые с помощью нескольких простых инструментов — ручной лупы, микроскопа, тисков и др. — пытались, с большим или меньшим успехом, дать ответ на интересующие следствие вопросы.

И лишь после второй мировой войны лаборатории баллистики стали оснащаться самыми современными оптическими и химическими средствами. Сегодня уже с помощью сложного микроскопа под большим увеличением одновременно исследуют стреляную пулю или стреляную гильзу, обнаруженные на месте происшествия, и те, которые получены от пробного выстрела из изъятого оружия, а затем фиксируют их на специальных фотографиях. Чувствительными химическими препаратами и с помощью ультрафиолетовых лучей можно обнаружить не видимые простым глазом следы выстрелов.

Таким образом, применение научных и технических достижений XX столетия заменило в экспертизе участие хирургов, оружейников, охотников.

Процесс старосты Бончака

4 июля 1669 года староста Бончак подал жалобу в земский суд трансильванского губернаторства на проживавшего в их деревне Яцко Калашчака, убившего его сына. Он обращался к суду с просьбой, чтобы обвиняемого приговорили к смерти по принципу „око за око, смерть за смерть”. В бумагах, составленных стряпчим, истец следующим образом описывал убийство своего сына:

„Господин помещик дал старостам деревень распоряжение собрать по домам крепостных овечий сыр. Староста-истец разослал своих сыновей по деревне для оглашения приказа помещика. Ответчик Яцко Калашчак пошел вместе с его сыном, который позднее и был убит. По дороге Яцко обогнал его и зашел в дом Юана Млинарцика, снял со стены висевшее на гвозде ружье и стал с ним возиться, но, когда хозяин сделал ему замечание, вновь повесил его.

Через некоторое время в упомянутый дом вошел также и сын старосты, который предложил Юану Млинарцику отдать овечий сыр, причитающийся господину помещику. Еще до того как хозяин ответил, Калашчак сдернул с гвоздя ружье и с возгласом „Сейчас я покажу тебе овечий сыр!” нажал на курок. Ружье выстрелило, и произведенный преднамеренно выстрел смертельно ранил сына старосты.

Ответчик признал перед судом, что он убил сына старосты, но отрицал, что сделал это преднамеренно. Он утверждал, что между ним и убитым никогда не было вражды. Отец Калашчака, который был присяжным, послал его вместе с сыном старосты объявить о сборе овечьего сыра. В дом Юана Млинарцика Яцко вошел раньше, а когда пришел сын старосты, он якобы хотел взять лежащее на столе ружье, однако, как только прикоснулся к нему, оно выстрелило. Пуля попала в стол, отколола от него кусочек и, отскочив, попала в сына истца. Но это получилось не преднамеренно.

Главный свидетель, хозяин дома Юан Млинарцик — владелец ружья, рассказал, что ружье ответчик снял с гвоздя еще до прихода сына старосты, разглядывал его, а затем положил на стол.

Когда сын старосты вошел в дом, то Калашчак сидел за столом и намеревался поднять ружье. Он взял его, хотел взвести курок, но, поскольку пружина была очень тугой, не смог удержать курок, и пуля попала сначала в стол, а затем в сына старосты. Ни Млинарцик, ни другие свидетели не знали, враждовал ли ответчик с сыном старосты.

Из судебных документов нельзя было установить, наложен ли арест на ружье, из которого произведен смертельный выстрел. Однако суд допросил еще одного свидетеля из живших по соседству с домом Юана Млинарцика людей именно по поводу состояния ружья. Этот свидетель показал, что курок ружья и пружина были с дефектами, и поэтому суд вынес следующий приговор:

„…из доказательств ответчика очевидно, что он убил сына истца не преднамеренно, а случайно, и это подтверждает показание того, кому принадлежит ружье”. Суд назначил за убитого юношу выкуп в 40 форинтов, если же стороны не удовлетворятся этим и по деревенской привычке начнут мстить друг другу, то суд предусмотрел штраф в размере 100 форинтов.

Как добывается наследство

3 мая 1851 года в половине десятого вечера в Немедской усадьбе Кишша раздался выстрел. В окне угловой комнаты первого этажа разлетелось вдребезги стекло, а сама просторная комната сразу же наполнилась запахом пороха. На маленьком столике, стоявшем против окна, были разбросаны игральные карты.

На одном из кресел, обитых красным плюшем, сидела средних лет женщина. Она настолько испугалась звука выстрела, что у нее не хватило сил даже вскрикнуть, а не то, чтобы вскочить и убежать. Стоящее рядом с ней кресло было пусто. За мгновение до выстрела на нем сидела девушка лет двадцати, которая теперь медленно сползала с него на ковер, покрывавший пол. Ее глаза закрылись, губы беззвучно шевелились, а на правой стороне груди на бледно-зеленом шелковом платье появилось быстро расползавшееся кровавое пятно.

Сидевшая в кресле Кальманне Пацолаи, оцепенев от страха, ждала, что за окном раздастся новый выстрел. Проснулся и ожил дремавший до этого дом. В коридоре, ведущем в комнату, послышались быстрые мужские шаги. Дверь распахнулась.

В низком дверном проеме появился хозяин дома, уездный начальник Лайош Кишш.

— Что случилось, мадам Жужанна? — спросил он задыхающимся от бега голосом.

— Убили бедную Анну, — прошептала она прерывающимся голосом и кивнула головой в сторону лежащей на полу девушки.

Ответ был не совсем точен. Двадцатилетняя Анна Ташши, свояченица уездного начальника, еще была жива. Она прожила еще несколько часов и скончалась лишь на рассвете, так и не приходя в сознание.

Покушение в считанные мгновения превратило тихий дом в растревоженный улей. Отправившиеся уже спать члены семьи выбежали из своих комнат, загорелся свет и в комнатах прислуги. Во дворе кто-то громко закричал: „Огня!”, и от этого крика в окрестностях долго звучало эхо. Вскоре возле уездного начальника оказался его дворецкий и доверенное лицо — Иштван Хегедюш. Из находившегося поблизости дома начальника почты запыхавшись прибежали игравшие там господа, и среди них Кальман Пацолаи, муж мадам Жужанны.

Прозвучавший весенней ночью выстрел всколыхнул спокойствие не только Немеди, забытой богом деревни комитата Тольна. Через некоторое время на нее обратили внимание и газеты. Не только австрийская ежедневная газета на венгерском языке „Мадьяр хирлап” рассказала об этом; имена участников кровавой драмы вскоре появились и на страницах европейских газет. Читатели Парижа, Брюсселя и Лондона с интересом ждали все новых и новых вестей о расследовании преступления.

Однако мы бы ошиблись, если бы приписали интерес газет к смерти Анны Ташши наступившему „мертвому” сезону. Несмотря на лето, в сенсационных событиях недостатка не было. Газета „Мадьяр хирлап” за 31 июля 1851 года, которая впервые сообщила об убийстве, писала на такие темы: „Означает ли приближающееся солнечное затмение конец света?”, „На рацкевейской границе украдено стадо в шесть сотен голов!”, „В Альфельде ограблено три почтовых дилижанса!”, „Императорская полиция назначила большую награду тому, кто поймает грабителей!”

Таким образом, уголовная хроника не жаловалась на отсутствие материала, но самой большой сенсацией все же было преступление в Немеди.

После совершения преступления уездный начальник Лайош Кишш как официальное лицо исполнил свои обязанности. Он сразу же направил одного слугу к местному судье, а второго — в близлежащую деревню Шимонторня, где находился недавно установленный пост императорской полиции.

К утру прибыла официальная комиссия. Медицинский эксперт по имени Лазар Аренштейн, дипломированный хирург, осмотрел труп девушки, а административные чиновники „провели необходимое расследование”.

„Проведенное расследование” вначале не обещало быть очень объемистым.

На членов официальной комиссии обнаруженные следы в усадьбе Лайоша Кишша произвели, так сказать, однозначное впечатление. Под окном, через которое был произведен смертельный выстрел, обнаружили следы преступника; через сад они вели к высокой каменной ограде, за которой была найдена лестница, специально принесенная преступником из одного амбара. Именно этим путем преступник мог подобраться к освещенному окну и, встав на небольшую земляную насыпь, произвести смертельный выстрел.

Таким образом, было установлено, что двадцатилетняя девушка стала жертвой ошибки или неточного выстрела преступника. Данное предположение подкрепляла записка, которую спустя пять дней, 8 мая, нашел домашний учитель детей Лайоша Кишша в саду.

Следовательно, убийца возвратился на место преступления и оловянным карандашом на кусочке мятой бумаги косыми строчками написал:

„Подожди, собака Лайош Кишш!” — таково было обращение, а из записки читатель мог узнать, что уездный начальник вновь избежал смерти, а „невинная молодая женщина” стала жертвой по ошибке.

„Не бойся, собака Лайош Кишш, в следующий раз я не промахнусь!” — так заканчивалась записка.

У убийцы, вероятно, были серьезные причины вновь проникнуть в охраняемый сад усадьбы и оставить угрожающее письмо.

За прошедшие после убийства дни произошло многое. Прежде всего слух об убийстве распространился в Тольнских и Шомодьских деревнях, а там очень хорошо знали уездного начальника Лайоша Кишша. Не забыли его темных финансовых махинаций, злоупотреблений и предательства идей венгерского национального освобождения: во время вооруженной борьбы он перешел на службу к австрийцам.

„К убийству определенно приложил руку Лайош Кишш!” — повсюду звучал приговор общественного мнения. Это мнение дошло и до нижестоящих административных органов и судов.

Молодой юрист Янош Хертте был заседателем дунафельдварского районного суда. Задача заседателя, по современным понятиям, складывалась из деятельности судебного трактователя и следователя. Хертте, следует сказать к чести его, старался добросовестно выполнять свою задачу. Он не был бесчувственным к тем трагедиям, которые жизнь преподносила изо дня в день.

С полным правом мы можем предположить, что он страстно искал правду и делал все, чтобы узнать ее с помощью более или менее эффективных орудий и средств того времени.

В лице Якаба Кути, дунафельдварского заместителя прокурора, он нашел хорошего помощника, который, подобно ему, был полон решимости докопаться до тайны преступления в Немеди.

„Божьи жернова медленно мелют” — гласит старая поговорка, и это было особенно справедливо в этом случае, когда возникла опасность того, что между жерновами окажется значительное лицо.

Прошло приблизительно два месяца, пока удалось добиться возобновления расследования. Для дачи свидетельских показаний привели тех лиц, которые знали о подозрительных событиях до и после трагического вечера 3 мая.

Труп убитой девушки был эксгумирован 5 июля 1851 года. Это явилось исходной точкой, ибо при первом расследовании — только из чувства стыда — добропорядочный Аренштейн осматривал труп девушки в платье, а вскрытие вообще не было произведено.

Эксгумацию и вскрытие произвели главный врач комитата Тольна Йожеф Трайбер и его коллеги.

С похвальной точностью в трупе вскрыли канал пули, вошедшей с правой стороны груди и вышедшей под лопаткой. С полной определенностью установили причину смерти: в трупе, а также в одежде обнаружили вызвавших смерть так называемых „мальчиков” („фицко”) — нарезанные кусочки олова продолговатой формы.

Проведением эксгумации и вскрытия медицинские эксперты завершили свою работу, но перед другими экспертами стоял еще целый ряд задач.

Заседатель Хертте, обладавший хорошей криминалистической интуицией, понял значение выяснения специальных вопросов, связанных с огнестрельным оружием — оружием совершения преступления. Поскольку убийство девушки было вызвано выстрелом, то вполне логично, что он стал искать оружие, из которого был сделан выстрел.

Исследование началось с учета ружей и пистолетов. Предположение, из которого исходил Хертте, было очень логичным: кем бы ни был преступник, он принадлежал к числу лиц, проживавших в доме. В доме оружие было только у Лайоша Кишша; таким образом, орудие убийства необходимо искать среди многочисленного оружия Лайоша Кишша. Предположение оказалось верным, но только опоздало на два месяца. Свидетели показали, что в вечер совершения преступления из правого ствола двуствольного охотничьего ружья Лайоша Кишша стреляли. На следующее утро, хотя в усадьбе из-за траура и не готовились к охоте, Лайош Кишш приказал своему слуге выстрелить и из второго ствола, а затем прочистить ружье. Возможно, тем самым уничтожили следы преступления на орудии убийства или же это было случайное совпадение.

Внимание Хертте было обращено на обнаруженные в господской усадьбе оловянные пули и дробь. Он произвел обыск в доме, стараясь найти пули, похожие на обнаруженные в трупе куски олова. Но не нашел.

Через свидетелей он попытался выяснить, пользовался ли Лайош Кишш подобными пулями.

Хертте допросил дворецкого Кишша, которого сразу же после убийства арестовали, — ибо кто же может совершить преступление в господской усадьбе, как не дворецкий?

— Были ли подобные „фицко” у твоего хозяина?

— Не знаю, я не видел.

— Где хозяин держал „фицко” и дробь?

— В закрытом ящике письменного стола.

— Не хочешь ли ты, лживый негодяй, сказать, что хозяин от тебя, своего доверенного человека, запирал дробь?

— Я не знаю, ваше превосходительство.

Итак, оплачиваемый уездным начальником дворецкий молчал и терпел брань возмущенного заседателя. Однако попытка узнать подробности о дроби и „фицко” оказалась ненапрасной. Из показаний другого свидетеля выяснилось, что Лайош Кишш еще до начала освободительной борьбы приобрел много оловянных пуль, но после убийства они все исчезли. Осталась только дробь для охоты на дичь.

21 июля, то есть спустя два с половиной месяца после совершения убийства, Хертте вновь обыскал часть сада под окном. Он искал остатки бумажного пыжа. Но и их не обнаружил.

По распоряжению Лайоша Кишша стены дома побелили как снаружи, так и изнутри. Следы были уничтожены.

Изъятое оружие попало в руки к оружейному мастеру Фридриху Бауэру. Честный ремесленник был привлечен как „знаток” (эксперт). Он разобрал оружие и посмотрел, чем оно заряжено. Осмотрел и вычищенное двуствольное ружье, из которого стреляли, но он не был волшебником и не мог сказать, чем из него стреляли.

Экспертизой огнестрельного оружия завершился лишь первый период борьбы между Лайошем Кишшем и заседателем районного суда. Направление интереса Хертте было верным, но несовершенство методов экспертизы оружия, а также опоздание на два месяца охладили его пыл.

Однако в немедской усадьбе были и другие следы. Их тоже подвергли новому изучению.

Чьи следы вели через обнесенный каменной стеной сад? Следы были оставлены сапогами с косостоптанными каблуками. У кого из жителей усадьбы есть такие сапоги? У уездного начальника.

Из Дунафельдвара послали стражника Галшаи, чтобы он изъял сапоги уездного начальника с косостоптанными каблуками. Однако стражник не мог один явиться в господскую усадьбу, он должен был взять с собой деревенского судью. Судья Янош Ковач находился в это время на лугу. Поэтому стражник должен был пойти за ним и позвать его домой.

В маленькой деревеньке все только и говорили о поручении, полученном стражником. Было три часа дня, когда стражник с судьей прибыл в дом Лайоша Кишша.

К этому времени сапог уже и след простыл. Слуги не отрицали, что такие сапоги были, но их „поглотила” земля или они сгорели в какой-нибудь печке. Все остальные сапоги изъяли, сравнили размеры с размером, снятым со следов. Размеры совпадали, но ни у одной пары не было стоптанных каблуков.

При расследовании убийства Анны Ташши не остались без дела и графологи. Хотя девушку убили оловянной пулей, но преступник или его сообщники постарались, чтобы свою роль сыграли и письменные доказательства. Запутавшая следы записка, которая спустя два месяца вновь появилась с аналогичным содержанием, является типичным случаем, когда хитрый преступник, сделав промах, перехитрил самого себя.

Логически письмо предполагаемого убийцы — противника Лайоша Кишша — было ошибкой, в которой он брал на себя ответственность за убийство девушки.

Графологическую экспертизу почерка в записке произвели всезнающий Якош Хертте и заместитель прокурора Якаб Кути. Два молодых энтузиаста от начала до конца тщательно исследовали записки и установили, что в записке, найденной 8 мая, можно заметить те же особенности, что и в письме Лайоша Кишша. Спустя два месяца, когда Лайош Кишш находился под арестом, в деревне якобы вновь появился убийца с записками, и они подряд проверили лиц, подозреваемых в сообщничестве, — от жены Кишша до Кальмана Пацолаи. На отдельных листах бумаги были сделаны пробные образцы почерка и изъяты старые письма указанных лиц. В Немеди и окружающих деревнях Хертте обошел всех торговцев и достал у них образцы писчей бумаги, которой они торговали.

Старался он не напрасно. Оказалось, что новую записку написала одна из подруг жены Кишша по ее просьбе.

Заседатель Хертте хотел сделать точный план господской усадьбы и положения обнаруженных там следов.

Он по очереди обошел всех инженеров, проживавших в комитате, но ни один из них не взялся за это поручение. Все боялись всесильного уездного начальника. В конце концов Игнац Никли, „толковый и понимающий” архитектор, взялся за это дело и под личным контролем заседателя составил чертеж места происшествия.

Заседатель воспользовался присутствием архитектора и для выполнения других, не связанных с архитектурой, задач. Об этом он так писал в своем рапорте.

„В этом же случае я попросил архитектора Игнаца Никли, чтобы он быстрыми шагами прошел от двери обеденной комнаты, выходящей в коридор, до того окна комнаты, через которое был произведен смертельный выстрел, досчитал там до шести и после этого вновь быстро вернулся назад. Когда это было сделано, то, согласно моим карманным часам, которые я держал в руке, для совершения этого прохода потребовалось не более одной минуты!”

Зачем же потребовалось, чтобы архитектор под надзором заседателя „быстро бегал” по господской усадьбе? Только для того, чтобы достоверно экспериментальным путем проверить алиби уездного начальника Лайоша Кишша.

Эксперимент доказал, что у преступника после того, как он распрощался с игравшими в карты женщинами, и перед тем, как он вновь появился, было достаточно времени, чтобы выбежать в сад, произвести выстрел, а затем вернуться к несчастной жертве покушения и его очевидцу.

Петля вокруг Лайоша Кишша затянулась. 15 июля на основании возникших подозрений его арестовали, и спустя полтора года, 12 ноября 1852 года, Печским императорским уголовным судом был вынесен приговор по его делу.

„Лайош Кишш, заключенный первой категории, за совершенное им преступление и в назидание другим был приговорен к смертной казни через повешение”.

Однако преступник в результате бездеятельности австрийской администрации и полиции сумел уничтожить почти все прямые улики. Именно поэтому приговор Печского областного суда основывался на восстановлении логической связи косвенных улик.

Суд прежде всего исключил вероятность того, что госпожу Анну Ташши убил преступник, не связанный с господской усадьбой.

В тот весенний вечер, после ужина, в огороженный двор усадьбы — его охраняла свора злых сторожевых собак — незнакомый человек не мог ни проникнуть, ни тем более покинуть его незаметно.

У девушки не было врагов ни личных, ни материально заинтересованных.

Смерть девушки была выгодна только ее шурину: заехавшая к нему погостить, она везла с собой 10 000 форинтов, полученных от продажи скота.

Жертва не могла погибнуть и из-за промаха, из-за неточного выстрела. Игравшая с ней в карты Кальманне Пацолаи сидела ближе к окну и довольно далеко от девушки, да и кому нужно было убивать пожилую женщину?

Пока Лайош Кишш был в доме, он находился в другом месте комнаты. И вряд ли с трех метров в освещенной комнате можно перепутать сидящую в кресле девушку со стоящим 45-летним мужчиной.

Подходящий для убийства случай создал сам Лайош Кишш. Под предлогом ремонта он снял с окна комнаты девушки жалюзи, и он же почти насильно задержал Кальманне Пацолаи, чтобы она осталась играть в карты.

Хотя преступнику удалось уничтожить вещественные улики, связанные с огнестрельным оружием и следами ног, но эти обстоятельства были учтены как подозрительные.

На основании графологической экспертизы суд признал в качестве неоспоримого факта, что вводящие в заблуждение записки были написаны: одна — Лайошем Кишшем, а другая — по его поручению после ареста. Однако судьба уездного начальника — убийцы была решена судом тогда, когда прибыло письменное заявление Яноша Колонича, члена опекунского совета области Шомодь.

„С содрогнувшейся от боли душой, но с чистой и искренней верой переступаю я порог этого Высокого Суда”, — начал он свое послание в патетическом тоне тогдашних официальных бумаг, однако очень скоро перешел к изложению обвинений против Лайоша Кишша:

„То, что он любым способом стремился погубить девушку и именно это было его намерением, выяснится из материалов процесса, согласно которым в прошлом он просил уже двух врачей за определенное вознаграждение убить девушку. Это ему не удалось, поскольку у врачей, к которым он обратился, совесть оказалась сильнее обещанной награды”.

Утверждение члена опекунского совета подтвердили в своих показаниях перед судом и два указанных врача. Согласно этому, суд признал доказанным тот факт, что преступник уже 10 лет тому назад покушался на жизнь девушки.

О приговоре Печского суда дали подробные отчеты как местные, так и зарубежные газеты, и общественное мнение с удовлетворением встретило суровый приговор.

Однако ошибается тот, кто полагает, что этим приговором завершалось обратившее на себя внимание дело. После длившегося полтора года процесса и вынесения приговора в суде первой инстанции машина австрийского императорского правосудия завертелась с поразительной быстротой.

Через неполных два месяца после смертного приговора дворянин Лайош Кишш вновь предстал перед судом. Теперь приговор ему выносил императорский главный суд второй инстанции в Шопроне. И не надо забывать, что Шопрон был гораздо ближе к Вене! Спустя несколько дней появился новый приговор: Лайош Кишш за недостаточностью улик оправдывается от обвинения в убийстве, но его приговаривают к двум годам тюрьмы за совершенную десять лет назад попытку отравления. Поведение императорского суда очень ясно: если Кишша признать виновным в совершенном убийстве, то его необходимо приговорить к смертной казни, а за покушение десятилетней давности для дворянина и уездного начальника достаточно одного года-двух лет тюрьмы.

Напрасно мы будем искать в австрийских и венгерских газетах того времени голос общественности, возмущенной оправдательным приговором.

В 1851 году еще в ходе процесса иностранные газеты, не ограниченные австрийской цензурой, регулярно печатали отчеты о деле, местная же печать рискнула сказать об этом только в двух коротеньких сообщениях.

2 июля было опубликовано заявление Лайоша Кишша, сделанное публично, в котором он отвергает распространившиеся слухи в связи с его участием в убийстве, и редакторы газеты „Мадьяр хирлап” доводят до сведения читателей, что они лично ни на минуту не верили обвинениям, предъявленным „выдающемуся общественному деятелю”.

Через полгода, в то время, когда вокруг судебного процесса велись подспудные, скрытые бои, вновь выступила официальная газета императорского правительства. Она лаконично сообщила, что „Лайош Кишш постоянно находится в тюрьме, однако важные обстоятельства обвинения против него так и не увидели свет”.

Что могло быть причиной оправдательного приговора главного суда, а затем императорского кассационного суда? Может быть, верховные императорские суды в 1850-е годы вели либеральную политику?

Современники, естественно, имели свое мнение, но из-за цензуры и частых обысков в домах вряд ли они поверяли его бумаге. Оставшиеся в архивах судебные материалы также содержат однозначные ссылки. Среди материалов процесса фигурирует один мрачный документ в черной рамке с собственноручной подписью в правом углу командующего военным районом в Шопроне генерала Алеманна. Документ на немецком языке был составлен в самые мрачные дни террора против патриотов, 27 февраля 1850 года, и выдан землевладельцу Людвигу Кишшу из села Немеди. Генерал Алеманн давал Людвигу Кишшу разрешение держать у себя оружие во время чрезвычайного положения. Австрийские военные власти считали уездного начальника достойным этого на основании его заслуг, а спустя два года главный суд спас ему жизнь. Напрасны были старания мелких судебных чиновников-правдолюбов, напрасно пользовались они научными методами уголовного расследования, ставшими впоследствии общепринятыми; при содействии императорских властей убийца ускользнул из рук правосудия.

…И сто двадцать пять лет спустя…

В наши дни в Венгрии относительно редко происходят преднамеренные убийства с применением огнестрельного оружия. Большую часть работы экспертов-баллистов составляют несчастные случаи, связанные с беспечным обращением с оружием, несоблюдением правил охоты. Но тем не менее вооруженные необходимыми специальными микроскопами, фотоаппаратами и другими оптическими приборами эксперты-криминалисты вместе с другими специалистами — медиками, химиками, физиками, трасологами — оказывают помощь в раскрытии преступлений.

Мы вновь находимся в области Тольна. И даже не очень далеко от того места, где была расположена господская усадьба Кишша в Немеди. И если бы мы взяли чертеж места происшествия, составленный архитектором Игнацем Никли, то могли бы почти точно воспроизвести его применительно к преступлению, которое произошло осенью 1976 года.

Спустя 125 лет после немедского преступления, осенью 1976 года, в ранние вечерние часы тишину холмов в области Тольна вновь нарушили выстрелы. Из окна одиноко стоящего в нескольких сотнях метров от оживленного шоссе дома со звоном вылетело оконное стекло. На несколько минут все стихло, а потом хлопнула дверь домика, и в тишине раздался испуганный женский крик.

Когда на крик женщины молодой человек, проезжавший на велосипеде по шоссе, подъехал к маленькому одинокому домику, то в единственной жилой комнате он обнаружил за столом напротив окна мужчину средних лет. Из его виска текла кровь, и на желтой поверхности стола расплывалось красное пятно. Молодой человек не надеялся получить вразумительные разъяснения от перепуганной и рыдающей женщины лет сорока, но он понимал, что совершено тяжкое преступление. Ему не оставалось ничего другого, как сесть на велосипед и отправиться в расположенный в нескольких километрах поселок. Оттуда он позвонил врачу и в милицию.

Вскоре на место происшествия прибыла машина скорой помощи, а затем и милиция. Вмешательство врача уже ничем не могло помочь. Мужчина скончался через несколько минут после доставки его в больницу.

Осмотр места происшествия начался с комнаты. До убийства в комнате находились двое: Йожеф Пиллер и его сестра Мария Пиллер. Йожеф Пиллер сидел за стоящим посередине комнаты столом, а Мария разбирала в шкафу белье; дверцы шкафа оставались открытыми и в момент осмотра места происшествия.

Напротив стола в сад выходило старинное маленькое оконце с двойной рамой. Внешнее стекло было разбито, остатки его по окружности держались в раме, а центральная часть разбилась на множество острых осколков, которые валялись под окном на земле. На внутреннем стекле было видно небольшое отверстие диаметром в несколько миллиметров. Отверстие с внешней стороны стекла было уже. Над столом висела старинная керосиновая лампа, хорошо освещавшая маленькое помещение.

Следы не оставляли сомнения в том, что выстрел произведен из сада, и оперативная группа продолжала там осмотр. В свете мощных ламп на земле под окном были обнаружены глубоко вдавленные в почву мужские следы. Резкие очертания следов, вмятые в след мелкие комочки почвы указывали, что они совсем свежие и оставлены самое большее за несколько часов до осмотра места происшествия. Дорожки под окном не было, свежих садовых работ не производилось, поэтому с полным правом можно было предположить, что следы оставлены преступником.

Следы ног хорошо отпечатались на мягкой садовой почве, причем таким образом, что можно было легко установить маршрут. Эти следы задали оперативной группе много работы. С наиболее отчетливых сделали гипсовые слепки, следы сфотографировали и тщательно измерили расстояние между ними, установили их положение. Одновременно началось преследование преступника. Из милицейской машины выпрыгнула немецкая овчарка. Хозяин дал ей немного отдохнуть и приказал: „След! Ищи!” После нескольких безрезультатных попыток собака решительно направилась к шоссе. Но через сто метров она вновь остановилась. На мягкой земле были видны следы шин, педали и руля велосипеда. Следы колес вели по пыльной земляной дороге к ближайшему шоссе.

На следующий день рано утром оперативная группа продолжила свою работу. Гипсовый слепок сняли и с отпечатков шин; для экспертного исследования в чистый герметически закрывающийся стеклянный сосуд запечатали образцы почвы из-под окна и других мест в саду. Собрали образцы и тех растений, цветов в саду, которые были обнаружены вокруг следов преступника. Поскольку вечером следы были еще совсем свежие, проводник собаки произвел консервацию запаха, чтобы розыскная собака смогла произвести выбор преступника. На один из следов пинцетом наложили стерильный кусочек материала и, подержав некоторое время, поместили затем в герметически закрывающийся сосуд. Вскоре приступили к работе трасологи и эксперты-баллисты.

По следам можно было восстановить ход совершения преступления. Преступник, крупный мужчина, приблизился к дому Йожефа Пиллера со стороны шоссе на велосипеде. Вдали от дома он положил велосипед на землю и продолжил свой путь пешком. Через окно дома он заглянул в освещенную керосиновой лампой комнату. Он отчетливо мог видеть сидящего напротив окна за столом Йожефа Пиллера, а распахнутая дверца шкафа закрывала Марию Пиллер. Он выстрелил в мужчину, обошел дом, вошел в комнату, затем вернулся к оставленному велосипеду и выехал на нем к шоссе. Большое движение на шоссе не позволило установить его дальнейший маршрут.

Оставались открытыми два важных вопроса: кто и за что убил Йожефа Пиллера?

Обычно работе следователей наряду с выводами, вытекающими из осмотра места происшествия, действенно помогают показания свидетелей. Однако в этом уголовном деле в отношении свидетелей следователи находились в особом положении. Дом Йожефа Пиллера был расположен в нескольких километрах от ближайшего населенного пункта. Вечером во время совершения преступления на ближайших полях и виноградниках уже никто не работал. Найти свидетелей было непросто.

Однако свидетель случившегося был — находившаяся за дверцей шкафа Мария Пиллер. Но ее допрос в качестве свидетельницы являлся сложным и сомнительным до решения вопроса о вменяемости Марии Пиллер. Расстройство речи, глухота затрудняли допрос, и следователи сомневались, можно ли верить ее словам.

После основательной подготовки ее допрос все же оказался результативным. Используя советы психиатров и психологов, удалось довести до ее сознания вопросы, после чего она дала логичные показания. Психиатры и психологи внимательно следили за ходом допроса по протоколам и магнитофонным лентам, фиксировавшим показания. Они пришли к выводу, что Мария Пиллер вменяема, ее умственное состояние не исключает возможность дать достоверные свидетельские показания.

После того как прозвучал выстрел, Мария посмотрела, что произошло с ее братом, затем вышла, чтобы принести воды и смыть кровь. Когда она вернулась, то обнаружила в комнате мужчину. Она испугалась и закричала, а мужчина убежал. Она описала его внешность: он был одет в спецовку, а на ногах — резиновые сапоги. Мария сказала, что лицо мужчины ей знакомо, но она не помнит, откуда.

Показания Марии Пиллер, несмотря на то что из-за ее душевного состояния их следовало воспринимать критически, дали новое направление следствию. Первостепенной задачей было установление того факта, где она могла видеть этого мужчину. Поскольку по месту жительства она редко встречалась с незнакомыми людьми, то наиболее вероятным было то, что она видела его на работе.

До того, как по состоянию здоровья Мария перестала работать, она трудилась на местном кирпичном заводе. Таким образом, необходимо было проверить, могла ли она там видеть убийцу.

Началась кропотливая утомительная работа. Надо было проверить сотни мужчин — рабочих кирпичного завода, тех, кто подходил к описанию, данному Марией Пиллер. С помощью руководства завода, хорошо знавшего своих работников, отобрали около дюжины мужчин. После их проверки по месту жительства, образу жизни и алиби, остался один человек — слесарь Янош Ковач. Он решительно отрицал какую-либо причастность к убийству.

Хотя образ жизни Яноша Ковача, пьянство, пристрастие к огнестрельному оружию, угрозы огнестрельным оружием и усилили против него подозрения, тем не менее его виновность необходимо было доказать.

Первый момент доказательства, так называемое опознание, был успешным — из большой группы лиц Мария Пиллер уверенно указала на Яноша Ковача.

На следующих этапах доказательства главную роль играли эксперты. Перед баллистами стояла трудная задача.

Производившие вскрытие врачи обнаружили в теле погибшего маленький, сильно деформированный кусочек олова. Гильзы на месте преступления найдено не было. Путем анализа под микроскопом эксперты установили, что кусочек олова является остатком пули спортивного оружия венгерского производства. Однако сама пуля была выстрелена из самодельного или переделанного оружия. Экспертиза установила, что преступник держал оружие совсем близко от оконного стекла, всего в пяти сантиметрах.

Во время допроса Янош Ковач прибег к одной уловке Для доказательства своей искренности он признался, что на протяжении нескольких десятков лет прячет боевой пистолет, но отрицал, что совершил убийство. Он даже показал тайник, где хранился пистолет. Следователи быстро раскусили его тактику: ценой признания в совершении более мягко наказуемого преступления он хотел спастись от последствий более тяжкого преступления.

Частичное признание в незаконном хранении оружия, в противоположность намерению Яноша Ковача, только усилило подозрения. Во время следствия удалось найти свидетелей, которые знали, что Ковач прячет пистолет и хочет его переделать таким образом, чтобы он был пригоден для стрельбы спортивными патронами. Но вот что оказалось более важным: из тайника извлекли несколько пачек спортивных патронов, пули которых совпадали с пулей, обнаруженной в теле жертвы.

Под тяжестью улик Янош Ковач сознался в убийстве Йожефа Пиллера. Он рассказал, что жил на широкую йогу, пьянствовал, из-за чего у него возникли денежные затруднения. Он думал, что Йожеф Пиллер хранит дома много денег, и захотел заполучить их. Однако он не знал, что пожилой мужчина живет вдвоем с сестрой. Спасаясь бегством с места происшествия, он смог унести с собой только портативный радиоприемник.

После этого Янош Ковач сделал признание и в отношении использованного огнестрельного оружия. Он рассказал, что, кроме пистолета, он прятал и спортивное ружье, из которого и застрелил Пиллера. Преступник рассказал, как спрятал в стоге соломы оружие, радиоприемник и резиновые сапоги.

Последний этап следствия заключался в нахождении этих улик: за полтора месяца, прошедших со времени совершения убийства, стог убрали. Необходимо было опросить еще несколько десятков новых лиц, чтобы напасть на след оставленных в стоге предметов.

Исследования трасологов подтвердили подозрения против Яноша Ковача. Эксперт заметил на гипсовом слепке, сделанном на месте происшествия, и резиновых сапогах подозреваемого признаки (потертости, трещины, повреждения), которые доказывали, что следы оставлены сапогами Яноша Ковача. Расстояние между следами, слегка неестественное положение одного следа ноги также были характерны для преступника.

Спустя два месяца после совершения преступления материалы следствия стали полными. В этом деле — совсем не так, как в деле об убийстве 1851 года, — исключающие сомнения заключения экспертов, вещественные улики, показания свидетелей доказали, кто является преступником, что послужило мотивом преступления и каким оружием оно было совершено.

Эксперты по баллистике по делу Сакко и Ванцетти

С 1850 по 1920 год огнестрельное оружие прошло большее развитие, чем за все предшествующие 300 лет. Вместо кремневых заряжаемых со ствола пистолетов и ружей уже в 1860 году появилось заряжающееся с казенной части огнестрельное оружие, которое дало преимущество прусским войскам в Кениггрецкой битве с австрийцами. В последнее десятилетие прошлого века получило распространение многозарядное оружие, в повсеместное употребление вошли револьверы.

После окончания первой мировой войны во многих странах, и особенно в США, на внутреннем рынке оживился самый прибыльный бизнес столетия — торговля оружием. Демобилизованные солдаты приносили с собой найденное или захваченное оружие, прежде всего пистолеты.

Вернувшиеся с войны миллионы людей попали в капиталистических странах в обстановку кризиса и растущей нищеты, обострившихся общественных противоречий. Как неотделимый спутник нищеты в капиталистическом мире повсеместно росла и становилась более жестокой преступность.

5 мая 1920 года в маленьком городе США Броктоне полиция арестовала двух итальянских рабочих Николу Сакко и Бартоломео Ванцетти. В то время об их аресте не сообщила даже местная газета.

Однако, когда семь лет спустя, 23 августа 1927 года в чарлестонской тюрьме подключенное к электрическому стулу высокое напряжение оборвало жизнь двух итальянских рабочих, их имена уже знали повсюду.

Почти одинаковыми у них была не только насильственная и несправедливая смерть, но и весь их жизненный путь.

Ванцетти был старше, он родился в 1888 году в Северной Италии, а Сакко спустя три года — в Южной Италии. Независимо друг от друга в один и тот же год — в 1908 году, подобно многим тысячам неимущих итальянских молодых людей, вступили они на землю Соединенных Штатов Америки. Ни у одного из них не было профессии, но они не боялись никакой работы. Трудно перечислить, чем они только ни занимались: были дворниками, работали на строительстве дорог, на металлургическом комбинате, мойщиками посуды, на кирпичном заводе и камнедробильне. Но где бы они ни работали, везде они были безымянными, безродными эмигрантами, ненавидимыми местными жителями.

В конце концов Сакко устроился рабочим на обувную фабрику в Мил форде в Новой Англии, женился, стал воспитывать детей; Ванцетти жил в близлежащем городке Плимуте и занимался торговлей рыбой. Оба они принимали активное участие в профсоюзном движении и познакомились во время антивоенных акций.

Закаленных в борьбе Сакко и Ванцетти не испугала и волна террора, начавшаяся после войны. Они руководили забастовками, вели рабочие кружки, выступали на митингах, на предприятиях.

Весной 1920 года они отправились в Броктон, чтобы оказать помощь арестованному итальянскому рабочему и организовать в его поддержку массовые митинги на местных предприятиях. Во время этой поездки их и арестовали.

Днями длились допросы двух итальянских рабочих, которым даже не сообщалась причина их ареста:

— Что вы делали и где были вчера?

— Что вы делали позавчера, позапозавчера, позапозапозавчера?

— Что вы делали 15 апреля 1920 года?

— Где вы были 24 декабря 1919 года?

Затем в комнату вводили свидетелей. Свидетели беспокойно осматривали лица арестованных, и потом некоторые едва заметно отрицательно качали головой, другие же молча показывали на Сакко или на Ванцетти. И лишь спустя несколько дней выяснились цель и причина этой трагической мистификации. В эти дни — 24 декабря 1919 года и 15 апреля 1920 года — в округе были совершены два преступления.

Утром 24 декабря 1919 года в Бриджуотере на улице была произведена попытка вооруженного ограбления машины фирмы Уайт. В ней под охраной трех служащих везли зарплату для рабочих — 30 тыс. долларов. Пассажирам машины повезло, поскольку во время нападения между нападавшими и машиной встал трамвай и благодаря этому перс-стрелка не привела к человеческим жертвам.

Спустя некоторое время, 15 апреля 1920 года, в маленьком городишке Саут-Брейнтри произошло нападение с гораздо более трагичным исходом. В три часа дня на улице перед филиалом обувной фабрики „Слейтер и Моррил” неизвестными нападавшими был убит кассир Ф. Парментер и сопровождавший его А. Берарделли, у которых забрали 15 тыс. долларов, предназначенных для выплаты зарплаты служащим фабрики. После захвата ящика с деньгами двое вооруженных пистолетами грабителей скрылись на автомашине. Кроме них в машине находилось еще три человека.

В совершении этих двух преступлений и подозревались Сакко и Ванцетти; таким образом власти хотели скомпрометировать профсоюзное движение.

В совершении первого преступления — попытки ограбления в Бриджуотере — обвинили Ванцетти. Но не потому, что они отнеслись к нему с большей симпатией. В этот день Сакко, как многие сотни его коллег, работал на милфордской обувной фабрике. Его коллеги — англичане, поляки, итальянцы — могли подтвердить, что известный как отличный рабочий Никола в этот день усердно делал выкройки из кож.

Не зная того времени и места действия, можно подумать, что на судебном процессе Ванцетти не угрожала опасность, если попытку ограбления действительно совершил не он.

„Докажет, что в это время он не был в Бриджуотере и все! — подумает кто-нибудь из читателей. — Ложные обвинения отпадут”.

Но все случилось иначе!

Несмотря на подтвержденное 28 свидетелями алиби, суд приговорил Бартоломео Ванцетти к 15 годам каторжной тюрьмы за попытку ограбления.

Второй процесс — теперь уже против двух обвиняемых — начался спустя год, в конце мая 1921 года.

Кратко суммируя составляющий несколько томов материал судебного заседания, мы можем сгруппировать доказательства следующим образом.

1. Доказательства обвинения в отношении того, что 15 апреля Сакко и Ванцетти находились в Саут-Брейнтри, на месте ограбления.

2. Доказательства защиты, которые подтверждали, что в указанное выше время обвиняемые находились в другом месте.

3. Доказательства экспертов по баллистике.

Большинство свидетелей обвинения составляли служащие обувной фабрики, которые на звуки выстрелов бросились к открытым окнам и оттуда наблюдали быстро разыгравшиеся события и бегство грабителей.

Большинство этих свидетелей имели в своем распоряжении приблизительно две секунды, чтобы заметить исчезновение ожидавшей приблизительно в сорока метрах от них машины.

Несколько свидетелей — среди них Мэри Сплейн, — несмотря на неблагоприятные для наблюдения условия, „показали пример” на удивление острого зрения и способности запоминания.

На заседании Мэри Сплейн показала:

„Занимавший в машине место между передним и задним сиденьем человек был несколько выше меня. Его вес равнялся приблизительно 140–150 фунтам. Он выглядел мускулистым и очень подвижным. Его рука свидетельствовала о силе…”

Логично последовал вопрос прокурора:

— Видели ли вы с тех пор этого мужчину?

— Да, он сидит здесь, на скамье подсудимых.

Напрасно защита пыталась подтвердить алиби обвиняемых против показаний свидетелей обвинения. В тот день Сакко обратился за визой для посещения родственников в итальянское консульство в Бостоне. В нем он пробыл всю первую половину дня.

Подтверждение алиби для Ванцетти также не составляло трудностей. С помощью своих покупателей он мог подтвердить, где он находился все это время.

Свидетели защиты были хорошими свидетелями, надежными свидетелями, но у них был один недостаток: они были не англосаксонского происхождения, а американскими гражданами итальянского происхождения. В глазах массачусетских присяжных, консервативных фермеров и мелкой буржуазии, все они были „диго”, которые договорились с помощью лжеприсяги спасти попавших в беду соотечественников.

Было привлечено четыре эксперта-баллиста. Два — со стороны обвинения, два — со стороны защиты. Их подготовленность и заключения, можно определенно сказать, не делают им чести.

Вот несколько выдержек из протокола заседания.

(Первый эксперт обвинения):

— Имя?

— Уильям X. Проктор.

— Род занятий?

— Я 23 года работаю в службе безопасности…

(Входит второй эксперт обвинения):

— Ваше имя?

— Чарльз Дж. Ван-Амбург.

— Какой у вас чин? Могу ли я называть вас капитаном?

— Да. Этот чин я имел во время войны, сейчас у меня этот же чин, я офицер запаса армии США.

Экспертов защиты также нельзя считать хорошо подготовленными, знающими специалистами.

(Третий эксперт):

— Имя?

— Джеймс Е. Бэрнс.

— Профессия?

— 30 лет работаю инженером по баллистике в компании „Картридж”.

— Помимо работы в фирме, имеете ли вы опыт обращения с оружием?

— Естественно. Я люблю охотиться и в полиции занимаюсь спортивной стрельбой. Я член массачусетской стрелковой команды и мастер-стрелок США. В последний раз на соревнованиях против команды Западно… (Защитник прерывает пустившегося в пространные объяснения эксперта.)

(Четвертый эксперт):

— Имя?

— Дж. Генри Фитцжеральд.

— Профессия?

— Я руковожу экспериментальной лабораторией оружейного завода Кольта. До этого я работал в отделе револьверов торговой фирмы „Ивер Джонсон”.

Таким образом, предрешавшая судьбу двух обвиняемых экспертиза по оружию была доверена этим четырем лицам. Ни один из них не был подготовленным экспертом-баллистом. Обладающий 23-летним опытом Проктор, по его собственному признанию, до сих пор выполнял отдельные, частные экспертизы и не обладал элементарными техническими познаниями и знанием оружия. Несмотря на то что вернувшиеся из Европы американские солдаты привезли с собой десятки тысяч изготовленных на европейских заводах пистолетов, Проктор не знал даже наиболее распространенных типов иностранного огнестрельного оружия.

А трое его коллег чувствовали себя как дома в торговых и технических вопросах производства оружия, но были абсолютно некомпетентны в отношении судебных баллистических экспертиз.

И они должны были поведать истину в отношении огнестрельного оружия массачусетским присяжным, рекрутированным из предвзятых к подсудимым, набожных фермеров и мелких торговцев!

— Скажите, пожалуйста, присяжным, из оружия какого типа и чьего производства, по вашему мнению, были выпущены смертельные пули? — задал первый вопрос прокурор в отношении происхождения вынутой из трупа пули.

Присяжные и публика в зале заседания с напряжением ожидали ответа эксперта Проктора на этот вопрос, имевший решающее значение в процессе.

— Эта пуля выпущена из 32-миллиметрового пистолета „Кольт”.

— На чем вы основываете свое заключение, мистер Проктор?

— Современное оружие обладает нарезным стволом, — начал судебный эксперт, — а это означает, что на внутреннюю поверхность ствола с помощью металлообрабатывающих машин нарезается резьба определенного размера. Таким образом, внутренность ствола состоит из выступов и расположенных между ними борозд, которые располагаются в стволе в форме правильных спиралей.

Когда во время сгорания имеющегося в гильзе пороха возникают газы, то они выталкивают пулю — несколько большего калибра, чем внутренний размер ствола, — и нарезка, расположенная на внутренней поверхности ствола, придает пуле вращательное движение.

— Какова функция нарезов на внутренней поверхности ствола оружия?

— Совершая обороты вокруг своей оси, пуля покидает выходное отверстие ствола оружия и тем самым точнее выдерживает направление в воздухе. Достаточно посмотреть в ствол невооруженным глазом и можно увидеть нарезы. Нарезы оставляют на металлической рубашке пули небольшие углубления, и эксперты-баллисты, определив расстояние между следами, оставленными нарезами, и направление их наклона, устанавливают, из какого типа оружия был произведен выстрел.

— У этой пули, — Проктор показывал извлеченный из тела жертвы один кусочек металла, — нарезы наклонены влево и оставляют широкий след. След в таком направлении и такой ширины оставляет только ствол пистолета „Кольт” 32-го калибра.

Проктор ошибался. В действительности нарезы стволов многих других моделей пистолетов оставляют подобные по наклону и ширине следы.

Заключение эксперта, однако, не удовлетворило даже прокурора. Но не потому, что было ошибочным, а потому, что не было достаточно отягчающим для обвиняемых.

Пистолет „Кольт” 32-го калибра в то время был очень распространенным оружием в США, и известный оружейный завод, кроме экземпляра, попавшего в руки Сакко, изготовил многие сотни тысяч единиц этого оружия. Итак, прокурор ожидал от экспертов, чтобы в качестве оружия, с которым было произведено ограбление и убийство, вполне определенно был назван пистолет Сакко.

— Можете ли вы дать определенное заключение, что пуля, вызвавшая смерть, была выпущена из изъятого в качестве улики автоматического пистолета „Кольт”? — снова обратился прокурор к эксперту.

— На мой взгляд, внешний вид пули, вероятно, подтверждает то предположение, что она была выпущена из изъятого в качестве улики пистолета, — дал ответ, обдумывая каждое слово, Проктор.

Более необоснованное и данное в более дезинформирующей форме заключение, на наш взгляд, едва ли попадало в суд. Необоснованным оно было потому, что на основании размеров бороздок на пуле и увеличенной с помощью филателистической лупы фотографии пули никто не в состоянии определить марку оружия, из которого пуля выпущена.

Многое раскрывает следующая формулировка заключения: „Вид пули, вероятно, подтверждает предположение…” Какая неопределенность!

Спустя годы, когда дело Сакко и Ванцетти стало всемирной темой, был пролит свет на причины формулировки Проктора.

Позднее под присягой эксперт признал, что уже перед заседанием он высказал прокурору свои сомнения в связи с идентичностью пистолета Сакко и то, что в исключающей сомнения форме он не согласен высказаться за идентичность изъятого в качестве улики оружия. Прокурор вынужден был довольствоваться и этим, а судья, вопреки своим обязанностям, не обратил внимание присяжных на то, что заключению эксперта, данному в такой неопределенной форме, нельзя придавать доказательственную силу.

Подобный „профессионализм” виден и в позиции, которую заняли эксперты в отношении обнаруженной на месте преступления гильзы.

Боек пистолета ударом по расположенному в донышке гильзы капсюлю круглой формы воспламеняет находящийся в гильзе порох. Проктор и Ван-Амбург с помощью ручной лупы исследовали отпечаток на донышке изготовленной из желтой меди гильзы и быстро составили экспертное заключение, подтверждающее обвинение прокурора.

Было бы неверно, если бы мы подумали, что приговор по делу Сакко и Ванцетти о террористической деятельности был решен экспертом по баллистике. Для полицейских и судебных органов США итог процесса был уже предрешен. Колебания экспертов по баллистике и их некомпетентность только способствовали осуществлению этих целей.

Лоуренс Летерман, руководитель бостонской следственной конторы министерства юстиции США, спустя несколько лет после процесса писал: „У здешних представителей министерства юстиции было мнение, что осуждение Сакко и Ванцетти под предлогом совершения ими убийства было единственным способом обезвредить их. Сакко и Ванцетти были анархистами, но не были вооруженными грабителями. Документы и досье бостонской следственной конторы могли бы пролить свет на подготовку дела Сакко и Ванцетти”.

С вынесением смертного приговора в 1921 году дело Сакко и Ванцетти не закончилось. За их жизнь боролись вплоть до дня казни — 23 августа 1927 года. Часто казалось, что их удалось спасти от электрического стула. Многие свидетели обвинения и уже упоминавшийся эксперт-баллист Проктор под присягой сделали заявление о том, что в своих свидетельских показаниях ошибались или дали экспертное заключение пристрастно. Однако прошение о пересмотре дела, поданное на основании этих заявлений, судья Тэйер отклонял вновь и вновь.

— Меня не убедили в невиновности осужденных! — таков был его ответ.

В 1926 году вновь промелькнул луч надежды. Челестино Мадейрос — осужденный к смертной казни гангстер — во время прогулки в тюрьме признался в том, кто в действительности принимал участие в ограблении и убийстве в Саут-Брейнтри. Позднее в своем показании судье он подробно рассказал, что это преступление совершила бесчинствующая на Атлантическом побережье банда Морелли, и указал на относящиеся к делу улики.

Тем не менее ни массачусетский суд, ни Верховный суд США не были намерены учесть эти факты. Они дали возможность скрыться действительным преступникам и настаивали на исполнении приговора двум итальянским рабочим.

В шестилетней борьбе за жизнь Сакко и Ванцетти неоднократно возникали вопросы и к экспертам-баллистам. За шесть лет наука и техника прошли большое развитие. В 1920 году на всемирно известном заводе „Лейца” начали выпускать сравнительные микроскопы, которые спустя несколько лет стали непременным вспомогательным средством при исследовании пуль и гильз. Но исследование с помощью сравнительного микроскопа в деле Сакко и Ванцетти играло очень сомнительную роль. Специальная комиссия из трех человек, созданная в 1927 году губернатором Фуллером, заслушала нового эксперта-баллиста. Этот эксперт теперь уже с помощью сравнительного микроскопа исследовал вещественные улики и подтвердил заключение Проктора.

В 1961 году улики вновь попали под сравнительный микроскоп, но опять заключение осталось неизменным. Сомнения не смогла рассеять даже экспертиза, повторенная через тридцать четыре года! Не беря в расчет возможности преднамеренной манипуляции, каждый специалист, имеющий дело с металлами (для этого не надо быть и экспертом-баллистом), знает, какие изменения способна вызвать коррозия на поверхности металлов даже не за тридцать лет, а за гораздо меньшее время. Коррозия поражает прежде всего именно те поверхностные особенности, которые представляют собой основу для идентификации экспертами-баллистами.

Человечество не забыло дело Сакко и Ванцетти. Не только прогрессивные круги мира вспоминают 23 августа 1927 года, годовщину казни двух невинных людей, не только их родственники, дети и внуки вновь и вновь обращаются к президенту США и требуют морального и юридического удовлетворения, но и суды все еще занимаются этим делом.

Важное событие в последующей истории дела Сакко и Ванцетти произошло перед пятидесятой годовщиной их казни. В июле 1977 года Мишель Дакакис, губернатор штата Массачусетс, в присутствии внука Николы Сакко подписал заявление: „Судебный процесс против Николы Сакко и Бартоломео Ванцетти не был корректным и не соответствовал предписаниям… Суд находился под воздействием антикоммунистической кампании и на него оказало влияние предубеждение к иностранцам”. Одновременно 23 августа 1977 года — пятидесятую годовщину их казни он объявил „днем памяти Сакко и Ваниетти”.

Даже в том случае, если и не состоялась полная юридическая реабилитация Сакко и Ванцетти, если за заявлением губернатора можно подозревать внутриполитические мотивы: приобретение сочувствия итальянских и других средиземноморских эмигрантов, официальные круги США в июле 1977 года впервые признали то, что мировое прогрессивное общественное мнение знает и заявляет вот уже пять десятков лет: Сакко и Ванцетти стали жертвами судебного убийства.

Через 10 лет после войны

После второй мировой войны большое количество огнестрельного оружия попало в преступные руки. Даже спустя 10–15 лет после окончания войны с помощью этого огнестрельного оружия совершались преступления.

Осенью и зимой 1954 года спокойствие населения на северном берегу Балатона нарушили чрезвычайные события. После отъезда отдыхающих жители деревень, погрузившихся в провинциальную тишину, постоянно находились в тревоге из-за совершавшихся преступлений.

Первые выстрелы не вызвали особых толков. Никто не погиб, раненых тоже не было, лишь основательно были напуганы два молодых человека. И не без причин…

В октябре 1954 года два друга Ференц Мориц и Иштван Тамаш на мотоцикле ехали по шоссе из Балатонэдерича в Сиглигет. Был поздний вечер, время перевалило за 11 часов, когда в ночи один за другим прозвучали два выстрела. Уже после первого выстрела юноши посмотрели в сторону звука и у моста, на шоссе среди кустов заметили огонек, вылетевший из ствола при втором выстреле.

Других выстрелов не последовало, а мотоцикл своим шумом заглушил менее громкие звуки, которые производил убегавший через кусты преступник.

Два молодых человека не были ранены. При выстрелах они ощутили небольшие удары по мотоциклу, но больше ничего не произошло.

Вскоре они остановились и лишь тогда заметили, что из бака вытекает бензин. Вероятно, нападавший хорошо целился, так как пуля попала в бензобак.

Следствие не могло установить, кем являлся преступник. У Ференца Морица и его друга больших ценностей не было; вероятно, нападавшим двигало другое. В тот вечер двое юношей навестили в Балатонэдериче своих знакомых девушек. Девушки, приехавшие из другой области страны, работали в деревне и снимали жилье у Кальманне Намени. Знакомых мужчин, которые из ревности совершили бы вооруженное нападение, у девушек не было.

Спустя три месяца, 23 января 1955 года, Йожеф Мадьяр ехал из Тапольцы в Балатонэдерич, чтобы навестить свою пожилую сестру Йожефне Генчине. Вдова одиноко жила в бецехедьской давильне.

Но брат с сестрой в жизни больше не встретились. Войдя в давильню, Йожеф Мадьяр поздоровался, но его приветствие осталось без ответа. Он осмотрелся и увидел лежавшую на полу сестру. У ее головы растеклась лужа крови.

Милиция безуспешно искала свидетелей. На редконаселенном холме, покрытом виноградниками, зимой бывало мало людей, а те, кто были, не могли дать какого-нибудь объяснения ни в отношении совершенного преступления, ни в отношении подозреваемых лиц.

К делу подключились эксперты. Сантиметр за сантиметром исследовали они пол и мебель квартиры, чтобы найти пулю и стреляную гильзу. На теле жертвы были две раны, указывавшие на количество выстрелов. Одна пуля прошла через тело, и ее удалось обнаружить в мебели. Отыскались также и две гильзы. Вторую пулю судебно-медицинские эксперты вынули из трупа женщины во время вскрытия.

Экспертиза ранений на трупе позволила реконструировать предполагаемый ход совершения убийства. Одна пуля попала женщине в лоб и вышла сзади через затылок. Второй выстрел был произведен в затылок. Таким образом, можно было предположить, что убийца сначала находился перед жертвой и произвел в нее первый выстрел, а затем, когда она упала на пол, выстрелил ей в затылок.

В деревне еще не улеглось возмущение, когда произошла новая кровавая драма.

27 января в Балатонэдериче вновь прозвучали выстрелы. Во дворе Кальмана Намени нежданно появился Ференц Санто — муж его дочери, с которым она была в разводе, и во время жаркого спора обвинил тестя в том, что тот встает на пути между ним и его бывшей женой. Перепалка становилась все белее резкой, и в конце концов Ференц Санто выхватил из кармана пистолет и произвел в тестя три выстрела. Кальман Намени упал на землю. Его дочь, наблюдавшая за всем из дверей дома, увидев, что в разгаре спора из кармана бывшего мужа появился пистолет, с криком выбежала на улицу.

Но ярость Санто уже обратилась на жену. Он начал преследовать бегущую по улице беременную женщину и, нагнав, несколькими выстрелами из пистолета убил ее. После этого он покончил жизнь самоубийством у себя дома. Из прощального письма выяснилось, что он давно готовился к жестокому преступлению. Бывший во время второй мировой войны фашистским полевым жандармом, он не смог найти свое место в новом обществе. Не желая работать, он вел такой образ жизни, который, учитывая его буйный характер, шаг за шагом вел к роковому концу.

Санто, который мог бы дать ответ на события последних месяцев, умер. Чтобы пролить свет на все совершенные преступления, эксперты должны были заставить заговорить немых свидетелей. Понимая значение обнаруженных на месте преступления гильз и вынутых из трупов пуль, с ними обращались так, как будто они были изготовлены не из металла, а из стекла: с большой осторожностью завернули их в вату и положили в маленькие коробочки. Пистолет Ференца Санто был передан в лабораторию баллистической экспертизы. Здесь из него произвели пробные выстрелы в вату, чтобы получить пули для сравнения.

Кропотливая работа длилась несколько дней. Система линз специального микроскопа многократно увеличила изменения на пуле, вызванные нарезкой, затем рядом с ними проецировались следы на пулях пробных выстрелов. Таким способом производили непосредственное сравнение следов нарезов на двух пулях. Эксперты не могли довольствоваться только исследованием калибра и размеров следов нарезов ствола, они должны были зафиксировать и дать заключения о мельчайших царапинах.

Эксперты по порядку вели исследование вещественных улик, обнаруженных при убийстве вдовы Генчине, вынутую из бензобака мотоцикла Ференца Морица пулю, а также пули и гильзы, обнаруженные на месте убийства семьи. Экспертиза была сложной. Трудности вызвал, главным образом, анализ следов на пуле, извлеченной из бензобака, так как она прошла через железную стенку бака и была очень сильно деформирована. Однако следы от нарезов ствола остались и на этом искореженном кусочке свинца, а линза микроскопа отчетливо выявила их.

После пуль наступила очередь гильз. Под сильным точечным светом ламп микроскопа можно было ясно видеть, что форма, расположение бойка, ударявшего по капсюлю, и следы выбрасывающего и подающего механизма были похожими.

Ференц Санто умер и не мог дать показания о совершенных им преступлениях. Однако выявленные под микроскопом экспертов характерные признаки, имевшие размеры в сотые доли миллиметра, исключая всякое сомнение, доказали, что пули, выпущенные из пистолета бывшего жандарма, явились причиной смерти не только его и жены, но и вдовы Йожефне Генчине, и это же оружие использовал убийца и против Кальмана Намени, Ференца Морица и Иштвана Тамаша.

Санто Ференц умер, немые свидетели вместо него, естественно, не могли рассказать подробности преступлений — почему он убил вдову и почему напал на двух молодых людей. Можно лишь предположить, что постоянно сталкивавшийся с денежными затруднениями Санто брал взаймы у своей соседки деньги и в конце концов застрелил ее, либо отказавшись платить долги, либо намереваясь ограбить ее. Покушаться на двух молодых людей его заставила, вероятно, ревность, поскольку они ухаживали за проживавшими у его тестя девушками и время от времени перебрасывались словами и с его женой.

Ференц Санто умер, и мотивы его преступлений можно объяснить только предположениями. Однако взаимосвязь между тремя преступлениями даже при отсутствии свидетелей можно установить, вне всякого сомнения, с помощью экспертизы вещественных улик.

Безобидная игрушка?

Тишина обеденного перерыва была нарушена громким звуком выстрела. Взгляд нескольких людей, гревшихся на солнце в дверях цеха, обратился в направлении звука.

— Не глупите, — проворчал в сторону столпившейся возле верстака с тисками группы один пожилой слесарь. Бо́льших слов дело не заслуживало, ведь ничего не произошло. Ребята, играли”.

Осенью 1963 года трое молодых людей — слесарь, подсобный рабочий и ученик — занимались в цеху „безобидным” занятием. Один из них принес откуда-то пять малокалиберных патронов. Сначала они хотели с помощью увеличительного стекла поджечь порох.

В конце концов выдумали более занятную „игру”. Они достали где-то обрезок трубы, к которой точно подходили патроны. Трубу зажали в тиски, и вскоре прозвучал первый „выстрел”. При выстреле вторым патроном перед трубкой они держали кусок доски. Небольшой кусочек свинца вошел в доску на несколько миллиметров.

Подсобный рабочий Йожеф Херцег тоже вертелся возле баловавшейся с патронами группы. Тихий, замкнутый молодой человек никогда не был центром компании, но он был рядом и наблюдал. И когда самодельное примитивное оружие выстрелило, у него заблестели глаза. Вечером в поезде — когда возвращался к себе домой в деревню — он думал о том, мог бы он сделать такое же. Он вынул бумагу и нарисовал чертеж самодельного „чудо-оружия”.

Спустя несколько дней Херцег приступил к выполнению своего плана. В цеху он отобрал из отходов обрезки труб, винты, куски железа. Сверлил, резал, пилил, сваривал. Изготовил оружие. Новоиспеченный оружейник не скрывал от коллег, чем он занимается. Когда только выдавалось время, он вынимал ту или иную деталь и работал над ней. Некоторые интересовались, что он мастерит, другие давали советы, как надо делать.

Через два месяца был изготовлен первый пистолет. Это был не крошечный, игрушечный пистолет, а внушительное оружие. С этим большим неуклюжим пистолетом едва ли можно было выиграть стрелковые соревнования, но так или иначе на расстоянии нескольких метров из него можно было попасть пулей в нарисованный круг размером с человеческую голову.

— Это только начало, — подбадривал себя Йожеф Херцег и вскоре приступил к изготовлению второго пистолета. Он был меньше по размерам и весу, и из него было легче стрелять. Но и второй, усовершенствованный, пистолет делал только один выстрел, после чего гильзу необходимо было выталкивать спереди через ствол.

Следующий пистолет был уже двухзарядным. Весь свои двухгодичный опыт изготовления пистолетов Йожеф Херцег вложил в это изделие из стали и меди.

Поведение молодого человека в цеху не изменилось. Он держался тихо, замкнуто, как и раньше. Коллеги не признавали в нем „изобретателя пистолета”, и после изготовления этого оружия молодежь цеха по-прежнему не очень-то искала его общества.

И тем не менее что-то изменилось. В повседневной текучке он нашел себе друга-подростка.

Ласло Теме был на пять лет моложе Херцега. Они были родом из одной деревни. Теме тоже работал в Будапеште. Дорожное знакомство (они встретились в поезде) все больше крепло, и в конце концов Херцег показал усовершенствованный пистолет другу, разинувшему рот от удивления.

С этого момента пистолет стал единственной темой их разговоров. Позднее они встречались не только в поезде. Теме все свое свободное время проводил в обществе оружейника-любителя. В 1965 году они выехали к границе. Когда увидели, что вокруг никого нет, то попробовали поймать на мушку пистолета какого-нибудь неосторожного фазана. Но большого ущерба фазаньему поголовью они не нанесли. Едва ли можно было попасть в быстро двигающихся птиц из пистолета без прицела.

Но все более частые совместные прогулки имели и другое последствие.

Херцег и Теме взламывали давильни, подвальчики и скрывались с одним-двумя демижонами[4] или маленькими бочонками вина. Кроме вина, они крали все, что попадало им под руку: посуду, инструменты. На бессмысленность этих краж указывало то, что постепенно у них все больше и больше скапливалось вещей, которые они не могли сбыть. Ощущение безопасности в значительной мере подкреплялось оружием и „осмотрительной организацией”.

— Пока я наполняю бочонок, — командовал Херцег, — оставайся снаружи на углу давильни и охраняй!

— Если кто-нибудь покажется, то я выстрелю в него из двух стволов, — воинственно бодрился подросток.

Потом они договорились, что будет лучше, если он сначала сделает предупредительный выстрел и только после этого начнет стрелять. К счастью, в эти осенние вечера поблизости от давилен было пустынно и ни в кого не пришлось стрелять.

— Надо добыть денег, много денег, — все чаще повторял Херцег. Они нацелились на мотоциклы.

Скука железнодорожных поездок сменилась обсуждением планов добычи денег. Фантазии двух молодых людей не хватало на отчаянные планы с большим размахом. Их интеллектуальные способности не превышали уровень примитивности пистолетов, которые они носили в сумках и с помощью которых хотели осуществить свои планы.

В декабре 1965 года два молодых человека сошли с поезда за три остановки до своей станции и направились на базарную площадь маленького городка. Обычно после окончания работы на площади перед корчмой собирались возчики, отсюда они отправлялись домой в близлежащие деревни с кошельками, полными дневной выручки. План был очень прост: попроситься на одну из повозок и в пустынном месте вынуть пистолеты. То, что добыча составит максимум несколько тысяч форинтов, не беспокоило двух парней.

Однако в этот вечер базарная площадь была пуста. У корчмы не было ни одной повозки. Но они не хотели уходить ни с чем и взломали стоявший на плохо освещенной площади ларек. Добычу поделили пополам. Домашние дивились вынутым из сумок шоколаду, письменным принадлежностям, рыбным консервам, напиткам, но ни о чем не спрашивали. Родители, которые считали себя честными людьми, молча наблюдали за „баловством” ребят, которые ни на шаг не приблизились к своим мечтам о мотоциклах. Им нужно было „разработать” новые планы.

— Учитель сегодня продал свою машину, — сообщил однажды Теме. — На эти деньги мы оба могли бы купить себе по мотоциклу.

Несколько дней они изучали образ жизни одиноко живущего человека, и на рождество 1965 года залезли к нему в квартиру. Теме стоял на улице с пистолетом. Он хорошо знал учителя, был его учеником долгие годы, но сейчас не задумываясь убил бы его. В это время учитель спокойно развлекался со своими друзьями — деньги он держал в сберегательной кассе. Тем не менее два преступника не ушли с пустыми руками: в постели под подушкой нашли пистолет учителя. Они были довольны и уверены, что их не выдадут ни свидетели, ни следы.

Спустя месяц, в январе 1966 года, в субботу в 10 часов вечера на краю одной деревни раздались выстрелы, а затем послышался звавший на помощь отчаянный женский крик.

Из-за окружавших футбольное поле кустов появилась истекающая кровью женщина, а рядом с тропинкой, в снегу лежал мужчина. Пока жители деревни нашли его, он уже умер. Жители знали жертв нападения — супругов Хамваши. Женщина была директором винного магазина, а муж работал в Будапеште. Тяжелораненая женщина показала:

— После 10 часов мы с мужем отправились домой. Я несла корзину, в которой была посуда и продукты. Возле футбольного поля мы заметили, что за нами крадутся двое неизвестных. Я обратилась к ним с вопросом, что они хотят, а в ответ мужской голос прокричал: „Стреляй”. Через несколько мгновений из пистолетов, которые держали в руках эти люди, вырвался огонь, и я услышала выстрелы. Муж кинулся на стоявшего ближе к нему неизвестного, но выстрел в упор заставил его упасть. Второй напал на меня, опрокинул на землю, в плече я почувствовала острую боль. Он несколько раз ударил меня кулаком в лицо, и на некоторое время я потеряла сознание. Когда я пришла в себя, то увидела, что один нападавший в темной маске на лице наклонился над моим мужем и, расстегнув его пальто, шарит у него в карманах. Второй нападавший — тоже в маске — обыскивал упавшую на землю корзину. Они не обращали на меня внимания, я поднялась и концом карманного фонаря, который был у меня в руках, стала бить наклонившегося над корзиной нападавшего и звать на помощь. Не знаю, откуда у меня взялась смелость и сила, но я так ударила мужчину в маске, что он позвал на помощь своего сообщника, крикнув: „Стреляй, стреляй!”

Второй подбежал и каким-то твердым предметом вновь ударил меня по голове. Но они определенно боялись, что на шум сбегутся люди, и вскоре скрылись.

Нападавшие не достигли цели. Хотя и убили невинного человека, а другого тяжело ранили, не добыли ни одного филера, так как у супружеской пары не было с собой выручки магазина. На месте преступления остался самодельный двуствольный пистолет, выпавшая из настоящего пистолета обойма и много стреляных гильз.

Двое нападавших бежали до самого дома. На другой День выбросили из окна поезда украденный у учителя пистолет и вовремя появились на работе. Были уверены, что двух усердных молодых людей никто не будет подозревать. Но они ошибались.

Эксперты тщательно исследовали обнаруженный на месте преступления двуствольный пистолет.

Было установлено, что он изготовлен обладающим навыками работы с металлом человеком, на хорошо оборудованном рабочем месте и хорошими инструментами. Пули, извлеченные из тела жертвы, найденные в снегу гильзы и выпавшая во время нападения на Хамвашине обойма свидетельствовали о том, что смертельный выстрел был произведен из 7,65-миллиметрового настоящего пистолета.

Теперь в общую картину укладывался и взлом квартиры учителя. Была найдена и еще одна улика: учитель передал гильзу от пробного выстрела своего пистолета. Микроскоп экспертов обнаружил на ней и на найденных на месте преступления гильзах одни и те же характерные следы.

Квартиру учителя осмотрели вновь, теперь уже сантиметр за сантиметром. И не напрасно. На одном из шкафов был обнаружен остаток отпечатка пальца, который не принадлежал хозяину дома. Отпечаток пальца, предположительно, оставил вор, позднее превратившийся в убийцу!

Через несколько дней у железнодорожной насыпи был найден и пистолет. Вскоре прибыло телефонное сообщение эксперта: это оружие убийцы.

Спустя несколько дней двое молодых людей были арестованы. Напрасно они пытались все отрицать: эксперт-дактилоскопист установил, что отпечаток пальца, обнаруженный на шкафу учителя, принадлежит Йожефу Херцегу.

Преступники ответили за содеянное перед судом. Однако суд не смог распространить привлечение к ответственности ни на членов семей двух преступников, ни на коллег Херцега по работе, хотя они были свидетелями того, как два молодых человека скатились на преступный путь, — на тех, кто был молчаливым наблюдателем или подающим идеи болельщиком длившегося годы производства оружия, что привело к убийству.

К счастью, не каждый самодеятельный оружейник убийца, но дюжинами исчисляются те смертельные или заканчивающиеся тяжелыми ранениями случаи, которые вызваны огнестрельным оружием домашнего производства.

ФАЛЬСИФИКАТОРЫ И ПОДДЕЛКИ

Разоблачающая логика

В уголовном процессе относительно рано появилось доказательство с помощью документа и почти одновременно с ним — использование фальшивых документов.

Подделка бумаг наказывалась уже по древнейшим законам. Император Клавдий издал закон, согласно которому фальсификаторам документов должны были отрубать руку. Траян ссылал таких людей на работы в шахты. Король Матяш причислял подделку к таким преступлениям, за которые полагалось лишение головы и имущества. Ласло II издал указ, по которому священники, занимавшиеся подделкой документов, должны были быть заклеймены раскаленным железом на лице и наряду с этим лишаться скота.

В венгерском уголовном процессе доказывание с помощью документов было известно уже в эпоху королей династии Арпадов. Сначала только королевские грамоты, а начиная с XIII века и все прочие грамоты, которые были заверены подлинной печатью, получили силу доказательств. Однако в первой половине того века верили грамотам меньше, чем прочим доказательствам. Только со второй половины XIII века мы встречаемся с такими приговорами, которые основываются прежде всего на грамотах.

Очевидно, не случайно, что в этот период мы уже встречаемся с фальшивыми грамотами. Сын воеводы Бориса Паль в 1259 году предъявил одну грамоту Белы IV, чтобы отобрать у загребского епископа Филиппа земли Сент Мартона. Однако епископ смог представить заверенные грамоты о купле этой земли. А это означало, что Паль подделал свою грамоту. В результате Паля приговорили не только к возврату земель Сент Мартона, но и к лишению всех его богатств.

На многочисленность злоупотреблений указывает тот факт, что в 1351 году был издан специальный закон, согласно которому служители церкви не могли приобретать владения с помощью жалованной грамоты или закреплять их за собой. После этого в подобных процессах рассматривались только подлинные жалованные грамоты.

Почти все без исключения подделки раннего средневековья были сделаны священниками. Это само собой разумеется, поскольку они были грамотными, умели писать. Одна из наиболее известных историй подделок тоже связана с церковью. Причем речь идет об известной грамоте: о жалованной грамоте императора Константина, выданной якобы в 324 году до н. э. папе Сильвестру. На протяжении многих веков папство ссылалось на эту жалованную грамоту, когда хотело подчеркнуть свое право на господство над светской властью, хотя эта грамота могла быть дана только в VIII веке, и до XII века не было сколько-нибудь значительного историка, который бы поверил ей. Лютер также высмеивал пап за ее подделку. Однако фальшивая грамота все-таки попала в официальное собрание церковных законов.

В XIV веке мы все чаще и чаще встречаемся с подделками. Однако в это время суды все точнее и правильнее оценивают содержание, форму, качество грамот.

Сохранились воспоминания об аферисте XIV века, который с фальшивой грамотой, выданной якобы от имени Бенедикта XII и Иоанна XXII, объездил Чехию, Польшу, Венгрию. Повсюду он занимался сбором денег для церкви и распространял о себе слух, что на основании предъявленной папской грамоты он имеет право отпускать грехи всем, кто жертвует на святые цели. Среди богатеев оказалось очень много доверчивых грешников. „Папский посланец” и сам был верующим. Когда в 1338 году он смертельно заболел, то позвал священника для того, чтобы исповедаться в своих грехах. Можно представить удивление священника, когда „заблудшая овца” передала ему часть приобретенного обманом и нерастраченного золота, серебра в надежде попасть в рай.

О том, какое большое распространение получили фальшивые грамоты, свидетельствует тот факт, что король Жигмонд направил советника двора в комитат Туроц проверить все грамоты и внести считающиеся подлинными в реестр, поскольку из-за большого числа фальшивых грамот земельные отношения пришли в полный беспорядок.

В 1399 году в одном процессе Ласло Пичере из Бекаторока предъявил грамоту Белы IV. Расследование установило, что она фальшивая, и поэтому Ласло Пичере был приговорен к смерти и лишению владений. Интересно обоснование приговора:

„Жалованная грамота, выданная от имени короля Белы, представляется ее читателям, наблюдателям и слушателям по стилю противоречивой и хитрой; по письму — плохой и наивной, малословной; дата ее выдачи не соответствует действительности; она изготовлена на новом пергаменте и с новым шелковым шнуром и преднамеренно зачернена печатным воском, а ее печать иная, чем подлинная печать короля Белы; измеренная нами, она оказалась меньше размером, искаженной и сложенной из кусков”.

До второй половины XIX века в задачу судов входила проверка грамот. Представленные документы сравнивались с другими документами и бумагами членами суда, протоколистом или учеником.

26 июля 1859 года на гумне калочайского секретаря суда подожгли пшеницу. 20 сентября деревенский судья и присяжные подготовили прошение в „Высокочтимый суд”, в котором писали, что „Янош Берки, колочайский житель, передал им обнаруженную за клеверным полем и приложенную к прошению бумажку. Наше расследование выявило основательные подозрения против Йожефа Габора; сравнив подписи и его молитвенную книгу с обнаруженной запиской, было установлено, что многие буквы совпадают, совпадают и расстояния между строчками…” Присяжные провели сравнение в двух листах слова „die”, которое можно было прочитать в записке, а также формы букв „r”, „h”, „m”, „d” и обратили внимание суда на то, что буква „t” написана не по общепринятой форме и в письме имеются характерные „вычурности”. На основании всего этого, учитывая, что „от Йожефа Габора можно ожидать такой мести, поскольку он всю жизнь был хитрым поджигателем… покорнейше просим Высокочтимый суд подвергнуть его тщательному допросу и заставить признаться в написании записки; пусть он лучше здесь признается, чем перед судом загробного мира, так как тогда будет сетование и скрежет зубовный по сожженной пшенице”.

Суд дал ход прошению. В субботу два жандарма поехали за Йожефом Габором, который в это время работал на своем поле. Его сразу же доставили в суд, и судья допросил его, записал данные, задал ему вопрос, может ли он писать. Затем судья положил перед Габором судебный протокол, чтобы на нем он сделал пробную подпись, причем под диктовку, точно так же как мы сделали бы это и сегодня.

Суд произвел на месте сравнение почерка и, вероятно, нашел характерные „вычурности”, потому что признал Йожефа Габора виновным.

Об интересных уроках свидетельствует и дело о подделке за 1839 год. Английский торговец Хэмфри объявил о продаже старых документов очень большой ценности. После разного рода проверок документы были признаны безусловно подлинными. И лишь одна маленькая ошибка привела фальсификатора к разоблачению. Один из документов, выданный 7 декабря 1639 года, был подписан канцлером Споттисвудом, который к этому времени уже 11 дней как умер. Фальсификатор рассказал, что, просмотрев список канцлеров, он увидел, что наследник Споттисвуда, лорд Лоудон, вступил в должность в 1641 году. Он не мог и предположить, что эта важная должность два года была вакантной.

Вот на таких мелочах иногда и ошибаются преступники.

Не так давно обнаружение подобной маленькой ошибки привело к разоблачению преступной организации казнокрадов, действовавшей на протяжении нескольких лет. Один бдительный следователь обратил внимание на документ, который был изготовлен с виньеткой одного дунауйварошского предприятия, но датирован он был тем числом, когда этот новый город еще не носил своего сегодняшнего имени.

Подобным же „простым” способом удалось разоблачить и чрезвычайно удачную подделку греческой грамоты. Фальсификатор не знал, что для документов часто использовался пергамент, изготовлявшийся из кожи голов животных. Обычно на таком пергаменте была одна или две дырочки в зависимости от того, как выкраивался материал. Фальсификатору удалось очень хорошо расчистить старый пергамент и отлично нанести на него желаемый текст. Из слова, приходящегося на место глазницы, в соответствии с размером щели он выбросил буквы, так как не думал, что дефект в материале был и ранее, во время изготовления настоящего документа. На место щели приходилось слово из восьми букв, из них он две написал перед щелью, три после нее, а средние три буквы пропустил. Он не знал, что дырочка от глазницы может быть хорошо отличима от последующих повреждений, то есть фальшивка может быть легко раскрыта, ибо на старых документах либо оставляли дырочку в тексте, либо делили слово на две половины.

Подобную ошибку допустил и другой известный фальсификатор. Он подделал грамоту IV века, состоящую из двух листов. На пергаменте были следы повреждений, нанесенных мышами, и одно повреждение он на первом листе выбросил из слова, тогда как на другом листе загнул строчку к изгрызанному участку. Подделка стала очевидной.

Но не только ошибки аферистов ведут к разоблачению подделки. Не всегда хороша даже и „чересчур” великолепная работа! В начале прошлого века, например, в Италии в обращении появилось много фальшивых денег. Как выяснилось впоследствии, они были выпущены во Франции. Финансовые учреждения сначала были в замешательстве, но затем все легче и легче опознавали фальшивые банкноты. В указанный год выпуска по халатности монетный двор отступил от утвержденных государственных стандартов. А фальшивые деньги во всем совпадали со стандартом, они удались даже лучше, чем подлинные.

На таких ошибках проваливались во время второй мировой войны многие гитлеровские шпионы. Изготовленные фашистами фальшивые документы скреплялись с помощью скрепки, сделанной из нержавеющей стальной проволоки, тогда как на подлинных документах всегда в месте скрепления оставались следы ржавчины.

Графология — обман или наука?

Исследование почерка вот уже более тысячи лет занимает юристов. Однако с работами в этой области, претендующими на научность, мы встречаемся только в конце XIX века. Теория графологической экспертизы уже при своем рождении разделилась на три направления. С тех пор противоречия только обострились, но сегодня уже суеверие резко отличается от науки, исследование — от обмана, маскирующегося под научность. Первое направление приписывается Ломброзо, хотя свое произведение „Графология”, изданное в 1895 году, этот известный криминалист эпохи украл. Книга является плагиатом работы Крепьо. И тем не менее Крепьо забыли, а Ломброзо считается отцом графологии. Ломброзо, создатель антропологической школы уголовного права и основатель биокриминологии, утверждал, что преступность является наследственной особенностью, что преступник должен быть изолирован от общества, он не может исправиться, поскольку „в своем теле носит причины преступности”. Это учение Ломброзо было поднято на уровень официальной идеологии в фашистских государствах, и оно вновь появилось в наше время в произведениях буржуазных криминологов.

Свое учение Ломброзо перенес и в область графологической экспертизы. По его мнению, и в почерке можно обнаружить специфические признаки преступника. Он считал, что процесс письма — это естественная функция человеческого организма и в соответствии с этим почерк — это зеркало личности, которое отражает рожденные вместе с ним особенности. По Ломброзо, у каждого человека есть болезненные душевные и физические черты и они — не что иное, как врожденные отклонения от нормы. Такие черты со всей очевидностью бросаются в глаза у преступников, у психически больных, у дегенератов, тогда как у нормальных людей они в большей или меньшей степени скрыты. Внешним проявлением отклонения от нормы является движение. Так же как идиота можно отличить по прыгающей походке или паралитика по шаркающей походке, точно так же и средний человек не может скрыть болезненные черты своей личности в почерке.

Эта идея была одной из любимых идей Ломброзо. Мы встречаемся с ней и в его более поздних произведениях, в которых он стремится показать, каковы те специфические особенности почерка, которые характерны только для преступника.

С тех пор графология испытала на себе много ошибочных представлений и еще больше мистификаций. То, что между почерком и личностью существует какая-то взаимосвязь, очевидно, но основательное изучение этой проблемы запаздывает.

Это и не так просто. Исследование личности — сложная задача, и в этой области, вероятно, только последние годы принесли существенное развитие психологии. Исследование почерка также не простое дело. И то и другое вместе еще даже не пытались разработать основательно, с научной обоснованностью. Возможно, что в будущем удастся выяснить отдельные вопросы, например обнаружить определенные признаки темперамента по почерку, но сегодня тот, кто утверждает, что может установить по почерку характер, обычно является либо обманщиком, либо искренне заблуждающимся человеком.

Профессиональные графологи работают с помощью ловкого трюка. Они знают ту закономерность, что человеческие чувства часто бывают амбивалентны, то есть часто на один и тот же предмет или лицо направлено два противоположных, друг с другом несовместимых чувства. Поэтому они подготавливают такие характеристики, в которых любой может узнать себя. В них есть и то и это; по крайней мере, тот, кто читает, видит одну строку преувеличенной, но другую очень похожей. Мы тоже попросили одного венгерского графолога дать такую характеристику и теперь выносим ее на суд читателя. Может быть, кто-нибудь узнает в ней себя?

Характеристика с характерологическими объяснениями

Личность: в его характере можно наблюдать контрасты (противоположности). Он может быть приятным, дружелюбным. Непосредствен, но с полной откровенностью не открывает душу ни перед кем. Он стремится отключить свое внутреннее „я”, у него бывают внезапные решения, и он может поступать ошеломляюще. Иногда после отчаянных инициатив отступает. Его быстрому темпу жизни противостоит его осторожность. Он сенсибилен, чувствен. Повышенно реагирует на всякое идущее извне воздействие. Иногда его кидает то в жар, то в холод. В его мире инстинктов проявляются психические (душевные) ограничения, сознательно или только полусознательно проявляются тормоза и беспокойно воздействуют на естественную гармонию рефлексов. Поэтому расслабление напряжения в большинстве случаев лишь частичное. Между душевной и телесной сферой нет соответствующего согласия, и переход из одной в другую происходит не беспрепятственно и непрерывно, а в виде всплеска. Его эмоциональное напряжение инстинктов по отношению к возрасту умеренное.

Воля: он находится в контрасте к эмоциональной импульсивности (действие под влиянием минутных чувств), и это он старается затормозить. Он может быть волевым. Настаивает на своем убеждении и стремится претворить свои решения.

Эмоционально: по своей природе добродушен. Сочувствует, сопереживает другим и готов оказать помощь. Хочет рационализировать свою эмоциональную жизнь. На основании виденного и слышанного в жизни научен тому, что чувственные порывы необходимо подавлять и отодвигать в подсознание. Скорее хочет прислушиваться к своим интересам, предвидениям. Он поступает так частично из самозащиты, поскольку по своей чувствительности недостаточно закален, чтобы перенести идущие извне и обрушивающиеся на него впечатления.

Умственно: образ мышления логический. Может аргументировать. Всегда может вывернуться с помощью аргумента. Нередко думает „генами”, инстинктами, предчувствиями и таким образом понимает суть вещей, познает правду и находит правильный путь. Часто проецирует в свое сознание фантазии и желаемые картины и так самопереживает. Его желания в большинстве случаев чувственного характера.

Характерологические объяснения: доминанты его характера следующие: 1) его контрасты — в его характере сливаются инстинктивные особенности противоположного стремления и предопределенности и становятся доминантами характера; 2) его сенсибильность, которая может быть сведена к повышенной чувствительности душевного и нервного происхождения. Проявляющиеся в инстинктивной жизни психические ограничения и недостаток согласованности между душевной и телесной сферой в конечном итоге могут быть объяснены его сенсибильностью. Часть его инстинктивной энергии преобразуется в область чувствительного; 3) его воля, которая иногда доходит до упрямства; 4) желание рационализировать эмоциональную жизнь и выдвижение на передний план интереса. Ограниченные в проявлениях чувства часто ищут выход с помощью проецирования желаемых картин в сознание; 5) добродушие, кроющееся, в основном, в природе; 6) мышление „генного” характера.

Эти шесть характерных доминант составляют суть характера.

Почерк, составленный по лекалу

Один из крупных криминалистов конца прошлого века Бертильон жил во Франции. Он являлся создателем антропометрической школы. Сущность ее заключалась в том, что физические размеры частей тела преступника измерялись с большой точностью и на основании этих измерений велась регистрация преступников в картотеке. Этот метод сегодня полностью вытеснила дактилоскопия, и в наши дни он живет только как память в музеях криминалистики. Однако личные уголовные фотографии, хранимые в полицейских картотеках, и сегодня во всем мире делаются согласно правилам, разработанным Бертильоном. Мы уже рассказывали о распространении дактилоскопии и теперь упоминаем об антропометрии только потому, что Бертильон этим же способом производил и графическую экспертизу. В 1898 году в одном журнале появилось его произведение „Сравнение почерка и графическая идентификация”. Оно содержало описание так называемого графометрического метода. В своей работе Бертильон использовал те же самые средства и методы, которые применялись при регистрации преступников. Идентификацию по почерку он хотел разрешить путем описания и измерения букв, а также их отдельных частей.

Графометрия продвинула вперед изучение почерка, но тот факт, насколько она сама по себе недостаточна для дачи обоснованного заключения, лучше всего доказывается собственной деятельностью Бертильона как эксперта. Одной из позорных страниц в жизни Бертильона была его роль в процессе Дрейфуса.

В 1894 году французский военный министр получил секретное письмо, которое „случайно” отобрали у одного представителя иностранного государства. Документ был подготовлен в генеральном штабе, и поэтому под наблюдение взяли офицеров генерального штаба.

По секретному донесению и заключению эксперта-графолога был арестован капитан Дрейфус. На основании лживого обвинения в шпионаже и предательстве родины он был предан военному трибуналу, разжалован и осужден к пожизненным каторжным работам. Преследование офицера-еврея было организовано французской реакцией с антисемитскими, шовинистическими, провокационными целями.

Спустя два года начальник службы информации генерального штаба узнал, что секретные документы передавались Германии не Дрейфусом, а другим офицером — Уолсеном-Эстерхази. Брат Дрейфуса обвинил в этом Уолсена-Эстерхази, однако военный трибунал, несмотря на неопровержимые улики, оправдал его.

Прогрессивные силы развернули кампанию за освобождение Дрейфуса. Один из руководителей этой кампании, выдающийся французский писатель Эмиль Золя написал французскому президенту два письма. Он обвинил военное министерство, генеральный штаб и военный трибунал в том, что они намеренно осудили невиновного Дрейфуса и не раскрыли подлинного преступника. Результат: Золя приговорили к годичному тюремному заключению за оскорбление армии.

Движению за освобождение Дрейфуса удалось добиться пересмотра процесса. На заседании одна за другой рушились улики обвинения. Однако реакция не желала признать свое поражение. Дрейфуса не оправдали, а только уменьшили ему срок наказания.

Так, невинно осужденный человек все же не обрел свою свободу. Только в 1899 году он был помилован, и в конце концов в 1906 году — после двенадцати лет унижений — его полностью реабилитировали: возвратили воинское звание и вновь зачислили в армию.

Роль экспертов-специалистов в области исследования почерка в этом деле была чрезвычайно велика. Представим только себе, что при первом разбирательстве членам суда даже не предъявили документ, представлявший основание обвинения, — он носил гриф „строго секретно”. Первоначально было назначено четыре эксперта-графолога. Они были согласны с тем, что спорный текст был написан не обычным почерком Дрейфуса, однако только двое из них исключили возможность того, что он представлял собственноручный почерк обвиняемого, двое выдвинули предположение, что в данном случае имеют дело с измененным почерком.

Для разрешения спора экспертов привлекли Бертильона. Для представленного им заумного и напыщенного заключения характерны такие предложения: „Частично правы те эксперты, которые говорили, что секретный документ написан свободной рукой. Однако те, кто заметил среди слов более обычного выпадений и взаимосвязей формы и на основании этого считают его поддельным, возможно, гораздо ближе стоят к истине. В действительности документ написан и не измененным, и не подлинным почерком, и одновременно это и то и другое. Это собственное изобретение Дрейфуса… Документ скопирован, но в сущности даже не скопирован и в то же время скопирован. С помощью линейки Дрейфус свел свой почерк к одному размеру с почерком своей жены и брата, чтобы скомбинировать их в подобие научной схемы кривых…”

Согласно заключению Бертильона, Дрейфус геометрически составил почерк. Это доказывается тем, что ширина букв составляет в соответствии с масштабом карт генерального штаба один километр, а также равна лучу монеты достоинством в один сантим. Равномерность почерка достигнута Дрейфусом, по мнению Бертильона, тем, что он неоднократно скопировал одно слово из почерка своего брата, изготовил из него на прозрачной бумаге шаблон и с его помощью написал текст. То, что, даже несмотря на это, равномерность несовершенна, он объяснял так: Дрейфус сознательно нарушал математическую точность. Отдельные элементы почерка он оставил без изменения, заранее подготовив возможность защиты с помощью аргумента — его почерк подделан. Он сознательно копировал чужие буквы, чтобы позднее этим доказать, что не он является автором спорной рукописи.

Еще долго можно перечислять несообразности, которыми полно заключение Бертильона. Ничто так не доказывает предвзятость суда, как то, что он всерьез принял это заключение и даже принял эти глупые рассуждения за одну из важных основ приговора.

В процессе 1894 года эксперты не были ознакомлены с образцом почерка Уолсена-Эстерхази. Однако уже в 1897 году произвели сравнение и его почерка с почерком секретного документа. Согласно мнению большинства экспертов, совпадение признаков почерков было бесспорным. Некоторые, однако, предполагали подделку, поскольку схожесть между двумя почерками была чрезвычайно большой. Согласно Бертильону, Дрейфус скопировал почерк Уолсена-Эстерхази. Да, но ведь если кто-то копирует почерк другого, то это делается для того, чтобы навлечь подозрения на него. Однако Дрейфус ни во время первого процесса, ни во время более чем двухлетней депортации даже не упоминал имени Уолсена-Эстерхази.

Бертильон вел себя на заседании высокомерно, заносчиво. Заумным, выспренним языком он объяснял, как ему удалось измерить „с помощью линейки и сетки, монеты и карандаша” особенности почерка Дрейфуса.

Он не понял, когда обвиняемый обратился к нему:

— Прошу суд привести эксперта-свидетеля к присяге, что он видел, как я изготовлял секретный документ.

Бертильон гордо ответил:

— Своему помощнику я еще дома сказал, что если я расскажу способ изготовления документа, то Дрейфус будет поражен и подумает, что я видел, когда он с помощью лекала и миллиметровой линейки составлял почерк.

Однако был удивлен не Дрейфус, а Бертильон, когда в конце концов в процессе победила истина.

Графометрический метод Бертильона еще и сегодня применяется во многих странах, и эксперты с добрыми намерениями защищают его от графологов, состоящих в большинстве своем из мистификаторов.

Распространению этого направления в немалой степени способствовало то, что в первые десятилетия XX столетия эксперты Венгрии, да и эксперты почти всех без исключения европейских и некоторых заокеанских стран, проходили подготовку в знаменитой лозаннской школе полиции, где криминалистов обучал известный ученик Бертильона — профессор Рейсе.

Третье направление графологических исследований представлял Ганс Гросс. По его мнению, необходимо учитывать развитие почерка, время составления рукописи, даже предназначение документа и в соответствии с этим анализировать особенности почерка. Однако Ганс Гросс не был графологом; по его мнению, сравнение почерков является задачей прежде всего судебного следователя. Таким образом, его представления послужили основой для дальнейшего развития графической экспертизы, но были недостаточны для того, чтобы уже в то время получил развитие анализ почерка.

В предшествовавшие освобождению годы мы встречались с такими судебными документами, в которых для сравнения почерка привлекались учителя рисования, преподаватели словесности, директора школ и прочие случайные эксперты. Но сегодня эксперту-почерковеду уже необходимо обладать такими знаниями, которые никак нельзя приобрести на любительской основе.

В наши дни эксперт-почерковед дает оценку, не только исходя из анализа общих форм букв, он основательно знает психологию почерка, исследует признаки почерка вместе с особенностями содержания, расположения и прочими его особенностями. Благодаря этому комплексному анализу сегодня ценность экспертного заключения почерковеда ничуть не ниже любого другого экспертного заключения.

Смертельный „мерзавчик”

6 мая 1964 года в 5 часов утра Янош Варна, бригадир одного провинциального хлебозавода, был еще в постели; накануне он работал в вечернюю смену. Однако жена его встала и приготовила завтрак. Дочь Илонка уже оделась, так как ее поезд в половине шестого уходил в Будапешт (девушка училась в строительном техникуме). Мать проводила ее до ворот. Они заметили, что у ворот на земле стоит завернутая в бумагу маленькая бутылочка. Они подняли ее, развернули и прочитали написанную на оберточной бумаге записку: „Так как очень харошо испек мой хлеб пей на здоровье. Одна женщина”. На бутылке была и этикетка — „Плодовая самогонная палинка”. Мать и дочь посмеялись над запиской.

— Скажи папе, что он мог бы научить „свою невестушку” правописанию. С удовольствием вернулась бы с тобой посмотреть, как он это воспримет, — весело сказала Илонка, — жаль, что мне нужно спешить к поезду.

Пересекая двор, жена Барны заметила соседку и показала ей подарок. Они заранее веселились, предвкушая „розыгрыш” мужа, доброй невестушкой”.

Барна был еще в постели, когда жена внесла нежданную пятидесятиграммовую бутылочку.

— Пусть бог оставит эту привычку тому, кто послал. Открой, видишь, я раскрошил пробку.

Жена принесла нож. Выковырила пробку. Сама тоже попробовала палинку, но нашла ее горьковатой и не стала пить.

— Дай-ка сюда, — попросил муж, — наверняка гнали вместе с косточками, а я как раз люблю такую.

И одним глотком выпил пятьдесят граммов, да еще закусил кусочком хлеба.

Спустя несколько минут он почувствовал, что ноги свело судорогой. Он присел на кровать, но чувствовал себя все хуже и хуже. Его жена с испугом поспешила ему на помощь, хотела влить ему воды в рот, однако Янош так крепко сжимал зубы, что их невозможно было раздвинуть. Она сбегала за уксусом, чтобы растереть ему грудь, но к этому времени его сердце уже не билось. Охваченная страхом женщина с плачем выбежала во двор. Соседи сообщили врачу, но врач смог констатировать только смерть. Барнане тоже стало плохо, началась рвота. „Скорая помощь” увезла ее в больницу, и быстрое медицинское вмешательство помогло ей.

Когда начальник отделения милиции подписал постановление о начале следствия, он сам не подозревал, что за этим первым листком последуют еще 2403 страницы материалов, прежде чем он сможет положить на стол прокурора разбухшее до 11 томов дело.

Первоначально имелось мало исходных точек. Бутылочку и бумагу брали в руки много людей. Отпечатков пальцев, пригодных для идентификации, обнаружено не было. К тому моменту, когда кому-то пришло в голову вызвать милицию, следы ног уже были затоптаны. Дело расследовал не чудо-детектив, а большой, хорошо организованный, планомерно работающий коллектив, и тем не менее перед ним стояло столько задач, что не знали, с разрешения какой начинать.

Группа осмотра места происшествия еще не закончила свою работу и составление протокола, когда другая группа следователей уже обходила соседние дома: искали свидетелей, которые могли рассказать хоть что-нибудь заслуживающее внимания. Третья группа допрашивала коллег Яноша Варны по работе.

В это время судмедэксперты производили вскрытие. Упаковали обнаруженную на месте происшествия бутылочку и вместе с содержимым желудка отправили на исследование во Всевенгерский судебно-химический институт.

Следователи стремились отыскать тех лиц, которые почему-либо были сердиты на Варну, точно выяснить, не желал ли кто-нибудь из членов его семьи или знакомых его смерти. Яд представляет собой старое орудие ревнивых любовниц и желающих освободиться от своих мужей жен. Необходимо было выяснить и то, не является ли он самоубийцей.

С большой тщательностью собирали образцы почерка всех лиц, которые могли приниматься в расчет. Уже в первые дни следствия на столе экспертов-почерковедов лежало много дюжин тетрадей, автобиографий. Их тщательно исследовали в надежде наткнуться на след руки, сочинившей записку. Без перерыва работал телеграф: в уголовной картотеке проверяли всех подозреваемых лиц, ранее судимых и недавно освободившихся из заключения.

По окончании первой недели следователи располагали уже многими важными данными. Всевенгерский судебно-химический институт установил, что во внутренние органы Яноша Варны попала большая доза стрихнина. Таким образом, количество яда, всыпанного в бутылку с палинкой, в несколько раз превышало смертельную дозу. В организме жены Варны яда не было обнаружено, вероятно, она языком только коснулась бутылки, но не пробовала из нее. Яда, однако, было бы достаточно, чтобы покончить с обоими. Если бы Барнане выпила хотя бы треть палинки, то ее уже невозможно было бы спасти.

Следственная группа, изучавшая личную жизнь Яноша Варны, составила такую справку. Жизнь Варны была вполне благополучной, и в отношении членов его семьи не закрадывалась даже тень подозрения. Можно было исключить и самоубийство. Варна радовался, что сын учится в политехническом институте, а дочка готовится сдавать выпускные экзамены в техникуме; со временем он хотел переселиться в Будапешт. Его материальное положение было нормальным; его уважали соседи и товарищи по работе.

Следователи, которые занимались опросом соседей, обратили внимание на одно интересное обстоятельство. Не так давно семья Варны заключила с пожилой женщиной договор о содержании. Спустя три месяца после заключения договора женщина скончалась. Ее дом унаследовали Варны, тогда как движимое имущество она завещала своей подруге, старой вдове, которая долго ухаживала за ней Некоторые завидовали Варне, ибо он „счастливо” получил состояние. Одни подозревали вдову, ухаживавшую за завещавшей, другие — родственников умершей. Дальнейшее расследование исключило обе версии. Янош Варна действовал по закону, когда заключил договор о содержании, и честно поступил с вдовой и ее родственниками. Когда он продал унаследованный дом, то урегулировал материальные дела как с родственниками умершей, так и с ее пожилой подругой. Никто из них не был сердит на семью Варны.

Следователи получили новую задачу. На основании заключения судебно-химического института возникло предположение, что стрихнин мог храниться только у человека, который в какой-то степени связан с охотой. Существуют строгие правила продажи и использования яда, согласно которым держать стрихнин и использовать его могут только охотники. Покупка стрихнина связана с получением разрешения в отделе здравоохранения исполкома совета, а неиспользованный яд полагается возвращать в аптеку. Поэтому следователи начали проверку всех охотничьих обществ, находившихся на территории района. Они должны были установить, в чьи руки мог попасть этот опасный яд.

Следователи обратили внимание также и на два интересных обстоятельства на работе Яноша Варны. Один из пекарей имел основания быть на него сердитым. За год до отравления против одного пекаря было возбуждено уголовное дело в связи с кражей общественной собственности, и Варна выступал на суде в качестве свидетеля. Пекаря уволили с предприятия, и он уехал из города. У него даже мысли не возникло, что на него пало подозрение. Его алиби проверили таким образом, чтобы у него ни в коем случае не было неприятностей. И это удалось. Подтвердилось, что во время совершения преступления он находился на своем рабочем месте.

Следователи уже настолько хорошо были знакомы с жизнью хлебозавода, как будто все время работали на нем. Они знали, что бригадир Янош Варна был одним из лучших рабочих завода. Он пользовался уважением коллег по работе и руководителей предприятия за трудолюбие, профессиональные знания, за умение поддерживать трудовую дисциплину в бригаде. В его бригаде были хорошие заработки. Следователи узнали и то, что в бригаде был только один человек — Миклош Тураи, который плохо относился к работе. Он давно злился на Варну за перевод на другую работу со снижением заработка.

В апреле в бригаде произошла некрасивая ссора. В то время Тураи еще работал на старом месте, так как замещал одного ушедшего в отпуск работника. Бригадир хотел поручить ему выпечку рожков, однако Тураи отказался. Он сослался на то, что занозил руку, она воспалилась и эту работу он не может выполнять.

— Кто болен, тот должен идти к врачу, — сказал с возмущением Варна.

— У тебя уже рога выросли, но я их обломаю! — выкрикнул Тураи.

Слово за слово, и едва не дошло до рукоприкладства.

Позднее отношения двух людей вроде бы восстановились. Случалось, что угощали друг друга стаканчиком, но все чувствовали, что жизнь бригады стала напряженной, бригадир в плохом настроении, а Тураи полон злости, потому что приходится работать под началом Варны.

Руководитель следственной группы все более озабоченно просматривал материалы дела. Постановления, протоколы, заключения экспертов, рапорты. Но ничего стоящего пока не было.

Может быть Тураи? Нет, маловероятно. Они были старыми коллегами, часто помогали друг другу в беде. Вот протокол: как раз накануне смерти Варна дал Тураи хороший совет. Другое: когда перевели Тураи, руководитель предприятия объяснил ему, что производство сокращается, поэтому он так распорядился. Третье: Тураи, давно работая на предприятии, знал, что бригадир не может решать, кто должен быть лопаточником или заниматься другой операцией. Если это сделал он — то каков мотив? Они были в ссоре, но достаточно ли этого? Мысль опытного криминалиста работала все более лихорадочно. Где-то он уже встречался с именем Тураи. Но где? И в этот момент в его руки попало одно донесение.

Уже в начале следствия одному из инспекторов было поручено установить, в каком магазине в то время продавали пятидесятиграммовые бутылочки плодовой палинки. Наверное, везде, предположил бы каждый, в каждом магазине городка. В действительности оказалось, что этот сорт палинки продается только в магазинах кооператива землекопов. На территории городка такой магазин только один: № 18. Заведующим магазином является Анталь Тураи — брат Миклоша Тураи. Случайно?

А в это время из Будапешта пришло телеграфное сообщение: Миклош Тураи имеет судимость. 3 марта 1957 года районный суд приговорил его к одному году лишения свободы за злоупотребление огнестрельным оружием; исполнение наказания в виде лишения свободы было заменено тремя годами испытательного срока.

Это уже не случайность. В докладе бригады, проверявшей охотничьи общества и охотников, также встречалось имя Тураи. Было установлено, что он заядлый охотник, но разрешения на право владения оружием не имеет.

С полным основанием можно было подозревать, что не приведенный в исполнение приговор не испугал его и он продолжает предаваться своей старой страсти — браконьерству.

Теперь особая группа стала заниматься личностью Миклоша Тураи. Сначала казалось, что задача будет легкой. Возьмут где-нибудь образец почерка Тураи, направят его эксперту-почерковеду, и тот идентифицирует исполнителя.

Однако эта первая задача оказалась непростой. Тураи не любил писать, поэтому довольно трудным оказалось заполучить образец его почерка. Но еще более поразительным был результат. Почерковеды с полной уверенностью дали заключение, что записка, обнаруженная на месте преступления, написана не им.

В то время Тураи продолжал вести такой образ жизни, как будто ничего не произошло. На похоронах он стоял рядом с гробом, через плечо — черная траурная лента, в руке большая свеча. На работе он старался избегать разговоров, связанных со смертью Яноша Варны. Он не знал, что в это время все туже затягивалась вокруг него петля; та скрупулезная работа, с помощью которой следователи старались выяснить мельчайшие детали его жизни, принесла „плоды”.

Один из следователей узнал, что на работе Тураи уже долгие годы состоял в интимной связи с замужней женщиной. Однако связь прервалась, и после этого то женщина, то ее муж получали угрожающие письма. Имеет ли это обстоятельство какое-либо отношение к убийству Варны? Когда криминалист собирает данные, он часто и не знает, какие из них и в какой связи будут находиться с устанавливаемыми данными. На всякий случай достали и эти клеветнические письма с угрозами. Это были обычные грязные писульки. Из-за них не стоило и стараться. Или все-таки нет? На одной из них подпись: „одна женщина”. С теми же орфографическими ошибками, что и записка, приложенная к бутылочке палинки! Из Будапешта доставили эксперта-почерковеда. Тот установил, что письмо написано Тураи, но вновь категорически подтвердил, что записку, прикрепленную к бутылке палинки, писал не он.

„Может быть, Тураи продиктовал кому-нибудь письмо”, — подумал руководитель следователей, когда отдал приказ достать различные документы, написанные от имени Тураи.

— Вы должны обойти все учреждения, куда Тураи мог подать прошение, куда он мог обратиться с жалобой, и попытаться таким образом достать письменные документы, которые написал либо он, либо от его имени.

Миклош Тураи обращался за разрешением на право владения оружием, однако ему было отказано. Кассационную жалобу на решение изъяли из архива и передали эксперту-почерковеду, который к тому времени произвел сравнение почти трехсот образцов почерков с почерком записки, прикрепленной к смертельной бутылочке. И теперь после долгого бесполезного труда эксперт не хотел верить своим глазам. Кассационная жалоба была написана той же рукой, что и записка, прикрепленная к бутылке палинки! Характеристики почерка соответствовали, но между ними было много и различий. Тщательное изучение показало, что жалобу и записку написала одна и та же рука, но при написании записки человек стремился сознательно изменить свой почерк.

В ходе расследования удалось отыскать и свидетелей, которые рассказали, что Тураи не любил писать и когда надо было написать какой-либо официальный документ, то он обычно обращался к своим друзьям — Яношу Нанаи или Дьюле Хамори.

В тот же день на столе эксперта лежали образцы почерков Яноша Нанаи и Дьюлы Хамори. А на следующий день зазвонил телефон: записка, обнаруженная на месте преступления, написана Яношем Нанаи.

Яноша Нанаи связывала с Миклошем Тураи 22-летняя дружба. С Барной же, напротив, у него не было никаких связей. Не было обнаружено и никаких данных, которые указывали бы, что он является непосредственным участником убийства человека.

Свою скромную зарплату он дополнял тем, что работал диспетчером на базе отопительных материалов. Из этого открытия следствие узнало только одну мелочь. Во второй половине апреля Тураи — когда поссорился с Барной — через одного из возчиков передал Нанаи, что хотел бы с ним встретиться. Нанаи бросил работу и направился на квартиру к Тураи. По дороге он встретил знакомого пекаря и разговорился с ним.

— Иду к Мики, — сказал Нанаи.

— Ну!? Неужели отправляетесь на охоту на кабанов?

— Нет, наверное, он позвал меня не для этого.

Пекарь помнил о разговоре. Он и не предполагал, насколько это будет важно!

Следствие подошло к поворотному пункту.

— Полученные на сегодняшний день данные и улики, на мой взгляд, достаточны, чтобы арестовать Миклоша Тураи и получить разрешение на производство обыска у него дома, — закончил свой доклад руководитель группы следователей.

Однако обыск на дому не дал нужных результатов.

Был найден ряд охотничьих журналов, в которых подробно рассказывалось об уничтожении хищников и обращении со стрихнином. Миклош Тураи вел себя, как актер. Он возмущался, удивлялся, почему его арестовали, кричал, что это беззаконие, делал вид, что не понимает, чего от него хотят.

На первом допросе он все отрицал. Даже то, что купил пятидесятиграммовую бутылочку палинки у своего брата. Он признался в этом только тогда, когда ему показали протокол допроса свояченицы.

— Да, я действительно купил пятидесятиграммовую бутылочку палинки, так как ремонтировал свой мопед у одного соседа-слесаря, который не хотел брать денег, ему я и отдал палинку.

Очная ставка со слесарем:

— Да, я ремонтировал твой мопед, работы было немного, от знакомых я не беру деньги за такую работу, но палинкой ты меня не угощал. Я даже бутылки не видел.

— Я заявляю в глаза слесарю Иштвану Хитерк, что за ремонт я отдал пятидесятиграммовую бутылочку палинки.

Прошло еще несколько дней, прежде чем Тураи осознал, что все отрицать — это неверная тактика. Лучше, если он выберет новую тактику и признает то, что следствию уже удалось доказать. Он вызвался на допрос и рассказал, что действительно купил палинку, но не отдал ее слесарю, а выпил сам.

— С какой целью вы попросили Яноша Нанаи написать записку?

— Я хотел ею разыграть одного своего коллегу.

— Когда это было?

— Два года тому назад.

— И где находилась записка с тех пор?

— В моем бумажнике. Я ее часто вынимал. А потом отдал ее одному своему коллеге за бутылку пива. С тех пор я ее не видел.

— А зачем вы сказали Яношу Нанаи, чтобы он изменил почерк, почему просили его написать дважды, почему просили, чтобы он писал женским почерком, почему сказали, чтобы он сделал в ней несколько орфографических ошибок?

— Это не соответствует действительности.

Новая очная ставка.

— Да, я признаю, что просил Яноша Нанаи неоднократно переписать записку. Я хотел, чтобы мой друг поверил, что действительно получил письмо от женщины.

И так продолжалось 50 дней. Столько времени прошло пока Тураи предъявили все доказательства и пока он наконец понял, что у него есть единственная возможность для защиты: откровенное признание. Суд мог бы зачесть его как смягчающее обстоятельство. И только тогда он сделал признание, в котором подробно рассказал все и признал свою виновность.

На суде Тураи отказался от сделанного признания и до конца продолжал отрицать свою вину. Однако суд счел достаточными представленные улики, признал Миклоша Тураи виновным в преднамеренном и угрожавшем жизни многих людей убийстве, злоупотреблении огнестрельным оружием и приговорил его к лишению свободы сроком на 18 лет и к 10 годам лишения гражданских прав. В установлении правды и доказательстве его виновности важную роль сыграли обоснованные заключения экспертов-почерковедов.

Предсмертное письмо или фальсификация?

Многие думают, что эксперты-почерковеды занимаются только анализом клеветнических, оскорбительных писем. Другие полагают, что эти эксперты выясняют подлинность или подделку счетов, описей, завещаний и даже смешивают таких экспертов с судебно-бухгалтерскими экспертами. Действительно, почерковеды занимаются авторами анонимных писем, разоблачением лиц, подделывающих описи, и очень часто играют важную роль в передаче преступников в руки правосудия.

Так, например, эксперты-почерковеды исследуют и прощальные письма, оставленные самоубийцами. Они дают заключения, являются ли они действительно письменными свидетельствами трагического „последнего прости” или кто-то таким способом старается представить как самоубийство какую-либо необычную смерть, а возможно, и убийство.

Тот, кто умер, уже не может дать свидетельские показания, вместо него говорит письменное послание. Но прощальное письмо может стать важной уликой, если его автор остался жив.

26 июля 1975 года Ласлоне Бернштейн заявила сельскому участковому милиционеру, что ее муж и трехлетняя дочь Агнеш стали жертвами жестокого преступления. Трудно было понять слова плачущей женщины; единственное, что можно было уяснить: ночь она провела у своей матери и утром за ней пришел сосед и сообщил тревожную весть. Он слышал из их дома крики. Дочь обнаружили мертвой на кровати с ножевой раной в области сердца, а муж без сознания лежал на полу.

В таких случаях — прежде всего спасение жизни. Скорая помощь доставила Бернштейна в больницу в бессознательном состоянии.

Раненый был не в состоянии давать показания, а место происшествия после отправки пострадавшего в больницу существенно изменилось. В таких случаях следователям работать очень сложно.

Прежде всего необходимо было мысленно представить событие, возможные способы совершения преступления, т. е. то, что в криминалистике называется версиями.

В данном случае были выдвинуты три основные версии:

1) Ласло Бернштейн и Агнеш стали жертвами ограбления и мести;

2) от Ласло Бернштейна и Агнеш хотела освободиться жена или любовник жены;

3) Ласло Бернштейн убил свою дочь и затем пытался покончить жизнь самоубийством.

За первую версию почти ничто не говорило. Из домашних вещей ничего не пропало, никто не видел, чтобы кто-то чужой входил или выходил из дому, не были обнаружены и указывающие на это следы. Никто не таил обиду на Бернштейна.

Первоначальные данные как будто говорили за вторую версию. У Ласлоне был новый ухажер, и отношения между супругами сильно ухудшились. Как раз накануне они договорились о разводе, в разговоре принимал участие и ее новый знакомый. Дальнейшая проверка данных подтвердила полное алиби как жены Бернштейна, так и ее любовника.

Таким образом, осталась только третья версия. Против нее было то обстоятельство, что Бернштейн очень любил свою дочь. Соседи слышали счастливый смех дочери в тот злополучный вечер, когда она играла со своим отцом.

Выяснить вопрос мог только эксперт-почерковед. Было обнаружено прощальное письмо в несколько строк. Если его действительно написал Бернштейн, то он и является преступником.

Экспертиза рассеяла сомнения. После выздоровления Ласло Бернштейн был привлечен к ответственности за убийство, совершенное особо жестоким способом. Убийством невинного ребенка он хотел отомстить неверной жене.

Следствие ведет ЭВМ

Наши почерковеды-эксперты не только сравнивают части текста невооруженным глазом, но и используют в своих исследованиях различные приборы. Один из первых таких приборов был изготовлен Эдисоном. С помощью электрического карандаша можно установить особенности любого беглого почерка. Современные эксперты-почерковеды взяли на вооружение электронные приборы, с помощью которых можно поочередно исследовать функционирование отдельных мышц кисти и лучевой кости при нанесении письменных знаков на бумагу.

Ученые приступили и к экспериментам по механизации графических исследований. Работа началась в 1962 году в Вычислительном центре Ленинградского государственного университета и принесла положительный результат. Сначала машину попробовали научить узнавать буквы и числа. Это удалось. Согласно разработанной программе, на основании предварительно установленных особенностей в 73 % случаев машина могла установить, какая буква кем написана. При анализе взаимосвязанного текста мы можем всегда рассчитывать на более высокий результат, так как в этом случае кроме букв мы можем принимать во внимание и их взаимосвязи. И действительно, когда эксперименты были повторены не с отдельными буквами, а с целыми подписями, то машина в соответствии с ожиданиями в 100 % случаев дала правильный ответ.

В ходе расследования крупного хищения проводилась графическая экспертиза. Было два подозреваемых: Г. и К. Необходимо было установить, кем сделана фальшивая подпись от имени Д. Эксперты и даже авторитетная экспертная комиссия не могли разрешить вопрос: настолько подписи Г. и К. были похожи друг на друга. На электронной вычислительной машине было обработано по 12 автографов каждого подозреваемого и получен ответ, что подпись была подделана К. Дальнейшее расследование подтвердило результаты машинной обработки. Естественно, машина не может заменить эксперта, однако она существенно облегчает его работу и повышает достоверность заключений.

Например, в уже описанном нами уголовном деле Миклоша Тураи задача экспертов была чрезвычайно трудной. Им нужно было исследовать много таких подписей, которые были очень похожи на почерк в записке. Составленные заключения были проверены с помощью вычислительной техники. Полученный от ЭВМ результат был тождествен заключению экспертов и соответствовал доказательствам, полученным позднее следствием!

Сегодня ЭВМ оказывает помощь не только работе экспертов-почерковедов. Разработаны программы, которые могут быть использованы для идентификации орудий, поиска отпечатков пальцев в картотеке, идентификации личности по фотографии.

Уже много говорилось, что вычислительная машина не думает, а исполняет волю думающего человека. Ее можно обучить многому как в области борьбы с преступностью, так и в совершении преступлений. В западных специальных журналах, например, публиковались материалы о многих преступлениях, совершенных с помощью компьютеров. Особенно поддаются искушению получить крупные суммы математики, работающие в крупных банках. Они открывают текущий счет в том финансовом учреждении, служащими которого являются, и „обучают” вычислительную машину предпочитать их счета другим.

Пятна на лице невесты

В последние десятилетия прошлого века самые известные собиратели книг ежегодно съезжались на известную Лейпцигскую книжную ярмарку. Любителей книг, однако, очень беспокоило то, что на рынке чаще стали появляться подделки рукописных произведений. Так получилось и с молодым русским собирателем книг Е. Ф. Буринским, редактором журнала „Русская библиография”. Говорят, что Буринский из печального происшествия в своей жизни узнал, что фотоаппарат иногда видит то, что не может уловить глаз. Уже в юношеском возрасте он был страстным фотографом. Однажды захотел снять свою невесту, но, к его великой досаде, фотографии никак не получались: сколько раз он ни повторял съемку, лицо молодой женщины на фотографии оказывалось в пятнах. К разгадке непонятного явления он пришел несколько дней спустя, когда его невеста заболела оспой и видимые на фотографии пятна появились в действительности на ее лице. Об этом он вспомнил, когда приступил к разработке нового фотографического способа выявления невидимого письма.

В 1843 году при ремонте Московского Кремля рабочие обнаружили медный сосуд. В нем находились свернутые куски кожи, железный прут и глиняная кружка. На кусках кожи в отдельных местах — хотя они пролежали под землей очень долго — были заметны остатки надписи. Важной находкой занимались самые известные химики того времени, но текст так и не удалось прочитать. Следующие пятьдесят лет куски кожи пролежали в архиве российского Министерства иностранных дел.

15 лет вел свои эксперименты Буринский, прежде чем в конце XIX века на заседании Русского технического общества он смог сделать сообщение о разработанном им способе. На основании этого ему было поручено выявить текст грамот, обнаруженных в Кремле. На изготовленных Буринским фотографиях можно было отчетливо прочитать текст грамот.

Буринский принимал участие и в раскрытии судебных дел. В 1899 году два авантюриста по поддельному почтовому уведомлению получили 9000 рублей. Эта сумма якобы причиталась им за сданный железнодорожный груз; подпись отправлявшего чиновника была ими подделана, а затем для сокрытия своего преступления залита чернилами. На сделанных Буринским фотографиях хорошо были видны следы карандаша, по которым была нанесена поддельная подпись. Царская юстиция использовала научные результаты метода Буринского, но воздерживалась от его официального признания.

В ходе экспертиз документов оптические и фотографические способы исследования имеют большое преимущество, поскольку после них на документе не остается никаких следов и не происходит изменений. Сегодня никто уже не пользуется методом Буринского в его первоначальном виде, ибо с его помощью можно решить ту или иную экспертную задачу лишь после напряженной и сложной работы на протяжении длительного времени. С тех пор в распоряжении экспертов-почерковедов и специалистов в области технической экспертизы документов появились фотографические материалы, чувствительные для не видимых глазом лучей, которые глубоко проникают в материал бумаги сквозь жирные, загрязненные и залитые чернилами места, позволяют обнаружить стертые и вытравленные тексты и оставшиеся самые мельчайшие частички чернил.

Существенно упростились эти экспертизы в последние годы с использованием оригинального, похожего на микроскоп, прибора — электронно-оптического преобразователя. Для изготовления специальных фотографий необходимы специальные, чувствительные к невидимым частям спектра пластины, которые очень трудно долго сохранять. К тому же результат фотографирования можно получить только после проявления. С помощью электронно-оптического преобразователя, напротив, составленные невидимыми лучами картины в приборе преобразуются в видимое глазом изображение.

С помощью этого прибора было обнаружено множество подделок. Например, на водительских удостоверениях на право вождения различных видов транспорта, которые в 1973–1974 годах Михай Короди продавал, сразу же заметными становились исправления. К сожалению, суровый приговор, вынесенный за подделку официальных документов Короди, уже не поможет погибшему пешеходу, которого Пал Киш задавил автобусом, устроившись на работу водителем автобуса с помощью купленного поддельного удостоверения.

На одном экземпляре накладной внешнеторгового предприятия кто-то подделал цифры, указывающие количество и цены различных товаров. С помощью прибора содержание подлинных записей относительно легко удалось прочесть и сфотографировать. Фотографии достоверно воспроизвели первоначальные записи на месте залитого чернилами текста.

Часто возникают такие вопросы, которые, к сожалению, эксперт не может решить оптическими способами. В таких случаях приходится прибегать к помощи эксперта-химика.

Точка над буквой „i”

В наши дни способы проведения технического исследования документов стали весьма совершенными и неудивительно, так как в развитии этой важной отрасли криминалистики принимали участие многие известные ученые, в том числе и Д. И. Менделеев, открывший периодический закон элементов. На основании периодического закона он предсказал существование и характеристики многих — позднее открытых — химических элементов (например, гелия, германия и др.). Он открыл критическую температуру, он первый высказал мысль о газификации подземных углей.

Примерно так говорится о заслугах великого русского химика в венгерской и других энциклопедиях. Однако, вероятно, ни в одной из них мы не найдем указания на то, что к широкому кругу интересов великого русского ученого относились и вопросы криминалистики. Менделеев часто давал экспертные заключения по делам об отравлении, подделке вина, пожарах, но, вероятно, самыми интересными являются его исследования по делам о подделке документов. Он занимался также и криминалистическим восстановлением уничтоженных частей текста.

Данное им в 1883 году экспертное заключение и сегодня может служить о примером остроумно решенной экспертной задачи.

На одном документе помимо хорошо видимого текста можно было заметить и вытравленные части. Аргументы защиты были очень хитры: она пыталась доказать, что в подлинный документ после его составления был вписан какой-то текст, а затем вытравлен, чтобы искусственно придать документу вид поддельного. Менделеев, однако, доказал необоснованность хитро задуманной защиты: вытравленный текст был сделан раньше, а хорошо видимый — позднее.

Интересно отметить, что в недавнем прошлом подобным делом занимались и венгерские криминалисты. Эксперты исследовали одно водительское удостоверение. Подделка была очевидной. Однако и аргументы защиты звучали убедительно. Его владелец рассказал, что во время спасения утопающего он уронил удостоверение в воду и надписи были размыты. Не думая о последствиях, он сам вписал смытый текст, чтобы тот был хорошо виден. Так „герой-спасатель” хотел помочь властям. Однако эксперт установил другое. Подделка не удалась, и поэтому подозреваемый пытался, намочив в воде текст, уничтожить поддельные надписи. Эксперту удалось восстановить первоначальный текст документа и измененный и доказать, что измененный текст фигурировал в документе еще до того, как он был намочен, и затем его написали еще раз.

Менделеев являлся членом комиссии, которая разработала предложения по предотвращению подделки банковских чеков. Из решений комиссии особый интерес представляет 12-й пункт: „Во время изготовления в бумажную массу необходимо добавить те чернила, какими обычно заполняют чеки. Они окрашивают бумагу в серо-голубой цвет, и под воздействием любого химического средства, которое растворяет чернила, она становится белой”.

При распространении гашеных почтовых марок Менделеев предложил, чтобы марки изготавливались с применением такой краски, которая блекнет, если кто-то пытается уничтожить следы гашения.

С тех пор химическая наука добилась больших успехов в исследовании документов. Сегодня уже достаточно небольшого остатка чернил, снятого с точки над буквой „i”, чтобы определить их состав.

Один венгерский спортсмен продал свою автомашину. Покупатель произвел оплату сберегательной книжкой на предъявителя. Прошел год, и бывший владелец автомашины пришел в сберегательную кассу получить деньги. Велико же было его удивление, когда выяснилось, что на тридцатитысячном вкладе лежит только 30 форинтов. Исследования сберегательной книжки со всей определенностью доказали, что подделка или злоупотребление совершены не в банке, а бывший владелец сберегательной книжки дополнил цифру 30 еще тремя нулями. Химическая экспертиза доказала, что приписка была сделана теми же чернилами, которые были обнаружены в авторучке подозреваемого. Впоследствии эксперт-почерковед на основании вписанных нулей и слова „тысяча” установил тождество исполнителя.

Можно подумать, что для решения такой задачи необходимы очень сложные приборы. Однако это не так. Для исследования нужны химические реактивы, стеклянная колба и бумажный фильтр, а также высокий профессионализм и опыт.

Если мы посмотрим на чернильные пятна на промокательной бумаге, то можем видеть, что они слоисты, их окраска не равномерна. Причиной этого является то, что компоненты чернил, впитываясь в материал бумаги, проникают в нее с различной скоростью и высыхают по-разному. Химик наносит на фильтр очень маленькое количество красителя, снятого с исследуемого документа, а затем обрабатывает его растворителями. Бумага медленно впитывает растворитель, который растворяет в себе чернильное пятно. В процессе этого отдельные компоненты чернил перемещаются с различной скоростью и задерживаются на различном расстоянии от исходной точки. Появившиеся таким образом компоненты часто имеют очень удивительную окраску. Эксперт исследует кусочки бумаги в видимых и невидимых лучах света и таким образом может установить, какого состава чернилами произведена подделка, написаны ли различные части документа одними и теми же чернилами или нет, сходны ли чернила или паста, которыми пользовались, с теми, которые обнаружены в шариковой ручке, авторучке или пузырьке с чернилами подозреваемого.

Текст в пепле

Гораздо более трудной, требующей большого количества приборов, является задача исследования текста загрязненных документов. Но она вполне разрешима, если есть необходимость в разоблачении лица, совершившего преступление. Но иногда случается, что сложная, длительная и утомительная работа приводит не к разоблачению преступника, а к доказательству невиновности подозреваемого либо к доказательству того, что преступление вообще не было совершено.

Скромную роль сыграла подобная экспертиза еще в период развития кооперативного движения в Венгрии.

Когда загорелась контора кооператива, то вся деревня помогала тушить пожар. Но как только улеглись волнения, сразу же нашлись люди, которые стали подозревать в поджоге руководителей недавно образованного производственного кооператива. Спустя несколько дней уже вся деревня „знала”, что председатель присвоил деньги кооператива и поэтому поджег контору.

Среди обгоревших остатков обнаружили две небольшие металлические кассы, в которых хранились документы кооператива. По банковским счетам и бухгалтерским документам различных предприятий, имевших связи с кооперативом, следователи попытались установить, какая сумма денег могла быть в кассе кооператива. Подключились и эксперты по документам. Когда вскрыли две металлические кассы, то не хотели верить своим глазам: обугленные, слипшиеся друг с другом бумаги ожидали своего воскрешения. Только специалисты знали, какая неимоверно трудная работа предстоит им, чтобы восстановить такое количество документов. Сначала необходимо было отсоединить друг от друга слои, затем законсервировать документы и только после этого можно было приступить к их восстановлению. Результаты работы были переданы судебно-бухгалтерскому эксперту. Две экспертизы доказали, что руководители кооператива честные люди. Однако установили и некоторые непорядки. Так, например, председатель кооператива в нарушение правил выдавал отдельным членам кооператива индивидуальные займы. Многие думали, что эти деньги уже не придется возвращать, так как расписки сгорели в правлении. Может быть, среди них и были распространители сплетен.

Фальсификаторы чеков

В 1964–1965 годах в одном провинциальном городке многие обратили внимание на образ жизни Белы Баболнаи и его ближайших друзей.

— Ловкий человек, умеет делать деньги, — говорили одни.

— Он и много работает, — говорили другие, — я бы не взялся каждую неделю в мороз и дождь разъезжать по стране и перевозить грузы.

— Для него не существует невозможного, — такого мнения были руководители предприятия о Беле Баболнаи, агенте по снабжению. — Без такого человека остановится производство!

— Это невозможно! На месячную зарплату в 1600 форинтов нельзя купить машину, организовать дорогие развлечения и при этом содержать большую семью! Честным путем это сделать нельзя!

Как стало известно позднее, на преступный путь Белу Баболнаи увлек один старик.

— Я вижу, что вы агент по снабжению, — с такими словами обратился он к Баболнаи в холле будапештской гостиницы. — Если вам нужны какие-то материалы или инструменты, то спросите дядюшку Хирта. То, что сейчас я занимаюсь продажей бубликов, работаю слесарем-лифтером, пусть вас не беспокоит; все, что вам нужно, я достану из-под земли, вы не пожалеете!

И действительно Баболнаи не пожалел о содействии дядюшки Хирта. Если нужно было сверло, метчик или что-либо другое, что агенты по снабжению искали, сбившись с ног, дядюшка Хирт доставал за считанные минуты. Телефонный звонок дядюшке Хирту, и спустя несколько часов Баболнаи мог забирать требуемый товар в заводской упаковке.

Но Беле Баболнаи нужен был не только товар. Агент по снабжению был служащим государственного предприятия, который должен был точно отчитываться за суммы, истраченные на приобретение материалов.

— Пусть это вас не тревожит, — успокаивал его дядюшка Хирт, — товар вы получите вместе с чеком. Счет из скобяного магазина № 5 вас устроит?

Баболнаи платил и получал счета. Однако в счетах скобяного магазина № 5 указывалась на 10 % более высокая сумма.

— Я же сказал вам, что вы не пожалеете, — эти 10 % ваша прибыль. Не задавайте вопросов. Скромность — секрет долгой и успешной жизни!

Деловая связь агента по снабжению и дядюшки Хирта оказалась прочной и плодотворной. На протяжении многих лет Бела Баболнаи таким путем приобретал различные дефицитные товары. Дядюшка Хирт был осторожным партнером. Он никогда не давал счетов с указанием цены выше официальной, и казалось, что все в самом лучшем порядке. Баболнаи мог достать любой товар и получал свои 10 %. Сколько зарабатывал на самом деле дядюшка Хирт, где доставал дефицитные товары, Баболнаи никогда не спрашивал, а старик молчал.

Однако с годами их деловая связь потеряла свою секретность. Баболнаи познакомился с некоторыми друзьями дядюшки Хирта: мелким ремесленником Ласло Мишкеи и Йожефом Терекем, старьевщиком. По указанию дядюшки Хирта он уже не раз получал от них товары.

Деловые связи Баболнаи все больше ширились. В 1961 году после нескольких бокалов вина состоялся короткий обмен мнениями.

— Пусть тебя не тревожат инструменты, — успокаивал Баболнаи своего друга — агента по снабжению другого предприятия провинциального городка, — завтра я сведу тебя с одним человеком, у которого ты сможешь купить даже будапештский Цепной мост.

Благословенной деятельностью дядюшки Хирта пользовался теперь и агент по снабжению другого предприятия Йожеф Мерее.

Но ничто не длится вечно! Однажды связям дядюшки Хирта и агентов по снабжению пришел конец. К сожалению, это произошло не из-за того, что руководители предприятий узнали о злоупотреблениях. У Белы Баболнаи и его коллеги никто не спрашивал, где они приобретают дефицитные технические товары, и не проверял указанные в счетах суммы.

Связи прервал сам дядюшка Хирт. На старости лет он решил ликвидировать очень прибыльную, но рискованную деятельность и уехал к своим родственникам в США.

Перед отъездом, подобно умирающему королю из сказки, он передал свой секрет компаньонам по „делу” — Беле Баболнаи и Йожефу Мересу. „Королевичи” взяли по половине королевства.

Новое руководство, новые методы, новые успехи. Бела Баболнаи распространил деятельность преступной организации на новые области. Он устанавливает связи с новыми и новыми агентами по снабжению, и получаемые от имевшего судимость мелкого ремесленника и старьевщика товары через него шли дальше.

Унаследованное от дядюшки Хирта „дело” с лихвой восполняло расходы погрязавших в преступной деятельности агентов по снабжению.

— Мы можем спокойно увеличить наши 10 % комиссионных, — предложил Бела Баболнаи. — Если товары мы отдаем без счета, то наша прибыль должна быть 40 %, а если нам нужно доставать и счет, то мы спокойно можем запрашивать 50 % и больше, — договорились оба сообщника.

И прикарманивавшаяся 40-50-процентная прибыль еще больше увеличила аппетиты мошенников.

„Дело” шло. Рос оборот, росла прибыль.

Но тем не менее аферам Баболнаи и его компании однажды пришел конец.

Следователи вскоре раскрыли преступную организацию международного масштаба.

Бела Баболнаи и его сообщники — руководители громадной сети скупщиков краденого — пускали в оборот выброшенные на рынок различные инструменты и другие промышленные товары. Часть товаров была украдена на различных отечественных промышленных и торговых предприятиях, но было найдено много таких товаров, которые не выпускались отечественной промышленностью и не продавались в торговой сети. Откуда преступники их получали?

— Я не знаю происхождение сверл, — показал Баболнаи. — Я получил их от ремесленника Ласло Мишкеи. Наверное, он изготовил их.

— Не стройте из себя ребенка! Сверла с иностранным клеймом изготовлял пештский ремесленник? — задавали вопрос следователи.

— Я не помню, откуда я получил эти сверла, — упорствовал ремесленник.

Несмотря на слабую память ремесленника, удалось установить, что сверла попали в его мастерскую от старьевщика с улицы Эчери.

— А где их достал старьевщик?

— Сверла я приобрел от двух неизвестных чехословацких туристов, — признался загнанный в угол старьевщик.

Впоследствии выяснилось, что чехословацкие туристы не были неизвестными, так как принадлежали к основным клиентам старьевщика Йожефа Терека.

На остальные нити преступления был пролит свет в Чехословакии. Франтишек К. и его сообщник за несколько месяцев украли на одном крупном словацком предприятии инструментов и других технических изделий на сумму 100 000 форинтов и в багаже во время шести туристических поездок контрабандою провезли их в Венгрию. Постоянным скупщиком у них был Йожеф Терек. Их преступные связи стали настолько тесными, что позднее по заказу Йожефа Терека они совершали кражи со склада своего предприятия.

От Йожефа Терека сверла и прочие инструменты попадали к Ласло Мишкеи, а затем сначала к дядюшке Хирту, а потом к уже известным агентам по снабжению. Естественно, что агенты по снабжению не могли покупать большое количество инструментов без счетов. Каким-то образом необходимо было легализовать дело.

Во время следствия были изъяты тысячи счетов и квитанций на покупки, которыми отчитывались за приобретенные преступным путем товары.

Многие тысячи счетов, квитанций и других бухгалтерских документов попали в лабораторию судебно-бухгалтерских экспертов и экспертов-почерковедов. Долгое время эксперты с помощью лупы, а в более сложных случаях — и микроскопа исследовали уйму документов и смогли отделить фальшивые счета от настоящих.

На кажущихся при поверхностном осмотре абсолютно правильными чеках и счетах опытный глаз экспертов и чувствительный микроскоп один за другим выявляли предательские знаки. Они доказали, что счета выданы не в магазине или другом государственном предприятии, а являются обычной подделкой.

Как достала преступная группа типографское оборудование и откуда у нее были необходимые для подделок профессиональные знания?

На квартире Кароя Конца обнаружили ручное типографское оборудование, необходимые для печатания различных счетов матрицы, матрицы билетов на спортивные мероприятия, даже набранные тексты пользующихся спросом произведений художественной литературы. Хозяин квартиры регулярно занимался изготовлением подделок типографским способом.

Хотя Карой Конц был хорошим специалистом и ловким фальсификатором, в громадном материале эксперты смогли выявить все поддельные счета. Преступная группа имела годовой оборот в несколько сотен тысяч форинтов.

— Кто заполнял поддельные счета? — такой вопрос был поставлен перед экспертами.

Последовало дальнейшее тщательное исследование счетов. Материал был классифицирован по годам; различные образцы почерков эксперты сгруппировали.

Деятельность преступной группы вскоре подтвердилась и в их почерках.

На всех счетах за 1958–1959 годы обнаружили почерк осторожного спекулянта, дядюшки Хирта. Особенности обнаруженного на счетах почерка и почерка на различных официальных документах доказали, что в те годы поддельные счета заполнял дядюшка Хирт.

После его отъезда на счетах обнаружили особенности различных почерков. Ставшие самостоятельными агенты по снабжению за несколько тысяч форинтов закупили у Кароя Конца чистые счета и стали заполнять их сами.

Кроме почерков Белы Баболнаи и Йожефа Мереса, на поддельных счетах появились и другие почерки. Как выяснила экспертиза, из членов семьи двух агентов по снабжению была организована прямо-таки контора по заполнению счетов. В тихие вечера их жены и старшие дети терпеливо подделывали счета. Графическая экспертиза поименно определила участников, занимавшихся заполнением счетов.

После окончания следствия обвиняемые смогли ознакомиться с подробным, занимающим многие страницы заключением экспертов-почерковедов.

— Возражений нет, — заявили все обвиняемые. — Выводы экспертов в отношении способа подделки счетов правильны.

А спустя несколько месяцев участники преступной группы за свои злоупотребления предстали перед судом.

Не только в уголовных делах

Успехи, достигнутые на сегодняшний день экспертами-почерковедами, стали возможны благодаря представителям многих отраслей науки. Но сегодня они не только пользуются результатами различных отраслей науки, но и сами оказывают им помощь. Например, часто к экспертам-почерковедам обращаются литературоведы.

В библиотеке мишкольцской реформаторской гимназии хранилась одна старая книга: четвертый том изданных в 1693 году Институций Юстиниана. Ее обложка была неизвестного происхождения, изготовлена из старого пергамента. Несколько лет тому назад забытую книгу удалось обнаружить, и ученые попытались пролить свет на загадку обложки. Было установлено, что она является остатком рукописи, написанной около 750 года в Южной Англии. Ее текст содержит отрывки из произведений английского писателя Альдгельма, жившего в VII веке. Он был первым английским писателем, после которого остались литературные произведения, и поэтому пергамент являлся, вероятно, самой древней рукописью. Сам этот факт придавал обрывкам пергамента громадное значение.

Годы, однако, существенно повредили имевшуюся на пергаменте красно-коричневую надпись.

Теперь хорошо видимый текст свидетельствует о многом. Отдельные его особенности показывают, что это работа рук ирландских друзей писателя, и можно предположить, что копия сделана в Кентерберийском аббатстве. В тексте очень много ошибок, допущенных при копировании, как будто копировавшие очень спешили.

В то время английские и ирландские монахи возглавляли многочисленные миссии, направлявшиеся в Центральную Европу, где господствовали германские племена, особенно на территорию сегодняшней Германии, в район Рейна. Эти миссии английские и ирландские аббатства снабжали рукописными книгами.

Предположительно таким образом и попал старый пергамент на континент. Спешка также была объяснима: миссия отправлялась, и копировавшим писцам не дали времени для тщательной работы.

Попавший на берега Рейна кодекс на протяжении веков мог находиться в библиотеке какого-нибудь монашеского ордена.

В XVI веке, когда с появлением книгопечатания резко возросло число издаваемых книг, в книгоиздательстве обнаружилась нехватка сырья. Из библиотек были изъяты кодексы, которые были частично разобщены либо их невозможно было прочесть из-за старой орфографии. Более прочный пергамент старых книг использовался как переплет для новых. Подобным образом до наших дней дошло много остатков старых пергаментов.

В XVI веке многие венгерские юноши обучались в немецких университетах. Приобретенные на скромные сбережения книги они привозили с собой на родину.

Так и попал Юстиниан в Венгрию. Затем один преподаватель из-под Мишкольца подарил книгу гимназии. Ему мы и должны быть благодарны, что такое редкое произведение сохранилось.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Примечания

1

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., ч. I, т. 26, с. 394. По техническим причинам разрядка заменена болдом (Прим. верстальщика)

(обратно)

2

Пуста — равнинные, степные и лесостепные пространства в Венгрии между Дунаем и Тисой. — Прим. ред.

(обратно)

3

В венгерском языке суффикс „не” в конце имени или фамилии указывает на то, что речь идет о замужней женщине. — Прим. ред.

(обратно)

4

Бутыль, оплетенная соломой. — Прим. ред.

(обратно)

Оглавление

ПРЕДИСЛОВИЕ

ПО СЛЕДАМ ПРЕСТУПЛЕНИЯ (Вместо введения)

  „Визитная карточка” преступника

  Криминалистика и Шерлок Холмс

СЛЕДЫ В ПАМЯТИ

  „Царица доказательств”

  Пытки остаются

  Негр, художник, заячье семейство и прочие

  Эксперимент на рыбном рынке

  Свидетели все видели

  Диагностика обстоятельств

  Аппарату тоже не под силу

  Составной портрет

  „Сыворотка правды” тоже не годится

  Тот, кто признается

  „Под тяжестью улик”

СЛЕДЫ — ИЛЛЮЗИЯ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

  Инспектор Лекок и его предшественники

  Гермес — вор

  Следы ног бога Кришны

  Среди аборигенов Австралии

  Преследование в Карпатах

  Обманутая графиня

  Бритва среди улик

  Труп в воронке

  Замо́к фирмы Гоббса

  Замки́ и взломщики

  Взлом в Табане

  Король взломщиков и его свита

ПРЕДАТЕЛЬСКИЕ СЛЕДЫ ПАЛЬЦЕВ

  Паника в преступном мире

  Введение „нового метода”

  Отпечатки пальцев принцессы Весеннего Дуновения

  Марк Твен и отпечатки пальцев

  Человек, который хотел избавиться от своих пальцевых узоров

  Отпечатки пальцев на стакане

  В перчатках или без?

ПАТРОН ПОД МИКРОСКОПОМ

  Оружейники, хирурги?

  Процесс старосты Бончака

  Как добывается наследство

  …И сто двадцать пять лет спустя…

  Эксперты по баллистике по делу Сакко и Ванцетти

  Через 10 лет после войны

  Безобидная игрушка?

ФАЛЬСИФИКАТОРЫ И ПОДДЕЛКИ

  Разоблачающая логика

  Графология — обман или наука?

  Характеристика с характерологическими объяснениями

  Почерк, составленный по лекалу

  Смертельный „мерзавчик”

  Предсмертное письмо или фальсификация?

  Следствие ведет ЭВМ

  Пятна на лице невесты

  Точка над буквой „i”

  Текст в пепле

  Фальсификаторы чеков

  Не только в уголовных делах Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg