«Процессы о колдовстве в Западной Европе в XV–XVII веках»

Процессы о колдовстве в Западной Европе в XV–XVII веках (fb2) - Процессы о колдовстве в Западной Европе в XV–XVII веках 662K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сергей Владимирович Тухолка

С. Тухолка Процессы о колдовстве в Западной Европе в XV–XVII веках

© ООО «Остеон-Пресс». Оцифровка текста. 2016

© Л. Зданович. Редактирование. 2016

От издательства

В наши дни отношение к инквизиторским процессам в средневековой Европе со времён 500-летней давности весьма изменилось. Действительно – трудно объяснить общественным психозом массовые казни людей на основании обычных психопатических бредней. Тем не менее С. Тухолке удалось провести определенные параллели массовым жестким экзорцизмом Средневековья и Нового времени и чисто политическими мотивами их организаторов.

«Охота на ведьм» в Средние века преследовала те же цели, какие преследовали сталинские партийные чистки или американские антикоммунистические процессы 50-х годов – одни получали возможность выдвинуться по карьерной лестнице, заработать дешевую популярность, другие служили угрожающим примером для народных масс, а народ… Для народа это было бесплатное развлечение, адреналин и острастка. Во времена, когда театры были в диковинку, пьесы разыгрывались раз в год по великим церковным праздникам, книги были дороги, вечерами ни радио, ни телевидения, хорошее показательное аутодафе само по себе являлось праздником и поводом посудачить.

Да и объектами преследований чаще всего становились люди, в народе малопопулярные, уродливые старухи или жертвы политических интриг (наподобие Урбана Грандье).

Инквизиторы полагали, что их процессы имели громадное значение для нравственного воспитания нации, сохранения ее духовного здоровья. Однако как оказалось, инквизиторы не смогли спасти Европу ни от кальвинизма, ни от протестантизма, ни от англиканства, не уберегли ее ни от войн, ни от революций. А в XVIII столетии инквизиция и вовсе отжила – ее время ушло. Но экзорцизм в наши дни по-прежнему популярен, приняв уже иные – коммерческие основы.

Л. Зданович Сентябрь 2013 г.

1. Булла папы Иннокентия

Я считаю небезынтересным сделать краткий очерк преследования в Европе колдовства, так как здесь мы видим пример удивительного заблуждения человеческого рассудка, доходящего под влиянием фанатизма до явных нелепостей.

Как известно, начало преследования колдовства, как такового, положила знаменитая булла папы Иннокентия VIII Summis desiderantes affectibus, изданная в 1484 г.

И до того времени власти преследовали колдунов, но эти преследования были направлены главным образом против действительных преступлений, совершенных колдуном.

При этом светские власти не без скептицизма относились к установлению связи между несчастьями какого-нибудь лица и заклинаниями колдуна.

Но булла Иннокентия VIII установила, как непреложный факт, что колдуны имеют магическую власть причинять смерть и болезни людей и животных, вызывать град, пожары и другие бедствия, лишать мужчин половой силы и прочее.

Kpoме того, булла говорит прямо о ереси колдунов и об их отречении от Бога и Св. Троицы, а также о половых сношениях колдунов и колдуний с дьяволом (суккубами и инкубами).

Эта булла подтверждает и расширяет данный монахам – инквизиторам Крамеру (Инститорису) и Шпренгеру полномочия искоренять ересь и колдовство в Германии и предписывает всем светским властям и судам признавать авторитет этих инквизиторов.

Через пять лет после этой буллы Шпренгер издал свое знаменитое руководство к преследование колдуний «malleus maleficarum.»

Колдуном признается, согласно инквизитору Nider, тот, кто делает зло, или не соблюдает своей веры; а не соблюдать своей веры значило быть еретиком, и посему эти два понятия – колдовство и ересь – часто смешивались и считались дополняющими друг друга.

Bodin в своей Demonomanie приписывает колдунам следующие преступления: оскорбление Бога, богохульство, поклонение дьяволу, посвящение дьяволу своих детей и, даже принесение ему их в жертву, пропаганду в честь сатаны, клятву во имя и честь дьявола, кровосмешение, убийство с целью добыть части тела, необходимые для приготовления разных снадобий на шабаш, антропофагию во время шабаша, употребление ядов и колдовских напитков, заговор на животных, заговор на уничтожение жатвы и, наконец, совокупление с дьяволом.

Но в процессах о колдовстве обвинения главным образом касались заключения договора с дьяволом, посещения шабаша и отречении от Бога.

Процедура суда против колдунов поражает своею жестокостью, несправедливостью и нелепостью.

Она исходит из мысли, что колдовство есть исключительное преступление, crimen exceptum et atrocissimum, и потому против него допустимы все меры.

В прежнее время власти начинали преследование против кого-нибудь обыкновенно только по жалобе потерпевшего. Но уже при Людовике IX во Франции было введено правило, что судьи сами должны расследовать преступления.

А в духовном мире еще при папе Иннокентии III были введены тайные наблюдения и расследование жизни духовенства через особых лиц, называемых инквизиторами.

Одним из средств для расследования являлся донос.

Сначала донос носил более публичный характер, при чем и обвинитель, и доносчик подвергались наказанию в случае недоказательства их обвинений.

Но в процессах о колдовстве не только доносчиков объявляли безнаказанными, но поощряли даже анонимные доносы.

Так прибывшие в какой-нибудь город инквизиторы в церкви объявляли народу о своем намерении преследовать колдунов и под страхом отлучения требовали от каждого донести все, что он знает подозрительного о своих соседях.

А демонолог Bodin рекомендует и для Франции похвальный шотландский обычай, называемый «Indict», и состоящий в том, что в церкви выставлялся закрытый ящик для доносов.

Ранее основанием всякого судебного преследования были свидетельские показания, но инквизиторы понимали трудность найти свидетелей касательно сношения колдуна с дьяволом. И поэтому для возбуждения преследования по обвинению в колдовстве считалось достаточным иметь подозрение, основанное на доносе или на разных указаниях, а потом уже сам обвиняемый сознавался в колдовстве.

Понятно, кроме маньяков, никто не сознавался добровольно, ибо это сознание вело прямой дорогой к костру; но здесь на помощь инквизиторам выступала пытка, в сравнении с которой и самая смерть являлась облегчением.

Всякая мелочь могла служить основанием к преследованию колдуна и давать повод к подозрению.

Тот, кто не донесет на колдуна, был под подозрением, но и тот, кто доносил слишком усердно, возбуждал подозрение, ибо он делал это, по мнению Дель-Pиo, с целью отвлечь внимание от самого себя.

Небрежность в исполнении обязанностей или слишком большая набожность были одинаково подозрительны.

Вообще же женщины считались более склонными к колдовству, чем мужчины.

Между другими причинами Шпренгер объясняет это тем, что женщины чувственнее и лживее, нежели мужчины, ибо, говорит он, женщина была создана из ребра человека, а так как ребро это было кривое, то женщина склонна ко лжи. И затем, он прибавляет, что слово Femina (женщина) происходит от слов fe (по-испански «вера») и minus («менее»), что явно-де указывает на её меньшую твердость в вере.

Если одна женщина скажет другой: «смотри у меня» или «ты за это поплатишься», или что-нибудь в этом роде, то она уже достойна подозрения; но если после этого у второй женщины случится какое-нибудь несчастье (болезнь её или семейных, смерть домашнего животного, или уменьшение молока у коровы), то доказательство колдовства налицо.

Если женщина тронет ребенка или корову, она – подозрительна, но если те заболеют, то она колдунья.

Если она долго гуляет по берегу озера или реки, то это подозрительно, но если вскоре после этого будет град или дождь, то виновность её – несомненна.

Привязанность к собаке и её ласки тоже подозрительны. Так, современники утверждали, что черная собака, всюду следовавшая за Корнелием Агриппой, была самим дьяволом.

Но держать у себя черную кошку было, понятно, еще опаснее, ибо всякому известно, что это любимое животное колдуний.

Согласно демонологам, для осуждения колдуньи достаточно малейшего подозрения. Так как колдовство совершается ночью и втайне, то по отношению к нему обыкновенная процедура – неприменима, говорить de Lancre, a Дель-Рио поясняет, что несправедливо добиваться очевидности в преступлении, самый характер коего не допускает её.

De Lancre признает, что при таких условиях иногда можно осудить и невинного, но, по его мнению, это не имеет значения в сравнении с освобождением хотя бы одного колдуна, который потом-де совратит или повергнет в несчастие сотни людей.

К тому же демонологи считали себя орудиями Бога, и потому Бог сам-де уже разберется в том, кто из сожженных виновен или нет, при чем невинные будут вознаграждены райским блаженством.

Хотя свидетели, как мы видим, не были обязательны в процессе о колдовстве, но судьи все-таки охотно к пим прибегали.

Шпренгер советует иметь не менее трех свидетелей, но он весьма нетребователен по отношению к их характеру. В делах о колдовстве все принимаются в свидетели: и родственники, и слуги, и преступники, и далее отлученные от церкви, но при одном условии – если они показывают против, а не за обвиняемого.

Кроме того не рекомендуется допрашивать свидетелей перед обвиняемой (разве только они сами этого пожелают). Вообще же не следует сообщать колдунье даже имен лиц, показывающих против нее, ибо она может отомстить им.

Обвиняемая не имеет права выбирать себе адвоката, но судья может назначить ей такового. Однако Шпренгер советует воздерживаться от этого, особенно молодым и неопытным судьям, объясняя это тем, что адвокат легко может смутить их своими доводами.

Одним словом, в этих процессах делалось все, чтобы отнять у обвиняемых всякую возможность оправдаться, и чтобы побудить судью непременно высказаться за осуждение.

Шпренгер предостерегает судей и против жалости к обвиняемым. Колдунью, говорит он, надо всегда вводить в залу суда спиной к судьям, ибо «если она первая взглянет в глаза судьи, то, вследствие ее чар, сердце судьи проникается жалостью и он не находит в ней никакой вины. Но если судья запасется освященной солью и сделает знамение креста, то, мужественно действуя против колдуньи, он может надеяться сломить силу змея»!

2. Виды пыток и стигматы дьявола

В своих пытках инквизиторы были весьма изобретательны, и видя, с какой жестокостью они мучили несчастных женщин и с какими хитростями старались вырвать у них признание – можно думать, что именно они, а не их жертвы, были слугами и помощниками дьявола.

Еще до пытки колдунью обыкновенно подвергали мучительной операции отыскания стигмата дьявола.

По общему верованию, на шабаше дьявол касался каждого вновь прибывшего, при чем место прикосновения дьявола делалось нечувствительным к боли.

Для отыскания этого стигмата патенту завязывали глаза и вонзали ему в голое тело длинные иглы. Если он не чувствовал укола, то стигмат считался найденным, и обвиняемый был потерян. По словам демонологов это был самый верный признак колдовства.

Иногда судьи, дабы вернее погубить обвиняемого, прибегали к хитростям и только для вида касались его, не втыкая иголку в тело; но иногда у обвиняемых и действительно бывала местная анестезия, тем более, что многие женщины, арестованные за колдовство, были суеверны и истеричны.

Перед ниткой колдунью обыкновенно донага раздевали и тщательно состригали на ее теле все волосы, дабы легче найти так называемый талисман молчания, т. е, кусочек бумаги с какой-нибудь надписью.

Демонологи утверждали, что пока колдунья имеет на себе этот талисман, она – нечувствительна к мучениям и никогда не сделает признания.

Некоторые женщины, которые и сами считали себя колдуньями, действительно запасались такими талисманами и, возможно, что, благодаря самовнушению, иногда они не чувствовали боли.

Наиболее употребительные пытки были следующие.

1) Эстрапада, или дыбả. Пациенту закручивали руки назад и, привязав их к веревке, на блоке поднимали его на воздух. Так как вся тяжесть тела падала па руки, то часто последние выскакивали из суставов и по окончании пытки их приходилось вправлять на место.

Для увеличения мучений к ногам пытаемого подвязывали тяжести, или встряхивали веревку, сначала подтянув её кверху, а потом разом отпуская её. На веревке пытаемого держали до получаса и более.

Иногда его стегали при этом бичами или жгли под ногами угли и серу.

2) Пытка водой. Пациента раскладывали на спине и, крепко привязав его и раскрыв его рот, вливали в него при обыкновенной пытке четыре пинты, а при чрезвычайной – восемь пинт воды. Живот пытаемого вздувался и мучения были невыносимы.

3) Испанские сапоги (brodequins). Пациенту крепко стискивали ноги между досками и вбивали между ногами и досками клинья, при обыкновенной пытке четыре, а при чрезвычайной восемь. Эти клинья не только сдирали кожу с ног, но иногда раздробляли и кость. Другой род brodequins были сапоги из дерева, которые сжимались на винте и страшно жали ноги.

4) Напалечники (poucettes) железные напалечники, которые надевали на большой палец и с помощью винта всё более сжимали их, доводя пытку иногда до раздробления кости пальца.

б) Пытка огнём: пациенту жгли cерy под мышками, между пальцами ног, и так далее, или поджигали пятки на раскаленных угольях, или захватывали мясо раскаленными щипцами.

При этом были разные приспособления: например, железное кресло, на которое привязывали пациента и постепенно нагревали сидение.

6) Каркан, или ошейник с острыми гвоздями, прикрепленный на столбе, к которому привязывали пациента, введя ему шею в каркан. Затем ему поджигали ступни угольями, и он начинал танцевать на месте, но при каждом движении гвозди вонзались ему в тело.

7) Кобыла (le chevalet), это были две доски, сложенные под острым углом и укрепленные на двух подставках так, что верхняя их сторона была острой. На эту кобылу пытаемую сажали верхом и привязывали к её ногам тяжести, вследствие чего острый край дерева медленно, но верно входил в её тело.

В 1647 году Maрия Карлье, 13-ти лет, была продержана на кобыле нисколько часов, и палачи три раза прибавляли тяжестей к её ногам прежде, чем вынудили у неё сознание.

В Авиньоне, городе пап, употребляли еще следующую пытку, занесенную туда из Рима. В тепло нагретую комнату, посредине которой была устроена остроконечная пирамида, вводили до нага раздетого пациента и усаживали его на самый верх пирамиды; так как руки и ноги его были подтянуты веревками, то вся тяжесть тела падала на конец пирамиды, который далеко входил в тело. Обыкновенно пытаемый лишался чувств от невыносимой боли, но тогда его заботливо приводили в себя и снова подвергали этому роду сажания на кол.

Но вообще пытка разнообразилась до бесконечности, делая честь изобретательности судей-палачей.

Пытаемого обливали горячей смолой, вырывали ему ногти, втыкали под ногти острые иглы и т. д. И это повторялось до тех пор, пока в пациенте оставалось хоть немного сознания и чувствительности.

По правилам пытку позволялось применять один раз и в течение ¼ часа. Возобновлять ее можно было лишь при появлении новых доказательств виновности колдуньи, но демонологи обходили это правило благодаря чисто иезуитскому различию, а именно: всякая новая пытка, хотя бы и на другой день, считалась не возобновлением или повторением, а лишь продолжением первой пытки.

Честь этого казуистическаго обхода принадлежит Шпренгеру, который говорит в «Malleus maleficarum»: quod si nес sic (questionata) poteritad veritatem induci, tunc pro secunda ant tertia die questionanda ad continuandum tormenta non ad iterandum quia iterari non debent nisi nova supervenissent, indicia:

Благодаря этому distinguo, пытку возобновляли даже до 60 раз; обыкновенно пытали до потери сознания, или до смерти.

По словам Bodin, никоим образом не следует избегать применения пытки, которая-де прекрасно действует на молодых девушек, на детей, на женщин и вообще на неженок.

Но, пожалуй, еще хуже пытки было заключение в то время в тюрьме.

Для колдунов иногда устраивали особые тюрьмы в массивных башнях или в подземельях.

Там заключенных приковывали к стене или к бревнам, или продевали им руки и ноги в отверстие в досках, так что они не могли двинуть ни одним членом. Иных всовывали в ящики в роде конур для собак, где нельзя было ни сесть, ни встать, других сажали в глубокие ямы, куда их опускали на веревке. Там сидели они в грязи и в холоде, иногда не будучи в состоянии защитить себя ни от червей, ни от крыс.

И таким образом невинных людей на основании одного подозрения держали месяцы и годы.

Иные сходили с ума или выходили оттуда калеками, другие совсем падали духом и готовы были взвести на себя всякие небылицы, только бы поскорее покончить смертью.

Близ села Линдгейм в Великом Герцогстве Гессенском – доселе сохраняются развалины так называемой Башни колдуний. Башня эта круглая, внутренний диаметр 17 футов, вышина 86 футов, толщина стен 4 ½ фута.

Эта башня служила не только для заключения колдуний, но также для их пытки или казни, при чем их мучили с особой жестокостью, а именно: во внутренней стене башни была сделана ниша в два фута глубиной и шириной, идущая от пола на 15 футов вверх. Там в стену были вделаны короткие цепи с кольцами для рук. На этих цепях подвешивали колдунью, а снизу разлагали костер и таким образом ее понемногу прокапчивали и. поджаривали, при чем смерть заставляла долго себя ждать и наступала после ужасных мучений.

И эта башня функционировала менее, чем четыре века тому назад.

Все старания судей были направлены на то, чтобы вырвать у обвиняемой признание, которое являлось главным основанием для осуждения и служило к оправданию и самих судей, которых иначе могли бы обвинить в легкомысленном предали пытке невинных.

Впрочем, если пытаемый, несмотря на все мучения, не сознавался в колдовстве, то и это не спасало его от осуждения. Наоборот, в этом случае, как закоренелый грешник, он почти всегда сжигался живым, тогда как в случае признания и раскаяния иногда судьи присуждали его сначала к удушению или повешению и, лишь после этого, к сожжению его тела на костре.

По мнению Boguet, в делах о колдовстве осуждение возможно и на основании только указаний, предположений и подозрения.

Если же нет ровно никаких доказательств против обвиняемого, то, по мнению Boguet, его надо осудить на изгнание из страны, но никогда не оправдывать вполне.

Вообще, как бы ни держал себя обвиняемый во время пытки и допроса, всё служило к его осуждению.

Если он держит глаза опущенными, то это от сознания своей вины; если он смотрит прямо в глаза судьям, то это признак дерзости, свойственной колдуну, ибо он уверен в помощи дьявола.

Согласно Шпренгеру, допрос колдуньи следует вести следующим образом: сначала у неё спросить: кто она и откуда? (если она часто меняла местожительство, то это важное доказательство против нее). Живы ли ее родители, и если умерли, то не были ли они казнены за колдовство?

(В последнем случае обвиняемая, по мнению демонологов, наверно, и сама – колдунья, ибо известно-де, что все колдуньи посвящают своих детей дьяволу). Затем обвиняемую спросят, слышала ли она что-нибудь о колдуньях и об их чарах и знала ли какую-нибудь из них. Если она была знакома с колдуньями, то и это – важное доказательство против нее, но если она скажет, что ничего о колдовстве не слыхала, то судья спросит ее, верит ли она вообще в существование колдуний и в их власть вызывать град и дождь, наводить болезнь и проч.

Обыкновенно, замечает Шпренгер, колдунья на все эти вопросы сначала отзывается полным незнанием, но это-то и делает ее подозрительной; тогда ее спросят: «стало быть, вы думаете, что лица, сожженные за колдовство, были осуждены невинно»?

Между тем, согласно «Malleus Maleficarum», добрый католик должен веровать:

1) что дьявол и колдуны существуют, 2) что существуют дьяволы инкубы и ведьмы суккубы, которые могут зачать и родить, 3) что колдуны могут магическими действиями вредить человеку, животным и даже хлебу на полях, что они могут возбуждать в человеке любовь и ненависть и делать мужчину бессильным, и что они могут превращаться и превращать других в животных (оборотни). Таким образом, отзываясь незнанием этих вещей, обвиняемая рисковала быть осужденной за ересь, что тоже считалось колдовством, а признавая эти вещи, она давала судье повод к требованию новых подробностей.

В случай упорства колдуньи ей угрожают пыткой и показывают ей орудия пытки; если же она продолжает упорствовать, то немедленно, приступают и к самой пытке.

Но перед этим судья говорит ей: «так как по разным указаниям и свидетельствам мы уже убедились в твоей виновности, то теперь мы решили добиться истины также и из твоих собствепных уст. Посему признайся добровольно» и т. д. (Ргасtica criminalis ad sancte administrandam justiciam in ordine Fratrum Minorum S. Francisci).

Но раз судьи уже уверены в виновности колдуньи, то зачем бы кажется еще её собственное признание?

Чтобы легче добиться сознания виновной, демонологи советуют заранее сказать ей хотя бы и ложно, что ее соучастницы уже сознались во всём и обвинили ее.

Судья может также обещать колдунье жизнь, в случае признания, но понятно это не помешает ему послать её на костерь, ибо «обещания, данные еретикам и колдунам, не имеют значения».

Но так как в этих процессах все построено на лицемерии, то демонологи стараются найти разные, якобы законные, обходы для неисполнения данного колдунье обещания сохранить ей жизнь.

Так, одни говорят, что её можно оставить в живых в тюрьме лишь на некоторое время, а потом всё-таки сжечь; другие говорят, что для произнесения смертного приговора судья может заменить себя другим судьей.

Согласно иезуиту Дель-Рио, можно обещать колдунье жизнь в случае ее сознания, но при этом подразумевать жизнь вечную, которую она может заслужить терпением в мучениях и искуплением на костре, и которая должна-де быть ей гораздо драгоценнее, чем земная жизнь.

Тот же Дель-Рио советует обещать колдуну хорошо кормить его до конца его дней и построить ему деревянный дом, но подразумевая под концом дней смерть на костре, а под домом деревянную клетку, в коей его сожгут.

Затем демонологи советуют оставить колдунью наедине с адвокатом и спрятать за ширмами писца, дабы записать компрометирующие ее речи; рекомендуется также подослать к колдунье в тюрьму другую женщину, которая бы под видом дружбы выпытала у нее признание, а спрятанный рядом писец запишет слова колдуньи.

Одним словом, нет той низости, хитрости и жестокости, на которые не пускались бы инквизиторы для сожжения невинных людей, якобы на основании закона.

В случае упорства колдуньи, судья, согласно Шпренгеру, может предложить ей испытание раскаленным железом. «Она согласится», говорит Шпренгер, «ибо она знает, что дьявол спасет ее от обжога, но тогда судья откажет ей в этом испытании и упрекнет ее в дерзости. При этом, именно согласие колдуньи в данном случае явится лишним против неё доказательством».

Таким образом, как мы видим, каждое слово и каждое действие несчастной обращается против нее.

Когда колдунья наконец сознается, что она прибегала к чарам и наносила вред людям и животным, то судья спросит ее, сколько лет уже она состоит в половом сношении с дьяволом и давно ли отреклась от Христа.

В этих вещах, говорит Шпренгер, колдуньи никак не желают сознаваться, а потому о них надо спрашивать в конце.

Немудрено, что, попав в цепкие когти инквизиторов, несчастная женщина, будучи нравственно и физически измучена и уже искалечена пыткой, сознавалась во всем, чего хотели судьи.

Но и сознание не давалось легко, ибо судьи требовали подробностей и их надо было выдумывать.

На шабаше они, по их словам, отрекались от веры и креста, оскверняли освященное причастие (I’hostie consacree), отдавались дьяволу, готовили разные порошки для колдовства, убивали и ели младенцев и прочее.

В доказательство несомненности шабаша демонологи ссылались на аналогичность показаний тысяч колдуний, но не надо забывать во-первых, что обвиняемым оставалось лишь повторять под пыткой ходячие рассказы о шабашах, а во-вторых, что на это их наводили и сами судьи своими вопросами.

Многие судьи с особенной любовью расспрашивали колдунью о разных подробностях оргий на шабаше.

Руководства к процессам колдуний, например Баденский закон 1588 года, даже прямо предписывал следующие вопросы: Аn Diabolus post initum pactum cum rea concubuerit? Quonam modo Diabolus reae potuerit eripere yirginitatem? Quale fuit membrum virile Diaboli, quale ejus semen? An concubitus cum Diabolo meliore et majore ream affecerit voluptate quam concubitus cum viro naturali? An et rea semen emi– serit? An Diabolus cum rea noctu pluries rem habue– rit et semper cum eeminis effluxione? Utrum rem cum гей peregerit in ipso membro muliebri, an et in aliis corporis locis? An et ab aliis viris naturali ratione gravida facta? Quid cum partu fecerit? An vivus fue– rit partus? Quomodo par turn enecaverit»? и проч.

Многие женщины, страдая истерией и нимфоманией, рассказывали на допросе самые бесстыдные вещи, другие делали это, чтобы понравиться судьям.

Даже явные нелепости, рассказываемые колдуньями, ничуть не смущали судей. Например, пытаемая говорила, что она отрыла труп ребенка из могилы и отнесла его на шабаш, где его частью съели, а частью превратили в разные снадобья для чар. Судьи делают опыт разрыть могилу и находят там нетронутый труп ребенка, но они объясняют это тем, что дьявол снова положил труп ребенка в могилу или навел на них всех наваждение.

Иногда колдунья обвиняла себя в убийстве детей, которые были здоровы и живы, но и это не смущало судей.

Часто колдуньи говорили, что они улетали на шабаш из тюрьмы, несмотря на цепи и сторожей, и судьи всему верили, объясняя, что дьявол, унеся колдунью на шабаш, оставил на её месте лишь видимый её образ.

Но когда обвиняемая уже выдумала на себя всё, что могла, мучения её все-таки ещё не кончалась.

Судьи справедливо полагали, что на шабаше колдуньи танцуют и пируют с другими лицами, а не в одиночку, и потому допрашивали пытаемую и насчет её товарищей и подруг по шабашу, кого она там видела и что эти лица делали.

Несчастная, дабы избавиться от новых пыток, должна была оговаривать своих знакомых или лиц, коих ей подсказывали судьи, которые в этом случае часто руководились разными личными соображениями.

Согласно Шпренгеру, после того как колдунья наконец созналась в своих преступлениях, за ней необходимо строго наблюдать и не оставлять ее одну, дабы она не могла сама убить себя.

Шпренгер, однако, объясняет это стремление к самоубийству не следствием вынесенных мук и не желанием избегнуть костра, а тем, что дьявол убеждает колдунью убить себя, дабы лишить церковь публичного триумфа над колдовством. Тоже говорит и Bodin: «Дьявол цоддерживает упорство колдуний во зле и помогает им убить себя».

Если только обвиняемая была признана виновной в колдовства, то ее почти всегда ожидала смерть, Лишь очень редко во внимание к ее раскаянию, она осуждалась на пожизненное заключение на хлебе и воде в тюрьмах духовного ведомства.

Обыкновенной казнью было сожжение на костре живым или с предварительным удушением.

По мнению Bodin колдовство заслуживает смерть утонченную и постепенную (une mort exquise et á petits cris).

Ни пол, ни возраст не смягчали сердец инквизиторов. Иногда на костре сжигали детей 10 лет и даже моложе.

Но до последнего момента церковь действовала тут с лицемерием. Прекрасно зная, что осуждение за колдовство равносильно смертной казни, она однако не брала на себя приведения казни в исполнение, а передавала осужденного в руки светской власти, прикидываясь при этом неведущей о последствиях своего осуждения.

В этом отношении очень характерны приговоры духовных судов, которые обыкновенно писались по следующему шаблону:

Указав с какой нежной заботливостью и милосердием суд отнесся к подсудимому (это после пытки-то!), дабы спасти его душу от еретических заблуждений, суд говорит: ныне Божия церковь ничего более не может сделать для тебя, и мы осуждаем тебя, как уличенного в колдовстве, и передаем светской власти. Мы, однако, настоятельно просим светскую власть смягчить свой приговор и избавить тебя от пролития крови и от смертной опасности.

Избавление от пролития крови значило не отсекать осужденному голову, а сжечь его на костре,

В очень редких случаях, когда против обвиняемого был только явно пустой донос и когда 20–30 добрых католиков ручались за него, то ему удавалось спастись путем публичного отречения от приписываемых ему колдовства и ереси, и исполнением разных епитимий.

Но этот человек после был уже на подозрении, и стоило кому-нибудь вторично донести на него, чтобы его осудили безо всякой пощады и почти без рассмотрения дела.

Вообще судьи ничуть не задумывались над тем, что обвинение может быть ложно, а признание вынуждено пыткой, или является плодом cyeверий и умственного расстройства.

Лишь изредка мужественные и разумные люди решались возвысить голос против процедуры в делах о колдовстве, но ученые теологи немедленно целым хором напускались на них, обвиняя их самих в колдовстве.

Когда доктор Jean Wier в своих сочинениях «de Lamiis» и «Illusionset impostures du Diable» высказал мнение, что колдунов надо не сжигать, а лечить, как людей умственно расстроенных, то Bodin поспешил прибавить к своей книге Demonomanie: «Опровержение мнений Жана Вир», в котором он говорит:

«Я отличаю доктору Внр не из злобы, но ради Славы Бога. Доктор Вир защищает колдунов и называет палачами судей, которые осуждают их на смерть. Эго меня крайне удивило, ибо такое мнение может исходить только от очень невежественного или от очень дурного человека. Но Жан Вир доказывает своими сочинениями, что он не невежда и даже, что он доктор, а тем не менее он распространяет в своих книгах достойную проклятия колдовщину, которую я не мог читать без ужаса».

Так как почти каждый вошедший в комнату пытки выходил из тюрьмы лишь на костер, и так как пытаемые, в виду требования судей указать кого они видели на шабаше, оговаривали десятки других лиц, то костер зажигался за костром и скоро никто из жителей данного города не чувствовал себя в безопасности.

В 1586 году в двух селах провинции Treves (рядом с Лотаринпей) осталось лишь две женщины; все остальные погибли на костре, как колдуньи.

В 1689 году в Кведлинбурге в Саксонии, городе с 11–12 тысячами обитателей, за один день было сожжено 133 колдуньи.

Согласно записке Claude de Musiel, от 18 января 1587 года до 18 ноября 1593 года в окрестностях города Trѐves было казнено за колдовство 368 лиц обоего пола, не считая казней в самом Треве или совсем близко от города.

В Вюрцбургском княжестве (в Бамбергском архиепископстве в Германии) за время князя епископа Филиппа Адольфа фон-Эренберг, от 1627 до 1631 года, было казнено не менее 900 колдунов и колдуний.

Часто нотабли города, которые просили назначить судей для преследования у них колдунов, кончали тем, что и сами попадали на костры.

Иногда пытаемые оговаривали и самих судей, утверждая, что они видели их на шабаше и, хотя, понятно, судьи не применяли к себе правил Malleus maleficarum о привлечении подозрительных лиц к суду и пытке, но все-таки это заставляло их делаться осмотрительнее.

Baissac со слов Thomasius приводит следующий анекдот. Один германский князь пригласил к себе обедать одного монаха, известного своею святостью и ученостью. За обедом князь высказал ему сомнение, хорошо ли он делал, подвергая людей задержанию и пытке лишь на основании показаний нескольких лиц, что их видели на шабаше.

Но монах отвечал, что об этом не стоит беспокоиться, Бог сам-де не допустит, чтобы невинные люди были подвергнуты пытке, а потому раз судья получил на кого донос, то должен немедленно его захватить.

После напрасных попыток разубедить почтенного монаха, князь сказал ему: «я с сожалением должен сказать вам, отче, что вы осудили себя, ибо не менее 16 лиц заявили под пыткой, что они были с вами вместе на шабаше, и дабы вы могли убедиться в этом, я сейчас же прикажу вам принести протоколы суда».

Иногда женщин обвиняли в колдовстве не только за причиненное ими зло, но и за добро, например, за искусное лечение болезней заговорами или травами. Не будучи в состоянии объяснить излечение естественным путем, судьи приписывали его дьяволу, допуская здесь явное противоречие с характером дьявола, как злого духа.

Священническая одежда также не спасала от обвинения в колдовстве и не мало священников погибло на костре. Надо даже сказать, что монахи с особенным озлоблением преследовали белое духовенство, которое составляло ему конкуренцию.

В 1546 году в Испании была осуждена за колдовство аббесса монастыря св. Елизаветы в Карду Madeleine de la Croix, которая в продолжение 40 лет пользовалась репутацией святой, вела весьма строгий образ жизни, имела экстатические видения и делала верные предсказания. Но во время процесса всё это было объяснено действием и помощью дьявола. Остается непонятным только одно, зачем и почему дьявол помогал этой женщине вести святой образ жизни и подавать в этом пример всей Испании.

Для характеристики процессов о колдовстве приведем несколько примеров.

3. Письмо бургомистра Жана Юниуса

В Королевской библиотеке в Бамберге сохранилось любопытное и трогательное письмо погибшего на костре бургомистра Жана Юниуса, которое он написал из тюрьмы своей дочери Веронике и которое по-видимому было перехвачено.

Вот перевод этого письма с некоторым и сокращениями.

«Добрый вечер сто тысяч раз, Вероника, моя дорогая дочь. Без вины я вошел в тюрьму, без вины меня мучили, и без вины же я должен умереть, ибо всякий, кто войдет в этот дом, по необходимости делается колдуном. Его мучают, пока он не выдумает из своей головы что-нибудь, или пока Бог не сжалится над ним. Я расскажу тебе, что со мной сделали.

Первый раз, как меня пытали, судьями были доктора (права или теологии) Браун, Кодендорф и два чужих доктора.

Доктор Браун сказал мне: «Э, как вы сюда попали?» Я ответил: «По ложному доносу, по несчастью». «Слушайте», сказал он, «вы – колдун, сознайтесь добровольно, а иначе вас станут пытать, палач уже рядом с вами». Я сказал: «Я – не колдун и моя совесть спокойна, пусть войдут хоть тысяча свидетелей, я охотно выслушаю». Тогда мне вывели доктора Адама Хаана, сына Георгия Хаана[1]. «Господин доктор, сказал я ему, что знаете вы обо мне? я никогда не имел с вами никакого дела». Он мне ответил: «Я вас видел на шабаше». «Неужели? Каким это образом!» – Он не знал. Я попросил судей допросить его под присягой, но доктор Браун сказал: «По вашей воле не будет сделано, достаточно, что он вас видел. Идите, г-н доктор». Я сказал: что же это за свидетель, господа? При таких условиях вы столь же мало в безопасности, как я, и всякий почтенный человек. Но меня не слушали. Затем был выведен сам Георгий Хаан. Он сказал, как и его сын, что видел меня, но что он не видел меня таким, каков я есть. Затем была выведена Хопфен Эльза (поденщица, тоже арестованная) она-де видела меня в Гауптсморском лесу. Я спросил ее, как она меня видела. Она сказала, что не знает. Тогда я во имя Бога просил судей убедиться, что это ложные свидетели и привести их к присяге, но они не хотели ничего слушать и сказали, чтобы я лучше сознался добровольно, а то палач живо принудит меня сознаться. Я ответил: «Я никогда не отрекался от Бога и теперь я не могу это сделать; да поможет мне Бог, знающий мое сердце».

Тогда, увы, приблизился палач – да сжалится надо мной Господь, – он связал мне руки и надел мне напалечники. Кровь брызнула из-под ногтей и отовсюду. Четыре недели я не мог пользоваться моими руками, да и теперь еле пишу, как ты видишь по почерку.

Я поручил себя Богу во имя Его пяти священных ран и молил Его, так как дело шло о чести и имени Бога, от коего я никогда не отрекался, чтобы он явил всем мою невинность и вложил в свои пять ран мою боль и страдание, дабы я мог их вынести,

Затем мне связали руки за спиной, втянули меня по лестнице и подняли на дыбу. Мне показалось, что земля и небо проваливаются; три раза меня подтягивали вверх и три раза меня заставляли падать на землю; боль была ужасная. И при этом я был совсем гол, так как меня совсем раздели.

Но наш Спаситель помог мне и я имел силы сказать судьям: «Да простит вас Бог, что вы так мучаете невинного. Вы не только губите мое тело и душу, но заритесь и на мое имущество[2].

Доктор Браун сказал: «Ты негодяй». – Я ответил: «Я вовсе не негодяй, я такой же честный человек, как и вы; но при таких порядках в Бамберге скоро никто не будет в безопасности, ни вы, ни кто другой».

Доктор Браун ответил, что дьявол не мог соблазнить его. Я ответил: «Ни меня. Но дьявол – это ваши лжесвидетели и ваша пытка, ибо вы никого не выпускаете, хотя бы человек вынес все мучения».

Это было в пятницу 30-го июня, что я должен был терпеть пытку. За все это время я не мог одеться, ни пользоваться моими руками, не считая других мучений, которые я должен терпеть безо всякой вины.

Когда палач после пытки отвел меня в тюрьму, то он сказал мне:

– Ради Бога сознайтесь в чем-нибудь, будь то истина или нет. Выдумайте что-нибудь, ибо вам не вынести мучений, которым вас еще подвергнут; и хоть бы вы все их перенесли, вам все-таки не спастись, будь вы хоть граф; одна пытка последует за другой, пока вы не признаете себя колдуном; без этого вас не оставят в покое, как вы это видите из всех их приговоров.

Затем пришел Жорж и также просил меня ради Бога выдумать что-нибудь на себя, ибо хотя и невинному мне всё равно не вырваться отсюда.

Чувствуя себя очень плохо, я просил день на размышление и прислать мне священника. Мне дали один день, но отказали в священнике.

Теперь, дорогая дочь, что думаешь ты об опасности, в которой я находился. Мне приходилось сказать, что я – колдун, а я никогда им не был, и что я отрекся от Бога, а я никогда этого не делал.

Наконец, я решил, что лучше согрешить на словах, чем на деле и что ответственность падет на тех, которые меня к этому принудили.

И вот признание, которое я сделал, но где нет ни слова истины; вот, что я заявил, дорогое дитя, дабы избегнуть ужасных мучений, и после чего мне остается только умереть.

В 1625 году мне нужно было найти 600 флоринов и я с грустью раздумывал об этом, сидя на моем поле. Тогда ко мне подлетела бабочка и сказала: почему ты так грустен? Затем она обратилась в козла, который сказал: «Ты видишь теперь, с кем имеешь дело. Козел схватил меня за горло и сказал: ты должен быть моим или я тебя убью. Я ответил – да спасет меня Бог. Он исчез, но скоро вернулся с тремя мужчинами и двумя женщинами. Тогда мне пришлось отречься от Бога и небесных сил, что я и сделал. Затем меня крестили и две женщины служили мне крестными матерями, после чего они дали мне дукат, но он оказался простой медью.

Я думал, что этого будет довольно, но на меня напустили палача и спросили, где я был на шабаше. Я не знал, что ответить. Но я вспомнил, что письмоводитель, его сын и Хопфен Эльза указывали на Гауптсморский лес; тогда и я назвал это место. Затем мне надо было указать, кого я там видел. Сначала я сказал, что никого не знал. «А, негодяй, сейчас мы отдадим тебя в руки палача. Говори, был там Теорий Хаан?» Я сказал «Да». «А кто еще?» Я сказал, что не знал.

«Перебирай улицу за улицей», – сказал судья, – «начинай с базарной площади». Мне пришлось назвать нескольких лиц. «Теперь бери большую улицу». Я там никого не знаю, но мне все-таки пришлось дать восемь имен. «Теперь улицу Цинкенверт». Тут я назвал одно лицо. И так далее, пока, наконец, я не знал кого называть.

Тогда меня снова дали в руки палача. «Наверно негодяй знает одного человека, которого он видит всякий день, но не хочет его назвать». Они указали на Дитмейера, и мне пришлось назвать и его.

Затем у меня спросили, что я делал на шабаше. Я сказал, что дьявол соблазнял меня на разное зло, но я не соглашался и он тогда ударил меня.

«Вздернуть негодяя на дыбу», – сказал судья.

Тогда я сказал, что я должен был убить моих детей, но вместо их убил одну лошадь. Но этого не было достаточно. Тогда я сказал, что я взял освященное причастие и зарыл его в землю.

После этого они оставили меня в покое.

Теперь, дорогое дитя, ты знаешь все мои показания и мою историю; мне же остается только умереть. Но Бог знает, что я все это выдумал от страха перед новыми пытками. Я умираю невинным и как мученик.

Я писал это письмо нисколько дней; мои руки болят и я не могу стоять. Скрой это письмо, дорогое дитя, а то меня будут еще хуже мучить. Молись за меня после моей смерти, как за мученика. Ты можешь смело поклясться, что я не колдун, а мученик.

Твой отец Жан Юниус, который не увидит тебя болee, 24 июля 1628 года.

Дорогое дитя, шесть человек свидетельствовали против меня, но все они говорили ложно лишь вследствие мучений, как они и сами признали, и просили меня простить их».

9-го сентября 1690 года в Нордлингене в Швабии в числе других пяти женщин была сожжена Ребекка Лемп.

Эту бедную женщину особенно мучила мысль, что её муж может поварить обвинению её в колдовстве. Два раза на пытке она энергично отрицала свою виновность, но на третий раз наговорила на себя всё, чего хотели судьи. После этого она написала мужу трогательное письмо, в котором убеждала его не верить этим обвинениям и говорила, что её признание было вырвано у ней пыткой.

Но судьи перехватили это письмо и новыми мучениями заставили ее написать мужу другое письмо, в котором она признавалась, что была колдуньей.

Муж её однако не поверил этому письму и обращался к суду с многочисленными прошениями об освобождении своей жены, ручаясь за её невинность, но понятно безо всяких результатов.

Обыкновенно судьи следили за тем, чтобы пытаемая не умерла под пыткой и если она слишком ослабевала, то ее относили в тюрьму и старались восстановить её силы, дабы затем снова подвергнуть ее мучениям.

Но иногда несчастная умирала под пыткой, так и не сознавшись: однако это не мешало судьям признать её колдуньей и объяснить самую её смерть вмешательство дьявола, вследствие чего ее лишали и христианского погребения.

В этом отношении любопытен протокол о пытке женщины Мопен в Вазунгене (герцогство Саксен-Мейнингское) от 22 августа 1668 года.

Обвиняемая, говорится в протоколе, была на минуту подвергнута пытке и ей пригрозили продолжать пытку, если она не сознается «добровольно». Затем ее подтянули немного на дыбу. Она произнесла нисколько слов, которых нельзя было разобрать.

Тогда ее спустили на пол, но она потеряла сознание и, несмотря на все усилия привести ее в чувство, вскоре скончалась.

Но при этом палач заметил, что её шея была свернута на бок. Как это случилось? Никто не мог объяснить. Пытка продолжалась от 8 до 10 час. утра. Надо предположить, что дьявол сам свернул этой женщине шею, дабы она не могла сделать никаких признаний.

Но еще любопытнее заключение, наложенное на этом возмутительном документе начальником Вазенбурга.

«Так как из протокола видно, что палач не перешел обычных размеров пытки, что против обвиняемой были различные указания, что, наконец, было сознание, хоть и выраженное в общей форме на вопрос палача во время пытки, и что из сопровождавших смерть обстоятельств можно заключить, что сам дьявол свернул этой женщине шею, мы приказываем похоронить её тело под эшафотом».

4. Процесс Анны Эв из Вехлица

В 1660 году в Гоммерне в Магдебургском округе разбирался интересный процесс Анны Эв из Вехлица.

Ея соседка Елизавета Броз обвинила ее в том, что она заговорила на смерть её девочку, ибо она разбранила ребенка, а тот вскоре после этого умер. К этому Броз прибавила, что она много раз видела, как дракон спускался на крышу дома Анны и исчезал в её доме.

В начале суд допросил всё село Вехлиц и все отозвались об Анне Эв, как хорошей христианке и честной женщине. Только две соседки показали, что иногда они видели над домом Эв огненный шар, хотя и не знают, был ли это дракон.

Тем не менее главный суд в Лейпциге по получении рапорта Гоммернского суда решил, что Анну Эв следует подвергнуть формальному допросу.

На допросе Анна заявила, что она действительно выбранила детей Елизаветы Броз, которые разбросали повешенное ею для просушки белье, но что она не имеет никакого понятия ни о колдовстве, ни о драконе.

Протокол этого допроса, состоящего из ряда нелепых вопросов заканчивается словами: «допрашиваемая всё время улыбалась».

Рассмотрев этот протокол Лейпцигский суд (les ѐchevins), ссылаясь на то, что Анна имела сношение с драконом и на другие пункты обвинения, предписал подвергнуть её новому допросу, но на этот раз с умеренным употреблением пыток.

8-го октября 1660 года Анну подвергли пытке: сначала ей надели напалечники, потом испанские сапоги со сжиманием на винте, затем ее подняли на дыбу, и наконец, ей снова сжали ноги в сапогах на винте.

Она все время утверждала, что колдовством никогда не занималась, о драконе ничего не знает, всегда была доброй христианкой и что ее мучают невинно.

В конце протокола пытки прибавлено: обвиняемая делала вид, что плачет, но не пролила ни одной слезы и не испустила ни одной жалобы, а только утверждала, что она невиновна. Во время пытки она два раза заснула и один раз далее стала храпеть. Она все время сохраняла румянец на лице.

Палач, говорит донесение Гоммернского суда Лейцпигскому эшевинажу, утверждает, что у него в руках перебывало не мало народу, но никто не мог вынести пытки, так Анна, не проливая слез и не испуская стонов. Он не думает, чтобы она была невинна.

На основании этого донесения Лейпцигский суд постановил следующее:

Хотя обвиняемая и не созналась в колдовстве, но против неё есть новые подозрения, а именно: она хоть и имела вид плачущей, но не пролила слез и не стонала, и сохранила румянец на щеках и даже заснула два раза и храпела, а посему надлежит возобновить её допрос под пыткой.

Вследствие этого 4-го ноября в 4 часа утра Анна Эв была снова подвергнута пытке.

Ей много раз надевали испанские сапоги, все сильнее завинчивая их, много раз ее поднимали на дыбу и жгли ей cеpy под ногами, у подбородка, под мышками, но она все повторяла, что невинна и молилась, говоря «Сын Давида, сжалься надо мной».

При этом голос её был-де ровен и на щеках румянец, и она не имела слез, а лишь капли пота выступали у неё на лбу.

Согласно протоколу во время пытки черная с красными пятнами бабочка неожиданно стала кружиться вокруг пытаемой.

Увидев ее, Анна свернула-де в ея сторону голову и лицо её стало мертвенно-бледным и исказилось судорогой, но когда бабочка вылетела в окошко, то лицо Анны приняло снова спокойное выражение. Ее спустили с дыбы и уложив на солому дали ей нюхать уксуса, но она была мертва.

Этот протокол, как и прежние, был послан в Лейпцигский суд, который решил, что хотя Анна и не созналась под пыткой в колдовстве, но появление подозрительной бабочки черного цвета с красными пятнами являлось новым серьёзным против неё доказательством, и что поэтому её следовало лишить церковного погребения.

5. Галерея инквизиторов

Читая творения демонологов, большинство из коих были ученые теологи и монахи, приходишь в ужас, как от безумия их рассуждений, так и от жестокости их действий.

Вот небольшая галерея этих слуг дьявола.

Шпренгер, теоретик, составивший знаменитый Malleus maleficarum (I486). Это сентиментальный и со своей точки зрения сострадательный человек. Он горюет о распространении колдовства и о вреде, наносимом колдунами добрым христианам. Он отправил на костер несколько тысяч человек, но по его словам это необходимо и для спасения их душ, и для освобождения земли от власти дьявола.

Grillandua, инквизитор. в Арендо, отправил на костер, по его собственным словам 1770 человек. Он действовал без гнева и жалости с непреклонностью ученого фанатика.

Его сочинение Tractatus de sortilegiis (Francfort 1592),

Henry Boguet, судья в Saint-Claude (1619) сжег до 600 колдуний в Бургундии. Он один из самых тупых и злых инквизиторов. Между прочим он осудил, как колдунью, Франсуазу Секретен, потому что крест у её четок был немного надломан. Он написал Discours des Borciers (Lyon 1610).

Bodin, адвокат, резонер и казуист уже известен нам по выдержкам. Он написал De la demonomanie des Sorciers (Paris 1687).

Но в казуизме его еще превосходить иезуит Мартин Дель-Рио (Martin Del Rio), который расставляет попавшим в его руки несчастным юридические западни, дабы сжигать их с соблюдением всех формальностей. Он написал Des contreverses et recherches magiques (Paris 1611).

Николай Ремигий, судья в Лотарингии, доходит в своем фанатизме до безумия. По его мнению, дьявол находится всюду, даже на церковных соборах. На каждых трех лиц, говорит он, двое наверно колдуны. Сам он страшно боится дьявола, но потому-то и прибегает ко всем жестокостям, дабы обезвредить его. У него никто не может рассчитывать на сострадание или на оправдание.

В его Demonolatrie находятся следующее примеры его суда.

Катерина раздувает огонь и при этом искра падает на её знакомую Лолу, которая была беременна. Не успела Лола вернуться домой, как она разрешилась от бремени. Ясно, что Катерина колдунья, и ее сожгли.

Жанна разбивает раковину улитки и вскоре после этого у её соседки Варвары умирают бараны. В огонь Жанну.

Несколько путников заблудились ночью после того, как встретили одну старуху. Очевидно, она их заговорила, И ее сжигают.

В Лотарингии Ремигий сжег до 900 колдуний и он хвастает, что многие колдуньи, попав в его руки, убивали себя еще до пытки.

Он написал «Demonolatriae libri III». Laudun 1595.

Он оставил после себя также поэму, в которой между прочим рассказывает, как допрашиваемая им колдунья отмалчивалась, только поднимая и опуская глаза и как-бы призывая к себе на помощь. Он, Ремигий, сразу понял, что тут дело нечисто и в виду его настояний колдунья созналась, что она видит на стене дьявола в виде улитки, который и мешает ей говорить.

Но однажды в комнату допроса на самом деле вбежала черная кошка и Ремигий, и секретарь, и палач, думая, что это дьявол, в ужасе бежали, кто куда мог, а колдунья воспользовалась этим и успела скрыться,

Поэма Ремигия заканчивается следующими словами:

Juges, tie craignez point de vous montrer sevfersea Dans vos arrѐts portѐs pour punir la sorciеre. Sur ce fait prononcez du bűсhеr le supplice. Tons les siecles loueront cea actes de justice.

В конце концов этот маньяк решил, что он и сам колдун и вследствие доноса на самого себя был к своему удовлетворенно сожжён на костре.

6. Деяния Пьера де Ланкра

Pierre de Lancre, советник Парламента в Бордо, был послан в 1609 году в Лабурд (на границе с Испанией), для искоренения колдовства. За три месяца он сжег там 600 жеищин.

Это был элегантный кавалер, любящий ухаживать и умеющий писать мадригалы, но в то же время крайне суеверный человек, пропитанный воззрениями демонологов.

Свои подвиги в Лабурде он описал в Tableau de l’inconstance des mauvais Angea et des Demons (Paris 1612) и в L’in credulity et Месгѐапсе du Sortilѐge pleinement convaincue (Paris 1622).

В преследовали колдуний он с особенной любовью останавливался на хорошеньких женщинах и допрашивал их о разных пикантных подробностях шабаша и об их сношениях с дьяволом.

Дабы яснее представить себе шабаш, он заставлял колдуний танцевать перед ним в тюрьме совсем голыми качучу, которую они исполняли на шабаше, но со свойственным ему ханжеством он не упускал случая заметить им, что их движения неприличны и нескромны, и что эти танцы весьма преступны.

Это представление не мешало ему однако посылать этих женщин и даже девочек (13–16 лет) на костер.

С немалым интересом следил de Lancre также за отыскиванием стигмата дьявола на телах молодых женщин. Эту обязанность он поручил некоей Мурги, развращенной девушке 17 лет, которая успела ему понравиться и пользовалась полным его доверием.

В руках этой Мурги лежала судьба несчастных женщин и нет сомнения, что у многих она находила роковой стигмат из зависти и из соперничества.

Соединяя жестокость с веселостью, de Lancre был также весьма легковерен и тщеславен.

Он приписывает большое число колдуний в Лабурде тому обстоятельству, что добрые монахи прогнали дьяволов из Индии и Японии, которые тогда и переселились к баскам, где они скоро захватили в свою власть и женщин и детей, и большинство священников. Касательно переселения дьяволов из Японии во Францию, de Lancre ссылается на свидетельство многих англичан, которые во время путешествий по морям видели-де, как стада дьяволов, в виде ужасных людей, летели во Францию.

De Lancre отправил на костер и несколько священников; по его словам он нашел даже две церкви, где дьявол устраивал шабаш.

Самого себя de Lancre считал могущественным борцом против дьявола, и чтобы подольстить ему, многие обвиняемые рассказывали, как дьявол боится его и старается от него отделаться.

Так две молодые девушки, Маргарита и Лизальда, показали де-Ланкру на допросе, что на последнем шабаше много колдуний горько упрекали дьявола, что он не умеет их защитить от судей.

Сконфуженный дьявол наконец заявил, что он жестоко расправится с де-Ланкром и потребовал для этого предприятия помощи всех своих верных слуг.

На следующую ночь дьявол и его помощники направляются в дом, где жил де-Ланкр и несмотря на стражу и слуг проникают до его спальни. Сатана сам отворяет дверь, но не смеет взойти. Тогда его любовница Сансинена и другие колдуньи, кто посмелее, приближаются к спящему де-Ланкру и даже входят под занавес кровати, с целью задушить или отравить его, но все безуспешно. С 11 час. вечера до I ½ часа ночи колдуньи вертятся около его постели и совещаются с дьяволом о способе умертвить де-Ланкра. Сансинена служит черную мессу в кухне, а один священник-колдун в самой спальне де-Ланкра, разложив для этого на столе плащ дьявола, но ничто не помогает. Настолько старательно охраняет Бог этого энергичного судью.

Де-Ланкр удивляется, что он даже не проснулся во время всех этих покушений на него, но по-видимому нисколько не сомневается в истине этих показаний.

7. Одержимые

В некоторых процессах о колдовстве немалую роль играла также одержимость бесом или дьяволом (possession diabolique).

Эта одержимость чаще всего проявлялось в женских монастырях и вполне напоминает различные явления истерии и других психических болезней, которые (явления) теперь можно видеть в Сальпетpиepe и других больницах.

Одержимая бесом принимала неестественные позы, например, опираясь на пол только головой и пальцами ног она выгибалась аркой животом вверх. Язык ее распухал и весь черный высовывался изо рта. Иногда она с невероятной силой и быстротой билась головой об пол, не испытывая от этого никакого неудобства. Часто она поражалась общей или частичной анестезией, так что ей свободно всаживали в тело булавки и даже прокалывали руку насквозь, а она ничего не чувствовала, и от укола не выступало ни капли крови. Иногда тело её было в каталепсии, т. е. все члены становились несгибаемыми, как бы из железа.

Бесноватая часто имела припадки нимфомании и принимала самые бесстыдные позы, выкрикивая неприличные слова.

Несомненно, что эти взрывы чувственности и бесстыдства проявлялись в женских монастырях, как протесты против вынужденного девства и насилия над природой.

Точно так же в виде реакции против вынужденной святости и бесконечных религиозных формальностей, на бесноватых находили припадки богохульства.

Иногда они угадывали мысли и отвечали на вопросы, обращенные к ним на неизвестном им языке.

Все это в прежнее время считалось действием дьявола, вошедшего в данную женщину.

Ссылаясь на примеры бесноватых в библии, церковь не позволяла сомневаться в этом.

Для изгнания дьявола церковь употребляла экзорцизмы (т. е. заклинания).

Экзорцистами являлись священники и монахи.

Своими заклинаниями они часто гипнотизировали своих пациентов, сообщая им свою веру в одержание их бесом и вместо успокоения только еще более возбуждали их.

Так как все речи бесноватой считались исходящими не от нее, но от одержащего ее беса, то экзорцист часто вступал в настоящий диспут с дьяволом. Первым делом заклинатель осведомлялся об имени беса, одержащаго пациентку, и обыкновенно этот бес, а если их было несколько, то все они охотно представлялись заклинателю, сообщая свое имя, должность и занятие в аду. Отсюда тогдашние теологи почерпнули и многие свои сведения об иepapxии в аду, об именах дьяволов и об их занятиях. Церковь выставила правилом, что при надлежащем заклинании, экзорцист может заставить дьявола говорить правду устами бесноватой, и что в этих случаях слова дьявола являются неопровержимым доказательством истины.

Поэтому, на основании таких свидетельств дьявола не мало людей было уличено в колдовстве и сожжено на костре. И церковь забывала, что она сама называет дьявола отцом лжи!

Для большей уверенности экзорцист далее заставлял дьявола, т. е. бесноватую предварительно присягнуть, что он будет говорить правду.

А между тем, бесноватая, находясь под влиянием экзорцистов (заклинателей), давали показания желательные последним.

Иногда и с той и с другой стороны это внушение происходило бессознательно, но бывало, что заклинатели и бесноватые прибегали к сознательному обману и лжи, дабы погубить какого-нибудь человека.

Для заклинаний дьявола существовали различные руководства, из коих одно из наиболее известных Flagellum Daemonum монаха Ieronimus Mengus.

Сначала экзорцист должен был вооружиться для борьбы с дьяволом разными священными предметами: крестом, иконами, Св. Причастием, святой водой, освященной солью, св. елеем и проч.

В заклинаниях он должен был как можно сильнее поносить дьявола и издаваться над ним.

Тогда, думали теологи, гордый дьявол не выдержит поношения и удалится из этого места.

Если дьявол слишком упорствовал, то экзорцист должен был стараться выгнать его по крайней мере из головы, сердца и желудка пациента и загнать его в ногти на пальцах ног.

Приведем перевод с латинскаго экзорцизма № 1 по книге монаха Mengus.

«Слушай, дьявол, нечистый дух! Я заклинаю тебя и приказываю тебе. Я тебе это говорю, тебе, искуситель, тщеславный безумец, мошенник, еретик, болтун, враг, пьяница, шпион, идиот, лишенный благодати Бога и Христа. Я заклинаю тебя выйти из этого раба Божьего, который ищет защиты у церкви.

Не вздумай презирать меня за то, что я – слаб и грешен. Моими устами тебе приказывает Бог; тебе приказывает величие Христа; тебе приказывает вера Петра, Павла и других апостолов, тебе приказывают кровь мучеников и таинство креста и сила таинств; тебе приказывают Иисус Назарета и воплотившееся Слово.

Уходи же, злодей, уходи подлый искуситель, полный лжи и хитрости, и враг правды. Дай место, упрямец, дай место, нечестивец. Уступи место Христу, в Коем ты не нашел ничего из своих негодных дел. Он отнял у тебя власть, Он разрушил твое царство. Он связал тебя побежденного и разбил твои сосуды, и повергнул тебя в вечный мрак, где тебе и твоим слугам уготовано место. Ну, что ж ты еще размышляешь, наглец? Чего ты медлишь, о дерзкий?

Ты виновен пред Всемогущим Богом, Коего закон ты нарушил и пред Его Сыном Иисусом Христом, Коего ты предерзостно осмелился искушать и подвергнуть распятию и пред человеческим родом, коего ты побудил вкусить от плода смерти.

Итак, заклинаю тебя, нечестивый дракон, во имя Агнца Непорочного, Который попирает аспида и василиска и повергает льва и дракона. Выйди из этого человека, выйди из Божьей церкви. Трепещи и беги, услышав Имя Того, пред кем дрожит ад и Которому подчинены Силы неба и Коего Херувимы и Серафимы вечно хвалят говоря, Свят, Свят, Свят Господь Бог Саваоф.

Тебе повелевает Иисус Назорей. Ты презрел Его учеников, но Он повергнул и сломил тебя и когда по Его приказу ты вышел из бесноватого, то в Его присутствии не смел коснуться даже стада свиней.

Уходи же, покинь этого человека, созданного руками Того, во Имя Коего я заклинаю тебя. Трудно тебе сопротивляться Христу. Трудно противиться уколам. Чем позднее ты уйдешь, тем сильнее будут твои мучения.

Ты презираешь не человека, а Высшего Господа, Который придет судить огнем живых и мертвых. Спрячься в глубине морской или под корой бесплодных деревьев, или в пустынных местах, избегаемых христианами и да поразит тебя там небесный огонь. Уходи, не нанося раны ни мне, ни присутствующим и оставь здоровым мучимого тобой».

Если дьявол остается глухим даже к столь энергичным требованиям, то надо написать имя его на бумаге и нарисовать на ней его образ и сжечь ее на огне из серы и вонючих трав. При этом заклинатель произносить следующее заклинание:

«Да погибнут твои мысли и дела, проклятый дух! Выйди сейчас же из этого Божьего творения, где бы ты ни скрывался. Я бесстрашно бросаю в огонь твой образ и твое имя, которые я держал на вонючем дыму.

Пусть это пламя сожжет твое имя и твой дьявольский образ так, чтобы от этого ты вечно испытывал ужасную боль и ожоги в тысячу раз сильнейшие, чем могло бы быть от этого огня. Вонь, говорю я тебе. Я слуга Божий.

Если ты будешь сопротивляться, я приговорю тебя к постоянному увеличению мучений до дня суда» (Flagellum Daemonum-Exorcismus Septus).

8. Процессы об одержании бесом

Из процессов об одержании бесом наиболее знамениты следующие: процесс Марсельскаго священника Луи Гоффриди (Louis Gauffridi) и монахинь ордена Св. Урсулы в городе Экс (1600–1611), описанный в книге инквизитора и экзорциста доминиканца рёrе Sebastien Micaelis, Histoire Admirable de la possession et de la conversion d’une p6nitente s6duite par an magicien ensemble Pneumatologie (Paris 1613); процесс Мадлены Бавент (Madeleine Bavent) из монахинь ордена Св. Франциска в Лувьере (Louviers) 1643–1647, описанный монахом Демаре (Demaretz), Histoire de Mardeleine Bavent (Paris 1652) и процесс священника Урбена Грандье (Urbain Grandier) и урсулинок в городе Луден (Laudun) в 1633–1634 гг.

В 1609 году в монастыре урсулинок в городе Экс (Aix) две монахини – Магдалина из семье de la Palud и Луиза Капо (Louise Capeau) показали признаки одержания бесом. После некотораго времени онb были переданы в руки экзорцистов о. Михаэлиса доминиканца и о. Домциуса.

Одержимые монахини под заклинаниями сказали, что их заколдовал Луи Гоффриди, священник города Марселя, который часто бывал в доме отца Магдалины, сеньора de la Palud, и которого Луиза называла князем колдунов в Испании, Франции, Англии и Турции.

Луиза Капо заявила, что она одержима тремя бесами. Веррин, добрый бес, католик, посланный Богом, дабы изобличить и наказать Гоффриди, Грезиль и Сонельон.

Магдалина заявила, что Гоффриди обольстил ее, когда ей было только 9 лет и послал в нее 6666 бесов. Главные бесы в Магдалине были: Вельзевул – князь бесов, Асмодей, Ваальвериф, Левиафан – злой бес и протестант, и Асторот – бес чувственности.

Во время заклинаний Магдалина впадала в конвульсии, задыхалась и иногда доходила до чувственного спазма; по словам экзорцистов бес Асмодей осквернял ее даже во время заклинания, вызывая перед ней образ Гоффриди.

Магдалина видимо действовала под внушением Луизы. Часто она начинала защищать Гоффриди, и в минуты просветления пыталась даже убить себя, но Луиза заставляла ее повторять обвинения против Гоффриди и угрозами приводила ее в повиновение. «Ты будешь сожжена», сказала ей Луиза во время одного из заклинаний и испуганная Магдалина стала послушно повторять все утверждения Луизы.

Так как экзорцисты приписывали все показания этих монахинь сидящим в них бесам, то иногда сцены заклинания, на которые собирались толпы народа, представляли как бы диспут между двумя бесами. Веррин нападал на Гоффриди, Вельзевул защищал его, а из зрителей одни ободряли Веррина, другие Вельзевула, и все прославляли Бога, что он изобличает сатану его собственными устами.

Наконец Михаэлис отправил капуцинам ордена Св. Франциска в Марселе приказ арестовать Гоффриди.

Но так как в Марселе все любили Гоффриди, и он пользовался прекрасной репутацией, то капуцины также нашли одержимую бесом женщину, которая под заклинаниями заявила, что Гоффриди не колдун и что его нельзя арестовать.

Итак одни бесы выступили против других: бесы доминиканцев требовали казни Гоффриди, а бесы капуцинов защищали его. Но победа осталась за первыми.

В феврале о. Михаэлис обратился к содействию парламента в Экс. Президент парламента присутствовал при заклинаниях и нашел, что Вельзевул приводил в движение у Магдалины мозжечек, а Левиафан – другую часть мозга.

Гоффриди был арестован и отправлен в Экс, где Магдалину должны были поставить на очную с ним ставку.

Но судьи не очень-то были уверены в этой бедной девушке, которая была в страшном волнении и обнаруживала раскаяние в своих нападках на Гоффриди; и вот, накануне ее спустили в яму в тюрьма архиепископа, где гнили кости узников и сделали над ней заклинание в этой клоаке.

Она не умерла от ужаса, но всякое нравственное чувство было в ней убито и она стала слепым орудием в руках экзорцистов.

Когда ее вывели перед Гоффриди, она стала биться в конвульсиях, испускала вопли, ругая его и обвиняя во всевозможных преступлениях. В то же время она кричала хулу на Бога, на Св. Деву, на крест и т. д., но все эти проклятая и богохульство ее бес выкрикивал от имени Гоффриди.

Все ужасы, которые она вопила, все это приписывали Гоффриди. У несчастного священника брызнули слезы.

«Я клянусь именем Бога, Св. Девой и Иоанном Крестителем, – воскликнул он, – что все это – ложь».

«О, я понимаю вас, – отвечала Магдалина. – Именно эта клятва употребляется на собрании дьяволов. Под Богом Отцом вы подразумеваете Люцифера, под Его Сыном – Вельзевула, под Св. Духом – Левиафана, а под Св. Девой, о негодяй, мать Антихриста, а дьявола, предшественника Антихриста, вы зовете Иоанном Крестителем».

У Гоффриди сделали обыск, по ничего не нашли, затем его подвергли процедуре отыскания стигмата дьявола, и при доброй воле, понятно, нашли таковой.

«Будь мы в Авиньоне, – воскликнул бессердечный Михаэлис, завтра этот человек уже горел бы на костре».

Пытка окончательно сломила Гоффриди и под диктовку своих мучителей он признал за собой всевозможные преступления, при чем палачи заставили его подписать это сознание, как будто бы он дал его добровольно.

Вот приблизительное содержание этого возмутительного акта, составленного от имени Гоффриди.

5—6 лет назад Гоффриди стал читать книгу магии. Тогда дьявол явился перед ним в виде хорошо одетого человека, и Гоффриди заключил с ним договор, по коему дьявол обещал создать ему в Марселе хорошую репутацию и предоставить в его распоряжение всех красивых женщин, а он, Гоффриди, отдал дьяволу свою душу и тело, в чем дал и расписку, написанную своей кровью.

Тогда дьявол дал ему власть возбуждать во всякой женщине любовь к себе, дунув ей в ноздри.

И вот, Гоффириди стал дуть на всех женщин, которые ему нравились и наслаждаться их любовью.

В доме сеньора de la Palud ему сильно нравилась Магдалина, но ему было трудно приблизиться к ней, ибо мать очень наблюдала за ней и потому он сначала дунул на мать, а затем побудил последнюю оставлять его наедине с Магдалиной.

Тогда он овладел Магдалиной и много раз дул на нее, чтобы она сама искала отдаться ему. Гоффриди дал Магдалине дьявола Асмодея, чтобы помогать и служить ей, а затем он даже обвенчал ее с Вельзевулом, после чего и она дала расписку в том, что отрекалась от Бога и отдавалась дьяволу.

Согласно этой исповеди Гоффриди часто посещал шабаш; для этого он становился у открытого окна и Люцифер мигом переносил его на шабаш.

На шабаше, по его словам, всякий при входе должен отречься от Бога и от святых и особенно от Св. Франциска (этот пункт доминиканцы нарочно вставили в исповедь Гоффриди, дабы оттолкнуть от него францисканцев, которые, как мы видели были за него).

На шабаш Гоффриди часто брал с собой и Магдалину, которая и там отдавалась ему.

На шабаше они все богохульствовали, обожали дьявола и служили черную мессу. Во время мессы вместо причастия раздавали корку хлеба, и присутствуюпце или сами съедали этот кусок, или давали его дьяволу в виде собаки, которого иногда сильно бранили, если он не аккуратно ел эту корку.

При словах мессы «Agnus Dei» и «Domine, non sum dignus» каждый приходит-де в ярость и все восклицают, обращаясь к дьяволу:

«Всегда помогай нам, властитель».

Дьявол никогда не оставлял Гоффриди, а когда Гоффриди входил в церковь, то дьявол ждал его у дверей.

На основании всех этих нелепостей парламент т. е. суд в Эксе признал Гоффриди виновным в похищении, оболыцении, нечестии, магии, колдовстве, и других ужасах и произнес приговор, чтобы палач провел его по всем улицам города Экс и чтобы перед главной церковью он принес покаяние, будучи босиком, с непокрытой головой, с веревкой на шее, и со свечкой в руках, и чтобы там он на коленях просил прощения у Бога, короля и суда, а затем чтобы его отведи на площадь и сожгли живым на костре, и чтобы пепел его был развеян по ветру (апрель 1611 года).

Магдалина и Луиза были освобождены, но их прогнали из монастыря, и после они вели скитальческую и жалкую жизнь.

В 1643 году началось беснование монахинь ордена Св. Франциска в Лувье, в епархии Дэвре (d’Eyreux).

Число бесноватых сразу дошло до 16, а вскоре их стало более двадцати.

На заклинаниях они заявили, что их заколдовал умерший в 1642 году настоятель монастыря отец Матюрин Пикар, с помощью их же монахини Магдалины Баван, которой тогда было 36 лет. Сестра Анна Барре заявила, что она и теперь видит голого дьявола рядом с Магдалиной. Последняя ответила, что она видела сестру Барре на шабаше.

Епископ d’Evreux, Франциск де Перикар, приказал вырыть тело Пикара, похороненное рядом с решеткой монастыря и закопать его в отдаленной яме, а Магдалину Баван посадить в тюрьму.

Но родственники Пикара начали процесс против епископа Перикара, обвинив его в незаконном осквернении могилы.

Тогда уже для своей защиты епископ возбудил обвинение в колдовстве против покойного Пикара и его заместителя в монастыре францисканок дьякона Томаса Булле, равно как и против Магдалины Баван.

Дело это поступило в суд (Parlement) в Руане.

Магдалина Баван доставила главную пищу обвинению против Пикара и Булле.

Будучи заключена после суда до своей смерти в тюремной яме in расе она повторила свои показания в виде исповеди монаху Демарецу (Demaretz), который записал и издал эту исповедь.

Содержание показаний Магдалины было следующее.

Еще предшественник Пикара, настоятель Давид, занимался развращением монахинь и установил, чтобы монахини ходили совершенно голыми.

Это-де практиковалось во-первых – в целях приучения монахинь к полному повиновению, а во-вторых – потому, что чем святее они были, тем менее им надо было стыдиться наготы, подобно Адаму и Еве, которые до грехопадения не чувствовали своей наготы.

Пикар, по смерти Давида, поддержал этот обычай в монастыре, настаивая, чтобы монахини приходили голыми даже в церковь и не стеснялся развращать их.

Магдалина ему приглянулась, и он сделал ее своей любовницей.

Уже в это время Магдалину преследовать дьявол в виде кота, который однажды пытался вырвать у неё изо рта причастие и который два раза её изнасиловал.

Вскоре Пикар с помощью дьявола перенес Магдалину на шабаш, где она часто видела и Булле.

На шабаше Пикар служил черную мессу, а Булле был у него дьяконом.

Булле бывал на шабаше с какой-то дамой под вуалью, которую признавали царицей шабаша.

На шабаше Магдалина обвенчалась также с дьяволом Дагоном, и принадлежала различным дьяволам.

Тут изготовляли различные порошки и снадобья для колдовства. Тут мучили и убивали детей и затем жарили их и ели.

Тут богохульствовали и оскверняли освященное причастие.

Однажды сам Иисус Христос явился на небе и молнией поразил многих колдунов.

Магдалина нисколько раз давала дьяволу расписку, в которой отрекалась от Бога и клялась принадлежать дьяволу.

Дьявол также давал Магдалине записки, в которых подтверждал, что она должна принадлежать ему и угрожал смертью в случай неповиновения.

После смерти Пикара, дьяволы ночью принесли Магдалину на его могилу, и Пикар, высунувшись наполовину из могилы, сказал ей, что теперь пришло время исполнить её обещания. Дьяволы, бывшие рядом, сказали ей спуститься в могилу, что она и сделала было, но увидев пламя, поднимавшееся со дна, быстро выбралась наверх, говоря, что она не желает быть проклятой заодно с Пикаром и хочет спасти свою душу, после чего она сразу снова очутилась в своей комнате.

Мнение историков относительно личностей монахов Давида и Пикара – различно; одни (например Baissac в капитальном исследовании: Les grands jours de la sorcellerie (Paris 1890) видят в обвинениях Магдалины лишь выдумки истеричной нимфоманки, другие же например Michelet и Guaita считают их действительно за развратных священников.

Но суд обратил главное внимание на явно нелепые выдумки Магдалины о шабаше и сношениях с дьяволом, К тому же против Булле были приведены еще два поразительные доказательства колдовства, а именно, что он излечивал зубную боль и любил читать книги в черном и закопченном переплете.

Хотя Булле геройски вынес пытку, но тем не менее суд произнес возмутительный приговор, по которому тело Пикара должно было быть снова вырыто, Булле должен был быть скован с этим трупом и доставлен в таком виде на площадь, где и живой и мертвый должны были быть сожжены на костра, что и было исполнено 24 августа 1647 года на той же площади в Руане, где 216 лет перед тем была сожжена, также по обвинению в колдовстве, гордость Франции – Жанна д’Арк, дева Орлеанская.

9. Процесс Урбана Грандье

В 1632 году в монастыре урсулинок в Лудюне началось беснование.

Оно выражалось преимущественно в бесстыдных жестах и речах, при чем настоятельница молодая, легкомысленная Жанна Бельсиель и многие сестры заявили, что их заколдовал священник церкви Св. Петра в этом же городе, Урбан Грандье, и что он проникает к ним ночью несмотря на запертые двери и имеет с ними половые сношения.

Урбан Грандье был молодой светский священник, имевший громадный успех у женщин и не скрывавший своих побед. В это время он имел любовницей девушку из хорошего рода Магдалину де-Бру, ради которой он написал и свой известный трактат против безбрачия духовенства.

Настоятельница урсулинок, Жанна де-Бельсиель, предлагала ему вакантное место духовника в своем монастыре, но он отказался, что надо думать, крайне раздражило Жанну, тем более, что в Лудюне все говорили о любовных авантюрах Грандье.

У этого молодого священника было не мало врагов, созданных его заносчивостью и дерзостью.

На первом месте понятно надо поставить всемогущего тогда министра кардинала Ришелье, который имел с Грандье столкновение еще в бытность епископом в Люсоне; кроме того Урбану Грандье приписывали памфлет против кардинала «1а Cordeliѐre».

Епископ города Пуатье, де-ля-Рошпозай, от коего зависел Грандье, был им недоволен, так как тот помимо епископа обращался прямо к архиепископу бордоскому Генриху де-Сурдис.

Итак, когда у урсулинок началось беснование монахинь, то епископ де-ля-Рошпозай назначил туда экзорцистами явных врагов Грандье – священников Миньона, бывшего уже духовником урсулинок и Пьера Варрэ.

Понятно, что они еще более возбуждали монахинь к разным обвинениям против Грандье.

Последний, видя, что дело становится серьёзным, обратился с жалобой к городскому бальи (начальнику) М-r de Cerisay (дe Серизай).

Последний лично убедился в искусственности беснований и нисколько раз обращался с жалобой к епископу, но, не получая ответа, написать письмо начальнику (official) округа Пуатье, в котором он указывал на подстроенность беснований и заклинаний.

Экзорцисты Миньон и Барре, говорит он, взаимно называют друг друга святыми.

Барре в своих заклинаниях поправляет дьявола в его грамматических ошибках и подсказывает ему, что тот должен говорить,

Однажды по его приглашению о. Руссо кордельер[3] вложил палец в рот одной из бесноватых, и та так жестоко укусила его, что бедный монах схватил ее на нос, крича: «караул! дьявол! дьявол!»

В это время в Лудюн приехал архиепископ Де Сурдиз (de-Sourdis), и взял Грандье под свою защиту.

Он запретил отцам Миньону и Барре заклинать монахинь и приказал распределить последних для наблюдения по частным домам.

Беснование немедленно прекратилось, как по волшебству.

Но вскоре дело это возобновилось и надо думать прямо по указанию Ришелье.

В 1633 году в Лудюн приехал Жан Лобардемон, доверенный человек кардинала Ришелье. Это был бессердечный, бессовестный и низкий тиран, которого, Ришелье выпускал на своих врагов, когда надо было действовать слишком беззастенчиво. Как бульдог, Лобардемон обладал мертвой хваткой и уже не выпускал тех, в кого вцеплялся.

После его отъезда из Лудюна летом 1633 года в монастыре урсулинок, где у него были две родственницы, снова началось беснование, и монахини снова стали яростно обвинять Грандье.

Тогда Ришелье немедленно опять отправил Лобардемона в Лудюн, но на этот раз уже с миссией рассмотреть дело Урбана Грандье, при чем Людовик XIII, бывший вполне в руках Ришелье, дал Лобардемону противозаконные полномочия окончательно и безапелляционно решить это дело, несмотря на всякий протест и отводы со стороны Грандье.

Прибыв в Лудюн в декабре 1633 года, Лобардемон арестовал Грандье, не пожелавшего несмотря на предупреждения спастись бегством, и приступил к следствию.

Прежде всего он приказал прочитать в церквах изложение обвинений против Грандье с приказом всякому донести на Грандье, что он знает о нем дурного.

Выслушав много свидетелей касательно вообще жизни и нравов Грандье, Лобардемон однако отказался заносить в протокол благоприятные для Грандье показания.

Мать Грандье Жанна Д’Дэстиэвре (Jeanne d’Estiѐvre) подавала несколько раз протесты против такой юстиции, указывая на то, что свидетельства против Грандье вымогались угрозами и подкупом, и требуя отвода Лобардемона, как родственника двух монахинь урсулинок. Но сначала Лобардемон оставлял эти протесты без ответа, а когда один из них был ему передан через суд (Parlement), то он просто разорвал этот акт и под страхом наказания запретил передавать ему такие бумаги.

За другую просьбу, поданную Жанной Д’Дэстиэвре Лобардемону, последний приказал побить адвоката, писавшего просьбу, дабы он более не мешался в это дело.

Мать Грандье обратилась было в Парижский суд (Parlement), но Ришелье добился указа Государственного Совета (Conseil d’etat) о недействительности этой апелляции и о запрещении Парламенту Парижа или другим судам заниматься этим делом, как окончательно переданным в руки Лобардемона.

Так как Грандье никогда не имел никаких сношений с урсулинками, то он просил, с целью вывести их на чистую воду, чтобы им представили под его именем кого-нибудь другого, но Лобарде– мон, понятно, отказал ему в этом.

Поэтому, когда Грандье был выведен на очную ставку с монахинями, то те заявили, что признают его, и что он является к ним по ночам, возбуждая в них сладострастие.

Между тем теперь в монастырь урсулинок были назначены новые экзорцисты, а именно капуцины Лактанс и Транкиль, в которых Лобардемон был вполне уверен. Ришелье выдавал этим экзорцистам крупное содержание и они старались его заслужить, возбуждая монахинь против Грандье.

Эти экзорцисты провозгласили с церковных кафедр, что дьявол под влиянием заклинаний должен говорить правду и может считаться достоверным свидетелем, а потому-де Грандье, обвиняемый одержащими монахинь басами, несомненно виновен.

Но такие доктрины и вся процедура возбудили крайнее волнение в городе, где после этого никто не мог считать себя в безопасности.

Поэтому нотабли устроили собрание в муниципии и решили отправить жалобу самому королю. В этой жалобе они указали, что так как суд основывается ныне на показаниях дьявола, а последний естественно ненавидит честных и хороших людей, то такая процедура особенно опасна именно для лучших людей.

Но Людовик XIII отказался даже принять бальи, привезшего ему эту жалобу, а в то же время Лобардемон издал приказ, уничтожающей решение нотаблей в муниципии и запретил им впредь собираться и предпринимать что-либо по этому делу под страхом штрафа 10 000 ливров и более.

Очевидно, что с этого момента Грандье был уже приговорен к смерти и Лобардемону оставалось только на свободе подстроить все необходимые по закону формальности.

На заклинаниях 26 февраля 1634 года настоятельница Жанна заявила, что на теле Грандье были стигматы дьявола.

После этого его подвергли мучительной операции отыскания стигмата, и фельдшер Манури лишь для вида нажимая на его тело пальцем заявил, что нашел два стигмата в наиболее секретных местах тела. Доктора, бывшие при этом, дали рапорт о мошенничестве Манури, но Лобардемон уничтожил этот рапорт и принял во внимание только протокол, подписанный фельдшером Манури и одним аптекарем.

Беснования и заклинания продолжались между тем своим чередом и заклинания часто устраивались публично в церквах для поучения собравшегося народа.

Впрочем тут не обходилось без комических сцен. Однажды монах Го из Тура заклинал одну монахиню, но так как дело затянулось, то о. Лактанс вскричал, что Го ничего не понимает в заклинаниях. Го ответил ругательствами, Лактанс также и наконец Лактанс и ярости приказал бесу, сидящему в монахине, дать Го две оплеухи, что тот немедленно и исполнил, явно признав таким образом превосходство Лактанса и его власть над собой.

Другой раз бес среди всякой чепухи заявил устами одной из монахинь, что жена Лобардемона ставит ему рога.

Это показание дьявола, признаваемого, как мы говорили, достоверным свидетелем, было подобно всем речам бесноватых занесено в протокол, и Лобардемон скрепил его своей подписью, написав внизу страницы: «я свидетельствую, что это правда» (j’atteste que c’est vrai).

Впрочем смеяться никому не приходило в голову, ибо Лобардемон развесил объявления, в коих угрожает жестокими наказаниями за насмешки над экзорцистами или над монахинями.

Несомненно, что многие монахини и особенно Жанна Бельсиель, помимо настоящих истерических припадков, часто просто притворялись и действовали по предварительному уговору с Лобардемоном.

28-го апреля экзорцисты приказали бесу Асмодею, который сидел в Жанне де-Бельсиель принести подлинный акт, коим Грандье продал свою душу дьяволу.

Асмодей отвечал, что акт этот находится в аду в кабинете Люцифера и что он может доставить его только на следующий день. И действительно, в назначенный час Асмодей передал Лобардемону рукой госпожи Бельсиель следующий поразительный акт.

Сохранившийся до нашего времени оговор Урбана Грандье с Дьяволом

«Господин властитель! я признаю вас моим богом и обещаю служить вам до конца жизни. Теперь я отрекаюсь от всех других: от Иисуса Христа, от Марии и от всех святых на небе и от католической апостольской Римской церкви и от ее учения и от молитв за меня.

Я обещаю поклоняться вам по крайней мере три раза в день и делать столько зла, сколько смогу, и соблазнять всякого, кого можно, и от всего сердца я отрекаюсь от крещения и от заслуг Иисуса Христа и на случай, если бы я хотел раскаяться, я даю вам мое тело и душу, и мою жизнь, как бы я получил их от вас, так как я навсегда и без раскаяния уступаю их вам.

Подписано тако: Урбан Грандье своей кровью».

Но этого было мало. 19-го мая Жанна де-Бельсиель представила письмо самого Асмодея, в котором этот дьявол со многими грамматическими ошибками писал, что завтра 20 мая в 6 час. пополудни он и его товарищ Грезиль и Аман выйдут из тела Жанны, оставив в знак своего выхода три небольшие надреза под левой грудью на теле и на рубашке. Подписал Асмодей.

Лобардемон, будучи уверен в своем чуде, пригласил на него всех нотаблей и объявил о нем народу.

Около 6 час. Жанну привели в торжественной процессии в церковь Св. Креста, где собралась масса народу.

Хотя бывшие здесь доктора Дункан и Килье требовали, чтобы Жанне связали руки, но Лобардемон нашел это излишним и приказал немедленно приступить к заклинаниям.

Жанна стала тогда корчиться в конвульсиях, а затем легла на левый бок и через некоторое время стала стонать.

Ее осмотрели и нашли под левой грудью три небольшие ранки.

Лобардемон и его приверженцы стали тогда восхвалять чудо; один из присутствующий осмелился было сказать, что он видел в руке Жанны ножик, коим она сама себя ранила, но его заставили замолчать.

Лобардемон потребовал от врачей, чтобы в своем рапорте они признали наличность чуда. Двое из них Дункан и Килье позволили себе смеяться над этим чудом, но затем должны были бежать из Лудюна, так как Лобардемон поспешил отдать приказ об их аресте

23-го июня в ту же церковь св. Креста были приведены и Грандье, и бесноватые монахипи. Сначала Лобардемон предъявил Грандье 2 комочка из волос, крови и пепла, клочок бумаги, гусиное перо и пять соломинок и потребовал, чтобы Грандье объяснился по поводу этих предметов, ибо по словам бесов, это – талисманы для колдовства и знаки договора Грандье с дьяволом.

Обвиняемый отвечал, что он ничего не знает об этих предметах.

Тогда ему предложено было самому приступить к заклинанию монахинь. Грандье надел епитрахиль и приступил к экзорцизму. Но тут монахини превратились в настоящих фурий. Они стали поносить Грандье, бросали в него туфлями и кидались па него, дабы растерзать его, так что их еле удерживали. Они кричали, якобы от имени бесов, что Грандье их начальник, при чем Жанна де-Бельсиель превосходила всех яростью и цинизмом.

Грандье оставался спокойным и молил Бога доказать его невинность.

Обращаясь к настоятельнице, Грандье задал ей вопрос по-гречески, ибо по общепринятому мнению одержимые бесом могли говорить на всех языках.

Но Жанна от имени беса отвечала ему по-французски. «Ах, как ты хитер! Ты ведь знаешь, что первый пункт нашего договора это не отвечать по-гречески».

Так как смятение и ярость монахинь дошли до крайних пределов, и так как эти фурии действительно растерзали бы Грандье на части, то сцену эту пришлось прекратить и Грандье был снова отведен в тюрьму.

Но вскоре после этого случая некоторых монахинь и в том числе Жанну Бельсиель охватило раскаяние.

Они в церкви публично признали, что Грандье невинен, и что их обвинения – ложны, и Жанна в одной рубашке с веревкой на шее и со свечей в руках, в знак раскаяния, явилась к Лобардемону и со слезами признав, что она все выдумывала на Грандье, бросилась в сад и пыталась повеситься на дереве, но была спасена другими сестрами…

Лобардемон не растерялся. Он объявил, что это новая выходка дьявола, который теперь пытается ложью спасти своего верного слугу Грандье.

Итак, когда дьявол говорил против Грандье, то он не мог лгать, а когда за Грандье, то это была очевидная ложь. Тут не хватало логики, по Лобардемон о ней не заботился.

Монахин же подвергли надлежащему внушению и скоро они по-прежнему стали взводить на Грандье всякие бессмыслицы.

8-го шля Лобардемон наконец выбрал 12 подходящих людей, дабы под своим председательством судить Грандье. При этом он однако объяснил судьям, что если они вздумают давать голос за оправдание, то будут признаны сообщниками Грандье и из судей легко могут обратиться в обвиняемых.

18 августа 1634 года в 5 часов утра этот суд, далее не вызывая Грандье, признал его виновным в колдовстве и в наведении бесов на урсулинок и приговорил его к сожжению на костре и к предварительной пытке обыкновенной и чрезвычайной, дабы узнать имена его сообщников.

Лобардемон немедленно отправил в тюрьму фельдшера Фурно с приказом обрить у Грандье все волосы на теле и срезать ему ногти, под которыми иногда скрывается-де талисман молчания. Однако фельдшер не исполнил последней части приказания.

Затем в 9 час. Грандье был приведен в заседание суда, куда в то время впустили и много любопытных.

Грандье спокойно выслушал чтение приговора, к которому он уже давно был приготовлен, и в трогательных выражениях безо всякого раздражения против судей заявил, что он никогда не занимался колдовством, что он отрекается от дьявола и умоляет Бога, чтобы кровь, пролитая Иисусом Христом послужила ему во спасение. Он просил судей умерить жестокость его мучений, но прибавил, что надеется твердостью в муках искупить грехи своей прежней жизни.

Эти слова произвели такое впечатлите на присутствующих и даже на судей, что Лобардемон поспешил удалить публику.

Затем Лобардемон предложил Грандье подписаться уже на готовом признании в колдовстве, аналогичном вероятно исповеди Гоффриди, но несмотря на все угрозы и обещания, Грандье решительно отказался это сделать. Напрасно судьи, желая успокоить свою совесть, убеждали Грандье сознаться, говоря, что раз они все единогласно признали его виновным, то очевидно они не ошиблись.

Отсюда Грандье немедленно перевели в комнату пытки. Тщетно он просил послать ему одного из двух выбранных им священников для исповеди.

Ему дали лишь ¼ часа для молитвы.

Молитва эта была услышана и записана г-ном Обеном, помощником начальника полиции (M-r Aubin lieutenant du prevôt).

В этой молитве Грандье просил у Бога отпущения грехов и помощи для перенесения страданий.

В заключение он просил Бога простить его врагам и обвинителям и оставлял на Его попечение свою мать.

Едва он окончил молитву, как палачи уже схватили его и приступили к пытке испанских сапогов (brodequins). Растянув его на спине они привязали к его ногам по две доски снаружи и внутри и стянули доски веревками оставив лишь небольшие дырки между оборотами веревки. В эти дырки они стали вгонять клинья ударами молотка. Кости Грандье скоро были раздроблены и на минуту он лишился чувств. Из 8 клиньев оставалось вбить еще четыре и палач показал их Грандье, «Вы можете принести еще целую охапку, мой друг», – кротко сказал пытаемый!

Вопрос о несуществующих сообщниках Грандье понятно никого не интересовал, но бывшие при пытке экзорцисты Лактанс и Транкнль все старались добиться от него признания, обещая ему уменьшение мучений. «Dicas, Dicas» (сознайся) в ярости кричал ему монах Лактанс под аккомпанемент ударов» молотка.

«Думаете ли вы, – отвечал Грандье этим бесноватым, что человеку позволено ложно сознаться в преступлении, чтобы избавиться от боли?»

Приведенные в бешенство стойкостью Грандье монахи схватили два оставшиеся клина и стали сами вбивать их с такой яростью, что ноги мученика обратились в настоящую кашу.

Но Грандье не произносил ни слова упрека ни судьям, ни своим мучителям и только молился.

Пытка продолжалась ¾ часа. Затем Грандье уложили на соломе и в полдень дали ему немного пищи.

В 4 часа его одели в пропитанную серой рубашку «Sambenito» и на телеге, так как сам он не мог двигаться, повезли на место казни.

Перед церковью Св. Петра, где Грандье был священником и перед монастырем урсулинок, процессия остановилась и Грандье вынули из телеги и поставили на колени, дабы он и здесь выслушал чтение приговора. Но не будучи в состоянии держаться на размозженных ногах, Грандье упал лицом на землю и так лежал, пока его снова не положили на телегу.

На площади Св. Креста был воздвигнуть костер, на котором был поставлен столб с железным сидением посредине. На этом сидении привязали Грандье, и милосердные монахи Лактанс и Транкиль, не будучи в состоянии дождаться палачей, сами подожгли костер.

Грандье было обещано, что когда огонь займется, то палач задушит его, затянув веревку, привязывающую его шею к столбу, но монахи сделали на этой веревке узлы, и палач не мог стянуть ее, так что Грандье сгорел живым.

Среди дыма и пламени костра многочисленная толпа слышала, как Грандье взывал: «Deus, Deus meus ad te de luce vigilo»[4] (псалом 62-й) и «miserere mei Deus»[5].

Последние слова его были: «Боже, прости моим врагам».

По рассказам очевидцев все это время над костром кружилась группа голубей, улетевшая лишь, когда Грандье испустил последний вздох.

Казнь Урбана Грандье на костре

Так как согласно теологам того времени, дьявол может принимать все звериные формы за исключением агнца и голубя, являющихся символами Сына Божия и св. Духа, то монахи, дабы ослабить впечатлите, произведенное в народе появлением голубей, выдумали, будто они видели, как около головы Грандье кружилась большая черная муха (которую, понятно, толпе легко было проглядеть) видимо-де бывшая дьяволом, явившимся за душой колдуна.

Мать Урбана Грандье, все усилия которой вырвать своего сына из рук Лобардемона остались тщетными, провела все это утро на коленях перед статуей Божьей Матери в церкви Кордельеров, и умоляла Св. Деву заступиться перед Своим Сыном Христом за ее сына, мучимого палачами.

Задыхаясь от рыданий, она наконец упала в обморок. Здесь ее нашел один монах-кордельер и, приведя в чувство, отвел в часовню Notre Dame de Lorette, где отслужил за Грандье литургию «страсти».

* * *

Процессом Грандье мы закончим изложение процессов колдовства. Во всех них нас поражает не только возмутительное бессмыслие рассуждений судей, но также поразительная жестокость, которую они проявляли во имя Христа, делая из религии милосердия и любви – религию, достойную того самого дьявола, которого они так усердно преследовали.

Примечания

1

Георгий Хаан был письмоводителем у епископа; и он, и его сын Адам были также сожжены.

(обратно)

2

Речь идёт о конфискациях имущества осужденных за колдовство в пользу судей или местного князя.

(обратно)

3

Кордельер – член ордена Кордельеров – ветвь католического монашеского ордена францисканцев.

(обратно)

4

Боже! Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я (Пс. 62).

(обратно)

5

Помилуй, Господи.

(обратно)

Оглавление

От издательства

1. Булла папы Иннокентия

2. Виды пыток и стигматы дьявола

3. Письмо бургомистра Жана Юниуса

4. Процесс Анны Эв из Вехлица

5. Галерея инквизиторов

6. Деяния Пьера де Ланкра

7. Одержимые

8. Процессы об одержании бесом

9. Процесс Урбана Грандье Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg