«300 лет российской морской пехоте, том I, книга 1»

300 лет российской морской пехоте, том I, книга 1 (fb2) - 300 лет российской морской пехоте, том I, книга 1 [1705-1855] 6548K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Владимирович Кибовский - Олег Геннадьевич Леонов

Александр Кибовский Олег Леонов 300 ЛЕТ РОССИЙСКОЙ МОРСКОЙ ПЕХОТЕ Том I, книга 1 (1705–1855)

Боевые друзья!

Уважаемые морские пехотинцы!

В истории нашего Военно-Морского Флота немало знаменательных дат. Но среди них есть такие, которые навсегда останутся в памяти потомков. Три столетия назад основатель морских сил России царь Петр I учредил на Балтике полк морских солдат, положивший начало отечественной морской пехоте. Пройдя боевое крещение в сражениях Северной войны, «солдаты моря» доблестно участвовали затем во всех войнах, которые приходилось вести нашему государству.

За трехвековую историю морские пехотинцы совершили тысячи подвигов в разных морях и странах. Победы при Гангуте и Чесме, штурмы Измаила и Корфу, обороны Севастополя и Порт-Артура золотыми буквами вписаны в ратную летопись нашей страны. В годы Великой Отечественной войны морские дивизии, бригады, полки и батальоны прославились своей стойкостью. Многие части за доблесть стали гвардейскими и получили почетные наименования. Бойцы морской пехоты проявили массовую отвагу, за которую враг прозвал их «черными дьяволами» и «черной смертью». 122 человека заслужили высшую степень воинского отличия — звание Героя Советского Союза.

Сегодня морские пехотинцы совершенствует свою военную подготовку, учатся мастерскому владению оружием и техникой, совместно с другими видами Вооруженных Сил выполняют боевые задачи на юге России. За проявленный героизм 23 морских пехотинца удостоены звания Героя Российской Федерации, более шести тысяч награждены орденами и медалями.

Подготовленный в рамках Государственной программы «Патриотическое воспитание граждан Российской Федерации» юбилейный альбом показывает, что девиз морских пехотинцев «где мы — там победа» на протяжении столетий остается неизменно точным. Уверен, что и в новом тысячелетии эта традиция будет достойно продолжена молодым поколением «черных беретов».

Желаю всем морским пехотинцам крепкого здоровья, счастья, дальнейших успехов в благородном и святом деле защиты нашей Родины.

Главнокомандующий Военно-Морским Флотом адмирал флота

Владимир Васильевич Масорин

Дорогие друзья!

Вы держите в руках книгу, посвященную знаменательному событию — трехвековому юбилею российской морской пехоты. Этот прославленный род войск по праву гордится своими замечательными традициями и особым статусом. Сегодня морские пехотинцы не только надежно охраняют рубежи России, но и способны защитить интересы нашей страны в самых дальних уголках планеты.

«Черные береты» славятся великолепной физической подготовкой, мастерским владением оружием, готовностью выполнить самые ответственные задачи. Их напряженная боевая служба требует концентрации воли и большой выдержки. Поэтому право называть себя морским пехотинцем можно заслужить только тяжелым ежедневным трудом, с честью пройдя все испытания, в совершенстве постигнув военную науку.

За плечами российской морской пехоты более 300 трудных и героических лет, неразрывно связанных с историей Отечества. На суше и на море боевые традиции «корабельных солдат» заложили поколения воинов, поднимавших свои флаги и знамена над Берлином и Веной, над Парижем и Римом, над Будапештом и Варшавой, над Пекином и Бейрутом. Ратная карта морской пехоты простирается от фьордов Норвегии до африканских джунглей, от Кавказских гор до Камчатки.

О многих подвигах офицеров и матросов рассказывается в этом альбоме. С его страниц на нас смотрят люди, раз и навсегда выбравшие профессию «Родину защищать!», создавшие славу российской морской пехоты и Военно-Морского Флота. Убежден, что эта книга будет интересна всем, кому дорога история Отечества, кто гордится делами и свершениями его славных сынов.

Заместитель Министра культуры

и массовых коммуникаций

Российской Федерации

Андрей Евгеньевич Бусыгин

ЕРМАКОВ Юрий Васильевич, родился 23 сентября 1955 г. на хуторе Волошине Родионово-Несветаевского района Ростовской области. В 1973 г. поступил и в 1977 г. окончил Челябинское высшее танковое командное училище. В 1977–1990 гг. служил в 61-й отдельной Киркенесской Краснознаменной бригаде морской пехоты на Северном флоте. Прошел все должности: командир танкового взвода, командир танковой роты, начальник штаба и командир отдельного танкового батальона, начальник штаба 61-й ОБРМП. С 4 мая 1979 г. по 5 марта 1980 г. находился на боевой службе в Западной Африке — выполнял интернациональные задачи в Гвинее, Бенине, Анголе. В 1989 г. окончил Военную академию бронетанковых войск. С 1990 г. в аппарате Главного штаба ВМФ на должностях старшего офицера, начальника группы, начальника отдела подготовки морской пехоты. В 1997 г. окончил Высшие академические курсы Военной академии Генерального штаба. В 1997–2005 гг. начальник морской пехоты ВМФ. С января по июнь 1995 г. и с сентября 1999 г. по ноябрь 2004 г. неоднократно выполнял боевые задачи с частями морской пехоты по наведению конституционного порядка в Чеченской Республике. Награжден орденом «За военные заслуги», именным холодным оружием, медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» 1-й и 2-й степени, а также 14 другими медалями. Неоднократно возглавлял официальные военные делегации при посещении штабов, учебных центров и соединений морской пехоты Великобритании, Греции, Германии, Дании. В настоящее время полковник в запасе.

Вы держите в руках издание, представляющее иллюстрированную летопись отечественной Морской пехоты. Это первый том из серии книг о нашем прошлом, о доблести и славе, о победах и горечи утрат. В нее вложен большой труд многих людей, которым дорога судьба Военно-Морского Флота России — его история, современность и будущее. Подготовка этого капитального труда велась несколько лет, и прежде, чем Вы перелистаете его страницы, необходимо рассказать о том, как он создавался.

За свою без малого 30-летнюю службу в Морской пехоте я всегда старался собирать материалы по истории этого прославленного рода войск. Но если о морских бригадах, полках и батальонах Великой Отечественной войны можно было прочитать документы, публикации, воспоминания ветеранов, то о периоде до 1917 года удавалось найти лишь отрывочные сведения. Казалось бы, у всех на слуху штурм Корфу, героические обороны Севастополя и Порт-Артура. Но о морской пехоте как таковой — истории ее частей и соединений, боевой подготовке и символике — доступная информация практически отсутствовала.

Между тем, первый опыт описания истории Морской пехоты появился на страницах журнала «Морской сборник» еще в 1898 году. Через 5 лет, к юбилею создания морских полков, замечательные работы опубликовали офицеры Н.А. Сытинский, К.А. Корвин-Пиотровский, Н.А. Юганов. К сожалению, эти издания давно превратились в раритеты, доступные лишь узкому кругу специалистов. В советское время тема императорской армии и флота по известным причинам оказалась подзабыта. Лишь доблестное участие Морской пехоты в Великой Отечественной войне снова возродило интерес к ее прошлому. В 1950-х гг. над этой темой активно работали И.В. Носов, Х.Х. Камалов, И.П. Сорокин, издавшие в 1957 году «Краткий исторический очерк морской пехоты отечественного флота». Основой для этой книги послужила кандидатская диссертация полковника И.В. Носова, бывшего преподавателя первого училища Морской пехоты ВМФ СССР. Символично, что в это же время в эмиграции бывший офицер Гвардейского экипажа Г.Н. Таубе, сражавшийся в морском батальоне еще на фронтах I мировой войны, подготовил и опубликовал в Нью- Йорке в 1959–1960 гг. свой «Краткий исторический очерк морской пехоты в русском флоте». Так, несмотря на политический раскол, по обе стороны океана морские пехотинцы старой и новой России пытались восстановить связь времен и традиций. Следующие полвека появлялись замечательные работы и интересные исследования по отдельным темам и периодам Е.П. Абрамова, В.И. Жуматия, X.X. Камалова, Н.А. Кузнецова, О.Г. Леонова, П.П. Петрова, И.С. Скуратова, В.М. Шигина, М.Ю. Шаповаленко и др. Но общего труда, хорошо иллюстрированного и доступного широкому кругу читателей, к сожалению, не появилось.

Став в уже далеком теперь 1997 году начальником морской пехоты ВМФ, мне пришлось обратить внимание на этот очевидный пробел. Ведь незнание исторических традиций закономерно приводит к печальным результатам. Поскольку в 2000 году Морская пехота готовилась отметить 295-летний юбилей, то остро встал вопрос о подготовке универсального очерка. Такая работа диктовала уже не любительский, а серьезный профессиональный подход. Требовался свой опытный специалист. И здесь морская пехота, вполне традиционно, снова превзошла всех.

В том же 2000 году шел усиленный набор призывников в Морскую пехоту в связи с развертыванием в г. Каспийске 77-й ОБРМП. По должности я отслеживал контингент, направляемый в столь специфический регион. Каково же было мое удивление, когда в числе матросов-срочников оказался… кандидат исторических наук — случай небывалый не только во флоте, но и во всех Вооруженных Силах! Решив вопрос о прикомандировании матроса А.В. Кибовского к Управлению Береговых войск Главного штаба ВМФ, я помимо прочих обязанностей военной службы возложил на него задачу экстренной подготовки нужных материалов. К этой работе мне удалось также привлечь известного специалиста О.Г. Леонова. В результате в самые сжатые сроки были выпущены исторический очерк, составивший отдельный номер журнала «Морской пехотинец», юбилейный буклет и плакат, которые хорошо известны на флотах.

Конечно, эти издания, и по сей день радующие глаз в воинских частях, являлись лишь предварительным абрисом той большой работы, которую еще предстояло сделать. 24 июня 2001 г. Главнокомандующий ВМФ поставил задачу подготовить в рамках празднования 300-летнего юбилея Морской пехоты солидный исторический труд. С самого начала авторский коллектив решил, что эту работу следует делать без конъюнктурной спешки, на высоком научном, художественном и полиграфическом уровне. Столь масштабная задача потребовала нескольких лет кропотливой работы: архивных исследований, проверки и уточнения фактов, подбора иллюстраций не только в музеях, но и в частных коллекциях, обработки редких изданий, в том числе в ранее закрытых фондах русской эмиграции. В реализации проекта приняло участие множество людей из разных стран. Следует с благодарностью отметить, что все, к кому мы обращались, с готовностью помогали создавать юбилейный альбом.

Большинство сведений, помещенных на страницах этого издания, публикуется впервые. Конечно, даже в рамках столь масштабного труда невозможно описать все подвиги Морской пехоты и увековечить всех ее героев. Поэтому перед каждым разделом помещен краткий перечень книг и статей, в которых при желании можно более подробно прочитать об интересующей теме. К сожалению, возле многих разделов стоят только архивные шифры, — это значит, что детальное изучение документов еще ждет своих исследователей. Надеюсь, наша первая книга побудит читателей к продолжению поисков и новым открытиям.

История российской Морской пехоты является отражением различных эпох, пережитых нашим государством. Она не только позволяет гордиться славой предков, но и заставляет извлечь правильные уроки. И совершенно верно, что издание этого первого тома осуществляется не только с участием военных, но и при содействии Министерства культуры и массовых коммуникаций Российской Федерации в рамках государственной программы «Патриотическое воспитание граждан Российской Федерации на 2006–2010 годы». Ведь история Морской пехоты это как раз тот случай, когда, по выражению А.С. Пушкина, «гордиться славою своих предков не только можно, но и должно».

полковник в запасе

Юрий Васильевич Ермаков

КИБОВСКИЙ Александр Владимирович, родился 15 ноября 1973 г. в Москве. В 1990 г. поступил и в 1995 г. окончил с отличием Российский государственный гуманитарный университет. В 1996–1997 гг. работал в музее-панораме «Бородинская битва». С 1997 г. главный специалист, а с 1998 г. заместитель начальника отдела Министерства культуры Российской Федерации. В 2000 г. защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата исторических наук. В 2000–2001 гг. проходил срочную военную службу в ВМФ России, сержант морской пехоты. После демобилизации работал в Комитете по культуре г. Москвы. В 2001–2004 гг. заместитель Руководителя Департамента — начальник отдела Министерства культуры Российской Федерации. Награжден знаком «За достижения в культуре». С 2004 г. работает в Аппарате Правительства Российской Федерации. В настоящее время — заместитель директора Департамента массовых коммуникаций, культуры и образования Правительства Российской Федерации.

Автор многочисленных публикаций по истории униформы российской императорской армии, а также по идентификации портретов русских офицеров XVIII–XIX вв. на основе сведений о форменной одежде и наградах. С 1993 г. заместитель главного редактора Российского военно-исторического журнала «Цейхгауз». С 2004 г. преподаватель истории военного костюма в Школе-студии МХАТ. Консультант по военному и гражданскому форменному костюму в кино.

ЛЕОНОВ Олег Геннадьевич, родился 17 августа 1963 г. в Москве. В 1981 г. поступил и в 1986 г. окончил Московский авиационно-технологический институт имени К.Э. Циолковского по специальности инженер-технолог. В 1986–1992 гг. работал на предприятиях оборонного комплекса, обеспечивавших внедрение лазерных технологий в производство изделий мобильных комплексов космической связи. С 1992 по 1998 г. занимался проблемами автоматической идентификации продукции и распространением в России международной системы штрихового кодирования стандарта EAN. С 1998 г. работает в сфере рекламы в СМИ.

Автор многочисленных публикаций по истории униформы российской императорской армии XVIII–XIX вв. Соавтор серии «Русская регулярная пехота» издательства «АСТ». Консультант кафедры сценического костюма Школы-студии МХАТ по учебной программе «История военного костюма». С 2004 г. редактор Российского военно-исторического журнала «Цейхгауз». Член правления Международного Военного Фестиваля «Кремлевская зоря». Консультант телевизионных, художественных и документальных фильмов по военной истории.

От авторов

Приступая к работе над этой книгой, нам пришлось решать принципиальный вопрос — что, собственно, считать историей морской пехоты, и всякая ли десантная операция является частью ее прошлого. В конце концов, после обсуждения с коллегами было решено, что составлять альбом надо избирательно. На протяжении XVIII и начала XIX вв. к морской пехоте, как к роду войск, следует относить лишь части флота, специально предназначенные для абордажной, десантной и береговой службы, — морские полки и батальоны, а также Гвардейский экипаж, больше воевавший на суше, чем на море. После 1813 года, с возложением абордажной и десантной службы на флотские экипажи, главное внимание обращалось на участие моряков в береговых операциях. В то же время не достаточно оправданным нам показалось, что после перевода четырех морских полков и Каспийского морского батальона в сухопутное ведомство о них, а также об их преемниках принято забывать. Между тем эти части под именем морских доблестно сражались в Польше и на Кавказе, а позднее они официально сохраняли до 1917 года историческую преемственность с морской пехотой.

Все даты в тексте даются по принятому в России до 1 февраля 1918 г. юлианскому календарю, разница которого с современным (григорианским) летоисчислением составляла в XVIII в. — 11 дней, в XIX в. — 12 дней, в XX в, — 13 дней.

Книга является результатом нашего большого совместного труда и изучения огромного массива материалов. В конце тома помещен список источников и литературы, в который включены лишь те архивные дела и издания, на которые имеются ссылки по тексту. Даже в этом списке, являющемся лишь вершиной айсберга, приведено более 100 архивных шифров и 150 печатных наименований. И это только по I тому! Естественно, при таком объеме работы нам приходилось разделять свои усилия. С учетом вышесказанного О.Г. Леонов является авторам Глав I, II, Ill, V и униформологических разделов Глав VI, VII; а А.В. Кибовский — автором Глав IV, VI, VII и VIII.

Авторы будут признательны за Ваши отзывы, предложения, примечания и дополнения, которые можно направлять по адресам ogleonov@rambler.ru и kibovsky@mail.ru для их учета при публикации тома II.

Авторы считают своим приятным долгом выразить глубокую благодарность друзьям, коллегам и всем тем, кто помогал созданию этой книги.

Огромный вклад в нашу работу внесли специалисты по истории Военно-Морского Флота Е.П. Абрамов, А.О. Александров, А.М. Буяков, В.В. Верзунов, С.Ю. Гордеев, В.Г. Данченко, А.Н. Денисов, А.Ю. Емелин, Н.Н. Крицкий, Н.А. Кузнецов, П.В. Лихачев, А.Н. Лукирский, Д.К. Николаев, А.Б. Панкрашкин, А.А. Петров, Б.В. Соломонов.

В столь многоплановом труде большую помощь оказали исследователи ратного прошлого России А.М. Валькович, А.И. Дерябин, М.В. Коломиец, И.П. Лыков, В.Ф. Мезенев, М.В. Нечитайлов, В.А. Передерий, С.А. Попов, С.В. Прищепа, А.С. Рогатнев, О.В. Соколовская, А.Б. Степанов, П.Н. Стрелянов (Калабухов), В.Л. Юшко. Особенно хочется отметить постоянное активное участие К. В. Цыпленкова, осуществившего научное редактирование альбома и составившего к нему именной указатель более, чем на 1500 фамилий.

Создание книги было бы невозможно без содействия государственных архивов и библиотек. Авторы искренне благодарят Российский государственный военно-исторический архив и лично И.О. Гаркушу, Т.Ю. Бурмистрову, В.И. Егорова, М.С. Нешкина, О.В. Чистякова, В.М. Шабанова; Государственный архив Российской Федерации и лично С.В. Мироненко и А.А. Литвина; Российский государственный архив древних актов и лично М.Р. Рыженкова и А.В. Малова; Российскую государственную библиотеку и лично В.В. Федорова, Н.И. Хахалеву, Т.И. Белоусову, Н.А. Леонову, И.С. Никифорову, Е.В. Степанову; Российскую национальную библиотеку и лично В.Н. Зайцева и A.И. Сапожникова; Российскую государственную библиотеку по искусству и лично А.А. Калганову и Е.Г. Хапланову.

Подготовить насыщенный иллюстрациями альбом позволила отзывчивая помощь государственных музеев. Прежде всего, хочется поблагодарить главную сокровищницу реликвий флота — Центральный военно-морской музей и лично А.В. Смирнова, Н.В. Шишкову, С.Ю. Курносова. Огромный вклад в нашу работу внесли Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи и лично В.М. Крылов и С.В. Успенская; Музей- панорама «Бородинская битва» и лично И.А. Николаева, С.В. Львов, Н.Ю. Шведова; Государственный исторический музей и лично А.И. Шкурко, В.А. Дуров, Т.В. Чистоногова; Государственный мемориальный музей А.В. Суворова и лично А.И. Кузьмин, Л.В. Елескина, А.М. Белов; Центральный музей Вооруженных Сил и лично А.К. Никонов; Центральный музей Черноморского флота и лично В.В. Клюев; Музей формы одежды русской, советской и иностранных армий и лично В.Н. Камалов, Е.В. Ильина, Н.А. Слепокурова, Г.И. Безкровная; Музей В.А. Тропинина и московских художников его времени и лично И.А. Егорова.

Это издание украшают не только картины художников прошлых веков, но и замечательные иллюстрации, выполненные лучшими современными баталистами А.В. Каращуком, В.Н. Куликовым, Р. Паласиосом-Фернандесом, А.Ю. Аверьяновым, Н.В. Зубковым, О.К. Пархаевым, А.А. Тронем. Их произведения дополняет авторская компьютерная графика В.А. Передерия, С.А. Попова, Е.Ю. Краюшкина. К сожалению, великолепные рисунки для нашей книги стали последней работой выдающегося художника и униформолога Сергея Альбертовича Летина, благодарную память о котором навсегда сохранят его друзья и коллеги.

Особое место в альбоме занимают изображения подлинных орденов, медалей и нагрудных знаков. За возможность опубликовать эти раритеты авторы выражают глубокую признательность М.С. Селиванову, С.Б. Патрикееву, фирме «Монеты и медали» (г. Москва) и лично И.А. Лавруку, Д.Н. Максимову, К.М. Секретеву, а также С.Н. Купрюшкину и всем участникам интернет-сайта «Награды Императорской России 1702–1917» (medalirus.narod.ru).

Авторы искренне благодарят друзей и коллег, предоставивших для книги материалы из своих личных коллекций: А.Н. Агапова, М.Ю. Блинова, И. Божкова, М.И. Васильева, С.Л. Васильеву, А.В. Воронова, Ж. Горохова, К.В. Журомского, И.Г. Калистратова, И.А. Кобец, В.А. Коковина, В.В. Лаврова, А.С. Лагунцова, И.В. Маркина, А.И. Пересадько, Г.Ф. Петрова, Г.Л. Плоткина, П. Тамма, Л.А. Титова, И.В. Хорошилова, А.Е. Шереметьева.

С чувством особенной теплоты хочется отметить помощь А.Ю. Королева-Перелешина, Г.Н. Кузминской, И.И. Лыкова, Д.В. Носикова, Л.М. Порцеля, Ю.М. Унковского, предоставивших из семейных собраний материалы о своих героических предках.

Длительный процесс написания книги сопровождался всесторонней поддержкой и дружеским вниманием со стороны Ю.И. Авельцова, В.П. Акулова, Д.И. Горшкова, В.Н. Ивко, О.Т. Кацаран, Ю.Н. Колесникова, А.В. Коротыча, О.И. Малиновской, М.В. Ожерельева, В.В. Петракова, Ю.В. Плотниковой, А.В. Позднякова, А.В. Саковича, B.М. Степановой (Куликовой), Д.Г. Федосова.

Большую помощь в работе оказал Интернет, позволивший установить по всей стране и за рубежом не только рабочие, но и дружеские контакты. Авторы выражают глубокую признательность всем модераторам и участникам специализированных сайтов «Морская пехота» (), «КОРТИК. Флот. История. Люди» (), «Награды Императорской России 1702–1917» (medalims.narod.ru), «Форум фалеристов» (), «SAMMLER.ru», сайта П.В. Лихачева (li-k.narod.ru), «Русско-японская война на море 1904–1905 гг.» (), «Русско-японская война на море 1904–1905 гг.» (), «Русская армия в Первой мировой войне» (), «Военная литература» (militera.lib.ru).

Особенную благодарность хочется сказать замечательным профессионалам В.И. Изъюрову и Л.А. Навдаевой, терпеливо сложившим собранный нами огромный материал в изящный макет и сверставшим красивый альбом. И, конечно, нельзя не отдать должного нашему издателю Ю.М. Желтоногину, обеспечившему реализацию этого масштабного проекта.

Выражая еще раз искреннюю признательность участникам долгой работы над книгой, хочется поприветствовать всех девизом морской пехоты: «Где мы — там победа!».

Введение

Во все времена на флоте ценились опытные воины, в совершенстве владеющие искусством ближнего боя. Уже 3,5 тысячи лет назад на стенах древней египетской гробницы в Эль-Кабе была высечена надпись в честь командира морской пехоты Яхмоса, который за отвагу в рукопашных схватках 7 раз награждался «Золотом храбрости» и получил от фараона 19 рабов. В ранние эпохи такие бойцы составляли часть судовой команды, умело действуя как мечом, так и веслом. Но по мере совершенствования кораблей отряды воинов приобрели самостоятельное значение. Управление судном целиком перешло к гребцам и матросам, в то время как пехотинцы несли боевую службу и являлись основной ударной силой при абордажах и сражениях с врагом. Сцепившись крюками, корабли превращались в арену жестокой рукопашной схватки, в которой побеждал более храбрый и умелый экипаж.

Эта система без особых изменений просуществовала до XVI века, когда гребные и парусно-гребные суда уступили первенство крупным кораблям с палубной артиллерией. Теперь судьбу морского сражения решал огонь бортовых орудий. В связи с этим отряды пехоты стали все реже использоваться для абордажей и все чаще для десантных операций и охранной службы на берегу. Поскольку беспорядочный набор матросов требовал поддержания на борту жесткой дисциплины, солдатские команды начинают выполнять полицейские функции, что дополнительно требовало обособить их от моряков. Новые условия привели к специализации солдат европейских флотов и созданию из них особых частей и соединений — в 1622 году учреждаются части морской пехоты во Франции, в 1664 году в Англии, в 1665 году в Голландии.

В России создание морской пехоты объективно задерживалось из-за отсутствия военного флота и портов. В июне 1634 г. на польское предложение о строительстве судов для Балтийского и Черного моря русские послы ответили, что «государевых воинских кораблей на море Ливонском и на море Великом прежде не бывало и вперед быть негде, да и не для чего». Тем не менее, в 1656 году царь Алексей Михайлович попытался отвоевать у Швеции выход к Балтике. Для захвата берегов Финского залива он направил отряд воеводы П.И. Потемкина (около 1000 чел.) с заданием «итти на свейский рубеж, на Варяжское море». В помощь ему послали 570 донских казаков, которых патриарх Никон благословил идти морем на Стокгольм. Взяв в июне 1656 г. Канцы (Ниеншанц), Потемкин с частью отряда на судах вышел из устья Невы в море и у острова Котлин 22 июля 1656 г. «имел бой с немецкими людьми и взял полукорабель» (галеру) с пушками, знаменами и экипажем[1].

Царь Алексей Михайлович. Портрет кисти неизвестного художника. Конец 1670-х — начало 1680-х гг. (ГИМ).

Стольник Петр Иванович Потемкин. Портрет кисти Г. Неллера. 1682 г. (ГЭ). Летом 1656 года отряд воеводы П.И. Потемкина (1617–1700) был послан царем Алексеем Михайловичем против шведов для захвата берегов Финского залива. Потемкин вышел на судах из Невы в море и 22 июля 1656 г. взял на абордажу острова Котлин вражескую галеру.

Несмотря на отдельные успехи, эта война так и не позволила России закрепиться на Балтике. В результате первый опыт создания корабельной морской пехоты царь Алексей Михайлович предпринял на Каспийском море. В мае 1667 г. глава Посольского приказа ближний боярин А.Л. Ордин-Нащокин заключил с армянскими купцами договор о провозе в Европу шелка и персидских товаров не через Турцию, а через Астрахань по Волге. Для реализации этого плана в селе Дединове Коломенского уезда голландские и русские мастера построили к сентябрю 1668 г. корабль, яхту, два шлюпа и бот. По приглашению участвовавшего в работе голландца Ивана ван Сведена из Амстердама в Москву приехал корабельный капитан Давид Бутлер с 14 товарищами. В связи с предстоящим походом Бутлер подал в Посольский приказ «корабленого строю письмо» из 34 статей, регламентировавших обязанности капитана, а также подчиненной ему команды. Эти статьи, переведенные с голландского на русский язык, стали первым российским документом, в котором упоминались морские солдаты и возглавлявший их специальный офицер — «корабельной порутчик». В соответствии с 14-й статьей они во время боя должны были участвовать в абордаже: «Буде же капитан пригодно увидит неприятельский корабль взять, тогда корабельной порутчик с своими солдаты, немедля, должен на неприятельский корабль скочить и всяко радеть, чтоб тот корабль под свою мочь привести»[2].

Ближний боярин Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин. Портрет кисти неизвестного художника. 1660-е гг. (ГИМ). В 1667–1669 гг по инициативе и под контролем главы Посольского приказа А.Л. Ордин-Нащокина (1605–1681) был построен первый русский военный корабль «Орел».

Первый русский военный корабль «Орел» в 1669 г. Акварель художника князя В.М. Голицына. 1940 г. (ЦВММ).

В начале мая 1669 г. корабль, получивший от государя название «Орел», двинулся из Дединова в Нижний Новгород. Здесь на его борту разместились 35 нижегородских стрельцов с начальным человеком Иваном Домажировым. В августе 1669 г. «Орел» прибыл по Волге в Астрахань. Но участвовать в дальних морских походах и абордажах ему так и не довелось. В июне 1670 г. Астрахань захватили войска Степана Разина, которые едва не сожгли «Орел». Голландские моряки бежали в Дербент, но по дороге попали к кумыкам в рабство[3]. После подавления разинского восстания «Орел» несколько лет стоял без дела в протоке Кутум и пришел в полную негодность. Так завершилась первая попытка создания корабельного флота и морской пехоты России.

Начальные люди московских стрелецких приказов на струге. Фрагменты «Чертежа изображения в лицах отпуска стрельцов в судах водяным путем на Разина». 1670 г. (ОРРНБ).

Стрельцы в большой лодке.

Начальный человек и стрелец. 1660-е гг. Рисунок художника Р. Паласиоса-Фернандеса.

Глава I Морская пехота Петра Великого 1705–1725 гг.

Командир Морского регимента адмирал Франц Яковлевич Лефорт. Рисунок и реконструкция художника С.А. Летина. 1996 г. На втором плане рядам с гербом Лефорта изображены гайдук «Великого посольства» и солдат 1-го Выборного (Лефортовского) полка. На заднем плане видны укрепления Азова.

Рождение морской пехоты

Основателем регулярных военно-морских сил России, в том числе и отечественной морской пехоты, по праву считается Петр I. К созданию боевого флота юного царя сподвигла неудача русских войск в 1695 году в первом Азовском походе. Несмотря на долгую осаду и два кровопролитных штурма, им не удалось взять Азов, поскольку турки морем привозили в крепость подкрепления и запасы. Требовалась полная блокада города, и государь решил создать флотилию парусных и гребных судов. В селе Преображенском под Москвой началось строительство галиаса «Апостол Петр», 4 брандеров и 23 галер. Для их обслуживания из офицеров и солдат 1-го Выборного (Лефортовского) полка и 3-го Выборного полка (разделенного впоследствии на Лейб-Гвардии Преображенский и Семеновский полки) в Москве был образован Морской регимент (полк) численностью 4119 человек. Регимент подразделялся на 28 рот — по роте на каждый брандер или галеру. В среднем одна рота насчитывала около 150 человек, вооруженных мушкетами, и, кроме того, ей придавалось около 20 матросов. Организатором и командиром полка с титулом «адмирал» стал ближайший сподвижник государя генерал Франц Лефорт. 18 февраля 1696 г. состоялся смотр Морского регимента, после чего 23 февраля царь отправился в Воронеж. Вслед за ним 10 марта выступили из Москвы роты полка вместе с разобранными галерами.

В Воронеже всю зиму 1695/1696 гг. шло большое строительство, и к весне на реке стояли 1300 стругов, 300 морских лодок и 100 плотов. 2 апреля 1696 г. состоялся спуск на воду привезенных из Москвы галер. Первой спустили галеру «Принципиум», на которой разместилась 3-я рота Морского регимента из 172 Преображенских бомбардиров, урядников и солдат. Этой ротой в походе командовал сам государь под именем капитана Петра Алексеева.

Гребной флот царя Петра во время Второго Азовского похода. 1696 г. Гравюра из «Дневника путешествия в Московию» Г.И. Корба. На гравюре изображены галеры с солдатами Морского регимента.

16 апреля в Воронеж приехал Франц Лефорт, получивший звание «адмирала Морского каравана плавного пути». Ему вручили Гербовое знамя, изготовленное в Москве иноком Корионом и доставленное по распоряжению боярина Т.Н. Стрешнева в Воронеж наставником Петра в морских науках Францем Тиммерманом.

23-26 апреля 1696 г. русская армия под командованием боярина А. С. Шеина двинулась на стругах и плотах к Азову. За ней 3 мая выступил авангард Морского регимента на 8 галерах под командованием царя, удостоенного от Лефорта звания командора. Утром 27 мая 1696 г. после похода по рекам Воронежу и Дону 22 галеры с пушечной пальбой вышли в Азовское море. Войска Шеина обложили крепость и начали правильную осаду. 14 июня к Азову подошел турецкий флот — 6 кораблей и 17 галер с четырехтысячным десантом. Грозный вид русской флотилии озадачил пашу Турночи. Лишь 24 июня он решился атаковать, но увидев, как русские выбирают якоря для встречного боя, ушел в море. Лишившись поддержки, турки 19 июля сдали крепость.

Знамя Морского регимента. 1696 г. Хромолитография. 1900 г. Знамя изготовил в Москве инок Корион. По распоряжению боярина Т.Н. Стрешнева наставник царя Франц Тиммерман доставил знамя в Воронеж, где в апреле 1696 г. его вручили командиру Морского регимента адмиралу Ф.Я. Лефорту. После завершения Второго Азовского похода и роспуска Морского регимента знамя было сдано в Оружейную палату. В настоящее время его полотнище хранится в ГИКМЗ «Московский Кремль».

12 августа 1696 г. Морской регимент выступил из Азова домой. В честь Азовской победы в Москве при въезде из Замоскворечья на Каменный мост были построены триумфальные ворота, через которые 30 сентября состоялся торжественный вход русских войск в столицу. Морской регимент шел со своим знаменем поротно в 6 рядов. Впереди полка в золотых санях ехал Лефорт, а во главе 3-й роты шел Петр I в мундире морского капитана с белым пером на шляпе и с протазаном в руке. В Кремле Морской регимент промаршировал мимо государева двора, после чего его роты разошлись по слободам своих коренных полков. В награду солдатам и урядникам царь пожаловал по золоченой копейке и к прежним окладам прибавил по 8 рублей. Гербовое знамя было сдано в Оружейную палату, где хранится и по сей день[4].

После выхода к Черному морю внимание Петра I обратилось на Балтику. Осенью 1700 г. Россия начала войну против Шведского королевства, имевшего сильный корабельный и галерный флот. Хотя серьезного урона русские войска причинить ему пока не могли, они активно действовали на озерах и в устьях рек, совершая смелые абордажные нападения на небольшие транспорты и суда. 31 мая 1702 г. в узком проливе, соединяющем Псковское и Чудское озера, солдаты полка Толбухина, посаженные на карбасы, атаковали 5 судов командора Лешерна, прорвались в Чудское озеро и взяли на абордаж 4-пушечную яхту «Флундран». 15 июня 1702 г. на Ладожском озере 400 солдат полка Островского на соймах и карбасах атаковали шведскую флотилию вице-адмирала Нумерса и потопили бригантины «Джона» и «Аборес». 19 июля на Чудском озере генерал-майор Гулиц атаковал на лодках 4 шведских судна командора Лешерна и взял на абордаж 12-пушечную яхту «Виват». 27 августа 30 лодок полковника Тыртова напали близ Кексгольма на шведскую флотилию вице-адмирала Нумерса, который, потеряв 5 судов (2 сожжены, 2 захвачены в плен, 1 потоплено) и около 300 человек, оставил Ладожское озеро и ушел в Выборг. К сожалению, в этом бою храбрый полковник Тыртов был убит картечью.

Чины 3-го Выборного солдатского полка во время Второго Азовского похода. 1696 г. солдат-преображенец в нагруднике-аламе; командир 3-й роты Морского регимента капитан бомбардиров Петр Алексеев (Петр I); прапорщик (знаменосец) в белом кафтане. Рисунок и реконструкция художника С.А. Летина. 1996 г.

Осада турецкой крепости Азов в 1696 году русскими войсками. Гравюра, исполненная в 1699 г. А. Шхонебеком в Москве под личным наблюдением Петра I. (ГИМ).

Этим первым успехам царь придавал большое значение и лично принял участие в одном из абордажей. 5 мая 1703 г. в устье Невы пришли шведский 10-пушечный галиот «Гедан» и 8-пушечная шнява «Астрильд». Царь решил атаковать их двумя отрядами, один из которых возглавил сам, а другой поручил А.Д. Меншикову, «понеже иных на море знающих никого не было». 7 мая 1703 г. солдаты Преображенского и Семеновского полков на 30 лодках атаковали врага. Несмотря на артиллерийский огонь, гвардейцы, стреляя из ружей и бросая гранаты, сблизились с противником и после упорного боя взяли корабли на абордаж. Из 77 шведских офицеров, солдат и матросов 58 погибли, 19 попали в плен. За этот бой Петр I и А.Д. Меншиков получили ордена Св. Андрея Первозванного. Храбрых гвардейцев наградили золотыми медалями с надписью «Небываемое бывает».

Через год, 7 мая 1704 г. на Чудском озере генерал-майор фон Верден на карбасах атаковал 15 судов командора Лешерна. В абордажном бою шведская флотилия была разгромлена, 13 шкут захвачены, 1 сожжена, в плен взяты 96 пушек и 138 человек. По случаю столь крупной победы царь приказал отслужить благодарственный молебен, салютовать из пушек с крепостных стен и кораблей, а в полках дать «из мелкого оружия залп».

Пока военные действия шли на озерах и вблизи побережья, небольшому русскому флоту хватало обычных солдат, посаженных на гребные баркасы. Но с созданием на Балтике полноценной российской эскадры требовалось серьезно подготовиться к морским походам. В конце сентября — начале октября 1704 г. Петр I составил «Предложение о начинающемся флоте на Ост-зее» (то есть на Балтийском море), в котором говорилось: «Надлежит учинить полки морских солдат (числом по флоту смотря) и разделить оных по капитанам вечно, к которым надлежит капралов и сержантов взять из старых солдат ради лучшего обучения строя и порядков»[5]. В соответствии с этим «Предложением…» началась работа по набору морских солдат, а также определению их структуры и численности. В ноябре 1704 г. командовавший на Балтике вице-адмирал К.И. Крюйс предложил посадить на каждый корабль по 300 солдат, а на галеру — по 120 с 1 каподискалой (начальником абордажа).

Но вместо разрозненных команд Петр I решил создать единый морской полк. Не исключено, что эту мысль подсказал царю прежний опыт Азовского похода. Впрочем, полковая организация вообще была характерна для петровской армии, так как представляла удобство в военном и хозяйственном отношении. Видимо, последнее обстоятельство оказалось решающим при выборе государя, поскольку с точки зрения морской службы полковая организация являлась не вполне оптимальной, что позднее признал и сам Петр I.

Первый российский солдат Сергей Леонтьевич Бухвостов. Портрет кисти неизвестного художника. 1720-е гг. (ГРМ). В 1683 г. стряпчий конюх С.Л. Бухвостов (1642–1728) был первым зачислен в потешные войска юного Петра I, при котором находился в разных военных походах. В 1696 г., являясь капралам Преображенских бомбардиров, служил в 3-й роте Морского регимента и участвовал в осаде Азова. 7 мая 1703 г. был на абордаже двух шведских судов в устье Невы.

Абордаж русскими гвардейцами шведских галиота «Гедан» и шнявы «Астрильд» в устье Невы 7 мая 1703 г. Копия Л.Д. Блинова 1890 г. с картины художника А.П. Боголюбова 1865 г. (ЦВММ).

Формирование нового полка царь поручил генерал-адмиралу Ф.А. Головину, который 16 ноября 1705 г. дал соответствующее распоряжение вице-адмиралу К.И. Крюйсу: «Мне надлежит по указу Его Величества один морской полк иметь, и тако тебя прошу изволь сие сочинить, дабы состоял в 1200 солдатах, и что к тому принадлежит, како в ружье и в прочем, изволь ко мне отписать и прочих потребно не оставить; и сколько всех числом есть или великая сочиниласъ убавка, то потщимся рекрутов сыскать». 16 (27) ноября 1705 г. считается точкой отсчета истории регулярной морской пехоты России.

Крюйс не замедлил с ответом. Уже 30 ноября он сообщил Головину: «А что Великий Государь повелел морских солдат переменить, чтоб полк был в 1200 человек, и тако надобно учинить <…> и тако всегда могут моряне или корабельные солдаты в добром и в сухопутстве служить и в иных землях более почитают»[6].

Адмирал Корнелий Иванович Крюйс. Копия П.П. Брукса с портрета кисти неизвестного художника начала XVIII в. 1870-е гг. (ЦВММ).

Генерал-адмирал Федор Алексеевич Головин. Портрет кисти неизвестного художника начала XVIII в. (ГИМ).

Фрагмент письма генерал-адмирала Ф. А. Головина 16 ноября 1705 г. к вице-адмиралу К. И. Крюйсу о формировании по указу Петра I морского полка. (РГА ВМФ. Ф. 233. Оп. l. Д. 246. Л. 275–276 об.).

Новый полк создавался из 8 фузелерных и 2 гренадерских рот, одна из которых составляла личный караул Петра I во время его пребывания на кораблях Балтийского флота. Однако для укомплектования полка Крюйсу не хватало уже имевшихся морских солдат, «которых еще многих в недостатке будет». Действительно, изучив представленную Крюйсом роспись флота, Головин 1 декабря 1705 г. удивленно писал ему: «Зело ужасает меня включенная роспись о умерших и больных солдатах, и от чего такой упадок учинился не можем рассудить». «Ужасающий упадок» происходил от крайне тяжелых условий морской службы, к которой большинство солдат не были готовы. Служивший в русском флоте английский капитан Д. Ден в 1724 году писал: «..обычай набирать солдат из пехотных полков и ими пополнять ряды матросов — мало достигает цели, так как люди эти, привыкшие к сухопутной службе, будучи принуждены (в то время как они уже и по возрасту и вследствие разных иных причин, — потеряли надлежащую ловкость) исполнять службу совершенно другого рода, падают духом до такой степени, что когда, при бурной погоде, получают приказание подняться на ванты, прямо падают и готовы скорее подчиниться строжайшему вашему гневу, нежели тронуться на такое по их взгляду опасное предприятие»[7].

Фузелер Морского полка. 1706–1708 гг. Компьютерная графика В.А. Передерия по рисунку художника Н.В. Зубкова. 1995 г. (Рисунок предоставлен военно-историческим журналом «Цейхгауз»).

Морской полк формировался в Петербурге также без учета подготовки личного состава к корабельной службе. Его солдат набирали даже не из рекрутов, а из ямщиков. Уже в феврале 1706 г. Крюйс докладывал царю, что в полку налицо имеется 5 сержантов, 72 капрала, 16 писарей и 1509 солдат. Но их снабжение наладили плохо. Хотя довольствие полка должны были пополам обеспечивать сухопутное и морское ведомства, на практике это приводило к их постоянным препирательствам и задержкам. В этой ситуации численность рот неумолимо сокращали болезни. Кроме того, морские солдаты подвергались специфическим дисциплинарным взысканиям. К примеру, за оставление караульного поста солдат удостаивался «троекратного проволочения под корабль и бития у мачты от всех корабельных людей»[8]. В результате в 1707 году в ротах оставалось уже только 1216 человек. Меж тем, 28 октября 1707 г. Петр I велел иметь в полку для службы на кораблях 1200 солдат, на галерах 200 и рекрутов для обучения 150 — всего 1550 нижних чинов. Недостающих людей набрали из пехотных полков, но «забыли» поставить на довольствие. Слухи об их бедственном положении дошли даже до государя. 23 марта 1709 г. Петр с гневом писал боярину Т.Н. Стрешневу: «На морской полк, который набран из ямщиков (и ныне в Питербурхе) жалованье положено изо всех приказов половинные оклады. И ныне слышали мы, что судьи те денги в приказах у себя задерживают и переводят друг на друга. Чего для определите с опщего совету, чтоб те денги без задержания были отпущены, а ежели какая в том учинитца задержка, и те денги мимо приказов доправлены будут с деревень ваших на всех вас»[9]. После столь грозного письма вопрос с деньгами быстро решили. Но проволочки с прочим снабжением остались. 10 февраля 1710 г. Крюйс вынужден был снова обратиться к Петру, теперь уже из-за обмундирования: «Которое платье прислано на раздачу солдатам, всего на 1200 человек, и то им еще не роздано, и на раздачу всем не достанет для того, что ныне солдат 1500 человек». Срочно пришлось изыскивать дополнительные зеленые кафтаны и зимнюю одежду.

Назначение на большую галерную эскадру всего 200 солдат Морского полка не удовлетворило галерного шаутбенахта И.Ф. Боциса. К этому времени на его галерах служили сухопутные войска, активно осваивавшие навыки десантных операций. Так, 10 мая 1708 г. галерная эскадра Боциса (9 скампавей и 7 бригантин) успешно высадила 500 солдат под огнем вражеских батарей около города Борго. Десант сжег 16 шведских судов и склады продовольствия, вызвав панику на побережье. Однако, несмотря на успехи, Боцис не имел полной власти над вверенными ему войсками. В связи с этим в 1710 году он предложил генерал-адмиралу Ф.М. Апраксину сформировать «единый галерный полк» из 10 «компаний» (рот), одна из которых обслуживала бы галерную артиллерию, другая исполняла должность матросов, половине остальных рот «требно быть для приступу; а другая половина для обережения каторжников и невольников». В целях скорейшей реализации этого плана Боцис предлагал сформировать новый полк из 1200 солдат трех пехотных полков Шневенца, Микешина и Смита, которые «имеют малое искусство галерное, понеже два года служат беспрестанно на галерах».

Однако Апраксин не поддержал предложение Боциса. Тогда шаутбенахт на свои средства завел «собственную» гренадерскую роту, в которой в марте 1711 г. числилось 125 чинов, «в Выборге больных — 25, в Петербурге — 8. Всего 158 человек»[10]. Эта рота составляла личный караул Боциса на его галере и в местах пребывания.

Генерал-аншеф Григорий Петрович Чернышев. Портрет кисти неизвестного художника 2-й четверти XVIII в. (ГТГ). В 1716 г. Г.П. Чернышев, будучи обер-штер-кригс-камиссаром при Адмиралтействе, разработал новый штат Адмиралтейского батальона.

Перспектива Невского проспекта от Аничкова моста. Картина неизвестного художника. 1760-е гг. (ПГ).

В 1712 году произошли серьезные изменения в организации Балтийского флота. Его разделили на три эскадры, для каждой из которых полагалось иметь свой батальон морских солдат.

Но гораздо больше царь нуждался в опытных матросах, которых требовалось несколько тысяч. В этой ситуации Петр I решил пополнить корабельный личный состав за счет Морского полка, уже имевшего опыт флотской службы, заменив его солдатами пехотных полков, выводимых из Азова. После неудачного Прутского похода Петр I вынужден был заключить с Турцией невыгодный мирный договор, по которому Россия возвратила туркам крепость Азов, лишилась Азовской флотилии, а также срыла пограничные укрепления Таганрог, Каменный Затон и Новобогородицкий городок. Располагавшиеся там войска переводились на север для продолжения войны со Швецией. 9 февраля 1712 г. царь направил из Петербурга письмо генерал-адмиралу Ф. М. Апраксину, находившемуся на южных рубежах: «Прежде сего, в бытность вашу здесь говорено, дабы Морского полку, также и Шневенцова баталиону (которые здесь) людей употребить в матросы для того, что те люди на кораблях уже обвыкли. Того для на их места сюда изволте прислать от себя, выбрав ис тех полков, которые присланы к вам были из Москвы и из других мест, три баталиона солдат, которые лутче, и отправте их сюды з добрым командирам, дабы дорогою не растерял»[11].

Сражение у мыса Гангут 27 июля 1714 г. Раскрашенная гравюра M. Бакуa по оригиналу П.-Д. Мартена-младшего. 1722 г. (ЦВММ). Между первой и второй линиями русских галер изображена скампавея Петра I, на которой во время сражения находилась большая часть Галерного батальона.

27 февраля Ф.М. Апраксин направил соответствующее указание обер-коменданту С.А. Колычеву, который выбрал в Острогожске из московских полков фон Дельдина и Огарева три батальона по 5 рот в каждом. Командовали батальонами подполковник Вяземский, подполковник Коробовский и майор Хвостов. 18 марта 1712 г. батальоны выступили в Москву, куда благополучно прибыли 1 мая. В июне 1712 г. батальоны пришли в Петербург, где к ним присоединился один батальон Казанского пехотного полка майора Кемкова. В Петербурге батальоны переименовали в батальоны Вице-адмирала (660 чел.), Адмирала (660 чел.) и Контр-адмирала (652 чел.), после чего отправили на соответствующие эскадры. Шефом последнего батальона стал сам Петр I, имевший чин контр-адмирала, в связи с чем этот батальон иногда еще назывался «Его Царского Величества собственной»[12]. Кроме этих батальонов, в 1712 году также был сформирован трехротный батальон для Галерной эскадры (296 чел.). Батальон Вяземского, пришедший в Петербург под руководством майора Михаила Аничкова, поселили в слободе за рекой Фонтанкой, через которую в 1715 году морские солдаты построили деревянный мост, прозванный в честь их командира Аничковым. Этот знаменитый мост сохранил свое историческое название до наших дней.

В ходе преобразований 1712 года планировалось также создание Адмиралтейского батальона для охраны верфей, складов, лесов и зданий Адмиралтейства, несения караулов при морских учреждениях, сопровождения припасов, конвоя флотских арестантов и команд. Но большую часть солдат предназначенного для Адмиралтейства пехотного батальона Савенкова перевели в матросы. В результате, в августе 1712 г. вместо полноценного батальона к Адмиралтейству из него определили лишь 200 человек, оставшихся «за разбором от матросов». Этой импровизированной команды оказалось явно недостаточно для возраставших хозяйственных забот Адмиралтейства. Настоятельно требовался специальный батальон. В связи с этим 1 сентября 1714 г. генерал-адмирал Ф.М. Апраксин утвердил особый штат Адмиралтейского батальона из 5 рот. В нем полагались: 1 полковник, 1 майор, 1 квартирмейстер, 1 адъютант, батальонные поп, писарь, профос и каптенармус, 5 капитанов, 5 поручиков, 5 подпоручиков, 5 прапорщиков, 10 сержантов, 5 каптенармусов, 5 подпрапорщиков, 5 ротных писарей, 20 капралов, 6 гобоистов, 9 барабанщиков и 575 солдат.

Для пополнения батальона до штатной численности из двух московских гарнизонных полков Вельяминова-Зернова и Игнатьева, находившихся на особом от других гарнизонных частей положении (в каждом из этих полков состояло по гренадерской роте), в Петербург выслали партии унтер-офицеров, солдат и писарей[13]. Каждая из 5 рот имела одно цветное знамя. Кроме того, при батальоне сохранялось полковое знамя одного из острогожских полков из белой камки с двуглавым орлом на полотнище. Скоро развитие Балтийского флота потребовало увеличить численность адмиралтейских солдат. В 1716 году обер-штер-кригс-комиссар при Адмиралтействе генерал-майор Г.П. Чернышев разработал новый штат Адмиралтейского батальона, который, сохранив пятиротную организацию, увеличился до 845 офицеров и нижних чинов (см. стр. 28).

Морские солдаты участвовали во многих сражениях и операциях Северной войны 1700–1721 гг.

Абордаж русскими галерами шведского прама «Элефант» у мыса Гангут 27 июля 1714 г. Гравюра А.Ф. Зубова. 1714 г.

Серебряная медаль за победу при Гангуте 27 июля 1714 г. (Из собрания фирмы «Монеты и медали, г. Москва»).

Скампавея контр-адмирала Петра Михайлова. (Фрагмент гравюры А.Ф. Зубова. 1714 г.) На этой скампавее во время Гангутского сражения находилась большая часть солдат и офицеров Галерного батальона. Рядам видна шлюпка Петра I.

При этом на кораблях Балтийского флота они служили вместе с солдатами сухопутных частей. Например, летом 1714 г. на борту трех корабельных эскадр находилось 1157 чинов морских батальонов и в то же время 1323 человека Лейб- Гвардии Преображенского, Семеновского и 2-го Гренадерского полков. На флагмане Петра I «Святая Екатерина» служили 128 гвардейцев и 266 чинов батальона Контр-адмирала. На галерной же эскадре армейские команды и вовсе имели доминирующее значение, поскольку солдат небольшого Галерного батальона едва хватало для скампавей высших начальников. При совместной службе неизбежно возникали «некоторые противности между морских и сухопутных офицеров». В связи с этим 29 мая 1714 г. Петр I издал специальный указ, в котором впервые четко определил их взаимоотношения на борту:

«1. Понеже каждый корабль отдан в команду одному офицеру морскому, и для того повинны его как во управлении морском, так и во время баталии слушать сухопутные как офицеры, так и солдаты, кто б какого ранга ни был, понеже на нем то дело положено и на нем спросят.

2. Поручикам и прочим чинам морским <…> солдат не бить, разве во время бою, которые в своем деле, где они поставлены, не будут исправлять, тогда оных поручикам и подпоручикам тростью или шпагой бить вольно»[14].

Гангутское сражение 27 июля 1714 г. Картина художника А.П. Боголюбова. 1875–1877 гг. (ЦВММ).

Особое значение для российского флота имела морская кампания 1714 года. Готовясь к походу, царь с самого начала рассчитывал на активный ближний бой. Капитан Д. Ден вспоминал, что «перед самым отплытием флота царь приказал к каждому судну прикрепить на шарнирах к планширу абордажный помост, упирающийся вдоль реек у входа на бак; во время же действия, в случае абордажа, эти помосты весьма удобно отодвигались и перебрасывались на планшир неприятельских судов для перехода по ним людей». Надежды Петра полностью оправдались 27 июля 1714 г. при Гангуте. В этом знаменитом сражении участвовал батальон Галерной эскадры: 1 майор, 3 поручика, 3 подпоручика, 1 батальонный квартирмейстер, 1 подпрапорщик, 4 сержанта, 4 капрала, 1 каптенармус, 1 барабанщик, 1 фельдшер и 91 рядовой — всего 111 человек. Основная часть батальона находилась на скампавее Петра I, которая стояла между первой и второй линиями русских галер. Сам государь при этом расположился рядом в шлюпке. Небольшой отряд морских солдат был также на галере капитан- командора М.Х. Змаевича, командовавшего в сражении моряками правого фланга. Кроме того, группы морских солдат находились на других русских галерах, взявших штурмом 2 шведских шхербота, 6 галер и флагман — 18-пушечный прам «Элефант». В сражении погиб фельдшер Галерного батальона. Участников абордажа наградили медалями: солдат серебряными, офицеров — золотыми. Однако солдаты и офицеры, находившиеся на скампавее Петра I, медалей не получили, поскольку в самом абордаже они не участвовали. Некоторых же морских солдат, распределенных по галерам первой линии, при награждении забыли. Сохранилась челобитная солдата Галерного батальона О. Мещерякова, который писал: «В прошлом 1714 году <…> был на галере, как брали фрегат (со) своею братьею, с морскими солдаты, в равенстве. И ныне даютца его, великого государя, оным солдатом портреты (то есть медали — Авт.). А мне <…> оного великого государя жалованья не выдают против своей братьи. А я в там шлюсь на сухопутных офицеров, кои были на галере»[15]. Аналогичную просьбу подали еще 3 морских солдата, участвовавших в абордаже на 38-весельной полугалере «Сом».

Офицеры морских батальонов корабельных эскадр удостоились золотых медалей за другое славное сражение — битву 24 мая 1719 г. у острова Эзель. В этот день эскадра капитана 2 ранга Н.А. Сенявина атаковала и вынудила сдаться шведские корабль, фрегат и бригантину капитан-командора Врангеля. Судьбу сражения решили умелое маневрирование и меткий артиллерийский огонь. Первый бой парусных кораблей русского флота в открытом море закончился полной победой. В сражении 3 солдата погибли, 3 получили ранения. Офицеров эскадры наградили медалями с надписью «Прилежание и верность превосходит силно» (см. стр. 30).

Российский император Петр Великий. Гравюра П. Субейрана с оригинала Л. Каравакка. 1743 г. (Частное собрание).

В апреле 1720 г. был издан «Устав морской», окончательно определивший положение морских солдат в составе флота. В зависимости от класса корабля численность солдатских команд на борту колебалась от 206 до 56 человек, не считая офицеров. Общее командование морскими солдатами осуществлял майор, которому подчинялись секунд-майор и капитан. Солдаты несли всю строевую службу на кораблях и в портах, а во время войны участвовали в прибрежных десантах и абордажах. Седьмая глава устава «О майоре» определяла обязанности старших офицеров морской пехоты. Согласно ей, при каждом командующем флотским соединением находился старший офицер, возглавлявший все команды морских солдат данной эскадры: «Майору быть при Генерале-адмирале, секунд-майору при Адмирале от авангардии, капитану при Адмирале при аръергардии». Устав, разработанный под руководством Петра I, оказался столь удачным, что им пользовались с небольшим перерывом более ста лет.

В соответствии с новым уставом Балтийский флот подвергся реорганизации. К 1721 году структура его «солдатского войска» выглядела следующим образом. Прежняя батальонная система была упразднена. На кораблях располагалась солдатская команда общим числом в зависимости от количества и класса кораблей. Например, в 1720 году корабельному флоту требовалось 4614 солдат и офицеров. На Галерной эскадре служил трехротный Галерный батальон, численность которого составляла 274 человека (включая офицеров). На прежних основаниях (по штату 1716 года) оставался Адмиралтейский батальон, охраняя здания, верфи, имущество и выполняя разные командировки. Впрочем, морское начальство довольно свободно обращалось со штатными положениями, меняя число солдат по своему усмотрению. В таком виде морская пехота существовала до конца царствования Петра I.

28 января 1725 г. Петр Великий умер. Завершилась эпоха преобразования Московского царства в Российскую империю. Реформы Петра на много лет определили развитие всех частей государства, прежде всего армии и флота. Основанная Петром I регулярная морская пехота с честью прошла боевое крещение в сражениях Северной войны. За 20 лет ее численность увеличилась с 1200 человек в 1705 году до более чем 5000 в 1725-м. Все это время служба морских солдат оставалась очень трудной, их снабжение велось не лучшим образом. Однако личное внимание императора к флоту помогало исправлять многочисленные недостатки. К сожалению, в следующие пять лет после смерти Петра Великого, при его ближайших преемниках, положение морской пехоты совершенно изменилось и серьезно ухудшилось.

* «В том числе 6 человек по адмиралтейскому регламенту по 64 артикулу из гвардии, а остальные по определениям коллегии с выключением оного числа из корабельных солдат».

** «Из них 1 иностранец».

Фузелер морского батальона. 1719 г. Рисунок художника С.А. Летина. 2005 г. Обмундирование морского солдата представляет удобное сочетание пехотных и матросских вещей. Поверх серого бострога надет васильковый строевой кафтан. Для свободного движения на корабле вместо кюлот солдаты носили широкие матросские штаны, а вместо пересиленной патронной сумы — небольшой поясной подсумок гренадерского образца. В лопасть портупеи могла вставляться шпага, хотя часто морские солдаты не носили даже ее, ограничиваясь только штыком.

Обмундирование морских солдат 1705–1725 гг.

В ходе Северной войны морские солдаты и их офицеры стали носить мундир европейского фасона. Отсутствие в России массового производства качественных шерстяных тканей вынуждало прибегать к заграничным поставкам и, как следствие, к разнообразной расцветке вещей. Не исключено, что за годы правления Петра I цвет обмундирования морских солдат неоднократно менялся. Перечень основных его предметов можно найти в донесении вице-адмирала К. И. Крюйса к царю 10 февраля 1706 г.: «И зело надобно, чтоб было у всякого солдата по зеленому кафтану, також по серому ямурлуку[16] для зимнего времени от снегу и стужи, а серые бостроги и штаны годны им солдатам на кораблях носить у работы, а ямурлуки на караул им же солдатам надобно. Да надобно ж, чтоб сержантам и капралам бы различное особое платье»[17].Из-за плохо налаженного снабжения в период Северной войны зеленый кафтан в комплекте с красным камзолом был редкостью. Обычно морские солдаты заменяли камзол серым суконным или канифасным бострогом (короткой морской курткой). Головным убором служила треугольная шляпа из черной валяной шерсти. Но гренадеры Морского полка носили особые шапки, которые по приказу Ф.М. Апраксина «построили» зимой 1710 г. в Москве в количестве 250 штук. По европейской моде начала XVIII в. эти шапки могли выглядеть как суконные колпаки, иногда обшитые по краю околыша медвежьим мехом. Присутствовала ли на них морская символика, и в какой форме — на сегодняшний день неизвестно.

Генерал-адмирал граф Федор Матвеевич Апраксин. Портрет кисти неизвестного художника середины XIX в. (ГЭ). С 1700 г. Ф.М. Апраксин (1661–1728) возглавлял Адмиралтейский приказ, затем Военную Морского флота канцелярию и являлся главным сподвижникам морских начинаний Петра I. С образованием Адмиралтейской коллегии 15 декабря 1717 г. был назначен ее президентом.

Таким образом, первые 15 лет внешний вид морских солдат мало отличался от военнослужащих полевой русской армии. Однако в 1718 году, вероятно из соображений удобства несения службы на кораблях, у солдат морских батальонов отменили патронные сумы на плечевых портупеях и ввели небольшие поясные лядунки по образцу гренадер. Тогда же планировалось снабдить батальоны укороченными фузеями гренадерского образца. Скорее всего, морские солдаты не вооружались шпагами или палашами по примеру полевой пехоты, и из холодного оружия у них имелся только фузейный штык. Личные вещи солдаты хранили в кожаных сумках, которые на галерах складывали под лавки.

К концу Северной войны, наряду с разработкой мундирных регламентов для сухопутных войск, были предприняты меры по унификации морского обмундирования. В 1719 году морская пехота впервые получила мундиры особенного цвета — из василькового сукна. По новому положению солдатам и унтер-офицерам полагалось иметь два комплекта формы. Строевой мундир состоял из черной шерстяной шляпы (на 1 год), василькового суконного кафтана (выдавался па 5 лет). Вместо суконных камзола и штанов использовался матросский мундир — бострог и сермяжные штаны (на 1 год). На 2 года одному солдату полагались 3 пары кожаных тупоносых башмаков. Ежегодно каждого солдата и унтер-офицера следовало снабжать двумя парами суконных чулок красного или василькового цвета.

Васильковые кафтаны морские солдаты надевали редко, только во время караулов и «прочей оказии», а повседневно носили матросский мундир. Но даже при таком сбережении вещи приходили в негодность быстрее, чем им следовала замена по сроку. В результате 13 июля 1723 г. генерал-адмирал Ф.М. Апраксин писал Адмиралтейской коллегии, что «во флоте Его Императорского Величества обретающиеся на кораблях морские солдаты так. безмундированы находятся, что и на караул употребить невозможно, что Его Императорскому Величеству не без противности и нам не без презрения и стыда есть».

До конца правления Петра I полноценный мундирный регламент для морских солдат так и не утвердили.

Золотая офицерская медаль за взятие трех шведских судов у острова Эзель 24 мая 1719 г. (Из коллекции M.С. Селиванова).

Глава II От Петра I до Екатерины II 1725–1762 гг.

Сдача гарнизона крепости Кольберг 6 декабря 1761 г. Картина художника A.E. Коцебу. 1852 г. (ВИМАИВиВС) В центре картины изображен граф П.А. Румянцев, принимающий от прусского коменданта капитуляцию, в которой российский генерал «все горделивые неприятельские претензии уничтожил».

Морская пехота при преемниках Петра Великого 1725–1730 гг.

Библиография и источники.

Материалы для истории русского флота. Ч. V–X. СПб., 1875–1883.

Полное собрание законов Российской империи. Собрание I. Т. XLIV.

Ч. II.Отд. II.СПб., 1830.

Записки адмирала Семена Ивановича Мордвинова. СПб., 1868.

П.А. Румянцев. Сборник документов. Т. I. М., 1953.

Висковатов А.В. Военные действия российского гребного флота под начальством вице-адмирала Бредаля на Азовском море в 1736, 1737 и 1738 годах. СПб., 1830.

После смерти Петра Великого его любимое детище — военный флот быстро пришел в упадок. Преемники царя-реформатора не проявляли интереса к морскому делу. Супруга Петра I императрица Екатерина государственными делами занималась мало и все отдала на усмотрение светлейшего князя А.Д. Меншикова. Последний больше старался об укреплении своего могущества, чем о продолжении петровских начинаний. Недолгое царствование Екатерины I (1725–1727 гг.) ознаменовалось придворными интригами, во время которых флот, лишенный высочайшего внимания, жил лишь старыми традициями. Очень скоро его боевая и хозяйственная части оказались в полном расстройстве. В 1727 году один из основателей Балтийского флота вице-адмирал К. И. Крюйс с горечью докладывал Сенату, что в Кронштадте «морским и адмиралтейским служителям на Котлине острове без хлеба пробыть невозможно, а ныне хлеба на раздачу там нет, <…> голодные матросы и солдаты подобно отчаянному зверью»[18]. Выучка флота стремительно падала. Последнее серьезное обучение морских солдат стрельбе проводилось в феврале 1725 г. при подготовке траурных церемоний по случаю смерти Петра Великого.

Вступивший на престол 7 мая 1727 г. внук Петра I — Петр II оказался просто не готов к серьезным делам. 11-летний император с головой окунулся в веселье и бурные забавы. Попойки, танцы, охота и грядущая женитьба занимали все помыслы юного правителя. Решение государственных вопросов было целиком отдано на усмотрение Верховного Тайного Совета, который в апреле 1728 г. постановил: «…корабли и фрегаты держать в таком состоянии, чтоб если случиться нужда немедленно могли к походу вооружены быть; провиант же и другие припасы, необходимые для похода, обождать заготовлять. Для обыкновенного крейсерства и практического обучения команд изготовлять 5 кораблей меньших рангов, но в море без указа не выводить». Флот «из экономии» оказался прикованным к берегу. Корабли в плавание выходили очень редко, а поход за пределы Балтийского моря считался чуть ли не подвигом. По-прежнему отсутствовало нормальное снабжение. Адмиралтейская коллегия постоянно отмечала, что матросы и солдаты «ходят наги и босы», а их дисциплина ниже всякой критики. Возглавлявший коллегию адмирал П.И. Сиверс тщетно требовал, «чтоб морские служители по улицам и кабакам пьяные не ходили и не валялись и бесчинств не чинили». Положение оставалось угнетающим.

Несмотря на общую деградацию флота, верховная власть охотно занималась другими, более приятными делами. Все большее распространение получало внешнее щегольство и роскошь. При остром недостатке средств Адмиралтейская коллегия 5 марта 1728 г. решила создать дорогостоящую Гренадерскую роту, в которую выбрать унтер-офицеров и рядовых «из солдат корабельного флота рослых и хороших людей». Новой ротой командовал лейтенант. В нее входили 2 сержанта, 2 каптенармуса, 6 капралов, 2 барабанщика, 1 флейтист и 144 гренадера. Кроме того, небольшие команды гренадер (капральства) полагалось иметь в Ревеле, Кронштадте, на Галерной эскадре и в Адмиралтейском батальоне. Положение гренадер было привилегированным. На работы, кроме караулов, они не назначались, а в походе на корабли не расписывались. Гренадеры составляли личные конвои флагманов флота в зависимости от чина: при генерал-адмирале находились 30 гренадер, при адмирале — 20, вице- адмирале — 15, шаутбенахте — 10, капитан-командоре — 6. Обмундирование роты отличалось великолепием и богатой отделкой.

Императрица Екатерина I. Миниатюра работы художника А.Г. Овсова. 1726 г. (ГЭ).

Светлейший князь Александр Данилович Меншиков. Миниатюра работы художника Г.С. Мусикийского. Около 1710 г. (ГЭ).

Император Петр II. Миниатюра работы художника А.Г. Овсова. 1720-е гг. (ГЭ).

18 июня 1730 г. в дополнение к этим гренадерам, которых предписывалось «кроме караулов никуда не посылать», было принято решение «вместо их выбрать такое же число из солдат с кораблей и, выбрав, выдать им прежней гренадерской амуниции» — то есть сформировать еще одну гренадерскую роту, но для постоянной строевой службы на кораблях.

Помимо учреждения морских гренадер, Адмиралтейская коллегия 26 октября 1728 г. утвердила новый штат трех солдатских рот Галерной эскадры. В сентябре 1727 г. они насчитывали 6 офицеров, 23 унтер-офицера, 292 рядовых и были почти укомплектованы. Теперь, с увеличением галерного флота, возросло и число морских солдат. Отныне предписывалось содержать в трех ротах 1 майора (старшего над всеми ротами), 10 обер-офицеров, 30 унтер-офицеров, 432 солдата, 6 барабанщиков, 4 писаря, 3 профоса и 3 слесаря — всего 489 человек. Это увеличение стало одним из немногих позитивных сдвигов для морской пехоты во второй половине 1720-х гг.

Морская пехота в царствование императрицы Анны Иоанновны 1730–1741 гг.

В разгар подготовки к свадьбе и коронации 18 января 1730 г. юный Петр II скоропостижно скончался. Его смерть оказалась полной неожиданностью для вельмож. После недолгого замешательства Верховный Тайный Совет пригласил на царствование племянницу Петра I — Анну Иоанновну, короновавшуюся 28 апреля 1730 г.

С восшествием на престол новой императрицы начались попытки возродить флот, серьезно деградировавший за 5 лет после смерти Петра Великого. При Адмиралтейской коллегии была создана Воинская морская комиссия, работу которой возглавил видный государственный деятель граф А.И. Остерман. Среди прочего комиссия озаботилась судьбой морских солдат, которых насчитывалось на кораблях 4235, в трех галерных ротах 489, в Адмиралтейском батальоне 663, при Казанском адмиралтействе 159, в портах 200 — всего 5746 офицеров и нижних чинов. Самое удручающее положение сложилось в корабельном флоте, где солдаты «состояли ни полками, ни ротами, но такими компаниями, сколько на котором корабле по великости иметь положено, и от того, когда бы случилось собрать и совокупить из них полк или несколько баталионов, то по надлежащему воинскому порядку иных не достанет, а другие излишние». Кроме того, «и главных штабов, которые бы при оных могли надлежащую воинскую экономию соблюдать и содержать, над оными было не учреждено». Комиссия решила, что подобная структура не удобна для руководства морскими солдатами «и так порядочно содержать их невозможно».

Императрица Анна Иоанновна. Потрет кисти Л. Каравакка. 1730 г. (ГТГ).

Свои выводы и предложения комиссия сообщила Сенату, который их одобрил и направил на рассмотрение императрице. 7 июня 1733 г. Анна Иоанновна утвердила новую организацию солдатской команды Балтийского флота. Поскольку в декабре 1732 г. вместо прежних трех эскадр на Балтике было решено оставить только две, все корабельные, адмиралтейские и галерные солдаты сводились в 1-й (Барша) и 2-й (Баракова) морские полки по 12 фузелерных рот в каждом. Роты распределялись по трем батальонам. Общее количество солдат и офицеров полка составляло 2505 человек. В их числе находились 200 гренадеров, которые равномерно распределялись по всем 12 ротам, но при парадах и походах собирались вместе, образуя гренадерскую роту.

Общее командование ротами и батальонами полка осуществлял полковник, причем предписывалось «особо полковников не держать, дабы излишнего кошту не происходило». Для экономии средств полковник назначался из морских капитанов, «которые в том искусство имеют». Фактически это означало совмещение полковником сухопутных и морских обязанностей, что делало его должность на практике номинальной. Так, командир 1-го морского полка Яков Савич Барш постоянно находился в плаваниях на кораблях Балтийского флота, затем, в 1739–1741 гг., руководил Днепровской флотилией и физически не мог контролировать свой полк. В подобных обстоятельствах реальное командование полком осуществлял подполковник, назначавшийся в помощь командиру из сухопутных войск. При нем состоял унтер-штаб из 7 человек Во главе каждого из трех батальонов полка находился майор из морских лейтенантов «в воинских экзерцициях и управлениях искусных». Помимо прочих обязанностей, подполковнику и майорам дополнительно вверялось командование одной ротой. Остальные 8 рот полка возглавляли капитаны «из сухопутных офицеров искусных». Младшими офицерами в роту назначались лейтенант из морских мичманов и сухопутный прапорщик Таким образом, офицерский состав морского полка имел смешанный характер.

В соответствии со своими обязанностями морские полки общей численностью 5010 человек выделяли 3913 человек для службы на кораблях Балтийского флота, 578 человек к Адмиралтейству и 477 в порты. Специальных солдат на галерах не предусматривалось, поскольку в случае войны их предполагалось набирать из армейских полков. Для огневой поддержки во время десантов каждому морскому полку полагалось иметь артиллерию: две 3-фунтовые пушки на лафетах и четыре стальных мортирки «равно против того, как определено при полевых полках, дабы во время десанту оные полки имели быть в состоянии, как полевые полки»[19]. Однако своих канониров полк не имел, а к пушкам и мортиркам предписывалось их «употреблять из флотского комплекта», то есть из морской артиллерии.

Таким образом, «солдатское войско» Балтийского флота получило стройную организацию. Вместе с тем комиссия предложила перевести всех служивших в Ревеле морских солдат в Кронштадт, «где имеются казенные питейные дома, отчего будет множиться денежный сбор». К весне 1733 г. расквартирование полков было завершено, и солдаты приступили к службе, обучению, а также работам по строительству кронштадтского канала. 1 апреля 1734 г. 1-й морской полк провел показательные учения в присутствии императрицы и заслужил похвалу. В том же году новым полкам пришлось пройти боевое крещение на кораблях российской эскадры.

1 февраля 1733 г. умер польский король Август II. Началась борьба за престол, в которой европейские державы пытались помочь своим ставленникам. Россия покровительствовала сыну умершего короля — саксонскому курфюрсту Фридриху-Августу II. Между тем при поддержке Франции власть захватил Станислав Лещинский — давний союзник Карла XII и враг Петра I. Тогда Анна Иоанновна двинула в Польшу русские войска под командованием генерал-аншефа П.П. Ласси. Взяв Варшаву и Краков, Ласси загнал войска Лещинского в морскую крепость Данциг. Осаду крепости с марта 1734 г. возглавил фельдмаршал Б.Х. Миних. Франция в свою очередь прислала к Данцигу военную эскадру, которая 24 мая заняла рейд и в устье Вислы у форта Вейхсельмюнде высадила по одному батальону из трех пехотных полков Блеэзуа, Перигор и Ля Марш[20].

1 июня на помощь Миниху подошла балтийская эскадра адмирала Т. Гордона, на кораблях которой находилось 1700 морских солдат. Правда, 900 из них составляли неопытные рекруты. Миних сразу же стал просить выделить солдат для штурма Данцига. Но совет флагманов ответил ему: «Солдат с флоту никак дать не можем, для того, что более указанного комплекта морских служителей на кораблях не имеем, к тому ж из оных имеются не малое число из рекрут и морскому делу еще не обученных; к тому ж на каждом корабле имеются бальные». После переговоров Гордон согласился высадить рекрутов, но никак не хотел отпустить ветеранов, объясняя, что «старые солдаты у нас обучены добрыми матросами». В конце концов, Миних от такой помощи отказался.

Между тем французская эскадра оставила свой десант и удалилась. Корабли Гордона вошли на Данцигский рейд и 4 июня начали обстреливать лагерь французской пехоты на полуострове Плате. После непродолжительной обороны французы 11 июня капитулировали. 2100 человек сдались в плен. Согласно условиям сдачи, их посадили на корабли и под конвоем морских солдат отправили через Кронштадт в Швецию. Так закончилось первое столкновение русских и французских войск. После неудачи французов Данциг 19 июня 1734 г. тоже капитулировал. Польский престол занял ставленник России Фридрих-Август II, короновавшийся под именем Августа III.

Генерал-фельдмаршал Петр Петрович Ласси. Гравюра И. И. Хайда по портрету кисти А. Винда. Середина XVIII в. (ГЭ).

Генерал-фельдмаршал Бурхард Христофор Миних. Гравюра И.И. Хайда по портрету кисти А. Винда. Середина XVIII в. (ГЭ).

Одновременно с событиями в Европе все сильнее обострялись русско-турецкие отношения. Завершив кампанию в Польше, Россия начала готовиться к новой войне против Турции. В 1734 году из людей двух морских полков составили сводный батальон, который отправился в Тавров на корабли строящейся Донской флотилии. Совершив поход, батальон (12 офицеров, 36 унтер-офицеров и капралов, 577 солдат) в 1735 году был расписан по лодкам, прамам и галерам. Для усиления батальона планировалось послать еще 323 солдата, но в связи с общей нехваткой людей в морских полках их задержали до следующего года.

Весной 1736 г. Донская армия генерал-фельдмаршала П.П. Ласси двинулась к Азову и осадила крепость. В этой ситуации кроме солдат, необходимых по прежним расчетам для укомплектования сводного батальона, Адмиралтейская коллегия 16 марта 1736 г. признала нужным послать в Тавров еще 350 морских пехотинцев с офицерами и унтер-офицерами. Но, судя по документам, это пополнение на юг так и не отправилось.

20 июня 1736 г. после упорного штурма Азов сдался. Корабли Донской флотилии вице-адмирала П.П.Бредаля получили свободный выход в море. В 1737 году они поддерживали беспримерный поход армии Ласси в Крым по Арабатской стрелке, перевозя и высаживая пехотные полки. В следующем 1738 г. флотилия опять вышла в море, имея на лодках в составе батальона 1 штаб-офицера, 13 обер-офицеров и 443 морских солдата. Турки, наученные предыдущей кампанией, хорошо подготовились к встрече. 6 июня 1738 г. турецкий флот блокировал флотилию Бредаля у Федотовой косы (около 70 км от современного города Мелитополя). Тогда 8–9 июня солдаты вырыли через косу ров шириной 8,5 метров. Под огнем противника они перетащили 119 лодок на другую сторону и, засыпав ров, отгородились от неприятеля. Этим дерзким маневром Бредалю удалось избежать поражения, но лишь на время. Через неделю турецкий флот обошел косу и снова блокировал флотилию. Тогда Бредаль приготовился к долгой обороне. Лодки вытащили на отмель, на берегу построили батареи и целый месяц вели перестрелку с турецкими кораблями. В конце концов, не имея возможности прорваться, 15 июля 1738 г. команды сожгли все лодки, пушки утопили в море и сухим путем двинулись в Азов. Совершив длительный марш по маловодной степи, морские солдаты 8 августа 1738 г. пришли на Дон. До 1741 года они составляли гарнизон Азовской крепости, после чего вернулись в Петербург[21].

Действия Донской флотилии вице-адмирала П.П. Бредаля. Фрагмент марш-карты похода армии генерал-фельдмаршала П.П. Ласси к Крыму и в Крым в 1737 г. (РГАДА).

Небольшой отряд морских солдат находился и при Главной армии генерал-фельдмаршала Б.Х. Миниха, в помощь которой создали Днепровскую флотилию. 37 нижних чинов морских полков охраняли ее верфи в Брянске.

Военнослужащие морских полков использовались не только для боевых действий. Например, в знаменитой 2-й Камчатской экспедиции Витуса Беринга участвовали 3 прапорщика, 1 фурьер, 2 капрала, 40 морских солдат и гренадеров. За время экспедиции (1733–1742 гг.), проходившей в сложнейших условиях, 4 гренадера и 3 солдата умерли от истощения.

Но особенно массовыми были дальние посылки солдат на охрану портов, верфей и военного имущества. В результате численность морских полков стремительно сокращалась. При штате в 5010 человек к марту 1739 г. полки реально насчитывали лишь 3954 человека, из которых 2082 находились в командировках, а из 1872 оставшихся 517 составляли необученные рекруты[22].

В результате с началом русско-шведской войны (1741–1743 гг.) флот оказался не готов выйти в море. Адмиралтейская коллегия принимала экстренные меры, чтоб хотя бы к 1742 году укомплектовать эскадры. Но даже после возвращения сводного батальона из Азова в обоих морских полках насчитывалось только 4365 человек. Причем вместо положенных на кораблях Балтийского флота и при Адмиралтействе 4491 человека в Петербурге и Кронштадте их находилось лишь 2378. Остальные морские солдаты были рассеяны по всей империи: один батальон служил в Архангельске, небольшие отряды располагались в Ревеле, Астрахани, Казани, Брянске, Таврове, на Камчатке, на разных казенных заводах.

При столь остром некомплекте Адмиралтейская коллегия нанесла морским полкам еще один сокрушительный удар. 479 опытных солдат «старых и в морской службе бывалых» перевели в матросы. Флот практически лишился своей морской пехоты, поскольку в полках остались солдаты «за новостию из рекрут и за необыкновением к службе морской, некоторые ж за старостию и за болезнями». Не удивительно, что с началом кампании 1742 года «оставлена их большая часть на берегу, и многие из них были в госпитале».

Спохватившись, на корабли начали сажать солдат Дербентского, Сальянского и Дагестанского пехотных полков. Теперь Адмиралтейская коллегия признавала, что морские «солдатские полки требуют довольного укомплектования, и ежели б <…> 3 армейских полков командировано не было, то б вооружить и на море вывести флот не кем». Лишь с помощью полевой пехоты российским эскадрам удалось провести удачные кампании против шведов в 1742 и 1743 гг. Так, 20 мая 1743 г. в Аландских шхерах у острова Корпо отряд из 9 русских гребных судов капитана 1 ранга И. И. Кайсарова заставил отступить в два раза большую по численности шведскую галерную эскадру.

Знамена морской пехоты 1733–1744 гг.

С царствованием Анны Иоанновны связано пожалование морской пехоте первых знамен. В их символике отразилось сочетание морских и сухопутных традиций. Уже к весне 1734 г. 1-й и 2-й морские полки имели комплекты камчатых (шелковых) знамен с чехлами: два полковых знамени белого цвета и 22 ротных — красного. В «Санкт-Петербургских ведомостях» того времени упоминается, что 1-й морской полк «имеет одно знамя белое, а прочие все красные. На белом знамени находится государственный герб с синим крестом Святого Апостола Андрея, а на красных имя Ее Императорского Величества под Императорскою короною и крест Святого Апостола Андрея, имеющий на концах якорные лапы, при чем они по углам горящими бомбами украшены»[23].

Рисунок белых полковых знамен, очевидно, соответствовал образцу полковых знамен армейской пехоты 1730 года. Ротные же красные знамена, судя по всему, были близки образцу полотнища знамени сформированного незадолго перед этим в сентябре 1730 г. Лейб-Гвардии Измайловского полка. Такие знамена просуществовали в морских полках до их расформирования в 1744 году.

Белое полковое знамя образца 1730/1733 г. 1-го и 2-го морских полков. Компьютерная графика В.И. Изъюрова.

Цветное ротное знамя образца 1733 г. для рот 1-го и 2-го морских полков. Компьютерная графика В.А. Передерия. Реконструкция О.Г. Леонова.

Морская пехота в царствование императрицы Елизаветы Петровны 1741–1761 гг.

25 ноября 1741 г. на престол взошла дочь Петра I — императрица Елизавета Петровна, которая обратила внимание на бедственное состояние морских полков. Для их пополнения 5 февраля 1743 г. она назначила солдат Бакинского, Дербентского, Дагестанского и Сальянского пехотных полков «по способности их к морской службе, для того, что оные в Персидском корпусе, а потом в Турецкую войну в Азовской экспедиции служили и по нескольку кампаний на тамошних морях бывали, почему уже к оной морской службе частию приобыкли». Однако, несмотря на это пополнение, дни морских полков были уже сочтены.

Идеологической основой правления императрицы Елизаветы стала преемственность деяний Петра I.

Императрица Елизавета Петровна. Портрет кисти К. Ванлоо. 1760 г. (ГМЗ «Петергоф»).

Поэтому, приступая к реформам, она именным указом 2 апреля 1743 г. объявила свое намерение «флот содержать во всем на основании, учиненном Ее Императорского Величества от Государя родителя блаженной и вечной славы достойной памяти Государя Императора Петра Великого»[24]. В соответствии с этим Адмиралтейская коллегия 10 марта 1744 г. представила новое флотское расписание, по которому морские полки упразднили и возродили «петровску» систему, существовавшую до 1733 года. Морская пехота снова стала состоять из Адмиралтейского батальона, трехротного Галерного батальона и корабельной солдатской команды общей штатной численностью 5735 человек Нельзя сказать, чтобы эта реформа являлась серьезно продуманной. Политические устремления оказались сильнее разумных доводов, изложенных в докладе Воинской морской комиссии 1733 года. Решениями 1744 года в развитии морской пехоты был сделан скорее шаг назад, нежели вперед. Тем не менее, эта система просуществовала 20 лет.

К сожалению, петровская суть в преобразовании морских солдат оказалась только внешней. Вместе с прежней структурой солдатская команда и батальоны не получили от императрицы должной заботы. К постоянной нехватке нижних чинов добавился еще острый некомплект офицеров. С 1743 года чинопроизводство на флоте было приостановлено. В результате к 1748 году в солдатской команде не хватало более половины офицеров. Тогда Адмиралтейская коллегия решила до утверждения императрицей самостоятельно назначить 50 лучших унтер-офицеров на должности прапорщиков. Этот необходимый шаг вместо поощрения вызвал осуждение верховной власти. В 1750 году Сенат отменил решение коллегии и велел наказать виновных в самочинном производстве. Не удивительно, что дальнейшее комплектование «солдатской команды» офицерами испытывало большие трудности. Впрочем, это была общая проблема морской службы. Как отмечалось в одном из докладов, «кроме бедных дворян, по большей части поневоле записанных, и детей во флоте служащих офицеров, нет никого, кто бы в оную вступить отважился».

В таком состоянии Балтийский флот встретил Семилетнюю войну 1756–1763 гг. Несмотря на все проблемы, русские корабли совершали боевые походы к берегам Швеции, Дании, Померании. Но для морских солдат главными стали действия под крепостью Кольберг, прикрывавшей с северо-востока подступы к внутренним областям Прусского королевства. Долгое время российским войскам не удавалось взять этот важный пункт. 15 августа 1760 г. к крепости подошла эскадра адмирала З.Д. Мишукова и 17 августа высадила десант — 700 морских солдат при 5 пушках и 2 единорогах под общим командованием капитана А. Секерина. Десант закрепился на берегу, и 19 августа Мишуков велел свезти с кораблей всех морских солдат. Операция развивалась успешно. Построив лагерь, десант 28 августа атаковал прибрежную прусскую батарею в устье реки Перзанте и штурмом взял ее. Но 7 сентября небольшой отряд противника внезапно контратаковал батарею, застал русские войска врасплох и захватил ее сходу. Распространился слух, что к пруссакам подошли большие подкрепления. В войсках началась паника: «солдаты, пришед единожды в робость и заметание, ружья свои кидали и на корабли бросались». Хотя к вечеру батарею отбили, Мишуков решил срочно эвакуировать десант. В неоправданной спешке оставшееся на берегу имущество, палатки и провиант сожгли, а пороховой погреб взорвали. Уже 9 сентября эскадра отплыла в Кронштадт. После этого сухопутная армия вынуждена была также отойти на зимние квартиры.

Фрагмент плана действии эскадры адмирала З.Д. Мишукова под Кольбергом в августе — сентябре 1760 г. (РГА ВМФ). На плане изображена прусская батарея в устье реки Перзанте, захваченная десантам 28 августа 1760 г.

Подполковник Морского кадетского корпуса Софрон Борисович Шубин. Портрет кисти Г. Сердюкова. 1774 г. (ГРМ). В 1760 г. С.Б. Шубин в чине капитан-лейтенанта участвовал в Кольбергском десанте.

Действия Мишукова вызвали осуждение в Петербурге, где его признавали главным виновником того, что «предприятие наше на Кольберг желанного успеха не имело, но обратилось паче к некоторому предосуждению победоносного нашего оружия». Также отмечалось, что «солдаты и матросы достойны были б жесточайшего наказания». Императрица велела «объявить, что они действительно смертной казни достойны, но что из милосердия нашего ныне только прощаются с тем, чтоб при другом случае лучше то заслужить старались». Государыня простила и Мишукова, полагая, что «адмирал Мишуков справедливое наше неудовольствие уже довольно чувствует». Но в следующем году командование эскадрой поручили уже вице-адмиралу А.И. Полянскому. В конце концов, по решению Военной коллегии от 18 декабря 1763 г. за провал операции под Кольбергом был наложен штраф на командовавшего арьергардом флота вице-адмирала С.И. Мордвинова, обер-цейхместера И. Демидова и капитана 2 ранга А.Е. Шельтинга.

В августе 1761 г. осаду Кольберга возглавил генерал-поручик граф П.А. Румянцев. Как и в предыдущую кампанию, российская эскадра подошла к крепости и 22 августа свезла на берег десант из 2012 морских солдат и матросов с офицерами при 19 пушках и 51 мортирке. Солдаты высаживались у деревни Инкенаген в полном боевом снаряжении. Из матросов половина имела ружья со штыками и соответствующей амуницией, вторая же часть была вооружена пиками и пистолетами. Каждому солдату и матросу отпускалось 50 патронов. Кроме того, десант снабжался лопатами и топорами «для случающихся на берегу работ». Общее командование морским отрядом осуществлял капитан 1 ранга Г.А. Спиридов, считаясь «за полковника». Подполковником значился капитан 2 ранга М.Б. Лебедяников. Высадившись у деревни Инкенгаген, десант поступил в подкрепление отряда бригадира А.И. Неведомского (Углицкий пехотный полк, батальоны Миллера и Игельстрома) на правом фланге русской позиции. Г.А. Спиридов приложил немало усилий, чтобы организовать солдатскую команду на берегу. По традиции была составлена гренадерская рота под командованием лейтенанта П.И. Пущина, а также по примеру войск Румянцева выбрана сотня матросов и солдат в стрелки. Вместе с сухопутными частями стрелки и гренадеры ежедневно вели бой в большом Боденхагенском лесу, выгнав из него пруссаков. Остальные десантники активно использовались для выгрузки провианта и строительства укреплений. Матросы построили и обнесли палисадом двойной редут на 32 орудия («штерн-шанц»).

6 сентября русский правый фланг предпринял атаку на приморскую батарею врага. Спиридов находился вместе с Неведомским и руководил своими войсками. 600 морских солдат (в том числе гренадерская рота Пущина), 300 матросов и 30 канониров с мортирками вместе с пехотой взяли укрепление штурмом, захватив 7 пушек, 3 прусских офицеров и 190 нижних чинов. После удачного штурма Неведомский заболел, и его сменил бригадир С.Д. Дурново. Чтобы закрепить успех, между захваченной батареей и следующим вражеским укреплением матросы и солдаты построили новую русскую батарею.

Между тем погода начала стремительно портится, и 15 сентября вице-адмирал А.И. Полянский стал сажать десант обратно на корабли. 19 сентября Румянцев велел Дурново отпустить всех морских солдат и матросов с артиллерией.

Генерал-фельдмаршал граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский. Портрет кисти неизвестного художника 1770-е гг. (ГИМ). Выдающийся русский военачальник. В 1761 г. в чине генерал-поручика успешно руководил осадой Кольберга.

Адмирал Григорий Андреевич Спиридов. Портрет кисти неизвестного художника 1770-е гг. (ГИМ). В августе-сентябре 1761 г. в чине капитана 1 ранга возглавлял морской десант под Кольбергом. 6 сентября лично руководил атакой прусской береговой батареи и отличился при ее взятии штурмом.

План атаки крепости Кольберг эскадрой вице-адмирала А.И. Полянского. 1761 г. (РГАДА).

Большая часть десанта вместе с Г.А. Спиридовым погрузилась на суда эскадры, отправившейся 27 сентября в Россию. По просьбе Румянцева у Кольберга остались 618 морских солдат с офицерами под прикрытием кораблей «Варахаил», «Нептунус» и фрегата «Святой Михаил». Последние десантники сели на корабли 7 октября 1761 г. и 28-го числа того же месяца прибыли в Кронштадт.

За месяц боев морские солдаты внесли существенный вклад в осаду Кольберга. Операции десанта серьезно помогли правому русскому крылу, а взаимодействие морских и сухопутных частей заслужило высокую оценку. За отличные действия морских команд под Кольбергом граф Румянцев выдал капитану Спиридову особый аттестат. В итоге совместных усилий 5 декабря 1761 г. крепость капитулировала. Русским достались 2929 пленных солдат и офицеров, 45 знамен, 3 штандарта, 146 крепостных орудий и много имущества. Дорога в Пруссию была открыта. Но известие об этой победе пришло в Петербург слишком поздно. 25 декабря 1761 г. императрица Елизавета Петровна скончалась.

Вступивший на престол внук Петра I — Петр III — почитал не своего великого предка, а прусского короля Фридриха II. Новый император тут же прекратил военные действия в Пруссии. Снова была создана комиссия «для приведения в лучшее состояние флотов». Император желал, «чтобы сделать и во всегдашней исправности содержать такой флот, который бы надежно превосходил флоты прочих на Балтийском море владычествующих держав». Но и в этот раз благим начинаниям не суждено было сбыться. В результате дворцового переворота 28 июня 1762 г. Петр III оказался низложен, и на престол вступила его жена — императрица Екатерина. В истории России и флота начиналась новая эпоха — «золотой век Екатерины».

Обмундирование морских солдат 1725–1761 гг.

Особая символика морской пехоты начала складываться еще при Петре I. Но впервые специальные эмблемы для нее установили в марте 1728 г. в связи с формированием парадной Гренадерской роты. Обмундирование офицеров этой роты должно было отличаться особой роскошью. Материалы для него закупались за границей в Любеке и Данциге. Кафтаны унтер-офицеров и рядовых шили из лучшего василькового сукна. Обшлага кафтанов, а также камзолы и штаны делали из сукна красного. Вместо шляп морским гренадерам полагались высокие конические шапки — синие суконные (у офицеров бархатные) колпаки остроконечной формы с красными отворотами. Шапки обшивались у офицеров и унтер-офицеров золотым позументом, а у рядовых желтой гарусной шерстяной тесьмой. Кисточки на макушке шапок у офицеров были золотые, у унтер-офицеров желтые шелковые, у рядовых гарусные[25]. Отвороты шапок украшались медными бляхами. Первоначально планировалось всей роте иметь бляхи посеребренные — налобник с воинской арматурой и вызолоченными короной и двуглавым орлом, а задник с вызолоченными двумя якорями и гранатой («связав два якоря накрест и наверх их гранату с пламенным знаком»). Но Адмиралтейская коллегия урезала аппетит проектировщиков. Первоначальные образцы сохранили только для офицеров и сержантов. Капралам разрешили золотить лишь императорский герб на налобнике, а заднюю бляху только серебрить. Для рядовых передняя и задняя бляхи полагались только серебреные.

Всем чинам роты полагались гренадные сумы и патронные лядунки, крышки которых покрывались медными чеканными бляхами «с арматурою воинскою и со знаком флота». Под «знаком флота» в те годы подразумевался адмиралтейский герб — четыре скрещенных якоря. Бляхи серебрились и золотились также в зависимости от чина. Офицерская кожаная амуниция (поясная портупея и плечевая перевязь) выкладывалась красным бархатом и золотым позументом[26].

Флаг с адмиралтейским гербом на укреплениях Санкт-Петербургского Адмиралтейства. Фрагмент картины художника Б. Патерсена. 1801 г. (ГЭ).

21 декабря 1728 г. Адмиралтейская коллегия в очередной раз уточнила сроки носки и количество предметов, входивших в комплект обмундирования морского солдата. Новое положение отличалось от прежних правил и норм снабжения, принятых при Петре I. У унтер-офицеров появились епанчи из василькового сукна на красной байковой подкладке сроком носки на 1 год. В отличие от солдат унтер-офицерам отныне каждый год полагалось выдавать по паре сапог, сократив при этом ежегодное количество башмаков до одной пары. Солдаты получали одну пару сапог в 2 года (см. табл. на стр. 43).

Приступив к реформированию флота, Воинская морская комиссия в 1732 году решила, что васильковые кафтаны для морских солдат не удобны, поскольку «ежели когда случится быть с кораблей на земле и стоять в строю в одной линии, то от полевых будут отменно, яко другой армии; того ради Комиссия рассуждает впредь иметь и делать на них колером равной мундир, как и на армейские полевые полки определено». 3 июля 1732 г. Анна Иоанновна утвердила это предложение, и морские солдаты получили вместо васильковых зеленые суконные кафтаны с красными обшлагами и подкладкой из красной каразеи. Несколько позднее, 31 декабря 1733 г., особо указали «на воротники лежачие прибавить сукна от излишества в камзолах». Камзол и короткие, чуть ниже колена, штаны остались по- прежнему из красного сукна. Поля солдатских шляп полагалось теперь обшивать по верхней кромке белой шерстяной тесьмой, а на левом поле, над мундирной пуговицей, крепить белый бант, сделанный из той же тесьмы. Правда, поначалу в морские полки отдали со складов излишки шляп старого образца «со шнуром, с кистями и с пуговицой». У шляп старого образца поля обшивались белым шерстяным галуном, но не пришивался на левом поле из такого же галуна бант, утвержденный в 1731 году; как «Российский полевой знак». В последующем через 1,5 года, по истечению положенного срока носки, эти шляпы уже заменили регламентными «против палевых». Верх гренадерских шапок также вместо василькового был установлен зеленого цвета. Медная арматура не изменилась, на налобниках сохранился государственный герб под короной, а на затыльной части два скрещенных якоря под одноогневой гренадой. Всем солдатам и унтер-офицерам на 4 года теперь следовало выдавать по красному суконному плащу-епанче на каразейном подбое, а также по две пары красных чулок, одной паре сапог и паре башмаков. Но уже 25 июля вместо красных епанчей было предложено «унтер-офицерам и солдатам: епанчи для лучшего способа делать васильковые». Адмиралтейская коллегия одобрила это предложение, и васильковые епанчи сохранялись до конца царствования Елизаветы Петровны.

Унтер-офицеры и сержанты нашивали на воротнике и обшлагах кафтана в качестве отличия своего звания золотой позумент, причем на обшлагах он нашивался рядами: «сержантам, каптенармусам и гефрейт-капралам в два ряда, фурьерам и капралам в один, писарям иметь разрезные малые обшлаги и окладывать в один ряд таким же позументом». Кроме того, вместо тесьмы им полагалось края шляпы также обшивать позументом. Барабанщики и флейтщики имели мундир солдатский, но с пришитыми на плечах зелеными суконными полукружиями, обшитыми по краям тесьмой полкового цвета. Такой же тесьмой обшивались барабанные перевязи.

Латунная кружка, сделанная из бляхи гренадерской лядунки морских полков. (ГИМ).

Гренадер морских полков в строевом мундире. 1733–1744 гг. Рисунок художника С.А. Летина. 2005 г. По регламенту, принятому в 1732/1733 гг. на кафтанах морских солдат появился отложной воротник из красного сукна. Количество кафтанных пуговиц возросло с 17 до 24 штук. Галстуки вместо фланелевых и пестрядных стали делать из холста. С 1733 г. в морских полках солдаты поверх чулок стали носить белые полотняные штиблеты. Основное отличие морских гренадер в царствование Анны Иоанновны от гренадер палевых полков состояло в адмиралтейской символике на крышках сум и подсумков. На задниках шапок под одноогневой латунной гранатой помещалось изображение двух скрещенных якорей.

Весной 1736 г. Адмиралтейская коллегия указала мундиры музыкантов и барабанщиков расшивать по образцу полевой пехоты, в свою очередь заимствованному из Пруссии, с 20 цветными петлями и 28 кистями по борту, обшлагам и карманным клапанам. В царствование Елизаветы Петровны подобный вариант расшивки мундира отменили, вернувшись к прежнему образцу. С 1755 года кафтаны музыкантов и барабанщиков стали расшивать цветным шерстяным галуном по всем швам и петлям (по 50 аршин галуна — на музыканта и по 20 аршин — на барабанщиков и флейтщиков).

Корабельным солдатам сохранили матросские мундиры, «понеже они на море и матросскую службу отправлять имеют, в которой в солдатском мундире действовать невозможно и может чиниться строевому мундиру не без вреда»: канифасные матросские кафтан и штаны и матросскую вязаную шляпу. Но у солдат Адмиралтейского батальона матросский комплект был отменен, «понеже они из баталиона на корабли никогда не командируются, а бывают всегда в посылках, на караулах тако жив работах». Для строительных и земляных работ на суше флотским и адмиралтейским солдатам временно выдавались из Адмиралтейства парусиновые «работные» кафтаны с обтяжными пуговицами по образцу гарнизонной пехоты.

Таким образом, после переформирования корабельных, адмиралтейских и галерных солдат в 1-й и 2-й морские полки, они вследствие регламента 1732 года внешне почти не отличались от обычных армейских полков. Лишь изображение скрещенных якорей на задниках шапок и амуниции гренадер оставалось специфической символикой морской пехоты в течение царствований императриц Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны.

Матросские вязаные шляпы из гардероба Петра Великого. (ГЭ).

До объединения в полки вооружение морских солдат отличалось большим разнообразием. Фузеи были различных систем и калибров как отечественного, так и зарубежного производства. Штыки использовались разной длины как трехгранные, так и плоские — «кривые багинеты». После 1725 года морские солдаты стали снабжаться шпагами и палашами с медными или железными эфесами, носившимися на лосиных поясных портупеях. Отличительным оружием унтер-офицеров были алебарды с железным навершием в виде топорика. Офицеры кроме шпаги носили короткие полупики или протазаны произвольного образца. Гренадерские офицеры вместо них вооружались облегченными ружьями со штыком.

Если с переодеванием и снаряжением морской пехоты вопрос в основном считался решенным, то на перевооружение солдат потребовался более длительный срок. В августе 1734 г. на Сестрорецкий оружейный завод (приписанный к Адмиралтейской коллегии) прислали для испытания два офицерских и два солдатских ружья французской работы. Уже в октябре того же года по итогам испытаний был составлен положительный отчет, в котором отмечалось, что по сравнению с русскими солдатскими ружьями французские образцы удобнее в прикладе, дальнобойнее и требуют меньшего порохового заряда. В связи с этим Адмиралтейская коллегия велела скопировать французское ружье, «токмо замок с собачкою плоский, как у русских ружей». Но, скорее всего, этот образец ружья не пошел в производство для вооружения морских полков. Заказы на оружие и амуницию морской пехоты шли через артиллерийскую экспедицию Военной коллегии, которая лишь в 1739 году приступила к их выполнению. Адмиралтейская коллегия требовала ружья с медным прибором, но из- за дороговизны пришлось заказать 4688 фузей с железным прибором и трехгранными штыками, а также «шпаг с медными эфесами четыре тысячи девятьсот сорок шесть; алебард сержантских шестьдесят шесть; каптенармуских двадцать две; копей пикинерских четыреста тридцать два; рогаточных с подтоками девять тысяч; пистолет с железною оправою сто семь пар»[27]. По примеру полевой пехоты часть солдат в каждом морском полку планировалось вооружить длинными (до 5,5 м) пиками и пистолетами для надежной защиты от кавалерии на берегу. С последней целью полковой обоз также пополнился комплектом рогаток.

Вступление в 1741 году на российский престол императрицы Елизаветы Петровны отразилось на флоте возвращением регламентов Петра Великого. В том числе была предпринята попытка возвращения морским солдатам петровских васильковых кафтанов. Но из-за уже накопленных больших запасов зеленого мундирного сукна Адмиралтейская коллегия решила оставить в силе регламент 1732 года. К концу царствования Елизаветы Петровны мундирное довольствие морских солдат заметно сократилось. Согласно докладу Адмиралтейской коллегии от 2 августа 1762 г. к этому времени в комплекте строевого платья морских солдат оставался только мундир зеленого сукна и черная треугольная шляпа, «а вместо камзолов бостроги тиковые полосатые, штаны канифасные с подкладкою хрящевой». Из-за недостатка средств сукно покупалось разных цветов и не лучшего качества. В результате «солдатские мундиры, состоят в немалой пестроте и солдат весьма не приличен, а паче когда бывает в парадах, на кораблях, в иностранных портах». Разительное исключение представляли гобоисты Адмиралтейского батальона, для которых по императорскому указу от 5 февраля 1760 г. сшили «отрадные мундиры против армейских полков гобоистов», обложенные по борту и по полям шляпы золотым галуном. Второй повседневный мундир музыкантов расшивался гарусной тесьмой с рисунком, как на галуне парадного мундира[28].

Обмундирование офицеров морской пехоты 1725–1761 гг.

На протяжении всего правления Петра I достижению единообразия во внешнем виде офицеров флота и морской пехоты не придавалось большого значения. В результате они шили мундиры «разные по своему желанию, и потому невозможно было без знаний персоны, от какой он есть службы»[29]. Чаще всего офицеры носили кафтаны из василькового сукна с красными обшлагами, а также красные суконные камзолы, обложенные серебряным позументом. Лишь 14 января 1726 г. Адмиралтейская коллегия решила закрепить традицию и велела «обретающимся в корабельном флоте и галерных трех ротах от солдат офицерам сделать каждому от себя строевой мундир, а именно: кафтан и штаны василькового сукна с красными обшлагами, камзолы красного сукна и обложить по борту серебряным позументом».

2 апреля 1730 г. офицерам Адмиралтейского батальона присвоили особые нагрудные знаки, отличавшие их от офицеров армейской пехоты. Знаки планировалось изготавливать из серебра по трем категориям: для штаб-офицеров; для капитанов и поручиков; для подпоручиков и прапорщиков. О символике этих знаков пока точных сведений обнаружить не удалось, поскольку в документах записано лишь, что нужно «о том учинить чертеж». Скорее всего, в основе рисунка знака был адмиралтейский герб — четыре скрещенных якоря.

Поручик морских солдатских команд. 1762 г. Рисунок художника С.А. Летина. 2005 г. В период Семилетней войны в униформе русских офицеров появились элементы, соответствовавшие прусской моде, — черные галстуки вместо белых и высокие сапоги-ботфорты, вместо башмаков и штиблет. По традиции, заложенной еще во времена Миниховских походов, солдатские обер-офицеры по примеру гренадерских офицеров продолжали использовать ружья вместо эспантонов, введенных в морских полках взамен протазанов в 1733 году.

В 1733 году офицеры морских полков вслед за нижними чинами получили мундиры армейского образца. Указом от 12 ноября 1733 г. Адмиралтейская коллегия предписала: «1) штаб- и обер-офицерам тех полков мундир иметь во всем равно так, как и в полевых от инфантерии полках на штаб- и обер-офицерах; 2) шляпы штаб- и обер-офицеров с золотым же позументом и с бархатом и с ленты; штиблеты всем белые с пуговицами; волосы в косах носить; шпаги штаб- и обер-офицерские с портупеями и с темляками иметь против армейских; 3) штаб- и обер-офицерам иметь эспантоны[30], каковые имеются в армейских полках <…> делать их на сестрорецких заводах, а доколе <…> раздать из наличных, и иметь им протазаны[31]без кистей <…> 4) шарфы и знаки им сделать на счет их <…> шарфы против имеющихся в Ингерманландском полку, а знаки против имеющихся опробованных в коллегии». С этого времени офицеры морских полков стали отличаться от своих армейских коллег только символикой нагрудных знаков. Они получили одинаковые с армейскими офицерами знаки образца 1731 года, но в картуше, под императорской короной, помещался адмиралтейский герб — четыре скрещенных якоря. В соответствии с указом Адмиралтейской коллегии от 9 апреля 1734 г. на серебряных офицерских знаках капитанов следовало золотить корону и герб, а у поручиков и прапорщиков — только корону.

Нагрудные знаки офицеров морской пехоты образца 1731/1734 гг. Знаки этого образца офицеры носили в 1734–1762 гг.

1. Знак для штаб-офицеров (полковников, подполковников, премьер- и секунд-майоров); 2. Знак для капитанов; 3. Знак для поручиков и прапорщиков. Рисунок художника Р. Паласиоса-Фернандеса. 2005 г.

11 июня 1735 г. Адмиралтейская коллегия попыталась регламентировать ношение элементов мундира: «как штатным (то есть штаб-офицерам — Авт.), так и другим офицерам, когда будут в строю, иметь штиблеты кожаные черные, а в знатный парад без штиблетов, в чулках красных, башмаки тупоносые; шпаги иметь всем, какие равных с ними рангов при сухопутной армии определены; а когда кто из флагманов учреждены будут при полках яко полковник, и тогда во время парадов и им такой же мундир иметь какой полковникам определен». В том же году борта кафтанов и камзолов офицеров морских полков по примеру офицеров корабельного флота стали богато обшивать золотым позументом, что особо отметили «Санкт-Петербургские ведомости» 18 августа 1735 г.: «На офицеров ново- учрежденных морских полков надлежит несколько 1000 аршин золотого позументу подрядом заготовить».

С 1737 года все снаряжение гренадерских офицеров морских полков копировалось по образцам Ингерманландского пехотного полка (бывший шефский полк светлейшего князя А.Д. Меншикова), имевшего со времен Петра I привилегированное положение. Кроме нагрудных знаков, у офицеров гренадерских рот морская символика сохранялась на гренадерских шапках (см. выше). В отличие от офицеров фузелерных рот они носили через плечо патронные сумы, а также поясные лядунки, крышки которых были украшены позолоченными бляхами. Об их внешнем виде можно судить по редчайшему экспонату из собрания Государственного исторического музея — латунной кружке, сделанной из бляхи гренадерской лядунки. На ней по центру выбит государственный герб, а по углам помещены адмиралтейские гербы — четыре скрещенных якоря.

Вплоть до конца Семилетней войны офицеры морской пехоты ничем не отличались от своих армейских собратьев. В 1745 году Адмиралтейская коллегия даже специально подтвердила, «что обретающиеся во флоте при солдатской команде штаб- и обер-офицерам мундир иметь во всем против того, как в армейских полках имеют». Только штаб-офицерские шляпы украсили «пристойным плюмажем».

Капитан генерал-майорского ранга Михаил Леонтьевич Мельников. Портрет кисти неизвестного художника. 1790-е гг. (Музей-усадьба «Кусково»). В 1761 г. мичман М.Л. Мельников находился в Кольбергской экспедиции. В 1769–1774 гг. он участвовал в Архипелагской экспедиции, был в сражениях при Чесме, Напали-ди-Рамано, при десанте в Митилинской бухте на острове Лесбос.

Глава III Золотой век Екатерины 1762–1796 гг.

Ревельское морское сражение 2 мая 1790 г. Фрагмент картины художника А.П. Боголюбова. 1880-егг. (ЦВММ). На данном фрагменте показан момент, когда к сдавшемуся шведскому кораблю «Принц Карл» спешит на катере с морскими солдатами сын главнокомандующего российской эскадрой капитан 2 ранга П.В. Чичагов — будущий адмирал и Министр военных морских сил. За эту победу П.В. Чичагов был награжден орденом Св. Георгия 4-го класса.

Реформа морской пехоты в 1764 году

С началом нового царствования опять, уже в который раз, была создана «Морская российских флотов и адмиралтейского правления комиссия для приведения оной знатной части к обороне государства в настоящий добрый порядок». Комиссия разработала новые штаты Балтийского флота, утвержденные императрицей 22 марта 1764 г. Отныне предписывалось «для лучшего порядка в содержании и обучении военных экзерциций все солдатские команды, корабельные и галерные, сообща вместе с Адмиралтейским батальонам разделить на 4 батальона, в каждом батальоне по 7 рот мушкетерских, да по одной гренадерской». 1-й и 4-й морские батальоны располагались в Петербурге, 2-й в Кронштадте и 3-й в Ревеле. 1-й и 3-й батальоны организационно входили в состав 1-й морской дивизии, а 2-й и 4-й в состав 2-й дивизии. Их численность регулировалась тремя штатными расписаниями. В мирное время в каждой роте полагалось по 136 рядовых, что с необходимым числом офицеров, унтер-офицеров, музыкантов и нестроевых составляло во всех батальонах 4852 человека.

Императрица Екатерина II. Портрет кисти Д.Г. Левицкого 1783 г. (ГРМ).

Граф А.Г. Орлов-Чесменский. Портрет кисти неизвестного художника 2-й половины XVIII в. (ГИМ).

В военное время по усиленному штату роты увеличивались до 171 рядового, а также дополнительно формировались еще 2 гренадерские и 2 мушкетерские роты, распределявшиеся по одной в каждый батальон. Всего, таким образом, получалось 6860 человек. По третьему, максимально боевому расписанию следовало еще доформировать 6 мушкетерских рот и вместо 4 усиленных девятиротных батальонов создать 6 батальонов по 1 гренадерской и 6 мушкетерских рот в каждом. При этом численность морской пехоты возрастала до 8010 человек. Команды морских солдат предназначались отныне только для службы на кораблях. Галерный же флот предполагалось в случае войны укомплектовывать солдатами из полков армейской пехоты.

Командовать морскими батальонами назначались премьер- или секунд-майоры, которых следовало «по выслужении порядочно при команде в том чине 5 лет отсылать в Военную коллегию для определения в армейские полки по старшинству, понеже при морской солдатской команде полковников и подполковников не полагается». Поскольку численность каждого батальона приближалась к размеру сухопутного полка, «которая команда не по пропорции чина командующего баталионом майора», то было решено дополнительно «над ними определять главными командирами или шефами из морских капитанов 1-го ранга». Шефом 1-го батальона назначили капитана 1 ранга И.Я. Барша, 2-го — И.А. Корсакова, 3-го — Ф.А. Клокачева и 4-го — В.Ф. Лупандина. Все они, помимо шефской должности, командовали крупными линейными кораблями.

Архипелагская экспедиция российского флота под командованием графа А.Г. Орлова 1769–1774 гг.

Библиография и источники.

Материалы для истории русского флота. Ч. XI. СПб., 1886; Ч. XII. СПб., 1888.

История русской армии и флота. T. VIII. М., 1912.

Собственноручный журнал капитан-командора С.К. Грейга в Чесменский поход. II Морской сборник. 1849. № 10–12.

Соколов А. Архипелагские кампании (1769–1774 гг.).//Записки Гидрографического Департамента Морского Министерства. Ч. VII.

СПб., 1849.

Долгоруков Ю.В. Записки. // Отечественные записки. 1840. № 12.

Боевое крещение новые морские батальоны получили во время русско-турецкой войны 1769–1774 гг. «Ее Императорское Величество, желая, по возможности, усилить военные действия против турок для скорейшего окончания войны, вознамерилась послать военный флот в Архипелаг и Левант, — записал в своем журнале капитан-командор С.К. Грейг, — Цель экспедиции заключалась в том, чтоб произвесть диверсию в этих местах и беспокоить турок в той части их владений, где они менее всего могли опасаться нападений. <…> Зная, что греки, столько веков уже угнетаемые турками, жаждут освобождения из-под несносного для них ига, государыня императрица решилась доставить им средства освободиться от своих притеснителей. Такое предприятие обещало наиболее успеха в Морее, где греческое население было несравненно многочисленнее турецкого».

Общее руководство экспедицией императрица возложила на графа А.Г. Орлова, который под фамилией Островов выехал «на лечение» в Италию. В ходе тайных переговоров он заручился поддержкой морейских греков, и 18 июля 1769 г. из Кронштадта вышла первая русская эскадра под командованием адмирала Г.А. Спиридова — 7 кораблей, 1 фрегат, 4 транспорта, 1 бомбардирское и 2 мелких судна. На ее борту находились 1006 морских солдат и офицеров, выбранных из всех четырех батальонов. Кроме того, эскадру усилили около 300 человек Кексгольмского пехотного полка и 32 кирасира из Лейб-кирасирского полка, выполнявшие роль почетного эскорта главнокомандующего. С самого начала экспедиция проходила в трудных условиях. Первые потери батальоны понесли не в сражениях с врагом, а от плохого содержания на кораблях. За 7 месяцев похода вокруг Европы 400 матросов, солдат и артиллеристов умерли и еще 700 заболели.

18 февраля 1770 г. эскадра Спиридова подошла к Морее и заняла порт Витулло. Греки восторженно встретили русские войска. Из местных добровольцев были сформированы два Спартанских легиона. Один легион под командованием секунд-майора князя П.П. Долгорукова и 7 морских солдат двинулся вдоль западного берега и занял города Андрузу и Аркадию. Спартанский легион секунд-майора Г. М. Баркова, в котором также находились несколько морских солдат и унтер-офицеров, направился в восточную часть полуострова и занял Пассаву и Бердони. 28 февраля при городе Мизитре (Спарте) он атаковал лагерь турок, разбил их и, захватив знамя, загнал в крепость, которая после недельной осады сдалась. Однако дальнейшее триумфальное шествие Баркова вглубь полуострова было остановлено под Триполицей, где его легион 31 марта встретил крупный турецкий корпус под начальством главного морейского паши. Отряд Баркова потерпел поражение и отступил к Наварину.

Карта боевых действий российского флота во время Архипелагской экспедиции 1769–1774 гг. (Морской атлас. T. III. M., 1958).

Князь Юрий Владимирович Долгоруков. С портрета кисти Ф.Ф. Кюнеля. 1813 г. (до 1917 г. находился в собрании князя Н.С. Долгорукого). В апреле-мае 1770 г. князь Ю.В. Долгоруков в чине генерал-майора руководил экспедицией морских батальонов против крепости Модон и был ранен в руку и ногу. В сражении при Чесме 24.VI.1768 г. командовал кораблем «Ростислав». Был отправлен с донесением о победе в Петербург и получил из рук Екатерины II орден Св. Георгия 3-го класса. 2. XI.1771 г. руководил десантной операцией в Митилинской бухте на острове Лесбос.

Между тем 27 февраля эскадра Спиридова оставила неудобную гавань Витулло и перешла к городу Корон. 1 марта на берег высадился десант под командованием графа Ф. Г. Орлова (около 600 человек с артиллерией), который захватил предместья и приступил к осаде крепости. Но, видя, что осада затягивается, Спиридов 24 марта направил 2 корабля и фрегат к другой удобной гавани возле крепости Наварин. Этот отряд высадил 3 апреля на берег 300 человек под командованием бригадира морской артиллерии И.А. Ганнибала, который решительными действиями заставил 10 апреля крепость сдаться.

14 апреля к эскадре Спиридова прибыл из Италии граф А.Г. Орлов. Он велел войскам снять осаду Корона и перейти в Наварин. Получив надежную базу, Орлов решил захватить близлежащую крепость Модон.

План сражения в Хиосском проливе 24 июня 1770 г. Гравюра, одобренная графам А.Г. Орловым-Чесменским. 1770 г. (ГИМ).

С этой целью на берегу сформировали отряд из 500 морских солдат при 4 пушках и 2 единорогах, к которому присоединился Спартанский легион князя П.П. Долгорукова и местные патриоты. Всего набралось около 800 греков и 100 албанцев. Общее командование экспедицией поручили генерал-майору князю Ю.В. Долгорукову. Подступив к Модону 19 апреля, Долгоруков увидел, что внезапного нападения не получится, и решил взять город осадой. Но 4 мая к крепости подошел турецкий корпус морейского паши, атаковавший русские войска с тыла. Одновременно гарнизон Модона сделал сильную вылазку. Греки не выдержали удара и разбежались. В результате 500 морских солдат остались один на один против 8 тысяч турок. В этой ситуации Долгоруков приказал пробиваться обратно к Наварину. При отступлении был убит капитан 2-го морского батальона Василий Шиманов, погибли 150 солдат, 250 оказались ранены. В бою отличился подпрапорщик 3-го батальона Полянский. До войны он служил офицером при интендантских сладах. Но в 1769 году за недосмотр его разжаловали и определили в морские солдаты. Под Модоном Полянский исполнял обязанности знаменщика. Во время турецкой атаки знаменная группа оказалась в опасности, причем соседний знаменщик был убит. Тогда Полянский сорвал оба полотнища с древков и спрятал их на груди. Продолжая сражаться, он был ранен пулей в ногу. Не в силах идти дальше, храбрый подпрапорщик передал одно знамя генералу Долгорукову, а второе секунд-майору 1-го морского батальона Ивану Чебышеву. За этот подвиг Полянскому, оставшемуся в живых, вернули прежний офицерский чин.

Адмирал Александр Иванович Круз. Портрет кисти неизвестного художника. Около 1796 г. (ГИМ). 24 июня 1770 г. А.И. Круз в чине капитана 1 ранга командовал кораблем «Святой Евстафий Плакида», взял на абордаж турецкий корабль «Реал-Мустафа», и чудом уцелел во время взрыва. В 1790 г. в чине вице-адмирала командовал 23 и 24 мая русской эскадрой в Красногорских сражениях, а также участвовал 22 июня в победоносной Выборгской битве. За отличие произведен в адмиралы и награжден орденом Св. Георгия 2-го класса.

Корабль «Святой Евстафий Плакида» в сражении 24 июня 1770 г. в Хиосском проливе. Акварель художника А.А. Троня. 2001 г. (ЦВММ).

Отбив атаку на Модон, турки блокировали русские войска в Наварине. Заняв господствующие высоты, они перекрыли водопровод, а также не давали грекам привозить продовольствие. Положение десанта становилось все труднее. Но тут к Морее подошла вторая русская эскадра под командованием контр-адмирала Д. Эльфинстона (3 корабля, 2 фрегата, 4 транспорта), на борту которой находились 444 солдата и офицера морских батальонов, а также около 500 человек из разных пехотных полков. 11 мая 1770 г. Эльфинстон высадил войска в местечке Рапилу и отправился искать турецкий флот. Узнав о прибытии новых сил, граф Орлов послал в Рапилу адмирала Спиридова с отрядом из 4 кораблей и 1 фрегата. Приняв 19 мая войска на борт, Спиридов 21 числа соединился с Эльфинстоном, и вместе они 24 мая атаковали и прогнали турецкий флот возле острова Специя.

Гибель корабля «Святой Евстафий Плакида» в сражении в Хиосском проливе 24 июня 1770 г. Фрагмент плана сражения. 1770 г. (РГА ВМФ).

Российские медали «Поборнику православия» для греческих добровольцев. 1769 г. Медали подняты в 1900 г. с места гибели корабля «Святой Евстафий Плакида» группой российских водолазов. (ГЭ).

«Вид императорского Росийского флота, под командованием графа Алексея Орлова побеждающего турецкий флот и вынуждающего его отступить в Чесменскую бухту». Гравюра У. Уоттса 1777 г. с оригинала художника Р. Пэтона 1771–1772 гг. (ГИМ).

Между тем положение русских войск в Наварине сделалось критическим. По решению графа Орлова десант 23 мая взорвал пушки и укрепления Наварина, после чего эвакуировался на корабли. Выйдя в море, отряд Орлова 11 июня соединился возле острова Специя с эскадрами Спиридова и Эльфинстона. 19 июня объединенные русские силы двинулись к острову Хиос, где стоял на якоре турецкий флот. На рассвете 24 июня русские корабли вошли в Хиосский пролив и, построив линию баталии, начали атаку. Около 11 часов 45 минут авангард под командованием Спиридова сошелся на пистолетный выстрел с линией турецких кораблей и открыл огонь из бортовых орудий. К 12.30 сражение сделалось всеобщим. Вторым в линии русского авангарда шел 66-пушечный корабль «Святой Евстафий Плакида». Его командир капитан 1 ранга А.И. Круз вызвал перед атакой на палубу музыкантов и велел им играть. Лихо, с музыкой вступив в бой, «Евстафий» после ожесточенной канонады утратил из-за повреждений парусов и такелажа маневренность. Поскольку сражение велось на самой близкой дистанции, он навалился на своего противника — 84-пушечный корабль «Реал-Мустафа». Корабли сцепились на абордаж и били друг друга в упор из пушек и ружей. Вскоре турецкий корабль загорелся под шканцами. Его команда прекратила оборону и в панике стала бросаться за борт. Круз отправил к графу Орлову поздравление с победой, а сам вместе с солдатами и матросами вскочил на палубу «Реал-Мустафы». Но тут, увидев идущий снизу дым, он понял, что крюйт-камера турецкого корабля вот-вот взорвется. Русские моряки и солдаты быстро перебежали обратно на «Евстафий», пытаясь расцепиться. В этот момент горящая мачта «Реал- Мустафы» рухнула на «Евстафий». Искры попали в пороховой погреб, и корабль взлетел на воздух. Вместе с его командой погибли 59 нижних чинов и 5 офицеров морских батальонов, в том числе секунд-майор Чебышев, участвовавший в спасении знамени у Модона. Через 15 минут взорвался и «Реал-Мустафа». Поскольку ветер гнал пламя в сторону турецких кораблей, то они начали рубить канаты и уходить в Чесменскую бухту.

В ночь с 25 на 26 июня русская эскадра вновь атаковала турецкий флот и с помощью брандеров и артиллерийского огня сожгла его совершенно. Уничтожив 15 линейных кораблей, б фрегатов и множество мелких судов, русский флот потерял всего 11 человек убитыми. Под конец сражения граф Орлов приказал подполковнику Обухову высадиться с морскими солдатами на берег и захватить береговую батарею. Под прикрытием корабельной артиллерии десант проник на северный мыс Чесменской бухты, где взял 22 медных пушки и переправил их на корабль «Не тронь меня». Все матросы и солдаты, участвовавшие в славной победе, были награждены серебряными медалями на голубой Андреевской ленте.

Серебряная медаль в память Чесменской морской победы. (Из собрания фирмы «Монеты и медали», г. Москва). Такой медалью на голубой ленте ордена Св. Андрея Первозванного были награждены солдаты морских батальонов, участвовавшие в Чесменском сражении.

Серебряная медаль в честь заключения 10 июля 1774 г. Кучук-Кайнарджийского мирного договора. (Из частной коллекции). Такой медалью награждали солдат морских батальонов, участвовавших в русско-турецкой войне 1768–1774 гг. Это была первая медаль, которую носили на ленте нового военного ордена Св. Георгия.

Разгром турецкого флота обеспечил полное господство русских кораблей в Архипелаге. Эскадра Эльфинстона блокировала Дарданеллы, в то время как десант с кораблей графа Орлова (500 солдат и около 800 греческих добровольцев) осаждал в июле-сентябре 1770 г. крепость Пелари на острове Лемнос. В декабре 1770 г. в Архипелаг пришла третья русская эскадра контр- адмирала И. Н. Арфа (3 корабля и 13 транспортов), имевшая на борту 2690 человек десанта, в том числе около 300 солдат и офицеров морских батальонов. В августе — сентябре 1771 г. русские отряды крейсировали в Архипелаге, высаживая десанты, сжигавшие прибрежные запасы и склады. Особенно удачной стала операция против турецкого адмиралтейства в Митилинской бухте на острове Лесбос. Здесь 2 ноября под прикрытием корабельной артиллерии был высажен десант генерал-майора Ю.В. Долгорукова, который оттеснил турецкие войска к крепости, захватил склады, сжег на верфи 2 корабля и галеру, а также захватил в гавани до 20 мелких судов.

В кампании 1772 года силы графа Орлова пополнились четвертой эскадрой капитана 1 ранга М.Т. Коняева. В июне — октябре 1772 г. русские корабли по-прежнему перехватывали турецкие торговые суда и блокировали порты. Большое распространение получила высадка десантов против береговых турецких крепостей под прикрытием корабельной артиллерии. Так были захвачены крепости Бейрут, Кастель-Россо, Чесма. Несмотря на отчаянное сопротивление, туркам редко удавалось отбить нападение. Пожалуй, самым заметным их успехом после Модона и блокады Наварина стала оборона крепости Станчио в 1773 году.

6 августа 1773 г. эскадра контр-адмирала А.В. Елманова высадила на остров Кос десант из 432 русских солдат и офицеров с 1 орудием при поддержке 919 албанцев и 101 словенца. В этом отряде находились две слабые роты морских батальонов — 7 офицеров и 89 гренадер. По страшной жаре десант двинулся к крепости Станчио. 7 августа турки, собрав силы, яростно перешли в контратаку. Албанцы и словенцы разбежались, и русским пришлось отходить к берегу. Отступление прикрывала гренадерская рота капитана Ивана Бачманова из 4-го батальона. Лишь благодаря ее самоотверженности, десанту удалось благополучно эвакуироваться. К счастью, потери морских рот оказались невелики: 4 убитых, 2 раненых и 3 умерших от жары.

Центральным событием кампании 1773 года стали операции возле сирийского побережья и двухмесячная осада крепости Бейрут. С 23 июля по 29 сентября 1773 г. крупный десант (около 1000 чел.) при поддержке флота вел боевые действия на берегу. Особенно отличился подпоручик 4-го батальона Андрей Аненков, который командовал двумя пушками. При осаде он и прапорщик Савенков были ранены, причем Савенков от полученных ран скончался. После сдачи Бейрута победителям достались 2 полугалеры, 41 орудие, обширные военные запасы. Город также выплатил русскому флоту контрибуцию в размере 300 тысяч пиастров. Морские солдаты оставались в Бейруте до января 1774 г.

Начало морской кампании 1774 года по- прежнему сопровождалось успешными небольшими десантами. Однако после заключения 10 июля 1774 г. Кучук-Кайнарджийского мирного договора русские корабли стали отправляться домой. Но на обратном пути и даже после возвращения их подстерегала опасность. Так, туманной ночью с 9 на 10 октября 1774 г. в Финском заливе разбился фрегат «Минерва», на котором погибли капитан Королли и 26 нижних чинов 3-го морского батальона. Основные русские силы перезимовали в Архипелаге и в мае — октябре 1775 г. благополучно возвратились в Кронштадт и Ревель. В честь заключения мира с Турцией каждый морской солдат получил серебряную медаль с долгожданной и заслуженной надписью — «Победителю». Это была первая медаль, которая выдавалась на ленте нового военного ордена Св. Георгия.

Флотский мушкетон образца 1772 года. Тула, 1773 г. (ЦВММ). В соответствии с «Морским уставом» Петра Великого на каждом корабле находился запас абордажного оружия: мушкетоны, пистолеты, топоры (интрепели), палаши, пики и ручные гранаты. В ближнем бою на палубе и в деках мушкетон, стрелявший крупной картечью, был очень эффективным оружием. По табели 1734 г. на линейных кораблях полагалось от 36 до 50 мушкетонов, на фрегатах — 30, на гребных шнявах — 12. В 1772 г. Адмиралтейская коллегия заказала Тульскому заводу 1511 мушкетонов нового образца, которые были сделаны к июлю 1773 г. и поступили на флот.

Действия Донской флотилии 1771–1774 гг.

Библиография и источники.

Материалы для истории русского флота. H. VI. СПб., 1877.

Головачев В. История Севастополя как русского порта. СПб., 1872.

В связи с началом русско-турецкой войны в ноябре 1768 г. на старых донских верфях возобновилось строительство судов для боевых действий на Азовском море. К лету 1769 г. под руководством вице-адмирала А.Н. Сенявина были построены 5 прамов и 60 лодок. Для их укомплектования в Тавров послали из морских батальонов 1 гренадерскую и 5 мушкетерских рот в составе 23 обер-офицеров, 10 сержантов, 6 каптенармусов, 6 подпрапорщиков, 24 капралов, 136 гренадер, 578 мушкетеров, 1 барабанщика, 1 флейтщика, 5 ротных писарей. Кроме того, для строящихся 12 малых фрегатов Сенявин затребовал еще 2 мушкетерские роты. 29 июля 1769 г. императрица разрешила увеличить солдатскую команду Донской флотилии. Но поскольку Адмиралтейская коллегия испытывала недостаток солдат для готовящейся к отправке в Морею эскадры контр-адмирала Д. Эльфинстона, все эти 8 рот велено было содержать сверх мирного комплекта на средства, специально отпущенные по усиленному штату. В результате батальоны Балтийского флота пополнили рекрутами, а Донская флотилия фактически получила собственную солдатскую команду, близкую по численности морскому батальону. С 1 января 1773 г. солдатские роты Донской флотилии окончательно отделили от балтийской морской пехоты.

18 мая 1771 г. Донская флотилия вышла из Таганрога для содействия русским войскам, готовившим наступление в Крым. 14 июня она навела 100-метровый понтонный мост через Генический пролив, по которому корпус генерал-майора князя Ф. Ф. Щербатова перешел на Арабатскую косу и двинулся к Керченскому полуострову. Параллельно Донская флотилия перевозила отряды войск морем, высаживая десанты на побережье. 18 июня корпус Щербатова вышел на материк и штурмом взял Арабат. К 29 июня были заняты крепости Керчь и Еникале. При этом особенно отличился премьер-майор морских батальонов Свен Ваксель, который «27 июня 1771 года оказал храбрость и мужество по откомандировании его на судах на крымский берег близ Еникале, отбив неприятеля с берега пушечною стрельбою с судов, потом отправился к берегу с десантом на мелких судах и, на оной вышедши первым, перевел вверенный десант и имел дело с преимуществом против неприятеля». За храбрость Вакселя наградили орденом Св. Георгия 4-го класса. В Керчи и Еникале были созданы базы Донской (Азовской) флотилии.

Карта боевых действий Донской (Азовской) флотилии в 1771–1774 гг. (Морской атлас. T. III. М., 1958).

Адмирал Алексей Наумович Сенявин. Портрет кисти Ф.С. Рокотова. 1770-е гг. (ЦВММ). В 1769–1774 гг. в чине вице-адмирала руководил строительством и боевыми действиями Донской (Азовской) флотилии.

Следующая морская кампания 1773 года отличалась большой активностью. 8 июня отряд Азовской флотилии атаковал в Кизилташской бухте 20 турецких транспортов и сжег 2 из них. В этом деле участвовали поручики морских батальонов Рогульский и Лавров с 65 нижними чинами. 23 июня отряд капитана 2 ранга Я.-Г. Кинсбергена выдержал около Балаклавы шестичасовой бой с тремя турецкими кораблями и, нанеся им урон, заставил врага отступить. В этом сражении участвовал поручик Фролов и 60 солдат. 23 августа Кинсберген атаковал близ Суджук-Кале турецкую эскадру и обратил в бегство 18 вражеских судов. На борту флотилии в этот день находились от морских батальонов поручик Свербеев, подпоручики Матушкин и Мерлин, прапорщик Поддубский и 128 нижних чинов.

По заключенному 10 июля 1774 г. Кучук-Кайнарджийскому мирному договору Турция уступила России Азов, Таганрог, Керчь, Еникале, Кинбурн, побережье между Днепром и Южным Бугом. Крым и Кубань объявлялись независимыми от Османской империи. Русские торговые корабли получили право беспрепятственного прохода через Босфор и Дарданеллы. Кроме того, султан должен был выплатить 4,5 млн. рублей контрибуции. Теперь Россия могла приступить к строительству полноценного Черноморского флота, основой для которого стала Азовская флотилия.

Морская пехота Балтийского флота в межвоенный период 1774–1787 гг.

Библиография и источники.

Полное собрание законов Российской империи. Собрание I. T. XLIV. Ч. II. Отд. II. СПб., 1830.

Корвин-Пиотровский К.А. 89-й пехотный полк. Исторический очерк. СПб., 1903.

Сытинский Н.А. Очерк истории 90-го пехотного Онежского полка. СПб… 1903.

Отправка солдатских команд в Архипелаг, а также на Азовское море привела к острому некомплекту в батальонах. В связи с этим с 1 января 1773 г. был введен в действие усиленный штат, по которому число морских рот увеличилось до 36, что вместе с выделением дополнительных средств на 8 рот Донской флотилии позволило исправить ситуацию. Лишь 8 марта 1776 г. Екатерина II согласилась перевести флот на мирное положение. Но при этом Адмиралтейской коллегии ставилась трудная задача. Новый мирный комплект Балтийского флота определялся в 32 корабля и фактически соответствовал прежнему усиленному штату. Тем не менее, императрица требовала сократить число морских служителей, «избавиться от побора напрасных рекрут и сберечь на содержание оных надобную казну».

Граф Марк Константинович Ивелич. Миниатюра работы неизвестного художника. 1802–1803 гг. (ГРМ). Уроженец Далмации граф М.К. Ивелич во время Архипелагской экспедиции поступил добровольцем на российский флот. В 1780-х гг. командовал 1-м морским батальоном. Впоследствии стал генерал-лейтенантом и сенатором.

В конце концов, Адмиралтейская коллегия предложила оригинальную систему, утвержденную императрицей 2 ноября 1777 г.

В соответствии с новым штатом Балтийского флота вместо прежних 4 морских батальонов предписывалось содержать 8 батальонов из одной гренадерской и четырех мушкетерских рот по 125 рядовых в каждой. В мирное время все эти батальоны насчитывали 5656 человек. Кроме того, поскольку множество строевых солдат отвлекалось «на содержание обыкновенных при Адмиралтействе караулов и многих разных командировок за лесами, провиантом, покупками материалов, а почасту и привоза медных денег», было решено сформировать два Адмиралтейских батальона по 1 гренадерской и 3 мушкетерские роты в каждом, общей численностью 1136 человек По идее Адмиралтейской коллегии, от этих батальонов «служба Вашего Императорского Величества и ту пользу иметь будет, что во оные Адмиралтейские баталионы помещены быть могут и из таких флотских баталионов офицеры, а особливо солдаты, которые там уже оной, за старостию лет или другими какими причинами, продолжать более не могут». Теперь неспособных к корабельной службе ветеранов следовало списывать в Адмиралтейские батальоны, а на их место брать в морские батальоны молодых рекрутов. Штат Балтийского флота военного времени остался без изменений — 40 кораблей. Для их укомплектования каждый морской батальон (кроме Адмиралтейских) дополнялся еще одной мушкетерской ротой, и численность морской пехоты в военное время возрастала до 6784 человек.

Матрос военного флота. 1764–1796 гг. Раскрашенная гравюра Х.-Г. Гейслера из альбома Я. фон Люде «Изображение мундиров Российско-Императорского войска…» СПб., 1793.

Однако при такой реформе численность морской пехоты почти не сократилась. Вместо положенных в прежних 4 усиленных батальонах 6860 человек теперь на те же 32 корабля в 8 «мирных» и 2 Адмиралтейских батальонах получалось 6792 солдата и офицера. В этой ситуации Адмиралтейская коллегия изобрела еще один сокращенный штат, в соответствии с которым в мирное время личный состав Балтийского флота уменьшался почти на треть. В качестве резонов указывалось, что новая война «совсем внезапно едва ли быть может», а, кроме того, потенциальный противник (в первую очередь подразумевалась Швеция) не сможет напасть с моря, «не приготовясь к тому заранее». Следовательно, всегда будет время подготовиться, и «не воображает себе Адмиралтейская коллегия, чтоб от такового неполного комплекта матросов флоты не могли по повелению Вашего Императорского Величества быть также скоро вооружены, ежели б крайняя нужда того потребовала». В случае же «крайней нужды» предполагалось отправить на корабли всех матросов галерного флота, последний укомплектовать переведенными в матросы солдатами морских батальонов, «а баталионы армейскими солдатами в комплект привести».

В соответствии с этой ограниченной доктриной в мирное время морские батальоны должны были состоять не из пяти, а из четырех рот (1 гренадерской и 3 мушкетерских), что составляло 4528 человек, а вместе с Адмиралтейскими батальонами — 5664 солдата и офицера. Таким образом, по сравнению со штатом 1764 года получалась экономия в 1196 человек В течение 1777–1778 гг. из 1-го морского батальона были образованы новые 1-й и 2-й батальоны, из 3-го — 3-й и 4-й, из 2-го — 5-й и 6-й, из 4-го — 7-й и 8-й. Для службы 1-4-й батальоны поступали на корабли 1-й флотской дивизии, а 5-8-й — 2-й флотской дивизии.

В 1782 году Екатерина II решила увеличить Балтийский флот на восемь 100-пушечных кораблей. При этом был сделан новый штат морской команде, а также его сокращенный вариант. Относительно морских солдат 28 июня 1782 г. императрица распорядилась, чтобы вице-президенты Сухопутной и Морской военных коллегий разработали и представили «новое положение, на каком основании содержать морские баталионы, откуда комплектовать оные или чем заменить их». До принятия этого положения Адмиралтейская коллегия 9 ноября 1783 г. просила «в сих баталионах людей содержать ныне имеющееся число, то есть по числу 32 корабельного комплекта». В конце концов, численность морских батальонов (кроме Адмиралтейских) решили увеличить до 7 рот по 130 рядовых в каждой. Командирами батальонов были назначены: 1-го — майор граф Марк Ивелич, 2-го — майор Андрей Ворыпаев, 3-го — майор Михаил Мирович, 4-го — майор Иван Бочманов, 5-го — майор Федор Петлин, 6-го — майор Карл фон Эсен, 7-го — майор Антон Кнутсен, 8-го — майор Григорий Нелидов. В результате общая штатная численность морской пехоты возросла до 9344 человек. В военное время каждая мушкетерская рота дополнялась до 150 солдат, гренадерская — до 160, а общая численность батальонов составляла 10578 офицеров и нижних чинов. Вместе с тем, в мирное время по сокращенной программе решено было не иметь пятую часть морских солдат, что уменьшило реальную штатную численность морских батальонов до 7888 человек. Очень скоро эта экономия привела к печальным результатам во время новой русско-шведской войны.

Морская пехота Балтийского флота в русско-шведской войне и в послевоенный период 1788–1796 гг.

Библиография и источники.

Материалы для истории русского флота. Ч. XIII. СПб., 1890: Ч. XIV. СПб., 1893.

Головачев В. Действия русского флота в войне со шведами в 1788–1790 гг. СПб., 1871.

Тучков С.А. Записки. СПб., 1908.

Чичагов П.В. Записки. М., 2002.

Шишков А.С. Военные действия Российского флота против шведского в 1788, 89 и 90 годах. СПб., 1826.

РГАДА. Ф. 20. Оп. 1.Д. 289, 290.

В связи с началом в августе 1787 г. русско-турецкой войны Екатерина II по примеру предыдущей экспедиции графа А. Г. Орлова решила отправить в Архипелаг корабли Балтийского флота. Общее руководство ими должен был осуществлять знаменитый сподвижник Орлова адмирал С.К. Грейг. Как и раньше, важная роль отводилась морским батальонам, воодушевленно встретившим известие о походе. Офицер С.А. Тучков вспоминал: «С каким восторгом солдаты, помня еще подвиги графа Орлова, восклицали: „Пойдем в Средиземное море!“». 5 июня 1788 г. из Кронштадта вышла первая эскадра вице-адмирала В.П. фон Дезина. Но тут 16 июня против России неожиданно выступила Швеция. Отправку кораблей в Архипелаг пришлось отменить. «Солдаты вместо прежних восклицаний говорили между собою: „Проклятый швед не дал сходить в Средиземное море“». Балтийский флот вынужден был изменить свое назначение.

Адмирал Самуил Карлович Грейг. Портрет кисти Д.Г. Левицкого. Около 1788 г. (ГРМ). В 1764 г. С.К. Грейг перешел из английского флота на российскую службу капитаном 1 ранга. Участвовал во всех сражениях Архипелагской экспедиции. За отличие при Чесме награжден орденом Св. Георгия 2-го класса. В 1788 г. назначен главнокомандующим Балтийским флотом и 6 июля командовал российской эскадрой в сражении при Гогланде.

Адмирал Василий Яковлевич Чичагов. Портрет кисти неизвестного художника. 1790-е гг. (ЦВММ).

В то время как почти все кадровые моряки оказались на кораблях фон Дезина в Копенгагене, Грейгу пришлось срочно доукомплектовывать в Кронштадте новую эскадру. Вот тут-то и дала себя знать пресловутая экономия. «При вооружении флота оказался страшный недостаток в матросах, — вспоминал позднее адмирал П.В. Чичагов. — Их требовалось на все суда более 20-ти тысяч, а имелось в то время менее 10-ти, из которых большая часть состояла из рекрут, писарей, добровольцев и всякого сброда». Матросов пришлось набирать даже из арестантов петербургских и кронштадтских тюрем. Тем не менее, 29 июня Грейг вышел в море и, встретив 6 июля 1788 г. у острова Гогланд шведский флот под командованием герцога Зюдерманландского, атаковал его. После кровопролитного боя, во время которого Грейг заставил сдаться 74-пушечный корабль «Принц Густав», шведы отступили. Но с русской стороны 74-пушечный корабль «Владислав», получив 34 пробоины и потеряв управление, был снесен в середину шведского флота, который не замедлил окружить его и расстрелять. К концу сражения треть команды, в том числе 37 морских солдат, погибла. Многие матросы, солдаты и офицеры, среди которых поручик морских батальонов Вестерник и подпоручик Капомер, получили ранения. Ночью шведы взяли совершенно разбитый корабль в плен.

После Готландского сражения шведские корабли отступили в Свеаборг, где были блокированы эскадрой С.К. Грейга. К всеобщему сожалению, храбрый адмирал умер 15 октября от горячки. В связи с этим печальным событием и усиливающейся непогодой российская эскадра 23–24 октября сняла осаду Свеаборга и ушла в Ревель. Здесь 27 ноября 1788 г. преемником Грейга назначили адмирала В.Я. Чичагова. Эскадра фон Дезина, усиленная до 10 кораблей и 4 фрегатов, зимовала в Копенгагене. К весне 1789 г. на ее борту находились 1260 военнослужащих морских батальонов, в том числе 21 офицер.

Неудачные действия корабельного флота шведы компенсировали активностью своей галерной эскадры. Противопоставить ей с русской стороны оказалось нечего. Довоенные расчеты Адмиралтейской коллегии не оправдались, и в своем новом докладе на имя императрицы она вынуждена была признать: «Шведы долговременным обучением приобрели познания действовать в шхерах с превосходством. <…> Наши флагманы, капитаны и офицеры уверяли <…>, что никто из них в мирное время в шхерах ни для обучения, ни для любопытства не ходил, и во время экзерциций в мирное время стараются всеми мерами от шхер удалиться <…> Самые храбрые и знающие между ними видят, что обыкновенная их практика, на открытом море и на больших судах производимая, в шхерах недостаточна»[32].

Принц Карл Генрих Никола Оттон Нассау-Зиген. Гравюра 1790 г. (РГБИ). В 1788 г. принц Нассау-Зиген по ходатайству князя Г.А. Потемкина был принят контр-адмиралом на русскую службу и командовал Лиманской гребной флотилией под Очаковым. В 1789 г. в чине вице-адмирала возглавил гребной флот на Балтике. С трудом одержал победу 13 августа 1789 г. при Роченсальме, но через год, 28 июня 1790 г., там же понес сокрушительное поражение от шведов.

Помимо опытных офицеров катастрофически не хватало матросов и солдат. 19 июля 1788 г. Екатерина II жаловалась князю Г.А. Потемкину: «…на галеры выбрать не из кого, разве с неба кто ко времени упадет». 8 морских батальонов едва хватило на корабельные эскадры Грейга и фон Дезина. На гребную же эскадру капитана 1 ранга П.Б. Слизова послали 500 солдат Адмиралтейских батальонов, а также гатчинский Сводный гренадерский батальон. Но и после этого, по мнению участника войны П.В. Чичагова, «шхерной флотилии у нас не существовало, потому что нельзя было считать нескольких лодок капитана Слизова за флотилию. Ничтожность сил Слизова была такова, что при виде многочисленного неприятеля ему пришлось быстро удалиться». Действительно, встретив 17 июля 1788 г. шведский галерный флот у Фридрихсгама, отряд Слизова отступил к Выборгу, где фактически и закончил морскую кампанию (см. стр. 83).

В этой тревожной ситуации 29 августа 1788 г. Екатерина II приняла решение «к имеющимся флотским батальонам прибавить еще четыре таковые же батальона по военному комплекту». 20 сентября три «прибавочных» батальона определили в галерный флот, а четвертый на гребные суда создававшейся в Кронштадте Резервной эскадры. В новые батальоны поступили служившие на галерах солдаты Адмиралтейских батальонов, а также команды от полков, расположенных в Финляндии: «Для удобнейшего составления четырех полевых морских солдатских батальонов велено отрядить из пехотных полков Софийского, Кексгольмского да из восьми в Финляндской армии находящихся из каждого по 1 обер-офицеру из охотников комплектных или сверхкомплектных, по 2 сержанта, по 4 унтер- офицера, по 8 капралов и по 20 человек рядовых людей, всего 350 человек исправных и уже несколько в армии служащих». Оставшийся некомплект был дополнен рекрутами. По примеру армейской пехоты морские батальоны снабдили полевой артиллерией — «на каждый по две трехфунтовых пушки или осьмифунтовых единорогов».

31 марта 1789 г. общее руководство военно- морскими силами на Балтике поручили адмиралу В.Я. Чичагову. Главным событием кампании для корабельного флота стало упорное, но в целом безрезультатное Эландское сражение 15 июля 1789 г. Причем основные потери эскадра Чичагова понесла не от вражеского огня, а от разрыва своих старых чугунных морских пушек. На корабле «Дерись» разорвало сразу три пушки, от чего многие матросы и комендоры были убиты и ранены, палуба разломана, а на борту начался пожар. Спасаясь от огня, подпоручик 8-го морского батальона Андрей Радзивилович бросился в воду и утонул. Всего на эскадре погибли 2 солдата морских батальонов, ранения получили 27, а также поручик 8-го батальона Василий Титов, который на корабле «Мстислав» «от удару электрического упал на палубу, и расшибло грудь». Шведский флот отступил и скрылся в Карлскроне.

Первое Роченсальмское сражение 13 августа 1789 г. Картина художника Юхана Tитpuxa Шульца. 1792 г. (Национальный музей Швеции, Стокгольм).

Серебряная медаль «За храбрость на водах Финских». (Из коллекции M. С. Селиванова). Такой медалью на георгиевской ленте награждали солдат морских батальонов за победу в первом Роченсальмском сражении 13 августа 1789 г.

После Эландской битвы активные действия на море вел галерный флот, для которого за зиму 1788/1789 гг. построили множество новых судов. Возглавил гребную флотилию принц К. Г. Нассау- Зиген, который, пользуясь доверием императрицы, значительно усилил свою пехоту. Ввиду явной слабости трех прибавочных морских батальонов, на гребной флот послали Наваринский, Кексгольмский, Тенгинский и Елецкий пехотные полки, а также Сводный отряд из вторых батальонов Лейб-Гвардии Преображенского, Семеновского и Измайловского полков. 8 июня Нассау- Зиген во главе 72 судов вышел из Кронштадта в море, пообещав императрице разделаться с шведской шхерной флотилией. Однако многие современники скептически отнеслись к столь щедрым авансам. Секретарь Екатерины II граф А.А. Безбородко писал 9 июля 1789 г. своему другу С. Р. Воронцову: «Галеры наши теперь дошли до Фридрихсгама. Целый год их вооружали и то неисправно. Ни знания, ни доброй воли ни у кого не было, и Бог знает, как все с рук сойдет. Посадили на них более 10000 войска, кроме морских и артиллеристов. Одних пушек 600, кроме фальконетов. Но жаль, что немного шебек и других сильных судов. Командир их, принц Нассау, при неисправности вооружения больше еще затевает и всего требует».

Обнаружив шведский гребной флот на Роченсальмском рейде, Нассау-Зиген решил его атаковать с двух сторон: через южный вход он послал в атаку Резервную эскадру генерал-майора И.П. Балле, пообещав ударить на шведов с тыла через северные мелководные проливы между островками Макари (так называемые «Королевские ворота»). На рассвете 13 августа 1789 г. 20 судов Балле вошли на рейд и завязали сражение со шведской флотилией, насчитывавшей 62 судна. Шведы всеми силами обрушились на Балле и, имея 783 орудия против 404 русских, два часа жестоко расстреливали его эскадру. Наконец, флот Нассау двинулся в атаку с севера. Но, подойдя к «Королевским воротам», передовой отряд графа Ю.П. Литты обнаружил, что шведы поутру завалили проходы между островками потопленными транспортами. В результате, не имея возможности ворваться на рейд, эскадра Нассау-Зигена не могла помочь Балле, силы которого таяли с каждой минутой. Видя уничтожение Резервной эскадры, принц совершенно потерял голову. Однако граф Ю.П. Литта и капитан 1 ранга П.Б. Слизов возглавили солдат и матросов, которые бросились в воду и стали расчищать фарватеры. Несколько часов они работали под огнем шведских орудий. Между тем, Резервная эскадра была практически разгромлена, многие солдаты, матросы и офицеры погибли, два пакетбота затонули, бомбардирский корабль «Перун» и пакетбот «Поспешный» в разбитом виде попали в плен. День клонился к вечеру, и Балле приказал отступать. Шведы начали преследование, желая окончательно добить русских. Но тут, наконец, через расчищенные проливы на рейд ворвалась эскадра Нассау-Зигена. Ситуация резко изменилась. В ночной темноте русские галеры с громким «Ура!» обрушились на потрепанную шведскую флотилию и полностью разгромили ее. Захваченные шведами суда были возвращены, кроме того, потоплены 3 канонерские лодки, взяты в плен 7 судов, 45 офицеров, 1300 солдат и матросов. Еще 30 транспортов и судов шведы сами сожгли при отступлении. Эта неожиданная победа была объявлена равной Чесменской и спасла Нассау-Зигена от позора. Всех морских солдат и гренадер наградили серебряными медалями на георгиевской ленте с надписью: «За храбрость на водах финских».

Ревельское морское сражение 2 мая 1790 г. Картина художника А.П. Боголюбова. 1860-е гг. (ЦВММ). На картине показан момент, когда к сдавшемуся шведскому кораблю «Принц Карл» спешит на катере с морскими солдатами сын главнокомандующего российской эскадрой капитан 2 ранга П.В. Чичагов — будущий адмирал и Министр военных морских сил. За эту победу П.В. Чичагов был награжден орденом Св. Георгия 4-го класса.

Разгром при Роченсальме оголил приморский фланг сухопутной шведской армии. Остатки шхерной флотилии укрылись в устье реки Кюмень. В связи с этим 21–22 августа 1789 г. была проведена совместная операция, во время которой корпус генерала В.И. Левашова энергично вел наступление тремя колоннами с фронта, а отряды флотилии Нассау-Зигена наносили фланговый удар. Двухтысячный десант с боем высадился между Гейнлаксом и Куписом и оттеснил шведских егерей. В то же время 12 канонерских лодок под командованием Балле вошли в устье Кюмени и захватили 15 судов, а также высаженным десантом взяли на берегу 29 орудий. В результате шведские войска оставили укрепленную позицию и отступили за Кюмень. Десант преследовал их 30 верст и после встречи с левофланговой русской колонной генерал-поручика Ф.М. Нумсена вернулся на корабли. Правда, эту успешную операцию несколько омрачил тот факт, что, покинув суда, десант провел 5 дней на берегу без провианта, питаясь только грибами.

Итак, морская кампания 1789 года завершилась успешно. К ее финалу на кораблях Чичагова находились 34 офицера и 1559 нижних чинов из всех 8 морских батальонов. Кроме того, 3 прибавочных и Сводный гренадерский батальоны служили в гребном флоте, и еще 1 прибавочный батальон на Резервной эскадре. Тем не менее, морской пехоты катастрофически не хватало. Для укомплектования построенных зимой в Кронштадте новых судов пришлось забрать весь местный гарнизон, так что командир порта П.И. Пущин даже жаловался в Адмиралтейскую коллегию: «Известно вам, что без людей никакая крепость, ни с какими укреплениями противостоять не может; флот наш отправится в море, и мы останемся токмо при одних часовых: гарнизонных нет, только что содержать караулы». Прибывший к Финляндской армии в конце апреля 1790 г. новый главнокомандующий граф И.П. Салтыков также выражал недовольство посылкой на галерный флот сухопутных войск. Это фактически оголило его приморский фланг, и шведы скоро начали теснить русскую армию с позиции, о чем Салтыков 31 мая жаловался секретарю императрицы графу А.А. Безбородко: «Неприятель на земле утверждается, в чем ему никак с земли помешать не можем, а надобно все сие с воды делать <…> Судите сами, Чичагов и Нассау ни за что не отвечают, <…> не заботясь ни о каком земном неприятеле, потому что он им вреда сделать никакого не может, и только им и предмету, что пытаться: если удача — вся честь и слава, ежели уж нет — то, собравши все вместе, отошел в порт и аминь <…> Но я имею двух неприятелей: морского и сухопутного — не достает только воздушного. Но и то бы ничего не значило, ежели войска были. А при том недостатке один должен изворачиваться — неприятельские затеи сам уничтожать, столицу обеспечить и коммуникацию к оной, а также Выборг, землю и флотилию гребную». Но эти жалобы почти не помогали. После разгрома шведской шхерной флотилии при Роченсальме стало ясно, что судьба кампании 1790 года и всей войны будет решаться на море.

Обер-офицер морских батальонов. 1776–1796 гг. Раскрашенная гравюра Х-Г. Гейслера из альбома Я. фюн Люде «Изображение мундиров Российско- Императорского войска…». СПб, 1793.

Командир 8-го морского батальона подполковник граф Семен Ивелич. Портрет кисти неизвестного художника. Около 1795 г. (Новгородский государственный объединенный музей-заповедник). Во время Красногорских сражений 23 и 24 мая 1790 г. премьер-майор граф С.К. Ивелич возглавлял всех морских солдат на российской эскадре и за отличие был произведен в подполковники.

Первыми боевые действия начали шведы. 2 мая 1790 г. флот герцога Зюдерманландского атаковал эскадру адмирала В.Я. Чичагова при Ревеле, но был отбит с большим уроном. Севший на мель корабль «Раксен Стендер» шведы сожгли, а 64-пушечный корабль «Принц Карл», потеряв грот- и фор-стеньги, сдался. На нем сложили оружие 8 офицеров, 4 кадета, 443 рядовых, в числе которых около 100 кирасир, предназначенных для десанта, а также 11 раненых. В этом сражении на русских кораблях участвовали 2115 солдат и офицеров морских батальонов, из которых 4 солдата были убиты и 5 ранены.

13 мая 1790 г. из Кронштадта для усиления Ревельской эскадры В.Я. Чичагова вышла эскадра вице-адмирала А.И. Круза. Встретив 23 мая недалеко от Красной Горки шведский флот, Круз весь день вел с ним упорный бой, который продолжился и 24 мая. К вечеру, узнав о приближении с тыла Ревельской эскадры Чичагова, шведский флот отступил и укрылся в Выборгском заливе. В двухдневном Красногорском сражении участвовали 2438 морских солдат и офицеров под общим руководством командира 8-го батальона графа С.К. Ивелича, который за храбрость был произведен в подполковники. В сражении также отличились премьер-майор Жерве, капитан Гревенец и поручик Пыпин.

Соединившись под командованием В.Я. Чичагова, Ревельская и Кронштадтская эскадры блокировали шведский флот в Выборгском заливе. К июню 1790 г. на российских кораблях насчитывалось 3974 военнослужащих 8 морских батальонов. Кроме того, к блокаде была привлечена гребная эскадра вице-адмирала Т.Г. Козлянинова. На ее борту находились три прибавочных морских батальона, почти целиком состоявшие из рекрут.

Для блокирования входа в Транзундский пролив осаждающие построили на острове Урансари батарею из 16 крепостных пушек. Она сильно мешала шведскому флоту, в связи с чем три батальона королевской гвардии высадились ночью с 6 на 7 июня на остров, где неожиданно встретились с морскими прибавочными батальонами. Участник событий С.А. Тучков позднее вспоминал: «Полковник, командовавший морскими батальонами, составленными почти из рекрут, выпросил у адмирала (Козлянинова) позволение выйти с оными на помянутый остров и расположиться лагерем для обучения новых его солдат стрельбе из ружей <…> В одну ночь услышали мы на острове жестокую ружейную пальбу плутонгами и залпами и вскоре уведомлены были, что большой отряд неприятельской пехоты, пройдя на мелких лодках неизвестными нам проливами, сделал высадку на сей остров. Он намеревался, — атаковав сзади, — овладеть батареею, на сем острове находившеюся, которая не имела никакого прикрытия. И, без сомнения, сие ему бы удалось, если бы не встретился оный с высаженными для обучения стрельбе морскими батальонами. Как только о сем мы узнали, отправился на помощь помянутым батальонам генерал-майор Буксгевден с тремя батальонами гренадер сухопутной армии». Первый удар шведов пришелся на левый фланг русского лагеря по морским гренадерам, которые мужественно встретили врага и завязали сражение. Подоспевший генерал-майор Ф.Ф. Буксгевден с гренадерами Кексгольмского и Наваринского полков ударил на шведов в штыки справа и опрокинул их. Королевская гвардия и пехота были сброшены в море, потеряв 254 человека убитыми, 1 офицера, 3 унтер-офицеров и 42 рядовых пленными, а также 4 знамени. С русской стороны были ранены 1 — го морского прибавочного батальона секунд-майор Бистром и поручик Книпер, 2-го батальона поручик Нейман и подпоручик Мельников, а также 7 унтер-офицеров и 59 рядовых «большей частью из морских баталионов, выдержавших первое стремление неприятеля». В списке отличившихся офицеров генерал Буксгевден рекомендовал 1 — го морского прибавочного батальона секунд-майора Бистрома и капитана Ремлинга, 2-го батальона подпоручика Мельникова, 3-го батальона капитана Малеванова и поручика Фенета.

В конце концов, после месяца блокады в Выборгском заливе шведский флот 22 июня 1790 г. решился пойти на прорыв. Но встреченный эскадрами Чичагова, он понес колоссальные потери. 23 судна были потоплены, 20 сожжены, 21 захвачено в плен; около 2000 шведов погибли и еще до 5000 попали в плен, в том числе контр-адмирал Лилиенфельд и 200 офицеров. Сам король Густав III едва успел скрыться. По другим данным «потеря шведов состояла из семи линейных кораблей, двух фрегатов и множества мелких судов. Взято в плен шведов было, по некоторым известиям 5000, по другим 7000. Между пленными находился контр-адмирал Лейонанкер и около 100 офицеров. Лейб-гвардия короля почти вся попала в плен. Герцог Карл был ранен в плечо»[33]. В ходе сражения на фрегате «Гавриил» отличился поручик морских батальонов Трофимов, который, к сожалению, был убит. В списке отличившихся также отмечен начальник солдатской команды фрегата «Елена» капитан Лошаков.

Славную победу отпраздновали в Петербурге. Война приближалась к концу. Но тут неожиданно для всех произошла настоящая катастрофа. Воодушевленный выборгским триумфом Чичагова, принц Нассау-Зиген решил также стяжать лавры победителя и добить шведскую шхерную эскадру, стоявшую, как и год назад, на Роченсальмском рейде. Несмотря на плохую погоду, принц во что бы то ни стало хотел атаковать врага 28 июня — в день восшествия на престол Екатерины II. Он намеревался преподнести императрице подарок и захватить короля Густава III, укрывшегося после выборгского разгрома на галерной эскадре. Однако вышло все совсем наоборот. Первая линия русских судов, едва удерживаясь на крупной зыби, рано открыла огонь и быстро расстреляла свои заряды. Под огнем противника, стоявшего на хорошей позиции, она смешалась и начала отходить, внося беспорядок в наступающую вторую линию. Тут еще начался шторм. В результате, по свидетельству графа А. А. Безбородко, «все пришло в такую конфузию, что друг друга давили, места не давали, не допускали стрелять, инако как с своим вредом, бились при случившейся погоде о каменные острова, становились на песчаные банки, словом сами себя разбивали». Шведы же, укрывшись от непогоды за островками Макари, вели артиллерийский огонь, окончательно добивая русскую флотилию. Разгром оказался страшным. Погибли 52 судна, в том числе 5 фрегатов, 5 шебек, 16 галер. Около двух тысяч матросов и солдат добрались до островков Макари и, набрав из разбитых судов сухари и патроны, еще несколько дней пытались обороняться. Но когда шведские канонерки стали обстреливать островки из 30- и 24-фунтовых пушек, последние защитники вынуждены были сдаться. Потери убитыми, ранеными, пленными и утонувшими составили около 7000 человек. «Да и всего прискорбнее, — писал граф А. А. Безбородко, — что тут потеряны лучшие войска, которые прошлого года дрались на галерном флоте». Из морских прибавочных батальонов уцелели лишь солдаты и офицеры, находившиеся в отряде судов вице-адмирала Т.Г. Козлянинова, не поспевшем к общей атаке.

Победа во втором Роченсальмском сражении восстановила положение Швеции, и 3 августа 1790 г. был подписан Верельский мирный договор, положивший конец войне. С окончанием боевых действий Адмиралтейская коллегия, «удостоверившися из опытов прошедшей войны в пользе и необходимости гребного флота», решила по-новому устроить 4 прибавочных морских батальона, сформированных в 1788 году, «оставляя их при гребном флоте для разных необходимых по оному употреблений». 16 декабря 1790 г. из этих батальонов были созданы 1-й и 2-й морские полки. Каждый полк с 1792 года включал два батальона по 1 гренадерской и 4 мушкетерские роты в каждом, а также артиллерийскую команду из 34 человек (включая сержанта и капрала) для обслуживания 4 трехфунтовых полковых пушек. После завершения шведской войны пехота Балтийского гребного флота большую часть времени проводила на берегу и для облегчения управления, снабжения и улучшения тактической подготовки ее решили перевести в ведение Военной коллегии. 24 мая 1792 г. по высочайшему указу 1-й и 2-й морские полки передали из Адмиралтейской коллегии в сухопутное ведомство.

Таким образом, к концу царствования Екатерины II морская пехота Балтийского флота насчитывала 8 батальонов для корабельных эскадр, 2 морских полка гребного флота и 2 Адмиралтейских батальона. Общее штатное число их офицеров и нижних чинов превышало 12 тысяч человек.

Генерал-майор Федор Евстафьевич Книпер. Портрет кисти Дж. Доу. 1822–1825 гг. (Военная галерея Зимнего Дворца).

Лифляндский дворянин Ф.Е. Книпер (1767–1850) был зачислен 10.II.1788 г. подпоручиком во 2-й Адмиралтейский батальон, откуда с началом русско-шведской войны поступил в 4-й прибавочный морской батальон и был послан на гребную флотилию. За отличие в сражении 13.VIII.1789 г. при Роченсальме произведен в поручики. 21.VIII.1789 г. при штурме десантом шведских батарей в устье реки Кюмень контужен в голову. 7.ХII.1789 г. переведен в 1-й прибавочный морской батальон. При отражении шведского десанта 7.VI.1790 г. на острове Урансари ранен пулей в локоть левой руки и за отличие произведен в капитаны. С переформированием прибавочных батальонов поступил 1.I.1791 г. в 1-й морской полк Балтийского гребного флота. 2.V.1793 г. перешел в армейские егеря. В 1804–1810 гг. командовал 14-м егерским полком, с которым участвовал в десантных операциях в Неаполе, Бокко-ди-Каттаро, Рагузе, Далмации. Ранен в правую ногу. Принимал участие в русско-турецкой войне 1806–1812 гг., Отечественной войне 1812 г. и заграничных походах 1813–1814 гг. 7.Х. 1812 г. при штурме Полоцка ранен пулей в шею. За отличие произведен 15.IX.1813 г. в генерал- майоры. В 1821–1832 гг. комендант Витебска. Вышел в отставку 14.I.1834 г.

Серебряная медаль в честь заключения Верельского мирного договора со Швецией 3 августа 1790 г. (Из собрания фирмы «Монеты и медали», г. Москва). Такие медали на ленте ордена Св. Владимира получили солдаты морских батальонов, участвовавшие в русско-шведской войне 1788–1790 гг.

Мушкетер морских батальонов. 1776-1796 гг. Раскрашенная гравюра Х.-Г. Гейслера из альбома Я. фон Люде «Изображение мундиров Российско-Императорского войска…». СПб., 1793.

Обмундирование, вооружение и знамена корабельной морской пехоты 1762–1796 гг.

Библиография и источники.

РГВИА. Ф. 12. Оп. 2 Д. 579; Ф. 41. Оп. 1/199. Д. 78; Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 551. Ч. 2.

Материалы для истории русского флота. Ч. XI. СПб., 1886.

Полное собрание законов Российской империи. Собрание I. T. XLIV. Ч. II. Отд. II. СПб., 1830.

После восшествия на престол Екатерина II сохранила общее соответствие униформы солдатской команды Балтийского флота обмундированию армейских пехотных полков. 1 сентября 1762 г. «Ея Императорское Величество государыня соизволила указать морским солдатам цветной мундир иметь против полевых». В переходный период 1762–1764 гг., пока разрабатывались новые штаты и регламенты, они носили прежние мундиры, установленные еще при Анне Иоанновне (см. Главу II). В феврале 1763 г. Адмиралтейская коллегия распорядилась унтер-офицерам, капралам, писарям, гобоистам, трубачам и барабанщикам «для отличности от солдат в мундиры вместо холста класть в фалды крашенину и на всякую фалду нашивать по три пуговицы».

Бляха на патронную суму гренадер и мушкетеров морских батальонов. Реконструкция no экземпляру, поднятому с места гибели корабля «Слава России», затонувшего 23 октября 1780 г. близ Тулона (Франция). Рисунок художника Р. Паласиоса-Фернандеса. 2005 г.

Гренадерская шапка морских батальонов 1764–1796 гг. (ЦВММ).

2 марта 1764 г. Екатерина II утвердила доклад «О мундире служащим во флоте и при Адмиралтействе». В соответствии с ним морские солдаты и офицеры получили мундиры, полностью совпадавшие с утвержденной ранее формой для мушкетерских и гренадерских полков. Окончательно закрепляя это сходство, 5 сентября 1764 г. морские батальоны уравняли с армейской пехотой по срокам ношения вещей, расходу материалов, образцам амуниции и вооружения. Позднее, 13 августа 1785 г., Екатерина II утвердила мундирную и амуничную ведомость для морских батальонов Черноморского флота, которая полностью совпадала с регламентом 1764 года. В соответствии с этими документами для всех морских батальонов была установлена следующая униформа.

Каждому морскому солдату на два года полагался зеленый суконный кафтан с красными обшлагами, отложным воротником, лацканами и медными пуговицами. Его единственным отличием от армейского мундира был подбой фалд не из красной, а из белой каразеи. Кроме того, камзолы в морских батальонах полагались вместо красных белые, а штаны зеленые. У барабанщиков и флейтщиков по борту, на плечах и по воротнику кафтанов и камзолов выкладывалась белая тесьма. У унтер-офицеров на обшлагах и воротнике нашивался золотой галун. Черные шляпы с белым бантом обшивались по краю белым шерстяным галуном с зубцами («городками»). Внутри углов шляпы к краю полей пришивались кисточки, цвет которых мог различаться по кораблям. Ежегодно солдату полагалось выдавать пару высоких сапог и пару башмаков с черными полотняными штиблетами, застегивавшимися сбоку на 12 медных пуговиц. Для защиты от непогоды солдаты раз в четыре года получали васильковую суконную епанчу, подбитую каразеей.

Офицеры и нижние чины гренадерских рот вместо шляп носили высокие гренадерские шапки, близкие по форме прусским образцам. На их медных налобниках был выбит государственный герб — двуглавый орел с тремя коронами и московским гербом на груди. Будучи страстным почитателем короля Фридриха II, генерал-адмирал великий князь Павел Петрович велел по прусской традиции покрывать орлы на налобниках черной краской, а щит московского герба — красной. Хотя в полевой армии околыши гренадерок были из зеленого сукна, а задники из красного, на сохранившейся гренадерской шапке морских батальонов околыш красный, а задник белый. Вероятно, в морской пехоте существовал именно такой тип расцветки. Кроме того, для противодействия сырости задники и околыши гренадерских шапок могли делать не из сукна, а из кожи.

Вооружение в морской пехоте также соответствовало сухопутным образцам — гладкоствольная фузея с трехгранным штыком и шпага с тесачным клинком на белой поясной портупее. Через левое плечо гренадеры и мушкетеры носили на белой кожаной перевязи черные патронные сумы с круглой латунной бляхой на крышке. Экземпляр такой бляхи с выбитым государственным гербом поверх двух скрещенных якорей недавно нашли французские подводные археологи близ порта Тулон на месте гибели 23 октября 1780 г. 66-пушечного корабля «Слава России». У гренадер на перевязи сумы крепилась медная фитильная трубка — к этому времени уже совсем бесполезный предмет, сохранявшийся как дань традиции и напоминание о том, что когда-то в эти трубки вставляли тлеющий фитиль для зажигания гранат.

Мушкетерам и гренадерам морских батальонов (кроме Адмиралтейских) также сохранили летний матросский мундир: камзол из полосатого тика с рукавами и обшлагами, канифасные брюки и матросскую шляпу. Правда, по сравнению с предыдущей эпохой (см. стр. 44) внешний вид шляпы несколько изменился. Утверждая ее образец для моряков и солдат Черноморского флота, князь Г.А. Потемкин в декабре 1789 г. особо отмечал: «Предписываю (чтобы) для флота шляп тульи как вверху, так и внизу равными были, дабы на голову свободно надевались, а поля небольшие; довольно в два вершка с половиной»[34].

Гренадер морских батальонов в летнем строевом мундире. 1764 1796 гг. Рисунок художника С.А. Летина. 2005 г. В летнее время (с мая по сентябрь) солдаты морских батальонов подобно армейской пехоте носили камзолы без кафтанов. Для службы на кораблях гренадеры вместо башмаков и штиблет обычно надевали более удобные походные сапоги.

Морские и Адмиралтейские батальоны двух корабельных флотов носили обмундирование образца 1764 года вплоть до конца правления Екатерины Великой. Только в 1774 году были отменены штиблеты с башмаками, и вместо них солдатам ввели вторую пару сапог. Тогда же отменили обшивку полей шляпы белой тесьмой с городками. Глобальная мундирная реформа, проведенная князем Г. А. Потемкиным в сухопутной армии в 1783–1786 гг., не затронула морские батальоны, поскольку ей воспротивился генерал-адмирал великий князь Павел Петрович. Верный прусским традициям, он негативно отнесся к переодеванию солдат в короткие куртки и шаровары. При формировании в 1788 году четырех прибавочных морских батальонов для Балтийского флота их обмундировали в точном соответствии с регламентом 1764/1774 гг. и вооружили пехотными ружьями, штыками и шпагами, изготовленными в Туле. В апреле 1789 г. для батальонов гребной флотилии из Военной коллегии отпустили 5062 солдатских ружья и 3965 тесаков с медными эфесами, а 1134 недостающих тесака планировали прислать из Тулы[35]. Лишь поступив в 1792 году в сухопутное ведомство, 1-й и 2-й морские полки получили удобную «потемкинскую» форму (см. ниже). В подведомственных же Павлу Петровичу морских батальонах допускались изменения только в духе Фридриха II. Так, в июне 1788 г. он приказал заготовить для солдат морских батальонов Балтийского флота не светло-зеленые, а темно-зеленые сюртуки с красными отложными воротниками и белым стамедным подбоем. Кроме того, каждому батальону присвоили свой особый цвет для задников, околышей и кистей гренадерских шапок. Впрочем, несмотря на педантизм юного генерал-адмирала, форму на флоте носили с большими допусками. Как вспоминал гардемарин В.И. Штейнгель, в Кронштадте 1790-х гг. ему «часто случалось встречать офицеров в мундире, в пестром нижнем платье, с розовым галстуком и в круглой шляпе. Едучи куда-либо, особенно капитаны, любили иметь за собою вестового, который обыкновенно нес шпагу и плащ»[36].

С 1764 по 1777 год в каждом морском батальоне полагалось 8 знамен — по 1 в каждой роте, включая гренадерскую. К сожалению, их образец и расцветка пока не установлены. После увеличения числа батальонов при их одновременном штатном сокращении знамена в морской пехоте были отменены, а должность прапорщика в ротах упразднена. Тем не менее, при утверждении 27 июля 1794 г. новых штатов для морских батальонов Черноморского флота, в том числе одного Адмиралтейского, в каждом батальоне предполагалось иметь по 2 знамени. К сожалению, их образец и расцветка пока тоже не установлены.

Морская пехота Черноморского флота 1785–1796 гг.

Библиография и источники.

Ф.Ф. Ушаков. Сборник документов. T. I. М., 1951.

А.В.Суворов. Сборник документов. T. II. М., 1949.

Материалы для истории русского флота. H. XV. СПб., 1895.

Орлов Н.А. Штурм Измаила Суворовым в 1790 году. СПб., 1890. РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 551. Ч. 1. РГАДА. Ф. 20. Оп. 1.Д. 334.

Победа над Турцией в 1774 году и выход к Днепровско-Бугскому лиману позволили России развернуть масштабное строительство Черноморского флота. В 1778 году был основан Херсон, а после присоединения Крыма князем Г.А. Потемкиным в 1783 году (см. Главу IV) началось строительство Севастополя, ставшего главной базой на Черном море. 13 августа 1783 г. императрица утвердила строительную программу Черноморского флота, определив его состав в 12 линейных кораблей и 20 фрегатов с необходимым числом ботов, шхун, плашкоутов и лодок. Одновременно для этих судов рассчитали численность солдатской команды, которая составила 3023 человека, организованных в 1-3-й четырехротные морские батальоны Черноморского флота. Кроме того, при черноморском Адмиралтействе для караулов была учреждена одна солдатская рота — 3 офицера, 8 унтер-офицеров и капралов, 2 барабанщика и 125 солдат.

Панорама Севастопольской бухты. Раскрашенная гравюра Х.-Г. Гейслера. Начало 1790-х гг. (ГИМ). На переднем плане офицер флота беседует с офицером морского батальона.

К сожалению, начало новой русско-турецкой войны не позволило завершить формирование батальонов. 28 августа 1787 г. князь Г. А. Потемкин велел командующему флотом контр-адмиралу М.И. Войновичу перевести всех солдат в матросы, а вместо них посадить на корабли Черноморской эскадры Севастопольский и Троицкий пехотные полки. Офицеры и сержанты морских батальонов частично поступили на корабельный флот, а многие — на гребную Лиманскую флотилию, действовавшую под Очаковым. При этом они продолжали числиться военнослужащими своих фактически несуществующих батальонов.

Таким образом, морским батальонам Черноморского флота не довелось участвовать в русско-турецкой войне. Зато сменившие их Троицкий, Старооскольский, Греческий и, в особенности, Севастопольский пехотные полки быстро освоили корабельную службу. Возглавивший Черноморский флот в марте 1790 г. контр-адмирал Ф. Ф. Ушаков писал: «…флот мне вверенный людьми комплектован был весьма в достаточном количестве, и солдаты были на нем Севастопольского пехотного полку отборные, отлично практикованные и во все время <…> войны служившие на флоте. По сему я и надеялся, что если бы и абордажи случились (хотя бы то и на фрегаты), действие оными произвесть надежно».

Светлейший князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический в форме адмирала. Копия неизвестного художника 1-й половины XIX в. с портрета 1791 г. кисти И.-Б. Лампи.

Шеф Черноморского гренадерского корпуса вице-адмирал Иосиф Михайлович де Рибас. Портрет кисти И.-Б. Лампи-старшего. 1796 г. В 1790–1791 гг. И.М. де Рибас командовал Лиманской гребной флотилией и за взятие турецких крепостей в Сулинском гирле Дуная был награжден орденом Св. Георгия 2-го класса. При штурме Измаила 11 декабря 1790 г. руководил атакой со стороны реки и принял капитуляцию мухафиса (губернатора) крепости трехбунчужного паши Мегмета. В 1794–1796 гг. шеф Черноморского гренадерского корпуса. Основал в Хаджибее город Одессу, военную гавань и торговый порт.

Под командованием Ушакова пехотинцы участвовали в сражениях 3 июля 1788 г. у острова Фидониси (ранено 3 мушкетера Севастопольского полка) и 8 июля 1790 г. в Керченском проливе, в поражении турецкого флота 28–29 августа 1790 г. у острова Тендры и 31 июля 1791 г. у мыса Калиакрии. В числе отличившихся офицеров Ушаков особенно рекомендовал полковника Старооскольского полка Н.А. Чиркова, возглавлявшего солдатскую команду корабельной эскадры. За храбрость Чирков был награжден орденом Св. Владимира 4-й степени с бантом.

Лиманская гребная флотилия в течение 1787 и 1788 гг. действовала в основном под крепостью Очаков. Она бомбардировала город и стоявшие под защитой береговых батарей турецкие суда, перехватывала грузовые транспорты, блокировала с моря Очаков во время осады крепости войсками князя Г. А. Потемкина. Всей армии стал известен подвиг капитана 2 ранга Рейнгольда фон Сакена. 26 мая 1788 г. его дубель-шлюпку № 2 (7 орудий, экипаж 52 человека) атаковали в устье Буга 11 турецких галер. Не имея возможности уйти от них, Сакен посадил 9 человек на ялик и велел им спасаться. Сам же с прочими солдатами и матросами дал залп по бросившимся на абордаж туркам и взорвал дубель-шлюпку, потопив вместе с собой 4 турецкие галеры. Этот подвиг имел важные последствия. Турки впредь не рисковали сваливаться с русскими судами на абордаж. 6 декабря 1788 г. после упорного штурма Очаков был взят.

Морская кампания 1789 года не отличалась особой активностью. Зато в следующем, 1790 году гребному флоту предстояла важнейшая задача. По плану князя Г.А. Потемкина русским войскам предстояло занять нижнее течение Дуная и покорить защищавшие его турецкие крепости Исакчу, Тульчу и Измаил. Лиманская флотилия генерал-майора И.М. де Рибаса должна была содействовать полевой армии, для чего войти с моря в Дунай через Сулинское гирло и атаковать крепости вдоль реки. Поскольку флотилии предстояло решать боевые задачи отдельно от сухопутных войск, требовалось обеспечить ее собственной морской пехотой. В связи с этим 11 декабря 1789 г. по приказу Потемкина из Ярославского пехотного полка и отдельного Николаевского гренадерского батальона началось формирование трехбатальонного Николаевского приморского гренадерского полка. Оставаясь в ведении Военной коллегии, полк поступал под команду начальника гребной флотилии И.М. де Рибаса. С 10 мая 1790 г. из двух батальонов Астраханского гренадерского полка началось формирование еще одной части морской пехоты — Днепровского приморского гренадерского полка, так и оставшегося в двух батальонах. «Польза сих приморских полков будет в том, — писал князь Потемкин, — что они составят стражу в Севастополе, Кинбурне, Козлове, Еникале и все сверх пехотной службы обучены будут матросской, а теперь во флоте употребляем полки пехотные, которые ничего на кораблях не знают, а во флотилии веслом владеть не умеют…»[37].

Гренадер гренадерских полков. 1790–1796 гг. Раскрашенная гравюра Х.-Г.Гейслера из альбома Я. фон Люде «Изображение мундиров Российско-Императорского войска…». СПб., 1793.

Гренадеры и офицеры Лиманской гребной флотилии. 1790–1791 гг. 1. Морской обер-офицер гребного флота. 2. Гренадер Николаевского приморского гренадерского полка в суконной куртке и летних полотняных шароварах. 3. Офицер приморских гренадерских полков в «потемкинской» форме. 4. Гренадер Днепровского приморского гренадерского полка в летнем полотняном кителе и шароварах. Рисунок художника А.В. Каращука. 1998 г.

Днепровский приморский гренадерский полк возглавил младший брат начальника Лиманской флотилии подполковник Эммануил де Рибас. В предписании ему князь Потемкин требовал, чтобы морские гренадеры умели «производить удар на штыках дружно и стремительно, в то же время отборными и проворными людьми, облегча их от ружей и прочей тягости, атаковать на саблях с отменной скоростью, к сему выбрать способных и обучить наперед». Де Рибасу предписывалось «узнать кто имеет способность цельно стрелять, кто легче в бегу и кто мастер плавать <…> Приучить их бегать и лазить на высоты, переходить рвы и прочее, <…> обучать скрываться и подкрадываться к неприятелю, чтоб схватывать его часовых. К таковым экзерцициям и офицеры приучены должны быть»[38]. Фактически Потемкин составил первую в истории русской армии инструкцию по спецподготовке военнослужащих. В имевшихся к тому времени в войсках наставлениях по индивидуальному обучению солдат предложенные Потемкиным способы атаки отсутствовали. К сожалению, из-за начала боевых действий эту подготовку не удалось провести в полном объеме. Тем не менее, морские гренадеры и без нее успешно били турок.

13 октября 1790 г. Лиманская флотилия (38 судов) вышла из Хаджибея, имея на борту около 1000 гренадеров Днепровского приморского полка. 19 октября она подошла к Сулинскому гирлу, которое защищали устроенные по берегам две турецкие батареи. Проведя разведку, И. М. де Рибас составил подробный план атаки. В нем он, в частности, предписывал гренадерам «иметь ружья заряженные, но действовать штыками яко победоносным оружием храброго российского солдата, и потому командирам крайне наблюдать, чтобы войска не стреляли разве там, где положение места не позволит неприятеля достигнуть; при атаке батарей время очень дорого, то не должно терять оного огнем бесполезным, малоуспешным и весьма опасным». На рассвете 20 октября флотилия начала атаку левобережной батареи, но из-за ветра не смогла подойти к берегу. Тогда 600 гренадеров Днепровского полка дружно бросились в реку. «Рвение войск было таковое, — свидетельствовал Иосиф де Рибас, — что они, пренебрегая жизнь, бросались в воду и, сохраняя одно оружие, вплавь достигали берега». Устроив десант на берегу, Эммануил де Рибас под прикрытием камышей повел своих гренадер в атаку. Вскоре русский отряд был обнаружен и попал под перекрестный огонь стоявших на реке турецких судов, с батарей, а также засевших в камышах турок. Тогда де Рибас изобразил отступление, спрятав на самом деле десант в камышах. Дождавшись ночной темноты, он тихо повел гренадер на батарею и подошел к ней через камыши незамеченным. Турки успели дать лишь один залп картечью, после чего бежали на лодках через реку. Батарея на противоположном берегу Дуная открыла сильную пальбу. Но де Рибас приказал развернуть турецкие пушки и подавил ее огнем. На рассвете 21 октября он посадил своих гренадер на захваченные возле берега турецкие лодки и, переправившись через Дунай, атаковал вторую батарею. Ее защитники бежали. В результате двухдневной операции морские гренадеры взяли 13 пушек, 7 транспортов и взорвали 6-пушечную канонерскую лодку. Около 50 турок были убиты или утонули. Русские потери составили 6 убитых и 9 раненых гренадеров. Вход в Дунай стал свободен.

Двигаясь вверх по реке, авангард Лиманской флотилии под командованием капитана 1 ранга Ф. А. Ахматова 6 ноября сходу атаковал турецкую флотилию, опрокинул ее, взорвал 2 канонерские лодки и 4 взял в плен. Преследуя бегущих, Ахматов на рассвете 7 ноября загнал турецкие суда в Тульчу, где они в панике стали выбрасываться на берег. Довершая их разгром, Эммануил де Рибас высадился с гренадерами и почти без сопротивления взял городской замок, где оказалось 10 пушек, 240 бочек пороха и множество военных запасов. В то же время на берегу гренадеры и моряки захватили 40 разных судов и уничтожили свыше 100 турок. Этот успех был тем удивительнее, что с российской стороны обошлось без потерь. Гренадеры преследовали отступающих 40 верст и при попытке турок закрепиться опрокинули их, уничтожив еще 10 человек.

Захват Тульчи вызвал панику среди жителей соседней крепости Исакча. Узнав об этом, И.М. де Рибас сразу же послал к ней два отряда гребных судов. 13 ноября они атаковали и разгромили турецкую флотилию, уничтожив 22 лодки и еще 10 взяв в плен. Высаженный на берег десант занял городской замок, где взял 33 медных пушки, 1 мортиру, множество чугунных орудий, обширные запасы военного и морского имущества. Гренадерам также достались 8 флагов, в том числе флаг турецкого сераскира. Таким образом, менее чем за месяц Лиманская флотилия покорила Сулинский рукав Дуная. За столь успешную операцию генерал-майор И.М. де Рибас получил редкий военный орден Св. Георгия 2-го класса.

Схема штурма турецкой крепости Измаил 11 декабря 1790 г. (Морской атлас. Т. III. М., 1958).

Теперь предстояло взять главную твердыню — мощную крепость Измаил. Для ее осады Лиманская флотилия 18–20 ноября построила на противоположном берегу Дуная две батареи, которые 20 ноября вместе с флотилией приступили к бомбардировке. Первый день турецкие суда упорно сопротивлялись и взорвали лансон № 14, на котором погибли офицеры Черноморских морских батальонов подпоручик Юрий Станбулов, прапорщики Афанасий Рапович, Афанасий Здриня, Филимон Лаури и Иван Пусанов. Другой лансон (№ 1), получивший множество пробоин, снесло течением к туркам. На нем в плен попали два тяжело раненных гренадера Днепровского полка. Однако в результате бомбардировки сгорели 20 турецких судов, 32 транспорта и более 40 паромов, а сам Измаил охватил пожар. Попытка турок высадить десант против батарей была отбита с большим уроном. К 29 ноября на берегу уже действовали 8 батарей, ежедневно бомбардировавших крепость.

Между тем, 21–24 ноября к Измаилу подошли сухопутные войска и начали осаду города. Вместе с ними к крепости прибыл Николаевский приморский гренадерский полк. Измаил имел сильные укрепления, построенные с участием европейских инженеров. Однако со стороны Дуная, ширина которого достигала 500 метров, турки нападения не ожидали, рассчитывая на свою флотилию. Поэтому речной фронт защищала только насыпь. Хотя с началом бомбардировок турки построили на берегу 10 батарей для 85 пушек и 15 мортир, все-таки этот участок являлся самым слабым в их обороне. В связи с этим князь Г.А.Потемкин, поручая осаду Измаила графу А.В. Суворову, 25 ноября 1790 г. писал: «Флотилия под Измаилом истребила уже почти все их суда, и сторона города к воде открыта <…> Сторону города к Дунаю я почитаю слабейшею».

Прибыв к Измаилу 2 декабря 1790 г., Суворов решил покончить с крепостью общим штурмом.

Штурм крепости Измаил 11 декабря 1790 г. Раскрашенная гравюра С.-П. Шифляра no акварели М.М. Иванова 1790-х гг. (ГИМ). На гравюре показана высадка Днепровского приморского гренадерского полка возле каменного бастиона Табия.

Генерал-майор Тимофей Иванович Збиевский. Портрет кисти Дж. Доу. 1829–1832 гг. (Военная галерея Зимнего Дворца). Польский шляхтич Т.И. Збиевский (1767–1828) с 20.VII. 1790 г. по 21.VI. 1793 г. служил обер-офицером в Днепровском приморском гренадерском полку (с 1.Х.1790 г. на должности полкового адъютанта). В кампании 1790 г. он участвовал 20–21.Х в захвате турецких батарей в Сулинском гирле Дуная, в десантах 7. XI и 13.XI против крепостей Тульча и Исакча, в штурме Измаила 11.XII, за который получил золотой офицерский крест. В 1791 году был 31.III при захвате турецких батарей около Браилова и 18.VII в сражении под Бабадагом. Впоследствии Т.И. Збиевский доблестно участвовал в войне с Францией 1806–1807 гг., русско-турецкой войне 1806–1812 гг., Отечественной войне 1812 г. и заграничных походах 1813–1814 гг.

Генерал-лейтенант Еремей Яковлевич Савоини. Портрет кисти Дж. Доу. 1826–1828 гг. (Военная галерея Зимнего Дворца). Уроженец Флоренции Джеронимо Савоини (1776–1836) поступил 20.Х.1790 г. сержантом в Николаевский приморский гренадерский полк. 11.XII.1790 г. он участвовал в штурме Измаила, находился при генерал-майоре И.М. де Рибасе и «был употребляем во все время канонады, бомбардирования и штурма во все опаснейшие места для рассылок с приказаниями, кои он в точности с неустрашимым духом и рвением исправлял». За отличие произведен в подпоручики и награжден золотым офицерским крестом. 28.III.1791 г. был при взятии штурмом Мачина. 6.III.1794 г. переведен в Днепровский приморский гренадерский полк. При расформировании полка летом 1794 г. поступил во 2-й батальон Черноморского гренадерского корпуса, в котором служил до 22.IX.1795 г. Впоследствии Е.Я. Савоини участвовал в русско-турецкой войне 1806–1812 гг., Отечественной войне 1812 г. и заграничных походах 1813–1814 гг. В 1821 г. принял русское подданство. 6.XII.1833 г. произведен в генералы от инфантерии.

Генерал-майор Фома Александрович Кобле. С портрета кисти К. Рейхеля 1819 г., находившегося в Одесском городском музее. Шотландец Томас Кобле (1761 —?) поступил 9.XI.1788 г. секунд- майором в Николаевский гренадерский батальон, вошедший затем в состав Николаевского приморского гренадерского полка. При штурме Измаила 11.XII.1790 г. во время переправы через Дунай «секунд-майор Кобле, подходя под выстрелами неприятельскими, обломком, отбитым из пушки у лансона, ранен контузиею (в шею), сброшен в воду, откелъ вытащен и, не взирая на все сие, бросился на берег первый, где встретился с неприятелем, намеревавшимся отбить батарею, (и) с отличной храбростью отразил оного». Награжден орденом Св. Георгия 4-го класса. С 1793 г. служил в кавалерии. В 1801–1819 гг. комендант Одессы.

По диспозиции приступ готовился со всех направлений, в том числе через Дунай. Для этого флотилию И.М. де Рибаса усилили 2 батальона Николаевского приморского гренадерского полка, а также 3 батальона пехоты и 4 батальона егерей. Они должны были атаковать крепость на лодках тремя колоннами. Николаевский приморский полк (1100 чел.) шел в 1-й колонне, а Днепровский во 2-й (200 чел.) и 3-й (800 чел.) колоннах.

Весь день 10 декабря Лиманская флотилия и батареи бомбардировали Измаил. Особенно отличились при этом секунд-майор Черноморских морских батальонов Бутми де Кадман, который на своем лансоне 8 часов обстреливал с близкой дистанции каменный бастион Табия, а также сержант морских батальонов Григорий Назаревский, командовавший дубель-шлюпкой № 6.

Золотой офицерский крест для участников штурма Измаила 11 декабря 1790 г. (Из коллекции M. С. Селиванова). Такими крестами на георгиевской ленте были награждены все офицеры флота, морских батальонов и приморских гренадерских полков, участвовавшие в штурме Измаила, но не получившие орденов Св. Георгия или Св. Владимира.

Серебряная медаль «За отменную храбрость при взятье Измаила». (Из коллекции M. С. Селиванова). Такими медалями на георгиевской ленте наградили гренадер приморских полков и нижних чинов морских батальонов, участвовавших в штурме Измаила 11 декабря 1790 г.

11 декабря 1790 г. в 5.30 утра русские колонны пошли на штурм. Флотилия де Рибаса двинулась через Дунай двумя линиями. В первой шли 145 лодок с десантом. Вторую образовали 58 канонерских судов, которые били по берегу картечью, расчищая плацдарм для высадки. Турки встретили русских сильным огнем. В 1-й колонне у двух лодок с ротами Николаевского полка были перебиты рули, после чего их снесло течением. Тем не менее, остальные гренадеры высадились на берег и под командованием подполковников П. П. Яковлева и И.П. Скарабелли штыками взяли четыре батареи. Турки собрались с силами и предприняли контратаку. Завязался упорный бой. В этот момент одна из унесенных рот Николаевского полка сумела добраться до берега и во главе с капитаном Ефимовым ударила в штыки. С этим неожиданным подкреплением гренадеры опрокинули врага, отбили 2 пушки и ворвались в Новую крепость. Здесь десант разделился. Часть его бросилась в город и заняла площадь, а другая, двигаясь вдоль стены, захватила бастион. После этого, ударив с двух сторон, гренадеры прижали турок к Килийским воротам, расстреливая их из ружей и захваченных двух пушек. Тут подоспели войска 6-й колонны генерал-майора М.И. Голенищева-Кутузова, взявшие городскую стену штурмом. Новая крепость пала.

Недоразумение произошло со 2-й колонной, состоявшей в основном из запорожских казаков бригадира З.А. Чепеги. По плану казаки должны были форсировать Дунай в авангарде. Но сев на лодки, они отказались плыть и высаживаться первыми. Тогда атаку возглавил подполковник Днепровского полка Степан Достанич, «которого храбрые действия и неустрашимость, и распоряжения весьма похвальные». Под его руководством Днепровские гренадеры и солдаты Алексопольского пехотного полка взяли четыре батареи и захватили 7 знамен. Среди отличившихся назван состоявший при Достаниче «для разных посылок в опасных местах» подпоручик 2-го морского батальона Альбертов.

Труднее всего пришлось 3-й колонне, которая форсировала Дунай напротив мощного каменного бастиона Табия. Лодки Днепровского полка не смогли пристать к берегу, поскольку из воды торчали остовы сожженных турецких судов. Тогда командир полка Эммануил де Рибас первым прыгнул в воду, а за ним бросились и остальные гренадеры. Двигаясь по пояс в воде, они выдержали сильный огонь. Командир колонны И.И. Морков был ранен, и ее возглавил де Рибас.

Крест Военного ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия 4-го класса. Конец XVIII в. (Из собрания фирмы «Монеты и медали», г. Москва).

Серебряная медаль в честь заключения Ясского мирного договора с Турцией 29 декабря 1791 г. (Из коллекции М. С. Селиванова). Такие медали на голубой ленте ордена Св. Андрея Первозванного получили гренадеры приморских полков и нижние чины морских батальонов, участвовавшие в войне с Турцией 1787–1791 гг.

Гренадер Днепровского приморского гренадерского полка. 1792 г. Рисунок художника А.В. Каращука. 1998 г. На груди гренадера видны серебряные медали «За отменную храбрость при взятье Измаила» и в честь заключения Ясского мирного договора с Турцией.

Первым на берег вышел секунд-майор Днепровского полка А.А. Юрковский, который с 300 гренадерами взял батарею, прикрывавшую берег возле Табии, опрокинул пушки, «поразил множество турок и, следуя берегом, встречен был толпою неприятелей, которых также переколол и самого предводившего ими султана». В то же время секунд-майор барон К.М. Герсдорф отбил контратаку турок со стороны улиц города. Захват этой важной батареи дорого стоил морским гренадерам. Тяжело ранены были секунд-майор Радинг, капитаны Есипович, Шильников и Головин. Но под вражеским огнем быстро высаживались новые подкрепления. В лодку секунд-майора Николаевского гренадерского полка Ф.А. Кобле попало турецкое ядро. Обломком пушки Кобле оказался контужен и сброшен в воду. Гренадеры спасли своего командира, который, «не взирая на все сие бросился на берег первый, где встретился с неприятелем, намеревавшимся отбить батарею, (и) с отличной храбростью отразил оного».

Закрепившись на берегу, Днепровские гренадеры перешли в наступление. Несмотря на то, что господствующая башня Табия еще вела сильный огонь, де Рибас с гренадерами вбежал на крепостную стену и, ударив по туркам с тыла, отбил два бастиона. Затем он захватил Бросские ворота и открыл их для штурмующих войск 2-й сухопутной колонны генерал-майора Б.П. Ласси. Теперь судьба Измаила была предрешена. Ворвавшиеся в крепость русские полки вместе с морскими гренадерами бросились внутрь города. В остервенении солдаты истребляли отчаянно сопротивлявшихся турок, положив более 26 тысяч человек. В ходе боя генерал-майор И.М. де Рибас прибыл в крепость и, собрав гренадер, повел их к последнему очагу сопротивления — бастиону Табия. Здесь он заставил сдаться мухафиса (губернатора) Измаила трехбунчужного пашу Мегмета. К 4 часам дня неприступный Измаил пал. Согласно обещанию Суворова, город на 3 дня отдали солдатам.

Мушкетер 2-го морского полка Балтийского гребного флота. 1792–1796 гг. Раскрашенная гравюра Х.-Г. Гейслера из альбома Я. фон Люде «Изображение мундиров Российско- Императорского войска…». СПб, 1793.

Обер-офицер 1-го и 2-го морских полков Балтийского гребного флота. 1792–1796 гг. Раскрашенная гравюра Х.-Г. Гейслера из альбома Я. фон Люде «Изображение мундиров Российско- Императорского войска…». СПб., 1793.

При штурме Измаила офицеры и гренадеры приморских полков проявили массовый героизм, о чем свидетельствуют их боевые потери. Николаевский полк потерял треть личного состава: 4 офицера и 105 нижних чинов были убиты, 12 офицеров и 245 гренадер получили ранения. Похожая ситуация наблюдалась и в Днепровском полку. Императрица щедро наградила уцелевших храбрецов. Командир Днепровского полка Эммануил де Рибас получил орден Св. Георгия 3-го класса, подполковники П.П. Яковлев, И.П. Скарабелли, С. Достанич, секунд-майоры Ф.А. Кобле и барон К.М. Герсдорф — орден Св. Георгия 4-го класса. Многие офицеры удостоились ордена Св. Владимира 4-й степени с бантом. Для тех же офицеров, которые не стали кавалерами орденов Св. Георгия или Св. Владимира, установили специальный золотой крест на георгиевской ленте. Всех гренадер наградили серебряными медалями на такой же ленте.

Мушкетер 1-го морского полка Балтийского гребного флота. 1792–1796 гг. Раскрашенная гравюра Х.-Г. Гейслера из альбома Я. фон Люде «Изображение мундиров Российско- Императорского войска…». СПб., 1793.

Гренадер 1-го морского полка Балтийского гребного флота. 1792–1796 гг. Раскрашенная гравюра Х.-Г. Гейслера из альбома Я. фон Люде «Изображение мундиров Российско- Императорского войска…». СПб., 1793.

16 декабря 1790 г. Лиманская флотилия была переименована в Черноморский гребной флот. В ходе кампании следующего 1791 года приморские гренадерские полки 31 марта взяли укрепленный остров напротив крепости Браилов. Под прикрытием флотской артиллерии они высадились на берег и, опрокинув около 2000 янычар, взяли штурмом батарею, захватив 20 орудий. За храбрость офицеров Днепровского полка премьер-майора А.А. Юрковского и секунд-майора И.П. Малье наградили орденом Св. Георгия 4-го класса. 4 июля приморские полки участвовали в сражении при Бабадаге. Объединенное каре двух полков двигалось в авангарде сухопутного корпуса и успешно атаковало турецкий лагерь, обратив неприятеля в бегство.

29 декабря 1791 г. был заключен Ясский мирный договор, по которому Турция признала присоединение Крыма к России, а также уступила земли между Бугом и Днестром. С победным окончанием войны началась работа по приведению морской пехоты в порядок. 27 июля 1794 г. Екатерина II утвердила новые штаты Черноморского флота, согласно которым полагалось иметь 15 линейных кораблей и 18 фрегатов. Штатную численность трех флотских батальонов увеличили до 6 рот в каждом, что составило 3768 человек. Однако на практике число морских солдат не соответствовало даже предвоенным нормам. По данным 1792 года, в Херсоне и Николаеве батальоны имели 960 человек, в Севастополе и Керчи — 884, в Таврове — 257, на гребном флоте — 140, на дальних работах — 155, больных — 104; всего — 2500 военнослужащих[39].

Вместо караульной роты в Николаеве сформировали пятиротный Адмиралтейский батальон штатной численностью 1124 человека.

Гребной флот, столь успешно действовавший против турок, теперь состоял из 225 различных судов. В связи с этим 27 июля 1794 г. из двух приморских гренадерских полков был создан Черноморский гренадерский корпус в составе 4 батальонов. Каждый батальон насчитывал 6 рот из 136 гренадеров с необходимым числом офицеров, унтер-офицеров, музыкантов и нестроевых. Общая штатная численность Черноморского корпуса определялась в 4038 человек. Из Днепровского полка сформировали 1-й и 2-й батальоны, а из Николаевского — 3-й и 4-й. При новом корпусе «на случай десантов» оставалась полковая артиллерия[40]. Шефом корпуса 7 августа 1794 г. назначили вице-адмирала И.М. де Рибаса.

Таким образом, к концу правления Екатерины II созданный ею Черноморский флот имел 3 морских батальона для кораблей, 4 батальона Черноморского гренадерского корпуса для гребного флота и Адмиралтейский батальон для караулов и охраны. Общая штатная численность морской пехоты составляла почти 9 тысяч человек. Правда, суровые условия службы уменьшали реальное число морских солдат и гренадеров.

Ротное знамя гренадерских полков образца 1780 г. Акварель из альбома рисунков, приложенных к изданию «Хроника Российской армии». СПб., 1834–1842. В 1790 г. при формировании приморских гренадерских полков 5 таких знамен были вручены Николаевскому и 3 знамени Днепровскому полкам. У полкового знамени в отличие от ротного, все полотнище было белое.

Обмундирование, вооружение и знамена морской пехоты гребных флотилий 1764–1796 гг.

Поскольку Днепровский и Николаевский приморские гренадерские полки создавались в ведении сухопутной Военной коллегии, то они избежали прусского консерватизма генерал- адмирала великого князя Павла Петровича и получили удобную форму по образцу, установленному в апреле 1786 г. для армейских гренадер. В соответствии с «потемкинским» регламентом вместо длинных кафтанов и коротких штанов приморские гренадеры носили светло-зеленые суконные куртки с красными лацканами, воротником и обшлагами, а также красные суконные шаровары с белыми выкладками («городками») по наружным боковым швам и с кожаными крагами, застегивавшимися на 7 латунных пуговиц. Вместо неудобных высоких шапок гренадерам полагались фетровые каски с красным околышем, белым гарусным плюмажем, сурковым вертикальным козырьком и поперечным широким латунным налобником, украшенным вензелем императрицы, с широким кожаным козырьком спереди и желтыми суконными лопастями сзади.

Гренадер 1-го и 2-го батальонов Черноморского гренадерского корпуса. 1795–1797 гг. Рисунок художника С.А. Летина. 2005 г. По инициативе И.М. де Рибаса Черноморским гренадерам для удобства заменили «потемкинские» каски на суконные шапки польского фасона. При десантах в отвороты головного убора помещались ружейные патроны. Кожаную амуницию так же для удобства перекрасили из белого в черный цвет.

В летнее время гренадерам полагались белые шаровары и короткий (до поясной портупеи) китель из полотна. Однако кителя употребляли редко — их выдавали далеко не всегда, а кроме того они быстро пачкались и рвались. Поэтому обычный походный комплект состоял летом из суконной куртки с белыми шароварами. Через правое плечо гренадеры надевали скатанный белый плащ-кирею. В отдельных случаях они могли также носить ранцы из яловой кожи, в которые иногда клали запасные патроны (от 80 до 100 штук на человека). Обмундирование музыкантов соответствовало гренадерскому, но часто имело обратные цвета — куртка красная с зелеными лацканами, обшлагами и воротником, шаровары зеленые. Петли на лацканах и обшлагах обшивались белой нитяной тесьмой с кисточками по краям.

Обычными солдатскими шпагами с тесачным клинком в приморских полках вооружались только «безоружные чины»: нестроевые всех рангов, барабанщики, флейтщики и подпрапорщики. Гренадерам же полагалась сабля «с медною оправою и с кожаными ножнами», а также с белым нитяным темляком. Днепровский полк сразу получил такие сабли, которые затем перешли вместе с его гренадерами в 1-й и 2-й батальоны Черноморского корпуса. Саблю носили по образцу легкой кавалерии на поясной портупее с двумя пасовыми ремнями и латунными пряжками. Лопасть для штыковых ножен на портупее отсутствовала, так как предполагалось, что штыки у гренадер всегда будут примкнуты к ружьям. Николаевский полк вплоть до переформирования в августе 1794 г. саблями так и не снабдили, в связи с чем 3-й и 4-й батальоны Черноморского гренадерского корпуса тоже оставались без сабель.

Первый образец гренадерской сабли с латунным эфесом и небольшим клинком оказался неудачным. Поэтому в 1790 году князь Г. А Потемкин заказал в Туле для Николаевского и Днепровского полков новые сабли с короткими массивными клинками и открытыми эфесами. Но эти сабли приморские гренадеры получить так и не успели.

Офицеры приморских полков сначала носили обычные длиннополые мундиры и черные шляпы. Но 29 мая 1790 г. произошло важное событие, о котором князь Г.А. Потемкин сразу же сообщил императрице: «Дороговизна во всем превосходит меру: сукно офицерское в 8 рублей. Уже трудно, а многим и невозможно себя содержать. Честь мундира не в тонкости сукна, и чем ближе к солдату, тем больше на военного похоже. Сидя, матушка, у Вас, я предложил, чтобы в должности и во время войны до фельдмаршала мундиры бы носили из сукна солдатского! Вы похвалили, и я сегодня, одевшись так, всем офицерам приказал то же сделать». В ответном письме Екатерина II одобрила это новшество: «…что ты оделся в кафтан, сделанный из солдатского сукна, сие я весьма хвалю и желаю, чтоб все генералы и офицеры переняли»[41]. Высочайшее одобрение войска встретили с радостью. «Хотя приказа не было, — вспоминал премьер-майор Л.Н. Энгельгардт, — но почти все штаб- и обер- офицеры с удовольствием всю войну одевались в куртки толстого сукна, как солдаты; но, однако ж, не запрещалось, по желанию, носить мундиры из тонкого сукна»[42]. Офицеры приморских полков также обзавелись куртками из солдатского сукна, шароварами и касками. Нагрудные офицерские знаки полагались им по образцу пеших егерей — меньшего размера, чем в пехоте, и с полностью серебряным полем.

Ротный барабанщик приморских гренадерских полков и батальонов Черноморского гренадерского корпуса. 1790–1796 гг. Рисунок художника А.В. Каращука. 1998 г. Обмундирование музыкантов и барабанщиков соответствовало гренадерскому, но часто имело обратные цвета — куртка красная с зелеными лацканами, обшлагами и воротником, шаровары зеленые. Петли на лацканах и обшлагах обшивались белой нитяной тесьмой с кисточками по краям.

Морские офицеры, приписанные к гребному флоту, продолжали носить свою обычную форму: черную фетровую шляпу с белым бантом, белый суконный мундир с зеленым подбоем, лацканами, воротником и обшлагами, камзол и штаны зеленые. Единственным их отличием от корабельных офицеров являлось наличие 5, а не 6 пуговиц на лацканах, а также эполеты на обоих плечах.

1-й и 2-й морские полки Балтийского гребного флота при переводе в 1792 году из морского в сухопутное ведомство получили такое же «потемкинское» обмундирование, но с некоторыми отклонениями от регламента. Воротник и лацканы на куртках гренадер кроились не из красного, а из белого сукна, и на касках у них вместо двух желтых лопастей имелся один черный «отвес» с белой обшивкой. Мушкетерские роты были одеты в соответствии с табелью пехотных полков 1786 года, только на касках вместо двух черных суконных лопастей крепилась одна лопасть. Гренадерские сабли в 1-м и 2-м морских полках отсутствовали. Все гренадеры и мушкетеры носили в лопастях поясных портупей только штыковые ножны. Реформа обмундирования не коснулась полковых офицеров, которые продолжали носить обмундирование прежнего, «допотемкинского» фасона, полагавшегося всем офицерам пехотных и гренадерских полков (см. стр. 76–77).

В ходе русско-турецкой войны офицеры действующей армии не слишком церемонились с установленными правилами. «Ни в какой службе офицер не подчинен менее точности формы, как в России, — писал полковник граф А.Ф. Ланжерон, — Ни покрой, ни цвет, ни форма одежды не сходны между собою. Не только каждый полк, но даже и каждый в нем офицер придерживается своего правила; офицеры безразлично носят длинные или короткие мундиры, белые или цветные жилеты, вышитые галстуки, шаровары всевозможных цветов, шапки или шляпы, и в таком виде являются к своим начальникам и даже часто в главную квартиру. Они очень дорожат этим разнообразием; особенный же образец изящества для русского офицера составляет круглая шляпа, a l’anglaise, которую они носят по преимуществу»[43]. Но то, что допускалось в годы войны, сочли неуместным после ее завершения. Генерал-аншеф граф Н.И. Салтыков напомнил Военной коллегии, что регламентом 1786 года «перемена одежды учинена для одних нижних чинов, а о штаб- и обер-офицерах ничего не упомянуто. Видя ж в полках разнообразие в одежде штаб- и обер-офицеров, даже в одном полку служащих, то и предлагал коллегии пестроту сию запретить и приказать, чтоб штаб- и обер-офицеры мундировались так, как по высочайше опробованным образцам велено, не вводя от себя излишних новостей». 24 мая 1792 г. Екатерина II подписала указ «о ношении в армейских полках и полевых батальонах штаб- и обер-офицерами отныне впредь мундиров сходственно с высочайше опробованными образцами»[44]. «Потемкинская» форма у офицеров приморских гренадерских полков была отменена, и им уже в обязательном порядке вернули прежнюю черную шляпу, красный суконный камзол, зеленый мундир с длинными фалдами и белые суконные штаны с высокими сапогами.

27 июля 1794 г. Екатерина II утвердила табель обмундирования для нижних чинов Черноморского гренадерского корпуса, полностью совпадавшую с «потемкинской» табелью армейских гренадерских полков 1786 года. В связи с этим форма морских гренадер почти не изменилась. Однако шеф корпуса И.М. де Рибас был не совсем доволен прежней экипировкой и в январе 1795 г. по согласованию с генерал-фельдцейхмейстером графом П.А. Зубовым внес в табель существенные изменения. Поясную портупею с пасовыми ремнями отменили, и для удобства гренадерам «повелено сабли носить в мушкетерских портупеях», вставляя их в штыковую лопасть[45]. Саму поясную портупею и плечевой ремень от патронной сумы перекрасили в черный цвет. Вместо касок гренадерам сшили «шапки из зеленого сукна с черными околышами, в которых на случай десанта и высадки на берег с судов людей положены будут патроны для сбережения их от подмочки водою»[46]. Взамен белых плащей отныне полагались киреи — разновидность зеленой суконной шинели с рукавами, застегивавшейся на пуговицы. 10 человек в каждой роте де Рибас вооружил штуцерами. Кроме того, он предложил заменить гренадерские сабли с небольшими узкими клинками на мощные сабли-тесаки, разработанные специально для гренадер по инициативе князя Г.А. Потемкина еще в 1790 году. Сабли для 3-го и 4-го батальонов корпуса заказали в Туле в декабре 1795 г., но изготовить их так и не успели.

Гренадер гренадерских полков. Раскрашенная гравюра Дж. Аткинсона. 1790-е гг. (Музей-панорама «Бородинская битва»).

При формировании оба приморских гренадерских полка получили знамена образца 1780 года: Николаевский — 6 знамен (из них одно белое полковое и 5 ротных с бело-желтыми диагоналями), Днепровский — 4 знамени (из них одно также полковое). Все эти знамена имели полотнище шириной по горизонтали 1 аршин 11 вершков (120 см) и высотой 1 аршин 14 вершков (133 см). В центре полотнища помещался государственный герб — черный двуглавый орел со Св. Георгием Победоносцем в красном медальоне на груди. На знаменах приморских гренадер в медальоне орла помещалось изображение Св. Георгия из-за отсутствия утвержденной полковой символики. Деревянное древко длиной 4 аршина (284 см) полагалось красного цвета и имело железный подток и плоское железное навершие. С 1794 года батальонам Черноморского гренадерского корпуса знамена не полагались.

1-й и 2-й морские полки Балтийского гребного флота знамена образца 1780 года (по два на батальон), заказанные в 1791 году, так и не получили[47].

1-й флотский гренадерский батальон великого князя Павла Петровича 1784–1796 гг.

Библиография и источники.

Тучков С.А. Записки. СПб., 1908.

Комаровский Е.Ф. Записки графа Е.Ф.Комаровского. М., 1990.

Шильдер Н.К. Император Павел I. СПб., 1901.

Сведения о гатчинских войсках. СПб., 1835.

РГВИА. Ф. 386. Оп. 1.Д. 1–3, Д.8.

ГАРФ. Ф. 728. Оп. 1. Д.384, 387, 413.

С 1782 года 8 морских батальонов Балтийского флота оказались под пристальным вниманием великого князя Павла Петровича, числившегося генерал-адмиралом и президентом Адмиралтейской коллегии. Являясь страстным почитателем прусского полководца Фридриха II, наследник престола решил завести свою небольшую армию, организованную по немецким образцам. С этой целью он начал отбирать из морских батальонов солдат и гренадер для несения караулов при своих дворцах в Павловске, на Каменном острове, а также в подаренной ему в 1784 году Екатериной II мызе Гатчина под Петербургом. Вскоре караульные команды стали насчитывать по 80 человек, и начальство над ними Павел поручил бывшему прусскому офицеру капитан-поручику Штейнверу. В следующем 1785 году две команды объединили в сводную роту, которой вручили освященное в Павловске знамя.

Генерал-адмирал великий князь Павел Петрович. Портрет кисти Н.Б. Делапьера (Деля Пьера). 1769 г. (ГТГ).

Гренадер 1-го флотского гренадерского батальона. 1792–1793 гг. Раскрашенная гравюра Х.-Г. Гейслера из альбома Я. фон Люде «Изображение мундиров Российско-Императорского войска…». СПб, 1793.

Для несения службы в разросшихся владениях Павла Петровича солдатская команда была увеличена в 1786 году до 360 человек, сведенных в три отдельные роты: Его Высочества, поручика Мея и капитана Штейнвера. На время торжеств и церемоний роты собирались в сводный батальон. В мае 1788 г. к нему добавили еще две роты и образовали уже постоянный Сводный гренадерский батальон Его Императорского Высочества. Нужное количество людей цесаревич взял в основном из подчиненных ему Адмиралтейских и морских батальонов Балтийского флота. Все офицеры и солдаты считались временно откомандированными из них в распоряжение генерал-адмирала. С 1791 года сводный батальон стали официально называть 1-м флотским гренадерским батальоном или 1-м флотским батальоном. Большая часть его гренадер квартировала в Павловске.

Обер-офицер 1-го флотского гренадерского батальона. 1792–1793 гг. Раскрашенная гравюра Х.-Г. Гейслера из альбома Я. фон Люде «Изображение мундиров Российско- Императорского войска…». СПб, 1793.

Генерал-лейтенант Абрам Андреевич Баратынский (Боратынский). Портрет кисти неизвестного художника. 1798 г. (Тамбовская областная картинная галерея). С 1793 по 1796 г. А.А. Баратынский состоял при 1-м флотском батальоне великого князя Павла Петровича в качестве инспектора пехоты гатчинских войск. С восшествием на престол Павла I быстро сделал военную карьеру. Изображен в форме Лейб-Гренадерского полка с генеральскими отличиями. Отец поэта Е.А. Баратынского.

Верный прусским традициям, Павел установил в батальоне иноземные порядки. В то время как вся армия была обмундирована в удобную форму одежды, введенную Г.А. Потемкиным, морским гренадерам приходилось носить мундиры прусского образца. Один из современников вспоминал: «В сие время содержала при дворе Павловском караул рота гренадер из батальона морского. Одежда и прочий прибор сих солдат суть точь так, как будто оные нарочно сюда из Пруссии выписаны были. <…> Живучи в Пруссии долгое время, я весьма довольно на тамошние войска нагляделся, и посему смело могу сказать, что помянутый батальон совершенная копия прусских солдат». Действительно, для точного копирования из Пруссии в Гатчину выписывались образцы мундиров, амуниции, головных уборов. Вместо ставших уже привычными сплошных бакенбард и усов гренадер заставляли бриться на прусский манер, оставляя лишь небольшие усики со вздернутыми кверху кончиками. Не была забыта и напудренная прическа с буклями на висках и косой с вплетенным в нее металлическим прутом. Для большего сходства с прусской униформой мундиры гатчинских войск шили из темно-зеленого сукна с синим оттенком.

Летом 1788 г. великий князь с большим энтузиазмом встретил начало русско-шведской войны. Но его искреннее желание участвовать в боевых действиях во главе гатчинских войск натолкнулось на сопротивление императрицы. В конце концов, после многих просьб Павлу разрешили отправиться в Финляндию. Но в связи с острой нехваткой морской пехоты его гренадерский батальон отправили «по принадлежности» в Кронштадт на суда гребной флотилии капитана 1 ранга П.Б. Слизова. Одну роту, правда, оставили для содержания караулов в Павловске и на Каменном острове. 5 июля 1788 г. 8 полугалер Слизова вышли из Кронштадта к Фридрихсгаму для помощи левому флангу сухопутной русской армии. Но 17 июля при входе на Фридрихсгамский рейд мощная шведская гребная флотилия (35–40 судов) атаковала русский отряд. Опасаясь попасть в морскую блокаду, Слизов отступил и 18 июля пришел в Выборг. Здесь 19 июля 1788 г. гренадерский батальон вместе с 500 солдатами Адмиралтейских батальонов свезли на берег, где они и простояли до зимы. В связи с прекращением навигации и угрозой наступления шведских войск батальон на санях перевезли под Фридрихсгам к передовым силам армии графа В.П. Мусина-Пушкина. Но тревога оказалась ложной, и зима 1788/1789 гг. прошла спокойно.

В начале весны 1789 г. батальон был отправлен обратно в Выборг, где поступил на галерный флот контр-адмирала К.Г. Нассау-Зигена, а артиллерийскую команду батальона назначили в экипаж 74-пушечного корабля «Мстислав». На гребных судах морские гренадеры совершили кампанию 1789 года, участвовали 13 августа в Роченсальмском сражении, 21–22 августа в операциях в устье реки Кюмень и вместе с передовым отрядом гребного флота зазимовали в Фридрихсгаме.

Весной 1790 г. фридрихсгамский гарнизон выступил к границе в корпус генерала Ф.М. Нумсена. Однако гренадерский батальон оставили при отряде судов П.Б. Слизова. Офицер С.А. Тучков, прибывший в крепость в марте 1790 г., застал следующую картину: «В гавани Фридрихсгамской находились тогда два фрегата, одна шебека и до тридцати канонерских лодок, из которых большая часть были строены там и еще не совсем кончены. Не было на них пушек, да и на парусных судах не доставало много матросов и артиллерийских снарядов. Хотя на место матросов было до двухсот вольнонаемных мужиков, но и тех было недостаточно, а войска только шестьсот морских гренадер». 4 мая на эти слабые силы обрушился весь шведский гребной флот (154 судна и 1600 орудий) под руководством короля Густава III.

Гренадерская шапка, введенная в Гатчинских войсках великого князя Павла Петровича в 1792 году. Раскрашенная литография из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть VI. Лист № 903. (ВИМАИВиВС).

Приняв сражение и расстреляв скромный боезапас, Слизов приказал экипажам, «если они подлинно не имеют больше зарядов, ретироваться и притом стараться посадить все лодки на мель, подводные камни, прорубать дны и зажигать, а людям спасаться кто как может». Собравшиеся в Фридрихсгаме солдаты и офицеры отвергли предложение шведского короля о капитуляции и отбили в тот же день, а также 6 мая попытки вражеской флотилии ворваться в гавань. Между тем пришло известие о победе адмирала В.Я. Чичагова в Ревельском сражении 2 мая 1790 г. Шведская флотилия отступила от Фридрихсгама. Уцелевшим русским солдатам и матросам выдали новую одежду и оружие взамен утраченного в бою и перевели в Выборг, где они поступили на гребную флотилию вице-адмирала Т.Г. Козлянинова. Однако в Выборгском сражении 22 июня и втором Роченсальмском сражении 28 июня суда Козлянинова почти не участвовали. С завершением войны все гренадеры были возвращены в Гатчину и награждены серебряными восьмиугольными медалями на владимирской ленте по случаю заключения Верельского мира, а многие также получили серебряные медали на георгиевской ленте за победу при Роченсальме.

В последующие годы количество «потешной» морской пехоты неуклонно росло. В официальных документах это формирование продолжало числиться как 1-й флотский или 1-й флотский гренадерский батальон. В действительности он представлял собой уже целый полк Согласно реестру от 28 октября 1792 г. в гатчинской команде состояли 19 сержантов, 12 подпрапорщиков, 20 унтер-офицеров, 12 капралов, 882 гренадера, 19 барабанщиков, 12 флейтщиков, 7 музыкантов, 3 лекарских ученика, 1 артиллерийский унтер- офицер, 2 артиллерийских капрала, 55 бомбардиров — всего 1065 человек. Гренадеры были разделены на пять рот: Его Высочества, капитана Федрова, капитана Бертгольда, капитана Шадрина, секунд-майора Баратынского. К ноябрю 1796 г. гатчинская пехота увеличилась до 6 батальонов, 2 из которых являлись гренадерскими.

Хотя батальоны Павла Петровича находились вдали от моря, на гатчинских прудах проводились учения озерной флотилии с высадкой десантов. В сентябре 1796 г. состоялись маневры на Малом и Большом озерах. На яхту «Надежда», два третхоута и 12 яликов посадили дивизион батальона Его Императорского Высочества с двумя пушками и роту егерей. Разделившись на корде- баталию, авангард и арьергард, флотилия по протокам перешла из Малого озера в Большое и высадила десант — полуроту егерей. Наступая цепью, егеря отогнали от берега ведеты условного противника (батальон майора Малютина).

Вторая полурота выстроила полевую батарею на берегу из привезенных фашин. После этого высадился основной десант — гренадеры Его Высочества и два полевых орудия. Успешно отбив атаку «вражеской» кавалерии (эскадрона жандармов) и батальона пехоты, десант организованно отступил на плавсредства и отошел на безопасное расстояние от берега.

Причастность гатчинцев к морской пехоте отражалась и в их символике. Так, в 1793 году на нарукавные клапаны мундиров гренадер нашивались петлицы из белой тесьмы с голубыми диагональными полосками, символизировавшие Андреевский военно-морской флаг. Правда, в последующие годы с увеличением количества батальонов «гатчинцы» для удобства различия перешли на нашивки разных цветов (белые, голубые, красные). В 1792 году по личному указанию великого князя взамен обычных гренадерских шапок флотских батальонов были заказаны 365 парадных шапок с позолоченными налобниками особого образца, в основании которых помещался красный кайзер-флаг генерал-адмирала. Кайзер- флаг также украшал ротные знамена гатчинских батальонов.

Гренадер батальона майора Эртеля. 1793 г.

Мушкетер батальона майора Мартенса. 1793 г. Рисунки из альбома «Рисунок собственным войскам покойного Императора Павла I в бытность его Великим Князем». СПб, 1835.(Государственный мемориальный музей А.В. Суворова).

К марту 1796 г. в шести батальонах числилось 20 знамен с древками, латунными навершиями и серебряными кистями. В середине XIX в. были зарисованы два сохранившихся к тому времени полотнища, одно из которых фактически представляло кайзер-флаг с государственным гербом. Похожие по описанию знамена состояли в гатчинских батальонах в конце 1795 г. и значились в расходной книге как «знамя малинового цвету с белым крестом» (см. стр. 86).

Сразу же после смерти Екатерины II гатчинские батальоны стали надежной опорой Павла I. «На четвертый день после восшествия на престол императора Павла мы видели зрелище совсем нового для нас рода, — вспоминал граф Е.Ф. Комаровский, — это было вступление гатчинских и павловских батальонов в Петербург. Войска одеты были совершенно по-прусски, в коротких мундирах с лацканами, в черных штиблетах, — на гренадерах шапки, а на мушкетерах маленькие треугольные шляпы без петлиц, а только с одной пуговкой. Офицеры одеты были все в изношенных мундирах, а так как цвет их был темно-зеленый и, вероятно, перекрашен из разноцветных сукон, то все они полиняли и представляли вид пегий». Встретив свои верные войска на Дворцовой площади, новый император сказал: «Благодарю вас, мои друзья, за верную ко мне вашу службу, и в награду того вы поступаете в гвардию, а гг. офицеры чин в чин».

Батальоны Павла Петровича и Аракчеева вошли в состав Лейб-Гвардии Преображенского полка, великого князя Александра Павловича и Недоброва в Лейб-Гвардии Семеновский полк, великого князя Константина Павловича и Малютина в Лейб-Гвардии Измайловский полк Роту егерей поместили в только что сформированный гвардейский егерский батальон. В истории России и морской пехоты начиналась новая эпоха.

За годы правления Екатерины II морская пехота России увеличилась в четыре раза. Ее структура стала более разнообразной, предусматривая специализацию корабельной и галерной службы. Активное использование морской пехоты в войнах против Турции и Швеции дало богатый опыт десантных операций, обеспечив России лидирующие позиции в этом вопросе среди мировых держав. Впервые были заложены особые требования к подготовке морских пехотинцев, серьезно повышающие их боевое мастерство на общем фоне регулярной армии. В таком виде морская пехота России встретила царствование Павла I, ознаменовавшееся новыми подвигами в дальних морях и странах.

Генерал от инфантерии Петр Кириллович Эссен. Портрет кисти Дж. Доу. 1819–1825 гг. (Военная галерея Зимнего Дворца). Лифляндский дворянин П.К. Эссен (1772–1844) поступил 1.III.1790 г. подпрапорщиком в флотский гренадерский батальон великого князя Павла Петровича, где 1.1.1791 г. был произведен в подпоручики. Прекрасный строевой офицер быстро продвигался по службе в Гатчинских войсках: 22.III.1793 г. поручик, 15.IХ.1793 г. капитан, 3.IX.1795 г. секунд-майор. С восшествием на престол Павла I произведен 9.ХII.1796 г. в подполковники с переводом в Лейб-Гвардии Измайловский полк и быстро сделал военную карьеру: 28.XII.1796 г. произведен в полковники, 14.11.1798 г. в генерал-майоры, 26.1.1800 г. в генерал-лейтенанты. Участвовал в 1799 г. в швейцарском походе корпуса генерал-лейтенанта А. М. Римского-Корсакова, войне с Францией 1806–1807 гг., русско-турецкой войне 1806–1812 гг., Отечественной войне 1812 г. и заграничных походах 1813–1814 гг. Один из французских агентов 1810-х гг. так характеризовал П.К. Эссена: «Хороший генерал и очень храбрый под огнем; всегда употребляемый для действительной службы». В 1817–1830 гг. возглавлял Оренбургский край. 1.1.1819 г. произведен в генералы от инфантерии. В 1830–1842 гг. Санкт-Петербургский генерал-губернатор. 1.VII.1833 г. получил графский титул. Член Государственного совета.

Знамена Гатчинских войск великого князя Павла Петровича; Знамя 1795–1796 гг. Знамя 1788 г. Раскрашенная литография из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск..». Часть VI. Лист № 911. (ВИМАИВиВС).

Глава IV Части российской морской пехоты из греков и балканских славян 1775–1859 гг.

Рядовой, унтер-офицер и офицер балаклавского Греческого пехотного батальона в форме образца 1797 г. Литография 1844 г. (РГПИБ).

Библиография и источники.

Материалы для истории русского флота. Ч. XV. СПб., 1895.

Сафонов С. Остатки греческих легионов в России или нынешнее население Балаклавы. // Записки Одесского общества истории и древностей. T. I. Одесса, 1844.

Историческое описание одежды и вооружения Российских войск. Ч. VI. СПб., 1900.

Ф.Ф. Ушаков. Сборник документов. T. I. М., 1951.

РГВИА. Ф.1. Оп. 1. Д. 21532; Ф. 52. Оп. 1.Д. 129. Ч. 4, 5; Д. 165. Ч. 1; Д. 199; Д. 202. Ч. 31; Д. 309. Ч. 58.

С началом в 1768 году русско-турецкой войны граф А.Г. Орлов при подготовке первой Архипелагской экспедиции большие надежды возлагал на помощь греческого населения Морей. В ходе переговоров с влиятельным капитаном Стефаном Мавромихали русские резиденты обещали грекам покровительство России и щедрые награды. Мавромихали развил энергичную деятельность, и с прибытием 18 февраля 1770 г. в Витулло эскадры Г.А. Спиридова греки подняли восстание. Вскоре к ним присоединились албанцы, сербы, черногорцы[48]. Тысячи добровольцев поступили на русские корабли и участвовали во всех сражениях и десантах морских сил графа Орлова в 1770–1774 гг. (см. Главу III) Эти отряды, независимо от национальности, получили общее название Албанского войска.

Арнаут. Раскрашенная гравюра Х.-Г. Гейслера 1799–1801 гг. по рисунку, сделанному им во время путешествия по Крыму в 1793–1794 гг. (РГБИ). На гравюре изображен реальный повседневный облик воинов Греческого полка в конце XVIII в.

После заключения 10 июля 1774 г. Кучук-Кайнарджийского мирного договора греки оказались в трудном положении. Русские войска должны были покинуть Архипелаг. Местных же добровольцев и их семьи ожидало мщение турок. В связи с этим они обратились к графу А.Г. Орлову-Чесменскому, который 2 сентября 1774 г. объявил им от имени императрицы: «За оказанные вами дела, которые неоднократно доказали ваше мужество, храбрость, верность, рвение, великодушие и ревность, чрез кои прославили оружие собственного вашего отечества и имена в высокославной Ее Императорского Величества службе во все время минувшей войны, следуя непобедимым Российским знаменам, окропленным собственною вашею кровью во всех сражениях и отпорах оной войны, того ради мы и определили, что все те майоры, капитаны, обер и унтер- офицеры и нижние служители всякого звания из вас, которые пожелают продолжать Ее Императорского Величества службу и переедут в Россию, будут иметь навсегда пожалованных им чинов достоинства, воинские почести и жалованье таковое ж, как и ныне имеют, да и впредь могут надеяться на награждения в повышении чинов каждый, когда оное заслужит так, как настоящий нам единоземец; для сего, по удовольствовании каждого заслуженным им жалованьем, перевезены будут на казенном иждивении, производя им жалованье и впредь, притом спомоществуемы будут не только на пути, но и где определены будут, человеколюбивейшим и ласковейшим образом не только с ними самими, но и со всеми их семьями и сродственниками, которые с ними самими приедут, и с единоземцами их, кои захотят также следовать с ними в Россию». Волонтерам, желавшим переехать в Россию позднее, гарантировалось, что они «будут расположены и приняты с теми же выгодами и преимуществами, как и те, которые отправляются теперь».

Успокоенные Орловым греки послали в Петербург майора Константина Георгия и капитана Стефана Мавромихали. Екатерина II милостиво приняла депутатов и 28 марта 1775 г. утвердила 21 пункт, на основании которых греки с семьями переселялись в Россию. Учитывая морские навыки добровольцев и их ненависть к туркам, императрица решила содержать Албанское войско при Черноморском флоте. Грекам выделялись земли в новоприсоединенных крымских крепостях Керчь и Еникале, «учинив свободный и вольный в тех местах порт». Строительство храмов, домов и укреплений оплачивала казна. Военнослужащие полностью освобождались от податей. Для решения мелких дел создавался суд из греческих офицеров. Оружие и снаряжение Албанское войско получало от казны, причем в мирное время греков запрещалось употреблять «вне пределов их». Учредив на этих основаниях Албанское войско, Екатерина II дальновидно решила сразу несколько задач. Во-первых, она спасла преданных греков и арнаутов, чем укрепила авторитет России среди христианских народов. Во-вторых, получила ценные кадры для дальнейших действий против турок в Архипелаге и на Балканах. В-третьих, усилила молодой Черноморский флот опытными моряками и морскими пехотинцами. В-четвертых, создала в новых крепостях противовес недружелюбному татарскому населению.

В 1775 году греки переселились в Керчь и Еникале. Здесь они попали под внимание вице- президента Военной коллегии, Новороссийского генерал-губернатора князя Г.А. Потемкина. Князь выделил грекам 50 тысяч рублей и велел снабдить их скотом. Кроме того, Потемкин, «судя по малой округе земли, принадлежащей помянутым двум крепостям, приискал для сего общества наивыгоднейшее к жизни и изобильное всем приморское место около Таганрога». Желающим поселиться на новом месте предоставлялись те же права и льготы, что и в Крыму. К 9 июля 1776 г. Албанское войско насчитывало 1077 офицеров, священников и нижних чинов, а также 216 неслужащих «албанцев» при 1 докторе.

Вид Балаклавского залива. Акварель 1798 г. (РГА ВМФ).

Мирная жизнь греков продолжалась недолго. В 1777 году крымские татары начали междоусобную войну. Россия, поддерживая лояльного хана Шагин-Гирея, оказала ему вооруженную помощь в борьбе с протурецкой оппозицией. Командовавший русскими войсками в Крыму генерал-поручик князь А.А. Прозоровский свидетельствовал: «Во время открывшегося в сем полуострове генерального во всей земле мятежа, войско Албанское взято мною из Ениколя и употреблено было по сродности их в горы, где под начальствованием секунд-майоров Саблера и Деева и, наконец, г. генерал-майора и кавалера Потемкина, прошедшего 1777 года с декабря месяца до самого окончания мятежа, по б число настоящего течения (то есть, по 6 февраля 1778 г. — А.К.) во всех сражениях с бунтующими татарами, от вышнего до нижнего, с отменною храбростью, поражали повсюду неприятеля и доказывали при всяком случае в глазах начальников своих ревностное к Высочайшей службе усердие». Упомянутый генерал-майор П.С. Потемкин писал: «Албанское войско, находящееся с начала учинившего генерального бунта в Крымском полуострове противу татар, очищая горы от самой Кафы чрез Качу и до Янисуля, поражало повсюду татар с отличным мужеством, ревнуя к службе Ее Императорского Величества; потом под моим начальством в четыре атаки, а именно при деревне Бейсале, в деревне Илисуле при поражении нурадин-султана с его толпою, на Каче за Бакчисараем и наконец в Черкес-Кермене при отличной неустрашимости изъявило новые опыты усердия к службе <…> Невозможно иметь более мужества, отважности и усердия к службе, колико оное войско изъявило». 11 февраля 1778 г. на реке Каче князь Прозоровский выдал Албанскому войску похвальный аттестат и отпустил греков в Еникале.

После замирения Крыма князь Г.А. Потемкин обратил особое внимание на Албанское войско, столь хорошо зарекомендовавшее себя во время мятежа. «Войско под именем албанцев составлено почти все из греков, — докладывал князь императрице. — Я в сходственность пользе и их желанию осмеливаюсь представить Вашему Императорскому Величеству о сформировании из оного пехотного Греческого полка в двенадцати ротном комплекте, полагая вместо гренадер две роты наподобие турецких даль-калычей, то есть атакующих на саблях. Сильное оных стремление и удобность сабель, особливо на неровных местах, преимуществует много перед штыками, единственным оружием наступательных войск европейских. Именованию рот в сем полку не благоволите ли, Ваше Императорское Величество, быть по славным званиям древней Греции».

Названия рот или экатондархий предполагались следующие: Афинская, Спартанская, Фивская, Коринфская, Фессалийская, Македонская, Микенская, Сикионская, Ахейская, Ионическая, Эпирская и Кефалонийская. Доклад князя Потемкина был утвержден императрицей 3 августа 1779 г., после чего в Таганроге началось формирование Греческого полка штатной численностью 1762 человека. Полк планировалось создать по мушкетерскому образцу, имея два батальона, в каждом из которых 5 обычных рот и 1 рота «атакующих на саблях».

Ротное знамя Греческого пехотного полка образца 1779 г. Акварель из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть VI. Лист № 890. (ВИМАИВиВС).

К сентябрю 1779 г. в списках Албанского войска значились 102 офицера и около 900 нижних чинов. Из них в Керчь-Еникале находились 592 человека, в Таганроге 288, в Збурьевском ретраншементе 130. Часть людей была в «дальних отлучках», в том числе в поездках за своими семьями. Однако руководивший формированием Греческого полка полковник Антон Дмитров встретил серьезные препятствия со стороны греков, не желавших переходить из Крыма в Таганрог. Поскольку реальная численность волонтеров оказалась в два раза меньше штатной, пришлось сокращать число рот. По армейскому порядку каждый батальон при выступлении в поход оставлял 1 роту на квартирах для охраны имущества и солдатских семей. В Греческом полку, служившем только в своем расположении, этого не требовалось. Кроме того, князь Г.А. Потемкин вообще считал целесообразным иметь в пехотных полках вместо 12 слабых рот 8 рот усиленного состава. В итоге, Греческий полк сформировали лишь к 1783 году в составе 8 рот. Для полка сделали белое полковое и 9 ротных зеленых знамен (девятое знамя, видимо, так и осталось не врученным). На одной стороне квадратного (120х120 см) полотнища был изображен золотой вензель Екатерины II в зеленом венке, перевязанном фиолетовой лентой с золотой надписью: «За Веру и Вольность». Другую сторону украшал золотой крест, окруженный серебряным сиянием в виде продолговатой звезды. В нижней части сияния надпись «За Веру и Вольность» дублировалась золотыми буквами на греческом языке. Выше надписи стояли четыре греческие литеры, означавшие: Иисус Назарянин, Царь Иудейский. Древки знамен полагались темно-красные, кисти золотые, копья вызолоченные.

С присоединением Крыма к России в 1783 году князь Г. А. Потемкин распорядился перевести Греческий полк в Балаклаву, куда переселить всех греков из Керчи, Еникале и Таганрога. Под Балаклавой грекам выделили земли при деревнях Кадыкой, Комары и Карани. Здесь каждый офицер получил по 60, а нижние чины по 20 десятин земли, которые следовало осваивать «построением порядочных жилищ, равно заведением садов и умножением хлебопашества». В мирное время на полк возлагалась охрана 300-верстного побережья от Севастополя до Феодосии.

Едва устроившись на новом месте, греки стали готовиться к посещению Крыма Екатериной II. Хотя еще в 1779 году Греческому полку предполагалось установить особую униформу, на практике офицеры и нижние чины продолжали ходить в разнообразной национальной одежде. Возможно, именно при подготовке высочайшего смотра Греческому полку сшили красивое обмундирование, различавшееся по-батальонно.

В первом батальоне рядовым полагалась черная, застегнутая на множество медных выпуклых пуговиц суконная куртка с красным воротником, небольшими обшлагами и отворотами на груди. Куртка подпоясывалась розовым шелковым кушаком. Широкие красные суконные шаровары заправляли в короткие гусарские сапоги с серебряными кисточками. На голове греки носили черную плисовую каску с желтыми шелковыми нашивками, вышивными узорами и плюмажем, напоминавшую древнегреческие шлемы. Оружие осталось прежних национальных образцов. Длинное (до 165 см) ружье имело восьмигранный ствол, укрепленный 8 медными гайками на ложе из орехового дерева. Приклад для прочности был обведен железным прутом. Штыка к такому ружью не полагалось. На обшитой серебряным галуном кожаной поясной портупее греки носили саблю с эфесом из черной кости, оправленным серебром. Черные ножны имели серебряную, частично позолоченную оправу. Кроме того, каждый воин надевал еще особую поясную портупею красного сафьяна с вызолоченными медными украшениями, застегивавшуюся спереди под кушаком. К этой портупее у левого бока крепилась вышитая золотом красная сафьяновая кобура, имевшая с наружной стороны под клапаном четыре гнезда для патронов. В кобуру вставляли оправленный серебром пистолет. За спиной на портупее носили два патронташа по 30 патронов каждый. Снаружи патронташи были из красного сафьяна, а внутри из белой кожи. На их крышках вышивался золотой двуглавый орел (см. стр. 92).

Унтер-офицер и рядовые 1-го батальона Греческого пехотного полка. 1779–1797 гг. Акварель из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть VI. Лист № 816. (ВИМАИВиВС).

Унтер-офицеры отличались от рядовых узким золотым галуном на отворотах, а также золотым шнурком вокруг воротника и по краю обшлагов. Офицеры вместо курток носили кафтаны, верхняя часть которых выглядела одинаково с куртками унтер-офицеров, а полы обшивались по краям золотым шнурком и имели подбой из красного стамеда. Пуговицы кафтана, кисти сапог и украшения на каске были золотые. Из оружия офицерам полагалась только сабля с серебряным темляком.

Во втором батальоне рядовые имели куртку красную с такими же отворотами и воротником и с темно-зелеными обшлагами. Куртка застегивалась черными шелковыми пуговицами и обшивалась по швам черным шелковым шнурком. Поверх куртки и кушака надевался темно-зеленый суконный спенсер, также обшитый черным шелковым шнурком. У унтер-офицеров на отворотах возле пуговиц нашивался золотой галун. Офицеры, кроме того, имели по швам куртки и спенсера золотой шнурок, а на отворотах куртки три ряда круглых вызолоченных пуговиц. Черную кожаную лакированную каску украшали нашивки и вышивки белого шелка (у офицеров серебряные), а также черный плюмаж (у офицеров белый).

Впрочем, такая эффектная униформа надевалась лишь при особых случаях. В повседневной боевой и мирной жизни греки, судя по изображениям того времени и документам, выглядели гораздо скромнее.

В марте — апреле 1787 г. по ордеру князя Г.А. Потемкина из жен офицеров Греческого полка была составлена Амазонская рота — первое женское военное подразделение России. Командиром роты назначили Елену Сарандову.

Костюм амазонки в 1787 году. Рисунок 1848 г. исполненный со слов капитана Амазонской роты Е.И. Сарандовой. (РГИА).

Ружье, сабля, пистолетная кобура и патронташи Греческого пехотного полка. 1779–1797 гг. Раскрашенная литография из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск..». Часть VI. Лист № 817. (ВИМАИВиВС).

Для амазонок сшили однообразную одежду по цветам Греческого полка — зеленые бархатные спенсеры, обшитые золотым галуном, и малиновые бархатные юбки, также обшитые золотым галуном и золотой бахромой. Белые тюрбаны амазонок украсили золотыми блестками и страусовым пером. Этот «потемкинский сюрприз» вместе с Греческим полком представили императрице во время ее увеселительной поездки 24 мая 1787 г. из Севастополя в красивую Байдарскую долину. Сопровождавший государыню австрийский монарх Иосиф II отметил в своем журнале: «По пути мы видели отряд, человек в тысячу, составленный из далматинцев, греков и выселенцев из Морей, которые в последнюю войну перешли на сторону русских и поселились здесь на побережье. При нашем проезде их заставили произвести примерную атаку на далматскую стать, как выразился князь Потемкин, которому угодно сравнивать ее с атаками наших кроатов. Они повыхватывали сабли, кинулись бегом в лес и в величайшем беспорядке с страшным криком вскарабкались на гору, скорее походя на каких-то облавщиков, чем на настоящих солдат»[49]. Протоиерей Греческого полка отец Ананий встретил императрицу в специальной палатке с Евангелием, крестом, хлебом и солью. Екатерина II вышла из кареты и приложилась к кресту. Князь Потемкин, доказывая врожденную храбрость греков, в том числе и гречанок, предложил Амазонской роте сделать залп. Но государыня отказалась от столь громких аргументов. Статс- секретарь императрицы А.В. Храповицкий в своем журнале записал: «Похвала Албанцам в долине Байдарской; их до 600 выходит с ружьем»[50].

Екатерина II щедро наградила греков, навсегда освободив их от государственных податей с крымских земель. Амазонской роте императрица пожаловала 10 тысяч рублей серебром, а Сарандовой как «амазонскому капитану» прислала драгоценный бриллиантовый перстень[51].

План турецкой крепости Очаков, взятой русскими войсками 6 (17) декабря 1788 г. Австрийская гравюра. 1790-е гг. (ГИМ).

Вскоре грекам пришлось боевой службой оправдывать высочайшие награды. С началом в августе 1787 г. русско-турецкой войны Греческий полк был послан на корабли Черноморского флота. Но капитаны Спиро Рицардопуло и Ламброс Кацонис бросили эскадру контр-адмирала М.И. Войновича и, набрав добровольцев, убежали в Кинбурн. Здесь греки обратились к князю Г.А. Потемкину-Таврическому с просьбой «быть употреблены в действиях против турков». «Удовлетворяя ревностнейшему их усердию», Потемкин 18 сентября 1787 г. велел начальнику Лиманской эскадры контр-адмиралу H.С. Мордвинову «вооружить какое-нибудь небольшое судно и снабдить их оным. Они считают собраться в числе пятидесяти человек и готовы вдаться во всякую опасность, лишь бы только неприятелю сделать вред чувствительный». В начале октября турецкий купеческий корабль, груженый пшеницей, сел на мель возле очаковской батареи Гассан-паши. Ночью с 8 на 9 октября Кацонис на баркасе «Князь Григорий Потемкин Таврический» дерзко сжег этот транспорт, за что Мордвинов пожаловал грекам 100 рублей. Через день, ночью с 10 на 11 октября, Кацонис на своем баркасе и Рицардопуло на яхте «Пчела» разогнали купеческие суда, стоявшие под Очаковом, и одно из них захватили. Скоро за разные подвиги двух храбрых капитанов произвели в майоры. Мордвинов был очень доволен греками и посылал их в самые опасные предприятия. 29 октября 1787 г. передавая командование Лиманской эскадрой капитану бригадирского ранга Ф.Ф. Ушакову, он рекомендовал: «Старайтесь получать сведения с неприятельского берега. Употребите греков для получения языка. Если транспортные суда приходить будут к Очакову, то пересекайте их и в эскадру прикажите приводить, для того можете отряжать к Кинбурну баркасы греческие». После завершения кампании князь Г.А. Потемкин, оценивший храбрость Ламброса Кацониса, поручил ему особую миссию (см. стр. 97–99).

Офицер 1-го батальона Греческого пехотного полка. 1779–1797 гг. Раскрашенная литография из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть VI. Лист № 818. (ВИМАИВиВС).

Серебряная медаль «За храбрость на водах Очаковских июня 1788». (Из коллекции M. С. Селиванова). Такими медалями на георгиевской ленте наградили нижних чинов гребной флотилии, участвовавших в сражениях против турецкого флота под Очаковом.

Учитывая положительный опыт, в 1788 году Греческий полк назначили на Лиманскую гребную флотилию, которую возглавил принц К.Г. Нассау-Зиген. Под командованием уже знакомого нам Стефана Мавромихали греки активно действовали под Очаковом. Офицеры и солдаты Греческого полка участвовали 7 июня в отражении турецкого флота, его разгроме 17–18 июня у Кинбурнской косы и окончательном истреблении 1 июля под самой крепостью. Кроме того, из частных греческих судов в Таганроге была сформирована корсарская флотилия. Действуя вдоль турецких берегов и устья Дуная, корсарские суда под командованием волонтеров Георгия Ганале, Галаки Батисто, Димитрия Куцо, Димитрия Кундури, Ивана Мелиси перехватывали и уничтожали турецкие транспорты. 19 мая 1788 г. Потемкин сообщал императрице: «Греки крейсирующие весьма храбро и охотно поступают. Хорошо, коли бы наши морские подобились им»[52]. Светлейший князь велел командующему Черноморским флотом контр-адмиралу графу М.И. Войновичу вести особый учет грекам, а также, чтобы «ради единообразия греки оделись одинаким цветом по их образу: я сукна доброго доставлю, и неприятель бы по сему виду больше бы их уважал»[53].

6 декабря 1788 г. русские войска штурмом взяли блокированный с моря Очаков. Участников морских побед на Лимане наградили особыми серебряными медалями на георгиевской ленте с надписью «За храбрость на водах Очаковских». Принц Нассау-Зиген получил орден Св. Георгия 2-го класса, был произведен в вице- адмиралы и назначен командовать Балтийским гребным флотом против шведов. К сожалению, на этом посту принц не оправдал больших ожиданий (см. Главу III).

Весной 1789 г. Греческий полк опять разместили на судах Черноморского флота. Командующий им граф М.И. Войнович решил провести смелую десантную операцию против важного порта Констанца. 17 апреля из Севастополя вышли 18 легких судов корсарской флотилии лейтенанта И.Г. Бардаки, на которых расположились солдаты Греческого полка под командованием премьер-майора Константина Чапони.

Балаклавские греки. Гравюра по рисунку Е.М. Корнеева из альбома «Les peuples de la Russie» («Народы России»). 1812 г. (РГБИ). Е.М. Корнеев, посетивший Балаклаву в 1804 г., видимо, кроме личных впечатлений использовал при создании данного листа гравюру Х.-Г. Гейслера.

В 8 часов утра 22 апреля 1789 г. под прикрытием артиллерийского огня десант начал высадку. «При начатии с судов пушечной пальбы, — доносил граф Войнович Г.А. Потемкину, — майор Чапано с 322 человеками войск своего Греческого полку и 300 матросов, посадя (их) на баркасы, пустился на берег; хотя с судов и очищаем был берег (артиллерийским огнем), невзирая на сие (десант) встречен турками, как конницей, так и пехотою, но после короткой перестрелки выскочил майор Чапани с своими войсками на берег и, открыв российские знамена, мужественно погнал турок из их оборонительных мест; заняв возвышенную горку у мельниц, (он) пресек им отвод к матерой земле, принудил бежать к берегу, тут (турки) с судов ядрами и картечами встречены были, где довольное число (их) погибло. От Кари-Каманской крепости начало показываться множество конницы, идущей на помощь, но наши войска, уже прогнав из своих укреплений и жильев турок, начали жечь и истощать сие место, которое скоро предали пламени, взяв две пушки медные и довольно добычи; турок убитых нашли 50, сожжено 5 магазинов, наполненных пшеницею, ячменем и сухарями, у самого берега 6 мечетей и множество домов и 15 мельниц, в полон взяли одного турка; дело сие продолжалось 4 1/2 часа, хотя в некоторой отдаленности и собиралось множество турецких войск, но наши, окончив, спокойно возвратились на свои суда с весьма малою потерею раненых и убитых. Флота лейтенант Бардако свидетельствует неустрашимость и мужество майора Чапани и его подкомандных отличными к исполнению долга». За смелую и успешную десантную операцию Бардаки наградили орденом Св. Владимира 4-й степени, а Чапони произвели в подполковники.

Унтер-офицер, рядовой и офицер 2-го батальона Греческого пехотного полка. 1779-1797 гг. Акварель из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть VI. Лист № 819. (ВИМАИВиВС).

В мае 1790 г. подполковник К.Ю. Чапони во главе 352 обер-офицеров и нижних чинов Греческого полка прибыл на эскадру контр-адмирала Ф.Ф. Ушакова. Здесь 23 офицера и 175 сержантов, капралов и рядовых распределили на линейные корабли, а остальных направили на гребные, крейсерские и вспомогательные суда. Выйдя 14 мая из Севастополя, Ушаков вечером 21 мая подошел к Синопу и велел послать три партии легких судов для захвата турецких транспортов. «Крейсерские суда, — докладывал Ушаков, — рассыпавшись в разные места, делали поиски около Синопских берегов и, брав в плен попадающиеся суда, приводили в эскадру. Во все оное время поймано таковых судов с пшеницею и разным грузом восемь да загнато на берега и затоплено четыре. Со оных судов многие турки на баркасах бежали на берег. Крейсеры с помощью служителей Греческого полку, гонявшись за ними на своих вооруженных баркасах, имели жестокую перепалку и многих перестреляли, а других и с баркасами потопили». Всего были пойманы и захвачены в плен 80 турок, 51 грек, 14 турчанок, 3 армянина и, кроме того, освобождены 41 невольник и 12 русских пленных. «Из наших греков при сих перепалках убит матрос 1, тяжело ранен 1 да легкими ранами 3». После Синопа эскадра Ушакова бомбардировала Самсун и Анапу и 5 июня вернулась в Севастополь.

После недолгого похода 2-12 июля 1790 г. и сражения с турецким флотом 8 июля в Керченском проливе эскадра контр-адмирала Ф.Ф. Ушакова 25 августа снова выступил в море. На ее кораблях разместились 400 человек Греческого полка. В сражении 28–29 августа у острова Тендры Ушаков нанес поражение турецкому флоту. К концу первого дня боя русская эскадра отрезала 74-пушечный флагман «Капудание» от основных турецких сил. На рассвете 29 августа 4 русских корабля атаковали флагман и совершенно разбили его артиллерийским огнем: все три мачты оказались снесены, корма зажжена брандскугелем, деки залиты водой, команда выбежала наверх и криками просила пощады. С русских кораблей послали шлюпки. Первым к гибнущему флагману пристал аудитор Греческого полка подпоручик Курик. Он взял в плен трехбунчужного пашу адмирала Саид-бея, капитана корабля Мехмед-Дерия, 17 офицеров и доставил их к Ушакову. Больше ни одна лодка пристать к флагману не успела — едва Курик отчалил, «Капудание» вспыхнул и взорвался.

В 1791 году греки также принимали участие в походах Черноморского флота, в том числе при поражении турецкой эскадры 31 июля 1791 г. у мыса Калиакрии. Эта победа ускорила заключение в Галаце предварительных условий мирного договора, утвержденного в Яссах 29 декабря 1791 г. Греческий полк вернулся к своей обычной жизни. Академик П.С. Паллас, посетивший Балаклаву в 1794 году, писал о греках: «В мирное время их служба была нетрудная, ограничиваясь караулами, дозорами при случающихся беспорядках и пикетами для охраны южного побережья. Очень малая их часть занималась обработкой земли и виноградников, еще меньшая — рыболовством <…> Их главное занятие — мелкая торговля в городах, на что они получили разрешение и разошлись по городам всего Крыма. Число их офицеров, носящих соответствующие армейские чины, и унтер-офицеров почти так же велико, как и солдат»[54].

Лучший корсар России

Библиография.

Пряхин Ю.Д. Ламброс Кацонис в истории Греции и России. СПб., 2004.

Качиони С.А. Пират-витязь. // Исторический вестник. 1911. № 10 (октябрь).

Ламбро Качиони. Миниатюра работы неизвестного художника. 1795–1797 гг. (ГРМ). Ламбро изображен в форме полковника 2-го батальона Греческого пехотного полка с орденом Св. Георгия 4-го класса на груди, полученным «за храбрые и мужественные подвиги, оказанные в последнюю турецкую войну в Архипелаге».

Ламбро Дмитриевич Качиони (Ламброс Кацонис) родился около 1752 года в Ливадии. В 1770 году он поступил волонтером на флот графа А.Г. Орлова, участвовал в первой Архипелагской экспедиции и заслужил звание сержанта. В 1775 году Качиони переселился в Крым, где в 1777 году в рядах Албанского войска «находился в оном при всех данных сражениях, во время татарского бунта отличил себя храбростью и пожалован был офицером». В 1781–1782 гг. поручик Качиони участвовал в экспедиции графа М.И. Войновича к персидским берегам. С началом в 1787 году новой русско-турецкой войны капитан Качиони отправился под Очаков, где храбро действовал на своем баркасе и заслужил чин майора.

Между тем из-за войны со Швецией Россия не смогла отправить в Архипелаг боевую эскадру. В связи с этим князь Г.А. Потемкин-Таврический решил организовать в Средиземном море корсарский флот из греческих волонтеров. 18 февраля 1788 г. Качиони выдали «арматорский патент» и отправили в союзную России Австрию. Добравшись до Триеста, Качиони на деньги местной греческой общины вооружил фрегат «Минерва Северная». Крейсируя под Андреевским флагом в Архипелаге, он захватил два турецких военных судна и, назвав их «Великий Князь Константин» и «Великий Князь Александр», присоединил к своей эскадре. Вскоре его флот пополнился еще двумя кораблями — «Князь Потемкин- Таврический» и «Граф Александр Безбородко». С этими силами 24 июня 1788 г. Качиони штурмовал турецкую крепость Кастеллорзо «и получил ключи оной». «Пушки с сей крепости перенес он на свою флотилию и в течение 1788 года наносил неприятелю повсюду страх сжиганием судов его, с провиантом в Царьград шедших, и разрушением его предприятий». 20 августа, сопровождая возле острова Скорпанте два трофейных судна, корабль Качиони неожиданно встретил восемь турецких военных кораблей. Три из них бросились преследовать трофейные суда, остальные пять атаковали российского пирата. «От полудни до наступления ночи, — рапортовал Качиони князю Г.А. Потемкину, — (я) беспрерывно сражался и защищался, и напоследок турки столько сбиты и замешаны, что едва могли направить парусы и обратились с немалым убытком в бег; с моей же стороны последовала очень малая потеря». 27 октября 1788 г. Качиони пришел на зимовку в Триест с эскадрой, насчитывавшей уже 9 кораблей и около 500 волонтеров.

8 апреля 1789 г. Качиони во главе 10 кораблей вышел из Триеста. Через неделю у берегов Албании он атаковал возле острова Занте союзный Турции дулцинотский флот, разбил его и потопил 24-пушечный корабль. Далее, подойдя к крупнейшему албанскому порту Дуррес, Качиони подверг его бомбардировке, рассеял береговые войска, разрушил укрепления и уничтожил многие турецкие суда. Из Адриатического моря он прошел в Средиземное, где около острова Кипр потопил 28-пушечную шебеку Бейрутского паши. 3 июня 1789 г. Качиони встретил в Эгейском море турецкую флотилию из 14 кораблей. После трехчасового боя пиратская эскадра одержала совершенную победу. За эти подвиги 24 июля 1789 г. князь Г. А. Потемкин произвел Качиони в подполковники. В свою очередь драгоман османского флота Мавроенис обратился к храброму корсару с письмом, в котором от имени султана Абдул-Ха- мида I обещал прощение за пролитую турецкую кровь, должность наместника любого острова Эгейского архипелага и 200 тысяч золотых монет, если Ламбро оставит русскую службу. Качиони отказался и, захватив остров Зеа, превратил его в сильную морскую базу. Алжирский флот двинулся покарать пиратов. Но Качиони сам вышел навстречу алжирцам, разбил их, «и алжирцы, принужденные бежать, сожгли один из поврежденных своих кирлангичей и скрылись».

Базируясь на Зеа, Качиони зимой 1790 года «сжег в заливе Воло, ниже Салоники, множество турецких судов, пшеницею для Константинополя нагруженных, и три сантии взял в плен. Наконец, услышав, что флот турецкой в числе девятнадцати судов выступил из Дарданелл в море, пошел к нему навстречу и (5 мая 1790 г.) близ острова Неграпонта и Андро сразился с ним и одержал победу. Но на другой день показался алжирский флот. Подполковник Качиони вступил с ним в сражение, которое продолжалось во весь день; но алжирцы, соединясь с несколькими турецкими судами, принудили его к ретираде, и он потерял тут почти все свои суда и был ранен».

Ангелина Качиони. Портрет кисти И.Б. Лампи-младшего. 1796 г. (С портрета, находившегося до 1917 г. в собрании И.И. Лемана). В 1790 г. турки, мстя храброму пирату, разграбили его дом, убили сына, а красавицу жену 12 месяцев держали в тюрьме и 2 месяца на каторжных работах. Лишь после завершения войны Качиони удалось вызволить супругу из плена и вывезти в Россию.

Ламбро Качиони. Портрет кисти И.Б. Лампи-младшего. 1796 г. (С портрета, находившегося до 1917 г. в собрании И.И. Лемана).

В жестокой битве Качиони из 7 кораблей лишился 5, в том числе и первого своего фрегата «Минерва Северная», который Ламбро взорвал, не желая оставлять туркам. При взрыве раненый Качиони бросился в море и, поддерживаемый слугой Панаиотом Скаридиа, был подобран из воды быстроходным кирлангичем, на котором ему удалось уйти от турок. По докладу князя Г.А. Потемкина 29 июня 1790 г. Качиони произвели в полковники, а 12 сентября наградили орденом св. Георгия 4-го класса «за храбрые и мужественные подвиги, оказанные в последнюю турецкую войну в Архипелаге».

Разгром турецкого флота эскадрой Ламбро Качиони в первый день сражения у острова Андрос 6 апреля 1790 г. Картина кисти неизвестного художника конца XVIII в. (Музей Греческого исторического и этнологического общества, Афины).

Ятаган с ножнами, подзорная труба и пика Ламбро Качиони. Греческая графика.

Осыпанный милостями императрицы, Качиони к началу 1791 года снова собрал 5 судов. Но 31 июля 1791 г. командующий русской армией в Молдавии князь Н.В. Репнин подписал с турками перемирие, закончившееся 29 декабря ратификацией Ясского мирного договора. Во время перемирия эскадра Качиони, увеличившаяся до 22 судов, зимовала на Итаке, где в начале 1792 г. получила приказ вернуться в Триест. Но тут храбрый корсар заявил: «Если императрица заключила свой мир, то Кацонис свой еще не заключил». В мае 1792 г. он опубликовал воинственный манифест. Сражаясь за Россию, корсары надеялись, «что в мирном соглашении будет сделано кое-что и для греческого народа: он будет иметь небольшую свободную область и получит вознаграждение за те усилия, которые он совершил и еще собирался совершить. Но ничего этого сделано не было». А раз так, то греческие корсары продолжат борьбу, «пока не получат права, которые им принадлежат».

Весной 1792 года Качиони с 11 кораблями покинул Итаку. Пройдя к берегам Мани, он захватил Порто-Кайо (мыс Матапан), где основал свою базу. Для защиты узкого входа в бухту корсары построили пять батарей, превратив Порто-Кайо в мощную крепость. Большая турецкая эскадра: 12 линейных кораблей, 6 фрегатов и 2 небольших судна — двинулась против пиратов. К ней присоединились 2 французских фрегата, поскольку корсары ограбили несколько кораблей Республики.

Ламбро Качиони. Гравюра середины XIX в. Это наиболее популярный в Греции образ Ламброса Кацониса — в феске с вышитой серебром «рукою Екатерины».

5 июня 1792 г. франко-турецкий флот начал штурм Порто-Кайо. Одновременно с суши пиратов атаковали местные племена, запуганные турками. Три дня шли упорные бои за крепость. В конце концов, корсары были побеждены и рассеялись. Сам Качиони проскользнул ночью на быстроходном ялике мимо вражеских кораблей и спасся на острове Китира, принадлежавшем венецианцам. Лишившись всего, Ламбро снова обратился за помощью к России.

Но «антиясский» манифест существенно ослабил позиции Качиони при дворе. Всесильный покровитель князь Г.А. Потемкин-Таврический умер 5 октября 1791 г. Новые же фавориты относились к пирату настороженно, принимая его «яко отверженного бунтовщика». После долгих мытарств Качиони все-таки удалось в 1794 году вернуть прежнее расположение Екатерины II. Он был прощен, снова принят на российскую службу и в июне 1795 г. вызван в Петербург. Находясь при последнем влиятельном фаворите графе П.А. Зубове, Качиони с разрешения императрицы носил феску, украшенную вышитым серебром изображением руки с надписью под ней полукругом: «Под рукою Екатерины». С возрастом императрица стала чувствовать боль в ногах. Однажды Качиони рассказал ей, как вылечил ноги соленой морской водой. Екатерина II тайком от лейб-медика Роджерсона приказала привезти воды из Северного моря. Частые ножные ванны действительно помогли императрице. Но, по мнению Роджерсона, именно они привели к апоплексическому удару 5 ноября 1796 г.

Со смертью Екатерины II граф П.А. Зубов утратил влияние при дворе. Качиони переименовали из полковников в капитаны 1 ранга и отправили на Черноморский гребной флот. С началом Средиземноморского похода русского флота Качиони 24 октября 1798 г. получил высочайшее разрешение «вооружить своим коштом для разъезда противу французов судно». Но в связи с успехами эскадр адмирала Нельсона и вице-адмирала Ф.Ф. Ушакова, а также союзными отношениями с Турцией необходимость в корсарских действиях отпала. С февраля 1799 г. Качиони поселился в своем крымском имении, которое в память о родине назвал Ливадией. В 1805 году Ламбро погиб при довольно загадочных обстоятельствах. По одной из версий, его коварно убил турецкий наемник.

Еще при жизни Качиони стал национальным героем Греции. Его внук А.Л. Качиони в 1869 году передал греческому королю Георгу I оружие своего знаменитого деда: карабин, пику, ятаган, кинжал и саблю. Это оружие король поместил для вечного хранения в Национальный музей при Афинском университете, а греческому консулу в Таганроге поручил передать свою искреннюю благодарность А.Л. Качиони за столь дорогой для национального чувства Греции дар.

Вид Балаклавского залива. Акварель художника Е.М. Корнеева. 1804 г. (ГИМ). Рядом с художником изображен военнослужащий Греческого пехотного батальона.

После завершения войны в Россию прибыли около 300 греков, служивших на эскадре Ламброса Кацониса в Средиземном море. Пользуясь благорасположением к своему начальнику главного командира Черноморского флота вице-адмирала Н.С. Мордвинова, они обратились с просьбой об отведении им земли в Гаджибее (Одессе). 20 октября 1794 г. Мордвинов направил соответствующее письмо к Екатеринославскому, Вознесенскому и Таврическому генерал-губернатору графу П.А. Зубову. Зная о покровительстве Екатерины II грекам, влиятельный фаворит предложил императрице «составить из них корпус воинский под названием дивизиона до 300 рядовых с пристойным числом офицеров и прочих чинов, по примеру Греческого полка». Дивизион должен был состоять из трех рот, а «ежегодную на содержание помянутого дивизиона сумму отпускать из Албанской, для Греческого полка ассигнуемой».

19 апреля 1795 г. Екатерина II одобрила доклад Зубова и, утвердив штат дивизиона, велела основать поселение из «греков и албанцев, в последнюю с турками войну с отличным усердием нам служивших». С этой целью им планировалось выделить возле Одессы 15 тысяч десятин земли и построить за счет казны дома и церкви. Но вследствие смерти Екатерины II дивизион ни земли, ни денег, ни «определительного постановления» получить не успел.

Новый император Павел I не разделял греческих увлечений своей матери. Зато правила военной службы он соблюдал педантично и не терпел своеволия. Проводя реорганизацию армии, Павел 30 января 1797 г. распорядился принять Греческий полк в ведение Военной коллегии под названием Греческого батальона, «основав его на положении донских казаков и в зависимости от гражданского суда, вооружа их по их обряду и обмундировав цветом зеленым и красным по их обычаю». Во исполнение этого указа Военная коллегия подготовила новый штат батальона из трех рот, который был высочайше утвержден 13 апреля 1797 г. Греки, оказавшиеся сверх комплекта, до поступления в роты получали прежнее жалованье и провиант. Штатом также предписывалось: «Мундиры всем чинам иметь собственные, цвета зеленого с красным, по опробованному образцу; вооружение же и амуницию такие, какие по их обычаю употребляются, также собственные». В соответствии с этим в батальоне оставили форму одежды и вооружение по образцу второго батальона Греческого пехотного полка, но с заменой прежних красных камзолов на темно-зеленые с рукавами, красными воротником и обшлагами; зеленых спенсеров или курток — на темно-зеленые с красным воротником и подбоем. У унтер-офицеров нижний край воротника, борта куртки и камзола обшивались узким золотым галуном. У офицеров галун был несколько шире, а пуговицы на офицерских камзолах вместо золотых стали серебряными.

Сокращение Греческого полка до батальона стало результатом недовольства императора вольным образом жизни его офицеров и солдат. Но еще меньше повезло Греческому дивизиону в Одессе. После отставки бывшего екатерининского фаворита графа П. А. Зубова все его начинания были пересмотрены. В рамках этой кампании 20 мая 1797 г. Павел I велел «Греческий дивизион совсем уничтожить, и счислявшихся в оном обратить в то состояние, кто куда пожелает». В соответствии с этим Новороссийский военный губернатор граф М.В. Каховский не стал передавать грекам приготовленные по распоряжению Екатерины II 16 тысяч десятин земли, а деньги для их обустройства перевел на нужды Одессы. Вместе с тем, 29 октября 1797 г. Павел I направил графу М.В. Каховскому следующий грозный указ: «Зная, что находящийся в Тавриде Греческий полк, содержанием своим довольно дорого казне стоящий, не имея в себе ни дисциплины, ни порядка, не отправляет никакой службы, а составляющие оный большею частью разъезжают по городам для своих промыслов, нужным нахожу предписать вам, чтоб вы обвестили всем и каждому из них, что денежное и хлебное жалованье долженствуют получать только те, кои настоящую службу исправлять будут и во оной действительно останутся, каковым учиня особый список, старайтесь ввести в них устройство и порядок, нужные для того рода службы, к коему они назначены. Прочих же, упражняющихся в промыслах и не имеющих к военному ремеслу ни способности, ни желания, из полка исключить». К концу царствования Павла I Греческий батальон был полностью укомплектован, и еще 69 офицеров и 133 нижних чина числились сверх комплекта.

Унтер-офицер и рядовой Греческого пехотного батальона. 1797-1830 гг. Раскрашенная литография из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть VI. Лист № 1210. (ВИМАИВиВС).

С восшествием на престол Александра I греки упраздненного одесского дивизиона обратились в 1803 году к императору с просьбой выдать им все-таки 15 тысяч десятин земли, пожалованных Екатериной II. Александр, провозгласивший преемственность деяний своей бабки, с интересом отнесся к этой просьбе. 29 августа 1803 г. он велел Херсонскому военному губернатору генерал-лейтенанту С.А. Беклешову выделить грекам около Одессы «достаточное пространство земли» и, собрав о них сведения, доложить. В результате 22 октября 1803 г. император издал указ, в котором говорилось: «По стечению разных обстоятельств в 1799 году Греческий дивизион был уничтожен, чины же, как вышние, так и нижние, в оном служившие, поныне никуда еще не распределены. Мы, желая дать сей единоверной нации новый довод нашего покровительства и попечения о благоденствии ее, а притом изъявить тем из них, кои служили в российских войсках, наше благоволение и милость, повелеваем вместо помянутого дивизиона составить батальон под названием Одесского греческого. <…> В батальон сей поместить преимущественно греков и албанцев, в разных войнах России служивших, наипаче в бытность эскадры нашей в Средиземном море».

Херсонский военный губернатор генерал А.Г. Розенберг поручил формирование Одесского батальона майору Евстафию Качони, определив ему штаб-квартиру в 23 верстах от Одессы на Сухом Лимане. К 18 мая 1804 г. Одесский батальон был сформирован, имея 2 штаб-офицеров, 14 обер-офицеров и всего лишь 160 нижних чинов — треть от положенного числа.

Офицер Греческого пехотного батальона. 1797-1830 гг. Раскрашенная литография из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск..». Часть VI. Лист № 1211. (ВИМАИВиВС).

В мае 1806 г. новый Херсонский военный губернатор дюк Э.О. де Ришелье докладывал Министру внутренних дел, что на отведенных землях греки построили лишь 22 домика. Большинство солдат и офицеров не желали обзаводиться хозяйством и предпочитали жить на квартирах обывателей Тираспольского уезда. При этом, став снова военными, греки не утратили прежних корсарских привычек. Так, в январе 1807 г. командир Одесского батальона майор Евстафий Качони был убит рядовым того же батальона Яни Николем[55].

Такое беспокойное соседство крайне отягощало местных жителей. В связи с этим дюк де Ришелье предложил всех одесских греков присоединить 4-й и 5-й ротами к Греческому батальону и перевести их в Балаклаву, где дела обстояли гораздо лучше. Посетивший Балаклаву судья П.И. Сумароков свидетельствовал в 1803 году, что «в ней 60 жилищ арнаутов составляют главное место Греческого батальона, и они военные люди, управляемые своими начальниками, содержат на разных кордонах стражу». В ведении батальона числились 995 мужчин и 698 женщин.

Однако из-за недостатка казенной земли решение о переводе одесситов в Балаклаву задержалось. В дальнейшем наблюдается интересная тенденция. Одесский и балаклавский батальоны хронически имели 30–35 % некомплект нижних чинов. При этом число офицеров росло непомерно, составив в 1806 году 111 человек — до 20 % личного состава батальонов.

Несмотря на то, что дисциплина в батальонах по-прежнему оставляла желать лучшего, их военная подготовка считалась достаточно высокой. Адъютант дюка де Ришелье граф Л.П. Рошешуар оставил интересное описание инспекторского смотра и маневров балаклавского батальона в сентябре 1808 г.: «Батальон насчитывал под ружьем 1100 человек Их форма, оружие и строевая подготовка были более чем удовлетворительны, к тому же в финансовых делах царил порядок По завершении инспекции генерал-губернатор лестно отозвался как об офицерах, так и о солдатах и обещал представить императору рапорт, в котором выразить свое удовлетворение от увиденного. Под вечер, когда инспекция была завершена, командующий греческим балаклавским батальоном со своими подчиненными устроил для нас праздник частного характера. Благодарные за доброту герцога Ришилье, <…> эти храбрецы, узнав, что этот день был днем рождения генерал-губернатора, решили отметить его традиционным для них способом. Вот что они придумали: с наступлением вечернего сумрака они пригласили герцога взойти на палубу большой лодки, стоявшей на якоре в центре порта. Как только мы разместились на большой тахте, покрытой очень богатыми цветными восточными тканями, мы увидели батальон в парадной форме: в очень сверху широких красных шароварах (pantalons), доходивших до низа колен, в чулках (collant) от колен до щиколоток, в украшенной мавританской (mauresque) вышивкой куртке а ля мамлюк того же зеленого оттенка, что и униформа русской пехоты; головным убором была элегантная, но несколько странная кожаная каска. По сигналу наша лодка отплыла, а весь батальон рассыпался в стрелки у подножья горы, возле которой располагался город. Открыв оживленную ружейную стрельбу, греки атаковали построенную на горе древнюю цитадель, с высоких стен которой отвечали воины, назначенные ее защищать. Живой напор этих ловких людей сопровождался потрясающими криками „Ура!“. Атака была проведена очень решительно и с умом, свидетельствовавшим о прекрасном знании войны. В целом они представили нам безукоризненную картину. Линия выстрелов остановилась около крепостной стены старой генуэзской цитадели. Несмотря наживой ружейный огонь со стороны „осажденных“, демонстрационный приступ был осуществлен с полным успехом. Как только батальон вскарабкался на крепостной вал, было сочтено, что цитадель пала, и громкий артиллерийский выстрел возвестил о победе»[56].

Обер-офицер Балаклавского греческого пехотного батальона. 1830–1856 гг. Раскрашенная литография из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск..». Часть XXX. Лист Ne 1312. (ВИМАИВиВС). 15 июля 1837 г. офицерам присвоили шарфы новой формы — из широкой серебряной тесьмы с тремя продольными полосами черного и оранжевого шелка. Кроме того, 10 марта 1837 г. император установил новый образец флотского кивера (см стр. 299).

Но грекам приходилось штурмовать крепости не только на маневрах. С началом русско-турецкой войны 1806–1812 гг. Балаклавский батальон направляли на суда Черноморского флота. Вместе с 4-м морским полком он участвовал во всех десантных операциях. Командир батальона майор Ф.Д. Ревелиоти особенно отличился во время десанта 17 октября 1810 г. у Платаны (см. стр. 156–157). Израненный турками, он был спасен гренадером 4-го морского полка. Впоследствии Ревелиоти еще 20 лет командовал Балаклавским батальоном, дослужился до чина генерал- майора и получил орден Св. Георгия 4-го класса за долгую и беспорочную офицерскую службу. Выйдя в отставку 3 февраля 1831 г., он поселился в своем имении Симеиз, положив начало развитию этого ныне знаменитого курорта.

Поскольку ежегодно содержание греческих батальонов обходилось казне, помимо льгот, свыше 100 тысяч рублей, скоро возник вопрос о дальнейшем их существовании. При этом Херсонский генерал-губернатор дюк де Ришелье отмечал, что к военному делу «греки большую склонность и привычку: имеют и любят тем тщеславиться». Рассмотрев данный вопрос 2 февраля 1810 г., Комитет министров решил обратить батальоны в военных поселян, исключить их из военного ведомства и передать в Министерство внутренних дел, «по распоряжению которого греки, содержа кордонную стражу, могут с лучшею пользою употреблены быть и на другие предметы». Однако 9 ноября 1810 г. император принял компромиссное решение, «чтобы означенные греческие батальоны не были исключаемы из военного ведомства, но обращены бы были в военные поселяне» с подчинением МВД и «в зависимости от гражданского начальства».

Летом 1812 г. в связи с вторжением в Россию войск Наполеона крымские татары попытались поднять мятеж. Но подполковник Ф.Д. Ревелиоти с небольшим числом греков разогнал повстанцев, а пойманных зачинщиков передал в руки судебных властей. В апреле 1814 г. к трем ротам балаклавцев добавили 4-ю роту. В 1818 году Александр I посетил Крым и провел смотр батальону, в подчинении которого к этому времени находились 1194 человека, из которых 460 несли военную службу. «Входя в рассмотрение нужд батальона и во внимание с одной стороны к заслугам, коими батальон издавна отличается, а с другой стороны к той пользе, которую он в настоящем месте своего поселения собою приносит, содержа постоянно на берегу Черного моря кордонную стражу на значительном пространстве», император пожаловал грекам 14 тысяч десятин земли в Днепровском уезде Таврической губернии, а также дополнительные льготы.

Наконец, в 1819 году решилась судьба Одесского греческого батальона, который, согласно донесению Херсонского военного губернатора графа А.Ф. Ланжерона, «имея весьма малое число нижних чинов, не приносит для службы никакой пользы, а по несклонности одесских греков к военной службе к комплектованию оного не предвидится никакого способа». В результате 24 мая 1819 г. батальон был расформирован. Александр I велел офицеров и нижних чинов, «кои способными к службе окажутся, присоединить к Греческому пехотному батальону», наделив землей. Прочих офицеров следовало распределить по их желанию, «уничтожив вместе с тем и самое название Одесского греческого пехотного батальона». Лишь 56 человек согласились переселиться из Одессы в Крым и поступить в Балаклавский батальон. Большинство греков осталось на месте, занимаясь различными промыслами и торговлей.

Унтер-офицер Балаклавского греческого пехотного батальона. 1830–1856 гг. Раскрашенная литография из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск..». Часть XXX. Лист № 1311. (ВИМАИВиВС). Такую форму греки носили четверть века практически без изменений. Лишь около 1840 г. изменился фасон кивера, который в соответствии с высочайше утвержденным 10 марта 1837 г. образцом приобрел вид усеченного конуса.

В 1825 году Александр I еще раз посетил Крым. Проведя смотр Балаклавскому батальону, он остался доволен и пожаловал всем строевым офицерам и нижним чинам дополнительное годовое жалованье. Расселенные почти на 250-верстной береговой линии греки Балаклавского батальона несли кордонную стражу. Во время русско-турецкой войны 1828–1829 гг. батальон не был назначен на корабли, поскольку в полном составе потребовался для содержания карантинных кордонов против чумы вокруг Севастополя. Тем не менее, некоторые офицеры участвовали в военных действиях Черноморской эскадры. Так, штабс-капитан Л.Л. Качиони (сын Ламброса Кацониса) за храбрость при осаде Варны получил чин капитана, а подпоручик Стерио за удачный десант 7 августа 1829 г. под Инадой — орден Св. Анны 3-й степени с бантом.

В 1829–1831 гг. батальону пришлось оцеплять Севастополь, Симферополь, Бахчисарай и Карасу-базар против холеры. Обязанности начальника Карантинной цепи исполнял майор Л.Л. Качиони. Во время борьбы с эпидемией он прекрасно зарекомендовал себя и 3 февраля 1831 г. был назначен командиром Балаклавского батальона, который возглавлял почти 15 лет. В 1833 году батальон обеспечивал карантин русских войск, вернувшихся из Босфорской экспедиции (см. Главу VIII). К концу 1830-х гг. в ведении Балаклавского батальона насчитывалось 1379 человек.

14 апреля 1830 г. вместо обмундирования и амуниции, существовавших с 1797 года, Балаклавскому батальону установили новую форму одежды. Рядовые получили кивер флотского образца с медным гербом, темно-зеленую суконную куртку казачьего покроя с красным воротником, обшлагами и погонами, темно-зеленые шаровары казачьего покроя с красной выпушкой. Куртка подпоясывалась темно-зеленым кушаком уланского образца с красными выкладками по краям. Под кушак надевали черную кожаную портупею, на которой носили саблю и кобуру для пистолета. Через левое плечо на черной кожаной перевязи носили лядунку. Сабля, пистолет и ружье (по образцу албанских ружей) остались без перемен. Шинель полагалась серая с медными пуговицами, красными погонами и воротником. Обычно вместо кивера солдаты носили темно-зеленую фуражку с красными околышем и выпушкой по верху тульи. Унтер-офицеры отличались от рядовых золотым галуном на воротнике и обшлагах куртки. Офицеры имели золоченую чешую на подбородных ремнях кивера, золотые пехотные эполеты на куртке, а также серебряный кушак, темляк и нагрудный знак по образцу армейской пехоты. Обычно вместо кивера офицеры носили фуражку с козырьком, а вместо куртки — темно-зеленый сюртук на красном подбое с красным воротником, выпушкой на обшлагах и карманных клапанах и с золочеными гладкими пуговицами.

В 1837 году Крым посетил Николай I. Император провел смотр батальону, во время которого произошел случай, сохранившийся в преданиях балаклавских греков и записанный в 1907 году А.И. Куприным:

«На смотру, подъехав на белом коне к славному Балаклавскому батальону, грозный государь, пораженный воинственным видом, огненными глазами и черными усищами балаклавцев, воскликнул громовым и радостным голосом:

— Здорово, ребята!

Но батальон молчал. Царь повторил несколько раз свое приветствие, все в более и более гневном тоне. То же молчание! Наконец совсем уже рассерженный, император наскакал на батальонного начальника и воскликнул своим ужасным голосом:

— Отчего же они, черт их побери, не отвечают? Кажется, я по-русски сказал: „Здорово, ребята!“.

— Здесь нет ребяти, — ответил кротко начальник. — Здесь все капитаны.

Тогда Николай I рассмеялся — что же ему оставалось еще делать? — и вновь крикнул:

— Здравствуйте, капитаны!

И храбрые листригоны весело заорали в ответ:

— Калимера (добрый день), ваше величество!».

Рядовой Балаклавского греческого пехотного батальона. 1830–1856 гг. Раскрашенная литография из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть XXX. Лист № 1310. (ВИМАИВиВС).

Николай I отметил в батальоне «отличный порядок, устройство и знание службы», наградил офицеров чинами и орденами и пожаловал 20 тысяч рублей на обмундирование солдат. В мае 1842 г. две роты батальона были отправлены в Отдельный Кавказский корпус для несения постоянной службы в Новороссийске. Эти роты участвовали в экспедициях против горцев и представляли наиболее боеспособную часть батальона, фактически являясь действующими по отношению к поселенным ротам в Крыму. К 1844 году в Балаклаве и принадлежащих батальону 7 деревнях проживали 890 душ мужского пола и 675 женского, которым принадлежали более 11 тысяч десятин земли. Жизнь греков сохраняла полувоенный уклад. Вся полицейская власть находилась в руках батальонного командира. По очереди назначался дежурный по батальону офицер, который разбирал маловажные распри. Существовал также словесный суд из уважаемых стариков для разбора мелких претензий. Уголовные дела над военнослужащими решались военным судом, а над женщинами — общим гражданским.

Последний раз Балаклавскому батальону довелось участвовать в боевых действиях во время Восточной войны. Правда, ее начало оказалось для двух рот, находившихся под командованием капитана Васильева в Новороссийске, крайне неудачным. В марте — апреле 1853 г. одна рота участвовала в экспедиции против восставших шапсугов, натухайцев и убыхов. Но в связи с невозможностью удержать слабые укрепления Черноморской береговой линии от совместной атаки горцев и сильного флота союзников, весной 1854 г. все ее гарнизоны, в том числе и Новороссийск, пришлось эвакуировать. В связи с этим наказной атаман Войска Донского генерал М.Г. Хомутов, которому поручили оборону Азовского моря, решил перевезти две роты греков в Керчь, поскольку «многие жители г. Керчи из греков изъявили готовность участвовать в защите сего города и, соединяясь с Балаклавцами, могли бы составить сильный батальон». Доставить роты из Новороссийска на своих судах бесплатно вызвались греческие шкиперы Николай Лазари и Константин Карвуни. 26 апреля 1854 г. обе роты в составе 8 обер-офицеров, 16 унтер-офицеров и 142 рядовых погрузились на два судна и утром 27 апреля отправились из Новороссийска. Но вскоре суда попали в штиль, а в наступившем к вечеру тумане сбились с курса. Утром 28 апреля туман рассеялся, и греки увидели прямо перед собой идущую от Анапы вражескую эскадру — 2 английских и 4 французских паровых фрегата. Ситуация оказалась безвыходной. Союзники взяли роты в плен, распределили солдат и офицеров по своим пароходам и 19 мая доставили в Константинополь. Во время плавания французы относились к пленникам гораздо лучше англичан, которых они не стеснялись ругать, и даже на прощанье напоили греков вином. В Константинополе балаклавцев посадили в турецкую казарму. Англичане кормили их очень плохо, но выручали местные греческие купцы, снабжавшие пленников провиантом и даже деньгами.

Николай I узнал о потере двух рот лишь 17 мая 1854 г. и с досадой написал на рапорте: «Крайне жаль, тем более что не было в том никакой нужды». Желая исправить эту случайную неудачу, император велел обменять греков на захваченную 30 апреля 1854 г. английскую команду пароходо-фрегата «Тигр», севшего на мель около Одессы. Переговоры прошли удачно, и утром 28 июня две роты Балаклавского батальона доставили в Одессу. Но генерал-адъютант Н.Н. Анненков, исполнявший должность Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора, не спешил отправлять их в Крым, «принимая во внимание дальнее расстояние от Одессы до Балаклавы», а также «во избежание потери времени и совершения обхода в самую знойную пору». Анненков считал, что осенью роты можно будет спокойно переправить в Крым морем. До этого времени они стали нести службу в Одессе вместе с резервными войсками[57].

Отставной унтер-офицер Балаклавского греческого пехотного батальона Георгий Иванович Бамбука. Фотография 1901 г. За храбрость в сражениях Крымской войны награжден Знаками отличия Военного Ордена Св. Георгия 2-й, 3-й и 4-й степени.

Между тем война пришла в саму Балаклаву. После высадки союзников 2–6 сентября 1854 г. под Евпаторией крымские татары подняли мятеж. Ввиду явной угрозы вражеского десанта командир Балаклавского батальона полковник М.А. Манто решил эвакуировать семьи греков в глубь полуострова. В Симферополь и Бахчисарай из Балаклавы отправились свыше 627 человек, для охраны которых пришлось выделить одну из двух находившихся в Крыму рот. В районе Байдарских ворот на греков из засады напали татары. Но солдаты батальона отбили их и довели беженцев до русских пикетов возле Ялты. Впоследствии император пожаловал семьям Балаклавского батальона, потерявшим из-за оккупации все имущество, 15 тысяч рублей.

Отправив семьи, полковник М.А. Манто вместе с другой ротой батальона решил оборонять Балаклаву, заняв развалины старой генуэзской крепости. К 80 солдатам присоединились 30 отставных греков. Утром 14 сентября 1854 г. английский авангард подошел к Балаклаве со стороны деревни Кады-Кой. Внезапно англичане были встречены огнем стрелков и гранатами из 4 медных полупудовых мортирок поручика И.К. Маркова. Удивленный этим неожиданным сопротивлением, командующий британскими войсками лорд Раглан приказал развернуться легкой дивизии. Через час генерал Джордж Браун построил свои батальоны и, выдвинув артиллерию, открыл канонаду по крепости. Одновременно с моря напротив Балаклавы выстроились около 20 британских судов, начавших бомбардировку. Поручик Марков отвечал им, пока не кончились заряды. Несколько часов продолжался этот неравный бой. После того, как русская батарея смолкла, англичане бросились в атаку и водрузили на развалинах крепости свое знамя. Раненый полковник Манто, 6 офицеров и около 60 израненных солдат были взяты в плен. 1 офицер и 2 солдата смогли спастись. Захваченного командира роты капитана С.М. Стамати представили союзным генералам. На их вопрос — неужели он надеялся с горстью своих людей остановить целую армию — Стамати ответил: «Безусловной сдачей я навлек бы на себя и гнев моего начальства, и ваше презрение. Теперь же совесть моя спокойна, потому что я выполнил мой долг до конца». Этот достойный ответ вызвал уважение союзников и стал широко известен. Пленных греков отвезли в Константинополь, а затем в Плимут.

8 ноября 1854 г. генерал-адъютант Н.Н. Анненков отправил две роты майора Васильева из Одессы в Симферополь. 13 ноября в Крым прибыли 6 обер-офицеров и 147 нижних чинов Балаклавского батальона. В связи с этим перемещением Николай I приказал 15 ноября главнокомандующему сухопутными и морскими силами в Крыму светлейшему князю А.С. Меншикову «из 2 рот Балаклавского греческого батальона, направленных из Одессы в Симферополь, и 1 роты того же батальона, вышедшей из Балаклавы при занятии сего города неприятелем, составить батальон и вооружить оный нарезными ружьями, доставшимися нам от неприятеля». 26 ноября 1854 г. по представлению Меншикова император разрешил «в виде временной меры определить для Балаклавского греческого пехотного батальона вместо четырехротного трехротный состав». Однако вооружить греков трофейными штуцерами и нарезными ружьями не удалось, поскольку в наличии таковых не оказалось. В результате им выдали русские ружья, оставшиеся в госпиталях от умерших егерей.

23 декабря 1854 г. князь Меншиков, «имея в виду, что чины Балаклавского греческого батальона известны своей преданностью к Правительству, знают хорошо местность и татарский язык, приказать изволил направить их для охранения южного берега, расположив одну роту помянутого батальона в Ялте и одну роту в Алуште, чтобы таким образам они составляли сильные резервы для пограничной стражи и затрудняли приближение неприятельских судов к берегам, а в случае невозможности долее держаться против неприятеля отступили бы к Симферополю, стараясь портить за собой дороги»[58].

Рядовой и обер-офицер Балаклавского греческого пехотного батальона.1857–1859 гг. Литография фирмы Лемерсье по рисунку K.K. Пиратского. 1861 г. («Перемены в обмундировании и вооружении войск российской императорской армии с восшествия на престол государя императора Александра Николаевича». Лист № 270).

Помимо ротной службы некоторые рядовые и унтер-офицеры Балаклавского батальона участвовали в обороне Севастополя и в неудачном сражении на Черной речке 4 августа 1855 г.[59] В боях особенно прославился унтер-офицер Георгий Иванович Бамбука. 18-летним юношей он находился 14 сентября 1854 г. в гарнизоне Балаклавы и после героической обороны смог спастись. Затем Бамбука участвовал в Балаклавском, Инкерманском и Чернореченском сражениях, получил контузию и за храбрость был награжден Знаками отличия Военного Ордена Св. Георгия (Георгиевскими крестами) 2-й, 3-й и 4-й степени.

С завершением войны капитан С.М. Стамати принял 30 июня 1856 г. Балаклаву от покидающих Крым англичан. Греки стали возвращаться к нормальной жизни. В августе 1856 г. из английского плена вернулись 58 солдат батальона под командованием подпоручика Папахристо. 20 июля 1856 г. по представлению Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора графа А.Г. Строганова Балаклавский батальон снова вернули в мирный четырехротный состав. Одну из его рот выделили в распоряжение жандармского начальства для разбора и высылки нескольких сотен разноплеменных людей, оставшихся после эвакуации союзников в их лагерях в Камыше и Балаклаве. Греки охраняли местное население от бесчинств этих бродяг, но в свою очередь жестоко мстили крымским татарам. Кроме того, Балаклавскому батальону поручили охрану 52 кладбищ, оставленных союзниками на его землях. Летом 1857 г. разгорелся международный скандал из-за разрушения французскими купцами могилы английского капитана Паттена во время раскопок, санкционированных командиром батальона полковником М.А. Манто и проходивших в присутствии прапорщика Ксирихи. Посланный для расследования этого факта флигель-адъютант капитан 1 ранга князь М.П. Голицын предложил отдать под суд Манто, а также майора Маландраки, через которого англичане узнали все подробности происшествия. Но Александр II ограничился строгим выговором прапорщику Ксирихи и замечанием полковнику Манто «за недонесение непосредственному своему начальству о разрытии могилы». Однако этот инцидент не исправил общей ситуации с содержанием многочисленных кладбищ. Батальон не имел ни людей, ни средств, а главное желания для их охраны от местного населения и мародеров. Греки еще не забыли тягот оккупации и были оскорблены разрушением союзниками церкви в деревне Комары. Татары же вообще не испытывали почтения к христианским могилам. В итоге проблему кладбищ так до конца решить и не удалось. Они медленно, но верно разрушались.

20 декабря 1856 г. Александр II утвердил для Балаклавского батальона новое обмундирование по образцу пеших батальонов казачьих войск[60]. Неудобный кивер заменила черная овчинная папаха с полукруглой макушкой из красного сукна. Спереди папахи крепилась овальная кокарда.

Кроме папахи солдаты могли носить темно-зеленую фуражку с красным околышем и выпушкой по тулье. На околыше просекался номер роты из желтого сукна: «1. Р.» и т. д. Вместо прежней куртки солдатам полагался однобортный темно-зеленый полукафтан на крючках с красной выпушкой по закругленному невысокому воротнику и прямым обшлагам. На воротнике нашивались прямоугольные красные клапаны. К плечам полукафтана медными гладкими пуговицами пристегивались красные погоны с желтыми просечными литерами «Б.Г.» (Балаклавский греческий).

Грек и арнаут. Хромолитография из альбома Г.-Ф.Х. Паули «Народы России». СПб., 1862 г. (РГБИ).

Унтер-офицеры нашивали над обшлагами угол вершиной вверх из золотого армейского галуна, а фельдфебели — два угла[61]. Летние длинные шаровары поверх сапог полагались из белого полотна, а зимние — темно-зеленые суконные с красной выпушкой по боковому шву. На походе шаровары заправляли в черные сапоги с длинными голенищами. Однобортная шинель из серого сукна имела на сером воротнике красную выпушку и клапаны[62]. Полукафтан и шинель подпоясывались черной глянцевой портупеей с вороненой прямоугольной бляхой и лопастью для штыка. Через левое плечо на черном сыромятном ремне носили черный юфтевый патронташ для 40 патронов. Ружье полагалось обычное пехотное со штыком и черным погонным ремнем. Дополнял амуницию черный кожаный ранец с плечевыми ремнями и котелком.

Барабанщики и горнисты имели на полукафтанах красные наплечники, расшитые белой тесьмой. Вместо штыковой лопасти они носили на поясной портупее с левой стороны чушку казачьего образца с пистолетом в темно-зеленом чехле, а с правой стороны черный юфтевый патронташ на 12 патронов. Шейный шнур к револьверу полагался из красной шерсти. Барабаны и сигнальные рожки пехотных образцов носили на черных перевязях из глянцевой кожи.

У офицеров красный суконный верх папахи вокруг и накрест обшивался золотым галуном. Фуражка имела черный козырек и вместо номера роты на околыше — офицерскую кокарду. На каждом красном клапане воротника нашивалась петлица из золотого галуна и по две таких же петлицы на обшлагах. У штаб-офицеров по верхнему краю воротника и обшлагов дополнительно шел золотой гусарский галун с зигзагообразным узором. Погоны полагались с красным подбоем и просветами и с золотым галунным полем, на котором золотой канителью вышивались литеры «Б.Г.». В марте 1857 г. офицерам разрешили также носить на полукафтане золотые эполеты с красным суконным полем и вышитой на нем шифровкой. Полукафтан подпоясывался серебряным офицерским шарфом или вне строя красным шелковым кушаком. Через правое плечо на черной сафьяновой портупее, обшитой золотым галуном, офицеры носили казачью шашку с серебряным темляком. Кроме того, в строю офицерам полагалось иметь с левой стороны на ремне под шарфом черную сафьяновую чушку с пистолетом в темно-зеленом суконном чехле, расшитом золотым галуном. Пистолетный шнур был серебряный с примесью черного и оранжевого шелка. При этом через левое плечо на черной сафьяновой перевязи, обшитой золотым галуном, носили черный сафьяновый патронташ. Для верховых офицеров при казачьем седле полагался темно-зеленый вальтрап с красным лампасом вдоль края.

Однако новую форму греки носили недолго. Уже 21 октября 1859 г. Александр II велел Балаклавский греческий пехотный батальон «упразднить и всех состоящих в нем чинов освободить от обязанности нести военную службу». Офицеры имели право в течение двух лет перейти в армейские и гарнизонные войска. Некоторые из них (Ф.Г. Салти, Ф.Г. Семиоти) поступили в местную пограничную стражу. Прочие офицеры и солдаты были уволены в отставку, получив землю в полную собственность. Многие из них стали впоследствии богатыми купцами.

Примечания

1

Кротков А.С. Повседневная запись замечательных событий в русском флоте. СПб., 1893. С. 274.

(обратно)

2

Висковатов А.В. Краткий исторический обзор морских походов русских и мореходства их вообще до исхода XVII столетия. СПб… 1864. С. 160–161.

(обратно)

3

Стрейс Я. Три путешествия. М., 1935. С. 154–222, 353–374.

(обратно)

4

Поход боярина и большого полку воеводы Алексея Семеновича Шеина к Азову. СПб., 1773; Бобровский П.О. История Лейб- Гвардии Преображенского полка. Т.1. СПб., 1900; Историческое изображение жизни и всех дел славного женевца Франца Яковлевича Лефорта. М., 1800; Опись Московской Оружейной палаты. Ч. III., М., 1884. С. 49–50.

(обратно)

5

Письма и бумаги Императора Петра Великого. Т. 3. СПб., 1893. С. 164.

(обратно)

6

Материалы для истории русского флота. Ч. III. СПб., 1866. С. 10.

(обратно)

7

Ден Д. История российского флота в царствование Петра Великого. СПб., 1897. С. 83.

(обратно)

8

Инструкции и Артикулы военные, надлежащие к российскому флоту. М., 1710. § 24.

(обратно)

9

Письма и бумаги Петра Великого. Т. 9. Вып. 1. М., 1950. С. 130.

(обратно)

10

Мышлаевский А.З. Северная война на Ингерманландском и Финляндском театрах в 1708–1714 гг. (Документы Государственного Архива). СПб., 1893. С. 356.

(обратно)

11

Письма и бумаги Петра Великого. Т.12. Вып.1. М.1975, С. 68.

(обратно)

12

РГАДА. Ф. 248. Оп. 10. Кн. 534. Д. 15 Л. 298–298 об.

(обратно)

13

РГАДА. Ф. 248. Оп. 1. Кн. 16. Д. 100. Л. 740–741.

(обратно)

14

Полное собрание законов Российской империи. Собрание I. Т. V. СПб., 1830. С. 107–108.

(обратно)

15

Кротов П.А. Гангутская баталия 1714 года. СПб., 1996. С. 151–152.

(обратно)

16

Ямурлук — плащ от дождя, от турецкого слова «ямур» — дождь.

(обратно)

17

Материалы для истории русского флота. Ч. III. СПб., 1866. С. 403.

(обратно)

18

Исторический обзор развития и деятельности морского министерства за сто лет его существования. 1802–1902. Сост. С.Ф.Огородников. СПб., 1902. С. 12.

(обратно)

19

РГВИА. Ф. 5. Оп. 1/72. Кн. 29. Л. 666.

(обратно)

20

В 1734 г. кардинал Флёри (Fleury) направил в Данциг обсервационный корпус, состоящий из одной эскадры, усиленной тремя французскими пехотными полками — Перигор (Régiment d’infanterie du Périgord), Блэзуа (Régiment d'infanterie de Blaisois) и Ля Марш (Régiment d’infanterie de La Marche). Общая численность этого корпуса 23 мая 1734 г., по французским данным, была равна 2400 чел. Сведения предоставлены Д. И. Горшковым.

(обратно)

21

Висковатов А.В. Военные действия российского гребного флота под начальством вице-адмирала Бредаля на Азовском море в 1736, 1737 и 1738 годах. СПб., 1830.

(обратно)

22

РГАДА. Ф. 248. Оп. 10. Кн. 577. Д. 3. Л. 283.

(обратно)

23

Санкт-Петербургские ведомости. 1734. 1 апреля. С. 3.

(обратно)

24

РГАДА. Ф. 248. Оп. 10. Кн. 592. Д. 2. Л. 20–20 об.

(обратно)

25

С 1731 г. Адмиралтейская коллегия, видимо для экономии, решила все- таки гренадерские шапки «обшивать шерстяным шнуром белым и наверху нашивать шерстяную белую кисть», а также сделать на шапки вощаные чехлы.

(обратно)

26

Материалы для истории русского флота. Ч. V. СПб., 1875. С. 601.

(обратно)

27

Санкт Петербургские ведомости. 1739. 23 марта. С. 6–7.

(обратно)

28

РГАДА. Ф. 10. Оп. 3. Д. 14. Л. 55.

(обратно)

29

Материалы для истории русского флота. Ч. XI. СПб., 1886. С. 43–44.

(обратно)

30

Эспантон — древковое оружие офицеров с плоским лезвием и поперечной перекладиной.

(обратно)

31

Протазан — древковое оружие с фигурным лезвием.

(обратно)

32

РГАДА. Ф. 21. Оп. 1. Д. 80. Л. 1.

(обратно)

33

Брикнер А.Г. Война России с Швецией в 1788–1790 гг. СПб., 1869. С. 256.

(обратно)

34

РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 551. Ч. 2. Л. 656.

(обратно)

35

РГВИА. Ф. 41. Оп. 1/199. Д. 78 Л. 9.

(обратно)

36

Мемуары декабристов. Северное общество. М., 1981. С. 180.

(обратно)

37

РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 551. Ч. 1. Л. 279-27906.

(обратно)

38

Там же. Д. 586. Ч. 1. Л. 26506.-266.

(обратно)

39

РГАДА. Ф. 20. Оп. 1. Д. 334. Л. 2 об.

(обратно)

40

Стат Черноморского гренадерского корпуса, состоящего в четырех шестиротных батальонах, полагаемого для гребного флота Черноморского. Июля 27 дня 1794 года.

(обратно)

41

Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка 1769–1791. М., 1997. С. 415–417.

(обратно)

42

Энгельгардт Л.Н. Записки. М., 1997. С. 83.

(обратно)

43

Ланжерон А.Ф. Русская армия в год смерти Екатерины II. // Русская старина. 1895. № 4. С. 163–164.

(обратно)

44

ЦИАМ Ф. 46. Оп. 7. Д. 5316. Л. 60.

(обратно)

45

РГВИА. Ф. 12. Оп. 11. Д. 28. Л. 28.

(обратно)

46

РГВИА. Ф. 41. Оп. 1/199. Д. 259. Л. 65.

(обратно)

47

РГВИА. Ф. 489. Оп. 1.Д. 67/41. Л. 125.

(обратно)

48

Для удобства в дальнейшем мы их всех будем называть греками. Правда, поначалу волонтеров независимо от национальности называли «албанцами» или «арнаутами» — турецким названием албанцев. Но вскоре греки добились отдельного признания, и «арнаутами» стали называть прочих волонтеров из балканских народов.

(обратно)

49

Русский архив. 1880. № 2. С. 365.

(обратно)

50

Дневник А.В. Храповицкого. 1782–1793. СПб., 1874. С. 37.

(обратно)

51

Подробнее см.: Кибовский А.В.Амазонская рота 1787 года. // «Цейхгауз». 1997. № 6. С. 16–19.

(обратно)

52

Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка 1769–1791. М., 1997. С. 286.

(обратно)

53

Этот документ подтверждает, что описанная выше красивая униформа Греческого полка соблюдалась далеко не всегда.

(обратно)

54

Паллас П.С. Наблюдения, сделанные во время путешествия по южным наместничествам Русского государства в 1793–1794 годах. М., 1999. С. 67–68.

(обратно)

55

РГВИА. Ф. 13. Оп. 3/111. Св. 181. Д. 27. Л. 2.

(обратно)

56

Rochechouart L. Souvenirs sur la Revolution, l’Empire et la Restauration par le general comte de Rochechouart. Paris, 1933. P. 166–167. Перевод Д.И.Горшкова 2006 г.

(обратно)

57

РГВИА. Ф.1.Оп. 1. Д. 21532. Л. 1-26.

(обратно)

58

Там же. Л. 46.

(обратно)

59

Греки в истории Крыма. Симферополь, 2000. С. 127, 212, 245.

(обратно)

60

Объявлено приказом Военного министра от 29 декабря 1856 г. № 307.

(обратно)

61

12 марта 1857 г. у унтер-офицеров и 15 апреля 1858 г. у фельдфебелей нарукавные галуны были отменены, и вместо них по-прежнему велено нашивать один ряд золотого галуна по верхнему краю воротника и обшлагов полукафтана.

(обратно)

62

24 марта 1858 г. был установлен новый образец шинели — двубортный, с красными клапанами на отложном воротнике. Но, вероятно, в Балаклавском батальоне такие шинели получить не успели.

(обратно)

Оглавление

Введение

Глава I Морская пехота Петра Великого 1705–1725 гг.

  Рождение морской пехоты

  Обмундирование морских солдат 1705–1725 гг.

Глава II От Петра I до Екатерины II 1725–1762 гг.

  Морская пехота при преемниках Петра Великого 1725–1730 гг.

  Морская пехота в царствование императрицы Анны Иоанновны 1730–1741 гг.

  Знамена морской пехоты 1733–1744 гг.

  Морская пехота в царствование императрицы Елизаветы Петровны 1741–1761 гг.

  Обмундирование морских солдат 1725–1761 гг.

  Обмундирование офицеров морской пехоты 1725–1761 гг.

Глава III Золотой век Екатерины 1762–1796 гг.

  Реформа морской пехоты в 1764 году

  Архипелагская экспедиция российского флота под командованием графа А.Г. Орлова 1769–1774 гг.

  Действия Донской флотилии 1771–1774 гг.

  Морская пехота Балтийского флота в межвоенный период 1774–1787 гг.

  Морская пехота Балтийского флота в русско-шведской войне и в послевоенный период 1788–1796 гг.

  Обмундирование, вооружение и знамена корабельной морской пехоты 1762–1796 гг.

  Морская пехота Черноморского флота 1785–1796 гг.

  Обмундирование, вооружение и знамена морской пехоты гребных флотилий 1764–1796 гг.

  1-й флотский гренадерский батальон великого князя Павла Петровича 1784–1796 гг.

Глава IV Части российской морской пехоты из греков и балканских славян 1775–1859 гг.

  Лучший корсар России Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg