«Психология города. Как быть счастливым в мегаполисе»

Психология города. Как быть счастливым в мегаполисе (fb2) - Психология города. Как быть счастливым в мегаполисе (пер. Екатерина Петрова (переводчик)) 5253K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Пол Кидуэлл

Психология города. Как быть счастливым в мегаполисе Пол Кидуэлл

Информация от издательства

Издано с разрешения Quarto Publishing Plc

На русском языке публикуется впервые

Кидуэлл, Пол

Психология города. Как быть счастливым в мегаполисе / Пол Кидуэлл; пер. с англ. Екатерины Петровой. — М.: Манн, Иванов и Фербер, 2018.

ISBN 978-5-00117-557-5

Всё больше людей перебираются в большие города. Но как жизнь в мегаполисе влияет на мысли, чувства и поведение человека? Эта книга спланирована как прогулка — из дома в город, мимо общественных зданий, парков, школ, офисов и больниц. Психолог Пол Кидуэлл поможет по-новому взглянуть на свой дом, улицу, квартал и весь город целиком и понять, что не нужно куда-то переезжать, чтобы стать счастливым. Достаточно лишь по-новому взглянуть на место своего обитания.

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Quarto Publishing PLC 2017

Copyright © Dr Paul Keedwell 2017

© Перевод на русский язык, издание на русском языке. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2018

Предисловие. Счастье в большом городе

Почему всё пошло наперекосяк?.. Мы же показали, как надо.

Людвиг Мис ван дер Роэ, архитектор-модернист

Всё больше людей перебираются в большие города. Там кипит жизнь, найдется применение любым талантам и постоянно что-то происходит. Как говорил литератор Сэмюэл Джонсон: «Если человек устал от Лондона, он устал от жизни». Но городские условия вызывают стресс и разобщение. В перенаселенных центральных районах показатели тревожности и депрессии жителей выше, чем в пригороде.

Архитектура может усугубить или минимизировать угрозы благополучию. Очень важно, как выглядят наши дома, улицы, районы и общественные здания и как они спроектированы. И не только с эстетической точки зрения, но и с психологической. Привлекательные дома, районы и общественные места повышают качество жизни и сглаживают напряжение рабочих будней.

Обычно мы погружены в свои заботы и не замечаем влияния окружающей среды на настроение. Но тем не менее оно ощутимо. Нам, как личностям и членам общества, стоит чаще задумываться, что изменит к лучшему пространство, где мы живем.

Я психиатр и психолог, последние пятнадцать лет участвую в реновации лондонских домов. Изучая историю современной архитектуры, я пришел к выводу, что тенденции дизайна отражают происходящее в психологии: предложенная Фрейдом и Юнгом теория бессознательного влечения (свой дом воспринимается как материнская утроба); изучение психологического обусловливания у человека (текущие обстоятельства запускают эмоции из прошлого опыта); социальная психология (как архитектура зданий и районов влияет на сплоченность или разобщенность людей); когнитивная психология (связь внимательности и способности к обучению с обстановкой); эволюционная психология (как разные эстетические предпочтения формируются в результате естественного отбора).

Научные исследования влияния архитектуры на эмоции и поведение — одно из направлений психологии среды, «психология архитектуры». Есть уже немало данных, но, как ни странно, эта дисциплина до сих пор отсутствует в учебных планах архитектурных вузов и пока не было ни одной попытки сформулировать теорию в доступной форме.

Здания и пространство между ними дают или отнимают жизненную энергию, влияют на восприятие, мышление и эмоции. Создать благоприятные условия в наших силах. Застройщики возводят опустошающие дома ради собственной выгоды. Вид общественных зданий продиктован ограниченным бюджетом. Архитекторы и планировщики уверены, что разбираются в психологии и знают, как осчастливить людей, но уже наделали множество ошибок и продолжают в том же духе. Проектируют обычно по наитию, не руководствуясь никакими научными данными. Заслуженный архитектор больше озабочен тем, как погромче заявить о себе, чем созданием комфортного для людей пространства. Психологию архитектуры чаще всего не учитывают.

Рем Колхас, всемирно известный голландский архитектор, славится интересом к изменчивости и раздробленности мегаполисов и «крупногабаритной» архитектуре. Он участвовал в планировании нескольких мегаполисов в Китае.

Во время одного интервью ему намекнули, что в типовых многоэтажках, на проектирование которых уходит меньше двух дней, условия неблагоприятны для жизни. Он возразил: «Я не согласен. Человек способен жить где угодно. Он может быть несчастен где угодно и счастлив где угодно. Я всё чаще думаю, что это никак не связано с архитектурой»[1].

Если Колхас прав и люди невосприимчивы к окружению, то не нужно архитектурного многообразия. Мы комфортно будем себя чувствовать в городах из спроектированных компьютером монолитных зданий. Но я хочу доказать, что он ошибается, особенно в том, что касается многоэтажек.

Люди, несомненно, предпочитают одни архитектурные детали другим. Всем больше нравится, когда свет попадает в помещение через два окна, чем через одно. Любой скорее прогуляется по центральной улице с малоэтажной застройкой, чем по дороге вдоль складов и мегамоллов. Мы любим созерцать природу. И нам больше по душе улицы на земле, а не в небе.

Здания оказывают кратковременный и долговременный эффект. Бывает, поначалу они радуют, а потом начинают раздражать. Одни здания дают толчок к поиску новых путей и экспериментам. В других хочется их прекратить. Третьи вызывают социальную активность, а четвертые — разобщение.

История преподает нам уроки, а мы их не усваиваем. Ошибки, сделанные архитекторами и градостроителями в 1950-х и 60-х, повторяются по сей день: возводятся такие же негодные многоэтажки, как и те, что уже разрушаются. Некоторые из них считаются элитным жильем, хотя там есть всё те же социальные проблемы.

Архитектурные критики в документальных фильмах ВВС, выпущенных несколько десятилетий назад, искали ответ на актуальный и сегодня вопрос — разрушение городских общин из-за легкомыслия властей и застройщиков.

В документальном фильме 1969 года «Лондон Шеффера» (Shaffer’s London) уважаемый драматург Питер Шеффер в пух и прах разносит здание компании Shell, построенное в районе Саут-Бэнк, называя его «архитектурным убийством»[2]: снесли «просторные, цивилизованные, самобытные, жизнеутверждающие, идеально пропорциональные, элегантные, уникальные лондонские дома» Георгианской и Викторианской эпохи и заменили «бездушной, безликой, бессмысленной, безрадостной, болезнетворной… унылой, опустошающей изнутри массой, при виде которой начинаешь думать, что жизнь — тюрьма… Трудно поверить, но его спроектировали наследники Рена и Нэша[3]. Я считаю их преступниками». И он обвиняет не только заказчиков, но и всех, кто допустил эту стройку, то есть рядовых горожан.

Кажется, в новом тысячелетии мы сдались и позволили каким-то профессионалам определять будущее нашей архитектурной среды.

Ныне покойный архитектор Джеймс Стирлинг — столь уважаемый, что Королевский институт британских архитекторов назвал его именем престижную премию, — горько сетовал, что градостроители, движимые стремлением обеспечить людей жильем, уничтожили некогда великолепные британские города XIX века Ливерпуль и Глазго. Он обвинял в этом не самих архитекторов, но «тлетворное сочетание градостроителей, органов местного самоуправления и прогресса… эту тенденцию следовало бы остановить и пересмотреть»[4].

Модернизм, по его словам, своей типовой, штампованной архитектурой «низводит человека до функции». Он утверждал, что орнаменты необходимы нам для души. А здания не просто вместилища для людей, они должны обладать индивидуальностью и лицом.

Поясню презрительное отношение Шеффера к модернизму: он упустил из вида положительные примеры зданий в этом стиле, улучшивших жизнь горожан. Многие архитекторы всё же сумели сделать выводы из ошибок предшественников.

Но справедливости ради стоит сказать, что большинство городов мира покрыты бетонными рубцами утилитарных зданий без национального колорита[5]. Они знакомы всем: бетонные или стальные коробки, прямые линии и ряды однообразных квадратных окон. Это наследие ранних модернистов, в том числе Ле Корбюзье. Модернизм отказался от затейливости и украшений в пользу чистоты дизайна.

Эти здания не несут признаков культуры. Они одинаковы во всех городах и на всех континентах. Их архитектура не учитывает местного колорита, сформированного силами природы и человеческими потребностями. Дабы извести эту напасть, пришлось бы разрушить около трети всех зданий в Бирмингеме, например.

В предисловии к серии программ канала ВВС4 о послевоенной архитектуре журналистка Джанет Стрит-Портер утверждает, что во избежание повторения ошибок 1950-х и 60-х в жилищном строительстве надо стремиться к высоким стандартам работ ведущих архитекторов, таких как Ричард Роджерс, Норман Фостер и Заха Хадид. «Архитектура не акт самовыражения автора или отдельная конструкция, — говорит она, — а создание открытого пространства, условий для здоровой жизни и социального взаимодействия»[6].

Но, чтобы построить хороший город, нужны немалые ресурсы. После Второй мировой войны большинство органов местной власти были вынуждены возводить жилье на ограниченные средства. Как выразился Норман Фостер: «Сам по себе архитектор ничего не может. Он существует в реальном мире и нуждается в стимуле от клиента. А что касается массовых застроек в нашей стране — здесь налицо политический идеализм. Всё решала статистика. Во главу угла поставили рационализацию и краткосрочные программы, не задумываясь о том, как это повлияет на образ жизни в долгосрочной перспективе»[7].

Основная причина неудач послевоенных градостроителей понятна: они не поинтересовались мнением общественности. Они дали людям жилье в соответствии с представлением местных властей о приемлемых условиях. К тому же, завершив строительство, они сочли свою работу выполненной. Никто не занимался поддержкой и техобслуживанием, и в результате места общего пользования и фасады обветшали и разрушаются. А люди ощутили невнимание к себе. Если государство создает условия, когда обществу нет дела до человека, то и человеку нет дела до общества. Тщательно спроектированные, но не любимые жителями дома, а вместе с ними и чувство сопричастности разрушаются.

Одним из ярких примеров неудачного многоэтажного муниципального жилья стал комплекс Пруитт-Айгоу в американском Сент-Луисе. В него могли заселиться три тысячи семей; он состоял из тридцати трех монолитных одиннадцатиэтажных многоквартирных домов. Но пространство между ними было плохо организовано. Оно не было ни частной, ни муниципальной собственностью, и в результате там сложилась криминогенная обстановка. Попытки улучшения оказались безуспешными, и первое здание комплекса сровняли с землей в 1972 году, всего через семнадцать лет после окончания строительства.

Снос жилого комплекса Пруитт-Айгоу, Сент-Луис

На постройку жилого комплекса Мейден-Лейн в Северном Лондоне в 1976–1983 годах не пожалели средств. Там поселились более тысячи человек. В плане предусмотрели детские площадки, общественные центры, игровые площадки, магазины, пешеходные дорожки и парки. Но уже через два года он выглядел обветшалым и заброшенным. Местные органы власти недостаточно занимались текущим обслуживанием, но основная проблема заключалась в избыточном, в отличие от Пруитт-Айгоу, планировании. Архитекторы навязывали людям определенный образ жизни. Опять же, никто не спросил мнения жителей, и у них не возникло чувство причастности к месту проживания.

А ведь всё могло бы быть иначе. Архитектура может и должна создаваться для обычного человека. Но как надеяться на лучшее, не зная о влиянии зданий на эмоциональное состояние? Нужно собрать свидетельства, подтверждающие психологический и социальный вред непродуманного строительства и планирования. Также стоит учесть прошлые ошибки, и для этого придется изучить уже построенные здания. Еще следует рассмотреть удачные примеры жилых домов, грамотно организованных пространств, медицинских учреждений и располагающих к социальным контактам общественных зданий.

Психология архитектуры изучает реакцию группы людей на конкретные места. Проводились наблюдения, результаты которых можно применить с большой пользой (например, отмечена потребность в общении с природой). Это обобщающий вывод, а индивидуальные психологические потребности зависят от возраста, пола и личных предпочтений, и их стоит изучить подробнее. Например, женщины реже выбирают верхние этажи многоэтажных зданий и панорамное остекление. А мужчинам больше нравится открытое пространство, они готовы пожертвовать уютом ради прекрасного вида. Экстраверты с удовольствием поселятся в квартире-студии, а интроверты лучше чувствуют себя в отгороженном пространстве.

Источники этих данных варьируются от случайных сообщений до контролируемых исследований, сравнения разных людей в одинаковых условиях и похожих людей в разных условиях: в лаборатории и в жизни.

Качество данных, полученных в подобных исследованиях, нестабильно, и результаты иногда не дают ответа, а порождают новые вопросы. Но всё же постепенно очерчиваются важные истины о роли психологии в проектировании домов, городов и столиц. Как и большинство психологических открытий, в итоге они станут «очевидными». И пусть, главное — чтобы с ними согласились архитекторы и градостроители.

Дизайнеры, заинтересованные исключительно в эстетике или функциональности, не справятся с задачей. Оптимальный дизайн сочетает искусство и утилитарность. Задача науки — распространение знаний, а искусства — распространение опыта. Психология архитектуры устраняет разрыв между ними.

Большинство людей не в состоянии с нуля спроектировать жилище, но могут по крайней мере попытаться выбрать подходящее. Если вариантов мало, мы сумеем адаптироваться к тому, что есть, с учетом нашей индивидуальности и образа жизни. В наших силах лелеять и развивать эти условия или компенсировать убожество плотной застройки, проводя больше времени в другой, более здоровой обстановке.

Эта книга спланирована как прогулка — из дома в город, мимо общественных зданий, парков, школ, офисов и больниц. Мы пройдемся по разным местам в порядке увеличения масштаба и рассмотрим влияние каждого на психологическое самочувствие. Любой может стать архитектурным психологом и тем самым повысить качество своей жизни в городе.

Часть I. Жилье вдоль и поперек

* * *

Мы проводим в помещениях 90 % времени, в основном дома. В 2009 году я проводил опрос тысячи собственников жилья по всей Великобритании и выяснял, насколько они привязаны к дому и почему. Примерно треть не продемонстрировали эмоциональной связи с домом, кроме удовлетворения от обладания им. К жилью, которое тебе не принадлежит, ты и не привязываешься, и по населению в целом этот показатель может быть выше. Всем хотелось бы полюбить свой дом, но это не всегда получается. Иногда он вызывает напряжение и раздражение. Нередко жилое пространство не соответствует психологическим потребностям: порой проблема в типе жилья, дизайне, планировке, условиях или расположении.

Почему место, где мы живем, так влияет на самочувствие? Что есть дом с точки зрения психологии? Зигмунд Фрейд утверждал, что это утроба: оттуда мы появились и туда хотим вернуться, ведь там безопасно, тепло и есть пища. Карл Юнг ассоциировал дом с пещерой. Оба толкования подразумевают, что первичная функция дома — обеспечить кров и защиту. Потребность в безопасности Абрахам Маслоу поместил на второй уровень своей пирамиды (на первом — физиологические потребности). Маслоу можно назвать первым эволюционным психологом, и его пирамида объясняет, как дом и район проживания влияют на счастье человека. После обретения безопасности возникает потребность в общении, самоидентификации, повышении самооценки и воплощении в жизнь своих мечтаний.

Иерархия потребностей (пирамида) Маслоу

Дом — место, где человек ощущает близость с кем-то, занимается любовью, живет с другими людьми, создает семью и растит детей. Также это пространство самовыражения — путем декорирования интерьера, выбора мебели и коллекционирования. В буквальном и переносном смысле дом рассказывает о нашей жизни. И мы подпитываемся его обстановкой. В идеале дом способствует выражению нашего «я». Слишком лаконичный или, напротив, сложный дизайн затрудняет создание уютного, обжитого уголка. Дизайн дома либо вдохновляет — как удачно спланированный район с прекрасными общественными зданиями, — либо подавляет творческое начало.

Джудит Сиксмит из Университета Суррея в Великобритании, чтобы четко выяснить, что для людей значит идея дома, применила множественную выборку[8]. Участники исследования описывали идеальные дома из своего прошлого, настоящего и будущего вместе с вариантами, которые они не считают пригодными для жилья. Описания позже рассортировали по категориям. Подтвердилось, что важнее всего отношения, ответственность за семью и самовыражение. Дом был местом становления личности (что придавало ему особый статус) и развития отношений, дружеских встреч. Также часто упоминались стабильность, комфорт привычной обстановки и надежность: именно их часто не хватает тем, кто снимает жилье в городе. Для некоторых дом представлял интерес и как произведение архитектуры.

Но дом не изолирован от внешней среды, и его местоположение тоже важно. Какой вид открывается из окна? Это квартира на двадцатом этаже или частный дом? В каком районе? Какая там атмосфера, насколько оживленные улицы? Дом стоит на шумной улице или во дворе? Есть ли вокруг деревья и парки? Как дела с преступностью? Есть ли сплоченное сообщество и чувство причастности или каждый сам по себе? Если район в упадке, что можно сделать для его возрождения?

То, что мы знаем о психологии жилых помещений, касается и всего за их стенами. Темы, которые мы затронем в этой части книги, будут рассмотрены и в дальнейших главах. Большинство людей не находят удовлетворения всех психологических потребностей у себя дома и стараются обрести «второй дом» или даже не один. Последствия бывают как положительными, так и отрицательными. Для начала подробнее рассмотрим идею дома как убежища.

Глава 1. Убежище или обзор

Дома мы находим укрытие в трудные минуты жизни. Едим, спим, занимаемся любовью, восстанавливаемся после болезни. Здесь мы, беззащитные младенцы, вставали на ноги; возможно, здесь же будем растить своих детей, а потом состаримся и одряхлеем. Умереть тоже многие предпочтут в родных стенах. Если дома мы не чувствуем себя в безопасности, трудно думать о чем-то другом: ухудшается сон, появляются тревожность, усталость, иногда и депрессия. Дом удовлетворяет первобытный инстинкт выживания, дает убежище от врагов и хищников и возможность на время позабыть об опасности.

Инстинктивная потребность в похожем на пещеру убежище возникает в раннем возрасте: многие любили в детстве строить шалаши. Наверняка вы тоже мастерили палатку из одеял, растянутых между кресел. Убежище должно быть защищенным от непрошеных гостей, но по понятным причинам не может быть полностью герметичным: нужен выход во внешний мир. Есть две важные причины, по которым из убежища необходим хороший обзор, и обе обусловлены образом жизни наших предков. Первая — инстинктивное желание заранее видеть любую угрозу, чтобы предотвратить вторжение врагов и хищников. Хорошо бы, чтобы обзор был широким: тогда никто не сможет подкрасться из-за угла и неожиданно выскочить из леса или из кустов. Вторая причина — панорамный вид позволяет изучать местность в поисках пищи и воды и оценивать погодные условия.

Эти инстинктивные потребности находятся в хрупком равновесии: слишком маленькое убежище (по бессознательному убеждению) опасно, как и малый обзор. Если же окно слишком большое, кажется, что вы на виду у хищников и убежище уже не безопасно. А если окон слишком мало, угроза всё равно ощущается, к тому же невозможно видеть свою территорию. Отклонение в любую сторону чревато стрессом.

В начале ХХ века с распространением железобетона стало возможно строить дома с огромными окнами. Железобетонный пол позволил увеличить расстояние между несущими колоннами, необходимость в укреплении внутренних и внешних стен отпала. Наружную обшивку вешали, как занавеску (так называемый навесной фасад). Появились угловые окна (колонны относили от углов). При желании всё здание можно было обшить стеклом. Такие дома строили ранние модернисты. Повышение уровня освещенности и наличие панорамного обзора признали очевидным улучшением.

Дом Фарнсуорт

Всеобщее одобрение получил знаменитый проект Миса ван дер Роэ — Дом Фарнсуорт, построенный в 1951 году в городе Плано. Специалисты до сих пор называют его шедевром модернистской архитектуры. Полностью застекленная стальная конструкция заслужила признание за элегантный, инновационный дизайн, но не принесла счастья хозяйке.

Проект Миса ван дер Роэ — Дом Фарнсуорт в Иллинойсе

Владелица дома, доктор Эдит Фарнсуорт, подала в суд на ван дер Роэ, а по слухам была безнадежно и безответно влюблена в обаятельного германо-американского архитектора. Но содержание ее дневника намекает, что слухи о несложившихся отношениях были пущены, чтобы отвести глаза от недостатков здания. При непредвзятом прочтении ее мемуаров создается впечатление, что тяжба началась не из-за любовной связи, а по более прозаической причине: ей попросту не нравилось жить в этом доме.

В тринадцатой главе мемуаров Фарнсуорт вспоминает первые проведенные там дни.

В конце 1950 года я провела [первую] ночь в доме… Мне было слегка не по себе, отчасти из-за непривычных для меня стеклянных стен без занавесок[9].

Позже обстановка начала сказываться на ее эмоциональном состоянии.

Где мое былое незыблемое спокойствие?.. Честно говоря, в этих стеклянных стенах я чувствую себя рыскающим зверем, я всегда настороже. Даже вечером. Я как часовой, днем и ночью в дозоре. Мне не удается просто потянуться и расслабиться…

А знаете, что еще? Я не ставлю мусорное ведро под раковиной. И как думаете, почему? Потому что всю «кухню» видно с подъездной дороги, ведро испортит вид. Я засовываю его глубже в шкаф, дальше от раковины. Мис всё говорит о «свободном пространстве», но его границы четко очерчены. Я не могу даже вешалку поставить, не подумав, как она выглядит снаружи. Любая перестановка мебели становится проблемой, потому что дом просматривается насквозь, как в рентгеновском аппарате.

Этот модернистский дом, как и другие, расположен в приятном и безопасном пригороде, но внутри возникает безотчетная тревога. Кому понравится постоянно быть на виду, когда любой случайный прохожий наблюдает каждое ваше движение? Эдит Фарнсуорт прочувствовала все прелести отсутствия равновесия между видом и комфортом. Последний был принесен в жертву первому. Вот что она писала: «Безмолвные луга снаружи, убеленные давно выпавшим, уже затвердевшим снегом, отражали бледный свет лампы внутри, и сам стеклянный дом, будто голая многоваттная лампочка, освещал зимние равнины». Эти страдальческие строки подтверждают, что желанию «впустить внешний мир в дом» следует иметь свои пределы.

Само собой, спальня должна напоминать пещеру, но в других жилых помещениях (где мы проводим большую часть времени) самым комфортным и умиротворяющим будет баланс за счет выверенного равновесия света и темноты. Великолепный тому пример — Кан-Лис, дом, построенный датским архитектором Йоном Утсоном для своей жены.

Кан-Лис Утсона с четкой границей между светлым и темным пространством

Британская телепрограмма Grand Designs за многие годы в эфире показала немало больших «аквариумов». В каждом эпизоде герой ищет участок земли, затем проектирует и возводит дом своей мечты, зачастую вкладывая огромные средства. Стеклянные стены не теряют популярности. По словам ведущего Кевина Макклауда, в большинстве случаев мечта обращается кошмаром из-за гигантских размеров и слишком яркого освещения[10]. В интервью журналисту Daily Telegraph Саре Лонсдейл он сказал: «…Я не хотел бы жить в белой, залитой светом коробке. Мне нравятся приглушенный свет, ограниченное пространство и старинная мебель». Многие из тех, кто мечтал о просторных светлых комнатах, позже сожалели, что дом вышел слишком большим, открытым и сложным. Они мечтали «впустить мир в дом», но, как говорит Кевин: «На самом деле за окном туманный климат Северного полушария, и им следует задуматься о покупке занавесок».

Гендерные различия

В ходе исследований влияния обстановки на чувство защищенности была выявлена интересная гендерная зависимость. Когда мужчин и женщин просили выбрать понравившиеся пейзажи, женщины чаще отдавали предпочтение видам с явной «символикой убежища». Мужчины не отвергали такие картины, но сочли их менее привлекательными. Им больше нравились панорамные виды.

На другой стадии экспериментов участникам предлагали поместить фигуру мужчины или женщины в самое подходящее место на изображении. Женщины, как правило, выбирали для мужской и женской фигур какое-нибудь укрытие, а мужчины в большинстве случаев помещали мужскую фигуру на открытое пространство, а женскую — в безопасное место. Представители обоих полов считали, что женщине больше подходит укромное место, и это объясняется ее репродуктивной функцией: беременные и матери более уязвимы. На это можно возразить, что все усвоили социальный стереотип, согласно которому женщина слабее и нуждается в защите, а мужчина ее оберегает и добывает пропитание. И есть много примеров примитивных обществ без такого гендерного разделения, где женщины также выполняли роль охотников. Но третий результат экспериментов не вызывает споров: почти все участники помещали пожилых и детей в убежища или неподалеку от них. Итак, хотя разумный баланс между обзором и убежищем важен для всех, следует понимать, что у разных людей он разный.

Соотношение пустот и плотности

Как я уже говорил, граница между жилищем и внешним миром и широта обзора влияют на эмоции: окна во всю стену вызывают ощущение опасности и тревогу, а слишком маленькие провоцируют стресс из-за недостаточного обзора. Каков же оптимальный размер окон? Согласно исследованиям, он зависит от количества окон, числа этажей в здании и площади фасада. Вопрос в том, каково оптимальное соотношение стекла и непрозрачного материала на фасаде здания. Это и есть «отношение пустот к плотности».

Как правило, оно варьируется в зависимости от функций здания. Высокий коэффициент по этому параметру в общественных зданиях, например офисных и больничных, кажется комфортным, но на фасадах храмов, вроде Нотр-Дам-дю-О Ле Корбюзье в городе Роншан в Восточной Франции, он обычно низкий. Значение коэффициента для жилых помещений, которое нас сейчас интересует, где-то между ними.

Исследователи Университета Мутах в Иордании изучали его с применением системного подхода[11]. Они спроектировали на компьютере модели шестидесяти фасадов с разным коэффициентом отношения пустот к плотности и разной ориентацией окон. Изображения разделили на четыре категории по числу этажей (от одного до четырех). Окна были пяти разных размеров и трех типов ориентации. Эти комбинации 174 участника исследования распределяли в порядке предпочтения.

Наибольшей популярностью пользовались фасады со средним коэффициентом отношения пустоты к плотности 43 %: окна занимали чуть меньше половины площади. Тогда помещения были достаточно освещены и открыты, но не слишком. Для фасадов с приемлемым коэффициентом участники предпочли самые большие окна, высота которых больше ширины. Чаще всего они выбирали окна высотой два метра, а наименее популярной оказалась высота 0,75 метра. Такие здания они описали как слишком темные, тяжелые и закрытые.

С изменением числа этажей предпочтения слегка смещались в сторону повышения коэффициента для высоких зданий. При этом все предпочтения распределялись в соответствии с колоколообразной кривой[12]. По достижении 43 % они начинали снижаться. Как и показывает пример доктора Фарнсуорт, людям не нравится, когда окон слишком много.

В целом коэффициент отношения пустоты к плотности заметно влиял на предпочтения, но важны были также размер и пропорции отдельных окон. Определяющим параметром стала высота, а не ширина. Стоит оговориться, что в подобных экспериментах выбор испытуемых может быть связан с дизайном здания в целом. Но результаты всё же дают общее представление. Итак, при выборе жилья люди учитывают не только общую долю стекла на фасаде, но и параметры окон.

Предпочтения зависят и от пола: женщинам нравятся чуть менее закрытые здания. Иными словами, они склонялись к более высокому коэффициенту отношения пустот к плотности. Цифры тоже снижались с увеличением открытости здания, но не так сильно, как у мужчин. Неожиданный результат, учитывая предыдущий эксперимент с выбором между открытостью и убежищем: тогда женщины придали последнему большее значение, чем мужчины. Возможно, дело в точке обзора. В этом исследовании участники смотрели на здание снаружи. В предыдущем же они «находились» внутри помещения. Относительно размеров и ориентации окон и размеров здания разницы в предпочтениях в зависимости от пола не выявлено. Вариации местоположения здания или погодных условий также не повлияли на предпочтения.

В общем, результаты подтверждают, что чересчур открытые здания, как Дом Фарнсуорт, людям не нравятся. А высокие вертикальные окна, как в здании языковой школы Embassy в Брайтоне, предпочтительнее горизонтальных. Эти данные объясняют, почему большинство самых востребованных (и дорогих) домов в Лондоне, Нью-Йорке и Вашингтоне — викторианские дома рядовой застройки с высокими окнами.

Глава 2. Таинственность и затейливость

Почему, если человек возвел стену, всем непременно приспичит узнать, что по ту сторону?

Джордж Мартин. Игра престолов

Исследования подтверждают, что мы предпочитаем виды, пробуждающие любопытство. Всё самое прекрасное связано с тайной. Эволюционные психологи сказали бы, что любознательность способствует новаторским решениям, которые дадут адаптивные преимущества. Любопытство и творчество неразрывно связаны и питают величайшие произведения науки и искусства. Это основополагающие принципы человеческого бытия. «Тот, кого ничем не удивишь, — говорил Эйнштейн, — ничем не отличается от покойника».

То же можно сказать о восприятии ландшафта. Равнина не будит в нас интереса. Где там найти кров и пропитание? Для этого больше подойдет гористая или лесистая местность. А согласно результатам исследования американского географа Роджера Ульриха, еще лучше, если она не полностью просматривается[13]. Людям нравится предвкушать открытие неизведанного за пределами видимого, что, вероятнее всего, обусловлено инстинктом первооткрывателя.

То же касается интерьера дома. Узкие коридоры притягивают своей таинственностью, а в конце нас ждет вознаграждение — открытое пространство, как поляна среди леса. Они символизируют незнакомую тропинку в чаще, которая может привести к сокровищам, упущенным другими искателями.

В конце своей карьеры Фрэнк Ллойд Райт спроектировал несколько маленьких домов, полностью удовлетворяющих потребность в тайнах и открытиях. Оказывается, комфортнее всего мы ощущаем себя в доме, где в открытое пространство мы попадаем из ограниченного, вроде выхода к палаццо Публико в Сиене. Проходя по узкому коридору или тоннелю, мы подсознательно ожидаем выйти на открытое место, и сбывшиеся желания приносят несказанное удовлетворение. Как говорится, любопытство сгубило кошку, но удовольствие того стоило.

Всем нравятся узкие проходы, ведущие в открытое пространство, — как в интерьере, так и на улице

Дома мы предпочитаем менее официальную обстановку, нам приятнее атмосфера таинственности. Пол Пеннартц с кафедры экологии среды обитания Вагенингенского университета в Голландии, в 1980-х подробно опросил жителей местных муниципальных домов[14]. Он хотел определить, какие параметры внутреннего дизайна помещений влияют на атмосферу. Оказалось, при наличии нескольких комнат лучше, чтобы их формы и размеры варьировались. Комнаты с углами считаются более функциональными, чем круглые, но лучше, если стены не идеально плоские. Ниши и выступы призывают включить фантазию и удовлетворить любопытство, что следует из полученных в исследовании ответов: «Мне нравятся не совсем плоские стены, чтобы можно было встроить шкаф, полки, лампы — что-то в этом роде». Согласно выводам Пеннартца, отсутствие заранее определенной функции у ниши не делает ее ненужной. Назначение ей придумает владелец в поисках вариантов интересного интерьера.

Но с таинственностью всё не так просто. Если ее слишком много, она подавляет. В здании Дома музыки в Португалии Рем Колхас спроектировал окружающие центральный зал помещения в форме лабиринта, куда проникает очень мало естественного света. Он намеренно не дал никаких ориентиров, по которым посетитель поймет, в какой части здания он находится. Поначалу это будоражит дух исследователя, но потом начинает раздражать, подавляет и даже вызывает тревогу. Тем, кому приходится работать в здании каждый день, это доставляет дискомфорт. «Мне здесь не нравится, — поделилась со мной официантка, — я всё время как на иголках».

Важно знать, где выход. Это инстинктивная потребность, и она не лишена практического смысла. Очень неуютно, когда непонятно, где он. Вход / выход не должны быть узкими и тесными.

Но вернемся к интерьеру. Пеннартц выяснил, что удобство и приятные эмоции от общения связаны с размером прихожей. Узкие коридоры не способствуют взаимодействию. Как выразился один из участников исследования: «Все толпятся и толкаются перед вешалкой… когда кто-то одновременно приходит и уходит… приходится ждать, а если коридор узкий, то и стоять в очереди… какое уж тут удовольствие?» Квадратные прихожие однозначно предпочли узким коридорам. Итак, нам нравится, чтобы дом был убежищем с элементами таинственности — в разумных пределах. И обязательно хороший вид — но чтобы окна были не слишком большие. А какой вариант сочли бы идеальным те, у кого есть возможность выбора?

Идеальный вид из окна

Большинство предпочитает смотреть на природу. Исследования Роджера Ульриха и других ученых подтвердили, что между пейзажем и видом на город обычно выбирают первый, а более привлекательными считаются озелененные улицы. Мысль о благотворных свойствах природы — пользе для тела и души — первыми высказали поэты-романтики, в частности Уильям Вордсворт, и в дальнейшем ее подтвердили многочисленные исследования.

В современном мире очень многое требует внимания, что приводит к переутомлению. Даже кратковременное пребывание на природе восстанавливает способность к сосредоточению. Особенно это заметно в такие напряженные периоды, как экзаменационная сессия. Специалист по психологии среды Кэролин Теннессен решила выяснить, как созерцание природы влияет на способность к долговременной концентрации[15], и провела серию тестов с участием семидесяти двух студентов, проживающих в общежитии. Виды из окон комнат разделили на четыре категории — от полностью природных до урбанистических. Студенты из комнат с видом на природу показали лучшие результаты во всех тестах.

Большинство лондонских викторианских домов рядовой застройки продаются с садом, и цена на них выше средней. Все британцы в душе садовники: даже если они не занимаются садом, то с удовольствием проводят там время.

Лондонцы всё чаще перепланируют дома и квартиры с выходом в сад с учетом того, где проводят больше времени. По викторианской традиции гостей принимают в гостиной с окнами на улицу в бельэтаже. Это самая большая и красивая комната в доме даже после многих лет использования в качестве жилой. Но всё меняется. Теперь люди знают о дизайне гораздо больше, чем раньше, и многие делают перепланировку всего этажа. Скромные кухни расширяют, добавляют пространство для отдыха или обеденную зону с выходом на задний двор через высокие и широкие складные двери. В результате получается панорамный вид на природу, пусть и воссозданную человеком.

Многоквартирные дома в старых европейских городах окружены тихими зелеными двориками. Вспомните также традиционные риады в Марракеше и Фесе в Марокко, которые опять же создают ощущение близости к природе. С падением цен на стекло представители верхушки среднего класса викторианского Лондона начали пристраивать к домам оранжереи и зимние сады с тропическими растениями. Не все могут позволить себе такую роскошь, но во многих домах есть комнатные растения и домашние питомцы. Присутствие живых существ или их изображений успокаивает и снимает стресс.

Тяга к природе

Почему мы тянемся к природе? Как у нас развилась психологическая тяга ко всему живому? Биолог Эдвард Уилсон предполагает, что такая «биофилия» врожденная, поскольку дает возможность обеспечить пропитание. Не исключено, что инстинктивное влечение к цветам, например, обусловлено тем, что после них появляются плоды. Издревле цветы были обещанием пищи.

Разумеется, сейчас об этом никто не вспоминает, ведь при нынешнем развитии промышленности мало кто выращивает овощи, ходит за грибами или разводит скот. Только фермеры или владельцы огородов сами видят, откуда берется еда. Специалист по психологии среды Рэйчел Каплан занималась исследованием целительного воздействия садоводства и установила, что по благотворному влиянию на психологическое состояние мало что сравнится с наблюдением за ростом огородных культур[16]. Связь природы с пропитанием заложена в нашей генетической памяти.

Затейливость и порядок

В природном ландшафте для нас наиболее привлекательны нюансы и разнообразие. Исследование Роджера Ульриха о ландшафтных предпочтениях это подтвердило. Нам нужна не только тайна, но и затейливость. И зданий это тоже касается. Врожденная любознательность влечет нас ко всему необычному. Нам больше нравятся перепады высот, растительность, деревья, реки и озера, чем безжизненные равнины. Городские парки с деревьями и водоемами в целом воспринимаются нами как приятный пейзаж.

Точно так же нас привлекают причудливые здания. Это проявляется даже в мелочах. Например, жители британской столицы предпочитают старинные лондонские кирпичи современным серийного производства. Раньше их изготавливали из смеси разной глины с вкраплениями желтых и красных цветов, а сейчас они гладкие и однородные.

Причудливый фасад

Рассмотрим психологический эффект от затейливого фасада в целом. Речь о скоплении отдельных элементов, заметно отличных друг от друга визуально, в ограниченном пространстве. Они могут быть как декоративными, так и структурными: кирпичная кладка как украшение, ставни, балконы, кованые конструкции, свес кровли, каменная кладка, портики и так далее. Результаты исследования Артура Стэмпса из Института качества окружающей среды в Сан-Франциско свидетельствуют, что силуэт и общая структура поверхностей здания не так важны, как количество декоративных элементов на них и детали наличников вокруг окон и дверей[17]. Последнее на самом деле играет самую важную роль при выборе дома.

В гонконгском издании Papers in Design and Development перечислены четыре основных составляющих затейливости. Во-первых, воспринимаемая сложность повышается с увеличением количества явных элементов. Во-вторых, она возрастает при наличии необычных деталей — присущих авторскому стилю и нечасто встречающихся, как на фасаде Дома Бальо в Барселоне, спроектированного Антонио Гауди. В архитектуре под необычным подразумевается нечто оригинальное, своеобразное, удивительное и непредсказуемое. Третий фактор — мера, в которой архитектурные детали можно сгруппировать по определенным критериям. Если группы окажутся предсказуемыми и объединятся в более крупные, сложность снизится.

Рассмотрим неоднозначное здание библиотеки в Бирмингеме. Архитектор пытался разнообразить монолитную конструкцию, закрыв ее, как обоями, повторяющимися геометрическими формами, но предсказуемость орнамента делает его неинтересным. Сравните библиотеку с Домом Бальо — какое разнообразие пропорций и текстур.

Бирмингемская библиотека

Дом Бальо в Барселоне, Антонио Гауди

Четвертый фактор связан с визуальными различиями при наблюдении с разных точек. Именно поэтому «Дом над водопадом» Фрэнка Ллойда Райта считается шедевром.

«Дом над водопадом» Фрэнка Ллойда Райта, Пенсильвания

Отличный пример — мемориал в итальянском Редипулье, хотя это скорее памятник, чем здание. Очевидна затейливость ведущих вверх ступеней, если посмотреть на него в разных ракурсах.

Как бы мы ни любили причудливость, нам нужны рациональная классификация и ощущение завершенности (см. ниже). Если порядка нет, возникает недоумение. Даже причудливым, чувственным формам Гауди присуща рациональность в организации необычных элементов.

Предположение о склонности теряться перед чересчур затейливым фасадом взялись проверить Айсу Акалин и ее коллеги из Университета Гази в Анкаре[18]. Они предложили студентам оценить пятнадцать фотографий пяти разных зданий. Снимки разделили на группы с низкой, средней и высокой затейливостью исходя из количества элементов. Исследователи обнаружили, что с повышением сложности росла привлекательность зданий для испытуемых. Но когда дело дошло до предпочтений, наивысшую оценку получили здания со средней затейливостью. Иными словами, если на оси Х затейливость, а на оси Y — предпочтения, график будет похож на колоколообразную кривую.

Недостаточную затейливость архитектор-постмодернист Роберт Вентури охарактеризовал как «скромность, которая не украшает». Нам нравится напряжение при изучении фасада: так в быту проявляется тяга к таинственному. Но излишняя вычурность вызывает отторжение. Это перекликается с психологическим воздействием разных типов ландшафта. Как мы убедились, человеку нравится разнообразие (с деревьями, горами и водой), но не чрезмерная пестрота, которая выводит из душевного равновесия.

Усложненные фасады, как и буйные дикие заросли, дают нам столько информации, что мы не можем ее усвоить. Как уж тут наслаждаться видом! В голове начинается полная неразбериха: мы перестаем понимать, что видим. Чтобы этого избежать, незнакомые элементы лучше сочетать с привычными. Конечно, любое здание со временем кажется менее причудливым, когда мы начинаем узнавать его отдельные элементы. Это называется апроприацией. По определению Айсу Акалин, это «взятие под контроль, ознакомление, наделение значением, культивирование и забота, самоотождествление с местом или предметом и чувство принадлежности к нему». Апроприация развивается постепенно, и со временем значение здания для нас меняется.

Материалы облицовки вызывают разные эмоции, тут предпочтения мужчин и женщин обычно различаются. Деревянные плашки и состаренное дерево считаются теплыми и женственными, в отличие от кирпича, камня и бетона. Наиболее привлекательны обычно дома, гармонично сочетающие в себе причудливость и сдержанность. Здание парламента Шотландии в Эдинбурге, на мой взгляд, не отвечает ни одному из этих требований. Его проектировал испанский архитектор Энрик Мираллес, строительство обошлось в 414 млн фунтов — и результат никому не нравится.

Здание парламента Шотландии

В 2007 году компания по разработке видеоигр ЕА выпустила очередную версию градостроительного симулятора SimCity. В рамках рекламной кампании проводился опрос, какое здание британцы хотели бы сровнять с землей. Парламент Шотландии занял четвертое место. Тот факт, что он получил престижную премию Стирлинга за исключительные достижения в архитектуре от Королевского института британских архитекторов, доказывает, что пропасть между иными архитекторами и людьми, для которых они творят, продолжает расти.

На фронтальном фасаде есть определенная вычурность — разбросанные окна разной формы с будто случайными деревянными элементами. Задний же фасад, возвышающийся над общественной зоной, совершенно безликий. Общая структура из блоков, различающихся формой и размерами, намеренно дробная, как и у зданий Фрэнка Гери. Но ей недостает используемых Гери (в его лучших творениях) объединяющих элементов, которые увязали бы всё в единое целое (например, единообразия материалов). Здание не только само по себе слишком вычурное, его нескладный вид вызывает психологический дискомфорт. Трудно понять, как и почему его части соединены друг с другом, и попытки разобраться не приносят ни малейшего удовольствия. Вдобавок непонятен выбор таких унылых цветов для города, где серых дней и без того более чем достаточно. Украшения на окнах выглядят прилепленными будто наспех и никак не компенсируют общую мрачность. Если архитектор не обеспечил цельность причудливого дизайна, здание вызывает неприятное ощущение дезориентации и незавершенности. Ниже мы поговорим об этом подробно.

Глава 3. Завершенность

Видя хаос, человеческий разум всегда стремится его упорядочить. На этом основано целое направление в психологии и психотерапии, известное как гештальт-психология. Оно изучает непрерывное изменение зрительного восприятия в зависимости от поля и угла зрения, а также освещения. У нас есть механизм обнаружения постоянства и целостности во всей гамме впечатлений от органов чувств. Иначе мы постоянно были бы растеряны и дезориентированы.

Иногда приятно пощекотать себе нервы, ведь в нас заложена инстинктивная потребность исследовать новое и непонятное. Но нам важно в итоге это понять. Не обнаружив ни порядка, ни смысла, мы стараемся быстрее ретироваться. Начинается паника. Таков механизм выживания. Если неясно, как взаимодействовать со средой, то использовать ее не представляется возможным и в ней может таиться опасность.

Инстинктивный поиск смысла в сложных закономерностях происходит пятью основными путями.

1. Фигура / фон — в любой обстановке мы подсознательно стараемся отделить ближние объекты от дальних. Если это невозможно, возникает психологический дискомфорт.

2. Близость — когда несколько наблюдаемых объектов расположены близко друг к другу, мы объединяем их в группы до выяснения подробностей.

3. Непрерывность — мы ищем закономерности и обычно воспринимаем объекты в некой последовательности, даже если они не связаны друг с другом.

4. Завершенность — мы дополняем незаконченную форму (подсознательно заполняем пробелы) до завершенного целого (гештальт).

5. Сходство — мы группируем объекты по общим признакам (классифицируем).

Всё это способы упорядочивания и обработки большого объема визуальной информации. Они помогают за короткое время понять, что именно мы видим. Нами движет подсознательное стремление снизить тревожность, возникшую из-за беспорядка и неопределенности.

Тут мы исходим из имеющегося опыта — воспоминаний о встреченных ранее похожих объектах из определенной категории (скажем, собака, река или дом). Мы опознаём их по общим признакам, не отвлекаясь на детали.

Проверить, как это работает, можно с помощью двух простых тестов. Посмотрите на иллюстрации ниже. На рисунке А вы увидите треугольник, хотя на самом деле его там нет. В — черный червяк, обвивающий белый шест; С — сфера, утыканная шипами; D — плывущая змея или морское чудище, частично погруженное в воду.

Примеры закрытия пробелов до полного гештальта

Во всех этих примерах отдельные формы мы объединяем в одну, которую на самом деле не видим. И заполняем пробелы, чтобы получить общее представление. Распознав закономерности, мы наделяем формой и объемом неизвестные объекты.

Любая обстановка неизбежно воспринимается именно так, если сознательно не предпринять огромное усилие. На иллюстрации на обороте страницы образ нераспознаваем. Это раздражающее скопление пятен. Они тревожат невозможностью выявить понятную закономерность и отнести ее к одной из хранящихся в памяти категорий. Увидеть общую картину, то есть завершить гештальт, не получается. Если смотреть на такие картинки слишком долго, возникает перегрузка зрительной информацией.

Но если взглянуть на картинку, зная название («Собака»), мы увидим животное. Из миллионов точек возникает образ. Причем сразу. Не приходится собирать вместе отдельные части (хвост, уши, ошейник) — это крайне утомительно. На картинке вдруг появляется знакомый образ далматина.

То же применимо к архитектуре. При всей причудливости здание должно восприниматься как целое. Иначе неизбежен дискомфорт. Забавно, что Рем Колхас, архитектор нарочито запутанного Дома музыки в Порту, как-то сказал, что «без правил не бывает игры».

Чаще всего дискомфорт обусловлен невозможностью закрыть гештальт из-за количества элементов. Ландшафт и здания должны соответствовать восприятию мира. Беспорядок в природе и сумбурных застройках вызывает психологическое напряжение.

Роджер Ульрих своим экспериментом доказал, что природный ландшафт вызывает отторжение, если он безликий (с низкой затейливостью) или в нем отсутствует фокус (как лес с беспорядочным нагромождением кустов и поваленных деревьев). Поэтому вид здания без визуального центра — скажем, обозначенного входа — тоже неприятен. Это обусловлено принципом восприятия «фигура / фон» и связано с потребностью в хорошей видимости. В пейзаже нам нужен горизонт, а интерьер должен целиком просматриваться, чтобы мы представляли себе масштабы здания. Ограниченный обзор и беспорядочный вид нам не по душе ни дома, ни на улице. Но и в безликой коробке — рукотворном эквиваленте пустыни — мы тоже не пожелаем жить.

В исследовании ландшафтных предпочтений Ульрих сделал еще один важный вывод (см. список 1). Он заметил, что земля должна быть гладкой, без ям и неровностей. Так, чтобы нам было удобно ходить пешком. Получается, идеальный вариант — саванна. Теперь понятно, как это влияет на восприятие зданий с неровным полом и какой он доставляет дискомфорт.

Список 1. Что нам нравится и не нравится в природном ландшафте

Нравится

1. Затейливость.

2. Далеко простирающаяся поверхность (предвкушение исследования новых земель?).

3. Наличие смыслового центра.

4. Глубина — в идеале горизонт.

5. Водоем (река, озеро и т. п.).

6. Ровная земля.

Не нравится

1. Беспорядок / хаос.

2. Плоский, безликий ландшафт.

3. Фокус не просматривается — например, в густом лесу, заросшем кустами и заваленном упавшими деревьями.

4. Неровная поверхность.

5. Конкретные опасности: обрывы, хищники, ядовитые животные (особенно змеи и пауки).

Возможности и опасности: баланс ради выживания

Как объяснить эти предпочтения? Они все врожденные или некоторые приобретенные? Заманчиво обосновать их эволюцией. Большую часть своей истории люди охотились и занимались собирательством: все мы вышли из африканской саванны. В причудливом ландшафте, с деревьями и рельефом, есть где прокормиться, порезвиться и найти укрытие: на равнине больше шансов разыскать пищу, поймать добычу или спастись бегством. Если обстановка с первого взгляда не ясна, можно быстро оценить риски и убедиться в своей безопасности: заметим ли мы подкрадывающихся хищников и сможем ли в случае чего убежать. А в густых зарослях часто скрываются неприятные сюрпризы. Возможно, там притаился хищник, а нам некуда деться. Но на совершенно плоской и открытой равнине негде спрятаться. Тяга к воде предположительно связана с физиологической потребностью в ней.

На наши предпочтения, как установлено исследованием Ульриха (и это дополнительный аргумент в поддержку эволюционной теории), сильно влияет наличие конкретных опасностей. Присутствие обрыва или хищника перечеркивает плюсы, скажем, глубины и разнообразия пространства. Это окончательно убеждает нас в том, что эстетические предпочтения обусловлены инстинктом выживания.

Вообще, «предпочтение» — очень поверхностный критерий. Он ничего не говорит о влиянии разных ландшафтов на эмоции. Сотрудники психологического факультета Университета Сантьяго-де-Компостела попросили нескольких человек оценить двенадцать пейзажных фотографий, снятых на севере Испании, по красоте и эмоциональной реакции (мрачная или радостная, скучная или интересная). Неудивительно, что красивыми были названы фотографии, вызывающие радость или интерес. Чем меньше на изображениях важных деталей ландшафта — растительности, холмов, гор, долин и рек, — тем чаще они вызывали негативные эмоции, например напряжение и печаль.

Подобные исследования ограничены культурными факторами. Участвуют в них обычно американцы и европейцы. Не доказано, что эмоциональная реакция одинакова во всех культурах, поэтому нельзя считать ее инстинктивной.

Не исключено, что в западной культуре большинство эстетических предпочтений сформировано не инстинктом выживания, а представлениями о красоте, унаследованными из XVIII и XIX веков. Например, ландшафтный дизайнер Капабилити Браун воплощал в английских усадебных садах классическую композицию старых мастеров живописи. Старинные картины, созданные под влиянием классицизма, возможно, сформировали наши представления о красоте окружающей среды.

Но будут ли такие же предпочтения у африканских или монгольских кочевников? У них нет живописных традиций. Их эстетические взгляды зависят от того, как они адаптировались в диких условиях. Монгольские племена пересекают огромные степи верхом на лошадях, и открытое пространство их наверняка меньше тревожит, чем племя из Восточно-Африканской рифтовой долины. Разве фермер из аргентинских пампасов с той же неприязнью относится к пустыне, что и лондонец, живущий в доме с видом на Гайд-парк?

В одном исследовании была сделана попытка учесть культурные факторы. Сравнивали ландшафтные предпочтения американцев и австралийцев разного происхождения (включая аборигенов), и они оказались общими во всех категориях: наличие растительности, открытые пространства с рельефом и гладкой поверхностью, водоемы, пригодная для возделывания и строительства земля[19].

Возможно, всем нам и впрямь свойственны общие предпочтения, сформированные инстинктивными потребностями выжить и сохранить здоровье. Но есть и другие, обусловленные культурой. И в любом исследовании стоит учесть, как дом, в котором мы живем, отвечает одновременно универсальным потребностям и местной специфике.

Мы обсуждали идеальный вид из окна — сбалансированный ландшафт. Окна большинства городских квартир не выходят ни в сад, ни на природу, но отсюда не следует вывод, что не нужно к этому стремиться. Исследователи изучали возможность компенсировать этот недостаток поездками в лес или на побережье.

Сообщество Natural England опросило 4225 человек о времяпрепровождении на природе. В числе прочих им задали вопрос, какой эффект (покой, расслабление, прилив сил, хорошее настроение) дало им пребывание на природе за прошедшую неделю. Чаще всего положительное воздействие опрошенные испытывали на побережье и в двух типах зеленых зон (лес и холмистая / заболоченная / гористая местность), а городские парки были на последнем месте. Чем дольше длилась поездка, тем заметнее был эффект.

Другой опрос провели среди жителей двух крупнейших городов Финляндии, попросив их назвать любимые места отдыха[20]. Через два месяца опрос повторили, чтобы проверить, не изменились ли предпочтения. Чаще всего в ответах упоминали природу (в основном городские заказники) и береговые зоны.

Глава 4. Природа дома

Можно создать уголок природы и у себя дома. Согласно исследованиям, пейзаж на фотографии или картине благотворно влияет на психологическое состояние. К произведениям искусства предъявляются те же требования, что и к реальному пейзажу: открытый ландшафт (саванна) лучше успокаивает и бодрит, чем закрытый (лес). Фотографы чаще всего строят композицию, исходя из правила третей. Пейзаж считается более привлекательным, если линия горизонта проходит на уровне трети высоты фотографии (чтобы показать красивое небо) или двух (при наличии интересного переднего плана). Исследователи из Чешского агротехнического университета установили, что природные объекты — деревья, горы, озера и т. д., — находящиеся на уровне одной из линий, делящих изображение натрое, вызывают более позитивную эмоциональную реакцию, чем размещенные посередине.

Анетт Кьелгрен из Университета в Карлстаде (Швеция) заинтересовалась возможностью повторить восстановительный эффект пребывания на природе в лабораторных условиях. В естественной среде участники сидели на лавочке с видом на древний Карлстадский национальный парк с четырехсотлетними соснами, озерами и реками. Затем в помещении без окон им показывали слайд-шоу с видами этого парка.

В обоих случаях Кьелгрен сравнивала прилив энергии и бодрости и наступление измененного состояния сознания, для которого характерно доминирование чувств над мыслями, восприятие себя в настоящем моменте, обострение всех чувств, ощущение гармонии и единения с природой, заметное улучшение самочувствия и умиротворение. Фотографии не вызывали такого же всплеска осознавания и активности, но после просмотра отмечалось повышение показателей по всем критериям. А главное, стресс снижался приблизительно одинаково и в естественных, и в искусственных условиях. Итак, реальная природа дает более сильные позитивные эмоции, но и ее образ тоже оказывает положительное воздействие и приносит почти такое же спокойствие. Это не просто «лучше, чем ничего», а способ существенно снизить стресс и улучшить самочувствие.

Цвета природы: реакция на зеленый

Еще один способ имитации природы дома — цвет стен. Ученые полагают, что значение цвета обусловлено его ролью в природе. Темно-синий связывают с пассивностью, видимо потому, что первобытный человек в сумерках готовился ко сну. Желтый и красный — активные, стимулирующие, скорее всего по ассоциации с восходом солнца, предвещающим начало дня и связанные с ним заботы. Серо-зеленые стены успокаивают, символизируя укрытие под пологом деревьев. Поэтому яркие красные и желтые цвета не подходят для спальни, но уместны в кухне, чтобы быстрее просыпаться за завтраком, и в игровой комнате. Естественные зеленые, теплые коричневые и синие оттенки хороши в помещениях для отдыха. Продуманный интерьер поможет компенсировать недостаток контакта с природой. В целом цветные стены в интерьере более комфортны, чем белые, несмотря на нынешнюю моду на нейтральные оттенки.

Вспышка зеленого пробуждает творческую энергию. Стефани Лихтенфельд и ее коллеги из Мюнхенского университета провели в интернете серию экспериментов для выяснения реакции на этот цвет.

По общепринятому определению, творчество — создание идей или продуктов, новаторских в своем роде и представляющих некую ценность. В первом эксперименте аккурат перед завершением теста на нестандартное применение, в котором участники должны были придумать как можно больше способов использования консервной банки, на экране вспыхивал белый или зеленый прямоугольник. Участников предупредили, что идеи не должны быть предсказуемыми (например, налить в банку жидкость) или невыполнимыми. Поразительно, но всего несколько секунд, пока зеленый прямоугольник находился на экране, положительно влияли на изобретательность, нестандартный подход и оригинальность решений.

Во втором эксперименте исследователи изменили контрольный цвет с белого на серый на случай, если дело в яркости. Кроме того, компьютерные экраны на столах заменили папками с зеленым прямоугольником на обложке. Также участникам дали другое задание — нарисовать как можно больше разных объектов на основе геометрической фигуры за отведенное время. Но и в этот раз группа с зелеными прямоугольниками показала лучшие результаты.

В третьем эксперименте в качестве контрольного цвета использовали красный, чтобы уточнить, в цвете ли дело (по сравнению с ахроматическим серым). И снова подтвердилось, что зеленый стимулирует творческую активность, в отличие от красного, который по эффекту ничем не отличался от серого. Позже эксперимент повторили, из-за возможных негативных ассоциаций заменив красный цвет (символизирующий опасность, неожиданное препятствие) синим. Но результат оказался аналогичным: зеленый сильнее других цветов влиял на творческую активность.

Это замечательное и очень важное открытие. Вдобавок немного загадочное. Какое отношение цвет имеет к творчеству? Стоит рассмотреть несколько альтернативных объяснений: зеленый связывают с ростом и развитием, не только физическим, но и психологическим, и профессиональным. А уверенность в своих навыках, как доказано ранее, способствует изобретательности и продуктивности. Зеленый также служит сигналом к движению вперед на светофоре и во время гонок и экспериментов. Поэтому во многих культурах он ассоциируется со свободой и снятием творческих ограничений. Другое объяснение основано на исследовании Рэйчел Каплан, посвященном благоприятному воздействию природы[21]. Зеленый цвет имеет природное происхождение, и творческий стимул возникает в результате прилива жизненной энергии и повышения концентрации.

Независимо от причин, упомянутые эксперименты — повод задуматься об «озеленении» интерьера дома: завести комнатные растения, посадить что-нибудь в балконные ящики, повесить в комнате пейзаж или выкрасить стены в зеленый цвет. И выбрать жилье с видом на деревья.

Природные пропорции

Имитировать природу дома возможно, использовав ее пропорции. Золотое сечение встречается в природе повсеместно. Вспомните, например, спираль на морских раковинах. Листья на стебле тоже растут по спирали — и еще со времен Древней Греции привлекательность зданий принято измерять соотношением их размеров (по формуле 1:(1+√5)/2, или 1:1,61803398875…). Длинная сторона должна быть больше короткой примерно в 1,5 раза, а в процентном соотношении короткая сторона составляет 62 % от длинной.

В ХХ веке архитектор Ле Корбюзье при проектировании большинства своих жилых зданий опирался на золотое сечение и чаще всего применял «золотой прямоугольник», где короткая сторона относится к длинной как 1:1,61. Он назвал свою систему «модулор». По его мнению, возведенные по ней здания не только красивы снаружи, но и эргономичны внутри. Поэтому размеры комнат, высота потолков и другие параметры, включая расположение столов и кроватей, соответствовали золотому сечению.

Ле Корбюзье наверняка знал, что большинство лучших классических зданий, в том числе знаменитый Парфенон в Афинах, построены с учетом золотого сечения. На архитектора также повлиял «Витрувианский человек» Да Винчи, нарисованный во времена, когда стало можно прославлять Всевышнего в образах человека и природы. В эпоху Возрождения эти пропорции были проникнуты внутренней красотой и глубоким духовным смыслом.

С тех пор значимость золотого сечения в искусстве и природе не раз ставилась под вопрос. При тщательном измерении оказывается, что пропорции Парфенона не идеально ему соответствуют. Немецкий философ Адольф Цейзинг обнаружил золотое сечение в расположении веток на стеблях растений и жилок на листьях, но его открытия, касающиеся скелетов животных и разветвления нервов и вен, сомнительны.

Попытки сформулировать Универсальный закон природы (и вообще любой закон) сопряжены с опасностью проявить предвзятость подтверждения — склонность обращать внимание только на те данные, в данном случае пропорции, которые подтверждают выбранную точку зрения. Лучшие ученые всегда стараются сами опровергнуть свою теорию, прежде чем возводить ее в ранг закона.

Профессор Кит Девлин из Стэнфордского университета исследовал отношение студентов к прямоугольникам разных форм. Его труд так и остался неопубликованным, но результаты многим известны. Девлин заключил, что предпочтения, скорее всего, случайны. В среднем прямоугольник с пропорциями золотого сечения выбирали не чаще других. Более того, никаких закономерностей не обнаружено: при повторении теста участники выбирали другие прямоугольники. Девлин заключил, что человеческие предпочтения неоднозначны и по факту золотое сечение нельзя считать идеалом с эстетической точки зрения.

Возможно, он и прав, но заурядный прямоугольник не стоит считать неопровержимым критерием: в нем нет ни затейливости, ни смысла. Это не здание и не ландшафт. С чего бы серьезно задумываться о нарисованной на бумаге плоской фигуре? Ведь если рисунки неинтересны, откуда возьмутся другие предпочтения, кроме случайных?

Человеческое лицо — объемный объект. Немецкий пластический хирург Стивен Марквардт создал маску красоты на основе усредненных размеров тысяч человеческих лиц. Потом с помощью компьютера он менял пропорции и обнаружил, что если форма лица (отношение ширины к высоте), а также некоторые расстояния между чертами соответствуют золотому сечению, оно кажется гораздо более привлекательным, чем при соотношении 1:1,5.

Пусть золотое сечение предпочтительнее, чем 1:1,5, но будет ли оно идеальным и истинным для любых измерений? Доктор Памела Пэллетт с кафедры психологии Калифорнийского университета в Сан-Диего провела эксперимент на внешнюю привлекательность лица и рассматривала, как на нее влияет расстояние от глаз до рта и между глазами (глазной базис). Затем было рассчитано отношение между этими расстояниями и, соответственно, высотой или шириной лица[22].

Взяв обычную цветную фотографию женского лица, исследовательница в программе Photoshop изменяла расстояние между носом и ртом на 10–50 % с шагом 10 %, а затем рассчитывала его отношение к высоте лица. Потом то же было проделано с девятью другими фотографиями. Во время эксперимента участник видел на экране две случайно выбранные фотографии и отмечал, какое лицо ему кажется более привлекательным. Данные о парном сравнении для каждого оригинального лица и его десяти производных преобразовали в шкалу привлекательности на основе общепризнанных психофизических критериев измерения психологических установок (шкала Тёрстоуна)[23]. В результате, хотя все лица получили разные оценки, оптимальной оказалась пропорция, в которой расстояние между глазами и ртом составляло 36 % высоты лица. Зависимость между пропорциями и привлекательностью была нелинейной: лица с соотношениями 10 и 50 % выглядели карикатурно. Между глазным базисом и привлекательностью также образовалась нелинейная зависимость, но оптимальное расстояние составило 46 % ширины лица.

Что интересно, в обоих случаях оптимальное значение приблизилось к усредненной форме, полученной из всех экспериментальных фотографий. В предыдущих исследованиях также оказывалось, что при усреднении нескольких лиц в компьютерной программе получалось одно более привлекательное, чем любой из оригиналов.

Согласно золотому сечению, расстояние между глазами и ртом должно составлять 38 % высоты лица. Можно было бы возразить, что экспериментальное значение в 36 % почти ему соответствует и с более обширной выборкой фотографий стало бы еще ближе. Но идеальный глазной базис составил 46 %, а не 36 % ширины лица и далек от золотого сечения. Похоже, его связь с красотой подтверждают только избранные параметры.

Правда в том, что на красоту объекта влияет не только соотношение его параметров. Привлекательность лиц зависит от многих других факторов, например симметрии, размера глаз и присущих данному полу черт, скажем квадратной челюсти у мужчин. Не забывайте про цвет и выражение лица, здоровье и возраст. Золотое сечение важно для некоторых соотношений, но это лишь один из факторов привлекательности.

Красота лица — подходящая аллегория красоты здания. В целом золотое сечение облагораживает фасад, но не обязательно и не полностью гарантирует, что он всем понравится. Не существует математической формулы совершенного здания, ведь его красота зависит от местоположения, материалов, симметрии, затейливости и сдержанности. Окна — глаза дома. Они порой прекрасны без всякого золотого сечения, как витражи в готических церквях. Даже в домашнем интерьере, как мы убедились, высокие и узкие окна предпочтительнее, несмотря на полное несоответствие золотому сечению.

Строгая приверженность Ле Корбюзье своему модулору (основанному на золотом сечении) не обеспечила ему универсально привлекательного результата. Внутреннее пространство, соответствующее идеальным пропорциям, по форме больше напоминает куб. При этом высота потолка, предписанная золотым сечением, не оптимальна. А этот параметр играет важную роль в том, насколько привлекательным и комфортным нам кажется помещение.

Высота потолка

Минимальная стандартная высота потолка новых зданий в Америке и Европе составляет 2,4 м, и в принципе для дома этого достаточно, но, кажется, почти все предпочли бы больше воздуха над головой.

В Journal of Applied Psychology были опубликованы результаты исследования Джона Бэрда и его коллег с участием семидесяти трех американских студентов. Предпочтения были максимальны для высоты потолка 3,04 м, после чего пошли на спад. Нелинейная зависимость (колоколообразная кривая) не менялась, рассматривали ли испытуемые фотографии с разной высотой потолка или были в помещении с регулируемым потолком. Получается, что в среднем предпочтительная высота потолка на 60 см больше стандартной.

А еще интереснее, что предпочтения были связаны с назначением помещения. Для прослушивания музыки участники выбирали более высокий потолок, чем для других видов досуга: чтения, общения и приема пищи.

Согласно исследованию Ошина Вартаняна и его коллег из Университета Торонто, негативное отношение к низкому потолку обусловлено ощущением замкнутого пространства[24]. Комнаты с высоким потолком воспринимаются как более открытые и гостеприимные, люди чаще в них заходят и считают их красивыми. Исследователи решили копнуть глубже — измерить активность мозга. Они показывали фотографии интерьеров с разной высотой потолка испытуемым, находящимся в сканере МРТ. Он регистрирует изменения в насыщенности крови кислородом и тем самым отражает активность мозга в реальном времени. Изображения помещений с высоким потолком активировали нейронные сети в лобной и затылочной долях, ответственных за трехмерное зрительное восприятие. При их виде включались области распознавания движения, что, возможно, стоит расценивать как предвкушение войти в них и исследовать изнутри.

Коммерческая подоплека исследования, разумеется, стоит не на последнем месте. Например, застройщик собирается возвести пятиэтажный многоквартирный дом с трехметровыми потолками. Предположим, общая высота здания определяется требованиями градостроительного комитета. Тогда, если застройщик уменьшит высоту потолков до 2,4 м в каждой квартире, он сможет добавить еще один этаж. Последствия для будущих владельцев очевидны. Однако небольшое увеличение бюджета ради высоких потолков обеспечит психологический комфорт жильцов.

Нелинейная зависимость между удовольствием от нахождения в помещении и высотой потолков сыграла интересную роль в двухуровневых квартирах в стиле лофт. Многие предпочтут обычный трехметровый потолок двухуровневому, скорее всего потому, что в последнем случае не удовлетворяется потребность в убежище. Люди ощущают себя на виду. Конечно, этот вывод касается только общих помещений, ведь спальня чаще всего ограничена по площади. А если нет, то жильцы нередко делают перепланировку, чтобы она стала уютнее.

Психология дома: резюме

Дома мы хотим видеть всё то же, что нам нравится в природе. Пришли времена развитой урбанистической культуры, но психологически и эмоционально мы живем в пещерах. Облик города, явно отличающийся от естественной среды наших далеких предков, вселяет инстинктивное, подсознательное ощущение угрозы эмоциональному благополучию. Как следствие, у горожан учащаются тревожность и депрессия (их мы обсудим ниже). Окружающая среда вносит свою лепту в психологическое самочувствие.

Но есть и плюсы. Можно выбрать комфортное, умиротворяющее жилье с прекрасным видом, достаточной таинственностью и затейливостью интерьера и внешнего дизайна и на желаемом расстоянии от природы или ее подобия.

Лучше, чтобы дом был с садом или видом на растения, но, если такой возможности нет, есть способы компенсировать их отсутствие. Вместе с комнатными и балконными растениями и домашними питомцами природа войдет в ваш дом, даже если он совсем маленький. И подобие природы — живописный пейзаж или зеленая стена — стимулирует творческое начало и подпитывает нас жизненной энергией, а заодно снижает стресс.

Но не стоит ограничивать общение с природой рамками жилища. Если у вас нет сада, задумайтесь о приобретении садового участка. Для душевного комфорта полезно копаться в земле и наблюдать за ростом растений. Садоводство — одно из самых тонизирующих занятий из доступных нам. Сходите в сквер или лесопарк. А лучше найдите жилье подороже неподалеку от зеленой зоны. Чем меньше растений окружает вас в городской жизни, тем чаще выезжайте на природу. Самое благоприятное психологическое воздействие дает морское побережье, но горы и лес ненамного отстают от него.

Тяга к таинственному в доме и за его пределами обусловлена врожденным любопытством: исследовательское начало проявляется в жилом помещении в той же мере, что и на природе. Углы и закоулки гораздо привлекательнее унылого открытого пространства. Вопреки предписаниям архитекторов-модернистов, нам нравятся затейливые и фактурные фасады жилых зданий, а не безликий одноцветный кирпич без балконов и хотя бы парочки украшений для разнообразия. Но при этом степень затейливости, до которой мы способны воспринимать фасад и ландшафт без перегрузки визуальной информацией, не беспредельна. В целом нам нравится в здании завершенность, цельность, и они достигаются хорошо просматривающимся и четко организованным внутренним пространством — так, чтобы были понятны масштаб и расположение входов и выходов.

Потребность в убежище для выживания уравновешена желанием иметь хороший обзор. Поэтому в жилых помещениях важно стремиться к гармонии между панорамным видом и чувством защищенности. Окна должны быть высокими, но не слишком большими, и соразмерными площади стен. Нежелателен слишком низкий потолок. В зданиях с высокими потолками образуется гостеприимная, жизнерадостная атмосфера.

Выше мы рассматривали благоприятные с психологической точки зрения характеристики структуры дома, но не коснулись одной важной темы: как придать жилью индивидуальность. Что наш дом говорит о нас? И какое это имеет значение для счастья? Об этом мы поговорим ниже.

Часть II. Дом и идентичность

* * *

Считается, что чувство своего «я» в городской суете под угрозой. В столкновениях с разными культурными группами ставятся под сомнение привычные устои, пересматриваются связи, на нас льется непрерывный поток информации, влияющей на вкусы и предпочтения. И тут особенно важно обзавестись уютным домашним очагом, который дает ощущение стабильности, связывает с прошлым и будущим и дарит равновесие. Дом не только место самовыражения, но и напоминание о том, кто мы на самом деле.

Чтобы дом способствовал укреплению внутреннего стержня, недостаточно одной функциональности. Он должен отражать вашу индивидуальность: увлечения, интересы, жизненный опыт, — то есть стать физическим воплощением вашей биографии и одновременно подкреплять ощущение вашего «я».

Как писал в книге «Поэтика пространства» Гастон Башляр[25], человек и дом, обустроенный его руками, резонируют. И этот резонанс со временем усиливается, если дом меняется вместе с хозяином на всех этапах жизненного пути и новые интересы находят в нем свое отражение. Дом рассказывает о биографии жильца, подкрепляет ощущение развития и целостности его личности при условии, что в жилище сохранились свидетельства его прошлого. Тогда человек чувствует себя там в полной безопасности.

Вернемся к результатам моего опроса об эмоциональной ценности жилища. Оказалось, что привязанность к дому тесно связана с наличием в нем значимых личных и памятных вещей, накопленных за прошедшие годы, — маркеров индивидуальности. Основные определяющие факторы эмоциональной привязанности в порядке важности таковы:

• большой вклад во внешний вид интерьера;

• счастливое время с любимыми (детьми, спутником жизни и/или друзьями);

• личные вещи;

• памятные вещи;

• участие в местных сообществах.

По результатам опроса я составил формулу определения добавочной эмоциональной ценности (ДЭЦ) дома. Вот она:

Усилия, вложенные в дом + Положительный опыт дома + Ощущение безопасности − Негативный опыт дома = Добавочная эмоциональная ценность.

Рассчитайте свою привязанность к дому с помощью созданного мной теста, основанного на относительной оценке значимых факторов. Чем больше баллов вы наберете, тем выше эмоциональная привязанность.

Эмоциональная ценность дома: краткий опросник

1. Дома я чувствую себя в безопасности: да/нет.

2. Я вложил много усилий во внешний облик своего дома: да/нет.

3. У меня есть приятные воспоминания о времени, проведенном дома с близким человеком: да/нет.

4. У меня есть приятные воспоминания о времени, проведенном дома с друзьями: да/нет.

Подсчитайте баллы: за ответ «да» на первый вопрос — 4 балла; на второй — 5 баллов; на третий — 2 балла; на четвертый — 2 балла. Максимальное общее количество баллов — 13 (счастливчики). Относительная значимость основных факторов показана на графике ниже. Если вы набрали 11 баллов или больше, то предпочтете купить идею дома, а не жилье по сходной цене.

Факторы ДЭЦ, влияющие на эмоциональную ценность дома

Следовательно, для сохранения себя в городских условиях стоит взять в свои руки выбор дома и мебели для него, обустройство интерьера, продумать, с кем вам комфортно будет в нем жить и как украсить его значимыми вещами.

Рассмотрим все эти аспекты и поразмышляем, как городской образ жизни может помешать воплотить их в жизнь. Ниже мы обсудим скрытые противоречия между самовыражением и дизайном.

Глава 5. Статусные и личные предметы

Почти в любом доме, кроме предметов, связанных с событиями жизни владельца, найдутся и другие, призванные произвести впечатление — подтвердить наличие у хозяина хорошего вкуса. Некоторые вещи трудно отнести к одной из этих категорий. Например, вы привезли из отпуска понравившийся персидский ковер, и вы слышали, что они сейчас как раз в моде.

В середине ХХ века социологи, в их числе Ирвинг Гофман, заметили, что гостей обычно принимают в общей комнате и обставляют ее с целью предстать перед ними в выгодном свете. Это наследие Викторианской и Эдвардианской эпох, когда представители верхушки среднего класса принимали гостей в зале. Отчасти мы подвержены этой традиции, нередко она мешает самовыражению. Мы считаем своим долгом преподносить себя определенным образом и скрывать свое истинное «я». Как общественные млекопитающие мы подсознательно хотим быть как все и показать свою социальную принадлежность.

Насколько мы готовы следовать этой традиции? Тут всё зависит от самоощущения. Например, неуверенные в себе люди ищут одобрения окружающих в ущерб самоопределению. Если эта черта распространяется и на дом, то хозяин старается соответствовать преходящей моде. Тогда дом будет отражением не личности хозяина, а разных культурных и стилистических течений.

Преходящая мода на покупку модных дизайнерских аксессуаров и замену ими личных вещей возвращает нас к раннему модернизму. В своем эссе «Орнамент и преступление»[26], опубликованном в начале ХХ века, Адольф Лоос высказывался в пользу минималистичных интерьеров. Он утверждал: «Придумывание нового орнамента не доставит культурному человеку никакого удовольствия». Но даже Лоос осмотрительно соблюдал равновесие между чистотой формы и потребностью в самовыражении. Он приводил в пример человека, дом которому полностью, включая мебель, орнаменты и обстановку, спроектировал архитектор. Причем так тщательно, что заказчику было нечего добавить или изменить. Чем руководствовался заказчик? Желанием самореализоваться или получить одобрение окружающих? Образ жизни не должен диктоваться модой на интерьер или представлением дизайнера об идеальном доме. Для эмоционального резонанса необходимо обставить его по своему вкусу, забыв о чужом мнении. Не лишайте свое жилище индивидуальности.

Талья Речави из Городского университета Нью-Йорка изучал, как люди могут самовыражаться в тесных квартирках на Манхэттене[27]. Он поговорил с шестнадцатью жителями, попросил их заполнить анкеты и сделал ряд фотографий и рисунков. Пока участники отвечали на вопросы, Речави занимался зарисовками интерьера с акцентом на предметах мебели и расставленных на ней памятных вещах. Осматриваясь в квартире, он также делал заметки.

В результате выяснилось, что хозяева отводят главную роль гостиной: она помогает им поддерживать «символическую связь с любимыми людьми и событиями прошлого». Самыми значимыми они назвали вещи, подаренные любимыми, и фамильные ценности. По словам одного из владельцев, «они напоминают мне, кто я».

Речави обнаружил, что вещи с личной ценностью гармонировали с потребностью в демонстрации чувства стиля. Одна женщина даже призналась, что устроила в гостиной подобие выставочного зала. Речави отметил, что некоторые предметы обстановки выполняют двоякую функцию: украшают интерьер, а при случае гостям рассказывают об их личной ценности для владельца.

Итак, исследование Речави подтвердило роль гостиной в подкреплении образа хозяина при наличии в ней значимых и памятных вещей.

Общий жизненный опыт

Во время опроса я понял, что личная привязанность к дому обусловлена не только своим вкладом, но и участием других проживающих. В них, а главное, в том, как они обустраивают дом, мы видим отражение себя. В идеальном доме мы делим свой жизненный опыт с важными для нас людьми. В нем должно быть достаточно места для интимных и социальных контактов, участники которых прямо и косвенно повлияют на его атмосферу. Воспоминания о них, хорошие и плохие, навсегда останутся в этих стенах; по сути, это летопись нашей жизни.

Очень важно оформление дома. Когда Пол Пеннартц проводил подробные интервью с жильцами муниципальных многоквартирных домов в Голландии, то обнаружил четкую связь между площадью гостиной и качеством общения в ней. Приятную атмосферу создает способствующая дружеской беседе расстановка мебели и правильная организация пространства для предметов, в окружении которых происходит общение: памятных вещей, фамильных ценностей и безделушек.

Многие выводы этого исследования кажутся очевидными, но стоит подчеркнуть, как важно помнить о назначении помещения. Гостиная многофункциональна, она используется для уединенных размышлений, установления символической связи с другими посредством памятных вещей, общения, семейных ужинов и занятий любовью.

Речави в результатах исследования отметил, что для домашнего очага необходима как минимум «модель гостиной»: диван, стол и стул. Такой нехитрый комплект создает и уют, и возможности для общения, проводя грань между личным и общественным пространством, усиливая домашнюю атмосферу.

Но что, если места очень мало, как в квартирах в центре Токио? Там и в многочисленных крошечных апартаментах Манхэттена, Сиэтла и Гонконга для модели гостиной нет места. Тогда функции гостиной и кухни берут на себя другие городские пространства: торговые центры, рестораны, бары и кафе. Даже для личных вещей в крохотных квартирах не хватает места. Они лишены индивидуальности. И человек ищет возможности самовыражения за пределами дома, в городе.

Японский архитектор Тоёо Ито назвал это явление городскими кочевниками. Он наблюдал, как люди тянутся к культурным символам в городе, с которыми ощущают резонанс, и относился к этому критически. Он уверен, что сформированное таким образом «я» поверхностное, зависит от преходящих культурных течений, по сути чуждо человеку и никак не перекликается с его биографией. Культурные символы, распространенные в городской среде, чаще отражают коммерческие, а не художественные или социальные идеи. Такая нестабильная, противоречивая обстановка усугубляет проблемы самовыражения — приводит к череде неудачных отношений, неуверенности в себе, изоляции, а иногда и нервному срыву.

Поэтому Майкл Гэмбл, доцент Колледжа архитектуры Технологического института Джорджии, отметил необходимость уделить особое внимание пространству вокруг жилых домов и убедиться, что оно удовлетворяет потребностям населения[28]. Люди хотят приятно проводить время в пешей доступности от дома. «Не надо вынуждать их болтаться по торговому центру или платить за кофе ради возможности воспользоваться интернетом». Гэмбл установил, что при отсутствии зеленых зон и общественных зданий рядом с домом возрастает риск неблагоприятных последствий для здоровья.

Для молодых жителей Манхэттена крошечные квартирки за доступную цену — удачная возможность жить в центре города. Но чаще всего они всё же не удовлетворены этими условиями, и большинство очень скоро съезжает. Например, маленькие студии в Дэлдридж-Уэй в Западном Сиэтле сдаются помесячно. По словам жильцов, там уныло, одиноко и тесно, как в шкафу. Они годятся как временное жилье, но не стоит искать в них домашний очаг.

Глава 6. Общее пространство

В городах выбор доступного жилья невелик, и популярной альтернативой маленьким квартирам становится совместная аренда. Это хороший способ найти новых друзей, но он почти всегда исключает обустройство дома по своему вкусу. Возможность пригласить кого и когда захочешь и самовыражаться в интерьере ограничена числом соседей.

В общей гостиной, когда в квартире проживает несколько малознакомых людей, социальные контакты не учащаются, а наоборот. Если соседей слишком много, кто-то предпочтет проводить большую часть времени в спальне. И самовыражение происходит только в ее стенах.

Эффект совместного проживания нескольких человек изучался в 1970-х под руководством Эндрю Баума[29]. Несколько недель исследователи сравнивали обстановку в больших и маленьких студенческих общежитиях. В первые три недели жильцы большого общежития «чаще проявляли агрессию и вспыльчивость», а к седьмой неделе почти прекратили общение и уединились в спальнях. Жильцы же маленького общежития продолжали общаться на общей площади без всякой агрессии.

Проживая с большим количеством соседей, люди склонны уединяться в своих комнатах, поскольку социальные контакты в этом случае неизбежны, происходят незапланированно и часто в неподходящий момент. Получается, не мы решаем, с кем и когда общаться. Это причиняет дискомфорт, а со временем постоянный стресс может вылиться в физические и психологические недуги.

Недостаток контроля означает невозможность делать что хочешь и когда хочешь: учиться, готовить еду к приходу друзей, смотреть телевизор, звонить по телефону или устроить свидание. А некоторые занятия и вовсе недоступны. Постоянное нахождение среди людей вызывает стресс и проблемы со здоровьем.

Но всё же можно создать условия, при которых постоянное пребывание в обществе будет сносным. В Journal of Personality and Social Psychology опубликовали исследование с конкретными рекомендациями по дизайну помещений для минимизации стресса даже при больших скоплениях людей[30]. Исследователи использовали уменьшенные модели комнат с разной планировкой. Участники должны были расставить максимально возможное число фигурок людей, чтобы комната при этом не казалась тесной. Площадь помещений была одинаковой, менялся только дизайн: разное количество дверей, перекрывающая обзор мебель и несколько вариантов расположения перегородок. Когда не все присутствующие в комнате видны одновременно, обусловленный социальным контактом стресс снижается.

Негативный эффект неизбежного социального контакта также смягчится, если длинные коридоры в студенческом общежитии заменить блоками по четыре комнаты в каждой. Там сформируются небольшие группы, которые вместе отстаивают свою территорию и решают, как ее использовать. Также появится важное «получастное пространство» непосредственно перед дверью в спальню, откуда люди могут вступать в поверхностный контакт с группой, находящейся в центре общей зоны, и потом при желании принять полноценное участие в разговоре. Получастное пространство обеспечивает плавный переход из личной зоны в общую.

Как заметил Баум, при невозможности плавно выйти из общей зоны в получастное пространство жильцы обычно устраняются от социальных ситуаций. В своем гениальном исследовании психолог Леонард Бикман с коллегами разложили конверты с обратным адресом и маркой возле комнат студенческого общежития с маленькой, средней и высокой плотностью проживания[31]. С помощью уловки с недоставленными письмами исследователи сравнили просоциальное поведение в разных группах простым подсчетом писем, переданных адресатам. Их количество было тем больше, чем меньше людей проживало в комнате: 58 % в общежитиях с высокой плотностью, 79 % в общежитиях со средней плотностью и 88 % в общежитиях с низкой плотностью.

В помещениях с небольшим числом проживающих формируются более близкие и предсказуемые связи. Возникает ощущение поддержки, но нежелательные контакты его нейтрализуют.

Когда невозможно разделить людей на маленькие группы, остается изменить дизайн помещений, чтобы пребывание в обществе было терпимым. В исследовании Journal of Personality and Social Psychology с уменьшенными моделями комнат и фигурками людей участники должны быть разместить как можно больше фигурок, чтобы тем не было тесно[32]. С добавлением перегородок или изменением количества дверей стало проще находиться в большом кругу, что подтверждается количеством фигурок, расставленных участниками. Сплошные перегородки оказались популярнее: ведь за ними ничего не видно и создается впечатление, что народу меньше, чем на самом деле.

Итак, для обустройства дома и резонанса с ним необходимо достаточное пространство, свобода обставлять и декорировать его по своему вкусу, присутствие на видном месте важных для нас вещей и общение в кругу выбранных нами людей. Но есть предел количества проживающих в одном доме, после превышения которого уходит психологический комфорт и общие помещения теряют индивидуальность.

Сад

В густонаселенных городах крайне мало места для создания личного пространства вне дома. Если вам в этом смысле повезло, вы можете создать свой оазис. Частный сад — естественное продолжение дома, его эмоциональную значимость для владельца трудно переоценить. Эту внешнюю территорию мы готовы защищать так же, как и внутреннюю.

Потому-то сад подвержен влиянию столь же многих факторов, сколь и дом. Он создает особую атмосферу. Ландшафтные сады вокруг английских коттеджей кажутся деревнями в миниатюре и отражают вкусы владельца, и маленький сад тоже воплощает чье-то представление о природе. Он удовлетворяет потребность в общении с природой и при этом, что важно, создан собственными руками. Это природа, какой мы хотим ее видеть, и она приобретает в наших глазах дополнительную ценность.

Частный сад способствует реализации творческого начала и личных вкусов, но там, как и в гостиной, мы проводим время с другими, работаем, отдыхаем и самовыражаемся. Пространство сада наполняется приятными воспоминаниями обо всем этом. В городе как нигде сад важен для уюта и взаимодействий. У публичных садов и общих (на несколько семей) свои плюсы, но в части благоприятного психологического и социального воздействия им далеко до личных.

Польза самовыражения, о которой я так много говорю, кажется очевидной, но о самореализации в своих четырех стенах люди часто забывают. Подводя итог всему сказанному, в идеале в доме должно быть достаточно места для размещения вещей, связанных с событиями вашей жизни, и общения в дружеском кругу. Необходима возможность регулировать социальные контакты с соседями по своему усмотрению. В городской суматохе есть риск потерять себя. И тем больше оснований отстаивать свою территорию.

Глава 7. Индивидуальные черты

Похоже, при наличии свободы не проблема обустроить дом с уютом для себя, и тогда он непременно отразит не только жизненный опыт хозяина, но и нечто неизменное — его личность. Если дом — результат самовыражения, как особенности личности влияют на дизайн жилого пространства? И изменятся ли предпочтения в интерьере, если лучше узнать себя?

Личность — один из важных компонентов вашего «я». Она определяет большинство предпочтений. Это устойчивая закономерность в образе мышления, эмоциях и поведении, приобретаемая в детстве и сохраняющаяся в период взросления; результат сочетания врожденных черт характера и формирующего опыта. И любой дом неизбежно несет отпечаток личности жильца. Возникает вопрос: как она влияет на внешний облик дома? Есть ли планировка и домашний уклад, подходящие всем? Как особенности личности влияют на соотношение статусных и значимых предметов?

Например, если человек очень дорожит одобрением окружающих (у него высокая степень конформности), он скорее будет стараться произвести благоприятное впечатление, чем выразить себя. Экстраверты лучше приспособлены к жизни в шумном и людном центре; компания для них важнее, чем уединение в личном пространстве.

Имеющиеся методы оценки личных особенностей помогут оптимально обустроить дом и интерьер или найти дисбаланс. Основная цель исследования социального психолога Сэма Гослинга, проведенного в начале 2000-х, заключалась в изучении связи между чертами личности, измеренными научными методами, и видом жилого пространства[33]. Результаты подтвердили, что некоторые личностные черты порой заметно влияют на него.

Для измерения черт личности Гослинг использовал тест «Большая пятерка». Считается, что обычно оценка по этим пяти критериям дает полное представление о личности и любые дополнительные характеристики можно отнести к одному из этих пяти пунктов.

1. Конформность — степень, до которой человек готов адаптировать свое поведение к ожиданиям других.

2. Экстраверсия-интроверсия — степень, до которой человек предпочитает общество.

3. Открытость — степень, до которой человек принимает отличные от своих черты в других; имеет отношение к творчеству.

4. Эмоциональная стабильность — связана с невротизмом; показывает, насколько человек склонен к тревожности и подавленному настроению и как быстро восстанавливается, например после критики.

5. Добросовестность — увлеченность процессом и готовность полностью выложиться ради результата. Сюда же относят перфекционизм и одержимость.

Команда Гослинга изучала два места в городе: офис и комнату в студенческом общежитии, — чтобы установить, насколько результаты теста соответствуют стилю помещения.

Кабинеты добросовестных офисных сотрудников были прекрасно организованы, аккуратны и чисты, но пространство использовалось непродуманно. Высокий балл по критерию открытости набрали те, у кого были оригинальные кабинеты. По сравнению с комнатами интровертов у экстравертов всё располагало к общению; те создали дружескую и гостеприимную атмосферу и украсили интерьер.

В студенческом общежитии тип личности был выражен ярче. В первую очередь конформность: ее легко узнать по радостной, яркой, чистой, организованной, аккуратной, удобной и привлекательной комнате без разбросанной повсюду одежды. Исследователи предположили, что приятные люди предпочитают жить в приятной обстановке либо конформные люди стараются обеспечить лучшие условия для гостей (желая угодить другим, поскольку общительны).

На открытость указывала оригинальность комнаты, наличие аксессуаров, количество или разнообразие книг, журналов и компакт-дисков.

Добросовестность офисных работников предсказывали по чистому, организованному и незахламленному кабинету.

На экстраверсию в жилом пространстве мало что указывало, кроме декора. В целом данные по студенческому общежитию оказались интереснее, чем по офису. И это неудивительно, учитывая большие возможности для самовыражения и менее формальную обстановку: по сути, студенты были у себя дома.

Но применить результаты исследования Гослинга к произвольному жилому пространству проблематично. Это очевидно почти каждому. Во-первых, годы обучения в институте — время взросления, когда самовыражение и формирование личности крайне важны. Люди постарше обычно менее активно самовыражаются дома. Но если личность составляет основу публичного образа и закладывается в детстве, можно считать результаты применимыми и во взрослой жизни.

Во-вторых, каждый участник исследования знал, что его личное пространство будут осматривать и на основе этого делать выводы о личности. Поэтому они могли что-то изменить в обстановке, чтобы создать определенное впечатление и предстать, например, более опрятными и организованными, чем на самом деле.

Но, как ни удивительно, такое случалось крайне редко — и даже тогда изменения были почти незаметны. Это выяснилось в разговоре с коллегами и соседями, которые подтвердили, что во время эксперимента в помещениях всё было как прежде.

Но исследователи не учли, что комнаты могли всегда быть поддельным отражением личности обитателей — маскировкой нежелательных, по их мнению, черт, которые они не хотели в себе признавать. Не исключено, что в интерьере создавался притворный образ хозяина. Хотя это маловероятно, с учетом почти неограниченной свободы выражать свое истинное «я» в студенческие годы, вдали от бдительных родительских глаз. К тому же для такого притворства нужно много усилий, это выматывает. Поэтому логично предположить, что желание выражать свое истинное «я» сильнее, чем потребность создать хорошее впечатление.

Гослинг изучал влияние личности на несколько аспектов интерьера. А как она сказывается на доме? Вероятнее всего, экстраверты предпочтут не дом, а квартиру, и почти наверняка в шумном центре, а не на окраине, и с более открытой планировкой. Возможность общения для них важнее личного пространства.

Логично предположить, что экстраверты, открытые новому опыту, предпочтут соседство представителей разных культур в многонациональных городах. Менее открытых людей такой вариант вряд ли устроит. А интроверты и добросовестные трудяги оценят тишину и покой уединенных частных домов.

В ряде исследований предпринимались попытки установить четкую связь между чертами, перечисленными в тесте, и предпочтениями в дизайне. Нильс Мызковски и Мартин Сторме из Университета Париж Декарт рассматривали, как черты «большой пятерки» влияют на восприятие дизайна и отношение к нему[34]. Интересно поразмышлять об их результатах в контексте дизайна жилого дома.

Исследователи предложили студентам, в основном женского пола, пройти тест «Большая пятерка» и заполнить анкету «Значимость визуальной составляющей продукта» (ЗВСП, Centrality of Visual Product Aesthetics, CVPA) для выявления роли дизайна продукта в его оценке потенциальным покупателем. Под значимостью подразумевается, насколько для человека важен внешний вид продукта; оценивалось влияние дизайна и внешней привлекательности на готовность приобрести продукт.

Вот что отметили авторы: «Внешний вид порой имеет значение, но при этом человек не всегда способен оценить качество дизайна. И даже если человек предпочитает привлекательные вещи, он не всегда хочет приобрести вещь с дизайном высшего качества».

Больше всего баллов в тесте ЗВСП набрали участники, у которых по результатам теста «Большая пятерка» доминировала открытость. Но она повлияла на результат не так, как можно было бы ожидать: зависимость оказалась обратно пропорциональной. Исследователи предположили следующее: «Высокая открытость испытуемых, скорее всего, направлена на другие аспекты продуктов, поэтому они не придают большого значения его внешнему виду». Поверхностные моменты таких людей не интересуют. Их не так впечатлит показная нарядность, как, скажем, планировка, местоположение или перспектива получить новый опыт.

Что интересно, самые конформные люди (желающие «всем угодить») более падки на внешнюю привлекательность. По их мнению, обладание неким продуктом возвышает их в глазах других. Получается, чрезмерная озабоченность созданием нужного впечатления в доме связана с потребностью во внешнем, а не внутреннем одобрении. И модные места в городе — прекрасная тому иллюстрация.

Тест Майерс — Бриггс

Любой специалист по психологии труда или консультант по управлению персоналом знает о типологии личности по Майерс — Бриггс. Несколько исследований выявили связь между его результатами и обликом дома. Тест основан на типологии Карла Юнга и предназначен для определения типа личности.

1. Экстраверсия или интроверсия.

Эти термины знакомы большинству. Экстраверты любят быть в обществе, а интроверты предпочитают уединиться и спокойно подумать.

2. Ощущения или интуиция.

Ощущающим для рационального выбора необходима конкретная информация. Интуитивные люди открыты предположениям.

3. Мышление или чувства.

«Мыслители» способны отстраниться от эмоций, принимают продуманные и логичные решения, но у них не обязательно конкретное мышление. Чувствующие склонны к сопереживанию и ориентированы на окружающих.

4. Суждение или восприятие.

Рассуждающие любят стабильность, стараются разложить всё по полочкам. Воспринимающие не против некоторой неопределенности.

Доцент Колледжа архитектуры Техасского университета Карл Мэтьюс с коллегами исследовали предпочтения девяноста одного студента отделения дизайна интерьера[35]. Они попросили каждого спроектировать свой идеальный дом. Далее они проверили связь между предпочтениями студентов и баллами по каждому критерию теста Майерс — Бриггс (например, явный экстраверт или явный интроверт).

Экстраверты, как и предполагалось, предпочитают прямой доступ в помещения дома и нечетко разграничивают личное и общее пространства. В дизайне типичного экстраверта внешние стены были в основном из стекла (с высоким коэффициентом отношения пустот к плотности), то есть дом был открытым. Внутри было мало перегородок высотой до потолка, двери ванных выходили в спальню, а спален — в жилые комнаты. Шкафы в основном прятались в стенах, чтобы интерьер хорошо просматривался.

Интроверты предпочитали непрямой выход в жилые комнаты (через коридор или холл) и полноценные перегородки между ними. Внешние стены были с низким коэффициентом отношения пустот к плотности: испытуемые хотели смотреть на жизнь в окно, а не выставлять себя напоказ.

Ощущающие, склонные к конкретике, предпочитали упорядоченность, симметрию и дизайн на основе прямоугольной решетки (и внешний, и внутренний). Текстуры они использовали редко — возможно, считали их неряшливыми.

Свободомыслящие интуитивные личности не выказали явных предпочтений. Предполагалось, что они задействуют больше текстур: декоративный бетон, например, или лестницу из нескольких пролетов перед входом в дом. Им нравятся «потайные места», которые постепенно появляются в поле зрения или видны частично: у них романтичный, исследовательский подход к жизни.

Мыслители с холодным и логичным умом склонны к рациональному, симметричному дизайну интерьера и фасада на основе прямоугольной решетки. Они избегают открытости и теплых цветов. Эмпаты предпочитают открытую планировку и прямые входы, как и экстраверты. Им свойственны интерес к окружающим и высокий эмоциональный интеллект, поэтому им нравится обстановка, способствующая общению. Они особенно любят теплые цвета: кремовый, бежевый, коричневый и приглушенный зеленый.

Рассуждающие, не приемлющие неопределенность, как и интроверты, разделяли общее и личное пространство дома, но не так строго. Они предпочли упорядочивание и дизайн на основе прямоугольной решетки: тот сразу создает четкое понимание пространства и удовлетворяет их тягу к ясности.

Наконец, воспринимающие, для которых неопределенность и необходимость посмотреть на ситуацию с разных точек зрения не представляют проблемы, чаще других выбирали стены с проемами и свободную, открытую планировку. Можно сказать, что им нравится некоторая недосказанность. Их также вполне устраивал высокий коэффициент отношения пустот к плотности.

Выводы исследования вроде бы очевидны, но стоит отнестись к ним осторожно. В отчете не говорится, что эксперты (преподаватели) ничего не знали о типе личности студента. Результаты интерпретировали, опираясь на набранные баллы. И предпочтения у разных типов явно пересекаются. Например, они схожи у ощущающих, мыслителей и рассуждающих. Возможно, изъян есть в самом тесте. Границы между типами условные. Уже доказано, что любая классификация людей недостоверна (человека трудно однозначно и во всех ситуациях отнести к определенной категории).

Однако такого рода исследования кое-что проясняют и могут помочь определить, где и как лучше жить в городе. Тесты на определение типа личности полезны дизайнерам и архитекторам, ведь им важно понять нужды и желания клиента. А того, кто ищет подходящее жилье, они могут навести на мысль, чего ему хочется на самом деле.

Репертуарная решетка Келли

Поскольку одних тестов на тип личности обычно недостаточно для выбора оптимальной среды проживания, целесообразно дополнить их более детальными методами личностного анализа. Все смотрят на мир через собственную призму, и влиятельный американский психолог Джордж Келли заключил, что каждый может стать самому себе психологом и выяснить, из чего его призма состоит[36]. В его методе репертуарной решетки участники сами выбирают параметры, определяющие их идеальный дом.

Происходит это так: определив тему — в данном случае «идеальный дом», — мы выбираем элементы. Мы опознаём их на фотографиях разных домов, с помощью которых определяются личные предпочтения. Затем мы выбираем субъективные конструкты для оценки этих элементов. Те задаются антонимами и оцениваются по выбранной нами шкале (например, от –8 до).

Во время эксперимента конкретный участник — назовем его А — описывает интерьер на фотографиях по категориям: тесный или просторный, лаконичный или пестрый, непринужденный или стильный, незатейливый или замысловатый, тяжелый или легкий, организованный или неорганизованный, уютный или неуютный, строгий или нет, официальный или неформальный, гнетущий или жизнерадостный.

Участник А не должен соответствовать какому-то типу личности. Главное — насколько выбранные им конструкты соответствуют друг другу. Предположим, участнику А кажется гнетущим (и неуютным) официальный интерьер, выдержанный в строгом стиле, или слишком замысловатый (близко к стильному и пестрому). Другие элементы, вызывающие угнетение и дискомфорт, но в меньшей степени, — теснота, визуальная «тяжесть» и жесткое функциональное назначение.

Все выбирают разные конструкты и по-разному оценивают одни и те же фотографии. Участник Б, например, задает другие параметры: радостный или грустный, светлый или темный, опрятный или захламленный, вдохновляющий или разочаровывающий и т. д. Это не менее обоснованно и наверняка более информативно, чем тесты «Большая пятерка» и Майерс — Бриггс. Выбранные конструкты выявляют уникальные эстетические и архитектурные предпочтения каждого. Если вам удастся определить свои, вы будете выбирать и обустраивать свой дом осознанно, а это прямой путь к счастью.

Глава 8. Дом на заказ

Выяснив, что нам нравится и что мы собой представляем, можно заключить, что для счастливой жизни в доме остается только самостоятельно его спроектировать. Оливье Марк в своей книге «Психология дома» (Psychology of the House) утверждает, что внешняя красота и здоровая атмосфера жилья естественным образом воплощаются в доме, если люди строят его там, где живут, с учетом своих потребностей и из произведенных на месте материалов.

По словам Майка Хардвика, менеджера проектов и эксперта Национального центра самостоятельного строительства и реновации, «дома, возведенные застройщиками, не обязательно низкого качества… но жизнь в них не соответствует ожиданиям»[37]. Если вы строите дом сами, то полностью контролируете дизайн и подгоняете его под свой образ жизни или учитываете возможные изменения в будущем. К тому же получается настоящий очаг. Уже на этапе строительства он созвучен самоощущению человека или людей, которые его создают.

В мире достаточно примеров успешного самостоятельного строительства. Муниципальный совет Стокгольма учредил соответствующий департамент почти сто лет назад. В берлинском сенате есть офис практического содействия индивидуальным застройщикам, который к тому же предлагает реальную помощь — обеспечивает банковское финансирование. Считается, что в Берлине самые низкие риски вложения в индивидуальное строительство благодаря личной заинтересованности застройщиков. Никто ведь не захочет из-за просроченного кредита лишиться дома, который уже считает своим? Человек стремится успешно завершить проект не только из боязни потерять деньги, но и по веским эмоциональным и социальным причинам. А еще это экономия ресурсов. Индивидуальное строительство не только удешевляет стоимость проекта, благодаря чему в городах с нехваткой жилья возводится больше домов, но и почти всегда рождает сильное чувство причастности дому и району.

С другой стороны, у новых зданий нет истории, которая влияет на атмосферу и уют. Вдобавок строительство отнимает немало сил. Учитывать все расходы и принимать множество решений крайне утомительно. Возможно, именно этим объясняется тот факт, что многие застройщики выставляют дом на продажу вскоре после того, как наконец в него въедут. Ирония в том, что чем дольше живешь в доме, тем большую индивидуальность он обретает, становится родным и у жильцов возникает привязанность к нему.

Есть примеры успешных проектов, когда индивидуальные застройщики прибегали к советам или помощи архитекторов. Самый известный — кооператив застройщиков в районе Луишам на юго-востоке Лондона, куда входят проекты Уолтерс-Уэй, Сегал-Клоуз и Гринстрит-Хилл. Его организовал немецкий архитектор Уолтер Сегал: он создал эскизные проекты простых домов с деревянным каркасом и обеспечил дешевые строительные заготовки. Жители утвердили дизайн и занялись строительством. Им осталось только научиться делать ровный спил и сверлить отверстия по прямой. В сложных задачах члены кооператива помогали друг другу — например, когда нужно было возводить стену.

Журналистка Элис Грэм написала статью в газете Guardian о своих впечатлениях. Личный вклад в разнообразие стилей был очень заметным: «Тринадцать деревянно-кирпичных домов легко принять за сборные типовые постройки, поселение художников, швейцарские шале, экодома, кибуцы, скандинавские дачные коттеджи, ямайские пляжные хижины или японские храмы».

Комплекс Квинта-Монрой чилийского архитектора Алехандро Аравены получил престижную архитектурную Притцкеровскую премию. Аравена придумал оригинальное решение — продавать «наполовину построенные» дома по доступным ценам и дать владельцам возможность постепенно доделывать их по мере появления средств. Проект задумывался как малобюджетное муниципальное жилье с тем преимуществом, что владелец мог делать всё по своему усмотрению; это повышало ощущение причастности.

У большинства людей нет возможности построить свой дом — особенно в городе, где очень мало свободных земельных участков, — но найти идеальное жилье не проще. Тогда нам остаются такие варианты: адаптировать пространство, на первый взгляд неподходящее; покупать жилье с предусмотренной в дизайне «адаптируемостью».

1. Адаптация зданий

Я уже упоминал, как лондонцы меняют внутреннюю планировку дома, чтобы быть ближе к своему саду, но это возможно и в более широком масштабе.

Балфрон-Тауэр Эрно Голдфингера — высотная башня в Восточном Лондоне. Изначально ее планировали как качественное муниципальное жилье. Желая доказать пригодность для жизни квартир в многоэтажном здании, Голдфингер сам обитал там некоторое время. В здании было много свойственных тому времени недочетов: планировку входа выполнили без учета безопасности, консьержа не предусмотрели. Беспорядки и вандализм стали обычным делом в местах общего пользования. На техническом обслуживании сэкономили. Несколько десятилетий спустя там по социальному найму поселились молодые дизайнеры, адаптировали квартиры под себя и создали в них собственный стиль, по их мнению, подходящий зданию. По сути, оно стало арт-резиденцией[38].

Другое поселение, Фритаун-Христиания в Копенгагене, одни считают успешным, а другие вырожденческим. Его основали неформалы сорок пять лет назад, незаконно заселившись в здания старой военной базы. Члены коммуны регулярно употребляли наркотики — это было незаконно, но власти не предпринимали мер, если беспорядки не распространялись дальше территории поселения. Главная улица называется Пушерс-стрит[39]. Когда я был там, продавали и употребляли в основном марихуану.

В магазинах есть сорок сортов гашиша. Это основная приманка для туристов, как и кофешопы в Амстердаме. В коммуне принято самоуправление, в ней проживает девятьсот человек, в том числе анархисты, художники и хиппи, и всё это время ситуация стабильна. Большинство являются уже третьим поколением «иммигрантов» зоны, гордо объявившей себя вне Европейского Союза.

В своей статье в журнале Vanity Fair за 2013 год журналист Том Фрестон восхищается жизнестойкостью и находчивостью жителей коммуны. Они организовали кооператив и выкупили у государства почти всю территорию: «Христиания выросла в потрясающую цветущую маленькую деревню внутри Копенгагена. Я недооценивал трудолюбие и усердие датчан. Они построили вокруг озера простые, скромные, похожие на хоббитские дома, а извилистые гравийные тропинки и мощеные дороги ведут через лес к морю. Старые здания восстановлены и украшены росписями. Есть бары, кафе, продуктовые магазины, огромный супермаркет строительных товаров, музей, галереи, концертный зал, парк для скейтбордистов, пункт приема утиля и даже студия звукозаписи (в грузовом контейнере)».

Христиания успешно развивалась благодаря решению правительства продать здания (ценный государственный актив) по цене гораздо ниже рыночной тем, кто поддерживал дух коммуны: частная собственность здесь не допускается. Жители владеют долями в одном кооперативе. К сожалению, такой возможности не дали художникам, которые с трудом выбили себе мастерские, совмещенные с квартирами, на заброшенных складах и фабриках Хэкни-Уик и Фиш-Айленда в Восточном Лондоне. И теперь их собираются выселять: предстоит реконструкция территории (а на самом деле комплексное изменение городской среды с заселением состоятельных граждан в кварталы для малоимущих), стоимость аренды растет, застройщики завозят технику. Эта тенденция прослеживается и в Лондоне, и в других крупных городах, поэтому художники и представители других творческих профессий, нуждающиеся в дешевых съемных помещениях, вынуждены покидать здания, которые своими руками сделали такими привлекательными для жизни.

2. Адаптируемый дом

Я уже говорил, что внешний вид и планировка дома для создания здоровой атмосферы в нем должны согласоваться с нашим самоощущением: тогда мы будем спокойны и довольны жизнью. Также вы уже знаете, как важно, чтобы дом развивался вместе с нами.

В книге «Эволюционная архитектура» (Evolutionary Architecture) Юджин Цуй предполагает, что идеальный дом, как живой организм, реагирует на потребности хозяина изменить организацию пространства и функциональное назначение помещений. Раковина растет вместе с улиткой, а пол, стены и крыша приспосабливаются к новым потребностям хозяина дома. Проявив смекалку, эту «вторую кожу» легко менять как угодно: сжимать, расширять, надевать, снимать, поворачивать, складывать и раскладывать. Проекты домов, которые жильцы могли бы подгонять под свои нужды, стали бы самым большим вкладом архитектуры в счастье человечества.

Дом Шрёдер в Утрехте, архитектор Ритвельд

Дом Шрёдер в Утрехте по проекту голландского архитектора Геррита Ритвельда был построен в 1924 году для госпожи Трюс Шрёдер-Шрэдер и ее троих детей. Это был первый адаптируемый дом, поскольку по желанию госпожи Шрёдер-Шрэдер в нем не предусматривалось внутренних стен. Собственно, всё жилое пространство видоизменяемое. Его можно оставить открытым или перегородить как вздумается с помощью выдвижных вращающихся панелей. Предусмотрены перегородки для трех спален, ванной и гостиной. Однако планировка меняется как угодно, при этом получается любая организация пространства. Художник, гостеприимный любитель увеселений или обычная семья без труда подгонят интерьер под свой образ жизни. Всё подчинено желаниям владельца. Отдельные части дома адаптируются к потребностям всех живущих под одной крышей.

Эта идея была не просто очередной вычурной архитектурной однодневкой. Большинство построенных в последующие тридцать лет модернистских домов проектировали с учетом той или иной степени адаптируемости. Возможность для этого обеспечила технология строительства на основе железобетонного каркаса. Несущую функцию при этом выполняют колонны, а не стены. Последние можно безопасно добавлять и убирать.

В гениальном проекте модульных сборных домов на Уолтерс-Уэй Уолтер Сегал предусмотрел высокую адаптируемость. Ни одна стена не была несущей, их привинчивали и убирали по необходимости. Сегал убежден, что дом должен адаптироваться под хозяина, а не наоборот. В стоечно-балочных конструкциях помещения легко увеличить без огромных затрат. И если, например, в семействе прибавление, можно расширить комнату или добавить еще одну.

Противостояние человека и архитектора

Тяжкое преступление модернистской архитектуры напоминает о себе нескончаемыми отголосками: она продолжает диктовать нам, как жить. Есть примеры модернистских адаптируемых домов, но они в абсолютном меньшинстве. Так превозносимые многими лаконичные дома не согласуются с личностью владельца и не подкрепляют здоровое самоощущение. Минималистичное здание не домашний очаг, а скорее выставочный зал, и архитектор приносит в жертву «я» владельца ради своего эго.

У нас есть выбор: жить в безликой коробке или в изобильной, разнообразной, самобытной среде. Можно вспомнить слова статьи, опубликованной около шестидесяти лет назад в журнале House Beautiful и озаглавленной «Угроза будущему Америки»[40]. В ней рассказано о «весьма разумной женщине, глубоко разочарованной построенным по ее заказу однокомнатным домом: она вложила в него более семидесяти тысяч долларов, а он оказался всего лишь стеклянной клеткой на сваях». Никто не сомневался, что речь об Эдит Фарнсуорт. Заключение пессимистичное: «У нас два пути. Один ведет к бесконечному разнообразию, уюту и красоте. Другой, о котором мы рассказали, сворачивает к убогости, в которой невозможно жить. А хуже всего то, что он грозит провозгласить в культуре свою диктатуру».

Минималистичные «аквариумы» стоит считать скорее скульптурами, чем жилыми домами. Как и Барселонский павильон Миса ван дер Роэ, они предназначены для выставок, а не для жизни.

Дом и идентичность: резюме

Я рассказал, как дом отблагодарит хозяина, если тот постарается отразить в нем свое «я» и хорошо подумает, с кем делить кров. Всё дело в правильном выборе. Если не в вашей власти решать, с кем жить, то большую часть времени вы будете избегать контактов и так и не ощутите дом родным. А если квартирка такая маленькая, что в ней не помещаются диван, стол и стул, то и счастью места не найдется.

Растущие цены на аренду в больших городах вынуждают жертвовать либо площадью, либо личным пространством, а иногда и тем и другим. Но для человека важно постоянство. А в арендуемых помещениях совершенно иная атмосфера. Личностью человека определяется облик дома и его предпочтения — по планировке и степени открытости. Всегда выбирайте дом, соответствующий вашей личности, или обустраивайте его соответственно.

Людям необходимо право голоса в дизайне и архитектуре: архитекторы не должны диктовать нам, как жить. Как раз наоборот: нам решать. Облик дома состоит из его индивидуальности и атмосферы. Далее мы рассмотрим, как создать правильную атмосферу в своем районе, которой и обусловлена наша к нему привязанность. При ее наличии возникнет желание внести в жизнь региона личный вклад, нарастить его социальный и культурный капитал.

Часть III. Район

* * *

Мы уже знаем, что такое правильный дом: равновесие между напоминающим пещеру убежищем и панорамным видом; затейливость и таинственность вместо безликого минимализма; некий порядок и завершенность, обуздывающие эту затейливость; возможность самовыражения; соответствие облика дома нашей культуре и личности.

Однако, как мы выяснили на примере коммун в Христиании и Уолтерс-Уэй, место проживания неотделимо от контекста — местного сообщества. Насколько психология дома применима к психологии района? Судя по опыту, потребность в безопасности, внешней привлекательности и вопросы, связанные с уникальной атмосферой, распространяются за пределы домашнего очага. Дом со здоровой психологической атмосферой служит местом встречи любящих людей. Это социальное пространство. Что в масштабах местного сообщества объединяет и разобщает людей? В хорошем районе есть социальный капитал; там есть чем заняться и присутствует чувство причастности к сообществу, которое всем нам нужно для счастья.

Города огромны, и люди часто ограничивают свои перемещения районом проживания. Если им это удается, город будто делится на несколько поселений. Сплоченное местное сообщество противостоит равнодушию мегаполиса. Это особенно важно в больших городах, где, покидая свой район, человек попадает в серую массу незнакомцев. Чем оживленнее город, тем больше люди разобщены. Например, в давнем эксперименте, проведенном еще до распространения мобильных телефонов, исследователи стучались в двери горожан, изображая волнение, с просьбой воспользоваться их телефоном. Помощь чаще оказывали жители провинциальных городков Массачусетса, чем густонаселенного Бостона. В другом эксперименте исследователи звонили по случайному номеру из телефонной будки гражданам Чикаго, Нью-Йорка и Филадельфии и говорили, что ошиблись номером, но им нечем заплатить за еще один звонок. В городах с низкой плотностью населения люди чаще предлагали сообщить нужный номер, чтобы передать весточку абоненту. Еще в одном исследовании рассматривали, как часто люди возвращают разницу, если им случайно переплатили. Разница между маленькими городами и большими оказалась очень заметной (80 и 55 % соответственно).

В крупных городах люди подвержены «эффекту наблюдателя». Они реже бросаются на помощь в беде, хотя здесь может сказываться противостояние отдельных статусных или этнических групп. Видя насилие, люди предпочитают не вмешиваться, боясь вызвать агрессию в свой адрес. Это в целом разумно. Но зачастую реальной угрозы нет, просто нужно помочь: кто-то получил травму, нуждается в пище или убежище либо рискует пораниться.

Один из факторов здесь — быстрота, с которой люди передвигаются в многонаселенных городах, скорее всего в стремлении миновать толпу, подчиняясь ускоренному ритму жизни. Эффект наблюдателя и отчужденность — способы справиться с типичной для города сенсорной перегрузкой (повышающей утомляемость и раздражительность) и стрессом из-за вмешательства других в наши планы (успеть на спектакль, в магазин или вовремя вернуться домой и побыть с детьми). Когда люди постоянно конкурируют, скажем, за место в поезде, то быстро раздражаются, вступают в конфликт и проявляют агрессию.

Со знакомыми людьми и ситуациями мы можем совладать, но нежелательные и частые посягательства незнакомцев по пути к дому выводят из равновесия. И мы игнорируем их, проявляя естественную защитную реакцию. Неудивительно, что мы научились не воспринимать их и уделяем внимание лишь тому, что угрожает здоровью или самочувствию. В целом проявлять доброжелательность к незнакомцам склонны жители маленьких населенных пунктов, поскольку им неведомы перегрузки большого города.

Учитывая все эти разобщающие факторы, стоит особенно тщательно выбирать район проживания, узнать, где бьется его пульс, и воспользоваться всеми его преимуществами. По данным исследований, полезнее всего жить неподалеку от оживленной главной улицы.

Глава 9. Уличная жизнь

Две трети лондонцев обитают в пределах 500 м от главной улицы, как и жители других городов, построенных до изобретения автомобиля. Выдающийся специалист по архитектурной психологии Кристофер Александер писал, что чем дальше от главной улицы живет человек, тем меньше он обычно счастлив[41]. Главная улица, как артерия, питает весь город и поддерживает жизнь местного сообщества. Это выход в другие части города и одновременно вход для новоприбывших. В идеале здесь встречаются местные жители и гости ради обоюдной выгоды — коммерческой, социальной и культурной.

Приятно побродить по оживленным улицам из одного района в другой, не направляясь в конкретное место, и внимать видам, звукам и запахам человеческой деятельности. Французский писатель Шарль Бодлер был очарован романтическим образом бесцельно прогуливающегося горожанина, которого называл фланером. Как утверждает Корнелия Скиннер в книге «Элегантные остряки и грандиозные горизонтали» (Elegant Wits and Grand Horizontals), фланер «не обременен никакими обязательствами, никуда не торопится, с неспешной разборчивостью гурмана смакует букет города».

Американский режиссер и сценарист Сьюзен Зонтаг поддерживала эту идею и призывала всех отправиться в круиз «в урбанистическую преисподнюю, по ландшафтам с чувственными перепадами».

Джейн Джекобс, американо-канадская журналистка, прославилась решительными выступлениями в защиту традиционной рядовой застройки главных улиц, когда та после Второй мировой войны оказалась под угрозой сноса. Новая война разворачивалась в 1950-х — 60-х и продолжается по сей день — против массового уничтожения улиц под знаменем восстановления городской среды. Джекобс стала одним из самых влиятельных критиков городского планирования в прошлом веке, несмотря на отсутствие специального образования. Этот факт и в придачу то, что женщина ввязалась в борьбу против установленных мужчинами общепринятых традиций того времени, вызвало резкую негативную реакцию.

Это не помешало ее книге «Смерть и жизнь больших американских городов», написанной в 1961 году[42], всколыхнуть архитектурный мир. По словам Херберта Мушампа, главного архитектурного критика Times, это было «чуть ли не самым шокирующим событием в архитектуре ХХ века».

Книга была откликом на политическое давление и стремление сровнять с землей пришедшие в упадок районы, вместо них спроектировав новые, где больше света и воздуха. Господствовало мнение, что нужно снести «трущобы» и на их месте возвести многоквартирные дома, оставив вокруг побольше пространства. Джекобс упорно пыталась донести до властей значимость главных улиц для выживания окрестных районов и не чуралась решительных действий. В 1961 году ее, вместе с другими ярыми протестантами, удалили со слушания о реконструкции Гринвич-Виллидж на Манхэттене в Комиссии городского планирования. Благодаря ей район был спасен от разрушения в рамках программы «сноса трущоб».

В 1968 году ее арестовали по обвинению в организации беспорядков и намеренном причинении ущерба после срыва общественного собрания по вопросу строительства скоростной автомагистрали в Нижнем Манхэттене через Сохо и Маленькую Италию. И снова ей удалось остановить проект, грозивший необратимо разделить и разобщить эти сообщества. Десятью годами ранее Джекобс стала свидетелем увядания и смерти районов по милости градостроителей, гонящихся за призрачной мечтой о восстановлении и обновлении. Работая секретарем в департаменте планировки, она изучала последствия реконструкции архитектором Эдмундом Бэйконом жилых районов в Филадельфии. Ознакомившись с его работой, она с ужасом поняла, что по сравнению со старыми районами в новых на улицах оказались уничтожены буквально все признаки жизни. «Безликие улицы, — как она писала позже, — плодят безликих людей».

На главных улицах должны быть условия для торговли и развлечений местного сообщества. Так формируются облик и атмосфера района. Факторы, которые превращают обычный дом в очаг, применимы и к району, а основной его составляющей являются улицы, какой бы на них ни царил беспорядок.

Великолепный хаос: уличное разнообразие

Джекобс восхищалась «островками хаоса» в Восточном Гарлеме, в которых видела «собственную непостижимую мудрость», — никем не спланированными и естественно возникшими в ответ на потребности населения. В ее некрологе в New York Times говорилось: «В поддержку своей теории мисс Джекобс создала глубокий, разносторонний труд. Но лучше всего ей удалось описание событий повседневной жизни, которые она наблюдала из окна своей квартиры над кондитерской на Хадсон-стрит, д. 555». Вот пример, позаимствованный из книги «Смерть и жизнь больших американских городов». Автор выносит мусор, дети ушли в школу, открылись химчистка и парикмахерская, домохозяйки вышли поболтать, в местный бар заглянули грузчики, подростки возвращаются домой, переодеваются и спешат на свидания — вот и закончился очередной день. Бывают и неожиданности: как-то под вечер в феврале не пойми откуда взялся волынщик и собрал вокруг себя благодарных слушателей. Все ощущают себя в безопасности, и местные, и пришлые, потому что почти никогда не остаются одни.

Говоря, что оживление на улицах отражает атмосферу сообщества, мы затрагиваем тему социального капитала. Это еще один термин, придуманный Джекобс. Для продуктивного развития личности человеку нужны другие люди. Наш вид выжил только благодаря сотрудничеству, и для его продолжения нам так или иначе необходима уличная жизнь. Благодаря своей эрудиции и лично проведенным исследованиям Джекобс определила ее основные составляющие. Вот ключевые факторы благополучной улицы.

1. Смешанное использование. Улицы должны обеспечивать разные функции, чтобы поток людей был круглосуточным — так жизнь на них не прекращается и они всегда «под присмотром» — и жители собирались в компании. Оживленной улице необходимы фешенебельные магазины и лавочки с товарами первой необходимости, кафе, бары, сервисные центры для автомобилей, рестораны, музеи и пр., то есть сочетание разных форм и функций. Там должны быть и элитарная культура, и товары первой необходимости, а не только шеренга никому не нужных изысканных бутиков. Не надо разделять людские потоки надземными тротуарами и переулками, пусть все сливаются друг с другом в пространстве города.

2. Маленькие кварталы. По мнению Джекобс, площадь большинства кварталов нужно ограничить, чтобы было как можно больше поворотов. Происходит слияние потоков людей и повышается вероятность общения.

3. Старинные здания. Джекобс настаивает, что снос старых домов надо прекратить по экономическим причинам. Погрузившись в изучение городской экономики, она пришла к выводу, что стоимость аренды становится неподъемной для среднего гражданина или малого бизнеса, потому что в нее заложены расходы на строительство. Старые здания, несмотря на обветшание, уже окупились, и аренда в них доступна начинающим бизнесменам, художникам и молодежи, которые в основном и поддерживают жизнь района.

4. Минимальная необходимая концентрация людей. Без достаточного количества проживающих рядом с главной улицей на ней не будет оживления. Переселение людей в отдаленные многоэтажные кварталы и разделение сообщества скоростной автомагистралью тоже не способствуют жизни улиц.

Сочетание всех этих факторов насыщает улицы и районы разнообразием.

Не так давно, с 2000 по 2006 год, доктор Сюзанна Холл из Лондонской школы экономики изучала роль упомянутых факторов в уличной жизни районов с этническим разнообразием[43]. Оказалось, несмотря на уменьшение числа частных магазинов в Великобритании (из-за популярности супермаркетов и онлайн-шопинга), о районах Лондона с этническим разнообразием такого не скажешь: за эти шесть лет количество частных торговых точек там выросло на 78,5 %.

Очевидно, что этническое разнообразие способствует развитию, но Холл хотела узнать, как именно. В числе объектов ее внимания была улица Рай-лейн в Пекхэме, на юге Лондона. Холл выяснила, что оживление на ней царило из-за благоприятных для малого бизнеса гибких условий аренды и субаренды. Как она заметила, «25 % магазинов на Рай-лейн разделились на отдельные торговые точки, которые сдавались в аренду на разных условиях: для парикмахерских и маникюрных салонов, например, была предусмотрена еженедельная плата за кресло, также предлагалось множество вариантов расценок за квадратный метр». Благодаря размещению в одном здании нескольких арендаторов начинающие предприниматели могли встать на ноги, к тому же происходил своего рода взаимный обмен. Например, согласно результатам опроса компании Western Union, 75 % клиентов, осуществив у них денежный перевод, приобретали в соседних магазинах другие продукты и услуги, а 47 % покупателей заходили в магазины чаще, если знали, что в том же здании находится их офис.

Итак, на Рай-лейн явно наличествовали факторы развития и описанные Джекобс местные сообщества. Те, кто только начинает свое дело, арендуют помещение по доступной цене и получают перспективу роста, сразу находят клиентов в непрерывном потоке. Мелкие частные предприниматели предлагают разные услуги, потому что демографический и этнический состав населения смешанный. Рай-лейн процветает благодаря разнообразию.

Доктор Холл заметила, что налаженная работа общественного транспорта играет ключевую роль в экономическом развитии района. По лондонской улице Валворт-роуд, например, пролегает восемнадцать автобусных маршрутов. И хотя это небогатый район, еженедельный бюджет улицы конкурирует с Хай-стрит в престижном Хэмпстеде благодаря плотности населения и развитому маршрутному сообщению. Островная торговля в коммерческих зданиях обогащает уличную жизнь и способствует развитию малого бизнеса.

И снова об упорядоченной затейливости

Улица с таким разнообразием неизбежно выглядит пестрой. Проводилось множество исследований для подтверждения положительного психологического эффекта от посещения подобных улиц. Для одного лабораторного эксперимента создали 145 цифровых изображений городских видов с варьирующимися элементами: силуэтами крыш, орнаментами стен и количеством этажей в зданиях. Затем 263 участника онлайн-опроса оценивали картинки исходя из того, насколько лучше почувствовали бы себя, проведя время в такой обстановке.

Судя по результатам, положительный эффект возрастал по мере увеличения разнообразия зданий в целом и орнамента фасадов. А высокие здания давали негативное психологическое воздействие. Масштаб имеет значение. Положительное впечатление также было связано с тем, насколько улица нравилась участнику и как сильно она отличалась от района его проживания (было ли ощущение пребывания в другой среде). Получается, разнообразие улицы, с некоторым ограничением по высоте зданий, благоприятно влияет на эмоциональное состояние. Еще один пример упорядоченной затейливости. Торговым центрам теперь всё чаще пытаются придать сходство со средневековой площадью (пусть и в стиле Лас-Вегаса).

По мнению эволюционного психолога Стивена Пинкера, отвергающие орнамент на зданиях и в интерьере модернисты не учитывают наше подсознательное влечение к текстурам и затейливости, свойственным природе.

Одну страницу своей книги «Чистый лист»[44] он посвятил городскому дизайну. По его словам, убеждение, что вкусы людей — только изменчивые культурные предпочтения, привело к тому, что градостроители списали со счетов удовольствие от орнаментов, естественного света и малого масштаба застройки и вынудили миллионы людей прозябать в унылых бетонных коробках. Похоже, у нас есть еще одно подсознательное предпочтение: нам больше нравятся здания «с человеческим лицом». Улица, развивавшаяся несколько столетий, с разнообразием архитектурных стилей нескольких эпох и творений рук истинных мастеров, гораздо привлекательнее монотонных офисных зданий или жилых комплексов с домами-близнецами.

Новые улицы неизбежно возникают с расширением городов и перестройкой неиспользуемых объектов. В новом тысячелетии предпринимались попытки внедрить визуальное разнообразие в районах, пока не обросших историей. Часто в пример приводят комплекс Споренбург в Амстердаме. Владельцы купили стандартный участок под рядовую застройку и наняли дизайнера, чтобы тот адаптировал дома под их практические нужды и эстетические предпочтения в пределах установленной стандартами высоты, ширины и глубины. В результате все здания получились с разными интерьерами и фасадами и с разной степенью открытости. Улица очень привлекательная и разнообразная, но в рамках, заданных правилами типовой застройки. Вот вам и упорядоченная затейливость, и свобода самовыражения, в противоположность «штампованным» решениям градостроителей, продиктованным модернизмом.

Дома в Споренбурге, Амстердам

Еще один простой способ повысить визуальную привлекательность улиц — растительность. Она не только удовлетворяет тягу к природе, но и добавляет пестроту и затейливость, нарушая однообразие городского пейзажа. Есть много занятных исследований о влиянии деревьев на визуальное восприятие улиц и их успокаивающем воздействии. Их результаты удачно обобщил почетный профессор Ричард Смарсдон из Колледжа экологии и лесоводства в Сиракузах. При сравнении двух изображений с видом города, полностью идентичных, за исключением наличия или отсутствия зеленых насаждений, первые оценивают как более привлекательные. Деревья притягательны фрактальной формой и разноцветными листьями, меняющимися вместе с освещением. Их нежность контрастирует с суровостью городского пейзажа и дополнительно подчеркивает здания: обрамленные деревьями, они запоминаются лучше (вплоть до деталей), чем без них. Среди растений здания лучше заметны по двум причинам: они выделяются на их фоне и выглядят красивее.

Для жилых зданий особенно важны эти плюсы зеленых насаждений. Смарсдон обнаружил, что само по себе их наличие сильнее влияет на внешнюю привлекательность улицы, чем усовершенствование фасадов или малые архитектурные формы. Растения разнообразят монотонные ряды зданий и перемежают дисгармонирующие фасады. Высокие раскидистые деревья лучше низкорослых с куцей кроной. Оптимальное количество деревьев вокруг дома — три: если зелени слишком много, зданий не видно и создается впечатление, будто природа поглотила город.

Газоны между тротуаром и проезжей частью тоже повышают привлекательность улиц и служат своего рода полосой безопасности.

Пешеходная среда

Убедительное свидетельство в пользу интересных улиц обнаруживается при оценке «удовольствия от пешего передвижения»: насколько людям приятнее пройти по улице пешком, а не ехать на машине. Иероним Борст с коллегами из голландского Дельфта исследовали связь между характеристиками улиц и удовольствием от пешего передвижения со слов граждан пожилого возраста[45]. Около 288 проживающих самостоятельно людей в возрасте 55–80 лет попросили пройтись по разным частям улицы. Приятными для пешего передвижения оказались части с деревьями и палисадниками. Также сыграло роль наличие удобных переходов, парков, маршрутов общественного транспорта, кафе, баров, ресторанов и низкая интенсивность движения автомобилей. Борст установил, что плотная застройка, многоэтажные здания и замусоренность отвращают от прогулки.

Факторы, определяющие удовольствие от пешего передвижения по улице, можно свести к четырем основным: красивый вид, разнообразие фасадов и обилие зелени; чистота; оживление; малый архитектурный масштаб. Всё то же на другом этапе жизненного цикла способствует уверенности родителей в безопасности детей, гуляющих на улице. В исследовании Сары Фостер из Университета Западной Австралии родители оценивали район как безопасный при наличии удобств для пешеходов и минимальном движении транспорта[46]. Фостер заключила, что «естественный надзор», созданный в районе благоприятными для пешеходов условиями, снижает опасения родителей, связанные с незнакомцами.

Удобству пешего передвижения также способствует планировка улиц. Что интересно, прямоугольная решетка предпочтительнее лучевой планировки окраинных улиц, разветвляющихся как артерии и капилляры. Внутри «маленьких кварталов», за которые ратовала Джекобс, благодаря активной и насыщенной уличной жизни дети всегда на виду. А ребята с окраин идут в школу по тихим извилистым дорогам, выходят из тупиков, а позже вступают на оживленные магистрали. Их маршрут длиннее, проходит по пустынным улицам, а потом в непосредственной близости от автомобильного потока.

Джонатан Гэллимор из Университета Юты установил, что предпочтительность прямоугольной решетки обусловлена сокращением маршрутов, но такая планировка также считается более удобной и для родителей, и для детей[47]. Есть мнение, что и преступность там ниже, потому что на улицах больше народу. Также прямоугольная решетка безопаснее, поскольку благодаря разнообразию на улицах больше несовершеннолетних. В результате теперь больше одиннадцатилеток шагают в школу по новым районам с такой планировкой. Еще один ее плюс — в упрощении контроля над скоростью движения автомобилей по сравнению с лучевой. Участвовавшие в исследовании родители тоже считали, что улиц с активным движением проще избежать, сократив маршрут.

Интересное исследование в Техасе позволяет предположить, что зеленые насаждения вдоль автомобильных дорог — газоны и деревья — сокращают число несчастных случаев[48]. Водителям проще отслеживать свою скорость по мелькающим деревьям. Французские инженеры-транспортники озаботились ростом числа аварий со смертельным исходом на подъездах к городам и связали их с традиционной линейной посадкой платанов на этих участках. Но научные данные опровергли их подозрения. На самом деле деревья способствуют снижению скорости. Возможно, водители притормаживают, потому что вид растений действует успокаивающе. Вывод таков: если обеспечить озеленение вдоль автомобильных дорог, тротуары станут удобнее для пешеходов по двум причинам — непосредственное благоприятное воздействие природы и приятный побочный эффект в виде снижения интенсивности движения.

Казунори Ханью из Нихонского университета в Токио попросил двадцать четыре участника исследования найти двадцать визуальных характеристик на нескольких изображениях районов и попутно оценивал их эмоциональную реакцию[49]. Затем он рассмотрел связь между этими показателями и очертил очевидные зависимости (этот метод получил название «каноническая корреляция»). «Природные, открытые и затейливые» виды воспринимались как особенно приятные, безопасные и успокаивающие, они же вызывали интерес, приятное возбуждение и прилив энергии. При увеличении плотности движения эмоциональная реакция была менее благожелательной. Возбуждение, интерес и небольшое опасение возникали при виде излишней затейливости, недостатка цельности, неравномерного освещения и таинственности плохо просматривающихся мест. Иными словами, таинственность нам нужна не только в природном ландшафте или интерьере дома, но и в городском пейзаже. Нам нравится находить укрывшиеся за зеленью здания.

Дополнительные тому подтверждения дал Масатаке Икеми из Нихонского университета в Токио[50]. Он провел исследование о предпочтениях открытых и частично загороженных деревьями фасадов зданий. Участникам раздали двенадцать цифровых коллажей с фасадами жилых домов, расположенных между двух деревьев, и попросили выбрать понравившиеся. У таинственного фасада оба края скрывались за деревьями, а у более открытого просматривались сквозь листву. Был и средний вариант. Большинство голосов со значительным перевесом получил таинственный фасад. А незнакомому фасаду испытуемые отдавали предпочтение еще охотнее.

Уличное искусство давно стало способом визуально разнообразить город. По данным исследования Юи Мотоямы и Казунори Ханью, также из Нихонского университета, красивые скульптуры природных объектов делают город привлекательнее[51]. Сравнивали скульптуры божьей коровки и паука, и именно первая, по общему мнению, повысила привлекательность улицы.

Эти исследования подкрепляют утверждение Джекобс о важности разнообразия человеческой деятельности и визуальной интересности района и показывают, что таинственность, а также зеленые зоны украшают город и обеспечивают удобство передвижения для пешеходов. Вокруг улиц, по которым интересно прогуляться, формируются оживленные и сплоченные районы, потому что по ним ходят все — от мала до велика.

Шум уличного движения

С транспортными потоками связаны самые сложные проблемы ХХI века, к тому же они заметно влияют на самочувствие. Дональд Эпплярд, профессор кафедры городского дизайна Калифорнийского университета в Беркли, сравнивал качество жизни на улицах с высокой, средней и низкой загруженностью проезжей части[52]. На загруженных улицах очень мало людей, их вытеснили автобусы, грузовики и автомобили. А жители улиц с низкой загрузкой проводили больше времени вне дома: прогуливались, ходили по магазинам, пили кофе или потягивали вино в заведениях. Но главное, они были внимательнее друг к другу и защищали свою территорию. Чувство причастности и безопасности у них было выше. (В 2011 году это исследование повторили в Бристоле, оно актуально и для нынешнего тысячелетия[53].) Как и прогнозировала Джекобс, люди с повышенным чувством причастности счастливее других. Эпплярд подчеркнул разницу в социальном капитале между улицами с высокой и низкой загруженностью: «Одни провоцируют разобщение, другие создают условия для добрососедских отношений и общения». Он заключил, что тихие улицы более пригодны для жизни.

Шум уличного движения, поездов или предприятий наносит вред людям и негативно сказывается на душевном и физическом здоровье, если проникает в жилые помещения. Он вызывает напряжение и раздражительность, влияет на принятие решений, кратковременную память и способность контролировать эмоции. Всё вместе это называется исполнительным функционированием. С расширением города растет угроза шумовых загрязнений, которые опасны для здоровья людей. Вот почему градостроителям следует продумать зонирование; к этому вопросу мы вернемся, изучая исследования о воздействии шума на жителей районов с разными условиями.

В исследовании с участием школьников выяснилось, что у мальчиков исполнительное функционирование снижалось пропорционально количеству уличного шума. А вот девочки, в целом не страдающие проблемами внимания, не продемонстрировали повальной зависимости.

Проект «Влияние шума дорожных и воздушных средств транспорта на познавательные способности и здоровье детей» был первым в череде исследований на понимание прочитанного текста[54]. Он проводился с участием двух тысяч детей в возрасте девяти-десяти лет из восьмидесяти девяти школ, расположенных рядом с тремя международными аэропортами: Скипхолом в Амстердаме, Барахасом в Мадриде и Хитроу в Лондоне. Громкий шум самолетов негативно сказывался на понимании прочитанного и опознании у детей всех трех стран. Уровень шума дорожного движения в исследовании был невысоким, но если присутствовал, то усугублял гул самолетов и беспокойство детей. Другое исследование также подтвердило негативное влияние шума уличного движения и самолетов на познавательные способности детей. В связи с ним обострялись проблемы с концентрацией и памятью, а также пониманием прочитанного. Вероятно, периодический шум сильнее влияет на когнитивные функции, чем непрерывный.

Пагубное влияние шума сказывается не только на детях. Взрослые тоже от него страдают. В основном у них возникают нарушения сна, что приводит к слабости и недостатку концентрации. Дневной шум выливается в раздражительность и стрессы и не дает расслабиться, вдобавок снижает желание общаться. В долгосрочной перспективе не исключены тревожные расстройства и депрессия. Шумы от более чем двух источников (например, стройка и дорожное движение) еще сильнее снижают качество сна[55].

Можно ли адаптироваться к шумовому загрязнению от уличного движения? Нил Вайнштейн из Ратгерса, Государственного университета Нью-Джерси, решил прояснить этот вопрос в перспективном когортном исследовании[56]. Он опросил горожан за четыре месяца до и через шестнадцать месяцев после строительства новой крупной автомагистрали вдоль их домов. Она сливалась с другими трассами с плотными транспортными потоками, и уровень шума с ее появлением значительно повысился.

Магистраль прокладывали по окраине с развитой инфраструктурой, застроенной в основном частными жилыми домами. Некоторые здания при строительстве снесли. Выбранные для исследования дома находились в зоне шумового воздействия «в пределах семидесяти децибел», согласно предварительным строительным расчетам.

Вайнштейн измерял воздействие шума по трем критериям.

1. Поведение (помехи для повседневной деятельности, например прослушивания телевизора и радио, сна или вред для здоровья).

2. Беспокойство о негативных последствиях.

3. Озабоченность шумом (сосредоточенность на нем).

На поверку оказалось, что все три набрали примерно одинаковое количество баллов, которые суммировали для подсчета общего рейтинга помех. Вот три основных вывода Вайнштейна.

1. По словам жителей, уровень шума был стабильным.

2. В течение года к шуму не удалось адаптироваться.

3. Респонденты пессимистично расценивали перспективу привыкнуть к нему в будущем.

После исследования Вайнштейна прошло тридцать лет, и теперь все согласны, что шумовые помехи ставят под угрозу здоровье людей, а появление звуковых раздражителей обернется ростом заболеваемости. Происхождение и значение шума тоже важны, но основное беспокойство создает громкость. Бессонница из-за посторонних звуков проявляется в сложностях с засыпанием и пробуждением посреди ночи либо слишком рано утром. Присутствие шума также влияет на глубину сна: силы во время ночного отдыха не восстанавливаются. Периодический шум — пролетающие самолеты или проезжающие автобусы — доставляет больше беспокойства, чем непрерывный гул улицы. Но на сон негативно влияет не только ночной шум. Даже если его слышно исключительно днем, качество сна в темное время суток снижается из-за накопленного напряжения.

Некоторые утверждают, что им удалось адаптироваться к шуму и их сон улучшился после периода «привыкания». Но измерения электрической активности мозга (с помощью электроэнцефалографа) доказывают, что в количестве и качестве сна на деле нет положительных сдвигов: фазы глубокого сна недостаточно продолжительны по сравнению с фазами БДГ (быстрого движения глаз). Шум провоцирует возбуждение и запускает физиологические реакции организма на стресс, в том числе повышает уровень адреналина. В долгосрочной перспективе это негативно сказывается на состоянии здоровья. Одной из причин гипертонии (повышенного артериального давления) у взрослых независимо от возраста считают длительное воздействие шума.

Если вы можете контролировать шум (периодически избегать его), негативный эффект снижается: физиологические показатели стресса (например, артериальное давление и электрическая активность кожи) и проблемы с когнитивными функциями (концентрацией и долговременной памятью) менее заметны. Но даже если от шума на время можно скрыться, негативный эффект от него возрастает, когда его уровень выше ожидаемого. Периодические и неожиданно громкие звуки вреднее для здоровья, чем непрерывный гул, и последствия сохраняются годами. Укрывшись от шума в тихих комнатах (не выходящих на оживленную улицу) дома или квартиры, вы защитите себя от стресса. В Швеции проводилось исследование по этому поводу. Есть данные, что миллион взрослых граждан страны, или 22 % населения, страдают от шума дома. В жилых районах тишину нарушают в основном звуки уличного движения.

Эви Эрстрём и ее коллеги с кафедры экологической медицины Гётеборгского университета провели исследование с участием 956 человек в возрасте от восемнадцати до семидесяти пяти лет[57]. Они сравнивали дома, где уровень шума колебался в пределах 45–68 дБ во всех помещениях, и такие, где в некоторых комнатах он был ниже (на 10–20 дБ), и собрали убедительные данные о преимуществах для здоровья спокойных помещений внутри и снаружи дома, куда не проникает шум. Он пагубен для сна, истощает внутренние ресурсы, вызывает стрессы, агрессию, раздражительность и общее беспокойство, снижает способность расслабляться и полноценно общаться — и по всем этим показателям наблюдалось заметное улучшение при наличии тихих комнат, особенно если в других помещениях уровень шума достигал 60 дБ. Если же он не превышал 45 дБ во всех комнатах, у жильцов не возникало серьезных проблем с психологическим здоровьем.

Интересно порассуждать, не являются ли относительно низкая плотность населения в Швеции и тот факт, что граждане вынуждены часто ездить на личном автомобиле, основными причинами шумовых загрязнений в стране. Как ни парадоксально, в густонаселенных городах жители тратят меньше усилий, чтобы добраться в нужное место. Получается, там транспортный поток меньше, возможно, из-за нецелесообразности пользования автомобилем: всегда можно пройтись или добраться до места на общественном транспорте, чаще подземном.

Шум производим и мы. Но человеческие голоса не вызывают такого стресса, как звуки уличного движения. Мы им даже рады, особенно если солидарны с этими людьми. По данным исследования в Северной Индии, степень раздражения, вызванного «громкой и непрерывной какофонией» во время религиозного праздника Кумбха Мела, зависела от предположительного источника шума[58]. Звук казался людям приятным (и его дольше слушали), когда они знали, что это праздник. Участники более положительно оценивали шум, связанный с религиозными обрядами, чем любой другой. Определяющим фактором было то, насколько участник отождествляет себя с паломниками.

Итак, уровень раздражения, вызванного человеческими голосами, зависит от личных предпочтений. Проснувшись у себя в квартире от нецензурных криков пьяных подростков под окнами, любой закипит от злости. А колядки накануне праздника, даже в неподходящий момент, вызовут другую реакцию.

В целом негромкий гул звучит успокаивающе, особенно для детей. Экспериментально подтверждено, что они лучше спят под фоновый шум человеческих голосов, чем в полной тишине. Так они ощущают присутствие взрослых, а значит, защиту и безопасность.

Атмосферное загрязнение

Где есть автомобили, неизбежно и загрязнение атмосферы, вредное в том числе для психического здоровья. Пять самых загрязненных городов США находятся в Калифорнии: Бейкерсфилд, Хэнфорд, Лос-Анджелес, Висалия и Фресно. За исключением Сан-Франциско и нескольких прибрежных городов, в этом штате все ездят на машинах. И маленькие, и крупные города здесь спланированы без учета общественного транспорта, поскольку растут хаотично. Попасть из одного района в другой или из дома в любой объект инфраструктуры, например больницу, пешком либо на велосипеде проблематично. В других сильно загрязненных городах, например Нью-Мексико и Нью-Йорке, многоэтажные кварталы преграждают путь распространяющимся по воздуху токсичным выбросам.

В большинстве исследований загрязненной городской атмосферы изучают воздушные частицы — мельчайшую угольную пыль от автомобилей, фабрик и электростанций. Больше всего исследователей интересуют негативные последствия для сердечно-сосудистой системы, но они всё чаще обращают внимание и на психологический эффект. И всё очевиднее, что от атмосферных загрязнений страдает мозг. В Нью-Йорке отслеживали развитие детей с внутриутробного периода до 6–7 лет. Оказалось, что воздействие полициклических ароматических углеводородов (продуктов горения ископаемого топлива) на нерожденных младенцев приводит к проблемам с вниманием, тревожности и депрессии на дальнейших стадиях развития. Португальские исследователи изучали психическое здоровье проживающих в промышленных районах. Жители местности с загрязненной атмосферой набрали больший балл в тестах на наличие тревожности и депрессии.

В Мичигане среди учащихся государственных средних школ, проживающих в загазованных промышленных районах, посещаемость оказалась ниже и они чаще проваливались на экзаменах, чем живущие в районах с чистым воздухом. Социально-экономический статус был у всех одинаков.

Тестирование на животных прояснило, что происходит в мозге из-за пребывания в загрязненной атмосфере. В мозге собак из экологически неблагоприятного района Мехико-Сити было больше нейрофибриллярных клубков и амилоидов, чем у других. Это маркеры воспалений, предвещающих болезнь Альцгеймера. В другом исследовании мыши, надышавшись угольной пыли, хуже запоминали лабиринт и демонстрировали «депрессивное» поведение, нормализуемое «мышиной» дозой антидепрессантов. В их мозге был повышен уровень цитокинов — маркеров воспалений, — и между клетками гиппокампа, ответственными за пространственную память, образовывалось меньше связей.

Нездоровое поведение

Ясмин Гонольд из Берлинского университета им. Гумбольдта заинтересовалась влиянием трех экологических проблем — шума уличного движения, загрязненной атмосферы и недостатка зеленых зон — на поведение в отношении здоровья[59]. Вместе с коллегами она сравнивала соседние кварталы в центре Берлина с высокими и низкими показателями по этим проблемам. Архитектура кварталов была одинаковая, они располагались почти рядом (в 600–700 м друг от друга). В первом уровень уличного шума превышал 65 дБ круглосуточно. Источниками звуков были автомобили, трамваи, наземное метро и железная дорога. Площадь зеленых насаждений не превышала 0,1 м2 на каждого жителя в радиусе 500 м (по сравнению с 6 м2 в соседнем квартале). Почти весь год там держались пиковые значения содержания взвешенных частиц и оксидов азота в воздухе. Во втором квартале было больше квартир с балконом, террасой, патио или общим садом, а окна по большей части выходили во двор.

Исследователи разослали две тысячи анкет, из которых им вернули заполненными 428. Жители первого квартала хуже себя чувствовали, чаще раздражались и были сильнее обеспокоены уровнем шума и загрязнения воздуха, чем их соседи из второго квартала. Учитывая, что мы уже знаем о вреде шума для здоровья и положительном воздействии растений, легко предположить, что физические и психологические недуги с большей вероятностью поражали жителей первого квартала. Но исследователи с удивлением обнаружили, что они не чаще соседей упоминали о связанных со стрессом психологических или физических симптомах. Однако выяснилось, что их образ жизни способствовал заболеваниям: они чаще курили и употребляли алкоголь и меньше занимались спортом. Эти различия отмечались независимо от пола, образования и занятости.

Это очень важное открытие: обычно нездоровый образ жизни приписывают людям с низким социальным статусом. Но в данном случае он был приблизительно одинаковым у жителей обоих кварталов. Результаты согласуются с данными других исследований, подтвердивших взаимосвязь уровня шума и склонности к курению. А отсутствие парков лишает жителей первого квартала более здорового противоядия от стрессов — спорта.

Такие исследования очень нужны, поскольку показывают, как незначительные изменения среды в долгосрочной перспективе влияют на здоровье горожан, проживающих в экологически неблагоприятных условиях. И ответные меры недорого обходятся. Например, газон с деревьями и кустами вдоль дороги увеличит зеленую зону, снизив шумовое и атмосферное загрязнение. На пустом участке под застройку можно обустроить парк, как в преуспевающем жилом комплексе Риверсайд-Парк в Бруклине. Исследователи предполагают: «Если в районах с недостатком растений для них нет места, стоит компенсировать их отсутствие другими мерами, стимулирующими жителей к спорту. Например, увеличить число спортивных залов и площадок, создавать спортивные программы и объединения».

В пешей доступности

Для уменьшения шума уличного движения и количества углеродных выбросов стоит планировать (или перепланировать) города так, чтобы снизить потребность часто передвигаться на личном автомобиле — но за счет не общественного транспорта, а возможностей передвигаться пешком. Тут есть много способов. Всё, что необходимо людям, должно находиться в пешей доступности. Если в данном районе мало свободного места, можно задействовать неиспользуемые пространства. А их в городах предостаточно. Оптимально сдавать их под островные торговые точки: там появятся все необходимые товары, жителям не придется далеко ходить.

При наличии многофункциональных общественных зданий люди реже садятся за руль. Прекрасный пример — многоэтажная автомобильная парковка в Майами. Там есть беговые дорожки, зал для йоги, церемониальный зал и даже помещение для бракосочетания. Всё рядом, никуда не нужно идти.

Многофункциональная автомобильная парковка в Майами

По данным исследований, если люди чувствуют себя в районе как дома, то практически отказываются от автомобиля. Горожане действительно хотят, чтобы всё было в пешей доступности. Степень доступности определяется расстоянием или временем: в 800 м или в десяти минутах ходьбы. В идеале всё нужное должно быть именно на таком расстоянии. Тогда люди перестают садиться за руль.

Интенсивность уличного движения регулируется зонированием с удобным сообщением общественного транспорта. В продуманном градостроительном плане новые жилые комплексы находятся в десяти минутах ходьбы от остановки трамвая или метро. Отличный пример — план зонирования Нью-Йорка.

Кстати, возможность пройтись в гости к друзьям особенно благоприятна для пожилых людей. В Сан-Франциско и Сан-Антонио сравнивали частоту хождения в гости[60]. В Сан-Франциско большинство домов маленькие и расположены ближе друг к другу, а в пешей доступности много круглосуточных магазинов. В Сан-Антонио расстояния больше. Дома удалены друг от друга, местных магазинов мало: вместо них построили торговые центры, куда приходится добираться на машине. В Сан-Франциско пожилые люди чаще ходили в гости: 61 % навещали друзей минимум раз в неделю, а в Сан-Антонио только 35 %. В Сан-Антонио 42 % вообще не ходили к друзьям, а в Сан-Франциско — всего 14 %.

К тому же в более сплоченном Сан-Франциско люди чаще преодолевали большие расстояния до мест отдыха. Похоже, социальная активность в месте проживания приводит к желанию расширять круг общения в пределах города. Вывод очевиден: для повышения социальной активности пожилых стоит предоставить им все удобства в пешей доступности.

Итак, удобства для пешеходов устраняют трудности перемещения и сопутствующие им психологические проблемы. Есть и социальная выгода, как мы убедились на примере исследования пенсионеров. И жителям надо ходить пешком по главной улице — эпицентру социальных контактов. Это сердце района. На самых оживленных улицах можно найти много товаров и услуг и помещения в аренду по доступной цене. В густонаселенных городах, где площадь квартир и домов меньше, люди встречаются с друзьями на улице. В плотной застройке самая активная уличная жизнь: люди осваивают улицы и превращают их в социальное пространство.

Чистые и затейливые улицы с малым архитектурным масштабом благоприятны для атмосферы района. Следует учитывать факторы, влияющие на привлекательность улиц для пешеходов, например наличие деревьев и газонов между тротуаром и проезжей частью. Жилые улицы, как и главная, не должны быть переполнены транспортом, ведь он вытесняет людей. Шум уличного движения приводит к психологическим и физическим недугам из-за постоянного напряжения, автомобили загрязняют воздух, и у людей возникает склонность к нездоровому поведению, в том числе курению. Также не стоит забывать о безопасности. Это второе, что нам нужно от дома, и потребность в безопасности распространяется на весь район.

Глава 10. Защита территории

Безопасность необходима на улицах и в общественных местах. Дом, как и частный сад, надо защищать. Но чем теснее связь с районом, тем больше он воспринимается как продолжение личной территории, и хочется оберегать его.

В сообществах, где сложились добрососедские отношения, люди заботятся друг о друге, накопив за многие годы социальный капитал (узы, основанные на взаимном обмене, доверии и сотрудничестве). Он неотделим от чувства причастности — атмосферы. Если люди заинтересованы в своем районе, а район в них, то горожане заботятся о его внешнем виде. Это важно. Криминогенная обстановка возникает в запущенной местности.

На преступность влияет еще один ключевой фактор, связанный с дизайном. Хорошо ли просматривается пространство вокруг дома из окна и с улицы? Если да, злоумышленникам там не укрыться. Перспектива быть замеченными отпугивает их эффективнее всего. Если не всё видно из окна, лучше, чтобы хороший обзор был у соседа через дорогу или с проезжей части. В общем, по мнению психологов, дом должен быть окружен защищенным пространством. Автор этого термина — архитектор-консультант Оскар Ньюман.

Во время исследования ста жилых микрорайонов штата Нью-Йорк выяснилось, что преступность в целом выше (на душу населения) вокруг больших зданий, но в первую очередь ее уровень зависит от организации общественных мест: дворов, лифтов, подъездов, переулков, подземных переходов и лестничных клеток[61]. Важно, насколько они скрыты от обзора из близлежащих домов и как легко в них сориентироваться или покинуть их в спешке. Это настоящие инкубаторы преступности. Вывод очевиден: районам необходимо открытое пространство, которое хорошо просматривается и тем самым защищено. Для архитекторов и градостроителей исследователи сформулировали четыре правила проектирования жилого комплекса.

1. Открытого общественного пространства недостаточно. Поделите его на частные территории (сады, дворы и балконы), и люди скорее будут чувствовать за них ответственность и защищать их.

2. Не должно быть мест, которых не видно ни из одного окна.

3. Квартал должен производить впечатление защищенного и ухоженного: такой «безопасный вид» отпугивает злоумышленников.

4. Обеспечьте безопасный и удобный доступ к общему пространству — улицам и дорогам, где также есть достаточный обзор.

Правила правилами, но что делать с уже имеющимися недостаточно защищенными пространствами? Как их улучшить? Смотря по обстоятельствам.

Комплекс Диггс-Таун

Яркий пример недостаточно защищенного района, который изменился в лучшую сторону после повышения безопасности, — малоэтажный жилой комплекс Диггс-Таун в Норфолке (Виргиния). Его население составляют одинокие афроамериканки с детьми, в 1980-е там царили безработица и преступность, многие употребляли наркотики, и район пришел в упадок. Жители потеряли контроль над улицами и постоянно опасались за свою жизнь.

Проблема заключалась не только в демографии (в других жилых комплексах с аналогичными показателями ситуация была иной), но и в планировании улиц. Не было въезда внутрь с дороги, и автомобили, в том числе полицейский патруль, там не появлялись. Во дворах, скрытых от глаз водителей и пассажиров, расцвела преступность. Там образовалось незащищенное пространство. Оно было ничьим: зеленая зона считалась общественной. Никто за нее не отвечал, не следил за ней, и территория быстро стала опасной: теперь ею распоряжались банды. К тому же в отсутствие улиц, тротуаров и огороженных лужаек перед домом любой мог подойти и заглянуть в окно.

В 1990 году Управление жилищного строительства и перепланировки Норфолка выделило градостроительному подрядчику 17 млн долл. на реконструкцию Диггс-Тауна. При содействии социальных психологов проблема была выявлена, и сразу возникло простое решение: дать людям улицы. Пешеходные дорожки заменили проезжими дорогами и обеспечили парковки.

Территория стала лучше просматриваться, а благодаря улицам стало возможно предоставить землю в частное пользование: участки огородили заборами, и преступникам стало уже не так вольготно, как раньше.

По словам участкового полицейского, количество вызовов уменьшилось с 25–30 в день до 2–3 в неделю. Не только уровень преступности снизился, но и жители ощутили ответственность за свою территорию. Всего через несколько месяцев в сообществе воцарились мир и покой. Это поразительный пример повышения безопасности района с помощью городского планирования.

Сады Робин Гуда

Около десяти лет назад жилому комплексу Сады Робин Гуда в Восточном Лондоне — британскому варианту бетонных многоэтажек — по решению местных властей грозил снос. Комплекс пребывал в плачевном состоянии. Он был знаменит подвесными галереями — «небесными улицами» (как выразились именитые архитекторы проекта — Смитсоны). Их задумали для сплочения соседей: двери всех квартир выходили на них, как на улицу. Но жители жаловались на преступность и вандализм, а в идущих по галереям нередко летели камни.

Сады Робин Гуда в Поплере, Лондон

Как только было объявлено о сносе, несколько именитых архитекторов бросились защищать комплекс как памятник зодчества. В их числе был Ричард Роджерс, автор Здания Ллойда, Центра Помпиду и Купола тысячелетия. Он утверждал, что «Сады Робин Гуда не поддерживали в должном состоянии и им изначально была уготована печальная судьба, ведь туда селили тех, кто не в состоянии отвечать даже за себя, не то что за свой дом». Иными словами, в результате решений местных властей у комплекса изначально не было шансов. Но дело не в здании; в нынешнем его состоянии виноваты жильцы и власти, не обеспечившие должного техобслуживания. А значит, если здание обновить, заселить людей с разным социальным статусом и сделать качественный ремонт, оно еще послужит.

Но комиссию «Английское наследие» это не убедило. Маргарет Ходж, тогдашний министр культуры, выразилась прямо: «Попробуйте-ка сами там пожить!» Здание отказались восстанавливать. Никаким ремонтом, как было сказано, не исправить недочеты дизайна. Там нет условий для сплочения людей и безопасности. Среди возможных причин назывались следующие.

1. Неоправданно узкие, извилистые лестничные пролеты. Их слишком мало, а из-за тесноты они неудобны, небезопасны и не обеспечивают эффективный доступ в галереи и ко входным дверям в квартиры.

2. Сами галереи — скорее всего потому, что они не слишком просторные и выходят на улицу с непрерывным движением, — не выполняют свою функцию по сплочению соседей на «небесных улицах».

3. Унылые и темные подъезды со стеклоблоками вместо окон.

4. Изолированные парковки: «никому не видно, что там происходит, и оттуда нелегко выбраться».

В итоге снос начался в 2013 году, после нескольких лет ожесточенных споров. Комплекс строился с благой целью — обеспечить качественное муниципальное жилье для малоимущих, но ничего хорошего из этого не вышло. Места общего пользования мрачные, их мало, а в бетонных бункерах небезопасно. Здание не оправдало надежд по той же причине, что и Диггс-Таун: пространство не защищено и строение полностью отрезано от окружающего мира. Уже на этапе проектирования было ясно, что в кольце магистралей комплекс будет изолирован. А из-за отсутствия уличной жизни и сквозных проездов никто не видел, что происходит в общественных местах.

Центр-Виллидж

К сожалению, эти ошибки повторяются по сей день. В январе 2016 года в Guardian была опубликована статья о жилом комплексе в канадском Виннипеге. Группу белых оштукатуренных зданий, окружающих безмятежный внутренний двор для общения жителей, проектировали титулованные специалисты из компании 5468796 Architecture. Его большие окна в оранжевых рамах были далеки от образа типичного муниципального жилья.

Архитекторы Раджа Муссауи и Андреа Лакаламита посетили свое творение в надежде найти там позитивную социальную модель общества. Но оказалось, что окна, выходящие во двор, всегда завешены. К разочарованию авторов, там «круглосуточно собирались алкоголики и наркоманы», всюду валялся мусор. Криминогенная обстановка была угрожающей. Кооператив, организовавший строительство, забросил проект и выставил его на продажу частным застройщикам.

Что же пошло не так? Архитекторы были уверены, что двор необходим для сплочения жильцов. Увы, он для этого не годился. План предусматривал защиту квартир от холодного ветра долгими зимами, в результате двор не просматривался ни с улицы, ни с прилегающей местности. Идеальное прибежище для маргиналов. И в очередной раз благие намерения были сведены на нет незащищенным пространством.

Эти примеры поучительны не только для градостроителей. Нам, потенциальным жильцам, тоже следует принять их к сведению. В идеале стоит до переезда в микрорайон тщательно проверить условия проживания на соответствие четырем правилам из результатов нью-йоркского исследования. Есть ли удовлетворительное техническое обслуживание? Очевидна ли ответственность жителей за здания и окружающее пространство? Нет ли темных потайных закоулков? Есть ли связь с городом, оживленные улицы?

Маркеры территории

На основе результатов исследования в Нью-Йорке специалисты сравнили особенности домов, в которых часто происходили ограбления, с благополучными в том же квартале[62]. В последних были четко обозначены границы частной собственности, придающие ей индивидуальность. Встречались, например, такие: флаги и ящики с растениями на окнах, ухоженные лужайки перед входом, садовая мебель, живая изгородь и штакетный забор. Маркеры территории подразделяются на первичные и вторичные. Первые связаны с защитой частной собственности, вторые демонстрируют заботу и придают индивидуальность — у каждого они свои. Оба типа маркеров отпугивают преступников, вторичные даже эффективнее, чем первичные.

В домах, часто подвергавшихся ограблениям, всё оказалось наоборот: у них был бесхозный, нежилой и неухоженный вид. Вдобавок благополучные дома лучше просматривались от соседей, что подтверждает заключения других исследований о значимости защищенного пространства.

Мы рассмотрели условия, необходимые для формирования оживленного, безопасного, комфортного для пешеходов района, но не коснулись объединяющих физических и социальных факторов. Мы еще вернемся к самовыражению и чувству причастности. А сейчас обсудим примеры успешных жилых комплексов, где грамотный дизайн способствует общению. В лучших из них есть равновесие между личным и общественным пространством.

Глава 11. Атмосфера

Доктор Пер Густафсон с кафедры социологии Гётеборгского университета в Швеции задался целью найти определяющие факторы атмосферы[63]. Опросив невероятное количество людей, он выявил три основных фактора, формирующих привязанность людей к публичным местам.

Места с атмосферой отличались от других, дарили ощущение стабильности и представляли ценность для жителей — в общем, имели свое лицо и обязательно потенциал к изменениям для адаптации к новым потребностям людей и групп.

Отличия заключены не только в объективных параметрах, но и в том, как пространство используется определенной группой или субкультурой. И вместе с тем любое место отличается от других назначением (например, кафе или зал заседаний). Иногда для конкретного района оно особенное, но вместе с другими схожими относится к некой общей категории — одновременно уникальное и типичное. Стабильность места схожа с постоянством дома. По словам Густафсона, место приобретает для человека важность, «если связано с его происхождением, длительностью проживания, важными событиями жизни или он его часто посещает». Стабильность свойственна объектам с исторической ценностью или поддерживающим местные традиции. Ценность не требует пояснений: понятно, что место не может быть заурядным. Если его не ценят, оно ни к чему.

Необходимость потенциала изменений кажется неоднозначной — но если перемены растягиваются на долгий срок стараниями местного сообщества, сущность места остается прежней. Как утверждал Густафсон: «Люди “осваивают” место: устанавливают социальные отношения (например, ходят в гости к соседям), собирают информацию о нем, буквально участвуют в его создании. Тогда место становится личным проектом; может быть и коллективным, если возникает местное общественное движение».

Место, представляющее ценность, бывает культовым, порой обрастает культурой и мифологией — как, например, мегалитическое сооружение Стоунхендж. В городе атмосферные места более прозаичны — это, скажем, сквер или кофейня в стиле ар-деко. Ценное место может быть и в плохом состоянии, но от этого не теряет значения, — как арки под вокзалом Ватерлоо, где самовыражаются граффитчики и проходят радикальные перформансы. В таких местах незримо переплетены культура (воспоминания, вера, художественные символы и история), реальность (вид, дизайн, природные явления и памятники) и люди (пережитый опыт с любимыми или близкими).

Представители романтизма надеялись «вернуть былое очарование» искусством, но для формирования атмосферы требуется время. И вклад дизайнеров тут ограничен. Если мы, конечные пользователи, не участвуем в изначальном планировании, то часто отвергаем всё созданное для нас, пусть даже с самыми лучшими намерениями и ради сплочения сообщества.

Бутафория

Самый выдающийся пример вышесказанного создан в пригороде Парижа в начале 1980-х барселонским архитектором Рикардо Бофиллом, которого некоторые считают мессией муниципального жилья. Этот претенциозный по масштабам и дизайну проект позже стал местом паломничества фотографов моды. В первую очередь в глаза бросаются отсутствие монотонности, свойственной большинству муниципальных домов, заметное разнообразие, декоративные фасады и просторные общие пространства между ними.

Еще один известный пример — Аркад-дю-Ляк, классические портики и архитравы воспроизведены во впечатляющем масштабе, — когда-то считался настоящим дворцом для бедняков. Другой пример — Лез-Арен-де-Пикассо, в виде двух гигантских барабанов или головок сыра, с окнами-розами и огромными, вдохновленными Гауди контрфорсами. Вокруг зданий Бофилл заложил несколько улиц и площадей, как театральные декорации города. Он стремился избежать «дробной структуры плохо спланированного города», чтобы не вышло гетто.

Аркад-дю-Ляк Рикардо Бофилла, пригород Парижа

Лез-Арен-де-Пикассо Бофилла, пригород Парижа

Его творения раскритиковали за китч и нарциссизм: они привлекают излишнее внимание, но в целом ничего собой не представляют. Они создают конкретный образ, но, поскольку он никак не связан с жителями, никому нет до него дела. Масштаб оказался гнетущим, пространство между грандиозными башнями выглядит неуютно. Фальшивые портики ничего не значат для жителей. В пространствах между зданиями в малом архитектурном масштабе гораздо больше смысла: можно разбить клумбу или случайно встретиться с соседями. Эти места создают чувство причастности. Да, благодаря выразительности здания не выглядят однообразными, как большинство многоэтажных жилых комплексов Парижа, но их преимущества оценили в основном режиссеры и с удовольствием снимают кино в этих декорациях. Жизнь людей комплекс ничем не обогатил. В декорациях не обустроишь домашний очаг. Такие дома создаются не ради жителей. Навязанный архитектурный стиль не совпадет с представлением людей о разнообразии, и они никогда не сочтут его своим. Подобные проекты отражают видение архитектора, а не наше. И даже если они идеально отвечают некоторым потребностям, сплочение дается с трудом, если мы не участвуем в проектировании. Без чувства причастности любое место — ничто.

В конце 1990-х район Саннисайд в городе Портленд (Орегон) пришел в упадок. В сообществе произошел раскол, повсюду валялся мусор, выросла преступность, у жителей обострились психологические проблемы. Желая улучшить положение, жители организовали общественную площадку и назвали ее Саннисайд-Плаза. Вместе нарисовали посреди перекрестка гигантский подсолнух и установили несколько интерактивных произведений. Согласно официальному отчету, в результате «коллективной деятельности» увеличился социальный капитал и наладилось общение, что повлекло возрождение сообщества и положительный психологический настрой жителей.

Вклад жителей в созидательный процесс реновации или адаптации придает месту значение и атмосферу. Архитекторам придется крепиться и отказаться от большей части авторских идей в дизайне. По сути, это зодчество, лишенное тщеславия.

Такие жилые комплексы обычно прекрасно развиваются. Лучшие коллективные архитектурные проекты рождаются с участием жильцов. Один из ярких примеров — Чарли Бейкер. Он жил в запущенном манчестерском районе Халм и активно участвовал в его восстановлении.

Он решил, что первым шагом к переменам станет получение архитектурного образования. Завершив обучение, он основал общественный кооператив «Перестройка» (Build for Change) и занялся реновацией жилья и общественных зданий при активном участии жильцов. В печатном органе местных муниципальных властей была опубликована статья «Халм 10 лет спустя», где участие жильцов было названо ключевым фактором «повышения качества жизни». Затем Бейкер взялся за Лондон-Филдс в Хэкни на северо-востоке Лондона, и в результате местные власти и самовольно заселившиеся в заброшенное офисное здание граждане согласились, что смогут официально заниматься там предпринимательской деятельностью с проживанием. Бейкер назвал эту модель преображения «Коллективные врата» (Community Gateway). Теперь это стандартный метод реновации запущенных городских районов.

Архитектура и социальные сети

С развитием соцсетей стало возможно привлекать простых людей к дизайну. Когда в курортном городе Файер-Айленд-Пайнс сгорел популярный центр отдыха, владельцы решили на его месте возвести новый и наняли группу передовых архитекторов. Компания Architizer под руководством Марка Кушнера гордится идеей использования соцсетей для привлечения общественности и сбора отзывов на предложенные проекты. Кушнер предложил радикальный и дерзкий проект нового центра, но вместе с клиентами опасался, что местные жители окажутся не готовы к столь резким переменам.

Павильон в Файер-Айленд-Пайнс, штат Нью-Йорк

На этапе проектирования архитекторы изучили отзывы на первый вариант здания. Это ключевой этап проектирования, его необходимо обсуждать, но на собраниях муниципального совета не бывает аншлагов; обычно приходят одни и те же люди и надрывают глотку, отстаивая свои интересы. Для архитекторов, идущих в ногу со временем, очевидным решением стал интернет. И за два года до строительства в Facebook и Instagram разместили фотореалистичную визуализацию будущего центра отдыха. Через несколько дней тысячи людей прокомментировали публикации и поделились ими с другими пользователями — а ведь большинство из них никогда не придут на собрание муниципального совета.

Когда почти все комментаторы дали положительную оценку, архитекторы сочли, что дизайн оптимален. Построенное здание выглядело почти в точности как одобренная визуализация, поэтому обошлось без неприятных сюрпризов. Как отметил ведущий архитектор Марк Кушнер: «Здание стало частью района еще до того, как было построено». В первое лето после открытия в соцсетях появилось много фотографий центра — но теперь это были снимки пользователей, сделанные на смартфоны. Они были не просто информативными — реальные люди показывали, что были в здании и получили там положительный опыт. Это бальзам на душу архитектора. В целом такие достоверные личные рассказы наделили здание атмосферой в материальном и виртуальном мирах. По словам Кушнера, «здание само стало соцсетью».

Потрясающая скорость распространения информации в Facebook и Google повлияет на будущее дизайна немыслимым образом. Архитекторы смогут обращаться к населению за мгновенной обратной связью. В интернете люди дают отзывы гораздо свободнее и не стесняются отсутствия знаний. Это кладезь информации для архитектора — и отзывы об одном проекте пригодятся в другом. Если людям понравилось то, может быть, понравится и это? То они не оценили, а если теперь попробовать эдак?

Социальные сети подарили небывалую возможность самим создавать общественные пространства. Как напоминает Кушнер, история архитектуры ХХ века — история навязывания зданий людям: брутальных бетонных махин с крошечными окнами, неудачных стилизаций библиотек, галерей и других публичных мест. С развитием интернета негодным зданиям уже не избежать критики и прилюдного разбора полетов. Никто не будет миндальничать по поводу неуместной постройки, не гармонирующей ни с окружением, ни с людьми. Соцсети приблизили рядовых граждан к архитектуре, у них появился шанс на равных участвовать в проектировании. Архитекторы, пренебрегающие общественным мнением, упускают очень важный этап: ведь после строительства ошибки не исправить, а интернет-аудитория не знает жалости.

Еще одно новшество сетевого пространства — краудсорсинг, и не исключено, что клиентами вскоре будут уже не отдельные люди. Мечту архитекторов поддерживают и финансируют онлайн-сообщества — как плавающую платформу в нью-йоркском проливе Ист-Ривер. Благодаря краудсорсингу на нее собрали полмиллиона долларов.

Как заметил Кушнер: «Архитекторы давно знают, как строить экологичные, продуманные, гостеприимные дома. Они просто ждали, пока публика об этом попросит». Здесь есть внутреннее противоречие. Можно подумать, что интернет стал для архитекторов дополнительным средством навязывания своего видения. На самом же деле он обеспечивает диалог между специалистами и аудиторией еще до закладки первого кирпича, дает информацию о конкретных потребностях граждан. Многие архитекторы умеют решать проблемы и знают, как подойти к возрождению сообщества, но они тоже совершают ошибки. И все их действия по проектированию должны и будут диктоваться нами с помощью социальных сетей.

Сообщества и корпорации

Когда корпорации подстраиваются под независимый характер сообщества ради коммерческой выгоды, люди сопротивляются. В преддверии Олимпийских игр 2012 года в Лондоне жители района Хэкни-Уик — когда-то промышленной зоны с доступными ценами за аренду, где поселились люди творческих профессий, — попали под реновацию.

Стенная роспись с олимпийскими символами на здании заброшенного склада, выполненная компанией Coca-Cola без ведома жителей, символизирует уничтожение творческих сообществ, вытесняемых дельцами в погоне за выгодой. Эту оскорбительную роспись почти сразу перечеркнули словом «позор». В ответ стену покрасили в серый цвет, оставив огромные красные буквы HW. В таком виде она воинственно провозглашает уникальность многоликого творческого сообщества Хэкни-Уик.

Несомненно, такие сообщества создают в центре города атмосферу. В Хэкни однообразные склады превратились в жилые мастерские. Вокруг появились кафе и бары. Сформировалось самобытное и вдохновляющее пространство, не оскверненное присутствием корпораций и ушлых агентов по недвижимости. Подтянулись другие молодые дарования. Они ушли с модных лондонских улиц, забитых сетевыми кофейнями и риелторскими офисами, в уникальные частные заведения с постоянной публикой. Вслед за ними порой приходят хипстеры и своим присутствием уничтожают изначальную привлекательность и атмосферу. А то, что от нее остается, — лишь подобие былого колорита.

Историческая ценность

Чем оригинальнее место и теснее связано с историей, тем выше вероятность формирования привязанности у жителей. Доктор Мария Левицка из Варшавского университета утверждает: заново открывая историю места после коренных политических перемен, жители чувствуют к нему привязанность. В Польше это сейчас очень актуально. После Второй мировой войны союзники изменили границы территории, и в результате началось активное переселение из нынешних стран Балтии и Германии в Польшу.

Социалистический строй оставил неизгладимый след в памяти всех поляков, многие до сих пор живо помнят те времена. Вплоть до 1989 года власть запрещала отмечать традиционные праздники, религиозные и пр. После смены строя, как и стоило ожидать, прошел шквал публикаций и публичных обсуждений семейных корней, фамильных историй и воспоминаний о связанных с ними местах в прошлом и настоящем. К тому же после децентрализации были созданы все условия для поддержания местных обычаев.

Желая выяснить, как история влияет на привязанность, доктор Левицка изучила данные Польского центра исследования общественного мнения — выборку из 1328 жителей трех польских регионов с разной географической историей[64]. Привязанность к месту была гораздо ниже в менее консервативных, недавно освоенных западных и северных регионах, чем в восточных и в Галиции (южный регион, бывшая часть Австрии[65]). Левицка заключила, что знание корней влияет на местный патриотизм и гражданскую активность, поэтому властям необходимо распорядиться об обязательном введении местной истории в школьную программу.

Похожее исследование проводили Джереми Уэллс и Элизабет Болдуин из Университета Роджера Уильямса на Род-Айленде в Бристоле и Университета Клемсон в Южной Каролине[66]. Они сравнивали отношение жителей к новому поселению Ай-Он в Маунт-Плезант и историческому району Чарльстон в Южной Каролине. Места выбраны удачно: схожие плотность населения, планировка и дизайн, но очень разная история.

Принципиальная разница предсказуема: исторический район «возбудил полет фантазии в умах участников, они пустились в рассуждения о прошлом, выдумывая ход событий». Историческая ценность прямо и сильно влияла на формирование эмоциональной привязанности. Но, к удивлению исследователей, самые положительные эмоции вызывал ландшафт городов: «ворота, фонтаны, деревья и сады, но не здания». Жители ценили таинственность естественных уголков, а пейзажи и дома постепенно появлялись в поле зрения во время прогулки.

Вероятно, это исследование духа местности не полностью применимо к крупным городам. Доктор Эрнан Касакин из Ариэльского университета в Израиле заинтересовался влиянием масштабов города на восприятие его облика в целом и отдельных районов[67]. Он опросил двести израильтян, 23 % из которых проживали в больших городах (население более пятисот тысяч человек), 54 % — в средних (двадцать — пятьдесят тысяч) и 27 % — в малых (менее двадцати тысяч).

В крупных городах облик места был больше выражен. Эмоциональная привязанность пропорциональна его яркости, за неожиданным исключением средних городов. Возможно, дело в том, что в большом городе есть все удобства и развитая инфраструктура, а преимущества маленьких — в сплоченности населения. Средние же проигрывают по обоим параметрам.

Каковы стимулы вовлеченности?

Мы убедились, что для процветания сообщества жители должны быть активно вовлечены: вступать в местные объединения, участвовать в восстановлении района, снижении интенсивности дорожного движения, организации социальных и культурных мероприятий и т. д. Но что влияет на активность граждан? В ряде исследований установлена связь между привязанностью к месту и личным вкладом в него. Вроде бы логично. Но откуда возникает привязанность? И только ли в ней дело?

В ранних исследованиях предполагалось, что к местности больше привязаны люди с низким доходом. Но если малоимущие и вытесненные на обочину социальные группы «обживаются» где-то без особого на то желания, истинной привязанности тут и близко нет. Зато есть основания думать, что сильная привязанность к месту тормозит финансовый и социальный рост: снижаются готовность переехать на лучшее место работы и желание получить новый опыт либо из-за крепких семейных уз не хочется никуда уезжать. Вероятно, всё это имеет место, но относительный масштаб этих факторов нам пока неизвестен.

Такие обоснования привязанности к месту всё чаще опровергаются результатами более сложных исследований. Есть данные, что связь между человеком и местностью, где он проживает, укрепляется возможностью много перемещаться. Например, жители Радома, спутника Варшавы, которым приходилось ездить на работу в столицу, продемонстрировали большую привязанность к дому, чем те, кто жил и работал в родном городе[68]. Может, от разлуки любовь сильней или в городской сутолоке они почувствовали, как им дороги покой и стабильность.

Но самой по себе привязанности к месту жительства недостаточно для каких-либо действий. В городе вовлеченные люди — обычно более творческие, образованные и предприимчивые. Если район привлекателен для жителей с творческим потенциалом, в нем накапливается большой культурный капитал.

Чтобы доказать, что чем больше культурный капитал, тем выше гражданская активность, доктор Левицка использовала данные Польского центра исследования общественного мнения, но интерес к местным историческим корням тоже сыграл свою роль. Высокий уровень бедности и безысходности в районе снижал оба показателя: лишения разрывали связь людей с прошлым, нейтрализовали привязанность и сводили на нет гражданскую активность.

Она также связана с социальным капиталом, то есть добрососедскими отношениями. Методом моделирования с помощью структурных уравнений Левицка определила, какая из двух форм капитала больше способствует гражданской вовлеченности. Она заключила, что это культурный капитал, и подчеркнула традиции польской интеллигенции — культурной элиты, посвящавшей себя служению народу. Это явление свойственно большинству цивилизованных наций. Доктор Левицка доказала, что интерес к своим культурным корням — то самое «промежуточное звено», прочно соединяющее культурный и социальный капитал. Это подтвердилось данными, что культурный капитал стекался в районы Польши, вынужденно покинутые во время войны и заново открытые после падения железного занавеса, а не в места, где люди жили постоянно.

Левицка утверждает, что привязанность к месту как таковая не говорит о гражданской активности. Необходимы прочные соседские узы и искренний интерес к семейной и местной истории. Если кто-то заявляет о своей привязанности к месту, стоит копнуть поглубже и проверить, есть ли потенциал проявить ее в деле. Привязанность может быть только идеологической. Как высказалась Левицка: «Любви к месту недостаточно — чтобы эмоции перешли в действие, необходимы социальные связи».

Интересно, что количество проведенного в определенном месте времени и прочность связей между соседями никак не связаны. Это объясняет, почему люди, которые часто покидают район — ездят на работу или в долгие поездки, — остаются связанными с сообществом. Дело не в безвыездной жизни и в качестве, а не количестве времени общения. Вдобавок — как подтверждает исследование израильских городов — люди, привязанные к месту жительства, обычно ощущают связь с ним и будучи в отъезде.

Организация сообщества

Британский архитектор Эрик Лайонс убежден, что в современном мире личному пространству придают чрезмерное значение, в ущерб потребности в непринужденном социальном контакте — основополагающем элементе сообщества[69]. Так было не всегда. До начала Викторианской эпохи эти мелкобуржуазные запросы на Западе никого не занимали.

Лайонс утверждает, что дом, где обеспечена полная неприкосновенность частной жизни, становится тюрьмой для владельцев. Они в изоляции. Он подчеркнул абсурдность отдельных домов в пригороде с иллюзией аристократизма. Лайонс занимался проектированием городских жилых комплексов со средней плотностью населения и нередко позволял себе излишнюю открытость личного пространства, но лучшие примеры его работ показывают оптимальный баланс между потребностями в обзоре и убежище. В домах по его проектам жители могут уединиться в любой момент. Главное для хорошего жилья — наличие выбора: предусмотренная возможность для общения, а не принуждение к нему, чтобы люди по желанию уклонялись от компании соседей или подключались к ней и никому не приходилось «раз и навсегда» отдавать предпочтение одному из двух вариантов еще до заселения.

Пригородные частные дома, построенные после 1940-х, создают иллюзию полного уединения — будто никого на километры вокруг, хотя соседний дом в нескольких шагах. В них не предусмотрена возможность общения. Если строить здания близко друг к другу в маленьких и крупных городах, лучше размещать их группами, создавая условия для непринужденной беседы. В 1930 году в Германии Бруно Таут в сотрудничестве с главой градостроительного совета разработал новый тип жилых массивов, чтобы стимулировать взаимодействие между соседями. Прекрасный пример, позже занесенный в список объектов всемирного наследия ЮНЕСКО, — поселок Хуфайзен («Подкова») на юге берлинского округа Нойкельн. Многоквартирные дома с максимальной высотой шесть этажей выходят окнами в зеленый двор с продуманным сочетанием пространства для уединения (вблизи зданий) и места общего пользования в центре. Образовавшиеся там мини-сообщества обеспечили месту достаточную индивидуальность при сохранении социальной составляющей.

Некоторые архитекторы пошли дальше и организовали крупные общественные места для работы и трапезы. Тут можно упомянуть, однако, что самые удачные примеры организации сообществ в городе появились там, где жители сами строили или адаптировали свои дома: Христиания, Уолтерс-Уэй, Квинта-Монрой и Фиш-Айленд. Это возвращает нас к теме причастности и атмосферы.

В случае Уолтерс-Уэй муниципальные дома превратили в частные, и, хотя большинство участвовавших в строительстве жильцов позже съехали, сплоченность сохранилась в культурной памяти. Дети вместе играют на улице, родители сообща работают над улучшением экологической обстановки. В 2015 году у нескольких жителей взяли интервью для короткометражного фильма Ассоциации архитекторов. «Здесь совсем не как в Лондоне», — сказала одна женщина. Мужчина продолжил ее мысль: «Летом двери нараспашку, дети бегают туда-сюда из дома в дом. Раз в год мы устраиваем общий праздник на воздухе. В конце улицы оборудуем сцену. Приглашаем музыкантов, ставим надувной замок для детей и три барбекю». Что касается общей заботы о детях, «есть много стихийных детских садов».

Таким настроем сообщество отчасти обязано структуре улиц: их траектории, форме и расположению домов, тут и там проглядывающих между деревьями и кустами. Стимулом к объединению соседей стал проект самостоятельного строительства. У первых жителей он сформировал выраженное чувство причастности, а в ходе стройки развились крепкие соседские связи. Социальный капитал хранится в культурной памяти. Новоприбывшие обычно стремятся принять идеалы устоявшегося сообщества. Именно так прочные узы и гармония передаются из поколения в поколение. Любому, кто сомневается в живучести сообщества в городской среде, следует понаблюдать подобное развитие.

Психология района: резюме

Благоприятный район основан на социальном (добрососедских узах), культурном капитале (людях с творческим потенциалом), чувстве причастности и интересе к местной истории.

Чувство причастности к району не исчерпывается буквальным значением. Именно субъективное отношение людей наделяет место атмосферой. Ее можно создать в любом общественном месте, непременно с учетом пожеланий местного сообщества. Здания и места обретают значение, если люди отождествляют себя с ними. Сообщество, утратившее целостность, может вернуть ее активным участием в возрождении района. Это подводит нас к мысли, что муниципальные дома и общественные места, спроектированные или обновленные без привлечения жителей, обречены на почти неизбежный провал.

Район невозможен без грамотного дизайна и планирования. Необходима оживленная главная улица с разнообразными магазинами и офисами, зеленые зоны, визуальная привлекательность и удобные для пешеходов улицы без интенсивного дорожного движения. В ответ на прирост населения в городах появляется всё больше многоэтажек. Ниже мы рассмотрим их влияние на район и самочувствие жителей.

Часть IV. Жизнь в многоэтажном доме

* * *

Собранные за десятилетия свидетельства ставят под сомнение жизнеспособность высотки как социальной структуры, однако вопросы рентабельности в государственном жилищном строительстве и высокая прибыльность частного строительства продолжают тянуть эти вертикальные города в небо, не обращая внимания на реальные потребности людей[70].

Джеймс Баллард. Высотка

В главе 9 я рассказал, как активистка Джейн Джекобс сражалась с доктринами городского планирования 1950-х и 60-х, когда собирались массово сносить обветшалые дома рядовой застройки вместе с оживленными улицами, магазинами и кафе ради создания типовых многоэтажных кварталов. В них должно было быть больше света, простора и прекрасные виды из окон. Их проектировали как самодостаточные вертикальные сообщества: и планировщики, и архитекторы предполагали, что на каждом этаже возникнут добрососедские отношения. Но оправдались ли их ожидания? Сохранились ли там важные составляющие, присущие прежним улицам?

Джекобс заметила, что первые проекты уничтожили жизнь в округе, но в этом ли проблема? Если многоэтажки способствуют формированию самодостаточного сообщества, важно ли это? Есть ли в них атмосфера, создающаяся благодаря дизайну? С учетом серьезных противоречий первых экспериментов с многоэтажным жильем для малоимущих и баснословным разрастанием районов с многоквартирными домами в последние десятилетия вполне оправданно посвятить несколько глав книги ответам на эти вопросы.

Каждый шестой дом в Европе — многоэтажка, и их число всё растет. Долго обегаемый от посягательств вид на собор Св. Павла сейчас под угрозой, и многие обеспокоены, что Лондон вскоре превратится в «Дубай-на-Темзе». Власть имущие всё чаще предпочитают селиться в новых кварталах, а стоящим на нижних ступенях социальной лестницы там же предоставляется муниципальное жилье.

Поскольку всё больше людей проживает в многоэтажках, важно понимать, как они влияют на психологическое самочувствие. Если есть выбор, стоит ли выбирать жизнь высоко от земли? Поселиться в пентхаусе престижно, но принесет ли это счастье или наоборот? Чем выше этаж, чем тише шум дороги и лучше вид. А если повезет и достанется панорамный обзор, он будет наверняка великолепным, заодно удовлетворит и первобытную потребность наблюдать за своей территорией и окрестностями.

Глава 12. Головокружение и фобии

Не все знают вроде бы очевидную вещь: у людей с боязнью высоты на верхних этажах может начаться головокружение. В марте 2013 года судья вынес необычное решение: обязал власти Лондона переселить жильца на несколько этажей ниже. После долгой тяжбы апелляционный суд обязал городской совет Вестминстера выделить миссис Эль-Диннауи и ее семье другую квартиру.

Семейство Эль-Диннауи проживало на девятом этаже, и после рождения третьего ребенка им потребовалась квартира побольше. Им предоставили площадь, но на семь этажей выше. После просмотра квартиры на шестнадцатом этаже миссис Эль-Диннауи упала в обморок в лифте. Ее доставили в больницу и диагностировали приступ панической атаки, вызванный «неизлечимой боязнью высоты». После этого случая мистер Эль-Диннауи отказался от предложенной жилплощади.

Местные власти утверждали, что женщина могла бы «приспособиться к жизни» на шестнадцатом этаже, если бы завесила окна, утверждая, что это не намного выше девятого, лишь чуть дальше от земли. Суд не посчитал это удовлетворительным решением психологических проблем миссис Эль-Диннауи. Представители Вестминстерского совета были разочарованы и возразили, что «район расположен в центре столицы, поэтому большинство квартир находится в многоэтажных домах».

По мнению специалиста по психологии среды Роберта Гиффорда, люди не приспособлены к жизни высоко над землей[71]. Он так высказался об этом в статье в Architectural Science Review: «Для нашего древнего вида проживание на верхних этажах — совершенно новое явление. Напрашивается вывод, что многоэтажки для нас противоестественны, и не исключено, что всё противоестественное так или иначе вредно». Он добавил, что в среднем у жильцов верхних этажей «развивается по крайней мере шесть видов фобий». А именно: кто-то из соседей или близких упадет или выпрыгнет из окна; во время пожара они окажутся в ловушке; разразится землетрясение; произойдет теракт; посторонние проникнут в места общего пользования (и совершат преступление); их постоянно атакуют вирусы инфекционных заболеваний.

Над фобией падения из окна задумалась Энн Хаас, директор Американского фонда по предотвращению самоубийств. На Манхэттене именно так совершают больше 20 % попыток суицида, а в целом по стране всего лишь 2 %. Хаас пояснила: «В современном городе вроде Нью-Йорка со смертельным исходом можно спрыгнуть с любого здания». Определяющий фактор суицида — возможность легко его осуществить. Выжить после прыжка невозможно, и порой люди кончают с собой в состоянии аффекта, переживая из-за неприятных ситуаций.

В Нью-Йорке сравнили статистику самоубийств по всем районам, и плотно застроенный высотками Манхэттен вышел на первое место (из расчета на душу населения) за счет смертельных исходов после прыжков с верхних этажей[72]. Данные исследования в Сингапуре также подтверждают, что наличие высотных зданий ухудшает статистику по самоубийствам[73]. Исследователи сравнивали показатели 1960-х и 70-х: за это время процент проживающих в многоэтажных домах вырос с 9 до 51 %. Число самоубийств увеличилось на 30 %. При рассмотрении конкретных способов оказалось, что люди выпрыгивают из окон в четыре раза чаще, чем раньше. Этот способ не заменил другой; возможность выпрыгнуть из окна несоразмерно увеличила риск суицида. При этом попытки самоубийства предпринимаются редко.

Неважно, насколько обозначенные Гиффордом фобии рациональны и соизмеримы с реальной опасностью. Нас интересует, как они со временем влияют на самочувствие. Чтобы определить это, ознакомимся с данными исследований. Не у всех жильцов многоэтажек есть одна или больше фобий Гиффорда, а если поначалу они и были, то постепенно прошли. В конце концов, наш вид невероятно адаптивный и социальный. Какие еще факторы играют здесь роль? Есть ли индивидуальные различия в отношении к проживанию на верхних этажах? Многие считают, что у жильцов высотных зданий снижается удовлетворенность жизнью, но есть ли убедительные данные в пользу этого? Вдобавок люди разные, стоит ли говорить за всех?

Удовлетворение, привязанность к дому и социальный контакт

В одном выдающемся исследовании 1980-х сравнивали психологический эффект проживания в трехэтажном и четырнадцатиэтажном домах в Нью-Йорке[74]. Местные власти распределяли граждан по мере освобождения квартир в обоих зданиях, что создало естественную рандомизацию.

По демографическим показателям жители обоих домов почти не различались. Однако семьи из высотного дома чаще жаловались на одиночество и неудовлетворенность условиями жизни. Вероятно, это связано с недостатком общения между соседями, приводящим к предрассудкам в отношении представителей других социальных прослоек (ведь население в таких домах обычно разнородное).

Такая дискриминация нередко оборачивается оттоком жильцов из многоэтажек: согласно исследованию в США, люди со средним доходом в качестве временного жилья предпочитают именно их, а не малоэтажные дома и рядовую застройку[75]. Квартира в высотном доме не вызывает такой привязанности, как в небольшом здании, и, конечно, это влияет на длительность проживания. Исследования продемонстрировали, что закономерность не зависит от возраста, образования и дохода.

Индивидуальные факторы

Исследования свидетельствуют о снижении удовлетворенности в целом, но на нее существенно влияют отдельные параметры. В общенародном опросе, проведенном в двадцати трех центральных городах Канады, удовлетворенность жителей многоэтажек снижалась, только если они были владельцами квартиры[76]. Для арендаторов высота здания значения не имела. Это легко объяснить тем, что если квартира не в собственности, то к ней не привязываешься, и тогда ее недостатки не так беспокоят. И личность, что неудивительно, оказывается следующим определяющим фактором.

В исследовании с участием первокурсников, расселенных случайным образом в много- и малоэтажные общежития, только экстраверты, то есть «социально компетентные» люди, были недовольны проживанием в высотных домах. Для интровертов высота здания почти не имела значения[77].

Другой личностный фактор, влияющий на удовлетворенность в этих условиях, — невротизм. Если вы склонны к пониженному настроению и эмоциональным расстройствам, в высотных зданиях будете чувствовать себя хуже. А если дом плотно заселен, уровень стресса у невротиков возрастает.

Есть и третий важный фактор — количество и качество общения в здании. Чем выше вы живете, тем с большим числом соседей знакомы (например, встречаете в лифте), но тем меньше людей действительно хорошо знаете. У жильцов нижних этажей более приятельские отношения (следовательно, верхние этажи для экстравертов подходят меньше, чем для интровертов). Их общение (что подтверждают исследования) не ограничивается пределами дома. Это перекликается с открытием, которое мы обсуждали выше: чем насыщеннее общение в близком окружении, тем больше контактов во внешнем мире.

Легко провести параллель с результатами исследования в малоэтажных районах, только тут удовлетворенность снижается по мере увеличения расстояния от земли. Закономерность справедлива и для вертикальной, и для горизонтальной плоскости.

Известно, что наличие круга общения смягчает стресс и плохое настроение, поэтому недостаток контактов предсказуемо приводит к снижению удовлетворенности у жильцов верхних этажей. Еще интересный факт: они реже занимаются спортом. Чтобы подняться и спуститься пешком, а не на лифте, нужно лишь чуть больше усилий, но они предпочитают их не прилагать и тем самым лишают себя еще одного общеизвестного лекарства от стресса — активной физической нагрузки.

Небесные улицы

Удаленность верхних этажей от улиц архитекторы стараются компенсировать проходами галерейного типа. Одним из первых такой дом более шестидесяти лет назад спроектировал Ле Корбюзье — это комплекс Марсельская жилая единица (см. фото внизу). Его внутренние «улицы» очень просторны; там есть приемная врача, несколько магазинов и ресторан. Маленький ресторанчик и бар очаровательны, но в галереях слишком мало естественного света. По сути, это непропорционально огромные коридоры, и, к сожалению, ощущение от них тягостное. На бетонной крыше есть сад, один из первых в своем роде, с детским бассейном и прекрасным видом на море. Но при этом он не удовлетворяет базовые человеческие потребности в естественности и атмосфере. Я посетил комплекс в разгар лета, и там не было ни души.

Марсельская жилая единица, Ле Корбюзье

Эта многоэтажка считается одним из самых успешных проектов, но, на мой взгляд, это скорее музей, заселенный в основном представителями верхушки среднего класса, которые предпочитают общаться в другом месте — скорее всего, на улице.

В лондонском комплексе Сады Робин Гуда галереи не производили впечатления улиц. Они слишком тесные. Даже самые широкие галереи, где может проехать автомобиль, как в огромном (внесенном в список памятников архитектуры) комплексе Парк-Хилл в Шеффилде (см. фото ниже), функциональны только наполовину, потому что по ним нельзя пройти к домам напротив. А с «улиц» в Садах Робин Гуда вид открывался на магистраль и унылый центральный парк.

Комплекс Парк-Хилл в Шеффилде

Какое это имеет значение? Ну, во-первых, улицы над землей с обрывом с одной стороны (пусть и с барьером) кажутся небезопасными, и не только из-за высоты. На обычной улице чувствуешь себя спокойнее, потому что с одной стороны видно, что происходит на другой. К тому же двусторонняя улица больше располагает к социальным контактам.

Отсутствие сада

Итак, мы убедились, что проживание на верхних этажах иногда вызывает стрессы, вплоть до проблем со здоровьем, и отчасти это обусловлено отсутствием свободного доступа к улице. Но также важен удобный доступ в частный сад, особенно для определенных категорий населения. В 1972 году по инициативе Департамента экологии Великобритании было проведено исследование о том, как мамы с маленькими детьми чувствуют себя на этажах выше первого. Выбрали шесть муниципальных жилых комплексов в Лондоне и Шеффилде. Четыре из пяти опрошенных не видели никакой разницы с первым этажом, а домохозяйки с детьми были очень недовольны независимо от высоты. Они хотели дом с садом.

Психолог Кристофер Бэгли заинтересовался, не приводит ли подавление потребностей к стрессу и психологическим проблемам[78]. Он сравнивал женщин с одинаковым количеством детей, проживающих в многоквартирных домах и муниципальных на две семьи. Последние продемонстрировали меньше невротических симптомов и реже посещали врача с жалобами на «нервные болезни».

Бэгли предположил, что причина нервозности — в отсутствии своего сада, где дети могли бы играть. Возможно, стресс усугублялся шумом уличного движения. Если женщины днем ходили на работу, это снижало напряжение от постоянного пребывания в квартире высоко над землей.

Во время более масштабного исследования историй болезни выяснилось, что стресс повышается даже на нижних этажах. Психолог Фаннинг изучал семьи 558 находящихся в Германии британских военнослужащих[79]. Их случайным образом распределили по частным домам и квартирам в трех- и четырехэтажных домах. Проживающие в квартирах заболевали на 57 % чаще, а показатели по неврозам у них были в восемь раз выше. Результаты исследования очень важны: хотя выше всего уровень нервозности оказался у матерей, он был заметно повышен у всех женщин. Отсутствие собственной внешней территории — проживание в квартире независимо от этажа — почему-то негативно сказывается на психологическом самочувствии. Это не значит, что оно не оказалось бы хуже у жильцов верхних этажей, если бы в исследование включили высотные здания. Влиятельный архитектор Кристофер Александер упоминал эти данные в своей книге «Язык шаблонов»[80] и предупреждал, что, независимо от возраста и пола, чем выше от земли живет человек, тем более он подвержен психическим заболеваниям.

Но стоит сделать несколько существенных оговорок. Большинство данных собраны в опросах малоимущих жителей многоквартирных домов. Они не выбирали, где жить. Как я упоминал в предисловии, не стесненные в финансах люди могут быть счастливы в высотных зданиях, если сами их выбрали[81]. Бэгли исследовал пациентов психиатрического отделения. Он обнаружил, что недавний переезд сыграл ключевую роль в рецидивах; но эту категорию населения тоже чаще всего распределяют в многоквартирные муниципальные дома. Как мы уже говорили выше, основной причиной стресса у горожан становится отсутствие возможности выбирать, где жить, в каком доме, с кем и как обставлять его.

Важно учитывать финансовые, возрастные и половые различия. Не исключено, что богатые белые мужчины, скажем, прекрасно себя чувствуют в благоустроенных высотках в центре Лондона или Манхэттена. Сравнивая уровень стресса жителей много- и малоэтажек, следует делать поправку на любые отклонения в выборке. Справедливо будет заметить, что большинству горожан безразлично, на какой высоте они живут.

И всё же во многих высотных зданиях несомненно есть определенные и вполне конкретные недочеты дизайна, провоцирующие стресс, которого вполне можно было бы избежать. В мае 2012 года, на сорок третьей конференции Исследовательской ассоциации дизайна среды был зачитан доклад о новейших исследованиях факторов, влияющих на психологическое здоровье жителей высотных домов. Марва Абдельман и Кристи Гейнс из Техасского технологического университета провели презентацию «Проживание в многоквартирном доме: влияние на психологическое здоровье» и привлекли внимание к двум основным типам стрессов: вызванных структурными и неструктурными факторами.

В структурные стрессоры входят: недостаток солнечного света; световое загрязнение от уличных фонарей и рекламных щитов; плотное дорожное движение и уличный шум (многоэтажные дома чаще всего расположены рядом с магистралями); вибрации уличного движения; плохая вентиляция. В городах с плотной высотной застройкой, как в Гонконге, жителям нижних этажей не хватает естественного света, что закономерно приводит к пониженному настроению и утомляемости и повышает риск клинической депрессии. Они страдают чем-то вроде сезонного аффективного расстройства, называемого «зимней депрессией». Этот распространенный в северных широтах недуг лечится наличием яркого света. Раздвинуть здания, конечно, невозможно, но вполне реально обойтись неординарными доработками: для перенаправления света от верхних этажей к нижним, например, успешно используют рефлекторы. Их можно установить в каждой квартире под углом 45° к окну.

Жильцы многоэтажек часто жалуются на духоту из-за недостаточной вентиляции. Это неотъемлемая черта высотных конструкций: если не препятствовать поднимающемуся вверх теплу от соседей снизу, конвекционные потоки воздуха разгонятся до экстремальной скорости. Проблема решается открытыми окнами и/или кондиционером.

Неструктурные стрессоры не имеют отношения к архитектуре — это уже рассмотренные выше социальные и психологические факторы. Их можно разделить на три категории.

1. Осознание рисков. Как Роберт Гиффорд и предполагал, многие боятся смерти в результате землетрясения или пожара и выпадения из окна или с балкона, но только те, кто временно или не по своей воле проживает в многоэтажном здании.

2. Недостаток социальных связей — тоже обычное явление среди жильцов высоток. Круг общения сужается, если на улице небезопасно. Географическая изоляция также приводит к боязни преступников и ощущению потерянности.

3. Теснота. Среднего размера коридоры и подъезды с «двойной загрузкой» (общие для жителей двух стоящих рядом зданий) провоцируют антисоциальное поведение. Взаимосвязанные пространства и пересекающиеся маршруты на этажах и в квартирах способствуют взаимодействию. В многоэтажных зданиях и то и другое, как правило, ограничено.

У всех на виду

Стресс также возникает, если здания расположены вплотную друг к другу. Например, жители нового престижного жилого комплекса Эн-И-О-Бэнксайд в лондонском районе Саут-Бэнк жаловались, что посетители смотровой площадки нового здания Современной галереи Тейт наблюдают за ними (см. фото ниже).

Жилой комплекс Эн-И-О-Бэнксайд и посетители нового здания Современной галереи Тейт

Собирающийся в отставку директор Тейт сэр Николас Серота отмахнулся от жалоб предложением повесить на окна тюль. По сути, он заявил, что, если человек выбирает прозрачные окна, значит, он не против, чтобы за ним наблюдали. Пусть не удивляется, что все смотрят.

Эту проблему многоэтажек обычно не учитывают ни застройщики, ни жильцы. И если вам по средствам огромные окна с великолепным видом, помните, что не только вы смотрите на мир, но и он смотрит на вас.

Роскошный на первый взгляд обзор вскоре становится источником стресса, в чем лично убедилась Эдит Фарнсуорт (см. главу 1). В своем «аквариуме» она чувствовала себя неуютно, хотя жила в спокойном пригороде Иллинойса. Переехав в квартиру в Эн-И-О-Бэнксайд или, еще хуже, — в плотную высотную застройку, планируемую для жилого комплекса Найн-Элмс, который раскинется вдоль берега в лондонских районах Воксхолл и Баттерси, вы наверняка испытаете такой же дискомфорт.

Жизнь рядом с многоэтажкой

Проведено много исследований о влиянии многоэтажек на психологическое состояние их жильцов. Но мало что известно о том, как сказывается соседство с высотными зданиями на населении района и уличной жизни.

Исследование в тегеранском районе Элахийе показало, что появление в районе многоэтажного квартала (куда въехали примерно пять тысяч жильцов) резко негативно повлияло на условия ближайших улиц[82]. Ухудшилась инсоляция, ряд важных общественных мест и частных владений оказались в тени, изменилось поведение ветра, район утратил прежний вид из-за наплыва коммерческих организаций, участились дорожные пробки, нарушился градостроительный ансамбль и пешеходам стало неудобно передвигаться по улицам.

Высокие строения образовали своего рода каньон, и скорость ветра повысилась в 3–4 раза. Въезды в многочисленные подземные парковки оказались на одной узкой улице. Многоэтажки загородили горы Эльбурс на севере, которые считаются единственным красивым видом в городе. Большинство жителей жаловались на ощущение замкнутого пространства, потому что из окон почти ничего не видно. Все высказывали недовольство чужеродностью новых высоток, не вписывающихся в окружение старых зданий.

При строительстве высотных домов учитывали только их жилую функцию и не предусмотрели пешеходного сообщения с улицами. Но там всё равно не было ни магазинов, ни офисов, ни других организаций. Получилась мертвая зона. Однако не все многоэтажки таковы. Сейчас большинство градостроителей и архитекторов в курсе значимости сообщения с улицей — как для дорог, так и для жителей. Стоит попробовать строить высотные здания в отдалении от улицы, создав перед ними общественную зону. Тогда пешеходы не чувствуют давления огромной конструкции и улица кажется просторнее: можно вдохнуть полной грудью.

Глава 13. Усовершенствование многоэтажек

Население городов растет, и лучшим способом обеспечить людей жильем обычно считают многоэтажки, хотя они ухудшают качество жизни людей и района в целом. Архитекторам следует предусмотреть доступ к частным открытым пространствам, улицам и другим людям с помощью горизонтальных и вертикальных связей. Высотное здание нельзя рассматривать в отрыве от района, соседних домов и пешеходов. Типичная монолитная многоэтажка подсознательно вселяет опасения и противоречит всему привычному для человека. Следует продуманно и гармонично вписывать ее в пространство.

Именно этому посвятил свою карьеру израильский архитектор Моше Сафди. В его высотках фасады визуально разбиты методом фрактализации. Слово «фрактал» произошло от латинского fractus («дробный» или «разбитый»). Есть много типов фракталов, с помощью которых создаются разные природные орнаменты. Хороший пример — множество Мандельброта.

Многоэтажки Сафди разбиты на одинаково неправильные части. Они организованы как листья на дереве, и в каждую квартиру обеспечен максимальный доступ солнечного света. Этому также способствуют ступенчатые фасады, повернутые в разные стороны. Вдобавок такая затейливость визуально привлекательна[83]. Есть данные, подтверждающие, что фрактальные формы и затейливость фасадов больше удовлетворяют потребностям всех категорий населения.

Сафди хорошо понимает, что высотки — вовсе не «отдельно функционирующие объекты», они воздействуют на окружение: отбрасывают тень, загораживают свет, формируют воздушные туннели и влияют на уличную жизнь. Впервые он применил фрактализацию многоэтажного дома в жилом комплексе Хабитат 67 в Монреале: его построили из смещенных друг относительно друга заводских блоков, частично соприкасающихся, каждый со своей частной внешней зоной.

Жилой комплекс Хабитат 67 в Монреале

Хотя жители Хабитат 67 были довольны дизайном, архитектор больше не повторял его. Возможно, он чересчур противоречил общепринятому стилю.

Сады в небе

Бедок-Курт в Сингапуре стал первым образцом улучшенного многоэтажного жилья. На каждом уровне есть «тропические дворики», по одному на квартиру. Они разделены вентиляционными шахтами. Коридоры между квартирами имитируют кампонги, из них открывается вид на дворики — можно сказать, это «тропические улицы в небе». (Кампонг — маленький индонезийский поселок; термин используется в описании как городских трущоб, так и жилых комплексов, где все знакомы.)

По сравнению с открытыми галереями или балконами в старых многоэтажках такие зеленые зоны больше способствуют визуальным и социальным контактам жильцов. Дворики ухоженные, люди там отдыхают. У жильцов есть привязанность к дому благодаря возможности адаптировать внешнюю зону на свое усмотрение, создать там подходящую атмосферу. В отличие от галерей и коридоров, сады в небе своим уникальным обликом создали чувство причастности, а разнообразием напоминают улицы в кампонге. Они приобрели ценность в глазах жильцов, и те начали отождествлять себя с ними. Вдобавок дворики внесли визуальную затейливость и обеспечили контакт с природой, дающий, как уже многократно было доказано, умиротворяющий и восстановительный эффект. Поскольку дворики соединялись друг с другом, образовалась визуальная связь по вертикали и горизонтали; это обеспечивает более сильную привязанность к месту, чем традиционные улицы.

После Бедок-Курта пошла волна еще более интересных экспериментов с надземными зелеными зонами. В Милане недавно открылся комплекс небоскребов Боско-Вертикале (см. фото ниже): его создатели задумали возвести в самом центре города вертикальный лес. Для этого проекта посадили восемьсот деревьев и четыре тысячи кустов.

Боско-Вертикале, Милан

Небоскреб в копенгагенском районе Рёдовре еще не построен, но будет ориентирован на север, чтобы застекленные «сады в небе» смотрели на юг, где больше солнца. Многоуровневый Скай-Виллидж может стать образцом для будущих проектов многоэтажек.

Надземные сады не только повышают удовлетворенность жильцов, но и упрощают жизнь родителям малышей. Дети могут играть там в полной безопасности и всегда на виду.

Недавние попытки Сафди переосмыслить подход к строительству многоэтажек задали новые стандарты жизни в густонаселенных районах, где земля в дефиците. Его проекты великолепны: лестницы в небеса с садом на каждом уровне.

Жизнь в многоэтажке: резюме

Множество научных исследований доказывает, что высотные здания негативно влияют на психологическое самочувствие жильцов, в том числе соседних домов. Это осложняет и работу градостроителей, и выбор жилья. Было бы замечательно, если бы все последовали совету влиятельного архитектора Кристофера Александера еще несколько десятилетий назад: большинство домов не выше четырех этажей, высотные здания не должны использоваться как жилые.

Конечно, здесь есть много оговорок. Кому-то нравится жить в многоэтажном доме — особенно если они сами так захотели. Мы точно знаем, что такие дома не подходят женщинам с маленькими детьми. Но экстраверты, временные жильцы, художники и молодежь чувствуют себя в них лучше. Надо учитывать, что разным людям из разных возрастных категорий нужны различные типы жилья. По данным исследований, молодежь и старики предпочитают селиться ближе к центру в многоэтажках, а семейные люди стремятся уехать подальше от суеты. Для молодых в приоритете социальная жизнь, а людей среднего возраста интересуют другие вещи, несовместимые с жизнью в высотке, например садоводство. Архитектор и психолог Роберта Фельдман, опросив граждан Чикаго и Денвера, обнаружила, что большинство их можно отнести к одному из трех типов населения.

1. Горожане считают себя первооткрывателями урбанизма, для них важны разнообразие и активная общественная жизнь.

2. Жители окраин ценят личное пространство, безопасность и близость к природе.

3. Сельчане предпочитают немудреный жизненный уклад.

Из этих «стереотипных жителей» жизнь в многоэтажке больше всего подойдет молодым, не состоящим в браке первопроходцам урбанизма. Но в некоторых высотных домах у многих развивается стресс из-за непродуманного дизайна и расположения здания, что вполне можно предотвратить. Население городов быстро растет, необходимо обеспечить всех жильем, поэтому важно делать выводы из неудач. По словам людей со средними доходами, обитающих в благоустроенных нью-йоркских многоэтажках, они вполне довольны жильем[84]. Своими «человечными» небоскребами Моше Сафди подал хороший пример, как снизить вероятность негативного воздействия многоэтажки на окружение, дать жильцам частное внешнее пространство и создать приятную добрососедскую обстановку, а еще добавить дефицитные в городе свет и воздух. Лучшие примеры удачно вписываются в улицу и не нарушают ее колорит. Любому, кто желает поселиться выше первого этажа, следует учитывать результаты исследований и мудро подходить к выбору.

Часть V. Общественные места: развлечения

* * *

Выше мы разбирали факторы процветающего, комфортного района: благоприятные условия для социальных контактов и чувство причастности, минимизацию шумовых загрязнений и дорожного движения. Мы коснулись значимости причастности и атмосферы и рассмотрели, как они распространяются на главную улицу и общественные места в округе. В идеальном районе, где всё в пешей доступности, есть места отдыха и развлечений — для взрослых и детей.

Игра — физическая или мыслительная деятельность, предпринимаемая исключительно ради удовольствия или забавы. В этом ее смысл, и других целей у нее нет. Кстати, без возможности играть — самим или с друзьями — дети неправильно развиваются. Игра необходима для тренировки координации движений, навыков общения и решения проблем. Дети испытывают инстинктивное желание (и потребность) играть: это главное условие их развития. Игра — уникальное поведение млекопитающих, вероятно потому, что мы всегда собирались в группы ради выживания. И для нас навыки переговоров и сотрудничества важны не меньше, чем для наших первобытных предков.

Глава 14. Детская игра

Какая обстановка лучше всего подходит для игр? Ответ прост: визуально интересная. Приведите ребенка туда, где есть простор для фантазии, и он начнет исследовать всё вокруг. Появляется всё больше данных в пользу того, что интереснее всего естественная среда, но в городских условиях ее трудно создать. Сейчас дети мало контактируют с природой, и это тревожит. Это не только замедляет развитие: дети не получают информации о природе и поэтому не понимают, зачем нужно ее беречь. Причин, по которым дети большую часть времени проводят дома, более чем достаточно, но чаще всего оба родителя работают и никто не ограничивает чадам доступ к компьютеру, планшету и смартфону.

В своей книге «Последний ребенок в лесу» американский журналист Ричард Лоув приводит большую подборку результатов исследований, доказывающих, что ограниченный контакт с природой ведет к расстройству внимания (например, СДВГ), ожирению, подавляет творческое начало и даже вызывает депрессию. Все эти психологические недуги вместе он назвал «расстройством дефицита природы»[85]. И проблема, по его мнению, усугубляется. В качестве решения он рекомендует принудительный контакт ребенка с живыми существами: в естественной среде он через некоторое время инстинктивно адаптируется и наблюдает за жизнью флоры и фауны.

Дети гораздо изобретательнее в играх, когда они вне дома в зонах с богатой растительностью, а не пустынных. Доказано, что в такой среде у них проходят симптомы дефицита внимания. Растительность смягчает воздействие жизненных стрессоров на детей так же, как и на взрослых, — за счет восстанавливающих свойств. Но есть и непрямое положительное влияние, обусловленное социальным аспектом взаимодействия на природе: там дети тянутся друг к другу и становятся друзьями, потому что вместе интереснее исследовать окружающую среду. А дружба дает социальную поддержку для борьбы со стрессом.

Но если в районе нет зеленых зон, как обеспечить ребенку такой уровень визуальных впечатлений? На помощь придут продуманные детские площадки. Доктор Магдалена Чальчинская-Подольская из Западнопоморского технологического университета в польском Шецине изучала этот вопрос, сравнивая поведение малышей на десяти современных общедоступных детских площадках в калифорнийском регионе Саут-Бэй[86]. В отчете она описала влияние дизайна на физическое, социальное, эмоциональное и когнитивное развитие.

Как оказалось, необычные площадки с большим разнообразием, например усложненные горки и снаряды для лазания, заметно привлекательнее для детей. А для стимуляции общения эффективны потайные места под игровыми снарядами. Это полузакрытое пространство, где детям интересно спрятаться вдвоем. Как ни парадоксально, площадки с полузакрытыми пространствами лучше способствуют социальному взаимодействию. Вероятно, они удовлетворяют тягу к таинственному (о ней я уже не раз упоминал).

Другой важный фактор вступления в игру связан с возможностью сделать или изменить что-то своими руками. Песочницы и водоемы гораздо популярнее статичных объектов вроде деревянных лошадок и миниатюрных домов. Например, из песка и воды можно построить замок. Это идеально укладывается в теорию, что дети чаще расположены к играм на природе, чем на площадке. На природе в их распоряжении все мыслимые материалы: песок, грязь, палки, трава, шишки и пр. На пляже и в лесу найдется множество игр благодаря многообразию и универсальности применения всего, что есть вокруг. Неудивительно, что искусственные уголки природы на детской площадке пользуются успехом.

Важный аспект среды для игр — разнообразие. Чем больше снарядов на площадке, тем она привлекательнее, и лучше всего, если они расположены близко или как-то связаны. Например, дети чаще играли в песочнице, если неподалеку была вода. А когда, скажем, качели стояли рядом с каруселью, дети носились между ними туда-сюда. На связанных снарядах дети проводили больше времени, чем на раздельных. На слишком больших площадках с рассеянными снарядами «была нарушена естественная последовательность игровой активности». На маленьких площадках с удачно связанными зонами и свободным проходом от одной к другой развлечения развивались стремительно и были разнообразнее: дети играли в одиночку и группами.

На первом месте в списке того, что нас радует, снова оказались природные элементы. В городах вроде Лондона и Сан-Франциско есть дикие, неухоженные парки и лесопарки. Лучшей альтернативой им будут площадки с разнообразием занимательных снарядов, как в природе, где детям интересно придумывать собственные игры. Также необходимо, чтобы место для игр было безопасным, вдали от автодорог. В одном исследовании установили: если четырехлетний ребенок не гуляет на улице из-за опасности попасть под машину, у него складываются напряженные отношения с родителями, мало друзей и он отстает в эмоциональном и социальном развитии[87].

Джейн Джекобс в книге «Смерть и жизнь больших американских городов» сформулировала несколько условий, удовлетворяющих потребности ребенка в городской среде, и большинство из них экспериментально подтвердились.

1. Школы, библиотеки и другие учреждения, которые ребенок может посещать самостоятельно.

2. Архитектура разных эпох.

3. Интересные для исследования пространства с перепадами рельефа.

4. Широкие тротуары вдоль дорог с умеренным движением.

5. Детские и спортивные площадки.

6. Растительный и животный мир.

7. Места для ярмарок и цирковых выступлений.

Школа с грамотным дизайном ориентирована не только на обучение в классе, она стимулирует к игре. Японцы Такахару Тезука и его жена Юи, возглавляющие компанию Tezuka Architects, проектируют образовательные учреждения со множеством деревьев и игровых площадок на территории. На их примере хорошо видно, чего можно достичь тщательным планированием. Они подсказывают, как улучшить игровые пространства в уже имеющихся школах.

В детском саду «Фуджи» в токийском районе Татикава, построенном в 2007 году, игровое пространство остроумно организовано на крыше здания. Оно широкое и круглое, и у детей достаточно места порезвиться (см. фото ниже). По словам архитекторов, «…крыша подтверждает теорию, что детям нравится бегать кругами». Невероятно, но за день они умудряются пробежать в среднем по 4 км. Архитекторы с гордостью объявили, что самые спортивные дети в Токио ходили в их детский сад. Еще один плюс — крыша не имеет углов, и у детей нет ощущения, что они находятся в замкнутом пространстве.

Плоская крыша детского сада «Фуджи» в Татикаве, Токио

Всё остальное тоже продумано. Например, круглая крыша не слишком высокая, и взрослые снизу видят, чем дети заняты. А дети сверху смотрят представления, которые проводятся в центральном дворе.

Второе примечательное отличие — классы в здании почти круглый год не закрываются, в них можно свободно входить и выходить в центральный двор. В каждом классе есть минимум один люк, что добавляет света и простора. Некоторые дети нервничают и не могут усидеть на месте, будучи в замкнутом пространстве, а открытый люк их успокаивает. А если ребенок перевозбудился, ему удобно выйти на улицу и побыть там, пока он не угомонится.

В-третьих, в детском саду предусмотрены пространства для рискованных игр. Сквозь крышу местами проросли деревья, и на них развесили веревочные сети, чтобы обеспечить контакт с природой и создать намек на опасность. Лазая по деревьям и другим интересным деревянным снарядам, заботливо расставленным рядом, дети учатся помогать друг другу. В целом дизайн сада оказался очень удачным: дети не чувствуют строгого контроля и ограничений, и никто не диктует им, во что играть. Они бегают, где вздумается. Кое-где есть вероятность упасть, и это очень важный элемент игры — обучение на собственном опыте. Опять же, возможность контакта с природой необходима для школ и детских садов, поэтому архитекторы проектируют их на территории со взрослыми деревьями.

Потребность в играх и познании не заканчивается вместе с детством. Они поддерживают тонус у людей всех возрастов, будят воображение, стимулируют творческое начало, а главное — объединяют нас для сотрудничества. Какие же элементы общих пространств побуждают к игре?

Взрослые играют в саду, гараже, на улице, в институте, спортклубе, театре, концертном зале, художественной галерее, ресторане, кафе, пабе и баре, на площади, в парке и крытых площадках в уголках и закоулках города. Для этого достаточно компании единомышленников и неформальной обстановки. Но кажется, что, как и дети, мы лучше всего чувствуем себя на природе.

Глава 15. Взрослые — тоже дети: зеленые зоны

Поля в спортивные площадки превратим, Светло, как днем, их ночью осветим. И вместо деревьев поутру Провода да столбы шелестят на ветру. Джон Бетчеман. Воззрения городского клерка

В самых популярных городах мира много зеленых зон, и это отнюдь не совпадение. В Лондоне больше парков, чем в любой другой столице, и там всегда оживленно. Ландшафт, как и во всех успешных парках мира, полностью отвечает упомянутым в главе 1 требованиям, сформулированным Ульрихом: гладкая земля, рассеянные деревья, открытость и глубина, и обязательно водоем. Не забыты дикие или укромные места и перепады местности. В самом посещаемом Гайд-парке есть три тысячи деревьев и озеро Серпентайн; но самыми благоприятными для душевного комфорта считаются дикие парки. В Хэмпстед-Хит можно побегать в поле, поваляться в высокой траве, укрыться в лесу и, самое приятное, искупаться в пруду. Неподалеку жил писатель Клайв Льюис. Говорят, он придумал сюжет «Нарнии» среди этих холмов, водоемов и рощ.

Летом к освежающим водам знаменитого пруда слетаются полчища птиц, а в холодное время года там приятно провести день, подкармливая уток и прогуливаясь по густому лесу, вдоль болот, шпалер и пастбищ. Лондонские власти разрешают круглый год проводить в парке развлекательные мероприятия: спортивные, театральные и гастрономические фестивали, художественные ярмарки и концерты. Это создает неповторимую атмосферу. Для каждого занятия можно выбрать самый подходящий парк. Равнинный Клапэм-Коммон предпочитают любители командного спорта и бега. Всего через несколько лет после открытия там появилась любимая всеми неофициальная беговая дорожка.

Борьба со стрессом

Агнес ван ден Берг, профессор кафедры познания и ценности природы и ландшафта Гронингенского университета в Голландии, провела серию экспериментов, чтобы выяснить, как зеленые зоны в пешей доступности от дома снижают стресс[88].

По ее наблюдениям, люди часто ищут контакта с природой, когда нервничают. Например, в национальных парках США после атаки в 2001 году на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке наблюдался приток посетителей. Менеджеры парков отметили, что люди не бесцельно бродили, а размышляли над трагическими событиями.

Общественные парки подходят для физической активности и способствуют сплочению. Согласно выводам профессора ван ден Берг, в зеленых зонах люди находят то, чего нет в других общественных местах. Исследования национального масштаба в нескольких странах неоднократно подтверждали, что пребывание на природе заметно снижает стресс.

По данным исследования в столице Финляндии Хельсинки, даже кратковременное посещение парка и лесопарка нейтрализует стресс у горожан (по сравнению с визитами в центр города)[89]. Уровень кортизола в их слюне снижался — нарушенный цикл секреции этого гормона в течение дня говорит о плохом физическом и душевном здоровье. У участников многих исследований отмечены изменения уровня кортизола после пребывания на природе. Например, когда студенты мужского пола отправляются в лес или город, подальше от привычного окружения, уровень кортизола падает. Садоводов-любителей просили провести время либо на дачном участке, либо дома за чтением книги, и в первом случае кортизол снижался сильнее[90].

Исследователи редко интересуются биологическим эффектом регулярных прогулок на природе, особенно у лишенных этой возможности горожан, больше подверженных стрессам. В шотландском городе Данди у неработающих граждан (по разным причинам: безработных, на пособии по нетрудоспособности, занятых уходом за родственником и т. п.) в течение дня измеряли уровень кортизола[91]. Выяснилось, что чем больше времени они проводят в зеленых зонах, тем он ниже в конце дня. Те, кто активно занимался спортом, тоже продемонстрировали низкий уровень кортизола, то есть физические упражнения компенсируют отсутствие контакта с природой.

Зеленые зоны в этом исследовании были небольшими. В целом, согласно научным данным, чтобы почувствовать единение с природой, не обязательно выходить в лесные дебри. Для душевного комфорта наиболее благоприятно побережье или любое дикое открытое пространство, но тонус вполне можно поднять и в маленьких городских парках. В городе стоит высаживать больше деревьев, кустарников и разбивать газоны вдоль дорог.

Профессор ван ден Берг подчеркивает, что подсознательная тяга к природе выражается в непроизвольном внимании к пейзажу — Рэйчел Каплан называет его «спокойным упоением». Глядя на природу, мы забываем о грустном, а негативные эмоции сменяются позитивными. И это мгновенный эффект, а после продолжительного пребывания в естественном ландшафте появляются силы обдумать важнейшие жизненные вопросы, разобраться в себе и понять, куда двигаться дальше. У американских индейцев есть ритуал «поиска видений» — несколько дней в одиночестве в дикой природе, в слиянии с ней, для переоценки ценностей, целей и осмысления своего места в мире. Обычно его проводят накануне важных изменений в жизни, например перед совершеннолетием.

Но не любой ландшафт дарит положительные эмоции. Идит Шалев из Университета Бен-Гуриона в Израиле изучала воздействие пустынных пейзажей, реальных и воображаемых[92]. С эволюционной точки зрения пустыня несовместима с хорошим самочувствием и непригодна для выживания. Реальный и воображаемые пейзажи с ней (по сравнению с видами на водоем или контрольными) вызывали напряжение и опустошение. При виде пустыни нас покидают жизненные силы. Поэтому участники эксперимента теряли веру в способность избавиться от вредных привычек и зависимостей вроде курения.

Однако пустыня тонизирует лучше, чем вид города без природных элементов. А изображение воды повышает мотивацию к переменам и вызывает прилив сил.

Доказано положительное эмоциональное и когнитивное воздействие любых зеленых зон, в том числе садов и пригородов. Иногда достаточно выглянуть в окно. Офисные работники в Южной Европе реже испытывали стресс и увольнялись, если окна выходили на зеленый массив.

Озелененные территории снижают волнение и умственную усталость не только в текущий момент. Они помогают постепенно выработать своего рода иммунитет к стрессам, вызванным печальными событиями, например утратой близких или онкозаболеванием. Шведские исследователи выяснили, что ежедневный выход на природу в таких ситуациях улучшает душевное здоровье и способность к концентрации[93].

Итак, взрослые развлечения в зеленых зонах приносят радость, способствуют размышлениям и помогают справляться с трудностями, а заодно и обеспечивают социальный контакт. Обычно для облегчения душевных переживаний достаточно посмотреть на природу, а во время тяжелого стресса поможет поездка в обширные дикие пространства. Если нет возможности выбраться из города, постарайтесь почаще ходить в парк. И чем больше их будет в неиспользуемых районах, тем комфортнее себя почувствуют жители.

Озеленение Нью-Йорка

Аманда Бурден, глава градостроительного совета в 2012–2013 годах, когда мэром Нью-Йорка был Майкл Блумберг, занималась возрождением самого известного района — от Хай-Лейн до набережной в Бруклине. Благодаря ей появились места для общения и развлечений, и теперь жители гордятся своим районом. Может, это и очевидно, но такие места, где люди с удовольствием собираются, и составляют основу города. Без них он мертв.

Когда земля в дефиците, общественные места не ставят во главу угла. Рядовые горожане даже не догадываются, как корпорации давят на градостроителей: коммерческие предприятия кормят город, поэтому всегда есть соблазн им уступить.

Бурден не поддалась. Она устояла перед гигантами бизнеса, воплотила в жизнь проекты с долгосрочным преимуществом и сделала Нью-Йорк лучше. Заменив неиспользуемые железные дороги, набережные и заброшенные фабрики оживленными, приятными общественными местами, она преобразила Бруклин и большую часть Манхэттена. Люди стягиваются туда провести время, пройти по магазинам и хотят там жить. Беспроигрышный вариант.

Ей это удалось, поскольку она хорошо знала, как должно выглядеть идеальное общественное место, и была твердо убеждена, что самооценка города в долгосрочной перспективе важнее скорой коммерческой выгоды. Она проявила «дальновидность ради общего блага». В общественных местах у людей поднимается настроение. По словам Бурден, «людей радует сама мысль о том, что они есть. Удачный город — как приятный праздник: все остаются, потому что им там хорошо»[94].

Лучшие общественные места выглядят гостеприимно. Там нет заграждений и барьеров, а если есть, то проницаемые: сквозь них или сверху видно, что за ними, и их легко обойти. Люди идут мимо и решают заглянуть; приходят и уходят по своему желанию. Бурден наблюдала за поведением посетителей Пэйли-Парк, маленького сквера на Манхэттене. Он стал популярным благодаря уюту, переносным стульям и изобилию зелени, а главное, доступности: никто не чувствовал себя там нарушителем границ.

И это не совпадение, его проектировали с учетом потребностей человека. Как сформулировала Бурден: «Хочется ли туда зайти? Видно ли с улицы, что внутри, и наоборот? Выглядит он зеленым и гостеприимным? Есть ли там другие люди? А уличные кафе?».

Безликие площади, примыкающие к офисным или жилым зданиям, кажутся необитаемыми и даже опасными. Владельцев зданий они вполне устраивают, поскольку не требуют особого ухода и хорошо просматриваются на предмет незваных гостей. Но они занимают место, которое могло бы радовать горожан. Следует убедить застройщиков создавать пространства, где приятно посидеть и восстановить душевное равновесие.

По мнению Бурден, подобные места должны уйти в прошлое. Если начать с хорошего парка, вокруг вырастет хороший район, как она доказала в 1980-е, построив Баттери-Парк в южной оконечности Манхэттена. Такие парки создают для людей, с вниманием к деталям. В процессе проектирования эспланаду длиной 1,6 км сначала сделали из дерева и поставили много скамеек. Оказалось, что сидящим на них ничего не видно за перилами набережной. Их переделали, чтобы они не загораживали вид. Деревья и кусты высаживали согласно пожеланиям посетителей опытного образца. Освещение продумали так, чтобы нигде не было полной темноты и люди чувствовали себя в безопасности.

Озеленением разрушенных набережных в Вильямсбурге и Грин-Пойнте тоже занималась Бурден. Теперь к берегу спускается аллея с деревьями. Есть много мест для отдыха, в том числе бар на воде. Перила набережной расширены возле скамеек, чтобы удобно было перекусить или поработать за ноутбуком.

Сначала Бурден пришлось выбивать бюджет на восстановление района. Тогда считалось, что никто не захочет там ни жить, ни проводить время, но она доказала, что это не так: люди придут в хороший парк. И они пришли, многие тысячи со всего города. Между Бруклином и Нижним Манхэттеном пустили паром, которым ежедневно пользуются жители Бруклина и Манхэттена — привычно, как будто парк всегда там был.

Самый известный проект Бурден — скорее всего, Хай-Лайн, парк на месте бывшей эстакадной железной дороги на западной стороне Манхэттена. Его посещают 4 млн человек в год, чтобы прикоснуться к природе, забыть о шуме и суете улиц и посмотреть на город сверху. Бурден не просто лепила парки где попало, а выбирала зоны промышленного развития. С 2002 года 90 % всех строительных сооружений возводится в пределах десяти минут ходьбы от метро. Не нужно покупать машину, если ближайший парк в пешей доступности, — многообещающее начинание на благо жителей Нью-Йорка. Парки изменили их восприятие родного города и реки, на которой он стоит. Из упадка он возродился к жизни.

Хай-Лайн, Нью-Йорк

Стоит не только создавать как можно больше общественных мест, но и защищать находящиеся под угрозой. Хай-Лайн, например, пришлось отстаивать, часть за частью, и торговые компании всё еще пытаются вместо растительности насадить магазины. Но Бурден возразила: «Это будет не парк, а торговый центр… общественные места нужно неусыпно охранять».

Не нужно обращаться к исследованиям — и без них ясно, что районы с парками предпочтительнее других. На первом месте в списке «пятидесяти лучших для жизни районов Нью-Йорка», согласно nymag.com, стоит Парк-Слоуп в Бруклине. И отчасти благодаря «обширным зеленым зонам».

Озеленение города

Унылый серый район, где нет места для парка, можно озеленить правильно подобранными растениями и инновационными методами посадки. Этой темой уже тридцать лет занимается профессор Джеймс Хитчмоу из Университета Шеффилда, принимавший участие в проектировании Сада Южного полушария в лондонском Олимпийском парке. Желая улучшить самочувствие горожан, он изучает не только жизнеспособность и экологию городских зеленых насаждений, но и предпочтительный для людей дизайн посадки. Он начал вникать в эту тему на диких лугах под Мельбурном, попробовал перенести их в город и постепенно узнал, почему одни растения чувствуют себя отлично, а другие погибают, и как контролировать их рост, чтобы добиться нужного внешнего вида. Всё дело в мини-экосистеме. Его методы позволяют получить нужную плотность разных видов растений в многослойных посадках. Правило упорядоченной затейливости снова выходит на первый план и дает прекрасный результат.

Изучая растения в естественной среде, Хитчмоу выяснил, какие хорошо растут вместе, и разработал методы генной инженерии для выведения неприхотливых образцов, способных выжить на камнях и других твердых поверхностях в городе, в холоде, влажности и вдоль дорог. При определенной схеме посадки растения почти не требуют ухода и пышно раскидываются. Благодаря таким важным открытиям мы вернем горожанам природу.

Водные зоны

Мы рассмотрели, как зеленые зоны способствуют восстановлению сил во время отдыха. Но, как я упоминал в главе 1, наиболее популярны парки с водоемами.

Доктор Херцог из Государственного университета Гранд-Вэлли в Мичигане выявил прямую зависимость между объемом воды в местности и отношением людей. Большинство предпочитает горные озера, затем следуют реки, после них пруды и болота.

Вода подвижная и живая, ее поверхность постоянно меняется — это завораживающее зрелище. С эволюционной точки зрения тяга к воде обоснована: она необходима для жизни, и выбор для поселения места с водоемом обеспечивал выживание. Самым благоприятным психологическим воздействием обладает морское побережье. Одна из причин его привлекательности, вероятно, состоит в наличии морепродуктов. Жирные кислоты омега-3 есть почти во всех видах рыб и моллюсков, и не исключено, что они сыграли важную роль в развитии мозга и эволюции человека.

Согласно акватической теории происхождения, в прошлом мы были вынуждены адаптироваться к жизни одновременно в воде и на суше. В ее пользу выдвигали много аргументов: прямохождение, отсутствие волосяного покрова, выступающий нос, строение потовых желез, врожденное умение плавать. А самый убедительный — наличие перепонок между пальцами. Кроме удобства для плавания, им нет другого объяснения, поэтому вероятно, что на каком-то этапе человеку всё же пришлось приспосабливаться к водной среде.

Есть и более прозаические версии. Вода подразумевает взаимодействие. Мы погружаемся в ее толщу. Доказано: просто лежа на поверхности воды в камере сенсорной депривации, человек психологически отдыхает. И даже ее созерцание вызывает аналогичные ощущения. Ритмичный плеск навевает ее мысленный образ и тоже способствует восстановлению сил. Если вы сомневаетесь, что все так любят воду, взгляните на поведенческие данные: голландские исследователи установили, что люди проводят больше (на 8–12 %) времени дома, если окна выходят на водоем[95]. В Великобритании ежегодно 250 млн человек выезжает на морское побережье, а еще 150 млн отдыхает возле рек и озер.

Что можно сказать о восстановительном эффекте воды для горожан с учетом этих цифр? Мэтью Уайт и его коллеги из Плимутского университета провели интересный эксперимент: демонстрировали участникам городской и природный ландшафт с водоемом и без; дополнительно варьировали объем воды[96]. Результаты подтверждают, что с водоемом любой пейзаж выглядит приятнее, к тому же прослеживается зависимость от объема воды, но с оговорками.

В заключении описана ровная тенденция повышения предпочтений — от пейзажей без воды до городского вида с водой и до природного ландшафта с водой. Но есть пара несоответствий. Во-первых, городскую среду с водой испытуемые не предпочитали природной без воды. Или, если выражаться оптимистичнее, добавление воды в искусственную среду едва уравнивало ее привлекательность с природой. Во-вторых, природный пейзаж тем предпочтительнее, чем в нем больше воды, но до определенного предела. Сплошная вода на изображении нравилась участникам меньше, чем хотя бы с небольшим клочком земли. Это тоже объяснимо с точки зрения эволюции: если кругом вода и не видно суши, появляется страх утонуть.

Эта же группа исследователей провела другой эксперимент, с изображениями номеров гостиниц с разными видами из окна. На этот раз они опрашивали участников, вызывает ли вид психологический комфорт и сколько они готовы заплатить за такой номер. Сумма соответствовала оценке комфорта. За вид на природу с водоемом участники заплатили бы больше всего. Полностью зеленые зоны признали более комфортными, чем городской пейзаж с водоемом, независимо от его размера. Если обобщить выводы обоих исследований, полностью зеленые зоны и городской ландшафт с водой приблизительно равноценны по восстановительным свойствам.

Но главное, хотя городскую среду с водой оценивали выше, чем без нее, объем воды почти не играл роли. Чтобы комфортно чувствовать себя в городе, вполне достаточно вида на небольшой водоем.

Пейзаж с водой не просто привлекательнее — как и зеленые зоны, он снижает стресс. И, вероятно, даже более эффективно: по данным Европейского центра по окружающей среде и охране здоровья, поездка на побережье лучше восстанавливает психологическое равновесие, чем прогулки в лесу или парке. Вдобавок ученые доказали, что изображение воды в городском офисе нормализует напряженную рабочую обстановку[97].

Если вода снижает стресс, наверняка она улучшает душевное и физическое здоровье в целом. Для проверки этой гипотезы использовали данные переписи населения Англии за 2001 год. В ней участвовали 48 млн человек из 30 тыс. районов. Исследователи классифицировали место проживания по доступу к морскому побережью (0–1 км = в пешей доступности, 2–5 км = в нескольких минутах езды на велосипеде / автомобиле и т. д.)[98]. Затем искали связь с описанным состоянием здоровья. Оказалось, что чем ближе район к побережью, тем больше жителей оценивали свое здоровье как хорошее. Чтобы вы осознали масштаб эффекта, скажу, что реально здоровых граждан, проживающих в пределах километра от побережья, было всего на 1 % больше, чем в районах на расстоянии 50 км от моря. На первый взгляд, всего ничего, но, как отметили исследователи, 1 % от 3 млн — достаточно много.

С учетом социального статуса результаты становятся еще интереснее. Когда население классифицировали по демографическим данным, оказалось, что проживание на побережье наиболее благоприятно сказывается на малоимущих, чье состояние здоровья оставляет желать лучшего. Состоятельные люди здоровы, где бы они ни жили. Как и на примере влияния зеленых зон, максимальный эффект достигается в бедных районах.

Подобные исследования интересны, но их проблема в том, что по умолчанию результаты по выборке усредняются, а в реальности всё не так: это называется экологическим заблуждением. Например, люди с очень слабым здоровьем резко снижают средний показатель состояния здоровья в группе. А может быть и наоборот: у большинства участников выборки окажется отменное здоровье или какой-то независимый фактор сыграет свою роль. Предположим, решением местных властей дома престарелых строятся в бедных районах. Статистика по здоровью там резко ухудшится. Единственный действенный способ избежать экологического заблуждения — когортное исследование: отслеживание поведения и состояния здоровья выборки в течение определенного периода. В идеале следовало бы отследить здоровье граждан после переезда из города к морю и наоборот. Именно так и поступили при анализе данных Британского панельного исследования домовладений[99].

Ученые наблюдали более чем пять тысяч домовладений в течение семнадцати лет и собирали данные каждый год в период с 1991 по 2008 год. За это время многие переехали ближе к побережью или дальше от него.

Исследователи получили данные субъективной оценки состояния физического и душевного здоровья одних и тех же людей при проживании на разном расстоянии от моря. Более ста тысяч раз после переезда к побережью было отмечено явное улучшение здоровья. Абсолютный масштаб влияния моря был небольшим, но убедительным. Например, наличие работы заметно влияет на здоровье — а проживание вблизи побережья превосходит это влияние на 20 %. Исследование ценно тем, что доказало положительный эффект моря, избежав искажающих факторов, хотя для объяснения причин нужны дополнительные изыскания.

Улучшение самочувствия вблизи от воды и зеленых зон отчасти объясняется их привлекательностью для занятий спортом. А он, как мы знаем, полезен для здоровья. Однако во взаимодействии с природой (беге или плавании в открытых водоемах) по сравнению с созерцанием есть еще один плюс. Она располагает к общению. Особенно это касается пляжей: в подробном опросе пятнадцати семей выяснилось, что дети считают пляж местом совместных семейных игр и что родители ведут себя там свободнее, чем в парке[100]. Вот что отметил одиннадцатилетний мальчик: «Взрослые не сидят на лавочках, пока мы играем, а вместе с нами бросают фрисби, играют в крикет или футбол, купаются».

Поездка на побережье, контакт с природой и занятия спортом избавят от стресса, но что же данные исследования говорят нам о ситуации в городе? Если нельзя переселить людей к морю, может, принести воду в город?

Там, где течет река

Собственно, кое-где этим уже занимаются. Эллис Вудман, критик Architectural Review, изучал возможность обновить город каналами[101]. Вода не только благоприятна для психологического состояния, она придает поселению смысл: города и столицы часто возводят вдоль рек, и их возвращение напомнит жителям о древних судоходных руслах, которые в давние времена использовались для торговли внутри страны и с внешним миром. Процветает тот город, где помнят прошлое. И, как мы уже знаем, историческая ценность наделяет место душой.

Марокканский архитектор Азиза Чауни боролась за возрождение реки Фес[102]. Ее родной город вырос вокруг нее, она питала его и когда-то считалась воплощением его души. Но население прибывало, Фес оказался переполнен. И в первую очередь пострадала река. Туда сбрасывали нечистоты и химические отходы кожевенных заводов. От нее исходило зловоние, и в 1950-х ее закрыли цементными плитами. А попутно снесли стоящие рядом дома, чтобы грузовики могли проехать по узким улочкам старого города.

Чауни узнала, что город получил грант центрального правительства на очистку реки и поддержание ее в должном состоянии. Вода будет чистой — значит, пора избавиться от цементных плит. Не сразу, но ей удалось убедить власти восстановить реку. Получив разрешение, она не покладая рук работала вместе с инженерами. Но еще необходимо было наладить диалог с жителями прибрежной зоны. Чтобы возрождение пошло им во благо, Чауни пришлось защищать их интересы, поступившись своим профессиональным самолюбием.

Выяснив потребности жителей, пустыри на месте разрушенных домов застроили детскими площадками и другими общественными местами. Набережную оборудовали тротуарами. Реку вернули к жизни, и она вновь радует людей и помогает отвлечься от городской суеты.

В Лондоне восстановили сеть каналов и перенаправили некоторые русла внутрь города для улучшения его внешнего вида. Основные работы проходили в заброшенных промзонах Хэкни и Кингс-Кросс. Там построили жилые дома и организовали места для досуга, и теперь их опоясывают древние каналы — разнообразят урбанистический пейзаж и создают ощущение обжитого пространства.

Хороший пример — Вудферри-Даун в Хэкни. Здесь возродили реку, которая начинается от меловых холмов в Чилтерн-Хиллс и раньше была источником чистой воды для города. В XVII веке новое русло для реки прорыли через лесистую местность в Сток-Ньюингтон и назвали ее Нью-Ривер. Позже были созданы два больших резервуара для питьевой воды. Но через много лет река и прибрежные дома оказались заброшенными. Компания по водоснабжению Thames Water грозилась продать резервуары под жилую застройку. И началась борьба. Усилиями местных жителей резервуары спасли. Западный используется для водного спорта, а вокруг восточного организовали природный заказник, где обитает много видов цапель.

Организация London Wildlife Trust провела предварительный сбор информации о прудах и других водоемах в частных садах и общественных местах. Население положительно оценивает наличие пруда: все, кроме четырех, из более чем тысячи респондентов очень довольны, что он есть у них в саду. Более того, 90 % уверены, что пруд полезен для хорошего самочувствия.

London Wildlife Trust и партнеры установили в Риджентс-канале в Кингс-Кросс несколько плавающих островков для городской фауны. Район преобразился из промышленной зоны в уютную гавань для водоплавающей живности, обитающей в заброшенном канале. На островах BioHaven растут луговые травы — естественная среда для птиц. Туда слетаются стрекозы, а в воде прячутся рыбы. Возле этих оазисов утомленные лондонцы находят покой и чувствуют себя на лоне природы.

Крупнейший водный парк в Европе в ранее неблагополучном районе Лондона Уолтем-Форест открылся в октябре 2017 года. Проект стоимостью 6,5 млн фунтов призван возродить Уолтемстоу как природную зону, соединить десять викторианских резервуаров велосипедными дорожками и туристическими маршрутами, оборудовать игровые площадки и заказник. В здании старого угольного склада запланировано кафе с панорамным видом. Создание парка требует много труда и привлечения экспертов. Нужно пересадить тростник, прорыть новые каналы, посадить вдоль орешник и каштаны, откачать ил из озер и перенести в мелкие пруды; прорыть глубокие каналы — имитируя заболоченные рукава — для контроля роста тростника и защиты наземных птичьих гнезд от лисиц. Цапли и зимородки уже активно осваивают парк.

Местную молодежь нанимают смотрителями, чтобы посетители соблюдали правила (например, не выгуливали собак), не беспокоили животных, и чтобы создать у людей чувство причастности. Важно, что природа в непосредственной близости, а парк бесплатный. Рядом с одним резервуаром строят начальную школу: дети, многие впервые, вступят в контакт с флорой и фауной и излечатся от «расстройства дефицита природы». Есть надежда, что наряду с улучшением внимания и познавательной способности станут очевидными и плюсы для психологического здоровья.

Желание человека жить ближе к воде подтверждает рост цен на недвижимость в деревне Уолтемстоу неподалеку. Скоро вокруг вырастут суперсовременные многоэтажки, как в Норфолк-Бродс. Городской совет ирландского города Корк утвердил похожую схему возрождения для старого квартала Докландс: там тоже соорудят городской водный парк. Кроме психологически благоприятной обстановки, такие парки помогают регулировать осадки. Из-за глобального потепления усиливаются испарения, содержание воды в воздухе повышается и всё чаще происходят наводнения. Ситуация усугубляется, поэтому в XXI веке управление осадками станет одним из насущных вопросов городской жизни. В Викторианскую эпоху воду решили убрать из города, насколько возможно, и реки пускали по трубам, перенаправляли и объединяли с канализацией. Сейчас дренажные системы переполнены, и не только из-за участившихся ливней, но и потому, что зеленых зон всё меньше и воде попросту некуда течь. Возрождение спрятанных рек и каналов и создание болот способствует управлению ливневыми водами. Есть и более смелые планы по строительству домов-амфибий и пойменных парков.

Плавучий район

Сейчас повсеместно изучается возможность расширения прибрежных городов за счет водного пространства. У густонаселенных приморских Нидерландов есть преимущества в строительстве плавучих домов. Треть страны расположена ниже уровня моря, поэтому градостроители, архитекторы и инженеры поднаторели в конструировании дамб, плотин и шлюзов. И получившиеся озера вполне пригодны для возведения жилья.

Недавно голландцы построили на озере Эймер, на востоке от Амстердама, целый плавучий район (см. фото ниже). Он самый большой в мире, состоит из 158 трехэтажных таунхаусов и нескольких высотных зданий, расположенных вдоль каналов — плавучих улиц, — а на воде стоят школы, бары, рестораны и церкви. Бетонные корпуса зданий работают как пассивные терморегуляторы: вода обогревает дом зимой и охлаждает летом. В отличие от домов на суше, эти транспортабельны: можно отключить их от воды, электроэнергии и канализации, передвинуть и подключить в другом месте.

Плавучий дом на озере Эймер, Голландия

Кроме прагматичных мотивов, есть и эстетический аргумент в пользу жизни на воде: она дает ощущение свободы и близости к природе.

Городские пляжи

На городском пляже тоже восстанавливается душевный комфорт, пусть и на время. Вдоль южного берега Темзы в Лондоне, на Сене в Париже, а также в Стокгольме, Копенгагене и Берлине каждый год организуют общественные пляжи. Плавать разрешено не везде, но стресс снимает уже само пребывание у воды.

Жителям Сиднея доступны пляжи буквально у порога, но для такой плотности населения и размеров города они на удивление малолюдны. По мнению исследователей, для привлечения людей на пляжи необходимо обустроить их и сделать удобными для пеших прогулок. Тогда они непременно покажутся открытыми, гостеприимными и безопасными — а ведь именно этого мы ожидаем от приятного общественного места.

Природа + спорт = максимум счастья

Спорт повышает настроение в любых условиях. А если заниматься им в водных или зеленых зонах, положительный эффект возрастает. В групповом спорте больше плюсов, чем в одиночном беге, хотя и то и другое хорошо. В группе люди незаметно для себя прикладывают больше усилий и параллельно общаются. Оздоровительный эффект тренировки в парке, скорее всего, обусловлен сочетанием сенсорной стимуляции и физических упражнений.

Проект Green Gym Европейского центра по окружающей среде и охране здоровья поощряет занятия на воздухе. Это заметно лучше для самочувствия, чем тренировки в зале. Системный обзор исследований на эту тему (данные по 833 взрослым в одиннадцати экспериментах) подтверждает эту гипотезу[103]. В большинстве экспериментов замечено улучшение психологического самочувствия: по сравнению с занятиями в зале на природе ощущается прилив сил, энергии и оптимизма, уходят напряжение, растерянность, гнев и депрессия. По словам участников, от занятий на природе они получили больше удовольствия и хотели бы их повторить. Последнее особенно интересно, поскольку улучшение здоровья в долгосрочной перспективе всегда связано с переменой образа жизни. Стоит отследить дальнейшие действия участников и проверить влияние окружающей среды на регулярность тренировок.

Запущен проект Blue Gym, посвященный плаванию, серфингу, каякингу и прочим водным видам спорта, в том числе и бегу вдоль берега, и первые результаты многообещающие. В исследовании восстановления ветеранов войны от посттравматического стресса серфинг заметно облегчил симптомы и вернул им дух товарищества[104].

Местным властям стоит оборудовать парки и общественные места для занятий спортом. За последние годы на беговых дорожках вокруг Клэпэм-Коммон в Южном Лондоне народу заметно прибыло. Власти района Лэмбет при участии фонда Клэпэм-Коммон установили питьевые фонтанчики. Такое внимание к жителям дает им почувствовать, что парк создан для них и их интересы учтены. Приятное общественное место не возникает само по себе. В лучших из них тщательно планировали условия для занятий спортом, общения и контакта с природой.

Глава 16. Развлекательные центры

В одном исследовании случайно выяснилось, что изображения природы становятся привлекательнее с присутствием человека. Люди охотно общаются в открытых пространствах, но в развлекательных центрах вероятность социального контакта и развития дружеских отношений гораздо выше.

Социопетальные и социофугальные факторы

Развлекательный центр снаружи должен быть открытым и гостеприимным, а внутри способствовать взаимодействию: оптимальный дизайн интерьера — когда посетители находятся лицом друг к другу. Тогда он будет социопетальным. Если внутреннее пространство препятствует зрительному контакту (сигналу к началу общения), оно социофугальное. Термины позаимствованы из физики и означают силы, возникающие при вращении. Когда карусель разгоняется, человека прижимает к внешней стороне, от центра и от других. А на спутник нашей планеты действует центростремительная сила: его притягивает земная гравитация. И только собственная скорость удерживает его от приближения к Земле. В социологии социофугальные силы отделяют людей друг от друга, а социопетальные притягивают. Первые ведут к одиночеству, вторые — наоборот.

В некоторых общественных зданиях желателен социофугальный эффект, например в приемной врача. Здесь люди чувствуют себя уязвимыми и хотят уединиться. Офисы с открытой планировкой и больничные палаты, перегороженные разделителями, тоже социофугальны. Но в развлекательных комплексах такого быть не должно, иначе это плохой дизайн. Однако в любом случае поощрение к социальному контакту имеет свои пределы. Не все чувствуют себя комфортно в социопетальных зданиях. Бенджамин Мигер и Керри Марш из Коннектикутского университета провели исследование и выяснили, что экстраверты предсказуемо предпочитают располагающую к общению планировку. Конформные личности (желающие всем угодить) тоже склонны к ней. А вот интровертам по душе социофугальная. Мигер и Марш изучали еще один фактор привлекательности социопетальных пространств — ощущение включенности в жизнь окружающих или исключения из нее. Согласно исследованию, те, кто чувствует себя временно исключенным из социума, обычно стараются воссоединиться с ним и ищут возможность. А если сразу не находят, то замыкаются в себе, боясь быть отвергнутыми, и устремляются из социопетального пространства к уединению.

Чтобы доказать это, Мигер и Марш провели ряд экспериментов. Они разработали онлайн-тесты, в которых подвергали участников остракизму. В первом эксперименте участники представлялись (описывали себя) семи членам интернет-форума (несуществующего). Затем члены форума ставили описаниям «лайки». Было задумано, что все получают от двух до семи «лайков», а «изгои» — по одному. В другом эксперименте — онлайн-версии игры «передай мяч» — участников принимали, но вскоре начинали игнорировать и играли между собой. В результате этих жестоких экспериментов участники склонились к социофугальному помещению.

В дизайне социальных пространств необходимо учитывать, что людям некомфортно находиться четко лицом к лицу. Стоя или сидя в таком положении, человек менее склонен к социальному контакту, чем под небольшим углом к собеседнику. Поза прямо напротив воспринимается как сопротивление или угроза. Она сигнализирует об агрессии и может запустить реакцию «бей или беги». Боксеры так начинают матч. И так же сидят шахматисты на турнире.

Именно поэтому психотерапевтов и психиатров учат не сидеть лицом к пациенту. Оптимально, если клиент находится «на десять часов», а специалист «на два часа». В одном из первых исследований личного пространства профессор Роберт Соммер из Калифорнийского университета в Дэвисе заметил, что незнакомые друг с другом работники и пациенты больницы садятся за столики в кафетерии под прямым углом[105]. Это касается и любых развлекательных комплексов, располагающих к социальному контакту. Никому не нравится общаться вынужденно. Если социальная близость неизбежна, она перерастает в проблему. Чем меньше люди знакомы, тем больше личное пространство между ними — по крайней мере поначалу. В толпе оно под угрозой.

Исследованием личного пространства начали заниматься только в 1960-х. Культурный антрополог Эдвард Холл первым ввел концепцию личного пространства, или «проксемику», и определил ее как «взаимосвязанные наблюдения и теории об использовании человеком пространства в контексте его культуры». Или, попросту, научное исследование культурных норм приемлемой социальной дистанции.

Личное пространство условно разбивают на четыре зоны, и в Великобритании, Европе и США деление приблизительно таково: интимное (0–45 см), личное (45 см — 1,2 м), социальное (1,2–3,6 м), общественное (3,6–7,6 м). В 1960-х Гарольд Гарфинкель из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе своими экспериментами продемонстрировал, что происходит при намеренном нарушении неписаных правил. Исследователи подсаживались к кому-нибудь на скамейку в парке на меньшем расстоянии, чем стоило бы в такой ситуации. Реакция людей была резко неприязненной: они впадали в недоумение и замешательство и уходили или отодвигались от назойливого незнакомца.

Давка в общественном транспорте — один из примеров ежедневного вторжения в личное пространство по пути на работу и домой. Чтобы стерпеть дискомфорт, есть разные психологические приемы: избегать зрительного контакта и разговоров и «обесчеловечивать» окружающих, представляя себе, что они не люди. Множество исследований в метро продемонстрировали, что при большом количестве народу в вагоне большинство предпочитают ехать стоя, лишь бы подальше от других, а не садиться на свободные места. Сидящие же всячески избегают друг друга, максимально отворачиваются и скрещивают руки.

Исследователи из Корнеллского университета озаглавили свой труд «Пожалуйста, не заставляйте меня сидеть в середине». Они засекли выброс кортизола — гормона стресса — у очень близко сидящих пассажиров. Что интересно, он происходил не из-за давки, а в результате непосредственной близости к сидящим рядом.

Личное пространство связано с понятием защиты территории. Это своего рода «портативный» вариант территориальности. Психолог Ирвин Альтман определил три основных класса территорий с разными уровнями проницаемости. Первостепенная — частная, доступна только владельцу и оберегается от вторжения. Второстепенная более открыта, но не для всех. Название общественной территории говорит само за себя, но дать ей определение непросто.

Граница между общественной и второстепенной территориями достаточно условна: ведь и общественное место можно понимать по-разному. В Лондоне, скажем, Клэпэм-Коммон доступнее, чем Гайд-парк. Парки огорожены забором, на ночь ворота закрывают. А в общественных местах нет ни заборов, ни ворот. Присаживаясь где-нибудь, люди «присваивают» себе определенное пространство в качестве временной личной территории и порой помечают границы «маркерами», как их назвал Соммер, — сумками или бумагами, — чтобы рядом никто не сел. Соммер удачно подметил, что посетители библиотеки отгораживаются друг от друга искусственными барьерами: стопками книг, верхней одеждой и сумками.

Пребывание среди большого количества незнакомцев почти у всех вызывает стресс, а нередко и агрессию. В замедленном воспроизведении съемки пешеходов на людной улице видно, как все стараются избежать телесного и зрительного контакта. Последнее происходит на инстинктивном уровне, поскольку обычно взгляд в глаза означает одно из двух: близость или агрессию. В комнате, где много детей, больше криков и чаще возникают стычки, а в переполненных тюрьмах учащаются бунты и конфликты между заключенными. Если в общественном здании недостаточно пространства для всех желающих, приятной беседы не выйдет.

Конечно, все по-разному чувствуют себя в толпе. Кому-то проще терпеть вторжение в личное пространство, но экспериментально доказано, что в многолюдных местах ухудшается умственная деятельность, например при решении арифметических задач. Времени уходит больше, а ошибки возникают чаще. Кроме того, отмечается тревожность, что очевидно по физиологическим симптомам: повышенному давлению и учащенному пульсу. Но у некоторых людей, которым не нужно много личного пространства, производительность в толпе улучшается. Явным экстравертам при большом скоплении людей сложнее выполнять задачи на внимательность, чем интровертам. Может, они и лучше переносят толпу и наслаждаются общением, но им плохо удается сосредоточиться в таких условиях — в отличие от интровертов, которые привыкли отгораживаться от окружающих.

Во время выполнения тестов в больших группах люди раздражены из-за присутствия других и становятся вспыльчивыми. Негативное влияние толпы на социальное поведение отчасти смягчается при отсутствии шума (например, если все в наушниках или в здании есть звукоизоляция). Перегородки и яркое освещение визуально уменьшают количество народа. Стресс от скопления людей снижается при наличии уединенных уголков. Всё это помогает сохранить ощущение контроля над ситуацией. Если невозможно регулировать вторжение в личное пространство, стресс накапливается и приводит к пассивности и замкнутости (так называемой приобретенной беспомощности). При наличии таких недостатков в общественных зданиях люди не будут туда ходить.

Получастное пространство

В общественных местах вроде кафе или магазина всё способствует общению, но для равновесия необходимо достаточно свободного места. Его должно быть не слишком мало и не слишком много. Для любого количества людей есть оптимальная плотность. Нам нужны условия для диалога. Если помещение очень большое, стоит разделить его перегородками или организовать получастные пространства.

Современные технологии позволяют создавать гораздо более открытые здания. До изобретения стальных каркасов и армированного бетона необходимы были несущие стены, чтобы строение устояло. Чем выше и шире дом, тем толще должны были быть стены и колонны. А в современных зданиях они уже не заслоняют вид от одной стены до другой. Это обеспечивает возможность неограниченного зрительного контакта. Разумеется, в открытых общественных зданиях возникают нежелательные шумы, мешающие работе. При этом человеческие голоса обычно вызывают положительные эмоции, когда мы на отдыхе (а не на работе, о чем я расскажу позже).

Доктор Михаль Дебек из Вроцлавского университета определял факторы приятного шопинга в пяти торговых центрах Польши[106]. К его удивлению, люди предпочитают шумные и людные центры спокойным. А дизайн и планировка магазинов, вопреки распространенному мнению, очень мало влияют на привлекательность ТЦ.

Похоже, людям нравится проводить досуг в оживленных местах — хотя, как я уже упоминал, до предела, обусловленного размером личного пространства. Там мы терпимее к вторжению, чем дома или в приемной, вероятно потому, что полностью контролируем ситуацию и в любой момент по желанию можем уединиться или окунуться в гущу жизни. Хотя есть важный нюанс: в общественном пространстве важны открытость и проницаемость. При удобном доступе с улицы оно выглядит не только гостеприимнее, но и безопаснее: очевиден путь к отступлению, особенно если интерьер хорошо просматривается, что тоже немаловажно. Человеку необходимо знать пределы пространства и расположение входа и выхода. Также следует предусмотреть получастные уголки.

Дизайн влияет не только на переносимость толпы в общественных местах, но и на удовольствие от развлечений. Например, оценка игры оркестра зависит от формы концертного зала.

Концертные площадки

Доктор Юкка Пятюнен из финского Университета Аалто изучал влияние дизайна на эмоции аудитории в моделях нескольких известных концертных площадок Европы по субъективным отзывам и физиологическому параметру психологического возбуждения — электропроводности кожи (также называемой кожно-гальваническим рефлексом; попросту он проверял участников на детекторе лжи)[107].

Двадцать восемь испытуемых в возрасте 22–64 лет слушали фрагмент Седьмой симфонии Бетховена. Эксперимент проводился с акустической системой объемного звучания в специальной комнате для прослушивания прямоугольной или другой формы, имитирующей одну из европейских концертных площадок: Музикферайн в Вене, Консертгебау в Амстердаме, Концертхаус и Филармонию в Берлине, Кёльнскую филармонию и Хельсинкский дом музыки.

Фрагмент воспроизводили во всех вариантах дизайна. Во время прослушивания сенсоры, закрепленные на пальцах участников, измеряли электропроводность.

Выяснилось, что музыка сильнее воздействует на эмоции в акустике прямоугольного зала, как в венском Музикферайне и берлинском Концертхаусе. Это подтвердили и участники, лично посещавшие оба зала: на первое место они поставили венский, а за ним берлинский.

Дом музыки

В хороших общественных зданиях есть ощущение гостеприимства и единения с окружающими. Антисоциальные же заполнены барьерами, физическими и акустическими. В главе 1 я упоминал Дом музыки в португальском Порту как пример излишней таинственности. Концертный зал там тоже интригующий. Он окружен лабиринтом угловатых комнат и коридоров контрастных форм и текстур. Автор, архитектор Рэм Колхас, бывший сценарист, задумал интерьер как фильм с неожиданными монтажными переходами: интерьер и освещение каждой комнаты резко отличаются от соседних. Он использовал алюминиевые полы, резиновые стены, металлические решетки, неоновые вспышки и классическую португальскую плитку.

Интерьер Дома музыки в Порту

Он стремился к затейливости и загадочности — стимулирующим врожденное любопытство, — но, как мы уже знаем, этим качествам необходима упорядоченность. Я посещал здание как участник документального фильма канала Channel 4 «Тайная жизнь зданий» (The Secret Life of Buildings), над которым работал Том Дикхофф. Изначально он воспринял интерьер как «странный», но забавный. Потом мы пообщались с работниками, находящимися там ежедневно. По их словам, пестрота чрезмерна, а передвигаться там некомфортно: по замыслу автора, посетители должны быть слегка дезориентированы.

Проведя в здании несколько часов, я ощутил нарастающую тревожность. Когда я говорил на камеру заключительный комментарий, в голове крутилось слово «психический».

Проще говоря, интерьер беспорядочный и сбивает с толку. Как сказал влиятельный психиатр Карл Ясперс, он намеренно «непостижим» в своих беспорядочных ассоциациях со старым и новым Порту. Его элементы никак не связаны, что, вероятно, намекает на хаос современной жизни в городе. Для Колхаса это аллегория жизни. Она ведь никогда не идет гладко. Ни концепция, ни организация пространства здания (оно не просматривается внутри) не поддаются пониманию, но в этом и состоял замысел архитектора. Оно создано для приключений, чтобы пробуждать тягу к исследованиям, и неспешно одну за другой открывает взгляду мириады причудливых комнат.

Вместо социального пространства здание стало местом шока и трепета. Люди вроде бы должны здесь развлекаться, но не выходит: интерьер непонятен, и непринужденного взаимодействия нет. Если Колхас хотел развлечь посетителей, то потерпел крах. Здесь ничего не стоит заблудиться или потерять своих спутников, вдобавок почти нет окон.

Дом музыки трудно назвать социальным пространством. Уж слишком много здесь извилистых коридоров и лестниц, почти некуда присесть. В коридорах люди разделены, там практически нет возможности уединиться в получастном пространстве. Для этого просто не предусмотрено места. Это здание для концертов, а не общения. Изначально оно возбуждает любопытство, но позже начинает раздражать.

Что интересно, окружающий его каменный ансамбль более привлекателен. По ровным уклонам и подъемам с удовольствием катаются на скейтбордах. Рядом собираются группы с кофе и бутербродами. А в невразумительном кафе внутри почти всегда безлюдно.

Скейтбордисты и компании людей снаружи

Архитектура, отражающая беспорядочность нашей жизни, — интересный авторский ход, но не для общественного здания. В нем должно быть комфортно. Наука поведала нам о психологическом воздействии зданий, и архитекторам стоит бороться со свойственным капитализму разобщением и создавать объединяющие пространства. Одна из форм развлечения — туризм, и вряд ли легендарные здания, вроде Музея Гуггенхейма (архитектор Фрэнк Гери) в испанском Бильбао, можно назвать развлекательными. Все восхищаются их внешним видом. Но, если содержание ему не соответствует, никто не захочет проводить там время.

Музей Гуггенхейма в Бильбао — скульптура из титана. Форма во главе угла. Это сверкающее посвящение долгой судоходной истории города и одновременно символ возрождения и аттракцион для туристов — место для развлечений и отдыха. Большинство приходит поглазеть на здание, а не на экспозицию. Вероятно, она привлекает немногих. А интерьер проигрывает внешнему виду. Трудно чувствовать себя там непринужденно. Ничто не располагает к взаимодействию и общению. Проектировали в первую очередь внешний вид, а интерьер получился путаным и раздробленным, как и в Доме музыки. Посетители проводят время, фотографируясь у сияющих стен снаружи, а потом идут выпить или перекусить на местной площади. Неформальные открытые пространства вокруг здания и в городе больше преуспели в объединении людей, чем предназначенные для этого здания.

Здание Современной галереи Тейт в лондонском районе Саут-Бэнк оказалось успешным по нескольким причинам. Во-первых, это реконструированное здание огромной викторианской электростанции, в нем есть историческая ценность и атмосфера. Во-вторых, там большой открытый вход и сохранен масштаб машинного зала, благодаря чему оно прекрасно просматривается: посетитель сразу видит границы помещения и ощущает визуальную связь с окружающими. Наконец, архитекторы понимали, что это не просто зал для экспозиции, но и социальное пространство. Поэтому в новом здании много мест, где можно присесть и поболтать.

В целом старинные здания привлекательнее новых. Пекин с его древними архитектурными ансамблями посещает больше туристов, чем полностью перестроенный Шанхай. Единственное, что в нем осталось от прошлого, — старые колониальные дома на набережной Вайтань. И Франция стала самой популярной туристической страной, скорее всего, именно потому, что маленькие города и деревни там хорошо сохранились.

Британский архитектурный критик, историк и архитектор профессор Кеннет Фрэмптон сокрушался, что современные здания не имеют такого же значения, как исторические. За неимением лучшего мы радуемся заурядности и безвкусице: боулинг-клубам, барам и ресторанам на окраинах больших городов вроде Лос-Анджелеса и Лас-Вегаса. По его словам, хвалить эти постмодернистские «расписные сараи» не за что, они только способствуют разобщению и одиночеству.

На примере молодых горожан очевидно, что у нас сохранился врожденный инстинкт сбиваться в группы. И приобрести культурное значение могут самые безнадежные места в городе: заброшенные рынки, подвалы, склады и пустыри. В таких развалинах молодежь собирается и создает атмосферу. Ради процветания общества это необходимо поощрять и защищать такие территории от посягательств застройщиков и коммерческих организаций.

Сетевой маркетинг наделяет общественные здания символическими образами, малоинтересными для архитекторов и психологов. Все заведения McDonald’s одинаковы, чтобы люди знали, что в любом месте гамбургер будет вкусным «как дома». И дизайн у них идентичен в любой стране мира. Там слишком яркий свет и жесткие стулья, чтобы клиенты не засиживались. Действительно приятные заведения образуются в независимых точках — кафе или клубах, организованных местными и для местных: привычных местах встреч, районных клубах, библиотеках. И архитекторы могли бы поддерживать это явление, используя незастроенные пространства города и промежутки между зданиями, и предлагать дизайн, а не диктовать его.

Развлекательные комплексы адаптируются к изменениям культурных норм. Общество сложней и изменчивей, чем подразумевает дизайн аккуратных коробок и «расписных сараев». А отсутствие социальной и экономической стабильности дало о себе знать недавно возникшей модой на временные бары, рестораны и другие общественные места и художественные мастерские в заброшенных складах. Обвал кредитно-финансовой системы сыграл положительную социальную роль: возросло количество пространств с бесплатной арендой для нужд общества. Брикстон-Маркет, некогда убыточный и обветшалый торговый комплекс, превратился в огромный процветающий ресторан, а в рыночных ларьках теперь чего только не продают — от колумбийской традиционной кухни до роскошных жареных цыплят с коктейлем писко-сауэр. Теперь это оживленное, многонациональное и гостеприимное место. Там бьется пульс Брикстона, где когда-то разыгрался самый жестокий бунт в современной истории.

Психология общественных мест: резюме

Лучший развлекательный комплекс для взрослых и детей — зеленые и водные зоны. Для снижения стресса оптимальны тренировки на природе. Лучшей альтернативой этому станут развлекательные комплексы, но открытые и гостеприимные. В них должно быть достаточно места, чтобы все желающие могли там побыть без ущерба для личного пространства. Следует поощрять молодые дарования, которые смогут наделить развлекательный комплекс атмосферой.

Для счастливой и сбалансированной жизни важны не только развлечения, но и комфортная рабочая среда. Каждому хочется получать удовлетворение от своего труда. Ниже мы рассмотрим, как дизайн влияет на стресс и производительность на рабочем месте.

Часть VI. Рабочее место

* * *

В среднем мы трудимся по сорок часов в неделю, то есть 2/3 времени бодрствования проводим на работе, а 84 % людей работают сверхурочно (данные по Великобритании). Почти треть сотрудников не использует обеденный перерыв полностью, большинство перекусывает на рабочем месте. Фрилансеров всё больше, но многие еще работают в офисах. С учетом того, сколько времени мы проводим в этой обычно стерильной среде, важно понимать, как она влияет на психологическое состояние. Может ли уровень стресса и производительности быть обусловлен дизайном? Какова оптимальная планировка офиса? Открытая, с перегородками или кабинеты? Как его осветить и украсить? Какой мебелью обставить?

Доктор Питер Барретт из британского Университета Солфорд установил, что на успехи в школе влияют такие элементарные элементы дизайна класса, как качество вентиляции, рассеянный свет и наличие «визуального мусора». Всё это применимо и к офисам[108].

Глава 17. Открытая планировка?

С изобретением армированного бетона в ХХ веке отпала необходимость в несущих стенах и появилась возможность создавать большие открытые пространства. Это ознаменовало одну из крупнейших трансформаций рабочего места за последние пятьдесят лет — в привычные уже офисы с открытой планировкой.

В ее пользу высказывалось много аргументов. Якобы она устраняет социальную изоляцию и стимулирует к общению и сотрудничеству. В одной комнате помещается больше сотрудников, и прекрасно видно, кто чем занят (плюс для работодателя). К тому же строительство офиса с такой планировкой обходится дешевле.

Говорят, Стив Джобс был в восторге от открытого офиса студии Pixar, потому что видел в нем потенциал к спонтанному сотрудничеству. В главном здании Facebook в Менло-Парке все офисы с открытой планировкой. И сам Марк Цукерберг сидит там вместе с сотрудниками. Но у него хотя бы есть своя переговорная. Дизайнерская компания Gensler тоже последовала принципу предоставления работникам «общей среды для встреч, обмена мнениями, уточнений, мозговых штурмов, обсуждений и разработок». Однако они сумели соблюсти баланс между общим и личным пространством, куда сотрудники уходят, чтобы «фантазировать, размышлять, анализировать, творить или просто побыть наедине со своими мыслями».

Судя по результатам опросов, открытую планировку не одобряют, если не предусмотрено место для сосредоточенной работы, где ничто не отвлекает. Юнгсу Ким и Ричард де Диар с факультета архитектуры Сиднейского университета установили, что работники чаще всего отдают предпочтение кабинетным офисам[109]. Это выбор между взаимодействием и личным пространством, и чаша весов склоняется в пользу последнего: отсутствие визуальных и шумовых раздражителей важнее, чем удобство общения. Как мы убедились по результатам исследования в студенческом общежитии, невозможность контролировать социальные контакты и постоянные отвлекающие факторы вызывают стресс, как следствие — перевозбуждение и снижение способности сосредоточиться на текущих задачах. Однако в нескольких исследованиях выяснилось, что в офисах с открытой планировкой сотрудники реже взаимодействуют, поскольку разговоры отвлекают коллег. Получается, такая планировка нежелательна, как ни крути.

В полностью открытом офисе зрительный контакт неизбежен, что сильно влияет на удовлетворенность от работы. Ситуация улучшается с добавлением перегородок или увеличением их высоты. Но посторонние шумы перевешивают остальные недостатки планировки. Все преимущества перегородок сводятся на нет шумовыми раздражителями.

Как ни странно, в офисах с высокими перегородками проблема шума усугубляется по сравнению с открытой планировкой. Возникает иллюзия, что хлипкие перегородки не пропускают звуки, но на самом деле это не так. С глаз долой — из сердца вон: когда люди не видят коллег, им кажется, что те их не слышат, и разговаривают громче. Результаты опроса в Сиднее продемонстрировали, что в офисах без перегородок или с небольшим их количеством уровень шума приемлем по сравнению с кабинками с высокими или низкими перегородками. Получается, в плане уровня шума хуже офиса с открытой планировкой — только кабинки с высокими перегородками.

Неконтролируемый шум снижает и работоспособность, и мотивацию. Источников шума в офисе предостаточно: принтер, ксерокс, кофеварка и многое другое, а больше всего раздражают и отвлекают чужие разговоры. Они особенно мешают работать над сложными вербальными задачами, например подготовкой речи. Здесь помогли бы наушники, но обычно они в офисе запрещены: работодателю кажется, что сотрудники заняты посторонними делами, и коллегам приходится ловить их взгляд, чтобы начать разговор.

В качестве компромисса многие офисы с открытой планировкой оборудуют переговорными комнатами. В здании страховой компании Interpolice в голландском Тилбурге офисы проектировались в соответствии с родом деятельности сотрудников. Большую часть времени они проводят не за рабочим столом, а на официальных и неофициальных встречах с коллегами, за сбором информации, мозговыми штурмами и приемом клиентов. Поэтому, кроме самого открытого офиса, там есть несколько переговорных разного размера. Сотрудник выбирает подходящую под выполнение текущей задачи — а в филиале в Тиволи, где рабочие места проектировали восемь архитекторов, еще и учитывает атмосферу. В числе прочих там есть переговорная комната в эксцентричном клубном стиле.

В офисе Google в Тель-Авиве тоже обеспечили баланс между общественным и личным пространством. По словам дизайнеров Camenzind Evolution, «почти 50 % помещений предназначены для общения, чтобы сотрудникам было удобно обсуждать дела и работать над совместными проектами»[110]. Оставшиеся 50 % отведены для уединенной работы: «Обычные рабочие столы четко отделены от переговорных, и одни сотрудники могут полноценно погрузиться в задачи, не требующие участия коллег, а другие, не мешая окружающим, — обменяться идеями по поводу общих проектов».

При соотношении 50:50 устраняется типичная проблема отсутствия личного пространства в офисах с открытой планировкой. Шум, от которого некуда деться, влияет на удовлетворенность от работы, ухудшает концентрацию, провоцирует стресс и раздражительность. По данным исследований, со временем проявляются и физические симптомы стресса (головные боли и слабость), и люди чаще берут больничный[111]. Понятно, почему сотрудники в таких условиях не удовлетворены работой и низко оценивают собственные результаты. И причины снижения работоспособности очевидны. Привыкнуть к такой планировке невозможно, поэтому негативный эффект со временем не исчезает. Бывший «кабинетный» работник не адаптируется к открытому офису. Уровень психологического и физического напряжения остается высоким, а работоспособность снижается.

Исключение — сотрудники с отлично развитой способностью отстраняться от посторонних шумов. Алена Маер и Кортни фон Хиппель из Психологической школы Университета Нового Южного Уэльса в Сиднее установили, что люди с высокой «блокирующей способностью» демонстрируют лучшие результаты в тестах на внимательность и высокую производительность в офисах с открытой планировкой, которыми они вполне довольны[112]. Любопытно, что благодаря этой своей способности они даже воспринимают рабочее место как более уединенное, чем их коллеги.

Шумопоглотители

В дублинском филиале Google потолки проложены шумопоглощающим материалом, есть много комнатных растений и мягкой мебели, выполняющих аналогичную функцию.

Исследование, проведенное Лабораторией внутренней среды в Финляндии, подтвердило эффективность использования шумопоглощающих материалов в потолке и стенах для повышения производительности[113]. Исследователи оборудовали в лаборатории макет офиса, максимально приближенный к реальности. В четырех углах комнаты они установили колонки и транслировали запись речи. Сравнивали четыре типа условий.

1. Полное отсутствие шумопоглощения (отражающие поверхности).

2. Шумоизоляция на потолке и стенах плюс экраны из стекловаты, без маскирующего шума.

3. Фоновый маскирующий шум[114].

4. Тишина (без фоновой речи).

Участники выполняли тесты на кратковременную память[115]. По результатам рассчитывали показатели субъективного воздействия отвлекающих факторов.

Акустика помещения заметно влияла на работу кратковременной памяти, особенно в сложных заданиях. Как и предполагалось, худшие результаты участники продемонстрировали в первом типе условий — без маскирующего шума и шумопоглощения. Что интересно, в третьем типе условий результаты оказались лучше, чем в тишине. В четвертом их, скорее всего, отвлекали звуки клавиатуры соседей.

Отвлекающие факторы предсказуемо негативно повлияли на «чувствительных к шуму» участников. И во втором типе условий они демонстрировали высокую отвлекаемость, тогда как у нечувствительных к шуму она снижалась последовательно от первого типа условий к четвертому. Затем она умеренно (на 30 %) сокращалась в третьем типе и на 90 % в четвертом — в тишине. Оптимальными условиями для людей, чувствительных к шуму, оказались отдельные кабинеты. Но такая роскошь редко доступна в современном мире.

Успокаивающие шумы

По данным исследований, успокаивающий шум в конце рабочей смены снижает напряжение сотрудников офисов с открытой планировкой. Хелена Янке и ее коллеги с факультета психологии среды шведского Университета Гевле воссоздали акустику открытого офиса в лабораторных условиях[116]. Через некоторое время пребывания там у тех, кто смотрел видео природы со звуками реки, улучшилось самочувствие по сравнению с остальными, которые слушали шум офиса вместе с рекой или только офисный шум. У участников, которые слушали офисный шум в «фазе восстановления», вдобавок снизилась мотивация.

Значение атмосферы

Качество освещения в офисах влияет на физиологию, но ему обычно не придают значения. Это не пустые слова: по данным опроса Американского общества дизайна интерьеров, 68 % работников недовольны освещением в офисе. Искусственный свет чаще всего либо слишком слабый, либо слишком яркий. До конца 1980-х в почтовом отделении города Рино американского штата Невада был приглушенный рассеянный свет. Во время ремонта освещение улучшили. Тут же последовал резкий рост работоспособности: сортировщики обогнали коллег со всего запада страны, а у операторов по обработке почтовых отправлений оказались самые низкие показатели ошибок.

Но как бы искусно ни было организовано искусственное освещение, естественный свет явно лучше. И в некоторых компаниях это уже поняли. Например, дизайнеры офиса Facebook в Менло-Парке продумали расположение окон, чтобы каждое рабочее место освещалось естественным светом.

Считается, что при естественном освещении усиливаются познавательные способности, потому что лучше работает цикл сна-бодрствования (циркадный ритм). По мнению нейробиолога Рассела Фостера из Оксфордского университета, дневной свет ближе к синему спектру, чем искусственный. В естественном свете в пятьсот раз больше синего, чем в светодиодах. Фоторецепторы синего спектра на сетчатке глаза отвечают за регуляцию суточного ритма и развивались независимо от зрения. В них содержится зрительный пигмент Opn4, который в присутствии синего света подает мозгу сигнал к снижению выработки гормона сна мелатонина и секреции веществ, способствующих пробуждению[117].

Итак, грамотный дизайн, такой как в Менло-Парке, поворачивает вспять процесс, названный Фостером «усугубляющейся десинхронизацией со световым днем». Современные офисные здания строятся из армированного бетона или на стальных каркасах. Внешние стены нужны только для терморегуляции, поэтому могут быть полностью стеклянными.

Наличие естественного света повысит вовлеченность, удовлетворенность и работоспособность сотрудников. Мирьям Мунх, эксперт по хронобиологии и сну из Университета медицины Шарите в Берлине, провела исследование с группой из двадцати пяти добровольцев: в течение двух рабочих дней они находились в помещении с естественным или искусственным светом[118]. Группа дневного света к концу дня продемонстрировала большую активность и позитивный настрой. В группе искусственного света работоспособность в течение дня снижалась.

После обеда большинство людей ощущают энергетический спад, обусловленный естественным падением уровня кортизола. В это время важно находиться при ярком свете, желательно дневном. Можно, например, прогуляться по улице — отличный повод пообедать за пределами офиса.

Многие офисные работники знают не понаслышке, что естественный свет не всегда доступен; а в северных широтах без искусственного света не обойтись, поскольку зимой день длится всего несколько часов. Как же организовать искусственное освещение, чтобы оно пошло на пользу самочувствию и работоспособности? Кроме ламп дневного света, у нас уже есть светодиодные технологии. Какой же тип искусственного освещения наиболее благоприятен для психологического здоровья и когнитивной деятельности?

Брин Хоус с коллегами из массачусетского Университета Тафтса сравнивали физиологическое воздействие ламп дневного света и трех видов светодиодных источников с разной цветовой температурой[119]. Эксперименты проводились во временных военно-полевых укрытиях. В течение нескольких дней при разном освещении двадцать четыре добровольца выполняли задания на запоминание и проходили тесты на настроение.

В задании на планирование требовалось запомнить четыре события в нескольких «сценариях миссий» — например, «заправить топливом транспортные средства, отбуксировать их, разобрать завал на дороге и вернуться на базу». Позже проверяли, в какой последовательности участники запомнили события — скажем, сначала отбуксировать, а потом заправиться. Во втором задании проверяли кратковременную визуальную память. За три минуты нужно было запомнить четырнадцать зданий и пять дорог, отмеченных на карте. Потом испытуемых опрашивали о взаимном расположении этих объектов.

При лампах дневного света настроение участников ухудшалось. Они утомлялись, уровень активности снижался. Из трех видов светодиодного освещения теплое меньше других влияло на настроение и слабость. В тестах на вербальную и визуальную память при светодиодном освещении правильный ответ находили быстрее (повышалась работоспособность), чем при лампах дневного света. А в задачах на визуальную память ответ давали тем быстрее, чем теплее был свет. После дополнительного статистического анализа исследователи обнаружили явную связь между изменением настроения и работой кратковременной памяти. При сниженном настроении и усталости на ответ требовалось больше времени.

Итак, по сравнению с лампами дневного света теплые светодиодные источники повышают настроение, бодрят и улучшают когнитивную деятельность. Вывод напрашивается сам. Для эффективности и удовлетворенности сотрудников работодателям стоит заменить лампы дневного света на теплые светодиодные.

Работоспособность и удовлетворенность зависят не только от цветовой температуры, но и от интенсивности света. Георг Хоффманн и его коллеги из австрийского Университета здравоохранения и медицинских информационных систем и технологий в течение трех дней изучали влияние света разной интенсивности (500–1800 люкс) в офисе на одиннадцати добровольцах мужского пола[120]. С повышением яркости света у испытуемых улучшались самочувствие и концентрация. Исследователи также измеряли уровень мелатонина в моче (он меняется на протяжении цикла сна-бодрствования). В группе яркого света на второй день между 9:00 и 17:00 наблюдалось заметное изменение уровня этого гормона.

Когда сотрудникам шведской фабрики дали возможность самостоятельно регулировать яркость света на рабочем месте, их эффективность выросла на 4,5 %.

Еще одно положительное отличие офисов Google и Facebook — в обилии комнатных растений. Они создают настроение, выполняют роль перегородок в больших помещениях и вносят визуальное разнообразие. В дублинском офисе Google в большинстве комнат постарались создать иллюзию природы: искусственные деревья с листьями в осенней гамме, имитирующее кору покрытие стен и искусственные газоны повсюду.

Известно, что растения тонизируют и улучшают внимание (вспомните теорию Рэйчел Каплан о влиянии природы на внимание и стресс). А это хорошо для работоспособности. Рут Ронос и ее коллеги из норвежского Университета естественных наук проверили эту гипотезу[121]. Участников случайным образом распределили между офисом с четырьмя комнатными растениями и таким же офисом без растений. Нужно было запомнить последние слова в пяти случайных предложениях в верном порядке. Сразу после прибытия в офисы результаты обеих групп не различались, но к концу эксперимента группа с растениями ушла далеко вперед, а после отдыха улучшила результаты. Группе без растений отдых не помог: производительность продолжала падать.

Еще один плюс комнатных растений для работоспособности в том, что они поглощают углекислый газ (СО2). Профессор Дерек Клементс-Крум из Университета Рединга доказал, что в помещении с рециркуляционной вентиляцией дети хуже выполняют простые тесты на кратковременную память, чем с приточной. Рециркуляция повышает содержание СО2 в воздухе[122].

По данным исследования в начальной школе португальского города Авейру, средняя концентрация углекислого газа в классе после того, как там поставили пять комнатных растений, уменьшилась почти вдвое за девять недель[123]. Они также поглощают формальдегиды (которые выделяет мебельный клей) и взвешенные частицы копоти (от промышленных предприятий и дизельных двигателей).

Архитектор Стейси Смедли из Джаспера в канадской провинции Альберта в помощь школьникам в 2013 году разработала первый переносной «живой класс». В нем есть «живая стена» для выращивания томатов и других растений. Постепенно эту идею перенимают и в офисах.

Декор дублинского офиса Google варьирует от природного (тонизирующих коричневых и зеленых оттенков) до разноцветного и возбуждающего (красные, желтые и оранжевые тона; см. фото ниже). Стимулирующие цвета отчасти улучшают работоспособность. У детей в классах со стенами ярких цветов было отмечено повышение коэффициента интеллекта на двенадцать баллов.

Стимулирующие цвета в дублинском офисе Google

Однако, по данным исследования офисов, опубликованным в Journal of Color Research and Application, долговременное пребывание в окружении красного повышает тревожность и снижает работоспособность[124]. Работников разместили в офисах с синими, красными и белыми стенами (по тридцать человек в каждом) и сравнивали результаты выполнения задач в течение четырех дней подряд.

По прошествии этого срока работники красного офиса продемонстрировали снижение настроения и большую тревожность по сравнению с группой из синего офиса, сохранившей бодрость и позитивный настрой. Результаты приблизительно соответствовали настроению.

Всё слегка усложнилось, когда решили учитывать способность людей игнорировать отвлекающие факторы. Те, у кого она повышена, лучше работали в красном офисе, чем в синем. Вероятно, возбуждающий эффект красного подстегнул их работоспособность, но при этом не отвлекал.

Видимо, оптимальным решением будет возможность выбора: при перенапряжении уйти из помещения с возбуждающим цветом в более нейтральное, чтобы успокоиться.

Кроме цвета, на настроение и работоспособность влияет и температура воздуха в помещении. Исследователи из Корнеллского университета в Итаке наблюдали, как работники крупной страховой компании во Флориде чувствуют себя при разных температурах в офисе[125]. Оказалось, что при низкой температуре (20 °C) они на 44 % чаще ошибаются, чем при 25 °C. Предположительно, они тратят много энергии на поддержание тепла в ущерб работе. Исследователи также заметили, что при высоком удовлетворении от работы и хороших отношениях с коллегами руки у сотрудников теплее.

Глава 18. Самовыражение

В интерьере офиса в Менло-Парке есть все возможности для самовыражения. Голые стены в полном распоряжении сотрудников, можно рисовать и писать на них. Везде развешаны лозунги, поощряющие личное творчество, например «Удача приходит к смелым».

Свобода самовыражения на работе положительно влияет на продуктивность и приносит удовлетворение. Это выяснилось еще в эксперименте на фабрике Хоторн в Чикаго в 1920-х и 30-х (так называемый хоторнский эксперимент). Результаты подтвердили, что личная инициатива и разнообразие в работе повышают эффективность. Нескольких сотрудниц с известной производительностью отгородили от сборочного цеха деревянной перегородкой высотой 3 м. Кроме исследователей, никто не надзирал за женщинами. Их поощряли самостоятельно отвечать за свою работу и вносить предложения по скорейшему выполнению плана. Эффективность впечатляюще выросла: три тысячи электронных продуктов по сравнению с двумя тысячами на фабрике. И случаев невыхода на работу по сравнению со сборочным цехом было втрое меньше.

Условия работы женщинам тоже изменили — отрегулировали температуру, влажность и освещение, увеличили длительность перерывов, сократили рабочий день и ввели дополнительный выходной в субботу, — но по сравнению с поощрением личной инициативы это почти не сыграло роли. Даже после того как их вернули в фабричные условия, эффективность осталась на 25 % выше изначальной. Для повышения мотивации сотрудников достаточно всего-навсего интересоваться их мнением.

Сборный офис

Яркий пример дизайна, в котором предусмотрено изменение рабочей среды на усмотрение сотрудника, — офисное здание Централ-Бегер в голландском Апелдорне, созданное архитектором Германом Херцбергером. Оно построено больше сорока лет назад, но опередило свое время и остается вдохновением для современных дизайнеров офисов. Основой этого перспективного дизайна стали сборные офисные модули, создающие чувство причастности.

Централ-Бегер, Апелдорн, Голландия

Централ-Бегер подобен конструктору: офисы-кирпичики «можно добавлять, убирать и расставлять в соответствии с нуждами компании и сотрудников». Такая невероятная вариативность дизайна изначально была обусловлена коммерческими причинами: чтобы менять количество блоков в соответствии с рентабельностью. А удовлетворенность сотрудников и повышение их эффективности стали приятным побочным эффектом. И не в последнюю очередь благодаря возможности принимать независимые решения.

Удовлетворенность связана не только с расширением рабочего места, но и со свободой обустраивать его на свой вкус. Доказано, что площадь личного пространства для работы и хранения всего необходимого, независимо от планировки офиса (хотя в открытом обычно меньше места), важнее всего прочего для удовлетворения сотрудников. Худший пример ущемления личного пространства — система резервирования рабочих мест (когда сотрудники пользуются одними столами в разное время): об адаптации под себя не может быть и речи.

Дизайн Централ-Бегер уникален тем, что позволяет создать личное пространство внутри общего. Модули 9×9 м расставлены по четыре вокруг центральной лестницы / лифта. Из каждого хорошо видны соседние, верхние и нижние модули. Как и в тель-авивском офисе Google, здесь есть места для общения (на крышах и террасах), отделенные от модулей, но не так явно. У сотрудников есть личное пространство и ощущение контроля, в то же время они чувствуют связь с другими людьми в здании.

Этика Централ-Бегер способствовала удовлетворенности сотрудников не меньше, чем дизайн: поощрялось украшение рабочего места, выращивание своих растений, можно было даже завести питомцев, например цыплят. По словам старожила из менеджеров, правила содержания животных «слегка ужесточили» после того, как один сотрудник принес петуха, чем переполошил всех кур.

В здании соблюдено идеальное равновесие свободы самовыражения и сотрудничества.

Психология рабочего места: резюме

Работа — важная составляющая нашей личности. Она дает ощущение, что мы приносим пользу. А еще она имеет социальное значение. Многие знакомятся с будущими супругами на работе. Большинство людей трудится в офисах, и важно адаптироваться к их условиям. Некоторым досталась способность отгораживаться от постороннего шума, но любой почувствует себя несчастным в отсутствие личного пространства, нормального освещения и вентиляции. Как и везде, на работе мы испытываем тягу к природе. И своему рабочему месту мы хотим придать индивидуальность — как и своему дому. Если не пытаться изменить неблагоприятную обстановку на работе, на выполнение обязанностей не хватит здоровья. Об этом мы и поговорим далее.

Часть VII. Медицинские учреждения

* * *

У нас хватает забот помимо здоровья, но без него всё превратится в ничто. Мы редко обращаем внимание на дизайн больницы. Он интересует нас в последнюю очередь, когда нужно сдать анализы или провести процедуры. Может ли он ускорить выздоровление? Или вызвать стресс и замедлить восстановление организма? Никогда не чувствовали себя в больнице подавленным и никому не нужным? Достаточно ли там личного пространства? Легко ли ориентироваться в здании? Как применить к нему всё, о чем мы говорили в предыдущих главах?

В своей книге «Архитектура счастья»[126] философ Ален де Боттон задается вопросом: если счастье непосредственно связано с эстетическим восприятием, как интерьер больницы, с его тюремными окнами, заляпанными коврами и полиэтиленовыми шторами, влияет на процесс выздоровления? Пациентам в приятной, успокаивающей обстановке кажется, что о них заботятся. Уютные палаты улучшают отношения между врачом и пациентом и привлекают новых сотрудников. А надежда всегда дарит силы. Если мы надеемся быстро выздороветь, чаще всего так и происходит. А непродуманный дизайн и потрепанный интерьер дают обратный эффект: мы сомневаемся, что поправимся, а за помощью в такое место и вовсе не хочется обращаться.

Глава 19. Здоровая атмосфера

Темы освещения и природы касаются больниц в той же мере, что и других заведений в городе. И всё же удивительно, как сильно они именно здесь влияют на здоровье.

В больнице Акерсхус в Осло, построенной в 2008 году и получившей престижную премию «Лучшие учреждения здравоохранения», очень приятные светлые помещения и свежий воздух. Для строительства использовалось в основном дерево, там очень тихо, пациенты наслаждаются видами природы. Темные норвежские зимы негативно сказываются на настроении граждан, поэтому в дизайне предусмотрен максимум естественного света. По словам Анне Ундерхауг, одного из архитекторов больницы: «Мы в Скандинавии очень ценим дневной свет, потому что почти не видим его шесть месяцев в году… Нормы на этот счет очень, очень строгие. В отличие от США, где их вовсе нет и можно обойтись без окон… здесь они нужны даже в операционной. Везде, включая кабинеты рентгена, КТ и МРТ, мы позаботились о доступе естественного света»[127].

В региональном медицинском центре Самнера в Галлатине есть сад со множеством растений, за которым ухаживают садовники. Естественный свет и прекрасный вид обеспечивают стеклянные стены и окна от пола до потолка. В 1980-х Роджер Ульрих провел исследование о выздоровлении пациентов, лежащих на кровати у окна с «видом на деревья» и с «видом на стену»[128]. Он установил, что первые:

1) быстрее выписываются после операции;

2) по словам медсестер, лучше восстанавливаются;

3) обходятся меньшими дозами болеутоляющих;

4) чуть реже имеют постоперационные осложнения.

В Медицинском университете Южной Каролины есть оранжерея со стеклянными стенами и крышей. Она связывает два крыла здания, и в ней с удовольствием проводят время пациенты и посетители. В Бронсонском госпитале методистской церкви в Каламазу оборудовали гигантский атриум с растениями прямо в центре здания: он радует глаз зимой, когда выпадает около 2 м снега. В Мемориальном госпитале Шарпа в солнечном Сан-Диего на крыше разбили сад. А в Доминиканском госпитале Сент-Роуз в Лас-Вегасе пошли еще дальше и проводят уроки садоводства для пациентов в большой оранжерее. Известно, что атриумные сады не только снижают стресс у пациентов и приближают их к выздоровлению, но и благоприятны для самочувствия сотрудников — и те лучше заботятся о больных.

В клинике Хирсланден в Цюрихе нанимают специальных работников для обновления срезанных цветов трижды в неделю. Те создают умиротворение и уют, ускоряя выздоровление.

Профессор Вирджиния Лор с коллегами с кафедры растениеводства и ландшафтной архитектуры Вашингтонского государственного университета после ряда исследований заключили, что комнатные растения повышают болевой порог: в комнате с растениями больше испытуемых смогли продержать руку в ледяной воде в течение пяти минут, чем в комнате без них[129]. Даже яркие предметы в помещении вместо растений, на которые испытуемые могли бы отвлечься от боли, ничего не изменили. Эффект обусловлен именно природными элементами, а не визуальным разнообразием.

По данным многочисленных исследований, стресс и тревожность снижают болевой порог. А мы знаем, что в природной среде стресс уменьшается; соответственно, в присутствии растений болевой порог повысится.

Исследователи с факультета социальных и поведенческих наук Амстердамского университета установили, что в палате с растениями испытуемые ощущали меньшие «напряжение, скованность и беспокойство», чем в палате без них[130]. Также выяснилось, что зеленые стены по сравнению с белыми больше смягчают стресс и ускоряют выздоровление. Теплые землистые цвета тоже действуют успокаивающе, как выяснили в женском госпитале Ю-Пи-Эм-Си-Хэмот в Пенсильвании и больнице Легаси-Салмон-Крик в канадском Ванкувере: там деревянные полы и отделка из камня и кирпича.

Если нет возможности поставить комнатные растения и окна не выходят в сад, подойдут изображения природы. В психиатрическом отделении для буйных в США исследователи наблюдали за эффектом пейзажных картин. С их появлением частота инъекций седативных препаратов снизилась на 70 %.

Похоже, стресс мешает выздоровлению на клеточном уровне: напряжение нарушает функцию лейкоцитов, снижает сопротивление инфекциям и восстановительные способности организма. Следовательно, успокаивающая обстановка ускоряет излечение. Это касается и психических заболеваний. Депрессию, например, сейчас считают воспалительной реакцией на стресс. И если наряду с приемом антидепрессантов снизить уровень кортизола, пациент наверняка быстрее пойдет на поправку.

Объединение людей

До начала работы над проектом нового здания неонатального отделения для недоношенных детей Каролинской университетской больницы в Швеции архитектор Питер Фрёст поинтересовался мнением пациентов и сотрудников о старом корпусе. Обычно матери и младенцы лежали в отдельных палатах, что мешало установлению связи между ними (мать должна взять малыша на руки как можно скорее после рождения). В старых палатах не хватало места для них обоих и лечебного оборудования. И в новых предусмотрели достаточно пространства для двоих. По данным историй болезни, на десять дней сократилось время восстановления большинства недоношенных детей, снизилась заболеваемость, реже требовалась искусственная вентиляция легких и улучшились прогнозы физического и психического здоровья в долгосрочной перспективе.

Психолог доктор Майк Осборн консультировал дизайнеров отмеченного премией неонатального центра Дайсона больницы Ройал-Юнайтед в Бате, Англия. Его основал сэр Джон Дайсон, изобретатель циклонного пылесоса.

На первых набросках видны обнимающие младенца руки — будто здание заключает его в объятия. Целью проекта было обеспечить «надежную базу» — центральное понятие теории привязанности Джона Боулби[131]. Атмосфера центра Дайсона вселяет спокойную уверенность. По словам Осборна, в нем не возникает гипервозбуждения, как в традиционных интерьерах с низкими потолками, слепящим искусственным светом и недостатком личного пространства.

Психолог Люси Мэддокс изучала здание для статьи на сайте Mosaic и нашла его удивительно просторным и светлым[132]. Сквозь большие световые люки в высоких потолках коридоров открывается вид на небо. Стены покрашены в зеленый и теплый бежевый, для отделки использовано беленое дерево. Уровень открытости помещений варьируется, и окрепшим, подросшим младенцам, которым уже не нужно неусыпное внимание врачей, предоставляют больше личного пространства.

Комнаты достаточно большие, чтобы вместить членов семьи и других посетителей, с удобной переставной мебелью разной высоты — повыше, чтобы смотреть в инкубатор, и пониже, чтобы посидеть с малышом. Как подчеркнула Мэддокс: «В медицинском учреждении помещения должны одинаково подходить для социальных контактов и уединения. В общих комнатах с комфортной мобильной мебелью пациенты с удовольствием общаются. Родственники и друзья чаще навещают их, если те лежат в одноместной палате или отгорожены ширмой, что к тому же снижает стресс и приближает выздоровление». В центре благодаря дизайну создано равновесие между общим и частным пространством.

При участии сотрудников центра исследователям удалось доказать, что в новом здании здоровье младенцев улучшилось. Эта больница «сама по себе является лекарством».

Возглавлял команду профессор Марк Тули, научный консультант по медицине. Здоровье и развитие младенцев в старой и новой больницах сравнивали по нескольким измеряемым параметрам, в том числе с помощью встроенных в подгузники датчиков движения (акселерометров). Также измеряли частоту дыхания по движениям грудной стенки. Оказалось, что в новом центре дети спали на 20 % дольше, чем в старом. По словам доктора Берни Марден, консультанта-неонатолога и одного из ведущих исследователей, для недоношенных детей сон очень важен, ведь именно в это время развивается их мозг. Этот впечатляющий результат, скорее всего, обусловлен успокаивающим дизайном и косвенно — частым контактом с родителями и персоналом.

С помощью Wi-Fi и инфракрасных приемников исследователи наблюдали за передвижениями персонала, ухаживающего за десятью семьями в старом здании и десятью в новом. Оказалось, что в последнем сотрудники проводят в палатах почти вдвое больше времени. Кроме того, выяснилось, что там посетители бывают на тридцать минут в день дольше, а грудью кормят 90 % матерей, тогда как в старом всего 64 %. Вероятно, к этому располагают уют и удобная планировка.

Место для приема посетителей тоже играет не последнюю роль в выздоровлении. Например, в уважаемом Медицинском университете Южной Каролины в палатах предусмотрены раскладные диваны. В Медицинском центре Питтсбургского университета в Пенсильвании установили, что на удовлетворенность и здоровье пациентов влияет удобство ориентировки в коридорах и возможность видеть, что происходит в палатах. Лори Пласински, дизайнер интерьеров компании Progressive AE из Гранд-Рапидса, продемонстрировала, что, если пациенты выходят из палат, это «предположительно сокращает продолжительность лечения и снижает вероятность повторной госпитализации». Если «места встреч» предусмотрены дизайном (круговая планировка вместо длинных коридоров), пациенты чаще общаются с персоналом. А контакты поднимают настроение и приближают выздоровление.

При проектировании больниц стоит позаботиться, чтобы пациенты и сотрудники не заблудились. Психолог Люси Мэддокс считает, что тогда пациенты и посетители не будут лишний раз нервничать. А персонал не потеряет время: «В исследовании больницы на шестьсот мест приблизительно подсчитали, что непонятная навигация приводит к убыткам в 220 тыс. долл. в год. 4500 часов в год — рабочее время двух сотрудников на полный день — уходит на то, чтобы указать верное направление заблудившимся пациентам и коллегам».

Процент пожилых людей в городах растет, и в дизайне следует учитывать нужды этой возрастной группы. В Пресвитерианской больнице в Нью-Йорке в коридорах сделали звукоизоляцию для удобства слабослышащих. Чтобы людям со слабым зрением было проще ориентироваться, стены и пол выкрашены в яркие, контрастные цвета, а освещение рассеянное и не дает бликов. Полы покрыты нескользящим материалом. Благодаря этому пожилые пациенты больше двигаются. Прекрасный пример условий для мирного восстановления в преклонном возрасте.

Хорошо бы обеспечить маршруты с островками получастного пространства для отдыха и общения. В таких местах люди уединяются парами, чтобы поболтать. В больнице Акерсхус в Осло «главная улица» с магазинчиками и кафе проходит через большой атриум и обеспечивает привычную социальную активность, а рядом с ней легко найти более уединенные места. Такой дизайн удовлетворителен для пациентов и персонала, и, хотя новое здание рассчитано на людей пожилого возраста, продолжительность госпитализации там короче, чем в старом.

Одноместные палаты и хороший сон

В лучших больницах, таких как Акерсхус, есть одноместные палаты с окнами. Там пациентам требуется на 10 % меньше времени для выздоровления, чем в общих. Отчасти это объясняется отсутствием шума и, как следствие, качеством сна. Плохой сон нарушает функцию иммунной системы и затрудняет излечение и сопротивление организма инфекциям. По данным исследований, выздоровление в тишине уменьшает количество случаев повторной госпитализации. Плюс одноместной палаты не только в этом, но и в отсутствии лишнего искусственного света. Естественное освещение из окна поддерживает суточные ритмы, качество сна повышается, и пациент быстрее идет на поправку. На клинические результаты влияет и частота прихода медсестер. Во Флориде состояние пациентов ортопедического отделения в ожидании операции сравнивали до и после переезда в новый хирургический корпус с одноместными палатами. После переезда медсестры заходили к пациентам чаще, потому что из коридора их не видно[133].

Психотерапия

Посещение Терапевтического сада в Институте развития детей и подростков в Уэллсли было частью программы лечения травмированных детей с поведенческими расстройствами.

В его дизайне отражено всё, что мы знаем о равновесии безопасности, любознательности и визуального интереса. Барбара Крисп, автор книги «Пространство для людей» (Human Spaces), описала функции отдельных участков сада: «Здесь воссоздан архетипический рельеф суши в окружении воды: можно укрыться в оврагах, напоминающих безопасные пещеры, исследовать поросшее деревьями нагорное плато, взобраться на гору, уединиться на острове, поискать что-нибудь интересное в пруду, пройтись по опасным крутым и пологим склонам и порезвиться на большой открытой поляне»[134].

Людям с серьезными психическими проблемами в последнее время помогают реабилитироваться в обществе, предоставляя муниципальное жилье. Элизабет Марчеши из Лундского университета в Швеции проверяла влияние физической и социальной среды в жилых комплексах для душевнобольных в тяжелом состоянии[135]. И в удачных случаях это действительно был домашний очаг, а не просто жилье. Больным дали право выбора в меблировке и обустройстве общественных мест, например сада. Поэтому у них развились чувство причастности и эмоциональная привязанность, благоприятные для психологического и физического самочувствия.

Физические аспекты важны для равновесия между личным и общим пространством. Правильная расстановка мебели в общественных зонах и небольшие уединенные пространства способствовали социальному взаимодействию, а при необходимости было где укрыться.

Глава 20. Закат жизни

Сто лет назад люди уходили из жизни дома, обычно быстро угасая от инфекционных заболеваний. После изобретения антибиотиков наш век не так короток, и чаще всего причиной смерти становятся онкология и сердечные проблемы.

К концу ХХ века продолжительность жизни увеличилась вдвое, и в результате отношение к смерти коренным образом изменилось. Никто не планирует похороны, все рассчитывают пожить подольше. Современные медицинские аппараты вроде рентгена громоздки и дорогостоящи, поэтому небольшие районные поликлиники уступили место централизованным больницам.

Велика вероятность провести преклонные годы в унылом доме престарелых, больнице или хосписе, под светом люминесцентных ламп. О дизайне большинства таких заведений идет дурная слава. Это чисто функциональные, утилитарные здания, но, по словам архитектора Элисон Киллинг, так было не всегда. Она приводит в пример Оспидале-дельи-Инноченти — «Приют невинных» архитектора Филиппо Брунеллески. Изначально там был детский приют. Это невероятно красивое здание: в комнатах высокие потолки, а в большом внутреннем дворе светло и просторно.

В том, как мы покинем этот мир, не последнюю роль играет место, где это произойдет, а значит, и архитекторы. Например, Фрэнку Гери заказали проект онкологического корпуса в шотландском городе Данди. Позже он признался, что его терзало чувство вины за то, что его гонорар мог бы пойти на лечение больных раком, но утешал себя, что хороший дизайн поможет уйти из жизни с комфортом.

Здание относится ко всемирной сети хосписов «Центры Мэгги», в честь Мэгги Кесвик-Дженкс, бывшей студентки архитектурного института, проигравшей борьбу с раком в 1995 году. Врач сообщил ей диагноз в конце двадцатиминутного приема, выразил соболезнования и поспешил к другому пациенту. Она осталась одна в коридоре, где негде было даже присесть, чтобы осмыслить услышанное. Желание Мэгги бороться с болезнью в более гуманных условиях стало толчком к созданию ряда отмеченных наградами хосписов. Они небольшие и дарят покой, уединение и возможность сохранить достоинство. Каждый создан именитым архитектором: среди авторов значатся Фрэнк Гери, Ричард Роджерс, Заха Хадид и Дэниел Либескинд. Атмосфера центров помогает противостоять болезни.

Гери, друг Мэгги, рассказал: «Я хотел, чтобы здание было успокаивающим и гостеприимным, в память о Мэгги. Думаю, мне это удалось, и люди с удовольствием будут проводить там время. Очень надеюсь, что мой скромный вклад поможет пациентам найти в себе силы жить сколько им отпущено». Люси Мэддокс очень живо описала здание Центра Мэгги в Ньюкасле и сравнила его с домом телепузиков.

…в окружении полевых цветов и сочной зеленой травы, увенчан плоской солнечной панелью, как гриб. Внутри всё излучает покой, как дорогой современный интерьер. Окна выходят на юг, помещение залито солнечным светом. Из каждой комнаты вид на цветы и луг. Большинство поверхностей из дерева и напоминают о природе. В кухне длинный деревянный стол, прямо перед дверью, ведущей в сад. На улице другой стол, за ним сидят люди, общаются, пьют чай из красивых кружек. Ничто не напоминает больницу. Скорее кажется, что все приехали за город отдохнуть.

По словам Мэддокс, интерьер удовлетворяет потребность в таинственности: «Пространство открывается постепенно: мезонин и сад на крыше видно только с верхних ступеней лестницы. Есть общие пространства для контактов и уютные уголки, где можно побыть наедине с собой».

По мнению Люси Бриттен из Cullinan Studio в Лондоне, принимавшей участие в проекте, центр олицетворяет несколько типов зданий: «Здесь есть домашняя атмосфера, хотя это не дом; произведения искусства, но это не галерея; ощущаешь благодать, но это не церковь — это больница, хотя ничто не напоминает об этом». И поскольку здесь всего понемногу, легче смириться с мыслью о неизбежном конце и ходить на процедуры химио- и лучевой терапии. Когда на душе тяжело, тонизирующая природная среда обретает дополнительное значение.

Центр Мэгги

В 2013 году Гери построил первый Центр Мэгги за пределами Великобритании — в Гонконге. Окна и террасы выходят на сад с прудом. Центр предлагает бесплатную поддержку онкобольным в присутствии родственников, друзей и сиделок. Посетители могут участвовать в занятиях по релаксации, правильному питанию, йоге, пообщаться с психотерапевтом наедине или с семьей. Процитирую журнал Dezeen: «Центр состоит из нескольких павильонов, чтобы люди постоянно перемещались из комнат на улицу и обратно. Окна палат выходят на сад, в некоторых есть частные террасы с видом на пруд. Есть общая комната отдыха и столовая. Она служит композиционным центром архитектурного ансамбля, из нее открывается вид и на сад, и на пруд».

Центр Мэгги в Данди

Во время работы над дизайном центра Гери переживал тяжелую утрату: погибла его дочь. Он поставил себе целью создать атмосферу «спокойного достоинства» для борьбы с безнадежным диагнозом. Даже в последние дни посетители центра ощущают покой, одухотворение и заботу.

Во всем мире, особенно в развитых странах, продолжительность жизни растет. По прогнозам, доля населения старше шестидесяти лет к 2050 году увеличится на 22 %. Вероятно, поэтому мало кто задумывается, как встретить закат жизни, откладывая всё на потом. Проблему усугубляют культурные нормы Запада, где не принято говорить о смерти. И хосписам внимание уделяют в последнюю очередь. Как правило, они безликие, там вечно не хватает средств и персонала, они не удовлетворяют нужды пациентов, их семей и своих сотрудников. Зарплаты обычно очень низкие, что вряд ли привлекает самых квалифицированных и мотивированных специалистов.

Дизайнеры-консультанты из компании Fuelfor с представительствами в Сингапуре и Барселоне провели девять месяцев, изучая проблемы хосписа в Сингапуре. И сделали вывод, что «обслуживание практически отсутствует». Исследование проводилось по заказу благотворительного фонда Lien и фонда похоронных услуг. Консультанты разработали «руководство для гостеприимного хосписа» с перечислением важных аспектов дизайна — как эстетических, так и функциональных. Вот ключевые правила.

1. Обеспечить пациенту личный уход.

2. Избегать казенного подхода.

3. Создать удобные для нормальной жизни пространства.

4. Способствовать общению.

5. Обеспечить комфортное уединение.

6. Открыть доступ неограниченному числу посетителей.

7. Создать семейную атмосферу.

8. Ввести природные элементы.

9. Обеспечить ощущение безопасности.

Из этих общих правил выросла экспериментальная модель оптимального здания хосписа. Она построена на градациях личного пространства и варьирующейся схемы лечения, основные процедуры осуществляются в одном крыле здания. Всё предназначено для того, чтобы людям всех возрастов, здоровым и больным, было уютно. На верхних этажах расположены спальни и столовые для пациентов, на нижних организованы общественные зеленые зоны со столиками. На каждом этаже предусмотрены места для общения и уединенного отдыха.

Идеальный хоспис не заканчивается у порога. В Сингапуре планируется «Открытый хоспис»: сервис по доставке еды, транспортировка на автобусе, спа, общественный парк с детским садом и кинотеатром. Кажется, воплотить эти идеи в жизнь непросто, но, если заранее планировать свой уход из жизни (и позаботиться о финансовых вложениях), они могут стать реальностью.

Психология медицинских учреждений: резюме

Природа и близкие люди обладают целительной силой. И возможность общения с ними в медицинском учреждении определяет его достоинства и недостатки. Крайне важно предоставить пациентам естественный свет и зеленые зоны, а посетителям — достаточно места. Палаты должны быть уединенными и тихими, с достаточным личным пространством и выходом в общественные зоны с островками получастного пространства для общения. Это основные критерии качества жизни в городе и пребывания в медицинском учреждении.

Эпилог. Идеальный город

Я иду по улице, усаженной деревьями, и вдыхаю аромат жимолости и розмарина из маленького сада, разбитого на площади. Рядом с ним клуб «После работы» и местная кофейня. Туда направляется компания пенсионеров, мимо них стремглав проносятся школьники. Я миную одну за другой улочки с рядовой застройкой и малоэтажными домами и выхожу на главную улицу. После введения мер по снижению скорости движение не очень интенсивное, а между тротуаром и проезжей частью растет кустарник. Он поглощает шум и выхлопы. Здесь царит оживление благодаря разной стоимости аренды: дешевые площади для микробизнеса и бесплатные неиспользуемые пространства для начинающих предпринимателей. Устанавливают рыночные прилавки, кафетерии выставляют на улицу стулья. Жизнь кипит, но нет беспорядка. «Бонджорно!» — я, как обычно, приветствую Ивана по-итальянски. У него лучший кофе в районе. Перебрасываюсь с ним парой любезностей и отправляюсь в парк, пробежаться вокруг озера перед работой. Иду мимо школы с большой игровой площадкой, виднеющейся за деревьями. У входа толпятся дети. Дальше библиотека, где открылись разные кружки. Теперь не нужно ехать через весь город на йогу, занятия танцами, барахолку или кулинарные курсы. Это мой дом, мой район и мой город. Он принадлежит мне, и я люблю его.

Назад к реальности

Многие ощущают в городе беспокойство и одиночество. Поэтому важно, какое место мы называем своим домом. Если мы его не выбирали, то эмоциональной привязанности не возникнет. Дом для счастливой жизни должен удовлетворять базовые потребности человека в убежище, близости, самовыражении и быть гостеприимным. Насколько в нем отражены события нашей жизни (без всякого стеснения) и достаточно ли при этом места для гостей? Может, завести растение, животное или хотя бы добавить природные цвета?

А если есть возможность выбирать, где жить, вы ведь предпочтете дом с воодушевляющим и вдохновляющим дизайном? Тогда необходимы высокие потолки, высокие окна, затейливый текстурный фасад, планировка с элементами таинственности и оптимальное лично для вас соотношение уединения и открытости. Не хотим же мы сдаться на милость государства и застройщиков?

Можно подобрать жилье, где ощущается связь с соседями, — безопасный (защищенный) район, где всё в пешей доступности, рядом с парком, главной улицей и большинством интересных для вас мест. Но как уберечься от шума движения на главной улице? Не должен ли каждый участвовать в создании разнообразия на улицах, небольших уголков природы? Не пора ли нам самим взяться за озеленение городов — устроить на неиспользуемых территориях парки, сады и садовые участки, сажать деревья и кусты вдоль проезжей части?

Садоводство — мощное противоядие от стрессов и психологических проблем (это одновременно полезная физическая нагрузка, благотворное воздействие природы и повышение самооценки).

Города растут, и в ХХI веке перед нами встали вопросы психологии архитектуры. Пора засучить рукава и внести свою лепту в строительство новых и сохранение старых домов, улиц и районов, обрести чувство причастности и связь с соседями. С помощью соцсетей мы наконец сможем влиять на внешний вид наших городов, вступать в прямой диалог с архитекторами и градостроителями, постоянно предлагающими новый дизайн, — еще до начала строительства. Информация в интернете распространяется молниеносно, и он действеннее любого общего собрания. Можно полностью исключить посредников, устроив сбор средств на строительство нового народного проекта. Мы ведь знаем, чего хотим, даже если затрудняемся это сформулировать. Общественные здания, скажем, должны быть открытыми и гостеприимными, хорошо просматриваться и располагать специально отведенными местами для общения и развлечений.

В случае болезни в лучших больницах нам предоставят неограниченный доступ к естественному свету, вид на природу и идеальное соотношение уединенных, получастных и общественных мест.

Психологическая подоплека искусственной окружающей среды действительно важна, и даже в самых оживленных городах реально создать оазис покоя. Нужно только найти компромисс между стремлением к переменам и значимыми вещами. Главное оружие в борьбе со стрессом в условиях города — память о том, что с древних времен делает нас людьми. Мы социальные млекопитающие, психологически адаптированные к общественной жизни, охоте и собирательству в природе.

История городов — лишь крошечный шаг на долгом пути эволюции человечества. В этой книге я рассказал, почему город должен обеспечивать единство между нами и удовлетворять врожденную тягу к природе.

Источники иллюстраций

Alamy (VIEW Pictures Ltd / Alamy Stock Photo), (Chicago History Museum / Contributor), (YAY Media AS / Alamy Stock Photo), (robertharding / Alamy Stock Photo), (Marco Secchi / Alamy Stock Photo), (Ian G Dagnall / Alamy Stock Photo), (Arcaid Images / Alamy Stock Photo), (Iain Masterton / Alamy Stock Photo), (Geoffrey Taunton / Alamy Stock Photo), (Arco Images GmbH / Alamy Stock Photo), (Chris Mattison / Alamy Stock Photo), (Megapress / Alamy Stock Photo), (TravelCollection / Alamy Stock Photo), (LusoArchitecture / Alamy Stock Photo), (imageBROKER / Alamy Stock Photo), (Ian Shipley ARC / Alamy Stock Photo); Getty (Lee Balterman / Contributor), (ullstein bild / Contributor), (Chicago History Museum / Contributor), (View Pictures / Contributor), (BEN STANSALL / Staff), (GIUSEPPE CACACE / Staff); Michael Moran / OTTO; Paileen Currie; Paul Keedwell; Ronald C. James; Willem Diepraam.

Благодарности

Благодарю своих учителей из Школы искусства, архитектуры и дизайна: сэра Джона Касса за то, что дал мне семя будущей книги, Люси Мэддокс за советы по гостеприимному дизайну, кавалерственную даму Мэгги Хэттерсли за поддержку и дружбу, Люси Уорбертон из Aurum Press за кропотливую редактуру.

Об авторе

Доктор Пол Кидуэлл изучал медицину и психологию в Университете Лидса. Член Королевской коллегии психиатров. Получил докторскую степень по неврологии со специализацией на аффективных расстройствах, интересуется эволюционной природой эмоций. Много писал о психологии и психическом здоровье, выступал на национальном радио и телевидении. Его творческое начало всегда давало о себе знать тягой к архитектуре и дизайну, и он получил соответствующее дополнительное образование в Лондонском университете Метрополитен, а позже защитил диссертацию по психологии в истории архитектуры. Также он проводил социологический опрос на тему эмоциональной привязанности к дому и участвовал в создании телесериала «Тайная жизнь зданий» (The Secret Life of Buildings) канала Channel Four.

Рекомендуемая литература

Александер К. Язык шаблонов. М.: Издательство Студии Артемия Лебедева, 2014.

Башляр Г. Поэтика пространства. М.: Ад Маргинем, 2014.

Джекобс Дж. Смерть и жизнь больших американских городов. М.: Новое издательство, 2011.

Loos A. Ornament and Crime. Ariadne Press, 1998.

Tsui E. Evolutionary Architecture: Nature as a basis for design. John Wiley & Sons, 1999.

МИФ Творчество

Подписывайтесь на полезные книжные письма со скидками и подарками: mif.to/cr-letter

Все творческие книги на одной странице: mif.to/creative

#miftvorchestvo

#miftvorchestvo

#miftvorchestvo

@Warholscat

Над книгой работали

Главный редактор Артем Степанов

Руководитель направления Вера Ежкина

Ответственный редактор Анна Кузьмина

Арт-директор Мария Красовская

Редактор Ольга Свитова

Верстка Елена Бреге

Верстка обложки Наталия Майкова

Корректоры Надежда Болотина, Мария Кантурова

ООО «Манн, Иванов и Фербер»

mann-ivanov-ferber.ru

Электронная версия книги подготовлена компанией Webkniga.ru, 2018

Примечания

1

Heron K. From Bauhaus to Koolhaas // Wired. 1996. 7 January.

(обратно)

2

Doubt and Reassessment, Architecture at the Crossroads, BBC, 1986. Архитектурная коллекция BBC, доступна для iPlayer. Программа посвящена молодым архитекторам, протестующим против стерильности модернизма.

(обратно)

3

Имеются в виду сэр Кристофер Рен (1632–1723), знаменитый английский архитектор и математик, создатель национального стиля английской архитектуры, и Джон Нэш (1752–1835), британский архитектор, представитель стиля ампир. Прим. ред.

(обратно)

4

Doubt and Reassessment, Architecture at the Crossroads, BBC, 1986. Архитектурная коллекция BBC, доступна для iPlayer. Программа посвящена молодым архитекторам, протестующим против стерильности модернизма.

(обратно)

5

Международный конгресс современной архитектуры (Congres internationaux d’architecture modern, CIAM) был основан в 1928 году, чтобы маститые архитекторы пришли к единому мнению, какие жилые здания отвечают современным требованиям. На четвертой конференции, в 1933 году, открыли тему городского планирования с благородной целью решить проблему перенаселенности и запущенности бедных районов и разработать так называемый функциональный город. Было решено разграничить жилые и промышленные районы и переселить всех из трущоб в одиноко стоящие многоэтажки. Протоколы конференции остались неопубликованными, но в 1943 году Ле Корбюзье на их основе написал «Афинскую хартию». После Второй мировой войны идеи показались еще более актуальными, и такие многоэтажные массивы назвали интернациональным стилем. По сути, это модель жилья в отрыве от местного контекста.

(обратно)

6

Предисловие Джанет Стрит-Портер: -street-porter-introduces-the-post-war-architecture-collection.

(обратно)

7

Houses Fit or People, Architecture at the Crossroads, BBC, 1986. Часть архива BBC4 доступна для iPlayer.

(обратно)

8

Sixsmith J. The meaning of home: An exploratory study of environmental experience // Journal of Environmental Psychology. 1986. Vol. 6. Pp. 281–298.

(обратно)

9

Barry J. A. Report on the American Battle Between Good and Bad Modern Houses, 1953.

(обратно)

10

Интервью Сары Лонсдейл. Telegraph.co.uk. См. также Heerwagen J. H., Orians G. H. Humans, Habitats // The biophilia hypothesis, 1995.

(обратно)

11

Alkhresheh M. M. Preference for void-to-solid ratio in residential facades // Journal of Environmental Psychology. 2012. Vol. 32. Pp. 234–245.

(обратно)

12

Графическое представление кривой нормального распределения для какого-либо показателя или переменной, по форме напоминает колокол. Здесь и далее прим. ред.

(обратно)

13

Ulrich R. S. Visual landscape preference: A model and application // Man-Environment Systems. 1977. Vol. 7. Pp. 279–293. См. также: Ulrich R. S. Visual landscapes and psychological wellbeing // Landscape Research (England). 1979. Vol. 4 (1). Pp. 17–23.

(обратно)

14

Pennartz P. J. J. Atmosphere at home: A qualitative approach // Journal of Environmental Psychology. 1986. June. Vol. 6 (2). Pp. 135–153.

(обратно)

15

Tennessen C. M., Cimprich B. Views to nature: Effects on attention // Journal of Environmental Psychology. 1995. March. Vol. 15 (1). Pp. 77–85.

(обратно)

16

Kaplan R. Some psychological benefits of gardening // Environment and Behavior. 1973. Vol. 5. Pp. 145–152.

(обратно)

17

Stamps A. E. Physical determinants of preferences for residential facades // Environment and Behaviour. 1999. November. Vol. 31 (6). Pp. 723–751.

(обратно)

18

Akalin A., Yildirim K., Wilson C., Kilicoglu O. Architecture and engineering students’ evaluations of house facades: Preference, complexity and impressiveness // Journal of Environmental Psychology. 2009. March. Vol. 29 (1). Pp. 124–132.

(обратно)

19

Herzog T. R. et al. Cultural and developmental comparisons of landscape perceptions and preferences // Environment and Behavior. 2000. Vol. 32 (3). Pp. 323–346.

(обратно)

20

Neuvomen M., Sievanen T., Tonnes S., Koskela T. Access to green areas and the frequency of visits — a case study in Helsinki // Urban Forestry and Urban Greening. 2007. Vol. 6. Pp. 235–237.

(обратно)

21

Kaplan R. The restorative benefits of nature: toward an integrative framework // Journal of Environmental Psychology. 1995. Vol. 15. Pp. 169–182.

(обратно)

22

Pallett P. M., Linka S., Leea K. New “golden” ratios for facial beauty // Vision Research. 2010. January 25. Vol. 50 (2). Pp. 149–154.

(обратно)

23

Шкала Тёрстоуна (шкала равнокажущихся интервалов) — метод измерения психологических и социальных характеристик испытуемых с помощью шкалы. На первом этапе выбирается поле суждений, выражающих интересующую исследователей установку; далее идет первичный отбор по критериям недвусмысленности, краткости, отсутствия специальных терминов и обобщений. На следующем этапе происходит экспертный отбор, чтобы оценить шкальное значение для каждого типа суждений (сам Тёрстоун разделил шкалу на одиннадцать равных интервалов, от положительного отношения к отрицательному). На финальном этапе испытуемым предъявляются одиннадцать высказываний для оценки и вычисляется среднее арифметическое значений по отобранным суждениям как показатель для конкретного респондента.

(обратно)

24

Vartanian O. et al. Architectural design and the brain: Effects of ceiling height and perceived enclosure on beauty judgments and approach-avoidance decisions // Journal of Environmental Psychology. 2015. March. Vol. 41. Pp. 10–18.

(обратно)

25

Издана на русском языке: Башляр Г. Поэтика пространства. М.: Ad Marginem, 2014.

(обратно)

26

Лоос А. Орнамент и преступление // Иконников А. В. Мастера архитектуры об архитектуре. 1908 // -loos-ornament-i-prestuplenie-543829/?sorting=rating.

(обратно)

27

Rechavi T. B. A room for living: Private and public aspects in the experience of the living room // Journal of Environmental Psychology. 2009. March. Vol. 29 (1). Pp. 133–143.

(обратно)

28

Post R. Are tiny houses and micro-apartments the future of urban homes? // Guardian. 2014. Monday 25 August.

(обратно)

29

Baum A., Aiello J. R., Calesnick L. E. Crowding and personal control: social density and the development of learned helplessness // Journal of Personality and Social Psychology. 1978. Vol. 36. Pp. 1000–1011.

(обратно)

30

Desor J. A. Toward a psychological theory of crowding // Journal of Personality and Social Psychology. 1972. Vol. 21 (1). P. 79.

(обратно)

31

Bickman L. et al. Dormitory Density and Helping Behavior // Environment and Behaviour. 1973. Vol. 5 (4). Pp. 465–490.

(обратно)

32

Desor J. A. Toward a psychological theory of crowding // Journal of Personality and Social Psychology. 1972. Vol. 21. No. 1. P. 79.

(обратно)

33

Gosling S. D., Ko S. J., Mannarelli T., Morris M. E. A room with a cue: personality judgments based on offices and bedrooms // Journal of Personality and Social Psychology. 2002. March. Vol. 82 (3). Pp. 379–398.

(обратно)

34

Myszkowski N., Storme M. How personality traits predict design-driven consumer choices // Europe’s Journal of Psychology. 2012. Vol. 8 (4).

(обратно)

35

Matthews C., Hill C., Case F. D., Allisma T. Personal bias: the influence of personality profile on residential design decisions // Housing and Society. 2010. Vol. 37 (1).

(обратно)

36

Kelly G. The Psychology of Personal Constructs. New York, NY: Norton, 1955.

(обратно)

37

-self-build.

(обратно)

38

Большая студия с общежитием, куда съезжаются люди творческих профессий, получившие учрежденную студией стипендию, для обмена опытом и работы над проектами. Прим. перев.

(обратно)

39

Pusher на сленге — продавец наркотиков. Прим. перев.

(обратно)

40

Gordon E. House Beautiful. April 1953. Статья написана в ответ на пропаганду интернационального стиля, который автор осуждает как «бессодержательный» и непригодный для жилья. В частности, он не приветствует работы архитекторов Уолтера Гропиуса, Людвига Миса ван дер Роэ и Ле Корбюзье.

(обратно)

41

Теория Кристофера Александера изложена в его авторитетном труде A Pattern Language: Towns, Buildings, Construction. Center for Environmental Structure Series, 17 August 1978.

(обратно)

42

Издана на русском языке: Джекобс Дж. Смерть и жизнь больших американских городов. М.: Новое издательство, 2011.

(обратно)

43

Hall S. M. Super diverse street: A ‘transethnography’ across migrant localities // Ethnic and Racial Studies. 2015. Vol. 38 (1). Pp. 22–37.

(обратно)

44

Пинкер С. Чистый лист. Природа человека. Кто и почему отказывается признавать ее сегодня. М.: Альпина нон-фикшн, 2018.

(обратно)

45

Borst H. C., Miedema H. M. E., de Vries S. I. et al. Relationships between street characteristics and perceived attractiveness for walking reported by elderly people // Journal of Environmental Psychology. 2008. December. Vol. 28 (4). Pp. 353–361.

(обратно)

46

Foster S. Thesis (Ph. D.) — University of Western Australia, 2010: :80/R/?func=dbin-jump-full&object_id=29971&silo_library=GEN01.

(обратно)

47

Gallimore J. M., Brown B. B., Werner C. M. Walking routes to school in new urban and suburban neighborhoods: An environmental walkability analysis of blocks and routes // Journal of Environmental Psychology. 2011. Vol. 31 (2). Pp. 184–191.

(обратно)

48

Fitzpatrick C. D. The effect of roadside elements on driver behavior and run-off-the-road crash severity: master’s thesis, February 2014 // .

(обратно)

49

Hanyu K. Visual properties and affective appraisal in daylight // Journal of Environmental Psychology. 2000. September. Vol. 20 (3). Pp. 273–284.

(обратно)

50

Ikemi M. The effects of mystery on preference for residential facades // Journal of Environmental Psychology. 2005. June. Vol. 25 (2). Pp. 167–173.

(обратно)

51

Motoyama Y., Hanyu K. Does public art enrich landscapes? The effect of public art on visual properties and affective appraisals of landscapes // Journal of Environmental Psychology. 2014. December. Vol. 40. Pp. 14–25.

(обратно)

52

Appleyard D. The environmental quality of city streets: The residents viewpoint // Journal of the American Planning Association. 1969. Vol. 35. Pp. 84–101.

(обратно)

53

Статья основана на подготовительной работе магистра Джошуа Харта для кандидатской диссертации в Центре транспорта и общества в Университете Западной Англии. Полный текст см. по ссылке: Hart J., Parkhurst G. 2011 // .

(обратно)

54

Matherson M. I. et al. Noise and health. The effects of road traffic and aircraft noise exposure on children’s episodic memory: the RANCH project. Vol. 12 (49). October — December 2010. Pp. 244–254.

(обратно)

55

Jeon J. Y., Lee P. J., You J. Perceptual assessment of quality of urban soundscapes with combined noise sources and water sounds // Journal of Acoustical Society of America. 2010. Vol. 127 (3). Pp. 1357–1366.

(обратно)

56

Weinstein N. D. Community noise problems: Evidence against adaptation // Journal of Environmental Psychology. 1982. June. Vol. 2 (2). Pp. 87–97.

(обратно)

57

Ohrstrom E., Hadzibajramovic E., Holmes M., Svensson H. Effects of road traffic noise on sleep: Studies on children and adults // Journal of Environmental Psychology. 2006. June. Vol. 26 (2). Pp. 116–126.

(обратно)

58

Shankar S., Stevenson C., Pandey K. et al. A calming cacophony: Social identity can shape the experience of loud noise // Journal of Environmental Psychology. 2013. December. Vol. 36. Pp. 87–95.

(обратно)

59

Honold J., Beyer R., Lakes T., van der Meer E. Multiple environmental burdens and neighborhood-related health of city residents // Journal of Environmental Psychology. 2012. December. Vol. 32 (4). Pp. 305–317.

(обратно)

60

Carp F. Environmental effects upon the mobility of older people // Environment and Behaviour. 1980. Vol. 12 (2). Pp. 139–156.

(обратно)

61

Rubenstein H., Motoyama T., Hartjens P. Defensible space — crime prevention through urban design and architectural design for crime prevention (a methodological review), The Link Between Crime and the Built Environment 2. American Institutes for Research: Center for Effective Collaboration and Practice, USA, 1980.

(обратно)

62

Brown B. B., Altman I. Territoriality, defensible space and residential burglary: An environmental analysis // Journal of Environmental Psychology. 1983. Vol. 3.3. Pp. 203–220.

(обратно)

63

Gustafson P. Meaning of place: everyday experience and theoretical conceptualizations // Journal of Environmental Psychology. 2001. March. Vol. 21 (1). Pp. 5–16.

(обратно)

64

Lewicka M. Place attachment, place identity, and place memory: Restoring the forgotten city past // Journal of Environmental Psychology. 2008. September. Vol. 28 (3). Pp. 209–231.

(обратно)

65

Сейчас большая часть исторической Галиции находится на территории Украины. В Польше — юг Подкарпатского воеводства (Перемышльская земля). Прим. ред.

(обратно)

66

Wells J. C., Baldwin E. D. Historic preservation, significance, and age value: A comparative phenomenology of historic Charleston and the nearby new-urbanist community of L’On // Journal of Environmental Psychology. 2012. December. Vol. 32 (4). Pp. 384–400.

(обратно)

67

Casakin H., Billig M. Effect of settlement size and religiosity on sense of place in communal settlements // Environment and Behaviour. 2009. Vol. 41 (6). Pp. 821–835.

(обратно)

68

Halicz K. Stopień identyfikacji z miejscem w mieście satelickim na przykładzie Radomia (Place attachment in the satellite town: The case of Radom), unpublished research. University of Warsaw, 2003.

(обратно)

69

Документальный фильм студии Omnibus об Эрике Лайонсе The More We Are Together, часть Архитектурной коллекции BBC4, премьера в 1969 году.

(обратно)

70

Перевод Алексея Андреева.

(обратно)

71

Gifford R. The consequences of living in high-rise buildings // Architectural Science Review. 2007. Vol. 50 (1). Pp. 2–17.

(обратно)

72

Marzuk P. M., Leon A. C., Tardiff K. et al. The effect of access to lethal methods of injury on suicide rates // Archives of General Psychiatry. 1992. Vol. 49. Pp. 451–458.

(обратно)

73

Lester D. Suicide by jumping in Singapore as a function of high-rise apartment availability // Perceptual and Motor Skills. 1994. Vol. 79 (1). P. 74.

(обратно)

74

Saegert S. A systematic approach to high density settings: Social and physical environmental factors // Gurkaynak M. R., LeCompte W. A. Human Consequences of Crowding. New York: Plenum Press, 1979. Pp. 67–82.

(обратно)

75

Franck K. Community by design // Sociological Inquiry. 1983. Vol. 53. Pp. 289–311.

(обратно)

76

Holahan C. J., Wilcox B.L. Environmental satisfaction in high-rise and low-rise residential settings: A Lewinian perspective // J. R. Aiello, A. Baum, eds. Residential Crowding and Design. New York: Plenum Press, 1979. Pp.127–140.

(обратно)

77

Public priorities in urban Canada: A survey of community concerns. Canada Mortgage and Housing Commission, Ottawa: CMHC, 1979.

(обратно)

78

Bagley C. The built environment as an influence on personality and social behavior: A spatial study // D. Canter, T. Lee, eds. Psychology and the Built Environment. London: Wiley, 1974. Pp. 156–162.

(обратно)

79

Fanning D. M. Families in flats // British Medical Journal. 1967. Vol. 4. Pp. 382–386.

(обратно)

80

Издана на русском языке: Александер К., Исикава С., Силверстайн М. Язык шаблонов. Города. Здания. Строительство. М.: Издательство Студии Артемия Лебедева, 2014.

(обратно)

81

Bagley C., указ. соч.

(обратно)

82

Aminzadeh B. High rise impacts on urban environment case study: Alahieh-Tehran // Journal of Environmental Studies. March 2001. Pp. 105–116.

(обратно)

83

Hagerhall C. M., Purcell T., Taylor R. Fractal dimension of landscape silhouette outlines as a predictor of landscape preference // Journal of Environmental Psychology. 2004. Vol. 24 (2). Pp. 247–255; Moshaver M. K., Asari H. A. The effect of tall facades complexity on the aesthetic quality of urban landscape (The case study: Tehran-Iran) // Applied Mathematics in Engineering, Management and Technology. 2014. Vol. 2 (5). Pp. 146–156.

(обратно)

84

Mackintosh E. High in the city // EDRA: Environmental Design Research Association. 1982. Vol. 13. Pp. 424–434.

(обратно)

85

Лоув Р. Последний ребенок в лесу. М.: Добрая книга, 2007.

(обратно)

86

Czalczynska-Podolska M. The impact of playground spatial features on children’s play and activity forms: an evaluation of contemporary playgrounds’ play and social value // Journal of Environmental Psychology. 2014. Vol. 38. Pp. 132–142.

(обратно)

87

Huttenmoser M. Children and their living surroundings // Children’s Environments. 1995. Vol. 12. Pp. 403–413.

(обратно)

88

Van den Berg A. E. et al. Green space as a buffer between stressful life events and health // Social Science & Medicine. 2010. Vol. 70 (8). Pp. 1203–1210.

(обратно)

89

Tyrvainen L., Ojala A., Korpela K. et al. The influence of urban green environments on stress relief measures: A field experiment // Journal of Environmental Psychology. 2014. June. Vol. 38. Pp. 1–9.

(обратно)

90

Нawkins J. L. et al. Allotment gardening and other leisure activities for stress reduction and healthy aging // HortTechnology. 2011. Vol. 21 (5). Pp. 577–585.

(обратно)

91

Thompson C. W. et al. More green space is linked to less stress in deprived communities: Evidence from salivary cortisol patterns // Landscape and Urban Planning. 2012. Vol. 105 (3). Pp. 221–229.

(обратно)

92

Shalev I. Pictorial and mental arid landscape images reduce the motivation to change negative habits // Journal of Environmental Psychology. 2016. Vol. 45. Pp. 30–39.

(обратно)

93

Van den Berg A. E., указ. соч.

(обратно)

94

Burden A. How public spaces make cities work, ted.com, Architecture: %5B%5D=architecture&q=Burden.

(обратно)

95

Volker S., Kistemann T. The impact of blue space on human health and well-being — Salutogenetic health effects of inland surface waters: A review // International Journal of Hygiene and Environmental Health. 2011. Vol. 214 (6). Pp. 449–460.

(обратно)

96

White M. et al. Blue space: The importance of water for preference, effect, and restorativeness ratings of natural and built scenes // Journal of Environmental Psychology. 2010. Vol. 30 (4). Pp. 482–493.

(обратно)

97

Kweon B.-S. et al. Anger and stress: the role of landscape posters in an office setting // Environment and Behavior. 2008. Vol. 40 (3). Pp. 355–381.

(обратно)

98

Wheeler B. W. et al. Does living by the coast improve health and wellbeing? // Health & Place. 2012. Vol. 18 (5). Pp. 1198–1201.

(обратно)

99

White M. P. et al. Coastal proximity, health and well-being: results from a longitudinal panel survey // Health & Place. 2013. Vol. 23. Pp. 97–103.

(обратно)

100

Ashbullby K. J. et al. The beach as a setting for families’ health promotion: A qualitative study with parents and children living in coastal regions in Southwest England // Health & Place. 2013. Vol. 23. Pp. 138–147.

(обратно)

101

Woodman E., Harper P., Mollard M. Architecture & Water: Part 1 — The river as city and landscape // Architectural Review. 2014. 21 October.

(обратно)

102

Eng K. A jewel of the city: Aziza Chaouni on restoring the Fez River // TED Blog, 4 April 2104 // -an-open-sewer-to-a-jewel-of-the-city-aziza-chaouni-on-uncovering-and-restoring-the-fez-river/.

(обратно)

103

Thompson Coon J. et al. Does participating in physical activity in outdoor natural environments have a greater effect on physical and mental wellbeing than physical activity indoors? A systematic review // Environmental Science & Technology. 2011. Vol. 45 (5). Pp. 1761–1772.

(обратно)

104

Caddick N., Smith B., Phoenix C. The effects of surfing and the natural environment on the well-being of combat veterans // Qualitative Health Research. 2015. Vol. 25 (1). Pp. 76–86.

(обратно)

105

Sommer R. Studies in personal space // Sociometry. 1959. Vol. 22 (3). Pp. 247–260.

(обратно)

106

Dębek M. What drives shopping mall attractiveness? // Polish Journal of Applied Psychology. 2015. Vol. 13. Pp. 67–118.

(обратно)

107

Patynen J., Lokki T. Concert halls with strong and lateral sound increase the emotional impact of orchestra music // The Journal of the Acoustical Society of America. 2016. Vol. 139 (3). Pp. 1214–1224.

(обратно)

108

Barrett P. The impact of classroom design on pupils’ learning: Final results of a holistic, multi-level analysis // Academy of Neuroscience for Architecture (ANFA) article. 2015. March 11.

(обратно)

109

Kim J., de Dear R. ‘Workspace satisfaction: The privacy — communication tradeoff in open-plan offices’, Journal of Environmental Psychology 36, 2013, pp. 18–26.

(обратно)

110

-tel-aviv-by-camenzind-evolution/.

(обратно)

111

Pejtersen J. et al. Indoor climate, psychosocial work environment and symptoms in open-plan offices // Indoor Air. 2006. Vol. 16 (5). Pp. 392–401.

(обратно)

112

Maher A., von Hippel C. Individual differences in employee reactions to openplan offices // Journal of Environmental Psychology. 2005. Vol. 25 (2). Pp. 219–229.

(обратно)

113

Haapakangas A., Hongisto V., Hyona J. et al. Effects of unattended speech on performance and subjective distraction: The role of acoustic design in open-plan offices // Applied Acoustics. 2014. December. Vol. 86. Pp. 1–16.

(обратно)

114

Звуки голосов заглушали розовым шумом. Он похож на белый, но с одинаковой громкостью на всем диапазоне частот.

(обратно)

115

В тесты на кратковременную память входила задача n-назад. Участнику показывают последовательность букв, и он должен нажать кнопку, если заданная буква встречалась 1 позицию назад (1-назад) или 2 позиции назад (2-назад).

(обратно)

116

Jahncke H. et al. Openplan office noise: Cognitive performance and restoration // Journal of Environmental Psychology. 2011. Vol. 31 (4). Pp. 373–382.

(обратно)

117

Foster R. G., Hankins M. W., Peirson S. N. Light, photoreceptors, and circadian clocks // Circadian Rhythms: Methods and Protocols. 2007. Pp. 3–28.

(обратно)

118

Munch M. et al. Effects of prior light exposure on early evening performance, subjective sleepiness, and hormonal secretion // Behavioral Neuroscience. 2012. Vol. 126 (1). P. 196.

(обратно)

119

Hawes B. K. The effects of fluorescent versus LED lighting on soldier tasks in military tents // Proceedings of the Human Factors and Ergonomics Society Annual Meeting. SAGE Publications, 2014. Vol. 58 (1).

(обратно)

120

Hoffmann G. et al. Effects of variable lighting intensities and colour temperatures on sulphatoxymelatonin and subjective mood in an experimental office workplace // Applied Ergonomics. 2008. Vol. 39 (6). Pp. 719–728.

(обратно)

121

Raanaas R. K. et al. Benefits of indoor plants on attention capacity in an office setting // Journal of Environmental Psychology. 2011. Vol. 31 (1). Pp. 99–105.

(обратно)

122

Bako-Biro Z. et al. Ventilation rates in schools and pupils’ performance // Building and Environment. 2012. Vol. 48. Pp. 215–223.

(обратно)

123

Pegas P. N. et al. Could houseplants improve indoor air quality in schools? // Journal of Toxicology and Environmental Health Part A. 2012. Vol. 75.22–23. Pp. 1371–1380.

(обратно)

124

Kwallek N. et al. Impact of three interior color schemes on worker mood and performance relative to individual environmental sensitivity // Color Research and Application. 1997. Vol. 22 (2). Pp. 121–132.

(обратно)

125

Tom S. Managing energy and comfort: Don’t sacrifice comfort when managing energy // ASHRAE Journal. 2008. Vol. 50.6. P. 18.

(обратно)

126

Де Боттон А. Архитектура счастья. Как обустроить жизненное пространство. М.: Арт-транзит, Классика-XXI, 2013.

(обратно)

127

-healthier-hospitals/.

(обратно)

128

Ulrich R. View through a window may influence recovery // Science. 1984. Vol. 224.4647. Pp. 224–225.

(обратно)

129

Lohr V. I., Pearson-Mims C. H. Physical discomfort may be reduced in the presence of interior plants // Hort Technology. 2000. Vol. 10 (1). Pp. 53–58.

(обратно)

130

Dijkstra K., Pieterse M. E., Pruyn A. Th H. Individual differences in reactions towards color in simulated healthcare environments: The role of stimulus screening ability // Journal of Environmental Psychology. 2008. Vol. 28.3. Pp. 268–277.

(обратно)

131

Психологическая модель динамики долгосрочных и краткосрочных межличностных отношений для конкретной их грани — боли от опасности, разлуки и т. п. В первую очередь используется при описании взаимоотношений ребенка со значимым родителем. Сформировалась в 1960-е; в 1980-е начала распространяться и на взаимоотношения взрослых.

(обратно)

132

-healthier-hospitals.

(обратно)

133

Обзор этого и других исследований см. Dijkstra K., Pieterse M., Pruyn A. Physical environmental stimuli that turn healthcare facilities into healing environments through psychologically mediated effects: systematic review // Journal of Advanced Nursing. 2006. Vol. 56.2. Pp. 166–181.

(обратно)

134

Crisp B. Human Spaces: Life-Enhancing Designs for Healing, Working, and Living. Rockport Publishers, 1998.

(обратно)

135

Marcheschi E. et al. The influence of physical environmental qualities on the social climate of supported housing facilities for people with severe mental illness // Issues in Mental Health Nursing, 2013.

(обратно)

Оглавление

Информация от издательства

Предисловие. Счастье в большом городе

Часть I. Жилье вдоль и поперек

  * * * Глава 1. Убежище или обзор

  Глава 2. Таинственность и затейливость

  Глава 3. Завершенность

  Глава 4. Природа дома

Часть II. Дом и идентичность

  * * *

  Глава 5. Статусные и личные предметы

  Глава 6. Общее пространство

  Глава 7. Индивидуальные черты

  Глава 8. Дом на заказ

Часть III. Район

  * * *

  Глава 9. Уличная жизнь

  Глава 10. Защита территории

  Глава 11. Атмосфера

Часть IV. Жизнь в многоэтажном доме

  * * *

  Глава 12. Головокружение и фобии

  Глава 13. Усовершенствование многоэтажек

Часть V. Общественные места: развлечения

  * * *

  Глава 14. Детская игра

  Глава 15. Взрослые — тоже дети: зеленые зоны

  Глава 16. Развлекательные центры

Часть VI. Рабочее место

  * * *

  Глава 17. Открытая планировка?

  Глава 18. Самовыражение

Часть VII. Медицинские учреждения

  * * *

  Глава 19. Здоровая атмосфера

  Глава 20. Закат жизни

Эпилог. Идеальный город

Источники иллюстраций

Благодарности

Об авторе

Рекомендуемая литература

МИФ Творчество

Над книгой работали Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg