«Запад — Восток»

Илья Борисович Мощанский Запад — Восток

Часть I Сражения на Западе

Оборона Прибалтики (22 июня — 9 июля 1941 года)

Прибалтийская стратегическая оборонительная операция продолжалась 18 суток. Отражая внезапное нападение превосходящих сил противника, войска Северо-Западного фронта были вынуждены отходить в глубь территории нашей страны по расходящимся направлениям: в Эстонию и на восток, к реке Великая. В ходе упорных боев соединения и части Красной армии, проявляя мужество и стойкость, отчаянно обороняли занятые позиции. Наши войска снизили темпы продвижения группы армий «Север» и нанесли значительные потери ее ударной группировке. Русские и эстонцы, евреи и латыши, белорусы и литовцы плечом к плечу защищали Прибалтику от немецких варваров. В России всегда будут помнить о вашем подвиге. Вечная слава героическим защитникам пашей Родины!

Состав и группировка советских войск (Прибалтийский Особый военный округ)

Возрождение военной группировки Красной армии на территории Прибалтики началось с приказа народного комиссара обороны СССР от 11 июля 1940 года, когда был образован Прибалтийский военный округ, территория которого охватывала Литву, Латвию и западную часть Калининской области РСФСР.

По приказу народного комиссара обороны СССР от 17 августа 1940 года ПрибВО был преобразован в Прибалтийский Особый военный округ с включением в него территории Эстонии.

К началу Великой Отечественной войны территория округа охватывала Литву, Латвию и Эстонию. Штаб Прибалтийского Особого военного округа находился в Риге. Согласно оперативно-стратегическим планам, территория Эстонии с первого дня мобилизации должна была отходить в подчинение командования Ленинградского военного округа.

Перед войной войска Прибалтийского Особого военного округа находились в следующем положении: 8-я армия (10-й и 11-й стрелковые, 12-й механизированный корпуса, 67-я стрелковая дивизия) — командующий армией генерал-майор П. П. Собенников и 11-я армия (16-й и 29-й стрелковые, 3-й механизированный корпуса, 23, 126-я и 128-я стрелковые дивизии) — командующий армией генерал-майор В. И. Морозов — располагались в Литве и прикрывали 300-километровый участок государственной границы.

В глубине территории округа — в Эстонии и Латвии — дислоцировались соединения 27-й общевойсковой армии (65, 22-й и 24-й стрелковые корпуса и 3-я отдельная стрелковая бригада), которой командовал генерал-майор Н. Э. Берзарин.

Бывшие национальные армии Эстонии, Латвии и Литвы в конце августа 1940 года были преобразованы в территориальные стрелковые корпуса Красной армии. В декабре 1940 года командному составу бывших национальных армий, зачисленному в кадры Красной армии, были присвоены советские воинские звания.

Каждый стрелковый корпус состоял из двух дивизий и корпусных частей и подразделений (артиллерийский полк, батальон связи, саперный батальон, зенитный артиллерийский дивизион).

Бывшая литовская армия была преобразована в 29-й территориальный стрелковый корпус, в составе 179-й и 184-й стрелковых дивизий.

Из бывшей латвийской армии был сформирован 24-й территориальный стрелковый корпус. Корпус состоял из 181-й и 183-й стрелковых дивизий.

Бывшая эстонская армия была преобразована в 22-й территориальный стрелковый корпус, в составе 180-й и 182-й стрелковых дивизий.

Формирование и сколачивание штабов, частей и подразделений, устройство и оборудование учебных городков проходило в течение почти всего сентября 1940 года. С октября начались нормальные занятия и учения по уставам и наставлениям Красной армии и по программам боевой подготовки Прибалтийского Особого военного округа. В день 23-й годовщины Красной армии — 23 февраля 1941 года — в торжественной обстановке личный состав корпусов принял воинскую присягу. С марта 1941 года корпуса стали готовить для себя летние учебные лагеря, в которые соединения и части корпусов были выведены во второй половине мая 1941 года.

В пограничной полосе от побережья Балтийского моря севернее Паланги и до реки Неман из состава войск 8-й армии располагались 10-я и 90-я стрелковые дивизии 10-го стрелкового корпуса и 125-я стрелковая дивизия 11-го стрелкового корпуса. От реки Неман до Копцева границу прикрывали войска 11-й армии: 5, 33-я и 188-я стрелковые дивизии 16-го стрелкового корпуса, 128-я стрелковая дивизия и два батальона 23-й стрелковой дивизии.

Оборона Балтийского побережья от Таллина до Лиепаи возлагалась на две стрелковые дивизии. Острова Саарема (Эзель) и Хиума (Даго) занимались 3-й отдельной стрелковой бригадой.

Таким образом, всего в приграничной полосе располагалось 7 стрелковых дивизий. Каждой дивизии приходилось прикрывать участок границы протяжением в среднем свыше 40 км. Однако большинство частей этих дивизий перед началом войны находились в летних лагерях. Вблизи государственной границы располагались всего рота-батальон от каждого стрелкового полка. Эти подразделения, по существу, могли выполнять лишь задачи по охране полевых укреплений, вести наблюдение 8 и усиливать пограничную службу. Чтобы усилить прикрытие государственной границы, в июне началась передислокация в новые районы 11, 23, 126, 183-й и 48-й стрелковых дивизий. Однако по плану сосредоточение этих дивизий в новых районах должно было закончиться лишь к 23 июня 1941 года. Война застала многие из них на марше. Оба механизированных корпуса (всего 1402 танка) дислоцировались в полосах обороны 8-й и 11-й армий, в 75–125 км от границы и примерно в 200 км друг от друга.

3-й механизированный корпус (командир генерал-майор танковых войск В. А. Куркин) состоял из 2-й и 5-й танковых дивизий, 84-й моторизованной дивизии, 1-го мотоциклетного полка и некоторых других подразделений (132 обс, 46 омиб, 15 ппс).

Всего в механизированном корпусе РККА, согласно штату № 010/20, должно было состоять: 1031 танк, из них 126 KB, 420 Т-34, 316 БТ-7,152 Т-26, 17 Т-37/Т-38, 268 бронемашин БА-20 и БА-10, 76 — 152-мм и 122-мм орудий и гаубиц, 28 76,2-мм пушек, 36 45-мм противотанковых и 32 — 37-мм зенитных орудия, 186 — 82-мм и 50-мм минометов, 24 зенитных, 24 крупнокалиберных, 168 станковых, 1210 ручных пулеметов и 17 704 винтовки.

Несмотря на то что 3-й механизированный корпус являлся одним из лучших соединений РККА (так как его дивизии были сформированы на базе испытанных кадровых соединений Красной армии. — Примеч. ред.), в связи с переориентацией поставок новой техники в состав частей Западного и Киевского Особых военных округов полного укомплектования корпуса к началу войны достичь не удалось. На 22 июня 1941 года в составе 3-го механизированного корпуса было 672 танка, в том числе 57 KB и 52 Т-34.

Танковая дивизия РККА, согласно штату, имела в своем составе 10 940 человек и 375 танков (63 KB, 210 Т-34, 102 Т-26 и БТ), 95 бронемашин, 28 полевых орудий (12 — 122-мм, 12 — 152-мм гаубиц и четыре 76-мм орудия), 12 37-мм зенитных орудий, 27 50-мм и 18 — 82-мм минометов.

2-я танковая дивизия 3-го механизированного корпуса на 22 июня 1941 года имела в своем составе около 30 танков KB, около 220 танков ВТ-7 и несколько десятков Т-26. Данная дивизия была образована в июле 1940 года на базе 6-й легкотанковой бригады, переброшенной из состава Белорусского военного округа. На момент формирования в бригаде было 250 танков БТ-7.

5-я танковая дивизия была сформирована в июле 1940 года на базе 21-й тяжелотанковой бригады. На 22 июня 1941 года в 5-й танковой дивизии было около 25 KB, 52 Т-34, около 100 Т-28, а также легкие танки и бронеавтомобили, так как 21 ттбр на сентябрь 1939 года имела в своем составе 105 Т-28, 29 БТ и 11 СУ-5.

По штатам военного времени, моторизованная дивизия Красной армии должна была иметь 11 650 человек, 275 легких танков, 51 бронемашину, 44 орудия (12 — 152-мм и 16 — 122-мм гаубиц, 16–76,2-мм орудий, 8 — 37-мм и 4 — 76,2-мм орудий ПВО), 72 миномета (12 — 82-мм и 60 — 50-мм минометов).

84-я моторизованная дивизия 3-го мехкорпуса представляла собой преобразованную в моторизованное соединение 84-ю (Тульскую) стрелковую дивизию. К началу войны в 46-м танковом полку 84-й моторизованной дивизии находилось около 100 танков БТ-7М.

12-й механизированный корпус под командованием генерал-майора Н. М. Шестопалова состоял из 23-й и 28-й танковых дивизий, 202-й моторизованной дивизии, 10-го мотоциклетного полка и подразделений обеспечения (380 обс, 47 омиб, 790 ппс, 688 касса Госбанка). Данное соединение имело в своем составе 730 танков.

23-я танковая дивизия была сформирована весной 1941 года на базе легкотанковой бригады. Танковый парк дивизии на 22 июня 1941 года состоял из 340 танков Т-26 с 45-мм пушками, 10 двухбашенных Т-26,9 ХТ-26 (ОТ-26) и 32 легких танков МК IV/V (Vickers) английского производства. Скорее всего, это были машины расформированных литовских бронетанковых сил, которые состояли из трех рот. Первая из них была оснащена французскими танками Renault FT17(12 машин), а 2-я и 3-я роты — британскими танками МК IV/V (Vickers) — всего 32 танка. Причем первая (закуплены в 1933 году) и вторая (закуплены в 1936 году) серии (по 16 танков) различались между собой конструкцией приборов наблюдения. Вооружение всех танков было только пулеметное — немецкий 7,92-мм пулемет (Maxim).

28-я танковая дивизия 12-го мехкорпуса была сформирована весной 1941 года на базе 27-й легкотанковой бригады. Танковый парк дивизии насчитывал 210 БТ-7 в двух танковых полках, танки латышской армии (18 МК IV/V (Vickers) английского производства) и до 100 бронеавтомобилей (в том числе и 6 «Sargs» латышского производства на базе коммерческого грузовика). Британские легкие танки Vickers, поставленные в независимую Латвию в 1935 году, имели следующее вооружение: 6 были вооружены 40-мм пушкой QFSA и 12 — 7,7-мм пулеметом Vickers.

202-я моторизованная дивизия состояла из 645-го и 682-го мотострелковых полков, 652-го гаубично-артиллерийского полка, 125-го танкового полка (танки Т-26), 251-го разведывательного батальона, 181-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона, 151-го отдельного зенитного дивизиона, 371-го отдельного саперного батальона и других подразделений.

Видимо, в состав механизированных корпусов РККА были включены и бронеавтомобильные подразделения литовских и латышских национальных армий.

В литовской армии такой техникой были 6 бронеавтомобилей Landsverk-181 шведского производства. Каждая из таких БА была вооружена 20-мм пушкой Oerlikon и двумя 7,92-мм пулеметами Maxim.

Латышская армия имела 6 БА «Sargs» собственного производства (на базе грузовика Fiat). Также в бронетанковом полку латышской армии числилось 12 тяжелых 12 грузовиков Albion английской постройки и 18 легких грузовиков Ford «Vairgos».

С апреля 1941 года в составе Прибалтийского Особого военного округа стал формироваться 5-й воздушно-десантный корпус. Он состоял из 201-й воздушно-десантной бригады имени С. М. Кирова (кадрового соединения, прибывшего из Ленинградского округа), а также 9-й и 10-й бригад, которые находились в стадии формирования и пополнялись лучшим национальным контингентом — сибиряками и уральцами. К 1 июня 1941 года корпус был полностью укомплектован личным составом и находился в оперативном резерве.

Кроме соединений ВДВ ПрибОВО располагал тремя гаубичными артполками РГК, а также двумя артиллерийскими бригадами РГК.

К началу Великой Отечественной войны Прибалтийский Особый военный округ имел в своем составе 47-й корпусной артиллерийский полк 10-го стрелкового корпуса (имел 2 дивизиона 152-мм гаубиц-пушек и дивизион 122-мм пушек) и 73-й корпусной артиллерийский полк, который кроме штатного вооружения дополнительно имел дивизион 107-мм корпусных пушек. 125-ю стрелковую дивизию 11-го стрелкового корпуса поддерживал 51-й корпусной артиллерийский полк.

К началу Великой Отечественной войны ПрибОВО помимо нескольких корпусных артполков располагал тремя гаубичными артполками РГК, а также двумя артиллерийскими противотанковыми бригадами РГК.

Формирование в ПрибОВО 9-й и 10-й артбригад было определено директивой НКО СССР от 26.04.41, согласно которой к 10.05.41 из УрВО направлялись две стрелковые дивизии — новые формирования, обращаемые на создание бригад, призванных создать «костяк противотанковой обороны на путях вторжения вражеских танков»[1].

Формирование птабр в ПрибОВО осуществлялось в предельно сжатые сроки.

В конце второй декады июня 1941 года 9 птабр была выдвинута на боевой рубеж южнее Шауляя, имея в двух артполках около 140 орудий. При этом в каждом из артполков (636-й и 670-й) три дивизиона имели 76-мм пушки, два — 85-мм пушки и один — 37-мм зенитные пушки. Все расчеты батарей, оснащенных зенитными орудиями, прошли обучение стрельбе по танкам. Кроме артполков в бригаде имелись минно-саперный батальон, автобатальон и другие подразделения. В каждом артполку помимо 6 артдивизионов имелась рота зенитных пулеметов ДШК. По штату бригаде полагалось помимо автотранспорта 180 тракторов (имелось около 40, остальные должны были поступать из народного хозяйства при мобилизации).

10 птабр к началу Великой Отечественной войны также находилась в районе своего оперативного предназначения — южнее Каунаса.

Новая линия границы СССР в Прибалтике, как и в Молдавии и Северной Буковине, определилась позже, чем на Украине и в Белоруссии, — летом 1940 года.

Оборонительные работы силами войск начались сразу же с выходом частей РККА на новую границу — оборудовались средствами полевой фортификации батальонные оборонительные районы, которых на протяжении границы в 350 км к началу Великой Отечественной войны было создано около 160. Работы производились войсковыми частями, расположенными на границе, под наблюдением начальников инженерных войск армий.

На долговременном оборонительном рубеже, окончательная рекогносцировка которого полностью завершилась в марте 1941 года, началось строительство четырех укрепрайонов: Тельшяйского, Шяуляйского, Каунасского и Алитусского.

В апреле 1941 года все саперные и строительные батальоны, предназначенные для производства работ в сооружаемых УPax и выделенные из внутренних округов, прибыли и приступили к работам.

Саперные батальоны были отмобилизованы по штатам военного времени, но «с оружием дело на первых порах обстояло неблагополучно, за исключением 10 батальонов, прибывших с Дальнего Востока, которые были вооружены полностью»[2].

Состав и группировка немецких войск (группа армий «Север» и 3 тгр группы армий «Центр»)

Согласно плану операции «Барбаросса» от 3 февраля 1941 года, задача группы армий «Север» заключалась в разгроме советских войск, размещенных в Прибалтике с целью дальнейшего продвижения на Ленинград. Для достижения этой цели генерал-фельдмаршал фон Лееб (von Leeb) распределил силы следующим образом.

На левом фланге находилась 18-я армия (командующий генерал-полковник фон Кюхлер (von Kuecher), начальник штаба — полковник Хассе (Hasse), которая располагалась в районе Тильзита, к северу от Кенигсберга. Ее задачей было выдвижение на север по направлению к Риге. В состав армии входили 4 соединения. В непосредственном армейском подчинении находилась только 291-я пехотная дивизия (командир генерал-лейтенант Курт Герцог (Kurt Herzog), базировавшаяся на севере вдоль побережья Балтийского моря, в районе Мемеля (Клайпеда), а также 185-й дивизион штурмовых орудий (командир майор Ликфельд (Lickfeld). 291-я пехотная дивизия 8-го призыва, сформированная в феврале 1940 года в 1-м военном округе (Инстербург), участвовала во французской кампании в составе группы армий «Б». На левом фланге находился 26-й армейский корпус (командир генерал артиллерии Водриг (Wodrig), начальник штаба полковник фон Реусс (von Reuss). В его состав входили 2 пехотные дивизии. 61-я дивизия (командир генерал-лейтенант Хенеке (Haenecke) являлась соединением с большим опытом ведения боевых действий, сформированным в августе 1939 года в 1-м военном округе (Кенигсберг). Она сражалась в Польше, Голландии, Бельгии и на территории Франции в составе группы армий «Б». 217 пд (командир генерал-лейтенант Бальцер (Baltzer) являлась соединением ландвера (ополчения. — Примеч. авт.) и была сформирована в 1-м военном округе (Алленштайн) в августе 1939 года. Она также принимала участие в боевых действиях в Польше, где участвовала во взятии пригорода Варшавы — района Прага, а затем во Франции. 1-й армейский корпус (командир генерал фон Бот (von Both), начальник штаба полковник фон Крис (von Kries) состоял из трех пехотных дивизий: 11-й (командир генерал-лейтенант Герберт фон Бокманн (Herbert von Boeckmann), 1-й (командир генерал-майор Филипп Клейфель (Philipp Kleefel) и 21-й (генерал-майор Отто Шпонхеймер (Otto Sponheimer). Эти 3 дивизии были сформированы в 1-м военном округе (Алленштайн, Кенигсберг и Эльбинг) в 1934 году в период формирования вермахта. Это были одни из самых опытных соединений, принимавших участие в польской и французской кампаниях. В резерв генералом фон Кюхлером были выделены части 38-го армейского корпуса (командующий генерал фон Чаппиус (von Chappius), начальник штаба полковник Сиверт (Siewert). Основу оперативного резерва составила 58-я пехотная дивизия, сформированная в августе 1939 года в 10-м военном округе (Люнебург) и укомплектованная выходцами из Нижней Саксонии. Эта дивизия не была задействована в Польше и сыграла незначительную роль во французской кампании. Она не имела достаточного боевого опыта и поэтому была выделена в резерв.

В центре находилась 4-я танковая группа под командованием генерала-полковника Эриха Гепнера (Erich Hoepner). Начальником штаба группы, которая представ ля л а собой передовую ударную группу армии, был полковник Чалс де Белью (Chales de Beaulieu). Ее задачей было продвижение в северо-западном направлении к реке Даугава с целью создания прохода для последующего продвижения войск в район Опочки. В распоряжении Гепнера было также 2 моторизированных армейских корпуса. 56-й моторизированный корпус возглавлял генерал фон Левински фон Манштейн (von Levinski von Manstein). Начальником штаба корпуса был полковник фон Элверфельд (von Elverfeld). 56-й корпус включал в себя 3-ю моторизированную дивизию (командир генерал-лейтенант Курт Ян (Kurt Jahn), 8-ю танковую дивизию (генерал-майор Эрих Брандербергер (Erich Brandenberger) и 290-ю пехотную дивизию (командир генерал-майор Теодор фон Вреде (Theodor von Wrede). 3-я моторизированная дивизия была сформирована в 3-м военном округе (Франкфурт-на-Одере) и получила статус моторизированной в октябре 1940 года.

8-я танковая дивизия также была сформирована в 3-м военном округе (Котбус) в октябре 1939 года на основе 3-й легкой дивизии (3.leichte Division). Она была укомплектована легкими танками чешского производства Pz.Kpfw.38(t) и участвовала во французской кампании, в ходе которой понесла большие потери при форсировании реки Мез (Маас). 290-я пехотная дивизия была сформирована в 10-м военном округе в феврале 1940 года и укомплектована выходцами из Северной Германии. Она принимала участие в боях во Франции в составе 9-й армии. 21-й моторизированный 18 армейский корпус (командир генерал танковых войск Рейнгардт (Reinhardt), начальник штаба полковник Реттингер (Roettinger) состоял из 2 танковых дивизий (6-й и 1-й соответственно под командованием генерал-майора Ландграфа (Landgraf) и генерал-майора Кихнера (Kichner), 36-й моторизированной пехотной дивизии (командир генерал-лейтенант Оттенбахер (Ottenbacher) и 269-й пехотной дивизии (командир генерал-майор фон Лейзер (von Leyser). 1-я и 6-я танковые дивизии имели большой боевой опыт. Первая была сформирована в 1935 году в 9-м военном округе (Веймар), вторая — в октябре 1939 года (Вуперталь) из 1-й легкой дивизии (1.leichte Division). 1-я танковая дивизия участвовала во вторжении в Судетскую область, а затем отличилась в Польше и во Франции. Так же как 6-я и 8-я танковые дивизии, она была укомплектована легкими чешскими танками. Не уступая по численности другим танковым дивизиям, она участвовала во французской кампании в составе боевой группы Гудериана. Сформированная в 12-м военном округе (Висбаден), 36-я пехотная дивизия получила статус моторизированной в ноябре 1940 года. Она не принимала участия в боевых действиях на территории Польши, но хорошо показала себя во Франции. 269-я пехотная дивизия являлась соединением 4-го призыва и была сформирована в 10-м военном округе (Дельменхорст), а укомплектована резервистами из Северной Германии. Эта дивизия не участвовала в польской кампании, сыграла незначительную роль в боях на Западе и, как следствие, не имела достаточного опыта в ведении боевых действий. 4-я танковая группа находилась в резерве моторизированной пехотной дивизии СС «Мертвая голова» (командир группенфюрер СС Теодор Эйке (Theodor Eicke). Она была официально сформирована в ноябре 1939 года и укомплектована членами отрядов СС из охраны концентрационных лагерей. Вскоре после завершения польской кампании в ее состав были введены подразделения обеспечения СС и охранных отрядов СС. Эта дивизия СС участвовала во французской кампании, в ходе которой она доказала свою боевую ценность, правда, понеся при этом тяжелые потери.

На правом фланге находилась 16-я армия (командующий генерал-полковник Эрнст Буш (Ernst Busch), начальник штаба полковник Вутманн (Wuthmann), которая должна была следовать во втором эшелоне 4-й танковой группы до Каунаса (Ковно). В ее состав входили 3 армейских корпуса: 28, 10-й и 2-й. 28-й армейский корпус (командующий генерал от инфантерии Викторин (Wiktoren), начальник штаба полковник фон Ворманн (von Vormann) состоял из 123-й и 122-й пехотных дивизий (командиры генерал-лейтенант Лихель (Lichel) и генерал-майор Зигфрид Маххольц (Siegfried Machholz). Эти соединения были сформированы во 2-м и 3-м военных округах в октябре 1940 года из частей различных дивизий и никогда не участвовали в боях. В состав 10-го армейского корпуса (командир генерал Христиан Хансен (Christian Hansen), начальник штаба полковник фон Хорн (von Horn) также входили 2 пехотные дивизии (30-я и 126-я — генерал-майор Типпельскирх (Tippeiskirch) и генерал-майор Лаукс (Laux) соответственно). Сформированная в 1936 году в 10-м военном округе (Любек), 30-я пехотная дивизия отличилась в Польше во время контрнаступления у реки Бзура. Кроме того она принимала участие во французской и бельгийской кампаниях, где и приобрела достаточный боевой опыт. Как и 2 дивизии 10-го армейского корпуса, 126-я пехотная дивизия была сформирована в 6-м военном округе и никогда не сражалась как целостное соединение. Наконец, 2-й армейский корпус (генерал Граф фон Брокдорф-Алефельд (Graf von Brockdorf-Ahlefeld), начальник штаба полковник Кох (Koch), в состав которого входили 4 пехотных дивизии: 32, 12, 121-я и 253-я. 32-я пехотная дивизия (генерал-майор Бонштедт (Bohnstedt), благодаря своей эмблеме с изображением льва была известна как «львиная дивизия». Она была сформирована во втором военном округе (Кезлин) в 1936 году. Это было высоко подготовленное соединение, известное своей боеспособностью и участвовавшее в боевых действиях в Польше и во Франции. 12-я пехотная дивизия также являлась очень опытным соединением. Сформированная во 2-м военном округе (Шверин), она успешно сражалась в Польше, а затем во Франции. 121-я и 253-я (командиры генерал-майор Лансель (Lancelle) и генерал-лейтенант Отто Шеллерт (Otto Schellert) были сформированы в 10-м и 6-м военных округах в октябре 1940 и августе 1939 года соответственно, но только 253-я пехотная дивизия участвовала в боевых действиях на территории Франции.

Бронетанковые соединения вермахта в полосе боевых действий Прибалтийского Особого военного округа (на 22 июня 1941 года)

Наименование соединения Тип танков и штурмовых орудий Pz.Kpfw.I Pz.Kpfw.II Pz.Kpfw.III Pz. Kpfw.IV Pz.Kpfw.35(t) Pz.Kpfw.38(t) StuG III Pz.Kpfw.B2 Командирские танки Группа армий «Север» 1-я танковая дивизия — 43 71 20 — — — — 11 6-я танковая дивизия — 47 — 30 155 — — — 13 8-я танковая дивизия — 49 — — — 118 — — 15 184-й дивизион штурмовых орудий — — — — — — 18 — — 185-й дивизион штурмовых орудий — — — — — — 18 — — 102-й батальон огнеметных танков — — — — — — — 30 — 3-я танковая группа армий «Центр» 7-я танковая дивизия — 53 — 30 — 167 — — 8 20-я танковая дивизия* 44 — — 31 — 121 — — 2 12-я танковая дивизия 40 33 — 30 — 109 — — 8 19-я танковая дивизия 42 35 — 30 — 110 — — 11

* 20-й танковой дивизии был оперативно подчинен 643-й танкоистребительный дивизион в составе 18 47-мм самоходных орудий, а в 6-ю и 1-ю танковую дивизию дополнительно входили танкоистребительные дивизионы, оснащенные соответственно 47-мм САУ Panzerjaeger I — 4,7-мм Pak(t) auf Pz.Kpfw35R(f).

На правом фланге группы армий «Север» действовал 184-й дивизион штурмовых орудий. С 23 июня по 27 июля 1941 года в составе группы армий «Север» находился 102-й батальон огнеметных танков двухротного состава (по 12 огнеметных (F) и 3 обычных Pz.Kpfw.В2 в каждой роте).

Резервом группы армий «Север» был 23-й армейский корпус (командир генерал Шуберт (Schubert), начальник штаба полковник фон Маусхейхейм (von Mauchenheim). В состав корпуса входили 206-я пехотная дивизия (командир генерал-лейтенант Кольф (Kolf), 251-я пехотная дивизия (командир генерал-лейтенант Кратцерт (Kratzert) и 254-я пехотная дивизия (командир генерал-лейтенант Бехшнитт (Behschnitt). Речь идет о дивизиях 4-го эшелона, сформированных в 1, 9-м и 6-м военных округах в 1939 году и укомплектованных резервистами и подразделениями ландвера. Они были задействованы на Западном фронте в 1940-м, но не сыграли там значительной роли. Рядом с этим корпусом генерал-фельдмаршал фон Лееб (von Leeb) расположил 2 охранные дивизии и штаб дивизии охраны, объединенные в 101-ю группу охраны под командованием генерал-лейтенанта Франца фон Рокуса (Franz von Roques). Имеются в виду 107-я и 181-я охранные дивизии и штаб 285-й охранной дивизии под командованием соответственно генерал-лейтенантов фон Тидемана (von Tiedeman), Байера (Bayer), Эдлера Герра (Edler Herr) и фон Плотхо (von Plotho). 207-я охранная дивизия была сформирована во 2-м военном округе на основе 207-й пехотной дивизии, принимавшей участие в польской кампании. 281-я охранная дивизия была сформирована во 2-м военном округе в марте 1941 года. Задачей дивизий охраны было обеспечение охраны и контроля железнодорожных и автомобильных дорог и занятых территорий. В зоне действий группы армий «Север» на них возлагалась задача по уничтожению многочисленных партизанских отрядов.

Кроме частей группы армий «Север» в зоне ответственности войск Прибалтийского особого военного округа на территории Литвы и Западной Белоруссии должны были действовать войска группы армий «Центр». Это были соединения 3-й танковой группы, состоящей из 6-го армейского корпуса (26-я и 6-я пехотные дивизии), 5-го армейского корпуса (5-я и 35-я пехотные дивизии), 8-го армейского корпуса (8, 28, 161-я пехотные дивизии), 20-го армейского корпуса (126-я и 256-я пехотные дивизии), а также двух моторизированных корпусов: 39-го (7, 20-я танковые дивизии; 14, 20-я мотопехотные дивизии) и 57-го (18-я мотопехотная дивизия; 12-я и 19-я танковые дивизии). Основу 9-й общевойсковой армии вермахта составлял 42-й армейский корпус: 87, 102, 129-я пехотные дивизии, которые находились в первом эшелоне наступающих германских частей. 403-я охранная дивизия и 900-я бригада прикрывали тылы 9-й армии вермахта[3].

Ход боевых действий (22 июня — 9 июля 1941 года)

Соотношение сил в полосе действий Северо-Западного фронта на 22 июня 1941 года

Силы и средства Северо-Западный фронт* Группа армий «Север» и 3 тгр Соотношение Личный состав, тыс. чел. 379,5 655 1:1,7 Орудия и минометы (без 50-мм), шт. 4938 7673 1:1,6 Танки**, шт. 1274 1389 1:1,1 Боевые самолеты**, ед. 1078 1070 1:1

* Без сил Балтийского флота.

** Учтены только исправные.

Образованный с началом войны Северо-Западный фронт под командованием генерал-полковника Ф. И. Кузнецова был значительно слабее фронтов, действовавших в Белоруссии и на Украине, так как имел всего лишь 3 армии и 2 механизированных корпуса. Между тем противник сосредоточил на этом направлении крупные силы. В первом ударе против Северо-Западного фронта приняла участие не только группа армий «Север» под командованием фельдмаршала В. Лееба, но и 3-я танковая группа из соседней группы армий «Центр», то есть войскам Кузнецова противостояли две немецкие танковые группы из четырех.

Противник превосходил фронт по числу людей, артиллерии и танков. Главный удар 3-й танковой группы генерал-фельдмаршала Гота пришелся по 128-й и 23-й (двум батальонам) стрелковым дивизиям, прикрывавшим границу на вильнюсском направлении. Наступавшие здесь 4 пехотные и 3 танковые дивизии превосходили советские войска в 8 раз, а действовавшая на шяуляйском направлении 4-я танковая группа генерала Гепнера — в 5 раз. Генерал-фельдмаршал Лееб имел задачу быстро овладеть Прибалтикой, а затем захватить Ленинград с базами Балтийского флота.

Уже в первый день войны оборона Северо-Западного фронта была расколота. Танковые клинья пробили в ней основательные бреши. На левом крыле фронта соединения 3-й танковой группы смяли так и не успевшие развернуться части 128-й и 184-й стрелковых дивизий 11-й армии генерала В. И. Морозова.

Севернее, в полосе 8-й армии генерала Собенникова, 4-я танковая группа и 18-я армия вермахта также имели успех. В журнале боевых действии группы армии «Север» отмечалось, что сопротивление на границе было очень незначительным, противник был застигнут врасплох, а потому все пограничные мосты оказались в полной сохранности[4].

Из-за систематического нарушения связи командующие фронтом и армиями не сумели организовать управление войсками. Войска несли большие потери, но остановить продвижение танковых групп не могли. В полосе 11-й армии 3-я танковая группа, преодолевая разрозненное сопротивление стрелковых соединений, устремилась к мостам через Неман. И хотя здесь дежурили специально выделенные команды подрывников, они вовремя не сориентировались в обстановке, ибо из-за отсутствия связи приказ о взрыве мостов в нужный момент не поступил.

В итоге вместе с отходившими частями армии по мостам, где царили полная неразбериха и хаос, проскочили и вражеские танки. «Для 3-й танковой группы, — писал ее командующий генерал Гот, — явилось большой неожиданностью, что все три моста через Неман, овладение которыми входило в задачу группы, были захвачены неповрежденными»[5].

Переправившись через Неман, танки Гота устремились к Вильнюсу, но натолкнулись на отчаянное сопротивление. «Вечером 22 июня, — доносил генерал Гот в штаб группы армий „Центр“, — 7-я танковая дивизия имела крупнейшую танковую битву за период этой войны восточное Олита (Алитус. — Примеч. авт.) против 5-й танковой дивизии РККА. Уничтожено 70 танков и 20 самолетов (на аэродромах) противника. Мы потеряли 11 танков»[6].

К исходу дня соединения 11-й армии оказались расчлененными на части. Между Северо-Западным и Западным фронтами образовалась большая брешь, закрыть которую оказалось нечем.

Верно определив направление ударов противника на Шяуляй и Вильнюс, командование Северо-Западного фронта результаты действий своих войск сильно преувеличило. Так, подводя итоги первого дня войны, начальник штаба фронта генерал П. С. Кленов докладывал в Генеральный штаб, что враг сдерживается на всех направлениях, хотя в действительности войска фронта под натиском превосходивших сил отходили, а на отдельных направлениях бежали на восток. За первый день германские соединения вклинились на глубину до 60 км. «Не было никаких признаков целеустремленного и планового руководства войсками противника в целом, — указывалось в отчетных документах танковой группы Гота. — Непосредственное управление войсками отличалось малоподвижностью, схематичностью. Отсутствовали быстрая реакция и быстрое принятие решений в связи с меняющейся боевой обстановкой. Ни один советский начальник не принимал самостоятельного решения уничтожать переправы и мосты»[7].

65-летний генерал-фельдмаршал фон Лееб, начавший службу в германской армии еще в 1895 году, был вполне доволен развитием событий: танковым группам удалось быстро преодолеть Неман, Дубису и Юру, открывалась перспектива скорого выхода к Западной Двине. Запись в журнале боевых действий группы, отражавшая итоги за 22 июня и ее дальнейшие планы, гласила: «Группа армий наступает в прежнем порядке, имея своей целью завязать с противником сражение еще до подхода к Западной Двине и уничтожить его»[8]. Сухая и теплая погода вполне способствовала выполнению такого замысла.

В то время как глубокое вклинение противника требовало ответных энергичных мер, и командование фронта, и командование армий проявили явную пассивность. Генерал-полковник Ф. И. Кузнецов, которому в ту пору шел 43-й год, имел за плечами военную академию, потом свыше десяти лет он занимался подготовкой офицерских кадров и лишь за три года до войны был назначен на командную должность, сначала в качестве заместителя 28 командующего округом, затем начальника Академии Генерального штаба и, наконец, командующего войсками округа.

Вечером 22 июня генерал Кузнецов получил директиву наркома № 3, в которой фронту приказывалось: «Прочно удерживая побережье Балтийского моря, нанести мощный контрудар из района Каунаса во фланг и тыл сувалковской группировки противника, уничтожить ее во взаимодействии с Западным фронтом и к исходу 24 июня овладеть районом Сувалки»[9]. Однако составители директивы совершенно не учитывали ни реальное состояние войск, ни их возможности. В то время как стрелковые соединения отходили под натиском врага, дивизии 12-го мехкорпуса, розданные генералом Собенниковым стрелковым корпусам, были рассредоточены на 90-километровом участке. 5-я танковая дивизия 3-го мехкорпуса, потерпев поражение, в беспорядке отходила. Вскоре ее остатки (3 танка, 12 бронеавтомобилей и 40 грузовых автомашин) оказались в полосе соседнего Западного фронта. В целом реальных сил для нанесения удара 23 июня Северо-Западный фронт не имел.

Однако еще до получения директивы, в 10 часов утра, генерал Кузнецов отдал приказ армиям и механизированным корпусам о нанесении контрудара по тильзитской группировке врага. Поэтому войска выполняли его приказ, а командующий решил не менять задач, по существу не выполнив требований директивы № 3.

Шести дивизиям предстояло атаковать танковую группу Гепнера и восстановить положение по границе.

Против 123 тысяч солдат и офицеров, 1800 орудий и минометов, более 600 танков противника Кузнецов планировал выставить около 56 тысяч человек, 980 орудий и минометов, 950 танков (в основном легких). Несмотря на полуторное превосходство в танках, силы советской группировки были явно недостаточными, особенно в условиях безраздельного господства вражеской авиации.

Из 12-го механизированного корпуса генерала Н. М. Шестопалова только 28-я танковая дивизия полковника И. Д. Черняховского к 10 часам 23 июня сумела занять исходное положение. Остальные соединения, будучи связаны боями, — только к вечеру. Дивизии 3-го механизированного корпуса генерала A. B. Куркина противник опередил в выходе в исходный район. Командованию фронта пришлось назначать новый район, куда соединения выдвинулись лишь в середине дня и с ходу перешли в наступление. Спустя 3 часа нанесла удар 28-я танковая дивизия 12-го мехкорпуса. Иначе говоря, одновременного удара не получилось: после длительного марша соединения вступали в бой с ходу, чаще всего разрозненными группами. Артиллерия при остром недостатке боеприпасов надежной поддержки танкам не оказала. Задача осталась невыполненной. Дивизии, потеряв значительную часть танков, в ночь на 24 июня вышли из боя. Больше всех пострадала 48-я стрелковая дивизия: она лишилась штаба и 70 % личного состава. Командир ее генерал П. В. Богданов попал в плен. Согласившись сотрудничать с немцами, он был назначен начальником контрразведки 1-й русской национальной бригады. После перехода бригады на сторону партизан Богданов был арестован и передан советским властям, казнен как предатель в 1950 году. По другим данным, на немецкую сторону перешел М. В. Богданов — начальник артиллерии 8-го стрелкового корпуса РККА, имевший звание комбрига и попавший в плен 10 августа 1941 года, а генерал-майор П. В. Богданов пропал без вести.

На рассвете 24 июня бои разгорелись с новой силой. С обеих сторон в них участвовало свыше 1 тысячи танков, около 2700 орудий и минометов, более 175 тысяч солдат и офицеров. Командование 4-й танковой группы в 18 часов сообщило в штаб группы армий «Север», что атаки тяжелых танков и пехоты противника вынудили правый фланг 41-го моторизованного корпуса перейти к обороне.

Части полковника Черняховского, вклинившиеся в боевые порядки врага на 5 км, уничтожили 14 танков, 20 орудий и до батальона пехоты. Заместитель командира 55-го танкового полка майор Б. П. Попов огнем только одного своего танка уничтожил 4 противотанковые пушки и несколько десятков немецких солдат. Даже когда его машина загорелась, отважный танкист не покинул поле боя. Указом Президиума Верховного Совета Союза СССР от 25 июля 1941 года Попову посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза — одному из первых на Северо-Западном фронте.

Воины 9-й артиллерийской противотанковой бригады под командованием полковника П. И. Полянского 24 июня подбили 30 танков. Однако боеприпасы кончились, и бригаде вместе с 202-й моторизованной дивизией пришлось отойти.

Попытка возобновить контрудар на следующий день свелась к поспешным, плохо согласованным действиям, к тому же на широком фронте, при низкой организации управления. Вместо того чтобы наносить сосредоточенные удары, командиры корпусов получили приказ действовать «небольшими колоннами с целью рассредоточить авиацию противника». Танковые соединения понесли огромные потери: в обеих дивизиях 12-го мехкорпуса осталось всего 35 танков.

Если в результате контрудара удалось на какое-то время задержать продвижение 41-го моторизованного корпуса генерала Рейнгардта на шяуляйском направлении, то 56-й корпус Манштейна, обойдя контратаковавшие соединения с юга, получил возможность осуществить стремительный бросок на Даугавпилс.

За три дня боев Северо-Западный фронт потерял 921 самолет, то есть почти всю свою авиацию, огромны были потери в артиллерии, но особенно в танках. Войска беспорядочно отходили. Вместе с ними устремились на восток почти 60 тысяч строительных рабочих, которые еще совсем недавно возводили укрепленные районы у границы. Дороги были забиты толпами беженцев из приграничной полосы. Немецкие авиадесанты и диверсионные группы сеяли панику в тылу, выводили из строя проводные средства связи. Все это еще больше усугубляло неразбериху.

Трагическим было положение 11-й армии: она оказалась зажатой в клещи между 3-й и 4-й танковыми группами. Основным силам 8-й армии повезло больше: они остались в стороне от бронированного кулака врага и относительно организованно отходили на север. Никакого взаимодействия между армиями не существовало. Почти полностью прекратился подвоз боеприпасов и горючего. Обстановка требовала решительных мер по ликвидации прорыва противника. Однако, не имея резервов и потеряв управление, командование фронта предотвратить отступление и восстановить положение не могло.

К вечеру 24 июня немцы захватили Каунас и Вильнюс. Германские генералы пришли в восторг от собственных успехов, а Гальдер сделал многозначительную запись в своем дневнике: «Наши войска заняли Вильнюс, Каунас и Кейданы (Историческая справка: Наполеон занял Вильнюс и Каунас тоже 24 июня)»[10].

Главнокомандующий сухопутными силами вермахта генерал-фельдмаршал фон Браухич приказал повернуть 3-ю танковую группу Гота на юго-восток, в сторону Минска, как это было предусмотрено планом «Барбаросса», поэтому с 25 июня она действовала уже против Западного фронта. Используя разрыв между 8-й и 11-й армиями, 56-й моторизованный корпус 4-й танковой группы устремился к Западной Двине, перерезая тыловые коммуникации 11-й армии.

Военный совет Северо-Западного фронта счел целесообразным отвести соединения 8-й и 11-й армий на рубеж по рекам Вента, Шушва, Вилия. Однако в ночь на 25 июня он принял новое решение: нанести контрудар 16-м стрелковым корпусом генерала М. М. Иванова, чтобы вернуть Каунас, хотя логика событий требовала отвода частей за реку Вилия. Первоначально корпус генерала Иванова имел частный успех, но задачу он выполнить не смог, и дивизии отошли в исходное положение.

В целом основную задачу — задержать агрессора в приграничной полосе — войска фронта не выполнили. Не удались и попытки ликвидировать глубокие прорывы немецких танков на важнейших направлениях. Войска Северо-Западного фронта не смогли удержаться на промежуточных рубежах и откатывались все дальше на северо-восток.

И без того тяжелое положение войск усугубили действия националистов. Удар в спину готовился в глубоком подполье еще до войны. Об этом, в частности, свидетельствуют документы немецкого 800-го полка «Бранденбург», подчиненного абверу и предназначенного для диверсионных действий. В них говорится, что в Литве «организованы активисты на территории противника. Это бывшие граждане прибалтийских стран, обученные специально для подрывных акций, саботажа и для охраны объектов. По данным руководителей, в настоящее время в каждом литовском населенном пункте существует такая группа. В Латвии и Эстонии такое же положение»[11].

При общем отходе войск Северо-Западного фронта упорное сопротивление враг встретил у стен Лиепаи. Немецкое командование планировало захватить этот город не позднее второго дня войны. Против немногочисленного гарнизона, состоявшего из частей 67-й стрелковой дивизии генерала H. A. Дедаева и военно-морской базы капитана 1-го ранга М. С. Клевенского, действовала 291-я пехотная дивизия при поддержке танков, артиллерии и морской пехоты. Лишь 24 июня немцы блокировали город с суши и моря. «В Лиепае, — отмечал немецкий историк П. Карелл, — солдат Красной армии впервые показал, на что он способен, когда опирается на подготовленные позиции, действует под командованием хладнокровных и энергичных командиров»[12]. Вместе с войсками сражались жители Лиепаи, руководимые штабом обороны. Только по приказу командования Северо-Западного фронта в ночь на 27 и 28 июня защитники оставили Лиепаю и начали пробиваться на восток.

25 июня Северо-Западный фронт получил задачу отвести войска и организовать оборону по Западной Двине, куда из резерва Ставки выдвигался 21-й механизированный корпус генерала Д. Д. Лелюшенко. При отходе войска попали в тяжелое положение: после неудачного контрудара управление 3-го механизированного корпуса во главе с генералом A. B. Куркиным и 2-я танковая дивизия, оставшаяся без горючего, оказались в окружении. Лишь немногим удалось прорваться к своим. По данным противника, здесь было захвачено и уничтожено свыше 200 танков, более 150 орудий, а также несколько сот грузовых и легковых автомашин. От 3-го механизированного корпуса осталась лишь одна 84-я моторизованная дивизия, а 12-й мехкорпус из 750 танков потерял 600.

В трудном положении оказалась 11-я армия. Отходу за реку Вилия помешала авиация противника, разрушавшая переправы. Враг угрожал окружением, а переброска войск на другой берег продвигалась очень медленно. Генерал Морозов буквально умолял командующего фронтом о помощи. Так и не получив ее, он гневно упрекал Кузнецова в бездействии, хотя в обычных обстоятельствах отличался выдержкой и дисциплинированностью. Поэтому в штабе фронта посчитали, что Морозов попал в плен и «работает под диктовку врага». Генерал Кузнецов приказал прекратить радиосвязь с 11-й армией именно в тот момент, когда она больше всего в ней нуждалась. А наркому обороны командующий фронтом докладывал 26 июня: «11 армия — штаб и Военный совет армии, по ряду данных, пленен или погиб. Немцы захватили шифродокумент, 5, 33, 188, 128-я стрелковые дивизии неизвестно в каком состоянии и где находятся. Много отставших и убежавших, задерживаемых (на) направлении Двинск (Даугавпилс. — Примеч. авт.). Много брошено оружия. 11-я армия не является организованным боеспособным соединением. На вильнюсском направлении необходимо развертывание новой армейской группировки немедленно». Сам Военный совет фронта принял решение выдвинуть туда из Риги управление 27-й армии во главе с генералом Н. Э. Берзариным.

Морозов задумал отходить на северо-восток, но только 27 июня выяснилось, что противник, захвативший накануне Даугавпилс, перерезал и этот путь. Свободным оставалось лишь восточное направление, через леса и болота на Полоцк, куда, в полосу соседнего Западного фронта, 30 июня и вышли остатки армии. Вечером того же дня начальник Генерального штаба Жуков сообщил командующему Северо-Западным фронтом о местонахождении 11-й армии, оставшейся без горючего, боеприпасов, продовольствия, а главное — в полном неведении, что ей делать дальше. К этому времени она потеряла почти всю технику и около 60 % личного состава, имевшегося к началу войны.

Войска генерал-фельдмаршала фон Лееба быстро продвигались в глубь территории Прибалтики. Организованное сопротивление им оказывала лишь армия генерала Собенникова. В приказе от 28 июня командование 1-го немецкого армейского корпуса отмечало, что 8-я армия красных сильными арьергардами сражалась храбро и стойко. В то же время полоса обороны 11-й армии осталась неприкрытой, чем тут же не замедлил воспользоваться Манштейн, направив по кратчайшему пути к Западной Двине свой 56-й моторизованный корпус.

Чтобы стабилизировать обстановку, войскам Северо-Западного фронта было очень важно закрепиться на рубеже Западной Двины. К сожалению, 21-й механизированный корпус, которому предстояло здесь обороняться, к реке еще не вышел. Не сумели своевременно занять оборону и соединения 27-й армии. А основной целью группы армий «Север» на этот момент являлся именно прорыв к Западной Двине с направлением главного удара на Даугавпилс и севернее.

Утром 26 июня 8-я танковая дивизия вермахта подошла к Даугавпилсу. В составе передового отряда действовало переодетое в форму Красной армии подразделение 800-го полка «Бранденбург». Приблизившись вплотную к ничего не подозревавшей команде подрывников, охранявших переправу через Западную Двину, диверсанты обезоружили саперов и захватили мост. Дивизия устремилась в город, создав очень важный для развития наступления на Ленинград плацдарм. Помощник командующего Северо-Западным фронтом генерал С. Д. Акимов получил приказ возглавить войска, действовавшие в районе Даугавпилса, и освободить город. Однако наспех организованная атака успеха не принесла. Акимов докладывал Военному совету фронта: «Наступление захлебнулось… Основные причины нашего неуспеха — полное отсутствие с нашей стороны танков и очень малое количество артиллерии — всего 6 орудий»[13].

Во второй половине следующего дня в район Даугавпилса прибыл корпус генерала Лелюшенко. Из имевшихся у него совсем недавно 107 машин и 129 орудий осталось всего 28 танков. Утром 27 июня корпус атаковал противника. К вечеру немцы, подтянув свежие силы, вынудили соединения Лелюшенко отойти, но и сами оказались основательно потрепанными. «…Цель — Ленинград — отодвигалась от нас в далекое будущее, — вспоминал Манштейн, — а корпус должен был выжидать у Двинска (Даугавпилс)»[14].

Штаб 27-й армии Берзарина только вечером 28 июня вышел в район Резекне, где принял под свое управление 5-й воздушно-десантный и 21-й механизированный корпуса.

21-й механизированный корпус, который нанес под Двинском немцам мощный удар, формировался с весны 1941 года в районе Идрица — Опочка с плановым сроком укомплектования новой техникой в середине 1942 года.

21-й мехкорпус состоял из 42-й и 46-й танковых дивизий, которые были укомплектованы отборным личным составом из 1-й Московской Пролетарской стрелковой дивизии и расформированной в 1941 году Особой кавалерийской бригады, 185-й стрелковой дивизии МВО.

К 22 июня 1941 года учебно-боевой парк корпуса имел в своем составе 98 танков типа Т-26, БТ-7, Т-37/38. 24 июня 1941 года в состав корпуса влилось 2 батальона БТ-7 из академии (ВАММ) РККА (107 танков: 105 БТ-7 и 2 Т-34). С этой техникой 21-й механизированный корпус и выдвинулся на фронт.

Кроме того, корпус имел 2 дивизиона 37-мм зенитных автоматических пушек, мотоциклетный батальон. Полки дивизии 16 июня 1941 года кроме имеющейся матчасти в собственных артиллерийских полках дополнительно получили 95 противотанковых орудий калибра 76,2-мм Ф-22УСВ.

Юго-восточнее Риги, в ночь на 29, передовой отряд 41-го моторизованного корпуса генерала Рейнгардта с ходу форсировал Западную Двину у Екабпилса. А на следующий день передовые части 1-го и 26-го армейских корпусов 18-й немецкой армии ворвались в Ригу и захватили мосты через реку. Однако решительной контратакой 10-го стрелкового корпуса генерала И. И. Фадеева противник был выбит, что обеспечило планомерный отход 8-й армии через город. В боях за Ригу наилучшим образом проявила себя 22-я мотострелковая дивизия НКВД, оперативно подчиненная 10-му стрелковому корпусу РККА. Эта дивизия стала формироваться с началом войны и согласно мобплану в нее включались 1, 3-й и 5-й мотострелковые полки. Но, так как 1-й и 3-й полки уже вели боевые действия на территории Литвы, в состав 22-й мотострелковой дивизии НКВД были включены 83-й железнодорожный полк, 5-й мотострелковый полк и 155-й конвойный батальон НКВД, а также Красногвардейский полк из рижских рабочих батальонов. Таким образом, 22-я мотострелковая дивизия НКВД фактически состояла из трех полков и отдельного батальона.

В состав каждого мотострелкового полка НКВД была включена танковая рота (17 БТ-7), а также бронепоезд железнодорожных сил НКВД.

В 7.40 29 июня немецкие танки прорвались к мосту через Западную Двину, а 5 танков прорвались на правый берег. Там их контратаковали танки 5-го мотострелкового полка НКВД.

В результате боя противник потерял 2 танка, а 3 танка отошли на левый берег реки. В бою был подбит один БТ-7 из состава 5-го мотострелкового полка.

В 12.00 пехота 185-го полка вермахта прорвалась в город через Рижский мост.

Для уничтожения неприятеля был выброшен отряд из трех танков БТ-7 5 мсп НКВД, рота рабочей гвардии и до роты 83-го железнодорожного полка НКВД. Они действовали методами уличной борьбы. 4 танка противника и свыше взвода пехоты были уничтожены, остальные отошли на исходные позиции. Было взято в плен 4 немецких солдата. Это были первые пленные на Северо-Западном фронте.

Однако город удержать уже было невозможно. 1 июля немецкие войска вновь овладели Ригой. Еще 29 июня Ставка приказала командующему Северо-Западным фронтом, одновременно с организацией обороны по Западной Двине, подготовить и занять рубеж по реке Великой, опираясь при этом на имевшиеся там укрепленные районы в Пскове и Острове. Из резерва Ставки и Северного фронта туда выдвигались 41-й стрелковый и 1-й механизированный корпуса, а также 234-я стрелковая дивизия. 1-й механизированный корпус, переданный из состава Северного фронта 30 июня 1941 года, двигался в район Псков — Остров ускоренным маршем. Так как 1-я Краснознаменная танковая дивизия корпуса была оставлена в составе Северного фронта (за исключением 10 БТ-7 1-го танкового полка 1-й танковой дивизии, 27 июня 1941 года согласно распоряжению командующего фронтом отправленных в состав 8-й армии в Эстонию), в район Псков — Остров выдвигались управление корпуса, 3-я танковая дивизия, 163-я моторизованная дивизия и части корпусного подчинения. Впереди основной группы двигалось около 20 бронеавтомобилей БА-10 и БА-20.

3-я танковая дивизия, на 22 июня 1941 года имевшая в своем составе 40 Т-28, 70 Т-26, 227 БТ-7 и 95 бронемашин, в результате неразберихи и постоянных маршей, по причине технических неисправностей «потеряла» много единиц боевой техники. Вместе с танками 163-й моторизованной дивизии (на 22 июня — 229 Т-26, 25 БТ-5) вся мощь 1-го механизированного корпуса к 29 июня 1941 года составляла 26 Т-28, 225 БТ, 171 Т-26 и 46 огнеметных (химических) танков ОТ-26/ОТ-130.

30 июня корпус вошел в состав Северо-Западного фронта, и на следующий день 163-я моторизованная дивизия была передана 27-й армии.

Неправильно поняв задачу фронта, генерал Кузнецов 30 июня приказал войскам, оборонявшимся вдоль Западной Двины, отходить в Псковский, Островский и Себежский укрепленные районы, и они немедленно приступили к выполнению приказа. Генеральному штабу об этом стало известно лишь вечером. Жуков срочно направил Кузнецову телеграмму: «Вами приказ Ставки не понят. Сложившаяся обстановка требует в течение ближайших 3–4 дней задержать противника на рубеже реки Западная Двина. Примите все меры, чтобы не допустить распространения противника на северном берегу»[15]. Командование фронта, отменив свои предыдущие распоряжения, потребовало от войск с утра 2 июля восстановить оборону по Западной Двине.

Во фронте в это время насчитывалось всего 150 танков и 154 самолета. К тому же быстрая и неожиданная смена решений, причем без учета времени, привела к тому, что войска оказались не готовыми ни к отходу, ни к обороне. Воспользовавшись этим, противник с утра 2 июля нанес удар в стык между 8-й и 27-й армиями и прорвался в направлении Острова и Пскова. За неумелое управление войсками Кузнецов был снят с занимаемой должности; такая же участь постигла члена Военного совета П. А. Диброва и начальника штаба П. С. Кленова. С 4 июля в командование фронтом вступил командующий 8-й армией генерал Собенников. Членом Военного совета был назначен корпусной комиссар В. Н. Богаткин, а начальником штаба стал генерал Н. Ф. Ватутин — заместитель начальника Генерального штаба, находившийся на фронте с 22 июня 1941 года.

Угроза прорыва противника в районе Острова и Пскова и далее на Ленинград заставила командование Северного фронта создать Лужскую оперативную группу во главе с генералом К. П. Пядышевым, чтобы прикрыть юго-западные подступы к городу на Неве. 7 июля 1941 года из состава 10-го механизированного корпуса Северного фронта прибыла колесная группа 24-й танковой дивизии под руководством командира соединения полковника М. И. Чеснокова в составе: 18 БА-10, 1 БА-20 и 6 ФАИ. Это было первое бронетанковое подразделение, вошедшее в Лужскую оперативную группу.

К исходу 3 июля противник захватил Гулбене в тылу 8-й армии, лишив ее возможности отходить к реке Великая. Армия, в командование которой только что вступил генерал Ф. С. Иванов, была вынуждена отходить на север, в Эстонию. Между 8-й и 27-й армиями образовался разрыв, куда и устремились соединения танковой группы врага. Утром следующего дня 1-я танковая дивизия вермахта достигла южной окраины Острова и с ходу форсировала реку Великая. Попытки отбросить ее не увенчались успехом. 5 июня части 1-го механизированного корпуса после тяжелого боя заняли город Остров, но к вечеру были вынуждены оставить его. 6 июля немцы полностью захватили Остров и устремились на север, к Пскову. Спустя два дня передовые части германской танковой группы подошли к древнему русскому городу. Все мосты в Пскове были взорваны.

Только к вечеру следующего дня немцы ворвались в город. Командование 4-й танковой группы, отмечая отсутствие у советских войск «плановой обороны» под Псковом, одновременно было вынуждено признать их «отчаянное сопротивление» и «самопожертвование передовых частей», обеспечивавших отход главных сил. Тем не менее к 10 июля создалась реальная угроза прорыва немцев к Ленинграду.

Чтобы использовать успех на псковском направлении, противник повернул часть сил 18-й армии на восток, в направлении Острова. На север наступало лишь 2 армейских корпуса. В результате натиск на 8-ю армию ослаб, что позволило ей 10 июля остановить врага на рубеже Пярну, Тарту.

В целом же первая оборонительная операция Северо-Западного фронта закончилась неудачей. За 3 недели боевых действий его войска отступили в глубину до 450 км, оставив почти всю Прибалтику. Фронт потерял свыше 90 тысяч человек, более 1 тысячи танков, 4 тысячи орудий и минометов и более 1 тысячи самолетов. Его командованию не удалось создать оборону, способную отразить удар агрессора. Войска не сумели закрепиться даже на таких выгодных для обороны преградах, как реки: Неман, Западная Двина, Великая. Непрерывный отход деморализующе воздействовал на личный состав. Появилась боязнь окружения. Некоторые части оставляли позиции и отходили даже в том случае, когда противник наступал равными или даже меньшими силами. Уже 4 июля политуправление Северо-Западного фронта в своем донесении признало соединения 22-го стрелкового корпуса «не являющимися в полной мере боеспособными»[16]. По причине низкой боеспособности частей командованию 24-го стрелкового корпуса пришлось уже 7 июля убрать всех без исключения офицеров и 1445 человек рядового состава, главным образом латышской национальности. Это объяснялось тем, что 22, 24-й и 29-й стрелковые корпуса были укомплектованы в основном личным составом эстонской, латышской и литовской национальности.

Серьезные трудности создавали перебои в снабжении боеприпасами и горючим. Но главную опасность для советских войск представляли самолеты и танки противника. Недостаток эффективных средств борьбы с ними вызывал зачастую самолето- и танкобоязнь. В пехоте решили создавать группы истребителей танков, вооружая их гранатами и бутылками с горючей смесью или бензином. При ударе о танк бутылка загоралась от прикрепленной к ней и подожженной еще перед броском пакли. На Северо-Западном фронте была разработана специальная инструкция, подписанная 5 июля Ватутиным, утвержденная Собенниковым и Богаткиным. Один из ее пунктов рекомендовал: «Израсходовав гранаты и бутылки с горючей смесью, бойцы-истребители заготавливают грязь-глину, которой забрасывают смотровые щели»[17]. Однако «грязь-глина» остановить танки противника никак не могла.

Национальные формирования ПрибОВО (июнь — сентябрь 1941 года)

29-й литовский стрелковый корпус начал формироваться в июне 1940 года на базе национальной армии Литвы, после того, как литовское государство добровольно вступило в состав СССР. Корпус состоял из 179-й и 184-й стрелковых дивизий и частей корпусного подчинения: 615-го корпусного артиллерийского полка, кавполка, саперного батальона, батальона связи и 29-й авиаэскадрильи.

С 3 марта 1941 года корпусом командовал генерал-майор А. Г. Самохин.

Реорганизацию дивизий проводили согласно советским штатам. В 179-й стрелковой дивизии было 3 стрелковых полка (215, 234, 259 сп) и 618-й легкий артиллерийский полк. В 184-й стрелковой дивизии был подобный состав: 262, 264, 297-й стрелковые полки и легкий артиллерийский полк. Скорее всего, до штатной структуры стрелковой дивизии (от 5 апреля 1941 года) части литовского стрелкового корпуса доведены не были.

Основным вооружением пехотинцев 29-го стрелкового корпуса РККА была винтовка Mauzer различных модификаций (немецкая Mauzer 98-II, бельгийская Mauzer 24/30, чехословацкая Mauzer 24, литовская копия бельгийской винтовки — Mauzer L) и пулеметы: немецкий тяжелый 7,92-мм Maxim образца 1908 года и легкий чешский 7,92-мм ZB 26. Также в незначительных количествах в войсках имелся 7,92-мм легкий пулемет датского производства Madsen образца 1923 года. В литовской армии каждый пехотный батальон имел в своем составе 2 противопехотных и 4 зенитных орудия. Функции борьбы с наземными и воздушными целями выполняли 20-мм автоматические швейцарские Oerlikon BW, которых было закуплено 150 штук. Также в составе корпуса имелись 81,4-мм минометы Stokes-Brandt шведского производства и 20-мм немецкие зенитные орудия Flak 28. В 1939 году Литве досталось несколько десятков трофейных польских противотанковых пушек Bofors образца 1936 года калибра 37 мм, которые также поступили на вооружение противотанковой артиллерии 29-го стрелкового корпуса РККА.

Кроме легких артсистем на вооружении артиллерийских полков корпуса находились 75-мм пушки и 105-мм гаубицы Schneider французского производства, 76,2-мм пушки образца 1902 года русского производства и 83,8-мм пушки английского производства.

Корпусной авиаотряд (29-я эскадрилья) был оснащен 19 самолетами литовского производства (14 Anbo-41 и 5 Anbo-51). Он базировался в районе Укмерге.

Не исключено, что в 29-м стрелковом корпусе РККА использовались литовские легкие автомобили повышенной проходимости LTJ («Jaunosis Lietuvos»), которые производились небольшими сериями с 1937 года.

Постепенно все это устаревшее вооружение заменялось советским оружием новейших образцов.

Согласно постановлению СНК Литовской ССР и директиве наркома обороны СССР 0/2/105022 от 17 августа 1940 года за подписью С. Тимошенко и Б. Шапошникова (начальник Генерального штаба РККА. — Примеч. авт.), Военному совету Прибалтийского военного округа предписывалось: «…7. В 22, 24, 29-м стрелковых корпусах сохранить существующую форму одежды, предложив снять погоны и ввести знаки различия начальствующего состава Красной армии»[18].

На основании данной директивы командующий округом издал приказ № 0010 от 27 августа 1940 года, где за пунктом 10 было указано:

«Оставить личному составу стрелковых территориальных корпусов форму одежды, существующую в Народных армиях, сняв погоны и введя знаки различия начальствующего состава Красной армии»[19].

Таким образом, солдаты и офицеры 29-го территориального корпуса РККА были одеты в мундиры бывшей литовской национальной армии (образца 1930 года), но с советскими знаками различия.

Выпушки приборного цвета на брюках, обшлагах и воротниках мундира, а также на фуражке, как правило, сохранялись. В пехоте он (приборный цвет) был желтый, в артиллерии — черный, в кавалерии — белый, в технических войсках — красный, в авиации — малиновый. Амуниция солдат и офицеров была немецкого образца, но литовского производства, в качестве защитного головного убора использовалась немецкая каска образца 1918 года.

Несколько отличное от пехотного было обмундирование литовской кавалерии, однако она в отличие от пехоты была включена в состав 6-го кавалерийского корпуса РККА Западного Особого военного округа (кавалерийские полки 29-го литовского и 24-го латышского территориальных корпусов в 1941 году были, видимо, переданы в состав 6-го кавкорпуса РККА ЗапОВО. — Примеч. авт.).

22 июня, с началом военных действий, в частях литовского корпуса, находившихся на отдыхе после учебных ночных стрельб, была объявлена боевая тревога.

184-я стрелковая дивизия заняла оборону по левому берегу реки Варены, имея 297-й и 262-й стрелковые полки в первом и 294-й стрелковый полк во втором эшелоне. Утром 23 июня дивизия получила приказ отходить на Вильнюс, но 24 июня мотопехота и танки немцев окружили ее в районе Валькининкай (42–45 км юго-западнее Вильнюса), подвергая части дивизии сильным ударам авиации. Прорваться из окружения на Вильнюс удалось лишь штабу дивизии, отдельным группам бойцов и двум батареям противотанкового артиллерийского дивизиона. Сказалась острая нехватка боеприпасов, особенно в артиллерии. Кроме того, лошади из артиллерийских частей по плану перевооружения были изъяты, а средства механизированной тяги к началу войны еще не были получены.

179-я стрелковая дивизия заняла оборону северо-восточнее Пабраде, перехватив дороги на Швенченеляй и Швенченис. В первом эшелоне дивизия имела 259-й и 234-й стрелковые полки, а во втором эшелоне — 215-й стрелковый полк. В ночь с 23 на 24 июня дивизия вместе со штабом корпуса начала отход под ударами авиации противника. Между Глубоким и Полоцком отходящие части столкнулись с вражескими танками и мотоциклистами. Подразделения старшего лейтенанта Вазнялиса и лейтенанта Римаса успели окопаться у дороги и вступили с ними в бой. Лейтенант Римас связкой гранат подбил немецкий танк. Одна из батарей дивизиона, которым командовал майор А. Раугале (618-й легкий артиллерийский полк), своим огнем подбила два вражеских танка. При подходе к району Полоцка части дивизии уничтожили прятавшихся в лесу немецких парашютистов.

В начале июля, получив пополнение, дивизия заняла оборону северо-западнее Невеля, но понесла большие потери и отошла к Великим Лукам. В боях погибли командир дивизии полковник Устинов, комиссар дивизии старший батальонный комиссар Продеус и начальник штаба майор Копылов.

В конце июля дивизия, принимавшая участие в обороне Великих Лук, после ожесточенных боев с немецкими войсками снова вынуждена была начать отход вместе с другими соединениями 22-й армии Западного фронта.

В августе оставшиеся в строю бойцы и командиры литовской дивизии были направлены в различные части Красной армии.

Вильнюсское пехотное училище. 22 июня училище, находившееся в лагерях в районе Швенченеляй (65 км северо-восточнее Вильнюса), было приведено в боевую готовность. Оно состояло из двух батальонов курсантов (около 1100 человек) и роты курсантов-политруков (около 120 человек). Батальоны и небольшая часть роты курсантов-политруков под командованием начальника училища полковника Г. П. Сокурова были направлены в Вильнюс для обороны города и борьбы с воздушными десантами врага. 23 июня оба батальона заняли оборону на широком фронте на окраинах Вильнюса.

В течение дня на город совершали налеты небольшие группы люфтваффе, одну из которых курсанты подбили пулеметным огнем.

В 21.00 был получен приказ оставить занимаемые рубежи и отходить по дороге через Ошмяны на Минск.

Прикрывавшая отход курсантская рота старшего лейтенанта Кугренаса отбила южнее Вильнюса две атаки немцев, уничтожив 50 солдат и 6 мотоциклов, затем оторвалась от противника и догнала главные силы. При отражении атак германских мотоциклистов большую отвагу проявил курсант Рагаускас. Раненый, он огнем пулемета уничтожил несколько десятков солдат вермахта.

24 июня в районе Медники (25 км юго-восточнее Вильнюса) вражеские парашютисты пытались преградить путь отходящим подразделениям училища. Две роты под командованием капитана Валюлиса с ходу атаковали противника и уничтожили около взвода немцев.

С 25 июня по 2 июля подразделения училища продолжали с боями отходить от одного рубежа к другому. Обороняясь у Ошмян, они нанесли большие потери противнику. При этом отличился курсант Дубинскас, командовавший боевым охранением. В районе Солы (15 км северо-западнее Сморгони) было уничтожено четыре танка и до взвода пехоты противника. На подступах к Сморгони авангард училища атаковали десять немецких танков при поддержке артиллерийского и пулеметного огня. Группа курсантов, которой командовал впоследствии погибший капитан Валюлис, связками ручных гранат подорвала 3 танка. В этих боях отважно сражались курсанты Талалас, Мешка, Величка, Рудженис, Чеплинскас, Решиис и другие. С утра 28 июня пехота и танки противника начали окружать подразделения училища, оборонявшиеся на окраинах Сморгони. Отдельные группы курсантов с боями вышли из окружения и, обходя Молодечно, ко 2 июля соединились в районе Лепеля. Группа под командованием курсанта Виленскиса прикрывала мосты в районе Молодечно, обеспечивая отход главных сил училища. При этом особенно отличились курсанты Гоштаутас, Сайфиуллин, Чимбадзе, Сипавичус, Янчулис, Круглов.

В Лепеле подразделения курсантов и Лепельское минометно-артиллерийское училище были сведены в Лепельскую оперативную группу, занявшую оборону южнее города. В ходе оборонительных боев было успешно отражено несколько сильных атак пехоты и танков противника.

Позднее подразделения училища участвовали в оборонительных боях на реке Западная Двина у Бешенковичей и на западной окраине Витебска.

К 25 июля личный состав курсантских батальонов (около 20 командиров и 500 курсантов) был направлен в Новокузнецк Кемеровской области, где с 15 августа училище начало занятия.

Оставшиеся в лагерях Швенченеляй под командованием политрука А. Мичуды рота курсантов-политруков и другие подразделения училища, уничтожив склады с оружием и боеприпасами, 25 июня присоединились к отступающей 179-й стрелковой дивизии 29-го литовского стрелкового корпуса. Курсанты роты политруков были распределены по частям дивизии на должностях политруков рот и командиров взводов и участвовали в боях в районах Пустошки и Великих Лук.

В августе 1941 года все курсанты-политруки были откомандированы в Новокузнецк для окончания Вильнюсского пехотного училища. В декабре выпускники, а также постоянный состав были направлены на формирование литовской стрелковой дивизии.

24-й латышский стрелковый корпус начал формироваться в сентябре 1940 года на базе национальной латвийской армии. Корпус состоял из 181-й и 183-й стрелковых дивизий, 613-го корпусного артиллерийского полка, кавполка, 111-го зенитно-артиллерийского дивизиона, саперного батальона, батальона связи и 24-й авиаэскадрильи.

181-я стрелковая дивизия имела 195, 186-й и 243-й стрелковые полки, а также артиллерийский полк.

183-я стрелковая дивизия была организована по подобной штатной структуре.

На вооружении личного состава 24-го корпуса состояли следующие образцы стрелкового оружия: 7,71-мм револьверы Enfild и Webley, 7,71-мм винтовки английского производства Ross-Enfild образца 1914 года, 7,71-мм винтовки и, возможно, карабины Ross канадского производства образца 1910 года, легкие 7,71-мм пулеметы Lewis образца 1915 года, Vickers-Bertier образца 1923 года, Madsen образца 1920 года и пулемет Bren образца 1933 года. Так как латвийская армия в основном ориентировалась на калибр 7,71 мм и оружие британского производства, то тяжелые пулеметы также были английскими — 7,71-мм станковый пулемет Vickers образца 1909 года (русские пулеметы Maxim образца 1910 года на станке Соколова находились на складах).

В стрелковых полках и батальонах армии Латвии имелись 81-мм минометы Stokes-Brandt, 47-мм противотанковые пушки Boehler и 70-мм чехословацкие батальонные гаубицы Skoda. В латвийской армии каждый пехотный полк имел одну смешанную артиллерийскую батарею соответственно из двух противотанковых пушек и двух гаубиц, однако в стрелковых дивизиях 29-го территориального корпуса РККА перешли на советские штаты. Скорее всего, противотанковые дивизионы этих соединений получили по 36 47-мм противотанковых пушек Boehler. Отдельные зенитные дивизионы стрелковых дивизий оснащались 76,2-мм английскими и русскими зенитными орудиями, выпущенными в период Первой мировой войны. Данные орудия были полустационарными, они устанавливались на передвижных платформах и буксировались грузовиками. Легкая зенитная артиллерия в дивизионах была представлена 40-мм скорострельными орудиями Bofors (они буксировались грузовиками латвийской сборки Ford «Vairogs»). 30 таких орудий шведского производства было получено в январе 1940 года, и они по 8–10 штук были распределены между двумя зенитными дивизионами стрелковых дивизий и 111-м отдельным корпусным зенитным дивизионом (в нем также были полустационарные 76,2-мм орудия, буксируемые автомобилями).

Артиллерийские полки дивизий имели на вооружении 83,4-мм английские и 75-мм французские пушки, а также английские 114,3-мм и немецкие 105-мм гаубицы.

613-й тяжелый артиллерийский полк корпусного подчинения был создан на базе тяжелого артиллерийского полка латвийской армии. Он имел 24 орудия в 5 батареях. 1-я батарея была оснащена двумя 114,3-мм английскими гаубицами, а еще 4 имелось в резерве. Они буксировались тягачами Thornycroft. 2-я батарея имела шесть 107-мм орудий фирмы Schneider, выпущенных по заказу русской армии в годы Первой мировой войны. Эти пушки буксировались тягачами фирмы Henschell. 3-я батарея имела четыре 83,4-мм английские пушки, стационарно установленные на базе специальных транспортеров Morris-Commercial. 4-я батарея оснащалась двумя 150-мм орудиями немецкого производства и 2 пушки имела в резерве, а 5-я батарея оснащалась двумя английскими 152,4-мм пушками и 2 дополнительно имела в резерве. 4-я и 5-я батареи были на конной тяге. Конечно, в течение 1940–1941 годов могла измениться структура организации полка, но материальная часть осталась прежней.

Основными автомобилями 24-го корпуса РККА были уже упоминавшийся латвийский Ford «Vairogs», «Krupp L2H143» (грузоподъемностью 1,2 тонны) и «Henschell-33G1» (грузоподъемностью 2,5 тонны), а также ряд других британских и немецких автомобилей.

В 24-й авиаэскадрилье 24-го территориального корпуса было 10 разведывательных самолетов SV-5.

Так же как и в других территориальных корпусах ПрибОВО, 24-й стрелковый корпус использовал форму латвийской армии со знаками отличия Красной армии. Большинство петлиц и шевронов заказывалось в частных мастерских на территории Латвии, поэтому эти знаки отличия по оттенку сукна и конфигурации могли отличаться от стандартов, принятых для РККА. Сама же латвийская форма образца 1932 года состояла из кителя и брюк цвета хаки и дополнялась в летнее время хлопчатобумажным обмундированием. Солдатский и офицерский варианты кителя были закрытые, с отложным воротом, накладными карманами и застегивались, соответственно, на 5 и 6 латунных пуговиц. Кант по родам войск был на мундире (клапаны нагрудных карманов и рукава кителя), вороте кителя и шинели, брюках и пилотке, так как фуражку образца 1932 года в 24-м территориальном корпусе не использовали. В пехотных частях кант был темно-вишневый, в артиллерии — синий, в кавалерийских разведподразделениях пехотных дивизий — желто-оранжевый, у саперов и связистов — оранжево-черный. Корпусная авиация для хаки или темно-синей униформы имела голубой кант, а военнослужащие разведывательных бронебатальонов — черную форму с темно-вишневым кантом. Головным убором солдат и офицеров являлась пилотка с отгибающимися наушниками, в бою солдаты и офицеры пехотных и артиллерийских подразделений носили австрийскую или германскую каску образца 1916/1918 годов, а «технические» рода войск (связисты и т. п.) — французский «адриановский» шлем образца 1915 года. В холодное время военнослужащие носили пальто цвета хаки, двубортное для офицеров, однобортное для рядовых. В летнее время использовались хлопчатобумажный китель и брюки, а также гимнастерка с отложным воротом по образцу РККА. В качестве обуви использовались сапоги для офицеров и ботинки с обмотками для рядовых. Снаряжение было коричневым. После включения латвийской армии в состав РККА в 24-м территориальном корпусе появился политсостав, который преимущественно был одет в советскую форму.

До 13 июня 1941 года корпусом командовал генерал-лейтенант Р. Ю. Клявиньш. В ночь с 13 на 14 июня 1941 года он был арестован. Новый командир был официально назначен только 30 июня. Комкором стал генерал-лейтенант K. M. Качанов.

К 22 июня латышский корпус оказался рассредоточенным в нескольких районах. Часть его сил находилась в лагерях, в районе Гулбене, 111-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион — в Риге; 183-я стрелковая дивизия совершала марш из лагерей к Риге. Оперативно корпус был подчинен 27-й армии.

29 июня корпусу была поставлена задача — сосредоточиться в районах Мадона и Лубана, однако на следующий день последовал новый приказ — занять оборону в районах Опочки и Острова. Занятие обороны на тыловом рубеже, по реке Великой, имело целью прикрыть направление на Ленинград. С утра 1 июля полки 181-й стрелковой дивизии, штаб корпуса и корпусные части выступили по маршруту Гулбене — Литене — Балвы — Виляка — Носов— Аугшпилс — Опочка. В этом же направлении повернула 183-я стрелковая дивизия, прекратив продвижение к Риге.

2 июля, когда части 24-го стрелкового корпуса находились в движении, противник, подтянув значительные силы, возобновил наступление с Даугавпилсского и Крустпилсского плацдармов, вынудив войска 27-й армии отходить в северо-восточном направлении.

К исходу дня немцы вышли в район севернее Мадоны и Резекне, и части 181-й стрелковой дивизии на марше 27 июля попали под удары авиации и передовых частей врага. 186-й стрелковый полк подвергся бомбардировке в районе Виляки, а 243-й стрелковый полк под Балвами был атакован вражескими танками. Оба полка понесли потери. Части 183-й стрелковой дивизии в районе Лиепны также столкнулись с противником. Ее 227-й стрелковый полк после неудачной попытки пробиться на восток совершил обходный маневр и, пройдя форсированным маршем Алуксне, вместе с остальными частями дивизии вышел к Пскову. После короткого отдыха дивизия получила задачу прикрыть станцию Струги Красные и, действуя в отрыве от остальных сил 24-го стрелкового корпуса, не имея связи с ними, двое суток выполняла эту задачу. В дальнейшем 183-я стрелковая дивизия отходила в полосе 11-й армии, ведя тяжелые бои с противником в районах Павы, Дно, а затем участвовала в контрударе 11-й армии на Сольцы.

Одно из донесений штаба 11-й армии так характеризует ее действия в этом районе: «183-я стрелковая дивизия во второй половине дня 1.8.1941 года подготовила контратаку. После короткой артиллерийской подготовки в 16.30 перешла в наступление и к 19.00 восстановила утерянное 31.7 положение, заняв Березку, Вилинку, Еваново, Гостеж»[20].

181-я стрелковая дивизия в первых числах июля вместе с корпусными частями и штабом корпуса с боями отошла к реке Лжа. Понеся большие потери, особенно в артиллерии, дивизия продолжала отход и, достигнув рубежа реки Великой, получила задачу:

«Не допустить расширения прорыва противника в районе Острова и прочно удерживать фронт по государственной границе (прежней. — Примеч. авт.), готовя тыловые рубежи фронтом на запад и северо-запад»[21].

На рубеже реки Великой дивизия удерживалась с 8 по 18 июля. В тяжелых боях выбыл из строя почти весь личный состав 195-го стрелкового полка. Бойцы 613-го артиллерийского полка под командованием А. Пумпура только за 8 июля подбили 6 танков противника. В этих боях отличились старший лейтенант Гартманис, старший политрук Матюшин, младший лейтенант Залюмс, рядовой Гросманис и другие.

Секретарь ЦК КП(б) Латвии, член Военного совета Северо-Западного фронта Н. Э. Калнберзин, проверявший с 9 по 12 июля 1941 года части 24-го стрелкового корпуса, отмечал: «24-й стрелковый корпус является вполне боеспособной единицей и при оказании ему хотя бы небольшой помощи в части укомплектования командным составом и по линии материального оснащения способен выполнять любые задания Военного совета. В течение последних пяти дней корпус находится в соприкосновении с противником и успешно справляется с обороной порученного ему участка фронта… Благодаря действиям корпуса противнику не удается переправиться через реку Великая»[22].

Наряду с этим отмечалось, что многие подразделения имели оружие иностранных марок, доставшееся в наследство еще от национальной армии. Это очень затрудняло их обеспечение боеприпасами и запасными частями. Недоставало ручных и станковых пулеметов, минометов и автоматов. Товарищ Калнберзин отмечал и слабость политико-воспитательной работы в корпусе.

18 июля немцы окружили 181-ю стрелковую дивизию между рекой Сороть и шоссе Пушкинские Горы — Новоржев. Выйдя с боями из окружения, дивизия 28 июля заняла оборону в районе Соколье — Устье и на переправах через реку Порусья, а с 1 августа вступила в упорные оборонительные бой на участке Наволок — Каменка — Ковачки — Чукуново, неоднократно переходя в контратаки.

Противник понес на этих рубежах большие потери. Однако и потери корпуса были велики. Не имея боевого опыта, бойцы и командиры зачастую действовали неорганизованно, проявляя больше смелости, чем умения.

В отрыве от других частей 24-го стрелкового корпуса пришлось действовать 111-му отдельному зенитно-артиллерийскому дивизиону, который к началу войны находился в Риге. Он был вооружен устаревшими полустационарными зенитными орудиями.

В первые дни войны дивизион прикрывал от налетов вражеской авиации Ригу, а 25 июня был отправлен из Риги двумя эшелонами. Когда первый эшелон прибыл в Даугавпилс, город оказался уже захваченным врагом. Эшелон подвергся артиллерийскому обстрелу. Благодаря мужеству и находчивости наших зенитчиков части из них удалось вместе с вооружением вырваться из Даугавпилса. Второй эшелон, следовавший через Резекне и Зилупе, прибыл в Великие Луки, и его личный состав, получив пополнение, в течение трех недель прикрывал город Новосокольники в составе 7-й отдельной бригады ПВО.

В дальнейшем дивизион прикрывал станцию Торопец, а также город Вязьму вплоть до ее окружения. Из окруженной Вязьмы удалось выйти на глазах у противника. Очевидно, немцы в сумерках приняли дивизион за одну из своих частей, так как оружие и автомобили были немецкого производства (Krupp и Henshel), а форма и каски бывшей латвийской армии, в которую были одеты бойцы и командиры, отличалась от красноармейской.

Позднее дивизион прикрывал станции Кубинка и Голицыно, город Яхрому, а 26 декабря 1941 года он влился в 1-й Отдельный латышский запасной стрелковый полк. За время боев зенитчики дивизиона своими устаревшими орудиями сбили 8 вражеских бомбардировщиков.

Многие бойцы и командиры подразделений 24-го стрелкового корпуса выполняли и другие ответственные задания. Например, бойцы саперного батальона и батальона связи участвовали в эвакуации из Риги автомобильного транспорта, в охране железнодорожных станций, в эвакуации материальных ценностей.

В начале августа 1941 года все бойцы и командиры 24-го стрелкового корпуса были направлены на формирование 201-й латышской стрелковой дивизии, а 24-й стрелковый корпус, в связи с ликвидацией корпусных управлений, был расформирован.

Рижское пехотное училище. К началу войны училище состояло из двух батальонов, один из которых был полностью укомплектован курсантами, владевшими латышским языком.

С первых дней войны курсанты несли патрульную службу в Риге, вылавливая диверсантов. 24 июня 1941 года несколько курсантских рот было направлено для содействия частям 67-й стрелковой дивизии, которая вела бои у Лиепаи. В районе Айзпуте курсанты вступили в бой с передовыми подразделениями 291-й немецкой пехотной дивизии и отрядами антисоветского ополчения — айзсаргов. Стремительной атакой курсанты очистили Айзпуте от войск противника.

26 июня курсанты были отозваны с фронта. По пути в Ригу они столкнулись с несколькими группами прогермански настроенных националистов и разбили их. Одна из групп курсантов вступила в бой с частями противника, успевшими к этому времени занять Задвинье. С боем курсанты пробились к Даугаве и на подручных средствах переправились через нее.

Позднее Рижское пехотное училище было эвакуировано в Башкирию, где приступило к учебным занятиям.

Кроме вышеперечисленных соединений в начале июля 1941 года из отрядов рабочей гвардии, советского и партийного актива были сформированы 1-й и 2-й латышские рабочие стрелковые полки (1500 и 1000 человек соответственно). 1-й рабочий латышский сп 7 июля вошел в состав 10-й стрелковой дивизии РККА, а 2-й (позже переименованный в 76-й особый латышский стрелковый полк) 15 июля был включен в состав 125-й стрелковой дивизии. Обе дивизии входили в 8-ю армию, которая обороняла Эстонию от наступающих немецких войск в течение июля — августа 1941 года[23].

22-й эстонский стрелковый корпус начал формироваться в сентябре 1940 года. Он состоял из 180-й и 182-й стрелковых дивизий, 614-го артиллерийского полка корпусного подчинения, 103-го отдельного зенитного артиллерийского дивизиона, 415-го отдельного батальона связи, а также других частей и подразделений.

182-я стрелковая дивизия состояла из 21-го стрелкового полка, двух стрелковых полков неустановленной нумерации и 625-го легкого артиллерийского полка.

180-я стрелковая дивизия состояла из 42-го стрелкового полка, 723-го стрелкового полка и 623-го легкого артиллерийского полка.

Корпусом с 3 июня командовал генерал-майор A. C. Ксенофонтов.

Эстонская национальная армия перед включением республики в состав СССР ориентировалась на британские стандарты в калибре стрелкового оружия, поэтому в 22-м стрелковом корпусе РККА преобладали 7,71-мм британские винтовки Ross-Enfild образца 1914 года. Легкие пулеметы были в основном датского производства — 7,62-мм Madsen образца 1915 года, 7,71-мм Madsen образца 1925 и 1927 годов соответственно. Однако на складах в качестве резервных находились русские винтовки Мосина образца 1891 года и британские легкие пулеметы Lewis. В качестве тяжелых пулеметов продолжали использовать русские 7,62-мм Maxim как образца 1905 года, так и 1910 года — на станке Соколова. Кроме винтовок 64 в войсках в незначительных количествах использовался 9-мм пистолет-пулемет эстонского производства Tallin-Arsenal и 20-мм противотанковое ружье швейцарского производства Solothurn S-18/100.

Артиллерийские полки стрелковых дивизий были оснащены русскими 76,2-мм пушками образца 1902 года, французскими 75-мм пушками образца 1897 года, британскими 83,4-мм орудиями и 114,3-мм гаубицами.

В 614-м корпусном артиллерийском полку имелись британские (разработки фирмы Vickers) и русские (разработки фирмы Schneider) 152-мм гаубицы, а также 107-мм русские пушки образца 1910 года.

В 103-м отдельном зенитном дивизионе имелись восемь 76-мм орудий Krupp, установленных на автомобилях, и четыре 20-мм скорострельные зенитные пушки Madsen.

22-й корпусной аваиаотряд (22-я эскадрилья) имел в своем составе 7 легких разведчиков и бомбардировщиков Hawker Hart Landplane и 5 машин Henschel Hs-126B.

22-й эстонский стрелковый корпус был обмундирован в форму эстонской национальной армии образца 1936 года. Сукно и материал формы были цвета хаки. Офицеры носили открытый мундир с рубашкой и галстуком, сержантский и рядовой состав — френчи с накладными карманами и отложным воротником. В летнее время солдаты 22-го эстонского корпуса носили рубахи с отложным воротником, похожие на гимнастерку военнослужащих Красной армии. Галифе и сапоги, а также снаряжение рядовых и сержантов эстонского корпуса также копировало русские и советские образцы. Снаряжение офицеров соответствовало образцам британской армии. Головным убором эстонских военнослужащих была фуражка британского покроя и оригинальная пилотка с отгибающимися наушниками. Стальные защитные шлемы были германского образца моделей 1916, 1917 и 1918 годов.

По предвоенным планам, 22-й эстонский стрелковый корпус, входивший в состав 27-й армии, намечалось в случае войны использовать для обороны берега Финского залива от Нарвы до Хапсалу, а также острова Хиума. Однако быстрое продвижение немецких войск в сторону Ленинграда вынудило советское командование изменить эти планы. 26 июня корпус получил приказ сосредоточиться в районе города Порхова, а с 29 июня совместно с другими соединениями резерва Северо-Западного фронта организовать оборону на рубеже реки Великой и закрыть разрыв, образовавшийся при отходе между 8-й и 11-й армиями.

К 5 июля корпус должен был занять оборону на 50-километровом фронте: станция Подсевы — Славковичи — Махновка. Боевое охранение было выдвинуто на 8–12 км перед передним краем.

Корпус занял оборону своевременно. Его правофланговая 182-я стрелковая дивизия с 5-м танковым полком 1-го механизированного корпуса оборонялась на рубеже Подсевы — Славковичи — Лешихино, имея справа 1-й механизированный корпус, а левофланговая 180-я стрелковая дивизия — на рубеже Лешихино — Махновка.

Командный пункт корпуса находился в лесу, в 7–8 км восточнее Порхова.

7 июля передовой отряд противника в составе 13 танков, 14 бронемашин и 30 автомашин с пехотой достиг моста через реку Черех у Шмойлова, на участке 5-го танкового полка. Ожесточенный бой продолжался до вечера. Несмотря на то что было подбито несколько танков и бронемашин и уничтожено много вражеских солдат и офицеров противника, 8 июля атаки усилились, и части корпуса, ведя тяжелые оборонительные бои, вынуждены были отойти в направлении Порхова.

После захвата Пскова 41-й моторизованный корпус противника устремился на Лугу, а его 56-й танковый корпус стал развивать наступление через Порхов на Шимск и Новгород. 10 июля танки и мотопехота противника, прорвав у станции Подсевы оборону 182-й стрелковой дивизии, через Переровно и Хилово устремились к Порхову. 21-й стрелковый полк (командир — майор Г. Чурмаев, комиссар — батальонный комиссар И. Самусев) 182-й стрелковой дивизии, брошенный в бой из резерва корпуса, был расчленен вражескими танками, и часть его попала в окружение. Остальные полки дивизии были вынуждены отходить на восток под ударами значительно превосходящих сил немецких войск.

Между попавшими в окружение подразделениями 21-го стрелкового полка и окружившими их германскими войсками 11 июля в районе курорта Хилово разгорелся кровопролитный бой. Советские воины мужественно сопротивлялись. Над попавшими в плен ранеными «красными эстонцами» (как они называли бойцов эстонской дивизии) нацисты учинили зверскую расправу. После войны местное население воздвигло в Хилове памятник героическим бойцам 22-го эстонского стрелкового корпуса.

В 180-й стрелковой дивизии первым в бой с частями вермахта 8 июля вступил 42-й стрелковый полк (командир полка полковник А. Козлов, комиссар — старший батальонный комиссар А. Пуста), оборонявшийся на левом фланге эстонского корпуса в районе Терехово — Махновка.

В течение последующих двух дней эстонские полки отбивали неоднократные яростные атаки 56-го танкового корпуса противника, подвергаясь при этом ударам вражеской авиации.

На рубеже Славковичи — Махновка 22-му стрелковому корпусу удалось временно задержать продвижение танков и мотопехоты противника. Однако враг продолжал продвигаться севернее Порхова на Сольцы и через Дедовичи на Дно. Рано утром 14 июля танковые части противника ворвались в Сольцы и стали развивать наступление на Новгород.

К 13 июля корпус занял новый рубеж обороны Порхов — Дедовичи, по берегу реки Шелонь. Ожесточенные бои здесь продолжались до 19 июля. Особенно успешно действовали артиллеристы 182-й стрелковой дивизии (командующий артиллерией дивизии полковник Г. Сорокин). Батареи 625-го легкого артиллерийского полка этой дивизии расстреливали танки врага в упор, с дистанции 50 метров. Особенно отличились лейтенант Кованд, политрук Маланин, старший лейтенант В. Ханнула, сержант А. Кальюсте, рядовой К. Лянник и другие.

Героический подвиг совершил в бою на подступах к станции Дно заместитель политрука роты 415-го отдельного батальона связи Арнольд Мери. Отважно сражались вместе с А. Мери майор А. Изотамм, капитаны Г. Лоог и А. Отс, политруки Э. Лотус, Ф. Клименко, А. Ахметов и И. Рукин, заместители политруков Р. Йорг и И. Фишман, рядовой И. Гусаров и многие другие.

В результате двухнедельных тяжелых боев на подступах к Порхову и Дно части 22-го стрелкового корпуса уничтожили много живой силы и техники противника, но и сами понесли значительные потери. В некоторых частях недоставало 40–50 процентов личного состава. Корпус потерял в боях значительную часть артиллерии, минометов и автоматического оружия. Часть вооружения, доставшаяся в наследство от старой национальной армии, была иностранного происхождения; запасы боеприпасов к этому вооружению иссякали.

13 июля командование фронта прислало в корпус из Ленинграда около 700 коммунистов. Это в значительной мере повысило боеспособность частей, хотя и не могло восполнить потери, понесенные ими в предыдущих боях. Тяжелая обстановка на фронте и непрерывные атаки немецких войск не позволяли дать войскам отдых. 20 июля корпус вынужден был отступить на восток от станции Дно и перейти к обороне на рубеже Городище — Кашицы — Дедовичи.

Ожесточенные бои разгорелись в районе Сольцов. 11-я армия нанесла контрудар по флангам немецкого 56-го танкового корпуса, который рвался через Шимск на Новгород и дальше к Ленинграду. В этом контрударе участвовал и 22-й эстонский стрелковый корпус. Его левый фланг подвергался с порховского направления непрерывным атакам противника. В ходе контрудара 180-я эстонская стрелковая дивизия продвинулась на 20–25 км, захватила пленных и трофеи, создав угрозу тылам 56-го танкового корпуса и 8-й танковой дивизии вермахта. Тогда немцы ввели в бой свежие силы, прорвали фронт 180-й стрелковой дивизии, выйдя в тыл 22-му стрелковому корпусу, который под ударами превосходящих сил врага был вынужден отойти к Старой Руссе.

В течение первых дней августа 22-й эстонский стрелковый корпус вел ожесточенные оборонительные бои на подступах к Старой Руссе, отбивая многочисленные атаки противника. 6 августа противник ворвался в Старую Руссу и оттеснил части корпуса на левый берег реки Полнеть, а затем за реку Ловать.

На подступах к Старой Руссе самоотверженно сражались многие старшие командиры, лично руководившие боем. Героически погибли командир 732-го стрелкового полка майор Морозов, комиссар 623-го артиллерийского полка батальонный комиссар Павлов, комиссар 86-го стрелкового полка батальонный комиссар Коваленко. Ранены были начальник оперативного отдела штаба корпуса подполковник Л. Лесниченко, командир 42-го стрелкового полка полковник А. Козлов, комиссар того же полка А. Пуста и многие другие.

12 августа немецкие войска прорвали оборону советских войск в районе Шимска и 15 августа заняли Новгород. После этого командование вермахта бросило значительные силы для развития наступления на Ленинград через Чудово.

Командование войсками Северо-Западного фронта организовало контрудар из района юго-восточнее Старой Руссы в северо-западном направлении.

Контрудар, в котором 22-й эстонский стрелковый корпус действовал в направлении Парфино — Старая Русса, был успешным. Корпус продвинулся на запад более чем на 20 км, 17 августа ворвался в Старую Руссу, а 19 августа форсировал реку Полисть севернее Старой Руссы. Бои в этом районе продолжались до 21 августа, после чего 22-й стрелковый корпус под давлением превосходящих сил противника был вынужден снова отойти за реку Ловать.

В боях прославились и многие воины 22-го эстонского стрелкового корпуса: артиллеристы А. Пууранд, А. Виснапуу, Калдас, Журавлев, Ушаков, Бубнов, К. Пехме, Распель, А. Тийв, В. Ханнула, К. Уйбо, Н. Пылдвере, А. Кальюсте, Р. Кулль, К. Лукас, А. Пайс, Э. Мюрк, Я. Мюрк, Г. Лессель, В. Сарап, Р. Павель; пехотинцы И. Аунпуу, Я. Арно, Н. Кала, Э. Кескпайк, Б. Плоом; саперы А. Кивилоо, И. Татрик, Э. Вихм, А. Корстен, А. Томбак и многие другие.

В августе из истребительных батальонов эстонских ополченцев приказом по 8 А был сформирован Нарвский рабочий полк (1000 человек, батарея 76-мм пушек и пулеметная рота), который 20 августа вошел в состав 11 сд. В это же время был сформирован 1-й эстонский стрелковый полк, который с 20 августа оборонял подступы к Таллину. Полк состоял из 3 батальонов, пулеметной и минометной рот — всего до 1500 человек. Эти части просуществовали до сентября 1941 года[24].

В связи с началом формирования национальных соединений воины эстонской национальности в конце 1941 года были переведены в запасные и тыловые части для укомплектования 7-й, а затем и 249-й эстонских стрелковых дивизий, составивших основу 8-го эстонского стрелкового корпуса.

Итоги операции

Результатом боевых действий на территории Прибалтики в июне и начале июля 1941 года явилось отступление Красной армии на восток на всем протяжении Северо-Западного фронта. Были оставлены Литва, Латвия, значительная часть Эстонии, враг вышел непосредственно на дальние подступы к Ленинграду. Людские потери советских войск в операции составили 88 486 человек, из них 75 202 — безвозвратные. Однако нашим войскам удалось существенно снизить темпы продвижения вермахта, создать сплошной фронт обороны и предотвратить захват Ленинграда с ходу.

Источники и литература

Архивные документы:

1. ЦГАСА, ф. 37848, оп. 1, д. 8, л. 4–28.

2. ЦАМО РФ, ф. 500, оп. 12462, д. 118, л. 2–7.

3. ЦАМО РФ, ф. 500, оп. 12459, д. 50, л. 34.

4. ЦАМО РФ, ф. 48а, оп. 1554, д. 90, л. 260.

5. ЦАМО РФ, ф. 500, оп. 12462, д. 594, л. 13–14.

6. ЦАМО РФ, ф. 3, оп. 11556, д. 1, л. 44.

7. ЦАМО РФ, ф.32, оп. 11289, д. 76, л. 23–24.

8. ЦАМО РФ, ф. 26 СК, оп. 265998, д. 3, л. 31–37.

9. Партархив ЦК КП Латвии, ф. 101, оп. 1, д. 54, л. 27.

10. Партархив ЦК КП Латвии, ф. 301, оп. 1, д. 46, л. 9.

11. Партархив ЦК КП Эстонии, ф. 32, оп. 32-1, д. 8, л. 206.

12. Сборник боевых документов Великой Отечественной войны. Вып. 34, с. 141, 256.

Литература:

1. Борьба за Советскую Прибалтику в Великой Отечественной войне, кн. 1. Рига, Лиесма, 1966. 370 с.

2. Ленский A. Г. Сухопутные силы РККА в предвоенные годы (справочник). Санкт-Петербург, 2000. 192 с.

3. Гальдер Ф. Военный дневник, т. 3, кн. 1. 242 с.

4. Гот Г. Танковые операции: Пер с нем. М., 1961. 192 с.

5. Манштейн Э. Утерянные победы: Пер с нем. М., 1957. 320 с.

6. Carell Р. Unternehmen Barbarossa. Frankfurt a/M. Berlin-Wien, 1963.

7. Thomas L. Jentz. Panzertruppen 1933–1942. Shiffer Military History,1996. 287 p.

Германский план военных действий в Прибалтике и положение войск Прибалтийского Особого военного округа на 20 июня 1941 года

Оборона Заполярья (июнь — ноябрь 1941 года)

История обороны Заполярья в первые месяцы Великой Отечественной войны мало похожа на приграничное противостояние наших и немецких армий на других участках советско-германского фронта. В отличие от Белоруссии, Прибалтики и Украины на севере страны части Красной армии уступили врагу очень незначительную территорию, активно защищались и даже контратаковали. Представленный исторический материал обобщает историю обороны Заполярья с июня по ноябрь 1941 года.

Боевые действия в Заполярье развернулись в июне 1941 года. Для захвата советских районов Севера германское командование выделило отдельную армию вермахта «Норвегия» под командованием генерал-полковника фон Фалькенхорста в составе горнопехотного корпуса вермахта «Норвегия», 36-го армейского корпуса немцев и 3-го армейского корпуса финнов. Этой группировке, развернутой на территории Норвегии и в Северной Финляндии — от Варангер-фьорда до Суомуссалми, ставились следующие оперативные задачи: разгромить противостоящие советские войска, захватить Мурманск, Кандалакшу и Кировскую железную дорогу, а в последующем овладеть Кольским полуостровом. Эта армия в отличие от других войсковых группировок советско-германского фронта напрямую подчинялась оперативному командованию вооруженных сил (ОКВ), а не командованию и штабу сухопутных войск (ОКХ).

Горнопехотный корпус «Норвегия» в составе двух горнопехотных дивизий (2 и 3 гпд) наносил удар на Мурманск, 36-й армейский корпус (169 пд, бг/гпд СС «Норд») — на Кандалакшу, а 3-й армейский корпус (3 и 6 пд) наступал на Ухту и Кестеньгу, имея конечной целью захватить участок Кировской железной дороги в районе железнодорожной станции Лоухи[25].

Наступление германской армии «Норвегия» поддерживалось 5-м воздушным флотом в составе 400 самолетов. В северных портах Норвегии были сосредоточены 5 эскадренных миноносцев, 6 подводных лодок и другие корабли германского военно-морского флота. Кроме того, предусматривалось использовать из числа захваченных норвежских кораблей 3 миноносца, 2 минных заградителя и 10 сторожевых кораблей.

Противнику противостояли войска 14-й армии РККА под командованием генерал-лейтенанта В. А. Фролова. В ее состав входили 42-й стрелковый корпус генерал-майора Р. И. Панина (104, 122 сд и 1 тд), а также отдельные 14-я и 52-я стрелковые дивизии, 23-й укрепленный район и 1-я смешанная авиационная дивизия двухполкового состава. Действия наземных войск также поддерживал Северный флот.

Армия имела задачу прикрыть северное побережье Кольского полуострова, удержать полуострова Рыбачий и Средний и не допустить прорыва противника на мурманском, кандалакшском и кестеньгском направлениях. Ширина полосы обороны армии достигала 550 км. Оперативное построение — в один эшелон.

Общевойскового резерва армия в начале оборонительной операции не имела. Был создан противодесантный резерв в составе стрелкового батальона, располагавшийся в районе командного пункта армии (в Мурманске).

Оборона армии организовывалась по направлениям вероятных ударов германских и финских войск. Соответственно, создавалась и группировка войск. Северное побережье Кольского полуострова оборонял 325-й стрелковый полк 14-й стрелковой дивизии, полуострова Рыбачий и Средний — 23-й укрепленный район. На мурманском направлении оборонялись 52-я и 14-я стрелковые дивизии вместе с 100-м погранотрядом. Кандалакшское направление прикрывал 42-й стрелковый корпус со 101-м погранотрядом. На кестеньгском направлении оборонялся 242-й стрелковый полк 104-й стрелковой дивизии с дивизионом 502-го гаубичного артиллерийского полка и 72-м погранотрядом.

На мурманском направлении на удалении 1–3 км от государственной границы был создан пограничный рубеж, оборонявшийся 95-м стрелковым полком, 35-м отдельным разведывательным батальоном 14-й стрелковой дивизии и 100-м погранотрядом. Главная полоса обороны проходила по восточному берегу реки Западная Лица. Она оборонялась частями 52-й и 14-й стрелковых дивизий.

На кандалакшском направлении имелись три оборонительные полосы. Главная полоса была оборудована вдоль государственной границы. Ее обороняла 122-я стрелковая дивизия[26]. Вторая полоса обороны находилась на удалении 25 км от главной и занималась 104-й стрелковой дивизией (без 242 сп). На рубеже реки Тунтса-Йоки (в 60 км от главной полосы) создавалась третья оборонительная полоса. Строительство этой полосы только началось. На ней располагалась 1-я танковая дивизия (30 Т-28, 199 БТ-5–7, 4 КВ-1, 2 КВ-2 на 1 июля 1941 года). Ввиду очень большого удаления оборонительных полос друг от друга они не имели тактической и огневой связи. Такое глубокое построение боевого порядка 42-го стрелкового корпуса обосновывалось важностью и в то же время малой емкостью кандалакшского направления, расположением выгодных для обороны естественных рубежей, наличием открытых флангов у оборонявшихся дивизий и возможностью глубокого их обхода противником. В последующем боевой порядок корпуса строился в один эшелон с выделением общевойскового резерва силою до полка.

Боевые порядки дивизий строились в один эшелон. Резерв создавался силою до батальона.

Ширина полосы обороны дивизий доходила до 30 км. Плотности сил и средств были невысокими. Например, в 122-й стрелковой дивизии, оборонявшей главную полосу, плотности на 1 км фронта составляли: батальонов — 0,3, станковых пулеметов — 6, орудий и минометов (всех калибров) — 9, зенитных орудий — 0,4, танков — 22.

Противник превосходил войска армии по живой силе и артиллерии в два раза, а по авиации — в четыре с лишним раза. На некоторых направлениях превосходство противника было еще большим. Например, на кандалакшском направлении он превосходил наши войска по личному составу в 3 раза, а по артиллерии — в 2,5 раза.

Соотношение сил советских и немецких войск в полосе действий 14 А на 29.06.1941 года

Численность л/с и вооружения Советские войска Немецко-финские войска Люди (1:2,4) свыше 103 290 около 250 000 Орудия и минометы (1:1,5) более 1500 2300 Танки (1:2) около 100 свыше 200 Самолеты (1:2) 273 547

Наступление германских войск на мурманском направлении началось 29 июня 1941 года. После полуторачасовой артподготовки и налета 120 бомбардировщиков две дивизии противника атаковали подразделения 95-го стрелкового полка и 35-го отдельного разведывательного батальона, развернутых вдоль государственной границы на фронте около 35 км. В течение первого дня наступления горнопехотный корпус «Норвегия» продвинулся на 8–12 км и вышел к реке Титовка, где был остановлен 112-м стрелковым полком 52-й стрелковой дивизии[27].

Перегруппировав свои основные силы, горнопехотный корпус «Норвегия» 7 июля возобновил наступление. Его соединениям удалось форсировать реку Западная Лица и к исходу дня глубоко вклиниться в оборону 52-й стрелковой дивизии генерал-майора H. H. Никишина. Обстановка для армии на этом направлении сложилась крайне тяжелая, так как резервов не имелось. Чтобы в какой-то мере отвлечь силы противника с фронта, командующий армией решил высадить морской десант в составе батальона пограничников и нанести удар по левому флангу главной группировки врага. Эти действия полностью себя оправдали. Не зная истинных сил морского десанта, противник бросил для его уничтожения три батальона, чем ослабил свою ударную группировку. Части 52-й стрелковой дивизии стойкой обороной измотали наступающего противника, а затем контратаками при артиллерийской поддержке эсминцев СФ «Урицкий» и «Куйбышев» к исходу 8 июля отбросили его на западный берег реки Западная Лица, восстановив передний край обороны дивизии[28].

11 июля вражеские войска вновь начали наступление. Им удалось вклиниться в оборону 52-й стрелковой дивизии, но упорным сопротивлением частей дивизии 13 июля наступление противника было остановлено, а к 20 июля решительными контратаками он был отброшен в исходное положение.

Большую роль в срыве июльского наступления противника сыграл морской десант, высаженный 14 июля в составе 325-го стрелкового полка (без 3 сб) и батальона морской пехоты. Десант нанес удар по флангу наступающей группировки врага, продвинулся на 6–8 км и привлек на себя ее крупные силы (136 гсп, 1-й батальон 14 пп, а с 20 июля 139 гсп, 67-й самокатный батальон и всю артиллерию 2 гсд).

Необходимо добавить, что в составе 52 сд был 63-й разведывательный батальон, имевший в своем составе мотострелковую, бронеавтомобильную и танковую роты. Разведчикам одним из первых удалось захватить пленных — немецких горных егерей. В процессе допроса выяснились интересные подробности. Отборные немецкие солдаты (рост не менее 183 см) 2-й (136, 137-й горноегерские полки) и 3-й (138-й егерский, 139-й пехотный полки) горноегерских дивизий упорно утверждали, что советские войска будут разгромлены в течение трех дней, так как командир горного корпуса «Норвегия» генерал Дитль — любимец фюрера, а сухой паек выдали именно на 3 дня.

Большие потери в личном составе и боевой технике вынудили противника срочно усиливать войска, действовавшие в Заполярье. В течение августа 1941 года горнопехотный корпус «Норвегия» был усилен боевыми частями СС, переброшенными с территории Греции, 9-м моторизованным полком СС, 388-м пехотным полком 241-й пехотной дивизии, 4-м и 14-м отдельными пулеметными батальонами. На пополнение 2-й и 3-й горнопехотных дивизий из Германии прибыло 6500 человек[29].

Советские войска также были реорганизованы. На базе Северного фронта 23.08.1941 года образовались два новых объединения: Карельский фронт, куда вошла 14 А, и Ленинградский фронт. Карельский фронт возглавил генерал-лейтенант В. А. Фролов, а 14-ю армию — генерал-майор Р. И. Панин.

7 сентября горнопехотный корпус «Норвегия» после месячной подготовки перешел в наступление против частей 52-й и 14-й стрелковых дивизий.

В полосе 52-й стрелковой дивизии противник вклинился на глубину 2–3 км, но был остановлен, а в полосе 14-й стрелковой дивизии ему удалось форсировать реку Западная Лица, обойти левый фланг дивизии и 14 сентября перерезать единственную дорогу Мурманск — Западная Лица, что привело к прекращению подвоза и эвакуации.

В создавшейся обстановке командующий 14-й армией решил выдвинуть еще не закончившую формирование в Мурманске 186-ю стрелковую (полярную) дивизию и нанести ею контрудар в целях уничтожения прорвавшейся группировки врага.

15 сентября 186-я стрелковая дивизия с марша вступила в бой и остановила дальнейшее продвижение противника[30]. С 15 по 23 сентября части 14-й и 186-й стрелковых дивизий отражали настойчивые попытки немцев окружить наши войска, оборонявшиеся на мурманском направлении.

23 сентября 186-я стрелковая дивизия совместно с 95-м стрелковым полком и 1-м батальоном 325-го стрелкового полка 14-й стрелковой дивизии нанесла контрудар по прорвавшейся группировке противника и после трехдневных упорных боев отбросила его на западный берег реки Западная Лица, полностью восстановив положение в полосе 14-й стрелковой дивизии.

На кандалакшском направлении наступление 36-го армейского корпуса германских войск началось 1 июля 1941 года. Части 122-й стрелковой дивизии в течение нескольких дней успешно отражали ожесточенные атаки 169-й пехотной дивизии, 6-й финской дивизии и боевой группы СС «Норд». С выходом противника на фланги и угрозой окружения 122-й стрелковой дивизии командующий армией приказал отвести ее на вторую полосу обороны[31]. С этого момента на второй полосе оборонялись две дивизии (122 и 104 сд) при поддержке танковых частей 1 тд. На этом рубеже 42-й стрелковый корпус в течение сорока дней успешно отражал атаки вражеских войск.

2 июля 1941 года в бой было брошено единственное соединение СС, действовавшее в Заполярье — боевая группа СС «Норд» (с сентября 1941 года — 6-я горнопехотная дивизия СС «Норд»). Состояло это соединение, сформированное в конце 1940 года в Австрии, из добровольцев, набранных в Венгрии, Румынии и Норвегии (так называемый лыжный батальон СС, довольно немногочисленный), однако ядро его составляли немецкие солдаты, главным образом из охраны концлагерей. Эсэсовцы были усилены частями из финской и немецкой пехоты. В первые же часы боя германские части испытали серьезные затруднения на направлении главного удара Салла-Куолоярви. У опорного пункта Салла прошедшие «обкатку» финской войной советские войска отбили две атаки пяти задействованных в операции пехотных батальонов СС, перешли в контратаку и отбросили немцев в глубокий тыл занимаемых ими накануне штурма позиций. Гиммлер пришел в ярость, узнав о том, что эсесовцы побросали оружие и бежали с поля боя. Финны усилили нажим на своем участке и вынудили советские войска вначале замедлить темпы контрнаступления, а затем вернуться на исходные позиции. Финское наступление спасло боевую группу «Норд» от полного уничтожения. В своем первом же бою войска СС потеряли около 100 человек убитыми (в том числе 13 офицеров), 250 ранеными и 150 пропавшими без вести. Больше, чем само поражение, рейхсфюрера СС Гиммлера возмутил сам факт сдачи в плен значительной части официально считавшихся пропавшими без вести членов СС. Командующий отдельной армией «Норвегия» генерал-полковник вермахта фон Фалькенхорст временно расформировал боевую группу СС «Норд» как самостоятельную единицу и распределил ее личный состав между немецкими и финскими частями для получения необходимого боевого опыта[32].

Немецко-финские войска на всем этом направлении имели до роты немецких танков Pz.Kpfw.III. Применялись они небольшими группами по 3–5 танков. Основным противотанковым средством противника 86 были крупнокалиберные (12-мм) пулеметы и 22, 37-мм противотанковые пушки. В районе Вуораярви против 2-го батальона 1-го полка 1-й танковой дивизии действовали части 6-й финской пехотной дивизии. Танки в этом направлении финнами почти не применялись, а в качестве противотанкового средства использовались компактные, носимые огнеметы, применяемые с деревьев на узких дорогах.

Согласно советским отчетам, тактика немецко-финских войск в этот период была следующей.

Как правило, в период сосредоточения частей противника за активной «офицерской» разведкой с командных и наблюдательных пунктов, рекогносцировкой по рубежам и авиаразведкой финны выдвигали мелкие группы на различные направления, которые немедленно окапывались и строили оборонительные укрепления. За ними следовали артиллерийские обстрелы и «частная» разведка боем мелкими группами, оснащенными автоматическим оружием, действующими в целях обнаружения флангов и огневой системы обороны. Иногда по дорогам и тропам высылались мелкие группы велосипедистов (до 30–50 человек) и мотоциклистов (до 20–30 человек).

В наступлении артиллерийская подготовка проводилась 75, 105-мм орудиями до шести дивизионов на глубину до 15 км. Орудийную стрельбу сменяли усиленные атаки пикирующих бомбардировщиков, активно действующих исключительно по позициям переднего края. Затем следовал бросок пехоты, поддерживаемый всеми огневыми средствами и мелкими по 2–3 танка группами, стремящимися обойти оборону советских войск или обнаружить в ней наиболее уязвимые места.

При действиях в глубине обороны на рубеж выхода «просачивающихся» групп немедленно выдвигались противотанковые огневые средства и оружие ближнего боя, создающие противопехотную и противотанковую огневые завесы. Авиация препятствовала советским частям в это время атаковать прорвавшегося противника. Одновременно на флангах финских войск действовали отдельные мелкие группы прорыва с целью создания впечатления обхода и окружения. Танки противника, ощутив огневое противодействие обороны и встретив советские танки, уклонялись от боя, часто превращаясь в неподвижные огневые точки, ведущие огонь из укрытия.

К 28 июня 1-я танковая дивизия Красной армии 1-го Краснознаменного механизированного корпуса РККА в основном закончила сосредоточение из города Пскова в район станции Алакуртти, озера Сари-Ярви, восточных скатов горы Кустовара, где поступила в распоряжение командующего 14-й армии для совместных действий с частями 42-го стрелкового корпуса. Части дивизии на основании приказа начальника штаба корпуса использовались в ударной группе 42-го стрелкового корпуса, главными силами находясь в районе станции Алакуртти. Одновременно из состава дивизии для совместных действий с частями 122-й стрелковой дивизии для обороны укреплений в районе населенных пунктов Сала, Корья, Вуориярви было выделено от одного батальона до танкового полка. Кроме того, на части дивизии (1-й мотострелковый полк)[33] была возложена задача прикрытия левого фланга частей корпуса, которые занимали оборону в районе населенных пунктов Вуориярви, Ран-Йоки и реки Сулаха. Начиная с 7 июля, на основании боевого приказа штаба корпуса, 1-я танковая дивизия, выполняя ранее поставленную задачу, одним танковым полком с двумя батальонами мотострелкового полка совместно с частями 122-й стрелковой дивизии обороняла полосу в районе населенных пунктов Юнааиванселька, Витхарью, Кусизара.

В период отхода частей 122-й стрелковой дивизии с занимаемого района обороны на заранее подготовленный рубеж под действием превосходящих сил немцев и финнов, когда 715-й стрелковый полк был окружен, части 1-й танковой дивизии обеспечили прикрытие огнем танков отход частей 122-й стрелковой дивизии и спасли 715-й стрелковый полк от гибели.

За неделю боев на этом направлении части 1-й танковой дивизии (30 Т-28, 199 БТ, 65 Т-26 на 4 июля 1941 года)[34] совместно с частями 122-й стрелковой дивизии уничтожили более 60 % личного состава дивизии «Норд» и почти 30 % личного состава 169-й немецкой пехотной дивизии. Однако и танковая дивизия за это время понесла тяжелые потери. Огнем противотанковой артиллерии было подбито 63 танка БТ-7, более половины из них сгорели и были оставлены на поле боя. Погибло 28 человек (из них 4 средних командира), было ранено 58 человек (из них 10 средних командиров), пропало без вести 30 человек (из них 2 средних командира).

Возложенные на танковые подразделения задачи в основном выполнялись совместно с частями 122-й стрелковой дивизии действиями мелких засад (от 2–3 танков до танкового взвода), без перехода в контратаку, а если последние и имели место, то только как исключение.

Так, для соединения с частями 104-й стрелковой дивизии (ее левым флангом) и прочесывания леса 8 июля была выслана рота от 1-го полка, которая возвратилась после ожесточенного боя, имея потери: 1 бронеавтомобиль БА-10 сгоревшим, 2 подбитыми и 2 человека ранеными. У противника было уничтожено до 20 человек и захвачено 1150 патронов. Аналогичные группы от 1-го полка высылались ежедневно до 14 июля, и ими было уничтожено до 100 человек противника.

В тот же день по приказу командира дивизии 1-й танковый полк был выдвинут к 11.00 в район урочища Исукумпи, озера Нурми-Ярви, где был рассредоточен по направлениям вероятного наступления противника: 1-й танковый батальон с ротой 2-го батальона — урочище Исукумпи, 3-й танковый батальон с ротой 4-го батальона — гора Куоривара, остальные части — у озера Нурми-Ярви.

Противник силой до 2 батальонов к утру 10 июля обошел левый фланг 104-й стрелковой дивизии и занял безымянную гору южнее населенного пункта Куористы Бзензара. Командир полка в район этой высоты выдвинул танковую группу в составе взвода танков БТ-7 и 2 танков Т-28 с задачей, действуя совместно с частями 104, 122-й стрелковых дивизий и первым батальоном 1-го полка, окружить и уничтожить прорвавшегося противника. В 15.30 пикирующие бомбардировщики произвели налет на танки, в результате чего одна машина Т-28 была выведена из строя. Воспользовавшись этим, противник попытался вырваться из окружения, но, атаковав его, танки полка уничтожили огневые точки финнов на высоте и содействовали их окружению и уничтожению. В результате боя были взяты в плен 4 солдата 12-го финского егерского полка и захвачены оперативные документы и карты противника.

На следующий день с 11.00 в районе высоты Безымянной пехота вновь перешла в наступление. Танки, создавая впереди пехоты огневой вал, обеспечили успех ее наступления. К утру 12 июля противник был уничтожен, и безымянная высота взята. В этой атаке танки без значительных потерь для себя блестяще справились с задачей. Совместно с действующими пехотными частями были уничтожены и закопаны гусеницами 223 человека финской пехоты. На поле боя были брошены крупнокалиберные пулеметы, автоматы, 2 малокалиберные противотанковые пушки и большое количество боеприпасов.

12 июля распоряжением командира дивизии в распоряжение командира 73-го пехотного полка было выделено 7 танков Т-28, которые сосредоточились в 23 км западнее Алакуртти. Кроме того, взвод 2-го танкового батальона и одна машина Т-28 сосредоточились в районе безымянной высоты в готовности к действию по отражению противника, где и находились до 14 июля.

На этом же направлении еще 28 июня был сосредоточен в лесу в 1,5 км южнее станции Алакуртти и 2-й танковый полк 1-й танковой дивизии за исключением 3-го батальона, который поступил в резерв штаба 14-й армии и был направлен в район города Кандалакши. До 5 июля подразделения полка занимались боевой подготовкой, а затем саперная рота и 6-я рота 2-го батальона получили приказ выйти в район населенного пункта Сулахаран Ноки и совместно с 3-м батальоном 1-го полка оборонять указанный участок. На следующий день распоряжением начальника штаба 1-й танковой дивизии 6-я рота 2-го батальона убыла в район сосредоточения 1-го полка, а танковый полк получил задачу — быть в готовности к погрузке в эшелоны. В тот же день приказ был отменен, а 6-я и саперная роты убыли в район сосредоточения 3-го батальона 1-го моторизованного полка.

7 июля 2 танка БТ-5 6-й роты с 3 танками Т-26, 2 бронемашинами и взводом пехоты были высланы для связи с 4-й ротой, оборонявшейся в районе населенного пункта Кукурилампи. К вечеру сведений от этой группы не поступило, и командиром 3-го батальона 1-го полка было отдано приказание командиру 6-й роты — выслать дополнительно 4 танка БТ-5 и Т-26 и взвод пехоты с задачей поддержать отход 4-й роты. Одновременно были высланы 8-я рота и взвод 6-й роты в направлении населенного пункта Хайскало с задачей — ударить во фланг наступающему на 4-ю роту противнику. Атака 8-й роты 92 и взвода танков успеха не имела, и они отошли на прежний рубеж. Высланная дополнительно боевая группа встретила подразделение, отправленное для связи с 4-й ротой, и стала поддерживать ее отход. При отходе был подбит 1 танк и 2 танка выведены из строя минами.

8 июля 6-я рота совместно с 3-м батальоном продолжала вести бой в районе населенного пункта Вуорви-Ярви. К вечеру к озеру Илимянен был выслан взвод 6-й роты с задачей — поддержать начавшую отход 4-ю роту.

14 июля 2-й танковый полк занимался боевой подготовкой, а к вечеру получил приказ, по которому 1-я рота полка совместно с 1-м батальоном и тремя ротами 3-го батальона готовилась нанести удар по противнику в направлении урочища Хангаселька. Предполагалось ударом во фланг и тыл уничтожить группировку противника и овладеть рубежом Коорд, высота 127,0, гора Куставара.

Однако уже вечером 15 июля был получен новый приказ — подготовить часть к погрузке на железнодорожный транспорт для переброски на участок обороны 7 А, вследствие чего задача 1-й роты была отменена.

Рано утром 16 июля первый эшелон был погружен на станции Алакуртти и отправлен к станции назначения.

К тому времени стало совершенно очевидным, что применение танковой дивизии в районе населенных пунктов Алакуртти, Кайрала, Салла, Вуоло-Ярви является совершенно нецелесообразным и малоэффективным в силу отсутствия возможностей маневра для танковых подразделений. Данный район характерен озерно-болотистой местностью с большим сплошным массивом каменных валунов, то есть естественных противотанковых препятствий. Кроме того, противник на этом направлении обладал большим количеством автоматического противотанкового оружия.

Действующий совместно с танковыми частями 42-й стрелковый корпус вел бои в основном оборонительного характера, и возможности танковой дивизии были не использованы, а основные ее силы не были применены.

15 июля с утра по распоряжению командующего фронтом дивизия (без 3-го батальона 2-го танкового полка, 1-го мотополка и 3-го батальона 1-го танкового полка) начала производить погрузку на станции Алакуртти в эшелоны для передислокации по железной дороге в район поселка Рошаля (Корпиково, Пролетарская слобода), где к тому времени обстановка серьезно обострилась. 1 тд оставила по техническим неисправностям в Алакуртти 2 KB, 23 БТ-7,10 Т-26 и в Кандалакше 30 танков БТ. За время боев безвозвратные потери 1 тд составили 33 БТ, 1 Т-26, 3 БА-10 и гусеничный тягач «Коминтерн».

К 19 августа германское командование закончило подготовку нового наступления. 36-й армейский корпус нанес удары по флангам дивизий 42-го стрелкового корпуса и 21 августа создал угрозу их окружения. Дивизионные и корпусные резервы были израсходованы. Армейских резервов на этом направлении также не было. Командующий армией приказал командиру 94 42-го стрелкового корпуса отвести войска на рубеж реки Тунтса-Йоки. Отход был проведен организованно.

В этот период советские войска поддерживали боевые машины отдельного танкового батальона 42-го стрелкового корпуса. На эти танки и была вся надежда. 20 августа командир батальона получил устный приказ командира 104 сд: поддержать огнем пехоту для уничтожения противника, перерезавшего шоссе Алакуртти — Салла. Сначала из роты старшего лейтенанта Горскина в бой были брошены 2 легких танка БТ, которые вскоре были подбиты артиллерией противника. Тогда на передний фланг был выдвинут тяжелый танк КВ-2, который в гордом одиночестве «ездил» по вражеским позициям, пока не подорвался на фугасе. После этого попытки подобных танковых атак были прекращены. Батальон вместе с пехотой отражал атаки противника и подбил 2 немецких танка.

3 сентября 36-й армейский корпус вермахта, усиленный 9-м моторизованным полком СС, атаковал нашу оборону на реке Тунтса-Йоки, к 10 сентября противнику удалось выйти в тыл 42-го стрелкового корпуса. Командующий армией приказал командиру корпуса отойти на заранее подготовленный рубеж по озерам и рекам Средний и Нижний Верман.

На этом рубеже соединения 42-го стрелкового корпуса 20 сентября окончательно остановили наступление врага. Понеся большие потери, соединения 36-го армейского корпуса немцев оказались не в состоянии сломить сопротивление 104-й и 122-й стрелковых дивизий и после безуспешных атак в конце сентября перешли к обороне[35].

На кестеньгском направлении 242-й стрелковый полк 104-й стрелковой дивизии занимал оборону в межозерном дефиле на удалении 60 км от границы. Такое удаление объясняется тем, что ближе к границе не было выгодных для обороны рубежей. Государственную границу на участке 100 км прикрывал 72-й погранотряд войск НКВД.

1 июля 1941 года части 3-й пехотной дивизии финнов атаковали заставы 72-го погранотряда. Основные усилия противник сосредоточивал вдоль единственной лесной дороги Куусам, Лоухи. Пограничники с тяжелыми боями отходили на восток.

К исходу 20 июля враг подошел к основному оборонительному рубежу 242-го стрелкового полка, продвинувшись за 20 дней на 60 км. Полк в течение десяти дней сдерживал натиск противника.

Для усиления своей группировки на кестеньгском направлении и развития достигнутого успеха германское командование перебросило сюда с кандалакшского направления вначале часть, а затем всю 6-ю горнопехотную дивизию СС «Норд».

31 июля после перегруппировки противник вновь перешел в наступление. Ему удалось рассечь оборону полка и окружить его некоторые подразделения. Полк понес большие потери. По приказу командующего армией этот полк 5 августа отошел сначала в район Кестеньга, а затем на рубеж 20 км восточнее. На его усиление был переброшен из Мурманска 1087-й стрелковый полк. Но и с прибытием этого полка остановить наступление врага не удалось. В целях повышения оперативности управления войсками все части на кестеньгском направлении 9 августа были объединены в 5-ю стрелковую бригаду.

При отходе 242-го стрелкового полка железнодорожная ветка Кестеньга, Лоухи оказалась неприкрытой, и противник силами до полка 11 августа вышел к ней в районе 34-го км. 5-я стрелковая бригада оказалась в окружении. Враг получил реальную возможность прорваться на станцию Лоухи и перерезать Кировскую железную дорогу. В этот критический момент Ставка Верховного главнокомандования усилила 14-ю армию 88-й стрелковой дивизией, находившейся в районе Архангельска.

За двое суток 88-я стрелковая дивизия по недостроенной железной дороге была переброшена на станцию Лоухи и 15 августа с ходу вступила в бой. Противник был остановлен. Наступательными действиями в течение сентября 88-я стрелковая дивизия и 5-я стрелковая бригада отбросили вражеские войска на 12–16 км. 23 сентября обе стороны перешли к обороне.

Боевые машины отдельного танкового батальона РККА, действовавшего на кандалакшском и кестеньгском направлениях, также очень активно поддерживали контратаки советских войск, тем более что у немцев были в основном только легкие и средние танки, не выдерживавшие никакой конкуренции с трехбашенными Т-28 и мощными КВ.

С 20 августа по 2 сентября отб (1 мсп) активных боевых действий не вел, восстанавливая материальную часть. 2 сентября один Т-28 и три БТ-7 поддерживали советскую пехоту, контратакующую позиции врага. На трехбашенном танке Т-28 был сосредоточен весь огонь противотанковой артиллерии противника, и он, получив пять прямых попаданий, сгорел. В этой ситуации БТ-7 прорвались на немецкую батарею и раздавили ее. Позиции противника были взяты, а 2 противотанковые пушки достались нашим войскам. Впоследствии танкистами были захвачены 2 исправных немецких танка Pz.Kpfw.I Ausf.В, которые были переданы в разведбатальон 88 сд. На 7 сентября 1941 года батальон имел в своем составе: 18 БТ-7, 6 Т-26 и один Т-28. Взвод танков БТ-7 вместе с мотострелковым полком находился в засаде на склонах горы Войта, на кестеньгском направлении 3 танка БТ-7 и один Т-28 охраняли КП 5 сбр. Приказом командира 42 ск одновременно разрешалось выводить для ремонта не более трех танков. 20 сентября в составе 107 отб (так стали именовать отдельный танковый батальон) было 16 БТ-7 и 4 огнеметных танка на базе Т-26. 4 БТ-7, 3 Т-28 и один огнеметный танк находились в ремонте.

С третьей декады сентября, когда на участке 14-й армии Карельского фронта начались позиционные бои, танковые силы 14 А действовали на мурманском и кандалакшском направлениях, занимаясь в основном ремонтом техники и охраной коммуникаций.

На мурманском направлении действовал танковый взвод старшего лейтенанта Анисимова (в составе четырех Т-26), который охранял и прикрывал КП 14-й стрелковой дивизии. В середине октября 1941 года танков Т-26 во взводе стало 5, также 2 машины из состава береговой обороны Северного флота получил 23-й укрепленный район. 26 октября 1941 года в связи с изменением штатов стрелковых дивизий был сформирован бронеотряд капитана Лепехина в составе 5 танков Т-26 (рота Анисимова), 11 легких танков Т-37/38 (62 орб 52 сд) и 12 бронемашин. Это подразделение находилось в распоряжении командующего оперативной группой мурманского направления. Бронеотряд белил и маскировал свою технику, а также ремонтировал неисправную материальную часть — 2 танка Т-37/38 и 5 бронемашин. В середине ноября кроме бронеотряда Лепехина на мурманском направлении действовал танковый отряд Северного флота из 5 танков Т-26.

На кандалакшском направлении действовал 107-й отдельный танковый батальон Красной армии. Вообще в этот период существовало два 107-х танковых батальона (второй в подчинении 115-й стрелковой дивизии Ленинградского фронта) Красной армии.

Вероятно, это было вызвано непостижимым дроблением 1-й танковой дивизии, в течение лета «путешествующей» по всему Северному фронту.

107-й отдельный танковый батальон с 20 по 30 сентября 1941 года в боях не участвовал. С отходом наших частей на реку Нижний Верман рота старшего лейтенанта Горскина в количестве шести БТ-7 и четырех ЛХТ-133 на основании боевого приказа штадива 122 от 12 сентября 1941 года вместе с 420 сп составляли ударную группу, которая занимала оборону на высоте 324,0 с задачей контратаковать противника в случае продвижения последнего по дороге Кандалакша — Алакуртти. 24 сентября, согласно распоряжению комфронтом — рота старшего лейтенанта Нетрусова (9 БТ-7 и 1 Т-26) убыла в Петрозаводск. Остальные танки батальона были переподчинены 104 сд с той же задачей. На 30.09.1941 года 107 отб имел: 3 Т-28 (все в ремонте), 11 БТ-7 (2 в ремонте), 5 Т-26 (из них в ремонте 1).

В течение октября 107 отб боевых действий не вел. Со 104 сд находилась рота старшего лейтенанта Мельникова (6 БТ-7, 4 ЛХТ-133). Штаб батальона и другая часть танков (5 БТ-7, 5 ЛХТ-133) располагались на 71 км дороги Кандалакша — Алакуртти. Только что полностью отремонтированные танки Т-28 во время движения с 310-го ремонтного завода в Кандалакше по пути в батальон опять сломались («сгорело ферродо»). Однако в конце месяца эти танки были отремонтированы (данные о 107 отб на 31.10.1941 года: 12 БТ-7, 5 ЛХТ-133, 3 Т-28). Кроме ремонта в батальоне шла активная подготовка к зиме: танки побелили, заправили антифризом систему охлаждения, все боевые машины были зарыты в землю, а под ними сделаны печи, посредством которых производилось подогревание масла до 35–40 °C. Вместо 3-й роты в батальоне создан бронеотряд на основе техники, переданной из 122 и 104 сд в количестве: 6 Т-38, 14 бронемашин. В ноябре особых изменений не произошло. Численность 107 отб составляла 20 танков: 12 БТ-7, 3 Т-28 и 5 ЛХТ-133. Бронеотряд из 10 БА и 6 Т-38 использовался для охраны коммуникаций[36].

При изучении отчетных докладов начальника АБТВ 14 А становится ясно, что самые большие трудности были связаны с ремонтом автомобильной и автотракторной техники. Так, в конце октября 1941 года в ожидании ремонта находилось 336 единиц техники, а ожидалось, что эта цифра возрастет до 410 единиц. Судя по требованиям на запчасти, основными автомобилями 14 А были ГАЗ-А, ГАЗ М-1, ГАЗ-АА, ЗиС-5, а тракторами — СТЗ-5 НАТИ и ЧТЗ-60.

В целях повышения устойчивости управления все войска, действовавшие на кестеньгском, ухтинском и ребольском направлениях, были объединены в Кемскую оперативную группу фронтового подчинения. Оборона кестеньгского направления была возложена на 88-ю стрелковую дивизию. 242-й стрелковый полк в конце сентября был возвращен в свою 104-ю стрелковую дивизию на кандалакшское направление, а 5-я стрелковая бригада выводилась в резерв 14-й армии на переформирование.

Новое наступление немецко-финских войск на кестеньгском направлении началось 1 ноября. Части 88-й стрелковой дивизии оказали противнику ожесточенное сопротивление. В течение двенадцати суток противнику удалось лишь на правом фланге дивизии вклиниться в ее оборону на глубину 2–3 км. 12 ноября наступление врага было остановлено. В середине ноября с мурманского направления на кестеньгское была переброшена 186-я стрелковая дивизия, а также часть сил с ухтинского и других направлений. Части Кемской оперативной группы на кестеньгском направлении 23 ноября перешли в наступление и к 27 ноября отбросили противника на позиции, с которых он начал наступление 1 ноября. На этом рубеже фронт стабилизировался.

Противник выдохся и не мог больше наступать. Немецкое командование объясняло это тяжелыми условиями местности, отсутствием дорог и непрерывным усилением советских войск в Карелии и на Крайнем Севере (директива № 36 от 22 сентября 1941 года). В действительности главной причиной удачной обороны была самоотверженность опытных (еще по Советско-финской войне) и подготовленных частей Красной армии, а также местного населения (преимущественно русского), которое не жалело своих сил и имущества для победы над врагом. Еще в сентябре 1941 года, когда над Мурманском нависла реальная угроза захвата, более 10 тыс. ополченцев и несколько тысяч человек из истребительных отрядов Мурманска и Мурманской области вошли в состав формируемой тогда 186-й (полярной) дивизии. К концу 1941 года в системе Всеобуча занимались уже 15 512 мурманчан.

Еще в июле 1941 года началось строительство оборонительных сооружений на мурманском и кандалакшском направлениях. В сентябре 1941 года была создана организация «Оборонстрой» с общим количеством 8373 человека. К декабрю 1941 года строители отрыли 1142 окопа, подготовили 739 ДОТов и ДЗОТов, 1013 землянок, 33 007 погонных метров ходов сообщений, 81 км проволочных заграждений, 130 блокгаузов и командных пунктов, 80 км завалов и засек, 209 км дорог.

Столкнувшись с таким организованным сопротивлением, германское командование поставило армии «Норвегия» следующую задачу: «Удержать захваченную территорию, обеспечить безопасность области Петсамо с ее никелевыми рудниками от нападения с суши, воздуха и моря и провести все подготовительные мероприятия, с тем чтобы, начав боевые действия еще этой зимой, в следующем году окончательно овладеть Мурманском, полуостровом Рыбачий и Мурманской железной дорогой». Но эти планы так и не сбылись.

Таким образом, в оборонительном сражении, длившемся в течение трех месяцев, 14-я армия при поддержке частей, кораблей и авиации Северного флота отразила наступление противника, сорвала его замыслы по захвату Мурманска, Кольского полуострова и Кировской железной дороги. Немецко-финские войска ценой огромных потерь продвинулись на мурманском направлении на глубину 25–30 км, на кандалакшском — 70–75 км, на кестеньгском — 80–90 км, не достигнув ни одной из поставленных целей. Вследствие огромных потерь немецко-финские войска оказались не в состоянии продолжать наступление и вынуждены были перейти к обороне.

Оборонительное сражение 14-й армии является примером успешного ведения армейской оборонительной операции в суровых условиях Заполярья.

Основные усилия армии сосредоточивались на трех разобщенных сотнями километров важнейших направлениях. Опыт оборонительного сражения 14-й армии показал, что группировки войск, создаваемые для обороны таких направлений, должны были обладать полной самостоятельностью. Их состав должен был обеспечивать отражение наступления противника на прикрываемом направлении своими силами, поскольку изменить созданную группировку войск в ходе сражения оказалось очень трудно, а в ряде случаев просто невозможно.

Построение обороны было разнообразным, при этом очень искусно использовалась местность. Так, на мурманском и кестеньгском направлениях создавалась полоса обеспечения глубиной 8–10 и 60 км соответственно, оборонявшаяся силами от батальона до полка. На кандалакшском направлении полоса обеспечения не создавалась, но готовились три полосы обороны на удалении 1–3, 25 и 60 км от государственной границы. Разобщенность направлений и наличие открытых флангов вызывали необходимость создания круговой обороны и выделения резервов в соединениях и частях.

В оборонительных боях личный состав 14-й армии проявил исключительное упорство. Длительное удержание занимаемых позиций при выходе противника на фланги и в тыл, а также ведение боя в полном окружении были обычными явлениями. Обошедшие или прорвавшиеся в глубину обороны группировки врага поражались огнем и уничтожались решительными контратаками резервов или подразделений, снятых с неатакованных и второстепенных направлений. Важное значение имели морские десанты, высаживаемые в тыл наступавшим группировкам противника на мурманском направлении.

Большую роль в срыве сентябрьского наступления на мурманском и августовского на кестеньгском направлении сыграли контрудары резервных дивизий ВГК, переданных в состав армии в ходе оборонительного сражения.

Исключительно важную роль в отражении наступления противника имело твердое и непрерывное управление войсками. Командующий армией, командиры соединений и частей на протяжении всей оборонительной операции умело управляли подчиненными войсками, направляя их усилия на успешное выполнение боевых задач. Лишь в первый день боевых действий имелись случаи потери управления в некоторых соединениях на мурманском направлении. Усилиями штаба армии управление было быстро восстановлено и в последующем не нарушалось.

Командующий армией осуществлял управление соединениями и частями с командного пункта, оборудованного в районе города Мурманск и хорошо защищенного от ударов авиации противника.

Устойчивая связь поддерживалась главным образом проводными средствами, при этом широко использовались местные линии, в том числе и Министерства путей сообщения.

В течение 1942–1943 годов на этом участке советско-германского фронта шли позиционные бои, где ни одна из противоборствующих сторон не добилась заметного успеха. Зато оргштатные изменения в германской и советской армиях не заставили себя ждать. Так, в январе 1942 года германская армия «Норвегия» была переименована в армию «Лапландия», а с 21 июня 1942 года — в 20-ю горную армию. В декабре 1942 года горнопехотный корпус «Норвегия» был преобразован в 19-й горнопехотный корпус. Кандалакшская оперативная группа Красной армии с апреля 1942 года стала 19-й армией, а Кемская оперативная группа — 26-й армией.

Оборонительная операция 14-й армии в Заполярье (июнь — ноябрь 1941 года)

Часть II Победа на Востоке

Разгром Квантунской армии

Эта глава книги посвящена последним событиям Второй мировой войны — разгрому крупнейшей группировки Императорской армии Японии (Квантунской армии) за пределами метрополии. Казалось бы, советские бойцы и командиры играючи сделали свое дело — упорный враг был разгромлен в кратчайшие сроки. Однако кроме опыта, мощи и силы Красной армии у наших войск был еще один «союзник» — крайне сложная для Японии внешнеполитическая обстановка, заставившая руководство островной империи обескровить Квантунскую армию для защиты метрополии.

Разгром Квантунской армии вошел в отечественную историографию молниеносной безоговорочной победой советского оружия. При этом противостоящего нам противника в отечественной исторической литературе представляли чуть ли не более многочисленным и подготовленным, нежели дальневосточная группировка трех фронтов Красной армии. На самом деле ещё в 1944 году войска Квантунской армии начали испытывать структурные кризисные изменения, отразившиеся на результатах противоборства с Красной армией в августе 1945 года. О состоянии войск Квантунской армии, о подготовке японского командования к войне с СССР в 1944–1945 годах и повествует эта глава.

Страх Квантунской армии перед своим военным бессилием в Маньчжурии возрастал по мере увеличения численности советских войск в Забайкалье и на Дальнем Востоке. В начале октября 1944 года руководство СССР выделило крупные денежные средства на расходы, связанные с переброской своих войск на дальневосточный ТВД. Сталин и Генеральный штаб Красной армии заявили своим западным союзникам, что они после победы над нацистской Германией для организации наступления на Квантунскую армию намереваются увеличить численность дивизий на Дальнем Востоке с 30 до 55 или даже до 60. В частности, с конца февраля 1945 года разведка японской Императорской армии докладывала о продолжающихся перевозках войск и запасов продовольствия в восточном направлении через Транссибирскую магистраль. На вагонах-платформах перевозили танки, самолеты, артиллерийские орудия и понтонные мосты, предназначенные, очевидно, для проведения операций по форсированию водных преград. Часто советские войска даже и не пытались маскировать под брезентом боевую технику. С каждым месяцем увеличивались масштабы выдвижения частей и подразделений Красной армии к восточной приграничной полосе. В мае — июне 1945 года советские войска использовали для перевозок около 15 эшелонов ежедневно. Японская разведка пришла к заключению о том, что дивизии Красной армии перевозились по железной дороге на восток каждые 3 дня, что составляло в целом около 10 дивизий в месяц. Японцы предполагали, что к концу июля 1945 года для проведения наступательной операции командование советских войск увеличит численность своих соединений на Дальнем Востоке до 47 дивизий — около 1 600 000 человек личного состава, 6500 самолетов и 4500 единиц броневой техники (в действительности на 9 августа 1945 года в составе группировки советских войск — 1 669 500 человек — имелось 76 стрелковых дивизий, 4 танковых корпуса, 34 бригады, 21 укрепленный район. — Примеч. авт.).

Определенно, прибывшие части и подразделения Красной армии не проводили специальных мероприятий к проведению наступательной операции в условиях холодного климата и поэтому, по мнению японцев, вынуждены были начать боевые действия до наступления зимы. Беспокойство японского командования усилилось, когда 5 апреля 1945 года советское руководство предупредило Токио о своем намерении расторгнуть пятилетний договор о нейтралитете от апреля 1941 года по причине того, что он «потерял свое значение, а его продление стало невозможным».

К тому времени Квантунская армия «потеряла» свои лучшие соединения, которые были отправлены на поля сражений или для обороны метрополии. Весной 1944 года была реорганизована последняя оставшаяся дивизия могучей в прошлом наступательной группировки. В январе 1945 года штаб 6-й армии (руководивший из Хайлара последним этапом боевых действий в районе Халхин-Гола в 1939 году) из Маньчжурии переместили в Китай. Для сохранения видимости присутствия мощных полевых сил Генеральный штаб Императорской армии Японии приказал Квантунской армии увеличить численность дивизий и отдельных бригад путем мобилизации всех оставшихся призывников. Позже один из участников боевых действий, полковник Сабуро Хаяши (Hayashi Saburo), вспоминал: «Мы хотели показать численность войск. Если бы русские узнали о слабости нашей подготовки в Маньчжурии, то они непременно бы атаковали нас». Этот подход сильно напоминал решения, принимавшиеся руководством Красной армии при потере инициативы в ведении боевых действий против немцев в 1941–1942 годах.

В январе 1945 года началось длившееся около двух месяцев формирование 8 дивизий и 4 отдельных смешанных бригад. Личный состав поступал в формируемые части и соединения из разбитых частей и имевшихся в наличии соединений, расположенных в других районах Китая. Однако Квантунская армия использовала все доступные методы для обеспечения личным составом частей и подразделений при проведении в мае — июле 1945 года трех мобилизационных призывов на военную службу, набирая даже физически немощных, немолодых гражданских государственных служащих, колонистов и студентов. В июле на военную службу было призвано 250 000 человек, из которых 150 000 относились к мужскому гражданскому населению призывного возраста. Они были зачислены для прохождения военной службы в транспортных войсках и войсках связи. В результате Квантунская армия «на бумаге» превратилась в самую многочисленную армию за всю историю Японии с общим количеством личного состава 780 000 человек, входивших, по японским данным, в состав 12 бригад и 24 пехотных дивизий, 4 из которых в июне и июле 1945 года прибыли с китайского театра военных действий (видимо, не учитывались японские дивизии в Корее. — Примеч. авт.).

В Квантунской армии пехотные дивизии в 1945 году имели различную штатную организацию и численность: дивизии трехполкового состава — по 14 800 человек и дивизии двухбригадного состава — по 13 000 человек. Фактически основная часть соединений имела численность 10–13 тысяч человек. Большинство дивизий были именно трехполкового состава, но и среди них были исключения: 107-я пехотная дивизия кроме трех линейных полков имела дополнительный разведывательный полк, оснащенный в том числе и танковой ротой; 79-я пехотная дивизия наряду с тремя пехотными полками имела дополнительно кавалерийский полк. Полковые дивизии кроме линейных частей имели в своем составе артиллерийский полк, инженерный полк, отряд связи, отряд вооружения, санитарный отряд, обозный полк, ветеринарный лазарет. Дивизии бригадного состава (известно по крайней мере 3 таких соединения: 59, 68,117 пд), наряду с бригадными линейными соединениями, вместо артполка, обозного полка и других частей имели батальоны (отряды) соответствующего назначения.

Штатная численность смешанных пехотных бригад колебалась от 6 до 10 тысяч человек. Фактически бригада насчитывала от 4500 до 8000 человек. Большая часть бригад имела состав около 6000 человек.

В общей сложности в составе японских войск Квантунской армии в июле 1945 года, по советским данным, насчитывалось: 31 пехотная дивизия, 9 пехотных бригад, бригада «спецназначения» (смертников) с базированием под Муданьцзянем, 2 танковые бригады и 2 авиационные армии (2-я авиационная армия — в Маньчжурии, 5-я в Корее).

Маньчжурские войска (армия Маньчжоу-Го) состояли из 2 пехотных и 2 кавалерийских дивизий, 12 пехотных бригад и 4 отдельных кавалерийских полков. На территории Маньчжурии было создано 11 военных округов. Каждый округ имел помимо окружного управления отдельные части и соединения.

Монгольские войска (Внутренней Монголии) — армия японского ставленника князя Де Вана — состояли из 5 кавалерийских дивизий и 2 отдельных кавалерийских бригад. Западная провинция Суйюань имела свою армию, состоявшую из 4–6 пехотных дивизий, дислоцируемых в районе Суйюань, Калган.

Кроме того, в Маньчжурии и Корее из японских резервистов-переселенцев были сформированы вооруженные отряды, прошедшие военную подготовку. Общая численность этих отрядов доходила до 100 000 человек.

Но этого для укрепления обороны численности Квантунской армии было недостаточно. Тем более что 1 мая 1945 года Генеральный штаб Императорской армии издал приказ о том, чтобы все танки, оставленные в бронетанковой академии в Сыпингае, включить в состав сводной бригады и отправить на родину. Полностью это сделать не удалось, оставшаяся часть боевых машин была передана в 35-й танковый отряд и 9-ю танковую бригаду Квантунской армии. Вместе с 1-й танковой бригадой и отдельными танковыми ротами пехотных дивизий в Маньчжурии в августе 1945 года имелось всего около 290 танков. Не лучше дело обстояло и в авиации. К августу в авиационных частях на всей территории Маньчжурии (2-я авиационная армия) осталось 230 исправных боевых самолетов, 175 из них были устаревшими. Остальные 55 составляли современные истребители, бомбардировщики и самолеты-разведчики против почти 5000 советских самолетов. Кроме того, численность всех дивизий на бумаге и в реальности мало соответствовали. Позже начальник штаба 3-й армии оценил общую боевую эффективность всех соединений и частей Квантунской армии и приравнял её только к 8,5 дивизиям периода 1940–1943 годов. Общая огневая мощь уменьшилась наполовину или даже на 2/3. Минометы местного производства являлись единственным вооружением всех артиллерийских подразделений. На вооружении некоторых соединений находились только устаревшие образцы. Тяжелое вооружение и боеприпасы отсутствовали на пограничных передовых позициях, а пулеметные установки были выведены из строя. Так как в результате переброски продовольствия и артиллерийских орудий на другие ТВД истощились основные запасы 1941–1942 годов, возникла проблема острой нехватки топлива, снарядов и боеприпасов. Оставшиеся японские летчики называли бензин «таким же дорогим, как кровь». Наземные мины и противотанковые снаряды производились в кустарных условиях, часто с добавлением пороха из невостребованных крупнокалиберных снарядов. Если бы боевые действия продолжались 3 месяца, у Квантунской армии хватило бы боеприпасов только на обеспечение 13 дивизий без обеспечения других тактических единиц. Некоторые проходящие подготовку новобранцы никогда не вели огонь боевыми снарядами. Новые мероприятия по подготовке к ведению обороны не велись, так как их проведению препятствовала нехватка ресурсов, оборудования и квалифицированного личного состава. Ввиду некомплекта автотранспортных батальонов грузовых машин, рот тягачей, штабов снабжения и инженерных подразделений возможности тылового обеспечения были истощены.

В целях компенсации нехватки личного состава и боеприпасов документы и наставления Императорской армии требовали от каждого японского солдата уничтожить 10 военнослужащих противника или один его танк, применяя методы, основанные на тактике «токко» (особого нападения или самоубийства). Смертники были предназначены для уничтожения советских офицеров, генералов, танков и других боевых машин. Они действовали мелкими группами или в одиночку. Офицеров и генералов убивали холодным оружием «из-за угла». При атаке на боевые машины противника японские солдаты должны были использовать самодельные взрывные заряды или бутылки с горючей смесью, сделанные из подручных материалов (бутылок из-под пива или безалкогольных напитков). Данные методы применялись еще в 1939 году в районе Халхин-Гола.

Кроме традиционных противотанковых средств, таких как противотанковые 75-мм, 47-мм и 37-мм пушки, а также 20-мм противотанкового ружья Тип 97, в боях против советских войск японцы намеревались использовать «смертников». Камикадзе, как правило, привязывали на спину мину модели Тип 3, с которой и бросались под танк противника. Другие противотанковые средства также были близки к самоубийственным. Таким оружием прежде всего являлась мина, использующая кумулятивный эффект, насаженная нашест длиной 1,5 м. Солдат должен был подбежать к танку противника и «ткнуть» в броню «шилообразными» насадками, которые защищали сам корпус мины от повреждений. От нажима мины на шест происходил подрыв детонатора и из воронкообразной мины извергалась струя огня, которая в свою очередь прожигала броню танка. Вероятность остаться живым при выполнении этого головоломного трюка была, естественно, невелика. Подорвать бронесредство противника также можно было кумулятивными гранатами Тип 3 (версии «Ку», «Отсу» и «Хей») или миной-гранатой Тип 99 при точном броске. В отсутствие этих боеприпасов использовались ручные гранаты Тип 97 и Тип 99. Изредка для подрыва танков использовали специально натренированных собак, число которых было невелико.

Личный состав «превращался» в человеческую бомбу и, закрепляя к одежде полдюжины самодельных гранат, подрывал себя на броне танка противника. Некоторые японские летчики собирались пикировать на старых учебных самолетах, начиненных взрывчаткой, прямо на броневые машины противника. Однако пламенные призывы к самопожертвованию не могли отменить общие склонности к цинизму и скептицизму в отношении исхода войны. Новобранцам не хватало веры в свое оружие, своих офицеров и самих себя. Они были не похожи на ту Квантунскую армию, которая в 1931–1932 годах вторглась на территорию Маньчжурии, до последней капли крови вела боевые действия на реке Халхин-Гол или которая была готова захватить в 1941–1942 годах Сибирь и Дальний Восток. В кулуарных разговорах безразличные к жизни новобранцы называли себя «человеческими пулями», «подразделениями-жертвами» и «маньчжурскими сиротами».

Время истекало. Штаб Квантунской армии в Чанчуне уже потерял всякую возможность реализовать планы по остановке наступления советских войск в приграничной зоне и высказал предложение о том, чтобы вместо запланированных ранее мероприятий были разработаны планы ведения боевых действий по изнурению противника, а также инструкции по ведению партизанской войны. 30 мая 1945 года Генеральный штаб Императорской армии Японии официально одобрил новый оперативный план войны с СССР, построенный на долговременной обороне с использованием фортификационных укреплений.

Горно-лесистый характер Маньчжурского плацдарма и обилие водных преград создавали японскому командованию благоприятные условия для сооружения мощной системы обороны вдоль границ СССР. К началу военных действий противник имел в приграничной полосе 17 укрепленных районов, из них 8 — против советского Приморья общей протяженностью по фронту 822 км (4500 долговременных огневых сооружений). Районы были оборудованы по последнему слову фортификационной науки и техники. Например, протяженность подземных галерей Сахалянского и Цикейского укрепленных районов, расположенных на берегу Амура, равнялась соответственно 1500 и 4280 м, а укрепления в нижнем течении Сунгари состояли примерно из 950 сооружений и 2170 м закрытых ходов сообщения. Каждый укрепленный район достигал 50–100 км по фронту и 50 м в глубину. Он состоял из трех-семи узлов сопротивления, включавших по три-шесть опорных пунктов. Узлы сопротивления и опорные пункты оборудовались, как правило, на господствующих высотах, а их фланги примыкали к труднодоступной горно-лесистой или лесисто-болотистой местности.

Во всех укрепленных районах были построены долговременные огневые сооружения с артиллерийскими и пулеметными огневыми точками, бронеколпаками, противотанковыми рвами, окопами и проволочными заграждениями. Помещения для личного состава, хранения боеприпасов и продовольствия, электростанции и линии электропередачи, системы водоснабжения и вентиляции находились глубоко под землей. Развитая сеть подземных ходов соединяла все оборонительные сооружения в единый комплекс.

Линия пограничных укреплений (первый оборонительный рубеж) выполняла функции полосы прикрытия, которая состояла из трех позиций: первая, глубиной 3–10 км, включала передовые узлы сопротивления и опорные пункты, вторая (3–5 км) — основные узлы сопротивления, и третья (2–4 км) находилась в 10–20 км от второй позиции.

После линии пограничных укреплений следовали второй и третий оборонительные рубежи, состоявшие преимущественно из сооружений полевого типа. На втором рубеже находились основные силы фронта, а на третьем — фронтовые резервы.

Полоса прикрытия, на которой размещалась примерно треть войск, должна была обеспечить ведение сдерживающих боев и срыв наступления советских войск. Находившиеся в глубине основные силы Квантунской группировки предназначались для контрнаступления.

Руководство Японии полагало, что «против превосходящих по силе и подготовке советских войск» японская армия «продержится в течение года».

Первый этап должен был продлиться около трех месяцев. Считалось, что только прорыв приграничной полосы долговременных укреплений займет у советских войск не меньше месяца. К концу первого этапа, по мысли японского командования, они смогут продвинуться до рубежа Байчэн, Цицикар, Бэйань, Цзямусы, Муданьцзян. Затем советским войскам потребуется ещё три месяца, чтобы подтянуть силы и подготовиться к операциям второго этапа по захвату остальной части Маньчжурии и Внутренней Монголии, на что должно было уйти примерно шесть месяцев. В течение этого времени японское командование рассчитывало перегруппировать силы, организовать контрнаступление и, восстановив положение, добиться почетных условий мира.

Большие надежды возлагались на организацию диверсионных («партизанских») отрядов, в состав которых входили и белоэмигранты, и на отряды уже упоминавшихся смертников. Сущность действий этих отрядов состояла в проведении систематических, небольших по масштабам, но значительных по результатам «специальных операций» на территории, которую удалось бы занять противнику.

Район полевых фортификационных сооружений (редут) — основное месторасположение войск — находился по обе стороны границы Южной Маньчжурии и Северной Кореи между Аньту, Тунхуа и Ляояном. Выводя войска из районов западнее, севернее и восточнее треугольника, образованного железнодорожными путями и соединявшего Чанчунь и Дайрен, а также Чанчунь и Тумынь, Квантунская армия, в сущности, по плану уступала противнику 75 % территории Маньчжурии. Необходимо было серьезно подумать об эвакуации из Чанчуня (населенный пункт под Мукденом. — Примеч. авт.) штаба Квантунской армии, однако впоследствии даже после начала боевых действий в целях безопасности и по политическим и психологическим причинам никаких мероприятий так и не было проведено.

Получив разрешение императора на проведение переброски войск в соответствии с последним планом «на случай непредвиденных дополнительных обстоятельств», японский Генштаб издал приказ о приведении Квантунской армии в состояние боевой готовности. 1 июня 1945 года начальник Генерального штаба армии генерал Уметзу (Umezu) отправился в Сеул, а на следующий день — в Дайрен для подтверждения нового плана и издания приказа на ведение боевых действий. Командующим 17-й армии генерал-лейтенанту Ёшио Козуки (Kozuki), Квантунской армии полному генералу Отодзо Ямада (Yamada) и командиру Экспедиционной армии в Китае генералу Ясуджи Окамура (Okamura) Уметзу объяснил необходимость координации сил в Маньчжурии, Корее и Китае борьбой с вторжением советских войск, которые будут наносить удары с севера, и американским десантом, высадившимся на территории Северной Кореи, Тайваня и береговой части Китая. Для оказания поддержки в ведении обороны Окамура получил приказ о перемещении из Китая 4 дивизий, штаба армии и большого количества подразделений поддержки в состав Квантунской армии.

Изменение задач и включение в состав большого числа новых соединений вынудило Квантунскую армию внести изменения в порядок подчиненности между командирами, привести в порядок пограничные районы и по-новому развернуть войска. Цель проводимых мероприятий заключалась в изменении численности войск в южном направлении на всех участках, в центре Маньчжурии и, собственно, за районом полевых сооружений. Хотя штаб войск 1-го формируемого фронта был оставлен в Муданьцзяне на восточном участке, в начале войны были разработаны секретные планы по перемещению его в Тунхуа. Штаб 3-й армии был перемещен в южном направлении из Еххо в Енчи, штаб 1-й армии — из Дунаня в Еххо. Эти перемещения начались в конце апреля 1945 года.

В мае — июне 1945 года Квантунская армия ускорила процесс реструктуризации своих войск. Штаб 3-го зонального командования (3-й фронт), располагавшийся в Цицикаре, должны были переместить в южном направлении для замены командования Квантунской армии в Мукдене. Для ведения обороны в Северной Маньчжурии был восстановлен 3-й фронт, войска которого ранее подчинялись 4-й отдельной армии, передислоцированной из Суна в Цицикар. Командование Квантунской армии получило приказ оставить большую часть находящейся под ее контролем территории и сконцентрировать свои действия в западных и центральных провинциях Маньчжурии, включая территорию соседней Монгольской Народной Республики. 5 июня 1945 года командованием Квантунской армии после перемещения части своего штаба из Мукдена в Ляоян было создано отдельное новое боевое объединение — 44-я армия. Так как Квантунская армия и Японская армия в Корее нуждались в помощи, 17 июня 1945 года командир Экспедиционной армии в Китае Окамура отправил штаб 34-й армии в Хамхынг (Северная Корея) и подчинил его Квантунской армии.

Организация «маньчжурского редута» оказалась трудновыполнимой задачей для Квантунской армии, которая имела недостатки в структурах управления, нуждалась в хорошо подготовленных войсках и современном вооружении. Первоочередной задачей являлось создание в системе укреплений полноценного штаба, однако для выполнения данной задачи не хватало личного состава. В конечном итоге 30 июля 1945 года японский Генеральный штаб приказал Квантунской армии, используя свои собственные ресурсы, сформировать новый штаб 13-й армии и подчинить его войскам 3-го фронта.

Массовое перемещение командования и изменение основной стратегии военных действий имели неблагоприятное психологическое воздействие как на личный состав Квантунской армии, так и на гражданское население в Маньчжурии. Тем временем накапливались признаки приближающейся войны с Советским Союзом. С июня 1945 года наблюдательные посты Квантунской армии заметили увеличение количества грузовых машин и числа боевой техники, направляющейся в восточном направлении по Транссибирской магистрали. К концу июля 1945 года советские войска, вероятно, завершившие накопление передовых боевых частей в Забайкалье 126 и на Дальнем Востоке, увеличивали свои авиационные, танковые и зенитно-артиллерийские подразделения.

Японская разведка получала различную информацию о надвигающемся наступлении Красной армии. Часто оценка возможностей противника не совпадала с его реальными намерениями. Генштаб Императорской армии же был, как правило, более пессимистичным в своих взглядах, чем командование Квантунской армии. Некоторые офицеры Генерального штаба ожидали вторжения советских войск в конце августа, другие работники аналитических отделов как в Токио, так и в Чанчуне говорили о вероятности проведения наступления ранней осенью, возможно, тогда, когда и американские войска нападут на Японию. Некоторое количество офицеров все еще надеялось, что Советский Союз сдержит свои обязательства в соответствии с договором о нейтралитете от 1941 года, срок которого истекал в апреле 1946 года. Еще одним ободряющим фактором было то, что СССР официально не присоединился к США и Великобритании в разработке Потсдамской декларации от 26 июля 1945 года, призывающей японское правительство к безоговорочной капитуляции. Некоторые офицеры в штабе Квантунской армии утверждали, что советские войска до октября просто не смогут завершить сосредоточение своих тыловых подразделений, а к этому времени приграничные районы занесет снегом. В соответствии с такими предположениями Красная армия не захочет вести наступление всеми силами вплоть до весенней оттепели 1946 года, хотя она может захватить ключевые районы в Северной Маньчжурии до наступления зимы 1945 года.

К середине лета 1945 года на границах Маньчжурии сильно возросла активность советских войск. Например, в конце июля 1945 года, по японским данным, около 300 советских солдат выдвинулись по направлению ниже Ранчиеххо (Восточная Маньчжурия) и на неделю развернули там свои позиции. 5–6 августа 1945 года на юге от Хутоу сотни воинов Красной армии форсировали реку Уссури и нанесли удар по сторожевой заставе японских войск, так и не открывшей огонь. Количество вовлеченных в боевые действия советских солдат, казалось, превышало простые учения, а разведка Квантунской армии была практически уверена в том, что полномасштабные боевые действия неизбежны. Войска Квантунской армии и её штаб сходились во мнении и были убеждены в том, что последние вооруженные столкновения войск не были неожиданными, так как японцами были приняты все меры предосторожности.

Однако трудно было избавиться от ощущения того, что в конце августа 1945 года высшее командование Квантунской армии продолжало жить иллюзиями. Японские войска отступали под натиском американской авиации и ударами военно-морских сил, и почти все важные городские и индустриальные центры метрополии были уничтожены. 6 августа 1945 года первая атомная бомба стерла с лица земли город Хиросиму. Но в Маньчжурии острота ситуации все же ощущалась слабо. 8 августа 1945 года генерал-лейтенант Шоджиро Иида (Iida) и его штаб покинули Енчи для участия в церемонии, посвященной формированию штаба 13-й армии. 5-я армия проводила военные игры с участием командиров дивизий и начальников штабов. Данные военные учения начались 7 августа 1945 года и были запланированы на пять дней. Даже командующий Квантунской армии генерал Ямада не осознавал всю серьезность сложившейся обстановки. Несмотря на предостережения его штаба, 8 августа генерал ощущал себя в полной безопасности при перелете из Чанчуня в Дайрен на официальное открытие синтоистского храма в Порт-Артуре.

Значительные надежды возлагались на стойкость японских сухопутных войск в обороне, на массовое применение смертников камикадзе, которые должны были заставить противника пойти на компромисс перед угрозой больших потерь в живой силе. Именно об этом свидетельствовал опыт вооруженной борьбы с американцами в боях за остров Окинава. 77-тысячный изолированный японский гарнизон, который в условиях абсолютного превосходства противника в воздухе и на море, при непрерывных бомбардировках и обстрелах корабельной артиллерии, почти три месяца противостоял более чем полумиллионной группировке противника, потерявшей в конечном счете около 50 тысяч человек убитыми и ранеными.

Военное командование Японии считало, что такой же упорной, длительной и кровопролитной будет вооруженная борьба и на маньчжурском направлении. Поэтому на требование Потсдамской декларации о капитуляции японское военно-политическое руководство ответило пропагандистскими мероприятиями среди войск и населения страны, направленными на разжигание фанатизма, готовности к жесточайшей схватке до последнего солдата. Так, командование обратилось к личному составу Квантунской группировки войск с призывом: «Пусть нам придется есть траву и грызть землю, но мы должны жестоко и решительно сразиться с врагом».

Большая часть офицеров японской ставки выступала за продолжение войны, считая, что «основная масса сухопутных войск еще сохранена. Она (японская армия) вполне способна нанести мощный удар по противнику в случае его высадки на японскую территорию. Японские войска еще не участвовали в решительных сражениях». «Как же можно выбрасывать белый флаг, даже не начав сражаться?» — заявляли они.

Аналогичного мнения придерживался и главнокомандующий японскими экспедиционными силами в Китае генерал Я. Окамура. «Капитулировать, не вводя в бой армию, численность которой составляет несколько миллионов человек, — подчеркивал он, — позор, которому нет равного во всей военной истории».

Таким образом, было трудно поверить в то, что 9 августа 1945 года около часа ночи дежурному офицеру в Чанчуне позвонили из штаба войск 1-го фронта в Муданьцзяне с докладом о нападении противника на районы Дуннина и Санчагоу. По городу Муданьцзян же были нанесены бомбовые удары. В 1.30 ночи несколько самолетов атаковали Чанчунь. Перед некоторыми офицерами штаба встал вопрос относительно того, принадлежали ли самолеты-бомбардировщики, участвовавшие в налете, американским ВВС, и откуда наносились удары авиации, с авианосцев или с баз в Китае. Хотя информация о начале войны с Советским Союзом еще не поступила, в 2.00 ночи штаб Квантунской армии известил все подчиненные части и подразделения о том, что противник ведет наступление на восточно-маньчжурском направлении, и отдал распоряжение всем войскам остановить продвижение противника в приграничной зоне, а на всех остальных участках приготовиться к ведению боевых действий. По последующим докладам выяснилось, что Красная армия на всех фронтах приступила к полномасштабному наступлению. Позже уже не было никаких сомнений: служба радиоконтроля Квантунской армии перехватила из Москвы радиопередачу информационного агентства ТАСС, заявившего об объявлении в полночь 8 августа 1945 года Советским Союзом войны Японии.

Хотя штаб Квантунской армии еще не получил официального уведомления о начале войны, он в срочном порядке снял ограничения на ведение боевых действий в приграничных районах и отдал распоряжения всем командирам частей и подразделений на оказание сопротивления. В 6.00 ночи была отменена существующая пограничная директива, и был немедленно приведен в действие «план на случай непредвиденных дополнительных обстоятельств». Авиация Квантунской армии получила приказ провести разведку на западных и восточных участках границы и атаковать механизированные части противника, в первую очередь — наступавшие в западном направлении к Таньюаню и Ляояну подразделения советских войск.

Советское руководство сначала особенно не афишировало решение об объявлении войны Японии. 8 августа 1945 года в Москве нарком иностранных дел СССР Молотов заранее предупредил посла Японии в СССР Наотаке Сато (Sato Naotake). Однако кодированная телеграмма с докладом японского посла так и не дошла до Токио.

9 августа 1945 года представитель СССР в Японии Яков Малик попросил о встрече с министром иностранных дел Шигенори Того (Togo Shigenori). Получив информацию о том, что если дело не срочное, то 9 августа встреча с министром невозможна, Малик попросил перенести встречу на следующий день. Через неофициальный источник, а именно через японское информационное агентство, которое перехватило сообщение ТАСС, министр иностранных дел Японии и командование Генерального штаба Императорской армии узнали о нападении Советского Союза. Получив первоначальный доклад Квантунской армии, командование японского Генштаба составило приказ на случай чрезвычайных обстоятельств, одобренный императором во второй половине дня 9 августа 1945 года, и в срочном порядке отправило его командирам армий в Маньчжурии, Корее, Китае и Японии. Утром 10 августа 1945 года армия 17-го фронта в Корее и ее 7 дивизий вошли в состав Квантунской армии. Экспедиционная армия в Китае получила приказ защищать Северный Китай от наступающих советских войск и оказывать поддержку Квантунской армии.

Когда военный министр Японии Коречика Анами (Anami) услышал о наступлении советских войск, он отметил, что «неизбежное в конце концов случилось». Начальник оперативного отдела Генерального штаба армии генерал-майор Масаказу Амано (Amano) понял, что уже ничего нельзя сделать, кроме как надеяться, что Квантунская армия сможет продержаться как можно дольше. Адмирал Кантаро Сузуки (Suzuki), с апреля 1945 года находившийся на должности премьер-министра, спросил у начальника бюро планирования кабинета министров Сумихисы Икеды (Sumihisa Ikeda), сможет ли Квантунская армия отразить нападение советских войск. Икеда ответил, что полевая армия «безнадежна» и что Чанчунь падет через две недели. Сузуки вздохнул и сказал: «Если же Квантунская армия так слаба, то тогда всему конец».

Когда вечером 9 августа 1945 года генерал Ямада вернулся в Чанчунь, командование его штаба подвело итог сложившейся обстановке на всех фронтах. На восточном направлении Красная армия ввела в бой 3 пехотные дивизии и 2 или 3 танковые бригады, в основном наносящие свои удары по району Дуннина. На амурском направлении вели боевые действия 3 пехотные дивизии и 2 танковые бригады. Некоторые части и подразделения советских войск уже форсировали реку, но основные бои шли в районах Хэйхэ и Суньу. На западном направлении 2 дивизии и танковая бригада Красной армии стремительным темпом продвигались к Хайлару, по которому утром 9 августа 1945 года были нанесены бомбовые удары. Очевидно, населенный пункт Манчжоули уже был осажден. Поступали доклады о том, что 2 пехотные дивизии и танковая бригада Красной армии с направления Халхин-Гол штурмовали район Вучакоу. В Северо-Западной Маньчжурии боевые действия все еще не начались.

На начальной стадии боевых действий среди высшего командования Квантунской армии появились серьезные разногласия в отношении стратегической обороны Западной Маньчжурии. Командующему 3-м фронтом полному генералу Жун Ушироку (Ushikoru), который никогда не принимал оборонительной стратегии, запретили использовать слабо укомплектованную 44-ю армию для проведения атак, связанных с возможной большой потерей личного состава. Он принял решение оборонять железнодорожную магистраль КВЖД, развернув основную часть 44-й армии в районе Мукдена, а оставшиеся подразделения — в Чанчуне, и проводить контратаки на отдельные подразделения советских войск. Утром 10 августа 1945 года по его собственной инициативе он приказал 44-й армии вывести свои части и подразделения в район Чанчунь — Дайрен. Также он изменил задачу 13-й армии и перевел её из редута Тунхуа в северном направлении в сторону Чанчуня. Командование Квантунской армии неохотно согласилось с решительными действиями генерала Юшироку.

Таким образом, войска Квантунской группировки к 10 августа 1945 года были сведены во фронтовые и армейские объединения, включавшие: 3 фронта (1-й, 3-й и 17-й (Корейский), отдельную (4-ю) полевую армию (всего 42 пехотные и 7 кавалерийских дивизий, 23 пехотные, 2 кавалерийские, 2 танковые бригады и бригада смертников, 6 отдельных полков), 2 воздушные (2-ю и 5-ю (Корея) армии и базировавшуюся в Харбине Сунгарийскую военную флотилию. В распоряжении японского командования находились войска 250-тысячной армии Маньчжоу-Го и кавалерийские соединения японского ставленника во Внутренней Монголии князя Де Вана (Тонлопа). Общая численность группировки японских и маньчжурских войск к августу 1945 года несколько превышала 1 млн человек. На вооружении она имела 6640 орудий и минометов, около 290 танков, 850 самолетов и около 30 боевых кораблей.

В это время на западе, действуя с направления Внутренней Монголии, советские войска оказывали сильное давление. К 14 или 15 августа 1945 года стремительно наступающие танковые части Красной армии могли достичь Чанчуня. У Квантунской армии было еще время, чтобы переместить свой штаб в Тунхуа. 11 августа 1945 года генерал Ямада выдвинулся из Чанчуня, оставив на месте только несколько человек из своего штаба. Император Пу И и его окружение также переместились в зону оборонительных укреплений.

Все передовые позиции пали. Например, на западном направлении советские танковые и кавалерийские подразделения продвигались со скоростью 100 километров за день. Из Северной Кореи поступила информация о том, что 9 августа 1945 года в районе Наджина высадилась бригада советских войск, прорвала японскую оборону и в данный момент продвигалась в южном направлении. Генерал Ямада переместил войска для того, чтобы попытаться остановить противника и столкнуть его с армиями Юшироку, который вел активные боевые действия на всем протяжении главной железнодорожной линии КВЖД и ЮМЖД. Ямада вместо разбитой 13-й армии перенацелил 4-ю армию из Харбина в Мейхоков. 10 августа 1945 года войска 1-го фронта получили приказ вывести свои части и подразделения из Муданьцзяна в Тунхуа.

Сосредотачиваясь на оперативных предположениях и (за исключением Юшироку) переориентируя всю свою стратегию на оборону Северной Кореи, Квантунская армия отказывалась не только от своих хваленых принципов «справедливости и рая» в отношении Маньчжурии, но также оставляла сотни тысяч японских местных жителей и поселенцев. Хотя власти Маньчжурии были сами ответственны за свою бездеятельность и неумение провести эвакуационные мероприятия, немедленно появилась весьма подозрительная система очередности эвакуации: незначительное число эвакуационных поездов, переполненных семьями японских офицеров и гражданского персонала, входившего в состав армии, в целях безопасности сопровождались офицерами Квантунской армии. Паника поглотила города и села, когда стало известно, что Квантунская армия отступает на всех фронтах и что штаб армии бежал из Чанчуня. Естественно, мест в поездах на хватало, но эвакуация предпочтительно военнослужащих и членов их семей привела к резким встречным обвинениям даже в самой Квантунской армии.

Отрывочные и поверхностные доклады генералу Ямаде 12 августа 1945 года показали, что 5-я армия (в западном направлении от Мулина) на восточном направлении отчаянно вела оборонительные бои, и в Амурском районе в северном направлении обстановка, сложившаяся в 4-й армии, развернутой около Суньу, существенно не изменилась. На западном направлении же появились хорошие новости: по докладам, около 50 японским самолетам, включая переоборудованные учебные машины, удалось разбить советские танковые части в районах Линьси и Личуаня, уничтожив в ходе боя 27 артиллерийских орудий и 42 боевые бронированные машины.

13 августа 1945 года разгром Квантунской армии стал очевиден. Советские войска захватили большую часть Северо-Восточной Маньчжурии, а танковые части уже вели огонь по Муданьцзяну. В Северной Корее в район Чхонджина высадились штурмовые пехотные подразделения Красной армии. Успех советских войск на амурском направлении был относительно небольшим, но на северо-западном направлении советские части и подразделения продвинулись уже дальше Хайлара. На широко открытом западном направлении неблагоприятные полетные условия помешали совершить налеты нескольким десяткам оставшихся японских самолетов, а советские танки опять продвигались из Личуана к Таоаню.

Хотя 14 августа 1945 года на западном направлении японская авиация возобновила свои удары, в результате которых, по докладам, были уничтожены 43 советские броневые машины, все же тактическая ситуация на всех фронтах оставалась критической. В районе Чхонджина была произведена новая высадка большого количества советского десанта. План генерала Юшироку по обороне железнодорожной линии КВЖД и ЮМЖД становился все более бессмысленным. Упрямому командующему 3-го фронта обороны доложили, что командующий Квантунской армией решительно против проведения крупных наступательных операций в Центральной Маньчжурии. «Глотание горьких слез», — заявил Юшироку, уступивший Ямаде, и приступил к разработке плана по перемещению своей армии к оборонительным укреплениям.

Результат боевых действий не был бы таким плачевным, если бы Юшироку уступил раньше, но 14 августа 1945 года уже было слишком поздно что-либо изменить. Из метрополии была получена неполная, но достоверная информация о том, что на правительственном уровне происходят значительные изменения. 14 августа генерал Ямада вместе со своим начальником штаба генерал-лейтенантом Хикосабуро Хата (Hata) и другими старшими офицерами вернулись в Чанчунь. Вечером телефонный звонок из Генерального штаба Императорской армии подтвердил, что днем следующего дня император сделает очень важное заявление по радио.

Утром 15 августа 1945 года интенсивные боевые действия на всех фронтах достигли своего апогея. На западном направлении японская авиация совершила в район Таоаня 39 самолето-вылетов, уничтожив, по докладам, 3 самолета и 135 боевых машин советских войск. Однако днем большинство штабов в Маньчжурии перешли на частоту Токио, и японские войска услышали ошеломляющее заявление императора Японии. Слышимость сигнала не была постоянно качественной, да и речь императора была насыщена высокопарными фразами, но тем не менее создавалось впечатление того, что монарх призывал к прекращению войны. Для офицеров, большинство из которых ожидало официального объявления войны Советскому Союзу или по крайней мере призыва к национально-освободительной борьбе до последней капли крови, заявление императора откликнулось сильной болью.

После первоначального смятения штаб Квантунской армии решил, что японское правительство хотя и категорически приняло политическое решение о прекращении войны, боевые действия должны продолжаться до получения приказа от императора. Также было принято решение о том, что заместитель начальника штаба Квантунской армии генерал-майор Томокатсу Мацумура (Matsumura) для получения достоверной информации должен был вылететь в Японию. Этим же вечером Мацумура доложил из Токио, что Верховное командование находится в состоянии смятения и еще не отдало окончательных распоряжений. В конечном итоге около 23.00 15 августа 1945 года приказ Генерального штаба Императорской армии о временном прекращении наступательных действий поступил в штаб Квантунской армии. Началось уничтожение полковых знамён, портретов императора, приказов и секретных документов.

16 августа 1945 года боевые действия продолжились, так как советские войска решительно продвигались вперед, пока японские войска не стали складывать свое оружие. В 18.00 штаб Квантунской армии получил приказ от Генерального штаба Императорской армии о прекращении всех боевых действий, кроме самообороны, до окончания переговоров о перемирии. В последующей директиве говорилось, что командующему Квантунской армией разрешено приступить к переговорам на месте с целью прекращения огня и сдачи оружия и боевой техники. Японское командование в Китае и на Хоккайдо получило подобные указания, предписывающие им поддерживать связь с Квантунской армией.

Несмотря на то что генералы Ямада и Хата заключили договор о прекращении боевых действий, некоторое число подчиненного личного состава все еще находилось в состоянии замешательства и неопределенности. Например, Генеральный штаб не указал конкретную дату прекращения боевых действий, а необходимость ведения боевых действий в целях самообороны неизбежно влекла за собой еще большее разрастание войны. Поэтому ночью 16 августа 1945 года в штабе Квантунской армии прошло совещание, на котором рассматривались способы реализации руководящих документов или возможных альтернатив: оказание сопротивления до последней капли крови, ведение боевых действий для достижения более благоприятных условий для переговоров или немедленное прекращение боевых действий. Большинство офицеров считало, что Квантунской армии ради будущего Японии и чести ее вооруженных сил следует продолжать ведение боевых действий. Другие же офицеры, в том числе и описывающий ситуацию штабной офицер полковник Тейго Кусаджи (Kusaji), полагали, что армия должна подчиниться желанию императора: вопрос о восстановлении Японии стоял выше точек зрения личного состава армии. Затем последовали долгие и эмоциональные разговоры, пока генерал Хата не нашел выход из создавшегося тупикового положения. Начальник штаба со слезами на глазах заявил, что преданные военнослужащие не имеют другого выбора, как смириться с решением императора. Тем же, кто настаивает на продолжении боевых действий, придется «сначала отрубить нам головы». После того как участники переговоров погрузились в тишину, нарушаемую только приглушенными всхлипываниями, генерал Ямада заявил, что Квантунская армия подчинится желанию императора и приложит все усилия для того, чтобы прекратить войну. В 22.00 был разработан, а к 17 августу уже передан в подчиненные части и подразделения соответствующий приказ.

Советские войска были недовольны медлительностью капитуляции Квантунской армии, хотя и было известно, что приказ о прекращении боевых действий передан из Чанчуня всем японским войскам и что представители Императорской армии отправлены в некоторые города с указаниями по установлению связи с командованием Красной армии. Вечером 17 августа 1945 года японский самолет пролетел над позициями советских войск на Дальневосточном фронте и сбросил два флага с обращением о прекращении огня в расположении войск 1-й зоны обороны (1-го фронта). Даже при таких условиях советское командование считало, что действия Квантунской армии противоречат первоначальным заявлениям. В действительности же 17 августа 1945 года капитулировала только армия Маньчжоу-Го. Поэтому главнокомандующий войсками на Дальнем Востоке маршал Советского Союза A. M. Василевский этим же днем отправил телеграмму генералу Ямаде, в которой заявил, что призыв Японии к прекращению боевых действий не привел к ее капитуляции, и небезосновательно утверждал, что японские войска все еще вели контрнаступление в некоторых районах. Предоставив Квантунской армии время на отдачу приказов всем подчиненным ей частям и подразделениям капитулировать, маршал Василевский установил предельный срок капитуляции японских войск 20 августа 1945 года.

17 августа 1945 года генерал Мацумура вернулся в Чанчунь и заявил, что японское Верховное командование, несмотря на сильное потрясение и полный беспорядок, создавшийся в результате поражения, стремится предотвратить массовые волнения гражданского населения и поддерживает дисциплину и сплоченность воинских коллективов. В Токио приблизительно подсчитали, что для распространения подробностей капитуляции всем войскам Императорской армии на Азиатском континенте, включая Маньчжурию, необходимо 6 дней. Для придания большего значения заявлению императора и сдерживанию фанатизма, порождавшего возмездие противника, в штабы главных командований, находящихся за пределами Японии, в качестве официальных представителей императора были отправлены принцы императорского дома. Поздним вечером 17 августа 1945 года принц Цунеуши Такеда (Tsuneyoshi), подполковник, служивший в июле 1945 года в штабе Квантунской армии, полетел на самолете в Чанчунь для обращения к целому штабу сражавшейся полевой армии, а также основных частей и подразделений, располагавшихся в данном районе. Генерал Ямада заверил принца, что Квантунская армия четко следует указаниям императора. На следующий день начальники штабов 1, 3-го фронтов, 17-го фронта, базирующегося в Корее, и 2-й армии ВВС были отправлены в Чанчунь для получения инструкций по выполнению договора о прекращении боевых действий и разоружению войск. Основываясь на распоряжениях Генштаба Императорской армии, командование Квантунской армии заявило, что все офицеры и солдаты, попавшие в плен к советским войскам, по возвращению домой будут амнистированы военным судом. Однако данное заявление не распространялось на тех военнослужащих, которые попали в плен в сражении на реке Халхин-Гол в 1939 году.

Ситуация, сложившаяся в Маньчжурии, становилась почти неконтролируемой. Некоторое число потрясенных поражением высокопоставленных офицеров боевых частей Императорской армии (включая командиров дивизий и их начальников штабов), узнав о капитуляции Японии, совершили ритуальное самоубийство. Другая часть офицеров, отказываясь сдаваться в руки советским войскам, просто исчезала, подобно одному из начальников штаба дивизии, полковнику, который 17 августа вместе со своей семьей ушел в подполье. Другие японские офицеры были убиты восставшими маньчжурскими войсками. Например, в Чанчуне 13 августа 1945 года шли стычки между японскими и маньчжурскими подразделениями. Столкновения продолжались до 19 августа 1945 года.

Но самой большой проблемой являлось продолжение сопротивления окруженных подразделений, которые еще не получили приказ о прекращении боевых действий, чьи командиры или ставили под сомнение подлинность заявления императора, или были полны решимости погибнуть в бою. Командование советских войск выражало недовольство тем, что 18 августа 1945 года на фронте у Хутоу вблизи реки Уссури на требование о безоговорочной капитуляции японцы ответили артиллерийским огнем. В результате советские войска были вынуждены открыть огонь и возобновить наступление. 18 августа 1945 года в Харбине во время переговоров командующего десантными силами советских войск с генералом Хата и его заместителями выяснилось, что «эти генералы были далеки от армии; они потеряли командование своими войсками и больше не могли оказывать влияние на действия своих разрозненных и неорганизованно отходящих частей и подразделений». Несмотря на совместные усилия Квантунской армии и командования советских войск призвать все японские подразделения к капитуляции, боевые действия по докладам продолжались в районе Хутоу, где только 22 августа 1945 года удалось уничтожить последние опорные пункты. В других районах сопротивление японцев продолжалось до 23–30 августа 1945 года. Командование советских войск было вынуждено отправить значительное количество подразделений для прочесывания горной и лесной местности, где многочисленные японские военнослужащие совершали набеги на штабы и подразделения тыла.

Беззащитные японские поселенцы находились в состоянии агонии. Местные жители, притесняемые в прошлом Квантунской армией, безжалостно убивали японских колонистов. Истощенные от голода, болезней, изможденные и отчаявшиеся убегающие колонисты и их семьи, еще не наложившие на себя руки, умирали в большом количестве, отчаянно пытаясь уйти от судьбы. По некоторым подсчетам, по меньшей мере 200 тысяч гражданского населения Японии так никогда и не добралось до своей родины.

Государство Маньчжоу-Го развалилось. 19 августа на Мукденском аэродроме воздушно-десантные подразделения Красной армии схватили, перевезли и заключили под стражу в Чите маньчжурского императора Пу И (уже отрекшегося от престола). Было необычно то, что Пу И поймали слишком легко. Неизвестный офицер Квантунской армии рассматривал предстоящий вывоз этого марионеточного правителя в Японию как возможное замешательство японской «королевской» семьи и сдавшегося в спешном порядке правительства.

К концу августа 1945 года советское командование добилось того, что личный состав Квантунской и Маньчжурской армий был разоружен и взят в плен, и что Маньчжурия, Ляодунский полуостров, Северо-Восточный Китай, Южный Сахалин, Курильские острова и Северная Корея по 38-ю параллель были освобождены от агрессоров. 1 сентября 1945 года штаб Забайкальского фронта переместился в Чанчунь и разместился в бывшем здании штаба Квантунской армии. Особый интерес советские власти проявляли к военным преступникам Квантунской армии — генералам (148 из которых были захвачены в плен), разведчикам и военнослужащим, входящим в состав подразделения, готовившего к войне бактериологическое оружие, известное под названием «Подразделение 731». 20 августа 1945 года, якобы для встречи с прибывающим главнокомандующим советских войск, все генералы Императорской армии в Мукденском районе получили приказ собраться на аэродроме, где их посадили на самолеты и отправили в Сибирь. 5 сентября все японские генералы в Чанчуне, включая и командующего армией генерала Ямаду, а также некоторое количество штабных офицеров на самолете были отправлены в Хабаровск.

Сибирь (и в меньшей степени Монгольская Народная Республика) также была конечным пунктом назначения рядового и сержантского состава Квантунской армии, которых советское командование не намеревалось освобождать или репатриировать, несмотря на тот факт, что в Потсдамской декларации союзнических государств от 26 июля 1945 года, которой СССР, вероятно, должен был придерживаться, войдя в войну на Дальнем Востоке, говорилось, что «японским вооруженным силам после их полного разоружения должно быть разрешено вернуться на родину с возможностью вести мирную и продуктивную жизнь». После разоружения 600 тысяч военнопленных развезли по частям на сборные пункты городов. Многие их них ожидали, что скоро вернутся домой, но, начиная с сентября 1945 года, в СССР были сформированы трудовые батальоны, состоящие из тысячи или полутора тысяч военнопленных в каждом. Японцев посадили в грузовые машины и отправили в 225 лагерей (от Московской области и до Кавказа) для принудительного труда и идеологической обработки. Торжество победителей было полным. По словам маршала Захарова, «бесконечные колонны японских войск во главе со своими генералами выдвигались в северном направлении к территории Советского Союза: они мечтали прийти сюда завоевателями, а теперь уходят военнопленными». Японские военнопленные в 1945 году в Сибири и МНР встретили пленных соотечественников времен войны 1939 года — тех, кто был освобожден, но не смел уйти домой из-за страха перед военным трибуналом.

В лагерях в результате недоедания, переутомления, несчастных случаев, болезней и облучения смертность была очень большой. Репатриация из СССР не начиналась до декабря 1946 года. Советское правительство объявило, что к апрелю 1950 года только 2467 человек (в значительной степени военные преступники) останутся в руках СССР. Однако в октябре 1955 года японское правительство знало фамилии 16 200 военнопленных, которые еще могли выжить в Советском Союзе, Северной Корее и МНР. Командующий Квантунской армией, отбывающий наказание как военный преступник, был освобожден только в июне 1956 года, почти через 11 лет плена. Тогда ему было 74 года, и он был уже больной человек. Два других высокопоставленных военнопленных были возвращены на родину в декабре того же года — начальник штаба Квантунской армии Хата в возрасте 66 лет и командующий армией 3-го фронта Юшироку в возрасте 72 лет. Но еще в начале 1977 года министр социального обеспечения Японии не имел никаких сведений о судьбе 244 человек, попавших в советские лагеря, — последнего контингента канувшей в историю Квантунской армии.

Глава написана по материалам японской военно-исторической литературы.

Дислокация войск и ход боевых действий в Северном Китае с 9 августа по 2 сентября 1945 года

Бои за Курилы

Заключительным этапом боевой деятельности советских войск и сил флота в войне против Японии явилась Курильская десантная операция, которая проводилась войсками 2-го, а в последующем и 1-го Дальневосточных фронтов совместно с моряками Тихоокеанского флота с 18 августа вплоть до окончания этой войны и завершения капитуляции войск 5-го японского фронта из состава сил обороны метрополии на Курильских островах. Эта небольшая территория российской земли досталась нашей Родине дорогой ценой — японская Императорская армия боролась за острова с упорством, достойным настоящих самурайских воинов.

В полном соответствии с замыслом на Дальневосточную кампанию советских войск в ночь на 15 августа (учитывая разницу во времени в 7 часов с Владивостоком и 9 часов с Камчаткой, в Москве это было еще 14 августа) главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке маршал A. M. Василевский отдал распоряжение командующему войсками 2-го Дальневосточного фронта генералу армии М. А. Пуркаеву и командующему Тихоокеанским флотом адмиралу И. С. Юмашеву подготовить и провести наличными силами на Камчатке, не дожидаясь полного прибытия подкреплений, Курильскую десантную операцию, имевшую своей целью оккупировать северную часть Курильских островов[37].

Выполнение этой операции на первом этапе по решению командующих войсками фронта и флотом было возложено на командующего Камчатским оборонительным районом (КОР) генерал-майора А. Р. Гнечко и командира Петропавловской военно-морской базы (ПВМБ) капитана 1-го ранга Д. Г. Пономарева. Первый был назначен командующим десантной операцией, второй — командиром высадки. Командование десантом было поручено командиру 101-й стрелковой дивизии генерал-майору П. И. Дьякову[38].

Во исполнение приказа главкома A. M. Василевского Военный совет 2-го Дальневосточного фронта дал 15 августа следующее указание командующему Камчатским оборонительным районом:

«… Используя благоприятную обстановку, необходимо занять острова Шумшу, Парамушир, Онекотан. Силы: два полка 101-й стрелковой дивизии, все корабли и плавсредства базы, наличные корабли торгфлота и погранвойск, 128-я авиадивизия. В качестве передового отряда иметь в готовности две-три роты морской пехоты Петропавловской военно-морской базы. Немедля приступить к подготовке плавсредств, стрелковых войск к погрузке, формированию отрядов морской пехоты, усилив моряков автоматчиками дивизии… Ближайшая задача — овладеть островами Шумшу, Парамушир, в последующем — островом Онекотан. Пункты высадки определить командиру базы — капитану 1-го ранга Пономареву. Исходя из пунктов высадки, Вам надлежит определить объекты захвата на каждом острове и последовательность захвата…»[39] Одновременно Военный совет Тихоокеанского флота направил аналогичные указания командиру ПВМБ: «…Немедленно организовать из всех команд максимально возможной численности батальон морской пехоты… При содействии стрелковой дивизии и непосредственной помощи всей имеющейся камчатской авиации Красной армии и пограничников, использовав в полной мере батарею на мысе Лопатка, — овладеть о. Шимуши (Шумшу. — Примеч. авт.)»[40].

Курильские острова расположены между Камчаткой и островом Хоккайдо, простираясь на 1200 км. Вся гряда включает в себя свыше 30 более или менее значительных островов, свыше 20 малых островов и множество отдельных скал. Глубины в проливах между островами достигают 500 м, а в проливах Буссоль и Крузенштерна — 1800 м. Важной военно-географической особенностью Курильских островов является то, что они обеспечивают возможность контролировать пути из Охотского моря в Тихий океан и обратно.

Рассматривая Курильскую гряду как свой форпост для действий против Советского Союза и для прикрытия островов собственно Японии, японцы в течение многих лет строили здесь военные сооружения.

Наиболее укрепленным из этих островов был Шумшу, расположенный в 6,5 мили от южного побережья Камчатки. На этом острове японцы имели военно-морскую базу Катаока, приспособленную для базирования надводных сил вплоть до крейсеров. Японцы создали на острове сильную противодесантную оборону, состоявшую из противотанковых рвов и эскарпов, а также ДОТов и ДЗОТов, связанных между собой глубокими и протяженными подземными галереями. Глубина инженерных сооружений противодесантной обороны составляла 3–4 км. Около 10 % всех подземных сооружений на Шумшу имели железобетонную облицовку. Толщина стен ДОТов достигала 2,5–3 м. Всего на острове насчитывалось 34 ДОТа и 24 ДЗОТа, около 100 орудий калибра до 180 мм, более 300 пулеметных огневых точек[41].

Столь же мощные укрепления были возведены в северо-восточной части Парамушира, примыкающей ко Второму Курильскому проливу. Больше всего их было возведено около военно-морской базы Касивабара и вдоль побережья пролива. Поэтому высадка десанта непосредственно в районе расположения основных баз была нецелесообразной. Удобными местами для высадки десантов на Шумшу рассматривались участки побережья в районе озера Беттобу и в северо-восточной части острова.

Японские гарнизоны на этих двух островах имели до 80 танков (60 — на Шумшу), на шести аэродромах могли базироваться до 500–600 самолетов. Японцы тщательно маскировали свои военные объекты на островах и устраивали ложные. На Шумшу, например, в ряде мест были установлены искусно оформленные макеты, которые советское командование на основании аэрофотосъемки принимало за береговую артиллерию[42].

Группировка японских войск на острове Шумшу состояла из 73-й бригады 91-й пехотной дивизии, 31-го полка ПВО, Курильского крепостного артиллерийского полка, подразделений 11-го танкового полка, специальных частей и подразделений — всего 8500 человек. Эта группировка могла быть быстро усилена за счет переброски войск с острова Парамушир через узкий Второй Курильский пролив. В северо-восточной части Парамушира занимали оборону 74-я бригада (без двух рот) 91-й пехотной дивизии, 18-й и 19-й мортирные дивизионы и подразделения 11-го танкового полка (17 танков). Такое расположение войск позволяло японцам в случае высадки десанта на Шумшу создать группировку на этом острове численностью до 23 тыс. человек из свыше 50 тыс., имевшихся на Курилах[43].

Основной рубеж обороны на Шумшу проходил в северо-восточной части острова, в районе высот 171 и 165. В случае захвата десантом участков побережья японцы имели возможность скрытно, по подземным галереям, отойти с этого рубежа в глубину острова. Кроме того, на Шумшу имелась разветвленная сеть шоссейных и грунтовых дорог общей протяженностью до 120 км, что весьма много для небольшого острова. Созданные на острове подземные сооружения предназначались не только для маневров силами и средствами, В них были оборудованы всевозможные склады для хранения боеприпасов и продовольствия, госпитали, электростанции, телефонные станции и другие важные объекты. Глубина подземных сооружений достигала от 50 до 70 метров, что обеспечивало им неуязвимость от ударов артиллерии и авиации.

Группировка советских войск на Камчатке значительно уступала по численности японской на Курильских островах. Войска Камчатского оборонительного района составляли 101-я стрелковая дивизия, 198-й стрелковый полк, 5-й и 7-й отдельные стрелковые батальоны и подразделения усиления, разбросанные по широкому фронту на побережье Камчатки. Петропавловская военно-морская база имела около 30 кораблей, преимущественно малых.

С воздуха войска и корабли прикрывали 128-я авиадивизия (58 самолетов) и морской авиаполк (10 самолетов)[44].

Уже днем 15 августа командующий операцией шифротелеграммой № 13682 доложил замысел операций по высадке десанта на остров Шумшу командующему Тихоокеанским флотом.

Он сводился к следующему:

а) высадку десанта на о. Шумшу произвести с 09.00 16 августа на побережье между мысом Кокутан и южнее мыса Котомари;

б) время выполнения десантной операции — выход из Петропавловска в 16.00 15 августа, переход морем 16 часов. Начало высадки в 10.00 16 августа.

Таким образом, практически времени на подготовку сил и средств к установленному ранее сроку не было. Поэтому командир ПВМБ предложил перенести начало операции на одни сутки. В 19 час. 15 мин. командующий флотом шифротелеграммой № 10781 командиру Петропавловской ВМБ утвердил план операции и приказал десанту выходить из Петропавловска с расчетом прибытия к месту высадки в 3–4 часа утра 18 августа[45].

План операции заключался в том, чтобы внезапной высадкой десанта в северо-западной части о. Шумшу нанести удар по военно-морской базе Катаока, овладеть островом и, используя его в качестве плацдарма, освободить от противника Парамушир, Онекотан и остальные северные острова Курильской гряды[46].

Исходя из обстановки, наличия сил и поставленной задачи, советское командование приняло следующее решение на проведение Курильской операции:

— высадку десанта, состоящего из двух эшелонов, произвести в ночь на 18 августа в северной части о. Шумшу между мысами Кокутан и Котомари;

— в случае отсутствия противодействия противника первому эшелону десанта на о. Шумшу второй эшелон высадить на остров Парамушир в военно-морскую базу Касивабара;

— высадку всего десанта предварить артиллерийской подготовкой силами 130-мм береговой батареи с мыса Лопатка (южная оконечность Камчатки) и ударами авиации;

— непосредственное обеспечение высадки десанта возложить на артиллерию отряда кораблей огневой поддержки и авиацию[47].

Решение высаживать весь десант на необорудованное побережье, где японцы имели более слабую противодесантную оборону, а не в сильно укрепленную военно-морскую базу Катаока, было вполне оправдано, хотя это и затрудняло выгрузку боевой техники. А вот решение предварить высадку десанта 60-минутной артиллерийской подготовкой, нарушавшей внезапность этой высадки, предусмотренную замыслом операции, вряд ли было на пользу операции.

Для овладения северными островами Курильской гряды были выделены два усиленных стрелковых полка и батальон морской пехоты, сформированный из береговых подразделений и 60-го морского пограничного отряда (всего 8824 человека, 205 орудий и минометов, тяжелые и легкие пулеметы, запасы всего необходимого для ведения боевых действий), корабли и мобилизованные суда Петропавловской военно-морской базы (всего 64 вымпела), 128-я авиадивизия и 2-й отдельный легкобомбардировочный полк морской авиации. С мыса Лопатка высадку десанта на остров Шумшу должна была поддержать 945-я отдельная береговая артиллерийская батарея (четыре 130-мм орудия)[48].

Корабельные силы в составе до 60 вымпелов формировались в четыре отряда.

Отряды имели следующий состав:

— отряд транспортов и высадочных средств — плавучая батарея «Север», гидрографические суда «Полярный» и «Лебедь», 14 транспортов, 15 десантных судов, 2 самоходные баржи, 4 высадочных судна типа «Кавасаки»;

— отряд охранения — 2-й и 3-й дивизионы сторожевых катеров типа «МО-4» (восемь катеров);

— отряд траления — тральщики «Веха», № 155, 156, 525, катера-тральщики № 151 и 154;

— отряд огневой поддержки — сторожевые корабли «Дзержинский», «Киров» и минный заградитель «Охотск»[49].

В целом силы, выделенные в операцию, были незначительны. Как известно из теории военного искусства, при наступлении на укрепленные позиции соотношение сил должно быть не менее 3:1, то есть наступающие должны иметь трехкратное преимущество в силах. Между тем здесь было наоборот: японцы имели на Шумшу и Парамушире 23 тыс. человек, а наш десант насчитывал всего 8800 человек.

Расположение на Камчатке вооруженных сил со всей очевидностью свидетельствовало, что до вступления СССР в войну с Японией и в первую неделю ее ведения главное командование советских войск на Дальнем Востоке ставило перед КОР и ПВМБ чисто оборонительные задачи — защиту побережья от возможной атаки со стороны японских войск.

На стороне противника было превосходство в живой силе и танках (десант танков не имел), а на стороне десантников — в авиации и артиллерии. Но при этом условия применения сил сторон были совершенно различные. Советским войскам предстояло высаживаться на побережье, когда вся полевая артиллерия находилась на борту кораблей и судов и могла быть использована только после ее выгрузки на берег (а это требовало много времени), тогда как противник опирался на сильные инженерные сооружения, и его артиллерия могла эффективно действовать по заранее пристрелянным участкам побережья. Относительным было и превосходство в авиации. Из-за постоянных туманов и большого удаления наших аэродромов от острова Шумшу действия ее были затруднены, и, наоборот, базирование даже небольшого числа японских самолетов в районе высадки позволяло противнику максимально использовать их в бою. Наконец, наличие у противника танков и отсутствие их у десанта ставило японцев в еще более выгодное положение.

Вечером 16 августа командующий флотом адмирал И. С. Юмашев отдал приказ приступить к выполнению десантной операции.

Вследствие ограниченности времени подготовка к операции практически выразилась в осуществлении ряда технических и организационных мероприятий. Вопросы специальной подготовки выделенных для операции сил и средств, в том числе и отработка взаимодействия между ними, а также мероприятия по маскировке практического разрешения не получили. И все же принимались меры по достижению скрытности подготовки операции. Так, для обеспечения скрытности перехода и внезапного подхода к острову Шумшу было решено никаких средств навигационного оборудования (огни, радиомаяки) не включать. С целью дезориентации противника сигналом посадки был избран один из сигналов, применявшихся при проводке кораблей в Первом Курильском проливе[50].

Так как с целью ускорения погрузки места посадки были в самом Петропавловском порту и в бухте Раковая, а войска находились на виду у города и индустриального поселка в течение двух дней, командир ПВМБ на время подготовки и перехода десанта к месту высадки запретил радиопереговоры и выход рыболовецких и других судов в море[51].

Искусная маскировка объектов на острове Шумшу не позволяла установить фактическую оборону острова. Авиация из-за низкой облачности и тумана не смогла произвести разведку и полностью изучить район предстоявшей операции. Тщательное изучение, критический анализ имевшихся данных не дали общей картины о столь широко развернутой сети оборонительных наземных и подземных сооружений, сделанных по последнему слову фортификационной техники, которая была обнаружена после занятия острова. И наоборот, предполагаемых морских береговых батарей на острове Шумшу не оказалось. К моменту высадки штаб высадки не располагал точными данными о наличии у противника огневых средств, количестве и калибре пушек[52]. Анализ изученных архивных материалов позволяет сделать вывод, что для десантников оказалось неожиданностью наличие довольно мощной артиллерийской батареи на полузатопленном танкере «Мариуполь».

Высадке частей десанта должна была предшествовать артиллерийская и авиационная подготовка, которую планировалось начать за 30 минут до начала высадки.

Положительную роль в период подготовки к операции сыграло то обстоятельство, что штабы командующего операцией, командира высадки, командира десанта и командиров различных соединений кораблей были размещены в одном месте — в штабе Петропавловской ВМБ. Это способствовало быстроте отработки документов и согласованности действий между штабами, а также сохранению в тайне предстоявшей операции. Всего штабом командира высадки было разработано 8 боевых документов.

Учитывая опыт высадки десантов Черноморским флотом, в целях дезориентации противника в отношении направления главного удара, а также в целях распыления его сил планом была предусмотрена одновременно с высадкой основного десанта высадка демонстративного десанта в составе роты ПТР и двух стрелковых рот в бухту Накагава. Однако из-за густого тумана командир высадки в ходе выполнения операции отменил высадку демонстративного десанта[53].

Таким образом, в подготовительный период благодаря проведенным мероприятиям удалось обеспечить скрытность подготовки и сохранить в тайне замысел операции.

К 15 часам 15 августа 1945 года корабли и десантные войска сосредоточились в пунктах посадки, а в 18 часов 16 августа посадка и погрузка первого броска, первого и второго эшелонов десанта были закончены. В общей сложности на посадку было затрачено немногим больше суток. Сосредоточение кораблей и десантных войск в местах посадки и сама посадка обеспечивались постоянным барражированием истребительной авиации. В 5 часов 17 августа по сигналу командира высадки, соблюдая тишину и порядок, корабли снялись с якоря и, построившись в установленные ордера, начали под проводкой тральщиков «Веха» и «ТЩ-525» движение из района Авачинской губы к острову Шумшу. Видимость на всем переходе была переменная от 0,5 до 4 каб. При выходе из базы десантные суда применяли свето-сигнальные средства, что демаскировало выход отрядов. Но после вмешательства командования работа свето-сигнальными средствами была прекращена[54].

С целью соблюдения скрытности перехода радиопередач на KB не было, управление шло визуальными средствами и по УКВ, причем работа на УКВ была прекращена за 60 миль до о. Шумшу с проходом траверза Инканюш[55].

Пока десант совершал переход, авиация, а затем береговая артиллерия ТОФ нанесла ряд ударов по японской обороне на острове Шумшу. Через полчаса после выхода кораблей из Авачинской губы три самолета ПВМБ произвели разведку и бомбардировку противодесантной обороны острова. Затем до конца дня 17 августа самолеты 128-й авиадивизии наносили групповые бомбовые удары по военным объектам Шумшу.

18 августа в 02.15 корабли десанта повернули в Первый Курильский пролив. Из-за густого тумана, затруднявшего определение места и ориентировку на берегу, высадка демонстративного десанта была отменена. Примерно в это время по участкам высадки, оборонительным сооружениям и боевым порядкам противника на острове Шумшу открыла огонь береговая батарея с мыса Лопатка. До 04.50 она выпустила 200 снарядов.

Переход морем проходил в весьма трудных метеоусловиях: видимость снижалась порой до 0,5 кабельтовых, и корабли часто теряли друг друга в тумане. Управление на переходе усложнялось тем, что суда имели самые различные ходовые качества, а в целом скорость отряда не превышала 8 узлов. Однако все трудности перехода были преодолены, и к назначенным местам высадки все корабли прибыли в срок.

В 04.10 десантные корабли № 1, 3, 8 и 9, имея на борту передовой отряд, подошли к месту высадки, открыли артиллерийский огонь по берегу и начали высаживать десант. Открытие огня было явно преждевременным, так как противник еще не обнаружил высадку. К тому же перегруженные десантные суда, имевшие большую осадку, вынуждены были остановиться в 100–150 м от берега на глубинах до двух метров. Многие из десантников, прыгавшие за борт с тяжелой ношей за плечами, еще не успели доплыть до берега. Японцы, ответившие вначале беспорядочным ружейно-пулеметным огнем, стали наращивать противодействие. Тогда командир высадки приказал кораблям отряда огневой поддержки подавить огнем корабельной артиллерии укрепленные огневые точки противника[56].

Корабли вели огонь без корректировки, так как высаженные корректировочные посты не сумели установить связь с кораблями из-за того, что при своей высадке подмочили радиоаппаратуру. Из 22 радиостанций, доставленных на берег, могла работать только одна — радиостанция корректировочного поста сторожевого корабля «Дзержинский». Наблюдать падение снарядов в условиях тумана было невозможно. Высадка передового отряда продолжалась в течение 40 минут и закончилась захватом плацдарма на берегу, а к 20 часам войска первого и второго эшелонов десанта были на берегу[57]. Чтобы выгрузить артиллерию и технику под огнем противника, пришлось построить причалы из спасательных плотиков и бревен.

Из-за неисправности радиостанций, выгруженных на берег, командующий операцией и командир высадки, находившиеся на «ТЩ-334», не смогли установить надежной связи с высаженными войсками и на некоторое время потеряли управление ими на берегу[58]. Они не знали обстановки, в которой десанту пришлось вести боевые действия. Надежную связь с десантом удалось установить только через 3 часа после начала высадки. Потеря управления десантными войсками на берегу крайне затруднила использование корабельной артиллерии, которая в условиях нелетной погоды являлась единственным средством поддержки десанта. От огня неподавленных японских батарей советские десантники несли значительные потери.

Непосредственное боевое управление развертыванием и высадкой первого эшелона десанта также было потеряно: командир первого эшелона и его штаб находились в море на поврежденном корабле. Ограниченно летная погода не позволяла использовать авиацию для непосредственной поддержки десантников на берегу. Все это не могло не отразиться и на темпах высадки второго эшелона. В результате сильного огневого противодействия противника отряд кораблей потерял при высадке сторожевой катер, 4 десантных судна, а 8 десантных судов получили серьезные повреждения[59].

Подразделения первого броска, не имевшие потерь, за исключением двух человек легко и одного человека тяжело раненных, после высадки начали стремительное продвижение в двух направлениях: на укрепленные высоты 165 и 171 и в сторону мыса Котомари.

Японцы встретили десантников сильным артиллерийским, минометным и пулеметным огнем из замаскированных позиций; противник на высотах имел ДОТы и ДЗОТы.

Попытки бойцов уничтожить их гранатами успеха не имели. Тогда десантники прибегли к выделению специальных подрывных групп, которые и уничтожали ДОТы и ДЗОТы.

Выдвинув до 20 танков — в основном «Шинхото Чиха» и «Те-ке», японцы перешли в контратаку, но после потери 15 танков и большого числа пехоты вынуждены были отойти на прежние позиции. Отражению атаки частично содействовала корабельная артиллерия и береговая батарея с мыса Лопатка.

В 05.15 от огня наших кораблей загорелось здание маяка на мысе Кокутан. Гигантская огненная свеча послужила хорошим ориентиром в тумане для подходивших к берегу судов с первым эшелоном десанта. Но как только в 05.30 очередные суда подошли к берегу, японские ДОТы и ДЗОТы перенесли на них весь свой огонь. Особенно пагубным был огонь с мысов Кокутан и Котомари и с выброшенного на мель в 1943 году танкера «Мариуполь», на котором было установлено около 20 орудий калибром до 75 мм. Японцы располагали большим запасом снарядов и не ограничивали себя в них.

По ним и сосредоточили огонь корабли артиллерийской поддержки десанта. Первыми же залпами они уничтожили хорошо видимые с моря батареи на танкере «Мариуполь». Стрельба же по 75-мм батареям, расположенным на мысах Кокутан и Котомари, оказалась безрезультатной. Укрытые в глубоких невидимых с моря капонирах, японские батареи были мало уязвимы. Не видя целей, наши комендоры вынуждены были вести огонь по площади и без корректировки[60].

Через 2 часа после отражения первой контратаки противник, сосредоточив значительные силы пехоты и 6 танков, вновь начал контратаковать десантников. Передовой отряд вынужден был оставить вершины высот, отойти на склоны и перейти к обороне.

18 августа в 07.25 началась высадка главных сил. Она также проходила в условиях нараставшего сопротивления противника. Элемент тактической внезапности теперь был окончательно утрачен, и японцы, оправившись после первого удара, открыли кинжальный огонь по кораблям и десантникам. Чтобы выгрузить технику — артиллерию и транспорт — пришлось под огнем противника построить причалы из спасательных плотиков и бревен.

В 07.26 десантное судно № 43, сильно поврежденное артиллерийским огнем противника, выбросилось на мель севернее мыса Котомари. На этом судне от попадания вражеских снарядов возник пожар, но команда продолжала выполнять боевое задание. Краснофлотец Андрощук находился у крупнокалиберного пулемета. Огонь пожара уже охватывал его боевой пост, но он продолжал непрерывно стрелять по японским батареям трассирующими пулями, указывая цели нашим кораблям прикрытия. Старшины Тарумов и Богомазов быстро организовали тушение пожара. На моряках горела одежда, но они бесстрашно боролись с огнем, и пожар был ликвидирован.

В 08.25 десантные суда второго эшелона закончили выгрузку техники и приступили к высадке частей Камчатского оборонительного района с транспортов второго эшелона. Противник вел ураганный огонь по десантным судам и по кораблям, стоявшим на рейде у места высадки.

В 09.10 передовой отряд при поддержке артиллерийского огня батареи № 945 и сторожевого корабля «Дзержинский» возобновил наступление и, сломив сопротивление японцев, через 10 минут овладел высотой 171, правда, вновь временно. Огневая поддержка артиллеристов стала возможна лишь благодаря старшему краснофлотцу Г. В. Мусорину, которому удалось сохранить единственную работоспособную радиостанцию корректировочного поста как раз со сторожевого корабля «Дзержинский».

Краснофлотец Мусорин впоследствии вспоминал: «Я знал, что наши радиостанции боятся воды, и решил во что бы то ни стало сохранить свою рацию. Набрав в легкие воздуха, я оттолкнулся от трапа и, держа над головой свой груз, пошел под водой по каменистому грунту в направлении берега. Запаса воздуха хватило ненадолго, появились головокружение и звон в ушах. Короткие секунды казались вечностью. Мучительно хотелось оттолкнуться от грунта и всплыть, но я боялся подмочить рацию и сделал еще несколько шагов». Первый контакт этой радиостанции с кораблем состоялся уже через 35 минут после начала высадки[61].

В боях за высоту бойцы и офицеры батальона морской пехоты показали образцы отваги и мужества. С гранатами в руках они бросались на японские танки, на амбразуры ДОТов и ДЗОТов и обеспечивали десанту продвижение вперед. Старшина 1-й статьи H. A. Вилков и краснофлотец П. И. Ильичев во время штурма высоты закрыли своими телами амбразуры японских ДОТов. Обоим морякам посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Высота 171 ныне носит имя Вилкова. Настоящий героизм проявили младший сержант Георгий Баландин, старший техник-лейтенант A. M. Водынин, краснофлотцы Власенко и Кобзарь, сержант Рында и старший сержант Черепанов, которые во время танковой атаки противника со связками гранат бросились под танки и ценой своих жизней подорвали их[62].

В 10.07 появился японский самолет, который, воспользовавшись туманом, подошел незамеченным, сбросил три бомбы в районе маневрирования десантных кораблей и обстрелял пулеметным огнем сторожевой корабль «Киров», ранив двух пулеметчиков. До 13.20 японские самолеты одиночно и группами продолжали бомбить и обстреливать корабли десанта. Так, тральщик (командир старший лейтенант В. Д. Гусев), производивший разведку обороны противника в районе западного побережья острова Шумшу, был атакован восемью вражескими самолетами, два из которых были сбиты зенитной артиллерией этого корабля. Одновременно тральщик обстреляли четыре 130-мм орудия противника[63].

Перегруппировав свои силы, японцы в 14 часов предприняли контратаку из района юго-западных скатов высоты 171 силами до двух пехотных батальонов при поддержке 18 танков. Противник рассчитывал рассечь силы десанта и затем уничтожить их по частям. Но это ему не удалось. Командир десантного отряда сосредоточил на направлении японской контратаки до 100 противотанковых ружей и четыре 45-мм орудия — все, чем располагал десант. Когда японцы, поддержанные танками, бросились в атаку, они встретили дружный отпор расчетов противотанковых ружей, пулеметчиков и автоматчиков. Одновременно по заявке десантников корабли отряда артиллерийской поддержки и батарея с мыса Лопатка произвели мощный обстрел японских позиций. Понеся большие потери в людях и танках, японцы отступили. Только одному японскому танку удалось невредимым скрыться за восточным склоном высоты[64].

Пока шла высадка главных сил десанта, подразделения первого броска вели упорные бои с превосходящими силами японцев, которые спешно подтягивали войска не только из других районов острова Шумшу, но и с Парамушира. Корабельная артиллерия и береговая батарея с мыса Лопатка непрерывно поддерживали десантников. О напряженности действий артиллеристов свидетельствует хотя бы такой факт — по вызову с острова Шумшу в 14.32 батарея с мыса Лопатка в течение 26 минут выпустила 249 осколочно-фугасных снарядов.

В 16 часов главные силы соединились наконец с подразделениями первого броска и возобновили наступление на высоты. После пятичасового упорного боя, в течение которого высоты трижды переходили из рук в руки, десантники окончательно овладели ими. К исходу дня десант вышел на рубеж западных скатов обеих высот и удерживал плацдарм на острове до 4 км по фронту и до 5–6 км в глубину[65].

Геройски действовали в этих боях командиры боевых подразделений, умело руководившие своими подчиненными. Так, командир передового отряда десанта майор П. И. Шутов, имя которого носит ныне один из населенных пунктов острова Шумшу, будучи дважды раненным, мастерски управлял десантниками, и только после тяжелого третьего ранения его вынесли с поля боя. Личный пример героизма подавал морякам командир батальона морской пехоты майор Т. А. Почтарев. Его ранило, но он продолжал командовать подразделением. За героизм и умелое руководство боем обоим командирам было присвоено звание Героя Советского Союза[66].

Исходя из сложившейся обстановки, генерал-майор А. Р. Гнечко поставил 18 августа в 20 часов перед десантом задачу: с утра 19 августа возобновить наступление в общем направлении на военно-морскую базу Катаока и к исходу дня овладеть ею и всем островом. Артиллерийская и авиационная поддержка наступления возлагалась на корабли и 129-ю авиадивизию. Авиация готовилась ночью нанести бомбардировочный удар по военно-морской базе Катаока, а с рассветом — по боевым порядкам противника. По замыслу командующего операцией, в наступлении должна была участвовать полевая артиллерия, выгруженная в течение ночи. Для этого специально созданным усиленным штурмовым ротам надлежало к 24 часам штурмом овладеть опорными пунктами противника на мысах Кокутан и Котомари, чтобы японцы не смогли помешать выгрузке боевой техники на берег. Однако штурмовые группы, действия которых проходили в условиях очень сильного артиллерийского, минометного и пулеметного огня, выполнили задачу по уничтожению этих опорных пунктов только к утру 19 августа. Выполнение поставленной задачи во многом предопределил правильный выбор способа действий — решительные ночные атаки, когда противник прицельный огонь вести не мог[67].

К этому же времени в район боевых действий были доставлены самоходные баржи и кунтасы из ближайшего Озерновского рыболовецкого комбината, началась выгрузка тяжелой артиллерии, тракторов и автомашин. На берегу был построен причал, к которому могли подходить катера и кунтасы для разгрузки людей и боевой техники средних весов. Кунтасы с тяжелой техникой подходили кормой к берегу и по сходням, сделанным из бревен, быстро разгружались. Противник противодействия выгрузке не оказывал. К 16 часам 19 августа тяжелое вооружение и техника были в основном выгружены[68].

В итоге 19 августа на Шумшу складывалось уже новое соотношение противоборствующих сил. И хотя японцы располагали еще значительными резервами, их командование начинало осознавать бессмысленность дальнейшего кровопролития.

Исходя из этого и в связи с объявлением о прекращении всех военных действий в Маньчжурии, командующий японскими войсками на Курильских островах командир 91-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Цуцуми Фусами (в некоторых документах он назван Цусими Кусаки. — Примеч. авт.) 19 августа в 9 часов прислал к командиру десанта на острове Шумшу парламентера с предложением начать переговоры о капитуляции.

В результате последовавших за этим переговоров в 18 часов того же дня был подписан акт о безоговорочной капитуляции 91-й пехотной дивизии, оборонявшей острова Шумшу, Парамушир и Онекотан[69]. На основании этого документа был разработан план пленения японских гарнизонов. Согласно достигнутой договоренности, на следующий день на аэродром Катаока перебрасывался полк морской авиации, а корабли Северной Тихоокеанской флотилии должен был встретить японский лоцман и провести их в военно-морскую базу Катаока с последующей переброской части сил десанта на Парамушир. Однако в назначенном месте лоцмана не оказалось, и командир отряда, хотя и предположил, что японцы готовят провокацию, все же решил самостоятельно следовать в Катаоку.

Входя во Второй Курильский пролив, отряд неожиданно подвергся очень сильному артиллерийскому обстрелу с островов Парамушир и Шумшу. Корабли открыли ответный огонь и, прикрываясь дымовыми завесами, отошли в море. Минный заградитель «Охотник» получил три прямых попадания 75-мм снарядами, в результате которых было убито и ранено 15 человек и повреждено рулевое управление. На отходе отряд был безуспешно атакован японскими самолетами-торпедоносцами.

Когда стало известно о коварных действиях противника во Втором Курильском проливе, десант 20 августа в 13 часов перешел в наступление. Боевой порыв тихоокеанцев был настолько велик, что противника не спасли даже мощные оборонительные сооружения. Он был отброшен на 5–6 км в глубь острова. Одновременно 128-я авиадивизия нанесла массированные удары по базам Катаока и Касивабара. 61 самолет сбросил на военно-морские базы 211 бомб и причинил им серьезный урон[70]. Это отрезвляюще подействовало на японцев. Командир 91-й пехотной дивизии Ц. Фусаки поспешил заверить советское командование, что «японские войска в северной части Курильских островов прекращают всякие боевые действия, складывают оружие и сдаются в плен советским войскам»[71]. Но и после этого японское командование на местах под любым предлогом медлило с разоружением.

В этой обстановке советское руководство решило временно приостановить свои действия, с тем чтобы нарастить силы для решающего удара по северным островам Курильской гряды. Для усиления десанта было принято решение перебросить кораблями Тихоокеанского флота два пехотных полка с полуострова Камчатка. Но 22 августа с 14 часов японцы начали складывать оружие. К исходу следующего дня советским войскам сдалось в плен свыше 12 тысяч японских солдат и офицеров гарнизона острова Шумшу. Вслед за этим начался прием капитуляции и на Парамушире, куда в ночь на 24 августа началась перевозка советских войск. За время боев на Шумшу противник потерял убитыми и ранеными около 1020 солдат и офицеров.

В ходе боев за Шумшу понесли тяжелые потери и воины-тихоокеанцы. Только непосредственно на поле боя погибли 416 советских воинов: 48 офицеров, 95 младших командиров и 273 красноармейца и краснофлотца, не считая умерших от ран в лазаретах и госпиталях, а общие потери убитыми и ранеными составили 1567 человек, 123 человека пропали без вести. Четыре десантных судна и один катер погибли, восемь десантных судов были повреждены[72].

Длившиеся 6 дней боевые действия на Шумшу носили характер штурма мощных укреплений на острове, который с полным основанием можно отнести к числу морских крепостей периода минувшей войны.

Задача советских войск и сил флота облегчалась тем, что противник совершенно не ожидал их высадки на острова Курильской гряды, а готовился к отражению американского десанта. Этим объясняется его беспечность в ведении серьезной разведки в нашем направлении. Даже система радиолокации на мысе Кокутан не работала[73]. Как сказал командир японской дивизии генерал-лейтенант Ц. Фусаки, 18 августа для него являлся «черным днем»[74].

Решительный характер действий частей Камчатского оборонительного района и сил Петропавловской военно-морской базы в боях за остров Шумшу обеспечил им относительно спокойное овладение большинством островов Курильской гряды.

Между тем в то время, когда на Шумшу еще продолжались упорные бои, командование ТОФ приступило к планированию развития Курильской десантной операции. В этой связи 19 августа командиру ПВМБ была направлена шифрограмма № 11087, в которой ему ставилась задача совместно с командующим Камчатским оборонительным районом до 25 августа занять острова северной части Курильской гряды до острова Симушир включительно[75].

Для выполнения этой задачи выделялись все оставшиеся силы и средства КОР и ПВМБ.

После занятия Шумшу и Парамушира штабы КОР и ПВМБ основное внимание переключили на остров Онекотан, который должен был быть занят в соответствии с распоряжением Военного совета 2-го Дальневосточного фронта от 15 августа (шифрограмма № 10542). Туда и направился командующий Курильской десантной операцией генерал-майор А. Р. Гнечко на тральщике ТЩ-334 в сопровождении сторожевого корабля «Дзержинский». 24 августа при подходе к острову Онекотан он получил директиву Военного совета 2-го Дальневосточного фронта о незамедлительном полном разоружении, интернировании и эвакуации японских гарнизонов и гражданских лиц на островах к югу от Онекотана до Урупа включительно[76]. Таким образом, начинался новый этап Курильской десантной операции, и надо было срочно перегруппировать силы и средства для выполнения полученной директивы.

Принципиально новым являлось то, что японские войска, находившиеся на островах южнее Онекотана, подчинялись не подписавшему акт о капитуляции генерал-лейтенанту Ц. Фусаки, а непосредственно командующему войсками 5-го фронта, штаб которого располагался на Хоккайдо. Кроме того, вспоминал впоследствии генерал А. Р. Гнечко, десантникам не было известно, какими силами и оборонительными сооружениями располагал противник на этих островах, они не имели точных карт побережий островов и не знали, где имелись удобные места для высадки[77].

Для проведения операции по освобождению северной и центральной частей Курильской гряды командование КОР и ПВМБ организовало из состава имевшихся в их 176 распоряжении кораблей и воинских подразделений два разведывательных отряда и отряд с главными силами десанта. Первому разведотряду ставилась задача произвести разведку курсов перехода и мест высадки десантных войск на островах Ширинка, Маканруши, Онекотан, Харимкотан, Экарма, Шиашкотан и Ширинкотан; второму разведотряду — разведать оборону островов Матуа, Кетой, Симушир и впоследствии Уруп. Главные силы должны были, исходя из обстановки, занять острова и обеспечить капитуляцию японских войск.

Очень сложная метеорологическая обстановка — ветер зюйд-вест 5–6 баллов, море — крупная зыбь, густой туман с кратковременными осадками исключали возможность действия разведывательной авиации. Тем не менее командующий КОР решил на аэродромах Елизово, Озерная и острова Шумшу иметь в готовности авиацию для обеспечения мест погрузки десанта и прикрытия его на переходах к местам высадки[78].

28 августа приблизительно к 02.30 первый разведывательный отряд принял капитуляцию японских гарнизонов островов Онекотан, Харимкотан, Шиашкотан и, взяв на борт кораблей военнопленных и их вооружение, в полном составе направился в бухту Катаока. На островах Ширинка, Маканруши, Экарма и Ширинкотан гарнизонов японских войск не оказалось, и высадка на них советских десантников не производилась.

24 августа в 21.30 сторожевой корабль «Дзержинский» с десантом вышел из бухты Катаока для следования к острову Матуа. По пути наблюдением с моря за островом Райкохе было установлено, что он необитаем. На следующий день в 14 часов отряд прибыл на остров Матуа. Вручив через взятого на борт представителя, командира 91-й японской пехотной дивизии, начальнику гарнизона острова командиру 41-го отдельного смешанного полка полковнику Уэда приказ о капитуляции, разведотряд организовал прием пленных и вооружения японских войск и в полдень 26 августа вышел к острову Кетой. Убедившись, что на этом острове японских войск нет, командир отряда принял решение следовать к острову Симушир.

К середине следующего дня сторожевой корабль «Дзержинский» вошел в бухту Симушир. Обследовав близлежащую часть острова, командир отряда убедился, что на его восточном побережье войск противника нет. Доложив об этом командующему КОР, он запросил разрешение следовать к острову Уруп[79].

Тем временем к выполнению боевой задачи приступили и главные силы десанта. 26 августа в 8 часов отряд кораблей под общим командованием командира ПВМБ капитана 2-го ранга Д. Г. Пономарева вышел из бухты Экарма, Шиашкотан, Матуа, Расшуа, Кетой и Симушир.

В 15 часов транспорты «Урицкий» и «Туркмен», в охранении двух тральщиков, с десантом под командованием начальника разведывательного отделения штаба 101 сд майора Наруллина, отделившись от основного отряда, подошли к юго-восточной части острова Парамушир, где и приступили к высадке 2-го и 3-го батальонов 373 сп, а также 279 ап (без двух дивизионов). Высадка продолжалась до рассвета 31 августа.

Утром 27 августа сторожевой корабль «Киров» (флагманский корабль командира ПВМБ), десантное судно «ДС-6» и транспорты «Москальво», «Рефрижератор № 2» и «Менжинский» прибыли в район острова Матуа, где высадили с «Менжинского» один батальон 302-го стрелкового полка.

Развитие боевых действий между тем стремительно продолжалось. 27 августа в 09.45 А. Р. Гнечко получил от Военного совета 2-го Дальневосточного фронта распоряжение о занятии в жесткий срок острова Уруп[80].

В этой связи командующий КОР совместно с командиром ПВМБ решили высадить для разведки острова Итуруп одну роту 302 сп со сторожевого корабля «Киров», а пароходы «Менжинский», «Рефрижератор № 2» и десантное судно ДС-6 в охранении сторожевого корабля «Киров» и тральщика ТЩ-334 немедленно направить в район островов Симушир и Уруп, при этом с «Москальво», «Рефрижератора № 2» и ДС-6 высадить десант на о. Симушир.

27 августа в 15 часов командующий КОР отдал командиру 101 сд приказ о подготовке боевых частей для переброски с северо-западной части острова Парамушир в район острова Уруп. Во исполнение этого приказа 28 августа в 6 часов пароход «Волхов» в бухте Касивабара приступил к погрузке одного батальона 198-го стрелкового полка и двух дивизионов 279-го артполка.

Тем временем 28 августа в 9 часов пароходы «Москальво», «Рефрижератор № 2» и десантное судно ДС-6 в охранении сторожевого корабля «Киров» и тральщика ТЩ-334, вышедшие 26 августа из бухты Катаока при видимости 0,5 кабельтовых, подошли к северной части острова Уруп. Не найдя удобного места высадки десанта, корабли стали на якорь, а затем в целях обследования острова с западного и восточного побережий вышли к бухте Токотан, где и стали в 13.34 на рейде.

Из докладов высланной на Уруп разведгруппы было известно, что на западном побережье острова японские воинские части отсутствуют и удобных мест для высадки десанта нет. Оценив обстановку, командующий КОР и командир ПВМБ отдали приказание транспортам с десантом главных сил сняться с якоря и следовать в порт Товано. В этот же порт в 17.30 направились сторожевой корабль «Киров», тральщик ТЩ-334 и десантное судно ДС-6.

По ранее отданному приказанию командующего КОР для усиления десантного отряда на острове Уруп в 20 часов в этот район из Парамушира прибыли десантники на пароходе «Волхов», который, однако, сел на мель в районе острова Харимхотан, где и высадил десант 31 августа.

Утром 29 августа транспорты с главными силами десанта, которые снялись с якоря из района северной оконечности острова Уруп, вошли в порт Товано, где в 12.35 встретились с прибывшими сюда же сторожевым кораблем «Киров», тральщиком ТЩ-334 и десантным судном ДС-6. Высаженная на берег разведгруппа установила, что помещения и оборудование порта японцами брошены. Исходя из полученных данных разведотрядов с островов Уруп и Симушир, командующий КОР совместно с командиром ПВМБ решили высадить в порт Товано острова Уруп 6-ю стрелковую роту 302 сп с парохода «Менжинский», обеспечив ее десятисуточным запасом продовольствия; сторожевой корабль «Киров» с 5-й ротой 302 сп, принятой с парохода «Менжинский», отправить на остров Симушир и высадить ее в одноименной бухте с задачей обследовать остров (к тому времени на острове находился разведотряд в составе одного взвода, высаженный со сторожевого корабля «Дзержинский»); десантному отряду быть в готовности на рейде порта Товано.

30 августа в 10.20 десантный отряд с тральщиком ТЩ-334, на борту которого теперь были и командующий КОР, и командир ПВМБ, вновь прибыли к северной части острова Уруп[81]. Этот тральщик спустил катер с разведгруппой, возглавляемой флаг-штурманом ПВМБ, которая была направлена на берег с задачей разведки мест высадки.

Разведгруппа установила, что в этой части острова дислоцируется крупный японский воинский гарнизон. Взяв с собой двух пленных, она возвратилась на борт тральщика. Вскоре после этого для уточнения места высадки на берег была выслана вторая разведгруппа во главе с заместителем начальника оперативного отдела штаба КОР майором Радужановым, который взял с собой переводчика и двух пленных японцев. Встретившись с вышедшими к пирсу японскими парламентариями, Радужанов через переводчика установил, что на острове Уруп дислоцируется 129-я отдельная смешанная бригада под командованием генерал-майора Сусуми Нихо. Майор Радужанов потребовал, чтобы командир бригады к 20 часам 30 августа прибыл на борт тральщика ТЩ-334 к командующему советскими войсками.

Однако к указанному времени на борт тральщика прибыл только адъютант командира 129 осмбр с группой японских офицеров. Командующий КОР отправил их на берег и потребовал прибытия на борт корабля генерал-майора Сусуми Нихо лично.

Тем временем высаженные на остров Уруп с пароходов «Москальво» и «Рефрижератор № 2» два батальона (без одной роты) 302 сп 31 августа к 6 часам заняли линию обороны в радиусе 500–600 м от пирса[82]. Командующий КОР через командира десанта на берегу еще раз передал командиру бригады требование прибыть на борт корабля.

В тот же день в 9 часов утра командующий КОР совместно с командиром ПВМБ собрали командиров подразделений десанта, командиров кораблей и капитанов транспортов, перед которыми поставили следующую задачу: произвести выгрузку десанта на северную часть острова Уруп; немедленно организовать оборону острова и ускорить разоружение 129-й смешанной бригады.

В полдень 31 августа командующий КОР генерал-майор А. Р. Гнечко на борту тральщика ТЩ-334, незадолго до этого подошедшего к пирсу бухты Миссири (остров Уруп), принял командира 129 осмбр генерал-майора Сусуми Нихо, которому установил порядок, места и время сосредоточения японских войск и вооружения, а также ознакомил его с порядком взаимоотношений с начальником гарнизона советских войск заместителем командира 302-го стрелкового полка майором Савичевым.

К 20 часам 31 августа в районе пирса бухты Миссири были сосредоточены пленные и вооружение японской 129-й отдельной смешанной бригады, которые вскоре были на «Рефрижераторе № 2» отправлены на остров Шумшу.

Таким образом, задача ставки главного командования советских войск на Дальнем Востоке по освобождению от японских войск островов северной и центральной частей Курильской гряды была выполнена. В итоге войсками Камчатского оборонительного района и частями Петропавловской военно-морской базы были разоружены и пленены: 91-я пехотная дивизия, 129-я отдельная смешанная бригада и 41-й отдельный смешанный полк японцев. Общее число японских военнопленных составило 30 442 человека, в том числе: генералов — 4, офицеров — 1280, унтер-офицеров — 4045, солдат — 25 113 человек[83].

Военные трофеи составили: пушек и гаубиц всех калибров — соответственно 165 и 37 единиц, минометов — 101, танков — 60, автомашин — 138, самолетов — 7, легких, тяжелых и зенитных пулеметов — соответственно 429, 340 и 58 единиц, винтовок — 20 108 штук[84].

Итак, начавшиеся 18 августа боевые действия по освобождению островов Курильской гряды в северной и центральной ее частях 31 августа были полностью завершены.

Что же касается южнокурильских островов, то овладение ими началось на несколько дней позднее, когда 27 августа с Сахалина на остров Итуруп был отправлен первый разведывательный боевой отряд. Этому предшествовала Южно-Сахалинская наступательная операция советских войск, завершившаяся 25 августа освобождением Южного Сахалина. При этом занятые южносахалинские порты Маока и Отомари были использованы для концентрации в них военной техники и воинских подразделений, предназначенных для последующего овладения островами, которые ныне в Японии называют «северными территориями», а также для подготовки планировавшегося крупного десанта на остров Хоккайдо. При этом развитие операции на Южных Курилах во многом зависело от того, каким образом решится вопрос о высадке на Хоккайдо.

Таким образом, военная победа на Северных Курилах окончательно закрепила за Советским Союзом эти территории.

Курильская десантная операция. Ход боевых действий с 18 августа по 1 сентября 1945 года

Источники и литература

1. Вооруженные силы Японии. История и современность (к 40-летию разгрома милитаристской Японии во Второй мировой войне). М., Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1985. 326 с.

2. Фуллер Ф. С. Вторая мировая война 1939–1945 гг. Стратегический и тактический обзор. М., Издательство иностранной литературы, 1956. 550 с.

3. Зимонин В. П. Последний очаг Второй мировой. М., 202. 544 с.

4. Курилы — острова в океане проблем. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1998. 519 с.

5. Ротманн Г. Л., Палмер Я. Японские укрепления на островах Тихого океана, 1941–1945. М., ACT: Астрель, 2005. 72 с.

6. Джоуэт Ф., Эндрю С. Японская армия. 1931–1942. М.: ООО «Издательство ACT»: ООО «Издательство Астрель», 2003. 72 с.

7. Джоуэт Ф., Эндрю С. Японская армия. 1942–1945. М.: ООО «Издательство ACT»: ООО «Издательство Астрель», 2003. 72 с.

8. Догерти Л. Дж. Японская пехота, 1941–1945. Подготовка, тактика, вооружение. М.: ACT: Астрель, 2005. 96 с.

9. Федосеев С. Бронетехника Японии 1939–1945. М., «Техника — Молодежи», 2003. 88 с.

10. Alvin D. Соох. Nomonhan. Japan against Russia, 1939. Stanford University Press, Stanford, California, 1985.1024 p.

Иллюстрации

Командующий войсками Прибалтийского Особого военного округа генерал-полковник А. Д. Локтионов принимает парад советских войск в Риге. Латвия, 7 ноября 1940 года

Командующий 56-м армейским моторизованным корпусом генерал от инфантерии фон Манштейн беседует с командиром 8-й танковой дивизии генерал-майором Эрихом Брандербергером. На фотографии генерал Манштейн — справа, генерал Брандербергер — слева. Советско-германский фронт, июнь 1941 года

Семья Мощанских за несколько дней до начала Великой Отечественной войны. С. С. Мощанский — командир штабной батареи 48-го артполка 48-й стрелковой дивизии Красной Армии. Латвия, пригород Риги, 14 июня 1941 года

Расчет 76,2-мм полковой пушки образца 1927 года ведет огонь по противнику. Северо-Западный фронт, июнь 1941 года

Мотоциклист — связной штаба 18-й армии вермахта. Эстония, июль — август 1941 года

Немецкая пехота в перерывах между боями. Сектор наступления 18-й армии вермахта, июнь 1941 года

Командиры и солдаты 29-го литовского территориального корпуса на выборах в советы. Один из «офицеров», видимо политрук (голосующий), носит четырехугольную фуражку 2-го уланского великого князя Бирутиса кавалерийского полка. Петлицы младшего политрука с синей кавалерийской отделкой РККА нашиты на двубортную шинель литовского образца (приборный цвет литовской кавалерии был белый). Литва, конец 1940 года

Парад в честь 1-го мая 1941 года. На переднем плане машины Krupp L2H143 «Boxer» и мотопехота 24-го стрелкового корпуса РККА. Рига, май 1941 года

Батарея 76,2-мм дивизионных пушек Ф-22 образца 1936 года под командованием лейтенанта И. М. Полевого ведет огонь по противнику. Северо-Западный фронт, июль 1941 года

Младший политрук Б. С. Уланский в перерывах между боями. За умелое руководство танковой ротой представлен к награждению орденом Красной Звезды. Северо-Западное направление, июль 1941 года

Немецкий горный егерь — ефрейтор Рудольф Зульцер, добровольно сдавшийся в плен Красной Армии, обращается к германским солдатам горнопехотного корпуса «Норвегия» с предложением о прекращении сопротивления. Мурманское направление, зима 1941–1942 годов (РГАКФД)

Колонна разведывательных бронеавтомобилей БА-20 из состава 1-й танковой дивизии РККА. Северный фронт, июль 1941 года

Командиры частей и подразделений 52-й стрелковой дивизии РККА (слева направо): В. Ф. Лазарев, Х. А. Худалов, Г. А. Салтыков перед проведением боевой операции. Х. А. Худалов командовал в тот период 62-м разведбатальоном 52 сд. Северный фронт, июль 1941 года

Разбитая советская военная техника 52-й и 14-й стрелковых дивизий РККА в районе реки Западная Лица. На переднем плане виден легкий танк Т-38 и часть грузовика ГАЗ-АА с цепями на задних колесах

Разбитая 76,2-мм советская пушка Ф-22 образца 1936 года и задняя часть грузовика ГАЗ-АА. Заполярье, июль — август 1941 года

Командование армии «Норвегия» (в центре командующий генерал-полковник фон Фалькенхорст) осматривает подбитый советский танк БТ-7 (с цилиндрической башней). Заполярье, август — сентябрь 1941 года

Зима в Заполярье наступает в октябре, поэтому уже в конце октября 1941 года бронетанковые подразделения мурманского направления Карельского фронта были перекрашены в белый цвет. На снимке — разведчик И. Шубин передает донесение танкистам (Т-26 образца 1939 года, скорее всего, из танкового отряда Северного флота) о расположении огневых точек противника. Ноябрь 1941 года

К декабрю 1941 года обстановка в Заполярье и Северной Карелии стабилизировалась. На снимке — позиции германских войск. Отдельная армия «Норвегия», декабрь 1941 года

Офицеры Красной Армии осматривают брошенные японцами средние танки Тип 97 «Чи-ха». Эти архаичные машины принадлежали 34-му танковому полку 1-й танковой бригады императорской армии. Судя по трем лучам, вписанным в желтый треугольник, изображенный на башне танка, боевая машина принадлежит 3-й танковой роте. Маньчжурия, аэродром близ Мукдена, Забайкальский фронт, август 1945 года

После дождя дорога размокла. Даже надежные и проходимые «студебеккеры» застревали в подобной грязи. Забайкальский фронт, август 1945 года

Советские офицеры и солдаты с борта полугусеничного бронетранспортера М3А1 американского производства контролируют процесс сдачи в плен военнослужащих японской армии. Маньчжурия, август — сентябрь 1945 года

Тяжелая артиллерия Красной Армии на марше. Трактор С-65 буксирует 122-мм корпусную пушку обр. 1931/1937 гг. Маньчжурия, август 1945 года

Посадка советских десантников в самолеты «Дуглас» DC-3. Именно такой группой парашютистов и был захвачен император Маньчжоу-Го Пу-И. Август 1945 года

Разоружение 63-й пехотной дивизии японской армии. На переднем плане — различные 75-мм орудия: горная и пехотная пушки. Маньчжурия, август — сентябрь 1945 года

Пленные японские солдаты и офицеры Квантунской армии. Маньчжурия, август — сентябрь 1945 года

Митинг среди моряков Тихоокеанского флота. Выступает командир дивизиона торпедных катеров 3-го ранга М. Г. Малик. ТОФ, 1945 год

Корабли Тихоокеанского флота в походе. Они везут л/с и артиллерию к берегам Курильских островов. Август 1945 года

Советские подводные лодки в бухте Маоко. Как видно на фотографии, 45-мм противотанковые пушки приходилось «возить» даже на таких судах. Южный Сахалин, 1945 год

У советских моряков был особый счет к японцам за поражение в войне 1904–1905 годов. На фото: участник войны с Японией в 1904–1905 годах сверхсрочник мичман Алексей Никитович Ковпак. На службе в составе Тихоокеанского флота — с 1903 года. За это время он подготовил сотни специалистов связи, особенно в области подводного кабеля. Награжден орденами Красного Знамени и Трудового Красного Знамени. Его опыт был особенно полезен в борьбе с японским гарнизоном на Курильских островах. 1945 год

Примечания

1

Ленский А. Г. Сухопутные силы РККА в предвоенные годы (справочник). Санкт-Петербург, 2000, с. 116–125.

(обратно)

2

Там же, с. 125–126.

(обратно)

3

Thomas L. Jentz. Panzertruppen 1933–1942. Shiffer Military History, 1996, p. 236–239.

(обратно)

4

ЦАМО РФ, ф. 500, оп. 12462, д. 118, л. 2.

(обратно)

5

Гот Г. Танковые операции: Пер с нем. М., 1961, с. 64.

(обратно)

6

ЦАМО РФ, ф. 500, оп. 12462, д. 118, л. 2.

(обратно)

7

Там же, л. 5–7.

(обратно)

8

ЦАМО РФ, ф. 500, оп. 12459, д. 50, л. 34.

(обратно)

9

ЦАМО РФ, ф. 48а, оп. 1554, д. 90, л. 260.

(обратно)

10

Гальдер Ф. Военный дневник, т. 3, кн. 1, с. 37.

(обратно)

11

ЦАМО РФ, ф. 500, оп. 12462, д. 594, л. 13–14.

(обратно)

12

Carell Р. Umternehmen Barbarossa. Frankfurt a/M. Berlin-Wien, 1963, s. 30–31.

(обратно)

13

Сборник боевых документов Великой Отечественной войны. Вып. 34, с. 256.

(обратно)

14

Манштейн Э. Утерянные победы: Пер. с нем. М., 1957, с. 172.

(обратно)

15

ЦАМО РФ, ф. 3, оп. 11556, д. 1, л. 44.

(обратно)

16

ЦАМО РФ, ф. 32, оп. 11289, д. 76, л. 23–24.

(обратно)

17

Сборник боевых документов Великой Отечественной войны. Вып. 34, с. 141.

(обратно)

18

ЦГАСА, ф. 37848, оп. 1, д. 8, л. 4.

(обратно)

19

Там же, л. 28.

(обратно)

20

ЦАМО РФ, ф. 26 СК, оп. 265998, д. 3, л. 37.

(обратно)

21

Там же, л. 31.

(обратно)

22

Партархив ЦК КП Латвии, ф. 101, оп. 1, д. 54, л. 27.

(обратно)

23

Там же, ф. 301, оп. 1, д. 46, л. 9.

(обратно)

24

Партархив ЦК КП Эстонии, ф. 32, оп. 32—1, д. 8, л. 206.

(обратно)

25

«Военно-исторический журнал», 1960, № 12, с. 23.

(обратно)

26

На усиление 122 сд был выделен танковый батальон 1 тд, который вместе с 1 мсп после убытия 1 тд из 14 А был оставлен в составе армии. «Военно-исторический журнал», 1960, № 12, с. 23.

(обратно)

27

«Военно-исторический журнал», 1960, № 12, с. 27.

(обратно)

28

ЦАМО, ф. 257, оп. 1537, д. 2, л. 290.

(обратно)

29

Там же, л. 4.

(обратно)

30

«Военно-исторический журнал», 1960, № 12, с. 30. 106

(обратно)

31

ЦАМО, ф. 257, оп. 1537, д. 2, л. 290.

(обратно)

32

Уорвол Н. Войска СС. Кровавый след. Ростов н/Д: издательство «Феникс», 2000, с. 158.

(обратно)

33

ЦАМО, ф. 38, оп. 80038 сс, д. 22, л. 32.

(обратно)

34

Там же.

(обратно)

35

«Военно-исторический журнал», 1960, № 12, с. 32.

(обратно)

36

ЦАМО, ф. 363, оп. 6221, д. 2, л. 21–36.

(обратно)

37

ЦВМА, ф. 2, оп. 1, д. 1006, л. 2; Багров В. Н. Победа на островах. Южно-Сахалинск, 1985, с. 70.

(обратно)

38

См.: Краснознаменный Тихоокеанский флот, с. 219.

(обратно)

39

Цит. по: Славинский Б. Н. Советская оккупация Курильских островов, с. 74. 184.

(обратно)

40

ЦВМА, ф. 2, оп. 1, д. 1006, л. 3.

(обратно)

41

См.: Военно-Морской Флот Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг., т. III, с. 496; ОЦВМА, ф. 129, д. 26770, л. 213.

(обратно)

42

ЦАМО, ф. 234, оп. 310019, д. 2, л. 5; ОЦВМА, ф. 129, д. 26770, л. 62.

(обратно)

43

См.: История Второй мировой войны 1939–1945, т. II, с. 290.

(обратно)

44

ЦАМО, ф. 234, оп. 352680, д. 10, л. 14; ОЦВМА, ф. 129, д. 17521, л. 5, 6.

(обратно)

45

ЦВМА, ф. 2, оп. 1, д. 1006, л. 5.

(обратно)

46

См.: Морской сборник. 1985. № 9, с. 59.

(обратно)

47

См. Военно-Морской Флот Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг., т. III, с. 497.

(обратно)

48

ЦАМО, ф. 238, оп. 1584, д. 159, л. 26, 27.

(обратно)

49

См. Краснознаменный Тихоокеанский флот, с. 234.

(обратно)

50

ЦВМА, ф. 2, оп. 1, д. 1006, л. 12, 14.

(обратно)

51

Там же, л. 9.

(обратно)

52

ОЦВМА, ф. 129, д. 26770, л. 62.

(обратно)

53

ЦВМА, ф. 2, оп. 1, д. 1006, л. 17.

(обратно)

54

ОЦВМА, ф. 129, д. 26770, л. 72.

(обратно)

55

ЦВМА, ф. 2,оп. 1, д. 1006, д. 17.

(обратно)

56

Там же, л. 18; ОЦВМА, ф. 129, д. 26770, л. 72.

(обратно)

57

См.: Военно-Морской Флот Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг., т. III, с. 408.

(обратно)

58

ЦАМО, ф. 234, оп. 310119, д. 1, л. 49.

(обратно)

59

См.: Военно-Морской Флот Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг., т. III, с. 499.

(обратно)

60

См.: Славинский Б. Н. Советская оккупация Курильских островов, с. 93.

(обратно)

61

Там же, с. 93–94.

(обратно)

62

См.: Хроника боевых действий Тихоокеанского флота в войне с Японией, с. 100–101; Краснознаменный Тихоокеанский флот, с. 229.

(обратно)

63

Там же, с. 227.

(обратно)

64

См.: Славинский Б. Н. Советская оккупация Курильских островов, с. 97–98.

(обратно)

65

Там же, с. 98.

(обратно)

66

См.: Краснознаменный Тихоокеанский флот, с. 229.

(обратно)

67

См. Багров В. Н. Победа на островах, с. 84–85, 87–90, 92–95.

(обратно)

68

ОЦВМА, ф. 129, д. 26770, л. 77.

(обратно)

69

Там же.

(обратно)

70

ЦАМО, ф. 234, оп. 352680, д. 11, л. 69.

(обратно)

71

Там же, д. 10, л. 41.

(обратно)

72

Там же, д. 11, л. 100, 105; Морской сборник. 1975. № 9, с. 27; ЦВМА, ф. 2, оп. 1, д. 1006, л. 40–42.

(обратно)

73

ОЦВМА, ф. 129, д. 26770, л. 99.

(обратно)

74

ЦВМА, ф. 2, оп. 1, д. 1006, л. 46.

(обратно)

75

ОЦВМА, ф. 129, д. 17777, л. 5.

(обратно)

76

См.: Славинский Б. Н. Советская оккупация Курильских островов, с. 105.

(обратно)

77

См.: Акшинский B. C. Курильский десант. Петропавловск-Камчатский, 1984, с. 134.

(обратно)

78

См.: Славинский Б. Н. Советская оккупация Курильских островов, с. 106.

(обратно)

79

Там же, с. 108.

(обратно)

80

ОЦВМА, ф. 129, д. 17777, л. 134.

(обратно)

81

См.: Хроника боевых действий Тихоокеанского флота в войне с Японией, с. 134.

(обратно)

82

См. Славинский Б. Н. Советская оккупация Курильских островов, с. 113.

(обратно)

83

См. Хроника боевых действий Тихоокеанского флота в войне с Японией, с. 135; Морской сборник. 1975. № 9, с. 27.

(обратно)

84

См. Славинский Б. Н. Советская оккупация Курильских островов, с. 114.

(обратно)

Оглавление

Часть I Сражения на Западе

  Оборона Прибалтики (22 июня — 9 июля 1941 года)

    Состав и группировка советских войск (Прибалтийский Особый военный округ)

    Состав и группировка немецких войск (группа армий «Север» и 3 тгр группы армий «Центр»)

    Ход боевых действий (22 июня — 9 июля 1941 года)

    Национальные формирования ПрибОВО (июнь — сентябрь 1941 года)

    Итоги операции

  Источники и литература

  Оборона Заполярья (июнь — ноябрь 1941 года)

Часть II Победа на Востоке

  Разгром Квантунской армии

  Бои за Курилы

  Источники и литература

Иллюстрации X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?