Н.Д. Постников ДРАМА В ВОСТОЧНОЙ ПРУССИИ Судьба 1-й русской армии генерала Ренненкампфа
ОТ АВТОРА
События Первой мировой войны — это история не только о масштабных битвах и безликих движениях войск, не только о решениях, принимаемых полководцами и политиками, но и глубоко человечная история. История, наполненная смыслом благодаря жизни и поступкам, утратам и смертям людей, действовавших в ней, оставшихся в живых и погибших, мокших в окопах, залитых дождём, и шедших в атаку, презрев страх, терявших своих боевых товарищей и в изнеможении из последних сил отступавших, но не сдавшихся, и о многом, многом другом, обо всём том, что называется одним ёмким и страшным словом «война». Это история о том, как эти мужественные люди смогли выдержать все духовные и физические испытания, которым подвергла их война, что для нас навсегда останется непостижимым. И всё, что нам нужно сделать сегодня, — это не пройти мимо этой истории и людей, которые творили её. Узнать и почувствовать связь человеческих судеб как переплетения нитей, из которых оказалась соткана ткань войны, жизни и смерти. Соткана часто помимо воли людей, воевавших плечом к плечу или оказавшихся по разные стороны линии фронта.
Пришло время с гордостью и честью вспомнить о русских воинах Первой мировой войны. И отдать должное этим людям, верным воинскому долгу и воинской присяге, солдатам своей Родины, вырвав их имена из забвения, накрепко и навсегда связав прошлое и настоящее.
Войны не бывает без героев и выживших,
без простых солдат и погибших.
Посвящается моему прадеду Постникову Д.Н., участнику событий.ГЛАВА 1
Это рассказ о начале великой и невиданной для европейцев, живших в начале XX века, войне. Войне, которая стала гранью раздела человеческой истории на «до» и «после», войне, которая изменила мир, разрушила могущественные империи, перекроила карту мира, создала новые европейские государства. Войне, которая возвысила победителей и унизила побеждённых, безвозвратно изменив судьбы миллионов людей, превратив их в жертвы. О солдатах, павших на полях сражений, о женщинах, потерявших своих близких, о детях, ставших сиротами, о раненых и искалеченных, о беженцах, покинувших свои дома, и о тех, кому посчастливилось выжить.
Это рассказ о Первой мировой войне, о её начале, об августовском сражении 1-й армии П.К. фон Ренненкампфа за Восточную Пруссию, написанный на основе воспоминаний, дневников, архивных документов, писем участников войны. Благодаря чему мы можем услышать их далёкие голоса, как если бы события, изменявшие ход истории, происходили вокруг нас. Уловить запах войны, распространявшийся повсюду, осязать войну как ужасающую действительность, взглянуть на то время пугающе близко и задать себе вопрос: «Случись это с нами, что бы мы чувствовали?»
«Передние немецкие линии были уже шагах в 700-х и ближе…
Некоторые наши роты стреляли уже с постоянным прицелом. Казалось, бой дошел до своего высшего напряжения!.. Сердце дрожало: кто устоит? А ум подсказывал, кто первый начнет отступать — тот погиб!..»{1}.
«Везде я находил спящие русские полки; все спали сном убитых. Я тысячу раз за ночь наводил свой электрический фонарик на спящих, казалось, непробудным сном. И понял, что нервное напряжение этих храбрых людей было столь сильным в горячем бою, что глубокий сон бьш единственным спасением от усталости»{2}.
«В полной темноте, без дорог, по лесным просёлкам, пользуясь лишь указанием компаса, т.к. карт этого района под руками не имелось, не получая в течение уже 2-х дней горячей пищи, колонна с неимоверными затруднениями, продолжала свой путь»{3}.
Это история о 1-й армии Ренненкампфа и её походе в Восточную Пруссию.
К 1 августа, когда разразилась война, Россия ещё не успела полностью завершить мобилизацию своей армии, а германский Генеральный штаб уже начал реализовывать план Мольтке-Шлиффена, целью которого был разгром в течение 9 недель Франции, чтобы потом, перебросив войска на восток, нанести поражение России[1]. Уверовав в блицкриг плана Мольтке-Шлиффена, кайзер Вильгельм II самоуверенно заявил, видимо считая, что его слова станут эпохальными: «Обед у нас будет в Париже, а ужин в Санкт-Петербурге». Думал ли Вильгельм II, произнося эти слова о жизни миллионов и миллионов людей, которым предстояло погибнуть в этой ужасной войне? И которые были ещё живы в тот августовский день.
Россия же смогла, не отмобилизовав до конца свою армию, начать массированное наступление в Восточной Пруссии в августе 1914 года, план Мольтке-Шлиффена оказался невыполнимым и провалился. Война приняла затяжной характер, что в конце концов и привело к поражению Германии. Но в начале августа 1914 года до этого было ещё далеко, это было за горизонтом происходящих событий, и вряд ли кто-то тогда всерьёз думал, что война продлится бесконечных четыре года.
Объявленная мобилизация застала многие воинские части, расквартированные в прибалтийских губерниях и в Литве, в летних лагерях. По приказу командующего Виленским военным округом генерала П.К. Ренненкампфа все войска возвращались к месту своего постоянного дислоцирования.
Военный лагерь 106-го Уфимского пехотного полка недалеко от города Подброзье[2], Виленская губерния. 12/25—13/26 июля[3] 1914 года.
106-й Уфимский полк 27-й пехотной дивизии[4] находился в летних лагерях в Виленской губернии недалеко от города Подбродзье, занимаясь рутинной военной подготовкой. В этом полку командиром 16-й роты служил капитан А.А. Успенский. Он оставил воспоминания, написанные уже после войны[5].
В пять часов утра 13/26 июля 1914 года А. А. Успенский проснулся от громкого стука в дверь своей комнаты и услышал встревоженный голос вестового, кричавшего: «Ваше Высокоблагородие! Вставайте! Тревога!»{4} Так для капитана А.А. Успенского началась Первая мировая война. Полк по тревоге выступил в Вильно, куда прибыл утром 14/27 июля.
17/30 июля был объявлен приказ о мобилизации:
«Приказ По штабу Виленского военного округа гор. Вильна. 17 июля 1914 г.ВЫСОЧАЙШИМ повелением, состоявшимся 17-го июля, объявлена мобилизация частей войск и управлений Виленского военного округа и первым днём назначено 18-е июля»{5}.
По завершении мобилизационных мероприятий, 106-й Уфимский пехотный полк выдвигался на фронт. На построении полка по этому случаю с речью выступил его командир полковник К.П. Отрыганьев, был отслужен молебен. Торжественность момента усиливалась исполнением полковым оркестром национального гимна «Боже царя храни!». Потом вновь грянула музыка{6}, и полк двинулся по улицам Вильно на вокзал.
Так капитан А.А. Успенский начал свой путь на войну. В Вильно у него остались жена и трое детей. Трясясь в вагоне военного эшелона, уносившего его всё дальше от Вильно и от семьи, он вспоминал последние мгновения прощания: «Жена благословила меня и повесила на шею образок Остробрамской Божией Матери, зашитый в ладанке….Помню слезы её и моих трёх детей: 2 сыновей — кадеты Полоцкого корпуса …и дочери — гимназистки 5-го класса Виленской Мариинской гимназии. Как тяжело было с ними расставаться! В последний раз я благословил их, поцеловал жену и дочь, вскочил на коня и догнал роту. Мальчики мои провожали меня до самого вокзала, идя рядом со мной и с ротой»{7}.
Эти трогательные и одновременно печальные слова прощания А.А. Успенского со своей семьёй, с Вильно, где прошла почти вся его жизнь, «детство, юность и мужество»{8}, и со всем мирным прошлым докатились до нас, как тихий отзвук тех тревожных дней, как отдалённое эхо июля 1914 года. И в этих словах улавливается и смутная тревога, и страх перед грядущей неизвестностью, и более всего предчувствие того, какое неизбывное, немыслимо безграничное горе несла с собой надвигающаяся война. Горе разлуки, страданий и утрат, горе, от которого невозможно было скрыться, которого невозможно было избежать. И в этом слове «горе», которое так и не было произнесено А.А. Успенским, но незримо присутствовало в его мыслях, наверное, и выразился весь истинный и окончательный смысл и приговор войны для абсолютного числа тех людей, которые провожали Уфимский полк, да и для многих, многих других людей, расстававшихся со своими близким по всей бескрайней России. Для людей, которым совсем скоро предстояло узнать все ужасы войны. И все эти мысли и чувства, как не хотелось им не верить, уже подспудно проникли в сознание и души и тех, кто уходил на войну, и тех, кто оставался ждать их дома.
И понимание всего этого тогда было самым неотвратимым и страшным для этих людей. Возможно, да и, скорее всего, именно поэтому, с таким сочувствием и внутренним трепетом мы вчитываемся в слова А.А. Успенского и вместе с ним переживаем мгновения расставания в тот уже совсем далёкий, скрывшийся за пеленой времени, по-летнему тёплый июльский день 1914 года.
25 июля/7 августа Уфимский полк прибыл на железнодорожную станцию Симно[6] недалеко от российско-германской границы. Здесь было место сосредоточения 27-й пехотной дивизии.
Летние лагеря в 4-х километрах от Двинска[7]. Берег реки Западная Двина{9}. Витебская губерния. Штаб 25-й пехотной дивизии[8]. 23 часа 00 минут. 17/30 июля 1914 года.
17 июля в 11 часов вечера из штаба 25-й пехотной дивизии был получен приказ о мобилизации{10}. 98-й Юрьевский пехотный полк, как и другие части дивизии, приступил к комплектованию по расписанию военного времени. В полку командиром 1-го батальона служил подполковник Д.Н. Постников. В мае 1914 года ему было присвоено звание подполковника{11}, и перед самой войной он вступил в должность командира батальона. Подполковник Д.Н. Постников был кадровым военным, он начал службу в 19 лет в 103-м Петрозаводском пехотном полку. В 1907 году в чине капитана был переведён в 98-й Юрьевский пехотный полк. В России у него оставались жена и четверо детей{12}.[9]
По приказу полку предписывалось осуществить боевую готовность на 8-й день мобилизации. Все мобилизационные мероприятия были проведены согласно предписанию, и 25 июля/7 августа полк пятью эшелонами{13} был отправлен на железнодорожную станцию Олита[10] к месту своей дислокации, куда и прибыл в течение 26—27 июля/8—9 августа{14}.
Это был уже прифронтовой город. Везде чувствовалось дыхание войны.
По-боевому расписанию III корпус (командующий корпусом генерал от инфантерии Н. А. Епанчин) 1-й армии, куда входили 25-я (командир дивизии генерал-лейтенант П.И. Булгаков) и 27-я (командир дивизии генерал-лейтенант А.-К.-М.М. Адариди) пехотные дивизии, сосредотачивался в районе города Вержболово[11] — деревни Бержины — деревни Шаки[12].
После разгрузки на железнодорожной станции Олита 98-й Юрьевский пехотный полк занял боевые позиции в 20—30 верстах от города{15}.
Германия. Берлин. 26 июля/8 августа 1914 года. 7 часов 00 мин.{16}
В эти же дни далеко от российско-германской границы в Берлине капитан фон Бессер получил телеграмму с предписанием прибыть 27 июля/9 августа в Кенигсберг[13] для прохождения военной службы.
В августе—сентябре 1914 года фон Бессер вёл дневник[14], в котором также дублировал письма к своим родным и близким, одной из них была его жена Агнес.
Германия. Восточная Пруссия. Железнодорожный вокзал Кенигсберга. 29 июля /11 августа 1914 года. 3 часа 45 минут утра.
«Милая Агнес.
После 32 часового, весьма интересного путешествия прибыл сюда в 3 ч. 45 минут утра, причём нашёл помещение в Генеральном управлении….Спал до 7 часов как мертвец, взял ванну, что было очень нужно, а затем пошёл с докладом по моим личным делам. Временный состав Генерального управления …состоит главным образом из призванных из запаса офицеров…»{17}.
Окрестности города Олита. Расположение 98-го Юрьевского полка. 29 июля/11 августа 1914 года. 19 часов 00 минут.
Неожиданно для всех над расположением полка появился немецкий аэроплан. Видимо, самолёт производил разведку, так как не снижался, а летел на большой высоте. Аэроплан был обстрелян ружейным огнём, но безрезультатно{18}. Пролетевший немецкий самолёт вдруг дал понимание того, что враг совсем недалеко, и что солдаты и офицеры уже оказались на войне, и ждать первого боя осталось совсем недолго.
Германия. Восточная Пруссия. Кенигсберг-Гумбиннен[15]. 31 июля/13 августа 1914 года. 13 часов 43 минуты.
31 июля/13 августа капитан фон Бессер был назначен командиром 33 эрзац-батальона (1-го батальона 2-го эрзац-резервного полка{19}). В связи с чем ему было приказано прибыть к месту службы в Гумбиннен. В этот же день в 19 часов 12 минут вечера фон Бессер был уже в Гумбиннене, где и вступил в должность.
«Гумбиннен. 15.08.14.[16]
Милая Агнес.
Надеюсь, ты получила моё письмо от 11.08. из Кенигсберга, а также 1 или 2 открытки, которые я отослал позже. Я значит с четверга 13.08. нахожусь здесь в Гумбиннене, в качестве начальника запасного батальона,… каковая должность обыкновенно представляется лишь майору на действительной службе. Мой (начальник. — Н.П.) послал командовавшего до сих пор означенным батальоном майора…в Кенигсберг для сформирования и организации новых запасных рот. Ты можешь себе представить, что последний не может питать ко мне особых дружеских чувств, но он был всё-таки очень любезен и ни в чём этих чувств не проявил»{20}.
Вступление в должность командира запасного батальона не воодушевила фон Бессера. Резервисты оказались хуже его ожиданий.
«В пятницу, в 6 ч. утра, (1/14 августа. — Н.П.) я принимаю батальон, который состоит, к сожалению, из жителей Берлина Это запасные и ландверисты[17], состоявшие на действительной военной службе в 1905— 1912 гг. по большей части фабричные рабочие, в физическом отношении стоящие на низком уровне,…среди них много туберкулёзных, больных суставным ревматизмом, пороком сердца, сифилисом. Так что я вчера 80 человек из них отправил обратно, как совершенно не пригодных к военной службе. Я был при врачебном осмотре, продолжавшемся около 5 часов»{21}.
Окрестности города Олита. Расположение 98-го Юрьевского полка. 1/14 августа 1914 года. 3 часа 00 минут.
Командир Юрьевского полка полковник В.А. Желтышев получил приказ о переходе 1-й армии в наступление. Полк походным порядком двинулся к городу Волковышки[18]. Стоявшая ещё недавно тёплая и сухая погода испортилась. Зарядили «частые небольшие дожди при сильном холодном ветре»{22}, глинистые дороги развезло, что вместе с «массой выбоин»{23} затрудняло движение полка.
Окрестности города Вержболово. Расположение 98-го Юрьевского полка. 2/15 августа 1914 года. 13 часов 00 минут.
2/15 августа полк подошёл к городу Вержболово, где произошло первое боевое столкновение с неприятелем. В бою с немцами участвовали 13-я (командир капитан А.Н. Вишнеревский[19]) и 14-я (командир капитан А.А. Молчанов) роты полка.
«Командир роты (капитан А.Н. Вишнеревский. — Н.П.) получил от Командира батальона 109-го пехотного Волжского полка (приказ. — Н.П.) выбить противника, занявшего дер. Бояры»{24}.[20] 13-я рота начала наступление на позиции немцев и, несмотря на сильный артиллерийский и ружейный огнь, заставила противника очистить деревню. Натиск русских солдат был столь стремительным и мощным, что немцы, отступая, даже не успели забрать тела убитых и раненых, во множестве лежавших на улицах и в усадьбах только что взятой деревни.
Но развить наступление не удалось, почти сразу же 13-я рота попала под плотный артиллерийский огонь. Деревня запылала. Клубы чёрного дыма взметнулись в небо{25}. Русские цепи залегли. Взрывы снарядов прижали солдат к земле. От них негде было укрыться. Капитан А.Н. Вишнеревский, не имея возможности удерживать позицию, отдал приказ отступить на 600 шагов{26}. Рота оставила деревню и укрылась от обстрела в овраге.
«Батальоны Волжского полка также начали отходить назад, — было занесено в журнал военных действий Юрьевского полка, — но потом опять двинулись вперёд и остановились на линии расположения 13 роты»{27}.
Бой, длившийся весь день, постепенно затихал и к половине восьмого вечера прекратился. «В таком положении рота оставалась всю ночь, ожидая возобновления атаки противника, но, понеся большие потери, последний отошёл назад и больше …ничего не предпринимал. За время боя, продолжавшегося с 1 часу дня до 1/2 8 вечера, 13 рота потеряла 2-х убитыми (это были первые жертвы войны Юрьевского полка. — Н.П.) и 25 ранеными нижних чинов, из которых рядовые Василий Юдин, Савелий Хованский и Павел Колеков, будучи ранены, возвратились после перевязки в строй и пробыли до конца боя»{28}. Вернувшись на поле боя и продолжая сражаться, эти отважные люди мужественно выполнили не только свой воинский долг, но и возможно своей самоотверженностью спасли кого-нибудь из своих товарищей от смерти.
Так для солдат 13-й роты заканчивался день 2/15 августа 1914 года, когда они впервые увидели, как гибнут их товарищи, впервые убили врага. Солдатам других рот Юрьевского полка, как и солдатам Уфимского полка, уже скоро также предстоял бой, предстояло идти под пули и стрелять во врага.
14-я рота в течение всего боя оставалась в резерве и прикрывала артиллерию.
Это был не единственный произошедший в тот день бой. Уже по всей линии соприкосновения 1-й армии с противником шли столкновения. Пока они носили разведывательный и тактический характер с обеих сторон. Один из очевидцев боя 2/15 августа 1914 года у города Сувалки[21], скрываясь под подписью «Любящая дочь твоя Надя Бобина», так описывал в письме в Петроград впечатления о разворачивавшихся на его глазах событиях.
«Здесь мы в хорошем положении. Ночью был бой. Наши взяли Маркграбово[22] и отодвинули немцев вёрст на 20. Потери наши 2 гусарских офицера Сумского пол-ка, да ещё офицер Стрелкового полка Щука и вольноопределяющийся. Раненых привозят после каждого боя возами. Но немцев гибнет много больше. Наша дивизия …была в боях против Эйдкунена[23]. Убит ротмистр Масленников и один корнет запаса. Сегодня через Су- валки прошло 40 000 войск, об этом мне сообщил комендант. Сегодня и завтра будет бой. Недавно над нами летал немецкий аэроплан и его усиленно обстреливали. Город вымер. Много от страха сбежало и стыднее всех соборный священник, который увёз ключи от собора. Губернатор тоже 20-го бежал в Олиту»{29}.
В письме ощущается дух оптимизма и приподнятое настроение его автора, так характерные для периода начала войны.
Точно об этих патриотических чувствах, охвативших армию, писали авторы и других писем. Неизвестный, скрывшийся за подписью «твой Александр», писал в Харьков в начале августа 1914 года: «Мы действуем на границе Германии, а что собою представляет германская армия — всем известно это не сброд, а хорошо организованная и отлично обставленная армия. Вот почему все, от мала до велика, относятся к этому предприятию как к серьёзной работе. Повторяю, что сознавая всё это, все мы твёрдо уверены и надеемся, что Бог пошлёт нам вполне заслуженную победу. Допустить обратное не позволяют ни сердце, ни разум.
…Я против немцев питаю такое чувство ненависти, что готов даже на зверства и такое общее мнение и чувство. Хочется проучить зазнавшихся колбасников и надолго отбить охоту от авантюр. Что будет — одному Богу известно, но хочется верить, что Бог не в силе, а в правде»{30}.
В другом письме, адресованном жене, полковник Яндоловский из 6-й кавалерийской дивизии 2-й армии генерала А.В. Самсонова также отмечал подъём патриотизма охватившего российское общество: «Конечно, враг серьёзный, но уже не такой, чтобы с ним не справились, и у всех наших полное убеждение в окончательной победе. Весь народ сочувствует этой войне, все идут с охотой на немцев»{31}.
Эти и другие перлюстрированные письма, из которых мы можем сегодня узнать о чувствах и мыслях, о тревогах и волнениях людей, оказавшихся в те уже далёкие от нас дни лицом к лицу с грозными событиями войны, сохранились в фондах Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА) благодаря «Временному Положению о военной цензуре», введённому в России именным указом императора уже 20 июля 1914 года. По «Положению» военной цензуре подвергались все почтовые отправления, а при необходимости они изымались[24].
В целом военная цензура справлялась с возложенными на неё обязанностями. Но не обходилось и без казусов. В своих воспоминаниях выдающийся русский и советский учёный А.Н. Крылов[25] описал один из таких случаев:
«Цензорами в военную цензуру набирали барышень, им строго-настрого было приказано не пропускать ни номеров полков и дивизий, ни названия городов, сёл, деревень и вообще местностей, и вот я сам прочел корреспонденцию в “Новом времени”: “…наш полк NN наступал под сильным артиллерийским огнем через болото YY, уезда XX, губернии КК. Немцы придавали неверную установку трубке или трубки у них были плохие, только шрапнели часто давали “клевок” и не разрывались”. Я показал это М.Е. Грум-Гржимайло[26] — “полюбуйтесь цензурой”.
Недели через две или три встречаю его:
— А знаете, немцы теперь снабдили шрапнели такой трубкой, которая и при клевке даёт разрыв, могли бы прислать хорошую коробку конфет цензорше»{32}.
В такой ситуации не было ничего необычного. Нехватка цензоров восполнялась приёмом на службу неподготовленных барышень.
Российско-германская граница. Район города Вержболово. 3/16—4/17 августа 1914 года.
Части 27-й пехотной дивизии 1/14 августа 1914 года выступили двумя походными колоннами из Симно к Вержболово, подходя вечером 3/16 августа к городу, Уфимский полк услышал шум недалёкого боя, который вела русская кавалерия с немцами.
Войска 1-й армии сосредоточились на российско-германской границе, готовые к вторжению в Восточную Пруссию.
По принятому Ставкой плану войскам Северо-Западного фронта (1-й и 2-й армиям) предписывалось в ходе наступления на Восточную Пруссию разгромить защищавшую её 8-ю германскую армию и овладеть этой германской провинцией вплоть до нижнего течения Вислы. Во исполнение этого плана главнокомандующий Северо-Западным фронтом Я.Г. Жилинский подписал 31 июля/13 августа 1914 года ряд директив{33}.[27] По замыслу командования фронта 1-я армия генерала П.К. Ренненкампфа должна была наступать на Кенигсберг с востока, а 2-я армия генерала А.В. Самсонова с запада, отрезая возможность отступления противника за Вислу. В двух русских армиях было сосредоточено 17,5 пехотных и 8,5 кавалерийских дивизий и 1104 орудия, общей численностью 250 000 человек[28]. Из них на 1-ю армию приходилось 6,5 пехотных, 5,5 кавалерийских дивизий, 402 орудия — всего около 100 000 человек{34}.[29] Двум русским армиям противостояла 8-я германская армия под командованием генерала М. Притвица в составе 4 корпусов (I, XVII, XX армейских и I резервного) и других частей, в том числе и ландверной дивизии генерала Ф. Бродрюка{35}.[30] Всего: 15 пехотных и 1 кавалерийская дивизия, 1044 орудия, из которых 156 были тяжёлые орудия{36}.[31] Общей численностью около 190 тысяч человек, а вместе с ландверным корпусом генерала Войрша, находившимся на стыке 8-й армии и австро-венгерскими войсками, — 220 000 тысяч человек{37}.
В результате в двух русских армиях было численное превосходство в живой силе, в артиллерии же это превосходство нивелировалось наличием у немцев большего количества тяжёлых орудий. Однако у командования 8-й германской армии было преимущество единоначалия, в отличие от несогласованных действий 1-й и 2-й русских армий, наличие разветвлённой железнодорожной сети и чёткое понимание поставленной германским генеральным штабом задачи — не допустить вторжения русских войск в пределы Восточной Пруссии, для чего необходимо вести активные наступательные действия и разгромить обе русские армии поодиночке. «Когда русские придут, — написал начальник германского Генерального штаба X. Мольтке начальнику штаба 8-й армии генералу Г. Вальдерзее, подчёркивая это требование, — никакой обороны, а только наступление, наступление, наступление»{38}.
Впрочем, командование 8-й германской армии намеревалось дать сражение вторгшейся в пределы Восточной Пруссии 1-й русской армии только под Гумбинненом 6/19 или 7/20 августа, чтобы разгромить её и отбросить к границе. При негативном развитии ситуации 8-я армия должна была отступить вглубь территории Восточной Пруссии, но удерживать Вислу{39}. Исходя из этого плана действий, генерал М. Притвиц, узнав о вторжении 1-й армии П.К. Ренненкампфа в пределы Восточной Пруссии, оставил на участке фронта 2-й армии генерала А.В. Самсонова 1/3 дивизий своей армии, направив против 1-й армии остальные 1/3 дивизий. Таким образом, 1-я армия не получила решающего численного преимущества перед немецкими частями.
Однако этот план командования 8-й германской армии был нарушен энергичными действиями командующего I немецкого армейского корпуса генерала Г. Франсуа, который, проигнорировав приказ М. Притвица, выдвинул свой корпус в район Сталупенена[32], намереваясь остановить наступающий III корпус 1-й армии П.К. Ренненкампфа всего лишь в восьми километрах от российско-германской границы. Для вошедших на территорию Восточной Пруссии частей III армейского корпуса это оказалось полной неожиданностью[33].
Стратегическим направлением удара 1-й армии, по замыслу командования, был участок фронта Инстербург[34] — Ангербург[35]. Приказом № 2 командующего армией П.К. Ренненкампфа 4/17 августа 1914 года частям III армейского корпуса, как и всей армии, было предписано перейти границу Восточной Пруссии, и уже в этот день III корпус должен был выйти к Сталупенену[36].
«Поздно вечером, (3 августа. — Н.П.) в 11-м часу мы, офицеры 4-го батальона, собрались в одной хате и читали этот приказ, отмечая у себя в полевых книжках и на картах направление для атаки каждой роте; роты в это время отдыхали, многие, быть может, последним сном, набирая сил для грозного утра! Настроение у нас, офицеров, было приподнятое …и бодрое»{40}.
Вчитываясь в строки воспоминаний А.А. Успенского, почти физически начинаешь ощущать, что участников происходивших в далёком августе 1914 года событий настигало предчувствие войны. Понимание необратимости разворачивающихся помимо воли человека событий, смутного осознания того, что война — это конец жизни, в смысле логичности и рациональности её протекания, её биологической целесообразности. Всему этому приходил конец. Война разрушала жизнь, делала её алогичной, независимой от воли человека, случайной в хаосе смертельной опасности. Жизнь человека на войне приобретала иррациональный и даже мистический смысл, когда появлялось осознание, того что от тебя ничего не зависит. В темноте августовской ночи 1914 года, в последние часы перед переходом российско-германской границы это отчуждение жизни завладело мыслями офицеров 106-го Уфимского пехотного полка, самим их существованием.
«Помню в эту ночь шутки убитого на другой день шт.[абс]-капитана Михаила Константиновича Попова. Участник и герой Японской войны, …всегда веселый и остроумный», — писал А.А. Успенский. — «…Придя в нашу хату, «Мишель» шутя начал пророчествовать, что сулит война каждому из нас. Капитану Барыборову сказал, чтобы тот не ел сейчас так много (тот аппетитно ужинал), потому что если ранят в живот и желудок переполнен пищей, — смерть неминуема! Барыборов засмеялся, но есть перестал. Одному капитану сказал, что будет генералом и т.д. А когда мы спросили его, что даст война ему, он серьезно сказал: «деревянный крест, потому что в японскую войну я не получил его».
Действительно, всего через 7—8 часов он был первым из офицеров полка убит в бою! Капитан Барыборов был ранен в живот, но выжил. Остальные предсказания его не сбылись, да и не помню их всех.
Некоторые из нас обменялись своими домашними адресами, чтобы скорей дать знать родным офицера, в случае смерти последнего. Несмотря на утомление, мало кто из нас спал в эту ночь»{41}.
На следующее утро 4/17 августа 1914 года в 4 часа в предрассветных сумерках, сквозь разлившийся по низинам белёсый туман, 106-й Уфимский пехотный полк начал своё движение к границе. Рассвет колонны полка встретили на марше. Конечными пунктами наступления дивизии командованием были определены населённые пункты Будвейчен[37], Гёрритен[38] и Допенен[39]. Уже засветло полк перешёл российско-германскую границу. Ощущение неизвестности и чего-то непоправимого, фатального, что уже невозможно будет изменить, проникшее в сознание и души русских офицеров накануне, только усилилось. Капитан А.А. Успенский вдруг почувствовал это с особой остротой, выразив свои переживания и мысли в воспоминаниях одной фразой: «Россия уже позади»{42}, что было почти мистически, через столетия созвучно со строками автора «Слова о полку Игореве»: «О Русская земля! Ты уже за холмом»{43}.
«Мелькнули пестрые пограничные столбы с двуглавыми русскими и далее с одноглавыми немецкими орлами.
Солнце давно поднялось, было часов 9 утра. На малом привале офицеры закусывали, чем Бог послал; шутили, что уже идут усиленные суточные деньги, так как границу перешли.
Россия уже позади.
Солдаты наши с изумлением смотрели на немецкие, уютные крестьянские усадьбы с черепичными крышами и красивые шоссе, везде обсаженные фруктовыми деревьями, удивлялись, что висят фрукты, и никто их не трогает! Жителей нигде не было видно, ни одного человека»{44}.
Юрьевский полк также получил приказ о наступлении и 4/17 августа 1914 года в 7 часов утра уже пересёк государственную границу и в составе 1-й бригады 25-й пехотной дивизии III армейского корпуса двигался по шоссе на восточно-прусский город Сталупенен, где всех их уже поджидал на заранее подготовленных позициях I германский армейский корпус генерала Г. Франсуа.
Севернее III армейского корпуса с обходом Гумбиннена на Инстербург наступал XX армейский корпус, южнее IV армейский корпус двигался на Дарке-мен[40].
Российско-германская граница. Расположение 1-й отдельной кавалерийской бригады и 1-й гвардейской кавалерийской дивизии. 3/16—4/17 августа 1914 года.
Также севернее частей III армейского корпуса, занимая правый фланг 1-й армии, 3/16 августа русско-германскую границу перешли части 1-й отдельной кавалерийской бригады[41], в состав которой входил 19-й Архангелогородский драгунский полк. Одним из тех, кто в то далёкое раннее августовское утро 1914 года форсировал Неман, был и офицер полка В. Андреев. «Молодые и сильные, — написал он об этом мгновении своей жизни на страницах воспоминаний, изданных в Париже в 1928 году{45}, — переходили (мы. — Н.П.) пленительно-красивый Неман, задумчиво кативший свои бледные воды в оправе всё ещё зелёных гор»{46}.
Не встречая никакого сопротивления со стороны немцев, уже отброшенных передовыми русскими частями на запад, 1-я отдельная кавалерийская бригада 4/17 августа заняла небольшой восточно-прусский городок Шилленен,[42] «жители которого встретили нас, — вспоминал В. Андреев, — с нескрываемым страхом, но быстро убедились, что мы мирных жителей не обижаем, и успокоились»{47}.
Действительно 4/17 августа Шилленен находился уже в тылу русских войск. Но накануне Шилленен был ещё в руках немцев, и к нему двигалась походным маршем, перешедшая около пяти часов дня{48} русско-германскую границу 1-я гвардейская кавалерийская дивизия генерал-лейтенанта Н.Н. Казнакова. Какие силы противника удерживали это небольшое местечко, было не известно. Необходимо было произвести разведку.
В авангарде дивизии шёл Лейб-гвардии кирасирский полк. Из состава полка и была выслана вперёд конная разведка под командованием корнета Г.А. Гоштовта. Его небольшой отряд добирался до цели совсем недолго, то идя аллюром вдоль опушки лиственного леса, то скрываясь в нём. В последний раз выбравшись из лесного бурелома на окраину леса, корнет увидел раскинувшийся неподалёку Шилленен.
В бинокль на улицах были видны, как писал Г.А. Гоштовт, ведший в те дни дневник{49},[43] «…возы с сеном, пешеходы, о чём-то беседующие, играющие дети. Показалось несколько всадников-улан, с пиками с флюгерами, въезжающих спокойно в ворота. В некоторых дворах (были. — Н.П.) заметны посёдланные кони»{50}. Было понятно, что, несмотря на прифронтовое положение городка, в нём царили безмятежность, мир и спокойствие. Ни его жители, ни военные даже и не подозревали о приближающемся к Шилленену авангарде дивизии генерала Н.Н. Казнакова.
Коротко написав донесение, корнет отправил его командиру дивизии. Вскоре подошёл взвод кирасир, который открыл огонь по немецкой заставе, обнаруженной отрядом Г.А. Гоштовта в ходе разведки. Неприятельский заслон был сбит, и в это мгновение корнет, стрелявший по немцам, засевшим во дворах и придорожной канаве, услыхал грозный шум приближающейся русской кавалерии, шедшей лавой в атаку на редкие немецкие цепи. Обернувшись назад, он увидел, как «в золотистом свете догорающего дня»{51} неудержимо неслись кирасиры его полка, как «сверкали клинки (их. — Н.П.) шашек и копья пик»{52}, поистине это было завораживающее и грозное зрелище, готовое вселить ужас даже в самые мужественные сердца.
Немногочисленный немецкий отряд был смят. «Немецкая цепь бегом бросилась к коням, и затем видно было, как отдельные всадники галопом уходили из местечка»{53}. Шилленен был захвачен. И тут неожиданно для всех загорелось несколько домов, местные жители и русские солдаты бросились тушить пожар. Вскоре с огнём общими усилиями удалось справиться. «Через час как-то сразу всё потухло, отчего сумерки сгустились до того, — заметил на страницах дневника Г.А. Гоштовт, — что дома и даже высокая кирха потеряли свои очертания»{54}.
Так для корнета Лейб-гвардии кирасирского полка Г.А. Гоштовта и его однополчан закончился первый бой на земле Восточной Пруссии. Небольшой немецкий городок Шилленен был взят. И, засыпая в десять часов вечера в деревенском доме, оставленном своими хозяевами, последнее, что услышал корнет за этот так долго длившийся для него день, было десять ударов часов с боем, которым вторили часы с кукушкой{55}. Это были неестественные звуки на войне, звуки, хотя бы на время дарующие покой, создающие иллюзию мирной жизни, которую уже невозможно было вернуть, и поэтому, быть может, самые нужные и дорогие в те мгновения для засыпающего корнета Г.А. Гоштовта.
Восточная Пруссия. Город Гумбиннен. 1/14— 3/17 августа 1914 года.
Приняв командование запасным батальоном, капитан фон Бессер занимался военной подготовкой с резервистами. Впрочем, отношение к делу резервистов не радовало его, не был капитан фон Бессер доволен и офицерским составом своего подразделения, о чём и писал своей жене Агнес.
«Милая Агнес.
…Теперь я имею массу работы, я должен основательно обучить батальон, из прибывших 800 человек, стрельбе, бою и маршировке, потому что они по большей части от этого уклоняются, так как первого энтузиазма хватает лишь на время поездки из Берлина сюда.
…У меня командирами рот состоят 4 лейтенанта действительной службы, которые, судя по виду, мало к чему пригодны; кроме того, 2 лейтенанта запаса, из которых я одного знаю из Берлина (Это был лейтенант Симон. — Н.П.) …смешно, не правда ли?»{56}. Другим знакомым офицером был лейтенант Фишер[44].
Муштра и обучение вверенного ему батальона шли своим чередом, но они не вносили разнообразия в будни повседневной военной жизни капитана фон Бессера.
«Был в казарме, — записал капитан в своём дневнике 1/14 августа, — …скучно»{57}.
Плохая погода также не улучшала настроения.
«Воскресенье. 16.08.14. Гумбиннен (15-й день мобилизации). Встал в 7 часов….В 4 часа опять на службу. Погода уже два дня дождливая. Холодно. Сыро. Ничего нового»{58}.
Впрочем, бывали и радостные исключения. В субботу, 2/15 августа, женился лейтенант Симон. «Был на свадьбе», — отметил в своём дневнике фон Бассер. — «…Ушёл рано. Лейтенант и молодая супруга были довольно пьяны»{59}.
По странному стечению обстоятельств в то время, когда в 4 часа утра 4/17 августа русские пехотные дивизии III армейского корпуса пришли в движение и начали свой марш к российско-германской границе, в 40 километрах от них в Гумбиннене проснулся и капитан фон Бессер, словно какая-то неведомая сила толкала их навстречу друг другу. «Понедельник. 17.08. Гумбиннен. (16-й день мобилизации.) В 4 часа встал. В 5 часов маршировал с батальоном. Перевернулся с лошадью и попортил себе ногу. Получил от 8-го уланского полка выезженную лошадь»{60}.
Восточная Пруссия. 4/17 августа 1914 года. Расположение III армейского корпуса.
«Мелькнули пестрые, пограничные столбы с двуглавыми русскими и далее, с одноглавыми немецкими орлами», — писал в своих воспоминаниях А.А. Успенский. — «Солнце давно поднялось, было часов 9 утра. На малом привале офицеры закусывали, чем Бог послал; шутили, что уже идут усиленные суточные деньги, так как границу перешли»{61}. Закончив привал, полк продолжил своё движение.
«Утро было такое прекрасное! Яркое солнце, ясное, безоблачное небо, пёстрые цветы на лугах, сонное жужжание осы, высокая рожь с васильками, среди которой очутился наш батальон»{62}. Над полями разливался душистый аромат августовских трав и цветов.
«Солдаты наши с изумлением смотрели на немецкие, уютные крестьянские усадьбы с черепичными крышами и красивые шоссе, везде обсаженные фруктовыми деревьями, удивлялись, что висят фрукты, и никто их не трогает! Жителей нигде не было видно, ни одного человека»{63}.
В то же самое мгновение немцы открыли артиллерийский огонь по колонне. Стали слышны ружейная и пулемётная стрельба. 106-й Уфимский пехотный полк вступил в бой у города Сталупенен[45], перейдя с походного марша в наступление. Завязался тяжёлый встречный бой. Командир 13-й роты капитан Барыборов, которому накануне было предсказано ранение, захватил господствующую высоту с тремя соснами и открыл огонь по противнику. Но в этот момент он и был ранен в живот.
Немцы вели прицельный огонь с хорошо подготовленных и замаскированных позиций по наступающим цепям «уфимцев», и он всё усиливался. Падали на землю убитые и раненые, ложились целые и невредимые, не выдержав шквала смертельного огня. Леденящий страх сковывал души.
«Звуки летящих и больше всего разящих пуль, свист и вой гранат, разрывающихся при ударе с особенным треском! Огромные фонтаны земли, камней, песку и дыма от взрыва “чемоданов”[46], крики и стоны раненых, корчи и агония умирающих…
И вот чувство ужаса и страха смерти невольно овладело мною!» — написал об этих тяжких и невыносимых минутах боя капитан А.А. Успенский, — «Мысленно я прощался с жизнью и исступленно молил Бога, (вот когда ярко вспыхнула вера!) если на то Божья воля — сразу отнять мою жизнь, чтобы не мучиться тяжело раненным…
Но вот мы перебежали на новую позицию…
…Чисто эгоистическая мысль, что вот я остался жив, — так Богу угодно, — поддерживает мою бодрость…»{64}.
В то же время в 9 часов утра при выходе из Эйдкунена нападению подверглась колона 25-й пехотной дивизии. Юрьевский полк, как и Уфимский полк, находившийся южнее[47], с марша вступил в бой. Полк получил приказ наступать на Сталупенен, преодолевая ожесточённое сопротивление немцев. 1-й батальон подполковника Д.Н. Постникова наступал севернее линии железной дороги Эйдкунен — Сталупенен, тесня противника, при поддержке 2-го батальона (командир подполковник Я.И. Энгельм), наступавшего параллельно и южнее железнодорожного полотна. К 12 часам дня батальонам удалось, «несмотря на сильный огонь противника»{65}, продвинуться к населённому пункту Absteinen[48], к 13 часам 30 минутам{66}им ставилась задача: продолжая наступление, выйти на рубеж деревни Peschicken (Пешикен)[49].
На этом направлении удара 1-й и 2-й батальоны полка действовали в тесном контакте с соседним 99-м Ивангородским пехотным полком[50], части которого находились в соприкосновении с Уфимским полком. Так что ожесточённый бой Юрьевский и Уфимский полки вели одновременно и чуть ли не в зоне прямой видимости. О напряжении боя в расположении Ивангородского полка говорит эпизод, приведённый А.А. Успенским в своих воспоминаниях.
«Как сейчас вижу фигуру командира роты капитана 99-го Ивангородского полка, раненого в грудь, плечо и бедро. Кровь сочилась у него по всему френчу…. Когда, не выдержав страшного огня, кучка ивангородцев начала отходить, капитан поднялся во весь рост со страшной раной на груди — весь окровавленный и, со сверкающими глазами, закричал своим солдатам: “Куда? Ошалели! Где противник? Вон где. Ивангородцы, вперед!”
Один вид и жест этого героя, показывающего окровавленной рукой в сторону немцев, заставил сконфуженных солдат остановиться и повернуться в сторону противника!»{67}
В то время как Юрьевским полк вёл успешное наступление, тесня противника и сдерживая его атаки, соседний 97-й Лифляндский пехотный полк к 14 часам оказался в крайне тяжёлом положении, попав под сильный огонь противника и наткнувшись на его ожесточённое сопротивление. Чтобы переломить ход боя, на помощь Лифляндскому полку был переброшен 3-й батальон Юрьевского полка, а 1-му батальону подполковника Д.Н. Постникова было приказано «энергичным движением вперёд»{68} поддержать «Лифляндский полк»{69}. Сражение вспыхнуло с новой силой.
Тяжёлый бой в черте фронта 98-го Юрьевского полка продолжался весь день. Вечером 1-й и 2-й батальоны полка ещё дважды около 19 часов и 20 часов 15 минут{70} переходили в наступление, совместно с частями 99-го Ивангородского и 100-го Островского полков, а также при поддержке 2-го дивизиона 25-й артиллерийской бригады. Наступающие уже в вечерних сумерках части «оттеснили противника»{71}, и с наступлением темноты бой прекратился.
В 20 часов 25 минут командир полка послал распоряжения командиру 1-го батальона подполковнику Д.Н. Постникову прекратить бой и удерживать занятые рубежи{72}.
«Сообщите, какую линию деревень занимает Ваш батальон. Есть ли у Вас нашего полка пулемёты? Займите наиболее удобную позицию и окапывайтесь, если можно. Держите связь с нашими соседними частями. Полковник Желтышев»{73}. Аналогичное приказание было направлено и командиру 2-го батальона. Прежде чем измождённые солдаты уснули, тыловые службы полка смогли накормить их. В 21 час 45 минут командир 1-го батальона подполковник Д.Н. Постников получил приказ от командира полка полковника В.А. Желтышева: «Вышлите немедленно людей с котелками на шоссе за горячей пищей. Кухни будут подвезены к дер.[евне] Пешикен»{74}.
В этом бою полк понёс первые потери в офицерском составе. Были убиты два офицера подпоручик СМ. Грибок[51] и командир 14-й роты капитан А.А. Молчанов{75}, всего лишь 2 дня назад 2/15 августа участвовавший в первом бою полка у Вержболово и у которого в России остались жена и трое детей[52].
В 12 часов 30 минут 106-й Уфимский пехотный полк взял деревню Гёрритен, за которую в продолжение всего дня шёл ожесточённый бой, к вечеру Гёрритен пришлось оставить, и бой постепенно затих. «Стемнело….Кругом горели деревни …и отдельные немецкие усадьбы, зажженные артиллерийским огнем, а вдали видно было зарево в стороне Эйдкунен»{76}. Там два батальона 98-го Юрьевского пехотного полка и другие части 25-й пехотной дивизии в багровых отсветах пламени горящего города всё ещё вели поздний бой с немцами.
В беспросветной темноте возвращаясь в расположение полка, объединённые на время под командованием капитана А.А. Успенского, 13, 14 и 16-я роты наткнулись на батарею 27-й артиллерийской бригады. Командир батареи артиллерийский прапорщик просил о помощи. Вся прислуга и наводчики батареи, кроме одного, а также все лошади были убиты или ранены.
«Прапорщик страшно волновался, чтобы орудия не были захвачены немцами….Я остановил роты, — пишет А.А. Успенский, — и мы все, усталые и изнуренные, вытащили на шоссе и прокатили на руках 3 орудия и зарядные ящики версты полторы, пока не сдали их приехавшему с запасными лошадьми и ездовыми артиллерийскому офицеру.
…По дороге мы оживленно-нервно обменивались впечатлениями первого боя»{77}.
Так заканчивался для 106-го Уфимского и 98-го Юрьевского пехотных полков долгий день 4/17 августа 1914 года, день битвы за Сталупенен. «Собрав и устроив на ночлег в ближайших сараях роты, накормив солдат из походных кухонь, сами мы заснули в каком-то дырявом сарайчике на грязной соломе, — написал в воспоминаниях А.А. Успенский. — Не было физических сил ночью бродить и выбирать лучший ночлег.
Все мы были страшно нервно-потрясены пережитыми впечатлениями боя. Я сказал — заснули, но это был не сон, а кошмар-бред ужасами боя. Во сне мы вскакивали и кричали, как полоумные… продолжая видеть пережитое… Только с рассветом я заснул настоящим сном»{78}. Что будет на следующий день, никто не знал. «Всех нас занимал вопрос: что делают немцы? Где они? И что будет с наступлением утра?»[53]
На следующее утро, 5/18 августа, бой не возобновился, противника не было видно. Вскоре стало известно, что немцы отступили. Командованием был дан приказ занять Сталупенен. В 8 часов утра командир 1-го батальона Юрьевского полка подполковник Д.Н. Постников, как и другие командиры батальонов, получил циркулярный приказ «№ 35 жел.[езно] дор. [ожная] будка № 229 д.[еревня] Пешикен.
…По полученным от Штаба дивизии сведениям, неприятель очистил г. Сталлюпенен, оставив лишь слабое сторожевое охранение. Приказано перейти в энергичное наступление для занятия города Сталлюпенена»{79}и произвести разведку, чтобы не попасть в возможно подготовленную немцами засаду. Но немецкие части покинули город, да и сам «г. Сталлупенен …оказался совершенно оставленный жителями. На ночлег полк разместился квартиро-биваком на западной окраине города»{80}. Для сохранения скрытности расположения полка было приказано костров не разводить{81}. Люди легли спать в полной темноте, не имея возможности согреться.
Битва под Сталупененом показала недостаточно налаженную работу медицинско-санитарной службы армии. Капитан А.А. Успенский вспоминал, что «врачебная помощь в первом нашем бою оказалась очень слабой; перевязочные пункты были далеко, санитаров с носилками для переноски раненых совершенно не было видно»{82}. Многие раненые умирали прямо на поле битвы. Те, которые могли двигаться, сами выбирались на дорогу, ожидая, что там им будет оказана помощь[54].
Тем не менее командиры полков делали всё что могли, чтобы организовать эвакуацию раненых в тыл. Перед битвой под Сталупененом командир Юрьевского полка В.А. Желтышев отдал следующий приказ:
«Старшему врачу 98 полка. 1914.
4 августа 10 час. 10 мин. д[ня].
№ 21. у сел.[ьской] дороги к версте к западу от ст. Эйдкунен.
Передвиньте передовой перевязочный пункт в Абтейнен[55], т.к. в западной окраине Эйдкунена будет дивизионный лазарет»{83}.
Отсутствие налаженной медицинско-санитарной службы наблюдалось и в прифронтовых лазаретах. Эти службы просто не справлялись с огромным потоком раненых. Был случай, когда раненый солдат самостоятельно добирался до лазарета в течение нескольких дней{84}.
В уже упоминавшемся письме от 3/17 августа 1914 года из Сувалок за подписью «Любящая дочь твоя Надя Бобина» его автор написал, что «раненых привозят после каждого боя возами»{85}. И часто их положение было ужасным. «Слов не хватает рассказать, какое тяжёлое впечатление оставило посещение Волочиска»[56], — писал очевидец 25 августа/7 сентября 1914 года в письме из Волочиска в Одессу. — Вокзал и его полуразрушенные окрестности буквально заваливаются стонущими ранеными, доставляемыми на обыкновенных телегах по убийственной дороге. Один из подводчиков при мне выражал своё неудовольствие: “Отто, вёз его, вёз, а вин…” и показывает на телегу, где в соломе лежал вытянувшийся с раскрытым ртом и выражением нечеловеческой муки на лице труп….
Раненых тысячи Трясут их по отчаянным дорогам в “дробычанках”, мокнут они под дождём, стонут в грязи под заборами…»{86}.
О судьбах же тех, кому повезло не умереть от ран и попасть в госпиталь, рассказала в своих воспоминаниях известная дореволюционная певица и исполнительница народных песен Н.В. Плевицкая[57], которая в начале войны поступила санитаркой в лазарет Николаевской общины в Ковно[58].
Ковно. Лазарет Николаевской общины.
«Дежурство моё было с восьми утра до восьми вечера, — писала в своих воспоминаниях Н.В. Плевицкая. — К нам поступали тяжелораненые, которые нуждались в немедленной помощи.
…Русский солдат …терпелив как святой.
Бывало, скажешь раненому, чтобы он не стонал и не мешал соседу спать. Он сейчас же и притихнет. Мне так становилось жаль его, затихшего, что я едва сдерживала слёзы.
У меня недоставало крепости, какую должна иметь сестра. Я подходила к страдальцу и долго и тихо гладила ему руки, покуда он не засыпал»{87}.
Гумбиннен. 5/18 августа 1914 года.
О произошедшем 4/17 августа сражении под Сталупененом капитан фон Бессер узнал на следующий день. Через Гумбиннен были конвоированы, по словам фон Бессера, 1800 русских военнопленных{88}.[59] В городе даже среди военных крепло убеждение, что русские под Сталупененом были разгромлены. «До 18.08. продолжалась битва при Сталупенене, — записал в дневнике фон Бессер. — Русские разбиты с большими потерями»{89}. Но всё же никаких точных сведений о произошедшей накануне битве и о нахождении русской армии не было известно. Неопределённость, витавшая в воздухе, только усиливала нервозность последних дней царившую среди горожан и немецких военных.
Гумбиннен. 6/19 августа 1914 года. 6 часов утра. Расположение 33-го эрзац-батальона.
На следующее утро 6/19 августа германские войска, расквартированные в Гумбиннене, получили приказ о выступлении. Напряжение нарастало. В 6 часов утра фон Бессер был уже на ногах. В 9 часов весь гарнизон Гумбиннена и 33-й резервный эрзац-батальон под командованием капитана фон Бессера выступил в составе дивизии (командир генерал-лейтенант Ф. Бро-дрюк[60]) по направлению на Сталупенен навстречу III армейскому корпусу 1-й армии генерала Ренненкампфа. В той массе русских войск, шедших походным маршем на Гумбиннен, двигались и 1-й батальон 98-го Юрьевского полка подполковника Д.Н. Постникова и 16-я рота 106-го Уфимского полка капитана А.А. Успенского.
Восточная Пруссия. Район деревня Каушен[61]. 6/19 августа 1914 года. Расположение 1-й отдельной кавалерийской бригады.
Выйдя 5/18 августа из Шилленена, 19-й Архангелогородский драгунский полк двинулся на Пиллкаллен[62]. И на третий день своего вступления на территорию Восточной Пруссии полк ещё не имел серьёзных боевых столкновений с противником. Несмотря на внутреннее напряжение и тревожное чувство, охватившее кавалеристов в ожидании боя, им всё ещё казалось, что война находилась где-то далеко от этих мест и поэтому пока не проникла в сознание и само существо совершавших по ухоженной, пасторальной на вид восточно-прусской земле, переход архангелогородских драгун. Во всяком случае, именно так воспринимаются строки В. Андреева: «Двигались мы на Пилькален[63] по живописной холмистой равнине, с частыми красно-зелёными пятнами поселений и редкими зелёными кружками небольших лесов. Иногда над нами высоко пролетали немецкие аэропланы с черными крестами; своих аэропланов мы не видели»{90}. Но когда 6/19 августа полк подошёл к Пиллкаллену, то здесь уже прошла война, и люди почувствовали её дыхание. Город пылал. Совсем недавно после упорного боя за Пиллкаллен с немецкими войсками он был взят частями сводного кавалерийского корпуса Хана Г. Нахичеванского.
Пройдя Пиллкаллен, 1-я отдельная кавалерийская бригада продолжала двигаться в западном направлении, пока не заняла деревню Спуллен[64]. Тогда-то драгуны 19-го Архангелогородского полка и услышали впереди и слева нарастающий грохот артиллерийской канонады. Это сводный кавалерийский корпус Хана Г. Нахичеванского вступил в бой с германскими частями под Каушеном. «Все мы, — записал в воспоминаниях В. Андреев, — бодро встрепенулись в ожидании близкого боя, уверенные, что идём на выстрелы, но, к нашему общему недоумению, командир бригады остановил нас на привал у Спулена»{91}.[65] Так 6/19 августа 1914 года В. Андреев стал свидетелем бездеятельности командира своей бригады генерал-майора Н.А. Орановского, который не оказал помощи корпусу генерал-лейтенанта Хана Г. Нахичеванского, сражавшегося вечером этого дня с германскими частями под Каушеном[66]. Справедливости ради следует сказать, что бездеятельность генерала Н.А. Орановского во многом являлась следствием потери управляемости командованием 1-й армии её частями[67]. В ходе боя сводный кавалерийский корпус Хана Г. Нахичеванского сумел разгромить вторую ландверную бригаду немцев[68], но и сам был потрёпан. В этом боевом столкновении особенно явственно стала видна неспособность П.К. Ренненкампфа как командующего наладить устойчивую связь между различными частями армии, своевременно реагировать на складывающуюся оперативную обстановку.
Только вечером, когда сражение уже завершилось, небольшой отряд 1-й отдельной кавалерийской бригады прибыл в расположение сводного корпуса Хана Г. Нахичеванского. В навалившейся темноте прохладной августовской ночи В. Андреев получил приказ от начальника штаба своей бригады найти штаб Хана Г. Нахичеванского и заручиться его поддержкой в завтрашнем сражении. Взяв с собой несколько драгун, он приступил к выполнению приказа.
«Нас окутывала кромешная тьма. Уже ни зги не было видно», — писал в своих воспоминаниях В. Андреев. — «…Затем я попал на поле сражения под Каушеном; справа от меня начали мелькать подвижные огоньки фонариков, послышалась русская речь, стали попадаться санитары, уносившие тихо стонавших раненых; вдоль дороги лежали неубранные тела убитых русских и немцев, и валялось брошенное немецкое снаряжение; наши кони со страхом косились на вздутые трупы лошадей, разбросанные вдоль дороги»{92}. Неожиданно в темноте «послышался глухой топот конницы и шум многочисленных возбуждённых голосов»{93}. Совсем рядом с драгунами уходя в сторону от них прошла «большая кавалерийская колонна»{94}.
Так было угодно судьбе, что в это же самое время следом за отрядом В. Андреева, догоняя свой полк, ту самую кавалерийскую колонну, движение которой он слышал, теми же ночными дорогами, шёл аллюром полуэскадрон Г.А. Гоштовта. «После довольно знойного дня, с наступлением темноты, всё кругом окутывается туманом, — написал он в своём дневнике. — Идём по дороге через Каушен….Сегодня я впервые сталкиваюсь со свойством лошади, по-видимому, инстинктивным — панической боязнью конских трупов»{95}.
Корнет 19-го Архангелогородского драгунского полка В. Андреев и корнет Лейб-гвардии кирасирского полка Г.А. Гоштовт были в этот момент совсем рядом друг с другом, а может быть, и повстречались на бесконечных дорогах войны, чтобы тут же разойтись в разные стороны: «Впереди загораются какие-то костры; на их фоне видны тёмные силуэты людей и лошадей, — написал об этой случайной встрече Г.А. Гоштовт. — Подъехав, узнаю, что это стоит взвод Архангелогородских драгун….Драгуны мне указывают, что наша дивизия свернула по дороге налево»{96}.
В поисках штаба Хана Нахичеванского корнет В. Андреев вcкоре наткнулся на отдыхающие после тяжёлого ратного дня части. «Везде я находил спящие русские полки; все спали сном убитых. Я тысячу раз за ночь наводил свой электрический фонарик на спящих, казалось, непробудным сном. И понял, что нервное напряжение этих храбрых людей было столь сильным в горячем бою, что глубокий сон был единственным спасением от усталости»{97}.
Только глубокой ночью добрался В. Андреев до штаба Хана Нахичеванского в Линдентале[69], но Хан отказал в помощи Н.А. Орановскому. Более того, Хан Г. Нахичеванский самостоятельно принял решение дать отдохнуть своим войскам и не участвовать в развернувшемся на рассвете 7/20 августа 1914 года Гумбинненском сражении[70]. Такое решение подрывало армейскую дисциплину, принцип единоначалия и авторитет командующего армией П.К. Ренненкампфа, показывало его несостоятельность жестко подчинять своей воле нижестоящих командиров, сплотить их на выполнение поставленной задачи.
Ночь с 6/19 на 7/20 августа 1914 года. Накануне Гумбинненского сражения.
К 7/20 августа диспозиция 1-й армии П.К. Ренненкампфа была следующей. Нанеся поражение корпусу Г. фон Франсуа под Сталупененом[71], 1-я армия наступала двумя основными колоннами на Гумбиннен и Гольдап[72], ослабляя, таким образом, мощь своего удара, распыляя силы. Это был удачный момент для командующего 8-й германской армией генерала М. Притвица. Обладая превосходящими силами[73], прежде всего в живой силе, он решил дать сражение русской армии под Гумбинненом. По плану немецкого командования наступающие русские войска должны были быть атакованы германской группировкой, окружены фланговыми ударами и разгромлены.
В преддверии Гумбинненского сражения в ночь на 7/20 августа 1914 года Юрьевский полк занял позицию у местечка Колпакина[74], Уфимский полк заночевал в местечка Энцунен[75]. В армии уже знали о предстоящем завтра бое. Ротные командиры Уфимского полка сдавали полковому казначею казённые деньги. В памяти капитана А.А. Успенского об этом дне отпечатался его последний разговор со своим другом капитаном Д.Т. Трипецким. В тот тёмный августовский вечер, на фоне застилающего западную часть неба зарева от пожаров немецких селений (немцы, отступая, сами часто поджигали свои дома) капитан Д.Т. Трипецкий написал письмо своей жене. Он попросил приписать А.А. Успенского в конце письма несколько слов привета. «Это будет ей приятно», — говорил он. — Я написал»{98}. Волнение охватило капитана Д.Т. Трипецкого перед предстоящим боем, он вдруг сказал своему другу, что «немцы победят …а меня убьют»{99}, на следующий день он пал в сражении. И написанное перед боем письмо его жена получила, когда уже знала о смерти своего мужа{100}.
6/19 августа 1914 года. Деревня Садвейчен[76]. Расположение 33-го эрзац-батальона.
Батальон фон Бессера 6/19 августа впервые вступил в боевое соприкосновение с русскими войсками на окраине леса в нескольких километрах восточнее Гумбиннена, недалеко от деревни Садвейчен. Немцы, пытаясь обезопасить себя от неожиданной атаки со стороны леса, направили к нему сторожевое охранение в составе 1200 человек{101}. Немецкий отряд спокойно миновал поле и уже входил в лес, когда раздались выстрелы. Сторожевое охранение наткнулось на передовые русские части, это был 97-й Лифляндский пехотный полк, сосед Юрьевского полка. Немцы были вынуждены отступить, потеряв трёх человек ранеными{102}. Завязавшаяся перестрелка и артиллерийская дуэль с русскими войсками длились весь день, то затихая, то нарастая вновь. Наступившая ночь для капитана фон Бессера не принесла успокоения, «бой продолжался и ночью»{103}, — читаем в его дневнике и была не из приятных. «Спал под открытым небом, — записал он, — холодно»{104}.
На следующий день всем им предстояло участвовать в одной из важнейших битв Первой мировой войны, в битве, изменившей её ход, похоронившей надежды Германии на блицкриг, предстояло идти в бой и противостоять друг другу, стрелять во врагов и убивать их.
На следующий день было Гумбинненское сражение.
7/20 августа 1914 года. Гумбинненское сражение[77].
Битва развернулась рано утром. Части III армейского корпуса русской армии оказались в центре кровопролитного сражения, и их действия во многом предопределили поражение германских войск. Так как один из главных ударов командование 8-й немецкой армии нанесло по частям именно III армейского корпуса, которые смогли не только выдержать его, но и в конце концов обратили немецкие войска в бегство.
7/20 августа 1914 года. Деревня Колпакин. 5 часов утра. Расположение 98-го Юрьевского пехотного полка.
Гумбинненское сражение для Юрьевского полка началось с рассветом. В 5 часов утра полк предпринял наступление на деревни Сциргупенен[78] и Вердельн и, к полседьмого утра войдя в них, окопался, заняв позицию между железной дорогой и деревней Вердельн. О чём и сообщил командиру 99-го Островского пехотного полка полковник В.А. Желтышев запиской в 10 часов 50 минут: «Все эти деревни (Щигрюпенен[79] и Верделен[80]) я занял ещё с 61/2 утра»{105}.[81] 1-й батальон подполковника Д.Н. Постникова занял высоты западнее Сциргупенен. В 9 часов утра немцы начали артиллерийский обстрел укреплённых позиций полка, но, несмотря на потери, полк продолжал «стойко держаться в своих окопах»{106}.
7/20 августа 1914 года деревня Матишкемен[82].
Ранее утро. Расположение 106-го Уфимского пехотного полка.
Уфимский полк был поднят ещё перед рассветом и получил приказ двигаться по направлению к деревне Матишкемен, находившейся в непосредственной близости и левее позиций соседней 25-й пехотной дивизии и 98-го Юрьевского полка.
В 7 часов утра на подходе к деревне Матишкемен полк столкнулся с частями XVII германского корпуса генерала А. Макензена и вступил с ними в бой. Для командира 16-й роты Уфимского полка капитана А.А. Успенского и его однополчан началось Гумбинненское сражение.
Русские и немецкие цепи, поддерживаемые артиллерией, устремились навстречу друг другу. Достигнув рубежа между деревнями Матишкемен и Варшле-ген, «уфимцы» заняли позицию, окопались и начали вести смертельный огонь по наступающему противнику. Немецкие цепи залегли и теперь продвигались вперёд мелкими перебежками, но и такая тактика не спасала их от прицельного и шквального пулемётного и ружейного огня. По словам А.А. Успенского, «наш ружейный и пулеметный огонь косил их (немецкие. — Н.П.) поднимавшиеся для перебежки цепи и группы»{107}. Бой разворачивался на фоне всё усиливающейся артиллерийской дуэли. Земля гудела от разрывов снарядов, воздух со свистом рассекали осколки. Именно в первые часы развернувшегося со всей ожесточённостью Гумбинненского сражения от бризантного снаряда, разорвавшегося прямо у него на груди, погиб капитан Д.Т. Трипецкий, друг А.А. Успенского, с которым накануне он разговаривал о предстоящем бое. Другой офицер Уфимского полка командир 1-й роты, капитан Д.П. Епикацеро был также убит в эти ранние часы. «Большой осколок шрапнели вонзился ему между глаз, тоже — мгновенная смерть! Вечная им обоим память!»{108}
7/20 августа 1914 года. Раннее утро. Расположение 7-й отдельной кавалерийской бригады.
В предрассветной мгле нарождающегося нового дня с тяжёлым сердцем покидал В. Андреев сводный корпус Хана Г. Нахичеванского. Он никак не мог понять, как сумел хан в день предстоящего сражения отказать в помощи 1-й отдельной кавалерийской бригаде. В его голове всё крутился вчерашний ответ хана на просьбу о помощи и слышались слова: «Доложите генералу Орановскому, что я не смогу завтра оказать ему поддержки, так как мои люди и кони устали, нуждаются в отдыхе, а в батареях нет снарядов, а ведь сила моих батарей зависит от огнестрельных припасов»{109}.
Проезжая ранним утром верхом на лошади по расположению корпуса, В. Андреев видел «много эскадронов хорошо выспавшихся людей и бодрых коней. Да, вчера вечером эти люди устали, — размышлял он. — Но крепкий сон их снова сделал бодрыми»{110}, а встреченные артиллеристы говорили ему, «что снаряды ещё имеются и ожидаются новые»{111}.
С такими невесёлыми думами возвращался В. Андреев с пятью драгунами в расположение своей бригады по дороге, петлявшей то среди небольших перелесков и низин, то среди полей и холмов, то идущей вдоль опушки ещё спящего в утренних сумерках лиственного леса, когда тишину вдруг нарушили первые залпы артиллерийских орудий и разрывы снарядов, быстро превратившиеся во всё нарастающий гул канонады, вернувшей его к действительности.
Пришпорив лошадей, В. Андреев с драгунами ринулись вперёд и, выскочив из-за поворота дороги, оказались на холме. Перед взором В. Андреева «сравнительно недалеко, внизу, верстах в трёх»{112} открылась картина разворачивающего Гумбинненского сражения.
«В лучах восходящего солнца»{113} немцы обрушили мощный артиллерийский огонь на позиции 1-й кавалерийской бригады, и пошли в атаку плотными цепями. Бригада генерала Н.А. Орановского, не имея артиллерии, могла ответить только пулемётным и ружейным огнём, от которого, по словам В. Андреева, германские «густые цепи несли большие потери»{114}, что «стоило немцам немалой крови»{115}. Но без артиллерийской поддержки бригада не могла долго противостоять наступающим немцам.
Как пожалел В. Андреев в тот момент, что на этом холме нет с ним корпуса Хана Г. Нахичеванского, который «бездействует потому только, — с плохо скрываемым раздражением и даже презрением через много лет написал в своих воспоминаниях В. Андреев, — что её вожди лишились энергии и устали»{116}. «Если бы генерал Гурко[83] был (в день Гумбинненского сражения. — Н.П.) …начальником армейской конницы вместо Хана Нахичеванского, — с досадой отметил В. Андреев, — то он нашёл бы силы души решиться на непреклонные действия (против. — Н.П.) …противника»{117}. Тем более что холм, на котором остановился В. Андреев с драгунами, «висел на фланге врага. Одна батарея на моём месте потрясла бы его фланг»{118}.
Артиллерийский огонь противника тем временем разносил в клочья оборону бригады, она несла большие потери, и, хотя спешенные кавалеристы продолжали мужественно отражать фронтовую атаку, немцы, воспользовавшись отсутствием артиллерии и боевого соприкосновения бригады с соседней дивизией[84] на протяжении десяти вёрст, устремились в образовавшийся коридор, угрожая охватить бригаду с одного фланга. На другом фланге немцы также стали теснить кавалеристов, возникла реальная угроза окружения. Именно тогда стали ясны, по словам В. Андреева, «вся обреченность геройской борьбы моей бригады»{119}, воинское преступление совершённое Ханом Г. Нахичеванским, отказавшимся оказать помощь бригаде генерала Н.А. Орановского, и его личная ответственность за смерть многих и многих людей в этом бою.
Понимая, что в это мгновение ожесточённого боя, который вела бригада Н.А. Орановского, от его сообщения зависит очень многое, он пришпорил коня и во весь опор поскакал в расположение бригады. В. Андреев заметил генерала ещё издали и, дождавшись, когда он освободился, направился к нему. Увидев В. Андреева, «генерал Орановский спросил, где Хан Нахичеванский и окажет ли нам поддержку, и на мой неутешительный ответ, жестом крайнего удивления выразил безнадежность положения»{120}.
7/20 августа 1914 года. Позиция у деревень Сциргупенен и Вердельн. Около 10 часов утра. Расположение 98-го Юрьевского пехотного полка.
Около 10 часов утра немцы предприняли атаку на линию обороны Юрьевского полка, бросив на его позиции части 35-й пехотной дивизии XVII армейского корпуса. 1-й батальон подполковника Д.Н. Постникова, занимавший главенствующие высоты, и 2-й батальон подполковника Я.И. Энгельма[85] встретили наступающие немецкие цепи пулемётным и ружейным огнём[86]. Несмотря на значительные потери, немцы продолжали наступление, но оба батальона Юрьевского полка держались стойко, не отступая ни на шаг. Немецкие цепи замялись и залегли. Однако к 11 часам утра оперативная обстановка стала меняться в пользу противника. Находившийся левее 100-й Островский пехотный полк, не выдержав натиска немцев, начал отступать, чем поставил под удар один из флангов Юрьевского полка. Стремясь не допустить этого, командир полка полковник В.А. Желтышев направил командиру 99-го Ивангородского полка записку с просьбой о помощи.
«Командиру 99 полка
1914. 7 августа 10 час. 50 мин. у[тра].
№ 59 из Щигрюпенена[87]
…Левее меня Островцы отходят. Если возможно двигайтесь вперёд и поддержите меня.
Полковник Желтышев»{121}.
Но было уже поздно Ивангородский полк также начал отходить. «В часов в 101/2 утра было замечено, что боевые части 99-го и 100-го полков отходят назад и обнажают нам левый фланг в направлении от Вердельна к югу»{122}. 1-й и 2-й батальоны Юрьевского полка продолжали удерживать свои позиции. Но, боясь обхвата с флангов после оставления своих позиций Ивангородским и Островским полками, командир полка полковник В.А. Желтышев «около 11 часов утра попросил разрешения командира 1-й бригады[88] — осадить весь боевой прядок несколько назад»{123}. Получив разрешение на отступление около 11 часов 30 минут[89], роты 1-го и 2-го батальонов поочередно под прикрытием огня 3-й батареи без паники оставили занимаемые деревни Сциргупенен и Вердельн «и остановились в 1/2 версты к востоку от ранее занимаемых позиций»{124}.
Именно в этот момент, стремясь развить успех, командующий I германским корпусом генерал Г. фон Франсуа приказал командиру резервной дивизии[90]генерал-лейтенанту Ф. Бродрюку атаковать и смять отступающие части 25-й пехотной дивизии[91]. В 11 часов 30 минут командир 33-го эрзац-батальона капитан фон Бессер получил приказ о наступлении{125}.
7/20 августа 1914 года. Западнее деревни Садвейчен. 11 часов 30 минут. Расположение 33-го эрзац-батальона.
Получив приказ о выступлении, капитан фон Бессер построил свой 33-й эрзац-батальон и вместе с другими частями 2-го резервного полка колоннами начал движение на Сталупенен. Это был безрассудный шаг немецкого командования, так как оно посчитало, что русские опрокинуты и все части 25-й пехотной дивизии отступают в полном беспорядке и «большими массами»{126}.[92] Но это было совершенно не так. Благодаря чётким и своевременным действиям своих командиров отошедшие на 41/2 версты два батальона Юрьевского полка не потеряли управления, не поддались панике и были полны решимости остановить разящим пулемётным и ружейным огнём колонны наступающего врага.
О чём думали в этот момент солдаты и офицеры 1-го и 2-го батальонов Юрьевского полка, лежавшие в открытом поле и не успевшие как следует окопаться, глядя на наступающие колонны немцев? О надвигающейся смерти? О своих близких? О том, что ещё не прожита целая жизнь? Нам неизвестно, и мы уже никогда не узнаем об этом. Но точно известно, что эти русские солдаты и офицеры не испугались смертельной опасности и были готовы до конца выполнить свой долг.
Части Ивангородского и Островского полков также закреплялись на новых позициях.
Севернее позиций Юрьевского полка 97-й Лифляндский пехотный полк, несмотря на атаки частей резервной дивизии Ф. Бродрюка, сумел удержать свои позиции. Южнее Ивангородского и Островского полков 27-я пехотная дивизия также устояла под натиском противника. Незначительное отступление трёх полков 25-й пехотной дивизии, в полосе Юрьевского полка всего на 250—260 м (1/4 версты), создало неглубокую выемку в её обороне, туда и устремились немецкие колонны, оказавшись в «мешке». Среди наступавших на русские позиции колонн маршировал и 33-й эрзац-батальон капитана фон Бессера. Они шли открыто и самоуверенно, неся развевающийся над головами германский флаг[93]. Это было безумием. Идущие в плотном строю немецкие «супермены» ещё не осознавали, что многие из них обречены на гибель, и не всем было суждено увидеть вечернюю зорю.
В своём письме к Агнес, написанном на следующий день после Гумбинненского сражения, в брошенном бежавшими хозяевами деревенском доме где-то между Гумбинненом и Инстербургом, и уже подхваченный водоворотом отступления, но, всё ещё находясь под впечатлением произошедших накануне событий, поражённый фон Бессер рассказал об этой психической атаке, предпринятой немцами на русские позиции.
«Русские страшно трусливы и стреляют слишком далеко, поэтому имеем большие потери перед вступлением в бой. Наши люди двинулись вперёд как Блюхер[94], но целые ряды были сметены, так что мы вскоре потеряли 20%, т.е. 1/5 наших людей, но столько убитых не было. 17-й армейский корпус понёс большие потери»{127}.
В этих словах фон Бессера слышится изумление и негодование, и сквозит неприкрытое высокомерие и превосходство германской kultur перед «ордами славянских варваров»[95], которые посмели противостоять германской нации. Более того, враг труслив и коварен, стреляя в немецких солдат издали, а поэтому он безнадёжно подл по своей натуре. Как раз эти интонации звучат на многих страницах дневника фон Бессера: «Русские, правда, очень хитры, но зато трусливы»{128}. Их «солдаты большие трусы»{129}, а «русские офицеры по большей части бегут уже в начале сражения и прячутся»{130}.[96]
Именно в этом и кроется ответ на причины проведённой в Гумбинненском сражении немцами психической атаке. Неустрашимость и презрение к «славянским варварам», величие «рыцарского духа» сынов Германии, идущих колонами на русские позиции, должны были повергнуть в ужас, по мнению немцев, «трусливые души» славян и обратить их в бегство.
Но очень скоро германское высокомерие разбилось о мужество и стойкость русского солдата, а смерть собрала кровавую жатву, скосив наступающие немецкие колонны.
«Мы …двинулись вперёд довольно быстро и беспечно, — признался потом фон Бессер на станицах своего дневника, — и развернулись к бою с излишней поспешностью. Все стремились вперёд»{131}. Как только наступающие немецкие колонны подошли на расстояние выстрела к позициям 1-го и 2-го батальонов Юрьевского полка, по ним был открыт огонь. Юрьевцев поддержали Ивангородский и Островский полки. С флангов ударили Лифляндский полк и части 27-й пехотной дивизии.
7/20 августа 1914 года. Между расположением 1-й отдельной кавалерийской бригады и штабом армии. В течение дня.
В. Андреев не стал свидетелем поражения и отступления своей бригады. Капитан П.Е. Дорман[97], приехавший на машине из штаба армии, чтобы наладить по приказу П.К. Ренненкампфа на правом фланге армии устойчивую связь между кавалерией и пехотой, узнав, что Хан Г. Нахичеванский отказался вступить в бой, заявил генералу Н.А. Орановскому, что немедленно отправляется к Хану, чтобы «побудить его от имени командующего армией быстрым движением вперед, в юго-западном направлении всех сил кавалерийского корпуса оказать решительную поддержку сражающимся войскам генералов Орановского и Смирнова»{132}.[98] Командир бригады приказал В. Андрееву следовать вместе с капитаном П.Е. Дорманом, чтобы показать короткий путь в расположение корпуса Хана Г. Нахичеванского.
По словам В. Андреева, они уже «к семи часам утра»{133} въехали на автомобиле в деревню Линденталь, где корнету В. Андрееву второй раз за последние сутки предстояло встретиться с ханом и во второй раз услышать от него слова отказа, ввести свой сводный кавалерийский корпус в бой, что было прямым нарушением приказа командующего армией П.К. Ренненкампфа, по которому корпус должен был поддержать кавалерию Н.А. Орановского и армейскую пехоту как раз в том месте[99], где в этот самый момент, истекая кровью, сдерживала из последних сил атаку противника 1-я сводная бригада генерала Н.А. Орановского, которая накануне сама не оказала помощи корпусу Хана Г. Нахичеванского в битве при Каушене.
Невозможно понять, как могло случиться невообразимое, подчинённые не исполнили приказ своего командира, совершив, таким образом, воинское преступление. Неисполнение приказа Ханом Г. Нахичеванским дорого стоило 1-й армии. 1-я сводная бригада генерала Н.А. Орановского была опрокинута наступающим противником и была вынуждена отступить, что открывало путь немцам для флангового обхвата 1-й армии с севера и только героизм русской пехоты, и профессионализм командиров корпусов и дивизий, прежде всего, командиров, офицеров и солдат III корпуса генерала Н.А. Епанчина, известных и безымянных, позволило разгромить 8-ю немецкую армию и стяжать русскому оружию победу под Гумбинненом. Ещё более странным и даже возмутительным является решение П.К. Ренненкампфа снять со своего поста после сражения только генерала Н.А. Орановского[100], в то время как Хан Г. Нахичеванский не был не только снят или предан суду[101], но и был награждён за бой под Каушеном орденом Святого Георгия 3-й степени[102], показав, что связи и положение при дворе выше воинского долга, справедливости и памяти тех павших солдат, которые стали жертвами его преступного бездействия.
7/20 августа 1914 года. Деревня Матишкемен. Около 10 часов 30 минут. Расположение 106-го Уфимского пехотного полка.
В полосе фронта 106-го Уфимского пехотного полка шёл тяжёлый кровопролитный бой. Как и на участке 98-го Юрьевского пехотного полка, немецкие части (здесь XVII корпус) начали психическую атаку на русские позиции, двинув «свои войска сомкнутым строем, непрерывными колоннами, причём развивались знамена, и играла музыка! Их артиллерия в это время развила ураганный огонь»{134}.[103] Но части 27-й дивизии не дрогнули и не поддались панике, встретив наступающие немецкие колонны разящим артиллерийским, пулемётным и ружейным огнём. Немецкие колонны, не выдержав, осеклись и залегли.
Несмотря на значительные потери, генерал А. Макензен ещё дважды в 12 и 14 часов отдавал приказ об атаке на позиции Уфимского полка и других полков 27-й пехотной дивизии сомкнутыми колоннами. Атака, проведённая в 12 часов, захлебнулась. В 14 часов бой закипел с ещё большей силой. Немецкие колонны, поддерживаемые артиллерией, с упорством и остервенением шли вперёд, стараясь подавить своим моральным превосходством и силой духа русского солдата, и развить временный успех, достигнутый немецкими войсками в полосе соседней 25-й пехотной дивизии. Для Уфимского полка наступил критический момент боя, когда решался вопрос «кто кого?». «Передние немецкие линии были уже шагах в 700-х и ближе… Некоторые наши роты стреляли уже с постоянным прицелом. Казалось, бой дошёл до своего высшего напряжения!.. Сердце дрожало; кто устоит? А ум подсказывал, кто первый начнет отступать — тот погиб!..»{135}.[104]
7/20 августа 1914 года. Бой у деревень Сциргупенен и Вердеяьн.
В пылу сражения солдаты 1-го батальона подполковника Д.Н. Постникова уже почти различали лица наступающих немецких солдат и видели, как от прицельного пулемётного и ружейного огня их батальона падали поражаемые враги, среди которых были и солдаты 33-го эрзац-батальона капитана фон Бессера. «Пехота начинает нас обстреливать. У нас некоторая убыль», — написал об этих мгновениях боя в своём дневнике фон Бессер. — «Пули свистят и жужжат»{136}.
Но немцы продолжали идти в атаку густыми цепями, всё глубже втягиваясь в «мешок». Фланги германского клина оголились, и в это мгновение боя на немцев обрушился ливень огня из свинца и стали. Их начала обстреливать с трёх сторон, в том числе с флангов, русская артиллерия: две батареи 25-й артиллерийской бригады с севера и две батареи 27-й артиллерийской бригады с юга{137}. Капитан фон Бессер посчитал, что по ним ошибочно открыла огонь собственная артиллерия. «При дальнейшем наступлении мы попали под страшный огонь с обоих флангов нашей собственной артиллерии, в том числе и тяжёлой артиллерии, спереди стреляли русские, мы прямо-таки находились в чёртовом котле»{138}. Но, несмотря ни на шквальный ружейный и пулемётный огонь, ни на смертоносную стену рвущихся снарядов, немцы, втянутые в огненный водоворот битвы, с ожесточением шли на русские позиции. Бой достиг наивысшей степени напряжения. Яростные атаки немцев сменялись неустрашимыми контратаками частей 25-й пехотной дивизии, которые местами перерастали в рукопашный бой{139}. Линии обороны и ключевые рубежи по нескольку раз переходили из рук в руки. 33-й эрзац-батальон, по словам фон Бессера, трижды брал «русские позиции»{140} и трижды их пришлось оставлять.
Одну из таких контратак части 25-й пехотной дивизии предприняли около часа дня.
7/20 августа 1914 года. Между деревнями Садвейчен — Сциргупенен и Вердельн. Около 13 часов.
Командир 1-го батальона Д.Н. Постников получил приказ командира полка перейти в наступление.
«Подполковнику Постникову
1914. 7 августа 12 час. 55 мин. у[тра].
№61
Насколько возможно переходите в наступление, вся наша дивизия перешла в наступление. Держите связь с соседними частями.
Полковник Желтышев»{141}.
Но эта контратака была отбита немцами. «Роты двинулись вперёд, — записано в Журнале военных действий 98-го Юрьевского пехотного полка, — но были встречены сильным огнём со стороны Вердельна — очевидно, противник, воспользовавшись нашим отходом, занял оставленные наши позиции»{142}. Полк отступил. Но и немцы не получили решающего преимущества. «Успех боя, — писал об этом моменте противостояния фон Бессер, — склоняется то в одну, то в другую сторону, нам часто приходится отступать, а затем снова наступаем»{143}.
7/20 августа 1914 года. Между расположением 1-й отдельной кавалерийской бригады и штабом армии. В течение дня.
Покинув расположение корпуса Хана Г. Нахичеванского, В. Андреев и капитан П.Е. Дорман решили ехать в штаб XX корпуса в Каттснау[105], надеясь получить помощь там. «Дорогой, — вспоминал В. Андреев, — мы возмущались как тем, что Хан Нахичеванский не исполнил ни одной из задач, возложенных последним приказом командующего армией на конницу, так и тем, что он не исполнил простого солдатского долга взаимной выручки»{144}.
В это время штабной автомобиль мчался практически вдоль линии фронта. «Наша машина летела под шрапнельным огнём, — писал в своих воспоминаниях В. Андреев. — Бог нас хранил. Справа и слева оглушительно взрывались …немецкие тяжёлые снаряды»{145}. Неожиданно за поворотом дороги они увидели, как по обширному полю сначала небольшими группками, а потом целыми эскадронами в паническом бегстве скакали во весь опор кавалеристы 1-й бригады Н.А. Орановского. Не потеряв присутствия духа, капитан П.Е. Дорман приказал шофёру направить автомобиль в самую гущу несшихся в бешеной скачке кавалеристов. Врезавшись в неё, он «невозмутимым спокойствием, строгим жестом и сильным словом остановил»{146} отступавших. В этот критический момент от капитана П.Е. Дормана исходила такая душевная сила, что его слова и действия отрезвили ошалевших от скачки и страха кавалеристов. Они «успокоились, пришли в себя и даже сконфузились, — вспоминал В. Андреев. — Капитан вернул им присутствие духа и внушил спокойную стойкость»{147}.
Собрав четыре эскадрона и восстановив дисциплину, капитан П.Е. Дорман отправил их сдерживать наступление рвавшихся вперёд немцев, «превратив беспорядочное бегство в стойкую оборону»{148}. «Неутомимая энергия и спокойная храбрость капитана П.Е. Дормана, — по словам В. Андреева, — спасли наш правый фланг от немецкого окружения, а всю нашу армию от потери прямой связи с важнейшим коммуникационным путём и от грозной опасности быть отрезанными от единственной нашей железной дороги»{149}.
В Каттенау, в штабе XX корпуса царило напряжённое настроение, лишних резервов не было, и отчаянно сражавшейся под Спуленом 1-й сводной кавалерийской бригаде нечем было помочь. Последняя надежда оставалась на штаб армии, где, по словам капитана П.Е. Дормана, можно было взять батарею. Добравшись уже во второй половине дня до Вержболово, где находился штаб 1-й армии, В. Андреев видел, как докладывал командующему армии капитан П.Е. Дорман и как П.К. Ренненкампф «внимательно слушал …своего офицера о бездействии Хана Нахичеванского»{150}. В штаб-квартире армии В. Андреев узнал, что помощь бригаде Н.А. Орановского уже не потребуется, она была разбита и отступила назад более чем на 30 вёрст к Шилленену{151}.[106] Это был тот самый Шилленен, в который утром 4/17 августа в приподнятом настроении духа вступил В. Андреев вместе со своим полком, только что перейдя русско-германскую границу, а теперь спустя три дня, 7/20 августа, бригада Н.А. Орановского вернулась сюда разгромленной.
Поражение настолько сильно дезорганизовало управление бригадой, что на несколько дней её командование вообще потеряло связь со штабом армии{152}. А немецкая кавалерия, развивая наступление, заняла Пиллкаллен. Так в поисках помощи закончился день Гумбинненского сражения для корнета 19-го Архангелогородского драгунского полка В. Андреева.
7/20 августа 1914 года деревня Матишкемен. Около 15 часов. Участок фронта в полосе обороны 106-го Уфимского пехотного полка.
До половины четвёртого дня, несмотря на все массированные и яростные атаки частей XVII германского корпуса, противнику так и не удалось ни заставить отступить стоявших насмерть солдат и офицеров 106-го Уфимского пехотного полка, ни прорвать линию его обороны.
К этому времени на всём участке противоборства III армейского корпуса с наступающими немецкими дивизиями наступил перелом: германские резервы были истощены, и немецкая атакующая мощь стала выдыхаться, а достигнутый в ходе яростной фронтовой атаки на позиции 3-го русского армейского корпуса результат оказался минимальным. Германским частям не удалось разгромить русские дивизии, более того, они понесли непропорционально высокие потери по сравнению с достигнутыми успехами[107].
В четвёртом часу дня немцы, не устояв под разящим огнём частей 27-й пехотной дивизии, начали отходить по всему фронту, сначала медленно, под прикрытием своей артиллерии, но вскоре «с развитием, — как написал в своих воспоминаниях А.А. Успенский, — нашего ураганного огня артиллерии, пулеметов и пехоты, это отступление перешло в панику и местами, — целыми частями, — в бегство! С наших наблюдательных пунктов можно было видеть потрясающую картину, как от нашего огня целыми рядами падали, словно подкошенные, бегущие вдоль шоссе и канав при нём немцы! Как бежали они в беспорядке, бросая по дороге своё оружие…»{153}.[108]
7/20 августа 1914 года. Между деревнями Садвейчен — Сциргупенен и Вердельн. Около 14 часов. Расположение 33-го эрзац-батальона.
Всё ещё думая, что их обстреливает собственная артиллерия, фон Бессер приказал размахивать «чёрно-бело-красным флагом[109], стараясь обратить на себя (её. — Н. П.) внимание»{154}, но всё было бесполезно, русская артиллерия продолжала «вспахивать» «мешок» и утюжить немецкие цепи[110]. Где-то в этом кромешном аду боя 1-й батальон 98-го Юрьевского пехотного полка под командованием подполковника Д.Н. Постникова и 33-й эрзац-батальон капитана фон Бессера осыпали друг друга смертельным свинцом, стреляли, убивали, ранили и калечили всё приближающихся врагов, так никогда и не узнав, кто был их враг.
В какой-то момент немецкие цепи не выдержали убийственного огня и залегли[111], занимая окопы и оборонительные рубежи, оставленные русскими частями в деревнях Сциргупенен и Вердельн. В 14 часов 45 минут 1-й и 2-й батальоны Юрьевского полка, получив подкрепление в составе 15-й и 16-й рот, перешли в решающее наступление на позиции сильно потрёпанной в ходе боя дивизии Ф. Бродрюка. Теперь уже 33-й эрзац-батальон фон Бессера и другие немецкие части, поддержанные артиллерией, открыли по надвигающимся русским батальонам шквальный артиллерийский, пулемётный и ружейный огонь. Но солдаты и офицеры полка не отступили и не залегай, а под прикрытием пулемётов ворвались в занятые противником разрушенные и пылающие деревни Сциргупенен и Вердельн{155}.
Стоит только представить себя сидящим, скрючившись, в неглубоком, наспех вырытом окопе, уткнувшимся лицом в землю, ощущая её влажную свежесть и содрогание от разрывов снарядов. Понимая, что сейчас тебе придётся сделать невероятное, противное твоему природному существу, твоей потаённой силе самосохранения: преодолевая ужас, всей тяжестью вдавливающего тебя в дно неглубокого окопа, попирая смерть или отстраняясь от жизни, встать и пойти в атаку, не зная, останешься ли в живых через мгновение, и невозможно подумать об этом. Поэтому-то и приходится удивляться и восхищаться мужеством этих людей, которые в тот августовский день 1914 года на поле битвы под Гумбинненом, невзирая на страх, перебороли себя, поднялись из своих укрытий и пошли в атаку, подставляя свою грудь навстречу смертельно разящему расплавленному свинцу и огненному металлу. Поэтому-то атака и есть одно из самых страшных дел на войне. И солдаты 98-го Юрьевского пехотного полка сделали этот шаг, и немцы, не выдержав натиска русской пехоты, начали отступать.
Противник ещё пытался отойти, сохраняя порядок, но находясь в зоне прямой видимости и поражаемый огнём батальонов Юрьевского полка, обратился, как и в полосе фронта Уфимского полка, в паническое бегство. Боевой дух немцев, которым они так кичились перед славянскими «варварами» в начале сражения, надвигаясь на русские позиции ровными колоннами, был сломлен, а их высокомерие превратилось в прах.
«В конце все отступают в окончательном беспорядке»{156}, — с горьким разочарованием записал после боя в своём дневнике подавленный фон Бессер. «У рва я старюсь задержать отступающих и сам обращаюсь к неприятелю»{157}, — с внутренним содроганием и ужасом об этом мгновении вдруг остановившейся его жизни вспоминал капитан. Фон Бессер оглянулся назад чтобы, наверное, убедиться, близко ли за его спиной оказалась смерть. Но её не было рядом. И он написал: «Неприятель за нами не идёт. Все отступаем, и снова занимаем прежние окопы перед лесом»{158}. Именно этот момент отступления немцев, описанный в дневнике фон Бессером, и увидел перед своим участком фронта командир 1-го батальона 98-го Юрьевского пехотного полка Д.Н. Постников. В тот день, день Гумбинненского сражения, 1-й батальон подполковника Д.Н. Постникова и 33-й эрзац-батальон капитана фон Бессера второй раз встретились в жестокой схватке на поле боя, взглянув друг другу в лицо, в лицо своего врага.
Но бой на участке соприкосновения 25-й пехотной дивизии и дивизии Ф. Бродрюка ещё не завершился. Перегруппировавшись, Юрьевский полк продолжил наступление. Немцы уже не помышляли об активной обороне, так как их части, по словам фон Бессера, «пришли в большой беспорядок»{159}, и вскоре они получили приказ отойти и «занять прежние позиции»{160}у самого Гумбиннена. К 8 часам вечера полк, преследуя отступающие немецкие соединения, занял деревню Гросс Байтшен[112], получив приказ{161} командира 1-й бригады 25-й пехотной дивизии генерал-майора Г.Г. Джонсона не преследовать противника, провожать его только огнём и закрепиться на занятых позициях[113]. Напротив деревни Гросс Байтшен, не далее, чем в двух километрах на запад, около деревни Садвейчен укрепился 33-й эрзац-батальон фон Бессера. Только эти два совсем коротких для войны километра и сгустившаяся тьма наступающей августовской ночи и разъединили в тот вечер этих людей: русских и немцев, которые целый день убивали и стремились убить как можно больше врагов.
К половине девятого вечера бой на этом участке фронта окончательно затих.
К вечеру 7/20 августа Гумбинненское сражение завершилось победой русского оружия. Значение того, что совершили солдаты Отечества, участвовавшие в сражении, только предстояло оценить, но в те мгновения победы всем было понятно, что в этот день немецкая решимость была стёрта в порошок русской самоотверженностью. А пока у тех, кто выжил в этой страшной битве, было осознание и радость только от одного, что он остался в живых. Именно так об этом чувстве и написал А. А. Успенский в своих воспоминаниях: «Радовались победе генералы, командиры полков и офицеры; радовались не менее и солдаты, как только смерть перестала смотреть в очи…»{162}.
В ходе Гумбинненского сражения в 98-м Юрьевском пехотном полку было убито 2 офицера и 20 солдат. «Ранено и без вести пропавшими 193 ч.[еловека]. Итого выбыло из строя за 7 августа 213 ниж.[них] чинов»{163}, — доносил командир полка В.А. Желтышев командиру бригады генерал-майору Г.Г. Джонсону. 106-й Уфимский пехотный полк потерял убитыми и ранеными 8 офицеров и 208 нижних чинов{164}.
В 33-м эрзац-батальоне потери были более значительными. По расписанию военного времени батальон состоял из трёх рот по 220 человек в каждой{165}. «В каждой роте (было убито или ранено. — Н.П.) 38— 46 человек, т.е. 20%»{166}, — отметил после сражения фон Бессер.
В бою под Гумбинненом среди прочих был убит и офицер запаса 33-го эрзац-батальона лейтенант Симон. «Очень печально, — записал в дневник после сражения фон Бессер, — так как он лишь два дня тому назад женился»{167}. Другой знакомец фон Бессера лейтенант Фишер остался жив и после сражения даже заказал ужин из Гумбиннена{168}. Война, как неотвратимый механизм смерти, на этот раз пощадила Фишера, как и много сотен и тысяч других солдат и офицеров, русских и немцев, оставшихся в живых после битвы, но никто из них не знал и не мог знать, сколько ещё времени, тревожных дней и ночей отпустила им война, будет ли он убит или выживет в этой набиравшей свою мощь страшной бойне, жерновами перемалывавшей судьбы миллионов людей, в том числе и их, которые 7/20 августа 1914 года в Гумбинненском сражении противостояли друг другу.
Одними из тех многих солдат, судьбы которых пересеклись на поле битвы под Гумбинненом и, навеки сплетённые, оказались навсегда связаны с этим местом, были павшие в битве русский капитан Д.Т. Трипецкий и немецкий лейтенант Симон, вместе с которыми погибли их чаяния и мечты, их чувства и мысли, жёны остались вдовами, а дети капитана Д.Т. Трипецкого сиротами.
Август 1914 года. Вильно.
После Гумбинненского сражения много раненых было отправлено из прифронтовых лазаретов вглубь страны. «В Вильно уже увидели кровь, — сообщал в своём письме неизвестный Владимир из Варшавы в Петроград некто В.В. Дороговой, — целый поезд раненых в стычке с немцами 7-го августа»[114].{169}
Ковно. Лазарет Николаевской общины.
Лазарет в Ковно принимал раненых с линии фронта 1-й армии, в том числе и тех, кого видел неизвестный Владимир на станции в Вильно. Многие из них были тяжелораненые и лежали в лазарете по несколько месяцев, одни шли на поправку, другие были безнадёжны. Н.В. Плевицкая, часто разговаривала с ранеными стараясь утешить их, помочь своим участием. Впечатлительная от природы, она глубоко переживала человеческие трагедии, разворачивающиеся на её глазах.
«— Сестрица, у меня завтра Престольный праздник… — шептал тяжелораненый. — На будущий год, Бог даст, отпраздную…
А я знала, что дни его сочтены и никогда он не увидит родного угла.
Чтобы порадовать его, я приносила ему из церкви просфору, убирала кровать …ветвями, покупала вина, фрукты и устраивала для всей палаты Престольный праздник.
Я им пела для праздника.
— И откуда, ты, сестрица, наши песни знаешь? — Удивлялись они. — Неужто сама деревенская? На мой положительный ответ я получала предложения: один говорил, что у него богатый дом, двенадцать десятин земли, сад …и если бы Бог ему послал такую «жану», то была бы не жизнь, а рай.
Другой объявился ещё богаче: у него пасека. И, в конце концов, я всей палате по жребию обещала выйти замуж, а до того, все они мои женихи, только бы выздоравливали скорее»{170}.
Значение Гумбинненского сражения для всего хода Первой мировой войны трудно переоценить. Победа на полях под Гумбинненом русского оружия сорвала план молниеносной войны германского Генштаба, что явилось важнейшим военно-стратегическим итогом битвы. Поражение немецких войск у Гумбиннена так напугало германское командование угрозой потери Восточной Пруссии и даже больше, возможностью развала всего Восточного фронта[115], что оно было вынуждено в самый разгар битвы на Марне, в которой, по сути, решалась судьба Франции, перебросить на российско-германский фронт два армейских корпуса и одну кавалерийскую дивизию, которых и не хватило немцам для победы на Марне. Франция была спасена. «Всем нам отлично известно, — подчеркнул важность этих событий участник Первой мировой войны французский генерал А. Ниссель, — насколько критическим было тогда (во время битвы на Марне) наше положение. Несомненно, что уменьшение германской армии на 2 корпуса и 2 дивизии[116], к чему немцы были принуждены, явилось той тяжестью, которая по воле судьбы склонила чашу весов на нашу сторону»{171}.[117] Генерал Ф. Фош, командующий 9-й французской армией в битве на Марне, а с 1918 года верховный главнокомандующий союзными войсками, высказался ещё определённее: «Если Франция не была стёрта с лица Европы, то этим прежде всего мы обязаны России»{172}.[118] Должное исторической победе 1-й армии под Гумбинненом отдал и такой проницательный политик, как У. Черчилль. Много лет спустя, в мае 1930 года, вспоминая о тех уже далёких военных годах, он написал на страницах английской газеты «The Daily Telegraph» («Дейли телеграф»): «Очень немногие слышали о Гумбиннене, и почти никто не оценил ту замечательную роль, которую сыграла эта победа. Русская контратака III корпуса, тяжёлые потери Макензена вызвали в 8-й немецкой армии панику, она покинула поле сражения, оставив на нём своих убитых и раненых, она признала факт, что была подавлена мощью России»{173}.
В своей книге «Гумбиннен — забытый день русской славы», вышедшей в Париже в 1937 году, русский генерал А.П. Будберг, как и У. Черчилль, отметил роль III армейского корпуса в Гумбинненском сражении: «Чудо на Марне было предрешено 20 августа на поле встречи XVII немецкого и III русского корпусов»{174}.[119]
И даже генерал А. Макензен в своём ответе на письмо бывшего командира III армейского корпуса генерала Н.А. Епанчина от 8 февраля 1938 года признал: «Ваше превосходительство, я особенно подтверждаю, что III корпус русской армии, коего вы были командиром, доблестно сражался против моего XVII корпуса в бою у Гумбиннена 20 августа 1914 года. С высоким и исключительным уважением к вашему патриотическому поведению в этом бою остаюсь, глубокочтимый господин генерал, Вашему Превосходительству преданный солдат фон Макензен, генерал-фельдмаршал Королевско-Прусской армии»{175}. Передавая этот ответ-письмо в руки внука генерала Н.А. Епанчина Э.А. Фальц-Фейна, А. Макензен признал поражение 8-й армии под Гумбинненом. По словам Э.А. Фальц-Фейна, старый фельдмаршал сказал: «Войны проходят, и старые противники не должны оставаться врагами. Мои войска в 1914 г. были разбиты наголову русскими под командованием вашего деда. Он был достойным противником, и я с удовольствием сейчас пожал бы его руку»{176}.
Если же говорить о командовании 1-й русской армии, то следует с сожалением признать, что Гумбинненское сражение показало отсутствие полководческого таланта у П.К. фон Ренненкампфа. Он не сумел оценить обстановку перед битвой и решить её в свою пользу. Не смог тщательно спланировать ход сражения, отмобилизовав все имеющиеся в его распоряжении силы, задействовать в битве конницу Хана Г. Нахичеванского (114 эскадронов, 48 пулемётов, и 54 орудия) и 5-ю стрелковую бригаду (8 батальонов с 32 пулемётов, 24 орудия){177}. Отдал инициативу немецкому командованию. Не почувствовал внутреннего напряжения боя, а значит не смог отыскать слабые места у противника и ударить по ним. По словам участника событий начальника штаба 27-й пехотной дивизии полковника Л.А. Радус-Зенковича, «командующему армией не пришлось проявить никакого влияния на ход его (Гумбинненского сражения. — Н.П.). Поэтому в действиях русских 7/20 августа нельзя заметить общего плана»{178}. Более того, П.К. Ренненкампф проявил слабость и безволие в самые решительные, критические минуты сражения, он даже потерял на какое-то время контроль над ходом боя, что не соотносится с должностью командующего армией[120].
После начала панического отступления немцев с поля боя П.К. Ренненкампф упустил и не использовал один из важнейших факторов на войне, фактор времени. Он не отдал своевременного приказа о последовательном и безжалостном преследовании отступающего, ошеломлённого противника[121], чтобы окончательно разгромить немецкие части, или, во всяком случае, серьёзно потрепать их, полностью дезорганизовать оперативное управление германскими войсками[122], подавить волю к сопротивлению, а значит, и в корне изменить военно-стратегическую ситуацию в Восточной Пруссии в пользу России[123]. П.К. Ренненкампф забыл и не выполнил главное и непреложное правило войны — противника мало разгромить, его надо уничтожить. Возможность такого хода событий с содроганием и ужасом ждало немецкое командование. В своих воспоминаниях генерал Э. Людендорф, назначенный начальником штаба 8-й армии[124] через несколько дней после Гумбинненского сражения, признался: «Главный вопрос заключался в том, сумеем ли мы вывести из-под удара армии Ренненкампфа 1-й резервный и 17-й армейский корпуса и объединить с другими частями 8-й армии для совместного удара по Наревской (2-й) армии генерала Самсонова. Ренненкампф не воспользовался своим недавним успехом у Гумбиннена и слишком медленно продвигался вперёд. Оба германских корпуса всё-таки оторвались от неприятеля и повернули резко на юго-запад в тыл 2-й армии русских… При этом тылы наших корпусов оказались не защищенными со стороны Неманской армии Ренненкампфа, находившейся на расстоянии двух или трёх дневных переходов. И когда 27 августа началось сражение, продолжавшееся не один день, …а затянувшееся до 30 августа, всё это время армия Ренненкампфа маячила на северо-востоке подобно грозовой туче. Стоило ему выступить, и мы были бы разбиты. (Выделено мною. — Н.П.) Но Ренненкампф едва шевелился, и мы одержали блестящую победу. Немногим известно, с каким волнением и тревогой взирал я все эти долгие дни на Неманскую армию»{179}.
Таково же было мнение и строевого офицера капитана фон Бессера, который, не зная всей стратегической обстановки на фронте 8-й армии, воочию наблюдал отсутствие резервов и слабость обороны в полосе своего полка в период битвы при Танненберге: «В Тапиау[125] русские произвели разрушения[126], но им не удалось прорвать линию Дейме[127]. По моему мнению, было бы легко прорвать всю эту слабую линию, за которой не было резервов»{180}.[128]
Все попытки оправдания самого П.К. Ренненкампфа, что преследование отступающих германских частей было невозможно из-за усталости войск и растянутости тыловых коммуникаций, не выдерживают критики и только подчёркивают уже высказанную выше мысль: П.К. Ренненкампф не обладал полководческим даром, а значит, не был способен планировать военные операции в масштабе армии, предугадывать ход разворачивающихся боевых действий, глубоко сознавать все последствия принимаемых им решений на развитие дальнейших военно-стратегических событий в масштабах армии[129] и всего Северо-Западного фронта.
Поэтому, если подходить объективно к ходу Гумбинненского сражения, то оно было выиграно только во многом благодаря умелым действиям командиров дивизий. Также оценивает значение командиров дивизий и Л.А. Радус-Зенкович: «Про русскую сторону можно сказать, что здесь был бой начальников дивизий, где лучше управляли Начдивы, там войска дрались хорошо и имели сразу же успех»{181}.
Ход Гумбинненского сражения показал и отсутствие у генерала П.К. фон Ренненкампфа тактического мышления, что позволяет полководцу извлекать пользу из любых обстоятельств. Именно поэтому трудно не согласиться со словами Л.А. Радус-Зенковича, что «Гумбинненское сражение для русских было в полном смысле случайным»{182}, но только не в смысле победы, достигнутой во многом благодаря мужеству, самоотверженности и стойкости русских солдат, многие из которых сложили свою голову на поле битвы и их приняла земля Восточной Пруссии.
ГЛАВА 2
8/21 августа 1914 года. Поле сражения под Гумбинненом. Расположение 106-го Уфимского пехотного полка.
На следующее утро после кровопролитного сражения капитан А.А. Успенский проснулся в подавленном настроении. Ему предстояло отдать последние почести павшим накануне офицерам полка и, прежде всего, своему другу капитану Д.Т. Трипецкому. В соседней комнате «хаты»{183}, где ночевал А.А. Успенский, ночью умерли два тяжелораненых немецких офицера. Было слышно, как третий, последний из оставшихся в живых раненых немецких офицеров, стонал за стеной. Весь дом был наполнен запахом карболки, йодоформа и трупов.
Боясь опоздать на похороны и стремясь быстрее покинуть пропахший смертью дом, А.А. Успенский «быстро оделся, помылся и, буквально, бежал из этого места ночлега»{184}. На улице ему стало немного лучше, но всё равно ощущение покойницкой не пропадало, и А.А. Успенский в течение всего дня, 8/21 августа, не мог заставить себя поесть. Настроение его ещё больше ухудшилось, когда он узнал, что погибших в бою офицеров уже похоронили на кладбище в немецкой деревне Матишкемен.
«Я верхом поехал на это кладбище, — написал много позднее в своих воспоминаниях А.А. Успенский. — Как сейчас вижу срезанные снарядами кресты, деревья и часть разрушенной ограды… Близко, при входе на кладбище, нашел я свеженасыпанные офицерские могилы с небольшими сосновыми крестами. На одном из них прочитал надпись: “106-го пех. Уфимского полка Капитан Дмитрий Тимофеевич Трипецкий[130], убит в бою 7-го августа 1914 г.” Слезы полились у меня неудержимо, скорбью сжалось моё сердце… Я опустился на колени перед этой могилой… Припал к …кресту и долго, долго плакал, пока мой конь, гулявший рядом, не толкнул меня… и не вернул к действительности! Я разыскал могилы и других полковых товарищей… Нашёл и могилу командира 1-й роты капитана Дм. Павл. (правильно: Панайотович. — Н.П.) Епикацеро[131]… Вспомнил утренний рассказ командира нестроевой роты, капитана Приходко, что, …хотели вынуть тот огромный кусок шрапнели, что вонзился у него в лоб между глаз, но не смогли и похоронили с этим орудием его смерти»{185}.
В эти утренние часы, забывшись от горя, на кладбище небольшой немецкой деревни, А.А. Успенский, наверное, понял, что со смертью своего друга Д.Т. Трипецкого он потерял какую-то часть себя, и мир без него стал меньше.
Вернувшись к дому, где он ночевал, А.А. Успенский узнал, что и третий немецкий офицер умер от ран.
Между тем захваченных пленных отправляли в тыл. Большинство немецких офицеров, по словам А.А. Успенского, «держали себя напыщенно»{186}, всем своим видом подчеркивая свое превосходство перед победителями.
Точно такое же впечатление о высокомерном поведении пленных немцев вынес исполняющий должность судебного следователя Староконстантиновского уезда Волынской губернии Богомолец, увидев, как в августе 1914 года конвоировали пленных через город Волочиск на Украине. «Пленных гонят стадами, — писал он в своём письме из Волочиска в Одессу к некто К.А. Кирпотенко. — И меня возмущала галантность, с какой им предоставляются лучшие места и всякие удобства. Особенно противны офицеры, — нахальные немецкие морды. Сдаются, мерзавцы, не будучи даже ранеными, а хорохорятся и требуют всяких привилегий…»{187}. Но, должно быть, в глубине души, там, где биологическое чувство самосохранения человека преобладает над разумом, эти немецкие офицеры ликовали, что остались живы, и что война для них уже закончилась. Однако ощущение национального превосходства, чванство и высокомерие, а также достоинство не позволяли многим из них обнаружить человеческие слабости перед лицом врага.
«Некоторые (пленные немецкие офицеры. — Н.П.) вслух говорили, — замечал далее в воспоминаниях А.А. Успенский, — что Германию победить нельзя, немцы непобедимы!»{188} Они всё ещё никак не могли поверить, что «дикие орды варваров с Востока» сумели разгромить немецких «сверхчеловеков». Но такое поведение немцев было во многом только бравадой, за внешней маской высокомерия к своему врагу у поражённых военными неудачами германцев скрывалась удивление и непонимание происходящих событий, переходящих в испуг, отчаяние и нервный срыв. «Наше отступление по направлению на Кенигсберг, — сдержанно отметил на страницах своего дневника фон Бессер, — …произвело на солдат, а ещё более на население неблагоприятное впечатление»{189}. А в письме к своей сестре, уже не скрывая раздражения, фон Бессер написал:
«Милая Елизавета!
…При обратном переходе (отступлении. — Н.П.) из Гумбиннена на линию Дейме наши войска иногда 6—7 часов находились в бездействии, мы ничего не успевали, варить пищу тоже не могли, и затем ночью по большей части нас гнали вовсю назад. Бесцельная перемена позиции и марширование отдельных войсковых частей то туда, то сюда была лишней тратой сил и не могла не привести к упадку духа у людей»{190}. И далее, с горечью от всего увиденного им во время отступления, фон Бессер вылил свою злость на страницы письма: «Всё ведение войны здесь на востоке нельзя показать»{191}.
Просматривалось и желание как-то оправдать произошедшую катастрофу, что прекрасно показывает случай, описанный корнетом Лейб-гвардии кирасирского Её Величества полка Г.А. Гоштовтом. За два дня до описываемых событий 6/19 августа севернее Гумбиннена, во время битвы под деревней Каушен, он, командуя группой кирасир, проводил в перелеске и вдоль оврага пешую разведку. Дозорные его группы наткнулись на отступающего противника и вступили с ним в перестрелку, ранив одного из немецких пехотинцев. Он упал в кусты, где его и нашли кирасиры.
«Раздвинув листья, мы увидали громадного солдата, лежащего на спине, — записал в своём дневнике Г.А. Гоштовт, — подле которого были положены каска, ружье и ранец. Он спокойно смотрел на нас ненавидящими лихорадочными глазами. Я спросил его — ранен ли он. Он рукой показал на кровоточащее бедро. Взводный 3-го взвода Быков разодрал свой индивидуальный пакет и стал ему перевязывать рану. У солдата выступили слезы на глазах, и он стал ругать свою роту трусами и подлецами. “О, если бы я был в своём полку, мы бы вам показали”. На мой вопрос, — в каком полку — он ответил, что в гвардейском пехотном, в котором он служил на действительной службе, “а вот наш Шеф”, гордо прибавил он, вынув из кармана маленький портрет Вильгельма и любовно на него посмотрел»{192}.
8/21—9/22 августа 1914 года. Западнее деревни Гросс Байтшен. Расположение 98-го Юрьевского пехотного полка.
После Гумбинненского сражения 98-й Юрьевский пехотный полк, как и вся 1-я армия, находился на месте и не преследовал отступающих немцев. Контакт с противником был потерян.
9/22 августа сторожевое охранение полка захватило в плен двоих немецких диверсантов, которые под видом мирных жителей, а возможно, и являясь таковыми, перерезали телефонные провода, нарушая линии связи. На допросе оба немца заявили, что «они это делают из мести за сожжённые русскими их деревни»{193}. Оба они были отправлены в штаб дивизии для дознания{194}.
8/21 августа 1914 года. В трёх километрах восточнее города Гумбиннена. Расположение 33-го эрзац-батальона.
Пережив тревожную ночь в предместье Гумбиннена на рассвете 8/21 августа капитан фон Бессер получил приказ об отступлении. «В 6 часов утра общее отступление через Гумбиннен, — записал он в своём дневнике. — …Мы маршируем через Гумбиннен по направлению на Инстербург»{195}.
8 часов 00 минут. 10/23 августа 1914 года. Западнее деревни Гросс Байтшен. Расположение 98-го Юрьевского пехотного полка.
Только 10/23 августа части 25-й пехотной дивизии получили приказ о наступлении. В 8 часов утра Юрьевский полк походным порядком двинулся на Гумбиннен. «Город оказался оставлен противником»{196}. Не встречая сопротивления и продолжая двигаться походным маршем, полк миновал Гумбиннен и расположился на ночлег в деревне Ишдаген[132], раскинувшейся вдоль дороги на Инстербург.
Началась гонка со временем. Немецкие части, отступая по направлению к Кенигсбергу, ограничиваясь мелкими арьергардными стычками, не вступали в боевые столкновения с преследующими их русскими войсками, по возможности уничтожая линии коммуникаций. 8/21 августа фон Бессер стал свидетелем подрыва железнодорожного моста у одной из деревень между Гумбинненом и Инстербургом. «Только что наши войска взорвали железнодорожный мост Инстербург — Мемель[133]. От взрыва стёкла в окнах полопались»{197}, — записал он в дневнике, отдыхая в деревенском доме.
Через два дня после этих событий, вечером 10/23 августа 98-й Юрьевский полк в составе всей 25-й пехотной дивизии был вынужден остановиться перед тем самым взорванным мостом, не имея возможности переправиться на другой берег реки Ангерапп.
Пришлось приступить к наведению переправы. В связи с чем в 20 часов 40 минут подполковник Д.Н. Постников получил приказ командира полка. «Дать от вверенного Вам батальона Уг роту рабочих для устройства моста в распоряжение офицера 3 сапёрной роты»{198}. К утру новый мост был готов. «В 8 ч[асов] 35 мин[ут] голова главных сил авангарда прошла мост, наведённый сапёрами, и двигается далее по шоссе на Инстербург»{199}, — доложил в 8 часов 50 минут утра командир полка полковник В.А. Желтышев командиру бригады генерал-майору Г.Г. Джонсону.
Это была странная война. Странная в отношении безынициативности командования Северо-Западного фронта и 1-й армии. Немцы, разгромленные под Гумбинненом, были ослаблены и дезорганизованы и откатывались, не оказывая никакого серьёзного сопротивления, к Балтийскому побережью. 1-я армия преследовала противника, не предпринимая попыток, не только разгромить отступающие немецкие части, но и навязать немцам арьергардные бои, чтобы крепко взять стратегическую инициативу в свои руки, подчинить противника своей воле. Вместо этого армейские части 1-й армии шли за отступающими немецкими соединениями на расстоянии одно-двухдневного перехода.
10/23 августа 1914 года. Расположение 33-го эрзац-батальона.
В этот же день 10/23 августа, 33-й эрзац-батальон, находясь в потоке отступающих немецких войск, покидал Инстербург. «Воскресенье. 23.08.14. (22-й день мобилизации)»{200}. «Отступление через Инстербург», — и дальше подтверждая пассивность преследования русских войск, фон Бессер записал в дневнике. — «Неприятель не следует за нами»{201}.
Настроение у отступавших было не из лучших, капитан фон Бессер, пытаясь хоть как-то оправдаться в письме перед женой и перед собой, писал:
«21.08.14. Бивак между Гумбинненом и Инстербургом.
Милая Агнес!
…Наше отступление должно быть неправильно истолковывается …ибо эта мера была заранее принята нашим генеральным штабом в Берлине»{202}. А в следующем своём письме от 15/28 августа он добавил: «В общем, мы всё-таки и на востоке имели большой успех»{203}. Особенно, по словам фон Бессера, больших успехов добился I армейский корпус{204}. В своём ответном письме от 29 августа/11 сентября 1914 года Агнес вернула капитана 33-го эрзац-батальона фон Бессера к горькой для него действительности: «Ты пишешь, что I корпус действовал с большим успехом, но я полагаю, что если они отступили почти до Кенигсберга и понесли громадные потери, то это нельзя назвать успехом»{205}. И далее ещё более мрачно заметила: «…в эту ужасную войну только Бог может помочь, чтобы мы победили; по человеческому расчету мы не в состоянии одолеть это громадное превосходство сил»{206}.
Уже на третий день отступления стал понятен весь масштаб поражения германских войск под Гумбинненом. Уставшие, грязные и голодные двигались вглубь Восточной Пруссии колонны и небольшие соединения 8-й германской армии, оставляя без боя города и деревни, перемешиваясь с потоками беженцев, наводнивших все дороги. Управление войсками ещё не было до конца восстановлено.
Все тяготы отступления испытывал и 33-й эрзац-батальон капитана фон Бессера. Отходившие немецкие части почти не спали и ели только по случаю, если к ним подвозили армейские кухни, или если солдаты сами добывали себе пищу, когда, по словам фон Бессера, резали баранов и кур{207}. Физические силы были на исходе. Многие были больны и с трудом передвигали уставшие ноги. «Мы все страшно простужены, — записал он в дневнике 11/24 августа, — один адъютант был совершенно истощён и апатичен, ибо недостаток сна и плохое питание дурно на нас отражается. Люди ничего не могут вынести, если им не хватает пищи, но очень часто приходится нам всё бросать, так как надо внезапно выступить»{208}. Почти криком отчаяния для немецкого офицера, привыкшего к безукоризненному, культивированному веками восточно-прусской военной дисциплиной, внешнему виду офицера и солдат, звучат со страниц дневника слова фон Бессера: «Одежду свою никогда не снимаю, мыться нет возможности. Мы не имеем представления, как мы выглядим»{209}.
Многие жители Гумбиннена, Инстербурга и других населённых пунктов уходили вместе с отступающими немецкими войсками на запад. 8/21 августа покидая Гумбиннен, фон Бессер записал в дневнике: «Жители вчера из города бежали»{210}. По дорогам Восточной Пруссии ехали телеги беженцев с сидящими на них испуганными детьми, с наваленным скарбом{211}, рядом брели уставшие мужчины и женщины.
По словам фон Бессера, «вся масса (дорог. — Н.П.) была запружена бегущими жителями, что производило печальное впечатление»{212}. За Инстербургом он вновь увидел «на шоссе большое движение беженцев»{213}. Угоняемые на запад стада рогатого скота поднимали огромные тучи пыли. Среди многих беженцев царила паника[134], в страхе перед наступающими русскими войсками они часто покидали свои дома в спешке, до последнего мгновения отказываясь верить, что русские могут прийти на их землю, занять их дома. Капитан А.А. Успенский, остановившись на привал в одном из роскошных имений, описал это бегство так поразившее его: «Из приемной мы пошли в огромный зал столовую и остолбенели от удивления! Громадный длинный стол, персон на 100, был накрыт и сервирован всевозможными закусками и блюдами и ассортиментом разных вин и водок, вазами с цветами и т.д. Но видно было, что обед был ещё не кончен, когда неожиданная весть о поражении и отступлении …пришла сюда… Произошло повальное бегство от этого стола… На многих тарелках лежали взятые яства, почти нетронутые, и вино в бокалах не выпитое…»{214}
В разразившемся хаосе отступления бесчинствовали немецкие мародёры. «Беженцы наводняют страну и беспричинно грабят, хуже русских»{215}, — записал в своём дневнике возмущённый фон Бессер. Бациллы разложения дисциплины и мародёрства коснулись и отступающие германские части, что показало, как низко пали те немецкие солдаты, грабившие собственных граждан, которых они были призваны защищать: «В Тапинау[135] предоставили в наше распоряжение винный погреб, наши люди, однако, сломали замок и начали хозяйничать, имея во главе своих унтер-офицеров. Ландштурм принимал участие, — с прискорбием и, не скрывая ярости, констатировал на страницах своего дневника фон Бессер. — Я как молния очутился среди них и несколько из них сразу арестовал»{216}. Видимо это был не единичный случай, если фон Бессер, передислоцировав по приказу командования, свой батальон в одно из имений под Тапиау, по прибытии туда увидел, что «винные погреба все были вскрыты и опорожнены, мебель войсками приведена в негодное состояние (ландвер), которые здесь раньше хозяйничали»{217}. В эти дни отступления все попытки командования резервной дивизии восстановить воинскую дисциплину во вверенных ему подразделениях не приводили к нужному результату. Командир бригады оберст-лейтенант (полковник) Вайке требовал, но, как видно, безрезультатно восстановления дисциплины. По словам фон Бессера он «нападает на офицеров из-за неудовлетворительного и не дисциплинированного поведения людей»{218}.
В отношении же солдат своего батальона фон Бессер с обречённой безысходностью написал: «Я охотно получил бы активный батальон, с этими паршивцами это право не радость. Дисциплина ниже всякой критики»{219}.
Проблема мародёрства существовала и в российской армии. «Как только войска наши перешли границу, то стали жечь имения помещиков, — писал из расположения 2-й армии генерала А.В. Самсонова, в своём письме от 13/26 августа, неизвестный, скрывавшийся за подписью “Вася”, некой Рине Кликуновой в Рязань. — Сегодня, когда мы выезжали из Бороне-Перетаков, то там артиллеристы зажгли все постройки помещиков и склады для вина. Артиллеристы перепились и вино таскали вёдрами себе в лагерь[136].
Вообще артиллеристы ведут себя по-разбойничьи. Подражают казакам. Те, как только въезжают в деревню, то сейчас же начинают грабить, ломать и жечь»{220}.
Такое поведение казаков отмечали многие наблюдатели. Из расположения 1-й армии 3/16 августа неизвестный корреспондент писал в Петроград: «Наша дивизия стоит в Вержболово… Вчера в городе появилось много немецких экипажей и лошадей. Это военная добыча казаков»{221}. Капитан А.А. Успенский с недоумением писал о поведении казаков на страницах своих воспоминаний: «Вообще, меня поражала эта удивительная страсть казаков к разрушению. Часто, бывало, входишь в немецкую усадьбу и, если раньше побывали здесь казаки, то находишь ужасные следы разрушения: разбитые двери, окна и зеркала, пианино, буфеты, разорванные картины на стенах, пропоротые пиками диваны, кресла, даже постели!»{222}
С мародёрством в армии велась самая решительная и беспощадная борьба. Мародёров ждало суровое наказание вплоть до расстрела[137]. Все случаи мародёрства командование старалось пресекать на корню. «Пришли на ночлег в д.[еревню] Генрихедорф. Квартиру для дивизиона отвели в немецком ресторане и лавке, — писал об одном из таких случаев неизвестный офицер из 2-й армии А.В. Самсонова, скрывшийся за подписью “Саша”, — не было ни души, все бросились бежать и всё было брошено, а затем разграблено как офицерами, так и нижними чинами. Та ночь была отвратительная по своим деморализующим последствиям; пришлось пороть для восстановления порядка»[138]. Также жёстко по законам военного времени поступали с мародёрами и в 1-й армии.
Не назвавший себя офицер драгунского Смоленского полка сообщал своей жене в письме от 18/31 августа 1914 года:
«Любезная жена.
Вчера солдаты разграбили один частный дом. Я доложил об этом ротмистру. У одного солдата были найдены вещи из этого дома, и ротмистр хотел его застрелить, но так как среди солдат послышался ропот, то ротмистр не привёл своего намерения в исполнение… Солдат арестован и отправлен в Инстербург. Его ждёт, вероятно, смерть»{223}.[139]
8 часов 35 минут. 11/24 августа 1914 года. Деревня Ишдаген. Расположение 98-го Юрьевского пехотного полка.
Странным образом, но и после Гумбинненского сражения, провидение или случай продолжали крепко связывать невидимой нитью судьбы 98-го Юрьевского пехотного полка и 33-го эрзац-батальона. Юрьевский полк, находясь в авангарде дивизии, двигался следом за отступающим эрзац-батальоном капитана фон Бессера, по дорогам Восточной Пруссии через Гумбиннен и Инстербург на Тапйау. В этом движении они не видели, и не могли видеть друг друга, так как их разделяли сутки непрерывного марша, но чувствовали, что неприятель совсем близко и стоит только остановиться отступающим германским частям, как противники вновь вступят в кровавый бой и начнут убивать друг друга, выполняя приказы командования, свой долг и просто стреляя во врага, чтобы остаться в живых, чтобы враг не выстрелил в тебя первым.
11/24 августа в 8 часов 35 минут утра, перейдя по наведённому за ночь мосту через реку Ангерапп[140], Юрьевский полк двинулся по ещё влажному от утренней росы шоссе на Инстербург, который за день до этого в спешке, среди других отступающих немецких соединений, покидал эрзац-батальон капитана фон Бессера. После полудня[141] роты 98-го Юрьевского полка, одними из первых, походным маршем вступили на пустынные улицы Инстербурга, по которым ветер гнал им навстречу обрывки газет, агитационных плакатов и другого мусора, в одночасье, разорвав мёртвую тишину[142] шумом сотен шагающих по мостовой ног, движением колёс полковой артиллерии и конных повозок. Оставшиеся же в городе жители в страхе прятались по домам[143].
Инстербург, как и Гумбиннен, был оставлен немцами без боя. Впрочем, проходя через город, роты полка были дважды обстреляны сначала «одиночными людьми»{224} из окружающих домов, а потом и «неприятельским разъездом»{225}. Командиру полка В.А. Желтышеву пришлось выслать «цепь для очистки пути и дальнейшего движения»{226}. После чего немецкие патрули, не вступая в бой, отступили и скрылись среди улиц города. Мелкая стычка с противником не внесла сумятицу в движение полка через Инстербург, но в ходе неё был ранен один солдат{227}.
7 часов 30 минут. 11/24 августа 1914 года. Деревня Норкиттен[144]. Расположение 33-го эрзац-батальона.
Тем же прохладным августовским утром, когда полроты уставших, наводивших всю ночь мост, солдат, вернувшихся в расположение 1-го батальона подполковника Д.Н. Постникова и не успевших ни выспаться, ни передохнуть, переходили по этому самому мосту вместе со всем полком реку Ангерапп, на запад от Инстербурга, эрзац-батальон капитана фон Бессера, так и не сумев как следует отдохнуть[145], вышел из деревни Норкиттен и двинулся на Таплакен[146], небольшой городок, находившийся в 18 километрах к востоку от Тапиау.
Войдя в Таплакен ещё днём, части резервной дивизии Ф. Бродрюка остановились в нём на ночлег. Фон Бессер получил приказ выставить свой эрзац-батальон в сторожевое охранение. Но «район охраны был настолько обширен, — заметил капитан, — что его могли бы охранять и 4 батальона. Проверка постов заняла, поэтому часы»{228}.
Проведя всю оставшуюся часть дня в седле, фон Бессер проверял и расставлял караулы. И уже в сгущающихся сумерках капитан вместе с адъютантом въехал в большую, покинутую жителями деревню Парнэен[147], раскинувшуюся на левом берегу неширокой реки Нехна неподалёку от Таплакена. Здесь расположилась на отдых 2-я рота его батальона. Фон Бессер только успел проверить посты, как деревню накрыла тьма августовского вечера. И хотя ещё было не поздно, около 9 часов, но капитан приказал распрягать коней и готовиться к ночёвке. Во мраке фон Бессер еле различал повозку со своим багажом, которая медленно въезжала во двор дома, где он остановился. Слышал, как за невысоким забором на улице скрипели колёса невидимых в темноте дивизионных телег с боеприпасами и провизией.
«Вдруг на нас открылась ружейная пальба со всех сторон, главным образом с деревьев и крыш»{229}. Нападение русского конного отряда было столь неожиданным для немцев, что оно произвело среди них «большое смятение»{230}. «Со страху подчинённые фон Бессера немедленно ответили огнём куда попало, что оказалось очень опасным для нас самих»{231}. «Чем больше я кричал, — читаем в дневнике капитана, — тем больше они стреляли. Я только слышал свист пуль и видел вспышки выстрелов»{232}. В темноте по деревне носились перепуганные стрельбой лошади. Только через какое-то время фон Бессеру удалось собрать вокруг себя две группы солдат, с которыми он пошёл «в штыки под крики “Ура”, без стрельбы, после чего понемногу огонь прекратился»{233}. Русский конный отряд растворился во мраке августовского вечера. По словам фон Бессера русские кавалеристы, которых было около 40 человек{234}, потеряли в стычке трёх человек убитыми, а у немцев несколько человек было ранено[148], в том числе и тяжело.
«Лейтенант Фишер пятью выстрелами тяжело ранен, в плечо и в руку»{235}. Это именно он в завязавшейся внутри одного из домов перестрелке, когда русские и немцы стреляли друг в друга в упор, убил троих русских кавалеристов. «Врачу, который при этом был сзади, с расстояния нескольких шагов, были прострелены лёгкие, так что он вряд ли выживет»{236}, — написал фон Бессер. Так всего лишь через четыре дня, которые судьба отвела лейтенанту Фишеру после Гумбинненского сражения, он был смертельно ранен, и остался ли жив, не известно.
Этой ночью, как и во все прошедшие сутки отступления, людям из батальона фон Бессера так и не суждено было ни выспаться, ни как следует поесть. «В 2 часа (ночи. — Н.П.) получил приказ двинуться на Тапинау[149]. Выступаем… Вчера и сегодня почти ничего не ел»{237}. «Все очень устали»{238}, — уже почти обречённо записал он в дневнике. К утру 12/25 августа две роты батальона «полумёртвыми прибыли»{239} в Тапиау, 3-ю роту, стоявшую в другом месте, адъютант не смог отыскать в темноте и передать ей приказ об отступлении. В результате «она была окружена сильным отрядом русской кавалерии»{240} и с трудом прорвалась в Тапиау. Фон Бессер, по его словам, «уже считал (роту. — Н.П.) попавшею в плен»{241}.
12 часов 45 минут[150]. 12/25 августа 1914 года. Деревня Норкиттен. Расположение 98-го Юрьевского пехотного полка.
Через сутки после того как эрзац-батальон фон Бессера покинул Норкиттен, к деревне подошли роты 98-го Юрьевского полка. Их дальнейшее движение на время было приостановлено из-за взорванного моста, через Ауксине[151]. Перейдя неширокую реку вброд, полк вошёл в деревню, гремя по булыжной мостовой[152]движением сотен солдатских ног и колёсами полковых повозок. Жители покинули Норкиттен. Деревня была пуста. На русских солдат подслеповато глядели убранные ставнями окна домов.
Был отдан приказ остановиться в Норкиттене на ночлег[153].
На следующее утро полк двинулся на Таплакен[154], из которого, накануне, 3-я рота эрзац-батальона капитана фон Бессера смогла с трудом вырваться из окружения. А впереди и слева от дороги, по которой в то ясное августовское утро шёл походным порядком 98-й Юрьевский полк, за неглубокими оврагами и перелеском, лежала деревня Гросс-Егерсдорф, та самая, при которой 19 августа 1757 года генерал-фельдмаршал С.Ф. Апраксин разгромил пруссаков. И теперь, спустя 157 лет, русские войска вновь пришли сюда, преследуя разбитых под Гумбинненом немцев, двигаясь на запад, на Кенигсберг. Так в тот августовский день для офицеров и солдат Юрьевского полка пересеклось прошлое и настоящее.
Таплакен полк проследовал, не останавливаясь. Днём{242} 13/26 августа он без боя занял город Велау[155]. Авангард полка, в составе 1-го батальона под командованием подполковника Д.Н. Постникова и 2-го батальона под командованием подполковника Я.И. Энгельмана, двигаясь дальше, к 8 часам вечера{243} наткнулись на оборону противника и подверглись обстрелу.
«Впереди м.[еста] Тапиау окопы и укрепления, занятые противником, — записано в журнале военных действий полка, — который открыл огонь по нашему охранению, так что 1-я рота принуждена была занять участок несколько назад»{244}.
Этим вечером 13/26 августа 98-й Юрьевский полк, как и другие части III корпуса 1-й армии П.К. Ренненкампфа, сами ещё того не зная достигли оборонительной линии реки Дейме[156], предела своего продвижения на запад. Укрепившись на этой линии, русские войска простояли две недели, не ведя активных боевых действий и не предпринимая серьёзных попыток прорвать линию германской обороны, окончательно упустив инициативу из своих рук. Именно эти две недели и решили исход Восточно-Прусской операции в августе 1914 года, когда бездействие командующих Северо-Западным фронтом и 1-й армии, отсутствие у них решимости взять ответственность на себя и стратегического видения разворачивающихся событий в масштабах всего Северо-Западного фронта и 1-й армии, а так же отсутствие полководческого таланта у генералов Я.Г. Жилинского[157] и П.К. Ренненкампфа привели к поражению русских войск в Восточной Пруссии.
Раннее утро. 12/25 августа 1914 года. Долина реки Прегель в районе местечка Заалау[158]. Расположение Лейб-гвардии кирасирского полка.
В течение нескольких дней Лейб-гвардии кирасирский полк, двигаясь на юго-запад от Каушена, прошёл около шестидесяти километров и во второй половине дня 11/24 августа достиг долины реки Прегель в районе Заалау западнее Инстербурга, где и остановился на ночлег.
Ранним утром следующего дня, когда в долине реки ещё клубился туман, полк вместе с другими частями своей дивизии перешёл Прегель вброд. «Войдя (в реку. — Н.П.) на небольшую глубину, — вспоминал Г.А. Гоштовт, — лошади, как всегда в этих случаях, останавливались и, опустив и вытянув гаси, жадными глотками втягивали охладившуюся за ночь прозрачную воду»{245}.
На противоположном берегу реки, на всём пути до деревни Норкиттен, кирасирам встречались части 25-й пехотной дивизии, двигавшиеся походным маршем на Велау. «Во время нашей переправы, — написал на страницах своего дневника Г.А. Гоштовт, — к Норкиттену подошёл, по левому берегу, авангард 25-й дивизии — 97-й пехотный полк с батареей. Пехотинцы шли бодро, …они ещё были полны впечатлений от победоносно кончившегося Гумбинненского боя»{246}. Чуть дальше корнет увидел и другие полки дивизии: «Дорогу нашему эскадрону перерезала колонна авангарда; заметен был в ней полный порядок. Пронесли мимо нас полковое знамя, участвующее на своём веку уже, наверное, не в первом походе»{247}. Так, не задерживаясь, мимоходом, свела на дорогах войны на малый срок судьба пути корнета Г.А. Гоштовта и пути офицеров и солдат 25-й пехотной дивизии, свела в первый и не в последний раз. А пока, разойдясь на перекрёстке военных дорог, которым стала для них восточно-прусская деревня Норкиттен, каждый пошёл своим путём: Лейб-гвардии кирасирский полк на юго-запад к Фридланду[159], 98-й Юрьевский полк и другие части 25-й пехотной дивизии на запад к Тапиау, куда утром этого же дня, еле живыми, падая от усталости, дошли две роты 33-го эрзац-батальона капитана фон Бессера. Так всего лишь на мгновение, причудливым образом переплелись судьбы этих людей, русских кавалеристов и пехотинцев, а также немецких солдат, их смертельных врагов.
13/26 августа 1914 года. Вечер. Деревня Дитрисхвальде[160]. Северо-западнее города Фридланд. Расположение Лейб-гвардии кирасирского полка.
В этот день Лейб-гвардии кирасирский полк вместе с частями авангарда 1-й армии вошёл во Фридланд. Как и другие города Восточной Пруссии, Фридланд был оставлен жителями. Его улицы были безлюдны. Только в городском сквере, неожиданно для себя, кирасиры наткнулись на «спящего пьяного немецкого сапёра»{248}, а «рядом с ним в траве»{249} увидели валявшиеся «ружьё, каску и ранец»{250}. Как он здесь оказался и почему был мертвецки пьян, так и осталось неизвестно, а полк, не останавливаясь, двинулся дальше. И к вечеру занял деревню Дитрисхвальде, расположенную в 6—7 километрах от Фридланда, где и расположился на отдых.
Под деревьями большого фруктового сада кавалеристы развели костёр и готовили ужин. В неизвестно откуда-то взявшемся котле булькало, но словам Г.А. Гоштовта, «варево», в котором перемешалось всё, что было под рукой «крупа, овощи, сало, свинина, куры и утки»{251}.[161] Дурманящий, сытный запах этого «варева» распространялся вокруг. Обстановка после тяжёлого дневного перехода располагала к отдыху, но ни отдохнуть, ни как следует поесть, корнету не удалось. На войне так часто бывает. Приходит приказ, и его необходимо выполнять, невзирая на то, устал или нет. Так было и в тот вечер с корнетом. Перед эскадроном, в котором он служил, была поставлена задача: совершить рейд в тыл врага и взорвать железнодорожный мост около Прейсиш-Эйлау[162], нарушив, таким образом, сообщение между Кенигсбергом и Бартенштейном[163]. В помощь эскадрону придавалась сапёрная команда.
«Ровно в девять часов (вечера. — Н.П.), — написал Г.А. Гоштовт в своём дневнике, — в полной темноте»{252}, отряд двинулся за линию фронта.
14/27 августа 1914 года. 17 часов 00 минут. Город Алленбург[164]. Расположение 106-го Уфимского пехотного полка.
Уфимский полк, как и вся 1-я армия, начал преследование отступающих немцев только 10/23 августа. В течение четырёх суток полк двигался на запад, встречая немецких беженцев, возвращавшихся домой, проходя через пустые усадьбы, небольшие городки и селения покинутые жителями, глядя на тёмные окна брошенных домов и ночуя в них. Временами полк вступал в незначительные боестолкновения, по словам А.А. Успенского, с небольшими частями «немецкой разведки»{253}. В пять часов вечера 14/27 августа 1914 года Уфимский полк вошёл в покинутый жителями и поэтому совершенно пустой городок Алленбург. Переночевав в городе, полк двинулся дальше и 15/28 августа занял позиции, северо-западнее Алленбурга, вдоль железной дороги Фридланд — Тапиау.
14/27 августа 1914 года. Немецкий тыл между городом Домнау[165] и городом Прейсиш-Эйлау.
В ночь с 13/26 на 14/27 августа эскадрон Лейб-гвардии кирасирского полка и сапёры, хотя и напоролись на немецкое сторожевое охранение, но смогли без потерь перейти линию фронта и затеряться в немецком тылу. Уже глубокой ночью, когда поднялась луна, отряд вышел к одиноко стоящему среди полей, брошенному хутору. Здесь и решено было заночевать.
Укладываясь спать на сеновале, среди душисто пахнущего, свежего сена, все вдруг услышали шум двигателей, доносившихся откуда-то сверху. Выбежав на улицу и задрав голову вверх, Г.А. Гоштовт, как и другие, увидел в ночном звёздном небе и в отблесках холодного лунного света низко летевший цеппелин. По нему не открывали огонь, и он вскоре скрылся в ночной тьме. Вернувшись на сеновал, корнет уже не думал ни о цеппелине, ни о чём-либо другом, он слишком устал за последние дни, и хотел спать{254}. Поэтому, как только Г.А. Гоштовт прилёг и закрыл глаза, он тут же уснул.
Ещё затемно, когда всё вокруг было наполнено покоем и тишиной непроснувшейся природы и еле угадывались в предрассветной серой мгле очертания предметов и деталей ландшафта, делая их призрачными и таинственными, караульные стали тихо будить кирасир и сапёров. В эти ранние часы корнету было особенно трудно просыпаться и приходить в себя, когда ещё реальность смешивалась со сном, с запахом сена и с дурманом полевого воздуха, когда не ко времени разбуженное тело начинало ломить той сиюминутной, одновременно и томной, и неприятной ломотой, которая скоро проходит, не оставив следа. И в это короткое мгновение полудрёмы корнету вдруг почудилось, что не было этой страшной войны. «Оторванный от крепкого, самого сладостного, предутреннего сна, — написал Г.А. Гоштовт о своём пробуждении в то утро, — я не сразу сообразил, что мы на войне, в заброшенном немецком хуторе, подле противника, притаившегося совсем рядом с нами»{255}.
На улице было свежо и росисто, как бывает в это сумеречное время августовского утра. Оседлав лошадей, кирасиры и сапёры, ещё до рассвета, отправились в путь, счастливо избегая немецкие дозоры и посты.
Когда солнце уже «вышло из-за горизонта»{256}, отряд неожиданно упёрся в шоссе, заполненное нескончаемым потоком беженцев. С невысокого холма было видно, как «во всю его длину, подымая облака пыли, движутся плотной массой повозки, фургоны, телеги с бегущими жителями»{257}.
Найденное решение, как перейти шоссе, было сколь неожиданным, столь и дерзким. Скрываясь в облаке пыли, поднятом беженцами, и выдавая себя за немцев, отряд вышел на дорогу и перекрыл её. «Людвиг (фамилия одного из кирасир. — Н.П.) выезжает вперёд и кричит по-немецки принять вправо, чтобы дать нам дорогу, — вспоминал Г.А. Гоштовт. — Его немецкая речь и обволакивающая нас пыль вводят пруссаков в заблуждение, — они, крича, спрашивают нас — до каких мест дошли уже казаки»{258}.
Во второй половине дня отряд вышел к Прейсиш-Эйлау. Со своим старым товарищем Г.Г. Христиани, которого Г.А. Гоштовт знал ещё по кадетскому корпусу{259}, с опушки леса, они разглядывали «весь залитый солнцем исторический город»{260}. «От места, где мы стоим, — записал корнет в своём дневнике, — и до его окраины тянется поле, то самое, на котором происходила битва в 1807 году»{261}. В бинокль было видно «станцию со стоящими на ней поездами, дымящим маневрирующим паровозом, грузовыми автомобилями, разгружающимися подле самой платформы»{262}. По улицам куда-то шагали по своим делам горожане.
Прошло всего лишь десять дней, с тех пор как Г.А. Гоштовт так же стоял на лесной опушке и глядел в бинокль на Шилленен, первый населённый пункт на пути движения его кавалерийской дивизии, которая тогда только что перешла российско-германскую границу. Так же, как и в тот день, в бинокль была видна мирная жизнь: идущие по улице люди, играющие дети.
Но между этими двумя днями уже пролегла огромная череда событий, разделившая эти дни как непреодолимая пропасть. Тогда ещё не произошло победоносного для русского оружия Гумбинненского сражения. Тогда ещё немцы не отступали по всему фронту 1-й армии. Тогда, 4/17 августа, корнет производил разведку перед боем, первым его боем на войне. Тогда ещё не произошло и много других больших и малых, значимых и не очень событий, которые сейчас и позволили Г.А. Гоштовту, пройдя с отрядом шестнадцать километров по немецким тылам, смотреть в бинокль на улицы Прейсиш-Эйлау. Смотреть и не знать, дойдут ли досюда войска 1-й армии, чтобы атаковать город, и каким боком, лично к нему и его старому товарищу Г.Г. Христиани, еще повернётся война.
И на всём этом шестнадцатикилометровом пути к Прейсиш-Эйлау отряд не встретил сколь-нибудь крупных немецких частей. И в этом факте не было ничего особенного, а тем более удивительного, так как большая часть 8-й германской армии была направлена П. Гинденбургом против 2-й армии А.В. Самсонова. Такая пустота в обороне противника, её ненасыщенность армейскими частями не бросилась в глаза Г.А. Гоштовту, он не увидел её.
Если бы этот участок фронта накануне 13/26 августа атаковали бы части 1-й армии, то, почти не встречая никакого сопротивления, они вышли бы в тыл немцам, которые именно в этот день столкнулись на поле битвы при Танненберге со 2-й русской армией. Если бы это произошло, то, скорее всего, исход битвы был бы другим и всё течение Первой мировой войны, наверное, пошло бы совсем иначе, но этого не случилось. Для этого было слишком много «если», которые не возникают, особенно на войне, сами по себе, а являются, следствием хорошо продуманного полководцем, просчитанного и не раз выверенного им плана, плана предстоящей операции, а по большому счёту, проявлением его воли. Именно этой воли действия, воли полководца, и в целом волевого начала, а также полководческого таланта, и не нашлось в те дни, ни у командующего 1-й армией П.К. Ренненкампфа, ни у командующего Северо-Западным фронтом Я.Г. Жилинского. Точно поэтому Я.Г. Жилинский и отдал приказ о наступлении частей 1-й армии только 15/28 августа, когда двинувшиеся части 1-й армии уже не могли предотвратить надвигающейся катастрофы, гибели армии А.В. Самсонова в Мазурских лесах[166].
Но Г.А. Гоштовт не думал обо всём этом. 14/27 августа он смотрел в бинокль на восточно-прусский город Прейсиш-Эйлау, разглядывая его улицы, разговаривая со своим старым товарищем о битве 1807 года, и размышлял о выполнении поставленной эскадрону боевой задачи.
Созерцание картины мирной городской жизни, разговоры и мысли были прерваны сообщением от командира эскадрона, что разведчики нашли мост.
Мост находился в роще, через которую проходила железная дорога. Сапёры тут же принялись за дело. Два взвода под командой Г.Г. Христиани перешли на другую сторону железнодорожного полотна, заняв там оборону. Уже через пятнадцать минут мост был заминирован. Раздался взрыв. «Тучи пыли, щебня, камней и вместе густого чёрного дыма взлетели высоко к небу; за ними на короткий миг показалось пламя», — написал Г.А. Гоштовт. — «Гул и грохот, повторившиеся два раза, оглушили нас и затем прокатились эхом по окрестным местам. По воздуху долго со звонким стоном носились куски рельс»{263}.
Когда дым от взрыва развеялся, а пыль осела, то вдалеке дозорные увидели скачущую со стороны Прейсиш-Эйлау к железной дороге немецкую конницу. Необходимо было срочно уходить. Но в этот самый момент «…послышалось, — как заметил корнет, — равномерное пыхтение …и стук колёс»{264}. И слева из рощи медленно выполз паровоз с тендером. На них стояли и сидели немецкие солдаты. Они, издалека услышав грохот взрыва, тревожно вглядывались вперёд и внимательно смотрели по сторонам.
17/30 августа 1914 года. Позиции в двух километрах юго-восточнее города Тапиау. Расположение 98-го Юрьевского пехотного полка.
К 17/30 августа Юрьевский полк, уже как два дня окопавшись, укрепился около Тапиау в 2—3 километрах юго-восточнее города[167]. С передовых позиций полка хорошо просматривалась ломаная линия немецких окопов.
Боевая задача Юрьевскому полку была поставлена, исходя из приказа командарма III и XX корпусам, согласно которому они должны были «прикрывать правый фланг …армии от попыток (немецких атак. — Н.П.) со стороны Кенигсберга, для чего, оставаясь на занятых позициях, зорко наблюдать за всем происходящим в районе Кенигсберга»{265}. Полученный приказ не предполагал со стороны 1-й армии ни наступления, ни активных боевых действий, что было на руку измотанным немецким войскам, зацепившимся за линию Дейме. С этого времени началась позиционная война. То части III армейского корпуса, то немцы производили вылазки против неприятеля, то разворачивалась артиллерийская дуэль.
Уже вечером 17/30 августа в полосе соседней 29-й дивизии бой с немцами вёл 115-й Вяземский пехотный полк. «В 8 час.[ов] вечера началась сильная артиллерийская, ружейная и пулемётная стрельба на нашем правом фланге против 29 дивизии, — записано в Журнале военных действий Юрьевского полка от 17 августа, — стрельба продолжалась до 10 час. [ов] вечера. Против расположения 115-го пех.[отного] Вяземского полка немцы перешли в наступление, но были отбиты»{266}.
Прислушиваясь к отзвукам развернувшегося в тот вечер недалёкого боя, офицеры и солдаты Юрьевского полка знали, что сейчас там, всего лишь в нескольких километрах севернее их позиций, сражаются и погибают такие же, как они, одетые в серые солдатские шинели, люди, и смерть собирает новые жертвы. И понимание этого простого факта войны делало их счастливыми от того, что в это мгновение человеческой жизни кто-то другой, а не он находился на поле боя. И это чувство не было ни эгоистичным, ни бессердечным, просто оно давало уверенность в том, что их собственная жизнь, хотя бы в эти часы, на этот короткий срок, находится вне опасности. И может быть, уже завтра этот срок будет исчерпан военной судьбой, и они сами пойдут в бой.
Так и случилось. На следующий день, 18/31 августа, чтобы обезопасить левый фланг своего полка и сбить немцев с занимаемых высот, командир полка приказал сторожевому охранению под командованием подполковника Я.И. Энгельма: «Сегодня же ночью или с наступлением темноты уничтожить …неприятельские окопы, расположенные по опушке леса, что юго-западнее дер.[евни] Мильхбуде[168] и севернее отметки 20»{267}. А за день до этого приказом № 95 командир полка В.А. Желтышев предписывал:
«Кому: Подполковнику Энгельману
1914 г. 17авг.
№95.
…На линии, занимаемой Вами, укрепитесь самым основательным образом.
…Будет достаточно, если Вы возьмете долину р. Прегель под действительный ружейный огонь… Если окопы подвергаются сильному обстреливанию неприятельским артиллерийским огнём, то оставляйте в них небольшие дежурные части, а остальных людей расположите поблизости, возможно укрыто»{268}.
Со своей стороны немецкие позиции также подвергались артиллерийскому обстрелу: «Если заметите выгодные неприятельские цели, — написано далее в полковом приказе № 95, — немедленно сообщайте по телефону мне, т.к. я имею возможность уведомить о них артиллерию»{269}, которая не только накрывала немецкие окопы, но и обстреливала Тапиау{270}.
18/31 августа 1914 года. Близ Лабиау[169]. Расположение 33-го эрзац-батальона.
В ту ночь, 18/31 августа, когда сторожевое охранение Юрьевского полка силами двух батальонов под командованием подполковника Я.И. Энгельма атаковало немецкие окопы у Тапиау, в 25 километрах на север, под Лабиау, капитан фон Бессер получил приказ выступить во главе сводного отряда, состоявшего из роты «велосипедистов в составе 250 человек, одной роты моего батальона, (а также с. — Н.П.) …одним эскадроном кавалерии»{271}, к каналу Фридрихсграбен[170], с боем форсировать его и, двигаясь на восток, произвести разведку у деревни Лаукишкен[171]. В течение целого дня сводный отряд капитана фон Бессера вёл бой с русскими войсками, но так и не сумел форсировать канал, немцы были отброшены и отступили. «Я вечером возвратился в Лабиау, — поведал на страницах своего дневника фон Бессер, — уставши страшно и промокнув до костей»{272}.
С тех пор как ранним утром 12/25 августа измождённые солдаты потрёпанного в боях батальона фон Бессера пришли в Тапиау, прошло уже шестеро суток, в течение которых солдаты не только не смогли отдохнуть, но и постоянно участвовали в боях, когда батальон почти ежесуточно по приказу командования совершал многокилометровые дневные и ночные переходы между Тапиау и Лабиау, чтобы заткнуть образовавшиеся в обороне бреши. В одном из писем к жене фон Бессер с горечью и нескрываемым разочарованием описал всю тяжесть тех дней.
«Западный берег р. Дейме, между Лабиау и Тапиау.
04.09.14.
Милая Агнес!
Я писал тебе в последний раз письмо из Лабиау 28.08. надеюсь, что ты его получила… В это время мой батальон, да и вся наша резервная дивизия, которая всё ещё удерживает за собой линию на р. Дейме …имела много работы, ей здорово пришлось драться, …вследствие чего мы имели большие потери. Наши люди сильно пострадали от полного отсутствия сна, отсутствия по целым дням снабжения пищей, от усиленных ночных переходов, от того, что нам приходилось валяться в окопах, которые вследствие сильных дождей стояли под водой»{273}.
А своей сестре Елизавете об этих же днях фон Бессер написал слова, которые почти физически заставляют ощутить всю тяжесть испытаний выпавших на долю солдат его батальона: «Мы очень страдали от сильных ливней. Люди мои день и ночь лежали в окопах и у размытых дорог»{274}, «т.к. в течение 3 дней и ночей шли проливные дожди»{275}.
Да, хотя после того, как ночью 13/26 августа 33-й эрзац-батальон капитана фон Бессера покинул Тапиау, под звуки артиллерийской канонады, устало шагая по пустым тёмным улицам города, вдоль брошенных домов и кое-где ещё дымящихся развалин, прошло всего лишь пятеро суток, но они, эти дни и ночи, полностью изменили людей, их физическое, а ещё в большей степени душевное состояние. В них теперь с трудом, и не столько внешне, можно было узнать тех отважных воинов, которые шли ровной колонной, под развевающимся германским флагом на позиции Юрьевского полка в день Гумбинненского сражения. Боевой дух солдат 33-го эрзац-батальона был сломлен. Проливные дожди, многие горькие дни отступления, тяжесть поражений и смертельная усталость, да, всё это давило на их плечи, но немецкие солдаты так же, наверное, знали, что не только это, а больше всего, мужество в бою русского солдата заставило их содрогнуться, ослабило их волю и разбило решимость сражаться и умирать за «Великую Германию». И этот надлом произошёл с солдатами 33-го эрзац-батальона именно в эти дни, когда закончился запас их душевных сил, и все невзгоды как-то разом переломили их внутренний стержень, уничтожив их злость, превратив её в трусость.
Именно с этим и столкнулся в первый день осени, по григорианскому календарю, фон Бессер, когда в бою у населённого пункта Атилла[172] ему пришлось увидеть, как его солдаты отказались пойти в атаку. «Моей пехоте пришлось двинуться вперёд, — писал он своей жене Агнес, 24 августа/4 сентября, — …она совсем не хотела выйти изо рвов, в которых она имела хорошее прикрытие (из трусости), и мне, вначале, пришлось позади их выстрелами выгнать их вперёд»{276}. А в письме своей сестре Елизавете от 29 августа/11 сентября в описании этого момента того боя капитан напрямую признал падение морально-волевых качеств этих немецких солдат: «Вылазки, которые мы делали на Дейме… стоили больших жертв и показали только русским наши слабые стороны, т.е. обратили их внимание на эти плохие войска, ибо ландвер был прямо ужасен и своих людей я только с револьвером в руках выгонял из прикрытий»{277}.
К исходу 19 августа/1 сентября, на участке фронта между Балтийским побережьем и Тапиау, несмотря на два дня боёв и на все усилия, дивизии Ф. Бродрюка не удалось, собственно, прорвать фронт, она смогла только форсировать реку Дейме и на время закрепиться на её правом берегу. Но это была пиррова победа, и уже под покровом ночи немцы вновь отступили за Дейме. «Наша дивизия, правда, вытеснила противника, — удручённо написал, измотанный за два дня боёв, капитан в своём дневнике, — при этом она, однако, имела настолько большие потери, что мы все ночью перешли через Дейме и нам были указаны новые позиции»{278}. Эрзац-батальон капитана фон Бессера не был исключением, он так же понёс значительные потери{279}, причём «около 20% (считалось. — Н.П.) пропавшими без вести»{280}, ибо эрзац-батальон, переправившись через Дейме, оказался чуть ли не в окружении, и ему с трудом удалось прорваться к своим. Поэтому когда вечером того дня, «с наступлением полной темноты»{281} капитан с сильно потрёпанным батальоном вышел в расположение своей дивизии, то, выслушав его доклад, «начальник дивизии очень обрадовался, — написал фон Бессер, — т.к. считал нас уже погибшими»{282}.
Отступление для немцев, той ночью, тоже оказалось не лёгкой прогулкой. Находясь под обстрелом, части дивизии Ф. Бродрюка, судя по словам капитана, почти панически бежали, оставляя своих убитых и стремясь побыстрее переправиться на другой спасительный берег Дейме. «Мы, — обрисовал на страницах своего дневника фон Бессер, всю тяжесть отступления, — …были под огнём, раненые только на скорую руку могли быть перевязаны, так как не имелось ни врачей, ни фельдшеров, убитые были оставлены»{283}.
Эти два дня боёв у Лабиау не принесли дивизии Ф. Бродрюка ни тактического, ни позиционного успеха, наоборот, её части с большими потерями были отброшены на прежние позиции за реку Дейме. Именно поэтому фон Бессер и написал в дневнике, что эта военная операция была проведена «совершенно бесполезно»{284}.
Таковы были в те дни и ночи схожие будни позиционной войны для 98-го Юрьевского полка и для 33-го эрзац-батальона, находившихся в 20—25 километрах друг от друга, — будни боёв местного значения.
Но именно в эти дни начинала подспудно, пока не заметно, не только для солдат, но даже для их командиров, всё более неумолимо вырисовываться новая действительность, которая, говоря словами фон Бессера, не казалась такой уж «бесполезной».
В то время как немцы, разбитые, измотанные и не имевшие резервов, из последних сил, держали линию Дейме и даже пытались атаковать на отдельных участках фронта, что и продемонстрировали двое суток боёв у Лабиау, части 1-й армии П.К. Ренненкампфа, имевшие численный перевес в живой силе и в артиллерии[173], после переброски двух германских корпусов[174] против армии А.В. Самсонова, по существу, просто держали фронт, давая возможность разгромить 2-ю армию в лесах под Алленштайном.[175]
Но то, что происходило в те дни под Алленштайном, ещё не было известно страдавшему от недосыпания и ночных холодов{285} фон Бессеру, видевшему, как голодные солдаты его батальона устало шагали по дорогам или, как на привале, лежали вповалку вдоль грязных и размокших от проливных дождей придорожных канав. И, несмотря на всё это, где-то в глубине сознания немецкого капитана зарождалась пока не постижимая для него самого мысль, что всё страшное, что могло произойти за предыдущие дни отступления, уже произошло. Армия П.К. Ренненкампфа, имевшая такое преимущество в силе, прекратила своё наступление, и его батальон, как и другие части дивизии Ф. Бродрюка, измождённые и потрёпанные в боях, всё же смогли удержать линию Дейме, смогли во многом только благодаря бездействию командования Северо-Западного фронта и 1-й армии П.К. Ренненкампфа.
14/27 августа 1914 года. Немецкий тыл. Железная дорога у города Прейсиш-Эйлау.
Как только кирасиры и сапёры услышали паровоз, они тут же залегли вдоль полотна, среди пней и кустарников. Показавшийся паровоз с тендером медленно двигался к месту взрыва. Уже поравнявшись с затаившимися кавалеристами, паровоз остановился, и с него и с тендера стали спускаться солдаты. И в этот момент совсем не к месту и совсем неожиданно заржали лошади, стоявшие в лесу. Немцы насторожились, и тут же не дав им опомниться, по немцам открыли огонь. «Видно было, как попадали почти что все люди, но паровоз покатил всё-таки назад, задним ходом»{286}. С другой стороны полотна немцев обстреливали два взвода под командованием Г.Г. Христиани. Ещё немного, и стрельба прекратилась. Все солдаты были убиты.
Из паровоза выпал на насыпь железнодорожный служащий, «у него нашли секретные приказы, …и другие документы»{287}. Паровоз между тем, не останавливаясь, удалялся задним ходом в рощу. Но бежать за ним уже не было времени. К месту взрыва приближалась вражеская кавалерия. Не теряя ни секунды, все опрометью бросились к лошадям, вскочили на них и скрылись в лесу, уходя «на спасительный восток»{288}.
Между 16/29—18/31 августа 1914 года. Деревня Кляйн Шонау[176]. Расположение 106-го Уфимского пехотного полка.
В один из этих дней немцы предприняли попытку прорыва позиций Уфимского полка у населённого пункта Кляйн Шонау, в четырёх километрах севернее Фридланда. Весь тот день в черте полка шёл тяжёлый бой. И, несмотря на поддержку артиллерии, немцы так и не смогли прорвать оборону уфимцев, и были отброшены. К вечеру бой прекратился. Но для капитана А.А. Успенского и его роты этот трудный день ещё не был завершён. В восьмом часу вечера капитан получил приказ встать со своей ротой в сторожевое охранение у деревни Биберсвальде[177]. Но сначала до Биберсвальде нужно было дойти, до деревни было более 10 километров. «Страшно изнурённая целодневным боем у Шонау, моя рота скоро идти не могла, и мы пришли к месту сторожевого охранения только в 11 ч.[асов] вечера, а пока я связался телефоном с соседней ротой 108-го полка[178] (правее меня) и расставил свои караулы и заставы, было далеко за полночь»{289}.
У Биберсвальде, как и у Кляйн Шонау, этим днём тоже был бой. В непроглядном мраке августовской ночи его последствия не были видны, только совсем недалеко, впереди от линии сторожевого охранения горели постройки какой-то усадьбы, зажжённые артиллерийским огнём{290}. За спиной чернела опушка близкого леса. А.А. Успенский приказал рыть окопы. Казалось, это было последнее усилие для людей в тот и так бесконечно длившийся для них день, который уже давно перестал быть днём и перешёл в ночь, в новые сутки.
Но война есть война, и она в любое мгновение может изменить и изменяет волю человека, его желание, и его, казалось бы, безукоризненно просчитанное, верно принятое решение. Решение, которое ещё десять, пятнадцать минут назад представлялось единственно верным.
Когда работа, уставшими от дневного боя и многокилометрового перехода, солдатами была закончена, зарево всё больше разгоравшегося в усадьбе пожара, высветило линию уже готовых, отрытых окопов. Это насторожило капитана. Хорошо понимая, что теперь в отсветах горящей усадьбы, окопы его роты прекрасно просматриваются со стороны немцев, он приказал оставить их и перейти ближе к опушке леса, где измождёнными солдатами, силы которых были «совершенно надорваны»{291}, глубоко за полночь, была вырыта новая линия траншей. И все знали, не сделай они этого самого последнего усилия, и в ту тёмную августовскую ночь плохое исполнение приказа могло неоправданно стоить им жизни. А самому А.А. Успенскому, который помнил об этом, даже через много-много лет, оставалось только поблагодарить, спустя годы на страницах воспоминаний, своих младших командиров, унтер-офицеров, а в их лице и всех солдат роты, за их тяжкий солдатский труд: «Я особенно оценил своих помощников …унтер-офицеров… И только благодаря им в эту ночь все полевые посты, караулы и заставы точно заняли указанные мною места и окопались, вполне приготовясь, в случае появления противника, встретить его»{292}.
Только когда все работы по сторожевому охранению были выполнены, А.А. Успенский позволил себе отдохнуть. Во мраке ночи уставший капитан улёгся на невидимую «кучу брошенных немецких шинелей и ранцев»{293} и, почти заснув, вдруг услышал голос солдата-телефониста: «Ваше Высокоблагородие! Ведь вы легли на убитого немца!.. Пожалуйте лучше сюда к нам в окоп, к телефону»{294}. В темноте вспыхнул луч электрического фонарика, и капитан, вглядевшись, заметил, что он только что лежал, засыпая на спине трупа.
На следующее утро, проснувшись, А.А. Успенский увидел, что, недалеко, при въезде в полыхавшую ночью усадьбу, почти напротив окопов была разбита клумба с цветущими георгинами, астрами и розами, среди которых на спине лежал убитый немецкий солдат. «Остекленевший взор его устремлен был в небо»{295}. Отвернувшись, капитан вспомнил, что во вчерашнем бою у Кляйн Шонау в его полку «много было убитых и раненых, которых увозили в полевые госпиталя»{296}.
Ковно. Лазарет Николаевской общины.
В лазарете Николаевской общины хорошо знали, что одна из сестёр милосердия, Н.В. Плевицкая известная исполнительница народных песен и романсов. Её не раз просили выступить перед ранеными офицерами. «По временам, устраивались концерты …в офицерском отделении»{297}, — писала певица в своих воспоминаниях.
«… А иногда мои песни требовались как лекарство.
Помню, сестра пришла однажды ко мне в палату из офицерского отделения и просила помочь ей успокоить тяжелораненого»{298}. У этого раненого офицера был повреждён позвоночник, и его мучили страшные боли, он постоянно стонал. Справиться с болью страдальцу не помогал даже морфий. Певица не могла отказать, она согласилась, надеясь хоть как-то уменьшить мучения офицера.
Придя в палату, Н.В. Плевицкая села возле неподвижного раненого и «тихо мурлыкала песни, и под них он затих и уснул. Я долго-долго сидела не шевелясь, так как он крепко держал мою руку»{299}. Песни Н.В. Плевицкой помогли офицеру. Она «не раз потом» пела «ему колыбельные песни»{300}.
Уже через много лет в эмиграции, в 20-е годы, певица встретила этого офицера в Берлине, имя, которого так и осталось неизвестным. «Он пришёл ко мне за кулисы совершенно здоровый, чем меня приятно поразил», — удивлённо написала Н.В. Плевицкая. — «А ведь …лежал без движения и мы сестры, думали, что он останется калекой»{301}.
Ночь с 17/30 августа на 18/31 августа 1914 года. Отдельно стоящий хутор между Левиттен[179]и Висденен[180]. Сторожевое охранение Лейб-гвардии кирасирского полка.
Ночью совсем недавно уснувших офицеров эскадрона, расположившихся на ночлег в хуторском доме, разбудил вестовой из штаба полка. Войдя комнату, он произнёс в темноте ровным голосом: «Вашему Высокоблагородию приказание»{302}.
При тусклом мерцающем свете только что зажжённой свечи, командир эскадрона прочитал приказ: «К деревне Акерау[181] (что в 12 километрах к северо-востоку от Вас) должна была сегодня подойти дивизия нашей пехоты. Немедленно вышлите офицерский разъезд с целью 1) сообщить в её штаб обстановку и 2) настоятельно просить о её немедленном содействии нам — наступлением на Удерванген[182]. Никаких кроки[183] или записок о расположении и составе наших войск при себе не иметь. Всё хранить в памяти.
С рассветом выслать второй офицерский разъезд на деревню Либенау[184]. Задача — наблюдение за дорогами между железнодорожной линией и болотом Целау. Срок до 12 часов дня»{303}.
Задание для первого «разъезда» было крайне опасным. Чтобы добраться до штаба дивизии, «разъезду» предстояло пройти через сплошное немецкое сторожевое охранение{304}. Другого пути не было. По очереди в наряд должен был идти Г.Г. Христиани, но Г.А. Гоштовт и другой офицер Чебышов воспротивились, считая, что из-за сложности поставленной задачи всё должен решить жребий. Несмотря на отчаянные протесты Г.Г. Христиани, офицеров поддержал командир эскадрона. Это был и акт благородства со стороны гвардейских офицеров, и попытка перехитрить судьбу, но война всё сама расставила по своему беспощадному усмотрению, и обмануть её ещё никому и никогда не удавалось. Возможно, что-то подобное почувствовал в то мгновение и Г.Г. Христиани, но он ничего не сказал. Промолчал. Дав возможность распорядиться своей жизнью жребию. Жребием стал платок с узелками.
Г.А. Гоштовт, Г.Г. Христиани и Чебышев — все разом дёрнули за концы платка. Г.Г. Христиани выпало остаться в охранении, Чебышеву — наблюдать за дорогами, Г.А. Гоштовту — ехать в штаб дивизии. Корнет тут же приказал седлать коней. Семь кирасир были в его распоряжении. Г.Г. Христиани вышел на улицу проводить Г.А. Гоштовта. «С неба, будто сквозь сито»{305}, падал «мелкий холодный дождик»{306}. Было темно и промозгло. Помолчали. Г.Г. Христиани подошёл к лошади корнета и, похлопав её по шее произнёс: «Хорошо она тебе служит; удачное приобретение ты сделал»{307}. На том и простились. Корнет подал знак, и разъезд тронулся со двора, тут же скрывшись в темноте.
Небольшой отряд Г.А. Гоштовта, пробираясь через немецкое охранение и передовые части, дважды натыкался на вражеские заслоны и небольшие отряды. Но его разъезду удавалось, как и четыре дня назад после взрыва железнодорожного моста под Прейсиш-Эйлау, уйти от неприятеля, благодаря хорошим лошадям, непролазному лесу, в котором его отряд скрылся от преследования, и везению, которое нелишне на войне.
На рассвете в какой-то момент казалось, что разъезд попал в окружение и уже нет спасения, но уходя от противника, Г.А. Гоштовт вовремя приказал свернуть в самую гущу леса, чем и спас свой отряд. Враг не преследовал их.
Когда, скрываясь от погони, отряд очутился, в глуши леса, все семь кирасир, осадив лошадей, остановились напротив корнета. В неожиданно наступившем тягостном молчании Г.А. Гоштовт услышал биение своего сердца. Он медленно поднял глаза и, взглянув в лицо своим солдатам, увидел их растерянность. И тогда он понял, что он, и только он, сейчас отвечает за свою и их судьбу, и что прямо сейчас необходимо принять решение, чтобы дать почувствовать этим растерявшимся людям, что жизнь их ещё не на грани смерти, что они ещё живы и могут выйти из окружённого врагом леса, и вывести их должен он корнет Г.А. Гоштовт. Только «во мне, (были. — Н.П.) — написал он об этом мгновение в своём дневнике, — сосредоточены все их надежды, всё упование»{308}.
В этот день Провидение хранило Г.А. Гоштовта и его людей. Пробираясь по лесу, отряд наткнулся на дом лесника, который и вывел их, минуя немецкие патрули и разъезды в расположение русских войск. В благодарность корнет дал леснику серебряный рубль «случайно оказавшийся в кармане, (и. — Н.П.) …отпустил его домой»{309}. Г.А. Гоштовт выполнил задание.
Иначе распорядилась судьба жизнью и смертью Чебышева и Г.Г. Христиани. Утром 18/31 августа немцы перешли в наступление против дивизии Н.Н. Казнакова, вынудив её оставить свои позиции под угрозой окружения. Лейб-гвардии кирасирский полк, также с боем отступил на новый рубеж обороны.
В том утреннем бою Чебышев со своим разъездом попал в окружение, а Г.Г. Христиани был убит, как-то совсем нелепо, если нелепой вообще может быть смерть на войне.
Отступая под артиллерийским огнём противника, эскадрон мчался галопом по лугу. В этой бешеной скачке не все заметили широкую канаву при дороге, в которую со всего маху и угодило несколько кирасир, но лошади, несмотря на усталость, сами вынесли кавалеристов наверх. Эскадрон вышел из-под огня противника. Как раз тогда, когда казалось, что всё удачно разрешилось, Г.Г. Христиани решил проверить, не остался ли кто в этой канаве, и на виду наступавших немцев повернул обратно, приказав даже своему вестовому Коху не следовать за ним.
Это были последние мгновения жизни совсем ещё молодого, двадцатидвухлетнего корнета Георгия Христиани[185]. Раздался взрыв ранее «клюнувшей» в землю и разорвавшейся только сейчас шрапнели. Корнет и его лошадь были тут же убиты наповал. Отступавший эскадрон даже не смог забрать тело Г.Г. Христиани, и кирасиры не увидели, как подошедшие к канаве немецкие пехотинцы склонились над ней, с любопытством рассматривая труп убитого русского офицера.
Как никогда не смогли узнать они и о том, что через несколько месяцев, в далёком Петрограде академик А.Н. Крылов, прочитав статью в «Новом времени», идя по улице, будет рассказывать как раз о такой шрапнели и о несуразностях русской цензуры генерал-майору М.Е. Грум-Гржимайло.
Когда вернувшись в расположение эскадрона, Г.А. Гоштовт узнал, что Г.Г. Христиани убит, он подумал о прошлой ночи, когда Г.Г. Христиани, выйдя его провожать, похлопал по шее лошадь и сказал: «Хорошо она тебе служит; удачное приобретение ты сделал»{310}. Кто из них мог знать тогда, что это было прощание навсегда. «Это были последние его слова, что я слышал, — записал в дневнике Г.А. Гоштовт, тронутый смертью своего старого товарища, — последние навеки…»{311}
Оторвавшись от своих грустных мыслей, Г.А. Гоштовт услышал, как один из кирасир упрекал вестового Г.Г. Христиани Коха: «“Что же ты не уберёг своего барина, да где-то еще мёртвого его оставил”. Кох, волнуясь, оправдывался: “Они сами мне не приказали за собою ехать”. Затем он круто повернулся и облокотился на угол сарая; (и. — Н.П.) всё его здоровое сильное тело стало содрогаться от рыданий»{312}.
Вечером того же дня живым в расположение эскадрона вернулся с разъездом Чебышов. Он со своими кирасирами, «окружённый немцами,…в течение целого дня отсиживался в лесу и болотах и вернулся (в расположение эскадрона. — Н.П.) кружным путём»{313}, — записал в своём дневнике Г. А. Гоштовт. Так сама война по своему собственному жребию распределила жизнь и смерть среди трёх гвардейских офицеров: Г.А. Гоштовта, Чебышева и Г.Г. Христиани.
Через два дня 20 августа/2 сентября 1914 года третий эскадрон полка ходил в разведку в немецкие тылы, и один из кирасир нашёл могилу Г.Г. Христиани. «Корнет Гончаренко …видел его тело и привёз снятое им с пальца пажеское кольцо, — написал об этом печальном известии Г.А. Гоштовт. — Немцы присыпали тело сверху землёй и поставили рядом крест из связанных ветвей»{314}.
Кох уговорил командира эскадрона отпустить его привезти тело корнета и тем самым выполнить свой последний долг перед ним: похоронить Г.Г. Христиани со всеми почестями. Вместе с двумя другими кирасирами эскадрона ему удалось вывести тело своего «барина», и 21 августа/3 сентября 1914 года душа корнета Георгия Христиани наконец-то нашла вечное успокоение в немецкой деревне Гросс Вонсдорф[186], «в глубине парка»{315}, оставив о себе памятью небольшой могильный холмик на чужой земле.
21 августа /3 сентября—22 августа / 4 сентября 1914 года. Позиции в двух километрах юго-восточнее города Тапиау. Расположение 98-го Юрьевского пехотного полка.
В десять часов вечера полк по приказу командира 25-й пехотной дивизии двинулся походным маршем на несколько километров южнее, к деревне Кляйн Рихау{316},[187] на линию реки Алле. Позиции Юрьевского полка занял 97-й Лифляндский полк.
«Переход совершался в течение всей ночи, — помечено датой 21 августа в Журнале военных действий Юрьевского полка, — под проливным дождём»{317}. Дождь, то успокаиваясь, то вновь набирая силу, шёл в течение нескольких дней. Окопы были полны воды. Дороги развезло.
Часто вымокшие до нитки солдаты не могли ни обсушиться, ни покурить. Но с питанием в полку было, по-видимому, всё отлажено, кроме поставок и качества хлеба, что вынудило командира полка донести начальнику 25-й пехотной дивизии:
«Кому: Генерал-лейтенанту Булгакову.
1914 г. 16 авг. 7 час. 50 мин. у[тра].
№ 93. из д.[еревни] Зилакен[188].
На №230.
…Хлеб с переходом границы доставляется с опозданием и не в достаточном количестве (недобора около 400 пуд[ов]). Хлеб всё время был хорошего качества. 13-го Авг.[уста] было доставлено 400 пуд[ов] совершенно негодного хлеба, который по составлении акта был забракован и возвращён обратно.
Кроме хлеба полком получено через интендантство 40 голов скота и около 80 пудов крупы.
Фураж и остальные продукты покупаются попечением полка.
Командир полка
Полковник Желтышев»{318}.
Перебои с доставкой хлеба и его недостатком привели к тому, что хлеба не стало хватать для офицеров и даже для раненых. Командир полка потребовал от своего заместителя по хозяйственной части срочно решить возникшую проблему. Он был категоричен:
«Кому: Подполковнику Вагель
1914 г. 18 авг. 8 час. 10 мин. в[ечера].
№ 107 из д.[еревни] Станиллиен[189]
Предписываю Вам озаботиться более регулярной и правильной доставкой хлеба во все части полка.
Старший врач донёс, что больные при околотке[190] более 2-х сут.[ок] не получали хлеба, точно также не был получен на сегодня хлеб в офицерском собрании.
Полковник Желтышев»{319}.
Тяжко приходилось и без табака. 20 августа/2 сентября командир 1-го батальона подполковник Д.Н. Постников был вынужден обратиться к командиру полка: «Прошу распоряжения о доставлении табаку, папирос и спичек для всех рот 1-го батальона, а так же и для г.г. офицеров»{320}.
Утром 22 августа/4 сентября промокшие, грязные и уставшие от ночного марша солдаты и офицеры Юрьевского полка заняли новые позиции, между деревнями Кляйн Hyp[191] и Коперсгаген{321},[192] вдоль правого берега реки Алле. Под всё непрекращающимся дождём полк приступил к оборудованию позиций.
В это утро подполковник Д.Н. Постников стоял под дождём на берегу Алле, на новой позиции батальона, и рассматривал в бинокль противоположный берег реки. Ему с первого взгляда было понятно, что находившиеся на том берегу, за излучиной Алле, деревня Рихау и кирпичный завод, появись там немцы, стали бы прекрасной скрытной позицией для вражеской артиллерии. Кроме того, постройки деревни и завода давали возможность немцам при атаке, незаметно выйти к берегу Алле, мешали бы вести прицельный огонь его батальону.
Опуская бинокль, подполковник Д.Н. Постников уже принял решение. Все необходимые строения в деревне и завод необходимо было разрушить. И в этом принимаемом им решении не было места никаким чувствам или отстранённым размышлениям, это был простой непреложный закон войны: если хочешь получить преимущество перед врагом и просто выжить, то опереди его, не дай ему возможности занять более удобную позицию, и в конечном итоге, насколько это вообще возможно на войне, сведи к минимуму его возможность убить тебя. И эта неумолимая логика войны сейчас, в этом конкретном месте, требовала принятия именно этого и никакого другого решения.
Подполковник оглянулся назад. Командир роты капитан К.Н. Лоренц 2-й, легкораненый в бою под Сталупененом[193], отдавал приказания унтер-офицеру, чтобы тот поторопил солдат с рытьём окопов. Унтер-офицер, только что выбравшийся из траншеи, мокрый от постоянного пребывания под дождём, в грязных сапогах с налипшими на них комьями земли, оправдывался, что не хватает шанцевого инструмента, о чём К.Н. Лоренц 2-й[194] доложил командиру батальона.
Не унимавшийся несколько дней дождь не давал людям возможности обсушиться после ночного перехода полка. Особенно страдали солдаты, которые рыли окопы под дождём. Прекрасно понимая, как тяжело приходится в такую погоду, прежде всего солдатам, командир корпуса приказал 22 августа/4 сентября, «чтобы все свободные от нарядов нижние чины сегодня находились бы под крышей»{322}.
В десять часов вечера[195], сидя за столом, в одном из деревенских домов, приспособленного под штаб батальона, подполковник Д.Н. Постников составлял доклад командиру полка. Все те вопросы, которые необходимо было решить, командир 1-го батальона вписал в своё донесение. Окопы в черте обороны его батальона, писал подполковник Д.Н. Постников уже «в завтрашний день будут доведены до (полного. — Н.П.) профиля …со дна рва»{323}, но «прошу для ускорения работы выслать к батальону…шанцевый инструмент»{324}. «Дома, — докладывал далее подполковник Д.Н. Постников, — будут приведены в оборонительное состояние и устроены убежища от артиллерийского огня»{325}. Командир 1-го батальона запрашивал, из-за ограничения дальнего обстрела, разрешения командира полка «выжечь»{326} кирпичный завод и строения в деревне Рихау. Это разрешение, видимо, было дано. В Журнале военных действий Юрьевского полка от 22 августа отмечено, что в этот день был получен приказ командира дивизии, в котором среди прочего значилось: «Приказано оказать упорное сопротивление в случае наступления противника. Всем частям на занятых позициях сильно укрепиться расчистить обстрел,…уничтожив мешающие обстрелу постройки»{327}.[196]
А 25 августа/7 сентября командир полка приказал командиру 2-го батальона Я.И. Энгельму: «Все местные предметы на дистанцию 11/2 — 2 вёрст от линии огня, могущие воспрепятствовать обстрелу, уничтожить»{328}.
В частности, во исполнение этого приказа, 26 августа/8 сентября командир Юрьевского полка В.А. Желтышев сообщил командиру бригады:
«Генерал-майору Джонсону.
26 августа 1914 г.
…д.[еревня] Рихау.
…Трубы у Рихау (Richau) и в других пунктах сапёрами взорваны»{329}. Остальные постройки были, видимо, разрушены силами полка ещё ранее.
Так завершался для 1-го батальона по-осеннему дождливый день 22 августа/4 сентября. Батальон, как и весь полк, готовился к обороне и укреплялся на новых позициях[197].
Подполковник Д.Н. Постников, закончив писать донесение, встал из-за стола и подошёл к окну, за которым во мраке глухой августовской ночи невозможно было ничего разглядеть. Только непрекращающийся уже в течение нескольких дней дождь всё лил и лил за окном, барабаня по стеклу.
21 августа/3 сентября — 22 августа/4 сентября 1914 года. Деревня Адлиг Бервалъде[198]. Расположение 33-го эрзац-батальона.
Косые линии дождя всё продолжали падать на землю с низких, быстро летящих неразрывной серой массой туч, заслонявших небо, когда утром 20 августа/2 сентября, по словам капитана фон Бессера, «еле живые»{330} от усталости, солдаты его эрзац-батальона, вышедшие из боя у Лаукишкена, заняли позицию, в шести километрах южнее Лабиау, у селения Гросс Попельн[199]. Но батальону не пришлось отдохнуть. Уже вечером того же дня фон Бессер получил новый приказ. Продвинуться на три километра к югу, ближе к Тапиау, и занять линию обороны вдоль западного берега Дейме. «И опять нам пришлось совершать тяжёлый ночной переход»{331}, — как уже о чём-то обыденном, отрешённо написал в дневнике фон Бессер.
Новая позиция у деревни Адлиг Бервалъде оказалась не из лучших. Она простреливалась «на протяжении 6—7 километров»{332}. Русская артиллерия пользовалась этим и открывала огонь по немецким позициям. Капитан фон Бессер уже привык к этим обстрелам и писал, несколько бравируя о них своей жене как о чём-то незначительном в повседневных буднях войны:
«04.09.14.
Милая Агнес!
…В то время как я пишу, над нашим домом и с этой и стой стороны летают гранаты. Оконные стёкла дрожат, время от времени страшно разрываются поблизости, и это на нас не производит никакого впечатления. Я из окна вижу, —писал он дальше, —дым из русских окопов, где варят пищу, но в них не приказываю стрелять, ибо тоща бы сейчас же началась стрельба с обеих сторон, которая бесцельна, потому что не даёт результатов»{333}.
И в этом описании фон Бессером окопной войны, и в приказе начальника 25-й русской пехотной дивизии генерала П.И. Булгакова перейти к обороне чувствовалось, что и русские и немцы замерли в тревожном ожидании. В ожидании того, кто первый нанесёт удар. Поэтому наступившее, казалось, затишье на фронте на самом деле было обманчиво. Ощущалась всё нарастающая напряженность, витавшая в воздухе и осязаемая почти физически: «Сегодня (22 августа/4 сентября. — Н.П.) везде наблюдалась лихорадочная деятельность, — написал в своём дневнике фон Бессер, — т.к. русские, по словам нашего лётчика, готовились перейти Дейме, с этой целью они уже приготовили плоты и лодки»{334}. Обеспокоенный сведениями воздушной разведки, капитан «сам пошёл …вдоль реки в проливной дождь»{335}. Временами он останавливался, подносил к глазам бинокль и долго и пристально вглядывался в скрывающиеся за пеленой дождя и обволакивающего промозглого осеннего тумана, русские позиции на правом берегу Дейме, но «ничего подозрительного не заметил, что могло бы указать на переход неприятелем реки»{336}. Успокоившись, фон Бессер вернулся в расположение своего батальона.
И действительно, это затишье уже не могло длиться долго. Всё было предопределено необратимым валом надвигающихся событий. Предопределено безволием и непониманием стратегической обстановки командующими Северо-Западным фронтом Я.Г. Жилинским и 1-й армии П.К. Ренненкампфом. Предопределено непреклонной волей и продуманным планом действий командования 8-й германской армии. Части которой всего несколько дней назад разгромившие 2-ю русскую армию в Мазурских лесах, теперь перебрасывались на линию реки Дейме и к Мазурским озёрам, чтобы совсем скоро нанести удар по русским позициям[200], с той предопределённостью продуманного немецкого плана, по которому, как и армия А.В. Самсонова, должна была быть разгромлена 1-я армия П.К. Ренненкампфа[201]. И теперь, в предстоящих боях, многое, если не всё, зависело, от решимости командующего 8-й германской армии осуществить свой задуманный план, в котором П.К. Ренненкампфу отводилась роль статиста, и которому русские командиры на местах могли противопоставить отвагу, умелые действия и свою готовность, как и готовность простого русского солдата, выполнить свой долг до конца.
В тот день фон Бессер ещё не мог знать всего этого. После личного обхода позиций по берегу реки Дейме, он сидел в одном из домов восточно-прусской деревни Адлиг Бервальде и, под звуки артиллерийской канонады и разрывающейся шрапнели, писал письмо своей жене Агнес.
24 августа/6 сентября 1914 года. Позиция у деревни Кляйн Hyp. Расположение 98-го Юрьевского пехотного полка. 19 часов 15 минут.
24 августа/6 сентября позиция 1-го батальона Юрьевского полка вдоль реки Алле была уже полностью оборудована. Окопная жизнь вновь вошла в привычное русло. Полк продолжал готовиться к обороне. Немцы на этом участке фронта не проявляли активности.
Однако задержаться на позициях у деревень Кляйн Hyp и Рихау 1-му батальону не удалось.
Вечером того же дня, в 19 часов 15 минут командир батальона, получил приказ:
«Кому: Подполковнику Постникову
1914 г. 24 авг. 7 ч. 15 мин. в[ечера].
№ 136 из д.[еревни] Кл.[яйн] Рихау.
Предписываю Вам с получением сего сменить сторожевое охранение 97 полка на линии Тапинау[202] — Биберсвальде (Tapinau — Biberswalde) включительно.
…Полковник Желтышев»{337}.
Была ли это очередная ротация частей в полосе фронта или командование передвигало части, готовясь к предстоящим боям, командир 1-го батальона не знал. Как не знал он и того, что именно в этот день, 24 августа/6 сентября 1914 года, 8-я германская армия уже как в течение нескольких часов перешла в наступление на позиции 1-й армии на других участках фронта. Поставив себе целью опрокинуть и раздавить русские соединения, и что уже совсем скоро всем им придётся испытать горечь поражения и вынести все тяготы отступления. Но в этот момент подполковник Д.Н. Постников знал только одно, он получил приказ, а приказ не обсуждают, и он приступил к его исполнению.
На следующий день 25 августа/7 сентября 1914 года батальон занял рубеж, в четырёхкилометровой полосе, между Тапиау и деревней Биберсвальде и подполковник отправился объезжать новые позиции своего батальона. К вечеру он приехал на крайний левый фланг в Биберсвальде. Вдоль новой линии обороны виднелись сад, большая клумба с сохранившимися кое-где цветущими георгинами, астрами и розами, небольшое озеро и постройки, частично сгоревшей господской усадьбы{338}. Здесь несколько дней назад, ночью, окапывались уставшие до изнеможения солдаты роты капитана А.А. Успенского. От той напряжённой ночной работы остались две изломанные линии траншей, которые теперь стали частью оборонительных позиций 1-го батальона Юрьевского полка. Ни подполковник Д.Н. Постников, ни солдаты его батальона не знали, и даже, вероятнее всего, не задумывались над тем, кто и при каких обстоятельствах вырыл эти окопы, такие мысли не часто посещают солдата на войне. Скорее всего, солдаты пехотного батальона были просто благодарны этим неизвестным для себя людям, благодарны хотя бы потому, что они, совершив многокилометровый марш, смогли чуть больше отдохнуть, и им не пришлось вгрызаться в землю Восточной Пруссии, заново обустраивая себе позицию.
25 августа/7 сентября 1914 года. Селение Алленау[203] недалеко от города Фридланд. Берег реки Алле. Расположение полуэскадрона Лейб-гвардии кирасирского полка. Раннее утро.
Ранним утром 25 августа/7 сентября 1914 года, когда солнце ещё только всходило, полуэскадрон Г.А. Гоштовта шёл аллюром к небольшому восточно-прусскому селению Алленау, где уже через два часа{339} кирасирам предстояло вступить в бой. А пока Г.А. Гоштовт радовался ясному утру, наблюдал, как «в прозрачном воздухе и зелени деревьев порхает и звонко щебечет проснувшийся птичий мир»{340}, видел, что «трава покрыта росой»{341}, а в лицо «навстречу веет утренний свежий ветерок»{342}.
Полуэскадрон Лейб-гвардии кирасирского полка успел войти в Алленау и занять свои позиции, наряду с другими эскадронами полка, когда немцы пошли в атаку. Сначала их кавалерия начала переправляться через Алле, затем её поддержала многочисленная пехота. Бой продолжался уже в течение нескольких часов. Напряжение нарастало. Теперь весь Алленау насквозь простреливался наступающими немецкими частями. Г.А. Гоштовт стоял в центре городка у старой готической кирхи и «…целый вихрь пуль бил с двух сторон по деревне. Воздух был полон красной пыли …осколков кирпичей и черепицы»{343}.
В конце концов под давлением превосходящих сил противника кирасиры оставили Алленау. Полуэскадрон Г.А. Гоштовта уходил, отстреливаясь, последним, когда до немецких цепей оставалось «шагов пятьсот»{344} и «простым глазом можно (было. — Н.П.) различать отдельные лица»{345}.
«Укрываясь за постройками, мы перебегаем на улицу, — написал в своём дневнике Г.А. Гоштовт, — и по ней уж прямо полным ходом бежим к коноводам. Рот сухой, от быстрого бега колотится сердце, словно молотком ударяя по вискам пульсирующей кровью»{346}. В бешеном галопе уходили кирасиры из Алленау, мчась под «свист пуль»{347} к ближайшему лесу. По словам корнета, он со своим полуэскадроном, «еле выскочил»{348} из Алленау, захватив который немцы остановились и не стали развивать наступление[204]. После боя Лейб-гвардии кирасирский полк отступил на 15—16 километров на северо-восток за линию обороны III армейского корпуса.
В тот день Г.А. Гоштовт последний раз в своей жизни вновь оказался, на короткое время, в Гросс Вонсдорфе, где в глубине парка, всего несколько дней назад был похоронен Г.Г. Христиани. Но на этот раз Г.А. Гоштовт не написал о Г.Г. Христиани ни слова, заметив только на страницах своего дневника, как «печально выглядит в тишине и безлюдии громадное имение, полное следов кавалерийского бивака»{349}.
Это был один из последних дней, когда 1-я армия ещё сдерживала фронт, и, казалось, ничто не предвещало того скоротечного и трагичного отступления русских войск, которое началось всего лишь два дня спустя, 27 августа/9 сентября — 28 августа/10 сентября 1914 года. Но вечером 25 августа/7 сентября, Г.А. Гоштовт не думал о грядущих событиях, тогда, он был просто рад, что после тяжёлого боя остался жив и, «сидя за ужином»{350}, вёл «весёлую дружескую беседу»{351}. Таков человек.
ГЛАВА 3
25—26 августа/7—8 сентября 1914 года. Мост у города Алленбург. Расположение 16-й роты 106-го Уфимского пехотного полка.
Уже в течение двух дней[205] части 1-й армии переправлялись на другой берег, по мосту через реку Алле у Алленбурга, оставляя под короткими ударами противника правый берег реки, выравнивая фронт, прикрываясь Алле как заслоном от наступающих немцев. Этот отход расценивался в армии как временная неудача. И среди людей не распространялось то тревожное ожидание неизвестности, подавленности и хаоса, так характерное для отступления перед превосходящими силами противника, когда только и остается, что, отбиваясь, в скоротечных кровавых стычках, останавливать наседающих врагов, по возможности убивая их, и отступать, отступать, отступать, чтобы не попасть в плен, чтобы остаться живым. Капитан А.А. Успенский, ответственный за оборону моста, чувствовал как никто другой настроение проходивших перед ним нескончаемых армейских колонн. «По ночам (25 и 26 авг.[уста]), — написал он в воспоминаниях, — непрерывно, но со строгим соблюдением дистанций, в полном порядке, неторопливо проходили пехота, артиллерия и небольшие части кавалерии. Проходили полки (со знаменами в чехлах), со знакомыми офицерами, проходили разные штабы корпусов, дивизий, бригад. Тяжёлые пушки сворачивали перед мостом на построенный для них моей ротой из подручного материала подъездной путь. Деревянный мост немного сгибался под грузом тяжёлой артиллерии, и я сначала очень волновался в эти моменты, опасаясь катастрофы, но потом успокоился, особенно когда вся тяжёлая артиллерия уже прошла через мост»{352}.
Немцы не преследовали отходившие войска. К вечеру 26 августа/8 сентября, когда по мосту прошли последние части и вернулись разведчики, наступила тишина. Когда спустился вечерний мрак, стало совсем тихо. Только за Алле, «в стороне противника изредка слышны были звуки колёс, быть может, передвижение артиллерии или обоза»{353}. На завтра предстоял бой.
27 августа/9 сентября 1914 года. Раннее утро. Мост у города Алленбург. Расположение 16-й роты 106-го Уфимского пехотного полка.
Как только рассвело, немцы пошли в атаку на позиции роты капитана А.А. Успенского, надеясь с ходу захватить мост. «На шоссе показалась густая колонна пехоты, впереди её ехали три всадника. Я приказал открыть огонь. Расстояние до этой высоты было точно измерено, и рота, буквально, смела эту колонну своим метким и частым огнём. Немцы в беспорядке бросились бежать во все стороны»{354}. Первая атака была отбита, но, сколько их ещё предстояло выдержать, не знал никто, было только понятно, что это начало тяжёлого ратного дня.
Рота капитана А.А. Успенского, в течение всего дня, мужественно сдерживала атаки немцев, так и не позволив противнику захватить мост. Уже вечером, под грохот артиллерийского обстрела, не прекращавшегося с обеих сторон, рота отступила в окопы 107-го Троицкого пехотного полка.
27 августа/9 сентября 1914 года. Расположение 98-го Юрьевского пехотного полка. Участок город Тапиау — река Алле. Около 9 часов утра.
На утро 27 августа/9 сентября 1914 года, во исполнение ранее разработанного командованием плана, Юрьевский полк приготовился нанести удар по противнику[206]. Люди замерли в тревожном ожидании, но приказ о наступлении всё не поступал. В 9 часов 30 минут утра полковник В.А. Желтышев отправил депешу командиру соседнего 99-го пехотного Иван-городского полка полковнику B.C. Верховскому: «Время выступления пока не известно. Как только будет получено приказание о выступлении — я сообщу»{355}. Прошло ещё несколько часов, наступил день, а приказ о наступлении всё ещё не был отдан[207]. Заминка с началом наступления была не понятна командиру полка, офицерам, солдатам. Они не знали, что ещё накануне, у Ариса[208], две немецкие дивизии, перейдя в наступление, разгромили и почти полностью уничтожили стоявший против них насмерть 169-й пехотный Ново-Трокский полк. Что утром 27 августа/9 сентября 1914 года немцы начали массированное наступление на левый фланг 1-й армии, и, несмотря на отчаянное сопротивление перед превосходящими силами противника[209], русские войска вынуждены были отойти. Что на следующий день, 28 августа/10 сентября, немецкие войска, прорвав накануне русскую оборону на левом фланге 1-й армии, в дефиле Мазурских озёр, вырвутся на оперативный простор. Не знали и того, что обескураженный и растерявшийся командующий Северо-Западным фронтом Я.Г. Жилинский[210] отдаст, по сути, преступный приказ об отводе XXII армейского корпуса к Августову[211], оголяя тем самым левый фланг обороны и открывая немецким дивизиям путь в тыл 1-й армии[212].
На фоне этих разворачивавшихся, на южном участке фронта 1-й армии, событий приказ о наступлении частей 25-й пехотной дивизии был уже совершенно не уместен[213]. В 6 часов вечера этого же дня командующий 1-й армией П.К. Ренненкампф отдал совершенно другой приказ, приказ об общем отступлении.
«27 августа (9 сентября) 1914 г. 6 час.[ов] вечера.
Приказ
1-й армии
№8
Штаб армии Инстербург.
Неприятель обходит левый фланг нашей армии, 10-я армия не может нам помочь. Для занятия более выгодного манёвренного положения 1-й армии необходимо своим правым флангом отойти несколько назад»[214].
На следующий день началось общее отступление. Армия двинулась на восток по тем же дорогам, по которым две недели назад шла на запад, преследуя отступающего и ошеломленного поражением врага. Теперь русским солдатам предстояло самим ощутить всю тяжесть и горечь отступления.
27 августа/9 сентября 1914 года. Деревня Фридерикенр. Восточнее города Алленбург. Расположение Лейб-гвардии кирасирского полка. Раннее утро.
Утро для корнета Г.А. Гоштовта началось ещё затемно, когда полк был разбужен и построен в походный порядок на лугу у деревни. Прошёл час, но никакой команды не поступало. Время, казалось, замерло и текло еле-еле. Рассвело. Полк продолжал стоять в строю. Лошади, опустив головы, спали, переступая, время от времени, с ноги на ногу. Прошло ещё около часа, когда, наконец, уставшим от ожидания людям был отдан приказ: начать движение к северу за линию обороны 25-й пехотной дивизии.
Эскадрон, в котором служил Г.А. Гоштовт, был отправлен в разведку к Велау. К западу оставался Алленбург, откуда доносились «перекаты орудийнаго огня»{356}. В те самые часы там, у Алленбурга, поддерживаемая артиллерией, за мост вела бой рота капитана А.А. Успенского. А эскадрон Лейб-гвардии кирасирского полка направился на север и вскоре, «не доходя километров четырёх до города»{357}, вышел на линию окопов, «занятых частями 25-й дивизии»{358}. Так в этот день 27 августа/9 сентября 1914 года вновь пересеклись военные пути Г.А. Гоштовта с 98-м Юрьевским полком, который занимал этот участок оборны.
Части 25-й пехотной дивизии готовились к обороне. «Окраина города (Велау была. — Н.П.) сильно укреплена, — записал в своем дневнике корнет, — причем утилизированы каменные постройки и ограды; повалены в виде засек, целые ряды деревьев, обмотанные проволокой»{359}.[215]
Тут же при выходе из города отряд наткнулся на сторожевое охранение. Командир роты остановил разъезд Г.А. Гоштовта и сообщил корнету, чтобы он был осторожен, потому «что подошедшие с утра немцы заняли опушки обоих лесов, находящихся перед его линией охранения, а также дефиле между ними, по которому проходит дорога на Тапиау»{360}. Немцы пытались оседлать шоссе и отрезать русские части, ещё находившиеся западнее Велау. Чуть южнее города, где оборону держал Юрьевский полк, немцы также двинулись в наступление, используя ту же тактику. «В 1ч. [ас] 15 мин.[ут] дня, — отмечено в Журнале военных действий полка, — от К[оманди] ра 2 батал. [она] (подполковника Я.И. Энгельма. — Н.П.) получено донесение о наступлении против расположения 5 и 6 рот противника силою около 2-х рот, которые остановились на опушке леса у Рокенгельма и начали окапываться. То же донесение получено от К[оманди]ра 3 батальона (подполковника С.С. Дьякова. — Н.П.)»{361}. Нависла реальная угроза разгрома отдельных частей. Необходимо было действовать быстро и решительно. По просьбе командира полка в «1 час 55 мин.[ут] дня 3-й батарей 25 бригады был открыт огонь, противник быстро очистил занятые им окопы и скрылся в лесу. Наступление противника против нашего фронта более не замечалось»{362}. Но это был лишь временный успех, который смог только на время, на сутки, остановить наступающие немецкие части.
До конца следующего дня Юрьевский полк находился на своих позициях на реке Алле, обеспечивая отход частей III корпуса. Немцы не вели массированного наступления. И только когда отошла соседняя 27-я пехотная дивизия, оголяя левый фланг Юрьевского полка, последовал приказ командира бригады генерал-майора Г.Г. Джонсона отступить. «Полк получил в 10 часов вечера (28 августа/10 сентября. — Н.П.) приказание …об отходе в д.[еревню] Облишкен[216], в виду обнаруженного обхода противником нашего левого фланга и отхода 27 дивизии»{363}.
Когда был получен приказ об отступлении, ночь уже опустила на землю свой непроглядный занавес. Но это был не мёртвый мрак. В темноте было слышно, как полк строился в походный порядок. Раздалась команда, и всё пришло в движение, рота за ротой тронулись назад к русско-германской границе[217]. А за спиной оставались война и тяжкая неизвестность, которые не отпускали людей, а следовали за ними по пятам. И поэтому каждый человек в этом двинувшемся, в полной темноте, на восток, живом потоке, не различавший ничего и на десять метров вокруг, был нервно напряжён и задавал себе мучительный вопрос: Что будет с ним завтра? И в ответ страх за свою жизнь медленно вползал им в душу. «Я …пережил этот ужас и позорный — не скрываю — страх, перед преследующим врагом! — признался на страницах своих воспоминаний А.А. Успенский. — Ведь я лично видел в бою под Гумбинненом отступление немцев — Макензеновского корпуса! Я знал, какие ужасные потери несёт отступающий и убитыми, и ранеными, и взятыми в плен… и я чувствовал, что подлое, мелкое чувство страха перед преследователем овладело всеми нами, начиная с высших начальников и кончая последним обозным рядовым! Чем дольше длилось это преследование, чем ближе настигал нас враг, тем сильнее проявлялся этот страх»{364}. И стоило только этому предательскому страху проникнуть в души командиров, как они теряли самообладание и контроль над ситуацией и тогда «старые, дисциплинированные части не шли, а почти бежали, не только по шоссе и дорогам, а часто и прямо без дорог!..»{365}. Но тот из командиров, кто преодолел этот поглощающий всё его существо отвратительный страх смерти, от которого поджилки тряслись и холодело сердце, тот вселял в людей надежу, уверенность и осознание собственной силы, и тогда страх отступал, паника прекращалась, и солдаты, воодушевлённые, были готовы снова сражаться, а если надо и отдать свою жизнь, за жизнь своего командира, за жизнь своих товарищей.
Отступая этой холодной, августовской ночью, роты полка миновали несколько брошенных деревень, в том числе и Норкиттен[218], пройдя усталым маршем по знакомой, невидимой во тьме булыжной мостовой деревни, по которой ясным, тёплым утром 12/25 августа 1914 года батальоны, вдохновлённые победой под Гумбинненом, твёрдым шагом шли на запад, к Тапиау.
29 августа/11 сентября 1914 года. Имение Авейден (Кенигсберг). Расположение 33-го эрзац-батальона.
В то время как части Кёнигсбергского гарнизона наступали на Тильзит[219], эрзац-батальон капитана фон Бессера, после тяжёлых боёв на реке Дейме, был отведён к пригородам Кенигсберга и не участвовал в преследовании отступающих частей 1-й армии[220]. 29 августа/11 сентября 1914 года фон Бессер написал письмо из Кенигсберга, которое стало одним из последних занесённых им в свой дневник. Его адресат не известен. На страницах письма капитан откровенно поведал о своём участии в борьбе со шпионажем.
«Шпионаж здесь (в Восточной Пруссии. — Н.П.) как прежде, так и теперь нельзя искоренить. Здесь имеется столько разного сброда, к тому же прусские евреи почти все шпионы.
В Лабиау и Атилле живут почти сплошь русские и польские рабочие, посланные правительством. Я ежедневно арестовывал людей по подозрению в шпионаже, иногда их без церемонии устраняли, и это также просто, как наши люди поступают, не берущие больше в плен, с тех пор как русские после того, как они просили пощады и поднимали руки, в нас стреляли… Белые флаги, которые (русская. — Н.П.) пехота поднимает во время боя с целью прекращения огня, уже не в состоянии нас провести»[221].
И этот рассказ, и содержащие его мысли о расстрелах мирных людей, откровенно и без стеснения, высказанные фон Бессером, показывают всю суровую реальность войны, открывая тёмную и страшную сторону человеческой натуры. Когда ненависть к врагу перерастает в ожесточение сердец и в онемение души, когда боевой дух солдата превращается в злобу карателя и безразличие палача, совершающих своё чёрное дело. «Их (гражданских людей. — Н.П.) без церемонии устраняли, и это …просто»{366}, — почти буднично написал немецкий офицер фон Бессер. Просто?! И в этом кратком слове «просто» написанном, а на самом деле как будто безжалостно произнесённом фон Бессером, кроется вся глубина нравственного падения этого немецкого капитана, который считал, что так «просто» нажать на курок и выстрелить в приговорённого к смерти, глядя ему в глаза, сквозь винтовочный прицел. И при этом не задать себе тяжкого вопроса: «Что же я делаю?». Не почувствовать душевного смятения от низости и неестественности совершаемого им дела.
«Просто» убить человека, который, застыв от ужаса, уже понял, что сейчас, через мгновение умрёт и его больше не будет; прервать его существование, даже не выяснив, является ли он врагом и самому на всю жизнь остаться с этим страшным и тяжким воспоминанием. Но эта мысль даже не промелькнула в голове капитана. И судя по тону письма, тогда это не беспокоило фон Бессера[222].
В эти последние августовские дни, по юлианскому календарю, судьба окончательно развела пути подполковника Юрьевского полка Д.Н. Постникова и капитана фон Бессера, развела пути людей, которые в день Гумбинненского сражения сошлись в кровавой схватке. И почти различая лица друг друга, делали всё, чтобы убить как можно больше врагов. И теперь
29 августа/11 сентября эти смертельные враги находились на расстоянии нескольких десятков километров друг от друга. Фон Бессер в имении Авейден под Кенигсбергом. Подполковник Д.Н. Постников со своим батальоном отступал на Инстербург.
В эти тревожные и тяжёлые дни отступления, когда судьба и сама жизнь тысяч и тысяч людей зависела от действий П.К. Ренненкампфа, он должен был проявить всё своё мужество, умение, характер и выдержку полководца, чтобы вывести армию из-под удара противника, чтобы сохранить уверенность в войсках. Но П.К. Ренненкампф не являлся таким военачальником. Не был он и сильным духом человеком. Под напором наступающих немецких частей П.К. Ренненкампф утратил самообладание. Уже днём 29 августа/11 сентября он, смалодушничав, полностью потерял управление армией[223], бросил свой штаб и уехал в расположение III армейского корпуса[224], а затем, бежал в Вильковишки[225]. Предательство. Что это, если не предательство солдат и офицеров, героически сражавшихся в эти дни на полях Восточной Пруссии, стоявших насмерть под напором превосходящих сил немцев в дефиле у Мазурских озёр, сложивших свои головы у Ариса, бившихся за мост у Алленбурга, погибших из-за преступной халатности командования под Тильзитом 31 августа/13 сентября[226], солдат и офицеров, которые отступали под ударами немцев, но не поддались панике, не побежали и не подняли руки вверх, сдаваясь, а продолжали стойко воевать против наступающего врага[227]. Во многом именно эта самоотверженность и героизм русского солдата заставили командование 8-й германской армии ослабить нажим на отходившие русские войска[228], что в конце концов не позволило окружить немцам 1-ю армию и уничтожить её[229], а в целом преследовать отступающие русские части более осмотрительно[230]. Ещё слишком свежо было в памяти у П. Гинденбурга и Э. Людендорфа поражение под Гумбинненом.
Благодаря мужеству русского солдата и их командиров, прежде всего командиров рот, батальонов, полков, а также дивизий и корпусов, план немецкого командования по окружению и уничтожению 1-й армии провалился. И тем более вызывает уважение подвиг этих людей, которые, брошенные высшим командованием, вплоть до корпусных начальников, на произвол судьбы[231], в хаосе отступления, не пали духом, а смогли побатальонно, поротно, поодиночке в кровавых стычках пробиться с боями к Неману, к новой линии обороны. И в этом не было ни капли заслуги П.К. Рен-ненкампфа, бросившего свою армию, своих солдат, оставившего их один на один с врагом, обрекая многих из них на плен и смерть. Поэтому, что это, если не предательство? Предательство солдат и офицеров, честно и до конца выполнивших свой долг.
29 августа/11 сентября 1914 года. 10 часов 15 минут утра{367}. Район деревни Норкиттен — деревни Обелишкен. Расположение 98-го Юрьевского пехотного полка.
Утро начинающегося дня выдалось солнечным и спокойным{368}. Немцев напротив линии обороны полка не было видно{369}. Но это спокойствие было обманчиво. Предчувствие тревоги, надвигающихся грозных событий, с какой-то неумолимой беспощадностью проникало в сознание командиров и солдат, почти ощутимо концентрировалось в воздухе и заставляло людей напряжённо вслушиваться в тишину, стоявшую вдоль линии фронта полка. И этому были веские основания. В тылу и с юга, ещё с половины восьмого утра, слышалась орудийная канонада и ружейная стрельба{370}, там шёл бой, и было понятно, что немцы предприняли попытку отрезать части 1-й армии П.К. Ренненкампфа, оказавшиеся западнее Инстербурга, окружить и разгромить их. В складывающейся обстановке для командира 98-го Юрьевского полка В.А. Желтышева выбор был не велик — либо оставаться на месте и принять бой и, возможно, драться в полном окружении, либо отступить на восток, пока немцы не замкнули кольцо окружения. Но этот выбор должен был сделать не он, командир полка, а вышестоящее начальство. А пока не произошло ни того ни другого, оставалось только ждать. Ждать и готовиться в любую минуту отразить атаку подошедшего врага.
Наконец, в 10 часов 15 минут{371} выбор был сделан. Командир 98-го Юрьевского полка получил приказ «непосредственно от Начальника дивизии»{372}, об отступлении. Полку было приказано в течение дня 29 августа/11 сентября 1914 года совершить более чем тридцатикилометровый переход, обойдя Инстербург с юга, и двигаться далее на восток за реку Ангерапп к Гумбиннену{373}. Эта отсрочка приказа об отступлении не была случайна. В то время как остальные части 25-й пехотной дивизии, не преследуемые немцами, отходили в полном порядке на Инстербург[232], Юрьевский полк должен был прикрывать отступление всей дивизии на этом направлении[233].
К трём часам дня колонна полка, отступая по шоссе, растянулась на несколько километров[234]. Шум большой движущейся массы людей, повозок и артиллерии, разносился вокруг, но люди шли молча и сосредоточенно, понимая, что они являются тем самым последним рубежом, который отделяет дивизию от немцев. Что им рано или поздно, но всё равно предстоит вступить в бой и этого уже невозможно избежать. Оставалось только ждать, когда наступит это неотвратимо приближающееся мгновение, ждать и принять его, как подобает солдату. Пытаясь отвлечься от подобных мыслей, подполковник Д.Н. Постников вспомнил, что ему ещё утром принесли одну из листовок, которые немцы сбрасывали с самолётов и цеппелинов. Тогда, за неимением времени, он сунул её в карман шинели. Сейчас же на марше он, вспомнив о ней, достал из кармана и, развернув бледно-жёлтый листок[235], быстро прочитал на ходу:
«РУССКИЕ СОЛДАТЫ!
Потверждения и слухи, будто — бы мы пленных изуродываем или — же убиваем, отвратительная ложь.
Вас обманывают и распространяют между Вами гнустную ложь. Сущая-же правда, что немцы своих пленных хорошо пропитывают, их хорошо кормят и с ними хорошо обращаются.
Мы стремимся, как можно больше не раненных пленных иметь.
Поймите и сообразите, что Ваше долгое сопротивление безполезно. Русские, а также их союзники, Англичане и французы, окончательно разбиты… А поэтому не длите и сдавайтесь.
Вы можете надеяться на хорошее гостеприимство у нас»{374}.[236]
Несуразный язык и одновременно примитивный текст пропагандистской листовки, сдобренной неправильными и исковерканными русскими словами, призывавшей сдаваться, вызвал усмешку у подполковника. Сдаваться! Эта мысль даже не приходила в голову Д.Н. Постникову. Он не знал, что уготовила ему и солдатам его батальона судьба и война. Что будет со всеми ними уже к вечеру этого первого дня отступления. Может, все они сложат головы или кого-то из них ждёт плен. Во время отступления всякое могло случиться. Но одно подполковник знал наверняка, что каждый человек его батальона будет сражаться до последней крайности, каждый из них дорого продаст свою жизнь врагу, и если и попадёт в плен, то не по трусости. Такую уверенность вселяло в него воспоминание о том, как все они, офицеры и солдаты мужественно дрались под Сталупененом и Гумбинненом. Как поднимались в атаку, презирая смерть. Как сходились в жестоком горячечном рукопашном бою с остервеневшим врагом, заставляя его осечься и отступить, испытав холодящий, животный страх за свою жизнь, почувствовав силу русского штыка, силу духа русского солдата. И хотя это воспоминание длилось всего лишь несколько мгновений, но именно эти мгновения давали сознание того, что такое гордость солдата. И люди, испытавшие это чувство, уже никогда не могли бы смалодушничать и, взяв в руку немецкую листовку как пропуск, отбросив винтовку в сторону, трусливо подняв руки над головой, сдаться немцам. Такое подполковник Д.Н. Постников представить себе не мог.
Неожиданно возникшее чувство гадливости к этому небольшому жёлтому листку бумаги наполнило всё существо подполковника, и он, с силою скомкав листовку, швырнул её в придорожную канаву.
15 часов 10 минут. Околица деревни Дидлакен. В 5 километрах юго-западнее Инстербурга{375}.
Хотя растянувшаяся по шоссе колонна отступающего Юрьевского полка в любой момент ожидала нападения немцев, но первые разрывы шрапнели, бело-сизыми облачками вспыхнувшие в воздухе, всё же оказались полной неожиданностью. И тут же вслед за ними на полк обрушилась лавина взрывов, послышалась ружейная стрельба. Немцы наступали, одновременно, с юга и с севера разрезая надвое непрочную ленту полковой колонны. Первый батальон подполковника Д.Н. Постникова тут же, в открытом поле, занял оборону и открыл беглый огонь по наступающему противнику. Артиллерийский дивизион, под прикрытием огня пехоты спешно развернув орудия, стрелял по позициям немецкой артиллерии{376}, скрывавшейся за леском. Бой был скоротечным и жарким, немцы, хотя и были остановлены, но сумели перерезать шоссе и рассечь полк на две части. Заградительный огонь артиллерии и первого батальона остановил противника. Бой стих, но в любой момент немцы могли ударить вновь. Об арьергарде полка, 2-м и 3-м батальонах, ничего не было известно. Ординарец, который был послан к ним с приказом об отступлении, пропал без вести{377}. Отступление продолжилось, и около половины шестого вечера{378} остатки полка подошли к окраинам Инстербурга, сделав привал у отдельно стоящего двора Amalienhoff{379},[237] всё ещё надеясь, что арьергард во главе с подполковником Я.И. Энгельмом, пробившись, через неплотный заслон немцев, догонит головную колонну. Но как раз в тот момент, когда 1-й батальон остановился, из-за перелеска, прямо по фронту, с тыла, на поле, в «800 шагах»{380} от него, вывалились густые «германские цепи в шесть линий, одна за другой»{381}, а с юга началось «наступление крупной колонны противника, не менее полка пехоты»{382}. Бой вспыхнул с новой силой. 1-й батальон открыл ружейный огонь по немцам, прикрывая отступление артиллерии и штаба полка. Немецкая атака на время захлебнулась. К этому времени подполковник Д.Н. Постников уже не имел связи с командиром полка и не знал, где он находится. Медлить было нельзя. Немецкая артиллерия простреливала дорогу на Гумбиннен, «сильнейшим шрапнельным огнём и бризантными снарядами»{383}, отрезая путь отхода батальона на восток. Немцы ежеминутно могли вновь начать атаку, и тогда батальон был бы прижат к этой дороге. Минутная растерянность в это мгновение или даже короткая заминка в действиях подполковника, и батальон был бы смят, окружён и раздавлен. И подполковник, хорошо понимая это, принял единственно правильное решение. Отдал приказ о немедленном отступлении, на юг, в обход Инстербурга{384}, где ещё было пустое пространство не занятое немцами, где была та единственная узкая лазейка, которая давала надежду людям выскользнуть из неумолимо сжимавшегося тугого кольца окружения. Но чтобы совершить этот манёвр на глазах у немцев, нужно было оставить прикрытие. Подполковник вызвал к себе подпоручиков М.И. Крастыня и В.К. Столицу и поставил им задачу: они во главе с «тремя взводами 1-й роты и Уг роты 2-й роты»{385} будут прикрывать отступление батальона. Он приказал построить группу прикрытия. Д.Н. Постников уже был не в силах изменить что-либо. Он просто посмотрел на офицеров и солдат, молча стоявших перед ним, и отдал приказ. Приказ, который не мог не отдать. Приказ, который должен был спасти батальон, возможно, да и скорей всего, ценой жизни многих из этих людей, стоящих сейчас перед ним, которых он хорошо знал, и которых Д.Н. Постников видел, быть может, в последний раз. Подполковник повернулся и дал ротам команду на движение, оставляя за спиной полторы сотни людей своего батальона.
Около 20 часов вечера. Шоссе у деревни Крузиннен. Несколько километров южнее Инстербурга{386}.
Благодаря решительному манёвру, батальону удалось оторваться от немцев. Но к этому времени после дневных боёв от батальона осталось только две с половиной роты{387}. Измождённые многочасовым переходом без отдыха, измотанные арьергардными боями, офицеры и солдаты 1-го батальона Юрьевского полка в сгущающихся вечерних сумерках устало двигались на восток по дороге, зажатой густым лесным массивом. Подполковник Д.Н. Постников и его батальон выполнили свою главную задачу, обеспечили отход штаба полка вместе со знаменем[238].
Но сам батальон был отсечён от дивизии и остался один на один с наступающими немецкими частями, которые двигались с юга и с запада по шоссе и дорогам, заполняя их серой массой шагающей пехоты, артиллерийскими парками и кавалерией. Где был штаб полка, где были остальные батальоны, были ли они разгромлены, а их офицеры и солдаты, быть может, уже нашли свою смерть на дорогах Восточной Пруссии или попали в плен, а может, им, как и 1-му батальону, удалось оторваться от наседающего противника, подполковник Д.Н. Постников не знал всего этого. Он теперь твёрдо знал только одно, необходимо было сохранить людей и вывести батальон на соединение с частями 1-й армии.
К «8 часам вечера»{388} остатки батальона подошли к краю леса{389}. Впереди лежал пока невидимый, но указанный на карте перекрёсток дорог. Вернувшаяся разведка доложила, что на перекрестке расположилась «на отдых»{390} «колонна противника, силою в два батальона с одной батареей и понтонным парком»{391}. Путь был закрыт. Неожиданно в тылу «появился немецкий разъезд, но он был отогнан несколькими выстрелами»{392}. Стало особенно тревожно от осознания того, что этот отогнанный разъезд мог быть авангардом немецкой части, готовой в любой момент ударить в тыл батальону. Немецкая колонна, расположившаяся на перекрёстке дорог, всё ещё не заметила русскую пехоту, поэтому решение созрело в голове подполковника Д.Н. Постникова молниеносно. Он отдал приказ идти на прорыв[239].
Наступающие роты не открывали огонь до последнего. Немцы, заметив двигавшихся на них по перпендикулярной дороге «юрьевцев», в уже еле различимом сумеречном свете наступающей ночи, приняли их за своих. И стали что-то кричать. До слуха передних шеренг долетело: «Wer die?»[240],{393}. И в этот момент батальон бросился в атаку с криками «Ура»{394}. Немцы были опрокинуты и сметены. «В паническом страхе неприятельская колонна бросилась врассыпную»{395} и не смогла оказать никакого сопротивления. И только когда батальон прорвался, немцы, придя в себя, открыли беглый огонь{396} по уже скрывшимся в темноте ротам. Подполковник оглянулся на звуки выстрелов и увидел огненные вспышки, на мгновение вырывавшие силуэты немецких солдат из сгустившейся тьмы, и не сразу почувствовал, что был ранен. Ранен легко, вскользь, в ступню правой ноги{397}. Но это было уже не важно, ибо главное было сделано. Прорыв удался, немцы не преследовали.
Глубокой ночью, так и не отдохнув, передвигая ноги только усилием воли, батальон пересёк железную дорогу и шоссе{398} и вышел на берег Ангераппа у деревни Ессен{399}.[241] Перейдя вброд эту неширокую реку, люди из последних сил{400} двинулись на Гумбиннен, где утром 30 августа/12 сентября «попали в волну беспорядочно отступавших обозов»{401} 1-й армии и только тогда поняли, что вырвались из окружения, что остались живы.
29 августа/11 сентября 1914 года. Отступление Лейб-гвардии кирасирского полка. Шоссе у города Гумбиннен.
Во второй половине дня 29 августа/11 сентября 1914 года, когда батальон Д.Н. Постникова вёл арьергардные бои под Инстербургом, в двух десятках километрах восточнее, в потоке отступающих войск, двигался эскадрон Г.А. Гоштовта. Ближе к вечеру он вступил в Гумбиннен, где взору корнета открылся весь хаос армейского отступления, весь масштаб разразившейся катастрофы. «Батареи, парки, обозные колонны, — писал корнет, — плотной массой текут по улице между двумя рядами деревьев… Словно ручьи втекают с боковых улиц справа новые обозы и растворяются в общей массе… «Сплошной гулкий грохот двигающихся орудий и повозок, крики, брань наполняют город непрерывным шумом. Наша бригада, оставив, не доходя до города, наблюдателей, пытается навести порядок… У восточного выхода из Гумбиннена разветвляются две дороги; по ним разбиваем и направляем течение обозов»{402}.
В самом же городе интендантские службы, застигнутые врасплох отступлением, уже не успевая вывести часть армейского имущества, торопливо сбрасывали в неглубокую Писсу[242] продовольствие, амуницию, снаряжение{403}.[243] И освободившиеся от груза интендантские телеги спешно вливались в поток отступающих войск.
Г.А. Гоштовт видел, как были крайне измождены солдаты и их командиры, пройдя за день, часто с боями, по двадцать-тридцать и более километров. В Гумбиннене «…широкие тротуары заняты отдыхающей пехотой. Усталые люди лежат или сидят на каменных плитах, большей частью сняв сапоги с ног, натёртых длинным переходом»{404}. Но даже он не мог себе представить до конца, какие неимоверные трудности пришлось преодолеть этим пехотинцам, чтобы дойти до Гумбиннена и дальше до русско-германской границы. «Чем питались мы эти трое суток (отступления. — Н.П.)? — написал на страницах своих воспоминаний командир роты 97-го Лифляндского пехотного полка А.Г. Невзоров. —Чем Бог послал, ели зелёные яблоки, репу, морковь, сырую картошку, всё, что находили в огородах. Воды в колодцах не было, все они были вычерпаны. На дне была лишь жидкая грязь. Идти трое суток с боями, не пивши, не евши и не спавши было весьма тяжело. И, когда на ночном переходе, пройдя 50 минут, делался привал на 10 минут, то моментально весь полк ложился на землю и засыпал… Сколько трудов стоило офицерам и фельдфебелям поднять всех и продолжить движение. Но люди шли. Лошади же отказывались. Моя лошадь не желала идти, и когда я садился на неё, она просто ложилась. Пришлось бросить её»{405}.
Да, это были люди, которые с доблестным терпением, так и не отдохнув в полной мере, по команде поднимались с земли и, пошатываясь от усталости, строились повзводно, поротно и, не зная, что готовит им будущее — жизнь или смерть, продолжали отступление на пределе выносливости, на пределе человеческих сил, часто забываясь и засыпая на ходу, но продолжая идти. Сам Г.А. Гоштовт испытал нечто подобное, когда глухой ночью 29 августа/11 сентября уснул, сидя на лошади, двигаясь по одной из просёлочных дорог западнее города Сталупенена. «Я часто впадаю в дрёму, иногда вижу обрывки снов, — написал он в своём дневнике. — Проходят мимо, скорее угадываются в кромешной тьме, силуэты домов, деревьев, кустов… И все это так не похоже на явь»{406}.
На следующий день, 30 августа/12 сентября 1914 года, Г. А. Гоштовт увидел, что командование окончательно потеряло нить управления войсками{407} и армию поглотил хаос отступления и безначалия. По дорогам непрерывным потоком шли «отставшие, хромающие пехотинцы»{408}, отдельные «партии и одиночные люди»{409}, и казалось, что этому потоку людей, с осунувшимися от усталости лицами, не будет конца. «Сегодня все перемешались»{410}, — с горечью написал Г. А. Гоштовт в тот день в своём дневнике.
В эти же полные тревоги дни отступления, через Сталупенен, ночью, проходил 106-й Уфимский полк. Город пылал. «Огромное зарево горящего города встретило нас, — писал в своих воспоминаниях, поражённый увиденным, А.А. Успенский. — Я со своей ротой шёл в головной заставе и первый въехал в город. Жуткое впечатление, от горящих среди тёмной ночи домов целой улицы, треска падающих головешек и полного отсутствия людей!»{411} Находившийся совсем недалеко от Сталупенена, уже почти на русско-германской границе, Г.А. Гоштовт видел отсветы этого и других пожаров: «Все кругом, насколько хватает глаз, — освещено сплошными пожарами; покрытое тучами небо красно от их отражения»{412}. Так по заполненым «в перемежку частями и обозами»{413} дорогам, на которых отсутствовали централизованные армейские организация и управление, в отсветах пожаров и в грохоте канонады стреляющей немецкой артиллерии{414} капитан А.А. Успенский и корнет Г.А. Гоштовт, вместе со своими частями, вышли к государственной границе. И вновь, как и в день вторжения русских войск в пределы Восточной Пруссии, 4/17 августа 1914 года, А.А. Успенский увидел пограничные столбы с российскими и немецкими орлами{415}, словно это был какой-то смутный знак из прошлого, вдруг напомнивший А.А. Успенскому о себе. Будто ещё были живы его друг капитан Д.Т. Трипецкий, корнет ГТ. Христиани, как и много тысяч и тысяч других русских солдат и офицеров, будто А.А. Успенский ещё не познал ни страха смерти и ни торжества победителя, ни всего того, что испытали в полной мере его душа и сердце за этот неполный месяц боёв в Восточной Пруссии.
Около 23 часов вечера. 29 августа/11 сентября 1914 года. Отступление 2-го и 3-го батальонов 98-го Юрьевского пехотного полка. Западнее города Инстербург.
Поздним вечером 29 августа/11 сентября два батальона, отрезанные немецким клином наступающих частей от полка в ходе дневного боя, всё ещё находились западнее Инстербурга. В том дневном бою батальоны не смогли пробиться через заслоны противника и теперь оказались в окружении. Оставалось только одно, скрываясь в лесах, неумолимо двигаться на восток, переходя ночами шоссе и вновь углубляться в чащу леса, чтобы как можно скорее догнать волну немецкого наступления и пройти сквозь неё, пока она не остановилась, пока не стабилизировался фронт. Подполковник С.С. Дьяков, как старший по званию{416}, приняв на себя командование двумя батальонами, прекрасно понимал сложившуюся обстановку, поэтому-то и приказал, «невзирая на крайнее утомление»{417}, двигаться ночью по лесу, почти не останавливаясь. Только раз С.С. Дьяков разрешил сделать «один большой привал на два часа»{418}, когда люди, находившиеся на ногах уже более десяти часов сряду, падали от усталости. И всё же, ещё затемно, 30 августа/12 сентября отряд вновь двинулся по лесной заросшей просеке на восток. Около семи часов утра{419} авангард наткнулся в лесу на солдат. Их командир штабс-капитан Моисеев доложил С.С. Дьякову, что он временно командует тремя ротами 222-го Краснинского пехотного полка{420},[244] которые были отрезаны от своей части и оказались в окружении. Роты были присоединены к отступающим батальонам.
Весь тот день, 30 августа/12 сентября, отряд шёл по лесной пуще, и когда в вечерних сумерках он вышел на её опушку, то все увидели, как по шоссе двигалась большая колонна немцев «с обозами и артиллерией»{421}. Путь был закрыт, и подполковник решил не идти на прорыв, а вновь войти в лес и отступать на север, чтобы наконец-то найти брешь на стыках отдельных германских частей и пройти или пробиться через неё к своим. В лесу ночь наступила гораздо быстрее, сомкнув свои объятия сразу, как только отряд вернулся под полог вечернего леса. Вторая ночь окружения, тоже была бессонной и тяжёлой для уставших людей. «В полной темноте, без дорог, по лесным просёлкам, пользуясь лишь указанием компаса, т.к. карт этого района под руками не имелось, не получая в течение уже 2-х дней горячей пищи, колонна с неимоверными затруднениями продолжала свой путь»{422}. Впереди для этих офицеров и солдат была тяжкая неизвестность, а что может быть хуже неизвестности. Только отчаяние, которое могло бы сломить их волю, но не сломило, ибо это были люди сильные духом. Люди, которым хватило физических и нравственных сил, чтобы вынести все тяготы отступления, пройти через все испытания. Испытания, которые можно понять, но невозможно постичь.
Наверное, им помогла и надежда. Потаённая надежда каждого из них, что ему не суждено погибнуть в этих лесах и полях чужой страны.
Этой ночью в кромешной тьме батальон подполковника С.С. Дьякова[245], шедший в арьергарде, оторвался и потерялся в лесу. «Самые тщательные поиски»{423}не принесли результата. Два часа{424} подполковник Я.И. Энгельм прождал отставший арьергард. Безрезультатно. Дальше 2-й батальон Я.И. Энгельма пробивался уже в одиночку, продолжая идти к фронту по глухим восточно-прусским лесам, избегая столкновений с противником. Только днём 1 сентября/14 сентября подполковник Я.И. Энгельм смог вывести свой батальон к Неману в районе Юрбурга{425},[246] в расположение частей 1-й армии. Вывести, чтобы этим же вечером, так и не отдохнув, под ударами наступающей германской армии, двинуться, в общем потоке отступления, дальше вглубь России. 3/16 сентября солдаты и офицеры батальона измождённые, с землистыми от беспредельной усталости лицами, прошедшие за шесть суток «свыше 200 вёрст»{426}, вступили в Ковно, где наконец-то в русских тылах смогли остановиться и отдохнуть.
Так 98-й Юрьевский пехотный полк, как и многие другие части 1-й армии, пережил тяжесть тех страшных дней отступления, когда, как и вся армия, он был лишён централизованного управления и командования. Когда под ударами немецких войск полк был расчленён, но не разгромлен. Не разгромлен благодаря командирам батальонов, которые, оставшись один на один с врагом, не растерялись и не пали духом, а смогли, ценой неимоверных усилий своей воли и преданности воинскому долгу своих солдат, вырваться из окружения. И поэтому это было отступление, которое, в целом, больше прославило обычных солдат и строевых офицеров, чем командующих 1-й армией и Северо-Западным фронтом.
Поздний вечер 30 августа/12 сентября 1914 года. Русско-германская граница в районе Эйдкунена.
До самой границы 1-й батальон подполковника Д.Н. Постникова отступал в общем потоке разрозненных частей, так и не узнав, где находится штаб полка{427}. Только на границе, в Эйдкунене, наконец-то почувствовалось, что командование, правда неизвестно какое, армейское или корпусное, пытается навести порядок в хаосе отступающих войск. «На перекрестках улиц стоят конные казаки и распределяют отходящих людей: принадлежащих к 25-й дивизии отправляют по улице налево, 27-й прямо и 40-й направо»{428}. Повернув, следуя указаниям казаков, налево и перейдя пограничный ручей{429}, батальон подполковника Д.Н. Постникова оказался на большом поле, двигаться по которому в темноте не было никакой возможности. На нём вповалку лежали измождённые солдаты, прошедшие за полутора суток «около девяноста километров»{430}. «По полю бродят люди с горящими факелами и громко выкрикивают названия частей, — написал Г.А. Гоштовт в своём дневнике. — Недалеко от нас чей-то тенор надрывается “Островцы[247], ко мне”; из темноты ему вторит бас “Юрьевцы, все сюда”. Из сумрака ночи непрестанно выплывают тени людей, прислушиваются к выкрикам, идут пошатывающейся походкой к своему полку, валятся на землю и замирают в глубоком бесчувственном сне»{431}. Для уставших до изнеможения людей это была первая, по-настоящему спокойная ночь, когда они впервые за несколько суток отступления, могли спать до утра, зная, что их не разбудят посреди ночи, чтобы вновь начать движение, уходя от врага на восток. И в понимании этого простого факта, для тех людей тогда было, наверное, высшее счастье. Но спросить их об этом было никак не возможно. Они спали беспробудным сном.
1/14 сентября в местечке Пильвишки[248], в 30 километрах от границы, две с половиной роты 1-го батальона, вышедшие из окружения со своим командиром, присоединились к полку. О чём полковник В.А. Желтышев[249] доложил начальнику дивизии генерал-лейтенанту П.И. Булгакову.
«1914 г. 1 сент. 2 час.[а] 15 мин.[ут] д[ня].
№ 168. Дер.[евня] Чиста-Буда.
…В 1 ч.[ас] 30 м.[инут] дня ко мне присоединились: Подполк.[овник] Постников (К-р 1-го батальона].)»{432}.
Во всём полку в этот день, налицо, был «531 чел.[овек]»{433}. «Есть, однако, полное основание полагать, — отмечено в Полевой книжке полка, — что ещё много нижних чинов прошло с обозами и по железной дороге вперёд»{434}. Действительно, ещё почти в течение целой недели выходившие из окружения подразделения и отдельные отставшие солдаты присоединялись к полку. На 7/20 сентября в полку было 1369 человек[250], что, без малого, было на три тысячи человек меньше списочного состава полка, при вступлении его на территорию Восточной Пруссии[251].
От полковника В.А. Желтышева Д.Н. Постников узнал о судьбе отряда, прикрывавшего отход его батальона под Инстербургом. Подпоручик В.К. Столица остался жив[252]. Выполнив поставленную задачу, он со своими людьми сумел оторваться от противника и присоединился «к частям 56 пех.[ной] дивизии»{435}. Подпоручик М.И. Крастынь пропал без вести{436}. Ему был всего 21 год[253].
К 1/14 сентября 1914 года 1-я армия П.К. Ренненкампфа вышла из пределов Восточной Пруссии, и фронт стабилизировался по среднему течению Немана[254].
Эрзац-батальон фон Бессера и в начале сентября продолжал стоять в имении Авейден под Кенигсбергом[255].
«Милая Агнес!»{437} — написал фон Бессер домой. За августовские бои «генерал представил меня к чину майора и к железному кресту»{438}. «Я получил… 1 ба-талон 45 пехотного п.[олка], ныне находящегося в России»{439}.
«Люди в твоём положении и в твои годы получают совсем другие, не менее важные назначения! — писала в одном из писем жена фон Бессера. — Раньше ведь разговор был только об обозе и ландштурме, и вдруг тебя назначают на такое опасное место! Это я нахожу не справедливым и не очень разумным! Ты слишком дорог как “пушечное мясо”!»{440}. И дальше совсем уже по-женски написала, не скрывая своего волнения: «Я и Гретхен благодарим бога, что ты жив и здоров»{441}.
В двадцатых числах сентября фон Бессер вступил в командование батальоном 45-го пехотного полка под городом Лык{442}.[256] Вскоре в одном из боёв, он был убит. И русские солдаты, обходившие поле боя, вслед за отступившими немцами, наткнулись на труп немецкого офицера. Среди прочих вещей которого они нашли и дневник, с последней датой — 25 сентября 1914 года{443}. В дневнике, на одной из многих страниц, рукой фон Бессера было переписано письмо Агнес, со словами: «…ты жив и здоров»{444}.
Около 50 тысяч человек убитых и пропавших без вести. Около 30 тысяч человек, попавших в плен[257]. Такова была цена отступления, заплаченная русским солдатом за непрофессионализм и бездействие армейского и фронтового начальства. 50 тысяч мужчин больше никогда не вернулись домой к своим семьям и остались навсегда лежать в земле Восточной Пруссии. Многие в безымянных могилах. 50 тысяч похоронок и извещений о пропавших без вести получили жёны, матери и возлюбленные, для которых это были страшные, полные трагизма и горя дни, дни, изменившие их жизнь бесповоротно и навсегда.
Всё, что происходило тогда, стало уже далёким прошлым, но прошлым, которое нельзя забыть и которым невозможно пренебречь. Время и история наконец-то вернули нам события столетней давности, и имена тех, кто погиб, и тех, кто остался жив, в те сентябрьские дни 1914 года.
Капитан Александр Арефьевич Успенский. В бою за мост под Алленбургом был контужен. «Контузия, сказались у меня в виде тупой, головной боли и повышенной температуры. По ночам я бредил, голова болела, и все время меня тошнило! Старший полковой врач отправил меня в ближайший полевой госпиталь в м.[естечко] Олиту»{445}.
За бои в Восточной Пруссии награждён орденом Святого Станислава 2-й степени с мечами{446}. В 1915 году получил звание подполковника. В феврале 1915 года во время боёв в Августовских лесах, на границе с Восточной Пруссией, попал в плен, где пробыл до конца войны.
Автор воспоминаний о Первой мировой войне{447}. После войны А.А. Успенский вернулся уже в независимую Литву. Его родной Вильно в 1922 году был оккупирован Польшей, и он поселился в Каунасе. Ковда в 1940 году в Литве была установлена советская власть, он навсегда покинул страну. Эмигрировал в Чехословакию. Жил в Праге до 1945 года{448}. Дальнейшая судьба неизвестна.
Корнет Георгий Адамович Гоштовт. За бои в Восточной Пруссии был награждён орденом Святой Анны 4-й степени «За храбрость»{449} и орденом Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом{450}. В течение всей войны находился в действующей армии. В 1917 году полковник. Участвовал в Белом движении. Эмигрант. Жил во Франции. Писал книги по истории 1-й мировой войны{451}.
Корнет Владимир Андреев. Участник Первой мировой войны. Эмигрант. Жил во Франции. Написал воспоминания о Гумбинненском сражении.
Подполковник Энгельман Ян Ильдефонсович. 4/17 сентября 1914 года присоединил свой батальон к полку{452}. Из окружения подполковник Я.И. Энгельм смог вывести 350 человек{453}. За августовские бои в Восточной Пруссии был награждён орденом Святой Анны 2-й степени с мечами{454} и орденом Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом{455}. Попал в плен во время боя за деревню Грюнвальд в Восточной Пруссии 15—16 ноября 1914 года{456}. Дальнейшая судьба неизвестна.
Подполковник Дмитрий Николаевич Постников. «227 человек»{457}, всего 227, «из 760 нижних чинов»{458}1-го батальона вышло с подполковником Д.Н. Постниковым из окружения. Только за один день отступления и арьергардных боёв[258] 533 человека были убиты, пропали без вести, попали в плен. Огромные потери для батальона. И поэтому каждый солдат, вышедший из однодневного окружения, зная и видя эти потери, мог только поблагодарить судьбу и своего командира, за то, что остался жив.
За ночной бой у деревни Крузиннен, когда Д.Н. Постников атаковал колонну противника, выходя из окружения, награждён Георгиевским оружием{459}. За бой у Сталупенена — орденом Святой Анны 2-й степени с мечами и бантом{460},[259] за сражение под Гумбинненом — орденом Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом{461}. «За отличия против неприятеля»{462} в декабре 1914 года получил внеочередное звание полковника{463}. Находился в действующей армии до мая 1915 года. По ранению переведён в тыловые части. После Октябрьской революции служил в РККА. В мае 1919 года был назначен начальником Пензенских пулемётных курсов комсостава{464}. С 1923 года на пенсии. С 1934 года персональный пенсионер при СНК РСФСР.
Забытая война. Забытые солдаты своей Родины. Забытые в Советской России. Солдаты Отечества, оставшиеся в стране или унесённые вихрем революции и Гражданской войны на чужбину. Солдаты, которым только и оставались что память и тревожные сны. Тревожные бормочущие сны, в которых они снова поднимались в атаку, видели лица своих товарищей и их смерть в бою, измождённо отступали по дорогам Восточной Пруссии и, просыпаясь от этих кошмарных сновидений в глухой тиши ночи, больше не могли уснуть до утра. Что им досталось в награду. Только эти воспоминания, кошмарные сны, книги и история, живыми творцами которой они были. Но именно эти люди, целью, которых было служение Родине, могли, в конце своей славной жизни, пред лицом вечности, с гордостью сказать, что они достойно прожили свою жизнь.
ПРИЛОЖЕНИЯ
Приложение 1.
Карта-схема Сталупененского боя и Гумбинненского сражения.
Из книги: Зайончковский А. Мировая война. 1914—1918 гг. Том III. Карты. М.,1938—1939. С.20.
Приложение 2.
Военные действия в Восточной Пруссии Поражение 1-й русской армии.
Из книги: Зайончковский А. Мировая война. 1914—1918 гг. Том III. Карты. М.,1938—1939.
Приложение 3.
Документ 1
Приказ
По штабу Виленского военного округа{465}
гор. Вильна.
17 июля 1914 г.
ВЫСОЧАЙШИМ повелением, состоявшимся 17-го июля, объявлена мобилизация частей войск и управлений Виленского военного округа и первым днём назначено 18-е июля.
* * *
Документ 2
Директива Командующему 1-й армией{466}
№1.
(Карта 10 верст)
гор. Волковыск.
31 июля 1914 г.
Противник направил большую часть своих сил на свой западный фронт против Франции. По имеющимся у нас сведениям, в Восточной Пруссии им оставлено от 3 до 4 корпусов и несколько резервных дивизий и ландверных бригад. Авангарды его выдвинуты к границе, но его главные силы находятся, несомненно, за линией озер.
Я предполагаю перейти в решительное против него наступление с целью разбить его, отрезав от Кенигсберга, и захватить его пути отступления к Висле, для чего: 1-й армии наступать от линии Вержболово-Сувалки на фронт Инстербург — Ангербург в обход линии Мазурских озер с севера, а 2-й армии от линии Августов — Граево — Мышинец — Хоржеле на фронт Летцен — Руджаны — Ортельсбург и далее к северу, причем главные силы армии будут направлены на фронт Руджаны—Ортельсбург во фланг и тыл линии озер.
Таким образом, наступление будет ведено в обход обоих флангов противника, находящегося в озерном пространстве. Имея в своем составе многочисленную конницу, 1-я армия должна, по переходе через Ангерап, возможно глубже охватить левый фланг противника с целью отрезать его от Кенигсберга. На кавалерию возлагается: заслонить, скрыть от неприятеля направление наших корпусов, закрепить за собой наиболее важные пункты, захватить переправы для нас и разрушить дальше в тылу, дабы помешать угону подвижного состава железных дорог.
Во исполнение изложенного предписываю 1-й армии утром 3-го августа перейти границу конницей, поддержанной отрядами пехоты, и оттеснить передовые части противника, закрепив за собой занятые пункты, а 4-го августа перейти границу всеми 3-мя корпусами, входящими в состав армии, направляя их первоначально на фронт Инстербург—Ангербург, а затем, развивая наступление в охват левого фланга противника; при этом наступлении надлежит оставить достаточной силы заслон против Летцена, откуда можно ожидать перехода германцев в наступление.
2-я армия будет наступать своим правофланговым корпусом от Августова на Лык, Арис и Летцен, перейдя границу 6-го августа.
Неприятель на всем фронте и во всех случаях должен быть энергично, с упорной настойчивостью атакован. Эти указания не касаются укрепления Летцена, на случай атаки коего последует особое приказание.
Линией, разграничивающей районы действий 1-й и 2-й армий, назначаю линию селений: Липовка, По-ломен, Солтманен, Летцен, причем вся эта линия относится ко 2-й армии.
Главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта, Генерал от Кавалерии Жилинский. Начальник штаба, Генерал-Лейтенант Орановский.* * *
Документ 3
Приказ по 8-й германской армии{467}
гор. Мариенбург.
14 августа 1914 г. 4 часа пополудни.
1. Не лишено вероятности, что противник поведет наступление против линии озер в районе южнее леса Роминтен. Его передовые части — пехота с артиллерией двигаются от фронта Гросс Эрцимахен-Мирунскен.
2. Армия сосредотачивается к левому флангу для встречи русского удара наступлением.
3. XX арм[ейский] корпус — двинется в район Ортельсбург. На него возлагается прикрытие армии от возможного наступления русских южнее озера Спирдинг. Корпусу быть также готовым к наступлению на Иоганисбург, для чего отряд у Бяла должен оставаться.
3-я резервная] дивизия с 6-й ландв[ерной] бригадой удерживают линию Николайкен-Летцен.
I резервный] корпус удерживает линию реки Анге-рап, примыкая правым флангом к озеру Мауер.
XVII арм [ейский] корпус будет перевезен по железной дороге через Алленштейн и Кенигсберг в район Инстербург — Бокеллен — Норкитен, откуда он двинется в направлении на Даркемен.
I арм[ейский] корпус остается в районе Гумбиннен — Инстербург.
Главный резерв крепости Кенигсберг — у Инстербурга.
2-я ландверная бригада удерживает линию реки Мемель.
Задача 1-й кавалерийской дивизии остается прежняя. Прикрытие правого фланга армии против маловероятного, но возможного наступления русских со стороны р[еки] Нарева возлагается на ген[ерала] Унгер, которому подчиняются:
а) Отряд Торна — у Страсбурга.
б) Отряд Грауденца — у Лаутенбурга.
в) 70-я ландверная бригада — у Млавы и Сольдау
г) Отряд Данцига — у Нейденбурга. 4. Разведка:
XX арм [ейский] корпус на фронт Маков — Лом-жа — Оттовице.
3 рез[ервная] дивизия на фронт Осовец — Августов.
I резервный] корпус на фронт Августов — Сувал-ки — Вижайны.
1 арм[ейский] корпус и 1 кав[алерийская] дивизия на фронт Пржеросль — Кальвария — Вильковишки — Юрбург.
<…>8. Штаб армии остается до вечера 15 августа в Мариенбурге; затем переходит в Бартенштейн, куда прибудет в полдень 16 августа.
Командующий армией фон Притвиц.* * *
Документ 4
Директива 1-й армии №1{468}
2 августа 1914 г. Штаб армии г. Вильно. Главнокомандующий приказал:
1) 1-й армии перейти границу 4-го августа и с линии Владиславов — Сувалки наступать на фронт Инстербург — Ангербург в обход линии Мазурских озер с севера.
2) 2-й армии перейти границу и с линии Августов — Граево — Мышинец — Хоржеле наступать на фронт Летцен — Руджаны — Ортельсбург и далее к северу.
3) Задача 1-й армии — возможно глубже охватить левый фланг неприятеля на р. Ангерап, где предполагаются его главные силы, имея целью отрезать неприятеля от Кенигсберга.
4) Задача 2-й армии — свои главные силы направить на фронт Руджаны — Ортельсбург, во фланг и тыл линии Мазурских озер.
5) Районы действий 1-й и 2-й армий разграничиваются по линии селений Липовка — Поломен — Солтманен — Летцен; вся линия для 1-й армии включительно.
6) Правофланговый корпус 2-й армии наступает от Августова на Лык — Арис — Летцен, причем этот корпус перейдет границу 6-го августа.
7) Коннице 1-й армии перейти границу 3-го августа, оттеснив передовые части неприятеля.
Во исполнение изложенных указаний Командующий армией приказал:
1) Обеим группам армейской конницы 3-го августа выступить по направлениям, соответствующим ранее данным им задачам:
а) правой группе — на Инстербург в обход Сталупенена и Гумбиннена с севера;
б) левой группе — имея в виду обеспечение левого фланга армии со стороны Маркграбова, а впоследствии Летцена;
в)1-йотдельнойкавалерийскойбригаде,обеспечивая правый фланг армии, 4-го августа достигнуть Шиленена.
При этом конница должна, по возможности, скрыть направление движений корпусов армии и помешать угону подвижного состава на железных дорогах.
2) Корпусам армии главными силами овладеть 4-го августа линией Вилюнен — Сталупенен — Герминкемен — Дубенинкен — Ковален.
Начальник штаба 1-й армии, Генерал-Лейтенант Милеант.* * *
Документ 5
Приказ 1-й армии{469}
№2
(Германская карта 1: 100 000).
2 августа 1914 г.
Штаб армии г. Вильно.
1) Имеющиеся сведения указывают, что на фронте Пилькален-Пилюпенен развертываются части дивизии I германского корпуса, имея на своем левом фланге у Пилькален 1-ю кавалерийскую дивизию (6 полков); на остальном фронте без перемен.
2) Армии, согласно моей директиве № 1, перейти 4-го августа границу Германии и занять в этот день главными силами корпусов линию Вилюнен — Сталупенен — Герминкемен — Дубенинкен — Ковален.
3) Коннице:
а) Генералу Орановскому — обеспечивая правый фланг армии, разведывать на фронте Тильзит — Краупишкен и занять к вечеру 4-го августа д[еревню] Шиленен.
б) Генералу Хану Нахичеванскому и генералу Гурко действовать согласно моей директиве № 1.
4) Районы наступления, реквизиций и действий корпусов ограничиваются:
XX корпуса — с севера: Ширвинты — Вилюнен — Пилькален — Кусен; с юга: Эйдкунен — Сталупенен — Гумбиннен исключительно.
III корпуса — с севера: южная граница XX корпуса включительно; с юга: Копсодзе — Викнавейтшен — Энцунен — Вальтеркемен включительно.
IV корпуса — с севера: южная граница III корпуса исключительно; с юга: Пржеросль — Гольдап — Даркенен включительно.
5) 5-ю стрелковую бригаду подчиняю генералу Гурко для выполнения возложенной на него директивой № 1 задачи.
6) Штабам корпусов иметь ночлег на 5-е августа: XX — Владиславов, III — Эйдкунен, IV — Пржеросль.
7) Донесения присылать: до 3-х часов дня 4-го августа в Вильно, после 3-х часов дня — ст[анция] Вержболово (Кибарты).
8) Связь — государственный телеграф; IV корпусу соединиться телеграфом с Шиплишки.
9) Заместители: Генерал-Лейтенант Милеант, Генерал от инфантерии Смирнов.
* * *
Документ 6
Приказ Командующего III корпуса генерала Н.А. Епанчина № 118, отданный в 22 часа 20 минут 6/19 августа 1914 года.{470}
В виду утомления войск и необходимости подтянуть тыловые учреждения и пополнить запасы, Командующий армией приказал продвинуться вперед лишь настолько, насколько это возможно при условии не вступать в упорный бой с неприятелем.
После полудня сегодня, по-видимому, немецкая конница, спешенная, с конной артиллерией оказывала противодействие ген. Смирнову при занятии им фронта Ушбален, Бракупенен, Кармонен, Пусперн.
Завтра 7-го августа корпусу с приданной 40-й дивизией занять фронт Кл[яйн]-Пусперн, Чиргупенен, Матишкемен, Соденен.
а) Г[енерал]-Л[ейтенанту] Булгакову к 5 часам утра занять район Кл[яйн]-Пусперн, Чиргупенен, Вердельн;
б) Г[енерал]-Л[ейтенанту] Адариди к 5 часам утра занять район Матишкемен, Варшлеген;
в) Г[енерал]-Л[ейтенанту] Короткевичу к 5 часам утра занять район у Соденена.
Охранение, стоящее 6-го августа, 7-го августа вперед не продвигать.
Районы, указанные в пунктах а, б и в, занять главными силами.
В расположении, занятом на 7-е августа, прочно утвердиться.
Наша конница в Мальвишкене.
Штаб корпуса 7-го августа — Сталупенен.
Генерал Епанчин.* * *
Документ 7
Телеграмма №393 Командующего 1-й армией П.К. Ренненкампфа командующему сводным конным отрядом Хану Нахичеванскому от 6/19 августа 1914 года.{471}
Деятельность Вашего конного отряда в бою 4-го августа крайне неудовлетворительна; пехота вела тяжелый, упорный бой; конница обязана была помочь появлением не только на фланге, но и в тылу неприятеля, не считаясь с числом верст. <…> В будущем приказываю быть более энергичным, подвижным; помнить, что у Вас 48 орудий, которые направлением в тыл неприятелю причинят ему громадное поражение. Сегодня вечером армии указано занять фронт Ушбален — Кармонен — Пусперн — Соденен — Гольдап. <…> Завтра 7-го августа армия остается на тех же местах. Приказываю 7-го к вечеру выяснить разведкой фронт Инстербург-Гумбиннен, занят ли он, есть ли укрепления, какие силы между реками Инстер и Роминте, обороняются ли они, занят ли лес Цулькинер? Главными силами 7-го займите Пеленинкен на р[еке] Инстер. Железную дорогу Тильзит—Инстербург основательно разрушьте».
* * *
Документ 8
Записка Командующего 1-й армией генерала П.К. Ренненкампфа о руководстве Хана Нахичеванского в Каушенском бою 6/19 августа 1914 года.{472}
«<…> Как и прежде, остаюсь при полном убеждении, что действия крайне неудачны. Средняя колонна (1-я Гвардейская кавал. дивизия), наткнувшись с фронта на противника, совершенно правильно развернулась. Фланговым дивизиям Бельгарда и Рауха следовало направиться в обход флангов противника в полном составе. Относительно генерала Рауха я знаю, что он направил часть дивизии с артиллерией; генерал же Бельгард меня буквально возмущает. Неужели генерал, дошедший до должности начальника дивизии, не знает, что для действительности обхода ему надо было взять свои 3 батареи. Противник, взятый с обоих флангов под анфиладный артиллерийский огонь, был бы уничтожен. Все его 12 орудий попали бы легко в Ваши руки, а так Вы взяли только 2 с тяжёлыми потерями. Все эти потери ложатся тяжелой ответственностью на Ваших начальников дивизий.
Получаете новую задачу, поэтому еще раз напоминаю, что Вам надо действовать артиллерийским огнем во фланг и тыл.
Относительно генерала Бельгарда Вы мне докладывали наедине 25 июля в вагоне. Если начальствующие лица не отвечают своему назначению, Вы обязаны быть безжалостны, иначе вся ответственность ложится исключительно на Вас. Полковнику Чеснокову я наговорил много неприятного по поводу Ваших совершенно недостаточных донесений. Ничего, т.е. слишком мало, знаю о Ваших действиях, о потерях же почти ничего».
* * *
Документ 9
7/20 августа 1914 г. 11 час[ов] 50 мин[ут] вечера. № 132 из Ионасталь. Генералу Шемякину.{473}
25-я пехотная дивизия на всем своем фронте имела полный успех. После упорного боя противник около 2—3 час[ов] начал отступление, а около 6 час[ов] вечера сопротивление его было окончательно сломлено, и противник бежал, оставляя раненых, убитых и пленных в большом количестве на поле сражения.
По приказанию командира корпуса (генерала Н.А. Епанчина. — Н.П.), дивизия в 8 час[ов] вечера оставила преследование и окопалась на линии.
<…> 1-я бригада — на линии Ласдинелен, Садвейчен, лес к югу.
* * *
Документ 10
Сводка сведений о противнике на фронте Мемель — Рачки по данным к 6 час[ам] веч[ера] 8 августа.{474}
В бою 7 августа положение немцев представляется в следующем порядке:
На правом их фланге, к западу от Гольдапа один (44) пех[отный] полк, 2 дивизии (1 арм[ейский] корпус) и 10-й конно-егерский полк, левее части XVII корпуса, левее последнего — весь I корпус (за исключением 44 полка) и на крайнем левом фланге три ландверных бригады и 1 кавалерийская дивизия.
С наступлением темноты немцы с большими потерями на всём фронте отступили. В этом бою нами захвачено 12 полевых орудий и много пленных, число которых не выяснено.
* * *
Документ 11
Телеграмма от 11.08.1914 г.{475}
Генералам Смирнову, Епанчину, Алиеву, Хану Нахичеванскому <…> и Гурко.
<.. > Принять решительные меры недопущению грабежей до расстрелов включительно и оповестить об этом всех нижних чинов, корпусных и этапных комендантов.
* * *
Документ 12.{476}
14 августа [1914 года]
генералу Гурко
Ангербург.
по искровому [телеграфу] через штабы 3-го и 4-го корпусов.
Неприятель отходит не только Растенбург также Кенигсберг точка Приказываю вести разведку далеко вперёд фронт Бартенштейн Зенсбург и в тыл Лецена точка… Армия будет продолжать наступление фронт Велау Гердаунен точка Войдите в связь второй Армией правый фланг которой завтра двенадцатого ожидается Зенсбург точка Донесите где будете сегодня и что Вами сегодня достигнуто.
* * *
Документ 13.{477}
августа 16, 12 часов №30
Вторая армия отошла свои первоначальные позиции к границе.
6-й (корпус. — Н.П.), следовавший к Тишофсбургу, был встречен противником, после боя отошёл южнее Ортальсбурга.
Главнокомандующий приказал — приостановить движение на поддержку второй армии выдвижение 2-го и 4-го корпусов.
Во исполнение этого предписывает:
1. 23-му и 3-му корпусам и коннице ген. Кознакова оставаться занимаемых ими местах, выполнять возложения задачи наблюдению Кенигсбергом, избегая излишней траты снарядов — особенно тяжёлой артиллерии.
2. Коннице ген[ерала] Рауха, ген[ерала] Хана Нахичеванского, ген[ерала] Гурко продолжать выполнение задачи поиска в тылу противника, основательно разрушая всюду железные дороги от линии Кенигсберг — Растенбург на запад.
3. 1-му и 2-му корпусам сегодня, 16 августа приостановиться занимаемых сейчас пунктах, а завтра 17 августа, отойти: 1-му район Фридланд где и остановиться; 2-му — 17 августа начать отходить через Ангербург на Траево.
4… Корпусам (кроме 2-го) инициативно разведывать корпусной конницей на переход вперед.
5. Всем приступить самоокапыванию усилению своих позиций инженерном отношении.
Командующий армией генерал Реннепкампф Н-к штаба армии генерал-лейтенант Милеант.* * *
Документ 14
Сводка данных о частях противника, действовавших против 1-й армии в боях с 26-го августа по 2 сентября.{478}
29 сентября 1914 г. м[есто] Олита.
Из донесений войсковых частей, опроса пленных, просмотра отобранных и захваченных документов и корреспонденции выяснено, что в боях с 26-го августа по 2-е сентября против 1-й армии действовали следующие части противника:
1) 2-я, 9-я и 12-я ландверные бригады, запасные полки, (запасные батальоны, сведённые в полки) и прочие части Кёнигсбергского крепостного резерва общей численностью около корпуса. Части эти оборонялись на фронте Лабиау — Тапиау, но с началом отхода 1-й армии они перешли в наступление. Общее направление их наступления на Тильзит и южнее.
2) Гвардейский резервный корпус. <…> 30 июля был перевезён в Бельгию из Шпандау. Около 17 августа началась его переброска на Восточный фронт. Около 20 августа части корпуса высаживались на Восточном фронте. <…> Наступление в направлении Фридланд, Алленбург.
3) 1-й резервный корпус наступал в направлении Гердаулен — Инстербург. <…> 36-я резервная дивизия этого корпуса была в районе Авставишкена, 29 августа в районе Инстербурга, 30 в районе Мальвишкена, 31 августа в районе Дудена.
<…> 4) 2 (II?) (знак вопроса стоит в документе. — Н.П.) полевой корпус. Переброшен из Бельгии. Общее направление наступления этого корпуса Растенбург— Ширвиндт.
<…> 5) Саксонский корпус. Документальных данных о направлении наступления этого корпуса нет. Пленные показывают, что Саксонский корпус в первых числах сентября находился в районе Вержболова. По-видимому, этот корпус наступал между 2 и 17 корпусами (дефиле Мазурских озёр Арис и Николайнен, южнее Лютцен. — Н.П.).
<…> 7) 1-й полевой армейский корпус наступал <…> на Арис. <…> Далее 1-й корпус наступал через Гольдап, Тольминкен на Вильковышки.
<…> 8) 1-я кавалерийская дивизия, по-видимому, действовала не в полном составе, а частями. Пленные показывают, что некоторые части этой дивизии из района Нейденбурга перевозились в Инстербург по жел[езной] дор[оге].
* * *
Документ 15
Телеграмма №3139 от 27 августа/9 сентября из штаба Северо-Западного фронта Командующему 1-й армией генералу П.К. Ренненкампфу{479}:
В виду неустроенности XXII и III Сибирского корпусов и невозможности, вследствие этого, им перейти в наступление, Главнокомандующий приказал XXII корпусу собираться в Августове, чтобы базироваться на Гродно и прикрыть это направление, а III Сибирскому корпусу собираться на Граево, чтобы базироваться на Осовец. Войскам I Туркестанского корпуса оставаться в Ломже. В виду этого, назначенное вчера наступление на Видминен 20 батальонов не состоится.
* * *
Документ 16
Директива Командующего Северо-Западным фронтом генерала Я.Г. Жилинского от 31 августа/13 сентября.{480}
В виду неудачных боев на фронте 1-й армии и ее отступления, предписываю: 1) частям 1-й армии, отойдя за средний Неман, прикрыть переправы Прены, Олиту и Меречь; 2) корпусам 2-й армии, не ввязываясь в бой, сохранить возможность беспрепятственного отхода за Нарев на переправы у Остроленка, Рожаны и Пултуск;
3) корпусам 10-й армии прикрыть район Августов — Гродно, обороняя р. Бобр от р. Березовки до его устья;
4) главная задача 2-й и 10-й армий не подвергнуться отдельным частным поражениям и, действуя в тесной связи, сохранить в наших руках район Гродно — Белосток.
* * *
Документ 17
Телеграмма за № 3165 начальника штаба фронта генерала Орановского генерал-квартирмейстеру Ставки генералу Данилову от 30 августа/12 сентября 1914 года.{481}
Главнокомандующий приказал донести, что командующий 1-й армией чрезвычайно поздно уяснил себе опасное положение, в котором очутилась его армия, и вместо того, чтобы усиленными переходами вывести армию из-под ударов по его флангу и тылу, сам переезжал с места на место, теряя при этом связь с корпусами. Благодаря этому, было упущено много времени, и даже теперь ещё нельзя сказать, насколько отход 1-й армии пройдет благополучно. Во всяком случае, известно, что II корпус понёс большие потери. Вообще, в распоряжениях по 1-й армии была замечена известная растерянность.
* * *
Документ 18
Телеграмма Директива Командующего Северо-Западным фронтом генерала Я.Г. Жилинского в Ставку от 30 августа/12 сентября 1914 года{482}:
Я приказал одним переходом отойти приблизительно к линии Тракенен — Каттенау. Туда отошли III и XXVI корпуса. Остальные три корпуса, из коих II и XX составляли заслон к югу, отходили с боем. Но Ренненкампф, положительно лишившийся самообладания, потерял с ними всякую связь. На мой вопрос, дано ли им указание об отходе, получил от штаба ответ, что указание не дано. Я приказал отыскать эти корпуса посылкою офицеров и лётчиков. Но положение их до сих пор неизвестно, хотя они не могут быть далее 30 верст от него. Сейчас получено известие, что из Роминтенского леса выходят пехотные колонны. Ренненкампф немедленно бежал в Вильковишки, порвав связь со мной по телеграфу. Он прямо объят паникой и армией управлять не может. Когда откроется связь с Вильковишками, прикажу повернуть оба корпуса и идти на выручку своих, тем более что XXII корпус уже занял Маркграбово и завтра пойдёт (31 августа/13 сентября) на Гольдап в тыл обходящему противнику. III Сибирский корпус выдвинут к Лыку и будет наступать уступом за XXII и VI (?) (знак вопроса стоит в документе. — Н.П.) корпусами. Но эту операцию временно поручаю ген. Епанчину (командиру III корпуса), а Ренненкампфа прошу удалить от командования.
* * *
Документ 19
Из донесения Верховного Главнокомандующего Beликого князя Николая Николаевича императору Николаю II{483}:
<…> Редакция телеграммы (Жилинского. — Н.П.) и стиль произвели на меня удручающее впечатление. Для меня совершенно неясна причина такого вывода. Я скорее склонен думать, что генерал Жилинский потерял голову и вообще не способен руководить операциями».
* * *
Документ 20.{484}
18/31 августа 1914 г.
Главнокомандующему армиями Северо-Западного фронта.
Верховный главнокомандующий повелевает вам:
1-й армии удерживаться во что бы то ни стало севернее Мазурских озер на путях линии Инстербург, Ангербург к линии Волковышки, Сувалки; в действиях её должно быть проявлено полное упорство.
Начальник штаба генерал-лейтенант Янушкевич.Документ 21
Черновик телеграммы Командующего 1-й армией генерала П.К Ренненкампфа.{485}
Генералу Слюсаренко
Только что получено донесение занятии Гольдапа противником. Крайне недоволен Вашим бездействием предлагаю на выбор немедленно опрокинуть противника или быть отрешённым и уволенным в отставку.
Ренненкампф.
(Дата не проставлена. Приказ перечёркнут. Фамилия написана не полностью. — Н.П.)
* * *
Документ 22
Черновик телеграммы Командующего 1-й армией генерала П.К Ренненкампфа.{486}
Генералу Рауху
Только что получено донесение занятии противником Гольдапа Вы направлены на правый фланг противника выяснить его движение между тем от Вас не поступает донесений о противодействиях его движению предлагаю на выбор выяснить направление противника его правый фланг оказать надлежащее противодействие или завтра быть устранённым от должности увольнением в отставку.
Ренненкампф. (Дата не проставлена. Фамилия написана не полностью. — Н.П.)* * *
Документ 23
Описание отступления подполковником Д.Н. Постниковым.{487}
Спрошенный 9 сентября 1914 года командир 1-го батальона 98-го Юрьевского полка подполковник Постников показал:
28 августа около 12 час[ов] дня 1-й и 2-й батальоны полка прибыли в д[еревню] Облишкен, где была выбрана позиция и мы окопались.
Остальная часть полка за исключением 13-й и 14-й рот, под начальством подполковника] Дьякова, были назначены в сторожевое охранение. Утром послышалась артиллерийская стрельба к юго-западу от нас, почти сзади.
Приказаний никаких не получалось, но наконец в 10 ч[асов] 15 м[инут] утра К[оманди]р полка получил приказание отступать, привезённое мотоциклистом, которое и было передано бригадному командиру по телефону.
Сторожевой отряд был выдвинут от нас на 6 вёрст и занимал по фронту 9 вёрст.
Подполковнику] Дьякову немедленно было передано приказание от убывшего в д[еревню] Auxkallen К[оманди]ра полка, выслать туда одну роту — я выслал 1-ю роту с кап[итаном] Филоновым. Около 11 ч[асов] 30 м[инут] утра в Облишкен прибыли 2-й и 3-й бат[альо]ны, от которых я узнал, что им приказано идти к дер[евню] Kastaunen.
Так как в то же время я получил приказание, не ожидая 2-го бат[альо]на, так же двигаться к Kastaunen, то я в прикрытие батареям назначил 2-ю роту, а сам с 3-й и 4-й ротами в 11 ч[асов] 40 м[инут] двинулся без дорог на Auxkallen. Уходя из Облишкен, я видел, что две роты сторожевого резерва подполковника] Дьякова были более чем в 3 верстах.
В Kastaunen батальон соединился — тут же был К[омандир]р полка и К[оманди]р бригады. В Kastaunen мы ждали до 2 ч[сов] дня, после чего, получив от К[омандира]ра бригады приказание двигаться, я назначил три взвода 1-й роты в заставы, затем двигались 2-я и 3-я роты, а 4-я была между батареями и позади неё.
О 2-м батальоне мы полагали, что он двигается за нами в 2 верстах.
Когда бат[аль]он и батареи прошли жел[езную] дорогу и подходили к д[еревне] Didlaken, неожиданно колонна была обстреляна со стороны леса Пабельншебрух.
Батареи карьером ушли по шоссе на Инстербург, где заняли позицию, а батальон занял позицию тут же, в канавах дороги, и открыл огонь с прицелами 16,17 и 18 по видневшемуся на дереве наблюдателю и батареям противника.
Батареи противника осыпали батальон шрапнелью и фугасными снарядами, но потери были незначительны.
Получив приказание от К[оманди]ра полка отступать на Инстербург, я выждал открытия огня нашими батареями, что заставило неприятельскую батарею прекратить огонь, и отошёл на ф[ольварк] Амалиен-гоф, где и занял позицию. Около 6 ч[асов] вечера обнаружилось наступление по обеим сторонам шоссе из Дидлякена на Инстербург неприятеля густыми цепями в 6 рядов, а сзади виднелась ещё колонна.
Когда цепи подошли на 800 шагов. К[оманди]р бригады приказал артиллерии отступать — что она исполнила на рысях. За артиллерией я отправил знамённый взвод 1-й роты с К[оманди]ром роты капитан[ом] Филоновым и шт[абс]-капит[аном] Буржинским.
Затем приказав подпоручикам Крастынь и Столица с полуротами прикрывать отступление, а сам с 3-й и 4-й рот[ами] и 1/2 роты 2-й роты и взводом 1-й роты двинулся на Инстербург, обходя его с южной стороны.
По словам подпор[учика] Столицы, он и подпор[учик] Крастынь тоже стали отступать и когда подошли к городу, то были встречены ружейным и пулемётным огнём из домов, почему он обошёл город с западной стороны, переправился через Прегель и присоединился к 56-й дивизии.
Подпор[учик] Крастынь пропал без вести, равно и не вернулся никто из бывших с ним нижних чинов.
Когда роты батальонного резерва подошли к перекрёстку дорог на Гумбиннен и Дребашнен я, не получив приказания, не знал, куда идти.
Батальон стал обстреливаться ружейным огнём из окон домов восточной части города.
Шоссе на Гумбиннен обстреливалось сильным шрапнельным и фугасным огнём, почему я решил двигаться на Дребошнен, Крузин, Юдшен.
Около 8 ч[асов] вечера подойдя к восточной опушке леса Штат-Вальд, заметил, что нам пересекает дорогу неприятельская колонна в 2 батальона пехоты, 1 батареи и понтонного отделения, которая, подойдя к дер[евне] Крузин, повернула по дороге на Юдшен и стала на отдых.
Я решил пробиваться. Когда стало смеркаться, то к хвосту батальона подъехал неприятельский разъезд, который был встречен несколькими выстрелами и ускакал.
Я решил не дожидаться темноты, а немедленно двигаться.
Двинулись колонной в отделениях. Впереди колонны шли я, капитан Лоренц, шт[абс]-капит[ан] Сергеев и подпор[учик] Герман.
Неприятель дал возможность нам подойти на 10 шагов. На вопрос: «Wer die?» мы ответили залпом из ружей и револьверов, развернулись и бросились на «Ура», а Капитан Лоренц 1 верхом врезался в толпу немцев.
Немцы в панике бежали в лес вправо от дороги и там стали подавать сигнал «Стой», что смутило многих, а затем открыли огонь.
После атаки люди батальона разбились по числу офицеров на партии в 30—40 человек, приняли северо-восточное направление, перешли жел[елезную] дорогу и шоссе, переправились через р[еку] Прегель. <…> Капитан Лоренц 1и Голубев и шт[абс]-капит[ан] Сергеев, капит[ан] Шимкевич и подпор[учик] Герман в атаке пропали без вести.
Нижних чинов при нас было около 200. Все были очень изнурены.
Я был легко ранен в ногу, лошадь моя ранена ещё под Инстербургом, почему я был принят в линейку Красного Креста.
Так как в Гумбиннене я узнал, что дивизия отступила, но куда неизвестно, то, уходя в лазарет Красного Креста, отдал приказание оставшимся идти на Верж-болово и искать обоз 1-го разряда.
Достав 31 августа в Вильковишках лошадь и собрав более 300 человек полка, я за Пильвишками 1 сентября присоединился к К[оманди] ру полка, а на другой день присоединились к полку и прочие пробившиеся офицеры с частью людей — после чего был немедленно сформирован батальон.
Приложение 4. Письма из действующей армии
1. Выписка из письма с подписью: «твой Александр», без обозначения] места отправления (печать «Штаб 6-й кав[алирийской] дивизии»), к Василию Порфиръевичу Шашкову, в Харьков, Московская ул., д[ом] Дирберга, Коммерческая служба Южных дорог.{488}
2-го августа.
Стоим пока на одном месте и ожидаем указаний. На днях уйдём дальше и, вероятно, надолго не будем иметь ни отдыха, ни покоя. В это время мы также мотались из стороны в сторону и измотались порядком. Одно отрадно, что настроение у всех бодрое и уверенное. Это не бравирование, как было в прошлую кампанию, а вполне сознательное и разумное отношение к поставленной задаче. Все отлично понимают, что предстоит не прогулка, а серьёзное и суровое испытание, так как все знают, с кем имеют дело.
Мы действуем на границе Германии, а что собою представляет германская армия — всем известно: это не сброд, а хорошо организованная и отлично обставленная армия. Вот, почему все, от мала до велика, относятся к этому предприятию, как к серьёзной работе. Повторяю, что сознавая всё это, все мы твёрдо уверены и надеемся, что Бог пошлёт нам вполне заслуженную победу. Допустить обратное не позволяют ни сердце ни разум. Много помогает этой уверенности то, что мы не одни, а что рядом, хотя и с другой стороны, действуют наши союзники, и действуют, насколько можно судить по газетам, пока отлично. Не наша вина, конечно, что территория наша велика и чтобы подтянуть войска, нужно много времени. Вот почему на нашем театре пока затишье, но как только сосредоточатся армии, так мы перейдём в наступление. Это начальный момент очень важен, так как удар на два фронта был бы как нельзя кстати. Я против немцев питаю такое чувство ненависти, что готов даже на зверства, и такое общее мнение и чувство. Хочется проучить зазнавшихся колбасников и надолго отбить охоту от авантюр. Что будет — одному Богу известно, но хочется верить, что Бог не в силе, а в правде.
За это время у нас набралось много пленных немцев, которых по опросу отправляют в штаб армии. Из расспросов выясняются некоторые данные пока благоприятные. Многие пленные, как напр[имер], поляки охотно отдаются в плен, так как не сочувствуют немцам. Обмундирование у немцев отличное, вооружение также, и видно, что всё предусмотрено.
Наши солдатики меня радуют разумным и сознательным отношением к делу. Приятно, напр[имер] видеть наших разведчиков в числе 3—4 человек, забирающихся в самую глубь немецкого расположения и рискующих каждую минуту собственной жизнью. И ни одного разу не видел, чтобы это делалось под давлением или с видимым страхом, а, наоборот, большинство идёт, как на охоту, с желанием узнать возможно больше. Были напр[имер], посланы разъезды на 80—100 вёрст вглубь Германии, и ничего, идут и присылают нужные сведения, а потом возвращаются с необходимыми данными. Были случаи потери лошадей и людей, но тем не менее следующий раз охотно отправлялись снова на тоже рискованное предприятие. Бесстрашие и героизм на каждом шагу. Дай Бог и в будущем иметь таких людей, с ними не пропадёшь — всё вынесут и покроют себя неувядаемой славой. Верю и хочу верить, что это будет.
* * *
2. В[ыписка] и[з] зак[азного] п[исьма] с п[одписью] («Любящая дочь твоя Надя Бобина», Сувалки, от 3 августа 1914 г., к Его Прев[осходительст]ву НА. Лоссовскому, в СПб. [Санкт-Петербург].{489}
Здесь мы в хорошем положении. Ночью был бой. Наши взяли Маркграбово и отодвинули немцев вёрст на 20. Потери наши 2 гусарских офицеров Сумского полка, да ещё офицер Стрелкового полка Щука и вольноопределяющийся. Раненых привозят после каждого боя возами. Но немцев гибнет много больше. Вчера в городе появилось много немецких экипажей и лошадей. Это военная добыча казаков. Наша дивизия стоит в Вержболово и была в боях против Эйдкунена. Убит ротмистр Масленников и один корнет запаса. Сегодня через Сувалки прошло 40 000 войск: об этом мне сообщил комендант. Сегодня и завтра будет бой. Недавно над нами летал немецкий аэроплан, и его усиленно обстреливали. Город вымер. Много от страха сбежало, и стыднее всех соборный священник, который увёз ключи от собора. Губернатор тоже 20-го бежал в Олиту.
4 августа.
Сейчас летали два немецких аэроплана, и по ним открылась стрельба. Ночью опять будет бой. Немцы плохие стрелки. Наших солдат убито 32 человека, а их сто. Так было под Филипповым. Кавалерия их тоже слаба. В субботу наши Сумские гусары встретили 2 или 3 эскадрона. Полэскадрона изрубили, а полтора обратилось в бегство. Это под Маркграбо-вым.
* * *
3. Копия письма с подписью: «Лазирь» из Млавы к инженеру М.В. Тухшнайду, С.-Петербург, Невский проспект, д[ом] № 111, маг[азин] часов, от 2 августа 1914 года.{490}
Дорогой Миша! Ротный отпустил меня в четверг вечером в Пултуск на два дня. Вчера вечером вернулся в Гонсоцин, и мне подали три письма из дому. Два из них адресованы ещё в лагерь, а одна открытка от тебя, в которой ты пишешь о письме от m-lle Бландман. Она не виновата, что обеспокоила вас, т.к. в Пултуске после нашего ухода распространился слух, что наша рота вступила в бой, много раненых, и что мы отрезаны немцами. Она поверила этим слухам и сообщила вам, т.к. я её не просил сообщать вам всё, если я сам лично не могу дать вам о себе знать. Теперь она очень раскаивается, что встревожила вас.
Теперь напишу тебе про войну, которая здесь идёт. В четверг немцы начали наступать. Русские отступили в Млаву. Немцы приблизились. Русские опять без боя сдали Млаву и отступили к Цеханову. Немцы заняли Млаву, но ночевать в ней побоялись и ушли обратно к себе. На другой день немцы опять стали наступать; русские без всякого сопротивления отступают. Наши войска дошли уже до Цеханова, и обоз уже был отправлен в Пултуск…
Казаки, которые стояли в Млаве, рассказывают, что у евреев там всё время были заперты лавки, но лишь только вошли в город немцы, то евреи повыкидывав ли белые флаги, открыли лавки и поднесли немцам хлеб-соль. Не знаю, правда ли это или нет? Но положение их незавидное. Казаки обещали по приходе в Млаву всех их перебить. Всю эту вражду затевают поляки, которые наговаривают на евреев всякие небылицы, а это только и нужно солдатам, чтобы они могли издеваться над евреями. С одной стороны, евреи тоже виноваты. Как только началась война, евреи стали прятать серебряные и золотые деньги и перестали принимать кредитки. На них глядя, стали то же делать и поляки, которые, конечно, всё опять-таки свалили на евреев. Теперь в Польше издали приказы, чтобы каждый заходил в лавку, покупал что ему нужно и если у продавца нет сдачи, то покупатель забирает товар без денег. Этим правом все, конечно, пользуются в широком размере, но заходят большею частью в еврейские лавки, а поляков не трогают. Положение евреев и раньше в Польше было плохое, а теперь прямо невыносимое.
* * *
4. В[ыписка] и[з] п[исъма] Полковника Яндоловского, Цеханов, от 3-го Августа 1914 года, к Анне Иосифовне Яндоловской, в Москву, Арбат, 40, кв. 11.{491}
4-го Августа наши корпуса 2-й армии выйдут на течение рек Нарева и Буга, от Августова через Ломжу и Остроленку. Вероятно, немцы пронюхали об этом и отходят от Млавы. На ночь они каждый день из неё выходят к себе назад. Другая армия пойдёт на Берлин, чтобы сжимать немцев в клещи с французами. Мы все ждём решительного морского боя английского флота с немецким, результаты его будут играть громадную роль во времени окончания войны. Чем скорее немецкий флот будет разбит, тем скорее окончится война. Конечно, враг серьёзный, но уже не такой, чтобы с ним не справились, и у всех наших полное убеждение в окончательной победе. Весь народ сочувствует этой войне, все идут с охотой на немцев.
Есть слухи, что в Млаве встретили немцев хлебом-солью.
<…> Наш конный отряд прикрывает с левого фланга наступление нашей армии. От Варшавы двигается к нам 1-й армейский корпус из Петербурга. У Скерневиц собирается Гвардия и другие корпуса, вероятно, они пойдут через Познань на Берлин. У нас в армии будет Гвардейский 1-й корпус. Уходим завтра утром в Грудуск и 6-го переходим в Куклин. Забираем шпионов, которых оказалось масса, некоторых пристреливают, а других отправляют вглубь России, через Новогеоргиевск.
Адрес: Вторая Действующая армия. 6-я Кавалеристская дивизия.
* * *
5. Выписка из письма: «муж: и отец», Варшава, 10. Августа 1914 г., к Анне Михайловне фон ден Бринкен, в С.-Петербург, Преображенская, 34, кв. 3.{492}
Сегодня есть сведения, что немцы перед нашими двумя армиями (Ренненк[ампфа] и Самсонова), всюду отступают. Наш Л[ейб] Гв[ардии] конный полк сильно пострадал. 2 офиц[ера] убито и 18 раненых. Проклятые немцы всюду нагородили колючую проволоку и замаскировали её, полк на неё наскочил, запутался, и его начали расстреливать.
Нижегородские драгуны сильно порубили немцев в Скерневицах, оттуда они бежали без оглядки.
6. Копия письма с подписью: «Л.П.». По письму Радзивилишки, 10-е Августа 1914 г., к диакону Сергею Константиновичу Попову, в Москву. Бутырки, Панская ул.{493}
Сегодня в 3 часа дня походным порядком идём из Радзивилишек к Юбургу и Имиленинген, пониже которого должны перейти по наведённому понтонному мосту реку Неман, где вместе другими полками будем прикрывать мост. Весь переход в 100 вёрст будет выполнен в 3 дня.
Пока живём прилично, пользуясь железнодорожными буфетами и домашними запасами.
Примечание Э. Письмо удержано.
* * *
7. Выписка из письма с подписью: «Владимир», Варшава, 11 Августа 1914 г., к Варваре Владимировне Дороговой, в С-Петербург, Люблинский пер., 4, кв. 73.{494}
В Вильно уже увидели кровь — целый поезд раненых в стычке с немцами 7-го Августа, когда русские войска смяли целый немецкий корпус. Настроение у всех бодрое. Подчёркивается боязнь немцев русских штыков. Немцев гонят, но и наши потери велики. Так в бою 7-го Августа от 6-го Оренбургского полка осталось только 18 офицеров. Все офицеры были убиты.
Примечание Э. Копия представлена Генерал-Лейтенанту Утгофу для доставления Главнокомандующему армиями Северо-Западного [фронта] Генералу от Кавалерии Жилинскому.
* * *
8. Выписка из письма без подписи, Варшава, 11 Августа 1914 г., к графине Анне Васильевне Татищевой в Москву, Кузнецкая, 14.{495}
Отец Стаховича привёз известия о потерях нашей кавалерии в боях, предшествовавших Гумбинненскому сражению. Конный полк почти уничтожен. Из 28 офицеров выбыло 16. В истории с Конным полком самое неприятное то, что, кажется, их атака была бесполезна. Наступление наших армий в Восточной Пруссии продолжается очень удачно, на юге тоже всё хорошо, кроме одной частичной неудачи, о которой писать ещё рано.
* * *
9. В[ыписка] и[з] п[исьма] с подписью: «Саша», Сарново-Hoeoeec, от 16 Августа 1914 г., к Анне Иосифовне Яндоловской, в Москву, Арбат, 40, кв.11.{496}
Пришли на ночлег в д[еревню] Генрихсдорф. Квартиру для дивизиона отвели в немецком ресторане и лавке; не было ни души, все бросились бежать и всё было брошено, а затем разграблено как офицерами, так и нижними чинами. Та ночь была отвратительная по своим деморализующим последствиям; пришлось пороть для восстановления порядка. В 12-й обнаружились мародёрские инстинкты больше всего. 11-го пришли на ночлег в дер[евню] Клейн Шлефнен. Во 2-й пех[отной] дивизии была паника, приняли обоз за немецкую кавалерию, 2 полка открыли огонь один по другому, также и батарея, 2 других бросились с обозом уходить; получилась картина, которую впервые пришлось видеть, масса раненых, убитых людей и лошадей и полная общая растерянность. На пути во время остановки мы были впервые сильно обстреляны гранатами, впечатление удручающее. Обошлось благополучно. <…> Никто в армии писем не получает, всё лежит в Вильне, собралось в кучи и не могут рассортироваться. Аэроплан бросает прокламации, что уничтожат всех жителей и детей; паника полная в Польше. 14 авг[уста] пришли ночью в дер[евню] Верен и узнали, что в I корпусе полная паника, в особенности в 24 дивизии, полки которой расстреляли один другой и бежали. Потери их громадны. I корпуса можно считать, что нет, командир корпуса ген[ерал] Артамонов и его нач[альник] шт[аба] Ловцов отрешены от командования. 15 див[изия] нам не помогает. В других корпусах дела идут очень хорошо, а ближайших наших соседей отвратительно. В нашей дивизии настроение бодрое — дух и воспитание Девеля дают себя хорошо чувствовать. На Любомирова Коман[дующий] корпуса Мартос недоволен. Из-за сбития Цепелина вышла целая катавасия, досталось дивизионному интенданту и Мунте, которые забрали всё самое нужное, увезли прямо в Млаву, а не начальнику дивизии. Паника в Млаве и уныние ужасные. Некоторые пехотные дивизии уничтожены. Наибольшая же неудача на левом фланге в 1 и 23 корпусе 2-й армии из-за паники.
Примечание Э. Письмо удержано.
* * *
10. В[ыписка] и[з] п[исьма] без подписи, имение Блокеннен, близ Инстербурга, от 18 Августа 1914 г., к Э.Э. Биркель, в Москву, Старая Басманная, д. 23.{497}
(На конверте штемпель: Драгунский Смоленский полк 1 Маршевый эскадрон.)
Перевод с немецкого.
Любезная жена. Вчера солдаты разграбили один частный дом. Я доложил об этом ротмистру. У одного солдата были найдены вещи из этого дома, и ротмистр хотел его застрелить, но так как среди солдат послышался ропот, то ротмистр не привёл своего намерения в исполнение. Он отправился к командиру нашего 3-го эскадрона, чтобы сообщить ему о случившемся. Солдат арестован и отправлен в Инстербург. Его ждёт, вероятно, смерть. Теперь, кажется, успокоились. Но вообще солдаты не любят нашего ротмистра, потому что он очень груб и всегда только бьёт и наказывает, но никогда не говорит с солдатами ласково, а ведь это главное, когда собираешься вместе на войну. Я думаю, солдаты ему ещё отомстят.
* * *
11. Выписка из письма В. Стефановского, действующая армия, без обозначения числа, к Его Прев[осходительст]ву С.С. Навроцкому, в Петроград.{498}
Наш покой кончился. Немцы в полном наступлении. С нашего фронта, где работают мои арестанты, утром сегодня слышна канонада, очевидно, они берут Граево-Щучино и, вероятно, двинутся на Гродну и Белосток, чтобы клином отрезать Ренненкампфа, прижав его к Кенигсбергу; там идёт генеральный бой уже трое суток. Гродна объявлена в осадном положении. Мы пока укладываем дела и ждём распоряжение о выезде.
Если не удастся уехать, то у меня есть протекция. В тюрьме немецкие заложники, вот когда мне пригодились мои знания немецкого языка. Мне приходится с ними беседовать и доставлять им разные необходимые вещи, и они очень благоволят ко мне, я же теперь легко могу превратиться из охранителя в охраняемого. По нынешним временам всё бывает.
* * *
12. В[ыписка] и[з] п[исьма] с подписью: «Борис», Инстербург. от 20-го августа 1914 г., к доктору Тихомирову, в Москву, Малая Спасская, д. 9, кв. 20.{499}
Сегодня к нам приехал командир корпуса Гернгрос. Надо сказать, что он прямо молодчина, То, что я давно ждал от наших начальников, то оно сегодня сделал более чем удачно. Заговорил с солдатами настоящим русским языком. Вы конечно знаете, что такое «Русский язык» — ну и настроение у солдат создалось прямо великолепное. Побольше бы таких начальников!
Пиши: 2-я Батарея 54-й артиллерийской бригады.
* * *
13. Выписка из письма исполняющего] д[олжность] Судебного Следователя 3 уч[астка] Староконстантиновского уезда Богомолеца, без обозначения места, от 25 августа 1914 г., к К.А. Кирпотенко в Одессу.{500}
Слов не хватает рассказать, какое тяжёлое впечатление оставило посещение Волочинска. Вокзал и его полуразрушенные окрестности буквально заваливаются стонущими ранеными, доставляемыми на обыкновенных телегах по убийственной дороге. Один из подводчиков при мне выражал своё неудовольствие: «От-то, вёз его, вёз, а вин…» и показывает на телегу, где в соломе лежал вытянувшийся с раскрытым ртом и выражением нечеловеческой муки на лице труп, — труп ещё накануне «горячо рвавшийся в бой», говоря языком газет. Раненных тысячи… Трясут их по отчаянным дорогам в «дробычанках», мокнут они под дождём, стонут в грязи под заборами…
Пленных гонят стадами. И меня возмущала галантность, с какой им предоставляются лучшие места и всякие удобства. Особенно противны офицеры, — нахальные немецкие морды. Сдаются, мерзавцы, не будучи даже ранеными, а хорохорятся и требуют всяких привилегий…
* * *
14. Выписка из письма: «А.Ш.», Варшава, 30 Августа 1914 г., к Юлиану Владиславовичу Руммелъ. В Петроград, Зверинскаяул., 40, кв. 34.{501}
Нужно отдать справедливость, что Немцы подготовились в совершенстве, то пришлось испытать многим нашим на собственной шкуре. Не говоря уже о технических усовершенствованиях в области военного дела, даже дороги у них подготовлены специально для этой цели. Все стратегические пути, (а таких в Восточной Пруссии 90 процентов]) оборудованы отлично и с таким расчётом, что где бы ни появился противник, они быстро перебрасывают массы войск в том же направлении. С какой быстротой всё это проделывается, мы убедились на опыте 13—15 Августа. До этого времени наши двигались вперёд и встретили сравнительно небольшие силы. Наши воздушные разведчики (а в частности и кавалерия) показывали одно, а вдруг, в течение 2-х дней на нас бросили такую массу войск и орудий, притом тяжёлых, что выдержать не было ни сил, ни возможности. Это был какой-то ад: снаряды тяжёлых орудий разрывались беспрерывно, и на наше счастье, что они не пристреливались сразу, а то бы от дивизии ничего не осталось. Поначалу они стреляли по всем закрытиям: отдельным рощам, деревням и т.п. Всё же в этот день убыль была и в людях и в лошадях в особенности. Несмотря на убыль лошадей в артиллерии, все орудия были вывезены: пришлось тащить и на руках и впрячь верховых лошадей.
* * *
15. В[ыписка] и[з] п[исъма] с подписью: «Вася». Действующая армия по письму с[ело] Ильковцы, от 13 Августа 1914 г., к Рине Кликуновой, в Рязань, Рогожинская ул., д[ом] Грифина.{502}
Как только войска наши перешли границу, то стали жечь имения помещиков. Сегодня, когда мы выезжали из Бороне-Перетаков, то там артиллеристы зажгли все постройки помещиков и склады для вина. Артиллеристы перепились и вино таскали вёдрами себе в лагерь.
Вообще артиллеристы ведут себя по-разбойничьи, Подражают казакам. Те как только въезжают в деревню, то сейчас же начинают грабить, ломать и жечь.
ИЛЛЮСТРАЦИИ
Плакат «Кайзер Вильгельм — враг рода человеческого»
Плакат «Россия за правду»
П.К. Ренненкампф
Я.Г. Жилинский
Д.Н. Постников
А.В. Самсонов
Плакат «Бои на Восточно-Прусском фронте»
В Пруссию. Неизвестный художник
Стычка казаков с пруссаками. Неизвестный художник
Атака казаков на немецкий отряд. Неизвестный художник
Вход германской армии в Ортельсбург во время битвы при Танненберге в Восточной Пруссии в районе Мазурских болот. Неизвестный художник
Генерал Ренненкампф (второй слева) на ужине в своем штабе. Инстенбург
Взятая ферма
Казаки в Восточной Пруссии
В окопах Восточной Пруссии
Пехота в цепи
Примечания
1
По плану Мольтке-Шлиффена развёртывание германской армии против Франции должно было завершиться на 12 день, 30 дней отводилось на наступление по территории Бельгии и Франции, 7 дней на разгром Франции и войск союзников в решающем сражении, 14 дней на уничтожение остатков союзнических армий, т.е. предполагалось разгромить Францию за 9 недель. Переброску германских войск на Восточный фронт планировалось начать ещё до окончания операции против Франции, между 36-м и 42-м днями операции.
(обратно)2
Железнодорожная станция и одноимённый город Подбродзье. Современный город Пабраде в Литве.
(обратно)3
Даты даны по-старому и по-новому стилям, за исключением дат, встречающихся в цитируемых источниках. В цитатах из русских источников даты даны по старому стилю, в остальных по новому стилю.
(обратно)4
Место дислокации дивизии: город Вильно. Состав дивизии: 1-я бригада 105-й Оренбургский пехотный полк, 106-й Уфимский пехотный полк. 2-я бригада 107-й пехотный Троицкий полк, 108-й пехотный Саратовский полк. 27-я артиллерийская бригада.
(обратно)5
См.: Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. Александр Арефьевич Успенский. Родился 11 августа 1872 года. Был женат. Имел троих детей (на август 1914 года). Двое сыновей 17 и 12 лет и дочь 15 лет. Имел награды (на 1911 год): Орден Святого Станислава 3-й степени (1903 год). (См.: РГВИА. Ф. 409. П/с 2934 (1911). Л. 1об., 2об., 4.)
(обратно)6
Станция и одноимённый город Симно. Современный город Симнас в Литве.
(обратно)7
Город Двинск. Современный город Даугавпилс в Латвии.
(обратно)8
Место дислокации дивизии: город Двинск. Состав дивизии: 1-я бригада 97-й пехотный Лифляндский генерал-фельдмаршала графа Шереметева полк, 98-й пехотный Юрьевский полк. 2-я бригада 99-й пехотный Ивангородский полк, 100-й пехотный Островский полк. 25-я артиллерийская бригада.
(обратно)9
Подполковник Дмитрий Николаевич Постников. Родился 21 октября 1865 года. Был женат. Имел четверых детей (на 1 июля 1914 года): троих сыновей 11,13 и 15 лет и дочь 2 лет.
Во время Русско-японской войны находился на театре военных действий в Маньчжурии, но в боевых действиях участия не принимал.
Был награждён следующими орденами (на 1 июля 1914 года):
1. Орден Святого Станислава 3-й степени (1908 год).
2. Орден Святой Анны 3-й степени (1911 год).
3. Орден Святого Станислава 2-й степени (май 1914 года).
(См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 424. Л. 58об.; Список капитанам армейской пехоты по старшинству. Составлен по 1 ноября 1913 г. СПб., 1914. С. 79.)
(обратно)10
Железнодорожная станция и одноименный город Олита. Современный город Алитус в Литве.
(обратно)11
Город Вежболово был приграничной станцией с российской стороны на российско-германской границе. Современный город Вирбалис в Литве.
(обратно)12
Кроме III корпуса в 1-ю армию также входили пехотные части в составе: IV (командующий генерал-лейтенант Э. [хан Султан Гирей] Алиев) и XX (командующий генерал от инфантерии В.В. Смирнов) корпусов, 5-й стрелковой бригады (генерал-майор П.Д. Шрейдер), кавалерии: 1-й (командующий генерал-лейтенант В.И. Ромейко-Гурко), 2-й (командующий генерал-лейтенант Хан Г Нахичеванский) и 3-й (командующий генерал-лейтенант В.К. Бельгард) кавалерийских дивизий, 1-й (командующий генерал-лейтенант Н.Н. Казнаков), 2-й (командующий генерал-лейтенант Г.О. Раух) гвардейских кавалерийских дивизий и 1-й отдельной кавалерийской бригады (командующий генерал-майор Н.А. Орановский). С началом войны генерал-лейтенант Хан Г Нахичеванский был назначен командующим сводным кавалерийским корпусом в составе 4-х кавалерийских дивизий (1-й Гвардейской, 2-й Гвардейской, 2-й и 3-й кавалерийских дивизий).
(обратно)13
Город Кенигсберг в Восточной Пруссии, современный город Калининград в РФ.
(обратно)14
Дневник фон Бессера сегодня находится на хранении в РГВИА. Дневник был захвачен во время боевых действий в Восточной Пруссии. (См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642.)
(обратно)15
Город Гумбиннен в Восточной Пруссии. Современный город Гусев в Калининградской области РФ.
(обратно)16
Даты в цитируемых отрывках писем капитана фон Бессера указаны по новому стилю.
(обратно)17
Ландвер, нем. Landwehr (от нем. Land — страна и нем. Wehr — оборона, защита). 1. В Германии военнообязанные запаса, а также ополченцы. 2. Название частей, которые формировались из военнообязанных запаса и ополченцев.
Используемое в тексте армейским переводчиком слово «ландверисты» означает ополченцев.
(обратно)18
Волковышки или Вилковишки уездный город Сувалкской губернии. Современный город Вилкавишкис в Литве.
(обратно)19
Капитан Вишнеревский Александр Николаевич. Родился 25 сентября 1868 года. Был женат. Имел пятерых детей: трёх сыновей 17, 15 и 14 лет и двух дочерей 16 и 10 лет (на 1января 1914 года). Был награждён следующими орденами к 1 января 1914 года:
1. Орденом Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом (1905).
2. Орденом Святого Станислава 2-й степени (1912). (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 424. Л. 12 об.)
(обратно)20
Вступившим в бой с марша двум ротам Юрьевского полка и батальону 109-го Волжского полка у деревни Бояры противостоял противник силами «не менее 3 батальонов с артиллерией», который повёл «наступление … охватывая правый фланг через д. Бояры, левый — через Ромейкен». (См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 152.) Из доклада Начальника 25-й пехотной дивизии П.И. Булгакова командующему III армейским корпусом Н.А. Епанчину. Доклад передан 2/15 августа 1914 г. в 12 часов 20 минут дня. (См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 152.).
(обратно)21
Город Сувалки. Административный центр Сувалкской губернии. Современный город Сувалки в Польше. ,_
(обратно)22
Город Маркграбово. Немецкое название города Treuburg в Восточной Пруссии. Современный город Олецко в Польше.
(обратно)23
Населённый пункт Эйдкунен или Эйдгкунен в Восточной Пруссии. Современный посёлок Чернышевское в Калининградской области РФ. В 1914 г. Эйдкунен — приграничный германский пункт на российско-германской границе.
(обратно)24
«Временное Положение», в частности, предписывало:
«Ст. 1. Военная цензура есть мера исключительная и имеет назначение не допускать …во время войны оглашения и распространения путем печати, почтово-телеграфных сношений, …сведений, могущих повредить военным интересам государства.
Ст. 6. Военная цензура устанавливается в полном объеме или частичная. Военная цензура в полном объеме заключается …в просмотре и выемке как внутренних, так и международных почтовых отправлений и телеграмм. Частичная военная цензура заключается в просмотре и выемке международных отправлений и телеграмм, а также в просмотре и выемке в отдельных случаях, по распоряжению главных начальников военных округов, внутренних почтовых отправлений и телеграмм.
Ст. 7. Военная цензура в полном объёме может быть введена лишь на театре военных действий. В прочих местностях может быть введена только частичная военная цензура.
Ст. 20. Обязанности военных цензоров возлагаются на …чинов местных почтово-телеграфных учреждений.
Ст. 50. Просмотр почтовых отправлений и телеграмм производится исключительно в помещениях почтово-телеграфного ведомства.
Ст. 51. Вскрытие всякого рода почтовых отправлений производится в присутствии военного цензора и двух чинов учреждённым порядком, определённым в Постановлениях по почтовой части. О каждом вскрытии заказного или страхового отправления составляется акт за подписью лиц, присутствовавших при вскрытии. На оболочках вскрытых простых писем взамен составления акта делается отметка «вскрыто военной цензурой» с приложением именной печати военного цензора».
(См.: Временное Положение о военной цензуре //Почтово-телеграфный журнал (отдел официальный). 1914. № 31. С. 458— 470.)
(обратно)25
Крылов А.Н. (1863—1945) — выдающийся русский, советский учёный в области математики, механики, гидродинамики и других отраслей наук. Академик Санкт-Петербургской, Российской и Академии наук СССР (с 1916 г.).
(обратно)26
Грум-Гржимайло М.Е. (1861—1921) — русский военный, путешественник, изобретатель. Во время 1-й мировой войны генерал- майор гвардейской артиллерии.
(обратно)27
В частности в директиве № 1 командующему 1-й армией П.К. Ренненкампфу командующий Северо-Западным фронтом Я.Г. Жилинский так излагал своё стратегическое видение планируемой операции 1-й армии в Восточной Пруссии: «Я предлагаю перейти в решительное против него (противника. — Н.П.) наступление с целью разбить его, отрезать от Кенигсберга и захватить его пути отступления к Висле, для чего 1-й армии наступать по линии Вежболово, Сувалки на фронт Инстербург, Ангербург в обход линии Мазурских озёр с севера». (См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 146.)
(обратно)28
См.: Такман Б. Первый блицкриг. Август 1914 / Сост. С. Переслегин. М.: ACT; СПб.: Terra Fantastica, 1999. С. 510; Ростунов И.И. Русский фронт Первой мировой войны. М.: Наука, 1976. С. 117. Впрочем, другой исследователь истории Первой мировой войны Зайончковский A.M. в своей книге «Первая мировая война» приводит несколько другие данные: в составе Северо-Западного фронта было 19 пехотных и 8,5 кавалерийской дивизии, 1212 орудий, из них 12 тяжёлых. (См.: Зайончковский A.M. Первая мировая война. СПб.: Полигон, 2002. С. 136.)
(обратно)29
Я.Г. Жилинский в своём донесении начальнику Штаба Верховного Главнокомандующего генералу Н.Н. Янушкевичу приводил следующие цифры численности 1-й армии: «Милостивый государь, Николай Николаевич… Всего в 1-й армии примет участие в наступлении 104 батальона, 124 эскадрона, 456 орудий. Я. Жилинский». (См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 88.)
(обратно)30
Точное количество частей и их наименование приводит, например, в своей книге «Первая мировая война» A.M. Зайончковский. «Оборона Восточной Пруссии была возложена на 8-ю германскую армию в составе 4 корпусов: I, XVII, XX армейских и I резервного, 3-й резервной дивизии, ландверной дивизии Бродрюка, 35-й и 36-й резервных дивизий, 2,5,6-й ландверных бригад, эрзацрезервной бригады Земмерна, отряда Гендкжа, 1-й кав. дивизии и крепостных войск крепостей Летцен, Кенигсберг, Торн, Кульм, Грауденц и Мариенбург». (См.: Зайончковский A.M. Первая мировая война. СПб.: Полигон, 2002. С. 134.)
(обратно)31
А.М. Зайончковский приводит схожие цифры. По его сведениям, у немцев в Восточной Пруссии не 15, а 14 пехотных дивизий и 72 тяжёлых орудия, а не 156. (См.: Зайончковский A.M. Первая мировая война. СПб.: Полигон, 2002. С. 136.)
(обратно)32
Город Сталупенен, или Шталлупёнен, в Восточной Пруссии. Современный город Нестеров в Калининградской области РФ.
(обратно)33
О расположении войск противника, вдоль русско-прусской границы, из-за плохой организации армейской разведки, русскому командованию было известно немного. Что во многом предопределило ход боя под Сталупененом. Вот что об этом написал в своих воспоминаниях начальник 27-й пехотной дивизии генерал-лейтенант К. Адариди: «Спокойствие ночи с 3/16 на 4/17 Августа лишь изредка нарушалось небольшими перестрелками, происходившими между сторожевыми охранениями и подходившими к нему неприятельскими патрулями. Каких-либо более точных сведений о неприятеле добыто не было, так что, готовясь вступить с ним в бой, приходилось довольствоваться …общими данными… Данные эти не соответствовали действительности. Пополнить их дивизия была лишена возможности, так как не располагала необходимыми для этого средствами». (См.: Адариди К. 27-я пехотная дивизия в боях 4 (17) Августа 1914 г. под Сгалупененом и 7 (20) Августа под Гумбинненом // Военный сборник. Книга VIII. Белград, 1926. С. 162—185.) А в другом месте К. Адариди дополнил, сделав вывод: «Каких-либо дополнительных сведений о неприятеле дивизии сообщено не было, да и вряд ли таковые имелись, так как летательных аппаратов при армии не было, многочисленная же армейская кавалерия энергичной разведывательной деятельности не проявляла… Таким образом, как видно из сказанного выше, основною причиною неудачи испытанной дивизией являются недочеты в распоряжениях, отданных свыше, а именно: недостаточность и неправильность сведений о противнике и, в особенности, отсутствие в них мер для согласования движений частей при переходе ими границы. Кроме указанной основной причины неудачи последняя явилась также результатом отсутствия связи с южным соседом и разведки на левом фланге дивизии, вследствие недостаточности приданной ей конницы. Промежуток, отделявший ее от 40-й дивизии, оказался, вследствие этого, совершенно не освещенным и не оберегаемым. В конечном итоге за все это дивизии пришлось расплатиться дорогою ценою». (См.: Адариди К. 27-я пехотная дивизия в боях 4(17) Августа 1914 г. под Сгалупененом и 7 (20) Августа под Гумбинненом // Военный сборник. Книга VIII. Белград, 1926. С. 162—185.)
(обратно)34
Город Инстербург в Восточной Пруссии. Современный город Черняховск в Калининградской области РФ.
(обратно)35
Город Ангербург в Восточной Пруссии. Современный город Венгожево в Польше.
(обратно)36
Приказ 1-й армии № 2. 2 августа 1914 г. Штаб армии г. Вильно. …2) Армии, согласно моей директиве № 1, перейти 4-го августа границу Германии и занять в этот день главными силами корпусов линию Вилюнен — Сталупенен — Герминкемен — Дубенинкен — Ковален. (См.: Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 425.)
(обратно)37
Населённый пункт Будвейчен в Восточной Пруссии. С 1946 г. посёлок Вишнёвка в Калининградской области РФ. Сегодня посёлок не существует.
(обратно)38
Населённый пункт Гёрритен в Восточной Пруссии. Современный посёлок Пушкино в Калининградской области РФ.
(обратно)39
Населённый пункт Допенен в Восточной Пруссии. Современный посёлок Покрышкино в Калининградской области РФ.
(обратно)40
Город Даркемен в Восточной Пруссии. Современный город Озёрск в Калининградской области РФ.
(обратно)41
Командующим бригадой был генерал-майор Н.А. Орановский.
(обратно)42
Населённый пункт Шилленен в Восточной Пруссии. Современный посёлок Правдино в Калининградской области РФ.
(обратно)43
Георгий Адамович Гоштовт (15.09.1889 — 08.12.1953).
(обратно)44
Об офицерах своего батальона фон Бессер писал: «У меня в батальоне распределение офицерских мест: адъютант — обер-лейтенант Шентер, производит хорошее впечатление. 1 рота. Обер-лейтенант Кесслинг 33 полка (не особенно). 2 рота. Лейтенант Генкисс 33 полка. 3 рота. Лейтенант Гильдергаген. Затем 2 резервных офицера лейтенанты Симон и Фишер, знакомые по Берлину». (См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 25.)
(обратно)45
См.: Приложение 1. Карта-схема Сталупененского боя и Гумбинненского сражения.
(обратно)46
Снаряды тяжёлой артиллерии.
(обратно)47
25-я пехотная дивизия наступала севернее по линии шоссе Ковно — Кенигсберг. Н.А. Епанчин написал в своих воспоминаниях: «На правом фланге корпуса я приказал наступать 25-й пехотной дивизии генерала Булгакова, а левее её 27-й дивизии генерала Адариди». (См.: Епанчин Н. На службе трёх императоров. Воспоминания. М., 1996. С. 405.)
См. также, например: Адариди К. 27-я пехотная дивизия в боях 4(17) Августа 1914 г. под Сталупененом и 7 (20) Августа под Гумбинненом//Военный сборник. Книга VIII. Белград, 1926. С. 162—185.
(обратно)48
Населённый пункт Absteinen, между Эйдкунен (современный пос. Чернышевское) и Шталлупёнен (Сталупенен) (современный г. Нестеров). Сегодня не существует.
(обратно)49
Населённый пункт Peschicken (Пешикен) находился между Эйдкуненом (современный пос. Чернышевское) и Сталупененом (современный г. Нестеров). Сегодня не существует.
(обратно)50
В Журнал военных действий Юрьевского полка 4/17августа 1914 года было занесено, что во время боя у деревни Peschicken (Пешикен) «…боевая часть 2-го батальона (Юрьевского полка. — Н.П.) была стеснена ротами боевых участков 99-го полка, занявшими более широкий фронт, чем им было указано». (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 8.)
(обратно)51
Подпоручик Грибок Сергей Минич. Родился 2 февраля 1892 года. Происходил из крестьян. Был холост. (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 424. Л. 10об.)
(обратно)52
Капитан Молчанов Андрей Афанасьевич. Родился 6 октября 1861 года. Был женат и имел троих сыновей 19, 17 и 16 лет (на 1 января 1914 года). Участвовал в Русско-японской войне, во время которой был контужен. Был награждён следующими орденами к 1 января 1914 года:
1. Орденом Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость» (1904 год);
2. Орденом Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом (1905 год);
3. Орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом (1906 год);
4. Орденом Святого Станислава 2-й степени с мечами (1907 год);
5. Орденом Святой Анны 2-й степени (1913 год). (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 424. Л. 11 об.)
(обратно)53
Там же. Командир III армейского корпуса генерал Н.А. Епанчин не знал о намерениях противника, поэтому и приказал в 11 часов вечера 4/17 августа начальникам дивизий: «…все войска в ночь на 5 августа окопаются и будут удерживать занятый фронт». А ранним утром Н.А. Епанчин поставил задачу продолжить наступление. И в частности: «…б), ген.-лейт. Булгакову (Начальник 25-й пехотной дивизии. — Н.П.) с 4 час. утра продолжать атаку… в), ген.-лейт. Адариди (Начальник 27-й пехотной дивизии. — Н.П.) с 4 час. утра продолжать атаку …в тесной связи с 40-й дивизией. (См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 180.)
(обратно)54
«По пути встречались раненые как наши, так и немцы, не подобранные после боя, и трупы убитых. Первые частью сами добрались до дороги, где ожидали, что какая-либо проходящая часть их подберет». (См.: Адариди К. 27-я пехотная дивизия в боях 4 (17) Августа 1914 г. под Сталупененом и 7 (20) Августа под Гумбинненом // Военный сборник. Книга VIII. Белград, 1926. С. 162—185.)
(обратно)55
Населённый пункт Абтейнен (Absteinen), находился между Эйдкунен (современный посёлок Чернышевское) и Шталлупёнен (Сталупенен) (современный город Нестеров). Сегодня не существует.
(обратно)56
Уездный город Волынской губернии. Современный районный центр Хмельницкой области на Украине.
(обратно)57
Надежда Васильевна Плевицкая (1884—1940) — русская певица. Исполнительница народных песен и романсов. С началом 1-й мировой войны работала сестрой милосердия в Ковенском госпитале, затем в полевом лазарете 73-й пехотной дивизии. После Октябрьской революции и Гражданской войны в эмиграции. Третьим браком замужем за генералом Н.В. Скоблиным (1894 —?). Вместе с мужем агенты ОПТУ с 1930 года. В сентябре 1937 года участвовали в похищении генерала Е.К. Миллера, председателя Русского Общевоинского Союза (РОВС). По приговору французского суда осуждена, по делу генерала Е.К. Миллера, на 20 лет тюрьмы. Умерла в тюрьме в 1940 году. (См.: Строгий В. Надежда Плевицкая. Великая певица и агент разведки». АСТ-Пресс Книга, 2005., Бугров Ю. Н.В. Плевицкая. Курск, 2005., и др.).
(обратно)58
Город Ковно. Административный центр Ковенской губернии. Современный город Каунас в Литве.
(обратно)59
По всей видимости, это были в основном солдаты 27-й пехотной дивизии. В ходе боя под Сталупененом I германский корпус генерала Г. Франсуа атаковал части 27-й пехотной дивизии, которые двигались в авангарде, оголив свой левый фланг. По нему Г. Франсуа и нанёс удар, в результате которого части 27-й пехотной дивизии понесли значительные потери и отступили к русско-германской границе. В этом бою 105-й пехотный Оренбургский полк был почти полностью уничтожен, командир полка полковник П.Д. Комаров убит.
Непосредственный участник событий начальник штаба 27-й пехотной дивизии полковник Л.А. Радус-Зенкович позднее, анализируя бой под Сталупененом, писал: «Немцы, имевшие в районе Пилюпенен-Мелькемен отряд, прикрывавший узел путей и исходную часть железной дороги Гольдап — Сталюпенен, убедившись после 12 часов дня, что направлению на Пилюпеиен русские не угрожают, использовали, часть группы для парирования весьма угрожающего им охвата 27-й пехотной дивизии. В результате между 16—17 часами в тылу 105-го Оренбургского полка, составлявшего левый фланг III армейского корпуса и наступавшего на фронт Кисельн, Иогельн, развернулся неожиданно отряд немцев, который атаковал в тыл и левый фланг 27-й пехотной дивизии. 105-й Оренбургский полк почти весь погиб, а другие части 27-й пехотной дивизии, неся большие потери, отошли к русско-прусской границе». (См.: Радус-Зенкович Л. Значение фланга в бою III армейского корпуса 4/17 августа 1914 года // Военно-исторический сборник. Выпуск 1. М., 1919. С. 70—95.). В ходе боя под Сталупененом части 27-й пехотной дивизии имели значительные потери. Начальник дивизии генерал-лейтенант К. Адариди приводит следующие данные о потерях: «Кроме Саратовского полка и артиллерии, почти не понесших потерь, остальные части дивизии сильно пострадали, в особенности Оренбургский полк, потерявший своего доблестного, энергичного командира, 31 офицера, 2959 нижних чинов и все 8 пулеметов, в общем 75% своего состава. Уфимский и Троицкий полки потеряли в общем — 32 офицера, 3705 нижних чинов и 4 пулемета, причем убыль последних достигала 60%. Общая убыль дивизии равнялась 63 офицерам и 6842 нижних чинам и 12 пулемётам, т.е. около 46% того состава, в котором она находилась во время перехода границы». (См.: Адариди К. 27-я пехотная дивизия в боях 4(17) Августа 1914 г. под Сталупененом и 7 (20) Августа под Гумбинпеном // Военный сборник. Книга VIII. Белград, 1926. С. 162—185.)
По данным немецкой стороны, в ходе боя под Сталупененом в плен попало свыше трёх тысяч русских солдат. (См., напр.: Такман Б. Первый блицкриг. Август 1914 / Сост. С. Переслегин. М.: ACT; СПб.: Terra Fantastica, 1999. С. 317.). Русская сторона признала факт захвата пленных. В своём донесении на запрос из Петербурга штаб 1-й армии констатировал: «4 (17) августа на фронте Будвейген, Иогельн армия имела короткий частичный неуспех вследствие внезапного флангового огня, открытого противником из пулемётов на бронированных автомобилях по частям 27-й дивизии. Дивизия отошла на фронт Ромейки, Капсозде и при отходе потеряла значительное число раненых, которые, по-видимому, были взяты в плен». (См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 184.) В своих воспоминаниях А.А. Успенский так же подтверждает факт пленения большого количества солдат и офицеров 105-го пехотного Оренбургского полка: «…когда немцы открыли огонь из своих орудий и пулеметов в тыл и фланг, 105-й полк дрогнул и, под страшным близким огнём, начал беспорядочно отступать… Знамя успели вынести, но большая часть полка была окружена немцами, потеряв все пулеметы (8) и попала в плен». (См.: Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 31.)
(обратно)60
33-й эрзац-батальон входил в дивизию под командованием генерала Ф. Бродрюка, о чём написал в своём дневнике сам фон Бессер: «В 9 — выступление всего гарнизона и моего резервного батальона, который в количестве 1 батальона входит в состав 2-го резервного полка. (Шулеманн). К ним же присоединён резервный батальон 41. Бригадою командует оберет (полковник. — Н.П.) Верке (так перевёл фамилию Вайке [нем. Weicke] армейский переводчик. — Н.П.) (3 полка), а дивизией — генерал-лейтенант Брюдерик» (так перевёл фамилию Бродрюк [нем. Brodrück] армейский переводчик — Н.П.) (См. РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 25об.).
(обратно)61
Населённый пункт Каушен в Восточной Пруссии. Современный населённый пункт Междуречье в Калининградской области РФ.
(обратно)62
Город Пиллкаллен в Восточной Пруссии. Современный посёлок Добровольск Калининградской области РФ.
(обратно)63
Такую транскрипцию названия города Пиллкаллен использовал в своих воспоминаниях В. Андреев.
(обратно)64
Населённый пункт Спуллен в Восточной Пруссии. Современный посёлок Февральское в Калининградской области РФ.
(обратно)65
Такую транскрипцию названия деревни Спуллен использовал в своих воспоминаниях В. Андреев.
(обратно)66
В своём донесении от 7/20 августа 1914 года П.К. Ренненкампфу Н.А. Орановский пытался следующим образом оправдать своё бездействие: «Вчера в 8 час. вечера, предполагая расположиться на ночлег в д. Спулен, получил сведения о бое ген. Хана Нахичеванского, двинулся на помощь. На посланный мной запрос получил ответ, что за темнотой бой прекращается». (См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 196.) Хотя на самом деле, судя по воспоминаниям В. Андреева, дела обстояли совсем по-другому. У Н.А. Орановского было время оказать помощь отряду Хана Нахичеванского.
(обратно)67
6/19 августа 1914 года оперативная связь между 1-й отдельной кавалерийской бригадой и штабом 1-й армии была уже в течение трёх дней как потеряна. О чём и доносил Н.А. Орановский начальнику штаба 1-й армии генерал-лейтенанту Г.Г. Милеанту:
«6(19) августа 1914 г.
Вержболово Генералу Милеанту.
Третий день не получаю задачи бригаде. Держусь на правом фланге по своему усмотрению и разведываю на указанном фронте. Передвижение частей противника не обнаружено. Прибыл в Спулен. Прошу указаний через генерала Смирнова, (генерал от инфантерии В.В. Смирнов командующий XX корпусом. — Н.П.) Орановский». (См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 187.)
К такому же выводу пришёл участник Каушенского боя В. Кочубей. Он писал: «Отсутствовала также такая важная, как для самого Отряда (отряда Хана Нахичеванского. — Н.П.), так и для штаба армии часть, как станция беспроволочного телеграфа, что ещё раз свидетельствует о полной необдуманности, проявленной при импровизации этого мощного кавалерийского соединения. Раз на Отряд возлагалась задача, которая отрывала эту кавалерийскую массу от остальной армии на сравнительно долгое время, для поддержания так бесконечно необходимой связи с высшими штабами, такая станция была здесь совершенно незаменима ничем иным». (См.: Кочубей В. Ещё о Каушенском бое. (Ответ на статью под этим заглавием в № 45 «Военной были»). Военная быль. № 48. 1961. С. 22—26.
(обратно)68
По данным разведки 1-й армии, против отряда Хана Нахичеванского бой вели «6 батальонов с двумя батареями». (См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 193.)
(обратно)69
Населённый пункт Линденталь в Восточной Пруссии. Сегодня не существует. Находился недалеко от Раутенберга (Современный посёлок Узловое в Калининградской области РФ).
(обратно)70
О роковых последствиях для правого фланга 1-й армии принятого Ханом Нахичеванским решения накануне Гумбинненского сражения написал в своих воспоминаниях участник событий В. Кочубей: «…как участник боя 6 августа 1914 года, перешедшего в историю под названием Каушенского боя, не могу я без досады вспоминать о том, что не только этот блестящий успех нашей гвардейской кавалерии (в ходе Каушенского боя. — Н.П.) совершенно не был использован, но даже, как это теперь доказано, этот наш Конный Отряд (отряд Хана Нахичеванского. — Н.П.), состоящий из 3 с половиною прекраснейших дивизий цвета Российской Императорской кавалерии при 42 орудиях целых четыре дня совершенно бездействовал после этого боя, а что хуже всего допустил, чтобы противник смог разгромить на следующий день, т.е. 7-го августа (во время Гумбинненского сражения. — Н.П.), находящийся всего лишь в каких-нибудь 10-ти верстах от “отдыхающего” Конного Отряда незащищённый правый фланг нашей 1-й армии». (См.: Кочубей В. Ночь после Каушенского боя. Военная быль. №42. 1960. С. 5—10.) Главными причинами бездействия Хана Нахичеванского лично знавший его В. Кочубей считал неспособность Хана командовать крупными кавалерийскими соединениями и параличом его воли после Каушенского боя. «Хана Нахичеванского я знал лично, — констатировал В. Кочубей, — и, как о человеке, у меня о нём сложилось совершенно определённое мнение — рьщарь без страха и упрёка. Однако, к сожалению, одних этих достойных личных качеств ещё не достаточно, чтобы с успехом возглавлять на войне такой мощный оперативный кулак, каким был его Конный Отряд, состоявший из более чем трёх кавалерийских дивизий, при 42-х орудиях!»
«Большие потери его Отряда, — писал далее В. Кочубей, — в только что закончившемся (Каушенском. — Н.П.) бою, в особенности в его родном полку — Конной Гвардии, произвели на Хана Нахичеванского столь удручающее впечатление и так потрясли его нравственно, что временно парализовали его волю». (См.: Кочубей В. Ещё о Каушенском бое. (Ответ на статью под этим заглавием в № 45 «Военной были»). Военная быль. № 48. 1961. С. 22—26.)
(обратно)71
Сам Г. Франсуа считал, что его корпус одержал победу под Сталупененом и только приказ командующего 8-й германской армии М. Притвица вынудил его отступить. На самом деле победу в сражении одержал III-й армейский корпус генерала Н.А. Епанчина, что признал даже Э. Людендорф: «Русский полководец имел больше прав признать себя победителем, чем генерал Франсуа». (См.: Епанчин Н. На службе трёх императоров. Воспоминания. М., 1996. С. 406.)
(обратно)72
Город Гольдап в Восточной Пруссии. Современный город Голдап в Польше.
(обратно)73
По подсчётам Л.А. Радус-Зенковича, с немецкой стороны в Гумбинненском сражении приняло участие «74 400 немецких штыков с 408 лёгкими, 44 тяжёлыми пушками, 224 пулемётами и 60 эскадронами». См. Радус-Зенкович Л.А. Некоторые выводы из сражения при Гумбиннене в августе 1914 г. // Военно-исторический сборник. Вып. 3. М., 1920. С. 74—95. Им противостояло «63 800 русских штыков с 408 пушками, 252 пулеметами и 130!^ эскадронами». (См.: Радус-Зенкович Л А. Некоторые выводы из сражения при Гумбиннене в августе 1914 г. // Военно-исторический сборник. Вып. 3. М., 1920. С. 74—95.)
(обратно)74
Имение Kalpakin в Восточной Пруссии. Находилось в 14—15 км восточнее Гумбиннена. Ныне не существует.
(обратно)75
Населённый пункт Энцунен в Восточной Пруссии. Современный посёлок Репино в Калининградской области РФ.
(обратно)76
Деревня Садвейчен в Восточной Пруссии. Современный населённый пункт Первомайское в Калининградской области РФ.
(обратно)77
См. Приложение 1. Карта-схема Сталупененского боя и Гумбинненского сражения.
(обратно)78
С 1946 г. населённый пункт Дальнее в Калининградской области РФ. Сегодня не существует.
(обратно)79
Наиболее часто используемое название данного населённого пункта — Сциргупенен.
(обратно)80
Наиболее часто используемое название данного населённого пункта — Вердельн.
(обратно)81
Эти новые, полученные на основе архивных документов сведения о занятии 98-м Юрьевским пехотным полком деревни Вердельн не соответствуют устоявшейся в научной литературе традиции, по которой считается, что Вердельн оборонялся 99-м Ивангородским пехотным полком. См., напр.: Радус-Зенкоеич Л А. Очерк встречного боя. По опыту Гумбинненской операции 1914 г. М., 1921. С. 61. Найденные автором архивные документы позволяют исправить данную неточность.
(обратно)82
Деревня Матишкемен в Восточной Пруссии. Современный населённый пункт Совхозное в Калининградской области РФ.
(обратно)83
Командующий 1-й кавалерийской дивизией генерал-лейтенант В.И. Ромейко-Гурко.
(обратно)84
Это была 28-я пехотная дивизия XX армейского корпуса. В своём донесении, посланном П.К. Ренненкампфу, уже после боя, в 8 часов вечера 7/20 августа 1914 г., Н.А. Орановский так охарактеризовал положение его бригады в тот момент боя: «В 5 час. утра обнаружил движение двух колонн противника на правый фланг 28-й пех. дивизии. Противодействовать охвату противником фланга 28-й дивизии был не в силах». (См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 196.)
(обратно)85
Подполковник Энгельман Ян Ильдефонсович. Родился 16 мая 1868 года. Сын подполковника. Был холост. На 12 января 1913 года был награждён орденами:
1. Святого Станислава 3-й степени (1903 год);
2. Святой Анны 3-й степени (1908 год);
3. Святого Станислав 2-й степени (1911 год). (См.: РГВИА. Ф. 409. Оп. 1. Д. 46177. П/с 1713 (1913).)
(обратно)86
3-й и 4-й батальоны 98-го Юрьевского пехотного полка находились в резерве полка и бригады. (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 9.).
(обратно)87
Так в записке называется населённый пункт Сциргупенен.
(обратно)88
Командиром 1-й бригады 25-й пехотной дивизии был генерал-майор Г.Г. Джонсон.
(обратно)89
В 11 часов 30 минут командный пункт командира 98-го Юрьевского пехотного полка В.А. Желтышева находился ещё в Сциргупенене, откуда он руководил боем.
«Подполковнику Вагелю (И.Г. Вагель — командир хозяйственной части полка. — Н.П.).
1914. 7 августа 11 час. 30 мин.
№ 60 из Ципопеннена (здесь д. Сциргупенен. — Н.П.).
Отойдите с обозом на Данскемен.
Полковник Желтышев». (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 488. Л. 18.)
(обратно)90
Расположение эрзац-батальонов на этом участке фронта подтверждает и Л.А. Радус-Зенкович. Он пишет: «границей районов наступления I и XVII германских корпусов было шоссе Гумбиннен—Сталюпенен, причём шоссе входило в район I корпуса, так как здесь работали эрзац-батальоны 176, 45 и 44, приданные 2 дивизии». (См.: Радус-Зенкович Л.А. Некоторые выводы из сражения при Гумбиннене в августе 1914 г. // Военно-исторический сборник. Вып. 3. М., 1920. С. 74—95.) На основе архивных документов, обнаруженных авто-ром, эти сведения Л.А. Радус-Зенковича следует дополнить. На этом участке фронта по нитке шоссе Гумбиннен—Сталюпенен против частей 25-й пехотной дивизии действовал и 2-й резервный полк под командованием Шулеманна (транскрипция армейского переводчика), входивший в резервную дивизию Ф. Бродрюка, в составе 33-го и 41-го эрзац-батальонов. Об участии в Гумбинненском сражении резервной дивизии Ф. Бродрюка на данном участке фронта подтверждает и Н.Н. Головин. (См.: Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 130.)
(обратно)91
«20 августа запасная дивизия, — записал в своём дневнике фон Бессер, — которой командует генерал Брёдерик (транскрипция армейского переводчика. Далее в тексте документа он переводит фамилию и как Бродрюк. — Н.П.), вместе с 1 армейским корпусом участвовала в большом бою перед Гумбинненом у Садвейчена, с правой стороны 17 арм.[ейский] корпус вступил в бой, мы стояли в середине». (См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 21.)
(обратно)92
Бросивший против 25-й пехотной дивизии русских части своей 35-й пехотной дивизии, а также части дивизии Ф. Бродрюка командующий XVII корпусом германского пехотного корпуса генерал А. Макензен считал, «будто сопротивление русских сломлено, и они настолько поколеблены, что не в состоянии оказать серьёзное сопротивление». (См.: Адариди К. 27-я пехотная дивизия в боях 4 (17) Августа 1914 г. под Сталупененом и 7 (20) Августа под Гумбинненом // Военный сборник. Книга VIII. Белград, 1926. С. 162—185.), и их осталось только разбить. Приведённую выше цитату К. Адариди подтверждает ссылкой на воспоминания занимавшего в то время должность генерал-квартирмейстера 8-й германской армии генерала М. Хоффмана. (См.: Hoffman M. Tannenberg wie es wirklich war. Berlin, 1926. S. 13.)
(обратно)93
Об этой психической атаке немцев на позиции полков 25-й пехотной дивизии, в день Гумбинненского сражения, и её мотивах русский, советский писатель, участник 1-й мировой войны С.Н. Сергеев-Ценский писал: «Дивизии Макензена были образцовые, укомплектованные исключительно только пруссаками. Эти рослые, здоровенные солдаты и офицеры были от темени до подошв проникнуты сознанием, что они должны показать и кайзеру Вильгельму, и всей Германии, и всему миру, как надо защищать родную землю, поэтому они шли в атаку плотным строем, считая постыдным строй рассыпной, а тем более приспособление к местности». (См.: Сергеев-Ценский С.Н. Собр. соч. в 12-ти томах. Том 9. М.: Правда, 1967. С. 592.)
(обратно)94
Г.Л. фон Блюхер (1742—1819) — прусский фельдмаршал. Участвовал в битве при Ватерлоо, где войска под его командованием во многом решили исход битвы. Фон Бессер в своём дневнике, видимо, провёл параллель с атакой войск Блюхера при Ватерлоо.
(обратно)95
Именно так «варварами» назвал кайзер Вильгельм II всех русских в день объявления войны, когда он выступил перед внимавшей ему толпой с балкона своего дворца. Вот его слова: «Дети мои! … Нам объявили войну! Изменнически и подло русские объявили нам войну!.. Вот пачка писем русского царя в моей руке. В них меня уверяли в дружбе, а в это время на меня и на вас, дети мои, вероломно готовили нападение! Дети! Вы прочтете эти письма и увидите, что русские — изменники и предатели… Им мало того, чем они владеют, — они хотят подчинить себе всё и всех! Они хотят, чтобы мы были их рабами. Но лучше умереть на поле чести, чем сделаться рабами этих варваров (курсив мой. — Н.П.). Лучше смерть, чем позор, не правда ли, дети мои?» (См.: Сергеев-Ценский С.Н. Собр. соч. в 12 т. Т. 9. М.: Правда, 1967. С. 345.)
(обратно)96
Данные утверждения фон Бессера о морально-волевых качествах и смелости русского солдата явно не соответствовали действительности, о чём писали и немецкие военные. Так, участник боёв в Восточной Пруссии немецкий полковник Р. Франц признавал, что: «…русские показали себя, как очень серьезный противник. Хорошие по природе солдаты, они были дисциплинированны, имели хорошую боевую подготовку и были хорошо снаряжены. Они храбры, упорны, умело применяются к местности и мастера в закрытом размещении артиллерии и пулемётов. Особенно же искусны они оказались в полевой фортификации: как по мановению волшебного жезла вырастает ряд расположенных друг за другом окопов…». (См.: Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 155.)
(обратно)97
Дорман Павел Евстигнеевич (27.08.1884 — 25.05.1945). На военной службе с 1901 года. К 1912 году награждён орденами Святого Станислава 3-й ст.; Святой Анны 3-й ст. Окончил Императорскую Николаевскую военную академию (май 1914). В августе 1914 года капитан в составе штаба 1-й армии П.К. Ренненкампфа. После окончания Восточно-Прусской операции, продолжал находиться в действующей армии. В 1914 году награждён Георгиевским оружием, в 1917 году — орденом Святого Георгия 4-й степени. В 1917 году в чине полковника. Участник Белого движения. С 1922 года проживал во Франции. В последние годы жизни жил в Швейцарии. Был награждён орденами Святого Станислава 3-й степени (1906); Святой Анны 3-й степени (1909). (См.: Российское зарубежье во Франции. 1919—1920. Биографический словарь. Том 1. М., 2008, С. 55; Военный орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия. Именные списки 1769—1920. Биобиблиографический справочник. Отв. сост. В.М. Шабанов. М.: Русскiй мiръ, 2004. С. 499; РГВИА. Ф. 409. Оп. 1. П/с 164—645 (1910). Л. 35об.; Русская армия в Великой войне: Картотека проекта. (последнее обращение 06.06.2012).
(обратно)98
Генерал от инфантерии В.В. Смирнов командующий XX корпусом.
(обратно)99
По оперативному распоряжению П.К. Ренненкампфа 7/20 августа сводному кавалерийскому корпусу Хана Г. Нахичеванского ставилась боевая задача выяснить «занят ли (немцами. — Н.П.) лес Цулькинер и фронт от Гумбиннена к Инстербургу». (См.: Андреев Владимир. Первый русский марш-манёвр в Великую войну. Гумбиннен и Марна. Париж, 1928. Пагинация отсутствует.) П.К. Ренненкампф отдал этот приказ Хану Г. Нахичеванскому 6/19 августа 1914 года: «Приказываю 7-го к вечеру выяснить разведкой фронт Инстербург-Гумбиннен, занят ли он, есть ли укрепления, какие силы между реками Инстер и Роминте, обороняются ли они, занят ли лес Цулькинер?» (См.: Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 125.)
Как раз из этого леса двигались немецкие цепи на позиции бригады Н.А. Орановского утром 7/20 августа: «Из леса Цулькинер выбрасывались и выливались все новые волны немецкого наступления и, врываясь в разрыв между конницей Орановскаго и русской пехотой, все гуще заполняли этот разрыв, развивая наступление стрелковых цепей». (См.: Андреев Владимир. Первый русский марш-манёвр в Великую войну. Гумбиннен и Марна. Париж, 1928. Пагинация отсутствует.)
(обратно)100
10 августа 1914 года генерал Н.А. Орановский был отстранён от должности приказом за № 29 командующего 1-й армией П.К. Ренненкампфа и временно назначен командиром 1-й бригады 2-й кавалерийской дивизии. Вот выдержка из этого приказа:
«10 августа 1914 г. № 29.
ПРИКАЗ
Войскам 1-й армии.
…Уход же в Шиленен, потеря соприкосновения с противником, отсутствие донесений о его движении, наконец, оправдание, что задержать обходное движение противника он не был в силах, доказывает совершенную неподготовленность генерала Орановского к начальствованию крупною, самостоятельною частью. Посему на основании п. 3 ст. 415 положения о полевом управлении войсками устраняю его от должности начальника 1-й отдельной кавалерийской бригады, но на основании п. 1 той же статьи допускаю его к временному командованию 1-й бригадой 2-й кавалерийской дивизии.
Ренненкамф».
(См.: РГВИА. Ф. 2185. Оп. 1. Д. 890. Л. 3.)
Но ещё 8 августа в 3 часа ночи П.К. Ренненкампф послал сообщение Н.А. Орановскому об отстранении его от командования бригадой: «На основании дарованных мне прав, удаляю вас от командования вверенной вам бригадой, о чём сегодня же последует приказ.
…генерал-адъютант Ренненкампф». (См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 196.)
(обратно)101
В донесении Ренненкампфу Хан Нахичеванский так оправдывал своё бездействие в день Гумбинненского сражения:
«8 (20) августа 1914 г. 10 час. 40 мин. дня.
Вержболово Генерал-адъютанту Ренненкампфу.
Вчера после 9 час.[ов] утра связь с 28-й дивизией и бригадой ген. Орановского прервалась (хотя судя по воспоминаниям В. Андреева, у Хана Нахичеванского была возможность, хотя и ранее 9 часов утра, оказать помощь бригаде Орановского. — Н.П.); сильные разъезды, посланные для связи, до самого вечера не могли прорваться, так район Куссен, Мальвишкен был занят неприятельской пехотой и конницей.
(…) Хан Нахичеванский». (См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М, 1939. С. 198.).
(обратно)102
См.: Военный орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия. Именные списки 1769—1920. Биобиблиографический справочник. Отв. сост. В.М. Шабанов. М.: Руссккiй мiръ, 2004. С. 658. Возможно, за бой под Каушеном и в целом за бои в Восточной Пруссии Хан Г. Нахичеванский и заслужил высшую военную награду Российской империи орден Св. Георгия, в данном случае 3-й степени, как решили члены Георгиевской Думы 1-й армии. Но неисполнение приказа и бездействие Хана в день Гумбинненского сражения не могут никоим образом быть оправданы и заслуживали по законам военного времени самого сурового наказания.
(обратно)103
Другой очевидец событий начальник штаба 27-й дивизии полковник Л.А. Радус-Зенкович, так описывает психическую атаку немцев на части его дивизии: «Немцы наступали 7/20 августа без достаточной разведки, густыми цепями, местами почти колоннами со знамёнами и пением, без достаточного применения к местности; там и сям виднелись гарцующие верхом командиры». (См.: Радус-Зенкович Л. Некоторые выводы из сражения при Гумбиннене в августе 1914 г. // Военно-исторический сборник. Вып. 3. М., 1920. С. 74—95.)
(обратно)104
Такую же психическую атаку колоннами, как и на части 25-й и 27-й пехотных дивизий немцы провели в полосе фронта 28-й пехотной дивизии, «…медленно отходила 28-я дивизия на линию артиллерии 4-й, 5-й и 6-й батарей. Менее чем в версте перед батареями тянулось шоссе, и через минуту, насколько хватал глаз, по шоссе хлынула серая волна густых немецких колонн. Батареи открыли огонь, и белая полоса стала серой от массы трупов. Вторая волна людей в остроконечных касках — снова беглый огонь, и снова все легло на шоссе». (См.: Коленковский А. Манёвренный период Первой мировой войны 1914 г. М., 1940. С. 185.)
(обратно)105
Населённый пункт Каттенау в Восточной Пруссии. Современный посёлок Фурмановка в Калининградской области РФ.
(обратно)106
Следует сказать, что Н.А. Орановский до последней возможности ждал помощи, надеясь, что В. Андрееву и П.Е. Дорману удастся получить её от Хана Нахичеванского. «Прождав до 5 час. дня, — писал в своём донесении П.К. Ренненкампфу в 8 часов вечера 7/20 августа Н.А. Орановский, — обещанной мне батареи и эскадронов и, не дождавшись их; не имея связи ни с 28-й пех. дивизией, ни с ген. Ханом Нахичеванским, отошёл на ночлег в Шиленен». (См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 196.)
(обратно)107
Только XVII корпус Макензена, не считая резервной дивизии Ф. Бродрюка, в ходе Гумбинненского сражения потерял «в круглых цифрах 8000 человек — треть всех наличных сил, причем 200 офицеров было убито и ранено». (См.: Ростунов И.И. Русский фронт Первой мировой войны. М.: Наука, 1976. С. 119.) A.M. Зайончковский приводит схожие цифры потерь корпуса Макензена в ходе его атаки на русские позиции под Гумбинненом. «В результате столкновения двух германских пехотных дивизий Макензена, — пишет Зайончковский, — с тремя русскими дивизиями южнее Гумбиннена германцы произвели несколько неудачных атак, понеся тяжёлые потери (до 10 000 чел.)». (См.: Зайончковский A.M. Первая мировая война. СПб.: Полигон, 2002. С. 143.)
В русский плен попало около 1000 человек. См.: Стратегический очерк войны 1914—1918 гг. Ч. 1. М., 1922. С. 75.
(обратно)108
К. Адариди, подтверждая слова А.А. Успенского пишет, что «с наблюдательных пунктов было замечено, что местами противник уходит назад нестройными толпами, что некоторые люди бросают оружие и что вообще у него царствует беспорядок». (См.: Адариди К. 27-я пехотная дивизия в боях 4 (17) Августа 1914 г. под Сталупененом и 7 (20) Августа под Гумбинненом // Военный сборник. Книга VIII. Белград, 1926. С. 162—185.) «Один из участников боя (немец. — Н.П.) свидетельствует, что войска окончательно выдохлись, что целые части, охваченные паникой, бросились назад и что некоторых из них удалось остановить только на левом берегу р. Ангерап. По его словам, корпус находился в таком состоянии, что “противнику было бы очень легко нанести ему сокрушительный удар”». (См.: Адариди К. 27-я пехотная дивизия в боях 4 (17) Августа 1914 г. под Сталупененом и 7 (20) Августа под Гумбинненом // Военный сборник. Книга VIII. Белград, 1926. С. 162—185.) К. Адариди ссылается на книгу: Hesse К. Der Feldherr Psychologos. Berlin, 1922. S. 35.
(обратно)109
Это флаг Германской империи.
(обратно)110
Об ожесточённом бое в черте 25-й и 27-й дивизий и о преимуществе русской артиллерии немецкий исследователь Ниман написал следующие слова: «С утра наступление шло повсюду удачно. Вскоре, однако, центр (I и XVII корпуса) наткнулся на сильно укрепленную позицию русских сил. Наступление остановилось и обратилось в тяжелый, сопряженный с большими жертвами огневой бой. Наиболее горячий и кровопролитный бой был восточней Гумбиннена… Попытка атаковать разбивалась о смертоносный огонь могущественной …артиллерии русских». (См.: Радус-Зенкович Л. Некоторые выводы из сражения при Гумбинене в августе 1914 г.// Военно-исторический сборник. Вып. 3. М., 1920. С. 74—95.)
(обратно)111
С.Н. Сергеев-Ценский так описывает эти мгновения боя. Немцы «попали под прямоприцельный огонь легкой артиллерии 25-й дивизии, но шли, поминутно смыкая ряды над убитыми; они попали под густой пулемётный обстрел, но шли… пока не выдохся, наконец, их боевой азарт, и они залегли». (См.: Сергеев-Ценский С.Н. Собр. соч. в 12-ти т. Т. 9. М.: Правда, 1967. С. 592.)
(обратно)112
Деревня Гросс Байтшен в Восточной Пруссии. Современный населённый пункт Подгоровка в Калининградской области РФ.
(обратно)113
Данное приказание исходило от командующего III корпусом генерала Н.А. Епанчина, которое, несомненно, не позволило если не довершить разгром, то нанести более серьёзное поражение отступавшему противнику. Начальник штаба 27-й пехотной дивизии полковник Л.А. Радус-Зенкович так оценил эти действия Н.А. Епанчина: «Ген. Епанчин …в конце боя …прекращает преследование победоносными войсками своего корпуса, чем значительно сокращает результаты выигранного сражения». (См.: Радус-Зенкович Л. Некоторые выводы из сражения при Гумбиннене в августе 1914 г. // Военно-исторический сборник. Выпуск 3. М., 1920. С. 74—95.) Начальник 27-й пехотной дивизии генерал К. Адариди был более категоричен: «В общем, из поступавших донесений получалось впечатление, что достаточно произвести на него (противника. — Н.П.) нажим, чтобы окончательно привести в расстройство, словом, что назрел момент для перехода в наступление. Поэтому было решено двинуться вперед, и отдано приказание …наступать… Около 41/2 часов дня командир корпуса Ген. Епанчин, уведомленный об отданном распоряжении о переходе в наступление, передал по телефону приказание прекратить преследование «в виду общего положения дел на фронте армии»… Решение перейти в наступление (отданное К. Адариди. — Н.П.) должно быть признано совершенно правильным и своевременным. Не будь начатое уже наступление остановлено распоряжением свыше, оно могло бы оказаться чреватым такими последствиями, которые, может быть, придали бы всему походу в Восточную Пруссию совершенно иной характер». (См.: Адариди К. 27-я пехотная дивизия в боях 4 (17) Августа 1914 г. под Сталупене- ном и 7 (20) Августа под Гумбинненом // Военный сборник. Книга VIII. Белград, 1926. С. 162—185.)
Сам Н.А. Епанчин в своих воспоминаниях так объяснил свой приказ остановить преследование отступающих немецких частей: «Пруссаки отступали очень быстро, однако на флангах моего корпуса положение было по-прежнему неблагоприятное: XX корпус не в состоянии был перейти в наступление, а действие трёх полков 40-й дивизии не имели определённого успеха. При таких условиях продолжать отдельное наступление, с необеспеченными флангами и возможность перехода пруссаков в контратаку для охвата III корпуса, было рискованно». (См.: Епанчин Н. На службе трёх императоров. Воспоминания. М., 1996. С. 407—408.) И далее: «<…> у нас были большие потери: 87 офицеров и 6117 солдат. Войска были крайне утомлены, приближалась темнота <…> всё это вынудило удовольствоваться уже достигнутым успехом. <…> Поэтому около 5 час. вечера я приказал прекратить преследование». (См.: Епанчин Н. На службе трёх императоров. Воспоминания. М., 1996. С. 408.)
Хотя, судя по документам, приказ о прекращении преследования отступающего противника в 25-й пехотной дивизии получили в 8, а не в 5 часов вечера:
«7/20 августа 1914 г. 11 час. 50 мин. вечера.
…генералу Шемякину.
25-я пех. дивизия на всём своём фронте имела полный успех. После упорного боя противник около 2—3 час. начал отступление, а в 6 час. вечера сопротивление его было окончательно сломлено… По приказанию командира корпуса, дивизия в 8 час. вечера (отмечено мною. — Н.П.) остановила преследование. (См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 200.).
Константин Яковлевич Шемякин—генерал-майор, в августе 1914 года начальник штаба XX армейского корпуса.
(обратно)114
Т.е. раненых во время Гумбинненского сражения.
(обратно)115
Так начальник штаба 8-й армии Э. Людендорф считал, что если бы 1-я армия П.К. Ренненкампфа, перегруппировавшись, после Гумбинненского сражения, начала бы наступление, то «при превосходстве сил русских нам не удалось бы удержать линию Вислы» и 8-й германской армии пришлось бы отступить за Вислу, а «в тех условиях, — признался Э. Людендорф в своих воспоминаниях, — в которых развивались события, отступление за Вислу вело бы нас к поражению». (Людендорф Э. Мои воспоминания о войне. 1914—1918 гг. Т. 1.М., 1923. С. 41.)
(обратно)116
Генерал А. Ниссель ошибся, в действительности германским командованием было переброшено на Восточный фронт 2 корпуса и 1 кавалерийская дивизия. См.: напр.: Зайончковский A.M. Первая мировая война. СПб., 2002. С. 145.
(обратно)117
Эту же мысль о значении Гумбинненского сражения, и не менее эмоционально, чем французский генерал А. Ниссель, высказал и представитель противника немецкий генерал Э. Людендорф, расставив, естественно, другие акценты, признав поражение, он писал: «Наше наступление на Западе также (как и на Востоке, после поражения под Гумбинненом немецких войск. — Н.П.) потерпело крушение, так как генерал Мольтке взял войска из победоносного положения, и благодаря этому 9 сентября 1914 г. совершилась драма на Марне». (См.: Епанчин Н. На службе трёх императоров. Воспоминания. М., 1996. С. 399.)
(обратно)118
Ту же мысль о спасении Франции в августе 1914 года Россией высказал и У. Черчилль: «Быстрая мобилизация русских армий и их стремительный натиск на Германию и Австрию были существенно необходимы для того, чтобы спасти Францию от уничтожения в первые же два месяца войны». (См.: Черчилль В. Мировой кризис. М. —Л., 1932. С. 39.)
(обратно)119
А.П. Будберг в августе 1914 года исполнял должность Генерал-квартирмейстера штаба 10-й армии.
(обратно)120
К полудню, в самый разгар битвы, не выдержав натиска немцев, отступили XX армейский корпус и 40-я пехотная дивизия, оголив фланги III корпуса, который сдерживал атаки немцев в центре русской обороны, и тем самым создав реальную угрозу его окружения. Казалось, ещё немного, ещё последнее усилие и последний натиск со стороны немцев, и натянутая струна лопнет, оборона III корпуса будет прорвана, русские будут опрокинуты и уничтожены. В этот переломный момент сражения, командующий III корпусом генерал от инфантерии Н.А. Епанчин сохранил выдержку, не потерял присутствие духа и ясность ума, и принял, как выяснилось потом, единственно правильное решение. Видя, что наступательный порыв немцев выдыхается, он около двух часов дня отдал приказ о контрнаступлении, которое и решило исход Гумбинненского сражения. Именно этот приказ, по телеграфу, и попросил отменить П.К. Ренненкампф, но Н.А. Епанчин отказался. (См.: Епанчин Н. На службе трёх императоров. Воспоминания. М., 1996. С. 407.) В ответ П.К. Ренненкампф приехал в штаб III армейского корпуса и, не сдерживая себя, по словам Н.А. Епанчина: «…бросился мне на грудь с плачем. “Николай Алексеевич, что же это будет”, — повторял он в совершенном расстройстве». (См.: Епанчин Н. На службе трёх императоров. Воспоминания. М., 1996. С. 407.) Такое поведение П.К. Ренненкампфа граничило с истерикой, и в этот момент он вряд ли был способен адекватно командовать армией.
(обратно)121
Первоначально получив сведения об отступлении противника, П.К. Ренненкампф отдал, между тремя и четырьмя часами дня, приказ о преследовании отступающего врага, но затем он отменил его, узнав, что свой отход немцы прикрывают тяжёлой артиллерией.
Приблизительно в это время или немного позже произошёл эпизод, характеризующий поведение и действия П.К. Ренненкампфа, и принимаемые им решения в поворотные моменты Гумбинненского сражения. Когда стало понятно, что немецкий корпус генерала А. Макензена дрогнул и начал отступление, еле стоявший на ногах от усталости штабной офицер попросил П.К. Ренненкампфа разрешения отдохнуть, тот позволил ему лечь спать не раздеваясь. Через час, когда стало известно, что немцы разбиты и в панике покидают поле боя, командующий армией разбудил офицера и произнёс: «Теперь можете раздеться, противник отступает». Эта картинность поступка П.К. Ренненкампфа только утверждает нас в сознании, что П.К. Ренненкампф не был от природы наделён ни даром полководца, ни талантом военного организатора. А ведь в конечном итоге в любом сражении победа зависит, по большому счёту, от смелости, воли и таланта только одного человека — полководца, качествами которого П.К. Ренненкампф не обладал.
(обратно)122
После Гумбинненского сражения 17-й корпус под командованием генерала А. Макензена был не просто разгромлен, но и «настолько потрясен, — написал участник событий А.К. Коленковский, — что в течение всей последовавшей ночи собирался и приводился в порядок, причем сам командир корпуса не знал, где его части». (См.: Коленковский А. Манёвренный период Первой мировой войны 1914 г. М., 1940. С. 187.)
(обратно)123
Такое развитие событий было вполне возможно. Это признавал, например, генерал Г. Франсуа. В своих воспоминаниях он писал: «После боя у Гумбиннена, т.е. 8 августа, русская конница имела открытый путь. Сражения в Восточной Пруссии имели бы иные последствия, и армия генерала Самсонова была бы избавлена от катастрофы у Танненберга, если бы конница генерала Ренненкампфа преследовала по пятам отступаюпще германские корпуса». (См.: Епанчин Н. На службе трёх императоров. Воспоминания. М., 1996. С. 408.)
(обратно)124
Назначение Э. Людендорфа, по сути, произошло 9/22 августа, когда он получил письмо от заместителя начальника Полевого генерального штаба германской армии генерала Г. фон Штейна с предложением занять эту должность.
(обратно)125
Город Тапиау в восточной Пруссии. Современный город Гвардейск в Калининградской области РФ.
(обратно)126
Тапиау обстреливался русской артиллерией, в том числе, и во время боёв на этом участке фронта. Так, например, П.К. Ренненкампф доносил командующему фронтом Я.Г. Жилинскому 16/29августа 1914 года:
«12 час. 15 мин.
Белосток Генералу Жилинскому.
…Донесением 3-го корпуса 25-я дивизия с 12 час. 30 мин. дня ведёт артиллерийский бой, гаубичные батареи обстреливают Тапиау фугасными бомбами.
…Ренненкампф».
(См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М, 1939. С. 227.)
(обратно)127
Река Дейме, на рубеже которой остановились и укрепились, после Гумбинненского сражения, отступавшие немецкие войска.
(обратно)128
Фон Бессер знал, что говорил. Общая численность личного состава его эрзац-батальона, по расписанию военного времени, составляла 660 человек. Потери батальона в Гумбинненском сражении составили 20% личного состава. (См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 26.)
В бою 19 августа/1 сентября у деревни Лаукишкен, по словам фон Бессера, батальон «имел большие потери из-за численного превосходства неприятеля, так что ещё около 20% считаются пропавшими без вести». (См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 40.)
21 августа/3 сентября капитан записал в дневнике, что его вконец измождённому эрзац-батальону, понёсшему в предыдущих боях существенные потери, пришлось занимать участок обороны южнее Лабиау, у селения Гросс Попельн, протяжённостью в четыре километра. (См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 40.) Таким образом, при численности батальона, после всех потерь, приблизительно, в 500—550 человек, на один километр обороны в черте эрзац-батальона фон Бессера приходилось менее 140 человек.
(обратно)129
Созданная весной 1915 года, по требованию самого П.К. Ренненкампфа, специальная комиссия по расследованию его действий во время Восточно-Прусской операции не установила вины П.К. Ренненкампфа в разгроме 2-й армии А.В. Самсонова и поражения самой 1-й армии. Но к этому времени, в ноябре 1914 года, П.К. Ренненкампф был отстранён от командования армией и переведён в распоряжение военного министра. Причины отстранения П.К. Ренненкампфа от должности командующего армией в ноябре 1914 года были симптоматичны, и их чётко назвал командующий Северо-Западным фронтом генерал Н.В. Рузский: «Причиной увольнения от должности генерал-адъютанта Ренненкампфа послужила проявленная им полная неспособность управлять подчиненными ему войсками как во время ведения ими боя, так и в период маневрирования до боя и после боя… Причина …имела своими последствиями: а) постановку частей в крайне невыгодное положение перед боем и в бою; б) чрезмерный расход войск, благодаря неестественно большой убыли и крайнему утомлению от множества прогульных движений. В отношении других армий эта причина сказывалась в том, что армия генерал-адъютанта Ренненкампфа не только не могла принять должного участия в совместных действиях с другими армиями, но, наоборот, благодаря указанной причине сама часто нуждалась в поддержке со стороны других армий фронта. Генерал-адъютант Ренненкампф в большинстве случаев совершенно не давал себе отчета в общем положении дел и даже не всегда понимал, достижения каких именно целей требует от него окружающая его обстановка». (См.: РГВИА. Ф. 199. Оп. 1. Д. 28. Л. 2—2об.)
С.Н. Сергеев-Ценский в своей книге «Пушки заговорили» также отметил тот факт, что П.К. Ренненкампф был не способен к управлению армией. С.Н. Сергеев-Ценский писал, что в 1-й армии было «…отсутствие связи между частями, каждая часть действовала по своему разумению, не чувствовалось единой направляющей воли, как будто некому было проводить планы штаба армии в жизнь». (См.: Сергеев-Ценский С.Н. Собр. соч. в 12-ти томах. Том 9. М.: Правда, 1967. С. 586.)
Военный министр А.А. Поливанов также высказывался негативно о полководческих дарованиях П.К. Ренненкампфа: «Генерал-адъютант фон Ренненкампф обладает большой энергией при крайне ограниченных военных дарованиях». И далее, говоря о возможности назначения П.К. Ренненкампфа после его отстранения в ноябре 1914 года от должности командующего армией А.А. Поливанов твёрдо заявил: «Появление генерал-адъютанта фон Ренненкампфа в действующей армии …при настоящих тяжелых условиях войны считаю совершенно невозможным». (См.: Поливанов А.А. Из дневников и воспоминаний военного министра и его помощника 1907—1916. М., 1924. С. 178—179.)
(обратно)130
Дмитрий Тимофеевич Трипецкий — русский офицер, погиб в возрасте 47 лет. Сын коллежского секретаря Виленской губернии. Родился 19 июня 1867 года. Православный. В службу вступил 4 июля 1885 года вольноопределяющимся. В 1889 году окончил Виленское пехотное училище. На 31 декабря 1904 года был награждён орденом Св. Станислава 3-й степени (1898 г.). (См.: РГВИА. Ф. 409. П/с 2993 (1906 г.).)
(обратно)131
Дмитрий Панайотович Епикацеро — русский офицер, погиб в возрасте 43 лет. Происходил из мещан Таврической губернии. Родился в октябре 1872 года. Православный. В службу вступил 5 марта 1890 года вольноопределяющимся. Окончил Одесское пехотное юнкерское училище. На 1911 год был награждён орденом Св. Станислава 3-й степени (1907 г.). Был женат. Его двое сыновей, Павел 11 лет (родился 10 июня 1903 года), и Пётр 7 лет (родился 3 декабря 1906 года) остались сиротами. (См.: РГВИА. Ф. 409. П/с 2933 (1911 г.).)
(обратно)132
Населённый пункт Ишдаген в Восточной Пруссии. Современная территория Калининградской Области РФ. Сегодня не существует.
(обратно)133
Город Мемель в Восточной Пруссии. Современный город Клайпеда в Литве.
(обратно)134
О паническом бегстве жителей городов и деревень Восточной Пруссии упоминают многие источники. Так, например, начальник 27-й пехотной дивизии генерал К. Адариди писал, что, 6/19 августа преследуя отступающего противника после боя под Сталупененом, части его дивизии вступили в Энцунен (современный посёлок Репино в Калининградской области РФ): «Селение это было совершенно покинуто жителями, которые бежали настолько незадолго до прибытия дивизии, что в некоторых домах был брошен недоконченный обед и даже не был потушен огонь тех очагов, на которых он приготовлялся. В большинстве хозяйств не был угнан домашний скот, и вообще всё свидетельствовало, что население бежало панически». (См.: Адариди К. 27-я пехотная дивизия в боях 4(17) Августа 1914 г. под Сталупененом и 7 (20) Августа под Гумбинненом // Военный сборник. Книга VIII. Белград, 1926. С. 162—185.) Другой участник тех событий, офицер 97-го Лифляндского полка А.Г. Невзоров писал: «Немецкое население не ожидало, что русские войска войдут так легко и быстро на их территорию. Жители уходили так поспешно, что бросали свои дома и хозяйства нетронутыми. При занятии какого-нибудь городка или фермы, можно было видеть, войдя в дом, топящуюся плиту, на ней кипящий суп, кофейник с выкипевшим кофе, а в духовке обязательно картофель. В одном доме я нашёл оставленные на столе карты и лист бумаги, разлинованный для преферанса: мы помешали им докончить пульку». (См.: Невзоров A.Г. Начало 1-й Великой войны 1914 г. // Военная быль. 1966. № 79. С. 4—8. С. 5.)
Г.А. Гоштовт также описал, в своём дневнике, один из случаев панического бегства немецкого населения: «Главная застава расположилась во дворе трактира. На цинковой стойке ещё стоят рюмки и стаканы; из крана льётся пиво; шкаф и погреб полны дешёвыми винами и ликёрами. Хозяев нет; как и вся деревня, они, видимо, бежали». (См.: Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 82.)
В своих воспоминаниях житель Инстербурга О. Хаген писал: «Почти все облечённые ответственностью отцы города и большая часть населения, по преимуществу из высших слоев, бежали». «В эти дни (с 21 по 23 августа. — Н.П.) через наш город в сторону Кенигсберга, — писал далее О. Хаген, — постоянно тянулись повозки беженцев из приграничных областей, что еще более усиливало страх среди населения». (См.: Русские в Инстербурге. Из воспоминаний Отто Хагена // Надровия. Историко-краеведческий журнал. Черня-ховск, 2003. №3. С. 8—13.) Другой житель Инстербурга Г. Торнер вспоминал: «Отчетливо слышная пушечная канонада боёв под Гумбинненом и постоянно увеличивающееся зарево вечерами в восточной части ясного летнего неба — хорошо различимое с высокой обзорной башни моего отеля — повышали всеобщую растерянность. Когда же в один прекрасный день стало известно, что наш начальник штаба покинул Инстербург, большинство жителей уже ничто больше не удерживало. Все в панике устремились на вокзал, чтобы как можно скорее с любой оказией выбраться из находившейся в опасности провинции». (См.: Отель переживает мировую историю. Воспоминания Германа Тернера, владельца отеля «Дессауер Хоф» // Надровия. Историко-краеведческий журнал. Черняховск, 2003. № 3. С. 18—39.)
(обратно)135
Неправильное название восточно-прусского города Тапиау, использованное армейским переводчиком.
(обратно)136
Проблема мародёрства винных погребов в действующей армии каждый раз проявляла себя, как только солдаты натыкались на них в немецких усадьбах и домах. Тогда низшие чины, предоставленные сами себе, часто перепивались до бесчувствия, что происходило даже во время отступления, невзирая на опасность попасть в плен. Один из таких случаев описал в своих воспоминаниях офицер 97-го Лифляндского полка А.Г. Невзоров: «При отходе пришлось проходить через какой-то небольшой город, кажется Велау. Около одного дома я увидел большую толпу солдат… Заинтересовавшись, в чём дело, взял с собой двух человек, я пошёл туда. Оказывается в подвале дома винный погреб. Спустившись в погреб, я увидел жуткую картину: весь пол был залит вином и коньяком, в лужах вина лежало 3—4 мертвецки пьяных наших солдата, но были там и трезвые, цедящие в свои котелки и баклажки вино. Всех из погреба выгнали. Все бутылки были перебиты и из бочек вино выпустили на пол. Лежащих пьяных оставил лежать. Не было ни времени, ни средств вытащить их оттуда». (См.: Невзоров A.Г. Начало 1-й Великой войны 1914 г. // Военная быль. 1966. № 79. С. 4—8.)
(обратно)137
Для борьбы с мародёрством в 1-й армии П.К. Ренненкампф издал 11/23 августа 1914 года специальный приказ, в котором, в частности, говорилось:
«Телеграмма.
Генералам Смирнову, Епанчину, Алиеву, Хану Нахичеванскому … и Гурко.
…Принять решительные меры недопущению грабежей до расстрелов включительно и оповестить этом всех нижних чинов, корпусных и этапных комендантов». (См.: РГВИА. Ф. 2106. Оп. 1. Д. 5. Л. 71.)
(обратно)138
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 508. Л. 203. Перлюстрация. Выписка из письма с подписью: «Саша», Сарновонововес, от 16 Августа 1914 г., к Анне Иосифовне Яндоловской, в Москву, Арбат, 40, кв. 11.
(обратно)139
О наказании за мародёрство в 1-й армии также, например, упоминает на страницах своих воспоминаний офицер 97-го Лифляндского пехотного полка А.Г. Невзоров. Он писал: «Брать какие-либо вещи строго запрещалось. При осмотре вещевых мешков, если у солдата находили что-либо взятое, то он строго наказывался, а вещь выбрасывалась». (См.: Невзоров А.Г. Начало 1-й Великой войны 1914 г. // Военная быль. 1966. Х» 79. С. А—8.)
(обратно)140
Река Ангерапп приток реки Преголь. Современное название реки Ангерапп — Анграпа. Протекает в Польше и в Калининградской области РФ.
(обратно)141
В 13 часов 50 минут командир полка В.А. Желтышев доносил командиру бригады генерал-майору Г.Г. Джонсону, полк «дошёл головой авангарда до западной окраины гор. Инстербурга». (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 489. Л. 20.)
(обратно)142
«В воскресенье, 23 августа, через город в направлении на запад прошли также и немецкие войска, — написал в своих воспоминаниях О. Хаген. — Затем в понедельник на улицах воцарилась оглушительная тишина… Тем временем передовые части русских приблизились к городу». (См.: Русские в Инстербурге. Из воспоминаний Отто Хагена // Надровия. Историко-краеведческий журнал. Черняховск. 2003. № 3. С. 8—13.) По словам Г Торнера: «Я убедился, что вымершим выглядит …весь город». (См.: Отель переживает мировую историю. Воспоминания Германа Тернера, владельца отеля «Дессауер Хоф» // Надровия. Историко-краеведческий журнал. Черняховск, 2003. № 3. С. 18—39.)
(обратно)143
В своих воспоминаниях О. Хаген также написал, что перед самым вступлением русских войск в Инстербург: «Население в испуге укрылось в своих домах». (См.: Русские в Инстербурге. Из воспоминаний Отто Хагена // Надровия. Историко-краеведческий журнал. Черняховск, 2003. № 3. С. 8—13.)
(обратно)144
Деревня Норкитген в Восточной Пруссии. Современная деревня Междуречье в Калининградской области РФ.
(обратно)145
Фон Бессер записал в своём дневнике, что в ночь с 11/23 на 12/24 августа: «Немножко спал». (См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 26об.)
(обратно)146
Посёлок Таплакен в Восточной Пруссии. Современный посёлок Талпаки в Калининградской области РФ.
(обратно)147
Деревня Парнэен в Восточной Пруссии. Современный населённый пункт Красный Яр в Калининградской области РФ.
(обратно)148
В своём дневнике Фон Бессер записал: «Раненых с багажом на повозках отправляют. Все места заняты». (См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д.642. Л.26об.)
(обратно)149
Искажённое название города Тапиау.
(обратно)150
К этому времени полк уже занял Норкитген и выставил сторожевое охранение. В полевой книжке полка отмечено, что в 12 часов 45 минут командир полка отдал следующий приказ командиру батальона подполковнику С.С. Дьякову: «Заставам остановиться по линии д. Weimothen и западной опушкой леса, что западнее дер. Norkitten и южнее жел. дороги. Патковник Желтышев». (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 490. Л. 4.)
Деревня Weunothen (правильное написание Woynothen) — населённый пункт в Восточной Пруссии. Современный посёлок Шлюзное в Калининградской области РФ.
(обратно)151
Река Ауксине, левобережный приток реки Преголь. Современное название реки Ауксине река Голубая. Протекает в Калининградской области РФ.
(обратно)152
В деревне Норкиттен главная улица была выложена булыжником. В современном посёлке Междуречье булыжная мостовая сохранилась.
(обратно)153
«12.08.1914, — записано в журнале военных действий полка. — «Полк (2 батальона в авангарде) выступил …по дороге на Кенигсберг, в 91/2 часов утра. Ночлег имел в д. Норкитен». (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 11.) Так случилось, что 98-й Юрьевский полк остановился в том самом месте, где 18 августа 1757 года расположились русские войска под командованием генерал-фельдмаршала С.Ф. Апраксина, чтобы на следующий день разгромить пруссаков в сражении при Гросс-Егерсдорфе. Так через полтора столетия 98-й Юрьевский полк, волей военной судьбы, оказался на пате русской славы.
Сражение при Гросс-Егерсдорфе произошло 19 августа 1757 года в ходе участия России в Семилетней войне (1756—1763).
(обратно)154
«13.08.1914. Полк выступил с ночлега из дер. Норкитен в 8 часов утра и двинулся в походном порядке по шоссе на Таплакен». (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 10об.— 11.).
(обратно)155
Велау город в Восточной Пруссии. Современный город Знаменск в Калининградской области РФ.
(обратно)156
Окончательно части III корпуса заняли позиции напротив линии Дейме 15/28 августа.
(обратно)157
Немецкий генерал времён 1-й мировой войны В. Тренер так оценивал полководческий талант Я.Г. Жилинского: «Поход в Восточную Пруссию мог бы закончиться для немцев весьма плохо, если бы командующий Северо-Западным фронтом, генерал Жилинский, оказался на высоте задачи — твёрдой рукой осуществлять единство руководства над вверенными ему армиями в операциях против Восточной Пруссии. Хотя он был уже в мирное время начальником штаба русской армии, но во время войны всё же не обнаружил тех способностей, которые необходимы для вождения армий. Также как и младший Мольтке, он полагался на осмотрительность и самостоятельность командующих армиями и потому не проявлял собственной инициативы». (См.: Гренер В. Завещание Шлиффена. Оперативные исследования по истории мировой войны. М., 1937. С. 156.)
Верховный Главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич, прочитав телеграмму от 31 августа/13 сентября 1914 года Я.Г. Жилинского о его желании снять из-за неудовлетворительного командования 1-й армией П.К. Ренненкампфа, незамедлительно сообщил об этом Николаю II, добавив от себя следующую характеристику самого командующего Северо-Западным фронтом Я.Г. Жилинского: «Редакция и стиль телеграммы произвели на меня удручающее впечатление. Для меня совершенно неясны причины таких выводов, и я скорее склонен думать, что ген. Жилинский потерял голову и вообще не способен руководить операциями. Я бы его давно сменил, но нет свободного заместителя. Предвижу самые тяжёлые последствия, а главное — не получаю достаточной ориентировки, что происходит главное от того, что он неспособен ориентироваться и что-либо взять в руки». (См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М, 1939. С. 422, 423.)
(обратно)158
Заалау — населённый пункт в Восточной Пруссии. Современный населённый пункт Каменское в Калининградской области РФ.
(обратно)159
Фридланд — город в Восточной Пруссии. Современный город Правдинск в Калининградской области РФ.
(обратно)160
Деревня Дитрисхвальде в Восточной Пруссии. Сегодня не существует.
(обратно)161
Действительно, во многих русских частях, вступивших на территорию Восточной Пруссии, предпочитали готовить себе еду из домашнего скота, птицы и продуктов, во множестве оставленных в брошенных местными жителями усадьбах. Так, по словам офицера 97-го Лифляндского полка А.Г. Невзорова: «Скот, птица, всё оставлялось жителями. В дымовых трубах на чердаках домов были устроены коптильни для мяса и колбас. Об этом узнали наши солдаты и не пропускали эти коптильни без внимания. В кладовках были запасы муки, сахара, банки с вареньем, связки лука и т.д. Что можно было есть, пить, курить, солдаты могли брать свободно… Ротную кухню не было смысла топить, так как приготовленный обед никто не брал, за исключением лентяев. Каждый варил себе куриный суп, жарил гусей и т.д.». (См.: Невзоров А.Г. Начало 1-й Великой войны 1914 г. // Военная быль. 1966. № 79. С. 4—8.)
(обратно)162
Прейсиш-Эйлау — город в Восточной Пруссии. Современный город Багратионовск в Калининградской области РФ.
(обратно)163
Бартенштейн — город в Восточной Пруссии. Современный город Бартошице в Польше.
(обратно)164
Алленбург город в Восточной Пруссии. Современный посёлок Дружба в Калининградской области РФ.
(обратно)165
Домнау — город в Восточной Пруссии. Современный посёлок Домново в Калининградской области РФ.
(обратно)166
Даже 13/26 августа Я.Г. Жилинский ещё не понимал всю опасность сложившейся для 2-й армии ситуации. В этот день П.К. Ренненкампф получил директиву командующего Северо-Западным фронтом Я.Г. Жилинского, в которой 1-й армии предписывалось прижать противника к Висле и к Балтийскому морю и силами двух корпусов обложить Кенигсберг. О помощи 2-й армии в ней ничего не говорилось. Только на следующий день 14/27 августа, когда битва при Танненберге была в самом разгаре, Я.Г. Жилинский начал осознавать всю сложность складывающегося положения в черте фронта 2-й армии Самсонова. 15/28 августа он приказал П.К. Ренненкампфу оказать помощь Самсонову. П.К. Ренненкампф своим распоряжением направил на соединение со 2-й армией два армейских корпуса (II и IV), а также кавалерию Хана Нахичеванского и 1-ю кавалерийскую дивизию генерала Гурко. В приказе командующего 1-й армией, от 15/28 августа 1914 года, подписанном начальником штаба армии генерал-лейтенантом Г.Г. Милеантом, в частности говорилось: «С целью оказать содействие 2-й армии командующий армией направляет 4-й и 2-й корпуса на фронт Прейсиш-Эйлау, Бартенштейн, Бишофштейн». (См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 232.)
Все эти приказы и распоряжения Я.Г. Жилинского и П.К. Ренненкампфа уже опоздали и не могли изменить ход разворачивающихся событий.
17/30 августа, когда трагическая судьба 2-й армии была решена, части 1-й армии находились в 60 (пехота) — 40 (кавалерия) километров от места битвы. А приказ о выдвижении II и IV корпусов на помощь 2-й армии А.В. Самсонова был отменён Я.Г. Жилинским уже 16/29 августа:
«16/29 августа 1914 г. 12 час. дня.
…2-я армия отошла на свои первоначальные позиции к границе… Главнокомандующий приказал приостановить дальнейшее на поддержку 2-й армии выдвижение 2-го и 4-го корпусов.
…Командующий армией
генерал-адъютант,
генерал от кавалерии Ренненкампф».
(См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 232.)
(Подробнее см.: Радус-Зенкович Л.А. Отчего 1-я русская армия Ренненкампфа в августе 1914 г. не помогла 2-й русской армии Самсонова//Военно-исторический сборник. Выпуск 4. М, 1920. С. 82—93; Зайончковский A.M. Первая мировая война. СПб., 2002; Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939.)
(обратно)167
Передовые части полка занимали «позицию от леска, что к юго-востоку от дер. Мильхбуд, — записано в Полевой книжке 98-го Юрьевского полка, — до дер. Ромау включительно». (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 490. Л. 16.)
(обратно)168
Деревня Мильхбуд в Восточной Пруссии. Сегодня не существует.
(обратно)169
Город Лабиау в Восточной Пруссии. Современный город Полесск в Калининградской области РФ.
(обратно)170
Судоходный канал Фридрихсграбен протяжённостью 19 километров был открыт в 1697 году. Проложен вдоль неспокойного Куршского залива как его альтернатива. Соединил реку Прегель (Кенигсберг) с речной системой Немана.
(обратно)171
Населённый пункт Лаукишкен в Восточной Пруссии. Современное село Саранское в Калининградской области РФ.
(обратно)172
Атилла — населённый пункт в Восточной Пруссии. Современный посёлок Красное в Калининградской области.
(обратно)173
К13/26 августа против всей 1-й армии П.К. Ренненкампфа было сосредоточено всего 1,5 дивизии германских войск, причём не самых боеспособных, а именно, резервная дивизия Ф. Бродрюка и 2-я ланд- верная бригада, а также 1-я кавалерийская дивизия. См., например, Зайончковский A.M. Первая мировая война. СПб.: Полигон, 2002. С. 178. Н.Н. Головин дополняет, что линию Дейме также защищала эрзац-бригада, переброшенная из Кенигсберга. (См.: Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 140.)
(обратно)174
С фронта 1-й армии против 2-й армии генерала А.В. Самсонова были переброшены 1-й резервный и XVII корпуса. (См.: Зайончковский A.M. Первая мировая война. СПб.: Полигон, 2002, С. 178.)
(обратно)175
Город Алленштайн в Восточной Пруссии. Современный город Ольштын в Польше.
(обратно)176
Кляйн Шонау — населённый пункт в Восточной Пруссии. Современный населённый пункт Октябрьское в Калининградской области РФ.
(обратно)177
Населённый пункт Биберсвальде в Восточной Пруссии. Современный посёлок Ручьи в Калининградской области РФ.
(обратно)178
108-й Саратовский пехотный полк. Как и 106-й Уфимский пехотный полк, входил в 27-ю пехотную дивизию.
(обратно)179
Населённый пункт Левиттен в Восточной Пруссии. Современный посёлок Солдатское в Калининградской области РФ.
(обратно)180
Населённый пункт Висденен в Восточной Пруссии. Современный населённый пункт Любимово в Калининградской области РФ.
(обратно)181
Акерау — населённый пункт в Восточной Пруссии. Современный посёлок Армейское в Калининградской области РФ.
(обратно)182
Ундерванген — населённый пункт в Восточной Пруссии. Современный посёлок Чехово в Калининградской области РФ.
(обратно)183
Кроки — наскоро начерченный, нарисованный план местности или план расположения войск на позиции.
(обратно)184
Видимо, Г.А. Гоштовт неправильно назвал эту деревню. Это, скорее всего, населённый пункт Линденау в Восточной Пруссии, находившийся как раз между железной дорогой и болотом Целау. Современный посёлок Озерки в Калининградской области РФ.
(обратно)185
В послужном списке корнета Г.Г. Христиани указано, что он родился 5 ноября 1891 г. (См.: РГВИА. Ф. 409. п/с 5011(1911 г.). Л. 1.)
(обратно)186
Деревня Гросс Вонсдорф в Восточной Пруссии. Современный посёлок Курортное в Калининградской области РФ.
(обратно)187
Деревня Кляйн Рихау в Восточной Пруссии. Современный посёлок Тельманово в Калининградской области РФ.
(обратно)188
Деревня Зилакен в Восточной Пруссии. Сегодня не существует.
(обратно)189
Деревня Станиллиен в Восточной Пруссии. Сегодня не существует.
(обратно)190
Околоток или околодок — врачебный пункт в российской армии в XIX — начале XX в.
(обратно)191
Деревня Кляйн Hyp в Восточной Пруссии. Современный посёлок Суходолье в Калининградской области РФ.
(обратно)192
Коперсгаген — населённый пункт в Восточной Пруссии. Современный посёлок Чкалово в Калининградской области РФ.
(обратно)193
В Журнале боевых действий под датой 8 августа внесено: «Потери полка: …ранены капитан Лоренц 2 (легко)». (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 10.)
(обратно)194
Капитан Константин Николаевич Лоренц 2-й. Родился 20 мая 1871 года. Сын подполковника. Был вдов, детей не имел. Во время Русско-японской войны находился на театре военных действий в Маньчжурии, но в боевых действиях участия не принимал.
Был награждён следующими орденами к 20 января 1908 года:
1. Орден Святого Станислава 3-й степени (1904 год);
2. Орден Святой Анны 3-й степени с бантом (1907 год). (См.: РГВИА. Ф. 409. Оп. 1. Д. 21585. П/с2650 (1908 г.). Л. 8об.)
За бои в Восточной Пруссии К.Н. Лоренц 2-й был награждён:
1. Орденом Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом;
2. Орденом Святой Анны 2-й степени с мечами и бантом. (См.: РГВИА. Ф. 2106. Оп. 2. Д. 256. Л. 85об. — 86.)
Капитан Константин Николаевич Лоренц 2-й погиб в бою за деревню Грюнвальд в Восточной Пруссии 15, 16 ноября 1914 года. (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 441. Л. 111.)
(обратно)195
Там же. Д. 441. Л. 16об. Донесение было подписано: «Командир батальона Подполковник Постников. 22 Августа 10 ч. вечера, д. Gr. Nuch». В таком написании в донесении была указана деревня Gross Nuhr. (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 441. Л. 16об.)
(обратно)196
Данный приказ командира дивизии был отдан во исполнение требования Ставки, переданному командующему Северо-Западным фронтом 18/31 августа 1914 года, по которому 1-я армия должна была удерживать свой участок фронта и не отступать. (См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 325—326.)
Приказ же по 1-й армии, об укреплении позиций, был подписан П.К. Ренненкампфом только 20 августа/2 сентября 1914 года. В нём в частности, говорилось: «Тщательно выбрать позиции, основательно укрепиться, очистить перед позициями обстрел, сжечь для этого растительность и постройки Реннепкампф». (См.: Восточно-Прусская
операция. Сборник документов. М, 1939. С. 346.)
Симптоматично, что требование Ставки было оформлено приказом по 1-й армии только через двое суток, ещё через двое суток приказ был доведён до полков 25-й пехотной дивизии.
(обратно)197
24 августа/6 сентября 1914 года в Журнале военных действий Юрьевского полка было записано: «Позиция укрепляется и приспосабливается к обороне, при помощи сапёр». (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 14.).
25 августа/7 сентября командир Юрьевского полка В.А. Желтышев приказал командиру 2-го батальона Я.И. Энгельму, в то время держащему один из участков фронта в черте полка:
«Кому Подполковнику Энгельману
1914 г. 25 авг.
№ 143. из д. Kl. Richau.
1) Произведите самую тщательную разведку взводами под начальством офицеров в полосе с севера Gross Nuhr, Oclsenau исключительно с севера и Kopershagen, Milchwalde, Bruch, с юга включительно.
2) всех жителей из этой полосы немедленно выселить, направлением на запад.
…4) Во всех окопах иметь таблицы с расстояниями до всех заметных пунктов в полосе обстрела.
Разведку произвести завтра на рассвете». (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 491. Л. 12.)
(обратно)198
Населённый пункт Адлиг Бервальде в Восточной Пруссии. Современный посёлок Ивановка в Калининградской области РФ.
(обратно)199
Селение Гросс Попельн в Восточной Пруссии. Современный посёлок Речки в Калининградской области РФ.
(обратно)200
См.: Приложение 2. Военные действия в Восточной Пруссии. Поражение 1-й русской армии.
(обратно)201
По плану немецкого командования основной удар по армии П.К. Ренненкампфа должен был наноситься из района Мазурских озёр, с целью выйти в тыл 1-й русской армии, чтобы прижать её к устью Немана и разгромить. Этот план выходил из самой логики сложившейся обстановки. Положение немецких позиций у Мазурских озёр давало германскому командованию возможность удара по левому флангу армии П.К. Ренненкампфа с последующим выходом в её тыл. Второстепенными направлениями удара были русские позиции вдоль рек Алле и Дейме. Командующий Северо-Западным фронтом Я.Г. Жилинский и П.К. Ренненкампф не до конца понимали всю опасность сложившегося положения. Об этом, например, свидетельствует разговор по линии связи 20 августа 1914 года Начальника штаба Северо-Западного фронта генерал-лейтенанта В.А. Орановского с Начальником штаба 1-й армии генерал-лейтенантом Г.Г. Милеантом: «Ген. Милеант… ваше указание упорно обороняться на ныне занимаемой позиции понимается командующим (П.К. Ренненкампфом. — Н.П.) в прямом смысле, и потому, приказано, оставаясь в кордонном положении, зарываться в землю, т.е. ещё более закреплять себя в не-выгодном положении, между тем все действия неприятеля сводятся к тому, что он короткими наступлениями от Кенигсберга приковывает 20-й и 3-й корпуса, а в то же время ясно уже обнаруживается обходное движение на левый фланг. Не дадите ли разъяснений?
Ген. Орановский. Указание об упорной обороне между озёрами и Инстербург дано верховным Главнокомандующим; ваш левый фланг на весу, поэтому я полагаю, что выгоднее несколько податься назад, для обеспечения вашего тыла… Сказанное мною относительно отвода назад есть моё личное мнение». (См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 343.)
При равенстве сил в пехоте, у русских 17,5 пехотные дивизии и у немцев 17—18 дивизий, немцы значительно превосходили армию Ренненкампфа в артиллерии (у немцев: 180 обычных и 6 конных батарей, у русских: 116 обычных и 10 конных батарей). (См.: Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 366—367.) Кроме того, фронт 1-й армии П.К. Ренненкампфа был вытянут на расстояние в 150 вёрст, и основные силы были сосредоточены на её правом фланге. На направлении главного удара немцы сосредоточили значительные силы, которые превосходили силы русских у Летцина, при равенстве пехоты, в огневой мощи в четыре раза. (См.: Головин Н.Н Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 378.), а на позиции у Ариса соотношение сил для русского командования было катастрофическим. Здесь против одного 169 пехотного Ново-Трокского полка и нескольких батальонов финляндских стрелков с 3—4 батареями выступили две немецкие пехотные дивизии с 32 батареями. В результате наступления немецких дивизий 26 августа/8 сентября Ново-Трокский полк был уничтожен. Около одной тысячи попало в плен, другие остались лежать убитыми на поле сражения, лишь немногие смогли избежать плена или смерти и отступили на восток. Командир 1-го немецкого корпуса генерал Г. Франсуа написал об этом разгроме в своих воспоминаниях: «Покрытое убитыми русскими поле боя свидетельствовало, как тяжелы были потери русских, а так же, как храбро они сражались». (См.: Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 378.)
О не понимании всей сложности складывающейся на левом фланге 1-й армии ситуации командованием Северо-Западного фронта говорит, кроме всего прочего, и тот факт, что 26 августа/8 сентября, когда немцы прорвали оборону 1-й армии в дефиле Мазурских озёр, русским командованием было принято решение начать наступление на немецкие позиции силами Юрьевского полка. Для выяснения деталей операции 25 августа/7 сентября 1914 года командир полка полковник В.А. Желтышев был вызван в штаб бригады. (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 14.) В результате на 27 августа/9 сентября Юрьевскому полку была поставлена боевая задача перейти в наступление с целью «обхода правого фланга противника». (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 14.) Этот приказ «в виду получения сведений о наступлении противника» (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 14.) не был исполнен. 8-я германская армия перешла в наступление против армии П.К. Ренненкампфа 24 августа/6 сентября 1914 года.
(обратно)202
Искажённое название восточно-прусского города Тапиау.
(обратно)203
Населённый пункт Алленау в Восточной Пруссии. Современный посёлок Поречье Калининградской области РФ.
(обратно)204
В своём дневнике Г.А. Гоштовт записал: «По словам офицеров № 3-го (эскадрона. — Н.П.), немцы, заняв Фридланд, Алленау и Бетчерсдорф, дальше не продвигались». (См.: Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 157.).
Бетчерсдорф (правильное название Бётхерсдорф) населённый пункт в Восточной Пруссии. Современный посёлок Севское в Калининградской области РФ.
(обратно)205
Переправа войск осуществлялась 25—26 августа/7—8 сентября 1914 года. (См.: Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 77.)
(обратно)206
В Журнале боевых действий 98-го Юрьевского полка от 25 августа 1914 года об этой намечавшейся операции говорится следующее: «Вечером командир полка вызван к командиру бригады, для получения подробностей и некоторых указаний относительно действий полка… Штабом дивизии выработан план обхода правого фланга противника. Исполнение этого плана возложено на Юрьевский полк. Полк должен был выступить по получении особого приказания от К-ра бригады». (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 14—14об.)
(обратно)207
В 13 часов 10 минут командир Юрьевского полка отдал приказ командиру 2-го батальона:
«кому: подполковнику Энгельману. 1914 г. 27 авг. 1 час. 10 мин. д[ня]. № 146. дер. Кл. Рихау.
Пока не выступать, но быть готовым к выступлению. Полковник Желтышев». (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 491. Л. 16.).
(обратно)208
Арис — населённый пункт в Восточной Пруссии. Современный город Ожиш в Польше.
(обратно)209
Так на позициях у восточно-прусских деревень Посессерн (современная деревня Pozezdrze в Польше) и Крутянкен против 4,5 пехотных немецких дивизий и 60—64 артиллерийских батарей оборонялось 1,25 пехотных дивизий русских и 9 артиллерийских батарей. (См.: Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 384—385.) О превосходстве сил противника у Ариса уже было написано выше. Дефиле Мазурских озёр защищала одна 43-я пехотная дивизия, которая после ожесточённого боя с превосходящими силами противника вечером 27августа/9 сентября 1914 года была вынуждена отступить.
(обратно)210
Я.Г. Жилинский, как и П.К.Ренненкампф были во многом виноваты в оставлении частями 1-й армии позиций у Мазурских озёр, так как не смогли организовать эффективную оборону против наступающего противника, и удержать занимаемые позиции, хотя до конца дня 27 августа/9 сентября 1914 года немцы, несмотря на все попытки, так и не смогли разгромить русские части и получить решающего преимущества. Говоря о действиях Я.Г. Жилинского в эти критические дни, следует с полной уверенностью сказать о потере главнокомандующим Северо-Западным фронтом нитей управления и невозможности им правильно оценить ход происходящих событий. Н.Н. Головин писал «о полной растерянности царствующей в главнокомандовании фронтом» в эти дни. (См.: Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 402.). Он же подробно описал на страницах своей книги весь непрофессионализм действий генерала Я.Г. Жилинского в эти дни. (См.: Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 402—405.) Результатом этих действий стало отстранение генерала Я.Г. Жилинского от должности главнокомандующего Северо-Западным фронтом.
(обратно)211
Телеграммой № 3139 от 27 августа/9 сентября штабом фронта до сведения командующего 1-й армией П.К. Ренненкампфа было доведено: «В виду неустроенности ХХП и III Сибирского корпусов и невозможности, вследствие этого, им перейти в наступление, Главнокомандующий приказал XXII корпусу собираться в Августове, чтобы базироваться на Гродно и прикрыть это направление». (См.: Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 382—383.) Сам приказ Я.Г. Жилинского об отводе XXII корпуса к Августову был воспринят П.К. Ренненкампфом как предательский, хотя он и не назвал этого слова, но имел его в виду. В своей записке о действиях 1-й армии с 12 июля по 12 октября 1914 года П.К. Ренненкампф писал: «Дело в том, что 27 августа вместо удара во фланг германскому обходу, Главнокомандующий (Я.Г. Жилинский. — Н.П.), не предупредив командующего 1-й армией, отвёл 22-й корпус к Августову, на 2 перехода, вместо наступления. Этим необъяснимым и гибельным манёвром немцам был открыт полный простор для широкого, глубокого и безнаказанного обхода левого фланга 1-й армии». (См.: РГВИА. Ф. 199. Оп. 1. Д. 28. Л. 6.) И такой точки зрения придерживался не только П.К. Ренненкампф, которого можно заподозрить в предвзятости, как непосредственного участника событий, принимавшего решения. Так, Н.Н. Головин даёт следующую характеристику приказу Я.Г. Жилинского об отводе ХХП корпуса от Августова: «Штаб фронта, на основании правдивого доклада командира ХХП корпуса о невозможности 27 августа/9 сентября вести наступление, бросается в другую крайность: отводит его назад, причем, отводя XXII корпус к Августову, своими же руками открывает немцам двери, ведущие в тыл ген.[ералу] Ренненкампфу. Это совершенно безграмотное стратегическое решение штаба фронта». (См.: Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 382.) Командующий 10-й армией, прикрывавшей это направление, генерал от инфантерии В.Г. Флуг также резко отрицательно отнёсся к директиве Я.Г. Жилинского об отводе ХХП корпуса. 31 августа/13 сентября 1914 года В.Г. Флуг направил начальнику штаба Северо-Западного фронта генерал-лейтенанту В.А. Орановскому сообщение, в котором, в частности, говорилось: «Вместо того чтобы атаковать прорвавшуюся (немецкую. — Н.П.) дивизию своим корпусом и наказать её за дерзость, мы без всякой надобности отводим его в Августов, которому пока ничто не угрожает». (См.: Флуг В. X армия в сентябре 1914 г. Воспоминания участника // Военный сборник общества ревнителей военных знаний. Книга 5, Белград. 1924. С. 231—260.)
О том, что командующий Северо-Западным фронтом Я.Г. Жилинский и командующий 1-й армией П.К. Ренненкампф, каждый на своём месте, совершили ошибку, ослабив левый фланг 1-й армии, было понятно и сторонним наблюдателям. Так, некто В. Стефановский писал в своём письме в Петроград в эти дни: «Наш покой кончился, немцы в полном наступлении. С нашего фронта, где работают мои арестанты, утром сегодня слышна канонада, очевидно, они берут Граево-Щучино (населённый пункт Граево-Щучинского уезда и уездный город Щучин Ломжинской губернии. — Н.П.) и, вероятно, двинутся на Гродну и Белосток, чтобы клином отрезать Ренненкампфа, прижав его к Кенигсбергу; там идёт генеральный бой уже трое суток. Гродна объявлена в осадном положении. Мы пока укладываем дела и ждём распоряжение о выезде». (См.: РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 508. Л. 323. Перлюстрация. Выписка из письма В. Стефановского, действующая армия, без обозначения числа, к Его Превосходительству С.С. Навроцкому, в Петроград.).
(обратно)212
См.: Приложение 2. Военные действия в Восточной Пруссии. Поражение 1-й русской армии.
(обратно)213
Видимо, между 1 часом 15 минутами и 1 часом 30 минутами дня приказ о наступлении был отменён, так как немцы начали наступление на позиции полка. «Ввиду получения сведений о наступлении противника, — помечено в Журнале военных действий, — выступление полка отменено и роты оставались на занятых ими позициях. На другой берег реки АИе были высланы от рот разведывательные пехотные части». (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 14об.).
(обратно)214
Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 382. Через пять с половиной часов, в 23 часа 30 минут, П.К. Ренненкампф отдал приказ № 9, предписывающий дальнейшее отступление 1-й армии:
«27 августа (9 сентября) 1914 г. 11, час. 30 мин. вечера.
Приказ
1-й армии
№9
Из штаба армии Инстербург.
…Главнокомандующий приказал, не останавливаясь на линии, указанной приказом № 8, продолжать движение далее».
(См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 382, 383.)
(обратно)215
Целью таких завалов на улицах, которые увидел на окраине Велау Г.А. Гоштовт, было не возведение фортификационных сооружений для активной обороны, а создание искусственных преград, чтобы броневики, а также немецкие части, посаженные на автомобили, не могли пользоваться дорогами и наносить неожиданные кинжальные удары по двигающимся частям русской армии. Приказ о возведении таких засек, порчи дорожного полотна и других способов борьбы был отдан по войскам Северо-Западного фронта 19 августа/1 сентября 1914 года. Вот его текст.
«Не подлежит оглашению.
ПРИКАЗ
Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта.
№35.
Штаб фронта 19 августа 1914 г.
гор. Белосток.
Бои, которые происходили последнее время в Восточной Пруссии в войсках вверенного мне фронта, показали, что немцы с успехом пользуются пулемётами, поставленными на бронированных автомобилях. Такие пулемёты приданы большим конным отрядам, пользуясь обилием шоссейных дорог и быстротою своего передвижения, появляясь на флангах и в тылу нашего расположения, обстреливая действительным огнём не только наши войска, но и обозы.
С целью обеспечить войска Северо-Западного фронта от обстрела их пулемётами, предписываю высылать вперёд конных сапёр для порчи тех шоссейных дорог, которые могут послужить нашему противнику для передвижения с целью как наступления на фронт, так и угрозы флангам и тылу наших войск. При этом надо выбрать такие участки шоссе, которые не имеют обходных путей.
Производить порчу шоссе следует теми способами, которые будут наиболее соответствовать местным условиям, причём можно рекомендовать прорезывание шоссейного полотна узкими и глубокими поперечными канавами, наваливание на шоссе срубленных на обочинах деревьев, набрасывание на шоссе битых бутылок и кусков стекла, наваливание крупных камней и т.д. При рытье канав на шоссе необходимо их маскировать, т.е. сделать их препятствиями, неожиданными для автомобилей противника, идущих полным ходом.
…Как активное средство против таких пулемётов при всех колоннах отрядов, двигающихся по шоссе, необходимо иметь артиллерию для обстреливания автомобилей. Такие специально назначенные взводы артиллерии особенно полезно иметь во фланговых колоннах и на дорогах, идущих параллельно и вблизи нашего фронта.
Подписал:
Главнокомандующий армиями,
Генерал от Кавалерии Жилинский».
(См.: РГВИА. Ф. 2185. Оп. 1. Д. 890. Л. 5-5об.)
(обратно)216
Облишкен (Обелишкен) населённый пункт в Восточной Пруссии. Современный посёлок Зеленцово в Калининградской области РФ.
(обратно)217
В Журнале военных действий Юрьевского полка под 28 августа 1914 года занесено: «Во исполнение …приказания, полк совершил ночной переход». (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 15.)
(обратно)218
Полк ночью с 28 августа/10 сентября на 29 августа/11 сентября 1914 года вошёл Норкиттен, где было выставлено сторожевое охранение. (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 15.).
(обратно)219
Город Тильзит в Восточной Пруссии. Современный город Советск в Калининградской области РФ.
Сведения, подтверждавшие наступление частей Кёнигсбергского гарнизона на Тильзит, были получены армейской разведкой уже к концу сентября 1914 года.
«Сводка данных о частях противника, действовавших против 1-й армии в боях с 26-го августа по 2 сентября.
29 сентября 1914 г. м. Олита.
Из донесений войсковых частей, опроса пленных, просмотра отобранных и захваченных документов и корреспонденции выяснено, что в боях с 26-го августа по 2-е сентября против 1-й армии действовали следующие части противника:
1) 2-я, 9-я и 12-я ландверные бригады, запасные полки (запасные батальоны, сведённые в полки) и прочие части Кёнигсбергского крепостного резерва общей численностью около корпуса. Части эти оборонялись на фронте Лабиау — Тапиау, но с началом отхода 1-й армии они перешли в наступление. Общее направление их наступления на Тильзит и южнее». (См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 495. Л. 5.)
(обратно)220
Батальон капитана фон Бессера действительно не участвовал, наряду с другими частями Кёнигсбергского гарнизона, в наступлении на Тильзит. 1/14 сентября 1914 года, как и в последующие дни, батальон продолжал оставаться в имении Авейден под Кенигсбергом. (См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 46об.) Среди причин такого решения, принятого вышестоящим командованием, фон Бессер называет значительные потери в личном составе полка, в котором он служил. «Потери везде огромны, — пишет он в своём дневнике от 29 августа/11 сентября 1914 года, —…в особенности офицеров убито много». (См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 45об.) Другой причиной капитан фон Бессер называет необходимость подготовки рекрутов, видимо, чтобы пополнить личным составом пострадавший в боях батальон. Он писал на страницах своего дневника 31 августа/13 сентября 1914 года: «По всей вероятности, эрзац-батальон останется на первое время здесь, для подготовки рекрутов». (См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 46.)
(обратно)221
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 46. Видимо, выбрасывание белого флага, во время атаки было уловкой обеих воюющих сторон, целью которой являлся захват позиций противника. Русские, как и немцы, также открывали огонь по цепям противника, которые размахивали белым флагом. Например, А.А. Успенский в своих воспоминаниях описывает такой эпизод во время боя своей роты за мост у Алленбурга 27 августа/9 сентября 1914 г. «Во 2-м часу дня немцы почему-то сразу прекратили ружейный огонь, их артиллерия тоже замолчала. В наших окопах послышались громкие разговоры, и даже смех. Огонь почти прекратился. Но что это?! Я вижу в бинокль, что противник густыми цепями и сзади колоннами, двигается на нас шагом, выкинув впереди огромный белый флаг, и в передних цепях мелькают белые платки. Кто-то из моих солдат глупо крикнул: “они сдаются!” Но я успел крикнуть в окопы: “пачки, начинай!” и бросился к телефону, прося батарею открыть огонь. Поруч. Зубович корректировал этот огонь. Передние цепи с белыми платками упали и за ними идущие цепи были, буквально, скошены и немцы, усеяв всё поле впереди окопов убитыми и ранеными, остановились — залегли… Исчезли белые флаги… и даже огонь они открыли не сразу. Некоторые убитые лежали, а раненые корчились в шагах 300—200 от наших окопов…
Какую бурю восторга вызвал этот успех в роте! Какие шутки и смех послышались из уст солдат!» (См.: Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 89.)
(обратно)222
Ужасы войны влияли на психику людей в данном случае немцев, что красноречиво подтверждают выдержки из писем. Вот, например, что писала немецкому солдату на Восточный фронт его жена: «Дал бы бог конец этой резне, ужасно, когда читаешь газету. Рудольф теперь вблизи от Варшавы и пишет, что это мученье животных и людей. Теперь ведь наши войска должны были отступить от Варшавы, и говорят, что опять наступает громадная масса русских. Да сжалился бы Бог, это ведь тоже люди, и всё это убивается. Все говорят, что война их делает такими, что все чувство жалости теряют. Неужели с тобою тоже? Бывал ли тоже в штыковом бою? Не думала я, что в наше время это было бы мыслимо». (См.: РГВИА. Ф. 2185. Оп. 1. Д. 890. Л. 114об. Перлюстрация. «Письмо мужу. Либштадт 31.10.14». Перевод сделан армейским переводчиком.)
Либштадт — город в Саксонии (Германия).
В другом письме, отправленном из Карлсдорфа (скорее всего это город Карлсдорф-Нойтхард, расположенный в земле Баден-Вюртемберг, Германия), жена писала мужу, почти заклиная: «Хоть бы эта ужасная война уже кончилась. Газеты пишут, что Италия тоже ещё пойдёт на помощь Франции, тогда уж придётся Германии быть побеждённою. Но если все будем верить в Бога, то он нам поможет». (См.: РГВИА. Ф. 2185. Оп. 1. Д. 890. Л. 114об. Перлюстрация. «Из письма мужу. Карлсдорф. 24.10.14.». Перевод сделан армейским переводчиком). Наряду с такими письмами, авторы которых ощущали и уже начинали понимать всю глубину разразившейся трагедии и навалившихся на них испытаний, были и письма пышущие злобой врагу и наполненные шовинистическим угаром: «У нас у всех одно и то же желание, — писала жена своему мужу на фронт, — чтобы скоро был заключён мир со славною для нас победою. Бей же только этих проклятых русских, чтобы …(пропал бы у них. —Н.П.) и слух и зрение (нем. выражение), чтобы отплатили за невишгую кровь, которою они пролили тут в Восточной Пруссии, но (они. —Н.П.) сволочи охотнее сдаются в плен, чем (хотят. — Н.П.) быть застреленными». (См.: РГВИА. Ф. 2185. Оп. 1. Д. 890. Л. 114об. Перлюстрация. «Из письма мужу. Мемель». Перевод сделан армейским переводчиком.)
Мемель — город в Восточной Пруссии. Современный город Клайпеда (Литва).
В том же духе выдержано письмо жены капитана фон Бессера. В своём ответе, на комментируемое в тексте письмо, о сдаче в плен русских солдат, когда они открывали огонь по подходившим к ним и ничего не подозревающим немцам, она писала: «Ты совершенно прав, что не допускаешь никакого снисхождения, к чему? Война это война, и какую громадную сумму денег требует содержание в плену способных к военной службе людей! И жрать ведь тоже хочет эта шайка. Нет, это слишком великодушно, и если русские допускали такие ужасные гнусности, какие ты видел, то нужно этих скотов сделать безвредными! Внуши это также своим подчинённым!» (См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 45об. Перлюстрация. Письмо от 11 сентября 1914 года. Рейнсберг. Перевод сделан армейским переводчиком.)
Рейнсберг — небольшой город, расположен в 100 километрах на север от Берлина.
(обратно)223
Участники событий в один голос утверждают о потере Ренненкампфом управления 1-й армией 29 августа/11 сентября — 30 августа/12сентября 1914 года. А. Коленковский пишет, что «…по-видимому, уже утром 11 сентября или вечером 10-го он потерял нити руководства армией». И далее замечает: «Обстановка, в которой отходила армия, для Ренненкампфа оставалась неизвестной, он не имел ясного представления не только о противнике, но он мало знал и о своих собственных войсках». (См.: Коленковский А. Маневренный период первой мировой империалистической войны 1914 г. М., 1940. С. 212, 214.)
Такой скрупулёзный исследователь, как генерал-лейтенант царской армии Н.Н. Головин, более лояльно относившийся к действиям Ренненкампфа, также вынужден заметить: «Несомненно, что день 30 августа/12 сентября являлся критическим днём для армии генерала Ренненкампфа. Но создавшееся критическое положение являлось не только следствием неприятельского охвата, сколько и результатом полного расстройства армейского управления». (См.: Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 399.)
Ещё один участник 1-й мировой войны генерал-лейтенант Я.К. Цихович пишет, что 30 августа/12 сентября 1914 года наблюдалось «… полное отсутствие управления войсками 1-й армии». (См.: Стратегический очерк войны 1914—1918 гг. Ч. 1. Период от объявления войны до начала сентября 1914 г. Первое вторжение русских армий в Восточную Пруссию и Галицийская битва. М., 1922. Составил Циховин Я.К. С. 117.)
Строевые офицеры, не зная всей оперативной обстановки, но находясь в гуще отступающих частей, видели воочию, что они были брошены на произвол судьбы командованием 1-й армии. Так Г.А. Гоштовт записал в своём дневнике 30 августа/12 сентября 1914 года: «III, IV Корпуса и часть ХХ-го, а также ополченцы и разные тыловые команды — сегодня все перемешались. Ясно, что управление войсками вышло из рук начальников». (См.: Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 174.)
(обратно)224
Узнав, что немцы заняли город Гольдап, П.К. Ренненкампф, как пишет А. Коленковскии «…уехал из штаба к 3-му корпусу, лишив себя возможности пользоваться своим штабом, который находился в Сталюпенене». (См.: Коленковскии А. Маневренный период первой мировой империалистической войны 1914 г. М., 1940. С. 212.)
(обратно)225
Я.Г. Жилинский приказал послать донесение в Ставку начальнику штаба Северо-Западного фронта генерал-лейтенанту В.А. Орановскому, в котором давалась следующая характеристика действий командующего 1-й армии: «Ренненкампф, положительно лишившийся самообладания, потерял всякую с ними (с войсками. — Н.П.) связь. На мой вопрос, дано ли им указание об отходе, получил от штаба ответ, что указание не дано. Я приказал отыскать эти корпуса посылкой офицеров и летчиков… Ренненкампф немедленно бежал в Вильковишки, порвав связь со мной по телеграфу. Он прямо объят паникой и армией управлять не может… Ренненкампфа прошу удалить от командования». (См.: Коленковский А. Маневренный период первой мировой империалистической войны 1914 г. М., 1940. С. 215.) И далее Я.Г. Жилинский сообщал в Ставку: «У генерала Ренненкампфа приложено больше работы о безопасности штаба, чем об управлении армией, которое за последние дни совершенно отсутствует». «Генерал Ренненкампф донес, что уезжает в Вильковишки и отводит III и XXVI корп. на восток, таким образом, он бросил на произвол судьбы остальные корпуса его армии. Штаб генерала Ренненкампфа ехал вместе с ним в Вильковишки, однако прямого провода до сих пор нет». «Поведение командарма 1-й исключало всякую возможность управления… он за прошлые сутки четыре раза менял место своего пребывания и каждый раз снимал аппарат. При таких условиях связь поддержана быть не может. Сегодня в 6 ч. вечера он опять снял аппарат, заявив, что уезжает в Вильковишки». (См.: Стратегический очерк войны 1914—1918 гг. Ч. 1. Период от объявления войны до начала сентября 1914 г. Первое вторжение русских армий в Восточную Пруссию и Галицийская битва. М., 1922. Составил Цихович Я.К. С. 118.) В конце концов 31 августа/13 сентября 1914 г. Ренненкампф тайно покинул Вильковишки и уехал, не сообщив о своём отъезде командующему Северо-Западным фронтом Жилинскому, в Ковно. Это известие повергло Жилинского в шок. Он доносил о бегстве Ренненкампфа в Ставку, не скрывая эмоций: «…известие это так невероятно, что он (начальник штаба Северо-Западного фронта. — Н.П.) вторично его проверяет». (См.: Стратегический очерк войны 1914—1918 гг. Ч. 1. Период от объявления войны до начала сентября 1914 г. Первое вторжение русских армий в Восточную Пруссию и Галицийская битва. М., 1922. Составил Цихович Я.К. С. 118.) Но это сообщение было правдой.
(обратно)226
31 августа/13 сентября под Тильзитом наступающие немецкие части уничтожили 270-й пехотный Гатчинский полк, один артиллерийский дивизион и несколько сотен пограничной стражи. Большинство солдат и офицеров отряда погибли или попали в плен. Свои позиции этот отряд занял 26 августа/8 сентября, и из-за халатности командования ему не было сообщено об общем отступлении.
(обратно)227
Подробно о героическом сопротивлении русских войск при отступлении из Восточной Пруссии см., например, Главу 11. «Сражение у Мазурских озёр и отступление 1-й русской армии» в книге Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 370—410.
(обратно)228
Н.Н. Головин, подробно анализируя ход отступления 1-й армии из Восточной Пруссии, в связи с этим написал: «Преувеличение сил неприятеля отражается на излишней осторожности ведения армейской операции (Людендорфом. — Н.П.)». И далее констатирует, что эта «ошибка Людендорфа значительно облегчает положение армии ген.[ерала] Ренненкампфа». (См.: Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 376, 396.)
(обратно)229
Упорные арьергардные бои русских войск, переходящие в контратаки, против наступающего противника, на левом фланге, у Мазурских озёр, и прежде всего, у рек Ильме и Гольдап, заставили поверить командование 8-й германской армии, что русские перешли на этом участке фронта в решительное контрнаступление. В результате П. Гинденбург и Э. Людендорф отдали приказ о переброске трёх корпусов (1, 17 и 20-го) на этот участок фронта, на помощь 11-му германскому армейскому корпусу, и прекратить операцию по окружению 1-й русской армии.
(обратно)230
Ещё в самом начале наступления командование 8-й германской армии предписывало 1-му резервному корпусу, наступавшему в районе Инстербурга: «Немедленно окопаться на захваченной позиции. Рекомендуется осторожность, так как надо считаться с возможностью ударов из Инстербурга и западнее». (См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 21.)
(обратно)231
А. Коленковский в своей книге «Маневренный период первой мировой империалистической войны 1914 г.» пишет, подтверждая наши слова, что «отступление русских корпусов, предоставленных самим себе, лишенных управления со стороны армейского командования, проходило в полном беспорядке… Тылы корпусов были забиты обозами и парками, для упорядочения отхода не было ничего сделано ни армейским, ни корпусными командованиями». (См.: Коленковский А. Маневренный период первой мировой империалистической войны 1914 г. М., 1940. С. 214.)
(обратно)232
По словам Г.А. Гоштовта, он видел, как вскоре после обеда по шоссе «рота за ротой, батальон за батальоном, в пыли, держа винтовки “на ремень”, резко отделяемые своими командирами, плетущимися верхами на небольших лошадях части 25-й дивизии» прошли мимо его эскадрона. (См.: Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 165.).
(обратно)233
Это утверждение обосновано на ряде фактов. Во-первых, в своих воспоминаниях Г.А. Гоштовт описывал, как части 25-й пехотной дивизии в полном порядке отступали 29 августа/И сентября на Инстербург (См.: Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 165.), во-вторых, около 12 часов дня командир 98-го Юрьевского полка получил приказ от командира 1-й бригады генерал-майора Г.Г. Джонсона о немедленном отходе, так как 97-й Лифляндский полк «давно прошёл» (См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 2. Д. 479. Л. 16), в-третьих, прикрывая отход дивизии, Юрьевский полк завязал арьергардные бои с превосходящими силами противника. И последнее, самое главное, в Журнале военных действий Юрьевского полка есть прямое указание, на то, что полк прикрывал отступление дивизии на этом направлении. «В виду того, — записано в Журнале военных действий полка, — что командир бригады считал, по расчёту времени («в 3 часа 10 минут дня», помечено в Журнале. — Н.П.), задачу арьергарда (то есть 98-го Юрьевского пехотного полка. — Н.П.) в отношении главных сил законченной, то арьергарду было приказано повернуть на Инстербург, с тем, чтобы продолжать дальнейшее отступление по шоссе на Gumbiennen». (См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 2. Д. 479. Л. 16об., 17.) Что и было выполнено командованием Юрьевского полка.
(обратно)234
К этому времени авангард полка подходил к деревне Дидлакен (современный посёлок Тельманово в Калининградской области РФ), его арьергард находился в километрах 5—6 позади. (См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 2. Д. 479. Л. 16об.)
(обратно)235
Листовка была отпечатана на бледно-жёлтой бумаге. См.: РГВИА. Ф.2185.0п. 1. Д. 890. Л. 69.
(обратно)236
В августе 1914 года немцы сбрасывали пропагандистские листовки, рассчитанные не только на солдат противника, но и на мирное население прифронтовой полосы. Листовки для мирного населения часто носили запугивающий характер. Так, один из очевидцев писал в своём письме в Москву к некто А.И. Яндоловской в августе 1914 года: «Аэроплан бросает прокламации, что уничтожат всех жителей и детей; паника полная в Польше». (См.: РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 508. Л. 203. Перлюстрация. Выписка из письма с подписью: «Саша», Сарновонововес, от 16 Августа 1914 г., к Анне Иосифовне Яндоловской, в Москву, Арбат, 40, кв. 11.)
(обратно)237
Отдельно стоящий двор Amalienhoff (или Amalienhof). Сегодня в черте города Черняховска Калининградской области РФ.
(обратно)238
В Журнале боевых действий Юрьевского полка отмечено, что действия 1-го батальона, прикрывавшего отступление всего полка, позволили обеспечить его отход, и отметить на страницах журнала, что «вслед за артиллерией немедленно двинулся взвод 1-й роты со знаменем». (См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 2. Д. 479. Л. 18.)
(обратно)239
В своём отчёте по делу о расследовании отступления 98-го Юрьевского пехотного полка, проведённом в начале сентября 1914 года, подполковник Д.Н. Постников так описал принятое им решение идти на прорыв: «Я решил пробиваться… Я решил не дожидаться темноты, а немедленно двигаться». (См.: РГВИА. Ф. 2355. Оп. 2. Д. 669. Л. 60об.)
(обратно)240
Кто это? Кто? (нем.).
(обратно)241
В Журнале боевых действий 98-го Юрьевского полка допущена неточность. В нём написано, что батальон «переправился вброд через р. Прегель у д. Jessen». На самом деле деревня Jessen (Ессен) находилась на берегу реки Ангерапп. Сегодня деревня Ессен не существует. Это урочище Соловьёве в Черняховском районе Калининградской области РФ.
(обратно)242
Писса — река, протекающая через Гумбиннен (Гусев). Река в современной Калининградской области РФ сохранила прежнее название.
(обратно)243
В Эйдкунене продуктовый склад 1-й армии не успели ни вывезти, ни уничтожить и его захватили немцы. (См.: Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 104.).
(обратно)244
222-й Краснинский пехотный полк входил в 1-ю бригаду 56-й пехотной дивизии.
(обратно)245
Подполковник Семён Степанович Дьяков. Родился 30 января 1859 года. Был женат. Имел шестерых детей, на июль 1914 года: троих сыновей 5, 7 и 10 лет и троих дочерей 9, 12,13 лет.
К 1 июля 1914 года был награждён следующими орденами:
1. Орден Святого Станислава 2-й степени с мечами (1905 год).
2. Орден Святого Владимира 4-й степени с бантом (1907 год).
3. Орден Святой Анны 2-й степени (1912 год). (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 424. Л. 58об.)
По имеющимся сведениям, батальон С.С. Дьякова вышел из окружения. (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479.). За бои в Восточной Пруссии С.С. Дьяков (за боевые отличия) получил внеочередное звание полковника. (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 256. Л. 49об. — 50.) Дальнейшая судьба неизвестна.
(обратно)246
Юрбург — небольшой городок в Ковенской губернии. Ныне город Юрбаркас в Литве.
(обратно)247
Островцы. Название военнослужащих 100-го пехотного Островского полка.
(обратно)248
Посад Пильвишки в Сувалкской губернии. Современный городок Пильвишкяй в Литве.
(обратно)249
Желтышев Владимир Александрович (1.11.1867 —?). На службе с 1887 года. Выпускник Николаевской академии Генерального штаба. Был женат. На январь 1904 года имел дочь 8 лет. В 1914 году полковник, командир 98-го Юрьевского полка. После окончания Восточно-Прусской операции продолжал находиться в действующей армии на командных должностях. С декабря 1914 года — генерал-майор. После Октябрьской революции служил в РККА. В марте 1919 года перешёл к белым. Дальнейшая судьба неизвестна. За бои в Восточной Пруссии был награждён орденом Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом, и орденом Святого Владимира 3-й степени с мечами. Также был награждён орденами:
1. Св. Станислава 3-й степени (1904);
2. Св. Анны 3-й степени (1907);
3. Св. Станислава 2-й степени (1911);
4. Св. Анны 2-й степени (1913);
5. Св. Станислава 1-й степени с мечами (1916).(См.: Волков СВ. Генералитет Российской Империи: э1щиклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая П. В 2 т. М.: Центрополиграф, 2009.; Список Генерального штаба. Исправлен на 03.01.1917. Петроград, 1917.; РГВИА. Ф. 409. П/с 378—462 (1904). Л. 13; Русская армия в Великой войне: Картотека проекта, / persons/persons.html?id=1140&PHPSESSID=831d4fd961c0e7381bb8dc Id616b9ed8 (последнее обращение 06.06.2012).
(обратно)250
Действительно численность полка постепенно увеличивалась, за счёт отставших от батальонов солдат.
1/14 сентября в полку было налицо 394 человека (См.: РГВИА.Ф. 2712. Оп. 2. Д. 491. Л. 31—31 об.), 2/15 сентября — 531 человек (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 491. Л. 33.), 4/17 сентября—«665 штыков и 12 офицеров» (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 491. Л. 37.), в ночь с 4/17 на 5/18 сентября — к полку присоединился 2-й батальон в количестве 350 человек. (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 491. Л. 40.) Таким образом, 5/18 сентября в полку налицо было 1015 нижних чинов и 12 офицеров. 7/20 и 8/21 сентября к полку присоединилось ещё 58 нижних чинов. (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 491. Л. 64.) Всего на 7/20 сентября в 98-м Юрьевском полку было налицо 33 офицера и 1336 нижних чинов. (См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 493.)
(обратно)251
Перед самым началом Гумбинненского сражения командир полка сообщал в штаб дивизии:
«Начальнику Штаба Полковнику Романовскому
19147 августа 4 час. 10 мин. у.[тра]
Xfc 57 из им. Колпакен
на №125
После мобилизации в полку состояло по списку 4301 нижних чинов.
…Полковник Желтышев». (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 488. Л. 15.)
(обратно)252
Подпоручик Владимир Константинович Столица. Родился 31 мар-та 1891 года. Сын генерала от инфантерии. Был холост. (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 424. Л. 28об.) За бои в Восточной Пруссии В.К. Столица был награждён:
1. Орденом Святой Анны 4-й степени «За храбрость».
2. Орденом Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом. (См.: РГВИА. Ф. 2106. Оп. 2. Д. 256. Л. 200об. — 201.) Убит в бою за деревню Тартак-Боливский в Польше 26 декабря 1914 года. (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 57об.)
(обратно)253
Подпоручик Михаил Иванович Крастынь. Родился 27 декабря 1892 года. Сын подполковника. Был холост. (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 424. Л. 30об.) За бои в Восточной Пруссии М.И. Крастынь был награждён орденом Святой Анны 4-й степени «За храбрость». (См.: РГВИА. Ф. 2106. Оп. 2. Д. 256. Л. 186об. — 187.)
(обратно)254
К 4/17 сентября, когда в должность командующего Северо-Западным фронтом вступил генерал от инфантерии Н.В. Рузский, 1-я армия занимала оборону вдоль правого берега Немана. (См.: Зайончковский A.M. Первая мировая война. СПб. 2002. С. 271.).
(обратно)255
В своём письме от «13.9.14.» из имения Авейден под Кенигсбергом фон Бессер к некто Герману писал: «По всей вероятности эрзац-батальон останется на первое время здесь». (См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 45об.).
(обратно)256
Лык — небольшой восточно-прусский городок на границе с Россией. Современный город Элк в Польше.
(обратно)257
A.M. Зайончковский приводит общие цифры потерь 1-й армии при отступлении около 80 тысяч человек. (См.: Зайончковский A.M. Первая мировая война. СПб., 2002. С. 270.) Из этого числа около 30 тысяч человек попало в плен. (См.: Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 408.) Приводимая немецкими источниками цифра 45 тысяч пленных, по мнению российских исследователей, не соответствует действительности, так как не подтверждена документально. (См.: Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 408.)
В данном контексте приведённых потерь вызывает, по крайней мере, недоумение, бравурное донесение П.К. Ренненкампфа, минуя командование Северо-Западного фронта, в Ставку, о боеспособности 1-й армии. И поэтому это донесение наводит на мысль, что П.К. Ренненкампф пытался скрыть от Ставки масштаб потерь, отсутствие управления войсками и обелить себя, а в конечном итоге, показать, что он способен командовать армией. «Счастлив сообщить для доклада, — писал он, — что все корпуса вышли из боя, хотя некоторые с тяжёлыми потерями… даю людям днёвку, может быть две, дабы людям основательно поесть, выспаться… могу уверенно сказать, неудачная операция эта кончилась, все корпуса, хотя некоторые с большими потерями, вышли из боя. Противнику в значительно превосходных силах не удалось нас отрезать и уничтожить, успех его лишь в том, что заставил незначительно отойти, но и ему это дорого очень обошлось, отдохнём, поедим, приведём себя в порядок и опять будем готовы. Подробности о потерях буду выяснять». (См.: Коленковский А. Маневренный период первой мировой империалистической войны 1914 г. 1940. С. 217.).
(обратно)258
29 августа/12 сентября 1914 года.
(обратно)259
В представлении на награды было, в частности, написано: «Подполковника Постникова …за бои четвёртого и седьмого августа ордену Анны второй и Владимира четвёртой степени. (См.: РГВИА. Ф. 2106. Оп. 3. Д. 262. Л. 31—32.)
(обратно)Ссылки
1
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 47—48.
(обратно)2
Андреев Владимир. Первый русский марш-манёвр в Великую войну. Гумбиннен и Марна. Париж, 1928. Пагинация отсутствует.
(обратно)3
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 22об.
(обратно)4
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 8.
(обратно)5
РГВИА. Ф. 2106. Оп. 2. Д. 1002. Л. 45.
(обратно)6
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 19.
(обратно)7
Там же.
(обратно)8
Там же. С. 20.
(обратно)9
Невзоров A.Г. Начало 1-й Великой войны 1914г.// Военная быль. 1964. №68. С. 2—5.
(обратно)10
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 1об.
(обратно)11
Там же. Д. 424. Л. 11об.
(обратно)12
Там же.
(обратно)13
Там же. Д. 479. Л. 2.
(обратно)14
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 2.
(обратно)15
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 2-2об.
(обратно)16
Там же. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 38 об.
(обратно)17
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 23.
(обратно)18
См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 3.
(обратно)19
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 1.
(обратно)20
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 23об.
(обратно)21
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 23об. — 24.
(обратно)22
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 5.
(обратно)23
Там же.
(обратно)24
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 6об.
(обратно)25
См. также: Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 55—56.
(обратно)26
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 6об.
(обратно)27
Там же.
(обратно)28
Там же. Л. 6об. — 7.
(обратно)29
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 505. Л. 21. Перлюстрация. «Выписка из заказного письма с подписью: «Любящая дочь твоя Надя Бобина», Сувалки, от 3 августа 1914 г., к Его Прев-ву Н.А. Лоссовскому, в СПб.».
(обратно)30
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 505. Л. 20—20об. Перлюстрация. «Выписка из письма с подписью: «твой Александр», «без обозначения] места отправления (печать «Штаб 6-й кав.[алерийской] дивизии»), к Василию Порфирьевичу Шашкову, в Харьков, Московская ул., д. Дирберга, Коммерческая служба Южных дорог».
(обратно)31
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 505. Л. 53. Перлюстрация. Выписка из письма Полковника Яндоловского, Цеханов, от 3-го Августа 1914 года, к Анне Иосифовне Яндоловской, в Москву, Арбат, 40, кв. 11.
(обратно)32
Крылов А.Н. Мои воспоминания. М., 1963. С. 204.
(обратно)33
Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 146—147,157—158.
(обратно)34
Такман Б. Первый блицкриг. Август 1914./Сост. С. Переслегин. М.: «Издательство Аст»; СПб.: Terra Fantastica, 1999. С.510.
(обратно)35
Такман Б. Первый блицкриг. Август 1914 / Сост. С. Переслегин. М.: ACT; СПб.: Terra Fantastica, 1999. С.509.
(обратно)36
Роапунов И.И. Русский фронт Первой мировой войны. М.: Наука, 1976. С. 117.
(обратно)37
Такман Б. Первый блицкриг. Август 1914 / Сост. С. Переслегин. М.: ACT; СПб.: Terra Fantastica, 1999. С. 509.
(обратно)38
Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 12.
(обратно)39
Такман Б. Первый блицкриг. Август 1914 / Сост. С. Переслегин. М.: ACT; СПб.: Terra Fantastica, 1999. С. 314.
(обратно)40
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 22—23.
(обратно)41
Там же. С. 23—24.
(обратно)42
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 25.
(обратно)43
Слово о полку Игореве. Переложение Н. Заболоцкого. С. 134— 161 // Слово о полку Игореве. / Вступ. ст. и подготовка древнерус. текста Д. Лихачёва. М., 1987. С. 138.
(обратно)44
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 25.
(обратно)45
Андреев Владимир. Первый русский марш-маневр в Великую войну. Гумбиннен и Марна. Париж, 1928.
(обратно)46
Там же.
(обратно)47
Андреев Владимир. Первый русский марш-маневр в Великую войну. Гумбиннен и Марна. Париж, 1928. Пагинация отсутствует.
(обратно)48
Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 60.
(обратно)49
См.: Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931.
(обратно)50
Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 61—62.
(обратно)51
Там же. С. 63.
(обратно)52
Там же.
(обратно)53
Там же.
(обратно)54
Там же. С. 63—64.
(обратно)55
Там же. С. 64.
(обратно)56
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 24.
(обратно)57
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 25.
(обратно)58
Там же. Л. 25об.
(обратно)59
Там же. Л. 24об.
(обратно)60
Там же. Л. 25об.
(обратно)61
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 25.
(обратно)62
Там же. С. 26.
(обратно)63
Там же. С. 25.
(обратно)64
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 28,29.
(обратно)65
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 8.
(обратно)66
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 8.
(обратно)67
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 33.
(обратно)68
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 487. Л. 6.
(обратно)69
Там же.
(обратно)70
Там же. Д. 479. Л. 8об.
(обратно)71
Там же.
(обратно)72
Там же. Д. 487. Л. 8.
(обратно)73
Там же. Л. 9.
(обратно)74
Там же. Л. 11.
(обратно)75
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 8об.
(обратно)76
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 35.
(обратно)77
Там же. С. 35, 36.
(обратно)78
Там же. С. 37.
(обратно)79
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 487. Л. 17.
(обратно)80
Там же. Д. 479. Л. 8об.
(обратно)81
Там же. Д. 488. Л. 2. Приказ командира полка № 44 от 5 августа 1914 г. 22 часа 10 минут.
(обратно)82
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 34.
(обратно)83
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 487. Л. 1.
(обратно)84
Там же. Ф. 2106. Оп. 1. Д. 5.
(обратно)85
Там же. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 505. Л. 21. Перлюстрация. «Выписка из заказного письма с подписью: «Любящая дочь твоя Надя Бобина», Сувалки, от 3 августа 1914 г., к Его Прев-ву Н.А. Лоссовскому, в СПб.».
(обратно)86
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 508. Л. 368. Перлюстрация. «Выписка из письма и.д. Судебного Следователя 3 уч.[астка] Староконстантиновского уезда Богомолеца, без обозначения места, от 25 Августа 1914 г., к К.А. Кирпотенко в Одессу».
(обратно)87
Плевицкая К Мой путь с песней (часть 2 — продолжение «Дёжкин карагод»). Париж, 1930. С. 87.
(обратно)88
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 25об.
(обратно)89
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 25об.
(обратно)90
Андреев Владимир. Первый русский марш-маневр в Великую войну. Гумбиннен и Марна. Париж, 1928. Пагинация отсутствует.
(обратно)91
Андреев Владимир. Первый русский марш-манёвр в Великую войну. Гумбиннен и Марна. Париж, 1928. Пагинация отсутствует.
(обратно)92
Андреев Владимир, Первый русский марш-манёвр в Великую войну. Гумбиннен и Марна. Париж, 1928. Пагинация отсутствует.
(обратно)93
Там же.
(обратно)94
Там же.
(обратно)95
Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 80.
(обратно)96
Там же. С. 80—81.
(обратно)97
Андреев Владимир. Первый русский марш-маневр в Великую войну. Гумбиннен и Марна. Париж, 1928. Пагинация отсутствует.
(обратно)98
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 42.
(обратно)99
Там же.
(обратно)100
Там же. С. 59—60.
(обратно)101
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 25об.
(обратно)102
Там же.
(обратно)103
Там же.
(обратно)104
Там же.
(обратно)105
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 488. Л. 14.
(обратно)106
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 9—9об.
(обратно)107
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 44.
(обратно)108
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 45.
(обратно)109
Андреев Владимир. Первый русский марш-манёвр в Великую войну. Гумбиннен и Марна. Париж, 1928. Пагинация отсутствует.
(обратно)110
Там же.
(обратно)111
Там же.
(обратно)112
Там же.
(обратно)113
Там же.
(обратно)114
Там же.
(обратно)115
Там же.
(обратно)116
Там же.
(обратно)117
Андреев Владимир. Первый русский марш-манёвр в Великую войну. Гумбиннен и Марна. Париж, 1928. Пагинация отсутствует.
(обратно)118
Там же.
(обратно)119
Андреев Владимир. Первый русский марш-манёвр в Великую войну. Гумбиннен и Марна. Париж, 1928. Пагинация отсутствует.
(обратно)120
Там же.
(обратно)121
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 488. Л. 14.
(обратно)122
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 9об.
(обратно)123
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 9об.
(обратно)124
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 9об.
(обратно)125
См. РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1 Д. 642. Л. 25об. — 26.
(обратно)126
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 26.
(обратно)127
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 28.
(обратно)128
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 27об.
(обратно)129
Там же. Л. 41.
(обратно)130
Там же. Л. 30.
(обратно)131
Там же. Л. 21.
(обратно)132
Андреев Владимир. Первый русский марш-манёвр в Великую войну. Гумбиннен и Марна. Париж, 1928. Пагинация отсутствует.
(обратно)133
Там же.
(обратно)134
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 46.
(обратно)135
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 47—48.
(обратно)136
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 26.
(обратно)137
Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 140.
(обратно)138
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 21.
(обратно)139
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 46.
(обратно)140
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 21.
(обратно)141
Там же. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 488. Л. 19.
(обратно)142
Там же. Д. 479. Л. 9об.
(обратно)143
Там же. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 26.
(обратно)144
Андреев Владимир. Первый русский марш-манёвр в Великую войну. Гумбиннен и Марна. Париж, 1928. Пагинация отсутствует.
(обратно)145
Там же.
(обратно)146
Там же.
(обратно)147
Там же.
(обратно)148
Там же.
(обратно)149
Там же.
(обратно)150
Там же.
(обратно)151
Радус-Зенкович Л. Некоторые выводы из сражения при Гумбиннене в августе 1914 г. // Военно-исторический сборник. Выпуск 3. М, 1920. С. 74—95.
(обратно)152
Там же.
(обратно)153
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 48—49.
(обратно)154
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 21.
(обратно)155
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 9об. — 10.
(обратно)156
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 26.
(обратно)157
Там же.
(обратно)158
Там же.
(обратно)159
Там же.
(обратно)160
Там же.
(обратно)161
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 10.
(обратно)162
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 52.
(обратно)163
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 489. Л. 4.
(обратно)164
Адариди К. 27-я пехотная дивизия в боях 4(17) Августа 1914 г. под Сталупененом и 7 (20) Августа под Гумбинненом // Военный сборник. Книга VIII. Белград, 1926. С. 162—185.
(обратно)165
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 25.
(обратно)166
Там же. Л. 26.
(обратно)167
Там же.
(обратно)168
Там же.
(обратно)169
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 508. Л. 56. Перлюстрация. Выписка из письма с подписью: «Владимир», Варшава, 11 Августа 1914 г., к Варваре Владимировне Дороговой, в С.-Петербург, Люблинский пер., 4, кв. 73.
(обратно)170
Плевицкая Н. Мой путь с песней (часть 2 — продолжение «Дёжкин карагод»). Париж, 1930. С. 88.
(обратно)171
Касимов О. Необходимое предисловие // Такман Б. Первый блицкриг. Август 1914 / Сост. С. Переслегин. М.: ACT; СПб.: Terra Fantastica, 1999. С. 29.
(обратно)172
Деникин А.И. Путь русского офицера. М.: Современник, 1991. С. 251.
(обратно)173
Касимов О. Необходимое предисловие // Такман Б. Первый блицкриг. Август 1914 / Сост. С. Переелегин. М.: ACT; СПб.: Terra Fantastica, 1999. С. 29.
(обратно)174
Будберг А.П. Гумбиннен — забытый день русской славы. Париж. 1937. С. 10.
(обратно)175
Епанчин Н. На службе трёх императоров. Воспоминания. М., 1996. С. 409.
(обратно)176
Там же. С. 560.
(обратно)177
Радус-Зенкович Л. Некоторые выводы из сражения при Гумбиннене в августе 1914 г. // Военно-исторический сборник. Вып. 3. М., 1920. С. 74—95.
(обратно)178
Там же. С. 94.
(обратно)179
Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914—1918 гг. Т. I. М, 1923. С. 44.
(обратно)180
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 44.
(обратно)181
Радус-Зенкович JI. Некоторые выводы из сражения при Гумбиннене в августе 1914 г. // Военно-исторический сборник. Выпуск 3. М., 1920. С. 74—95.
(обратно)182
Там же.
(обратно)183
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 56.
(обратно)184
Там же.
(обратно)185
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 56—57.
(обратно)186
Там же. С. 54.
(обратно)187
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 508. Л. 368. Перлюстрация. «Выписка из письма исполняющего] д.[олжность] Судебного Следователя 3 уч.[астка] Староконстантиновского уезда Богомолеца, без обозначения места, от 25 Августа 1914 г., к К.А. Кирпотенко в Одессу».
(обратно)188
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 54.
(обратно)189
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 21об.
(обратно)190
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 45. Письмо от 30 августа/11 сентября 1914 г. Из имения Авейден (Кенигсберг).
(обратно)191
Там же.
(обратно)192
Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 77.
(обратно)193
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 489. Л. 6.
(обратно)194
Там же.
(обратно)195
Там же. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 26—26об.
(обратно)196
Там же. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 10об.
(обратно)197
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 28об.
(обратно)198
Там же. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 489. Л. 13.
(обратно)199
Там же. Л. 18.
(обратно)200
Там же. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 26об.
(обратно)201
Там же.
(обратно)202
Там же. Л. 28,28об.
(обратно)203
Там же. Л. 29об. — 30.
(обратно)204
Там же. Л. 28об.
(обратно)205
Там же. Л. 47об.
(обратно)206
Там же.
(обратно)207
Там же. Л. 28об.
(обратно)208
Там же. Л. 29об.
(обратно)209
Там же. Л. 29.
(обратно)210
Там же. Л. 26.
(обратно)211
См.: Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 62.
(обратно)212
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 21об.
(обратно)213
Там же. Л. 26об.
(обратно)214
Успенский А.А. На волне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 63—64.
(обратно)215
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 45.
(обратно)216
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 29об.
(обратно)217
Там же. Л. 40об.
(обратно)218
Там же. Л. 26об.
(обратно)219
Там же. Л. 42.
(обратно)220
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 508. Л. 396. Перлюстрация. Выписка из письма с подписью: «Вася», Действующая армия по письму с. Ильковцы, от 13 Августа 1914 г., к Рине Кликуновой, в Рязань, Рогожинская ул., дом Грифина.
(обратно)221
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 505. Л. 21. Перлюстрация. Выписка из заказного письма с подписью: «Любящая дочь твоя Надя Бобина», Сувалки, от 3 августа 1914 г., к Его Прев-ву Н.А. Лоссовскому, в СПб.
(обратно)222
Успенский А.А На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 65.
(обратно)223
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 508. Л. 285. Перлюстрация. Выписка из письма без подписи, имение Блокеннен, близ Инстербурга, от 18 августа 1914 г., к Э.Э. Биркель, в Москву, Старая Басманная, д. 23. Перевод с немецкого.
(обратно)224
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 10об.
(обратно)225
Там же. Д. 489. Л. 20.
(обратно)226
Там же.
(обратно)227
Там же. Д. 479. Л. 10об.
(обратно)228
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 29.
(обратно)229
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 29.
(обратно)230
Там же.
(обратно)231
Там же.
(обратно)232
Там же.
(обратно)233
Там же.
(обратно)234
Там же. Л. 21 об.
(обратно)235
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 26об.
(обратно)236
Там же. Л. 29.
(обратно)237
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 26об.
(обратно)238
Там же. Л. 27.
(обратно)239
Там же. Л. 29об.
(обратно)240
Там же.
(обратно)241
Там же.
(обратно)242
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 490. Л. 8.
(обратно)243
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 490. Л. 8об.
(обратно)244
Там же. Д. 479. Л. 11.
(обратно)245
Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 101.
(обратно)246
Там же.
(обратно)247
Там же.
(обратно)248
Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 102.
(обратно)249
Там же.
(обратно)250
Там же.
(обратно)251
Там же. С. 103.
(обратно)252
Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 103.
(обратно)253
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 65.
(обратно)254
Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж. 1931. С. 105.
(обратно)255
Там же.
(обратно)256
Там же. С. 107.
(обратно)257
Там же.
(обратно)258
Там же.
(обратно)259
Там же. С. 139.
(обратно)260
Там же. С. 109.
(обратно)261
Там же.
(обратно)262
Там же.
(обратно)263
Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж. 1931. С. 110.
(обратно)264
Там же.
(обратно)265
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 12.
(обратно)266
Там же. Л. 12об.
(обратно)267
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 491. Л. 4.
(обратно)268
Там же. Д. 490. Л. 17,17об.
(обратно)269
Там же. Л. 17об.
(обратно)270
Там же. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 44.
(обратно)271
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 39.
(обратно)272
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 39об.
(обратно)273
Там же. Л. 39.
(обратно)274
Там же Л. 44.
(обратно)275
Там же Л. 43об.
(обратно)276
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 39об.
(обратно)277
Там же. Л. 44.
(обратно)278
Там же. Л. 40.
(обратно)279
Там же.
(обратно)280
Там же.
(обратно)281
Там же.
(обратно)282
Там же.
(обратно)283
Там же. Л. 44об.
(обратно)284
Там же. Л. 39.
(обратно)285
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 41.
(обратно)286
Гогитовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 111.
(обратно)287
Там же.
(обратно)288
Там же.
(обратно)289
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 67—68.
(обратно)290
Там же. С. 68.
(обратно)291
Там же.
(обратно)292
Там же.
(обратно)293
Там же. С. 68—69.
(обратно)294
Там же. С. 69.
(обратно)295
Там же. С. 70.
(обратно)296
Там же С. 67.
(обратно)297
Плевицкая Н. Мой путь с песней (часть 2 — продолжение «Дёжкин карагод»). Париж, 1930. С. 88.
(обратно)298
Там же.
(обратно)299
Там же. С. 89.
(обратно)300
Там же.
(обратно)301
Там же.
(обратно)302
Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 126.
(обратно)303
Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 126.
(обратно)304
Там же.
(обратно)305
Там же. С. 127.
(обратно)306
Там же.
(обратно)307
Там же.
(обратно)308
Там же. С. 134.
(обратно)309
Там же. С. 135.
(обратно)310
Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 127.
(обратно)311
Там же.
(обратно)312
Там же. С. 139.
(обратно)313
Там же.
(обратно)314
Там же. С. 143.
(обратно)315
Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 145.
(обратно)316
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 13.
(обратно)317
Там же. Л. 13об.
(обратно)318
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 490. Л. 13об. — 14.
(обратно)319
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 491. Л. 5.
(обратно)320
Там же. Д. 441. Л. 9об.
(обратно)321
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 13об.
(обратно)322
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 13об.
(обратно)323
Там же.
(обратно)324
Там же.
(обратно)325
Там же.
(обратно)326
Там же. Л. 16.
(обратно)327
Там же. Д. 479. Л. 13об.
(обратно)328
Там же. Оп. 2. Д. 491. Л. 12.
(обратно)329
Там же. Д. 442. Л. 178—178об.
(обратно)330
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 40.
(обратно)331
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 40.
(обратно)332
Там же. Л. 40об.
(обратно)333
Там же.
(обратно)334
Там же.
(обратно)335
Там же.
(обратно)336
Там же.
(обратно)337
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 492. Л. 5.
(обратно)338
Успенский А. А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 70.
(обратно)339
Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 151.
(обратно)340
Там же.
(обратно)341
Там же.
(обратно)342
Там же.
(обратно)343
Там же. С. 153.
(обратно)344
Там же. С. 154.
(обратно)345
Там же.
(обратно)346
Там же. С. 155.
(обратно)347
Там же. С. 157.
(обратно)348
Там же.
(обратно)349
Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 156.
(обратно)350
Там же. С. 157.
(обратно)351
Там же.
(обратно)352
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 77—78.
(обратно)353
Там же. С. 82.
(обратно)354
Там же. С. 85.
(обратно)355
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 491. Л. 14.
(обратно)356
Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 156.
(обратно)357
Там же. С. 158.
(обратно)358
Там же.
(обратно)359
Там же. С. 158—159.
(обратно)360
Там же. С. 159.
(обратно)361
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 14об.
(обратно)362
Там же.
(обратно)363
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 14об. — 15.
(обратно)364
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 101—102.
(обратно)365
Там же. С. 102.
(обратно)366
Там же.
(обратно)367
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 2. Д. 479. Л. 15.
(обратно)368
Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 164.
(обратно)369
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 2. Д. 479. Л. 15.
(обратно)370
Там же.
(обратно)371
Там же.
(обратно)372
Там же.
(обратно)373
Там же.
(обратно)374
РГВИА. Ф. 2185. Оп. 1. Д. 890. Л. 69.
(обратно)375
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 2. Д. 479. Л. 16об.
(обратно)376
Там же.
(обратно)377
Там же. Л. 17.
(обратно)378
Там же. Л. 17об.
(обратно)379
См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 2. Д. 479. Л. 17об.
(обратно)380
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 2. Д. 479. Л. 17об.
(обратно)381
Там же.
(обратно)382
Там же.
(обратно)383
Там же Л. 18об.
(обратно)384
Там же.
(обратно)385
Там же. Л. 18.
(обратно)386
Там же. Л. 18об.
(обратно)387
Газета «Русский инвалид», № 73,2 апреля 1915 года.
(обратно)388
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 2. Д. 479. Л. 18об.
(обратно)389
Там же.
(обратно)390
Там же.
(обратно)391
Там же.
(обратно)392
Там же.
(обратно)393
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 442. Л. 115.
(обратно)394
Ф. 2019. Оп. 2. Д. 479. Л. 18об.
(обратно)395
Там же.
(обратно)396
Там же.
(обратно)397
Газета «Русский инвалид», №73, 2 апреля 1915 года. С. 6.; РГВИА. Ф. 2355. Оп. 2. Д. 669. Л. 67об.
(обратно)398
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 2. Д. 479. Л. 19.
(обратно)399
Там же. Л. 19об.
(обратно)400
Ф. 2355. Оп. 2. Д. 669. Л. 67.
(обратно)401
Ф. 2019. Оп. 2. Д. 479. Л. 19об.
(обратно)402
Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж. 1931. С. 171—172.
(обратно)403
См.: Rudolf Mullen Drei Wochen russischer Gouverneur. Erinnerungen an die Besetzung Gumbinnens durch die Russen August — September 1914. Gumbinnen. 1915.
(обратно)404
Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 171—172.
(обратно)405
Невзоров А.Г. Начало 1-й Великой войны 1914 г. // Военная быль. 1966. № 79. С. 4—8.
(обратно)406
Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 172.
(обратно)407
Там же. С. 174.
(обратно)408
Там же. С. 173
(обратно)409
Там же.
(обратно)410
Там же. С. 174.
(обратно)411
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 105.
(обратно)412
Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 173.
(обратно)413
Там же.
(обратно)414
Там же.
(обратно)415
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 106.
(обратно)416
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 20об.
(обратно)417
Там же. Л. 22.
(обратно)418
Там же.
(обратно)419
Там же.
(обратно)420
Там же.
(обратно)421
Там же.
(обратно)422
Там же. Л. 22об.
(обратно)423
Там же. Л. 22об. — 23об.
(обратно)424
Там же. Л. 23.
(обратно)425
Там же.
(обратно)426
Там же.
(обратно)427
Ф. 2355. Оп. 2. Д. 669. Л. 67об.
(обратно)428
Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 174.
(обратно)429
Там же.
(обратно)430
Там же. С. 175.
(обратно)431
Гоштовт Георгий. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 175.
(обратно)432
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 491. Л. 31—31об.
(обратно)433
Там же. Д. 491. Л. 33.
(обратно)434
Там же. Д. 442. Л. 115об.
(обратно)435
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 18об.
(обратно)436
Там же.
(обратно)437
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 39.
(обратно)438
Там же Л. 31 об.
(обратно)439
Там же.
(обратно)440
Там же. Л. 47.
(обратно)441
Там же. Л. 47об.
(обратно)442
Там же. Л. 31об.
(обратно)443
См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642.
(обратно)444
См.: Дневник капитана фон Бессера. (РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 47об.)
(обратно)445
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас, 1932. С. 107.
(обратно)446
РГВИЛ. Ф. 2106. Оп. 2. Д. 256. Л. 154об. — 155.
(обратно)447
Успенский А.А. На войне. Восточная Пруссия. Каунас. 1932; Успенский А.А. В плену. Ч. 1. 1915—1916 гг. Каунас, 1933; Успенский А.А. В плену. Ч. 2. 1917—1918 гг. Каунас, 1933.
(обратно)448
Александр Арефьевич Успенский (1872 — после 1945). http:// hero 1914.com/aleksandr-aferevich-uspenskij/ (последнее обращение 04.06.2012).
(обратно)449
РГВИА. Ф. 2106. Оп. 2. Д. 256. Л. 36об. — 37.
(обратно)450
Там же. Л. 44об. — 45.
(обратно)451
См.: Российское зарубежье во Франции. 1919—1920. Биографический словарь. Том 1. М., 2008. С. 410,411.
(обратно)452
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 491. Л. 40.
(обратно)453
Там же.
(обратно)454
Ф. 2106. Оп. 2. Д. 256. Л. 56об. — 57.
(обратно)455
Там же.
(обратно)456
Ф. 2712. Оп. 2. Д. 441. Л. 111.
(обратно)457
Там же. Д. 442. Л. И 5об.
(обратно)458
Там же.
(обратно)459
Газета «Русский инвалид», № 73, 2 апреля 1915 года. С. 6; Военный орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия. Именные списки 1769—1920. Биобиблиографический справочник. Отв. сост. В.М. Шабанов. М.: Русскiй мiръ, 2004. С. 709.
(обратно)460
РГВИА. Ф. 2106. Оп. 2. Д. 256. Л. 118об. — 119.
(обратно)461
Там же. Л. 121об. — 122.
(обратно)462
Газета «Русский инвалид», № 158,18 июля 1915 года. С. 3.
(обратно)463
Там же.
(обратно)464
См.: РГВА. Ф. 25242. Оп. 1. Д. 30. Л. 244; Пензенская энциклопедия. М., 2001. С. 94.
(обратно)465
РГВИА. Ф. 2106. Оп. 2. Д. 1002. Л. 45.
(обратно)466
Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 420— 421.
(обратно)467
Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте.
Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 421—423.
(обратно)468
Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 423— 424.
(обратно)469
Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 425— 426.
(обратно)470
Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 137.
(обратно)471
Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага. 1926. С. 125.
(обратно)472
Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 125— 126.
(обратно)473
Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 200.
(обратно)474
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 495. Л. 1.
(обратно)475
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 495. Л. 71.
(обратно)476
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 495. Л.101.
(обратно)477
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 495. Л.103.
(обратно)478
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 495. Л.5—*об.
(обратно)479
Головин Н.H. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 382— 383.
(обратно)480
Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 403— 404.
(обратно)481
Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 404— 405.
(обратно)482
Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 405.
(обратно)483
Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 406.
(обратно)484
Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М., 1939. С. 325.
(обратно)485
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 495. Л.163.
(обратно)486
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 495. Л.163.
(обратно)487
РГВИА. Ф. 2355. Оп. 2. Д. 669. Л. бЗоб—67об.
(обратно)488
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 505. Л. 20—20 об.
(обратно)489
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 505. Л.21.
(обратно)490
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 505. Л. 22—22об.
(обратно)491
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 505. Л. 53—53об.
(обратно)492
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 508. Л.40.
(обратно)493
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 508. Л. 53.
(обратно)494
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 508. Л.56.
(обратно)495
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 508. Л. 56.
(обратно)496
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 508. Л. 203—203об.
(обратно)497
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 508. Л. 285.
(обратно)498
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 508. Л. 323.
(обратно)499
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 508. Л. 326.
(обратно)500
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 508. Л. 368.
(обратно)501
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 508. Л. 376.
(обратно)502
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 508. Л. 396.
(обратно)
Комментарии к книге «Драма в Восточной Пруссии. Судьба 1-й русской армии генерала Ренненкампфа», Николай Дмитриевич Постников
Всего 0 комментариев