«Непрочитанные страницы Цусимы»

Непрочитанные страницы Цусимы (fb2) - Непрочитанные страницы Цусимы 4017K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Васильевич Цыбулько

Владимир Васильевич Цыбулько Непрочитанные страницы Цусимы

«ИСТФЛОТ» 2010 г.

C-Пб.: Издатель Р.Р. Муниров, 2010. — 80 с.: илл.

ISBN 978-5-98830-043-4

Тех. редактор В.В. Арбузов

Лит. редактор С.А. Скрябина

Корректор Е.В. Субботина

Обложка: на 1-й — 4-й стр. Броненосцы типа «Бородино» в составе 2-й Тихоокеанской эскадры.

Текст: 1-я стр. 2-я Тихоокеанская эскадра на якорной стоянке

В книге излагается новый взгляд на события начального периода Цусимского боя, которые полностью или частично не нашли своего места в отчетах и заключениях следственной и исторической комиссий, в рапортах и показаниях ее главного «творца» вице-адмирала З.П. Рожественского.

Исторические факты заимствованы из архивных дел и опубликованных документов.

Для широкого круга читателей, интересующихся военной историей.

Предисловие

В 2004 г. музеи и архивы С.-Петербурга организовали выставку, посвященную 100-летию со дня начала русско-японской войны 1904-1905 гг.

В изданном каталоге выставки автор экспозиции Н.В. Силинская пишет: «Ни об одной войне, кроме Великой Отечественной, не написано столько книг, сколько об этой. Уже в 1950-е годы только русская библиография насчитывала тысячу книг, а ведь тогда почти не издавались многочисленные мемуары участников войны. Учитывая эти публикации, а также работы зарубежных исследователей, можно сказать, что интерес к русско-японской войне не ослабевает» . Причиной долгого интереса читателей к русско-японской войне, по нашему мнению, является не получивший объяснения результат главного на войне Цусимского сражения. При внешне кажущемся равенстве сил противников: 12 против 12 броненосцев и броненосных крейсеров, русские потеряли (в бою) все указанные корабли, а японцы ни одного. Кроме того, на русской эскадре потоплено еще 4 крейсера и 6 миноносцев. Потери японцев ограниченны всего 3 миноносцами.

В донесениях, рапортах и показаниях командующего эскадрой вице-адмирала З.П. Рожественского, других адмиралов и офицеров, в заключении следственной комиссии, в труде исторической комиссии при Морском генеральном штабе, в мемуарах и исследованиях авторов изданных книг ответов на поставленный вопрос не дается. Полагая, что получение требуемого материала для ответа на поставленный вопрос принципиально возможно, но это долгая и трудоемкая работа, мы в качестве первого почина представляем книгу «Непрочитанные страницы Цусимы».

Книга состоит из 10 разделов, материал в каждом из них представлен в форме очерка, что обеспечивает полноту изложения содержания вопроса. Тут трудно что-то забыть или утаить. При изложении содержания вопроса двумя и более очерками достигается более высокая полнота и точность передачи содержания, чем в том случае, когда очерки заменяются единым текстом. В такой обстановке содержание очерков может произвольно изменяться или вовсе исключаться по усмотрению высокого начальника. Так, вице-адмирал З.П. Рожественский в период июль 1905 по март 1906 г. представил морскому министру рапорт о Цусимском бое, в нем не показаны следующие данные.

1. О включении сигнальных огней на госпитальных судах «Орел» и «Кострома» по приказанию командующего эскадрой и возникших последствиях.

2. Об обнаружении эскадры японским разведчиком «Синано-Мару» по огням госпитального судна «Орел».

3. Вероломный захват госпитальных судов «Орел» и «Кострома».

4. Возложение на личный состав «Орла» вины за захват японцами судна и незаслуженные наказания его.

5. Командующий эскадрой своим приказом 12 мая запретил использование радиотелеграфных станций на передачу. Эта мера воспринимается положительно, так как она лишила японцев возможности по излучению русских радиостанций определять места нахождения русских кораблей, но адмирал не использовал радио в интересах РЭБ.

Визуальный контакт между противниками возник только утром 14 мая, когда японский крейсер «Идзуми» и русские корабли увидели друг друга.

Перейдем к характеристике других разделов книги.

В разделе 1 показано, как изменения обстановки и отсутствие взаимопонимания между петербургским начальством и командующим 2-й Тихоокеанской эскадрой способствовали 5-кратному изменению задачи эскадры. На начальном этапе борьбы адмирал Рожественский, имея два броненосных отряда, добивался разрешения на переход в район боя в сроки, когда японский флот после победы в Порт-Артуре находился в заводах и в полигонах боевой подготовки, готовясь к боевым действиям против 2-й Тихоокеанской эскадры. Не проанализировав предложение адмирала Рожественского, высокое петербургское начальство приняло решение об усилении эскадры отрядом устаревших броненосцев контр-адмирала Небогатова, пришедших на Дальний Восток, когда японский флот был в полной боевой готовности и значительно превосходил в силах своего противника.

Командующий японским флотом адмирал Того и его штаб, разработали новый метод боевого использования корабельной артиллерии, который в «Морском сборнике» за 1925 г. № 5, с. 37 назван «систематическим управлением огнем». По нашей проработке в этом методе достигается высокая точность определения координат цели. В Цусимском бою первой жертвой такого огня стал броненосец «Ослябя», выведенный из строя через 20 минут боя и вскоре потопленный. Проходят десятилетия, а за ними и первое столетие со дня окончания войны, а события, аналогичные гибели «Ослябя», не только не выясняются, но даже не ставятся. О японском методе управления артиллерийским огнем мы расскажем в следующих книгах.

Раздел 2 посвящен рассмотрению событий, которые произошли на эскадре при переходе в район боя. Наиболее важное из них состояло в попытке адмирала Рожественского действиями четырех вспомогательных крейсеров отвлечь часть японских сил из Корейского пролива в район восточного побережья Японии и в Желтое море. Но командующий японским флотом не прореагировал на замысел Рожественского и никаких кораблей своих на борьбу с русскими вспомогательными крейсерами не послал. Боевые действия вспомогательных крейсеров оказались неэффективными и в экономическом отношении. Из пяти задержанных и потопленных ими пароходов четыре по решению Высшего призового суда России были признаны незаконными. Государственная казна вынуждена была заплатить владельцам пароходов и грузов около двух миллионов рублей. Фантастическая сумма для того времени!

В разделах 8,9, 10, излагается деятельность представителей России в борьбе за возвращение захваченных русских госпитальных судов «Орел» и «Кострома». Полные, правдивые сведения о захватах были установлены и представлены правительству России, которое вело переговоры с правительством Японии. Решительный сдвиг в переговорах произошел, когда возникло предложение о передаче конфликта на рассмотрение в международном третейском трибунале. Япония пошла на уступки.

Использование в работах по военно-морской истории фактов и положений, которые приведены в данной книге, будет способствовать получению новых научных результатов.

Книга написана по материалам, которые находятся в следующих государственных архивах и библиотеках.

1. Российский государственный архив Военно- Морского Флота - РГА ВМФ, где мы воспользовались фондами: Главного морского штаба, Морского генерального штаба, Кронштадтского порта, следственной и исторической комиссий по Цусимскому бою, вахтенными журналами кораблей.

2. Российский государственный исторический архив - РГИА хранит фонды Добровольного флота, министерства финансов, министерства торговли и промышленности, министерства императорского двора, совета министров, вахтенный журнал госпитального судна «Кострома».

3. Российский государственный военно-исторический архив - РГВИА. Здесь мы воспользовались фондами Российского общества Красного Креста, военно-походной канцелярии ЕИВ.

4. Архив внешней политики Российской империи - АВПРИ располагает документами о переписке с Японией по дипломатическим каналам о госпитальных судах, о захватах их японским флотом, о деятельности японских призовых судов, о борьбе России за возвращение госпитальных судов «Орел», «Ангара», «Казань».

5. Российская национальная библиотека, отдел рукописей - РНБ-ОР является держателем фонда автора «Цусимы» А.С. Новикова-Прибоя, где хранятся записки, донесения и показания о Цусимском сражении офицеров и нижних чинов кораблей и транспортов, там же находятся книги и документы русских, японских, английских, французских, немецких авторов, русские газеты и журналы.

6. Центральная военно-морская библиотека - ЦВМБ имеет все изданные до 1991 г. книги и документы о походе 2-й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток и Цусимском сражении, а также книги, изданные на иностранных языках.

7. Центральный военно-морской музей, отдел рукописей хранит фрагменты вахтенного журнала госпитального судна «Орел». Здесь имеются оригинальные работы участников похода 2-й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток и Цусимского сражения, труды сотрудников музея по тем же вопросам.

8. Центральный государственный архив кинофотофонодокументов г. С.-Петербурга (ЦГА КФФД СПб) располагает богатым фондом фотографий о походе 2-й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток и ее бое с японским флотом в Корейском проливе.

Использование материалов российских архивов и библиотек значительно расширяет перечень научных источников и обеспечивает более глубокое раскрытие исследуемых вопросов.

Фотографии, представленные в книге, приобретены в ЦГА КФФД СПб, а также пересъемкой фотографий из русских и английских иллюстрированных газет и журналов дореволюционных изданий.

Все даты в книге указаны по старому стилю.

1. Задача 2-й Тихоокеанской эскадры

Вопрос о задаче 2-й эскадры Тихого океана возник одновременно с принятием решения о ее формировании. Требовалось детально изучить обстановку русско-японской войны на море, определить роль 2-й Тихоокеанской эскадры в войне и сформулировать задачу эскадры. Ясность в этих вопросах появилась лишь по истечении шести месяцев войны. 10 августа 1904 г. в Петергофе под председательством государя императора Николая II состоялось совещание высших морских и военных руководителей. В совещании принимали участие: генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович, великий князь Александр Михайлович, управляющий морским министерством генерал-адъютант адмирал Ф.К. Авелан, начальник 2-й Тихоокеанской эскадры контр-адмирал З.П. Рожественский, военный министр генерал-адъютант В.В. Сахаров и министр иностранных дел граф В.Н. Ламздорф .

Ко дню совещания обстановка на театре военных действий сложилась крайне неблагоприятная. 1-я Тихоокеанская эскадра, пытавшаяся прорваться из Порт-Артура во Владивосток, в бою с японским флотом в Желтом море 28 июля 1904 г. потерпела поражение. В базу вернулись лишь пять из шести броненосцев, один крейсер и три миноносца. Броненосец «Цесаревич» и три миноносца оказались в немецкой базе Киау-Чау, крейсер «Аскольд» и один миноносец в Шанхае, крейсер «Диана» - в Сайгоне (ныне Хошимин). Миноносец «Бурный» в тумане напоролся на камни полуострова Шантунг и погиб. Только крейсер «Новик» пытался прорваться во Владивосток через пролив Лаперуза, но встретил у южного побережья о-ва Сахалин два крейсера противника, вступил с ними в бой и был потоплен. Все корабли, зашедшие в иностранные порты, были интернированы.

Неудача постигла и Владивостокский крейсерский отряд, спешивший на помощь Артурской эскадре. В бою с японскими броненосными крейсерами отряд потерпел поражение и потерял крейсер «Рюрик». После двух этих боев японский флот полностью завладел морем, но для овладения Порт-Артуром японским войскам и флоту потребовалось еще около пяти месяцев.

Вернувшаяся в Порт-Артур основная часть эскадры была переформирована в отряд броненосцев и крейсеров, командующим которого был назначен контр-адмирал Р.Н. Вирен. Активная деятельность русского флота в Порт-Артуре продолжалась. Японцы, считая возможным выход русских боевых кораблей из базы для прорыва во Владивосток, продолжали поддерживать непрерывную блокаду Порт-Артура своими главными силами - броненосцами и броненосными крейсерами. Артиллерия русских кораблей в обороне Порт-Артура представляла подвижные батареи, которые перемещались на наиболее опасные направления и не позволяли японским войскам преодолевать сухопутную оборону крепости. Только после взятия японцами горы Высокой 23 ноября 1904 г. и размещения на ней артиллерийских корректировочных постов, огнем осадных гаубиц были потоплены все русские броненосцы и крейсера. Без мощной артиллерийской поддержки кораблей отражать японские штурмы стало некому, и 20 декабря 1904 г. крепость Порт-Артур капитулировала.

На открывшемся 10 августа 1904 г. в Петергофе совещании высших морских и военных руководителей последние принимали первую Тихоокеанскую эскадру как силу, способную решать поставленные перед ней боевые задачи.

Совещание должно было решить вопрос о посылке 2-й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток «для соединения и совместных с 1-й эскадрой Тихого океана действий против неприятеля» с целью превосходящими силами разбить японский флот. Доклад о предстоящем дальнем походе сделал контр-адмирал Рожественский. По его расчетам, до Чусанского архипелага в Восточно-Китайском море предстояло пройти 18 000 миль. При скорости хода 200 миль в сутки на это требовалось 90 дней, на стоянки в бухтах для погрузки угля - 60 дней, всего 150 дней, или пять месяцев. Адмирал высказал озабоченность относительно затруднений, которые могут возникнуть в охране эскадры в пути следования. В Бельтах и Северном море, в Английском канале, в Красном и Южно-Китайском морях возможны были атаки миноносцев.

Совещание рассмотрело и приняло решение по следующим вопросам.

1. Слабость 2-й Тихоокеанской эскадры.

Великий князь Александр Михайлович отметил, что посылка эскадры имеет одну цель - разбить японский флот и приобрести господство на море. Для достижения этой цели необходим флот, превышающий по силе японский или, по крайней мере, равный ему. В составе эскадры только пять броненосцев («Князь Суворов», «Император Александр III», «Бородино», «Орел», «Ослябля»), способных вести бой с броненосными кораблями противника. Находящиеся в Порт-Артуре броненосцы и крейсера будут уничтожены противником до прихода 2-й эскадры. Два броненосных крейсера во Владивостоке «Россия» и «Громовой»-слабая помощь.

Японский флот имел 12 броненосных кораблей, во время войны достиг больших успехов, хорошо подготовлен к бою со 2-й Тихоокеанской эскадрой. Результат встречи противников очевиден, мы будем разбиты. Флот послать необходимо, но такой, который действительно может разбить японцев. Надо постараться, во что бы то ни стало, купить аргентинские и чилийские броненосные крейсера.

Адмирал Авелан сообщил совещанию, что переговоры о приобретении семи броненосных крейсеров продвигаются успешно. Предполагается, что корабли будут переданы эскадре на о. Мадагаскар, в порту Диего-Суарец, куда они будут приведены французскими командами. Кроме того, в показаниях следственной комиссии по Цусимскому бою, Авелан свидетельствовал об отказе адмирала Рожественского от включения в состав эскадры броненосца «Император Николай I» и броненосцев береговой обороны.

2. Отсутствие базы для 2-й Тихоокеанской эскадры для совместных действий с Артурской эскадрой. Контр- адмирал Рожественский просил совещание и царя предоставить базу в Чифу (Китай), откуда он мог действовать на сообщениях Японии, а если Порт-Артур падет, то и в его водах. Против высказался министр иностранных дел граф Ламздорф, указав, что Чифу-нейтральный порт, и против его захвата выступят Англия и Соединенные Штаты Америки. Другой базы никто из участвовавших в совещании, включая Ламздорфа, не предложил. 2-я Тихоокеанская эскадра осталась без базы.

3. О совместных действиях 2-й Тихоокеанской эскадры с Манджурской армией. Военный министр генерал-адъютант В.В. Сахаров заявил, что обстановка исключает наступательные действия армии. Для этого нужны большие силы, формирование второй армии, нужно время, в течение которого Порт-Артур не может удержаться. Артур падет раньше, чем армия пойдет вперед. Наступательные действия станут возможны весной 1905 г., когда армия должна вытеснить японцев с материка, а флот - отрезать их от портов Японии. В ближайшее же время содействие флота Манджурской армии не представляется необходимым.

Тут почему-то не учитывается необходимость воздействия на морские сообщения, снабжающие японские армии на китайской и корейской территориях и ведущие военные действия против русских войск.

4. О времени отправления 2-й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток, великий князь Александр Михайлович, генерал-адъютант Сахаров и частично великий князь Алексей Александрович указали, что эскадра не имеет качеств обученного и сплоченного соединения кораблей, а условия для приобретения этих качеств в походе отсутствуют. В то же время японский флот добился многих успехов в боях, обучен и подготовлен. Результат встречи противников в бою гарантирует японцам победу. Надо эскадру плюс достроенные и купленные корабли оставить на зиму в России, обучить стрельбе и эскадренному маневрированию и только после этого послать на Дальний Восток.

Контр-адмирал Рожественский возражал, указывая на уже подготовленную организацию снабжения эскадры, главным элементом которой является обеспечение углем. Идти нужно теперь же, в противном случае угольщики разбредутся. Потом уже не удастся создать всей организации. Его поддержал адмирал Авелан, сообщивший, что угольщики уже в пути, и при отказе им придется даром доплатить 2 миллиона рублей.

Великий князь Алексей Александрович с разрешения царя предложил участникам совещания проголосовать по трем вопросам.

1. Послать теперь же эскадру в поход на о. Мадагаскар, где у Диего-Суарец ждать прихода купленных у Аргентины и Чили броненосных крейсеров.

2. Если не удастся купить броненосные крейсера, то все-таки послать эскадру и рисковать всем.

3. Вовсе не посылать эскадру.

После небольших споров первый вопрос одобрен большинством участников. Против голосовал только великий князь Александр Михайлович. Второй вопрос не рассматривался вовсе, третий отвергнут всеми, кроме великого князя Александра Михайловича.

Заключительная часть совещания была посвящена обмену информацией о покупке южноамериканских судов, во время которого император приказал во что бы то ни стало купить указанные суда.

В протоколе отсутствует запись об утверждении императором решения совещания о посылке эскадры в пункт встречи с имеющими быть купленными аргентинскими и чилийскими судами. А это означало, что вопрос о походе 2-й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток не имеет официального решения.

О том, как было получено это решение, мы нашли в книге воспоминаний великого князя Александра Михайловича. Автор пишет о событиях, которые состоялись после совещания в Петергофе 10 августа 1904 г. «Мы сидели в Царском с Ники, дядей Алексеем и Авеланом и обсуждали новый важный вопрос. Нам предстояло решить, должны ли мы утвердить план адмирала Рожественского, который предлагал отправить наши военные суда на Дальний Восток, на верную гибель?

Сам адмирал не питал каких-либо надежд на победу. Он просто думал о том, что надо „чем-нибудь удовлетворить общественное мнение“. Наш флот и тысячи человеческих жизней должны были быть принесены в жертву невежественным газетным „специалистам по морским вопросам“. Эти последние открыли недавно существование некоторых технических морских терминов вроде „боевой коэффициент“, „морской тоннаж“ и т.п. и старались ежедневно доказать в газетных столбцах, что японцев можно пустить ко дну соединенными силами наших Тихоокеанской и Балтийской эскадр.

Ники объяснил нам причину нашего совещания и просил нас всех искренне высказать свое мнение по этому вопросу. Дядя Алексей ничего не мог сказать и имел гражданское мужество в этом признаться. Авелан говорил много, но не сказал ничего путного. Его речь была на тему „с одной стороны, нельзя не сознаться, с другой стороны, нельзя не признаться...“. Рожественский блеснул еще раз основательным знанием биографии Нельсона. Я говорил последним и решил не церемониться. К моему величайшему удивлению, было решено последовать моему совету и наш Балтийский флот на верную гибель в Тихий океан не посылать.

В течение двух недель все было благополучно, но к концу второй недели Ники снова изменил свое мнение. Наш флот должен был все-таки отправиться на Дальний Восток, и я должен был сопровождать государя в Кронштадт для прощального посещения наших кораблей. По дороге в Кронштадт я снова пробовал высказать свою точку зрения и встретил поддержку в лице весьма опытного флаг-капитана императорской яхты „Штандарт“. Государь начал снова колебаться. В душе он соглашался со мною.

- Дай мне еще раз поговорить с дядей Алексеем и Авеланом, - сказал он, когда мы переходили на яхту адмирала. Дай мне поговорить с ними с глазу на глаз. Я не хочу, чтобы твои доводы на меня влияли.

Их заседание длилось несколько часов. Я же в роли „enfant terrible“ ожидал их на палубе.

- Ваша взяла, - сказал Авелан, появляясь на палубе, - мы приняли неизменное решение эскадры на Дальний Восток не посылать.

„Неизменность“ решения Ники продолжалась десять дней. Но он все же переменил в третий и в последний раз свое решение. Наши суда, матросы и офицеры должны все-таки быть принесены в жертву на алтарь общественного мнения».

В заключительной части воспоминаний Александра Михайловича о эскадре говорится: «14 мая [1905 г. - В.Ц.] - в девятую годовщину коронации - наш обед был прерван прибытием курьера от Авелана: наш флот был уничтожен японцами в Цусимском проливе, адмирал Рожественский взят в плен. Если бы я был на месте Ники, я бы немедленно отрекся от престола. В Цусимском поражении он не мог винить никого, кроме самого себя. Он должен был бы признаться, что у него недоставало решимости отдать себе отчет во всех неизбежных последствиях этого самого позорного в истории России поражения. Государь ничего не сказал, по своему обыкновению. Только смертельно побледнел и закурил папиросу.

2 октября 1904 г. из порта Либава эскадра ушла в дальний поход со многими недостатками. Во-первых, отсутствовала уверенность, что семь аргентинских и чилийских броненосных крейсеров будут куплены, что приведет русских к потере значительного преимущества по броненосным кораблям. Во-вторых, не получил решения вопрос о базе, и эскадра осталась без базы. В-третьих, эскадра отправилась в поход не получив надлежащего опыта боевой подготовки и не имея возможности в условиях тропического климата и непрерывных угольных погрузок восполнить этот недостаток. Отсутствие опыта боевой подготовки особенно существенно сказывалось в артиллерийских стрельбах и эскадренном маневрировании. В- четвертых, не было уверенности, что ко времени прихода 2-й эскадры на Дальний Восток в Порт-Артуре не погибнет 1-я эскадра».

Главный начальник флота и морского ведомства генерал адмирал, великий князь Алексей Александрович (1850-1906)

Управляющий морским министерством адмирал Ф.К. Авелан (1839-1916)

Поход 2-й Тихоокеанской эскадры от Либавы до Мадагаскара вокруг Африки проходил в напряженной обстановке, создаваемой усилиями Японии и союзной с ней Англии. Гулльский инцидент, сопровождение эскадры английскими крейсерами, угольные погрузки в необорудованных, редко посещаемых бухтах, разведывательная деятельность английских кораблей в интересах Японии. В водах Индо-Китая напряжённая обстановка не изменилась. Япония и её союзники пытались свои действия и требования оправдать ссылками на Международное право. Но были разоблачены.

16 декабря 1904 г. утром эскадра достигла южной оконечности небольшого острова Сент-Мари, отделенного проливом шириной 10 миль от о. Мадагаскар. В тот же день сюда пришел госпитальный «Орел», доставивший из Кейптауна свежие газеты, полные горьких сведений о Порт-Артуре. Японские 11-дюймовые орудия при корректировке огня с горы Высокой, взятой японцами 23 ноября, легко расстреляли броненосцы и крейсера 1-й Тихоокеанской эскадры, стоявшие на якорях на внутреннем рейде Порт-Артура.

18 декабря вице-адмирал Рожественский телеграммой доложил в Петербург о прибытии эскадры на о. Мадагаскар. Роковые известия стали поступать ему в служебных телеграммах руководителей морского министерства и царя. Управляющий морским министерством адмирал Ф.К. Авелан сообщил, что покупка семи южноамериканских броненосных крейсеров не состоялась. Вслед за сим последовала весть о капитуляции Порт-Артура. Все важные события, рассмотренные на Петергофском совещании 10 августа 1904 г. как возможные, к концу года стали реальными и роковыми. Тяжелые известия, обострив обстановку, не сломили железного адмирала, не вынудили его отказаться от задуманных планов.

На сообщение исполняющего обязанности начальника Главного морского штаба вице-адмирала П.А. Безобразова о подготовке к походу на Дальний Восток отряда кораблей под командой контр-адмирала Н.И. Небогатова и его запросе куда направить этот отряд после прибытия его в порт Джибути. Рожественский ответил 30 декабря, в первую очередь включив в свою телеграмму информацию по отряду капитана 1 ранга Добротворского, для которого он оставил 25000 тонн угля в порту Диего-Суарец. Заканчивается телеграмма важными признаниями: «Не будучи в состоянии даже приблизительно определить, когда доберется на Мадагаскар „Олег“ и с ним идущие суда, не оставляю им никаких инструкций. Тем менее, мог бы предугадать теперь, что следует делать отряду Небогатова; сам предполагаю идти дальше через 7 дней», то есть 6 января 1905 г.

В телеграмме Рожественского важное значение имеют два момента. Первый момент - его решение следовать во главе эскадры на Дальний Восток, на что он имел право. Адмирал Авелан, будучи опытным служакой, в показании следственной комиссии по Цусимскому бою свидетельствовал, что он не помнит, когда именно, то ли на Петергофском совещании, то ли позже, было решено, что «в случае падения Порт-Артура 2-я эскадра должна следовать во Владивосток». Именно этим решением воспользовался адмирал Рожественский, начав подготовку к переходу через Индийский океан.

Второй момент состоит в стремлении Рожественского передать управление отрядом капитана 1 ранга Л.Ф. Добротворского Главному морскому штабу. Это обстоятельство породило в морском министерстве ответные действия. На Рожественского посыпались грозные запросы, среди которых решающее значение имела телеграмма № 15 от 2 января адмирала Авелана: «Если Вы уйдете до прибытия отряда Добротворского, приход которого в Джибути ожидается 6 января, где он пополнит запасы угля, то признаете ли необходимым идти ему на Мадагаскар за углем и инструкцией или дадите ему сами указание в Джибути, куда идти для получения угля и как следовать далее». В конечной части телеграммы говорится, что до получения указаний адмирала Рожественского морское министерство «не может делать никаких распоряжений относительно отряда Добротворского». Такую же линию морское министерство намерено проводить в отношении угольщиков, транспорта «Иртыш», парохода «Анамба».

Нарушала ли Франция нейтралитет?

(Из газеты «Новое время». № 10470 от 28 апреля-11 мая 1905 г.)

Издатель «Нового времени» получил по этому вопросу следующее письмо от профессора международного права Ф.Ф. Мартенса.

В настоящее время Япония и вся японофильская печать Англии, Соединенных Штатов и Европы громко обвиняют Францию в нарушении своего нейтралитета вследствие разрешения эскадре адмирала Рожественского стоять в Камранской бухте или в территориальных водах французских индо-китайских владений. Японофильские органы английской периодической печати угрожают Франции даже разрывом с Англией, обязанной поддерживать свою союзницу Японию в виду явного содействия России со стороны Французского правительства.

Позвольте мне, через любезное посредство вашей газеты, разъяснить в немногих словах этот животрепещущий вопрос и вместе с тем публично ответить на вопросы, с которыми ко мне неоднократно обращаются знакомые и незнакомые лица. Само собой разумеется, что я постараюсь ответить на эти вопросы совершенно объективно и беспристрастно.

Франция обвиняется в нарушении своих обязанностей нейтральной державы по двум основаниям: во-первых, она разрешает русским военным судам оставаться во французских портах дольше суток, то есть 24 часов, и во-вторых, она позволяет им оперировать во французских территориальных водах. Ни одно из этих двух обвинений не выдерживает самой снисходительной критики с точки зрения теории и практики современного международного права.

В самом деле, во-первых, нет никакого международного обязательного закона или постановления, в силу которого нейтральная держава обязана не разрешать военным судам воюющих государств пребывать в ее гаванях, портах или водах дольше 24 часов. Такого закона нет. Если некоторые державы, в самое последнее время, стали в своих декларациях о нейтралитете провозглашать указанное ограничение, то это их собственное дело и личный взгляд, но не международный закон. Одни державы, как Швеция и Норвегия, совсем запрещают судам воюющих держав заходить в их военные порты, другие, как Англия и Соединенные Штаты, ограничивают пребывание 24 часами. Франция же во время последних войн никакого срока не устанавливала. Наконец, Россия во время испано-американской войны 1898 года, приняла 24-часовое пребывание с такой, однако существенной оговоркой, что правительство может продолжить этот срок по усмотрению.

На основании этих положительных фактов не подлежит никакому сомнению, что никто не имеет права требовать от Франции изменения своего взгляда на право убежища в ее портах в пользу военных судов воюющих государств. Право убежища даже в отношении преследуемых преступников всегда считается проявлением верховной власти государства, которое зависит от его свободного усмотрения.

Настолько же неосновательно обвинение Франции в нарушении обязанностей нейтральной державы по поводу пребывания русской эскадры в ее территориальных водах. Аля основательности подобного обвинения нужно положительным образом констатировать самый факт пребывания русских военных судов в этих водах. Спрашивается: кто установил этот факт? Японцы? Если бы они были в Камранской бухте, их бы увидел адмирал Рожественский и с ними познакомился бы. Англичане? Они держались подальше от нашей эскадры, и адмирал Рожественский их наверно не допускал на близкое расстояние к своим судам.

Если ни японцы, ни англичане не могли констатировать действительное пребывание русской эскадры во французских территориальных водах, то надлежащим образом это могли сделать только сами французские власти. Если же они положительным образом отрицают этот факт, то другие правительства, нисколько не будучи призваны наблюдать за сохранением французского нейтралитета, должны безусловно верить заявлениям французского правительства. Единственное государство, имеющее рядом с Францией интерес и право выяснить этот вопрос, это Япония. Но японских военных судов, наверное, не было ни в Камранской бухте, ни в близости.

Наконец, не следует упускать из виду еше одно обстоятельство, хотя можно спорить против его разумности в настоящее время. Несомненно, что адмиралу Рожественскому этот закон отлично известен и потому он останавливался главным образом вне трёх мильного расстояния от французского берега. По Международному праву он имел несомненное право проходить через территориальные воды французских владений в Индо-Китае. Если же он останавливался на продолжительное время в пределах этих вод, то только одному французскому правительству принадлежит право протеста. Никоим образом не принадлежит подобное право ни Англии, ни другой какой-либо нейтральной стране. Относительно же права протеста самой Японии да позволено будет иметь весьма веские сомнения. Едва ли воюющая держава, нарушающая самым дерзким образом все начала нейтралитета в Корее, в гаванях Чемульпо и Чифу, имеет малейшее право напоминать кому-либо о несоблюдении законов международного права относительно нейтралитета.

Мое заключение следующее: никто не доказал нарушения Францией долга нейтральной державы в пользу русской эскадры и никто, а менее всего Япония, поставлен на страже нейтральности французских территориальных вод. Это право и обязанность исключительно и всецело принадлежат одному французскому правительству.

27 апреля 1905 г. Ф. Мартенс

На следующий день телеграмма № 15 была доложена царю контр- адмиралом А.А. Вирениусом, помощником начальника Главного морского штаба. А на последующий отправлена телеграмма № 56, передающая решение царя: «Государь император повелел Вам не уходить с Мадагаскара до получения распоряжений после Вашего ответа на № 15 относительно дальнейшего направления отряда Добротворского, задержанных угольщиков, „Иртыша“ и парохода „Анамба“. № 56 Авелан».

Из телеграмм № 15 и 56 видно, что самостоятельные действия адмирала Рожественского по переходу эскадры через Индийский океан и дальнейшему следованию во Владивосток признаются как царем, так и управляющим морским министерством в качестве разрешенных ранее. Следовательно, 2-я Тихоокеанская эскадра получила новую задачу, которая состояла в прорыве во Владивосток и организации боевых действий оттуда против Японии.

Корпус броненосца «Князь Суворов» после спуска на воду. 12 сентября 1902 г.

Адмирал Рожественский, несмотря на тяжелые условия деятельности, созданные царем и руководителями морского министерства, выполнил их требования, продолжая борьбу за проведение самостоятельного похода на Дальний Восток. О достигнутых результатах свидетельствует проект неотправленной телеграммы в его адрес, составленный контр-адмиралом Вирениусом, который начинается словами: " Высочайше разрешено Вам следовать далее по Вашему усмотрению". Но эта часть проекта не была послана, её "перебила" высочайшая телеграмма №244. отправленная 12 января 1905 г. генерал- адъютанту Рожественскому: "Возложенная на Вас задача состоит не в том, чтобы с некоторыми судами прорваться во Владивосток, а в том, чтобы завладеть Японским морем. Для этого имеющиеся сейчас у Вас на Мадагаскаре силы недостаточны.

Если же к Вам присоединятся отряды Добротворского и Небогатова, последнее может осуществиться в конце марта в Индийском океане, то будете иметь шансы на успешное выполнение задачи. Признаю безусловно необходимым для усиления эскадры Вам дождаться отряда Добротворского на Мадагаскаре, отдельное следование которого считаю слишком рискованным. Что касается отряда Небогатова, то не желая Вас связывать, ожидаю Ваше мнение, находите ли возможным произвести это присоединение в Индийском океане, распределив плавание эскадры для этой цели. Николай". Задачу эскадры о прорыве во Владивосток царь заменяет на "эскадре совместно с дополнительными силами завладеть Японским морем".

Владимир Семенов в "Расплате" рассказывает о том сильном впечатлении, какое произвела телеграмма № 244 на адмирала Рожественского, и о намеченной им "программе" борьбы за самостоятельный прорыв эскадры во Владивосток с последующими действиями против Японии с севера.

Телеграмма по существу не содержала ничего нового по сравнению с решениями, принятыми на Петергофском совещании. Действительно содержательного различия между этими документами нет, но они имеют в виду различный состав сил. На Петергофском совещании принимали, что в водах Дальнего Востока 2-я Тихоокеанская эскадра, усиленная семью броненосными крейсерами, купленными в Аргентине и Чили, будет вести боевые действия совместно с 1-й Тихоокеанской эскадрой против японского флота за овладение морем. Преимущество в силах было бы у русских. После сдачи Порт-Артура, уничтожения 1-й Тихоокеанской эскадры и отказа южноамериканских государств в продаже броненосных крейсеров преимущество в силах перешло к японскому флоту, имевшему в своем составе 4 броненосца и 8 броненосных крейсеров, то есть 12 современных броненосных кораблей.

В телеграмме № 244 предусмотрено усиление 2-й Тихоокеанской эскадры устаревшими кораблями Балтийского флота: броненосцем "Император Николай 1", тремя броненосцами береговой обороны типа "Адмирал Сенявин" и крейсером "Владимир Мономах". Еще при формировании 2-й Тихоокеанской эскадры контр-адмирал Рожественский отказался от этих кораблей. По вооружению и маневренным элементам они были не способны противостоять японским броненосным кораблям.

Как могло случиться, что державный вождь армии и флота поставил 2-й Тихоокеанской эскадрой нереальную задачу? Основные сведения по этому вопросу мы получили из документов адмирала Авелана и контр-адмирала Вирениуса. Адмирал Авелан в показании следственной комиссии по Цусимскому бою сообщает о совещании по посылке на Дальний Восток отряда контр- адмирала Небогатова. Совещание состоялось 11 января 1904 г. под председательством генерал-адмирала великого князя Алексея Александровича. На совещании присутствовали: великий князь Александр Михайлович, наместник царя на Дальнем Востоке генерал-адъютант Алексеев, вице-адмиралы Диков, Дубасов, Бирилев и Безобразов, контр-адмиралы Вирениус и Небогатов. Обсуждался вопрос о необходимости задержания эскадры Рожественского для ее усиления отрядом Небогатова.

Журнал совещания составлен не был, но ход прений записал контр-адмирал Вирениус, его записями воспользовался адмирал Авелан. О решении совещания он пишет: "Совещание признало, что с падением Порт-Артура цель 2-й эскадры изменилась сама по себе и что, во всяком случае, желательно, чтобы по приходу в район военных действий эскадра была усилена".

Записей прений на совещании, сделанных Вирениусом, найти не удалось, но в РГА ВМФ нами обнаружена записка Вирениуса по рассматриваемому вопросу. В ней говорится: "На совещании, бывшем 11 [января 1905 г. - В.Ц.] у ВК [Великого князя Алексея Александровича - В.Ц.] высказано общее мнение, что задача, поставленная эскадре, состоит в овладении морем и что выполнение этой задачи приобретает некоторые шансы только по присоединении к эскадре отряда контр-адмирала Небогатова, не говоря уже, конечно, об отряде Добротворского". Сравнивая записи Авелана и Вирениуса о решении совещания от 11 января 1905 г. с телеграммой царя № 244, видно, что запись Вирениуса адекватна тексту телеграммы. Следовательно, при докладе царю о совещании 11 января, великий князь Алексей Александрович выдвинул предложение о новой задаче 2-й Тихоокеанской эскадры, правильно схваченное в записке контр-адмирала Вирениуса.

Записка А.Ф. Гейдена о неотложных мероприятиях войны (ГАРФ. Ф. 543, оп. 1, д. 77, л. 56-66.)

Чувствуя душевную тревогу за положение флота, представляю свой доклад Вашему Величеству.

Начало войны (повреждение в ночном нападении двух лучших броненосцев в Порт-Артуре, гибель "Варяга" в Чемульпо и вынужденное возвращение судов, идущих на усиление Тихоокеанской эскадры) поставило наш флот в неблагоприятные условия, нарушило сразу равновесие морских сил на Дальнем Востоке и заставляет наш флот временно отказаться от наступательных действий.

Между тем, для обеспечения решительной победы над островным врагом потребуется полное поражение морских сил неприятеля, прекращение его военно-морских сообщений, нанесение ударов и нападений на его владения. Но без превосходства наших морских сил решительной победы не может быть, несмотря на все усилия сухопутной армии и отдельные подвиги наших судов.

Если японцы будут вытеснены не только из Манчжурии и Северной Кореи, но даже из всей Кореи, это будет победа относительная, а результатом войны может оказаться прежнее международное положение на Дальнем Востоке. О территориальном вознаграждении со стороны Японии не может быть и речи. Манчжурия в случае сохранения китайского нейтралитета остается в том же положении. Упрочение нашего политического влияния и нашей частной предприимчивости в Корее ничего государству не дает. Приобретение же порта Мозампо в Корее при японском господстве в Корейском проливе не позволит его широко использовать. Обеспечение морских сообщений между нашими базами во Владивостоке и Порт-Артуре, пока о. Иусима находится в руках Японии, невозможно. Материальные затраты, с которыми сопряжена война, могут иметь тяжелые последствия для внутреннего положения России.

Самая решительная полная победа над Японией необходима для мирового положения России. А для этого необходимо безотлагательное значительное усиление наших морских сил на Крайнем Востоке, приобретающее первостепенное государственное значение.

Общественное и народное сознание чутьем угадало эту мысль и во всех концах России притекают щедрые пожертвования на неотложные нужды флота.

Никогда может быть во всей истории русского флота не было времени более рокового, более важного, чем теперь. Настало время ему оправдать все заботы и попечения о нем наших государей и те жертвы, которые несло государство по созиданию, обновлению и содержанию флота в боевой готовности. Если теперь флот окажется бессильным дать решительную победу над врагом, то он совсем не нужен России. В самом удачном случае адмирал Макаров по исправлении поврежденных судов может принять успешный бой с сильным неприятелем и даже разбить его, но должен будет вывести почти всю свою эскадру из строя на несколько месяцев и господство на море в корейских водах не получит, и морские сообщения японцев будут продолжаться беспрепятственно.

Нужно безусловное превосходство морских сил и дать это превосходство Тихоокеанскому флоту есть священный долг всего морского ведомства и всей трудовой силы, работающей над материальным составом флота.

Между тем, то, что делается теперь в морском ведомстве, далеко недостаточно. Адмирал Рожественский, который, как говорят, поведет эскадру (официально об этом флоту неизвестно), сам не верит в возможность посылки эскадры раньше глубокой осени, не верит в безусловную необходимость посылки его эскадры в Тихий океан и поэтому останавливается перед возникающими затруднениями и препятствиями в изготовлении, снабжении, вооружении и компании плавания судов этой эскадры (это мое личное впечатление, вынесенное из разговоров с адмиралом и лицами, работающими в Петербурге). А главное, адмирал Рожественский завален текущими напряженными работами Главного морского штаба, который, как и Порт-Артурская эскадра, застигнут войной врасплох, в самом начале обширных организационных работ.

Нельзя заниматься двумя ответственными делами сразу -управлять Главным морским штабом и готовить эскадру. Чтобы она могла действительно своевременно двинуться на Восток, необходимо безотлагательно назначить начальника эскадры, младших флагманов, штаб и кадры, которые необходимы этому начальнику эскадры, дать все необходимые средства, самостоятельность и возложить на него державным словом ответственность за выполнение этого дела государственной важности. Надо поставить начальника эскадры в более непосредственное общение с Вашим Величеством, чтобы личный состав снаряжаемой эскадры чувствовал личное участие и внимание к этому делу державного вождя русского флота.

Если адмирал Рожественский, как человек выдающийся по своим способностям, знаниям, энергии и административной опытности, нужен здесь для организации работы штаба, а другого подготовленного для этого дела адмирала нет, то надо назначить другого начальника эскадры, пренебречь совершенно вопросами личного самолюбия, которому здесь не место, что вполне постигнет адмирал Рожественский. Если бы Вашему Величеству угодно было прислушаться к тому, что говорят на флоте, то обший голос указал бы на человека, который в данном случае по своим личным качествам упрямства и безграничной воли, не остановится ни перед каким препятствием, чтобы исполнить возложенный на него труд-это вице-адмирал Чухнин, директор морского корпуса. Конечно, в случае его назначения необходимо тотчас освободить его от занимаемой должности.

В снаряжаемую эскадру не предполагается включать судов сравнительно старых: "Наварин", "Нахимов", "Владимир Мономах". Броненосец "Наварин" имеет 14-15 узлов хода. По отзывам опытных адмиралов и командиров, прекрасное во всех отношениях судно, с котлами, за исправность которых техники ручаются еще, по крайней мере, на 3 года. Артиллерия главного калибра-305 мм с длиной ствола 35 калибров.

Броненосный крейсер "Адмирал Нахимов" имеет, по отзывам портового начальства, вполне исправные котлы и ход 16 узлов. Главная артиллерия калибром 203 мм и длиной ствола 35 калибров.

Крейсер "Владимир Мономах" имеет новые котлы. Для боя с морским противником на корабле установлены 152-мм пушки с длиной ствола 45 калибров и 120-мм с аналогичной длиной ствола.

Все эти суда, если их включат в состав эскадры, могут быть вполне готовы к походу 1 июля 1904 г. или раньше. Опытные командиры утверждают, что старые суда, испытанные и исправные, надежнее новых, еще не вполне испытанных. На новых судах первые полгода эксплуатации происходят беспрерывные повреждения и поломки, обусловленные неопытностью команды и непритертостью механизмов. Эскадренный ход новых судов будет не более 12-14 узлов, т.е. одинаков с упомянутыми старыми судами. Если эти суда будут посланы, то силы наши в Тихом океане получат подавляющее превосходство. Так как немыслимо посылать всю эскадру одновременно, в полном составе, то главная часть ее (4-5 броненосцев и б крейсеров) может уйти в поход уже 1 июля и в конце августа прибыть на Восток.

Отправленные до 1 июля на Восток вспомогательные крейсера могут быть прекрасными разведчиками. Второй отряд эскадры (примерно 2-3 броненосца и 2 крейсера) может отправиться в конце августа и прибыть в Тихий океан в октябре. Третий отряд с минными судами должен выступить не позже 1 октября и прибыть на Восток в декабре.

Надо иметь ввиду, что каждый лишний день сокращения срока прибытия значительных подкреплений в Тихий океан сокращает срок войны и потому следует не останавливаться заранее ни перед какими соображениями и препятствиями. Если дело задержать, то пусть его задержат или остановят действительные препятствия, а не боязнь их.

Посылаемые эскадры нуждаются в различных вспомогательных средствах: транспортах, угольных транспортах, транспортах-мастерских и в быстроходных вспомогательных крейсерах-разведчиках большого радиуса действия для разведок на больших районах по пути следования эскадры.

Снаряжение этих крейсеров и транспортов и посылок первых в ближайшем будущем для крейсерских действий к берегам Японии до прибытия эскадры в Малайский архипелаг поручено уже Великому Князю Александру Михайловичу. Необходимо ему же поручить все дело изготовления транспортов эскадры и подчинить ему непосредственно Добровольный флот, который в настоящее время ограничивается лишь проявлением дружественного нейтралитета к морскому ведомству.

Великий князь Александр Михайлович, как главноуправляющий торговым мореплаванием имеет все нити и средства в руках для использования в требуемой мере Добровольного флота и коммерческих пароходов для целей войны. Но его Высочество при всех своих выдающихся способностях, знаниях, энергии и рабочей силе, не ведом мне, как великий князь, в чувстве ответственности перед государством в делах государственных расходов на поручаемое ему дело. Эта ответственность должна быть внушена Великому князю державным словом Вашего Величества.

Дабы обеспечить эскадру, идущую на Восток, подготовленным личным составом, необходимо было бы сократить в настоящем году программы Учебно-артиллерийского и Учебно-минного отрядов, дабы они могли дать к августу на суда, отправляющиеся в Тихий океан, около двух смен комендоров и минеров. Равным образом, особенно важно обучать в течение предстоящих трех месяцев к июлю новую партию машинистов и кочегаров на учебном судне "Океан", находящемся в Либаве и могущим принять новый контингент учеников тотчас после Пасхи.

Для усиления наших морских сил в Тихом океане необходимо кроме броненосцев и крейсеров иметь еще и минные суда. Отправление истребителей в течение лета с эскадрой немыслимо ввиду неблагоприятных для их плавания условий погоды. Раньше глубокой осени нельзя рассчитывать на их отправку. Между тем, присутствие их ко времени прибытия эскадры необходимо для обеспечения ее от атак неприятельских миноносцев, которые, конечно, будут усилены вновь строящимися минными судами.

Единственное средство помочь делу- немедленно приступить к постройке во Владивостоке и на Амуре 12 корпусов истребителей в 350 тонн по чертежам уже построенных, доставив для этого туда весь нужный материал от частных заводов, работающих с морским ведомством и одновременно снять с 12 истребителей уже находящиеся на них все механизмы и котлы для отправки во Владивосток и на Амур и установки их на тех истребителях, одинаковых по чертежу, которые будут выстроены в 3-4-месячный срок. А взамен их заказать немедленно новые механизмы и котлы для разоружающихся корпусов оставшихся здесь истребителей. К осени эти механизмы могут быть подготовлены и установлены.

Этим способом постройки 12 истребителей на войне мы должны уложиться в 4-5 месяцев, то есть к концу августа они могут войти в состав нашего флота в Японском море и ко времени прибытия эскадры из Балтийского моря будут готовы прорваться на соединение с нею.

Эти истребители явятся с совершено исправными механизмами, тогда как направляемые вкруговую приходят в Тихий океан с надорванными котлами и поврежденными холодильниками. Съемку механизмов и котлов с каждого из здешних истребителей и установку их на новых корпусах на Востоке следует поручить дельному инженер-механику, а все дело постройки 12 истребителей, имеющее важное стратегическое значение в войне, нужно возложить на опытное лицо - контр-адмирала или капитана 1 ранга, специалиста по минному делу.

Комитет по усилению флота на добровольные пожертвования заказал 8 истребителей водоизмещением 500-570 тонн, которые будут готовы только к концу текущего года. Если бы механизмы и котлы разоруженных здесь истребителей были готовы к осени, то эти заказанные комитетом 8 истребителей заменили бы их на Дальнем Востоке.

Одновременно с направлением главной части эскадры в Тихий океан необходимо будет мобилизовать весь Черноморский флот, включив в него броненосец "Потемкин" и новые истребители Черноморского флота.

Хотя Севастополь должен строго придерживаться нейтралитета в настоящей войне и политики невмешательства в дела Востока, тем не менее, мобилизация флота на случай каких-либо осложнений, могущих затруднить свободный переход эскадры Балтийского моря через Суэцкий канал, выглядит обоснованной.

Независимо от этого, если бы события на Ближнем Востоке, где могут в течение лета возникнуть новые осложнения, благодаря активизации английских общественных сил, ничего общего с великобританским правительством не имеющих, могут заставить нашу эскадру, идущую в Тихий океан, остаться в Средиземном море. В таком случае мобилизованный Черноморский флот вместе со средиземноморской эскадрой будет лучшим, самым действительным средством для предотвращения роковой для настоящей войны с Японией развязки событий на Балканском полуострове или в Малой Азии[* Эти заявления, вводящие в заблуждения и без того ни во что не вникавшего "державного вождя’’, говорят или о полном незнании обстановки того времени, или о каком-то скрытом умысле. —А.В.].

По тем же причинам то же самое следует сказать и об обороне Балтийского моря. Она должна быть организована теперь же для мобилизации во всякий любой момент. Для этого необходимо безотлагательно установить единоначалие в командовании морскими силами Балтийского флота и портов Балтийского моря. Независимо от главнокомандующего войсками всей прибрежной сухопутной и крепостной обороны.

Беру на себя смелость утверждать все вышеизложенное, потому что глубоко убежден, что флот переживает самый важный в своей истории момент. Если морское ведомство не напряжет всех своих сил, то Тихоокеанский флот окажется беспомощным, а Балтийский бесполезным, представляя собой лишь запас ненужной доблести.

Чтобы морское ведомство и все работающие на флот чувствовали великое государственное значение своей работы в настоящее время необходим грамотный призыв державного слова к деятельности необычайной. Этот призыв мог быть сделан в виде рескрипта на имя генерал-адмирала. Но и этого недостаточно. Надо чтобы все чувствовали зоркий глаз Государя, внимательно следящий за работой морского ведомства. Для этого у Вашего Величества есть морская свита, которая может служить орудием непосредственного осведомления о ходе тех или других работ и тех или других обстоятельств, затрудняющих дело.

Простите, Ваше Величество, что я так торопливо спешу изложить все это именно сегодня, когда Вашему Величеству угодно будет удостоить меня беседой. Ноу генерал-адмирала завтра всеподданнейший доклад и если бы Ваше Величество признали нужным поговорить хотя бы о чем-нибудь из положений с Его Высочеством, то это желательно сделать завтра же.

Каждый день, а тем более каждая неделя отсрочки усиления наших сил в Тихом океане-лучший козырь в руках Японии.

Кончая настоящее всеподданнейшее обращение мое к Вашему Величеству, я испытываю чувство исполненного долга, хотя бы письмо мое осталось бы при мне без всяких последствий. Я понимаю, это побуждаемый глубокими убеждениями в значении флота для России, горячей преданностью к Вам, Государю, и глубокой верой в благодеяние для России значения Вашего царственного подвига и в историческом державном Вашем призвании.

Вашего Императорского Величества всеподданнейший флигель-адъютант капитан 1 ранга граф Гейден

21 марта 1904 г.

Скороспелое, непродуманное повеление царя о новой задаче 2-й Тихоокеанской эскадры требовало от командующего эскадрой в корне изменить тактику (способы боевых действий) эскадры. Предполагая осуществить прорыв эскадры через Корейский пролив, он не мог рассчитывать на достижение существенных результатов при встрече с японским флотом, а тем более "овладеть морем", он мог только попытаться с приемлемыми потерями дойти до Владивостока. А затем из Владивостока уже действовать в зависимости от обстановки: уничтожать мелкие группы и одиночные корабли, нарушать морские сообщения японцев, ставить минные заграждения и банки, вести разведку и т.п.

Телеграмма № 244 требовала от адмирала Рожественского вести активные действия против японского флота, его главных сил, не откладывая их до прихода во Владивосток. Он должен был вести разведку и поиск главных сил, а с обнаружением противника атаковать его силами эскадры, стремясь уничтожить врага. Сам он активные действия против врага, обладающего значительным преимуществом в силах, считал неприемлемыми и стремился избежать их.

Адмирал Рожественский понимал, что телеграмма № 244 появилась по какому-то недоразумению и решает переубедить "державного вождя армии и флота" аргументированными доводами. 22 января 1905 г. он докладывает: "Задержавшись здесь, даем время неприятелю привести в полный порядок главные силы, а слабым передовым отрядам приспособиться в южных проливах Индийского океана, изучить местность и изготовить нам скрытые ловушки. Из отряда Добротворского один "Олег" прибавит силы и тот немного, потому что ходит плохо, имея лопнувший цилиндр.

Небогатов был бы значительным подкреплением, но трудно сказать, в каком виде он дойдет до Мадагаскара. Соединенная с ним эскадра ни в каком случае не появилась бы в Японском море ранее июня. Не зная, как организовано снабжение отряда Небогатова, предполагаю, что ожиданием его присоединения совершенно расстроится наше собственное снабжение, рассчитанное на сроки, уже теперь приходящие в беспорядок вследствие перемен. Генерал-адъютант Рожественский".

Так Рожественский начинает реализацию своих намерений с указания отрицательных последствий в развитии обстановки вследствие задержки эскадры на Мадагаскаре, показывает некоторые отрицательные свойства кораблей адмирала Небогатова и их влияние на боевую деятельность эскадры. Через три дня царь отвечает Рожественскому: "Признаю необходимым Вам дождаться присоединения отряда Добротворского, находящегося уже на пути к Мадагаскару; что касается отряда Небогатова, который выходит из Либавы через несколько дней, то не желая Вас связывать, предоставляю на Ваше усмотрение ожидать его или нет. Но Ваше решение, а также предположения о дальнейшем Вашем плавании необходимо иметь здесь, чтобы держать Небогатова в известности о месте Вашего нахождения и намерениях. Николай".

Ходатайства Рожественского находят некоторое понимание у царя и смягчают его требования. Остается обязательным только ожидание прибытия отряда капитана 1 ранга Добротворского. Относительно отряда контр-адмирала Небогатова, ждать или не ждать Рожественскому его прибытия, царь передает на усмотрение командующего эскадрой. Вице-адмирал Рожественский становится для царя важным советником по делам 2-й Тихоокеанской эскадры.

В телеграмме от 3 февраля 1905 г. Рожественский наращивает свои доводы в хорошо освоенной им теме ремонта кораблей: "Если бы была уверенность, что корабли Небогатова так ремонтированы, что срочно дойдут на Восток и будут способны сражаться, было бы преступным риском не дождаться их здесь. Ваше императорское величество, я сомневаюсь в надежности их ремонта, и если через три месяца они сюда только дойдут с развалившимися котлами, холодильниками, паропроводами, то мое сидение на Мадагаскаре возбудит взрыв в виде всеобщего негодования. Без Небогатова в виду бесплодной потери всей первой эскадры могу рассчитывать достигнуть с потерями Владивостока, опираясь на него, действовать на севере.

Пробиваться во Владивосток считаю возможным лишь при быстром движении, исключающем возможность соединения с Небогатовым в пути. Вопрос сводится к тому, произведен ли ремонт капитально и хорошо и употреблены ли для ремонта Небогатовских судов прочные материалы, или по обычаю неумелые произведения русских заводов, с которыми мы так мучаемся на второй эскадре из новых кораблей. Если морское ведомство уверено в отличном ремонте, повелите Ваше императорское величество ждать, если ремонтировали установленным порядком, благословите идти. Генерал-адъютант Рожественский".

Суждения Рожественского о некачественном ремонте судов Небогатова строятся не на фактах, а на домыслах адмирала. Корабли Небогатова дошли на Дальний Восток, совершив переход за 2,5 месяца - рекордный срок для эскадры. Прикрываясь своими домыслами, Рожественский намекает на успешный прорыв кораблей 2-й Тихоокеанской эскадры во Владивосток, без Небогатова. Нет места Небогатову и в других планируемых действиях командующего эскадрой. Царю стало понятно нежелание Рожественского принять под свое командование Небогатова с отрядом броненосцев береговой обороны. В телеграмме от 7 февраля генерал-адъютанту Рожественскому "державный вождь армии и флота" предписывает самостоятельно решить вопрос о том, где ему следует встретиться с Небогатовым, и напоминает, что обоим предстоит выполнить приказ о завладении Японским морем.

Вопрос о месте встречи адмиралов Рожественского и Небогатова получил такое решение: оба адмирала ушли на Восток с предложением о месте встречи в зависимости от обстановки на месте.

26 апреля 1905 г. адмиралы встретились.

Напоминание царем задачи о завладении Японским морем говорило о том, что он не понимает коренного различия между задачей завладения морем и прорывом эскадры во Владивосток. Рожественский решил объяснить царю суть вопроса, полагаясь на имеющийся опыт 1-й Тихоокеанской эскадры. Свои соображения он изложил в телеграмме от 17 февраля: "Первая эскадра, имевшая перед войной 30 боевых судов разных рангов и 28 миноносцев, оказалась недостаточной для овладения морем. Второй эскадре, имеющий 20 боевых судов и только 9 миноносцев, задача овладения морем теперь не по силам, потому что от первой эскадры не осталось ничего, кроме "России". С присоединением Небогатова силы не будут достаточны для овладения морем. Прибавляя 4 плохих судна, Небогатое прибавит 8 транспортов, защита которых свяжет движения эскадры. Если бы в Средиземном море с Небогатовым соединился Чухнин с тремя броненосцами и двумя крейсерами Черного моря, то все вместе со 2-й эскадрой могли бы составить флот по численности боевых судов равный, а по силе артиллерии даже превышающий погибшую первую эскадру, хотя значительно уступающую ей в числе миноносцев. Такой флот, при условии неусыпного снабжения его запасами, мог бы владеть морем".[* Абсолютно нереальное и невежественное предположение З.П. Рожественского. Ни один из русскох броненосцев за всю историю не прошел черноморские проливы. И осуществить эту утопию не позволила бы не только Англия, но даже и "лучший друг" России, — Франция. Это так-же является ответом и на то, почему в конце 19-века для Балтики или заказывались во Франции или строились у себя броненосцы по "французскому" образцу. Дело в том, что осколочно-фугасные снаряды для английского флота (и переданные затем в Японию) создавались против французских броненосцев. Именно так, за годы до войны, руками великих князей и "абаз" различного образца, уже под снаряды, имеемые в английских арсеналах, строились "цесаревичи" и готовилась эта катастрофа. Об удачном типе черноморского броненосца №8 — "Князе Потемкине Таврическом" (проект 1897 года), придворные "абазы", находившиеся в высшей степени возбуждения от ожидаемых "откатов", даже и не заикнулись. — В. А.]

Если же присоединение черноморцев невозможно, то ближайшей задачей 2-й эскадры должно быть достижение Владивостока, а затем, по освобождении от транспортов, возможно непрерывное плавание главных сил на сообщениях неприятеля с метрополией и вспомогательных крейсеров на путях подвоза военной контрабанды. Дальнейшее ожидание 2-й эскадры на Мадагаскаре требовало бы организации вновь всего снабжения. Если ожидание не увенчалось бы соединением с черноморским флотом, то плодом сего было бы физическое и нравственное утомление, поэтому имея ныне всемилостивейшее соизволение вашего императорского величества, выйду в последних числах февраля по назначению, рассчитывая, что морское министерство не упустит времени озаботиться доставкой угля помимо немцев, которые нам изменили. Теперь же пользуясь отвлечением внимания японцев от Владивостока, следует немедля посылать туда в огромных количествах уголь, рассчитывая, что дойдет четвертая часть. Генерал-адъютант Рожественский".

Содержание телеграммы от 17 февраля дает, в основном, правильное объяснение прошлого русско-японской войны на море и верно прогнозирует ее будущее. Зиновий Петрович показывает, что японский флот победить можно и завладеть морем тоже, но для этого 2-ю Тихоокеанскую эскадру необходимо усилить броненосцами и крейсерами Черноморского флота. Эскадра с "плохими судами" Небогатова не может завладеть морем. На нее можно лишь возложить задачу прорыва в составе эскадры во Владивосток, опираясь на который, как на базу, в дальнейшем действовать на морских и океанских сообщениях Японии.

Анализ положения 2-й Тихоокеанской эскадры, сделанный Рожественским, подсказал царю, что надо отказаться от установки "на завладение морем". По оценке официального историка в книге "Тсусимская операция" (с. 10е-10ж): "О необходимости овладеть морем из столицы Российской империи уже не напоминалось". Это была минимальная уступка царя Рожественскому, на максимальную - прекращение похода и возвращение эскадры в Россию - царь не подвигался. Он сохранял надежду на прорыв эскадры во Владивосток при приемлемых потерях.

Добившись отказа царя от задачи завладения морем, Рожественский в дальнейшей переписке с ним стал добиваться разрешения на незамедлительное движение эскадры на восток без отряда контр-адмирала Небогатова. Первая мысль об этом просматривается в телеграмме, посланной в Петербург из Сайгона: "29 марта нахожусь в 300 милях от бухты Камран, в которой полагаю ожидать приказаний, если не буду атакован и не допущен в бухту следящим за эскадрой японским флотом. Испрашиваю высочайшее повеление о дальнейшем движении соответственно положению дел на театре военных действия, и положению Владивостока особенно. Если надо идти дальше, то необходимо очень поспешить. Генерал-адъютант Рожественский".

Отправил эту телеграмму в Петербург лейтенант А. А. Редкин, который для этого был командирован в Сайгон на госпитальном судне "Орел".

В тот же день, 29 марта 1905 г., адмирал Рожественский представил царю еще одну телеграмму. На этот раз отправка телеграммы производилась через командира крейсера "Диана" капитана 2 ранга князя А.А. Ливена, который из Сайгона в интересах командующего 2-й Тихоокеанской эскадры и его штаба поддерживал регулярную телеграфную связь с Главным морским штабом в Петербурге. По содержанию вторая телеграмма в основном повторяет и дополняет первую, в ней четно сказано о необходимости отказаться от ожидания отряда Небогатова. Приводим текст телеграммы:

"29 марта эскадра проходит мимо Сайгона, направляюсь 200 миль севернее, в бухту Камран. По-видимому, японский флот близко, получаем беспроволочные телеграммы, нам непонятные. Если эскадра нужна еще Владивостоку, если там есть пища для лишних тридцати тысяч, если остались боевые запасы для флота, то необходимо идти немедленно, не ожидая Небогатова. Потеря одной недели была бы трудно поправима <...> Если уже поздно послать эскадру во Владивосток, необходимо возвратить ее в Россию — без базы существовать долго не может. Генерал-адъютант Рожественский".

Данная телеграмма послана Рожественским в убеждении, что его доводы о снятии царской установки об овладении морем приняты Николаем II. Теперь адмирал расширяет территориальные границы возможного района боя, пишет о находящемся близко противнике и его закрытых телеграммах. Рожественского волнует Владивосток, как база эскадры после ее прорыва на север: есть ли в нем продовольствие для 30 тысяч моряков, остались ли боевые запасы для флота. Не забыто и частое напоминание адмирала о необходимости спешить, так как потеря одной недели на ожидание Небогатова "была бы трудно поправима".

На телеграммы Рожественского, посланные из Сайгона, последовал царский ответ: "Поздравляю с блестящим плаванием. Владивосток открыт с сухого пути. Запасы есть. Следует идти не ожидая Небогатова. Крепко надеюсь, что Бог поможет вам совершить великое дело. Николай". Это повеление царя - новая задача эскадры о самостоятельном прорыве во Владивосток и действиях против Японии.

Царь сообщил действительную обстановку во Владивостоке, дезавуировав Рожественского, строившего свои оценки и выводы на собственных домыслах и циркулировавших на эскадре слухах. К такого рода информации можно отнести и сообщенную Рожественским численность всего личного состава эскадры - 30000 человек, который предполагалось поставить на котловое довольствие во Владивостоке. Согласно книге "Тсусимская операция" (с. 228), в Цусимском сражении с русской стороны приняли участие 16 171 человек. О том, что именно такой личный состав будет участвовать в сражении, командующий эскадрой и его штаб несомненно знали при прохождении Сайгона.

Принципиальное значение имеет данное царем повеление Рожественскому не ждать Небогатова и прорываться во Владивосток. Но начать выполнение повеления царя Рожественский не успел. До 9 апреля он ждал поступления угля, а на следующий день отправил телеграмму управляющему морским министерством с жалобой на поставщиков топлива. "Не могу тронуться по назначению, - докладывает адмирал, - пока эскадра не будет обеспечена углем. Но и стоянкой здесь под парами быстро иду к полному безсилию. Каждый день трачу тысячу тонн. Необходимо энергичное воздействие из Петербурга на заключивших контракты на поставку угля. Рожественский".

11 апреля 1905 г. адмирал Рожественский получает телеграмму царя: "В виду прибытия Небогатова к острову Риу около 22 апреля признаю возможным вам дождаться его присоединения и этим временем воспользоваться для приема угля. Николай".

Таким образом, "вольная", полученная адмиралом Рожественским от царя для продолжения похода и прорыва во Владивосток, просуществовала всего 10 дней. В первоначальную задачу эскадры о прорыве, о которой Рожественский докладывал начальству в начале января 1905 г., было внесено одно важное изменение: вместо двух броненосных отрядов в составе главных сил эскадры, теперь стало три отряда. В этом решении царя видна его вера в пушки отряда контр-адмирала Небогатова, что дало существенное усиление огневой мощи эскадры. Но прежний приказ об овладении Японским морем державный вождь армии и флота не подтвердил. Задача 2-й Тихоокеанской эскадры по-прежнему состояла в прорыве во Владивосток и последующих действиях с севера на морских и океанских сообщениях Японии.

Тут решающее значение имела хитрость командующего эскадрой, его способность обмануть врага. О том, что именно задачу прорыва во Владивосток выполняла эскадра 14 и 15 мая 1905 г., подтверждает ее командующий вице-адмирал Рожественский в рапортах морскому министру, в показаниях следственной комиссии по Цусимскому бою; его поддержала следственная комиссия в своем заключении и историческая комиссия в опубликованных трудах; в книге о походе 2-й Тихоокеанской эскадры и в книге о "Тсусимской" операции.

26 апреля 1905 произошла встреча отряда Небогатова со 2-й Тихоокеанской эскадрой. Личный состав эскадры и отряда с естественным чувством радости и ликования приветствовал своих братьев, моряки были полны надежд на успешный прорыв эскадры во Владивосток.

Командующий эскадрой в приказе от 26 апреля 1905 г. № 220 отметил заслуги "молодецкого" отряда и эскадры в походе, указал на некоторое преимущество эскадры над противником в линейных судах, признал преимущество японцев в скорости хода, опыте войны, призвал личный состав эскадры исполнить "завет государев" и "кровью смыть горький стыд Родины".

В заключении этого раздела все задачи, поставленные 2-й Тихоокеанской эскадре в 1904-1905 гг. представим в хронологическом порядке

1.10 августа 1904 г. Решение совещания в Петергофе под руководством царя о посылке на Дальний Восток 2-й Тихоокеанской эскадре и с совместными действиями с 1-й эскадрой Тихого океана разбить японский флот, завладеть морем.

2. 10 августа 1904 г. или позже 20 декабря 1904 г. Решение совещаний в Петергофе. Гибель 1-й Тихоокеанской эскадры. 2-й Тихоокеанской эскадре самостоятельно прорваться во Владивосток, по обстановке действовать против японского флота и на морских сообщениях Японии.

3. 12 января 1905 г. Повеление Николая II 2-й Тихоокеанской эскадре совместно с дополнительными силами завладеть Японским морем.

4. 1 апреля 1905 г. Повеление Николая II 2-й Тихоокеанской эскадре самостоятельно прорваться во Владивосток, по обстановке действовать против японского флота и на морских сообщениях Японии.

5.11 апреля 1905 г. Повеление Николая II 2-й Тихоокеанской эскадре совместно с дополнительными силами прорваться во Владивосток, по обстановке действовать против японского флота и на морских сообщениях Японии.

Тяжелые мысли порождают эти решения. За 8 месяцев с 10 августа 1904 г. по 11 апреля 1905 г. задача 2-й Тихоокеанской эскадры ставилась пять раз. Каждая из них действовала в среднем 1,6 месяца. Частые изменения задачи свидетельствуют о низком качестве обсуждения важных вопросов войны на море участниками совещания в Петергофе, а также изучения задач начальниками, которые разрабатывали и представляли их на утверждение Николаю II. Проявлял активность в этой работе и "сам державный вождь".

Император Николай II во время смотра на одном из броненосцев 2-й Тихоокеанской эскадры

1 апреля 1905 г., получив от контр-адмирала Вирениуса телеграмму Рожественского от 29 марта 1905 г., он тут же начертал ответ на нее, отменявший действующую задачу эскадры и поставивший перед ней новую о самостоятельном прорыве эскадры во Владивосток. Огромное влияние на царя оказывала политическая обстановка в России и мировая политика, вынуждавшие его искать средства для победы над Японией. Наиболее достижимым ему представлялось разбить японский флот, завладеть морем и тем обеспечить достижение политических целей войны. Объективно 2-й Тихоокеанской эскадре на это не хватало сил. Отсюда чехарда с изменениями задачи эскадры, попытки ограниченными силами победить японский флот, что было недостижимо.

2. Вице-адмирал Рожественский, ведя переписку с царем о задаче эскадры, стремился протащить в пакет такую, которая не накладывала бы на него обязанностей по ведению боя с более сильным противником. Его вполне удовлетворяли задачи под номерами 1, 2, 4. В первой задаче вся ответственность возлагалась на командующего Тихоокеанским флотом. Задачи 2 и 4 предписывали Рожественскому самостоятельный прорыв во Владивосток и в зависимости от обстановки при их выполнении можно было избежать боя с противником. Например, в условиях малой видимости (в тумане), при шторме, применением хитрости и обмана противника. В случаях вынужденного боя с японским флотом Рожественский по аналогии с боем 28 июля 1904 г. имел основание "считать возможным дойти до Владивостока с потерей нескольких судов" .

Задача 5 также предписывала Рожественскому прорыв во Владивосток, но не самостоятельно, а совместно с дополнительными силами. В связи с этим в задаче отражены присущие ему элементы недоверия и отторжения отряда Небогатова, порожденные низкими тактическими свойствами кораблей и их главного оружия — артиллерии.

3. Отношение Рожественского к задаче № 3 о завладении Японским морем мы уже рассматривали при анализе его телеграммы царю от 17 февраля 1905 г., оно понятно и не нуждается в повторении. Рожественский фактически добился отмены этой задачи.

4. Произведенный анализ задач 2-й Тихоокеанской эскадры дает основание для утверждения, что все русские высокие начальники от царя до контр-адмирала Вирениуса не испытывали уверенности в выполнении поставленной перед эскадрой, совместно с дополнительными силами, задачи о прорыве во Владивосток и последующих действиях. Указанные начальники сохраняли лишь надежду на военно-морское искусство вице-адмирала З.П. Рожественского, его способность к оригинальным действиям в бою с японским флотом.[* Все они, включая и "самого державного вождя", кто верил, а кто и делал вид что верит в "флотоводческие таланты" созданные довоенным очковтирательством самого Рожественского. — В.А.]

2. Переход 2-й Тихоокеанской эскадры в район боя

1 мая 1905 г. 2-я Тихоокеанская эскадра покинула бухту Ван-Фонг и пошла на северо-восток, в пункт назначения - Владивосток. На переходе от берегов Индокитая (Вьетнама) до Корейского пролива произошел ряд важных событий, имевших существенное значение для эскадры.

Первое событие - задержание английского судна "Oldhamia" с контрабандным грузом произошло в Южно-Китайском море, на подходе к острову Формоза (Тайвань) 5 мая в 10 часов 45 минут вечера. По сигналу (целеуказанию) командующего эскадрой крейсер "Олег" вышел из строя и вскоре в 30 кабельтовых обнаружил пароход, шедший параллельным курсом с эскадрой, без огней, о чем было доложено старшему флагману, от флагмана последовало приказание осмотреть судно. Крейсер холостым выстрелом остановил пароход, высадил на него офицеров корабельной комиссии для осмотра. Комиссия установила, что "Oldhamia", пароход английский, следует в Японию. На пароходе был обнаружен контрабандный груз керосина и выявлено несколько других нарушений, которые комиссия зафиксировала в протоколе. По мнению комиссии, пароход подлежал задержанию, с чем согласился командир крейсера капитан 1 ранга Л.Ф. Добротворский. Комиссия строила свое заключение на реальных фактах и не откликалась на неподтвержденные подсказки. Так, английский матрос Крист Талер сообщил квартирмейстеру (унтер-офицеру) Корженевскому и матросам М. Матису и А. Крузелю о нахождении на пароходе пушек. Около 200 нижних чинов с броненосцев эскадры поднимали наверх содержимое трюмов парохода в надежде найти контрабанду, но реального подтверждении ловко запущенная утка не получила и в протокол комиссии не попала.

Команда "Ольдгамии" была переведена на вспомогательный крейсер "Днепр" с задачей передать ее на первый встречный пароход. Капитан парохода, старший механик, машинист и буфетчик были доставлены на госпитальный "Орел". Все они оказались здоровыми и в госпитальном лечении не нуждались. На поступивший с госпитального "Орла" запрос о цели нахождения на судне четырех здоровых англичан адмирал Рожественский ответил: "Берегите их до Владивостока". Предполагалось, что там дело "Ольдгамии" будет рассматривать портовой призовой суд. На "Орле" английские моряки содержались как пассажиры, жили в отдельной каюте, питались в кают-компании, никаким ограничениям не подвергались, могли посещать любое помещение. Пребывание граждан нейтрального государства на "Орле" было впоследствии использовано японцами для оправдания его захвата и послужило одним из аргументов японского призового суда первой инстанции в порту Сасебо при принятии решения о конфискации госпитального судна. Подробный разбор борьбы двух сторон будет сделан в последующих разделах нашей работы.

На задержанный пароход "Ольдгамия" посадили русскую команду во главе с капитаном - прапорщиком по морской части Андреем Сергеевичем Трегубовым. Пароход был отправлен во Владивосток вокруг Японии, через Лаперузов пролив.

Следуя вдоль Тихоокеанского побережья Японии, "Ольдгамия" не встретила никаких судов. 20 мая 1905 г. в густом тумане пароход сел на камни о. Уруп, входящего в Курильскую гряду. Попытки снять пароход с камней не дали положительного результата. Виновником аварии парохода был его капитан, не выполнивший указания флагманского штурмана эскадры полковника В.И. Филипповского - в условиях тумана не пытаться проливом Фрида выйти в Охотское море. Судовыми плавсредствами экипаж парохода был перевезен на берег вместе со скромными судовыми продовольственными запасами. Пароход был подожжен, дабы не сделать его трофеем японцев, пожар на нем продолжался целый месяц.

Остров Уруп принадлежал Японии и был необитаем, в прилегающих водах не появлялись никакие суда, надежд на спасение не было. На острове моряки обнаружили речку с обильной рыбой, в ней водились форель и семга, что несколько улучшило продовольственную проблему высадившихся.

Прапорщик Трегубов видел путь спасения экипажа в отправке на о. Сахалин одного из двух судовых ботов с задачей сообщить об обреченных на гибель людях и добиться организации их спасения. Бот переоборудовали для дальнего плавания, оснастили парусами и веслами, пресной водой и продовольствием на две недели. Команда бота состояла из 10 матросов при одном офицере прапорщике П.К. Леймане.

4 июня все, кто остался на острове, провожали уходящих в море товарищей. Прошло две недели со дня ухода первого бота в плавание. Никакой помощи и никаких вестей не поступало.

Прапорщик Трегубов решил готовить второй бот под своим командованием, увеличил количество матросов до 14 человек. 22 июня работы по подготовке и снаряжению бота были закончены, и началось его дальнее плавание по Охотскому морю, талантливо описанное флагманом Цусимской маринистики А.С. Новиковым-Прибоем. Около 6 часов вечера 3 июля бот под веслами приблизился к мысу Эндум Корсаковского поста, на о. Сахалин, кончились непосильные мучения людей. 14 июня сюда же прибыл первый бот "Ольдгамии". Прапорщик Лейман доложил о судьбе парохода "Ольдгамия" и его экипажа. Его донесение передали командиру Владивостокского порта, а последний доложил в Петербург, в морское министерство.

В Петербурге и Владивостоке понимали, что спасение моряков русскими средствами невозможно. Японцы после Цусимского сражения начали подготовку к захвату о. Сахалин. Обстановка в районе Корсаковского поста стала тревожной, в море постоянно находились японские крейсера. 25 июня японский десант захватил Корсаковский пост, матросы и офицеры парохода "Ольдгамия" были отправлены в лагерь военнопленных. О пребывании в плену прапорщик Трегубов, офицеры и матросы донесли по возвращению в Россию.

12 июня 1906 г. владельцы парохода и груза Манчестерская пароходная компания в Англии и Стандарт ойл в США, штат Нью-Йорк, подали исковые прошения в Либавский призовой суд, указывая на неправильность задержания и уничтожения парохода, отнесение груза керосина к контрабандному; владельцы ходатайствовали об уплате им понесенных убытков. Либавский призовой суд, рассмотрев дело, принял решение о конфискации парохода и его груза, об отказе в исках о возмещении понесенных убытков.

Владельцы парохода и груза через своих посредников внесли в Высший призовой суд апелляцию, в которой решение Либавского призового суда назвали неправильным и просили его отменить. Верховный призовой суд не поддержал ходатайства английской и американской компаний и признал вполне основательными все соображения Либавского призового суда, значительно расширив их. Полные соображения и решения Верховного призового суда приводятся в Сборнике решений Высшего призового суда по делам русско-японской войны 1904 и 1905 годов.

2-я Тихоокеанская эскадра во время якорной стоянки

В деле о пароходе "Ольдгамия" действия командующего эскадрой, командира крейсера "Олег" и корабельной комиссии признаются правильными и обоснованными. Призовые суды, опираясь в своей работе на протокол задержания парохода, сформулировали юридически верные положения и решения, чем позволили казне избежать больших затрат по делу об "Ольдгамии". Они остаются важными для истории, поскольку содержат ценный фактический материал для изучения важных событий русско- японской войны.

Второе важное событие на переходе в район боя состояло в организации боевых действий вспомогательных крейсеров эскадры на морских сообщениях Японии. 2-я Тихоокеанская эскадра имела в своем составе четыре вспомогательных крейсера: "Днепр", "Кубань", "Рион" и "Терек". Замысел командующего эскадрой, по его же мнению, состоял в том, чтобы действиями вспомогательных крейсеров на коммуникациях противника отвлечь часть сил японского флота из Корейского пролива и, тем самым, облегчить прорыв эскадры во Владивосток. "Кубань" и "Рион" предназначались для действий у Тихоокеанского побережья Японии, а "Днепр" и "Терек" - в южной части Желтого моря.

Для каждого крейсера разрабатывалось секретное предписание, которое подписывал командующий эскадрой. В предписании указывалось, на каких коммуникациях предстоит действовать крейсеру, определялся район плавания и сроки пребывания в нем, давались указания по организации связи и порядке пополнения угля, воды и продовольствия, ставились задачи по организации поиска, задержания и проверки пароходов. Пароходы, везущие военную контрабанду в сопровождении призовых команд, подлежали отправке во Владивосток или Одессу, где их дела рассматривали портовые призовые суды. Если такая возможность отсутствовала, то разрешалось пароход потопить. Экипаж парохода переходил на крейсер и в дальнейшем высаживался на берег или передавался на пароходы, идущие в Европу или Америку. Французские пароходы топить не разрешалось, их отпускали, предварительно истребив контрабандный груз. Во избежание нарушения международного права при уничтожении пароходов и контрабандных грузов командир крейсера руководствовался специальными инструкциями, утвержденными управляющим морским министерством.

Активные действия русских вспомогательных крейсеров по задержанию и потоплению пароходов, перевозящих военную контрабанду - основной способ отвлечения сил японского флота из Корейского пролива. Такого же результата можно было достигнуть демонстративными действиями вспомогательных крейсеров, которые являлись вторым способом отвлечения сил японского флота. Демонстративные действия имеют целью: 1) создать угрозу деятельности противника в определенном районе; 2) ввести противника в заблуждение о характере предстоящих действий вспомогательных крейсеров.

Боевые действия на коммуникациях Японии начали вспомогательные крейсера "Кубань" (командир капитан 2 ранга Н.С. Маньковский) - 8 мая и "Терек" (командир капитан 2 ранга К. А. Панферов)-на следующий день. Каждый из них действовал самостоятельно; оба крейсера вели поиск пароходов, перевозящих военную контрабанду в порты Японии. Демонстративные действия для этих крейсеров не предусматривались.

12 мая эскадра подошла к Седельным островам, расположенным в 90 милях от китайского порта Шанхай. Командующий эскадрой приказал транспортам "Владимир", "Воронеж", "Курония", "Ливония", "’’Метеор" и "Ярославль" идти в Шанхай в сопровождении вспомогательных крейсеров "Днепр" (командир капитан 2 ранга И.Г. Скальский) и "Рион" (командир капитан 2 ранга П.А. Троян). Из факта, что адмирал Рожественский отправил половину следовавших с эскадрой транспортов в Шанхай, а не взял их с собой, выходило, что он идет во Владивосток кратчайшим путем через Корейский пролив и транспорты с углем ему не нужны. Ему нужны были вспомогательные крейсера, на которые он возлагал основные усилия по отвлечению части японских сил из Корейского пролива. Планировалось выполнить следующие действия.

Вечером 12 мая транспорты должны были прийти на рейд Вузунг, а вспомогательные крейсера - появиться там же у плавучего маяка. На следующий день 13 мая вспомогательные крейсера "Днепр" и "Рион" могли быть обнаружены и опознаны в Желтом море. "Если бы такие сведения дошли без промедления до командующего японским флотом, как я неправильно рассчитывал, то он мог послать в Желтое море для разведки несколько крейсеров, которые, таким образом, были бы отвлечены на 14 мая от Корейского пролива", - подытожил замысел демонстративного действия крейсеров адмирал Рожественский в показании следственной комиссии по Цусимскому бою.

Закончив демонстративное действие, вспомогательные крейсера "Днепр" и "Рион" перешли в южную часть Желтого моря. Историческая комиссия Морского генерального штаба, проанализировав документы по боевой деятельности вспомогательных крейсеров 2-й Тихоокеанской эскадры в отчете за 1914 г., пришла к следующим выводам.

1. Документы предписывали каждому крейсеру "держаться на путях коммерческих пароходов".

2. Документы "не давали ни малейших указаний о главной цели их операции - отвлечь на себя часть неприятельских сил. Можно сказать с утвердительностью, что ни один из командиров крейсеров не понял, да безусловно не мог даже заподозрить, в чем заключается затаенная мысль адмирала".

3. "По существу своему демонстрация эта едва ли могла достичь цели. Так, из "Описания военных действий на море 37-38 гг. "Мейдзи" японского морского генерального штаба видно, что демонстрация наших Владивостокских крейсеров и известие о прибытии наших транспортов в Вузунг произвели на адмирала Того обратное действие".

4. Иначе говоря, адмирал Того не видел необходимости посылать свои крейсера туда, где находились русские вспомогательные крейсера. Вот почему японский флот на демонстративное действие русских не прореагировал.

5. Три вышеназванных коренных положения, определяющие место демонстративного действия русских вспомогательных крейсеров в Цусимском сражении, заимствованы нами из отчета исторической комиссии при Морском генеральном штабе, о котором мы подробно расскажем в 5 разделе книги. Содержание этих положений вытекает из действий главнокомандующего японским флотом адмирала X. Того, который стремился держать в своих руках все силы флота, способные совместными усилиями разгромить 2-ю Тихоокеанскую эскадру и тем обеспечить победу Японии в русско-японской войне. Не допускалось никакого ослабления состава выделенных сил, в том числе и ради уничтожения или захвата слабых вспомогательных крейсеров противника, выполнявших демонстративное действие и боровшихся с пароходами, перевозящими контрабанду в Японию.

По-видимому, такого же взгляда придерживался адмирал Рожественский, когда он ставил задачи командирам вспомогательных крейсеров, направляя их на выполнение демонстрации и не раскрывая своей "затаенной мысли". Вернувшись из японского плена и узнав о наличии глубоких обвинений в свой адрес со стороны видных деятелей России (граф С.Ю. Витте, граф В.Н. Ламздорф и др.) и органов печати, Рожественский признал целесообразным использовать для защиты от критики вопрос о демонстративных действиях вспомогательных крейсеров эскадры. В показании следственной комиссии по Цусимскому бою он убедительно расписал собственное решение и действия командиров кораблей при выполнении демонстративного действия. Читающие показание адмирала Рожественского уверены в эффективных действиях вспомогательных крейсеров по предначертаниям командующего эскадрой. Однако применить задуманное Рожественским не пришлось, его противник для борьбы со вспомогательными крейсерами своих кораблей не направил. Но для следственной комиссии для руководителей флота осталось прекрасно задуманное решение адмирала Рожественского. Оно свидетельствовало о высоком качестве командующего 2-й Тихоокеанской эскадрой.

О боевых действиях четырех вспомогательных крейсеров 2-й Тихоокеанской эскадры на коммуникациях Японии мы расскажем читателям, опираясь во многом на материалы "Сборника решений Высшего призового суда по делам русско-японской войны 1904-1905 гг.".

Первым добился успеха в поиске пароходов с контрабандным грузом крейсер "Рион". 15 мая он обнаружил и задержал на подходе к Порт-Артуру и Дальнему германский пароход "Тетартос" с грузом железнодорожных шпал и обделанных брусьев. Полагая, что груз направляется к неприятелю или в неприятельский порт, его признали контрабандой, а пароход потопли. После гибели парохода среди оставшихся деловых бумаг обнаружили документы, которые не подтвердили принятую на крейсере оценку груза. Оказалось, что груз принадлежал не государству (неприятелю), а частному лицу. Высший призовой суд решением от 11 марта 1909 г. признал задержание "Тетартоса" правильным, но пароход подлежал освобождению. Казна выплатила владельцам парохода и груза их стоимость, количественное значение выплат найти не удалось. 21 мая крейсер "Рион" обнаружил и задержал английский пароход "Silurnum", который направлялся в японские порты. На пароходе нашли контрабандный груз - 140 кип хлопка, что послужило основанием для потопления парохода. В данном случае российская казна никаких исков не оплачивала, так как судовладелец апелляции на решение Либавского призового суда не возбуждал.

Два нейтральных парохода задержал и потопил вспомогательный крейсер "Терек". 23 мая 1905 г. был обнаружен и задержан английский пароход "Ikhona", шедший из Рангуна и Сингапура в Японию с грузом пшеницы, риса, кож и некоторых других товаров невоенного назначения. Для г: отопления парохода требовалось найти данные, свидетельствовавшие, что грузы перевозятся для японского правительства или его вооруженных сил, но не для частных лиц, включая японских граждан. Не найдя таких документов, командир крейсера потопил пароход. Высший призовой суд решением от 8 апреля 1908 г. признал задержание парохода "Ikhona" правильным, но он подлежал освобождению, так как после потопления парохода его капитан представил документ с поименным списком грузополучателей - частных лиц. Иначе говоря, командир крейсера поспешил. Казна России выплатила владельцам парохода и груза соответствующие суммы.

8 июня 1905 г. крейсер "Терек" задержал в Тихом океане и на следующий день потопил датский пароход "Princess Marie". Мотивы задержания и решение Высшего призового суда те же, что по делу парохода "Ikhona". Российская казна выплатила соответствующие суммы собственникам парохода и грузов.

Крейсер "Днепр" вел поиск пароходов в южной части Желтого моря. 22 мая 1905 г. крейсер задержал в 50 милях от Гонконга и на следующий день потопил английский пароход "Saint Rilda" с грузом риса, хлопка, жмыха и разных других товаров. Здесь повторилось то же, что имело место при задержании крейсером "Терек" парохода "Ikhona". Высший призовой суд принял решение, аналогичное решению по "Ikhone". Российская казна опять вынуждена была платить.

Крейсер "Кубань" действовал на японских коммуникациях, идущих к порту Иокогама, ему до 23 мая не удалось обнаружить ни одного парохода. На пути следования к Сайгону крейсер обнаружил и осмотрел два парохода, на которых контрабанды не было, и они были отпущены.

Эскадра в походе

После Цусимского сражения вспомогательные крейсера прекратили боевые действия на коммуникациях Японии и в разное время вернулись в Либаву и Кронштадт. Крейсер "Терек" зашел в порт Батавия (ныне Джакарта) и был там интернирован до конца войны. Из анализа боевой деятельности вспомогательных крейсеров "Днепр", "Кубань", "Рион" и "Терек" можно сделать следующие выводы.

1. Демонстративные действия вспомогательных крейсеров, проведенные единственный раз, без их отработки в боевой подготовке и в ограниченные сроки, не могли дать положительного результата и отвлечь японские крейсера из Корейского пролива.

2. Боевые действия вспомогательных крейсеров по задержанию и уничтожению пароходов нейтральных государств, перевозящих в Японию контрабандные грузы, оказались неэффективными по причине неверного выбора командованием эскадры районов поиска пароходов в южной части Желтого моря. На задержанных пароходах находились преимущественно товары гражданского назначения. Оружия, военной техники и военного имущества там не было. Более перспективными представляются коммуникации в северной части Желтого моря, по которым производилось снабжение японских войск, действовавших в Корее и Манчжурии. Возможно, что и демонстративные действия крейсеров на этих коммуникациях в большей мере содействовали бы отвлечению японских сил из Корейского пролива.

3. Боевые действия крейсеров оказались неэффективными и в экономическом отношении: из пяти задержанных и потопленных пароходов четыре случая были признаны Высшим призовым судом лишенными правовых оснований. Государственная казна России вынуждена была платить собственникам пароходов и грузов большие деньги. Причина такой несуразности в низкой подготовке командиров крейсеров по международному праву. Оказывается, при плохой подготовке командира крейсера государство вынуждено оплачивать его промахи.

В качестве послесловия к первому, второму и третьему нашим выводам следует сказать, что организация боевой деятельности вспомогательных крейсеров, созданная командующим эскадрой и его штабом, выглядит более выгодной для японского флота, чем для русского. Это наше заключение основано на предположении, что адмирал Рожественский планировал применить в Цусимском бою военную хитрость. Рассмотрение вопроса о военной хитрости возможно лишь в теме, посвященной исследованию Цусимского боя, что в настоящей работе не предусмотрено.

В заключение познакомим читателей с работой Высшего призового суда России, осуществлявшего контроль за деятельностью портовых призовых судов. Состав суда назначался государем императором, постоянным председателем суда являлся морской министр, членами суда состояли опытные адмиралы, служившие в адмиралтейств-совете, видные юристы-международники и прокурор. В суде обсуждались и решались дела о пароходах и перевозимых ими грузах на предмет выполнения требований международного права и отсутствия в составе груза контрабандных товаров. Первичное рассмотрение дел проводилось в портовых призовых судах, а в Высшем призовом суде дела рассматривались по апелляциям владельцев судов и грузов.

Для опровержения доводов апеллятора членам суда потребовалось прибегнуть не только к положениям международного права, но и сослаться на опыт прошедшей русско-японской войны, что усилило доказательные элементы в решении Высшего призового суда. Решение Высшего призового суда расширяет и усиливает конкретными доказательствами решения портового призового суда, напрочь отвергает доводы апеллятора.

Третье важное событие на переходе эскадры в район боя - изменение походного порядка эскадры.

С уходом транспортов и вспомогательных крейсеров в Шанхай 2-я Тихоокеанская эскадра в 9 часов утра 12 мая повернула на курс NO 73° и пошла к Корейскому проливу. Японцы получили еще одно верное предположение о намерениях противника. Эскадра шла в походном порядке, в трех колоннах. Правую колонну составляли 1-й и 2-й броненосные отряды, левую - 3-й броненосный и крейсерский отряды, в середине шли четыре транспорта - "Анадырь", "Иртыш", "Камчатка", "Корея" и два буксирных парохода - "Русь" и "Свирь"; миноносцы-по бортам транспортов. В хвосте походного порядка шли госпитальные суда "Орел" и "Кострома", находясь на удалении от концевых мателотов колонн.

Военные историки перестроение эскадры в новый походный порядок датируют 22 марта и видят причину его в ожидаемом бое с японцами в Малаккском проливе. Но противника в проливе не оказалось, бой не состоялся, и командующий эскадрой оставил новый походный порядок эскадры постоянным. Получалось, что в походе броненосцы прикрывали транспорты от ударов противника. Но не это было достоинством нового походного порядка. Главное состояло в том, что обогнав транспорты или удалив их вправо или влево, главные силы могли сразу же начать перестроение из развернутого двухкильватерного строя в единую кильватерную колонну для боя.

Крейсер II ранга "Терек"

Другое важное изменение в походном порядке состояло в значительном удалении госпитальных судов от главных сил, что следует признать отрицательным моментом, так как оно позволило противнику без помех захватить госпитальные суда. Убедительные сведения об удалении госпитальных судов от эскадры исходят от историографа 2-й Тихоокеанской эскадры капитана 2 ранга в отставке Владимира Ивановича Семенова. Выступая на заседании межведомственной комиссии, руководимой известным доктором международного права профессором Ф.Ф. Мартенсом, 1 марта 1907 г. он сообщил очень важные данные. Оказывается, в походном порядке эскадры в момент подхода к островам Г ото, госпитальным судам было приказано держаться позади эскадры в расстоянии 6 миль от концевого корабля.

Владимир Иванович поясняет: "Мера эта вызывалась прямой необходимостью, так как госпитальные суда шли ночью со всеми огнями и могли бы выдать расположение эскадры, если бы держались вблизи. Наши госпитальные суда несли еще дополнительные, гафельные огни - белый, красный и белый, что было сообщено своевременно японцам, которые, однако, не ввели у себя подобной сигнализации" . Тут Семенов внушает читателям мысль о том, что на 2-й Тихоокеанской эскадре серьезно занимались вопросом необнаружения своих кораблей японскими разведчиками. Между тем, он ничего не упоминает об огнях своих госпитальных судов, которые были открыты для японцев (рассмотрение этого вопроса - в 5 разделе книги).

В.И. Семенов впервые оглашает сведения о дополнительных сигнальных огнях госпитальных судов - белый, красный, белый. Он использует расхожее утверждение о том, что сигнальные огни включались по решению командира госпитального судна, что вынудило командующего эскадрой удалить эти суда на 6 миль от концевого корабля и тем скрыть эскадру от вражеского наблюдения. "Россия своевременно сообщила Японии о дополнительных сигнальных огнях, однако японцы не согласились установить на своих госпитальных судах подобную сигнализацию". Семенов, как видно из его фразы, не доволен решением японцев. Будь это решение противоположным, стороны стали бы обязанными держать основные и дополнительные огни включенными. Именно этого добивался адмирал Рожественский. "Но во всяком случае, они были далеко позади ее", -заключает он. То обстоятельство, что оценка и заключение Семенова о расстоянии "эскадра-госпитальные суда", порождает основание для предположения о возникновении благоприятной обстановки для задержания и захвата госпитальных судов "Орел" и "Кострома" японцами в Цусимском бою. Окончательное суждение по этому вопросу будет получено в теме, посвященной Цусимскому бою.

Четвертое важное событие на переходе в район боя - эволюционное учение эскадры, проведенное 13 мая. В учении впервые участвовали броненосцы третьего броненосного отряда, не привыкшие к требованиям адмирала Рожественского. Отрабатывались перестроения эскадры из походного в боевые порядки при обнаружении противника с разных сторон. Эволюции продолжались до 4 часов 30 минут пополудни. Получались они довольно неудачно. Командующий эскадрой остался ими очень недоволен и изъявил свое неудовольствие 2-му и 3-му броненосным отрядам. По окончании эволюций эскадра перестроилась в походный порядок и продолжала движение, направляясь на середину Корейского пролива.

В обстановке близкой встречи с японским флотом командующий эскадрой не мог повторно проводить эволюционные учения. Устранить имеемые недостатки путем изучения поступивших из штаба эскадры документов, без практики, было бессмысленно. Стало ясно, что в бою с японским флотом эскадра не сможет выполнять требуемые по обстановке эволюции.

Пароход добровольного флота "Смоленск", в 1904-1905 гг. крейсер II ранга "Рион"

На основании изложенного следует сделать выводы.

1. Первое важное событие раздела - задержание и захват английского парохода "Ольдгамия" кораблями эскадры, среди которых основные задачи выполнял крейсер "Олег"; офицеры крейсера тщательно проверили пароход, грамотно решили вопрос о том, что именно на пароходе относится к контрабанде, рекомендовали меры по захвату "Ольдгамии" и отправлению ее во Владивосток, в призовой суд. При замене экипажа для похода капитаном был назначен прапорщик по морской части А.С. Трегубов, не имевший опыта плавания по маршруту перехода. Пароход встретил каменную гряду, разбился и погиб. Хорошо составленные на крейсере "Олег" документы о нарушениях "Ольдгамией" международного права обеспечили русские призовые суды надежными основаниями, что способствовало принятию правильных решений призовыми судами.

2. Второе важное событие по организации боевых действий вспомогательных крейсеров эскадры на морских сообщениях Японии изобилует многими упущениями и недостатками. Наиболее важное из них - командиры крейсеров не получили от командующего эскадрой задачи своими действиями вынудить командующего японским флотом направить несколько японских крейсеров из Корейского пролива, где предстоял Цусимский бой, в Желтое море, в котором находились русские вспомогательные крейсера. Боевая деятельность вспомогательных крейсеров была плохо подготовлена и организована командующим и штабом эскадры. Район боевых действий каждого крейсера находился там, где проходили международные коммуникации. Японские коммуникации, по которым перевозились войска, оружие, обмундирование, продовольствие воздействию русских кораблей не подвергались. Командиры и офицеры вспомогательных крейсеров не обладали профессиональными качествами по оценке грузов задержанных пароходов и принятию решений об их судьбе. Отсюда огромные издержки русской казны, оплачивавшей низкий профессионализм флотских офицеров. Боевая деятельность вспомогательных крейсеров принесла первый успех, когда 2-я Тихоокеанская эскадра уже была разбита японским флотом.

3. Третье важное событие - изменение походного порядка эскадры с выходом в район возможной встречи с японскими кораблями. Госпитальные суда из центра походного порядка перешли в его хвостовую часть и находились в 6 милях от концевого корабля эскадры. Для японских кораблей были созданы благоприятные условия для задержания и захвата русских госпитальных судов, что позже и произошло на самом деле.

4. Четвертое важное событие - проведение эволюционных учений 13 мая, накануне Цусимского боя показало, что в бою с японским флотом русская эскадра будет лишена возможности для выполнения требуемых по обстановке маневров. Причиной послужило отсутствие должной эволюционной подготовки эскадры после вступления в ее состав 3-го броненосного отряда.

3. Включение сигнальных огней госпитальных судов "Орел" и "Кострома"

Вопрос о сигнальных огнях возник в августе 1904 г., когда главный доктор госпитального судна "Орел" Яков Яковлевич Мультановский выдвинул предложение об установке на корабле дополнительных сигнальных огней. Эти огни предназначались для того, чтобы показать милосердное назначение госпитального судна. Днем это требование легко выполняется благодаря тому, что госпитальное судно узнается по таким признакам, как белая окраска, наличие второго флага Красного Креста, зеленая или красная полоса по борту и другим. Предложения Я.Я. Мультановского получило поддержку в Российском обществе Красного Креста, его поддержали также в Морском министерстве и флотские начальники, имеющие в своем распоряжении госпитальные суда: наместник царя на Дальнем Востоке адмирал, генерал-адъютант Е.И. Алексеев и командующий 2-й Тихоокеанской эскадрой контр-адмирал З.П. Рожественский, усмотревший возможность реализации предложения Мультановского на госпитальных судах в виде трех гафельных огней - белого, красного, белого на грот-мачте. Именно в таком виде на госпитальных судах установили дополнительные огни.

Согласно Гаагской конвенции 1899 г. Россия и Япония по дипломатическим каналам информировали друг друга о новых госпитальных судах. В информации о госпитальном судне "Орел" Японии сообщили и о дополнительных сигнальных огнях. В ответе Японии говорилось: "Ношение ночью особых огней на госпитальных судах не достаточно для представления судам с такими огнями прав и преимуществ в виде многих неудобств, могущих возникнуть из этого". Управляющий Морским министерством адмирал Ф.К. Авелан в данном ответе усмотрел несогласие японцев на установку гафельных огней на "Орле" и распорядился об их демонтаже на всех госпитальных судах.

Высокие начальники, причастные к делу о госпитальных судах, выразили свое согласие с позицией Ф.К. Авелана. Только командующий 2-й Тихоокеанской эскадрой имел иное мнение. По З.П. Рожественскому Гаагская конвенция не требует согласия Японии на установку специальных огней на русских госпитальных судах. Японцам нужно только сообщить об огнях и использовать их по международным правилам. На такие взгляды России японцы не высказали возражений. Повторная установка дополнительных сигнальных огней на госпитальных судах России производилась по приказанию генерал-адмирала, великого князя Алексея Александровича.

Твердая позиция контр-адмирала Рожественского в деле установки дополнительных сигнальных огней на госпитальных судах, горячая заинтересованность его в дополнительных огнях стали важным фактором в подготовке к Цусимскому бою.

Новые огни прибавились к штатным огням судов — топовым, отличительным и гакабортным. На японских госпитальных судах дополнительных огней не было. При встрече с русскими госпитальными судами преимущество во времени и дальности обнаружения принадлежало японцам.

В чем цель адмирала Рожественского - неизвестно. Можно лишь предполагать наличие в его действиях военной хитрости. Началом реализации адмиральской хитрости, по-видимому, можно считать его приказание (сигнал) госпитальным судам "Орел" и "Кострома" о включении сигнальных огней, всех основных и дополнительных.

В вахтенном журнале госпитального судна "Кострома" 11 мая 1905 г. записано: "3 часа 35 минут пополудни сигнал адмирала - "Госпитальным судам "Орлу" и "Костроме" идти позади эскадры. Ночью нести огни".

Вахтенный журнал госпитального судна "Орел" после захвата и конфискации судна японцами был ими изъят, где он находится в настоящее время — неизвестно. Сохранился только японский перевод журнала. Переводчики Масахиса Судзикава и Василий Молодняков из японского перевода вахтенного журнала подготовили документ под названием "Копии фрагментов из вахтенного журнала русского госпитального судна "Орел". Документ хранится в рукописном отделе Центрального военно-морского музея, инвентарный номер № В-38668. 11 мая 1905 г. в документе записано: 3 часа 20 минут пополудни получили флажный сигнал — "Орлу" и "Костроме" на ночь выйти в арьергард эскадры и включить огни".

Данные о включении сигнальных огней из вахтенных журналов "Костромы" и "Орла" не являются единственными источниками. По этому вопросу имеется печатное сообщение иеромонаха Зиновия (Дроздова), священника госпитального судна "Орел". В изданной им книге "С эскадрой до Цусимы" он пишет о сигнале адмирала: "Госпитальным судам отстать от эскадры и идти с огнями". Видимо, память подвела батюшку, и он изменил дату события с 11-го на 13-е мая. Но это не исказило сути произошедшего события.

11 сентября 1905 г. кронштадтская газета "Котлин" опубликовала статью "О плавании госпитального судна "Кострома", где говорится: "11-го мая последовало распоряжение адмирала, чтобы госпитальные суда "Кострома" и "Орел" несли все огни и шли сзади эскадры". Тут не указывается только, в котором часу было получено это распоряжение адмирала, но ясно, что исполнение сигнала началось 11-го мая с наступлением темноты.

Четыре названные источника имеют подлинные сведение о том, что включение основных и дополнительных огней на госпитальных судах "Орел" и "Кострома" произведено по сигналу командующего 2-й Тихоокеанской эскадрой вице-адмирала Рожественского 11 мая 1905 г. В архивных делах, книгах, журналах, газетах встречаются сведения об офицерах, которые видели и докладывали о огнях госпитальных судов по данным собственного наблюдения за обстановкой или заимствованных из доступных источников информации. Об этих сведениях мы еще будем иметь возможность сообщить читателям.

Включение сигнальных огней на русских госпитальных судах перед Цусимским боем оказало определяющее влияние на обнаружение эскадры японцами. Естественно, это получило отражение в описаниях боя обеими сторонами. Важное место в этом деле занимал вице-адмирал З.П. Рожественский, знавший и понимавший ход событий в бою. Однако его положение осложнялось тем, что некоторые важные вопросы по госпитальным судам он сообщал неверно. Так, в июле 1905 г. он, находясь в японском плену, докладывал морскому министру: "С 10-го мая по ночам эскадра не носила топовых огней; боковые же и гакабортные огни были ослаблены у всех, кроме госпитальных судов, которые имели полностью положенное им освещение, не исключая гафельных огней". Адмирал не называет документ, который определяет положенное госпитальным судам освещение. Ниже историческая комиссия проинформирует читателей об отсутствии такого документа. Мы сообщим читателям и о ложной информации, о том, что включение сигнальных огней производилось, в основном, по усмотрению командиров кораблей.

19 декабря 1905 г. приказом по морскому ведомству № 539 была назначена следственная комиссия по выяснению обстоятельств Цусимского боя. В состав комиссии входили: вице-адмирал Я.А. Гильдебрант-председатель и члены контр адмиралы Молас и барон Э.А. Штакельберг, капитан 1 ранга А.Ф. Гейден и капитан 2 ранга Г.К. Шульц. Делопроизводителем комиссии назначен капитан 2 ранга Шульц.

Комиссия ознакомилась с официальными документами, относящимися к плаванию и снабжению отрядов эскадры, с полученными донесениями о Цусимском бое, приняла показания участников боя по вопросам, предложенным комиссией. Среди 75 вопросов следственной комиссии только один под номером 25 относился к огням госпитальных судов. В нем был поставлен вопрос: "почему "Кострома", отстав от эскадры, шла в ночь на 14 мая с огнями". На этот вопрос командующий эскадрой вице- адмирал в отставке З.П. Рожественский ответил: "Госпитальные суда "Орел" и "Кострома" шли в ночь на 14 мая с топовыми огнями, потому что того требовала конвенция о госпитальных судах". Члены следственной комиссии обязаны были проверить этот ответ по тексту конвенции или по изданной в 1901 г. книге полковника О.А. Овчинникова "Красный Крест на море". Он служил в Главном морском штабе, представлял Морское министерство на международных конференциях и в комиссиях по международному праву. Но комиссия обстоятельной проверки дела не производила.

В заключении следственной комиссии указывается, что эскадра принимала меры, чтобы не открыть своего присутствия неприятелю. Такими мерами с 10 мая названы выключение топовых огней, ослабление отличительных и гакабортных огней. Ночные сигналы подавались слабыми клотиковыми лампами.

Рассмотрение вопроса о принимаемых на эскадре мерах завершается поверхностным выводом: "Однако госпитальные суда "Орел" и "Кострома" продолжали идти с эскадрой, в нескольких кабельтовых от нее. Неся по-прежнему полные ночные огни и сводя таким образом на нет принимаемые эскадрой меры предосторожности". Тут комиссия показывается органом, готовым бороться вместе с эскадрой с госпитальными судами, нарушающими меры предосторожности.

10 мая эскадра принимала уголь, причем в последний раз и никаких происшествий, задержек, аварий не случилось. Переход в район маневрирования кораблей в бою в полной мере обеспечивался углем. Корабли, не погибшие в Цусимском бою, совершили переходы в базу (Владивосток)-крейсер "Алмаз", миноносцы "Бравый" и "Грозный", крейсера "Аврора", "Олег", "Жемчуг" прорвались в Манилу. Миноносец "Бодрый", пароход "Корея" и буксир "Свирь" - в Шанхай. Крейсер "Изумруд" оторвался от преследования японских кораблей, зашел в бухту Святого Владимира, где сел на камни и был подорван по приказу командира корабля. Транспорт "Анадырь" ушел на о. Мадагаскар.

В тот же день командующий эскадрой отдал приказ № 243, который определял организацию управления эскадрой в бою. Приводим его текст:

"Быть ежечасно готовыми к бою.

В бою линейным кораблям обходить своих поврежденных и отставших передних мателотов.

Если поврежден и неспособен управляться "Суворов", флот должен следовать за "Александром", если поврежден и "Александр" - за "Бородино", за "Орлом". При этом "Александр", "Бородино", "Орел" имеют руководствоваться сигналами "Суворова", пока флаг командующего не перенесен или пока в командование не вступил младший флагман.

Миноносцы обязаны неусыпно следить за флагманскими броненосцами; если флагманский броненосец получил крен или вышел из строя и перестал управляться, миноносцы спешат подойти, чтобы принять командующего и штаб". Забегая несколько вперед, отметим, что приказ оказался весьма необходимым и полезным в бою. Флагманский корабль броненосец "Суворов" "водил" эскадру в течение 40 минут, затем без приказания или сигнала командующего эскадрой "водителем" стал броненосец "Император Александр III", который выполнял задачу в течение 1 часа 50 минут. Последним "водителем" был броненосец "Бородино", показавший максимум работы - 2 часа 50 минут. Суммарное время вождения трех броненосцев равно 320 минутам, или 5 часов 20 минут. Совместных усилий трех броненосцев хватило на весь дневной период огневых ударов японских главных сил 14 мая 1905 г.

Но обратимся к делам, которые выполнялись на эскадре, при ее следовании по Корейскому проливу и приближении к району Цусимского боя.

Суда "Орел" и "Кострома" включили сигнальные огни, в том числе и гафельные - белый, красный, белый. Полные сведения об этом уже сообщались.

Вице-адмирал Рожественский - главное лицо в делах о-включении сигнальных огней на госпитальных судах, высказывал разноречивые показания, они не опирались на положения документов международного права.

Вместе с тем, участвуя в переписке с Японией об огнях госпитальных судов, он показал уверенные знания международной конвенции по этому вопросу. Однако его доклад морскому министру и отношения со следственной комиссией не содержат следов обращения к конвенции о госпитальных судах. Это дает ему возможность по-своему толковать положения этого документа. Так, обращаясь к морскому министру, он доносит, что с 10 мая госпитальные суда "имели полностью положенное им освещение, не исключая гафельных огней". В показании следственной комиссии говорится: "Госпитальные суда "Кострома" и "Орел" шли в ночь на 14 мая с топовыми огнями, потому что того требовала конвенция о госпитальных судах".

В этих документах различное содержание в докладе морскому министру речь идет о госпитальных судах с полностью положенным им освещением, не исключая гафельных огней. В показании следственной комиссии говорится, что госпитальные суда шли с топовыми (точнее - гафельными) огнями, потому что того требовала конвенция о госпитальных судах. Конвенция-документ международного права — на гафельные огни не распространяется. Эти огни были введены во флоте России по приказанию генерал-адмирала, великого князя Алексея Александровича. Никто из высоких флотских начальников и членов следственной комиссии не поинтересовался, чем объясняются указаные различия в документах, исходивших от Рожественского.

Следственная комиссия, как видно из вышеизложенного, занимала позиции оправдания командующего эскадрой. Никакой вины его в том, что госпитальные суда "Орел" и "Кострома" перед входом в Корейский пролив идут с включенными огнями, комиссия не усматривает. Она не захотела осветить вопрос о том, к каким последствиям привело русскую эскадру раннее обнаружение госпитальных судов, а по ним и всей русской эскадры.

12 мая по данным младшего флагмана контр-адмирала О.А. Энквиста, на эскадре было запрещено телеграфировать. В тот же день отряд из шести пароходов под флагом заведующего транспортными судами капитана 1 ранга О.Л. Радлова, в сопровождении вспомогательных крейсеров "Днепр" и "Рион", проследовал в Шанхай. Закончив сопровождение транспортов, крейсера "Днепр" и "Рион" ушли в Желтое море для борьбы с пароходами, перевозившими японскую контрабанду. Адмиралу Того стало ясно, что без пароходов с углем 2-я Тихоокеанская эскадра не пойдет к северным проливам - Сангарскому и Лаперуза.[* Весь ход событий показывает что X. Того, по английским агентурным источникам, заранее знал и не сомневался в том, что русская эскадра пойдет самым удобным для японцев путем — стесненным Цусимским проливом. Огни русских госпитальных судов были нужны лишь для точного выведения на цель всего японского флота. — В.А.]

Некоторые недостатки в деятельности следственной комиссии поправила комиссия историческая. Она установила для своих членов и привлекаемых к работе офицеров не имеющее строгих доказательств заключение, что нахождение в эскадре госпитальных судов "погубило в самом начале все предприятие". Иначе говоря, стало причиной поражения 2-й Тихоокеанской эскадры с Цусимском бою. Вывод этот якобы доказывается на основании трех положений, которые мы попытаемся опровергнуть.

Начнем с 1-го.

1. "Стремясь пройти незаметно, адмирал Рожественский вел с собой, в хвосте эскадры, два госпитальных судна со всеми огнями. Он [адмирал Рожественский - В.Ц.] утверждает в своем показании следственной комиссии, что этого требовало международное право. В постановлениях Гаагской конвенции 1899 г. нет никаких указаний о том, чтобы госпитальные суда обязаны были носить огни".

Историческая комиссия МГШ, в 1917 г. сообщив об отсутствии в постановлениях Гаагской конвенции 1899 г. указаний о том, что госпитальные суда обязаны были носить огни, тем самым с большим опозданием опровергает Рожественского и лишает командиров госпитальных судов права на самостоятельное включение огней.

2. "Можно предполагать, что адмирал Рожественский считал, что он не имеет права отдавать госпитальным судам, как некомбатантным [не участвующим в боевых действиях - В.Ц.], приказание идти при эскадре без огней. Нельзя не считать такого отношения к делу иначе как слишком щепетильным".

Читателям внушается мысль, что применение огней госпитальных судов не относится к функциональным обязанностям командующего эскадрой, акцентируются в первую очередь обязанности командиров госпитальных судов, включение и выключение огней производится по усмотрению судового начальства. Между тем, в походе 2- й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток все огни на боевых кораблях, транспортах, пароходах и госпитальных судах включались и выключались по приказаниям и сигналам командующего эскадрой. На госпитальном судне "Орел" такие сигналы помечены следующими датами: 23 декабря 1904 г. - "не зажигать огней", 26 января 1905 г. - "потушить все огни", 18 марта - "всем кораблям включить боевое освещение" и 13 апреля - "погасить все огни". Командующий эскадрой, как видно, добросовестно выполнял свои обязанности в походе.

Капитаны госпитальных судов "Орел" и "Кострома" капитан 2 ранга Я.К. Лахматов и полковник корпуса штурманов флота Н.В. Смельский соответственно в донесениях, показаниях, статьях и записках не высказывали претензий в адрес адмирала Рожественского, определявшего режим сигнальных огней госпитальных судов. Они добросовестно исполняли все сигналы старшего флагмана, своих собственных приказаний на включение огней они не признают.

Историческая комиссия пытается снять с адмирала Рожественского ответственность за то, что по огням госпитальных судов японцы обнаружили 2-ю Тихоокеанскую эскадру и переложить вину на командиров госпитальных судов. Позиция комиссии вытекала из прошлых заслуг адмирала Рожественского, когда он в борьбе с высокими начальниками добился разрешения на установку дополнительных сигнальных огней на госпитальных судах, показав при этом свою заинтересованность в этих огнях.

3. "Если бы суда эти юридически лишились покровительства международных соглашений и стали бы на положение военных лазаретных транспортов, дело от этого ничего бы не потеряло. Присутствие же при эскадре транспортов с огнями погубило в самом начале все предприятие".

Первое предложение в выписке из книги "Тсусимская операция" неуместно. Успешные захваты госпитальных судов японцами обусловлены низкими знаниями офицерами требований государственных документов, определяющих назначение и организацию деятельности этих судов. Умозрительный отказ от покровительства международного права, безумная замена госпитальных судов военными лазаретными транспортами не способствовало бы повышению компетенции тех, кто служил на госпитальных судах.

Второе предложение в выписке, говорящее о роковой роли транспортов с огнями переносится в описание встречи японского разведчика "Синано-Мару" с русским госпитальным судном "Орел". Встреча закончилась тем, что японский разведчик вначале обнаружил госпитального "Орла", а затем и всю русскую эскадру (подробное рассмотрение встречи в разделе 5 "Обнаружение эскадры японцами по огням госпитального судна "Орел"). Мы же здесь раскроем лишь тот материал, в котором говорится об огнях госпитальных судов.

В 2 часа 28 мин по русским часам в 40 милях от острова "Сиросе", находившегося на передовой сторожевой цепи японцев, разведчик "Синано-Мару" заметил по левому борту огни парохода, идущего на Ost. При сближении разведчик увидел, "что на грот-мачте этого судна установлены белый - красный - белый огни". Командир крейсера "Синано-Мару" капитан 1 ранга Нарикава направился к этому пароходу с целью произвести его осмотр, как вдруг впереди себя по носу и с левого борта в расстоянии не более 1500 метров увидел несколько десятков судов и далее еще несколько дымов. Капитан 1 ранга Нарикава, поняв, что находится прямо в середине неприятельской эскадры, быстро повернул руль на борт и в то же время телеграфировал, что видит неприятельскую эскадру". Это было 14 мая в 4 часа 28 минут по русскому времени.

Дальность видимости морских целей 1500 метров примем и для русского госпитального судна. Дальность видимости гафельных огней (белый-красный -белый) с борта японского разведчика "Синано-Мару" - 3 мили (5556 м). Оценка соотношения двух дальностей видимости-5556 : 1500 = 3,74 раза. Следовательно, сигнальщики японского разведчика видели русское госпитальное судно на дальности, в 3,74 раза большей ответной дальности видимости у русских сигнальщиков. Поскольку такое или близкое к нему соотношение между дальностями видимости противников реализовано адмиралом Рожественским выбором высоты установки огней на госпитальных судах, возникает вопрос: ради чего это сделано?

Ответ на поставленный вопрос может дать исследование Цусимского боя. Видимо, не знали ответа на этот вопрос офицеры исторической комиссии. Так, вероятно, появилась мысль о транспортах с огнями, породившая заключение исторической комиссии: "Присутствие же при эскадре транспортов с огнями погубило в самом начале все предприятие". Но этот вариант заключения комиссии долго не продержался, ему на смену пришло предположение о неприятельском разведчике, который был привлечен к эскадре огнями госпитального судна, следовавшего в составе эскадры .

Важными источниками сведений о госпитальных судах и их сигнальных огнях являются донесения и показания офицеров - участников Цусимского боя, а также изданные книги офицеров русского флота по тем же вопросам. В качестве авторов таких источников нами избраны: капитан 1 ранга М.В. Озеров, командир броненосца "Сисой Великий", лейтенанты Э.Э. Овандер и Л.В. Ларионов, мичман Г.К. Граф, капитан 2 ранга М.И. Смирнов.

Капитан 1 ранга М.В. Озеров в копии донесения о Цусимском бое пишет: "По ночам эскадра шла с уменьшенными до крайней возможности, по силе света, цветными огнями, совсем не открывая топовых и только госпитальные суда, на ночь отставшие на 40-50 каб, несли все установленные для плавания огни. Есть данные, - впоследствии рассказы японских офицеров, - предполагать, что именно эти огни госпитальных судов открыли сторожевому разведочному японскому крейсеру присутствие потерянной уже из вида, в тумане Шанхая, русской эскадры" .

Старший минный офицер броненосца "Сисой Великий" лейтенант Э.Э. Овандер в своем показании представил важные данные о Цусимском бое. Их высоко оценила историческая комиссия, включив в текст основного труда "Тсусимская операция" четыре ссылки на результаты, полученные Овандером. В первой из ссылок говорится, что японский вспомогательный крейсер "Синано- Мару" по свидетельству лейтенанта Овандера, наблюдал за нашей эскадрой у берегов Аннама и на пути ее на север до момента выхода в Тихий океан, когда "Синано-Мару" ее потерял .

По этому вопросу Овандер в статье, опубликованной в Известиях Общества офицеров флота дал более полные показания: "Когда я был доставлен, после гибели броненосца "Сисой Великий", на японский вспомогательный крейсер "Синано-Мару", то первые слова старшего офицера этого крейсера были: "Скажите, пожалуйста, чем объяснить такую нелепую вещь, что вся эскадра шла без огней, а госпитальные суда [были - В.Ц.] страшно иллюминированы; знайте, что это причина всего вашего несчастья. В эту ночь у вас было сделано наоборот, ведь всегда ночью эскадра шла с огнями, а госпитальные суда на флангах ее в расстоянии 2-3 миль, но без огней". Это было сказано с таким отчаянием и с такой жалостью в голосе, что видно было, как это сильно его волновало и как сильно он был этим потрясен. На это я ему ответил, что адмирал верно имел какое-нибудь основание вести эскадру таким образом. На это он мне заметил, что если бы наши госпитальные суда шли без огней, мы имели бы возможность пройти, не будучи замечены их крейсером. Это меня, конечно, заинтересовало, и я просил объяснить, в чем дело.

Госпитальное судно "Орел"

Вот что он рассказал: "Наш крейсер-разведчик последние месяцы находился в первой линии. Мы за вами следили давно, знали все ваши движения. Вот уже на исходе 3-й месяц, как мы находимся в море. В сумерки подходили к вам настолько близко, чтобы видеть вас и так держались всю ночь, а с рассветом уходили за горизонт, откуда следили за вами по телеграфу без проводов, которым вы пользовались все время. Но так как мы всегда ходили без огней, то вы поэтому не могли нас видеть, несмотря на то, что ночью мы шли вместе с вами. Когда вы вышли в Тихий океан, то 10 мая почему-то перестали телеграфировать [по приказу командующего эскадрой это произошло 12 мая - В.Ц.], благодаря чему мы вас потеряли и, несмотря на все старания, не могли найти. Вследствие вашего выхода в Тихий океан, мы решили, что вы пошли кругом Японии.

"После такого печального для нас дня и очень выгодного, конечно, для вас, мы были посланы крейсировать в Корейский пролив. Крейсируя там в ночь с 13-го на 14-е мая, в начале 3-го часа, мы, заметив далеко на траверзе судно, очень ярко освещенное, повернули на него; <...>. Приблизившись довольно близко к первому судну, мы узнали в нем ваше госпитальное судно "Орел" и решили поэтому, что другое такое же судно, идущее параллельным курсом, есть ни что иное, как другое же ваше госпитальное судно ["Кострома" - В.Ц.]. Зная ваш строй, мы были уверены, что вы идете между ними, хотя самой эскадры не видели, так как вы шли без огней, то есть эту ночь как раз было обратное тому, что было раньше. Мы следили за вами до рассвета, а с рассветом подошел следить за вами крейсер "Идзуми". Сопровождая ваши госпитальные суда без огней, мы вас никогда не заметили бы, так как ночь была чересчур темная. И мы были все-таки от вас очень далеко, когда увидали огни, а потому вы могли бы тогда спокойно пройти во Владивосток без боя. Вот причина, почему я так взволнован и почему мой первый вопрос был об огнях на ваших госпитальных судах, столь резко названных нелепой вещью."

Таким образом, статья лейтенанта Э.Э. Овандера расширила и уточнила данные об огнях русской эскадры и её госпитальных судов. Отсутствие согласованности во времени их включения оценено японским офицером в качестве причины "всего вашего несчастья", то есть поражения в Цусимском бою. Тот же японский офицер умело проанализировал маневрирования и действия разведчика "Синано-Мару" в различных условиях обстановки. В донесениях и показаниях русских адмиралов и офицеров эти вопросы не рассматриваются. Лишенным доказательства следует признать утверждение японского офицера о возможности русской эскадры "спокойно прийти во Владивосток без боя".

Лейтенант Овандер в служебном порядке представил показание о событиях, произошедших на эскадре с 10 по 12 мая где говорится о движении эскадры, и что на траверзах головных кораблей эскадры во внешнюю сторону шли крейсера "Жемчуг" и "Изумруд" в расстоянии от вышеупомянутых судов около 3-4 кабельтовов. "Крейсерам этим в кильватер шли госпитальные суда днем, а ночью госпитальные суда удалялись от эскадры настолько, что их не было видно. До сего дня они шли по ночам без всяких огней, а в этот вечер [11 мая - В.Ц.] госпитальные суда несли все огни и имели свет в иллюминаторах" .

Младший штурманский офицер броненосца "Орел" лейтенант Л.В. Ларионов представил наиболее полное описание обстановки при включенных сигнальных огнях: "Эскадра в ночной тьме продолжала продвигаться походным строем в две кильватерные колонны, имея транспорты позади. Все корабли замерли в напряженном ожидании. Не видно никаких огней и только наши госпитальные суда "Орел" и "Кострома" несут по положению на грот-мачтах свои яркие опознавательные три огня Красного Креста. Неизвестно, смогут ли они оказать нам помощь после боя, но сейчас они выдают наше присутствие, так как их огни далеко бросаются в глаза и, конечно, прежде всего будут замечены бдительным врагом".

Как видно, Ларионов причину включения огней Красного Креста объясняет требованиями Положения, то есть какого-то действующего документа. Никакой вины со стороны госпитальных судов он не усматривает.

Молодой офицер мичман Г.К. Граф - вахтенный начальник транспорта "Иртыш" в книге "Моряки", посвященной походу судна от Либавы до Мадагаскара и далее, в составе 2-й Тихоокеанской эскадры до Цусимы, оригинально дополняет своих предшественников. В записи от 12 мая 1905 г. он описывает походный порядок эскадры. Госпитальные суда "Орел" и "Кострома" шли сзади эскадры, милях в десяти. "Ночью мы хорошо видели их ходовые огни, а сами шли с закрытыми", - уточняет обстановку вахтенный начальник. <...> "Решительный час близился. До этого момента мы не знали окончательного решения адмирала: собирается ли он вести эскадру кругом Японии или прямо - Корейским проливом, и только теперь стало ясно, что он решил идти прямо. Таким образом, мы поняли, что если вообще предстояла встреча с врагом, она, наверное, произойдет дня через два, где-нибудь в районе Корейского пролива" . Из текста книги можно сделать вывод, что мичман Граф разработал оригинальный метод расчета времени встречи противников в ночных условиях с 12 мая 1905 г. На основании выполненных расчетов он сделал вывод, что встреча русской эскадры с японским флотом произойдет через двое суток -ночью 14 мая.

После разгрома русской эскадры японцами, пребывания в плену, опалы адмирала Рожественского, Г. Граф, видимо из карьерных побуждений, решил никому не сообщать о своем расчете.

В 1930 г., издавая книгу "Моряки", автор решил сообщить читателям, что в походе 2-й Тихоокеанской эскадры существовал вариант избежать полного разгрома в Корейском проливе, применив некоторые меры, вплоть до прекращения похода и возвращения эскадры в Россию.

Капитан 2 ранга М.И. Смирнов, автор первой книги о Цусимском бое "Цусима: сражение в Корейском проливе 14 и 15 мая 1905 г." пишет: "Ночью с 12 на 13 мая шли, имея все огни закрытыми, кроме обращенных во внутреннюю сторону строя [эскадры-В.Ц.] <...> 14 мая эскадра шла в прежнем строе, неся те же огни, как и в предшествующую ночь, несмотря на приближение к Корейскому проливу. Госпитальные же суда несли все огни, чем легко могли обнаружить [выдать - В.Ц.] движение эскадры". Высказав отрицательную оценку факту включения огней госпитальных судов, что могло привести к обнаружению эскадры японцами, автор также обратил внимание на отказ командующего эскадрой от ведения разведки и организации дозорной цепи.

Вместе с тем, М.И. Смирнов указывает на выполненные мероприятия по подготовке к ожидаемой встрече эскадры с японским флотом. Среди них: подготовка к отражению минной атаки противника, заряжание малокалиберных орудия на судах, возложение на разведочный отряд задачи по отражению атаки японских миноносцев. Кроме того, в интересах безопасности эскадры адмирал Рожественский не разрешил включать беспроволочный телеграф на вспомогательном крейсере "Урал" для подавления радиосвязи на японских кораблях. Радиотелеграфным станциям командующий эскадрой установил режим радиомолчания, означающий полное запрещение работы на излучение (чем предполагалось скрыть местонахождение эскадры). На кораблях вели прием японских депеш и докладывали об этом флагману.

Вернемся к мероприятиям, получившим отказ адмирала. Первый вопрос об организации разведки в Корейском проливе мы опускаем, так как его надлежит перенести в тему, посвященную Цусимскому сражению. А вот отсутствие адмиральского сигнала о выключении огней на госпитальных судах порождает недоумение, поскольку оно не обеспечивает скрытности эскадры.

Госпитальное судно "Кострома"

Позиция адмирала в этом вопросе характеризуется двумя моментами. Первый момент - включение всех огней на госпитальных судах не содержит ничего положительного для эскадры, оно создает лишь благоприятные условия для японских разведчиков по обнаружению русской эскадры. Второй момент, в предвидении встречи с японским флотом, на эскадре проведены мероприятия по обеспечению ее боевой готовности и безопасности. Однако они не распространены на выключение огней госпитальных судов, которые продолжали гореть. По-видимому, эти огни были нужны адмиралу Рожественскому для проведения какого-то последующего действия.

На основании изложенного можно сделать выводы что:

1. Дополнительные сигнальные огни на русских госпитальных судах введены по предложению главного доктора госпитального "Орла" Я.Я. Мультановского и установлены на них, по проекту контр-адмирала З.П. Рожественского, на гафеле грот-мачты в виде сочетания белый-красный-белый. Подлинная цель огней не раскрывалась, фиктивная гласила, что они предназначены для спасения моряков, погибающих в море в ночное время.

Принятие на русском флоте дополнительных сигнальных огней не сопровождалось всесторонней оценкой последствий этого решения. Не учитывалось, в частности, влияние новых огней на обнаружение их носителя кораблями японского флота, а затем и всей русской эскадры. Русские госпитальные суда имели ограниченную дальность видимости японских кораблей, поскольку последние плавали без огней. Уверенно обнаружить врага русские госпитальные суда могли, главным образом, только при столкновении с ними.

2. Читателям служебных документов внушается мысль, что использование огней госпитальных судов не входит в круг деятельности командующего эскадрой, включение и выключение огней производится по усмотрению судового начальства. По "Копии фрагментов из вахтенного журнала русского госпитального судна "Орел" в период с 23 декабря 1904 г. по 13 апреля 1905 г. все команды и сигналы по включению и выключению огней исходили от командующего эскадрой. Капитаны госпитальных судов "Орел" и "Кострома" капитан 2 ранга Я.К. Лахматов и полковник корпуса штурманов флота Н.В. Смельский соответственно в донесениях, показаниях, рапортах и записках не высказали претензий по режиму огней госпитального судна, они добросовестно исполняли все сигналы и приказания командующего эскадрой, своих приказаний по режиму огней они не давали и не признают.

3. Командующий эскадрой вице-адмирал Рожественский в докладе морскому министру в июле 1905 г. и в ответе на запрос следственной комиссии по Цусимскому бою в августе 1906 г. утверждал, что госпитальные суда "Орел" и "Кострома" перед Цусимским боем и в бою плавали со включенными сигнальными огнями на основании требований международной конвенции о госпитальных судах. Высокие начальники не сочли необходимым организовать проверку справедливости этих утверждений. Только после выхода в свет в конце 1917 г. труда исторической комиссии "Тсусимская операция" морское министерство было оповещено, что в международной конвенции "нет никаких указаний о том, чтобы госпитальные суда обязаны были носить огни".

4. В 3 разделе книги нами установлен факт, что включение основных и дополнительных огней госпитальных судов "Орел" и "Кострома" произведено по сигналу командующего эскадрой вице-адмирала З.П. Рожественского 11 мая 1905 г.

Участники Цусимского боя капитан 1 ранга М.В. Озеров, командир броненосца "Сисой Великий", лейтенант Э.Э. Овандер - старший минный офицер броненосца "Сисой Великий", лейтенант Л.В. Ларионов - младший штурманский офицер броненосца "Орел" и мичман Г.К. Граф - вахтенный начальник транспорта "Иртыш" в донесениях и показаниях подтвердили факт плавания госпитальных судов "Орел" и "Кострома" в походе и в бою со включенными огнями. Капитан 2 ранга М.И. Смирнов - офицер Морского генерального штаба в книге "Цусима: сражение в Корейском проливе 14 и 15 мая 1905 г." также подтвердил указанный факт.

5. Отвечая на запрос следственной комиссии о том, как была открыта японцами эскадра, адмирал Рожественский признал, что он не знает, "когда именно неприятельские разведчики открыли нас". Адмирал обратил внимание на то, что эскадрой "не был усмотрен" и японский крейсер "Синано-Мару". Тут адмирал подсказывает комиссии, где именно следует искать обстоятельства, которые приведут к нахождению "истины".

6. Историческая комиссия, следуя подсказке адмирала, через 12 лет (1906-1917 гг.) разрабатывает собственное заключение о том, что имело место при обнаружении японского разведчика. По мнению комиссии: русская эскадра, уже прошедшая передовую сторожевую цепь японцев, была обнаружена японским разведчиком по огням госпитального судна, шедшего при эскадре. При этом японский разведчик "попал прямо на середину ее "компактного" походного порядка, но адмирал Рожественский "не был извещен об этом". Последнее предполагает возможные столкновения японского разведчика с кораблями русской эскадры.

7. Японский флот, обладая превосходством в силах, получил дополнительные преимущества в обнаружении противника, что благоприятно сказалось на выполнении последующих действий по маневру в район боя, выходу в огневые позиции, вступлению в бой и др.

8. Обмен мыслями японского старшего офицера крейсера "Синано-Мару" и русского старшего минного офицера броненосца "Сисой Великий" лейтенанта Э.Э. Овандера об обязательной координации использования сигнальных огней русской эскадры с огнями ее госпитальных судов "Орел" и "Кострома" породил у них различные принципиальные оценки. Японский офицер утверждает, что пребывание огней на русской эскадре в ночь с 13 на 14 мая: "включено" на госпитальных судах и "выключено" - на судах эскадры явилось главной причиной поражения 2-й Тихоокеанской эскадры в бою с японским флотом. Русский офицер предположил, что адмирал Рожественский "верно имел какое-нибудь основание вести эскадру таким образом". Взгляд русского офицера не отрицает в последующем активности в действиях русской эскадры в предполагаемых адмиралом условиях.

9. Вскрытие обстоятельств включения и использования дополнительных сигнальных огней на госпитальных судах "Орёл" и "Кострома" порождает надежду на раскрытие тайны Цусимского боя о предполагаемом манёвре 2-ой Тихоокеанской эскадры в огневые позиции.

4. Работа радиотелеграфных станций

Историческая часть рассматриваемого вопроса начинается с 19 апреля 1904 г., когда контр-адмирал З.П. Рожественский был назначен командующим 2-й Тихоокеанской эскадрой. В это время, как известно, Россия в войне с Японией терпела неудачи и поражения. Тихоокеанская эскадра, значительно уступавшая в силах японскому флоту, не могла поправить трудное положение и нуждалась в усилении. В апреле 1904 г. император Николай II принял решение направить на Дальний Восток 2- ю Тихоокеанскую эскадру под командованием контр-адмирала З.П. Рожественского. В подготовке эскадры к походу на Дальний Восток Рожественский усмотрел важность радиотелеграфа в обеспечении ее деятельности.

Уже через одну неделю после назначения на очень важную должность 26 апреля 1904 г. он представил управляющему морским министерством предложения о покупке станций беспроволочного телеграфа фирмы "Маркони" с дальностью действия 150 миль. Предполагалось установить новые станции на броненосцах, крейсерах и транспортах эскадры. Адмирал просил, чтобы контракт с фирмой "Маркони" "был заключен без промедлений", так как и зготовление станций, их доставка и установка на судах потребуют не менее трех месяцев.

В заключительной части рапорта командующий эскадрой докладывал о неотложности покупки всей системы станций, без них 2-я эскадра может оказаться в положении, в котором находится первая эскадра и сам Порт-Артур, которые считаются отрезанными от русской армии. Если бы вместо телеграфов системы Попова там была введена система "Маркони" или даже "Телефункен", отрезанность была бы ликвидирована и вместо нее создана надежная линия связи армии с Порт-Артуром. "В силу обстоятельств военного времени приходится согласиться на приобретение станций по высокой цене" - отмечается в рапорте.

3 мая 1904 г. контр-адмирал Рожественский представил управляющему морским министерством вице-адмиралу Ф.К. Авелану второй рапорт, в котором дан анализ системы радиотелеграфных станций А.С. Попова, показаны сроки их изготовления и установки на судах эскадры, сформулирован следующий вывод: "При наиболее благоприятных обстоятельствах, если приборы Попова будут готовы к сроку, эскадра отправится на театр военных действий с такими средствами для телеграфирования без проводников, которые не только будут уступать японским по дальности передач известий, но и окажутся легче парализуемыми, более мощными станциями неприятеля".

Тут Рожественский показывает себя знатоком возможностей средств радиосвязи и стремится показать, как влияет беспроволочный телеграф на решение задач разведки. Он пишет: "Как безопасность плавания, так и достижения конечной цели, поставленной второй эскадре, находится в тесной зависимости от правильного функционирования разведочной службы, которая должна быть построена на пользовании беспроволочным телеграфом, приборы которого должны быть тем более мощны, чем меньшим числом разведчиков снабжена эскадра". Но то, что провозгласил адмирал, не стало принципом его деятельности.

В Цусимском бою разведывательные и другие корабли задачи разведки не решали. О разведке адмирал Рожественский докладывал управляющему морским министерством, для того чтобы добиться контракта с фирмой "Маркони" о поставке радиотелеграфных станций с дальностью действия 150 миль. Всего необходимо было приобрести 24 станции ценой 12000 рублей за одну, что было в три раза дороже, чем станция Попова. Контракт с "Маркони" следовало заключить в первой половине мая "дабы тем предоставлена была возможность своевременно изучить эти приборы в деталях и напрактиковать надлежащий личный состав в пользовании ими".

Положения рапортов контр-адмирала Рожесгвенского тесно связаны с результатами тактического учения, проведенного в 1903 г. на Учебно-минном отряде и отчетными материалами по учению, созданными его участниками.

В предверии войны с Японией в Учебно-минном отряде в период 4-14 июля 1903 г. было проведено тактическое учение ("тактические упражнения"), которое, наряду с обучением слушателей, имело целью совершенствовать способы боевых действий сил флота, применения оружия и средств радиотелеграфной связи в войне на море. Акцент был сделан на последнем. Имелось в виду получить "опытные указания на значения тех расчетов, которые возлагаются на услугу беспроводного телеграфирования". Иначе говоря, выяснялись возможности радиосвязи при обеспечении управления боевыми действиями сил флота. В частности, при торпедных атаках миноносцев, отражении торпедных атак противника отрядом боевых кораблей, постановки минных заграждений, тралений мин. Боевые действия броненосных сил на учении не отрабатывались, проверялись лишь возможности радиосвязи по их обеспечению.

На учение выделялись следующие корабли: броненосец береговой обороны "Адмирал Сенявин", крейсер "Африка", минные крейсера "Лейтенант Ильин", "Посадник", лодка "Дождь", 6 миноносцев, 6 миноносок и два учебных суда - "Европа" и "Двина". Выделенные силы участвовали в отработке поставленных задач. Для проверки возможности обеспечения радиосвязью боевых действий броненосных сил было создано радионаправление минный крейсер "Посадник"-береговая радиостанция. На крейсере находился профессор А.С. Попов, который помогал радиоспециалистам в настройке радиоаппаратуры на максимальную дальность телеграфирования. Крейсер уверенно получал телеграммы на дальности в 67 миль, "отвечающей очень важным нуждам разведывательной службы и нуждам распорядительной части начальника эскадры".

Радиосвязь использовалась и для передачи данных фактической обстановки на учении, в частности данных о шторме, наряду с радиообменом, на учении применялся также радиоперехват телеграмм другой стороны. Организаторы учения пришли к выводу, что радиотелеграф "следует зачислить в ряд очень важных и необходимых средств в распоряжении начальника флота, как мощный фактор объединяющего начала". Если под "объединяющим началом" понимать управление силами, то приведенное определение совпадает по смыслу с современным.

Учебно-минный отряд, "начав тактические упражнения, вышел из узкой сферы односторонней техники, установил связь между техникой и тактикой минного дела и заполнил таким образом значительный пробел в подготовке наших минных специалистов".

Отчет об учении начальник Учебно-минного отряда контр-адмирал К.М. Тикоцкий, обладавший высокой восприимчивостью к прогрессивным начинаниям, представил главному командиру Кронштадтского порта вице- адмиралу С.О. Макарову и в Главный морской штаб. В те же адреса был направлен научный отчет об использовании радиотелеграфа на флоте. В нем содержались обстоятельные сведения о беспроволочном телеграфе, обоснованы рекомендации по использованию радио для решения различных задач флота. Обнаружить этот отчет в архивах не удалось. Высказывались предположения, что убывая на Дальний Восток, адмирал Макаров взял с собой этот отчет. Видимо, таким же образом поступил и контр-адмирал З.П. Рожественский, возглавлявший Главный морской штаб, когда он был назначен командующим 2-й Тихоокеанской эскадрой.

Морское министерство, рассмотрев предложения фирм "Маркони" и "Телефункен", сделало свой выбор на радиостанциях немецкого производства. 22 мая 1904 г. был подписан контракт на поставку изделий. Контракт предусматривал заказ для кораблей и транспортов морского министерства 24 станций искрового телеграфа с дальностью действия 100 миль. Распределялись эти станции следующим образом: 18 станций были установлены непосредственно на боевых кораблях и транспортах эскадры, а 6 станций переданы учреждениям и кораблям флота: одна - Главному морскому штабу, по две - учебным отрядам на Балтийском и Черном морях и последняя - на балтийский транспорт "Океан". На миноносцы эскадры установили 9 радиотелеграфных станций Попова. На обслуживавших эскадру пароходах "Китай" и "Корея" установили две станции фирмы "Маркони". Первая из них в походе была перенесена на "Суворов".

Германские радиостанции отличались технической сложностью, они могли переходить с одной волны на другую, быстро перестраивались с передачи на прием, имели приборы для настройки приемника на волну передатчика, располагали радиоволномерами для измерения длины волны. Все названные совершенствования значительно осложняли подготовку радиоспециалистов.

Ограниченные сроки, отпущенные на вооружение кораблей новыми средствами радиосвязи, порождали большие проблемы. Фирма "Телефункен" в условиях спешки и неготовности личного состава кораблей к приемке радиостанций выполняла обязанности по контракту недобросовестно. Радиоприборы настраивались для наиболее простых условий работы, проверка их функционирования в сложных условиях не проводилась. Повсеместно не проверенным оказался такой важный тактический параметр (свойство) радиостанций, как дальность действия. По заключению флагманского минного офицера 2-й Тихоокеанской эскадры лейтенанта Е.А. Леонтьева "фирма "Телефункен" была вообще крайне небрежна в выверке и установке, а также и в выделке аппаратов". Командующий эскадрой вице-адмирал З.П. Рожественский дополнил и развил эту оценку: "Телеграфирование крайне сложными и быстро расстраивающимися приборами фирмы "Telefunken" было в высшей мере ненадежное".

Рассмотренный нами вопрос о замене корабельных радиосредств зарубежными системами порожден отсутствием в морском министерстве своей научной и производственной базы для развития радиотелеграфа. В то время как промышленные фирмы Англии и Германии, создающие радиосредства для флота, располагали большими деньгами, крупными научными силами и мощными предприятиями, создавали совершенные радиостанции, бедная полукустарная мастерская в Кронштадте продвигалась вперед черепашьими шагами.

Обеспокоенный состоянием флотского радиотелеграфа вице-адмирал С.О. Макаров в июне 1902 г. писал управляющему морским министерством: "Надо сознаться, что мы, инициаторы этого дела, теперь сильно в нем отстали. <...> Надо или широко организовать у себя разработку этого вопроса, приставив к нему наиболее талантливых людей, или приобрести у "Маркони" его патент".

Макаров определил условия, которые могли привести к ликвидации отставания России. Это: предоставление профессору А.С. Попову возможности всецело заниматься развитием или усовершенствованием радио, выделение ему достаточных средств для опытов, создание для него научной лаборатории с одним штатным лаборантом. Управляющий морским министерством вице-адмирал П.П. Тыртов не пошел навстречу даже таким мизерным по расходам предложениям. Развязка наступила через два года, в апреле 1904 г., когда контр-адмирал Рожественский подал свои предложения.

Предстояла большая работа по установке немецких средств радиосвязи на русские корабли и их освоению личным составом. Решение этих задач затруднялось полным незнанием русской стороной самих приборов. Поэтому одним из первых шагов в добывании нужной информации оказалась командировка в начале июня 1904 г. А.С. Попова в Берлин для подробного ознакомления с системой беспроводного телеграфирования.

Вернувшись из командировки, А.С. Попов выступал с докладами и сообщениями о германских радиостанциях, давал консультации. Они помогли минным офицерам в изучении физических и конструктивных особенностей новых радиосредств, в подготовке и приемке аппаратуры и к занятиям с обслуживающим личным составом.

По дороге в Берлин А.С. Попов посетил Либаву, где готовились к походу на Дальний Восток четыре вспомогательных крейсера. Общее руководство подготовкой вспомогательных крейсеров к походу осуществлял великий князь Александр Михайлович, постоянно находившийся в Петербурге. В Либаве великий князь имел своих представителей, но специалиста, ответственного за приемку новых радиостанций среди них не было. Более того, в порту вообще не нашлось ни одного лица, знакомого с радиотелеграфом. Серьезное и ответственное дело по вооружению кораблей новыми средствами радиосвязи оказалось отданным в руки немецких инженеров и монтеров. Они должны были установить на кораблях новые радиостанции, отрегулировать аппаратуру, обучить обслуживающий личный состав, дать ему практику в телеграфировании.

Радиотелеграфный аппарат периода Русско-японской войны

Прибыв на место, А.С. Попов увидел, что немецкие специалисты лишь установили радиостанции на кораблях. "Приборы не были никому сданы и никто не обучен обращению с ними", - замечает он в докладе в Главный морской штаб. Приводимые в докладе факты дают основание для вывода о неспособности большинства из них регулировать приборы и осуществлять телеграфирование. Александр Степанович отмечает несовершенство немецкой аппаратуры, анализирует принятые им меры по организации радиотелеграфного дела на вспомогательных крейсерах "Урал", "Кубань", "Терек", "Дон".

Доклад А.С. Попова и его личное участие в работах способствовали совершенствованию организации перевооружения новыми радиосредствами кораблей 2-й Тихоокеанской эскадры в Кронштадте. Руководство работами возглавил капитан 2 ранга А. А. Реммерт - заведующий делом беспроводного телеграфирования в Морском министерстве. Возлагать больших надежд на германских радиоспециалистов не стали. Они в основном занимались установкой радиостанций и регулировкой аппаратуры. Обучением обслуживающего личного состава ведали минные офицеры.

Критический момент в обеспечении эскадры квалифицированными кадрами радиоспециалистов наступил в середине 1904 г. Дело осложнялось тем, что германские радиостанции характеризовались как технически сложные. Разумеется, радиоспециалистов, готовых к обслуживанию технически сложных радиотелеграфных станций в Морском министерстве не было. Их нужно было подготовить в сроки, отведенные для подготовки эскадры к походу на Дальний Восток (около трех месяцев).

С германской стороны для обучения личного состава прибыл инженер-инструктор. Однако учебными делами он не занимался, так как на него возлагалась также ответственность за установку и регулировку радиостанций на кораблях эскадры. Пришлось решать учебные вопросы русским радиоспециалистам. Отсутствие учебных радиостанций не позволило организовать учебу в стенах Минного офицерского класса и Минной школы. Подготовка матросов-телеграфистов и унтер-офицеров проводилась на кораблях эскадры. Отбор матросов на учебу производился непосредственно на кораблях из двух минеров-специалистов по минам заграждения и одного минного квартирмейстера. Последних на корабли назначали из числа выпускников унтер-офицерского класса Минной школы. На миноносцах назначили по два минера-специалиста на станцию А.С. Попова.

Занятия проводились в двух учебных группах матросов-телеграфистов на броненосце "Ослябя" и крейсере "Светлана". Проведение занятий возлагалось на старших минных офицеров этих кораблей лейтенантов Д.С. Макарова и Л.В. Воронец, которые самостоятельно изучили новые германские радиотелеграфные станции.

10 июня 1904 г. начались занятия в обеих группах и продолжались они два месяца. Учащиеся находились на своих кораблях и поступали в распоряжение заведующих обучением лишь в учебное время: с 8.00 до 10.30 и с 14.00 до 17.30. Основные теоретические и практические занятия проводились на "Ослябя" и "Светлане" с показом техники на радиотелеграфных станциях указанных кораблей.

В первых числах июля 1904 г. началась установка радиостанций на кораблях эскадры. Учебные занятия были перенесены, в основном, на эти корабли. Циркуляр штаба эскадры об организации обучения предписывал в начальный период установки станций до 70% учебного времени отводить для практики на новых радиостанциях. Если установочная работа началась на каком-либо корабле, то его учащиеся занимались только этой работой и другие занятия не посещали. Попасть снова на теоретические занятия учащиеся могли только когда на их корабле работы по установке и приемке радиостанции были закончены.

Если учесть, что обучение прерывалось также другими работами, становится очевидным, что регулярных занятий не получилось, что не позволило учащимся овладеть вопросами практического телеграфирования, которые были освоены лишь после издания "Инструкции телеграфирования без проводов между судами 2-ой эскадры флота Тихого океана".

Минные офицеры проводили учебу самостоятельно. Им была предоставлена возможность прослушать одну лекцию представителя фирмы "Телефункен" по работе реле, что, конечно, мало помогло им в изучении сложной радиотелеграфной системы. Требовалась упорная самостоятельная работа каждого минного офицера.

В практической деятельности радиоспециалистов матросов и квартирмейстеров по причинам отсутствия твердого знания ими приборов, неумения выполнять их настройку и регулировку происходили поломки радиостанций. Минным офицерам кораблей пришлось затратить много трудов и времени, чтобы поднять подготовку рядовых радиоспециалистов до требуемого уровня, добиться правильного и исправного действия радиоаппаратуры. В дальнейшей службе радиоспециалистов на кораблях продолжалось их обучение по линии выработки у них навыков и умений по обслуживанию радиоаппаратуры на боевых постах.

Минные офицеры проводили учебу самостоятельно. Однако лекция, прочитанная им немецким инженером по реле, не могла, конечно, заменить теоретический курс по радиотелеграфированию, который читал слушателям А.С. Попов или его преемник А.А. Петровский. В Минном офицерском классе действовало правило: основные положения лекции должны быть подтверждены каждым слушателем на практическом занятии в кабинете (лаборатории). Слушатели самостоятельно проводили опыт, овладевали знаниями и их применением. Таким образом, центр обучения переносился на практические занятия. В условиях боевого корабля таких возможностей для самостоятельной подготовки, конечно, не было. Не все минные офицеры овладевали в полной мере новыми специальными знаниями, сочетая учебу со службой.

В период 5-10 августа 1904 г. по циркуляру штаба эскадры № 12.2. с 5-го числа проводились "практические занятия" (учения) по радиосвязи. Корабли эскадры были распределены по 10 парам и по расписанию проводили сеансы связи между собой по 2,5 часа в сутки. Время занятий распределялось следующим образом: 1-я пара - броненосец "Сисой Великий" и крейсер 1 ранга "Дмитрий Донской": 2 4-2.30, 8 4-8.30 пополудни, 12.00 -12.30, 4.00- 4.30, 7.00-7.30 пополуночи. Другие расписания были аналогичными.

Во время практических переговоров двух судов между собой остальные суда принимали депеши, разбирали и записывали, как и свои переговоры, в журнал. Расписание было составлено так, что пары не совпадали по времени. Имелись резервные периоды по 2 часа.

Время с 12 часов дня до 12 часов 55 минут предоставлялось для проверки и настройки передатчиков станций, почему для сбережения когереров в это время, станции на прием не ставились. В остальное же время станции должны быть в готовности для приема депеш. В часы, назначенные для переговоров станций, заведующие этими станциями находились там безотлучно. В помощь заведующим станциями минерам назначались поочередно вахтенные судовые минеры, которые все должны были знать азбуку Морзе.

Дежурный миноносец, будучи под парами, обязан переговариваться с дежурным кораблем эскадры с 1 часа до 2 часов дня и с 6 часов до 7 часов утра. Остальные миноносцы, не имея ежедневно паров, только практиковались в приеме депеш с эскадры.

Во время практических переговоров между судами каждому предоставлялось посылать депеши не более 5 минут подряд, после чего начинали телеграфировать другое из практикующих в телеграфии судов. Телеграфный флаг, поднятый на флагманском корабле, означал требование прекращения отправления депеш и внимательного наблюдения за приемом. Спуск телеграфного флага означал продолжение занятий. На обязанности дежурного миноносца лежал прием всех распоряжений по беспроволочной телеграфии с флагманского корабля и извещение о последовавшем приказании всех миноносцев отряда.

Через месяц расписание учений по связи было пересмотрено. Циркуляром штаба эскадры от 4 сентября 1904 г. со ссылкой на приказание командующего эскадрой объявляется новое расписание учений по связи, в котором вводится иное распределение судов по парам. Переговоры "в парах" велись согласно циркуляру штаба от 5-го августа 1904 г., причем предлагалось тщательно наблюдать за флагманским кораблем и подъемом на нем телеграфного флага, что обязывало корабли немедленно прекращать переговоры и ожидать радиограммы флагманского корабля.

Так происходило обучение радиоспециалистов на эскадре.

Еще до Цусимского боя Главное управление кораблестроения и снабжений (ГУКиС) начало подготовку конечного платежа за поставку и установку радиотелеграфных станций фирмы "Телефункен" на кораблях 2-й Тихоокеанской эскадры. Отзыв о работе фирмы должен был дать командующий эскадрой вице-адмирал З.П. Рожественский. Однако он воздержался от выдачи требуемого отзыва. После долгого подбора исполнителей ГУКиС нашел подходящий вариант - работу возложили на крейсера "Жемчуг", "Олег" и "Аврора". Образовали приемную комиссию в составе: председатель капитан 2 ранга А.К. Небольсин, заменивший убитого в бою командира "Авроры" капитана 1 ранга Е.Р. Егорьева, лейтенант П.В. Линден, минный офицер крейсера "Жемчуг", лейтенант И.В. Миштовт, старший минный офицер крейсера "Олег", лейтенант Г.К. Старк, старший минный офицер крейсера "Аврора". Комиссия подготовила итоговый документ, состоящий из трех отзывов и общего заключения.

В каждом отзыве названы выполненные на корабле работы, указаны недостатки в работе установленных станций, дана оценка обслуживания станций корабельными специалистами. Наиболее подвержены отказам приборы приемного аппарата и телефонный приемник, который бездействовал даже в исправном состоянии. Во время боя действие станций нарушалось от собственных выстрелов, когда замыкания реле вызывали самопроизвольную запись приемного аппарата. Было высказана просьба о переносе аппарата на другое место, не подверженное действию собственных выстрелов, обращено внимание на малограмотность и неразвитость минеров-телеграфистов.

Вот что говорилось в заключении

1. Общее действие аппаратов следует считать удовлетворительным до расстояния в 40 миль. Далее - в 60 и 70 милях работает аппарат только в исключительных случаях.

2. Следует иметь 2 приемные станции: одну - в носу и одну - в корме, при 2-х отдельных воздушных сетях, по 2 реле на каждую станцию.

3. Помещение телеграфной рубки необходимо [разместить - В.Ц.] под броневой палубой. Помещение должно хорошо вентилироваться.

Крейсер II ранга "Урал"

4. Усмотрено, что когда несколько судов на створе, то действие приемных станций ослабевает.

5. В тумане действие беспроволочного телеграфа незаменимо. В случае разлучения судов тоже.

6. Личный состав плохо обучен и за недостатком приборов в школе минеры учатся на новых приборах. Были случаи, что реле оказалось ими испорчено.

Лейтенант П.В. Линден Лейтенант И.В. Миштовт Лейтенант Г.К. Старк

Председатель капитан 2 ранга А.К. Небольсин

На кораблях и транспортах эскадры были установлены в качестве основных радиотелеграфные станции фирмы "Телефункен", к выполнению задач привлеклись также станции Маркони и Попова. Усилиями штаба эскадры с непременным участием командующего эскадрой были выработаны и внедрены передовые взгляды на роль и место средств радиосвязи в войне на море.

Штаб эскадры и ее командующий направили отрядам и кораблям свыше 30 приказов и циркуляров, определяющих различные аспекты организации радиосвязи эскадры, ее защиты от преднамеренных радиопомех противника. Особенно важное значение имела разработанная флагманским минным офицером лейтенантом Е.А. Леонтьевым и освоенная всеми специалистами радиосвязи "Инструкция телеграфирования без проводов между судами 2-й эскадры флота Тихого океана" (циркуляр 21 октября 1904 г. № 431).

В документе определены основные положения по организации радиосвязи и ее защиты от радиопомех под руководством командующего эскадрой, которому предоставлен приоритет в следующих вопросах (положениях).

1. Аппараты телеграфирования без проводов на кораблях предназначены для сношения командующего эскадрой с отдельными ее частями.

2. К телеграфированию отнесена также сигнализация, которая регламентируется соответствующими статьями Морского устава и правилами сигналопроизводства.

3. Всякие непосредственные переговоры между отрядами или кораблями, как мешающие возможности командующего пользоваться аппаратами не разрешаются.

4. Сношения между отрядами или кораблями эскадры должны выполняться исключительно через корабль старшего флагмана.

5. Если какому-либо кораблю будет приказано сноситься с другим кораблем, то следует иметь в виду, что адмирал всегда может сделать какое-либо распоряжение, почему надо следить, не телеграфирует ли адмирал.

6. При срочной надобности кораблю сделать доклад по телеграфу во время действия других станций, ему предоставляется право поднять телеграфный флаг, что служит требованием прочим кораблям эскадры прекратить отправление радиограмм и поставить свои станции "на прием".

Таким образом, командующему эскадрой предоставляется максимум услуг по использованию радиосредств эскадры и доведению своих приказаний до кораблей. Каждому командиру корабля предоставляется право поднятием телеграфного флага прекратить действие других станций и сделать свой доклад.

Инструкция телеграфирования без проводов между судами 2-й эскадры флота Тихого океана широко применялась как на Балтийском, так и Черноморском флотах. Инициатором применения оригинального документа выступили выдающиеся радиоспециалисты А.М. Щастный - на Балтике и В.Н. Кедрин - на Черном море.

Командующий эскадрой при подходе к Малаккскому проливу отдал 19 марта 1905 г. следующий приказ.

Чтобы быстро принимать телеграммы и исполнять передаваемые ими приказания, касающиеся целого отряда, предписываю установить строжайший надзор за соблюдением правил инструкции телеграфирования без проводов (см. циркуляр 21 октября 1904 г. № 431).

Вразумить всех и каждого, что в этих водах эскадра в любой момент может войти в соприкосновение с неприятелем и всякая небрежность в телеграфной службе может привести к неисправимым последствиям. Вахтенным при аппарате внушить, какой ответственный пост им вверен, как преступна малейшая их небрежность и иметь за ними постоянное наблюдение.

О всякой самой ничтожной неисправности аппарата вахтенный должен тотчас же послать доложить вахтенному начальнику, который должен немедленно вызвать минного офицера. Минные офицеры непрерывным наблюдением должны приучить минеров отчетливо передавать телеграфные знаки, не терять ни секунды при ответах на вызов или на общую телеграмму и отвечать в установленном порядке.

При вызовах по телеграфу отдельного отряда или отдельных судов (приказ от 29 декабря за № 197) корабли указанной части безотлагательно отвечают непременно по старшинству своих номеров. Если, например, будет послана телеграмма на разведочный отряд, то отвечает первым "Светлана" так: вызов - "ясно вижу" - "Светлана" - окончание.

После крейсера "Светлана" тотчас же отвечают одни за другим крейсера "Кубань", "Терек", "Урал".

Каждый лишний знак, а тем более слово, отнимает время и затрудняет понимание телеграммы, а потому их быть не должно.

При вызове "миноносцы" они отвечают также по порядку номеров: "Бедовый", "Буйный", "Быстрый", "Бравый", "Блестящий", "Безупречный", "Бодрый", "Грозный", "Громкий", а при вызове, например, "третье отделение броненосцев", отвечают броненосцы "Ослябя", "Сисой Великий" и т.д.

Когда один из кораблей не может ответить "Ясно вижу" по беспроволочному телеграфу, он без промедления поднимает ответный вымпел и если этот последний не может быть усмотрен с флагманского корабля, то об этом телеграфирует по окончании ответа всех кораблей отряда ближайший к неисправному, например: "Суворов" — "Терек" отвечает вымпелом - ясно вижу - "Светлана".

Приказ отдан в обстановке, когда эскадра входила в Малаккский пролив, где уже предполагалась встреча с японским флотом. Адмирал беспокоился о грамотных, четких действиях радиоспециалистов в боевых условиях.

4.2 Деятельность радиотелеграфных станций эскадры

Следственная комиссия по Цусимскому бою подняла по деятельности радиотелеграфных средств следующий вопрос: "Почему утром 14 мая было приказано не мешать телеграфированию неприятеля и для этого не воспользовались мощной станцией на крейсере "Урал"? Ответ на поставленный вопрос дал командующий эскадрой вице-адмирал З.П. Рожественский. На переходе от Седельных островов к Корейскому проливу чужие телеграфные знаки были впервые получены аппаратами второй эскадры вечером 12 мая, но на горизонте (ограниченном, правда, пасмурностью) не видно было ни дымков, ни вершин рангоута.

Утром 13 мая чужое телеграфирование возобновилось. Крейсер "Урал" просил позволения мешать чужим переговорам волнами своей так называемой мощной станции (фирмы "Телефункен"), которая, однако, сама всегда расстраивалась, как только ею начинали действовать. Я не разрешил "Уралу" этой попытки потому, что имел основание сомневаться в том, что эскадра открыта. Насколько я припоминаю теперь, мне было доложено около полдня, что в числе понятых знаков были такие, из которых составлялись японские слова "десять огней" ... "большие звезды". Но и такой доклад меня не вполне убедил, что эскадра была открыта в предшествующую ночь".

Следственная комиссия не уточнила, что запрещение работы радиотелеграфных станций было введено на эскадре адмиралом Рожественским 12 мая 1905 г. Именно с этой даты мы продолжим свое изложение. Решение адмирала в корне изменило деятельность средств радиосвязи эскадры. Приказа командующего эскадрой по этому вопросу обнаружить в архивах и библиотеках не удалось.

В опубликованном "Сборнике приказов и циркуляров по 2-й эскадре Тихого океана за 1904-1905 гг." изданном во Владивостокев 1905 г. последний приказ помечен датой 10 мая 1905 г. Однако в донесениях, рапортах, показаниях и других отчетных документах участников Цусимского боя на этот приказ даются ссылки, которые позволяют восстановить содержание приказа. Мы решили привести здесь названные документы, воспользовавшись данными 1, 2, 3, 4 выпусков "Сборника донесений по Цусимскому бою". В указанных выпусках сборника оказалось 9 донесений офицеров и одно -командующего крейсерским отрядом контр-адмирала О.А. Энквиста, в которых содержатся различные сведения об указанном приказе.

Командир крейсера 2 ранга "Урал" капитан 2 ранга М.К. Истомин

1. Донесение флагманского минного офицера лейтенанта Е.А. Леонтьева:

"12 мая 1905 г. В течение дня станцией телеграфирования без проводов броненосца "Князь Суворов" был принят ряд отрывков телеграмм, посылавшихся японскими станциями. Кораблям эскадры было воспрещено сноситься по телеграфу без проводов и приказано неотступно следить за получающимися телеграммами".

2. Показание старшего офицера броненосца "Сисой Великий" капитана 2 ранга Г.А. Ивкова:

"Накануне боя, т.е. 13-го числа наши телеграфные аппараты стали получать неисчислимое количество японских телеграмм; ясно было видно, что мы были обнаружены разведчиками японского флота, которые зорко за нами следят и подготовляют нам встречу в своих водах. У нас, между офицерами, являлся вопрос - почему мы не мешаем им телеграфировать?"

3. Описание боя младшего штурмана броненосца береговой обороны "Адмирал Сенявин" мичмана В.Н. Макарова:

"12 мая 1905 г. <...>, под вечер, беспроволочный телеграф дал знать о присутствии неприятеля и вскоре выяснилось, что 7 неприятельских судов находились вблизи и ведут переговоры по телеграфу. Наши суда не препятствовали".

4. Показание вахтенного начальника крейсера "Дмитрий Донской" мичмана Е.В. Затурского:

" 13 мая 1905 г. <... > ночь прошла в ожидании минных атак, но японцы не появлялись и только по беспроволочному телеграфу увеличилось число японских телеграмм. Наш телеграф по приказанию командующего эскадрой, бездействовал".

5. Описание боя старшего офицера крейсера "Олег" капитана 2 ранга С.А. Посохова:

" 14 мая - суббота. <... > В 8 час утра <... > неприятельские разведчики все время усиленно переговариваются между собой по беспроводным телеграфам, но мы им не мешаем, хотя крейсер "Урал" мог бы сразу их все испортить. У нас же давно запрещено пользоваться ими, чтобы будто не выдавать себя, и переговоры ведутся только флагами или семафорами., не лучше ли было после того совсем не тратиться на установку беспроводных аппаратов?"

6. Отчет командира крейсера 1 ранга "Олег" капитана 1 ранга Л.Ф. Добротворского о сражении с японцами в Восточно-Корейском проливе 14 мая 1905 г. В одно слово повторяет текст пункта 5.

7. Копия рапорта командира крейсера 2 ранга "Урал" капитана 2 ранга М.К. Истомина от 20 марта 1905 г. из Шанхая управляющему морским министерством:

" 13 мая с утра на ленте беспроволочного телеграфа начали получаться неясные знаки. Так как телеграфом переговариваться было запрещено, то я передал об этом адмиралу сигналом. Вслед аз тем знаки делались яснее и около 8 часов стали получаться не нашего сочетания целые телеграммы, как на мощном телеграфе, так и на обыкновенном. <...> Телеграф работал все время, очевидно неприятель им пользовался в широких размерах. Около 3-х часов пополудни, когда эскадра, окончив эволюции, построилась в походный строй и крейсер занял свое место разведчика перед "Суворовым", я спросил по семафору разрешения, в случае появления неприятельских разведчиков пустить в ход свой мощный телеграф, дабы мешать неприятелю переговариваться; но адмирал мне этого не разрешил".

8. Копия показания прапорщика запаса Р.Э. Гильбиха с транспорта "Иртыш" о морском бое в Цусимское проливе 14 мая 1905 г.:

"14 мая с рассветом 2-я и 3-я эскадры стали приближаться к Цусимскому проливу. <... > У нас получались телеграммы за телеграммами, но к сожалению, ни одного из наших судов не было в состоянии помешать неприятельским беспроволочным переговорам, потому что накануне 14 мая этого памятного для участвовавших в бою дня последовал строжайший приказ адмирала Рожественского ни под каким видом не разговаривать по беспроволочному телеграфу, а вести лишь переговоры по флажной системе и с семафором" [Приказ Рожественского отдан 12 мая - В.Ц.].

9. Копия донесения старшего офицера крейсера 1 ранга "Дмитрий Донской", вступившего в командование крейсером в бою 15 мая капитана 2 ранга К.П. Блохина об участии крейсера в Цусимском сражении и о бое этого крейсера 15 мая 1905 г. в Японском море":

"На телеграфной станции нашего крейсера безостановочно получались знаки телеграфирования на непонятном языке. На судах нашей эскадры, по распоряжению командующего, телеграф совершенно молчал".

10. Показание командующего крейсерским отрядом контр-адмирала О.А. Энквиста:

"Запрещение телеграфировать на эскадре последовало <... > дня за два до нашего подхода к проливу".

Поскольку эскадра подошла к проливу 14 мая 1905 г. запрещение телеграфировать последовало двумя днями раньше, т.е. 12 мая. Запрещение распространялось на работу радиостанций на передачу. Вместе с тем, продолжался прием радиотелеграмм противника. Его цель состояла в сохранении тайны своего места, состояния и действий от разведки противника.

В показании контр-адмирала Энквиста видно его соответствие с документами, исходящими от вице-адмирала Рожественского и лейтенанта Леонтьева. Здесь признается правильным и не подвергается критике запрет на работу своих радиостанций в режиме переговоров с радиостанциями других русских кораблей. Запрет предохранял русские корабли от обнаружения их японцами.

Из донесений офицеров судов проясняется цель приказа командующего эскадрой - не выдавать работой радиотелеграфных станций на передачу тайну места эскадры. 12 мая 1905 г. командующий эскадрой приказал:

1. "Запретить работу радиотелеграфных станций всех судов на передачу".

2. Для перехвата поступающих телеграмм неприятеля на радиотелеграфных станциях вести их прием с докладами штабу эскадры.

3. Обмен различными данными между судами эскадры производить флажными сигналами и передачами по семафору.

По этим требованиям офицеры судов, штаба эскадры и контр-адмирал Энквист составили свои донесения по событиям, предшествовавшим встрече 2-й Тихоокеанской эскадры с японским флотом.

В донесениях подчеркивается активность действий японского флота.

Японские разведчики, например, близко подходили к русской эскадре, вели поиск кораблей противника своими радиотелеграфными станциями. Не все было ясно русским офицерам. Некоторые из них сделали неверные выводы. Другие не одобряли молчания своих радиотелеграфных средств, порожденного запрещением старшего флагмана на активные действия.

Командир вспомогательного крейсера "Урал" капитан 2 ранга М.К. Истомин, имея в своем распоряжении два радиотелеграфа - мощный для связи с Владивостоком на расстояние 500 миль и обыкновенный типа "Телефункен", дважды доносил своему начальнику вице-адмиралу Рожественскому, просил разрешить начало активных действий против врага. Первое донесение состоялось утром 13 мая, в нем адмиралу были представлены данные о японском радиотелеграфе, работающем непрерывно. Адмирал не разрешил мешать работе японской станции.

Второе донесение состоялось около 3 часов пополудни, когда эскадра после эволюционного учения начала строиться в походный порядок. Командир "Урала" просил разрешения в случае появления вражеских разведчиков пустить свой мощный телеграф мешать переговорам. Адмирал опять не разрешил.

Отказы командующего эскадрой обернулись бездеятельностью мощного средства радиоэлектронного противодействия, находившегося на крейсере "Урал". Следует иметь в виду, что не все руководители твердо знали и верно оценивали возможности мощного радиотелеграфа на "Урале". Вот что по этому вопросу сообщил компетентный специалист - флагманский минный офицер штаба эскадры лейтенант Е.А. Леонтьев: "Помешать отчасти японцам телеграфировать могла каждая из судовых телеграфных станций <...>. Испортить телеграфные станции японцев "Урал", конечно, не мог, так как против этого принимаются соответствующие меры, да кроме того, для этого "Уралу" надо бы находиться очень близко к японской эскадре и иметь одинаковую настройку станции с японской эскадрой, чтобы вызвать какой-либо эффект на их станциях".

Далее Леонтьев сообщает, что на эскадре не было сведений о длине волны на японском телеграфе. Кроме того, станция "Урала" не имела приспособлений для настройки на желаемую длину волны, за исключением трех фиксированных. Не имея информации по указанным вопросам, Леонтьев не дает рекомендаций по способам использования мощной радиотелеграфной станции.

Офицеры и матросы крейсера II ранга "Урал" с офицерами — представителями от делегации Уральского казачьего войска

Второе донесение о телеграфной деятельности эскадры поступило от командующего 3-м броненосным отрядом контр-адмирала Н.И. Небогатова, оно датируется 13 мая. Днем раньше из-за пасмурной погоды после полудня увидеть хоть одно неприятельское судно отряду не удалось. В указанный день 13 мая на броненосце "Император Николай I" впервые были замечены и разобраны японские телеграфные знаки по слоговой азбуке в имевшейся таблице. Об этом контр-адмирал Небогатое доложил командующему эскадрой, запросив разрешения помешать японским переговорам. Командующий эскадрой отказал и предостерег эскадру сигналом, что телеграфирующий японский корабль может видеть наши дымы.

По-иному действовал в такой же обстановке командир броненосца береговой обороны "Адмирал Сенявин" капитан 1 ранга С.И. Григорьев, о чем он пишет в своем показании: "Накануне боя, 13 мая, когда в продолжение всего дня на аппарате получались телеграммы с японских судов, я разрешил вечером ввести наш аппарат и перебить японцев, а затем сделали замеченный их позывной, на что получили ответ: "Ясно вижу". Японцы не сумели классифицировать и распознать сигналы радиотелеграфной станции русского корабля и не проявили какой-либо тревоги.

Командующий 2-й Тихоокеанской эскадрой вице- адмирал З.П. Рожественский отчет о действиях в период, предшествовавший Цусимскому бою и в начале боя, доложил в рапорте морскому министру, составленному в японском плену в июле 1905 г. В рапорте говорится: "Вечером 12 мая наши станции беспроволочного телеграфа, которыми на этой части пути запрещено было пользоваться для переговоров, начали принимать сначала сбивчиво, а потом несколько яснее, знаки депеш. Хотя в этот вечер и не удалось разобрать смысла того, что телеграфировалось, но по отдельным словам было несомненно, что депеши посылаются на японском языке".

Обстановку на русской эскадре 12 мая 1905 г. после выключения радиотелеграфных станций командующий эскадрой характеризует следующими событиями. Вечером станции начали принимать знаки японских депеш, разобрать смысл которых не представилось возможным. Командир крейсера "Урал" просил разрешения мешать японским переговорам включением своей мощной радиостанции. Но адмирал не разрешил такого излучения радиопередатчика, чтобы не дать японским разведчикам информации о близости эскадры. Из того, что между знаками можно было разбирать отдельные японские слова, адмирал решил, что телеграфировавший еще не видел эскадры и не знает ее места. Получив такое заключение, адмирал с удовлетворением заметил, что нам было во всяком случае полезно быть открытыми возможно позже. Командующий эскадрой предостерег корабли сигналом, что противник может видеть наши дымы.

На эскадре выполнялись действия, которые обеспечивали ее скрытность. Наиболее важным из них было выключение радиотелеграфных станций, которые могли излучать энергию на дистанции до 100-150 миль. С этой же целью не развертывалась дозорная цепь, которая могла выдать врагу место эскадры. Крейсера "Жемчуг" и "Изумруд" 12 мая, как обычно, посылались в обе стороны для учений по наводке орудий, согласования дальномеров. Кроме того, им поручался осмотр моря. Оба корабля не видели никаких признаков разведки врага.

На рассвете 13 мая обнаруживались переговоры уже нескольких судов неприятеля. Они начались вызовом позывных. Потом телеграфирующие перешли на работу сигнальным сводом, используя служебные сочетания. В течение дня среди этих сочетаний попадались до семи таких, которые означали позывные разных судов японского флота.

Как известно, 13 мая русская эскадра проводила эволюционное учение, проходившее утром и после обеда на большом пространстве. Однако несмотря на значительное время эволюций и высокую бдительность кораблей, ни одни из них не видел ни дыма, ни верхушек мачт японских разведчиков.

На палубе крейсера 2 ранга "Урал"

14 мая крейсер "Идзуми", бывший одним из сторожевых судов, узнал о появлении неприятеля из телеграмм с "Синано-Мару", взяв подходящий курс, разыскал врага, обнаружил его в 6 ч 45 мин утра (японское время). Спустя немного, заменив "Синано-Мару", стал поддерживать визуальный контакт с неприятелем: пошел с ним параллельным курсом на расстоянии к югу от него в 4-5 милях. Телеграфом он доносил, что неприятельская эскадра состоит из 8 броненосцев, 9 крейсеров, трех судов береговой обороны и нескольких вспомогательных крейсеров, судов-мастерских, а также из нескольких миноносцев и что сверх того по временам она меняет строй и пр.

Об обнаружении русской эскадры крейсером "Синано-Мару" читатели узнают в следующем разделе книги. Работа японских радиотелеграфных станций для обнаружения русской эскадры уже не нужна, ее сопровождает "Идзуми". Казалось бы, теперь вопрос о скрытности эскадры потерял свою актуальность и можно принимать меры по нарушению системы радиосвязи противника. Но вице-адмирал Рожественский по-своему понимал обстановку и не нашел необходимым отменить свой приказ о запрещении кораблям телеграфировать. Он не приказал и о включении мощной радиостанции крейсера "Урал", а вместе с тем о создании других видов радиопомех силам японского флота. Однако такого решения со стороны вице-адмирала Рожественского не последовало.

Корабли русской эскадры перед боем и в бою добросовестно выполняли установленный режим радиосвязи. Единственное нарушение допустил вспомогательный крейсер "Урал", передавший телеграмму "неприятельские крейсера обходят". Принял ее крейсер "Аврора". Там же, на "Авроре", радиотелеграфом была принята масса японских телеграмм. Положительные результаты по радиосвязи получены и на других кораблях. Но на броненосце "Князь Суворов" на 16 минуте боя радиотелеграфная сеть была уничтожена, а еще через 7 минут была сбита и дополнительная сеть.

Введенное на кораблях эскадры радиомолчание являлось положительным фактором. Оно отдаляло момент обнаружения эскадры противником. Японские разведочные корабли, ведя поиск цели, вынуждены были вести интенсивный радиообмен. В такой обстановке радиостанции русской эскадры быстрее "вписывались" в систему радиосвязи японского флота и надежнее перехватывали радиограммы противника. Однако раскрытие перехваченных депеш представляло сложную проблему. Не имея неприятельского шифра, раскрыть перехваченные телеграммы не представлялось возможным. Командующий эскадрой получал предложения о переходе радиостанций в режим подавления, но отвечал на них отрицательно.

Впоследствии в рапортах морскому министру и в показаниях следственной комиссии свои отказы Рожественский обусловливал стремлением не показать противнику присутствия эскадры. Такое объяснение можно признать логичным в обстановке, существовавшей до обнаружения эскадры японцами. По обстановке, сложившейся 14 мая, следственная комиссия и морской министр могли потребовать от Рожественского более объективных показаний. Противник же получил благоприятные условия для использования радиосредств в интересах управления своими силами.

Японские крейсера, обнаружив русскую эскадру и сопровождая ее, передавали по радио данные, необходимые главным силам для выхода на визуальный контакт с русской эскадрой. Японцам по-прежнему не мешали телеграфировать. Командующий японским флотом адмирал Того записал в официальном донесении: "На основании всех этих сведений я решил напасть на неприятеля со своими главными силами около 2-х часов дня около Окиносима и притом нападение вести на головные суда левой колонны".

В заключение темы о запрещении телеграфировать на эскадре сообщим, что убедившись в разгроме эскадры, адмирал Рожественский и некоторые командиры кораблей приняли ранее не предусмотренные меры по боевой деятельности эскадры. Так сам адмирал предпринял действие, которое можно истолковывать как запоздавшую отмену приказа, запрещающего телеграфирование. Случилось это на борту миноносца "Буйный", который снял с "Суворова" адмирала Рожественского и его штаб 14 мая в 17 часов 30 минут. Флаг-капитан штаба капитан 1 ранга Клапье-де-Колонг так описывает действия адмирала: "В десятом часу вечера 14 мая адмирал, узнав, что "Донской" с "Буйным" идут на SW [туда же шла оставшаяся часть эскадры - В.Ц.] приказал сделать сигнал - "Донскому" идти на N023° [во Владивосток - В.Ц.]. Но не успели еще и сделать этот сигнал, как крейсер сам переменил курс на N023°.

Приказ о запрещении телеграфирования не разрешал передачу такой телеграммы. Новое решение адмирала сняло устаревшее запрещение. Старший офицер крейсера "Дмитрий Донской" капитан 2 ранга К.П. Блохин, принявший у капитана 1 ранга И.Н. Лебедева обязанности командира корабля впоследствии свидетельствовал об обстановке в ночь с 14 на 15 мая: "Теперь не соблюдали уже приказания командующего эскадрой, отданного перед Цусимским сражением - не телеграфировать, напротив, каждый раз, как только японцы начинали говорить по телеграфу, станция крейсера им мешала и, вероятно, с полным успехом, так как разговоры их немедленно прекращались <...>.

В седьмом часу утра с миноносца "Бедовый" передали нам по семафору, что миноносец "Буйный" по телеграфу просит "Донского" остановиться. <...> Командир "Донского" повернул на обратный курс и, идя на дымок, еле заметный на горизонте, приблизился к "Буйному". По требованию штаба командующего больной [раненый - В.Ц.] адмирал был перевезен на катере с "Донского" на миноносец "Бедовый"; на тот же миноносец были перевезены все чины его штаба и младший врач с "Донского" для ухода за адмиралом".

Утром 15 мая к постановке радиопомех прибег командир крейсера "Изумруд" капитан 2 ранга В.Н. Ферзей. Крейсер входил в состав отряда контр-адмирала Н.И. Небогатова, окруженного японским флотом. Командиру крейсера удалось прорвать кольцо окружения и уйти от преследования. В вахтенном журнале крейсера записано: "Легли на SO-45°, как на курс, равно отводящий от [японских - В.Ц.] крейсеров справа и слева. Правые крейсера "Нийтака", "Касаги" и "Читозе", однако, вскоре за нами погнались. Во все время, пока наш аппарат принимал неприятельские телеграммы, перебивали их самой большой искрой.

Видя, что имеем, хотя и незначительное, но все же преимущество в ходе, стали с полдня постепенно склоняться влево и легли на N0-43°". По оценкам специалистов, приведенным в книге "Радиоэлектронная борьба в Военно-Морском Флоте" соавтором капитаном 2 ранга М.А. Партала: "Успех этого прорыва может быть отнесен, наряду с героизмом кочегаров и машинной команды, обеспечивших предельно возможный ход, к тактически грамотным и решительным действиям командира крейсера [капитана 2 ранга В.Н. Ферзена - В.Ц.] по подавлению радиосвязи японцев, что сделало невозможным организованное преследование корабля и наведение на него дополнительных сил".

На основании изложенного можно сделать выводы:

1. Перевооружение кораблей 2-й Тихоокеанской эскадры новыми радиотелеграфными станциями фирмы "Телефункен", несмотря на многочисленные трудности, было проведено квалифицированно, что обеспечивало приведение станций на кораблях в состояние, отвечающее требованиям по боевому использованию. Работы по перевооружению станций велись параллельно с подготовкой радиоспециалистов рядового, унтер-офицерского и офицерского составов.

2. Активное участие в перевооружении приняли не только штатные специалисты эскадры, но и офицеры-сотрудники береговых учреждений флота: создатель радиотелеграфа А.С. Попов, командир Учебно-минного отряда контр-адмирал К.М. Тикоцкий, капитан 2 ранга А.А. Реммерт, лейтенанты Е.А. Леонтьев, Д.С. Макаров, Л.В. Воронец и др.

3. Качество полученных от фирмы "Телефункен" изделий значительно уступало рекламным образцам, специалисты фирмы регулировку и настройку станций проводили для работы в простейших условиях.

4. Установленные средства радиосвязи не были испытаны. На новых радиотелеграфных станциях не проводилась проверка даже такого важного показателя, как дальность действия.

5. Офицерами штаба эскадры и корабельными радиоспециалистами разработаны приказы и циркуляры, определяющие все варианты организации радиосвязи на эскадре и защиты станций от преднамеренных радиопомех противника. Высокую оценку на флотах после русско- японской войны получила "Инструкция телеграфирования без проводов между судами 2-й эскадры флота Тихого океана".

6. Деятельность радиотелеграфных станций в бою была отработана на основе документов подготовленных на эскадре. 12 мая по приказу командующего эскадрой за двое суток до Цусимского боя радиотелеграфным станциям было запрещено выходить в эфир, вести передачу. Цель этой меры состояла в том, чтобы работой радиостанций на передачу не выдавать тайну места эскадры. Для внутриэскадренной связи передачу сообщений производить флажными сигналами и семафорами.

7. В течение двух суток 12 и 13 мая, когда запрещалось телеграфировать русским радиостанциям, командование японского флота не располагало данными о положении и деятельности русской эскадры. Возможное влияние этого факта на развертывание японского флота в район боя не выявлено.

8. В донесениях офицеров русской эскадры говорится о поиске японцами русских кораблей с помощью радиотелеграфных станций, на излучения которых предполагались ответные импульсы противника. Однако таких импульсов не было, так как этому противодействовал командующий эскадрой, который, тем самым, способствовал сохранению скрытности эскадры.

9. Японский крейсер "Идзуми", появившийся рано утром 14 мая, действовал на основе данных, полученных от разведчика "Синано-Мару", который вначале обнаружил госпитальное судно "Орел", а затем и всю русскую эскадру. "Идзуми" начал доносить командующему флотом подробные данные о противнике (его координаты, время обнаружения, курс, скорость, состав эскадры, строй и др.). Адмирал Рожественский решения не принимал, огня не открывал. Броненосец "Ослябя" попросил "позволения вступить в бой". "Суворов" ответил "А" ("не разрешаю").

5. Обнаружение эскадры по огням госпитального судна "Орел"

Следственная комиссия, изучив материалы Цусимского боя, установила, что в них отсутствуют данные о том, когда впервые эскадра была открыта неприятельскими разведчиками. З.П. Рожественский 4 августа 1906 г. сообщил комиссии, что чужие телеграфные знаки начали поступать на радиостанции русских кораблей вечером 12 мая. На горизонте не было видно ни дымков, ни вершин рангоута. Утром 13 мая японское радиотелеграфирование возобновилось. Командир крейсера "Урал", на котором находилась радиостанция большой мощности, просил разрешение на ее включение для подавления средств радиосвязи противника. Но флагман разрешения не дал, так как не имел основания считать, что эскадра уже открыта. Около полудня 13 мая адмирал Рожественский получил доклад о перехвате японских радиосигналов, в которых имелись понятные знаки, образовывавшие японские слова: "десять огней" ... "большие звезды". Но и такой доклад не убедил его, что эскадра была открыта.

Показания, данные следственной комиссии, командующий эскадрой заканчивает недоумением: "Я и в настоящее время не могу утвердительно сказать, когда именно неприятельские разведчики открыли нас: командующий японским флотом в своем рапорте о Цусимском бое пишет, что первым пришел в соприкосновение со второй эскадрой вспомогательный крейсер "Синано- Мару" и только в пятом часу утра в день боя". Рожественский не исключает, что противник мог обнаружить эскадру и в более ранний срок <...> "Эскадрой, однако, и крейсер "Синано-Мару" не был усмотрен. Только в седьмом часу утра 14 мая во мгле обрисовался силуэт крейсера "Идзуми".

Таким образом, в показании следственной комиссии Рожественский внушает читающим мысль, что из состояния недоумения его могло вывести донесение участника встречи с японским разведчиком "Синано- Мару" госпитального судна "Орел". Адмирал не скрывает своего недовольства отсутствием важного донесения. Почему донесение не было представлено, читатели узнают ниже.

Следственная комиссия поддержала предположение адмирала Рожественского о возможности более раннего обнаружения эскадры японцами -13 мая 1905 г. Признаком обнаружения комиссия признавала более усиленное телеграфирование японских разведчиков в этот день. Оригинальные сведения о результатах встречи японского разведчика "Синано-Мару" с русским госпитальным судном "Орел" представил заведующий военно-морским отделом штаба эскадры капитан 2 ранга В.И. Семенов. В показании следственной комиссии он заявил: "Наша эскадра была открыта впервые лишь в 4 часа 30 минут утра 14 мая, когда в поредевшем тумане "Синано-Мару" наткнулся на наши госпитальные суда, следовавшие в 5 милях позади эскадры, а по ним открыл и эскадру". Факт обнаружения русской эскадры японским разведчиком был усмотрен на приемнике радиотелеграфа броненосца "Князь Суворов". "По резко изменившемуся (около 5 часов утра) характеру радиограмм можно было догадаться, что мы открыты, в особенности после того, как "Урал" (в 6-м часу утра) увидел отряд неизвестных судов, пересекавший курс эскадры позади ее".

Доложены ли командующему эскадрой эти радиотелеграфные сведения? Флагманский минный офицер штаба эскадры лейтенант Е. А. Леонтьев, в ведении которого состояли: радиотелеграф, электрооборудование и тральные средства кораблей в донесении о Цусимском бое пишет: "Первые телеграммы [японские - В.Ц.] были нешифрованные и, согласно объяснению капитана 2 ранга Семенова, имели смысл требования повторить предыдущее действие или телеграмму. Дальнейшие телеграммы также переданы капитану 2 ранга Семенову для перевода". Очевидно, как и 12 и 13 мая, так и 14 мая, адмирал Рожественский получил доклады капитана 2 ранга В.И. Семенова о содержании перехваченных японских депеш. В показании В.И. Семенова имеются указания о том, какие меры противодействия японскому флоту следовало проводить на эскадре.

1. Пока японцы не обнаружили русскую эскадру, Семенов рекомендовал "повернуть и незамеченными выйти в Океан к востоку от Японии". Он понимал, какую огромную опасность для эскадры имел бой с японским флотом в Корейском проливе; путь через проливы Сангарский или Лаперуза оценивался им менее опасным.

2. С момента открытия японцами русской эскадры и в особенности после того, как "Урал" увидел отряд неизвестных судов, следовало приказать "Уралу" включить мощную радиотелеграфную станцию и тем мешать телеграфированию японцев, подавить систему связи японского флота.

3. Первый японский разведчик крейсер "Идзуми" был замечен с "Суворова" в 6 часов 45 минут утра позади нашего правого траверза в расстоянии около 60-70 кабельтов. К 8 часам утра он приблизился на дистанцию 50 кабельтов. Семенов спрашивает: "Почему не были посланы крейсера для того, чтобы отогнать или уничтожить "Идзуми"?

В показании Семенова излагаются и другие примеры неправильных действий русской эскадры, однако они относятся к иным периодам Цусимского боя и потому здесь не рассматриваются. Таким образом, капитан 2 ранга Семенов называет три мероприятия, которые следовало бы провести до обнаружения эскадры японцами и после состоявшегося обнаружения. Для их проведения требовалось решение З.П. Рожественского. Однако адмирал признал только пример якобы неправильных действий госпитального "Орла", не доложившего о встрече с "Синано-Мару" рано утром 14 мая 1905 г. Из рассмотренных показаний адмирала Рожественского и капитана 2 ранга Семенова следует, что командующий русской эскадрой, как и его противник адмирал Того, знали координаты места, где японский разведчик "Синано-Мару" обнаружил госпитальное судно "Орел", а затем и всю русскую эскадру. Каждый из них мог прогнозировать дальнейшее изменение обстановки и начать выполнение запланированных действий своих сил. При этом адмирал Рожественский не проводил те активные действия, которые рекомендовал капитан 2 ранга Семенов, об обстановке эскадру не информировал, задач отрядам и кораблям не поставил.

В противоположность русскому командующему адмирал Того приказал японскому флоту сосредоточиться в восточной части Корейского пролива. Эскадры и боевые отряды, находившиеся в различных пунктах базирования и в море, без помех со стороны русской эскадры начали развертывание в район боя. Вразумительного объяснения причин отказа от активных действий командующий русской эскадрой не дал. Высокие начальники и авторитетные комиссии таких объяснений от него не потребовали, а исследователи Цусимского боя, прошлые и настоящие, пока до них или не добрались или не доросли до сути самой проблемы.

Признание Рожественским того, что японский разведчик "Синано-Мару" не был усмотрен кораблями 2-й эскадры стало невозвратным событием, оно вынудило адмирала "выйти из игры" и не выдвигать новых версий событий с указанием виновника случившегося. Этим делом занялся капитан 2 ранга В.И. Семенов. На основе своих дневниковых записей он, будучи во Франции на лечении, в феврале 1906 г. закончил написание книги "Бой при Цусиме", ставшей одним из важных источников изучения и исследования Цусимского боя. Принципиально важным отклонением в содержании этого труда от того, что Владимир Иванович поместил в своем показании следственной комиссии, стало исключение рекомендованных им мер противодействия японскому флоту, таких как "выход эскадры в океан к востоку от Японии", о включении мощной радиотелеграфной станции крейсера "Урал" с целью мешать телеграфированию японцев, подавить их связь.

Обстановку, в которой стороны решали задачи обнаружения, автор описывает так: "На рассвете 14 мая, около 5 часов утра, их вспомогательный крейсер "Синано-Мару" почти ткнулся носом в наши госпитальные корабли, а по ним опознал и саму эскадру. От нас его не видели, но то что мы открыты, сейчас же обнаружилось по изменению характера телеграмм: это была уже не перекличка разведчиков, а донесение, передававшееся дальше и дальше на север". До того момента, по японским сведениям, Того, стоя с главными силами где-то близ Фузана, совершенно не знал о месте нахождения нашей эскадры и ждал известий одинаково как с юга, так и с севера (примечание автора книги "Бой при Цусиме"). Тут перехват японской депеши об обнаружении русской эскадры поясняется более четко, чем в первый раз. "Отдельные телеграммы получались со всех сторон, а потому по приказанию адмирала, для прикрытия нашего беззащитного тыла (транспортов) от внезапного нападения, разведочный отряд был отозван в замок эскадры".

Около 6 часов утра "Урал", догнав нас полным ходом, семафором донес, что сзади эскадры ее курс пересекли справа налево четыре корабля, опознать которые в тумане не было возможности.

В книге "Бой при Цусиме" описаны обстоятельства опознавания и встречи броненосца "Князь Суворов" с японским крейсером "Издуми" в 6 часов 45 минут. Силуэт корабля обозначился смутно. Он шел курсом на сближение и вскоре в нем опознали "Идзуми". Около 8 часов утра можно было определить расстояние до него - 50 кабельтовых. На броненосце пробили тревогу. Правой колонне эскадры (1-й броненосный отряд) было приказано навести на него по одной башне главного калибра. Но "Идзуми" словно угадал опасность, начал быстро удаляться. Обстановка не оставила времени для того, чтобы послать хороший крейсер для перехвата и поражения обнаруженного врага. "А потому адмирал пренебрег дерзкой выходкой "Издуми" и никого не послал для его преследования", - заключает капитан 2 ранга Семенов.

Так был положен конец последней из трех рекомендаций В.М. Семенова по действиям, которые следовало проводить на русской эскадре до и после ее обнаружения японцами.

Всеобщего признания книга Семенова "Бой при Цусиме" не получила. В частности, она не упоминается в делах и документах адмирала Рожественского. Все, что вышло за пределы сведений об обнаружении 2-й Тихоокеанской эскадры японцами, представленных адмиралом Рожественским следственной комиссии по Цусимскому бою, не замечалось им. Видимо, влияние или воздействие адмирала вынуждало капитана 2 ранга В.И. Семенова корректировать свои показания следственной комиссии по Цусимскому бою. С тремя корректурами читатели уже познакомились в нашей работе. Первая из них относилась к периоду до обнаружения эскадры японцами и состояла в исключении рекомендации Семенова "повернуть и незамеченными выйти в океан к востоку от Японии".

Адмирал Рожественский при выборе маршрута прорыва эскадры во Владивосток сделал его в пользу Корейского пролива. В показании следственной комиссии он назвал навигационные и тактические факторы, которые обусловили такой выбор. Следственная комиссия по Цусимскому бою отметила, что Корейский пролив чрезвычайно благоприятствовал успеху неприятеля. Шансы прорыва хотя бы частью эскадры во Владивосток, по мнению комиссии, гораздо больше при выборе Лаперузова пролива. Исключение З.П. Рожественским рекомендации о прорыве эскадры через северные проливы лишено всяких оснований. Видимо, В. И. Семенов был прав.

Вторая рекомендация о подавлении средств радиосвязи японского флота относилась к периоду после обнаружения эскадры японцами и предусматривала включение мощной радиотелеграфной станции вспомогательного крейсера "Урал". Режим работы радиосредств эскадры предусматривал запрет на сношения между кораблями, приказано неотступно следить за получаемыми телеграммами, о чем докладывать флагману.

Третья рекомендация В.И. Семенова касается посылки хорошего крейсера для перехвата и поражения японского крейсера "Идзуми". Командующий эскадрой этой рекомендацией не нашел необходимости воспользоваться. В. И. Семенов разобрал возможные причины отказа адмирала, наметил пути их исправления. Однако его опередил командир крейсера "Идзуми", который повел свой корабль туда, где находились русские транспорты.

Вскоре впереди по курсу "Идзуми" обнаружил русский крейсер "Владимир Мономах", прикрывавший транспорты. Крейсера имели одинаковые калибры пушек: "Владимир Мономах" - 3 6-дюймовых и 3 120-мм, "Идзуми" - 2 6-дюймовых и 3 120-мм. По артиллерийскому вооружению "Владимир Мономах" был несколько сильнее противника. Но "Идзуми" имел преимущество в скорости хода -17 узлов, тогда как "Владимир Мономах" - 15 узлов. Учитывая потери скорости за 18000 миль похода на Дальний Восток "Владимира Мономаха", преимущество "Идзуми" в ходе, видимо, было больше, что обеспечивало ему по своему усмотрению входить или выходить из боя.

В 13 часов 45 минут "Идзуми" стал приближаться к противнику и на дистанции в 48 кабельтовых начался бой. Старший артиллерийский офицер русского крейсера лейтенант Н.Н. Нозиков уверенно провел пристрелку по цели и перешел на ее поражение сосредоточенным огнем всей артиллерии правого борта. Получив несколько попаданий, "Идзуми" начал оседать носом и стал выходить из боя, на 15 минуте повернув вправо на 6 румбов. Однако вскоре "Идзуми" повернул еще вправо и пошел навстречу "Владимиру Мономаху". Бой возобновился на 40 кабельтовых. Теперь от сосредоточенного огня японский крейсер получал попадания преимущественно в кормовую часть, где возник пожар.

В 14 часов 30 минут "Идзуми" повернул влево на 8 румбов и скрылся в тумане. Крейсер "Владимир Мономах" попаданий артиллерийских снарядов не имел. Так, нападавший на русские транспорты японский крейсер "Идзуми" был от них отогнан крейсером "Владимир Мономах". Задача, не одобренная командующим эскадрой, была выполнена. Предназначенные для выполнения указанной задачи крейсера "Олег" и "Аврора" не получили соответствующего приказа адмирала Рожественского.

Перейдем к рассмотрению сведений, сообщенных В.И. Семеновым на заседании межведомственной комиссии 1 мая 1907 г. Начнем с новых данных по походному порядку эскадры, в частности об удалении госпитальных судов "Орел" и "Кострома" от ее хвоста за 1-2 дня до боя: "В момент подхода к островам Гото госпитальным судам было приказано держаться позади эскадры в расстоянии 6 миль от концевого корабля. Мера эта вызывалась прямой необходимостью, так как госпитальные суда шли ночью со всеми огнями и могли выдать расположение эскадры, если бы держались вблизи. Наши госпитальные суда несли еще дополнительные гафельные огни - белый, красный, белый, что было сообщено своевременно японцам, которые, однако, не ввели у себя подобной сигнализации"*.

* Бредовая идея на помощь госпитального судна в бою или сразу же после боя, могла придти в голову только предателю. Сам переход в бою на борт госпитального судна невозможен, а после боя доставка раненных весьма затруднительна, а на волненнии и вовсе невозможна. По большому счету госпитальные суда нужны только для обеспечения длительного перехода эскадры и ни в коем случае не для нахождения с ней перед боем и в бою. История не знает примера когда в морском бою при эскадре находились бы еше и госпитальные суда. Но военно-морская история не знала и личности подобной вице-адмиралу З.П. Рожественскому — ни один адмирал не держал в эскадре для собственного комфорта целое госпитальное судно ("Орел") и ни один адмирал так трусливо не бежал с вверенной ему, и по его же вине разбитой эскадры бросив на погибель тысячи людей. Но справедливости ради, следует сказать, что ни один из ее адмиралов не погиб. —А. В.

Вслед за первым сообщением Семенов высказал второе, оно относилось к хорошо известному показанию адмирала Рожественского о том, что японский крейсер "Синано-Мару" при контакте с русскими госпитальными судами не был усмотрен кораблями русской эскадры. Участники заседания межведомственной комиссии получили следующие новые сведения от В.И. Семенова: "По официальным японским сведениям 14 мая, в исходе 5-го часа утра японский вспомогательный крейсер "Синано- Мару" почти наткнулся (в тумане) на наши госпитальные суда и по ним опознал эскадру, о чем тотчас же донес беспроволочным телеграфом. Это было первое известие о месте нахождения эскадры, полученное адмиралом Того и сослужившее ему хорошую службу. Наши госпитальные суда не могли не заметить "Синано-Мару", который сам доносил, что "почти наткнулся" на них, однако же с их стороны не было дано на эскадру никакого извещения о встрече с неприятельским крейсером. Первую весть о том, что нас кто-то видел, мы получили лишь в 6 часов утра от крейсера "Урал", который сообщил, что позади его слева направо прошел отряд из четырех судов".

Выступление В.И. Семенова было направлено на поддержку позиции адмирала Рожественского относительно встречи русских госпитальных судов с японским вспомогательным крейсером "Синано-Мару", высказанной им следственной комиссии по Цусимскому бою. Тогда Рожественский заявил, что он не знает, "когда именно неприятельские разведчики открыли нас". Теперь В.И. Семенов назвал точное время -14 мая в исходе 5-го часа утра, когда "Синано- Мару" "почти наткнулся (в тумане) на наши госпитальные суда и по ним опознал нашу эскадру".

З.П. Рожественский высказал свое недовольство тем, что "эскадрой, однако, и крейсер "Синано- Мару" не был усмотрен". Развивая взгляд командующего эскадрой В.И. Семенов сказал: "Наши госпитальные суда не могли не заметить "Синано-Мару", который сам доносил, что "почти наткнулся на них".

Такое сочетание действий русских госпитальных судов и японского разведчика было признано им достаточным для вывода о состоявшемся взаимном обнаружении.

Капитан 2 ранга Семенов обратил внимание на принципиальные различия в действиях японского вспомогательного крейсера и русских госпитальных судов. Если первый из них тотчас же донес беспроволочным телеграфом адмиралу Того о состоявшейся встрече противников, то со стороны госпитальных судов не было дано адмиралу Рожественскому никакого донесения о встрече. Все сказанное В.И. Семеновым о состоявшейся встрече кораблей противников, казалось бы, подтверждает вину госпитальных судов, не представивших донесений о встрече с японским вспомогательным крейсером "Синано-Мару". Однако такое заключение можно признать справедливым при одном обязательном условии одинаковости, равнозначности средств обнаружения на японском и русских кораблях.

Но такой равнозначности не существовало. На русских госпитальных судах, лишенных беспроволочных телеграфов, для обнаружения японского крейсера "Синано-Мару" можно было использовать лишь зрительное наблюдение за обстановкой. Поэтому на "Орле" и "Костроме" японский крейсер "Синано-Мару" не заметили, так как он плавал без огней и сам обнаружил госпитальное судно "Орел" по его включенным дополнительным сигнальным огням-белый, красный, белый. Следовательно, условия наблюдения для участников встречи 14 мая не были равнозначными. Японцы располагали существенным преимуществами.

О том, как командир "Синано-Мару" капитан 1 ранга Нарикава использовал свои преимущества в зрительном наблюдении за обстановкой, говорится в документе, составленном японским морским генеральным штабом: "Синано-Мару" в 2 часа 45 минут ночи, находясь в широте 33°10 N и долготе 128°10 Ost и идя на N0, вдруг заметил по левому боту огни парохода, идущего на Ost. При сближении увидел, что на грот-мачте этого судна подняты белый, красный, белый огни. В то время месяц как раз был на востоке и так как пароход находился на Ost от "Синано-Мару", то наблюдать за ним ему было неудобно. Командир "Синано-Мару" <...> увеличил скорость и, обойдя пароход с кормы, вышел у него по левому борту. В 4 часа 30 минут, подойдя к нему, рассмотрел, что судно имеет три мачты и две трубы и по типу совершенно походит на <...> вспомогательный крейсер "Днепр".

Крейсер "Идзуми"

Однако, подойдя ближе и не видя на нем орудий, подумал: не госпитальное ли это судно русской эскадры? <... > Догадываясь, что вблизи обязательно должны быть еще суда, подробно рассмотрел горизонт; <.. .> как вдруг впереди себя по носу и с левого борта в расстоянии не более 1500 метров увидел несколько десятков судов и далее еще несколько дымов. Капитан 1 ранга Нарикава, поняв, что он находился прямо в середине неприятельской эскадры, быстро положил руль на борт и в то же время телеграфировал, что видит неприятельскую эскадру. Это было ровно в 4 часа 45 минут 14 (27) мая".

Следовательно, японский разведчик "Синано- Мару" обнаружил значительное число кораблей русской эскадры, однако сам не был открыт ими. Нет никаких оснований признавать службу наблюдения госпитального "Орла" равнозначной со службой наблюдения японского разведчика "Синано-Мару". Поэтому донесение капитана 2 ранга В.И. Семенова не может быть признано за действительное. Видимо, информация о взаимном обнаружении японского и русского кораблей кем-то была навязана В.И. Семенову, и он доложил ее на заседании комиссии, руководимой профессором Ф.Ф. Мартенсом. Положительного решения комиссии по данному донесению не последовало. В то же время В. И. Семенов главное свое донесение о перехвате по радио депеши японского разведчика об обнаружении русской эскадры не изменил. Оно сохраняется в изданиях книги "Расплата" до наших дней. Отход Семенова от прежних своих донесений состоит в замене их содержания близким к тому, что представил командир "Синано-Мару" адмиралу Того.

Деятельность комиссии, руководимой профессором Ф.Ф. Мартенсом, после 1 мая 1907 г. в российских архивах не прослеживается. По установленному порядку документы комиссии были переданы в историческую часть Морского генерального штаба, а оттуда-в историческую комиссию по описанию действий флота в войну 1904-1905 гг. при том же штабе, председатель комиссии - вице- адмирал А.Ф. Гейден.

В РГА ВМФ, в фонде Морского генерального штаба ф. 418, on. 1, д. 5959, нами обнаружен отчет исторической комиссии "Стратегическая обстановка на морском театре военных действий к маю 1905 г. Различные способы решения стратегической задачи. Промежуточные базы. Решение задачи за противника. План адмирала Рожественского. Демонстрация". Начато - 1908 г., окончено - 1914 г. Сданным отчетом мы уже познакомились в разделе 1-м нашей книги, посвященного выяснению задачи эскадры, поэтому теперь мы направим свои усилия на поиск материала, относящегося к обнаружению русской эскадры.

На листе 9 разработчики отчета поместили характеристику В. И. Семенова, как офицера-исследователя, и дали оценку тем сведениям, которые он сообщал читателям. "Капитан 2 ранга Семенов, несмотря на то, что занимал в штабе адмирала Рожественского должность заведующего военно-морским отделом, был по собственному своему свидетельству совершенно не в курсе дел штаба и знал о них почти исключительно из разговоров с лейтенантом С (Свенторжецким), доверенным флаг-офицером адмирала Рожественского, который не всегда мог говорить все, что он знал.

Таким образом, капитан 2 ранга Семенов мог передавать лишь слухи, впечатления и настроения свои и личного состава эскадры в том виде, в котором они до него доходили, что и исполнено им с мастерством, достойным крупного художественного таланта. Истинный же ход событий не был ему известен".

Авторы отчета, как видно, недвусмысленно проводят оценку деятельности капитана 2 ранга Семенова на двух этапах. На первом этапе он показан офицером, лишенным компетентности, не способным к самостоятельной работе в качестве заведующего военно-морским отделом штаба эскадры. На втором этапе он вынужден вести свою деятельность на базе слухов, впечатлений и настроений своих и личного состава эскадры, далеких от истинного хода событий. Практическое применение рассмотренного порядка оценки деятельности капитана 2 ранга Семенова приводит к получению отрицательного результата на каждом этапе. Однако сам В.И. Семенов, применив оригинальный способ перехвата японской депеши, вышел за пределы, предусмотренные авторами отчета, и получил положительный результат фактически.

На листах 14, 15, 20, 40, 42 отчета ведется сравнение авторских положений с тем, что по данному вопросу говорится в книге Семенова "Расплата", 5-е издание. Ограниченность материала, взятого у "Расплаты" по объему и содержанию, не позволила авторам получить полезные заключения.

Капитан 2 ранга В. И. Семенов

Отчет по теме "Стратегическая обстановка на морском театре военных действий" <...> разрабатывался шесть лет (1908-1914 гг.). Выполнялась эта работа офицерами исторической комиссии в продолжении нескольких зимних месяцев. Лишь очень немногие офицеры имели возможность вести исследования более одного-двух лет. Вице-адмирал А.Ф. Гейден назвал состав участников многолетней работы, создавших итоговые труды по действиям 1-й и 2-й Тихоокеанских эскадр в русско-японской войне. Среди них контр-адмиралы: А.А. Сухомлин, князь Н.С. Путятин. А.Г. Бутаков; капитаны 1 ранга: граф А.П. Капнист, Ф.В. Римский-Корсаков, А.А. Попов, князь А.А. Долгоруков; капитаны 2 ранга: А.А. Макалинский, С.Н. Тимирев, Б.Б. Жерве, А.В. Немитц, Н.Н. Нозиков, А.Н. Минин; старшие лейтенанты: А.В. Вырубов, В.Г. Гончаров, М.А. Петров, К.Г. Житков; лейтенанты: А.Я. Павлинов, князь Щербатов. Большую помощь комиссии оказали офицеры исторической части МГШ: капитан 2 ранга Е.Н. Квашнин-Самарин; старшие лейтенанты: Н.В. Новиков, А.И. Лебедев и лейтенант Н.П. Каллистов.

Многие из них, закончив работы в комиссии, продолжили исследования по военно-морской истории и создали значительные исторические труды: Капнист, Новиков, Немитц, Петров, Жерве, Лебедев, Квашнин-Самарин, Каллистов.

Отчет по теме "Стратегическая обстановка на морском театре военных действий" был использован исторической комиссией для разработки итогового труда "Русско-японская война 1904-1905 гг. Книга седьмая. Тсусимская операция". Петроград, 1917.

В предисловии к книге указано: "Труд исполнен капитаном 1 ранга графом Капнистом, причем окончательно он был исправлен им же по указаниям, сделанным председателем комиссии".

Отчет по теме "Стратегическая обстановка" <...> и книга "Тсусимская операция", глава первая, имеют совпадающие содержания, иначе говоря, содержание отчета и главы первой книги одинаково. Нет никакой надобности повторять второе из них в данной книге. Из факта совпадения содержания отчета и главы первой книги можно сделать заключение, что написаны они одним лицом - капитаном 1 ранга графом Капнистом Алексеем Павловичем.

Изложение предмета в главе первой книги "Тсусимская операция" отличается более глубокой разработкой вопросов, относящихся к деятельности капитана 2 ранга В.И. Семенова. Так, принятая ранее характеристика Владимира Ивановича получает более глубокое освещение за счет материалов, взятых из книги "Расплата", 5-е издание.

В книге имеется 16 отсылок к работам Владимира Ивановича, они указывают страницу, на которой помещена работа за соответствующим номером. Книга оформлена так, что каждая работа является составной частью авторского текста. Изъять работу из текста в виде выдержки не представляется возможным. Поэтому содержание работ мы представим в собственной редакции с указанием страниц книги "Тсусимская операция".

1. Имел ли адмирал Рожественский возможность поставить вопрос об отозвании эскадры, с. 12.

Схема движения флотов с момента открытия вспомогательным крейсером "Синано-Мару" русской эскадры и до начала боя

2. Анализ географических пунктов в водах Дальнего Востока, пригодных для базирования эскадры, с. 17.

3. Сообщение о совете у адмирала Рожественского по оценке обстановки после выхода эскадры в Южно- Китайское море, с. 28.

4. Оценка пролива Лаперуза как пути для прорыва эскадры во Владивосток, с. 30.

5. Сообщение флаг-офицера адмирала Того об удаче крейсера "Синано-Мару" и о запланированной дате для похода флота к Владивостоку, с. 35.

6. О неподготовленности эскадры к бою. Сравнение русской "безобразной толпы судов с победоносной японской эскадрой", с. 50.

7. Функциональные обязанности заведующего военно-морским отделом капитана 2 ранга В.И. Семенова и его информированность, с. 52.

8. Разработка правил траления мин заграждения паровыми катерами, с. 53.

9. Оценка двухстороннего маневрирования всей эскадрой 1 февраля 1905 г. под руководством адмирала Рожественского: "вышло не особенно замечательно, но все-таки хоть что-нибудь"; 8 февраля при самостоятельных действиях контр-адмиралов Фелькерзама и Энквиста - переход на выполнение простейших эволюций. "Как все это было горько и обидно", с. 56,61. На с. 56 помещены две отсылки. Первая - к работе "Расплата", изд. 4-е, с. 321. Вторая - туда же, с. 324. На с. 61 дана отсылка к приказу от 20.01.1905 г. № 50.

10. Отзыв об основной идее (плане) боя, составленной на базе приказов, циркуляров и предположений адмирала Рожественского, с. 71, 72.

11. Пример решения тактической задачи за противника, с. 90.

12. Анализ положительных и отрицательных сторон маневрирования в строю фронта, с. 127.

13. В донесениях капитанов 2 ранга Коломейцова и Семенова правильно указано время 5 часов вечера, когда "Буйный" отвалил от "Суворова", с. 163.

14. На с. 10 повторяется вопрос об информированности капитана 2 ранга В.И. Семенова и сформулирован следующий вывод (заключение). "Таким образом, капитан 2 ранга Семенов мог передавать в своей "Расплате" лишь слухи, впечатления и настроения свои и личного состава эскадры в том виде, в котором они до него доходили, что и исполнено им с мастерством, достойным крупного художественного таланта. Истинный же ход событий не вполне был ему известен".

Не все верно в выводах авторов труда "Тсусимская операция". Наряду с указанием на мастерство В.И. Семенова "достойное крупного художественного таланта", они не обратили внимания на его положения и выводы по военно-морскому искусству. О тактических недостатках эскадры, о возможных пунктах базирования эскадры, предложения о выборе маршрута прорыва эскадры во Владивосток и др. Критическое замечание авторов о том, что "истинный ход событий не вполне был ему известен" служило им оправданием отсутствия в книге материала о перехвате русской станцией радиотелеграфа донесения крейсера "Синано-Мару" адмиралу Того об обнаружении 2-й эскадры. Этот материал требовал от адмирала Рожественского и его подчиненных выполнения активных действий после обнаружения эскадры японцами. О таких активных действиях авторы книги "Тсусимская операция" не ведали.

Заканчивая рассмотрение обнаружения крейсером "Синано-Мару" русской эскадры авторы труда пишут: "Таким образом, неприятельский разведчик был привлечен к нашей эскадре, проскользнувшей было сквозь передовую сторожевую цепь японцев, огнями госпитального судна, шедшего при эскадре. Он попал при этом прямо в середину ее "компактного" походного порядка, но адмирал Рожественский не был извещен об этом". Заметим, что в отчете "Стратегическая обстановка <.. .> об этом ни слова.

Так, авторы труда в 1917 г. оправдали адмирала Рожественского. Долго пришлось им ждать такой возможности. В книге помещено еще одно его оправдание. В эпиграфе труда, определяющего его основное содержание со ссылкой на высочайше одобренный всеподданнейший доклад военного министра относительно задачи, возложенной на военно-историческую комиссию по описанию русско-турецкой войны 1877-1878 гг., говорится: "Составить полное систематическое описание всех событий войны, не вдающееся в несвоевременную критику, но излагающее с полной правдивостью фактическую их сторону".

Эта ссылка признает авторов труда "Тсусимская операция" отвечающими историческим требованиям и сдерживает их противников в опровержении примитивного заключения. Вина за отсутствие "извещения" адмирала Рожественского о неприятельском вспомогательном крейсере возложена на госпитальное судно "Орел", захваченное японцами. Факт перехвата японской депеши об обнаружении русской эскадры председателем исторической комиссии и автором книги не учтен при ее написании и исправлении. О том, какие меры предпримет морское министерство по наказанию членов экипажа госпитального судна "Орел", читайте в седьмом разделе данной работы.

На основании изложенного можно сделать следующие выводы.

1. Японская разведка обнаружила русскую эскадру ночью 14 мая 1905 г., когда вспомогательный крейсер "Синано-Мару", находясь в передовой дозорной цепи, вначале обнаружил госпитальное судно "Орел", а затем и всю эскадру. Командир "Синано-Мару" донесением по радиотелеграфу передал командующему флотом данные о противнике: его координаты, курс и скорость, намерения и действия. Позже уточненные данные о противнике начали представлять командующему флотом командиры отрядов японских крейсеров. Полученных данных было достаточно для принятия решения о бое, выхода главных сил в район боя, организации боя. Японская разведка выполнила все свои задачи.

2. Разведочный отряд русской эскадры в составе крейсеров "Светлана", "Алмаз" и вспомогательного крейсера "Урал" по заявлению командующего эскадрой вице-адмирала З.П. Рожественского следственной комиссии "не исполнял в данное время разведочной службы", совместно с крейсерами "Жемчуг" и "Изумруд" отряд следовал в голове эскадры, образуя ее переднюю цепь протяжением более мили поперек ее курса. Цепь эта не несла никаких огней. Эскадра была невидима ни спереди, ни с флангов и служила заслоном от встречных минных атак. Русская разведка была лишена условий, благоприятных обнаружению противника.

3. По решению командующего походный порядок эскадры был изменен. Госпитальные суда "Орел" и "Кострома" из центра строя были переведены в его хвост и располагались в 6 милях справа ("Орел") и слева ("Кострома") от концевого мателота строя. Подлинные задачи госпитальных судов в указанных позициях остаются неизвестными до сих пор.

Никаких недостатков в действиях госпитальных судов вице-адмирал Рожественский не отмечает. Вину же за отсутствие донесения о встрече с японским разведчиком "Синано-Мару" он возлагает на госпитальное судно "Орел". Сам адмирал об этом не упоминает, но другим никаких ограничений не возводит. Основные усилия при этом направляются на перенос вины за отсутствие разведки на госпитальное судно "Орел".

4. Задача обнаружения японского разведчика "Синано-Мару" получила свое решение на радиотелеграфной станции флагманского броненосца "Суворов", где была перехвачена депеша японского корабля об обнаружении русской эскадры. Перехват депеши получил признание капитана 2 ранга В.И. Семенова, заведующего морским отделом штаба эскадры. Но это событие никак не комментировал вице-адмирал Рожественский. Более того, он отказался от проведения на эскадре мер, направленных на предотвращение встречи с противником в Корейском проливе и выход на маршрут перехода одним из северных проливов. Адмирал на эскадре нашел лишь меру по усилению прикрытия транспортов, выделив на ее проведение разведочный отряд эскадры.

5. Капитан 2 ранга Семенов, по-видимому, испытывал давление со стороны высоких начальников, в результате которого он совершил сдвиг своих показаний в пользу Рожественского. В выступлении 1 мая 1907 г. на заседании комиссии, руководимой профессором Ф.Ф. Мартенсом, он без ссылок на факты признал, что условия наблюдения противников японского разведчика

"Синано-Мару" и русского госпитального судна "Орел" были одинаковыми, равнозначными. В действительности японский разведчик плавал без огней и ориентировался в обстановке по дополнительным огням русского госпитального "Орла". Командир корабля капитан 2 ранга Я.К. Лахматов никогда не признавал выдвинутый Семеновым случай сближения "Синано-Мару" и "Орла", близкий к их столкновению, Лахматов даже в своем донесении не упоминает, что видел "Синано-Мару".

6. Главный свой документ - сведения о перехвате депеши по радио японского разведчика "Синано- Мару" об обнаружении им русской эскадры Семенов не подвергал изменениям. Высокие начальники и авторитетная историческая комиссия, работая с указанным документом, могли обстоятельно разобраться с действиями командующего эскадрой вице-адмирала Рожественского, выявить подлинные причины неудач, возникших при встрече 2-й Тихоокеанской эскадры с японским флотом и в Цусимском бою.

Авторы труда исторической комиссии "Тсусимская операция" так отозвались по данному вопросу: "Капитан 2 ранга Семенов мог передавать в своей "Расплате" лишь слухи, впечатления и настроения свои и личного состава эскадры в том виде, в котором они до него доходили, что и исполнено им с мастерством, достойным крупного художественного таланта. Истинный же ход событий не вполне был ему известен".

Этот отзыв авторов труда о капитане 2 ранга В.И. Семенове открыл им дорогу для заключительного утверждения: "Неприятельский разведчик был привлечен к нашей эскадре <.. .> огнями госпитального судна, шедшего при эскадре. Он попал при этом прямо в середину ее "компактного" походного порядка, но адмирал Рожественский не был извещен об этом".

Так, историческая комиссия, не утруждая себя доказательствами, указала виновника поражения 2-й Тихоокеанской эскадры в Цусимском сражении. Каким наказаниям были подвергнуты командование корабля, руководство госпиталя, команда и госпитальный состав, смотрите в разделе "Без вины виноватые".

6. Цусимский бой. Вероломный захват госпитальных судов "Орел" и "Кострома"

Ранним утром 14 мая 1905 г. те, кто уже поднялся на верхнюю палубу и начал наблюдение за обстановкой, не увидели постоянного походного порядка эскадры, к которому они привыкли на долгом пути на Дальний Восток, когда белый "Орел" находился на траверзе грозного "Императора Александра III". По приказу командующего эскадрой походный порядок кораблей был изменен: боевые корабли ушли вперед, а "Орел" перешел в хвост эскадры и оказался один, далеко позади их. Среди наблюдателей оказалась сестра милосердия Ольга Петровна Юрьева.

Флотский историк лейтенант Н.В. Новиков в 1912г. составил схему походного порядка 2-й Тихоокеанской эскадры на 6 часов утра 14 мая 1905 г. Схема подтверждает заключение О. Юрьевой: "Идем одни согласно последней диспозиции".

Если воспользоваться масштабом схемы, то можно определить расстояние между концевым кораблем эскадры - крейсером "Нахимов" и госпитальным судном "Орел". Масштаб рассчитывается по расстоянию между кораблями в кильватерной колонне - 2 каб (на схеме - 4 см), масштаб: в 1 см - 0,5 каб. На схеме расстояние между "Нахимовым" и ГС "Орел" -17 см, на море 17-0,5 = 8,5 каб. В Санитарном отчете по флоту за русско-японскую войну дистанция от "Орла" до концевых судов эскадры принята 30-40 каб. В труде исторической комиссии "Тсусимская операция" говорится, что около 2-х часов дня наши госпитальные суда "Орел" и "Кострома" держались в хвосте эскадры в 2-х милях от нее.

Историограф эскадры капитан 1 ранга в отставке В.И. Семенов также высказал свои сведения о расположении госпитальных судов, о чем было сказано в пятом разделе данной работы. Повторим сказанное им: "В момент подхода эскадры к островам Г ото госпитальным судам было приказано держаться позади эскадры в расстоянии 6 миль (60 каб) от концевого корабля". Свои свидетельские показания он заканчивает так: "Не берусь утверждать, в каком именно расстоянии держались от эскадры наши госпитальные суда перед боем, но во всяком случае, они были далеко позади ее. С точки зрения офицера русской эскадры, они вели себя даже чересчур корректно".

Свидетельство историографа эскадры порождает три момента. Первый момент состоит в том, что он называет точную величину удаления госпитальных судов от хвоста эскадры, в то время как другие свидетели пользуются гадательными величинами. Скорее всего, команда о шестимильном расстоянии между концевым кораблем эскадры и госпитальными судами исходила от старшего флагмана. Только гибель всех штабных документов лишает нас возможности найти те обстоятельства, которые породили эту команду.

Второй момент относится к тому, как историограф передает членам комиссии сведения об огнях госпитальных судов. Он внушает им мысль, что "Орел" и "Кострома" включили свои огни самостоятельно (по решениям командиров кораблей), якобы не имея права на выключение этих огней, командующий эскадрой в интересах соблюдения ее скрытности был вынужден увеличить до 60 каб удаление госпитальных судов от концевого корабля эскадры.

Схема походного порядка 2-й Тихоокеанской эскадры на 6 часов утра 14 мая 1905 г.

Третий момент. В.И. Семенов, сообщая членам комиссии обстановку перед боем, фиксирует их внимание на положении госпитальных судов "далеко позади" эскадры. Вместе с тем, он ничего не говорит о возможности их захвата японцами. Ссылка на чересчур корректные действия госпитальных судов не помогла им избежать захвата. Перед боем днем госпитальные суда не демаскировали эскадру, и чтобы избежать захвата кораблями противника, их следовало вернуть к эскадре и прикрыть от захватных действий японских кораблей.

Значительное удаление "Орла" от хвоста эскадры порождало на госпитальном судне мысль об опасности захвата его противником. Об этом рассказывает сестра милосердия Ольга Петровна Юрьева. В 5 часов 30 минут она увидела первые японские корабли. "Что-то вдруг тяжелое ударило в сердце", - пишет она. Потом она стала различать корабль под японским флагом, находившийся на большом удалении. Но вскоре ее отвлек другой, проходивший в непосредственной близости под кормой "Орла". Это был вспомогательный крейсер "Манджу- Мару" (бывшее русское судно "Манчжурия"). "Обрезав нам корму, он так же, как и первый, скрылся", - такими словами она завершает изложение обстановки. Будучи в плену, она узнала от японцев, что за неделю до боя "Манджу-Мару" получил приказ "захватить нас в плен".

Свидетельство Ольги Петровны дает основание для вывода, что действия японских вспомогательных крейсеров ранним утром 14 мая не имели своей целью немедленный захват госпитального судна "Орел". Они лишь ознакомились с обстановкой и сделали заключение о предполагаемых действиях русских крейсеров, будут ли они защищать "Орел". По-видимому, они признали возможность захвата ценного судна без боя. Относительно госпитального судна "Кострома" сведений о такой же захватной деятельности японских кораблей не имеется. О них ничего не говорится ни в донесении о Цусимском бое командира корабля Н.В. Смельского, ни в очерке о медицинской деятельности госпиталя ординатора П.Л. Гурвича. Между тем, утренний распорядок дня 14 мая на "Орле" выполнялся своевременно и четко, хотя его дополнили торжественными мероприятиями по празднованию дня коронования государя императора Николая II и государыни императрицы Александры Федоровны.

Несмотря на возросший объем работ по госпитальному камбузу, Ольга Петровна пользовалась всякой возможностью, чтобы осмотреть море. В 10 ч 15 мин она обнаружила японский крейсер, шедший параллельным курсом. Вскоре она увидела еще два крейсера в одной колонне с первым. Это был третий японский боевой отряд, в составе крейсеров "Касаги", "Читосе", "Отова", "Нийтака". Правда, четвертого мателота в отряде не усмотрела.

Японские крейсера перешли на левый борт эскадры и приблизились к нашим крейсерам. Но те почему-то не открывали огонь, возможно, не видели врага. Ольга Петровна начала сокрушаться по поводу невозможности сообщить своим о японцах. Для этого на "Орле" можно было воспользоваться только международным сводом сигналов, который хорошо знают на японских кораблях. "Да попытайся мы поднять сигнал и нас потопят раньше, чем сигнал будет принят", - заключает она. Не нашли как доложить о японских крейсерах адмиралу и на мостике "Орла". По-иному действовали на госпитальном судне "Кострома". Командир корабля полковник корпуса флотских штурманов Н.В. Смельский выждал несколько минут и когда японские крейсера скрылись во мгле, поднял сигнал о противнике, но сигнал никто не принял. Тогда Смельский прибавил ходу и подошел к вспомогательному крейсеру "Урал", тот немедленно принял и отрепетовал сигнал "Костромы" о четырех японских крейсерах, а затем полным ходом пошел к "Суворову" для доклада обстановки адмиралу.

На "Суворове" сигнал "Урала" приняли и разобрали. Крейсеру было приказано вступить в строй, на прежнее место. Целеуказания флагмана на корабли об открытии огня по отряду японских крейсеров не последовало, а его так ждали! Положение исправил слепой случай. В 11 ч 15 мин произошел нечаянный выстрел из левой средней 6-дюймовой башни броненосца "Орел". Выстрел был принят на эскадре за боевой и поддержан броненосцами 2-го и 3-го отрядов. Противник отвечал, но вскоре отвернул в сторону и ведение огня прекратил. На русской эскадре стрельба была окончена по сигналу адмирала "Не бросать снарядов". Он мотивировал свое решение быстрым увеличением расстояния до закрытой мглою цели и невозможностью наблюдать падения своих снарядов.

Ольга Петровна и ее собеседники искали ответ на вопрос: почему адмирал не стреляет? Они обсуждали перспективу: будет ли настоящий бой или только минные атаки? Постановкой таких вопросов они не одобряют отказ командующего эскадрой от ввода в бой главных сил для разгрома зарвавшегося японского крейсерского отряда. Почему командующий японским флотом послал лучший свой крейсерский отряд на пушки русской эскадры? Очевидно, перед отрядом командующий флотом поставил задачу выявить сведения, необходимые для ведения боя главных сил.

Командующий 3-м боевым отрядом и его подчиненные, прежде всего, увидели сумбурную организацию открытия огня на русской эскадре, в которой не видна была решающая роль командующего эскадрой.

По хаотическому следованию выстрелов русских кораблей и по отсутствию логики в распределении точек падений снарядов можно было прогнозировать отсутствие на русских кораблях разработок по сосредоточению огня кораблей отряда по одной (избранной флагманом) цели. Примером положительного решения подобной задачи является наблюдение за стрельбой 1-го японского боевого отряда по броненосцу "Ослябя", выполненное мичманом О. А. Щербачевым - командиром кормовой 12- дюймовой башни броненосца "Орел". Он фиксировал моменты корабельных и отрядных залпов и по падениям снарядов относительно цели получал ценные сведения о правилах стрельбы японского отряда броненосцев.

Добытые японским крейсерским отрядом сведения могли стать основанием для уменьшения дистанции открытия огня главными силами японцев. Такое изменение в действительности имело место. Профессор Военно-морской академии контр-адмирал Н.Б. Павлович исследовал и установил, что при одинаковых типах кораблей противников дистанция открытия огня в Цусимском сражении значительно уступала соответствующим показателям боя в Желтом море 28 июля 1904 г. Так, в бою 28 июля японский броненосный крейсер "Ниссин" начал стрелять с дистанции около 80 каб, а за ним вскоре последовали остальные японские броненосцы. Русские броненосцы открыли огонь с 65-70 каб. В Цусимском сражении русские броненосцы первыми открыли огонь с дистанции 38- 55 каб, а японские - с 38-43 каб. Причину уменьшения дистанции открытия огня профессор Н.Б. Павлович объясняет повышением меткости японской корабельной артиллерии в Цусимском сражении. По нашему мнению, определенное влияние на выбор дистанции открытия огня противников оказал и способ его сосредоточения по цели, избранной флагманом: централизованный - у японцев, децентрализованный - у русских.

Таким образом, роль японского 3-го боевого отряда в Цусимском сражении значительно выше, чем это принято считать. Крейсера отряда выполняли важную задачу разведки в интересах главных сил японского флота.

Ольга Петровна упоминает о пути "Орла" в виду "неприятельских крейсеров", намекая на его беззащитность и возможность захвата. Но такая задача перед японскими крейсерами, видимо, еще не стояла.

В официальном труде японского морского генерального штаба "Описание военных действий в 37-38 гг. Мейдзи (в 1904-1905 гг.)" мы нашли материал, в котором приводятся важные данные о действиях японского 3-го боевого отряда, входившего в состав 1-й эскадры японского флота. Начальник эскадры - командующий соединенным флотом адмирал Того, командир отряда младший флагман эскадры вице-адмирал Дева. Отряд имел в своем составе четыре бронепалубных крейсера: "Касаги", "Читосе", "Отова" и "Нийтака".

На рассвете 14 мая 1905 г. 3-й боевой отряд находился в районе островов Гото, на него возлагалась поддержка кораблей японской сторожевой цепи между островами Гото-Кельпарт, в которую, между прочим, входил вспомогательный крейсер "Синано-Мару". Перехватив телеграмму этого корабля командующему флотом о появлении русской эскадры, вице-адмирал Дева сразу же начал поиск противника. По невыясненным причинам поиск велся по юго-восточному направлению, на котором русской эскадры не было. Около 7 часов утра адмирал Дева из телеграммы крейсера "Идзуми" узнал, что русская эскадра находится на севере. Направление движения отряда было изменено на NO и в 10:42 адмирал Дева и сигнальщики флагманского крейсера "Касаги" увидели русскую эскадру в 15 милях южнее о. Цусима. Через час расстояние между противниками уменьшилось до 8000 м (43,2 каб), русские открыли огонь, японцы немедленно ответили. Дальнейшее изложение боя содержало два очень важных факта.

Первый факт вытекал из японского признания: "Ввиду того, что снаряды неприятеля ложились хорошо, 3-й отряд вышел из сферы падения снарядов и, меняя скорость, держался от неприятеля в 9000 м (48,6 каб) впереди его курса". В этом признании виден факт успеха русских в ведении артиллерийского огня, вынудившего японский 3-й боевой отряд выйти из боя. В дальнейшем движении отряд применял маневр скоростью, чем достигалось изменение положения обстреливаемого корабля относительно точки прицеливания, в которую выстреливались снаряды. Учитывая превосходство японцев в силах, меры, направленные на уничтожение японского 3-го отряда, были остро необходимы.

Второй факт подтверждает важность разведки противника, выполненной 3-м боевым отрядом, это видно из следующего текста японского Описания: "Около 1:20, увидав на NO выходящих из тумана наши 1-й и 2-й боевые отряды [3-й отряд - В.Ц.] предоставил им неприятеля и, пройдя у последнего с кормы, направился к северу". В Описании отсутствуют указания о действиях главных сил в случае отсутствия (например, уничтожения) 3-го боевого отряда. Но факт обязательности проведения разведки противника японским 3-м боевым отрядом в интересах главных сил видится отчетливо. По-видимому, государственное и морское руководство страны понимало, что в случае гибели в этом бою даже двух броненосцев, итоги войны для Японии становятся плачевными.

Таким образом, скоропалительное прекращение Рожествинским успешной стрельбы лишило русскую эскадру первого успеха, который мог положительно повлиять на итоги и результаты Цусимского сражения.

Оставшийся в строю 3-й боевой отряд представил командующему японским флотом важные данные о слабости русской эскадры и целесообразности проведения Цусимского сражения.

В 1 час 50 минут пополудни русские броненосцы начали бой главных сил. Из-за тумана на "Орле" трудно было различить кто и по кому стреляет. По заключению следственной комиссии по Цусимскому бою огонь открыли флагманские броненосцы "Суворов" и "Ослябя" по японскому флагману "Миказа". Вслед за ними в бой вступили другие русские броненосцы. В 1 час 55 минут пополудни ординатор госпиталя Л.К. Гейман зафиксировал канонаду в северном направлении. В действительности это означало, что японский 1-й боевой отряд (броненосцев) начал пристрелку по головному левой колонны русской эскадры "Ослябя".

В 2 часа пополудни Ольга Петровна, возможно единственный наблюдатель на русской эскадре, записавший момент производства японцами массы звуков "беспорядочных, глухих и зловещих", то есть первого централизованного залпа по броненосцу "Ослябя". Оговоримся, одиночные выстрелы или залпы производились японскими броненосцами и до 2-х часов, но первый централизованный залп зафиксировала в 2 часа Ольга Петровна. Как видно, на белом "Орле", несмотря на большое расстояние и ограниченную видимость, в общем, верно ориентировались в обстановке и могли по мере продвижения эскадры на север подбирать людей с погибших кораблей, но делу мешали японцы.

Около 2 часов 30 минут "Орел" пришел на траверз крейсеров и транспортов русской эскадры, стоявших с застопоренным машинами. Во мгле отчетливо просматривались: "крейсера "Урал" (с большим дифферентом на нос от полученной пробоины) — "Алмаз","Светлана", "Владимир Мономах", транспорты и миноносцы. Было видно, как миноносцы, обстреливаемые японцами, подбирают из воды тонущих людей. Наиболее вероятно, что это происходило там, где потонул "Ослябя". На "Орле" было отдано приказание приготовиться к приему раненых. Команды катеров и барказов заняли места по расписанию боевой тревоги. "Орел" переложил руль на свои корабли и несколько прибавил ходу. Катера и шлюпки вывалили за борт для последующего спуска на воду.

Японцы обстреливали русские корабли. Перелетные падения снарядов начали ложиться около "Орла", сначала саженях в 30-40 от корабля, а затем ближе к его бортам. Один из снарядов упал настолько близко от левого борта, что от поднятого им всплеска вода через иллюминатор попала в каюту, где лежал больной доктор Д.Т. Вержбицкий. Обстрел белого "Орла" японским крейсером видела Ольга Петровна, она эмоционально описала виденную жестокость. В ней вспыхнуло "чувство животной ненависти" к стрелявшим, возникло желание "сделать какое-либо странное зло им, этим убийцам, отомстить за задыхающихся и корчащихся в ужасных предсмертных судорогах людей". Она, сестра милосердия, была готова встать в ряды тех, кто сражался с врагом.

Падения снарядов непосредственно у борта "Орла" воспринимались на мостике корабля как весьма опасные и вынуждали изменять направление движения и скорость сближения с местом гибели "Осляби". "Орел" подчинился требованиям японцев. Он сначала уменьшил ход, а затем временно застопорил машины, переложил руль, повернул обратно и пошел самым малым ходом, удаляясь от места трагедии. В итоге стрельба японских кораблей вынудила госпитальное судно отказаться от намерения оказать помощь погибающим в море людям.

Вскоре из тумана с правой стороны показался небольшой японский крейсер "Идзуми" и начал быстро сближаться с "Орлом", открыв по нему огонь из носового орудия. Было произведено 5 выстрелов, снаряды ложились в 20-30 саженях перед носом. Затем крейсер пошел на соединение к своим кораблям.

Стрельба крейсера оказалась более наглядной. Выстрелы под нос корабля требовали немедленного изменения его курса на обратный или близкий к нему, отказа от выполнения задачи спасения. Обстрел "Орла" японскими боевыми кораблями-грубое нарушение Гаагской конвенции о неприкосновенности госпитальных судов. Врач Л.К. Гейман рассказывает, как он, беседуя с японскими офицерами, производившими осмотр "Орла", высказал осуждение в адрес командиров стрелявших кораблей. Но его собеседники, знавшие положения Гаагской конвенции, встали на сторону стрелявших. Они ссылались на приказ адмирала Того, отданный за шесть дней до боя, который разрешал стрельбу по госпитальным судам, "как скрытым разведчикам". Впоследствии русские офицеры, побывавшие в японском плену, рассказывали Гейману то же самое. Командиру корабля капитану 2 ранга Лахматову японцы сообщили аналогичные сведения.

Обе стрельбы японцев по "Орлу" происходили не сами по себе. Они служили созданию благоприятных условий для захвата госпитального судна. Если бы захват

"Орла" происходил в районе спасения тонущих людей, то он ярко высветил бы антигуманные, варварские действия японцев, которые препятствовали спасению жертв трагедии или вовсе исключали таковое. Недопущение "Орла" в район спасения тонущих людей позволило придать видимость законности действиям по его захвату. Инспекция (осмотр) госпитального судна, дознание и следствие по делу, призовой суд, конфисковавший госпитальное судно, японцы пытаются представить правомерными и правильно проведенными действиями. То, что при этом госпитальное судно лишили возможности спасти многие сотни жизней, бесстыдно замалчивается.

Не успел "Орел" выполнить маневр, продиктованный ему стрельбой японского крейсера, как появились два вспомогательных японских крейсера, задача которых, как выяснилось позже, состояла в захвате госпитальных судов. Момент появления этих крейсеров не является случайным. Он обусловлен ходом боя, его результатами. В донесении о Цусимском бое адмирал Того указывает, что в 2 часа 45 минут (2 часа 27 минут по русским часам) пополудни "уже можно было предвидеть исход боя". К этому времени вышли из боя русские флагманские броненосцы "Суворов" и "Ослябя". Такой результат вполне удовлетворял командующего японским флотом. Было очевидно, что решительного перелома в пользу русских уже не будет. Можно было подумать и о богатых трофеях и о захвате госпитальных судов. На прохождение сигнала и маневр вспомогательных крейсеров в район нахождения "Орла" и "Костромы" потребовалось немногим больше часа.

Относительно госпитального судна "Кострома" сведений о дозахватной деятельности японских кораблей не имеется. О них ничего не говорится ни в донесении командира корабля Н.В. Смельского о Цусимском бое, ни в очерке ординатора П.Л. Гурвича о медицинской деятельности госпиталя. Поскольку в других русских источниках тоже отсутствуют подобные сведения, мы решили восполнить недостающую информацию из японского "Описания военных действий на море", разработанного морским генеральным штабом и изданном на русском языке в 1910 г. Изучение японского Описания показало, что действия по задержанию и захвату русских госпитальный судов "Орел" и "Кострома" были основательно подготовлены и успешно проведены. Руководство всеми действиями возлагалось на командующего японским флотом адмирала Хэйхатиро Того. Он должен был подготовить флот к выполнению всех действий по указанной задаче, принять решения на их проведение, назначить сроки выполнения, контролировать их ход.

Непосредственное руководство задержанием и захватом госпитальных судов было поручено младшему флагману 3-й эскадры, командиру 6-го боевого отряда контр-адмиралу Того. В его распоряжении находились четыре крейсера отряда, которым он командовал, и два прикомандированных вспомогательных крейсера "Манджу-Мару" и "Садо-Мару". Перед отрядом стояла задача пресечения усилий крейсеров русской эскадры по освобождению захваченных госпитальных судов и выполнения обеспечивающих действий в интересах вспомогательных крейсеров "Манджу-Мару" и "Садо-Мару" (обстрелы госпитальных судов с провокационной целью, выполнение опасных маневров, подъем провокационных сигналов и др.). На вспомогательных крейсерах находились специальные офицеры, получившие подготовку по задержанию и захвату госпитальных судов, их осмотру и конвоированию в японский порт. Они вели поиск фактов, свидетельствующих об использовании русскими захваченных судов в военных целях.

При выполнении задач по задержанию и захвату кораблями контр-адмирала Того русских госпитальных судов последние имели 4 разовых встречи с противником и одну постоянную. При этом мы не учитываем ту встречу, которая произошла между японским разведчиком "Синано-Мару" и русским госпитальным судном "Орел". Тогда первый из них выполнял задачу обнаружения русской эскадры, а не захвата "Орла". По каждой встрече мы представляем читателям ее изложение из японского Описания и наш комментарий.

1. "12 мая в 8 часов утра <...> адмирал отделил от эскадры крейсера "Рион" и "Днепр" для конвоирования транспортов "Метеор", "Владимир", <...>, до Шанхая. Эскадра снова изменила походный строй - впереди вне строя треугольником шли разведчики <...>, а в самом хвосте госпитальные суда "Орел" и "Кострома" (с. 71,72).

2. "Адмирал Дева, чтобы встретить неприятеля, немедленно пошел на SO <...>. В 5 ч 50 мин отряд заметил неприятельское госпитальное судно и, продолжая идти на юг, в 7 ч из телеграммы с "Идзуми" узнал, что неприятель находится к северу" (с. 779).

3. "Около 4 ч 20 мин 4-й боевой отряд ["Нанива", "Такачихо", "Акаси", "Тсусима"]потопили <...> транспорт [буксир - В.Ц.] "Русь" <...> При этом подошли 5-й ["Ицукусима", "Чин-Иень", "Мацусима", "Хасидате"] и 6-й ["Сума", "Чиода", "Акицусима", "Идзуми"] боевые отряды <.. .> 6-й боевой отряд перед этим увидел два неприятельских госпитальных судна и приказал "Манджи- Мару" и "Садо-Мару" задержать их)" (с. 85).

4. "Главные силы обеих сторон открыли огонь, а 5-й и 6-й боевые отряды пошли атаковать арьергард неприятеля. 6-й боевой отряд, получив приказание адмирала Катаока атаковать находящиеся к югу неприятельские транспорты, немедленно направился туда, но узнав, что это наши же вспомогательные крейсера, повернул <...>. Получив вторичное приказание действовать по способности и заметив на юге неприятеля, 6-й боевой отряд увеличил скорость и пошел туда; по сближении оказалось, что это госпитальные суда неприятеля. Случайно встретив подходящие "Садо-Мару" и "Манджи-Мару", контр-адмирал Того поручил распорядиться с ними этим судам" (с. 110).

5. "Госпитальные суда "Орел" и "Кострома" с начала боя шли <...> позади отряда транспортов, но в 3 часа 30 мин дня были задержаны нашими вспомогательными крейсерами "Садо-Мару" и "Манджи-Мару" и отправлены в Миура-ван" (с. 127).

Крейсер "Манджу-Мару" направился к "Костроме", а крейсер "Садо-Мару" - к "Орлу", сделав без предупреждения два боевых выстрела. На "Орле" в 3 часа 40 минут пополудни подняли сигналы: "Я госпитальное судно" и "Что вам угодно?" Крейсер ответил сигналом "Следуйте за мной", а несколько позже - "Можете понять".

Затем последовало назначение хода 12 узлов и приказание следовать под его конвоем. "Манджу-Мару" аналогичным образом распорядился с "Костромой". К наступлению темноты все четыре корабля встали на якорь в бухте Миура островов Цусима. Только здесь с "Манджу- Мару" сообщили на "Орел" о намерении инспектора осуществить право осмотра госпитального судна. То, что осмотр лишает жизни многих раненых и терпящих бедствие на воде, для инспектора не имело значения. Он стремился лишь поскорее увести "Орел" и "Кострому" подальше от русских боевых кораблей.

Русские крейсера не пытались защитить госпитальные суда, поскольку такую задачу им никто не поставил, а сами они не решились помешать японцам увести госпитальные суда в плен. Командиры госпитальных судов, имея приказание держаться во время боя вне выстрелов, не стремились форсированием хода (особенно "Орел") уйти от противника к своей эскадре, хотя и видели его приближение.

Командир "Орла" капитан 2 ранга Лахматов так объясняет свои действия: "Я не сомневался, что пароход-госпиталь неприкосновенен, как во время боя, так и после него, и ему будет предоставлена свобода исполнять свое прямое назначение". Видимо, уважаемый командир судна не знал, что в Порт-Артуре японцы захватили находившиеся там госпитальные суда "Казань" и "Ангару".

В бухте Миура на "Орел" прибыли для осмотра японский лейтенант, два мичмана и врач, а также несколько сигнальщиков, они осмотрели корабль. Внимательно ознакомились с вахтенным журналом, выискивая в нем данные о походах "Орла", его заходах в попутные порты, сигналах командующего эскадрой. Перечисленные действия были наиболее удобны для усмотрения в них следов ведения военной разведки. Именно этот путь использовали японцы для задержания "Костромы", ссылаясь при этом на донесения японских агентов в портах. К тому же избранный путь оказался в русле указаний приказа адмирала Того относительно госпитальных судов - "скрытых разведчиков". Тщательный осмотр корабля, длительное пребывание инспекторов в штурманской рубке, их работа с картами и документами не дали ничего существенного. Дело клонилось к тому, что "Орел", как и "Кострома", будут обвинен в ведении разведки.

Положение в корне изменилось, когда инспекторы встретились с англичанами на верхней палубе. Произошла длительная беседа об обстоятельствах пребывания английских моряков на госпитальном судне. Беседа породила идею обвинение "Орла" в ведении разведки заменить фактом нарушения конвенции, состоящим в пребывании на корабле небольных иностранных моряков. В этом виделось использование госпитального судна в военных целях. Старший инспектор с новой идеей отправился на крейсер "Манджу-Мару" и вернулся обратно около полуночи. Он привез ответ командира крейсера, который признал в нахождении англичан на "Орле" нарушением Гаагской конвенции. Предоставить "Орлу" свободное плавание японцы отказались, передав решение вопроса на усмотрение высших военно-морских властей порта Сасебо. Перед выходом в море на "Орел" и "Кострому" прибыли караулы под командованием офицеров. Корабли были фактически арестованы.

15 мая утром госпитальные суда "Орел" и "Кострома" под конвоем "Манджу-Мару" вышли из бухты Миура в море и взяли курс на Сасебо. В походе экипажи кораблей стали очевидцами гибели торпедированного ночью крейсера "Адмирал Нахимов". Командиры госпитальных судов просили у конвоира разрешения оказать помощь терпящему бедствие кораблю и получили добро. Когда на "Орле" все было приготовлено к приему раненых и тонувших людей, начался спуск катеров и шлюпок на воду, от конвоира поступило приказание об отмене разрешения. "Орел" во второй раз был лишен возможности выполнять свою милосердную функцию.

По прибытии "Орла" в военный порт "Сасебо" вечером 15 мая на корабль явилась комиссия японских морских офицеров, которая немедленно приступила к производству дознания. Председательствовал в комиссии капитан-лейтенант К. Нази, владевший русским языком. Отличие дознания от инспекции (осмотра) госпитальных судов заключалось в их различной ведомственной принадлежности и решаемых задачах. Инспекция проводилась представителями флота и имела целью установление факта нарушения (улики) положений Гаагской конвенции. Дознание же являлось составной частью призового судопроизводства. Оно тоже выявляло факты нарушения конвенции, осуществляло документальное оформление факта нарушения и устанавливало его виновника. Допрашивали только командира корабля. Возможно, его одного считали виновным в "нарушении" Конвенции. Перечень вопросов, которые интересовали дознавателей, остался тем же, что и у инспекторов. Обстоятельное обследование было произведено по эпизоду размещения на "Орле" четырех английских подданных. По-видимому, у капитан-лейтенанта К. Нази появились сомнения в правомерности утверждения о нарушении "Орлом" Конвенции в связи с размещением на нем англичан. Он предпринял попытку найти улики ведения кораблем разведки, но его поиски оказались безрезультатными.

В ходе дознания капитан-лейтенанту К. Нази был вручен протест Российского общества Красного Креста, подписанный уполномоченным Я.Я. Мультановским, его помощником В.Г. Остен-Сакеном и делегатом Французского общества Красного Креста А.П. Парисом. В протесте был сделан акцент на лишение госпиталя возможности выполнить свою миссию, ставились вопросы обстрела "Орла" японцами и захвата ими корабля.

18 мая главный доктор госпиталя получил от главного командира порта Сасебо официальное уведомление об аресте госпитального судна по подозрению в нарушении положений Гаагской конвенции. В чем именно состояли эти нарушения, главный командир не указал. Так получил официальное оформление захват "Орла", хотя фактически он был совершен тремя днями раньше. На корабль получил назначение в качестве комиссара лейтенант Кимура, на которого возлагалось: информирование личного состава о распоряжениях японских властей, контроль за порядком и дисциплиной, подача заявок в довольствующие органы. Однако положение экипажей госпитальных судов никак не изменилось. Они по-прежнему содержались как пленные и не могли ничего сообщить о себе на родину.

А между тем, Гаагская конвенция не давала Японии права на пленение их. Нарушение конвенции быстро определили в Петербурге.

Российское общество Красного Креста обратилось к японским коллегам с запросом о состоянии здоровья персонала госпитальных пароходов.

21 мая командир "Костромы" Смельский сообщил телеграммой, что пароход находится в плену и все его служащие здоровы, а через четыре дня о хорошем состоянии здоровья экипажей обоих пароходов телеграфировало японское общество Красного Креста. Личному составу разрешили посылать в Россию письма и телеграммы на французском и английском языках. Цензура контролировала корреспонденцию, вычеркивала слова "плен","захват".

Например, в телеграмме главного врача Мультановского в Российское общество Красного Креста упоминание о захвате "Орла" была заменено на "15 числа благополучно прибыли в Сасебо".

Сняв запрет на переписку, японцы ввели ограничения на медицинскую деятельность. Применение этой меры связано с поступлением в сасебский морской госпиталь раненого адмирала Рожественского. Узнав об этом, сестра Павловская обратилась к японским властям с просьбой разрешить ей ухаживать за дядей. Японцы разрешили ей встретиться с адмиралом, а уход за ним поручили японской сестре милосердия. Затем желание помочь раненым соотечественникам, опираясь на богатые возможности своего госпиталя, высказали врачи "Орла". К ним присоединились коллеги с "Костромы". Запрет на подобную деятельность последовал немедленно. Русские заявили протест. Они исходили из невиновности "Орла" и "Костромы" и ожидали в борьбе положительного исхода. В медицинской помощи раненым они видели свой профессиональный долг. Японцы же заявили, что они принципиально не могут допустить русских врачей лечить раненых, находящихся в отечественных лечебных заведениях. Это прямой долг японских врачей.

20 мая 1905 г. началось следствие, которое проводилось одним из судей Сасебского призового суда и следователем, их обслуживали секретари, чиновники и переводчик, безукоризненно владевший русским языком. На них возлагалось производство следственных действий в целях полного и всестороннего исследования обстоятельств дела и составление обвинительного заключения.

В сущности своей следствие мало чем отличалось от дознания; велось оно более формально и с охватом большего круга должностных лиц. В течение двух дней на корабле были допрошены доктор Мультановский и капитан 2 ранга Лахматов. Потом их допрашивали еще раз в здании призового суда, там же допросили помощника уполномоченного Красного Креста барона Остен-Сакена и старшего офицера лейтенанта Бейермана. Новые мысли на допросах не возникли, повторялись вопросы, которые ставились на дознании. Только один раз при допросе доктора Мультановского судья заметил, что в госпитале получали помощь больные с зафрахтованных иностранных пароходов. Следствием была затребована у госпиталя точная поименная справка о таких больных. Однако в дальнейшем японцы не развивали этот вопрос, опасаясь негативной реакции правительств государств, граждане которых обращались за помощью.

Офицеры госпитального судна "Орел". 

Первый ряд слева направо: 2-й помощник капитана Л. Н. Алексеев, 1 -й помощник капитана А.Л. Бейерман, капитан Я.К. Лахматов, старший механик В.М, Вейцель, 2-й механик П.К. Персия нов; второй ряд слева направо: помощник капитана А.Р. Газелихр, 3-й помощник капитана С.М. Костромитинов, 3-й механик И.П. Черепанцев, судовой врач Д.Ю. Морозов, 4-й механик С. И. Скоропад.

28 мая судьи в сопровождении комиссии японских морских врачей произвели подробный осмотр и проверку всего госпитального оборудования и имущества, а также бухгалтерии и кассы, после чего все было опечатано. Жалкая расписка о содеянном, полученная доктором Мультановским, явилась единственным документом, засвидетельствовавшим факт прекращения деятельности эскадренного госпиталя. Параллельно было покончено с существованием госпитального судна. Для этого японцы забрали все пароходные документы: мерительное свидетельство, официальное удостоверение на ведение милосердной деятельности, выданное российским послом в Париже, свидетельство о том, что пароход "Орел" приспособлен исключительно под госпиталь и под наблюдением французского правительства, выданное главным морским начальником Тулонского порта, и, наконец, вахтенный журнал парохода с мая 1904 г. по май 1905 г.

По традициям морских архивов все эти документы хранятся вечно. Они никогда не были в России даже в виде фотографий или ксерокопий и продолжают оставаться недоступными для отечественной военно-морской истории, ее исследователей. Тогда, в 1905 г., захватчики парохода не выдали никаких документов об их изъятии. В наши дни японцы утверждают, что документов "Орла" в архивах нет.

29 мая доктор Мультановский получил извещение от Сасебского призового суда о том, что из-за окончания следственных действий, относящихся к "Орлу", суд не усматривает надобности оставаться на пароходе всем лицам, принадлежащим к обществу Красного Креста. В тот же день в вахтенный журнал госпитального судна "Кострома" было записано на японском и английском языках приказание командира порта Сасебо вице-адмирала Самесима. Говорилось, что "Кострома" была задержана на основании многих подозрений, но указаны только три нарушения Гаагской конвенции: назначение госпитальных ординаторов на боевые корабли, установка на судне беспроволочного телеграфа (снятого впоследствии), окраска полосы по борту судна в красный, а не в зеленый цвет. На удивление, обвинение в ведении разведки кораблем, послужившее основанием для его задержания в начале Цусимского боя, оказалось снятым. Незначительные по существу нарушения использованы японцами для заявления о праве конфисковать "Кострому", но по милости японского императора в ознаменование победы флота в боях 14-го и 15-го мая, судну разрешено свободное плавание в любой порт, кроме Владивостока.

В приказании вице-адмирала Самесима имеются указания относительно "Орла", корабль назван нарушителем конвенции и объявлен захваченным. "Костроме" предписывалось 30 мая вывезти из пределов Японии медицинский персонал и 37 больных "Орла". Офицеры и команда в тот же день вывозились отдельно. Военнослужащие давали подписку о неучастии в войне.

Убывающим на "Костроме" медицинским работникам и больным предписывалось взять с собой только личные вещи, которые будут тщательно проверяться. Нарушителей ждали суровые наказания. В основном личный состав выполнил все требования вице-адмирала Самесима, и тому не пришлось принимать дисциплинарных мер. Ослушники нашлись лишь среди поклонников "зеленого змия". Зная о превосходных винах, подаренных французами, алкаши не согласились задаром отдавать все вино японцам. По свидетельству корабельного священника отца Зиновия, "команда почти вся перепилась". Но влияния перепоя на расставание с кораблем он не заметил. В 9 часов прибыли японцы, офицер начал осмотр вещей. "После осмотра нас стали живо выпроваживать <...>, ровно в 12 часов мы покинули наш дорогой "Орел", - завершает свой рассказ священник.

Офицеры и команда покидали корабль к вечеру, они переходили на баржу с буксиром. Обстановку расставания с кораблем описал боцман Е.П. Суковатых. Вот его фрагменты: <...> "Многие <...> без всякой боязни разбили ящики с шампанским и разными ликерами <.. .> Все наши были рады, что оставляем судно и будем отправлены в Россию <...> Последним сошел командир <...> Японцы в это время на шкентеле краном в канатной сетке спускали смертельно пьяных несколько человек <...> Смешно и обидно было смотреть, как в баржу спускают живые трупы <...> Их уложили на дне баржи и укрыли одеялом <... > Здесь все смешалось в кучу <...>, некоторые были трезвы, но большинство навеселе".

За происходящим наблюдали 40 японских матросов при одном офицере. Они "не заметили" каких-либо нарушений порядка и не предприняли мер, предписанных вице-адмиралом Самесима.

Пьяного не берет даже чужеземный закон!

Сделаем некоторые выводы.

1. Проведенные японцами осмотр "Орла", дознание и следствие имели целью подготовить юридическое оправдание захвата и последующей конфискации госпитального суда. Для этого нужно было выявить факты военной деятельности "Орла". Таковых найти не удалось. Позже японцы вынуждены будут прибегнуть даже к вымышленным фактам. Но зато всю совокупность следственных действий они выдадут за стремление основательно разобраться в сути дела.

2. Японский флот значительно превосходил русскую эскадру в силах. Непродуманные действия адмирала Рожественского, такие как направление транспортов в Шанхай, заблаговременное включение огней госпитальных судов, отказ от радиоподавления системы связи противника и разгрома 3-го боевого отряда японцев, значительно облегчили японскому флоту решение боевых задач. Размещение на госпитальном судне "Орел" английских моряков ускорило и упростило задержание и захват его японцами.

3. Важное значение для военно-морской истории будут иметь поднятые Ольгой Петровной Юрьевой вопрос о разведке, предпринятой японскими вспомогательными крейсерами с целью изучения обороны и новый взгляд на задачу, которую решал японский 3-й боевой отряд в интересах обеспечения боя главных сил.

4. Захват белого "Орла" японцами происходил в условиях, когда обе стороны не приняли должных мер к обеспечению главной деятельности госпитального судна. Русские корабли, находившиеся в хвосте эскадры, могли не допустить захват "Орла" японцами. Вот что об этом говорится в заключении следственной комиссии по Цусимскому бою: "Наши крейсера не пытались защитить госпитальные пароходы, а эти последние, имея приказание держаться во время боя вне выстрелов, не пытались уйти от неприятеля к своей эскадре, хотя и видели его приближение".

5. Главный морской штаб и командующий эскадрой располагали сведениями о возможности захвата госпитальных судов японцами. Но не предупредили об этом госпитальные суда и не обучили их способам уклонения от захвата боевыми кораблями противника.

6. Японские корабли, захватившие "Орел", начали активные действия только по сигналу командующего флотом, когда тот пришел к выводу, что в Цусимском бою победа будет на стороне Японии. При выполнении задачи по захвату "Орла" японцы дважды отменяли его подготовку к спасению погибающих моряков броненосца "Ослябя" и крейсера "Адмирал Нахимов". Японцы не хотели учитывать последствия захвата "Орла", выразившееся в значительном увеличении количества погибших русских моряков в Цусимском бою.

7. Без вины виноватые

Возвращение личного состава "Орла" - госпитального, судового и больных в Россию происходило отдельными группами. Первую группу составили госпитальные сотрудники, которые после ухода "Костромы" остались в Сасебо и с разрешения японских властей и главного доктора отправились домой по собственной инициативе. В состав группы входили заведующий хозяйством госпиталя барон Остен-Сакен, французский врач Парис, сестры милосердия Клемм, Любовицкая, Сивере и Юрьева. 30 мая они из Сасебо убыли в Нагасаки. Путь следования этой группы лежал через Тихий океан, Америку, Атлантический океан, Европу, в Россию.

1 июня 1905 г. госпитальное судно "Кострома" доставило в Шанхай медицинский персонал "Орла". Прибытия орловцев никто не ждал. Две недели они оставались на "Костроме", ожидая распоряжения о пути следования в Россию. Днем позже сюда же прибыли офицеры и команда "Орла". Из Сасебо они были перевезены на небольшом пароходе в Нагасаки, а оттуда на германском пароходе "Цитен" - в Шанхай.

14 июня во исполнение распоряжения управляющего морским министерством орловцы были списаны с "Костромы" на берег для следования в Россию на попутных пассажирских пароходах. "Кострома" же получила предписание следовать в филиппинский порт Манила за ранеными крейсерского отряда эскадры, пришедшего в этот порт после Цусимского боя.

Руководящий состав госпиталя и корабля покинул Ша 1хай самостоятельно в сопровождении небольшой группы сослуживцев: главный доктор Мультановский, доктор Полозов, сестры милосердия Павловская и Тур на английском пароходе "Сейбирия" отправились через Тихий океан в Америку. По-иному решило вопрос о маршруте следования корабельное начальство: капитан 2 ранга Лахматоз, второй помощник капитана Л.Н. Алексеев, третий помощник С.М. Костромитинов и старший механик В.И. Вентцель избрали южный маршрут через Сингапур-Коломбо-Суэц в Одессу, куда они прибыли 25 5Аюля. В Шанхае остались на различные сроки: судовой врач доктор Морозов, сестра милосердия Бондарева и помощник делопроизводителя госпиталя Мирошкин.

Офицеры, врачи, команда корабля, санитары и сестры милосердия возвращались в Россию в служебном порядке. Шанхай являлся крупным портом, откуда начинался морской путь к русским берегам. В городе действовала комендатура, которая формировала воинские эшелоны.

Орловцы попали в три эшелона. В первом эшелоне, начальником которого был первый помощник капитана Лейтенант Бейерман, находились чины судового состава и военнослужащие армии и флота, отправляемые в Россию. Эшелон убыл из Шанхая 16 июня и прибыл в Одессу 15 июля. Во втором эшелоне, возглавляемом доктором Загорянским-Кисель, следовали санитары госпитальной команды и военнослужащие других частей. В пути они находились с 17 июня по 31 июля. Третьим эшелоном руководил доктор Гейман, с ним следовали: священник отец Зиновий, врачи Вержбицкий и Соколовский, аптекарь Кондратьев. В эшелоне находилась большая часть сестер милосердия : Алашеева, Александрова, Воеводская, Жакелен, Иванова, Игнатьева, Карманова, Мелихова, Мищинко, Новинская, Николаева, Трейтер, Тюнина. На почтовом пароходе "Осеаньен" орловцы вышли из Шанхая 24 июня. Маршрут похода: Гонконг-Сайгон- Сингапур-Коломбо-Аден-Суэц-Порт-Саид-Пирей-Константинополь. В Одессу пароход пришел 1 августа.

В Одессе сестры милосердия-волонтерки Александрова и Трейтер добровольно "вышли из штата" и "оформили увольнение". Вместе с врачами они 1 августа уехали в Петербург, куда прибыли через четыре дня. Остальные сестры восемь суток отдыхали в местной общине Красного Креста и 13 августа убыли в Петербург. Врачи и штатные сестры вернулись к местам службы, а волонтерки оформили увольнение и, получив выходное пособие (по 30 рублей), разъехались по домам.

Прибытие пассажирских пароходов с орловцами в Одессу прошло как-то незаметно. Некоторые одесские газеты опубликовали короткие сообщения об этом событии.

Тяжелые поражения армии и флота изменили отношения людей к военным, которое из уважительного приобрело оскорбительный характер. Особенно доставалось морякам. Младший штурманский офицер броненосца "Орел" лейтенант Л.В. Ларионов, вернувшись из японского плена в столицу, метко подметил произошедшие изменения: "Русская публика флота не знала, мало им интересовалась. Все сведения о нем, которые она в себе концентрировала, заключались лишь в том, что моряки ходят в дальние плавания и много пьют. Частично отдавали должное морским офицерам, что они более образованные, чем сухопутные и, пожалуй, более либеральные. Да и форма их скромная и красивая. Это все касается Петербурга. Провинция и даже Москва - те уже никакого понятия не имели и, когда видели на улице моряка, то его и за офицера не принимали, так как пальто черное, а не серое. Жандармы - и те путали".

Японская война, осада Порт-Артура, Цусима всколыхнули народные массы, а с ними и интеллигенцию, которая везде громила армию и больше всего флот. То есть офицерство. По окончании войны было непринято показываться в форма в общественных местах, так как всегда можно было рисковать нарваться на скандал. Пожимание же плечами или неодобрительный шепот за спиной - были постоянные явления.

Ступив на родную землю, экипаж "Орла" почувствовал, конечно, изменения в отношениях публики к морякам. Но более чувствительными и даже тяжелыми для орловцев оказались служебные обвинения и несправедливости со стороны начальника эскадры, руководства морского министерства и др.

Первой служебной несправедливостью стал отказ морского министерства в выплате орловцам премиального вознаграждения. Суть проблемы такова. Капитаны пароходов, нанятые от частных пароходств (обществ) и Добровольного флота, плавая в составе эскадры, получали меньше денег, чем при коммерческом плавании в довоенные годы. Отсюда возникло у них стремление уклониться от плавания с эскадрой. Капитаны и команды пароходов, плавая в составе эскадры, находились в условиях военной опасности, что порождало стремление покинуть судно.

Мерами дисциплинарного характера проблема не решалась. Поэтому командующий эскадрой 6 января 1905 г. издал приказ № 16, которым вводилась система денежного вознаграждения капитанов и команд пароходов, плававших в составе эскадры. По этому приказу все служащие на транспортах эскадры от капитана до младшего матроса через 6 месяцев со дня выхода из последнего русского порта получали премию - три месячных оклада. Через 9 месяцев им выдавалось еще столько же, а через 12 месяцев - полугодовые оклады. Итого за год плавания в составе эскадры моряки пароходов получали премию, равную годовому окладу денежного содержания. Лишить моряка добавочного вознаграждения можно было лишь за дисциплинарный проступок. Такое право предоставлялось командующему эскадрой, начальникам ее отрядов и заведующему транспортами эскадры. Несмотря на значительное увеличение годовых расходов на содержание капитанов и команд пароходов - в два раза, управляющий морским министерством утвердил приказ № 16.

К огорчению орловцев, приказ на их пароход не распространялся, но в нем говорилось, что по этому вопросу "будут испрошены указания". 19апреля 1905 г.,когда пребывание "Орла" в составе эскадры перевалило за шестимесячную отметку, командир корабля капитан 2 ранга Лахматов подал по команде рапорт с ходатайством о распространении приказа о добавочном вознаграждении на весь личный состав парохода. Вице-адмирал Рожественский не высказал своего мнения по существу вопроса и представил рапорт "на благоусмотрение" управляющего морским министерством адмирала Ф.К. Авелана. К тому документ поступил 10 июня, уже после Цусимского боя.

Авелан ходатайство командира "Орла" отклонил, не обнародовав мотива своего решения. Возможно, молчаливым отказом адмирал хотел подчеркнуть вину личного состава за захват корабля японцами, о чем, дескать, знает всякий. Решение Авелана оставляло "за кадром" вину командующего эскадрой, не предусмотревшего мер по защите госпитальных судов от захвата. С прибытием личного состава "Орла" из плена руководству морского министерства было направлено немало претензий и прошений об определении прав орловцев на получение добавочного вознаграждения наравне с командами транспортов. Между прочим, деньги были выданы даже командам транспортов, находившихся в Сингапуре, вне театра военных действий.

Первая претензия поступила от судовой команды парохода "Орел" с прибытием его в Одессу в августе 1905 г. Она была отклонена морским министром вице-адмиралом А.А. Бирилевым со ссылкой на решение адмирала Авелана от 10 июня 1905 г. Но команда "Орла" не опустила руки и продолжала борьбу. Параллельно с ней действовала группа орловских санитаров, защищавшая интересы медицинского персонала судна. В претензиях и прошениях орловцев, направляемых в различные инстанции, говорилось об успехах "Орла" в медицинском обеспечении эскадры, о мужестве орловцев под огнем японцев в Цусимском бою, отводилось обвинение личного состава в бездействии при захвате "Орла" японцами. На все их обращения следовали отказы без указания причин.

В декабре 1906 г. группа санитаров обратилась к адмиралу Рожественскому с просьбой разъяснить причины отказов в выдаче вознаграждения. В своем заключении адмирал подчеркнул, что в личном составе "Орла" различаются три группы служащих. Первая группа - командир корабля, его помощники и старший механик. До войны в коммерческом плавании они получали премию в размере 3% от фрахта. Плавая в составе эскадры, они лишились этого заработка. До войны служащие, входящие в команду, не получали процентов от фрахта. Если бы речь шла о команде транспорта, то можно было бы выдать ей вознаграждение за службу в условиях военной опасности.

Однако команда "Орла" не может претендовать на такое вознаграждение, так как она "в силу конвенции о госпитальных судах" не подвергалась военным опасностям". Очевидно, адмирал имел в виду положение о неприкосновенности госпитальных судов, которое не допускало также их обстрела, пленения и др. Третья группа - медицинский персонал судна. По Рожественскому, эта группа имела еще меньше права на добавочное вознаграждение, чем команда корабля. Свою мысль адмирал пояснил так: "Медперсонал, и в частности санитары "Орла", которые шли на этот пароход по доброй воле, знали свою безопасность от неприятеля и предложили свои услуги за установленное денежное вознаграждение, без всяких оговорок о прибавке добавочного".

Рожественский сформулировал для всех заинтересованных начальников следующие рекомендации: "Полагаю желательным выдать на госпитальном судне "Орел" добавочные деньги только тем чинам судового состава, которые в коммерческом плавании получали бы проценты, а в плавании с эскадрой лишились их; прочим же служащим на пароходе "Орел", медицинскому персоналу и санитарам полагал бы прибавки не давать".

Если бы рекомендации адмирала были обнародованы в январе 1905 г., то, вероятно, они были бы признаны справедливыми. Так велика была тогда вера в принцип неприкосновенности госпитальных судов. Но после захвата "Орла" японцами отношение личного состава к указанному принципу изменилось на полярное, что нашло отражение в деятельности двух групп орловцев. Взгляд адмирала Рожественского тоже нуждался в пересмотре. Захват "Орла" происходил не по случайному стечению обстоятельств, а как заблаговременно подготовленное действие в определенных условиях. Японцы могли выполнить захват и раньше, например, в январе 1905 г., если бы тогда существовали подходящие условия. Следовательно, военная опасность для "Орла" существовала в той же мере, что и для транспортов. Кстати, ни один из транспортов, сопровождавших эскадру, не был захвачен японцами ни тогда, в январе 1905 г., ни позже. В Цусимском бою погибли три транспорта-"Иртыш", "Камчатка", "Русь"; еще три - "Анадырь", "Корея", "Свирь" своевременно покинули район боя; освобождена после захвата госпитальная "Кострома".

Захваченным оказался лишь один "Орел", его избрали японцы в качестве ценного и необходимого им госпитального судна. Если до Цусимского боя адмирал Рожественский не мог назвать транспорт, который подвергнется военной опасности и захвату, то после боя ему пришлось бы назвать только один госпитальный "Орел" и признать право его личного состава на получение премиального вознаграждения. Но такой его шаг расходился бы с желанием снять с себя вину за разгром эскадры и возложить ее на госпитальное судно "Орел", с которого не поступило донесения о японском разведчике "Синано- Мару". Рожественский же выдал рекомендации, которые защищали линию морского министерства и лишили судовую команду, сестер милосердия и санитаров премиальных денег. Причина, которую он избрал для оправдания отказа в выдаче премии - неприкосновенность госпитального судна, оказалась проигнорированной японцами. Вопреки ключевому положению Гаагской конвенции о неприкосновенности госпитальных судов, белый "Орел" был захвачен и конфискован японцами по фиктивному обвинению в военной деятельности.

Рекомендации, данные адмиралом Рожественским, стали полезными для руководителей морского министерства, они нашли применение в качестве аргументов в пользу принимаемых решений по вопросам деятельности других госпитальных судов. Рекомендациями адмирала Рожественского были довольны чиновники, составлявшие ответы на жалобы и запросы о выплате премиальных денег, и начальники, подписывавшие эти ответы. Теперь они, ссылаясь на создателя приказа № 16 и приведя обширные выдержки из его же заключения, начисто отметали все доводы о нарушении японцами принципа неприкосновенности госпитальных судов, о службе на них в условиях военной опасности.

В обширном здании главного адмиралтейства, под единым шпицем, трудились высокие начальники и чинозники двух направлений деятельности морского министерства. На одном направлении они совместно с сотрудниками других министерств (о чем мы расскажем в последующих разделах) доказывали миру о нарушении японцами принципа неприкосновенности госпитального судна "Орел", о службе на этом судне в условиях военной опасности, создаваемой японским флотом. В тяжелой многолетней борьбе с сильным противником русские одержали верх. Япония вынуждена была заплатить России деньги, ставшие хотя и не полной, но справедливой компенсацией за неправомерно захваченное госпитальное судно "Орел". На другом направлении высокие начальники и чиновники отвечали на просьбы личного состава госпитального судна "Орел". Они отметали все доводы моряков о нарушении японцами принципа неприкосновенности "Орла", о службе на нем в условиях военной опасности и отказывали личному составу судна в мизерной оплате его самоотверженной службы. Как жаль, что морской министр и высокие начальники, подписывавшие бумаги обоих видов, не сравнили их между собой. Тогда меньше ударов сыпалось бы на этих тружеников.

Госпитальное судно "Орел" во время стоянки Носси-Бе

Вторым звеном в цепи несправедливостей явилась длительная задержка в награждении личного состава "Орла" орденами и медалями. Первые награды врачи получили в ноябре 1906 г. по представлению главного доктора госпиталя Я.Я. Мультановского "за труды, понесенные по обстоятельствам военного времени". Старший ординатор В.П. Загорянский-Кисель был награжден орденом Св. Владимира 4-й степени. Ординаторы Д.Т. Вержбицкий, Л.К. Гейман, А.А. Полозов и В.К. Соколовский - орденами Св. Станислава 2-й степени, корабельный врач Д.В. Морозов и аптекарь К.В. Кондратьев - орденами Св. Анны 3-й степени.

Врачи "Костромы", получив такие же награды вместе с орловцами, вскоре были удостоены боевых наград - техже орденов с мечами "за участие в бою с японским флотом". Боевые ордена высоко ценились в обществе флотских врачей. Не получив таких наград, орловские врачи оказались обойденными и обиженными. Защитник их интересов Мультановский, не вынеся тягот службы, нажил себе сердечную болезнь и в 1906 г. умер. За дело взялись Загорянский-Кисель и Гейман. Первый из них, действуя через командующего Черноморским флотом вице-адмирала Н.И. Скрыдлова, обосновывал и представлял предложения по награждению врачей, сестер милосердия и служащих госпиталя. Второй собирал сведения об ущемлениях прав орловцев и посылал их адмиралу Рожественскому, а тот, избежав ответственности за Цусимский бой, посылал просьбы орловцев со своими комментариями морскому министру и начальнику Главного морского штаба.

Так, в письме морскому министру от 21 января 1907 г. Рожественский сравнил заслуги "Орла" и "Костромы" в медицинском обеспечении эскадры. "Орел" нес "мучительную службу" на всем пути эскадры от Европы до Корейского пролива. "Кострома" же основную часть пути (от Джибути до Батавии и от Батавии до Индокитая) шел один. "Орел" обеспечил "благополучное санитарное состояние эскадры": лечил тяжело больных, участвовал в проведении санитарных мероприятий на кораблях". Поэтому орловский врачебный персонал, заключает адмирал, принес своей службой в военное время значительно больше пользы, чем персонал "Костромы". Все врачи "Орла" достойны по их заслугам награждения боевыми орденами. Достоин ордена с мечами и французский врач Парис, "наравне с его русскими товарищами".

Большое влияние на высокое флотское начальство, ущемлявшее права орловцев, имели донесения и показания командира "Костромы" полковника корпуса флотских штурманов Н.В. Смельского. Освобождение "Костромы" из японского плена Смельский приписывал своим заслугам, всячески принижая и искажая деятельность командира "Орла" капитана 2 ранга Лахматова. Вот цитата из рапорта Смельского начальнику Главного морского штаба от 4 февраля 1907 г.: "Почему не был отпущен "Орел"? Потому ли, что он больше меня провинился перед японцами или потому, что палец о палец не ударил для освобождения себя - это мне неизвестно. О том, что вины "Орла" перед японцами не было, Смельский, конечно, знал. Знал он и то, что причина различий в отношении японцев к "Орлу" и "Костроме" состояла в том, что первый из них нужен был японцам как медицинский объект, а второй - для демонстрации своего якобы внимания к пленным госпитальным судам.

В течение 1907 г. в вопросе о наградах личного состава "Орла" произошли некоторые подвижки. Первым удостоился награды в феврале французский доктор Парис. За заслуги, "оказанные в деле помощи больным и раненым" ему вручили орден Святой Анны 3 степени. Из команды корабля получили боевые награды нижние чины, часть помощников командира корабля и механиков. В отношении основного контингента врачей, сестер милосердия, а также командира корабля и старшего офицера отказы' в наградах стали маскировать благовидными причинами.

Вначале отказы объясняли случайными задержками и недоразумениями. Потом стали ссылаться на отсутствие решения "дипломатического вопроса об этом судне". Наконец, награды были отложены до окончания Гаагской конференции по международному праву - 2 сентября 1907 г. Опасались, как бы боевые ордена орловцев не послужили основанием для толкования, что "госпитальный "Орел" служил не одним только милосердным целям". Благодаря служебным ухищрениям, кадровый орган главного морского штаба закончил 1907 год с таким итогом: " из состава 2-й Тихоокеанской эскадры, не считая сдавшихся врагу кораблей, остались без боевых наград только командир и старший офицер госпитального судна "Орел", врачи и сестры милосердия".

Сестра, милосердия госпитального судна "Орел" Ольга Юрьева

Весь 1908 год продолжалась переписка о боевых наградах орловцев. Справедливость проявилась 22 декабря 1908 г., когда госпитальным и корабельным врачам были пожалованы ордена с мечами. Не получили боевых наград только сестры милосердия. Отдельная переписка о награждении сестер милосердия не велась, о них лишь упоминалось в ходатайствах относительно врачей. Когда же врачи получили боевые награды, несправедливое забвение сестер милосердия стало очевидным. По ходатайству главного медицинского инспектора флота вопрос наконец-то получил ограниченное решение - награды выданы не всем сестрам милосердия (как это было при наградах врачей), а только семи из двадцати. Золотую медаль "За усердие" на Аннинской ленте вручили М. Воеводской, серебряную медаль "За усердие" на Аннинской ленте - Н. Мищенко и М. Тюниной, медали "За войну" - А. Мелеховой, В. Кармановой, Е. Жакелен и О. Ивановой.

По этим данным невозможно установить, по какой причине не были награждены медалью "За войну" (полное ее название - "В память русско-японской войны 1904- 1905 гг.") 13 сестер милосердия госпитального судна "Орел". Ведь эта война (кампания) рассматривалась как ратный подвиг всех вооруженных сил России и награды были достойны все участники войны. Личный состав госпитального судна, кроме медалей и орденов, награждался также знаком Красного Креста. Первым получили эту награду все врачи госпиталя и корабля, включая француза Париса, за ними награды были удостоены барон Остен- Сакен, священник отец Зиновий, первый помощник капитана Бейерман, старший механик Ветцель и другие. Каких-либо препятствий при награждении знаком Красного Креста они не испытывали.

Иная обстановка существовала в отряде сестер милосердия: право на награду имели все 20 сестер милосердия, но получали ее только те, кто преодолел искусственный барьер, созданный настоятельницей отряда Натальей Михайловной Сивере и попечительницей Кронштадтской общины Капитолиной Николаевной Макаровой, вдовой погибшего вице-адмирала С.О. Макарова.

В 1906 г. за труды и заслуги, оказанные Российскому обществу Красного Креста 13 сестер милосердия были удостоены знака общества, среди них: Ольга Алашеева- старшая, Ольга Тур, Надежда Михайловна Мищенко, Ольга Петровна Юрьева, Наталья Любовицкая, Ольга Павловская, Мария Воеводская, Мария Тюнина, Алевтина Мелихова, Евгения Жакелен, Ольга Иванова, Вера Карманова и Елена Бондарева. Не получили награды семь сестер: София Александрова, Мария Игнатьева, Евгения Клемм, Эльвира Нивинская, Варвара Николаева, Наталья Сивере, Гликерия Трейтер. Причины, почему названные сестры не удостоены скромной награды, легко устанавливаются.

Дело в том, что во время похода Н.М. Сивере представляла К.Н. Макаровой донесения с описаниями "неприятных историй", в которых в качестве повинных рассматривались сестры милосердия. К "неприятным историям" причислялись дисциплинарные проступки, личные конфликты между сестрами, их романтические увлечения. Оказалось, что фамилии шести сестер, получавших отказ в награждении почетным знаком, упоминаются в "неприятных историях", седьмая - Наталья Сивере, посаженная на место настоятельницы усилиями адмирала Рожественского, после Цусимского разгрома она разделила со своим покровителем участь побежденного.

Те же семь сестер милосердия составили ядро списка неполучивших медали "В память русско-японской войны 1904-1905 гг.". В этом же списке оказались еще шесть сестер милосердия : Ольга Алашеева, Елена Бондарева, Наталья Любовицкая, Ольга Павловская, Ольга Тур, Ольга Юрьева.

Никаких причин для отказа в медалях этим сестрам в архивных материалах мы не обнаружили, большинство из них по своей квалификации и службе заслуживали похвальной оценки.

Скромные показатели по наградам сестер милосердия побудили нас к поиску данных об аналогичных показателях на пароходах эскадры. Обобщенных данных по всем пароходам эскадры найти не удалось, мы были вознаграждены лишь документом о представлении к награде (ее название не указывается, но понятно, что речь идет о медали "В память русско-японской войны 1904-1905 гг.") личного состава пароходов, принадлежавших Русскому Восточно-Азиатскому обществу (пароходству) и сопровождавших эскадру на Дальний Восток. Таких пароходов было пять: "Корея" - участник Цусимского боя, "Китай", "Курония", "Ливония" и "Малайя"-досрочно возвращенная в Россию по решению командующего эскадрой. Инициатива в проведении награждения исходила от заведующего транспортами эскадры капитана 1 ранга О.Л. Радлова.

Представление к наградам составлено руководством общества с уведомлением, что включенные в наградные списки служащие надеются "достигнуть горячо желаемой награды". По каждому пароходу составлено два наградных списка: один по офицерским чинам (капитан, его помощники, механики, врач и др., всего 10-12 чел.), другой по нижним чинам палубной и машинной команд (всего 40-60 чел.). По всем офицерским спискам не получил представления к награде один офицер - капитан парохода "Ливония" Г.А. Брокгаузен. Объясняется это тем, что он "человек новый" и его нельзя "рекомендовать к представлению к награде". То есть Брокгаузен в обеспечении плавания 2-й Тихоокеанской эскадры участия не принимал.

Отдельно следует рассмотреть вопрос о включении в наградной список капитана парохода "Малайя" Фрейзана Ивана Карловича. Под его управлением пароход "Малайя" не выдержал эскадренного плавания, капитан был отстранен от управления судном и заменен другим офицером, а затем командующий эскадрой вынужден был отправить пароход в Россию. Руководство общества в представлении указывает, что капитан Фрейзан "безусловно не исполнил своей задачи" и "Малайя" была отослана", то есть высказывает о капитане те же оценки, что и командующий эскадрой. Тут же руководство общества меняет свои оценки на полярные и представляет капитана к награде следующими словами: "Всех на пароходе за это винить было бы не совсем справедливо. Капитан "Малайи" долго служил Отечеству и всегда исполнял свои обязанности".

Медицинскiй персоналъ пловучаго госпиталя "Кострома". По фот. I. М. Шнейдера, авт. "Ниша.

Согласиться с заключением руководства пароходства нельзя, поскольку награждение производилось не за долгую службу Отечеству, за что капитан достоин, возможно, и ордена, а за качество выполнения капитаном задачи по обеспечению похода 2-й Тихоокеанской эскадры. Тут его следовало бы наказать и в наградной список не включать. В пяти наградных списках пароходов личный состав судовой команды получил оценку своей службы по двум критериям, о чем в представлении говорится так: "Все они, как люди не без греха, но все-таки исполнили требуемую от них задачу, а потому и заслуживают награду".

Первый критерий оценивает поведение моряков, то есть дисциплину, исполнительность, отношение к сослуживцам, склонность к самовольным отлучкам, к пьянству, отношение к женщинам и др. Несмотря на наличие у моряков, как у "людей не без греха" таких нарушений, руководство пароходства никого из них не исключило из наградных списков. Между тем, именно такие нарушения у сестер милосердия послужили основанием для исключения их из наградных списков на получение почетных знаков Красного Креста и, возможно, медалей.

Второй критерий оценивает профессиональную деятельность моряков ("исполнение требуемой от них задачи"). Задачи пароходу, сопровождающему эскадру, ставил ее командующий; они предусматривали участие в материально-техническом обеспечении, перевозку морских команд, размещение и хранение на пароходах эскадренных запасов (оружия, боезапаса, каменного угля, машинных материалов и т.п.), плавание в составе эскадры и выполнение назначенных маневров. Задачи, поставленные пароходу, выполнялись в море и на стоянке усилиями всего экипажа. При этом на каждого из моряков возлагались свойственные им частные задачи. Успешное выполнение судовыми (палубными и машинными) командами "требуемой от них задачи" явилось для руководства пароходства основанием для заключения, что они "заслуживают награду".

Таким образом, руководство пароходства, признавая возможные нарушения в поведении судовых служащих, не придает этим нарушениям решающего значения. Фактором, имеющим решающее значение, руководство пароходства считает выполнение требуемой задачи и только при этом условии положительно решает вопрос о представлении к награде палубных и машинных команд.

Использование двух критериев оценки служащих (моряков) палубных и машинных команд пароходов и принятие в качестве решающего критерия их профессиональной деятельности следует отнести к положительным моментам документов, разработанным в Русском Восточно-Азиатском обществе. Рассмотрим возможность использования указанных критериев для оценки сестер милосердия госпитального судна "Орел" и представления их к награде медалями.

Некоторая трудность применения названного критерия возникла из-за наличия двух категорий сестер милосердия. К первой категории принадлежали 7 штатных сестер Кронштадтской общины, прошедших полный курс подготовки и практику по специальности в госпитале. Вторую категорию составляли 13 сестер милосердия, имевших шестинедельную подготовку по программе сестер милосердия военного времени (волонтерок). В профессиональном отношении сестры-волонтерки значительно уступали штатным сестрам, поэтому им не разрешалось в мирное время исполнять (работать) должности сестер милосердия, они должны были пройти весь курс подготовки штатных сестер. Следовательно, у сестер-волонтерок могли возникнуть проблемы при представлении к наградам медалями.

Сестры милосердия госпитального судна "Орел".

Первый ряд: вторая слева С. Александрова; второй ряд слева направо: Е. Клемм, О. Павловская, Н. Сивере, О. Нелидова, О. Алашеева, М. Бондарева, Е. Жакелен

Вместе с тем, на госпитальном "Орле" существовали и положительные моменты в представлении к наградам. Так, по расписанию боевой тревоги (основное боевое расписание) и расписанию по заведываниям (основное повседневное расписание), составленным доктором Рейманом, назначения на должности производились с учетом профессиональных качеств сестер милосердия. Те из них, кто имел изъяны в профессиональной подготовке, выполняли посильные для них обязанности. Так, уже известная читателям волонтерка Надежда Михайловна Мищенко, удостоенная серебряной медали "За усердие" на Анненской ленте, имея в заведывании бельевую, по расписанию боевой тревоги выдавала белье. Медицинских знаний и навыков, полученных на шестинедельных курсах, ей вполне хватало. По-видимому, не уровень подготовки, а высокий профессионализм по должности заведующей бельевой, послужил основанием для награждения ее медалью.

Аналогичным примером может служить волонтерка Ольга Петровна Юрьева, которая заведовала госпитальным камбузом, а по расписанию боевой тревоги ей надлежало помогать заведовавшему хозяйством госпиталя барону Остен-Сакену "при раздаче горячего, вина".

Большинство сестер милосердия по боевым и повседневным расписаниям выполняли медицинские функции. Среди них имелись как штатные сестры, так и волонтерки. Занимаемые ими должности требовали не одинакового уровня подготовки. К самой высокой квалификации принадлежали операционные сестры со штатной подготовкой и богатым опытом. Таких сестер было двое - Ольга Алашеева и Елена Бондарева, к ним близко примыкала Ольга Тур - студентка университета. За ними следовали сестры, обслуживавшие перевязочную, лечебные палаты, рентгеноскопию, лабораторию, аптеку и др.

Думается, что все рассмотренные обстоятельства квалификации и расстановки сестер милосердия учитывал доктор Гейман, которому принадлежит следующее заключение о сестрах милосердия госпитального "Орла": "Большинство сестер обеих категорий работало хорошо, незначительное меньшинство было в профессиональном и служебном отношении неудовлетворительным". Если принять, что "незначительное меньшинство" составляло 10-15 % от общего контингента сестер милосердия - 20 человек, то тогда по критерию профессиональной деятельности получили бы отказ в награде медалью "В память русско-японской войны 1904-1905 гг. " всего 2-3 сестры милосердия. Преобладающая часть сестер - 85-90 % получила бы положительную оценку: "выполнила задачу".

Что касается первого критерия, оценивающего поведение каждого служащего палубной и машинной команд, то его не следует применять в отряде сестер милосердия. Это соображение вытекает из статуса медали "В память русско-японской войны 1904-1905 гг." как награды всем участникам войны и взгляда руководства Русского Восточно-Азиатского общества о том, что этот критерий не имеет решающего значения при оценке служащих, успешно выполнивших требуемую задачу.

Из рассмотрения вопроса о наградах сестер милосердия можно заключить, что они, подобно служащим палубных и машинных команд пароходов надеялись получить "горячо желаемую награду", но на пути их надежд встали высшие руководители и чиновники морского министерства, они лишили большинство сестер материального свидетельства о заслуженной службе Родине.

Произведенный нами анализ искусственных препятствий сестрам милосердия, созданных руководством морского министерства и командованием эскадры, свидетельствует об их неуместности и жестокости по отношению к женщинам-патриоткам, добровольно принявшим на себя заботу о больных, раненых и погибающих на море.

Рассмотрение и анализ несправедливостей, которым подвергался личный состав белого "Орла", приводит к следующим выводам.

1. Морское министерство, проводя подготовку 2-й Тихоокеанской эскадры к походу на Дальний Восток, не учло опыт Порт-Артура, где после сдачи крепости японцам России пришлось бороться за освобождение двух захваченных японцами госпитальных судов - "Ангара" и "Казань". Для 2-й Тихоокеанской эскадры морское министерство не разработало прогноза возможных действий японского флота по захвату госпитальных судов и не выработало указаний эскадре и кораблям по их защите (прикрытию). Командующий эскадрой и его штаб не приняли мер по пресечению действий японских вспомогательных крейсеров, проводивших задержание и захват госпитальных судов "Орел" и "Кострома", а командиры судов не предприняли маневра для ухода к своим боевым кораблям.

2. Вину за происшедший захват "Орла" руководство морского министерства возложило на судовую команду и медицинский персонал госпиталя, то есть на такие категории личного состава, служба которых не связана с противодействием захвату госпитального судна врагом.

3. Личный состав "Орла", прибыв из плена на Родину, был обойден служебным и общественным вниманием. Людям не выдали денежные премии за службу в опасных условиях, создали отказы в награждении орденами и медалями. В действиях морского министерства прослеживается стремление ставить сестер милосердия в положение крайних.

4. Перечисленные события проходили на глазах личного состава, который отрицательно относился к несправедливости, проявленной морским министерством и командующим эскадрой. Однако никто не высказал критического возмущения установленному порядку.

5. Руководство морского министерства и авторы труда "Тсусимская операция" не проявили критического отношения к бездеятельности вице-адмирала Рожественского по подготовке эскадры к бою с японским флотом, прикрытую лживым тезисом о непредставлении эскадрой и госпитальным судном "Орел" донесения командующему эскадрой о встрече с японским вспомогательным крейсером "Синано-Мару". Об этом не было объявлено по морскому ведомству, но личный состав госпитального судна подвергался незаслуженным наказаниям.

В данном разделе книги мы не ставили вопрос о том, что бездеятельность командующего эскадрой перед Цусимским боем проводилась в интересах "военной хитрости".

6. Награждение врачей и сестер милосердия орденами и медалями сопровождалось грубыми и унизительными отказами. Если в отношении врачей награждениям способствовали крупные флотские начальники, то сестры милосердия были обречены на забвение. Большинство из них вернулось с войны без медали, которая вручалась всем участникам русско-японской войны.

8. Выработка позиции России о захвате госпитального судна "Орел"

1 июня 1905 г. на госпитальном судне "Кострома" в Шанхай прибыли медицинский персонал и больные "Орла", а днем позже - офицеры и команда корабля. Командир корабля и главный доктор госпиталя сразу же включились в обмен телеграммами с Петербургом, в которых уточнялись и дополнялись донесения, посланные ими из японского плена. Здесь же, в Шанхае, они через российского генерального консула Клейменова подали протест по поводу захвата "Орла" японцами. Кроме того, капитан 2 ранга Лахматов представил младшему флагману 1-й Тихоокеанской эскадры контр-адмиралу Н.К. Рейценштейну, пришедшему в Шанхай на крейсере "Аскольд" после неудачного боя 28 июля 1904 г., рапорт по тому же вопросу. По содержанию документы оказались очень близкими между собой. В них дано подробное изложение событий с 8 мая, когда на "Орел" доставили четырех англичан с парохода "Ольдгамия" до 30 мая - дня освобождения личного состава корабля и госпиталя из- под ареста в порту Сасебо.

Для руководителей и сотрудников министерств и ведомств, включившихся в борьбу за освобождение "Орла", эти документы давали верную ориентировку в произошедших событиях и служили базой для обоснования позиции России. Рапорт капитана 2 ранга Лахматова был опубликован в газете "Котлин" и стал достоянием широкой общественности. С содержанием событий, связанных с захватом "Орла", мы уже знакомили читателей в предыдущих разделах данной работы. А теперь обратимся к тому, что доложил в рапорте капитан 2 ранга Лахматов о причинах захвата.

За время службы госпитального "Орла" корабль ни разу не нарушил статей Гаагской конвенции и, следовательно, не возникло оснований для его захвата. Присутствие на корабле четырех англичан также не может служить предлогом для подобного действия. Англичане находились на "Орле" не в качестве военнопленных, а как пассажиры и доставлены были "не иначе, как по человеколюбимому побуждению адмирала Рожественского, дабы обезопасить их жизнь от случайностей ожидаемого боя". На всяком другом корабле, кроме госпитального, в бою весьма возможна была гибель и ранения английских моряков. Военная цель в нахождении англичан на "Орле" отсутствовала и японцы не имели правового основания для его захвата. Англичане - граждане нейтрального государства, не участвующего в войне, рассматриваться в качестве военнопленных не могут.

Недостатки аргумента, избранного на "Манджу- Мару" для оправдания захвата госпитального "Орла", учитывала и японская сторона. Это вынудило японцев искать дополнительные факты, подтверждающие использование "Орла" в военных целях. Действительных фактов было слишком мало, и они предназначались в качестве оснований для решения призового суда о конфискации "Орла". Пришлось дополнительные факты придумывать. Пригодился такой способ создания базы доказательств и призовому суду.

В качестве первого дополнительного "факта" было названо пребывание на "Орле" во время боя командира русского крейсера "Диана" (его фамилия не называлась). Крейсер участвовал в бою 28 июля 1904 г., в котором 1-я Тихоокеанская эскадра пыталась прорваться во Владивосток. После боя, закончившегося для русских неудачно, командир крейсера капитан 2 ранга князь А.А. Ливен привел свой корабль в Сайгон (ныне Хошимин), где по приказанию из Петербурга разоружил его и продолжал командирскую службу. Конечно, пребывание боевого офицера на мостике "Орла" могло бы служить усилению обвинений об использовании госпитального судна в военных целях. Неизвестно, кто подсказал японцам сей "факт", но они просчитались. Ливен безвыездно пребывал в Сайгоне и никак не мог находиться на "Орле" и участвовать в Цусимском бою. Поэтому обвинение Ливена легко опровергалось.

На палубе госпитального судна "Орел" во время похода

Второй дополнительный "факт" состоял в утверждении, что "Орел" использовал свою радиотелеграфную станцию в военных целях. Каковы истоки этого "факта", неизвестно. Возможно, опыт широкого использования средств радиосвязи японцами при развертывании сил для боя и в его ходе подсказал им, что русские могли действовать подобным же образом. Представители русской стороны долго не находили аргумента, чтобы начисто отвергнуть это лживое утверждение. В русских документах ставились вопросы о необходимости иметь на госпитальных судах радиотелеграфные станции. Показывалось, как наличие радио обеспечивает своевременную медицинскую помощь своим кораблям.

Между тем, начальники, которые формулировали и защищали русскую позицию, не были информированы на элементарном уровне. Когда в 1907 г. к делу привлекли командира "Орла" капитана 2 ранга Лахматова, от него узнали, что на корабле вообще не было радиотелеграфной станции. Русские оказались в курьезном положении. Можно себе представить, как стыдно себя чувствовали наши дипломаты перед французами, защищавшими интересы России в контактах с японцами. В случившемся видна слабая подготовка русских к борьбе с противником в информационной сфере. Японцы же выглядят "мастерами" информационной борьбы, использовавшими заведомую ложь. Вместе с тем, тут просматривается отсутствие у японцев действительных фактов, которыми можно было бы подкрепить хилое основание, которое они использовали при захвате "Орла".

С получением первых сообщений о захвате госпитальных судов "Орел" и "Кострома" в Петербурге начали следить за ходом событий и вырабатывать позицию России в этом вопросе. Положение значительно прояснилось после освобождения из японского плена "Костромы" и личного состава "Орла". Первым выработало позицию морское министерство. 11 июня 1905 г. управляющий морским министерством адмирал Ф.К Авелан направил министру иностранных дел графу В.Н. Ламздорфу письмо, в котором сообщал: "Захват японцами госпитального судна "Орел" представляет вопиющее нарушение международного права. Пароход "Орел" был снаряжен согласно 2-й, 3-й статьям Г аагской конвенции <... > и приспособлен исключительно для госпитальной службы. На основании вышеупомянутой конвенции пароход "Орел" безусловно изъят от захвата и конфискации и должен пользоваться неприкосновенностью <...>.

Японцы захватили означенный пароход и в настоящее время <... > дело об "Орле" будет рассматриваться в японском призовом суде <...>. С юридической точки зрения, дело о захвате госпитального суда не подлежит призовому разбирательству".

Министр иностранных дел признал дело о захвате "Орла" дипломатическим и взял его под свое попечение. На письме министр наложил резолюцию о составлении телеграммы послу в Париже Нелидову "с указанием изложенных вполне справедливых доводов". По-видимому, при составлении телеграммы возникли противоречия относительно "вполне справедливых доводов", работа затянулась. Была создана особая комиссия с участием представителей МИД, морского министерства и Российского общества Красного Креста. 28 июня комиссия приняла заключение, в котором дала свое толкование положений Гаагской конвенции и признала необходимым протестовать перед японским правительством по поводу передачи дела в призовой суд. Согласно выводам особой комиссии, министр послал российскому послу в Париже телеграмму, выдержку из которой по публикации в газете "Кронштадтский вестник" представляем читателям.

"На основании Гаагской конвенции для госпитальных судов создано совершенно особое юридическое положение <...>. Таковые суда хотя и входят в состав неприятельской эскадры, но признаются, ввиду их гуманитарной цели, неприкосновенными для воюющих, при условии неучастия их в военных действиях. В случае нарушения этого условия, госпитальное судно теряет, конечно, привилегию неприкосновенности и может быть рассматриваемо лишь как вспомогательный по отношению к эскадре крейсер, то есть подвергать себя риску военных действий и военному плену, как всякие другие военные суда, вопрос о захвате коих, конечно, не может подлежать призовому суду, имеющему совершенно особую компетенцию по задержанию частных судов или грузов <... > "Орел" мог бы быть конфискован японским правительством лишь в административном порядке по предъявлению нам ясных доказательств нарушений судном лежащих на нем обязательств согласно Гаагской конвенции 1899 года".

Сравнение двух документов, исходящих от глав министерств морского и иностранных дел, показывает на совпадение их позиций в вопросе о передаче дела о захвате "Орла" в призовой суд. Оба министра считают этот шаг японского правительства принципиально неверным и противоречащим международному праву.

В то же время позиции министров в вопросе о захвате госпитальных судов существенно различаются. Адмирал Авелан исходил из того, что "Орел" безусловно изъят от захвата и не видит условий, при которых японцы могли его осуществить. Граф Ламсдорф принцип неприкосновенности госпитальных судов оговаривает условием неучастия их в военных действиях. В случае нарушения этого условия госпитальное судно теряет неприкосновенность и подвергает себя риску военных действий (обстрелу, торпедной атаке и др.) и военному плену.

Ретроспективный взгляд на вопрос о захвате свидетельсгвует о многочисленных случаях осуществления японцами такового в отношении торговых и военных судов, хотя, однако, не породило у министров, особенно у морского, мысли о возможных способах захвата японцами госпитальных судов и выработке указаний командирам кораблей и флагманам о действиях в подобных ситуациях. Командиры госпитальных судов и флагманы были ориентированы в положениях конвенции о захвате так же, как их министр. В Цусимском бою командир "Орла" не нарушил международное право, но и не противодействовал захвату корабля японцами. Флагманы эскадры не приняли никаких мер по прикрытию госпитальных судов. Японские вспомогательные крейсера, имея задачу захватить госпитальные суда, руководствовались соответствующими положениями Г аагской конвенции с учетом возможных нарушений ее русскими госпитальными судами и потерей ими принципа неприкосновенности. Поскольку таких нарушений не было, японцы, прибегнув к вымышленным обвинениям, задержали и захватили госпитальное судно. В призовом суде Сасебо было возбуждено дело о конфискации "Орла".

Таким образом, недостаточная юридическая подготовка к использованию госпитальных судов стала одной из причин их захвата японцами. Посылая телеграмму российскому послу в Париже, Ламсдорф просил, чтобы формальный протест японцам о неподсудности дела "Орла" призовому суду был заявлен французским посланником в Токио до 7 июля, дня, назначенного для заседания суда. Но уложиться в желаемый срок в Париже не успели. Соответствующая нота была вручена французским посланником министру иностранных дел Японии лишь 17 июля.

В ответной ноте 28 июля японский министр граф Кацура известил, что японское правительство, находясь в войне с Россией, не признает за ней права какого бы то ни было протеста и поэтому не находит возможным даже обсуждение данного вопроса. Так как Япония в течение 1,5 лет последовательно отказывалась признавать за Россией право протеста через посредство представителей третьей державы, то дальнейшие протесты по делу "Орла" потеряли смысл. Решено было возобновить дело путем непосредственных переговоров с японскими дипломатическими представителями после заключения мира.

Между тем, 7 июля 1907 г. в порту Сасебо состоялся призовой суд, заслушавший комиссаров японского правительства. Ввиду невозбуждения ходатайства о формальном допросе свидетелей суд такового не производил, согласившись с заключением правительственных комиссаров. Суд определил, что "госпитальное судно "Орел" было употреблямо для военных целей и потому подлежит конфискации со всеми своими принадлежностями". Основания, которыми руководствовались правительственные комиссары и призовой суд в своих заключениях официально, стали известны русской стороне после возобновления дипломатических отношений с Японией. Они будут рассмотрены нами в следующем разделе.

Захват "Орла" явился грубым нарушением правовых норм, установленных Г аагской конвенцией. Вместе с тем, это акт глубокого варварства. Цусимский бой характеризуется огромными жертвами: 5045 человек с русских кораблей были убиты, утонули или умерли от ран. Российское общество Красного Креста 11 августа 1905 г. направило 50 правительствам и обществам Красного Креста, включая японское, циркулярный протест "по делу о задержании японцами госпитального судна "Орел". Циркулярный протест объясняет значительное количество жертв Цусимского боя тем, что оба госпитальных судна 2-й Тихоокеанской эскадры были захвачены в самом начале боя и потому не могли спасать погибающих в море. Между тем, эти суда находились в готовности прийти туда, где в них нуждались, но им преградили дорогу японские корабли.

Во имя идеи права и смягчения ужасов войны российское общество протестовало против бесчеловечного и неправомерного поступка японских морских властей с русскими госпитальными судами. Циркуляр венчают слова о том, что действия японцев без всякой нужды увеличили количество жертв путем задержания и захвата госпитальных судов "Орел" и "Кострома", лишив их возможности лечить и спасать погибающих людей. Таким образом Япония заблаговременно подготовила юридическое основание для захвата "Орла", дополнив Гаагскую конвенцию положением о том, что госпитальное судно, используемое в военных целях, теряет право на неприкосновенность.

Решение этих вопросов японцы передали призовому суду. Основываясь на собственной юридической разработке, Япония захватила госпитальное судно "Орел" и, ссылаясь на якобы имевшее место использование его в военных целях, решением призового суда конфисковала.

Россия в ограниченные сроки выработала свою позицию, которая содержала аналогичное положение о потере госпитальным судном неприкосновенности, если оно используется в военных целях. Право решать эти вопросы русские передали административным органам (флотским начальникам), а не призовому суду, предметами разбирательства которого являются торговые суда и их товары.

После выработки позиции России в вопросе о захвате японцами госпитального судна "Орел" необходимо было твердо выдерживать линию на непризнание японского призового суда, считая его некомпетентным в этом деле, отказаться от каких-либо контактов с ним. Известное осложнение в выдерживании названной линии внес заведующий госпитальным хозяйством "Орла" барон Вальтер Остен-Сакен, состоявший также помощником уполномоченного Красного Креста госпиталя. Деятельность барона на судебном поприще развивалась следующим образом.

Выше говорилось, что освободившись от японского плена, барон Остен-Сакен и пять сотрудников госпиталя отправились из Сасебо в порт Нагасаки, а оттуда через Америку в Европу и Россию. В действительности такой путь проделали только пять спутников барона, а он собственной персоной остался в Нагасаки, где предполагал найти адвоката, через которого воздействовать на призовой суд с целью изменения его отношения к деятельности госпиталя на "Орле". Свои мысли Остен-Сакен сформулировал такими словами: "В общем японцы как бы преднамеренно игнорировали при допросах представителей Российского общества Красного Креста и за всеми сведениями обращались исключительно к командиру судна. Вопросы, предлагавшиеся в призовом суде в Сасебо, касались преимущественно пути нашего следования, заходов в порты, отношений с командующим эскадрой и т.д.". А между тем, состоящая под руководством Остен- Сакена хозяйственная служба госпиталя по требованию японцев представила выписки из денежных, продовольственных и инвентарных книг госпиталя и главное - деньги в размере приблизительно 55 000 франков, принадлежащие РОКК, японцы опечатали своими печатями, заперли в закрытом помещении <...>, взяв с собою ключи". Так завершает перечисление заслуг хозяйственной службы госпиталя ее руководитель и дает, тем самым, рекомендации о вопросах, которые должны были бы интересовать призовой суд. Почему-то Остен-Сакен не привел данных об огромных запасах продовольствия, о медицинских инструментах и лекарствах, захваченных японцами. Не стал он сообщать и о том, что обчистив основательно госпитальные сейфы, японцы не нашли ни одного сантима в судовой кассе "Орла", где был иной руководитель.

Остен-Сакен вступил в договорные отношения с японским адвокатом Ишибаши. 21 и 29 июня 1905 г. стороны заключили два контракта. Первый контракт уполномочивал адвоката присутствовать на японском призовом суде, а второй - на подачу иска о возвращении 55 000 франков, принадлежащих Красному Кресту и конфискованных на "Орле", а равно и продовольствия, медицинских инструментов и медикаментов там же захваченных. Адвокат Ишибаши подготовил и представил в призовой суд порта Сасебо необходимые документы. Суд разрешил ему присутствовать на заседаниях и участвовать в обсуждении иска о возврате конфискованной собственности на "Орле".

Дальнейшая работа призового суда могла протекать по тому же порядку, который имел место в призовых судах России, а решения суда, построенные на версии об использовании "Орла" в военных целях, получили бы внешне привлекательное юридическое оформление. Появились тревожные подозрения о последствиях, которые могли возникнуть для русской стороны в борьбе за освобождение "Орла".

Во второй половине июня 1909 г. в министерстве иностранных дел заседала особая комиссия с участием представителей от морского министерства, рассматривавшая юридические основания захвата госпитального судна "Орел". В частности обращались к вопросу о целесообразности посылки в японский призовой суд особого представителя русских интересов, японского адвоката для участия в обсуждении дела "Орла". Комиссия единогласно высказалась против такой посылки.

Главное управление Российского общества Красного Креста первым отреагировало на это решение комиссии. Оно потребовало от Остен-Сакена прекращения всякой деятельности в призовом суде. Одновременно министр иностранных дел по дипломатическим каналам обратился к французскому коллеге с просьбой помочь в отзыве иска адвоката Ишибаши из призового суда. Работу поручили французскому вице-консулу в Нагасаки Гударо, который разъяснил адвокату, почему Россия не признает призовой суд компетентным рассматривать дело госпитального парохода "Орел". По-видимому. Ишибаши стало ясно, что за свою работу в призовом суде он не получит от правительства России никакого вознаграждения. Адвокат согласился отозвать из суда свой иск при двух обязательных условиях. Первое условие состояло в уплате ему гонорара в 800 иен, обещанного Остен-Сакеном; второе предусматривало принятие представителем французского правительства ответственности за возможные последствия. Гударо выполнил оба условия японского адвоката, заплатив ему 800 иен, и принял ответственность на себя, а адвокат, в свою очередь, отозвал иск из призового суда.

Правительство России, разумеется, компенсировало французские расходы. Благодаря своевременно принятым мерам, японский призовой суд лишился возможности проводить свои заседания с дуэлью двух сторон - прокурора и адвоката и ограничился заслушиванием правительственных комиссаров. Все другие меры непризнания призового суда были выполнены русскими представителями безукоризненно. Никто из них не давал дополнительных показаний призовому суду и не присутствовал на его заседаниях.

Отказ России от участия в деятельности японского призового суда учитывал также ставшую очевидной неудовлетворительную практику рассмотрения в суде дел о захвате русских коммерческих пароходов. Дело в том, что Япония в войне с Россией ставила перед своим флотом задачу захвата коммерческих пароходов противника и заблаговременно провела подготовку к ее выполнению. Для этого японцы к началу войны развернули призовые суды в двух инстанциях: первая - призовые суды в портах вторая - апелляционный призовой суд. Правительственные и законодательные органы Японии своевременно решили принципиальнее вопросы деятельности призовых судов и провели следующие государственные акты и действия.

24 января 1904 г. японский посланник выполнил указание правительства, и весь состав дипломатического представительства покинул Россию. В этот же день корабли японского флота задержали и захватили два русских коммерческих судна: "Екатеринослав" - в Японском море и "Мукден" - в Корейском порту Фузан (Пусан). На следующий день - 25 января были захвачены еще два парохода: "Россия" - в море и "Аргунь" - в Корейском проливе. Все четыре парохода были захвачены до начала военных действий.

26 января японский флот начал военные действия против России. Япония - молодое агрессивное государство - поставила перед своим флотом задачу до объявления войны атакой миноносцев и в артиллерийском бою разгромить главные силы русской Тихоокеанской эскадры, но достигнуть этого результата не удалось. Параллельно с выполнением главной задачи японский флот атаковал в корейском порту Чемульпо крейсер "Варяг" и канонерскую лодку "Кореец", оба корабля погибли. Кроме того, японцы продолжали захватывать русские коммерческие суда, каковых в начале февраля 1904 г. насчитывалось 14.

28 января японский император издал манифест об объявлении войны России. С этого числа началось пленение русских судов: изъятие судовых документов, денег, грузов, отправка нижних чинов и офицеров в лагеря военнопленных, а тех, кто дал подписку о неучастии в войне и гражданских лиц - на родину, в Россию.

Призовые суды, как первой, так и второй инстанции, признали все захваты коммерческих судов правильными, включая и те из них, которые были произведены до начала военных действий. Основанием для такого решения призовых судов послужило то, что японцы за начало военных действий принимали дату 23 января 1904 г., когда японский посланник в Петербурге получил указание правительства о разрыве дипломатических отношений с Россией, а боевые корабли японского флота начали развертывание для военных действия. Как известно, государство-агрессор всегда находит оправдание своих действий. В данном случае событиями 23 января японцы прикрывали агрессивные действия своего флота против русских кораблей в Порт-Артуре и Чемульпо, а также лишенные юридических оснований захваты коммерческих судов "Екатеринослав", "Мукден", "Россия" и "Аргунь" до начала военных действий.

До русско-японской войны отсутствовало международное правовое регулирование вопроса о том, с какого момента или с какого события следует считать войну начавшейся: с формального объявления войны, начала военных действий, разрыва дипломатических отношений, захвата коммерческих судов, принадлежащих другой стороне. Вместе с тем, существовали международные обычаи, которые соблюдали цивилизованные страны, включая Россию. После разрыва дипломатических отношений Россия ожидала объявления войны Японией. Конечно, обо всем сказанном в Японии хорошо знали, но японский план войны предусматривал проведение внезапных действий и для этого агрессор использовал все возможности, включая призовые суды.

Деятельность японских призовых судов была организована так, чтобы они принимали решения в пользу Японии. Коренным вопросом при рассмотрении в призовом суде дела о конфискации парохода считался не протест русского правительства на захват парохода через посредство французского дипломатического представительства, а телеграмма о том же руководителя русского пароходства в адрес призового суда. В этом случае всегда защита интересов пароходства в портовом суде поручалась японским адвокатам.

Офицеры Главного морского штаба изучили работу адвокатов в шести делах о захвате японцами коммерческих судов. Выяснилось, что японские адвокаты, будучи "патриотами своей страны", выдвигали и защищали на призовых судах самые неубедительные аргументы, которые легко опровергались прокурорами. Кроме того, в японском призовом суде всякий адвокат из истца в сущности превращался в ответчика. Неудивительно, что при такой организации судебного процесса всегда выполнялась поставленная перед судом задача.

В апелляционном призовом суде, рассматривавшем жалобы судовладельцев на решения портовых призовых судов, роль палочки-выручалочки выполняли поверенные судовладельцев или те же адвокаты. В документах апелляционного призового суда отмечалось, что решения "составлялись при участии этих поверенных", хотя предложениям последних в решениях суда не находилось места, там излагалась только японская позиция по рассматриваемому вопросу.

В переговорах о захваченных японцами русских коммерческих пароходах представители России показывали слабые юридические основания в решениях призовых судов о конфискации пароходов поднимали вопросы о пересмотре этих решений и возвращении пароходов русским судовладельцам. Японские представители, ссылаясь на решения призовых судов, начисто отвергали такие возможности. Вот один из примеров ответа японцев: "Что касается захвата русских коммерческих судов <...>, то вопрос о том произошел ли захват этих судов до начала военных действий, в нарушение принципов международного права, был всесторонне рассмотрен и разрешен японскими призовыми судами, в которых эти дела были рассмотрены, и императорское правительство жалеет, что оно не может усмотреть способы для пересмотра вопроса, который был разрешен в законном порядке".

Читатели знают, что начало военных действий японские призовые суды относили к 23 января 1904 г., а захваты коммерческих судов "в законном порядке" производились с 24 января. Японскому произволу назначения фиктивной даты начала военных действий был положен конец Гаагской конвенцией 1907 г., потребовавшей, чтобы военные действия между вступившими в войну государствами не начинались без предварительного предупреждения в форме мотивированного объявления войны или ультиматума.

Принятие услуг японских адвокатов привело не только к неудовлетворительным для России результатам рассмотрения дел в призовых судах, но и к прекращению поступления информации от захваченных японцами русских коммерческих пароходов. Командование японского флота хорошо понимало значение контактов призовых судов и других японских органов с капитанами и офицерами (помощниками капитанов, механиками и др.) захваченных пароходов. 72% таких судов находилось в порту Сасебо, где усилиями портового начальства, призового суда и адвокатуры удалось быстро разобраться в обстановке и добиться от капитанов и офицеров пароходов послушного следования японским советам и рекомендациям, закрыв всякие связи их с представителями России через французских консулов. О результатах работы японцев на захваченных пароходах в России стало известно после окончания русско-японской войны и начала переговоров дипломатических представителей двух стран о претензиях друг к другу.

Представители России не могли представить фактов нарушения Японией международного права при захвате коммерческих пароходов, кроме фактов, возникших до начала военных действий; они не подали через французское дипломатическое представительство в Японии ни одного протеста. Капитаны и офицеры конфискованных пароходов добросовестно выполняли советы и рекомендации японцев даже в тех случаях, когда они носили ущербный характер. В качестве примера сошлемся на случай, имевший место с капитаном парохода "Екатеринослав" капитаном 2 ранга Г.Г. Седлецким и двумя его помощниками. 24 февраля 1904 г., через месяц после задержания и захвата парохода японские власти задержали их в Сасебо, где они в качестве свидетелей должны были участвовать в заседании апелляционного призового суда аж 24 апреля 1904 г. Апелляционный суд должен был рассматривать жалобу судовладельца — пароходства Добровольный флот на решение призового суда первой инстанции о конфискации судна "Екатеринослав".

Центральной фигурой судовладельца, защищавшей его интересы в суде, назначили японского адвоката Масуджима. Привлечение трех судовых офицеров в качестве свидетелей являлось чистой формальностью, так как в суде все было определено заранее и решение принималось только в пользу Японии. Присутствие трех офицеров на заседании суда могло лишь породить у непрофессионалов впечатление о стремлении судей глубоко и всесторонне разобраться в деле.

Командир корабля капитан 2 ранга Г.Г. Седлецкий ознакомил японского адвоката с обстоятельствами захвата "Екатеринослава" японскими кораблями. Опираясь на полученные на службе в Добровольном флоте практические знания международного права, он защитил своих матросов-военнослужащих от намерения призового суда отправить их в лагерь военнопленных, ставил перед судом справедливые вопросы о неправомерности захвата "Екатеринослава" до начала войны. После окончания апелляционного суда командир корабля и два его помощника, как офицеры флота, были отправлены в лагерь военнопленных Мацуяма. Здесь Георгий Гаврилович написал книгу "646 дней в плену у японцев", где рассказал о действительных и мнимых успехах Японии.

Японцы успешно поработали с матросами судовых команд захваченных пароходов, организовав по-своему их пребывание в непродолжительном плену на родных пароходах и наладив на них продовольственное и медицинское обеспечение экипажа. Японцы обращались с пленными тактично, что встречало открытое удовлетворение моряков. Но при возвращении пленных на родину в работе японцев обнаружился провокационный момент. Вместо последовательного отправления экипажей пароходов, японцы организовали одновременный отъезд всех пленных. В первых числах марта 1904 г. экипажи захваченных русских пароходов "Екатеринослав", "Аргунь", "Мукден", "Манчжурия" и других в количестве 300 человек из Сасебо были доставлены в Нагасаки, а оттуда французский рейсовый пароход привез их в нейтральный порт Шанхай.

Японские начальники полагали, что прием при-1 бывшего контингента русскими представителями будет проходить с недостатками и неувязками. Они не найдут помещений для размещения всех прибывших и организации их питания, не смогут в ограниченные сроки отправить прибывших на родину. Это вызовет недовольство моряков, привыкших к хорошо отлаженным условиям японского плена. Могут возникнуть беспорядки, вина за которые ляжет на русских представителей. Но в Шанхае никаких беспорядков не произошло, русские представители действовали четко, нестандартно.

Получив от французского консула сообщение о японской затее, агенты русских пароходств в Шанхае - Добровольного флота и Китайско-восточной железной дороги действовали оригинально, они отказались от традиционного размещения прибывших на квартирах и нашли им место во французских полковых казармах, построенных в 1900 г. для французских войск, участвовавших в подавлении боксерского восстания в Китае. Там же организовали питание прибывших. Самое трудное мероприятие - отправку моряков на родину - пришлось проводить по-новому, отказавшись от пассажирских пароходов, на которые все места были уже забронированы на несколько рейсов вперед. Агенты пароходств нашли выход во фрахтовании французского парохода "Аннам", где они разместили не только 300 прибывших моряков, но еще 210 военнослужащих и гражданских лиц из других районов Дальнего Востока.

20 марта 1904 г. пароход "Аннам" с возвращающимися в Россию моряками вышел из Шанхая. Пароход следовал по маршруту Шанхай- Сайгон-Сингапур-Порт-Саид. Оттуда на русском пароходе "Россия" пассажиры отправились в Одессу, куда прибыли 9 мая 1904 г. О встрече прибывших с Дальнего Востока писали все местные газеты. Для нас представляет интерес то, что говорили ступившие на родную землю бывшие японские пленники. Газета "Одесские новости" писала: "Прибывшие моряки единодушно подтверждают благоприятные отзывы о хорошем обращении японцев с пленными. Пища, так же, как и вода, всегда предоставлялась им хорошая, ежедневно свежая. Японцы через особых переводчиков каждый раз справлялись о нуждах русских и немедленно их удовлетворяли. На "Екатеринославе" находился большой запас провизии и из него японцы изготовляли для русского экипажа пищу".

Ключевое значение в этой цитате имеет упоминание о способе получения и удовлетворения нужд русских пленных на захваченном судне. У пленных, видимо, выработалась привычка к такому способу удовлетворения своих потребностей, что прослеживается на поведении 11 матросов парохода "Екатеринослав". В Сасебо они дали подписку о неучастии в войне с Японией, на родине их призвали на военную службу и отправили на Черноморский флот, в Севастополь. Там служба молодым матросам не понравилась. Они начали жаловаться ближайшим начальникам и просить о переводе в Одессу на пароходы Добровольного флота, где 50% должностей палубных и машинных команд комплектовалось военнослужащими. Не получив удовлетворения своих просьб, матросы обратились к председателю комитета Добровольного флота, тот ответил отказом, мотивированным полной укомплектованностью одесских пароходов.

Следующее прошение матросы отправили греческой королеве Ольге Константиновне с просьбой о содействии их переводу в Одессу. Королева запросила командование Черноморского флота о существующих вариантах положительного решения вопроса. В ответе командования говорилось не только об отсутствии вакансий на пароходах Добровольного флота в Одессе, но и о реальной возможности назначения матросов на транспорта 2-й Тихоокеанской эскадры. Делу мешало их обязательство не участвовать в войне с Японией.

Санитары госпитального судна "Орел"

То, что случилось с молодыми матросами, порождено борьбой за головы и души русских людей, которую привнесла Япония в войну с Россией. Японцы организовали для моряков парохода "Екатеринослав" привлекательные условия плена, которые обеспечивали пребывание на родном корабле с хорошо отлаженным режимом жизни и немедленным удовлетворением элементарных требований пленных, освобождение моряков с прибытием в Россию, от участия в войне с Японией.

На родине моряки встретились со сложными служебными вопросами, что натолкнуло их на мысль на применение освоенного в плену метода удовлетворения своих элементарных требований. Они начали засыпать всех начальников жалобами о переводе на службу в "тепленькое место" - г. Одессу. Но объективно назначение в Одессу, на стоящие на приколе пароходы Добровольного флота, по причине закрытия рейсов на Дальний Восток, было невозможно ввиду полной укомплектованности этих пароходов. Однако полученная моряками в плену склонность к положительным решениям начальников толкала их на продолжение прошений о назначении в Одессу. Переписка по жалобам моряков затянулась до середины января 1905 г.

События, случившиеся с моряками парохода "Екатеринослав", говорили о новом направлении политической борьбы с Россией, применяемой Японией. Формы этой борьбы в ходе русско-японской войны неуклонно расширялись. Для попавших в плен русских нижних чинов японцы организовывали встречи с иностранными деятелями и русскими политическими эмигрантами, с японскими участниками войны, обеспечивали пленных газетами с прояпонскими материалами. Цель перечисленных мероприятий состояла в том, чтобы склонить русских пленных на борьбу со своей родиной, сделать из них предателей. Государственные органы России хорошо разобрались в намерениях японцев и после заключения Портсмутского мирного договора приняли надлежащие государственные меры.

24 сентября 1905 г. приказом морского министра была образована комиссия по разбору и увольнению пленных чинов флота, возвращающихся из Японии. В состав комиссии входили: ее председатель капитан 1 ранга Ван-дер-Шкруф, семь офицеров, четыре врача и один служащий. Комиссию обслуживала команда из 13 нижних чинов для письменных работ и четырех фельдшеров. Деятельность комиссии проходила в г. Владивостоке, куда прибывали возвращающиеся из плена. Комиссия производила опрос прибывших относительно обстоятельств их службы во время войны, освидетельствование врачами, удовлетворение денежным довольствованием и отправление на родину.

Через комиссию прошло 14 395 человек, из них 2762 раненых. Опрос каждого нижнего чина оформлялся в виде его показания комиссии. Документ содержал отчет о службе во время войны с оправданием негативных действий и проступков. По материалам комиссии морское министерство определило направление своей деятельности и наметило ее основные мероприятия. Морской министр вице-адмирал А.А. Бирилев, представляя Николаю II доклад о деятельности министерства за первое полугодие 1906 г., в разделе "Нравственное воспитание нижних чинов" писал: "для этой цели в портах образованы особые лекционные комитеты, цель которых развивать нравственно и умственно нижних чинов и объяснять в надлежащем смысле современные события". Это было новое направление деятельности морского министерства, цель и содержание которого выходит за пределы нашей темы. Здесь мы лишь познакомим читателей с нашими выводами по данному разделу книги.

1. В военное время государственные органы не должны прекращать выполнение возложенных на них функций, так как противник непременно возьмет ее в свои руки. Уступив японским адвокатам защиту интересов своих судовладельцев в призовых судах, русские лишились связи с капитанами захваченных пароходов через французских дипломатов, не вели переписку и не опротестовывали незаконные действия японских властей.

2. Последствия, к которым привели такие промахи русских властей, оказались очень тяжелыми для России, они выразились в больших потерях пароходов, захваченных японцами, и затруднили борьбу русских дипломатов за возвращение захваченных судов.

3. Решение особой комиссии из представителей основных министерств России, принятое в середине июня 1904 г. об отказе от посылки в японский призовой суд представителя русских интересов в лице японского адвоката для участия в рассмотрении дела о захвате госпитального судна "Орел" было принципиальным и правильным, оно соответствовало позиции России, выработанной по этому делу. Командир корабля и главный доктор госпиталя были избавлены от унизительного и бесполезного участия в работе суда. Личный состав избежал участия в психологической обработке, которой подвергались экипажи захваченных русских пароходов.

4. То, что случилось с молодыми матросами, объясняется запущенностью воспитательной работы на флоте. Никто не разъяснил им, что японцы, безукоризненно выполнявшие их нужды в плену, могли участвовать в захвате парохода "Екатеринослав" за двое суток до начала войны. Полезно было бы ознакомить моряков с внезапной (без объявления войны) атакой Тихоокеанской эскадры японскими миноносцами на внешнем рейде Порт-Артура в ночь с 26 на 27 января 1904 г. и другими агрессивными действиями японцев. Возможно, такие разъяснения возбудили бы патриотические чувства у моряков, породили критическое отношение к японским заботам о нуждах русских в плену и положили конец желанию молодых матросов служить в "теплом местечке".

Отсутствие организованной воспитательной работы с нижними чинами на русском флоте имело и другие проявления. Меры борьбы с этим упущением были намечены лишь после русско-японской войны.

6. Первоочередным органом, начавшим свою деятельность сразу же после окончания русско-японской войны, стала комиссия по разбору и увольнению вернувшихся на Родину чинов флота. Этот орган в последующих войнах получил постоянный статус и выполнил огромную работу по выявлению предателей Родины, воевавших на стороне ее внешних врагов.

9. Борьба за возвращение "Орла"

Возобновление дипломатических отношений с Японией способствовало восстановлению деятельности русского дипломатического представительства о захвате и конфискации "Орла". Однако никаких изменений в методах, коими дипломаты надеялись добиться решения вопроса, не произошло. Обмен дипломатическими нотами, контакт с должностными лицами по-прежнему считались путями, которые могут привести к освобождению "Орла". 13 мая 1906 г. российский посол в Токио Ю.П. Бахметьев обратился с нотой к японскому министру иностранных дел виконту Гаяши. В ноте очень подробно анализировались обстоятельства захвате "Орла".

Логика событий принята та же, что и у министра иностранных дел Ламсдорфа, с которой читатели познакомились в 8-м разделе нашей работы. Посол делает ссылки как на действительные, так и на вымышленные факты (о командире крейсера "Диана", о наличии радиотелеграфа на "Орле"), которыми воспользовались японцы для оправдания захвата госпитального судна "Орел". Вместе с тем, вопрос о неподсудности госпитальных судов призовому разбирательству поставлен в осторожной, предельно краткой форме; об этом говорится лишь следующее: "Императорское правительство находит, что никоим образом дело о захвате госпитальных судов не может быть подсудно призовому суду". О состоявшемся призом суде в Сасебо в ноте не упоминается. Основываясь на приведенных соображениях, посол Бахметьев высказал надежду, что японское правительство не замедлит распорядиться "возвратить "Орел" как неправильно захваченный.

Японцы не отвечали полгода. Только 6 ноября японский министр иностранных дел направил послу ответную ноту. Министр заявил: "Факт передачи дела о захвате "Орла" призовому суду указывает на желание японского правительства с особым вниманием расследовать все обстоятельства дела". Тоже предельно кратко и ни одного слова о требованиях международного права, о нарушениях, допущенных Японией. Хотели как лучше - так и действовали. В основном же министр сослался на доводы, приведенные призовым судом в оправдание конфискации "Орла". Копия определения суда была приложена к ноте, фрагмент документа воспроизводим с сокращением судебных формальностей:

"Как мотивы законности конфискации "Орла" выставлены следующие положения [факты - В.Ц.]:

1) На пути к Дальнему Востоку совместно с русской эскадрой, к которой он был прикомандирован, "Орел" по приказанию командира [командующего - В.Ц.] сей эскадрой нагнал пароход "Малайя", прикомандированный к той же эскадре и передал ему приказание командира [командующего - В.Ц.]: не удаляться за пределы распознавания сигналов.

2) 8/21 мая 1905 г. "Орел" по приказу Главнокомандующего [командующего - В.Ц.] принял на борт для доставки в военный порт неприятеля [то есть во Владивосток - В.Ц.] капитана английского парохода, захваченного военным судном "Олег", Ал. Стюарта и еще трех человек из состава команды, хотя они вовсе не были больны.

3) Находясь в Кейптауне, "Орел" получил от офицеров Главного штаба приказание добыть 10 тысяч английских футов хорошо изолированной проволоки в 2 миллиметра диаметром и 1000 фут такой же проволоки в 1 миллиметр диаметром.

4) Когда вторая и третья эскадры подходили в двух или трех колоннах к Цусимскому проливу, "Орел" и "Кострома" построились по бокам сих эскадр параллельно с первой или второй единицей колонн, таким образом, что составляли треугольник вместе с головным судном - позиция, занимаемая обыкновенно разведочными судами. Судно было остановлено военным кораблем "Садо-Мару" в 10 морских милях к западу от острова Окиносима, вблизи коего неприятельская эскадра вступила в бой. <...>

Принимая в соображение все изложенное, комиссары японского правительства пришли к заключению, что госпитальное судно "Орел" было употребляемо для военных целей и поэтому подлежит конфискации со всеми своими принадлежностями.

Ввиду невозбуждения ходатайства о формальном допросе свидетелей в узаконенный и объявленный срок и соглашаясь с заключением правительственных комиссаров, суд определил такового не производить и постановил резолюцию согласно вышеприведенному заключению.

Определение состоялось 13/26 июля 1906 г. в призовом суде в Сасебо.

Русский ответ по поступившей ноте надолго задержался. Дело в том, что 3 ноября 1906 г. была получена секретная депеша посла Бахметьева, которая по своим подходам к проблеме отличалась определенной новизной, вытекающей из анализа политической обстановки в Японии. Военные власти в стране сохранили доминирующее положение, они считали все захваченное во время войны своей добычей, призом и никакие объяснения не могли убедить их изменить свои взгляды. В частности, в морском министерстве госпитальное судно "Орел" считалось своим законным призом. Какие бы не предъявлялись доказательства русской правоты, японцы могли ответить нескончаемой аргументацией, с которой бороться одними словами не имело смысла. Оставалось только обратиться в международный третейский суд и с его помощью разрешить все спорные вопросы. Бахметев считал вопрос об "Орле" посильным для русских дипломатов, чтобы решить его в пользу России. Необходимо лишь добыть доказательства, способные опровергнуть обвинения, возводимые японцами.

Предположения посла Бахметьева выводили дело захвата и конфискации "Орла" из тупиковой ситуации. 19 января 1907 г. министр иностранных дел граф В.Н. Ламсдорф обратился к морскому министру адмиралу Ивану Михайловичу Дикову с просьбой высказать свое мнение о третейском суде. Тот сообщил, что предложение имеет смыл, если Россия уверена в благоприятном исходе суда. Необходимо вопрос подвергнуть подробному, тщательному изучению и обсуждению. С этой целью образовать межведомственную комиссию из представителей заинтересованных министерств и ведомств.

Важным шагом в организации работы межведомственной комиссии стало избрание ее председателем видного юриста-международника, профессора Федора Федоровича Мартенса, который сформулировал два условия успеха комиссии: достоверность ее материалов и их юридическая доказательность. Расширился состав участников комиссии. Вместе с традиционными для таких органов специалистами международного права членами комиссии бьши назначены непосредственные участники или свидетели происшедших событий, эксперты. Морское министерство представляли: полковник И.А. Огородников, юрист-международник, капитан 1 ранга в отставке В.И. Семенов-историограф 2-й Тихоокеанской эскадры, автор "Расплаты", капитан 2 ранга Я.К. Лахматов - командир "Орла", врач Л.К. Гейман - делопроизводитель госпиталя, генерал-майор А.А. Ковальский - минный офицер, специалист по радио и электротехнике. Своих представителей в межведомственной комиссии имели также министерства иностранных дел и юстиции, Российское общество Красного Креста.

Работа членов комиссии состояла в подготовке докладов по содержанию событий, происшедших при захвате "Орла", оформлении захвата и конфискации. Обязательно анализировались обвинения японской стороны и обосновывались контраргументы по всем положениям, входившим в определение призового суда. Доклады заслушивались и обсуждались на заседаниях комиссии, принималась согласованная точка зрения. При этом важное значение имело выступление профессора Мартенса, который предлагал свое видение обсуждаемого вопроса и давал юридическую оценку доводам сторон.

Перед рассмотрением русских контраргументов по всем положениям призового суда обратим внимание читателей на отсутствие среди них двух моментов. Во-первых, суд не высказался о неподсудности дела "Орла" его компетенции. О позиции японского правительства читатели знают: никаких правовых оснований, хотели как лучше и передали дело призовому суду. Во-вторых, определение призового суда обходит вопрос о захвате "Орла" японскими кораблями, даже слово "захват" отсутствует в документе. Между тем, русская сторона рассматривает оба эти вопроса в качестве главных. Зная об этом, призовой суд в неявном виде пытался опровергнуть русское обвинение, что захват "Орла" лишен правовых оснований.

Первое положение (факт) призового суда о передаче госпитальным судном приказания пароходу "Малайя" не удаляться за пределы распознавания сигналов взят японцами из судового вахтенного журнала "Орла". Данное действие, по свидетельству капитана 1 ранга Семенова, не может рассматриваться как военное, боевое. Это вопрос организации связи на эскадре с транспортами и госпитальными судами, которые не имели свода военных сигналов. На них сигналы передавались, главным образом, флажным семафором, но дальность связи при этом была минимальной. Весьма часто, чтобы не передавать сигнал флажным семафором, его сообщение адресату возлагали на попутные корабли. Именно так исполнил приказание командующего эскадрой госпитальный "Орел", направляясь к мысу Доброй Надежды. Корабль при этом не был посыльным судном. В протоколе заседания комиссии от 20 мая отмечается, что факт попутной передачи "Орлом" пароходу "Малайя" приказания командующего эскадрой "не может иметь ни малейшего юридического значения".

Второе положение (факт) призового суда относится к пребыванию на "Орле" четырех английских моряков. Суд усматривает вину "Орла" в том, что эти люди "вовсе не были больны". Заметим, кстати, о военнопленных тут речь не идет. Суд подает второй факт как нечто весьма важное, оказавшее влияние на роковую судьбу "Орла". Естественно, такая позиция суда встретила справедливые возражения членов комиссии. Профессор Мартенс не нашел вины в приказании адмирала Рожественского разместить англичан на "Орле". Альтернативное решение дать место англичанам на русском боевом корабле означало подставить их под расстрел японцев. Мартенс завершает свои суждения следующим резюме: "Если госпитальное судно имеет своей задачей лечить больных и спасать погибающих, к какой бы они национальности не принадлежали, то тем более, казалось бы, оно может дать временное убежище, ввиду неизбежно надвигавшейся опасности, нейтральным лицам, подданным третьей державы, в войне не находящейся". В упоминавшемся протоколе комиссии от 20 мая говорится, что нахождение англичан на госпитальном судне "никоим образом не нарушало прав другой воюющей стороны и не стесняло ее свободы действий".

Почему же в этом гуманном акте японцы усмотрели что-то противозаконное и лишили "Орел" присущей ему неприкосновенности? Иначе говоря, почему пребывание четырех англичан стало поводом для задержания и захвата "Орла" японскими вспомогательными крейсерами "Манджу-Мару" и "Садо-Мару"? Призовой суд, представив факт нахождения на "Орле" английских граждан как важное событие, стремился прикрыть грубое нарушение японцами Гаагской конвенции о неприкосновенности госпитальных судов.

Третье положение (факт) призового суда о покупке "Орлом" проволоки узкого сечения в Кейптауне в количестве 11000 футов (3355 метров) взято японцами из донесения своей агентуры. Факт покупки подтверждает командир "Орла" капитан 2 ранга Лахматов. Следователи призового суда об этом событии личный состав корабля не спрашивали, опасаясь, по-видимому, "засветить" своих агентов. При конфискации корабля проволока на нем отсутствовала и никто, несомненно, не знал, сколько ее было.

По заключению эксперта помощника главного инспектора минного дела генерал-майора А. А. Ковальского проволока узкого сечения употреблялась на кораблях преимущественно для целей освещения и вентиляции. Возможность применения проволоки с военными целями эксперт не отрицал, хотя и признавал, что "это нужно доказать в каждом отдельном случае".

При плавании в тропиках, особенно в период дождей, электрические проводники подвергались очень быстрому износу. По расчету эксперта запас проводников узкого сечения на "Орле" должен составлять не менее 5000 фут (1524 м). Профессор Мартенс отнес вопрос о проволоке к "вопросам нашего частного распорядка". Нет никаких несомненных указаний, что принятое "Орлом" количество проволоки значительно превышало минимально необходимые 5000 фут. Если бы такое превышение минимального количества проволоки было бы доказано, то корабль имел полное право передать излишек на другое госпитальное судно, например на "Кострому".

В протоколе комиссии от 20 мая сказано, что погрузка некоторого количества проволоки на "Орел" "не может бросить тень на характер его действий". Хотя принятый проводник и мог быть употребляем для военных целей, "но ничем не доказано, что такое употребление имело место в действительности и даже нет ни малейшего указания на это".

Четвертое положение (факт) призового суда определяет позиции "Орла" и "Костромы" на флангах русской эскадры, когда она в двух или трех колоннах подходила к Цусимскому (Корейскому) проливу. Госпитальные суда располагались якобы параллельно с первой или второй единицей колонн. Так, по мнению суда, занимают позиции разведочные корабли. Если три предыдущих факта относятся к действительным событиям, то четвертый является вымышленным. Он порожден стремлением японцев опровергнуть русские доводы, что захват "Орла" произведен, когда он должен был приступить к спасению ослябских тонущих моряков и привел к значительному увеличению жертв Цусимского боя. Японцам нужен был такой факт, который по уровню значимости превзошел бы доводы русских. Дескать, мы захватили "Орел", так как его разведывательная деятельность привела бы к еще большим жертвам, но уже с японской стороны.

Нам грозили серьезные неприятности. В действительности такого факта не существовало. Пришлось призовому суду его придумывать. Однако и на этот раз японцам опять не повезло. Придуманный ими "факт" не подтверждается ни японскими, ни русскими источниками. Итак, согласно версии призового суда, при подходе русской эскадры к Корейскому проливу "Орел" и "Кострома" находились на ее флангах параллельно с первой или второй единицей колонн. Так, по мнению судей, обычно занимают позицию разведочные корабли. Поскольку в голове колонн русской эскадры шли броненосные отряды, задача "Орла" и "Костромы", как разведчиков, якобы состояла в обнаружении японских главных сил, то есть боевых отрядов броненосцев и броненосных крейсеров. Следовательно, "Орел" и "Кострома" должны были удерживать свою позицию, как минимум, до момента визуального контакта с японскими главными силами. Проверим "факт" нахождения названных госпитальных судов в походном порядке русской эскадры по японским и русским источникам.

Первый источник - донесение адмирала Того о Цусимском бое, опубликованное в середине июня 1905 г. за три недели до первого заседания призового суда по делу "Орла". В донесении имеются две схемы походного порядка русской эскадры на 10-11 часов и в 1 час 47 минут 14 мая. "Орел" и "Кострома" на флангах двух колонн эскадры на схемах не показаны. Возможно, что они находились среди транспортов: таковых было шесть плюс два госпитальных судна, а на схеме № 1 показано семь. Опять не в пользу суда. В тексте донесения адмирал перечисляет поименно все русские боевые корабли, которые он видел в бинокль вскоре после обнаружения противника.

Госпитальных судов на флангах колонн адмирал не назвал. В хвосте эскадры он пометил "специальные суда и другие". Второй источник - "Описание военных действий на море в 37-28 гг. Мейдзи (в 1904-1905 гг.), том 4, 1910 г.", составленное японским морским генеральным штабом. Описание почти слово в слово повторяет данные, наблюденные адмиралом Того, о расположении кораблей русской эскадры и другие сведения из его донесения. Однако в описании имеются ценные дополнения к адмиральскому донесению. Там приводятся характеристики походного порядка русской эскадры утром 12 мая. Показано расположение разведчиков, броненосцев, крейсеров, транспортов. В самом хвосте - госпитальные судна "Орел" и "Кострома".

Походный порядок эскадры утром 14 мая на подходе к Корейскому проливу (момент и место совпадают с данными, указанными в определении призового суда) изображен на схеме, где госпитальные суда располагаются в хвосте эскадры.

Таким образом, высшие авторитеты японского военно-морского штаба не поддержали лживый "факт" призового суда о месте госпитальных кораблей в походном порядке русской эскадры, а следовательно, и о задаче, которую они, якобы, выполняли.

В русских источниках сведения в пользу определения призового суда отсутствуют. Члены комиссии капитан 1 ранга Семенов, капитан 2 ранга Лахматов, врач Гейман единодушно свидетельствовали, что "Орел" замыкал строй эскадры. Семенов счел необходимым заметить, что японские утверждения не могут быть доказанными "ни чьими либо показаниями, ни какими бы то ни было документами". Мы присоединяемся к заключению известного писателя и не будем утомлять читателей перечислением русских свидетельств, подтверждающих нахождение госпитальных судов в конце русской эскадры.

Свой вклад в доказательство несостоятельности четвертого положения призового суда внесли и специалисты международного права. Они записали в решение межведомственной комиссии: "Совершенно безразлично с правовой точки зрения место нахождения "Орла" при эскадре во время пути и до вступления в бой. Согласно постановлению Гаагской конвенции, госпитальные суда при эскадре могут занимать любое место по распоряжению начальника отечественной эскадры". Да, такое положение в конвенции имеется. Но судьи японского призового суда понимали, что оно дезавуирует определение суда.

Межведомственная комиссия пришла к выводу, что обвинения, выдвинутые японцами к госпитальному судну "Орел", "частью построены на весьма зыбкой почве, частью совершенно неосновательны".

Комиссия единогласно признала, что:

1. Захват госпитального судна "Орел" не может быть оправдан с юридической точки зрения.

2. Захват госпитального судна ни при каких обстоятельствах не может быть объектом разбирательства в призовом суде.

3. Предложить японскому правительству передать рассмотрение дела о захвате госпитальных судов в минувшую русско-японскую войну Гаагскому международному третейскому трибуналу.

Однако пункты решения межведомственной комиссии не получили дальнейшего продвижения в правительство России, а от него - в предложение японскому правительству о передаче разбирательства о захвате госпитальных судов Г аагскому международному третейскому трибуналу. Дело в том, что после заключения Портсмутского мирного договора между Россией и Японией начались переговоры по многим другим вопросам, имевшим важное значение для обеих стран. Появились государственные и частные претензии за время войны к Японии и к России, которые в силу своей массовости требовали принципиальных совместных решений правительств обоих государств.

Вопрос о возвращении России захваченных госпитальных судов "Ангара", "Казань", "Орел" в минувшей русско-японской войне оказался одной из претензий. Он уже имел свою историю. Обе стороны после продолжительных и безуспешных переговоров продвинулись вперед лишь в понимании изменившихся интересов друг друга, что, однако, не сопровождалось результатами в продвижении дела к взаимоприемлемому окончанию. Русские стремились доказать свою юридическую правоту и добиться возвращения госпитального судна "Орел", Япония - получить пароход, его передовое медицинское оборудование и лекарства. Добиваться возвращения "Орла" предполагалось через Международный третейский трибунал.

В 1907 г. правительство России поручило министерству юстиции установить возможность положительного решения в третейском трибунале вопроса о возвращении захваченных в Порт-Артуре госпитальных судов "Ангара" и "Казань". Заодно министерству поручено проверить состояние вопроса по госпитальному "Орлу".

В своей деятельности министерство юстиции опиралось на расследования обстоятельств захвата русских госпитальных судов японцами, произведенные межведомственной комиссией министерства иностранных дел под председательством тайного советника профессора Мартенса Федора Федоровича. В состав комиссии вошли: представитель Российского общества Красного Креста егермейстер И.П. Балашов, директор 1-го департамента министерства юстиции действительный статский советник Веревкин, штаб-офицер для особых поручений при Главном морском штабе полковник И.А. Овчинников и секретарь комиссии титулярный советник Грюнмане. Перед комиссией были поставлены две задачи:

- выяснить с международно-правовой точки зрения законность или незаконность захватов госпитальных судов "Ангара", "Казань", "Орел";

- оценить ожидаемую вероятность выигрыша или проигрыша каждого дела в Гаагском международном третейском трибунале.

Такие же задачи решала комиссия и участвующие в ее работе специалисты и свидетели, которые ранее работали по изучению и оценке определения японского призового суда по госпитальному судну "Орел". Поэтому объем предстоящей работы был невелик и руководитель комиссии запланировал два заседания. Первое заседание состоялось 27 апреля 1907 г. и было посвящено рассмотрению вопроса о захвате японцами госпитальных судов "Ангара" и "Казань, а второе - 1 мая 1907 г. о захвате госпитального судна "Орел".

В протоколе заседания межведомственной комиссии от 1 мая помещены показания трех свидетелей: капитана 1 ранга в отставке В.И. Семенова, помощника уполномоченного Российского общества Красного Креста на "Орле" барона Вальтера Генриховича фон Остен-Сакена, ординатора и делопроизводителя госпиталя доктора Геймана Лазаря Карловича, переводчика с европейских языков. Все они в своих выступлениях высказали оригинальные мысли, которые могут быть признаны новой информацией по обсуждаемому вопросу. Так, в выступлении капитана 1 ранга В.И. Семенова имеется фрагмент, где речь идет о задержании английского парохода "Ольдгамия" по приказанию командующего эскадрой адмирала Рожественского. Выступление Остен-Сакена содержит важные положения для выработки позиции России о захвате "Орла". Его усилиями из судебного процесса устранен японский защитник, что лишило призовой суд возможности провести свое заседание в виде дуэли сторон - прокурора и защитника. Пришлось роли представителей сторон заменить государственными комиссарами. Моральный и профессиональный авторитет суда от этого сильно упал.

Выступление Геймана повторяет его опубликованные статьи. Новая информация Геймана содержится в фрагменте об оказании помощи комиссии в вопросах электротехники. Ординатор госпиталя рассказал о приобретении "Орлом" электрического проводника в Кейптауне. Такая покупка вполне вероятна, хотя госпитальными средствами Красного Креста и не производилась. Зато покупка осветительных проводников представляется более вероятной в силу того обстоятельства, что расход проводника был очень значительный, этому способствовали частные починки освещения и вентиляции, сильно изнашивавшихся от похода в тропиках, равно как изменениями в них, которые были вызываемы каждодневным опытом.

Оборудовался "Орел" в Тулоне при совершенно иных климатических и атмосферных условиях. Больные стали поступать, начиная с Танжера, и те теоретические соображения, которые действовали при оборудовании с началом фактического ухода за больными, постоянно менялись. По этому поводу можно указать, что первоначальных около 150 ламп накаливания увеличили до 200 с чем-то. В операционной на спардеке пришлось устанавливать две дуговых лампы; работу эту производили уже во время стоянки у о. Мадагаскар, своих проводников не хватало и нам их давали с других кораблей. Тогда же были установлены электрические передачи в госпитальной прачечной, которая при ручном приводе работы, для чего она была создана в Тулоне, оказалась совершенно недостаточной. Вентиляционную проводку с большим электрическим вентилятором типа "Сирокко" в одной из палат, бывшей когда-то угольным трюмом, пришлось переделывать, так как запаса, взятого в Барселоне, не хватало уже в Габуне, когда они впервые задумали перевести прачечную на работу с электрическим приводом.

Наибольшее внимание у свидетелей получил вопрос об электрических проводниках для низкого напряжения. Ординатор Гейман привел данные о значительных потребностях корабля именно в таких проводниках. По- видимому, он адресовал их представителям России, которым предстояло выдержать спор по этому вопросу с японскими специалистами.

Иное направление в своем показании избрал капитан 1 ранга Семенов. Он назвал виновника, затеявшего покупку проводников - капитана 2 ранга П.П. Македонского - флагманского минного офицера эскадры и предмет, для которого они предназначались - минное оружие. Покупка производилась в наполненном японцами Кейптауне через неназванных третьих лиц с доставкой товара непосредственно на "Орел". Затея была бесцельной в силу невозможности реализации купленных проводников в корабельных минах эскадры. Свидетель называет способы приобретения тех же проводников при полном отсутствии риска. Обвинение русских в покупке проволоки не принесло японцам реального результата.

Капитан 1 ранга в отставке В.И. Семенов показал: "Утверждения японцев, что наши госпитальные суда были использованы для целей разведочной службы, я считаю совершенно неосновательными и не могущими быть доказанными ни чьими либо показаниями, ни какими бы то ни было документами. Утверждения эти ни в чем не соответствуют истине. Адмирал Рожественский за все время следования госпитальных судов с эскадрой обращал особенное внимание на то, чтобы они оставались верными своему назначению и старательно избегали бы всего, что могло бы компрометировать характер их деятельности. Так, например, когда к нам присоединился отряд адмирала Небогатова, то я узнал, что на госпитальном судне "Кострома", бывшем в его составе, находится аппарат для беспроволочной передачи депеш. Зная, что генерал Стессель в Порт-Артуре издал приказ, согласно которому всякий пароход, имеющий на борту аппарат для беспроволочного телеграфирования в районе военных действий, будет почитаться разведчиком, я довел об этом факте до сведения адмирала Рожественского, который, согласившись с моими доводами, приказал немедленно убрать упомянутый аппарат с борта "Костромы".

Вообще я могу самым положительным образом утверждать, что никаких нареканий на наши госпитальные суда по поводу несения будто бы ими разведочной службы, совершенно не могло быть. Единственная неправильность, допущенная флагманским минером, на которую я своевременно обратил внимание штаба. Это, по моему мнению, покупка через третьих лид и доставка на "Орел" около 10 000 фут гуперовского проводника для освещения в Кейптауне. Мера эта была совершенно бесцельна и никакой необходимостью не вызывалась. Мы были в 10 000 милях от неприятеля и любое военное или транспортное судно эскадры, не говоря уже о германских угольщиках, могло во всякое время исполнить это поручение, не подвергаясь притом ни малейшему риску (чего легче, за известное вознаграждение найти лиц, готовых купить на свое имя и доставить на борт все, что угодно.) Независимо от сего погрузка госпитальным судном небольшого сравнительно количества проволоки, идущей к тому же преимущественно на удовлетворение собственной его потребности, никоим образом не может быть рассматриваема как вид военной помощи особенно, если принять в соображение, что все это происходило в 10 000 миль от театра военных действий.

На таком большом судне, как "Орел", с его грандиозными устройствами по освещению и вентиляции и при условиях пяти месяцев плавания в тропиках, в период дождей, естественный ремонт электрических проводов, вследствие неизбежного изнашивания их, достигал весьма значительных размеров. И если бы встретилась в течение плавания необходимость капремонта по освещению и вентиляции "Орла", то вышеупомянутого количества проводника вряд ли хватило бы. Ремонтные запасы эскадры могли бы составить не десяток и даже не десятки, а только сотни тысяч этого проводника. К тому же вся погруженная на "Орел" проволока по малому размеру своего диаметра (обыкновенный гуперовский проводник) годилась лишь для тока малого напряжения, а именно для освещения или сигнализации" .

Наши сестры милосердія среди японскихъ на японскомъ пароходѣ Краснаго Креста, доставившемъ ихъ въ Нагасаки.

В.И. Семенов значительно изменил на заседании комиссии, руководимой профессором Ф.Ф. Мартенсом, данные о походном порядке эскадры. Известно, что согласно русским боевым документам госпитальным судам в походном порядке эскадры отводится свое место. Командующий эскадрой на подходе к островам Г ото приказал "Орлу" и "Костроме" держаться в хвосте эскадры в 60 кабельтовых от концевого корабля, а перед боем госпитальные суда были "далеко позади эскадры". Такое положение госпитальных судов облегчало японцам их обнаружение и захват.

Семенов - единственный свидетель 2-й Тихоокеанской эскадры, который поведал, что наши госпитальные суда несли еще дополнительные гафельные огни - белый, красный, белый, "что было своевременно сообщено японцам, которые однако не ввели у себя подобной сигнализации". Заключительная часть последнего предложения свидетельствует о сожалении Семенова такому решению японцев. По-видимому, более желательно для него было солидарное решение, по которому оба противника держали бы свои огни включенными. Вопросы об изменении места госпитальных судов в походном порядке эскадры и о целесообразном режиме работы сигнальных огней на госпитальных судах получили более полный комментарий в 3 и 4 разделах данной работы. Нам не удалось установить по материалам российских государственных архивов, какую оценку получили выступления В.И. Семенова, барона В.Г. Остен-Сакена и доктора Л.К. Геймана. Не найдены также доклады председателя вневедомственной комиссии профессора Ф.Ф. Мартенса.

Шесть лет длился спор о незаконном захвате и конфискации Японией госпитального судна "Орел". В начале спора успех сопутствовал Японии, а в конце верх взяла Россия. Сущность и эволюцию спора мы рассмотрели, а теперь изложим общие выводы по ним.

1. Русские свято верили в основное положение Гаагской конвенции о неприкосновенности госпитальных судов и предполагали воспользоваться им в Цусимском бою. Вместе с тем, русские не соблюдали строго и полно (в деталях) другие положения конвенции. Вследствие этого Япония предъявила "Орлу" обвинение в трех непринципиальных нарушениях конвенции (передача сигнала флагмана на транспорт, закупка тонкой проволоки, пребывание на судне четырех здоровых англичан). Эти обвинения облегчили японцам захват госпитального суда, а в сочетании с собственным вымыслом о ведении разведки "Орлом" в Цусимском бою, использованы для определения призового суда об употреблении "Орла" в военных целях и его конфискации.

2. Японцы, поставив цель захватить "Орел", нашли нишу в Гаагской конвенции, где не были оговорены условия, при которых госпитальное судно теряет право на неприкосновенность и может быть захвачено противником, условие это - использование судна в военных целях. Русская сторона была совершенно не подготовлена к захвату и конфискации "Орла" на условии, которое избрали японцы. Командующий эскадрой не предусмотрел меры по прикрытию госпитальных судов от захвата их японскими вспомогательными крейсерами, а командиры судов не имели указания и не проявили инициативы в уклонении от встречи с ними, а встретившись, безропотно последовали в плен.

3. Многие недостатки в деятельности командиров, офицеров и врачей госпитальных судов происходили от незнания факта захвата в Порт-Артуре госпитальных судов "Ангара" и "Казань". Об этом факте знали вернувшиеся в Петербург священники, врачи, офицеры, давшие подписки о неучастии в войне (среди них командир порта Артур контр-адмирал И.К. Григорович) и могли проинформировать главный морской штаб, а через него личный состав эскадры. Однако такая работа организована не была.

4. Русским потребовалось несколько месяцев, чтобы разобраться в юридических тонкостях дела и выработать свою позицию. Было доказано, что захват "Орла" совершен с нарушением норм международного права, а разбирательство дела поручено призовому суду, не имеющему на то юридических полномочий. Японцы вынуждены были после длительных переговоров признать правильность русских доводов.

5. Командир корабля, начальник госпиталя, команда и госпитальный состав честно исполнили свой долг, мужественно вели себя под огнем японцев, достойно пережили захват корабля и японский плен. Обвинения в сдаче корабля, лишение премий, отказы в наградах медалями, которые обрушились на них на родине, порождены властью недостойных руководителей морского министерства и непосредственного виновника трагедии вице-адмирала Рожественского.

6. Факты борьбы за возвращение захваченных японцами торговых и военных судов не украшают историю России. Эта эпопея является редким положительным примером в этом деле. Борьба за возвращение "Орла" велась дипломатами-международниками, адмиралами и офицерами флота, офицерами и врачами "Орла" - участниками событий, сотрудниками Российского общества Красного Креста. Это единственная группа патриотов, которая вела столь трудную борьбу и достигла успеха.

10. Разрешение вопроса о госпитальных судах правительствами России и Японии

Стороны изучали проблему; поток русских претензий нарастал, они поступали от многих государственных организаций и граждан. Японское правительство в начале переговоров об удовлетворении русских претензий заявляло, что не считает себя обязанным отвечать по таковым вопросам в виду того, что Портсмутский мирный договор разрешил все бывшие между Россией и Японией споры и никаких указаний о возможности возбуждения новых требований не содержит. Только осенью 1908 г. японское правительство согласилось, наконец, на принятие русских претензий к рассмотрению, при условии о параллельном рассмотрении, требований японской стороны. Однако разрешение претензий двух сторон по-прежнему проходило вяло и не сопровождалось существенными достижениями.

9 сентября 1909 г. японское правительство внесло предложение относительно военных претензий. Отказываясь от предъявления русскому правительству требований о вознаграждении японских поданных, пострадавших в минувшую войну, оно предложило провести полную и одновременную ликвидацию всех русских претензий на следующих основаниях:

1. Русское правительство отзывает все заявленные им казенные претензии.

2. Оно отказывается от поддержки трех претензий владельцев частной собственности, одним из которых является общество "Русь", требующее возврата конфискованного парохода "Россия".

3. Японское правительство выдает в удовлетворение частных лиц и компаний 100 000 иен (95 000 руб.) в погашение их претензий, являющихся следствием войны. Распределение этой суммы производится по усмотрению русского правительства.

4. Русское правительство обязуется не поддерживать ни одной претензии русских подданных против японского правительства вследствие действий гражданских и военных властей Японии во время войны.

По-японски это компромисс - соглашение на основе взаимных уступок. Японские уступки минимальны, они выражаются в 100 тысячах иен для удовлетворения всех русских претензий и в отказе от неоцененных требований о вознаграждении японских подданных. Русские уступки покажем только по захваченным Японией коммерческим пароходам.

До начала войны японцы захватили четыре русских парохода: "Екатеринослав" - стоимостью 708 000 руб., "Аргунь" - 619 000 руб., "Россия" - 344 000 руб., "Мукден" - 217 000 руб. Суммарная стоимость четырех пароходов -1 888 000 руб. Средняя стоимость одного захваченного парохода составила 1 888 000 :4 = 472 000 руб. Если принять, что после начала войны средняя стоимость одного захваченого парохода не изменилась, а было захвачено 10 пароходов, то их суммарная стоимость составит 1 888 000 + 4 720 000 = 6608000 руб. При таких колоссальных барышах на захвате русских коммерческих пароходов, японцам не трудно было выделить 100 000 иен (95 000 руб.) на удовлетворение всех русских частных претензий.

Японцы хорошо понимали положение России, которая в составе Антанты вела подготовку к мировой войне и потому вынуждена была закрывать все нерешенные вопросы минувшей русско-японской войны. Они назвали 10 русских казенных претензий, которые следовало бы отозвать. Первое место японцы отдали русской претензии о возвращении трех госпитальных судов - "Казань", "Ангара" и "Орел".

Для рассмотрения японских дел при министерстве иностранных дел было образованно межведомственное совещание под председательством тайного советника Аргиропуло, из представителей следующих министерств: военного, морского, финансов, торговли и промышленности, внутренних дел, юстиции, путей сообщения, землеустройства и земледелия. Совещание выделило из своего состава подкомиссию, для детального рассмотрения всех имеющихся претензий к Японии.

Претензии, носившие казенный (правительственный) характер подкомиссия и совещание вычеркнули из списка. Претензии частных лиц и компаний подверглись тщательной чистке, для предъявления Японии их осталось только четыре. Среди них русские признавали главным вопрос о возвращении госпитальных судов - "Казань", "Ангара" и "Орел", принадлежавших Российскому обществу Красного Креста, японцы относили его к казенным претензиям.

По русским взглядам деятельность госпитальных судов во время войны возможна лишь в том случае, если эти суда находятся под защитой международного права. Отказаться от возврата этих судов Россия не может, не нанося таким образом существенного удара Гаагской конвенции о Красном Кресте на море. В виду особой трудности решения вопроса о госпитальных судах на уровне правительств России и Японии, подкомиссия и совещание высказались за передачу этого вопроса на рассмотрение международного третейского суда.

В подкомиссии и на совещании трудно решался вопрос о захвате японцами 14 пароходов, принадлежащих России (в начале войны четыре из них, названные выше, были захвачены, когда война еще не началась). Пароход "Екатеринослав" японский флот захватил даже ранее заявления японского посланника в Петербурге о разрыве дипломатических отношений с Россией (24 января 1904 г.).

Большинство членов совещания и подкомиссии придерживалось прояпонской установки о решении дипломатических вопросов на основе обоюдных примирительных намерений. Представители министерства торговли и промышленности, в ведении которого находились все пароходные общества, включая Добровольный флот (после русско-японской войны), не отрицая принцип примирительных намерений, доказывали своим коллегам возможность решения вопросов захвата до начала войны их коммерческих судов на основе твердых юридических оснований международного права. Победило большинство и совещание признало, что "нам надлежит отказаться от предъявления претензии о вознаграждении за захваченные японцами в начале войны коммерческие суда".

В других пунктах решения говорилось об отказе России от казенных претензий, о ее обязательстве впредь не поддерживать новых частных претензий, связанных с войной 1904-1905 гг. Совещание выработало особую схему контрпредложений по японскому меморандуму, которая была одобрена в заседании и предъявлена совету министров для окончательного решения по делу о претензиях.

Совет министров провел детальные обсуждения всех оставшихся нерешенных вопросов и принял постановление о контрпредложениях японскому правительству для ликвидации вызванных войной претензий. Документ воспроизводим фрагментарно: "Мы продолжаем считать правильными все заявленные нами японскому правительству претензии <...> однако, желая покончить с этими вопросами и идя навстречу предложению японского правительства, ввиду установившихся между нами солидарных отношений, мы предлагаем ликвидировать все наши претензии на следующих условиях:

1. В погашение всех вообще частных претензий, японское правительство передаст российскому правительству сумму в 380 000 рублей, которую мы распределим по нашему усмотрению между потерпевшими <...>

5. Вопрос о правильности захвата госпитальных судов "Ангара", "Казань" и Орел" как принципиальный и имеющий международный характер, передается на третейское разбирательство.

6. Российское правительство берет назад все претензии, заявленные им в свою пользу, и обязуется впредь не поддерживать перед японским правительством никаких частных претензий в связи с минувшей войной".

Помимо сего совет министров постановил сделать еще одну попытку отстоять при настоящем случае права наших судовладельцев, пароходы которых были захвачены японцами до начала военных действий, то есть до 26 января. Таких судов четыре "Екатеринослав", "Мукден", "Россия" и "Аргунь". "Однако отказ японцев вернуть эти суда или выдать за них вознаграждение не должен служить причиной нашего отказа покончить с вызванными войной претензиями, если японцы согласятся на все остальные пункты нашего контрпредложения", - резюмирует правительство России.

Таким образом, совет министров признал справедливость претензий о возврате судовладельцам указанных судов, однако различные внешние обстоятельства не позволили ему занять принципиальную позицию в этом вопросе и потребовать передачи этого дела на третейское разбирательство.

Русские госпитальные суда "Монголия" (вверху), "Казань" (в центре) и "Кострома"

Японское правительство с полным удовлетворением восприняло контрпредложения правительства России, отметив их "дружеский и примирительный дух". Вместе с тем, меморандум всячески оправдывает действия Японии по захвату русских госпитальных судов и обосновывает свой отказ от третейского разбирательства. В заключении по этому вопросу говорится: "Однако императорское правительство, желая укрепить и усилить чувства искреннего доброжелательства, связывающие обе державы, готово подвергнуть дело дружескому рассмотрению, независимо от юридического положения вопроса".

В дипломатических контактах российского посла в Токио Н.А. Малевского-Малевича японский министр иностранных дел Кацура высказал склонность своего правительства удовлетворить по собственному почину русские требования о возвращении госпитальных судов. В России это предложение японской стороны было оценено как принципиальное признание русской правоты.

При таком положении позиция русского правительства претерпела изменение и была сформулирована особым совещанием с участием председателя правительства и пяти ведущих министров: финансов, военного, морского, торговли и промышленности, иностранных дел 19 января 1910 г. Приводим выписку из журнала особого совещания: "Министр иностранных дел сообщил совещанию о полученном им от посла в Токио сведении, что японское правительство, отказываясь передать на третейское разбирательство вопрос о захвате японцами наших госпитальных судов, высказывает склонность удовлетворить по собственному почину наши требования об их возврате, но, по видимому, предполагает вернуть только одно или два из захваченных трех судов ("Ангара", "Казань", "Орел" - В.Ц.).

Совещание полагало, что при таком обороте дела нет нужды настаивать на разрешении этого вопроса третейским судом, но обратило внимание на то, что наиболее ценным из захваченных японцами судов является "Орел", на возврате которого следовало бы, по возможности, настаивать перед японским правительством.

Подписали: П. Столыпин, В. Коковцов, В. Сухомлинов, С. Воеводский, С. Тимашев, С. Сазонов".

Действительно, передача спора с Японией на третейское разбирательство не имела смысла, так как, не располагая средствами принуждения, Россия не могла добиться выполнения решения международного суда. Подобное решение не принесло бы практической пользы и лишь обострило бы отношения между Россией и Японией.

Обратив первостепенное внимание на госпитальное судно "Орел", особое совещание показало, что ему известен уникальный состав медицинского оборудования на судне. В этом отношении не принимавшее участие в совещании Российское общество Красного Креста, ради возвращения медицинского оборудования "Орла", выражало согласие даже на некоторые финансовые потери в той денежной компенсации японцев за "Орел", которая в начале рассматривалась как вероятная, а в последствии стала явной.

Японцы тоже учитывали уникальность медицинского оборудования "Орла" и видели возможность на его основе развивать медицинское обеспечение в военно-морском флоте. Получив "Орел" в свое распоряжение, они демонтировали все то, что указывало на медицинское назначение судна, а взамен создали такие условия эксплуатации парохода, которые привели его к быстрому разрушению, степень которого мы сообщим читателям ниже.

Особое совещание, соглашаясь на минимальную компенсацию потерь в госпитальных судах, стремилось закрыть нерешенные вопросы с Японией. В 1910 г. Россия уже прочно занимала место в Антанте, вместе с Англией и Францией готовилась к войне с Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией. Николай II после проигрыша "маленькой войны" с Японией возлагал большие надежды на победу в "большой войне" с Г ерманией.

Японские офицеры на палубе госпитального судна "Казань"

Переговоры по практической реализации позиций сторон показали, что без каких-либо затруднений Япония может вернуть пароход "Ангара". Пароход "Казань" был арендован крупным пароходным обществом, его возвращение России требовало больших расходов, которые признавались японцами невозможными. Пароход "Орел" после усиленной эксплуатации частным владельцем был разрушен на 40%. Русский морской агент (атташе) лейтенант А.Н. Воскресенский, осмотревший судно, признал его ремонт, буксировку во Владивосток, и последующую эксплуатацию лишенными целесообразности. Вследствие невозможности вернуть пароход натурою, японское правительство согласилось уплатить России компенсацию в сумме 143 000 рублей.

По другим спорным вопросам Россия и Япония также приложили старания и нашли компромиссные решения. Япония в погашение русских частных претензий увеличила выделяемую сумму до 580 000 иен, в каковую включены 150 000 иен компенсации за госпитальное судно "Орел". Россия, в свою очередь, уплатила 60 000 рублей на покрытие убытков принесенных японским подданным (задержание русскими кораблями двух японских шхун). Положительные результаты совместной деятельности и обязательства сторон нашли свое место 13 августа 1911 года в обмене телеграммами между императорами России и Японии по случаю ликвидации претензий русского правительства к японскому правительству, вызванных войной 1904-1905 годов. Приводим телеграмму Николая II:

"Телеграмма государя императора на имя императора японского

С.-Петербург 13/26-го августа 1911 года.

От всего сердца благодарю Ваше Величество за чувства, выраженные по поводу соглашения, которое столь счастливо установилось на почве взаимных уступок касательно некоторых вопросов, оставшихся нерешенными между нашими правительствами. Вполне разделяя те чувства, которые окончательное решение спорных вопросов внушило Вашему Величеству, я вижу в мере, которую Вы приняли, приказав передать моему правительству пароход "Ангара", новое доказательство и один из самых могущественных залогов соединяющей нас взаимной дружбой".

Телеграмма японского императора на высочайшее имя.

"Я весьма счастлив установившимся между нашими правительствами в духе искренней предупредительности окончательным соглашением по некоторым вопросам, остававшимися до сих пор неразрешенными, и мне особенно приятно сообщить Вашему Величеству, что по моему приказанию пароход "Ангара" будет передан Вашему правительству. Я убежден, что Вашему Величеству будет угодно разделить мою уверенность, что окончательное разрешение всех спорных вопросов будет способствовать дальнейшему упроченью добрых отношений, существующих между нашими государствами".

Телеграммы императоров России и Японии первой опубликовала петербургская газета "Россия" 16 августа 1911г. Вместе с телеграммами редакция поместила передовую статью, дополняющую и разъясняющую сведения, исходившие от императоров. В статье отмечается, что в пакете русских претензий особо остро ставился вопрос о возвращении захваченных и конфискованных госпитальных судов. Для русского правительства этот вопрос имел "большое принципиальное значение", как связанный с особым положением на театре военных действий учреждений Красного Креста, участвовавших в медицинском обеспечении армии и флота. Для японского правительства русские претензии по госпитальным судам были особенно затруднительными. Приходилось решениями микадо отменять постановления призовых судов, объявлявших эти суда призовыми, вернуть пароход "Ангара" и платить деньги за негодный "Орел".

На полученные за "Орел" деньги претендовали два ведомства: Добровольный флот и Российское общество Красного Креста. Правления этих организаций указывали, что от захвата "Орла" они понесли убытки, значительно превышавшие выделенную японцами сумму. Добровольный флот исчислял свои потери в 496 000 рублей, Общество Красного Креста -170 000 рублей. Урегулирование претензий двух организаций потребовало около двух лет. Появились проценты на деньги, хранившиеся в банке, их сумма возросла до 148 000 рублей. Стороны, в конце концов, согласились на равные доли и получили по 74 000 рублей каждая. Закончилась эта работа в 1913 году.

Передача России госпитального судна "Ангара" происходила без задержек. Заблаговременно корабль был отремонтирован и покрашен, произведена загрузка угля. Стороны согласовали между собой организацию и сроки передачи парохода. 8 августа 1911 года газета "Владивосток" опубликовала сообщение о возвращении из японского плена захваченного в 1904 году парохода "Ангара", принадлежность его к госпитальным судам еще не указывалась. В 1911 году решено возвратить пароход России. В составе японского флота он назывался "Анегова-Мару".

24 августа в 10 часов утра во Владивосток пришел и встал на якорь отряд японских кораблей в составе: "Анегова-Мару" и двух кораблей эскорта под флагом контр- адмирала Ясиро. Кораблями эскорта являлись броненосные крейсера "Ниссин" и "Касуга", они были хорошо известны в русском флоте. Перед русско-японской войной обе страны предпринимали усилия по покупке этих крейсеров, но удача сопутствовала японцам. Во время войны "Ниссин" и "Касуга" входили в состав японского первого боевого отряда - броненосцев и участвовали в двух важных боях-28 июля 1904 года и 14-15 мая 1905 года.

Пришедшие во Владивосток японские крейсера обменялись салютами с крепостью и флагманским кораблем командующего Сибирской флотилией вице-адмирала К.А. Успенского крейсером "Жемчуг". К контр-адмиралу Ясиро прибыли флаг-капитан командующего флотилией, капитан первого ранга Ф.Ф. Карказ и представитель города, член управы Н.П. Матвеев. Они приветствовали визит японских кораблей и выразили уверенность, что он будет способствовать развитию дружественных связей между Россией и Японией. Японский адмирал, в свою очередь, просил передать гражданам города, что визит его кораблей является знаком дружбы и отвечает личному желанию императора Японии. Днем 24 августа состоялась передача парохода "Ангара" русским представителям. Принимали корабль командир Владивостокского порта контр-адмирал П.В. Колюпанов и начальники отделов, служб порта. Приемка "Ангары" завершилась взаимным удовлетворением сторон.

В течение трех дней во Владивостоке проходили торжественные обеды и приемы в честь прибывших японских гостей. Начались они днем 25 августа с приёма в японском генеральном консульстве, а вечером командующий Сибирской флотилией вице-адмирал К.А. Успенский пригласил на крейсер "Жемчуг" на обед японского адмирала Ясиро, чинов отряда и сотрудников генерального консульства Японии.

26 августа днем японская сторона организовала обед на крейсере "Ниссин", пригласив на него русских морских начальников во главе с командующим Сибирской флотилией; вечером японская колония во Владивостоке принимала гостей в городском театре. 27 августа контр-адмирал Ясиро в сопровождении офицеров отряда посещают спортивное общество Владивостока, а команды кораблей - Народный дом. 28 августа, утром японские броненосные крейсера "Ниссин" и "Касуга" покидают Владивосток и уходят на родину.

Пароход "Ангара" передали Добровольному флоту, который после русско-японской войны перешел в ведение министерства торговли и промышленности.

На основании изложенного можно сделать следующие выводы:

1. Переговоры с Японией русское правительство вело, руководствуясь новым положением, которое гласило: создание и милосердная деятельность госпитальных судов во время войны возможно только в том случае, если эти суда будут находиться под защитой международного права. Отказаться от возврата своих госпитальных судов - "Ангара", "Казань" и "Орел" Россия не может, не нанося существенного удара по Гаагской конвенции о госпитальных судах.

2. Допустив нарушения принципиальных положений Г аагской конвенции, главным из которых является запрет на захват и конфискацию госпитальных судов, Япония не могла рассчитывать на положительный отзыв европейского трибунала и отказалась от его проведения.

Япония высказалась за возвращение госпитальных судов по собственному почину и возвратила России пароход "Ангара", заплатила 150000 иен за пароход "Орел". Пароход "Казань" был арендован крупным пароходным обществом, его возвращение России требовало больших расходов, которые признавались японским правительством невозможными. Русское правительство согласилось с таким предложением.

3. Вопрос о захвате русских коммерческих судов являлся одной из целей Японии в минувшей войне. Это обусловливало непоколебимость японской позиции, когда речь заходила о том, правильно ли было захвачено то или иное судно. Любое движение японских представителей навстречу русской позиции рассматривалось как отказ от признания факта реализации конкретной цели войны.

4. Воспользовавшись вступлением России в Антанту и подготовкой к войне с Германией и ее союзниками, Япония добилась отказа России от всех нереализованных казенных претензий и значительной части частных. При этом сама Япония отделалась выплатой символической суммы на удовлетворение некоторых русских частных претензий.

5. Правительство России приняло обязательство и в будущем "не поддерживать" перед японским правительством никаких частных претензий в связи с минувшей войной. Так была навсегда закрыта возможность к возвращению законным владельцам четырех пароходов, которые были захвачены японцами до начала боевых действий 26 января 1904 г. - "Екатеринослав", "Мукден", "Россия" и "Аргунь".

6. Японское правительство предложило окончательное разрешение всех спорных вопросов производить на основе компромисса - соглашения о взаимных уступках. Практическое применение компромисса приводило к большому разрыву в расходах сторон, всегда в пользу Японии.

Заключение

Деятельность командующего 2-й Тихоокеанской эскадрой вице-адмирала Рожественского в руководстве походом на Дальний Восток, в подготовке и проведении Цусимского боя получила в документах и книгах широкую известность. При этом оценки самого адмирала характеризуются отсутствием солидарных мнений среди авторов.

По нашему взгляду наиболее близкой к истине является оценка, которую дал Рожественскому автор книги "Самые знаменитые флотоводцы России" Скрицкий Николай Васильевич. Он так сформулировал своё мнение: "Во всяком случае, и личность Рожественского, и его роль в Цусиме ещё не полностью изучены и ждут своего исследователя".

Приняв оценку Скрицкого и ограничив временные пределы монографии периодом до начала Цусимского боя, мы в главных очерках книги "Непрочитанные страницы Цусимы" определили иной перечень основных событий и раскрыли их содержание. Тут мы существенно расходимся с вице-адмиралом Рожественским и его последователями. В этом читатели могут лично убедится, ознакомившись с названными в книге источниками.

Примененный на эскадре тактический приём, состоявший в закрытии от противника близости эскадры, путём запрещения работы её радиотелеграфных станций на излучение, так оценивался Рожественским: "А нам было, во всяком случае, полезно быть открытыми возможно позже".

При такой обстановке противники могли выйти на визуальный контакт и вступить в бой, на что, видимо, рассчитывал адмирал. О том, как именно раскрылась обстановка, читатели узнают позже, в другой нашей книге. В ней будет также рассказано о японском методе определения координат цели и ведения по ней централизованного огня кораблями 1-го или 2-го боевого отряда японских главных сил.

Список использованной литературы

1. Граф Г., "Моряки. Очерки из жизни морского офицера (1897-1905гг)", "БКМ", Спб, 1997 г.

2. Грибовский В.Ю., Черников И.И. "Броненосец Алмирал Ушаков", СПб, 1996 г.

3. "Дневники императора Николая И" под редакцией К.Ф. Шацилло, "Орбита", М., 1991 г.

4. Доренко В.Д. "Мифы и легенды Российского флота", М.-Спб, 2000 г.

5. Заключение следственной комиссии по выяснению обстоятельств Цусимского боя. Морской сборник 1917 г. №№7,8,9.

6. Золоторёв В.В., Козлов И.А., "Русско-Японская война 1904-1905 гг. Борьба на море", Наука, М., 1990 г.

7. Иеромонах Зиновий (Дроздов) "С эскадрой до Цусимы. Письма с пути", Вятка, 1906 г.

8. Русско-Японская война. Хронологический перечень военных действий флота. Спб, 1912 г.

9. "История Русско-Японской войны" под редакцией Бархатова, Функе. Т-во Голике и А. Вильборг Спб 1907 г.

10. Капитанец И.М. "Флот в Русско-Японской войне и современность", Вече, М., 2004 г.

11. Костенко В.П. "На "Орле" в Цусиме", Государственное союзное издательство судостроительной промышленности, Ленинград, 1955 г.

12. Крестьянинов В.Я. "Цусимское сражение 14-15 мая 1905 г.", Спб, 1998 г.

13. Левицкий Н.А., Быков П.Д. "Русско-Японская война", Эксмо, Спб, 2003 г.

14. Никольский А.В. "Цусима: легенды и действительность", История корабля, 2004, №1 и №2

15. Новиков А.С. Прибой. Цусима, Художественная литература, М., 1984 г.

16. Описание военных действий на море в 37-38 гг. Мейдзи (1904-1905 гг.), т.1, СПб, 1910г.

17. Павлович Н.Б. "Развитие тактики военно-морского флота" ч. II, Воениздат, 1979 г.

18. "Русско-Японская война 1904-1905 гг. Кн 6. Поход 2-й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток", Типография морского министерства, Петроград, 1917 г.

19. "Русско-Японская война. Действия флота. Документы", отдел IV, кн. 3, выпуски 1,2,3,4,5 1907-1914 гг.

20. "Русско-Японская война 1904-1905 гг. Кн. 7. Тсусимская операция", Типография Бенке, Петроград, 1917 г.

21. Санитарный отчет по флоту за Русско-Японскую войну, часть III, Кронштад, 1915 г.

22. Сборник решений Высшего призового суда по делам Русско-Японской войны 1904и 1905 гг.,Спб, 1913г.

23. Худяков П.К. "Путь к Цусиме", Типо-литография Русского товарищества печатного и издательского дела, М., 1907 г.

24. Цывинский Г. "50 лет в Императорском флоте", Ориент, Рига, 1935 г.

"Русская публика флота не знала, мало им интересовалась. Все сведения о нем, которые она в себе концентрировала, заключались лишь в том, что моряки ходят в дальние плавания и много пьют. Частично отдавали должное морским офицерам, что они более образованные, чем сухопутные и, пожалуй, более либеральные. Да и форма их и красивая. Это все касается Петербурга. Провинция и даже Москва - те уже никакого понятия не имели и, когда видели на улице моряка, то его и за офицера не принимали, так как пальто черное, а не серое. Жандармы - и те путали".

Об авторе

Цыбулько Владимир Васильевич, родился 5 ноября 1926г. на Украине (Кировоградская область, Петровский район, село Петро). В 1934 г. его семья переехала в г. Баку, где он начал учиться в русской школе № 201. В 1941 г., когда началась война с Германией, поступил в 8 класс военно-морской спецшколы наркомпроса Азербайджанской ССР.В августе 1942 г. участвовал в сооружении противотанковых заграждений против немецких танковых войск. В 1943 г. спецшкола была преобразована в Подготовительное училище, находящееся в ведении наркомата Военно-Морского Флота. Учащиеся стали практиковаться на кораблях флота.В 1944 г. В.В. Цыбулько был принят на 1-й курс Каспийского высшего военно-морского училища. В июле 1948 г. он получил назначение на Балтийский флот, на крейсер "Железняков", командиром б-дюймовой башни. В ноябре В.В. Цыбулько получил назначение на артиллерийский факультет Высших Специальных офицерских классов ВМФ, после окончания которого преподавал в ВВМУ им. Фрунзе (1953-1956 г.). В эти годы молодые офицеры стремились к службе на ракетных кораблях, и он стал адъюнктом на 1-й кафедре BCQK ВМФ. 14 апреля 1948 г. был создан научно-исследовательский институт реактивного движения - 4-й НИИ ВМФ. 4 мая 1960 г. его кандидатская диссертация "Оперативно-тактические требования к катеру-ракетоносцу" была защищена на Совете Военно-Морской академии и присуждена ученая степень кандидата военно-морских наук. С 1964 г. на ВСОК ВМФ капитан 2 ранга В.В. Цыбулько читал курс "Боевое применение крылатых ракет". 29 декабря 1965 г. решением Высшей Аттестационной комиссии его утвердили в ученом звании доцента.С 17 апреля 1966 г. автор прибыл в Сирийскую Арабскую Республику для чтения курса "Тактика ракетных катеров" для слушателей-командиров дивизионов ракетных катеров и находился там до 10 мая 1967 г. 24 августа 1967 г. на Классах была организована кафедра ПВО, и В.В. Цыбулько назначили старшим преподавателем. 7 июля 1975 г. капитан 1 ранга В.В. Цыбулько назначен начальником научно-исследовательского и редакционно-издательского отдела, где проходил службу до увольнения в запас. Награжден: Орденом "Красной звезды" (указ Президиума Верховного Совета ССР от 21.02.1978 г.) и медалями: "За оборону Кавказа" (указ 1.05.1944 г., "За боевые заслуги" (указ 30.04.1945 г.) и "За победу над Германией" (указ 9.05.1945 г.)

Оглавление

Владимир Васильевич Цыбулько Непрочитанные страницы Цусимы

Предисловие

1. Задача 2-й Тихоокеанской эскадры

2. Переход 2-й Тихоокеанской эскадры в район боя

3. Включение сигнальных огней госпитальных судов "Орел" и "Кострома"

4. Работа радиотелеграфных станций

5. Обнаружение эскадры по огням госпитального судна "Орел"

6. Цусимский бой. Вероломный захват госпитальных судов "Орел" и "Кострома"

7. Без вины виноватые

8. Выработка позиции России о захвате госпитального судна "Орел"

9. Борьба за возвращение "Орла"

10. Разрешение вопроса о госпитальных судах правительствами России и Японии

Заключение

Список использованной литературы Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg