«Дорогами ислама Центральной России»

748

Описание

Книга «Дорогами ислама Центральной России» посвящена крайне редкой и малоизученной теме – истории ислама в самом сердце России. Автор объехал большинство описанных областей и изучал в них историю формирования и современное состояние мусульманских общин. Книга читается легко и интересно, она рассчитана не только на мусульман, но и на всех интересующихся, историей и культурой народов нашей страны.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Дорогами ислама Центральной России (fb2) - Дорогами ислама Центральной России 5118K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Дмитрий Владиленович Макаров

Д. В. Макаров Дорогами ислама Центральной России

© Макаров Д.В.

© Издательский дом Марджани

* * *

Предисловие

Вторя словам летописца: «Откуда есть пошла Русская земля…», хочется задаться вопросом, когда и при каких обстоятельствах в Центральной России появилось такое количество уникальных мусульманских памятников. Многие считают, что многовековая история ислама не оставила своих следов в центральных регионах нашей страны. Однако же это совсем не так.

История ислама в России тянется из глубины веков. Со времен Хазарского каганата и Волжской Булгарии, в ордынский и постордынский периоды число мусульманского населения во внутренних районах России постоянно росло. Этот процесс наблюдался и в царское время. Мусульмане, подданные Российской империи, участвовали во внутренних и международных торговых операциях, воевали за интересы страны, служа ей верой и правдой. Процесс этот был отчасти прерван при первых представителях царской династии Романовых. Несмотря на то, что татарские мурзы голосовали за избрание Михаила Романова, а его юного внука Петра поддержали во время стрелецких выступлений, их потомки были значительно потеснены в правах. Но и тогда жизнь мусульманских общин Касимова, Костромы, сел Рязанщины и Тамбовщины не утихла.

Восстановление утерянных прав началось в годы правления императрицы Екатерины II (1762–1796). В конце XVIII – начале XIX в. во многих центральных районах империи происходило возрождение мусульманских общин. На рубеже XIX–XX вв. в Твери, Ярославле и Калуге открывались мечети и молитвенные дома, подобные попытки предпринимались в Вологде и Иваново-Вознесенске. В Касимове были построены новая мечеть и медресе.

Политика Советов в отношении последователей ислама была полна противоречий. Сначала большевики позволили им вдохнуть воздух свободы, чтобы впоследствии перекрыть его полностью. Тем не менее именно при советской власти, в более поздние годы, мусульманские общины появились там, где их никогда не было и не предполагалось быть.

В настоящее время в Центральной России наблюдаются бурный рост числа мусульманских общин и их качественное изменение. Строятся мечети и медресе, развивается инфраструктура по производству халяльной продукции, на иных началах выстраиваются отношения с государством и обществом в целом. Структура общин значительно усложнилась, появились принципиально новые элементы, прежде не существовавшие.

Сегодня из всех связанных с исламом памятных мест Центральной России наиболее интересны для посещения следующие.

Археологический туризм – Воронежская и Курская области.

Уникальные памятники средневековой исламской архитектуры: Ханская мечеть и мавзолеи (дюрбе) в г. Касимове Рязанской области.

Памятники Новейшего времени: Новая мечеть в Касимове, мечети в Твери и Ярославле.

Места пребывания известных мусульманских деятелей в Калужской, Воронежской, Костромской, Рязанской, Курской и Вологодской областях.

Мемориалы знаменательных исторических событий в Тульской, Белгородской, Калужской и Владимирской областях.

Крайне интересен этнографический туризм: посещение заповедников татарской культуры в Костроме, Рязанской и Тамбовской областях.

Особого внимания заслуживают современные мусульманские общины Ивановской, Белгородской, Владимирской, Костромской и Ярославской областей.

За рамками исследования остались образцы русской храмовой архитектуры, в которых отчетливо видно мусульманское влияние: булгарское или золотоордынское. По мнению специалистов в области истории архитектуры, подобных памятников насчитывается весьма много, однако эта тема еще недостаточно исследована и отображена в публикациях.

Белгородская область. «Кааба» на Белгородчине

Страницы истории: хазарские городища, Яголдаева тьма

Южная часть Центрально-Черноземной полосы России по праву может считаться одним из древнейших мест распространения ислама в нашей стране. На территории Белгородской и Воронежской областей и в соседних с ними Харьковской, Луганской и Донецкой областях Украины выявлены типовые памятники салтово-маяцкой археологической культуры (середина VIII – начало X в.) со степным (булгары) и лесостепным (аланы) вариантами. В Славянском районе Донецкой области был обнаружен археологический комплекс Сидоровское городище с мусульманскими могильниками IX–X вв. Население Сидоровского городища составляло одну из многочисленных мусульманских общин Хазарского каганата. Разгром каганата в середине X в. киевским князем Святославом привел к упадку этого и других поселений Северного Донца.

Следующая веха в истории ислама на Белгородчине связана с образованием Золотой Орды и постордынских государств. Процесс исламизации населения, в том числе носителей постсалтовской культуры, особенно активизировался после 1312 г., когда ислам был объявлен государственной религией Золотой Орды. XIV столетие археологами считается временем расцвета русско-ордынского пограничья, сопровождавшегося повсеместным увеличением числа городов и сел, бурным подъемом экономической деятельности и ростом народонаселения. Ситуация кардинальным образом меняется в конце XIV в., когда внутриполитический кризис, отягощенный нашествием Тимура (Тамерлана) в 1395–1396 гг., подорвали жизненно важные аспекты существования Золотой Орды. Территории Белгородской и Воронежской областей стали ареной борьбы противоборствующих партий. Так, в 1399 г. на р. Ворскле состоялось сражение между ханом Тохтамышем, поддержанным великим князем литовским Витовтом, с одной стороны, и войсками Золотой Орды под управлением хана Тимур-Кутлуга и эмира Едигея – с другой. В конце XV в. хан Большой Орды Шейх-Ахмед, в противовес военной угрозе со стороны крымского хана Менгли-Гирея, возвел крепость в устье р. Тихой Сосны.

В ходе междоусобной борьбы постордынских государств волны мигрантов уходили на службу к соседним сюзеренам – великим князьям московским и литовским, которые, в свою очередь, находились в различных формах зависимости от разных ветвей Чингисидов. В результате образовывались вассальные владения со смешанным населением – тьмы, где поддерживались татарские порядки и законы. Одним из таких образований на территории современных Курской и Белгородской областей стала Яголдаева тьма, находившаяся в вассальной зависимости от Великого княжества Литовского.

Археологические данные свидетельствуют, что в период строительства Белгородской черты (конец XVI в. – 1640-е гг.) ставшей границей между Московским царством и Крымским ханством, и ее административного центра г. Белгорода (1596 г.), южнее сохранялись ногайские кочевья. В период Смутного времени (конец XVI – начало XVII в.) территория современной Белгородской области в значительной степени контролировалась войсками Крымского ханства – союзника Московского государства в борьбе против Речи Посполитой. По землям нынешней Белгородчины со своим отрядом проходил Петр (Урак) Урусов, убивший в 1610 г. самозванца Лжедмитрия II и впоследствии ушедший в Крым.

Данные о мусульманском присутствии на Белгородчине в имперский период пока не обнаружены, причиной чего может являться недостаточная изученность данного вопроса. Тем не менее известно имя проживавшего в конце 1870-х гг. в уездном городе Валуйки Мусы Тугана Андрыкаева, происхождение которого пока не выяснено. Он участвовал в Венгерском походе И. Ф. Паскевича 1849 г. и Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. В 1876 г. служил в 4-м гусарском Мариупольском полку, с 1878 г. являлся полковником, командиром запасного эскадрона 6-го гусарского Клястицкого полка. В те годы имел награды: орден Св. Владимира 4 степени с бантом, святой Анны 2 и 3 степеней, святого Станислава 2 и 3 степеней, золотую саблю с надписью «За храбрость» и другие знаки отличия.

Согласно данным первой всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г., в Курской губернии, куда в то время входила и территория современной Белгородской области, проживал 441 мусульманин (0,2 % населения), из них 413 мужчин и 28 женщин. Подобное соотношение полов, типичное для западных губерний России, возможно, например, в условиях преобладания представителей военных специальностей.

Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь

В советский период произошел значительный прирост мусульманского населения Белгородской области за счет выходцев из других регионов. Волны переселенцев состояли из бежавших от репрессий и коллективизации и трудовых мигрантов. Увеличению числа последователей ислама в определенной степени способствовала принятая в СССР система распределения молодых специалистов после окончания вузов. Немало мусульман приезжало в центральные районы страны на учебу, особенно из трудоизбыточных регионов (Азербайджан, Дагестан, республики Центральной Азии).

В годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. мусульмане, наравне с представителями других конфессий, воевали с немецко-фашистскими войсками. Одним из наиболее значительных событий явилась битва на Курской дуге в 1943 г., на месте которой в 2006 г. был открыт поклонный монумент воинам-мусульманам, погибшим в сражениях на Курском направлении.

Либерализация общественной жизни, проводившаяся в СССР в конце 1980-х гг., ознаменовала новый этап в жизнедеятельности мусульманской общины Белгородской области. Наметившиеся тогда перемены в полной мере проявили себя с начала 2000-х гг.

Согласно материалам последней всесоюзной переписи населения 1989 г., на территории Белгородской области из числа этносов, традиционно исповедующих ислам, проживали азербайджанцы – 1,9 тысячи человек, или 0,14 % населения области (4-е место среди всех народов области и 1-е из неславянских этносов), и татары – 1,6 тысячи человек.

По данным Всероссийской переписи населения, в 2002 г. численность мусульман Белгородской области уже составляла 15,8 тысячи человек (1,04 % всех жителей). Количественный рост самых крупных мусульманских общин (азербайджанской, турецкой и татарской) на 8,4 тысячи человек произошел за счет как естественного, так и миграционного прироста. Белгородская область является единственным регионом в ЦФО, за исключением Москвы, где в межпереписной период наблюдалось увеличение численности населения на 9,67 %. Причиной послужила в основном миграция (естественный прирост в этот же период был отрицательным). И сегодня среди мигрантов, прибывающих в экономически развивающийся регион, немало мусульман.

Самым многочисленным мусульманским этносом области в 2002 г. являлись азербайджанцы (4,5 тысячи человек, или 0,3 % населения). Более чем двукратный прирост азербайджанского населения объясняется трудовой миграцией. Община пополняется за счет переселенцев из Азербайджана и пограничных с ним районов Дагестана (Табасаранский район, выходцы из которого компактно проживают в районе Терновки) и Грузии. Среди сфер занятости азербайджанского населения выделяются розничная и мелкооптовая торговля, строительство, животноводство, главным образом овцеводство. В религиозном отношении преобладают шииты. За редким исключением азербайджанцы не принимают активного участия в деятельности местной религиозной организации мусульман (МРОМ) «Мир и созидание». В этой связи особого внимания заслуживает белгородец Мухаммад Бабаев, являвшийся имамом мусульманской общины в 2005–2008 гг. М. Бабаев, будучи единственным представителем России, принимал участие в международном конкурсе чтецов Корана в г. Ардебиле (Иран) в 2006 г., став его серебряным призером.

Следующую по величине этническую группу мусульман составляют турки-месхетинцы. В переписи 2002 г. они фигурируют как «турки» (4 тысячи человек) и как «турки-месхетинцы» (0,1 тысячи человек). Из серии интервью, взятых в их среде, известно, что абсолютное большинство представителей этого субэтноса не отделяют себя от турецкого народа и при проведении переписи записались турками, несмотря на наличие в переписных листах отдельной графы «турки-месхетинцы».

Появление турок-месхетинцев в Белгородской области имеет трагическую предысторию. В 1944 г. они были депортированы из Месхети (Ахалцихский, Адигенский, Аспиндзский, Ахалкалакский, Богдановский районы Грузинской ССР) в республики Центральной Азии. Спустя несколько лет в 1948–1949 гг. последовало выселение турок из других районов Грузии. После Ферганских событий 1989 г. турки-месхетинцы были эвакуированы в области Центрального Черноземья России. В известной степени к ним примыкает малочисленная группа крымских татар, также подвергшихся в 1940-е гг. депортации. На момент эвакуации в Белгородскую область турок-месхетинцев насчитывалось 12,5 тысячи семей. Сегодня, по оценкам представителей самой общины, их число приближается к 10 тысячам человек, что в 2,5 раза превышает данные переписи 2002 г.

Наряду с высокими показателями естественного прироста (высокая рождаемость и низкая смертность) до недавнего времени наблюдался миграционный отток этой этнической группы в Турцию и США (по линии Международной организации по миграции, проводившей в свое время переселение значительной части турок-месхетинцев из Краснодарского края). Вместе с тем сегодня наблюдается приток в область турок-месхетинцев из Краснодарского края. Как и в других регионах России, для турок-месхетинцев Белгородской области характерно компактное расселение в сельской местности, главным образом в Вейделевском, Волоконовском, Корочанском, Красногвардейском, Краснояружском, Шебекинском районах и Старооскольском городском округе. В некоторых населенных пунктах турки составляют 80 % жителей.

Среди их основных занятий выделяются сельское хозяйство (главным образом огородничество), строительство и торговля. На птицефабрике «Приосколье» – крупнейшей в Центральной России линии по халяльному забою птицы также работают туркимесхетинцы. За ними повсеместно закрепилась репутация крепких и рачительных хозяев. В сфере семейно-брачных отношений характерна этническая эндогамия, брачный возраст для мужчин составляет 23–24 года, для женщин – 18–19 лет. В населенных пунктах со смешанным населением турки считаются наиболее предпочтительным брачным партнером. Все турки-месхетинцы исповедуют суннитский ислам ханафитского толка; внемазхабных течений не наблюдается. В отличие от других регионов РФ, в Белгородской области турки-месхетинцы принимают активное участие в жизни мусульманской общины. В 2008 г. имамом белгородской городской общины стал молодой турок-месхетинец Ш. Ш. Агалиев, получивший религиозное образование в Кыргызстане и в течение нескольких лет бывший имамом в Красной Яруге. Повсеместно в местах компактного проживания турок-месхетинцев образуются религиозные группы, возглавляемые наиболее знающими членами общины.

Наряду с турками-месхетинцами в Белгороде проживает также небольшое число турок из Турецкой Республики, определить точную численность которых не представляется возможным. Основной род их занятий – мелкий и средний бизнес, главным образом открытие пекарен и импорт турецкого текстиля. В найме персонала отдают предпочтение туркам-месхетинцам.

В межпереписной период в два раза возросло количество белгородских татар, достигшее 3,4 тысячи человек. Прирост составил 117 % по сравнению с 1989 г., что связано с эмиграцией татар из Узбекистана, Кыргызстана и Таджикистана и прибытием небольшого числа переселенцев из районов Крайнего Севера. Сюда же следует добавить и родственных им башкир, которых, согласно переписи 2002 г., в области проживало 0,3 тысячи человек. Подавляющая масса татар Белгородчины составляет городское население. Одним из мест их компактного проживания является поселок Стригуны Борисовского района.

Татары представлены в различных сферах профессиональной деятельности: в предпринимательстве (система общественного питания, строительство), на государственной службе, работе на предприятиях. Это может свидетельствовать о достаточно высоком уровне их социализации. Контакты белгородских татар с Татарстаном и Башкортостаном довольно ограниченны, поскольку большинство являются выходцами из Центральной Азии. В этой связи наблюдается преобладание внутриобщинных связей между татарами – переселенцами из одного региона, республики, города. Среди татар распространены как эндогамные, так и экзогамные браки.

Сравнительно недавно в области появились представители коренных народов Центральной Азии. Их численность, по данным переписи 2002 г., составляла 1,6 тысячи человек, из которых 0,7 тысячи узбеков, по 0,3 тысячи таджиков и казахов, а также туркмены, киргизы и др. Социальный статус и образовательный уровень эмигрантов резко различается. Переселенцы, давно прибывшие в Россию, и в частности в Белгородскую область, инкорпорировались в местное общество благодаря довольно высокому уровню образования и профессиональной подготовки. К сожалению, этого нельзя сказать о последней волне эмигрантов, прежде всего из Таджикистана и Узбекистана. Выходцы из этих стран представлены в мелком бизнесе и работе по найму в различных сферах. Таджики в основном занимаются строительством, узбеки трудятся в сфере обслуживания и общественного питания. Представители обоих этносов заняты также на сезонных работах в сельском хозяйстве.

В Белгородской области проживают и выходцы из Дагестана. В 2002 г. их численность достигала 1,1 тысячи человек, из которых по 0,4 тысячи – лезгин и аварцев, 0,2 тысячи – даргинцев, а также табасаранцы, лакцы, кумыки и др. Социальный статус дагестанцев в регионе, как правило, достаточно высок: среди них много врачей, причем высокой квалификации, представителей технической интеллигенции, немало фермеров, занятых как в животноводстве, так и в растениеводстве. Работают они также в строительстве и торговле. Следует отметить непропорционально высокий процент представителей Южного Дагестана – лезгин, табасаранцев, цахуров, агулов и рутульцев, что в целом характерно для дагестанских диаспор и в других регионах Центральной России. Белгородским дагестанцам присущ высокий уровень внутриобщинной интеграции, который ослабевает по мере продвижения от тухума к группе выходцев из одного района и почти нивелируется на уровне связей между уроженцами разных местностей Дагестана. Большинство дагестанцев Белгородчины поддерживают тесные контакты с родной республикой. В сфере семейно-брачных отношений бытуют как эндогамные, так и экзогамные браки. В настоящее время заметна тенденция увеличения численности дагестанской общины. Дагестанцы принимают активное участие в жизни мусульманской общины области.

Представителей вайнахской общины не много в сравнении с соседними областями – 0,4 тысячи человек. По официальной статистике УВД Белгородской области, по состоянию на начало 2008 г., в ней проживало 125 чеченских семей и 36 ингушских. По сведениям представителей мусульманской организации, число ингушей в области, включая сезонных рабочих, доходит в летний период до 3 тысяч человек. Ингуши и чеченцы в Белгородской области заняты главным образом в строительстве; есть и учащиеся. Среди постоянно проживающих чеченцев и ингушей гендерные соотношения примерно равны, среди сезонных отходников преобладают мужчины. В жизни мусульманской общины заметное участие принимают только ингуши.

Незначительно число представителей народов Северо-Западного и Центрального Кавказа – 0,2 тысячи человек (осетины-мусульмане, карачаевцы и др.).

Среди мусульманских народов дальнего зарубежья, проживающих в Белгородской области, следует выделить арабов, пуштунов и персов (всего 0,1 тысячи). В ходе полевых наблюдений нами была исследована афганская община. Она формировалась с 1987–1991 гг. из граждан Республики Афганистан, которые проходили обучение в белгородских вузах. Все они являются выходцами из разных регионов Афганистана и относятся к различным этническим группам. Для афганцев характерны высокие уровень образования и степень социализации в российском обществе.

Браки преимущественно экзогамные. Участие в жизни мусульманской общины единичное.

В области проживает также немногочисленная (0,1 тысячи человек) община курдов. В религиозной жизни мусульман они участия не принимают.

В настоящее время представители всех мусульманских народов активно участвуют в жизни области, они заняты в производстве, сельском хозяйстве, строительстве, сфере обслуживания. Однако удовлетворению их религиозных потребностей местные власти не уделяют практически никакого внимания. Единственной религиозной организацией мусульман Белгородской области является МРОМ «Мир и созидание», которая была открыта в областном центре в 2006 г., спустя два года после первой подачи документов на регистрацию. Одним из инициаторов создания и председателем МРОМ Белгорода является агул Гаджи-Рамазан Гамдиевич Рамазанов. Важную роль в жизни мусульманской общины играет заместитель председателя татарин Галимзян Гиляхович Шакиров. «Мир и созидание» является открытой организацией и строит отношения со всеми слоями и сегментами общества. Одним из показателей его работы стал памятник, установленный на местах боев на знаменитой Курской дуге.

Мемориальный комплекс «Огненная дуга»: памятник воинам-мусульманам, погибшим в ВОВ

Поклонный монумент советским воинам-мусульманам расположен в мемориальном комплексе «Огненная дуга» (Прохоровский район Белгородской области). Там же находится музей воинской славы, Вечный огонь, православная часовня и армяно-григорианский хачкар. Памятник расположен слева от музейного комплекса и представляет собой уменьшенную в пять раз копию Каабы. Верхнюю часть закрывают листы полированной стали с выгравированными на них сурами Корана «Фатиха» («Открывающая»), «ал-Ихлас» («Очищение»), «ал-Фалак» («Рассвет») и «ан-Нас» («Люди») (соответственно 1, 112–114). Тексты сур Корана приведены на арабском и русском языках (в переводе В. М. Пороховой). При этом арабский текст расположен выше, а русский перевод – ниже, на уровне глаз. Участок вокруг памятника вымощен тротуарной плиткой с изображением полумесяца, рядом располагаются скамьи с тем же символом.

Проект монумента и прилегающей территории был разработан лидерами мусульманской общины Белгорода. Финансирование строительства и праздничных мероприятий по случаю открытия памятника осуществлялось за счет председателя общины Г. Г. Рамазанова, его заместителя Г. Г. Шакирова и других членов. На торжественное открытие монумента, состоявшееся 31 октября 2006 г., были приглашены гости из Москвы, Казани и других городов России. Присутствовали председатель Совета муфтиев России Равиль Гайнутдин, экс-председатель ДУМ Татарстана Гусман Исхаков, представители общественности и ветеранских организаций Белгородской области и др. Во время церемонии открытия усилиями белгородских мусульман было организовано праздничное угощение для ветеранов Великой Отечественной войны и многочисленных гостей. Это мероприятие получило широкий отклик в региональных и некоторых центральных СМИ.

Мемориальный комплекс «Огненная дуга». «Кааба на Белгородчине» – памятник воинам, погибшим в ВОВ, от мусульманской общины г. Белгорода

Председатель мусульманской общины Г. Г. Рамазанов у памятника

Деталь отделки памятника воинам-мусульманам

Белгород. Памятник на Курской дуге

Владимирская область. Мусульмане на родине Ильи Муромца

Страницы истории: отражение восточной торговли в археологических коллекциях, Суздальская битва, мугреевские татары

Владимирскую область можно смело назвать колыбелью России. Москва на протяжении веков входила в состав Владимирского великого княжества. И именно здесь издревле происходили одни из самых интересных межэтнических контактов. В течение длительного времени на этих землях соседствовали восточные финны, балты, славяне, тюрки, норманны. И во всем этом разнообразии территория современной Владимирской области представляет собой миниатюрный слепок всей России. С сожалением приходится констатировать, что ученые только приступают к изучению проходивших в те далекие времена процессов, в том числе связанных с историей ислама.

Примером продолжительного взаимодействия могут служить контакты Владимиро-Суздальских земель, составляющих значительную часть современной Владимирской области, с Волжской Булгарией, где в 922 г. в качестве государственной религии был принят ислам. Тесные и разносторонние отношения протекали непросто: оживленная торговля постоянно чередовалась с военными походами. В X – XI вв. булгарские купцы вели активную торговую деятельность среди финского населения Верхнего Поволжья, в том числе Окско-Клязьминского междуречья. Территория нынешней Владимирской области служила мусульманским купцам транзитной дорогой, в том числе в Московские земли. Это подтверждают клады куфических монет IX–X вв.: 11 обнаружены по р. Оке и 4 – в среднем течении Москвы-реки. Отношения волжских булгар с окскими финнами (меря, мурома), населявшими эти земли до втягивания Северо-Восточной Руси в орбиту русской государственности, носили дружественный характер. Доказательством чего является факт массовой миграции финского населения на территорию Волжской Булгарии в X – XI вв. В «Сказании о царстве Казанском» говорится: «Наполни такими людьми землю ту еще ина черемиса, зовемая отяки, тое же глаголют ростовская чернь, забежавши та от крещения русского в болгарских жилищах». Известный казанский археолог Е. П. Казаков связывает исход части мери и веси как с бегством от христианизации, так и с волнениями, вспыхнувшими в Суздальской земле в конце XI в.

В XI в., с образованием русских княжеств на территории современной Владимирской области, наступает летописный период фиксации русско-мусульманских (булгарских) связей. В первом летописном упоминании о Суздале (1024 г.) говорится о голодном бунте волхвов: «… бе мятеж велик и голод по всей той стране, идоша по Волзе вси людье в Болгары и привезоша жито и тако ожиша». Тогда зерновой хлеб из Булгарии помог населению преодолеть последствия неурожая, охватившего районы Северо-Восточной Руси.

В татарской общине Владимирской области бытует мифологический сюжет о постройке Андреем Боголюбским в г. Владимире мечети для своей жены-булгарки. Исходя из этого, мусульмане Владимирской области возводят свое появление здесь к периоду основания города.

Многочисленные находки дирхемов на территории верхневолжских областей относятся к доордынскому периоду. Дирхем – серебряная монета восточных правителей – нередкий археологический предмет в финских и древнерусских поселениях Волго-Клязьминского междуречья. Наряду с другими восточными товарами в X – XI вв. сюда поступало большое количество серебра. Оно использовалось для изготовления ювелирных изделий, но чаще всего, видимо, в качестве универсального товара – денег. Деньги были «весовыми», о чем свидетельствуют найденные разрезанные кусочки монет, весы и гирьки для взвешивания. В этой связи следует упомянуть, что на южной оконечности русских земель также была в ходу денежно-весовая система, основанная на дирхеме. Вышеупомянутые археологические свидетельства были выявлены в ходе проведения раскопок поселений Введенское, Усть-Шексна, Клочково и других, а также в многочисленных грунтовых и курганных захоронениях региона.

Курганные материалы указывают, что подвески из монет-дирхемов стали в этом регионе составной частью финского и древнерусского костюма: даже в XII – начале XIII в. восточные монеты с прикрепленными к ним петлями-ушками присутствовали в ожерельях, выступая (из-за своей круглой формы) в качестве символа солнца.

В XII в., по свидетельству летописей, булгарские купцы были частыми гостями в Северо-Восточной Руси: «Болгары волские, имея с Белой Русью непрестанный торг, множество привозили яко жит, тако разных товаров и узорочей, продавая их в городех руских по Волге и Оке». Повествуя об убийстве Андрея Боголюбского в 1174 г., летописец упоминает среди других иностранных купцов, бывавших в Боголюбове, гостей булгарских. В 1195 г. булгарские купцы «с узорочными богатыми товары» прибыли во Владимир по случаю женитьбы старшего сына князя Всеволода Большое Гнездо – Константина.

Оживленная торговля чередовалась с военными кампаниями. В течение XII – начала XIII в. была совершена серия военных походов. Основная борьба велась за мордовские земли, лежавшие между соперничавшими сторонами. В 1107 г. булгарская рать дошла до Суздаля и разорила городские окрестности. В 1117 г. на Булгарию произвели набег половцы хана Аепы, тестя Юрия Долгорукого. В 1120 г. Юрий Долгорукий возглавил успешный поход на Волжскую Булгарию, по итогам которого был заключен мирный договор. Отношения обострились при Андрее Боголюбском. В его правление были предприняты два похода против булгар: в 1164 и 1173 гг. Через 10 лет, в 1183 г., значительную победу одержала огромная рать Всеволода Большое Гнездо. В 1219 г. булгары захватили Устюг. На следующий год князь Юрий Всеволодович взял булгарский город Ошель. И в 1220 г. воевавшие стороны подтвердили мирный договор, заключенный еще при Всеволоде и Юрии Долгоруком. В 1221 г. на бывших булгарских землях был основан Нижний Новгород – опорный пункт владимирских князей на Волге (по другой версии, город существовал уже в булгарское время). В 1228 г. Юрий Всеволодович организовал серию мордовских походов, а в 1229 г. с правителями Волжской Булгарии вновь был заключен мирный договор.

Военные столкновения не препятствовали проведению взаимовыгодных торговых сделок. В 1220-х гг. на Руси был сильный голод, вызванный неурожаем. По сообщениям В. Н. Татищева, во время двухлетнего голода булгары на Волге и Оке торговали житом, чем оказали русскому населению большую помощь. Булгарский князь прислал в дар владимирскому князю Юрию Всеволодовичу 30 кораблей с житом, а в обмен получил сукно, парчу и «рыбью кость» – моржовые клыки.

В 1236 г., в ходе татаро-монгольского нашествия, Волжская Булгария пала, а уцелевшие от татарского погрома и плена булгары бежали на запад, попросив убежища у владимирского князя. Юрий Всеволодович «повелел их развести по городам около Волги и в другие».

Контакты Владимирского великого княжества с Волжской Булгарией сопровождались взаимопроникновением предметов материальной культуры, о чем свидетельствуют археологические находки. Так, в ходе раскопок в Биляре была обнаружена вислая свинцовая печать конца XII в. с изображением святого Георгия на коне и Дмитрия Солунского, вынимающего меч из ножен. Такая же печать была найдена в Новгороде. Отечественный историк и археолог В. Л. Янин связал эту находку с князем Всеволодом Юрьевичем, ходившим в 1232 г. на мордву. Еще одна такая печать была найдена в Суздале. Археолог М. В. Седова считала, что печати принадлежали Всеволоду Большое Гнездо, осаждавшему Биляр в 1183 г. Актовая печать владимиро-суздальского князя попала в столицу Волжской Булгарии с каким-то важным государственным документом или торговой грамотой.

Отдельную группу археологических артефактов составляют т. н. «владимиро-суздальские петухи» – зооморфные привески в виде бронзовых плоских фигурок птицы с гребнем. Они были обнаружены в Биляре и Булгаре. Эти фигурки датируются 2-й половиной XII – серединой XIII в., а местом их производства считается Владимиро-Суздальская Русь.

О торговых связях с Волжской Булгарией также свидетельствуют находки булгарской керамики. Это гончарная посуда красного, коричневого или серого цветов, из тонкого, очищенного теста, хорошего обжига. Основной прием отделки – лощение. Большую часть ее форм составляли кувшины, которые могли использоваться как тара для каких-либо товаров. Встречаются также миски, горшки, кружки. Булгарская керамика, обнаруженная в Ростове, Суздале и Белоозере, на селищах Гнездилово и Весь под Суздалем относится к X–XI вв. Археологические материалы Ростова (первой столицы Северо-Восточной Руси) демонстрируют устойчиво растущий процент керамических изделий из Волжской Булгарии. Так, в общих коллекциях, относящихся к 990-м гг., она составляла 0,04 %, а к третьей четверти XI в. – уже 3 %. Находки булгарской керамики в слоях XII–XIII вв. отмечены во многих городах Северо-Восточной Руси: во Владимире, Суздале, Ярополче Залесском, Ростове, Муроме, Гороховце, на Сунгиревском городище, в Белоозере и Городце-на-Волге. В Окольном городе Суздаля, в домонгольском жилище вместе с восточным поливным кувшином найдены три целых булгарских сосуда: два кувшина и одна корчага. Вероятно, именно под влиянием гончарства Волжской Булгарии в XIV в. в Северо-Восточной Руси возникло производство краснолощеной керамики, очень похожей на булгарскую.

Предположительно из Волжской Булгарии во Владимиро-Суздальскую Русь попали и редкие образцы сфероконусов. Эти оригинальной формы сосуды предназначались для хранения и перевозки ценных жидкостей и ртути, использовавшейся в ювелирном деле и медицине. В Средневековье они были широко распространены по всему мусульманскому миру. В Древней Руси сфероконусы были довольно редки: единичные находки известны в Белоозере, Владимире, Городце и Москве. Все эти города находились на оживленных путях булгаро-русской торговли.

Заметное влияние на экономику и культуру Владимиро-Суздальской Руси оказали связи с Востоком, зародившиеся еще в финно-угорскую эпоху и получившие особенное развитие в X–XIV вв. Древними и оживленными были торговые отношения с далекими государствами Центральной Азии, Ираном, Египтом, Сирией, Индией и Арабской Испанией. Посредником в этих контактах выступала Волжская Булгария. Косвенным подтверждением значения восточной торговли, которая шла по Волжско-Каспийскому пути, является название городских ворот г. Владимира. Выходившие к речной пристани на берегу р. Клязьмы, они назывались не «Клязьменскими», а «Волжскими».

Определить интенсивность торговых контактов Северо-Восточной Руси со странами Востока в X в. довольно сложно ввиду отсутствия письменных источников. Известно, что посольство арабского халифа ал-Муктадира, прибывшее в 922 г. в Волжскую Булгарию из Багдада, насчитывало 5 тысяч человек, которых сопровождало 3 тысячи вьючных животных. Безусловно, какие-то караваны восточных купцов доходили и до Суздаля. В этой связи примечательна находка костей двугорбого верблюда в Суздальском кремле. Все же это единичный пример прямых контактов восточных купцов с Русью. Расстояния, разделявшие государства Европы и Востока были столь велики, что транзитная торговля осуществлялась не напрямую, а через посредников. Основными посредниками в восточной торговле Руси выступали Хорезм, города Южного Прикаспия, Хазарский каганат и Волжская Булгария.

В силу своего географического положения Северо-Восточная Русь, в свою очередь, также являлась торговым посредником между Западом и Востоком. Основа таких контактов была заложена еще в финно-угорскую (мерянскую) эпоху. Это подтверждает монетный (1274 целые и рубленые серебряные монеты – сасанидские драхмы и арабские дирхемы середины IX в.) и вещевой (15 оловянисто-свинцовых слитков-брусочков и браслеты) клады, обнаруженные на мерянском городище Выжегша в Юрьев-Польском районе Владимирской области. Близость обоих кладов позволяет считать их частями единого сокровища, являющегося примером встречи двух потоков импорта: западного (оловянисто-свинцовые слитки) и восточного (монетное серебро).

Монетные клады свидетельствуют об интенсивной торговле населения Волго-Окского междуречья с Востоком в IX–XI вв. В этом районе было обнаружено более 50 кладов серебряных монет: куфических, саманидских и аббасидских. Количество монет в них варьируется от нескольких штук до десятка тысяч. Одним из крупнейших является клад, обнаруженный в 1868 г. в Муроме. Общий вес клада, насчитывавшего только целых монет 11 077, составил 45,2 кг. Монеты датируются 715–939 гг. Во владимирских курганах и на Сарском городище А. С. Уваровым было обнаружено около 230 восточных монет из Сирии, Ирана, Омана, городов Багдада, Тбилиси, Мерва, Бухары и Самарканда. Подвески из арабских дирхемов найдены в Сунгиревском могильнике, на селищах Гнездилово и Весь под Суздалем. Около 500 куфических монет составляют Борковский клад.

С наступлением на рубеже X–XI вв. кризиса восточного серебра прекращается его ввоз на Русь. Однако это не пресекло восточную торговлю. Из знаменитых своим стеклоделием Египта и Сирии во Владимиро-Суздальскую Русь везли стеклянные украшения и посуду. Разноцветные стеклянные бусы (с прокладкой из золотой или серебряной фольги, лимоновидные двойные, лимоновидные полосатые, рубленый бисер и глазчатые бусы) найдены при раскопках Сарского городища, Ростова, Суздаля, Ярополча Залесского, селища Весь, в Сунгиревском и Мжарском могильниках. Два раритетных изделия восточных стеклоделов, условно называемых «гладилками», раскопаны в Ростове и Суздале. Редкие в Древней Руси массивные слитки темного стекла полусферической формы датируются X в. Местом их изготовления считается Египет и Ближний Восток в целом. Эти полуфабрикаты стеклянной массы, предназначенные для торговли, могли также служить эквивалентом ценности и выступать в роли драгоценного подарка. Фрагменты ближневосточных стеклянных сосудов с росписью золотом и цветными эмалями были найдены во Владимире и Суздале. Подобные стакановидные кубки изготовлялись в сирийском городе Ракка в XII–XIII вв. Из раскопок в Суздальском кремле происходит небольшой фрагмент бокала или лампады XIII–XV вв., изготовленного в стиле «мамлюк», с преобладанием орнаментально-декоративных элементов. В группу ближневосточных стекол входят найденные во Владимире фрагменты синих флаконов, покрытых белым «елочным» узором, и фрагменты ламп из синего и желтого стекла, орнаментированные накладными цветными нитями. Из раскопок во Владимире к продукции восточных стеклоделов относится и стеклянный перстень конца XII – начала XIII в. Он изготовлен из кобальтового стекла и отлит в форму. Щиток украшает благопожелательная резная арабская надпись, начинающаяся словом «Аллах» (далее неразборчиво).

Из стран Востока Древняя Русь импортировала драгоценные камни (чаще в виде готовых бус). Самоцветы, из-за их небольшого веса и стоимости были исключительно выгодным товаром для купцов, совершавших путешествия в несколько тысяч верст. Основными поставщиками самоцветов в домонгольскую Русь были Индия и Цейлон. Особенно широкое распространение в X–XII вв. на Руси получили бусы из горного хрусталя и сердолика. При раскопках на Сарском городище, в Ростове, Суздале, Владимире, Ярополче Залесском, на селищах Весь и Гнездилово, Сунгиревского могильника и Петушинских курганов были найдены бусы из сердолика и горного хрусталя, хрустальная подвеска. Имеются единичные находки бусин из халцедона и аметиста. Во Владимире на территории усадьбы начала XIII в., принадлежавшей священнослужителю, был найден золотой перстень с вставкой из драгоценного альмандина (наиболее распространенного ювелирного граната; его название связано с местностью Алабанда в Малой Азии).

Кроме того, с берегов Индийского океана привозили во Владимиро-Суздальскую Русь раковины каури, которые считались оберегами от дурного глаза. Ожерелья из них найдены в финно-угорских Пустошенском и Заколпском могильниках, а единичные находки – на селище Весь и в Суздале.

В восточном импорте Северо-Восточной Руси в домонгольское время значительный процент составляли шелковые ткани, производство которых было развито в Иране и Центральной Азии. Во владимирских курганах неоднократно (30 образцов из 10 курганных групп) находили фрагменты шелковых однослойных одноцветных тканей среднеазиатского производства, а иранские шелка входили в состав владимирского клада, открытого в 1865 г. Шелковая золототканая тесьма и великолепные материи поступали также из Арабской Испании: 11 экземпляров испанской тесьмы с геометрическим узором обнаружены во владимирских курганах, по 1 экземпляру – в некрополях Суздаля и Ярополча Залесского. К лучшим образцам испанского шелка относится ткань из великокняжеской гробницы XII в. во владимирском Успенском соборе. Ткань с арабской надписью входит в состав владимирского клада серебряных украшений домонгольского времени, найденного в 2008 г. На Русь испанская шелкоткацкая продукция доставлялась Волжским путем, в пользу чего свидетельствуют наличие колонии испанских купцов в дельте Волги, в г. Саксине, и концентрация большинства находок испанского текстиля на территории Владимиро-Суздальской Руси.

С XI в. в города Северо-Восточной Руси из стран Востока привозилась дорогостоящая нарядная посуда, покрытая разноцветной поливой. Более 20 фрагментов поливной керамики из Ирана, Хорезма и Золотой Орды и один целый сосуд были найдены в Суздале, более 30 фрагментов – во Владимире и один – в Юрьеве-Польском. Среди этих находок имеется иранская керамика, изготовленная в технике «рисовое зерно», с гравированным подглазурным декором и бирюзовой поливой, с росписью кобальтом и хромом, с белой росписью по глухой ультрамариновой поливе, с бирюзовой поливой и черной подглазурной росписью, с люстровой росписью и в технике «минаи». Уникальным является поливной кувшин с полихромным эпиграфическим орнаментом (надпись «Аллах – опора») из Суздаля. Интересна владимирская находка фрагмента фаянсового сосуда начала XIII в. с изображением головы мужчины монголоидного типа (иранское подражание китайской керамике).

Из стран мусульманского мира во Владимир попали редкие и ранее здесь неизвестные восточные предметы: упомянутый выше сфероконус, металлическое зеркало и каменный котел. Подобные котлы были распространены в Хорасане, Хорезме, Волжской Булгарии в XI – начале XIII в. Издревле во всем мире славились и высоко ценились пряности и благовония, сушеные фрукты и сладости. Эти категории восточного импорта археологически неуловимы. Редким исключением является находка ладана из Владимира. Небольшой кусочек благовония входил в состав клада культовых предметов, сокрытого во время штурма города войсками хана Бату (Батыя). После извлечения из земли ладан недолго источал приятный бальзамный аромат. Хозяин клада дорожил куском ладана наравне с церковными реликвиями. Настоящий ладан действительно является драгоценностью, которая с глубокой древности у разных народов ценилась дороже золота. На Руси ладаном называли различные ароматические смолы, использовавшиеся при богослужении. Настоящий же ладан – это ароматическая смола, затвердевший на воздухе молочный сок, вытекающий из надрезов в коре деревьев рода Boswellia, произрастающих в Северо-Восточной Африке (Сомали) и юго-западной части Аравийского полуострова (Йемен).

В последовавший после 1238 г. ордынский период мусульманское влияние в русских княжествах выходит за пределы торговых отношений и приобретает характер военных и политических контактов. Это связано в том числе и с присутствием в ряде городов представителей монгольских ханов-баскаков, и с наличием особых округов – тем (мн. ч. от тьмы). Некоторые исследователи указывают на существование подобной тьмы и в г. Муроме, где, по их мнению, находилась в те годы резиденция «великого баскака Владимирского». Об этом свидетельствует найденный в XIX в. в г. Муроме фрагмент баскаческой печати. В литературе (Г. В. Вернадский) упоминается также Владимирская тьма. Учитывая тот факт, что в ряде великокняжеских столиц размещались ханские подворья, можно предположить наличие подобной резиденции и в г. Владимире. Об активных торговых, культурных и политических связях Владимирской земли с Золотой Ордой и другими государствами Востока говорят многочисленные археологические данные.

Послы египетского султана к монгольскому хану отмечали, что в 1263 г. на Нижней Волге «постоянно видны плавающие русские суда». О продолжении восточной торговли в XIV–XV вв. свидетельствуют находки серебряных золотоордынских монет в Суздале. Среди них присутствуют монеты ханов: Узбека (Сарай, около 1317 г.), Орду-Малика (Азак, 1360–1361 гг.), Бердибека (Сарай ал-Джадид, 1357–8 гг.), Джанибека (Новый Гюлистан, середина XIV в.). Также найдено подражание саманидскому дирхему Наср ибн Ахмада (914 гг.), обрезанное в XIV в., и монеты, чеканенные в Новом Сарае в начале XV в. В Юрьеве-Польском обнаружена медная монета XIV в. с надписями на уйгурском языке. Для первичного взвешивания монет с целью проверки стабильности их веса в Золотой Орде употреблялись костяные рычажные весы. Находки деталей таких весов, свидетельствующие о присутствии восточных купцов в XIV–XV вв., известны в Суздале, Владимире, на Семьинском городище. Помимо монет, из владимирских раскопок происходит более десятка фрагментов золотоордынских сосудов с бирюзовой поливой, с полихромной росписью под бесцветной поливой и сосудов, подражающих китайским селадонам.

Археологические материалы позволяют определить состав восточного импорта и прийти к некоторым обобщениям. Находки условно можно разделить на две группы: предметы массового ввоза и предметы роскоши. К предметам массового ввоза относятся монетное серебро, бусы из стекла и драгоценных камней, раковины каури, недорогие однослойные и шелковые одноцветные ткани. Они обычно поступали на Русь по каналам торговли, имели широкий рынок сбыта и свидетельствуют о направлении связей и степени их интенсивности. Предметы роскоши (дорогая серебряная, хрупкая поливная и стеклянная посуда, дорогие узорные полихромные шелка) могли попадать в Русские земли как посольские дары или военная добыча, а также вместе с иностранными путешественниками и переселенцами. Роскошная утварь оседала в сокровищницах знати. Наряду с предметами торговли эти находки также являются вещественной иллюстрацией международных отношений.

Исторические данные, относящиеся к постордынскому периоду, обогащают нас знаниями о характере взаимоотношений Руси с мусульманскими соседями. В этой связи значительный интерес представляет место, где произошла Суздальская битва. Именно она сыграла ключевую роль в образовании института служилых татар в Московском княжестве и усилении последнего. Здесь же зародилось Касимовское ханство, и, возможно, это событие сыграло свою роль и в образовании ханства Казанского.

7 июля 1445 г. в окрестностях Суздаля произошло сражение отрядов сыновей хана Улуг-Мухаммеда, с одной стороны, и великого князя московского Василия II (1425–1462) – с другой. Это боевое столкновение, известное в истории как Суздальская битва, завершилось разгромом московских войск и пленением великого князя. Предыстория и ход битвы таковы… Весной 1445 г. казанский хан Улуг-Мухаммед послал на Русь своих сыновей Махмуда и Якуба, в состав войска которых входили черкасы. Возможно, целью вторжения были возобновление вассальных связей Василия II с Улуг-Мухаммедом и выплата дани. Архангелогородский летописец отмечает, что Махмуд (Мамутек) и Якуб пришли из Казани, однако в Москве заблаговременно узнали о движении татар, и по приказу великого князя полки русских князей стали стягиваться к Суздалю.

Василий II вместе с князьями Иваном Андреевичем Верейским, Василием Ярославичем и другими воеводами 6 июля 1445 г. вышли к р. Калинке и остановились у Спасо-Евфимиева монастыря, в непосредственной близости от Суздаля. Во время проведенного смотра численность воинов составила 1 тысячу человек, что было явно недостаточно для боя. Ожидалось прибытие подкрепления. В тот же день поступило ложное известие о приближении татар. Когда ситуация прояснилась, последовал отбой, и, как отмечают многие летописи, вечером этого дня у великого князя был устроен пир: он «ужинал у себя со всею братьею из бояры, и пиша долго нощи». На следующий день воеводы и сам Василий II проснулись поздно, когда солнце уже взошло. С трудом отстояв заутреннюю службу, великий князь решил «еще поопочинути», но в тот момент пришло сообщение, что татары переходят бродами р. Нерль. Василий II разослал всем воеводам приказ о выступлении и сам пошел навстречу татарам. Расстановка сил была не в пользу московского князя. К началу сражения не успел подойти татарский царевич Бердедат с войском, находившийся в Юрьеве-Польском, и некоторые русские князья. Князь Дмитрий Шемяка не откликнулся на 14 обращений великого князя и не прислал свою дружину. Итоговое соотношение сил было следующим – у царевичей 3,5 тысячи воинов, у великого князя – 1,5 тысячи.

Начало сражения складывалось для московитов благоприятно, они выдержали атаку татарской конницы. Не добившись успеха, татары применили традиционный для степняков прием – имитацию бегства. Это оказалось роковым для русского войска, которое попало в ловушку. Суздальская битва свелась к сражениям отдельных полков. Отряды царевичей обрушились на расстроенные ряды противника, собрать которые и организовать должный отпор великому князю не удалось. В битве с сыновьями Улуг-Мухаммеда русское войско было полностью разгромлено, а сам Василий II, князь Михаил Андреевич Верейский и множество других князей, бояр и детей боярских попали в татарский плен. Все они были отвезены в Нижний Новгород к Улуг-Мухаммеду. Это был единственный случай в истории России, когда верховный правитель оказался в плену. Сам Василий II, по данным летописцев, мужественно сражался, возглавляя передовой отряд и преследуя противника. Князь был ранен в голову и получил многочисленные телесные повреждения. Данная тактика, при которой главный стратег рисковал личной безопасностью, а соответственно и всем командованием, являлась по сути своей ущербной. В татарской тактике военных сражений, напротив, полководец всегда руководил военными действиями на отдалении от поля битвы, не вступая лично в бой. Успех татар был впечатляющим и получил известность далеко за пределами Руси. Так, о поражении Василия II и его пленении знали в Литве и Польше. Катастрофу под Суздалем еще долгие годы помнили на Русской земле.

В Москве, после того как было получено известие о пленении Василия II, великокняжеский титул перешел к его сопернику – Дмитрию Юрьевичу Шемяке. Он стал старшим в роде Калиты и до тех пор, пока Василий II находился в плену, обладал престолом, согласно традиционному порядку наследования власти.

Одним из последствий Суздальской битвы был заключенный между Улуг-Мухаммедом и Василием II «Мирный договор 1445 г.» – документ-соглашение об условиях отпуска из татарского плена московского великого князя, существование которого не доказано. Спустя 3 месяца после пленения Василий II был отпущен ханом Улуг-Мухаммедом в Москву. Исследователь истории и культуры народов Поволжья М. Г. Худяков полагал, что при отпуске великого князя из плена хан составил с ним мирный договор об условиях освобождения. Однако он, как и другие историки, недоумевал, почему этот большой по значению межгосударственный акт не был юридически оформлен в письменном виде. Для понимания причин необходимо учитывать особенности международных правовых норм той эпохи, когда ордынские ханы являлись общепризнанными сюзеренами, а московские великие князья были их вассалами. Василий II при вступлении на великокняжеский престол в 1432 г. получил из рук Улуг-Мухаммеда ярлык на правление в Москве. После изгнания Улуг-Мухаммеда из Сарая и Крыма великий князь Василий II, желая воспользоваться смутой в Орде, решил переметнуться на сторону другого хана, то есть попытался восстать против своего прежнего сюзерена. Однако, потерпев в 1445 г. сокрушительное поражение от войск Улуг-Мухаммеда и оказавшись в плену, он, вероятно, признал законность и «незыблемость» своей вассальной зависимости от Улуг-Мухаммеда. Поэтому юридически не было никакой надобности оформлять мирный договор, происходило лишь подтверждение прежнего правопорядка: ярлык Улуг-Мухаммеда, выданный им Василию II на великое княжение, сохранил свою силу.

Для Василия II Улуг-Мухаммед был и оставался в 1445 г., как и прежде, ордынским ханом, а не только казанским правителем. Для Василия II Казань в то время не являлась центром самостоятельного государства, а продолжала оставаться частью Золотой Орды. Такое положение было выгодно как для Василия II, в условиях длительного противостояния с Дмитрием Шемякой, так и для Улуг-Мухаммеда, считавшего себя законным правителем всей Золотой Орды и, очевидно, мечтавшего возвратить утраченные владения. Признание Казани центром суверенного государства, а Улуг-Мухаммеда – главой этого нового ханства автоматически сделало бы великое княжение Василия II нелегитимным. Вот почему московские политики и отражающие их взгляды и устремления русские летописцы вели себя по отношению к фактическому основателю казанской династии и ханства очень корректно, не изображая его правителем лишь небольшой части великой империи. Поэтому мирного договора 1445 г. и не существовало, а была лишь, по всей видимости, устная договоренность (возможно, в форме приказа, как всегда и обращались ордынские цари к нижестоящим по иерархии великим князьям) о передаче некоторых русских городов «в кормление» татарам и выплате выкупа в обмен на освобождение великого князя.

Кроме того, вопрос о загадочном «отсутствии» письменного мирного договора 1445 г. следует рассматривать не в узколокальном смысле, как пример взаимоотношений Москвы с Казанью или Касимовом, а в контексте золотоордынско-русских отношений в целом. Сложившийся после Суздальской битвы статус-кво закрепил положение Касимовского ханства, а также ряда иных татарских владений в современной Центральной России.

К постордынскому периоду относят появление нескольких географических пунктов, где в течение длительного времени проживали многочисленные группы татар-мусульман.

В связи с ослаблением центральной власти в Орде часть татарских феодалов переходила на службу к русским князьям. В результате в различных районах современной Центральной России образовался ряд татарских анклавов, население которых впоследствии стало известно под именем служилых татар. Одним из мест поселения служилых татар явился участок на стыке Владимирской и Ивановской областей (Вязниковский, Ландеховский и другие районы), где в XV–XVI вв. проживала этнолокальная группа служилых татар, известная под названием «мугреевские татары». Их происхождение и история практически не изучены. По мнению исследователя Е. В. Кузнецова, в XV в., в условиях экономического кризиса и не прекращавшихся феодальных войн в Нижнем Поволжье, большие группы кочевников из Золотой Орды стали переселяться на север в более благополучную Русь. Так, в район будущего с. Мугреево (с 1791 г. – Мугреево-Никольское, ныне расположено в Южском районе Ивановской области) откочевал князь Мугрей-бей со своими людьми; именно они и образовали группу мугреевских татар. Однако в справочном издании «Атлас Tartarica. История татар и народов Евразии. Республика Татарстан вчера и сегодня» (М., 2006) местность Мугреево размещена на территории Стародубского княжества, существовавшего в XIII–XIV вв. в районе нынешнего поселка Мстера Вязниковского района Владимирской области. Возникнув как служилое сословие, со временем мугреевские татары перешли к земледелию и постепенно ассимилировались в русской среде. Тем не менее еще в XVII в. были известны служилые татары Мыцкого стана Суздальского уезда (ныне – Пестяковский, Верхнеландеховский и часть Лухского района Ивановской области).

Село Мугреево являлось вотчинной землей князей Пожарских, потомков стародубских князей. По одной из версий, в Мугрееве родился будущий военный и политический деятель князь Дмитрий Михайлович Пожарский, мать которого в девичестве носила татарскую фамилию Беклемишева. В Мугреевскую вотчину, где князь Д. М. Пожарский лечился после ранения, в 1612 г. из Нижнего Новгорода прибыло посольство, просившее его возглавить поход народного ополчения на Москву. Как известно, этот поход завершился освобождением Москвы от польских завоевателей.

В местности, где проживали мугреевские татары, имеется несколько значимых микротопонимов тюрко-мусульманского происхождения. В XVI в. было известно близлежащее к Мугрееву село Коченгир. В нескольких километрах севернее с. Мугреева-Никольского на объездной дороге, ведущей из Городца в Шую, Иваново и далее в Ростов, до сих пор сохранился кордон Татары – на месте старинной переправы через р. Лух. Возможно, этот микропотоним дает ключ к пониманию роли мугреевских татар в эпоху Средневековья, так как на основной дороге из Городца в месте переезда через р. Лух находится поселок Мыт (бывший центр Мыцкого стана). Мугреевские татары могли охранять эту дорогу и собирать налоги с купцов, провозивших свои товары из богатого торгового центра Городца в Центральную Русь.

Интерес представляет и другой неизученный топоним. Поселок Южский (ныне – Южа) был образован в 1922 г. путем объединения ряда населенных пунктов, в числе которых была Татарская слободка. К юго-западу от Южи, на территории современного Ковровского района Владимирской области, имеются Барское Татарово, Татарово и др. В духовной княгини Аксиньи Ромодановской от 1542/1543 гг. упоминаются находившиеся на землях бывшего Стародубского княжества луг Тотаровский и Нагаева сторона.

Мугреевские татары проживали и в городе Юрьев-Польский, ныне районный центр Владимирской области. Город неоднократно отдавался на кормление служилым Чингисидам. Так, в январе 1508 г. Юрьев-Польский был отдан казанскому хану Абдул-Латифу б. Ибрагиму. Здесь 29 декабря 1508 г. с ним был заключен договор (шерть). Этот документ позволяет реконструировать положение служилых Чингисидов в России. В этот же период хан и его родственники неоднократно просили передать Абдул-Латифу Каширу. В мае 1512 г. Абдул-Латиф был обвинен в содействии походу крымских татар на Россию и лишен своих владений.

В 1552–1570 гг. Юрьев-Польский был пожалован астраханскому царевичу Гайбулле б. Аккубеку с момента его переезда с семьей в Россию. В период его владения городом имеются доказательства существования в нем мечети, которая упоминается в московско-османской дипломатической переписке. В 1609 г. Юрьев-Польский пожаловали сыну касимовского хана Ураз-Мухаммеда б. Ондана – царевичу Мухаммед-Мураду.

В Юрьев-Польском районе Владимирской области сохранилось село Баскаки. Впервые оно упоминается в документе 1526 г. Территориальная близость к древнерусскому административному центру, Суздалю, позволяет предположить, что в какой-то период село могло принадлежать сборщику дани (тюрк. баскак), отчего и получило такое название.

В постордынский период часть территории Владимирской области относилась к т. н. Казанской украине. Членам царских родов отдавались в кормление города, одним из которых был упомянутый Юрьев-Польский. Активно привлекались татарские феодалы и в качестве воевод. Так, в городе Владимире на воеводстве сидели: в 1537 г. Шах-Али хан б. Шейх-Аулиар (царь Шигалей), в 1541 г. – он же «шибанский царевич Шиалей (Шигалей Шиговлиарович) да Магмет мирза Камбар Мурзин (Мемет мирза Канбар Мурзин)»; в 1608 г. – князь Третья Сеитов. Воеводами в Муроме в 1505 г. служили «большого полка царевичи Салтаган да Зенай» (Дзенай, Янай). Царевич Янай был воеводой Большого полка в октябре 1506 г., а в ноябре того же года – передового полка. В июне 1520 г. в Муроме «в царев приход, как царь крымский Магмет-Гирей, Менгли-Гиреев сын, реку Оку перелез, а в те поры воеводы были по берегу: царевич Акдовлет Ахтуртов [Окдевлет Ахкуртаев, Охдевлет Ахкуртов] сын». Кроме того, в списке владимирских и муромских воевод упоминается ряд лиц, этноконфессиональная идентификация которых вызывает трудности (Мурза Ковалев, Омшан Бобоедов и т. д.).

До наших дней дошла грамота 1534 г. по спорному делу о сельце и деревне, проданных Шарапом Баскаковым Троицкому Махрищскому монастырю. Тюрко-мусульманские имена и фамилии фигурируют в документах, относящихся и к другим населенным пунктам современной Владимирской области. В источниках XVII в. сохранились упоминания о поместьях дворян-мусульман Кулчюмовых в Суздале, Семендеровых и Шейдяковых в Ростове, Тевкелевых во Владимирском уезде, Чегодаевых в Муромском уезде.

С этого времени сообщения о пребывании мусульманского населения в этом регионе прерываются вплоть до XIX в. В тот период мусульмане, главным образом татары, проживали в городах Владимир и Муром. По утверждению владимирского историка А. К. Тихонова, в районе современного Тракторного завода в г. Владимире вплоть до 1940-х гг. находилась Татарская слобода – компактное поселение татар. Известно также, что после Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. в г. Владимире осели турецкие военнопленные. В 1886–1891 гг. начальником Муромского гарнизона являлся полковник Х. А. Туганов, осетин по происхождению. В целом, по данным всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г., во Владимирской губернии, куда также входила большая часть современной Ивановской области, проживало 385 мусульман (353 мужчины и 32 женщины), что составляло 0,03 % всего населения губернии.

Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь

Основной приток мусульманского населения пришелся на советский период, когда татар Горьковской области, Чувашской АССР и Мордовской АССР вербовали на работу на промышленные предприятия Владимирской области. Известно также о существовании в указанное время незарегистрированных мусульманских общин в гг. Владимире и Муроме.

Определение точного времени появления мусульманской общины в г. Владимире связано с объективными трудностями. Прежде всего с отсутствием выделенных мусульманских участков на кладбищах города по крайней мере на протяжении XVIII– ХХ вв. В ходе полевых исследований удалось собрать сведения о мусульманских духовных деятелях послевоенного периода. Известны имя и происхождение неофициального муллы мусульманской общины г. Владимира. До 1946 г. им был Фаттях-хазрат (Фатах), уроженец Пензенской области (либо Мордовской АССР). Начиная с 1946 г. неофициальными имамами г. Владимира являлись члены семьи Сафиных – выходцев из села Татарское Маклаково Спасского района Горьковской области: Исмаил, Яхья Абдулла-углы, Шакер и Хамзя. Представители этой фамилии оказали значительное влияние и на институционализацию современной мусульманской общины г. Владимира. До 1992 г. молитвенные собрания проводились в доме Шакера Сафина по адресу: ул. Добросельская, д. 152. Позже ему как ветерану была выделена квартира. В дни религиозных праздников собиралось по 60–70 человек. Стоит отметить, что городские власти не препятствовали проведению встреч и мероприятий.

С конца 1980-х гг. в жизни мусульманской общины г. Владимира наступил новый этап. Согласно Всесоюзной переписи населения 1989 г., мусульмане Владимирской области состояли из татар (9,2 тысячи человек, или 0,56 % населения области, третье место из всех этносов), азербайджанцев (1,9 тысячи человек), казахов (1,2 тысячи человек) и узбеков (1,1 тысячи человек).

В межпереписной период произошло сокращение населения области на 124,7 тысячи человек, что составило 7,6 % от уровня 1989 г. Однако итоги Всероссийской переписи населения 2002 г. зафиксировали рост мусульман: общее число представителей мусульманских народов достигло 16,7 тысячи человек, что соответствовало 1,1 % населения области.

По-прежнему самым крупным мусульманским этносом области являлись татары, число которых, по данным переписи 2002 г., снизилось до 8,7 тысячи человек (хотя на фоне общей депопуляции в регионе доля татар чуть выросла – до 0,57 %). Суммарная численность вместе с близкородственными башкирами составила 9,4 тысячи человек. Наряду с этими данными существует также оценка председателя ДУМ Владимирской области («Владимирского муфтията») Вафы Сейтбатталовича Яруллина, который отмечает трехкратное занижение переписчиками численности татар. В числе факторов, повлиявших на увеличение татарского населения региона, он называет миграционный приток из Центральной Азии и районов Крайнего Севера.

Среди мусульманских этносов, проживающих на Владимирской земле, татары являются наиболее ранней и укорененной общиной. Как было отмечено выше, в Средние века на территории Владимирской области – в Юрьеве-Польском и на северо-востоке региона – проживали служилые татары (мугреевские татары), дальнейшая судьба которых не известна. Не позже XIX в. в регионе татарские анклавы сформировались в городах Владимир и Муром (в последнем, вплоть до недавнего времени, татары проживали в районе Фанерный). Однако, несмотря на длительный период пребывания татар на территории современной Владимирской области, история татарской общины до конца не изучена.

Наибольший приток татар-мигрантов наблюдался в советское время. Причем переселенцы из одних областей старались оседать в одних и тех же населенных пунктах. Так, в татарской общине г. Мурома преобладают выходцы из Спасского района Нижегородской области и Чувашской АССР, в Камешковском районе – из Лямбирского района Мордовской АССР и с. Шигырданы Чувашской АССР. В 1950–1980-х гг. в татарской общине Владимира преобладали уроженцы Спасского района Нижегородской области. Татары сыграли ведущую роль в институционализации мусульманской общины. Кроме того, они занимают наиболее активную социальную позицию среди других мусульманских этносов.

Вторым по численности этносом в мусульманской общине являются азербайджанцы, число которых, по данным переписи 2002 г., составляло 3,1 тысячи человек (0,2 % населения). По оценке экс-председателя Общероссийского политического общественного движения «Нур» («Свет») В. С. Яруллина, в настоящее время эта цифра возросла в 3–4 раза, причем за счет азербайджанцев – граждан Российской Федерации. 70 % владимирских азербайджанцев исповедуют ислам шиитского толка (оценка В. С. Яруллина и Р. Ибрагимова). Лидером шиитской общины Владимирской области (представлена только азербайджанцами) является Хикмет Алиширин оглы Мамедов. В позиции шиитской общины наблюдается некоторая двойственность: сотрудничая с МРОМ «Махалля», она в то же время держится обособленно. Несмотря на тот факт, что шиитская община не смогла получить официальную регистрацию, это не мешает ей развивать активную деятельность в социальной сфере. Она является третьей в области мусульманской структурой после МРОМ «Махалля» и «Владимирского муфтията».

На сегодняшний день наиболее быстрорастущей является община выходцев из государств Центральной Азии. В 2002 г. ее численность достигала 2 тысяч человек, из которых 0,8 тысячи узбеков, 0,5 тысячи таджиков, 0,4 тысячи казахов, 0,2 тысячи туркмен и 0,1 тысячи киргизов. Однако все мусульманские лидеры региона, непосредственно работающие с населением, выразили сомнение в соответствии этих данных действительности (по крайней мере, по данным на 2008–2009 гг.). По мнению В. С. Яруллина, цифры постоянно проживающих во Владимирской области уроженцев Центральной Азии занижены как минимум втрое. Р. Ибрагимов более сдержан в своих оценках, указывая на преуменьшение показателей лишь по узбекам и таджикам. Кроме того, следует учитывать не зафиксированных по переписи условно временных и трудовых мигрантов, среди которых преобладают узбеки и таджики. Так, только на тракторном заводе трудятся более 300 узбеков, еще большее их число занято в системе ЖКХ и сельском хозяйстве. Выходцев из данного региона отличает высокая степень религиозности. Ввиду этнической и культурной близости узбеков и татар интеграция узбекского населения в российский социум значительно ускоряется в общинах с татарским доминированием, что наглядно иллюстрирует ситуация во Владимирской области.

Общая численность дагестанцев в регионе составляла 1,3 тысячи человек, из которых выделялись лезгины (0,4 тысячи), аварцы (0,3 тысячи), даргинцы (0,2 тысячи), и кумыки (0,1 тысячи). По утверждению В. С. Яруллина, среди местных лезгин преобладают выходцы из Азербайджана.

Вайнахская община в 2002 г. насчитывала 0,5 тысячи человек, из них 0,4 тысячи – чеченцев. В. С. Яруллин оспаривает эту оценку, ссылаясь на тот факт, что только в Коврове проживает около 0,1 тысячи вайнахов.

Община выходцев из Северо-Западного Кавказа немногочисленна (0,2 тысячи человек) и в религиозной сфере активности не проявляет.

Мусульман из стран дальнего зарубежья (турки, арабы) в регионе также немного – 0,2 тысячи человек.

По альтернативной экспертной оценке В. С. Яруллина, в настоящее время численность мусульманской общины приближается к 50 тысячам человек. Он приводит следующее распределение членов общины в различных населенных пунктах: во Владимире – 12 тысяч, в Коврове – 9 тысяч, в Камешкове – 4 тысячи, в Муроме – 3 тысячи, в городах Кольчугино, Вязники, Гороховец, Александров, Киржач, Юрьев-Польский и Гусь-Хрустальный – примерно по 1 тысяче человек. Немалое число мусульман также проживает в сельской местности. Мусульманская община имеет тенденцию к неуклонному росту, особенно в связи с сокращением в регионе местного трудоспособного населения.

Во Владимирской области действует несколько религиозных мусульманских организаций. В 1988 г. исламский культурный центр зарегистрировала мусульманская община г. Коврова; в то же время в качестве татарского общественного центра оформилась мусульманская община г. Владимира. Последняя уже в 1992 г. была зарегистрирована как МРОМ «Махалля» (ныне ею руководит Рафаиль Юсупович Хабибуллин). Одноименные Владимирская и Ивановская МРОМ прошли регистрацию в один год и стали первыми в Центральном федеральном округе за пределами Москвы и Московской области. С 2007 г. предпринимаются попытки зарегистрировать Духовное управление мусульман Владимирской области («Владимирский муфтият») во главе с В. С. Яруллиным. В 2007 г. прошла регистрацию МРОМ в г. Муроме. К началу 2009 г. во Владимирской области насчитывалось 3 официально действующие мусульманские религиозные организации (в городах Владимир, Ковров, Муром) и несколько религиозных групп, образованных по территориальному и этническому признакам (среди которых – шиитская азербайджанская). Мусульманская община прилагает усилия для успешной социализации. В феврале 2011 г. была официально зарегистрирована централизованная религиозная организация мусульман «Мухтасибат Владимирской области». Учредителями «Мухтасибата» выступили МРОМ города Владимира «Махалля», МРОМ города Гусь-Хрустальный и МРОМ города Покров. На должность имам-мухтасиба Владимирской области утвержден Ринат-хазрат Ибрагимов. 9 апреля 2011 г. в присутствии почетных гостей из Москвы и регионов состоялось торжественное открытие Соборной мечети г. Владимира, функционировавшей как молельный дом с 2007 г.

Мечеть в г. Владимире (2009 г.)

Вологодская область. Ссыльный город Вологда

Страницы истории: Белоозеро, Карголома, Вологда, Устюжна

В период раннего Средневековья территория современной Вологодской области находилась в зоне торгового и культурного влияния волжских булгар. Основным товаром, производимым местным финским населением (весь, вепсы) и вывозимым булгарскими купцами, являлись меха, которые дорого ценились в странах Востока. В обмен они поставляли разнообразную ремесленную продукцию. Так, на поселении Крутик в Белозерье встречаются типичные гончарные изделия булгарских ремесленников, а также их подражания; подобные образцы найдены в курганах веси. Там же обнаружены ювелирные украшения и кресала булгарского производства. Торговый путь на Северную Двину и далее вплоть до Скандинавии проходил по системе рек и озер современной Вологодской области (озёра Белое и Кубенское, река Сýхона). В числе прочих артефактов здесь отмечено большое количество булгарских поясных наборов – накладок, пряжек, наконечников ремней. Также они найдены в поселениях Крутик, Минино, раннем Белоозере, в курганах Вологодчины. По некоторым предположениям, с усилением власти русских княжеств в регионе часть вепсов вместе с мерей ушли в Волжскую Булгарию.

Период золотоордынского присутствия на Вологодчине не изучен, хотя известно о прямых контактах князей Белозерских с Золотой Ордой. В постордынскую эпоху (конец XV–XVII вв.) эти земли стали местом ссылки опальных Чингисидов и их семейств.

Одним из таких пунктов был средневековый город Белоозеро (ныне г. Белозерск Вологодской области). Так, в 1480 г. по неясным причинам (вероятно, из-за попытки вести самостоятельную политику) сюда сослали беглого крымского хана Хейдера (Айдера) б. Хаджи-Гирея (правил в Крыму в 1475 г.), который перебрался в Москву в 1479 г. В Белоозере он и скончался после 1487 г.

В 1502 г., после низложения с престола, туда был отправлен казанский хан Абдул-Латиф б. Ибрагим. Он оставался в Белоозере до января 1508 г., когда был освобожден из плена по настоятельному прошению своего отчима крымского хана Менгли-Гирея.

В 1533 г. в Белоозеро за тайные переговоры с Казанью сослали бывшего казанского хана и касимовского султана Шах-Али б. Шейх-Аулиара и его жену Фатиму. Здесь они находились до декабря 1535 г. Их отпустили по просьбе ряда представителей казанской аристократии, желавших видеть в хане возможную альтернативу пришедшему к власти в Казани крымскому царевичу Сафе-Гирею б. Фатих-Гирею.

В период Смутного времени в Кирилло-Белозерский монастырь (в черте современного г. Кириллова, в 36 км от Белоозера) был сослан Симеон Бекбулатович, в прошлом – касимовский хан Саин-Булат б. Бек-Булат, более года просидевший на московском великокняжеском престоле. 29 марта 1606 г. Лжедмитрий I специальной грамотой приказал игумену монастыря постричь бывшего царя Симеона в монахи, что и было сделано 3 апреля. Пострижение приняла и супруга Симеона, урожденная Анастасия Ивановна Мстиславская. По повелению Лжедмитрия I ее вместе с сестрой привезли в Горицкий девичий монастырь на Белоозеро (в с. Горицы современного Кирилловского района Вологодской области). С приходом к власти Василия Шуйского опального инока отправили в Соловецкий монастырь. 25 июня 1612 г. по челобитью Симеона руководители Второго ополчения в Ярославле дали указ о его освобождении из заточения и переводе в Кирилло-Белозерский монастырь. Вероятно, именно здесь он и умер на рубеже 1615–1616 гг.

В XVII в. в городе около 10 лет (1634–1644 гг.) содержался под замком сибирский царевич, внук хана Кучума Аблай б. Ишим. В 1644 г. он изъявил желание креститься, и его, по царскому указу, отдали в Кирилло-Белозерский монастырь. 20 февраля 1645 г. царевич принял крещение под именем Василия Ишимовича Кучумова, после чего он жил в монастыре до 1648/49 г.

Почетные пленники содержались и в Карголоме – средневековом городе, находившемся на месте современного с. Крохино, в 17 км от г. Белозерска. Он упоминается как место ссылки опальных казанских Чингисидов. В 1487 г. сюда отправили на жительство плененную во время казанского похода царицу Фатиму, супругу казанского хана Ибрагима б. Махмуда и мать хана Ильхама б. Ибрагима. Туда же сослали ее сыновей царевичей Мелик-Тагира, Худай-Кула и других членов семьи. Достоверно неизвестно, в каком положении находились пленники. Но очевидно, наследники Мелик-Тагира появились на свет именно в Карголоме. Фатима и Мелик-Тагир здесь и умерли незадолго до 1513 г. Худай-Кул покинул город в конце 1505 г.

Вскоре после смерти отца дети Мелик-Тагира (Василий, Федор, Иван и, по некоторым данным, еще один сын Василий) и их мать крестились и покинули город. Сын Мелик-Тагира, Федор Даирович (Молейгдарович), проведший детство в Карголоме, в 1515/1516 г. принимал активное участие в войне с Речью Посполитой, в 1531 г. являлся наместником в Новгороде. Он был женат на княгине Евдокии Долгоглядской (возможно, родом из Воротынских) и умер, вероятно, в 1550 г.

Один из самых известных пленников-мусульман, сосланных в Вологду, и память о котором до сих пор живет среди вологодских мусульман, – это Ильхам б. Ибрагим (Ильгам, Алегам, искаженное Али-хан; годы жизни около 1450-х – около 1490-х) – казанский хан, старший сын хана Ибрагима б. Махмуда и Фатимы-Шах-Султан, родной брат царевичей Мелик-Тагира и Худай-Кула, единокровный брат казанских ханов Мухаммед-Амина и Абдул-Латифа. Эпоха его царствования отмечена ожесточенной борьбой промосковской и провосточной группировок в Казани; после его свержения в истории Казанского ханства началась эпоха русского протектората.

Казанский хан Ильхам б. Ибрагим (1479–1484 и 1485–1487 гг.) был свергнут с престола русскими войсками 9 июля 1487 г., и отправлен с женами, матерью, братьями и сестрами в Россию. Хана с женами (одной из которых была дочь бия Ногайской Орды Ямгурчи б. Ваккаса) отправили в ссылку в Вологду, где он и умер; его мать Фатиму-Шах-Султан, братьев и сестер – в вышеупомянутый г. Карголома. До сих пор мусульмане г. Вологды помнят историю Ильхам-хана и указывают на холм, где он был захоронен.

Помимо ссыльных мусульман, которые часто принуждались к крещению, здесь проживали и вольные люди. Среди представителей служилых сословий Вологды 1606–1610 гг. присутствуют лица с тюрко-мусульманскими именами: Бурнаш Семенов сын Трусов, Кумдеяр Караулов сын Беседной (оба владели по 350 четей земли), Мансур Кулударов сын Беседной (владел 250 четями земли) и другие.

Тем не менее до конца XIX в. мусульмане на Вологодской земле были представлены в основном почетными пленниками. В Новое время в Устюжне (до революции – Новгородская губерния) находился в ссылке и умер шейх, проповедник братства кадириййа Кунта-хаджи Кишиев.

Только в начале ХХ в. последователям ислама удалось организовать действующую общину во главе с имамом Я. Халиковым, однако из-за многолетних препятствий со стороны властей она была зарегистрирована лишь в 1916 г., осуществить строительство мечети тогда не удалось. Советский период бытования мусульманской общины Вологодской области исследователями не изучен.

Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь

По материалам Всесоюзной переписи 1989 г., в Вологодской области проживали представители 2 мусульманских этносов, чья численность превышала 1 тысячу человек: татары (1,9 тысячи, или 0,14 % населения области) и азербайджанцы (1,5 тысячи).

Всероссийская перепись 2002 г. зафиксировала численность мусульманского населения региона в размере 7,8 тысячи человек (0,62 % населения). Для многих этнических общин характерен миграционный прирост на фоне общей депопуляции (сокращение населения области на 79,5 тысячи человек, или на 5,9 % к уровню 1989 г.). Наиболее крупным мусульманским этносом к 2002 г. стали азербайджанцы – 2,7 тысячи человек. В настоящее время председатель религиозной организации мусульман Вологды Равиль Бареевич Мустафин оценивает их численность в 4 тысячи человек.

Лидировавшие ранее татары, число которых практически не изменилось в абсолютных показателях, составили 0,15 % населения области. Вместе с близкородственными башкирами их насчитывается 2,1 тысячи человек.

Следующей мусульманской этнической общностью являются народы Дагестана (1,2 тысячи), среди которых выделяются даргинцы, лезгины (по 0,4 тысячи), аварцы (0,2 тысячи) и табасаранцы (0,1 тысячи). Их отличает экономическая и религиозная активность.

Общая численность народов Центральной Азии в 2002 г. составляла лишь 1 тысячу человек, среди которых были узбеки (0,4 тысячи), таджики (0,3 тысячи) и казахи (0,2 тысячи). Узбеки и таджики традиционно отличаются высоким уровнем религиозности. Несмотря численный перевес узбеков над таджиками, последние больше адаптированы и укоренены в принимающем обществе, что связано с их продолжительным пребыванием в регионе.

Вайнахская община в целом немногочисленна – 0,4 тысячи человек, из которых 0,3 тысячи – чеченцы.

Численность уроженцев Северо-Западного Кавказа невелика (в совокупности 0,4 тысячи человек). В религиозной сфере неактивны.

Число мусульман – выходцев из дальнего зарубежья минимально.

Большинство мусульман области проживает в двух городах области – Вологде и Череповце. С 1996 по 2008 г. единственной официально зарегистрированной мусульманской религиозной организацией являлась РОМ Вологды, руководителем которой в 1996–2003 гг. был А. Р. Мустафин, с 2003 г. – Р. Б. Мустафин. Тогда же в 1996 г. был поднят вопрос о необходимости строительства мечети. Пока строительство не было завершено, для проведения джума-намазов и праздников арендовались помещения у различных организаций (областной центр профсоюзов, спортзалы и т. д.). Имамом вологодских мусульман в 1996–1998 гг. был Анвар Салеев, приглашенный из Москвы. Первичная документация на постройку мечети была одобрена на градостроительном совете. Из 12 предложенных архитектурных решений на конкурсной основе был отобран проект вологодского архитектора А. В. Борисовского. Двухэтажное просторное здание было возведено в 1998–2001 гг. в заречной части города по адресу: ул. Горького, д. 5, и является одной из достопримечательностей современной Вологды. Оригинальный стиль мечети сочетает элементы современной и традиционной мусульманской архитектуры. В 2004 г. мечеть была официально зарегистрирована в госучреждении юстиции. В 1998–2006 г. должность имама занимал Наиль Равилевич Мустафин, с 2006 г. по настоящее время имамхатыбом Вологодской соборной мечети является Р. Б. Мустафин. В здании мечети действует воскресная школа – мактаб (директор – Н. Р. Мустафин). Также при мечети работает магазин, где можно приобрести халяльные продукты питания.

В 2008 г. в г. Устюжне усилиями уроженца Грузии, этнического чеченца (кистинца), Т. М. Алханашвили была зарегистрирована мусульманская община – вторая РОМ в регионе. Ведется подготовка к строительству мечети. Устойчивая религиозная группа без ярко выраженного лидера существует в г. Череповце.

Воронежская область Мусульмане Верхнего Дона

Страницы истории: Маяцкое городище, золотоордынские мавзолеи, могильник «Олень-Колодезь», Михайловский кадетский корпус

Приступая к рассмотрению памятников исламской культуры, сохранившихся на Воронежской земле, необходимо обратиться к более раннему периоду. Именно здесь, в Подонье, обнаружены одни из самых интересных памятников доисламской тюркской культуры в европейской части России. На правом берегу реки Дон, близ села Дивногорье Острогожского района Воронежской области расположены развалины крепости и города VIII–IX вв., известные как Маяцкое городище. Крепость возвышалась на белом меловом холме, ее окаймляли стены шестиметровой толщины, сложенные из меловых блоков. По стенам могла проехать повозка, запряженная лошадьми. Под крепостью шумел торгово-ремесленный город. В нем выделялись кварталы гончаров, кузнецов и ремесленников других специальностей. Внимание исследователей привлекают отдельные блоки с надписями, сделанными тюркскими рунами – письмом, используемым тюрками за несколько веков до перехода на арабскую графику. Остатки рун сохранились в тамгах – знаках, употреблявшихся в качестве родовых символов на могильных камнях, межевых знаках и официальных документах, а также для клеймения скота. Судя по прочитанным надписям, их оставили карульные на стенах. Содержание некоторых из них соответствует современному «Здесь был Вася», только вместо Васи значатся древнетюркские имена Бука, Атаач, Элчи (между прочим, вполне понятные и современным носителям этих языков – Бык, Петух, Посланец). Другие надписи расшифровать не удалось, т. к. их язык, несмотря на написание тюркской руникой, неизвестен. Возможно, в крепости жили и служили в войсках угры, славяне, мордва, хотя, вероятнее всего, эти надписи оставили ираноязычные аланы. Хотелось бы отметить, что все эти эпиграфические памятники относятся к периоду, когда в Западной Европе многие короли не умели читать и писать, не говоря уже о рыцарях. Здесь же простые воины развлекались «граффити» на стенах.

В эпоху Хазарского каганата в этом городе жили булгары (около 20 % населения при политическом доминировании) и аланы (около 80 %). Вероятно, высшее руководство осуществляли хазары. Несмотря на отсутствие прямых указаний, что население города исповедовало ислам, этот комплекс имеет непосредственное отношение к нашей теме. Примерно в то же время религия Мухаммада начинает распространяться в Хазарии – в Нижнем Поволжье, а потом и на Северском Донце, где найдены целые мусульманские города, относившиеся к той эпохе. Ближайшие потомки тех, кто писал на меловых стенах города, уже принимали ислам, а их потомки, переселившись, принесли свою культуру в Среднее Поволжье. Свидетельством этому служат схожей архитектуры города, воздвигнутые одним-двумя веками позже.

Существует версия, что примерно в этот же период (VIII–X вв.) территорию современной Воронежской области посетил знаменитый путешественник Ибн Русте (перс по происхождению) – автор написанной на арабском языке энциклопедии «ал-А’лак аннафиса» («Дорогие ценности»). От нее до нас дошел лишь один, седьмой, том, посвященный астрономии и географии. В нем уроженец Исфагана рассказывает своем путешествии в страну, где растет много деревьев «хелендж» (перс. черно-белое, по-видимому, береза), и далее в земли буртас и булгар. Почему маршрут его путешествия проходил по данной территории? В районе современного Воронежа имеется очень удобная переправа через Дон, действовавшая уже в то время. Весьма вероятно, что именно здесь с купеческими караванами переправлялся через великую реку ставший впоследствии знаменитым путешественник.

История ислама в Воронежской области изучена крайне слабо. Тем не менее имеющиеся данные позволяют связать его ранний период с эпохой Хазарского каганата (VII–X вв.). В частности, в соседних областях Украины были найдены и идентифицированы как мусульманские поселения и захоронения, родственные с салтово-маяцкой археологической культурой. После падения каганата (960-е гг.) автохтонное мусульманское население северо-востока Украины и юга России не исчезло, как считалось ранее, а продолжало вести оседлый образ жизни на тех же самых землях вплоть до эпохи Золотой Орды. В частности, на территории области известны Новохарьковский могильник и синхронное ему поселение, оставленные аланами с их лесостепным вариантом салтово-маяцкой культуры. Данные могильника свидетельствуют о том, что исламизация постсалтовского населения, значительно растянутая по времени, активизировалась в XIII в. в период Улуса Джучи.

К наиболее интересным памятникам ордынской эпохи (XIII–XV вв.) относятся золотоордынские мечети-мавзолеи у поселка Красный Бобровского района; могильник «Олень-Колодезь» с погребенными там представителями кочевой золотоордынской аристократии; Таганский грунтовый могильник и др.

Золотоордынские мечети-мавзолеи расположены на правом берегу реки Мечеть (левый приток Битюга). Первое упоминание о «мечетях татарских» относится к 1865 г. и содержится в материалах Ивана Ивановича Жолобова, возглавлявшего военно-географическую экспедицию для обследования населенных местностей южнорусской степи по берегам р. Битюг, Осереди и Дона: «Повыше того броду с левой стороны с Ногайской степи пришла и впала в Битюк реку речка Мечеть… А в верху той речки на левой стороне стоит татарская мечеть каменная. А от того броду до мечети… версты с четыре. А по досмотру та мечеть стоит на степь в вышину сажени с четыре [около 8 м], а около той мечети – сажен з десять [около 20 м]. А своды вверху у той мечети развалялись».

В 1902 г. внимание члена Воронежской ученой архивной комиссии М. Трунова привлекли два холма, представлявшие собой развалины кирпичных строений. Однако только в 1948 г. одно из них было частично исследовано научным сотрудником Государственного исторического музея В. П. Левашевой. Под полом здания она обнаружила несколько мусульманских захоронений. На берегу р. Мечеть В. П. Левашева обследовала горн для обжига кирпича.

В 2002 г. археологической экспедицией Воронежского государственного университета под руководством доцента кафедры археологии М. В. Цыбина были полностью вскрыты остатки второй мечети. По частично сохранившемуся фундаменту удалось установить, что мавзолей имел общие размеры примерно 21,5 × 10,5 м и был ориентирован по линии юг – юго-запад – север – северо-восток. При строительстве здания в основном использовались квадратные кирпичи размером 23,5–24 × 23,5–24 на 5–6 см.

При установке фундамента кирпичи укладывались на материковый суглинок, скрепленные глиняным раствором; толщина фундамента достигала 1,8 м. Основу плановой структуры мавзолея составляло прямоугольное помещение размерами около 14,5 × 10,5 м, разделенное стеной на две камеры: усыпальницу (гур-хана) и место оплакивания (зиярат-хана). В гур-хане находилась полностью разграбленная гробница, имевшая размеры 4,5 × 4,6 м и углубленная в материк на 1,5 м; на полу гробницы местами сохранились кирпичи. Рядом с центральной гробницей были обнаружены два более поздних по времени погребения. Одно из них, перерезавшее стену гробницы, разрушено. Второе – совершено в узкой могильной яме в деревянном гробу, обитом кожей и скрепленном железными скобами. Погребение было перекрыто кирпичами. Ориентировка тела – с запада на северо-запад.

С северной-северо-восточной стороны к гур-хане было пристроено прямоугольное помещение, размерами около 5 м на 4 м, в котором, судя по находкам костей и двух бронзовых бубенчиков, также совершались захоронения.

С южной-юго-западной стороны длинные стены мавзолея оканчивались пилонами. Вход, очевидно, перекрывался аркой, которая вместе с пилонами образовывала портал, украшенный мозаикой на кашине. Непрозрачная полива плиток имела чаще всего бирюзовый, ультрамариновый, белый цвета; встречались плитки, покрытые тонкой золотой фольгой по белой поливе. Орнаментация мозаик представлена растительными узорами, геометрическими фигурами и, возможно, буквами.

За пределами мавзолея выявлены три погребения в узких могильных ямах с западной ориентировкой. В одном из них найдено пять дирхемов, четыре из которых относятся к 1380– 1390-м гг. (период правления хана Тохтамыша; определение В. Ю. Гончарова). Совершение погребений рядом с мавзолеями даже после того, как они переставали функционировать, типичное явление для погребальных традиций Орды, поскольку эти места продолжали считаться культовыми. Предположительно данные мавзолеи принадлежали представителям крупного аристократического рода Золотой Орды и маркировали центр кочевого улуса. Упадок этого центра относится, вероятно, к началу XV в. В округе мавзолеев удалось выявить синхронное им поселение XIV в. с русской и золотоордынской керамикой.

Другим известным памятником золотоордынской культуры в регионе является могильник «Олень-Колодезь», находящийся в 0,5 км к северо-востоку от с. Олень-Колодезь Каширского района Воронежской области.

Исследованием могильника занималась экспедиция 1996 г. государственной инспекции охраны историко-культурного наследия Воронежской области под руководством К. Ю. Ефимова. В двух курганах были выявлены погребения мужчины и женщины. В мужском захоронении обнаружены предметы вооружения (шлем, золоченая кольчуга, колчан с золочеными стрелами, инкрустированный золотом топорик), парчовые и шелковые одежды, серебряный ковш с ручкой в виде крылатого дракона, пояс, украшенный серебряными позолоченными бляхами с изображениями барсов, а также предметы конской упряжи. В женском погребении найдены украшения (подвески серебряные с позолотой, серебряные браслеты, золотой перстень), металлическое зеркало, серебряная чаша, предметы конской упряжи, медный казан. Найденный погребальный инвентарь позволяет говорить о княжеском захоронении, так как некоторые из перечисленных предметов были настолько дороги и социально значимы в XIII – XIV вв., что упоминаются в духовных и договорных грамотах русских князей, во многих среднеазиатских и китайских средневековых письменных источниках. При этом золотые пояса имели право носить лишь представители высшей аристократии, а медный казан являлся символом главы большого рода. Особенности погребального обряда не дают оснований сомневаться в принадлежности погребенных к кочевой золотоордынской аристократии, а захоронение их недалеко от устья р. Воронеж свидетельствует о существовании в ближайших окрестностях подвластных им кочевий: людей столь высокого ранга было принято хоронить в их родовых владениях.

Таким образом, могильник подтверждает сообщение посланника французского короля В. Рубрука к сыну хана Бату Сартаку о принадлежности территории Червлёного Яра Золотой Орде, что, в свою очередь, позволяет уточнить северную границу золотоордынских кочевий на Среднем Дону и пролить свет на проблему становления ислама как государственной религии в Золотой Орде. Захоронение совершено еще до массового перехода золотоордынской верхушки в ислам, но не теряет своей привлекательности для посещения. Большинство предметов из него в настоящее время хранится в коллекциях Эрмитажа, и лишь небольшая часть – в археологических коллекциях Воронежского государственного университета.

В тот же период в районе русско-ордынского пограничья в Среднем Подонье (территория Воронежской, Тамбовской и ряда других соседних областей) оформилось административно-политическое образование – Червлёный Яр, история которого малоизучена.

После распада Улуса Джучи земли нынешней Воронежской области стали ареной противостояния постордынских государств. В 1501 г. правитель Большой Орды хан Шейх-Ахмед построил крепость в устье р. Тихой Сосны (ныне Лискинский район Воронежской области), затем крымский хан Менгли-Гирей поставил свою «крепость» на другом берегу Тихой Сосны. С разгромом Большой Орды в 1502 г. на эти земли стало претендовать Крымское ханство. В XVII в. территория современной Воронежской области стала частью Московского государства; тогда же, вероятно, все кочевое мусульманское население покинуло эти места. Существует версия о родстве татар Червлёного Яра с более поздними цненскими служилыми татарами (XVI в.), обитавшими на границе современной Тамбовщины и Рязанщины. Обрусевшие потомки татар Червлёного Яра жили в северной и других частях нынешней Воронежской области. Так, в г. Бутурлиновке на р. Осередь память о некогда проживавших здесь татарах сохранялась вплоть до 1740-х гг., когда там появились первые украинские поселенцы. Изредка в документах XVII в. упоминаются воронежские служилые татары, но достоверная информация о них отсутствует.

Знаменательная страница в истории мусульманского населения края связана с военной службой. Особую роль в ней сыграл Михайловский кадетский корпус, открытый в Воронеже в 1845 г. По планам российских властей, это военное училище должно было готовить кадры (в том числе из числа выходцев с Кавказа и Крыма) для дальнейшего обучения в столичных военно-учебных заведениях. Указом от 12 февраля 1839 г. министр внутренних дел обязывался приписать Кавказские области к числу губерний, причисленных к этому корпусу; а указом от 7 марта того же года командир Отдельного Кавказского корпуса должен был определить в кадетские корпуса «детей азиатцев не старше 10 лет». Одним из первых мусульман, обучавшихся в нем, стал Исмаил-бей Гаспринский (1851–1914) – выдающийся общественный деятель и публицист, основоположник идеологии джадидизма. Он учился здесь в период с 15 октября 1863 по 11 января 1865 г. (затем был переведен во 2-ю Московскую военную гимназию). В своей газете «Тарджеман» Исмаил-бей Гаспринский писал по случаю 50-летия кадетского корпуса (1895 г.), что «был единственным в нем мусульманином». Эти сведения вполне историчны, так как во всем Воронеже в 1865 г. проживало всего 6 мужчин «магометанского исповедания». Несмотря на то, что Исмаил-бей Гаспринский свое образование закончил в другом учебном заведении, он официально признан одним из самых известных выпускников Михайловского кадетского корпуса.

Ориентировочно в конце 1860-х гг. здесь же учился будущий генерал от артиллерии первый генерал-чеченец, верховный правитель Чечни в 1919 г. Эрис-Хан Султан-Гирей Алиев (1855–1920), хотя этот факт и не отражен в известных его биографиях. В 1878–1880 гг. здесь учились дети сосланного в Калугу опального диванбеги (управляющий финансовыми делами) Хивинского ханства Мухаммед-Мурада: Шейх-Назар Есаулбаши и Хусейн-Мухаммед. В середине 1880-х гг. в корпусе обучался будущий генерал-майор Э. А. Мистулов, осетин по происхождению.

В конце XIX в., помимо кадетов-мусульман Михайловского корпуса, на территории области были расквартированы войсковые соединения, в которых служили последователи ислама. Так, в 1887 г. в Богучарском уезде стояло управление 6-й бригады кавалерийского запаса, начальником которого был генерал-майор Агаси-Бек Авшаров.

Численность кадетов-мусульман Михайловского корпуса значительно возросла в начале ХХ в. В 1905–1912 гг. здесь учился уроженец с. Хапцевки 1-го Сунженского отдела Терской области Гена Асланбекович Мистулов (р. 27.05.1895). С 1908 г. в корпусе проходил обучение сын помощника командира 3-й сотни Терской постоянной милиции Орцко Артаганович Мальсагов (р. 1897), который в 1918 г. в Назрани был избран военным комиссаром Ингушетии и принял активное участие в организации красных отрядов, артиллерийских, пулеметных и бомбометных команд. В 1955 г. О. А. Мальсагов стал создателем первого ингушского театра. Он участвовал также в составлении ингушского алфавита, работал старшим научным сотрудником Чечено-Ингушского научно-исследовательского института истории, языка и литературы. В 1908–1918 гг. в Михайловском кадетском корпусе учился выходец из северо-кавказского Назаровского общества сын полковника Керим-Хан Магомедович Албаков (р. 10.01.1898), в 1911–1917 гг. – сын ротмистра Дагестанского конного полка Умалат-Бек Асланович Котиев (р. 12.01.1900), в 1912 г. окончил учебу брат О. А. Мальсагова – Сосерко Артаганович (р. 17.06.1895). Это далеко не полный перечень выпускников кадетского корпуса мусульманского вероисповедания, сыгравших впоследствии важную роль в истории своих народов.

В Воронежской губернии рост числа военнослужащих из числа мусульман наблюдался и после 1910 г. В то время они были приписаны к Московскому военному округу (МВО), и их религиозные потребности находились в ведении военного муллы (с 1914 г. – ахуна) МВО Х. Сеид-Бурхана, имама Тверской соборной мечети. В Государственном архиве Воронежской области сохранились приказы начальника Воронежского гарнизона о предоставлении увольнений военнослужащим-магометанам по случаю различных мусульманских праздников и памятных дней в марте, июне и сентябре 1910 г. Все они были сделаны на основании рапортов муллы Х. Сеид-Бурхана. Для исполнения коллективных намазов в казармах периодически отводились помещения «под временные молельни», как это видно из аналогичного приказа от 3 мая 1915 г. В материалах 1916–1917 гг. сохранилась переписка собственно воронежского муллы с военным начальством по религиозным вопросам; однако имя первого не указано. Из приказа начальника Воронежского гарнизона от 18 января 1916 г. становится очевидным и существование предназначенного для военнослужащих-мусульман участка на кладбище.

Достоверные сведения о жизни мусульманской общины Воронежской области после 1917 г. вплоть до конца 1980-х гг. отсутствуют, что не позволяет нам раскрыть этот сюжет.

Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь

Согласно последней Всесоюзной переписи 1989 г., из мусульманских этносов в Воронежской области проживали: азербайджанцы – 3,2 тысячи человек (0,13 % всего населения, 6-е место по области), татары – 1,9 тысячи, чеченцы – 1,6 тысячи и узбеки – 1,1 тысячи человек. По итогам Всероссийской переписи 2002 г. отмечено увеличение числа последователей ислама, за исключением узбеков. Общая численность всей мусульманской общины в 2002 г. составляла 20,4 тысячи человек (0,86 % населения области). Количественный рост мусульманского населения происходил на фоне общей депопуляции, зафиксированной в области в межпереписной период (87,9 тысячи человек, или 3,6 % к уровню 1989 г.). Согласно данным переписи 2002 г., мусульманское население Воронежской области находилось на 4-м месте по численности в ЦФО, уступая лишь Москве, Московской и Тверской областям.

Азербайджанцы, число которых выросло до 4,2 тысячи (на 31 %), составили в 2002 г. уже 0,18 % населения области. Впрочем, по оценке СМИ, в настоящее время их насчитывается 40 тысяч человек. Увеличение численности произошло как за счет естественного прироста, так и миграции. Азербайджанское население проживает дисперсно в различных районах области. Оно занято в основном в розничной торговле, преимущественно продуктами питания и товарами сельскохозяйственного производства. 65 % составляют мужчины; браки в большинстве своем эндогамные. Степень религиозной активности в общине достаточно высока, но ограничивается пределами собственных моноэтничных религиозных групп, которые обслуживаются своими неофициальными муллами.

Воронежские азербайджанцы – преимущественно шииты. Их интересы выражает несколько организаций: общественная организация «Единение – Бирлик» регионального отделения Всероссийского азербайджанского конгресса во главе с братьями Ровшаном и Мехти Иншааллах оглы Мехтиевыми и областная общественная организация «Азербайджанская община “Хазар”», которую возглавляет имам Эльдар Алиса оглы Садыгов. Последний достаточно известен как в области, так и на федеральном уровне. Однако, несмотря на неоднократные попытки, создать мусульманскую религиозную организацию ему не удалось. Обе организации сотрудничают между собой, и в них работают одни и те же лица. Усилиями азербайджанской общины проводится праздник навруз. На определенном этапе в мусульманской общине создалась, не имеющая прецедента в ЦФО, ситуация, когда азербайджанцы-шииты обслуживали религиозные потребности татар-суннитов.

Второй по численности мусульманской общиной Воронежской области стала татарская община – 3,5 тысячи человек (прирост в межпереписной период составил 87 %). К ним следует также присовокупить 0,4 тысячи близкородственных башкир, тесно ассоциированных в регионе с татарами. Столь значительный прирост произошел главным образом за счет миграции из республик бывшего СССР в 1990-е гг., а также из Северокавказского региона России в период войн в Чечне. Места компактного расселения татар отсутствуют. По роду занятий среди них много представителей технической и научной интеллигенции, предпринимателей, строителей. В целом социальный статус общины достаточно высок. В настоящее время в общине широко распространены экзогамные браки.

Религиозная деятельность татарского населения области активизировалась в постсоветское время. Именно оно стало инициатором создания в Воронеже местной религиозной организации мусульман (интересен тот факт, что дореволюционная мусульманская община в Воронеже, хотя состояла в значительной степени не из татар, руководилась исключительно татарами). Среди национальных объединений выделяются благотворительная общественная организация «Созидание – Янарыш» (руководитель О. Ю. Орехов) и Национально-культурная автономия татар «Рухият» (председатель М. Р. Газиев). С 2006 г. в Воронеже при поддержке вышеуказанных организаций проводится народный праздник сабантуй. В последнее время наблюдается усиление влияния татар – переселенцев из Центральной Азии, которые начинают занимать лидирующие позиции в татарских и мусульманских общинах Центрального Черноземья. Достаточно успешная социализация в российском обществе позволяет им помогать адаптироваться в нем своим бывшим соседям – представителям народов Центральной Азии.

Третье по численности место в мусульманской общине занимают не отмеченные переписью 1989 г. турки (3,5 тысячи человек). В их число входят турки-месхетинцы (были эвакуированы в область из Узбекистана после столкновений на межэтнической почве, произошедших в Ферганской долине; часть переселилась позже, самостоятельно из Кыргызстана и Азербайджана) и этнически родственные им потомки депортированных из Абхазии и Аджарии турок-османов. Турки компактно проживают в Бобровском, Грибановском и некоторых других районах Воронежской области. Они занимаются сельским хозяйством, преимущественно огородничеством. Здесь же следует учесть малочисленную этническую группу хемшилов (0,3 тысячи человек) – армян-мусульман, депортированных вместе с турками из Грузии в 1944 г.; в послевоенных переписях они также не фигурировали. Все воронежские хемшилы переехали сюда на рубеже 1980–1990-х гг. из Ошской области Кыргызстана. Они компактно проживают в поселках Нижний и Средний Карачан и Малый Алабухи Грибановского района. Заняты главным образом в сельском хозяйстве (животноводство и огородничество), в последнее время – также в строительстве. Хемшилы в целом хорошо контактируют с турками-месхетинцами (многие семьи дружат еще со времен совместного проживания в Ошской области), а также с курдами-мусульманами. Браки в этих общинах эндогамные. Среди старшего и среднего поколения (старше 30 лет) турок и хемшилов наряду с родным и русским языками распространено знание узбекского и киргизского языков.

Турецкая община исповедует ислам ханафитского толка, в местах компактного расселения обряды религии отправляют собственные имамы. Турки-месхетинцы Воронежской области считаются достаточно закрытым сообществом, в том числе и для других этнических групп мусульман. Исключением является ситуация, сложившаяся в Грибановском районе, когда для обслуживания своих религиозных нужд они неоднократно приглашали Р. Курамшина, имама с. Энгуразово соседней Тамбовской области. После того как в 2008 г. имам-хатыбом Воронежа стал хемшил Саид-хазрат Косо оглы проблема интеграции месхетинцев в мусульманское сообщество Воронежской области потеряла прежнюю остроту.

Сравнительно недавно в области появились выходцы из Дагестана (2,8 тысячи человек), из них 0,6 тысячи лезгин, по 0,5 тысячи даргинцев и аварцев, 0,4 тысячи табасаранцев, а также кумыки, ногайцы, агулы и др. Превалируют переселенцы из Южного Дагестана. Их род занятий – торговля, бизнес, строительство, фермерство. Расселены они в основном компактно. Например, в Семилукском районе дагестанцы проживают в поселке Семилуки и в близлежащих селах. Для воронежских дагестанцев характерны преимущественно эндогамные браки. Лидером дагестанской общины является Г. О. Магомедов.

Из числа представителей коренных народов Центральной Азии в 2002 г. в области проживали: узбеки (1 тысяча, уменьшение численности по сравнению с 1989 г. на 13 % – вероятно, имел место кратковременный выезд в Узбекистан, однако после 2002 г. наблюдается бурный прирост); таджики (0,8 тысячи), казахи (0,4 тысячи), туркмены, киргизы и др. На сегодня эти данные не соответствуют действительности, так как в 2000-х гг. произошел колоссальный рост числа узбеков, таджиков и киргизов. Много уроженцев Узбекистана (от 0,5 тысячи человек, но не все этнические узбеки) работают в представительстве компании Uzdaewoo по продаже автомобилей среднего класса марки Daewoo. В Воронеже и области имеется немало узбекских кафе, пользующихся популярностью. Помимо этого, выходцы из Центральной Азии заняты в сфере услуг, строительстве, техобслуживании. В области действует несколько организаций, среди них киргизское общество «Манас» во главе с Т. Н. Намазбековым, с которым сотрудничают также и не имеющие собственных общественных институтов казахи, и таджикский культурный центр «Навруз» под председательством Х. К. Мустофакулова. Лидером узбекской общины является Н. О. Гулмирзоев. У таджиков и узбеков наблюдается преимущественно мужская миграция. В религиозной сфере все эти народы проявляют небольшую активность, наблюдается значительное разделение на этнические и социальные группы.

Общая численность представителей вайнахской общины в области достигает 2 тысяч человек. Прирост численности чеченцев составил между 1989 и 2002 гг. 13,5 %, что вполне сопоставимо со средними данными естественного прироста. Сферой их деятельности являются предпринимательство и фермерство (преимущественно ингуши). В общине распространены эндогамные браки.

Проявление религиозной активности незначительно, характерно образование параллельных моноэтничных групп, в основном в среде фермеров-ингушей по месту расселения. Члены общины образовали воронежскую региональную общественную организацию «Вайнах» во главе с А. Ю. Носаевым.

Интересным представляется наличие в области большого числа выходцев из дальнего зарубежья, учтенных в переписи 2002 г. – 0,4 тысячи человек (из них 0,3 тысячи арабов, а также пуштуны и персы). Подобная высокая концентрация связана с большим количеством вузов в Воронеже, где обучалось и обучается много иностранных студентов. Часть из них, окончив учебу, остается в России. Для них характерны экзогамные браки. Социальный статус – студенты, предприниматели, интеллигенция. Функционирует несколько студенческих организаций. Религиозная активность достаточно высока.

Общую численность мусульман из Северо-Западного Кавказа условно можно оценить в 0,4 тысячи человек: осетины-мусульмане и карачаевцы (по 0,1 тысячи человек), кабардинцы, черкесы и др. Уровень религиозной и социальной активности незначителен.

Согласно данным переписи 2002 г., в Воронежской области проживало 0,3 тысячи курдов (курды-езиды учитывались отдельно). Традиционная культура этноса является исламской, хотя представителей этой общности в целом отличает религиозная индифферентность. Тем не менее в Грибановском районе среди них отмечены случаи проведения религиозных обрядов (никах и т. д.).

Местная религиозная организация мусульман Воронежа была зарегистрирована в январе 2008 г. (сайт: ). С момента основания ею руководит Марат Рашидович Газиев. В том же году на должность имам-хатыба Воронежа был приглашен выпускник Московского высшего исламского колледжа С. Косо оглы, в настоящее время его сменил выпускник Московского исламского университета Айназ-хазрат Сафиуллин. Джума-намазы проводятся по адресу: ул. Урицкого, д. 92, офис 1. Мусульманский участок на кладбище Воронежа, несмотря на документально зафиксированные факты отдельного захоронения последователей ислама в дореволюционный период, был выделен лишь в последние годы (в Левобережном районе города). В сельской местности имеются отдельные кладбища в местах компактного проживания мусульман, главным образом турок.

Ивановская область. Коран-хафизы в городе невест

Страницы истории: загадки юртовских татар, тюрко-мусульманская топонимика

Иван да Марья считаются типично русскими именами, своего рода символом «русскости». Соответственно и наличие исламской истории в Ивановской области должно вызывать сомнение. Однако это не так. Недаром эта область находится пусть в Верхнем, но Поволжье. А Волга всегда связывала разные культуры – славянскую, финскую, тюркскую, иранскую.

Ифтар в г. Иваново

Начало мусульманскому присутствию в Верхнем Поволжье было положено еще в булгарские времена, когда купцы из Великого города Биляра скупали меха у местных восточно-финских племен – мери. Кроме того, через эти земли они ездили в соседние регионы, где сейчас располагаются Ярославская, Костромская и Вологодская области. Некоторые купцы отправлялись и далее, вплоть до Скандинавии. Мери и веси взамен мехов предлагали серебро, изделия из стекла, оружие, гончарную глиняную посуду. Считается, что именно в то время у восточных финнов вошли в моду поясные гарнитуры, бывшие частью воинского убранства. Впоследствии через воинов-финнов они пришли в скандинавскую и древнерусскую дружинную культуру. Так что каролингский меч норманнского конунга или русского князя нередко вешался на пояс, украшенный руками булгарских или хазарских мастеров. Все эти предметы до сих пор можно найти в многочисленных фин-ских курганах, раскиданных по территории Ивановской области. Клады же серебряных дирхемов, найденные здесь, нередко насчитывают сотни и тысячи монет. Проведенные в области археологические раскопки позволили обнаружить большое число подобных артефактов, хранящихся сегодня в краеведческих музеях. Одной из самых интересных в этом отношении является экспозиция музея города Плёса. Этот небольшой городок, прославленный полотнами русского художника И. И. Левитана, ранее являлся одним из ключевых пунктов волжской трансконтинентальной торговли.

С приходом сюда русских князей положение несколько изменилось. Волжская торговля успешно продолжалась, а меха вместо булгарских купцов стали скупать их русские коллеги, нередко в обмен на те же товары. Дирхемы в находках ордынского периода почти так же часты, как и в более раннее время. Переселенческая политика владимиро-суздальских князей способствовала притоку сюда булгарского населения, а также кипчаков. Об этом свидетельствуют не столько местные источники, сколько материалы удаленных от Среднего Поволжья областей, в том числе Тверского Поволжья.

В ордынский период лесная территория Ивановской области, лишенная крупных городов (за исключением Плёса и Юрьевца), мало привлекала тюрко-мусульманское население. Однако следы его пребывания остались в топонимике и дожили до наших дней. В позднеордынский период и в ходе распада великой империи на территории современной Ивановской области расселились две крупные локальные группы служилых татар – мугреевские татары (часть их проживала в современной Владимирской области) и юртовские татары.

Прошлое юртовских татар представляет собой одну из нераскрытых страниц отечественной истории и этнографии. О них практически ничего неизвестно – их этногенез, этимология названия, роль в истории и дальнейшая историческая судьба. Возможно, это была одна из локальных групп татар, вышедших в Средние века из Казанского ханства и размещенных на русских землях на Казанской украине – очевидно, в районе современного г. Юрьевца Ивановской области. Здесь, в бассейне р. Ёлнать, в средневековых источниках упоминается «улус Шилекша». Интерес вызывает сам термин – «юртовские». Так называется еще одна группа татар в Поволжье, но только в Нижнем – юртовские татары Астраханской области – которые, предположительно, являются еще хазарским реликтом. Вот так, от самого устья Волги и до ее истоков, это имя носили группы татар, имевшие общее, а возможно, совершенно разное происхождение.

Юртовские татары – профессиональные воины – видимо, нанимались на службу для охраны определенной территории. В эпоху Смутного времени они тяготели к нижегородской оппозиции польской власти.

Письменные свидетельства о них скудны и обрывочны. Так, согласно документу 1608 г., жители Юрьева-Польского и его округи жаловались Яну Сапеге, что их грабят и разоряют «польские казаки» и юртовские татары. В то же время известно, что ополчение 1612 г. под предводительством Д. М. Пожарского на пути из Нижнего Новгорода в Ярославль, придя в Юрьевец-Польский, получило здесь подмогу от юртовских татар. По некоторым сведениям, именно они приняли наибольшее участие в финансировании отрядов К. Минина и Д. М. Пожарского, что косвенно свидетельствует об их высоком материальном статусе. Примечателен факт, что в 1618 г. 212 юртовских татар под командованием князя Б. М. Лыкова и еще 164 во главе с Курмаш-мурзой несли гарнизонную службу в Москве. Указанные цифры дают в совокупности достаточно высокую численность данной группы населения. Принятое в то время соотношение народа и войска и обычай нести службу по третям или по половинам позволяет определить общую численность юртовских татар к началу XVII в. в размере 8–12 тысяч человек. Есть предположения, что в местах компактного расселения юртовских татар были построены и функционировали деревянные мечети. Интересен и тот факт, что, когда другие группы служилых татар несли службу на границах огромного государства, юртовские охраняли царя и Москву, составляя своеобразный охранный полк Кремля.

К Новому времени группы служилых татар исчезли с исторической арены, и их дальнейшая судьба нам неизвестна. Однако среди населения Ивановской области сохраняются устойчивые представления о двух деревнях Тейковского района, как о некогда татарских. Имеются исторические сведения о проживании татар, в том числе служилых, в г. Юрьевце, Юрьевецком и Кинешемском районах и других населенных пунктах северо-востока области.

Несмотря на то, что большинство топонимов данного региона имеет угро-финское (главным образом мерянское) и славянское происхождение, специалисты выделяют целый пласт тюрко-мусульманской топонимики. Их появление связывают как с булгарами и кипчаками, поселившимися здесь в начале XIII в., так и с ордынским влиянием и с постордынскими государственными образованиями (в том числе во главе с «мордовскими князьями», которые в действительности являлись выходцами из татарских княжеств в Мещере). Имеется также группа топонимов, отражающих более поздние компактные поселения татар. Наибольшее количество тюрко-мусульманской топонимики выявлено в Кинешемском, Юрьевецком, Тейковском и Пестяковском районах. Вместе с тем необходимо отметить фрагментарность имеющихся сведений и практически полное отсутствие комплексных исследований по данной тематике.

К тюрко-мусульманской топонимике в Пестяковском районе краевед И. П. Антонов относит с. Беклемищи и соседнюю деревню Курмыш, с. Мордвиново («от мордовских князей»), дер. Шихири, деревни и местности Татарка, Каблы, Бараны (истории происхождения названий неизвестна). Обращает на себя внимание, что в Шихирях жили «казенные люди», которые в XIX в. занимались отхожим промыслом в Баку.

В Тейковском районе тюркское происхождение имеют топонимы с. Якшино, с. Башки (И. П. Антонов связывает происхождение этих сел с татаро-монгольским нашествием или с переселенческой деятельностью Юрия Долгорукого в XII в., когда в край привлекались волжские булгары и хазары).

Краеведы причисляют к тюркизмам название дер. Урусобино и местности Оболсуново. Обращает на себя внимание наличие рядом с первой сел Булгаково и Бушариха. В том же районе находятся села Уреево, Обезово, Ясаково, протекает р. Койка, название которой некоторые исследователи также производят из татарского языка.

Самое первое упоминание о городе Кинешме связано со взятием его войсками Казанского ханства в 1429 г. В этом городе в течение длительного времени существовал микротопоним – Татарская улица (ныне Комсомольская), где до сих пор компактно проживает татарское население. На этой же улице с 1930 г. располагался татарский клуб, бывший центром культурной жизни татар города.

В Кинешемском районе находится торговое село Батманы, где по пятницам проводился базар. По мнению И. П. Антонова, наименование села является производным от слова «батман» (мера веса у тюркских народов). До 1917 г. среди жителей села встречалась фамилия Утешев (известен мурзинский род Утешевых). Название села Трегубиха происходит от имени выехавшего из Наручадской Орды (в современных Пензенской области и Мордовии) мурзы: «Во дни княжения благоверного великого князя Константина выехал из Орды Яндоуганд Трегуб». Здесь же находится крупное село Шилекша: «Слобода (первоначально) с одной лишь улицей, пожалована татарскому царевичу Шилекше, перешедшему к [царю] на службу. Шилекша основал здесь свой улус (юрт), поэтому прибывших с ним татар назвали юртовскими». В том же районе размещается деревня Касимово.

Местные краеведы сходятся во мнении, что тюркское население Юрьевецкого района ведет свои истоки с доордынского периода: князь «Юрий принял болгарских беженцев, когда Волжская Болгария была разгромлена ханом Батыем». Позже занимавший стратегическое положение торговый город Юрьевец неоднократно бывал в подчинении у татарских военачальников, находившихся на русской службе. Тогда же сюда перебралось большое число татар. В начале XVII в. юрьевецкие татары составляли внушительную военную и экономическую силу. В районе имеется несколько деревень с названием Татариново, есть с. Булатово. С татарскими антропонимами связаны названия Латышиха (предположительно происходит от имени Латиф), Скуратиха и др. Здесь же находится с. Мордвиново, рядом с которым располагается Татаринский лес. Обращает на себя внимание также с. Петушиха (старое название – Гостище), коренные жители которого носят фамилию Абдины (по мнению И. П. Антонова, татарского происхождения). На это же указывает и ряд их этнографических особенностей. В одном из с. Татариново распространены фамилии Кучимов, Техминев, Мусатов и др. В г. Южа существовала Татарская слободка, в 1922 г. объединенная с другими населенными пунктами в поселок Южский. Возможно, это реликт от ассимилировавшихся мугреевских татар.

В Гаврилопосадском районе Ивановской области имеется с. Тимерево, в Фурмановском районе – дер. Баскаково. В Вичугском районе, по мнению К. Балдина, несомненно тюркским является название деревни Исуповская [от татарского имени Юсуп (Юсуф)]. Он же приводит и версию происхождения топонима Вичуга от имени татарского князя Вичуг. В Ивановском районе из тюрко-мусульманской топонимики отмечено также с. Ярлыково; в Комсомольском районе – с. Кулеберьево.

В качестве дополнительного примера остановимся на этимологии названий трех населенных пунктов Ивановской области.

Батыево – село, расположенное в нынешнем Родниковском районе. Некогда принадлежало Артемию Волынскому, кабинет-министру императрицы Анны Иоанновны (1730–1740). Название села произведено от имени одного из первых его владельцев (XV–XVI вв.). Судя по местонахождению (территория принадлежала великокняжескому дому), он был выходцем из Казанского ханства, перешедшим на службу к русским князьям и получившим за это земельный надел.

Берендеево – деревня XVI в. на р. Тезе. Упоминается в писцовой книге Московского государства в 1590-х гг. Название, вероятно, связано с именем старинного владельца Берендея (Бурундая?): «деревня, что была пустошь Берендеево» в Стародуб-Ряполовском стане. В то время в ней находилось 5 дворов жилых и один пустой, «пашни худой земли 25 четьи да перелогу 15 четьи в поле».

Тарбаево – деревня XVI в. на р. Тезе. Расположена на территории Ивановского района. Название происходит, предположительно, от имени одного из владельцев – выходца из Казанского ханства. Деревня, вероятно, была дана ему на условиях службы московскому государю, но к моменту первого письменного упоминания уже перешла к Троице-Сергиеву монастырю.

Следующий этап интенсивной миграции татарского населения в регион относится к концу XIX в. Тогда, в период бурного промышленного подъема, татары приезжали в Иваново-Вознесенск (ныне – Иваново) для работы на предприятиях, обычно в качестве сторожей и охранников и торговцев одеждой. Если в 1883 г. в городе их насчитывалось всего 11 человек, то в 1895 г. – уже 283, а в 1909 г. – 342.

Приток переселенцев отмечался также в 1920–1930-е и в 1950-е гг. Основными регионами происхождения татар-мигрантов того периода были Нижегородская область (в наибольшей степени села Камкино, Пошатово, Маклаково, а также Урга, Трёх-озёрка, Семёновка, Уразовка и др.), Буинский и Чистопольский районы Татарстана, Ульяновская область (Старокулаткинский и соседние с ним районы). При этом переселенцы, приезжая к своим родственникам и землякам, быстро адаптировались в новой для них обстановке. Большое число татар осело в частном секторе, где они собственными силами строили себе жилье. Таким образом, в г. Иванове возникло 4 места компактного расселения татар в районах: Глинище, Сортировка, Меланжевый и Ленинский путь. Наиболее крупными среди них являлись два первых. При этом в районе Сортировки проживали главным образом нижегородские, а в Глинище – ульяновские и казанские татары. В городах Шуе, Кинешме и др. также образовались места компактного расселения татар. В Кинешме возникла Татарская улица, Татарская слободка имелась в г. Юже. В ряде школ городов Иваново, Кинешма и др. в 1920–1930-е гг. существовали татарские классы. Особенно много детей обучалось в подобных классах школы № 17 г. Иванова по улице 10 августа. В этот же период работали татарские детские сады.

В 1870-х гг. в г. Иваново-Вознесенске городская управа отвела мусульманской общине специальный участок для захоронений. Мусульманское кладбище находилось на окраине города рядом с типичным рабочим предместьем – Боголюбовской слободой. В начале ХХ в. в связи с увеличением численности мусульман отведенной под кладбище территории стало недостаточно, и она была расширена за счет соседнего земельного участка. Об этом свидетельствует просьба иваново-вознесенского муллы Яруллы Нигматуллина от января 1911 г. Оградой мусульманского кладбища служила неглубокая канава.

Документальное свидетельство о попытке строительства мечети в области относится к началу ХХ в. После обнародования именного высочайшего указа «Об укреплении начал веротерпимости» 17 апреля 1905 г. активизировалась деятельность неправославных общин, направленная среди прочего на строительство культовых сооружений. Местные татары также поставили вопрос об открытии мечети. Впервые об этом было заявлено в 1906 г. В 1909 г. в Департамент духовных дел иностранных исповеданий (ДДДИИ) поступило прошение от муллы г. Иваново-Вознесенска Яруллы Нигматуллина о разрешении сбора средств на постройку в городе мечети. Департамент дал согласие на сбор 10 тысяч рублей в пределах Владимирской губернии (в которую в ту пору входил Иваново-Вознесенск). Однако Я. Нигматуллин попросил увеличить сумму сбора до 25 тысяч рублей и дать возможность собирать эти деньги по всей России. Эта необходимость была продиктована ростом цен на землю и невозможностью набрать столь крупную сумму в пределах одной губернии. В поступившем 27 апреля 1910 г. ответе ДДДИИ разрешал сбор указанной суммы в течение 5 лет, однако география была ограничена только Владимирской губернией. По причине бедности местного мусульманского населения означенную сумму так и не удалось достать, а с началом Первой мировой войны приток пожертвований и вовсе прекратился.

Строительство мечети не было осуществлено, а мусульманское богослужение в городе проводилось в так называемом Графском саду в центре города. В 1910–1914 гг. был вновь разработан проект возведения мечети в г. Иваново-Вознесенске, не получивший реализации. По некоторым сведениям, в начале 1920-х гг. мусульмане для совершения молитв собирались и в татарских клубах, а в более поздние советские годы – в частных домах верующих без постоянной привязки к одному адресу.

В городских общинах бытование национальной культуры, основанной на исламских традициях, не прерывалось. Так, респонденты старшего возраста утверждают, что еще в 1970-е гг. среди татар – выходцев из Нижегородской области исполнялись мунаджаты, хотя в самой Нижегородчине в этот период они уже почти исчезли.

Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь

Согласно статистическим данным на 1989 г. в Ивановской области проживало 9,9 тысячи татар (0,75 % всего населения), они являлись третьим по численности этносом после русских и украинцев. Численность других мусульманских этносов не превышала 1 тысячи человек.

Всероссийской переписью населения 2002 г. общая численность представителей мусульманских этносов оценивалась в 16,8 тысячи человек (1,46 % населения области). По данным активистов мусульманской общины, в 2002 г. число мусульман в Ивановской области составляло 60 тысяч человек с тенденцией дальнейшего ежегодного роста. Значительная разница с официальными данными может быть объяснена, например, неучетом в ходе переписи условно временных и трудовых мигрантов.

Кроме того, в последние годы наблюдается процесс перехода в ислам представителей немусульманских народов. Основной контингент принимающих ислам русских составляют образованные девушки и, значительно реже, юноши из обеспеченных семей с четкой мотивацией жизненных целей. Причиной, побуждающей их к принятию ислама, является инфернальность окружающего общества и стремление создать крепкую семью на основе устоявшихся жизненных правил.

Материалы переписи 2002 г. фиксировали по области 8,2 тысячи татар (0,72 % населения) и 0,5 тысячи башкир. Некоторое снижение численности татар по сравнению с 1989 г. председатель Национально-культурной автономии татар Ивановской области Фярит Усманович Ляпин объясняет их частичной ассимиляцией. Однако объективные данные свидетельствуют, что сокращение практически не вышло за рамки процесса естественной убыли населения, характерного для данного региона. Кроме того, в межпереписной период среди татар области наблюдалась незначительная миграция в Москву, Московскую область и Татарстан. Татары обладают устойчиво высоким социальным статусом, обусловленным как хорошим владением русским языком, так и высоким уровнем образования. Во многом авторитет татар в области поддерживается деятельностью ряда успешных и популярных лидеров, таких как упомянутый выше Ф. У. Ляпин и заместитель главы г. Иваново, депутат Ивановской городской думы И. Ф. Салихов. При оценке уровня религиозности татарского населения Ивановской области следует учесть прежде всего тот факт, что деятельность по организационному оформлению мусульманской общины в этом регионе велась только татарами. Все имамы Ивановской области являются татарами, за исключением собственных шиитских лидеров у азербайджанцев. Неофициальные муллы советского периода также происходили из татар.

Центральной организацией, выражающей интересы татарского населения, является Национально-культурная автономия татар Ивановской области (официально зарегистрирована в 1999 г.). Действует также ряд аффилированных структур: ивановская областная общественная организация Федерация национальной спортивной борьбы «Татарча корэш», руководимая Р. М. Хаеровым; общественная организация Союз татарской молодежи «Нур» Ивановской области (председатель Ш. Н. Алиакбаров); ивановская татарская женская организация «Ак калфак».

Татары Ивановской области активно поддерживают и воспроизводят национальную культуру. Уроженцем области является народный артист Татарстана Мунир Соколов. С 2001 г. в областном центре действует единственный во всем ЦФО (за исключением Москвы) татарский театр-студия «Миллятем». Руководит им заслуженный артист России Мхамет Баширович Кашаев. Театр давал спектакли не только в Иванове, но и в Москве, Казани и др. городах.

В 1994 г. в Иванове была открыта первая государственная воскресная татарская школа, преподавательские ставки в которой были выделены областной и городской администрациями. В настоящее время татарская воскресная школа под руководством М. Б. Ляпиной работает на базе государственной общеобразовательной школы № 18. Помимо татарского, в ней факультативно преподается арабский язык, для желающих – азербайджанский и афганский. На базе воскресной школы проводятся различные мероприятия, в том числе ученические конференции.

С 1994 г. в городе регулярно проводится сабантуй. Особо примечательной чертой ивановского сабантуя является то, что на нем не продается и не потребляется спиртное. Отдельно празднуется детский сабантуй. Значительную часть финансирования этих мероприятий берут на себя областная и городская администрации. В настоящее время сабантуй стал праздником общеобластного масштаба и пропагандирует традиции мусульманской культуры.

Все без исключения татары Ивановской области исповедуют ислам суннитского толка ханафитской школы. Внемазхабных течений не отмечено.

Вторым по численности мусульманским этносом области являются азербайджанцы (по переписи 2002 г. – 3,2 тысячи человек). Большая их часть происходит из Карабахского и Ленкоранского районов, что обусловливает преобладание шиитов. Азербайджанцы-шииты Иванова проводят траурные дни Ашура. В течение первых дней месяца мухаррам они устраивают собрания, вывешивая полутораметровые плакаты с надписью на арабском языке «О, Хусейн». В ходе собраний ведущий на азербайджанском языке (с обильным вкраплением талышских слов) повествует о жизни и трагической смерти имама Хусейна. Мероприятие сопровождается чаепитием. Такие собрания до 2008 г. регулярно проводились в частных домах местных азербайджанцев. В январе 2008 г., по согласованию с председателем МРОМ Ивановской области Ф. У. Ляпиным, была предпринята попытка провести серию таких собраний в мечети, но ввиду жесткого противодействия со стороны других общин подобная практика была прекращена. Фактов проведения траурных процессий в день Ашура, сопровождаемых самоистязанием, в Иванове не отмечено.

Несмотря на некоторую обособленность, в последнее время наблюдается процесс интеграции азербайджанцев в мусульманскую общину, а через общину – и в принимающее общество. С каждым годом возрастает активность участия азербайджанцев в жизни мусульманской общины. В настоящее время действует Ивановское региональное отделение Всероссийского Азербайджанского конгресса. В Иваново приезжают высокопоставленные представители из Азербайджана. В школе № 18 с татарским этнокультурным компонентом открыты азербайджанские группы.

Крупной надэтнической общностью являются народы Дагестана, общая численность которых в области по переписи 2002 г. составляла 1,8 тысячи человек. Среди них наиболее значительно представлены аварцы и табасаранцы (по 0,5 тысячи человек). Следует отметить, что в этом регионе преимущественно проживают выходцы из Южного Дагестана (табасаранцы, лезгины, агулы и рутульцы); в совокупности они составляют немногим менее половины дагестанской общины области. Дагестанцы представлены в различных профессиях: имеются фермеры, предприниматели, строители, врачи, интеллигенция, руководители хозяйств. Степень религиозности у дагестанцев высокая, но не выходит за рамки повседневной жизни.

Численность вайнахской этнической общности (чеченцы и ингуши) достигала в 2002 г. 0,8 тысячи человек. Сфера их занятости – строительство, фермерство, предпринимательство. Вайнахи принимают деятельное участие в значимых религиозных мероприятиях, например организации ифтаров в соборной мечети.

Представителей коренных этносов Северо-Западного Кавказа (кабардинцы, балкарцы, осетины-мусульмане, карачаевцы, черкесы, адыгейцы и др.) в области сравнительно немного – 0,2 тысячи человек.

Общая численность народов Центральной Азии, проживавших в Ивановской области в 2002 г. достигала 1,6 тысячи человек: узбеки (0,7 тысячи), таджики, казахи, туркмены и др. В настоящее время в связи с усилившимся миграционным притоком из этого региона данные переписи нельзя считать достоверными.

Среди уроженцев Центральной Азии в религиозной сфере инициативу проявляют узбеки, как представители (наряду с таджиками) наиболее исламизированного этноса в регионе. Именно они ведут преподавание в организованном при Соборной мечети г. Иваново центре подготовки хафизов Корана, узбеки и таджики стали и его первыми выпускниками. Представители узбекской общины принимают активное участие и в других религиозных мероприятиях. В 2007 г. при личной поддержке Ф. У. Ляпина было зарегистрировано узбекское национальное объединение Ивановского регионального отделения Ассамблеи народов России.

В области проживают мусульмане – выходцы из стран дальнего зарубежья, в первую очередь афганцы (переписью 2002 г. были зафиксированы только пуштуны – 147 человек). В воскресной школе № 18 существует кружок по изучению афганского языка. В свое время несколько десятков арабов сыграли важную роль в процессах религиозного возрождения, занимая должности преподавателей основ ислама и арабского языка на курсах при мечети, в детских мусульманских лагерях и т. д. Немногочисленными являются общины турок, иранцев, аджарцев, лазов, курдов, крымских татар, татов.

Мусульманская община Ивановской области прошла длительный период институализации и является сегодня наиболее социализированной по всему ЦФО. Здесь достигнута высокая степень взаимодействия с властями всех уровней, что отражается на общественной жизни региона в целом. Для вновь прибывших мигрантов община служит наиболее мощным институтом интеграции и адаптации. Община активно сотрудничает с различными СМИ Ивановской области, Москвы, Костромы, Татарстана и т. д.

Первым официально зарегистрированным религиозным объединением мусульман в постсоветские годы стало РОМ «Махалля», выросшее из неофициальных общин советского периода (существовало в 1992–1997 гг., руководитель – А. С. Якупов). После образования в 1997 г. МРОМ Ивановской области «Махалля» самораспустилась и вошла в состав нового объединения, которое в настоящее время является единственной зарегистрированной мусульманской организацией в регионе.

Еще в 1980-е гг. предполагалось построить молитвенный дом на Сортировке – в одном из районов компактного проживания татар в г. Иванове. Община располагала необходимыми финансовыми средствами и возможностями, но вследствие различных причин этот проект не был реализован. В 1993 г. вновь возникла идея строительства соборной мечети г. Иванова, как части исламского культурного центра. Проект был разработан членом Союза архитекторов России В. А. Тимониным совместно с Ф. У. Ляпиным. 29 мая 1997 г. был заложен первый камень. Уже на этапе строительства в ней стали проходить богослужения; так, с 2002 г. в оборудованном подвальном помещении недостроенной мечети проводился таравих-намаз. В торжественном открытии, которое состоялось 5 сентября 2003 г., приняли участие: председатель Совета муфтиев России шейх Р. Гайнутдин, губернатор Ивановской области В. И. Тихонов, главный федеральный инспектор представительства президента РФ по Ивановской области В. В. Мозжухин, бывший губернатор Ивановской области В. Н. Тихомиров, заместитель главы городской администрации И. Ф. Салихов, председатель Исполкома Всемирного конгресса татар Р. З. Закиров, а также представители Госдумы РФ, областной думы, различных структур государственной власти. Открытию мечети был посвящен большой праздничный концерт, подготовленный силами мастеров искусств Республики Татарстан.

Соборная мечеть построена в классическом восточном среднеазиатском стиле с использованием современных технологий и материалов и учетом северных климатических условий. Уникален 16-гранный овальный, покрытый сплавом цинка и титана, темно-серебряного цвета купол. Мечеть имеет один 8-гранный минарет. При изготовлении всех стен был использован красный кирпич.

Помещение мечети рассчитано на 1 тысячу молящихся. В дальнейшем, в рамках запланированного исламского культурного центра, предполагается строительство школы и интерната для учащихся, конференц-зала, библиотеки.

Помимо соборной мечети г. Иванова в области действует ряд молельных домов, построенных или приобретенных в 2000-е гг. В 2003 г. свои двери открыл молельный дом в г. Шуе, в 2005 г. – г. Кинешме, в 2006 г. – гг. Тейково и Фурманове, в 2007 г. – г. Вичуге. Здания сохраняют вид частных домов с необходимой внутренней перепланировкой для совершения коллективных молитв. Во всех молельных домах проводятся ежедневные пятикратные, праздничные и пятничные намазы, таравих-намазы в месяц Рамадан, ведется просветительская, воспитательная работа.

Важным показателем роста религиозности населения служит количество паломников, желающих совершить хадж в Мекку. Выезд в хадж из Ивановской области начался лишь в 2000 г., тогда из региона было отправлено 2 человека. Значительный рост числа паломников, в том числе и из районов области – Кинешмы и Фурманова, – произошел в 2007 (13 человек) и 2008 гг. (20 человек).

В 2008 г. был запущен сайт ивановских татар  – совместный интернет-ресурс мусульманской религиозной общины, областной Национально-культурной автономии татар и союза татарской молодежи «Нур» Ивановской области. При соборной мечети г. Иваново работает единственная в ЦФО школа подготовки хафизов Корана. Она была организована в 2006 г., но фактически существовала с 2003 г. Первый выпуск был сделан в конце 2008 г., второй – весной 2009 г. Обучение ведется по туркестанскому методу. Преподаватели школы – выходцы из Центральной Азии, получившие образование по линии последователей Абдульбаки-хафиза (Кашгар, XIX в.). Усилиями преподавателей и учеников школы в соборной мечети г. Иванова в течение месяца Рамадан прочитывается хатм ал-Коран (полный текст) во время таравих-намаза. В 2008 г. на базе школы проводился третий межрегиональный ежегодный конкурс чтецов Корана с участием конкурсантов из Костромы, Москвы, Мордовии, Татарстана, Ярославля. Победителям вручались призы и подарки. Большая часть победителей – ученики самой ивановской школы. Многие из них являются призерами конкурсов чтецов Корана в Москве и Казани.

Каждый год силами мусульманской общины в живописном месте под Плёсом организуется детский мусульманский лагерь, где дети отдыхают от учебы, любуются левитановскими местами и постигают основы религии.

Мечеть в г. Иваново

Минбар мечети в г. Иваново

Ивановская область, г. Фурманов. Имам мечети А. Бедретдинов с автором

Калужская область. От крымского хана до имама Шамиля

Страницы истории: Тарутинское сражение, Лаврентьевское кладбище

Калуга является одним из немногих городов Центральной России, история которого так богата на исламские сюжеты. В значительной степени это обусловлено созвездием ярких имен и событий, сошедшихся в одном городе. Первым из них следует отметить непризнанного героя отечественной истории ногайского мурзу Урака (Петра Арслановича) Урусова, который фактически обезглавил одну из сторон гражданской войны, известной в истории России как Смутное время. В более позднее время в Калуге отбывали почетную ссылку туркестанские царедворцы, кавказские суфийские лидеры.

Давнюю историю имеет татарская община области. Известно о проживании на этих землях целого ряда этнолокальных групп татар, участвовавших в XVII в. в украинной службе на Польской Украине (т. е. на границе Московского государства с Крымским ханством, проходившей в непосредственной близости от границ современной Калужской области). Среди них упоминаются калужские, боровские служилые татары, и татары Ярославца Малого (ныне г. Малоярославец). На сегодняшний день нам неизвестны ни происхождение, ни дальнейшая судьба этих локальных групп татар. Можно предположить как весьма древние – половецкие корни этих субэтнических групп (по аналогии с пронскими и михайловскими татарами), так и, напротив, их позднее происхождение, связанное, например, с татарами из окружения касимовского хана Ураз-Мухаммеда б. Ондана. Известно об активном участии татар в перипетиях Смутного времени начала XVII в., причем ряд ключевых событий произошел на территории нынешней Калужской области. Именно здесь по приказу Лжедмитрия II 22 ноября 1610 г. был убит хан Ураз-Мухаммед. В те же годы в Калуге проживали мать и бабка Мухаммед-Мурада (сына Ураз-Мухаммеда), что осталось, однако, вне сферы интересов исследователей.

Во время Отечественной войны 1812 г. на территории нынешней Калужской области находился Тарутинский лагерь, где проходило службу большое число мусульман. В этом районе произошел целый ряд боевых сражений с участием башкирско-татарской конницы: 1-й Башкирский полк под командованием полковника Н. Д. Кудашева отличился в боях 7 октября, атаковав французские войска при отступлении из Москвы; 12–13 октября в районе Малоярославца его отряд захватил много трофеев и отбил пленных; 1-й Тептярский полк действовал в составе калужского ополчения. 18 октября в районе села Тарутино между русскими войсками под командованием фельдмаршала М. И. Кутузова и французскими войсками маршала Мюрата произошло Тарутинское сражение, ставшее первым успехом русской армии в войне 1812 г. Не последнюю роль в нем сыграли мусульманские части царской армии.

С конца XVIII в., Калуга стала местом ссылки пленных казахов, туркестанцев и выходцев с Кавказа. Достоверные известия сохранились лишь о некоторых из них. В 1786 г. в Калуге находился последний крымский хан Шахин-Гирей со своей семьей и свитой. Последний хан казахского Младшего жуза Арынгазы-хан б. Абулгазы-хан был сослан сюда в 1823 г. и жил вплоть до своей кончины 24.08.1833 г. Предводитель горцев Дагестана и Чечни имам Шамиль с многочисленной семьей отбывал здесь ссылку в 1859–1868 гг. В 1873–1880 гг. в Калуге с семьей жил высший сановник Хивинского ханства диванбеги Мухаммед-Мурад. Дома, где проживали Шахин-Гирей и Шамиль, до сих пор сохранились и являются городскими достопримечательностями.

Одним из памятников истории ислама являлось Лаврентьевское мусульманское кладбище, расположенное на берегу р. Яченки.

В 1778 г. калужским губернским архитектором П. Р. Никитиным был разработан план застройки Калуги, утвержденный императрицей Екатериной II. Согласно проекту, город получил очертание почти правильной трапеции с примыкающими к ней слободами, Московской и Тульской заставами. Заботами Никитина было инициировано решение магистрата о переносе кладбищ разных вероисповеданий за черту города. Со времени образования Калуги умерших обычно хоронили по приходам, в оградах церквей; так что кладбища были разбросаны по всему городу (к концу XVIII в. в городе насчитывалось свыше 20 храмов). По плану Никитина под захоронения разных исповеданий было отведено несколько мест за городом: в северо-западной и восточной частях. В частности, мусульманское кладбище было заложено на северной окраине города в живописном месте на крутом обрыве у речки Яченки в Лаврентьевской роще. Это кладбище делило территорию с иудейскими, старообрядческими и беспоповскими захоронениями; недалеко от них находились заводы.

На карте «План Калуги 1912 г.» в экспликации № 90 значится: «кладбище еврейское, магометанское и др. вероисповеданий». Это означает, что первое мусульманское кладбище в Лаврентьевской роще, образованное по плану П. Р. Никитина 1778 г., существовало на протяжении всего XIX в. Однако уже в 1920-е гг. на его месте расположилась трудовая коммуна; ныне это ул. Труда и микрорайон с застройкой 1960–1970-х гг.

На Лаврентьевском кладбище был похоронен Арынгазы-хан (в 1833 г.) и люди из его свиты. После 1859 г. образовалась «шамильевская часть» мусульманских захоронений. В течение 9 лет местный климат унес из жизни 10 человек из семьи Шамиля. Все кладбище «опальный имам окопал земляным валом и содержал за свой счет».

В период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. в городской Хлюстинской больнице проходили лечение раненые военнопленные турки. В связи с их массовой гибелью было образовано второе мусульманское кладбище, которое располагалось за больницей, на пустыре. В фондах государственного Калужского краеведческого музея хранятся фотографии XIX в. с изображениями Хлюстинской больницы, кладбища и «могил с чалмой». В фонде документов Калужского губернского правления за период 1840-х гг. есть описание плана Калуги конца XIX в. Схема города также удостоверяет наличие Хлюстинского общего кладбища с часовней на восточной окраине города. Ныне это район ул. Генерала Болдина и спичечно-мебельного комбината «Гигант».

По данным первой всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г. в Калужской губернии проживало всего 144 мужчины и 28 женщин мусульманского вероисповедания. Известно о существовании здесь с конца XIX в. имамов из числа татар, но их имена не сохранились, за исключением Салахетдина Алимова (имам в Калуге с 1911 г.).

Мусульманскую общину Калуги начала ХХ в. составляли не только татары (в количестве 77 семейств), но и представители других национальностей. Так, первым зафиксированным в письменных источниках вайнахом на территории области был видный религиозный деятель Чечни Митаев Бамат-Гирей-хаджи, отбывавший здесь ссылку в 1911–1914 гг. и здесь же скончавшийся. В это же время в Калугу были сосланы и многие другие известные общественно-политические и религиозные деятели Кавказа, например Белхороев Батал-хаджи, а также рядовые участники выступлений в Чечне. Тогда же калужские мусульмане обзавелись собственным молельным домом по адресу: ул. Тележная, д. 2 (ныне ул. Воронина).

В советское время в Калуге и Малоярославце существовали незарегистрированные религиозные общины, руководимые неофициальными муллами (до 1931 г. в Калуге им был тот же С. Алимов, который затем перебрался в Орёл; в 1946–1947 гг. он жил в Малоярославце). Несмотря на то, что их деятельность сводилась лишь к проведению ритуально-обрядовой практики (меджлисы, джаназа, никах, имянаречение), в условиях атеистической пропаганды она имела огромное значение для сохранения у мусульман связи с исламом.

Мусульманские портреты

Урусов Петр (Урак) Арсланович – мурза (князь), воевода, сын Джан-Арслана, внук ногайского бия Уруса. В 1590-х гг. в Ногайской Орде разразился конфликт между семьями биев Дин-Ахмеда и Уруса. Дети Джан-Арслана Урак и Зорбек были взяты в качестве заложников в Москву, где приняли крещение. В 1594 г. Урак, уже под именем Петра Арслановича, отвечал за винный стол на царском приеме. Его женили против воли на вдове князя А. И. Шуйского. В Смутное время Урусов возглавлял отряд из казанских, романовских и арзамасских служилых татар, который в мае 1607 г. находился в Москве. Во время противостояния царя В. И. Шуйского и Лжедмитрия II перешел на сторону второго, бросив жену и вернувшись в ислам. Урусов возглавил личную охрану Самозванца, которая состояла из татар. Однако убийство 22 ноября 1610 г. касимовского хана Ураз-Мухаммеда б. Ондана по приказу Лжедмитрия II вызвало среди татар недовольство. 11 декабря 1610 г. Урусов отомстил за смерть касимовского хана, убив Лжедмитрия II на охоте под Калугой. Убийство князем Урусовым Самозванца «объективно оказало огромную услугу российской государственности» (В. В. Трепавлов). К сожалению, этот факт до сих пор не получил должного освещения и оценки отечественных историков. Лжедмитрий II был убит в Калужском бору, который располагается сразу за рекой Яченкой. Калужский бор и городскую зону отдыха с всемирно известным Музеем космонавтики им. К. Э. Циолковского сегодня разделяет река. После убийства Самозванца большая часть татар из его войска бежала вместе с мурзой Урусовым в Крым. Те же немногие, кто остался, были казнены и похоронены на отдельном кладбище. В Крымском ханстве мурза стал советником хана по московским вопросам и организовывал набеги на Россию. Он породнился с беком крымских ногаев Кантемиром, который начал гражданскую войну в ханстве. В мае 1639 г. хану Бахадур-Гирею удалось заманить Урусова в Бахчисарай и казнить.

Шахин-Гирей (? – 1787) – последний крымский хан (правил с перерывами в 1777–1783 гг.). Шахин-Гирей («шахин», или «шагин» в переводе с тюркского означает «сокол») вошел в историю как личность незаурядная и неоднозначная. Шахин-Гирей получил образование в Венеции (Италия) и Салониках (современная Греция). В совершенстве владел итальянским, греческим, арабским языками. По описанию современников, «был горяч, нетерпелив, излишне жесток».

В период Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. в Крыму велись военные действия, и происходила неоднократная смена правителей. В 1770 г. Шахин-Гирей участвовал в свержении своего родственника, ставленника османского султана Девлет-Гирея IV (1769–1770). Спустя некоторое время новый хан, Селим-Гирей III (1770–1771) бежал в Стамбул, а на престол был избран брат Шахин-Гирея Сахиб-Гирей II (1771–1775). При нем Шахин-Гирей стал калгой (второе властное лицо в правящей иерархии Крымского ханства). В 1772 г. Шахин-Гирей был представлен ко двору императрицы Екатерины II. Тогда же в Санкт-Петербурге он изучал русский язык и историю России, заинтересовавшись военными победами Петра I и его реформами. По рекомендации кн. Г. А. Потемкина, правителя южных областей Российской империи, впоследствии князя Таврического, наследный принц был произведен А. В. Суворовым в капитан-поручики бомбардирной роты лейбгвардии Преображенского полка.

В апреле 1775 г. в Крым прибыл Девлет-Гирей IV и сумел привлечь на свою сторону некоторых татарских мурз. Напуганный этим Сахиб-Гирей II бежал в Османскую Турцию, а Девлет-Гирей был возведен на престол. Однако ему пришлось столкнуться с сильной оппозицией во главе с Шахин-Гиреем, поддержанным Россией. В 1776 г. Шахин-Гирей был провозглашен крымским ханом, но произошло это за пределами Крымского полуострова, на Кубани. Только в апреле 1777 г. он въехал в Бахчисарай, где принимал присягу населения Крымского ханства.

В отличие от своих предшественников Шахин-Гирей был прямым ставленником России и опирался на русские войска. Как свидетельствует переписка генералиссимуса А. В. Суворова с всесильным фаворитом Екатерины II кн. Потемкиным, царская власть «заигрывала» с молодым ханом Шахин-Гиреем: «Он не чужд азиатской пышности, но к войне сроден».

Используя властные полномочия, Шахин-Гирей в 1778 г. предпринял попытку «реформирования и европеизирования Крымского государства», но натолкнулся на открытое сопротивление татарских беев и мурз. В частности, ханская «демократизация общества» – уравнение в правах христиан и мусульман – привела к национальной резне и мятежам. Екатерина II предложила Шахин-Гирею компромиссный выход: выезд христиан за счет российской казны в Приазовье. Императрица даровала переселенцам, в основном грекам и армянам, земли и освобождение от налогов и повинностей.

Крымский хан оказался заложником своей реформаторской политики и царской дипломатии «двойного стандарта». За каждым шагом и словом Шахин-Гирея следила тайная канцелярии генерала И. М. Кутузова, возглавлявшего в Крыму Бугский егерский корпус, который обеспечивал нейтралитет независимого Крымского ханства. Завербованный агент – старший письмоводитель двора крымского хана – по надежным каналам русской разведки исправно передавал «тайные грамоты», собирал ценные сведения, поступавшие из Османской империи. Кутузов писал об этом Суворову в 1778 г.: «Грамоту турецкую постигаю на живых бумагах, только вчера полученных из османской столицы».

В условиях внутриполитической нестабильности Шахин-Гирей обратился к османскому султану как халифу за благословительной грамотой, и Порта признала его ханом при условии выхода из Крыма русских войск. Между тем в 1782 г. в Крыму началось новое восстание, и Шахин-Гирей вынужден был бежать в Еникале (в границах современной Керчи), которая с 1774 г. принадлежала России, а оттуда – на Кубань. В ханы был избран Бахадыр-Гирей II, не признанный Россией. С помощью русских войск Шахин-Гирей вновь вернул себе власть, после чего казнил многих своих врагов. Это не прибавило ему популярности в народе. Пользуясь слабостью государственной власти в ханстве, в 1783 г. русские войска без предупреждения вошли в Крым. 8 апреля (по старому стилю) указом Екатерины II Крымское ханство было ликвидировано и присоединено к России; Крым был переименован в Тавриду.

Драматизм политической ситуации в Крыму 1783 г. подтолкнул Шахин-Гирея к отречению от престола. Приняв подданство России, он получил государственный пенсион в 200 тысяч рублей в год. Служить в качестве офицера царской армии он отказался, добровольно приняв опалу. Первоначальным местом жительства «подназорному хану» был определен Воронеж, где он и проживал с 1784 по 1786 г. В январе 1786 г. Шахин-Гирей переселился «с гаремом и челядью» в Калугу. По определению калужского историка Д. И. Малинина, «этот город превращался в удобный ссылочный пункт, обычным фоном общественной жизни которого как в XVIII, так и в XIX веках была мертвая тишина и будничные обывательские интересы».

При изучении ф. 85 Государственного архива Калужской области (ГАКО) были обнаружены ранее не введенные в научный оборот документы Калужской Казенной палаты. Из краеведческой литературы в XVIII–XIX вв. известно, что «малый двор» хана проживал в загородной резиденции калужского наместника, генерал-губернатора М. Н. Кречетникова: «в деревянных хоромах в 12 сажен, построенных в 1782 г. первым калужским архитектором П. Р. Никитиным».

По данным архивных материалов, самого Шахин-Гирея поселили сразу на Большой Московской улице, в доме генерал-майора Толстова (ныне ул. Ленина, д. 65), и губернатор «учинил с генералом соглашение о цене найма его нового дома» – деревянной городской усадьбы, построенной также в 1782 г. (дом сохранился и является памятником деревянного зодчества; после Шахин-Гирея он сменил много хозяев, в основном из княжеского рода Оболенских и Кашкиных). Далее известно, что 1 июля 1786 г. многочисленную свиту хана перевели из загородного дома генерал-губернатора в другие дома. Сам Кречетников, согласно сообщению генерал-прокурора князя А. А. Вяземского из Петербурга, занимался «расселением, приказывал городничему Анохину примериться к ценам найма еще 7-ми домов и давал рекомендации казенной палате по выплате денег».

Архивные материалы свидетельствуют, что Екатерина II вникала во все бытовые и жилищные нужды опального хана. Есть ссылки на ее именной указ «О найме и ремонтных исправлениях в домах», где проживал сам Шахин-Гирей, его чиновники и обслуживающий персонал. Интересен документ за подписью генерал-губернатора о выделении 700 рублей городничему на обустройство в домах «по их (татарскому) образу жизни»: покупку материи для изготовления диванов, приобретение зеркал, люстр, мебели.

Всего на обустройство в Калуге двора последнего крымского хана были истрачены немалые казенные средства, перечисленные из государственного пенсиона хана.

Почетный пленник жил в Калуге на «широкую ногу». Он принимал гостей, включая и соотечественников под видом «эмиссаров-купцов», хотя официальных приемов не вел. Мемуаров о своей опальной жизни в Калуге Шахин-Гирей не оставил, но был замечен в тайной переписке с «немирными ногайскими мурзами из Тамани и турками из Анапы». Тайные грамоты – жалобы крымцев (прежних подданных хана) на непомерные поборы князя Потемкина-Таврического – дошли до императрицы. Своим указом Екатерина II лишила поднадзорного хана пенсии и удовлетворила его просьбу покинуть пределы России. Императрица именным указом «благоизволила всем татарам, составлявшим свиту хана, сделать выбор» – следовать за ханом или остаться под покровительством российской короны. Желающим остаться были выделены «прогонные деньги от 60 до 300 руб.» в г. Екатеринослав, в Таврическую область или в Воронежскую губернию.

Отъезд Шахин-Гирея готовился очень тщательно: чиновники по особо важным делам офицеры Виннлер, Крейс и Вельяминов первыми выехали до границы империи в г. Хатин, куда впоследствии прибыла свита и хан. Архивные документы уточняют, что по именному указу Екатерины II от 11 августа 1786 г. был определен маршрут кортежа хана: из Калуги через Тулу до российской границы (г. Хатин) за казенный счет, далее в турецкие земли через Киев и Польшу. Из донесения советника местного управления Вельяминова следовало, что «для хана, его свиты потребуется 105 пар лошадей, да для состоящих при той свите разных чинов еще 23 лошади, да какое-то количество потребуется обыкновенных кибиток». Нанятым ямщикам предполагалось выдать первоначально «500 рублей, затем добавить по пути и по прибытию в г. Хатин».

Последний ежемесячный царский пенсион, как пишет в отчете от 19 октября 1786 г. генерал-губернатор М. Н. Кречетников, хану был доставлен «не позднее первого декабря за половину того месяца и больше хан требовать не будет», поскольку, по расчетам маршрута, хан со свитой должен был прибыть к границе Российской империи во второй половине декабря. Оказавшись на территории Османской империи, последний крымский хан по приказу султана Абдул-Хамида I (1774–1789) был отправлен на о. Родос, где его, по мнению исследователей, удавили в г. Неохори. Существует версия в духе писателей-романистов XIX в., что хан был отравлен «чашечкой турецкого кофе с бриллиантовой пылью».

После отъезда почетного пленника из Калуги большой деревянный дом был вновь обращен в губернаторскую дачу, где с XIX в. проживали известные поэты, музыканты, писатели. Дом Шахин-Гирея намного пережил своего знаменитого хозяина и был снесен в 1970-е гг. Другие дома в загородном саду и в городе по Большой Московской улице, которые городская администрация снимала для хана и свиты, были переданы прежним хозяевам и также пережили своих крымских гостей.

Шамиль (ок. 1798–1871) – крупнейший деятель ислама на Кавказе XIX в., имам, ученый, военный и политический вождь, возглавивший борьбу кавказских народов за независимость от царского режима. Родился в аварском ауле Гимры в Дагестане, являлся учеником и другом первого дагестанского имама Гази-Мухаммеда (1794–1832). После гибели в 1834 г. второго имама Гамзат-бека (род. в 1789 г.) Шамиль был избран главой имамата – военно-теократического государственного образования, созданного в Дагестане (на землях ликвидированного Аварского ханства) и Чечне. Границы влияния имама в годы Кавказской войны (1817–1864 гг.) неоднократно менялись, и в лучшие периоды простирались до земель адыгов и Абхазии на западе и грузинской Тушетии на юге. Захват царскими войсками ставки Шамиля в с. Ведено (апрель 1859 г.), штурм крепости Гуниб в Нагорном Дагестане (25 августа / 6 сентября того же года), последнего прибежища имама и его отряда, решили исход войны на Кавказе. После многолетней борьбы Шамиль принял условия почетного плена и 27 августа 1859 г. вместе с семейством отправился в столицу Российской империи. 15 сентября в г. Чугуеве Шамиль встретился с императором Александром II (1855–1881), устроившим в честь него военный парад. Далее путь именитого горца по России продолжился через Курск, Тулу, Москву, где ему устраивались торжественные приемы. 10 октября 1859 г. Шамиль в сопровождении русских офицеров прибыл в Калугу – город, назначенный местом его ссылки. Это рассматривалось им как проявление определенного политического вероломства: при пленении имаму был обещан выезд из России с семьей в Мекку. Больше месяца почетный пленник проживал на ул. Никитской (ныне ул. Ленина) в лучшей городской гостинице «Кулон» (здание сохранилось по сей день, оно используется муниципалитетом в общественных целях). 5 января 1860 г. в Калугу прибыло «на 30 лошадях, 6 тарантасах и фургонах» семейство Шамиля во главе со старшим сыном Гази-Магомедом (всего 20 человек с фельдъегерем и переводчиком). Для расселения многочисленной семьи, состоящей из двух взрослых сыновей, их жен, детей, двух жен Шамиля, его малолетней дочери, двух замужних дочерей, их детей, зятьев имама, воспитателей, прислуги, был определен городскими властями трехэтажный дом с надворными строениями, флигелем, и большим садом, где позднее была построена молельня. На первоначальное устройство и обзаведение городской усадьбы XVIII в. известных российских купцов Билибиных ушло 5,5 тысячи рублей серебром; особняк был взят в аренду у нового владельца (калужского судьи полковника А. Сухотина) на 3 года за 900 рублей серебром в год. Калужский губернатор А. Арцимович лично следил за всеми ремонтными исправлениями дома и в качестве председателя строительной домовой комиссии подписал в декабре 1860 г. документ о годности дома к проживанию.

На содержание семьи Шамиля в Калуге император ежегодно отпускал 20 тысяч рублей серебром. Пенсия самого имама составляла 15 тысяч рублей серебром в год. Значительную часть своего пенсиона Шамиль раздавал ссыльным землякам, другую тратил на помощь бедным калужанам через своего казначея Хаджиева. У военного пристава капитана А. Руновского (участника Кавказской войны) с семейством Шамиля сложились доверительные отношения. Многие из бесед с имамом пристав записывал в своем дневнике, который вел в течение 3 лет службы при Шамиле.

В почетном плену Шамилю и его свите доводилось бывать на концертах и светских балах в Харькове, Туле, Калуге, Санкт-Петербурге. В Калуге имам и мужская часть домочадцев посещали балы в Дворянском собрании, цирковые представления. Зятья Шамиля были дружны с сестрами Голицыными, приезжали на балы в их усадьбу Железники в Лаврентьевской роще. Со своей стороны, жители Калуги часто приходили в поле за Ямскую слободу, чтобы увидеть «гарцующих горцев на своих прекрасных арабских скакунах». Сам Шамиль свободно появлялся во всех людных местах: школах, больницах, посещал ярмарки. Он привлекал внимание горожан, когда в белой чалме передвигался по улицам Калуги на коляске, подаренной губернатором. Местная газета «Калужские губернские ведомости» завела регулярную рубрику «Из дома Шамиля». Специально для этого была «приписана» дама-фотограф, которая, с разрешения имама, запечатлела женщин из его семьи в художественных фотопортретах.

В доме имама присутствовали лучшие калужские врачи для лечения членов его семьи. Климат Центральной России оказался слишком непривычным для кавказских пленников. Первая смерть унесла жизнь жены старшего сына – Керимат; тело для погребения было отправлено на Кавказ, в Гуниб. 27 апреля 1862 г. от преждевременных родов у жены Шамиля Шуанат родился мертвый младенец. 12 апреля 1866 г. от скоротечной чахотки скончалась старшая и любимая дочь Нафисат. Всего Шамиль в Калуге похоронил 10 человек родных.

У нового пристава П. Пржецлавского, вступившего в должность 1 апреля 1862 г., с семейством Шамиля доверительных отношений не сложилось: «навязчивое вмешательство, мелочная опека, вход в интимные подробности жизни большой мусульманской семьи Пржецлавским сделали жизнь Шамиля в высшей степени тягостной». В конфликт имама и пристава понадобилось вмешательство военного министра Д. А. Милютина. Доклад императору возымел действие: пристав был смещен.

Для улучшения здоровья, смены обстановки в жизни семейства Шамиля в июне 1863 г. был предпринят выезд в Боровский уезд Калужской губернии в имение Ермолово, где имаму с семейством сняли дачу на весь летний период за 250 рублей.

Печальные вести с Кавказа о массовом исходе горцев в Турцию (мухаджирство) вынудили Шамиля добиться встречи с генерал-фельдмаршалом А. И. Барятинским и Александром II. Из Калуги Шамиль с капитаном Руновским, двумя сыновьями, женами и зятьями прибыл в Санкт-Петербург. Император принял мусульманскую делегацию в Царском Селе, подарил богато украшенную золотую шашку; императрица сделала подарки женам имама. Однако разрешения на поездку в Мекку Шамиль не получил. Генерал Чичагов посоветовал имаму со всем семейством присягнуть на верноподданство, стать гражданином страны и получить российские паспорта.

Присяга состоялась 26 августа 1866 г. в зале Калужского дворянского собрания. Этот исторический факт был зафиксирован местными фотографами и подробно описан в «Калужских губернских ведомостях». Вслед за Шамилем присягу приняли и его сыновья. Принятие российского подданства и убедительная речь имама в Санкт-Петербурге на свадьбе наследника престола цесаревича Александра Александровича с датской принцессой Дагмарой 28 октября 1866 г. способствовали решению императора (8.10.1868 г.) о разрешении Шамилю переехать из Калуги в город с более мягким климатом – Киев. Шамиль со всем семейством выехал из Калуги 25 ноября 1868 г. и добрался до Киева по железной дороге через Курск. По предписанию министра путей сообщения для переезда Шамиля был приготовлен салонный вагон, а для его имущества и прислуги – отдельные пассажирские вагоны.

Александр II распорядился выдать Шамилю паспорт сроком на год и разрешить выезд в Мекку. 12 мая 1869 г. имам с 2 женами, 4 дочерями, малолетним сыном и внучкой, отбыл пароходом до Одессы; до границы их сопровождал старший сын имама. Старших сыновей Шамиля в качестве неофициальных заложников император оставил в России; они служили офицерами в русской армии.

Скончался Шамиль в Медине в 1871 г. и был похоронен на кладбище сподвижников пророка Мухаммада – Джаннат ал-Баки, в одном из самых почитаемых и посещаемых паломниками мест.

Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь

Всесоюзная перепись населения 1989 г. зафиксировала на территории Калужской области 3 тысячи татар (0,28 % населения области, 4-е место), 2 тысячи азербайджанцев и 1,4 тысячи узбеков. К 2002 г. общее число мусульманской общины возросло до 13,4 тысячи человек, что составляло 1,28 % населения области. Это произошло на фоне общего сокращения населения области на 23 тысячи человек.

Самым крупным мусульманским этносом области в 2002 г. по-прежнему оставались татары (4,3 тысячи человек, 0,4 % населения области), увеличение численности которых составило 45 %. Причиной такого значительного прироста стала миграция татар из центральноазиатских республик. К ним следует добавить близкородственных башкир, численность которых в области составляла 0,5 тысячи человек. Одним из немногих исследователей, изучающих историю мусульман региона, является уроженец Калужской области башкир по национальности С. Г. Асфатуллин. Сферой его научных интересов является участие мусульман в Отечественной войне 1812 г.

Татары составляют преимущественно городское население: 60–70 % их проживают в областном центре, 25 % – в г. Обнинске. В профессиональном отношении примерно половина татарской общины – рабочие, по 10 % – служащие и работники инженерно-технических специальностей, остальные – пенсионеры. Почти треть татар состоит в экзогамных браках. Заметно преобладание женщин.

Вторым по численности мусульманским этносом, согласно переписи 2002 г., остались азербайджанцы, численность которых возросла до 3 тысяч человек. Большей частью они работают в сфере торговли. Среди азербайджанского населения преобладают мусульмане-шииты; в деятельности МРОМ «Сунна» участия не принимают. В области существуют неофициальные шиитские азербайджанские имамы. Усилиями этой общины в Калужской области проводится празднование навруза.

Следующей по численности крупной мусульманской группой являются народы Дагестана – 1,9 тысячи человек: лезгины (0,6 тысячи), даргинцы (0,5 тысячи), аварцы, кумыки, табасаранцы, лакцы и др. В настоящее время эти цифры могут быть существенно выше, в основном за счет условно временных мигрантов, учитываемых по месту постоянной регистрации в Дагестане, но фактически проживающих в других регионах. Члены дагестанской диаспоры предлагали городским властям передать в распоряжение этой общины сохранившийся дом, где проживал имам Шамиль. Среди дагестанцев немало предпринимателей (мелкий и средний бизнес); многие заняты в строительстве, в том числе в качестве наемных рабочих. Часть дагестанцев занимается фермерством, преимущественно животноводством (главным образом овцеводство). Религиозная жизнь дагестанской общины достаточно активна: помимо участия в деятельности местной религиозной организации «Сунна», среди них действуют незарегистрированные самоорганизующиеся группы, следующие различным суфийским тарикатам. Большинство калужских дагестанцев проживают в регионе с советских времен или с постсоветского периода. На это указывает и весьма характерная для представителей данной общности практика отправки тел умерших в родовые селения в Дагестане.

На момент переписи в области насчитывалось 0,8 тысячи вайнахов (из них чеченцев 0,5 тысячи). Профессиональная деятельность части общины связана с мелким и средним бизнесом. Так, один из чеченских предпринимателей организовал на швейной фабрике пошив женской одежды, соответствующей мусульманским канонам, и поставку ее в Москву. Другие трудятся в сфере обслуживания, реже в производстве; заметно число студентов вузов. Среди мужчин-вайнахов, давно проживающих в области, весьма распространены смешанные браки. Несмотря на меньшую численность по сравнению с другими мусульманскими этносами, вайнахи проявляют немалую активность в религиозной жизни. Среди них есть самоорганизованные группы последователей суфийских тарикатов и вирдов; для них характерно проведение мавлидов, но групповые громкие зикры не отмечены. Чеченцы и ингуши, входящие в МРОМ «Сунна», как правило, к тарикатам и вирдам не принадлежат. Для данной этнической общины также характерна отправка покойников на Кавказ для последующего захоронения.

Общее число представителей народов Центральной Азии, по переписи 2002 г., составляло 2 тысячи человек: узбеки (0,8 тысячи), таджики (0,6 тысячи), казахи (0,4 тысячи), туркмены и др. Эти цифры не учитывают масштабы присутствия условно временных мигрантов, численность которых в разы превосходит количество зарегистрированных переписью. В большей степени это относится к узбекам; темпы миграционного прироста таджиков и киргизов несколько ниже. В последнее время были заключены договоры о привлечении рабочей силы из Центральной Азии на завод «Фольксваген» в Калуге; заметен приток мигрантов и в другие сферы народного хозяйства. Для казахов и туркмен характерна скорее бизнес-миграция. Из числа этих народов наибольшую приверженность религиозным нормам проявляют узбеки.

Мусульмане Северо-Западного Кавказа немногочисленны – 0,3 тысячи человек (осетины-мусульмане, кабардинцы и др.) и в деятельности религиозной общины активного участия не принимают.

Переписью 2002 г. было также зарегистрировано несколько десятков мусульман – выходцев из дальнего зарубежья (вместе с турками их число достигает 0,1 тысячи человек). Спорной является графа «турки» (65 человек). Подобно ситуациям в соседних областях, вероятнее всего, под этим наименованием стоит подразумевать турок-месхетинцев.

Современная мусульманская община Калужской области состоит из религиозных групп Калуги, Малоярославца, Обнинска и отдельных верующих, проживающих в других населенных пунктах. Официальный статус имеют МРОМ Калуги и Калужской области «Сунна», зарегистрированная в 2001 г., и МРОМ Малоярославца, прошедшая регистрацию в январе 2010 г. Председателем первой организации является Ринат Тагирович Салаватов, имамом – Хасан Шейбаниевич Евлоев (р. 1985). Второй – Равиль Саматович Булатов, имам-хатыбом – Ринат Растямович Баткаев (в мае 2010 г. назначен официальным представителем ДУМЕР по Калужской области). Этап оформления проходит религиозная группа мусульман г. Обнинска.

В 2004 г. «Сунна» приобрела молельный дом в микрорайоне Анненки г. Калуги. Число верующих, регулярно приходящих на пятничный намаз, в настоящее время составляет примерно 60–70 человек, во время мусульманских праздников достигает 200 и более человек. Актив «Сунны» состоит из людей различных национальностей (чеченцы, татары, аварцы, русские, узбеки и др.) и разного социального уровня (мелкие предприниматели; лица, занятые на производстве и в сфере обслуживания; студенты городских вузов и др.). Работа с женщинами до весны 2008 г. практически не проводилась. В настоящее время число женщин в активе организации составляет 10–15 %. При «Сунне» действуют курсы по обучению основам ислама.

В 2008 г. в отношении «Сунны» и отдельных членов общины было инспирировано несколько судебных разбирательств с попытками обвинить эту организацию в пропаганде межнациональной розни. Все суды по этим делам общиной были выиграны.

Руководство МРОМ неоднократно приглашалось властями Калуги и Калужской области для участия в «круглых столах» по вопросам межконфессионального и межнационального диалога, образования и другим актуальным темам (например, предлагавшийся снос памятника В. И. Ленину в центре города и др.). «Сунна» сотрудничает с руководством этнических общин Калужской области, региональными СМИ (так, на телевидении появлялись сюжеты с участием местного мусульманского руководства), а также федеральными мусульманскими СМИ. Планируется заключить договорные отношения с управлением исполнения наказаний по области, управлением внутренних дел и другими организациями для совместной деятельности.

В 2005 г. в Калуге была создана национально-культурная автономия татар под председательством Р. Б. Яхьяева. С 2008 г. эту должность занимает Р. Г. Ганеев, его заместителем является Р. Янбулатов. Она имеет отделения в Малоярославце и Обнинске. По инициативе НКА проводятся сабантуи на областном уровне, через Всемирный конгресс татар осуществляется связь с Республикой Татарстан и с татарскими общинами в других регионах. В областном центре действует воскресный класс с обучением татарскому языку и культуре. Ежемесячно проводятся культурные мероприятия: концертные программы, выставки книг и т. д. НКА активно участвует в проведении мусульманских праздников. Религиозный отдел национально-культурной автономии татар продолжает традиции неофициальных имамов советского периода. Руководителем отдела является военный пенсионер Марван Каюмов, уроженец Абдуллинского района Оренбургской области. Его основная активность лежит в сфере проведения обрядов (похоронный, никах, имянаречение, меджлисы).

Молельный дом общины «Сунна»

Дом на ул. Тележной, где до революции располагалась мусалля

Архивное фото имама Шамиля с сыновьями

Дом где проживал имам Шамиль в период ссылки

Костромская область. Последнее пристанище князей Юсуповых

Страницы истории: Татарская подгородная слобода, мусульманское кладбище

История ислама на Костромской земле представляет интерес не только для историков, но и для этнографов и языковедов. Здесь нашли свое прибежище некогда известные и сильные в военном и политическом отношении романовские татары – потомки ногайской аристократии. Длительная история проживания татар на Костромской земле привела к практически полной потере ими родного языка, при сохранении этнического и религиозного самосознания.

Здесь сохранился своеобразный этнографический музей под открытым небом – Подгородная слобода – уголок татарской жизни посреди Центральной России. К сожалению, в годы советской власти была разрушена старая мечеть, но на ее месте сегодня воздвигнута новая, где мусульманин может найти все элементы халяльной инфраструктуры. Интересно и заслуживает внимания также старинное мусульманское кладбище города Костромы.

В годы Первой мировой войны в городе жил, находясь в плену, Саид Нурси, впоследствии ставший известным исламским ученым.

Татарская подгородная слобода Костромы – отдельное поселение на берегу Волги у Чёрной речки – ныне находится в черте города. Самоназвание населения Татарской подгородной слободы – «нугай татарлары» – совпадает с самоназванием юртовских татар Астраханской области. Сохранились предания о пребывании тюркского населения в Костроме и ее окрестностях. В одном из них упоминается о двух старинных могилах в двух верстах от с. Борщевки: «Крестьяне называют места сии Могильцами и ни за что не согласятся срубить деревца на оных или засеять оные хлебом, полагая, что там похоронены Татары, кои сими местами проходили из Кинешмы в Плёс». Среди некоторых групп волго-уральских татар бытовало мнение, что костромские татары являются мишарями, однако сами они отделяли себя от мишарей. Большая часть краеведов полагает, что костромские татары – потомки ногайцев, поселенных в Романове.

Формирование Татарской подгородной слободы с тюркоязычным населением и самобытной культурой происходило в несколько этапов. Одним из первых в 1625 г. в Кострому был отправлен ногайский мурза Урак Тинмаметьев с женами и челядью. По документам Разрядного приказа, Татарская подгородная слобода Костромы была основана в 1680 г. Сюда по царскому указу переселили из Романовского уезда (современная Ярославская область) 208 человек, поскольку «они в православную веру не крестились и устроены слободами». В 1686 г. костромской воевода Ф. И. Чемоданов пересмотрел всех переселенцев «на лицо» и определил, что под Костромой проживает 44 романовских мурз и татар, 20 вдов, 51 вдова с детьми и 105 зависимых людей, всего 220 человек. Самыми богатыми были семьи Юсуповых, Кутумовых, Шайдаковых. Татары получали «кормовые деньги» и компенсации за оставленные в Романовском уезде поместья. В 1721 г. в Костроме значилось 26 дворов (60 человек в окладе) костромских слободских татар, «которые после мурз люди» из г. Романова (ныне г. Тутаев Ярославской области). Категорически отказавшиеся принять христианство романовские служилые татары численностью 128 человек были окончательно переселены из Романова в Татарскую подгородную слободу Костромы указом от 13 декабря 1760 г. Многие из них принадлежали к роду ногайских мурз.

В 1761 г. сюда прибыла новая группа татар из Романо-Борисоглебского уезда Ярославской губернии. Причина их переселения объяснялась тем, что «…большая часть татар уже приняла христианскую веру, а оставшимся поклонникам Магомета пожалована была земля около города Костромы…».

В мае 1767 г. во время путешествия по Волге Кострому посетила императрица Екатерина II и предоставила костромским татарам ряд привилегий. Она «приказала костромскому воеводе Малыгину состоящую близ города Костромы Татарскую слободу и живущих в ней татар иметь ему, воеводе, под собственным его смотрением и попечением в всяких касающихся их нужд и от них прошения разбирать ему, а кроме его никому не ведать, потому, что они, Татары, хотя и иноверцы, но их можно считать за иностранных». После учреждения Костромской губернии татары в 1779 г. были включены в разряд казенных крестьян. В XIX в. они входили в отдельное сельское общество в составе Гридинской волости Костромского уезда Костромской губернии.

Численность населения Татарской подгородной слободы неизменно росло. В 1762 г. оно составляло 128 человек, в 1811 г. – 204, в 1858 г. – 290 человек. По статистическим данным на 1867 г., в этом обществе числились 159 мужчин и 140 женщин, в 1874 г. – 189 и 176 соответственно. В 1902 г. численность татар достигла 525 человек (86 домов), в 1920 г. – 521, в 1924 – 653 человека (104 двора). Семья состояла в среднем из 5 душ. Увеличение числа жителей Татарской подгородной слободы во 2-й половине XIX в. достигало 3,1 % при общегубернском показателе 0,82 %. Уровень естественного прироста был обусловлен сравнительно высоким благосостоянием жителей и хорошими гигиеническими условиями в их домах.

В конце XIX в. в Татарской подгородной слободе было 73 дома, которые располагались вдоль берега Волги, с двух сторон главной улицы. На восточной стороне гребня находилось мусульманское кладбище. Дата образования кладбища неизвестна; на памятной доске (которая была изготовлена в 1960–1970-е гг.) при входе указана дата – 1151 г. Однако, как известно, сама Кострома была основана только в 1152 г. Доцент кафедры всемирной истории Костромского государственного университета к.и.н. Т. И. Нигметзянов предполагает, что дата на табличке указана по хиджре (1151 г. хиджры соответствует 1738 г. по григорианскому летоисчислению). Старожилы рассказывают, что мусульманское кладбище «было основано очень давно»; при копке новых могил здесь часто натыкаются на останки, т. е. захоронение тел идет по второму-третьему разу. Древних памятников, либо оград не сохранилось, хотя они были известны в старину, так что определение даты основания мусульманского кладбища нуждается в дополнительной корректировке, а его история в изучении. Ранее над могилами богатых татар сооружали дюрбе, погребение огораживали по периметру невысокой кирпичной стеной с навершиями по углам. Три старинных дюрбе конца XIX – начала XX в., построенные из красного кирпича, в конце ХХ в. находились в полуразрушенном состоянии. В советские годы на этом кладбище хоронили не только мусульман, сохранились могилы с фамилиями русского, польского, еврейского происхождения.

Татарской слободе принадлежало 296 десятин, из них 225 десятин пахотной и около 15 десятин сенокосной земли; остальная земля была непригодна для хозяйственных нужд. Большинство домов в Татарской подгородной слободе были срубными, с окрашенными тесовыми крышами, расписными дверями, окнами и небольшими висячими балконами. Только окраина состояла из лачуг, которые уцелели от пожара 1873 г., уничтожившего большую часть слободы. Усадьба обычно состояла из открытого двора с жилым домом и хозяйственными постройками: погребом, амбаром, конюшней, хлевом. За огородом ставили баню. Фасады домов, их планировка являлись, скорее, городскими, чем деревенскими. Своеобразной чертой во внешнем оформлении жилого дома являлось то, что тесовые крыши, двери, окна окрашивались и создавали впечатление яркой, разноцветной полосы. Подобная полихромная раскраска была характерна для казанских татар в районе Заказанья.

Татарская подгородная слобода с ее разноцветными домиками в XIX в. представляла с противоположного, правого берега Волги яркое зрелище. На самом берегу Волги возвышалась деревянная мечеть с невысоким минаретом, построенная в 1780 г. Духовенством и учителями были выходцы из Казани, Касимова, Пензы, Нижнего Новгорода, Оренбурга и др. Одним из наиболее почитаемых имамов Татарской подгородной слободы был ахун Тухфатулла Сафаров (уроженец с. Четаево Касимовского уезда Рязанской губернии), прослуживший при мечети 54 года (1849–1903). К концу своей жизни Т. Сафаров имел более 8 государственных наград.

В 1866 г. в Татарской слободе по адресу: ул. Нариманова, д. 33, было открыто духовное училище (медресе), построенное на средства казанского потомственного почетного гражданина купца Апакова (200 рублей) и местного общества (150 рублей). Обучение проводилось местным имамом на бесплатной основе, и занятия проходили ежедневно. Преподавались законы шариата, арифметика, чистописание (арабский алфавит), турецкий и арабский языки (чтение и письмо). Учебное заведение посещали 25 мальчиков в возрасте от 6 до 15 лет. Жена имама обучала на дому до 10 девочек законам шариата и арифметике.

В начальных школах (мектеб) до 1917 г. преподавали литературный татарский язык. Однако уже в 1880-е гг. разговорный язык населения «был скорее русский, чем татарский. Многие из них говорили на родном языке не совсем уже правильно и с трудом». Современники отмечали, что «почти все татары в обыденной жизни зовут друг друга русскими именами». В то же время, по словам Т. Сафарова, татары с особым почтением относились к именам своих дедов и прадедов и старались давать их своим детям. Несмотря на то, что из Оренбургского магометанского духовного собрания (ОМДС) был прислан особый циркуляр о замене подобных имен именами арабского происхождения, сохранялись имена Адельша, Валима, Хорамша, Ураза, Алтон-бика, Кутлу-бика. И в XX в. костромские татары называли своих детей старинными именами, такими как Джембет, Джембулат, Зюфарбик, Баймет, Кутлубек, Сунбек, Айбек.

Браки в Татарской подгородной слободе заключались по мусульманским законам, многоженство и разводы практически отсутствовали. Ввиду численного перевеса мужского населения костромские татары часто привозили невест из Казани, Касимова и других губерний. Традиционная одежда имела аналогии с одеждой мишарей Оренбургской губернии, касимовских и казанских татар, национальная кухня почти не отличалась от общетатарской.

К концу XIX в. Татарская слобода расширилась, появились двухэтажные дома, строились роскошные конюшни. Особо зажиточными являлись семьи Женодаровых, Булатовых, Бильгильдеевых, Курочкиных, Сиушевых, Кыдыбердиевых. Семья Маметьевых имела несколько барж и буксирных пароходов, табун из 50 и более лошадей. Табун лошадей имел и другой зажиточный татарин, Исхан Космасов, торговавший кумысом из кобыльего молока. В конце XIX – начале ХХ в. костромские татары занимались хлебопашеством, торговлей, рыбной ловлей, в городе на конных повозках они перевозили грузы, были рабочими на пароходах.

В начале ХХ в., в эпоху индустриального строительства, в Кострому прибыли многочисленные группы татар из Казани и Казанской губернии, района Касимова и других мест. В 1916–1918 гг. в Костромской губернии находилось 246 офицеров и 219 нижних чинов из числа военнопленных турецкой армии, в том числе непосредственно в самой Костроме – 83 офицера и 80 служащих нижних чинов. В документах упоминаются врач лазарета г. Битлис (восток Турции) полковник Челяби Мустафа, мулла 10-го пехотного полка Абдурахман Абдулла, капитаны Сулейман Бажан и Али Риза Гасим, поручик Хасан Хамид и др. Среди них был и Саид Нурси. Военнопленных турок местные мусульмане под свою ответственность брали к себе в гости на выходные и в праздничные дни, а Саид Нурси жил в Костромской мечети, где исполнял обязанности имама.

В первые послереволюционные годы костромские татары пытались выстроить отношения с новыми властями. Так, в 1918 г. Совнаркомом народного хозяйства Костромской губернии был зарегистрирован устав Мусульманского извозо-промышленного товарищества, учредителями которого стали жители Татарской слободы – Измаил Назиров Булатов, Баймет Назиров Булатов, Файзулла Гайнутдинов Булатов, Алей Бадамшин Булатов, Мухомед Даудов Курочкин и др. Позднее был учрежден Мусульманский сельский совет Гридинской волости Костромского уезда, просуществовавший вплоть до 1930 г.

Однако в конце 1920-х гг. укрепившаяся советская власть запретила конфессиональную образовательную деятельность, а представителей духовенства подвергло репрессиям. В марте 1929 г. власти выселили из квартиры, предназначенной для имамов, муллу Рахманкулова. В феврале 1930 г. в Татарской слободе была закрыта мечеть и сломан минарет. Здание мечети использовалось как изба-читальня и клуб и было снесено гораздо позже, в 1953 г. В эти и последующие годы советской власти основную консолидирующую роль в жизни мусульманской общины Костромы стали играть неофициальные имамы. Вплоть до 1990-х гг. они на частных квартирах проводили коллективные намазы и меджлисы, организовывали похороны по мусульманским обрядам. Весомым, хотя и не декларируемым аргументом членов мусульманской общины перед властями в возможности соблюдать религиозную обрядность являлось активное участие костромских мусульман в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.

В последней четверти XX в. в слободе насчитывалось около 200 человек, в настоящее время здесь проживают 3–4 татарские семьи. Продолжительные и тесные контакты с русскими, особенно в период развития капиталистических отношений, заметно отразились на традиционной культуре. Однако эти изменения не вытеснили этнокультурные особенности этой группы татар. Костромские татары сохраняют этническое самосознание и этнокультурное своеобразие, будучи неотъемлемой частью татарского народа.

Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь

Религиозная жизнь мусульман Костромской области получила новый импульс в начале 1990-х гг. Мусульманское религиозное объединение (МРО) Костромы и области было создано 20 апреля 1992 г. Ее председателем стал Мансур Хайруллович Хайрутдинов (до 1994 г.), первым имам-хатыбом (с 12.04.1995 г.) – Измаил Минагараевич Хайрутденов. 7 декабря 1995 г. администрация города выделила членам МРО ветхое здание бывшего клуба фабрики «Ременная тесьма», где после проведенного собственными силами ремонта разместилась Костромская мечеть. Городская дума Костромы 16 апреля 1998 г. вынесла решение о безвозмездной передаче этого здания в собственность МРО, а 27 апреля 1999 г. администрация Костромы предоставила МРО Костромы в бессрочное пользование земельный участок под этим зданием.

В 1997–1999 гг. 4 костромских мусульманина впервые после долгих лет запретов совершили хадж. С 15 июля 1999 г. в Костроме стала выходить газета «Ислам», что положило начало издательской деятельности мусульман области.

4 мая 2003 г. усилиями руководства ДУМЕР и членов МРО Костромской области (председателя Хасана Салиховича Зарипова, имам-хатыбов Марата Жалялетдинова и Табриза Нурутдинова и др.) началось строительство новой, двухэтажной Мемориальной мечети в Костроме. Заметное участие в жизни МРО принимают активисты азербайджанской (Шаик Багиров, Тохид Абдуллаев, Натик Багиров, Сарван Гулиев), чечено-ингушской (Хасан Делилович Умаров, Иса Ибрагимович Мизаев, Султан Русланович Баширов), дагестанской (Шамиль Магомедалиев) и других этнических общин. Общая численность членов мусульманской общины, по данным всероссийской переписи 2002 г., достигала 7,2 тысячи человек (татары – 2,7 тысячи, азербайджанцы – 1,5 тысячи, чеченцы – 0,5 тысячи и др.). В то же время руководители МРО оценивают сегодня численность мусульман области в 15 тысяч человек. Помимо собственно Костромы, мусульманские общины проживают в Галиче, Нерехте и других городах области.

Мусульманская община в Галиче Костромской области возникла в первой половине ХХ в. Татары появились здесь в 1933–1934 гг., переселившись из с. Ломаты Дубенского района Мордовской АССР. Они селились близ города в деревне Якушкино-Богородское. Первыми переселенцами были семьи Шарифкуловых, Хабибуловых, Ашировых. Так, семья нынешнего председателя мусульманской общины Мубаракши Якубовича Шарифкулова переселилась в Галич в 1937 г. и жила по ул. Красноармейской, в верховье р. Нешмы.

Религиозная жизнь общины оживилась с начала 2000-х гг. Первый коллективный пятничный намаз мусульман-галичан прошел 7 февраля 2003 г. в частном доме М. Я. Шарифкулова по адресу: ул. Заводская, д. 69. 11 февраля 2003 г. под руководством Анвера Гарифовича Валиуллина – первый праздничный намаз, посвященный празднику Курбан-байрам. В рамках мусульманской общины объединились люди разных национальностей, проживающих в Галиче: татары, чеченцы и дагестанцы. Важным событием в жизни мусульманской общины стала официальная регистрация Мусульманского религиозного общества г. Галича (10 июня 2003 г.). В настоящее время все мероприятия – пятничные и праздничные намазы, занятия в медресе по изучению Корана и основ ислама, проходящие под руководством Табриза Нурутдинова, – проводятся в доме председателя М. Я. Шарифкулова.

Большую организаторскую работу в жизни мусульманской общины принимают члены Совета общества: Уздинова Газима Ислямовна, Алудов Супьян Якубович, Салахутдинова Такия Сафиулловна, Уздинова Факия Сулеймановна, а также представители МРО Костромской области имам-хатыб М. Жалялетдинов, Т. Нурутдинов, Ш. Багиров и др.

Временное здание мечети г. Кострома. Мечеть открыта 7 декабря 1995 года

Курская область. Темник Ахмат – управляющий соловьиным краем

Страницы истории: Ахматовы слободы, Бесединский и Гочевский археологические комплексы

Областной центр Курской области хранит в себе богатое исламское прошлое со времен Средневековья. Именно здесь произошли известные события вокруг знаменитых Ахматовых слобод, до сих пор не дающие покоя историками и археологам. Познакомиться с их историей можно, посетив экспозицию Курского государственного археологического музея, а также Гочевского и Бесединского археологического комплексов. Последнее лучше делать по согласованию с учеными-археологами, работающими в упомянутом музее. В последние годы все шире развивается археологический туризм, предоставляется уникальная возможность принять участие в экспедициях и раскопках под руководством опытных ученых. Кроме золотоордынских городов и поселений, в области находят множество монетных кладов восточного происхождения (булгарские, арабские) доордынского времени, привязанных к торговому пути из Булгара в Киев, а также нередки артефакты хазарского времени.

Желающие могут посетить «башню Шамиля», в которой, по местной легенде, имам останавливался по пути в Медину, а также Марьино – имение князей Барятинских близ с. Ивановское Рыльского района.

История ислама в Курской области до сих пор не являлась предметом внимания исследователей, хотя она представляет несомненный интерес. В ней можно выделить раннесредневековый, имперский и советский периоды.

Доордынский этап представлен двумя временными срезами: хазарским (салтово-маяцким) и постсалтовским. Известно, что вся территория современной Курской области входила в состав Хазарского каганата. В нескольких районах региона найдено немало артефактов, относимых к салтово-маяцкой культуре и ее локальным вариантам, в числе которых ряд могильников (городище «Гора Ивана Рыльского» в г. Рыльске, Лебяжинский могильник в Курском районе и др.). По мнению виднейшего хазароведа М. И. Артамонова, освоение славянами освобожденной от булгар-кутригуров лесостепной полосы Днепровского Левобережья происходило именно под защитой хазар. Расположенное на месте г. Рыльска укрепленное поселение контролировало стратегически важный район, соединяющий торговые магистрали, и входило в ту же цепь фортификационных сооружений, что и Супрутское городище (Тульская область), Чернигов и Киев. В свете последних исследований территориально близких к современным границам России регионов Украины уже в IX–X вв. отмечается наличие крупных хазарских городов с мусульманским булгарским и аланским населением, доминирующим носителем салтово-маяцкой культуры на всех прилегающих землях. Возможное проникновение мусульман севернее нынешней российско-украинской границы подтверждается отдельными артефактами исламского происхождения, найденными на территории Супрутского городища.

Постсалтовское торговое влияние, уже неразрывно связанное с исламом, фиксируется в различных кладах, найденных в Курской области. Самым крупным из них является Жидеевский клад (Железногорский район), содержащий 320 дирхемов, один из которых был отлит в Суваре (Волжская Булгария) в 341 г. хиджры (952/953 г.). Присутствие этой монеты и зооморфных мотивов в найденных местных серебряных изделиях указывает на торговые связи северян с Поволжьем. По мнению археологов, для производства всех серебряных и биллонных изделий, изготовленных в этот период в Посеймье, использовалось серебро арабского и булгарского происхождения.

Золотоордынский период истории ислама характеризуется наличием крупных городских центров и особого административно-политического образования конца XIII – конца XIV в. – Курской тьмы. Основными источниками по данному периоду являются русские летописи, характеризующие правление Золотой Орды на этих землях исключительно с негативной стороны. В силу данных обстоятельств исследователю трудно дать объективную оценку даже таким явлениям, как основание в конце XIII в. новых крупных процветающих торгово-ремесленных центров – Ахматовых слобод. Несмотря на то, что баскак Ахмат, возможно, пытался создать на территории нынешней Курской области «город по примеру быстро возникавших на пустом месте золотоордынских городов» (М. Полубояринова), это событие в историографии до сих пор трактуется как «грабительская политика» монголо-татар.

Ахматовы слободы – два поселения, основанные в конце XIII в. курским баскаком Ахматом и разрушенные в ходе борьбы между ним и местными князьями.

Местонахождение Ахматовых слобод и хронология связанных с ними событий являются предметом длительной научной дискуссии. В летописи повесть о курском баскаке приводится под датировкой 1283–1284 гг. Однако ситуация, описанная в ней, учитывая имена и периоды правления ордынских ханов, относится к несколько более позднему времени. В свое время крупный отечественный историк А. Н. Насонов определял время этих событий 1287–1293 гг. Последние исследования В. А. Кучкина, проанализировавшего весь корпус источников, позволили привязать борьбу вокруг Ахматовых слобод к 1289–1290 гг.

Вопрос о том, где именно находились упомянутые в летописи Ахматовы слободы и курские города Воргол и Липовеческ, и поныне являет собой одну из археологических загадок Курского края. Ряд исследователей, начиная с Н. М. Карамзина, связывали с Ворголом и Липовеческом соответственно с. Воргол под Ельцом и современный Липецк. Ахматовы слободы в этом случае помещались без точной привязки где-то «под Рыльском». По мнению археологов и историков А. Ю. Липкинга и В. В. Енукова, этими слободами являлись расположенный на расстоянии 18 км от Курска Бесединский археологический комплекс (Ратский) на р. Рать и группа памятников у с. Лебяжье в 10 км от областного центра. Столица же Липовеческого княжества соотносится ими с археологическим комплексом у с. Липино в Октябрьском районе Курской области. Другие исследователи (В. Егоров, А. Кашкин, А. Зайцев и В. Кучкин) локализуют месторасположение Ахматовых слобод не в центральной, а в западной части области, близ Рыльска. Воргол, входивший во владения князя Рыльского, находился, возможно, на месте Воргольского городища на Клевени в Путивльском районе (Сумская область, Украина), а Липовеческ ими осторожно связывается с городищем у с. Старый Город под г. Дмитриевом-Льговским. Наиболее близким к истине представляется мнение, что Ахматовы слободы располагались на западе или северо-западе современной Курской области.

События, связанные с Ахматовыми слободами, непосредственно вытекают из внутриполитической ситуации, сложившейся на территории Курского края после монгольского нашествия. Курское княжение, претендовавшее на гегемонию в регионе, прекратило свое существование, земли его были опустошены. Сам Курск, лишившись князя, превратился в резиденцию монгольского баскака, центр Курской тьмы. Ведению курского баскака подлежали также территории сопредельных княжеств: Рыльско-Воргольского и Липовеческого.

В 1280-е гг. Курской тьмой управлял баскак Ахмат, ставленник темника Ногая, взявший сбор дани на откуп. Его деятельность причиняла «велику досаду» не только «черным людям», но и местным князьям. Во владениях Олега Воргольского и Рыльского им было основано две слободы, куда различными льготами переманивались люди как из рыльских и воргольских земель, так и из соседних владений князя Святослава Липовечского. Выражаясь современным языком, эти две слободы представляли собой некий аналог свободной экономической зоны. Слобожане переходили под непосредственную юрисдикцию Золотой Орды, обогащали своим трудом Ахмата, принося тем самым прямой убыток русским князьям. Под покровительством баскака эти поселения быстро превратились в крупные процветающие торгово-ремесленные центры: «И быша те велики две слободы, якоже грады великиа». «Скорее всего, со стороны Ахмата организация слободы была самодеятельной попыткой искусственно создать город по примеру быстро возникавших на пустом месте золотоордынских городов», – считает историк М. Д. Полубояринова. Более того, ощущая за собой мощную поддержку Ахмата, слобожане даже совершали грабительские набеги на окрестности – «насилие много творяше людям около Воргола и около Рылска».

Рыльский князь Олег в феврале – марте 1289 г. уговорил Святослава Липовечского отправиться вместе с ним в низовья Волги в ставку хана Телебуги и принести там жалобу на своеволие баскака. Таким образом, князья обращались сразу к высшей инстанции, минуя промежуточную – суд темника. Телебуга, стремясь обуздать чересчур усилившегося Ногая, благосклонно отнесся к прошению князей и дал им своих «приставов», которые должны были проконтролировать исполнение указа – вывести из слобод княжьих людей обратно в их владения, а сами Ахматовы слободы разогнать. Хан, как и положено, выступил в роли ревнителя справедливости – в слободе, согласно устоявшимся обычаям, нельзя было принимать людей из тех княжеств, на территории которых они основывались.

Вернувшись в начале лета 1289 г. из ханской ставки, князья поспешили исполнить повеление хана. Сам Ахмат отсутствовал, выехав в ставку Ногая. Олег и Святослав вместе с посланцами Телебуги ворвались в Ахматовы слободы и опустошили их, вернув своих людей в собственные вотчины и заодно захватив богатую добычу. Узнав о том, Ахмат оклеветал князей перед Ногаем, представив дело так, будто Олег и Святослав выступили не против злоупотреблений баскака, имея на то санкцию хана, а взбунтовались против самой татарской власти. Так, коварством Ахмата, объясняет дальнейшие события летописец. Однако на деле Ногай, вероятно, увидел в действиях князей еще один шаг Телебуги в борьбе против него. Согласно принятой в Орде практике, он призвал «виновных» на суд к своему двору. Ногай пользовался исключительным правом охоты на лебедей в заповедных местах Рыльско-Воргольского княжества. Каждый год в конце лета туда отправлялись его сокольники; через них и посоветовал Ахмат передать князьям требование явиться на суд. Отказавшись от переданного приглашения, князь явно продемонстрировал бы свою нелояльность по отношению к сюзерену.

В октябре 1289 г. сокольники вернулись к Ногаю, и привезли с собой отказ князя. Олег не желал ехать судиться к темнику после того, как выиграл суд у самого хана. Непокорство рыльского владетеля вызвало негодование Ногая, и против него была послана карательная рать, вместе с которой отправился и сам баскак. Князья со своими малыми дружинами были не в силах противостоять ордынцам. Олег бежал под защиту Телебуги, Святослав укрылся в воронежских лесах; схватить их Ахмату так и не удалось. 13 января 1290 г. рать Ногая стала лагерем под Ворголом. Отсюда в течение 20 дней рассылались отряды для разорения окрестностей; добычу и людей свозили в Ахматовы слободы. На суд Ахмата были представлены скованные по двое 13 старейших рыльских, воргольских и липовечских бояр. Всех их баскак велел принародно казнить, боярские платья Ахмат отдал случайно проходившим тут паломникам со словами: «Вы есте гости паломници, ходите по землям, тако молвите: кто иметь держати спор со своим баскаком, такоже ему и будет». Головы казненных монголы привязали к своим седлам, руки побросали в сани и двинулись от Воргола к с. Турову, чтобы устрашить население мятежных княжеств. Однако народ еще до этого разбежался из разоренных нашествием сел.

После этой кровавой расправы Ахмат покинул Курскую землю вместе с ратью карателей; в Ахматовых слободах остались два брата баскака. Серьезной военной силой они, видимо, не располагали, а потому доведенный до отчаяния Святослав Липовечский оказался для них весьма опасным противником. Еще в феврале 1290 г. он совершил ночное нападение на одну из слобод, а несколько позже подстерег на дороге, ведущей от одной слободы в другую, и самих Ахматовых братьев. Напав из засады, Святослав «Руси избил 25 [человек] да два бесерменина», однако сами братья с немногими уцелевшими спутниками сумели бежать. Решительные действия липовеческого князя вынудили братьев Ахмата бежать в Курск (9 апреля 1290 г.), а наутро после бегства наместников разбежалось и население обоих слобод. С этого момента упоминания об Ахматовых слободах исчезает из летописей. Вернувшийся из Орды Олег Рыльский не одобрил действий Святослава. Он стремился действовать «законными средствами», в рамках установленных порядков. Между вчерашними союзниками произошел разрыв. Ранней осенью 1290 г. Олег вновь направился в Орду и вернулся с татарским отрядом и ханскими полномочиями. Он выступил против бывшего союзника и убил Святослава. Однако уже через год, после гибели хана Телебуги, брат погибшего Святослава, Александр, отомстил рыльскому князю, убив его вместе с двумя малолетними сыновьями.

Как утверждает В. Егоров, в конечном итоге Ахмат и Ногай добились превращения курских земель в буферную зону с русским населением и золотоордынской администрацией. Вероятно, именно по этой причине с конца XIII в. со страниц русских летописей исчезает всякое упоминание о Курском княжестве и его князьях. Такие буферные зоны были довольно обычным явлением русско-ордынского пограничья того времени. Они не представляли собой непрерывной полосы, а существовали лишь в отдельных порубежных районах. По мнению исследователя, интерес к созданию и сохранению подобных приграничных образований проявляла не столько золотоордынская кочевая аристократия, и без того владевшая обширными степными улусами, сколько определенная прослойка золотоордынских чиновников, занимавшаяся откупом и сбором дани. Нередко в различных исторических и краеведческих работах, события вокруг Ахматовых слобод именовались «освободительной борьбой курян против татарского ига». Основу для подобного толкования заложил еще Н. М. Карамзин. Он писал, что в Ахматовы слободы «стекались негодяи всякого рода, чтобы… грабить окрестные селения», а в завершение делал вывод: «Достойно замечания, что летописцы сего времени ни мало не винят убийцы, осуждая безрассудность убитого: столь рабство изменяет понятия людей о чести и справедливости! Святослав казался злодеем, ибо, отражая насилие, подвергал россиян гневу сильного тирана: а жестокий Олег, вонзив меч в сердце единокровного князя, не заслужил их укоризны, ибо тем спасал себя и подданных от мести татарской».

Однако из самого текста летописной повести не вытекает вывод о восстании против татарской власти. Оба князя в своей борьбе против злоупотреблений баскака действуют в пределах правового поля Золотой Орды, добиваясь своей «правды» от хана. Даже Святослав Липовечский, перейдя к вооруженным рейдам, совершает их исключительно против людей Ахмата, точно так же, как совершал бы их против любого другого враждебного ему князя. Главной его целью являлись Ахматовы слободы, населенные отнюдь не «татаро-монгольскими захватчиками». Показательно, что в отряде братьев Ахмата, разгромленном Святославом, из 27 убитых оказалось всего два «бесерменина» (мусульманина). Таким образом, по своей сути события вокруг Ахматовых слобод являются очередной феодальной усобицей, отягощенной подспудной борьбой враждебных политических сил в самой Орде.

На территории современной Курской области находились и другие городские центры ордынской эпохи. Среди них сохранились Бесединский и Гочевский археологические комплексы.

Бесединский археологический комплекс – золотоордынское поселение, расположенное у дер. Городище Курского района. Состоит из городища и нескольких селищ. Исследовался раскопками в 1990-е гг. под руководством В. В. Енукова. В золотоордынский период здесь существовало крупное поселение с кирпичными постройками. Археологами найдена выразительная серия красноглиняной и поливной парадной и столовой керамики, чугунный котел, бронзовые зеркала. Особый интерес представляют предметы с арабскими надписями: бронзовая пластинка, золотой перстень с гравировкой на щитке «Да будет конец благополучен». В поселении найдена значительная серия серебряных и медных золотоордынских монет; ранняя монета из этой серии датируется 1309/1310 г. Предполагается, что данное поселение представляло собой крупный золотоордынский центр, расцвет которого приходился на середину XIV в.

Гочевский археологический комплекс – многослойный памятник, включающий крупный городской центр ордынской эпохи. Расположен в 3 км от с. Гочево Беловского района на одном из мысов правобережной террасы р. Псёл. Состоит из двух городищ («Крутой Курган» и «Царский дворец»), селища, курганного и бескурганного могильников. Первое упоминание о памятнике встречается в 1760-е гг. в анкетах Белгородской губернии XVIII в. Начиная с исследований Д. Я. Самоквасова в 1909 г., на территории Гочевского археологического комплекса раскопки велись преимущественно на курганном могильнике, изучались также городища и селища. В послевоенное время ряд археологов неоднократно проводили разведочные работы. В 1989 г. было обследовано городище «Царский дворец». С 1994 г. охранные раскопки комплекса ведет древнерусская экспедиция Курского государственного областного музея археологии. В 1994–2000, 2002 гг. исследовались насыпи курганного могильника. В западной части поселения был открыт ров, являющийся остатками оборонительных сооружений. На поселении при раскопках и сборе подъемного материала найдены многочисленные предметы быта и украшения XI–XIV вв., среди которых ножи, замки, ключи, бубенчики, браслеты, бусы, подвески из лазурита, изготовленные в Волжской Булгарии. Раскопаны также фрагменты полуфаянсовых чаш из белого рыхлого кашина, покрытых прозрачной глазурью с черной подглазурной росписью. Они произведены в поволжских центрах Золотой Орды во 2-й половине XIV в. Кроме того, обнаружен серебряный данг и три медных пула плохой сохранности. На аверсе данга – частично стертая строчная надпись «Султан справедливый//Тохтамыш хан//?//»; на реверсе: в фигурной рамке четко виден год чеканки «887 год хиджры» (1482/1483 г.). Вероятно, год отчеканен не совсем верно; предположительно правильная дата чеканки – «787 год хиджры» (1385/1386 г.).

На двух пулах видно изображение зверя с изогнутым хвостом (по версии некоторых исследователей – барса), идущего вправо; над его туловищем расположен восходящий диск солнца. Надписи не читаются, однако по характерным особенностям изображения на одной из монет (на аверсе – рамка, разделенная одной горизонтальной линией, на реверсе – диск солнца имеет две окружности) можно предположить, что наиболее вероятное место чекана данной монеты – Сарай ал-Джадид. На аверсе третьей монеты удалось разобрать обрезанную арабскую надпись в две строки «чекан» // изображение верхней части трехногой тамги верха; на реверсе – обрезанную арабскую надпись «Ги(йяс?)…». Подобные монеты с трехногими тамгами без верха историк и археолог Г. А. Федоров-Давыдов отнес к категории анонимных пул. Вполне возможно, что отчетливо сохранившееся изображение верхней части тамги относится к серии т. н. гиреевских тамг XV в. В ходе исследования городища «Царский дворец» был обнаружен редкий тип серебряного джучидского ярмака, имеющий следы огня на лицевой стороне. Монета в хорошей сохранности с четко читаемыми надписями: на аверсе: «Каан справедливы-//й Менгу-Тимур// чекан Крыма//(тамга дома Бату)»; на реверсе: «Нет бога кроме Аллаха//Единого, нет ему сотовари-//ща. 665 год хиджры», что соответствует 1266/1267 гг. Исходя из имеющихся данных по нумизматике Золотой Орды 1260-х гг., эта находка является самой ранней известной монетой Менгу-Тимура вообще и ранней джучидской чеканкой в Крыму в частности. На «Царском дворце» был обнаружен также медный пул, на аверсе которого: в окружности из точек «чекан Крыма//(тамга дома Бату)»; на реверсе: «Кырк//сёгиз бир яр-//маку» – обозначение на тюркском языке соотношения стоимости серебряных и медных монет – «48 (этих монет равно) 1 ярмаку». Аналогичные анонимные монеты с тамгой дома Бату чеканились в Крыму именно с 1270-х гг. В связи с тем, что ярмаки находились в обращении в 1260– 1270-х гг., закономерно предположить, что данный пул также можно датировать 1270-ми гг.

Хотелось бы обратить внимание на следующие обстоятельства, связанные с определением хронологии «Царского дворца». Во-первых, в процессе исследования памятника установлено, что он существовал достаточно короткий период времени. Во-вторых, все обнаруженные в ходе раскопок предметы вооружения, воинского снаряжения и конской упряжи, а также керамика датируются 2-й половиной XIV – началом XV в. В связи с этим постройку крепости замкового типа, вероятно, нужно датировать серединой – 2-й половиной 1360-х гг. Именно тогда данная территория после победы Ольгерда над монголами у Синих Вод в 1363 г. перешла под юрисдикцию Великого княжества Литовского.

Найденные на городище монеты 2-й половины XIII в., скорее всего, связаны с событиями конца XIV в., а именно с походом Витовта зимой 1397–1398 гг. вниз по Днепру и захватом в результате этого похода значительной территории, включая части побережья Черного моря. Вполне возможно, что участники похода могли привезти крымские монеты в виде военного трофея.

Гибель городища «Царский дворец» – одной из крепостей юго-восточного порубежья Великого княжества Литовского – вероятно, произошла после разгрома литовско-русской армии Витовта и татарского отряда Тохтамыша объединенными силами Тимур-Кутлуга и Едигея 12 августа 1399 г. в битве на Ворскле. Преследуя остатки побежденной армии Витовта, монгольские отряды рассеялись по всем землям литовско-русского порубежья, грабя города и селения. Несомненно, среди этих разоренных земель находился и Курский край. Не исключено, что именно тогда был взят штурмом и сожжен замок на р. Псёл.

Как было отмечено, во второй половине XIV в. курские земли вошли в состав Великого княжества Литовского, сохранив прежнюю ордынскую монетно-денежную систему. Часть выходцев из Орды основала в составе княжества автономное политическое образование – Яголдаеву тьму, просуществовавшую с конца XIV – 1-й половины XV в. до начала XVI в. Административный центр этой автономии, т. н. «Еголдаево городище», известен по документам конца XVI–XVII вв., но археологические исследования не проведены до сих пор.

Сведения о жизни мусульманского населения в постордынский период и вплоть до XIX в. очень скудны. Известно лишь о несении военной службы многочисленными отрядами служилых татар в пограничных гарнизонах. При этом следует отметить крайне слабую разработанность данной темы в российской историографии. Украинная служба татар в конце XV–XVI вв. зафиксирована для всех соседних регионов. Известен факт отправки в 1676 г. контингента симбирских служивых татар в г. Рыльск для участия в Русско-турецкой военной кампании; среди командированных мурз и татар были Агишевы, Байсеитовы, Биговатовы, Бурлуковы, Кичкиновы, Мустафины, Семенеевы, Урусовы, Хозины.

В XIX в. в Курске проживали отдельные ссыльные с Кавказа, в частности правители упраздненных азербайджанских ханств (в 1819–1824 гг.). Краткосрочно здесь останавливался плененный имам Шамиль (19 сентября 1859 г. в Курске и в декабре 1868 г. – в имениях А. И. Барятинского под Рыльском и под Льговом). Постоянно проживавшее в Курске мусульманское население упоминается в документах с 1865 г. В тот год в городе числилось 28 татар – по большей части нижние чины в кавалерии и частично в пехоте, а также 4 черкеса, присланных на жительство.

Судя по известным на сегодняшний день документам, мусульманская община в Курске сформировалась в 1890-х гг. Ее члены являлись постоянными жителями города и прилагали усилия для официального оформления своей религиозной деятельности. 26 апреля 1891 г. Аббас Ханбеков, домовладелец из Ямской слободы, подал прошение губернатору о разрешении провести коллективную молитву по случаю праздника Ураза-Байрам в помещении Дворянского собрания. В 1894 г. в результате ходатайства и.о. муллы Курской губернии о «бесплатном отводе места под кладбище проживающих и умирающих в Курске магометан» было образовано Татарское кладбище.

По данным переписи населения Российской империи 1897 г., в Курской губернии насчитывалось 413 мужчин и 28 женщин, исповедовавших ислам (0,02 % населения губернии). Они жили компактно в 4–5 местах города: в Ямской слободе (очевидно, это были касимовские татары, род деятельности которых указывался как «служащие буфета, мелкие торговцы»), по ул. Семеновской, Кондыревской, Почтовой и Золотой (по всей видимости, нижегородские татары – «старьевщики, мелкие торговцы, домохозяева»). Социальный статус курских мусульман был различен. Лидером мусульманской общины являлся выходец из Касимовского уезда Рязанской губернии Аббас Ханбеков – владелец гостиницы «Петроградской» в доме Лавровой на ул. Херсонской (ныне Дзержинского), д. 1. Именно в его доме проводились коллективные намазы. Кроме собственно российских мусульман в губернии проживало небольшое число выходцев из Османской Турции и Ирана. На рубеже XIX–XX вв. здесь появились постоянные муллы. В начале ХХ в. им являлся мулла Баторбаев.

Социально-политические процессы, происходившие в Российской империи в начале ХХ в. подтолкнули активность мусульман. Заметно вырастает мобильность мусульманской общины, повышаются требования к квалификации имамов. Возможно, именно с этим связано приглашение имамом в 1914 г. Камалетдина Басырова – представителя династии потомственных имамов из с. Ключищи Нижегородской губернии. Необходимость в мусульманском «духовенстве» была обусловлена и возросшим числом мусульман в городе, где с началом Первой мировой войны разместились воинские контингенты. Военные действия велись в Польше и на Украине, в Галиции, на запад перебрасывались войска, в которых служило немало мусульман. Представители местных мусульман исполняли обязанности младшего религиозного персонала. Так, Белялетдин Салахетдинов (уроженец с. Овечий Овраг, ныне Нижегородской области) был муэдзином, Бедретдин Калимуллин – «служителем культа».

Первые годы после революции 1917 г. новая власть заигрывала с мусульманами. С этим периодом связана волна легитимизации мусульманских городских общин, а также строительства мечетей и молитвенных домов; не обошел стороной этот процесс и Курск. Так, 19 мая 1921 г. члены мусульманской общины Курска, пока даже не имевшие юридического статуса, заключили договор с Курским губернским Советом рабочих и крестьянских депутатов о «бессрочном и бесплатном пользовании находящегося в Курске по Семеновской ул. молитвенного дома с богослужебными предметами… исключительно для религиозных потребностей». Предположительно, это здание использовалось в качестве молитвенного дома (мусалла) и до революции, а именно с момента появления здесь официального губернского имама в 1914 г. В мае 1923 г. было зарегистрировано Магометанское религиозное общество Курска во главе с председателем Абдулло Ханбековым. Членами приходского совета стали Б. Салахетдинов и Б. Калимуллин, секретарем назначен Саляхетдин Жаббаров (уроженец с. Ендовищи, ныне Нижегородской области). Б. Калимуллин и Б. Салахетдинов, значащиеся в одном из документов «служителями культа Магометанского религиозного общества», были зарегистрированы по одному адресу: ул. Семеновская, д. 27. Очевидно, здесь и располагался молитвенный дом. Точная дата закрытия Магометанского общества неизвестна.

На протяжении ХХ в. костяк мусульманской общины Курска составляли татары – выходцы из Нижегородчины, главным образом из с. Ендовищи. Их компактное поселение находилось в частном секторе города по ул. Марата, недалеко от рынка. Постепенный выезд из этого района продолжался в течение нескольких десятилетий, и в настоящее время здесь проживает считаное число мусульманских семей. Лидерами общины являлись неофициальные муллы, самым первым из которых в послереволюционный период стал Б. Салахетдинов, получивший религиозное образование еще до революции. С середины 1940-х гг. до 1954 г. религиозным лидером общины являлся С. Жаббаров. После его смерти численно возросшую мусульманскую общину Курской области (в 1930-е гг. сюда бежали от раскулачивания выходцы из ряда сел Нижегородской области, прежде всего с. Ендовищи) возглавил Сафа Юсиф-улы (1890–1983).

Цепочка передачи знаний и религиозной традиции (последнее – в гораздо большей степени) в татарско-мусульманской среде Курска не прерывалась, но приобрела свои особенности. В условиях длительной изоляции курских мусульман, религиозную процедуру бракосочетания в те годы проводила женщина – Хадича Якуп-мулла-кызы, происходившая из с. Ендовищи. Одна из ведущих ролей в институционализации современной мусульманской общины также принадлежит женщине, татарской активистке Аджар Бешаровой (уроженке с. Ендовищи) – инициатору создания МРОМ «Аль-Рахмат».

Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь

Современная мусульманская община Курской области немногочисленна. По доле мусульман среди населения область занимает предпоследнее место в ЦФО. По данным всесоюзной переписи 1989 г., в Курской области проживало 1,1 тысячи татар (7-е место по численности среди всех этносов) и 1 тысяча азербайджанцев. В межпереписной период число представителей этих этносов возросло.

Увеличение численности азербайджанцев составило почти 90 %, и они являются наиболее крупной группой мусульман – 1,9 тысячи человек (0,16 % всего населения). Прирост был обеспечен главным образом за счет миграции населения из Геокчайского, Масаллинского, Джалилабадского районов Азербайджана; небольшое число местных азербайджанцев происходит из Армении. Соотношение суннитов и шиитов среди азербайджанцев Курской области примерно равное. Ранее в области была зарегистрирована национальная община, которая позже распалась. Общественная активность курских азербайджанцев достаточно низкая, степень социализации также невысока. Они заняты в таких отраслях экономики, как торговля и строительство. Для азербайджанцев, постоянно проживающих в Курской области, характерны эндогамные и экзогамные браки, трудовая миграция преимущественно мужская. Мест компактного расселения не наблюдается.

Второе место по численности среди мусульманских этносов, согласно материалам всероссийской переписи 2002 г., занимают татары. При увеличении почти на 50 % их число достигло 1,6 тысячи человек; здесь же можно упомянуть и 0,2 тысячи этнически близких башкир. Прирост в значительной степени произошел за счет миграции из Татарстана и Узбекистана, в меньшей степени – из Таджикистана и Башкортостана. Как выше было отмечено, основу татарской общины советского времени составляли нижегородские татары, главным образом выходцы из с. Ендовищи Краснооктябрьского района. Об их преобладании говорят как респонденты, так и надгробия на мусульманском кладбище, где примерно на половине могил указано село происхождения умерших.

Длительное проживание татар в регионе, высокий уровень образования у недавних мигрантов и хорошее владение русским языком способствовали их успешной социализации. Социальный статус татар и башкир разнообразен, среди них есть представители интеллигенции, предприниматели, рабочие. Национальные организации отсутствуют, общественная активность поддерживается на среднем уровне. Половозрастная структура в целом соответствует общим параметрам, характерным для татарского населения по всей России. Браки как эндогамные, так и экзогамные. Компактное расселение в настоящее время практически отсутствует. Татары представлены преимущественно городским населением, хотя некоторые живут и в сельской местности (например, в Рыльском районе).

Третьим мусульманским этносом Курской области являются турки-месхетинцы, число которых, по данным на 2002 г., равнялось 1,2 тысячи человек. Практически все были записаны турками и лишь 9 человек – турками-месхетинцами. Несмотря на тот факт, что все они являются месхетинцами, абсолютное большинство предпочитает в силу своей самоидентификации указывать себя именно турками. Турок из Турецкой Республики в области нет. Турки-месхетинцы были переселены сюда в 1989 г. из Узбекистана после известных ферганских событий. Как и в других регионах, в Курской области они компактно проживают в сельской местности: в Фатежском, Медвенском и Золотухинском районах. Основным их занятием является земледелие (огородничество), в меньшей степени – скотоводство. Общественных организаций, выражающих их интересы, нет.

Ввиду того что турки-месхетинцы проживают семьями, половозрастная структура их не имеет диспропорций. Характерны эндогамные браки с выбором невесты примерно на 5 лет моложе жениха. Общественная активность в целом невысокая и редко выходит за рамки этнической общины. Связей с другими этническими мусульманскими общинами турки поддерживают мало, предпочитая собственные моноэтничные религиозные группы. На протяжении ряда лет в поселке Тиму, совхозе «Бартеневский» Фатежского района служил получивший религиозное образование мулла Шавкат Мамедов, который регулярно проводил джума-намазы. В настоящее время он выехал в Турцию вместе с несколькими другими семьями.

В области проживает 1,2 тысячи (2002 г.) выходцев из Дагестана: лезгины (0,3 тысячи), аварцы, табасаранцы, кумыки (все – по 0,2 тысячи), даргинцы, лакцы, агулы, рутульцы, ногайцы и цахуры. Как и в большинстве других регионов Центральной России, налицо преобладание народов Южного Дагестана. Род занятий и распределение по территории области представителей дагестанской общины несколько различается. В Рыльском районе преобладают фермерские хозяйства, дагестанское население занимается земледелием и скотоводством. Как, например, в с. Кастрава, где компактно расселены кумыки. Большое число кумыков проживает в Железногорске, табасаранцев – в Золотухинском районе; в Судженском районе – различные этнические группы дагестанцев. По оценке заместителя председателя МРОМ Курска Д. Г. Чергесова (кумыка по национальности), являвшегося в свое время имамом и лидером мусульманской общины Рыльского района, только в этом районе в настоящее время проживают почти 0,2 тысячи мусульман разных национальностей. Лезгины рассеяны по всей территории области, особенно много их в Курске.

Неоднороден и социальный статус членов дагестанской общины. В последние годы среди курских дагестанцев преобладает городское население. Наиболее адаптированы в принимающем обществе лезгины. Гордостью мусульманской общины Курской области является академик РАН С. М. Гаджиев, проживающий в г. Обояни. В свое время предпринималась попытка создания организации, объединяющей выходцев из Дагестана.

По данным на 2002 г. в области проживало 0,9 тысячи выходцев из Центральной Азии. Наибольшее число составляли узбеки (0,5 тысячи), таджики и казахи; в меньшей степени были представлены туркмены, киргизы и др. По оценке Р. Салманова, в 2008 г. численность постоянно проживавших в области узбеков была сопоставима с данными переписи, но к ним добавилось порядка 1,5 тысячи временных мигрантов. Количество постоянно проживающих и временно пребывающих таджиков также разнится в 2 раза. Представители народов Центральной Азии осели преимущественно в городах Курске и Рыльске, а также в других районах области. Основными сферами занятости являются строительство и торговля. Одной из важных характеристик среднеазиатского населения Курской области является абсолютное преобладание в нем мужчин трудоспособного возраста. Браки в общинах экзогамные (муж из Центральной Азии, жена – русская) и эндогамные, когда по достижении устойчивого материального положения привозят жену с исторической родины.

Отмечается очень низкая степень религиозности среди представителей данной общности, что, как правило, для них нехарактерно. Возможная причина кроется в известной замкнутости и отсутствии контакта между кавказско-татарской мусульманской общиной Курской области и среднеазиатскими мигрантами. Как отмечается в других регионах ЦФО, среди них формируются моноэтничные религиозные группы по месту работы или проживания. Общественная организация отсутствует.

Относительно крупной группой мусульман являются вайнахи (0,7 тысячи человек в 2002 г.). В последнее время наблюдается значительный миграционный прирост ингушей, оседающих преимущественно в городах области, хотя среди них есть и сельское население. У чеченцев соотношение городского и сельского населения составляет примерно 1:1. Большое число ингушей проживает в г. Курчатове, чеченцев – в Судженском и Медвенском районах (в последнем – аккинцы из Дагестана). Вайнахи в основном заняты в строительстве и сельском хозяйстве, есть и госслужащие.

Выходцы из Северо-Западного Кавказа немногочисленны (всего 0,2 тысячи в 2002 г.).

Мусульмане из стран дальнего зарубежья представлены арабами (0,2 тысячи человек), пуштунами и иранцами. В основном это иностранные студенты, обучающиеся в вузах Курска (мединститут и др.), а также бывшие студенты, оставшиеся после окончания университета в России. Характерны экзогамные браки. В середине – конце 1990-х гг. в общежитии медицинского института для мусульман была открыта молельная комната (мусалла). Имеется небольшое число новообращенных мусульман, в основном женщин, вышедших замуж за мужчин, исповедующих ислам.

В совокупности численность этнических мусульман Курской области в 2002 г. составляла 8,1 тысячи человек, или 0,7 % населения региона. По оценкам Р. Салманова и Д. Г. Чергесова, в 2008 г. в области постоянно проживало около 15–16 тысячи мусульман. Кроме того, значительное число трудовых мигрантов – мусульмане, увеличивающие общину почти до 20 тысяч человек. Имеются тенденции к их оседанию в области. Рост числа мусульман происходит на фоне резкого общего сокращения населения (на 100,3 тысячи человек, или 0,5 % к уровню 1989 г.). При этом следует отметить, что мусульмане занимают в экономике области ниши, в которых практически не представлено русское население.

У мусульман области имеется всего одна религиозная организация – МРОМ Курска «Аль-Рахмат», со дня основания в 1998 г. руководимая азербайджанцем-суннитом, имамом Рауфом Салмановым. Мечети отсутствуют. В областном центре имеется одно мусульманское кладбище, открытое в 1896 г. На протяжении нескольких десятилетий мусульманское население собиралось на этом кладбище 1–2 раза в год для обсуждения текущих вопросов. Помимо МРОМ «Аль-Рахмат» существует ряд религиозных групп, имеющих различный характер взаимоотношений с МРОМ, в Рыльске, Курчатове, в местах компактного проживания турок-месхетинцев. Для некоторых из них МРОМ «Аль-Рахмат» выполняет представительские функции на областном уровне.

Могила Саляхетдина Жаббарова – одного из неофициальных имамов г. Курска в советский период

Рязанская область. Татарское ханство в дальнем Подмосковье

Археологические находки булгарского периода

Из всех регионов Центральной России история ислама в Рязанской области наиболее изучена и проработана исследователями. Это вполне логично, поскольку именно здесь находилось знаменитое Касимовское ханство (конец XV–XVII вв.). Несмотря на то, что среди историков долгие десятилетия идет спор о том, можно ли считать его полноценным государством, бесспорно одно – ханы в нем были, причем они были законными наследниками различных чингисидских домов, и на протяжении долгих лет Касимов являлся культурным центром мусульман центральных уездов и губерний Российской империи. Здесь в почти нетронутом виде сохранилась золотоордынская архитектура. И сам по себе тот факт, что все это великолепие бытует сегодня в каких-то двухстах километрах от Москвы, заслуживает превращения Касимова в один из ведущих туристических центров страны.

Но на самом деле связи Рязанской земли с тюрко-мусульманским миром начались гораздо раньше. Обнаруженные здесь тюркские памятники восходят ко времени Тюркютского каганата (VI в.), т. е. они гораздо древнее славянских артефактов. В более позднее время населявшие современную Рязанщину финские племена вошли в периферию Волжской Булгарии. Интерес представляет и тот факт, что переселявшиеся сюда под давлением киевских князей славяне-вятичи также поддерживали дружественные связи с булгарами, а последние из непокорившихся вятичей ушли в Волжскую Булгарию.

Исследователи дореволюционного периода, опиравшиеся на данные летописных источников, обращали внимание исключительно на конфронтационный характер отношений между северо-восточными русскими княжествами и государством волжских булгар. Рязань в них упоминается в контексте политики владимиро-суздальских князей, совершавших карательные походы на территорию Волжской Булгарии. В частности, практически все летописи отметили участие в походах Мстислава Андреевича, сына Андрея Боголюбского в 1172 г., и Всеволода Юрьевича Большое Гнездо в 1184 г., воинских подразделений, возглавляемых рязанскими князьями. Большая часть этих сведений содержится во владимирских летописях, составители которых тенденциозны и не щадят красок для описания злонравия рязанских князей, буйного высокомерия рязанцев. Можно не сомневаться в том, что эти сведения не имеют никакого отношения к рязанским первоисточникам.

Местные записи, попавшие в общерусские своды и, очевидно, заимствованные из утраченных при Батыевом погроме рязанских летописей, частично все же дошли до московского сводчика 1409 г., а также до составителей Никоновской и Воскресенской летописей. В летописных материалах самостоятельная восточная политика рязанских князей выделяется только в контексте непрекращающейся борьбы с половцами, что отмечено в «Похвале рязанским князьям». Одновременно летописи, не говоря напрямую о мирных рязано-половецких отношениях, повествуют о том, что отдельные рязанские князья выезжали к половцам и подолгу проживали у них, а также неоднократно приглашали половецких союзников для решения своих военных задач.

Откровенно удивляет молчание летописей о связях Рязанской земли с Волжской Булгарией, которая со второй половины X в., став правопреемницей Хазарского каганата, начинает контролировать Волго-Окский торговый путь. Любопытные сведения о рязано-булгарских отношениях, отсутствующие в известных летописях, имеются на страницах «Истории Российской» В. Н. Татищева. Например, подробный рассказ о столкновении рязанцев и булгар у Кадома; повествование о булгарском набеге на Муромскую и Рязанскую земли; детальное освещение событий 1088 г., когда булгары на некоторое время захватили Муром; упоминание о торговом договоре 1006 г., который мог иметь непосредственное отношение к Рязани.

Кроме русских письменных источников, важное значение имеют известия арабских путешественников и географов. Довольно много сведений о мордве, буртасах, волжских булгарах, хазарах мы находим у Ибн Русте и ал-Масуди. Сделанные ими записи косвенно подтверждают, что торговый путь из стран Востока в Западную Европу проходил по Волге и Оке. Об этом свидетельствуют и многочисленные находки восточных (куфических) монет на территории Рязанской области. На основании этих данных можно утверждать, что Ока, являясь частью Великого Волжского торгового пути, имела существенное значение в становлении связей между странами Европы и халифата.

Находки куфических монет известны на всем протяжении Оки в пределах территории, занимаемой вятичами, от ее верховьев до Старой Рязани. Кроме этого, обнаружено немало вещей булгарского производства. В составе рязанских кладов встречаются волжско-булгарские подражания дирхемам, что говорит о пути попадания куфического серебра на Русь через Булгар по Оке. В Рязанском музее хранится и собственная булгарская монета X в. с именем булгарского эмира Мумина ибн ал-Хасана, найденная в 1952 г. в составе клада дирхемов в окрестностях с. Борки (ныне в черте Рязани).

Арабский путешественник Абу Хамид ал-Гарнати в 1150–1153 гг., следуя из Булгара в Киев, проплывал по Оке и оставил свои впечатления о проделанном путешествии. В своем сочинении «Нухбат ал-азхан фи аджаиб ал-булдан» («Выборка воспоминаний о чудесах стран») он рассказывает о Булгаре, где прожил несколько месяцев, о «Славянской реке», под которой есть все основания полагать Оку, об обычаях славян. Любопытным представляется рассказ о народности, живущей у большой реки среди деревьев и бреющей бороды: «…Я оставался у них с караваном длительное время, страна их безопасна. Харадж они платят булгарам».

Практически нет сомнений, что под этим загадочным народом подразумевается какое-то мордовское племя, проживавшее на берегу р. Оки. Факт выплаты хараджа (поземельный налог) говорит о его вассальной зависимости от Волжской Булгарии. Из летописей известно, что в начале XIII в. часть мордовских племен во главе с Пурешем выступила союзниками русских князей, а другая во главе с Пургасом – булгарских. Ротнические (союзнические) отношения между некоторыми мордовскими племенами и булгарами вполне закономерны, т. к. последние еще в X в. (если не раньше) включили регион Волго-Окского междуречья в зону своего политического и экономического влияния.

На основании археологических данных исследователи приходят к выводу о существовании в г. Муроме в X в. торговой булгарской фактории. Важнейшим косвенным условием, стимулирующим быстрое развитие ремесла и промыслов муромской деревни, было торговое движение по Оке, основными агентами которого являлись булгарские купцы. Муром был лишь транзитным пунктом на пути из Булгара в Рязань, что, в свою очередь, позволяет говорить о возможности существования и в Рязани аналогичного поселения.

В 1888 г. краеведом и археологом А. В. Селивановым на Старорязанском городище при раскопках фундамента Спасского собора была найдена небольшая бронзовая статуэтка, которая в наши дни хранится в фондах Рязанского историко-архитектурного музея-заповедника. Она имеет специфические черты – части ее тела изуродованы: лишена одной руки, одной ноги и одного глаза. В археологии категория подобных артефактов называется «уродцами». В Рязанской области была найдена еще одна статуэтка этого типа. Изучение их позволило сделать вывод о том, что бронзовые статуэтки связаны между собой как техникой исполнения, так и своим ритуальным назначением. Возможно, они близки и по времени изготовления, и по принадлежности к одному и тому же этнокультурному кругу. Кроме этого известны находки в Узбекистане, Казахстане, Крыму, на Алтае, на юге Украины, в верховьях Северского Донца, но самая внушительная подборка «уродцев» обнаружена археологами в районе Среднего Поволжья и Прикамья. Таким образом, все эти предметы локализуются с местами расселения и маршрутами перемещения раннетюркских племен. Находки в регионе Среднего Поволжья могут с высокой долей вероятности указывать, что основными носителями этих памятников были булгары, начавшие освоение Средне-Волжского региона после гибели Приазовской (Великой) Булгарии. Большинство современных исследователей придерживаются версии тюркского происхождения означенных артефактов. Вероятнее всего, они были связаны с культом тотемной генеалогии тюркских племен и являются отголосками легенд происхождения тюрков.

После создания своего государства и освобождения от протектората Хазарского каганата Волжская Булгария становится гегемоном на Волжском торговом пути. Русь представляла для нее обширный рынок сбыта товаров собственного производства и привозимых с Востока. В свою очередь, и Русь была заинтересована в Булгарии в неменьшей степени, о чем говорит существование в булгарской столице русской колонии.

Таким образом, взаимные контакты между государством булгар, со второй половины X в. владевшим срединной магистралью Великого Волжского пути, и Рязанскими землями, занимавшими большую часть бассейна Оки, не просто активно развивались, но и играли важную роль в системе международных отношений Восточной Европы.

Касимов: образцы золотоордынской архитектуры, Старопосадское кладбище, Кастровское медресе

Новый этап во взаимоотношениях Руси с миром ислама начался в ордынское время. На территории нынешней Рязанской области он ознаменовался образованием Касимовского ханства. По мнению некоторых историков, спорным остаются вопросы: насколько оно было независимым, и можно ли называть его государством? Так или иначе, Касимовское ханство, первыми правителями которого были наследники Улуг-Мухаммеда, являлось своеобразным зеркалом ханства Казанского. После захвата поволжских татарских государств именно в Касимовском ханстве в наиболее полном виде (насколько это было возможно) сохранялась и воспроизводилась татарская городская культура. Выходцы из Касимовского ханства и после его ликвидации входили в наиболее высокие и привилегированные страты татарского общества.

Касимов, раньше носивший наименования Городец-Мещерский, Новый Низовый Городок, Царевичев Городок, а в татарских источниках упоминаемый как Хан-Керман («Царская крепость»), – ныне является районным центром Рязанской области. По традиции считается, что город был основан в 1152 г. ростово-суздальским князем Юрием Долгоруким как восточный форпост княжества. С этим следует не согласиться, поскольку здесь, по-видимому, произошла ошибка. Известно два Городца – Мещерский и Поволжский, и приведенная выше дата относится к Городцу-Поволжскому. Очевидно, то же можно сказать и об утверждении, что именно в Городце-Мещерском скончался князь Александр Невский.

Городец-Мещерский возник в XI–XIII вв. Первоначально он располагался на городище Земляной струг в 1,9 км к востоку от современного Касимова, на удлиненном мысе правого берега р. Бабенки (версия о первоначальном основании города при слиянии рек Ока и Бабенка не подтверждается археологическими данными). Данное поселение древнерусского времени возникло на месте более раннего городища, вероятно, основанного племенем мещера. Это был опорный пункт, контролирующий дорогу по р. Оке и соединяющий север и юг Муромо-Рязанского княжества. Впоследствии здесь появилась собственная княжеская династия, отделившаяся от муромского или рязанского княжеского родов.

В ходе татарского похода 1376 г. город был сожжен и разорен, но вскоре возродился на его нынешнем месте. Тогда же появилось и другое название – Новый Низовый Городок. Покупка мещерских земель у местного князя Александра Уковича произошла до 1327 г., однако оформили сделку только в конце века.

Между 1449 и 1456 гг. город превратился в резиденцию царевича Касима б. Улуг-Мухаммеда и, возможно, его брата Якуба с их двором и военным отрядом. С этого момента Касимов стал столицей одноименного ханства, где соблюдалась почти непрерывная 250-летняя традиция правления Чингисидов. Царевичи первоначально получали доходы с городского посада, кабаков и таможни, ясак с местного населения и ежегодные денежные дачи. За это они брали на себя обязанность нести военную службу. До конца XVII в. в городе было зафиксировано 13 правителей – султанов и ханов – из 5 династий чингисидского происхождения. Начиная с 1552 г. Чингисиды владели значительными поместьями в Касимовском и Елатомском уездах.

Впоследствии власть Чингисидов была ограничена представителями Москвы: с 1542 г. вплоть до 1560-х гг. в городе находился воевода в ранге окольничего. Затем их сменили осадные головы. На рубеже XVI–XVII в. в Касимове вновь появились воеводы, которые следили за внешними контактами мусульман, в первую очередь Чингисидов, и осуществляли управление уездом и отдельными районами города.

В середине XVI в. Касимов начинает играть роль курука – места сосредоточения родовых гробниц тюрко-мусульман и обслуживания династического некрополя. Здесь стремились быть похоронены все служилые Чингисиды, оставшиеся верными исламу. В городе стали возводиться каменные сакральные сооружения: Ханская мечеть с минаретом, текие Шах-Али и Ханский дворец. Простые жители также придавали городу особое значение. Многие татары центральных губерний России хотели быть здесь похоронены.

Уникальная самобытная архитектура Касимова представляет особенный интерес. Как было сказано, столица небольшого осколка Золотой Орды в значительной степени сохранила образцы ее зодчества. Татарская община Хан-Кермана устойчиво воспроизводила свою городскую культуру в татарской части города – Татарской слободе (татар. «Бисти»). Именно она является наиболее древней частью города. В свою очередь, Татарская слобода сама состояла из Старого и Нового посадов. По форме заселения она относится к береговому типу: слобода располагалась на крутом берегу р. Оки, что имело значение при защите населения от нападения.

Старый посад, заселенный татарами в середине XV в., имел замкнутую форму. Там располагалась обширная Ханская площадь, мощенная местами белым камнем. По ее периметру были размещены дворы феодальной знати – касимовского хана и его приближенных (сеидов, мурз, беков, огланов). В середине XVII в. род сеидов Шакуловых занимал 3 двора, мурзы – 13 дворов.

Новый Посад был заселен позднее Старого Посада (в 1-й половине XVII в.) и отделялся от последнего Ямским Большим оврагом. В плане он имел уличную, двустороннюю форму расположения дворов. В Новом Посаде проживала часть духовенства, отпущенники и рядовые татары.

Согласно данным последних археологических раскопок Касимова, в XVII в. размеры города и численность его населения не уступали ханской Казани. Касимов становится одним из ведущих центров татарской городской культуры (наравне с г. Темниковом, татарскими частями Астрахани и Тобольска).

Жилые строения Татарской слободы XIX в. «почти все деревянные и наружным своим видом ничем не отличаются от обыкновенных мещанских домиков». Они ставились внутри двора и огораживались «тесовыми воротами, на которых ярко блестят на солнце посеребренные стеклянные белые шары». Довольно часто встречались двухэтажные кирпичные дома, выстроенные в стиле русского классицизма. Всего население Татарской слободы, в свете интенсивных миграционных процессов, тогда насчитывало 107 человек, в середине XIX в. – 841 душу, в конце XIX в. – 1126 человек обоего пола.

Памятники Татарской слободы привлекали внимание путешественников, оставивших ценные сведения о Касимове. Наиболее раннее упоминание о городе принадлежит Сигизмунду Герберштейну, посетившему его в 1526 г. Другой путешественник – Адам Олеарий, побывавший в Касимове в 1636 г., оставил описание ханского дворца, Ханской мечети и рисунок города, по которому можно представить общие контуры городских строений. В 1703 г. в Касимове побывал путешественник Корнелий ле Брен (де Бруин), упоминувший в своем труде о каменной мечети. Обстоятельное описание памятников было сделано в 1768 г. академиком П. С. Палласом. Иная картина предстала спустя десятилетия перед глазами другого путешественника – Иоганна Георги: Ханский дворец был разрушен, но остатки его фундамента с каменными, искусно вырезанными воротами, сохранялись вплоть до середины XIX в. Недалеко от Ханской мечети стояло многоярусное сооружение, напоминавшее башню Сююмбике в Казани. Его руины отчетливо видны на гравюрах Олеария и Н. Витсена.

Ханский дворец был построен около 1555 г. по распоряжению хана Шах-Али б. Шейх-Аулиара из местного известняка. Вероятно, он являлся двухэтажным. В мае 1609 г. в результате обстрела города из фальконетов (малокалиберных пушек) дворец был сожжен и вскоре отстроен заново. Можно предположить, что в это время у дворца появилась черепичная крыша. В окончательном виде он имел размеры примерно 23 × 6 м. На концах ханского дворца находились узкие пристройки по 5 м (остатки лестниц в подвал и палаты). Дворец был разделен на 2 неравные части. Под зданием находился подвал, куда вела снаружи каменная лестница. Рядом с ним находились каменные резные («готические») ворота с резной надписью на татарском языке. Точные сведения о местоположении ханского дворца и план одной из его палат представлены в чертежах местного архитектора И. С. Гагина (1771–1844). Первоначально планировка дворца повторяла основу жилого дома, расположенного в центре Суварского городища на территории Волжской Булгарии. Но после перестройки в XVII в. он имел типичные черты русской каменной архитектуры данного периода.

Дворец просуществовал до XVIII в. Незадолго до 1768 г. ворота пережгли на известь, разобрали верхнюю часть дворца и надстроили на фундаменте (высотой 5 футов) деревянное здание. Фундамент окончательно разобрали в 1840-х гг. для строительства нового дома по указанию дворовладельца помещика Д. Симонова. В настоящее время эта территория застроена зданиями городской психиатрической больницы. В окрестностях дворца проводятся археологические работы.

Как известно, от мусульманской архитектуры Средневековья в Поволжье, Приуралье и Центральной России почти ничего не осталось. Несколько минаретов, бани, хозяйственные постройки, административные здания.

Важным памятником культуры, дошедшим до наших дней, является Старопосадское кладбище – старинное татарское кладбище Касимова, расположенное в Старом Посаде. Кладбище возникло в XV в. Академик В. А. Гордлевский утверждал, что его площадь составляла 17 десятин (более 18 га). В XIX в. на нем уже не хоронили. В 1860 г. здесь имелось около 60 надгробных камней; к 1926 г. сохранилось 4 стоящих и покосившихся памятника, а также 29 упавших целых камней (также были замечены 2 каменных основания 1,5 на 2 м). Кроме того, несколько камней было взято в Касимовский краеведческий музей, один – в Рязанский и один – в Московский областной. Эпитафии с наиболее древних надгробий были приведены в сочинении В. В. Вельяминова-Зернова.

Главным же сохранившимся ее элементом остались мавзолеи, известные под названием текие или дюрбе (тюрбе). Они стали предметом пристального изучения ученых различного профиля – архитекторов, археологов, филологов. Надписи на них несут бесценную информацию, и, по сути, именно они являются наиболее мощным материальным подтверждением древней истории наших народов.

Одним из самых известных памятников татарской средневековой архитектуры, сохранившихся на Старопосадском кладбище, является текие Авган-Мухаммеда. Царевич Авган-Мухаммед являлся сыном хивинского хана Араб-Мухаммеда. С 11 лет и вплоть до своей кончины в 1648 г. он жил в Москве, пользуясь рядом привилегий со стороны московского престола. Этот мавзолей был построен в 1649 г. в период правления касимовского султана Сеид-Бурхана б. Арслана. Текие представляет собой кирпичный двухкамерный мавзолей приблизительно 10 × 6 метров, высотой более 4 метров, со сводчатыми перекрытиями, выполненными в традициях татарского зодчества. В здании имеется 6 окон: по два с длинных и по одному с коротких сторон. Наличники окон, фронтон, пилястры и карнизы оформлены в соответствии с канонами каменной архитектуры XVII в. и украшены цветными изразцами. Оно и другие здания татарской архитектуры имеют несомненное сходство с булгарским зодчеством и свидетельствуют о теснейшей связи с казанской культурой.

Над входом в текие, со стороны длинного западного фасада, возвышается фронтон, куда вмазан камень с надписью: «В 1058 году [1649 г. Р. Х.] благословенного месяца Рамазана в 9 день, в год мыши, сын Араб-Мухамед-хана Авган-Мухаммедсултан ушел из этого мира. Над ним соорудила это здание супруга его Алтын-Ханым, дочь Хаджим-султана». Кроме царевича, в мавзолее похоронена его супруга Алтын-сач (дочь сибирского царевича Азима б. Кучума и царицы Карачаци, падчерица касимовского хана Арслана б. Али), а также некоторые ее родственники.

В XIX в. архитектурные особенности текие и памятники, расположенные внутри здания были неоднократно исследованы. В начале 2000-х гг. текие было отреставрировано.

Другим памятником татарской средневековой архитектуры г. Касимова является текие Шах-Али (1555 г.) – мавзолей правителя Касимовского и Казанского ханств Шах-Али б. Шейх-Аулиара, расположенный около Ханской мечети. Он построен в XVI в. и представляет собой белокаменное, двухкамерное сооружение с позднейшими сводчатыми кирпичными перекрытиями и арочными дверными и оконными проемами; размеры здания – 13,5 × 8,5 м, высота – 5 м.

В текие две комнаты: небольшая – предназначенная для поминовения и большая – место захоронений. Внутри мавзолея – сводчатый подвал. Здание имеет 4 окна и 2 входные двери. Над одной из дверей располагается каменная плита с высеченной рельефной надписью: «Строитель и собственник этого здания – Шах-Али-хан, сын Шейх-Аулиара-султана, 21 числа месяца рамазана 962 года» (9 августа 1555 г. Р. Х.) – т. е. мавзолей был выстроен еще при жизни хана Шах-Али (умер в 1567 г.). Рядом высечен также текст из Корана (айат из «ал-Курси», 2:256).

Активное изучение данного текие проводилось в XIX – начале XX в. Среди ученых, исследовавших архитектурные особенности мавзолея и памятников, расположенных в его помещениях, были В. В. Вельяминов-Зернов, Н. И. Шишкин, Х. Фаизханов и др. Тогда было установлено, что внутри усыпальницы похоронены не менее 9 человек: сам Шах-Али; его жена Буляк-Шах и воспитанницы ханской семьи Хан-Салтан и Маги-Салтан; астраханский царевич Гайбулла б. Аккубек и его дочь; Алтын-сач – мать касимовского хана Саин-Булата, его сестра и др.

Среди несохранившихся архитектурных сооружений известно текие – мавзолей касимовского хана Арслана б. Али. Оно было возведено на Старопосадском кладбище недалеко от текие Авган-Мухаммеда вдовой хана Фатимой-Султан, очевидно, в 1626 г. По легенде, в нем якобы находились чугунные висячие гробы. С высокой долей вероятности можно говорить о том, что в нем, помимо хана Арслана, также были захоронены сама Фатима-Султан, другие жены хана (Салтан-бике, Карачаца, Наг-Салтан), а также некоторые сибирские Чингисиды: последний сибирский хан Али б. Кучум, его братья – царевичи Азим б. Кучум, Молла б. Кучум, Канчувар б. Али, Янсюер б. Али, Хансюер б. Али, дочь хана Кучума – Тур-пача.

После ликвидации Касимовского ханства в 1681 г. Старопосадское кладбище постепенно пришло в упадок. Ныне его территория не огорожена; на нем не сохранилось ни одного памятника, за исключением недавно отреставрированного текие Авган-Мухаммеда.

В XVII в. в Касимове было основано новое мусульманское кладбище, захоронения на котором проводятся и сейчас. Его памятники также представляют исторический и искусствоведческий интерес, в т. ч. воздвигнутые на могилах представителей известных татарских купеческих династий: Шакуловых, Кастровых, Девишевых, Ишимбаевых, Янбаевых и др. Располагая значительными средствами, многие касимовские купцы строили в XIX – начале XX в. на мусульманском кладбище родовые текие по образцу ханских мавзолеев. Благодаря средствам, выделяемым ими, кладбище поддерживалось в образцовом порядке. В начале XX в. территория мусульманского кладбища была расширена и составляла 17 га, была сооружена кирпичная стена с величественными воротами и сторожка для смотрителя.

Ныне мусульманская община Касимова осуществляет большую работу по благоустройству кладбища; в ближайших перспективах общины – его электрификация. Важным представляется огораживание земельного участка бывшего Старопосадского кладбища.

Одним из немногих памятников храмовой золотоордынской архитектуры и единственным из них, эксплуатировавшимся по прямому назначению еще в начале ХХ в., была Ханская мечеть в Касимове. По общепринятой версии, она была построена в 1467 г. по указанию основателя Касимовского Ханства султана Касима б. Улуг-Мухаммеда. Однако, согласно Кадыр-Али бию – придворному летописцу хана Ураз-Мухаммеда б. Ондана, Ханская мечеть была сооружена в XVI в. при хане Шах-Али. Она получила свое название не только оттого, что была самой знаменитой и большой мечетью в ханстве, но и потому, что в ней происходил обряд возведения хана на престол. Имам-хатыбами Ханской мечети традиционно являлись сеиды из рода Шакуловых.

После ликвидации Касимовского ханства значение мечети несколько снизилось; она стала выполнять функции соборной мечети мусульман Касимова. С конца XVII в. и до 1760-х гг. в Касимове и в его окрестностях активно проводилась политика по христианизации татар, кульминацией которой стал приезд в 1702 г. в Касимов Петра I. Согласно широко распространенному преданию, проезжая по Оке, Петр I принял Ханскую мечеть за церковь и перекрестился, а затем в гневе царь приказал снести мечеть, что и было сделано. Однако уцелел и дошел до наших дней уникальный минарет мечети, выстроенный из окского камня. Минарет представляет собой массивную цилиндрическую башню с площадкой для муэдзина наверху, на которой возвышается малый цилиндр, покрытый сфероконическим куполом; его аналогами являются Большой и Малый минареты в Булгаре. В эпоху Касимовского ханства минарет выполнял также функцию смотровой военной вышки.

На рубеже XVII–XVIII вв. число мусульман в городе и уезде стало сокращаться. Этот процесс начался после принятия указов об отписке у некрещеных мирз и татар поместий и вотчин (16 мая 1681 г.) и об отписке и взятии в казну крестьян православной веры у землевладельцев-мусульман (12 июля 1715 г.). В результате, часть служилых татар крестилась, другая несколькими волнами покидала родные края, в основном переезжая на Урал и в Нижнее Поволжье, где религиозное давление было менее ощутимым.

Среди касимовских татар XVII в. были известны следующие фамилии: сеиды Шакуловы; князья и мирзы Алышевы, Кикичевы, Кугушевы, Момаевы, Семинеевы, Тенишевы; рядовые татары Байбулатовы, Байчурины, Бекбулатовы, Борундуковы, Карамышевы, Кошаевы, Кудашевы, Мальшовы, Мансыревы, Тобаевы, Тонкачевы, Тюгеевы, сыгравшие важную роль в возрождении религиозной и экономической жизни Касимова.

Несколько десятилетий мусульманам не дозволялось восстановить Ханскую мечеть. Лишь в эпоху Екатерины II касимовские татары получили необходимое разрешение. В 1768 г. на старом фундаменте рядом с уцелевшим минаретом по разрешению и именному указу императрицы была выстроена каменная одноэтажная мечеть. Сохранился текст указа Екатерины II о возрождении мечети. Быстрое восстановление мечети произошло благодаря усилиям сеида Бектемира и его сына Бурхана Шакуловых, мурз Ибрагима и Юсуфа Чанышевых, других мурз и сеидов Касимова.

Постепенное усиливавшееся малоземелье подтолкнуло развитие ремесел и промыслов. Так, татары занимались обработкой кожи, в частности сапожной, и мерлушки. Татарские касимовские купцы, разбогатевшие на мерлушках, занимали видное положение в Москве и Санкт-Петербурге. Развивались ювелирное ремесло (с. Болотце) и кирпичное производство. Татары основали ряд купеческих фамилий (Шакуловы, Мусаевы, Бостановы, Ишенбаевы, Танеевы, Девлеткильдеевы). Треть городских татар являлась мещанами. В конце XIX в. в городе издавались татарские газеты «Ан» и «Чалгы». Действовал татарский театр «Чулпан», на сцене которого ставили пьесы татарских и русских драматургов. Несмотря на это, на протяжении XIX–XX вв. продолжался выезд татарского населения, в первую очередь в столицу империи. Если в середине XIX в. известны 62 сельских поселения касимовских татар, то в конце века их осталось 38.

В XIX в. наметился процесс усиления ислама, особенно среди сплоченной общины касимовских татар. В 1835 г. на средства семьи Шакуловых был выстроен из кирпича второй этаж мечети с куполом в стиле классицизма. В целом Шакуловы продолжали руководить жизнью Ханской мечети. Так, богатый касимовский промышленник Хамза Шакулов длительное время являлся ее попечителем. Однако, активно занявшись еще в первой половине XIX в. предпринимательской деятельностью, они уже не становились имамами. Вскоре на долгие десятилетия утвердилась династия имамов Давле(и)камовых (среди членов этого рода имеются оба варианта этой фамилии). Первый представитель данной семьи, ставший имамом Ханской мечети, Абдулвахит Исмагилович, был уроженцем деревни Бастаново; он получил должность имам-хатыба и мударриса в 1800 г. Именно Абдулвахит Исмагилович, при поддержке Шакуловых, Максутовых и Давлетгильдеевых, основал в 1808 г. в Касимове медресе (впоследствии – Кастровское медресе).

Его сын Фазлулла Давлекамов, ставший вторым имамом Ханской мечети 19 октября 1827 г., помогал отцу в руководстве медресе. Он был удостоен звания ахуна и награжден серебряной медалью с надписью «За усердие» на Анненской ленте.

Имамам Давлекамовым удавалось на протяжении длительного периода успешно отражать нападки Касимовской противомаго-метанской миссии во главе с известным миссионером В. В. Доронкиным, которая в конце концов потерпела крах.

Поскольку позиции Давлекамовых в приходе к середине XIX в. сильно укрепились, а влияние Шакуловых падало, последние выдвинули в 1850 г. на должность муэдзина мечети бывшего муллу деревни Акашево Краснослободского уезда Пензенской губернии мурзу Тухватуллу Курамшевича Агеева. После смерти в 1855 г. Абдулвахита Давлекамова Шакуловы пытались сделать Агеева имам-хатыбом Ханской мечети, но Т. К. Агеев, уже получивший соответствующий документ, неожиданно отказался от этого поста. Хотя позднее Агеев являлся вторым имамом мечети, роль Давлекамовых в мусульманской общине Касимова усиливалась. 8 июля 1857 г. брат Фазлуллы – Изатулла Давлекамов стал имамом, а с 1866 г. – имам-хатыбом. Будучи ахуном г. Касимова, И. Давлекамов 5 августа 1876 г. направил обращение на имя муфтия С. Тевкелева с просьбой о ходатайстве перед правительством об освобождении мусульман от участия в работе суда по пятницам.

В 1870 г. вместо умершего Т. К. Агеева вторым имамом был избран Хасан Изатуллович Давлекамов (1847–1902). В 1878 г. должность имам-хатыба и мударриса получил Мухамедвали Изатуллович Давлекамов (22.10.1852–?), ставший в 1884 г. ахуном. Он активно участвовал в создании и становлении Касимовского мусульманского благотворительного общества. Последним имамом Ханской мечети, с 19 июля 1903 г., был Фатихиддин Хасанович Давлекамов (6.11.1875–?).

Значительный интерес для исследователей представляют впечатления дореволюционного историка Н. И. Шишкина, посетившего Ханскую мечеть в конце XIX в. Он отмечал, что михраб и стены мечети были мраморными; из здания мечети имелся заваленный подземный ход к текие Шах-Али.

Количество прихожан Ханской мечети, несмотря на постоянные миграции татар в крупные города, быстро росло: если в 1870 г. к общине (махалле) Ханской мечети принадлежало 206 человек, то в 1902 г. – 1365 человек. При этом прихожанами Ханской мечети, помимо жителей самого Касимова, являлись также татары из деревень, расположенных в окрестностях города: Баишево, Сафоново, Кучуково и других.

Все это вызывало необходимость в образовании еще одной махалли, и строительстве мечети. В 1906 г. было возведено кирпичное здание мечети, названной официально «второй соборной», а в обыденной речи татар Касимова – «Новой». Оплату строительства Новой мечети полностью взял на себя касимовский купец Нигматулла Ибрагимович Дуймакаев. Имамом мечети 6 октября 1907 г. был утвержден Фаттахутдин Садретдинович Баширов (1871–?). Позже, 15 октября 1907 г., Рязанским губернским правлением была утверждена новая мусульманская община, в которую вошли 220 душ мужского и 225 душ женского пола.

Традиционно считается, что в самом Касимове до постройки Новой мечети в 1906 г. была только одна – Ханская мечеть. Однако доподлинно известно еще об одной, дворцовой, либо усадебной, каменной мечети в Татарской слободе. Она, вероятно, была возведена еще во времена Касимовского ханства. Законность этой, и многих подобных, мечетей была аннулирована указом от 22 июня 1744 г., согласно которому строить культовые сооружения разрешалось только общинам. Здание мечети было разобрано в 1767 г. новым владельцем участка Дмитрием Симоновым. Возникший конфликт между нанятыми строителями и хозяином, с одной стороны, и местными мусульманами – с другой, был разрешен не в пользу последних. Синод признал действия владельца недвижимости правомочными, предписав мечеть сломать, а «разобранный кирпич употребить на церковное строение».

В XVII в. в Касимове и его окрестностях могло быть гораздо больше мечетей: после крещения султана Сеид-Бурхана он «послал разрушить все мечети». По версии С. Г. Томсинского, в действительности это сделал, очевидно, рязанский архиепископ Мисаил, начавший насильственное крещение татар и мордвы, и убитый восставшими в ходе бунта в 1656 г. Видимо, с усилением христианизации в середине XVII в. следует связать появление касимовских служилых татар в Шацком и Керенском уездах, где они фактически влились в состав шацких татар. К середине XIX в. в Касимовском уезде насчитывалось 10 мечетей. Кроме Касимова, по одной мечети было в селах Царицыно, Подлипки, Коверское, Торбаево, Болотце, Собакино, Мунтово, Четаево, Темгенево.

К мечетям современной Рязанщины относится также большая часть мечетей Тамбовской губернии. В конце XIX в. в Шацком уезде было 2 мечети – в Тархани (возведена в 1833 г.) и Алёшине (прошение на постройку было подано в 1875 г.). До 1876 г. жители последней относились к приходу тарханской мечети. В Елатомском – 10: в селах Шилино, Толстиково (по одной), Азеево (6 мечетей) и Бастаново (2 мечети). Население Шилина и Толстикова, а также прилегавших деревень относилось к касимовским татарам, хотя сами деревни находились в Тамбовской губернии. В Темниковском уезде в границах нынешней Рязанской области уже в 1862 г. насчитывалось 3 мечети: в селах Иванково, Верки, Молочная Гора. Все мечети были деревянные, соборные. Трудно установить точные даты появления мечетей в этих селах, поскольку обычно в ведомости приходов указывалась дата последней постройки здания (часто на том же месте, вместо сгоревшей, обветшавшей и пр.). В Алёшине здание мечети не сохранилось. В Тархани практически развалилось некогда мощное здание мечети. В Иванкове мечеть не сохранилась, ныне там пустое место. Кирпичная мечеть с минаретом возвышается в деревне Чернышево Кадомского района в 10 км от Иванкова, однако, ныне она нежилая. Мечеть была построена здесь в 1911 г. Каюмом Бахтиозиным (Бахтиозины составляли большинство жителей деревни).

Во 2-й половине XIX в. в регионе развернулась активная деятельность по крещению касимовских татар, центрами которой были Миссионерское общество в Касимове и православные учреждения в татарской деревне Карамышево. Есть основания полагать, что отдельные группы касимовских татар, проживавших в Касимове и на селе, в тот период приняли крещение и впоследствии обрусели. Несмотря на проводимую политику, действовали старые и возводились новые мечети. К 1914 г., по данным краеведа А. М. Ишимбаева, к прежним добавились мечети в Барамыкове, а также Елатьме и Иванчине.

Важным элементом мусульманской социальной инфраструктуры являлись образовательные учреждения. В относительно небольшом Касимове со сравнительно малочисленной мусульманской общиной уровень преподавания в них был крайне высок.

Кастровское медресе – мусульманское учебное заведение, существовавшее в XIX – начале XX в. в Касимове. Как уже отмечалось выше, медресе было основано в 1808 г. по инициативе имам-хатыба Ханской мечети А. И. Давликамова. Оставаясь на протяжении более ста лет имам-хатыбами Ханской мечети, династия Давликамовых руководила деятельностью медресе. При первых Давликамовых медресе располагалось в их собственном доме.

Сын А. И. Давликамова Ф. А. Давликамов за 20 лет работы мударрисом обучил более 1000 молодых мусульман. Главной целью мударриса являлось, по его собственным словам, «…обучение полезным наукам юношества, которые остались бы без просвещения и познания необходимого для человечества, в отношении религии и благонравной жизни, но закосневали бы в невежде и безнравственности, без ясного познания Всевышнего Творца Вселенной, его творений и самих себя…». Кастровское медресе не являлось учебным заведением локального масштаба, а было хорошо известно среди татар, живших в различных частях Российской империи. Большинство шакирдов медресе составляли выходцы из татарских сел Рязанской, Тамбовской, Пензенской и Симбирской губерний, а также из Казани, Астрахани, Уфимской губернии. Среди наиболее известных выпускников – будущий имам-хатыб Московской соборной мечети Абдулла Шамсутдинов (1878–1937). В 1847 г. медресе состояло из трех отделений. На первом из них (тюркском) обучали азбуке, основам веры, Корану и шариату; здесь училось 27 шакирдов. На втором, арабском, отделении получали духовное образование 23 шакирда. На третьем (персидском) историю ислама, историю пророков, толкование Корана, географию и другие дисциплины изучало 6 человек. Медресе имело богатую библиотеку.

Название медресе происходит от фамилии попечителя, которым с 1868 г. стал представитель богатой татарской семьи Сайфулла Мурсалимович Кастров – владелец мерлушечного производства. В дальнейшем семья Кастровых продолжала содержать медресе, построила здание для него неподалеку от Ханской мечети, выплачивала жалованье преподавателям. Так, на полном пансионе Кастровых жил преподаватель медресе Хасан Шамсутдинов и его семья. Финансовую помощь оказывали и другие меценаты. Во второй половине XIX в. и особенно в начале XX в., в эпоху борьбы в татарском обществе двух идеологических направлений (кадимизма и джадидизма), попечители Кастровского медресе оплачивали поездки преподавателей для освоения опыта в знаменитые новометодные медресе Казани и Оренбурга. Однако в целом медресе, в связи с позицией Давликамовых, оставалось кадимистским. Кастровское медресе было закрыто в советское время. В 1935 г. его здание перешло к городской организации «Жилкомхоз».

Помимо Кастровского, еще два медресе действовало в окрестностях Касимова. Одно из них – «Баймурад» – находилось в деревне Четаево (тат. Чутай). Его выпускником был знаменитый татарский общественный и религиозный деятель, основатель Санкт-Петербургской мечети Атаулла Баязитов. Другое располагалось в деревне Болотце (тат. Джавбаш) и являлось джадидистским. Им руководил имам Мухаметгариф Биктемиров.

В регионе были и другие медресе и мектебы. Так, к 1900 г. мектебы работали в селах Собакино, Четаево, Мунтово, Темгенево, Коверское, Подлипки, а также в населенных пунктах, относившихся к Тамбовской губернии – Азеево (медресе и мектеб отдельно), Иванково, Верки, Алешино, Бастаново, Тархани и др.

Высокого уровня достигло и мусульманское женское образование. Так, Галимательбанат Биктемирова (1876–1906) в деревне Болотце открыла мектеб для девочек, получивший широкую известность среди татар. Сама Г. Биктемирова была автором сочинений, посвященных роли женщины в семье и методам воспитания осиротевших детей.

В 1910 г. общественный деятель и педагог С. Х. Булатова (1882–1950) открыла в Касимове первую светскую школу для девочек, деятельность которой была тесно связана с Кастровским медресе.

Еще одним образовательным центром мусульман Касимова являлась библиотека-читальня Касимовского мусульманского благотворительного общества (1906 – после 1917 гг.). Библиотека-читальня, располагавшаяся в помещении правления общества, являлась местом проведения различных культурно-просветительских мероприятий и местом общения мусульман г. Касимова. Устав библиотеки-читальни был утвержден рязанским губернатором В. А. Левашовым 24 июня 1906 г. В 1910 г. правление Касимовского мусульманского благотворительного общества на свои средства построило в городе на Хлебной площади (современная площадь Чижова) отдельное здание для библиотеки-читальни.

Библиотека-читальня предоставляла возможность мусульманам г. Касимова и его ближайшей округи пользоваться книгами, журналами, газетами и специзданиями на татарском и русском языках. Средства на ее содержание складывались из сумм, отпускаемых Касимовским мусульманским благотворительным обществом; пожертвований деньгами и книгами; из платы, взимаемой за чтение книг и журналов на дому; сборов с публичных чтений, концертов, спектаклей и других культурно-просветительских мероприятий, проводимых в помещении библиотеки. Чтение книг, журналов, газет и других изданий в помещении для посетителей было бесплатным. Желающие брать книги для чтения на дом платили ежегодный взнос не более 5 рублей и залог, равный стоимости книги. Все почетные и действительные члены Касимовского мусульманского благотворительного общества и годовые подписчики, внесшие полную годовую плату, считались членами библиотеки и имели права голоса на общих собраниях ее членов.

Делами библиотеки-читальни заведовали: 1) собрание ее членов и 2) комитет и избранный комитетом заведующий библиотекой, которого утверждал рязанский губернатор. Плановые собрания проводились в конце ноября или в начале декабря. На них рассматривались и утверждались смета расходов на следующий год и годовой отчет, представленный комитетом (один экземпляр документа передавался на хранение в правление Касимовского мусульманского благотворительного общества), выбирались члены комитета и ревизионной комиссии, рассматривались меры по улучшению деятельности библиотеки. Все дела решались простым большинством голосов. Комитет состоял из председателя, одного из членов правления Касимовского мусульманского благотворительного общества или особо избранного правлением лица. Библиотека имела свою печать установленного образца. Все ее имущество считалось собственностью благотворительного общества.

В советское время сфера религиозной жизни мусульман Рязанской области была ограничена. Обе касимовские мечети перестали функционировать. В Новой мечети находился городской клуб, затем цехи пищекомбината, а позднее – кинопрокат Рязоблкинофонда. В здании Ханской мечети с 1930-х гг. размещается Касимовский краеведческий музей (основан в 1922 г.). Мусульманской общины в городе официально не существовало, однако многие местные татары соблюдали религиозные обряды, проводили меджлисы. Единственным местом в советском Касимове, где допускалось публичное выражение религиозности, были мусульманские кладбища. Там проводились ритуалы мусульманских похорон, неофициальные муллы (пожилые люди, получившие религиозное образование в дореволюционных мектебах и медресе или в семьях) читали поминальные молитвы.

С конца 1980-х гг. мусульмане Касимова добивались у городских властей возврата мечети. Аргументом чиновников в отказе освободить мечеть было то, что у мусульманской общины не хватит финансовых средств на содержание старинного здания Ханской мечети – памятника архитектуры. В середине 1990-х гг. было принято компромиссное решение: мусульманам передавалось здание Новой мечети Касимова, а в здании Ханской мечети оставалась лишь экспозиция, посвященная истории и культуре касимовских татар.

Позиция нынешнего руководства мусульманской общины г. Касимова заключается в том, что у общины пока действительно нет возможностей содержать Ханскую мечеть. Однако, поскольку она является прежде всего культовым сооружением, построена самими мусульманами, имеет богатейшую историю, необходимо обратиться к положительному опыту взаимодействия РПЦ и учреждений культуры для совместного ведения мечетью со стороны мусульманской общины и краеведческого музея.

В настоящее время в Касимове и Касимовском районе проживает около 2,5 тысячи татар, в среде которых наблюдается возрождение исламской религиозной и татарской национальной жизни.

26 апреля 1996 г. было зарегистрировано мусульманское религиозное объединение г. Касимова и Рязанской области (нынешний председатель – Мукаддяс Сафиуллович Ахунов), и уже 1 сентября 1996 г. городские власти возвратили верующим здание Новой мечети (ул. Нариманова, д. 20). Первый намаз в мечети прошел в январе 1999 г. К настоящему времени мечеть полностью отреставрирована, в частности восстановлен большой молитвенный зал, поделенный в советское время на несколько комнат. В 2002 г. был реконструирован сломанный в советское время минарет, расширен купол мечети, сделана ограда. Мусульмане из Судана преподнесли касимовской общине ковры для мечети. Реставрация мечети и возрождение религиозной жизни мусульман Касимова проходило под руководством имама М. С. Ахунова, являвшегося затем долгое время имам-хатыбом Новой мечети; А. Р. М. Агжитова, занимавшего пост заместителя главы администрации Касимовского района Рязанской области; краеведа А. М. Ишимбаева. Большую роль в возрождении мечети сыграли также жители города Юлай Мустафин, Ренат Байгузин, Шаукат Ахметов, Равиль Терегулов, Ильдар и Энвер Бикуевы, Нурия Ковалёва и др.

Ныне в Новой мечети имеются два зала – большой молитвенный (мужской) и малый (женский). При мечети действует религиозный центр, комната для омовений, учебный класс, административный кабинет, кухня и столовая. Ныне имам-хатыбом Новой мечети является выпускник каирского университета ал-Азхар Рашид Амирович Бултачеев, а имамом мечети – М. С. Ахунов. Важным событием в жизни мусульман Касимова стало посещение в сентябре 1999 г. Касимовской мечети председателем СМР муфтием Р. Гайнутдином. В ходе торжеств, посвященных 100-летию Новой мечети в 2006 г., была установлена мемориальная доска, посвященная основателю мечети, меценату Нигматулле Дуймакаеву.

Весьма значимым для успешной деятельности мечети является позиция местных органов власти, всегда поддерживающих начинания общины: так, в 2002 г. мусульманской общине было передано в пользование старинное здание Кастровского медресе, расположенное по адресу ул. Большакова, д. 31 (бывшая Долгая улица). В здании полностью заменены крыша, полы, оконные и дверные блоки, заново смонтирована система отопления, проведена канализация, сделана пристройка площадью 120 кв. метров. 25 октября 2007 г. по распоряжению Касимовской городской думы здание медресе стало собственностью мусульманской общины. Здесь планируется разместить мусульманское образовательное учреждение.

В 2010 г. был зарегистрирован ЦРОМ «Мухтасибат Рязанской области» (сайт: ), председателем которого назначен Р. А. Бултачеев, также преподающий арабский язык в университете г. Рязани. Мухтасибат учрежден тремя местными религиозными организациями мусульман области: МРОМ Касимовского района (Подлипки), МРОМ города Касимова, МРОМ города Сасово и Сасовского района (Бастаново). Его целями является объединение мусульман, проживающих в Рязанской области, и создание условий для удовлетворения их религиозных нужд.

Татарские аулы Рязанщины

В ряду памятных мест мусульманской истории, необходимо упомянуть татарские села, располагавшиеся в окрестностях Касимова. Именно там протекала значительная часть культурной и общественной жизни местных мусульман. В них же сохранилось немало свидетельств старины, могущих пролить свет на жизнь российских последователей ислама ушедших эпох.

Преобладающая часть земель, розданных русским правительством служилым татарам, лежала за пределами Касимова. Как правило, это были небольшие поместья, принадлежавшие одному или нескольким владельцам. Часть землевладений находилась в районе Белого аймака. Так, например, в грамоте, выданной Булату Елегину в 1536 г., упоминается его поместье в Болотце, а в записи кн. Салтанглычева, датированной 1554 г., говорится о передаче касимовскому служилому татарину Каскею Карамышеву поместья в Подлипках. В записях о разделе земли между Кадриком Биманаковым и Даином Торгасовым и о наделении служилых татар поместной землей приводятся названия таких поселений, как Болотце, Старбаево и др. Другая часть земельных пожалований располагалась в безлюдных местах за Окой.

В середине XIX в. основная масса касимовских татар проживала в 62 поселениях сельского типа (сала, аул, иль). В них насчитывалось 4638 человек, что составляло почти 85 % общей численности татарского населения Касимовского уезда. Несколько населенных пунктов входили в состав Белого аймака (Ак əймə), большинство – в Черный аймак (Ара əймə). Их жители называли касимовских татар, живущих на противоположном берегу Оки, «Черные зыбыны (зипуны)» (Ара зыбыннар). Термин «аймак» употреблялся тюркоязычными народами для обозначения территориальных групп, касимовские татары использовали его для выделения различных частей поселений: «казак, мадьяр, курски аймаклары». Деление на белую и черную стороны, или на два больших отдела, было традиционным для тюркоязычных народов. Эпитет «белый» был связан с обозначением социальных верхов.

Поселения Белого и Черного аймаков размещались по левому берегу р. Оки недалеко от г. Касимова. В концу XIX в. в Белом аймаке (к северо-востоку от Касимова) насчитывалось 4 села, имевших одно общее название «дүрт сала»: Подлипки, Торбаево, Болотце, Царицыно; к ним примыкала маленькая деревенька Тебеньково. В состав Черного аймака, располагавшегося юго-восточнее г. Касимова, входило 30 небольших селений. К Черным зыбынам относили 7 поселений на правом берегу р. Оки.

У касимовских татар сохранились предания о том, что их предки жили поодиночке в поле и занимались земледелием. Жители дер. Колубердеево до сих пор помнят, что их деды были турецкими или крымскими пленниками, что нашло отражение в названии деревни (дословно «данная рабам»). Многие из малодворных поселений располагались в лесах, недалеко от трактовых дорог и, вероятно, первоначально выполняли функции сторожевых, дозорных пунктов, охраняя мещерские земли от внезапных набегов кочевников, о чем свидетельствуют предания и названия отдельных поселений. Так, татарское название дер. Карамышево – «Карамыш» означает «сторожевой пункт», а дер. Казаково – «Казаки» – поселение казаков. Название с. Собакино происходит от слова «суба», в основе которого лежит тюркский корень со значением: «сообщать, известие, вестник», и, видимо, свидетельствует о том, что когда-то там существовал дозорный пункт. По преданиям, Собакино являлось первым поселением татар в уезде. Некоторые поселения основывались переселенцами. В дер. Шилино (Тубəн аул) часть жителей являлись выходцами из Сибири (Тубеевы, Тугеевы, Бегловы). Их называли «табул халкы, турали». Внешне они отличались от других татар монголоидными чертами. Другие переселились в дер. Шилино из татарских населенных пунктов Пензенской, Тамбовской и Нижегородской губерний. В XIX в. произошла окончательная нивелировка этнокультурных отличий, и жители этой деревни стали считать себя касимовскими татарами. Постепенно, со временем, большинство мелких поселений разрослись в деревни (иль, аул) и села (сала). Вышеназванные 4 села (дүрт сала) Белого аймака были известны уже в XVI в. До последней четверти XVII в. там находились владения крупных феодалов. Так, в с. Царицыно (татарское Бием сала – сравните: «Бийим», титул жен крымских ханов) располагалась летняя резиденция ханши Фатимы-Султан. Село Торбаево (Татарбай) было местом жительства татарских баев. Татарское название с. Болотце (Жаубаш) переводится как «глава, начальник, власть»; возможно, там располагались владения представителей военных феодальных верхов. Со знатным родом князей Ширинских связано название с. Подлипки (Шорын). О том, что в селах размещались вотчины представителей социальных верхов татарского общества, говорит и тот факт, что в течение нескольких столетий татары Белого аймака и Старого Посада имели в г. Касимове одно общее кладбище. В процессе освоения новых лесных массивов, именуемого «топоровыми расчистками», возникали небольшие поселения – починки. Об одном из них, Татарском, расположенном в 3 верстах от Касимова, упоминал в своем травелоге А. Олеарий. Известны названия ряда других починков – Кудайберди, Чаукабаш, Джандай, Ярмаков, Баранаев.

Со временем, по мере увеличения населения, многие починки разрастались в малодворные деревни. Иногда это происходило путем объединения соседних починков. Так были основаны, судя по преданиям, деревни Танкачево и Поляны, с. Подлипки. Позднее починки вливались в состав уже существующих деревень. Например, в начале XIX в. починок Чаукабаш вошел в состав деревни Кадышево, хотя его жители продолжали хоронить умерших на своем родовом кладбище вплоть до начала ХХ в.

Особенности социально-исторических условий, в которых формировались поселения касимовских татар, оказали влияние и на размеры населенных пунктов. В 1868 г. 40 % сел представляли собой мелкие поселения с числом дворов не более 10, в 44 % находилось от 20 до 50 дворов. Лишь 4 % селений имело более 100 дворов. В конце XIX в. возросло количество деревень с числом дворов менее 10 и населенных пунктов со 100 и более дворами. Основная масса малодворных поселений приходилась на район Черного аймака, крупных – Белого аймака. К числу малочисленных относились и заокские поселения. Почти все они, за исключением дер. Ананьино, считались малодворными. К концу XIX в. многие села опустели, поскольку развитие капитализма ускорило процесс распыления поселений. Жители устремились в более крупные села и деревни с удобным расположением местности и благоприятной экономической ситуацией.

Можно предположить, что и в более ранний период села касимовских татар не отличались большими размерами так же, как и у большинства соседних народов. Объяснялось это пограничным положением Рязанского края, вследствие которого «крупному землевладению [было] трудно развиваться». Кроме того, их рост сдерживала лесистая местность, освоение которой представляло значительную трудность для местного населения. Уже в середине XIX в. произошло резкое сокращение числа средних и крупных поселений, особенно заметен этот процесс был в Черном аймаке. В то же время наблюдалось и снижение общей численности касимовских татар, что отражало процесс их миграции в другие города и губернии страны.

По типу заселения села делились на овражноречные или долинные. Для поселений Черного аймака был характерен притрактовый подтип заселения: их основная масса располагалась вдоль старинных трактов, связывавших между собой центры уездов Владимирской, Рязанской и Тамбовской губерний. Тип расселения касимовских татар был преимущественно гнездовым (Татарская слобода г. Касимова, Белый и Черный аймаки, Черные зыбыны). Внутри каждой из подгрупп гнездовой тип расселения наиболее ярко выражен в Черном аймаке и у Черных зыбынов, когда мелкие деревни разбросаны небольшими группами на значительном расстоянии друг от друга.

Сельские поселения имели различные формы, наиболее характерной являлась уличная форма. В этой местности преобладал один из ее вариантов – двусторонняя улица (авыл). Ее образовывали 2 ряда домов, фасады которых были обращены друг к другу. Встречался и вариант с односторонним расположением домов (например, в дер. Шегошаново). Некоторые поселения (дер. Алишево и др.) имели замкнутую или круговую форму. Особенно это было характерно для небольших поселений Черного аймака, на территории которого в далеком прошлом располагались дозорные пункты. С ними, возможно, и связано формирование данной формы поселений, наиболее удобной с точки зрения обороны. В Белом аймаке преобладала беспорядочная (кучевая) форма поселений. Возникновение ее могло быть вызвано тем, что семьи, принадлежавшие к одному роду, селились одна подле другой. Так, в сел. Подлипки рядом стояли 19 дворов, принадлежавших роду Ширинских, в сел. Торбаево – 6 дворов Ахматовых. Круговая и беспорядочная формы являются наиболее древними, бытовавшими до перепланировки селений. Они имели распространение на всей территории Поволжья. В результате перепланировки сел, осуществлявшейся в XVIII – 1-й половине XIX в., у касимовских татар появились смешанные формы поселений (дер. Собакино, Ахматово, Болотце и др.).

Кроме Касимова и окружавших его татарских сел в Средние века на территории современной Рязанской области проживал еще ряд этнолокальных татарских групп – михайловские, пронские, бордаковские, шацкие татары. Некоторые из них образовали свои самостоятельные городские центры. В Записной книге Полоцкого похода 1563 г. указано, что темниковских служилых татар насчитывалось 369 человек, цненских – 232, а кадомских князей, мурз и казаков – 825 человек.

Первое упоминание о мечетях на Рязанских землях относится к 1570 г. Русский посол в Стамбуле в указанный год, отговаривая султана от его намерения отвоевать Казань и Астрахань, говорил: «Мой государь не есть враг мусульманской веры. Слуга его Саин-Булат господствует в Касимове, царевич Кайбула [Гайбулла б. Аккубек] – в Юрьеве[-Польском], Ибак – в Сурожике, князья ногайские – в Романове: все они свободно и торжественно славят Магомета в своих мечетях… В Кадоме, в Мещере многие приказные государевы люди мусульманского закона….И в тех мещерских городах мусульманской веры люди по своему обычаю мизгити [мечети] и кошении [кладбища] держат, и государь их ничем от их веры не нудит и мольбищ их не рушит, всякий иноземец по своей вере живет».

После Смутного времени число темниковцев не изменилось, а вот кадомских татар значительно уменьшилось, причем появились арзамасские и алатырские татары. Впоследствии все кадомские татары проживали только в сельской местности вокруг Кадома – вероятно, по аналогии с ситуацией в Темникове, когда после прихода к власти династии Романовых их постепенно вытеснили за пределы города. Этот процесс был значительно растянут во времени: в сказках (сказками в те времена называли официальные документы) кадомских татар 1673 г. присутствуют указания на наличие в Кадоме мусульманского духовного лица – абыза. Дальнейшая судьба кадомских мечетей неизвестна; по утверждению Е. Тепловодской, на их месте были построены православные церкви.

Не сохранилось также никаких сведений о мечетях у пронских и михайловских татар на западе Рязанской области, бордаковских татар в ее центре. Однако тот факт, что последние крестились только в XVII в., свидетельствует в пользу существования до этого времени культовых сооружений.

К числу одного из городских центров, образованных служилыми татарами относится средневековый Андреев городок каменный. В последнее время исследователи отождествляют данный объект с единственным на востоке Рязанской области городищем с древнерусским культурным слоем XII–XV вв. в 0,8 км от с. Темгенева (ныне Сасовский район Рязанской области). Название «каменный» произошло не из-за каменной крепостной стены или церкви, а благодаря облицовке вала известняковыми плитами. Можно предположить, что некоторое время город являлся административным центром цненских (позднее шацких) татар. По преданию, здесь в 1298 г. принял крещение легендарный родоначальник князей Мещерских Беклемиш (Михаил) Усеинов, якобы происходивший из рода Ширин. По мнению П. Н. Черменского, Андреев городок – это «Новгород на Оце», он же г. Елатьма, пожалованный царевичу Муртазу б. Мустафе (очевидно, внук Улуг-Мухаммеда). В 1508 г. Андреев городок просил для своего отца сибирский царевич Ак-Даулет б. Аккурт. Город был разрушен объединенными крымскими и турецкими войсками с использованием артиллерии в 1515 г.

История мусульман Елатьмы совершенно не изучена. В. Н. Татищев, не указывая на свой, предположительно татарский, источник, отнес ее и другие города Мещеры к булгарским: «Месчора (очевидно, Городец-Мещерский, или Касимов. – А. М.), Елатьма, Кадом, Шатск и Елец, Темников, Ломов, Козлов, Танбов, митимдюди (тюркизированное устаревшее арабское «мутамаддуд» – «протяжение, пространство». – А. М.) болгары». Существует версия, что казанский царевич Муртаза, сын Мустафы б. Улуг-Мухаммеда, получил Елатьму в кормление в 1473 г., хотя в источнике упоминается «Новогородок на Оке». По некоторым данным, именно в Елатьме проживало наибольшее количество Чингисидов во всей царской России.

Достоверные данные о том, что здесь проживало мусульманское духовенство, относятся ко 2-й половине XVII в. О сеиде Якубе Шакулове (внучатый племянник касимовской царицы Фатимы-Султан) говорится, что он «был знатным лицом в г. Елатьме». По непроверенным данным, уже в 1789 г. в Елатьме действовала мечеть, однако ее история неизвестна.

В 1911 г., по данным словаря Брокгауза – Ефрона, из 9,3 тысячи человек населения Елатьмы было 350 татар, у которых имелась 1 мечеть. По некоторым предположениям, мечеть была деревянной. Ни фотографий, ни развалин, ни воспоминаний старожилов о месте ее нахождения не сохранилось. Около 1914 г. мечеть появилась в деревне Иванчино, которая примыкает с севера к Елатьме. Возможно, это та самая вторая елатомская мечеть, о которой упоминают современные краеведы. По данным на 1862 г., в Иванчине также имелась церковь.

Есть и другая версия, согласно которой одна из мечетей в Елатьме еще на рубеже XIX в. была реквизирована под пожарную команду, ее минарет при этом исполнял функции пожарной каланчи (сломан в конце 1980-х гг. ввиду его аварийного состояния). Елатомский краевед Н. Г. Зиновин категорически отвергает эту гипотезу, которая, по его мнению, не подтверждается ни архитектурой здания, ни изображениями на фотографиях XIX в., ни мемуарами елатомского гимназиста Ф. Чанышева. Для пожарной команды, считает он, было выбрано самое удобное место возле двух городских прудов. Этот вопрос требует дополнительного изучения и проведения археографической работы. Однако, на наш взгляд, именно своеобразная архитектура здания пожарной команды дала основу для «мечетской» версии. Каланча на фотографиях до пожара в XIX в. имеет полную аналогию с 3-ярусным минаретом с полусферическими окнами; в самом здании видны полукруглые декоративные арки над окнами и нишами. Все здание и отдельные его элементы выполнены в «кордовско-магрибинском» стиле и имеют отчетливые восточные элементы оформления.

В советскую эпоху мечети Елатьмы были разрушены, населения, исповедовавшего ислам, здесь не осталось.

Помимо сел собственно касимовских татар, в области находятся пункты, населенные представителями других мусульманских субэтносов и этнических групп, в том числе татар-мишарей.

Азеево (тат. Эже, Эзе) – татарское село в Ермишинском районе Рязанской области, расположено на правом берегу р. Мокши в 3–4 км от берега. Близ Азеево пойма р. Мокши богата заливными лугами, что в свое время способствовало развитию в селе скотоводства (особенно разведению лошадей). По некоторым данным, село было основано в XVI в. служилыми татарами. Согласно преданию, оно возникло на том месте, где умерла и была похоронена девушка-татарка, возвращавшаяся со своим отцом из хаджа. Таким образом, название села связывают со словом «хаджи» (человек, совершивший паломничество в Мекку); позднее произошла трансформация этого понятия в «азы» – «эже» – «Азеево».

Выходцы из Азеево стали основателями татарского села Малое Рыбушкино (ныне Краснооктябрьского района Нижегородской области). Территориально Азеево входило в состав Елатомского уезда Тамбовской губернии. В 1779 г. в селе насчитывалось 519 жителей. Село быстро росло, и в середине XIX в. здесь уже проживало около 3 тысяч человек. К тому времени в Азеево было волостное правление, существовало медресе, 3 канатных завода, 4 ветряные мельницы, имелось 50 белых и 145 курных изб (где печи топились по-черному), 20 бань, постоялый двор. В среднем у азеевских крестьян приходилось на хозяйство 1 лошадь, 2 коровы и 2 овцы. На канатных заводах, приносивших владельцам прибыль в размере 73 000 рублей, работало около 100 человек. Канатные изделия сбывали в Москву, Нижний Новгород и Рыбинск.

Согласно азеевским краеведческим записям, в 1803 г. в селе действовало 3 мечети, в 1827 г. при одной из них была открыта школа, первым учителем которой стал Тимер-Али Сафаров; в 1850 г. действовали 4 мечети и 2 школы, в которых два учителя обучали 80 учеников. В конце XIX в. была построена 6-я мечеть. Имам-хатыбы одновременно являлись и муаллимами – преподавателями приходских медресе. В с. Азеево имам-хатыбы 4-й и 6-й мечети имели звание мударриса, что свидетельствует о более высоком статусе медресе.

Особенно быстрыми темпами село стало развиваться после реформ императора Александра II. Так, если в 1861 г. в селе проживало 3457 человек, то в 1882 г. насчитывалось 669 дворов с населением 4420 человек.

К началу XX в. в Азеево действовало уже 7 мечетей, главной из которых считалась Ак-мечеть (характерная черта для Нижнего Поволжья, где главной мечетью каждого города была именно Ак-мечеть). При мечетях функционировали мектебы. В азеевском медресе готовили имамов и учителей для татарских сел, расположенных на территории современной Рязанской области и Мордовии. Квалификация азеевских имамов и учителей была очень высокой: так, здешний уроженец Ибрагим Урманов позднее продолжил образование в каирском университете ал-Азхар, знал Священный Коран наизусть. Другой уроженец Азеево, Шариф Бурнашев (1860–1944), окончивший местное медресе, также решил поступить на обучение в университет ал-Азхар. Родители были против его выбора, однако, со второй попытки, ему удалось уехать в Египет. По окончании учебы Ш. Бурнашев вернулся домой, где, как и И. Урманов, стал признанным Коран-хафизом. В Стамбульском университете учился будущий имам-хатыб и организатор медресе в г. Петропавловске М. Бегишев (1867–1937). В Стамбуле и каирском университете ал-Азхар получал духовное образование уроженец Азеево и шакирд (ученик) азеевского медресе, в будущем известный в Узбекистане и Таджикистане просветитель и педагог С. Маджиди (Мазитов, 1878–1956). В азеевском медресе готовили и женщин-учителей. Например, выпускница этого медресе Фазыля Хусаиновна Ширинская (1901–92) некоторое время преподавала в татарских селах нынешнего Темниковского района Мордовии.

Один из представителей династии имамов азеевских мечетей Сафаровых, Тухфатулла Сафаров (1822–1916), свыше 50 лет возглавлял мечеть в Татарской подгородной слободе Костромы, одновременно исполнял «духовные требы над нижними чинами из магометан во всех войсках Московского военного округа», служил имамом Нижегородского гарнизона. До наших дней дошли имена некоторых азеевских имамов, преподавателей медресе, муэдзинов: Мухамедшариф Абдрахманович, Мухамедхафиз Саджидинович, Мухаметшариф Мухаметшакирович, Камалитдин, Тазитдин, Мухамадкарим Габдрахманович, Нурмухамед, Салих Ибрагимович Сафаровы; Мухамедгирей Габдулнасырович Утяганов; Хасан Салихович Таиров и др.

Население Азеево активно занималось торговлей. До постройки в конце XIX в. железной дороги, проходившей через с. Сасово (в 70 км от Азеево), многие азеевские крестьяне после окончания полевых работ на собственных лошадях занимались извозом и курсировали между родным селом и Москвой. Продукцию натурального хозяйства они вывозили не только в Касимово (в 60 км от Азеево), но и в Москву. Также они нанимались к азеевским купцам, так, например, многие крестьяне вывозили в Москву обработанный козий пух с предприятия семьи Бурнашевых. Из Москвы они привозили на продажу своим односельчанам сахар, соль, керосин и т. д.

В самом Азеево долгое время проводились ярмарки, куда съезжались татарские и русские крестьяне из окрестных сел не только для купли-продажи, но и для найма на работу к богатым азеевцам.

Подобно касимовским татарам, многие жители села занималась обработкой и продажей меха (особенно каракуля) и среднеазиатского шелка. Другие уезжали на заработки в Андижан, Наманган, Бухару, Ташкент, Коканд, Самарканд, Хиву, а также в Москву, Санкт-Петербург, Оренбург, Петропавловск, Одессу. Там они служили приемщиками хлопка, приказчиками. Со временем открывали собственное дело и торговали каракулем, хлопком, шелком, сухофруктами.

Следует отметить, что переселяясь в крупные города, богатые азеевцы не теряли связи с родным селом. Предприниматели строили в Азеево двухэтажные дома, регулярно приезжали, владели скотом, их земли обрабатывали наемные работники. К примеру, семья Каиповых имела в Азеево земельный участок, на котором работали батраки, а в доме служила прислуга. Кроме того, Каиповы владели несколькими сотнями гектаров леса (Чумарский лес), хотя основной доход получали от собственности в казахских степях – многочисленного поголовья скота. Среди крупных землевладельцев были также Урмановы, имевшие хутор и несколько сот десятин земли в окрестностях Азеево. Урмановым принадлежал в селе канатный завод.

Из Азеево происходят известные и влиятельные в прошлом татарские купеческие династии – Ерзины и Бурнашевы. Так, Вяли Бурнашев владел имением близ Азеево, а так же, как и Каиповы, стадами овец в казахских степях. Многие уроженцы Азеево стали видными представителями мусульманской общины Москвы. Наиболее известный из них – Салих Юсупович Ерзин (начало 1830–1911), построивший в 1904 г. на свои средства Московскую соборную мечеть. Салих Ерзин не забывал и о родном селе – поддерживал местное медресе, мечети. Основным предметом его торговли были мерлушки. В Азеево родился и другой известный московский татарский предприниматель конца XIX – начала XX в. – Ариф Хусаинович Бурнашев, владевший собственным домом неподалеку от Московской соборной мечети и занимавшийся продажей каракулевых шкурок. Его отец Хусаин Сулейманович Бурнашев был экспертом по каракулю в московском отделении одной из немецких торговых компаний. Одновременно в Азеево Хусаин Бурнашев создал предприятие по очистке козьего пуха. Сырье закупалось преимущественно в Оренбургской губернии, перерабатывалось в Азеево, а затем оптом реализовывалось в Москве. Некоторые азеевцы (Абдулла Танеев и др.) имели свои магазины в самом селе, в основном бакалейных товаров.

Небольшую часть населения села составляли русские. Хотя они и жили на отдельной улице, но при этом знали татарский язык, работали на местных предприятиях или обрабатывали за деньги земельные участки богатых предпринимателей. Православного храма в Азеево не было, и русские жители посещали церковь в соседнем селе.

Показателем благополучия села являются сохранившиеся до наших дней двухэтажные дома, в которых первый этаж был выстроен из камня или кирпича, а второй – из дерева. Подобная застройка, характерная в большей степени для уездных и губернских городов дореволюционной России, была присуща многим татарским селам современной Рязанской области. В 1914 г. в Азеево жило 6838 человек. В селе имелось почтово-телеграфное отделение, торговые лавки, работали агенты страхового общества «Россия».

После 1917 г. в Азеево, как и во многих других населенных пунктах России, религиозная жизнь пошла на спад. Были закрыты медресе и мектебе, все мечети. Многие зажиточные крестьяне, торговцы, представители духовенства подверглись репрессиям в период коллективизации и в 1937–1938 гг. Однако, несмотря на все запреты, жители села продолжали соблюдать мусульманские обряды, отмечать религиозные праздники и проводить меджлисы. Функции неофициального имама до самой своей смерти в 1958 г. выполнял, в частности, вышеупомянутый И. Урманов.

С конца 1920-х до конца 1940-х гг. продолжалась массовая миграция жителей Азеево в различные города Центральной Азии, а также в Москву. В центральноазиатских республиках многочисленные выходцы из Азеево сыграли значительную роль в развитии местной системы образования, медицины и др. Так, известным и уважаемым учителем в узбекском Андижане была уроженка Азеево Саджида Хусаиновна Бурнашева.

Азеево было родиной известных деятелей татарской истории и культуры. Например, Захида Хусаиновна Бурнашева (1895–1977), печатавшаяся под псевдонимом «Гыйффат-туташ», стала татарской поэтессой. В 1928 г. здесь родился Фикрят Ахмеджанович Табеев, являвшийся в 1960–1969 гг. партийным руководителем Татарской АССР. Именно при нем в Татарстане активно проводились работы по освоению нефтяных ресурсов, были построены такие известные города, как Набережные Челны и Нижнекамск. Позднее, в труднейший период – в 1979–1986 гг., – Ф. А. Табеев занимал должность посла СССР в Афганистане, а затем заместителя Председателя Совета Министров РСФСР.

Возрождение религиозной жизни в Азеево началось в 1990-е гг. Сохранились некоторые здания мечетей, одни используются не по назначению, другие стоят бесхозные. В октябре 2004 г. в селе, где ныне проживает около 800 человек, была открыта новая, кирпичная мечеть, построенная по инициативе и на средства местного сельскохозяйственного предприятия ООО «Азеевское». Его руководитель Рустам Равильевич Бекбулатов по указу председателя Совета муфтиев России муфтия Равиля Гайнутдина был удостоен ордена «Фахр» II степени. Мусульманская община села входит в состав ДУМЕР. Близ села расположено большое кладбище.

Другим крупным мусульманским селом является Бастаново (тат. Бостан, Бустан). Оно расположено в Сасовском районе Рязанской области на р. Лея (приток Цны). По некоторым данным, село возникло в XV в. Вероятно, среди служилых татар, основателей Бастаново, было много выходцев из Ногайской Орды, смешавшихся с местным тюркоязычным населением. Значение ногайского компонента в момент основания села было выше по сравнению с другими окрестными татарскими поселениями, что подтверждается данными анализа особенностей лексики татар Бастаново, проведенного филологом Л. Т. Махмутовой.

В середине XIX в. Бастаново входило в состав Елатомского уезда Тамбовской губернии. В этот период в селе проживало около 300 жителей, имевших статус государственных крестьян.

Толчок к экономическому развитию Бастаново в конце XIX в. был дан строительством железной дороги, которая проходила через близлежащее большое русское село Сасово. Именно тогда многие жители занялись торговлей при сохранении традиционной для них сельскохозяйственной деятельности. К 1917 г. Бастаново считалось зажиточным селом и делилось на 2 части: Нижний аул и Новый аул. В каждой части села действовало по одной мечети (основаны в 1885 и в 1888 гг.). Жители поддерживали тесные связи с населением Касимова, с. Азеево и особенно татарами, жившими вблизи р. Цна (с. Алешино, Тархань, Теньсюпино, Бол. Студенец и др.). К примеру, было широко распространено заключение браков между юношами из Бастаново и девушками из дер. Тархань.

В советское время обе мечети были закрыты, здание одной из них разобрано. Многие жители в годы коллективизации и позднее переселились в различные города Центральной Азии. Неофициальными муллами в тот период были Закир Клеблеев и Ганы Канеев.

Несмотря на это, религиозная жизнь в селе сохранялась: выполнялись важнейшие обряды. При этом можно отметить ряд специфических моментов, отличающих Бастаново от жизни других татарских сел. Так, Л. Т. Махмутова отмечала широкое распространение поминального обряда джиен. Под джиеном в Бастаново, населенном татарами-мишарями, подразумевалось проведение ежегодного коллективного собрания – трапезы с приглашением имама, читавшего суры из Корана, с целью поминания умерших родственников. Для проведения джиена резали кур, уток, овец. Известно, что у татар-мишарей подобный обряд бытует под названием «меджлис», тогда как термин «джиен» был в прошлом распространен у казанских татар и обозначал светские праздничные собрания родственников и знакомых с приглашением жителей соседних сел. Сразу отметим, что в 1920–1930-е гг. джиен у казанских татар «растворился» в другом татарском светском празднике – сабантуе. Бытование поминального обряда под названием «джиен» в Бастаново наблюдалось и в конце 1990-х гг.

В настоящее время в Бастаново функционируют 2 мечети. В 1997 г. была отреставрирована и торжественно открыта мечеть, не действовавшая в советские годы и расположенная в Нижнем ауле. Первую молитву в ней провел имам-хатыб касимовской Новой мечети М. С. Ахунов. Восстановление мечети было проведено в основном на средства инженера Сасовского участка организации «Рязаньстрой № 5» Рахима Ганеевича Тынчерова, вернувшегося в родные края из Узбекистана. В ходе реставрации был также восстановлен минарет с полумесяцем. В 2008 г. была открыта деревянная мечеть в Верхнем ауле, возведенная на фундаменте разобранной в советское время мечети. На окраине села расположено старинное мусульманское кладбище.

В 2009 г. была зарегистрирована МРОМ Сасово и Сасовского района с фактическим адресом в с. Бастаново. Должность председателя занимает Ринат Хадиевич Алеев.

Сегодня вернувшиеся из Узбекистана бастановцы принимают наиболее активное участие в возрождении религиозной жизни. К примеру, важную роль в жизни мусульманской общины Бастаново в 1990-е гг. играла местная уроженка, многие годы прожившая в Узбекистане, Гульсум Алиевна Давликамова (Гульсум-эби), умевшая читать Коран, прожившая почти до 100 лет. Нынешний имам мечети Галимжан Фаритович Ибрагимов также происходит из числа татар – уроженцев Узбекистана; именно по его инициативе было начато строительство мечети в Верхнем ауле.

Подлипки (тат. Шорын, Ширин, Шерен) – татарское село в Касимовском районе Рязанской области. Вероятно, было основано в эпоху существования Касимовского ханства. До 1917 г. многие жители села занимались изготовлением овчин. Татарское название села связано с известным родом татарских феодалов Ширинских. Впоследствии именно Ширинские численно преобладали среди населения села. В конце XIX в. в Подлипках была выстроена мечеть из сосновых бревен, минарет которой увенчал высокий шпиль. В советское время здание мечети использовалось под склад и сильно обветшало.

В середине 1990-х гг. по инициативе жителей села и руководства мусульманской общины Касимова – А. Р. М. Агжитова и М. С. Ахунова – было решено отреставрировать и открыть старинную мечеть. Благодаря поддержке предпринимателей, а также суданской строительной компании «ал-Ихсан» проект реставрации был успешно реализован. 7 апреля 1997 г. в день праздника Курбан-Байрам в Подлипках была торжественно открыта мечеть. Впервые после многолетнего перерыва (не учитывая проведения ритуала похорон) в селе состоялось массовое религиозное мероприятие, в котором приняли участие все сельчане, жители других татарских населенных пунктов Касимовского района, гости из отдаленных мест. Праздничный намаз в возрожденной мечети провел будущий имам-хатыб Новой мечети Касимова М. С. Ахунов.

В настоящее время намазы в мечети читает имам-хатыб Новой мечети Касимова Р. А. Бултачеев. Большую роль в развитии мусульманской общины села Подлипки играет глава сельской администрации и председатель МРОМ Касимовского района Радик Шамшетдинович Шаяботдинов.

Карамышево (татар. Карамыш) – деревня в 6 км от Касимова, относившаяся в свое время к группе деревень Черного аймака. В Новое время жители села Карамышево одними из первых стали объектом миссионерской деятельности и крещения касимовских татар. Уже в 1778 г. здесь была построена церковь Воскресения Словущего. В совокупности с небольшой численностью населения (в 1859 г. – 314 жителей) это стало основой для полной христианизации и обрусения населения Карамышево. Тем не менее ислам сохранялся здесь, как минимум, до конца XIX в.

В начале 1874 г. Рязанский епархиальный комитет Православного миссионерского общества (ПМО) открыл в селе миссионерскую школу по образцу братских казанских школ для инородцев для «освобождения прихожан села от религиозного влияния татар и просветительского действия на самих татар». Первоначально учителем школы стал местный священник, с сентября 1874 г. – старокрещеный татарин Степан Петров Данилов (р. 1834), получивший полную отставку от военной службы. В свое время он работал учителем братской школы на пороховом заводе в Казани, организованной в его доме и просуществовавшей 6 лет. В том же 1874 г. Московский совет ПМО ассигновал на школу 800 рублей из сумм Рязанского комитета. В январе 1875 г. Комитет во главе с председателем – благочинным г. Касимова Н. К. Грациановым купил дом у вдовы священника Карамышева за 275 руб. и «употребил на приспособление его к школе 43 руб. 69 коп.». В школе обучалось 33 ученика и 10 учениц. Годовое жалованье учителя Данилова составляло 500 рублей, при этом он имел ряд льгот: «квартира и отопление даются ему от Комитета бесплатно», и его 14-летняя дочь обучалась в школе безвозмездно. Среди учеников миссионерской школы были жители и других населенных пунктов – например, упоминается татарин дер. Ахматовой (татар. Карлар, также входившей в Черный аймак) Абдул-Хаким Антонов, 22 лет, проживавший в доме Данилова.

В октябре 1874 г. «в целях обращения магометан в христианство» Рязанским епархиальным комитетом ПМО была основана Карамышевская 1-классная Свято-Владимирская церковноприходская школа, в библиотечный фонд которой входили и книги на татарском языке. Каменное двухэтажное здание школы было построено в 1876–1878 гг. на средства Рязанского комитета ПМО (всего было ассигновано 2850 руб.) и частных благотворителей – граждан г. Касимова, членов строительного комитета и протоиерея Грацианского. 1 сентября 1888 г. школа была преобразована в двухклассную. В 1891–1892 учебном году в ней обучалось 76 человек, в 1892/1893 – 89 учеников (76 мальчиков и 13 девочек). Содержание школы обходилось в 750 рублей, ежегодно отпускаемых из средств Рязанского комитета ПМО. Кроме общеобразовательного курса, в программу школы входили противомусульманские курсы: о божественном величии Иисуса Христа в сравнении с пророком Мухаммадом; магометанское учение о Боге и Божественном предопределении добра и зла; учение об ангелах и злых духах и сопоставление его с христианским учением; учение о последней судьбе мира и человека, кончине мира, воскресении мертвых, о рае и аде в связи с христианским учением; о происхождении Корана с раскрытием его содержания и «несравненном превосходстве перед ним Св. Библии».

Имамы пытались противодействовать политике христианизации населения, проводившейся ПМО. Так, по настоянию муллы перестал посещать школу, проучившись в ней 3 недели, 13-летний Закир Озимов из дер. Алькечево (татар. Алькис, также относилась к Черному аймаку). Несмотря на сопротивление местного населения морально-политическое давление, финансовые и административные ресурсы, имевшиеся в распоряжении ПМО, способствовали полной русификации Карамышево.

Все татарские села Рязанской области являются крайне интересными объектами для изучения и познания собственной истории. Например, их кладбища посещались известными татарскими эпиграфистами М. Ахметзяновым и Дж. Мухаметшиным для исследования намогильных надписей – эпитафий. Именно в этом регионе они отличаются едва ли не наибольшей самобытностью и информативностью.

Ханская мечеть

Текие (мавзолей) Шах-Али-хана

Текие (мавзолей) Афган-Мухаммад-хана

Новая мечеть г. Касимова

Намаз в Новой мечети Касимова

Тамбовская область. Откуда пошел «тамбовский волк»?

Страницы истории: Татарщино, Энгуразово

К изучению истории ислама в Тамбовской области исследователи приступили относительно недавно. Ввиду недостаточного археологического обследования данной территории о начальных этапах распространения здесь мусульманской религии можно лишь предполагать. Найденные археологические памятники домонгольского периода, относящиеся к мордовскому народу, имеют множество артефактов мусульманского (среднеазиатского и салтово-маяцкого) происхождения. В соседних с Тамбовской Пензенской и Воронежской областях история ислама прослеживается и в доордынский период. Возможные маршруты миграции мусульманского населения из хазаро-булгарских городов Подонья в Среднее Поволжье проходили в том числе и по территории современной Тамбовщины. В VIII–XI вв. в Верхнем и Среднем Посурье появилась зона расселения и компактного проживания племенного объединения буртасов, исповедовавших ислам. Центр этого государственного образования ученые располагают в средней части современной Пензенской области, но его периферийные зоны распространялись и на тамбовские земли.

Возможно, от тюрков – буртасов, кипчаков, булгар, татар – ведет происхождение и самый известный бренд Тамбовщины, «тамбовский волк». Как известно, у тюрков волк издавна считался тотемным животным. Являясь символом храбрости, силы, смекалки, он вполне соответствовал воинскому этосу этих народов. Кроме того, волки охотятся стаей, что отвечает образу жизни обладающих дисциплиной и склонностью к образованию больших государств тюрков. У соседей же – русских и мордвы, – также проживающих или проживавших на Тамбовщине, образ волка имеет совершенно иную окраску, нередко негативную. Так что вполне возможно, что тамбовский волк является символом древних булгаро-буртасских или же ордынских времен.

Ряд исследователей (Н. Ф. Мокшин и др.) отмечают контакты мордвы, заселявшей эти земли, с начинавшими принимать ислам кипчаками. Наиболее вероятные пути этих контактов пролегали через Тамбовскую и Пензенскую области. В ордынский период проживание мусульман на территории Тамбовщины сомнению не подлежит. Часть этих земель входила в состав полуавтономного территориально-политического образования – Червлёный Яр; часть – в личный домен хана или находилась под прямым управлением его наместников. Кроме того, до XVII в. на территории области сохранялись административно-податные округа – беляки, представлявшие собой реликты ордынской управленческой системы. На границе одного из них – Кершинского – располагается старейшее татарское село области – Татарщино (Кёрша) Рассказовского района. По преданию, оно появилось в ордынскую эпоху (по местной легенде, новое кладбище в селе было заложено в 1475 г., в то время как сам город Тамбов основан в 1636 г.). Обращает на себя внимание и высокий социальный статус мусульманского населения данного села, владевшего крепостными православного вероисповедания. Неразгаданным является вопрос несоответствия фамильного состава населения распространенному там субэтносу с характерным цокающим говором. Комплексное изучение Татарщино с привлечением различных специалистов помогло бы пролить свет на историю края.

Татарщино (тат. Күршə) – татарское село на р. Керше в Рассказовском районе Тамбовской области. Ныне, одно из двух во всей области. Другие названия – Кёрша (бытует среди жителей с. Энгуразово), Тенишевка (в настоящее время не употребляется).

Точные данные о времени основания села отсутствуют. Имеются документы о выделении этих земель в 1697 г. шацким служилым татарам. В документе одна группа челобитчиков (26 человек) названа вотчинниками, следовательно, они уже владели землями в данном районе на правах личной собственности. По своему социальному статусу они были нетитулованными служилыми татарами (Худяковы, Вешняковы, Михалевы, Резановы, Баткаевы, Кулаевы, Милушевы, Девлеткильдеевы). Также в тексте встречается формулировка «тотарския урочища». В то же время среди местных жителей имеется два взаимопротиворечащих предания – об основании села в 1740-х гг. выходцами из-под Астрахани и об основании нового кладбища в 1475 г. Первое предание, по-видимому, имеет в своей основе факт подселения в уже существующее село новых групп населения.

Второе, возможно, имеет под собой реальную историческую основу, хотя это требует дополнительного изучения, прежде всего могильных камней на старом и новом кладбищах. Особый интерес вызывает то, что в данном предании татары названы первопоселенцами этих мест. Татарщино находится в непосредственной близости или на территории Кершинского беляка, с которым, возможно, имеет какую-то генетическую связь: налицо сходство топонимики и наличие татарского населения, относящегося к феодальным сословиям.

Примечательно и само название – Татарщино, которое в русском языке связано с выплатой ордынского выхода – дани. По крайней мере именно такое толкование давалось в XIX в. В. И. Далем. Таким образом, наименование села возводит его основание к ордынским временам.

Село по административно-территориальному делению относилось к Татарщинской волости Тамбовского уезда Тамбовской губернии. Прежнее название – дер. Тенишевка – произошло, очевидно, от имени Тениша-мурзы князя Долотказина, которому вместе с Кутломаметкой Худяковым и товарищами в 1697 г. была пожалована земля «за Шатцим Большим Ценским лесом в бортных и вотчинных угодьях по речке Керше и по речке Ламоису в Кершенском и во Закрацком ухожье». Всего в выписи из дозорных книг упомянут 101 человек. В 1710 г. семь татар и один новокрещен в Татарщино владели крепостными крестьянами. Еще 12 татар-домохозяев непосредственно проживали в деревне. Их фамилии относятся к шацким и касимовским татарам. По ревизии 1761–1767 гг. в Тамбовской округе находились только три татарские деревни – Тенишевка, Енгалычевка, Михалевка, в которых проживали 205 человек «мурз и татар» в 35 дворах.

В селе Тенишевка (Татарщино) функционировали соборная мечеть и мектеб. В православной части селения (с. Покровское) была церковь. В «Ведомости о числе приходов и духовных лиц» указан год строительства мечети – 1890 г. Однако известно, что еще в 1815 г. в селе был утвержден мулла Рахматулла Мусеев Енгалычев, следовательно, уже в те годы мечеть должна была быть. В конце XIX в. должности имамов и мударрисов занимали Сахибгирей Нигматуллин и Хамза Губайдуллин Енгалычевы, утвержденные соответственно в 1872 и 1880 гг. Мечеть в Татарщино просуществовала вплоть до Гражданской войны, во время которой была сожжена и больше не восстанавливалась.

Население Татарщино относится к носителям цокающей группы мишарского диалекта татарского языка, что необычно в связи с тем, что их татароязычное общение происходит почти исключительно с носителями чокающей группы мишарского диалекта (Энгуразово, татарские села соседней Пензенской области).

Среди жителей Татарщино распространены следующие фамилии: Вишняковы, Давлетгильдеевы, Енгалычевы, Маматказины, Милушевы, Сакаевы, Тенишевы. Ни одна из них среди цокающих татар-мишарей, проживающих в других местах, не встречается. Антропоним Вишняк имелся ранее у некрещеной мордвы. У выходцев из Татарщино встречаются кузенные браки (между троюродными братьями и сестрами из одной фамилии), что воспринимается ими как вполне обычное явление. На новом кладбище захоронения локализованы по фамильному принципу. Также имеются захоронения советского периода, причем не только сельских жителей, но и горожан, в т. ч. нетатар (азербайджанцев). Последний факт особенно интересен в связи с тем, что в тот период уже существовал отдельный мусульманский участок кладбища в Тамбове. Учитывая роль мусульманских кладбищ в сохранении ислама в советский период, можно сказать, что Татарщино было своеобразным центром ислама в регионе. Выходцы из села оказали большое влияние на развитие ислама в Тамбове и Пензе. В советское время неофициальными муллами мусульманской общины Тамбова традиционно становились уроженцы Татарщино – Милушевы и Вишняковы. Умяр Милушев оказал огромное содействие в процессе возвращения верующим соборной мечети Пензы. В настоящее время имамом является Ш. И. Вишняков (р. 1950).

Родом из Татарщино был и заместитель народного комиссара юстиции и прокурора Татарской АССР Зайнулла Хасяинович Булушев.

Некогда многочисленное татарское население села сегодня стремительно сокращается. В 2008 г. в здесь проживало около 80 татар. Татарщино требует комплексного лингвистического, этнографического и археологического изучения, могущего пролить свет на процессы заселения Центрального Черноземья и этнической истории татар.

Проехать в Татарщино можно через райцентр Рассказово автобусом или на машине. Между Рассказово и Тамбовом существует регулярное автобусное сообщение.

Тюркские корни имеет и известный топоним Тамбовской области – Татарский вал, начинающийся в 2 км к западу от областного центра. По мнению краеведов, он связан с участием татар в строительстве и обороне засечных черт, проходивших в том числе по территории области.

В краеведческих работах иногда фигурируют и другие татарские села. Так, указывается, что в конце XVIII в. темниковские поселенцы основали второе из сохранившихся по сей день татарских сел – Энгуразово Уваровского района; при этом еще до основания села купцы из Темникова неоднократно останавливались в этом месте по пути на Борисоглебскую ярмарку. Некоторые исследователи склонны связывать это село с более древними историческими периодами.

Энгуразово (тат. Энгураз) – татарское село в Уваровском районе Тамбовской области. Основано предположительно в 1795 г. Название, вероятно, происходит от дер. Енгуразово в Мордовии, которое, в свою очередь, – от фамилии Янгуразовых.

Село относилось к Подгорной волости Борисоглебского уезда Тамбовской губернии. Его первыми жителями стали 20 семей татар – переселенцев из Темниковского уезда (возможно, из деревни Енгуразово) и называлось Енгуразовские Выселки. Однако сегодня население Энгуразово называет другое число семей – основателей села, и оно колеблется у разных интервьюеров от 4 до 7. Прежде неподалеку существовала деревня Ищейка (Ишеевские Выселки), так же как и в Темниковском уезде находилось одноименное село вблизи деревни Енгуразово. Ищейка просуществовала до 1950-х гг., когда ее последние жители переселились в Энгуразово. Других татарских населенных пунктов в уезде не было. Предание, сохранившееся в народной среде, связывает основание села с местом, где ранее регулярно останавливались татарские купцы из Темниковского уезда по дороге на Борисоглебскую ярмарку.

Само селение, по меркам Тамбовской губернии, считалось зажиточным, доказательством чего является количество голов скота первопоселенцев – по 15–20 на семью. Жители занимались хлебопашеством и мелкой торговлей, для ведения которой постоянно отлучались из села. В 1862 г. в 20 дворах проживалио 187 человек, а в дер. Ищейка – 28 в 5 дворах. Однако к концу XIX в. численность населения значительно возросла. По сведениям департамента полиции, в Борисоглебском уезде Тамбовской губернии в 1899 г. проживало 530 мусульман. Среди жителей Энгуразово распространены следующие фамилии: Багдашкины, Бахтеевы, Белоусовы, Ганцовы, Давыдовы, Кайбуллины, Курамшины, Мансуровы, Ханбековы.

В селе функционировали соборная мечеть и мектебе. Первая известная мечеть была построена в 1850 г., ее имамом стал Хасян Бахтеев. В 1868 г. новым имамом назначен Абдулхаким Хусаинов Бахтеев, переутвержденный в этой должности 27 октября 1916 г. В 1908 г. была выстроена новая деревянная мечеть, а прежняя сгорела (по утверждению нынешнего имама Р. У. Курамшина, – в 1912 г.). К приходу новой мечети относились и мусульмане деревни Ищейка.

Примечательно, что в советское время мечеть в Энгуразово никогда не закрывалась. Первая и последняя попытка ее закрытия привела к массовой драке. В народной памяти эти события приобрели черты легенды: «Когда жители соседнего села Моисеево-Алабушка в первый раз пришли закрыть нашу мечеть, наши дедушки с ними подрались, оказались сильнее, и их выгнали. Когда алабушкинские во второй раз пошли в наше село, им дорогу преградил густой лес, которого раньше здесь не было. В следующий раз перед ними разлилось море. И когда они в третий раз пошли в наш аул, чтобы закрыть нашу мечеть, то перед ними появились всадники в зеленых халатах и с белыми повязками на головах. И тогда их старики сказали: “Раз уж такие всадники появились, то пускай остаются они со своей мечетью”. Так наша мечеть осталась открытой».

Необходимо отметить, что община (махалля) и мечеть в Энгуразово не входили в списки ДУМЕС. Ничего не знал об этой мечети и А. Ш. Бибарсов, который, будучи ответственным секретарем ДУМЕС, лично посетил все официально действовавшие в советское время мечети в татарских и башкирских населенных пунктах.

Удаленность от прочих населенных пунктов позволила ей избежать жесткого контроля. Отличительной чертой являлась высокая посещаемость мечети: в 1970-е гг. на пятничные намазы приходило около 50 человек, а в дни мусульманских праздников на молитве присутствовали все поголовно жители села. Как было отмечено, до 1950-х гг. имамами являлись члены семьи Бахтеевых (последним был Ибрагим Бахтеев), в 1959–1970 гг., после кратковременного (несколько лет) периода частой смены духовных лидеров, общину возглавлял Алиакбар Хасянович Багдашкин. В 1970–1993 г. имамом здесь был Алимкай Фетхуллович Ганцов, с 1993 г. – его зять Ахтям Аббясович Муртазин. В апреле 2002 г. имамом стал Рустам Умярович Курамшин (р. 1981), внук Алиакбара Багдашкина, имеющий среднее специальное юридическое образование и обучавшийся основам ислама в Москве при ДУМЕР.

С 1998 г. силами жителей Энгуразово и при спонсорской поддержке заместителя председателя мусульманской общины Рашида Муртазина (внук И. Бахтеева) ведется строительство новой кирпичной мечети в непосредственной близости от прежней. Мусульмане села поддерживают связи с мусульманскими общинами Тамбова, с. Татарщино, некоторых татарских сел Пензенской области, а также с турками-месхетинцами ближних сел Воронежской области.

В наши дни население села стремительно убывает, главным образом за счет выезда в Москву и другие города. Если по переписи 2002 г. насчитывалось 453 человека, то в 2008 г. население Энгуразово составляло около 400 жителей.

Проехать в Энгуразово можно из райцентра г. Уварово, лучше на автомобиле (около 40 км). Уварово находится на самом юге Тамбовской области. Туда можно попасть как автобусом из Тамбова, так и по железной дороге (Москва – Волгоград) (остановка ст. Обловка).

О жизни мусульман в дореволюционном Тамбове на сегодняшний день практически ничего неизвестно, хотя мусульманские захоронения на Петропавловском кладбище города датируются по надписям на могильных камнях, как минимум, с конца XIX в. (прочитаны А. А. Ильясовым и Р. К. Милушевым). Учитывая характер выделения земли под мусульманские кладбища в городах Российской империи, можно говорить о существовании здесь с этого времени устойчивой мусульманской общины.

В XIX в. Тамбовщина стала одним из мест ссылки, в том числе мусульман. Тамбовские азербайджанцы гордятся памятью о своих именитых земляках, проживавших здесь. Сюда был сослан Ахмедпаша, правнук известного в Ширване праведника Ших Эюба Баба. Тогда же из Шеки был выслан один из организаторов забастовки рабочих 1878 г. Хаким Бабаев. Его сын от русской жены Петр Бабаев стал известным большевиком, именем которого названа кондитерская фабрика в Москве.

В советский период жизнью мусульман Тамбовской области руководили неофициальные муллы. В 1960-е гг. мухтасибом Пензенской, Куйбышевской, Ульяновской и Тамбовской областей значился член Духовного управления мусульман европейской части СССР и Сибири казый Я. С. Юсупов, проживавший в Кузнецком районе Пензенской области. Из неофициальных имамов г. Тамбова до 1965 г. известен Закир Вишняков. В период 1965–1985 гг. имамом являлся уроженец с. Татарщино Хусяин Абдулкаюмович Милушев (9.01.1903–29.10.1985), получивший религиозное образование в медресе еще до революции и в первые годы после нее. Он был зарегистрирован в Совете по делам религий, официальные власти признавали в нем лидера татарской и мусульманской общины Тамбова, и именно в таком качестве он выступал, обращаясь к руководству города с теми или иными ходатайствами. Х. А. Милушеву принадлежит заслуга в выделении отдельного мусульманского участка на Петропавловском кладбище в 1975 г. (до того участок был общий с иудеями). Кладбище также являлось местом сбора мусульман Тамбова. После Х. А. Милушева имамом являлся Хасян Вишняков.

Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь

По данным всесоюзной переписи населения 1989 г., в Тамбовской области проживало два исповедующих ислам этноса: татары – 2,3 тысячи (0,17 % населения, пятое место среди народов области) и азербайджанцы – 1,7 тысячи. К моменту проведения всероссийской переписи 2002 г. оба эти народа сохранили свои лидирующие позиции среди мусульман области и численно возросли. Это особенно заметно на фоне общей депопуляции (убыль областного населения превысила 10,9 % в период между двумя переписями).

Татары, являясь одним из автохтонных этносов области, по-прежнему остались и самым крупным мусульманским народом (2,7 тысячи человек, или 0,23 % населения области). С татарами можно объединить также этнически близких к ним башкир, которых в 2002 г. было учтено 0,2 тысячи. Прирост татарского населения составил 18,8 % и произошел на фоне миграционного оттока, главным образом в Москву. Имели место два разнонаправленных потока татарского населения: один – из республик Центральной Азии в Тамбовщину, другой – из Тамбовской области в другие регионы страны. Сейчас в области существует 2 татарских села – Энгуразово Уваровского района и Татарщино Рассказовского района (последнее со – смешанным населением). Они населены татарами различного происхождения (население Энгуразово относится к чокающим мишарям, а Татарщино – к цокающим; среди переселенцев из других регионов имеются как казанские татары, так и мишари). Совокупная численность сельского населения, постоянно проживающего в обоих татарских селах, не достигает и 0,5 тысячи. Кроме того, незначительное число татар находится и в других населенных пунктах региона.

В настоящее время большинство татар живет в городах Тамбове, Мичуринске, Уварове, Кирсанове и др. Лидирующее положение в татарской общине занимают переселенцы из Центральной Азии и других регионов страны.

Первым председателем местной религиозной организации мусульман Тамбова являлся уроженец с. Энгуразово Н. Г. Кайбуллин. Однако в силу различных причин (миграция местных татар за пределы области в прошлом, незаинтересованность региональных национальных лидеров и т. д.) ведущая роль татар в мусульманской общине сегодня утрачена, хотя и сохраняется осознание их исторического приоритета в данном регионе. Степень религиозности татарского населения зависит от различных факторов. С одной стороны, население с. Энгуразово сохранило мечеть, функционировавшую на протяжении всего советского времени (одну из двух в пределах современного ЦФО, наряду с Московской соборной мечетью) и в настоящее время собственными силами строит новую. С другой стороны, среди части интеллигенции заметна религиозная индифферентность. Степень социальной активности татар Тамбовской области сравнительно высока. Представители общины принимают участие во всех значимых событиях, связанных с налаживанием межэтнического диалога. В настоящее время стадию официального оформления проходит Татарский культурный центр. Выделение мусульманского участка на проектируемом новом городском кладбище происходило при участии как председателя МРОМ, так и представителей татарской общины Тамбова.

Число азербайджанцев в области возросло к 2002 г. до 2,3 тысячи человек (0,2 % населения). Увеличение численности по сравнению с 1989 г. составило 37 % и объясняется как естественным, так и миграционным приростом. Альтернативные данные о количестве азербайджанского населения сильно разнятся. По сведениям Тамбовского областного отделения Всероссийского азербайджанского конгресса (ВАК), в области в настоящее время проживает порядка 5 тысяч азербайджанцев, из них половина – граждане России. По данным же нынешнего председателя МРОМ Тамбова Абдурагима Абдурашидовича Ильясова, опирающегося на статистику областного УВД, в 2008 г. в области находилось около 7 тысяч азербайджанцев. Большинство азербайджанцев, проживающих в Тамбове, имеют агдамское (со слов А. А. Ильясова) или геокчайское (по сведениям из отделения ВАК) происхождение, также есть выходцы из Кубинского района Азербайджана, из Грузии и др. Несоответствие данных можно объяснить тем фактом, что мечеть посещают в большей степени уроженцы именно Агдамского района. Областное отделение ВАК является достаточно серьезной организацией, им ведется активная общественная работа. Азербайджанская община, наравне с татарской и курдской, является наиболее социально активной. Социальный статус ее членов относительно однородный – около половины занимаются розничной и мелкооптовой торговлей, есть интеллигенция, госслужащие, крупные предприниматели. По гендерному соотношению в данной общине незначительно преобладает мужское население. Мест компактного проживания нет. По утверждению А. А. Ильясова, большинство приходящих в мечеть азербайджанцев – сунниты, но есть и шииты. Уровень их религиозности различен – многие посещают мечеть главным образом во время праздников (Ураза-Байрам и Курбан-Байрам, Мавлид). Некоторые азербайджанцы оказывают финансовую помощь мусульманской общине. Об истории азербайджанского населения Тамбовской области написано 2 книги, автор обеих – проживающий в Тамбове уроженец Гянджи Загир Балаев.

Из народов Центральной Азии переписью 2002 г. были зафиксированы узбеки (0,4 тысячи), таджики (0,3 тысячи), казахи (0,3 тысячи), а также туркмены, киргизы, уйгуры и др., общей численностью 1,3 тысячи человек. Большинство давно проживающих уроженцев Центральной Азии составляет интеллигенцию, среди новоприбывших больше всего сезонных рабочих, которые трудятся на строительстве и в сельском хозяйстве. Религиозность традиционно высокая, особенно среди узбеков и таджиков. По гендерной составляющей преобладают мужчины. В Сосновском районе имеется казахская животноводческая ферма, где большинство работников – казахи.

По данным на 2002 г., в области проживало 1,2 тысячи выходцев из Дагестана, среди которых – лезгины (0,3 тысячи), аварцы, табасаранцы, даргинцы, кумыки, ногайцы, лакцы, агулы, рутульцы и цахуры. По статистике УВД, численность дагестанцев в 2008 г. составила уже 4,5 тысячи человек. Как и в других центральных российских регионах, обращает на себя внимание увеличение доли численности лезгин и табасаранцев по сравнению с этническим соотношением в самой Республике Дагестан. Рассказовский является одним из районов компактного проживания уроженцев Дагестана. Здесь расположено одно из самых процветающих сельскохозяйственных предприятий области – агрофирма «Платоновская», организованная бывшим председателем Исламской партии России М. Раджабовым. Среди дагестанцев немало фермеров, врачей, в том числе ведущих специалистов ряда медицинских учреждений. Тамбовские дагестанцы, происходящие из различных этносов, активно взаимодействуют между собой. Большинство приехало после развала СССР, но часть прибыла в область еще в советские годы. Степень религиозности высокая. Нынешний лидер тамбовских мусульман А. А. Ильясов – кумык по происхождению.

Представителей вайнахской этнической общности в Тамбовской области насчитывалось, по переписи 2002 г., 0,7 тысячи человек. По своему социальному статусу чеченцы и ингуши – предприниматели, фермеры, строители. Организацией, объединяющей чеченцев Тамбовщины, является представительство Чеченской Республики в Тамбовской области. Вторым председателем МРОМ Тамбова был чеченец С. А. Межиев, в настоящее время вернувшийся в Чеченскую Республику.

В области имеется также курдская община – 0,7 тысячи человек, приехавших главным образом из Армении, а также Грузии и Азербайджана после развала СССР. Можно предположить, что среди записавшихся курдами по переписи 2002 г. все исповедуют ислам, поскольку представители немусульманской конфессиональной группы этого народа – езиды – учитывались отдельно. Несмотря на свою экономическую и политическую активность в данном регионе, курды в своем подавляющем большинстве считаются религиозно индифферентными. Они занимаются в основном строительством и частным предпринимательством.

Народы Северо-Западного Кавказа (не более 0,2 тысячи) социальной активности не проявляют, религиозностью не отличаются, в жизни области практически не участвуют.

Из мусульман дальнего зарубежья (не более 0,1 тысячи человек, в основном мужчины) в области проживают арабы, турки, пуштуны и др.; большинство – это студенты, окончившие тамбовские вузы и оставшиеся на постоянное жительство. Часть сирийцев приехала с целью ведения бизнеса (торговые операции). Браки в основном экзогамные. Выходцы из зарубежных мусульманских стран отличаются религиозностью и активным участием в жизни мусульманской общины. Среди арабов, проживающих в Тамбове, есть несколько хафизов.

А. А. Ильясов отмечает также присутствие в области цыган-мусульман, но эта община ведет замкнутый образ жизни. В религиозной практике они пересекаются с другими мусульманскими этносами лишь в использовании кладбища для захоронения своих покойников.

Общая численность представителей мусульманских народов составляла в 2002 г. 9,4 тысячи человек, или 0,8 % населения области. В то же время, по заявлению губернатора Тамбовской области, сегодня число мусульман составляет 25 тысяч, а по оценке руководителя МРОМ Тамбова, эта цифра доходит до 30 тысяч.

До конца 2008 г. единственной религиозной организацией Тамбовской области являлась МРОМ Тамбова, зарегистрированная в 1998 г. (сайт: ). За время ее существования сменилось 3 председателя: Н. Г. Кайбуллин, в настоящее время проживает у себя в селе Энгуразово; С. А. Межиев, сейчас находится в Чеченской Республике; с 2007 г. – А. А. Ильясов. Основными направлениями деятельности этой религиозной организации являются: строительство мечети в Тамбове, просветительская работа среди мусульман области, социальная работа, методическая помощь общинам в Тамбовской области. Располагается МРОМ по адресу: г. Тамбов, ул. Рылеева, д. 83, на северной окраине города.

В 2003 г. администрация Тамбова выделила участок под строительство мечети по тому же адресу. Была оформлена разрешительная документация на подвод основных коммуникаций. Но поскольку в течение длительного времени участок не использовался, собранные документы были просрочены. Лишь в 2007–2008 гг. план строительства мечети прошел утверждение и согласование на градостроительном совете. В основу архитектурного решения был положен проект действующей мечети в Новочебоксарске (Чувашия), переработанный с учетом местных условий. Запланирована система пандусов для инвалидных колясок. Размеры проектируемой мечети – 18 × 24 м, вместимость – 250 человек.

В настоящее время коллективные намазы проходят в здании, предназначенном для административных и учебных дел; на джума-намазы собирается до 100 человек. Образовательный процесс представлен главным образом лекциями, как для прихожан мечети, так и для представителей различных этнических общин. МРОМ занимает активную социальную позицию, взаимодействует с этническими общинами, в том числе немусульманскими. Примером такого сотрудничества является тот факт, что архитектором, разработавшим проект Тамбовской мечети, стал руководитель еврейской общины города и области, член правления Союза архитекторов Тамбовской области А. Фарба. В феврале 2008 г. по просьбе посольства Республики Таджикистан в Москве МРОМ возглавило и провело на территории области акцию по сбору гуманитарной помощи пострадавшим от морозов в Таджикистане; в ней приняли участие все религиозные и этнические общины области (кроме епархии РПЦ).

Председатель МРОМ А. А. Ильясов является членом Общественного совета и Общественного совета при УВД Тамбовской области, им налажено эффективное сотрудничество с областной администрацией. В рамках совместной деятельности с УВД области МРОМ участвует в профилактике детской преступности и безнадзорности, предупреждении межнациональных и межэтнических конфликтов на различном уровне, занимается воспитательной работой в детских лагерях. Эпизодически проводится работа в учреждениях управления исполнения наказаний по Тамбовской области. МРОМ оказывает методическую помощь в дальнейшей институционализации мусульманской общины. Это способствовало регистрации в 2008 г. мусульманской религиозной организации Рассказовского района (председатель – Алиасхаб Закаргаевич Шахбанов), где проживает большое число последователей ислама – дагестанцев, азербайджанцев и татар. Ведется деятельность по регистрации религиозных общин в гг. Мичуринске, Котовске и др. С 2007 г. МРОМ организует выезд тамбовских мусульман в хадж. В 2008 г. паломничество совершили 10 человек. В дальнейшем ожидается увеличение числа паломников, обусловленное как ростом мусульманской общины, так и повышением уровня религиозного сознания.

В 2008 г. МРОМ активно содействовала исследовательской работе в рамках проекта энциклопедических словарей «Ислам в РФ». Через МРОМ можно приобрести халяльную мясопродукцию.

Председатель МРОМ г. Тамбова А. Ильясов у входа в молельный дом на ул. Рылеева, 83

Тверская область. Отсюда началось «Хожение за три моря»

Страницы истории: Болгорская волость, Татарский гостиный двор, Тверская соборная мечеть

История ислама в Твери чрезвычайно интересна. В предордынский период здесь образовалось компактное поселение булгармусульман, позже выделившееся под названием Болгорской волости. В ордынские времена отношения между тверичами и Ордой складывались весьма непросто – и вражда, выливавшаяся в антиордынские восстания, перемежалась с культурным обменом, одним из результатов которого стало написание тверским купцом Афанасием Никитиным – Ходжа-Юсуфом Хорасани – своего бессмертного произведения «Хожение за три моря». К тому же времени относится появление Татарского гостиного двора в Твери, выполнявшего функции посольства, в том числе и после утраты Тверским княжеством государственности. В ходе междоусобиц в Орде на территории нынешней Тверской области возникло несколько владений, управлявшихся Чингисидами, в их числе Бежецкий Верх и Городен.

В Новое время в Твери была построена одна из самых красивых мечетей Центральной России.

Болгорская волость (губа) – административно-территориальная единица в составе Старицкого уезда (современный Старицкий район Тверской области), просуществовавшая до конца XVII – начала XVIII вв. История ее совершенно не изучена.

Впервые на нее обратил внимание историк С. Б. Веселовский, когда при составлении своего «Ономастикона» сравнил название Болгорской волости с фамилией русских дворян из Костромы конца XVI в. Болгаровых (Болгоровых). При этом автор локализовал Болгорскую волость в Новоторжском уезде. Впоследствии к этой теме обратился исследователь А. Х. Халиков. Первоначально он отметил наличие полумесяца в родовом гербе дворян Болгарских и сделал вывод об их происхождении из Волжской Булгарии, дав отсылку на существование в России Болгорской волости (локализовав ее под Костромой). Далее А. Х. Халиков связал возникновение Болгорской волости с падением Волжской Булгарии от монгольского нашествия. После монгольского разорения Булгара в 1236 г. часть булгар бежала на Русь, прежде всего в северо-восточные русские княжества и в Новгород. Историк В. Н. Татищев писал, что «в том же году от пленения татарского многие Болгары, избегши, пришли в Русь и просили, чтоб им дать место. Князь же великий Юрий [Юрий II Всеволодович, великий князь Владимирский, правил в 1219–38 гг.] весьма рад сему был и повелел их развести по городам около Волги и в другие».

Можно назвать несколько причин, по которым Болгорская волость возникла именно на этих землях. Во-первых, данная территория в начале XIII в. составляла окраину Переяславского (Залесского) княжества, и крупных поселений в тот момент в районе Болгорской волости не существовало. Во-вторых, эта местность в целом была знакома булгарам, особенно купцам, поскольку находилась практически на пересечении нескольких важных торговых и речных путей, соединявших Волжскую Булгарию и Владимиро-Суздальское княжество, с одной стороны, и Новгородскую республику – с другой. Незначительное расстояние (75 км) отделяло Болгорскую волость от крупного торгового центра того времени – Нового Торга, или Торжка, входившего в состав Новгорода. В-третьих, Болгорская волость расположилась на берегу р. Волги, что должно было напоминать булгарам об оставленной родине; кроме того, Волга также служила торговой артерией. Известно, что еще в раннем Средневековье булгары, ведя немалую торговлю с весью (вепсами), поднимались по Волге до устья р. Мологи и доходили до нынешнего г. Бежецка. Наконец, немаловажно и то, что переяславский князь Ярослав II Всеволодович, безусловно, признавал авторитет своего родного старшего брата Юрия и неоднократно выступал его политическим союзником (после гибели Юрия в битве с монголами в 1238 г. именно Ярослав стал великим князем Владимирским).

Однако все эти обстоятельства следует считать второстепенными по сравнению с еще одной, гораздо более весомой причиной выбора булгарами нового жительства. Непосредственно в районе Болгорской волости расположены многочисленные месторождения т. н. старицкого камня, или мрамора, – особой породы известняка, использовавшегося в градостроительстве, а способности булгар как строителей многократно отмечены исследователями. Ведь еще в Приазовской Булгарии булгары при строительстве использовали подобный материал – мел, известняк (см. главы, посвященные Белгородской и Воронежской областям). При этом на левом берегу Волги, где была основана Болгорская волость, камень залегает ближе к поверхности, чем на правом берегу.

О численности булгар, проживавших в Болгорской волости, можно судить весьма приблизительно. Так, среднеарифметический показатель количества населения в отдельных административных единицах Старицкого уезда (7 станов и 11 волостей, включая Болгорскую волость) в 1678 г. составлял 300–350 человек (в соседних Новоторжском и Ржевском уездах эта цифра была равна 500–600 душам). В последующие годы число жителей резко возросло. Безусловно, показатели XVII в. не могут быть соотнесены с периодом ее возникновения; вероятная миграция части булгар из волости и их полная ассимиляция внутри нее не дают возможности определить первоначальную численность. Однако в любом случае она не могла быть ниже значения 300 человек и вряд ли превышала 1–1,5 тысячи. В противном случае не было бы возможности организовать такую единицу самоуправления, каковой являлась на Руси волость, тем более что второе определение Болгорской волости – губа – означало самую крупную административно-территориальную единицу низового ряда (из числа ближайших соседей губы были только в Новоторжском и по одной – в Ржевском и самом Старицком уездах).

Социальный статус булгар, основавших волость, косвенно определяется из самого факта их бегства за 1700 км от родины, а также особенностями ее географического расположения на Великом Волжском торговом пути. Очевидно, это были состоятельные купцы, хорошо знакомые с местностью и понимавшие ее преимущества, и ремесленники, имевшие необходимые средства для обустройства на новом месте. В пользу последнего предположения говорит и вышеназванное обстоятельство наличия в районе Болгорской волости одного из крупнейших в Европе месторождений белого камня.

Историю Болгорской волости еще только предстоит исследовать, при этом важно обратить внимание на ряд сюжетов, которые на данном этапе изучения можно лишь обозначить. Во-первых, поскольку булгары, как отмечал В. Н. Татищев, народ «в строениях городов преславный», следует изучить подлинную роль жителей Болгорской волости в строительстве крепостей Тверского княжества, а именно: восстановления г. Твери после ее переноса на правый берег Волги из-за разорения монголами в 1238 г.; возведения близлежащей Старицы (основана в 1297 г.) и др. Во-вторых, если наша гипотеза верна, и часть жителей Болгорской волости являлись зажиточными купцами, стоит определить их возможное влияние на становление Тверского княжества (независимого с 1241–1245 гг.) как крупнейшего торгово-экономического центра среди всех русских княжеств ордынской эпохи. В-третьих, нужно предположить вероятную взаимосвязь между булгарами – основателями Болгорской волости – и тюркским населением XV – начала XVI в. («татарским и ногайским»; согласно легенде к карте «Кочевой и оседлый мир Восточной Европы. 1482–1560 гг.» в атласе Tartarica) близлежащих Старицы, Ржева, Зубцова, Торжка и Твери. Кроме того, возможно, потомки булгар из волости и городов Тверского княжества могли иметь какое-либо отношение к этническому происхождению некоторых исторических фигур, например купца Афанасия Никитина.

Наконец, булгарский этнический компонент может быть обнаружен в уроженцах Старицы, судьба которых была тесно связана с миссионерской деятельностью среди казанских татар архиепископа Казанского и Свияжского Германа (1505–67) и первого патриарха Московского и всея Руси Иова (1589–1605). Так, несмотря на то, что историки делают особый упор на происхождении архиепископа Германа от князей Смоленских, первая часть его фамилии (в миру – Григорий Садырев-Полев) имеет совершенно очевидно тюркское происхождение.

На основании схем уездов России Я. Е. Водарского мы размещаем Болгорскую волость на территории современных Корениченского и юга Паньковского сельских поселений-округов Старицкого района Тверской области, на левом берегу р. Волги. Вероятный административный центр мог располагаться на месте современного с. Губино, в 6 км к юго-западу от г. Старицы.

Чрезвычайно тесно с Болгорской волостью был связан и Татарский гостиный двор в Твери – торговое и предположительно дипломатическое представительство Золотой Орды в Великом княжестве Тверском, один из торговых центров XIV в.

Татарский гостиный двор располагался на территории Затьмацкого посада (один из 4 посадов Твери, находился между р. Волгой и р. Тьмакой) в пределах кварталов, образованных современными улицами Достоевского и Бебеля и переулками Дмитрия Донского и Трудолюбия. Во время археологических раскопок, проводившихся в 2006 г. на ул. Троицкой (в центре вышеуказанного прямоугольника) было найдено много фрагментов поливной ордынской керамики. Наложив план раскопа на план Твери XVII в., составленный А. С. Щенковым в 1980 г. на основании писцовых книг, археологи предположили, что это место и есть Татарский гостиный двор. Месторасположение Татарского гостиного двора определялось его близостью к Тверскому кремлю, примерно на расстоянии 1 км, а также тем фактором, что именно через Затьмачье столица великого княжества Тверского была связана с крепостями и торговыми центрами, располагавшимися на юго-востоке государства: Старицей, Ржевом, Зубцовом. Эта дорога (современное Старицкое шоссе) проходила через территорию Болгорской волости, торговцы и ремесленники из которой, очевидно, были тесно связаны с тюркским (татарским) населением Твери. Кроме того, существует гипотеза, что Тверь была перенесена на правый берег в устье р. Тьмаки после монгольского разгрома 1238 г. изначального города (располагавшегося на левом берегу Волги). Если верно предположение об активном участии булгар в восстановлении Твери, нельзя исключать, что Татарский гостиный двор имеет более древнюю историю. В XIV в. в Татарском гостином дворе жили, очевидно, послы и купцы из Золотой Орды. Существование особого подворья для гостей из Золотой Орды следует из того факта, что Великое княжество Тверское вело независимую от других русских княжеств политику во взаимоотношениях с ордынскими ханами. В летописях упоминаются имена послов Золотой Орды в Твери: Тайтемир, Эмир-Ходжа, Индрюй (Инды) в 1315 г.; Чолхан (Челкан, Щелкан) в 1327 г.; Туралык, Сюга, Федорок в 1328 г.; Сарыхожа в 1371 г. и др. Из них наибольшую известность приобрел двоюродный брат хана Узбека Чолхан, убитый в великокняжеском дворце, где он пытался укрыться во время антитатарского восстания. События 1327 г. нашли отражение в Тверском сборнике, Рогожском летописце, а также в устном народном творчестве («Песня о Щелкане Дудентьевиче»). Именно в связи с этим событием ряд исследователей, в частности И. Е. Забелин, М. Н. Тихомиров и другие, обратили внимание на существование в Твери резиденции для ордынских послов.

Еще в начале XVI в. Татарский гостиный двор, судя по духовной грамоте великого князя Московского Ивана III (1462–1505) от 1504 г., наряду с Ордынскими подворьями в Москве и Нижнем Новгороде продолжал играть важную роль во взаимоотношениях Руси и постордынских государств (Крымского, Астраханского, Казанского и Касимовского ханств). Однако к середине XVI в. Татарский гостиный двор, как официальное торгово-дипломатическое представительство, очевидно, прекратил свое существование. Этот хронологический рубеж можно предположить, исходя из нескольких фактов: ликвидации в конце XV в. самостоятельности Великого княжества Тверского и в середине XVI в. – ряда поволжских постордынских государств, завоеванных Москвой; и возведением в 1564 г. на территории Татарского гостиного двора церкви Троицы Живоначальной (древнейший из сохранившихся храмов города). Тем не менее «Татарский двор» упоминается еще в Писцовых книгах Игнатова и Нарбекова 1626–1628 гг., а название «Татарская улица» в районе Татарского гостиного двора просуществовало до середины XVII в.

В постордынский период на территории современной Тверской области возникло несколько владений под управлением Чингисидов; среди них – Бежецкий Верх и Городен.

Бежецкий Верх – средневековый город, современный г. Бежецк Тверской области. На рубеже XVI–XVII вв. в регионе проживали служилые Чингисиды со своими дворами; но достоверно не известно, получали ли они доходы с города или же владели только поместьями. Именно в Бежецком Верхе первоначально упоминаются имения казахского царевича Ураз-Мухаммеда б. Ондана, впоследствии касимовского хана; здесь же должны были находиться и татары его двора. Позднее землями в Бежецком Верхе владел сибирский царевич Мухаммед-Кула б. Атаул, племянник хана Кучума. Взятые в 1598 г. в плен родственники сибирского хана Кучума просили отпустить их на жительство в Касимов к Ураз-Мухаммеду б. Ондану или в Бежецкий Верх к Мухаммед-Кулу.

Городен – средневековый город, современное с. Городня Тверской области. Был пожалован царевичу Худайкулу б. Ибрагиму (в крещении Петр Ибрагимович) в 1505 г. после принятия православия и женитьбы на сестре великого князя Василия III (1505–1533) Евдокии Ивановне.

Один из самых известных и вызывающих споры памятников древнерусской литературы «Хожение за три моря» Афанасия Никитина был написан под влиянием мусульманской культуры. С ней автор, возможно, познакомился, еще находясь на своей родине, в Твери.

«Хожение за три моря» – памятник древнерусской литературы XV в., созданный тверским купцом Афанасием Никитиным во время его путешествия в Индию. Он представляет собой комплекс путевых заметок, которые Никитин, несомненно, подвергал редактированию. Неизвестно, для какого читателя предназначалось «Хожение…», но очевидно, что автор писал его не в рамках официального литературного контекста. Всей своей формой и содержанием этот текст, находится в оппозиции принятому канону «хожений», должных повествовать о паломничестве в «святую землю» Палестины или к христианским святыням Константинополя. Примечательно, что для летописца, называющего записки Никитина просто «написанием», этот текст интересен как уникальный «экзотический материал», для самого же автора это «грешное хожение», путешествие с религиозными коннотациями смысла, фактически же – «антихожение», т. к. направлено оно не к христианским святыням, а вглубь мусульманских земель.

«Хожение…» – уникальный памятник. Он представляет собой, по всей видимости, первый случай оформления и функционирования скрытой мусульманской коннотации в тексте, принадлежащем христианской культуре. Однако анализ исламской составляющей «Хожения за три моря» связан с целым комплексом проблем.

Во-первых, в отсутствие первоисточника (тетрадей Никитина и протографа летописи, в которую было внесено «Хожение…») в распоряжении современного исследователя есть 3 основных значительно отличающихся друг от друга редакций-инвариантов: Летописный (Эттеров список Львовской летописи), Троицкий (Ермолинский) и Сухановский изводы. Согласно устоявшейся традиции, исследователи опираются главным образом на Эттеров список и Троицкий извод, который уточняет значение многих фраз и восполняет лакуны первого.

Характер разночтений свидетельствует о том, что отклонения от протографа возникли не только по причине пропусков и ошибок при переписывании, но и в результате сознательной редакции. По мнению И. И. Срезневского, редакция может носить авторский характер и наличие инвариантов говорит о том, что Никитин сам «переписывал и исправлял» свои путевые записки. Однако вне зависимости от того, привносились ли в текст «Хожения…» элементы ислама синхронно с созданием текста или позже, они, разбросанные по тексту и порой вступающие с ним в противоречия, несомненно, связаны друг с другом, имеют смысловой центр, а потому требуют своего рассмотрения как самостоятельный код, согласованный с идейным содержанием всего произведения.

Не исключая авторскую редакцию, следует серьезно отнестись к версии редактирования текста летописцами. Например, в Сухановском изводе тщательно удалено практически все, что так или иначе связано с мусульманской семиотической системой: сведено к минимуму включение арабских, тюркских и персидских выражений, а заключительная часть, написанная по-арабски в кириллической графике, полностью снята.

В Эттеровом списке отчетливо видна рука летописца, произвольно заменившего слово «богу» на слово «Христу»: «Да молился есми богу вседержителю, кто сътворилъ небо и землю, а иного есми не призывал никоторово имени, богъ олло, богъ керимъ, богъ рагымъ, богъ худо, богъ акъберъ, бог царь славы, олло варенно, олло рагымелло, сеньсень олло ты!» (Троицк., л. 380 об.) и «Да молился есми Христу вседрьжителю, кто сотворил небо и землю, а иного есми не призывал никоторого именемъ, богъ олло, богъ керим, богъ рагимъ, богъ хосдо, богъ акьбер, богъ царь славы, олло варенно, олло рагимельно сеньсень олло ты» (Этт. сп., л. 449 об.). С точки зрения христианина-летописца значение фразы не изменилось, поскольку в христианской модели мира Христос есть Бог. Однако в структуре текста «Хожения…» и в смысловом контексте предложения эта замена не просто неравнозначна – она создает серьезный конфликт с идейным содержанием. Центр тяжести фразы приходится на мусульманское наименование Бога, а фразой «иного есми не призывал никоторого именемъ», скорее, подчеркивается ключевое кораническое утверждение Христа как пророка, равного Моисею, но не сына и тем более не Бога.

Идея «имен Бога» является наиболее значимой частью мусульманского кода «Хожения…», поэтому необходимо обратить на нее внимание более подробно, т. к. именно она формирует основу скрытой структуры произведения. «Ал-исм ал-а'зам» – это один из самых мощных кодов всей мусульманской культуры, ведущей свое начало от коранического текста и хадисов: вся мусульманская теология строится на понятии таухида (Единобожия) и подчеркивает это кораническим наименованием Бога – Аллах.

Во-вторых, особенность «Хожения…» заключается в том, что текст является уникальной для того времени попыткой преодоления культурной замкнутости Руси в сторону ислама. Это составило основу научного спора о религиозной принадлежности самого Никитина.

В-третьих, проблема осмысления скрытой структуры памятника как постороннего включения заключается в принципах рассмотрения ее культурной почвы. В той терминологии и категориях, которыми в науке принято анализировать и интерпретировать христианскую культуру и сознание, оказывается совершенно невозможным понимать авторов и произведения мусульманской культуры, поскольку они основываются на иных принципах логического и художественного мышления. Для исследователя, работающего над темой «ислам и русская литература», здесь спрятана методологическая ловушка: по своим внешним признакам мусульманская традиция напоминает западноевропейскую, но общие для обеих концептуальные понятия (Бог, Священное Писание, молитва, судьба и др.) при более глубоком их рассмотрении вызывают ощущение «фундаментальной непонятости» этой семиотической системы.

Подобный недочет можно обнаружить и в переводе «Хожения…» на русский язык Л. С. Семенова и А. Д. Желтякова. Например, фраза «шихбъ Алудин пиръ ятыр» (Этт. сп., л. 446 об.) переводится ими как «шейх Ала-ад-дин [святой лежит]». Слово «пир» переведено словом «святой» некорректно, поскольку не имеет словесного эквивалента в русском языке. Было бы правильнее оставить этот термин без перевода, снабдив комментарием. Замена «пира» «святым» удаляет из текста элементы суфизма, что не дает возможности установить факт знакомства Никитина с этой мусульманской субкультурой. Другой пример некорректного перевода относится к фразе «Олло, худо, богъ, данъиры» (Этт. сп., л. 454). Желтяков и Семенов перевели это: «Боже, боже, боже, боже!» Очевидно, у Никитина это самостоятельное высказывание, утверждающее глубокую философскую идею идентичности наименований Бога на языках противопоставленных друг другу религиозных систем.

Близость философских позиций Никитина мусульманскому мистицизму прослеживается и по линии мотива «свой среди чужих, чужой среди своих». Это дает возможность уточнить психологическое состояние автора: тяжелые раздумья о потере им «русскости» в среде «чужих» расширяются до пределов философского обобщения, идей вселенского универсализма.

Выражающая принцип таухида структура в «Хожении…» разворачивается на двух уровнях:

1. Наименование Бога на 4 языках утверждает наличие 4 путей к одной цели, каждый из которых может быть в равной степени истинным: «а растъ дени худо донот – а правую вьру богъ вьдает. А права вьра бога единаго знати, и имя его призывати на всяком мьсте чисте чисто» (Этт. сп., л. 456).

2. Наименование Бога на арабском языке. В соответствии с коранической традицией автор манифестирует идею мусульманской философии о 99 именах Творца. Из 99 имен А. Никитин, стараясь передать арабское произношение, включил в текст 33, причем сам характер их употребления свидетельствует о том, что он понимает их не просто как божественные качества, известные христианам.

Некоторые имена Никитин употребил только по одному разу – в заключительной молитве, например: «альазизу, альчебару, альмутаканбиру» (Троицк. изв., л. 392 об.). Другие имена, повторяясь по нескольку раз, проходят через все произведение, создавая особую смысловую линию: Ал-Хакк (араб. «Истинный»), в тексте – «оакъ» (в Этт. сп.: л. 445, 449, 449 об., 458); Аллах, в «Хожении…» – «олло» [в Этт. сп.: л. 445 (5 раз), 449, 449 об. (7 раз), 452 об. (7 раз), 454 (2 раза), 452 об. (2 раза), 458 об. (2 раза)]; Ар-Рахим (араб. «Милосердный»), в тексте – «рагим» [в Этт. сп.: л. 445, 449 об. (2 раза), 452 об. (2 раза), 458 об. (3 раза)] и Ал-Карим (араб. «Щедрый/Великодушный»), в «Хожении…» – «керем» [в Этт. сп.: л. 445, 449 об. (2 раза), 452 об. (2 раза)]. Исследователя не оставляет ощущение, что этот смысловой комплекс всего лишь материализованная часть некой структуры, сформированной автором либо с определенной целью, либо бессознательно. Порой использование мусульманских имен Бога производит впечатление авторской вставки при составлении «чистовика» из разрозненных записок, как будто Никитин эмоционально комментировал собственный текст.

Более всего укрепляет мысль о целостной структуре использованных имен одна существенная деталь: согласно мусульманской традиции, среди 99 божественных имен («ал-асма’ ал-хусна») есть одно, именуемое «главным», «наивеличайшим» (т. е. «ал-исм ал-а'зам»), однако достоверно неизвестно, какое именно. Судя по анализу нескольких хадисов, в которых упоминается это понятие, наивеличайшее имя, вероятно, не выражено какой-то одной лексемой, оно рассредоточено в структуре значений известных 99 имен таким образом, что только их вербализованная совокупность составляет код «ал-исм ал-а'зам». По-видимому, этим можно объяснить тот факт, что в мусульманском мистицизме сложился ряд явлений, связанных с зикром (поминанием божественных имен), предписывающим повсеместное, как можно более частое употребление в речи различных имен-атрибутов Бога, примером чему может служить и текст «Хожения…».

Закрепляет актуализацию скрытой структуры текста заключительная молитва Никитина, в которой до настоящего времени видели только компиляцию коранических цитат: «Милостию божиею преидох же три моря. Дигерь худо доно, олло перводигерь дано. Аминь! Смилна рахмам рагим. Олло акьбирь, акши худо, илелло акшь ходо. Иса рух оало, ааликъ солом. Олло акьберь. Аилягаиля илелло. Олло перводигерь. Ахамду лилло, шукур худо афатад. Бисмилнаги рахмам ррагим. Хуво могу лези, ляляса ильлягу яалимуль гяпби ва шагадити. Хуя рахману рагиму, хубо могу лязи. Ляиляга иль ляхуя. Альмелику, алакудосу, асалому, альмумину, альмугамину, альазизу, алчебару, альмутаканъбиру, алхалику, альбариюу, альмусавирю, алькафару, алькалъхару, альвазаху, альрязаку, альфатагу, альалиму, алькабизу, альбасуту, альхафизу, алльрравию, алмавизу, алмузилю, альсемилю, албасирю, альакаму, альадюлю, алятуфу».

На самом деле это является частью цельного текста широко известной в мусульманской среде молитвы «наивеличайших имен Бога», составленной из выражений Корана и хадисов. Ее популярности способствовал достоверный хадис о 99 именах Бога: «Воистину у Господа 99 имен. Кто их выучит [осмыслит и сохранит в памяти], тот войдет в рай». По всей видимости, Никитин запомнил либо сокращенный вариант этой молитвы, либо он подвергся сокращению летописцами. В любом случае нет никакого сомнения в том, что ее присутствие свидетельствует о большой значимости идеи божественных имен в художественной картине мира Афанасия Никитина и в тексте «Хожения за три моря», формирующего первую в истории русской литературы мусульманскую миромоделирующую структуру.

Несмотря на богатую средневековую историю, впоследствии заселение Твери мусульманами прекращается. Хотя при этом сохраняется топонимика, и новое поколение татар-мусульман, прибывавших сюда уже в XIX в., оседало зачастую в тех же местах, что и прежние поселенцы. Каким образом это происходило, мы пока не знаем. Можно предположить, что первыми переселенцами-мусульманами в Твери в Новое время были прямые потомки тех, кто оттуда выехал в XVI–XVII вв., но это всего лишь гипотеза.

В Новое время татары-мусульмане впервые появились в Твери в 1846 г. в количестве 2 человек. По переписи 1869 г., проведенной властями города по собственной инициативе, число татар составляло 58 человек. К 1878 г. в Тверской губернии их насчитывалось уже 717, а в 1897 г. – 513 последователей ислама (в губернском центре – 196). По этническому признаку большинство из них были татарами (408 мужчин и женщин), кроме них проживали башкиры (74 мужчины), чуваши (26 мужчин и 1 женщина) и турки (6 мужчин). В 1906 г. более 250 человек, в основном нижние чины расквартированных в Твери частей войск, исповедовали ислам. По губернии из 513 татар чуть более трети (186 человек) составляли военнослужащие, младшие офицерские чины; остальные – крестьяне в возрасте от 20 до 29 лет (отходники).

К микротопонимам города Твери, отражающим историю ислама Нового времени, относятся Татарские горы и мусульманское кладбище.

Татарские горы – возвышение в районе Смоленского переулка Твери. По преданию, ханские баскаки и их отряды в период сбора дани с тверских земель ставили здесь свои шатры. По мнению известного тверского краеведа Н. А. Забелина, в непосредственной близости от Татарских гор, между современными Татарским и Смоленским переулками, находилась Татарская слобода (хотя в архивных документах такого названия нет, до сегодняшнего дня сохранился только топоним Татарский переулок). Тверские слободы активно заселялись со 2-й половины XIX в. В Татарской слободе жили татары – ямщики, рабочие и люди, владевшие лошадьми.

Историческое мусульманское кладбище Твери было основано в районе Татарских гор, впоследствии стало частью Смоленского кладбища города. Разделительной полосой между конфессиональными участками служила проселочная дорога, ведущая на кожевенный завод. К мусульманскому участку кладбища, окруженному забором, в 1916 г. с восточной стороны был прирезан дополнительный кусок земли площадью в 50 кв. саженей (около 105 кв. м). В 1960-х гг. на месте кладбища развернулось строительство школы (ныне средняя школа № 22) и административных зданий. Часть захоронений перенесена, другая – оказалась под фундаментами зданий и дорогами. Переехавшие в Калининскую (ныне Тверскую) область на торфяные разработки пензенские татары начали хоронить умерших около деревни Лукино (в 12 км к северу от Твери), где и сегодня существует действующее кладбище. С конца 1930-х гг. в связи с переполнением Смоленского кладбища мусульмане получили для захоронений участки в районе поселка Первомайский и деревни Дмитрово-Черкассы. Сегодня существуют два места для погребения мусульман: кладбище в деревне Дмитрово-Черкассы и кладбище близ Лукино.

Мусульманское население сформировало два прихода: в городах Тверь и Бологое, которые значились в реестре мечетей и молитвенных домов, подведомственных ОМДС. Существование в Твери постоянной мусульманской общины вызвало необходимость возведения мечети. Решение о ее строительстве было принято местными мусульманами в 1905 г. Тверской имам Хусаин Сеид-Бурхан собрал сведения о численности последователей ислама в составе расквартированных в городе полков (8-го гренадерского и 1-го драгунского); их оказалось 73 человека. Кроме того, по сообщениям товариществ Тверской и Рождественской мануфактуры братьев Коняевых и администрации завода Ивана Залогина, в составе указанных коллективов работало до 150 мусульман. В целом по Твери около 300 человек были заинтересованы и ожидали открытия мечети. Сбором документов для получения разрешения на строительство занимался Ф. И. Алышев. Он же, как доверенное лицо мусульманской общины города, взял на себя ответственность перед губернскими властями за возведение здания.

17 апреля 1906 г. в губернское правление от Ф. И. Алышева поступило прошение об утверждении проекта и разрешении построить мечеть. К нему прилагался документ, на основании которого еще 12 августа 1905 г. городская управа выделила под Тверскую соборную мечеть участок земли напротив земской больницы в конце Миллионной ул. площадью 150 кв. саженей (около 315 кв. м). После подтверждения согласия на постройку мечети со стороны официальных властей документы поступили в строительное отделение губернского правления, где были рассмотрены 11 июля 1906 г. К тому времени работы уже шли: с конца апреля 1906 г. началось возведение каменных стен, а 3 октября того же года все работы были полностью завершены.

Здание Тверской соборной мечети построено по образцовому проекту 1844 г. в новомавританском стиле. Архитектор – Б. Г. Поляк. Длина здания – 12 м; протяженность его подчеркнута с помощью членения 6 оконными проемами с подковообразными арками. Зрительному уменьшению массива строения служат звездчатые 8-конечные окна, а также карниз с элементами местного зодчества. По углам крыши расположены маленькие купола, соединенные зубчатым гребешком, растянутым по всему периметру. В северной части, в углу над входом, расположен минарет – цилиндрическая башня высотой 16,3 м с куполом; на минарете возвышается шпиль высотой до 4,5 м. Крыша северного объема украшена кирпичным узором в восточном стиле. Вокруг окон располагалась лепнина, которая почти целиком была утрачена по прошествии времени и сегодня подлежит реставрации. Рустовка – чередование горизонтальных полос в два цвета: белого и красного – придает облику мечети особую выразительность и по стилю роднит здание Тверской соборной мечети с мечетями Владикавказа и Потсдама. Зал для молитвы имеет вместительные хоры и галереи на уровне 2-го этажа, куда ведет маршевая лестница. В 1913 г. вокруг Тверской соборной мечети появилась каменная ограда с металлическими стрельчатыми секциями, соединенными каменными столбами.

В нахождении средств на строительство мечети принимала участие вся мусульманская община (по подписке в Твери и других городах удалось собрать около 2500 рублей), но основную часть расходов взял на себя упомянутый выше Ф. И. Алышев. В целом постройка обошлась в 15 тысяч рублей, оборудование здания – в 2 тысячи. Открытие Тверской соборной мечети состоялось 27 октября 1906 г., в месяц Рамадан. Торжественное богослужение было проведено петербургским ахуном А. Баязитовым, московским имамом Х. Агеевым и тверским имамом Х. Сеид-Бурханом. На открытии мечети присутствовали тверской губернатор, городской голова, начальник Тверского гарнизона, гости из Санкт-Петербурга: генерал от кавалерии князь Чингиз-хан из династии ханов Букеевской Орды, редактор-издатель ряда столичных мусульманских газет Г.-Р. Ибрагимов и другие высокопоставленные лица. Была зачитана телеграмма от имени императора Николая II (1894–1917), в которой «в связи с официальным открытием мечети Его Величество… повелевает для полного завершения строительства пожертвовать две тысячи рублей». После речи губернатора в Общественном собрании Ф. И. Алышев дал по случаю открытия соборной мечети торжественный обед, во время которого гости подчеркивали необходимость дальнейшего развития «духовной дружбы» между мусульманами и православными, живущими в Твери.

Тверская соборная мечеть функционировала несколько десятилетий и была официально закрыта в июле 1935 г. В советское время в здании размещались различные учреждения, в частности долгое время здесь был ресторан «Восток».

В советские годы численность мусульманской общины Тверской области менялась следующим образом: по переписи 1926 г. она составляла 1,3 тысячи человек (0,09 % общего населения), из них – 1,2 тысячи татар (с некоторым преобладанием мужского населения). В 1939 г. достигла уже 9,4 тысячи человек (0,3 % общего населения), из которых 7,5 тысячи татар, 0,5 тысячи казахов, 0,4 тысячи узбеков, 0,3 тысячи башкир, 0,2 тысячи туркмен, 0,1 тысячи азербайджанцев.

По данным всесоюзной переписи 1970 г., мусульманское население незначительно сократилось по сравнению с 1939 г. – до 9,3 тысячи человек. Это произошло на фоне весьма значительной общей депопуляции в области. Общину составляли татары (4,7 тысячи), узбеки (1,9 тысячи), таджики (0,7 тысячи), казахи (0,5 тысячи), азербайджанцы (0,5 тысячи), башкиры (0,2 тысячи) и каракалпаки (0,2 тысячи).

В 1979 г. количество населения, исповедовавшего ислам, уменьшилось до 8,1 тысячи человек, главным образом за счет двух этнических групп – узбеков и таджиков. Этнический состав также немного изменился: помимо фигурировавших ранее татар (5,2 тысячи), азербайджанцев (0,6 тысячи), узбеков (0,4 тысячи), казахов (0,4 тысячи), башкир (0,3 тысячи), киргизов (0,1 тысячи) и таджиков (0,1 тысячи), появились выходцы с Северного Кавказа чеченцы (0,3 тысячи) и лезгины (0,1 тысячи).

Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь

В условиях атеистической пропаганды советского времени община мусульман Тверской области сохраняла исламские традиции. Во время Великой Отечественной войны и вплоть до 1990-х гг. в доме у Амины Куруковой по адресу: ул. Большевиков, д. 25 (район «Пролетарки»), проводились пятничные намазы, а неофициальные муллы Джафар Аляутдинов и Джафар Амиров совершали все необходимые религиозные обряды. Кроме того, в более позднее время «народными имамами» были Ахир Бавлютов, Яхья Измайлов, Исмаил Файзрахманов и другие.

Всесоюзная перепись 1989 г. показала существенный рост мусульманского населения. Общая численность последователей ислама в области возросла до 18,6 тысячи человек (1,12 % населения области). Среди них выделялись татары (6,3 тысячи), азербайджанцы (2,1 тысячи), чеченцы (1,8 тысячи), узбеки (1,4 тысячи), казахи (0,9 тысячи), лезгины (0,9 тысячи), киргизы (0,7 тысячи), туркмены (0,7 тысячи), башкиры (0,7 тысячи), таджики (0,5 тысячи), аварцы (0,5 тысячи), табасаранцы (0,4 тысячи), даргинцы (0,3 тысячи), кумыки (0,2 тысячи), ингуши (0,2 тысячи), кабардинцы (0,2 тысячи), лакцы (0,1 тысячи), ногайцы (0,1 тысячи).

Наибольшей численности мусульманская община достигла в 2002 г. – 24,7 тысячи человек, или 1,7 % общего населения. Этнический состав в целом остался прежним: татары (6,7 тысячи); азербайджанцы (4,6 тысячи); чеченцы (2,7 тысячи); таджики (1,2 тысячи); узбеки, лезгины (по 1 тысяче); аварцы, башкиры, даргинцы (по 0,5 тысячи); ингуши, казахи, табасаранцы, туркмены (по 0,3 тысячи); арабы, кумыки, лакцы (по 0,2 тысячи); карачаевцы, киргизы (по 0,1 тысячи) и др.

В 1990-х гг. мусульмане Твери были представлены двумя общинами. Первую составляли потомки нижегородских и пензенских татар, которые объединялись вокруг «народных имамов» и пожилых мусульман, соблюдавших обряды ислама. Кроме самой Твери, крупное поселение этой группы татар-мишарей в 1940–1960-х гг. было также в поселке Спирово. Во вторую входили разрозненные группы выходцев из Татарстана и Башкортостана, поселившихся в Твери в послевоенный период. Многие из них даже не подозревали о существовании первой общины. Знакомства и встречи земляков послужили толчком к созданию национально-культурного центра, который был зарегистрирован в январе 1998 г. Инициатором выступил директор фирмы «Сибиком» Марат Бахтиев.

В 1992 г. мусульманам было возвращено здание Тверской соборной мечети, официальным имамом которой стал И. Файзрахманов. В 1998–2003 гг. имам-хатыбом являлся Фанис Билялов, впоследствии возглавивший производство халяльных мясопродуктов в области. С 2003 г. по 2009 г. имам-хатыбом был назначен Рустам Мухаметгазиевич Мусин, а в настоящее время им является переехавший из Иваново Тахир-хазрат Сайфутдинов. 27 октября 2006 г. членами мусульманской общины и общественностью Твери широко отмечался 100-летний юбилей Тверской соборной мечети. На праздник прибыло множество гостей, в том числе председатель СМР муфтий Равиль Гайнутдин, председатель ДУМНО Умар Идрисов, видные представители мусульманских общин Нижнего Новгорода, Ярославля, Иванова, Вологды и др. После праздничного богослужения и обеда с руководителями Тверского региона в ДК «Пролетарка» состоялось торжественное заседание, посвященное этому знаменательному событию, во время которого мусульман тепло поприветствовал и поздравил губернатор области Дмитрий Зеленин.

В 2008 г. был развернут капитальный ремонт здания Тверской соборной мечети. На реставрацию из федерального бюджета было выделено более 4 млн рублей, что позволило обновить внутренние помещения, привести в порядок всю территорию исламского комплекса, укрепить фундамент мечети и освежить позолоту ее полумесяцев и шпилей.

Общественную деятельность мусульманской общины курирует Ф. Б. Батыргареев. В области также действуют молельные дома в Торжке, Вышнем Волочке, Удомле и Конакове.

Тульская область. Две битвы, изменившие историю

Страницы истории: городище Супруты, Куликово поле, Белёвщина, Тульский кремль

Тульская земля чрезвычайно богата на события, связанные с историей ислама и мусульман. Среди них можно назвать в первую очередь, Куликовскую и Белёвскую битвы. Память о первой хранится в народе и тщательно культивируется властями. Вторая – почти забыта и известна лишь профессионалам. И это при том, что по числу жертв и роли в истории они вполне сопоставимы. Подобная избирательность является примером мифологизации истории, осуществлявшейся в наши дни.

Каждый год на Куликовом поле 15–16 сентября проходит фестиваль клубов военно-исторической реконструкции. Здесь можно воочию увидеть золотоордынского и древнерусского воинов, западноевропейского рыцаря, сошедшихся в схватке; оценить их костюмы и вооружение.

Заслуживают посещения также Тульский кремль и ныне полузаброшенная деревня Крапивна. Именно они были важнейшими опорными пунктами Москвы на путях следования войск Крымского ханства. В гарнизоне обоих, особенно Крапивны, большую долю составляли служилые татары.

Можно посетить также городище в Супрутах (Щекинский район).

Присутствие мусульман на Тульской земле прослеживается в единичных артефактах еще с X в. Они связаны с салтово-маяцкой археологической культурой, памятники которой обнаружены на территории Тульской области. В Щекинском районе находится городище Супруты, хазарский населенный пункт со смешанным населением, занимавший важное стратегическое положение в верховьях р. Дона на торговых путях с р. Оки. Известно, что население Хазарского каганата в IX – X вв. было хорошо знакомо с исламом, и немалая его часть исповедовала эту религию. Не составляло исключение и население Супрут, о чем свидетельствует найденная здесь серебряная коробочка для хранения Корана, находящаяся ныне в запасниках Государственного исторического музея в Москве. Население городища пользовалось денежно-весовой системой, основанной на аббасидском динаре. Практически все монеты IX–X вв., найденные в Тульской области, являются аббасидскими или саманидскими.

Позже по этому же речному пути активно развивалась булгарско-киевская торговля, о чем свидетельствуют многочисленные клады и находки булгарского серебра в Курской области, находящейся далее по маршруту следования.

Показательно, что вятичи, проживавшие на территории лесных местностей региона и испытывавшие сильное влияние салтово-маяцкой культуры, достаточно долго сопротивлялись киевскому завоеванию. После окончательного присоединения их земель к Киевской Руси многие жители эмигрировали в мусульманскую Волжскую Булгарию. Следы присутствия в Тульской области мусульманской материальной культуры связаны не только с торговыми путями, проходившими по речным системам Дона и Оки, но и с тульским степным клином, глубоко вдающимся в лесные и лесостепные массивы на территории области.

По-видимому, именно этими же особенностями рельефа и маршрутами торговли обусловлено образование в эпоху Золотой Орды Тульского баскачества, а также широкой сети «Татарских мест» на этой и соседних территориях. Большая часть нынешней области, включая сам город Тулу, входила в собственно ордынские земли (ханский домен) и подчинялась не русским князьям, а ханским чиновникам – баскакам.

Безусловно, самым известным событием в истории края является сражение между войсками великого князя московского Дмитрия Ивановича (Донского, 1350–1389) и ордынского беклербека Мамая (до 1350–1380), произошедшее 8 сентября 1380 г. на Куликовом поле, при слиянии рр. Дона и Непрядвы (на стыке нынешних Куркинского и Кимовского районов Тульской области).

Документальными источниками о Куликовской битве являются: летописная повесть «О побоище иже на Дону» (начало XV в.) в краткой и пространной редакциях; «Задонщина» (конец XIV – начало XV в.) также в двух редакциях; «Сказание о Мамаевом побоище» (2-я половина XV – 1-я половина XVI в.) в 8 редакциях, подразделяющихся на ряд вариантов.

В начале 1370-х гг. обострились отношения между Московским великим княжеством и западной частью Золотой Орды, т. н. «Мамаевой ордой». Причиной стало «своеволие» великого князя Московского Дмитрия Ивановича, который отказывался платить налоги в Орду, раздираемую гражданской войной. Следует учесть и тот факт, что Мамай, будучи амбициозным лидером, не имел никаких прав на ордынский престол. Вполне вероятно, что не последнюю роль в этой конфронтации сыграл захват Дмитрием «татарских мест» – южнорусских земель, входивших в состав Золотой Орды. В 1373, 1376, 1378 гг. (битва на Воже) Мамай пытался вторгнуться в пределы Московского великого княжества и с помощью военной силы урегулировать ситуацию, но был успешно отбит.

К лету 1380 г. стало ясно, что решительное столкновение Москвы с Ордой неизбежно. Мамаю удалось договориться о союзе с литовским великим князем Ягайло (1350–1434). Возможно, Ягайло защищал свое право владения землями, данное по ордынскому ярлыку. Мамай, к тому времени потерпевший полное фиаско в противоборстве с законным ханом Тохтамышем, пользовавшимся поддержкой Тамерлана и сумевшим получить контроль над значительной частью страны, мобилизовал максимум воинов с подвластной ему территории от Крыма до Волги. Также он привлек отряды наемников с Кавказа, из Булгара и, возможно, итальянскую пехоту из генуэзской колонии Кафа (ныне – Феодосия, Крым). Великий князь Рязанский Олег (1350–1402) занял позицию «вооруженного нейтралитета». В войсках Дмитрия Ивановича собрались представители порядка 30 княжеств и земель Северо-Восточной Руси. Кроме того, свои полки привели непримиримые враги Ягайло – его единокровные братья литовские князья Дмитрий (1357–1399) и Андрей (1325–1399) Ольгердовичи. Наконец, у Дмитрия Ивановича была поддержка со стороны Тохтамыша, который не желал укрепления позиций Мамая, ставшего на путь сепаратизма.

Сбор русских войск был осуществлен к 15 августа в г. Коломне. В 20-х числах августа Дмитрий Иванович с воинством двинулся навстречу Мамаю, стараясь предупредить его соединение с союзниками. Это ему блестяще удалось – Ягайло не хватило всего одного перехода, чтобы подоспеть к началу сражения, а рязанцы в момент битвы продолжали придерживаться нейтралитета. Переправившись в районе устья р. Лопасни через р. Оку, войска Дмитрия Ивановича 1 сентября двинулось на юг. Они подошли к Дону, форсировав его в ночь с 7 на 8 сентября в районе впадения р. Мокрая Табола и заняв позиции на месте будущего сражения.

Русские воеводы расположили свои дружины следующим образом. В центре – глубокоэшелонированная оборона, состоявшая из сторожевого, передового и большого полков. На флангах находились полки правой и левой руки. В тылу располагался резерв Дмитрия Ольгердовича. В стороне от полка левой руки, в Зеленой дубраве, был устроен засадный полк.

Утром 8 сентября разразилось грандиозное сражение, в ходе которого ордынцам удалось опрокинуть сторожевой и передовой полки, врубиться в большой полк. На правом фланге они были отражены, но полк левой руки вскоре был опрокинут, ему не помог и резерв.

Создалась опасность полного окружения и уничтожения русского войска. В этот момент и сыграла свою решающую роль тактическая хитрость: из Зеленой дубравы неожиданно вылетели свежие силы засадного полка, удар которых оказался сокрушительным. Воины Мамая бежали, их преследовали русские войска вплоть до р. Красивая Меча, после чего дружины Дмитрия Донского с триумфом возвратились в свои города. Разгром Мамая был полным. Существуют различные оценки последствий Куликовской битвы. По одним из них, она сыграла роль в объединении русских земель, и была первой победой русского оружия над татарским (возникает вопрос относительно Белёвской битвы, а также кровопролитных войн между княжествами на протяжении XV–XVI вв.). По другим, она способствовала укреплению территориального единства Золотой Орды и власти Тохтамыша.

Если верить «Задонщине», только павших русских воинов в этой битве насчитывалось 253 тысячи человек. При таком положении дел изначально русская армия должна была иметь в своем составе не менее 500 тысяч. На наш взгляд, эти цифры сильно преувеличены. Различные исследователи предлагают свои расчеты численного состава противоборствующих сторон, их данные колеблются в большом диапазоне (от 20 тысяч русской рати у В. Н. Татищева до 150 тысяч – у Б. А. Рыбакова). В настоящее время большинство ученых склонны считать, что русское войско состояло из 20–30 тысяч человек, а ордынское – из 40–60 тысяч. Наконец, по оценке некоторых историков, количество воинов в 300 и более тысяч человек просто не могло поместиться на данном поле.

Спорным остается и вопрос о человеческих потерях в Куликовской битве. Например, С. З. Заремба доводит потери русских до 40 тысяч человек, воинов Мамая – до 60 тысяч, А. Н. Куропаткин – 100 тысяч и 150 тысяч, В. В. Каргалов – 75 тысяч и 100 тысяч соответственно. Разумеется, потери исчислялись не сотнями и не десятками тысяч, а гораздо меньше. Местоположение захоронения павших воинов до сих пор не найдено. Есть вероятность, что братская могила находится под жилыми домами с. Монастырщина. Последние обстоятельства, а также предположение, что место боя определено неверно, позволяют некоторым авторам переместить его в другие регионы (например, в Москву) или усомниться в реальности произошедших событий.

Этнический состав соперников также является поводом для научных дискуссий. Однозначно можно заявить, что ордынский контингент нельзя называть чисто татарским. Ядро войска Мамая составляли потомки половецких родов, жители Кипчакской степи, причем исключительно ее западной части. В Мамаеву рать, вероятно, входили представители кавказских народов и, возможно, генуэзцы (хотя исследователи либо отрицают наличие итальянской пехоты, либо склонны видеть в ней венецианских наемников, т. к. отношения Мамая с Генуей в то время были враждебными). Русское воинство также не было мононациональным. В его рядах могли быть и литовские воины, и отряды ордынских военачальников, в т. ч. хана Тохтамыша. Последний, вероятно, не попал в летописи ввиду их тенденциозности. В ходе археологических раскопок в Московском Кремле 2007–2008 гг. были найдены документы, свидетельствующие о наличии мусульман-татар среди военной аристократии Московского великого княжества 1380-х гг.

Изучение истории сражения начал российский историк Н. М. Карамзин на основе анализа письменных источников. Полевые исследования по локализации места сражения проводились в конце 1810-х гг. директором училищ Тульской губернии С. Д. Нечаевым (впоследствии – обер-прокурор Святейшего синода, сенатор). Владея имением на Куликовом поле, он предпринимал натурные исследования места сражения, пытался увязать ход битвы с реальной местностью, скупал у крестьян старинные реликвии, найденные на поле битвы. В XIX – начале XX в. собранная им коллекция размещалась в усадьбе с. Полибино (ныне в Липецкой области), но в годы Гражданской войны была утеряна. Интерес к Куликовской битве проявляли известные историки Н. А. Полевой, С. М. Соловьев, Н. И. Костомаров, В. О. Ключевский, С. К. Шамбинаго, А. А. Шахматов, Л. В. Черепнин, А. Н. Кирпичников и др. В настоящее время этой темой вплотную занимаются сотрудники государственного музея-заповедника «Куликово поле», специалисты из Государственного исторического музея и РАН.

Другим важным военным событием постордынской эпохи является Белёвская битва («Белёвщина») – сражение отрядов изгнанного сарайского хана Улуг-Мухаммеда и Московского великого княжества под г. Белёвом (ныне Тульской области), произошедшее 5 декабря 1437 г.

После изгнания Улуг-Мухаммеда из Сарая в 1437 г. хан оказался на территории Верховских княжеств, находившихся в зависимости от Великого княжества Литовского, и обосновался в Белёве – центре одного из них. Вероятно, это было сделано по согласованию с местными князьями. Возможно, в намерение Улуг-Мухаммеда входил сбор сил для дальнейшей борьбы за сарайский престол. Как представляется, изгнанный Чингисид рассчитывал на союзничество великого князя московского Василия II, который получил ярлык на правление в Москве в 1432 г. именно от него. Но Василий II, решив показать преданность новому правительству Кичи-Мухаммеда, отказал Улуг-Мухаммеду в поддержке и направил в Белёв крупное войско во главе с Дмитрием Шемякой и Дмитрием Красным. Московское войско (40 тысяч воинов) намного превосходило татарское (порядка 3 тысяч) по численности.

По словам «Казанского летописца», татары «болши надеяся на Бога, и на правду свою и храбрость, и на злое умение свое ратное». Утром 3 декабря многочисленные полки московитов подошли к городу. Первое столкновение было для них успешным: «…побиша татар много, зятя царева убиша, и князей много и татар, и в город вгониша их». Воеводам Петру Кузьминскому и Семену Волынцу удалось даже ворваться в город и пробиться к его центру, однако дальше произошло нечто непонятное. Их атака не была поддержана. Увлекшиеся преследованием противника, князья и их воины были окружены и перебиты. Из-за несогласованности действий победа была упущена. На следующее утро, 5 декабря, Улуг-Мухаммед послал на переговоры своего зятя Ельбердея (Елибердея) и даруг – князей Усеина Сараева и Усень-Хозю. Затеянные переговоры имели целью оттянуть время и усыпить бдительность войск противника. К татарам для переговоров приехали В. И. Собакин и А. Ф. Гостяев. Татары предложили дать великому князю в заложники старшего ханского сына Махмуда (Мамутека) и детей от всех татарских князей в обмен на мир. Хан обещал не нападать на русские земли и не посылать своих людей ни за «выходом» (дань), «ни по иное по что». Ермолинская летопись добавляет, что татары предлагали отдать русским также всю добычу и пленных, захваченных за пределами вотчины великого князя. Однако переговорщики на это предложение не согласились. После этого из города выдвинулись татарские отряды и начался бой.

Войско великого князя в панике бежало с поля сражения; преследуемое татарами, оно понесло громадные потери. Татары «побиша руси много», собственные их потери были минимальны. Архангелогородский летописец писал: «И убиша руси добре много, а тотарове все целы». Победа небольшого татарского отряда в Белёвской битве объясняется как особенностями войска, так и полководческим талантом султана Махмуда, старшего сына Улуг-Мухаммеда. Значительно уступая по численности, ханское войско существенно превосходило великокняжеское качеством. Во-первых, оно находилось под единым командованием Улуг-Мухаммеда. Во-вторых, татары были хорошо организованы и дисциплинированны. Об этом свидетельствует как сам характер боевых столкновений, так и сообщения о том, что, находясь в Белёве, они не нападали на русские поселения. Желая договориться с Москвой, Улуг-Мухаммед запретил грабить земли местных русских князей. В-третьих, татары обладали высоким воинским мастерством и отчаянной храбростью. Оставшись в безвыходном положении, воины вынуждены были сражаться не просто за свою жизнь, но и за свои семьи, находящиеся в городе; отчаянность положения придавала им силы. В московском же войске единоначалие отсутствовало, воеводы действовали разобщенно.

После разгрома Большой Орды на все ордынские земли стала претендовать династия Гиреев, что отражено в соответствующих документах, в том числе ярлыках крымских правителей великим князьям литовским. Де-юре Тула никогда не переходила во владение московских или рязанских князей, которые подчинили ее в момент ослабления Орды в 1360–1370-е гг. После аннексии этого важного стратегического пункта в 1514–1521 гг. было построено одно из важнейших фортификационных сооружений Московской Руси – Тульский кремль. Возведенный на одной из важнейших дорог из Крыма в Москву – Муравском шляхе, – он контролировал все пути сообщения. Другое укрепление на московско-крымской границе – Крапивна – также находилось на территории современной Тульской области.

С формированием системы засечных черт именно Тула стала их столицей. На засечных чертах и границах молодого и стремительно расширяющегося Московского государства несли украинную службу все основные категории воинских сословий. Среди них одними из ключевых были привилегированные мусульманские части из числа мурз, татар и казаков. Проживая в местах своего кормления (Касимов, Романов, Шацк, Калуга, Малоярославец, Боровск, Шилекша Ивановской области, Серпухов, Кашира, Ярославль, Коломна, Московский уезд и др.), служивые мурзы и татары на длительное время выезжали в Тулу для несения пограничной службы. Вероятно поэтому, здесь в течение длительного времени сохранялись реликты ордынской эпохи, о которой осталась память в виде топонимики, сюжетов и образов в мифологии славянского и русифицированного тюркского населения региона.

В архивных документах содержатся сведения о численности мусульман, постоянно проживавших в Тульской губернии в XIX в. Так, согласно переписи населения Российской империи 1897 г., там находилось всего 134 мусульманина (0,01 % населения губернии), из них почти все мужчины и только 2 женщины. Известно о проживании в Туле и губернии ссыльных с Кавказа (возможно, турок, азербайджанцев или дагестанцев). Со слов старейшего работника Государственного архива Тульской области Н. К. Фомина известно, что во 2-й половине XIX в. в Туле был открыт мусульманский молельный дом, однако сами эти документы пока не найдены. На карте Тулы за 1908–1909 гг. отмечено мусульманское кладбище, находившееся на ул. Чулкова. Существуют серьезные разногласия относительно кладбища, расположенного по ул. Ульянова. Среди татарского населения Тулы бытует предание о том, что история мусульманского кладбища на ул. Ульянова (ныне не функционирует) ведет свое начало с XV в. и, следовательно, имеет ордынские корни. На вышеупомянутой же карте 1908–1909 гг. на его месте обозначено старообрядческое кладбище, но авторитетный в области краевед В. И. Боть, как и местные татары, утверждает о его мусульманском происхождении. Обоснованность подобного заявления может быть доказана на примере известных аналогий. Совмещенные участки для похорон неправославных имеются в целом ряде губернских городов Центральной России. Захоронения мусульман производились на этом кладбище Тулы вплоть до 1980 г.

Приток мусульманского населения в Тульскую область наблюдался в 1930-е гг., когда большие массы татар переселились, спасаясь от репрессий, в города Тулу, Киреевск, Новомосковск и др., и образовали в них компактные поселения. Тогда же возникли не зарегистрированные мусульманские общины, руководимые неофициальными муллами, продолжателями дореволюционных, нередко ишанских, традиций. Обращает на себя внимание тот факт, что миграция происходила из двух регионов – Старокулаткинского и соседнего с ним Павловского районов Ульяновской области (около 80 % переселенцев) и из Горьковской области. Как показывает опыт изучения механизма миграций мусульман в 1920–1950-е гг. в Центральной России, переселенцы направлялись в те места, где уже компактно проживали их земляки, обладавшие стабильным материальным положением и нередко высоким социальным статусом. В 1939 г. в Тульской области было зафиксировано 10,3 тысячи татар (0,5 % населения), из них 7,6 тысячи – горожан.

Тяжелым испытанием стали для мусульман Тульской области, как и для всего населения страны, события Великой Отечественной войны. На территории региона в частях Красной армии воевало много последователей ислама. Сотрудники государственного военно-исторического и природного музея-заповедника «Куликово поле», проводившие раскопки братских захоронений военного времени и архивные изыскания, отмечают среди них большое число узбеков и казахов. В Тульской области погиб сын известного поэта казахского народа Абая. Помимо боевых действий, проходивших на территории области, население испытало все тяготы войны в тылу.

Мусульманские общины, руководимые неофициальными имамами, существовали в Тульской области повсеместно в местах сосредоточения татарского населения. Несмотря на отсутствие у них официального статуса, они признавались местными властями, особенно на уровне администраций населенных пунктов. Неофициальные имамы де-факто признавались лидерами татарских общин. Известна переписка городской администрации Тулы с неофициальным имамом З. А. Давыдовым по вопросам татарского (мусульманского) кладбища. В послевоенный период возникли и имеющиеся в Тульской области мусульманские молельные дома.

«Татарские» мотивы в местном фольклоре

Русский фольклор содержит широкий пласт представлений и образов, связанных с иными, в т. ч. кочевой, культурами, на которые проецировался некий «эталон» инаковости. Они входят в систему знаний местных жителей о «чужих», однако условия их формирования были своеобразными, в силу чего эти предания приобрели особый колорит.

Хотя этнографы достоверно фиксируют упоминания о татарах в устном народном творчестве туляков в начале XIX в., в действительности эти сюжеты появились еще в Средние века. Мощным стимулом для формирования «татарского» пласта в местном фольклоре явилась Куликовская битва 1380 г. События XV в. также создавали благоприятную почву для развития татарских мотивов в местном фольклоре. В 1438 г. один из удельных центров – г. Белёв – был захвачен ордынским ханом Улуг-Мухаммедом. Почти два года Белёв оставался ставкой этого одного из ярчайших военных и политических деятелей некогда великой империи. В 1472 г. другой город Тульского края – Алексин – был осажден армией хана Большой Орды Ахмата.

Среди многочисленных преданий и легенд выделяется группа, связанная с крымско-татарским этносом, поскольку на протяжении XVI в. территория современной Тульской области была пограничной между Московским государством и его южным соседом – Крымским ханством. Враждебные по большей части отношения Москвы и Крыма выливались в непрерывные набеги на тульские земли со стороны воинственных степняков. Порой войска возглавляли сами крымские ханы и царевичи: в 1507, 1512–1517, 1521 гг. – царевич Мухаммед-Гирей, в 1541 г. – хан Сахиб-Гирей, в 1552, 1571 и 1572 гг. – хан Девлет-Гирей. Частые конфликты и противостояние между двумя сторонами оставили след в народной памяти.

Новым импульсом для татарских мотивов в фольклоре стало появление в Тульском крае в XVI–XVII вв. «служилых» татар и «новокрещенов».

Взаимная вражда сменялась терпимостью и некоторым недоумением перед необычным жизненным укладом новых соседей. На таком фундаменте и формировались основные татарские мотивы тульского фольклора.

Длительное соприкосновение жителей Тульского края с соседями-мусульманами и страх перед неиссякаемой степной силой постепенно создали в местном фольклоре сложный, дуалистический образ татарина. С одной стороны, это иноплеменник, иноверец, враг, обладающий резко отрицательными качествами; с другой – хитроумный и загадочный человек, наделенный магическими знаниями (в этом случае он может выступать и как благодетельное начало). Так, в Одоевском уезде Тульской губернии в начале XIX в. бытовала легенда о Баше и Башихе, записанная И. П. Сахаровым: «Камни Баш и Башиха находятся… в с. Башеве… близ дороги, среди поля. Фигура камней почти квадратная, небольшого размера. Лежит один от другого на 1½ аршина. Поселяне не запахивают место кругом камней, опасаясь бед. Миф о камнях… состоит в следующем: Баш был татарин, а Башиха – жена его. Другие же говорят, что они были кум и кума. Баши переселились на Русь, жили и померли. Добрые люди схоронили их на этом месте. Вскоре после этого приплыли два камня из р. Оки в р. Упу, а из Упы пришли прямо на их могилы и остановились тут. То были тени Башей, не желавшие расстаться с ними и по смерти. Когда-то рассердился Баш на Башиху и ударил ее сапогом. На камне Башихи осталась ступня. Было время, когда любопытные хотели посмотреть на них со всех сторон. Баши не желали этого; а когда начинали обрывать (т. е. подкапывать) их, они уходили в землю. Православные сколько ни трудились, бросили с досады. Один из них с горя начал рубить камни топором, и вскоре показались пятна красные. За такую дерзость Баши начали мстить: поля не плодородили, животные умирали, люди бедняли. С тех пор Баши начали людям являться во сне и помогать им уже добром, если думали о них хорошее».

Весьма широко распространен в русском фольклоре сюжет о сказочных кладах, открыть которые можно только с помощью определенных магических ритуалов. О «татарских кладах» до сих пор рассказывают в местностях, расположенных в зоне контактов Орды и Москвы. На Куликовом поле, например в деревне Ляпуновка, сообщают о лесе «Денежная яма»: «Это когда татары бежали, когда Куликовская битва была… Вроде татары обозы свои там закапывали». В с. Орловка говорят, что где-то на р. Дон «лежит 32 тыщи… Лодка Мамая… Не знаю, что там они награбили… Раньше было озеро, и когда татары начали выплывать на озеро, лодка у них начала тонуть. И они затопили лодку, а на этом месте плиты, что ли, положили…». Сообщают также, что недалеко от села «где-то Мамай тут плыл и утонул. С золотом утонул. До сих пор в этом месте вода стоит…». В деревне Хитровские Прудки бытует предание, что недалеко отсюда Мамай зарыл свои сокровища в месте под названием «Татов пупок». В деревне Сенево под г. Алексином рассказывают, что недалеко от деревни «есть курган… Когда Мамай отступал после битвы (Куликовской. – Авт.), здесь золото зарыл…».

Отдельную группу фольклорных преданий составляют рассказы об обороне от татар каких-либо объектов, построенных явно позже описываемых событий, и о том, что подземные ходы в различных городах были созданы для борьбы с татарами. Доходит до явной мифологизации: жители Куликова поля уверяют, что под храмом преподобного Сергия Радонежского (построен в 1913–1917 гг.) был подземный ход, чтобы в случае осады уйти от татар на р. Смолку. В с. Непрядва (Воловский район) считают, что во время Куликовской битвы «здесь были татары», а в дер. Красный Холм того же района рассказывают, что татары в то время проходили недалеко отсюда. Название с. Хованское произошло, по одной из легенд, от слова «ховать» (прятать): «Когда был хан Батый, ему привозили ясак, здесь его собирали и ховали, прятали».

В дер. Зáборовка (Куркинский район) говорят, что на р. Рыхотке напротив деревни находится Переезд – «переезжали здесь татары, когда шли на битву».

В районе Куликова поля сразу несколько деревень претендуют на звание «татарских». Жители села Монастырщина (Кимовский район) возводят свой род к татарам, пленным после битвы 1380 г. Такую же версию своего происхождения выдвигают обитатели с. Малевка (Богородицкий район). В близлежащей деревне Владимировка рассказывают: «Тут была последняя стычка с татарами, после битвы, когда они тут бегли. Поселились они тут, татары-то. Были они тут… да и в Бабанино были, от татаров дети тут эти родились». В с. Никитское (Воловский район) считают, что в дер. Лопуховка (часть села) «люди татарского происхождения… У них праздники свои козырные… По преданию, там смешанная кровь с татарами, и там жители были коренастые, маленькие…». Некоторые жители окрестных деревень полагают, что в дер. Татинки «татары живут. Длинные одежды. Обряд татарский. Говорят, не поймешь что, говор другой». С татарами связывают происхождение населения дер. Филипповка (Воловский район) и дер. Милославщина (Кимовский район).

Многие предания Тульского края связывают названия населенных пунктов и природных объектов с татарами. В одних случаях имели место быть конкретные исторические факты – присутствием в этих местах представителей тюркских этносов, в других – проявлялось желание местного населения подчеркнуть свою сопричастность важному историческому событию – Куликовской битве; в третьих – возникала потребность объяснить необычный жизненный уклад своих соседей. Так, название дер. Казановка производят «от реки Казанки, а река от татаро-монголов, от казана». Жители с. Себино наименование своего населенного пункта связывают с татарским кн. Сабином, или Себаном, которому «Дмитрий Донской дал здесь вотчину».

Сразу несколько природных объектов Тульского края народная память связывает с именем Мамая. Это Мамаевы курганы на р. Мокрой Таболе Кимовского района (курган назывался также «татарским городком»), у дер. Картавцево Алексинского района, у дер. Шаховское Куркинского района; Мамаевы камни у сел Коломенское и Андреевка того же района, дер. Красный Холм Воловского района. В Куркинском районе существует Красный холм, на котором, как считают, во время Куликовской битвы располагалась ставка Мамая (ныне – центр мемориала, посвященного Куликовской битве). По некоторым рассказам, ставка Мамая располагалась у бывшей деревни Жохово, недалеко от леса Тройня. Рядом встречаются ямы, заполненные углем (по всей видимости, межевые ямы), в которых, по уверению местных жителей, зимой сжигали тела татар, погибших в Куликовской битве. Название р. Красивая Меча (приток р. Дон) народная молва также приписывает ордынскому полководцу: «когда гнали с Куликова поля татар… хан Мамай потерял свой позолоченный такой меч, который передавался как власть… И вот река называлась Меча, а народ окрестил ее Красивая Меча… из-за этого меча».

Наименования многих географических объектов Тульской области, имеющие тюркскую основу, никак не связаны с Куликовской битвой. Их происхождение можно объяснить проживанием в этих местах представителей татарского этноса или их потомков (либо связанных с тюркоязычным населением представителей других этносов) и политической принадлежностью земель Орде. Среди них населенные пункты и реки: Аксаково, Алимкина, Алтабаево, Бахметьево, Баскаково, Баскачи, Бегичево, Бурдуково, Долматово, Емановка, Касимово, Курбатово, Хутор Сабуров, Сумбулово, Табола, Татарники, Татарские Хутора, Тургенево, Турдей, Тюртень, Урусово, Чегодаево, Чигиринка, Якшино и др. Следует заметить, что подавляющее большинство топонимов появилось в последние два столетия.

Как и во всей Центральной России, в фольклоре Тульского края достаточно ярко была представлена тема «татарской неволи». В XIX в. в Тульской губернии бытовало несколько вариантов баллады «Татарский полон». Печальное предание о священнике, плененном татарами, в начале XIX в. было записано А. Глаголевым в Ефремовском уезде.

В фольклоре туляков есть еще один, стоящий особняком, удивительный татарский мотив. В начале XIX в. население Тульского края было уверено, что в созвездии Железное колесо (Арктический пояс) «заключены татары и что их избавлению не будет конца. Заключены они… в железный дом; а дом тот стоит от земли до неба, на железном колесе». Корни этого предания, возможно, восходят к мотиву заключения как наказания за грехи. Другая легенда ставит исследователей в тупик: «Когда-то на Становище (Млечный Путь) басурманка мать кормила свое дитя грудным молоком… которое будто бы разлилось по небу. Потом из этого молока развелись по Становищу старые служивые. А [они] до того дожили, что не владеют по старости ни руками ни ногами. Зато вместо них поставлены на стороже четыре Кесаря, которые секут и рубят всякого». На первый взгляд, это – причудливая компиляция из индо-европейской мифологии, в которой Млечный Путь представлялся дорогой на тот свет, тропой мертвых. У многих индоевропейских народов Млечный Путь возникает из молока богини-матери или божественного животного. Вероятно, честь создания Млечного Пути отдали «басурманке» потому, что татарская тематика была весьма близка местному населению, которое в большой степени состояло из татар и их потомков.

Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь

Данные о численности мусульман Тульской области содержатся в материалах всесоюзной переписи населения 1989 г. Тогда здесь проживали татары (9,6 тысячи человек, или 0,51 % населения, четвертое место среди различных этносов) и азербайджанцы (2 тысячи человек).

Всероссийская перепись 2002 г. зафиксировала общую численность мусульманских этносов области в количестве почти 20 тысяч человек, что соответствовало 1,17 % всего населения. Наряду с этими данными существует электоральная оценка числа мусульман области, данная в том же 2002 г. командой депутата Госдумы РФ А. В. Коржакова. Согласно ей, в области постоянно проживало (и имело право голоса) порядка 100 тысяч мусульман. Именно эта цифра получила наибольшее хождение в местных СМИ. В последнее время, учитывая современные миграционные и демографические процессы, ее увеличивают до 150 тысяч человек. Рост мусульманской общины происходит на фоне колоссальной депопуляции, достигшей в регионе почти 1 % в год. В этих условиях прирост мусульманского населения хоть каким-то образом удерживает крупный и чрезвычайно важный промышленный регион («главный оборонный цех страны») от полного запустения.

По переписи 2002 г., самым крупным мусульманским этносом продолжали оставаться татары: 9 тысяч человек, или 0,53 % населения области. Близкородственных им башкир было 0,4 тысячи человек. В то же время, по данным областных СМИ, численность татар и башкир доходит чуть ли не до 30 тысяч человек, причем эти сведения отличаются высокой степенью проработки фактического материала, вплоть до указания районов компактного проживания. В межпереписной период фиксировалось некоторое уменьшение числа татар, хотя и не такое значительное по сравнению с общей убылью населения области. Основу татарской общины составляют выходцы из Ульяновской области, главным образом Старокулаткинского района, которые поддерживают связи с местом происхождения. Они образовали компактные поселения в частном секторе гг. Тулы (пос. Горелки), Киреевска, Новомосковска, Узловой и др. Несколько меньше в регионе уроженцев Нижегородской области (села Овечий Овраг, Кочко-Пожарки, Пошатово и др.). Первоначально большинство татар трудилось на шахтах и карьерах. Некоторые приехали по оргнабору, в т. ч. на строительство алексинского завода «Тяжпромарматура», где проживают по настоящее время. Относительно недавно прибыли группы татар из Центральной Азии, которые довольно успешно адаптировались в принимающем обществе. Кроме того, татарская община выступает своего рода посредником между местным социумом и мигрантами из Центральной Азии (узбеки, таджики и др.).

Современную татарскую общину отличает хороший уровень образования и благосостояния. Высокий социальный статус татар способствует авторитету и всей мусульманской общины региона. Национальные организации отсутствуют. Степень религиозности татарского населения области сильно колеблется, но необходимо отметить тот факт, что мусульманские религиозные институты Тульской области созданы и руководятся татарами.

По сравнению с 1989 г. сильно выросло число азербайджанцев – до 4,5 тысячи человек (2002 г.). Более чем двукратный прирост в межпереписной период был обусловлен в первую очередь миграцией. Большой процент среди азербайджанского населения составляют выходцы из Гянджи (бывший Кировабад) и других районов Азербайджана. Азербайджанцы трудятся в основном в сфере торговли. Есть среди них как шииты, так и сунниты, причем именно азербайджанцы-сунниты (шафииты) наиболее охотно поддерживают контакты с местной религиозной организацией «Иман».

Общая численность народов Дагестана, согласно переписи 2002 г., составляла 2,5 тысячи человек: лезгины (0,9 тысячи), аварцы (0,5 тысячи), даргинцы (0,3 тыс.), кумыки, табасаранцы, рутульцы (по 0,2 тысячи человек; высокая численность последних является особенностью данной области), ногайцы, лакцы, агулы, цахуры. Среди тульских дагестанцев есть как сельское, так и городское население. В городах они занимаются бизнесом и трудятся в строительной отрасли, где выполняют высококвалифицированные работы. В сельской местности часть являются фермерами (в частности, в Веневском районе они заняты растениеводством и животноводством), другие – сельскохозяйственные рабочие. Последние присутствуют во всех районах области, но особенно много их в Щекинском и Плавском.

Общее число представителей коренных этносов Центральной Азии, учтенных переписью 2002 г., составляло 2 тысячи человек. Из них наиболее многочисленными были узбеки (0,8 тысячи), таджики (0,6 тысячи) и казахи (0,3 тысячи), намного меньше туркмен, киргизов, уйгуров и др. На сегодняшний день эти показатели сильно изменились. В условиях тотальной депопуляции региона, которая в межпереписной период составила 185,7 тысячи человек (10 % уровня 1989 г.), администрации многих сельских районов идут на привлечение переселенцев из Таджикистана и Узбекистана, упрощая для них процедуру получения гражданства. Большая часть узбеков происходит из Самарканда, Бухары и Ферганской долины, таджиков – из Ходжента, Курган-Тюбе и Куляба. В области зафиксировано большое число легальных и нелегальных мигрантов, которые трудятся практически во всех хозяйствах области. Так, узбеки заняты в сельском хозяйстве (бахчеводство, выращивание зерновых культур), киргизы – в овцеводстве и фермерстве (последнее – в Ясногорском и Ревякинском районах). В Кимовском, Дубенском и Щекинском районах таджики, узбеки и киргизы преимущественно работают по найму. Выходцы из Таджикистана и Узбекистана выполняют задачи, не требующие высокой квалификации, и составляют в сельской местности основной контингент сезонных рабочих и значительную часть строителей. В городах многие были заняты в торговле, однако после введенных ограничений для неграждан России, они ушли в сферу строительных и ремонтно-отделочных работ.

Ввиду специфики деятельности органов ФМС в сельской местности и в малых городах объективную статистику по данным группам мигрантов получить невозможно. Как и в иных регионах страны, трудовая миграция постепенно переходит в невозвратную. Это явление особенно заметно в сельской местности, где возможностей приобрести жилье гораздо больше, чем в городах. В таких условиях возрастает проблема адаптации мигрантов в российском социуме. В Тульской области накоплен достаточно хороший опыт в этой сфере; основным социальным институтом здесь являются мусульманские общины.

Общее число вайнахской этнической общности составляет 0,6 тысячи человек. Сферы занятости – частное предпринимательство, посреднические услуги.

Представителей народов Северо-Западного Кавказа немного – 0,2 тысячи человек. Они работают в торговле и ведут собственный бизнес. Активности в общественной и религиозной жизни не проявляют.

В области проживает также несколько семей крымских татар.

Мусульман из стран дальнего зарубежья сравнительно немного – 0,3 тысячи (турки, арабы, пуштуны, персы), что вполне соответствует среднестатистическим значениям для ЦФО. Среди турок преобладают турки-месхетинцы. Так, эвакуированным в 1989 г. из Узбекистана месхетинцам была выделена заброшенная деревня Головино Дубенского района, которую они восстановили и проживают там до сих пор. Турки-месхетинцы занимаются животноводством и растениеводством. В области присутствует турецкий бизнес, в том числе и малый (пекарни). Арабы представлены выпускниками вузов; афганцы – из числа эмигрировавших в СССР в 1989–1992 гг., среди них преобладает интеллигенция.

В 1996 г. оформилась религиозная организация г. Тулы «Иман», фактически включающая в свой состав полиэтнические религиозные группы городов и поселков Киреевск, Новомосковск, Щекино, Ефремов, Узловая, Донской, Кимовск. Возглавляет организацию сын неофициального имама Тулы имам Ришат Зиятдинович Давыдов. Кадровый костяк организации составляют татары. В 2009 г. зарегистрирована МРОМ г. Тулы «Нур» под председательством Ахмедхана Магомедовича Саидгусейнова. У дагестанцев и азербайджанцев-шиитов есть собственные неофициальные структуры.

С 1980 г. захоронения мусульман проводились исключительно на кладбище в поселке Горелки (заложено в 1938 г.), площадь которого была увеличена до 0,3 га. В 2008 г. под мусульманский участок на общегородском тульском кладбище было выделено 5 га земли. В других пунктах компактного расселения мусульман повсеместно существуют (примерно с 1945 г.) мусульманские участки при общих кладбищах.

Ярославская область. Наследники Сююмбике в Верхнем Поволжье

Страницы истории: Романовский улус, молельные дома советского периода

Мусульманская община Ярославской области имеет длительную историю, однако не все ее этапы хорошо изучены. В частности, от ордынского времени сохранилось только упоминание о новообращенном мусульманине, бывшем православном монахе Зосиме. Ярославская летопись повествует, что «бысть сей чернец бесермен зол вельми». Особый интерес вызывает тот факт, что Зосима принял ислам еще в правление хана Берке (1257–1266), если не в более ранний период. Как известно, в это время большинство населения степи еще не было мусульманами, и принятие ислама жителем далекого северного Ярославля, да еще и представителем клира, являлось экстраординарным событием. В летописи говорится о смерти Зосимы в ходе антитатарского восстания в Ярославле.

В постордынскую эпоху на территории современной Ярославской области образовался своеобразный мусульманский анклав – Романовский улус – условное название владений ногайских биев и мурз, существовавших на территории Романовского уезда в 1564–1656 гг. Во главе улуса стояли близкие родственники правителя (бия) Ногайской Орды: Ибрагим б. Юсуф б. Муса (правил в 1564/1565–1570), его брат Иль (Эль) б. Юсуф б. Муса (1570–1611), затем его сын Сююш б. Иль (1611–1656). К русскому населению этой территории прибавились романовские служилые татары – потомки выходцев из Ногайской Орды, которые прибыли в Романов вместе с первыми ногайскими мурзами. Их минимальную численность при переселении В. В. Черновская оценивает в 1,5 тысячи человек, в конце XVII в. она достигла 2 тысяч.

Дореволюционные историки объясняли появление Романовского улуса «капризом» царя Ивана IV Грозного (1547–1584).

Историки В. В. Черновская и Е. В. Арсюхин полагают, что он был образован в силу особых отношений Москвы с ногаями: романовские бии могли использоваться в качестве «резервных» правителей Ногайской Орды, что давало возможность манипулировать политикой действительных властителей Сарайчука. Кроме того, приглашение Москвой татар и ногаев на службу имело множество прецедентов в постордынскую эпоху.

Московские власти передали ногайским биям и мурзам и их служилым татарам не только сам город Романов (ныне г. Тутаев Ярославской области), но и земли за его пределами. Общая площадь последних в 1570-е гг. составляла 52 кв. км. В этом районе до сих пор сохранилось немало топонимов тюркского происхождения, которые В. В. Черновская относит к той эпохе: Становое, Ильинский стан, Яскино, Батыево, Баскаково, Сокшейки, Татарский холм (здесь, по преданию, находился дворец одного из ногайских мурз) и другие.

Из указания русского посла в Стамбуле в 1570 г. видно, что в Романове была как минимум одна мечеть. Есть мнение, что она была построена из дерева и, возможно, ее фундамент стал основанием для другого здания. Кроме того, деревянная мечеть была и в селе Богородское (в непосредственной близости от Романова) – первой временной резиденции Иль-мурзы. Предположительно, мечети существовали также в других поселениях в окрестностях Романова, в том числе в селах Никольское и Чирково, которыми владели Иль-мурза и его наследники.

Власть московского воеводы в городе первоначально была ограничена, однако после воцарения в Москве династии Романовых полномочия воеводы расширились за счет ущемления интересов Сююша-мурзы. В 1616–1621 гг. Москва даже вывела служилых ногаев и татар из подчинения мурзам, затем отобрала в пользу воевод право сбора ясака и т. д. Со смертью Сююша вся власть перешла в руки воевод, тем самым Романовский улус де-факто был ликвидирован, однако тюрко-мусульманское население здесь проживало еще 150 лет. Романовских татар/ногаев возглавляло семейство мурз Кутумовых. Начиная с 1625 г., затем с 1680-х гг. знатные семьи романовских татар/ногаев стали переселяться под Кострому, основав там Татарскую подгородную слободу. К 1760-м гг. туда ушли последние романовские татары/ногаи, не пожелавшие принять крещение. Все остальные ассимилировались в ходе христианизации, проводившейся среди романовских татар.

В 1878 г. число мусульман, постоянно проживавших в Ярославле, едва достигало двух десятков человек. Однако уже через 30 лет их численность возросла до 2,6 тысячи, из которых 1024 человека были постоянными жителями быстро развивающегося промышленного и торгового губернского центра. Этнически горожане-мусульмане были татарами, чувашами, мещеряками, тептярями и турками. Среди иноверцев, проживавших в Ярославле в 1908 г., последователи ислама составляли вторую по численности группу горожан после католиков (2,9 тысячи). Со временем в сфере городской торговли появилась прослойка зажиточных мусульман. Часть из них разбогатела, открыв собственное дело: лавки, мастерские по выделыванию кожи и мехов, магазины по продаже готовых изделий.

По коммерческим делам в Ярославль приезжали мусульманские торговцы из других регионов Российской империи. Так, при посредничестве казанских купцов в городе открылась конебойня, а при ней татарские лавки, предлагавшие покупателям халяльное мясо. В 1910 г. свой филиал в Ярославле открыла московская компания богатейшего нефтепромышленника Ага Шамси Асадуллаева. Здесь и в других конторах татары работали приказчиками и торговыми агентами.

Кроме того, с введением в 1874 г. всеобщей воинской повинности заметно возросла численность новобранцев-мусульман в регулярных войсковых частях, в том числе и в гарнизонах Московского военного округа. В первое десятилетие XX в. Ярославль был местом дислокации войск гвардии. В связи с растущим присутствием в них мусульман городская управа выделила участок под мусульманское кладбище площадью 875 кв. саженей на территории Леонтьевского погоста.

Ближайшая для ярославских мусульман мечеть находилась в Татарской подгородной слободе Костромы; за дальностью расстояния (90 верст) они не могли посещать ее регулярно. Однако для общины важна была ритуальная сторона общественных богослужений, поэтому еще в 1877 г. она попыталась зарегистрировать мусульманское религиозное общество. Юнис Абожаев от имени проживавших тогда в городе единоверцев (12 мужчин) обратился к губернатору с соответствующим прошением, но власти отклонили просьбу, сославшись на немногочисленность последователей ислама. 7 декабря 1900 г. на заседании городской думы было рассмотрено коллективное ходатайство мусульман о расширении места для похорон на Леонтьевском погосте. Решение об увеличении мусульманского кладбища «до размера» 1000 кв. сажен было принято и сообщено адресатам – «крестьянину Юнису Абожаеву и др. лицам». Спустя несколько лет, весной 1906 г., было зарегистрировано мусульманское общество Ярославля. Теперь община получила возможность организовывать религиозные собрания и арендовать помещения для их проведения. В архивном документе от 1906 г. «уполномоченным проживающих в г. Ярославле магометан» значился имам Зиятдин Сафаров (уроженец Тамбовской губернии, имел свидетельство ОМДС о присуждении духовного звания имам-хатыба от 1906 г., в Ярославле жил ориентировочно с весны 1906 по январь 1907 г.). Ему принадлежала инициатива по возведению в городе мечети. Он начал ходатайство «с верхов», в обход местной власти, направив прошение в начале января 1907 г. на имя министра внутренних дел о разрешении сбора средств «между магометанским населением империи» на строительство мечети в г. Ярославле. Менее чем через месяц из столицы пришел ответ на адрес ярославского губернатора: «Государь император по всеподданейшему докладу министра внутренних дел в 4 день сего февраля высочайше соизволил на удовлетворение ходатайства уполномоченного в г. Ярославле магометан Зиятдина Сафарова разрешение производить между магометанским населением Империи в течение одного года сбор пожертвований в сумме до 20 тысяч рублей на постройку магометанской мечети в названном городе». Ссылаясь на пример Ярославля, по аналогичному сценарию попытались следовать и мусульмане соседней Вологды, однако их попытка не увенчалась успехом.

Зная о предстоящем отъезде З. Сафарова, ярославские мусульмане 10 января 1907 г. общественным приговором избрали имамом крестьянина Сергачского уезда Нижегородской губернии Махмуда Юсупова. Уроженцы Нижегородчины (села Ендовищи, Ключищи, Пошатово, Семеновка, Актуково, Антяровка) представляли к этому времени наиболее многочисленную и сплоченную группу внутри мусульманской общины.

Сумма пожертвований, поступивших к середине 1907 г., вероятно, была невелика, поскольку ее хватило на постройку деревянной мечети с минаретом на крыше. Весной 1910 г. открылся зал для молитвенных собраний. В 1914 г. на месте первоначального деревянного строения появилось воплощенное в архитектурных формах новое здание Ярославской соборной мечети.

Вспыхнувшее в июле 1918 г. в Ярославле антибольшевистское восстание в ответ вызвало террор против всего населения города, включая приверженцев ислама. Впоследствии новые власти осуществили ряд мероприятий по ликвидации мусульманской общины. Помимо административных действий, работа проводилась по двум направлениям: перевоспитание татар в атеистическом духе и искоренение традиций мусульманского образования. Борьбой с «пагубным влиянием ислама» занимались агитпроп губкома РКП(б) и местные филиалы Союза воинствующих безбожников (СВБ). Пик их совместной работы пришелся на 1925–1928 гг.

В 1923 г. в жилых помещениях мечети проживали 3 семьи. Ответственным по владению значился мулла Хусеин Айнетдинов, который, после смерти имама М. Юсупова, стал имам-хатыбом Ярославской соборной мечети по приговору мусульманской общины в мае 1922 г. В 1930 г. численность посещающих мечеть не превышала и 40 человек. Содержать мечеть, выплачивать арендную плату, необходимые налоги и страховые сборы им было не под силу. Поэтому уже 21 июля 1930 г. президиум Ярославского окружного исполкома обсуждал вопрос «О закрытии татарской мечети», и в 1931 г. здание числилось на балансе горисполкома. Первоначально его собирались пустить на слом, но разрушили только минарет; само здание кирпичной дореволюционной постройки приспособили под склад, позже в нем разместилась школа для слабослышаших детей. С закрытием мечети в Ярославле возникли нелегальные молельные дома.

Необходимо отметить то, что, хотя подобное явление имело место и в ряде других регионов, но именно в Ярославской области оно приобрело особенно широкий размах. Татары собирались на молитву группами 5–10 и более человек; молитвенные собрания проводились в частных домах; там же совершались другие религиозные обряды.

Один из первых молельных домов располагался в квартире неофициального имама Агзама Хасаншина, работавшего такелажником на ТЭЦ-1. Однако после того, как в 1937 г. он получил предупреждение в управлении НКВД, собрания в его доме прекратились.

Численность татарской мусульманской общины Ярославской области в 1939 г. составляла 13,7 тысячи (0,6 % населения), из которых 9,6 тысячи проживали в городе. С конца 1940-х – начала 1950-х гг. возросло количество молельных домов. Тогда фронтовики-инвалиды стали выходить на пенсию, и день мусульманской коллективной молитвы, пятница, оказался свободным для большого числа мусульман города. В результате в Ярославле было организовано 7 молельных домов, появились они и в Рыбинске, поселке торфяников Варегово, в Переславском и Некоузском районах. Богослужения в Ярославле вели неофициальные муллы, которых насчитывалось до 15 человек (все они, кроме Ибрагима Аширова, скончались до 1999 г.).

В 1947 г. власти столкнулись с беспрецедентным событием, которое стало предметом консультаций между уполномоченным по делам религий и райисполкомом. Глава большой семьи Ярулла Хайруллин, живший в бараке, самовольно построил дом на берегу Волги, на так называемом Лагерном спуске, и половину строения отвел под молельный дом. Прежде чем семья въехала в дом, здесь был проведен коллективный намаз по случаю Ураза-Байрама с участием около 200 человек, включая молодежь (особо вопиющий факт с точки зрения советской власти). Я. Хайруллина обязали явиться в райисполком и предупредили, что если такие собрания не прекратятся, то дом как самовольно построенный снесут. Мулла Юнусов успокоил общину, и на некоторое время молитвенные собрания прекратились. В различное время здесь отправляли религиозные обряды муллы: Хусейн, Сарингарай, Мустафа, Зия-бабай (бывший полковой мулла в царской армии), Сафуан Шакиров. В 1970 г. все жилые строения на Лагерном спуске, включая данный дом, были снесены.

Другой молельный дом, возникший после войны, располагался в Кармановском поселке у семьи Ахметшиных. Муллой здесь был Жирдис Курмаев (проживал на ж/д станции Козьмодемьянск, работал путейцем), который имел диплом имама, вел службу на арабском языке, был широко известен как народный целитель не только в своем поселке, но и в Ярославле. В 1957 г. из этого молельного дома верующие перешли в новый, находившийся в доме семье Ахмаровых. Мингяряй Ахмаров предоставлял раз в неделю комнату своего сына, куда верующие приезжали со всех концов Ярославля, из Бурмакина и других мест. С 1976 по 1989 гг. службу здесь вел мулла Шейхильислам. Даже после его смерти в 1989 г. верующие собирались в этом молельном доме в течение 2 лет, вплоть до возвращения общине Ярославской соборной мечети. Здесь же служили еще два имама: Мустафа-бабай, самоучка, и получивший классическое религиозное образование мулла Хасият. Молельный дом Ахмаровых, выделяющийся своей ухоженностью, богатой резьбой и разноцветной палитрой, сохранился до сих пор.

Третий молельный дом 1970–1980-х гг. находился в поселке лесозавода «Парижская коммуна» и принадлежал Харису Замалутдинову. Его также посещали верующие со всего города, их число достигало 15–20 человек. Под «домашнюю мечеть» еще на этапе строительства дома была отведена самая большая его комната. Муллой здесь являлся Камиль-бабай (проживал в пос. Норском, впоследствии уехал в Татарстан).

Молельные дома появились также в районах за Волгой, в Среднем и Нижнем поселках, где начиная с 1920-х гг. поселилось много татар. В Ярославле на 2-й Новой ул. с 1958 г. он располагался в доме Сайды Фахрутдиновой, где молельней служила самая большая комната. Службу там вел мулла Садыртын Багоутдинов. Так как этим молельным домом интересовались милиция и другие организации, время от времени мусульмане собирались на 8-й Новой улице у Хабибуллиных.

Молельный дом Хариса Давлятчина на 5-й Новой ул. также был объектом контроля со стороны милиции, работников райкома партии и райисполкома, однако хозяин дома, являвшийся передовым работником на торфопредприятии, на их требования и угрозы не реагировал и упорно приглашал к себе верующих. Чтобы не подводить его, мусульмане временами собирались в доме у Имамутдина Кашапова на Шоссейной ул. На молитву приходило до 30 человек. Так в 1965 г. появился еще один, подменный молельный дом, у которого со временем образовался свой приход. Он существовал 16 лет, и даже после смерти И. Кашапова татары три года продолжали собираться в его доме для совершения молитвы.

В данных молельных домах, кроме С. Багоутдинова, в различное время службу вели Сафуан Шакиров (назойливое внимание властей привело к тому, что его парализовало во время намаза), Ахмедсагир и Харис Давлятчин.

Свой молельный дом был на торфопредприятии в поселке Варегово, где службу вел мулла Вафин. В молельном доме в Песочном, за Волгой, молитвой руководил мулла Касым-бабай.

Несмотря на то, что органы правопорядка и райкомы партии знали о молитвенных собраниях в частных домах, они не предпринимали решительных мер по их закрытию. Это было связано с несколькими причинами: во-первых, в Ярославле не было специалистов по антирелигиозной пропаганде среди мусульман; во-вторых, в молельных домах собирались в основном беспартийные рабочие, пенсионеры, многие были фронтовиками, инвалидами, ударниками соцсоревнований – коммунистов же среди татар было мизерное количество.

Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь

В 1989 г. мусульманская община состояла из 7,1 тысячи татар (0,49 % областного населения) и 2,3 тысячи азербайджанцев, из них в Ярославле проживало татар 5,1 тысячи (0,8 % городского населения), азербайджанцев 1,2 тысячи человек. По данным переписи населения 2002 г. общая численность мусульманской общины достигла 17,5 тысячи человек (почти 1,3 % населения области). Этнический состав был следующим: 6,2 тысячи татар, 5,7 тысячи азербайджанцев, 2 тысячи представителей коренных народов Центральной Азии (из них по 0,7 тысячи таджиков и узбеков, 0,3 тысячи казахов, по 0,1 тысячи киргизов и туркменов), 1,5 тысячи вайнахов (1 тысяча чеченцев и 0,5 тысячи ингушей), 1,3 тысячи дагестанцев (0,5 тысячи лезгин, 0,3 тысячи даргинцев, 0,2 тысячи аварцев и 0,1 тысячи табасаранцев), 0,4 тысячи башкир. В том же 1989 г. мусульманская община Ярославля прошла процедуру официальной регистрации, а в 1991 г. ей было возвращено здание мечети. В 1992–1996 гг. имамом мечети являлся Зуфар Минимуллин, командированный из ДУМЕС, в 1998–2007 гг. имам-хатыбом был Рустам Батров, а с 2007 г. – Рамзан Рашидов. В 2007–2008 гг. соборная мечеть Ярославля была полностью отреставрирована на средства президента Чечни Р. Кадырова. Кроме Исламской общественной организации мусульман Ярославля, которую с 2006 г. возглавляет Кюри Ахмадович Халимов, зарегистрирована мусульманская организация в Рыбинске (председатель – Роберт Хамитович Асламчин). В дальнейшем планируется учредить религиозное общество в Переславле.

Мечеть г. Ярославля после реконструкции

Summary

This book titled “Islamic History of the Central Russia” concerns a most rare and poorly studied subject – the history of Islam in the Central part of Russia. The author has travelled through most of the regions described in this book studying the history of formation and the present state of local Muslim communities. The book is easy and interesting to read. It is addressed not only to Muslims but also to anyone who is interested in the history and culture of nations living in such multiconfessional and multinational country as Russia.

Оглавление

  • Предисловие
  • Белгородская область. «Кааба» на Белгородчине
  •   Страницы истории: хазарские городища, Яголдаева тьма
  •   Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь
  •   Мемориальный комплекс «Огненная дуга»: памятник воинам-мусульманам, погибшим в ВОВ
  • Владимирская область. Мусульмане на родине Ильи Муромца
  •   Страницы истории: отражение восточной торговли в археологических коллекциях, Суздальская битва, мугреевские татары
  •   Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь
  • Вологодская область. Ссыльный город Вологда
  •   Страницы истории: Белоозеро, Карголома, Вологда, Устюжна
  •   Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь
  • Воронежская область Мусульмане Верхнего Дона
  •   Страницы истории: Маяцкое городище, золотоордынские мавзолеи, могильник «Олень-Колодезь», Михайловский кадетский корпус
  •   Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь
  • Ивановская область. Коран-хафизы в городе невест
  •   Страницы истории: загадки юртовских татар, тюрко-мусульманская топонимика
  •   Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь
  • Калужская область. От крымского хана до имама Шамиля
  •   Страницы истории: Тарутинское сражение, Лаврентьевское кладбище
  •   Мусульманские портреты
  •   Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь
  • Костромская область. Последнее пристанище князей Юсуповых
  •   Страницы истории: Татарская подгородная слобода, мусульманское кладбище
  •   Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь
  • Курская область. Темник Ахмат – управляющий соловьиным краем
  •   Страницы истории: Ахматовы слободы, Бесединский и Гочевский археологические комплексы
  •   Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь
  • Рязанская область. Татарское ханство в дальнем Подмосковье
  •   Археологические находки булгарского периода
  •   Касимов: образцы золотоордынской архитектуры, Старопосадское кладбище, Кастровское медресе
  •   Татарские аулы Рязанщины
  • Тамбовская область. Откуда пошел «тамбовский волк»?
  •   Страницы истории: Татарщино, Энгуразово
  •   Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь
  • Тверская область. Отсюда началось «Хожение за три моря»
  •   Страницы истории: Болгорская волость, Татарский гостиный двор, Тверская соборная мечеть
  •   Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь
  • Тульская область. Две битвы, изменившие историю
  •   Страницы истории: городище Супруты, Куликово поле, Белёвщина, Тульский кремль
  •   «Татарские» мотивы в местном фольклоре
  •   Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь
  • Ярославская область. Наследники Сююмбике в Верхнем Поволжье
  •   Страницы истории: Романовский улус, молельные дома советского периода
  •   Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь
  • Summary Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Дорогами ислама Центральной России», Дмитрий Владиленович Макаров

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства